Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне всё кажется пустяком. Но тогда я здорово переживал и считал себя предателем. Хуже нет, когда ты сам себя считаешь предателем.
Но лучше я расскажу всё по порядку.
Значит, мы жили с сестрой в одной комнате. Сначала это была моя комната, но, когда Катька подросла, её подселили ко мне. Конечно, мне это не понравилось. Ведь она была младше меня на целых пять лет.
— Только попробуй что-нибудь тронь у меня! — сказал я. — Сразу вылетишь!
— Я не трону, — прошептала Катька.
Она стояла на пороге моей комнаты, прижимая к груди куклу.
— Этого ещё не хватало! — сказал я. — Здесь не детский сад.
Я думал, Катька начнёт меня уговаривать, чтобы я впустил её с куклой, но она молча убежала.
— Как тебе не стыдно! — сказала мама. — Видишь, она к тебе тянется. Она тебя любит, а ты…
Я недовольно хмыкнул. Я не переносил нежностей.
— Честное слово, Вадик, я ничего не трону. — Катька вернулась уже без куклы. — Честное-пречестное.
— Я тебе не Вадик, — сказал я, — а Вадим.
До этого дня я мало её замечал, зато теперь стал аккуратно придираться: искал повод, чтобы от неё избавиться.
Но она была тише воды ниже травы: не таскала моих книг, не трогала тетрадей. Ни разу не прикоснулась к коллекции марок!
Стыдно признаться, но я подглядывал за ней.
Как-то я вернулся из школы раньше обычного, подкрался к дверям нашей комнаты и увидел около моего стола Катьку и её дружка Яшу.
Вот-вот они должны были нарушить мой запрет, вот-вот чья-нибудь рука, Катькина или Яшина, должна была протянуться к моему столу. И я с криком: «А-а-а, попались, голубчики!» — готов был ворваться в комнату.
Но Катька вовремя спохватилась и отвела Яшу в свой угол.
— Ты ничего не трогай, — сказала она строго. — Вадик не разрешает.
— А почему? — удивился Яша.
— Это не твоего ума дело, — ответила Катька. — Лучше поиграем в кубики.
— В кубики надоело, — сказал Яша.
— Ну, тогда давай в вопросы и ответы.
— Давай, — согласился Яша.
— Кто самый сильный из всех мальчишек? — спросила Катька.
— Вадька, — привычно ответил Яша.
— Сколько раз я тебе говорила, что не Вадька, а Вадим! — возмутилась Катька.
— Ты сама называешь его так, — возразил Яша.
— Так то я. Он мой брат, — ответила Катька и спросила: — А кто быстрее всех бегает в нашем дворе?
— Вадим, — выдавил Яша.
— Когда мы вырастем, то будем вместе путешествовать.
— А где вы будете путешествовать? — спросил Яша.
— Сначала мы поедем в Южную Америку, — сказала Катя. — В эти… в леса, которые называются джунгли.
— Там дикие звери, — сказал Яша.
— Да, — тихо и мечтательно ответила Катька. — Там тигры, леопарды и гремучие змеи. Но мы с Вадиком ничего не будем бояться!
Собственно, эта история началась, когда мы вернулись с дачи.
В тот год Катька должна была идти в первый класс, и поэтому мы вернулись в город раньше обычного. Надо было успеть подготовить её к школе.
Только мы приехали с дачи и разгрузили вещи и мама тут же впопыхах убежала на работу, как в дверь позвонили. Я открыл и остолбенел. Думал, мама вернулась, а передо мной — Свиридова. Моя одноклассница. Она раньше никогда не заходила, хотя жила в нашем подъезде.
— Здравствуйте, — сказала Свиридова.
Она здорово изменилась, загорела и выросла.
— Привет, — ответил я.
— К вам можно? — спросила Свиридова.
— Конечно, — ответил я.
Мы прошли в комнату, и Свиридова села в кресло, положив ногу на ногу.
— Я видела из окна, как вы приехали, — сказала Свиридова. — И решила зайти к тебе. Никто из наших ещё не вернулся.
Тут в комнату вошла Катька, поздоровалась, выразительно прошептала: «Вадик», — и показала глазами.
Я посмотрел, и мне стало нехорошо.
В самом центре комнаты стоял Катькин горшок. Я загородил его и подтянул слегка ногой к дивану. А в горшке лежали какие-то драгоценные камни, которые Катька привезла с дачи, и они грохнули.
Свиридова посмотрела на мои ноги, но, по-моему, горшка не увидела.
— Нина, а ты где была? — спросила Катька елейным голоском у Свиридовой. Видно, она решила её отвлечь.
— В пионерском лагере, — ответила Свиридова. — Жалко, что тебя с нами не было, Вадик.
А я в это время снова двинул горшок к дивану, но не рассчитал. Горшок перевернулся, камни посыпались на пол, а моя нога угодила прямо в горшок.
Свиридова громко рассмеялась, и я тоже начал хохотать и ударил по горшку, как по футбольному мячу.
Свиридова совсем закатилась, и Катька тоже начала смеяться. А я на неё разозлился. Её горшок, а она ещё смеётся.
— Вот что, горшечница, — сказал я Катьке, — бери свой предмет и выкатывайся.
Катька вся сжалась, но не уходила.
Теперь это стыдно вспоминать. А тогда я так разозлился, что схватил этот проклятый горшок, стал совать его Катьке в руки и кричал:
— Возьми, возьми и проваливай!
У Катьки задрожали губы, но она сдержалась, не заплакала, взяла у меня горшок и вышла из комнаты.
Свиридова после этого тут же ушла, и я остался один. Не знаю, сколько я так сидел, но, когда вышел из комнаты, Катьки дома не было. Сначала я решил, что она спряталась, и я позвал её, притворяясь, что ничего такого особенного не случилось:
— Кать, отзовись, а то влетит!
Никто не ответил. В квартире было тихо.
Я вышел на лестничную площадку и снова несколько раз окликнул Катьку.
Никакого ответа.
Выбежал во двор и спросил у старушек, которые там сидели, не видели ли они Катьку. Они ответили, что не видели.
Побежал обратно домой, ругая её на ходу: «Ну попадись мне только, мелюзга, я тебе покажу!» Я всё ещё сам себя обманывал, что ничего особенного не произошло.
Когда я ехал в лифте, то подумал, что сейчас увижу её около наших дверей. Зажмурил глаза, думаю: открою, когда Катька меня окликнет. Лифт остановился, но Катьки не было.
Походил по комнате, выглянул в окно, покричал её. «Подумаешь, какая обидчивая, даже пошутить нельзя». Тут мне стало легче: оказывается, я не по злобе на неё кричал, а просто шутил. А она, глупая, не поняла.
Прошёл час. Катька не возвращалась.
Снова выскочил во двор. Обегал все закоулки, бегал, как загнанная лошадь, не переводя дыхания. Наконец наскочил на Яшу.
— А где Катька? — спросил я.
— Не знаю, — неохотно ответил Яша и как-то странно покрутил головой.
— А чего ты головой крутишь?
— Это от волнения, — сказал Яша.
— От волнения? — От страха у меня ноги задрожали. — Где Катька, я спрашиваю?
— Ушла, — прошептал Яша.
— Куда? — спросил я.
— Обиделась она на тебя, — сказал Яша.
— Подумаешь, какая недотрога! — закричал я. — А когда я её на спине таскал, не обижалась?
— Не знаю, — ответил Яша. — Только она совсем ушла.
— А в какую сторону? — спросил я.
— Не знаю, — неуверенно ответил Яша.
— Яша, — сказал я, — это не тайна, которую надо сохранять.
Я боялся, что он не поймёт моих слов, но он понял, что я был прав.
— В ту сторону, — ответил Яша, — где магазин «Детский мир».
Я бросился на улицу, но, не добежав до ворот, вернулся. Надо было срочно позвонить маме, а мамин телефон на работе был, как назло, занят.
И тут раздался звонок в дверь.
Открыл дверь и вижу: стоит моя Катька живёхонькая. Её чужая женщина привела, а я от радости даже спасибо ей не сказал.
— Это ваша, такая голубая? — спросила женщина.
У Катьки в косах были голубые ленты, она поэтому и назвала её голубой.
— Моя, — ответил я.
Раньше я никогда не называл Катьку «моей».
— Не твоя, — ответила Катька, — а мамина и папина.
Женщина ушла, а у меня вдруг к горлу подступил комок, и я заревел.
— Дура! — кричал я сквозь слёзы. — Несчастная дура, дура, дура!
А она взяла свою куклу и стала её переодевать. Она стояла ко мне спиной, и я видел её тоненькую шею и несчастные хвостики-косички и ревел белугой.
С этого дня Катька перестала меня замечать. Я пробовал к ней подлизываться, шутил, спрашивал, бывало: «А кто самый сильный среди наших мальчишек?» Но она только упрямо поджимала губы и ничего не отвечала.
Утром первого сентября Катьку одели в новую форму. По-моему, она была красавицей. Я улыбнулся ей и подмигнул. Жалкая улыбочка у меня вышла.
В это время мама вдруг сказала:
— Вадик, придётся тебе проводить Катю в школу.
Я пробурчал что-то неясное в ответ, дожидаясь, что Катька сейчас откажется от такого предложения. Но Катька молчала. Я поднял на неё глаза. Она смотрела на меня строго, по-взрослому, исподлобья, но молчала.
И тогда я небрежной походочкой пошёл к выходу, открыл двери и оглянулся.
Катька шла следом.
Так мы и вышли во двор: впереди я, позади она.
Банты у неё в косах были невероятных размеров. Ну и пусть их! Я теперь готов был простить ей всё на свете: и банты, и куклы. Я даже готов был подарить ей свою коллекцию марок.
— Вадик! — крикнула мама из окна. — Возьми Катю за руку.
«Боже мой, — подумал я, — бедная мама, она не знает, что её милая Катенька одна целых три часа прогуливалась по городу. Хорошо, что мир не без добрых людей, а то неизвестно, сколько бы нам пришлось её искать».
«Это ваша, такая голубая?» — спросила эта женщина. Голубая Катька. Смешно.
А если я её сейчас возьму за руку, она, пожалуй, ущипнёт меня, а то и укусит.
Я стоял ещё задравши голову кверху, когда почувствовал в своей руке Катькину тёплую ладошку.