Нити Паутины междумирья сверкали, словно покрытые бриллиантовой крошкой, переливаясь всеми цветами радуги. Некоторые нити были ослепительными, некоторые – более тусклыми, но общая картина всегда завораживала. Мышка, возвращаясь с рейдов, всегда любила замереть на несколько минут, любуясь этим великолепием, но только не сегодня. Потому что, судя по всему, сегодня ее уволят. А досрочное увольнение из Патруля – это страшно. Это лишение всех лицензий (как минимум на убийство и перемещения между мирами), никакой пенсии, и самое ужасное – удаление из памяти всех событий, которые связаны с Патрулем.

Сокол шагал с ней плечом к плечу, и смотреть на него было откровенно страшно: белые волосы спутаны, на губах играет злая улыбка, а глаза, которые по прибытию в междумирье он больше не скрывал, внушали некоторый страх даже привычной к его облику Мышке. Покрытые многочисленными мелкими шрамами, напоминающими прожилки вен, веки и отсутствие зрачков заставляли многих подумать, что Сокол – слепец, но это было совсем не так. Лучшего зрения, чем у этого человека, еще надо было поискать. Сокол мог разглядеть пылинку на плече мундира Первого, увидеть отблеск объектива винтовки на расстоянии трехсот метров и различить черты лица человека, идущего по улице, стоя на крыше двадцатиэтажки.

Шептались, что глаза Сокола стали такими после того, как он попал в плен к эльфирцам – жуткой расе паукообразных существ в мире Ширано. Шептались, что у Сокола нет сердца, и он не в силах испытывать нежность или привязанность. Шептались, что под его вечными черными одеяниями скрываются еще более жуткие шрамы.

Мышка, проработавшая с Соколом в паре полтора века, знала, что все это неправда. Хотя, насчет шрамов она была не уверена – никогда не видела напарника без одежды.

Они шли по Радужному Мосту – одному из ответвлений Паутины, ведущему из Черной Комнаты к базе Патруля, в угрюмом молчании – говорить было не о чем, да и не имело смысла сотрясать воздух тогда, когда все было ясно без слов: в этот раз они попали по полной. Два штурмовых отряда для подкрепления и полный провал. Снова. Сорок второй по счету.

Последнее дело оказалось с большим подвохом.

Мышка почувствовала злость. Это ведь Первый во всем виноват! Ведь изначально это дело было поручено другим людям: Горе и Цапле – самой «веселой» парочке патрульных, предпочитающих клиентов развоплощать, а не отправлять обратно в родной мир. Вот «эти» и предпочитали покончить с жизнью, едва увидев Патруль, не зная, что именно Мышка и Сокол – их единственная надежда вернуться домой.

А то, что «эти» хотят вернуться у Мышки сомнений не было.

«Эти» – было единственным приличным словом, которое приходило в голову Мышке, когда она думала о фигурантах ее последнего дела, растянувшегося почти на сотню лет. Попаданцы поневоле – таких полно, но отнюдь не каждого при этом еще и проклинают. И вместо того, чтобы обратиться к тем, кто может им помочь, «эти» предпочитали сдохнуть и перевоплотиться в новом мире. Не будь «эти» такими упрямыми – Мышка и Сокол давно бы уже были на пенсии, почив на лаврах.

Именно что почив, потому как уход из Патруля предполагал освобождение от бессмертия. И Мышка уже давно мечтала избавиться от вечной молодости – ей было будто тесно в своем теле. Иногда, в те минуты, когда на нее накатывала безмятежность, она шутила, что частые головные боли у нее от того, что ее мозг стал слишком большим и черепная коробка молоденькой девушки его больше не вмещает. Сокол лишь грустно улыбался и ничего на это не отвечал, но Мышка была абсолютно уверена, что он тоже устал от бессмертия. Патруль – это отказ от жизни, и, как выяснилось, вечная молодость при этом не сильно радует.

По правилам Патруля перед уходом на пенсию все порученные дела должны быть закрыты. Дело «этих» растянулось для Мышки и Сокола на девяносто лет. И все еще было не завершено.

Радужный Мост кончился, и перед Мышкой и Соколом предстала стеклянная гладь Патрульного Острова – сверкающие самоцветы зеленых кустарников, кроваво-красные розы многочисленных цветников и сверкающая бриллиантами дорожка, ведущая к скучному серому шестиэтажному зданию – базе Патруля, единственным украшением которого был покрытый зеленоватым налетом колокольчик над обшарпанной деревянной дверью. Провалы окон зияли чернотой, заставив Мышку поежиться в ожидании неминуемой взбучки от Первого.

– Не отставай, – проскрипел Сокол, первым ступая на искристую тропу, сотканную из бликов света. – Все равно выволочки не миновать.

Мышка шмыгнула носом, повела головой, бросив взгляд на Веселый Остров, паривший вдалеке, и потопала следом за напарником. Он прав: быстрее получат тумаков, быстрее оправятся. И вновь примутся за работу… опять надо вычислить в сотнях миров Паутины «этих», создать портал и… нет, если они провалятся в сорок третий раз это будет уже не смешно!

Стоило им пересечь порог базы, как личины, надетые ими в мире Энова, сползли с них, словно плохо закрепленные занавески. Сокол перестал казаться мускулистым великаном и превратился в долговязого седого дистрофика со страшными шрамами на лице, а Мышка стала… мышкой: непонятного цвета волосы, дипломатично называемые русыми, серые глаза и нос картошкой. Когда она все-таки уйдет на пенсию – попросит оставить ей красные волосы, которые она всегда «надевает» на дело. Это не так уж и важно, но проводя годы в разных мирах, она привыкла к красной шевелюре. И прозвище «Мышка» воспринимала как шутку, а не констатацию факта.

Впрочем, сейчас Мышке было точно наплевать, как она выглядит: форменные штаны и китель обезличивали всех. Всех, кроме идущего чуть впереди Сокола, потому что его страшные шрамы были настоящими и бельма глаз пугали многих.

Первый сидел в своем кабинете в самой непринужденной позе, и Мышка на миг понадеялась, что сорок второй провал последнего дела сойдет им с рук. Но не тут-то было.

– И как это понимать? – Первый был представителем расы норнов из мира Горры, а это значило, что он на полголовы возвышался над Соколом, которому в свою очередь, Мышка доставала едва ли до плеча. Бледная кожа начальника в неровном свете оранжевых ламп казалась перламутровой, а глаза горели зеленым огнем. В прямом смысле этого слова. – Сколько людей я должен вам дать, чтобы вы поймали двух несчастных попаданцев, один из которых всегда зверь неразумный?

– Разумный… – буркнула Мышка.

– ЧЕГО? – прогремел Первый, вскакивая со своего шикарного кресла, в котором Мышка всегда мечтала посидеть – хотя и признавала, что скорее всего в нем утонет.

– Я сказала, что зверь разумный. А не это… – под горящим взглядом Первого Мышка быстренько заткнулась и втянула голову в плечи. Сильно захотелось спрятаться за спиной напарника, но, судя по прищуренным глазам Сокола, тот был ею очень недоволен.

Он прав, конечно. С начальством не спорят, особенно после того, как напортачили. В сорок второй раз.

– Виола, – Первый снизил тон, – ты понимаешь, что сейчас тебе лучше просто молчать и всеми силами показывать мне, до какой же степени ты раскаиваешься в своем провале.

Мышка еще сильнее съежилась. Когда Первый называет тебя по имени – жди беды. Неужели, их все-таки разжалуют?

Обидно: полтора века отпахать в Патруле и вылететь из него без права на пенсию!

– Она раскаивается, господин Первый, – подал голос Сокол и сделал шаг в сторону, закрыв ее собой.

Мышка почувствовала, как внутри разливается бесконечная благодарность к напарнику, потому что смотреть в зеленый огонь глаз Первого она больше не могла. Вместе с благодарностью, она почувствовала острый укол комплекса неполноценности: она чувствовала себя не очень уютно, находясь в небольшом помещении с двумя огромными мужчинами.

Маленький рост для женщины не помеха? Возможно, только не в такие моменты, когда ты чувствуешь себя букашкой, которую никто не хочет воспринимать всерьез. А на фоне череды неудач… Сокол очень вовремя прикрыл ее, это точно.

– В общем, так, – Первый снова уселся в кресло, и Мышке стало немного легче. – Вы в очередной раз провалились. Я не буду долго распинаться, и скажу, как есть: больше подкрепления не ждите. Разбирайтесь с этим делом сами. У вас есть на это два местных месяца, а потом я буду вынужден от вас избавиться. Вы сами понимаете, каким образом. Вы оба слишком задержались в Патруле.

Мышка вытаращила глаза. И это все? А где же ругань, долгие нотации и угрозы развоплощения? Что-то Первый слишком добр. Только потом до нее дошло, что он сказал. Подкрепления больше не будет сколько не запрашивай, а это значит, что теперь они с Соколом остались вдвоем. Ни засаду организовать, ни окружить «этих» уже не получится.

С другой стороны – с подкреплением тоже толку никакого не было…

Осторожно выглянув из-за спины напарника, Мышка посмотрела на Первого. Тот развалился в кресле, держа в руках ярко-желтый лист бумаги, и делал вид, что его полностью поглотило чтение. Глаза его горели уже не зеленым, а голубым огнем, что вроде как означало, что он спокоен. Только желтые искорки выдавали его. Что-то тревожило начальника Патруля, и оставалось только надеяться, что это не связано с последним делом Мышки и Сокола.

Ушли не прощаясь, как и было заведено, а когда они миновали порог унылой базы, Мышка вновь надела на себя красную шевелюру и легкое струящееся платье из алого шелка. Здесь, в Паутине междумирья, сверкающей самыми невероятными цветами, хотелось быть такой же красивой, как и пространство вокруг. Сокол тоже сменил китель на привычный глазу черный плащ с капюшоном – пусть в Паутине его давно уже знали, он все равно предпочитал прятать свою отталкивающую внешность.

Остановившись посреди бриллиантовой дорожки, напарник повернулся к ней.

– Ну что, пошли отметим очередную неудачу и по домам? – хрипло предложил он.

Мышка пожала плечами. После мира Энова действительно хотелось посидеть в каком-нибудь уютном местечке – за два месяца, которые заняли поиски «этих» она чуть не взвыла от тоски – религия тамошних жителей предполагала полный отказ от мирских радостей типа посиделок с друзьями в таверне или пабе, прогулок в парке под луной и прочих радостей жизни. Непонятно, как «эти» не самоубились еще до того, как их нашли.

– За неудачу определенно надо выпить, – решила Мышка. – Кто будет платить в этот раз?

– Разберемся, – скрипнул Сокол, и Мышка поняла, что платить будет он. Ну что ж, Энтони Пол, которого здесь все знали, как патрульного по кличке Сокол, в своем репертуаре.

Свернув по одному из ответвлений бриллиантовой тропы, они дошли до края Патрульного Острова и ступили на сотканную из тьмы поверхность Обсидианового Моста, ведущего на Веселый Остров, на котором располагались лучшие увеселительные заведения Паутины. Всего Островов, доступных для посещения патрульным было пять: собственно Патрульный, Веселый, Остров Порталов который все называли Черной Комнатой, Вьющийся Остров, где располагались служебные квартирки Мышки и Сокола, и Остров Знаний – по сути огромная библиотека, состоящая из коридоров, заваленных древними свитками, фолиантами, справочниками, дисками, флэш-накопителями, голографическими проигрывателями и прочими средствами сохранения знаний, придуманных в сотнях миров, которые и соединяла между собой Паутина.

Сама же Паутина была настолько огромна, что Мышка за полтора века так и не познала ее размеров, остановившись на том, что она не имеет границ. И это утверждение, наверняка, было правильным.

Обсидиановый Мост был широк, но Мышка, как всегда, шла ближе к краю, любуясь на несчетное количество нитей: белых и синих, красных и голубых, зеленых и желтых, багровых и фиолетовых. Серых и почти прозрачно-тусклых. Каждая из них была целым миром, пронизывающим время и пространство, которые здесь, в Паутине, не подчинялись никаким законам. Вспомнив про данные им два месяц на закрытие дела «этих», Мышка хмыкнула. Местные два месяца могли растянуться на миллионы лет или стать мигом, поэтому срок Первый им дал не маленький. Конечно, если правильно использовать этот срок.

– Мышка…

Скрипучий голос Сокола вывел ее из раздумий, и она обнаружила себя стоящей на краю Обсидианового Моста. Носки ее удобных туфелек на небольшом каблучке свисали над разноцветной бездной междумирья, в которой сверкали мириады звезд. Вот это ее заворожило! Так и упасть недолго! Мышка почувствовала, как сильные пальцы напарника сжали ее предплечье. Они были холодными, и Мышку передернуло от озноба. Заставив ее отступить от края Моста, Сокол отпустил ее и отвернулся.

– Осторожней надо быть, – буркнул он. – Пошли.

Мышка благодарно кивнула, забыв, что на спине у напарника глаз нет, и послушно пошла вслед за ним, больше не пытаясь разглядывать раскинувшееся вокруг великолепие Паутины.

Вот уже полтора века она служила в Патруле, но междумирье все еще восхищало ее, и каждый раз, оказавшись здесь, она вела себя, так, будто попала сюда впервые.

Обсидиановый Мост кончился, и напарники ступили на изъеденную порами землю Веселого Острова. От даже небольших каблучков пришлось отказаться: они проваливались в многочисленные дыры, напоминающей расплавленный песок поверхности, и Мышка преобразовала туфли в удобные ботинки. Платье же укоротила, добавив к облику ярко-красные чулки в крупную сетку и превратив широкие рукава в тонкие бретельки. При этом она не боялась выглядеть вульгарно – на Веселом Острове все одевались кто во что горазд. Пожалуй, ее облик даже недостаточно вызывающий, а Соколу, чтобы выделиться, достаточно снять капюшон.

Даже завидно немного – патрульные при желании могли менять цвет волос и одежду, но лицо… лицо всегда оставалось одним и тем же, а Мышка никогда не была довольна своей внешностью. Слишком простая – ни тебе длинных ресниц прям до бровей, ни ярко-очерченных скул, ни губ бантиком.

Зато есть нос-картошка (маленькая, аккуратная, но – картошка), невыразительные глаза и безвольный подбородок.

Мышка не зря носила свое прозвище.

По крайней мере, она так думала.

ХЛОП! БАХ!

Мышка вздрогнула и подняла голову. На небе расцветал великолепный цветок из искр. Неподалеку кто-то запускал фейерверк.

БАХ!

Еще один, уже не цветок, а зеленая ящерица, рассыпавшаяся через мгновение на сотни тысяч звезд. Мышке даже показалось, что искры не гасли, а превращались в мерцание Паутины.

Что ж, для Веселого Острова подобное – совершенно нормально.

– «Карнавал» тебя устроит? – услышала она скрипучий голос Сокола.

«Карнавал»… почему бы и нет? Несмотря на помпезное название, этот бар – один из самых тихих на Веселом Острове – то, что нужно для уставшего патрульного, вернувшегося с задания и получившего выволочку от начальства. С другой стороны – больше шансов встретить знакомых.

Представив, как она вновь будет рассказывать кому-то об очередной неудаче, Мышка мысленно застонала. Будь они прокляты, эти «эти»!

Но Сокол не виноват – Мышка ни разу не подумала, что во всем виноват устрашающий вид или непрофессионализм напарника. Нет. Они виноваты оба – и Мышка очень надеялась, что стоящий рядом с ней беловолосый патрульный думает так же.

– Конечно, устроит! – выдавила улыбку Мышка. Получилось, очевидно, плохо потому что Сокол, глянув на то место ее лица, что у нее было вместо улыбки, нахмурился (под натянутым капюшоном видно не было, но за полтора века Мышка замечала такие вещи по степени сжатости губ).

– Если хочешь, мы можем разойтись по домам, – сказал он.

– Нет! – воскликнула Мышка. – «Карнавал» – это прекрасно! Пойдем!

Еще не хватало ей домой отправиться… это же надо вновь по Мостам пробираться… а сейчас Мышка очень хотела просто отдохнуть. Дома из приличных вещей только кровать, а спать не хотелось совсем. Что странно, если вспомнить, что они сутки провели в рубке летуна, а потом, после того, как в очередной раз провалились, сразу отправились в междумирье.

Какое это дыхание? Третье? Пятое?

Мышке было все равно.

Сейчас она хотела выпить черного эля, который в «Карнавале» был просто невероятно вкусным, посмотреть на красиво одетых людей вокруг и хорошо провести время с напарником. Молчаливым, потому что его скрипучий голос, кажется, раздражал его самого, что только возвышало его в глазах Мышки. В те времена, когда она еще знать не знала о Патруле и о том, что существует бесконечное множество вселенных, она весьма сильно устала от пустых слов.

Теперь она научилась ценить молчание. И это было прекрасно.

«Карнавал» встретил их веселым гомоном разношерстной публики, гремящей музыкой в стиле «я убью твои уши басами» и умопомрачительным запахом специй, которые здесь щедро добавляли во все блюда и напитки. Оглядевшись, Сокол и Мышка даже не глядя друг на друга, синхронно шагнули к столику возле сцены. За полтора века сотрудничества они провели за ним столько часов, что выбор был очевиден.

Сегодня владелец «Карнавала» решил включить голографическую запись выступления какого-то танцевального коллектива. Судя по одежде – из мира Курон, где плавные движения рук были призывом к любовному акту. Судя по обилию таких плавных движений – ребята танцевали то, что в некоторых мирах называлось «брачные танцы». Танец совершенно не соответствовал ритмичной музыке, которая играла в зале.

Мышка с сожалением посмотрела на разодетых в яркие перья женщин и села спиной к сцене. Ей больше нравилась живая музыка, и сейчас она с большей охотой посмотрела бы на какого-нибудь менестреля из захолустного мира, где технологии не шагнули дальше бороны и пороха. Сокол же, наоборот, сел напротив и, откинув капюшон, с удовольствием разглядывал танцующих на сцене. Мышка вспомнила, что он – выходец из мира Курон, и понимающе усмехнулась.

– Чего желаете? – возле столика материализовался официант. – Сегодня в меню…

– Принеси бутылку рогабаля и кружку черного эля, – прохрипел Сокол. – И на закуску чего-нибудь.

– Соленые орехи и мясные чипсы на закуску нас вполне устроят! – вмешалась Мышка.

Официант повернул к ней голову, и давно не смазанные шарниры, соединяющие его голову и плечи, противно заскрипели. Мышка поморщилась – в штате «Карнавала» кого только не было, но им почему-то всегда доставался уродливый человекоподобный механизм, из ушей которого валил пар.

– Счет принести сразу, госпожа? – осведомился механизм… то есть, официант.

– Не стоит, – буркнул Сокол. – Возможно, мы захотим чего-нибудь покрепче. Потом.

Официант сделал попытку поклониться, отчего послышался еще более противный скрип, столь явственный, что даже несмотря на грохочущую вокруг музыку, у Мышки свело зубы.

– Покрепче? – осведомилась она, когда полуразвалившийся механизм удалился. – Что может быть крепче рогабаля? И зачем ты заказал целую бутылку?

Рогабаль – напиток ее родного мира, а Мышка ненавидела все, что было с ним связано. С миром, конечно, а не с напитком. Вкуса у рогабаля не было. Единственный раз, когда по-настоящему молодая Виола Жармин попробовала этот напиток, он показался ей жидким огнем, который чуть не выжег ей горло. Больше Виола Жармин, ставшая впоследствии Мышкой, не пробовала пробовать рогабаль.

– Бутылку! – повторила она, закатив глаза.

– Абсент, – ответил Сокол, глядя на нее.

– Что?

– Абсент. Есть такая зеленая вода в одном из миров. Он крепче рогабаля. Говорят, после него появляются зеленые феи.

– Еще зеленых фей нам с тобой не хватало, – пробурчала Мышка. – Мы вроде хотели отдохнуть, а не напиться.

– Одно другому не мешает, – он вновь уставился на сцену. – По-моему, отмечать неудачу нужно именно так, а не кружкой кваса.

– Черного эля!

– А есть разница?

Мышка сердито посмотрела на напарника, мысленно усмехаясь. Ворчливый Сокол ей нравился определенно больше Сокола молчаливого. Но то, что напарник собирался напиться в хлам, не радовало. Нет, она не боялась, что он будет буянить или типа того, но по устоявшейся за полтора века традиции они не уходили из заведений Веселого Острова поодиночке. Представив, сколько времени понадобится напарнику, чтобы оприходовать целую бутылку напитка, который пьют маленькими стопочками, Мышка мысленно застонала.

А потом подумала, что это даже хорошо – все равно в квартирке на Вьющемся Острове ее никто не ждет.

По сути, ее уже давно никто не ждет.

Нигде.

И никогда.

Когда скрипящий на весь «Карнавал» официант принес им заказ, Мышка успела даже созреть для того, чтобы помочь напарнику расправиться с его бутылкой. В конце концов, с тех пор, как она в последний раз пила эту дрянь, прошло много времени. Виола Жармин была смертной, а вот Мышка – нет. Может, ей тоже понравится?

Но сначала – черный эль. Молча чокнувшись огромной кружкой с маленькой хрустальной стопочкой напарника, она с наслаждением сделала первый глоток. Первый глоток – он всегда самый вкусный. Потом язык привыкает, и аромат становится не таким ярким, а вот сначала… Почувствовав терпкий привкус специй, Мышка с наслаждением зажмурилась.

Жизнь перестала казаться чем-то совсем уж плохим. Облизав губы, она буквально уткнулась носом в кружку.

– Не утони, – услышала она скрипучий голос Сокола.

Открыв глаза, Мышка обнаружила, что у напарника все с точностью, да наоборот: после выпитой стопки рогабаля он стал еще мрачней. Льющийся с потолка синеватый свет отражался в бельмах его глаз, а шрамы вокруг век стали казаться вздутыми венами. Но не это заставило Мышку напрячься: поджатые бескровные губы Сокола говорили о том, что он очень сердит.

– Что не так? – осторожно поинтересовалась Мышка.

А потом поняла, что.

– Ну надо же, какие лю-у-уди-и-и! – противно растягивающий слова голос заставил поежиться. – Сокол и Мышка собственными персонами пожаловали! Судя по вашим лицам, ребята, вы опять провалились?

– Голубка! – с трудом растянув губы в якобы приветливой улыбке, Мышка повернула голову и уставилась на подсевшую к ним девушку. Облаченная в мини-юбку из ярко-желтой кожи, малиновую полупрозрачную кофточку, под которой угадывался голубой бюстгальтер, и нежно-зеленые ботфорты, девушка производила неизгладимое впечатление. Особенно на представителей противоположного пола. Возможно, дело было в ярких синих глазах, черных волосах и идеальной фигуре. А возможно – в чем-то ином, что пониманию Мышки было недоступно. – Рада тебя видеть, дорогая

Голубка сложила выкрашенные фиолетовой помадой губы красивым бантиком.

– Вот ничем вас не проймешь! Даже завидно! – сбросив маску манерной дурочки, сказала она. – Ты беситься вообще умеешь, а, Мышка?

– Умеет, – ответил за Мышку Сокол. – Я видел.

Голубка усмехнулась.

– Так значит, я права? Провалились?

Мышка вздохнула. Что тут скажешь? Если бы их миссия обернулась успехом, и они схватили бы «этих», вряд ли их можно было встретить здесь с бутылкой рогабаля и кружкой черного эля. Успех так не отмечают, чего уж там.

– Если ты пришла позлорадствовать, то делай это, а потом вали отсюда. И так тошно.

– Да что ты, Мышь… ты же знаешь, что я никогда бы…

– Тогда чего пришла? – нелюбезно поинтересовался у Голубки Сокол, а Мышка с удовольствием отметила, что шикарная во всех смыслах коллега пытается в сторону ее напарника не смотреть.

– Ну… это… прошел слух, что Первый вас поддержки лишил… я…

– Это когда, интересно, слух успел пройти? – подобралась Мышка. – Мы только-только от Первого, между прочим!

Голубка втянула голову в плечи и поморщилась.

– Слухи давно ходят. Ну… что Первый к вам неровно дышит.

– Чего?!

– Что он вас двоих не очень любит, – поправилась Голубка. – Как бы это даже понятно: ладно Мышка, но ты, Сокол, мог бы хотя бы волосы покрасить, что ли… а то ходишь, как смерть… как тебя вообще в Патруль взяли?

– Не смогли отказать, – горько усмехнулся Сокол.

Мышке тоже захотелось усмехнуться вместе с ним. Они оба знали, что покраска белоснежных волос только усугубит ситуацию. Пробовали уже…

То, что Первый Мышку и Сокола не очень любит, они знали, но раньше это не выходило за пределы его кабинета. Сболтнул кому-то лишнего? Может, поэтому, несмотря на долгую череду неудач, им все-таки не отказывали в подкреплении? А теперь у Первого вполне логично закончилось терпение.

– И долго ходят эти слухи? Полчаса?

Голубка хмыкнула, и ее лицо приобрело торжествующее выражение.

– Полвека! – провозгласила она.

Мышка вздохнула. Точно – кому-то сболтнул, и пришлось своих нелюбимчиков делать любимчиками. Но после сорок второй неудачи уже как бы даже логично вышвырнуть их из Патруля, и дело с концом. Но их просто лишили подкрепления…

Удачно слухи пошли, ничего не скажешь!

– Шла бы ты отсюда, Голубка, – проскрипел Сокол. – Меня от тебя тошнит.

– Просто ты – жалкий импотент, – Голубку, очевидно, тон мышкиного напарника задел. – Кроме тебя, между прочим…

– …никто не отказался с тобой переспать? – бельма глаз Сокола сверкнули. – Или я не один такой, и нашелся еще кто-то благоразумный?

Голубка вспыхнула, а Мышка обнаружила, что у нее отвисла челюсть. Первая красавица Патруля пыталась соблазнить Сокола?

Пыталась.

Соблазнить.

Сокола?!

Не то, чтобы Мышка считала своего напарника уродом, но представить шикарную во всех смыслах Голубку, которая пытается соблазнить израненного шрамами Сокола, а не наоборот, так и не смогла.

Фантазии определенно не хватало.

– Как ты с ним работаешь? – Голубка повернулась к Мышке. – У него хоть слюна не ядовитая?

– Я не знаю, – безучастно ответила та, все еще находясь в прострации. – Не пробовала.

Сокол наполнил свою стопку.

– Уходи, Голубка, – лениво сказал он. – Дай нам спокойно отдохнуть.

Мышка в глубине души была совершенно с напарником согласна: разговор с коллегой ее явно утомил. Повернув голову, она уставилась на сцену, где голограммы танцовщиц в перьях продолжали плавные движения руками.

– Не надо было так с ней, – когда Голубка, пару раз фыркнув, удалилась, заметила она.

– А как надо было? Все-таки переспать? – осведомился Сокол, и в его тоне Мышке почудился вызов.

– Да я не об этом… – мысль о соблазняемом напарнике так в голове и не уложилась. – Она вроде к нам по-доброму… зачем ссориться?

– Затем, Мышка, что эта якобы «доброта» очень плохо пахнет. Я ей отказал, а такие, как она, не терпят отказа.

– Как ты мог ей отказать? – Мышка сделала большой глоток эля и с восхищением уставилась на напарника. – Это же Голубка!

– И что? – Сокол сощурился и опрокинул в себя еще одну стопку рогабаля даже не поморщившись.

– Ну… она красивая… очень.

Напарник ничего не ответил.

Больше к ним никто не подходил, и Мышка с Соколом спокойно отметили свою очередную неудачу, любуясь голограммой на сцене. Захмелев, напарник стал еще более хмурым, но Мышке было все равно: за долгое время они оба успели изучить друг друга, и она знала что он не начнет пытаться спровоцировать драку с соседями (неподалеку засела шумная компания зеленокожих оттау, каркающий смех которых раздражал Мышку неимоверно) или со скрипучим механическим официантом, принесшим счет (оказывается, черный эль знатно подорожал, но Сокол все равно не дал Мышке заплатить за себя), хотя последнее ее весьма бы позабавило.

Веселый и Вьющийся Острова соединялись десятью Мостами, один из которых был настолько узок, что пройти по нему двум людям плечом к плечу было весьма проблематично.

Но хмельные Мышка и Сокол всегда ходили именно по Узкому Мосту – это тоже было их маленькой традицией – как и то, что напарник всегда провожал ее точно до дверей.

– Мышка… – скрипнул напарник, когда она уже переступила порог квартирки.

– Что?

Сокол слегка приподнял уголки губ в подобии улыбки.

– Ты тоже красивая, – сказал он и, сразу отвернувшись, отправился прочь, оставив Мышку в одиночестве.

Проснулась Мышка с больной головой и тяжестью на душе. Если вчера еще осознание не пришло, то сегодня… Они провалились. Опять. И больше подкрепления можно не ждать.

Откинув алый балдахин, Мышка сползла с кровати и отправилась в умывальню – смыть остатки хмеля. Из зеркала, обрамленного обсидиановой крошкой, на нее смотрела растрепанная красноволосая и красноглазая девица в багряном шелковом халате. Вздохнув, она быстро умылась и кое-как привела себя в порядок.

При мысли о том, что снова надо будет искать «этих» в бесчисленном множестве миров Паутины, Мышка застонала. За что ей все это? Зачем она вообще пошла в Патруль?

«Как будто у тебя был выбор», – ехидно сказал внутренний голос.

Отправив нахала по неприличному адресу, Мышка превратила халат в легкое красное платье до колен, а тапочки – в удобные туфельки. На Вьющемся Острове имелось несколько заведений, где можно было бы позавтракать, и Мышка, прислушавшись к своим ощущениям, поняла, что голодна. Если вспомнить, что вчера в ее желудке побывали только несколько орехов и парочка мясных чипсов, то это и неудивительно.

Стук в дверь застал ее в тот момент, когда она поворачивала ручку, собираясь выходить, поэтому напарник был вынужден отпрянуть, ибо она едва не зашибла его.

– О, я как раз за тобой собиралась! – улыбнулась Мышка.

Сокол, как всегда облаченный в черный плащ, хмыкнул.

– Я так и подумал, – скрипнул он. – В «Ленте шепота» сегодня рыбный день. Так что, туда предлагаю не идти.

Мышка скрипнула зубами. Чем ей нравилась «Лента шепота», так это тем, что там возможность отравиться сводилась к нулю, в отличие от всех остальных заведений Вьющегося Острова. Но рыба… бр-р-р… Мышка ненавидела рыбу – любую. Из какого бы мира эту рыбу не доставили.

Разделял ли Сокол ее нелюбовь, Мышка не знала, но за полтора века сотрудничества, она не замечала, чтобы он ел то, что когда-то плавало в воде. Все-таки, хорошо иметь напарника, который тебя понимает!

– Попробуем не отравиться в «Холодной весне»? – предложила Мышка.

Сокол пожал плечами.

– Давай попробуем. Потом сразу на Остров Знаний, или ты хочешь отдохнуть?

– Отдохнула уже… кстати, сколько ты проспал?

Они спустились по обшарпанной деревянной лестнице и вышли под испещренное разноцветными нитями миров небо. Домики для патрульных были неказистые, но улицы Вьющегося Острова в первый момент могли поразить любое воображение: посыпанные желтой каменной крошкой, они змеей извивались вокруг огромного сверкающего кристалла, напоминающего кривую пирамиду и висевшего среди нитей Паутины. Немногочисленные здания ютились в выдолбленных в кристалле нишах, а на вершине пирамиды – пологой, будто срезанной ножом невероятных размеров, располагался небольшой парк, где можно было отдохнуть между рейдами и просто неплохо провести время. В сожалению, именно что времени у Мышки и Сокола больше не было.

– Четырнадцать часов.

– А я восемь.

– Я проверил: три минуты.

Мышка удовлетворенно хмыкнула. Относительность времени в Паутине сначала заставляла ее разум сворачиваться в трубочку, но потом она привыкла. Сокол проспал четырнадцать часов, Мышка восемь, а прошло всего три минуты.

Двух месяцев, отведенных Первым на закрытие дела «этих», им хватит.

Должно хватить. Если они правильно распорядятся этим временем.

Наскоро позавтракав, напарники отправились на Остров Знаний – он был похож на огромный замок, висящий в пустоте. Широкие окна взирали на Паутину междумирья черными провалами, создавая весьма жуткое впечатление, но внутри было довольно уютно. Здесь были читальные комнаты на любой вкус: уютные каморки с камином и свечами, компьютерные залы, широкие помещения, в которых можно было воссоздать звездные карты любого из миров, заставленные письменными столами галереи, а еще – индикаторная, которая и была сердцем этого Острова. Именно туда и держали путь Мышка и Сокол.

Индикаторная представляла собой обширное помещение, посреди которого сиял сотнями оттенков широкий столб, на первый взгляд выполненный из стекла. Из чего этот столб был сделан на самом деле – Мышка не представляла, да особо и не задумывалась – ей в свое время хватило длинной инструкции по пользованию этой штукой. Именно здесь, в индикаторной, время теряло смысл, а пространство представляло собой одновременно бескрайность и исчезающе-малую величину.

Именно здесь, особым образом прикоснувшись к псевдо-стеклянному столбу, они могли найти «этих» в тот момент, когда они достаточно поживут в новом для них мире, чтобы начать «фонить».

«Эти» вообще были весьма неудобными клиентами. Даже поначалу обнаружить их можно было только через несколько лет пребывания в новом мире, а уж сейчас эти ребята вполне могли урвать у судьбы и Патруля целый десяток! Все дело было в их поведении – чем меньше они выделялись, тем меньше «фонили» – ведь подстраиваясь под основных обитателей и их уклады, а не пытаясь их изменить, они ничем не могли навредить мирозданию. К сожалению, даже так, не влезая в политику и мироустройство, однажды они выдавали себя – и шла цепная реакция.

Они начинали «фонить». И тогда Мышка и Сокол могли их найти.

– Знаешь, я думаю, что могу уже даже на них не настраиваться, – заметила Мышка, кладя левую ладонь на теплую поверхность индикатора.

– Неудивительно, – прохрипел Сокол, делая то же самое, только правой рукой. – Иногда мне кажется, что я найду этих ребят и без этого столба.

Его рука лежала совсем рядом, и Мышка чувствовала прикосновение его мизинца к своему. Почему-то от этого мимолетного касания в ее душе разлилась щемящая нежность. Она вдруг подумала, что когда они закончат и выйдут, наконец, на пенсию, она больше никогда не увидит Сокола.

Их пути разойдутся. Навсегда.

Пожалуй, ей будет не хватать этого скрипучего дистрофика со страшными шрамами на лице. Интересно, а он что об этом думает? Будет ли он скучать по Мышке?

– Тринадцать лет, – сказал напарник, и Мышка вздрогнула, смутившись своих мыслей. Это все из-за того, что Голубка пыталась его соблазнить, точно!

– Т-ты о чем? – Мышка подняла голову и встретилась глазами с бельмами напарника.

– Тринадцать лет в мире Шзар. А потом они начали фонить. Послушай!

Он взял ее руку в свою, и положил туда, где только что была его ладонь. Мышка почувствовала, как ауры «этих» тоненьким писком звучат в ее голове.

– Только не это… – простонала она. – Шзар… не могли в каком-нибудь другом месте воплотиться!

Сокол пожал плечами.

– Они уже столько миров перепробовали… скажи спасибо, что они не у эльфирцев – вот там без подкрепления точно делать нечего. А с шзарцами мы справимся, я думаю.

– Это ты так только думаешь, – проворчала Мышка. Зажмурившись, она впитывала в себя всю доступную информацию: временной отрезок, координаты, внешность… надо же, теперь девчонка из «этих» стала зверем. Черной огромной кошкой. Проклятье, она наверняка намного опаснее своего любовника, пусть тот и человек.

Тринадцать лет в мире Шзар, а здесь, в Паутине прошло чуть больше получаса. Если растянуть время грамотно, то можно успеть напортачить еще пару сотен раз! Все равно подкрепления не будет…

– Если я скажу, что я уверен, тебе станет легче? – в скрипучем голосе Сокола послышался сарказм.

Мышка вздохнула и убрала руку с индикатора. Повернувшись к напарнику, она обнаружила, что он стоит почти вплотную к ней. Она на миг почувствовала себя неловко, оказавшись между столбом и… высоким, как тот столб, Соколом.

– Нет, не станет, – запрокинув голову, она, сердясь на себя за странные мысли, посмотрела на напарника. – Потому что ты не уверен.

– С чего ты взяла? Шзарцы, конечно, интересный народец, но по сравнению эльфирцами или оттау, просто дети. А с оттау мы с тобой уже сталкивались.

–… и еле унесли ноги, – напомнила Мышка, отодвигая напарника подальше. Шмыгнула носом. – И это еще при том, что тогда у нас было подкрепление

– Никто не обещал, что будет легко, – равнодушно ответил Сокол и отвернулся. – Растяни время еще минут на пять. Я хочу потренироваться перед тем, как мы прыгнем в Шзар.

Натянув на голову капюшон, он направился к выходу.

– Эй! – Мышка шагнула было следом. – Может, я составлю тебе компанию?

– Не надо, – буркнул Сокол. – Я хочу побыть один.

Пожав плечами, Мышка засекла время и вновь обернулась к столбу-индикатору, чтобы еще раз почувствовать «этих». Лучше несколько раз перепроверить координаты, чем выпрыгнуть незнамо где, а потом искать клиентов по всему миру.

– Пять минут на сколько растянуть-то? – спохватилась Мышка, но Сокол, конечно, уже ушел.

Им не нужно было договариваться о месте встречи. Точнее, так уж было заведено, что если перед делом они разделяются, то встречаются уже в Черной Комнате, возле порталов.

Но Сокол просил растянуть время… а Мышка отвлеклась на индикатор, так и не задав вектор… в общем, интересно, напарник случайно не превратился в дряхлого старика? Впрочем, никто не заметит разницы.

Наверное.

Выругавшись, Мышка, сбивая ноги, побежала по Эфирному Мосту, соединяющему Остров Знаний с Черной Комнатой – самому короткому, самому ненадежному из всех, но, как ни странно это не звучало – у нее не было времени. Сейчас они встретятся, и все поправят. Если Сокол, конечно, ее дождется…

Эфирный Мост представлял собой подвесную конструкцию, которая шаталась и скрипела. А еще от него все время что-то отваливалось. Только безумные находили в себе смелость ступить на него… зато он был короче всех, а Мышка действительно очень торопилась.

– Ну и что ты несешься, как сумасшедшая? – невозмутимо спросил Сокол, когда она влетела в Черную Комнату на всех парах, ощущая странную боль в районе большого пальца левой ноги.

– Я… вектор… забыла… по-поставить! – задыхаясь, выпалила Мышка. Хромая, она подошла к Соколу и внимательно посмотрела на него. – Долго ждал?

Напарник скривил губы в улыбке. Выглядел он посвежевшим.

– Три дня, – уведомил он. – И это хорошо еще, что я почти сразу сообразил, что ты забыла задать вектор течения.

– Ты сам виноват! – осознав, что они отделались малым испугом, Мышка включила режим защиты.

– Я? – Сокол, кажется, даже удивился ее наглости. – То есть, ты промариновала меня здесь три дня, и я еще в этом виноват?

– Сам бы растягивал время, если тебе так надо! В следующий раз точно вектор ставить не буду! И живи в мгновении вечно!

– Ты же знаешь, что у меня плохо получается, – примиряюще поднял руки Сокол. – Что у тебя с ногой?

Мышка пошевелила пальцами в туфле. А больно ведь!

– Ничего страшного… Ты лучше скажи, ты все три дня тут проторчал?

– Нет, – напарник сощурился и, к вящему смущению Мышки, опустился перед ней на одно колено. – Я сначала потренировался…

– Что ты дела… ай!

Сокол, не обращая внимания на возмущенный выкрик, снял ее левую туфлю с ноги.

– Идиотка… ты что, по Эфирному Мосту сюда добиралась? – злым голосом спросил он.

– Сам такой, – огрызнулась Мышка, чувствуя, как его холодные пальцы гладят ее по ступне. – Я торопилась…

Это для него прошло три дня, а она все еще не оправилась от неловкости, когда стояла между ним и столбом.

– Точно идиотка… до крови ведь палец разбила, – вздохнул Сокол. – Потерпи, попробую что-нибудь сделать.

До крови? Вот это она бежала, однако… честно говоря, мысли были настолько заняты растянутым временем и напарником, что она толком и не помнила, спотыкалась ли она. Очевидно, спотыкалась.

Положение опять было каким-то неловким. И усугубилось оно тем, что в Черную Комнату зашли Морок и Левша – двое еще совсем молоденьких патрульных, на лицах которых отразилась такая гамма чувств, когда они увидели Мышку и Сокола, что Мышка оглядела себя, начав подозревать, что стоит голышом.

– Вы что тут де-делаете? – заикаясь, спросил Морок, стремительно краснея. Хм, интересный оттенок, может стоит в такой волосы перекрасить?

Сокол в последний раз погладил мышкину ногу и аккуратно поставил ее на пол.

– Лучше туфли на мягкие ботиночки смени, – он запрокинул голову, и на его лице появилось озадаченное выражение. – Ты чего покраснела-то?

Она… что? Покраснела? То есть, в придачу к красным волосам и красному же платью у нее красное лицо?

Неудивительно, что Морок и Левша подумали не то… Надо что-то сказать, чтобы молчание затянутым не казалось.

– Больно просто, вот и все. Это… сдерживала стоны…

Кажется, Морок и Левша услышали только последние два слова. Они паскудно захихикали, а Мышка поняла, что краснеет еще больше.

Сокол тем временем поднялся и бросил на весельчаков взгляд исподлобья. Смех сразу сошел на нет.

– Вы кажется, сюда по делу? – пытаясь придать себе уверенный вид поинтересовалась Мышка. Надо бы еще холодку в голос… но холодка-то как раз Мышка совсем не чувствовала. Щеки пылали, будто их с Соколом действительно застали за чем-то неприличным.

Морок и Левша переглянулись. На Сокола они старались не смотреть, и Мышка прекрасно понимала, почему: напарник нахмурил брови, прищурил глаза и скривил губы в полуулыбке.

– Конечно, по делу, – проскрипел он, заводя руку за спину и сжимая пальцы будто бы на рукояти невидимого меча. – В Черную Комнату просто так не ходят. Не так ли, парни?

Парни, кажется, уже поняли, что они пришли сюда не в добрый час. Что-то блея в качестве извинений, они долго пятились, пока не угодили в один из открытых порталов.

– Будем надеяться, что они смогут найти дорогу туда, куда им надо, – Мышка не знала, что ей больше хочется: расхохотаться или все-таки стукнуть напарника по башке. – Ты зачем так?

Сокол вздохнул и опустил руку.

– Ты против? – осведомился он.

– Ну как сказать, – вздохнула Мышка. – Теперь они всем разнесут, что мы с тобой… это… развлекались в Черной Комнате.

– Теперь – не разнесут, – веско ответил Сокол и шагнул к одному из порталов – огромной оранжево-красной окружности, абсолютно плоской, если пытаться ее обойти. Вообще, Черная Комната была отделана исключительно красным камнем, и Мышка хотела бы посмотреть на того шутника который назвал Остров Порталов именно Черной Комнатой.

– С чего ты взял? – Мышка трансформировала туфельки в мягкие ботиночки и покорно шагнула следом за ним.

Напарник хмыкнул.

– Потому что будут бояться, что я приду к ним в тот момент, когда они явятся на отдых и сожру их сердца. Ведь именно так делают эльфирцы.

Мышка поравнялась с напарником и ткнула локтем в бок.

– Эльфирцы здорово тебя покромсали, но это еще не значит, что ты стал одним из них. А все-таки здорово, что ты мой напарник!

Сокол удивленно повернулся к ней. В оранжево-красном свете парящих вокруг порталов его волосы казались ярко-рыжими, а в бельмах будто зажглись маленькие огоньки.

– Кто ж еще вовремя залезет мне под юбку в самый неподходящий момент!

С этими словами Мышка весело рассмеялась, стряхнув с себя всю неловкость последних нескольких дней-минут, и первой шагнула в портал.

Сознание возвращалось медленно и мучительно, волнами накатывая пониманием, что все плохо. Совсем плохо. Почему? На этот вопрос она ответить пока не могла. Как не могла вспомнить, как же ее зовут. Виктория?

Голова отзывалась жуткой болью, казалось, что сейчас она взорвется заляпав кровью… что? Где она? И как же ее зовут? Вера?

Надо открыть глаза. Сквозь веки пробивается свет, она точно знает, что вокруг очень светло… звуков почти нет, лишь шелест ткани. А еще она чувствует, как ее щеки обдувает свежий ветерок. Как же все-таки ее зовут? Вивьен?

Болят суставы рук. Она висит на руках. Чувствует, как ноги касаются пола. Надо перенести тяжесть тела. Она делает это со стоном боли. Ей очень больно. А еще, она никак не может вспомнить свое проклятое имя! Ванесса?

Виола. Точно. Когда-то она носила имя Виола. Но сейчас у нее другое имя. Неправильное имя. То, которое она взяла сама, а не данное ей при рождении.

Да и не имя это вовсе…

«Мышка», – слышится чей-то жуткий голос. Этот голос ножом по стеклу режет ее слух. Нет, он ей не послышался. Он прозвучал у нее в голове.

Точно. Ее зовут Мышка.

И она…

Воспоминания яркой вспышкой ворвались в ее разум, и Мышка резко открыла глаза, пораженная жутким знанием.

Сокол мертв.

Нет… она не знает этого точно! Напарник просто не может так с ней поступить! Они были вместе полтора века, вместе они попадали в плен оттау, когда их хотели зажарить в печи и сожрать, вместе они прошли по ядовитой голубой земле мира Корн и остались в живых, вместе они шли над Долиной Пропастей в мире Нур, срываясь на каждом шагу и поддерживая друг друга…

Он не может бросить ее вот так, пораженный каким-то дротиком!

Она должна его найти. Она достанет его даже из могилы, если понадобится!

Обстановка вокруг пугала своей роскошью. Она стояла, прикованная к стене цепями, а вокруг нее, подчиняясь дующему из окна легкому ветерку, колыхались яркие разноцветные шелковые куски ткани. Казалось, что вся комната состоит из ниспадающего с потолка дрожащего мягкого шелка. Холод стены, к которой ее приковали, заставлял спину болеть… а еще Мышка обнаружила, что она абсолютно голая. Кто-то ее раздел.

Так… тихо. Спокойно, Мышка, все нормально. У тебя нет права на подкрепление и камуфляж, но ты все еще можешь материализовать себе одежду и… оружие! Точно!

Мышка вскинула голову, слегка ударившись о стену, и попыталась вызвать какой-нибудь лазерный напильник, чтобы разорвать цепи. Но не тут то было. Помимо цепей, сковывавших ее запястья, кто-то связал ее пальцы между собой. Напильник появился, да! Но она не могла его удержать, поэтому он просто упал, растворившись в воздухе не долетев до пола пары сантиметров.

Что-то подсказывало Мышке, что вряд ли те, кто ее схватил, знали о ее способностях. А потом это что-то превратилось в знание: шзарцы всегда так сковывают пленников – из-за прячущихся в пальцах когтей. Нет, у местных жителей не кошачьи лапы, но распустить когти они могут не хуже львов!

Как неудачно все совпало, а?

Мышка зарычала от бессилия. Да, она могла материализовать на себе одежду, это до сих пор было ей доступно, но без оружия она бессильна. Поэтому лучше выждать. Не показывать своих способностей. Понять, чего от нее хотят.

Сквозь шелест шелка послышались чьи-то тихие шаги. Мышка замерла, пытаясь придать себе испуганный вид. Хотя, нет, не пытаясь. Она и так боялась до чертиков.

– Очнулась, золли?

Сквозь разноцветную ткань к ней вышел шзарец. Кажется, тот же самый, что поймал ее у главной площади. Тот же самый, что убил… обезвредил Сокола.

Мышка замерла, ощущая обнаженной кожей холод стены и чувствуя, что покрывается мурашками.

Он называет ее «золли». Он все еще думает, что она беззащитна? Вряд ли это так. Иначе ее бы не связали так качественно.

Шзарец подошел к ней вплотную, и Мышка почувствовала его запах. Запах мужчины и кошки одновременно. Нет, он не вызывал у нее отвращения. Только страх.

– Кто вы? – прохрипела она. Надо же, у нее теперь голос такой же, как и у напарника. Сокол оценит… если доживет… если он еще жив…

Шзарец улыбнулся своими тонкими губами, над которыми она заметила легкий рыжий пушок. Раскосые глаза смотрели на нее с вожделением. Это совершенно не нравилось Мышке, и она едва подавила паническое желание облечь себя хоть во что-нибудь.

Рано. Пусть смотрит. Ей нужно, чтобы он освободил ее пальцы от оков. И тогда его ждет большой сюрприз.

Мужчина, тем временем, поднял руку и погладил ее по щеке. Потом провел по лбу, там, где у женщин этого мира росли рога. К сожалению, сейчас ее нельзя было принять даже за падшую. Потому что чертов Первый лишил их камуфляжа!

– Неважно, кто я, – ответил шзарец, когда от волнения Мышка уже забыла, что задавала вопрос. – Сейчас важно только, кто ты…

Она громко сглотнула. Что она должна сказать? Что она патрульная, прибывшая в мир чтобы извлечь двух идиотов, которые уже почти как сто лет прыгают от нее по мирам, не зная, что именно она – их путь к спасению? Пожалуй, можно попробовать… этот чело… это существо подумает, что Мышка не в своем уме.

– Ты ведь одна из них, ведь так? – продолжал шзарец, аккуратно, почти нежно, проводя пальцами по ее скулам. Если он попробует тронуть ее в неположенном месте, она точно устроит ему хорошую взбучку! Когда освободится… мысль о том, что ее может изнасиловать какой-то полукошак весьма бодрила, не давая потерять сознание от страха.

– Я не понимаю, о чем вы… – прошептала Мышка. – Здесь какая-то ошибка. Отпустите меня!

М-да… наглость, конечно, штука хорошая, но сейчас вряд ли сработает. Нет у нее рогов, спасибо Первому!

Шзарец, очевидно, подумал о том же. Хохотнув, он продемонстрировал Мышке свои безупречные кошачьи клыки и приблизил свою морду к ее лицу. Теперь его ярко-зеленые глаза заполнили весь мир, ведь кроме них она ничего видеть не могла.

Точно, все мужики мира Шзар – кошаки! Потому что сейчас шзарец с ней играл… как кошка с Мышкой. Несмотря на жуткую ситуацию, она поняла, что сейчас захихикает.

Так. Спокойно. Кажется, Мышка, ты влипла сильнее, чем думала… потому что ржать в такой ситуации могут лишь сумасшедшие. Или под дурью. Пожалуй, стоит надеяться на лучшее, да? Сокол тебя не простит, если ты свихнешься…

– Ты ведь одна из искусителей, ведь так? – дыхание шзарца становилось все более прерывистым, и Мышка поняла, что ее действительно сейчас того… новый опыт, это, конечно, хорошо, но с животными… ну или полуживотными, неважно… в общем, секс с шзарцем явно не был тем, о чем она когда-нибудь вообще мечтала.

Искусители… Ее все-таки приняли за демона. Проклятье, лучше бы он подумал, что она опасна! А ведь этот идиот считает, что она демон-соблазнитель! Сокола, интересно, тоже приняли за такого?

…Сокол, скорее всего мертв…

Эта мысль заставила ее панически затрясти головой, заставив шзарца отпрянуть. Туман дури немного отпустил, и больше Мышке весело не было…

– Отпустите меня! Отпустите! Отпустите! Отпустите!!! – закричала она.

Надо найти напарника. Надо освободиться, перестрелять тут всех и найти напарника.

Шзарец сделал шаг назад, и сквозь пелену накатившего на нее приступа паники она видела, что он смотрит на нее со смесью отвращения и вожделения. Два противоположных чувства, казалось бы, но Мышка видела только их.

– Зэра! Шо! – громко сказал он.

Сквозь шелк к ним вышли две женщины. У них рога были. Когда-то.

– Я хочу, чтобы эту тварь вымыли и подготовили для меня. Перед тем, как отправить ее на тот свет, я хочу ее попробовать. У нее красная кровь, а это значит, что это будет даже красиво…

Ухмыльнувшись застывшей от накатившего понимания своей дальнейшей участи Мышке, шзарец скрылся за шелестящей тканью, оставив ее на попечение своих… рабынь? Служанок?

Мышка не успела ничего придумать. Ее действительно изнасилуют, а потом порежут на куски. Заживо. Именно так шзарцы расправлялись с теми, кого считали демонами.

Сознание покинуло ее до того, как женщины успели к ней приблизиться…

Паутина встретила их сверкающими звездами, водопадами энергии, Мостами и полной безнадежностью. Оказавшись в междумирье, Мышка первым делом залечила свои раны, но Сокол хмуро заметил, что у нее остался небольшой шрам на щеке, там, куда нож именно впился, а не просто порезал.

Ну и пусть. Пережив отчаяние и ужас, Мышка рассудила, что небольшая отметина на щеке – это полная ерунда. В конце концов, она всегда может ее замаскировать… пока находится в Паутине…

Нужно было идти к Первому. И в этот раз Мышка не собиралась оправдываться: начальник сам их подставил. Конечно, если бы они оказались в мире, населенном людьми, камуфляж был бы им и не нужен… но они оказались в мире Шзар… не зная о том, что они лишены половины своих привилегий патрульных!

– Прошла неделя… – остановившись на границе Радужного Моста сказал Сокол. – Осталось еще семь…

Мышка вздохнула. Она смотрела на Патрульный Остров с содроганием и ненавистью, признаваясь самой себе, что она не готова к встрече с Первым. Но Сокол ее прикроет, ведь так?

Вопрос только в том, готов ли он.

По сути, она провела в мире Шзар меньше суток, Соколу же пришлось жить там целых три месяца… на самом деле, это им еще повезло, что в Паутине прошла только неделя.

Но к Первому идти не хотелось все равно.

– Слушай… давай сначала отдохнем, а? – предложила Мышка. – Боюсь, я не готова встречаться с начальником после того, как меня чуть не разрезали на амулеты.

Сокол посмотрел себе под ноги. Коротко кивнул.

– Согласен, – ответил он. – Тебя проводить?

– Не надо! – покачала головой Мышка. – Я сама… мне надо… отойти от всего этого.

Похлопав напарника по плечу, она развернулась и пошла к подножию Ночного Моста, соединяющего Черную Комнату и Вьющийся Остров. Будто сотканный из темно-синих небес, покрытый мириадами сверкающих искорок, Ночной Мост, однако, не пользовался популярностью. Большинство патрульных, вернувшихся с дела, предпочитали сначала активно отдохнуть на Веселом Острове, а потом уже идти спать, а сюда, в Черную Комнату, обычно приходили прямиком с Острова Знаний…

Но сегодня Мышка не хотела веселиться, какой бы горечью это веселье не отдавало. Сейчас она хотела просто немного поспать. Не думая ни о чем: ни о прошлом, изобилующим ошибками и разочарованиями, ни о будущем, смутном и неопределенном.

Ночной Мост заиграл тысячами разных оттенков черного, когда она ступила на него. Будто обрадовался тому, что про него кто-то вспомнил. Повернув голову, Мышка проводила одинокую фигурку напарника, идущего по Радужному Мосту на Патрульный Остров.

Неужели собирается отчитаться без нее? Вновь взять на себя всю мощь гнева начальства? Мышка совершенно не хотела малодушничать и ставить его под удар в одиночку! Она думала, что он отправится выпить на Веселый Остров!

Но Сокол шел к Первому…

Ночной Мост уговаривал ее пройти по нему до конца. Сотни тысяч маленьких звезд мелькали под ее ногами, радуясь, что их кто-то заметил. Мышка не хотела обижать эти звезды.

Сокол, будто почувствовав ее взгляд, обернулся. Расстояние было очень большим, и выражение его лица разобрать было совершенно невозможно, но Мышка каким-то шестым чувством поняла, что напарник не сердится. Он все понимает.

Он всегда понимает ее.

Чувствуя, как на душе расцветает теплый цветок нежности, Мышка помахала Соколу рукой и пошла вдоль Ночного Моста.

Звезды были рады ее присутствию!

Смутные опасения, что нормально заснуть не удастся, к счастью, не оправдались. Мышка едва коснулась подушки, как сон настиг ее. Возможно, все еще действовали наркотики, которыми ее накачали еще в мире Шзар? В любом случае, она заснула прямо в одежде, а, проснувшись, обнаружила себя на полу.

Ничего себе она крутилась! Кошмары? Возможно, однако она совсем не помнила, что именно ей снилось. Даже смутных образов. Полная темнота.

Поднявшись, она хорошенько отмылась, облачила себя в строгий костюм-тройку бордового цвета и с отвращением начала разглядывать шрам на щеке. Вчера он казался ей пустяком, однако сейчас она обнаружила, что не готова принять себя именно такой. Пусть шрам был небольшим, но не обращать внимания на него совершенно не получалось.

Мышка расчесала волосы, собрала их в две толстые косы и открыла входную дверь, совершенно уверенная, что Сокол уже стоит на пороге и ждет ее.

Но напарника не было.

Странно. Мышка и не помнила, когда в последний раз их временные векторы не совпадали. В Паутине время всегда текло странно, но Мышка и Сокол никогда не терялись… до того как Первый лишил их подкрепления и камуфляжа. Но в прошлый раз все дело было в том, что Мышка в принципе забыла про вектор! А здесь…

Она и не помнила, когда в последний раз напарник не был за ее дверью. Да, она каждый раз думала о том, что отправится к нему, но он оказывался быстрей, и…

… он отправился к Первому без нее. Решил прикрыть, не заставлять встречаться с этим ублюдком после того как ее едва жестоко не убили. Что если разговор закончился не очень хорошо?

Судя по всему, так и было…

Нет. В Паутине патрульным никогда ничего не угрожало! С другой стороны, никогда еще патрульных не лишали камуфляжа… по крайней мере, Мышка не знала таких случаев. Они с Соколом были первыми, кого начальство настолько ненавидело, что готово было их откровенно подставить.

Так. Спокойно. Хватит топтаться на собственном пороге, Виола. Ты знаешь, где живет твой напарник, и ты сейчас успокоишься, выдохнешь и впервые за много лет зайдешь за ним сама.

Изо всех сил борясь с чувством тревоги, Мышка вышла из дома, без интереса глянула на исполосованное разноцветными нитками небо и пошла вдоль улицы. Домик напарника находился неподалеку от «Ленты шепота», именно там вчера… неделю назад подавали рыбу. Интересно, сегодня будет что-то более съедобное?

Но есть не хотелось. Наверное… Или хотелось? Желудок будто свернулся узлом: с одной стороны Мышка чувствовала зверский голод, а с другой при мысли о еде ее бросало в дрожь. Возможно, во всем виновато было чувство тревоги. Или вины. Надо было отправиться вместе с ним и устроить Первому разнос! А она просто струсила! Захотела отдохнуть, видите ли… Соколу пришлось отдуваться самому, а если вспомнить про немилость начальства…

Проклятье! Не мог же Первый напарника убить!

Или мог?

Совершенно измучив себя, Мышка поднялась по скрипучим ступеням неказистого домика и постучала в дверь, со страхом ожидая, что ей никто не откроет.

Но ей открыли. И это был не Сокол.

– Мы-ы-ышечка! Рада тебя видеть! Челюсть-то подбери, дорогая!

Закутанная в полупрозрачный ярко-синий пеньюар, подчеркивающий цвет глаз, на пороге стояла Голубка.

– Ты что… здесь делаешь? – выдохнула Мышка.

Хотя, это и так было понятно. Очевидно, напарник после визита к Первому отправился на Веселый Остров. И, судя по всему, повеселился намного лучше, чем обычно.

Голубка облизала свои пухлые губы и подмигнула. Обернулась на миг, проверяя, не стоил ли Сокол у нее за спиной, а затем наклонилась к Мышке.

– Пожалуй, ожидание того стоило! – доверительно прошептала она. – Он, конечно, страшный, но любовью занимается, как бог! Завидую тебе!

Мышка не нашлась, что на это ответить. Опровергать слухи было глупо: чем больше отрицаешь, тем меньше тебе верят, а подтверждать – еще глупее. Оставалось только молчать, чувствуя себя совершенно несчастной.

Голубка вновь обернулась и посмотрела вглубь дома.

– Пожалуй, мне пора, – она превратила пеньюар в короткие белоснежные шортики и обтягивающую майку ярко-желтого цвета еще раз подмигнула Мышке и протиснулась в дверь мимо нее. – Не буди его. Он очень устал.

Мышка простояла возле двери несколько минут, пытаясь прийти в себя от потрясения. Проклятье, она думала, что знает напарника, как облупленного, однако сегодня ему удалось ее удивить. Неужели это так отсутствие Мышки сказалось? Хотя ведь когда-то он Голубке отказал… что изменилось?

Да и какая разница!

Мышка решила, что все это – не ее дело. В конце концов, они с Соколом всего лишь напарники, не более! Она перешагнула порог и направилась в спальню, чтобы убедиться, что он все-таки дома, и Голубка ее не обманула.

Он действительно спал. Лежа на боку, он практически полностью уткнулся в подушку и от этого тяжело дышал. В отличие от кровати самой Мышки, его кровать была белоснежной. Белоснежные простыни, белоснежные наволочки, белоснежный балдахин… белоснежные волосы, тонкие, как паутина, смотрелись при этом дивно! Скорее всего, он был обнажен, но пушистое покрывало закрывало его тело, оставляя на обозрении лишь правую руку и часть спины.

Он все-таки был покрыт шрамами. Эльфирцы изранили не только его лицо, но и тело. По крайней мере, ту часть, что сейчас видела Мышка. Сокол был болезненно худ, но это не делало его похожим на слабака. Жилистым – да, но не слабым.

Напарник спал. И спал крепко.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Мышка уже хотела отправиться к себе, но уже выйдя на крыльцо, она сообразила, что они теряют время. Время, которое сейчас шло для них линейно: минута в минуту.

Они не могут себе позволить такую роскошь!

Поэтому Мышка отправилась в «Ленту шепота», где с удовольствием позавтракала тремя хрустящими гренками, сырной запеканкой и салатом из каких-то зеленых листьев, смешанных с кукурузой. Выпив чашку кофе, она мстительно (хотя сама не понимала, почему ей так хочется именно отомстить) заказала для напарника еду на вынос: рыбные палочки, омлет с кусочками водорослей и травяной чай, который он совершенно точно не любил.

Зато она позаботилась о его завтраке! Есть в этом всем что-то неправильное, когда спишь ты с одной женщиной, а завтрак тебе приносит другая… Пусть ему будет стыдно, когда он проснется. О том, почему она хочет, чтобы напарник испытал стыд, Мышка предпочитала не задумываться. Подленькая мысль о том, что она просто-напросто ревнует, была безжалостно обсмеяна, а потом решительно выкинута из головы.

Когда она вернулась, Сокол все еще продолжал спать. За время ее отсутствия он перевернулся и теперь лежал на спине, запрокинув правую руку за голову. Грудь его тоже была вся в шрамах, и Мышка, поставив бумажные пакеты с едой и стакан с чаем на тумбочку, едва сдержала неуместное желание откинуть одеяло, чтобы посмотреть где же все-таки кончаются шрамы. Сдерживаться было трудно, но картина, где напарник открывает глаза и ловит ее с поличным, останавливала ее от необдуманных действий. Пусть его. Мышке все равно.

Ведь все равно, так?

Собственные эмоции ставили ее в тупик: она была вынуждена признать, что ей было неприятно, что Сокол проводит время с другой женщиной. Нет не так. Ей неприятно было знать, что у напарника кто-то есть… бывает…

Он же мужчина, в конце концов, конечно, у него могут быть женщины! А Мышка всего лишь напарница, так почему же ее так задела эта ситуация с Голубкой?

Это всего лишь зависть. Голубка очень красивая, а у Мышки теперь на лице шрам. Пусть и маленький. Женское самолюбие задето, вот и все!

Утвердив эту мысль в своей голове, Мышка уселась на кровать в ногах Сокола и стала ждать. Да, они теряют время, но будить того, кто потратил три месяца на то, чтобы спасти ей жизнь было бы совершеннейшей неблагодарностью.

Он может спать, с кем хочет.

– Почему мы раньше этим толком не пользовались? – безучастно спросила Мышка, натягивая капюшон. Дождевые капли были ядовиты, и ей совершенно не хотелось лишиться волос. Хотя, если они задержатся в мире Нардин, куда в этот раз занесло «этих», потеря шевелюры будет неизбежной. По крайней мере, до возвращения в Паутину.

– Чем? – нос Сокола выглядел недовольным. К сожалению, остальные части тела были скрыты под плащом и глубоким капюшоном, и степень их раздражения Мышка оценить не могла.

– Свернутым временем. Тогда бы мы не могли похвастаться тем, что наше последнее дело длится почти век!

– Может, потому что раньше в этом не было нужды? – проскрипел напарник. – Лучше скажи: что ты обо всем об этом думаешь?

Думала Мышка много, и все ее мысли сводились пока что к двум фактам. Первое: им повезло, что в мире Нардин живут люди, и камуфляж им здесь не нужен. Второе: мир Нардин – не самое уютное место в Паутине.

А уж город Хорн и вовсе – помойка.

В этой местности дожди лили почти каждый день, а каждый третий дождь был ядовитым. Вода, стекающая с небес, была одновременно и источником жизни и рассадником всех основных болезней: облысения, чахотки, желтой сыпи, как здесь называли бородавки, и волдырной чумы. Последняя была типична только для этого мира, и подхватить экзотический недуг Мышка совсем не хотела.

Прогресс мира Нардин, как и в мире Шзар, достиг пока что паровых машин, но здесь хотя бы не было тотального патриархата. На самом деле, несмотря на жуткий климат, Нардин был довольно симпатичным местом: красивые высокие разноцветные парики, пышные платья у женщин и строгие сюртуки у мужчин, улицы, освещенные синеватыми огоньками газовых фонарей, каменные мостовые, каменные дома…

Просто надо было забыть, что все обитатели этого мира – лысые от ядовитых испарений, и скрывают это под нагромождениями искусственных волос, изготовляемых из волокон одного из местных растений.

А еще в городе Хорн, куда их занесло, процветали уличные банды, а нечто, похожее на полицию, являлось продажной конторой, защищающей только тех, кто готов был за это заплатить.

Как в этом рассаднике беззакония можно жить, оставалось только догадываться. Хорошо, что долго находиться здесь им не придется!

Мышка очень на это надеялась.

– Я думаю, что нам нужно для начала заселиться в самую дорогую гостиницу, которая здесь есть, и попытаться выяснить, не живет ли неподалеку женщина с черным вороном, – ответила Мышка. Когда нос Сокола согласно кивнул, она натянула капюшон еще глубже и пошла вдоль залитой ядовитой водой улице.

Местные деньги представляли собой сплав золота и серебра, и их достоинство зависело от размера. То, что способность материализовать деньги у них еще осталась, радовало, чего уж там.

Гостиница «Золотая клетка» славилась тем, что поселиться в ней могли только очень богатые люди, имеющие покровительство одной из местных банд, и Мышка с Соколом очень надеялись, что отсутствие этого самого покровительства выяснят не сразу. Следовало бы начать поиски немедленно, но, выпрыгнув из портала, они угодили прямо под ядовитый дождь, а в такую погоду местные граждане, даже самые неблагонадежные, предпочитают сидеть дома.

Поэтому пришлось сделать вид, что они прибыли издалека и попросить комнату, якобы для отдыха.

Управляющая (женщина лет сорока, облаченная в черно-красное бархатное платье с пышными рукавами и кожаным корсетом) с притворным сожалением сообщила, что в гостинице идет ремонт, и поэтому на две комнаты им рассчитывать не стоит.

– Брату и сестре не зазорно спать на одной кровати, ведь Великий Ворон завещал: нет уз сильнее крови, – сделав знак повиновения (проведя указательным пальцем по лбу), она вручила хмурому Соколу позолоченный ключ. – Где же ваши вещи?

– Мы путешествуем налегке, шер, – Сокол принял величественный вид. – Все, что нужно, мы можем себе позволить купить и в дороге.

Мышка тоже приосанилась. Интересно, откуда напарник взял, что управляющая не замужем? Шер – это ведь обращение к незамужним, так?

Управляющая склонила голову.

– Не желаете ли заказать ужин в номер? – почтительно поинтересовалась она.

Мышка открыла было рот, чтобы сказать, что ничего не нужно, однако напарник ее опередил.

– Да. У вас в номере есть меню?

– Конечно! Но если хотите – я предоставлю вам меню прямо сейчас. Пока вы будете располагаться, наши повара все приготовят, – женщина достала из-под стойки тонкую папку, обитую кожей. – Или вы предпочитаете для начала отдохнуть?

– Нет, – Сокол подался вперед, схватил папку и открыл ее. В ней оказалось около десятка толстых листов бумаги. Быстро перелистав их, он ткнул пальцем в пятый:

– Я хочу ужин, состоящий из мясного рагу, овощного салата, сытного гарнира и вина.

Мышка удивленно подняла брови. Ничего себе аппетит! Он же недавно позавтракал!

– На двоих? – управляющая посмотрела на нее. В ее взгляде ничего невозможно было прочесть, но Мышка почувствовала себя неуютно.

– Да, на двоих, – подтвердила она, хотя совершенно не хотела есть.

В мир Нардин они выпрыгнули в местный вечер, хотя для них едва наступило утро, и хрустящие тосты еще только начали перевариваться. С чего это у Сокола такой аппетит?

Распрощавшись с управляющей, они поднялись по деревянной лестнице на третий этаж, прошли по потертому ярко-красному ковру вдоль коридора и вошли в номер.

Как Мышка и думала, кровать здесь была одна.

С одной стороны: ей было не привыкать спать рядом с напарником. С другой – она сегодня открыла для себя, что Сокол – не просто напарник, а мужчина… то есть, она и до этого знала, но только сегодня это знание стало что-то значить.

Она не будет испытывать неловкость на пустом месте!

Пройдя по широкой комнате, Мышка задержала взгляд на барной стойке, пестрящей разнообразными бутылями, платяном шкафе, письменном столе из темного дерева… заглянула в уборную. Водопровода в мире Нардин еще не изобрели, хотя остальной прогресс шел в пределах стандарта. В выложенной бело-черной плиткой небольшой комнатке стояла огромная керамическая ванная, куда воду носили, очевидно, служащие гостиницы, и устройство очень похожее на двадцатилитровую непрозрачную банку со стульчаком.

Дивные удобства, ничего не скажешь…

Сокол подошел к окну, отодвинул тяжелую темно-зеленую штору и застыл.

– Плохо, – после пары минут молчания сказал он. – Здесь вечер. Идет ядовитый дождь, а это значит, что до утра нам вряд ли светит что-нибудь узнать. «Эти» должны быть близко, но без подкрепления и камуфляжа… нам стоит быть осторожнее.

Мышка закрыла дверь уборной и повернулась к напарнику.

– Зачем ты заказал ужин? – спросила она.

– Потому что я хочу есть, – не отрывая взгляд от окна, за которым все так же поливал дождь, ответил напарник.

Мышка нахмурилась.

– Ты же завтракал, – осторожно произнесла она.

Сокол хмыкнул и повернулся к ней. Бельма его сверкнули в свете десятка свечей.

– Ты принесла мне рыбу и омлет с водорослями. Без хлеба. И запить мне все это предлагалось травяным чаем. Ты же знаешь, что я все это терпеть не могу, так?

Мышка съежилась.

– Ты никогда не говорил, что не любишь рыбу! – осенило ее. – Это я ее не люблю!

– Я тоже, – на губах напарника играла легкая улыбка. – Неужели ты не заметила за столько времени?

Мышке стало стыдно. С чего вдруг она вообще решила ему все это принести?

– Я… просто я…

– Рассердилась из-за Голубки? – предположил напарник.

– Нет! Ты… можешь спать, с кем хочешь! Меня это не касается! И не трогает… Тебе понятно?

Сокол, продолжая паскудно ухмыляться, кивнул.

– Понятно. Но завтрак твой я решил не есть. Боялся, что меня стошнит. Пары глотков чая мне оказалось достаточно. Так что, я действительно голоден.

Мышке стало совсем стыдно. С чего она вообще так поступила?

– Прости… идиотская выходка, – она неловко улыбнулась и подошла к кровати. Широкой, застеленной мягким покрывалом. – Надо было синхронизировать векторы, как всегда. Тогда бы я не застала Голубку… почему именно она? – Мышка вскинула голову и уставилась на напарника.

Тот поморщился и снова отвернулся к окну. Очевидно, тоже не горел желанием встречаться взглядами. Ему тоже неловко?

– Потому что она единственная, с кем я мог… быстро наладить связь. Она себялюбивая дура, от меня всего-то и требовалось, что признать свою ошибку, осыпать ее комплиментами и…

– Переспать, – закончила Мышка. От слов напарника легче не стало. Неожиданно зачесался шрам на щеке, и она коснулась его, понимая, что дело именно в нем.

Она и так считала себя некрасивой, а теперь к ее облику прибавилось и это… встреча с шикарной Голубкой стала последней каплей, а злость на свою дурацкую судьбу перекинулась на ни в чем не повинного Сокола.

Повисло молчание. Неловкое, заставляющее язык зудеть от желания сказать какую-нибудь глупость, лишь бы разбить тишину. Мышке остро хотелось оказаться от Сокола подальше, но она понимала, что этим она проблему не решит.

– Неудачно мы выпали, – тихо произнес напарник.

– Ты о чем? – Мышка вновь посмотрела на него. Он продолжал глядеть в окно.

– Идет ядовитый дождь. Темнеет. Скоро наступит ночь, и жизнь здесь замрет до утра. А вот мы с тобой недавно проснулись.

Мышка несмело улыбнулась.

– Мы не впервые попадаем в такую ситуацию. Ничего, начнем завтра.

– Боюсь, мне будет трудно заснуть, – проронил Сокол.

Мышка думала о том же. И она не знала, что больше ее напрягает: то, что она недавно проснулась или то, что спать придется рядом с напарником, из постели которого недавно вылезла одна из самых красивых женщин Паутины.

Острое чувство собственной неполноценности накрыло ее с головой.

– Значит, будем играть в слова, – буркнула она, падая спиной на кровать. Потолок был украшен лепниной. Изображения цветов, чьих-то лиц и карнавальных масок раздражали.

Сокол помолчал, а потом тихонько хмыкнул. Не отрывая взгляда от потолка, она слышала, как он шагает к кровати. Потом потолок заслонило страшное лицо в шрамах. Оно действительно ухмылялось.

– Пожалуй, я возьму съедобное. Я так голоден, что готов сожрать эльфирца.

– Фу! – поморщилась Мышка, немного отодвигаясь. – Пауки не съедобные! Даже разумные!

– Смотря насколько проголодаться! – улыбка напарника с каждой секундой становилась шире. – Так что, мое слово «эльфирец».

– Цапля… – молниеносно ответила Мышка.

– Цапля съедобная…

– Нет!

– Да…

– Циклоп!

– …тоже съедобный…

– Цибиосарда! – мстительно сказала Мышка первую пришедшую ей на ум рыбу. Она поднялась и вновь села на кровати, заставив Сокола отпрянуть.

– Ладно, – подумав, ответил он. – Принимается. Кажется, те палочки, которые ты мне принесла, были как раз из нее. Апельсин.

– Нитка!

– … ну, при большом аппетите…

Мышка, не выдержав, вытащила из-под покрывала подушку и заехала напарнику по уху. А потом весело рассмеялась.

Кажется, они смогли избавиться от неловкости. А когда принесут ужин, у напарника резко уменьшится список вещей, которые он готов сожрать.

Мышке снился сон. Тягучий, противный, по-своему страшный. Ей снилось то, как ее убили. Известной певице Виоле Жармин предложили тур по стране, спонсировать данное мероприятие взялся какой-то богатенький меценат, и Виола Жармин приехала к нему, чтобы подписать бумаги.

Вот только приехала она в ловушку. Богатей оказался коллекционером. Коллекционером смертей. Виоле Жармин досталась смерть от голода. Полтора месяца она просидела в душной каморке, получая лишь воду. Иногда – холодную, с кусочками льда, чаще – обжигающий кипяток, и тогда приходилось ждать, пока он остынет. И тогда к голоду примешивалась жажда…

Мышке снились последние дни ее жизни, наполненные жуткой болью и жаждой, которую не могла утолить та вода, что ей давали. Агония была долгой, наполненной странными видениями, и именно эти видения ей и снились.

В один прекрасный момент она поняла, что спит, и тогда стало легче. Потому что она проснулась.

Подушка показалась ей квадратной, так сильно болела голова. Во рту был противный привкус, будто ее сильно тошнило накануне, а в глаза будто песку насыпали. Кое-как проморгавшись, Мышка села на постели и огляделась. Она была в номере, который они с Соколом сняли вчера… нет, позавчера. Она точно помнила, что вчера они пошли на поиски «этих». Она точно помнила, что они выходили из гостиницы. А вот что было дальше? Воспоминаний не было. Вообще.

Повернув голову, Мышка обнаружила возле себя спящего напарника. Он лежал на боку, и она увидела, что его грудь перевязана белоснежными бинтами. Его ранили? Вчера? Почему она этого не помнит?

Сокол дышал тяжело, было понятно, что даже во сне ему больно. Что тут происходит вообще, а?

Оглядевшись, Мышка испытала ужас. Стены, ковер на полу и прикроватная тумбочка были заляпаны кровью, будто здесь пытались разделать свинью. Это кровь Сокола?

Почему она ничего не помнит?

Осторожно спустив ноги с кровати, Мышка почувствовала жуткое головокружение. Голова заболела еще сильней, а к горлу подкатил горький комок. Кое-как встав на ноги, Мышка обошла кровать и посмотрела на спину напарника. Сквозь белоснежные бинты проступила кровь. Уже бурая, а значит кровотечение прекратилось.

Комок в горле стал еще горше, и, спотыкаясь, Мышка бросилась в уборную. Там она склонилась над подобием ночной вазы, и ее долго, мучительно рвало желтой слизью.

Что с ней, черт возьми? Что произошло вчера?

Кое-как вытерев рот полотенцем, Мышка вышла из уборной и села на кровать. Смотреть на заляпанную бурой высохшей кровью комнату было откровенно страшно. А еще очень болела голова…

– Проснулась?

Мышка повернула голову. Сокол лежал в том же положении, только теперь его глаза были открыты. Он смотрел на нее, и в его взгляде Мышка увидела странную настороженность.

– Я… что здесь произошло?

Сокол прищурился.

– Я уже не очень бумажный? – спросил он.

– Что? – Мышка потянулась и положила руку ему на лоб. – У тебя жар, наверное…

Жара не было. Лоб напарника был покрыт испариной, но он не был горячим.

– Я в порядке. Если не считать продырявленную спину. Ты ничего не помнишь, что ли?

Мышка убрала руку и покачала головой.

– Нет. Помню, как мы вышли отсюда вчера… а дальше – даже не туман, а полная пустота. Голова болит жутко, будто по ней вчера хорошенько треснули. Что произошло?

Сокол будто бы немного расслабился.

– Меня подстрелили, а ты приняла какую-то дрянь. Это если коротко. Честно говоря, я тоже не знаю, что именно произошло с тобой. Я вырубился на улице, а пришел в себя уже здесь. Ты была под кайфом и несла полный бред. Например о том, что я очень бумажный, и ты разрезала меня на полосы, а потом склеила обратно. А еще ты хотела оторвать мне ноги, пытаясь спасти от непонятно чего. Тебе мерещились какие-то твари. Пришлось… Прости, Мышка, голова, наверное, болит из-за меня. Мне пришлось тебя вырубить.

– Под кайфом? – Мышка с ужасом посмотрела на Сокола. – Какой ужас…

– И это не все, – во взгляде напарника появился огонек веселья. – В этом состоянии ты умудрилась вытащить из меня пулю. Тебе казалось, что ты разрезала меня на куски. Хорошо, что только показалось, мне было бы обидно проснуться без рук или ног… или еще чего-нибудь нужного.

– Я… я вытащила пулю? – Мышка вытаращила глаза. – Сокол, я в жизни не умела делать таких вещей! Помнишь, тебя подстрелили в мире Олешер? Я тогда три квартала тебя тащила до ближайшего врача, потому что при мысли о том, что мне придется тебя резать, меня мутило…

– Тогда ты была в своем уме. А вчера… это было даже… интересно, если бы не было так больно…

– Больно? – испугалась Мышка. Что она вчера ему наговорила?!

– Да. Меня же все-таки подстрелили…

Забыв про свою боль в голове, Мышка вскочила на ноги.

– Схожу к управляющей, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд напарника. – Я не представляю, что я там вчера делала, но тебе однозначно нужен врач.

И не слушая его возражений, она быстро натянула парик, поправила платье и вышла из номера.

За стойкой сидела дородная женщина средних лет в иссиня-черном парике. Ее губы были выкрашены в темно-бордовый цвет, а глаза подведены дымчато-серыми тенями. Яркая косметика старила ее неимоверно, а презрительное выражение лица лишь подчеркивало впечатление.

– Я к вашим услугам, шер, – скупо улыбнулась она, когда Мышка подошла к стойке.

Интересно, а прошлым вечером тоже была эта женщина?

Так и не решившись задать этот вопрос вслух, Мышка откашлялась, сдержав очередной рвотный порыв, и, с отвращением слушая свой охрипший голос, произнесла:

– Первым делом вызовите в мой номер врача. Так же, я хочу принять ванну. И как можно скорее. В номере нет воды, принесите хотя бы графин. И завтрак для двоих.

При мысли о еде желудок протестующе заворчал, но Мышка понимала, что им с напарником необходимо поесть.

Управляющая кивнула. На ее лице не дрогнул ни один мускул, будто она была…

…манекеном…

Странное видение накрыло Мышку с головой. Мир на один короткий миг показался ей совершенно пустым, а женщина за стойкой – слепленной из папье-маше.

Тряхнув головой, Мышка сфокусировала взгляд на деревянной поверхности стойки. Мир, качнувшись, вернулся на свое место. Судя по всему, это отголоски вчерашнего. Редкостная отрава ей досталась, ничего не скажешь!

– Вам плохо, шер? – лицо управляющей приняло встревоженное выражение, потеряв неподвижность, и Мышку отпустило окончательно.

– Нет… то есть, да… мне нужен врач. Моему брату тоже. Он ранен. И вода. Нам нужна вода.

Осознав, что сболтнула лишнее, Мышка замолкла. В этом мире банд, продажной полиции и ядовитых дождей не стоит показывать слабость.

Это все наркотик виноват. Вспышка, во время которой мир показался ей пустым, выбила ее из колеи. Но не объяснять же это управляющей!

– Поторопитесь! – как можно тверже сказала Мышка и, пошатываясь от слабости, пошла вверх по лестнице обратно в номер.

Пока ее не было, Сокол исчез.

Обнаружив комнату пустой, Мышка испытала странную смесь тревоги, тоски и разочарования. Умом она понимала, что дальше уборной напарник уйти не мог, но все равно едва сдержалась от глупого панического вскрика. Мысль о том, что вчера она могла напортачить и убить Сокола, внушала откровенный ужас. И засохшие потеки на стенах и полу только усугубляли это чувство, высасывающее из нее последние крохи тепла.

Возможно, озноб тоже был побочным действием наркотика, но сейчас это было не так уж и важно…

Она жутко хотела залезть в горячую ванную, смыть с себя грязь и кровь, ведь на ее руках была кровь Сокола, внушить себе, что все будет хорошо…

А потом она поняла, что не сможет. Не сможет заставить себя залезть в такую желанную теплую воду пока не придет врач и не осмотрит напарника. Она должна знать, что все будет хорошо.

Дверь уборной открылась, и на пороге возник тяжело опирающийся о косяк Сокол. Он окинул Мышку странным тяжелым взглядом, и она поежилась, почувствовав себя совсем неуютно. Но это чувство быстро сменилось тревогой: белоснежные бинты практически сливались с телом напарника. Он потерял слишком много крови.

– Тебе очень больно, да? – Мышка хотела, чтобы ее голос звучал сочувствующе, но получилось как-то жалобно.

Напарник мотнул головой.

– Нормально, – проскрипел он. – А если вспомнить, что меня разрезали на полоски, а потом склеили обратно, то просто отлично.

Он криво усмехнулся и хотел было двинуться к кровати, держась за стену. Но Мышка решила, что ему хватит. В несколько широких шагов она пересекла комнату, поднырнув, закинула его руку себе на плечо и заставила опереться о себя.

От него пахло потом и кровью… что ж, пожалуй, ему тоже не помешает ванная… если врач разрешит.

– Ты просто чудо, Мышка, ты знаешь? – прошелестел он, когда они опустились на кровать.

– Да уж… чудо, – проворчала Мышка.

Она с удивлением осознала, что польщена его словами. На губах помимо воли расцветала улыбка, а озноб уходил, уступая место теплу.

– Конечно, чудо! – напарник тоже улыбнулся. – Вытащила пулю под таким шикарным приходом… ты бы себя видела…

– Не напоминай, – буркнула Мышка, мрачнея. – Я совершенно уверена, что едва не убила тебя.

Она прижалась к нему в попытке безмолвно сказать ему, как же она ему благодарна. Он хочет ее поддержать, ведь он понимает, как же ей стыдно! Напарник, поморщившись, обнял ее одной рукой, легонько сжав плечо. Мышка прекрасно осознавала, что сейчас это простое движение причиняет ему боль, и попыталась отстраниться, но он не дал.

– Не шевелись, – тихо прошептал Сокол. – Все нормально. Давай, просто посидим так, хорошо?

Мышка послушно замерла.

– Давай посидим, – согласилась она.

Сейчас, пожалуй, она готова была выполнить все. Чего бы он не попросил…

– Сорок четыре. Нет, ты только услышь это! Сорок. Четыре. Раза.

Мышка вытянулась в струнку, кляня себя на чем свет стоит. Ну вот зачем ее сюда понесло, а? Сокол же просил не ходить к Первому без него! Паутина смыла все раны напарника, оставив на месте страшной дыры очередной шрам, но он все равно чувствовал себя не очень хорошо, поэтому отправился домой. Отлежаться. От выделенных им двух месяцев осталась неделя (неудачный прыжок в портал, Мышка просто не успела перенаправить векторы правильно, потому что на ней повис внезапно ослабевший Сокол), но ведь время еще есть!

– Господин Первый… – подала голос она.

– Молчать! – рявкнул норн, а зеленое пламя в его глазах вспыхнуло бешенством. – Ты пришла сюда, чтобы обвинить меня в том, что я лишил вас поддержки. Но вы сорок четыре раза провалились… и ты еще смеешь…

– Сорок два, – упрямо буркнула Мышка.

– Что? – голос Первого приобрел вкрадчивость.

– С поддержкой мы провалились Сорок два раза. Последние два раза подкрепления у нас не было. Да и камуфляжа – тоже. Мы стали практически теми же попаданцами.

– Вы ими и станете, – отрезал Первый.

Мышка застыла. Этих слов она совершенно не ожидала.

– Н…но мы ж…же. П-п-подождите, у нас же еще нед-деля! – заикаясь от ужаса, воскликнула она. – Вы н-не можете так поступить!

Первый гнусно усмехнулся, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Я – все могу, – скривив рот, уведомил он. – А уж выкинуть некомпетентных сотрудников из своего штата – с удовольствием. Но… ты права. У вас еще неделя. А если быть точным – одна попытка. Последняя попытка, Виола.

Мышка глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Ненависть волной окатила ее. Она тряхнула волосами (серыми, как всегда на Патрульном Острове), одернула китель и твердо посмотрела на ухмыляющегося Первого.

– Надеюсь, минимальные привилегии останутся при нас? Шут с ним, с камуфляжем, но если мы попадем в неуютное местечко, и у нас не окажется возможности материализовать деньги и оружие, то это будет подобно смертельному приговору.

Первый сощурился. В его пылающих зеленым огнем глазах нереально было что-то прочесть, но Мышке показалось, что он смотрит… оценивающе. Будто прикидывает варианты.

Она что, только что дала ему хорошую идею?

Мышка с трудом подавила в себе желание поежиться. Ну уж нет. Она не покажет слабости этому… норну.

– Останутся, – спустя минуту многозначительного молчания ответил он.

Мышка склонила голову, надеясь, что этот жест выглядит подобострастно.

– Я благодарю вас, господин Первый, – тихо сказала она. – Мы не подведем.

– Можешь быть свободна, – начальник взмахнул рукой. – И передай своему напарнику, что в следующий раз я его развоплощу, если он не явится на доклад. Каким бы ни был ваш результат. Ты меня поняла?

– Поняла, – меленько кивнула Мышка.

Гадая, не сказал ли Первый то же самое в отношении ее в прошлый раз, когда на ковер ходил один Сокол, Мышка покинула штаб Патруля, а потом и Остров так быстро, как только могла, не переходя на бег.

Поняв, что заснуть у нее не получится, она направилась на Веселый Остров. Ей нужно было расслабиться. И попытаться вспомнить, что же такое она творила в мире Нардин, пока действовал наркотик.

Обсидиановый Мост чернел в разноцветной мишуре Паутины, сверкал тьмой мириадов звезд… Мышка шла по нему, и в этот раз ее не зачаровывало многообразие нитей. Может быть, все дело в том, что сейчас рядом с ней не было Сокола? Чего уж таить, Мышка действительно частенько засматривалась на царящую вокруг красоту и норовила упасть с Моста, а Сокол всегда следил за тем, чтобы этого не случилось.

Сейчас напарник отдыхал, измученный раной и тем, что сделала Мышка. Она вытащила пулю, не зная, как это делается, будучи под жутким кайфом, и… как же она его не убила?

Подсознание сыграло с ней веселую шутку, и эта шутка Мышке совершенно не нравилась. Потому что Сокол вел себя странно. Пожалуй, именно из-за его поведения Мышка хотела вспомнить, что же она такого натворила.

Веселый Остров встретил ее выстрелами фейерверков, разряженными обитателями междумирья и жутким осознанием того, что она хочет оказаться от них всех подальше. Без напарника даже веселиться было… не весело.

Но не идти же к нему домой, правда? Конечно, она могла бы просто посидеть рядом, смотря на него, спящего, но… она никогда такого не делала, и не смогла бы объяснить ему, зачем она пришла.

Не соскучилась же, в самом деле… спустя пару часов.

Если бы она еще могла самой себе объяснить, что с ней происходит! Если рассуждать логически, то получалось, что Мышка – просто идиотка, которая полтора века считала своего напарника бесполым существом, и только когда к нему проявил интерес кто-то другой, поняла, что это – неправда.

Сомнения в своих умственных способностях заняли весь путь до «Карнавала» – сегодня Мышке уж точно было не до экспериментов.

Ощутив знакомый запах многочисленных специй, Мышка немного успокоилась, а жуткие завывания, доносившиеся из динамиков, заставили ее ощутить себя практически дома. Электрическая гитара и грохот барабанов – вот, что ей было нужно сейчас, точно! В бытность свою певицей, Мышка ненавидела подобную музыку, но умерев и возродившись – оценила ее прелесть.

На сцене сегодня были живые танцовщицы: они изгибались в такт музыке, призывно выгибая спины и складывая губы бантиком.

Мрачно заключив, что смотреть стриптиз ей сегодня явно не хочется, Мышка выбрала самый дальний от сцены столик и уселась за него, моля вселенную, чтобы ей не встретился никто из знакомых.

Заказать выпивку. Выпить. И отправиться домой.

Завтра Сокол будет в форме, и они вновь сыграют с временем в пятнашки, чтобы уложиться в оставшуюся им неделю. И Мышка очень хотела, чтобы это самое завтра наступило побыстрей. Как бы это ни было странным, она действительно… соскучилась. Или это просто тревога, ведь он был ранен, и ей пришлось тащить его на себе, упустив кучу времени и забыв про векторы?

Да, это всего лишь тревога!

Скрипя шарнирами, к ней подъехал один из механических официантов.

– Чего желаете? – безжизненный голос заставил поежиться. Скрипучие нотки очень напоминали жуткий хрип Сокола…

– Я… принеси мне три стопки рогабаля, – решила Мышка. – И тарелку мясных чипсов.

Гулять, так гулять! Чем быстрее она запьянеет, тем быстрее расслабится. А чем быстрее она расслабится, тем быстрее пойдет домой и заснет… наступит завтра, и она вновь увидит Сокола… почему ее мысли сегодня неизменно заканчиваются напарником?

Почему, черт возьми?

Вой электрогитары забивал уши, жутко раздражая. А ведь еще минут десять назад именно эти неприличные звуки казались ей признаком, что хоть что-то в этой вселенной остается неизменным. Подавив в себе желание уйти прямо сейчас, Мышка устроилась поудобнее и в ожидании заказа начала разглядывать посетителей «Карнавала». Их было не так уж и много, и вроде бы все – незнакомцы. Это радовало: ей действительно не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Честно говоря, она уже пожалела, что пришла сюда. Может, все дело в том, что с годами у нее выработалась привычка – ходить по Обсидиановому Мосту каждый раз, когда они с Соколом заканчивают очередное дело? Или проваливают его…

Когда они, наконец, будут свободны от обязанностей патрульных, их бессмертие закончится, и они начнут стареть, как обыкновенные люди. И у них будет выбор: вернуться в свой мир и попробовать прожить там еще одну полноценную жизнь, или остаться здесь, в Паутине.

Осталась последняя попытка, но Мышка была абсолютно уверена, что в этот раз у них с Соколом все получится. Они наконец смогли поговорить со своими жертвами, и теперь все должно быть хорошо. Все обязано быть хорошо!

Пенсия близко, а это значит, что пора задуматься о том, что же она, Мышка хочет от той жизни, что ей останется. Впрочем, долго думать не придется: она давно уже решила, что останется в Паутине. Ей нечего делать в том мире, где ее убили. Да, она может выбрать любой временной отрезок… но есть ли смысл возвращаться туда, где тебя никто не ждет?

А Сокол? Чего хочет он? Они никогда об этом не говорили, считая само собой разумеющимся то, что после Патруля они расстанутся навсегда. Сокол, наверное, хочет вернуться домой… но ведь его тоже убили в родном мире! Убили жестоко. Он умер в пыточной, несправедливо обвиненный в шпионаже, а умерев – попал в мир Ширано, почти сразу угодив в лапы эльфирцам. Жуткие существа изуродовали его тело, и он был обречен погибнуть снова, на этот раз – окончательно. Но его притянула Паутина, и он оказался здесь. И попал в Патруль.

Мышка подумала, что на месте Сокола никогда бы не захотела возвращаться в родной мир. А если он останется? Тогда им не обязательно расставаться навсегда!

Почему-то при мысли о том, что однажды Сокол исчезнет из ее жизни, было обидно. И больно. Она привыкла к нему, чего уж там.

Скрип шарниров возвестил о приближении официанта. Перед Мышкой поставили три стопки с мутной жидкостью и тарелку с мясными чипсами.

– Подожди! – окликнула она официанта, когда он с жутким скрежетом развернулся. – Знаешь что… а в меню «Карнавала» есть абсент?

Сокол говорил, что после абсента появляются зеленые феи. Может, если она приблизится к тому состоянию, что накрыло ее в мире Нардин, она сможет вспомнить?

– Да, – будто икнув, ответил механический официант. – Абсент есть.

– Тогда давай сюда, – решила Мышка. Залпом опорожнив все три стопки одну за другой, она едва сдержалась от стона – огненная вода обожгла горло.

– Как пожелаете, – неприятно-звенящий голос официанта заставил поежиться.

Зато не успел он толком удалиться, как у нее зашумело в голове.

Мир поплыл, и звуки музыки уже так не раздражали ее слух. Она даже нашла какое-то очарование в жутких завываниях гитары и грохоте барабанов.

Вот и славно. Сейчас она выпьет абсент, посмотрит на зеленых фей, и все вспомнит…

Сокол в этот раз действительно был очень бумажным: совершенно плоским, будто в мире не осталось третьего измерения. А еще он казался Мышке очень несчастным. Наверное, так и было – попробуй поднять руку или моргнуть, когда ты всего лишь рисунок на смятом куске реальности?

Реальность действительно сминалась: Мышка видела, как позади стоявшего напротив нее Сокола разгорается пламя, постепенно подбираясь к нему. Но напарник этого как будто не замечал. Он смотрел на нее своими печальными бумажными глазами и ничего не говорил. Мышка хотела было крикнуть, предостеречь его, но голос исчез, а при попытке поднять руку она поняла, что тоже сделана из бумаги.

– Все это должно исчезнуть, – внезапно раздался голос с небес. – Скоро все будет нормально.

Чей это голос? Он казался Мышке знакомым и вызывал смутное раздражение, но понять, кому он принадлежит, она не могла.

Пламя было все ближе, и Мышка могла лишь беспомощно наблюдать, как оно подбирается к Соколу. Что ж, хорошо, что она тоже бумажная. Она сможет сгореть следом.

– Ну ты и простофиля, – сказал голос. – Как можно быть такой идиоткой, а? Хотя… вы оба идиоты. Неужели не поняли ничего?

Что они не поняли? О чем говорит голос? И почему он вызывает нестерпимое желание убить его обладателя?

Обладательницу. Осознание пришло мгновенно, и разум вернулся.

Мышка резко открыла глаза, уставившись на серый облупленный потолок. Больше не чувствуя себя бумажной, она ощутила ноющую боль на сгибе локтя и между большим и указательным пальцами левой руки. Скосив глаза, она обнаружила, что лежит на больничной кушетке, а сквозь прозрачные трубки катетеров в нее вливается какая-то желтоватая жидкость.

Тело ломило так, будто она сутки пролежала голышом на холодном камне, лицо чесалось неимоверно, во рту ощущался жуткий привкус протухшей кислятины и желчи, а в глаза будто песка насыпали.

Сглотнув, Мышка попыталась вспомнить, что же произошло. Выключение электроэнергии, кромешная тьма и жуткое существо, которое они с напарником расстреляли. Звуки чавканья, топотки и клекот. Сильнейшая боль, поразившая ее, когда включили свет. Спутанные мысли, которые, казалось, принадлежали не ей.

Где напарник? А что если его тоже поразил странный недуг, подкосивший Мышку?

И этот голос из сна… он ей показался, что-ли?

– Очнулась наконец-то!

Нет. Не показался.

Все еще до конца не веря, что это происходит с ней, Мышка повернула голову. На низком обшарпанном стульчике возле ее кушетки сидела Голубка.

И улыбалась.

– Чт… что ты здесь делаешь? – прохрипела Мышка. – Где Сокол? Он жив? С ним все в порядке?

Улыбка патрульной увяла. Теперь ее взгляде можно было прочитать сочувствие. Она вздохнула и закинула ногу на ногу и сложила руки на груди. Даже здесь, в мире Харо, Голубка умудрялась выглядеть сногсшибательно. Она укоротила свои шикарные черные волосы, и теперь они торчали во все стороны в художественном беспорядке. Темно-синяя рубашка была застегнута отнюдь не на все пуговицы, открывая ярко-зеленый бюстгальтер, а длинная черная юбка в пол имела настолько широкий разрез сбоку, что была видна полоска ярко-зеленых же трусиков.

Мышка подумала, что это глупо: так наряжаться в мир, полный полутораков и жеронов, что бы это ни было.

– Отвечаю, но не по порядку, – начала Голубка. – Сокол жив. С ним не все в порядке, но будет. Он в соседней комнате, с ним Клещ. А здесь мы потому, что, дорогая моя, вы начали фонить, как последние попаданцы…

Смысл последней фразы дошел до Мышки не сразу. Разум откровенно отказывался воспринимать ее всерьез.

– Что? – тупо переспросила она.

Голубка вздохнула.

– Что слышала. Вы фоните. Оба.

– Не может быть! – воскликнула Мышка. Слова Голубки были настолько абсурдны, что она забыла про боль. – Мы – патрульные, мы не можем фонить! Или… можем?

Стало страшно. Страшно настолько, что перехватило дух. Стараясь дышать ровно, Мышка вцепилась взглядом в Голубку. – Вы с Клещем пришли за нами? Вы… то есть, мы – ваше дело?

Голубка скривила губы в горькой улыбке. Было очевидно, что ей совершенно не нравится происходящее. Когда она медленно кивнула, Мышка поняла, что это конец. Что бы ни случилось, что бы не послужило всему причиной, они с Соколом обречены.

Они больше не патрульные. Они простые чужаки, чье присутствие здесь уничтожает и так сильно покореженное мироздание.

– Как это могло произойти… – глухо прошептала Мышка.

– Интересный вопрос, – заметила Голубка. – И поверь: сейчас он многих занимает. Первый ведет себя так, будто ничего не происходит, но среди патрульных начинается паника. Никто не хочет оказаться на вашем месте.

Мышка толком не слышала, что говорит Голубка, однако общий смысл фразы до нее все-таки дошел.

– Среди патрульных? Вы что, здесь не одни?

– Одни. Но в Паутине сейчас жарко. Первый лишил вас поддержи, и спустя три мира вы начали фонить. Понимаешь? Вы – не самые популярные ребята, но вы – одни из нас. Так что, ты не волнуйся, Мышка. Развоплощать вас никто не собирается. Мы просто откроем портал и отправимся в Паутину.

– Вы не сможете, – Мышка рывками вытащила из себя катетеры, один за другим. – Пока вы не извлечете нас, портал не откроется.

Голубка помогла Мышке сесть на кушетке.

– Воды хочешь? – заботливо спросила она.

Мышка кивнула. Получив кружку из нержавеющей стали, она сделала глоток. Вода отдавала железом, но не так сильно, как та, что она пробовала в оранжерее.

– Вы не сможете открыть портал, – повторила Мышка.

Голубка нахмурилась.

– Возможно, сможете вы. Когда извлечете своих подопечных.

Мышка криво улыбнулась и сделала еще один глоток.

– Мы потеряли способность слышать «зов». Я не представляю, как мы их найдем.

Голубка усмехнулась. На этот раз как-то совсем не весело.

– Вам и не надо их искать. Пожалуй, вам повезло: вы выпали в самом малолюдном секторе. Кроме полутораков и жеронов здесь живет пара десятков людей… мутантов, сохранивших человеческий разум. Так что, обнаружить чужаков – проще простого.

Мышка моргнула и уткнулась в кружку с водой. Она не знала, что и думать. Мир перевернулся. Она больше не охотник. Она стала жертвой.

– Ты бы оделась по-другому, – внезапно даже для себя самой сказала она Голубке. – Я тут подцепила какую-то дрянь…

Голубка ухмыльнулась. Впрочем, ее улыбка быстро увяла.

– Я не могу ничего подцепить, Мышка. Я – патрульная. У меня иммунитет ко всему, что может принести мне вред в этом мире. А вот у тебя – нет. Первый это отобрал. И поэтому ты фонишь. И потому сейчас в Паутине очень жарко. Как только мы вчетвером вернемся, нашему начальнику предстоит многое объяснить.

Да уж, объясниться Первому теперь точно придется. Если Мышка правильно поняла, то все братство патрульных всколыхнулось после того, как они с напарником начали фонить. Или дело в другом? Ведь сначала их лишили поддержки, практически обрекая на смерть! Если подумать, Мышка и Сокол только чудом выжили в Шзаре и Нардин. А в Харо их, получается, спасли Голубка и Клещ?

Ноги слушались плохо, но встать она все-таки смогла. И даже стоять ровно почти получалось. Покачиваясь, Мышка подошла к обшарпанной стене и прислонилась к ней спиной, не сводя глаз с заклятой знакомой. Голубка пересела на кушетку и снова закинула ногу на ногу. Проклятие, даже фиолетовая помада на ее губах выглядела идеально!

– Спасибо, – выдавила Мышка.

Голубка подняла свои совершенные брови.

– О чем ты? Мы пока что спасаем себя, дорогая. Никто из патрульных не хотел бы оказаться на вашем месте!

– Все равно. Вы спасли нас.

Голубка непонимающе нахмурилась. А потом хмыкнула и немного откинулась назад, приняв еще более развязную позу.

– Вас никто не спасал. Пока еще. Если ты про себя, то тебя спас Сокол.

Мышка подалась вперед.

– Что? Но ты же сказала, что он… что с ним… а что с ним?

Какая же она дура! Как она могла забыть! За всеми этими откровениями про бунт патрульных в Паутине она совсем забыла про напарника, а ведь Голубка говорила, что с ним не все в порядке!

Мышке стало противно от себя самой.

Голубка, будто не замечая совершенно разобранного состояния Мышки, ответила:

– Он потерял много крови. Сейчас ему делают переливание, так что скоро он будет бегать.

– Много крови? Когда?

Одиночные вспышки воспоминаний говорили о том, что Сокол не был ранен. Она точно не била его по голове, хотя… какая-то часть ее отравленного местным воздухом сознания этого хотела.

Голубка сощурилась. Мышке показалось, что ее забавляет вываливать на нее всю правду.

– Он отдал свою кровь тебе. У него, как оказалось, врожденный иммунитет к заразе, содержащейся в крови полутораков.

– Полутораков? – переспросила Мышка.

– Да. Тех тварей, одну из которых вы пристрелили. Кровь попала тебе на кожу и вызвала заражение. Практически мгновенно. Не отними Первый у вас камуфляж, обошлось бы. Но вместе с камуфляжем ушел и иммунитет.

Мышка сглотнула. Ей пришло в голову, что если бы Первый не решил их угробить, она бы и в мире Нардин не попала бы под действие наркотика.

Они привыкли к тому, что они – неуязвимы. Вот и все.

Сокол отдал свою кровь Мышке. Щемящая нежность заполнила душу, и Мышка почувствовала, как на глаза наворачиваются совершенно неуместные сейчас слезы.

– Где он? – хриплым голосом спросила она, отлипая от стены. – Я хочу его увидеть.

Голубка быстро поднялась и, не обращая на вялые попытки сопротивления, перекинула руку Мышки через плечо, заставив опереться на себя.

– Пошли уж. Посмотришь на своего героя, – ворчливым тоном произнесла она.

Они вышли из комнаты, прошли несколько шагов по коридору, остановившись у следующей по ходу двери.

– Ты только не пугайся. Выглядит он, как труп, – предупредила Голубка.

Мышка коротко кивнула. Принимать помощь от Голубки было откровенно неудобно. Но надо было признать, что самостоятельно она пока ходить толком не может. Это ли имел в виду Сокол, когда говорил, что им нужны союзники? В итоге, он оказался прав: именно Голубка, с которой он… Мышка зажмурилась. Она совершенно не хотела сейчас об этом всем думать.

Открыв дверь, они вошли в комнату – двойник той, в которой очнулась Мышка.

Сокол лежал на кушетке, а рядом с ним, на высохшем деревянном стульчике-раскладушке сидел Клещ – напарник Голубки.

Невзрачный на вид парень лет двадцати, рядом с напарницей он всегда выглядел малолеткой. Мышке не раз приходило в голову, что Голубка потому и «собирает мужчин» – ее напарник совершенно не подходил на роль идеального парня для секса. Но так же Мышка знала точно: эти двое были чуть ли не самыми успешными патрульными. Они умели работать вместе.

Сокол действительно выглядел неважно: бледный… нет, практически белый, он лежал неподвижно, а через трубку в него вливалась кровь из пакета-капельницы.

А возле стены напротив двери Мышка заметила человека. Первого местного жителя, обладающего человеческим разумом.

Облаченный в замызганный маскхалат, он действительно был похож на человека. Абсолютно лысый, с лицом изборожденным морщинами, он имел десять пальцев на одной руке и три – на другой. Рот его был расположен чуть криво, будто он однажды улыбнулся, и улыбка сползла на щеку. Губы полностью не смыкались, и были видны покрытые черным зубным камнем желтоватые зубы. Ресниц у него не было, а глаза были налиты красным из-за набухших капилляров.

– Вижу, с вами все в порядке, – сказал он надтреснутым голосом. – Ваш спутник тоже скоро придет в себя.

Он вел себя так, будто ничего удивительного не происходило, а ведь, получается, он столкнулся с чужаками. Ладно еще, Мышка с Соколом – из-за слепых глаз и шрамов напарник вполне мог сойти за местного, но разряженная в пух и прах Голубка с идеальным макияжем никак не вязалась с этим миром.

Но местному, кажется, было все равно.

Он что, тут один живет?

Мышка жестом попросила Голубку подвести ее к кушетке, где лежал напарник. Присев на самый краешек, взяла Сокола за руку, отметив, что она абсолютно холодная. Если бы она не слышала его тихого дыхания, подумала бы, что напарник мертв.

– Как же так… – сжимая в своей ладони его холодные пальцы, прошептала Мышка. – За что нам все это, Тони? Неужели мы настолько плохи, что нас решили убить таким образом?

Клещ тихо хмыкнул.

– Вы всегда были на особом счету, помнишь? Вот и доигрались.

– Заткнись! – одернула напарника Голубка. – Сам же говорил, что-то здесь нечисто. Чего издеваешься-то, видишь, она и так на грани!

Мышка сжала руку Сокола еще сильней, ища у него поддержки даже сейчас, когда он был без сознания. Надо было что-то сказать, оправдаться… а за что ей оправдываться? За тотальное невезение? За то, что ее лишили статуса? За то, что она – идиотка, столько лет не замечающая собственных чувств?

Неожиданная поддержка Голубки сорвала последние предохранители, и Мышка, осознавая всю трагичность ситуации, упала на грудь бесчувственного Сокола и горько разрыдалась.

Она понимала, что сейчас это совершенно не вовремя, понимала, что должна быть сильной, понимала, что слезами ничему не поможешь, но остановиться не могла.

– Вот видишь! – сквозь рыдания услышала она сердитый голос Голубки. – Не мог промолчать, идиот.

– Сама идиотка! – огрызнулся Клещ. – Эй, Мышка, ты это… прости. Не реви только… убираться отсюда надо, слышишь?

– Ну так… убивайте… – безразлично прошептала Мышка. – Извлекайте нас, вы же… вас же сюда за этим послали.

– Вот дурочка… – Голубка осторожно обняла Мышку за плечи и приподняла, заставив сесть. – Ты слышала меня до этого, вообще? Мы сюда пришли за вами, это так. Но извлекать, а тем более, развоплощать вас никто не собирается. Сейчас ты успокоишься, и мы с тобой поищем ваших подопечных. Быстренько отправим их домой, а потом пойдем в Паутину. И Первому придется все объяснить. И не только нам. Ты слышишь, Мышка? Все братство патрульных встало на вашу сторону! Ты вообще, воспринимаешь информацию, или нет?

Клещ встал со своего стульчика и тоже подошел к Мышке.

– Нет, не воспринимает, – заключил он. – Кажется, у нее нервный срыв.

– И кто в этом виноват? – прорычала Голубка.

– Еще скажи, что я! – возмутился Клещ. – От пары слов нормальные люди в истерику не ударяются.

– Это последствия отравления, – проскрипел голос местного, и именно он заставил Мышку прийти в себя. Она осознала, что этот человек слышал весь разговор, а ведь они такого наговорили…

Она сглотнула, заперев остатки рыданий в себе и подняла голову, уставившись на местного.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Дес.

– Вы… это ведь вы помогли нам, ведь так?

Дес улыбнулся своим кривым ртом и кивнул.

Он никаким образом не показывал, что слышал странный разговор, который, по сути, касался только патрульных. И Мышка решила выяснить, почему.

– Вы ведете себя так, будто к вам каждый день заявляются странные люди, – вопросительным тоном сказала она.

Мужчина усмехнулся.

– Не каждый день. Но к вашему появлению здесь я был готов. Меня предупредили, что придут двое: мужчина с белыми волосами и женщина с красными, – он кивнул в сторону Клеща и Голубки. – Про этих двоих, правда, речи не было, но удивляться уже поздно.

Мышка почувствовала, как рука Сокола наконец-то согрелась в ее ладони. Ее же саму бросило в жар.

– Кто вас предупредил? – спросила она, поведя плечами и стряхивая руки Голубки. Ей больше не нужна была поддержка.

– Мужчина. Его зовут Джон.

Мышка сглотнула еще раз.

– У него… возле него была огромная крыса?

Дес почему-то опустил глаза. Потом вновь посмотрел на Мышку, и она заметила, что он будто бы… сожалеет? Сочувствует?

– Почему, была? Она и сейчас с ним. Они через три комнаты дальше по коридору. Умирают…

Нет. Нет! Нет-нет-нетнетнетнет

– Умирают? Не может быть… – прохрипела Мышка. Она снова сжала ладонь напарника, и, кажется, почувствовала ответное рукопожатие в ответ.

Дес пожал плечами.

– Ничего удивительного, – заметил он. – Они подцепили ту же заразу, что и вы, однако у них не оказалось друга с врожденным иммунитетом, который мог бы подарить им новую кровь.

– Они в сознании? Смирились со смертью? Это очень важно! – Мышка, забыв про слабость, вскочила на ноги. Качнувшись, она вновь почувствовала на своих плечах руки Голубки, но сейчас ей было все равно.

Пусть Сокол без сознания, но она должна довести их последнее дело до конца.

Не сорвать его.

Не подвести напарника, который, не раздумывая отдал ей свою кровь!

О том, что их последнее дело уже может и не иметь смысла, она как-то и не подумала. Ей казалось очень важным закончить дело «этих». Не ради того, чтобы, наконец, получить билет на пенсию, не ради того, чтобы Джон и Мелисса перестали фонить в и так разрушенном почти что до основания мире… нет.

Она хотела извлечь «этих» ради них же самих. Не заслужили они своей некрасивой выходкой такого наказания.

Их надо отпустить. Они должны прожить свою жизнь в том мире, где они родились. Счастливую жизнь. После почти что сотню лет скитаний они это заслужили!

А теперь они умирают. Умирают тогда, когда они должны изо всех сил сопротивляться смерти! Бежать от нее!

Они умирают…

Неужели это никогда не закончится?

Дес внимательно посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на неподвижного Сокола, замершего у его изголовья Клеща, на Голубку, стоявшую позади Мышки. И снова подарил ей изучающий взгляд.

– Тот мужчина… Джон. Он сказал, что вы двое охотитесь за ним и его крысой. И он не понимает, почему. Он сказал, что вы преследуете его уже много лет. Зачем?

Мышка шмыгнула носом и прокашлялась. Что она должна была ему на это ответить?

Впрочем, он уже и так слышал слишком многое.

– Понимаете… – начала она. – Такие, как Джон и Мелисса… то есть, его крыса, они… как бы это сказать…

– Уничтожают мир, – закончила Голубка. Видимо, тоже поняла, что Дес и так знает слишком много.

– Как?! – лишенные ресниц веки Деса поднялись, и он стал выглядеть совсем уж уродливо.

– Присутствием, – выдохнула Мышка. – Просто находясь здесь. Такие, как я, как мой… напарник и мои… друзья, мы извлекаем чужаков. И мир перестает разрушаться.

Дес хмыкнул. Кажется, он потерял способность удивляться еще тогда, когда разговаривал с Джоном.

– Ну тогда, мне жаль, что вы заберете этих «разрушителей».

– Почему? – нахмурилась Мышка.

Дес перестал ухмыляться. Его непропорциональное лицо исказила гримаса горечи.

– Потому что этому миру давно пора уже сдохнуть. Посмотри на меня, девочка. Я – мутант. Еще пару десятков лет назад здесь была целая куча людей, а сейчас в шестом секторе живет целых пятеро! Мы поделили территорию, ресурсы и стараемся не пересекаться друг с другом. Мы уже вымерли, красноволосая. Может быть, нашему миру действительно пора окончательно перестать существовать…

– Как вы можете так говорить! – Мышка обернулась к Голубке. – Отпусти меня…

Голубка убрала руки с ее плеч, и Мышка, пошатываясь, подошла к Десу.

– Жизнь бесценна, – прошептала она, глянув в его налитые кровью глаза. – Вы должны дорожить ею.

Местный скривил губы, и Мышка почувствовала смрад, исходящий из его рта.

– Посмотри на меня, – повторил он. – Ты бы хотела себе такую жизнь?

Мышка опустила глаза. Она не знала ответа на этот вопрос.

– Проводите меня к Джону и Мел… его крысе, пожалуйста, – попросила она. Она должна увидеть «этих» сама. Без Голубки и Клеща. Жаль, что Сокол без сознания.

Дес кивнул и приобнял ее за талию.

Он прошли мимо застывших патрульных, мимо неподвижно застывшего на кушетке напарника Мышки и вышли в коридор.

А Мышка подумала, что это будет как-то нечестно: закончить дело в одиночку. Жаль, что у нее нет выбора.

Очень жаль…

Когда Дес открыл дверь и впустил Мышку в комнату, она едва сдержалась от того, чтобы не зажать нос. Тошнотворный запах разложения и кислятины заполнил помещение. «Эти» лежали на кушетке рядом: Джон на спине, а крыса возле его ног.

– Поразительно, – произнес местный, отпуская Мышку. Та, пошатываясь, подошла к кушетке.

Выглядел Джон ужасно: покрытая волдырями и рытвинами сочащаяся слизью кожа, бескровные губы, разметавшиеся по плоской подушке темные волосы.

– Что – поразительно? – спросила она.

– То, что они еще живы, – ответил Дес. – Я впервые такое встречаю.

– О чем вы? – нахмурилась Мышка, переведя взгляд на Мелиссу. Крыса лежала безвольной тушкой, и из проплешин на ее шерсти тоже сочилась кровавая слизь.

Местный вздохнул и подошел к кушетке с другой стороны. Проведя десятипалой рукой по волосам Джона, он показал Мышке клок.

Мышка почувствовала, как к горлу подбирается тошнота. Проклятие, «эти» буквально разлагались на глазах, будучи еще живыми!

– Тебя настигла та же зараза, красноволосая. И если бы твой друг не отдал тебе часть своей крови, то ты бы уже умерла. Эта инфекция развивается очень быстро и убивает за несколько часов. Но эти двое… это невероятно! Третьи сутки пошли, а они еще живы! Я впервые вижу, чтобы так сопротивлялись смерти, будучи на ее пороге!

Мышка выдохнула. От слов Деса стало так хорошо, что она забыла про свою слабость, про боль, про тошноту и даже про свою неопределенную судьбу!

«Эти» сопротивляются! Они сопротивляются! Наконец-то они умирают правильно. Пусть это мучительно, но это правильно!

Ее губы сами собой расползлись в счастливой улыбке. Не думая ни о чем, она коснулась руки Джона. Она была горячей.

– Вы хотите сказать, что их агония длится уже третий день? – спросила она.

Когда Дес кивнул, она зажмурилась. Волна сочувствия захватила ее. Как же им не повезло попасть в мир Харо уже после того, как они узнали рецепт «правильной смерти»! Не заслужили они такого. Они всего лишь обидели человека. За это нельзя расплачиваться вот так.

Мышка с сомнением и страхом посмотрела на свою руку, боясь, что последние способности покинули ее, и оружия не появится. Но пистолет послушно материализовался в руке.

– Подожди, – послышался хриплый голос от двери.

Мышка подняла голову и увидела Сокола, висящего на поддерживающих его Голубке и Клеще.

– Фу, какая гадость, – увидев, во что превратился Джон, скривилась Голубка.

Но Мышка не обращала на нее внимания. Она смотрела только на напарника, а он смотрел на нее.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил он.

Мышка коротко кивнула вместо ответа. Слова благодарности застряли где-то на полпути.

– Ты зачем поднялся? – выдавила наконец она.

Сокол скривил рот в подобии улыбки.

– Мы должны сделать это вместе. Если ты извлечешь их сама, это будет неправильно. Все-таки, «эти» – наше с тобой последнее дело.

Последнее дело.

Пытаясь скрыть, как же сильно ранило ее это напоминание, Мышка беспомощно улыбнулась в ответ.

– Ну так давай сделаем это. Хватит уж им мучиться…

Совсем без поддержки Сокол идти не мог, и Голубка с Клещем помогли ему дойти до кушетки. Посторонившийся Дес с интересом смотрел на происходящее.

Мышка подумала, что ему, наверное, очень скучно и тоскливо жить в одиночестве, ухаживать за растениями в оранжереях и ждать, когда в один прекрасный момент он умрет. От старости или сраженный какой-нибудь очередной заразой – неважно.

Может быть, он прав, и миру Харо давно пора исчезнуть? Погаснуть и уйти в небытие?

Сокол материализовал в своей руке пистолет, такой же, как у Мышки, и направил его на крысу. Мышка же приставила дуло своего к голове Джона.

– В добрый путь, – хрипло произнесла она, понимая, что он ее не слышит. – Будьте счастливы там, где вам место.

Грохот двух прозвучавших в унисон выстрелов показался Мышке самой красивой музыкой, которую она когда-либо слышала!

А тишина, последующая за ним, зловещей и неправильной. Оглушающей.

Неужели, все? Они это сделали. Сделали! «Эти», наконец, свободны… вот только этот факт не принес Мышке полного облегчения. Случись извлечение на мир пораньше, все было бы по-другому.

Но сейчас Мышка понимала, что их с напарником судьба продолжает висеть на волоске. Они фонят, а это значит, они перестали быть патрульными. Так может, и не надо было завершать это последнее дело?

Надо было. Ради Джона и Мелиссы.

Больше они не были для Мышки «этими».

– Это правильно, – голос Деса разбил тишину на сотни тысяч осколков, заставив Мышку вздрогнуть от неожиданности. – Лучшая награда в их случае – смерть.

Мышке показалось, что в его голосе прозвучала зависть.

– Ага-ага, – покивала Голубка, и реальность ворвалась в разум Мышки штормовой волной. Она вдруг увидела безнадежно-безразличные глаза Деса, наполненный непонятной горечью взгляд Сокола, искривленные в невеселой ухмылке губы Клеща и непонятно, отчего, веселящуюся Голубку.

Мертвые тела на кушетке были просто телами и впервые за много лет не вызывали у нее чувство злости или отчаяния.

– Спасибо вам, – охрипшим голосом сказала Мышка Десу.

– За что? – местный усмехнулся. – Это я должен вас благодарить. Давно моя жизнь не казалась мне именно жизнью, а не бессмысленным существованием в ожидании смерти.

– Жизнь – бесценна, – повторила Мышка свою мысль.

– И тем не менее, вы со своим другом только что убили этих несчастных, – заметил Дес.

Мышка открыла было рот, чтобы возразить, что по сути, это было не убийство, но Голубка, стоявшая рядом с мутантом, сделала страшные глаза, Мышка прикусила язык.

Совсем уже с ума сошла, рассказывать все непосвященному! Он и так стал свидетелем слишком многого, по сути, нужно было вычистить ему память, но почему-то в отношении именно этого человека, подобная мера казалась Мышке… несправедливой, что ли.

– Это… было нужно, – сказала она, когда смогла подобрать слова.

Дес серьезно кивнул.

Сокол же, очевидно, израсходовав все силы, тихо опустился на пол рядом с кушеткой. Мышка, забыв про все на свете, кинулась к нему. Слушая его тяжелое прерывистое дыхание, она, не в силах больше сдерживать того, что давно требовало выхода, крепко обняла его за плечи и прижалась губами к его белоснежным волосам.

Почувствовав, что он обнимает ее в ответ, она почувствовала себя почти счастливой.

В мире остались только они двое, и ей было все равно, как их с напарником объятия выглядят со стороны.

Она уткнулась носом ему в шею, вдохнула такой родной запах и закрыла глаза.

Раз уж они больше не патрульные, то имеют право на слабость.

А вот те, кто пришел за ними так не считали. Выпроводив Деса, Голубка и Клещ заблокировали дверь и, громко споря о том, кто именно займется «отдиранием этих двух друг от друга» попытались открыть портал.

Конечно же, у них не получилось. Потому что Сокол и Мышка не были извлечены.

– Эй! Хватит тут рассиживаться! – голос Клеща звучал откровенно сочувственно. Он будто бы жалел, что ему приходится прерывать сидение двух бывших патрульных на грязном полу.

– И правда, ребята, давайте вы уже в Паутине обниматься будете! – поддержала напарника Голубка. – Я вам разрешаю даже поцеловаться! Только потом, хорошо? Я не хочу задерживаться здесь ни минуты, потому что этот мир пропах отчаянием и смертью! А мне такие миры не нравятся! Слишком уж напоминают о последних месяцах моей старой жизни!

Мышка почувствовала, как руки Сокола перестают сжимать ее, и немного отстранилась. Сейчас в его слепых глазах ничего нельзя было прочитать.

А вот Мышке было откровенно страшно.

Потому что если им не удастся открыть портал, то Голубке и Клещу ничего не останется, как извлечь их!

Она не думала о том, что если ее извлекут, то она, скорее всего, умрет окончательно. Она думала только о том, что после этого уж точно никогда не увидит Сокола. И не скажет ему о том, что…

– Тони… – приблизив губы к его уху, тихонько прошептала она. – Что бы дальше не случилось, я хочу, чтобы ты знал…

Сильные руки Голубки схватили ее за плечи, и заставили отстраниться от напарника, так и не сказав самого главного.

– Потом миловаться будете, – сердито сказала патрульная. – Открывайте портал. И не забудьте, что нас с вами ждет интересный разговор с Первым.

– Интересный – это мягко сказано, – усмехнулся Сокол. В его взгляде Мышка заметила настороженность и удивление. Неужто понял, что она хотела сказать?

Не зная, радоваться этому или нет, она безучастно наблюдала, как Клещ помогает ему подняться и как Сокол протягивает руку в попытке вызвать портал. Оранжевый отблеск заставил ее сердце заколотиться. От радости или от обреченной неизбежности?

Почему-то Мышка была уверена, что разговор с Первым им не понравится. С другой стороны, они с Соколом будут не одни.

Сегодня с ними все братство патрульных.

Делая шаг в оранжево-красную плоскость вслед за Соколом, Клещом и Голубкой, Мышка глубоко вздохнула. Она твердо решила, что чем бы ни закончился этот бунт, она должна объясниться с напарником.

Может, им не доставало именно этого? Слов? Искренних и настоящих, имеющих под собой нечто большее, чем желание разбить тишину. Ведь, если подумать, сработавшись, они перестали быть друг с другом по-душевному откровенны.

Не это ли стало причиной ее, Мышки, слепоты по отношению к собственным эмоциям и чувствам?

– Спасибо тебе, – прошептала она Голубке, когда они оказались в Черной Комнате.

– За что? – поинтересовалась патрульная, с удовлетворением оглядывая себя и преображаясь.

«За то, что заставила меня прозреть», – хотела сказать Мышка.

– Не обращай внимания, – качнула головой она вместо этого.

Голубка фыркнула.

– Какие вы тут все загадочные, слов нет! – она вернула своим шикарным черным волосам прежнюю длину, а костюм превратила в аляповатую мини-юбку из красной кожи, полупрозрачную желтую кофточку и высокие черные ботфорты.

Мышка тоже вернулась к привычному облику. Все-таки, ей всегда нравились яркие красные платья в пол. Именно в такой одежде она чувствовала себя уверенно. Жаль, что когда они достигнут Патрульного Острова, это все сойдет, превратившись в тусклую форму.

Оказавшись в Паутине, Сокол почти сразу же перестал шататься: все-таки междумирье всегда оказывало на патрульных лечебный эффект. То, что Сокол перестал быть патрульным, очевидно, ничего не меняло.

Или дело было в чем-то другом?

Ну что ж, они постараются это выяснить до того, как Первый их всех уволит. Или развоплотит.

Голубка и Клещ, убедившись, что их бывшие коллеги вполне прилично держатся на ногах самостоятельно, первыми вышли их Черной Комнаты и ступили на Радужный Мост.

Переглянувшись, Мышка и Сокол последовали за ними.

Вот он, корень ее слепоты. Она привыкла понимать его без слов. Привыкла к тому, что он всегда ее поддержит. Привыкла молчать тогда, когда следовало что-то говорить, обсуждать, строить предположения. Привыкла понимать там, где ничего не понимала по-настоящему.

Стоило, наверное, закончить фразу сейчас, пока они шли по Мосту. Но Мышка не решилась. Может, все от того, что в данный момент нет опасности, что через минуту они умрут?

Так и ведь не стоит тянуть! Надо сказать сейчас, пусть… пусть, возможно, для Сокола это и не будет сюрпризом! Может, он все понял намного раньше ее самой?

Мысль о том, что напарник переспал с Голубкой ради того, чтобы открыть ей, Мышке, глаза показалась абсурдной.

Она знала своего напарника. И знала его хорошо. Он не мог так поступить с ней.

В итоге, признаться в любви Соколу Мышка так и не решилась. Ступив на бриллиантовую дорожку, ведущую к базе патруля, она почувствовала, как яркая личина сползает с нее. Не желая вспоминать, что цвет ее волос сер, она быстро собрала их сзади и спрятала под китель. На напарника можно было не смотреть: она прекрасно знала, что Сокол толком и не меняется. А вот на идущую чуть впереди Голубку посмотреть стоило. Мышка осознала, что никогда не видела заклятую знакомую на Патрульном Острове.

Форма полностью скрыла ее шикарную фигуру, обезличив ее. Яркий макияж тоже сполз с лица Голубки, и Мышка осознала, что видит перед собой… миловидную девушку лет семнадцати-двадцати, не более. Глаза у Голубки оказались льдисто-голубые, а возле губ были заметны трогательные ямочки. От былой роскошности не осталось и следа.

Получается, она попала в Паутину совсем молодой? Вспомнив о том, что мир Харо очень похож на последние дни ее старой жизни, Мышка заподозрила, что Голубка попала в Патруль тем же способом, что и Мышка с Соколом.

Умерев.

Перестав глазеть на Голубку, Мышка перевела взгляд на Клеща. Он остался тем же. Надо же, имея такую возможность, он оставался тем, кто он есть.

Возможно, это было и правильно. Пожалуй, стоила уважения эта его честность.

И только потом Мышка поняла, что возле шестиэтажной базы Патруля стоят существа. Представители самых разных рас в одинаковой форме.

Голубка и Клещ не обманули: Первому придется объясниться перед всем братством.

Сердце билось с таким гулким грохотом, что от шума в ушах Мышка почти оглохла. Она осознала, что боится. Боится, как никогда в жизни. Ладони вспотели, и она с сожалением подумала, что из-за этого не может взять напарника за руку. Они шли вперед, сквозь толпу патрульных, смотрящих на них сочувственно-выжидающе, но сейчас Мышке была нужна поддержка только одного человека.

Но Сокол не оставил ей выбора. Он сам нашел ее потную ладонь и крепко сжал, переплетя свои пальцы с ее.

Стало легче.

Совсем немного, но и этого было достаточно, чтобы Мышка почувствовала себя увереннее.

Они справятся. Что бы ни случилось.

Первый стоял на крыльце, сложив руки на груди. Огромный норн с перламутровой кожей и зеленым огнем из глаз, он мог бы внушать страх, если бы за Мышкой не стояла целая армия, а рука не согревалась бы теплом ладони напарника.

Выглядел Первый абсолютно невозмутимо. Его будто ни капли не трогало то, что патрульные бросили свои дела и собрались здесь, чтобы призвать его к ответу. Мышке даже показалось, что он чем-то доволен.

– А вот и вы! – иронично поприветствовал начальник Мышку и Сокола, когда они приблизились. – Рад видеть вас в добром здравии!

Мышка почувствовала, как напарника затрясло. Она и сама-то едва сдерживалась, чтобы не зашипеть на Первого ядовитой змеей.

– Что-то не похоже, – вместо этого сухо произнесла она. – Судя по всему, вы хотели нас убить, господин Первый.

Норн усмехнулся.

– Если бы я хотел вас убить – я бы вас убил, – его улыбка угасла. Он оценивающе посмотрел на толпу, собравшуюся вокруг и глубоко вздохнул. – Каждый раз одно и то же, – доверительно пожаловался он Мышке.

Каждый раз? О чем он? За полтора века в Патруле Мышка не помнила подобных ситуаций. Хотя, Патруль существует многие тысячелетия… Может быть, даже с начала всех времен.

Представлять, сколько уже существует Паутина, в которой понятие времени весьма условно, Мышка не хотела, прекрасно понимая, что у нее просто сломается мозг.

– Не пытайтесь уйти от ответа, Первый, – Сокол потянул Мышку назад, и встал перед ней. Руки им пришлось разомкнуть, и лишившись уверенности, Мышка покорно осталась за спиной напарника.

– А я и не пытаюсь, – покачал головой норн, и Мышке опять показалось, что он чем-то страшно доволен. В его голосе звучало… предвкушение.

Патрульные заволновались. Очевидно, Мышка была не одинока в своем впечатлении.

– Хватит юлить, Первый! – выкрикнул Ухват, зеленокожий орк из мира Ламуя. По росту он не уступал норну, а комплекцией походил на огромный шкаф. Оглянувшись, Мышка увидела, что напарник Ухвата, низкорослый и тоненький Лисенок, человек, обладающий поистине уникальным интеллектом, смотрит на начальника изучающим взглядом. Возможно, он просчитывал последующую реакцию. Вид у Лисенка был воинственный.

Переведя взгляд на Первого, Мышка вновь затрепетала от беспричинного ужаса. Норн определенно был счастлив. На его лице опять расцвела улыбка, и сейчас она была злорадной.

– Вы все собрались здесь чтобы услышать от меня правду. Хотите узнать истину. Причины, по которым я поступил с этими двумя именно так. А вы уверены, что справитесь с этой истиной? Вы уверены, что не захотите забыть ее?

Повисла звенящая тишина.

– Что ты несешь? – Сокол оскалился. – Ты лишил нас статуса патрульных в самый неподходящий момент. Ты обрек нас на смерть, послав за нами других. Ты просто ублюдок…

Первый ухмыльнулся. Огонь в его глазах перестал быть зеленым, окрасившись в ярко-оранжевый цвет. Он опустил руки и медленно спустился по ступеням крыльца.

Остановился напротив Сокола и посмотрел на него сверху вниз. Мышка же и вовсе едва доставала ему макушкой до груди, от чего ей стало совсем неуютно.

– Я не лишал вас статуса патрульных, – тихо, чтобы никто, кроме Мышки и Сокола его не услышал, сказал Первый. – Я просто не мог.

– О чем ты говоришь? Хочешь сказать, что мы сами все это растеряли? – прошипел Сокол. Тоже, впрочем, тихо.

Улыбка Первого перестала быть злорадной.

– Нет, – ответил он. – Но я не лишал вас статуса патрульных. Потому что вы не были патрульными. Никогда…

Мышка почувствовала, как у нее кружится голова. Последние слова Первого были настолько абсурдными, что смысл их дошел до нее не сразу. Зажмурившись, она глубоко вздохнула, стараясь справиться с собой, потому что единственным ее желанием было завопить на весь Остров, что начальник окончательно сошел с ума.

Сокол, очевидно, тоже оторопел, потому что не издавал не звука. Немного успокоившись, Мышка открыла глаза и посмотрела на напарника. Тот буравил Первого своим слепым взглядом. Выражение лица у него было совершенно непроницаемое, но выглядел он устрашающе. Впрочем, как всегда.

– Ничего не меняется, – Первый покачал головой. – Каждый раз одно и то же. Я все вам объясню. Но лучше бы нам все-таки уйти от этой толпы. Я думаю, ваших так называемых «братьев» истина не порадует. Лучше им остаться в неведении о том, кто вы есть на самом деле.

Мышка, честно говоря, и сама бы предпочла остаться в неведении, потому что осознание слов начальника постепенно вползало в ее разум, и ей от этого становилось страшно. Что значит: никогда не были патрульными? Пусть они долгое время гонялись за одними и теми же людьми, но ведь до них была еще масса дел! Мышка и Сокол извлекли двадцать четыре попаданца прежде, чем им попались «эти», на которых они споткнулись.

Они были патрульными! Были!

Но Первый смотрел серьезно. Даже как-то настороженно, будто опасаясь бурной реакции.

– Мне кажется, ты хочешь нас запутать, – проскрипел Сокол, и его жуткий голос показался Мышке музыкой. Она снова почувствовала себя защищенной. Напарник не растерялся, он сможет постоять за себя! И за нее…

– Решайте, – Первый проигнорировал слова Тони, будто они были пустым звуком. – Я могу рассказать вам все при братстве патрульных. Только вот я не уверен, что после правды они останутся на вашей стороне.

Каждая новая фраза Первого приводила Мышку во все большее смятение, но чувствуя рядом присутствие напарника, она не теряла голову. Ее разрывало чувство неправильности происходящего. Ей хотелось разоблачить Первого, но одновременно с этим она осознавала, что он прав. Все-таки, они привыкли, что именно Первый их направляет, именно он дает им задания… именно он дарит и отнимает их способности. Да, сейчас патрульных не пугает возможное возмездие… но что, если слова, заготовленные начальником в ответ пошатнут эту решимость?

Мышка посмотрела на Сокола. Он тоже одарил ее взглядом. Они давно уже понимали друг друга без слов.

– Хорошо. Давай ты расскажешь свою истину там, где не будет свидетелей, – тихо ответила Первому Мышка, не сводя глаз с напарника. Ей так хотелось, чтобы он понял: она его любит. Может быть, они скоро умрут… надо сказать это, но момент был мягко говоря, не подходящий.

Совсем не подходящий.

– Правильное решение, – кивнул Первый и отвернулся. Медленно поднялся на две ступеньки по крыльцу и развернулся обратно.

Мышка протянула руку и сжала ладонь напарника. Почувствовав ответное пожатие в ответ, глубоко вздохнула.

Черт с ней, с любовью. Сейчас не до нее. Почему-то ей казалось, что грядущий разговор с Первым ей очень не понравится.

– Уходите! – громогласно объявил Первый собравшейся толпе. – Расходитесь по своим делам. У четверти из вас сейчас текущих заданий нет, и вам я советую отправиться по домам. Не хотите домой – отправляйтесь на Веселый Остров. Здесь вам делать нечего.

– Еще чего! – услышала Мышка голос Голубки. – Вам, господин Первый, не отвертеться! Мы хотим услышать правду.

– Не хотите, Голубка. Поверь, – спокойно ответил Первый. – Особенно ты.

– Особенно я? – озадачилась патрульная. – Почему я особенная?

Первый глубоко вздохнул.

– Уходите по-хорошему, – объявил он.

Но патрульные не собирались следовать его совету. Голубка и вовсе протолкалась вперед и встала рядом с Мышкой и Соколом, сложив руки на груди.

– Что значит, «особенно я»? – грозно вопросила она.

Но Первый не ответил. Прищурившись, он осмотрел собравшуюся толпу, а потом усмехнулся. Погано так… у Мышки даже мурашки по спине побежали. Ничего хорошего эта ухмылка не сулила.

Ничего хорошего.

И как же она оказалась права!

Первый внезапно поднял обе руки и громко, почти оглушающе щелкнул пальцами. У этого, по сути, невинного действия был ошеломляющий эффект. С ужасом Мышка наблюдала за тем, как патрульные падают на колени. Один за другим. Последней упала Голубка. Она уперлась руками в стеклянную землю Патрульного Острова, и на ее лице можно было заметить ужас. Стоять остались лишь трое: Первый, Мышка и Сокол.

– Кажется, вы забыли, кто именно дает вам силы. Вы забыли, кто именно может все отнять. Этого напоминания вам достаточно, или мне развеять вас всех в пыль? – грозно провозгласил он.

Соратники Мышки и Сокола зашевелились. Они поднимались, помогали подниматься другим и потихоньку двигались прочь. Мышка смотрела, как Клещ подбегает к Голубке, ласково обнимает ее за плечи и приобнимает ее за талию, заставляя опереться на себя. В голову пришла мысль, что напарник самой сногсшибательной женщины Патруля вполне может быть в нее влюблен.

Обидно.

Нет, Мышка не завидовала бы, не будь в списке воздыхателей Голубки того, кто сейчас занимал ее мысли.

– Правильно! – гремел Первый, с удовлетворением наблюдая, как патрульные испаряются.

Лишь Голубка и Клещ не сдвинулись с места, и на их лицах все еще оставалась решимость. Мышка подумала о том, как обманчиво бывает впечатление. Голубка всегда представлялась ей пустой, лишенной эмоций, «коллекционирующей» мужчин. Но сейчас, когда сногсшибательная внешность сползла с патрульной, она не казалась таковой. А то, что после подобной демонстрации силы она не сбежала, говорило о смелости и упорстве.

Может быть, Сокол клюнул именно на это?

Ведь по ярко-красной внешностью Мышки скрывается неуверенная в себе идиотка, а Голубка оказалась намного сильнее ее.

Наверное, все именно так.

И Мышка не хотела, чтобы это обернулось трагедией. Она отстранилась от напарника, и приблизилась к Голубке, опасливо поглядывая на Первого, смотревшего на непокорных подчиненных с недобрым выражением лица.

– Уходите, – попросила она, встав лицом к лицу с Голубкой. – Мы разберемся сами.

– Уверена? – Голубка не собиралась сдаваться. Весь ее вид говорил о том, что она готова броситься на Первого с кулаками. Лишь Клещ, обнимающий ее за плечи удерживал ее. Удерживал ли? Может ли быть такое, что Голубка… тоже влюблена в Сокола, и от этого до сих пор не сбежала?

– Уверена… – прошептала Мышка, не желая принимать собственные умозаключения. – Мы… мы поговорим, а потом… ждите нас в «Карнавале», хорошо?

Голубка внимательно на нее посмотрела. Потом серьезно кивнула.

– Мы будем ждать. Не забудь узнать у этого ублюдка, в чем я там особенная, хорошо?

– Хорошо… – тихо прошептала Мышка.

Голубка кивнула Клещу, и они отправились прочь, вслед за всеми остальными.

Вот все и кончилось. Братство патрульных исчезло, стоило Первом показать свою силу. И пусть Мышка понимала, что Первый действительно непобедим, где-то в глубине души зрела обида. Иногда стоит стоять до конца. Всем вместе. А здесь же получилось, что стоять до конца были готовы только Голубка и Клещ. Остальные разбежались при первой же угрозе.

Сглотнув и облизав губы, Мышка повернулась к Первому. Тот одобрительно улыбался.

– Молодец! – похвалил он. – Если бы эти двое оказались упрямее, пришлось бы их развоплотить. И поверь, я могу это сделать без всякого оружия.

Мышка верила. Но ей было все равно. На нее накатило странное безразличие.

– Объясняй уже, и давай закончим, – попросила она.

– Поддерживаю, – сказал Сокол. Он смотрел вслед уходящим Голубке и Клещу со смесью горечи и смирения.

Жалеет, наверное, что любимая его покинула. Мышка решила, что она правильно сделала, повременив с признанием. Зачем оно ему нужно? Испытывать неловкость?

Хорошо, что она промолчала.

– Объясню, – кивнул Первый. – Но не здесь. Предлагаю немного пройтись.

Мышка поежилась. Уходить с Патрульного Острова не хотелось. Просто потому что можно было встретить разошедшихся «по своим делам» коллег. Первый же хотел приватного разговора, ведь так?

– Не волнуйся, Виола, – начальник ухмыльнулся, будто прочитав ее мысли. – Там, куда мы пойдем, никого нет. Нам нужно на Извечный Мост, а дорогу туда знаю только я.

Извечный Мост? Мышка впервые слышала о таком. Название впечатляло. Паутина ведь извечна… нет у нее начала и конца.

Нет. Она не будет думать об этом. И о роли Первого. Помимо воли мысли лезли в ее многострадальную голову, но упрямо отметала их.

Это слишком. Слишком сложно. Слишком глобально. За полтора века в Патруле она едва осознала игры со временем, не хватает ей еще и вечности!

– Что это еще за Извечный Мост? – спросил Сокол, подходя к Мышке. Он был озадачен не меньше, чем она.

– Место, где объяснить все будет намного легче, – ответил Первый, и его голос эхом разнесся по стеклянной глади, отразился от алмазных и рубиновых цветов, а затем исчез.

Они остались втроем.

Начальник спустился по ступенькам и смело ступил на клумбу из изумрудов. Его шаги казались тяжелыми, но Мышка понимала, что все это от тишины.

– Пошли за мной, – мотнул головой норн.

И они пошли. Обогнули здание штаба Патруля, и пошли вперед, огибая кусты стеклянных роз, кустарники из алмазов и янтарные ивы. Мышка осознала, что никогда не была здесь. Они всегда приходили в штаб со стороны Черной Комнаты. И уходили либо на Веселый, либо на Вьющийся Острова.

А здесь они не были. Каково же было ее удивление, когда она увидела Мост, начинающийся прямо с изумрудной лужайки, и заканчивающийся… нигде. Он был бесконечен, этот Мост.

Может быть, поэтому он назывался Извечным?

Но не может же Мост вести в никуда?

Ступив на его поверхность, Мышка сразу же заподозрила неладное. Скучная серая форма патрульных слезла с них, и они снова были теми, кем хотели быть. Даже Первый преобразился, и теперь не был таким огромным. Оказывается, его смущал собственный рост, надо же! Но дело было отнюдь не в норне.

Дело было в Мосте.

Извечный Мост был покрыт ровным слоем склизкой субстанции, на которой легко можно было поскользнуться. Желто-рыже-охряная, она представляла нешуточную опасность. Но Первый шел вперед. Туда, где ничего не было. Спустя минут двадцать молчаливого путешествия он остановился. Склизкая субстанция к этому моменту стала перемежаться нормальными участками, покрытыми чем-то серым и совсем не скользким. Пятнами это серое покрывало поверхность впереди, а потом Мышка поняла, что серое спускается с условного верха. В Паутине не было времени, и с ним можно было играть, как заблагорассудится. Пространство тоже иногда выкидывало фокусы, но Мышка не сразу осознала, что идет под снегом. Теплым серым снегом.

– Мышка… – прошептал идущий рядом Сокол. – Это же пепел…

– Что? – она подняла руку и позволила одному из хлопьев серого спуститься к ней на ладонь. Это действительно был пепел. – Что происходит?

Первый же остановился. Норн смотрел настороженно, будто пытаясь уловить реакцию напарников.

Пепельная метель закружилась вокруг него, но он не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел куда-то в сторону, туда, где мерцали разноцветными звездами нити Паутины.

– Что вы видите? – спросил он.

Мышка непонимающе проследила за его взглядом. О чем он говорит?

– Я скажу более конкретно. Где мир Харо?

Прищурившись, Мышка огляделась. Пусть в Паутине пространство было условным, но она примерно понимала, где они находятся, и серая, потухшая нить мира Харо должна была быть здесь. Или здесь? Или там? Его нить всегда была тусклой, и разглядеть ее было трудно. Но вглядываясь в бескрайнюю Паутину сейчас Мышка не могла найти даже намека на нее!

– Его нет, – хриплый голос Сокола заставил Мышку осознать очевидное. Нити мира Харо действительно не было.

Где она?

Пепел хлопьями спускался на ее красные волосы и подол платья. Он застревал в белоснежных волосах Сокола, кружился вокруг них двоих, будто предлагая потанцевать.

Стало жутко.

– Все правильно. Мира Харо больше нет. Он погиб окончательно, когда вы его покинули, – сказал Первый.

Пепел оседал на склизкое желто-рыже-охряное на Мосту, а Мышка с ужасом понимала, откуда он взялся. Понимала, но отказывалась принимать.

– Не может быть, – прошептала она. Шагнув назад, она поскользнулась, и лишь поддержка напарника не позволила ей свалиться в пропасть. Она вспомнила мутанта Деса, и ей стало горько.

Зачем все это? Почему?

– Что происходит?! – выкрикнула она, вцепившись в Сокола. Тот молчал, но она чувствовала его напряжение. Он тоже не понимал.

Не принимал.

– Ничего не происходит, – спокойно ответил Первый. – Ничего необычного. Все имеет свой срок давности. Даже миры. А мир Харо изжил себя уже давно.

Мышку затрясло. Очередное хлопье пепла, попавшее на рукав стало последней каплей ее выдержки. Ей вдруг показалось, что именно этот прах принадлежит Десу, и она взвизгнула. А потом закричала. Страшно, отчаянно.

И даже руки напарника… любимого не могли ее успокоить.

– Успокойся, – где-то над ухом прогремел голос Первого. – Все так и должно быть. Слышишь? Такова уж доля гасителя…

– Гасителя? – Мышка перестала кричать, опустилась на колени, обхватив себя руками и тихо постанывала от осознания. Голос принадлежал Соколу. Он еще держал себя в руках.

Первый подошел к ней, грубо оттолкнул Тони и влепил Мышке звонкую пощечину.

– Успокойся! – рявкнул он. – Ты не сделала ничего плохого, слышишь?

– Я… я там была. Мы фонили… мы добили этот мир своим присутствием! – заикаясь от рыданий пролепетала Мышка, глядя в зеленый огонь глаз норна. – И это вы… вы…

– Да, – кивнул Первый. – Это я.

Это признание заставило Мышку икнуть и если не успокоиться, то хотя бы перестать кричать.

– Отойди от нее, – послышался хриплый голос Сокола.

– Больно надо мне твою истеричку лапать, – хмыкнул Первый. Но, тем не менее, отошел. А Сокол обнял за плечи, заставил подняться и прижал к себе. Уткнувшись носом ему в грудь, Мышка почувствовала себя спокойней.

Дыхание все еще сбивалось, а пепел не давал ей успокоиться окончательно, но она была готова слушать.

Не смотреть.

Только слушать.

– Я хочу, чтобы ты рассказал нам все прямо. Коротко. Без этих демонстраций, – сказал Сокол, а Мышка лишь сильнее прижалась к нему. Чувствуя, как его руки кольцом смыкаются на ее талии, она повернула голову и посмотрела на Первого. Стоять вот так, в объятиях Сокола… она сможет это принять.

Лишь бы Сокол был рядом.

Первый, трем временем, сделал шаг назад. Повертел головой, будто искал вдохновение, но Мышка каким-то шестым чувством понимала, что он просто пытается найти слова.

– Хорошо, – спустя несколько минут молчания сказал норн. Поймал парочку хлопьев пепла и растер их в ладони. Мышке стало противно. Она все еще представляла Деса. – Начнем с того, что Паутина миров существует десятки миллионов лет. И почти столько же существует Патруль. Когда-то он был более примитивным, но суть осталась той же. Вселенной, коей является Паутина, нужны те, кто остановит ее энтропию. Хотя бы со стороны чужаков-путешественников между мирами. Но, к сожалению, энтропию остановить невозможно. Рано или поздно миры становятся непригодными для жизни. И не всегда в этом виноваты чужаки. Иногда и коренные жители откалывают такое, что предотвратить разрушение становится невозможно. Энтропию невозможно остановить, и она заставляет миры биться в бессмысленной жестокой агонии, доживая последние сотни лет. Но иногда появляются такие, как вы. Гасители.

– Яснее, Первый, – прорычал Сокол. – Что значит «гасители»?

– То и значит. Раз в триста-четыреста лет в Паутину междумирья попадают такие, как вы. Наделенные задатками патрульных, но при этом способные фонить. Я могу контролировать этот фон. И тогда я направляю их туда, где им место: в миры, захваченные энтропией.

– Подожди, – Мышка немного отстранилась от напарника. Совсем немного, чтобы просто развернуться к Первому лицом. Теплые ладони Сокола продолжали обнимать ее за талию, и ей это нравилось. – Ты хочешь сказать, что… все подстроено? Даже «эти»?

Первый вздохнул и невесело улыбнулся.

– Вы же задавали себе вопрос, почему Мелисса и Джон достались именно вам, ведь так? Сначала это дело было поручено Горе и Цапле, и лишь потом перешло к вам. В Патруле нет практики передачи дел, но в этот раз это произошло. И именно это дело стало для вас неудачным.

Мышка зажмурилась. Она только что поняла, что «эти» были всего лишь… путеводителем? Так получается?

Что происходит?

– Ваши подопечные мне понравились. Наделенная силой женщина, проклявшая их, дала им сорок пять жизней, чтобы осознать степень любви. Да, да, Мышка, даже если бы они покончили с собой в мире Харо, они все равно были бы свободны. Но использовать их, как маяк для гасителей… они были идеальны. Оставалось только составить алгоритм, по которому они будут перерождаться, и направить по их следу вас. Что я и сделал.

– Подожди… – откровения Первого совершенно не укладывались в голове. – Но ведь… Ты хочешь сказать, что мы уничтожили не только мир Харо? Но ведь фонили мы только в нем!

Первый глубоко вздохнул.

– Я могу контролировать ваш фон. Оставалось совсем чуть-чуть до обрыва нити Харо, и я его немного усилил, вот и все. К сожалению, это не осталось незамеченным, и мне пришлось отправить за вами Голубку и Клеща. Я знал, что они вас не извлекут, потому что после того, как я лишил вас поддержки, братство всколыхнулось.

– Хочешь сказать, что все было подстроено? – услышанное все еще отказывалось укладываться в голове. – И даже… ты же выговаривал нам за неудачи каждый раз! Зачем, если ты сам их и подстраивал!

– Ты не понимаешь? – норн склонил голову набок. – Неужели не понимаешь?

Сокол вздохнул и покрепче прижал Мышку к себе.

– Если бы мы знали истину, мы не стали бы бродить по нужным тебе мирам. Мы считали себя спасителями миров, по сути являясь их палачами.

– Верно, – кивнул Первый. – Очень трудно доказать людям, что быть палачом-гасителем – это хорошо. Ведь на месте искалеченного мира Харо скоро появится другой мир. Молодой, прекрасный. Почти идеальный.

– Мы – убийцы, – глухо прошептала Мышка. – Мы просто убийцы… а как же все остальные миры, в которых мы побывали? Их мы тоже уничтожили?

Первый покачал головой.

– Нет, конечно, – ответил он. – По сути, полностью вы уничтожили только мир Харо. В мире Нардин ваш фон был намного слабей, в мире Шзар – чуть сильней, в мире Энова – почти нулевой.

– Это неправильно, – упрямо сказала Мышка. – Неправильно! Люди, живущие там… они ведь не виноваты в том, что их мир рушится!

– Не виноваты, – кажется, Первый даже обрадовался этим словам. – И поэтому они достойны жить в нормальном мире, а не там, где идут ядовитые дожди или где общество превратилось в кровавых убийц. Ты знаешь, что мире Шзар в последние тридцать лет приносятся кровавые жертвы? Когда нет чужаков, которых они называют демонами, они сдирают кожу друг с друга. В основном, с женщин, конечно. Если в мире Нардин сломан климат, но в мире Шзар сломалось общество. Они деградируют изнутри, при этом продолжая развивать технический прогресс. Я могу рассказать вам про изъяны каждого из миров, в которых вы побывали, но это будет слишком долго. Я хочу, чтобы вы поняли: гасители нужны Паутине не меньше патрульных. К сожалению, принять свою роль слишком сложно, и мне приходится идти на хитрость. Приходится делать вас палачами тайно. И от вас, и от всех остальных. Но, к сожалению, особое отношение не скроешь.

Мышка положила ладони на руки Сокола. Осознавать, что их полтора века водили за нос, было трудно.

Они не спасали миры. Они их разрушали.

Первый был прав: такие откровения лучше выдавать наедине. Что-то Мышка сомневалась, что патрульные оценят истинную роль тех, за кого они попытались заступиться.

– Ты говорил про людей, и их право жить в нормальных мирах, – медленно произнесла она. – Но ведь получается, что мы просто их убиваем.

– Мышка, включи мозги, пожалуйста! – воскликнул Первый. – Ты сама умерла! Но, тем не менее, ты стоишь сейчас передо мной. Дышишь, обнимаешься со своим напарником, плачешь, смеешься… твоя душа переродилась. Почему ты считаешь, что у других как-то иначе? За всю свою деятельность вы уничтожили только мир Харо. Остальные миры вы лишь подтолкнули. А некоторые – просто спасли от очередных чужаков. Я контролировал ваш фон каждый раз, понимаешь? И сильнее всего вы фонили в последних трех мирах. Через триста лет, когда появятся следующие гасители, миры Нардин и Шзар окончательно потеряют свой первоначальный облик. И новым палачам будет, чем заняться. Кстати, поздравляю с выходом на пенсию! К сожалению, выбора у вас нет: из-за ваших особенностей, дорога в родные миры вам заказана. Так что, придется остаться в Паутине. В качестве отвлечения от невеселых мыслей подумайте, чем заняться. Можете открыть еще одно заведение на Веселом Острове. Можете разбить оранжерею и ухаживать за цветами.

Переход был настолько резким и настолько не «кстати», что Мышка не сразу поняла, о чем говорит Первый. А когда поняла…

Они останутся в Паутине. Оба. Бывшие палачи, которых все будут считать бывшими патрульными.

Мышка не знала, радоваться этому или нет.

– То есть, мы свободны? – спросила она.

– Да, – кивнул Первый. – Вы выполнили свое предназначение. И заслужили награду. В Паутине довольно весело, а ваша жизнь будет долгой. Ведь время здесь течет во все стороны. И когда на месте мира Харо появится новая нить – сверкающая и полная настоящей жизни, вы поймете, зачем нужны гасители.

Мышка нахмурилась. Поджав губы и закусив губу, она внимательно смотрела на Первого, пытаясь понять, что же он такое.

– А кто создаст эту нить? – спросила она.

Первый хмыкнул.

– Не знаю. Но новые миры всегда появляются на месте старых. Я не Бог, Мышка. Я всего лишь присматриваю за порядком в Паутине, – он словил еще несколько хлопьев пепла и медленным шагом приблизился к ним. Поравнявшись с напарниками, он окинул их изучающим взглядом. – Насчет Голубки. Скажи ей, что я не ответил на ее вопрос. Пусть считает себя просто особенной.

– А в чем же правда? – спросила Мышка.

– В том, что она попала в Паутину на несколько дней раньше тебя. У нее были признаки гасителя, слабенькие, но были. Я уже собирался поставить ее в пару к Соколу, но появилась ты. У тебя способности были намного ярче. И Голубка осталась простой патрульной.

Мышка подумала, что Сокол, наверное, сейчас жалеет, что не стал напарником Голубки. С другой стороны – Голубке повезло. Благодаря тому, что Мышка появилась здесь, она стала именно спасительницей миров. Чего уж говорить, даже после попыток Первого внушить, что все нормально, ощущать себя пусть невольным, но палачом, было противно.

– Мы ей не скажем, – тихо сказал Сокол.

– Я на это надеюсь, – ответил Первый. – Если патрульные будут знать, что среди них есть такие, как вы, братство распадется. Прощайте. Вы теперь свободны. И что-то мне подсказывает, что вы вряд ли захотите повидаться со мной.

– Прощайте… – прошептала Мышка.

В голове царила полная пустота.

Сколько еще они провели на Извечном Мосту, глядя на спускающийся прах разрушенного ими мира? Мышка не знала. На душе было горько, а еще она не понимала, что делать дальше. Достигнув заветной точки, став свободной от Патруля, она совершенно растерялась. И наверное вечность простояла в объятиях Сокола совершенно пустая от мыслей и каких-то чувств.

Ее будто вывернули на изнанку, вытряхнули все мечты, а потом вернули на место.

Но в один прекрасный момент руки Сокола перестали обнимать ее за талию, а пепел стал гуще. Он заполнял все пространство и уже нельзя было разглядеть Патрульный Остров за этой серой метелью.

– Пошли отсюда, – поскрипел напарник. Он развернулся и побрел по Извечному Мосту туда, откуда они пришли.

Мышка согласно кивнула и зашагала вслед за ним. Ей стало зябко без его рук, но показывать это она не хотела.

Они больше не напарники. Теперь они просто… знакомые? Друзья?

Интересно, спустя годы они будут ходить друг к другу в гости? Вспоминать общие дела? Или предпочтут забыть эту страницу? Отрезок жизни, полный лжи и обмана.

Они достигли Патрульного Острова и обошли штаб по широкой дуге. Первый был прав: Мышка хотела бы никогда больше не встречаться с бывшим начальником.

Не сговариваясь, они направились на Веселый Остров, в «Карнавал», где их ждали Голубка и Клещ.

Сегодня на сцене выступали живые люди. Три стройных девочки в ярко-синих пиджаках, желтых рубашках и черных обтягивающих штанишках пели задорную песенку, смысл которой сводился к тому, что «я буду улыбаться, потому что завтра может будет хуже». Мотив у песни был прост, а ритм буквально заражал желанием потанцевать. Скептически посмотрев на этот гимн оптимизма, Мышка обнаружила в толпе танцующих Голубку. Та снова была самой собой: разряженная в полупрозрачные яркие одежды, она улыбалась до ушей и с удовольствием меняла партнеров каждые несколько секунд. Клещ обнаружился за самым темным столиком. Тем самым, за которым сидела Мышка, когда они с Соколом вернулись из мира Нардин.

– Живые? – поприветствовал он, когда они подошли поближе. – Располагайтесь. Я заказал рогабаль, черный эль, три бутылки синка, кувшин зеленого вина…

–… и завтра мы умрем от похмелья, – заключила Мышка.

Клещ хохотнул.

– Тебя это остановит? – спросил он.

– Нет… – вздохнула Мышка.

Уже усевшись напротив Клеща он подумала, что с позывными пора расстаться. Они больше не работают на Первого, а это значит, им больше не нужны позывные. Теперь они просто Виола и Энтони.

Она подумала, что привыкать к старому имени не хочет. Она хочет остаться Мышкой.

Скрипящий на весь «Карнавал» официант притащил им поднос с кучей бутылок, и Клещ, не слушая слабых попыток Мышки отвертеться от глобальной попойки, сунул ей под нос стопку с рогабалем.

– На тебе лица нет, – объяснил он. – Выпей, может расслабишься. Вы расскажете нам, о чем вы разговаривали с Первым?

Мышка торопливо опрокинула в себя обжигающую жидкость. Пока она откашливалась, Сокол спокойно ответил:

– Он отправил нас на пенсию.

Клещ хлопнул в ладоши.

– Поздравляю! И что теперь останетесь в Паутине?

Останутся. Выбора-то нет.

Сокол и Мышка переглянулись и синхронно кивнули.

– И это правильно, – заключил Клещ. – В вашем случае я иного и не ждал. Вы же с разных миров, и встретиться могли только в междумирье.

Мышка растянула губы в попытке улыбнуться. Фраза Клеща всколыхнула старательно запрятываемые внутри сердца чувства.

Клещ, не замечая ничего, повернул голову и с улыбкой посмотрел на Голубку.

– Я вот надеюсь, что когда все закончится, мы тоже останемся здесь. Что-то я не готов отпустить ее.

Мышка тоже посмотрела на напарницу Клеща. Она буквально упивалась танцем. Выглядела она совершенно счастливой.

– А ты… уверен, что она захочет… ну… остаться. И тебя не смущает ее манера…

– Ты про то, что она спит со всеми подряд? Нет, меня это не смущает. Я прекрасно понимаю, почему она это делает. Осталось только дождаться, когда она наиграется. А она наиграется. Возможно, до этого момента осталось не так уж и много.

Мышка налила себе еще рогабаля. Нутро немного согрелось, и теперь ей хотелось еще. Забыть. Забыть, что полтора века ее карьеры были ложью. Лучше она послушает про Голубку.

– О чем ты? – спросила она.

Клещ налил себе зеленого вина и повертел бокал в руках.

– Ты знаешь, кем она была, до того, как оказаться здесь?

Мышка покачала головой. Она бросила взгляд на Сокола, но тот будто отрешился от разговора. Он положил руки на стол, сплел пальцы и смотрел в одну точку.

– Она была домашней девочкой. Дочерью торговца средней руки. Ее баловали, берегли от мира, но однажды мир одержал верх. Отец домашней девочки разорился и был вынужден отдать дочь в жены нечистому на руку богачу. К сожалению, нечистоплотность в сделках была не единственным грехом новоиспеченного мужа. Он очень любил бить женщин. За полтора года брака он почти полностью изуродовал ее. Она умерла от внутреннего кровотечения после очередных побоев. А возродившись здесь, стала вот такой. Защитная реакция. Выросшая в любви, она была не готова к тому, что подкинет ей жизнь. Теперь она берет от новой жизни все.

Клещ говорил это спокойно, с легкой грустинкой в голосе, а Мышка подумала, что возможно именно мучительная смерть – залог признаков гасителя. Ведь умирая в муках ты ненавидишь мир. И готов разрушить его.

Сокол продолжал смотреть в одну точку. Он будто и не слышал рассказа Клеща. Наверное, ему не нравились надежды патрульного.

Мышка выпила еще рогабаля. Откинувшись на стуле, она расслабленно посмотрела на задорно распевающих на сцене девушек.

Может быть, надо уйти? Попрощаться с Соколом, поблагодарить за прекрасно проведенные в напарничестве годы, захватить с собой бутылку чего-нибудь покрепче и испариться?

Но Сокол внезапно отмер. Он разжал пальцы и громко хлопнул ладонями по столу.

– Желаю тебе удачи, – прохрипел он подпрыгнувшему от неожиданности Клещу. – И ей тоже… Мышка, надо поговорить. Наедине.

– Хоть выпей немного, – простонал Клещ. – Вы ребята, совсем что ли? Один я это все точно не осилю!

– Напарница тебе поможет, – парировал Сокол. Поднялся со стула и протянул Мышке руку. – Пойдем.

Оторопевшая от его внезапного напора, Мышка поднялась самостоятельно. Напарник нахмурился, но ничего не сказал.

– Иди за мной, – сухо уронил он и пошел к выходу из «Карнавала», пробираясь сквозь танцующую толпу.

Мышка замешкалась.

– Какой-то он суровый, – заметил захмелевший Клещ.

Согласно кивнув, она поспешила за напарником.

Выйдя из «Карнавала» Сокол кивнул Мышке в сторону Узкого Моста. Все правильно, они всегда возвращались домой именно по нему. Но ведь вечер еще не закончен. Наверное, действительно стоило хорошенько напиться. Все-таки не каждый день они узнавали, что являются палачами для миров.

Сегодня они шли друг за другом, а не плечом к плечу. Мышка покорно следовала за напарником, с каждой минутой все больше недоумевая.

Что на него нашло?

Ровно на середине Моста Сокол остановился, развернулся и, притянув к себе Мышку за плечи, впился в ее губы поцелуем.

Это было настолько неожиданно, что она не сразу осознала, что происходит. А когда осознала – он уже отстранился.

– Я так надеялся, что ты вспомнишь, – не дав ей ничего сказать, Сокол вновь притянул ее к себе. Но больше не целовал, а прижался губами к ее волосам. – Но дальше ждать бессмысленно. Мы свободны, мы больше не напарники…

– Тони…

– Стоп. Выслушай меня. Потом делай, что хочешь.

Мышка замерла, чувствуя, как его руки медленно спускаются с ее плеч на запястья. Он был слишком высоким, и чтобы проделать это, ему пришлось наклониться. Мышке показалось, что ему неудобно. Да и все эта ситуация становилась нездоровой.

Поэтому она уперлась руками ему в грудь и слегка толкнула.

Он сделал шаг назад, едва не свалившись с края Узкого Моста. На лице его была написана горечь.

– Выслушай меня, – попросил он.

Мышка почувствовала, что дрожит.

– Что я должна была вспомнить? – спросила она. Губы еще хранили на себе следы его поцелуя, и Мышка облизала их.

Сокол сглотнул.

– То, что произошло в мире Нардин. Я… я очень надеялся, что все вспомнишь сама.

– А что там произошло?

Он вздохнул. Потом посмотрел на нее как-то обреченно.

– Ты меня целовала. А я признался тебе в любви, – безжизненным голосом ответил он.

Признался в лю… что? Она его целовала?

Мышка застыла открыв рот.

Сокол поморщился.

– Все это глупо, – отчаянно прошептал он. – Надо было давно это сделать, а теперь… ты прости меня, Мышка. Я такой идиот. Было бы странно подумать, что ты делала это всерьез. Ты была под наркотиком, тебе казалось, что все вокруг бумажное… наверное, и на моем месте тебе виделся кто-то другой.

Он выглядел таким несчастным, что она не выдержала. Шагнула к нему и обняла, уткнувшись носом ему в грудь.

– Ты признался мне в любви? Правда?

Он поднял руку и погладил ее по волосам. Вздохнул.

– Я давно тебя люблю. Очень давно.

Слышать это было… странно. Она так упрямо вбивала в себя мысль, что напарник влюблен в Голубку, что почти не оставила надежды для себя.

Голубка…

Надо будет еще раз с ней поговорить. И поблагодарить. Мышка подумала, что если бы не тот инцидент, она до сих пор была бы слепа, как крот.

Но она прозрела.

И сейчас была бесконечно счастлива. Ушли на второй план откровения Первого и осознание неправильности и лжи. Все ушло.

Осталась только она и Сокол, стоящие на Узком Мосту.

– Знаешь, – помолчав сказала Мышка. – Я предлагаю нам с тобой открыть забегаловку на Вьющемся Острове. Назовем ее «Красное Серебро» и будем кормить патрульных завтраками.

Сокол немного отстранился. Непонимающе посмотрел на нее.

– Это такой способ перевести разговор на другую тему? – в его слепых глазах читалась горечь разочарования.

– Нет, – улыбнулась Мышка. – Это такой способ найти повод остаться вместе.

Она подалась вперед, подняла руки и обняла его за шею.

Хотела было поцеловать, но он был слишком высоким. Не дотянуться.

– Остаться вместе? – еле слышно прошептал Сокол. Разочарование уходило из его глаз, сменяясь надеждой. И Мышка была исполнена решимости эту надежду оправдать.

– Наклонись чуть-чуть, а? – попросила она. – Если я начну прыгать в попытках тебя поцеловать, то отдавлю тебе ноги.

Сокол улыбнулся. Но голову не склонил.

– Ты хочешь остаться со мной? Действительно хочешь?

Мышка улыбнулась в ответ.

– Что за вопрос… Конечно, хочу! Я ведь тоже тебя люблю… осознала, правда, совсем недавно… так боялась расстаться с тобой навсегда… ты не представляешь, как мне было больно, когда я думала о том, что будет, когда все закончится…

– Представляю… – прошептал Сокол. – Я думал о том же…

Она снова потянула его за шею, и в этот раз он поддался.

Они целовались, стоя на гладкой поверхности Узкого Моста, а под их ногами, над головами, вокруг сверкали нити Паутины.

Они целовались, а Вселенная улыбалась глядя на них.

Они разомкнули объятия, и пошли, о чем-то договорившись без слов.

Вселенной было все равно. Эти двое сделали для нее все, что могли. И она ответила им взаимностью.

Теперь все было в их руках.

Конец.

Июнь-октябрь 2019