Модный показ в Лондоне.

У дверей галереи «Голден Холл» уже толпилось несколько десятков праздно настроенных, хорошо одетых людей. Осенний субботний вечер, проведенный в ресторанчике или в клубе, плавно перетекал в богемную ночь. Двери галереи открылись, и все, беззаботно шепчась, прошли в пустой, ярко освещенный холл.

Отделившись от толпы незнакомцев, Анна с интересом осмотрелась; увидела белые стены с разводами под золото, светло-серый плиточный пол, абстрактные светильники на потолке, широко открытые двери, ведущие в основной зал галереи.

— Аня! Идем, — Эллис вышла из толпы и, подцепив подругу под локоть, повела ее в сторону гардероба. — Я забила для тебя место в третьем ряду. Не cool, конечно, но лучше, чем ничего…

— Ты же знаешь, я могла бы вообще не приходить, — зашептала Анна. Сняв свой плащ, она осталась в узких серых брюках и в мандаринового цвета пуловере с большим, прикрывавшим плечи воротником. — Я как пришла, так и могу уйти, лишь бы не доставлять тебе проблем…

— Нет уж! — передернула плечами Эллис, по случаю неординарного события одетая в черное маленькое платье, обутая в туфли на высоких каблуках. — На это стоит посмотреть. Не гундось, пожалуйста. Какие проблемы? У вас, русских говорят «быть у воды и не выпить»…

— Не напиться…, - поправила ее Анна.

— Ладно! Иди, наслаждайся! — отмахнулась Эллис.

Анна Панина не была «светской львицей» и заядлой модницей, поэтому оказавшись перед подиумом, она немного пожалела, что поддалась на уговоры Эллис, и вышла «в свет», искренне не понимая, зачем каждые полгода устраивать громкие показы. Все равно от них одни убытки, так говорила Эллис, и неубедительно оправдывала «недели мод» стремлением современных людей к красоте.

Написав несколько значительных по содержанию статей на тему «места женщины в обществе» и приобретя некоторую известность в публицистических кругах, Анна продолжала работать няней в лондонском доме русского бизнесмена. В ее обязанности входило быть при детях 10 часов в сутки 6 дней в неделю, ей приходилось им готовить, возить их в школу, проверять как они выполнили домашнее задание. Жалование было по меркам русских было достойным, но ни одна образованная англичанка не согласилась бы на него…

Темами статей Анны были феминистические настроения, охватившие Европу, грозящие перерасти в идеологию, где не будет места неравенству полов. Склоняясь к традиционным взглядам, Анна не исключала возможности карьерного и духовного роста представительниц прекрасного пола, но с оглядкой на его слабости и возможности.

Эллис называла Анну «начинающей социопаткой». Сама Анна так не считала и приводила логичные доводы; она не агрессивна, скорее, закрыта, она следует «золотому правилу», то есть относится к людям так, как они относятся к ней. Особо Анна выделяла свои «моральные принципы»; ни врать, ни брать чужого, слушать себя, и не иметь дел с женатыми мужчинами.

По мнению Эллис, такая жизненная философия негативно отражалась на душевном состоянии подруги. Одиночество Анны, ее любовь к книгам и нелюбовь к «светской жизни» и мужчинам Эллис считала следствием эгоизма и завышенной самооценки.

На показе Анну окружали, скорее экстравагантные, чем красивые люди, — женщины в дорогих платьях с легкими веерами в руках, мужчины в эксцентричных костюмах, с шелковыми и кашемировыми шарфиками на шеях. Они рассаживались по местам, при этом что-то оживленно обсуждая.

Эллис убежала за кулисы. Будучи администратором галереи и устроителем показа, она обязана была следить за порядком. В свободное от работы время она прекрасно разбиралась в моде и современном искусстве. Этот модный показ, который она «вырвала» в тяжелой конкурентной борьбе у «акул» модной индустрии, должен был стать «пиком ее карьеры». Анна села на свое место, и попыталась вникнуть в суть происходящего.

Невысокий подиум был затянут черным атласом. Основной свет погасили, направив лучи нескольких софитов на пространство подиума. Жужжание публики немного утихло, запорхали веера модниц. Зазвучала классическая музыка; играл квартет, спрятанный за кулисами.

По рассказам Эллис, модельер Себастьян Морэ являлся одним из «ветеранов» моды и показывал свои коллекции крайне «редко и метко». Кроме того, показ будет смешанным, то есть и мужским, и женским, — откроет его топ-модель мужчина Кевин Фокс. Тот самый, что нарушил условия контракта с домом Prada ради лондонского показа Морэ и этим навлек на себя гнев модного синдиката. В общем, будет на что посмотреть.

Вышла первая модель. С удивительным изяществом и экспрессией она прошлась по подиуму, одетая в белую полупрозрачную водолазку и узкие джинсы с низкой талией, которые держались на виляющих бедрах только благодаря яркому шелковому платку. Дойдя до середины подиума, модель встала в позу, язык ее тела был выразителен и прекрасен, — посмотрели, облизнулись, жалкие прелюбодеи! Постояв так мгновение под перекрестными вспышками фотокамер, она повернула назад и скрылась за кулисами.

Во втором ряду кто-то шептался, обсуждая чье-то поведение:

— … Это никак не повлияет на его цену внутри индустрии. Редкая внешность! Но такое прощается не всем…

Тут к уху Анны склонилась Эллис и тоже зашептала:

— Как тебе Кевин? Я видела его за кулисами! У него такой взгляд….

— Кевин? — Анна лениво пожала плечами, — не знаю, не видела…

— Аня! — чуть ли не во весь голос воскликнула Эллис, — он только что прошел по подиуму!

Анна весело и смущенно хихикнула:

— Я думала, это девушка прошла!

Где-то на половине показа у нее совершенно пропал интерес ко всему происходящему на подиуме. Это вообще кто-то покупает и носит, или же на это глазеют ради праздного любопытства и желания прослыть модными? Анна пару раз зевнула, прикрывая рот ладонью, и силилась пробудить мыслительный процесс, усыпленный полутемнотой и музыкой, подходящей больше для погружения в гипноз, чем для модного показа, претендовавшего на скандальность.

По подиуму опять прошел упомянутый Эллис Кевин Фокс. Да, действительно мужчина, точнее, юноша, да, красивый. Андрогин; длинные светлые волосы, струящиеся по спине, летящая походка. Немного взвинченный, возможно, курит что-то запрещенное, иначе с чего ему быть таким болезненно бледным и нервным? Хотя, может быть, это было частью его артистического образа. На первый взгляд существо абсолютно «не от мира сего». Сознательная жертва высокой моды, видимо, прекрасно знающая себе цену, и поэтому глазом не моргнет бесплатно.

Думая так, Анна оживилась. А когда Кевин Фокс в обнимку с пожилым модельером и его коллеги-модели вышли на подиум, дабы потом вальяжным строем уйти за кулисы, она даже чуть приподнялась и вытянула шею, желая в последний раз увидеть «красивого лиса». На лице ее мелькнула ироничная улыбка. Кого только не выбирает модный мир себе в кумиры…

После показа за кулисами творилось модное безобразие. Эллис снова куда-то убежала, оставив Анну сидеть перед зеркалом, за столом, заваленным тюбиками, баночками с косметикой и инвентарем для макияжа, — велела никуда не уходить. Сейчас она, дескать, всех проводит, все проверит, и они вместе поедут домой. Зал почти опустел, лишь две ассистентки разбирали представленную на показе одежду и паковали ее в пакеты.

… В зал забежал молодой человек видимо, что-то потерявший. Метался в поисках, ругался самым непотребным образом, обещал устроить скандал, после которого галерею закроют, а служащих не возьмут на приличную работу.

Ассистентки бросили все и принялись искать по залу потерю скандалиста.

— А ты что сидишь?! — накинулся он на Анну, швырнув со стола косметику. — Найди эту чертову сумку!

Анна первые секунды лишь удивленно моргала глазами и глядела на парня, как на диковинное существо из фантастических саг. На удивительно красивом и холодном лице сияли злые зеленые глаза и были нервно сжаты капризные губы. По плечам были раскиданы длинные платиновые волосы.

Внешне парень, определенно, был гармонично сложен; высокий красавец, возможно, излишне худой и бледный. С внутренним содержанием у него были явные проблемы, иначе бы он не вел себя так по-хамски.

Анна, придя в себя после минутного ступора, решила использовать против него его же тактику.

— Прекрати истерику! — она невозмутимо смахнула со стола остатки косметики. — Я вызову полицию!

— Что? — встал в позу красавчик, но вроде бы немного оторопел и остыл. — Что ты сказала, серая мышь, повтори!

Ассистентки притихли, ожидая от него еще более сильного припадка гнева.

— Вызову полицию, — спокойно повторила Анна, встав из-за стола. — Что тут непонятого?

На крики прибежала Эллис, поняв, что происходит, поспешила сгладить недоразумение. Объяснила, что Анна никакая ни ассистентка, а у юноши не простая истерика, в «звездная», потому что это Кевин Фокс.

Потом, возвращаясь на такси домой, подруги едва не поссорились. Эллис считала, что Анна не должна была упоминать полицию, напротив, можно было догадаться, — Эллис так и сказала и недовольно развела руками, — догадаться и прикинуться ассистенткой, чтобы помочь найти Кевину сумку, тем более, сумка нашлась под тем самым столом, за которым она сидела.

— Эллис, ты серьезно? Скажи, какой смысл мне строить из себя ассистентку, если я не ассистентка? — спросила Анна раздраженно. — Чтобы угодить этому мальчику? А если бы он потом потребовал еще, Бог знает, чего…

— Ничего он не потребовал бы, — проворчала Эллис, косо глядя на подругу. — Такие, как он, даже не смотрят на таких, как мы…

— Он чудовище! — сделала практический вывод Анна, и упрямо отвернулась от подруги, стала смотреть на плывущие в окне такси лондонские улицы, — уже хотя бы потому, что кричал на женщин. Хотела бы я посмотреть, как он ведет себя в обществе женщин и мужчин с большими деньгами, которые и сделали из него то, что он есть сейчас, элитную вешалку!

— Вы русские умеете выражаться! — удивилась Эллис, — что значит «элитная вешалка»?

— Вешалка для одежды, — снисходительно пояснила Анна, не оборачиваясь, — дорогая и не для всех…

— Хм… ты права, — усмехнулась англичанка, и мечтательно закатила глаза, — надо как-то так назвать Джеймса…

— Лучше не надо, — рассмеялась Анна, — зачем обижать добропорядочного клерка…?

Был обычный лондонский вечер. Только что вернувшись с работы и, успев поменять строгий костюм гувернантки на махровый халат, Анна уютно расположилась на диване, подобрала под себя ноги и включила телевизор. На ужин были отварная рыба с овощами и интеллектуальное шоу, в котором участники за ответы на каверзные вопросы получали деньги. Глубина Марианской впадины, состав "кровавой Мэри", дата смерти Черчилля. Анна отвечала на все, удивляясь не начитанности участников шоу.

В комнату вошла Эллис, вошла решительно, как будто ворвалась туда, где ее не ждали.

— Аня, — сказала она чуть не плача и закрыла своей худенькой фигурой экран. — Ты должна идти со мной, прямо сейчас…

— Зачем, куда? — не поняла Анна, насторожившись.

— Из сумки Фокса пропали дорогие часы, — простонала Эллис. Ее трясло от страха. — Он уверен, что их стащили из нашей галереи во время показа, босс говорит, что вся ответственность за возможную пропажу лежит на мне. Ты должна поехать со мной…

Анна оделась без лишних слов, и поехала в галерею вместе с Эллис, до конца не понимая, какое она имеет отношение к пропаже часов Фокса.

Увидев перед собой русскую девушку, владелец галереи мистер Бригс сразу как-то недобро на нее глянул. Стройная и невысокая брюнетка в коротком черном плащике и синих джинсах чем-то ему не понравилась. У русской слишком прямой взгляд, слишком невозмутимый вид, — к чему бы это?

— Мисс Анна, — заговорил он, так и не дождавшись, когда она опустит глаза. — Эллис рассказала вам в чем дело?

— Да, — Анна поправила на плече сумку и откинула назад вьющиеся волосы. — Пропали часы у модели с недавнего показа. Я могу засвидетельствовать, что в то время, пока сумка лежала под столом, к ней никто не прикасался…

— Скажите это самому Кевину Фоксу, — мрачно произнес Бригс, и отвел тяжелый взгляд от Анны, так и не дождавшись, когда сделает то же самое.

— Конечно, скажу, если мне представится такая возможность, — в груди Анны что-то заныло, — он подозревает меня…?

Мистер Бригс сконфужено кашлянул и кивнул. Эллис прятала глаза от Анны, наверное, стыдясь своих подозрений, и жалея, что не сказала о подозрениях Кевина Фокса сразу. К Эллис Анна относилась, как к сестре, и не верила, что она подозревает ее в краже мифических часов капризной знаменитости.

— Где я могу встретиться с мистером Фоксом? — спросила Анна после напряженной паузы.

— В полиции… — подавленно ответил мистер Бригс. — Вы должны понять, моей галереи не нужна слава места, откуда пропадают дорогостоящие вещи. Этот Фокс ужасный парень, он любит громкую возню около себя. Завтра же все газеты напишут о пропаже его часов, не забудут и меня…, и вас, мисс…

Анна глубоко вздохнула, пытаясь погасить жар негодования, клокотавший в груди, затем сделала отчаянный жест рукой:

— Но я не брала часы! Послушайте, я встречусь с ним и скажу то же самое. Больше ни чем не смогу вам помочь…

— Благодарю вас, мисс Анна. В участок вам придется поехать немедленно…

Потом был полицейский участок, — полусонные лица дежурных, возбужденные лица задержанных проституток из восточной Европы и стран «третьего мира». Анна отдернула рукав плаща и автоматически посмотрела на часы, — 22:36.

Ее провели в кабинет дежурного инспектора. На стуле у стены сидел небрежного вида молодой человек, в свитере серо-рябого цвета, поверх свитера расстегнутое серое полупальто. На ногах черные узкие штаны и тяжелые ботинки. Голову покрывала вязаная шапка в тон свитера, из-под нее выбивались длинные выцветшие волосы. На фоне серости выделялось бледное, узкое лицо с осоловелыми глазами.

Парень вскинулся и ткнул пальцем туда, где стояла Анна:

— Она! — коротко выкрикнул он.

Дежурный полицейский, сидевший за столом, спросил

— Мисс, вы знаете мистера Кевина Фокса?

— Нет, — отрицательно мотнула головой Анна.

— А он утверждает, что вы украли его часы на показе мод в галереи «Golden Hall», — пояснил полицейский.

— Он ошибается, — ответила Анна, надеясь, что ей поверят.

— Правда, серая мышка? — нахально протянул Кевин зло, взмахнув руками, — черта с два я ошибаюсь! Такие, как ты, старушка, постоянно около меня крутятся, знаю я вас…

В этот момент он походил на лондонского бомжа-алкоголика, — серое существо, потерявшееся, обиженное на весь свет.

Анна даже пожалела его:

— Ты меня с кем-то путаешь. Мне жаль, я ни чем не могу помочь. Показ был пять дней назад, почему ты столько дней молчал?

Полицейский сурово закивал, соглашаясь с Анной.

— Вот как она заговорила, — заметил Кевин. Уголок его сухих губ тронула болезненная усмешка, — тогда наорала на меня, обещала вызвать полицию! Сейчас строит из себя дуру!

— Ты тоже вел себя отвратительно, мистер, — Анна снисходительно улыбнулась. — Так что, мне звонить адвокату? — Она полезла в сумку за мобильником.

— Э! Извинись передо мной, — остановил ее Кевин, вскочив со стула.

Кажется, он готов был забрать свое обвинение обратно и уйти.

Анна спрятала руки в карманы плаща и посмотрела на него внимательным взглядом. Он плохо стоял на ногах, глотал слюну и выглядел все хуже и хуже. Не выдержав ее взгляда, он как-то неуверенно сорвался с места, и, зажав ладонями рот, выбежал из кабинета.

— Абстиненция, — пробубнил полицейский со знанием дела, — идите, мисс. Ничего у него не пропало, я уверен. Ломает его, а пока ломает, ему не до адвокатов будет. Дальше, увидим. Прошу прощения за беспокойство, но мы вынуждены были отреагировать. Я, как только его увидел, сразу понял, в чем дело…

— Я понимаю, — ответила Анна, и, попрощавшись, вышла в коридор с твердым намерением больше никогда не посещать модные показы.

На Кевина она не злилась. История с часами была его мелкой, гадкой местью.

У кого-то на ходу она спросила:

— Куда пошел парень в сером пальто?

— В туалет…

Анна побродила по коридору, ища дверь в мужскую уборную, найдя, неуверенно постучала. Никто не ответил, тогда она тихо вошла. Кевин сидел на полу за дверью, так что Анна нашла его, только закрыв ее.

Он сидел, прислонившись к стене, весь сжатый в нервный серый комок.

— Ты можешь идти? — спросила Анна, стоя над ним.

— Что…? — он вскинул на нее тусклые глаза, и закрыл лицо ладонями с растопыренными пальцами. — Чего тебе? Отстань, надоела…

— Я хочу помочь, сама не знаю, зачем. Мне кажется, ты просто решил испортить мне вечер — ответила Анна, — Вставай, Кевин…

Он встал, хотя и нехотя. Пошел за ней, как ребенок, который потерялся и готов был идти за всяким, кто покажет ему дорогу домой.

В коридоре Анну ждали Эллис и ее бойфренд Джеймс. Они ожидали всего чего угодно, но только не того, что Анна возьмется помогать Кевину. Этот альтруизм они связали с русской душой, так до сих пор и неразгаданной.

Все четверо вышли на улицу. Было ветрено, шел мелкий дождь.

— Где ты живешь? — громко спросила Кевина Анна, подойдя к обочине и оглядываясь по сторонам в поисках такси.

— Хокстон… — был вялый ответ… — Я сам доберусь до дома, мне твои услуги не нужны…

Кевин поплелся по улице, зябко кутаясь в свое полупальто. Впрочем, на прощание он, не оборачиваясь, поднял руки и поиграл пальцами, дескать, пока, детка.

Эллис никак не могла избавиться от ощущения, что Анна святая. Смотрела на нее большими глазами. Ловить такси человеку, обвинившему ее в воровстве?

Анна устало отмахнулась:

— Ты хотела, чтобы я разозлила его окончательно, чтобы тебя и меня из-за него выгнали с работы? Если у него есть хоть капля совести, в чем я сомневаюсь, он прекратит искать свои часы у меня…

— Вид у него нездоровый, — верно заметил Джеймс, — неужели он и есть тот самый Фокс, повергающий в экстаз всех девушек?

— Джеймс, умоляю тебя! Давно известно, чем подобные персонажи привлекают публику, — рассмеялась Анна тихо, глядя вслед уходящему Кевину. — Фокс не исключение, он просто не может быть исключением. Зачем быть нормальным, если от него ждут чего-то ненормального? Публика, кстати, играет в этом немаловажную роль…

Анна прервала свои размышления и быстро зашагала куда-то, бросив при этом удивленным друзьям:

— Ловите такси! Сам он не дойдет…

""" """ """

У Кевина была небольшая квартира в районе Хокстон. Хокстон территория культурной жизни Лондона, сосредоточие богемной жизни. Рестораны, клубы, галереи кинозалы и кварталы, заселенные теми, кто, так или иначе, принадлежал к искусству и шоу-бизнесу. Где, если ни здесь, мог жить Кевин? Квартиру с ним делил британский кот по кличке Пако.

Кевин сначала возмутился навязчивости Анны, потом успокоился и смирился, видимо, решив, что она почитательница его таланта, и снисходительно согласился поехать с ней к себе домой.

Дверь Анна открывала сама, потому что из-за тряски в руках Кевин не смог вставить ключ в замочную скважину. В прихожей он скинул пальто, шапку и прямиком направился в ванную.

— Располагайся, — сказал он Анне, — я сейчас буду в норме…

— Сомневаюсь, на это уйдет больше времени, чем ты думаешь, — отозвалась она, проходя в просторную гостиную, включила свет и осмотрелась. — Можешь не спешить, я не собираюсь тратить на тебя много времени…

Большая светлая комната, белый диван, стол, на стенах фото с модных показов, на которых главным героем был Кевин, — вот что увидела Анна.

Кот, спрыгнув с дивана, начал жадно тереться об ноги гостьи.

— Как хочешь, можем и по-быстрому! — кажется, Кевин обиделся, — пока никто не жаловался ев потраченное зря время…

Анна вдруг поняла, о чем он говорит, взяла кота на руки и рассмеялась:

— Не напрягайся, ты не в моем вкусе!

— Серьезно? — тоже рассмеялся Кевин, — ну смотри…

Приняв «спасительный эликсир», он вышел из ванной в почти нормальном состоянии. Абстиненция прошла, и перед Анной предстал привлекательный молодой человек в штанах из белого шелка, на манер турецких шаровар.

— Неплохо, неплохо, — признала она, обернувшись. Погладив кота по густой дымчатой шерсти, она опустила его на пол. — Однако мне и правда пора. Ты и так отнял у меня целый вечер…

— Ты русская, — угадал Кевин, глядя на нее с высоты своего модельного роста. Сложив руки на груди, ухмыльнулся, — я слышал, вам арабы нравятся…

— Глупости, это ярлык. Примерно также, как все модели тупые… — Анна встала с дивана и прошла к двери, — давай, не болей! И не подставляй никого, нарвешься.

— Хочешь кофе? — спросил Кевин без «сексуального намека», который слышался в его прежних словах.

— С тобой опасно пить кофе, — ответила Анна не без сарказма.

— В смысле…?

— Во всех смыслах…

Кевин был жутким позером. Анна приняла это, как часть его модельного имиджа. К тому же пять минут назад он принял наркотик, поэтому она простила ему это, хотя позерства не любила, считая его признаком лживости и высокомерия.

В данном случае она понимала, с кем имеет дело. Модель-человек все-таки не просто «вешалка». Само слово «модель», наверное, затягивало человека в ограниченное пространство моды, где он был эталоном поведенческих реакций и поз, и, выходя из которого, он переставал быть моделью, выпадал из привычной обстановки, терял себя в большом мире.

Кевин вставал, садился, закидывал ногу на ногу и подносил чашку ко рту постановочно, с полным ощущением собственной неотразимости, упрямо не хотел снова, как в полицейском участке, выпасть из «модели» и вызвать жалость.

— Так значит, я не в твоем вкусе? — хмыкнул он задумчиво, — интересно, почему…

— Но я признаю, что ты привлекателен, — пояснила Анна рассудительно, — ты северянин, скандинав, судя по цвету кожи, волос и глаз и едва уловимому акценту…

— Точно! Я ирландец, — через глянцевую корку имиджа на лице Кевина пробилась искренняя, застенчивая улыбка. И так его преобразила!

Анна не сдержалась:

— У тебя очень красивая улыбка! Зачем ты играешь сейчас?

— Иди к черту! — смачно послал ее Кевин. — Еще учить меня будешь…

Вытряхнув из пачки сигарету, он поднес ее к нервно дрогнувшим губам, щелкнул зажигалкой и закурил.

— Ладно, Кевин, — Анна поставила свою чашку с кофе на стол со стеклянной столешницей, и встала. — Я все-таки пойду. Спасибо за кофе! Эллис уже обзвонилась…

— Оставь свой номер, — сказал Кевин, провожая ее недоверчивым взглядом. — Я позвоню тебе как-нибудь.

— Зачем? — спросила Анна живее, чем нужно было, и взяв со стола салфетку и карандаш, написала свой номер..

— Я так хочу, поняла? — подмигнул Кевин.

Анна и Эллис жили в районе Ист-Лондона, в самой демократичной и густонаселенной части английской столицы. Несмотря на плохую репутацию, связанную с эмигрантами и бедными слоями общества, Ист-Лондон был любим Анной. Ей нравился многоквартирный дом с окнами, смотревшими на людную улочку с забегаловками и магазинчиками на цокольных этажах, она привыкла к шумным соседям и базарам, любила недорогие кафе, где в непринужденной обстановке можно было пить чай и читать газеты.

Подруги снимали две комнаты с ванной и небольшой кухней, просторная прихожая служила им еще и гостиной, где они проводили часть своего свободного времени. Если у Эллис намечалось свидание, Анна деликатно отсиживалась в своей комнате, но такое случалось нечасто, — ухажеры Эллис имели совесть приглашать ее на свою территорию или снимать номера в отелях. Если попадался жадина, Эллис вполне могла наслаждаться интимными встречами, пока ее подруга просиживала ночи с книгами в руках.

С Лондоном у Анны сложились прекрасные отношения. По приезду в Англию, она пообещала себе, что останется здесь надолго и постарается принести пользу этой стране. Обещание сдержала. Русская эмигрантка с хорошим образованием и совершенным английским пригодилась сначала русскому бизнесмену, а затем и английским журналам. Ее принципы оценили, это дорогого стоило.

Как бы в ответ на ее любовь, Лондон платил ей приятными прогулками, выставками и концертами, на все это у нее хватало и времени и денег.

— Как твой мистер Паркер? Вы уже переспали? — спрашивала Анну Эллис. Выпытывая у нее подробности встречи с правозащитником Энтони Паркером, она одновременно искала что-то в интернете.

— Мистер Паркер здравствует, — отвечала Анна, невозмутимо пожимая плечами, — он пригласил меня на party, я согласилась, сама не знаю зачем.

— Он тебе не нравится… — осторожно угадала Эллис. — Он, конечно, небогат и живет как на пороховой бочке…

— Эллис, дело не в этом, — Анна, оторвавшись от чтения газеты, посмотрела на подругу с укором. — Деньги для меня мало что значат, мне не хочется торопиться…

— Тебе тридцать лет… — напомнила Эллис. По-дружески. Ей самой было 32 года, она уже была замужем и развелась год назад.

— Да, да! — шутливо возмутилась Анна, — спасибо, что напомнила! Мне 30, я живу в этом доме, я не соблюдаю диету, я пропала! — При этом она строила забавные гримасы.

— Ох, смотри Кевин Фокс на «Fashion Paris» в статусе «bad boy», — растаяла Эллис от умиления. — Он среди 25 топ-моделей мужчин!

— Так ему и надо, — ответила Анна, устраиваясь поудобнее на клетчатом диване и не выпуская из рук газету. — Не хватало еще, чтобы он был в статусе «хорошего мальчика»…

— Ты, конечно, моралистка! — прервала ее Эллис, — но кофе ты с ним пила, и, предварительно, помогла добраться ему до дома…

— Именно потому, что я моралистка, я не могла уподобиться ему, послав его к черту, — пояснила Анна. Тут она сложила газету, положила ее на стол и добавила, загадочно прищурившись. — Знаешь, если Паркер предложит мне отношения, я подумаю…

Она спустила стройные ноги с дивана, сунула босые ступни в тапочки и пошла на кухню, заваривать чай. Заваривая, думала о том, что только что сказала Эллис, — «ты моралистка». Может пора меняться, не изменяя себе?

«»»»»»»»

Энтони Паркер казался Анне чудаковатым англичанином с необычной внешностью. Долговязый и немного сутулый, с мягкими пепельно-седыми волосами, живыми серыми глазами, бледным лицом с мелкими, нервическими чертами. Улыбался он широко и заразительно. Одевался элегантно и несколько экстравагантно.

Познакомились они на его лекции, посвященной вопросам защите прав человека в странах «третьего мира». Формально. Неформально известный правозащитник критиковал «элиту», да так убедительно, что успешно и скандально расшатывал дела на биржах и в высоких кабинетах, колесил с лекциями по всей Европе. Работал на «альтернативную» часть европейцев и раздражал «официальную» часть.

В тот день, спустившись со сцены, Паркер направился к Анне, которая сидела в первом ряду. Лекцию он закончил под громкие аплодисменты, и теперь мог познакомиться с той, чей взгляд скептически «буравил» его весь лекционный час. Кто-то подходил к нему с вопросами, но Паркер вежливо увиливал от них.

Приблизившись к Анне, которая как раз встала со своего места и собиралась уходить, скандальный лектор спросил:

— Мисс, мы не знакомы?

— Нет, мистер Паркер, — ответила Анна.

— К сожалению, — Паркер заворожено смотрел, как она уходит от него, видимо, не имея ни малейшего желания продолжать знакомство с ним. Странная женщина, подумал он тогда, и по-своему красивая, в его вкусе, невысокая, с хорошей фигурой, себя ведет с заметным достоинством.

Он пошел за ней. Разговорившись, понял, что она не в восторге от его действий.

— Да, я считаю борьбу с «режимом» Евросоюза и США делом утопическим, — Анна не спасовала перед искушенным борцом с системой. — Деньги и корпорации непобедимы на данном этапе. Можно им сопротивляться лишь на личном уровне…

— Например? — заинтересовался Паркер.

— Например, — Анна мило улыбнулась, — не пить кока-колу и не смотреть телевизор. Не смотреть американские фильмы. Представьте, если большинство откажется от этих привычных вещей…

Наверное, он был влюблен. Анна не могла знать этого наверняка. А он пока молчал. Может, присматривался, просчитывал что-то в уме, настроенном на напряженную «подрывную работу», которая не терпела сантиментов и требовала подозрительности высокой концентрации. По крайней мере, Анна ничего, кроме сухого, прохладного и скрытного рассудка, в Паркере не видела.

Он звонил, пару раз водил Анну в театр, пару раз в кино. По английской традиции до или после спектакля они шли в хороший ресторан, обычно расположенный в Сохо, там говорили на самые общие темы. Политика, искусство. И всегда он был предельно вежлив, учтив. Эллис это не понравилось бы…

Каждый раз Энтони устраивал нечто вроде тематических свиданий, например, однажды предупредил, чтобы Анна оделась во что-нибудь «неформальное», и сам явился в рыжем замшевом пиджаке, надетом поверх футболки, в черных джинсах, с «трехдневной щетиной» на лице. Для модного местечка Red Ford этот «прикид» подходил как нельзя лучше. Анне пришлось попросить у Эллис платье легкомысленного фасона и яркий шелковый жакет.

В другой раз он стал «ботаником» в очках, в белой рубашке, в черном пиджаке и серых классических брюках. Тогда Анна оказалась в своей стихии, надела шелковую блузку и юбку средней длины. Знаменитый ресторан Quo Vadis выдержал их стиль.

О личном Энтони заговорил в машине, когда заехал за Анной, чтобы отвезти ее на обещанную вечеринку:

— Послушай, — у него был энергичный чистый голос профессионального лектора. — Я влюблен в тебя…

— Да? — Анна недоверчиво улыбнулась. И напугано вдавилась в кресло.

Он подался к ней, почти коснулся губами ее уха. Голос резко понизился исказился страстной хрипотой:

— Если будешь моей, — спазматическая пауза, вызванная волнением или сильным желанием обладать, — мы взорвем этот лживый мир! Есть кое-что, от чего вся верховная нечисть вздрогнет и выгрызет друг другу глотки. Не хватает лишь тебя…

— Ужас! — Анна, инстинктивно отстранившись, посмотрела на него неподвижно и дико, — причем тут я, Энтони?

— Я просыпаюсь, работаю, засыпаю с мыслью о тебе, думаю, если ты будешь рядом, то моя одержимость тобой пройдет, и я смогу сосредоточиться на делах… — он словно горел.

— Я подумаю, обещаю… — сказала Анна осторожно, — возможно потом, сейчас я не хочу…

Мужчина мгновенно остыл. Рассудок возобладал над чувствами.

Party немноголюдное, респектабельное. Анна одна выделялась на нем своим коротким платьем прямого фасона, из золотистого шелка. Остальные дамы придерживались серо-черно-синих тонов. Мужчины в костюмах, при галстуках. Энтони сегодня играл роль «респектабельного мистера», был соответствующе одет, — черный твидовый костюм, кремовая рубашка серебристо-серый галстук.

Гости пили шампанское, закусывали бутербродами с икрой. Общались на свободные темы.

Лондон словно выпихивал Анну из Ист-Лондона в район Хокстон, из эмигрантской толпы в богемную. Анна, как могла, оттягивала разрыв с привычной обстановкой. Но Паркер убеждал ее в необходимости работать и жить среди творческих людей:

— Тебе надо писать! Более того, я хочу купить у тебя право на твои статьи. Предложу неплохие деньги…

— Интересно! — Анна не очень доверяла ему, а теперь еще и боялась за свою сексуальную неприкосновенность. — …Ты серьезно?

— Конечно! В мире так много важных тем для обсуждения, и так мало женщин, которые могу размышлять на эти темы. Например, проблемы Евросоюза и стран не входящих в него, взаимоотношения культур и религий, наций и языков. Об этом пишут, но поверхностно, с оглядкой на боссов…

— А мне оглядываться не придется? — спросила Анна.

— Я и мои помощники независимы, — ответил Паркер самодовольно.

— Я думаю, можно попробовать, — согласилась она робко.

На этот раз Анне не удалось, как обычно, выскочить из машины Паркера и, бросив ему бегло «доброй ночи!», убежать домой. Он удержал ее, схватив за запястье:

— Не поцелуешь меня…?

Анна поцеловала его, не смея отказать ему в такой ерунде, за все его, джентльменские попытки ей понравится. Его губы умело ответили ей, вовлекая в долгий, — обещающий упоительный и незащищенный секс, процесс, который пока не входил в ее планы.

Оторвавшись от него, Анна быстро открыла дверь и привычно стремительно вышла из машины под скверный ночной дождик.

— Давай как-нибудь договоримся, ты придешь ко мне в гости, — неловко предложила она, заглянув в салон. — Я обо всем подумаю. Обещаю! Доброй ночи, Энтони…

Домой она вернулась с таким чувством, будто начинался новый этап в ее жизни. Она нервничала. Раздевшись, легла в постель и закуталась в одеяло…

Ее разбудил мобильник. Она села, взяла мобильник и сонно уставилась на дисплей.

Неизвестный номер, — знакомые обычно не звонили ей по ночам.

— Алло…!

«Привет, — просто отозвался мужской голос. — Как дела?»

— Кто это? — не поняла Анна, протирая глаза.

«Кевин. Что делаешь?»

Анна помолчала, думая, как реагировать на его звонок. Ведь она сама, уходя, написала ему свой номер на салфетке. Так, между прочим. Решив поговорить с ним, раз уж он зачем-то вспомнил о ней, она ответила:

— Привет. Спала, пока ты не позвонил…

«О! Будить мое призвание, — захихикал Кевин многозначительно и не очень трезво, — слушай, может, пересечемся, когда вернусь в Лондон?»

— Даже не знаю, — задумалась Анна, — может, да, может, нет. У тебя опять что-то пропало?

«Нет. Предлагаю встречаться…»

Смутно представляя, на какие темы они будут общаться, Анна все же согласилась встретиться с Кевином. Эллис вызвалась подъехать за ней к Гайд-парку на своей машине. У нее была своя корысть, — взглянуть на красавчика Кевина вне подиума.

У Анны никаких «задних мыслей» не было, поэтому она надела тонкий свитер, короткую джинсовку, узкие джинсы, длинные волосы собрала «хвост». Обулась в сапожки на каблуках. Не было у нее шмоток ни от Гуччи, ни от Гальяно. Это царапнуло.

Она покрутилась перед зеркалом. Для прогулки по парку в самый раз. Благо вечер выдался сухим, без осеннего дождика и ветра. Царапнуло! В конце концов, не думает же Кевин, что она привыкла тратиться на модные тряпки?

Эллис по-женски угадала, что на душе у подруги:

— Прекрати, успокойся! Нормально! Раньше ты никогда так долго не стояла перед зеркалом…

— Это называется комплексом неполноценности, — тихо признала Анна.

— Распусти волосы, — посоветовала подруга, сняв резинку с ее волос, — поверти головой. Пусть они свободно падают на плечи, на спину, лицо…

В Гайд-парке, по обыкновению, было многолюдно. Это немного успокоило Анну. В таком демократичном месте невозможно было чувствовать себя неловко. К тому же Эллис обещала подъехать через полтора часа. В моде и гламуре, если что, она разбирается лучше…

Мимо нее мчались подростки на роликах, проходили уравновешенные лондонцы и шумные компании туристов. После затяжного дождя так приятно было попасть в прекрасный уголок с аллеями, скамейками, посидеть или побродить по парку.

Озеро Серпантин было гладким зеркалом, отражающим в себе, как на холсте, дом Ганновера и прилегающие к нему аллеи.

Здесь, на берегу водного Серпантина, Анна назначила Кевину встречу.

— Привет, мышка! Блин, я даже не знаю твоего имени! Нормально так, да?! — крикнул Кевин. Он свернул с аллеи и спустился по отлогому берегу к самой кромке озера. — Ужос!

Она обернулась, посмотрела, как он осторожно, боясь споткнуться и оказаться в воде, идет в ее сторону, высокий и гибкий.

— Привет! Что ж поделаешь, если ты не спрашиваешь у женщин имен? — ответила Анна, когда он подошел к ней.

На Кевине была короткая простеганная в мелкую клетку темно-синяя куртка, узкие синие джинсы. Синие кроссовки, зашнурованные белыми шнурками. На голове вязаная шапочка набекрень, из-под нее на плечи падали густые локоны цвета топленого молока.

Они прошли несколько метров и сели прямо на траву. Кевин, закурив, задумчиво поднял светлые глаза к небу.

— Как дела? — спросил он, выпустив клубок белого дыма, который медленно поплыл в неподвижном воздухе. — Я тут подумал и решил, что ты мне нравишься…

— Хорошо. И что с того?

Кевин отдернул рукав куртки, — показывая часы на запястье, — круглые, темно-коричневого цвета, со стальной отделкой, изящными стрелками и браслетом из коричневой кожи, — состроил выразительную гримасу:

— Подарок Себастьяна Морэ! Первый мой гонорар за фотосет.

— Дорогие, наверное? — Анна села поудобнее, обхватив согнутые колени руками. Приготовилась слушать его.

— Нет, они просто наводят на нужный лад, вспоминаю о многом, — мотнул он головой, после затяжки, и выпустил дым, красиво цедя его сквозь приоткрытые губы. Потом, слегка опустив голову, уставился куда-то в одну точку. — Знаешь, в тот раз ты тоже навела меня на одну мысль. Я совсем забыл об этом…

— О чем? — хмыкнула она.

— Об Ирландии. На Рождество собираюсь туда, у меня полно родни, которую я почти забыл. Завтра я улетаю в Японию, времени нет совсем. Может быть согласишься присмотреть за моим котом? — улыбнулся он нахально. — Можешь переехать ко мне сегодня же…

— Кевин, я в горничные к тебе не нанималась, — усмехнулась девушка. — Ты позвал меня только для этого?

— Я же не в твоем вкусе, — напомнил он серьезно, — что еще я могу тебе предложить?

— Эллис, моя подруга, говорит, что такие, как ты, ничего от таких, как я, не могут требовать. Думаю, и предлагать тоже, — ответила Анна. — А если бы ты был в моем вкусе, то что…?

Она откинула назад падающие на лицо пряди и посмотрела на него с вопросительным прищуром.

— У тебя наверняка есть кто-нибудь. Ты его любишь, у вас длительная помолвка и куча планов? — спросил он, весь повернувшись к ней. — И тебе не хочется портить репутацию?

— Хватит уже! — коротко засмеялась она. — Иначе я поверю в то, что ты все-таки в моем вкусе. Накинусь на тебя прямо здесь…

— Не накинешься, — оборвал ее Кевин, усмехнувшись. — Ты типичный синий чулок!

— В этом виноваты мужчины, которые считают интеллектуально развитую женщину ненормальной, — пустилась в объяснения Анна, задетая за живое. — Почему нельзя быть активной в общественной жизни и при этом хорошо заниматься сексом? Однако когда мужчинам говоришь, «я учитель, пишу статьи и много читаю», они считают, что я синий чулок…

— Стоп! — засмеялся Кевин, падая на осеннюю траву. — Очень много слов, думаю, дело в этом…

Анна возмущенно поднялась на ноги, взглянула на него сверху. Он, лежа на спине, смотрел на нее снизу. Его глаза казались совершенным произведением природы. Белки, словно сделаны из тончайшего белого китайского фарфора, радужка из светло-зеленого изумруда. Взгляд глубокий как бездна. Длинные, порхающие ресницы.

— Не накинешься, не накинешься! — он дразнил совсем небезобидно, всеми своими движениями лица и тела напрашиваясь на бурную реакцию, — на пощечину или на что-то еще…

— Зачем ты это делаешь? — шепнула Анна жалко. — Ты чудовище…

— Да! Чудовище haute couture — закартавил на французский манер Кевин. — Не всем же быть pret-a-porter!

— Ну, смотри, сам напросился. — Злорадно улыбнувшись, Анна «оседлала» его, зажала между ног, раскинула ему руки, крепко сжав запястья. — Ты этого хотел?

— Вау! — Кевин был в почти детском восторге, — ты выпустишь мне кишки…

— Выпущу, если не перестанешь дразнить меня, — она ослабила «хватку» и склонилась к его лицу. — Ты красивый, доволен теперь?

— Почему тогда я тебе не нравлюсь? — не понимал Кевин.

Он высвободил одну руку и убрал с лица Анна растрепавшиеся волосы.

— Ты понравишься мне тогда, когда я захочу, и не потому, что ты модель. Да и вообще, — рассуждала Анна тихо и глубокомысленно, — зачем тебе нравится мне? На тебя весь модный мир буквально молится…

Прервавшись, она осторожно поцеловала его в приоткрытые губы. Он ответил ей на удивление невинным поцелуем.

— Прости, не могла отказать себе в маленьком удовольствии, — Анна отпустила его и встала на ноги.

— Ой, вы, что тут валяетесь? — ошеломленно спросила подошедшая Эллис. Ее любопытный взгляд перескакивал с подруги на Кевина.

Анна сильно смутилась:

— Кевин сам виноват…

Кевин тоже поднялся на ноги, стряхнул с одежды и волос траву и пыль.

— Твоя подруга еще та штучка! — хмыкнул он. — Даже моя подружка так не делала…

— Доминика Гуана! — вставила Эллис, как бы в укор подруге, посягнувшей на «честь» Кевина. — Муза Донателлы Версаче…

— Верно, — подтвердил Кевин, — но вы же читали, что после того, как я нарушил контракт с Prada, она назвала меня дураком и ушла. Кажется, это серьезно…

— Нет. Об этом еще не писали, — со знанием дела заметила Эллис.

— Оу! Странно, долго до них доходит, — криво ухмыльнулся Кевин, пожалев, о том, что так легкомысленно разболтал подробности своей личной жизни.

""" """ """

Старый свет и, в частности, Англия переживали «эмигрантский бум», в основном нежелательный и обременительный для экономики и культуры европейских стран. Об этом много писали и говорили.

Написала об этом и Анна. Статья называлась «Я эмигрантка, но не оккупант». Не побоялась встать в один ряд с арабами, африканцами и румынскими цыганами. Сказала европейцам, что не нужно бояться эмигрантов, — дешевая рабочая сила когда-нибудь непременно захочет лучшего места под солнцем. Это неизбежный процесс. Никто не имеет права отказать людям в удовлетворении их религиозных и культурных нужд, даже если они из «третьих» стран, значит будьте готовы к переменам, — к минаретам, к цыганским поселениям.

Под статьей в журнале «Global UK» была размещена Анина фотография, — симпатичная молодая женщина, как бы сказали стилисты и визажисты, «осеннего» типа. Правильные черты лица, выразительные карие глаза с задорными искорками, прямой тонкий нос, открытая улыбка, светлая кожа, длинные вьющиеся темные волосы.

— Удачное фото! — оценила Эллис, — но эмигрантка из тебя плохая, средняя европейка. Мусульманки и африканки стонут от зависти!

Подруги сидели в кафе, пили чай с бисквитами. Анна долго держала перед глазами журнал, потом вздохнула:

— Ты права. Только я не виновата, что не родилась мулаткой или цыганкой. Думаешь, все замешано на расизме?

— В самом глубинном смысле. Аня, — сказала Эллис грустно, и многозначительно глянула на подругу. — Модель Доминика Гуана, чернокожая дива обвиняет Кевина в расизме.

— Это преувеличение, — беззаботно заверила ее Анна. — Повод для скандала. Белый мальчик называл ее «негром», детские игры!

— Этим не играют, особенно в Европе, — приглушенно зашептала Эллис, бросая на подругу строгий взгляд. — Не слишком ли много скандалов вокруг этого слишком белого мальчика?

— На что ты намекаешь?! Не надо встречаться с расистом, — подхватила Анна, — не перегибай палку, Эллис! Кевин не из этой песни…

— Ты тоже будь осторожнее, — предупредила ее Эллис, — не пей много, когда идешь с ним на party…

Эллис боялась за свою подружку. Последний месяц Анна, видимо, плохо соображала, что делала. С виду все по-прежнему, — обязанности няни, статьи для Паркера и его организации, которая платила хорошо и «давила» на Аннино тщеславие, размещая ее статьи в самых престижных изданиях. Еще бы немного и она подцепила бы какую-нибудь должность на ТВ или что-то в этом роде. А потом вдруг Сохо, ночной клуб, какая-то безумная вечеринка и она с Кевином Фоксом, правда, стоит в сторонке, пока он позирует для модных изданий.

Впечатление такое, словно серое лондонское небо, свернулось в трубочку, превратилось в хлопушку, оглушительно рвануло, осыпав Эллис острыми осколками. Кто-то подумает, зависть. Нет, скорее, предчувствие чего-то нехорошего. Все эти богемные персонажи были похожи на цыган, на их пляски и оргии можно смотреть со стороны. Изнутри? Да кто же знает, что там внутри. Работодатель не станет терпеть в своем доме, рядом со своими детьми подружку порочного, чокнутого парня-модели, пишущую статьи для не более нормального Паркера. Придется выбирать, — или, или…

А скандалы сыпались на голову Кевина, как из рога изобилия. В начале осени история с Prada, в начале зимы интервью мисс Гуана, которая рассказала, каким на самом деле плохим был ее бывший бойфренд. Она, конечно, встречалась с ним, даже была влюблена в него, но счастья ей это не принесло.

— Бог мой! — закричал Кевин, швырнув журнал с интервью Доминики через плечо. Его худое бледное лицо сковала злость, взгляд заледенел. — Черт! Она дрянь самая последняя! Шлюха…

— Кевин, — Анне пришлось подняться на цыпочки, чтобы положить ему руку на плечо. — Не переживай так… Оно того не стоит. Доминика хочет тебя вернуть, это очевидно…

Он резко обернулся. Посмотрел на нее тяжелым взглядом, хотел назвать Анну дурой. Потом вспомнил, что она единственная, кто сейчас поддерживает его, и смягчился, стал милым мальчиком. Постановочно и лениво присел на стул, широко расставив длинные ноги.

— Аня, ты очень хорошая, я думал, мне будет с тобой скучно, но нет, мне с тобой здорово, — жалобно выговорил он, обнял ее за талию худыми бледными руками и прижал к себе. — Может проведем Рождество вместе? Пусть все сдохнут от зависти!

Она обхватила его голову руками, склонила ее на один бок, на другой, играя с самой любимой и опасной игрушкой в своей жизни. Его длинные руки

Кевин не противился, начал сам склонять голову, как маятник, — туда-сюда.

Ему нравились их редкие игры, такие простые и нежные. Нравились ее короткие, целомудренные поцелуи. Он не скрывал, что нравились:

— О, черт! Как круто, когда ты так делаешь…!

— Скромное обаяние женщины pret-a-porter! — рассмеялась Анна, выскользнув из его красивых рук.

— Со съемок каталога Gucci я привезу тебе отличные тряпки, — пообещал он, разглядывая ее брючный костюм, сшитый хоть и добротно, но без всякого шика. — Доверься мне, и станешь красоткой, мышка!

— Да я бы не против, — улыбнулась Анна. Проверяя, все ли взяла на встречу с Паркером, она копалась в своем кейсе. — Но, думаю, это для меня слишком. Путь в таких платьях ходят знаменитости…

— Перестань, у тебя хорошая фигура! — сказал Кевин, продолжая разглядывать ее, — Красивые ноги, особенно, когда ты в юбке и на каблуках…

— Я это учту! — подмигнула Анна, приложив к губам пальцы, она сдула с них воздушный поцелуй и ушла, прихватив легкое серое пальто.

До станции метро она не дошла. К ней подкатил Паркер на своей черной машине, открыл дверь со стороны пассажира и тряхнул головой:

— Садись. Надо поговорить…

Анна села. Машина покатилась вдоль тротуара, а Паркер серьезно заговорил:

— Все секреты я храню на сайте «Компромат». Кое-что можно найти в открытом доступе, но это малая часть того, что мне удалось собрать за десять лет работы. Сбор идет по принципу; осведомитель называет мне свое имя и должность, я в свою очередь обещаю ему не раскрывать его даже под страхом смерти. Если меня убьют «закрытые файлы», защищенные сложными паролями, должны будут попасть в публичный доступ…

Если бы вездесущие газетчики взялись описывать то, что происходило между Кевином и Анной, им вряд ли подошли бы привычные слова «роман», «связь», «интрижка». Что-то назревало между ними, и это «что-то» рано или поздно станет поводом для светской болтовни, статей и охоты папарацци. Анна панически боялась этого, поэтому не делала "резких движений", заняв выжидательную позицию.

Кевин тоже выжидал. Ходил на вечеринки в гордом одиночестве, делая вид, что после интервью Доминики женщины получили от него «черную метку». Свои светлые волосы он дерзко распускал по плечам, ярко подводил глаза черной тушью, подкрашивал губы, надевал роскошные шелковые жакеты и штаны от Prada, скрывая под ними свою худобу. Или наоборот был бледен и надевал облегающие джемпера и узкие брюки, показывая свою стройность. Это зависело от его неустойчивого настроения. Он мало ел, мало улыбался, много пил и баловался кокаином.

Лишь однажды Кевин вытащил Анну на вечеринку в один из клубов Сохо. Сказал, что очень хочет видеть ее рядом с собой.

— Будь такой, какая ты есть, — велел он. — И делай что хочешь…

Появившись на публике с признанным всеми красавцем, Анна была всегда на шаг позади него. В ее планы вообще не входило "светится" рядом с Кевином, но он настаивал, брал на слабо и дразнил:

— Не пойдешь, больше меня не увидишь никогда, — ухмылялся парень злобно. Он запускал длинные пальцы в волосы Анны и гладил ее словно кошку. — Давай, мышка, одевайся. Пошли прогуляемся…

Не увидеть его больше, казалось бы, не велика потеря, а Анна чувствовала, что не готова спокойно это пережить. На вечеринке она познакомилась только с фотографом Максом Кемпом и моделью Алмой Каспер. С Максом они выпили по бокалу вина, как эстеты, и Макс даже подшутил над Кевином:

— Ты определенно становишься лучше, мальчик мой. Окружаешь себя приличными людьми…

— Иди к черту! — Огрызнулся Кевин, допивая свой скотч.

Он понимал, что Анна не вписывается в его окружение, слишком серьезная и чужая для его мирка. Понимал, но не считал это принципиальной проблемой, — другое дело, как она относилась к нему. Как к ребенку. Поцелует в щечку или в губы и отталкивает, дескать, ничего больше не будет, потому что ты для меня красивый ребенок.

С Кемпом Анне явно было комфортнее, чем с ним. Фотограф знал несколько десятков русских слов, поэтому они смогли обменяться фразами и всем своим видом показали, что речь шла о нем.

— Он говорил обо мне? — крикнул Кевин через грохот музыки

— Да, — кивнула Анна и жестом попросила его склониться к ней ближе. Кевин склонился. Она прижалась губами к его уху, — сказал, что ты профессионал, но характер у тебя вздорный…

— Я знаю это, — нисколько не удивился Кевин. — Иначе с ними нельзя. Важно не потерять уважение к себе, понимаешь? Я называю это остаться одетым…

— У, какие мы серьезные! Слушай, Макс пригласил меня на твой фотосет для журнала Blue, — договорила Анна с хитрой усмешкой, — ты не будешь против, если я приду?

— Какого черта? Если бы ты захотела, то увидела бы то, чего я не покажу ни одному журналу, — Кевин обидчиво поджал губы. — Не смей приходить, я убью тебя!

— Перестань, я пошутила! — засмеялась Анна, потом спросила, — ты снимаешься обнаженным? Я думала, это не входит в обязанности модели…

— Именно это в основном и входит. По условиям договора с этим журналом… — Взгляд Кевина пробуравил Анну. — Это моя работа и по большей части она мне нравится. Не вижу в этом ничего сомнительного…

Анна посчитала себя не вправе читать ему лекции о морали, даже если такой договор сомнительным казался ей.

— Ну, прости, — она успокаивающе погладила его по плечу. — Тебе лучше ходить на вечеринки с теми, кто не задает тупых вопросов. Где-то тут я видела такую красавицу! Мистер Кемп назвал ее…

— Алма Каспер, — подхватил Кевин и закивал, — да, она выстрелила в этом сезоне. Хочешь, познакомлю?

Познакомил. Алма была блондинкой с бежевой кожей и красивым лицом. Впрочем, ее лицо без макияжа было типичным для модели, без особого выражения, как чистый лист, на котором каждый раз рисовали что-то новое. Так объяснил Кевин.

Новоявленная топ-модель была в восторге от того, что Анна оказалась учительницей. Сразу вспомнила о маме-учительнице и своем еще неоконченном педагогическом образовании:

— Я обязательно его закончу! — она приветливо пожала Анне руку. — Как здорово, значит учителя ходят на подобные тусовки?

— Только если следующий день выходной, и если приглашает один из красивейших мужчин Европы, — полушутливо оправдалась Анна.

— Оу! Да, — подмигнула Алма и залилась беспричинным смехом.

Кевину она явно не нравилась, поэтому он отвел Анну к барной стойке, а сам утонул в танцующей толпе.

Алма тут же подошла к Анне, присела рядом и сказала серьезно:

— Тебе нравится здесь быть? Я так не считаю. Этот парень не для тебя…

— Я знаю. Я не модель и все такое, — согласилась Анна, отмахнувшись.

Алма экспрессивно взмахнула худыми руками и энергично замотала головой:

— Нет! Дело не в этом. Он псих, — она огляделась по сторонам, боясь быть услышанной. — Он стареет. Его скоро сольют. Мне Макс так сказал, да и все это знают. Я могу познакомить тебя с другим мальчиком!

— О, нет, — Анна тоже мотнула головой и сделала категоричный жест рукой, — мне и с этим нечего делать. Ты права, мне здесь не очень хорошо, я, пожалуй, пойду…

Она аккуратно соскочила с круглого стула. За ней последовала Алма. И они направились к выходу через шумную плотную толпу. Алма смотрела на Анну виновато:

— Ты обиделась? Ты влюблена в Кевина? У меня тоже отношения с Максом, а он женат и старше меня на двадцать лет…

— Думаю, у меня немного другое, — признала Анна с ходу. — Я не настолько красива, чтобы быть рядом с Кевином и влюбиться в него…

— Какие глупости! — Алма остановилась и остановила Анну, — не смеши меня! Возвращаемся! Напиваемся, расслабляемся….

Выпив большую порцию водки, Анна пошла искать свободный столик, чтобы сесть и подумать о том, что она сказала Алме. Ужас! Ее резко качнуло в сторону, пришлось нелепо раскинуть руки, чтобы сохранить равновесие и не упасть под ноги тусовщиков. Второй раз ее качнуло на какого-то парня. Стыд какой!

Возник наконец свободный столик. Анна упала на черный кожаный диван, тайком скинула с ног босоножки на высоченных каблуках. Желудок жалобно заныл от излишка спиртного. Голова кружилась, а тело стало ватным.

Вскоре к ней подсел Кевин, нервный и мрачный. По-женски изящно заправил волосы за уши, приложился к бутылке с пивом и косо посмотрел на Анну:

— Мне кажется, тебя нужно проводить домой. Ты выпила не меньше меня…

— Ты обещал мне кое-что, — Анна прижалась к нему и многозначительно заглянула в его прохладные глаза, потом кончиками пальцев погладила его по щеке. — Не передумал…?

«»»»»»»»

Утром Анна думала вернуться домой незамеченной, все рассчитала, — выходной день, Эллис или еще спит, или тоже не ночевала дома. На пороге Анна сняла туфли, чтобы не стучать каблуками, тихо закрыла дверь. Повернулась и вздрогнула. Заспанная Эллис стояла в дверях своей комнаты.

— Аня, неужели ты сдалась? — подруга состроила гримасу запредельного любопытства. — Ты и Кевин вместе?

— Да, Эллис, я ночевала у него, — Анна, склонившись, подхватила туфли. — Точнее, провела остаток ночи. Не понимаю, почему мне нельзя остаться у мужчины на ночь! Я вроде бы не замужем пока.

— И как? — нетерпеливо спросила Эллис. — Тебе понравилось? Жди теперь неприятностей на работе…

— Эллис, если честно, я устала, в том числе от твоей противоречивости. Ты то твердишь, что мне нужен любовник, то пророчишь мне неприятности, — жалобно ответила Анна, прикрывая рукой лицо. — Я ведь не спрашиваю, как у тебя с Джеймсом. Чем Кевин хуже твоего бойфренда?

Она, вялая и раздраженная, прошла в свою комнату. Эллис последовала за ней, от ее сонливости ни осталось и следа, она ждала пикантных подробностей или слов сожаления.

— Что-то ты не очень счастлива! — заметила она подозрительно, потому что подруга продолжала помалкивать. — Он тебя обидел, он извращенец…?

Анна опустилась на клетчатый диванчик и, вздохнув, спрятала лицо в ладонях. Потом просто сказала:

— Он такой, какой есть. Не надо впадать в крайности…Ты завидуешь, что ли?

— Его странности, вероятно, передаются половым путем, — обидчиво хмыкнула Эллис, уходя, — посмотри на себя, ты как с луны упала! А может ты нанюхалась кокса?

— Хватит уже, — сказала Анна ей вслед, — чего ты хочешь? Самое страшное уже произошло…

Весь день Анна писала статью. Не могла собраться с мыслями, они постоянно улетали и уносили ее в шелковую постель Кевина.

Из его постели она вышла, если не другим человеком, то точно другой женщиной. Вышла, как будто рожденная заново. Состояние, в котором она прибывала, можно было сравнить с прыжком в пропасть. Только упала она не на каменное дно, а в груду шелковых подушек, в объятия красивого мужчины. В его гибкое, чувственное тело невозможно было не влюбиться. Невозможно, даже если внушать себе, что это тело ни кому не принадлежит и принадлежит сразу всем.

Плохой мальчик, нередко играющий андрогинные роли на странницах журналов, на деле оказался хорошим мужчиной, без всякого намека на бисексуализм. Порочности в нем было сколько угодно, впрочем, этого стоило ждать от топ-модели. А вот женственности ни капли!

Анна была смущена и чувствовала, что теперь уже не сможет обойтись «средним» сексом со средним мужчиной, и оправдывала себя тем, что женщине с ее комплексами полезно было побывать в объятиях такого мужчины как Кевин. Это повышает самооценку, дает некоторый опыт, дарит незабываемые впечатления. Лишь бы не подсесть на этом, как на наркотике. Такое удовольствие слишком дешево стоит. Протяни руку и получишь очередную дозу. Это только кажется, что Кевин недосягаем, как звезда, на самом деле, он доступен, как уличная проститутка. Даже платить не нужно. Он так и сказал: «всегда пожалуйста, когда я в зоне досягаемости…».

По его словам, Анна «приличная девочка», такие никогда не «продадут» постельные подробности газетчикам, а значит, с такими спокойно можно общаться и спать. Анне показалось, что ему нравится ее непринадлежность к его окружению, что он питал к ней нечто вроде уважение. И давал ей кредит доверия.

К вечеру статья о современных приоритетах Запада была написана. Одно время Анна увлекалась трудами Рене Генона, философа-традиционалиста, читала его книги запоем, не спала ночами. Эллис шутила по этому поводу:

— У тебя роман с мертвым философом!

Анна, не отрываясь от книг, легко парировала:

— Лучше уж мертвый философ, чем живой недоумок! — и добавляла, — Генон был женат на дочери шейха, род которого принадлежал к потомкам Мухаммеда по женской линии. Роман с ним был бы невозможен, у меня за плечами нет духовного наследства. У меня вообще ничего нет…

— Аня, все эти высокие идеи не для нашего общества, — вздыхала Эллис, листая журнал мод. — Вот наша духовность, вся она на этих странницах!

— Это экзотерическая и эзотерическая реальности, — заметила Анна тихо, не надеясь быть услышанной. — Мы живем в сфере экзотерики, хотя эти две реальности могут взаимодействовать, например, в религиях. А то, о чем ты говоришь, это по Генону, деградация и интеллектуальное небытие…

Сейчас увлечение трудами Генона могло помочь ей затронуть темы, почти забытые в европейском обществе. Традиции государственности и религии, традиционное общество с традиционным набором духовных ценностей и ориентиров. Иллюзорность свободы, равенства и прав человека. В мире, по-прежнему, все четко разграничено, изменились лишь позиции этих границ. Духовность стала достоянием единиц, а над массами царила вульгарность, причем эти массы стали главенствовать в мире, внедряя в него свои посредственные идеи и образ жизни.

В комнату стремительно вошла Эллис, схватила со стола пульт и включила телевизор со словами:

— Смотри, там Кевин!

Анна обернулась. На экране действительно был Кевин, ему посвятили целую рубрику на Fashion TV. Сообщали информацию о его росте, весе, цвете глаз и волос, потом показывали его лучшие дефиле, где он был, по обыкновению, неподражаемо прекрасен. По подиуму двигался легкой, виляющей походкой. Иногда начинал пританцовывать под музыку.

— Эллис, ты отрываешь меня от работы, — застонала Анна, зажмурившись.

— И все-таки он тебя победил! — улыбнулась англичанка, — победил твой морализм! Скажи, каков он в постели? Я не отстану…

Анна швырнула книгу Генона. Хотела попасть в Эллис, но не попала. И ответила нервно:

— Вы теперь с ума меня сведете…

Съемки для Blue проходили в обстановке максимализма, — белая стена, венский стул, обнаженный Кевин. На нем не было ничего, кроме шляпы, она прикрывала то голову, то то, что находилось ниже пояса. Модель нервничала и устраивала истерические вспышки.

— Мне холодно вообще-то, почему нет горячего кофе?! — Когда кофе принесли, Кевин, отхлебнув его, фыркнул на ассистентку. — От этого пойла язва откроется…

Но работал он безотказно, позировал, искал интересные жесты и умело прятал от фотокамеры самое интимное. Прощай, свобода самовыражения и свобода личная! Он часто звонил на номер Анны, но та трубку не брала, чем заставляла его рефлексировать еще больше.

— Блин, где она пропала? — тряс он телефон и прикладывал его к уху. — Вот дрянь…

— Кевин, работаем дальше! — кричали ему. — С подружкой разберешься позже… Чего ты так трясешься, она что, из королевского дома?

Он, похоже, влип в любовную историю, как в дерьмо, смачно и неожиданно. Не в первый раз, но Анна всем своим видом показывала, что она презирает его за эту обнаженку, даже если и говорила, что все нормально.

Фотограф и его ассистент рассматривали на мониторе компьютера полученные фото. Кажется, это была последняя эротическая фото-сессия Кевина в андрогинном амплуа. Неумолимое время превращало красивого мальчика в не менее красивого мужчину. Но такая естественная и прекрасная для обычного мира метаморфоза могла стоить Кевину очень дорого в мире высокой моды, вплоть до того, что, ни одно модельное агентство не согласится продлить с ним контракт, следуя заказам дизайнеров, которые не слишком жаловали взрослых мужчин на подиумах. Да еще этот скучающий и надменный взгляд уставшего от жизни развратника напрочь портил многие фото.

— … Ну а чего ты ожидал от Кевина? — рассуждал ассистент, кликая фото за фото и выводя их на монитор для тщательного просмотра. — Он никогда не был просто моделью, в нем всегда был порочный трагизм.

— Если бы не этот трагизм, как ты выразился, не было бы Кевина, — согласился фотограф, — ладно! Поправь его фотошопом…

За их спинами раздался стук каблуков. Мужчины обернулись. К ним шла Анна в желтом с черными крапинами пальто, в черных джинсах. Волосы были завиты и распущенны «а-ля Сара Джессика Паркер». В правой руке большая сумка из черной лакированной кожи, в левой руке она сжимала черные перчатки. Настоящая леди, без лишних деталей в одежде и внешности.

— Здравствуйте, джентльмены, — сказала женщина, останавливаясь в нерешительности. — Могу я видеть Кевина?

— Конечно, мисс, — приветливо кивнул фотограф, — он в гримерной. Как жаль, что вас не было на съемках!

Анна сделала неопределенный жест рукой, то ли тоже сожалея, то ли смущаясь, и прошла в гримерную.

— Кто это? — шепнул ассистент фотографу, проводив Анну удивленным взглядом.

— Не знаю, — пожал плечами тот, — я видел ее с Кевином один раз, русская, кажется, журналистка или что-то в этом роде…

Анна застала Кевина сидящим за туалетным столиком, он стирал с лица макияж. Нервозно возил по коже ватным диском. Увидев ее в зеркале, он повернулся и жестко сказал:

— Ты маленькая дрянь! Думаешь, я уличная девка, попользовалась и можно выкинуть? Я звонил тебе раз сто…Решила меня прокатить?

Анна, сняла пальто, оставила сумку и перчатки на белом диванчике, заваленном одеждой Кевина, и подошла к нему, ошалевшая от его грубости.

— Что ты говоришь…? — прошептала она обиженно. Машинально взяла ватный диск и стала нежно смакивать с его лица влажную пудру. — Я пришла, как только смогла, у меня были уроки…

— К черту твою работу! — Кевин еще злился, но доверчиво подставил ей лицо, — они смотрели на меня, как на урода!

— Перестань, — Анна улыбнулась с тихой иронией, продолжая водить ватным диском по его мрачному и бледному лицу. — Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

— Это конец…, - на полном серьезе констатировал он. — Можешь поверить, они скоро выставят меня на улицу, и сделают это с удовольствием!

Анна поцеловала его в губы, почувствовала на его губах глицериновый привкус, оставшийся от помады, которую он толком не стер…

Макс Кемп, крадучись, отошел от приоткрытой двери гримерной, вернулся на место и шепотом рассказал ассистенту:

— У них там жарко! Мне говорили, что русские женщины открыты всем ветрам, но я не думал, что настолько…

Потом Анна с ужасом прочитала в ежедневном таблоиде о том, что у нее с Кевином Фокс бурный роман. Ее-де видели с Кевином на вечеринке, она-де защитница прав эмигрантов и работает на Энтони Паркера, а в свободное время, оказывается, посещает модные тусовки в компании скандальной модели. И оказывается, у них неплохо получается совмещать общественную деятельность, моду и секс.

Эллис справедливо заметила, что эту информацию газетчикам кто-то «слил», осталось лишь вспомнить, где они так сильно «наследили». Когда Анна высказала свое предположение о том, где и как они «оступились», Эллис осталось лишь воскликнуть:

— У вас, русских, так положено, до тридцати лет быть серыми мышками, а затем заниматься сексом, где попало и при открытых дверях?

— Вы сведете меня с ума, — повторила свои опасения Анна, — Кевин говорит, что я им пользуюсь, ты говоришь, что я неразумна!

В тот же вечер Кевин неожиданно появился в уютной квартире подруг. Пришел разодетый в пух и прах от Gucci. Джеймс с Эллис обалдели, увидев его рыжий свитер из шерсти с добавлением золотой нити, коричневые лоснящиеся брюки, коричневые узконосые туфли из крокодиловой кожи и большую сумку, по виду напоминающую мешок пилигрима. Стоили все эти вещи, по подсчетам Эллис, тысяч 5–7 евро. Еще было простое черное пальто, оно-то, видимо, и спасло Кевина, если не от ограбления, то уж точно от косых взглядов.

Ходить в таком виде по району, где живут эмигранты и бедняки, было верхом цинизма, да к тому же, и небезопасно.

Кевина это мало интересовало:

— Все эти тряпки ничего мне не стоили, потерять их я не боюсь. Давно мечтал пройтись по Ист-Лондому голым!

Он рухнул на обывательско-мягкий диванчик с гордой улыбкой. Красиво раскинулся. Анна вышла посмотреть, кто пришел, и, увидев Кевина, почти обрадовалась:

— Пойдем, нам нужно поговорить…

Комната, в которой жила Анна, никогда не казалась ей тесной. Светлые обои, английские пейзажи над клетчатым диваном и рабочим столом, кровать с кованным декоративным изголовьем, комод из красного дерева, книжный шкаф и большое окно с легкими занавесками. Уютная комната. Но как только в нее зашел Кевин, она как будто стала кельей в католическом монастыре, в которую залетел сияющий Азазель.

Бросив сумку на диван, Кевин огляделся, после чего с видом полноправного хозяина сел на идеально заправленную постель.

— Что ты хотела? — спросил он.

— Ты это читал? — Анна взяла со стола и протянула ему таблоид. — Ужас!

— Читал, — спокойно ответил Кевин, взяв газету, он вскользь посмотрел на небольшую статью. — Я доставляю тебе проблемы, мышка?

Анна присела рядом с ним, целомудренно положила ладони на колени и посмотрела на него виновато. Она считала себя единственной виновницей всего происходящего. Легко можно было бы свалить все на него, потому что Кевину было не привыкать жить в центре всякого рода газетных скандалов. И глупо было думать, что удастся остаться невидимкой рядом с таким человеком, как Кевин.

— Не ты,… - ответила Анна, выдержав осторожную паузу, — Пишут не о тебе…

— Это впервые так, — признал Кевин, и посмотрел на нее серьезно, — выходит, ты серьезная леди…

— Я пишу статьи и работаю на одну правозащитную организацию, — ответила Анна, — думаю, это серьезно…

— Все мои подружки были моделями, — заговорил Кевин несколько растерянно. — Ты другая. Мне это нравится. Чем я могу тебе помочь? Мне хочется…

Анна напряженно улыбнулась и пожала плечами. Не представляя, как возможно связать жизнь Кевина с проблемами эмигрантов и женщин, страдающих от насилия мужей, она, однако, боялась обидеть его, сказав, что его уделом были лишь показы и откровенные фото-сессии. И предложила осторожно:

— Я на днях лечу во Францию, чтобы увидеть, как там живут цыгане. Если хочешь, возьму тебя с собой…

— Да, хочу! — уверенно кивнул Кевин.

— Хорошо! Я рада, — подхватила Анна бодро.

Понимая насколько нелепа эта идея, она надеялась, что в решающий момент Кевин сам откажется от нее, не захочет отрываться от привычной обстановки, или променяет правозащитную поездку к румынским цыганам на крутую тусовку.

— Значит, ты на меня не сердишься? — спросил он, обретая прежнюю уверенность в себе.

— Нет, — улыбнулась Анна.

В день их отлета в Париж Анна заехала в офис к Паркеру за письменными указаниями. Пришлось сказать, что с ней летит Кевин. Паркер посмотрел на нее, как на ненормальную и недовольно высказался:

— Послушай, ты летишь на работу или развлекаться с этим парнем? Я знаю, это твоя личная жизнь, но мне неприятно, когда о члене нашей организации вспоминают в связке с ним! Понимаешь ты это или нет?

Анна знала, что Паркер будет против Кевина, и восприняла это спокойно:

— Он просто полетит со мной, как мой спутник За свой счет… Я могла бы не говорить об это вообще…

В Хитроу Анна поняла, что им не удастся «просто» улететь. У терминала аэропорта их ждали папарацци. Шел дождь. Кевин первый вышел из такси, протянул руку Анне. Выйдя, она захлопнула дверь и поправила сумку на плече. Сегодня она надела черную водолазку, серую юбку и замшевый жакет, а на ногах были туфли из блестящей кожи.

Поняв, что ее личная жизнь станет-таки достоянием общества, она тревожно посмотрела на Кевина. Он был необычно строг сегодня; в черном кожаном плаще, в сером костюме, при галстуке. Жесткий взгляд. Влажные волосы. В правой руке держал дорожную сумку, в левой руке сжимал руку Анны.

Быстрыми шагами они направились к входу в терминал. Защелкали фотоаппараты. Кто-то из папарацци, следуя за парой, спросил, есть ли у Кевина работа после скандала с Prada.

— У меня все хорошо! — бросил Кевин, не удостоив взгляда вопрошающего.

— А у твоей подруги? — крикнул еще один. — Мисс, не скажете, куда вы летите?

Анна, вырвав свою руку из руки Кевина, буквально ворвалась в многолюдный зал ожидания. Кевин шел за ней молча. Пока она наконец не обернулась и не спросила:

— Ты не передумал?

— Нет! — упрямо ответил он. И посмотрел на нее своим «фирменным» сосредоточенно-тяжелым взглядом.

— Не смотри на меня так, — предупредила его Анна, — на два дня забудь кто ты такой. Будешь фотографировать, а не фотографироваться…

Над Парижем светило зимнее солнце. Чтобы оно не отвлекало от работы, Анна задернула шторы на окне в номере отеля, где они с Кевином остановились. Он спал. Она сидела за столом, перед раскрытым ноутбуком, писала отчет для Паркера и просматривала фото. Цыгане позировали охотно. Кевин подобрал и нащелкал на удивление удачные кадры.

Визит в цыганское поселение, названное Анной по-русски, табором, произвел на обоих сильное впечатление. Тесные автофургоны и холодные фанерные халупы совершенно не предназначались для проживания стариков, женщин и детей, последних было так много, что Анна поначалу растерялась и затерялась и их шумной толпе. Взрослые и трудоспособные редко имели постоянную работу, занимались в лучшем случае попрошайничеством, но чаще всего доход им приносили проституция и наркоторговля. Целые семьи были вовлечены в криминальные дела. От гостей из Англии цыгане этого не скрывали, и оправдывались тем, что на нормальную работу их не берут из-за отсутствия образования или потому что они цыгане.

Немного привыкнув к шуму и многолюдству, Анна попросила, чтобы ее отвели к главному в таборе. Отвели. Упитанный «барон» Бари жил со своей семьей в автофургоне. Гостей он встретил суровым взглядом, мельком посмотрел на удостоверение правозащитника, ловко раскрытое Анной.

— Ты русская? — по-русски спросил барон.

— Да, — кивнула Анна, — а что?

— У меня есть русские друзья, — как будто бы даже приветливо заговорил мужчина. — Русские хороший народ, честный. — Тут он вытаращился на Кевина, — а он кто…?

— Фотограф, — сказала Анна и неуверенно сняла с плеча небольшой рюкзак.

— Что ты хотела?

— Узнать, добровольно ли цыгане покидают территорию Франции, — отвечая, Анна заметила, как из-за спины барона выглядывает молодая небрежного вида цыганка и изумленными глазами смотрит на Кевина.

Кевин тоже смотрел на нее с интересом. Улыбнувшись, Анна обратилась к цыганке:

— Привет! Как тебя зовут? Я Аня, а это Кевин…

— Это Агния, моя дочка, — барон отступил, пропуская дочь вперед, — она странная, не в себе…

— Ты, — Агния указала на Кевина, ткнув в его сторону пальцем, — красивый…

— Да, все так говорят! — улыбнулась Анна, — но он не понимает по-русски…

— Плохо, что курит травку! — прервала ее цыганка, уставившись на Кевина круглыми черными глазами, — Курит и пьет. Умрет от этого…

— Зачем же так? — смутилась Анна, переводя внимание на барона, — ну так мы можем поговорить?

Барон предложил «пойти в народ» и узнать, насколько серьезны проблемы цыган. Вышли и пошли сквозь тесноту импровизированных улиц на своеобразную площадь, где шумел народ.

— Походи тут пока, поснимай, — велела Анна Кевину, входя в толпу, словно в бурную реку. — Встретимся через час…

Кевин за объективом фотокамеры был также профессионален и прекрасен, как и перед объективом. Подбирал неожиданные и живые кадры. Старую цыганку, варившую на костре суп. Стайку девочек в яркой одежке, идущих клянчить милостыню. Барона и его чудную дочку Агнию, которая в свою очередь «метала» в него кокетливые взгляды, улыбалась, манила его куда-то пальчиком…

За работой час пролетел незаметно. И Анна, так и не дождавшись Кевина на площади, пошла искать его по всему табору. Нашла сидящим за столом в фургоне барона.

— Ты что тут делаешь? — тревожно спросила она, входя. — Я искала тебя везде…

— Эта девушка, — Кевин взглядом указал на Агнию, которая, опустил глаза, сидела напротив него. — Позвала меня в гости…

— Надеюсь, между вами ничего не было? — насторожилась Анна, — в противном случае, нас живыми не выпустят…

— А если было? — криво усмехнулся Кевин и посмотрел на Анну злыми глазами.

— Кевин! — простонала она, испытывая страх и ревность, одновременно. — Ты невыносим…

— … Это мое дело, — он резко оборвал ее, — я не привык отчитываться перед женщинами…

— Хорошо! — хмыкнула Анна, прослезившись от обиды. И бессильно развела руками, — ты прав. В отель мы вернемся вместе, потом иди на все четыре стороны!

— Так поступают леди… — с презрением сказал Кевин, прищурившись. — Пользуются и бросают.

— Да, — закивала возмущенно Анна, — а как поступают топ-модели?

— Я никогда не подозреваю женщину в б…, когда вижу ее в обществе мужчины, — резко заметил он. — Ты думаешь обо мне черте что!

— С чего ты взял, что я только о тебе и думаю? — раздраженно хмыкнула Анна, — ты сделал снимки? — сменила она тему, чтобы окончательно не впасть в любовный маразм.

— Да, — Кевин встал, снял в шеи фотокамеру и протянул ее Анне, — возьми!

Он обдал ее таким холодом, что она невольно пожалела о том, что затеяла этот разговор, и посмотрела на него виновато.

В отель они вернулись взаимно обиженными. Анна сняла свитер, джинсы и пошла в душ. Выйдя, застала Кевина за телефонным разговором, он обещал с кем-то встретиться.

— Я прошу прощения за произошедшее в таборе… — сказала Анна напряженно, — я не имею права устраивать подобные сцены…

— Тебе виднее, — пожал плечами Кевин. Он сидел на краю постели, по пояс раздетый, натягивал узкие черные джинсы на длинные красивые ноги. Сделал равнодушный вид. — Я уже забыл об этом…

Он поднял на нее мягкий, потеплевший взгляд. Улыбка скользнула по его приоткрытым губам:

— Забудь. Все хорошо….

В очередной раз, убедившись в том, что он ни такой уж и бесшабашный и плохой, как о нем писали таблоиды, Анна мысленно поставила ему «пять» за хорошее поведение. Это была его вторая «пятерка», первая была поставлена за чудесную ночь, проведенную в его постели.

Кевин просыпался медленно, долго ворочался в постели, взбивал и мял подушку, с головой укрывался одеялом и скидывал его. Наконец, он сел, нагой и красивый, как античная статуя.

— Добрый день, — поприветствовала его Анна, оглянувшись, и снова повернулась к ноутбуку. — Как спалось?

— Прекрасно как никогда! — ответил он, проводя ладонями по лицу, — как фото?

— Ты молодец, — улыбнулась Анна. Поднявшись из-за стола, она подошла и присела к нему на колени, — все, за что берешься, делаешь красиво!

— Правда? — он притянул ее к себе, обнял за талию длинными сильными руками. Поднял к ней еще сонное лицо, — значит, я был тебе полезен?

— Да, — улыбнулась Анна кокетливо, — задание мы выполнили с блеском!

— Чем еще займемся? — спросил Кевин, и, не задумываясь, предложил, — может, я покажу тебе как развлекаются богатые и известные?

— Хорошо, я не против.

Вечером, как и собирались, они вышли погулять по Парижу. Анна решила, что ей непременно нужно пройтись по городу, в котором они с Эллис были лишь однажды, на правах простых туристок в джинсах, майках, с рюкзаками за спиной. Этот выход нужен был ей в качестве некого психологического тренинга, который помог бы ей преодолеть глубоко засевший в ней комплекс «синего чулка».

На этот раз Анна приоделась более тщательно, чем тогда, когда они с Эллис глазели на достопримечательности и не помышляли о красивых спутниках. Она надела черное облегающее платье, поверх накинула жилет из норки. Длинные волосы распустила по плечам. Чтобы довершить наряд и окончательно приобрести русский шик, натянула на ноги черные чулки и обулась в сапожки на высоких «шпильках». Все эти вещи она купила в Лондоне под присмотром Эллис, пророчески предвидевшей, что подругу вскоре ждет волнующий променад в обществе Кевина.

Кевин не стал отставать от своей подруги, оделся соответственно своему модельному образу, узкие штаны, едва держащиеся на бедрах, черную шелковую рубашку с кружевными воротником и манжетами, поверх рубашки серая драповая куртка на манер шинели. К одежде он добавил слегка пьяный взгляд из-за выпитого крепкого коктейля, бессмысленно приоткрытые губы, щамасленные волосы.

Париж всегда любил молодость и красоту, покровительствовал шику. Кевин привел Анну в самый «звездный» клуб французской столицы ‘Les Bains-Douches’. Попасть туда удалось с трудом и только благодаря тому, что в Париже лил дождь.

Это было что-то с чем-то, — праздник роскоши и вседозволенности. Гости клуба танцевали до упада, много пили и свободно общались. Куда бы Анна не взглянула, всюду на глаза ей попадались знаменитости. От турецких бань, от которых клуб унаследовал свое не совсем престижное название, в нем остался черно-белый кафель и бассейн. В нем плескались пьяные знаменитости и их спутницы и спутники, тоже не безызвестные публике, модели, музыканты, актеры.

Оглушенная и немного растерянная Анна снова, как вчера, в таборе румынских цыган, потеряла Кевина, но искать не решилась, боясь заблудиться в пестрой толпе. Осталась стоять, прижатая к барной стойке, с бокалом вина в руке. Надеялась, что Кевин вот-вот золотой рыбкой выплывет к ней из пьяного моря.

В поле ее зрения попал мужчина, высокий и хорошо сложенный. Он тоже заметил ее, остановил на ней свой взгляд. Анна смутилась, и, стыдясь своей заброшенности, опустила глаза. Мужчина же решительно подошел к ней.

На нем был черный классический костюм, из-под пиджака голубел расстегнутый ворот рубашки. На вид ему было лет пятьдесят. Внешне он был, если не красив, то импозантен; зачесанные назад темные волосы с сединой, открытое, мужественное лицо с крупными, правильными чертами, «римский» нос, жаркие черные глаза, чувственные, мягкие губы и твердый подбородок. Яркая мужественность на фоне царящей вокруг бисексуальности.

— Мадмуазель, — сказал он спокойно. — Позвольте пригласить вас за мой столик…

— Я не одна, — ответила Анна и с сожалением пожала плечами. Подняв глаза, она увидела, как незнакомец саркастически усмехнулся:

— Это только малая часть правды. Вторая часть гласит: «вас оставили одну» на достаточно долгое время, это позволило мне подойти и предложить вам мой столик…

Анна просто пошла за ним. Столик незнакомца был у самого входа. Присев друг напротив друга, они познакомились. Услышав его имя, Анна удивленно приоткрыла рот. Напротив нее сидел Паоло Лоренсо Чезаре Фарнезе, итальянский художник и писатель. Не очень хорошо разбираясь в современном искусстве и в его творцах, она, однако, слышала о нем от Эллис, которая в превосходной степени отзывалась о его таланте. Даже, кажется, хотела «достать» его картины для галереи, в которой работала. Все переговоры с ним на эту тему были безуспешны.

Фарнезе, узнав, что Анна русская, сдержанно усмехнулся:

— Русские женщины иногда круто меняют жизнь ленивых и глупых европейцев. Вам нравится современная Европа?

— Скорее да, чем нет, — неуверенно ответила Анна, — Евросоюз нет…

Мужчина задумчиво кивнул, соглашаясь с ней:

— Разделяю вашу позицию…

Через час, поняв, что Кевин нагло бросил ее в непривычной и чуждой обстановке, обиженная и растерянная Анна засобиралась в отель. Фарнезе вызвался ее проводить. Колеблясь между «да и нет», она под предлогом «попудрить носик» скрылась в уборной. Позвонила сначала Кевину, он, разумеется, не ответил. Позвонила Эллис и рассказала обо всем и о Фарнезе тоже. Эллис чуть не задохнулась от восторга. Фарнезе! Такие встречи бывают раз в жизни, и это если еще сказочно повезет. «Да знаешь ли ты, кто он?! — восклицала Эллис в трубку, — крутой художник и писатель, последний отпрыск князей Фарнезе! Если ты его упустишь, будешь конченной дурой! Бери быка за рога!». Знала бы еще Эллис, как угнетающе вежлив был Фарнезе, и как подчеркнуто презрительно относился к тому, что она «надолго осталась одна», так ей и надо, дескать, не будет мотаться, с кем попало по Европам.

К Фарнезе Анна вернулась еще более растерянной и подавленной, посмотрела на него жалко:

— Нет, господин Фарнезе, я доберусь до отеля сама. Благодарю вас!

— Не стоит мне отказывать, Анна, — предостерег ее Фарнезе, — пожалеете, если не сию минуту, то час спустя точно…

В отличие от Анны Фарнезе не любил Лондон, считал его слишком шумным и негативно контрастным. Париж также попал в список городов, где он бывал лишь по творческой или личной необходимости. То есть, с Анной они могли никогда не встретиться, и их встреча была чистой «теорией невероятности», как настойчиво твердила Эллис.

— Везет тебе в последнее время, попадаются интересные персонажи, — добавила она, услышав телефонный разговор подруги с ее новым знакомым. В нем мужчина явно настаивал на встрече. — Кевин вряд ли вернется, а этот не отстает. Что он в тебе нашел?

— Я для него ширпотреб, о котором он много слышал, но не пробовал, — ответила Анна со вздохом досады. — Говорит именно так…

— И ты так спокойно это воспринимаешь?! — состроила Эллис брезгливую гримасу.

У Фарнезе по поводу встречи с Анной было кардинально противоположное мнение. Он считал, что в жизни нет ничего случайного и невероятного, поэтому знакомство с Анной воспринимал как факт, предопределенный судьбой.

Фарнезе навестил Анну в Лондоне. Она была смущена его неожиданным телефонным звонком, и просьбой принять его в ист-лондоской квартирке; чувствовала, что дело одним визитом вежливости не закончится. Не тот случай и люди не те, чтобы, — встретившись при столь необычных обстоятельствах, в месте, куда они больше шагу не сделают, — просто разойтись по своим обжитым углам, выпив лишь по чашке крепкого чая. Да и вежливости от Фарнезе ждать было нечего, — он говорил о себе с давящей прямотой:

— Для большого числа демократических чистоплюев, я подонок, выродок и сумасшедший. Собственно я с ними не спорю. Из их ртов эти слова звучат особенно жизнеутверждающе. Мне нравятся гнилые словечки. Они делают мои книги и жизнь не такими скучными…

В парижском клубе «Баня-Душ» он оказался из-за своей единственной дочери Джулии, которая, как обычно, нещадно тратила папины деньги на наркотики. Имя Джулии Фарнезе нередко всплывало в европейских таблоидах в связке с именами «звезд», наркоторговцев и психиатров. Она продолжала порочный путь своего отца, в прошлом тоже наркомана и скандалиста. Фарнезе этого тоже не скрывал, считая наркоманию недугом гениев, а скандалы называл протестом против скуки мещанства.

В ту ночь Фарнезе искал дочь среди пьяного бомонда, решил, что больше не может отстраненно смотреть на то, как она опускается все ниже и ниже, позоря его и без того одиозное имя. И напрасно губит свою жизнь. Унаследовав от отца склонность к протестам и гордыню, она не имела ни ориентиров, ни самоконтроля, которыми обладал он.

Дочь, увидев отца, покинула клуб в компании друзей, не сказав ни слова, круто отвернувшись от него, с отвращением, с раздражением на грани удара по лицу.

Он не опустился до преследования, побродил по клубу, в который больше никогда не зайдет. Не без интереса смотрел на безумный карнавал нравов и страстей. Подумал, что в дни его молодости все было камерно и тонко. Женщины не обнажались так бесстыдно, мужчины даже в состоянии сильного опьянения не вели себя так пошло. Потом случилось то, что случилось. Фарнезе понравились Аннины глаза и волосы, чего он не скрывал.

— Никакой невероятности, никакого чуда, — утверждал он. — Глобализация исключила эти трансцендентные моменты из жизни человечества. Теперь русская няня может путешествовать, иметь любовника, оказаться в злачном месте, вмиг быть брошенной. И мне приходится подчиняться глобальным беззакониям нашего времени…

Они сидели за рабочим столом в ее комнате. Он то рассказывал ей о себе, то молчал, думал и снова начинал говорить. Последнюю его тираду Анна едва выдержала, поморщилась, словно проглотила горькую пилюлю, но признала его правоту без возмущения и удивления. После истории с Кевином ей нужно было удивляться лишь собственной глупости.

Фарнезе, глядя на нее, цинично посмеивался:

— Мне импонирует ваша выдержка. Я хотел пойти дальше и назвать вас начинающей шлюхой, но я прочел ваши статьи. В них есть кое-что интересное, они недурны для правозащитной конторки Паркера, но ужасны для протеже Паоло Фарнезе…

— Я не рассчитывала на такую честь… — суховато ответила Анна.

— Вижу, что вы ничего обо мне не знаете, ничего не читали. Посмотрите, потом решите честь это или бесчестие… — Мужчина смягчил тон, — все, что от вас требуется, умение слушать и слышать меня. Меня! Понимаете…?

— Да…

— Проверим. — Он достал из кейса кожаную папку средней толщины и протянул ее Анне. — Это копия моей последней рукописи. Напишите рецензию, десять — пятнадцать страниц хвалебного текста.

Анна взяла папку, повертела ее в руках и сказала, кивнув:

— Я постараюсь…

— От Паркера уходите, — продолжил Фарнезе настойчиво. — Ничего хорошего он вам не предложит, будете обслуживать интеллектуальный плебс. Не заметите, как заразитесь от этого параноика манией преследования и величия.

Анна скептически приподняла брови, хмыкнула и не удержалась от дерзости:

— Будут ли какие-то замечания по поводу моей личной жизни?

Мужчина бросил на нее многозначительный взгляд. В нем блеснули то ли симпатия, то ли насмешка:

— Будьте разборчивее в связях. Одевайтесь в прямые платья длиной чуть ниже колен. Красного, золотого, бронзового цветов. Еще мне не нравится яркий макияж. Но люблю сочные губы! Еще волны волос, как у вас. Ну и немного огня в глазах…

Анна смущенно улыбнулась в ответ:

— Хорошо, господин Фарнезе. Я все учту…

Она совершенно не собиралась с ним спорить, потому что он ей нравился. Ее не смущала разница в возрасте, не пугали его аристократическое происхождение и скандальная репутация.

«»»»»»»»

Личность Паоло Фарнезе нельзя было уместить в обычные рамки; художник авангардист, писатель традиционалист, путешественник, затворник, общественный деятель, офицер итальянской армии в отставке. Он утверждал, что ни чем не обязан ни своей семье, ни своему народу, ни «гнилой цивилизации». Пылкий реакционер.

Подтверждая свою жизненную позицию, Фарнезе мог поддержать неофашистов, и, одевшись в форму офицера СС, появиться в таком одиозном образе на презентации своей новой книги. Когда НАТО бомбило Белград, Фарнезе стоял на главной площади и рисовал. Чудом оставшись в живых, он продал «белградское полотно» за четверть миллиона долларов, после чего на глазах у друзей сжег деньги в камине.

Многочисленные враги обвиняли его в «расшатывании мирового порядка», привлекали его к суду за расизм и антидемократические выступления. Ходили слухи, что Фарнезе по молодости переболел всеми возможными венерическими болезнями, принципиально отказываясь от лечения. Несмотря на это, женщин у него было много, очень много. Так говорили. Говорили еще, что он практикуют тантру, и достиг в ней невероятных высот.

Местом его постоянного жительства был городок Торре-Аннунциата на берегу Неаполитанского залива. В десяти километрах от Везувия. Он жил на небольшой вилле, похожей на ступенчатую трехэтажную пирамиду из камня, стекла и дерева. Огромными окнами вилла смотрела на все четыре стороны света, отслеживая дневной путь солнца. Первый этаж состоял из обширной гостиной, комнат для гостей, кухни, столовой, в общем, всего того, что не требовало устремления вверх. Второй этаж занимали спальня хозяина, кабинет, библиотека. Весь третий этаж был отдан под мастерскую, там концентрировался свет, оттуда открывался прекрасный вид на залив, город и Везувий. Все этажи виллы соединяла винтовая лестница.

Интерьер виллы был в стиле минимализма, — простая мебель была расставлена так, чтобы оставалось достаточно свободного пространства. Функциональные полки для книг, стеклянные столы и двери, венские стулья, мягкие диваны и кресла, все стояло на своем месте.

У Анны слегка закружилась голова, когда она, подняв глаза, попыталась рассмотреть, куда ведут лестничные завитки. Она и Эллис стояли в стеклянном холле, крепко вцепившись в свои сумки на колесиках, как за последнее, что связывало их с цивилизацией, которую презирал хозяин виллы. Рождественские каникулы они проведут в обществе скандального аристократа. Неожиданный поворот….

Эллис смотрела на подругу с некоторой завистью; Фарнезе пригласил на виллу ее, а она, Эллис лишь скромная компаньонка. Эллис смотрела на Анну и не понимала, то ли она говорит правду о том, что между ней и Фарнезе ничего нет в плане секса, то ли, как в истории с Кевином, хочет все оставить в тайне.

Эллис смотрела и думала, зачем Анна так изменилась? Надела прямое платье светло-золотого цвета, прикрывшись от мягкой итальянской зимы рыжим шерстяным жакетом. Обулась в туфли-лодочки в цвет платья. Сдержанный макияж, распущенные волосы. Даже лля Кевина она так не преображалась…

Сверху к ним спустился Фарнезе. В белой рубашке с засученными по локоть рукавами, в черных брюках. С виду простой и радушный, как стареющий сосед-араб из их лондонского дома.

С тонкой улыбкой Фарнезе подошел к подругам:

— Анна, Эллис! Добро пожаловать. Располагайтесь…

Они поселились в комнатах для гостей, с видом на апельсиновую аллейку. После того, как девушки немного освоились, Фарнезе потребовал у Анны заказанную рецензию. Анна вернула ему рукопись и положила на его рабочий стол рецензию. Он мимолетно пролистал ее и спросил:

— Как вам книга?

— Для меня бомба! — ответила Анна нервно. Она стояла и смотрела на него жалко. Всем своим видом признавая, что ей нелегко было написать положительную рецензию. — Ваш призыв к войне и чистке общества от «отбросов человечества», это провокация…

— Война единственное средство против хаоса и всеобщей апатии. Вы согласны с тем, что мы живем и дышим хаосом, хаос нас разлагает…? — прервал ее Фарнезе настойчиво, и вскинул на нее горящие глаза. — На планете действительно развелось много лишних особей обезьяноподобных людей? Их нужно избавить от мучений потребления и никчемности бытия?

— Я не знаю, — упавшим голосом сказала Анна.

К своему собственному удивлению она понимала, почему он так желает войны, и это его желание не вызывало у нее никакого внутреннего протеста.

— Когда я задаю эти вопросы моей дочери, она обычно говорит, «чтоб ты сдох, сукин сын!». В таком случае, я отвечаю ей, что чистку начал бы с нее…

За обедом Фарнезе сидел во главе красиво сервированного стола. Из окна за его спиной открывался вид на залив, красивый, словно глянцевая открытка. И сам Фарнезе выглядел свежо и привлекательно для Анны. Она сидела по правую сторону от него, одетая в прямое платье из черного с белыми цветами шелка. Наблюдала за ним исподтишка, все больше и больше подпадая под его несколько хулиганское обаяние.

Эллис, живая и демократичная, сидела по левую сторону от Фарнезе и без умолку болтала с ним о том, как она собирается провести каникулы. Конечно же, съездит с Неаполь, потому что Торре-Аннунциата уже казался ей слишком скучным и тихим. К тому же ей не понравилось, что на вилле аристократа, не было и намека на аристократический шик. Даже обед хозяин готовил сам. Это нужно было видеть, — Паоло Фарнезе метался по большой кухне от плиты к разделочному столу, резал овощи, следил, чтобы в кастрюле не разварились макароны, помешивал шипящий на сковороде фарш. А из магнитолы во всю мощь звучали совершенно незатейливые песни Адриано Челлинтано.

Разбуженная звоном посуды, Анна осторожно села. Чутко прислушиваясь, она пыталась найти, а когда нашла, надеть платье. Оно валялось на полу, как ненужная тряпка. Так же чувствовала себя и Анна, тряпочкой, измятой, но все-таки довольной. Побывать в руках Фарнезе это нечто! Для него она оказалась, наверное, простой и банальной…

Очередная порция звона разбудила Фарнезе, он не поменял неприличной позы, лишь раздраженно выговорил:

— Джулия приехала! Пойди, скажи ей, чтобы не мешала нам…

Анна ошеломленно посмотрела на него через плечо, безмолвно спрашивая, как она выйдет к его дочери, растрепанная и заспанная, как, в какой роли, а если та спросит, кто она такая? К тому же от волнения она никак не могла надеть платье, крутила его, мяла, искала рукава.

Фарнезе, продолжая лежать на спине с раскинутыми руками и раздвинутыми ногами, картинно закатил глаза:

— Иди же скорее, накинь мою рубашку. Не бойся, Джулия не укусит…

Пошла, накинув на голое тело рубашку в брызгах оливкового масла.

Джулия была высокая и худая, остроносая брюнетка с огромными глазами. Некрасивая, с густо накрашенными темно-бордовой помадой губами, грубоватая и нисколько не похожая на своего, пусть тоже небезупречного, однако, обаятельного отца. На ней был растянутый черный свитер и черные джинсы.

Заметив смущенную Анну в проеме двери, она оторвалась от наматывания на вилку макарон и улыбнулась большим ртом:

— Салют! Ой, какая ты маленькая! Как тебя зовут? — говорила по-итальянски.

— Анна, — ответила гостья, проходя в кухню, — ты хотя бы разогрела еду… — добавила она осторожно.

— А я Джулия. Ты не могла бы сварить кофе? — попросила Джулия буднично, перейдя на английский.

Кофе было сварено и разлито по белым маленьким чашечкам. Три порции. Джулия взяла свою чашечку и села за стол. Анна тоже присела, держа в руках свою чашку. Они разглядывали друг друга, неспешно попивая кофе.

— Ты не похожа на экстремистку и помешанную на тантре дурочку, — заговорила Джулия с явным недоумением. — Скорее, такая, благоразумная синьорина. Тебе нравится мой отец или его утопические книжки о рыцарях, войне и борьбе за чистоту крови и духа?

— Твой отец, — ответила Анна с легкой улыбкой.

Джулия подалась к Анне, как будто желала что-то нашептать ей на ухо:

— Слушай, мой папа обыкновенный фашист, ретроград и сукин сын. При всем моем уважении к моей бабке Холевер и деду Фарнезе, они породили животное…

Анна, сделав очередной глоток кофе, неожиданно для себя самой спокойно сказала:

— Слушай, — она взяла чашечку кофе, приготовленную для Фарнезе, и встала из-за стола. — Давай я сама во всем разберусь…

Поднявшись по хрупкой винтовой лестнице в спальню Фарнезе, Анна отдала ему чашечку, и стала переодеваться. Скинула рубашку, стоя к нему обнаженной спиной, расправляла платье.

— Ты полна эротической энергии, — хрипловато произнес Фарнезе, чутким взглядом художника рассматривая Аннино тело, гармонично сложенное, пропускавшее сквозь себя нежно-розовое сияние крови. — Я нарисую тебя…

— Только этого мне не хватало. Прославиться в веках! — ответила Анна с нервной усмешкой, надевая платье через голову, подняла руки, вытянула волосы из выреза. Потанцевала на месте, чтобы платье окончательно село. — Господи, куда я попала?

— Не представляешь куда, — Фарнезе пригубил остывший кофе и откинулся на подушку. — На поле боя…

— Джулия, видимо, пошла в вас, — заметила Анна. Обернулась и нарвалась на его горящий взгляд.

— Джулия рождена вопреки моему желанию, я был категорическим противником ее появления на свет, — просто признался Фарнезе. — Ее мать, рассчитывала привязать меня к себе ребенком. Я ее возненавидел. Признав Джулию своей биологической дочерью, я не признал с ней духовного родства…

Все же Джулия была дочерью Фарнезе в полной мере. С характером и позицией, мало, чем отличающейся от его радикализма. Но ее радикализм был направлен не на протест против современного миропорядка, на что претендовал Фарнезе, а на протест против отца.

За обедом, который по причине солнечного дня Фарнезе устроил на просторной лоджии, Джулия вела себя, как капризная барынька, явно решившая подразнить папу. Дразнить его привычными вещами, типа курения сигары и плевания на пол, Джулия на этот раз не стала, делала это просто и непринужденно, без пафоса.

Присутствие Анны вдохновило ее на иное:

— Анна, задумывалась ли ты когда-нибудь о своем месте в жизни? — спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила. — Природа подарила тебе светлую кожу, синие глаза и правильный череп. Тебе повезло…!

Анна поняла, в какую сторону клонит Джулия, но дала понять, что это ее никак не задевает:

— Хочешь пристыдить меня тем, что пока я тут сижу, такая белая, чернокожие умирают от голода?

С залива подул прохладный бриз, задел белую скатерть на круглом столике, игриво тронул волосы сидящих, и залетел в гостиную, путаясь в шелковой черно-белой занавеске. Солнце матово светило из-за прозрачных облаков.

— Нет, я о другом! — не унималась Джулия, — ты можешь стать родоначальницей «духовной расы», о которой грезит отец…

Фарнезе доедал суп с фрикадельками, приготовленный Анной на скорую руку из того, что лежало в холодильнике. Суп получился густой, сытный, как раз такой, какой любил известный писатель и художник.

— Кевину Фоксу ты тоже готовила супчики? — не отставала от Анны Джулия, почти с брезгливостью глядя на объедающегося, довольного отца.

— У него был ужасный аппетит, — ответила Анна нехотя, — при мне он ел одни хлебцы, закуривал их сигаретами и запивал соком без сахара. Ты знакома с ним? — спросила с робким интересом.

— Видела в журналах, — усмехнулась Джулия небрежно. — Реально красив?

— Да… — задумчиво кивнула Анна.

Фарнезе откинулся на спинку стула, нервозно вытер губы салфеткой. И резонно заявил:

— Мужчина не может быть красив, если у него плохой аппетит. Так же как женщина не может быть красива, когда она, злоупотребляя едой, становится тучной коровой!

Он, судя по его решительному виду, все сказал. Встал, похожий на крепкую неприступную скалу, громыхнул стулом по мраморным плитками пола. Девушки переглянулись. И Джулия раскатисто рассмеялась:

— Это что, ревность или старость?

Рецензия, написанная Анной на безымянную пока рукопись, понравилась Фарнезе. Еще раз просмотрев ее, он решил, что с небольшой корректировкой, рецензия вполне может быть включена в книгу в качестве предисловия. С одним условием; Анна должна покинуть «контору» Энтони Паркера. Для Анны работа у Паркера была источником стабильного, неплохого дохода и «вдохновения», — всегда легче писать на заказные темы, чем искать свои. К тому же писать для Фарнезе значило не просто писать, но и перейти на его сторону, разделить его непопулярные в обществе убеждения; элитаризм, недовольство цивилизацией, протестные настроения, намеки на расизм.

Было над чем задуматься. Анна задумалась, стоя посреди рабочего кабинета Фарнезе. Кабинет был уставлен книжными шкафами, стены были завешены картинами, главными темами которых были абстрактные фигуры и бесстыдно обнаженные женщины. Тут же стоял черный кожаный диван, у окна стоял большой стол из красного дерева с просторной столешницей и ножками в виде львиных лап.

За столом, в жестком, аскетическом кресле сидел Фарнезе и пронзительно смотрел на Анну.

— И так? — произнес он, устав ждать. Глаза его насмешливо прищурились, — тебя ждет или великолепный Рим, или чахлый Лондон!

Великолепный Рим, Рим языческий, фашистский, гордый, не забывший мирового владычества. Вот какой Рим ждал Анну.

— Паоло…! — Анна впервые за их недолгое знакомство назвала его по имени. И сама испугалась того, как страстно оно зазвучало в ее устах. Растерявшись, продолжила еле внятно, — что мне делать? Вы сказали, что я должна слушать вас, однако, не слишком ли я слаба для этого?

— Сколько слов! Я всего лишь спросил, — заговорил Фарнезе раздраженно, — кого ты выбираешь? Меня или хиляка Паркера…?

— Боже мой! — простонала Анна, и недоуменно развела руками. Действительно не знала, что ей делать. Мучительно искала выход. — Не знаю, дайте мне подумать…

— Кухарка, кухаркой и останешься! — констатировал Фарнезе с убийственной серьезностью. Махнул рукой в сторону двери. — Убирайся ко всем чертям!

По лестнице без перил, будто висящей в воздухе, Анна спустилась на первый этаж. Вслед услышала какое-то итальянское проклятие. Узкие ступеньки уходили из-под ног. Только встретив в холле Джулию, она поняла, что плачет.

— Папочка злится, это надолго. Если не навсегда, — девушка открыто издевалась, — прощай, кухарка!

Когда Анна с сумкой вышла на улицу, ее уже ждало такси. Шофер помог ей уложить сумку в багажник и открыл перед ней заднюю дверь. Она молча села. Поехали. Не зная, как по-итальянски спросить, куда ее везут, она ясно видела, что такси мчит по направлению к Везувию. Легендарный вулкан надвигался, словно темно-сизая туча, давя на нее своей невидимой, мощной энергией.

— Аэропорто, аэропорто! — неловко потребовала Анна, привстав с сидения.

Шофер промолчал. Машина остановилась, уткнувшись в турбазу. Дальше ехать было некуда, можно было лишь подниматься вверх по склону.

Анна вышла из машины и замерла от ужаса и восхищения. Перед ней возвышался Везувий, «двугорбая гора» без вершины, с крутыми, но плавно очерченными склонами. Вокруг туристы щелками фотоаппаратами и многоязычно выражали свои эмоции. Прекрасно! Красота! Оооо! — слышалось со всех сторон. А она была в ступоре. И мысли о Лондоне, Паркере и даже Эллис вызывали у нее почти физическое отторжение. Из гувернанток она все равно собиралась уходить из-за отсутствия профессионального роста. Ее ждали Рим и Фарнезе…

Снова усевшись в такси, она забилась в угол заднего сидения и, автоматически произнеся «вилла Фарнезе», в последний взглянула на Везувий.

Такси ехало по узким городским улицам. Остановилось на пустой улице, зажатой старыми домами, напротив виллы Фарнезе, окруженной кипарисами и кустами жасмина. Анна решительно вышла. Не дождавшись, когда сбитый с толку таксист, достанет из багажника ее сумку, она попросила его:

— Багаж на виллу! — и, спеша попасть на виллу, перешла через дорогу, стуча каблуками по асфальту, откидывая с лица пряди волос. Спешила исправить свою ошибку и сказать Фарнезе как она нуждается в нем.

В холле навстречу Анне выбежала совершенно невменяемая Джулия, дрожа всем своим тщедушно-длинным телом, она истерично выпалила:

— Он сам виноват! Он должен был дать мне денег…!

— Что случилось? — Анна тряхнула Джулию за плечи. Сильно. Та будто онемела, вытаращила глаза, открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. — Да говори же…!

Резко толкнув ее, Анна быстро поднялась по лестнице на второй этаж.

Двери кабинета, из которого час назад ее выставил Фарнезе, были настежь открыты. Заглянув туда, Анна увидела, что хозяин виллы лежит на полу в кровавой луже, лежит так, будто упал навзничь, — на спине, раскинув руки, вверх бледным неподвижным лицом.

— Паоло! — Анна кинулась к нему. Опустившись на колени, она попыталась приподнять ему голову, — Паоло! Что случилось?

Глазами Анна искала кусок ткани для того, чтобы остановить кровь, или телефон, чтобы вызвать «скорую». Хоть что-нибудь. Вспомнив, что видела аптечку на кухне, она хотела было бежать туда.

Фарнезе тяжело приоткрыл глаза, приподнял голову и прошептал:

— Чертова дочка! Едва не пристрелила меня. Ты не должна вызывать врачей…

Несмотря на немалую потерю крови, мужчина не только оставался в сознании, он еще управлял действиями Анны. Давал указания, как правильно перетянуть место ранения, чтобы остановить кровотечение, чем обработать рану. И твердо предупреждал:

— Не пугайся, если я вдруг потеряю сознание. Это нормально в моем положении….

Анна вся перепачкалась в крови, пока накладывала жгут. Дело осложнялось тем, что пуля вошла в ключицу, наверное, задела кость, и любое движение или вмешательство ее неопытных рук доставляло раненому сильную боль.

Анна чувствовала, что еще немного, немного крови и неловких движений, и она забьется в отчаянной истерике или уляжется рядом с Фарнезе, потеряв сознание, которое уже туманилось и изменяло ей.

— Нужно вызвать врача! — простонала она, ошалело глядя на свои окровавленные пальцы. — Мне дурно…

— Ты справилась, — успокоил ее Фарнезе, — остановила кровь. — Он, содрогаюсь от боли, приподнялся. — Надо отобрать у Джулии оружие. Теперь ты понимаешь, почему я не люблю детей и женщин. Ничего хорошего из нашей с ними жизни не получается…

— Она, наверное, сидит где-нибудь и дрожит, — предположила Анна, помогая ему сесть.

Но Джулии на вилле не оказалось. Она ушла, прихватив с собой пистолет. Анна не ожидала от нее такого хладнокровия и резвости. А Фарнезе нисколько не удивился этому, подозревая, что дочь стала оружием расправы над ним его врагов. Деньги были только предлогом для выстрела. Врачей Фарнезе на вилле по-прежнему видеть не желал:

— Обойдусь без их расспросов! Они заявят в полицию, все это просочится в прессу, и моё имя снова будут полоскать…

Он сел на кожаный диван, бледный, но спокойный. Тщательно вымыв руки и залпом выпив стакан холодной воды, Анна принесла ему подушку, простынь, свежую рубашку.

— Ты вовремя оказалась рядом, — заговорил Фарнезе, рыча и морщась от боли. — Почему ты вернулась? Не скрывай ничего, даже если это обычное половое влечение…

— Нет, ничего подобного я вам не скажу. Половое влечение как-то не приходило мне на ум. Это скорее Везувий виноват, чем вы, — сказала Анна, присаживаясь на край дивана. — Глядя на него, я поняла, что не хочу возвращаться в Лондон…

— К противному длинноволосому парню, надеюсь, тоже? — процедил сквозь зубы Фарнезе. — Горы помогают многое осознать, в первую очередь мелочность наших привычек. Я сбегал в горы, когда мои привычки, например, наркотики или женщины, или графомания порабощали меня… — добавил он слабым голосом.

— Простите меня за мою слабость… — попросила Анна и снова призналась с виноватой улыбкой. — Я

— Просто так ты от меня не отделаешься, — Фарнезе улыбнулся, взял Анну за руку, сентиментально сжал ее. — Я рад, что ты вернулась и разделила со мной эти неприятные минуты. Я этого не забуду…

""" """ """

В римской квартире Фарнезе не было места для двоих. Одна комната предназначалась для напряженной интеллектуальной работы, — везде книги, в двух шкафах и сложенные в высокие пирамиды. Венские стулья и жесткое, обитое кожей кресло, крепкий, большой стол и мутное окно без портьер. Вторая комната служила и гостиной и спальной; зеркало, комод, диван, потертые кресла, круглый стол посередине. Задернутое коричневыми шторами окно.

Фарнезе, весь в болезненном поту, лежал на узком диване. Над ним склонился худой человек в хирургических перчатках. Это был Шарль Арли, давний друг Фарнезе, доктор философии и просто смелый человек, решившийся вытащить пулю из ключицы друга без вмешательства медиков.

Желчный от боли Фарнезе по-прежнему категорически не желал, чтоб газетчики «пронюхали» о ранении, временами он метался в горячке, но вообще находился в ясном уме, проклиная дочь за то, что она попала в неподходящее место, — метилась бы сразу в голову или в сердце! Досталось и Арли, — неужели писать толкования на Веды ему легче, чем вынуть кусок свинца из бренного тела друга?! Оставлять пулю в ключице, конечно, было нельзя, рана начинала гноиться и грозила серьезными последствиями.

Надев на руки перчатки и взявшись за хирургические инструменты, Арли предупредил:

— Паоло, не рассчитывай на успех операции. Я делаю это впервые в жизни…

— Достаточно того, что ты не падаешь в обморок при виде крови, — ответил Фарнезе, — окажите мне честь, месье Арли, вытащите из меня этот кусок дерьма…

Анна стояла рядом, держа в руках поднос с бинтами и инструментами, необходимыми для извлечения пули.

— Начинай же, Арли, — цыдил Фарнезе сквозь зубы, — или я сам вырву ее зубами…

— Дорогой друг, — сказал Арли вдумчиво, — я не понимаю, почему ты прячешься от врачей, однако я согласен избавить тебя от боли, или хотя бы притупить ее насколько, чтобы она не пугала нас…

Зазвонил мобильный. Анна поставила поднос на стол и, достав телефон из кармашка фартука, ответила на звонок. Звонила Эллис. Оказалось, что она уже в Лондоне. Ее голос вернул Анну из римской реальности в лондонскую обыденность. Паркер был в шоке оттого, что Анна связалась с Фарнезе. Звонили от русского олигарха, спрашивали, выйдет ли Анна на работу после каникул.

— Эллис, позвони через час, — тихо попросила Анна. — Сейчас мне некогда…

«Через час? Хм! Я тут прочитала, что Фарнезе, кроме всего прочего, посвящен в тантру! Вы еще там не достигли просветления?» — захихикала Эллис препротивно. Анна разозлилась и решила на этот раз не смущаться:

— Тебе желаю такого же просветления! Не просветления, а освобождения. Если берешься о чем-то говорить, будь точна в терминах, — и прервала разговор.

Чуткий Арли скривил красивые губы в усмешке:

— Не нервничайте. Она просто завидует…

— Скорее, шутит не к месту, — ответила Анна, снова взяв поднос и подойдя к Арли. — Жду ваших указаний, мистер Арли…

— Начнем через минуту! Успокойтесь, пожалуйста, мне не нужны ваши дрожащие руки…

Он ожидающе смотрел на нее большими, миндалевидными глазами, полными ума и некоторой надменности. Понял, что она вся на нервах, впрочем, не без причины; раненый Фарнезе, которого она все же смогла перевезти из Торре-Аннунциата в Рим, не самый лучший «рождественский подарок».

Когда Арли узнал, что его друг ранен и летит в Рим, он оставил все свои дела в Париже и вылетел в Рим, чтобы помочь ему. Он никак не ожидал увидеть Фарнезе опирающимся на руку женщины. Обычно женщины «опирались» на него, в смысле метафизики чувств и секса Настроение у Паоло было паршивое. Настроение лопнувшего фурункула, — боль, раздражение, нервозность. Кто такая Анна и как она оказалась рядом с ним, Арли удалось узнать лишь от самой Анны.

Друг на его осторожный вопрос на ухо, ответил громко и вспыльчиво:

— Это бесформенная материя! Я намерен придать ей форму…

Узнав, где и при каких обстоятельствах Фарнезе встретил Анну, Арли развел руками и рассмеялся:

— Почти космическая встреча!

К вечеру, благодаря операции по извлечению пули, удачно произведенной Арли, Фарнезе твердо стоял на ногах и уже смог принять гостей. Его пришли навестить молодые люди и юные девушки, придерживающиеся реакционных взглядов. Девушки были своеобразно обласканы своим «гуру», каждая из них получила по поцелую в щечку и шлепок по попе. Наверное, подобное вольное обращение считалось честью в их среде. А молодые люди буквально растерзали рукопись Фарнезе, жаждая прочесть ее.

«Главным» в этой «гвардии» был Антонио Сатти. Молодой журналист, пишущий для эзотерического журнала «Свет Италии», в остальном, кажется, праздный и высокомерный персонаж. Но Фарнезе общался с ним особенно близко, и даже представил его Анне.

— Тони талантливый молодой человек. Эзотерик, так что не удивляйся его пылкости и усердию в вопросах, которые выходят за грань материализма, — сказал он, подводя Анну к нему. — Глядя на него, ты видишь меня в молодости…

Сатти учтиво пожал Анне руку, не забыв при этом окинуть ее оценивающим взглядом. Красивый, стройный и энергичный, с «орлиным» носом и черными глазами, он, правда, чем-то походил на Фарнезе.

— На какие темы вы пишите? — спросила Анна у Сатти, после того, как они познакомились.

— Эзотерика, инициация, тайные доктрины… — ответил он, с некоторой осторожностью косясь на своего «гуру». Тот кивнул, разрешая ему приоткрыть некоторые подробности.

— Хм, должно быть интересно…

— Женщинам в той стороне нечего делать, — добавил Фарнезе компетентно. — Место женщины в постели и на кухне…

В квартире стало шумно и весело. Но Анна предпочла пойти на кухню, ей были неприятны вольности Фарнезе в отношении девушек. Они висли на нем, сидели у него на коленях, что-то шептали ему на ухо, а она ревновала. Чувство похожее на удушье сжимало ее сердце и горло.

Учтивый Арли пришел успокоить ее. Все это время он вел себя тихо, наблюдая за возней вокруг своего друга со стороны; то стоял у окна, скрестив на груди руки, то сидел на стуле, закинув ногу на ногу; очень высокий, с узким гладким лицом и пронзительно внимательными глазами.

Теперь Шарль стоял у нее за спиной и говорил с сильным французским акцентом:

— Мадмуазель Анна, Паоло просто хочет быть любезным с ними на их уровне…

— Я знаю…, - смутилась Анна, и занялась приготовлением кофе на всех.

— Паоло аристократ до кончиков волос, — продолжил Арли, — уж я-то знаю, как он строг к себе. К другим он снисходителен…

— Со мной он не такой, — грустно усмехнулась Анна.

— Было бы очень странно, если бы он чмокнул вас в щеку и оттолкнул от себя шлепком по заду, — заметил умница Арли, усмехнувшись. — Право же, странно и смешно! И обидно для вас…

— Вы правы! — невольно рассмеялась Анна. Ревность разжала свой холодный кулак.

В кухню вошел Фарнезе, взглядом отослал друга к гостям. Сам подошел к Анне, рывком оторвал ее от кофейника и чашек, прижал ее к себе, зашептал на ушко:

— Пошли со мной… — и развязывал ей фартук ловкими пальцами. Анна растерялась, испуганно моргала глазами, не понимая, что за бес вселился в него, зачем так «подставляться» на людях. — Пошли, пошли…

Он увел ее в ванную, собираясь доказать, что она единственная женщина, которая интересует его в данный момент. Прижал ее к стене, обнял и сказал шепотом:

— Не стоит ревновать! Пока все сливки достанутся тебе…

Когда Анна вошла в кабинет Паркера, он сидел за столом, сосредоточенно глядя в монитор ноутбука, стуча по клавиатуре длинными пальцами. Почувствовав чье-то присутствие, он насторожился и поднял глаза. Встретившись с глазами Анны, они стали неподвижным и злыми.

— Я не надеялся, что ты придешь, думал, что просто пришлешь письмо на e-mail. И конец! — выговорил он громко. Выпрямился в кресле, болезненно прищурился. — Напишешь, что ты больше не работаешь на меня! Даже не посмотришь мне в глаза…

— Энтони, — Анна прикрыла растерянное лицо рукой в светлой перчатке, подыскивая нужные слова, — я не знаю, что сказать…

— Скажи, что ты обыкновенная шлюха, — подсказал ей Паркер с презрением, захлопнув ноутбук, он встал из-за стола. — И спишь со всеми без разбора…

— Неправда! — прервала его Анна, обозлившись. — Ты это знаешь…

Паркер вышел из-за стола, сутуло направился к ней. Белая рубашка матово просвечивала его плоскую грудь. Подойдя близко, он положил узкие ладони ей на плечи и заглянул в ее беспокойные глаза:

— Фарнезе использует тебя. Понимаешь? Он из той нечисти, с которой я борюсь. Как ты думаешь, почему он до сих пор не запрещен, не раздавлен за свои фашистские шалости? Потому что его прикрывает элита, а он, шутя, продвигает их идеи.

— Я не знаю, — повторила Анна, и опустила глаза. — Дело не в этом. Я не хочу тебя обманывать, поэтому пришла. Ты, — она резко вздохнула, — был добр ко мне…

— А ты даже не пыталась меня полюбить… — Паркер оттолкнул ее и повернулся к ней спиной. Спрятал руки в карманы брюк и пожал плечами. — Хотя и обещала что-то там…

Анна приоткрыла рот, чтобы вежливо выразить сожаление, но, не найдя подходящих слов, решила сменить тему. Полезла в сумку за конвертом с частью «подрывного пароля».

— Вот, — она робко протянула конверт в его сторону, — возьми. Мне жаль…

Энтони медленно повернулся. Посмотрел на конверт и вяло произнес:

— Оставь. Может быть, ты еще опомнишься…

Видимо, ему было больно и обидно, так же как Анне было неудобно и томно находиться в кабинете. Ее ждали в «Golden Hall» Фарнезе, его друг и издатель Шарль Арли, Эллис и владелец галереи мистер Бригс. Там намечалась пресс-конференция Фарнезе, на которой он собирался рассказать о своей новой книге «Дух войны».

В конференц-зале Фарнезе и его рецензора Анну Панину ждали не меньше трех десятков журналистов из самых влиятельных и известных изданий. А за стенами галереи протестовала сотня пацифистов и антифашистов, они считали Фарнезе вдохновителем неофашизма, национализма и называли его «аватаром Геринга». В руках протестующие держали перечеркнутые черной свастикой фото Фарнезе, некоторые поднимали вверх кулаки и фанатично выкрикивали: «Позор Лондону, принявшего черного итальянца!»

Сам «черный итальянец» чувствовал себя в Лондоне вполне комфортно, поселился в съемной квартире в Ноттинг Хилле, давал интервью газетчикам, обещая, что новая книга будет историко-философским обозрением прошлых войн, а не призывом к новой войне. Книга о духовном влиянии войн на людей разных рас, объяснял он. Ничего реакционного. Ему не верили, но интерес к книге был неподдельный.

В трехкомнатной квартире, обставленной так же, как и вилла, в стиле минимализма, с большим кабинетом и просторной гостиной, Фарнезе принимал не только журналистов, его навещала лондонская аристократия, дальние родственники, друзья,

Анна почти гармонично вписалась в лондонскую жизнь Фарнезе. Почти, потому что аристократы никак не могли понять, кто она такая; прислуга, любовница, протеже? И были резки в своем непонимании, смотрели сверху вниз, цедили слова, если приходилось к ней обращаться. Разумеется, это было их право…

В такие моменты Анне хотелось спрятаться в каком-нибудь углу и отсидеться там с книгой в руках. Но она чувствовала, что Фарнезе, сделай она так, сказал бы, что она банальная, глупая трусиха. С ней он не церемонился, говорил все что, думал, причем с самым невозмутимым видом, всегда смотрел ей прямо в глаза и не любил, когда она отводила взгляд или стояла спиной к нему во время таких выговоров.

— Ты прекрасно знаешь, кто я, — повторял он, и резко разворачивал Анну к себе лицом, — я обособленец, пускаю в свою жизнь только сильных людей! Ты из таких, я чувствую. Но тебя портит то, что ты слишком влюблена в меня…

— Что же, мне тебя возненавидеть? — терялась Анна.

— Пользуйся мною, — обескураживающе улыбался Паоло. — Достаточно любить меня в постели, в остальное время, можно и конструктивно ненавидеть…

Вскоре Анне представилась такая возможность. В квартире появилась красавица Леонора лет восемнадцати: с длинными темными волосами и ахматовской челкой, с большими черными глазами, сверкающими отвагой, и гибким, как у балетной примы, телом. Всегда готовая к любви и подчинению, когда дело касалось Фарнезе, по отношению к другим она была несносна. Аристократка со змеиными повадками, хитрая и злобная тварь, готовая в любую минуту выставить Анну в дурном свете. Ее Фарнезе любил, ее любил… Поняв это, Анна впервые в жизнь испытала дикую ревность и ненависть. Они теснились в ее груди, похожие на противных жаб.

Теперь ей предстояло достойно высидеть время на пресс-конференции. Ее усадили по левую сторону от Фарнезе. Выглядела она немного растерянной, но это можно было заметить, только если пристально вглядываться ей в глаза. В остальном красивая женщина в черном прямом платье. Поверх платья короткий жакет из золотистой замши. Заплетенные в «колосок» волосы.

Фарнезе с итальянской эмоциональностью и жестикуляцией рассказывал о своей новой книге, не обещающей стать бестселлером, потому что такие книги просто по определению не предназначены для бурного успеха. Наоборот, книгу издадут небольшим тиражом, для постоянных читателей, которые зачитают ее до дыр.

Пока Фарнезе набивал цену своему товару, говоря, какой он уникальный и труднопонимаемый, Анна сидела с не очень воодушевленным видом, маялась от нахлынувших на нее сомнений. Может Паркер прав, и Фарнезе вовсе не «борец с гнилой цивилизацией», а умелый игрок и ничего, кроме деструктивного посыла, обществу не несет? Играет «запретными темами».

— Главный недостаток Анны, как рецензора, — услышала и поняла Анна, потому что Фарнезе неожиданно перешел с итальянского на английский, — то, что она не говорит и не читает по-итальянски и рукопись в оригинале не знает. Однако нужно отдать ей должное, она зацепила суть. И у нее проблемы с эмоциями, зажимается на людях, хотя сердце у нее открыто знаниям и любви…

— Мисс Панина больше не работает на Энтони Паркера? — спросил женский голос из зала.

— Пусть она ответит сама, — сказал Фарнезе и, откинувшись на спинку стула, сложив на груди неспокойные руки. Недоверчиво покосился на Анну, еще не зная, кого она выбрала, его или Паркера.

— Нет, больше не работаю, — тихо выговорила она в микрофон.

По губам Фарнезе скользнула самодовольная улыбка. А Анна почувствовала сухость во рту и внутренне сжалась.

— Почему? — раздался тот же любопытный голос.

— Считайте, что это просто смена места работы, — теперь Анна заметно сжалась, как перед прыжком с «тарзанки», готовясь или к полету и к удару об скалу.

— Паркер мало платит? — подсказали ей.

— Паркер потребитель, а я вдохновитель! — заявил Фарнезе, смеясь. — Кроме евро и баксов, на свете есть еще много чего интересного! Например, общество приятного мужчины!

Шарль, сидевший от него по правую сторону, улыбнулся в тонкие усы. Зал игриво зашумел.

Конференц-зал Анна покинула со скандальной быстротой, даже не стала позировать фоторепортерам. Нервы не выдержали многозначительности возникшего положения. По всему выходило, что она непрофессионал, и на все ее решения и действия влияет «личный фактор».

Эллис нашла ее в курилке. Видя, что подруга взвинчена, она предложила ей дамские сигареты, которые на всякий случай носила в сумочке, и закуривала, когда чувствовала напряжение.

— Аня, перестань метать молнии, — сказала Эллис несколько смущенно. — Я бы на твоем месте прыгала от счастья. Тебе повезло! Фарнезе сверхчеловек, это все знают. Обижаться на него все равно, что обижаться на пирамиду!

— Он не должен был намекать о наших отношениях… — Анна вытянула из пачки сигарету и задумчиво покрутила ее двумя пальцами. — Это лишнее.

— Не глупи… — Эллис слегка склонилась, чтобы заглянуть в глаза Анны. — Ты его любишь?

— Должна, наверное, но я не знаю… Он меня пугает, — шепнула Анна, не поднимая глаз. — Что ты скажешь на этот раз?

— Я согласна с Кевином. Как-то банально получилось, вертлявый итальянец и русская, для которой он вроде как последняя надежда выйти в свет! — вполне серьезно ответила Эллис, игриво косясь на застывшую в ужасе подругу. — С другой стороны, какое тебе дело до мнения бывшего…

— Кевин звонил? — заволновалась Анна. — Он не бывший. Мы просто подвернулись друг другу…

— Приходил вчера ночью, — Эллис кивнула, — ты его недостойна, подруга!. Я ему все рассказала. Где ты, с кем… Подвернулись? Ах, ну да, мне тебя не понять. А он прост, пришел, сказал, что хочет тебя видеть…Без наворотов парень!

Анна раздраженно смяла сигарету и, самоуверенно вскинув голову, сказала:

— Вот дрянь! Он еще смеет рассуждать, как выглядит моя личная жизнь…

Единственное о чем жалел Фарнезе, перебравшись из Торре-Аннунциата в Лондон, так это о том, что он не встретил Анну десять лет назад. Тогда все было бы намного ярче и «резонанснее», считал он, Анна вполне могла бы стать его «мудрой», девушкой, посвященной в тантру. «Мудра» должна быть свободной от социальных и общественных норм, воплощать в себе подвижное женское начало, творящую энергию. Таковой была его то ли племянница, то ли любовница Леонора. Энергия Анны расплескалась по дороге к нему. А того, что осталось на донышке ее «Я» хватало лишь на «профанную любовь». Впрочем, Фарнезе был не против погреться в лучах этой любви.

Благодаря заботам Анны, пулевая рана на его ключице быстро затянулась. Каждый день она обрабатывала рану и делала перевязку уже твердыми руками, без лишних эмоций.

Фарнезе пророчил ей унылое будущее сиделки при каком-нибудь стареющем фрике вроде него.

— Ну, раз ты говоришь…, - натянуто улыбалась Анна, — значит, так тому и быть. Чем еще может заниматься в просвещенной Европе женщина из России?

Бесстыдно крутя «тантрический роман» с Леонорой, Фарнезе заставлял Анну беситься от ревности. Леонора Холевер, как выяснялось дальняя родственница Фарнезе, навещала «кузена» каждый вечер, с ней он играл в покер и говорил по-итальянски. Не игравшей в покер и не говорившей по-итальянски Анне приходилось сидеть в сторонке, листать журналы и бессильно наблюдать за их идиллией.

Иногда их навещал Арли, в элегантном, несколько старомодном костюме «тройке», при бабочке, с коротко стриженными каштановыми волосами. Крупный прямой нос, большой красивый рот и тонкие усы делали его типичным, чуть-чуть забавным французом. Он был склонен к неумеренной практичности и закрытости; эрудированный и при случае высокомерный тип.

Своей эрудированностью Арли пользовался нечасто. По крайней мере, в квартире Фарнезе. Если Шарль говорил, то был немногословен и спокоен, как бы противопоставляя себя пылкому витии Фарнезе. Волнуясь, доктор философии вообще мямлил что-то односложное. Так открывалась другая сторона его многогранной натуры, беспомощность перед «непрактичными» человеческими чувствами, которые не входили в его планы.

Арли влюбился в Анну. Это было заметно без всяких исследований и наблюдений. Глаза его светились, щеки покрывались ровным румянцем, на лбу выступала легкая испарина. Реакция здорового организма на здоровое чувство, без примесей порочной страсти и вожделения, сильное, нежданное и неудержимое. Мужское в Арли было не столь замечательно «вышколено», как, например, манера излагать свои мысли.

Анну страшно смущало то, что она стала предметом влюбленности такого человека, как Арли. Она чувствовала себя тем самым персонажем, о котором восточная мудрость говорила: «если ты никогда не любил, ты осел, — иди, ешь сено!». Пить изысканное вино любви Анна не умела и жевала «сено» из пренебрежения, небрежности и насмешки над ее чувствами, щедро предлагаемое Фарнезе.

Глядя на Арли, Анна понимала, что, повстречавшись с ним на день раньше, чем с Фарнезе, она не захотела бы жевать это «сено». Она пала бы к ногам Арли, слушала бы его без устали, с жадностью дышала бы одним с ним воздухом. Теперь же все ее мысли витали вокруг Фарнезе; угодить ему в постели и на кухне. Настолько «низкими и мелкими» стали ее требования к себе.

Многоопытный в любовных делах Фарнезе притворялся, что в упор не замечает, как друг меняется в обществе его любовницы.

И смеялся над Шарлем, когда тот терялся в ее присутствии:

— Перестань бубнить глупости себе под нос, Арли! Анна всего-то предлагает тебе отужинать с нами!

Новоявленный поклонник Анны был ярким представителем современной литературной элиты, издателем, знатоком философии и религии; читал лекции по философии в известных университетах, привык к искушенной публике. Тем интереснее Фарнезе было смотреть на то, как Арли был беззащитен перед женщиной, как он сжимался, краснел и задыхался от страсти.

Однажды Фарнезе привел Анну на одну из публичных лекций Арли в лондонском университете, предупреждая по дороге:

— Сделай милость, выучи итальянский и, по возможности, французский. Пока же придется получать эстетическое удовольствие. Его я могу тебе обещать. Не думай, что Арли «месье-дурачок», наш Арли аристократ духа. А может и аристократический дух, воплощенный в не очень внушительном теле…

Чтению лекции предшествовали непростые переговоры между администрацией университета и известным лектором. Каприз востребованного специалиста; английский язык он считал слишком «простым» для выражения философских истин и хотел читать лекции на французском. Французский не был языком английских студентов и преподавателей, поэтому администрация опасалась, что он спугнет аудиторию.

В конце концов, стороны нашли компромисс, не изменив своим принципам. Язык лекции французский, а на мониторе шел английский перевод. Лекцию Арли пришло послушать около двухсот человек

И, правда, — за университетской кафедрой стоял собранный, прямой и элегантный Арли в черном костюме, из-под приталенного пиджака виднелась серая водолазка. Он то опирался на края кафедры, то начинал жестикулировать, делая свое выступление более выразительным.

Поток французской речи Арли тек плавно, почти не сбиваясь, словно он читал невидимую книгу.

Иногда Арли вздергивал подбородок и посылал в аудиторию пронзительный взгляд.

— Ну, видишь, как работает этот доктор философии? Нравится? — шепнул Фарнезе Анне на ушко.

Она не стала скрывать своего недоумения, и, одновременно, восхищения:

— Да! Держится прекрасно! Он верно заметил отсутствие мотивов духовного плана в искусстве последних пятидесяти лет. Мотивы замыслов и реализации творческих проектов бездуховны, то есть, не нанизаны на вертикальную ось мира, которая связывает наш мир с высшими мирам. И это мешает постичь высший смысл всех вещей, — читала Анна английские титры и согласно кивнула. — Идеи должны приходить сверху…

— Арли красноречив и циничен, — заметил Фарнезе. — … Лев в шкуре котенка.

После лекции Шарль взволнованно припал в руке Анны. По его словам, он не знал о ее присутствии на лекции, и счастлив был ее видеть. Фарнезе усмехнулся:

— Знай, ты о том, что мы придем, ты ничего не прочитал бы…

— Да, я смущаюсь, если вижу в аудитории близких людей, — согласился Арли. Анна, желая хоть как-то поддержать Шарля, подцепила его под руку, и они пошли к выходу. За ними невозмутимо двинулся Фарнезе, позволив Анне эту маленькую вольность и дав возможность другу побыть рядом с женщиной, которая ему нравилась…

Два года назад Арли овдовел, потому имел полное право присматриваться к женщинам. Однако, будучи закрытым и занятым, он не мог позволить себе ни коротких связей, ни серьезных отношений с женщинами. Потеря жены выбила его из привычной колеи, — работа, работа дома, работа по выходным. Пришлось заняться воспитанием сына. — не получилось. Ребенок был еще слишком мал и требовал много внимания. Отдав его на воспитание бабушке, Арли вздохнул свободнее, снова стал путешествовать, читать лекции…

Робко, неловко, с наивной улыбкой Арли дарил Анне розы, по одной за визит. Она в отличие от покойной Мари не считала цветы ерундой, была женственна, мягка, немного легкомысленна. Себе Арли признался, что полюбил ее именно за эти качества…

Фарнезе, глядя на прекрасные, живущие в белой вазе розы, спокойно признался:

— Арли самый чистый, девственно чистый, в духовном и интеллектуальном плане человек! Я в сравнении с ним, куча дерьма! Будь я тебе отцом или братом, выдал бы тебя замуж за него. Он крепко влюблен в тебя…

— Тебе показалось, — улыбнулась Анна, и почувствовала, как взволнованно участилось биение ее сердца. Дыхание стало шумным и неспокойным.

— Вовсе нет! — Фарнезе видел, как сквозь платье бьется ее сердце. Поймал ее смущенно-бегающий взгляд. И спросил. — Ты не могла бы быть с ним не просто вежливой?

— Зачем? — не поняла и насторожилась Анна.

— Две-три ночи любви выведут его из депрессии, в которую он впал после смерти жены… — пояснил мужчина. — Но учти, это только внешне он похож на пугливого котенка. Внутри него живет лев, думаю, с ним-то тебе и придется иметь дело в постели. Съест тебя всю!

— Не шути так, — горько усмехнулась Анна, — я ведь могу тебя послушаться…

— Сделай одолжение, — он подошел к ней, погладил по щеке. Мягко заглянул в глаза — Я так хочу!

В тот вечер они, включая Арли и Леонору, отправились поужинать в итальянский ресторан «Elistano». Заигрывание Фарнезе с кузиной приобрели провокационный характер, он что-то шептал ей на ухо, обнимал, говорил комплименты. Избалованная графиня живо кивала и с вызовом поглядывала на Анну.

Арли, потеряв аппетит, сидел в мрачном молчании, откинувшись на спинку стула.

Задыхаясь от страха перед предстоящей ей игрой в любовь, Анна едва внятно, с зажатой улыбкой обратилась к Арли:

— Шарль, сейчас еще остались рестораны, где можно танцевать?

— Танц-пол в соседнем зале, — ответил он, оживившись, — однако танцевать под современную музыку не каждый способен. Есть заведения, в которых, например, танцуют танго все подряд!

— Интересно, — теперь уже искренне улыбнулась Анна. Она взяла бокал с красным вином. — Танго! В последний раз я танцевала на школьном выпускном. Столько лет прошло. Дальше одна работа, работа…

— Вы многого добились, иначе не сидели бы сейчас здесь, — утешил ее Шарль своим мягким тихим голосом. — Я думал предложить вам издать сборник ваших статей…

— Вы серьезно? — удивилась и смутилась Анна. — Кому это будет интересно читать?

— Женщинам и мужчинам с традиционными взглядами, поверьте, таких немало. Философ, на которого вы часто ссылаетесь в своих статьях. И в некотором роде даже продолжаете и по-новому интерпретируете его мысли, в Европе востребован! — Ответил Шарль увлеченно, с блеском в глазах, — это всегда будет интересно…

— Анна! — втесался в разговор подвыпивший и распаленный Фарнезе, — Арли знает что говорит, он держит нос по ветру. — Он выразительно постучал себе пальцем по носу. — Чует, как современные идеи разлагаются и воняют. Идеи традиции снова войдут в жизнь людей, хотя бы тех, кто еще не совсем ополоумел…

— Если так, то, конечно, я согласна, — Анна заразилась от него энтузиазмом. Промочила пересохшее от волнения горло глотком вина. Улыбнулась, — я полагаюсь на ваш опыт и авторитет…

— Мы возвращаемся в Италию! — на весь зал воскликнул Фарнезе, поднимая бокал с вином. — Нам нечего больше делать в этом королевстве! Там обо все и договоритесь…. Пока же Анне предстояло «сделать одолжение» Фарнезе, несмотря на всю его абсурдность. Подстегнутая ревностью, она надеялась, что недолговременная интрига с Арли может быть заставит и Фарнезе ревновать.

Рим млел под апрельским солнцем, растянувшись на семи холмах своими историческими улицами с бессмертными памятниками архитектуры, искусства и религии, и современными образованиями с жилыми кварталами, уютными внутренними двориками, магазинами разного назначения, тесными бутиками с приемлемыми ценами, дорогими ресторанами доступными для всех ресторанчиками с хорошей кухней.

Анна пила кофе на ажурном балкончике, увитом домашней зеленью. Смотрела, как соседка с нижнего этажа оседлала свой скутер. Потом, вскинув голову в белом шлеме, махнула ей рукой и звонко крикнула:

— Хорошего дня, Аня! — и привычно нажала на педаль, заводя мотор скутера.

— Хорошего дня, Марсела! — ответила Анна и тоже махнула рукой. Проводила взглядом скутер, который, громко треща, лихо нырнул в арку между домами. Подумала, что хорошего дня опять не предвидится. В лучшем случае, они поругаются с Паоло из-за какой-нибудь мелочи, еще хуже, если он снова оставит ее одну, а сам пойдет по своим «тантрическим» делам и вернется пьяный, в воинственном настроении.

Они жили на тихой улочке, в трехэтажном доме, выкрашенном в приветливый персиковый цвет, с окнами в белых наличниках. Зажатый между домами дворик, выложенный потертой плиткой и заставленный кадками с цветами и кустарниками, был живописным произведением городского ландшафта. Соседи типичные итальянцы, довольные жизнью, крикливые, добрые и небогатые. Фарнезе держался особняком по отношению к ним, не считал нужными говорить с ними.

Но его вполне устраивало местоположение улицы и дома, — до встречи с Анной он время от времени жил здесь, — теперь арендовал еще одну квартиру, потому, что в двух комнатах ужиться с кем-либо он не мог.

Можно сказать, что Анна и Фарнезе ходили друг к другу в гости. Причем он мог прийти в любое время дня и ночи, а Анна должна была ждать «аудиенции». К ней он обычно приходил в плохом настроении, устраивал громкие «итальянские скандалы», подходящие больше какому-нибудь римскому пьянице, чем аристократу. Остывал быстро, просил прощения, даже говорил, что любит.

Анна с легкостью его прощала, потому что, как ей казалось, любила, но нервы он ей потрепал изрядно. Однажды она заметила, как сильно у нее задрожали руки, когда Паоло в очередной раз начал придираться к ней. Руки она спрятала за спину и смиренно промолчала.

— Ты ни на что серьезное не способна! — начал он негромко. Потом с каждым словом голос его повышался, пока не переходил на крик. — Только и можешь, что трепаться по телефону с Эллис и болтать с балкона с этой Марселой! Лучше бы побыстрее выучила итальянский, надоел твой стерильный английский!

И далее; она такая сякая.

— Да если бы я тебя не трахнул, ты до сих пор вздыхала бы о том волосатике с подиума! Скажи, ты ведь так и не трахнулась с Шарлем…? Конечно, нет! Ты даже этого сухого и полудохлого эстета не можешь размочить…

В такие моменты в Анне просыпались юношеские, выдрессированные, однако, в любой момент готовые выйти из-под контроля эмоции. Злость, обида, желание хлопнуть дверью и уйти, предварительно обозвав Паоло «вертлявым итальяшкой».

Сегодня Фарнезе пришел трезвый. Вышел на балкон, где Анна допивала свой кофе. Выглядел он подтянуто, бодро, будто и не приходил последние три дня в сильном подпитии. На нем прекрасно сидели черные брюки, свежая белая рубашка при движении красиво морщинилась на его крепком торсе. Облокотившись на балконные перила, он посмотрел на пустой двор, потом на Анну и просто сказал:

— Доброе утро!

— Доброе! — ответила Анна и, встав со стульчика, с демонстративным пренебрежением ушла с балкона.

В комнате она сняла сорочку, распахнула дверцы шкафа и стала искать платье.

Фарнезе постоял в балконном проеме, посмотрел на нее, обнаженную, и предложил:

— Почему бы нам ни пожениться. Я решил это на лестничной клетке.

Сняв с вешалки цветное платье, Анна приложила его к себе, чтобы прикинуть, подойдет ли оно к сегодняшнему дню. Посмотрелась в зеркало. Нет, не подойдет! Ее будущему мужу не нравятся цветастые платья, он любит яркие цвета в отдельности. Повесила платье на место. И, посмотрев на него через плечо, ответила недоверчиво:

— Фарнезе решил жениться на русской эмигрантке, — она взяла платье фисташкового цвета, прямого кроя, средней длины. — Не вульгарно?

— Более чем… — улыбнулся он, как редко улыбался. Широко и просто, без эффекта маски, за которым он обычно скрывал свое «неофициальное» лицо. — Но не для нашего времени. Сейчас принцы и принцессы крови легко сочетаются с простолюдинами. А я лишь хилая лоза на засохшей ветке рода Фарнезе…

Анна в экстазе радости, с восторженным визгом налетела на него, позабыв, что не одета, и похожая на адепта секты с сексуальными ритуалами в действии, повисла на нем. Обняв его шею руками, обхватив его ногами, она целовала его лицо, прижималась к нему всем телом.

— Вот такая ты мне нравишься больше! — рассмеялся он, унося ее в спальню.

Когда эйфория утихла, пришло время заговорить тихим сомнениям, закравшимся в душу на осторожных паучьих лапках. Неизвестно, в чем она сомневалась больше; в том, что не зря сказала «да» или в том, что предложение было сделано всерьез. За все короткое время знакомства

с Фарнезе она ни разу не подумала о возможности стать его женой. То есть, взять его громкую фамилию и своеобразно прославиться за счет этого. Ничего более выгодного и практичного из брака с ним вынести все равно не удастся.

Лежа на животе, обняв подушку напряженными руками, Анна повернула лицо в сторону лежащего рядом любовника, теперь ставшего будущим мужем. Он лежал на боку и смотрел на нее своими жаркими глазами, оттенок которых менялась в зависимости от настроения, — они были то бархатно-теплыми, то наливались ртутным блеском.

Видимо, паучки сомнений бросили свои ломкие тени на ее взгляд, Фарнезе заметил.

— Что? Что ты так смотришь, словно не узнаешь меня? — заговорил он удивленно и тихо. — Хочешь знать, почему я на старости лет вознамерился пойти с тобой в мэрию и расписаться?

— Хочу, — кивнула в подушку Анна.

— Да потому, что в последнее время меня спрашивают о тебе чаще, чем о моих работах, — как будто бы серьезно возмутился Фарнезе. — Я же не могу всем любопытствующим сказать, что мы просто спим вместе…

— И ты скажешь это таким кардинальным для себя способом, — продолжила Анна, почти обиженная его ответом. — Ты ведь ни разу не был женат…

— За меня не волнуйся. А вот твоя карьера может полететь в тартарары, — сказал он, сменив возмущение на предупреждение. — Я не самая лучшая партия. Хочу попробовать себя в политике, отчасти поэтому мне нужна публичная стабильность в личной жизни. Ты же знаешь, я, хоть и литературный, но фашист, а фашист с кучей любовниц совсем уж крамольно…

— Знаю, — опять кивнула Анна, — ну что же, значит, такова моя судьба…

— Судьба это не то, во что можно верить, мертвая фатальность не должна вести по жизни, — наставническим тоном ответил Фарнезе. — Верь в живое трансцендентное Проведение, соедини его с волей, и будешь горы передвигать…

Вечером Анна пригласила Марселу отпраздновать невероятное предложение Паоло. Марсела жила на первом этаже, работала в туристической компании, была весела, хороша собой и приветлива. С ней Анна познакомилась сразу по приезду в дом, когда на кухне сорвало кран. Тогда соседка внизу прибежала ей на помощь, нисколько не возмущенная тем, что ее кухню слегка затопило.

— Не страшно, — отмахнулась Марсела от извинений Анны, — всякое может случиться. Вы же не специально лили воду из ведра, чтобы меня затопить! У меня все застраховано…

Такая любезность, впрочем, имела свои причины; Марсела любила женщин, и Анна попала в узкий круг тех женщин, с которыми она хотела бы иметь чувственные отношения.

— Ты роскошна без всяких причиндалов, — говорила Марсела, — и сама этого не видишь…

Анна смотрела на Марселу и до определенного момента ничего не понимала. Поняла, когда соседка полезла целоваться.

— Нет, Марсела! — отшатнулась от нее Анна, прямо глядя ей в глаза, добавила. — Я даже начинать не буду, не хочу…

Сейчас итальянка, кажется, растерялась, услышав, что скоро ее соседка станет женой Фарнезе.

— Твой издатель Арли лучше, — призналась она, впрочем, не отказавшись от бокала вина и легкого ужина. — Понимаешь, за его хрупким образом скрывается настоящая мужественность, благородная и твердая.

— О! — Анна состроила ироничную гримасу, — а Паоло, значит, не мужественный?

— Мужественность у него грубая, почти животная, — заметила Марсела, и осторожно добавила, — я первое время думала, что он бьет тебя…

— Нет, ну что ты… — задумалась Анна над бокалом вина, вспомнив, как при последнем скандале с Паоло у нее дрожали руки. Потом победно вскинула голову, — Я хочу быть его женой! Я, разумеется, осознаю, Паоло сложный человек, с массой черт, которые в обществе осуждаются….

— Аня, главное, чтобы тебе было комфортно рядом с ним, — немного виновато улыбнулась Марсела.

— Тебе нравится Шарль? — спросила Анна осторожным любопытством.

— Да, но только как человек, — ответила Марсела с тонкой улыбкой, — мужчины меня не интересуют, ты же знаешь…

О Шарле Анна не подумала, он как будто выпал из ее памяти, несмотря на то, что она подписала с ним контракт на издание сборника ее статей и, вообще, они неплохо сошлись, благодаря увлечению литературой, в частности, трудами одного известного философа. Кроме того, она была почти уверена в том, что Шарль влюблен в нее, а значит, так или иначе будет задет сменой ее статуса свободной женщины на статус мужней жены,

Когда она приехала к нему в Париж подписывать контракт, он встретил ее в элегантно обставленной квартире на Монмартр. Чувствовалось, что в жизни Арли на первом месте была работа; половину пространства квартиры занимали книжные шкафы с неимоверным количеством книг, в основном, религиозно-философских и исторических. На стенах в красивых рамках висели семейные фото; Арли, рядом с ним худенькая брюнетка и мальчик лет семи на природе, в городе, с друзьями.

— Это моя покойная жена Мари и сын Жозеф, — пояснил он, заметив, что Анна с интересом рассматривает фотографии. — Сейчас ему девять, он живет с бабушкой в Блуа.

— Вы, должно быть, скучаете? — спросила Анна, продолжая свою экскурсию по большой гостиной.

— Чувствую себя неприкаянным странником и отшельником после смерти Мари… — Арли стоял посреди гостиной, заведя за спину длинные руки. Следил взглядом за Анной.

Анна вдруг обернулась и посмотрела на него оптимистично:

— Вы еще молоды, найдете свою любовь. Банально, конечно, но это правда…

— Я хочу уехать на Восток, — признался Арли. — Здесь меня ничто не держит.

— Ооо! — удивилась Анна, окончательно переведя свое внимание с фотографий на Шарля. И тепло улыбнулась, — кого-то вы мне напоминайте!

— Впервые сказал это вслух. Никто не поймет… — вздохнул Шарль, делая шаг к Анне, и, давая ей понять, что доверяет ей самое сокровенное, он, одновременно, намекал на то, что это некий запасный вариант для одинокого отшельника. Никакого отъезда на восток не будет, если их планы на жизнь совпадут.

— А чего хотели бы вы?

— С Паоло трудно чего-либо хотеть. Вся моя жизнь сейчас подчинена ему, — ответила Анна, осторожно взглянув на Арли, — полгода назад я была одна и знала, что у меня есть работа, коллеги, ученики. Сейчас же Паоло для меня главное…

— Ему повезло, — грустно хмыкнул Шарль.

Потом, набравшись сил и в некотором роде изменив себе, потому что не в его правилах было осуждать людей и обсуждать их личную жизнь, Шарль рассказал о «проделках» Фарнезе, имевших место десять-пятнадцать лет назад. По всему получалась неприглядная картинка; Паоло был латентным наркоманом и практиковал «БДСМ» отношения, у него долгое время была «рабыня» актриса Палома Альварес.

Анна смотрела на Арли большими напуганными глазами. Он покусывал нижнюю губу, видимо, раздумывая, не зря ли все выложил, не выглядит ли его рассказ бредом влюбленного, который выставил соперника круглым негодяем. Именно так оно и было. Потом ревниво предупредил:

— Если предложит вам, не соглашайтесь…

Бросив все, из Лондона прилетели Эллис и Джеймс. Усидеть на месте после телефонного звонка Анны они не смогли, точнее, не смогла Эллис, а Джеймс вынужден был сопровождать ее. С Эллис случилось то же что и с Анной, восторженная истерика, она прыгала, хохотала на пару с везучей подружкой; это смахивало на восторг футбольных фанатов после удачно сыгранного матча, как очень точно заметил Джеймс.

— Ты ничего не понимаешь, — восторженная Эллис рухнула в мягкое кресло у окна, раскинула руки и мечтательно запрокинула голову. — Анна Фарнезе! Я посмотрела в Сети, Фарнезе доводятся родственниками испанским королям. Изабелла Испанская, например, была из дома Фарнезе! Ну, правда, Паоло Фарнезе, не столько Фарнезе, там все глухо, титул он не унаследовал. Зато унаследовал титул графа Холевера, тут все чисто…

На следующий день из Парижа приехал Арли. Сразу навестил Анну, принес первый экземпляр сборника, 158 страниц в твердом глянцевом переплете. Книга называлась «Слова в бархате». Арли положил ее в картонную коробку, затянутую в черный бархат и приложил к ней белую розу.

— Шарль! Я не верю! — Анна взяла коробку из его рук и, присев на диван, взволнованно открыла ее. Довольно заулыбалась, одной рукой листая свежеотпечатанную книгу, во второй руке держа полураспустившуюся розу. — Вы волшебник!

Шарль смотрел на нее так, словно ждал, как минимум подтверждения тому, что он вчера поздно ночью узнал от Фарнезе. Максимум, что она хорошо подумала, прежде чем сказать Фарнезе «да!».

Анна, отложив книгу, вздохнула и заговорила:

— Все слишком хорошо, чтобы продолжаться долго. Книга, предложение Паоло…

— Паоло меня не удивил. Надумать жениться, пересекая лестничную клетку, вполне в его стиле. Но вы…? — он шумно задышал и насупился.

— Шарль, что не так? — Поднявшись с дивана, Анна встала перед ним, — скажите…

Арли, опустив голову, задумчиво прошелся по комнате, и, остановившись в шаге от Анны, пристально посмотрел ей в глаза:

— Только то, что люблю вас, а Паоло нет. Совсем нет, — заговорил он быстрым тихим шепотом. Вся его мимика пришла в движение. — Много ли мужчин вас любило? Паркер. Он, перед тем, как дать мне разрешение на издание ваших статей, купленных им, чуть не выкинул меня в окно, крича, что хочет сохранить ваше доброе имя хотя бы в статьях, не дать Фарнезе испачкать его окончательно. Когда я сказал, что пришел не от Фарнезе, а хочу подтолкнуть вас к новым трудам, он обмяк, и подписал нужные бумаги. Я не могу так обмякнуть, мне хочется выбросить Паоло в окно за то, что он не любит вас…

— Думаете, я не хочу любви? — насторожилась Анна, задетая за живое, за самое больное, проснувшееся не так давно женское самолюбие.

— Вы ее не видите… — безнадежно ответил Шарль.

Он снял легкий светло-бежевый пиджак. Развязал узел серого галстука, и начал расстегивать пуговицы на белой рубашке. Все это он делал плавно, неспешно и привычно, как будто пришел в свою элегантную квартиру на Монмартре и решил принять теплый душ после трудного дня.

— Шарль…? — Анна смотрела на него большими глазами, не понимая, что он задумал.

— Сейчас придет Паоло, … — пояснил он, бросив пиджак и галстук в кресло. — Надо сделать вид, что вы все-таки выполнили его задание…

Фарнезе пришел, но даже, кажется, не обратил своего внимания на то, на что Арли рассчитывал его обратить. Нервно опустившись в кресло, он равнодушно бросил его пиджак в другое кресло.

— Джулию арестовали в Лондоне, — сообщил он мрачно, — за хранение наркотиков. Пф! Значит, плохи ее дела…

— Что ты собираешься делать? — поинтересовался Арли, одеваясь.

— Я собираюсь жениться! — Фарнезе взмахнул руками и криво усмехнулся, — мне нравится эта идея! Свалю все проблемы на женушку, а сам вернусь к работе…

Анна, стоявшая рядом, посмотрела на него с недоумением. Он притянул ее к себе, усадил к себе на колени и, улыбнувшись, сказал:

— Я почти не шучу, дорогуша! У меня куча проблем, привыкай. Если ты будешь так любезна, и после регистрации нашего брака отправишься в Лондон и постараешься найти для Джулии толкового адвоката, то, обещаю тебе, мы совершим восхождение на какую-нибудь гору, где и проведем медовый месяц!

— Заманчивое предложение, — скептически заметил Шарль.

— Да, друг мой! Мы залезем на самую снежную и суровую вершину и зачнем там сына! — воскликнул Фарнезе, смеясь от души. — Видишь, Шарль, я стал сентиментальным! А ты, видимо, зря раздевался…?

""" """ """

Был будний день. По улицам Рима разлилось марево, предвещающее грозу. Фарнезе, держа Анну за руку, решительно шел к зданию мэрии. На нем был костюм цвета слоновой кости, белые узконосые туфли. Анна была одета в прямое платье средней длины, без рукавов, из белого муара с золотыми цветами и птичками. В распущенных и завитых в крупные кольца волосах поблескивали белые и золотые жемчужины. На ногах были ажурные белые колготки и белые же туфли на высоких каблуках.

По дороге в мэрию Фарнезе дважды останавливал такси.

В первый раз у ювелирного бутика Дамиани, где, как оказалось, Анну поджидали обручальное кольцо из белого золота и перстень с выгравированным гербом Холеверов, — феникс слева и лев справа, держащие щит с едва различимыми геральдическими символами. На внутренней стороне перстня было написано по-итальянски: «верю в тебя!». Все эти вещицы были надеты на Аннины пальцы прямо в павильоне. Ни покупатель, ни администратор бутика, вышедший поприветствовать известного клиента, не спросили, нравится ли Анне дорогие побрякушки, они даже не поинтересовались, впору ли они ей.

Вторую остановку сделали у цветочного магазина, Фарнезе вышел и вернулся с букетом из голубых нильских лилий и желтых роз. Цвета герба Фарнезе.

— Тебе нравится? Я думал, с кольцами не успеют, но семейка Дамиани не подвела! — живо заговорил Фарнезе, самодовольно тряся роскошным букетом. — Ну что ты молчишь? — Он испытующе заглянул в глаза Анны. Небрежно положив букет себе на колени, взял ее за правую руку и всмотрелся в перстень. — Как тебе девиз графини Холевер? Я думаю, нам подходит!

— Это слишком. Я не ожидала от тебя такого пафоса, — ответила Анна раздраженно. — При этом ты не разрешил позвать на церемонию Эллис, а моих родных ты вообще не желаешь знать…

— Я не желаю знать и свою родню! Потому что они мало влияли на мою жизнь. Аристократы, выродившиеся в самых мелких буржуа! Убожество! Холеверы состоят из стариков и детей, — Фарнезе отпустил Аннину руку и откинулся на спинку сидения. — Я единственный мужчина, уже вылезший из пеленок и еще не впавший в маразм. Фарнезе вымерли вовсе. Твоя родня едва ли интереснее…

— Мои родители учителя… — начала Анна с энтузиазмом.

— Прекрасно! Приятно познакомиться, — громко засмеялся Фарнезе, давая понять, что дальше продолжать бессмысленно.

Под раскаты приближающегося грома они подошли к мэрии, поднялись по лестнице, вошли в холл и направились в один из кабинетов, где их ждала немолодая итальянка, уполномоченная спросить от имени всей Италии:

— Желают ли синьоры зарегистрировать брак?

— Да, да, желают! — поспешил ответить Фарнезе, остановившись посреди кабинета, он вручил Анне букет. — И как можно быстрее, синьора не должна опоздать на самолет. Начинайте!

Понадобилось пять минут, чтобы именем итальянской республики объявить Анну Панину и Паоло Лоренсо Чезаре Фарнезе-Холевер мужем и женой. Поцелуй в щечку, легкий шлепок под зад, как в случае с молодыми почитательницами, — так Фарнезе поздравил Анну с вступлением в брак. Одинокий скрипач, меланхолично прильнув щекой к скрипке и экспрессивно тронув струны смычком, заиграл вальс Мендельсона, Поднесли бокалы с шампанским.

Фарнезе выпил залпом и вырвал бокал из рук Анны, едва успевшей сделать глоток.

— Потом, дорогая, потом… — сказал он, за руку потащив Анну к выходу. — Нас ждут…

Вся эта спешка и небрежность казались Анне насмешкой и попыткой побыстрее от нее отделаться. Было обидно по слез, которые резали глаза, но у нее хватило сил сдержать их.

Под аккомпанемент весенней грозы новобрачные вышли из мэрии. Анна вперед, чеканя шаги, с недовольно сжатыми губами. Фарнезе шел за ней, спокойный и беззаботный, вроде бы даже присвистывал на ходу.

Антонио Сатти с фотоаппаратом в руках встретил их у лестницы. Сделал десяток снимков для журнала и для «семейного альбома». Опускался на одно колено, присаживался на корточки, чтобы поймать хороший кадр. Анна травила его тем, что делала в кадре что хотела, — хмурила брови, отводила взгляд и просто наступала на него, так, что ему приходилось пятиться назад.

— Синьора набивает себе цену! — засмеялся Фарнезе и привлек Анну к себе, прижал к себе, как тщеславные хозяева обычно прижимают породистых собачек. Встал в позу, которая выражала его, якобы, самые теплые чувства, подождал пока Сатти «нащелкает» удачные кадры. И оттолкнул Анну.

Ее поджидало такси, то же самое, на котором они приехали к мэрии. Она немедленно должна была лететь в Лондон для спасения невыносимой Джулии.

— Мы же договорились с тобой, — напомнил Фарнезе, распахивая перед ней дверь. — Ты уладишь дела Джулии, потом сможешь рассчитывать на медовый месяц. Не стесняйся представляться моей женой, в некоторых случаях это может быть выгодно. Газетчикам, если привяжутся, ничего не объясняй…

— И не рассчитывай! — Анна села в такси и бессильно пригрозила, — я буду раздавать интервью направо и налево!

Фарнезе, смеясь, послал ей воздушный поцелуй, закрыл дверь, и проводил такси взмахом руки. Гроза обещала быть недолгой.

В самолете Анна подумала, что сможет наконец расслабиться. Отдохнуть от итальянской суматохи, прежде чем погрузиться в лондонскую рутину. Ее попутчиками были респектабельные, спокойные люди.

В соседнем кресле расположился молодой человек. Красивый блондин атлетического сложения, в белой облегающей футболке, в наушниках от плеера, спрятанного в кармане синих джинсов. Садясь, он стеснительно ей улыбнулся, Анна ответила ему приветливым взглядом и отвернулась к иллюминатору. После успешного взлета Анна раскрыла купленный в аэропорту журнал мод и принялась его листать.

— Я Крис, — неожиданно представился блондин, протянув Анне свою руку.

— Очень приятно, — кивнула она, и вежливо ответила на его сильное, но мягкое рукопожатие. — Я Анна…

— Живете в Лондоне? — не отступал Крис, глядя на Анну голубыми глазами и белозубо, немного натянуто улыбаясь.

— Теперь нет! — вдохнула Анна, нехотя закрыв журнал. — Лечу спасать скандальную Джулию Фарнезе. Слышали?

— Краем уха, переключая каналы, — был кроткий ответ. — Наркота…

— Да…

Разговор прервался, но потом снова возобновился по инициативе Анны, ей показалось, что парень как-то незаслуженно обижен ее молчанием. Крис назвался бизнесменом; продавал, по его словам, «всякую всячину», на чем неплохо зарабатывал. В Риме встречался с партнерами по бизнесу. В Лондоне у него назначена еще одна подобная встреча. Он вел «кочевой» образ жизни, перелетая из страны в страну, переезжая из города в город.

— Кровь викингов не дает покоя, — объяснил Крис серьезно, — еще мне не нравится обстановка в Европе. Свободная эмиграция, излишняя терпимость властей к чужакам. Ищу спокойные места, но их все меньше…

— Понимаю, — тактично кивнула Анна, — Европейцы не должны быть в восторге от этнических закрытых кварталов и преступности. Это темная сторона глобализации, как и «радикальные правые» о которых не думали, когда настаивались на политику толерантности и открытости. Я тоже эмигрантка, кстати…

— Вы не такая… — сказал Крис, многозначительно окинув ее взглядом.

— Хм. Моя подруга англичанка тоже так считает, — улыбнулась Анна и пожала плечами. — Но я не знаю, может быть, я тоже кого-то раздражаю или занимаю чье-то место…

— К «националистам» вы плохо относитесь? — заинтересовался парень.

Анна беззаботно заправила волосы за уши, задумчиво поджала губы, а потом осторожно ответила:

— Я ко всем людям хорошо отношусь. От них жду того же. Вы националист?

Крис смело кивнул:

— Да! А чем занимаетесь вы?

Узнав, что Анна пишет статьи и работает с Фарнезе, он заметно возбудился:

— Круто! Этот итальянец настоящий воин и анархист, я читал все его книги! А вы красивая интеллектуалка. Мне попадались и те, и другие, только по отдельности…

— Среди моих знакомых тоже нет симпатичных бизнесменов, читающих радикальную литературу, — признала Анна с задумчивой усмешкой.

— Это я симпатичный? — смущенно улыбнувшись, Крис приосанился. Хотя и без того было видно, что за своим внешним видом он тщательно следил. С мягкими белокурыми волосами, пышущий здоровьем, широкоплечий, он вполне мог бы украсить обложку журнала о красивой жизни. — Просто занимаюсь спортом и живу «на широкую ногу», без вредных привычек, вроде наркоты и алкоголя…

По прилету в Лондон Анна с Крисом обменялись телефонами и пообещали друг другу встречу; прогуляться, поболтать, после того, как каждый закончит свои дела.

— Ты обещаешь, несмотря ни на что? — спросил он, подозрительно прищурив глаза. — Обещай, Аня!

— Эээ… обещаю, — она завела руки за спину и кокетливо качнулась с носка на каблук.

К ним уже подошла Эллис, которая с нескрываемым восхищением смотрела на Криса снизу вверх, и думала, как Анне патологически везет с мужчинами.

— Хорошо. Я позвоню, — он склонился, робко поцеловал Анну в щеку.

На прощание махнул рукой и ушел, везя за собой сумку на колесиках.

— Только не говори мне, что я легкомысленная! — предупредила Анна подругу, открывшую рот, чтобы что-то сказать. — Я, конечно, ни куда с ним не пойду. Я не сумасшедшая…

— Ну да! — выдохнула Эллис, — тогда зачем… это все?

— С такими блондинами, лучше не спорить, — говорила Анна на ходу, везя за собой свою сумку. — Или ты хотела, чтобы он зажал меня где-нибудь в туалете? Я видела, как он чуть не разошелся по швам, когда я сказала, чем занимаюсь. Представляю, что бы он сделал, узнав, чья я жена. Порвал бы меня на сувениры для своих дружков!

— Ладно. Как прошла церемония? Ты теперь «сливки общества»! — сбитая с толку Эллис решила сменить тему.

— Перестань, а то я собьюсь в масло! — усмехнулась Анна, — все не слишком празднично, Эллис…

""" """ """

В вечерних новостях показали короткий сюжет о Джулии Фарнезе. Ее дело осложнялось тем, что, кроме наркотиков в квартире в Кингс-Кросс, полиция нашла Лайла Джонсона, подозреваемого в связи с крупным преступным сообществом, занимающимся продажей все тех же наркотиков. Анна нашла для Джулии адвоката, специализирующегося на подобных историях.

Тот «выбил» для своей подзащитной свидание с Анной, о чем узнали журналисты, и Анне пришлось дать им короткое интервью на ступенях здания суда.

Это было ее первое интервью для прессы, и оно сразу же приобрело «желтоватый» оттенок, как только выяснилось, что перед ними стоит новоиспеченная супруга скандалиста Фарнезе, стоит совсем не скандальная, — в черном шелковом платье средней длины, поверх накинут серый кардиган из легкого драпа с крупными серебряными пуговицами.

— Анна, не расскажите, где и как прошла свадьба? — заметно засуетились репортеры, которые уже, кажется, не ждали от истории с Джулией никаких «бонусов».

— Нет, не расскажу! — Анна упрямо тряхнула золотистыми локонами, — я не для этого бросила все и прилетела в Лондон!

— Чем сейчас занят ваш муж? Правда ли, что он собирается вплотную заняться политикой? Скажите, как вы его затащили под венец…?

— Ничего не скажу, кроме того, ради чего я тут стою, — раздраженно бросила она, и сказала, как по написанному — Я думаю, что от Джулии трудно ожидать праведного поведения, потому что она никогда ни позиционировала себя как праведница. Ее нужно лечить от наркомании, а не сажать в тюрьму. Романтическая связь с Джонсоном тоже не повод судить ее…

— Вы говорите так о Джулии от имени ее отца? — спросила одна из журналистов.

— Н-нет, — ответила Анна с некоторой неуверенностью, — однако я считаю, что господин Фарнезе достаточно хорошо знает свою дочь, чтобы не питать иллюзий…

Джулия расхохоталась, увидев Анну в качестве своей «мачехи»:

— А что?! Тебе идет! И обо мне ты все правильно сказала! Лицемерное общество, хочет видеть всех чистенькими, утопая в грязи. Должно быть, ты знаешь и то, что мой папаша четыре года назад развратил пятнадцатилетнюю Леонору и сделал из нее «мудру», через год срок ее использования кончится, он найдет себе другую девочку, а ты всего лишь ширма с приличным рисунком!

— Тебе лечиться нужно… — процедила Анна сквозь зубы, непримиримо глядя на Джулию. — Адвокат займется тем, чтобы суд назначил тебе лечение, а я найду хорошую клинику. Почему никто не сделал это до меня…?

— Да пошла ты к черту, — выкрикнула Джулия и презрительно ухмыльнулась, — хотя ты за него замуж вышла!

Анна встала из-за стола, посмотрела на девушку сверху вниз и вышла из комнаты свиданий с чувством выполненного долга и кучей неприятных эмоций.

""" """ """

Раздался звонок в дверь. Эллис открыла и позвала Анну, которая резала на кухне хлеб для бутербродов. Подруги хотели устроить праздничный ужин, купили вино, сыр, рыбу.

— Анна, это к тебе!

Анна подошла, обтирая руки об фартук. На лестничной клетке стоял сосед, арабский мальчик лет десяти, в руках держал пестрый букет из роз, тюльпанов и орхидей.

— Это тебе! — упрямо сказал мальчик и небрежно отдал букет Анне. Та только протянула руки и растерянно искала глазами какую-нибудь денежку.

На помощь пришла Эллис, достала из сумочки монетку и протянула ребенку. Тот гордо отказался:

— Мне заплатили в сто раз больше…

— Кто же тебе заплатил так щедро? — спросила Анна, забавляясь.

— Один молодой мистер, — ответил посыльный, — он сказал, что стесняется отдать цветы сам…

— Странный какой-то мистер! — засмеялась Анна. — Мистер стеснение…

— Но букет дорогой! — авторитетно заметила Эллис. — Не меньше пяти сотен стоит…

— Разбирайтесь сами! — крикнул мальчик и сбежал вниз по лестнице.

Эллис захлопнула дверь и, хитро щурясь, предложила поспорить на то, что букет прислал Паркер. Анна весело и категорично мотнула головой:

— Это Шарль! Стеснительнее человека я не знаю…

— А от мужа разве ты ничего не ждешь? — хмыкнула Эллис.

— Паоло не молод, и уж точно не стеснителен, — вздохнула Анна, проходя в гостиную. — Он даже не позвонил, не спросил, как я долетела, не спросил, как дела у его дочери. Так что вряд ли он прислал цветы, тайно прилетев из Рима…

Присев на диван, Анна залезла рукой вглубь букета и достала записку, прочитав «От всего сердца! Крис», задумалась вслух:

— Откуда этот «викинг» узнал мой адрес…?

— Наверное, через мобильный, — ответила Эллис, — сейчас все можно узнать…

— Что не есть хорошо, — подхватила Анна, подозрительно глядя на цветы. — Не хочется, чтобы он думал, что я, дав ему номер, на что-то там намекала…

— Ты обещала ему встречу, — напомнила Эллис, выглянув из кухни, — не забыла?

— Мальчишка сказал, что он постеснялся отдать цветы сам, — прервала Анна подругу, и со страхом посмотрела на нее. — Значит, он крутился около дома! Неприятно как-то. Мороз по коже!

Утром, уходя на работу, Эллис нашла под дверью большого белого медведя с большими голубыми глазами и ошейником, украшенным кристаллами Сваровски, к которому была прикреплена записка «Возьми меня к себе». Анна поморщилась, увидев игрушку:

— Отдам соседским детям…

Отдать не успела. После полудня Крис явился сам. В коричневом пуловере, в синих джинсах, чисто выбритый и серьезный. Когда Анна открыла дверь, он поставил ногу на порог и уперся рукой в косяк, чтобы исключить возможность того, что перед ним неожиданно захлопнут дверь.

— Какие непонятные спектакли ты устраиваешь. Зачем? — Анна не стала скрывать недоумения и подозрительного взгляда. — Как ты меня нашел?

— Не понял, — его губы тронула робкая улыбка, он смотрел на Анну ясными глазами. — Тебе не нравится мое внимание? Я тебя обидел?

— Нет, — смягчилась Анна, сделав бессильный жест, — но я замужем, и в мои планы не входит расстраивать отношения с мужем из-за незнакомого человека…

— Да. Я вчера видел тебя в новостях, написали Анна Фарнезе. Ты ничего об этом не сказала, — виновато забормотал Крис, — Прости, я не хотел доставлять тебе неудобства…

— Хорошо, — кивнула Анна, — я теперь позволь мне закрыть дверь. Входи…!

Пока она варила кофе и ставила на стол едва тронутые за ужином бутерброды с красной рыбой, салат и остывшее жаркое, гость, несмело присевши за стол, рассказывал, как и почему купил белого медведя.

— Он похож на меня. Сидел одиноко в витрине какого-то бутика…

— То, что на тебя похож, да, похож, — согласилась Анна. — Большой, голубоглазый. Но почему же одинокий?

— Я постоял, посмотрел на него, — продолжил Крис смущенно, — думал купить его маме, но мама игрушки не любит. Ей больше нравятся деньги, она выросла в семье таксиста и медсестры, замуж вышла за коммивояжера. Ей всегда не хватает денег. По сути я тоже коммивояжер, но зарабатываю больше…

— А девушка у тебя есть? — спросила Анна, между прочим, и, поставив кофейник на стол, присела напротив Криса.

Крис пожал плечами и задумчиво хмыкнул:

— Ты знаешь, как-то времени нет…

— Знаю. — Анна понимающе посмотрела на него, — у меня тоже не было времени на личную жизнь. Не то что бы я слишком от этого страдала, компенсировала недостаток любви работой, музеями и скучными лекциями. Ни жалею! Но жизнь закрутилась после того, как я попала на показ мод. То есть, совершенно не там, где я ожидала. С Паоло я также познакомилась там, где меня не должно было быть…

— Ты любишь его… — констатировал Крис.

— Он абсолютный мужчина! — тихо воскликнула Анна, и добавила застенчиво, — конечно, я его люблю…

— А я против браков по любви, — сказал Крис настойчиво, — между мужчиной и женщиной должен быть договор лет на двадцать. За это время они будут обязаны родить и воспитать полноценного члена общества. Возможно, любовь придет в процессе, и у нее будет твердая основа общего дела, а не просто переменчивые чувства…

— Любопытная позиция, — задумалась Анна, — рациональная…

Зазвонил телефон. Анна встала и пошла в прихожую, подняла трубку со старомодного аппарата, и, услышав в ней голос Кевина, приняла возмущенную позу. Кевин лениво, не спеша, мямлил, что соскучился, предлагал прямо сейчас встретиться в бистро напротив дома Анны.

— Ты думаешь, я приду? — раздраженно хихикнула Анна, — нет!

«Ты же добрая девочка, — тянул молодой человек настойчиво, — а у меня проблемы, большие проблемы. Я пью целую неделю, пропустил фотосет. Все плохо, Аня…»

Бросив трубку, она сняла с вешалки джинсовый жакет, надела его. Мельком посмотрев на себя в зеркало, сказала Крису:

— Пошли, познакомлю тебя с Кевином!

— С тем самым…? — Оказывается, он уже видел в интернете редкие фото, где Анна и Кевин вместе.

За столик к Кевину Анна с Крисом подсели с едва заметным шорохом, как будто две духовные сущности, прорвавшиеся из высших сфер в область будничного материализма. Анна вздохнула и, сложив руки на груди, пренебрежительно посмотрела на Кевина. Он был бледен и помят, на блеклом лице розовели лишь губы и веки. Тусклые желтые волосы были небрежно собраны в «хвост».

— Я думал, что ты придешь одна, — разочарованно сказал Кевин, косясь на Криса. — Эллис говорила, что ты живешь со старым итальянцем, что он очень крут…

— Эллис тебя не обманула. Я живу с крутым итальянцем, а это мой знакомый Крис… — Анна прервалась, чтобы дать слово Крису. Склонила голову в ожидании.

— Бергет, — вставил Крис свою фамилию. — А ты рекламировал джинсы, теперь вспомнил, где тебя видел…

— Ты жирный для того, что я рекламирую…, - ухмыльнулся Кевин пренебрежительно. — Господи, Аня, тебе нравятся качки. Не знал…

— Зачем ты меня звал? — спросила Анна, начиная нервничать.

— Я скучаю, — ответил Кевин вполне искренне. — Признаю, в Париже я облажался. Не нужно было оставлять тебя без присмотра…

— Кевин, ты серьезно? — Анна качнула головой для убедительности, — поверь, ты не лучший на свете мужчина, чтобы бежать к тебе по первому зову…

— Ну да, гони! — Кевин показал белые зубы в злой ухмылке, — забыла, как мы хорошо проводили время? Слушай ты, — парень обращался к Крису совершенно серьезно. — Ане нравится валяться в постели после секса, если что…

— Замолчи ты, Кевин! Ты бросил меня одну в ночном клубе, в незнакомом городе, в сомнительном обществе! И позволяешь себе думать, что я так просто прощу тебя, — напомнила она обидчиво, только сейчас осознав, настолько была обижена. Вдрызг!

В кармане жакета зазвонил мобильный. Анна достала его и, увидев на дисплее имя мужа, поспешила ответить на звонок. Паоло позвонил, чтобы предупредить о том, что их «свадебные фото» попали в интернет и журналы. Отчасти с его разрешения. Теперь он считал своим долгом сказать жене о возможных посягательствах на ее личную жизнь и о проникновение в ее личное пространство всяких «безумцев», как его поклонников, так и его врагов.

В любом случае хорошего от них ждать нечего. «Наслаждайся известностью, дорогуша! — пожелал Фарнезе напоследок. — Переезжай в квартиру на Ноттинг Хилл, я же удаляюсь на виллу, мне нужно работать. По возможности, не беспокой меня…»

Анна чуть не расплакалась, зажмурившись, сдержалась. Уже по привычке. Подумала, — дело опять в тантре и Леоноре. Права Джулия; она, Анна просто ширма, за ней прятался стареющий оригинал и скандалист, которого она, в свою очередь, сильно любила.

— Кевин, давай по делу? Что ты хотел? — вернулась в текущую реальность Анна.

— Я к тебе пришел, я скучаю… — настойчиво повторил Кевин.

Анна подумала, но не нашлась что сказать. Рассердилась, хотела даже замахнуться на Кевина и послать его куда подальше.

Вмешался Крис:

— Тебя не хотят, ты же видишь, — он сложил руки на груди и посмотрел на Кевина многозначительно, — похоже, твой поезд ушел, а ты опоздал.

— Сама придешь! Могу поспорить, — сказал Кевин, уходя. — И я пошлю тебя к черту.

Несколько минут после ухода Кевина Анна и Крис сидели молча среди будничной атмосферы бистро. Она молчала, потому что ей было больно. Тупая боль в груди появлялась всякий раз, когда Паоло «отодвигал» ее подальше от себя.

Крис молчал выжидая.

— Послушай… — заговорила она, вздохнув, — прости, так неудобно получилось…

— Хм… — заговорил Крис. — За что ты просишь у меня прощения? Я не вчера родился, понимаю. Чувства… Ты любила его?

— Да, Кевин оказал влияние на мои чувства. Есть знаковые люди и встречи, — Анна положила ладонь ему на колено, и слабо улыбнулась, — ладно, спасибо…

— Не переживай, — Крис подвинулся к ней ближе, при этом ласково сжав ее руку, доверчиво лежащую на его колене.

По его красивым губам мелькнула томная улыбка соблазнителя. Потом он просто поцеловал ее, а она просто не противилась этому.

— Уходи! — опомнившись, Анна отвернулась от него. Шумно дышала, — не надо, просто уходи…

— Ну да, ты любишь мужа… — проговорил Крис с досадой. — Или этого Фокса?

— Да, люблю! — она резко повернулась к нему, — люблю. И что, это порок? Страшно, что даже для меня моя любовь порок…

Сентиментально вспылив, она покинула бистро. Вечером позвонила в Рим, Марселе. Спросила, дома ли Фарнезе, один ли он? Марсела, видимо, боясь ее реакции, осторожно сказала, что Фарнезе уехал, прихватив с собой чемодан и свою распущенную кузину Леонору.

Анну качнуло от приступа ревности и обиды. Эллис поспешила утешить подругу, напомнив, что в ее распоряжении есть громкая фамилия и большая квартира в престижном районе Лондона:

— Ну, в конце концов, ты можешь жить, как живут все нормальные женщины твоего возраста и статуса?! Заведи себе любовника. Кстати, зря ты редко пользуешься интернетом. Там я нашла информацию о Кристиане Бергете. Он занимается продажей и покупкой акций, у него две коммерческие фирмы…

— Эллис, какое мне до него дело? — стонала Анна, лежа на кровати вниз лицом — отстань…

— Не отстану, — Эллис присела на край кровати, поставила на себе колени ноутбук, — посмотри, какой он милый, посмотри. Я списалась с его секретаршей в Дании, она говорит, что ее босс тихий, застенчивый, к женщинам относится прекрасно. Женат не был…

— Значит, гей! — лаконично заключила Анна, продолжая лежать, уткнувшись лицом в подушку.

— Я тоже так подумала, — подхватила подруга, — но секретарша авторитетно заявила, что нет…

— Спать с боссом, а потом обсуждать его в интернете, очень глупо. Так же как спать с секретаршей… — ворчала Анна.

— Ну, прости, тебя они забыли спросить, — засмеялась Эллис. — Этот парень европейская мечта по всем параметрам! Вообще, я считаю, что от него хорошо было бы родить ребенка…

Тут Анна не выдержала, села. Глядя на подругу задумчиво и грустно, тихо произнесла:

— Я уже привыкла к твоим взглядам на жизнь. Да. Спи с Паркером, спи с Фоксом, спи с Бергетом. Теперь перешла на новый уровень?

— Заметь, пока ты спала только с Фоксом. Фарнезе муж, он не в счет, — не унималась Эллис, — Аня, нельзя сходить у ума от одиночества, пока твой формальный супруг развлекается с молоденькой кузиной…

— Эллис, это я должна быть с ним там! — выпалила Анна. Струи слез потекли по ее щекам. — Я! Но почему я тут страдаю? Не понимаю…

""" """ """

Когда случился ближайший выходной, Эллис устроила вечеринку в честь переезда Анны в квартиру в Ноттинг Хилл. Вообще, англичанка считала, что ее русской подружке давно нужно было забыть о прежней закрытой жизни и начать новую жизнь, заявить о себе, как о представительнице аристократии, как бы пафосно это не звучало. Бывать в местах, где бывают аристократы, присматриваться к их привычкам и образу жизни. Похоже, момент настал, и теперь самой Анне не терпелось вступить в права графини Холевер.

Из Рима на вечеринку прилетела Марсела со своей подружкой, пришел Джеймс. По задумке Эллис все должны были придерживать псевдоаристократического стиля, то есть, девушки должны были быть в аляпистых платьях и украшены поддельными бриллиантами, на голове желательно было иметь причудливую шляпку, Джеймс должен был надеть красный смокинг.

Марсела была не прочь так пошутить, поэтому с удовольствием манерничала и делала реверансы. Ее подружка Глория изображала галантного аристократа. Эллис в смешной желтой шляпе с пером, подобрав длинный пышный подол своего желтого платья, пританцовывала под музыку. Анна надела белое платье с черными кружевами, фасона конца 19 века, натянула на руки кружевные митенки. А ее прическу венчала диадема, сияющая фальшивыми бриллиантами. Чудить, так чудить…

Все эти странные вещи были куплены на «блошином рынке» Портобелло, в день, когда подруги отправились посмотреть, все ли готово к Анниному переезду в Ноттинг Хилл.

В прихожей на столике Анну ждал большой конверт, посылка от Фарнезе. А квартира прибрана горничной, которая сообщала в записке, что будет приходить раза три в неделю. В конверте лежали банковские карты и письмо, где Фарнезе писал: «непременно хочу видеть тебя довольной и не в чем себе не отказывающей».

— Видишь, а ты расстраивалась, — бодро заметила Эллис, — он помнит о тебе…

— Но держать возле себя не хочет, — хмыкнула Анна, погружаясь в мрачные думы. — Никогда не думала, что буду так ревновать мужчину…

Вскоре к пестрой компании присоединился Крис, в узких джинсах и сером джемпере. Увидев его в дверях, Анна обречено улыбнулась. Подруга ткнула ей локтем в бок и шепнула:

— Он согласился придти с моего пятого звонка. Так что не рассчитывай на его доступность. Посмотри на его джинсы, у него все такое большое! Горячая штучка!

Анна, решив не расстраивать старания подруги, подошла к Крису и покружилась вокруг своей оси, чтобы показать ему свой наряд:

— Как я тебе? — она остановилась перед ним, разведя руки и склонив голову набок. — Фальшивая аристократка…

— Странная затея, — ответил Крис, глядя на нее удивленно. — Твоя подруга убедила меня, что ты хочешь меня видеть. Я отложил возвращение в Копенгаген, много чего отменил, чтобы придти…

— Ну, спасибо! — неопределенно откликнулась Анна.

Немного выпив, Крис расслабился. Рассевшись на диване, смотрел на передвижение друзей Анны по квартире, как на некий перфоманс. Эллис несколько раз, как будто бы нечаянно спотыкалась, проходя мимо него, и с вызывающим хохотом валилась на диван рядом с ним. Его узкие джинсы и то, что в них было, не давало ей покоя. Джеймс ревниво дергался, три раза подходил к Анне с вопросом «кто этот парень?». Пришлось пространно объяснить ему, что парень интересуется только ей, Анной, по крайней мере, он так говорит.

Примерно через часа три все, кроме Криса и Анны, с подачи Эллис собрались продолжить вечеринку в ночном клубе.

Подвыпившая Марсела подошла к растерянной Анне и поделилась впечатлением о Крисе:

— Интересная особь! Стоит замутить с ним, хотя бы ради секса с истинным арийцем, ибо они, как единороги. На картинках есть, а в жизни от них только рога, копыта и дикая гордыня. Посмотришь, что у него там есть…

Крис, оставшись наедине с Анной, начал нервно ходить по комнате, держа в опущенной руке бокал, на дне которого плескались остатки вина. Следя за ним взглядом, Анна сидела на диване, целомудренно сжав колени.

— Так! — не выдержав возникшего напряжения, она резко встала, — пойду, переоденусь…

Приостановившись, Крис натянуто улыбнулся:

— Глупая ситуация. Я пойду…

— Помоги мне расстегнуть платье, — попросила Анна, скрывшись в своей комнате.

Он вошел к ней в комнату с удивительной робостью, как ребенок в незнакомое для себя пространство. Она стояла к нему спиной, ждала, когда он поможет ей расстегнуть 25 мелких пуговок, туго стягивающих платье. Подойдя к ней вплотную, Крис неловкими пальцами начал выковыривать перламутровые пуговки из «воздушных» петель. Анна невольно сравнила его движения с движениям Фарнезе. Тот раздевал быстро, технично и, одновременно, красиво. Должно быть, в постели с Крисом будет как же, — тяжело и неловко. Стала нарастать нервозность. Эллис всегда все портит…

— У тебя красивые глаза, — повернувшись к нему лицом, Анна изобразила улыбку и коснулась кончиками пальцев его щеки. — Но мои подруги этого даже не заметили на фоне всего остального…

Их любовную возню и стоны удовольствия прервал настойчивый и сумбурный стук в дверь, словно за дверью стоял пьяный человек и требовал впустить его. В ход, видимо, шли ноги и кулаки, глухо доносилась ругань. Крис насторожился, причем, совершенно профессионально, как полицейский или солдат, попавший в засаду. Анна была не довольна тем, что их прервали:

— Нарочно не придумаешь, — хмыкнула она иронично, — здесь обычно достаточно тихо, но сегодня, видимо, какой-то особый день…

Крис надел джинсы и пошел посмотреть, кто их беспокоит.

— Кажется, это уличные хулиганы, — сказал он, спешно вернувшись, — узнали, что здесь живешь ты…

— Я давно здесь живу, — сказала Анна, пожав плечами, — в чем дело?

— Дело в твоем муже, — ответил Крис. Настороженно поглядывая в проем двери, он пытался вызвать полицию со своего ihone — Теперь они не хотят тебя тут видеть. Кричат «убирайся к своему фашисту». Полиция? У нас тут незаконное вторжение…

Полиция выехала.

Анна задумалась. Ей не верилось в возможность стать для кого-то «персоной нон грата». Вспомнились протесты антифашистов возле галереи, тогда она впервые столкнулась с неприязнью к Фарнезе. Но она и подумать не могла о том, что разделит с ним эту неприязнь.

Уже не на шутку напуганная, она подняла глаза на Криса, ища его поддержки.

— Не бойся, сейчас приедет полиция… — он сел рядом и обнял ее. — Я и сам не дам тебя обижать…

С ним было тепло и спокойно, он гладил ее по волосам и прижимал к себе.

Полицейские не без труда задержали ночных радикалов, ими оказались трое молодых и почему-то пьяных антифашистов, — не столько, впрочем, антифашистов, сколько пьяных и агрессивных. Они даже попытались отстреляться газовыми пистолетами, но им помешали полицейские и Крис, который, ловко скрутив напавшего на него парня, положил его на лестничную площадку, и держал его в скрюченном положении минут пять. Тот ругался, выл от боли, проклинал всех «нациков» и персонально Фарнезе. Когда всех троих усадили в полицейскую машину, один из стражей лондонского порядка подошел к Анне и почтительно сказал:

— Мисс, хочу предупредить вас об опасностях этого района. Почему напали именно на вашу квартиру. Есть версии?

— Да, констебль. Версии есть и очень веские. Если нужно будет, я озвучу их позже, вашему начальству — смущенно отозвалась Анна. — Сейчас я очень напугана…

— Ну что ж, — кивнул полицейский, — как угодно. А вам, молодой мистер, хочу выразить благодарность за помощь полиции, — он обратился к Крису. Мужчины крепко пожали друг другу руки. — Подготовка у вас что надо!

— Спасибо, — стеснительно улыбнулся Крис.

Вернувшись в комнату, Анна скинула наспех надетый халат, оставшись топлес, задумчиво присела за стол.

— Ты сегодня очень мне помог, — сказала она, вошедшему вслед за ней Крису. — Где тебя научили так действовать?

— На курсах самообороны, — спокойно ответил парень. — Твое тело я готов охранять 24 часа в сутки и 365 дней в году! — Подойдя, он положил ладони ей на плечи и наклонился, чтобы прошептать. — Я тебя люблю, кажется. У меня давно такого не было…

— Не надо, пожалуйста, — Увернулась Анна. — Завтра я переезжаю в другой, более спокойный район. Ты вернешься в Данию. Все…

Далее события разворачивались абсолютно непредсказуемо. Об инциденте с антифашистам узнали журналисты. Их, конечно, заинтересовали не столько подробности нападения и задержания антифашистов, сколько личная жизнь Анны. Ведь простак констебль утверждал, что Анну умело защищал некий молодой человек приятной наружности. Проницательные репортеры, сопоставив объективные факты, — ночь, замужнее положение Анны, наличие молодого мужчины — предположили, что у нее есть любовник…

А нагрянувший совершенно неожиданно на квартиру в Ноттинг Хилле, Антонио Сатти заявил, что приехал по поручению Фарнезе. С женой своего «гуру» он обращался с изысканной наглостью, к которой нельзя было придраться. И все-таки Анне хотелось сказать ему пару слов в такой же манере. Известие о нападении на ист-лондонскую квартиру якобы не на шутку встревожило Фарнезе; все ли у госпожи графини хорошо, не подверглась ли она оскорблениям и насилию?

Анна, взвинченная манерностью и тонким сарказмом Сатти, продолжала стоять у кухонной плиты, помешивая почти готовый глинтвейн. Он сидел, положив нервные руки на стол, одетый в светлый костюм. Свои колкие расспросы он дополнял выразительной мимикой.

— Антонио, почему вы меня ненавидите? — спросила она, пристально посмотрев на молодого итальянца. — Зачем все эти титулы и речевые обороты?

Сатти немного «сбавил градус» своего монолога. Взглянув на Анну исподлобья, он покусал губы и нехотя ответил:

— Я просто хочу быть вежливым с вами…

— Да? — протянула Анна, сняв с плиты кастрюльку с ароматным глинтвейном и достав из шкафа стеклянные чашки. — Я бы хотела, чтобы на вашем месте сидел Паоло. Но он не сидит, и вы, чувствуя мою тоску по нему, позволяете себе издеваться надо мной…

— Фарнезе не посылал меня к вам, — выпалил Антонио и гордо вздернул волевой подбородок. — Я приехал сам…

Поставив кастрюльку на стол, Анна бессильно присела за стол, напротив него, ошарашенная его честностью.

— Какого черта тогда вы здесь делаете? — спросила резко, и уставилась на него прямым злым взглядом. — Что вам нужно от меня? Хотите знать, изменяю ли я вашему учителю? Изменяю…

— Я хочу узнать, как Джулия, — признался гость. — Фарнезе поручил вам вытащить ее истории с наркотиками. Я боюсь, вы не делаете всего возможного, вам ведь на нее наплевать…

— Конечно, наплевать, — не стала скрывать Анна. — Но я сделала все, что можно было сделать. Наняла адвоката, жду судебного заседания и надеюсь, что вместо тюрьмы ее отправят лечиться. Вы любите Джулию…?

— Давно. Она не любит…

Анна невольно провела параллели между Антонио и собой; они оба несчастно любили представителей семейки Фарнезе, и оба были ими не любимы. Значит, у них было больше мотивов для сочувствия друг другу, чем поводов для неприязни.

— Еще кое-что… — заговорил Антонио. Тоже проведя подобные параллели, он решился быть честным до конца. — Крис Бергет мой приятель. Это я подсадил его к вам в самолете, купив вам с ним билеты на соседние кресла…

— Благодарю. У вас красивый приятель, — прошептала Анна зло. Теперь все встало на свои места; неожиданно начавшийся разговор, разговорчивость Криса. — Все выложили? Теперь убирайтесь вон…

— Поверьте, Кристиан имеет к этому самое невинное отношение, — объяснил Антонио торопливо. — Хотелось бы, чтобы вы с ним стали друзьями, и чтобы мы с ним остались друзьями. Сейчас наша дружба пошатнулась из-за вас. Он считает, что я его подставил, и вы не захотите его видеть, если узнаете, кто виновник вашей встречи. Мы состоим в партии «Белая Европа». Я в идейном крыле, Крис в боевом крыле. Он один из тех редких ныне индивидов, которые и духовно, и кровно относится к арийской расе.

— Убирайтесь вон! — повторила Анна упрямо. — Бред какой-то. Вы сумасшедший, как и ваш Фарнезе!

Вслед за Антонио явился Крис. Заранее приготовившись к упрекам и обидам Анны, он виновато улыбнулся, и склонился, чтобы поцеловать ее. Анна раздраженно отвернулась от него.

— Аня, прости меня, я не хотел тебя обидеть… — выдохнул он и, кажется, сильно оскорбился. — Почему ты отворачиваешься, как будто я сраный араб?

Анна не сдержалась; пустила в ход упреки, сопровождая их решительными взглядами, жестами и словами:

— Ты мог мне сказать, кто ты такой, зачем крутился около меня? Ты мог бы об этом сказать нормальным человеческим языком, а не плетением заговоров!

— Аня, никакого заговора не было! — Крис пытался успокоить ее, заключив в объятия. — Тони просто купил билеты. Дальше все шло по твоему сценарию. Ты могла бы послать меня к черту…

— Иди к черту! Не строй из себя белого рыцаря! — крикнула Анна, «разорвав» объятия Криса взмахом рук, и отошла от него подальше. Заговорила мрачно и тихо. — Ты подумал, как теперь все будет? Репортеры намекают, что я женщина достойная Фарнезе, завела себе любовника через месяц после того, как вышла замуж. Теперь скажут, «ее любовник активист партии националистов»!

— А ты хотела бы, наверное, кабинетного философа, как твой муж…? — выдержанно спросил Крис. — Я боец, Аня! Я мужчина, а не болтливая баба, я не сказал о том, что между нами произошло даже Тони. И дальше буду молчать. Это касается только нас. Я не заслуживаю плохого отношения! — горячо продолжил он, — Ты не можешь этого не чувствовать. Ради тебя я перешагнул через свои принципы. Я хотел, чтобы тебе было хорошо со мной…

— Зря Эллис все это затеяла тогда. — Выдохнула Анна, и справедливости ради добавила, — мне было хорошо с тобой. Но больше ничего не будет…

Запустив пальцы в волосы, он утомленно запрокинул голову, потом вздохнул полной грудью и мечтательно сказал:

— Ах, Аня, если мы сможем вырвать у системы общечеловеков кусок власти, ты и твой муж станете культовыми персонами…

— Я уже почти забыла, как выглядит мой муж, — Анна нервно села в кресло и задумчиво склонила голову. — И, мне кажется, при таком раскладе, я разделю с ним лишь петлю, или что там будет орудием казни…

На ней была одета белая шелковая блузка с жемчужными пуговками, средней длины серая юбка. Жемчужные бусы украшали шею. Волосы были заплетены в тугую косу.

Маясь от скуки и безделья, обеспеченными деньгами Фарнезе, Анна едва ли не каждый день ходила за покупками в бутики. Вначале робко бродила по модным пространствам, приглядывалась, смущалась, видя роскошные вещи и астрономические цены. Потом решила примерить жемчужные бусы, стоимость которых исчислялась десятками тысяч фунтов. Бусы хорошо подошли к тону ее кожи. Анна отдала продавцу кредитную карту. Тот ушел, — с пренебрежением измерив ее взглядом, — проверить, не блефует ли она. Вернулся с подобострастной улыбкой:

— Мадам, все в порядке, — так говорили во всех самых дорогих местах Лондона.

Если бы Фарнезе вздумалось вернуться к жене, он увидел бы ее «во всеоружии». Это стало ее целью, — быть готовой встретить Паоло без упреков и ревности, достойно и спокойно. Еще она решила, что не будет ему навязываться.

Вечерами Анна учила итальянский; читала, заучивала, записывала, слушала уроки на дисках. Иногда звонила Марселе, и пыталась говорить с ней по-итальянски, Марсела говорила, что подруга неплохо продвинулась в изучении языка, не хватало только «динамичности», нужно было поработать над произношением. А так вполне себе сносно…

Крис присел на подлокотник кресла, закинул ногу на ногу, обхватил ладонями колено. Взглянул на Анну снисходительно. Как будто прощал ей ее невежество в отношении перспектив и возможностей «Белой Европы». Анна посмотрела на него почти без обиды, но все еще из-под полуопущенных ресниц, не доверяя его философской позе.

— Мы наращиваем не только мускульные силы для протестов, которые называют погромами. Нам нужны мозги, чтобы в случае победы, закрепиться во власти. Анна, ты можешь присоединиться к нам. Прошу тебя написать для «Белой Европы» статью, — заговорил Крис опять очень выдержанно.

— Я подумаю, — выдохнула Анна. — А пока иди…

— Аня, тебя когда-нибудь обижали арабы или негры? — спросил Крис.

— Я не помню, — ответила она раздраженно. — Послушай, не нужно настраивать меня против половины человечества…

— Ну конечно, ты теперь будешь от меня отмахиваться, — Крис порывисто встал, начиная терять свою нордическую выдержку. — Я злой нацист, а ты…

— Крис, я просила тебя уйти. У меня голова идет кругом, мне нужно подумать, — заговорила Анна нетерпеливо, — я позвоню тебе…

Оставшись одна, она почти сразу позвонила Арли, чтобы, услышав его, обрести ясность мышления и укрепить дух, ослабленный последними событиями. Вскользь упомянула Криса и «Белую Европу». Почему-то застала Шарля в больнице. У него был слабый голос, который он пытался «настроить» на обычный твердый и невозмутимый лад.

«Шарль, что с вами?» — искренне забеспокоилась Анна, прервав его размышления касательно состоятельности идеи расизма и национализма с традиционной точки зрения.

«Врачи диагностировали рак… — признался Арли, — только, пожалуйста, не говорите Паоло. Он начнет бурную деятельность по моему спасению, а я не хочу его героических приемов. Хочу спокойно пережить это…»

«Шарль, я…, я приеду к вам! — Анна разволновалась до слез, — обещаю, я ни буду вам мешать, просто посижу рядом…».

«Я не могу запретить вам…»… — сказал он.

В Париж Анна приехала на поезде по знаменитому тоннелю под Ла-Маншем. Впервые за последнее время она почувствовала себя легко и свободно, убежав из Лондона, душного и уже начинающего узнавать ее в лицо, в светлый и романтичный Париж. С собой Анна прихватила желтый чемоданчик, набитый кое-какой одеждой и сумку с ноутбуком.

В поезд Анна села под видом средней европейки, которая собиралась провести в Париже выходные. Действительно, она не собиралась задерживаться надолго, хотела лишь навестить Шарля, поэтому эта поездка осталась тайной даже для Эллис. О дальнейших планах не думала. Зато ее посещали навязчивые мысли о Крисе; может быть, не стоило его отгонять от себя, может быть, пора себе признаться, что он тот, кто ей нужен сейчас, — молодой мужчина, приятный внешне, отличный любовник. Какая разница, с чьей подачи они познакомились…

Чтобы избавить себя от скуки, Анна вытащила из сумки ноутбук, положила его на колени, открыла и стала бесцельно бродить по интернету. Вспомнила о «Белой Европе». Нашла ссылку на сайт партии, но оказалось, что сайт «переехал». С помощью сообщений с националистических форумов нашла «рабочую» ссылку. Посмотрела, подумала, как она далека от поднимаемых на сайте проблем, хотя, вскользь и писала когда-то об эмиграции в Европе. Подумала о том, кто бы смог ей помочь разобраться с этим, и решила, что Энтони Паркер, пожалуй, подойдет. У нее еще было время на короткий телефонный разговор с ним. Он удивился, услышав ее голос, сказал, что в данный момент проводит лекцию в Мельбурне и не может долго говорить, однако, без тени прошлых обид пообещал перезвонить или даже приехать, куда она скажет, как только закончит дела в Австралии.

Шарля Анна застала в палате хосписа, сидящим в инвалидном кресле. Одет он был в длинный белый хитон, наподобие тех, что носили арабы, голову покрывала белая круглая шапочка. На пожелтевшем лице болезненно горели карие глаза и темнелись черточки бровей. Пижонские усы были сбриты, вместо них была глубокая продольная впадина.

Не сдерживая гнетущих эмоций и слез, Анна опустилась на колени рядом с креслом, крепко сжала в своих ладонях худую ладонь Шарля, лежащую на подлокотнике. Потом отдала ему букет свежих левкоев, купленных по дороге.

— Хорошо, что вы не делаете вид, словно я не изменился… — слабо улыбнулся Шарль. — Я хотел увидеть вас, но без Паоло…

— Рядом с Паоло вы меня еще долго не увидите, — заговорила Анна, вытирая слезы. — Мы не живем вместе. Не будем о нем. Скажите, почему вы здесь, а не дома?

Когда выяснилось, что дома за Шарлем не кому было ухаживать, Анна не стала долго думать и предложила свою помощь. Хотя бы на первых порах, потом можно было бы найти профессиональную сиделку. Шарль попытался отказаться, впрочем, не очень твердо, из чего Анна поняла, что он очень хочет вернуться домой, к своим книгам и прерванной работе.

Тем же вечером он вместе с Анной переехал из хосписа в свою квартиру на Монмартре. Радовался этому как ребенок, даже пошутил:

— Думаю, моим соседям художникам не придет в голову превратная мысль о нас?

— А я не буду против, если и придет! — засмеялась Анна. Она распахнула окно и подвезла Шарля к нему, чтобы он увидел тихую узкую улицу и подышал знакомым воздухом.

— Вы необыкновенно добры, Анна, — вздохнул Шарль и, прищурившись, взглянул на обрывок синего чистого неба, — и заслуживаете больше, чем имеете сейчас…

— Я заслуживаю то, что имею, Шарль, — отозвалась Анна, облокотившись на подоконник, она посмотрела вниз. — Ой, как здорово! Я влюблена в эту улочку…

— Уверен, когда улочка узнает вас поближе, тоже вас полюбит…

Немного подумав, Анна осторожно спросила:

— Шарль, могу я пригласить Энтони Паркера в Париж? Мне нужно с ним поговорить…

— Приглашайте кого угодно, хоть того парня из «Белой Европы»… — сказал Шарль, — о котором вы мне намекнули в телефонном разговоре.

— Разве я о нем говорила?! — удивилась и смутилась Анна.

— Анна, — он поднял на нее ясные глаза, — влюбленные самые чуткие люди, особенно, когда на горизонте появляются соперники…

После некоторого замешательства Шарль сделал многозначительный жест и предупредил:

— Я оставляю за собой право быть чутким и ревнивым.

""" """ """

С Паркером Анна встретилась в артистическом кафе на площади Театр. Энтони стал еще более сутулым, бледным, нервным и заметно постарел, за те несколько месяцев, что они не виделись. Но одевался он все так же хорошо; на встречу пришел в модном сером костюме и белой рубашке. Анна тоже была одета красиво; классическое, черное платье, препоясанное серебряным, тонким поясом, черно-белая сумочка. На ногах черно-серебристые босоножки «плетенки» на высоких каблуках.

— Как я рад тебя видеть! — Энтони поднялся из-за столика и чмокнул Анну в щеку. — Привет, милая…

— Привет! — Анна, посмотрев на него с недоумением, села за столик, — не ожидала такой теплой встречи…

— Брось! — он игриво улыбнулся и тоже присел, — на тебя я не сержусь. На твоего мужа, да. Скажи, он тебя опоил чем-то? Классно выглядишь! На миллион! — Энтони посмотрел на Аннины руки, — а это, должно быть, ты знаменитые побрякушки, цена которых обсуждалась в интернете…

— О! Я не знала, — Анна скромно показала свои руки с перстнями, подаренными Фарнезе в день регистрации брака. — Не думаю, что они имеют какую-то особенную ценность для специалистов…

— Ладно. Мне важно другое. Ты связалась с радикалами, почему тебя интересует «Белая Европа»? Тебе мало твоего супруга, похожего на вулкан пороков и радикализма?

Анна кратко рассказала историю своего знакомства с членами «Белой Европы»; конечно, умолчав об интимной связи с Крисом. Она хотела знать, стоит ли писать для них статью. Энтони настороженно задумался, видимо, подозревая Анну или в криводушии, или в наивности. Посмотрел на нее сумрачным взглядом и с придыханием сказал:

— Я не понимаю, Анна! Где твой негодный супруг, почему он разрешает тебе общаться с опасными людьми…?

— Послушай, Паоло тут не причем, — прервала его Анна, раздраженно махнув рукой. — Просто ответь…

— «Белая Европа» закрытая организация расистского толка. Муссирует идею «Европа для белой расы». Имеет два отделения, — Паркер тщательно подбирал слова. — Идейное и боевое. Члены партии в основном молодые активные люди, с радикальными взглядами. Это все, что я знаю…

— Спасибо, — как будто беззаботно кивнула Анна.

— Что значит «спасибо»? — Энтони не оставлял своей настороженности, — что ты намерена делать?

— Не знаю пока, — хмыкнула и пожала плечами Анна, и принялась мешать ложечкой чай в нетронутой чашке. Опустила глаза. — Забудь…! Я просто очень одинока… — призналась она неожиданно.

— Не вижу связи между твоим одиночеством и «Белой Европой», — логично сказал Энтони. И напомнил, «стрельнув» в Анну многозначительным взглядом. — Если что, я в твоем распоряжении…

Анна жалобно посмотрела на него. Тяжело сглотнула слюну, горло сжала болезненная спазма.

— Нет. Ты мне слишком близок, но не в этом смысле… — выговорила она. И добавила, собираясь встать и уйти, — не хочешь навестить моего издателя Арли? Он серьезно болен…

— Этого самопровозглашенного брахмана? Нет, — Паркер категорично мотнул головой и ухмыльнулся. — Нет. Я считаю таких, как он хитрыми, горделивыми обезьянами с Сириуса, а они меня чернью, портящей вид и воздух…

— Зря, — Анна встала, игриво качнулась и погрозила пальцем, — Шарль совсем не такой, каким ты его представляешь…

— Конечно, с тобой он не такой, — Паркер поддержал игривый тон. — Тебя он хочет обаять, накормить своей философией превосходства и затащить в кровать…

Шутя так, они вышли из кафе. Энтони вызвался проводить Анну до дома Шарля, но в гости идти так и не собрался. Они расстались в парадной. Оглянувшись на прощание, Анна махнула рукой и сказала:

— Увидимся еще! Я скоро вернусь в Лондон….

— Вряд ли, — Энтони обречено отмахнулся, — я не вожу дружбы с аристократией…

Шарля Анна застала у окна, крепко вцепившись в спинку стула, он нетвердо стоял на ногах и, отдернув штору, смотрел в даль. Боясь напугать его, она застыла в проеме двери, не зная, как лучше обнаружить свое присутствие.

Шарль сам спокойно обернулся:

— Не нравится мне этот ваш Паркер, — сказал он просто, — хотя, раз вы с ним общаетесь, значит, есть в нем нечто. А, по-моему, баламут. Я ознакомился с его работами. Обычные для нашего времени разоблачения ради разоблачения, без цели и смысла…

Анна подошла к нему. Задумчиво помолчала. Шарль, наверное, подумал, что ее задела оценка, выставленная им Паркеру:

— Я кажусь вам злым занудой…?

— Нет, — Анна улыбнулась, — конечно, нет…

— Он был вашим любовником? — спросил Шарль неожиданно резко.

— Нет, — продолжала улыбаться Анна, — я не такая распущенная, как вы, возможно, считаете…

Шарль смотрел на нее пытающим взглядом, положил ладонь ей на плечо и заставил ее повернуться к нему:

— Я так не считал и не считаю! Просто подумал ни о том. Простите.

— Ни могу не заметить, что, то, о чем вы подумали, внушает мне надежду на ваше скорое выздоровление, — Анна мягко погладила его по щеке и, слегка подавшись к нему и встав на цыпочки, поцеловала его в досадливо сжатые губы. Потом добавила, — Как я рада! Выздоравливайте, пожалуйста, Шарль. Вы мне нужны…

— Зачем? — спросил Арли.

— Вы хорошо влияете на меня, — ответила Анна, подумав немного. И решила не говорить, что сожалеет о его нездоровье в совершенно определенном смысле. — Да, именно так…

Шарль взял Аннину руку и приложился к ней губами, как делал много раз.

На первое судебное заседание по делу Джулии Фарнезе приехал лично. Сначала, впрочем, встретился с Анной в квартире Шарля. Окинув жену придирчивым взглядом, он заметил перемены в ее образе и поведении. Перед ним стояла вышколенная одиночеством и ожиданием женщина. Без лишних жестов и слов. Услышав, как она продвинулась в итальянском языке, он признался:

— Дорогая, ты меня приятно удивила…

И все-таки он был зол на нее тихой злостью, из-за того, что она не сообщила о болезни Шарля. Анна промолчала, как обычно, когда он был недоволен. Тогда он направился прямиком в спальню Шарля. В черном костюме, прямой и внушительный как скала. Войдя в комнату, он твердо захлопнул дверь перед носом Анны. Дал понять: он не хочет, чтобы она шла за ним.

Скрывшись на кухне, Анна стала ждать, присев за стол. Почувствовала, как внутри нее все еще горит безумная обида на него, доводящая до головокружения… и тошноты.

Из спальни донесся голос Паоло, искаженный сарказмом:

— Хорошо устроился, мой друг! Кофе в постель тебе приносит германская графиня, а ты лежишь тут и геройствуешь. Немедленно оправлю тебя в госпиталь и прослежу за твоим лечением. Об Анне забудь, не увидишь ее, пока не встанешь на ноги…

Выйдя, он заглянул в кухню. Подойдя к Анне, положил ей руку на плечо и сказал:

— Собирайся. Как только я все улажу, отправимся в Лондон, оттуда, в Торре- Аннунциату…

— Я так не могу, — Анна медленно встала, выпрямилась и, устало вздохнув, обошла его. Остановилась у окна. — Не могу бросить Шарля. Не могу потакать твоим капризам. Сегодня ты меня зовешь с собой, завтра отправишь куда подальше. Я не игрушка…

Приступ тошноты толкнул ее к раковине. Склонившись, Анна долго избавлялась от рвоты. Потом умылась, промыла рот, и не спеша, вытерлась полотенцем.

— Что с тобой? — настороженно спросил Фарнезе.

— Не знаю, давление, может быть… — ответила Анна. — Еще я терпеть не могу Леонору! Не сталкивай меня с ней, не доводи до беды…

— Собирайся, я сказал! — Фарнезе начал выходить из себя, — нас ждут! Третий раз я не буду повторять, вытащу тебя отсюда насильно…

Уже на следующий день Анна под руку с Фарнезе входила в здание лондонского суда. Их сопровождали несколько журналистов; щелкали вспышки фотокамер, задавались вопросы.

Чувствуя себя не совсем здоровой, Анна держалась тихо, равнодушно позволяла мужу подшучивать над собой. Он был в ударе, говорил, что впервые за всю его жизнь у него появилось некое подобие семьи, и подобие это концентрируется в Анне:

— Посмотрите на нее, и вы увидите, что никакая Карла Брона с ней не сравнится! — говорил он пылко. — Нашли о ком писать, о стареющей модели и второсортной певице. Анна достойна внимания не меньше, еще бы не строила из себя золушку. О деле моей дочурки я знаю мало, сейчас пойду разбираться, если виновата, пусть судят!

Он поддевал ее с самого утра. Хотел вызвать на эмоции; отчего-то припомнил ей Кевина:

— Ты видишься с тем волосатиком с подиума? — спросил небрежно. Анна не успела открыть рот, как он уже ответил за нее. — Наверняка, видишься! Не понимаю, как не противно с ним спать, он похож на шлюху…

— Совершенно не противно, — ответила Анна спокойно, — я видела его недавно…

— Это он храбро защищал тебя от антифа? — насторожился Фарнезе.

Анна тоже насторожилась, но виду не подала, продолжала лениво лежать в постели:

— Меня защищал случайный, шедший в гости к соседям, человек, — равнодушно соврала Анна, — я даже имени его не знаю…

— Хм. Странно, я до меня дошло, что это был приятель Тони, — тоже равнодушно прервал ее Паоло.

Анна не удивилась осведомленности мужа, она же знала про Леонору, почему он не мог знать о Крисе? Более того, Леонора спала в соседней комнате. Анна терпела это с адской стойкостью, сама восхищалась своей выдержкой.

— Мне все равно что ты думаешь об этом. Спасибо, что не стал врать, как будто бы веришь мне — сказала она. И, встав, пошла готовить завтрак.

Все утро прошло в каком-то липком мутном ожидании. Даже Леонора, вышедшая к завтраку, вела себя прилично, как гостья, ожидая чего-то кардинального. Анна чувствовала себя пустой и вялой…

Оживилась она лишь тогда, когда в коридоре, отбившись от репортеров, Фарнезе оставил ее на попечение Антонио и Криса, а сам пошел улаживать какие-то дела с адвокатом Джулии.

— Парни, развлеките даму светскими разговорами, — бросил он небрежно.

Крис скромно улыбнулся. Антонио насторожился. Анна косо посмотрела на Криса и, сложив руки на груди, прислонилась к стене, оставшись стоять между ними.

Светского разговора не получилось по вине Антонио, он нервничал, крутился, смотрел на Анну, как на врага. Крис попытался рассказать Анне, почему и как он тут оказался.

Антонио выпалил все за него:

— Он хочет просить благословение у Фарнезе на погромы в Копенгагене! Твои бойцы слишком любят громить и сжигать, потому что ты не научил их любить благородную идеологию!

— Тони, проблема в том, что мои бойцы слишком молоды и горячи, им нужен сиюминутный результат, — заговорил Крис негромко, озираясь по сторонам. — Мы не можем их этого лишать. Иначе получится мертвая идеология! — Он обратился к Анне, — я хочу, чтобы твой муж поддержал нас. Помоги мне.

— Вы оба сошли с ума, — зашептала Анна, — не верю, что стою и слушаю вас…

Крис отошел в сторону, видимо, обиженный Анниным равнодушием. Большой и красивый. Таких парней, как он, трудно было удержать в рамках среднестатистического поведения. И если бы он не тренировал своих «бойцов», то увлекался бы, наверное, девушками, алкоголем и спортом на грани экстрима.

Колеблясь, Анна подошла к нему, посмотрела в его голубые прозрачные глаза. Увидела в них непреодолимую отвагу.

— Я помогу тебе, приходи сегодня к нам на ужин вместе с Антонио, — сказала она бодрым шепотом, и наивно добавила, — будь осторожен. Не хочу, чтоб ты попал в полицию…

— Подожжем в твою честь десяток машин, — Крис самодовольно ухмыльнулся и поправил ей волосы, упавшие на лицо.

— Анна! — позвал ее Паоло, выглянув из зала суда, постепенно заполнявшегося зеваками. — Пошли, я нашел для нас неплохое местечко…

Анна пошла к нему, спиной чувствуя, как Крис провожает ее потребительским взглядом. Наверняка, смотрел, как у нее на бедрах морщилась узкая серая юбка. Шагая, Анна одернула шелковую блузку с воздушными руками, и вызывающе громко застучала каблуками.

Входя в зал, она получила от мужа публичный, легкий и непринужденный шлепок по тому самому месту, на которое, предположительно, загляделся Крис.

Супруги обменялись злыми взглядами и уселись в первый ряд. Отсюда был прекрасный вид на место для подсудимых.

Потом пришел Антонию, взволнованный, нервный, и сел рядом с Фарнезе.

— Он смотрел на тебя, как на уплывающую от него аппетитную утку, которую он не смог подстрелить, — шепнул Паоло то ли ревниво, то ли иронично. — Патроны холостые?!

— Спросишь у него сам. Он придет к нам на ужин, — усмехнулась Анна. — На самом деле, ему нужен ты, а ни я…

— Брось! Ему нужен я? — засмеялся Фарнезе, не смущаясь, запрокинул голову в порыве напускного веселья. — Я спрошу, спрошу, и если ему нужен я, то я уже ничего не понимаю в этой дикой жизни…

Приглушенный шум публики затих. В зал вошел судья в мантии и парике, уселся за массивный стол. Женщина-конвоир ввела Джулию, на ней был длинный вытянутый свитер, синие джинсы, черные густые волосы были беспорядочно распущенны по плечам. Увидев отца, Анну, Антонию, подсудимая показала им средний палец и оскалилась как гиена.

— Я не намерен это терпеть! — объявил на весь зал Фарнезе, встал и направился к выходу, цедя гневно. — Глупая сука…

""" """ """

Ужин прошел относительно спокойно, хотя за столом собрались люди, питавшие друг к другу неприязнь. Анна косилась на Леонору, которая взялась кокетничать с Крисом, Крис вроде бы был польщен вниманием юной аристократки. Фарнезе метал в Криса раздраженные взгляды. Возможно, впервые он почувствовал, что находится в таком возрасте, когда любой сопливый радикал может легко отнять у него внимание его самых близких женщин. Антонио тихо таял от горя, — Джулию приговорили к принудительному лечению, и ни кому до этого не было никакого дела.

Горничная принесла десерт, — мороженное с фруктами, купленное в магазине. Анна, как хозяйка ужина, проследила, всем ли достанется равная порция. Показывала горничной как лучше разделить порции и шепталась с ней о том, кому с какими фруктами их положить. Фарнезе от своей порции категорически отказался, несмотря на то, что жена поставила ему тарелку сама, и в тарелке лежала его любимая земляника:

— Принесите мне еще цыпленка, — он отставил тарелку с десертом. — Вина прихватите. Мужчины будут пить вино! Анна, ненавижу твои ужины, хотя мясное ты придумываешь хорошо. Я всегда сыт, когда ты рядом…

Посмотрев на Криса, он лукаво улыбнулся. Глаза его недобро загорелись. Он собирался нанести удар по самому личному и больному, чтобы ни кто не думал, что он старый дурак, который не знает, с кем спит его жена.

— Мистер Бергет, мне сказали настоящую чушь, — заговорил Фарнезе с саркастической гримасой. — Вам нужен я? Я думал, вы пришли пообщаться с моими дамами, это было бы пончтно, хоть и немного задело бы меня.

— Это правда, господин Фарнезе, — смутился Крис на миг, но потом, вскинувшись, твердо продолжил. — Мне нужно ваше слово, ваша поддержка. Не только мне, всем, кто любит Европу и белую расу…!

— Хорошо. Только сначала я хочу поблагодарить вас за то, что защитили мою жену от уличных бандитов, — прервал его Фарнезе настойчиво и холодно. — Была ночь, Анна, должно быть, перепугалась…

Анна отреагировала на эти его слова легкой переменой в лице. Крис посмотрел Фарнезе прямо в глаза и спокойно ответил:

— Я рад, что оказался рядом в тот момент.

— У вас взгляд бойца, — признал Фарнезе, и обратился к Анне. — Я сказал бы, что такие бойцы не для тебя, доброй и милой кухарки, изредка пишущей о том, о сем…

Леонора засмеялась, ее смех был похож на птичью трель. Анне захотелось прирезать ее кухонным ножом. Приниженная и не знающая что сказать, она сидела и ковыряла ложкой свое мороженное. Мужчины, разумеется, договорились; Фарнезе пообещал Крису написать небольшое обращение к его «бойцам».

После ужина Анна закрылась в своей комнате, чтобы ни видеть Леонору и Паоло вместе. Живя в Париже, рядом с Шарлем, она почти забыла о них.

Утром завтрак в спальне Шарля, при открытом окне, за которым текла парижская жизнь. Потом были беседы, которые сводились к одному, если Шарль выздоровеет, он поможет Анне получить философское образование в каком-нибудь известном университете. Сорбонна подойдет. У него там связи, да и сам он еще надеялся читать там лекции. Параллельно нужно будет устроить ее на работу в газету или журнал, если она не хочет провести лучшие свои годы в тени Фарнезе. Эта тень уже повлияла на нее негативно, считал Шарль, — она ушла из школы и редко писала.

Вошел Паоло, сначала отразился в зеркале, перед которым сидела Анна, потом, подойдя, положил ей ладони на плечи. Видя ее подавленное состояние, он решил, что этого, наверное, мало:

— Послушай, правда, такие парни, как этот Кристиан, не для тебя. Тупой боец, выросший на компьютерных играх, возомнивший себя спасителем Европы. Не грусти…

— Ты не о том говоришь, — шепнула Анна горько, — Ты мой муж, и ты считаешь меня всего лишь кухаркой, на глазах у меня крутишь роман с Лконорой…

— Брось! — он сжал ей плечи и усмехнулся, — если бы я считал тебя просто кухаркой, ты не носила бы мою фамилию. Ты была бы моей кухаркой…

— Прогони Леонору, — твердо потребовала Анна. И, расплакавшись, требовательно ударила ладонью по столику. — Я ее ненавижу…

— Она многим пожертвовала ради меня, — упрямо сказал мужчина, оттолкнув Анну. — Я ненавижу истерики…Ты могла бы прогнать Шарля?

— Шарль не спит со мной, Шарль не маячит у тебя перед глазами, Шарль не хохочет тебе в лицо! — возмутилась Анна, вскочив из-за туалетного столика. Смотрела на мужа горящими глазами. — Я прогнала бы его сразу, как только ты попросил!

— Все, чего не делает Шарль, делаю я, назло ему! Жду, когда лопнет его академическое терпение, — хмыкнул Паоло, не понимая ее возмущения и готовности на все ради него. — Шарль любит тебя, ты это знаешь, любит сильнее, чем все твои мужчины-побрякушки, и ты прогонишь его без жалости и сожаления?

— При чем здесь Шарль? Оставь его в покое! — Анна заметалась по комнате в непонятной панике. — Речь о нас с тобой…

— О, уже похоже на правильную реакцию! Только не говори мне, что ты не думала о том, чтобы в случае его выздоровления залезть к нему в постель! — засмеялся Паоло безжалостно. — Ты ведь, наверняка, жалеешь, что не сделала этого раньше. На фоне своей заброшенности…

Анна вдруг остановилась, как будто решила не тратить больше время и силы на борьбу с неизбежным разрывом, посмотрела на мужа спокойно и тихо ответила:

— Я ухожу от тебя…

Собрав кое-какие вещи в свой желтый чемодан, Анна вернулась в квартиру в Ист-Лондоне.

Эллис не поверила своим глазам, увидев подругу в ее обычной обстановке, в небольшой комнате, за рабочим столом. Долго переваривала ее немногословный рассказ о том, почему она ушла от мужа. Постояла со сложенными на груди руками, тупо посмотрела, как Анна листает газеты с объявлениями о работе.

— Он ревнует тебя к Арли? — спросила, наконец, с нервным придыханием. — Ты жила почти месяц с Арли в Париже? Понятно тогда, почему Фарнезе не стал тебя держать…

— Он никогда меня не держал, — заметила Анна, не отрывая сосредоточенного взгляда от газеты. — Все, что с ним связано это фарс, сон и обман. Не хочу о нем говорить… Как дела у тебя?

— Лучше, чем у тебя, — с осторожной радостью ответила Эллис, потом призналась. — Я бросила Джеймса ради Криса…

Анна тяжело и медленно подняла на нее глаза. Стало больно на физическом уровне, как от внезапного удара по голове. Подобного развития событий она не ожидала, думала, что сама, после недолгой паузы в отношениях с мужчинами, подберет ключик к сердцу Криса. Да и он, как ей казалось, был неравнодушен к ней.

— Аня, — заговорила Эллис торопливо и смущенно, — пожалуйста, не переходи мне дорогу. Я реально его люблю…

— Я не собираюсь этого делать, Эллис, — выговорила Анна и улыбнулась растерянно. — Правда! Просто я не ожидала…

Крис пришел вечером. Увидев в приоткрытую дверь, как пылко он поцеловал Эллис, а Эллис влюблено повисла у него на шее, Анна плотно закрыла дверь. Почувствовала себя одинокой и больной. Последнее состояние преследовало ее уже недели две, — слабость, тошнота по утрам, головокружение…

Через некоторое время, проведенное ей среди сплошной тишины и пустоты, в комнату вошел Крис. Застал ее сидящей на диване с книгой в руках. За ним прибежала взбудораженная Эллис, и умоляюще взглянула на него. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Анна категорически не захотела его слушать.

— Привет, Крис! — она отложила книгу, вздохнула, и оживилась. — Эллис, мне нужно в аптеку, — она быстро поднялась с дивана, подошла к шкафу, собираясь переодеваться, — тебе ничего не захватить по дороге?

— Нет, — ответила Эллис, отчаянно прикрывая лицо руками. — Я не знаю, как нам быть…!

— Никак, — резко прервала ее Анна, бросив на диван светло-серое платье, снятое с вешалки. Достала к нему лакированный черный ремень, черные туфли и весело соврала. — Я ухожу,… меня ждет Кевин!

Отослав на почти забытый номер СМС, Анна безнадежно присела за столик, не надеясь на быстрый ответ Кевина. Заказала чай. Кафе в центре города было заполнено наполовину. Слышались обрывки разговоров, играла негромкая музыка.

Официантка принесла чашку чая, поставила ее перед Анной.

Мобильник звякнул. «Иди ко мне домой, — писал Кевин в ответ на ее короткое послание, — прилечу утром. Ключи у соседа». Она всегда считала, что Кевин добрый парень, но никак не ожидала, что он так быстро откликнется. Оставив на столике деньги за нетронутый чай, Анна закинула на плечо сумочку и вышла из кафе. Вообще-то, она собиралась провести на улице всю ночь. Теперь ей, похоже, было где ночевать. Место было не самое спокойное, зато знакомое…

Сосед Кевина, передавая Анне ключи, с любопытством взглянул на нее. Тоже богемный персонаж, то ли фотограф, то ли молодой дизайнер. В его квартире шумела вечеринка. Видимо, Анна, точнее ее поздний визит, заинтересовал его:

— … Да, он мне позвонил, сказал, что зайдет подружка! — прокричал парень сквозь шум за своей спиной. — Хотите с нами? У нас тут весело!

— Благодарю! В другой раз, — улыбнулась она, — нет настроения…

Все те же белые стены, с наклеенными на них фотографиями с показов. Белая кожаная мебель. В спальне бардак. Анна, не раздеваясь, прилегла в разобранную постель. Никогда бы не подумала, что еще когда-нибудь будет здесь ночевать. В постель прыгнул кот Пако и довольно замурлыкал. В спальне Кевина, Анна почувствовала себя намного лучше, свободнее и моложе, как будто оказалась в другом измерении.

Анне недолго пришлось наслаждаться относительным покоем в квартире Кевина. Сам он активно разъезжал по показам и видел Анну всего один раз, предоставив свою квартиру в полное ее распоряжение. Впрочем, Анна не злоупотребляла этим.

Кевин изменил свой имидж, подписав контракт с домом Гуччи; стал коротко стриженным брюнетом со свежим загорелым лицом, лишь взгляд остался тяжелым и безразличным.

— Ты можешь жить здесь сколько угодно! — сказал он, — я не помню обид и жду от тебя того же…

— Спасибо, — Анна грустно улыбнулась, — мне сейчас нелегко. Ты очень помог мне…

— По поводу секса и отношений, я не против, — продолжил Кевин, — ты мне нравишься, я ждал, когда ты вернешься….

— Я, наверное, должна сказать тебе очередное «спасибо», — смутилась Анна, — но мне хватает проблем в личной жизни, не хочу еще одну.

— Жаль. — Усмехнулся Кевин и спросил, — Твой итальянец бросил тебя? Я видел его в Сети. Похоже, он та еще сволочь?!

— Я ушла от него, — коротко ответила Анна, — а он не держал…

""" """ """

Через два дня Эллис позвонила и попросила о разговоре, серьезно. Готовясь к тому, что этот разговор будет непременно сведен к «треугольнику» Эллис, Крис и она, Анна почти настроила себя на равнодушный и, одновременно, радушный лад, у зеркала отрепетировала непринужденную улыбку и кроткий взгляд. Подобрала нужные слова, дескать, желаю вам счастья, хочу, чтобы у вас все получилось, мы втроем можем посидеть где-нибудь. Нет проблем…

При встрече поняла тщетность своих стараний, — Эллис была на слезах, говорила сбивчиво и много курила.

— Крис ушел. Вчера. Сказал, не сможет меня полюбить…

На подругу нельзя было смотреть без жалости. Анна размякла, оставив при себе заготовленные слова:

— Эллис, не знаю, что сказать…

— Он придет к тебе, — прервала ее Эллис. — И вы будете вместе…

— Нет…, нет, — мотнула головой Анна, — у меня есть муж, Эллис. Я ношу его фамилию, и если он не любит меня, то это не значит, что я могу жить с кем хочу…

Развод явно не входил в планы Фарнезе. Он заперся на своей вилле, готовясь к очередной выставке. Обещал снова оскандалиться, представив публике картины своей личной жизни. Уход Анны ни как не изменил его отношения к ней, он продолжал присылать ей деньги и даже предложил написать «краткие мемуары» на тему их недолгой совместной жизни. Самые яркие моменты он хотел иллюстрировать своими картинами. «Проект» показался Анне интересным и подводящим черту под ее отношениями с Фарнезе, поэтому она согласилась. Начала повествование с того, как была ошарашена и покорена красотой, прямотой и бесцеремонным поведением итальянского аристократа.

В конце концов супруги встретились в Лондоне после трехмесячной разлуки, в квартире на Ноттинг-Хилл. Анна с деловым спокойствием отдала Паоло папку с «мемуарами» в 100 страниц. Он присел в кресло, закинул ногу на ногу и, прочитав несколько строк, где она откровенно признавалась будущей публике в любви к своему мужу, сказал:

— Я тоже люблю тебя, дорогая! — и, посмотрев на нее вызывающе, захлопнул папку. Встал. — Спасибо за эти страницы, они внушают мне надежду…

— Я написала правду, — ответила Анна. Ее серьезность подчеркивало черное платье прямого покроя.

— Надеюсь, ты вернулась ко мне? — спросил Фарнезе с надеждой. И посмотрел на нее искоса, ожидающе.

— Нет, — мотнув головой, Анна сжала губы и постаралась сдержать слезы, стараясь держаться прямо, гордо и спокойно. Но нервно присела на диван, вскинула на остолбеневшего мужа сухие глаза. — Ты должен или оставить Леонору, или дать мне развод…

Он горько усмехнулся, тряхнул седеющей головой и снова усмехнулся уже с сарказмом:

— Честная! Как моя дочурка. Вам обязательно нужно все испортить.

— Ты живешь, как хочешь, — заговорила Анна, упрямо взяв под контроль свои нервы. И уперлась взглядом в стену, как провинившаяся и настырная школьница, не желающая слушать папу. — Я тоже так буду…

— Черта с два ты получишь развод! — злобно и громко процедил Фарнезе, нагнувшись к Анне, показал ей крепкий кулак. Его широко открытые глаза стали черными. — Нет, нет, нет! Глупая женщина, понимаешь ли ты, кому ставишь условия? — Все его лицо нервно передернулось

— Это не условия, это два логических выхода из неопределенности, — спокойно встав, Анна посмотрела на полусогнутую фигуру мужа из-под опущенных ресниц. Пока он медленно выпрямлялся, она продолжала смотреть на него, говоря. — Хорошо. Я уезжаю в Данию, побуду там некоторое время. Ты подумай. Развод мне кажется естественным в нашей ситуации…

— Что ты забыла в Дании? — спросил Фарнезе сухо. Выругался, ухмыльнувшись, — Проклятье! Ну и катись!

— Не понимаю, чем ты недоволен, — Анна взяла с дивана сумочку, с пола небольшой чемодан, собираясь уходить. — Каждый из нас остался при своем…

Она беспрепятственно вышла, спустилась по лестнице на улицу, под мелкий дождик. Остановила первое попавшееся такси и велела ехать до Хитроу.

Через три часа Анна была в Копенгагене. Полтора часа ушло на то, чтобы бросить чемодан в лондонское такси и доехать до аэропорта. Еще полтора часа занял перелет. В аэропорту Роскилл ее должен был ждать Крис. Это он пригласил ее к себе, не то, что бы в гости, — просто поговорить без лондонских знакомых. Теперь Анна оглядывалась по сторонам в поисках Криса, а он вдруг вышел из толпы, и не спеша, вальяжно направился к ней, одетый в темный костюм, при галстуке.

— Привет! — Он обнял ее, поцеловал в щеку и сказал с улыбкой, — не нервничаешь. Хороший знак…

— Как видишь, я с вещами, — она тоже улыбнулась, передавая ему чемодан. Они пошли к выходу. Вышли и направились к парковке. — Почему у тебя такой официальный вид…? — спросила на ходу Анна.

— Я приглашаю тебя к нам… — бросил Крис, опередив Анну, он уложил ее чемодан в багажник черного «Audi». Открыл перед ней заднюю дверь. — Не могу же я тебя встретить в потной майке и тренировочных штанах. Для меня важен твой визит!

Было прохладно и пасмурно, дул влажный ветер. Анна села в машину и, взглянув на Криса, покачала головой и сказала с тихим разочарованием:

— Ты не отказался от идеи изменить мир? Крис, ты погубишь себя из-за утопии…

Крис захлопнул дверь и, сев за руль, усмехнулся:

— Твой приезд тоже казался мне утопией, но ты приехала…

Они проехали весь город, сказочный и постепенно утопающий в осенней ночи. Крис остановил машину на узкой улице, перед серой пятиэтажкой. Типичный спальный район, такие есть даже в самых красивых городах. На третьем этаже была квартира Криса, — две просторные комнаты с окнами на внутренний двор, кухня и большая ванная.

— Будь как дома! — сказал Крис, распахнув перед Анной дверь. — Но это не апартаменты твоего мужа!

— Мне все равно, — Анна прошла длинный коридор, заглянула в гостиную. Обывательски-уютная обстановка, мягкая мебель с цветной обивкой, столик, белый ковер на полу, книжный шкаф. На стенах фотообои с видами города в разные сезоны. Оказавшись в тепле, она поняла, как сильно замерзла. Поежилась. — У тебя тепло…

— Я приготовил еду, ее нужно только разогреть, — засуетился Крис и ушел на кухню, оттуда спросил. — Ты встретилась с мужем?

— Да, но я не хочу об этом говорить, — Анна уселась в кресло, положила руки на мягкие подлокотники и откинулась на спинку. — Какие у тебя планы…?

В планы Криса входило взять от ее визита все, в моральном и физическом плане. За неожиданно вкусным ужином с вином, музыкой и обрывками многозначительных фраз, он раскрыл перед ней всю свою влюбленность, нежность и желание быть с ней.

— Я ждал тебя… — произнес он слегка заплетающимся языком. Сделал короткую паузу, во время которой вертел в руке бокал с вином. Посмотрел на нее ласкающим взглядом. — Я люблю тебя и ни кому не отдам…

— Не боишься Паоло? — Анна склонила голову набок, откровенно любуясь им, его красивыми глазами, лицом, плечами.

— Пошел он к черту! — поднявшись со стула и поставив бокал на стол, Крис подошел к ней, опустился перед ней на корточки и настойчиво погладил ее по колену, задирая подол платья. — К черту весь мир!

— И Эллис…? — теперь Анна, вовлеченная в любовную прелюдию, гладила его по светлым волосам, серьезному лицу, склонялась, целовала его в губы.

— Пошла она дважды к черту! — раздраженно выкрикнул Крис. И добавил тихо, с ядовитой улыбкой, — я так ей и сказал, иди к черту…

В следующий момент они резко встали и Крис, подхватив ее на руки, понес в спальню.

Утром, сидя на кухне, Крис поделился с Анной странными наблюдениями, которые показались ей подозрительными в контексте того, что произошло между ними ночью. Сидя за столом с чашкой горячего кофе в руках, он вдумчиво заговорил:

— Ты знаешь, ни в одном глянцевом журнале ни написано, как сделать так, чтобы женщина быстрее забеременела…

— Конечно, ведь это журналы для людей не собирающихся обзаводиться детьми, напротив, желающих отношений без последствий. — Анна не скрывала своего недоумения, — почему тебя это интересует?

— Я хочу, чтобы ты родила от меня ребенка, — будничным тоном ответил Крис. — Это будет прекрасно! Ведь ни у кого из моих друзей нет детей. Благодаря журналам молодые женщины не хотят рожать…

Анну передернуло от этой мысли. В недалеком прошлом ее озвучила Эллис в менее конкретной форме, однако, тем же тоном, как будто бы предлагала купить нечто определенной марки. Ребенок от Криса, видимо, должен стать «белой костью» в изрядно потемневшем скелете Европы. Или это снова сговор против нее?

— Ты сам это придумал или Антонио Сатти подкинул тебе эту идею? — Анна поставила свою чашку на стол и, будучи одета в махровый халат Криса, пошла переодеваться, возмущенно говоря, — Забудьте обо мне, дайте мне спокойно жить! Сатти может не беспокоиться, с Фарнезе я не живу и сплю с тем, кого Сатти мне подложил! Сатти добился, чего хотел!

— Успокойся, пожалуйста, — крикнул Крис из кухни. — Тони тут не причем! Почему ты считаешь меня его марионеткой?

— Потому что один раз ты уже оказал ему услугу! — напомнила Анна, — я не хочу снова попасть на вашу удочку! Я хочу сама решать, с кем мне знакомиться и спать…

… Потом все было неординарно, как во французских фильмах, с которыми Анна коротала вечера в Париже. Живет себе простой француз, ходит в булочную, на работу, вежливо раскланивается всему свету, и тут вдруг приходит ему в голову совершенно французская мысль изменить свою жизнь. Он звонит своему старому другу и говорит: «Паоло! Я хочу жениться на твоей жене!», итальянец хмыкает: «ну попробуй!». Все это обрушилось на Анну в тот момент, когда Крис показывал ей своих «бойцов», действительно, хорошо натренированных парней, коротко стриженных, в майках и тренировочных штанах. Они собирались под видом бодибилдеров в подвале одного из домов на окраине города. Помещение было переоборудовано под спортзал, заставлено тренажерами, имелся там и небольшой боксерский ринг.

Анне не понравилась «боевая обстановка», она чувствовала себя неуютно среди железяк и больших мужчин. Поэтому, когда зазвонил телефон в кармане ее куртки, звон этот показался ей напоминанием, что по жизни она, скорее философ, чем боец. А когда в трубке она услышала заметно окрепший голос Шарля Арли, то поняла, чего хочет. «Анна, — говорил Арли уверенно и спокойно, — я хочу быть с вами. Я вас люблю, вы знаете это. Надо что-то решать, раз жизнь дала мне еще один шанс, предлагаю пожениться и уехать… да хотя бы в вашу Россию!».

— Подождите, Шарль, — Анна отошла в сторону, помолчала, потом выдохнула. — Так сразу? Но я не могу так…

«Mon Dieu! Анна, supplier, — уговаривал ее Арли, переходя с английского на французский. — Je t`aime! Вы так не можете, а я ни могу ждать. La vie est courte! Je ne peux pas attendre!»

— Я замужем, Шарль, — робко напомнила ему Анна, — и я не в Англии сейчас…

«Приезжайте в Париж! Как можно быстрее! — уже требовал Шарль. — Нам необходимо поговорить! Бросайте все и приезжайте».

Париж нравился Анне больше, чем Копенгаген. По сравнению с Парижем датская столица казалась ей провинцией. Париж голубая мечта средней русской женщины покорил и Анну тоже. С Шарлем они жили там душа в душу, возможно, не испытанные конфликтными ситуациями, которых хватало с Фарнезе. Рядом с ним Анна уже готова была признать, что конфликты помогают лучше узнать друг друга и закаляют характер. Но, несмотря на ее привычку к нестабильности, Шарль был настроен совсем на другое; он показал себя внимательным и добрым партнером, правда, не без педагогических замашек; жить надо экономно, просто и скромно, хлеб покупать только в соседней булочной…

— Тебе нужно в Париж? — Крис был недоволен резкой переменой ее настроения после звонка француза. — Твой издатель не может подождать?

— Он говорит, что нет, — качнула головой Анна, — он болен, думаю, дело в этом…

— Что ты решила насчет нас? — спросил Крис нетерпеливо.

Анна боялась этого вопроса, потому что не знала определенного ответа на него, точнее, знала, но вслух сказать тоже боялась. Остаться с ним, в его квартире, с его «бойцами», стать «боевой» подругой? Нет, пожалуй, для нее это было радикально и бесперспективно. Определенно, он был хорош собой и внимателен к ней, но его, казавшиеся серьезными, планы по смене миропорядка и связь с радикальными партиями портили все.

Она уклончиво улыбнулась и промямлила:

— Крис, я не знаю. Оставим все, как есть… Правда. Может быть, потом…

— Ты влюблена в этого француза? — Крис пытался угадать ее настроение, заглядывал ей в глаза.

— Скорее нет, чем да, — опять уклонилась от прямого ответа Анна. — И я все еще жена Паоло…

Французское такси остановилось перед домом Шарля. Выйдя, Анна позвонила в домофон, ей открыли, и она вошла в большой холл. Дверь в квартиру на втором этаже была приоткрыта, Анна громко сказала «bonjour!», и вошла в длинную прихожую. Ей навстречу выбежал угловатый мальчик в джинсах и футболке. Увидев незнакомку, он вдруг встал, как вкопанный, часто моргая большими карими глазами.

— Привет! Ты Жозеф! — догадалась Анна. Улыбнулась, — да или нет?

— Меня зовут Жозеф Арли, — подтвердил мальчик на плохом английском.

— Меня зовут Анна, — представилась Анна, поразившись нелепости сказанного. А ведь именно примерно так она общалась с детьми, когда начинала работать няней. — Ты говоришь по-английски…?

— Я не разрешаю ему говорить по-английски, — из комнаты раздался голос Шарля. Анна прошла туда, оставив чемодан в прихожей. Застала Шарля в кресле, он читал газету, но бросил ее на стол и встал, чтобы поприветствовать гостью. — Добрый день! Как дела?

— Так себе, — уклончиво ответила Анна, не уклонившись от поцелуев в обе щеки. — Как ваше здоровье?

— У меня его нет, — развел руками Шарль. Выглядел он действительно плохо; был очень худым, слабым и бледным до желтизны. — Но врачи говорят, я буду жить. Более того, я после долгого перерыва возвращаюсь к работе…

— Это прекрасно!

И ни слова о любви. Казалось, по телефону с ней разговаривал один человек, а сейчас говорил совсем другой, — манерный, с вышколенными эмоциями и отрешенным взглядом.

Теперь Анне не пришлось готовить ужин. Его приготовила пожилая негритянка Фатима, которая присматривала и за мальчиком, и за домом. Это было разорительно для домашнего бюджета доктора философии, но ничего другого Шарль придумать не мог. Только женщина могла навести порядок в доме и позаботиться о Жозефе. О себе Шарль не думал, говорил, что, ему нужны только кофе, уединение и работа. Однако в его словах и жестах была слышна усталость от неустроенного быта и одиночества.

— Я прилетела, бросив все, — сказала Анна, — не для того, чтобы пить кофе и гулять по Парижу. Я прилетела к вам, — она положила ладонь ему на плечо, посмотрела ему в глаза. — Пока не знаю, как, но буду вам помогать…

— Спасибо, моя дорогая! — Шарль довольно улыбнулся.

Утром Анна, помогая Жозефу одеваться в школу, выслушала французское ворчание домработницы. Шарль, войдя в детскую, перевел:

— Занималась бы лучше месье, ничего тут ей делать…

— Скажите ей, что меня хватит на двоих, — улыбнулась Анна. — Или вы с ней согласны?

Шарль задумался. Погладил сына по голове и велел идти завтракать. Когда тот вышел из детской, он, наконец, заговорил о главном:

— Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Но прежде, разумеется, вам нужно расстаться с Фарнезе, если вы, конечно, скажете мне «да». Мне нужна жена, а не мать Жозефа!

Анна присела на край кровати, подумала немного, и спросила:

— Вы любите меня, Шарль?

— Да, я ни раз говорил об этом, — ответил Шарль ровно. — Вам этого мало или вы мне не верите?

— Вы иногда так холодны, что я не знаю… — ответила Анна, нервничая, потирала ладони и пряча глаза.

— Я холоден с чужой женой, хотя и не холоден вовсе. Осторожен, — заговорил Шарль. — К сожалению, я хорошо воспитан, я не привык брать чужое…

— Простите меня, — повинилась Анна, — вы, конечно, правы. Я поговорю с Паоло. Мне хочется покоя и определенности, только вы можете мне их дать…

Ближе к вечеру позвонил муж и без предисловий пригласил ее в Рим. Анна чуть не выпалила: «не поздно ли, Паоло, ты захотел меня… встроить в свою жизнь или ты делаешь это назло Шарлю?» — но не хватило итальянского словарного запаса и смелости. Поэтому она лишь нервно ответила, что будет в Риме, как только сможет. «Поторопись!» — буркнул Фарнезе и положил трубку, видимо, раздраженный и недовольный ее ответом.

— Нужно лететь, — сказала Анна Шарлю. Настроена она была решительно и почти воинственно. — Я не задержусь, обещаю…

«»»»»

В Риме она напоролась на бурные выпады Фарнезе, который не хотел ничего слышать ни о каком разводе. Его не интересовало, с кем Анна спала, это ее дело. Оно не задевало его ни с сердечной стороны, ни со стороны элементарного приличия. Их общим делом он считал выставку, она могла разжечь любопытство публики к имени Анны Фарнезе и к картинам самого Фарнезе; где обывательское любопытство, там деньги.

Во все времена в моде были скандалы или перипетии личной жизни художников. Невозможно заставить публику купить картину исключительно ради культурологического интереса. Такой интерес удел немногих специалистов, у которых обычно есть одна возможность увидеть «мазки, светотени, характер» картин, — прийти в галерею и долго стоять перед вожделенными произведениями, разглядывая каждый их сантиметр. Публика с деньгами обычно не имела «квалификацию» для того, чтобы оценить художественные достоинства и «высшие смыслы» произведений, поэтому они обязательно должны были нести в себе роковые тайны или банальные измены. На этот раз Фарнезе собирался показать толстосумам спину своей жены в разных контекстах, даже в политическом…

В галерее было все готово. Кое-где уже мелькали сообщения о выставке в стиле «ню». Не хватало только некоторых штрихов в виде их совместного появления на публике и интервью для пары популярных европейских изданий.

— Послушай меня, — Анна пыталась вставить в планы Фарнезе несколько слов. — Я решила остаться с Шарлем…

— Ты хочешь быть мадам Арли? — Паоло посмотрел на нее недоверчиво. — Это скучная и, одновременно, великая участь, Анна, вполне по тебе. Конечно, Арли сотрет в тебе все, связано со мной, выпотрошит тебя и начинит чем-нибудь более достойным. Ты все обдумала?

— Да, Паоло, — кивнула Анна, нервно сцепив пальцы рук. — Он любит меня, а ты нет…

Фарнезе задумчиво опустил глаза и поиграл чашкой, заставил остатки кофе выплеснуться в тарелочку. Больше ни слова о выставке и журналах он не произнес, равнодушно заговорил о разводе, который с трудом можно было устроить без шума.

— Паоло, если ты хочешь….! — опять прервала его Анна в надежде, что он перестанет быть таким равнодушным. Хотела встряхнуть его, заставить его пережить эту ситуацию с тем же надрывом, какой чувствовала она сейчас.

— Ты все решила, — напомнил он обстоятельно, — я не хочу, чтобы ты мучила Шарля. Стать его женой, пожалуйста. Я только прошу тебя о последней услуге, пусть выставка пройдет по плану, потом делай с этим что хочешь…

— Хорошо, я согласна… — кивнула Анна, совсем растерявшись.

""" """ """

Стать женой Шарля это было не то, что стать женой Фарнезе. Пришлось смириться с этим. После бракоразводного процесса с Паоло, проходившего в строгом секрете, и в течение которого Анна видела лишь его адвоката, Шарль решил, что Анне нужно немного отдохнуть, а ему подготовиться к новому браку. Этот процесс чуть было не растянулся на три месяца; Анна жила в Лондоне в привычной для нее обстановке, Шарль жил в Париже, и, следуя каким-то своим принципам, не звонил и не приглашал Анну к себе.

Она не находила себе места и буквально сходила с ума от неизвестности. Неужели «этот француз», как презрительно называла Шарля Эллис, бросил ее на фоне приближающейся выставки Фарнезе?

Эллис подливала масло в огонь Анниных сомнений:

— Этот француз сломал твои отношения с Фарнезе. Больше ему от тебя ничего не надо! Теперь дрожи от страха быть кинутой… этим умником!

Совсем другие слова говорила Марсела, прилетевшая из Рима поддержать подругу в сложные для нее дни:

— Аня, потерпи немного. Шарлю, наверняка, сейчас тяжелее, чем тебе. Он болен и на него свалилось счастье в виде твоего «да!». Дай ему встать на ноги и сделать все достойно…

Между тем Анну пригласили работать в журнал World, каждый день она ходила на работу, общалась с людьми, писала статьи на актуальные темы, и только это спасало ее от окончательного разочарования в жизни. По мнению Эллис, работа в журнале Анне досталась незаслуженно. Она вообще относилась к подруге, как к проигравшей, не верила, что ее, после развода с Фарнезе, ждет хорошее будущее.

Крис часто напоминал о себе, звонил и приходил к Анне. Тогда Эллис словами и жестами делала так, чтобы всем было не по себе…, и демонстративно хлопала дверью.

Мучительная неопределенность кончилось обычным лондонским вечером, когда, вернувшись с работы, Анна разделась и залезла в теплую ванну. Перед этим она заглянула в холодильник и нашла там коробку апельсинового сока, жадно выпила половину и пошла в свою комнату, усталая и уже привычно подавленная. Решила, что проведет вечер, не выходя из комнаты и не разговаривая с Эллис. Но прежде примет ванну. Она залезла в воду, оставив блузку и белье на сушилке, легла, расслабилась, положила руки на края, откинула голову на упругий валик и погрузилась в блаженное бездействие. Вспоминая события последних дней и отгоняя мысли о времени более отдаленном и наполненном волнениями и встречами, она как будто бы немного задремала.

Через некоторое время, сквозь вату полусна Анна услышала звонок в дверь, расслышала, как Эллис кому-то неприязненно бросила: «она в ванной!». Тут же дверь в ванную распахнулась. Нехотя открыв глаза, Анна увидела Шарля. Она было подумала, что пришел Крис и сейчас начнется сцена «третий лишний» в плохом исполнении Эллис. Надоело до тошноты! А пришел, серьезный бледный Шарль со светлыми, пушистыми, как у юнца, усами, в нелепом черном берете и длинном сером плаще.

Анна привстала, потянулась за полотенцем, выговорив:

— Я уже не ждала вас… — взяв полотенце, она встала в ванне и, не стыдясь своей наготы, не спеша, прикрылась.

— Почему? — спросил Шарль, не отрывая от нее широко открытых глаз. — Вы мне не доверяете, не верите…

— Поговорим в гостиной, — предложила Анна смущенно, — я не одета…

— Да, да, — опомнился Шарль. Неловко повернулся к двери и вышел, бормоча по-французски. — Excuse-moi…

Сняв плащ и берет, Арли сел на диван в импровизированной гостиной, среди вешалок с одеждой и шкафов, куда подруги небрежно складывали обувь, сумки, шарфы и прочее. Взволнованно дыша, он пытался успокоиться, принять достойный вид, ведь он приехал официально просить руки Анны, и хотел, чтобы она сказала «да» более определенно, поэтому предполагал некую торжественность. Однако началось все не так, как ему хотелось. Он совершенно потерял самообладание. Лицо его пылало, губы пересохли, в горле тоже было сухо, а ладони стали потными и горячими, как у глубокого алкоголика, жаждущего выпивки.

Дикое нетерпение, с которым он примчался в Англию, объяснялось желанием убедиться в верности Анны. Парень по имени Крис блефовал, когда позвонил ему и сказал, что Анна склонна к изменам, изменяла Фарнезе, «изменит вам! Очень жаль будет на это смотреть. Вы ведь больны…». Сукин сын, знал куда надавить! Впрочем, дела его были не так плохи, как подозревал этот сукин сын.

Лечащий врач Жан Лурье настроил своего пациента на позитивный лад.

— Вы хотите жениться, месье Арли?! Прекрасно! Поздравляю! — разговор проходил в кабинете известного в Париже онколога. В окна светило игривое парижское солнце, обещавшее теплую осень.

После очередного осмотра Арли решился поделиться с доктором своей радостью и сомнениями.

— Благодарю, доктор…, - замялся Шарль, — но у меня есть опасения, касающиеся моего мужского здоровья…

— Хм, — участливо прервал его Лурье. — Я понимаю вас, и хочу заверить, что наши методы лечения никак не влияют на потенцию, разве ж на самом пике курса. Давайте договоримся, если все пойдет хорошо, вы пригласите меня в ресторан! Я приду со своей женой, вы со своей…

Кажется, Лурье не обманул, пока его мужские чувства работали в полную силу.

Подошла Анна в махровом халате, с влажными волосами, и спокойно присела рядом с ним. Посмотрела на него открыто и счастливо улыбнулась:

— Почему вы не позвонили мне? Я встретила бы вас…

— Я добрался сам, — заговорил он нервно — Вы мне не рады? Я могу сейчас же уйти…!

— Нет! — Она схватила его на руку. Улыбка сошла в ее лица. — Не будьте жестоким, Шарль. Предполагаю, что вы потеряли ко мне интерес после развода с Фарнезе или у вас есть другие мотивы для долгого молчания…?

— Две недели я провел в больнице, — ответил Арли тем же тоном. — Потом работал с утра до вечера. К счастью, у меня не было свободной минуты, чтобы думать о вашем разводе с Фарнезе. Но я думал, о нас, хотел, чтобы ничто нам не мешало…

— Простите меня, — Анна потянулась к нему с поцелуем. Поцеловала его в надменные губы,

погладила худое лицо, и растерянно отстранилась, видя его напряжение.

— Рядом с вами я меняюсь, — признался Шарль, теряя последние капли выдержки и терпения. Он обнял Анну и шепнул. — Не в лучшую сторону… — наконец, он поцеловал ее абсолютным французским поцелуем.

Застав Шарля на кухне, Эллис неприятно удивилась. Вчера она оставила его и Анну в гостиной, они, конечно, целовались на зависть ей, она все видела в дверную щель. Чтобы не случилось приступа рвоты Эллис ушла коротать вечер в клубе, думала вернуться и не увидеть этого дылду с глазами злобного марсианина и жадным ртом не целованного ботаника.

— Бонжур, мистер… — небрежно сказала Эллис, проходя к плите, она потеснила Арли.

— Доброе утро, — ответил Шарль. — Я уже поставил чайник…

Эллис вышла из кухни и толкнула дверь, ведущую в комнату Анны. Та легко открылась. Беспрепятственно оказавшись в комнате подруги, Эллис плотно закрыла дверь и встала в позу, не упустив при этом из виду расстеленную на диване постель, — простынь, подушку с вмятиной и еще одну простынь.

Анна спешно надевала черную юбку, на ней уже была не застегнутая пастельно-розовая блузка. Выглядела подруга свежо, еще не успела собрать волосы в косу, от чего была по-утреннему красива.

— Послушай, — начала Эллис злым шепотом, — он будет жить с нами? Если да, то я уйду сегодня же!

— Он уезжает вечером, — вполголоса ответила Анна, принимаясь застегивать пуговицы на блузке. — Не волнуйся…

— Аня! Какой он противный! Да еще и онкобольной. Ты хотя бы в душ сходи! — выпалила Эллис. — Ты с ума сошла, когда пожертвовала браком с Фарнезе ради этого… француза!

— Эллис, перестань. Это моё дело, — повысила голос Анна и посмотрела на подругу осуждающе.

— У тебя были такие мужчины, Фарнезе, Крис! — отчаянно вскинулась Эллис, — а ты выбрала…

— Кто этот Крис? — тревожно спросил вошедший в комнату Арли. Анна промолчала. Зато Эллис, усмехнувшись, сказала:

— Крис это Крис, месье Шарль. Наш общий с Аней любовник, так уж получилось…

Анна вдруг отрезала безжалостно:

— Насколько я знаю, он послал тебя к черту! — Впервые за время знакомства с Эллис, она сорвалась. Взвизгнула. Ее качнуло от бессильной злости. — Что ты лезешь не в свое дело?!

Выбежав из комнаты, Анна пошла на кухню. Шарль пошел за ней, войдя, плотно закрыл дверь и тихо сказал:

— Человек по имени Крис звонил мне на днях. С тех пор я потерял покой…

— Вот он дурак, — слабым голосом прервала его Анна и досадливо прикрыла лицо ладонями. — Мы все давно выяснили с ним, но он не хочет этого понять.

Подойдя к Анне, Арли осторожно убрал ладони с ее лица. Они посмотрели друг другу в глаза, — Шарль прощал ее. А Анна не знала, нужно ли ей его прощение.

""" """ """

Париж. Недорогое кафе на Монмартр. Пахло свежими круассанами и кофе. Шарль в пыльно-зеленом свитере и черных брюках сидел у окна, кого-то высматривал в проходящих мимо людях, нервно сжимая кулаки. К нему подсел молодой мужчина, тот самый блондин с голубыми глазами, крепкий и решительный. Сразу стала заметна разница между ними, — один рафинированный гуманитарий, другой «вышибала» по жизни. По крайней мере так показалось Шарлю.

— Господин Арли? — увидев воочию известного философа, Крис сбавил набранные обороты, оказалось, его соперник не так уж и проигрывает ему внешне, и тем более превосходил его ментально. — Это я звонил вам…

— Не могу сказать, что мне приятно с вами познакомится, — ответил Шарль, беспощадно сверля парня взглядом. — Я знаю кто вы, не знаю лишь зачем вы хотели меня видеть…

— Послушайте, — продолжил Крис, — зачем вам Анна? Вы великий человек, я так считаю, а она малышка, кочующая из постели в постель.

Арли перекосило от возмущения, слегка стукнув кулаком по столику, он прошипел:

— Заткнись, еще одно плохое слово в ее адрес и я не знаю что с тобой сделаю!

— Ничего не сделаете, — хладнокровно сказал Крис, — просто подумайте о том, зачем вам Анна… Я люблю ее, а она не любит вас. Я намерен за нее бороться, рано или поздно она будет со мной!

— Ты так уверен в этом, сопляк? Где доказательства? — порывисто подался вперед Арли. — Что у тебя есть, пара проведенных с нею ночей? Меня это мало задевает…

Крис, лукаво ухмыльнувшись, тряхнул головой, не веря философу. Ни из тех он, кто спокойно смотрит на женские выкрутасы. Ревность могла довести его до агрессии, нужно лишь подцепить его за больное место.

— Не обманывайте себя, господин Арли. Вас распирает от ревности, — продолжил Крис равнодушно. — Где сейчас Анна, вы знаете? Может быть, пока мы тут с вами беседуем, она с Фарнезе или, того хуже, с Кевином Фоксом?

Арли побледнел при упоминании имени манекенщика, хотя никогда в глаза его не видел, да и слышал о нем мало что, так обрывки фраз. Но почему-то именно это имя заставило его стиснуть зубы и сузить глаза от злости. Крис рад был загнать его в ловушку чувств.

— Они не встречаются больше, — просипел философ, бессильно откинувшись на спинку стула. — Анна не опустится до отношений с ним после Фарнезе. Я это точно знаю…

— Еще как опустится. Этот парень принимает ее такой, какая она есть. Вы знаете, куда она пошла после того, как ушла от Фарнезе и после недоразумения со мной? К Кевину, — продолжал терзать Крис философа. Кривая усмешка не сходила с его мягких губ. — И уж он точно не стал читать ей лекции о морали…

Он и сам не сразу понял, что захлебывается ревностью, что единственным его желанием было досадить Арли и убрать с дороги Кевина. Где сейчас Анна, с кем она, — Крис не знал. В последнем телефонном разговоре с ним она сказала, что собирается в Париж к Арли, но не уверена, что это, чего она в действительности хочет. Просто она не знает, как дальше жить, хочет стабильности.

Арли первый вынул из кармана брюк мобильник и стал нервно искать номер Анны, найдя, тут же нажал на «вызов». Гудки прервались после некоторого ожидания, и спокойный голос Анны отозвался вполне буднично: «Да, Шарль! Извини, сегодня приехать не смогу. Нужно завершить кое-какие дела на работе…»

— И когда теперь тебя ждать? — выпалил Арли, выдавая свое волнение и возмущение. — Почему ты так небрежно относишься к своим обещаниям, Анна? Это недопустимое поведение в моих глазах?

«Я понимаю, Шарль, но не могу сорваться с места прямо сейчас, — спешно заговорила Анна. — Я позволю вечером, и мы обо всем поговорим. Прости, сейчас бегу на летучку…»

Мужчинам на Монмартре ничего не оставалось, как только нервничать и ждать, когда в жизни Анны появится свободное время.

""" """ """

Анна действительно спешила, но не на летучку. Ей пришлось соврать будущему мужу, и ей это не нравилось: с Кевином всегда так, не знаешь, когда его приспичит прийти на свидание или заболеть. Звонок от его соседа застал ее на работе, звонивший объяснил, что Кевин трубку не берет, дверь и не открывает, а за дверью его квартиры истерично орет кот.

— Откуда вы знаете мой номер? — удивилась Анна, — с Кевином мы давно не виделись, я не знаю, чем смогу помочь. Вызывайте неотложную помощь и полицию…

«Вызвал! Дверь взломали. Кевина нашли в ванной с признаками передозировки, — объяснял сосед. — У него в Лондоне нет родственников, да и друзей тоже особо нет. Я подумал, что вас заинтересует эта информация…»

И вот Анна ехала на такси в клинику Харли Стрит, — туда вроде бы отправили Кевина. В регистратуре любезная женщина заявила ей, что она не может сказать, правда ли, что в их клинику привезли Кевина Фокса. На территории клиники соблюдается полная конфиденциальность.

— Вы его родственница? — глянула регистратор на растерянную Анну. Фактически это было признание в том, что Кевина привезли именно в Харли Стрит.

— Я… его невеста, — выдохнула она, и заговорщически прижалась к стойке. — Мы в ссоре, но это не отменяет моего беспокойства. Могу я поговорить с кем-то из врачей?

— Я выясню. Подождите минутку, — шепнула женщина понимающе и сняла трубку с телефона. — Доктор Брук, тут к Кевину Фоксу пришли. Интересуются его состоянием…

Доктор Ванда Брук оказалась приятной молодой женщиной, которой не была чужда модная индустрия и главные ее персонажи. По крайней мере, кто такой Кевин, она знала, поэтому на его «невесту» смотрела не без интереса. Анна уже десять раз пожалела о возложенном на себя статусе, но поделать ничего не могла.

— Он пришел в себя, еще слаб, — отделалась врач общими словами, и снова уставилась на Анну строгими светло-голубыми глазами. — Вы в курсе, что он употребляет тяжелые наркотики?

— К сожалению, да, — развела руками Анна, — не знаю что и делать…

— Поместить его в клинику, — ответила доктор деловито. — Разве так сложно понять? Да, наркоманы обычно не признают своих проблем, однако именно для этого существуют родственники и невесты. Или вы другого мнения, мисс Анна?

Анна закивала, признавая правоту Брук. За это доктор позволила ей навестить Кевина, которого разместили в одноместной палате, комфортабельной, как номер в среднем отеле.

Увидев Анну в строгом черном платье, Кевин слабо удивился, сильно обрадовался, и даже вяло улыбнулся:

— Мышка, ты пришла! Ты выглядишь как монашка в этом платье, блин, тебе идет!.. — он протянул ей к бледную худую руку. — Зачем они меня вытащили? Я не просил, я запер дверь, отключил телефон…

Присев на край постели, Анна пуритански сцепила руки, и спросила на всякий случай, хотя ответ был очевиден:

— Ты не хотел, чтобы тебя вытаскивали с того света? — ответ этот она видела в мутных усталых глазах Кевина. — Слушай, может тебе лучше подлечиться…?

Кевин замотал головой. Волосы у него снова отросли, черты лица заострились, а под глазами пролегли темные круги. Сдерживая какой-то неясный Анне порыв, он сжал губы в тонкую полоску, и обиженно надулся:

— Я хочу умереть молодым. Не хочу стареть, толстеть, быть никому не нужным…У меня нет новых контрактов, представляешь, меня слили…

— Ты с ума сошел, Кевин? Считаешь, вся жизнь состоит из модных показов и контрактов? — усмехнулась Анна печально. — Не думала, что ты такой зацикленный на этом деле. Да и модельный бизнес это не только хождение по подиуму…

— Это вся моя жизнь, Аня! Что у меня еще есть, что я еще могу? — отчаянно заговорил Кевин. — Ничего! Даже ты променяла меня на каких-то стариков. Вообще жесть! И ты еще смеешь предлагать мне лечиться? Мне лечиться надо от жизни. Понятно?

То, что быстро от Кевина она не отделается, Анна поняла сразу. Назваться невестой, а потом спокойно исчезнуть не получится, как минимум нужно было связаться с родственниками Кевина. Тем более, что доктор Брук прочно подсела ей на хвост.

— Что вы намерены делать, Анна? У парня судя по всему полно проблем и не только с наркотиками, — сказала она, когда Анна вышла из палаты. — Вы из-за них с ним в ссоре? Тогда придется вам все-таки помириться…

— Он взрослый мальчик, справится… — вздохнула Анна. Брук на ходу чуть ли не полезла ей а лицо, непонимающе заглядывая в глаза. Анна не выдержала, резко призналась. — Я ему не невеста, мы встречались несколько раз при странных обстоятельствах! Это не значит, что я не помогу ему. Помогу. Знать бы чем…

Дверь открылась. Анна с Кевином вошли в прихожую, поснимали и бросили на комод верхнюю одежду и прошли в комнату. Их с радостным мяуканьем встретил кот Пако. Щелкнув выключателем, Анна зажгла в квартире теплый свет. Кевин с ходу улегся на диван, всем своим видом показывая, что его депрессия никуда не делась.

— Ну все! — Анна встала перед ним и развела руками. — Сам справишься? На неделе должна приехать твоя сестра. Я еле нашла ее, еле уговорила ее приехать. Будь хорошим мальчиком, Кевин! Вчера я купила тебе еду, минералку, все в холодильнике. Корм для кота в нижнем шкафчике…

В ответ Кевин болезненно застонал и капризно задрыгал длинными ногами, протестуя против вмешательства в его личное пространство людей, которые мало что значили для него. Сестра? Да она ему даже не родная, сводная… Анна, любуясь его детским дерганьем, поймала себя на мысли, что к Кевину она неравнодушна. Какого черта он смотрит на нее так открыто, зачем вываливает свой влажно-розовый язык и дразнит ее?

— Я спрашиваю, ты справишься один? — засмеялась Анна, топнув ногой. Каблучок ее туфли чуть не пробил паркет — Кевин, хватит дурачиться! Я потратила на тебя уйму времени, а ты кривляешься…

— Почему ты уходишь? Можешь сказать мне что-то разумное и убедительное? — Кевин рывком сел и принял вид адекватного человека. — У тебя, может быть, дети или крутой бизнес? Ты свободна и небогата, так же как я! Почему мы не вместе? Я этого хочу…

Анна задумалась, выставила вперед правую ногу, руки сложила на груди и вздернула подбородок. Четкого ответа на вопрос Кевина у нее не было. Уйти она должна была, потому что у нее были кое-какие обязательства перед другими мужчинами.

— Я выхожу замуж, — тихо выговорила Анна, зная, что прозвучит это не очень свежей новостью. — За очень хорошего человека. Я о таком мечтать не могла…

Кевин раскатисто рассмеялся, вновь свалившись на диван, он закрыл лицо руками и всхлипнул:

— Ой, брось, опять замуж! Не смеши, у меня живот болит. Ты уже была замужем, тебе не понравилось, видимо! Ладно, если хочешь, давай объявим о нашей помолвке, мне кажется, должно выстрелить в двух зайцев. Ты будешь со мной, и пресса заинтересуется…

— С ума сошел! — смешок у Анны получился слишком серьезным. — На все готов ради популярности? Мы разные, Кевин, ты еще не понял?

Рывком, как кот, приняв нормальную позу, парень встал и подошел к ней так близко, что Анна слышала его неспокойное дыхание, разглядела в глазах тяжелую грусть. Кевин потянулся к ней, чтобы поцеловать, его губы слегка приоткрылись.

— Мы не разные, это ты упрямая, не можешь простить мне того вечера, — шепнули эти губы и прижались к сомкнутым губам Анны. Поцелуй получился значительнее, чем оба ожидали. — Ну давай, мышка, согласись, что я лучшее что могло с тобой произойти… — улыбнулся Кевин почти скромно. — Остальное ерунда…

— Ну ты даешь! — выдохнула Анна, отступая назад, она легко мотала головой. — Какой же самовлюбленный тип. Забудь обо мне, понял?

Анна развернулась и пошла в прихожую, дрожа то ли от возмущения, то ли от возмущения. Сняв с вешалки свое серое элегантное пальто, она наспех накинула его и дернула дверь за ручку. Та легко поддалась, чуть не ударив Анну в лоб. Кевин успел схватить ее за руку, не дать уйти.

— Ладно, извини, я ступил. Не уходи, не хочу оставаться один. Обещаю, не буду приставать, только останься… — попросил он серьезно. — Хочешь я приготовлю что-нибудь, давно ничего не делал своими руками…

Последний довод заставил Анну остаться. Быть виновницей второй попытки суицида ей не хотелось. На кухне Кевин с энтузиазмом взялся за дело, — поставил чайник на плиту, в шкафах нашел коробку с экзотическим чаем «Масала». Анна сидела за столом, подперев голову кулаками, и смотрела, как парень мечется, пытается найти себя в этом почти забытом пространстве.

— Я подумал, ты права, — заговорил Кевин между делом. — Модельный бизнес это не только подиум. Я могу попробовать быть агентом, например. Как считаешь?

— Вполне разумная мысль, — поддержала его Анна без особого энтузиазма. Ей давно нужно бежать из квартиры в Хокстоне, но что-то не давало ей этого сделать, то ли апатия, то ли некое разочарование во всем на свете, даже в самой себе.

Они пили чай, действительно очень вкусный, ели бисквиты, от которых раньше Кевин воротил нос. Кот Пако прыгнул Анне на колени и умиротворенно замурлыкал. Кевин бросал на Анну выжидающе взгляды, гадая, какое у нее настроение, не ждет ли она подходящего момента, чтобы встать и уйти

— Почему ты молчишь? — спросил он наконец.

— Не люблю, когда меня терроризируют, — ответила Анна. — Меня словно связывают по рукам и ногам. Напрягает…

— Тебя никто не держит. Я просто попросил выпить со мною чая, это не криминал, — насупился Кевин. — Думал, ты хочешь быть со мной. Ну ошибся, видимо…. Ты правда выходишь замуж?

— Теперь уже не знаю, — пожала плечами Анна. — Шарль не звонит всю неделю. Я объясняла ему, что мне нужно помочь тебе, как приятелю. Но какой мужчина поверит, что ты только приятель?

В дверь не очень настойчиво постучали. Кевин оставил на столе чашку с чаем и пошел открывать. Анна осталась сидеть на месте, мало заботясь о том, что кто-то застанет ее в квартире Кевина. Фарнезе все равно, с ним все кончено. С Шарлем дело шло к тому же. По телефону он не скупился на упреки и назвал ее «легкомысленной особой».

В прихожей зазвучали мужские голоса, до боли знакомые Анне. Кевин и Крис. Не удивившись появлению последнего, она устало прикрыла лицо руками, глядя в пространство сквозь пальцы. Раздался громкий хлопок. Только в этот момент Анна поняла, зачем пришел Крис, и кинулась спасать то ли Кевина, то ли Криса.

— Что ты наделал?! — крикнула она, увидев на Кевина на полу, а Криса стоящего над ним с пистолетом в руке. — С ума сошел совсем? Кто просил тебя приходить сюда? От тебя одни беды!

Анна бесстрашно локтем оттолкнула Криса в сторону и присел возле Кевина. Он был жив, даже пожалуй, слишком, потому что таращил на нежданного визитера глаза и ругался самыми непотребными словами. Ранение в ногу было не настолько серьёзным, чтобы потерять сознание или помолчать

Раздался второй хлопок. Наступила тишина и мрак.

Первое, что Анна почувствовала, это боль. Эта боль, словно осьминог, охватывала ее тело и сжимала в спазмах. Морщась и тихо охая, Анна открыла глаза, увидела белый потолок, оснащенный противопожарной системой.

— Доктор, она пришла в себя, — склонилась над Анной молоденькая медсестра в синей униформе, потом ушла искать подмогу. Через несколько минут к Анне подошла та же девушка, но уже в компании еще нестарого врача. — Пациентка открыла глаза и издавала звуки, доктор Кларк…

— Хорошо, мисс Остин, — доктор пальцем приподнялся закрытые веки пациентки, — да, реакция на свет есть. Мисс Панина, вы меня слышите? — обратился он к Анне, заглядывая ей в лицо, показывая при этом два пальца. — Сколько, можете сказать?

— Два. Почему мне так больно? — прохрипела Анна, приоткрыв глаза. — Господи, как больно, больно…

— Сейчас вам сделают укол и все наладится, — успокоил ее доктор, давая медсестре знак готовить обезболивающее. — Один кубик, как обычно, мисс Остин… В вас стреляли и тяжело ранили, мисс! Помните что-нибудь?

Последнее, кого помнила Анна, это скрюченного на полу в прихожей Кевина. Больше ничего. Понятно, что им обоим досталось, но, видимо, ей особенно, потому что она по-особенному «насолила» на сердечные раны Криса. Да, в них стрелял Крис…

— Помню все, — выговорила она. — Не знаете как Кевин?

— С ним все в порядке, ему повезло больше, если так можно сказать. Пуля засела в колене, между тем ваша прошла навылет, задев легкое. Стрелял в вас не дилетант, — рассказал доктор, внимательно следя за действиями медсестры. — Но теперь все в порядке, короткая реабилитация и сможете жить в обычном режиме…

После укола Анна немного успокоилась, перестала чувствовать болезненные зажимы в груди, смогла даже попить воды и легко перенесла переезд из реанимации в палату.

Там ее ждал Кевин, одетый в забавную голубую пижаму с мишками. Он, опираясь на костыли, встал с койки, когда к ней подкатили каталку, молча пронаблюдал за заученными движениями медработников, которые ловко уложили Анну в койку. Когда посторонние вышли, Кевин проковылял поближе к ней.

— Привет, мышка! Рад, что тебе лучше. Мы думали, ты того… насколько все хреново было…ну, ладно! Вот мы попали под горячую руку сумасшедшего! — улыбнулся он кисло.

— Кто это «вы» думали, что я не выживу? — вяло поинтересовались Анна.

— Я и твой бывший муж, — ответил Кевин, присев на край постели. — Это он уложил нас в хороший госпиталь. Да вообще много чего сделал для тебя, пока ты была между жизнью и смертью…

— Неожиданно, — задумалась Анна. Говорить не хотелось. Было тошно и неудобно.

Но заговорить пришлось, потому что в конце дня к ней зашел Фарнезе, свежий, приятно пахнущий, в черном полувере и синих джинсах, принес цветы и рассказал о текущем положении вещей:

— Твои родители остановились у меня. Они плохо осведомлены о превратностях твоей личной жизни, поэтому я наплел им, что стрелял в тебя грабитель…В газеты история тоже успела просочиться, но Кевин оказался адекватным парнем и хранит молчание.

— Спасибо, ты очень помог мне, хотя и не должен был, — Анна изобразила слабую улыбку. — Все это выглядит очень глупо, я понимаю. После такого совсем не хочется жить…

— Зря ты так переживаешь. Многие женщины мечтают о таком скандале вокруг своей персоны, — ухмыльнулся мужчина, и, подумав, добавил. — И парни эти любят тебя по-настоящему. Ты должна быть счастлива, особенно после нашего вялотекущего брака…

Анна промолчала. Она думала о том, как Шарль отнесся к этой неоднозначной ситуации. Француз не давал о себе знать никаким образом, словно в воду канул. Спросить о нем у Фарнезе Анна не решалась, и отложила эту тему подальше, до лучших времен. Пока ей нужно просто держаться на плаву, готовиться к встрече с родителями и возможно отбиваться от прессы.

— Что касается Шарля, — заговорил Паоло неожиданно и смело, — то этот лягушатник надумал себя многое. Тут и ревность, и предубеждения. В общем, мне кажется, вам лучше не встречаться в ближайшее время…

Анна громко сглотнула горькую слюну и широко открыла глаза, понимая, что разговор о Шарле Фарнезе начал, чтобы тут же его закончить, дать ей понять, — своенравный философ вряд ли простит ей помощь Кевину и выстрел Криса.

— Я понимаю, — выговорила молодая женщина. Понимая только одно, надежда стать мадам Арли рассеивалась, как ночная греза. — Спасибо, что предупредил. Можешь передать Шарлю, что я не могу больше с ним быть…?

— Прошу тебя, хватит повторять «я понимаю». Все всё понимают, и никто, тем более я, не считают тебя виноватой, — Паоло спокойно смотрел Анне в глаза, говорил буднично. — У парня снесло крышу от ревности! Нашел он тебя у интересного персонажа. Говорю тебе, манекенщик оказался достойным мужиком. Мы с ним нашли общий язык. Ты не думала о нем, как о мужчине, с которым ты могла быть счастлива? Нет, по глазам вижу! Полежи, подумай…

«» «»» «»»

Супруги Панины, Юрий и Валентина, обласканные Фарнезе, не знали куда себя деть в огромном незнакомом городе. Экскурсия по Лондону была приятной и содержательной, с остановками в музеях и ресторанах. Им оставалось только ждать, когда дочь окончательно поправится и сможет без страха оставаться в квартире одна. Фарнезе, конечно же, произвел на них хорошее впечатление, несмотря его репутацию скандалиста. Творческие порывы художника педагоги вполне способны были понять и принять, да и его отношение к Анне было выше всяких слухов и домыслов.

— Вам он нравится потому, что между вами языковой барьер. Паоло остер на слова и циничен. Обижаться на него можно бесконечно! Но, разумеется, он может очаровывать и вызывать симпатию, — сказала Анна отцу. При прекрасном советском образовании, ее родители так и не выучили ни одного иностранного языка, что всегда казалось Анне странным.

А вот Кевин родителям Анны сразу не понравился, хотя и пытался сделать это в каждый свой визит. Парень явно не хотел понимать, почему Юрий скептически смотрит на его брендовый драный свитер и рваные джинсы, а Валентина косится, когда он заваливается с ногами на диван и начинает переключать каналы, не спросив ни у кого разрешения.

— Аня, тебе не кажется, что твой друг злоупотребляет гостеприимством Паоло? — спросила мать Анну в один из вечеров. — В жизни не видела такого беспардонного молодого человека…

— Кевин нормальный парень, мама, возможно самый нормальный из всех моих знакомых, — ответила Анна. — Квартиру Паоло отдал в наше распоряжение, по крайней мере пока я не приду в норму. Кто ее посещает, он не спрашивает, ему все равно. Успокойся…

В тот вечер Кевин пришел по-особенному возбужденный, полный вдохновения и планов, — он надумал открыть модельное агентство, и даже нашел партнера, фотографа Макса, того самого, с которым Анна однажды познакомилась на вечеринке. Парни уже присмотрели помещение в бывшем промышленном здании на окраине Лондона. Это было модно, устраивать богемные местечки там, где раньше шумели станки и работали обычные парни. В этом были некий шик, победа над грубым ремеслом, — говорил Кевин. Еще он говорил, что они с Максом «держали нос» по ветру, у них был «концепт» и желание сделать нечто необычное.

— Аня, ты не поймешь ничего, пока не увидишь эти заброшенные цеха, их заброшенную мощь! Завтра поедем туда и ты проникнешься моим настроением! — заявил Кевин, хозяйничая на кухне. Теперь он не отказывал себя в бисквитах и полюбил борщ, который варила Валентина.

— Не думала, что ты так увлечешься своим агентством, да и меня прихватишь! — Весело улыбнулась Анна. Впервые после ранения ей захотелось окунуться в городскую жизнь, снова стать часть огромного человеческого муравейника. — С удовольствием поеду с тобой! Может ты и на работу меня возьмешь? Секретарем, например, или… нет, булу отбирать моделей…

— Кастинг?! — подхватил Кевин, согласно и бодро кивнув. — Согласен. Только платить пока много не смогу… Я серьезно, если ты серьезно хочешь работать у меня

— Хм! Когда меня интересовали деньги? Никогда, поэтому я готова попробовать, — Анна передернула плечами и вернулась к своей чашке чая.

Кевина это вдохновило еще больше, поэтому на следующий день он явился в квартиру в Ноттинг Хилл, чтобы вытащить Анну из ее добровольного заточения. Она, как и обещала, решила пойти посмотреть, что так сильно впечатлило ее капризного приятеля.

Одевшись просто, в свитер-платье молочного цвета, накинув серое в клетку пальто, Анна вышла за Кевином в коридор, где он с наслаждением затягивался сигаретой.

— Я надеюсь, ничего крепче табака ты не куришь? — спросила она, тревожно глядя на него. — Если да, то вся твоя затея пойдет прахом, ты вернешь себя в депрессию…

— Ничем, кроме сигарет и кофе, я себя не стимулирую. Честно, Анна, — Кевин серьезно посмотрел ей в глаза, присев на корточки, по-хулигански затушил сигарету об пол и поднялся с ироничной усмешкой. — Секса, конечно, тоже хочется, но от меня, хромого, сбежали все подружки и фанатки. Осталась только ты… Это намек, ты, наверное, поняла?

Завязывая пояс пальто, Анна невозмутимо прошагала к лестнице, там она оглядела себя, тряхнула темными локонами и оглянулась на Кевина, смотрящего на нее все с той же иронией: и играл, и не играл, хотел и обещал нечто невероятное.

— Поняла, — слабо улыбнулась она. — Ты правда хочешь секса с женщиной, которую чуть не убил случайный любовник? Никогда тебе не верила, Кевин, уж прости… Но именно ты сейчас рядом, и я рада этому почему-то…

Кевин подошел к ней, — он действительно стал сильно прихрамывать, по словам врачей, ненадолго, — положил руки ей на плечи и прижал к себе совершенно серьезно.

— Не заметила, что мы помогаем друг другу выпутываться из плохих историй? Я думаю, это и есть любовь, а не всякие там признания и нежности, — зашептал он ей на ухо с высоты модельного роста. Анна вскинула на него глаза. В них по-прежнему было недоверие. — Мышка, может быть сегодня не вернемся сюда? Пойдем ко мне, там все выясним…

— Может быть пойдем и выясним, раз ты этого хочешь, — хмыкнула Анна. Она выбралась из рук Кевина и медленно спускалась по лестнице. — Я совершенно не против, лишь бы тебе было хорошо…

Модельное агентство «От кутюр» открывалось с шумом. На обустройство помещения, а точнее, его превращения из цеха с серыми стенами в яркий офис, понадобилось несколько тысяч евро и два месяца кропотливой работы дизайнеров. Получилось модное местечко с мягкими диванами, фото-студией и зоной для работы и отдыха, там имелись кухня, телевизор, вай-фай и даже. небольшая библиотека.

— Не думала, что все так повернется! — сказала Эллис Марселе. Они стояли в стороне от эпицентра открытия агентства, плавно переходящего в обычную вечеринку с попойкой и танцами. — После всех этих событий, я ожидала все, чего угодно, только не такого размаха! Неужели Кевин правда хочет отбить таким образом свои деньги?

— А мне нравится здесь! Атмосферно, концептуально, — Марсела еще раз огляделась, и убедилась, что ее ничто, в отличие от Элли, не раздражает. — Главное, чтобы им было хорошо друг с другом…

— В чем я тоже сомневаюсь, вчера они поругались, поэтому Анна ночевала у меня. Сегодня они еще не появлялись на этом мероприятии. Аня, конечно, надеется на то, что Кевин превратится в нормального мужика — Эллис опять нашла в жизни подруги изъян. — Но нет, как нет. Он модель мужчины, причем недоделанная…

— Не надо завидовать, Эллис. Кевин хорош хотя бы потому, что вернул себе Анну без всяких условий, — заметила Марсела с тонкой улыбочкой, от которой Эллис невольно стало некомфортно. — Он прямой и нехитрый, для меня это главные мужские качества…

— Тебе, разумеется, много от мужчин не требуется… — хмыкнула Эллис раздраженно.

Она прервалась, увидев входящего в ее поле зрения Кевина в строгом сером костюме в тонкую черную клетку и в рыжих ботинках, которые напоминали, что парень все-таки не изменял своему гламурному стилю. Хромота, вопреки прогнозам медиков, не прошла, и делала Кевина старше, придавала его походке солидности.

Длинные светлые волосы парень собрал в «хвост» и его лицо было открытым и серьезным вызовом собравшимся. Красавец явно был не в духе, судя по плотно сжатым губам и тяжелому взгляду. Им он обозревал все, что попадалось ему на пути.

— Ого, Кевин! Наконец-то! Где вы пропали? — Эллис махнула ему рукой, притворно улыбнулась и пошла ему навстречу. — Где Аня? — спросила она, подойдя ближе. Светлые глаза Кевина буравили и ее. — Да что, черт возьми, у вас происходит? Может прекратите мучить друг друга, сколько можно?

— Не заливай! Без тебя разберемся, — ответил Кевин резко. Отстранив Эллис, он прошел вглубь зала, туда, где тусовались его знакомые и партнер Макс. — Друзья, ну как вам выпивка? — окликнул он их, и утонул во внимании яркого общества.

Эллис развела руками, хотела вернуться к Марселе, но той уже след простыл, пришлось признать, что дружбы с Кевином не случилось, приятельства с Марселой тоже. Они считали ее завистливой и злой женщиной. А Эллис не понимала, как они могут любить Анну после всех ее похождений. Из-за нее Эллис потеряла Криса, и теперь, по мнению Марселы, не должна была злиться и завидовать. Еще чего!

Анна вошла совершенно неожиданно. На ней было декольтированное платье из бардового шелка, такое короткое, что у Эллис от удивления полезли на лоб брови. Плечи, руки, спина, ноги были откровенно оголены. Она не одна пришла в таком виде, но Эллис не ожидала от нее столь спокойного потакания моде.

— Аня, все нормально? Я уже думала, ты не придешь. — Подруга подошла к ней сама: на лице у нее был вечерний макияж, на плечах блестела пудра, локоны при движении пружинисто качались. — Не расскажешь, почему ты ночевала у меня? И вообще, перед визитами нужно звонить. Вдруг у меня гости и все такое…

С Анной Эллис не ссорилась, но отношения дали трещину после того, как Эллис заявила, что Анна заслужено получила пулю в легкое.

— Извини, Эллис, в следующий раз буду звонить, — Анна перевела взгляд с гуляющих вовсю гостей на подругу. — Вчера случилось что-то странное. Я сама не пойму, что это было. Кевин предложил пожениться прямо на открытии агентства, ну я не очень поддержала эту его идею…Мы немного повздорили, думаю, ничего серьезного. До свадьбы заживет.

— И что, он выгнал тебя из дома? Он сих пор не в настроении. — Сузила Эллис глаза, прикидывая, надолго ли подруга попала под каток непредсказуемости Кевина. — Почему ты не согласилась выйти за него прямо здесь? Не все ли тебе равно где и когда?

Анна не ответила, неопределенно махнула рукой и пошла по следам Кевина, в гущу событий. Там ее встретил неунывающий фотограф Макс, он, кажется, никогда не расставался с фотокамерой и своей подружкой-моделью, хоть и был женат на другой женщине. На Анну он направил объектив, взмахом руки велел ей замереть, улыбнуться, и сверкнул ей в лицо вспышкой. Терпеливо, настойчиво Анна пробиралась через толпу гостей к Кевину, стоявшему у стены с бокалом вина в руке. Стену украшало большое полотно в стиле стрит арта, — черно-белый подиум, уходящий в пеструю даль.

— Привет! Я искала тебя, — начала Анна, подойдя к Кевину очень близко. — Вчера очень быстро все произошло. Я не успела подумать, не успела ничего вразумительного сказать….

— Все и так понятно, ты не хочешь быть моей женой. Тебе это влом! — обидчиво скривил губы Кевин, поднося ко рту полупустой бокал. — Ну и черт с тобой! Не плакать же теперь? Я не люблю тупить, тем более после попытки суицида. Прикид веселый, я оценил…

— Спасибо, — прервала его Анна в нетерпении. Он смог дать ей почувствовать себя виноватой, и сейчас она пыталась выйти из этого гнетущего состояния. — Я хочу выйти за тебя, Кевин! Просто не хочу вот так вот быстро, не говоря никому ни слова…

— Это наше дело! Зачем кому-то об этом трезвонить? — театрально развел руками парень и гордо вскинул голову. — Моим все равно на меня, я с пятнадцати лет мотаюсь по миру, отец вряд ли обо мне помнит. Твои недавно гостили, видели меня, по ходу я им не очень понравился, но ты не малолетка, чтобы спрашивать разрешение на брак.

Все логично. Не поспоришь. Анна вздохнула и поправила волосы, просто хотелось что-то сделать, чем-то разрядить обстановку. Этот жест как нельзя лучше говорил о ее замешательстве, сделал ее совершенно беззащитной перед Кевином.

К ним подошел Макс, однако Кевин отогнал его своим фирменным взглядом, дескать, не лезь ко мне, и фотограф все понял, попятился назад, выставив ладони вперед. Анна схватила Кевина за руку, в которой он держал бокал:

— Успокойся, пожалуйста. Если я не сказала «да» вчера, это не значит, что я отказала, — заговорила она тихо. — Кроме того, нам нужно решить твою проблему с наркотиками, не забыл? Начинать совместную жизнь нужно с чистого листа!

— Пф, кто тебе это сказал?! А куда исписанные листы девать? — криво улыбнулся Кевин, явно оттаивая. Звук, который он издал в начале фразы обещал эмоциональную разрядку. — Ты же знаешь, я в завязке два месяца. Возвращаться к дури не собираюсь вроде…

Анна все это знала и молча гордилась выдержкой Кевина. Ложиться на реабилитацию он, конечно, не хотел, у него, как у всех алкоголиков и наркоманов, имелись предубеждения на этот счет. Еще была непоколебимая уверенность в своих силах.

— Это «вроде» меня и пугает, — хмыкнула Анна. — Но все равно я согласна, и очень этому рада!

Потом она развернулась и нарочито беззаботно пошла к мини-бару, где бармен разливал гостям коктейли, коньяк, водку и вино. Полный набор для того, чтобы хорошенько расслабиться и повеселиться. Бармен внимательно перегнулся через стойку, выслушав заказ Анны, потом, кивнув, вернулся к своему ремеслу. Подошла Марсела с поднятыми от удивления бровями и воскликнула с итальянским восторгом:

— Кажется нас ждет свадебный торт и букет невесты? Аня, поздравляю! Мне Кевин шепнул только что. Это правда, вы женитесь? Ужасно рада, вы необычная парочка…

Бармен, вежливо улыбнувшись, поставил перед Анной стакан коктейля. Она взяла его и приподняла в победном жесте:

— Салют! Ваше здоровье! — приложившись к коктейлю, выкрикнула она никому и всем сразу. Глаза ее заискрились радостью. — Спасибо, что пришли, поверили в нас! Надеюсь, дело выгорит!

Заиграла какая-то диджейская импровизация, захватившая Анну, заставившая ее ритмично двинуть плечами и встряхнуть в стакане оранжевую жидкость, на вкус крепкую, ледяную.

Кевин обернулся на ее возглас, посмотрел на нее такую, несерьезную, полуобнаженную, и направился к ней, оставив Макса крутиться с полезными людьми.

— Ты собираешься напиться сегодня? — спросил он иронично, прикрывая ее от посторонних глаз своей спиной. — Непохоже на тебя, мышка….

— Разочаровался во мне, да? Так быстро? — засмеялась Анна, продолжая погружаться в хорошее настроение, словно в теплую воду. — Нет, напиваться не буду. Притворюсь пьяной для поддержания атмосферы. Слушай, ты всем рассказал… ну о женитьбе?

— Не всем, — Кевин состроил пренебрежительную гримасу. — Только хорошим знакомым. Эллис, например, ничего не сказал… Она недостойна такой чести!

— Ну ты даешь, парень, может перестанешь выделываться? — Анна игриво ткнула пальцем ему в грудь и прижалась к нему. — Обними меня, давай мириться, я очень этого хочу… — она подняла на него глаза и улыбнулась сжатыми губами.

Кевин обнял ее. Она почувствовала, как его руки, сильные и нежные, сомкнулись у нее на спине. Уткнувшись лицом в его пиджак, пахнущий изысканным мужским парфюмом с ноткой веселого апельсина, Анна думала о том, чтобы Кевин не передумал и не пожалел о своем неожиданном предложении.

Конец