Ситуацию спас базилевс Роман Лакапин, бывший некогда командующим военно-морскими силами Империи. Имея большой опыт ведения войны на море, он не испугался огромного вражеского флота и принял ряд мер для обеспечения защиты Константинополя. По приказу императора были учтены все более или менее пригодные для боевых действий суда в гавани столицы. В распоряжении Романа оказались «15 полуразрушенных хеландий, которые народ оставил [дома] из-за их ветхости» (19, 97). Императора это не смутило, он вызвал корабельных мастеров и отдал им соответствующие приказания: «Сейчас же отправляйтесь и немедленно оснастите те хеландии, что остались [дома]. Но разместите устройство для метания огня не только на носу, но также на корме и по обоим бортам» (19, 97). Численному превосходству противника император противопоставил преимущество ромеев в области военных технологий. Ставка была сделана на использование греческого огня: «Заслуживают похвалы многие приспособления древних и новых стратигов против вражеских кораблей и тех, кто на них сражается. Таков искусственный огонь, который с грохотом и дымом извергается из сифонов и сжигает корабли» (12, 303). На каждом судне предусматривался один сифон для метания огня, причем во избежание различных недоразумений он был хорошо защищен: «Следует непременно иметь сифон, обычно с надетым на него спереди медным приспособлением, через которое по врагам извергается специально изготовленный огонь. Поверх этого сифона сооружается маскировочный дощатый настил, и сам он окружается изгородью, за которой размещаются солдаты, обученные стрелять по врагам, подступившим спереди, или метать огонь по всему вражескому кораблю – везде, где они сочтут нужным применить это оружие» (12, 294). Своим решением поставить на корабли три дополнительных сифона, Роман увеличил боевую мощь имперских судов в три раза. Император шел на осознанный риск, но другого выхода у него не было. Был ещё один способ поражения вражеских кораблей греческим огнем: «Следует применять и другой метод метания огня – ручным способом, с использованием малых сифонов, применяемых стратиотами из-за железных щитов. Эти сифоны, именуемые ручными, изобретены совсем недавно нашим императорским величеством. Они мечут искусственный огонь в лицо врагам» (12, 303). Экипажи огненосных дромонов укомплектовали опытнейшими моряками и солдатами, начальником флота был назначен патрикий Феофан.

11 июня русские ладьи подошли к входу в пролив Босфор и заняли позиции около Фароса. Продолжатель Феофана поясняет, что «Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указующий путь идущим в ночи» (39, 262). Речь идет о маяке. В дальнейшем византийский историк уточнит, что битва произошла «на Иероне, получившем такое название из-за святилища, сооруженного аргонавтами во время похода» (39, 262). Погода благоприятствовала ромеям, ветер стих, что позволяло беспрепятственно метать греческий огонь с высоких палуб дромонов. Нападение византийцев было внезапным, русских застали врасплох. Но как только Игорь увидел, что вражеский флот невелик и состоит из негодных кораблей, то преисполнился самоуверенности и приказал своим людям не убивать ромеев, а брать живыми. Русские ладьи выстроились в боевой порядок и приготовились к битве. Патрикий Феофан на флагмане возглавил атаку огненосных дромонов, его корабль вырвался далеко вперед, первым протаранил вражеские ладьи и оказался в глубине русского флота. Ладьи со всех сторон напали на неприятельского флагмана, но атака обернулась для русских катастрофой. Ромеи направили сифоны на вражеские суда и подожгли несколько ладей: «Было страшное зрелище, ибо, боясь огня, проклятые произвольно кидались вглубь моря, предпочитая утопиться в воде, чем быть сожженными огнем» (128, 89). Ратников и дружинников охватила паника, они стали поспешно отгребать от вражеского корабля. В это время подошли остальные дромоны ромеев и ударили по центру неприятельских позиций. Надежды императора Романа на богатый военный опыт византийских командиров, моряков и простых солдат, полностью оправдались. Ромеи действовали выше всяких похвал, воюя не числом, а умением. От самоуверенности Игоря не осталось и следа, князь приказал выходить из битвы и отступать на мелководье, где тяжелые дромоны не могли настигнуть легкие русские суда. Но было уже поздно, начался разгром русского флота. Воеводы и дружинники впервые столкнулись с греческим огнём, они просто не знали, что делать. Поэтому потери среди русского воинства были очень велики: «Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв даже, в огне продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу» (19, 97). Похожая информация присутствует в «Житие Василия Нового»: «одни сгорали, другие бросились по собственному изволению в морскую пучину, иные, будучи схвачены, стали рабами» (19, 89). Пленных было захвачено очень много, отчим епископа Лиутпранда наблюдал за их казнью в Константинополе. Несмотря на жестокое поражение, Игорь увел уцелевшие корабли вдоль берега на восток, в провинцию Вифиния: «отгнани быша к реце Риве. И тоу в тихости им ставше» (129, 457). Здесь первое время русские вели себя тихо, но впоследствии оправились от разгрома и в течение трех месяцев опустошали провинции Империи. Впоследствии Игорь потерпел от ромеев поражение на суше, затем был вторично разбит патрикием Феофаном на море и по свидетельству Льва Диакона «к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды» (7, 57). Поход закончился катастрофой.

Как русские воеводы и простые воины объясняли своё поражение при Иероне? По их мнению, во всем был виноват греческий огонь: «Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки, и, пуская ее, пожгли нас. Оттого и не одолели их» (31, 85). И это было правдой. Кроме того, имела место недооценка противника, малочисленный византийский флот ввел Игоря в искушение. Князь ничего не сумел противопоставить военному искусству патрикия Феофана, итоги противостояния были закономерны. По итогам битвы при Иероне русские князья вплоть до 1043 г. отказались от войны с ромеями на море. Молодые воины «слышали от стариков из своего народа, что этим самым «мидийским огнем» ромеи превратили в пепел на Евксинском [море] огромный флот Ингора, отца Сфендослава» (7, 75–76). Поэтому сын Игоря Святослав судьбу не искушал и сражался с византийцами исключительно на суше.

Главная проблема Цимисхия заключалась в том, как перевести армию через горы Гем, больше всего базилевс опасался, что русские атакуют его войска во время перехода по узким ущельям (клисурам). Цимисхию было известно, что если эти горные проходы перекрыть, то порваться в Болгарию будет практически невозможно. Он не поверил, когда разведка донесла, что ущелья не охраняются вражескими отрядами, однако информация подтвердилась и император в начале апреля повел армию в Болгарию. Как пишет Лев Диакон, Цимисхий возглавил передовой отряд из 13 000 конницы и 15 000 тяжеловооруженных пехотинцев, остальная армия, метательные машины и обоз двигались следом, под командованием проедра Василия (7, 70). Иоанн Скилица приводит другие данные, по его информации передовой отряд состоял из 4000 всадников и 5000 легковооружённых воинов (7, 124). Ромеи беспрепятственно перешли через горы, вечером 11 апреля вышли на равнину и разбили лагерь на неприступном холме. Великий Преслав находился совсем рядом, но о том, что враг у ворот, в городе узнали только утром. Это свидетельствует о том, что Сфенкел и Калокир совершенно не уделяли внимания разведке и даже не озаботились выставить дозоры в клисурах.

Святослава застали врасплох, князь оказался совершенно не готов к войне, его войска были разбросаны по всей Восточной Болгарии. Мы не знаем, почему так произошло, но всё случившееся характеризует киевского князя не с самой лучшей стороны. Может быть, Святослава усыпила бездеятельность Иоанна Куркуаса или же князь надеялся, что Цимисхий не сможет так быстро подготовиться к войне. Можно предположить, что за оборону клисур отвечали Сфенкел и Калокир, иначе ничем другим не объяснишь, зачем в Преславе было сосредоточено 10 000 русских воинов. И если это так, то Сфенкел и Калокир проявили преступную халатность. Патрикий не мог не знать о стратегическом значении клисур и должен был любой ценой заставить воеводу перекрыть проходы в горах. В любом случае, главным виновником прорыва ромеев через горы является киевский князь, который как командующий несет полную ответственность за действия подчиненных. Беспечность Святослава обернулась катастрофой.

На рассвете 12 апреля Цимисхий повел армию на Великий Преслав, под пение труб и грохот барабанов ромеи двинулись в сторону города. Как обычно, император возглавил передовые отряды. Командующий русскими войсками воевода Сфенкел не ожидал нападения, для него появление ромеев оказалось совершенной неожиданностью. В это утро воевода вывел большую часть своих людей за город, где дружинники и ратники упражнялись во владении оружием. По свидетельству Скилицы, в маневрах приняло участие 8500 воинов (7, 124–125). Увидев вражеское войско, русские встали плечом к плечу, сдвинули большие щиты и приготовились к битве. Разыгралась ожесточенное сражение, дружинники Сфенкела отразили несколько вражеских атак и удержали позиции. Столкнувшись с яростным сопротивлением противника, Цимисхий ввел в бой гвардию «бессмертных». Тяжеловооруженные всадники мощной атакой смяли левый фланг русского войска и вынудили Сфенкела начать отход к Преславу. Вражеская конница обошла войско противника и отрезала дружинникам путь к городу. В это время ворота Преслава распахнулись, на помощь соотечественникам вышел отряд ратников и атаковал византийцев. Сфенкел воспользовался удобным моментом и повел рать на прорыв, отбиваясь от наседавших «бессмертных», русские пробились к городским воротам и укрылись за стенами Преслава. Вдохновленные успехом, ромеи пошли на штурм, но были отбиты с большими потерями. Ночь прекратила битву. Неудача в полевом сражении не смутила Сфенкела, он был готов продолжать борьбу за город. Патрикий Калокир думал иначе, он видел личный штандарт императора и осознал весь размер опасности. Ночью патрикий покинул Преслав и убежал в город Доростол, где находился Святослав.

Утром 13 апреля подошли главные силы имперской армии, подвезли осадные машины и Цимисхий объявил генеральный штурм Преслава. Метательные машины крушили городские стены и башни, каменные ядра сбивали защитников с боевых площадок. По приставным лестницам ромеи устремились на городские укрепления, дружинники стрелами, копьями и камнями поражали вражеских воинов, удерживая периметр укреплений. Исход противостояния решил численный перевес ромеев. Первым на городскую стену взобрался воин по имени Феодосий Месоникт (7, 71), следом поднялись его товарищи. На стенах и башнях Преслава закипели рукопашные схватки, ромеи пытались прорваться в город, русские сдерживали их натиск. Цимисхий постепенно вводил в бой свежие войска, византийцы спрыгивали со стен внутрь города и спешили к воротам. Сбив петли и открыв засовы, солдаты впустили в город императора с гвардией. Увидев, что враг вошел в Преслав, Сфенкел приказал дружинникам отступить в царский дворец. Пока ромеи были увлечены грабежом, Сфенкелу удалось увести в цитадель 8000 ратников и закрепиться на новых позициях (7, 126). Множество ромеев, проникших во дворец, было перебито, так продолжалось до тех пор, пока к цитадели не прибыл Цимисхий. Поскольку попытка прорваться во дворец закончилась неудачей, император решил лично возглавить атаку. Цимисхий спрыгнул с коня, взял у телохранителя щит и первым бросился на врага. Но русские сражались отчаянно, отразили все атаки и тогда император распорядился поджечь дворец. Сфенкел вывел ратников из дворца, выстроил в колонну и повел на прорыв из города. Вместе с русскими сражались и болгарские воины, не желавшие господства ромеев. Против Сфенкела император отправил магистра Варду Склира с отборными войсками. Бои продолжились на улицах города, почти все русские воины погибли, лишь Сфенкелу с небольшим количеством дружинников удалось вырваться из Преслава и уйти в Доростол. Как отметил Скилица, «город не устоял и был взят за два дня» (7, 126). Ромеи захватили болгарского царя Бориса, проживавшего в Преславе.

Прорыв имперской армии через горы Гем и быстрое падение Великого Преслава предрешили исход русско-византийской войны 970–971 гг., это была величайшая победа Цимисхия как тактика и стратега. Огромную роль сыграла и безответственность русских военачальников, их неспособность предвидеть вероятные действия противника. После таких катастрофических неудач у Святослава не осталось шансов на победу в войне, но киевский князь ещё об этом не догадывался.

23 апреля передовой отряд ромеев попал в засаду и был разбит. Император приказал прочесать окрестности, пойманных дружинников привели к Цимисхию и изрубили мечами на глазах у базилевса. После этого на равнине у Доростола в бой вступили главные силы противников. Святослав выстроил войско обычным боевым порядком: «Тавроскифы плотно сомкнули щиты и копья, придав своим рядам вид стены, и ожидали противника на поле битвы» (7, 73). Это были воины, «защищенные кольчугами и доходившими до самых ног щитами» (7, 76). Цимисхий поставил в центре боевых порядков тяжеловооруженную пехоту, за ней поставил легковооруженных воинов, на флангах расположил панцирную кавалерию катафрактариев. Возникает вопрос о наличии у Святослава конницы. Лев Диакон постоянно напоминает читателям о том, что русские не умели сражаться на конях: «Они всегда прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами [на лошадях] не умели» (7, 75). И даже не умели управлять лошадьми при помощи поводьев. Это преувеличение. Русские постоянно воевали со степняками, что было невозможно без сильной и хорошо подготовленной конницы. Поэтому можно говорить о том, что конная дружина у Святослава была, пусть и немногочисленная. Битва долго имела неясный исход, «стена щитов» до самого вечера успешно отражала атаки византийской пехоты. Тогда Цимисхий повел в атаку панцирную кавалерию. Святослав отступил в Доростол, поле боя осталось за ромеями. На рассвете имперская армия подошла к городу и расположилась лагерем на холме. Цимисхий опасался вражеских атак и поэтому распорядился окружить расположение войск рвом и валом. Напротив восточных ворот Доростола расположился стратопедарх Петр с воинами из Фракии и Македонии, у западных ворот стоял Варда Склир с войсками из восточных провинций.

На следующее утро ромеи пошли на штурм. Русские удачно использовали стоявшие на городских стенах и башнях болгарские метательные машины, нанесли противнику большие потери и заставили отступить обратно в лагерь. Рассказ Льва Диакона о дальнейших событиях противоречив. Историк пишет о том, как русские вышли сражаться против ромеев в конном строю, хотя перед этим внушал читателям, что они этого не умеют делать. Скилица просто констатирует сам факт появления русских всадников и ничего не пишет, что воины Святослава не умели сражаться в конном строю: «Вышли они, выстроившись в боевой порядок, и тогда в первый раз появились верхом на лошадях, в предшествующих же сражениях бились пешими» (7, 128). Вряд ли Святослав повел в конную атаку воинов, не умеющих ездить на лошадях, да и сам ход боя в изложении Скилицы об этом не свидетельствует. После продолжительного сражения панцирная кавалерия Империи отбросила русскую конницу обратно в город. В этот же день по Дунаю поднялись огненосные дромоны ромеев и корабли с продовольствием для сухопутной армии. Опасаясь греческого огня, Святослав распорядился вытащить ладьи на сушу. Началась тесная блокада Доростола.

Киевский князь не прятался за городскими укреплениями, он всё время пытался навязать Цимисхию свою тактику ведения войны. Вечером 26 апреля русская рать под командованием воеводы Сфенкела вышла из Доростола и выстроилась на равнине перед городом. Цимисхий вызов принял, покинул лагерь и развернул армию в боевые порядки. Битва свелась к лобовому столкновению и долго шла с переменным успехом, чаша весов клонилась то на одну, то на другую сторону. Переломным моментом стала гибель Сфенкела, сражавшегося в первом ряду и погибшего в рукопашной схватке. После смерти воеводы русские стали медленно отступать к городу. Цимисхий попытался развить успех и бросил в бой катафрактариев, но русские закрылись большими щитами, отбили все атаки и ушли в Доростол. После этого Святослав на некоторое время отказался от полевых сражений. Однажды ночью русские выкопали вокруг города глубокий ров, чем сильно затруднили наступление ромеев на Доростол.

Время шло, в осажденном городе начались проблемы с продовольствием. С суши Доростол был плотно обложен сухопутной армией ромеев, путь по Дунаю перекрывали огненосные дромоны Империи. Но Святослава это не остановило. Князь дождался темной и безлунной ночи, когда бушевала непогода, лил дождь, сыпался град, гремел гром и сверкали молнии, посадил на ладьи 2000 воинов и отправился на вылазку. Незаметно пройдя мимо византийских кораблей, русские высадились на берег и разошлись по окрестностям в поисках продовольствия. Дружинники наполнили ладьи зерном и направились обратно в Доростол. В это время обозники византийской армии пригнали к реке на выпас и водопой лошадей. Разведчики доложили об этом Святославу, князь принял решение атаковать противника. Дружинники покинули ладьи, прошли через лес и внезапно напали на вражеских обозников. Множество ромеев было перебито, в том числе и те, кто отправился в лес за дровами. После этого русские погрузились на ладьи и быстро добрались до Доростола. Узнав об этой вылазке, Цимисхий страшно разгневался на начальника флота и пригрозил ему смертью, если подобное повторится. Охрана реки была усилена, все окрестные дороги перекопали рвами и перекрыли усиленными дозорами. По свидетельству Скилицы, произошло это на шестьдесят пятый день осады, когда Цимисхий отказался от атак на город и решил уморить вражеское войско голодом (7, 129).

Метательные машины продолжали обстреливать укрепления Доростола, превращая в развалины городские стены и башни, но Святослав сыграл на опережение и ударил там, где его не ждали. После того, как ромеи позавтракали, городские ворота распахнулись и дружинники, в сопровождении лучников, атаковали позиции, где стояли метательные машины. Нападение застало ромеев врасплох. Охраной метательных машин руководил магистр Иоанн Куркуас, родственник императора, но вместо того, чтобы добросовестно исполнять свои обязанности, военачальник спал в шатре после обильных возлияний за завтраком. Слуги растолкали магистра, Куркуас облачился в доспехи, выбежал из шатра, вскочил на коня и во главе телохранителей устремился к месту сражения. Неожиданно конь военачальника споткнулся и Куркуас оказался на земле. По богатству доспехов и конского снаряжения русские приняли магистра за императора, окружили Куркуаса и изрубили на куски мечами и боевыми топорами. Голову византийского военачальника воткнули на копье и выставили на одной из башен Доростола. Ромеи отстояли метательные машины, но успех достался им слишком высокой ценой.

На следующий день, 20 июля, русская рать вновь вышла на равнину перед городом. На этот раз дружинников вел на битву воевода Икмор, «храбрый муж гигантского роста, [первый] после Сфендослава предводитель войска, которого [скифы] почитали по достоинству вторым среди них» (7, 78). Не скупится на похвалы воеводе и Скилица. По его мнению, Икмор после гибели Сфенкела пользовался у русских «наивеличайшим почетом и был уважаем всеми за одну свою доблесть, а не за знатность единокровных сородичей или в силу благорасположения» (7, 129). Трудно сказать, почему Святослав не возглавил войска, хотя Скилица и упоминает о его участии в сражении. Возглавляемые Икмором воины пошли в атаку, потеснили ромеев и стали пробиваться к императору. Среди телохранителей Цимисхия был Анемас, сын Курупа, эмира Крита. Анемас пришпорил коня, налетел на Икмора и точным ударом отрубил воеводе голову вместе с правой рукой. Смерть военачальника остановила наступление русских, почему Святослав в этой ситуации не принял на себя командование, непонятно. Дружинники забросили за спину щиты и стали уходить к городу, отбиваясь от наседавшего противника. С наступлением ночи битва закончилась. Как пишет Скилица, когда ромеи снимали доспехи с убитых вражеских воинов, то обнаружили среди них много женщин в мужской одежде.

Ночью Святослав собрал военный совет, чтобы решить, как дальше вести войну. Лучшие воеводы погибли, войска понесли чудовищные потери, очень много раненых. Мнения высказывались разные, одни советовали попытаться ночью прорваться по Дунаю, другие высказывались за мир с ромеями. О продолжении обороны Доростола речи уже не было, поскольку воеводы понимали, насколько истощены ресурсы русской рати. Армия Цимисхия получала всё необходимое с военных баз во Фракии и Македонии, у ромеев не было проблем со снаряжением, продовольствием и подкреплениями. У русских в тылу был Доростол с враждебно настроенным местным населением. Не просто так накануне осады Святослав приказал казнить 300 знатных болгар, а многих приказал заковать в цепи и посадить в тюрьму (7, 73). За продолжение борьбы выступил только один человек – Святослав. Князь отверг все предложения как нереальные и убедил соратников дать ромеям новую битву, где и решится судьба войны. Воодушевленные речью предводителя, воеводы были готовы вновь скрестить мечи с византийцами.

На рассвете 24 июля Святослав вывел русскую рать на битву с ромеями. Чтобы никто не бежал с поля боя, князь приказал оставшимся в городе воинам запереть ворота. Князь выстроил войско плотными рядами, «стена щитов» медленно двинулась к вражескому лагерю. Цимисхий выстроил войска у подножия холма. Атака русских была мощной и стремительной, передовые отряды ромеев были смяты и отступили за ряды тяжеловооруженной пехоты. В бой вступили главные силы имперской армии, но русские успешно отразили атаки панцирной кавалерии и продолжили наступление. К полудню натиск «стены щитов» усилился, ромеи дрогнули и начали отступать. Солнце палило нещадно, катафрактарии и пехотинцы изнывали в тяжелых доспехах от жары и страдали от жажды. Узнав об этом, император приказал отправить в боевые порядки обозных слуг с мехами, наполненными водой и вином. После этого Цимисхий приказал войскам отступить на более широкое место, где можно было использовать численный перевес ромеев. Святослав приказал преследовать отступающего противника, как только византийская армия отошла на новые позиции, сражение возобновилось с прежней силой. Императорский телохранитель Анемас вновь решил завершить битву убийством вражеского предводителя и напал на Святослава. Критянин ударил князя мечом по ключице и сбросил с коня на землю, но Святослава спасли крепкая кольчуга и щит. Дружинники окружили Анемаса и убили телохранителя Цимисхия. Воодушевленные гибелью Анемаса, русские пошли в новую атаку и опрокинули передние ряды ромеев. В этот критический момент Цимисхий призвал к себе Варду Склира, приказал ему обойти вражеское войско и отрезать Святославу путь к отступлению в город. Стратопедарху Петру и патрикию Роману было приказано контратаковать противника. Отдав эти распоряжения, император взял копье и лично повел в бой гвардию «бессмертных». Неожиданно налетела буря, тучи пыли полетели в лицо русским ратникам и дружинникам. Хлынул дождь, за его плотной пеленой противники не могли разглядеть друг друга. Когда закончился природный катаклизм, битва возобновилась. К этому времени наступательный порыв русских иссяк, они увидели, что ромеи пытаются взять их в кольцо. Святослав был ранен стрелами и не мог уже руководить боем. Русская рать начала отходить к Доростолу, к ночи сражение затихло. О потерях сторон Лев Диакон приводит следующие данные: «Говорят, что в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, [на поле сражения] подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей. Среди ромеев убитых было триста пятьдесят, но раненых было немало» (7, 81). Эти цифры вновь действительности не соответствуют, византийский историк просто выдал желаемое за действительное.

На следующий день Святослав пришел к выводу, что все возможности для продолжения войны исчерпаны и начал с Цимисхием переговоры. Базилевс охотно откликнулся на это предложение, поскольку в столице было неспокойно, существовала реальная опасность очередного мятежа. Мирный договор был заключен. Святослав обещал покинуть Восточную Болгарию, не нападать на Империю и в случае необходимости оказать ей военную помощь. Подтверждались предыдущие договоры с ромеями, заключенные Олегом и Игорем. Византийцы снабдили русских продовольствием на обратную дорогу и отправили послов к печенегам, с предложением стать союзниками Империи и беспрепятственно пропустить князя в Киев.

Оборона Доростола стала вершиной полководческой карьеры Святослава. Встретив в лице Иоанна Цимисхия равного по способностям военачальника, обладавшего подавляющим превосходством, как в живой силе, так и в материальных ресурсах, киевский князь сумел с честью выйти из критической ситуации, в которой оказалось русское войско. Другое дело, что допущенные в самом начале кампании 971 г. ошибки оказались роковыми. Поэтому для Святослава и его воевод ставкой в битве за Доростол была не Восточная Болгария, а судьба русского воинства. Тактика активной обороны, выбранная князем, себя полностью оправдала, после нескольких месяцев ожесточенных сражений и гибели тысяч византийских солдат, Цимисхий был вынужден заключить со Святославом мир. Мир, в котором не было ничего унизительного для киевского князя и для Руси. Святослав навсегда покидал Балканы, но так ли была ли нужна «страна Болгария» новгородцам, псковичам, полочанам, черниговцам и простым киевлянам?

В качестве конечной войны выбор Херсонеса был идеален. Город находился далеко от Константинополя, сообщение со столицей осуществлялось только по морю, поэтому императоры Василий и Константин не могли быстро послать подкрепление осажденному гарнизону. С другой стороны, театр боевых действий был не сильно удален от Киева и в случае необходимости Владимир мог попытаться наладить снабжение войск. Момент для войны с Византией был выбран очень удачно, начиная с 987 г. Империю сотрясал новый мятеж Варды Фоки. Провинции одна за другой переходили под его власть, императорские полководцы на полях сражений терпели поражения и готовились к наступлению Фоки на Константинополь. Всё это Владимир учитывал при подготовке к грядущему противостоянию.

Главной проблемой для Владимира и его воевод был сам Херсонес. Город располагался на юго-западе Тавриды, на высоком и скалистом мысу. Полуостров, где был построен Херсонес, далеко выдавался в море и с трех сторон был окружен водой, что делало сложным одновременную атаку нескольких направлений. Городские укрепления удачно вписывались в рельеф местности, что значительно усложняло задачу для идущих на штурм войск. Оборонительная система Херсонеса формировалась на протяжении столетий, со времен античности. Общая протяженность городских укреплений достигала 3,5 км (166, 279). Толщина стен византийского Херсонеса местами доходила до 4 м (136, 109), высота была свыше 6 м (136, 114). Кроме цитадели с напольной стороны была возведена протейхизма – передовая стена, прикрывающая главную линию городских укреплений. Это было мощное оборонительное сооружение, построенное в лучших традициях инженерной мысли ромеев. Херсонес был мощной крепостью, у которой было лишь одно уязвимое место – недостаток воды. В черте города было несколько колодцев и цистерн, но этого было явно недостаточно на случай длительной осады. Резервуар, откуда шло снабжение Херсонеса водой, находился за городом, керамические трубы водопровода проходили под землей, в случае их обнаружения противником горожане были обречены страдать от жажды. Несмотря на это, захватить Херсонес можно было только при наличии боеспособного флота, способного установить блокаду с моря и помешать доставке подкреплений и припасов осажденному гарнизону. Как показали события 941 г., у русских на море не было шансов против ромеев, поэтому перед киевским князем стояла очень сложная задача.

В апреле 988 г. великокняжеская рать на ладьях спустилась к устью Днепра, вышла в Русское море и направилась в сторону Тавриды. Достигнув полуострова, флотилия Владимира направилась на юг, проплыла мимо Херсонеса и вошла в расположенную недалеко от города бухту: «и ста Володимер об оне поле града в Лимени, дале града стрелища единого» (114, 78). Судя по всему, речь идет об узкой и длинной Стрелецкой бухте, которую летописец называет «Лиман». Здесь высадились княжеские полки и дружины. Можно предположить, что на «расстоянии полета стрелы» находились лишь передовые посты русской рати, устраивать лагерь в опасной близости от стен Херсонеса было опасно.

Из текста летописей следует, что русские несколько раз ходили на штурм города: «и боряхуся крепко горожане с ними, Володимер обьстоя град» (45, 74). Но атаки на город не привели к успеху. Тогда киевский князь решил запугать ромеев и отправил защитникам Херсонеса ультиматум: «Если не сдадитесь, то простою и три года» (31, 133). Это были пустые слова, ничем не подкрепленные. Если летом Владимир ещё мог наладить снабжение армии по морю, то в зимнее время навигация прекращалась, пополнять запасы было негде и нечем. Зимовать под стенами Херсонеса для русской рати было смерти подобно. Всё это Владимир понимал и поэтому ускорил подготовку к решающему штурму. По его приказу ратники повели к городу насыпь, чтобы по ней подняться на стены и башни Херсонеса. Когда вал приблизился к городу, защитники повели под насыпь подкоп и стали незаметно для противника выносить землю на городскую площадь. Насыпь сильно просела, чем больше воины Владимира насыпали вал, тем больше становилась куча земли на главной площади Херсонеса. Осада зашла в тупик, киевский князь не знал, что делать дальше. И здесь Владимиру улыбнулась удача.

Священник Анастас и варяг Ижберн решили подсказать киевскому князю, как можно взять Херсонес. С городской стены в русский лагерь прилетела стрела, с прикрепленной запиской, где было написано: «Колодцы, которые за тобою на восточной стороне, из тех вода трубами идет во град, прекопав, отними». Прочитав текст, Владимир воскликнул: «Если сбудется сие, сам здесь крещусь!» (161, 98). Ратники стали копать в указанном месте, нашли трубы и отвели воду. Херсонес продержался ещё три месяца, но поскольку помощи из Константинополя не было, командир гарнизона и местный правитель решили сдать город. Владимир Святославич вступил в Херсонес, «по трех месяцех взял град» (152, 474). Всего осада длилась полгода: «и стоял Владимир шесть месяцев» (152, 451).

Падение Херсонеса имело громадное значение. Владимир принял крещение в завоеванном городе, Василий II и Константин VIII были вынуждены согласиться на все условия победоносного князя. Владимир Святославич женился на сестре императоров, отдав в качестве выкупа за невесту Херсонес. Киевский князь вернулся на Русь в сопровождении византийских священников и приступил к крещению страны.

С военной точки зрения осада Херсонеса не представляет интереса. Как полководец, Владимир себя совершенно не проявил и можно предположить, что если бы не измена, то город мог устоять. В этом случае князь должен был снять осаду и вернуться в Киев, либо остаться зимовать в Тавриде и погубить войско под стенами Херсонеса. В этом случае история Руси могла пойти по другому пути.

Противники стояли друг напротив друга три месяца. Никто не хотел первым форсировать Днепр, слишком велики были ставки в противостоянии. Наступили холода, реки и озера стали покрываться льдом, начал замерзать и Днепр. Знаменитый воевода Волчий Хвост, некогда служивший Владимиру, а затем перешедший на сторону Святополка, решил спровоцировать новгородцев на битву. Старый воин разъезжал вдоль реки и выкрикивал оскорбления в адрес противника: «Чего пришли с хромцом этим, эй, вы, плотники? Вот поставим вас хоромы рубить нам!» (31, 157). Действительно, Ярослав был с детства хром, а новгородцы славились как искусные плотники. Слова воеводы вызвали именно ту реакцию, на которую Волчий Хвост рассчитывал. Разгневанные новгородцы пришли к своему князю и заявили: «Завтра мы переправимся к ним; если никто другой не пойдет с нами – сами ударим по ним» (31, 157–158). Ярослав оценил порыв, но решил проявить осторожность. В окружении Святополка у новгородского князя был верный человек, к нему и отправил Ярослав лазутчика выяснить обстановку во вражеском стане. Шпион встретился с приближенным киевского князя и передал слова Ярослава: «что ты тому велишь творити; меду мало варено, а дружины много». Ответ был такой: «да аще меду мало, а дружине много, да к вечеру дати» (26, 175). Ярославу предлагали атаковать вражеский лагерь этой же ночью. Получив такую важную информацию, новгородский князь позвал воевод и варяжских конунгов на военный совет. Было решено воспользоваться моментом, форсировать Днепр и напасть на лагерь Святополка.

Поздним вечером новгородцы и варяги сосредоточились на берегу Днепра. Чтобы в темноте отличить своих товарищей от вражеских воинов, новгородцы по приказу князя обмотали головы белыми платками. Новгородские полки и варяжские дружинники погрузились на ладьи и драккары, переправились через Днепр и беспрепятственно высадились на берег. Чтобы отрезать себе путь к отступлению, новгородцы оттолкнули от берега ладьи и насады. Киевляне не ожидали нападения. Разведка у Святополка работала плохо, киевский князь был уверен, что новгородцы в ближайшие дни не будут переправляться через Днепр. Святополк устроил пир для своей дружины, вражеская атака застала князя врасплох. Несмотря на это, киевляне бились отчаянно: «И бысть сеча зла, оже за рукы емлющеся сечаху и по удолием кровь течаше» (26, 175). Святополку удалось сплотить своих людей, однако в этот момент в бой вступили варяги: «и напали на него в открытый щит. Был тогда жесточайший бой, и много людей погибло, и после этого был прорван строй» (40, 109). Разбитые киевляне отступили на замерзшее озеро, хрупкий лед подломился, дружинники Святополка стали тонуть в полыньях. Положение могла спасти печенежская конница, однако между степняками и киевлянами находилось озеро: «и бысть сеча зла, и не бе лзе озером помогати печенегом» (60, 75). Разгром киевлян произошел раньше, чем степняки смогли принять участие в битве. Печенеги не рискнули вступать в сражение, быстро покинули поле боя и ушли в степь. Святополк потерпел сокрушительное поражение.

Как полководец Ярослав проявил себя с самой лучшей стороны. Новгородский князь проявил выдержку, дождался удобного момента, грамотно спланировал атаку и нанес неотразимый удар по врагу. Большую роль сыграла и хорошо организованная разведка. Святополк вел себя безответственно, поэтому исход противостояния был закономерным. По итогам битвы у Любеча Ярослав вступил в Киев, Святополк бежал в Польшу. Князь лишился поддержки на Руси, теперь все его надежды были на помощь польского короля Болеслава I.

Сражаться же за убийцу своих родственников никто на Руси не хотел. И тогда Святополк решил противопоставить варягам Ярослава единственную реальную силу – печенегов. Князь бежал в степь и стал убеждать ханов оказать ему военную помощь. Мы не знаем, что он пообещал и посулил кочевникам, но они дружно откликнулись на зов изгоя и выступили в поход на Русь: «Пришел Святополк с печенегами силой громадной» (31, 159). К этому времени Ярослав занял Киев и готовился к новой войне с ненавистным родичем. Узнав о движении печенежской орды к границам Руси, Ярослав выступил навстречу врагу. Противники встретились на реке Альта, в окрестностях Переяславля-Южного. В июле 1015 г. в этих местах по приказу Святополка был убит ростовский князь Борис и именно здесь убийца должен был понести заслуженную кару. В этом плане лучшее место для битвы Ярославу было найти трудно. И князь блестяще использовал свой шанс.

Альта – речка небольшая, правый приток Трубежа. Судя по всему, печенеги обошли стороной Переяславль-Южный и расположились на Альтском поле. В пятницу на рассвете Ярослав перевел рать на левый берег реки и развернул войска в боевой порядок. Информации об этой битве мало, своё внимание летописцы сосредоточили не на описании боевых действий, а на речах и молитвах Ярослава. Поэтому о некоторых моментах сражения можно говорить только предположительно. Например, как Ярослав расположил войска. В битве с печенегами в 1036 г. князь «построил дружину, поставив варягов посредине, на правой стороне – киевлян, на левом крыле – новгородцев» (31, 164). Поскольку в рядах войска Ярослава были варяги (45, 100), новгородцы и киевляне, можно предположить, что аналогичное построение войск он применил в битве на Альте. Что касается печенегов, вряд ли их тактика претерпела существенные изменения – быстрые атаки конных лучников с последующим ударом всей массой конницы и быстрое отступление в укрепленный стан в случае неудачи.

Когда русская рать изготовилась к битве, Ярослав выехал на место, где был убит князь Борис, и произнес: «Кровь брата моего вопиет к Тебе, Владыка! Отомсти за кровь праведника этого, как отомстил Ты за кровь Авеля, осудив Каина на стенание и содрогание – так поступи и с этим» (31, 159). Свою молитву Ярослав закончил обращением к Борису и Глебу: «Братья мои! Хоть телом вы отошли отсюда, но молитвой помогите мне против врага этого – убийцы и заносчивого гордеца» (31, 159). Киевский князь знал что делал, он открыто говорил воинам, что Бог на их стороне, что силы небесные покарают Святополка. Тем самым Ярослав поднял боевой дух своего воинства.

По словам летописца, русских и печенегов было так много, что они «покрыли поле Альтское множеством воинов» (31, 159). Как свидетельствует Рогожский летописец, «бысть сеча на Альте, и сътупишася 3-жды и победе Ярослав Святополка» (66, 17). Что подразумевал летописец, когда писал, что противники сходились трижды? Можно предположить, что печенеги предприняли две массированные атаки конных лучников на русские полки, после чего противники сошлись в рукопашной схватке. Степняки крайне неохотно шли в прямой бой, лишь в исключительных обстоятельствах они вступали с русскими врукопашную. Поскольку преимущество в ней всегда было на стороне противника. Противостоять на равных гридням и варягам Ярослава могла лишь дружина Святополка, но она была невелика. К вечеру великокняжеская рать опрокинула печенегов и обратила кочевников в бегство. Летописцы ничего не сообщили о потерях сторон, лишь В.Н. Татищев отметил, что «с обоих сторон побито было множество, так что канавы кровью наполнены были» (161, 133). Печенеги были разгромлены наголову.

По своим масштабам и последствиям битва на Альте поразила воображение современников: «И бысть сеча зла, такова же не бывала в Руси» (89, 61). Поражение обернулось для Святополка катастрофой, он бежал с поля боя и умер по дороге в Польшу. Ярослав избавился от претендента на златой киевский стол. Но не это было главное, историческое значение битвы на Альте заключалось в том, что Русь навсегда сломала хребет печенежским ордам. Вплоть до 1036 г. о печенегах ничего не будет слышно, информация о вторжении степняков в 1020 г. представляется сомнительной (60, 77). Потери печенегов на Альте были чудовищные, в следующий набег на Русь они пошли только в 1036 г., когда подросло новое поколение воинов.

Поход младшего брата на Русь застал киевского князя врасплох, он оказался не готов к новой войне. Поэтому Ярослав не стал спешить и решил, как следует подготовиться к борьбе. Как обычно, он сделал ставку на варягов, доверенные люди князя отправились к скандинавам вербовать наемников. Миссия увенчалась успехом, в Новгороде появился ярл Якун с многочисленной дружиной. Согласно свидетельствам летописцев, ярл был очень красив и носил вытканный золотом плащ. В очередной раз Ярослав повел на юг новгородские полки и варягов. Удивительно, но вместо того, чтобы идти в Киев и усилить свою рать киевскими полками, Ярослав двинул рать на Чернигов. Произойти это могло по двум причинам – либо князь был уверен в победе над Мстиславом, либо киевляне не пожелали принять участие в очередной княжеской междоусобице. Пусть братья сами разбираются на поле боя, жители Киева устали от внутренних войн. Противники встретились около городка Листвен на левом берегу Днепра, в верховьях реки Белоус. В наши дни это село Малый Листвен Репкинского района Черниговской области. Листвен располагался к северо-западу от Чернигова и находился на пути войск Ярослава, двигающихся от Днепра на столицу Северской земли. Оставив ладьи и драккары на берегу реки, новгородцы и варяги шли на Чернигов, когда путь им перекрыли полки Мстислава.

Наступил вечер, но братья не стали уклоняться от сражения. Мстислав быстро развернул войско в боевой порядок, в центре встали черниговцы, на флангах – хазары и касоги, тмутараканские дружинники остались в резерве. В случае победы черниговский князь обещал своим воинам богатую добычу: «Поидем на них; то ны есть корысть» (54, 124–125). Ярослав в центре расположил варягов, на правом и левом крыле поставил новгородцев. Наступила ночь, погода испортилась, пошел сильный дождь, загремел гром и засверкали молнии. Варяги пошли в атаку и вступили в бой с черниговцами, новгородцы сошлись с хазарами и касогами. Битва приняла характер лобового столкновения и сразу перешла врукопашную: «И трудишася Варягы, секущи Северу» (54, 125). Для наемников война была работой, за которую платили хорошие деньги, поэтому они проявляли усердие на поле боя. Черниговцы отступили под мощным натиском варягов, в битве наметился перелом. В этот момент Мстислав во главе тмутараканских дружинников ударил во фланг скандинавам. Ночь и непогода скрыли от ярла Якуна этот маневр, он не смог оперативно отреагировать на изменение ситуации. Атака тмутараканцев решила исход сражения, наемники дрогнули и начали отступать: «пошел в наступление Мстислав с дружиною своею и начал сечь варягов» (31, 162). Вскоре отступление скандинавов переросло в паническое бегство, центр великокняжеской рати был разгромлен. Следом за варягами стали покидать поле боя и новгородцы. Бежали князь Ярослав и ярл Якун, причем командир наемников потерял свой вытканный золотом плащ. Мстислав не рискнул преследовать противника в темноте и остановил погоню. Объезжая поле битвы, он произнес: «Кто этому не рад? Вот лежит северянин, а вот варяг, а дружина своя цела» (31, 162). Цинично подставив черниговцев под удар варягов, главной ударной силы Ярослава, Мстислав сохранил свою дружину. Ярослав и Якун ушли в Новгород, князь остался в городе и стал готовиться к продолжению войны, ярл вернулся на родину.

Последствия битвы при Листвене были для Ярослава крайне негативны, хотя и не обернулись катастрофой. Мстислав на Киев не претендовал и оставил за собой земли на левобережье Днепра. Братья помирились и даже совершили несколько совместных походов против соседей. Только после смерти черниговского князя в 1036 г. Ярославу вновь удалось объединить Русь под своей властью.

Битва началась атаками печенежских конных лучников, затем в бой вступили главные силы степняков: «Печенези же приступиша, и начаша стреляти, и съступишася на месте, идже ныне стоит святая Софиа, митрополиа Русскаа» (60, 80). Здесь проявилось преимущество русских пеших ратников и варягов над степными всадниками, тяжеловооруженные пехотинцы отразили атаку легковооруженной конницы и удержали позиции. Варяги в совершенстве владели тактикой ближнего боя, печенеги предпочитали маневренную войну, поэтому исход противостояния был закономерен. Степняки продолжили яростные атаки, потери печенегов были огромны, к вечеру в битве наступил перелом. В бой вступили конные дружины Ярослава, кочевники не выдержали мощного натиска свежих сил противника и обратились в бегство. Страх охватил степняков: «И побежали печенеги в разные стороны, и не знали, куда бежать, одни, убегая, тонули в Сетомли, иные в других реках, а остальные бегают, неизвестно где, и до сего дня» (31, 164). Кто-то из кочевников мог утонуть в Днепре, основная же масса печенегов должна была уходить на юг или на север. Те из степняков, кто бежал на юг, должны были перебираться через Лыбедь, что могло привести к большим жертвам среди печенегов, за которыми гнались русские воины. На основании летописных свидетельств, можно сделать вывод о том, что большая часть степняков отступала на север, вдоль русла реки Лыбедь, урочищ Сухая Лыбедь и Дорогожичи. Как следствие, беглецы уперлись в Дорогожицкое болото и ручей Ситомль, приток речки Почайны, где были перебиты русскими дружинниками. Ярослав лично принимал участие в битве, недаром летописец среди многих достоинств киевского князя отметил его мужество на поле боя: «бяше же Ярослав хромоног, но умом соврьщень и храбор на рати, и христиань, чтяше сам книгы» (65, 147).

Последствия битвы оказались для печенегов катастрофическими, разгромленные орды отступили от границ Руси и ушли на Дунай или на Дон, где кочевали родственные племена торков. Опустошительные набеги и вторжения прекратились. Ярослав свершил то, чего не сумели сделать ни его отец Владимир, ни дед Святослав – навсегда избавил Русскую землю от печенежской угрозы. На месте великой победы был возведен Софийский собор.

Поскольку на ладье помещалось 50 человек, численность русского воинства можно определить в 20 000 бойцов. В состав княжеской рати входили полки Южной Руси и варяжские дружины, о новгородцах в летописях упоминания нет. Весной 1043 г. ладейный флот Владимира Ярославича отправился в поход на Константинополь (54, 128). В устье Дуная была сделана остановка, воины высадились на берег и стали грабить окрестности. Владимир собрал военный совет, чтобы обсудить дальнейший ход войны. Русские воеводы предложили остаться на месте, дождаться имперскую армию и вступить с ромеями в бой на суше. Судя по всему, они опасались огненосных дромонов византийцев и предпочитали сражаться на берегу. Варяги настаивали на продолжении похода к Константинополю по морю, мотивируя тем, что оставленный для защиты вражеской столицы флот невелик. И это было правдой. Как пишет Михаил Пселл, «Морские силы ромеев в то время были невелики, а огненосные суда, разбросанные по прибрежным водам, в разных местах стерегли наши пределы» (41, 99). Возможно, Владимир согласился бы с мнением воевод, но неожиданно в русском лагере объявилось византийское посольство. Император просил князя не разрывать мирный договор, не начинать боевые действия и обещал исправить совершенные в отношении русских купцов несправедливости. Владимир истолковал мирные инициативы Константина Мономаха как признак слабости и объявил о продолжении войны. Князю было 23 года, он был молод, горяч и жаждал ратной славы. Победило мнение варяжских конунгов, русский флот направился к Константинополю. Прибыв к Босфору, Владимир приказал воинам вытащить ладьи на берег и отдохнуть перед грядущим сражением. Узнав о появлении вражеского флота, Константин IX приказал собрать все боеспособные корабли в гавани Константинополя и отправить навстречу противнику. Из столицы были высланы русские купцы и находившиеся на службе Империи наемники из Руси. Император покинул дворец, поднялся на борт флагманского корабля и повел флот к Понту Эвксинскому. По берегу шла сухопутная армия Империи. Морское сражение между русскими и ромеями произошло на следующий день «в устье Понта, в так называемом Фаросе» (150, 237). Там, где в 941 г. ладьи князя Игоря встретились с огненосными дромонами патрикия Феофана.

На рассвете Владимир вывел флот в море и выстроил ладьи в длинную линию, растянув строй судов от одного берега до другого. Византийские корабли выстроились в боевой порядок напротив вражеского флота, Константин IX покинул дромон и поднялся на пологий холм, чтобы отсюда наблюдать за сражением. Флоты простояли друг напротив друга до самого вечера, никто не решился первым начать сражение. Когда очередная попытка ромеев вступить с противником в переговоры потерпела неудачу, император приказал атаковать вражеский флот. Вперед выдвинулись два огненосных дромона под командованием патрикия Василия Феодорокана, ему было приказано сблизиться с вражескими судами и спровоцировать князя Владимира на атаку. Но патрикий увлекся, нарушил приказ и ударил в центр позиций противника. Ладьи и драккары быстро окружили дромоны, русские и варяги устремились на абордаж. Ромеи с высоких палуб кидали камни и копья, дружинники рубили борта дромонов топорами и пытались пробить заостренными бревнами. Морская битва стала похожа на сухопутное сражение. Ситуация изменилась, когда ромеи стали использовать греческий огонь. Семь ладей загорелись, три были потоплены ударами таранов, на остальных русских судах началась паника. Феодоркан воспользовался ситуацией и со своими людьми захватил вражеское судно. Увидев успех авангарда, в бой вступили остальные корабли императорского флота. Византийская атака обратила русских в бегство, ладьи тонули, налетали на скалы и подводные камни. В это время резко изменилась погода, восточный ветер погнал огромные волны на княжеский флот и разбросал ладьи по морю. Византийские корабли, более мощные и устойчивые, изменили курс и стали уходить в Босфор. Ладью Владимира разбило ветром, князя спас воевода Иван Творимирич. Большая часть флота погибла, согласно свидетельству Скилицы на берегу было обнаружено 15 000 погибших русских (150, 238). Константин Мономах два дня пробыл на месте сражения и вернулся в столицу. Солдатам сухопутной армии досталось огромная добыча, среди трофеев были оружие и доспехи, выброшенные волнами на берег (150, 238). Поражение Владимира было сокрушительным, вновь проявилось подавляющее преимущество ромеев в морской войне.

Около 6000 дружинников и ратников оказались на суше без оружия и воинского снаряжения, не нашлось для них и места в ладьях. Приближенные Владимира наотрез отказались возглавить этот отряд, только воевода Вышата проявил мужество и принял командование над отчаявшимися людьми: «Вышата же воевода, видев дружину свою стоящу, и рече: «Не иду к Ярославу» (54, 128). Вышата повел отряд на север, но на половине дороги был перехвачен ромеями. По сообщению Иоанна Скилицы, «архонт городов и деревень у Истра» Катакалон Кекавмен в окрестностях Варны разбил отряд Вышаты и взял в плен 800 русских воинов (150, 238). Многие из пленников были ослеплены. Владимиру повезло больше, он даже умудрился взять небольшой реванш у ромеев. Как пишет Иоанн Скилица, в погоню за разбитым русским флотом были отправлены 24 триеры под командованием патрикия Константина Каваллурия (150, 238). Были это огненосные дромоны или простые суда, неизвестно. Летописцы приводят другие данные о количестве византийских кораблей: «И посла царь именем Монамах, по Руси в след олядии 14» (54, 128). Как бы там ни было, ромейские полководцы византийцы ошиблись в своих расчетах и выделили для преследования недостаточно судов. Русские и варяги воспользовались малочисленностью противника и тактическими ошибками патрикия Каваллурия. Когда 11 византийских кораблей неосмотрительно вошли в бухту, где стоял русский флот, ладьи перекрыли противнику пути отступления и атаковали триеры со всех сторон. Четыре судна были захвачены, остальные потоплены, патрикий Каваллурий погиб. После этой победы остатки русского флота вернулись в Киев.

С.М. Соловьев подвел итоги конфликта между Русью и Империей: «Чем обнаруживалась вражда в продолжение трех лет, неизвестно; на каких условиях был заключен мир, также неизвестно» (157, 219). Так закончилась последняя русско-византийская война.

Всеслав исходил из того, что овладев Минском, Ярославичи не станут гоняться за двоюродным племянником по лесам и болотам, а вернутся на юг. Но всё пошло не так, как планировал Всеслав, если князь думал, что в худшем случае его родичи просто разорят Минск, то он жестоко ошибся. Ярославичи устроили в Минске кровавую бойню, в городе перебили не только взрослых мужчин, но и женщин с детьми. Кто избежал меча, тот попал в плен. За стратегический просчет Всеслава расплатились жители Минска. В чем был смысл учиненного Ярославичами погрома? Можно предположить, что братья вполне осознанно уничтожили Минск, тем самым спровоцировав Всеслава на битву. Теперь полоцкий князь обязан был отомстить убийцам и отбить пленников, иначе подданные просто не поняли бы его действий. Всеслав был вынужден вступить в сражение, но сделал это тогда, когда противник находился в невыгодных условиях. 3 марта 1067 г. на реке Немиге полоцкая рать атаковала полки Ярославичей.

Информации о битве на Немиге немного, всего несколько строк в летописи. Но замысел Всеслава на битву станет понятен, если мы определимся с местоположением Немиги. Н.М. Карамзин (143, 48) и В.Н. Татищев были уверены, что Немига – это Неман (161, 159). Данное утверждение представляется крайне сомнительным. Всеславу не было никакой необходимости залезать в такие дерби, ему надо было прикрывать Полоцк, который находился совсем в другой стороне. Да и Ярославичам не имело смысла вести полки в такую глухомань на поиски своего врага. И Всеслава бы не нашли, и ратников могли погубить.

Есть другая точка зрения. Дело в том, что в средние века детинец в Минске омывался реками Свислочью и Немигой (121, 142). А.Н. Насонов полагал, что битва произошла именно на этой реке: «Немиза (Немига) р., приток реки Свислочь» (153, 245). К началу XIX в. русло Немиги пересохло, она обмелела, превратилась в ручей, затем и вовсе исчезла. Память о ней сохранилась только в названии улицы: «Одной из древнейших улиц Минска по традиции считают Немигу. Она шла вдоль берегов одноименной речки и известна в источниках с XVI в.» (169, 79). Местом сражения могли быть истоки Немиги, и если это так, то битва произошла к югу от Минска. Когда Ярославичи стали уходить от разоренного города по льду реки, Всеслав внезапно напал на вражескую рать. В летописях четко зафиксировано, что именно полоцкий князь атаковал полки Ярославичей, а не наоборот: «поидоша к Немизи, и ту выиде противу их Всеслав» (65, 157). Бой был жесточайший. Численное преимущество противника полоцкий князь компенсировал внезапностью нападения и лучшей позицией. Ярославичи не успели развернуть полки в боевые порядки, их войска понесли серьезные потери: «и бысть им бой велик и сеча зла, многы падоша» (65, 157). Маневрировать конным дружинам Ярославичей мешали большие сугробы на берегах Немиги: «и бяше снег велик» (26, 186). В конечном итоге, исход боя должен был решить численный перевес полков южнорусских князей, согласно «Повести временных лет», Всеслав бежал с поля боя. Но это точка зрения киевского летописца, негативно настроенного по отношению к Всеславу. Полоцкая летопись до наших дней не дошла, поэтому мы не знаем альтернативной точки зрения. Дальнейшие события показали, что сила Всеслава не была сломлена на Немиге, полоцкий князь сохранил войско и был готов продолжать борьбу. Изяслав, Святослав и Всеволод ничего не могли поделать со своим родичем, война затянулась до середины лета. И тогда Ярославичи пошли на подлость. Они позвали двоюродного племянника на переговоры, чтобы миром решить все спорные вопросы. Родственники целовали крест, что с полоцким князем не случится ничего плохого: «Приходи к нам, не сделаем тебе зла» (31, 175). Всеслав поверил и приехал, однако 10 июля был схвачен в шатре Изяслава, закован в цепи и отправлен в Киев.

Битва на Немиге надолго осталась в памяти русских людей как символ бессмысленности и жестокости княжеских междоусобиц. Недаром автор «Слова о полку Игореве» недобрым словом поминал это побоище:

Посеянное на Немиге зло не осталось безнаказанным, расплата за жадность, ложь и жестокость наступила для Ярославичей очень скоро.

Рать Ярославичей переправилась через Днепр и заняла позиции на правом берегу реки Альта, в окрестностях Переяславля. На противоположном берегу расположилась половецкая орда. О том, что случилось дальше, подробная информация отсутствует: «Пришли иноплеменники на Русскую землю, половцев множество. Изяслав же и Святослав и Всеволод вышли им навстречу на Альту. И когда настала ночь, они пошли друг на друга. За грехи наши напустил Бог на нас поганых, и побежали русские князья, и победили половцы» (31, 176). Далее идут пространные рассуждения летописца о Божьем гневе. В Густынской летописи акценты смещаются: «Князи же не послушаша преподобного Антония, но исполчившеся, пойдоша нощию на Половцев. Но гневом божиим побеждены быша христиане от Половцев» (95, 56). Из текста следует, что инициаторами ночного сражения были русские князья. Вопрос заключается в том, почему было принято такое странное решение. Ночной бой таит в себе массу опасностей, Изяслав, Святослав и Всеволод не могли этого не понимать. Можно предположить, что половцы имели подавляющее численное преимущество, поэтому Ярославичи и решились на ночную атаку. Хотели компенсировать внезапностью нападения малочисленность своей рати. Из летописного рассказа следует, что русские дружины перешли реку Альту, вступили в бой с половцами, были разбиты и обратились в бегство. Во время отступления многие ратники погибли, утонули в реке или попали в плен. Не исключено, что в темноте Ярославичи утратили управление войсками, половцы воспользовались возникшей сумятицей и опрокинули вражескую рать в реку. Или же имела место банальная несогласованность действий, князья вступали в бой каждый сам по себе и были биты степняками по одному. Как записал летописец, «Половцы побиша полки Руские, а князья Ярославичи разбегошася» (79, 59). Святослав ушел в Чернигов, Изяслав и Всеволод бежали в Киев. Защищать Русскую землю было некому.

После поражения Ярославичей произошло первое полномасштабное вторжение половцев, братья в буквальном смысле слова открыли врагу ворота на Русскую землю. Начинается жесточайшее противостояние между Русью и степью, которое затянется на долгие годы. Битва на Альте обернулась катастрофой не только для Русской земли в целом, но и для князя Изяслава лично. В Киеве вспыхнуло восстание, князя-неудачника горожане изгнали из столицы и усадили на златой стол освобожденного из темницы Всеслава Полоцкого. Всеслав княжил всего семь месяцев, после чего бежал в свой удел. Изяслав вернулся в Киев, но как оказалось, ненадолго: в 1073 г. младшие братья вновь выгнали его из стольного города. Киевским князем стал Святослав Ярославич.

Всеволод обратился за помощью к старшему брату. Изяслав внимательно выслушал Всеволода и пообещал поддержку: «Брат! Не горюй. Видишь, чего только со мной ни приключалось: в первый раз не выгнали ли меня и не разграбили ли мое имущество? И снова: в чем провинился я вторично? Не был ли я изгнан вами, братьями моими? Не скитался ли я по чужим землям, лишенный всего, не сделав зла никакого? И ныне, брат, не тужи: если будет нам место в Русской земле, то обоим, если будем лишены – то оба; я сложу голову свою за тебя» (31, 199). Киевский князь был совершенно прав: в случае победы племянников на Руси вновь начался бы передел земель и вотчин. Поэтому Изяслав «повелел собирать в поход всех, от мала до велика» (31, 199). Всеволод отправился в свой родовой удел Переяславль, князь хотел пополнить поредевшую в битве дружину и набрать новых ратников. В поход на Чернигов выступили киевские полки, дружина Ярополка Изяславича, на помощь отцу и дяде повел смоленскую рать Владимир Мономах. Узнав о походе Мономаха, Олег и Борис попытались перехватить вражеское войско. Как писал в «Поучении» Владимир Всеволодович, «из Смоленска же придя, прошел я с боем сквозь половецкое войско к Переяславлю, и застал там отца, вернувшегося из похода» (31, 229). Попытка Олега и Бориса разбить войска противника по частям не удалась.

Когда рать Изяслава и Всеволода подошла к Чернигову, братья решили штурмовать город. Смоленские полки атаковали с востока, ведя наступление от реки Стрижень. После продолжительного боя ратники Мономаха прорвались за линию укреплений и подожгли посад, защитники отступили в детинец, но в это время стало известно, что на помощь Чернигову подошли Олег и Борис. Сражение прекратилось, Изяслав и Всеволод повели рать навстречу племянникам. Вечером 2 октября противники встретились на Нежатиной Ниве, недалеко от Чернигова. В ночь перед битвой между Олегом и Борисом состоялся примечательный разговор: «Олег же сказал Борису: «Не пойдем навстречу, не можем стать против четырех князей, пошлем лучше с просьбой о мире к дядьям своим» (31, 199). Олег не был уверен в благополучном исходе грядущего сражения, князь исходил из того, что с дядьями можно будет договориться без кровопролития. У Бориса была иная точка зрения, поэтому он дерзко ответил двоюродному брату: «Смотри, я готов, и стану против них всех» (31, 199). Олегу ничего не оставалось, как согласиться.

Автор «Повести временных лет» сообщает мало подробностей судьбоносной битвы. Главной силой в войске Олега и Бориса были половцы, а степняки всегда предпочитали маневренную войну лобовому столкновению. Поэтому сражение должно было начаться атаками конных половецких лучников на полки Ярославичей. Однако летописец об этом не упоминает, он сразу переходит к описанию схватки конных дружин и гибели князя Бориса: «и первое убиша Бориса, сына Вячьславля, похвалмвшеся велми» (45, 141). Можно предположить, что атака тяжеловооруженных всадников развивалась одновременно с наступлением половецких лучников. В этом случае, нет ничего невероятного в том, что первой жертвой сражения стал князь Борис, изгой мог погибнуть при столкновении с вражеским дружинником от прямого копейного удара. Гибель Бориса не оказала никакого влияния на ход битвы, поскольку рать возглавил Олег. Сражение носило ожесточенный характер, по словам летописца «бысть сеча зла». В данном случае это не дежурная фраза, а реальная оценка ситуации на поле боя. Об этом свидетельствует гибель Изяслава Ярославича. Согласно летописному рассказу, киевский князь стоял среди пеших ратников, когда подъехавший всадник ударил его копьем в плечо. Изяслав не просто так оказался в пешем строю. Не исключено, что когда под вражеским натиском киевляне начали отступать, князь спешился и встал под стягом в боевых порядках большого полка. Здесь его и настигла смерть. Произойти это могло только в случае глубокого прорыва конницы Олега через ряды киевлян. Но если изгой и надеялся, что смерть Изяслава повлияет на ход сражения, то этого не произошло, после гибели киевского князя битва продолжалась. И в итоге Олег был разбит. С остатками дружины он покинул место сражения и бежал в Тмутаракань.

Главной причиной поражения князей-изгоев была самоуверенность Бориса, переоценившего свои силы и недооценившего возможности противника. Князь настоял на сражении, но как показали дальнейшие события, этого делать не следовало. По мнению летописца, всему виной была гордыня Бориса: «Похвалился он, не зная, что Бог гордым противится, а смиренным помогает, чтобы не хвастался сильный силою своею» (31, 200). Позиция Олега была более разумной, при поддержке половцев племянники вполне могли договориться с дядьями и если не вернуть родовые земли, то получить взамен достойные уделы. Однако Борис не прислушался к мнению родича. Сама битва была крайне жестокой, о чем свидетельствует гибель двух князей на поле боя. Удивительно, но смерть Изяслава не изменила общего хода сражения.

Как и летописец, автор «Слова о полку Игореве» осуждает за междоусобицу Бориса и Олега, не называя при этом истинных виновников кровопролития – Изяслава и Всеволода Ярославичей:

Победа на Нежатиной Ниве обернулась триумфом Всеволода, сумевшего избавиться как от мятежных племянников, так и от старшего брата. Последний оставшийся в живых сын Ярослава получил златой киевский стол, Владимир Мономах переместился из Смоленска в Чернигов, родовую вотчину Олега. Ярополку Изяславичу дали в удел Владимир-Волынский и Туров (31, 201). Олег Святославич не собирался мириться с такой несправедливостью, как только на Руси изменилась обстановка, князь вновь вступил в борьбу за отцовский удел и вернул Чернигов.

Русская рать выступила в поход и вышла на берег реки Стугны, правого притока Днепра. Здесь Владимир Всеволодович вновь высказал своё мнение относительно дальнейшей войны: «Пока стоим здесь под защитой реки, заключим мир с ними» (31, 211–212). Мономах предложил дать бой половцам на Стугнинской линии обороны, свою политическую позицию он подкрепил соображениями тактическими. Черниговского князя поддержали все, в том числе и опытные воеводы, лишь киевляне выступили против этого разумного решения. Святополка и его приближенных охватил ратный пыл, они настаивали на немедленной атаке: «Хотим биться, перейдем на ту сторону реки» (31, 212). Форсирование водной преграды на виду у противника представляло большую опасность, весной Стугна была полноводной, что создавало дополнительные трудности при переправе. Мы не знаем, почему восторжествовало мнение киевского князя, каким образом ему удалось убедить двоюродных братьев в своей правоте. Не исключено, что Святополк поставил Владимиру и Ростиславу ультиматум – либо они все вместе переходят Стугну, либо он ведет на противоположный берег реки только киевские полки. Если это так, то Мономах оказался в ловушке, поскольку после разгрома киевлян переяславские и черниговские полки были обречены на поражение. Владимиру Всеволодовичу пришлось согласиться с безумным решением Святополка. Русская рать переправилась через реку и двинулась навстречу степнякам. На правом фланге расположились киевляне, в центре занял позицию Ростислав с переяславскими полками, на левом крыле стояли черниговские ратники Владимира Мономаха. Русское воинство выдвинулось навстречу половцам, оставило слева крепость Треполь и подошло к земляным валам, известным как Змиевы валы. Полки и дружины перевалили через гигантскую насыпь и спустились на равнину, где расположилась половецкая орда. Русская рать встала между валами, князья приказали поднять стяги и выдвинули вперед стрелков.

Битва началась атаками половецких конных лучников. Некоторое время противники вели бой на дальней дистанции, после чего степняки перешли в решительное наступление. Сковав переяславские и черниговские дружины атаками конных стрелков, главный удар половцы нанесли по правому флангу русской рати. Массы степной конницы навалились на киевские полки и оттеснили их к валу. Бой был жесточайший, даже Святополк сражался храбро, личным примером ободряя воинов. В яростных схватках княжеская дружина была разбита, гридни обратились в бегство, следом за ними побежали и простые ратники. Охваченный ужасом Святополк укрылся в Треполе, откуда под покровом темноты пробрался в Киев. Разбив киевлян, половцы нанесли удар по черниговским и переяславским полкам, комбинированным натиском во фланг и по центру позиций смяли русское воинство. Остатки полков и дружин побежали к Стугне. Во время переправы на глазах у Владимира Мономаха утонул брат Ростислав, при попытке спасти его, черниговский князь сам едва не погиб. Уцелевших воинов Мономах увел на левый берег Днепра.

Битва на реке Стугне завершилась крупнейшим поражением русских полков и дружин. Три сильнейших княжества Руси были разгромлены половецкой ордой. Причина поражения была только одна – глупость и некомпетентность Святополка Изяславича. Мономах изначально противился этой авантюре, но был вынужден действовать вопреки здравому смыслу. Половцы в полной мере воспользовались результатами своей победы, степняки захватили Торческ и появились в окрестностях Киева. Попытка Святополка отразить вражеский набег закончилась очередным поражением. Лишь на следующий год киевский князь заключил с кочевниками мир и женился на дочери могущественного половецкого хана Тугоркана (31, 216). Если Святополк думал таким образом обезопасить Южную Русь от половецких набегов, то он жестоко ошибся.

Итоги битвы обернулись для Владимира Всеволодовича катастрофой. Князь не только потерял брата, он лишился Чернигова. Узнав о разгроме на Стугне, княживший в Тмутаракани Олег Святославич нанял половцев и пошел на Русь возвращать отцовский удел. Мономах был осажден в Чернигове, но не имел сил долго сопротивляться, поскольку его дружина погибла на Стугне под половецкими саблями. Владимир покинул город и ушел в Переяславль, Олег стал княжить в своей отчине.

Владимир Мономах справедливо считается защитником Руси от половецких набегов и борцом со степной угрозой. Но именно Владимир Всеволодович был первым князем, который привел на Русь половцев. Вместе с союзниками-степняками Мономах сжег Минск и впоследствии хвастался в «Поучении», что «не оставили в нем ни челядина, ни скотины» (31, 229). Вот и теперь он обратился за помощью к половцам. Вячеслав привел на помощь Мстиславу степняков, что стало для Олега полной неожиданностью. Но отступать было поздно, поэтому муромский князь решился на битву.

На следующий день Олег повел рать на Суздаль. Город был расположен в излучине реки Каменка, с трёх сторон подступы к нему прикрывались рекой, с четвёртой, напольной, был выкопан глубокий ров. Теперь река замерзла, городские укрепления сгорели, поэтому Мстислав не стал отсиживаться в городе и выстроил полки на сожжённом посаде. Половецкому военачальнику Куную новгородский князь вручил стяг Мономаха, дал под начало отряд пехоты и поставил на правом фланге. Против Олега встали новгородцы и ростовцы под командованием Мстислава, против Ярослава занял позиции Вячеслав с половецкой конницей и белозерским полком. Мстислав перевел рать через пепелище сожженного суздальского посада, когда новгородцы решили слезть с коней и драться в пешем строю. Трудно сказать, почему они это сделали, можно предположить, что за городом лежали большие снега, что и смутило новгородских всадников. Этот эпизод новгородцы вспоминали и сто лет спустя. Перед битвой на Липице 21 апреля 1216 г. они заявили князю Мстиславу Удатному: «къняже, не хочем измерети на коних, н яко отчи наши билися на Кулачьскеи пеши» (26, 56). Новгородцы спешились, Мстислав продолжил наступление. Навстречу двинулись полки Олега. Когда битва началась, муромский князь увидел стяг Мономаха, не разобравшись в ситуации, Олег и его воеводы решили, что здесь находится сам Владимир Всеволодович. В самый разгар сражения Олег заметил, что отряд под стягом Мономаха стал обходить муромские и рязанские полки с фланга, намереваясь зайти в им тыл. Рать Мстислава напирала по всему фронту, над войсками нависла угроза окружения, поэтому Олег не выдержал и бежал с поля боя. Его примеру последовал Ярослав, оставшись без князей, муромские и рязанские полки были разбиты.

Олег укрылся в Муроме, но долго в нем не остался и укрылся в Рязани. Узнав о приближении полков Мстислава, князь бежал в степь. Но Мстислав не хотел крови крестного и вновь обратился к нему с мирными инициативами: «Не бегай никуда, но пошли к братии своей с мольбою не лишать тебя Русской земли. И я пошлю к отцу просить за тебя» (31, 241). У Олега выбора не было, поэтому он принял предложение крестника.

Прямым следствием битвы на Кулачце стало прекращение войны на территории Северо-Восточной Руси и созыв княжеского съезда в Любече, где была предпринята попытка прекратить междоусобицы.

Увидев, что вражеский строй пришел в движение, Алтунопа приказал своим воинам поворачивать коней и отступать к главным силам. Бегство степняков ввело рыцарей в заблуждение, не слушая приказов командиров, венгерская тяжеловооруженная конница пошла в атаку. Королевские воины настолько увлеклись погоней, что не заметили, как промчались мимо отрядов Боняка. Хан погнался следом за вражеской конницей, половцы атаковали венгров с тыла, вызвав панику в рядах неприятельского войска. Алтунопа развернул свой отряд и ударил по венграм с фронта. Как написал летописец о маневре Боняка, «и сбиша Угры в мячь, яко сокол галице збиваеть» (45, 178). Когда в бой вступила дружина Давыда, венгры обратились в бегство. Половцы и русские погнали беглецов к месту слияния Вагры и Сана, где утонуло множество вражеских. Уцелевшие венгры побежали на запад вдоль берега Сана, в давке и толчее спихивая друг друга в воду. В течение двух дней Боняк преследовал разбитого врага.

Летописцы ничего не пишут об участии в битве венгерской пехоты, можно только предположить, что её смяла собственная бегущая конница. Также нет информации об участии в битве князя Володаря, хотя сражение происходило в окрестностях Перемышля. Скорее всего, Володарь водил свою дружину на вылазку, поскольку толпы охваченных паникой венгров должны были бежать мимо города. О потерях венгров летописец сообщает, что «убили и епископа их Купана и бояр многих; говорили, что погибло их 40 тысяч» (31, 252). Цифры вновь нереальные, поэтому предпочтение отдается информации Яна Длугоша: «Герцог Коломан ушёл невредимым; в тот день, рассказывают, четыре тысячи венгров, четыре тысячи пали, а остальные бежали; венгерским лагерем завладели русские и половцы» (120, 288). Боняк наглядно показал Кальману и его воеводам, как надо воевать, хан победил не числом, а умением. Навязал противнику свою волю, действовал дерзко и смело. И пусть уловка с ложным отступлением конных стрелков была старой как мир, но Кальман попался в ловушку. Как это ни парадоксально прозвучит, но Боняк не только помог своему союзнику Давыду, но и спас Юго-Западную Русь от венгерского нашествия.

В конце марта 1103 г. русская рать собралась в Переяславле (45, 183). Оттуда войско выступило в поход, пехота плыла в ладьях по Днепру, конница шла берегом реки. Миновав пороги, русская судовая рать встала в протоках у острова Хортица. Затем пешие ратники высадились на левый берег Днепра и в сопровождении конных дружин двинулись на восток. На четвертый день похода русские полки остановились на берегу реки Сутень. Половцам было известно о вражеском вторжении, ханы собрались на совет, чтобы обсудить ситуацию. Старый хан Урусоба хотел избежать войны любой ценой, об этом он прямо сказал соотечественникам: «Испросим мира у Руси, так как крепко они будут биться с нами, ибо много зла причинили мы Русской земле» (31, 256). Но молодежь только посмеялась в ответ: «Если ты боишься Руси, то мы не боимся. Перебив этих, пойдем в землю их и завладеем городами их, и кто избавит их от нас?» (31, 256–257). Половцы решили воевать и выступили навстречу врагу, передовой отряд степняков возглавил молодой и храбрый хан Алтунопа.

Русские были готовы к встрече с половцами. Владимир Мономах хорошо организовал боевое охранение и разведку, воины младшей дружины несли дозорную службу далеко в степи. Переяславский князь знал, что на войне мелочей не бывает, об этом он писал в своем «Поучении». Советы Мономаха были просты и понятны: «Выходя на войну, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; не предавайтесь ни питью, ни еде, ни сну, сами наряжайте стражей, и ночью, нарядив их со всех сторон, ложитесь около воинов и рано вставайте. А оружия снимать с себя не спешите, ибо не оглядевшись, из-за лености, внезапно человек погибает» (31, 227). При таком подходе к делу, русским полкам и дружинам не грозило внезапное нападение.

Если Алтунопа надеялся застать вражеское войско врасплох, то он жестоко ошибся, русские дозорные своевременно заметили передвижение по степи половецкой конницы и известили князей. Вперед выдвинулся сторожевой полк, гридни внезапно атаковали противника и взяли в кольцо воинов Алтунопы. Ни один половец не уцелел, все полегли в бою под ударами мечей и копий дружинников. Радость победы была недолгой, приближались главные силы степняков. Полки и дружины пошли навстречу врагу. По свидетельству летописца, половцы надвигались на русское воинство словно лес: «и поидоша полци Половецьстии аки борове, и не бе перезрити их» (45, 184). Князья повели на врага конные дружины и пешие полки, боевой дух русских ратников был необычайно высок. Дальнейший рассказ о битве оставляет больше вопросов, чем дает ответов, поскольку летописец полностью игнорирует ход сражения и всё сводит к бегству степняков с поля боя: «И Бог вселил ужас великий в половцев, и страх напал на них и трепет перед лицом русских воинов, и впали они в оцепенение, а ноги у коней утратили резвость» (31, 257). Действительно, когда не можешь понять какое-либо явление, то проще всего обратиться к религии. Хотя кое-что на основании данного свидетельства предположить можно, существует вполне реальное объяснение, почему ноги у половецких скакунов «утратили резвость». Дело в том, что за зиму кони в ханских табунах сильно ослабли и в начале весны ещё не набрали прежнюю силу. Планируя поход против половцев ранней весной, Мономах этот факт учитывал, князь жил на границе со степью и хорошо знал, в какое время лучше всего нанести удар по врагу. Поэтому нет ничего невероятного в том, что в первом же столкновении с дружинниками, которые сражались на откормленных за зиму конях, половецкая конница была смята и разбита. И хотя летописец пишет, что половцы побежали, как только увидели атаку русской рати, в это не верится. Рассказ о погоне и массовом избиении кочевников сомнений не вызывает, на своих отощавших за зиму конях половцы не имели шансов скрыться в степи.

Разгром был полный и безоговорочный, летописец даже не стал упоминать, сколько погибло простых степняков, сосредоточив своё внимание на ханах: «И убили тут в походе 20 князей: Урусобу, Кчия, Арсланапу, Китанопу, Кумана, Асупа, Куртка, Ченегрепу, Сурьбаря и прочих князей их, а Белдюзя пленили» (31, 257). Хан Бельдюз был пленен киевскими дружинниками и предлагал за себя Святополку огромный выкуп. Однако известный своей жадностью князь отказался от золота и отправил знатного пленника к Владимиру Мономаху. Владимир Всеволодович обвинил хана в нарушении мирного договора и приказал казнить, дружинники изрубили Бельдюза на куски. Добыча была захвачена огромная, в том числе стада скота, конские табуны и верблюды. В плен попало множество торков и печенегов, бывших в подчинении у половцев.

Битва на реке Сутень имела огромное стратегическое значение, после неё начинаются масштабные походы русских князей в степь, по их итогам половцы были отброшены от границ Руси. Одни орды откочевали за Дон, другие ушли в предгорья Северного Кавказа. Главным героем этих войн был переяславский князь, по мнению современников, именно он «погубил поганых измаильтян, называемых половцами, отогнал Отрока до обезов и за Железные ворота, а Сырчан остался у Дона, питаясь рыбою. Тогда Владимир Мономах пил золотым шеломом Дон, захватил всю их землю и прогнал окаянных агарян» (2, 185). Южные рубежи Русской земли на долгие годы оказались в безопасности.

Городище Клещин расположено на восточном берегу знаменитого Плещеева озера, которое в древности называлось озеро Клещино. Жданая гора находилась «близ теперешней д. Кузминка Голопёровской волости Переславского уезда» (137, 31). Деревни Кузминки в наши дни нет, но само место битвы осталось: «Из исторических урочищ замечательна Жданая гора близ д. Кузминка, место битвы с новгородцами 26 января 1135 г.» (137, 40). К Жданой горе рать Всеволода Мстиславича могла попасть по двум путям, ведущим из Великого Новгорода в Суздальскую землю. Первый маршрут проходил по рекам Волге, Дубне, Заболотскому озеру, речкам Сулоть и Кубрь. Второй путь шел по Волге, Волжской Нерли и речке Кубрь, где соединялся волоками с Волжской Нерлью (127, 12). 25 января новгородцы вышли к Жданой горе, куда должен был подойти Юрий, разгадавший намерения Всеволода. Новгородцы пришли первыми, поэтому заняли возвышенность. Когда суздальский князь увидел, что противник закрепился на выгодной позиции, то воздержался от атаки и отправил к Всеволоду послов с мирными инициативами. Юрий хотел заключить перемирие, чтобы обсудить с новгородцами и их князем все спорные вопросы. По свидетельству В.Н. Татищева, новгородские бояре и воеводы отказались от предложенных Юрием условий и выдвинули свои, изначально неприемлемые требования. Суздальский князь отложил атаку на утро, вызвал воеводу Якима Короба, приказал ему взять 500 воинов, обойти новгородскую рать и на рассвете ударить с тыла по правому флангу противника. Яким повел отряд через засыпанный снегом лес в обход вражеских позиций, князь собрал на совет воевод и стал обсуждать грядущую битву.

Рано утром Юрий выстроил полки в боевой порядок и повел их на штурм Жданой горы. Изготовились к битве и новгородцы. На правом фланге встал Всеволод Мстиславич с дружиной, в центре занял позиции полк под началом посадника Иванка, на левом крыле расположились ратники тысяцкого Петрилы Микулича. Когда суздальские и ростовские полки подошли к подножию горы, в бой вступили лучники с обеих сторон. Преимущество было на стороне новгородцев, их стрелки стояли на возвышенности и наносили противнику значительный урон. Всеволод отдал приказ об атаке, новгородцы пошли вперед, вступили в рукопашную схватку с ратниками Юрия и стали теснить их вниз по склону к подножию горы. Наступление было мощным, новгородцы подрубили стяг Юрия, ростовцы и суздальцы дрогнули под вражеским натиском. Казалось, победа близка, но в этот момент отряд Якуна Короба ударил в тыл дружине Всеволода. Новгородский князь не разобрался в ситуации и не сумел правильно оценить обстановку, ему показалось, что вышедший из леса противник обладает огромным численным преимуществом. Всеволод бежал с поля боя, следом за князем побежала дружина. Правый фланг новгородской рати растаял как дым. Воевода Яким не стал преследовать князя, повел своих ратников на полк посадника Иванка и сокрушительным ударом во фланг смял вражеский строй. Юрий воспользовался смятением в рядах противника, перешел в контратаку и ударом по центру разбил новгородскую рать. В рукопашной схватке погибли посадник Иванок и тысяцкий Петрила, пали воеводы и лучшие люди. Новгородцы обратились в бегство, множество воинов погибло под ударами суздальцев или попало в плен. Победителям достался весь вражеский обоз (161, 276–277).

Достоверной информации о потерях сторон нет. Новгородский летописец лишь отметил, что «убиша посадника новгородьскаго Иванка, мужа храбра зело, месяця генъваря в 26, и Петрила Микулъциця и много добрых муж, а суждальць боле» (26, 28). В то, что воинов Юрия погибло больше, не верится. В Средние века основная масса потерь приходилась на убегающих с поля боя воинов, здесь же бежала новгородская рать. В Никоновском летописном своде содержатся сведения о нескольких знатных новгородцах, погибших в битве: «и много зла сътворися Новгородцем, и убиша мужа славна посадника их Иванка Данкова, и Жиряту Якунова, и Петрила Никулича, и Даншу Якшича, и много добрых и храбрых мужей Новгородцев побиша, и многи крови христианьскиа пролиашася» (60, 159). Это поражение сыграло роковую роль в судьбе Всеволода Мстиславича, новгородцы князя обвинили в трусости и объявили главным виновником поражения. Всеволода вместе с семьей посадили под стражу в Епископском доме, а затем изгнали из Новгорода.

Первый этап противостояния с сыновьями Мстислава Юрий Суздальский убедительно выиграл, племянники потерпели тяжелое поражение. Но борьба только начиналась, главные битвы были впереди.

Момент для нападения был удачный, чем Всеволод Ольгович и воспользовался. В бой вступила наемная половецкая конница черниговского князя, затем пошли в атаку конные дружины и пешие ратники. Несмотря на то что рать Ярополка вступала в битву по частям, изначально успех сопутствовал войскам великого князя. Во встречном бою киевская дружина под командованием тысяцкого Давыда Яруновича опрокинула половцев и бросилась преследовать разбитого противника: «били их многих, нагоняя» (31, 272). В это время продолжалось сражение между ратью Мономашичей и воинством Ольговичей: «Володимеричи бьяхуся со Олговичи» (45, 214). Сражение было крайне ожесточенным, в бою погиб внук Владимира Мономаха, сын его дочери Марии Василько, воевавший под стягом Ярополка. Вскоре в битве наметился перелом в пользу Ольговичей, их войска сражались в боевом порядке, в то время как вражеская рать находилась в полном расстройстве и несла большие потери. Легкомыслие Ярополка и его братьев, не сумевших собрать информацию о противнике, не изготовивших полки и дружины к битве, обернулось против них. Под слаженными ударами черниговцев и северян великокняжеское воинство дрогнуло, было сбито с позиций и стало отступать. Киевская дружина, способная изменить ход сражения, находилась далеко от поля боя, увлекшись преследованием половцев. Когда Ярополк, Вячеслав, Юрий и Андрей увидели «полкы своя взмятены» (45, 214), то решили прекратить сражение и уходить к Днепру. Всеволод не стал преследовать разбитого противника, он ожидал возвращения киевской дружины. По приказу черниговского князя, гридни высоко подняли захваченный стяг Ярополка. Эта хитрость ввела в заблуждение Давыда Яруновича, тысяцкий решил, что Мономашичи одержали победу, проявил беспечность и угодил в расставленную ловушку. Как записал летописец, киевские дружинники «упадоша Олговичем в руце» (45, 214). В плен попали Давид Ярунович, воевода Станислав Тудкович, бояре и многие знатные воины. Победа была полной.

Главным виновником поражения Мономашичей был Ярополк, как пишет В.Н. Татищев, киевский князь «не дождавшись войск, ни даже в готовности к бою не имея, ехал, как на пир» (161, 277). Но даже в таких обстоятельствах исход противостояния долгое время был неясен: «бысть бой Олговичем с Володимеричи: и првое премогоша Володимеричи, потом же биша Олговичи и возвратившяся и бояр их изымаша» (79, 75). Если бы Ярополк вспомнил заветы своего великого отца, итог битвы был бы другим. А так черниговцы одержали победу и «многих храбрых мужей избиша Ярополчих и братьи его» (60, 160). Всеволод попытался превратить успех тактический в успех стратегический, но не стал переходить Днепр и отступил в Чернигов. В конце декабря князь перешел в наступление, прорвался на правобережье Днепра и разорил земли около Киева. Ярополк не рискнул вступить в новый бой с Всеволодом и прибегнул к посредничеству митрополита Михаила. Мир был заключен после того, как Ярополк отдал Ольговичам Курск.

Битва на реке Супой привела к трагическим последствиям. Мономашичи не смогли остановить Ольговичей в борьбе за верховную власть на Руси, мир, заключенный Ярополком, был вскоре нарушен, усобица вспыхнула с новой силой. После смерти Ярополка Всеволод выступит в поход на Киев, изгонит из города князя Вячеслава Владимировича и 1 марта 1139 г. войдет в столицу. Как записал летописец, «и раздьрася вся земля Русьская» (26, 28). Наступила эпоха междоусобиц.

Когда рать Юрия вступила в Северскую землю и подошла к селу Ярышево, в суздальский стан прибыли Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович, дядя и племянник. Князь Новгорода-Северского четко сформулировал свою позицию по отношению к киевскому князю: «Изяслав нам главный неприятель, потому что брата моего убил, имение ограбил и области наши попленил и разорил; того ради мы положили идти на него вместе с тобою и отмстить за обиду нашу и твою» (161, 344). После совещания Святослав Всеволодович покинул суздальский лагерь и уехал собирать войска. 5 августа Юрий продолжил движение на юг, на следующий день к его полкам присоединились воины Святослава Ольговича. Объединенная рать подошла к Старой Белой Веже[1], где простояла целый месяц в ожидании половцев и дружины Святослава Всеволодовича. Когда все союзники собрались, Юрий повел рать на Переяславль-Южный. Все это время Изяслав Мстиславич активно готовился к войне, ему на помощь пришли смоленские полки, двоюродный брат Владимир Андреевич привел войско из Владимира-Волынского. Неожиданно киевский князь получил поддержку от черниговских Давыдовичей, решивших, что в данной ситуации Юрий для них представляет большую опасность, чем Изяслав. Местом сбора полков был назначен город-крепость Витичев, расположенный на правом берегу Днепра. Под стягом киевского князя шли Ростислав Смоленский, братья Владимир и Ярополк Мстиславичи, Изяслав Черниговский, Владимир Андреевич Волынский. Проблема была в том, что киевляне не хотели воевать, поскольку считали притязания Юрия Суздальского на Киев законными и советовали Изяславу решить дело миром. Киевский князь проигнорировал мнение приближенных, союзная рать переправилась на левый берег Днепра и заняла позиции недалеко от Переяславля-Южного, на реке Альта. Здесь к Изяславу присоединился переяславский полк. К этому времени воинство Юрия перешло через речку Стряков и подошло к селу Кудиново в окрестностях Переяславля. Половцы приблизились к городу, но Изяслав своевременно узнал об этом и отправил вперед легкую конницу берендеев. Степняков отбросили от Переяславля, вскоре к городу подошла рать Изяслава и заняла позиции вдоль берега реки Трубеж. Через четыре дня на противоположном берегу появилось войско Юрия и расположилось между древними земляными валами «об ону сторону Трубежа, за зверинцем у рощения» (45, 265). Трудно сказать, где находился этот «зверинец», можно предположить, что современникам летописца это было хорошо известно, поэтому он не стал вдаваться в подробности и давать пояснения. Противников разделяла только река, начались перестрелки между половцами и лучниками Изяслава. Юрий видел, какую огромную рать собрал киевский князь, и попытался решить дело миром. Он предложил племяннику прекратить войну, если тот уступит Переяславль, где будет княжить один из сыновей Юрия. Предложение в высшей степени разумное. Но Изяслава обуяла гордыня, он был уверен в победе. Ни уговоры местного епископа Евфимия, ни настоятельные просьбы киевских воевод не убедили киевского князя принять условия дяди. Изяслав покинул Переяславль и уехал к войскам, «выправися весь из города и ста на болоньи, и товары за огороды» (45, 266). Как следует из летописного текста, расположив войска в низине, князь укрыл обоз за переяславскими огородами. Но Изяслав не знал главного – всё это время Юрий вел переговоры с переяславцами, убеждая их не принимать участия в грядущей битве.

На рассвете 23 августа Изяслав Мстиславич отстоял службу в Михайловском соборе Переяславля, где епископ Евфимий вновь попытался уговорить князя согласиться с предложением Юрия. Изяслав ответил отказом, на военном совете он спросил князей и воевод, надо ли переходить реку Трубеж. Мнения присутствующих разделились, одни советовали атаковать врага, другие рекомендовали придерживаться оборонительной тактики. Изяслав, человек храбрый и решительный, приказал наступать. К полудню великокняжеская рать переправилась через реку, вышла на луг и построилась в боевые порядки. Юрий не мешал войскам противника преодолевать водную преграду, его рать стояла за высокими земляными валами, у села Янчина. Когда появился перебежчик из суздальского стана, киевские дозорные бросились за ним в погоню. Наблюдавшие эту сцену воины сторожевого полка решили, что враг перешел в наступление, известили об этом Изяслава и тем самым ввели князя в заблуждение. Не разобравшись в ситуации, Изяслав Мстиславич приказал идти вперед, полки вышли на середину поля и остановились у местечка под названием Красный двор. В это время войско Юрия покинуло лагерь, перевалило через вал и остановилось напротив вражеской рати. Противники простояли друг напротив друга до самого вечера, но в битву так и не вступили, лишь лучники вели бой на дальней дистанции. Юрию надоело это бессмысленное стояние, он посоветовался с союзными князьями и приказал уходить в лагерь. В окружении Изяслава Мстиславича вновь начались споры, некоторые князья и воеводы советовали вернуться к Переяславлю и укрыться в обозе, другие настаивали на преследовании противника. Изяслава быстро убедили, что враг бежит, князь приказал атаковать войско Юрия. Суздальский князь мгновенно отреагировал на изменение обстановки, развернул полки и повел войско навстречу племяннику. На правом крыле шли дружины сыновей Юрия и половецкая конница, суздальский князь возглавил центр, на левом фланге распоряжались Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович. На заходе солнца враждующие рати сошлись в открытом бою. Изяслав Мстиславич ударил по левому крылу вражеского войска, разбил дружины Святослава Ольговича и Святослава Всеволодовича, смял левый фланг полка Юрия и бросился преследовать разбитого противника: «и тако проеха сквозе не, и за ними буда» (45, 267). Дружины сыновей Юрия при поддержке половцев обратили в бегство берендеев, разгромили полки Изяслава Давыдовича и ударили по киевлянам. Атака суздальских полков по центру сокрушила боевой порядок великокняжеской рати, киевские ратники обратились в бегство, переяславцы положили щиты на землю и стали приветствовать Юрия. Когда Изяслав Мстиславич опомнился, то увидел, что его войско разбито, множество воинов убито и захвачено в плен. Князю не оставалось ничего другого, как покинуть поле боя и бежать к Днепру.

Победа Юрия была безоговорочной. Изяслав переправился у Канева через Днепр и появился в Киеве «лишь сам-третий» (31, 286). Поскольку киевляне отказались сражаться за него, Изяслав Мстиславич забрал семью и бежал в Луцк. Наутро после битвы Юрий вошел в Переяславль, пробыл в городе три дня, затем выступил на Киев и без боя занял столицу.

Первыми к Луцку подошли дружины братьев Юрьевичей. Завидев приближение противника, Владимир Мстиславич не стал отсиживаться за стенами, а решил встретить врага у городских ворот. Луцкий князь вывел в поле пешую рать, отряд иноземных наемников и стрелков, лучники сразу открыли стрельбу по суздальским дружинникам. Ростислав, Борис и Мстислав Юрьевичи остановили движение войск и решили дождаться отцовских полков, чьи стяги уже можно было разглядеть. И совсем иначе повел себя князь Андрей, впоследствии получивший прозвище Боголюбский. Он не стал распускать стяг и не поставил братьев в известность о своих намерениях, а сразу повел дружину в атаку на вражескую пехоту. Князь первым ворвался в ряды противника и сломал в рукопашной схватке копье, следом за ним в бой вступили конные дружинники (31, 287). Пешие луцкие ратники не выдержали стремительной атаки и побежали к воротам, Андрей бросился преследовать беглецов. За князем последовали только два телохранителя, остальные дружинники замешкались и Андрей оказался в окружении наемников. Княжеский конь дважды был ранен копьями, одно копье ударило в переднюю луку седла. В рукопашной схватке Андрей едва не погиб: «един же Немчичь ведав и хоте просунути рогатиною, но Бог соблюде» (45, 272). Князь с трудом отбивался мечом от наседавших врагов, с городских стен в него метали камни, один из телохранителей был убит. Андрея спас конь, несмотря на раны, он вынес хозяина из битвы и только после этого умер. Опечаленный князь приказал похоронить коня над берегом реки Стырь. Если бы дерзкую атаку Андрея поддержали остальные братья, Луцк можно было захватить. Другое дело, что князь неизвестно по какой причине не стал предупреждать Ростислава, Бориса и Мстислава о своем намерении напасть на город. Несогласованность действий и привела к провалу атаки на Луцк. Произошло это 8 февраля 1150 г.

Осада затянулась на шесть недель (45, 273). Луцк был взят в плотное кольцо, согласно рассказу летописца, защитники изнемогали от жажды, поскольку воины Юрия в течении трех недель не пропускали их к реке. Трудно сказать, насколько данное свидетельство соответствует действительности, поскольку на дворе был конец зимы, а не разгар лета. Судя по всему, Юрий активности не проявлял, ожидая, когда голод заставит Владимира Мстиславича открыть ворота. Эта тактика оказалась ошибочной, Долгорукий дождался только прибытия Изяслава с полками. Но битвы не произошло, подошла галицкая рать Владимира Володарьевича и заняла позиции между станами Юрия и Изяслава. По просьбе волынского князя Владимир взял на себя посредничество в переговорах между дядей и племянником. Юрию были совершенно не нужны мирные инициативы Владимира, сила была на его стороне, он хотел раз и навсегда покончить с Изяславом. Об этом ему говорили сын Ростислав и Георгий Туровский. Андрей Юрьевич и брат Вячеслав высказались за мир с Изяславом. По большому счету, мнение брата и сына Юрия не интересовало, только под давлением Владимира Галицкого он согласился заключить с Изяславом невыгодный для себя мир. Можно предположить, что галицкий князь не хотел чрезмерного усиления своего союзника и поэтому не желал полного разгрома Изяслава. И если это так, то Владимир совершил роковую ошибку. Для Юрия же неудача под Луцком в конечном итоге обернулась потерей Киева и бегством в Суздальскую землю.

Действительно, Юрий Суздальский не собирался мириться потерей златого стола. После бегства из Киева Долгорукий засел в Городце Остерском, куда стал стягивать полки для нового наступления на столицу. Юрия поддержали Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович, привел полки племянник Владимир Андреевич Дорогобужский, была нанята половецкая конница. Готовился к отражению вражеского вторжения и Изяслав Мстиславич. Его сын Мстислав отправился в Венгрию, просить помощь у короля Гезы II. Старый Вячеслав предоставил в распоряжение племянника дружину, из Смоленска привел полки брат Ростислав, с волынскими ратниками прибыл брат Владимир, приехал в Киев городенский князь Борис с дружиной. В этой ситуации братья Изяслав и Владимир Давыдовичи решили поддержать сразу двух претендентов на Киевский златой стол, чтобы при любом раскладе остаться в выигрыше. Изяслав Давыдович увел дружину в Киев, Владимир со своими людьми присоединился к Юрию Долгорукому. Силы Изяслава Мстиславича и его дяди оказались примерно равны, теперь всё зависело от того, кто из них проявит себя лучшим военачальником. И здесь киевский князь показал себя с самой лучшей стороны. Он составил план военной кампании против Юрия и стал планомерно претворять его в жизнь. Изяслав собирался остановить вражескую рать на рубеже Днепра, не дать ей переправиться на правый берег и подойти к Киеву. Для этого он стянул к Вышгороду все ладьи, которые смог собрать, и произвел на них некоторые усовершенствования: «бе бо исхитрил Изяслав лодьи дивно» (45, 293). Военные разработки киевского князя произвели большое впечатление на современников: «гребцы в них гребут невидимо, видны только весла, а людей не видно, ибо ладьи покрыты досками; воины же стоят наверху, одетые в броню, и стреляют, а два кормчих – один на корме, а другой на носу, идут куда захотят, не разворачивая ладьи» (31, 291). Юрий и его союзники не подозревали, с чем им придется столкнуться в бою. Чтобы исключить возможность переправы вражеских войск через Днепр в других местах, Изяслав прикрыл войсками броды у Витичева и Заруба.

В конце апреля союзники Юрия привели полки и дружины в Городец Остерский. Суздальский князь выступил в поход на Киев, пешие ратники плыли в ладьях по Десне, всадники шли вдоль берега реки. Когда рать Долгорукого подходила к Днепру, пришла наемная половецкая конница хана Севенча, сына легендарного Боняка. Юрий и союзные князья направили коней к устью Десны и оттуда наблюдали, как судовая рать входит в Днепр. Ладьи развернулись в линию вдоль левого берега и двинулись на середину реки, навстречу им начала движение ладейная рать Изяслава Мстиславича. Завязалось ожесточенное сражение: «и бились между собой, разъезжая в ладьях» (31, 291). Битва развернулась на огромном пространстве: «и тако начаша ся бити по Днепру у насадех, от Кыева оли и до устья Десны» (45, 293). Сотни ладей вступали друг с другом в яростные схватки, одни стремились прорваться к правому берегу, другие пытались остановить их продвижение. Через некоторое время преимущество ладейной рати Изяслава стало очевидным. Лучники Юрия не могли нанести серьезный урон вражеским гребцам, которые были надежно прикрыты дощатым настилом. Облаченные в кольчуги киевские воины, стоя на настиле, спокойно расстреливали из луков суздальских гребцов. Используя два рулевых весла, на носу и корме, кормчие Изяслава свободно маневрировали, атакуя вражеские ладьи со всех сторон. И хотя судовая рать Юрия несла большие потери, битва продолжалась до самого вечера. С заходом солнца, суздальцы и их союзники отступили к левому берегу, вытащили ладьи на сушу и стали ждать дальнейших приказов князя. Попытка Долгорукого форсировать Днепр потерпела неудачу, ладейный флот Изяслава надежно контролировал реку.

Битва на Днепре – это уникальное явление в военной истории страны. Ни до, ни после такие большие флоты не вступали в противоборство на реках, протекающих по территории Руси. Изяслав Мстиславич оказался не только талантливым военачальником и хорошим организатором, но и новатором в военном деле, его технические изыскания сыграли решающую роль в победе киевлян. Юрию Долгорукому надо было изыскивать иные пути, чтобы без потерь переправиться через Днепр.

На рассвете воинство Долгорукого подошло к Киеву, противников разделяла только речка Лыбедь. Как обычно, первым в битву вступил Андрей Юрьевич: сын Долгорукого повел в атаку половецкую конницу. Наступление шло со стороны Оболони, где когда-то протекала речка Лыбедь (старое русло давно пересохло, поэтому урочище прозвали Сухой Лыбедью). Следом за двоюродным братом в бой бросился Владимир Андреевич Дорогобужский, однако кормилец не позволил князю принять участие в сражении из-за его молодости (45, 298–299). Половецкие конные лучники открыли плотную стрельбу по боевым порядкам великокняжеской рати, быстро перебрались через урочище и вступили в бой с дружиной Изяслава Мстиславича. Под натиском степняков дружинники отошли к Золотым воротам и укрылись за заслоном из обозных телег. Здесь половецкая атака была остановлена. Тогда Андрей изменил направление главного удара и повел половецкую конницу в сторону Жидовских ворот. Степняки потеснили смоленские полки Ростислава Мстиславича, однако не были своевременно поддержаны Юрием. Ростислав ввел в битву свежие войска, атака половцев захлебнулась, степняки стали уходить за Сухую Лыбедь. Во время отступления Андрей Юрьевич едва не попал в плен, поскольку увлекся рукопашной схваткой и не заметил отхода степняков с поля боя. Всё это время суздальские, ростовские и северские ратники стояли на месте и вели с киевлянами вялую перестрелку.

Юрий упустил момент, когда можно было переломить ход сражения. Он отдал приказ главным силам вступить в битву и переходить Лыбедь только тогда, когда половцы отступили. Атака была плохо организована, единое руководство сражением отсутствовало, князья действовали каждый сам по себе, полки и дружины наступали разрозненно. Некоторые отряды быстро вернулись на старые позиции и просто усилили перестрелку с киевлянами: «и стреляющим же ся им до вечера о Лыбедь, а инии переехаша и на болоньи бьяхутся» (45, 299). Единого слаженного удара не получилось. Там, где воины Юрия перешли через Лыбедь, закипели рукопашные схватки, в бой вступили воины Изяслава Мстиславича и Вячеслава Владимировича. Как и предполагал киевский князь, главный удар Юрий нанес у Лядских ворот, по дружине Бориса Городенского. В этой критической ситуации Изяслав принял необычное решение: «повеле нарядити дружину ис полков, а полков не рушати» (45, 299). Выражаясь современным языком, князь взял от каждого полка некоторое количество ратников, присоединил к ним конницу черных клобуков и собрал мобильный резерв. Изяслав Мстиславич повел отряд в контратаку, у Лядских ворот разбил половецкую конницу, загнал степняков в Лыбедь и многих перебил. Хан Севенч, накануне хваставшийся, что подобно своему отцу Боняку, ударит саблей в Золотые ворота Киева, погиб, его воины бежали. Юрий приказал войскам отступать, хотя в некоторых местах бой продолжался до вечера. Суздальский князь получил весть, что Владимир Галицкий ведет полки ему на помощь, и решил идти на соединение с союзником. Ночью Долгорукий увел рать к Белгороду.

Попытка Юрия овладеть Киевом без помощи Владимира Галицкого была авантюрой, стратегическая ошибка усугубилась ошибками тактическими, их совокупность и привела к неудаче. Незначительное на первый взгляд поражение, самым решительным образом отразилась на дальнейшем ходе войны.

Суздальский князь прилагал максимум усилий, чтобы избежать битвы в невыгодных условиях. Пока войско Изяслава переходило Малый Рутец, Юрий достиг Великого Рута и начал переправу через реку. В этот момент появилась рать Изяслава. Долгорукий приказал ускорить переправу, но в этот момент налетела конница черных клобуков, всадники пустили в суздальцев по стреле и напали на обоз Юрия. Долгорукий понял, что битвы не избежать, развернул полки обратно и пошел отбивать обоз. Увидев, что дядя перешел в наступление, Изяслав с Ростиславом отправили Вячеслава в глубокий тыл, чтобы престарелый дядя наблюдал за битвой с холма. К этому времени Юрий, Владимир Давыдович, Святослав Ольгович и Святослав Всеволодович закончили построение войск. Андрей Юрьевич обратил внимание, что половцы вопреки обычаю расположились в тылу, а не перед строем полков. Князь, по матери половец, обратился к степнякам с призывом храбро сражаться, вернулся к отцу и возглавил суздальскую дружину. Андрей повел гридней в атаку, ворвался во вражеские ряды и сломал копье в схватке с вражеским всадником. Княжеский конь был ранен в ноздри и стал метаться среди сражающихся воинов, Андрей выронил щит, потерял шлем (31, 294) и чудом не погиб в рукопашной схватке. Изяслав решил нанести контрудар и лично возглавил атаку своей дружины. Князь дал наказ воеводам: «зрите же на мой полк; а како вы пойдеть мой полк, такоже и вы пойдите» (45, 302). Изяслав вырвался вперед, в одиночку влетел в строй вражеских ратников, изломал копье, получил раны в руку, бедро и был сбит с коня на землю. Битва развернулась по всему фронту, «съступившимъсяся полком, бысть сеча крепка» (45, 303). Половцы пустили по стреле и покинули поле битвы, затем были разбиты полки двух Святославов, после чего побежали дружины Юрия и его сыновей. Масса беглецов устремилась к Великому Руту, где тысячи людей завязли в грязи. Произошло жесточайшее избиение воинов Юрия, множество суздальцев, северян и степняков попало в плен, в том числе и половецкие ханы (45, 302). Там же погиб и Владимир Давыдович. Разгром был чудовищный. После битвы киевские ратники обходили поле битвы, нашли раненого Изяслава Мстиславича, но не признали своего князя и решили его добить. Князя спас железный шлем с изображением святого Пантелеймона, выдержавший удары киевских мечей. Лишь когда Изяслав снял изрубленный шлем, воины его узнали. Как пишет летописец, «Изяслав же изнемагаше велми с ран зане исшел бе кровию» (45, 303–304). Полученные в битве раны стали причиной преждевременной смерти киевского князя.

Битва на Перепетовом поле была крупнейшим военным столкновением эпохи феодальной раздробленности Средневековой Руси и явилась переломной в противостоянии Юрия и Изяслава. В борьбе за Киев Долгорукий потерпел сокрушительное поражение, был вынужден заключить с племянником мир, лишился всех владений в Южной Руси и удалился в Суздальскую землю.

Ярослав боялся большой войны с Киевом и был готов уступить, но возмутились галицкие бояре. Они считали унизительными требования Изяслава и были готовы защищать свою землю с оружием в руках: «Мы не хотим тем князю своему порока нанести, но, положась на Бога, будем его всею нашею возможностию защищать, до тех пор пока Бог позволит» (161, 402). Киевским посланцам ответили, что Ярослав молод и может самостоятельно решать такие важные вопросы. В ответ Изяслав стал стягивать полки к Владимиру-Волынскому. Зимой 1154 г. на Галич выступили в поход полки и дружины Киевской земли, Волыни, Чернигова, Переяславля-Южного, Дорогобужа, Бреста (45, 320–321). Старый Вячеслав на войну не пошел и передал свою дружину под командование племянника. Великокняжеская рать наступала на стратегически важный город Теребовль, располагавшийся между реками Серет и Гнезна. Теребовль прикрывал Галич с северо-востока и был своеобразным щитом столицы княжества. Исходя из этого, воеводы Ярослава посоветовали князю сосредоточить рать в окрестностях города. Если Изяслав осадит Теребовль, то галицкие полки по льду перейдут через реку, ударят по великокняжеской рати и прижмут противника к городским стенам. Вылазка гарнизона приведет к разгрому Изяслава. Киевский князь действовал иначе, чем предполагали его противники, он отправил сына Мстислава с Владимиром Андреевичем Дорогобужским на противоположный берег реки Серет, а сам продолжил вести главные силы на Теребовль.

Утром 16 февраля землю накрыл густой туман, как пишет летописец, «бысть в т день мгла велика, яко не видити до конець копья» (45, 321). Пользуясь ненастной погодой, Мстислав и Владимир Дорогобужский начали переводить дружины по подтаявшему льду через Серет. Отразив вражескую атаку, союзники вышли на правый берег реки, закрепились на позициях и отправили гонца к Изяславу с известием об успехе. Великокняжеские полки перешли через Серет и двинулись на юг, в сторону Теребовля. Навстречу им выступили галицкие полки. Узнав о движении войск противника, Изяслав выстроил рать в боевой порядок. Князь встал в центре позиций с киевлянами и черными клобуками, на правом крыле расположились волынские и дорогобужские полки под командованием Святополка Мстиславича и Владимира Андреевича. Левый фланг заняли черниговские и переяславские ратники под началом Мстислава Изяславича, здесь же была и дружина князя Вячеслава. Перед строем тяжеловооруженных пехотинцев встали лучники. Галицкие воеводы выставили против войск Мстислава Изяславича отряды берладников[2], киевлянам противопоставили галицкие полки, на волынян и дорогобужцев должны были наступать болгарские наемники (Татищев, 403). Когда туман рассеялся, две рати сблизились и заняли позиции друг напротив друга. В это время галичане сказали Ярославу: «Ты у нас, князь, один, если с тобой что случится, то что нам делать? Поезжай, княже, в город, мы будем сами биться с Изяславом; а кто из нас останется жив, прибежит к тебе, и тогда затворимся в городе с тобою» (31, 299). Уступив давлению воевод, Ярослав покинул войска, отъехал от места сражения на три перелета стрелы и поднялся на высокий холм. Вскоре противники начали сходиться.

Битва началась в полдень. Болгарские наемники пошли в атаку и мощным натиском разгромили дружины Святополка Мстиславича и Владимира Дорогобужского. Берладники смяли переяславцев и черниговцев Мстислава, опрокинули дружинников Вячеслава и погнали их с поля боя. Фланги великокняжеской рати были разбиты наголову. Иная ситуация сложилась в центре боевых порядков, где галицкие полки сошлись в прямом бою с киевскими полками: «бысть сеча зла, и бишася от полудне до вечера» (45, 322). Сражение отличалось крайним ожесточением, в сумерках киевляне оттеснили галичан к Теребовлю, загнали в город и захватили множество пленных. Но и воины Изяслава понесли большие потери, множество киевлян в азарте погони оказались у стен Теребовля, где попали в плен и были уведены в город. Ситуация сложилась уникальная: «Изяслав же изыма Галичьскыя мужи, а Галичане изоимаша Изяславли на розгоне» (45, 322). Киевский князь остался с небольшой дружиной перед Теребовлем, остальные его воины либо разбежались, либо погибли, либо были пленены. Пользуясь неразберихой на поле боя, Изяслав приказал поднять захваченные галицкие стяги, тем самым давая ложный ориентир возвращающимся из погони вражеским воинам. Поступил так, как некогда поступили Ольговичи на реке Супой. Результат был аналогичный – воины противника не разобрались что к чему, пришли под стяги и были пленены. Когда наступила ночь, Изяслава охватил страх, князь боялся вражеской вылазки из города. Об этом он открыто сказал своим воеводам: «Как бы не высыпали на нас из города» (31, 299). Кроме того, князь опасался, что не сможет удержать под стражей большое количество пленников. Поэтому Изяслав приказал простых воинов перебить, а знатных дружинников и бояр вести в Киев. Утром князь отдал приказ об отступлении от стен Теребовля: «зане братья его и дружина его разбеглися бяхуть» (45, 322). Его никто не преследовал, поскольку галичане потеряли много воинов. Информация В.Н. Татищева о «подвигах» Мстислава Изяславича действительности не соответствует, летописи об этом ничего не сообщают.

Итоги похода были совершенно не те, на которые рассчитывал Изяслав. Потери были огромные, результаты ничтожные. На первый взгляд, киевский князь одержал победу, но была она воистину Пирровой. Сама битва проходила сумбурно, воины, сражающиеся на одном участке фронта, не знали, что происходит у соседей: «…и бе меж ими смятение и не видяхуть котории суть победили: Изяслав же няшеть Галичаны, а братья его бежаша» (Ип. 321). Если бы не хитроумные манипуляции киевского князя со стягами, исход противостояния мог быть иным.

Смерть Вячеслава внесла раскол в ряды сторонников Ростислава. По закону и праву киевским князем должен был стать Юрий Долгорукий, Ростислав же в глазах всей Руси превращался в узурпатора. Киевские воеводы уже не были уверены в победе и стали убеждать Ростислава прекратить войну: «Тебе же сейчас не время к войне, потому что ты, ныне приняв престол, довольно с киевлянами не спознался; к тому стрый твой Вячеслав умер и град без князя. Того ради советуем возвратиться в Киев, а не ввязывать себя в дело тяжкое, которому конец не виден» (161, 414). Однако Мстислав Изяславич и Святослав Всеволодович поддержали намерение Ростислава идти на Чернигов, по их мнению, с Изяславом Давыдовичем надо было покончить как можно скорее. Поход был продолжен. Черниговский князь понял, что ни Долгорукий, ни Святослав Ольгович не успеют прийти на помощь. В страхе перед Ростиславом и его союзниками, Изяслав обратился к Глебу Юрьевичу, поскольку именно сын суздальского князя располагал в данный момент реальной военной силой, способной спасти Чернигов. Глеб понял, что судьба дает уникальный шанс добыть при помощи половецких сабель и черниговских мечей киевский стол для отца. Князь откликнулся на зов Изяслава Давыдовича и во главе степной конницы поспешил на выручку неожиданному союзнику. Попытка Ростислава начать мирные переговоры с черниговским князем успеха не имела, Изяслав уже знал, что Глеб идет на помощь. Поэтому и ответил дерзко, что теперь Бог их рассудит.

Рать Изяслава и Глеба встретилась с воинством Ростислава в окрестностях Чернигова, у села Боловес: «Что же касается до окрестностей Чернигова, то в эпоху домонгольскую они, по-видимому, изобиловали поселками и хуторами. Из ближних сел, судя по летописи, самым значительным было Боловес или Белоус; оно лежало на западе от Чернигова за так называемым «Ольговым полем», на речке Белоус, правом притоке Десны. На этом Ольговом поле обыкновенно располагалась станом та неприятельская рать, которая во время княжеских междоусобий поступала к Чернигову с Киевской стороны» (140, 329). Речь идет о селе Старый Белоус, расположенном на окраине современного Чернигова. В.Н. Татищев называет местом битвы Белую Весь.

Противников разделяла покрытая льдом река Белоус, лучники с той и другой стороны всё утро вели перестрелку, до открытого боя дело пока не доходило. Ростислав, устрашенный прибытием половецкой орды, решил отказаться от Киева в пользу черниговского князя. Мало того, он пообещал своему противнику и Переяславль-Южный, хотя там княжил Мстислав Изяславич. Узнав об этих переговорах, Мстислав пришел в ярость и заявил дяде: «Если отдаешь мой Переяславль, пусть не будет ни мне Переяславля, ни тебе Киева» (31, 300). После чего развернул коня и вместе с дружиной покинул лагерь. Заметив смятение во вражеском стане, Изяслав и Глеб решили начинать атаку, Ростислав же пребывал в смятении и не смог адекватно отреагировать на ситуацию.

Наступил звездный час князя Глеба. Половецкая конница ринулась в погоню за дружиной Мстислава и быстро рассеяла её по окрестностям. После этого степняки атаковали стан Ростислава. В течение двух дней киевские и смоленские ратники при поддержке черных клобуков отражали половецкий натиск (Ип.327). Ростислав Мстиславич совершенно растерялся и не знал, что делать в критической ситуации. Налеты конных лучников чередовались с атаками тяжеловооруженных всадников, смоляне и киевляне несли большие потери, замерзали в снегу, страдали от ран. Воинов охватило смятение, люди перестали слушать команды и стали толпами покидать лагерь. Когда побежали князья с дружинниками, бегство стало всеобщим. Глеб позволил врагам покинуть стан, после чего вновь бросил в бой степняков. Под Ростиславом убили коня, князь едва не попал в плен, его спас сын Святослав, отдавший отцу своего скакуна. Пока Ростислав уходил от погони, Святослав Всеволодович отбивался от наседавших врагов. Ему повезло меньше, во время бегства князя пленили половцы. Ростислав добрался до Любеча, по льду перешёл Днепр и укрылся в Смоленске. Мстислав вместе со Святославом Ростиславичем бежал в Переяславль, забрал семью и ушел в Луцк. Войско союзников переслало существовать, половцы «многих перебили, а других множество захватили, остальные разбежались» (31, 301). Дружина Изяслава в битве не участвовала, по крайней мере, летописцы об этом ничего не упоминают и приписывают победу половцам.

Изначально успехом Глеба воспользовался Изяслав Давыдович, киевляне сами пригласили князя в столицу: «Пойди в Киев, дабы не взяли нас половцы» (31, 301). На радостях князь отдал Глебу Переяславль-Южный и выкупил из половецкого плена Святослава Всеволодовича. Однако Изяслав недолго наслаждался незаслуженным триумфом. Когда к Киеву приблизились полки Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича, он не рискнул вступить с ними в бой и удалился в Чернигов. Юрий Долгорукий утвердился в Киеве.

Что сделал Мстислав для предотвращения столь серьезной опасности? Удивительно, но практически ничего. Можно не сомневаться, что киевский князь был своевременно извещен о планах союзников и знал, что вражеская рать собирается в Вышгороде. Поэтому времени на подготовку к войне у Мстислава было достаточно. Но вместо того, чтобы сосредоточить все силы на обороне Киева, он отправил отряд черных клобуков в Новгород к сыну Роману. Командовал черными клобуками князь Михалка Юрьевич, младший брат Андрея Боголюбского. Между близкими родственниками был конфликт, поэтому Михалка поддерживал Мстислава. В Межимостье Михалку пленили Рюрик и Давыд Ростиславичи, черные клобуки сопротивления не оказали. Мстислав не стал звать на помощь ни галицкого князя Ярослава Осмомысла, ни сына Святослава, княжившего во Владимире-Волынском. Не обратился к венграм и полякам, с которыми находился в очень хороших отношениях. Отдав противнику инициативу, отказавшись от активных действий, Мстислав лишил себя возможности использовать на поле боя мобильную конницу черных клобуков (торков, берендеев, печенегов). Он просто загнал умевших вести маневренную войну всадников за городские стены, где от них было мало толку. Складывается впечатление, что главная ставка Мстислава была на мощные укрепления Киева. Если это так, то князь допустил грубую стратегическую ошибку, имевшую роковые последствия.

Киев был одной из сильнейших крепостей Средневековой Руси. В городе было две линии обороны, наиболее укрепленной была первая, так называемый «город Ярослава». Её общая протяженность была 4,5 км. Земляные валы, возведенные при Ярославе Мудром, достигали до 14 м в высоту и 19 м в ширину, на валах возвышались рубленные из дуба башни и стены с боевыми площадками. В «город Ярослава» вели трое каменных ворот – Золотые, Лядские и Жидовские. Прорвавшись через первую линию обороны, противник натыкался на вторую линию укреплений, «город Владимира». Проникнуть в цитадель можно было через сложенные из камня Софийские и Михайловские ворота.

9 марта рать Мстислава Андреевича подошла к местечку Дорогожичи на окраине Киева, оценив обстановку, князья приказали полкам и дружинам окружить город. Приступ начался на следующий день. Неизвестно по какой причине, но киевский князь внезапно выбрал тактику активной обороны: «Мстислав затворившюся в Киеве, бьяхуся из города, и бысть брань крепка от всюду» (45, 372). В ситуации, когда враг имел подавляющее численное преимущество, надо было отсиживаться за городскими укреплениями и не губить в поле немногочисленных дружинников. Мстислав изначально делал одну ошибку за другой, постепенно усугубляя своё и без того сложное положение. Бой продолжался целый день, союзники в Киев не вошли, но и защитники понесли большие потери. Наутро сражение возобновилось, союзники пытались прорваться в город, киевляне отчаянно защищались на валах и боевых площадках. Штурм удалось отбить, но вновь ценой тяжелых потерь. Как записал летописец, «Мстислав изнемагающю в граде» (45, 372). Самое страшное заключалось в том, что киевскому князю неоткуда было ждать помощи. К исходу второго дня боев это стало ясно не только ему, но и предводителям черных клобуков. Ночью командиры торков и берендеев вступили в переговоры с вражескими военачальниками.

Генеральный приступ начался 12 марта, к решающей атаке на древнюю столицу союзники готовились очень тщательно. Из своих дружин князья отобрали лучших бойцов и создали ударный отряд, чтобы в решающий момент ввести его в сражение. Командовать отборными дружинниками доверили Глебу Переяславскому, победителю у Боловеса. Князь Глеб тайно вывел своих воинов из лагеря и расположил в засаде у Сереховицкого ручья. Когда битва была в самом разгаре, переяславский князь решил, что настало время нанести удар. Обстановка благоприятствовала, поскольку Мстислав Изяславич снимал войска с других участков обороны и перебрасывал на места возможного прорыва вражеских войск. Никем не замеченные, воины Глеба по рву подошли к валам, поднялись на стены и стали захватывать боевые площадки и башни. С высоты крепостных стен гридни Глеба начали поражать из луков вражеских воинов.

Весть о том, что враг проник в Киев, деморализовала защитников, киевляне покинули укрепления и поспешили на защиту своих домов. Союзники воспользовались сумятицей на стенах, усилили натиск и прорвались в столицу. Глеб повел дружинников в город, на улицах Киева закипели яростные схватки, единый фронт обороны рухнул. Надвигалась катастрофа, сопротивление стало бессмысленным, пришло время спасать свои жизни. Воеводы обратились к Мстиславу Изяславичу: «что, княже стоиши? поеди из города; нам их не перемочи» (45, 372). Князь собрал остатки дружины, прорвался через Золотые ворота и ушел в сторону Василева. Черные клобуки перешли на сторону победителей и устремились в погоню за киевским князем. Многие бояре Мстислава попали в плен, среди них были Дмитрий Храбрый, Олекса дворский, Сбыслав Жирославич и Иван Творимирич (45, 372). Киев пал. В течение трех дней столица подвергалась беспощадному разгрому: «Киев пограбили, и церкви и монастыри, в течение трех дней, и иконы забрали, и книги, и ризы» (Лавр. 309). Разорив город, союзники разошлись по домам.

Падение Киева стало переломным моментом в истории Руси, после чудовищного погрома в марте 1169 г. центр силы переместился во Владимир-Суздальский. Андрей Боголюбский окончательно добил величие Киева, когда демонстративно не стал садиться на златой стол в древней столице, а оставил там княжить брата Глеба.

Союзная рать выступила в поход. Полки наступали через Великие Луки и Торжок, оба города были захвачены и сожжены, множество сел и деревень подверглись разорению. Новгородские послы, отправленные за помощью к южнорусским князьям, были перехвачены и посажены под стражу в Смоленске. 22 февраля 1170 г. полки Мстислава Андреевича появились в окрестностях Новгорода и остановились на значительном расстоянии от города. В течение двух дней Мстислав с князьями и воеводами осматривал новгородские укрепления, выбирал место, где можно нанести главный удар. Союзники настолько были уверены в успехе, что между делом разделили новгородские улицы, кому и какую грабить. И совсем иные настроения царили среди защитников, новгородцы были напуганы численностью вражеского войска и в страхе отсиживались за городскими стенами. Они не знали, что у противника возникли серьезные проблемы: «бысть же мор велик в конех и в полкох» (45, 382). Именно начавшийся мор вынудил Мстислава и Ростиславичей поторопиться с генеральным штурмом, иначе они подготовились бы к атаке на город более основательно.

25 февраля Мстислав отправил полки на приступ. Великокняжеская рать подошла к укреплениям Софийской стороны и развернулась в боевые порядки. Когда ратники и дружинники засыпали стрелами стены и башни, защитников вновь охватили страх и паника. В этот критический момент архиепископ Иоанн поднялся на боевую площадку с иконой Богородицы, стал обходить стены и башни, вдохновлять земляков на ратные подвиги. Когда святитель пришел в острог, суздальская стрела попала в икону. Новгородцев охватил гнев, страх сменился яростью. Сопротивление стало ожесточенным, горожане решили победить или погибнуть. В этот день всех превзошел храбростью Мстислав Ростиславич. Белгородский князь во главе дружины пробился к воротам, гридни разбили тяжелые створы и ворвались в проем надвратной башни. Мстислав вырвался вперед и лично сразил нескольких вражеских воинов, однако новгородцев было слишком много, поэтому князь был вынужден отступить (45, 382). Прорыв белгородских дружинников не был поддержан полками и дружинниками союзников, шанс на победу был упущен. Битва продолжалась целый день, вечером князь Роман и посадник Якун повели новгородцев на вылазку. Удар был неожиданным, полки Мстислава Андреевича дрогнули и начали в спешке отступать от города. Новгородцы преследовали пришедшие в расстройство войска противника, множество суздальцев и их союзников попало в плен.

Вражеская рать была отброшена от новгородских стен, но не разбита окончательно. Мстислав и Ростиславичи были готовы повторить штурм, однако в полках со страшной силой продолжал свирепствовать мор, поэтому было принято решение снять осаду и отступить. Из-за падежа коней многие дружинники возвращались домой в пешем строю. Отступление обернулось для союзников настоящим кошмаром, войска шли по территории, разорённой самими новгородцами. Продовольствие отсутствовало, воины ели уцелевших коней, многие умирали с голоду. Поход завершился полным провалом.

В чем причина неудачи? Накануне похода Андрей Боголюбский заболел и полки повел его сын Мстислав. Как показали дальнейшие события, союзная рать не имела достаточного запаса съестных припасов, снабжение было налажено плохо. Опустошив свои земли, новгородцы лишили противника возможности получать продовольствие, великокняжеские воеводы так и не сумели решить эту задачу. Но главной причиной неудачи был мор, косивший людей и коней. Если бы не эта болезнь, Мстислав и Ростиславичи могли продолжить осаду и овладеть городом лобовым штурмом: слишком велик был численный перевес союзников над защитниками Новгорода. Однако ситуация сложилась так, что победил слабейший из противников. Пленных суздальцев было захвачено так много, что новгородцы продавали их по две ногаты (26, 33). Грандиозный план Андрея Боголюбского подчинить Киев и Новгород своей власти потерпел крах: в отличие от киевлян, новгородцы сумели отстоять свой город. Показав всей Руси, что великому князю можно успешно противостоять на поле боя.

Не удивительно, что новгородцы свою победу приписали заступничеству Богородицы. Битва новгородцев с суздальцами в феврале 1170 г. стала сюжетом для знаменитой иконы «Чудо от иконы Знамение».

В передовом полку шли Всеволод Юрьевич, брат Андрея Боголюбского и Игорь Святославич, князь Новгорода-Северского. На подступах к Вышгороду молодые князья выстроили войско в боевой порядок, в центре встали дружины Всеволода и Игоря, на флангах расположились новгородцы и ростовцы. С крепостной башни Вышгорода Мстислав следил за маневрами противника. Князь не собирался отсиживаться за стенами, вывел дружину за городские укрепления и атаковал вражеские войска. С той и другой стороны в бой вступили конные лучники, «почашася стеляти, межи собою гонячеся» (45, 391). После продолжительного боя воины младшей дружины Мстислава пришли в смятение и были вынуждены отступить. Князь остановил беглецов и призвал воинов не бояться многочисленного противника: «Братия, чего боясь бежите, забыв свою честь. Смотрите на меня, что я многочисленности их войска не боюсь, но надеясь на милость Божию и, храня свою честь, должно вам помнить свою клятву и ныне свою верность и мужество изъявить» (161, 502). Мстислав повел в атаку тяжеловооруженных всадников. Белгородские дружинники наступали по центру вражеских позиций и опрокинули гридней Всеволода. Новгородцы и ростовцы ударили по дружине Мстислава с флангов, битва перешла врукопашную: «И бысть мятеж велик, и стонава и кличь рамня, и гласе незнаемии; и ту бе видети лом копейный и звук оружьиный, от множества праха не знати ни конника ни пешьц. И тако бивьшеся крепко и разийдоша, много бе раненых, мертвых же бе немного» (45, 392). Мстислав ушел в Вышгород, Всеволод и Игорь отступили от города. Когда подошли главные силы союзников, Вышгород был взят в плотную осаду.

Борьба продолжалась девять недель. Атаки на город шли каждый день, Мстислав регулярно выводил дружину на вылазки и бился с врагами у городских ворот. Потери среди защитников были велики, по свидетельству летописца «много бысть Мьстиславле дружине раненых и смертьных, добрых» (45, 392). Но и тактика активной обороны приносила свои плоды, время шло, а Вышгород так и не был взят союзниками. Периметр городских укреплений был невелик, что позволяло Мстиславу маневрировать войсками. Не всё благополучно было и во вражеском лагере. У союзников все вопросы стал решать Святослав Всеволодович Черниговский, что вызвало у других участников коалиции сильное раздражение. Обстановка ещё больше обострилась, когда на помощь Юрию Андреевичу прибыл с волынскими полками Ярослав Изяславич Луцкий. Казалось, что шансы Мстислава на благополучный успех осады были сведены к минимуму, когда обстановка неожиданно и резко изменилась в пользу Ростиславичей.

Ярослав не просто так пришел к Вышгороду, он хотел договориться с Ольговичами о своем княжении в Киеве. Однако на златом столе планировал сесть Святослав Всеволодович, поэтому луцкий князь получил отказ. Ярослав разозлился, вступил в тайные переговоры с Ростиславичами и быстро решил с братьями вопрос о Киеве в свою пользу. После чего увел рать к Белгороду, где затаился Рюрик Ростиславич. Черные клобуки заметили разлад среди членов коалиции и заявили Святославу Всеволодовичу, что не будут помогать ему в борьбе за Киев. Конница черных клобуков покидала лагерь вечером, на виду у ратников и дружинников. Кто-то пустил слух, что они уходят к галицкому князю Ярославу Осмомыслу, который привел полки на помощь Ростиславичам. Для измотанных многодневными боями и длительной осадой людей этого оказалось достаточно, чтобы начались смута и разброд. Наступила ночь, но волнения в лагере не прекратились, никто не понимал, что происходит. Ратники и дружинники перестали слушать воевод, людей охватили неуверенность и страх. Когда в лагере стали кричать, что подходит вражеское войско, союзную рать охватила паника.

Тысячи воинов побежали к Днепру, стали грузиться в ладьи и выгребать на середину реки. За место на судах приходилось драться, вчерашние союзники бились насмерть друг с другом. Огромное войско разваливалось на глазах, кому не нашлось места на ладьях и насадах, разбегались по окрестностям. Мстислав заметил необычную суету в стане противника, вывел дружину за ворота и ударил по вражескому расположению. Победа была полной и безоговорочной.

Почему великокняжеская рать потерпела такое позорное поражение? Ответ прост – в рядах союзников не оказалось воина, подобного Мстиславу Ростиславичу. Иначе всё закончилось бы по-другому. Обладая колоссальным численным преимуществом, союзники могли задавить противника числом. Шансов выдержать осаду у защитников практически не было, но здесь можно говорить о роли личности в истории. Мстислав совершил невозможное дело, сокрушив с белгородской дружиной и вышгородским ополчением силу Андрея Боголюбского. Недаром летописцы отметили ратное мастерство и исключительную храбрость белгородского князя и его воинов: «Мьстислав же много пота утер с дружиною своею, и не мало мужьства показа с мужьми своими» (45, 392). При этом складывается впечатление, что потери великокняжеской рати были невелики. Это видно на примере новгородцев, которые «приидоша в Новъгород вси здрави» (26, 223). Но большого значения это не имело, главной целью Мстислава было снятие осады с города, а не уничтожение живой силы противника.

Неудача под Вышгородом обернулась катастрофическими последствиями для Андрея Боголюбского. Престиж князя был подорван не только на Руси, но и внутри Владимиро-Суздальского княжества. Две подряд неудачные военные кампании – против Новгорода и Ростиславичей, вызвали сильное разочарование среди элиты Залесской Руси и стали одной из причин заговора против великого князя.

Противники встретились в воскресенье на Болоховом поле, в пяти верстах от столицы. Мстислав укрыл свою дружину за холмом, как только подошла вражеская рать, князь атаковал воинство Юрьевичей: «и выступил полк из-за горы, все в бронях, как окованные льдом, и подняли стяг» (31, 325). Оглашая окрестности боевым кличем, рать Мстислава пошла в наступление. Михалка, Всеволод и Владимир Святославич не знали, где находятся полки Мстислава, они знали только, где находится Ярополк. Поэтому не опасались нападения. Их спасло только то, что они сумели очень быстро перестроить войска из походного строя в боевой порядок. С той и с другой стороны в бой вступили пешие лучники и конные стрелки. Завязалась перестрелка, затем воины Мстислава дрогнули, стали заворачивать коней, а потом и вовсе побежали с поля боя. Почему это произошло? Может быть, войска Мстислава были утомлены стремительным переходом от Суздаля к столице и оказались совершенно не готовы к сражению. Возможно, воины Мстислава увидели, насколько велика вражеская рать, и испугались, ведь они были уверены в победе и полагали, что вражеские воины разбегутся от них как зайцы. Мстислав размахнулся широко, но удара не получилось. Потери у проигравшей стороны были невелики. По воинскому снаряжению воины Мстислава ничем не отличались от воинов Михалки, поэтому при первой возможности они укрывались в рядах победителей. Рать Мстислава разбежалось по окрестностям, некоторое количество знатных дружинников было захвачено в плен. В этот же день Михалка и Всеволод въехали в столицу, где пленили мать и жену Ярополка. Мстислав бежал в Новгород, Ярополк укрылся в Рязани у князя Глеба.

Главная стратегическая ошибка Ростиславичей заключалась в том, что они не сумели договориться о совместных действиях. Этот просчет усугубился тактическими промахами Мстислава. Поэтому итог противостояния оказался закономерен.

Когда Мстислав Ростиславич прибыл в Ростов, то стал энергично готовиться к грядущей войне, в городе собрались боярские дружины, был готов к выступлению ростовский полк. 20 июня 1176 г. умер Михалка, когда об этом стало известно Мстиславу, ростовский князь выступил в поход на стольный Владимир. Узнав о выступлении ростовских дружин, Всеволод не стал дожидаться врага у стен столицы и решил идти навстречу Мстиславу. В поход Всеволод повел большой владимирский полк и личную дружину, отряды ратников из Переславля-Залесского обещал привести его племянник Ярослав Мстиславич. По свидетельству летописца, под Суздалем Всеволоду было явление Владимирской Богородицы, что было истолковано воинами как знамение грядущей победы. Всеволод был человеком очень осторожным. В отличие от своих людей он не был уверен в победе и обратился к Мстиславу с мирными предложениями: «Брат! Поскольку тебя привела старейшая дружина, поезжай в Ростов, а оттуда мир объяви; тебя привели ростовцы и бояре, а меня с братом Бог привел и владимирцы, а суздальцы будут нам общими, пусть кого захотят, тот им и будет князем» (31, 328). Для Мстислава наилучшим вариантом было принять условия Всеволода, но против мирного договора были ростовские бояре, для них принципиальным моментом было старшинство их города над стольным Владимиром. Они так и сказали Мстиславу: «Если ты и дашь ему мир, то мы не дадим» (31, 328). Летописец называет имена бояр, заставивших Мстислава продолжать войну – Добрыня Долгий и Матвей Шибутович.

В окрестностях Юрьева-Польского Всеволод встретился с племянником Ярославом, который привёл переяславские полки. Переяславские воеводы осудили стремление Всеволода помириться с Мстиславом: «Ты ему добра хотел, а он за головой твоей охотится; поезжай, князь, на него, не беспокоясь о нас и детях наших и женах, которые достанутся ему; еще и девятого дня нет, как твой брат умер, а он хочет кровь пролить» (31, 329). На рассвете в субботу Всеволод перевел рать через речку Гзу, вышел на Юрьевское поле и построил полки в боевой порядок. На противоположном конце поля стояли дружины Мстислава.

Летописец четко обозначил место сражения между речками Гза и Липня: «и покрыша поле Юрьевское, и ступишася у Юрьева меж Гзы и Липицы» (61, 3). Гза является притоком Колокши, Липица – Ирмеса. Огромное Юрьевское поле находилось к востоку от Юрьева-Польского и идеально подходило для действий больших масс конницы. Недаром в летописях написано, что рати Всеволода и Мстислава «покрыли поле Юрьевское». Местоположение села Липицы, упомянутого в труде В.Н. Татищева, неизвестно. Василий Никитич пишет, что переяславский полк стоял на левом фланге (161, 527), поэтому можно предположить, что в центре позиций находился большой владимирский полк, на левом крыле расположились суздальцы. Битва началась столкновениями лучников и конных стрелков. После короткой перестрелки легковооруженные воины освободили поле боя, в битву вступили конные дружины: «Стрелцем же стреляющимся межи полками, и поидоша к себе на грунах обои» (58, 93). На основании летописных свидетельств, можно сделать вывод о том, что в этот момент битва свелась к лобовому столкновению тяжеловооруженных всадников. В упорном бою переяславцы разбили правое крыло войск Мстислава, затем успех сопутствовал владимирцам и суздальцам. В рукопашном бою были убиты главные ростовские воеводы – Добрыня Долгий и Иванко Степанович, множество бояр и знатных дружинников попало в плен. Ростовская военная элита была разгромлена наголову.

Князь Мстислав с остатками дружины прибежал в Ростов, понял, что город защищать невозможно, и поспешил в Новгород. Новгородцы отказались принимать неудачника. Князю припомнили его тайное бегство из города в Ростов: «Ты ударил пятою Новгород, и пошел на дядю своего Михалка, подговоренный ростовцами; и если Михалка Бог взял, а с братом его Всеволодом Бог тебя рассудил, зачем к нам идешь?» (31, 330). Мстислав ушел в Рязань к князю Глебу. После битвы на Юрьевском поле Ростиславичи уже не могли рассчитывать на поддержку городов Суздальской земли.

Битва на Юрьевском поле была крупнейшим сражением на территории Владимиро-Суздальского княжества: «и бысть сеча зла, якоже не бывала николиже в Ростовской земле» (72, 132). И только Липицкая битва, произошедшая 21 апреля 1216 г., как по количеству сражающихся, так и по количеству погибших превзошла это достопамятное сражение.

Противников разделяла покрытая льдом речка Колокша. Целый месяц продолжалось стояние суздальцев и рязанцев друг против друга, ни Глеб, ни Всеволод не рискнули переходить через Колокшу на виду у противника. Воины вяло перестреливались через речку, до открытых столкновений дело не доходило. Согласно Воскресенской летописи, Глеб пытался заключить с Всеволодом мир, но получил отказ. Владимирский князь не мог простить ему вторжения половцев, разорения Суздальской земли и гибели мирного населения. Вменялся Глебу в вину и его союз с Ростиславичами (58, 94). Всеволод и его воеводы понимали, что лобовая атака на рать Глеба очень опасно, и решили действовать хитростью. На масленичной неделе Всеволод собрал большой обоз, приставил к нему сильную охрану и отправил на противоположный берег Колокши. Выждав некоторое время, великий князь отправил вслед обозу племянника Владимира с переяславской дружиной. После этого Всеволод выстроил рать в боевой порядок на Прусковой горе и стал ждать. Случилось то, что должно было случиться. Глеб не мог упустить шанс захватить вражеский обоз, Всеволод очень точно просчитал жадность рязанского князя. Перехватывать суздальские сани и возы Глеб отправил Мстислава Ростиславича, сам же с сыновьями Романом, Игорем, шурином Ярополком и половецкой конницей атаковал Прускову гору.

Князь Мстислав Ростиславич попал в ловушку, приготовленную Всеволодом. Ввязавшись в бой с охраной обоза, он пропустил момент, когда подошла дружина Владимира Глебовича. Переяславские гридни разбили дружину Мстислава и разогнали вражеских воинов по окрестностям. Мстислав примчался к Глебу и рассказал о постигшей его неудаче. Рязанский князь остановил наступление, но было уже поздно, полки и дружины Всеволода ударили с Пруской горы и смяли рязанское воинство. Разгром был полный и безоговорочный. В плен попали князь Глеб и его сын Роман, Мстислав Ростиславич, знатные бояре Борис Жидиславич, Ольстин и Дедилец. Борис Жидиславич раньше служил Андрею Боголюбскому, но после убийства князя уехал в Рязань. Было пленено множество воевод и простых дружинников. Половцев в плен не брали, степняков убивали на месте. Ярополк бежал в Рязань, но впоследствии был выдан суздальцам.

Битва на Колокше имела судьбоносные последствия как для Суздальской земли, так и для Рязанского княжества. Всеволод окончательно утвердился в стольном Владимире, у молодого князя больше не было соперников в борьбе за власть. Рязань попала в зависимость от суздальцев, князь Глеб так и умер в темнице.

Когда отец и сын встретились, Святослав предложил разорить Суздальское ополье, основу экономического процветания и житницу Владимирского княжества, и уже после этого нанести удар по вражеской столице. Вопрос заключался в том, каким путем вести войска. В центральные области Суздальской земли было две дороги – одна через Дмитров, другая через Переславль-Залесский. В первом случае рать Святослава могла дойти от Волги до Дмитрова по замерзшим рекам Дубна, Сестра и Яхрома, после взятия города для черниговцев и новгородцев открывался путь на вражескую столицу. Со стратегической точки зрения поход на Переславль-Залесский был более предпочтителен: захватив эту мощнейшую крепость, Святослав мог создать непосредственную угрозу Суздалю и Ростову. Что в свою очередь позволяло поднять местное боярство против Всеволода. Для этого достаточно было направить в эти города Ярополка Ростиславича, племянника и злейшего врага Всеволода Юрьевича. У Ярополка появлялся хороший шанс при помощи деда вернуть себе владимирское княжение.

Всеволод оценил размер опасности и поднял против Святослава Залесскую Русь: «въıиде противу ему Всеволод, со всими Суждальскими полкъı, и с Рязаньскими полкъı и Муромьскими» (45, 418). Присутствие рязанских князей под стягом Всеволода стало для Святослава полной неожиданностью, он рассчитывал на их помощь или хотя бы нейтралитет. Всеволод повел полки к Переславлю-Залесскому и преградил врагу путь на реке Влене. По мнению М.Н. Тихомирова, «Под Вленой нельзя видеть какой-либо другой реки, кроме притока Дубны – Вели, текущей километрах в 25 от Дмитрова… Веля действительно течёт в обрывистых берегах, «бережиста», на восточной её стороне подымаются холмы, разделённые оврагами. Здесь-то стояли суздальцы в «пропастях и ломах». Память о какой-то битве на Вели до самого последнего времени сохранялась в окрестных деревнях» (162, 411). На одном берегу реки расположились черниговцы, новгородцы и половцы, на другом берегу стояли владимирцы и их союзники. И хотя Влена была покрыта крепким льдом, ни Святослав, ни Всеволод не рискнули переходить реку и вступать в бой с противником. Началось двухнедельное противостояние.

Несмотря на свою пресловутую осторожность, как стратег Всеволод полностью переиграл Святослава. Позиция, занятая великокняжеской ратью, была неприступной: «Суждалци же, стояху на горах. Во пропастех, и ломох, ако же нелзи их доити полком Святославлим» (45, 418). Владимирский князь расположил войска на высоком и обрывистом берегу, местность в округе была сильно пересечённой, многочисленные овраги и буераки затрудняли передвижения идущих в атаку войск. Поэтому Всеволод чувствовал себя уверенно и сознательно отдавал инициативу противнику. Святославу необходимо было атаковать вражескую рать, однако он опасался переходить в наступление, «река та твердо текоущи, бережиста» (45, 418). Лобовая атака на вражеские позиции могла привести к большим потерям среди черниговских и новгородских ратников, половецкая конница не могла развернуться среди ложбин и урочищ. Но и оставаться на месте Святослав не мог: время работало на Всеволода. Неожиданно он нашел союзников во вражеском стане. Владимирские воеводы настаивали на немедленной битве, но великий князь до поры до времени придерживался выбранной тактики. По мнению В.Н. Татищева, «Всеволод, не желая ни для какой победы людей своих кровь проливать, а намеривался Святослава войско, стоянием и малыми нападении обеспокоивая, утомить и со стыдом домой возвратить» (161, 539). Всеволод действует точно и выверено, не оставляя противнику шансов на успех. Но в какой-то момент он поддался на уговоры воевод и решил спровоцировать Святослава на генеральное сражение. Как и в битве на Колокше, главная роль в операции отводилась обозу.

Под покровом темноты рязанские дружины незаметно перешли через Влену, обошли вражеские станы и напали на обозы Святослава. Рязанцы под предводительством воеводы Ивора Мирославича разгромили вражеские тылы, но увлеклись боем и пропустили момент, когда на помощь обозникам пришла дружина Всеволода Трубчевского. Затем в сражение вступили полки Святослава и половецкая конница. Ожесточенные схватки продолжались до рассвета, только когда был пленен воевода Ивор Мирославич, рязанские дружины ушли за Влену. Их не преследовали, поскольку Святослав запретил переходить реку. Старый князь понял, что Всеволод хотел спровоцировать его на битву и втянуть в сражение на невыгодных условиях. Удержав своих воинов от атаки на вражеские позиции, Святослав Всеволодович избежал разгрома. Однако общей ситуации это не изменило. Приближалась весна, вместе с ней должны были прийти оттепель и распутица. Рать Святослава могла увязнуть среди болот и речушек Северо-Восточной Руси и стать легкой добычей для противника. От безысходности старый князь отправил к Всеволоду попа со следующими словами: «Тебе меня недалеко искать, отступи только от реки и дай мне свободный переход, я неумедлю к тебе придти. Если не хочешь меня пропустить, то я тебе даю свободу и отступлю далее, пока ты совсем не перейдешь. Тогда увидим, кого Бог оправдает» (161, 539). Всеволод Святославу ничего не ответил, а попа под стражей отправил в стольный Владимир. Победа была близка, великий князь не хотел её упускать. Осознав, своё бессилие, Святослав отдал приказ об отступлении. Всеволод отправил в погоню за вражеской ратью легковооруженную конницу, приказав воеводам нападать на обозы, но не ввязываться в большие сражения с противником. Святослав был ярости, чтобы хоть как-то отомстить Всеволоду, князь приказал сжечь город Дмитров. После этого Святослав с сыном Владимиром уехал в Новгород, Всеволод Трубчевский повел полки и половецкую конницу в Северскую землю.

Стояние на Влене подвело черту под противостоянием Руси Южной и Руси Северо-Восточной, это была последняя попытка южнорусских князей силой оружия решить спор с северными соседями. Всем стало ясно, что судьбы Руси теперь решаются в стольном Владимире. Удивительно, но личные отношения Святослава и Всеволода быстро наладились. Владимирский князь выпустил из темницы Глеба Святославича, богато одарил и отправил к отцу, Святослав при случае оказывал Всеволоду помощь войсками.

8 июня русская рать остановилась у впадения реки Цывили в Волгу. Здесь находился остров под названием Сады, где Всеволод приказал оставить ладьи и насады. Два дня полки и дружины отдыхали около города Тухчина, после чего продолжили движение на столицу Волжской Болгарии город Биляр. Летописцы называли его Великий город. На третий день похода великокняжеская рать подошла к болгарской столице. Здесь Всеволод спохватился и отправил для охраны ладей на острове Сады белозерский полк воеводы Фомы Лазковича. Отсутствие белозерского полка не сказалось на численности русской рати, поскольку было восполнено отрядами половецкой конницы. Узнав о походе великого князя, ханы обратились к Всеволоду с просьбой разрешить им принять участие в войне с волжскими болгарами. Всеволод Юрьевич согласился, огромная русско-половецкая рать перешла реку Черемшан и подошла к столице Волжской Болгарии. Местные военачальники хорошо подготовили Биляр к обороне, перед городскими воротами было построено укрепление, защищённое валами и деревянным частоколом.

Всеволод не стал затягивать со штурмом, приказал строить полки в боевые порядки и стал обсуждать с князьями и воеводами предстоящую атаку. Но пока великий князь решал, как лучше подступить к городским укреплениям, его племянник Изяслав сел на коня и повел дружину в бой. Наступление оказалось для болгар неожиданным, переяславцы выбили ворота и ворвались внутрь укрепления. Завязалась рукопашная схватка, русские прорвались к городским воротам. В бою Изяслав сломал копье, схватился за меч, но в этот момент стрела пробила панцирь и ударила князя под сердце. Раненого Изяслава унесли в обоз, атака захлебнулась, переяславская дружина отступила. Раздосадованный Всеволод отменил штурм.

Ободренные успехом, волжские болгары решили перейти к активным действиям. Следующий удар они нанесли там, где их не ждали – на острове Сады. В городах Собекуль, Челмат и Торцес болгарские военачальники собрали около 5000 хорошо вооружённых конных и пеших воинов. Болгары планировали захватить на острове Сады вражеские ладьи и насады, лишив противника возможности отступить по Волге. Затем скоординировать свои действия с гарнизоном столицы и нанести удар по вражескому войску у стен Биляра. Отступать русским будет некуда, поэтому стратегическая ситуация изменится в пользу серебряных болгар. Из Торцеса подошла болгарская конница, остальные воины прибыли в район сосредоточения на лодках. Болгарское войско расположилось напротив острова Сады и стало готовиться к атаке.

Фома Лазкович был опытным ратоборцем, пока болгары собирали войска, воевода распорядился построить на острове земляные укрепления. Когда вражеское войско погрузилось на суда и стало переправляться через Волгу, белозерские ратники укрылись за частоколами и земляными насыпями. Болгары беспрепятственно высадились на остров, но на этом их успехи закончились. Поскольку противник имел подавляющее численное преимущество, воевода Фома рассудил, что бой от обороны может привести к поражению, и изменил тактику. Русские не стали дожидаться, пока болгары приготовятся к бою, и напали в тот момент, когда враг был не готов к нападению. Болгары были застигнуты врасплох, их военачальники растерялись и не смогли оперативно отреагировать на возникшую угрозу. Битва переросла в побоище, белозерские ратники погнали вражеское войско к Волге. Множество болгар было перебито, пленников было очень мало. Беглецы в панике погрузились на суда и начали выгребать на середину Волги. Здесь многие лодки стали переворачиваться и тонуть, поскольку были перегружены перепуганными воинами. Согласно Лаврентьевской летописи, в Волге утонуло около 1000 болгарских воинов (31, 335), в Никоновском летописном своде называется иное количество утонувших болгар – 2000 человек (61, 10). И это не считая погибших на острове. По свидетельству В.Н. Татищева, из болгарского войска «едва половина от всех в дома возвратилась» (161, 547). О русских потерях информации нет.

Осада столицы Волжской Болгарии продолжалась десять дней. Всеволод отказался от активных действий и просто держал город в осаде, смертельное ранение племянника угнетающе подействовало на великого князя. Он даже ничего не знал о сражении на острове Сады. Трудно сказать, как дальше развивались бы события, если бы правитель Волжской Болгарии не предложил заключить мир. Судя по всему, ему стали известны печальные итоги битвы на острове. Осознав, что помощи извне не будет, болгары выступили с мирными инициативами, Всеволод с радостью ухватился за это предложение и заключил мир. Как пишет летописец, сделал он это потому, что «видев же племянника изнемогающим» (31.335). Но дело было не в племяннике, а в том, что у Всеволода пропало желание воевать. Изяслав умер, когда русская рать подошла к острову Сады. О подвигах белозерского полка Всеволод узнал на обратном пути от Биляра (161, 547). Когда русские дружины возвращались домой, Всеволод приказал разорить мордовские земли вплоть до реки Цна. Это была месть за нападение на обозы.

Усилия, затраченные Всеволодом на подготовку похода, не соответствовали полученным результатам. Мало того, если бы воевода Фомы Лазкович не разбил болгарское войско на острове Сады, для великого князя и русской рати всё могло закончиться очень плохо.

Хан Кобяк уводил орду на юг, когда дозорные доложили о появлении на берегах Орели русского войска. Из их рассказов следовало, что оно не так многочисленно, как ожидалось. Хан не стал проверять достоверность этой информации, быстро развернул конницу и повел воинов обратно к реке. Узнав о приближении вражеских войск, Владимир Глебович выдвинул на берег Орели лучников, тяжеловооруженных всадников поставил во второй линии и стал ждать вражескую атаку. Хан оценил ситуацию, решил отогнать русских от переправы и отправил в бой конных стрелков. По замыслу Кобяка, как только русские отступят от берега, половецкая конница перейдет Орель и всей массой ударит по врагу. Через реку завязалась перестрелка, русские и половцы повели бой на дальней дистанции, поражая друг друга стрелами. Вскоре хану стало ясно, что в этом месте перейти реку не удастся, поэтому он приказал всадникам переправляться в другом месте. Владимир своевременно заметил маневр противника и отправил отряд вдоль реки перехватить вражеских стрелков. Попытка степняков форсировать Орель на этом направлении была отбита, но Кобяк не собирался сдаваться, хан стал отправлять отряды конницы вверх и вниз по течению. Владимир отвечал зеркально, однако у половцев был громадный численный перевес, у князя же резервов практически не осталось. Яростные бои шли на бродах и переправах, когда переяславский князь отправил гонца с просьбой о помощи к Святославу и Рюрику. Русские полки и дружины двинулись к Орели. Сторожевой полк продержался до прихода главных сил, объединенная русская рать сходу форсировала реку и вступила в бой с кочевниками. Кобяк развернул вдоль берега конных стрелков и тяжеловооруженных всадников, но русские дружины быстро прорвали вражеские ряды. Первым побежал хан, за ним устремились его приближенные и военачальники, следом за ними побежало всё половецкое войско. Кочевников преследовали и безжалостно уничтожали, большое количество степняков попало в плен. Летописец с восторгом перечисляет убитых и плененных половецких ханов: «И взяли в плен тогда Кобяка Карлыевича с двумя сыновьями, Билюковича Изая, и Товлыя с сыном, и брата его Бокмиша, Осалука, Барака, Тарха, Данила и Содвака Кулобичского также пленили, и Корязя Калотановича тут убили и Тарсука, а прочих – без счета» (17, 233). Лаврентьевская летопись приводит информацию иного свойства: «наши же погнались за ними, посекая их, 7 тысяч их захватили, одних князей половецких взяли 417: Кобяка пленили, Осолука, Барака, Тарга, Данила, Башкорта, Тарсука, Изу, Глеба Тирьевича, Ексна, Алака, и Толгия, тестя Давыдовича, с сыном, Тетия с сыном, Кобякова тестя Турундая» (31, 339). И если по поводу 7000 пленных половцев можно согласиться с летописцем, то 417 захваченных в плен ханов вызывают обоснованные сомнения. Откуда столько ханов в лукоморской орде? Возможно, летописец подразумевал знатных половцев. Летописи ничего не говорят о судьбе Кобяка, лишь автор «Слова о полку Игореве» между делом упомянул о пленном хане:

Другое дело, пал Кобяк перед киевским князем мертвым или просто встал перед ним на колени.

Разгром лукоморской орды мог изменить весь баланс сил в регионе. Когда на следующий год на реке Хорол был разбит хан донской орды Кончак, в войне между Русью и степью наметился перелом. Но этого не произошло, поскольку в 1185 г. стратегическая обстановка резко изменилась не в пользу русских князей.

Рыльский князь заявил, что его дружинники до темноты гонялись за половцами, их кони устали и им необходим отдых. Поэтому надо остановиться на ночлег. Игорь был возмущен таким поведением родственников: «Не удивительно, братья, все обдумав, нам и смерть будет принять» (17, 239). Как показали дальнейшие события, принятое решение оказалось роковым. Пока русское войско отдыхало, к реке Каяле сходилась половецкая конница. Ханы Кончак и Гзак собрали множество всадников. Когда на рассвете Игорь ознакомился с обстановкой, то сказал родственникам: «Вот думаю, что собрали мы на себя всю землю Половецкую – Кончака, и Козу Бурновича, и Токсобича, Колобича, и Етебича, и Тертробича» (17, 239). Возможно, Всеволод и Святослав осознали свою ошибку, но изменить что-либо возможности уже не было. На военном совете было решено отступить и пробиваться к Донцу. Чтобы сплотить войско перед решающей битвой с превосходящими силами противника, князья объявили, что конные дружинники и воеводы будут сражаться в пешем строю, вместе с простыми ратниками. Трудно сказать, насколько данное решение было оправданным, у пешего войска в степи не было шансов против половецкой конницы. Обычая тактика степняков заключалась в изматывании противника налетами конных лучников с последующим ударом тяжеловооруженных всадников. Как показала история, в этом противостоянии пехота изначально была обречена на поражение. Русские князья не могли об этом не знать. Поэтому можно предположить, что лучники младшей дружины сражались в конном строю вместе с черниговскими ковуями.

Когда русская рать двинулась к Донцу, половцы перешли в наступление. Битва началась столкновением конных стрелков, после чего ханы бросили в бой тяжеловооруженных всадников. В начале сражения Игорь был ранен в руку и не мог больше участвовать в битве. Ранение князя удручающе подействовало на ратников и дружинников: «был у них воевода, и ранили его прежде других» (17, 239). Сражение продолжалось с утра до вечера, в полках были большие потери, множество воинов было ранено. В ночь с субботы на воскресение русская рать продолжила движение к Донцу. Пользуясь численным превосходством, Кончак и Гзак отозвали уставших воинов и ввели в бой свежие силы. Их тактика имела успех, русские воины изнемогали в непрерывном бою, страдали от жажды и усталости. Рано утром в воскресение черниговские ковуи не выдержали накала сражения и обратились в бегство, вместе с ними покинуло строй небольшое количество ратников и боярских дружинников. Игорь выехал из рядов полка и погнал коня следом за беглецами, князь решил их остановить и вернуть их на поле боя. Чтобы его узнали, Игорь снял шлем, но это не помогло, из охваченных паникой воинов вернулся только некий Михалко Юрьевич. Князь развернул коня и поехал к полкам, но когда он оказался на расстоянии полета стрелы от русского строя, был замечен половцами и взят в плен. Рать возглавил Всеволод. Трубческий князь сражался пешим, личным примером вдохновляя воинов. Русские вышли к озеру и начали обходить его, отражая яростный натиск половецкой конницы. Степнякам удалось рассечь вражеское войско на несколько частей и по очереди их уничтожить. Прижатые к озеру, ратники и дружинники храбро сражались, но не выдержали напора половецкой конницы и были разбиты. Несколько отрядов сумели вырваться из кольца, ушли к Азовскому морю, где и погибли (17, 243).

Из русского войска вернулось на Русь только пятнадцать человек, остальные либо погибли, либо попали в плен. Ковуев спаслось ещё меньше. Летописец пояснил, почему погибло так много русских воинов: «И из стольких людей мало кто смог по счастливой случайности спастись, невозможно было скрыться беглецам – словно крепкими стенами окружены были полками половецкими» (17, 243). Все князья оказались в плену. Игорь был пленен Чилбуком из Тарголовцев, Всеволода взял в плен Роман Кзич, Святослав Ольгович сдался Елдечуку из Вобурцевичей, Владимира Игоревича захватил Копти из Улашевичей.

Причины поражения русских войск понятны. Это и недооценка противника, не умение князей и воевод правильно оценить обстановку, чрезмерное увлечение захватом добычи и отсутствие хорошей разведки. С учетом всех этих ошибок, иного исхода у затеянного Игорем предприятия быть не могло. Разгром северской рати имел для Южной Руси катастрофические последствия, Игорь и его родственники в буквальном смысле слова открыли половцам ворота в русские земли.

Пока собиралось русское войско, к городу подошла половецкая орда. Кончак приказал окружить Переяславль, сосредоточить главные силы с напольной стороны и начинать штурм. Степняки пошли на приступ, на стенах и боевых площадках завязались яростные бои. Владимир собрал дружину у городских ворот и ждал подходящего момента, чтобы сделать вылазку и отбросить противника от города. Когда возникла угроза прорыва степняков в Переяславль, князь приказал распахнуть ворота, пришпорил коня и повел гридней в атаку. Тяжеловооруженные всадники ударили по половцам и начали оттеснять их от городских укреплений. На этом успехи русских воинов закончились, как оказалось, большинство дружинников не пошли за князем, остались за городскими укреплениями и выжидали исхода сражения. Случай редкий в военной истории Средневековой Руси, не часто бывало, чтобы гридни так откровенно трусили, отказывались идти в битву и бросали своего князя на произвол судьбы. А Владимир не отступил. Половцы отрезали князя и его дружинников от города, окружили и начали сжимать кольцо. По свидетельству летописца, Владимир был «храбр и силен в бою», поэтому князь продолжал сражаться, несмотря на три копейные раны. Половцы усилили натиск, под князем убили коня и Владимир бился пешим, но в этот момент находившиеся в Переяславле дружинники побороли свой страх, напали на степняков и пробились к князю. Израненный Владимир сумел вернуться в город. Летописец пишет, что в этом бою погибло много дружинников (31, 342). Но и половцы были вынуждены отступить, Кончак больше не посылал своих воинов на штурм и перешел к длительной осаде. По информации В.Н. Татищева, степняки отошли от Переяславля «за день езды, где ожидали к себе еще войск» (161, 558).

В этой критической ситуации Владимир отправил гонца к Святославу: «Половцы у меня, так помогите же мне» (17, 245). Святослав, Рюрик и другие князья выступили на помощь Переяславлю. И только смоленские ратники отказались продолжать поход: «Мы пришли к Киеву, если бы была там сеча – сражались бы, но зачем нам другой битвы искать, не можем – устали уже» (17, 245). Смоляне не хотели сражаться за Переяславль, им не было дела до половецкого нашествия. Несмотря на этот конфликт, Святослав и Рюрик продолжили поход. Когда Кончак узнал о приближении большого русского войска, то снял осаду с Переяславля и покинул русские пределы. На обратном пути половцы взяли штурмом город Римов. Всё это время Гзак безуспешно осаждал Путивль. Не сумев взять город, хан совершенно разорил округу, захватил большое количество пленников и ушел в степь.

Героическая оборона Переяславля спасла Южную Русь от половецкого нашествия. Владимир Глебович выиграл для Святослава Всеволодовича драгоценное время, позволил великому князю собрать полки и выступить на защиту страны. Переяславский князь умер через два года, возможно, сказались полученные в битве раны. Летописец на страницах своего труда помянул Владимира Глебовича добрым словом: «бе бо князь добр и крепок на рати, и мужеством крепок показася, и всякими добродетелми наполнен, о немже Украйна много постона» (45, 439). Здесь в летописи впервые упоминается Украина. Другое дело, какой смысл вложил летописец в это слово.

28 сентября, в субботу, великокняжеская рать подошла к Пронску. Всеволод не хотел терять время под стенами города, для великого князя главной целью похода была Рязань. Поэтому он отправил к Изяславу воеводу Михаила Борисовича и предложил открыть ворота. Горожане ответили решительным отказом, они надеялись на крепость городских укреплений. Всеволод сильно разгневался, приказал окружить город и послал войска на приступ. Суздальцы и их союзники атаковали по всему периметру укреплений Пронска, однако защитники отразили плохо подготовленный штурм. На следующий день великий князь вновь отправил ратников в атаку на стены и башни Пронска. С этого момента сражение за город не затихало ни днем, ни ночью. Вскоре в осажденном городе возникла нехватка воды. Чтобы пресечь попытки горожан достать воду из реки, Всеволод перекрыл все выходы из города. Старший сын Константин с новгородскими и белозерским полками заблокировал главные ворота, сын Ярослав с переяславскими ратниками и Давыд Муромский с дружиной следили за двумя другими оставшимися воротами. Сам Всеволод с сыновьями Георгием и Владимиром, рязанскими князьями Глебом и Олегом расположился на противоположном берегу Прони. Горожане стали умирать от жажды, с каждым днем ситуация становилась всё хуже. В этой ситуации Изяслав принял единственное верное решение – выходящих ночью за водой горожан стали сопровождать княжеские дружинники. Бои достигли наивысшего накала, пусть ценой большой крови, но жителям удавалось доставлять воду в город.

Но и для Всеволода ситуация складывалась не лучшим образом, суздальская рать стала испытывать проблемы с продовольствием. Великому князю пришлось принимать срочные меры, чтобы решить эту проблему. Собирать провиант Всеволод отправил большой владимирский полк под командованием рязанского князя Олега Владимировича. Олег хорошо знал, где можно добыть продовольствие в своем княжестве. Уход большого полка ослабил натиск суздальцев на Пронск, защитники получили небольшую передышку.

Удивительно, но судьба Пронска решилась не под его стенами, а совсем в другом месте. Пока великокняжеская рать осаждала Пронск, князь Роман Игоревич, двоюродный брат Олега и Глеба, собрал в Рязани войско и выступил против суздальцев. Олег с владимирским полком спустился на ладьях по реке до Ольгова городка, расположенного недалеко от впадения Прони в Оку. Князь приказал вытащить ладьи на берег, оставил для охраны большой отряд ратников и повел своих людей собирать провиант в округе. Когда войско отошло от реки на значительное расстояние, пришла весть, что Роман Игоревич на стоянке ладей атаковал боевое охранение. Олег спешно развернул полк и поспешил на помощь суздальцам. Узнав о приближении главных сил противника, Роман Игоревич отступил от берега Прони, развернул войска и пошел навстречу Олегу. Ставки в предстоящем сражении были велики. Если победит Роман, то Всеволоду придется снимать осаду Пронска и вести полки против рязанского князя. Выиграет битву Олег – и падение Пронска станет вопросом времени. Военное счастье улыбнулось владимирским ратникам под предводительством рязанца. Роман был разбит и бежал, Олег с победой вернулся к Пронску. Узнав об итогах битвы у Ольгова городка, Изяслав понял, что дальнейшее сопротивление бессмысленно и приказал открыть перед Всеволодом ворота. Великокняжеские полки вступили в Пронск: «И стояли около города 3 недели, и сдались люди в четверг 3-й недели, 18 октября, на память святого апостола Луки евангелиста» (31, 369). Пронск великий князь отдал Олегу, Изяслав с дружиной покинул город.

Падение Пронска обернулось катастрофой для Рязанского княжества. Всеволод повел рать на Рязань, сажал по городам своих посадников и был настроен захватить столицу соседнего княжества. Когда владимирские полки собирались перейти реку Проню, прибыл рязанский епископ Арсений и умолил великого князя прекратить поход. Всеволод развернул полки и ушел к Коломне. Летописец не сообщает, на каких условиях владимирский князь согласился с доводами святителя. Когда Всеволод вернулся в стольный Владимир, рязанцы выдали ему своих оставшихся князей вместе с княгинями. В Рязанском княжестве утвердились ставленники суздальцев.

На помощь Георгию пришел муромский князь Давыд, были наняты опытные в ратном деле бродники. Великий князь вооружил даже крестьян: «бяше бо погнано ис поселий и до пешца» (97, 108). В наши дни это называется тотальная мобилизация. Великокняжеская рать подошла к Юрьеву-Польскому и заняла позиции на реке Гзе, перекрыв Ростиславичам путь на стольный Владимир. Позиция великокняжеской рати, выбранная Георгием и Ярославом, была очень выгодной: «Они прислонились к Юрьевой горе и тылом стали к реке Гзе, на урочище, доселе известном в народе под именем Липицы. Правая их сторона была защищена лесистою местностью, которую протекает на юг река Гза, между тем как левая сторона прикрывалась горою Чуваксою. Перед нами, до самых верховьев реки Липицы, расстилалось ровное место, на котором они и ожидали неприятеля» (164, 7–8). Вскоре в окрестностях города появились новгородские полки Мстислава, следом подошла ростовская рать Константина. Претендент на великий стол разбил лагерь в верховьях речки Липицы. О численности противоборствующих ратей информации нет, летописец лишь отметил, что «Было ведь у Юрия семнадцать стягов, а труб сорок, столько же и бубнов, а у Ярослава тринадцать стягов, а труб и бубнов шестьдесят» (32, 83). Попытки Мстислава выступить в роли посредника между Ярославом и Новгородом с одной стороны, Константином и Георгием – с другой, успеха не имели. Ярослав не собирался выполнять требования новгородцев, поэтому ответил дерзко и жестко: «Мира не хочу, мужи ваши у меня; издалека вы пришли, а вышли как рыба на сушу» (32, 77). Братья Всеволодовичи рассматривали мирные инициативы Ростиславичей как вмешательство во внутренние дела Суздальской земли. Настроения, царившие среди приближенных Георгия и Ярослава, выразил воевода Ратибор: «Князья Юрий и Ярослав, не было того ни при прадедах, ни при дедах, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь пришел с войной в сильную Суздальскую землю и вышел цел. Хоть бы и вся Русская земля пошла на нас – и Галичская, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская, – но никто против нашей силы не устоит. А эти полки – право, седлами их закидаем» (32, 79). Дошло до того, что Георгий с братьями разделили земли своих противников. В такой обстановке битва стала неизбежной.

Мстислав Удатный до конца Константину не доверял. Поэтому он призвал ростовского князя и взял с него крестное целование, что тот не предаст союзников. Неизвестно по какой причине, ночью в стане Ростиславичей была объявлена тревога, ратники и дружинники вооружились и до утра простояли под стягами, перекликаясь друг с другом. Когда затрубили трубы в лагере Константина, Георгий и Ярослав решили, что противник идет в атаку, но обстановка быстро прояснилась. Тогда Георгий решил воспользоваться неразберихой во вражеских станах и сменить позицию. Великокняжеская рать покинула лагерь, миновала лесистый овраг, перешла ручей Тунег и поднялась на Авдову гору. Новая позиция была идеальной: «по распределению князей, было выбрано между Юрьевой и Авдовой горами. Эти две горы с юга и севера, а третья гора Бурчиха с запада окружают пространную лощину, на которой теперь выстроена деревня Числовское городище. Ручеек, вероятно тот самый, о котором сказано в летописях: «а ручей посреди тоя горы имя Тунег», доселе протекает между этими тремя горами. На середине лощины сохранилось укрепление или твердь, состоящая из круглопродолговатого места, обнесенного валом» (164, 10). Числовское городище – это остатки древнего города Мстиславля, где находилась княжеская усадьба. Удобную для обороны местность Георгий и Ярослав дополнительно укрепили плетнями и частоколами, сделав позицию совершенно неприступной.

Узнав об отступлении братьев Всеволодовичей, Мстислав Удатный приказал поставить полки на Юрьевой горе, однако от дальнейших активных действий отказался. Противников разделяли заросший густым кустарником овраг и ручей Тунег, поэтому Мстислав не рискнул продолжать наступление. Вместо этого он попытался спровоцировать великого князя на битву и выманить с выгодной позиции: «Если же не дашь мира, то отступите далее на ровное место, а мы перейдем на ваш стан, или же мы отступим к Липицам, а вы займете наш стан» (32, 81). Георгий на провокацию не поддался: «Ни мира не приму, ни отступлю. Пришли через всю землю – так разве этой заросли не перейдете?» (32, 81). У Мстислава Мстиславича не осталось выбора, кроме лобовой атаки на Авдову гору. Будучи опытным военачальником, он решил провести разведку боем и прощупать вражескую оборону. Несмотря на плохую погоду, Мстислав и Владимир Рюрикович отправили воинов младшей дружины в атаку на вражеские укрепления. Было очень холодно, дул сильный ветер, поэтому воины сражались неохотно. Мелкие стычки продолжались весь день, к вечеру дружинники Владимира прекратили бой и ушли в свой лагерь. Суздальцы решили, что враг бежит, стали преследовать, как им казалось, разбитого противника, но неожиданно натолкнулись на сопротивление и были отброшены назад.

На рассвете Мстислав и Владимир Рюрикович решили покинуть Юрьеву гору и идти на стольный Владимир. Надеялись, что Георгий и Ярослав последуют за ними следом. Этому воспротивился Константин, ростовский князь опасался, что братья ударят по полкам союзников на марше. Была ещё одна причина, почему он отказался от рейда на столицу: «мои люди не дерзки в бою и разбредутся по городам» (32, 81). Ростовцы без энтузиазма участвовали в междоусобной войне, Константин не мог об этом не знать, поэтому его опасения были обоснованы. Неожиданно подошел Владимир Псковский с дружиной и белозерским полком, после чего Мстислав Удатный изменил свои планы. Новгородский князь принял решение атаковать войска противника.

На правом крыле расположился Владимир Рюрикович со смоленским полком, в центре стояли Мстислав Удатный с новгородцами, Владимир Мстиславич с псковичами и Всеволод Мстиславич с дружиной. Левое крыло занял Константин с ростовскими ратниками. На Авдовой горе изготовилась к бою великокняжеская рать. Против Владимира Рюриковича встали Ярослав и Давыд с переяславскими и муромскими полками. Под их стягами сражались бродники и ратники из Городца Радилова. В центре занял позиции князь Георгий «со всеми силами Суздальской земли». На правом фланге стояли полки и дружины Святослава и Ивана Всеволодовичей (32, 81).

Перед атакой Мстислав обратился к новгородским воинам с призывом: «Братья, мы вступили в эту сильную землю; станем же твердо, надеясь на Бога, не озираясь назад: побежав, не уйдешь. Забудем, братья, дома, жен и детей, а уж коли умирать – то, кто хочет, пеший, кто хочет – на конях» (32, 81). Новгородцы ответили: «къняже, не хочем измерети на коних, н яко отчи наши билися на Кулачьскеи пеши» (26, 56). В некоторых летописных сводах в данном контексте упоминается битва на Колокше, но это ошибка летописца, поскольку речь идет о сражении на Кулачце, где новгородцы действительно сошли с коней и сражались в пешем строю. Удивительно, но в этот раз они не только пошли в битву пешими, но и зачем-то скинули сапоги. В битве на Кулачце такого быть не могло, поскольку произошла она 27 февраля 1097 г. Глядя на соседей, разулись и молодые смоленские ратники: «такоже поидоша боси, завиваючи ноги» (97, 109). Честно говоря, данный эпизод не совсем понятен. Зачем это надо было делать? Чтобы ноги изранить в зарослях на дне оврага? В первой линии боевого построения Ростиславичей шли пешие воины, во втором эшелоне находились конные дружины, данный факт зафиксирован летописцем. Судя по всему, Мстислав хотел сковать боем главные силы врага, а затем нанести решающий удар. Для этого требовалось выполнить очень сложный маневр и провести конные дружины через пешие полки, но Мстислав был уверен в успехе.

Смоленский полк повел в битву воевода Ивор Михайлович, в овраге под ним споткнулся конь, командир вылетел из седла и упал в заросли. Смоляне не стали дожидаться военачальника, быстро преодолели овраг, изрубили частокол, поднялись по склону горы, выставили копья и двинулись на позиции противника. Навстречу им с боевыми топорами в руках устремились воины Ярослава. Подоспел Ивор, присутствие воеводы вдохновило смолян, они пошли вперед и подсекли стяг Ярослава. Наступление развивалось очень успешно, смоляне подрубили второй стяг противника и оттеснили воинов Ярослава вверх по склону Авдовой горы. Слева наступали новгородцы, их успехи были скромнее, чем у соседей. Суздальцы и владимирцы бились отчаянно, они остановили продвижение вражеской пехоты на вершину горы. Между центром и правым флангом союзной рати грозил образоваться разрыв, Мстислав вовремя заметил опасность и приказал трубить атаку. В битву вступили торопецкие и псковские дружины, гридни Всеволода Мстиславича: «и удариша на них сквозь свои пешци» (97, 109). Этот удар не привел к разгрому великокняжеской рати. Мстислав трижды бросался в рукопашную схватку, искусно бился боевым топором, но не смог переломить исход противостояния в свою пользу. Мало того, новгородского князя едва не убил ростовский богатырь Александр Попович, не узнавший Мстислава. Рядом со старшим братом храбро сражался Владимир Псковский, однако их усилий было недостаточно для окончательной победы: «И бысть сечя зла и брань велиа, и всюду мертвии лежаху» (61, 74). Исход битвы решила атака ростовской дружины (161, 661–662). Князь Константин разгромил войска Святослава и Ивана Всеволодовичей, обошел вражескую рать и ударил во фланг полкам великого князя. Суздальцы не побежали и отступили к обозу, где продолжили сражаться: «И створиша брань велику, и досекошася до товаров» (97, 109). После яростного боя союзники разбили войска Ярослава, переяславский князь с остатками дружины бежал с поля битвы. Новгородцы бросились в погоню, смоляне вместо преследования противника кинулись грабить обоз. Их дурной пример мог оказаться заразительным, поэтому Мстислав вновь обратился к своим воинам: «Братья новгородцы, не обращайтесь к добыче, продолжайте бой: если они вернутся, то сомнут нас» (32, 83). Ратники послушали князя и прошли мимо обоза. Ярослав был настолько перепуган, что побежал не в Переславль-Залесский, а на юг, в сторону стольного Владимира. Недаром кольчуга и шлем переяславского князя были обнаружены в окрестностях села Лыково в 1808 г. Кольчуга была аккуратно свернута и вместе со шлемом лежала под пнем, где и была найдена двумя крестьянками. Когда Ярослав пришел в себя, то резко изменил маршрут и отправился в Переславль-Залесский. Георгий Всеволодович бился до тех пор, пока не побежали полки Ярослава (97, 109). После этого суздальские, владимирские и муромские ратники прекратили сопротивление и стали разбегаться по окрестностям. Конные дружины Ростиславичей настигли беглецов и учинили среди них кровавую бойню. Загнав трех скакунов, великий князь на четвертом коне примчался в стольный Владимир, без доспехов, в одной сорочке, потеряв подседельник. Так закончилась битва на Липице.

Причиной поражения братьев Всеволодовичей были тактические ошибки Георгия и Ярослава. Во-первых, несмотря на отличную позицию, они крайне неудачно расположили войска, чрезмерно усилив левое крыло и тем самым ослабив правый фланг. Против сильной ростовской рати Константина стояли войска Святослава и Ивана Всеволодовичей, уступавшие противнику в выучке и численности. Зато на левом фланге у Ярослава были сосредоточены переяславские и муромские полки, ратники из Городца Радилова, отряды бродников. Чтобы остановить натиск смолян, вполне хватило бы и половины этих сил, остальные войска могли усилить правое крыло. И тогда исход битвы мог быть иным. Разгром стародубского и юрьевского полков ростовцами предрешил исход сражения. Во-вторых, Ярослав и Георгий не выделили тактический резерв, который при необходимости можно было перебросить на опасный участок фронта. У Мстислава роль резерва выполняла дружинная конница, стоявшая во второй линии построения войск и в нужный момент вступившая в битву. Поэтому итог противостояния был вполне закономерен.

О потерях сторон информация весьма противоречива. Согласно летописным данным, великокняжеская рать потеряла около 10 000 воинов: «Ибо не десять человек было убито, не сто, а тысячи и тысячи, а всех избитых девять тысяч двести тридцать три человека. Можно было слышать крики живых, раненных не до смерти, и вой проколотых в городе Юрьеве и около Юрьева. Погребать мертвых было некому, а многие, бежавшие к реке, утонули, а другие раненые умерли в пути, а оставшиеся в живых побежали кто к Владимиру, а иные к Переяславлю, а иные в Юрьев» (32, 83). Среди погибших был и воевода Ратибор, грозивший закидать Ростиславичей седлами. В плен попало 60 дружинников. Потери союзников были некоторыми летописцами сознательно занижены: «На том побоище убили из новгородцев в схватке только Дмитра-псковитина, Антона-котельника, Ивана Прибышинича-ткача, а в отряде Иванка Поповича, терского данника, а в смоленском полку был убит один Григор Водмол, знатный муж. А все остальные были сохранены силою честного креста и правдой» (32, 83). Такого просто не могло быть, учитывая крепкую позицию Всеволодовичей и ожесточенность сражения. Иначе изображает ситуацию Никоновский летописный свод: «Убиша убо на том бою: храбра мужа Псковитянина Дмитреа Желтаго, и Антона глаголемаго Чърнаго, и Ивана Прибытка, Новгородцев храбрых и силных зело, и Ивана Поповичя и слугу его Нестера, велми храбрых и силных, и плакася о них намного князь Мстислав Мстиславич, и бысть всех убито: Новгородцев, и Смолнян, и Ростовцев и Пскович, кроме пешцев, пятьсот и пятьдесят; а великого князя Юрья и братьи его воинства избито седмьнадесять тысящ и двести, кроме пешцев» (61, 75). Значительно завысив потери великокняжеской рати, летописец обозначил действительное количество убитых союзников. Причем не простых ратников, а дружинников и знатных воинов. Любопытна информация В.Н. Татищева: «На том бою побито Юриевых и его братии 17 250, ростовцев же, смоленчан и новгородцев – 2550, между которыми много знатных людей и храбрейших воинов пало, раненых же в обоих весьма много было, а более у смоленчан, из-за трудного ради их, ибо гора была им крута и неровна» (161, 662). Историк завышает количество убитых великокняжеских воинов, но называет вполне реальную цифру потерь у Ростиславичей.

Битва на Липице стала крупнейшим сражением в истории Средневековой Руси. По её итогам Георгий Всеволодович лишился великокняжеского стола и был сослан в Городец. Ярослав сохранил свой удел, но лишился жены, которую отобрал разгневанный тесть.

Ошель был очень хорошо укреплен, город окружали два ряда дубовых стен, вал и глубокий ров. Святослав повел приступ со стороны леса, вперед пошли ратники с секирами и факелами, следом шли лучники и копейщики. Добравшись до линии укреплений, русские начали рубить бревна частокола, поджигать стены и башни. Болгары бились отчаянно, метко стреляли из луков и внесли смятение в ряды противника. Как пишет В.Н. Татищев, дружинник Ермил, сын Охотин, дворянин Васильков, с мечом в одной руке, факелом в другой, забрался на стену и стал яростно рубить болгар. Ему на помощь пришел брат Вавило, следом за ним на стену стали подниматься остальные ратники. Братья погибли, но болгары не выдержали вражеского натиска, в страхе покинули стены и побежали за вторую линию укреплений (680). Русские дружинники бросились в погоню, болгарских воинов гнали по улицам Ошеля и беспощадно избивали. Святослав решил развить успех, ввел в город свежие войска и приказал окружить цитадель. Приступ начался одновременно со всех сторон, русским удалось поджечь городские стены, пламя стало охватывать башни и частокол. Налетел сильный ветер, раздул огонь, город стало затягивать таким густым и едким дымом, что невозможно было увидеть рядом стоящего человека. Русские ратники страдали от жары, задыхались от дыма, мучились от жажды. Тогда Святослав приказал войскам покинуть город, русские вышли в поле и расположились на отдых, «седоша опочивати от мноаго труда» (58, 84). После короткой передышки князь вновь повел войска на приступ. Русские полки обошли Ошель, подошли к городу со стороны, неохваченной пожаром, и изготовились к решающей атаке. Святослав обратился к ратникам и дружинникам с краткой речью: «братье и дружино! Сего дни нам двое предлежить: или добро или зло, потягнем борже» (61, 84). Русская рать пошла на штурм, Святослав шел в первом ряду и личным примером увлекал воинов. Ратники и дружинники засыпали ров, взобрались на вал, изрубили частокол и прорвались за вторую линию укреплений. Дружинники вновь подожгли город, сильный ветер погнал огонь по улицам и скоро весь Ошель был охвачен пламенем. Огненная буря охватила город, местный правитель понял, что сопротивление бесполезно, и во главе остатков конницы покинул Ошель. В огне гибли горожане и болгарские воины, многие жители сами убивали своих жен и детей, после чего сводили счеты с жизнью. Вышедшую за линию укреплений болгарскую пехоту русские воины изрубили, пытавшихся спастись женщин и детей взяли в плен. Князь Святослав запретил воинам входить в пылающий город, но некоторые ратники в поисках трофеев проникли в Ошель и сгорели. Покинутый защитниками город сгорел дотла. Информации о потерях сторон нет, только В.Н. Татищев отметил, что у русских было «весьма много раненых» (161, 681).

После падения Ошеля Святослав погрузил войско на ладьи и отправился в обратный путь. Когда судовая рать проходила мимо столицы Серебряной Болгарии, была предпринята попытка атаковать ладьи и насады. Однако большое количество находившихся там пленников остановило болгарских военачальников. Святослав привел рать к устью Камы, куда подошел отряд воеводы Воислава Добрынича, устюжане сполна рассчитались с волжскими болгарами за набег 1217 г. На этом поход был закончен, полки и дружины вернулись в Суздальскую землю. После этой победы Георгий Всеволодович решил продолжать успешно начатую войну и начал собирать новое войско. Болгарские послы с огромным трудом уговорили великого князя заключить мир. По свидетельству В.Н. Татищева, на захваченную в Волжской Болгарии добычу князь Святослав начал строить в Юрьеве-Польском каменный Георгиевский собор.

В столицу Южной Руси приехали князья Северской земли: Мстислав Святославич Черниговский, его сын Василий Мстиславич Козельский и племянник Михаил Всеволодович; Изяслав Владимирович Путивльский, Мстислав Святославич Рыльский, Олег Святославич Курский, Святослав Всеволодович Трубчевский. Прибыли князья из земли туровской, смоленской, волынской и киевской: Андрей Иванович Туровский, Александр Глебович Дубровицкий, Изяслав Ингваревич Дорогобужский, Святослав Ингваревич Шумский, Святослав Ярославич Каневский, Святослав Ярославич Яновицкий, Юрий Ярополкович Несвижский, Ярослав Юрьевич Неговорский, Мстислав Ярославич Пересопницкий, Владимир Рюрикович Смоленский. Настроение у князей было воинственное, его выразил Мстислав Романович Киевский: «Пока я нахожусь в Киеве – по эту сторону Яика, и Понтийского моря, и реки Дуная татарской сабле не махать» (16, 117). Половцы сверх меры задаривали князей, чтобы угодить союзникам, хан Бастый крестился. Решение о войне с монголами было принято единогласно, местом сбора войск должна была стать крепость Заруб на правом берегу Днепра, где находились остров Варяжский и Зарубинский брод. После этого князья разъехались по своим уделам собирать дружины.

Какова была численность объединенного русского войска? Её попытался высчитать В.Н. Татищев: «Князь великий исчислил все войска, которые с ним были: киевских, переяславских, городенских, черных клобуков и поросян 42500, со Владимиром Рюриковичем, смоленчан и туровцев 13 тысяч 800, с князем Мстиславом черниговских и северских 21300, да вятичей 2000, с князем Мстиславом галичан, владимирцев, лучан и подунайцев 23400, и прочие младшие князи с ними, всего сто три тысячи (по-моему, 89950), какого русского войска давно вместе не бывало» (161, 691–692). Цифры явно завышенные, это видно на примере смоленских ратников. В Софийской I летописи конкретно написано, что «из Смоленьска наруб 500 муж» (54, 204), а не несколько тысяч, как пишет Татищев. Такого не могло быть в принципе. Недаром в Галицко-Волынской летописи написано, что «А куряне и трубчяне и путивлици, и киждо со своими князьми придоша коньми» (2, 204). Из текста следует, что северские князья привели только свои дружины, оставив городовые полки в уделах. По свидетельству Татищева, князья «обещали по крайней возможности больше войск собрать и немедля прийти, но многие, не желая пашен оставить, с малыми войсками шли» (161, 690). Василий Никитич опроверг сам себя. Другое дело, Мстислав Галицкий и Мстислав Киевский. Летописцы пишут, что они привели не только конные дружины, но и пешие полки: «а ис Киева – князь Мьстислав с всею силою, а из Галича – князь Мстислав с всею силою» (54, 204). Поэтому цифра в 10 000 киевских ратников не представляется невероятной. Вряд ли рать Мстислава Удатного была меньше. Войско было собрано большое, поскольку пришли «вси князи Рустии и вси князи Черниговские» (54, 204). Владимирский князь Георгий Всеволодович в поход не пошел, поскольку был занят войной в Прибалтике. На помощь южным князьям он отправил племянника Василька Ростовского с дружиной из 800 воинов. С учетом понесенных потерь, половцы могли выставить от 10 000 до 15 000 всадников, «прииде ту вся земля Половетьская и вси их князи» (54, 204). Союзная рать была настолько велика, что «когда переходили Днепр вброд, от множества людей не видно было воды» (2, 205). Этих сил было более чем достаточно, чтобы разгромить два потрёпанных монгольских тумена. В апреле 1224 г. полки и дружины собрались у Заруба.

Неожиданно к князьям прибыло монгольское посольство. Субудай и Джебе решили настроить русских против половцев и вновь посеять раздор среди союзников. Наученные горьким опытом половецкие ханы объяснили князьям ситуацию, монгольское посольство было перебито. После этого русско-половецкая рать двинулась вдоль берега Днепра к острову Хортица. Здесь их поджидало мощное подкрепление – пешие полки из Галича. Рать под командованием воевод Юрия Домамирича и Держикрая Володиславича на 1000 ладей спустилась к морю по Днестру, прошла вдоль берега, вошла в устье Днепра и на веслах поднялись до Хортицы. Сюда же прибыло новое монгольское посольство. Обвинив русских князей в убийстве послов, они объявили им войну. После чего покинули лагерь.

Вскоре на противоположном берегу реки появились монгольские дозоры. Молодые князья попытались убедить Мстислава Киевского и Мстислава Черниговского атаковать противника, но потерпели неудачу. Иначе повел себя Мстислав Удатный. Дождавшись ночи, галицкий князь во главе 1000 всадников переправился через Днепр и атаковал войска противника. Русские конные стрелки вступили в бой с вражескими лучниками и отогнали их в степь. Сторожевые монгольские отряды были разгромлены. Спасаясь бегством, нукеры спрятали своего раненого тысячника Гемябека, но половцы нашли вражеского военачальника и убили. Победители захватили большое количество скота, монгольские стада перегнали к Днепру. Победа Мстислава Удатного вызвала зависть киевского и черниговского князей. Три Мстислава недолюбливали друг друга, как заметил летописец, «между ними была великая распря» (16, 115). Опасаясь, что галицкий князь в одиночку победит монголов, Мстислав Романович и Мстислав Святославич стали переправлять полки и дружины через Днепр. Следом за старшими князьями перешли на левобережье и младшие князья. Впереди русской рати шла половецкая орда во главе с ханом Котяном, чтобы контролировать ситуацию, Мстислав Удатный отправил к тестю воеводу Яруна.

Восемь дней русские преследовали монголов, полк и дружины всё дальше и дальше уходили в степь. В мелких стычках русские неизменно одерживали верх, противник отступал и упорно избегал большого сражения. При этом русские князья и воеводы имели довольно смутное представление о том, с кем им придется встретиться на поле боя. Одни говорили «Это простые люди, хуже половцев». Воевода Юрий Домамирич придерживался другого мнения: «Это ратники и хорошие воины» (2, 205). На берегу реки Калки произошло очередное столкновение русского сторожевого полка и монгольских передовых отрядов. После скоротечного боя степняков отбросили за реку, у русских погибли воевода Иван Дмитриевич и двое дружинников. Князья не стали переходить Калку и преследовать противника, галицкие, волынские, луцкие и курские дружины расположились на ночлег около брода через реку. Рядом разбили станы полки северских князей. Мстислав Киевский поступил иначе. Князь присмотрел высокий каменистый холм, возвышающийся над Калкой, приказал войскам занять его и укрепить. Стан окружили повозки, наиболее опасные места усилили частоколом. Можно предположить, что Мстислав Романович опасался ночного нападения монголов.

На рассвете Мстислав Удатный втайне от Мстислава Киевского и Мстислава Черниговского переправился через Калку и вместе с воинами сторожевого полка осмотрел местность. Заметив впереди монгольские дозоры, он приказал войскам переходить реку. Вместе с галичанами шли волынские полки Даниила Романовича, дружины Олега Курского и Мстислава Пересопницкого, половецкая орда хана Котяна. Киевляне и черниговцы остались в своих станах, Мстислав Мстиславич не хотел делиться победой с Мстиславом Романовичем и Мстиславом Святославичем.

Битву начали волынские, курские и пересопницкие дружины. В первых рядах сражался князь Даниил с воеводами Семеном Ольговичем и Васильком Гавриловичем. Воеводу Василька убили копьем, Даниила ранили в грудь, но молодой князь не заметил раны и продолжал рубить врагов. На помощь Даниилу пришел Мстислав Пересопницкий, князь был опытным бойцом и сумел потеснить монголов. Храбро сражался Олег Курский, воевода Ярун и хан Котян повели в атаку половецкую конницу. В бой вступил Мстислав Удатный, галицкая рать мощно ударила по монголам. Казалось, что в битве вот-вот наступит перелом, враги обратятся в бегство, но этого не произошло. С поля боя побежали половцы. Отступая, степняки смешали боевые порядки русских дружин и полков, что позволило монголам перейти в контратаку. Субудай и Джебе ввели в бой свежие войска и изменили ситуацию в свою пользу. Монгольские лучники засыпали стрелами расстроенные ряды противника, русская рать дрогнула и стала отступать. Волынская, курская и пересопницкая дружины были разбиты, Мстислав Удатный продолжал сражаться, но вскоре и он покинул поле боя. На переправе толпы беглецов столкнулись с черниговскими полками, возникла неразбериха, чем и воспользовались монгольские полководцы. Началось беспощадное избиение разгромленного противника, Мстислав Святославич погиб, пал в бою его сын, черниговская рать была уничтожена. Мстислав Удатный и Даниил Волынский с остатками дружин выбрались на берег и погнали коней к Днепру. Даниил был сильно изранен и с трудом держался в седле. Монголы быстро перешли через Калку и начали громить разрозненные и неготовые к бою дружины. Преследуя разбитого противника, Джебе и Субудай повели войска к Днепру, на берегу Калки остались отряды под командованием тысячников Чегирхана и Тешухана. Военачальники окружили стан киевлян, заблокировали войско Мстислава Романовича на холме и стали готовиться к штурму возвышенности. Киевский князь даже не попытался вырваться из кольца и избрал оборонительную тактику. Вместе с ним сражались дружины Александра Дубровицкого и Андрея Туровского.

Когда Мстислав Удатный и Даниил Волынский достигли Днепра, галицкий князь приказал изрубить стоявшие у берега ладьи. Мстислава охватила паника, ему казалось, что монголы будут преследовать галичан на правом берегу реки. Уничтожив ладьи и насады, Удатный лишил несколько тысяч беглецов шансов на спасение, кто не сумел перебраться через реку, были либо убиты, либо попали в плен. В действиях Мстислава не было никакого смысла, монголы умели форсировать водные преграды. По свидетельству польского историка Матвея Меховского, разбежавшихся по степи русских воинов ограбили и перебили союзники-половцы (21, 48).

Когда главные силы монголов вернулись на берег Калки, начался штурм лагеря киевлян. Бой не прекращался два дня и две ночи, русские бились отчаянно и отбили все атаки противника. Ситуация сложилась критическая, у киевлян было много убитых и раненых, заканчивались стрелы, помощи ждать было неоткуда. Но самой страшной проблемой стала нехватка воды. Калка была рядом, но чтобы добраться до неё, надо было пробиться сквозь плотные ряды монгольского войска. Трудно сказать, какое решение принял бы Мстислав Романович, события стали развиваться по непредусмотренному сценарию. Находившийся в монгольском войске воевода бродников Плоскиня предложил князьям сложить оружие и покинуть укрепление, поскольку полководцы Джебе и Субудай не будут их убивать и отпустят за выкуп. В знак правдивости своих слов, Плоскиня целовал крест.

Бродниками русские летописцы называли смешанное местное население в нижнем течении Дона и Днестра, вдоль побережья Азовского моря в XII–XIII вв. По мнению В.Н. Татищева, бродники были русские люди, которые исповедовали христианство и были поселены на Дону «для показания бродов и переходов» (158, 19). Н.М. Карамзин считал бродников разбойниками, иногда нанимавшимися к князьям за деньги на службу. Аналогичного мнения придерживался и С.М. Соловьёв. Поэтому верить этим людям на слово было крайне неосмотрительно. Однако Мстислав Романович предпочел услышать то, что хотел услышать. Князь принял предложение воеводы, приказал воинам сложить оружие и покинуть холм. О том, что именно бродники, а не Джебе и Субудай вели переговоры с князьями, свидетельствуют практически все летописи: «Были вместе с татарами и бродники, а воеводой у них Плоскиня. Этот окаянный воевода целовал крест великому князю Мстиславу, и двум другим князьям, и всем, кто был с ними, что татары не убьют их, а возьмут за них выкуп, но солгал окаянный: передал их, связав, татарам» (16, 117). Об этом сообщает и Суздальская летопись по Академическому списку: «ту же и Бродницы быша старые, и воевода их Плоскыня, и тьй окаянный целовав крест ко князю Мстиславу и обема князема, яко их не избити и пустит их искупе, и сългав окаянный предаст их связав Татарам, а гору взяша, а люди посекоша» (44, 508). Складывается впечатление, что монголы вообще ничего Мстиславу Романовичу не обещали и клятвопреступление лежит целиком на совести Плоскини. Другое дело, что воевода бродников сделал за Субудая и Джебе всю черную работу. Бродники пленили князей, монголы перебили безоружных воинов и захватили холм. Погиб и знаменитый богатырь Александр Попович с отборной дружиной из 70 воинов. Мстислава Романовича и двух других князей монгольские военачальники раздавили под помостом из досок, на котором праздновали победу.

Какие были потери сторон? Относительно общего количества погибших русских воинов точных сведений тоже нет. Из высшего командного состава кроме Мстислава Киевского, Андрея Туровского, Александра Дубровицкого было убито ещё несколько князей: «А других князей, которых татары преследовали до Днепра, было убито шесть: князь Святослав Каневский, Изяслав Ингваревич, Святослав Шумский, Мстислав Черниговский с сыном, Юрий Несвижский, а из воинов только десятый вернулся домой… Говорили, что одних киевлян погибло тогда тридцать тысяч» (16, 117). В Лаврентьевской летописи присутствует более достоверная информация о павших киевлянах: «Мстислав, старый добрый князь, был тут убит, и другой Мстислав, и иных 7 князей было убито, а бояр и прочих воинов великое множество; говорят, что одних киевлян погибло в том походе 10 тысяч. И стоял плач и печаль в Руси, и по всей земле слышали о той беде» (31, 383). Свои подсчеты сделал В.Н. Татищев: «На сем бою побито князей русских: Святослав каневский, Изяслав Ингоревич северский, Юрий Несвижский, Святослав шумский, Мстислав Всеволодич черниговский и сын его Василько, Ярослав неговорский. Прежде же со Мстиславом убито в бою три князя, да с великим князем 2 князя. Тысяцких же и воевод множество и прочих войск до 70000… И так от всего того великого войска едва десятая часть в Киев возвратилась» (161, 694). Потери монголов Василий Никитич определяет следующим образом: «Татары хотя столь великое войско русское победили, но своих весьма много потеряли. И сами сказывают, что их на оном бою более 100 000 побито и хана их старший сын Тосхус убит» (161, 694). Такого не могло быть по определению. Фантастические цифры русских потерь приводит Генрих Латвийский: «И пал великий король Мстислав из Киева (Mistoslawe de Kywa) с сорока тысячами воинов, что были при нем. Другой же король, Мстислав галицкий (rex Galatie Mysteslawe), спасся бегством. Из остальных королей пало в этой битве около пятидесяти. И гнались за ними татары шесть дней и перебили у них более ста тысяч человек (а точное число их знает один бог), прочие же бежали» (4, 222). Одно можно утверждать наверняка – вряд ли из киевлян кто-либо уцелел, они изначально были окружены превосходящими силами противника и не имели возможности прорваться к Днепру или уйти в степь. А когда сложили оружие, шансов на спасение не осталось вообще. Уцелела ростовская дружина, весть о побоище на Калке застала князя Василька в Чернигове.

После победы монголы на Русь не пошли, у них уже не было достаточных сил для такого масштабного предприятия. Джебе и Субудай уже нарушили волю Чингисхана и слишком далеко углубились на запад, пришло время возвращаться в Монголию. Несмотря на это, один из монгольских отрядов переправился через Днепр и дошел до Новгорода-Святополча, городка в 56 верстах от Киева. Это было преследование разбитого противника, никаких далеко идущих целей Джебе и Субудай перед собой не ставили. Новгород-Святополч сожгли, степняки ушли на левый берег Днепра, Джебе и Субудай повели свои потрепанные войска на восток.

Почему объединенное русско-половецкое войско потерпело поражение, хотя у монголов практически не было шансов на победу? Ничего гениального Джебе и Субудай не изобрели, их тактика была известна со времен скифов. Русские князья и воеводы имели колоссальный опыт войны со степняками, но почему-то им не воспользовались. Половцы прекрасно знали театр боевых действий, уже сражались с монголами, однако никакой существенной пользы не принесли. На вопрос о причинах страшного поражения союзников ответил летописец: «Но все это случилось не из-за татар, а из-за гордости и высокомерия русских князей» (16, 109). Главная причина разгрома была не в монголах, а в тех, кто возглавил с ними борьбу. Несогласованные действия князей стали единственной причиной катастрофы.

Битва на Калке не имела того эпохального значения, которое ей обычно приписывают. Даже если бы русские и половцы выиграли сражение, осенью 1237 г. орда Батыя всё равно бы появилась у границ Руси. Не было монгольской разведки на запад, не было у Чингисхана желания выяснить военный потенциал Руси. Битва произошла благодаря стечению роковых обстоятельств и вопреки воле кагана, давшего своим военачальником совершенно другие инструкции. Для Руси побоище на Калке обернулась внутренними неурядицами. После гибели большого количества князей начался передел уделов, вспыхнули жестокие междоусобицы. Период относительной стабильности и спокойствия закончился, Южная и Юго-Западная Русь погрузились в пучину смут и братоубийственных войн, которые будут продолжаться до нашествия Батыя.

Такая безответственная политика привела к тому, что в 1215 г. Юрьев был занят рыцарями Ордена меченосцев. Затем ситуация изменилась. В 1222 г. в Эстонии вспыхнуло восстание против католиков, жители Юрьева перебили немецкий гарнизон, призвали на помощь новгородцев и псковичей. Русские отряды заняли Юрьев и замок Феллин, началась подготовка к большой войне с Орденом.

На следующий год крестоносцы начали наступление в Эстонии и 1 августа осадили Феллин. При отражении штурма русские и эстонцы использовали захваченные у врагов баллисты, наносили католикам большие потери, однако из-за большой скученности народа в крепости началась эпидемия. 15 августа Феллин пал, русские дружинники, оборонявшие замок, были повешены рыцарями. Захватить Юрьев рыцари не смогли, поскольку владимирский князь Георгий Всеволодович своевременно отправил в Прибалтику 20 000 воинов под командованием брата Ярослава (4, 231). Целью похода была Рига. В Юрьеве расположился многочисленный русский гарнизон, Ярослав значительно укрепил свои позиции Эстонии. Это был крупный успех, но князь внезапно отказался от похода на Ригу и осадил датский замок Линданизэ (Ревель). Это была грубейшая стратегическая ошибка Ярослава. Обладая колоссальным преимуществом, князь четыре недели осаждал замок «тевтонским способом» (4, 232), понес огромные потери, но так и не добился успеха. Датчане метко поражали из баллист русских и эстонских воинов, успешно отразили все атаки и в итоге заставили Ярослава снять осаду. Причина неудачи была проста – русские не умели осаждать города. В отличие от тех же крестоносцев, широко применявших при осаде крепостей и замков осадную технику, князья и воеводы действовали иначе. Русские военачальники брали города либо «изгоном», т. е. внезапным нападением, либо длительной осадой, «измором». По-другому не получалось, попытка Ярослава захватить крепость Линданизэ «тевтонским способом» окончилась провалом. Именно неумение брать штурмом рыцарские замки привело к тому, что русские проиграли крестоносцам битву за Прибалтику. Как заметил Генрих Латвийский, «большим и сильным войскам королей русских никогда не удавалось взять и подчинить вере христианской, хотя бы один замок» (4, 234). Огромная русская рать вернулась домой, поход не привел к тем результатам, к которым должен был привести.

Расплата за ошибку Ярослава наступила быстро. Как только русское войско ушло из Эстонии, магистр меченосцев собрал войско и осадил Юрьев. В течение пяти дней братья-рыцари штурмовали город, но не имели успеха из-за малочисленности армии. Разграбив окрестности, крестоносцы отступили. Русские оперативно отреагировали на угрозу, в Юрьев прибыл князь Вячко с казной и дружиной. Вячко был заклятым врагом крестоносцев, некогда он княжил в Кукейносе, но потерпел поражение в противостоянии с «божьими дворянами» и стал изгоем. Город Юрьев Вячко получил «в вечное владение, новгородцы и русские короли обещали избавить его от нападений тевтонов» (4, 236). У князя появился шанс поквитаться со своими обидчиками. По соглашению с эстами, Вячко собирал подати с окрестных земель и делал набеги на земли католиков. Крестоносцы не выдержали и в апреле 1224 г. в очередной раз осадили Юрьев. Вновь русские и меченосцы бились пять дней и вновь братья-рыцари были вынуждены отступить. Тогда в Юрьев прибыло посольство от католических епископов и потребовало, чтобы Вячко покинул город. Князь ответил отказом, война стала неизбежной. Вячко не боялся грядущего противостояния с крестоносцами, он наделся на крепкие стены города и помощь новгородцев. К этому времени Юрьев был очень хорошо укреплен: «на самом деле замок этот был крепче всех замков Эстонии: братья-рыцари еще ранее с большими усилиями и затратами укрепили его, наполнив оружием и балистами, которые были все захвачены вероломными. Сверх того, у короля было там множество его русских лучников, строились там еще и патерэллы, по примеру эзельцев, и прочие военные орудия» (4, 236). Никто не гарантировал братьям-рыцарям легкой победы.

В поход на Юрьев поднялась вся католическая Ливония. Кроме меченосцев, на войну пошли пилигримы из Германии, купцы и горожане Риги, ополчения ливов и лэттов. Войска собрались у озера Растигервэ и двинулись в Эстонию, 15 августа 1224 г. орденские знамена появились под стенами Юрьева. Разбив лагерь, крестоносцы стали сооружать осадную технику. Было изготовлено множество метательных машин, на восьмой день осады братья-рыцари закончили возведение высокой башни, с которой можно было обстреливать укрепления Юрьева. Крестоносцы придвинули башню к городским стенам, установили поверх рва и под её прикрытием стали вести подкоп под вал. Копали день и ночь, вынутую землю относили как можно дальше от города. К утру часть вала обрушилась, ливонцы ещё ближе подтащили башню к городским укреплениям и стали из арбалетов расстреливать защитников. С боевых площадок русские и эсты били крестоносцев из баллист, забрасывали копьями, поражали стрелами из луков. Князь Вячко не отсиживался в обороне и регулярно выводил дружину на вылазки, нападая на расположение братьев-рыцарей. Неожиданно прошел слух, что на помощь Юрьеву идут новгородские полки. Половина армии крестоносцев покинула лагерь и поспешила навстречу предполагаемому противнику. Тревога оказалась ложной, это был лишь небольшой русский отряд, пришедший пограбить ливонские земли. Когда ситуация прояснилась, атаки на Юрьев возобновились с прежним ожесточением. Крестоносцы бомбардировали город камнями из метательных машин, обстреливали тяжелыми стрелами из баллист, забрасывали горшками с горючей смесью. Около стен складывали костры из бревен и пытались поджечь городские укрепления. Подкоп под крепостной вал становился всё больше, осадная башня всё ближе приближалась к стенам Юрьева. По ночам крестоносцы колотили мечами о щиты, трубили в трубы, били в барабаны, лишая защитников города сна. Русские и эсты отвечали аналогичным образом, гремели оружием и играли на своих музыкальных инструментах.

Все усилия католического воинства оказались напрасны, Юрьев был неприступен. Предводители крестоносцев три раза отправляли послов к Вячко, предлагали забрать с собой всё имущество и оставить город, но каждый раз получали отказ. Князь ожидал помощь из Новгорода и регулярно отправлял гонцов на берега Волхова, поторапливая бояр и воевод. Он не знал, что из-за конфликта Ярослава с правящей новгородской верхушкой ситуация осложнилась: «поскольку у новгородцев с князем было несогласие и между собою распри великие, не могли о помощи Юрьеву согласиться и оказать, как того требовалось» (161, 687–688). Но этого не знали и братья-рыцари. Крестоносцы пошли на генеральный штурм, предприняли попытку поджечь городские стены, однако из этого ничего не вышло. Через отверстие в стене эсты стали скатывать на башню огненные колеса, с высоты вала защитники города кидали на осадные сооружения крестоносцев вязанки хвороста и дров. Рыцари бросились тушить вспыхнувший пожар, загасили огонь и разбили пылающие деревянные колеса. Штурм был отбит, «божьи дворяне» отступили.

Не сумев взять Юрьев силой, католики решили захватить город хитростью. Им удалось уговорить князя и его приближенных заключить перемирие сроком на 14 дней, с условием, что если в течение этого времени не подойдут новгородские полки, Вячко покинет город. Если помощь придет, то братья-рыцари уйдут от Юрьева. Соблюдая перемирие, крестоносцы отошли от города на небольшое расстояние, но их лазутчики продолжали внимательно отслеживать ситуацию. Когда на третий день после прекращения боевых действий стало ясно, что русские и эсты небрежно несут сторожевую службу, что в гарнизоне ослабла дисциплина и воины плохо исполняют свои обязанности, крестоносцы решили напасть на город. Под покровом темноты меченосцы и их союзники подошли к Юрьеву и приготовились к атаке. Рыцарь Иоанн из Аппельдерина первым поднялся на неохраняемый вал и в сопровождении оруженосцев спустился в город. Крестоносцы подожгли несколько домов, сильный ветер раздул огонь, пламя стало стремительно распространяться по Юрьеву. Стражники покинули свои посты на стенах и кинулись тушить пожар, чем воспользовались братья-рыцари. Крестоносцы быстро преодолели вал и оказались на улицах города. Организованного сопротивления не было, началось беспощадное избиение горожан и воинов гарнизона. По одной из версий, Вячко попал в плен и был убит «божьими дворянами», согласно другой, видя падение города, князь на коне въехал на вал и оттуда бросился в огонь. О потерях крестоносцев информация отсутствует. В последнем бою погибло 200 русских дружинников и 1000 жителей Юрьева, включая женщин (4, 239). Уцелел лишь один дружинник, приближенный владимирского князя Георгия. Братья-рыцари дали ему новую одежду, коня и отправили на Русь. Город Юрьев переименовали Дерпт, он стал плацдармом для дальнейшего наступления католиков на восток.

Падение Юрьева стало заключительным аккордом борьбы за Прибалтику, бездарная политика русских князей и новгородской элиты привела к тому, что этот стратегически важный регион оказался навсегда потерян для Руси. На новгородских и псковских границах появился новый опасный враг – крестоносцы.

В рукопашной схватке князь сломал копье и сражался мечом. На правом фланге Василько теснил противника, но венгерские военачальники смыкали разорванные ряды, заворачивали беглецов и удерживали фронт. Василько искусно сражался копьем, отбивая древком удары вражеских мечей. Даниил вместе с воеводой Мирославом поспешил на помощь брату, вдвоем они разбили вражеский строй и одержали победу. Галицкий боярин Глеб Зеремеевич собрал вокруг себя отступавших под натиском полка тысяцкого Демьяна венгров и повел их в атаку на дружину Василька. Даниил перехватил воинство Глеба и вступил с ним в бой. Галичане мечами пытались убить княжеского коня, но Даниил вырвался из вражеских рядов, «только концом острия меча на бедре его коня срезана была шерсть» (2, 227). Князь призвал гридней храбро сражаться и вновь повел своих людей в новую атаку. Но истомленные продолжительным боем дружинники не слушали приказов, обратились в бегство и остановились лишь на холмах. Князь попытался заставить своих людей покинуть возвышенность и вновь вступить в бой, но его усилия оказались тщетными. Судислав не рискнул атаковать занимающего выгодную позицию противника и увел войска, однако Даниил не знал, что происходит с братом. Васильку сопутствовал успех, его воины подрубили знамя Андраша и преследовали убегающих венгров. Королевич с остатками войска ушел к Галичу, Даниил всю ночь простоял на холмах и только наутро встретился с братом.

Битва у Торчева была сумбурной и бестолковой, поскольку проходила без определенного плана действий, как с венгерской, так и с русской стороны. Нежелание королевских военачальников сражаться с дружиной Даниила привело к ослаблению центра, что дало русским возможность рассечь боевые порядки противника на две части. Данное обстоятельство в немалой степени поспособствовало поражению Андраша. При этом метания Даниила во главе дружины по полю битвы привели к тому, что единый строй русской рати оказался нарушен. Как следствие, битва разбилась на несколько отдельных сражений. Несмотря на отступление дружины Даниила с поля битвы и её отказа продолжать сражение, благодаря умелым действиям князя Василька, русским сопутствовал успех. Бегство Андраша в Галич спровоцировало отступление остатков венгерской армии и боярских дружин.

О потерях сторон летописец ничего конкретного не сообщает, хотя обращает внимание, что венгров погибло больше, чем русских: «Угров было убито много, а Данииловых бояр мало, вот их имена: Ратислав Юрьевич, Моисей, Степан и брат его, а также Юрий Яневич» (2, 227). Данный факт летописец отметит ещё раз: «и не бысть пакости во полкох Даниловых, разве тех убьеных пяти» (2, 226). Здесь речь идет о княжеских боярах и знатных дружинниках, а не о простых воинах. Сколько погибло венгров, неизвестно: «Королевичь же обратися в Галичь, зане бе ураз велик в полкох его: инеи же угре бежаша, оли в Галичи становишася» (2, 226). Можно предположить, что большинство венгров погибло во время бегства Андраша в Галич.

Битва у Торчева стала переломным моментом в противостоянии Даниила с Андрашем, её прямым следствием был уход в следующем году венгров из Галича. По призыву галичан Даниил вступил в город и утвердился на столе своего отца.

Ярослав преследовал две цели – дать обогатиться ратникам и спровоцировать крестоносцев на битву. Князь достиг желаемого, другое дело, к чему это привело.

Русское вторжение застало крестоносцев врасплох, они не сумели собрать достаточно сил для отражения вражеского нападения. Против Ярослава действовали войска дерптского епископа, отряд братьев-рыцарей из Оденпе и чудское ополчение. Больше никто не смог прийти на помощь осажденному городу. Епископ Дерпта Герман Буксгевден не стал спокойно смотреть на опустошение своей земли, несмотря на неравенство сил, он решил дать бой врагу. Крестоносцы вышли из Дерпта, развернулись в боевой порядок и двинулись на русские полки. Левый фланг ливонцев упирался в берег реки Эмбах (Эмайыги, Омовжа), правый фланг прикрывали отряды всадников. В передовых частях католического воинства шли братья-рыцари из Оденпе, они первыми пересекли заснеженное поле и столкнулись с вражескими войсками. Ярослав ждал атаки крестоносцев, поэтому заранее стянул все войска в один кулак. Рыцарская конница отбросила сторожевой полк противника, в бой вступили главные силы русских. После упорного боя русские оттеснили крестоносцев к реке, где сражение вспыхнуло с новой силой. В рукопашной схватке погибло несколько немецких военачальников, крестоносцы дрогнули и стали отступать. Ярослав усилил натиск, перекрыл дорогу на Дерпт и оттеснил тяжеловооруженную рыцарскую конницу на лед реки Эмбах. От большого скопления закованных в доспехи всадников лед треснул, «божьи дворяне» стали тонуть в полыньях. Войско крестоносцев рассыпалось, рыцари и ополченцы стали разбегаться в разные стороны. По замерзшему руслу реки Эмбах множество беглецов устремилось в Дерпт, некоторые побежали в сторону Оденпе. Конные дружинники преследовали разбитого врага, однако не смогли ворваться в город. О потерях крестоносцев летописец высказался туманно: «паде лучьших Немьць неколико; и яко быша на рече на Омовыжи Немьци, и ту обломишася истопе их много» (26, 73). Что касается русских, «възвратишася новгородци сдрави вси, а низовьчь неколико паде» (26, 73). Судя по всему, потери понес переяславский полк.

После победы русские войска продолжили опустошать владения дерптского епископа. Крестоносцы были вынуждены начать с русскими переговоры: «И поклонишася Немьци князю, Ярослав же взя с ними мир на вьсеи правде своеи» (26, 73). К сожалению, летописец не пояснил, в чем заключалась «правда» Ярослава. Русская рать с богатой добычей вернулась в Новгород. Несмотря на тактический успех, стратегических последствий победа Ярослава не имела, поскольку Дерпт остался во власти католиков. Перемирие с крестоносцами на три года и захват трофеев вряд ли можно назвать выдающимся достижением, затраченные Ярославом усилия явно не соответствовали полученным результатам.

Желая избежать столкновения со степняками, князь хотел вести войска «лесною страною». Владимир с киевскими полками решил сопровождать галицкого князя, он опасался, что половцы разобьют Даниила. Союзники от Киева далеко не ушли и около Звенигорода столкнулись с половецкой ордой. Владимир с Мирославом решили вернуться в Киев, но этому воспротивился Даниил: «Не подобает ли воину, устремившемуся на битву, – или завоевать победу, или погибнуть в бою? Я удерживал вас. Теперь же вижу, что трусливую душу имеете. Не говорил ли я вам, что не следует усталым воинам идти против свежих? А теперь что смущаетесь? Выходите против них!» (2, 231). В галицком князе взыграл дух противоречия, что в дальнейшем привело к негативным последствиям. В этот раз половцы не стали вступать в бой и быстро отступили. Но вместо того, чтобы быстро идти в Галич через Городеск, Полонный и Шумск, Даниил неожиданно повел рать на юг и вышел к городу-крепости Торческу. Летописец ситуацию не проясняет, не исключено, что галицкий князь изменил первоначальную точку зрения и решил сразиться с Изяславом и половцами.

Информация о битве скупа и противоречива. Как следует из текста Галицко-Волынской летописи, на одном фланге союзной рати расположились войска Даниила, на другом Владимира Рюриковича. Можно предположить, что в центре боевых порядков стояли пешие галицкие и киевские полки, а фланги прикрывали княжеские дружины. Что мог противопоставить врагу Изяслав? Обычную тактику степняков – массированные атаки конных лучников, с последующим ударом тяжеловооруженной конницы. Русские князья и воеводы были хорошо знакомы с уловками степняков, но в этот раз богатый опыт на пользу не пошел. Галицкие ратники и дружинники успешно отразили все атаки половцев, перешли в контрнаступление и опрокинули вражеские боевые порядки. Даниил возглавил преследование разбитого противника, на гнедом коне князь мчался впереди дружины, рубил мечом степняков и всё дальше удалялся от места сражения. Погоня прекратилась лишь тогда, когда под Даниилом подстрелили коня (2, 231).

Стремительная атака галичан привела к разрыву в боевых порядках союзников. Этим воспользовался Изяслав, охватил фланг киевлян и комбинированной атакой с нескольких направлений разбил вражеское войско. Владимир Рюрикович и находившийся при нем галицкий воевода Мирослав бежали в Торческ, остатки киевских полков рассеялись по окрестностям. Узнав о разгроме союзников, Даниил спешно покинул поле боя и ушел в Галич. Князь Владимир, воевода Мирослав и множество киевских бояр были захвачены Изяславом в Торческе.

После победы под Торческом киевским князем стал Изяслав Владимирович, Владимир Рюрикович попал в плен и впоследствии был отпущен за выкуп. Даниил укрылся в Галиче, однако местные бояре подняли мятеж и князь был вынужден бежать в Венгрию. Так Даниил Романович потерял Галицкое княжество, за которое боролся много лет.

На месте городов и деревень остались черные пепелища, столица княжества была сожжена и разграблена. Орда ушла на север, к Коломне. Евпатий повел свой отряд следом за Батыем, воевода и его бойцы хотели отомстить завоевателям. Из текста «Повести» следует, что в пути к дружине присоединялись укрывшиеся в лесах люди, вскоре под командованием Евпатия оказалось небольшое войско – 1700 человек. Эти люди «Богом сохранены были вне города» (37, 110). Располагая таким количеством воинов, воевода принимает решение об атаке на ханскую ставку. Целью Евпатия становится хан Батый.

«Повесть о разорении Рязани Батыем» не указывает конкретного места, где дружина воеводы нанесла удар по монгольской орде. Он лишь констатирует, что русские дружинники «погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской» (37, 110). Земли Владимиро-Суздальского княжества находились сразу за Коломной, поэтому можно предположить, что в момент нападения орда находилась на левом берегу реки Коломенки. В начале января 1238 г. под Коломной произошла битва между монголами и объединенной ратью князей Северо-Восточной Руси, поэтому нет ничего удивительного, что Батый дал своим людям отдых на несколько дней. Надо было оказать помощь раненым и похоронить павших, тем более, что среди погибших был молодой хан Кулькан, сын Чингисхана. Этим обстоятельством воспользовался воевода Коловрат, нападение русской дружины застало Батыя врасплох. Действительно, монголам было некого опасаться, поскольку Рязань была уничтожена, а великокняжеская рать разбита. Тем страшнее оказался удар отряда Евпатия. От разведчиков воевода знал, где находится ставка Батыя, поэтому бил наверняка. Можно предположить, что нападение было совершено незадолго до рассвета, когда часовых сильнее клонит в сон. Царевичи-чингисиды стояли каждый отдельно со своим туменом, что давало русским пусть минимальный, но шанс на успех. Расчёт Евпатия был безупречен, поскольку в случае смерти предводителя монгольского войска, дальнейшее продвижение орды оказывалось под вопросом. Вплоть до того, что чингисиды могли насмерть переругаться друг с другом, выясняя, кто займет место убитого хана.

Автор «Повести о разорении Рязани Батыем» оставил красочное описание атаки отряда Коловрата: «и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные… Почудилось татарам, что мертвые восстали» (37, 110). Охваченные страхом и паникой нукеры действительно напоминали «пьяных и безумных», что дало возможность русским воинам продвинуться к ханской ставке. Об этом ясно и недвусмысленно говорится в «Повести»: «Евпатий же, насквозь проезжая сильные полки татарские, бил их нещадно. И ездил средь полков татарских так храбро и мужественно, что и сам царь устрашился» (37, 110). Что до страха монголов, увидевших «восставших мертвых», этому есть вполне логическое объяснение. Дружина Коловрата сражалась под рязанским стягом, Рязань орда сровняла с землей, в городе не то что воинов, женщин и детей не осталось. А здесь… В итоге русские практически прорвались к шатру Батыя, где в бой вступила ханская гвардия. Это и были «сильные полки татарские», упомянутые автором «Повести». В бой гвардейцев повел шурин Батыя, Хостоврул, обещавший хану взять живым вражеского военачальника. Мы не знаем, имела место похвальба монгольского багатура или это не более чем литературный прием. В любом случае, поединок Евпатия Коловрата с Хостоврулом закончился плачевно для монгольского военачальника. Русский богатырь ударом меча развалил ханского родственника на две половины и повел дружину в последнюю атаку. Вот тогда Батый и испугался по-настоящему. Всё решил численный перевес, монголы оттеснили дружинников от шатра и взяли в кольцо. Русские отразили несколько атак с большими потерями для степняков и тогда монгольские военачальники приняли необычное решение – расстрелять дружинников из метательных машин. Не обязательно это были громоздкие осадные камнеметы, это могли быть небольшие метательные машины, не требующие сборки. Дружинников засыпали камнями и стрелами, вместе со своим отрядом погиб и Евпатий Коловрат.

Из русских воинов в живых осталось только пять человек, попавших в плен во время битвы. Хан лично допросил пленников, после чего произнес над телом русского воеводы: «Если бы такой вот служил у меня, – держал бы его у самого сердца своего» (37, 111). Батый приказал отдать пленным дружинникам тело Евпатия и отпустить их. Воеводу привезли в Рязань «и погребоша его честно в соборной церкви генваря в 11 день» (86, 70). Насколько эта дата достоверна – неизвестно.

Орда могла подойти к Коломне двумя путями – от Оки через Девичье поле и по льду Москвы-реки. Из летописей следует, что монголы использовали оба маршрута, поскольку сумели обойти русскую рать. Из этого следует, что князья и воеводы не стали отсиживаться за городскими укреплениями и решили встретить орду на ближних подступах к Коломне. Монгольские военачальники решили этим воспользоваться, сковать русские полки и дружины фронтальным ударом, обойти их позиции и нанести удар стыла. Часть туменов пошла в лобовую атаку на вражеское войско со стороны Оки, остальные от устья Москвы-реки по замерзшему руслу устремились к Коломне. Практически во всех летописях отмечается, что русское воинство частично попало в окружение: «оступиша их Татарове у Коломны, и бишася крепко» (26, 75). В разгар битвы произошло событие, способное изменить ход сражения, в бою погиб хан Кулькан, сын Чингисхана. Смерть чингисида на поле боя была событием уникальным, согласно военным традициям монголов царевичи находились в тылу армии и не вступали в битву. Почему же тогда Кулькана убили? Была ли это шальная стрела или же молодой хан повел конницу в атаку и был сражен в рукопашной схватке дружинником? Мы не знаем, русские летописи об этом ничего не сообщают. О смерти младшего сына Чингисхана пишет Рашид Ад-Дин. Монголы «овладели так же городом Ике. Кулкану была нанесена там рана, и он умер. Один из русских эмиров по имени Урман, выступил с ратью против монголов, но его разбили и умертвили» (105, 38–39). Принято считать, что Ике – это город на Оке, т. е. Коломна, а эмир Урман – князь Роман Ингваревич, погибший в бою. К сожалению, смерть Кулькана не повлияла на ход битвы, монголы сбили русских с позиций и оттеснили к надолбам. Если князья хотели отступить в город, то теперь это стало невозможно, русская рать оказалась зажатой на узком пространстве между надолбами и ханскими туменами. Возможно, именно в этот момент к Коломне вышла монгольская конница, завершившая обходной маневр по льду Москвы-реки. Ловушка захлопнулась.

Кольцо окружения не было плотным, об этом свидетельствует тот факт, что московское ополчение практически без потерь ушло с места битвы: «а Москвичи побегоша, ничегоже не видевше» (65, 367). Но повезло не всем, множество русских воинов пало на поле сражения. Погибли воевода Еремей Глебович и Роман Ингваревич, князь Всеволод сумел вырваться из западни и с остатками дружины лесными дорогами ушел на стольный Владимир (61, 106). Данных о потерях нет, летописцы лишь отметили, что «паде тут много людей» (65, 367) или «иных много муже побиша» (58, 139). Объединенная русская рать была разгромлена, орда Батыя вторглась в пределы Владимиро-Суздальского княжества.

После гибели лучших воинов судьба Москвы была решена. Когда деревянные укрепления были разбиты и сожжены, монголы ворвались в крепость, в ожесточенных уличных боях перебили защитников и пленили князя Владимира. Москва была сожжена дотла, её население истреблено, лишь немногим жителям удалось укрыться в окрестных лесах.

Для Батыя и его полководцев сражение за Москву оказалось неожиданно сложным. Лишь совместными усилиями чингисиды «сообща в пять дней взяли… город Макар и убили князя этого города по имени Улайтимур» (105, 39). Взятый в плен князь Улайтимур (Владимир), действительно был убит монголами, но только не в Москве, а у ворот столицы. Защитники Москвы не отсиживались за стенами, вели активную оборону и совершали вылазки: «Окаянный же Батый прииде со многим воинством под Москву, и облеже ю: начат крепко ратовати. Сущий же во граде христиане много противишася им, биющеся изходя из града, обаче не могоша отбитися им до конца» (20, 22). Смерть Филиппа Няньки от рук ханских палачей косвенно подтверждается свидетельством Книги Степенной царского родословия: «Воевода Филипп на Москве за веру Христову мучением сконьчася» (74, 264). По информации В.Н. Татищева, город пал 20 января 1238 г. (161, 727). Захватив Москву, Батый одержал крупную стратегическую победу, путь монгольской орде на стольный Владимир был открыт.

Кроме Золотых ворот, в Новый город можно было попасть через Иринины ворота, откуда дорога вела на Юрьев-Польский, и через Медные ворота, выходившие на север, к берегу реки Лыбедь. Волжские ворота выходили к Клязьме, где был деревянный мост, пристани и начиналась дорога на Муром. Восточная часть столицы называлась Ветчаный (или Ветшаный) город, отсюда через каменную башню Серебряных ворот можно было проехать на Суздаль, Боголюбово и Нижний Новгород. Центральная часть Владимира-Суздальского называлась город Мономаха или Печерний город, она была защищена высокими валами и деревянными укреплениями. В город Мономаха из Нового города можно было попасть через Торговые ворота, из Ветчаного города – через Ивановские ворота. Над Клязьмой возвышался княжеский детинец. Здесь за каменной стеной находились княжеские терема, епископский двор, Дмитровский и Успенский соборы. Проездная башня с надвратной церковью Иоакима и Анны надежно защищала вход в крепость. С внешней стороны стены детинца были облицованы тесаными блоками белого камня. Толщина стены была не больше 1 м 30 см и не могла выдержать удар стенобитного орудия. Исследователи не пришли к единому мнению о протяженности главной оборонительной линии стольного Владимира – от «почти 7000 м» (134, 131), до 5560 м (138). В любом случае она была одной из самых протяженных на Руси. Оборону столицы великий князь возложил на воеводу Петра Ослядюковича и своих сыновей Всеволода и Мстислава. Многие гридни Всеволода полегли под Коломной, под командованием князя осталось лишь небольшая группа телохранителей. Поэтому вся надежда была на немногочисленную дружину Мстислава и ополчение горожан.

По свидетельству В.Н. Татищева, Георгий Всеволодович покинул стольный Владимир 2 февраля (161, 727), орда подошла к городу на следующий день, 3 февраля. Монгольские разъезды приблизились к столице со стороны Раменского поля, вскоре подошли и главные силы Батыя. Верный своему обыкновению захватывать города с помощью хитрости, хан отправил к владимирцам послов. Группа всадников подъехала к Золотым воротам, где на боевой площадке в окружении дружинников стояли Всеволод, Мстислав и воевода Петр. Вперед нукеры вытолкнули князя Владимира Георгиевича, взятого в плен при штурме Москвы. Летописец ничего не говорит о том, зачем это надо было степнякам. Либо монголы требовали открыть ворота, обещая сохранить Владимиру жизнь, либо провоцировали Всеволода и Мстислава на вылазку. В летописях лишь фиксируется смерть молодого князя: «…у града Владимера показавше, и смерти предаша его» (74, 264). Если Батый хотел выманить его братьев за городские стены, то он чуть было не достиг своей цели. Всеволод и Мстислав заявили Петру Ослядюковичу: «Братья! Лучше нам умереть перед Золотыми воротами за святую Богородицу и за правоверную веру христианскую» (31, 398–400). Однако воевода жестко пресек порыв князей и удержал их в городе. Не дождавшись вылазки противника, Батый приказал разбить главный стан на Раменском поле. Монгольская орда взяла стольный Владимир в плотное кольцо осады, началась подготовка к штурму. Пока изготавливалась осадная техника, темник Бастырь повел большой отряд на Суздаль. Защищать древний город было некому, все, кто мог держать оружие, погибли под Коломной, в Москве или обороняли столицу. В Суздале монголы учинили дикий погром, сожгли церкви и монастыри, перебили монахинь и монахов. Было захвачено множество пленников, большинство из которых погибли на лютом морозе и замерзали на дроге.

Пока Бастырь громил и жег Суздаль, монголы окружили стольный Владимир частоколом, закончили сооружение метательных машин, таранов и навесов. Первый штурм начался утром в субботу, 6 февраля (161, 728). После продолжительного обстрела городских укреплений из камнеметов, степнякам удалось разбить часть городской стены. Завязалось ожесточенное сражение, горожане и немногочисленные дружинники сражались на валу до самого вечера и не пустили орду в город. Монголы отступили, однако защитники понесли большие потери, что при подавляющем численном превосходстве степняков имело роковое значение. Если для Батыя гибель нескольких тысяч нукеров была ударом тяжёлым, но не смертельным, то для защитников города потеря даже нескольких сотен воинов была катастрофой.

Генеральный штурм начался 7 февраля. Согласно свидетельству Тверской летописи, рано утром руководителям обороны стало ясно, что шансов на успешный исход осады нет, поэтому Всеволод и Мстислав с благословения епископа Митрофана покаялись в грехах и приняли схиму (65, 368–369). Что не помешало им сражаться с монголами на валах и улицах столицы. В монахи постриглись великая княгиня Агафья со снохами, некоторые бояре и их жены. С утра монгольские камнеметы начали крушить городские стены и башни, Батый задействовал всю осадную артиллерию. Большие разрушения были произведены в самом городе, «и сыпашася камение велие издалеча божиим попущением, яко дождь внутрь града» (61, 108). Когда обрушился участок стены напротив церкви Спаса, монголы завалили ров «сырым лесом» (65, 369), возвели у валов примет и пошли на приступ. В наши дни это место называется Козлов вал, если смотреть с него на восток, то прямо будет Спасская церковь, слева Золотые ворота, справа старинная водонапорная башня. Возможно, защитники сумели бы удержаться на валу, но в это время проломы возникли в других местах. Были разбиты стены у Ирининых и Медных ворот, разрушены укрепления со стороны Клязьмы у Волжских ворот. Монголы «отовсюду весь град разбивше» (61, 108) перешли в общее наступление. Владимирцы отступили на улицы Нового города и попытались остановить продвижение орды, но степная конница мощным натиском сминала защитников и уверенно приближалась ко второй линии обороны, городу Мономаха. Новый город был взят до обеда, монголы поджигали дома и строения, грандиозный пожар охватывал столицу (80, 128).

О том, что происходило во Владимире-Суздальском после падения Нового города, достоверной информации нет, мы даже не знаем, при каких обстоятельствах были захвачены город Мономаха и княжеский детинец. Только Татищев пишет, что степняки быстро овладели городом Мономаха, «поскольку не был укреплен и оборонять было уже некому, многих тут побили и пленили» (161, 729). Всё внимание летописцев оказалось сосредоточено на трагедии в Успенском соборе, где находилась великокняжеская семья, епископ Митрофан, владимирские бояре и множество простых людей. Степняки разбили двери, ворвались в собор и убили всех, кто там находился. Княгиня Агафья с родственниками и епископ Митрофан под охраной дружинников укрылись на хорах, поэтому нукеры не смогли их захватить. На предложение сдаться княгиня и епископ ответили отказом. Тогда монголы разобрали заборы и строения около храма, обложили его деревом, сложили внутри Успенского собора огромный костер и подожгли. В дыму и пламени погибли последние защитники столицы Северо-Восточной Руси (61, 109). Владимирское духовенство было перебито, церкви и монастыри разграблены, город сожжен.

Противоречивы свидетельства о судьбе сыновей Георгия Всеволодовича. В некоторых летописных сводах, например в Лаврентьевской летописи (31, 400), сообщается, что после прорыва главной линии обороны, Всеволод и Мстислав бежали в город Мономаха. Но убиты были княжеские сыновья за стенами столицы (31, 401). Есть свидетельства противоположного свойства: «Всеволод, Мстислав, в новом граде Володимери от тех же безбожных Татар убиена быста» (74, 264). Эта информация присутствует в различных летописях, данной точки зрения придерживался и В.Н. Татищев (161, 729). Н.М. Карамзина полагал, что молодые князья погибли при попытке прорыва из города (143, 511). Ситуацию проясняет Галицко-Волынская летопись, где говорится, что Всеволод отправился на переговоры с Батыем и был зарезан по приказу хана (2, 235). Мстислав при этом не упоминается. Из летописного текста следует, что молодой князь прибыл на встречу с ханом в сопровождении лишь небольшого количества дружинников. О причинах, побудивших Всеволода пойти на поклон к завоевателю, можно только гадать. Летописец пишет, что по молодости лет князь испугался, решил почтить Батыя богатыми дарами и выпросить себе жизнь, но насколько данное объяснение соответствует действительности, мы не знаем. С уверенностью можно говорить, что за пределами городских стен погибли два сына великого князя – Всеволод и Владимир. Где сложил голову Мстислав, неизвестно, возможно, именно он и погиб в Новом городе, что впоследствии вызвало путаницу среди летописцев.

Главной причиной поражения владимирцев в битве за столицу стало подавляющее численное превосходство противника. Профессиональных воинов, способных на равных противостоять ханским нукерам, было немного, поскольку остатки своей дружины князь Георгий увел из города. Вооруженные горожане не могли надежно перекрыть весь периметр укреплений, когда стены и башни были разбиты, монголы просто смяли немногочисленных защитников. Атака велась с разных направлений, что привело к прорыву на нескольких участках обороны. У Всеволода, Мстислава и воеводы Петра не было резервов, чтобы своевременно реагировать на изменение обстановки. Бои на улицах Нового города уже не могли предотвратить катастрофы. Большую роль сыграло массированное применение завоевателями метательных машин, сокрушивших укрепления столицы. И если при осаде Рязани Батый отказался от использования камнеметов, совсем иначе он действовал при штурме города Владимира. Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, защитники города сражались героически. На данный факт обратил внимание Рашид Ад-Дин: «Осадив город Юргия Великого, взяли его в восемь дней. Они ожесточенно дрались. Менгу-каан лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их» (105, 39). Историк ошибается, когда пишет, что монголы осаждали Владимир-Суздальский восемь дней, согласно свидетельствам русских летописцев, столица пала на пятый день осады.

Рязань сожжена 21 декабря, монголы выступили на Коломну 1 января (161, 726), 20 января пала Москва (161, 727), 2 января Георгий Всеволодович покидает столицу (161, 727), 3 января орда подошла к городу Владимиру. Получается, в распоряжении великого князя был целый месяц, чтобы стянуть на защиту столицы дружины из Ростова, Ярославля, Углича, Юрьева-Польского и Стародуба. Теоретически это было возможно, на практике из этого ничего не вышло. Почему? Ответа может быть только два – либо Георгий Всеволодович решил, что предпринятых мер будет достаточно, и не отдал своевременно приказ о сборе северных дружин в стольном городе, либо его родственники проигнорировали волю великого князя и не проявили должной энергии при сборе войск. Поэтому и был вынужден Георгий Всеволодович отступить на реку Сить. Самым плохим в этой ситуации было то, что огромные территории оставались без защиты и обрекались на разорение монголами. На Сить привели дружины племянники великого князя – Василько Константинович Ростовский, Всеволод Константинович Ярославский и Владимир Константинович Углицкий. Из Юрьева-Польского пришёл брат Святослав Всеволодович. Князь Иван Всеволодович Стародубский выступил в поход на помощь старшему брату, но не успел к началу битвы.

Летописные известия о битве на реке Сить крайне скупы и обрывочны, не вносят ясности Н.М. Карамзин и В.Н. Татищев. Поэтому ход сражения восстанавливается по работам краеведов и местным преданиям. На их основании можно сделать вывод, что боевые действия развернулись у истоков Сити в районе деревни Божонка и в среднем течении реки у деревни Станилово и села Сить-Покровское. В окрестностях Божонки в конце XIX – начале XX вв. были деревни Станово, Сторожево, Боронишино, Юрьево, народная память их крепко связывала с легендарной битвой. Это относится к названиям других сел и деревень в нижнем течении реки. Шестихино – где полегли шесть ханов, Раменье, а раньше Раненье – здесь был ранен князь, у Добрыни полегли русские дружины, Кой – стойбище пришельцев, Задорье – место, где началась битва (задорились войска). Название Могилицы говорит само за себя, это место где пало много, русских воинов и впоследствии над ними были насыпаны курганы. Название деревни – Божонка – тоже обросло преданиями. Согласно одной из легенд, Батый «побожился» «больше на Сить не ходить», при этом следует учитывать, что монгольский хан в этих местах никогда не бывал. По другому преданию, название деревни произошло от слова «божница», потому что здесь стояла походная церковь Георгия Всеволодовича, где была икона – «боженка». Характерно название деревни Шелдомеж – шел до межи. Она стояла прямо на границе Новгородской и Суздальской земли, согласно местным легендам, в этом месте войска князя Георгия пытались устроить засаду монголам. Но и это не всё. Недалеко от Божонки, у Сидоровского ручья, как говорит предание, спрятаны латы великого князя владимирского Георгия Всеволодовича, который был здесь же и убит. Произошло это на островке в болоте недалеко от ручья. В самой Боженке есть большой курган, насыпанный на месте погребения русских ратников, павших в битве с монголами. Раньше в окрестностях деревни попадались дубы, которые местные жители называли «Батыевы деревья». Когда в середине XIX в. в окрестностях Божонок проводил раскопки Д.А. Воронцов, то он отмечал: «Весь берег реки Сить изобилует человеческими костями, и есть предание, что здесь происходили битвы татар с русскими под начальством великого князя Георгия Владимиро-Суздальского» (108, 23). Всё это свидетельствует в пользу того, что битва произошла в окрестностях деревни Божонка.

Рассмотрим места в среднем течении реки Сить, которые народные предания так же связывают с судьбоносной битвой. Это деревни Станилово, Игнатово, Рубцово, Юрьевское и Лопатино. В наши дни некоторые из названных населённых пунктов заброшены. Археологи и местные жители часто находили в этих местах свидетельства жестоких боёв – черепа и кости павших воинов, на которых остались следы ударов, ржавые фрагменты панцирей, кольчуг и шлемов, поломанные клинки, наконечники копий и стрел. О делах давно минувших дней говорят названия деревень. Станилово – где находился главный стан великого князя, Красное – здесь лёд на реке был красный от крови, в Рубцово рубились русские с монголами. Около село Юрьевское, на левом берегу Сити, где теперь стоит деревянная часовня, погиб князь Георгий (Юрий). Раньше там была древняя каменная надгробная плита, которую местные жители связывали с именем Георгия Всеволодовича. Недалеко от деревни Лопатино возвышается каменная стела с металлическим барельефом.

Третий район, который определяют как место битвы, это окрестности сёл Сить-Покровское и Семёновское, они находятся примерно в 15 км к северу от деревень Лопатино, Красное и Юрьевское. До Станилово и Рубцово будет чуть больше 20 км. В Сить-Покровском в честь павших в битве воинов в 1808 г. был построен каменный храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, раньше на его месте стояла деревянная церковь, сооруженная местными умельцами в XVIII в. Около села находится древнее городище с земляными валами, курганами и могильниками. Считается, что здесь был главный лагерь русских войск во время стояния на Сити, по местным преданиям самый жестокий бой произошёл именно в этих местах. Кроме Семеновского городища, на территории района расположены 2 селища и 9 курганных групп, где в 1972 г. работала Верхневолжская археологическая экспедиция. Раскопав большинство курганов, экспедиция пришла к выводу, что в них похоронены не воины, а мирное славянское население края, проживающее здесь в IX–X вв. Совсем иная картина в селищах, расположенных у сёл Михалево и Турбаново. По большой примеси золы и угля в земле, было установлено, что они погибли во время сильного пожара, причем некоторые находки археологов позволяют утверждать, что произошло это в XIII в. Есть и другие интересные факты. Когда в 1987 г. у села Байловского проводились земельные работы, было обнаружено небольшое воинское захоронение, где были найдены остатки воинских доспехов и снаряжения – железной брони, обрывки кольчуг и наконечники стрел. Находке значения не придали, захоронение засыпали, работы были продолжены. Есть предположение, что в этом районе существует до семи массовых захоронений и сосредоточены они в районе между селами Байловское, Большое Иваньково, Тургенево. Как сообщают местные предания, князь Георгий погиб у села Семеновского, а ростовский князь Василько был взят в плен у Прощеного ручья. Картина вырисовывается следующая. Русские полки и дружины были расположены тремя группами: в районе деревни Божонка, в районе сел Игнатово, Станилово, Красное и в окрестностях села Сить-Покровское. В деревнях Божонка и Могилицы расположилась углицкая дружина князя Всеволода Константиновича. Здесь пролегала ближайшая дорога на Новгород, именно сюда могли подойти новгородские полки. Кроме того, находившиеся в Божонке войска перекрывали путь орде, если бы она пошла на Сить от Твери и Торжка.

Другим опасным направлением было северное, поскольку монголы могли беспрепятственно пройти по льду Волги и Мологи прямо на Сить. Поэтому в окрестностях Сить-Покровского стоял ростовский полк князя Василька Константиновича. Дружины из Ярославля, Юрьева-Польского, отряды ополчения, великокняжеские гридни находились в районе Станилово, Игнатово, Красное, здесь же была ставка Георгия Всеволодовича. Стояла зима, поэтому войска были собраны не в одном месте, а раскиданы по селам и деревням, расположенным вдоль реки. Численность русской рати неизвестна, говорить о ней можно только предположительно. Согласно свидетельству В.Н. Татищева, в 1223 г. ростовская дружина насчитывала 800 воинов (161, 690). Вряд ли за пятнадцать лет что-либо изменилось.

После взятия Переславля-Залесского монгольская орда разделилась на несколько больших отрядов. Батый повел войска на Тверь и Торжок, темнику Бурундаю было поручено найти и разгромить войско князя Георгия, третий отряд пошел к Волге на Городец, Ярославль и Кострому. Когда Бурундай узнал местоположение великокняжеских полков, то решил атаковать врага. В конце февраля 1238 г. войска темника вышли к Угличу, это был ближайший к русскому стану на реке Сить город. Учитывая данный факт, Бурундай запретил воинам жечь Углич. Темник опасался, что ночью зарево пожара могут увидеть на Сити и Георгий Всеволодович узнает о монгольском наступлении с южного направления. Большая часть горожан разбежалась по окрестным лесам, оставшиеся в Угличе жители открыли перед Бурундаем ворота и сдались на милость завоевателя (149, 48–51). Для темника всё складывалось очень удачно, монголы спешно покинули город и вышли к селу Кой, откуда дорога вела на Сить. Оставив справа Солодихинское болото, Бурундай вывел войска в район села Воскресенского. Здесь перед ним открылись два пути – на северо-запад, в сторону Божонки, или на север, в район Станилово и Сить-Покровского. Темник разделил войска: сам с главными силами выступил против Георгия Всеволодовича, второй отряд направил на Божонку. Бурундай делал ставку на внезапность удара и неготовность русских полков к сражению. Численность монгольских войск неизвестна.

Углицкую дружину застали врасплох. Владимир Константинович не ожидал атаки с тыла, русское боевое охранение было выдвинуто в сторону дороги на Торжок, в этом направлении велась и дальняя разведка. Нападение с тыла оказалась полной неожиданностью для князя и воевод. В районе деревень Божонка и Могилицы произошел скоротечный бой, углицкая дружина была разбита, уцелевшие русские воины укрылись в лесах, князь Всеволод бежал в Новгород. Разгромив вражеское войско, монголы двинулись на соединение с Бурундаем.

В конце февраля 1238 г. в стане на Сити стало известно, что орда взяла штурмом стольный Владимир, Тверь и осадила Торжок. Поэтому князь Георгий с родственниками и воеводами пришли к выводу, что следует ожидать вражеское наступление на Божонку. Было принято решение усилить это стратегическое направление, в начале марта полк воеводы Дорофея Федоровича (Дорожа) из 3000 ратников выступил к Божонке. Отряд двигался по покрытому льдом руслу Сити и неожиданно столкнулся с идущими на Станилово монголами. Русские шли походной колонной, поэтому оказались не готовы к бою с воинами Бурундая. Шансов остановить вражеское войско не было, поэтому Дорофей Федорович развернул коня и поспешил к Георгию Всеволодовичу. «А уже княже обошли суть нас около татары» (58, 141) – крикнул воевода великому князю. Русские полки и дружины начали строиться в боевые порядки, но в этот момент появилась монгольская конница. Великокняжеский полк степняки сбили с позиций и стали теснить вдоль реки на север. В районе Рубцово в битву вступили свежие дружины, вражеская атака замедлилась, но после упорного боя монголы сломили сопротивление противника и продолжили наступление. Ожесточенные схватки завязались в треугольнике Юрьевское, Лопатино, Красное, где степняки столкнулись с полками и дружинами, идущими на помощь великому князю. Однако перевес по-прежнему был на стороне Бурундая. Русская рать вступала в бой по частям и неорганизованно, темник же все силы сконцентрировал на направлении главного удара. Монголы ломали сопротивление полков и дружин, в каждом отдельном случае оказываясь сильнее разрозненных отрядов противника. Погибли Георгий Всеволодович и Всеволод Ярославский, князь Святослав с сыном скрылись в лесах. Обезглавленное тело великого князя впоследствии найдет ростовский епископ Кирилл, судьба Всеволода Константиновича неизвестна. Главные силы великокняжеской рати были разгромлены. Бурундай знал, что в районе Семеновского стоит большое русское войско. Но темник не спешил, он дал своим людям отдохнуть после жестокого сражения и только после этого повел конницу по руслу реки на север. Бурундай был уверен, что русские войска идут ему навстречу, и держал воинов в полной боевой готовности. Ростовский князь Василько выступил на помощь великому князю, как только узнал о нападении степняков. Противники сближались, на исходе дня монголы и русские сошлись у села Байловского. Поздно вечером ростовская дружина была разгромлена, князь Василько попал в плен и был замучен монголами.

Точная дата битвы неизвестна. Многие исследователи полагают, что сражение произошло 4 марта, но это неверно, в летописях четко прописано, что в этот день монголы казнили Василька Ростовского. Смерть князя произошла далеко от места битвы, согласно летописным свидетельствам, монголы повели князя «в станы свои». Поэтому можно предположить, что битва произошла либо 1, либо 2 марта 1238 г. Летописцы ничего не говорят о потерях сторон, лишь В.Н. Татищев отметил, что монголы «великий урон потерпели, поскольку их много раз более, нежели русских, побито» (161, 730). Что касается великокняжеской рати, то она перестала существовать. Ярослав Всеволодович, на помощь которого так надеялся великий князь, не привел новгородские полки на помощь брату, хотя и находился в Новгороде. В летописи об этом четко прописано: «Великий князь Ярослав с прочими в Новегороде богосохранен бысть» (74, 263). Так почему не помог? Произойти это могло по двум причинам – либо Ярослав не сумел убедить правящую верхушку Новгорода выступить на помощь Георгию, либо побоялся вступать в открытый бой с монголами. Третьего не дано. Как записал летописец, «И жда брата своего Ярослава, и не бе его» (61, 109). Здесь добавить нечего.

Главная причина победы монголов в битве на реке Сить заключалась в умелом командовании темника Бурундая, ударным кулаком монгольской конницы разбившего разрозненные русские дружины. Огромное значение имел фактор внезапности, где большую роль сыграли ошибки русских князей и воевод, оставивших без внимания южное стратегическое направление. После битвы на реке Сить сопротивление Владимиро-Суздальского княжества было сломлено.

Монголы подошли к городу 21 февраля 1238 г. Летопись сохранила имена руководителей обороны – посадник Иванко, Яким Влункович, Глеб Борисович, Михайло Моисеевич. Степняки окружили Торжок со всех сторон, установили осадную технику и начали методично обстреливать городские укрепления. Защитники не могли ответить монголам, поскольку в Торжке не было метательных машин. Непрекращающийся обстрел продолжался две недели, горожане несли большие потери, но продолжали удерживать стены и башни. По ночам защитники восстанавливали разрушенные укрепления и заделывали проломы, днем занимали позиции на стенах и башнях в ожидании приступа. Но Батый раз за разом откладывал генеральный штурм, хан не был уверен в успехе атаки на город. Тревожные дни и бессонные ночи измотали воинов и горожан, многие пребывали в смятении и страхе. Жители Торжка ждали помощь из Новгорода, однако их надежды были напрасны. Под ударами камнеметов рушились городские укрепления, защитники не успевали чинить стены и башни крепости. Противостояние подошло к концу, 5 марта монголы пошли на штурм и прорвались за линию городских валов. Когда степняки ворвались в Торжок, то устроили в городе дикий погром. Разъяренные долгой осадой кочевники перебили практически всех жителей города, мужчины, женщины и дети нашли смерть от кривых монгольских сабель. Озверелые победители устроили массовое избиение монахов и монахинь, разграбили и осквернили монастыри и церкви. Как записал летописец, «всё изобнажено и поругано» (54, 217).

Героическая оборона Торжка имела огромное стратегическое значение, простояв две недели под городом, Батый фактически провалил новгородский поход. Драгоценное время было потеряно. Несмотря на то, что после падения Торжка монгольская конница Селигерским путем пошла на Новгород, когда до города оставалось всего 100 верст, Батый остановил движение войск. Причин тому было несколько. Орда понесла большие потери, люди были измотаны тяжелыми боями, лошади истощены. Стоял месяц март, запасы продовольствия в селах и деревнях были невелики, прокормить большие массы людей и коней возможным не представлялось. Если Батый простоял под Торжком две недели, сколько продлится осада гораздо лучше укрепленного Новгорода, где засядут два князя с дружинами и городовые полки? Затем начнется весенняя распутица, наступит голод, орда в буквальном смысле слова окажется на грани катастрофы. Всё это хан не мог не понимать, поэтому приказал поворачивать тумены на юг. Мужество защитников Торжка спасло Новгород.

Наступил месяц май, вода в реках спала, земля подсохла, монголы выкатили осадные машины на позиции и начали обстрел городских стен и башен. В течение нескольких дней камнеметы крушили укрепления Козельска, нукеры под прикрытием деревянных навесов и щитов заваливали ров. Однако приступ был отбит, провалились и другие попытки овладеть городом с помощью лобового штурма. Батый пребывал в растерянности, когда к городу подошли тумены Кадана и Бури. Ситуация изменилась, обстрел Козельска усилился, началась подготовка к генеральному штурму. Он продолжался три дня. Монголы пытались прорваться в город, но защитники заняли проломы и успешно отражали все атаки врага: «горожане резались с татарами на ножах» (16, 127). Степняки несли большие потери, в рукопашных схватках перевес неизменно оставался на стороне русских. Защитники отразили приступ, но стало ясно, что если не уничтожить вражеские камнеметы, монголы окончательно разрушат укрепления и прорвутся в Козельск. Боевой дух русских воинов был высок, окрыленные успехом они рвались в бой. Ночью ратники и дружинники покинули город, незаметно подошли к вражескому лагерю и атаковали противника. Около 4000 монголов было убито, погибли три вражеских военачальника, множество нукеров обратилось в бегство. Русские воины увлеклись преследованием разбитого противника, оторвались от города и попали в окружение. Прорваться обратно в Козельск не удалось, дружинники и ратники погибли на поле перед городом. Оставшийся без защиты Козельск был легко захвачен монголами, всё население города, включая женщин и детей, было перебито. Погиб и князь Василий, согласно легенде, мальчик утонул в крови. Разъяренный длительной осадой и большими потерями, Батый приказал называть Козельск «Злым городом». Осада Козельска продолжалась семь недель (66, 29)

На боевых площадках Чернигова в большом количестве стояли метательные машины, чего не было в других городах Руси, оказавшихся под ударом монголов. Мы не знаем, откуда появились в Чернигове крепостные камнеметы, скорее всего, их сооружением занимались либо иностранные военные специалисты, либо русские умельцы. Как бы там ни было, метательные машины на стенах Чернигова оказались для монголов неприятной неожиданностью. Защитники города хорошо приготовились к обороне, в битве за столицу Северской земли решалась судьба Южной Руси. Для Батыя сложность ситуации заключалась в том, что он не мог бросить на Чернигов все силы орды, в степях продолжалась война с половцами, а в ханской ставке шла подготовка к новому набегу на Северо-Восточную Русь. Сам Батый не участвовал в осаде Чернигова, хотя в Супрасльской летописи присутствует информация, что именно хан возглавлял войска во время похода на Северскую землю.

В октябре 1239 г. монгольская орда подошла к Чернигову. Город был взят в кольцо осады, нукеры начали сооружать осадную технику, монгольские разъезды рассыпались по окрестностям города, обращая в дым и пепел, близлежащие села и деревни. Закончив приготовления, степняки начали обстреливать черниговские укрепления из камнеметов, но натолкнулись на жестокий отпор. Установленные на городских стенах метательные машины крушили монгольскую осадную технику и наносили ощутимый урон противнику. Как пишет автор Тверской летописи, «Из города на татар метали пороками камни на полтора выстрела, а камни могли поднять только два человека» (16, 129). Другие летописцы отмечают, что камни поднимали четыре человека. Ратники и дружинники отчаянно сражались на валах Чернигова, сжигали вражеские навесы и тараны, поражали нукеров из луков и самострелов. Битва за город была в самом разгаре, когда на помощь защитникам пришел князь Новгорода-Северского Мстислав Глебович.

Это был храбрый и решительный человек, опытный военачальник. В отличие от своего двоюродного брата Михаила Всеволодовича и племянника Ростислава, Мстислав не испугался встречи с монголами в открытом бою, поднял дружину, собрал пешую рать и выступил в поход. Ратники плыли по Десне в ладьях, конная дружина шла берегом реки. Битва, решившая судьбу Чернигова, согласно местным преданиям, произошла в окрестностях села Анисов, расположенного напротив города, на левом берегу Десны, у урочища «Татарская горка». «Татарская горка» находится за широкой речной поймой, на расстоянии примерно 8 км от Чернигова. Мстислав не стал атаковать штурмующие город тумены, князь развернул полки в боевой порядок и стал ждать вражеской атаки. Монгольская конница быстро отошла от города, переправилась через Десну и устремилась на русскую рать. Воспользовавшись тем, что значительная часть вражеских войск ушла на левый берег Десны, черниговские воеводы сделали вылазку. Битва достигла своего апогея, силы противников были примерно равны, теперь всё зависело от действий военачальников. Мстислав не мог повлиять на исход битвы под стенами Чернигова, он и так сделал всё что мог, оттянув на себя большую часть вражеских войск. Монголы успешно отразили вылазку черниговцев, загнали разбитые отряды противника в город и все силы бросили против Мстислава Глебовича. Истомленные длительным боем новгород-северские дружинники и ратники не выдержали нового удара и были разбиты. Телохранители спасли раненого князя, но после битвы под Черниговом имя Мстислава исчезает со страниц летописей, можно предположить, что он умер от ран.

Чернигов был обречен. 18 октября монголы прорвались за линию городских валов, овладели окольным городом и захватили детинец. Согласно местной легенде, уцелевшие воины, женщины, дети и монахи закрылись в каменной церкви Параскевы Пятницы и упорно отбивались от наседавших врагов. Монголы не сумели ворваться в храм, поэтому темники оставили отряд для осады церкви и ушли в степь. Когда у защитников храма закончились вода и съестные припасы, они по лестнице поднялись на галерею с окнами и выбросились на копья степняков. Епископ Порфирий попал в плен и впоследствии был отпущен монголами в городе Глухов. Так закончилась грандиозная битва за Чернигов. Его падение открыло Батыю путь на Киев и предрешило исход борьбы за древнюю столицу Руси.

Варианта у Александра было два – либо как можно быстрее напасть на врага и застать противника врасплох, либо дождаться помощи от отца, великого князя Ярослава. В первом случае слишком велик был риск поражения, поскольку шведы обладали многократным численным перевесом, во втором случае промедление могло обернуться захватом Ладоги. А кто владел Ладогой, тот владел ключами от Новгорода. Александр выбрал активную тактику. Силы, которыми он располагал, были невелики – княжеская дружина и отряд новгородцев. Александр не стал дожидаться, когда соберется большой новгородский полк, действовал на опережение и стремился как можно быстрее вступить в битву со шведами. Расчёт князя строился на внезапности нападения, которое должно было свести на нет численное преимущество врага. Когда перед выступлением в поход войско собралось у Софийского собора, Александр произнес фразу, ставшую легендарной: «Не в силе Бог, но в правде» (31, 415). Конная дружина шла берегом, пешая рать плыла на ладьях по Волхову к Ладоге, где к князю присоединилось местное ополчение. Оставив ладьи и насады в Ладоге, Александр повел своё немногочисленное войско на шведов. Численность русской рати неизвестна, в летописях данная информация отсутствует.

Около 10 часов утра 15 июля 1240 г. русская рать подошла к лагерю Биргера. Караульная служба неслась у шведов из рук вон плохо, отряды прикрытия выставлены не были, дальняя разведка не велась. Поэтому атака русских застала скандинавов врасплох. Можно предположить, что Александр атаковал шведское расположение с трех направлений – вдоль Невы, вдоль Ижоры и по центру позиций. Этим маневром князь мешал вражеским военачальникам определить направление главного удара и лишал их возможности парировать атаки новгородцев. Косвенно это подтверждается прорывом пеших ратников к вражеским кораблям. Согласно тексту «Жития Александра Невского», отряд новгородца Миши потопил три шведских шнеки. Множество шведов, застигнутых врасплох на берегу Ижоры без оружия и доспехов, бросились в реку, переплыли на противоположный берег, где были перебиты местными жителями. Биргер собрал вокруг себя отряд воинов и попытался организовать контратаку, однако из этой затеи ничего не вышло. В бою королевский зять встретился с Александром, получил рану копьем в лицо и был вынужден покинуть поле боя. Когда раненого Биргера телохранители вели на корабль, за вражеским полководцем устремился дружинник Гаврила Олексич. Он попытался по сходням заехать на шнек, но шведы столкнули дружинника вместе с конем в реку. Гаврила Олексич выбрался из реки и вступил в бой с одним из шведских военачальников. Дружинник Савва пробился к златоверхому шатру Биргера и несколькими ударами топора подрубил шатерный столб. Падение шатра вызвало ликование русских воинов, для шведов оно было равносильно падению знамени. Началось бегство скандинавов на корабли.

Автор «Жития Александра Невского» отметил ещё трех русских воинов, прославивших своё имя в битве со скандинавами. Это новгородец Сбыслав Якунович, бившийся боевым топором и поразивший множество шведов, княжеский ловчий Яков, родом из Полоцка, зарубивший мечом немало врагов, и княжеский слуга Ратмир. Он сражался пешим, был окружен шведами, получил множество ран и скончался на поле боя. Стоит обратить внимание, на специальную оговорку автора «Жития»: «Все это слышал я от господина своего великого князя Александра и от других, участвовавших в той сече» (31, 417). У нас нет оснований не доверять этим свидетельствам. Под натиском русских шведы бежали на корабли и отплыли от берега. Согласно тексту «Жития» и Новгородской I летописи, когда русская рать ушла, скандинавы вернулись и похоронили павших в битве товарищей: «ископавше яму, вметаша в ню бещисла» (26, 77). По приказу Биргера, тела рыцарей и знатных воинов погрузили на два корабля, вывели их в открытое море и затопили. Русских воинов погибло значительно меньше: «Новгородец же ту паде: Костянтин Луготиниць, Гюрята Пинещиничь, Намест, Дрочило Нездылов сын кожевника, а всех 20 мужь с ладожаны» (26, 77). Благодаря умелому командованию двадцатилетнего князя Александра победа над превосходящими силами противника была одержана с минимальными потерями.

Значение Невской битвы велико. Если бы шведам удалось овладеть Ладогой, рыцари стали бы возводить на захваченных землях замки и крепости, епископы начали массово обращать в истинную веру местное население. Делать то, что делали германские крестоносцы в Прибалтике. И выбить их оттуда можно было только ценой большой крови. Князь Александр не дал осуществиться надеждам шведских завоевателей.

Многочисленные каменные храмы Киева, включая громадный Софийский собор, могли стать надёжными узлами обороны в боях за «город Ярослава». В случае прорыва первой линии обороны, для защитников ничего не было потеряно. Они могли укрыться в цитадели – «городе Владимира» и оказывать врагу длительное сопротивление. Площадь этих укреплений равнялась 10 га. «Город Владимира» был окружен рвами и валами с деревянными стенами, каменные проездные башни смотрели в сторону Печерской лавры, Подола и храма Софии. Есть предположение, что от Софийских ворот в город можно было попасть по подъёмному мосту. Оборонительная система Киева создавалась на протяжении многих лет, постоянно совершенствовалась, в итоге город превратился в неприступную крепость.

На берегах Днепра собрался цвет монгольской аристократии и самые лучшие полководцы орды. Войсками командовали царевичи-чингизиды Урдюй, Байдар, Бичур, Кайдан, Бучак, Менгу, Гуюк, победитель в битве на Калке старый Субудай, темник Бурундай, разгромивший на Сити полки великого князя Георгия, Бастырь, обративший в дым и пепел Суздаль. Монгольские военачальники внимательно изучили киевские укрепления и решили главный удар наносить со стороны Лядских ворот. По их мнению, здесь находился самый уязвимый участок вражеской обороны. Вести штурм со стороны Золотых ворот было опасно, здесь находились самые мощные укрепления древней столицы. Кроме рвов и валов, этот участок обороны защищали крутые склоны и обрывы, со стороны Лядских ворот местность была более ровная и пологая. Здесь к городским укреплениям подступали заросшие лесом овраги и лощины, что позволяло незаметно накапливать войска в непосредственной близости от оборонительных валов. Нукеры стянули к Лядским воротам камнемёты и начали методичный обстрел стен и башен города. По свидетельству венгерского миссионера, при штурме Киева монголы задействовали тридцать две метательные машины (135, 162). Если эти орудия были сосредоточены на ограниченном пространстве, то на киевские укрепления обрушился удар чудовищной силы. День и ночь грохотали камнеметы, каменные ядра били в стены и башни Киева, но горожане быстро восстанавливали разрушенные укрепления. Киевляне не отсиживались за валами, они делали вылазки и вступали в бой с ханскими нукерами. Под стенами города кипели яростные схватки, во время одной из стычек русские воины захватили в плен знатного монгола Товрула. От него руководители обороны получили сведения о противнике. Раздосадованный затянувшейся осадой и большими потерями, Батый решил попытаться уговорить киевлян сдать город и отправил послов с требованием открыть ворота и сложить оружие. Защитники не просто отказали завоевателю, они всячески оскорбляли и проклинали Батыя. Узнав об этом, хан разгневался и приказал продолжать штурм. Два месяца монгольские камнеметы превращали в щепки городские укрепления, защитники не успевали восстанавливать разбитые башни и заделывать проломы. Когда участок стены у Лядских ворот был разрушен, нукеры устремились в атаку. На городском валу и в проломе произошло жесточайшее сражение, в рукопашной схватке погибло множество воинов с той и другой стороны. В этом бою воевода Дмитр был ранен, не выдержав натиска превосходящих сил противника, горожане отступили на улицы «города Ярослава». Монголы их не преследовали, ханские полководцы не рискнули завязать ночной бой в огромном и незнакомом городе.

Противостояние возобновилось на следующий день. Полем битвы стали улицы Киева, сминая дружинников и ополченцев, монголы медленно продвигались к «городу Владимира». Бои шли не только в «городе Ярослава», ожесточенное сражение развернулось на Подоле, о чем свидетельствуют братские могилы киевлян. В одной из них было найдено около 2000 скелетов защитников, погибших во время штурма города в ноябре 1240 года. Подавив последние очаги сопротивления в «городе Ярослава» и на Подоле, монголы пошли на штурм «города Владимира». Русские ратники сражались на стенах и башнях цитадели, у Софийских ворот, тщетно пытаясь остановить вражеское наступление. В 1892 г. во время земляных работ в районе улицы Большая Житомирская была найдена братская могила, где на протяжении 14 м плотно лежали тела погибших киевлян. Аналогичное погребение было обнаружено на углу Десятинной и Владимирской улиц (163, 198–200). Останки убитых монголами горожан были найдены археологами в сожженных домах и усадьбах на территории «города Владимира». После кровопролитных боев монголы овладели укреплениями цитадели, истомленные продолжительным боем, нукеры остались на валах, где и заночевали. Защитники отступили к Десятинной церкви и за ночь возвели вокруг храма деревянную ограду. В церкви укрылось множество горожан. Как свидетельствуют археологические раскопки, укрывшееся в церкви люди пытались прорыть подземный ход в сторону Днепра.

19 ноября 1240 г. начался штурм последнего оплота киевлян. Когда монголы разрушили укрепление и прорвались к храму, внутри церкви началась паника, охваченные ужасом люди вместе со своим имуществом полезли на крышу церкви. Не выдержав тяжести, церковные своды рухнули, на глазах перепуганных нукеров огромный храм превратился в груду камней. Версия, что стены Десятинной церкви были разбиты монгольскими таранами, ничем не подтверждается. В Тверской летописи четко прописано, почему был разрушен храм: «Народ спасался на церковных сводах со своим добром, и от тяжести стены обрушились» (16, 129). Об этом факте сообщает и автор Галицко-Волынской летописи: «Люди укрылись в церкви, влезли на церковные своды вместе со своим добром, и от тяжести рухнули вместе с ними стены церковные» (2, 239). В том, что церковь обрушилась от забравшихся на своды людей, нет ничего удивительного. Согласно летописным свидетельствам, в 1230 г. в городах Южной Руси, в том числе и Киеве, ощущались сильные подземные толчки. В результате землетрясения могло произойти повреждение свода Десятинной церкви. До определенного момента это было незаметно, но когда на своды легла дополнительная нагрузка в виде большого количества людей, то они не выдержали и рухнули. Таков был заключительный акт трагедии, постигшей Киев. Воевода Дмитр попал в плен, восхищенный его мужеством, Батый приказал сохранить жизнь храброму военачальнику. По своей продолжительности, ожесточенности и количеству сражающихся, оборона Киева была одним из центральных событий похода Батыя на Русь.

В летописях сохранилась информация об обороне от монголов Печерского монастыря. После падения Киева за каменными стенами обители укрылось множество беженцев, оказавших захватчикам упорное сопротивление. Монастырь был взят штурмом, разграблен и разрушен до основания, все защитники были перебиты (86, 71). Падение Киева открыло монголам дорогу на запад, Батый повел орду в земли Галицко-Волынского княжества.

На севере рыцари захватили Водскую пятину – новгородскую землю между реками Лугой и Волховом, построили крепость Копорье и начали закрепляться в регионе. Одновременно отряды крестоносцев продвинулись вдоль реки Луги до Сабельского погоста и захватили городок Тесово. Когда «божьи дворяне» стали грабить купеческие караваны в 30 верстах от Новгорода, в городе началась страшная паника. В Суздальскую землю отправилось посольство звать Александра Ярославича в Новгород. Вернувшись на берега Волхова, Александр казнил своих противников и стал готовиться к войне с крестоносцами. Первый удар был нанесен по Копорью, крепость была взята штурмом и разрушена до основания. Братьям-рыцарям нечем было ответить князю, их силы оказались распыленными на нескольких стратегических направлениях. Несмотря на это, Александр опасался, что одних новгородских полков не хватит для победы над Орденом, и попросил помощи у отца, владимирского князя Ярослава. Дождавшись подкреплений во главе с младшим братом Андреем, в марте 1242 г. Александр Ярославич внезапным налетом захватывает Псков и изгоняет крестоносцев с русских земель. После этого новгородский князь решает перенести войну на вражескую территорию. Русские огнём и мечом прошлись по владениям дерптского епископа, обратив в дым и пепел множество сел и деревень. Попытка братьев-рыцарей из близлежащих замков оказать врагу отпор, провалилась. Орденское командование спешно стягивало войска к Дерпту, поскольку опасалось, что русские осадят город. Около селения Моосте крестоносцы внезапно атаковали один из разведывательных отрядов Александра под командованием новгородского воеводы Домаша Твердиславича и тверского воеводы Кербета. Домаш погиб в бою, остатки отряда отступили на соединение с главными силами. Александру стало известно, где находится орденское войско, князь быстро собрал в кулак опустошавшие вражескую землю полки и повел их на восток по льду Чудского озера. Крестоносцы двинулись следом и 5 апреля 1242 г. настигли русское войско.

Точное место знаменитой битвы неизвестно, об этом можно говорить только предположительно, за прошедшие столетия рельеф местности изменился. Согласно Новгородской I летописи, князь Александр «поставиша полк на Чюдьскомь озере, на Узмени, у Воронея камен» (26, 78). Лаврентьевская летопись местом битвы называет Плесковское (Псковское) озеро (31, 407). Русское воинство расположилось недалеко от берега, князь не утруждался тактическими изысканиями и поставил войска классическим построением русских полков. Впереди лучники, за ними пешая рать, на флангах конные дружины Александра и Андрея Ярославичей. За спиной русских войск находился заросший кустарником берег.

Против князя Александра командование Ордена смогло выставить лишь часть своих сил. Нам неизвестно, кто возглавлял армию крестоносцев в Ледовом побоище, русские и немецкие письменные источники об этом не упоминают. Ландмейстер Дитрих фон Гронинген воевал в Курляндии и при всем желании не мог сражаться на льду Чудского озера. Нет сведений и об участии в битве вице-ландмейстера Андреаса фон Вельвена, поэтому можно предположить, что командовал крестоносцами епископ Дерпта Герман Буксгевден. Большую часть тяжеловооруженных всадников составляли полубратья и сержанты, орденских братьев-рыцарей было немного. Под знаменами Ордена выступили вассалы дерптского епископа, датские рыцари (королевские мужи) и многочисленные отряды чудских ополченцев. Согласно русским летописям и Ливонской рифмованной хронике, «божьи дворяне» построились клином и атаковали выдвинутых вперед русских лучников. Стрелки не устояли против конных рыцарей, были вынуждены отступить, после чего в бой вступил новгородский пеший полк. На помощь братьям-рыцарям устремились вассалы дерптского епископа, датские рыцари, отряды чудских ополченцев. Мощным натиском крестоносцы сбили с позиций новгородцев и оттеснили вражескую пехоту на берег озера, где «С обеих сторон убитые падали на траву» (151, 234). Возможно, германский хронист подразумевал, остатки прошлогодней травы на берегу или остатки камышовых зарослей на мелководье. Здесь тяжеловооруженная конница крестоносцев увязла в боевых порядках новгородского полка, битва приняла затяжной характер. Александр и Андрей Ярославичи какое-то время выжидали, а затем повели конные дружины в атаку на противника. Смяв на флангах вражеского войска отряды прикрытия, братья с двух сторон ударили по крестоносцам. Атака оказалась полной неожиданностью для крестоносцев, отряд орденских братьев оказался отрезан от остального войска и окружен русской конницей и пехотой. «Божьи дворяне» были разгромлены, большая часть их вместе с сержантами и полубратьями была убита или попала в плен. Поражение отборного отряда оказало деморализующее действие на остальное войско крестоносцев, вассалы дерптского епископа стали разворачивать коней и покидать поле боя, следом за ними устремились датские рыцари. Чудское ополчение дружинники смяли одним ударом, конница Александра и Андрея устремились в погоню за убегающими крестоносцами. Русские гнали остатки вражеского войска на протяжении семи верст, вплоть до Суболического берега. Во время преследования многие беглецы утонули в полыньях, что и было зафиксировано в летописях: «и мнози их истопши на озере» (65, 383). Информация о потерях сторон в русских и немецких письменных источниках существенно отличается. Согласно новгородским летописям, в битве погибло 400 крестоносцев, 50 человек попали в плен, чудских ополченцев было убито «бещисла» (26, 78). В Ливонской рифмованной хронике потери со стороны крестоносцев значительно меньше – 20 убитых орденских братьев и 6 пленных. Однако данное противоречие можно устранить, если исходить из того, что автор «Хроники» обозначил лишь потери среди братьев-рыцарей, в то время как русские летописцы посчитали полубратьев, сержантов, вассалов дерптского епископа и «королевских мужей». В «Житие Александра Невского» присутствует информация, что княжеские дружинники около своих коней вели пленных босых рыцарей.

Победа князя Александра имела далеко идущие последствия. Натиск крестоносцев на Северо-Западную Русь был остановлен на целое десятилетие, братья-рыцари заключили мир с Новгородом, отказались от претензий на новгородские и псковские земли, произвели размен пленных.

В 1245 г. огромное литовское войско вторглось в новгородские владения, масштабному разорению подверглись земли около Торжка и Бежецка. В Торжке сидел князем Ярослав Владимирович, он собрал войска и выступил против литовцев. Битва закончилась для русских неудачно, по свидетельству новгородского летописца, литовцы отняли у воинов князя Ярослава всех коней (26, 79). С богатой добычей и большим количеством пленников литовцы отправились домой. Далеко не ушли, около Торопца их атаковали полки дмитровского воеводы Явида, тверского воеводы Кербета и оправившегося от поражения князя Ярослава Владимировича. Совместными усилиями русские военачальники нанесли литовцам поражение, загнали в Торопец и стали готовиться к штурму города. На рассвете прибыла новгородская рать под командованием князя Александра Ярославича. Против такой силы литовцы устоять не могли, после короткого сражения русские дружинники и ратники ворвались в Торопец. В бою погибло восемь литовских князей, вражеское войско бежало из города, все пленники были освобождены. Насмехаясь над литовцами, княжеские дружинники привязывали их к хвостам своих коней. После одержанной победы новгородцы ушли домой, разошлись по своим городам и остальные русские полки. В этой ситуации Александр Ярославич принял смелое решение. Несмотря на то, что под его командованием осталась только дружина (двор), князь устремился в погоню за уходившими литовцами. Александр настиг врагов около Жижецкого озера, к юго-западу от Торопца. Литовцы не ожидали нападения, битва превратилась в кровавую бойню. Согласно свидетельству новгородского летописца, в этом побоище погибли все литовские князья, уцелевшие в сражении за Торопец. Из литовского войска практически никто не уцелел, княжеские дружинники перебили всю вражескую рать. Александр одержал новую победу, с малыми силами разгромив превосходящие силы противника. Литовское воинство перестало существовать. Прямо с поля боя Александр отправился в Витебск, где в это время находился его сын. Новгородский князь был женат на полоцкой княжне и поэтому его визит в этот город, входивший в состав Полоцкого княжества, выглядел вполне естественным. Мы не знаем, о чем говорил Александр во время встреч с полоцкими родственниками и обсуждал ли с ними вопрос оказания помощи против литовской агрессии. В сложившейся обстановке сделать это было очень сложно. К 1243 г. на Нижнюю Волгу вернулась орда Батыя, никто не мог предсказать, как себя поведет монгольский хан, последуют новые набеги на Северо-Восточную Русь или нет. У великих владимирских князей просто не будет времени уделять внимание таким отдаленным регионам, как Полоцкое княжество. Для Александра Невского и его отца на первый план выйдут отношения с Ордой. Поэтому древний Полоцк, один из величайших городов Средневековой Руси, вскоре будет захвачен литовцами. Из Витебска Александр с сыном отправился обратно в Новгород. Около города Усвята, на полпути между Витебском и Торопцом, князь неожиданно столкнулся с новой литовской ратью. Несмотря на подавляющее неравенство сил, Александр принял решение атаковать врага. Как и в битве на Неве, внезапность нападения принесла успех, литовское воинство потерпело сокрушительное поражение. Как пишет автор новгородской летописи, княжеская дружина вышла из битвы без потерь (26, 79). Александр Ярославич умел воевать малой кровью.

Битва под Усвятом подвела итог скоротечной войны Александра Невского с литовцами. Все три победы новгородского князя произошли на линии Торопец – Жижецкое озеро – Усвят. По большому счету, русские войска совершили рейд вдоль северо-западной границы Руси, уничтожив на своем пути несколько вражеских армий. Это был неслыханный разгром. И если на ситуацию в Полоцке победы Александра не оказали существенного влияния, то для Новгорода и Пскова они имели огромное значение, потому что масштабные походы литовских князей в этот регион надолго прекратились.

Получив весть о приближении противника, Фильней и Ростислав изготовили войско к сражению. Опасаясь удара в тыл гарнизона Ярослава, князь оставил пехоту напротив городских ворот и повел против Даниила русских дружинников, венгерских и польских всадников. Войско Ростислава перешло глубокий овраг и стало разворачиваться для атаки на полк Даниила, но неожиданно подверглось нападению дружины дворского Андрея. Началось ожесточенное кавалерийское сражение, изломав в первом столкновении копья и пики, воины сошлись в рукопашной схватке. Множество всадников было выбито из седел, с той и другой стороны оказалось много убитых и раненых. Через некоторое время Ростиславу удалось потеснить русских, но Даниил вовремя заметил опасность и отправил на помощь Андрею 20 бояр с конными дружинами. Однако бояре Василий Глебович, Всеволод Александрович и Мстислав испугались, побежали к реке Сан, чтобы переправиться на левый берег. Андрею пришлось вести бой против превосходящих сил противника, воевода объезжал поредевшие ряды дружинников и удерживал их от беспорядочного бегства. В это же время польские отряды воеводы Флориана атаковали полк князя Василька Романовича, оглашая окрестности пением «керелешь» и боевым кличем, ляхи напали на волынскую рать. С криком «Гони долгобородых!» (2, 253), поляки напирали на русские ряды, но Василько повел ратников в контратаку и опрокинул боевые порядки ляхов. Волынские дружинники ринулись в погоню, перепуганных поляков безжалостно избивали и брали в плен. При этом Василько не знал, как складывается битва на других участках, как обстоят дела у брата Даниила и дворского Андрея.

Всё это время Даниил Галицкий внимательно наблюдал за битвой. Он видел, что бан Фильней в битву не вступил и выжидает удобный момент для атаки. Фильней сознательно тянул время и на требования военачальников перейти в наступление, отвечал: «Русские стремительны в нападении: выдержим их натиск – они не могут выдержать долгого боя» (2, 253). Венгерский полководец перемудрил, Даниил не стал дожидаться вражеской атаки, а ударил первым. Вместе с боярами Шелвом и Яковом Марковичем галицкий князь напал на венгерское воинство. Битва была жестокой, Шелв был ранен, Даниила окружили мадьярские всадники и едва не захватили в плен. Галицкий князь с трудом отбился от наседавших врагов, ударом копья сразил вражеского рыцаря и выбрался из битвы. Сын Даниила, Лев, подобрался к вражескому полководцу и изломал копье о доспехи Фильнея. Даниил вновь повел в бой дружину, разбил венгерское войско, прорвался к вражескому знамени и разорвал его пополам. Фильней обратился в бегство, увидев, что венгерский штандарт захвачен вражескими воинами, побежал с поля боя и Ростислав. Русские перешли через овраг и ринулись в погоню за разбитым противником. Здесь Даниил увидел стяги брата Василька и понял, что волынская рать одержала победу. Братья Романовичи встретились на кургане в окрестностях города. Даниил хотел продолжать преследование, но Василько отговорил брата, поскольку воины были утомлены длительным переходом и трудной битвой. Русские дружинники вернулись из погони после полуночи, взяв множество трофеев и пленников. Среди них оказался бан Фильней, захваченный воинами дворского Андрея, и несколько галицких бояр-изменников. С Фильнеем галицкий князь неоднократно встречался на поле боя, знал его как непримиримого врага Руси, поэтому приказал казнить венгерского полководца. По приказу Даниила Романовича были убиты и бояре-предатели. После битвы князь увел рать в город Холм, куда прибыли на помощь литовские и мазовецкие войска. Но Даниил выиграл битву на реке Сан без помощи союзников.

Численность войск противоборствующих сторон неизвестна. Сама битва разделилась на три отдельных сражения, происходивших независимо друг от друга – бой дружины дворского Андрея с воинством Ростислава, схватку волынской рати Василька с поляками Флориана и битву дружины Даниила с венграми Фильнея. Задачей воеводы Андрея было сдерживать натиск численно превосходивших войск Ростислава, в то время, как Даниил и Василько решали тактические задачи на своих участках сражения. Именно мужество Андрея и его воинов позволило русским одержать одну из самых замечательных побед в истории Средневековой Руси. После разгрома на реке Сан Бела IV решил больше не воевать с восточными соседями. Через год дочь венгерского короля Констанция вышла замуж за старшего сына и наследника Даниила Галицкого, княжича Льва.

Полоцкий князь пришел в ярость, когда узнал о набеге Довмонта и пленении семьи. Но Гердень не обладал информацией о противнике, поэтому решил собрать как можно больше войск и обратился к союзникам. На его зов откликнулись князья Гойторт, Люмби и Югайло, они привели свои отряды на помощь полоцкому князю. Всего набралось 700 бойцов, что было более чем достаточно для победы над Довмонтом. Литовцы ринулись по следам псковичей, вышли к Западной Двине и стали переправляться на правый берег реки. На берегу реки находились двое дозорных Довмонта – Давыд Якунович и Лува Литовник (109, 57), они вовремя предупредили князя о появлении превосходящих сил противника. Довмонт выстроил свой немногочисленный отряд и обратился к воинам: «Братья мужи-псковичи! Кто стар – тот мне отец; а кто млад – тот брат. Слышал я о мужестве вашем во всех странах, сейчас же, братья, нам предстоит жизнь или смерть. Братья мужи-псковичи, постоим за Святую Троицу и за святые церкви, за свое отечество!» (109, 59). Боевой дух псковичей и княжеских дружинников был необычайно высок, они рвались на битву с врагом. Их не смущал многократный численный перевес противника, девяносто воинов готовы были вступить в бой с семью сотнями литовцев. Выждав, когда часть вражеских воинов перешла на правый берег, часть переправлялась через реку, а остальные стояли на левом берегу, Довмонт приказал начинать атаку. Сомкнув ряды, русские пошли в наступление. Собравшиеся на правом берегу литовцы не ожидали нападения, поэтому не успели построиться в боевой порядок и изготовиться к бою. Дружинники Довмонта и псковичи смяли врага первым же натиском и разметали вдоль реки вражеское воинство. Страх и паника охватили литовских воинов, сотни бойцов превратились в охваченную страхом толпу, где каждый думал лишь о спасении собственной жизни. Литовцы побежали к переправе, где столкнулись с воинами, переходящими реку. Всё смешалось, воцарилась сумятица и неразбериха. Масса людей и коней ввалилась в Западную Двину, сотни охваченных ужасом воинов устремились на левый берег реки. Следом за ними погнались псковичи, литовцев без жалости рубили мечами и топтали конями, избиение шло на берегу и в воде. Русские лучники расстреливали вражеских воинов, пораженные стрелами люди и кони шли на дно, десятки мертвых тел плыли по течению реки. Уцелевшие литовцы выбрались на левый берег и скрылись в лесах.

Довмонт проявил себя как смелый и решительный военачальник, способный принять рискованное решение и воплотить его в жизнь. Он безошибочно выбрал время и место для нанесения главного удара по врагу: «Литва же начаша бродитися на сю сторону; тогда пльсковичи сняшася с ними» (26, 85). Войска всегда уязвимы во время переправы, поэтому литовцы оказались в критическом положении. Они не могли развернуться в боевой порядок, не могли избежать сражения и были нещадно биты слабейшим противником. Гибель литовских князей и бегство Герденя окончательно деморализовали вражеское воинство. Литовцы практически в восемь раз превосходили русский отряд, но были наголову разгромлены. Был убит князь Гойторт, погибли и остальные князья. Гердень бежал, с ним ушла лишь небольшая группа телохранителей. Информации о литовских потерях нет, летописец лишь констатирует, что «многие литовцы в Двине утонули, а семьдесят из них выбросила река на остров Гоидов, а иные на другие острова были выброшены, некоторые же вниз по Двине поплыли» (109, 59). У псковичей погиб один воин – Онтон, Лочков сын, брат Смоликов. Князь Гердень в битве уцелел, но мести Довмонта всё равно не избежал. На следующий год псковские и новгородские полки совершили новый поход в Литву, Довмонт настиг Герденя и убил своего врага (49, 40).

В новгородских летописях сохранилось подробное описание построения русской рати. На правом фланге встали псковичи с князем Довмонтом, далее расположились дружины Дмитрия Александровича и Святослава Ярославича. Центр позиций заняли новгородцы с князем Юрием Андреевичем, на левом крыле стоял Михаил Ярославич с дружиной и тверским полком. Павый фланг русской рати был значительно усилен. В летописях отсутствует описание боевого порядка армии крестоносцев, лишь говорится, что новгородцы встали против орденских братьев, «в лице железному полку противу великои свиньи» (26, 86). «Божьи дворяне» выстроились ударным клином, чтобы рассечь вражеское войско надвое. Поскольку на правом фланге католической армии стояли датские рыцари (151, 248), на левом крыле расположились войска дерптского епископа Александра.

Сражение началось атакой братьев-рыцарей на новгородский полк и ударами русских войск по флангам армии крестоносцев. Мощной атакой конные дружины Довмонта, Святослава Ярославича и Дмитрия Переяславского смяли передовые отряды дерптского епископа. В бой вступили псковичи, крестоносцы дрогнули и начали отступать. На левом фланге Михаил Ярославич во главе тверичей напал на датских рыцарей и завязал упорный бой с противником. Критическая для русских ситуация сложилась в центре позиций. Удар немецкого клина был страшен, боевой порядок новгородского полка начал разваливаться. Погибли посадник Михаил, множество воевод и бояр, князь Юрий Андреевич убежал с поля боя. Бегство командующего и гибель воевод оказали деморализующее воздействие на новгородцев, боевые порядки рухнули, ратники побежали к реке. Уцелевшие новгородские военачальники несколько раз останавливали беглецов и устремлялись в контратаки, однако успеха не имели. Отряд конных и пеших крестоносцев прорвался к мосту и перекрыл новгородцам пути к отступлению. Русские находились на грани поражения, когда обстановка на поле изменилась коренным образом. Переяславские дружинники князя Дмитрия убили епископа Александра, при помощи псковичей и гридней Святослава разбили дерптское ополчение. Левый фланг армии крестоносцев обратился в бегство. Датские рыцари увидели отступление союзников, испугались окружения, вышли из боя и поспешили укрыться в Раковоре. Русские всадники гнали врагов по трем дорогам на протяжении семи верст, устилая телами убитых врагов окрестности замка. Наступил вечер, орденские военачальники вывели войска из боя и снова построили конницу в клин. «Божьи дворяне» устремились в атаку, но в сгустившихся сумерках перепутали направление главного удара и всей массой тяжеловооруженной конницы въехали в новгородский обоз. К этому времени Дмитрий, Святослав и Михаил прекратили преследование, вернулись на берег Кеголы, где увидели увязшее в обозе рыцарское войско. Некоторые новгородцы требовали продолжения битвы, но большая часть ратников высказалась против этой идеи. Было принято решение отложить битву до утра, ночной бой был одинаково опасен как для братьев-рыцарей, так и для русских. Наутро битва не состоялась, под покровом темноты крестоносцы покинули место сражения.

Раковорская битва стала самым крупным столкновением между русскими полками и крестоносцами: «бысть страшно побоище, яко не видали ни отци, ни деди» (26, 86). Согласно Ливонской рифмованной хронике, русских погибло 5000 человек (151, 249). С учетом ожесточенности сражения, цифра вполне реальная. Особенно большие потери были среди новгородцев, именно на их полк пришелся главный удар братьев-рыцарей. Летописец в числе павших знатных мужей называет Твердислава Чермного, Никифора Радятинича, Твердислава Моисеевича, Михаила Кривцевича, Ивача, Бориса Илдятинича и его брата Лазаря, Ратшу, Василя Воиборзовича, Осипа, Жирослава Дорогомиловича, Поромана Подвоиского. Погибло «много добрых бояр, а иных черных людии бещисла» (26, 86). Без вести пропали тысяцкий Кондрат, Ратислав Болдыжевич, Данила Мозотинич, «а иных много, бог и весть, а пльскович такоже и ладожан» (26, 86). Действия Юрия Андреевича летописец оставил без комментариев, ограничившись замечанием, что не знает, было бегство князя изменой или нет. О потерях крестоносцев информации нет, летописец только отметил, что во время преследования русскими воинами разбитого врага, из-за большого количества мертвых тел кони с трудом передвигались по полю: «якоже не мочи ни коневи ступити трупиемь» (26, 87).

Каковы были результаты битвы? По законам Средневековья за кем осталось поле боя, тот и выиграл сражение. Поле боя осталось за русскими, в течение трех дней они оставались на месте побоища. При этом конечная цель похода – взятие Раковора, достигнута не была. И хотя князь Довмонт разорил земли Виронии, для новгородцев это было слабым утешением. Поэтому можно говорить, что русские одержали победу тактическую, крестоносцы же выиграли стратегически. Другое дело, стоил ли этот поход столь тяжелых потерь.

Утром 8 июня русские вышли из Пскова и напали на лагерь крестоносцев. «Божьих дворян» и их союзников застали врасплох, Отто фон Лютенберг и его военачальники не ожидали нападения. Атака Довмонта развивалась по двум направлениям – пешие ратники разогнали охрану и начали крушить осадную технику, конная дружина ворвалась во вражеское расположение и пробилась шатру ландмейстера. Фон Лютенберг повел наспех собранный отряд из рыцарей и сержантов в контратаку, столкнулся с Довмонтом и получил от псковского князя рану в лицо. Ранение командующего усилило панику и неразбериху в рядах крестносного воинства, чем и воспользовался Довмонт. Князь приказал трубить отступление, вражеская осадная техника была уничтожена, противник понес большие потери и был не в состоянии преследовать псковичей. Русские благополучно вернулись в крепость.

В Новгородской I летописи осада Пскова и битва с рыцарями под стенами города описаны кратко: «и приступиша к городу, и не успеша ничтоже, но большюю рану въсприяша, и стояша 10 днии» (26, 87). Десятидневное стояние вражеской армии под Псковом вполне объяснимо: крестоносцам надо было привести в порядок разгромленный лагерь и соорудить новую осадную технику. Убитых рыцарей, сержантов и «мужей короля» погрузили на суда и отправили в Ливонию. Боевой дух католического воинства был серьезно подорван. Относительно точной даты сражения между Псковской III летописью и Новгородской I летописью присутствует некоторое расхождение. Псковский летописец поместил под одним днем, 8 июня, вылазку псковичей и отступление крестоносцев от города (42, 86). В то время как из текста новгородской летописи следует, что после вылазки крестоносцы ещё десять дней стояли под стенами Пскова. Чтобы убрать нестыковку, надо совместить два свидетельства – битва произошла 8 июня, после неё фон Лютенберг в течение десяти дней держал Псков в осаде.

За это время стояния братьев-рыцарей под городом, на помощь псковичам пришла новгородская рать во главе с князем Юрием Андреевичем, пешее воинство прибыло на ладьях и насадах, конница шла вдоль берега реки. Узнав о приближении русской рати, Отто фон Лютенберг отступил от Пскова и переправил войско на противоположный берег реки Великой. Ситуация для ландмейстера сложилась патовая, он был вынужден вступить в переговоры с князем Юрием и новгородскими воеводами. Согласно летописям, стороны договорились о прекращении боевых действий, «взяша мир чрес реку на всеи воли новгородьскои» (26, 87). Это было дипломатическое поражение крестоносцев. Иначе трактует ход событий Ливонская рифмованная хроника. По мнению её автора, на штурм Пскова католическое воинство не пошло только потому, что «погода была сырая и холодная» (151, 251). Не он первый, не он последний списывает неудачи западных завоевателей на плохие погодные условия. О вылазке Довмонта в «Хронике» упоминаний нет, зато есть намек, что новгородцы боялись сражаться в открытом бою с крестоносцами. Всё было с точностью до наоборот, недаром ландмейстер переправил войска на другой берег реки Великой. В любом случае, планы Отто фон Лютенберга по захвату Пскова потерпели крах.

Ландмейстер Готфрид фон Рогге в поход не пошел, ливонское войско возглавил один из орденских военачальников. Псковский летописец называет его «мендерь» (42, 86), новгородский летописец – «кумендерь» (97, 122). Возможно, это был комтур (командор) замка Феллин (Вельяд), поскольку в летописи упоминаются «вельневици» – рыцари из Феллина. Ночью 4 марта передовые отряды крестоносцев подошли к Снетогорскому монастырю и ворвались в обитель. Монастырь разграбили, были убиты игумен Иоасаф, семнадцать монахов, юродивые, женщины и дети. Такая же трагедия произошла в Спасо-Мирожском монастыре, где погиб настоятель Василий. От Пскова рыцарей отделяла только река Великая. Крестоносцы не жгли дома и постройки, рыцари боялись, что их обнаружат раньше времени. Легковооруженные отряды ливонцев обходили Псков с северо-запада и юго-запада, замыкая кольцо окружения вокруг города.

Рано утром 5 марта крестоносцы атаковали псковский посад, жителей застали врасплох, нападения никто не ждал. Ливонцы врывались в дома, рубили горожан, вытаскивали на улицу награбленное добро. Об организованном сопротивлении речи не было, лишь кое-где вспыхивали рукопашные схватки. Крестоносцы разбежались по посаду в целях грабежа и наживы, дисциплина в орденском войске рухнула, воинов одолела страсть к стяжательству. Этим воспользовался Довмонт. Князь приказал распахнуть ворота, несмотря на годы, он вместе с воеводой Иваном Дорогомиловичем лично повел дружину на вылазку. У князя не было иного выбора, если бы он продолжал отсиживаться в крепости, то крестоносцы могли уничтожить всё население посада. Довмонт обязан был спасти псковичей, да и ситуация складывалась так, что орденские военачальники распылили войска и не могли отразить атаку псковской дружины. Княжеских гридней было немного, но они действовали в сомкнутом строю и разметали вставших на пути крестоносцев. Решающее столкновение произошло на берегу реки Псковы, около церкви Петра и Павла, где скопились главные силы ливонцев во главе с командором. Накал сражения был величайший, как записал летописец, «и была сеча жестокая, какой никогда не бывало у Пскова» (109, 61). В рукопашной схватке дружинники разбили крестоносцев и загнали их на лед реки Псковы. Мартовский лед трещал и ломался под ногами рыцарей и сержантов, ливонцы проваливались в полыньи и проруби, тонули в черной холодной воде. В разгар битвы псковские ратники нанесли рану вражескому военачальнику: «кумендеря раниша по главе» (97, 122). Братья-рыцари вынесли командора из боя, боевой дух католиков был сломлен, крестоносное воинство обратилось в беспорядочное бегство. Довмонт малыми силами вновь победил численно превосходящего противника.

В летописях четко отмечено место, где произошел решающий бой дружины Довмонта с крестоносцами: «победи я на брезе оу святых апостол Петра и Павла» (42, 22). О том, что некоторые ливонцы утонули в реке, сообщает В.Н. Татищев. О потерях сторон информации нет, летописец лишь отметил, что псковичи победили ливонцев «давши им рану не малу» (26, 329). Можно предположить, что большинство погибших русских были жителями посада, не сумевшими спастись от мечей и копий крестоносцев. Взятых в плен рыцарей из Феллина Довмонт отправил к великому князю Андрею Александровичу.

Эта битва стала последней для легендарного псковского князя. 25 мая этого же года Довмонт умер от болезни и был похоронен в соборе Святой Троицы. Псковичи как драгоценные реликвии хранили в храме одежду и меч князя. Довмонт (в крещении Тимофей) был причислен к лику святых в 1582 г.

В отличие от Биргера, проспавшего поход дружины Александра Невского, Торгельс Кнутссон уделил дальней разведке и несению дозорной службы пристальное внимание. Поэтому шведские караулы вовремя заметили, как по Охте плывут большие деревянные плоты, на которых возвышаются горы пылающего хвороста. Русские воеводы попытались сжечь вражеский флот, однако шведские дозорные срубили большую сосну и задержали движение охваченных огнем плотов. В это время к берегу Невы пристал ладейный флот, новгородцы высадились на сушу и пошли на штурм крепости. Укрепления не были достроены, поэтому Кнутссон выстроил войско перед крепостью. Напротив скандинавов в боевом порядке встало 10 000 русских воинов (118, 56). Возникает вопрос – куда делась ещё 21 000 новгородцев? Данное разночтение свидетельствует, что численность русской рати была безбожно завышена автором «Хроники». Завязалось ожесточенное сражение, русские начали теснить шведов, Торгельс Кнутссон ввел в бой отряд конных рыцарей и отбросил противника. Весь следующий день русские простояли у крепости, ночью погрузились на ладьи и вернулись в Новгород. По мнению автора «Хроники», у новгородцев были все шансы одержать победу, надо было лишь выждать несколько дней. Потери шведов были невелики, сколько погибло русских воинов, неизвестно (118, 56).

Потерпев неудачу, новгородцы отправили послов к великому князю Андрею с просьбой о помощи. Позвали и тверского князя Михаила Ярославича. Ситуация складывалась критическая, неудача могла иметь далеко идущие последствия. Андрей Александрович откликнулся на призыв о помощи, собрал полки и выступил в Новгород. Стал собирать войско и Михаил Ярославич Тверской. К этому времени изменилась ситуация в Ландскроне. Одержав победу над новгородцами и завершив строительство крепости, Торгельс Кнутссон решил, что дело сделано, и увел большую часть войск в Швецию. Флот уплыл в Стокгольм, по пути разорив земли ижорян. В Ландскроне остался гарнизон из 300 человек, командовал ими военачальник Стен. Кнутссон допустил серьезную стратегическую ошибку, когда ослабил войска в Ландскроне накануне решающего столкновения с новгородцами. Гарнизон оказался в сложном положении. Запасы продуктов испортились, начались болезни, свирепствовала цинга, местное население было настроено к пришельцам враждебно. Люди начали умирать, пошли разговоры о том, чтобы вызвать из Швеции помощь. Но русские опередили скандинавов. В мае передовой отряд новгородцев проплыл мимо Ландскроны и наглухо заблокировал выход из Невы в Балтийское море. Вскоре подошли главные силы во главе с князем Андреем и взяли крепость в осаду. Михаил Тверской опоздал и не успел привести полки.

По приказу Андрея в устье Охты в речное дно вбили огромные деревянные сваи, окончательно лишив шведов возможности бежать из Ландскроны на кораблях. Командующий гарнизоном Стен во главе 20 всадников отправился на разведку, но на обратной дороге попал в засаду, был ранен и с трудом прорвался в крепость. После этого начался генеральный штурм Ландскроны. В своё время князь Андрей вместе с ордынцами воевал на Северном Кавказе и был очень хорошо знаком с их тактикой. Её великий князь и применил против засевших в крепости шведов. Андрею было известно, что вражеский гарнизон невелик, поэтому он навязал противнику непрерывный многодневный бой по всей линии укреплений. Уставшие войска своевременно меняли свежие отряды русских воинов, в то время как шведы были вынуждены сражаться день и ночь против превосходящих сил противника. После нескольких суток упорных боев русские стали прорываться в крепость, поджигать дома и строения. Когда огонь охватил стены и башни, шведы не выдержали, в страхе покинули вал и бежали в дом командира гарнизона, где укрылись в большом подвале. Русские ворвались в крепость, перебили всех оказавшихся на пути скандинавов и устремились к дому Стена. Увидев, что Ландскрона пала, командир гарнизона решил не искушать судьбу и сдался в плен. В отличие от командующего, укрывшиеся в подвале шведы сдаваться не хотели и отчаянно отбивались. Когда стало ясно, что сопротивление бесполезно, скандинавы приняли предложение русского воеводы о сдаче и сложили оружие. Ландскрона пала. Летописец так подвел итоги осады: «град взят бысть, овых избиша и исекоша, а иных извязавше поведоша с города, а град запалиша и розгребоша» (26, 91). На месте крепости осталось огромное пепелище.

Взятие Ландскроны стало большой победой новгородцев в длительном противостоянии со Швецией. Решающую роль сыграла помощь Андрея Городецкого и его грамотные действия как военачальника. В сложной ситуации великий князь ликвидировал нависшую над Северо-Западной Русью угрозу и надолго остановил натиск шведов на новгородские границы.

В итоге новгородцы не выдержали, не дождались великого князя и вторглись в тверские пределы. Пограничные земли Тверского княжества подверглись разорению, но Михаил Ярославич действовал быстро и решительно. Князь внезапно атаковал новгородскую рать, перебил 200 вражеских воинов (66, 37) и вынудил противника к отступлению из своих владений. Не имея возможности противостоять тверичам на поле боя, новгородцы били Михаилу челом и предложили заключить мир. Князя такой расклад устраивал, вражеская коалиция разрушилась. Новгородцы отправились домой, Михаил вернулся в Тверь. Юрий лишился сильного союзника, первый этап противостояния остался за тверским князем.

Столь неудачное начало войны не остановило Юрия, собранная им рать была огромна, отряд ордынской конницы придавал уверенность в окончательной победе над Михаилом Ярославичем. Началось полномасштабное вторжение великокняжеских полков и ордынской конницы в Тверское княжество. Войска Юрия шли широкой облавой, сжигая села и деревни, захватывая в плен мирное население. Михаил Ярославич не рискнул вступить в бой с превосходящими силами противника, сосредоточил все войска в столице удела и решил дать бой противнику, опираясь на мощные укрепления тверского кремля. Выбор у князя был невелик – либо рискнуть генеральным сражением, либо обречь свою землю на погром и разорение. При поражении князя в битве Тверская земля обрекалась на гибель, при втором варианте Михаил сохранял войска и мог изменить ситуацию в свою пользу.

Полки Юрия остановились в пятнадцати верстах от Твери, где и простояли в течение пяти недель (66, 37). Великий князь и ордынский военачальник Кавгадый не рискнули штурмовать хорошо укрепленный кремль, поэтому занялись привычным делом – грабежом окрестностей вражеской столицы. Так они провоцировали Михаила на решающее сражение, однако тверской князь по-прежнему избегал встречи с противником в открытом бою. Тогда союзники решили захватить Тверь хитростью. Кавгадый отправил к Михаилу Ярославичу послов, убеждая князя заключить мир и впустить в город ордынский отряд. Получив отказ, Юрий и Кавгадый отошли к Волге и встали на переправе через реку. Возможно, они хотели разорить западные земли Тверского княжества и захватить город Зубцов. Чтобы нанести как можно больший урон владениям Михаила, Юрий распустил часть своих войск по вражеским землям, а сам с главными силами расположился в селе Бортенево.

Как только враг отступил от Твери, Михаил Ярославич отправил гонцов в город Кашин за помощью. Когда же князь узнал, что Юрий распустил часть своих войск, то решил воспользоваться оплошностью противника и перейти к активным действиям. Михаил дождался прибытия кашинских полков и выступил против великого князя. Противники встретились у села Бортенева, в наши дни уже несуществующего. Как пишет В.С. Борзаковский, село Бортенево находилось недалеко от реки Шоши, в Старицком уезде, в 32 верстах от города Старицы (126, 345). Если сегодня ехать от Старицы на восток, между деревнями Балашутино и Речки будет место, где раньше стояло село Бортенево. С севера подступы к селу прикрывала речка Шоша, с востока ручей Строганец. В окрестностях Бортенева перелески чередуются с широкими полями, поле на краю села изрезано оврагами, что затрудняло свободу маневра и передвижения крупных конных масс. Всё это Михаил Ярославич должен был учитывать, когда планировал предстоящее сражение. Наибольшую опасность для тверичей и кашинцев представляла ордынская конница, но среди оврагов и буераков ей негде было развернуться.

Вечером 22 декабря «в вечернюю годину» (61, 181), тверская рать начала наступление на Бортенево. Юрий не ожидал вражеской атаки, он даже не позаботился отозвать грабившие Тверскую землю войска и собрать все силы в один кулак. Поэтому в бой с тверичами вступили только московские полки и ордынская конница. Юрий и Кавгадый сражались каждый сам по себе, о скоординированных действиях союзников даже речи не было. Великий князь и его воеводы успели поднять по тревоге московские полки, вывели их на окраину села и построили в боевые порядки. Сделано это было вовремя, тверичи уже приближались к Бортеневу. Михаил лично вел дружину в атаку, следом за тяжеловооруженной конницей надвигалась пешая рать. Тверичи перешли ручей Сторганец, сомкнули ряды и сошлись в рукопашной схватке с москвичами. Главный удар Михаил Ярославич нанес по дружине Юрия. Тверской князь решил, что если убьет московского князя, то вражеская рать прекратит сопротивление и разбежится. Поэтому пробивался к московскому стягу, где находился Юрий. Княжеские телохранители стояли насмерть, защищая Юрия Даниловича. Битва была жестокой, обе стороны понесли тяжелейшие потери. Как записал летописец, «и много голов паде около великого князя Юрья Даниловичя» (94, 98). На Михаиле Ярославиче все доспехи были изрублены, но сам князь ранен не был. После упорного и продолжительного боя московская дружина была разбита, младший брат Юрия, Борис, попал в плен, великий князь бежал с места сражения. Тверичи ворвались в Бортенево и пленили московскую княгиню Агафью, жену Юрия Даниловича. Великокняжеские ратники либо массово сдавались в плен, либо стремились укрыться в окрестных лесах. Для Кавгадыя и ордынцев битва также сложилась неудачно. Информация о том, как тверичи сражались со степняками, в летописях отсутствует, лишь в «Житие» Михаила Тверского сказано, что «окаяннаго Кавгадыя со други повеле великий князь избити, в немже бысть последняя горкая погибель» (8, 74). Если бы конница Кавгадыя не приняла участия в битве на стороне Юрия, то «избивать» её Михаилу Ярославичу не было никакого смысла. После того, как московская рать была разгромлена, ордынскому военачальнику не оставалось ничего другого, как сдаться на милость победителя. Скрепя сердце, он пошел на это: «А Кавгадый повеле дружине стяги поверщи, и неволею сам побежа в станы» (61, 181). Просидев с остатками войск в лагере всю ночь, утром Кавгадый отправился на поклон к Михаилу Ярославичу.

Тверской князь одержал выдающуюся победу, но в то же время он не мог не понимать, насколько непрочен его успех. Никто не мог предсказать, как посмотрит хан Узбек на разгром Юрия, пленение своей сестры и унижение Кавгадыя. После того, как московская княгиня умерла в Твери, Михаила Ярославича обвинили в её отравлении, вызвали в орду и казнили.

Литовское вторжение застало Андрея врасплох. Не надеясь, что брат успеет привести войска на помощь, князь приказал воеводам собирать большой полк и садиться в осаду, а сам во главе дружины устремился на соединение с ордынской конницей. Степняки уже шли по Волыни. Андрей всё правильно рассчитал, столица Волынской земли обладала мощными укреплениями, у Гедемина не было шансов быстро овладеть городом. Когда в 1231 г. венгерский король Андраш подступил к Владимиру-Волынскому, то с удивлением произнес: «Такого города я не встречал даже в немецких странах» (2, 225). В 1261 г. по приказу ордынского полководца Бурундая стены и башни Владимира-Волынского были сожжены, валы срыты, рвы засыпаны. Впоследствии укрепления восстановили. Гедемину предстояло штурмовать сильную крепость, где засел многочисленный гарнизон. Литовский князь посылал войска на приступ, но каждый раз неудачно и с большими потерями. Русские сражались храбро, поражая литовцев стрелами и камнями. Осада затягивалась, ситуация для литовцев становилась опасной и непредсказуемой.

Дружина Андрея встретилась с отрядами ордынской конницы, теперь князю предстояло принять судьбоносное решение – что делать дальше? Дожидаться брата Льва с галицкими полками или идти к Владимиру-Волынскому и дать бой Гедимину. Князь выбрал второй вариант, поскольку опасался за столицу своего удела. Русско-ордынское войско устремилось к Владимиру-Волынскому. Гедимин был своевременно извещен о приближении врага, у него было время приготовиться к бою. Большую часть войск литовский князь развернул против наступающего противника, оставшиеся отряды оставил охранять выходы из осажденного города. Князь Андрей во главе дружины устремился на литовские ряды, ордынские конные лучники стали охватывать фланг вражеского войска. Степняки засыпали противника тысячами стрел, ордынские всадники носились вдоль литовского строя и десятками выбивали воинов Гедимина. Спасая положение, литовский князь выдвинул вперед несколько сотен воинов с луками, пращами и метательными копьями (115, 447). Завязалось ожесточенное сражение на дальней дистанции, затем Гедимин отправил в атаку тяжеловооруженную пехоту и стал теснить вражескую конницу. У ордынцев не было пеших воинов, они не смогли устоять в ближнем бою против плотного строя литовцев и стали медленно отступать. Гедемин стал наращивать натиск, степная конница дрогнула и обратилась в бегство. Литовские всадники бросились в погоню, множество ордынцев было перебито, немалое количество степняков попало в плен. Разгром ордынской конницы резко изменил ситуацию на поле боя. Боевой дух волынских дружинников упал, их ряды смешались, чем немедленно воспользовался противник. Толпившиеся на стенах Владимира-Волынского горожане и воины гарнизона призывали земляков храбро сражаться и не выдавать литовцам защитников города. В этой критической ситуации Андрей Юрьевич собрал вокруг себя уцелевших дружинников и начал пробиваться к воротам столицы. Не имея возможности победить на поле боя, князь решил отсидеться за валами Владимира-Волынского и дождаться помощи от брата. В рукопашной схватке Андрей был убит, после его смерти многие дружинники разбежались, остальные сдались Гедимину. Поражение и гибель Андрея посеяли панику среди горожан, в страхе перед Гедимином воины гарнизона сложили оружие и открыли литовцам ворота. Столица Волынской земли пала перед завоевателями.

Было две причины поражения русско-ордынской рати. Причина первая – Андрей недооценил силу литовского войска, не стал дожидаться брата Льва с полками и поспешил вступить в битву. Вторая причина – городской гарнизон не поддержал атаку волынской дружины и ордынской конницы. Была у Андрея договоренность о вылазке с командирами гарнизона или нет, мы не знаем, но даже если и не было, ничего не мешало воеводам проявить инициативу и ударить в тыл литовской рати. Это было гораздо полезнее, чем стоять на стенах и криками подбадривать соотечественников. Как итог – сокрушительное поражение.

Последствия битвы за Владимир-Волынский оказались для Руси Южной и Руси Юго-Западной катастрофическими, Волынское княжество было захвачено литовцами. После победы Гедимин двинулся на Луцк, куда подошел с войсками Лев Галицкий. Узнав о поражении брата, Лев отправил часть войск на защиту Галича, сам с дружиной ушел в Брянск к князю Роману Глебовичу, своему родственнику. Лев хотел создать антилитовскую коалицию из северских и южнорусских князей и навсегда сокрушить мощь Гедимина.

Гедемин вел медленное и планомерное наступление на южнорусские земли. Штурмом был взят Овруч, после кровопролитной осады был захвачен Житомир. Станислав не успел прийти на помощь осажденному гарнизону, поскольку ожидал подхода союзных войск. Падение Житомира открыло литовцам дорогу на Киев, но к этому времени объединенная русская рать уже заняла позиции на реке Ирпень. Местность, где расположились союзники, была ровная и удобная для действия конницы, что давало русским и ордынцам дополнительные преимущества. Битва стала неизбежной.

Исходя из описания битвы польским историком Матеем Стрыйковским (115, 448–449) и автором «Хроники Литовской и Жмотийской» (87, 37), построение русской рати выглядит следующим образом: в передовом полку стоял Станислав Киевский с дружиной и ордынской конницей. Центр позиций занимал полк Романа Брянского, на флангах стояли дружины Олега Переяславского и Льва Юрьевича. Гедимин основой боевого порядка сделал строй копейщиков, усиленный стрелками. Несколько отрядов лучников и пращников он поставил вперемешку с конными подразделениями. Литовский князь опасался стремительных рейдов ордынской конницы, поэтому сделал всё, чтобы его всадники могли противостоять атакам вражеских лучников. Сторожевой полк литовский князь вывел в резерв, этих отборных воинов он хотел лично повести в атаку в решающий момент битвы. Войскам Гедимина предстояло форсировать водную преграду, что давало русским ратникам дополнительные преимущества.

Битва началась переправой литовских войск через Ирпень. Князь Станислав выдвинул к реке ордынских лучников и киевскую дружину, стрелки нанесли большой урон переправляющемуся противнику. Когда литовцы выбрались на берег, Станислав атаковал вражеское войско. Русские остановили литовское наступление, но Гедимин переправлял войска в нескольких местах, литовцы наступали широким фронтом и вскоре стали теснить противника. В бой вступили полки и дружины Романа Брянского, Олега Переяславского и князя Льва. Сражение развернулось вдоль реки, всё новые и новые литовские отряды переходили Ирпень и вступали в бой. Главный удар русских дружин приняли на себя литовцы и жмудины. Тесно сомкнув ряды, они встретили атакующих стрельбой из луков и пращей, сошлись с русскими воинами врукопашную, рубили их саблями, кололи пиками, били дубинами. Особенно яростно напирал на литовцев князь Лев, желавший отомстить Гедимину за прошлогоднее поражение (87, 37). Противоборствующие рати скучились на берегу, битва превратилась в банальное лобовое столкновение (87, 37). Силы были примерно равны, всё зависело от действий командующих. Русские князья ничего оригинального не придумали, Гедимин же нашел решение, обеспечившее победу литовцам. Во главе сторожевого полка князь обошел место побоища, незаметно переправился через Ирпень и ударил во фланг вражеской рати. Ряды русских полков и дружин смешались, фронт дрогнул, воинов начала охватывать паника. Князья и воеводы попытались развернуть часть войск и парировать удар Гедимина, но из этой затеи ничего не вышло. Не выдержав двойного удара, начала отступать киевская дружина, следом за ней стали покидать поле битвы ордынцы. Монолитный строй русской рати развалился, каждый князь сражался сам по себе. В ожесточенной сече погибли Олег Переяславский и Лев Юрьевич, Роман Брянский отступил под напором превосходящих сил противника. Наконец русские не выдержали вражеского напора и обратились в бегство. Литовцы до ночи преследовали разбитого противника, вылавливая в полях и лесах разбегающихся в разные стороны ратников и дружинников.

Битва на реке Ирпень завершилась сокрушительным поражением русских князей, исход сражения решил фланговый маневр Гедимина. Можно предположить, что у русских отсутствовало единое командование, и если это так, то данный факт имел самые негативные последствия. В любом случае, разгром был полный, объединенная русская рать перестала существовать: «И был бой и сеча великая, и помог бог великому князю Гедимину, побил всех князей русских наголову и все войско их побитое на месте осталось» (116, 50). Защищать Киев было некому. Роман Глебович и Станислав с остатками войск бежали в Брянск, откуда Станислав уехал в Рязань.

Победа Гедимина обернулась для Руси Южной и Юго-Западной грандиозной геополитической катастрофой. После месяца осады и нескольких неудачных штурмов Гедимин захватил Киев, на милость победителя сдались Вышгород, Черкассы, Канев, Путивль, Слепород, Переяславль. С гибелью князя Льва пресеклась династия Даниила Галицкого, что имело самые пагубные последствия и в конечном итоге привело Галицко-Волынское княжество, некогда одно из сильнейших государств Восточной Европы, к гибели.

29 июля 1375 г. рать Дмитрия Московского покинула Волок Ламский и вторглась в пределы Тверского княжества, 1 августа союзники захватили и сожгли Микулин, родовой удел князя Михаила. Разорив приграничные тверские волости, 5 августа полки Дмитрия подошли к Твери. Союзники дотла сожгли тверской посад, но на этом их успехи и закончились. Перед Дмитрием и остальными князьями стояла очень непростая задача, поскольку город обладал мощнейшими укреплениями. Тверская крепость была перестроена Михаилом Ярославичем в 1316 г., в летописи написано, что князь «заложи больший град кремль» (65, 409). Этот кремль был сожжен ордынцами, москвичами и суздальцами в 1328 г., но впоследствии тверские князья его восстановили. Крепость располагалась в треугольнике, с двух сторон омываемом водами Тьмаки и Волги, по всему её периметру возвышались высокие земляные валы. Подступиться к кремлю можно было только с востока, с напольной стороны. В 1373 г. в преддверии новой войны с Москвой Михаил Александрович этот недостаток исправил: «князь великий Михайло около города Твери вал копал, и ров копал от Волга до Тмакы» (65, 433). В весеннее половодье тверской кремль был со всех сторон окружён водой, что значительно усложнило ведение осады. В крепость можно было попасть через трое ворот – Владимирские, Васильевские и Тьмацкие. Тьмацкие ворота вели на запад и выходили к реке Тьмаке, Васильевские смотрели на юг, главные ворота, Владимирские, выходили на восточную сторону. Согласно изысканиям В. Борзаковского, Владимирские ворота были каменные (126, 36), остальные стены и башни были деревянные. Внимательно изучив укрепления Твери, Дмитрий и союзные князья решили тщательно подготовить штурм. Город был взят в тесную осаду, по приказу великого князя все подступы к Твери перекрыли частоколом, через Волгу были построены два больших моста, по которым союзные полки перешли на левый берег реки. Тверь оказалась в тесной блокаде и была отрезана от внешнего мира. В течение трех дней москвичи и их союзники сооружали осадные башни (туры), изготавливали примет для штурма валов. Подошли новгородские полки, по словам летописца, новгородцы «скрежетаху зубы на тверичь за свою обиду прежнюю» (89, 119). Михаил никакой активности не проявлял и лишь наблюдал за действиями противника.

В среду 8 августа Дмитрий Московский отправил полки на приступ. Атака велась с двух направлений – на Тьмацкие ворота и с напольной, восточной стороны. Здесь союзники засыпали участок рва, сделали примет к стенам, подкатили к валам осадные башни. Атака в районе Владимирских ворот носила отвлекающий характер, главный удар наносился со стороны Тьмаки. Тверские ратники встретили врага на мосту через реку, завязался упорный бой, однако Дмитрий ввел в бой свежие войска и потеснил противника. Несмотря на обстрел со стен и башен кремля, на лодках и плотах москвичи переправились через Тьмаку и напали на тверичей, обороняющих мост. Под натиском превосходящих сил противника защитники города отступили к Тьмацким воротам. Союзники прорвались к надвратной башне, здесь сражение закипело с новой силой. Когда тверичи отступили в город, союзникам удалось поджечь надвратную башню, огонь грозил перекинуться на соседний участок стены. Ситуация сложилась критическая, защитников охватила паника, казалось враг вот-вот ворвется в Тверь. Князь Михаил повел тверичей в контратаку, после рукопашной схватки дружинники отбросили москвичей и восстановили положение. Вдохновленные успехом, защитники города сделали вылазку против вражеских полков, штурмующих Тверь с напольной стороны. Тверичам и здесь сопутствовал успех, противник отступил на исходные позиции, осадные башни были разрушены, примет сожжен. В бою погиб московский воевода Семен Иванович Добрынский. В этот день победа осталась за тверичами.

Дмитрий не смирился с поражением и через сутки последовали новые атаки на город. Бои начались рано утром, продолжались весь день и только под вечер союзники отступили от валов Твери. Но прошла ночь и битва вновь возобновилась. По итогам этого дня для Дмитрия Московского ничего не изменилось, тверичи отчаянно сражались на валах столицы и в очередной раз сумели отстоять город. Осада затянулась, союзники, раз за разом штурмовали Тверь, но каждый раз безуспешно. В перерывах между боями Дмитрий отправлял войска разорять вражеские земли, были захвачены Зубцов и Белый Городок. Ухудшилась ситуация и в Твери. Множество защитников города погибло, большое количество воинов и дружинников были ранены. Однако Михаил не сдавался, он уже отправил в Литву гонца и был уверен, что Ольгерд придет на выручку. На ордынцев князь уже не надеялся.

Ольгерд не бросил родственника на произвол судьбы и выступил в поход на помощь Твери. Когда литовская рать приблизилась к осажденному городу, Ольгерд остановил движение войск, а затем неожиданно повернул назад. Как пишет летописец, литовский князь «убоявся», когда узнал, какое огромное войско привел под Тверь Дмитрий Московский. Михаил Александрович остался в одиночестве. Осада длилась четыре недели (26, 373), защитники изнемогали в неравной борьбе, надежды на победу не было. Князь знал, что бывает, когда разъяренные победители врываются в захваченный город. Не желая напрасно губить людей, Михаил Александрович смирил гордость и отправил к Дмитрию епископа Ефрема и старейших бояр с просьбой о мире. Для московского князя ситуация тоже складывалась не лучшим образом, союзники понесли большие потери, успехи же были более чем скромные. Поэтому Дмитрий предложил относительно мягкие условия мира. Тверской князь признавал себя младшим братом князя московского, обязался не искать у хана ярлык на великое княжение и должен был поддерживать Дмитрия в грядущей войне с Ордой. И хотя в дальнейшем условия договора несколько раз нарушались Михаилом, до большой войны между Москвой Тверью дело не дошло. Тверские князья навсегда отказались от вооруженной борьбы за верховную власть в Северо-Восточной Руси и целиком сосредоточились на внутренних делах своего удела. 3 сентября Дмитрий Московский увел союзную рать от Твери и распустил войска по домам.

16 марта 1376 г. союзная рать подошла к Болгару. Город располагался на левом берегу Волги, недалеко от устья Камы, и был хорошо укреплен. На башнях Болгара были установлены пушки и тяжелые самострелы, бившие на большое расстояние. Но эмир Хасан и Мухаммед-Султан решили не отсиживаться за стенами, а вступить в полевое сражение с противником. Городские ворота распахнулись, болгарское войско стало выдвигаться на позиции и строиться в боевые порядки. Загремели пушки, стоявшие на стенах воины, открыли стрельбу из самострелов и луков по русским полкам: «погании же бесерменове изыдоша из града противу их и сташа на бои и начаша стреляти, а инии из града гром пущаху, страшаще нашу рать, а друзии самострельные стрелы пущаху» (66, 116). Болгарские военачальники бросили в бой всадников на верблюдах, чем привели в расстройство дружинную конницу. Лошади не выносят запаха верблюдов, чем болгары и попытались воспользоваться: «а инии выехаша на вельблудех, кони наши полошающе» (66, 116). Складывается впечатление, что эмир Хасан и Мухаммед-Султан решили смять вражеское войско одним мощным натиском. Но у болгар ничего не вышло, князья и воеводы повели в контратаку пешую рать и опрокинули неприятельские отряды. Русских воинов не испугали ни гремевшие пушки, ни диковинные звери верблюды: «наши же никако же устрашаються грозы их, но крепко противу сташа на бои и устремишася на нь единодушно и скочиша на них, они же окааннии побегоша в град свои, а наши после биючи» (66, 116). Болгары потерпели полное поражение, хотя и с минимальными потерями – «убиша их числом бесермен 70» (66, 116). Возможно, это было связано с тем, что из-за верблюдов русская конница не смогла принять участие в сражении и поэтому не преследовала бегущего противника. Несмотря на тактические изыскания эмира Хасана и Мухаммеда-Султана, военное счастье от них отвернулось. В битве под стенами Болгара русские воины впервые встретились с врагом, обладавшим огнестрельным оружием.

По итогам сражения правители Болгара не рискнули продолжать войну и вступили с князьями и воеводами в переговоры. По условиям соглашения Дмитрий Московский и Дмитрий Суздальский получили по 2000 рублей каждый, 3000 рублей были выплачены русскому войску. Эмир Хасан и Мухаммед-Султан обязались платить дань московскому князю, для сбора налогов в Болгаре остались даруга и таможенник Дмитрия Ивановича. Русские полки ушли от Болгара, разорив на обратном пути множество сел и деревень, где было захвачено большое количество пленников. По престижу Золотой Орды был нанесен сильнейший удар.

Если к союзу Москвы и Суздаля присоединиться Тверь, уничтожение политической зависимости Северо-Восточной Руси от Золотой Орды станет вопросом времени. Этого Мамай допустить не мог, он решил разрушить представлявший опасность союз и ликвидировать наметившуюся опасность. Вопрос заключался в том, где и когда нанести главный удар. Беклярбек мыслил стратегически, по его мнению, первым следовало сокрушить Дмитрия Суздальского, поскольку Суздальско-Нижегородское княжество было слабее Московского. Да и повод для войны с Дмитрием Константиновичем был хороший, в 1375 г. в Нижнем Новгороде был убит ордынский посол Сарайка. Сам беклярбек в поход на Суздальско-Нижегородское княжество не пошел, карательный рейд возглавил опытный военачальник, царевич Араб-шах Музаффар, или как его называли русские летописцы, Арапша. Это был очень опасный противник: «Арапша свереп зело, и ратник велий, и мужествен, и крепок, возрастом же телесным отнуд мал зело, мужеством же велий и победи многих» (66, 27). Весьма лестная характеристика, если учитывать, что речь идет о вражеском военачальнике.

Узнав о походе ордынцев, суздальский князь обратился к зятю за помощью. Дмитрий Московский откликнулся на призыв тестя, быстро собрал полки и пришел к Нижнему Новгороду. Время шло, никаких вестей о вражеском войске не было. Дмитрий Иванович не мог долго находиться при войске, неотложные дела ждали князя в Москве. Оставив Дмитрию Константиновичу владимирские, переяславские, юрьевские, ярославские и муромские полки под командованием московских воевод, Дмитрий Иванович уехал в свою столицу. Его пример оказался заразительным, Дмитрий Константинович оставил во главе войска своего сына Ивана и князя Семена Михайловича, а сам решил отдохнуть от ратных дел. Объединённая московско-суздальская рать покинула окрестности Нижнего Новгорода и двинулась на юг, навстречу врагу. Русские полки перешли речку Пьяну и расположилась лагерем на правом берегу реки. Здесь князь Иван решил дожидаться появления Арапши. Вскоре стало известно, что вражеское войско находится на Волчьей воде, притоке Северского Донца, очень далеко от расположения русских войск. Это известие сыграло роковую роль в дальнейших событиях.

Мы не знаем, сознательно дезинформировал Арапша своих противников, или же это просчиталась русская разведка. Как бы там ни было, князья и воеводы перестали серьезно относиться к обязанностям военачальников, уселись за пиршественные столы и ударились в страшный загул. Глядя на начальство, расслабилися и рядовой состав. Многие воины свалили на обозные телеги доспехи, щиты и оружие, другие оставили снаряжение уложенным во вьюки, третьи даже не насадили наконечники на древки копий. С грустью напишет летописец о недостойном поведении высшего и среднего командного состава русской рати, простых воинов и дружинников: «А ездили все, расстегнув застежки и одежды с плеч спустив, разопрев от жары, ибо стояло знойное время. А если находили по зажитьям мед или пиво, то пили без меры, и напивались допьяна, и ездили пьяными. Поистине – за Пьяною пьяные! А старейшины, и князья их, и бояре старшие, и вельможи, и воеводы, те все разъехались, чтобы поохотиться, утеху себе устроили, словно они дома у себя были» (35, 97). Караульная и дозорная служба была организована плохо, дальняя разведка не велась, князья и воеводы не знали, что происходит в округе. За что и поплатились. Пока русское воинство пировало и предавалось увеселениям, мордовские князья тайно вели тумены Арапши к Пьяне. О том, что творится в русском лагере, царевич был извещен от лазутчиков. Своё войско Арапша разделил на пять отрядов, чтобы ударить одновременно с разных направлений и не оставить врагам ни единого шанса на спасение. Местность вокруг русского стана была открытая, поэтому царевич опасался, что его конницу смогут обнаружить раньше времени. Страхи Арапши оказались напрасны, ордынцы быстро пересекли открытое пространство перед вражеским лагерем и ворвались в расположение противника. Русская рать была смята одним мощным ударом, никакого сопротивления не было. Сонные, пьяные и полупьяные люди побежали к реке, ордынцы рубили беглецов, сбивали натиском коней, захватывали в плен. Погиб князь Семен Михайлович, множество бояр и воевод. Князь Иван успел вскочить на коня и достичь Пьяны, но через реку перебраться не сумел, утонул вместе с сотнями простых ратников. Русское войско было сброшено в Пьяну и уничтожено. Точная информация о потерях отсутствует, летописец лишь отметил, что «утонули в реке многие бояре и воины и народа без числа погибло» (35, 97). Мало кому удалось спастись.

Причины поражения лежат на поверхности, их даже называть не надо, всё и так ясно. Как заметил Н.М. Карамзин, «К несчастию, ум предводителей не ответствовал числу воинов» (145, 30). С данным выводом невозможно не согласиться. Оставив на берегу Пьяны добычу и пленников, Арапша устремился на Нижний Новгород и 5 августа ворвался в город. Дмитрий Константинович спасся бегством, Нижний Новгород был разграблен и сожжен. В середине августа в разоренный город приедет сын Дмитрия Константиновича, Василий. Он начнет восстанавливать Нижний Новгород и отправит людей на Пьяну искать тело брата Ивана. Останки князя привезут в город и похоронят в Спасском соборе.

Каковы были последствия сокрушительного поражения? Суздальско-Нижегородское княжество подверглось жесточайшему погрому, его боевая мощь была подорвана. Дмитрий Константинович был настолько запуган, что не отозвался на призыв зятя в канун Куликовской битвы и уклонился от участия в судьбоносном сражении. План Мамая разрушить союз Москвы и Суздаля увенчался успехом.

Русские полки расположились у села Глебово Городище, перекрыв ордынцам переправу через реку. Бегич оказался в сложной ситуации – либо идти в лобовую атаку, либо разделить войска и попытаться совершить обходной маневр. В первом случае это могло привести к колоссальным потерям, во втором – к разгрому, поскольку Дмитрий мог разбить вражеское войско по частям. В течение нескольких дней противники стояли друг против друга. Московскому князю не было никакой необходимости форсировать водную преграду, он изначально выбрал сугубо оборонительную тактику. В ином положении оказался Бегич: эмиру любой ценой надо было переходить реку и вступать в бой с противником. Но ордынские военачальники не знали, как это сделать, тактическая обстановка складывалась не в их пользу. Имело значение и то, что могли возникнуть проблемы со снабжением, если стояние затянется надолго. Дмитрий же получал всё необходимое, подвоз припасов для его войск мог происходить как из Московского княжества, так и по договоренности с рязанским князем Олегом – из окрестных земель.

Дмитрий Иванович не хотел затягивать с битвой и решил спровоцировать противника на сражение. Великокняжеская рать отступила от берега, освободив Бегичу место для переправы и свободное пространство для сосредоточения вражеских войск на левом берегу реки. Полки и дружины выстроились подковой, выдвинув вперед фланги и отодвинув назад центр. На крыльях командовали московский окольничий Тимофей Вельяминов и князь Даниил Пронский, в центре распоряжался Дмитрий Иванович. Бегич не удержался, принял отступление русских за слабость и отдал приказ переходить Вожу. Ордынская конница начала переправу. Когда значительная часть вражеских всадников скопилась на левом берегу, русские воины открыли по противнику стрельбу из луков и самострелов. Множество ордынцев было убито, началась сумятица и неразбериха. Бегич не стал дожидаться, когда войска закончат сосредоточение на левом берегу, и повел конницу в атаку на боевые порядки противника. Решение неудачное, часть ордынских войск ещё продолжала переправу или же находилась на правом берегу реки. Нукеры погнали коней рысью, чтобы сбить врага мощным натиском конницы, но так и не успели набрать необходимой скорости для атаки. Дмитрий решил нанести встречный удар, русские полки и дружины пошли в наступление. Два войска столкнулись на берегу Вожи, ордынцы не выдержали слаженного удара русского воинства и начали пятиться к реке. В рукопашной схватке погиб Бегич и многие ордынские военачальники, степняков охватила паника, всадники стали разворачивать коней и искать спасения в бегстве. Ордынцы побежали к Воже, но на переправе столкнулись с идущими на помощь нукерами. Когда в образовавшееся толпу из людей и коней ударила русская тяжеловооруженная конница, для степняков всё было кончено. Множество ордынцев было изрублено, кому повезло, выбрались из западни и устремились на юг. Дружинники прорвались на правый берег Вожи и ринулись в погоню за убегающими степняками. Но Дмитрий остановил преследование разбитого врага. Сгустились вечерние сумерки, на землю опустилась ночь, в этой обстановке князь не рискнул продолжать сражение. Утром над Вожей стоял очень густой туман, поэтому Дмитрий продолжил наступление «на заутрие уже перед обедом» (70, 127). Но ордынцев догнать было невозможно. Победителям достались брошенные вражеские становища, огромный обоз и богатая добыча.

О потерях сторон летописец умалчивает и только отмечает, что русские перебили ордынцев «великое множество» (33, 101). Называются лишь имена представителей высшего командного состава, павших в битве. У ордынцев это мурзы и нойоны Хазибей, Коверга, Карабулук и Костров, у русских московские воеводы Дмитрий Монастырев и Назар Данилович Кусаков (70, 127). После победы князь Дмитрий Иванович вернулся в Москву.

Правитель был вынужден вербовать наемников, поскольку его войска понесли большие потери в битве на Воже и в боях с претендентами на власть в Орде. На это Мамаю прямо указывали приближенные: «великий царю, Орда твоя оскудела и сила твоя изнемогла; но имаши богатства и имения без числа много, да наимствовав Фрязы, Черкасы, Ясы и другиа к сим, да воинства собереши много» (62, 46). Присутствие в рядах ордынского войска наемной итальянской пехоты удивления не вызывает, при активном содействии властей Кафы Мамай имел возможность навербовать солдат удачи непосредственно в Италии. У темника было два года на подготовку к походу, за этот срок наемные контингенты могли прибыть в его распоряжение. По мнению О.А. Амелькина и Ю.В. Селезнева, Мамай не мог собрать больше 90 000 человек (123, 150), другое дело, сколько воинов он повел на Москву. Возможно, что половину от общего количества всех войск. С востока наступал хан Синей орды Тохтамыш, и беклярбек должен был оставить несколько туменов охранять свои улусы. В сложившейся ситуации Мамай решил перестраховаться и заключил союз с литовским князем Ягайло и рязанским князем Олегом. Союзники должны были встретиться у Оки 1 сентября на Семенов день. Ягайло выступил с ратью навстречу Мамаю, но Олег занял уклончивую позицию. Его главной целью было сохранение собственного княжества, он не собирался участвовать в войне на стороне ордынцев и вел с темником двойную игру. Как и с Дмитрием Московским. В начале июля войско Мамая переправилось через Волгу и вышло к реке Воронеж, об этом в Москве стало известно в начале августа. Дмитрий Иванович стал собирать полки, к союзным князьям помчались гонцы с призывом выступить против Мамая. Сбор войск великий князь назначил в Коломне на 15 августа (62, 52). Двоюродный брат московского князя, Владимир Серпуховский, повел полки на село Брашево, белозерские князья вели дружины по Болвановской дороге, Дмитрий Иванович со своим двором шел через село Котел. Прибыв в Коломну, московский князь устроил на Девичьем поле смотр полкам и дружинам. Данные о количестве русских войск так же легендарны, как и свидетельства о численности мамаевой орды: «А всех сил и всех ратей числом в полтораста тысяч или двести» (15, 121). Есть и более грандиозные цифры: «И начаша считати, колико их всех есть, и изочтоша вящше четырехсот тысящ воиньства коннаго и пешего» (62, 56). На мой взгляд, наиболее близкими к истине являются подсчеты О.А. Амелькина и Ю.В. Селезнева, определявших численность рати Дмитрия Ивановича в 30 000 воинов (123, 157). В этот раз московскому князю удалось собрать меньше воинов, чем во время похода на Тверь в 1375 г. Дмитрий Константинович не смог помочь зятю: Суздальско-Нижегородское княжество сильно пострадало от ордынских набегов в предыдущие годы. Не исключено, что некоторые воинские контингенты Дмитрия Нижегородского сражались в битве на Дону, поскольку среди павших воинов упоминаются суздальские и нижегородские бояре. Не принял участия в войне с Мамаем и Михаил Тверской, хотя согласно договору, заключенному с Дмитрием Московским, обязан был это сделать.

В Коломне было принято решение не ждать Мамая на берегах Оки, идти навстречу врагу и дать сражение как можно дальше от рубежей Московского княжества. 20 августа великокняжеская рать покинула Коломну и вдоль Оки двинулась на запад к устью речки Лопасни, обходя стороной земли Олега Рязанского (15, 125). Сюда же привели полки Владимир Серпуховский и московский тысяцкий Тимофей Вельяминов. Московский князь приказал начинать переправу на правый берег Оки, «и бе ему печаль, яко мало пешиа рати» (62, 54). Дмитрий приказал Вельяминову остаться у Лопасни и дожидаться отставших пеших ратников. 27 августа великокняжеская рать переправилась через Оку и начала движение на юг. 5 сентября в местечке Березуй (р-н совр. Епифани) к войску Дмитрия Ивановича присоединились дружины братьев Ольгердовичей – Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского. Дальняя разведка московского князя под командованием Семена Мелика действовала безукоризненно, «сторожам» удалось взять в плен знатного ордынца. От него стало известно, что Мамай стоит на Кузьмине гати, в трех днях пути от Куликова поля. Русская рать продолжила движение и 6 сентября вышла к месту слияния Дона и Непрядвы. На военном совете князья и воеводы решили перейти Дон и сражаться с ордынцами на правом берегу, поскольку опасались, что с северо-запада подойдет войско Ягайло. У Дмитрия не оставалось иного выхода, как разбить врагов поодиночке. 7 сентября полки и дружины по наведённым мостам «перешед за Дон в поле чисто, в ординские земли, на усть Непрядвы реки» (59, 38). Семен Мелик доложил Дмитрию Ивановичу, что «Мамай-царь на Гусин брод пришел, и одна только ночь между нами, ибо к утру он дойдет до Непрядвы» (29, 263). К вечеру войска заняли позиции на Куликовом поле. Русская рать состояла из пяти полков, вперед выдвинулись сторожевой и передовой полки, далее стояли большой полк, полки правой и левой руки. Дмитрий Иванович и воевода Боброк очень удачно расположили войска, левый фланг боевого порядка был прикрыт речкой Смолкой, перед правым крылом протекал Нижний Дубик. Мамай был вынужден отказаться от охвата вражеского воинства с флангов и наносить фронтальный удар. Информация о князьях и воеводах, возглавивших полки на Куликовом поле, сохранилась в новгородских летописях. О назначениях, сделанных Дмитрием Ивановичем, говорится следующее: «И быша у него в передовом полку по божественеи вере самобратныя князь Ондреи и Дмитреи Олгердовичи, да боярин и воевода Микула Васильевич, да князь Федор Романович Белозерскии. А у себя же имеяше князь великии Дмитреи в полку некоего боярина своего и воеводу Ивана Родивоновича Квашню, да боярина же своего и воеводу Михаила Брянка, да князя Ивана Васильевича Смоленского. А с правои руке воеводы учини: князя Андрея Федоровича Ростовского, да Федора Грунку, да князя Ондрея Федоровича Стародубскаго. В левои руке воеводы учини: князя Васильевича Ярославского да Льва Морозова, да князя Федора Михаиловича Моложскаго. В сторожевом полку тогда воеводы учини: Михаила Иванова сына Окинфовича, да князя Семена Костянтиновича Оболенского, да брата его князя Ивана Поружскаго[5], да Андрея Серкиза, иныя же свои полкы многи разрядив и воеводы учини. В западном же полку, в дубравах, утаив благороднаго и храбраго брата своего, князя Владимира Андреевича, да с ним некоего мужа мудра и храбра Дмитрия Михаиловича Волынца, да князя Романа Михаиловича Брянского, да князя Василья Михаиловича Кашинского[6], да князя Романа Новосилского, исполчився поидоша противу себе» (98, 134). Резервный полк здесь даже не упоминается, не исключено, что его вообще не было в составе русских войск. Единственным резервом Дмитрия Ивановича был засадный полк, стоявший в Зеленой дубраве, за левым крылом великокняжеской рати: «И отослал князь великий брата своего, князя Владимира Андреевича, вверх по Дону в дубраву, чтобы там затаился полк его, дав ему лучших воинов из свиты своей, удалых витязей, твердых воинов. А еще с ним отправил знаменитого своего воеводу Дмитрия Волынского и других многих» (110, 173). Ночью 7 сентября на Куликово поле вышла орда Мамая. В источниках нет информации о том, как темник выстроил своё войско накануне битве. Можно только предположить, что в центре боевых порядков стояла наемная пехота, конница занимала позиции на флангах, общий резерв находился в непосредственном распоряжении Мамая.

Рано утром 8 сентября, в праздник Рождества Богородицы, густой туман окутал Куликово поле. Дмитрий Иванович объехал строй полков, призвал воинов храбро сражаться и поменялся доспехами с воеводой Михаилом Андреевичем Бренко. Бренко занял место под черным великокняжеским стягом, Дмитрий взял копье, железную палицу и уехал в расположение передового полка (29, 267). Когда туман рассеялся, противники начали сближение. Первые боевые столкновения произошли между ратниками сторожевого полка и ордынского авангарда: «В урочный час сперва начали съезжаться сторожевые полки русские с татарскими» (15, 129). После короткого боя сторожевой полк отступил и влился в ряды передового полка. Столкновению главных сил предшествовал поединок инока Троице-Сергиева монастыря Александра Пересвета, бывшего брянского боярина, и ордынского багатура Челубея (Тимир-мурзы). Победителя не было, оба воина погибли. Передовой полк пошел в атаку и ударил в центр ордынских позиций, где войсками командовал номинальный правитель Орды хан Тулун-бек. Данный факт зафиксирован в летописях: «князь великий напал первым в сторожевых полках на поганого царя Теляка» (15, 131). Начало битвы ярко и красочно описано в «Сказании о Мамаевом побоище»: «И сошлись грозно обе силы великие, твердо сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, испускали дух не только от оружия, но и от ужасной тесноты – под конскими копытами, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове: было поле то тесное между Доном и Мечею» (110, 179). Автор «Сказания» недаром обратил внимание на «ужасную тесноту». Действительно, от истоков реки Смолки, притока Дона, до истоков Нижнего Дубика, притока Непрядвы, будет около 4 км (123, 240). Поэтому боевой порядок русских полков был очень плотным. Похожая ситуация сложилась и у ордынцев: не имеющим возможности охватить фланги противника степнякам в буквальном смысле слова пришлось выдавливать вражеское войско с позиций. Отсюда и «теснота ужасная». После короткого боя Дмитрий Иванович вышел из рукопашной схватки: «Однако вскоре после того отъехал князь в великий полк» (15, 131). Великий князь по-прежнему оставался командующим ратью, ему было необходимо оценить обстановку и отдать соответствующие распоряжения. В летописях и памятниках Куликовского цикла практически нет информации о том, как проходило сражение с тактической точки зрения, где противники наносили друг другу удары и как их парировали. Эти сведения присутствуют в труде В.Н. Татищева, вопрос в том, насколько они достоверны. По крайней мере, имена командующих полками князей и воевод, Василий Никитич путает. На основании текста «Сказания» можно сделать вывод, что передовой полк был разбит, ордынцы ударили по большому полку и несколько раз прорывались в глубину боевых порядков русских войск: «Много раз стяги великого князя подсекали, но не истребили их Божьею милостью, они еще больше утвердились» (110, 179). В бою под стягом был убит Михаил Бренок. В этот критический момент многие русские ратники не выдержали вражеских атак, оставили позиции и обратились в бегство. В Московском летописном своде конца XV в. об этом говорится следующим образом: «Мнози же небывалци Москвичи видевше, то устрашишася и живота отчаяшася, тако же и сынове Агарини мнози на беге обратишася от клича великого и зряще злаго убииства» (80, 204). Летописец подразумевает, что ополченцы были не трусы, а просто не имеющие боевого опыта люди. Многие из них понятия не имели о ратном деле, но в трудный для своей земли час посчитали невозможным отсиживаться дома и пошли защищать Родину. Это были не воины-профессионалы, а ремесленники, торговцы, мастеровые, крестьяне. Несмотря на охватившую ратников панику, воеводам удалось восстановить положение, большой полк устоял под ордынским натиском. Что касается действий полков правой и левой руки, о них мы знаем только из труда В.Н. Татищева. По его информации, полк правой руки успешно отразил все атаки ордынской конницы, но в контрнаступление не пошел. Судя по всему, Андрей Ростовский и Андрей Стародубский опасались появления разрыва в боевых порядках на стыке с большим полком. Действия полка левой руки и засадного полка Татищев излагает следующим образом: «Когда же татары начали левую руку князей белозерских одолевать и миновали дубраву, там где стояли князь Владимир Андреевич и воевода литовский Дмитрий Волынец с засадою, те, увидев сие, ударили со стороны и в тыл татарам» (159, 163). Автор «Сказания» про полк левой руки ничего не пишет, он лишь отмечает, что «Поганые же стали одолевать, а христианские полки поредели – уже мало христиан, а все поганые» (110, 179). Внимание автора целиком сосредоточено на действиях засадного полка. И здесь он делает важное замечание: «Это мы слышали от верного очевидца, который находился в полку Владимира Андреевича» (110, 179). Воевода Дмитрий Боброк и князь Владимир Серпуховский ударили по ордынцам, когда «наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам» (110, 181). Данная информация совпадает с летописным свидетельством о том, что битва продолжалась три часа: «бились они, от шестого часа до девятого» (15, 131). Согласно исследованиям академика Л.В. Черепнина, сражение началась в 10 ч.35 мин. и закончилась в 13 ч.35 мин. согласно современному отсчету времени. Соответственно, атака засадного полка произошла в 12 ч.35 мин (167, 50). Если исходить из местоположения Зеленой дубравы, удар был нанесен во фланг ордынцам, оттеснившим к Непрядве поле левой руки. Ввод в бой свежих русских сил переломил ход сражения. Воспользовавшись ослаблением ордынского натиска, перешёл в контратаку большой полк, Андрей Ростовский и Андрей Стародубский повели в наступление полк правой руки. Степняки оказались между молотом и наковальней, Мамай уже не мог изменить ситуацию на поле боя. Беклярбек бежал, следом за ним побежало всё войско. Русская конница преследовала разгромленного врага до реки Мечи (Красивая Меча), где находился лагерь Мамая. Это около 50 км. Множество степняков утонуло в реке, немало ордынцев погибло на берегу, вражеский лагерь был захвачен победителями. Раненого Дмитрия Ивановича нашли без сознания под срубленной березой недалеко от Зеленой дубравы, великий князь сел на коня и стал объезжать поле битвы.

Достоверная информация о русских и ордынских потерях в битве на Дону, в письменных источниках отсутствует. Летописцы, назвав фантастические цифры о количестве участвовавших в битве войск, приводят фантастические данные о потерях: «И паде великого князя силы 250 000, а татарская и числа несть, по намеком с четверо» (92, 76). В «Сказании о Мамаевом побоище» боярин Михаил Александрович докладывает великому князю: «Нет у нас, государь, сорока бояр московских, да двенадцати князей белозерских, да тринадцати бояр – посадников новгородских, да пятидесяти бояр Новгорода Нижнего, да сорока бояр серпуховских, да двадцати бояр переяславских, да двадцати пяти бояр костромских, да тридцати пяти бояр владимирских, да пятидесяти бояр суздальских, да сорока бояр муромских, да тридцати трех бояр ростовских, да двадцати бояр дмитровских, да семидесяти бояр можайских, да шестидесяти бояр звенигородских, да пятнадцати бояр угличских, да двадцати бояр галичских, а младшим дружинникам и счета нет; погибло у нас дружины всей двести пятьдесят тысяч и три тысячи, а осталось у нас дружины пятьдесят тысяч» (29, 275–276). Сведения о погибших боярах из Новгорода Великого явно недостоверны, полки из этого города в битве на Дону участия не принимали. В летописях конкретно указаны только потери среди высшего командного состава русской рати: «Тогда же на том побоище были убиты в схватке: князь Федор Романович Белозерский и сын его Иван, князь Федор Тарусский, брат его Мстислав[7], князь Дмитрий Монастырев, Семен Михайлович, Микула Васильев, сын тысяцкого, Михаил Иванов Акинфович, Иван Александрович, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич Акатьевич, именуемый Волуй, Михаиле Бренков, Лев Морозов, Семен Меликов, Дмитрий Мининич, Александр Пересвет, бывший прежде боярином брянским, и иные многие, имена которых не записаны в книгах сих. Здесь же названы только князья и воеводы, и знатных и старейших бояр имена, а прочих бояр и слуг опустил я имена и не написал из-за множества имен, так как число их слишком велико для меня, ибо многие в той битве убиты были» (15, 133). Но и здесь присутствует некоторая путаница, князь Дмитрий Монастырев погиб в сражении на реке Воже и не мог принимать участия в Куликовской битве. Исследователи так и не пришли к единому мнению о потерях русской рати. Цифры называются самые разные – от половины до трети от общего количества воинов. В любом случае, они были очень велики. Согласно легендам и преданьям, захоронения воинов, павших в Донском побоище, находятся у села Монастырщино Тульской области, на Федосьиной горке в Епифани, в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве, у церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове и Храма Всех Святых на Кулишках. Что касается войска Мамая, то оно перестало существовать.

Значение битвы на Дону велико. Ягайло находился всего в одном переходе от Куликова поля, но узнав о разгроме Мамая, развернул войска и ушел в Литву. Золотой Орде был нанесен сильнейший удар, Москва окончательно утвердилась как главный политический центр Северо-Восточной Руси. Но не это было главным итогом победы. Русские воины спасли свою землю от нашествия, по своим масштабам сравнимого с монгольскими вторжениями XIII в. Московский князь Дмитрий получил прозвище Донской.

Первым из князей узнал о нашествии Дмитрий Константинович Суздальский. Наученный горьким опытом, он сразу отправил к Тохтамышу своих сыновей, Василия Кирдяпу и Семена. Ордынское войско шло так быстро, что князья догнали его лишь недалеко от рязанских пределов. Братья били хану челом и остались при нем в качестве заложников. На границе княжества Тохтамыша встретил Олег Рязанский и повел орду в обход своих земель. Нельзя упрекать за это князя, он просто спасал свои владения от грабежа и разорения. Так же как и обвинять Олега в том, что он показал ордынцам некие броды на Оке. Ханские военачальники и без него хорошо знали, где находятся переправы, многие из них не раз ходили в набеги на Русь. Другое дело, что Олег и Дмитрий Суздальский не стали извещать Дмитрия Ивановича о походе Тохтамыша. Сделали это другие люди, «для того и находящиеся в пределах ордынских, чтобы помогать земле Русской» (34, 193). Разведка всё-таки сработала, но было уже поздно.

Нашествие застало Дмитрия Донского врасплох, об этом свидетельствуют его непродуманные действия. Московский князь «нача совокупляти полцы ратных, и собра воя многи, и выеха из града Москвы, и хотя идти противу ратных» (62, 72). Насколько обоснованным выглядит это решение? Союзники к Дмитрию прийти не успевали, в его распоряжении была только рать Московского княжества, обескровленная после Донского побоища. Недаром летописцы писали про «оскудение воинства; оскуде бо вся Русская земля от Мамаева побоища за Доном, и вси Русстии людие в велице страсе и трепете быша за оскудение людей» (62, 72). В такой ситуации вступать в бой со всеми силами Орды было безумием, именно поэтому поводу среди воевод и приближенных Дмитрия Ивановича начались разногласия. Великий князь обнаружил «во князех и в боярех своих и в всех воиньствах своих разньство и разпрю» (62, 72). Летописец пишет, что Дмитрий распустил собранные полки потому, что «не хотя стати противу самого царя, ни поднял руки противу его» (62, 72). Здесь московский книжник лукавит. Если бы в распоряжении князя была такая же рать, как на Куликовом поле, он бы и против «царя» встал и на Тохтамыша руку поднял. Но ситуация изменилась кардинальным образом, перед лицом страшной угрозы Дмитрий оказался совершенно беспомощным. Оставив Москву, князь уехал в Переяславль-Залесский, а затем в Кострому. Информация о том, что Дмитрий отправился собирать полки, в летописях отсутствует, зато есть свидетельство иного плана. Во время стояния на Угре в 1480 г. бояре напомнили Ивану III, что «егда Тахтамышь приходил, а князь великый Дмитрей Ивановичь бежал на Кострому, а не бился с царем» (72, 345). При этом необходимо помнить, что трусом Дмитрий Донской не был, свою великую воинскую доблесть он явил на Куликовом поле. Просто в критический момент князь растерялся и не знал, что делать. Владимир Серпуховский отправился в Волок Ламский, в Москве остались митрополит Киприан и княжеская семья.

Летописцы не упоминают о каких-либо распоряжениях Дмитрия на случай осады столицы, возникает ощущение паники и неразберихи, воцарившейся в Московском княжестве. Когда стало известно, что Тохтамыш сжег Серпухов, в столице начались волнения, переросшие в открытый мятеж: «и воссташа злыа человеци друг на друга» (62, 73). В ситуации полного безначалия, горожане ударили в колокола, собрали вече и решили никого не выпускать из Москвы. В городе начались погромы и разбои, пытавшихся покинуть столицу зажиточных горожан грабили и убивали, несмотря на вмешательство митрополита Киприана. Даже «великую княгиню Евдокию преобидешя» (62, 73), не выпустив из города. Вооруженные копьями и мечами москвичи заняли городские ворота, бросали с надвратных башен камни в бегущих из столицы людей. С большим трудом митрополиту и княгине Евдокии удалось у народа вымолить право покинуть охваченный пожаром мятежа город. Княгиня с детьми поспешила в Переяславль-Залесский, Киприан бежал в Тверь, ехавших следом бояр москвичи ограбили и выгнали за стены. В Москве воцарилось безвластие, столица была переполнена беженцами из окрестных сел и деревень. За каменными стенами Кремля укрылся самый разный люд: «бояре, сурожане и суконники и прочии купцы, и архимандриты, и игумены, и протопопы, прозвитеры, и дьяконы, и черноризцы, и всяк возраст мужьска полу и женьскаго со младенцы» (62, 73). Вызывает удивление, что Дмитрий Иванович не оставил вместо себя в Москве человека, пользовавшегося уважением горожан и способного организовать оборону столицы. Например, героев битвы на Дону Тимофея Вельяминова или Дмитрия Боброка-Волынского. Но великий князь этого не делает, в летописях вообще нет информации, что он кому– либо поручил оборону Москвы. Ведь не митрополит Киприан и княгиня Евдокия должны были расставлять по стенам ратников, организовывать несение караульной службы и следить за поддержанием дисциплины среди воинов гарнизона. Трудно сказать, чем всё бы закончилось, если бы в Москве не появился литовский князь Остей, внук Ольгерда. Летописец не пояснил, чей это был сын и каким образом он оказался в Москве. Мы даже не знаем, прислал его в столицу Дмитрий Донской или кто-то другой из князей, например Владимир Серпуховский. Всё, что говорится и пишется об Остее, есть не более чем предположения. Литовский князь «окрепи град и люди», навёл в столице некое подобие порядка и наскоро подготовил Москву к обороне: «горожане сами посады свои пожгоша и ни единаго тына или дерева оставиша, блюдущеяся примета ко граду» (62, 74). Это было сделано вовремя, 23 августа, в понедельник, орда Тохтамыша подошла к Москве. На расстоянии двух или трех перелетов стрелы от Кремля хан остановил войско и отправил к городским воротам отряд нукеров. Поинтересовавшись у москвичей, в столице ли Дмитрий Иванович и получив отрицательный ответ, ордынцы вернулись к Тохтамышу. Хан приказал готовиться к приступу. Как оказалось, Остей слабо контролировал ситуацию в Кремле. Вновь начались грабежи, горожане ходили по боярским дворам, выкатывали из подвалов бочки с вином и устраивали пирушки. Пьяные москвичи шатались по кремлевским улицам, залезали на стены, ругали ордынцев и хана, плевали в степняков, «и срамныа свя уды обнажающе, показываху им на обе страны» (62, 74). Ордынцы разъезжали под стенами и грозили москвичам саблями. Утром начался штурм.

Когда степняки приблизились к Кремлю, со стен и башен полетели стрелы, камни, загремели пушки. Нукеры вскинули луки и засыпали стрелами боевые площадки, где толпились горожане. На Москву пролился дождь из стрел, ордынцы стреляли гораздо лучше русских и наносили им большие потери. Многие нукеры слезли с коней и били из луков по москвичам, другие гоняли лошадей вдоль стен и на полном скаку пускали стрелы, «на обе руци и паки наперед и назад скорополучно стреляху без прогреха» (62, 75). Горожане были поражены таким искусством степняков. Под прикрытием лучников, ордынцы приставили к стенам лестницы и полезли наверх. Нукеров поливали кипятком и горячей смолой, сбивали бревнами и камнями, поражали стрелами. Суконник Адам с башни Фроловских ворот выстрелом из самострела сразил знатного ордынца, чем причинил великую печаль хану. Несколько раз степняки отступали от стен, опять бросались на штурм и вновь отступали. Вечером атаки прекратились и возобновились на следующее утро.

Три дня продолжался штурм, три дня москвичи отражали ордынский натиск. Осознав, что каменный Кремль неприступен, Тохтамыш пошел на хитрость. Под стены пришли ордынские вельможи, вместе с ними были суздальские князья, Василий и Семен, братья великой княгини Евдокии. Они обратились к москвичам с предложением хана: «Царь вам, своим людям, хочет оказать милость, потому что неповинны вы и не заслуживаете смерти, ибо не на вас он войной пришел, но на Дмитрия, враждуя, ополчился. Вы же достойны помилования. Ничего иного от вас царь не требует, только выйдите к нему навстречу с почестями и дарами, вместе со своим князем, так как хочет он увидеть город этот, и в него войти, и в нем побывать, а вам дарует мир и любовь свою, а вы ему ворота городские отворите». И добавили: «Верьте нам, мы ваши князья христианские, вам в том клянемся» (34, 197). Мы не знаем, почему Остей и другие руководители обороны поверили князьям. Возможно потому, что Василий и Семен были родственниками Дмитрия Ивановича. Летописец написал, что «ослепило их зло татарское и помрачило разум их коварство бесерменское» (34, 197). Москвичи отворили ворота Кремля, вышли из крепости и стали ждать хана. Местное духовенство встречало Тохтамыша с церковными хоругвями и крестами, бояре и знатные горожане несли богатые дары. Князя Остея ордынцы пригласили в свой лагерь, где и расправились с руководителем обороны: «Татарове же прежде убили князя Остея, тайно, вземше его в полк свой» (62, 75). Затем ордынская конница налетела на ничего не подозревающих москвичей, изрубила делегацию и ворвалась в Кремль. Одновременно тысячи нукеров поднялись по приставным лестницам на стены, которые никто не охранял, захватили башни и спустились в город: «и бысть внутри града сеча велика» (62, 75). Но даже в этой критической ситуации некоторые из москвичей грабили и убивали соотечественников: «Инии же и от своих избиени быша, имениа ради, друг бо друга грабяху и убиваху» (62, 78). Ордынцы подвергли Москву чудовищному погрому, город был разграблен и сожжен, остались лишь кремлевские стены да каменные храмы. Погибло 24 000 человек. После падения столицы ордынская конница рассеялись по всему Московскому княжеству, были сожжены Владимир, Можайск, Звенигород, Дмитров, Юрьев-Польский и Переславль-Залесский. Один из ордынских отрядов подошёл к Волоку Ламскому, где собирал полки Владимир Серпуховский. Степняки были разгромлены, бежали в ставку Тохтамыша и рассказали о случившемся. Хан не рискнул вступать в бой с серпуховским князем и приказал покинуть московские пределы. На обратном пути ордынцы сожгли Коломну и опустошили земли Рязанского княжества.

А что же Дмитрий Донской? Летописец написал об этом кратко: «Князь же велики Дмитрей Иванович тогда, со княгинею своею, и с детми своими, и с некоими не во мнозе бояры своими, соблюдеся на Костроме» (62, 76). И вновь ни слова о том, что князь собирал полки. Через несколько дней после ухода ордынцев Дмитрий выехал в столицу, туда же направился и Владимир Серпуховский: «И увидели, что город взят, и пленен, и огнем пожжен, и святые церкви разорены, а люди побиты, трупы мертвых без числа лежат. И о том возгоревали немало и расплакались они горькими слезами… И повелели они тела мертвых хоронить, и давали за сорок мертвецов по полтине, а за восемьдесят по рублю. И сосчитали, что всего дано было на погребение мертвых триста рублей» (34, 203). Вернулась унизительная зависимость от Орды, вернулась изнурительная дань.

Кто виноват, что столица Северо-Восточной Руси превратилась в руины, а Московское княжество подверглось небывалому погрому? Ответ может быть только один – Дмитрий Донской и больше никто. Непродуманная и недальновидная политика в отношениях с Тохтамышем привела к ордынскому вторжению, а когда враг встал у ворот, Дмитрий оказался не в состоянии защитить свою землю. Как в таких случаях бывает, за ошибки правителя расплатился народ.

Время для переговоров было выбрано крайне неудачно, приближалась зима, хану просто некуда было вести своих людей, которые могли погибнуть от голода и холода. Улу-Мухммед попытался объяснить московскому князю всю сложность ситуации, в которой оказался, даже предлагал заключить взаимовыгодный союз. Но Василий остался глух к голосу разума, князь предпочел решить проблему силой оружия и отправил рать против хана. Войска возглавили братья Юрьевичи – Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный, двоюродные братья Василия II. Это были непримиримые враги Улу-Мухммеда, они не могли простить хану, что когда-то ярлык на великое княжение он отдал Василию, а не их отцу. В поход выступили и тверские князья, общую численность русской рати летописец исчисляет в 40 000 воинов, из которых 20 000 были выставлены Московским княжеством (10, 273–275). Дисциплина в войсках отсутствовала, великокняжеские ратники грабили и опустошали территории, по которым проходило войско. Когда полки подошли к Белёву и выстроились в боевой порядок, Улу-Мухммед обратился к Дмитрию Шемяке с просьбой не начинать сражение. У хана было всего 3000 воинов, он понимал, что шансов на победу нет, поэтому обещал на следующее утро увести своих людей от Белёва (10, 275). Шемяка не хотел выпускать своего врага, обладая колоссальным численным превосходством над противником, князь был уверен в победе. Улу-Мухммед вернулся в стан и велел нукерам готовиться к сражению.

Рано утром, 4 декабря русские полки перешли в наступление. Хан не стал отсиживаться в обороне, вывел войска за линию укреплений и повел нукеров в контратаку. Произошло яростное сражение, в котором русские опрокинули ордынцев и погнали их обратно в «ледяной городок» – «бысть им бои силен» (81, 193). Погиб один из ханских зятьев, множество ордынцев пало на поле боя. Преследуя убегающего противника, русские ворвались во вражеский стан и захватили половину укрепления. Шемяка не поддержал этот прорыв, что позволило Улу-Мухммеду организовать своих людей и выбить вражеское войско из городка. В рукопашной схватке погибли воеводы князь Петр Кузьминский и Семен Волынец, русские отступили за снежные валы и ушли в свой лагерь. На следующее утро Дмитрий Шемяка собирался добить врага, о чем и заявил на военном совете. Тогда бывший мценский воевода Григорий Протасьев объявил, что получил новый приказ: «Князь великии прислал ко мне, битися со царем не велел, а велел мириться, а полки роспустити» (92, 87). После этих странных слов, «воеводы учали слабети». Почему братья Юрьевичи поверили Протасьеву и не спросили письменное подтверждение приказа, неизвестно. Это было роковой ошибкой, как оказалось, воевода действовал в интересах Улу-Мухммеда: «некто Григореи Протасиев, сотвори крамолу, хотяше бо лестию промеже их миром сотворити. Князи же рустии емше ему веру» (57, 69). Убедив князей и воевод в необходимости вступить в переговоры с ордынцами, Протасьев отправил доверенного человека к хану со словами: «Чтобы еси утре на рать великаго князя пришел» (92, 87). Причины, почему Григорий пошел на предательство, неизвестны.

Утром 5 декабря доверенные люди Шемяки встретились с ордынскими переговорщиками. Пока мурзы вели с ними пустые разговоры, хан нанес удар по расположению вражеских войск. Воспользовавшись густым и плотным туманом, Улу-Мухммед на рассвете незаметно вывел нукеров из городка и подошел к русскому лагерю. Из-за предрассветной мглы боевое охранение не заметило появления противника, атака была неожиданной и сокрушительной. Панику усилил бывший мценский воевода: «А Григореи Протасьив наперед всех побежал, кличючи: «Побежи, побежи» (92, 87). Возможно, кричал не только Протасьев, но и его люди. Русское воинство обратилось в бегство, ратники вязли в глубоких сугробах, конные нукеры преследовали охваченного страхом противника: «И убиша руси добре много, а татарове все целы» (92, 87). По свидетельству летописца, один ордынец гнал десяток русских воинов. Потери были чудовищные: «И остались на побоище том от сорока тысяч воинов только брат великого князя и с ним пять воевод с немногими воинами, разбежавшиеся по дебрям, и по стремнинам, и по чащам лесным» (10, 271). Погибло много бояр и воевод, братья Юрьевичи чудом избежали плена. Трагические события в окрестностях Белёва в начале декабря 1437 г. на Руси назвали «белёвщиной».

Главной причиной поражения русских войск стала безответственность высшего командного состава и предательство одного из военачальников: «А Протасии он боярин ста с татары на рустии вои, а слово свое измени» (57, 70). Улу-Мухммед не стал оставаться надолго в Белёве, разорив порубежные русские земли, хан привел своих людей в Волжскую Болгарию, занял Казань и утвердился в Среднем Поволжье: «И построил он себе на новом месте, неподалеку от старой Казани, разоренной московским войском, крепкий деревянный город, крепче прежнего» (10, 271). Так возникло Казанское ханство. Страшная угроза нависла с востока над Московским княжеством, уже в следующем году был совершен первый, но далеко не последний набег казанских татар на русские земли.

На помощь Василию II шел служилый царевич Бердедат, однако по какой-то причине он не успел присоединиться к великокняжеской рати. Двоюродный брат Василия Дмитрий Шемяка уклонился от участия в походе и даже не прислал войска на помощь родственнику. Из Юрьева Василий повел рать к Суздалю, прибыл в окрестности города 6 июля и приказал разбить стан на реке Каменке, в окрестностях Спасо-Ефимиева монастыря. Ратники начали возведение лагеря, но неожиданно примчались разведчики и доложили о приближении противника. Русское воинство облачилось в доспехи, Василий приказал поднять стяги и повел рать навстречу врагу. Здесь выяснилась, что никаких врагов поблизости нет, дозорные ошиблись и донесли до князя непроверенную информацию. Василий вернулся в лагерь, где устроил в своем шатре пир для князей и бояр. Как записал летописец, «и пиша долго нощи» (63, 64). Вечером привел воинов воевода Алексей Игнатьевич, но великокняжеская рать по-прежнему оставалась немногочисленной, «немного бяше воинства их, точью с полторы тысящи» (63, 64). Этих сил было недостаточно для успешного противостояния казанцам, поскольку под началом Махмуда и Якуба было около 3000 воинов.

Василий крепко выпил на пиру, поэтому проснулся после восхода солнца, отстоял заутреню, после чего снова отправился спать. Но поспать князю не удалось, пришла весть, что казанцы переправляются через Нерль. От Нерли до Спасо-Ефимиева монастыря рукой подать, поэтому Василий приказал срочно поднимать ратников по тревоге. Пока слуги облачали великого князя в доспехи, воеводы вывели войска из лагеря и выстроили в боевой порядок. Великокняжеская рать вышла на поле, оставила слева монастырь и двинулась навстречу татарам. Казанцы атаковали противника, но были отбиты с большими потерями, вторая атака закончилась так же неудачно, русские перешли в контрнаступление и обратили татар в бегство. Ночной хмель ещё не выветрился из голов князей и воевод, забыв обо всем, они устремились в погоню за разбитым, как им казалось, противником. Хотя не могли не знать о том, что враги хорошо умеют изображать притворное отступление и могут устроить ловушку потерявшим бдительность военачальникам. Русские воины без всякого порядка рассыпались по полю, дружинники начали грабить тела погибших в бою казанцев. Этим воспользовались Махмуд и Якуб. Они остановили бегущих с поля боя нукеров, сплотили их и повели в новую атаку. Третьего удара татар русские не выдержали и обратились в паническое бегство. Ивана Можайского сильно изранили в бою, сбили с коня на землю, но телохранители посадили князя на другого скакуна и тем самым спасли от смерти или плена. Был ранен Василий Серпуховский, вместе с князем Иваном он «в мале дружине утекоша» (68, 188). До конца сражались лишь Василий II и Михаил Верейский. Василий был ранен в руки и голову, его «тело все бито велми» (63, 65). Вместе с двоюродным братом Михаилом великий князь был взят в плен. С Василия сняли нательные кресты и отправили в Москву как доказательство его пленения. Татарская конница преследовала беглецов, множество русских воинов погибло в окрестностях Суздаля. Потери казанцев составили 500 человек (63, 65). Махмуд и Якуб расположились в Спасо-Ефимиевом монастыре, в течение трех дней грабили Суздаль и окрестные села, затем попытались захватить Владимир, но потерпели неудачу. Покинув пределы Московского княжества, ханские сыновья с богатой добычей вернулись в Нижний Новгород.

Главным виновником разгрома был Василий II, он командовал войсками и поэтому нес полную ответственность не только за себя, но и за действия подчиненных. Именно бездарное руководство войсками князя Василия привело к поражению, в любом другом случае итоги сражения могли быть другими. Устроив ночную пирушку, князь проявил невероятную беспечность и безответственность, во время битвы утратил управление войсками и не смог оперативно отреагировать на вражеский маневр. Несмотря на численное преимущество противника, у русских были неплохие шансы на победу, две атаки казанцев были успешно отражены. И только третий удар татарской конницы привел к поражению: «И яко сразишася дважды попоущению Господа Саваофа, и по умножению христьаньскому съгрешения, и яко сразишася в третии, и яша татарове князя великого Василья Васильевичя, с ним князя Михаила Андреевичя и бояр множество» (94, 145). Мало того, если бы великий князь протянул время и в течение суток не вступал в сражение, ему на помощь пришло бы войско служилого царевича Бердедата. В летописи четко прописано, что царевич «ту бо ночь в Юриеве начевал» (59, 112).

Последствия битвы под Суздалем оказались катастрофическим не только для Московского княжества, но и для Василия II лично. Как пишет новгородский летописец, «Отпусти цесарь Махмет князя великого Василья на Рускую землю и взя на нем окупа двесте тысяць рублев, а иное богъ весть да оне» (26, 426). Сумма колоссальная, способная подорвать экономику княжества. Удельные князья убедились в полной несостоятельности Василия как военачальника и политика, население Московского княжества увидело его неспособность защитить свою землю. Разгром великокняжеского войска под Суздалем, пленение Василия II и огромный выкуп, уплаченный за его освобождение, стали важнейшими причинами его падения. В 1446 г. великий князь был захвачен Дмитрием Шемякой и Иваном Можайским, ослеплен и сослан в Углич.

Весной 1449 г. Дмитрий Юрьевич предпринял попытку захватить Кострому, однако великокняжеские воеводы Федор Басенок и Иван Стрига-Оболенский отразили атаку. Узнав о действиях Шемяки, Василий II собрал полки и выступил на помощь Костроме. Не имея сил противостоять двоюродному брату, Дмитрий согласился на мир. Но в Москве и в Галиче понимали, как ненадежно это перемирие.

Зимой 1450 г. Василию II стало известно о намерениях Шемяки возобновить войну. Великий князь хотел идти на Галич, когда пришла весть, что Дмитрий неожиданно покинул свою столицу и увел рать на реку Обнору. Конечной целью похода Шемяки была Вологда. Московская рать выступила в поход и пришла на Обнору, Дмитрий Юрьевич был вынужден отступить в Галич. Василий с полками остановился в Железном Бороке, к западу от удельной столицы Шемяки. Отсюда великий князь хотел наступать на Галич. Ему было известно, что Дмитрий готовит город к обороне, «а людеи около его много, а город крепит и пушки готовит, и рать пешая у него, а сам перед городом стоит со всею силою» (81, 209). Ставки в предстоящем противостоянии были велики, решалась судьба Московского княжества. Василий II был лишен зрения и не мог вести рать на своего врага, поэтому великокняжеские полки возглавил Василий Иванович Стрига-Оболенский. Вместе с ним в поход шло «князеи и воевод многое множество» (81, 209). Следом за главными силами на Галич выступили отряды служилых татар во главе с царевичем Касимом.

27 января по льду реки Вёксы и Галичского озера московская рать подошла к Галичу. Дмитрий Шемяка занял позиции на высоком и вытянутом холме, который возвышался над городом и озером, подступы к возвышенности затрудняли овраги и буераки. Впоследствии этот холм получил в народе название Шемякиной горы. Численное превосходство москвичей Дмитрий Юрьевич уравнял выгодной позицией, чтобы вступить в боевое соприкосновение с противником, великокняжеским ратникам предстояло пробираться через заваленные снегом овраги и подниматься по крутым склонам холма. Шемяка решил дать бой от обороны и вынудить противника к активным действиям: «стояше на горе над городом со всею силою, не поступая ни с места» (81, 209). Перед Василием Оболенским стояла крайне сложная задача. Великокняжеская рать выстроилась в боевой порядок прямо на льду озера и двинулась в сторону горы, где стояли полки Шемяки. Московичи вышли на берег и стали пробираться сквозь дебри и овраги. Василий Оболенский опасался вражеской засады, но князь Дмитрий активности не проявил и продолжал выжидать. Он наделся, что когда после трудного перехода москвичи устанут, их удастся смять одним мощным ударом. Когда московская рать оказалась в непосредственной близости от Галича, со стен и башен города ударили пушки: «И начаша первое з города пушки пущати и тюфяки, и пищали, и самострелы, но ни во что же бысть им, божиею благодатию не убиша никого же» (81, 209). Оболенскому повезло, вражеская стрельба была безрезультатной. Выбравшись из оврагов, москвичи устремились вверх по склонам горы и атаковали галицкие полки. Первыми вступили в битву всадники царевича Касима, служилые татары ударили по правому крылу вражеского войска. Князь Василий Оболенский напал на полк левой руки, центр боевых порядков противника атаковал воевода Дмитрий Ряполовский. Шемяка повел галичан в контратаку, войска сошлись в прямом бою, началась рукопашная схватка, «и бысть сеча зла». Галичане попытались сбросить великокняжеских ратников с горы, но задние ряды москвичей подпирали стоявших впереди товарищей, московские полки устояли и продолжили наступление. Дмитрий Шемяка объезжал строй галичан и призывал воинов храбро сражаться, однако Оболенский продолжал наращивать натиск. В разгар битвы воевода Ряполовский ввел в сражение великокняжеский двор и прорвал центр боевых порядков противника. Началось истребление галицкой пехоты, Шемяка понял, что битва проиграна, и бежал с поля боя. Москвичи «многих избиша, а лутчих всех руками яша…. а пешую рать мало не всю избиша» (81, 209). Уцелевшие галичане бежали в город и приготовились к осаде, но были вынуждены сдаться, когда приехал Василий II. Дмитрий Юрьевич укрылся в Великом Новгороде.

Битва под Галичем подвела черту в длившейся с 1425 г. феодальной войне в Московском княжестве. И хотя Шемяка продолжил борьбу, её исход стал очевиден, окончательная победа Василия Темного не вызывала сомнений. В июле 1453 г. Дмитрий Шемяка был отравлен в Новгороде.

Великий князь сделал свою ставку в Яжелбицах, откуда открывалась дорога на Новгород. Василий отказался от прямого удара по городу, он обкладывал врага, как медведя в берлоге, и отправил 5000 воинов занять Старую Руссу. Отрядом командовали воеводы Федор Басенок, Иван Оболенский-Стрига, Семен Карамышев, Иван Ильин и Михаил Русалка. Под их началом была и конница служилых татар.

О дальнейших событиях есть два летописных рассказа, противоречащих друг другу – в Летописи Авраамки (68, 195) и в Воскресенской летописи (59, 146). Разбирать их отличия друг от друга не имеет смысла, гораздо логичнее эти свидетельства сопоставить и попытаться представить общую картину сражения. Москвичи захватили Руссу без боя, воины разбежались по улицам, начался повальный грабеж мирного населения. Жители города нападения не ждали, их застали врасплох, они не успели ни сами убежать, ни добро вывезти. О сопротивлении даже речи не было. Московские ратники и служилые татары до нитки обобрали горожан, после чего принялись грабить церкви: «и у святых церквей двери выломаша, и от икон круту отъимаша, и всякую утварь серебряную и златую и ларци разьбиша, и много зла учиниша» (68, 194). Погром был жуткий, захваченная добыча оказалась велика. Судя по всему, Василий II не ставил перед своими воеводами задачу удержать Руссу, в противном случае их дальнейшие действия выглядят странно. Московские военачальники загрузили телеги трофеями и отправили в Яжелбицы вместе с большей частью ратников. Сами остались в Руссе. Можно предположить, что воеводы решили разграбить окрестные селения и порадовать своего государя ещё большей добычей. Командиры распустили своих людей грабить деревни и села, в городе остались лишь «дети боарские с малыми людми, без коих нелзе быти им» (59, 145). В это время стало известно, что к Руссе приближается новгородская рать.

Информация о новгородском воинстве противоречива. В Летописи Авраамки говорится, что рать возглавили князь Василий Васильевич Шуйский (Низовский), посадник Иван Лукинич Щока, тысяцкий Василий Пантелеевич и новгородский боярин Есип Васильевич Носов. Как записал летописец, «не во мнозе силе бояре, и житьи люди, и молодых людей немного» (68, 194). Из текста следует, что новгородская рать была крайне малочисленна. Следом за главными силами из Новгорода выступил князь Александр Чарторыйский, однако по неизвестной причине задержался на Липне и не успел к сражению. В Воскресенской летописи приводятся конкретные данные о новгородской рати – 5000 человек. Главную ударную силу составляли тяжеловооруженные всадники в крепких доспехах с длинными копьями (59, 146). Ничего невероятного в этом нет, новгородцам вполне по силам было выставить такое войско. Русса имела стратегическое значение, её требовалось вернуть любой ценой, поэтому вряд ли правящая верхушка Новгорода отправила против московских воевод небольшой и плохо вооруженный отряд. По льду озера Ильмень и реки Полисть Шуйский незаметно подошел к городу и атаковал вражеское войско. Первый бой произошел на огородах у церкви Святого Ильи. Не ожидавшие нападения москвичи и служивые татары не выдержали слаженного удара новгородцев, потеряли 50 человек и побежали в Руссу. Воины Шуйского ворвались в город и погнали противника по улицам, попытки москвичей задержать врага успеха не имели, их быстро выбили из домов и дворов. Многие новгородцы слезли с коней, стали снимать одежду и доспехи с убитых татар и москвичей, остальные продолжили победоносное наступление.

Для московских воевод сложилась критическая ситуация, в их распоряжении было около 200 воинов. Мнения разделились, одни военачальники предлагали покинуть город, другие хотели сражаться, поскольку боялись гнева великого князя больше, чем гибели в бою. Чтобы не быть растоптанными вражеской конницей, москвичи отступили за плетень, где глубокие сугробы не давали новгородцам обойти их позиции. Отправив гонцов за помощью к отрядам, промышлявшим в окрестностях города, великокняжеские воеводы расставили людей на позициях и приготовились к бою. Московские ратники открыли стрельбу из луков по новгородским всадникам, однако стрелы отскакивали от прочных доспехов. И тогда кто-то из воевод приказал стрелять по коням. Под градом стрел лошади взбесились и начали метаться по полю сражения, сбрасывая всадников в сугробы. Во время этой атаки погибли бояре Есип Носов и Офонос Богданов. Новгородцы не могли достать укрытых за плетнем москвичей и служилых татар длинными копьями, не могли сдержать израненных стрелами коней: «и начаша стрелами бити по конем их, кони же их яко възбеснеша, и начаша метатися под ними и с себе збивати их» (59, 146). Атака новгородцев захлебнулась, некогда грозное войско превратилось в беспорядочную и неорганизованную толпу. Когда же из окрестных сел подошли московские отряды и ударили новгородцам в тыл, всё было кончено. Шуйский храбро сражался, однако не смог переломить ситуацию в свою пользу. Боярин Василий Казимир был ранен и сбит с коня на землю, но сумел выбраться из боя и на другом коне умчался в Новгород. Побежал Василий Шуйский, побежало всё новгородское воинство. В плен попали бывший посадник Михаил Туча, знатные бояре Труфан и Никита Фаустов. Пленников москвичи взяли мало, у воевод было недостаточно сил, чтобы организовать погоню. И только когда собрались все отряды, началось преследование разбитого врага: «биюще и грабяще и в плен ведуще» (59, 146). Утверждение Воскресенской летописи, что москвичи пришли в Яжелбицы «здрави вси» (59, 146), действительности не соответствует, только в бою у церкви Святого Ильи их погибло 50 человек. У новгородцев «раненых и битых много, и те прибежавше в Новгород и помроша, но не бояре, молодии люди» (68, 195). Итоги битвы подвел новгородский летописец: «Новгородцы пошли противу великого князя рати; и воеводы великого князя, князь Иван Васильевич Стрига з братиею, да Федор Басенок, да Иван Ильин, да Михаило Русалка, и иные многие воеводы били их под Русою, а Русу воевали, а князь велики стоял в Ажолбицах» (51, 491). После победы при Руссе Василий II продолжил наступление на Новгород.

Новгородцы были вынуждены заключить с великим князем невыгодный для себя мир и заплатить 10 000 рублей серебром. По Яжелбицкому договору 1456 г. жители города целовали крест Василию Темному и обещали «быти у него в послушании» (59, 146). Так был сделан первый шаг в подчинении Новгорода Москве.

Даниил Холмский распустил войска по новгородским землям и подверг их масштабному разорению. 24 июня войска Холмского и Палецкого разграбили Руссу, захватили множество пленников и стали обходить с юго-запада озеро Ильмень. В селе Коростынь Холмский приказал остановиться на отдых и разбить лагерь. Несмотря на свой богатый военный опыт, воевода не наладил дозорную службу, за что и поплатился – к московскому стану на ладьях подошла новгородская рать, незаметно высадилась на берег озера и ударила по вражескому расположению. Великокняжеские воеводы «оплошали» (22, 299). Холмскому удалось пресечь панику, восстановить порядок в войсках и нанести контрудар по противнику. Новгородская судовая рать была разбита, множество ратников погибло или попало в плен. Количество убитых новгородцев летописец определяет в 4000 человек (22, 415). Участь пленников была незавидной, им отрезали носы, уши, губы и отпустили в Новгород. Воинское снаряжение новгородцев москвичи утопили в озере, «ибо своих доспехов всяких довольно было» (22, 299). От пленников Холмский узнал о выдвижении из Новгорода к Руссе второй судовой рати. Новгородское войско на ладьях пересекло Ильмень, по рекам Ловать и Полисть подошло к Руссе и захватило город. Холмский и Палецкий развернули войска, подошли к Руссе и разгромили новгородцев. Летописец не указывает численность новгородского войска, лишь отмечает, что оно было вдвое больше разбитого под Коростынем. Зато воины владычного полка отказались выступить против Ивана III: «Владыка нам не велел на великого князя руки поднять, послал нас владыка против псковичей» (22, 313). Новгородская пехота под Коростынем и Руссой сражалась без поддержки конницы, что и привело к поражению. Одержав победу, московские воеводы не стали наступать на Новгород, а повернули полки на юго-восток и пошли к Демону-городку (Демянск). В боях с новгородцами московская рать понесла серьезные потери, в распоряжении Холмского осталось 4000 воинов «или мало больше» (79, 190).

29 июня Иван III во главе огромной рати вступил в Торжок, откуда повел полки на Новгород. 9 июля, когда великий князь находился около озера Коломно, к нему прибыл посланник Даниила Холмского и Федора Палецкого Тимофей Замытский. Иван Васильевич порадовался победам, но не одобрил отступления воевод. В Демон великий князь направил Михаила Верейского с сыном Василием, князю Холмскому приказал идти за реку Шелонь, куда должны были подойти псковские полки. Воевода оказался в очень сложной ситуации, потому что была вероятность встретиться с превосходящими силами противника. Что и произошло в действительности. Когда вечером 13 июля 1471 г. московские полки подошли к бродам на реке Шелонь, на противоположном берегу стояла многочисленная новгородская рать. Согласно Типографской летописи, численность новгородцев доходила до 40 000 человек (79, 190), по свидетельству В.Н. Татищева – до 20 000 (348). В любом случае, численное преимущество новгородцев над москвичами было подавляющим. В других компонентах новгородское воинство уступало своему противнику по всем статьям, боевой дух ратников был крайне низок, многие шли на войну против своей воли. Это были мастеровые и ремесленники, не державшие в руках оружия и не умевшие сидеть на лошади, отправившиеся на войну под угрозой расправы (22, 299). О ратном деле и воинской дисциплине эти люди имели смутные представления. Новгородские всадники гордо разъезжали вдоль берега, бранили московских воевод и князя Ивана, «яко пси лааху» (79, 190). Холмский и Палецкий пребывали в растерянности, их пугала огромная вражеская рать.

Утром лучники начали вялую перестрелку через реку. Новгородские воеводы были уверены в своем превосходстве над врагом, не обращали внимания на порядок и дисциплину в войсках, позволяли своим людям толпиться на берегу и высмеивать москвичей. В этот момент началась вражеская атака. Даниил Холмский и Федор Палецкий первыми въехали в реку и устремились на противоположный берег, личным примером увлекая за собой остальное воинство. Московская рать не могла сразу перейти через брод, поэтому многие воины погнали коней в реку, вплавь переправились через Шелонь и с боевым кличем «Москва!» (98, 196), бросились на врага. Нападение застало новгородцев врасплох, они не успели изготовиться к битве и построиться в боевой порядок. Яростный бой закипел на прибрежном песке, москвичи били врагов стрелами, поражали сулицами, кололи копьями, взбесившиеся лошади сбрасывали новгородцев на землю. Вольница сопротивлялась недолго, «мало щит подръжавше» (79, 190). Необученные военному делу люди не устояли перед слаженным ударом великокняжеских воинов, развернули коней и обратились в бегство. Холмский и Палецкий организовали преследование разбитого противника, служилые татары переправились через реку и гнали новгородцев двадцать верст. Многие израненные воины заблудились и погибли в лесах, утонули в речках и болотах. Пало 12 000 новгородцев, 2000 попало в плен. Среди пленников оказался практически весь высший командный состав новгородской рати – Василий Казимир, Дмитрий Исакович Борецкий, Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей и Василий Селезневы, Павел Телятев, Кузьма Грузов (22, 301). По свидетельству московского летописца, среди великокняжеских воинов погиб лишь один человек, что явно не соответствует действительности (79, 190).

Весть о победе Иван III получил 18 июля, когда находился в Яжелбицах. Путь на Новгород был открыт, новое войско правящая элита города уже не могла собрать.

Планируя войну с Новгородом, Иван III решил ударить сразу по двум стратегическим направлениям – непосредственно по Новгороду и по Двинской земле. Овладев Заволочьем, великий князь наносил чудовищный удар по экономике вольного города, лишал правящую новгородскую элиту ресурсов для продолжения войны с Москвой. Первый удар Иван III нанес по Заволочью руками своего младшего брата Андрея Вологодского, который отправил в район реки Кокшеньги своего воеводу Семена Федоровича Сабурова. Воины Сабурова разорили множество сел и погостов, захватили большое количество пленных и возвратились домой. Можно сказать, что это была разведка боем. 31 мая 1471 г. Иван Васильевич отправил в Вятку воеводу Бориса Тютчева-Слепца собирать войско и идти войной на Двину. Помчались гонцы в Устюг к великокняжескому наместнику Василию Федоровичу Образцу-Симскому с приказом выдвинуться в Заволочье на соединение с ратью Бориса Тютчева. Эти меры оказались своевременными, потому что Василий Шуйский с новгородским воеводой Василием Никифоровичем и двинским воеводой Игнатом Кашиным неожиданно выступили в поход на Устюг. Новгородскому наместнику удалось собрать 12 000 ратников, кроме воинов из Заволочья и региона Северной Двины, под его стягом шли новгородские и карельские отряды (98, 198). На ладьях и насадах воинство Шуйского двигалось по Двине, когда в устье реки Шиленги путь ему преградили судовые рати Василия Образца и Бориса Тютчева. Под командованием великокняжеских воевод было 3970 ратников, но их не смутило численное превосходство противника. Не имея возможности развернуть на реке множество ладей и насадов, Образец и Тютчев вступили в переговоры с Шуйским и договорились, что большая часть ратников будет сражаться на суше (78, 159). Оставшиеся на ладьях бойцы приготовились к битве на воде.

Сражение началось утром и продолжалось до самого вечера. Пешие рати сошлись на берегу в рукопашной схватке, на Двине и Шиленге вступили в бой ладьи и насады. Как записал летописец, противники бились «ступным боем великим, на воде в судах да пеши на сухое» (98, 198). Битва отличалась крайнм ожесточением, вятские и устюжские ратники храбро бились против новгородцев, карел, двинян и ополченцев Заволочья – «бысть им бои велик зело» (78, 159). В разгар сечи великокняжеские ратники дважды убивали у двинян знаменосцев и роняли вражеский стяг на землю, но оба раза знамя вновь взмывало над рядами двинских ополченцев. И только когда погиб третий знаменосец двинян, устюжские и вятские воины захватили вражеский стяг. После этого «двиняне взмятошася» (22, 302), дрогнули и начали отступать. Двинский воевода Игнат Кашин был убит, после его гибели войска окончательно пришли в расстройство. Согласно другой версии, воины двинского ополчения просто не захотели больше сражаться за новгородские интересы: «не тягнувши по князе по Василье Васильевиче и по воеводе по Васильи по Микифоровиче» (122, 167). Ситуацию усугубило ранение Василия Шуйского, князь был сражен стрелой, отнесен телохранителями на ладью и покинул место сражения. К вечеру новгородцы окончательно изнемогли под вражеским натиском, «не могуще ни рукою двигнути, ниже главу свою обратити» (98, 198). Началось бегство новгородского воинства, множество ратников утонуло в реке, немало попало в плен. По свидетельству летописца, в битве погибло пятьдесят воинов из Вятки и один устюжанин по имени Мигун (22, 302). В Устюжской летописи сообщается о гибели пяти устюжан. Учитывая продолжительность сражения, данная информация вряд ли является достоверной. Информация о новгородских потерях отсутствует, летописец констатирует, что «новгородскую силу побили, мало их осталось» (78, 159). Защищать Заволочье стало некому, войска Образца и Тютчева беспрепятственно разорили городки по Двине, разграбили деревни и села. С богатой добычей воеводы вернулись в Устюг и Вятку.

Триумф на Шелони ещё не гарантировал Ивану III безоговорочную победу над Новгородом, но после битвы на Шиленге исход войны стал ясен.

Расчет Ахмата оказался верен, противника удалось застать врасплох. В окрестностях города Алексин ордынские дозорные столкнулись с русскими сторожевыми разъездами. Спаслись лишь немногие ратники, остальные попали в плен. От этих беглецов и стало известно о вражеском нашествии. Рано утром 29 июля орда Ахмата подошла к городу Алексину.

Весть о вторжении Иван III получил в четверг 30 июля и «не вкусив ничто же» (80, 297) помчался в Коломну, где были сосредоточены главные силы русской рати. Великий князь отправил гонцов к младшим братьям с приказом выводить войска на берега Оки. Родственники откликнулись на его зов, в Серпухов повел рать Юрий Дмитровский, Борис Волоцкий прикрыл Козлов брод, Андрей Углицкий и Андрей Вологодский выдвинулись к Тарусе. Из Коломны Иван Васильевич отправился в Ростиславль, вместо великого князя в городе остался служилый царевич Даньяр (80, 297). Чтобы русские полки успели занять позиции вдоль Оки, требовалось время, но его у Ивана III не было. Единственным препятствием на пути Ахмата оставался город Алексин. Ситуация осложнялась тем, что город стоял не на левом, а на правом берегу Оки и не был прикрыт водной преградой. Алексин оказался не готов к обороне, «понеже не чим им битися, не бысть у них никакова же запаса: ни пушок, ни тюфяков, ни пищални, ни стрел» (78, 160). В довершение всех бед, гарнизон остался без командующего. Когда жители пожаловались Ивану III на отсутствие воинского снаряжения – «доспеху у них мало в городе» (92, 93), государь приказал воеводе Семену Васильевичу Беклемишеву покинуть Алексин и эвакуировать население, «осаду разпустити» (78, 160). Вместо того, чтобы выполнить поручение Ивана Васильевича, Беклемишев занялся вымогательством и взял с горожан пять рублей «посула». Когда же орда подошла к Алексину, воевода вместе с женой и слугами бежал за Оку. Семен Васильевич за время своего воеводства не только не удосужился подготовить вверенный ему город к обороне, но и покинул его при первых признаках опасности. Не исключено, что Иван III был вписан в эту историю задним числом, поскольку ордынцы осадили город 29 июля, а государь узнал о нашествии только на следующий день. Когда Беклемишев был уже на левом берегу Оки.

В отличие от воеводы, жители Алексина решили сражаться с ордой. Силы были неравны, против маленького гарнизона и горстки горожан действовало огромное войско. Штурмом руководил мурза Темир, один из лучших военачальников Ахмата. Не имея возможности вести бой на дальней дистанции, защитники Алексина встретили ордынцев на городских стенах. Рукопашные схватки продолжались до ночи, несмотря на колоссальный численный перевес, степняки так и не провались в город. Мало того, русские нанесли ордынцам серьезные потери: «убиша у них много Татар под Олексиным» (78, 160). Но и защитники изнемогали в борьбе: благодаря безответственности воеводы они не имели необходимого для обороны города снаряжения. На следующее утро, в четверг, Темир-мурза вновь отправил войска на приступ. Ордынский военачальник сменил тактику, не желая терять воинов в прямом бою, он приказал подвести под стены деревянный примет и поджечь. Горожане предпочли погибнуть в пламени, но не сдаться в плен. Их гибель была не напрасной, задержав орду на два дня, они позволили воеводе Петру Федоровичу Челяднину прикрыть войсками переправу через Оку. Вместе с Челядниным подвизался и беглый воевода Семен Беклемишев. В пятницу 31 июля Ахмат отправил своих воинов через брод на противоположный берег Оки; многие ордынцы переправлялись через реку на найденных в окрестностях Алексина челнах. Русские открыли по врагу стрельбу из луков, степняки понесли большие потери, но Ахмат погнал через реку новые сотни. Малочисленное войско Челяднина с трудом сдерживало натиск орды, через несколько часов боя у ратников стали заканчиваться стрелы. Ордынцы усилили натиск и прорвались на левый берег. Ситуация сложилась критическая, воеводы уже «бежати помышляху» (80, 297), как обстановка на поле боя неожиданно изменилась. С верховьев реки привел полк Василий Михайлович Верейский, из Серпухова подошел с ратью Юрий Дмитровский. Брат Ивана III был хорошим воеводой, степняки «бояхуся князь Юрья Васильевичя, понеже бо имени его трепетаху» (78, 161). Князья сразу повели своих людей в атаку и слаженным натиском опрокинули ордынцев в реку. Множество воинов Ахмата было перебито на левом берегу Оки, русские захватили все лодки, на которых степняки переправлялись через реку. Закрепившись на берегу, князья выдвинули вперед лучников, начался обстрел вражеского войска. Раздосадованный неудачей Ахмат отвел войско от реки. Когда из Коломны подошли служилые татары царевича Даньяра, хан осознал, что переправиться уже не удастся. Зрелище готовой к бою русской рати подействовало на Ахмата удручающе: «и видел многые полкы великого князя, аки море колеблющися, доспеси же на них бяху чисты велми, яко сребро блистающи, и въоружени зело» (80, 297). На правом фланге боевого порядка стояли полки Юрия Дмитровского, на левом расположилась конница царевича Даньяра. Русское воинство перекрыло все переправы через Оку от Коломны до Алексина, «с князем великым прямо его стояху противу на полтороустах верстах 100 000 и 80 000 князя великого силы роускыа» (42, 188). Ночью Ахмату доложили, что воины стали умирать от моровой язвы. Хан не выдержал, приказал сниматься с лагеря и под покровом темноты ушел в степь. Утром 1 августа от Оки отступили и ордынские отряды прикрытия. На шестой день похода войско Ахмата вернулось к своим кочевьям.

Поход хана Большой Орды на Москву закончился полным провалом. Спасли столицу героизм защитников Алексина, выигравших драгоценное время и доблесть ратников воеводы Петра Челяднина, удержавших броды до подхода подкреплений. В противном случае прорыв орды к Москве был неизбежен.

В Москве были своевременно извещены о продвижении степняков, горькие уроки 1472 г. пошли на пользу Ивану Васильевичу и его воеводам. Разобравшись в обстановке и оценив размер угрозы, великий князь приказал выдвигать полки к Оке, чтобы на этом рубеже остановить нашествие. «Пояс Богородицы» вновь должен был защитить Русь. В начале лета на Оку пришли рати Андрея Вологодского и Василия Верейского, 8 июня на защиту южных границ повел полки Иван Иванович Молодой, сын и наследник великого князя. Полки Андрея расположились в окрестностях Тарусы, преградив путь орде на этом направлении, войска Ивана Молодого прикрыли берег Оки в районе Серпухова. Ахмату удалось временно ввести в заблуждение великого князя о своих планах идти на Угру. Когда в Москве стало известно, что орда подошла к Дону, Иван III покинул столицу и во главе войск прибыл в Коломну. Случилось это 23 июля. Но поскольку Ахмат продолжал вести войско на запад, великому князю и его воеводам стал ясен замысел противника. Иван Васильевич приказал Андрею Вологодскому и сыну Ивану оставить позиции под Тарусой и Серпуховом, срочно идти к Калуге и занять рубеж на реке Угре (80, 327). На переправах и бродах ратники вбили колья, на берегу установили пушки. Орда уже шла по землям Казимира, миновала Мценск, Любутск, Одоев и подошла к Воротынску, где хан стал ждать своего литовского союзника. Однако король и сам не пришел и войск не прислал. Выполняя договоренности с Иваном III, крымский хан Менгли-Гирей вторгся в принадлежащую Казимиру область Подолии и опустошил регион. В этой ситуации король не рискнул идти на помощь Ахмату. Не дождавшись Казимира, хан повел орду к Угре.

Дальнейшие события получают у исследователей различную трактовку. Согласно Львовской летописи, Иван Васильевич приказал сжечь Каширу, покинул Коломну и в сопровождении князя Федора Палецкого «побежа на Москву» (72, 345). Сыну Ивану и воеводе Даниилу Холмскому государь приказал прибыть в столицу по первому зову. В Москве Иван Васильевич объявился 30 сентября, его приезд вызвал волнение среди посадского люда, «граждане роптаху на великого князя» (72, 345), обвиняли его в трусости. Выразил неудовольствие и ростовский архиепископ Вассиан. Разгневанный святитель заявил Ивану III, что «вся кровь на тебя падет христианская, потому что ты, выдав их, бежишь прочь, бой татарам не дав и не бившись с ними. Почему боишься смерти? Не бессмертен ты, человек, смертен, а до срока нет смерти ни человеку, ни птице, ни зверю. А отдай воинов под мое начало, неужели я, старый, спрячу лицо от татар?» (23, 435). Опасаясь народного недовольства, великий князь жил не в столице, а в Красном сельце, откуда и рассылал приказы. Население Дмитрова было выведено в Переславль-Залесский, великая княгиня Софья с детьми и государственной казной уехала на Белоозеро. Иван Молодой проигнорировал приказ родителя прибыть в Москву и остался на Угре: «Подобает мне здесь умереть, а не к отцу ехать» (23, 435). Поведение государя в эти судьбоносные дни летописец напрямую связывал с происками его советников, Ивана Ощеры и Григория Мамона: «Это были бояре богатые у великого князя, они не думали за христиан стоять и с татарами биться, а думали бежать прочь, а христиан выдать, обрекая тем на безвременную смерть бьющихся в бою, помня только о своем большом богатстве, женах и детях» (23, 435). Иван Васильевич не хотел покидать Красное сельцо и ехать на Угру, государь «едва умолен бысть» (72, 346) архиепископом Вассианом. Впрочем, Иван III мог появиться в Москве и по другой причине, поскольку в это время в столицу прибыли послы от его мятежных братьев. На переговорах удалось достигнуть компромисса, что было бы невозможно в отсутствие великого князя. Иван Васильевич получил благословение высшего духовенства, 3 октября покинул Москву и выехал на театр боевых действий. Великокняжеская ставка расположилась в Кременце (в наши дни село Кременское), откуда до Угры было около 60 км. Вместе с государем остались только его телохранители, всех приведенных из Москвы ратников Иван III отправил на Угру. Согласно свидетельству Вологодско-Пермской летописи, великокняжеская рать занимала берега Угры и Оки на протяжении 60 верст (81, 264).

8 октября к Угре подошли главные силы ордынцев, Ахмат не стал медлить и сразу отправил войска на захват бродов и переправ. Ханская конница устремилась на противоположный берег реки, но была встречена залпами пушек и пищалей, попала под обстрел лучников. Вбитые в дно колья затрудняли движение всадников, не давали степнякам прорваться к берегу. Нукеры ломали прикрывавший переправы палисад, не обращая внимания на потери, рвались на левый берег Угры. Навстречу ордынцам устремились русские ратники, на переправах завязались ожесточенные рукопашные схватки. Ахмат пытался нащупать слабое место в обороне противника, нанося удары на всем протяжении фронта великокняжеской рати. Основной натиск орды пришелся на полки Андрея Вологодского и Ивана Молодого. Четыре дня русские отбивали атаки степняков, понеся большие потери, Ахмат убедился в невозможности прорвать вражескую оборону и приказал войскам отойти от реки на две версты. Хан «ста в Лузе» и распустил воинов по владениям Казимира в поисках фуража и съестных припасов. Попытка Ивана III начать переговоры успеха не имела, хан решил вновь испытать военное счастье. Ордынцы стали форсировать Угру у Опакова Городища, где река извилиста и мелководна. Князья и воеводы стянули к месту возможного прорыва значительные силы и успешно отразили наступление. Отказавшись от лобовых атак, Ахмат стал ждать, когда Угра покроется льдом и конница сможет беспрепятственно перейти на вражеский берег. Летопись донесла до нас зловещие слова хана Большой Орды: «даст Бог зиму на вас, и реки все станут, ино много дорог будет на Русь» (72, 346). Но всё пошло не так, как надеялся Ахмат.

Зима наступила рано, ударили морозы, река стала замерзать. Удивительно, но данное обстоятельство испугало как русских, так и ордынцев: «бысть страх на обоих, едини других бояться» (79, 200). Опасения Ивана III и его соратников были вполне обоснованы, теперь ханская конница по льду Угры могла обойти русские позиции или прорвать растянутый вдоль реки фронт великокняжеской рати. Поэтому решение великого князя оставить берег Угры и собрать всю рать в Кременце выглядит стратегически правильным и обоснованным. Но затем государь приказал оставить Кременец и отступить к Боровску, «говоря, что «на этих полях будем с ними сражаться», а на самом деле слушая злых людей – сребролюбцев, богатых и брюхатых, предателей христианских и угодников басурманских, которые говорят: «Беги, не можешь с ними стать на бой». Сам Дьявол их устами говорил, тот, кто некогда вошел в змея и прельстил Адама и Еву» (38, 383). В эти судьбоносные дни Москва была охвачена страхом, люди боялись появления ордынской конницы под стенами столицы.

Страхи Ахмата были вызваны обстоятельствами иного свойства: «бяху бо Татарове нагы и босы, ободралися» (72, 346). Добывать продовольствие ордынцам становилось всё труднее, их кони отощали, воины оголодали, начались болезни. Большое сражение с московской ратью таило опасность для измученного долгим стоянием ханского войска. Поэтому Ахмат приказал отступать. Согласно Вологодско-Пермской летописи, орда стала уходить от Угры 8 ноября, в канун Михайлова дня, по свидетельству Московского летописного свода конца XV века, это произошло 11 ноября. Можно предположить, что 8 числа начался отход от реки главных сил, а 11 ушли отряды прикрытия. Всего во владениях Казимира ордынцы провели шесть недель и разорили 12 городов (81, 273). Ахмат был зол на короля за обман и приказал воинам на обратном пути грабить земли неверного союзника. Царевич Амуртоза попытался воевать на правом берегу Оки, но бежал при приближении полков Андрея Углицкого, Бориса Волоцкого и Андрея Вологодского.

Есть другая версия, объясняющая поспешное бегство Ахмата в степь. Когда орда шла к Угре, на военном совете у великого князя было предложено отправить по Волге судовую рать и «юрты Батыевы разорити» (71, 8). Речь шла о нападении на Сарай, столицу Большой Орды. Хан увел в поход на Русь практически всех воинов, защищать ордынские тылы было некому. И если рейд увенчается успехом, Ахмат получит сокрушительный удар: «дело добре, иже польза бысть ему велика» (71, 8). Великий князь согласился с доводами воевод и приказал готовить судовую рать. Возглавили поход воевода Василий Ноздреватый-Звенигородский и царевич Нур-Девлет, вместе с русскими ратниками против ордынцев шли воевать служилые татары. Великокняжеское войско спустилось на ладьях в низовья Волги и подвергло юрт Ахмата дикому погрому. Сопротивления не было, поскольку в орде остались лишь «женеск пол, стар и млад» (71, 8). Разорив вражеские земли, Василий Ноздреватый и Нур-Девлет с большим полоном и богатой добычей ушли на Русь. Когда об этом набеге стало известно Ахмату, хан был вынужден отступить от Угры. Данная информация присутствует только в «Истории о Казанском ханстве», летописцы её проигнорировали, приписав избавление Руси от Орды Божьему промыслу, а не стратегическим планам Ивана III. Хотя данный рассказ органично вписывается в общий контекст событий и не противоречит летописным свидетельствам.

28 ноября Иван Васильевич вместе с сыном, братьями и воеводами вернулся в столицу, противостояние с Ахматом закончилось убедительной победой московского князя. В отличие от Куликовской битвы, добыта она была малой кровью: «Бог человеколюбец светлую бес крове победу показа, паки пощаде нас» (78, 162). Стратегия Ивана III полностью себя оправдала: Ахмату не удалось повторить успех Тохтамыша. По итогам стояния на Угре Московская Русь полностью освободилась от ордынской зависимости. Для Ахмата поход обернулся катастрофой, авторитет хана как правителя и военачальника был капитально подорван. Вскоре он погиб в войне с ногайским ханом Иваком, а Большая Орда распалась.

События на восточных границах встревожили литовского князя Александра. Он отправил к Вязьме большое войско во главе с гетманом Константином Острожским, «с ним много князеи литовских и панов служилых» (92, 99). Узнав о походе Острожского, Иван III приказал Даниилу Щене-Патрикееву идти на помощь Юрию Кошкину-Захарьину. В распоряжении Даниила Васильевича были отборные войска, «с ним двор свои великаго князя, вси князя служебнии, и боляре, и дети боярския, и много силы с ними» (92, 99). Великий князь осознавал значение предстоящих боев и недаром передал в распоряжение воеводы свой двор. Щеня-Патрикеев привел своих людей на реку Ведрошь, где расположилась станом рать Кошкина-Захарьина раньше, чем подошел Острожский. Гетман имел смутное представление о реальной обстановке на театре военных действий, не знал, что к противнику подошли подкрепления.

Литовские войска находились в окрестностях Смоленска, когда Острожскому доложили, что малочисленная рать Кошкина-Захарьина стоит лагерем на реке Ведрошь. Точное местоположение этой реки неизвестно, летопись лишь констатирует, что сражение произошло «на реце на Ведрошы близ Елны» (79, 214). По одной из версий, Ведрошь протекала к югу от Дорогобужа, на это указывает маршрут движения литовского войска. Острожский объединил своё воинство с отрядами смоленского воеводы Станислава Кишки и выступил к Ельне, чтобы обходным путем выйти к Дорогобужу с юга. Здесь удача улыбнулась гетману, его людям удалось взять языка, сообщившего чрезвычайно важную информацию о Кошкине-Захарьине: «Третьего же дня пришли к нему на помощь другие большие воеводы, князь Даниил Васильевич Щеня и князь Иван Михайлович Перемышльский с многими другими воеводами и людьми, и что все они уже находятся в одном месте под Дорогобужем, и поэтому, если бы пришли ранее, то им было бы невозможно противостоять вам, теперь же знайте и хорошо подумайте, не ходите к ним, но отойдите назад, потому что вам нельзя биться с ними, так как их много, а вас против них очень мало» (116, 112). Вместо того, чтобы проверить полученную информацию, Острожский заявил, что не верит пленнику, приказал его повесить и продолжил движение к Дорогобужу. Точных данных о численности русских и литовских войск в источниках нет. В Хронике Быховца говорится о том, что «Литовского войска было не больше чем три с половиной тысячи конных, кроме пеших, а москвичей было сорок тысяч хорошо вооруженных конных, кроме пеших» (116, 113). Численность литовской армии сильно занижена, а русской рати – значительно завышена.

Литовское войско миновало селение Лопатино, когда Острожский узнал, что передовой русский отряд расположился в деревне Ведрошь. До вражеских позиций оставалось около двух миль, гетман остановил движение войск и собрал военный совет. Литовские командиры спешили скрестить сабли с московитами, поэтому решили идти вперед и атаковать противника. Вести разведку не стали, понадеялись «на божию помощь» (116, 112). Путь от Лопатино к деревне Ведрошь лежал через лес, но Острожского это не смутило, гетман горел желанием как можно скорее вступить в бой с противником. Из-за дождей дороги развезло, воинство Острожского увязло в грязи, две мили пути литовцы преодолели с большим трудом. Выйдя в поле, войска гетмана столкнулись с передовыми частями московской рати, завязалось сражение, в котором обе стороны понесли большие потери. Под вражеским натиском великокняжеские ратники стали отступать, перешли по мосту речку Ведрошь и влились в боевые порядки большого полка. Литовцы бросились преследовать, как им казалось, разбитого противника, быстро перешли на вражеский берег и вступили в бой с главными силами русских. Положение литовцев было сложным, за спиной у них находилась река, через которую был переброшен единственный мост. Гетман это понимал, поэтому приказал своим воинам идти в атаку, оттеснить русских от берега и занять более выгодные позиции. Москвичи устояли под напором литовских войск, битва перешла врукопашную: «бишась до шти часов обои полцы, имающеся за руки, сечяхуся» (92, 99). В решающий момент сражения великокняжеские воеводы ввели в бой засадный полк. Удар был неожиданный, русские прорвались к мосту и разрушили его: «сила пешая зашли да мост посекли» (92, 99). Литовцев охватила паника, их ряды смешались и пришли в полное расстройство. Не выдержав напора москвичей, воины Острожского обратились в бегство, множество беглецов утонуло в реке. Потери были огромные, «убиенных Литвы и Ляхов болши тритцати тысяч» (81, 294). Иные цифры литовских потерь приводит Новгородская IV летопись: «а на бою убили болши пяти тысячь человек» (49, 135). В плен попало 5000 литовцев, среди них гетман Константин Острожский, знатные паны Григорий Остикович, Литавор Хрептович, Николай Юрьевич Глебович, Николай Зеновьевич, пропал без вести пан Ян Петрович.

Битва на реке Ведрошь явилась переломным моментом в русско-литовской войне 1500–1503 гг., по её итогам едва ли треть земель Великого княжества Литовского отошла под руку Ивана III. Города Торопец, Масальск, Брянск, Стародуб, Чернигов, Путивль, Новгород-Северский и многие другие были потеряны князем Александром. Как заметил Сигизмунд Герберштейн, «Таким образом, одним сражением и за один год московит достиг того, чего великий князь литовский Витольд (Витовт) добивался в течение многих лет и с превеликими усилиями» (5, 67). С выводом немецкого дипломата невозможно не согласиться.

Гибель воеводы Ивана Бороздина в бою на реке Серице. Миниатюра из Лицевого летописного свода

Ландмейстер не сумел развить тактический успех в успех стратегический. Изборск отразил все атаки ливонцев, к Пскову прорваться не удалось, в войсках началась моровая болезнь, фон Плеттенберг был вынужден уйти в Ливонию. Для Ивана III поражение на Серице обернулась затягиванием войны с ливонцами и отправкой на северо-западный театр военных действий дополнительных воинских контингентов, необходимых в противостоянии с Литвой.

Победа Даниила Щени-Патрикеева и Александра Оболенского свела на нет все успехи фон Плеттенберга в летней кампании. Стратегическая инициатива в войне перешла к русским.

Первым в окрестностях города появился передовой отряд всадников под командованием князя Михаила Глинского. Князь вступил в переговоры со смолянами и попытался убедить жителей сдать город, но потерпел неудачу. У Глинского не было достаточного количества войск для осады и штурма города, он стал ждать подкреплений. Василий III старался действовать на опережение, пока главные силы русской рати шли к Смоленску, он отправил вперед войска под командованием Бориса Горбатого-Шуйского, Михаила Кислова Горбатого и Ивана Челяднина. 16 мая город был осажден (90, 168). 8 июня великий князь покинул Москву и отправился на войну. Летописец упоминает, что с великим князем было «бояр и детей боярских 220 человек» (99, 54). Вместе с Василием Ивановичем в поход пошли его братья Юрий и Семен. Блюсти Москву остался младший брат Андрей Иванович и государев зять царевич Петр, Дмитрию Ивановичу велено было быть в Серпухове. Василий III прибыл под Смоленск в июле «с многими силами и с великим нарядом пушечным и пищалным» (59, 255). По информации польского историка Матея Стрыйковского, у великого князя было триста пушек – «300 великих гармат» (115, 893), однако эти данные преувеличены в два раза. Смоленск был хорошо укреплен и мог выдержать длительную осаду: «град же, има твердость, стремнинами гор и холмов высоких затворено и за стенами великими укреплено» (59, 253). Меховский писал про «замок и город Смоленск, выстроенный из дуба и защищенный глубоким рвом» (21, 108). Высокие земляные валы были надежной защитой от московских ядер. Русские пушки были расставлены не только вдоль линии укреплений, но и за Днепром, чтобы обстреливать город со всех сторон. Василий III приказал «приступы великиа чинити без отдуха» (64, 19). Начался обстрел Смоленска, пушкари били по крепости каменными и огненными ядрами, в городе вспыхнули пожары, появились первые убитые и раненые. Смоленский наместник Юрий Сологуб повелел открыть ответный огонь, завязалась ожесточенная артиллерийская дуэль: «от пушечного и пищалного стуку и людскаго кричаниа и вополя, так же и от градских людей супротивного бою пушек и пищалей, земли колебатися и друг друга не видети, и весь град в пламени и курении дыма» (64, 19). Русский натиск не ослабевал, ядра били в городские укрепления, разрушали стены и башни, убивали воинов гарнизона, разбивали крепостные пушки. Жителей Смоленска охватил страх, однако гарнизон продолжал оказывать сопротивление. И тогда великий князь повелел усилить артиллерийский обстрел. 29 июля по приказу государя пушкарь Степан «удари по городу болшею пушкою» (92, 100). Чудовищной силы залп вызвал панику в городе, поэтому Сологуб приказал сосредоточить огонь крепостной артиллерии на «большой пушке». Из этой затеи ничего хорошего не вышло, от долгой стрельбы одно орудие разорвало, множество горожан и солдат погибло. Перезарядка «большой пушки» заняла три часа, затем Степан вновь выстрелил: «много ядер мелких собра, и окова свинцом, и удари в другои» (92, 100). Была убита масса народу, вновь погибли не только воины гарнизона, но простые жители города: «и бысть в городе скорбь великая» (92, 100). Когда Степан выстрелил из пушки в третий раз, боевой дух покинул жителей Смоленска, безнаказанный расстрел сломил волю горожан к сопротивлению. Что им было делать в сложившейся ситуации? Потери среди мирного населения страшные, город охвачен пожарами, помощи ждать неоткуда. Начались волнения; охваченные смятением смоляне стали убеждать наместника открыть ворота. Сыграли свою роль и происки агентов Михаила Глинского. Уступая давлению, Юрий Сологуб обратился к епископу Варсонофию с просьбой идти к великому князю и уговорить его прекратить обстрел. В сопровождении клира владыка вышел из города на мост и стал просить Василия III о перемирии до завтрашнего дня. Великий князь просьбу проигнорировал и приказал бить по Смоленску из всех орудий. У Сологуба не осталось иного выхода, как сдать город. 31 июля ворота Смоленска распахнулись, владыка Варсонофий в сопровождении архимандритов и игуменов во главе крестного хода вышел навстречу победителям (64, 19). Следом в окружении литовских воинов шёл Юрий Сологуб, местные дворяне и жители Смоленска. Воевода Даниил Щеня ввел в город московских ратников и стал приводить горожан к крестному целованию великому князю. На следующий день Василий III торжественно въехал в Смоленск.

Московит в военном наряде. Из книги Сигизмунда Герберштейна

Это был грандиозный успех великого князя, сумевшего сделать то, что не сумел сделать отец. Решающую роль в победе сыграла русская артиллерия, продемонстрировавшая высокие боевые качества. Великое княжество Литовское потерпело сокрушительное поражение, стратегический баланс на западных границах изменился в пользу Московской Руси.

С началом весны по приказу царя на восточные рубежи стали выдвигаться войска, царские рати сосредотачивались в Свяжске, Муроме и на реке Каме. Общая стратегическая ситуация была сложной, существовала реальная опасность вторжения на территорию страны крымского хана Девлет-Гирея. Это вынуждало Ивана Васильевича держать для охраны южных границ многочисленное войско. В Коломне стоял большой полк под командованием Ивана Мстиславского и Михаила Воротынского, полк правой руки под началом Петра Щенятева и Андрея Курбского занял позиции у Каширы (64, 184). 16 июня Иван IV со своим двором покинул Москву и отправился в Коломну. В селе Остров государь узнал от станичника Ивана Стрельника, что к рубежам Московского государства «идут многие люди Крымские» (64, 187). Крымчаки уже перешли через реку Северский Донец, но кто их возглавляет, хан или его сын, станичник сказать не мог. 19 июня Иван Васильевич прибыл в Коломну, где станичник Айдар Волжин доложил, что орда собирается идти на Рязань и Коломну. Русское командование оперативно отреагировало на эти сведения и расположило войска в окрестностях Коломны. Большой полк занял позиции под селом Колычевом, передовой встал у Ростиславля, полк левой руки расположился у села Голутвино. Если во главе орды Девлет-Гирей, то царь Иван решил вступить с ханом в битву, «умыслил с ним делати прямое дело» (64, 187). 23 июня к государю примчался гонец от тульского воеводы и сообщил, что крымские отряды выходят к Туле: «а чают: царевич и не с многими людьми» (64, 187). О том, где находится хан, известий по-прежнему не было. Иван IV отправил на помощь Туле полк правой руки, сам с главными силами выступил к Кашире.

Крымскую орду вел на Русь Девлет-Гирей, в рядах его войска были турецкие янычары, крымчаки везли с собой осадные пушки. Своим походом Девлет-Гирей хотел «смирить и устрашить царя и великого князя того лета не воевати Казань, да соберутца Казанцы с Крымцы и могут с нити братися» (71, 110). Начиная войну с Москвой, Девлет-Гирей пытался сорвать поход Ивана IV на Казань и тем самым помочь своему потенциальному союзнику. Весь расчёт крымского хана строился на том, что главные силы русской рати во главе с царем уйдут к Казани и южные рубежи Московского государства останутся без защиты. В этом Девлет-Гирея убеждали донесения лазутчиков: «Сказали ему в Крыму, что царь и великий князь со всеми людми в Казани» (64, 190). Реальность оказалась другой, пленники показали, что царь с полками стоит в Коломне и хочет вступить в битву с крымчаками. Хан испугался и хотел уйти в Крым, но возмутились мурзы и военачальники: «аще хощеши срам свой покрыти, есть у великого князя град Тула на Поле, а от Коломны за великыми крепостьми и лесы и далеко от Коломны, и ты учинишь тому, что и в Литве Бряславлю» (64, 190). Девлет-Гирей не смог противостоять мнению приближенных, развернул войска на юго-запад и устремился к Туле.

Передовой отряд крымчаков численностью 7000 всадников пришел изгоном к Туле во вторник 21 июня. Тульский воевода Григорий Иванович Темкин-Ростовский отправил к царю гонца с известием о приходе крымчаков и стал готовить город к отражению вражеского штурма. Тульский каменный кремль был мощным оборонительным сооружением и имел форму правильного прямоугольника, с проездными башнями на каждой стороне. Пятницкие ворота смотрели на запад, Ивановские – на восток, Одоевские – на юг, Водяные ворота выходили к реке Упе. Квадратная «Башня на погребу» служила местом хранения запасов пороха. Четыре угловые башни – Никитская, Ивановская, Наугольная и Спасская, где на верхних ярусах стояли затинные пищали, довершали систему укреплений. Гарнизон крепости был невелик, все способные носить оружие горожане встали на стенах и башнях кремля.

На следующее утро, в среду, к Туле подошла орда во главе с Девлет-Гиреем. Крымчаки с трех сторон охватили кремль, выдвинули вперед пушки и открыли огонь по крепости. Татарские лучники пускали зажженные стрелы, в сторону кремля летели каленые ядра, начались пожары, «в многых местах в городе дворы загорелися» (64, 189). Защитники бросилась тушить огонь, чем и воспользовался Девлет-Гирей, по его приказу на штурм кремля пошли турецкие янычары. По приставным лестницам янычары полезли на укрепления, татарские лучники прикрывали атаку. Со стен и башен ударили пищали, ратники и дети боярские поражали атакующих из луков, горожане сваливали на головы штурмующих камни и бревна, поливали врагов горячей смолой и кипятком. Ожесточенное сражение продолжалось весь день, защитники кремля, одну за другой отбивали атаки ханских войск и тушили пожары в кремле. Используя колоссальное численное преимущество, Девлет-Гирей наращивал натиск, посылая на штурм новые отряды воинов. Сражение не затихало ни на минуту, русские потеряли многих убитыми и ранеными, однако сдерживали вражеский натиск. Крымские пушки били по городским воротам, тяжелые створы были разбиты, ханская конница готовилась к прорыву в кремль. В этот критический момент женщины и дети заложили проезд в надвратной башне камнями и не дали противнику ворваться в Тулу: «И мало в ту нощь не взя град, всех бо уже градных боицев изби, и врата града изломи, но вечер приспе, и жены, яко мужи охоробришася и с малыми детми и врата камением затвердиша» (71, 111). Лишь глубокой ночью Девлет-Гирей приказал войскам отойти на исходные позиции, «и граду погани ничтоже успеша» (64, 189). Утром хан решил возобновить штурм. Воевода Темкин-Ростовский видел, как мало осталось способных держать оружие защитников, но сдаваться не собирался и был готов продолжать борьбу.

Ратники и горожане всю ночь простояли на крепостных стенах, опасаясь вражеской атаки, а на рассвете в Туле стало известно, что царь Иван Васильевич ведет полки на помощь городу. В крымском лагере шла подготовка к штурму, когда с башен Тульского кремля защитники увидели вдалеке клубы пыли. Это приближался полк правой руки Петра Щенятева и Андрея Курбского. Появление государевых людей настолько воодушевило защитников Тулы, что они пошли на вылазку. Крымчаков застали врасплох, они не ждали нападения и готовились к атаке на город. Через незаложенные камнем ворота ратники и дети боярские вышли из кремля и напали на вражеский стан. В этом бою участвовали и «жены въсприемше мужескую храбрость, и младые дети» (64, 190). Ханское войско охватила паника, которая усугубилась при известии о приближении русских войск. Девлет-Гирей испугался и бежал в степь. В бою погиб ханский шурин Камбирдей, туляки перебили множество крымчаков, захватили вражеские пушки, порох, ядра и стрелы. Подошедший к Туле полк Щенятева и Курбского занял позиции на месте вражеского лагеря. Убедившись в бегстве противника, воеводы бросились в погоню за крымчаками и разгромили орду на реке Шивронь. С остатками войска Девлет-Гирей ушел в Крым.

Героическая оборона Тулы имела огромное стратегическое значение, в случае успеха крымского хана поход Иван IV на Казань мог быть отложен на неопределённое время. Попытка Девлет-Гирея помочь казанцам закончилась полным провалом, руки у царя оказались развязаны и он смог направить на восток все силы Московского государства.

Главной проблемой для русских войск стала протяженность коммуникаций: главные базы в Муроме, Нижнем Новгороде и Васильсурске находились далеко от театра военных действий. В Москве сделали правильные выводы из предыдущих неудач и сумели решить проблему в кратчайшие сроки. 24 мая 1551 г. под руководством дьяка Ивана Выродкова на правом берегу Волги в 25 км. от Казани началось строительство крепости Свияжск. Стены и башни рубили в Угличе, после чего сплавляли по Волге до устья Свияги. Крепость была построена за четыре недели. Строительство Свияжска радикально изменило стратегическую ситуацию в регионе, под контролем царских воевод оказался правый берег Волги (Горная сторона), где проживали мордва и черемисы. В Свияжске была создана мощная военная база, опираясь на которую, Иван IV мог развивать наступление на Казань. В крепость свезли большие запасы продовольствия, воинского снаряжения, пороха и ядер. В начале лета 1552 г. в Свияжске стояли войска под командованием князя Александра Горбатого-Шуйского.

Русская рать шла на Казань несколькими маршрутами. Полки большой, передовой и левой руки двигались через Рязань и Мещеру. Остальные войска во главе с царем покинули Коломну и через Владимир пришли в Муром, куда во главе 30 000 воинов прибыл бывший казанский хан Шигалей (Шах-Али). Вместе с ним явились астраханские царевичи Кайбула и Дербыш-Алей, их войско насчитывало 20 000 нукеров (10, 409). В Муроме государь составил роспись воевод по полкам: «В болшом полку воеводы боярин Иван Федорович Мстиславский да слуга князь Михайла Воротынский. В передовом полку воеводы боярин князь Иван Иванович Пронский да князь Дмитрий Иванович Хилков. В правой руке воеводы, стояли на Кошире, боярин князь Петр Михайлович Щенятев да князь Андрей Михайлович Курбский. В левой руке воеводы князь Дмитрий Иванович Микулинский, да Дмитрей Михайлович Плещеев… а в сторожевом полку велел быти воеводам из Мурома боярину князю Василью Семеновичю Серебренаго да Семену Васильевичю Шереметева. В яртоулех были князь Юрьи Иванович Шемякин-Пронский да князь Федор Иванович Троекуров» (99, 135–136). Летописец приводит фантастические данные о численности русской рати: «Всего же во всех полках было тогда русской силы – благородных князей, и бояр, и великих воевод, и храбрых отроков, и крепких конников, и хорошо обученных стрелков, и сильных бойцов, облаченных в твердые панцири и доспехи, – триста тысяч, и пищальников – тридцать тысяч; судового войска – сто тысяч; и с касимовским царем Шигалеем, и с царевичами иноязычной татарской силы – служащих русскому царству князей и мурз, и казаков – шестьдесят тысяч; к этим же и черкас – десять тысяч, и мордвы – десять тысяч, и немцев, и фрягов, и ляхов тоже десять тысяч, помимо обычных воинов, конных и пеших, перевозящих снаряжение» (10, 411). По свидетельству князя Андрея Курбского, участника похода на Казань, полк правой руки насчитывал 12 000 всадников и 6000 пеших стрелков и казаков (11, 39), ертоул – 7000 воинов (11, 37), царский полк – 20 000 человек (11, 57). Сколько ратников было в остальных полках, Курбский не сообщает, хотя на основании его рассказа можно сделать вывод о том, что русская рать насчитывала 90 000 человек (11, 45). По его данным, в царском войске было 150 больших и средних пушек (11, 41). Переправившись через Оку, царская рать форсировала реки Теша, Алатырь, Сура и вышла к Борончееву городищу. Войско Мстиславского перешло Оку, Цну, Мокшу и 4 августа соединилось с полками Ивана IV. На следующий день объединенное войско продолжило поход и 13 августа подошло к Свияжску. В крепости уже была сосредоточена артиллерия и необходимое для осады снаряжение. 15 августа царские полки стали на ладьях форсировали Волгу. Первыми на левый берег высадились воины ертоула, следом стали переправляться воины передового полка. В этот момент казанский хан Едигер атаковал русское войско. Как пишет летописец, у хана было 50 000 воинов (10, 415). Едигер всё правильно рассчитал и нанес удар в тот момент, когда противник был наиболее уязвим. Ертоул продержался до прибытия передового полка, огнем из пищалей русские воины отразили все вражеские атаки. Бой на Царевом лугу, у Гостина острова продолжался три часа, за это время через Волгу переправились полки правой и левой руки. Когда казанское войско взяли в клещи, Едигер понял, что битва проиграна, и отступил в город. 17 августа Иван IV ступил на левый берег Волги, переправа продолжалась семь дней, но передовые русские части появились в окрестностях Казани уже 19 августа. Город располагался на возвышенности, был хорошо укреплен, мощные дубовые стены с 15 башнями и глубоким рвом служили Казани надежной защитой. Общая протяженность городских укреплений достигала 5 км. Речки Казанка и Булак, по словам Курбского, «сильно заболоченная и непроходимая» (11, 37) защищали подступы к крепости с северо-востока и юго-запада. Автор «Казанской истории» оставил подробное описание крепости: «Город же Казань очень-очень крепок: стоит он на высоком месте между двух рек, Казани и Булака, и огражден семью стенами из длинных и толстых дубовых бревен. Промежутки же между стенами засыпаны хрящом, и песком, и мелким камнем. Толщина стен со стороны рек Казани и Булака достигает трех саженей, и места эти неприступны. И, быстро двумя реками обтекши город с обеих сторон, сливаются воды у стен города в одну реку – Казань, и та река двумя устьями впадает в Волгу за три версты выше города – по реке той и назван город Казанью. Словно крепкими стенами, окружен был водами город тот, только с одной стороны – со стороны Арского поля, было небольшое место для приступа. Но в том месте городская стена была толщиною в семь сажень, и возле нее был выкопан глубокий ров» (10, 419). Гарнизон Казани насчитывал 30 000 хорошо вооруженных и обученных воинов (11, 39). Наиболее уязвимыми городские укрепления были со стороны Арского поля, но татарские военачальники постарались исправить этот недостаток. Они не стали сосредотачивать все силы в Казани, а выделили в распоряжение князя Япанчи 20 000 воинов и 2000 ногайцев, чтобы он атаковал с тыла вражеский стан. В глубине Арского леса, находившегося в 15 км. от Казани, была построена крепость, где и базировался отряд Япанчи. По замыслу казанских военачальников, русское войско должно было оказаться между молотом и наковальней. Узнав о приближении царской рати, казанцы сожгли посады и укрылись в крепости. Когда русские полки приблизились к Казани и стали по наведенным мостам переходить через речку Булак, Едигер вновь напал на вражеское войско. В этот раз хан бросил в бой 5000 конных копейщиков и 10 000 пеших лучников, «наши крепко сразились с ними, и бой был немалый» (11, 37). Вновь сказалось превосходство русских в огневом бое, стрельцы нанесли противнику значительный урон и отбросили в город. С казанских башен ударили пушки, но никакого ущерба противнику не нанесли.

23 августа Казань была взята в плотную осаду. Полк правой руки и войско Шигалея встали напротив Ногайских ворот, передовой полк и войска астраханских царевичей за речкой Булаком у Елбугиных и Кебековых ворот, ертоул занял позиции за Булаком, напротив Мураливых ворот. Полк левой руки стоял за речкой Казанкой у Водяных ворот, сторожевой полк также расположился за Казанкой у Царских ворот (10, 417). Иван IV с царским полком и войсками двоюродного брата Владимира Старицкого встал у Кабана озера. Вечером 24 августа случилась сильная буря, многие суда с припасами и воинским снаряжением затонули. Царь Иван срочно отправил в Свияжск людей за пополнением необходимых запасов для ведения осады. Иван Васильевич приказал везти из Москвы казну и припасы, поскольку «зазимовати хотяше тут» (64, 205). 25 августа ертаул и передовой полк бились с казанцами и загнали их обратно в город. 26 августа Иван IV приказал сооружать земляные укрепления у Царских, Арских, Алатыковых и Тюменских ворот. В этот же день царь повелел начать установку осадных тур (башен). Выполняя волю государя, князь Михаил Воротынский спешил половину всадников большого полка и приказал катить к стенам туры. В помощь Воротынскому Иван Васильевич направил отборных воинов из царского полка. Половина большого полка под командованием Ивана Мстиславского в полной боевой готовности ожидала вражеского нападения. Вечером русские двинулись к городу, впереди шли стрельцы и казаки, за ними катили туры, следом шли дети боярские во главе с Воротынским. В это время с башен Казани ударили пушки, татары пошли на вылазку и атаковали боевые порядки противника. Произошел жестокий бой, русские отбили атаку и загнали противника в город. Стрельцы и казаки прорвались к стенам, попрыгали в ров и оттуда били врагов из пищалей и луков. Дети боярские установили туры в 50 саженях от стены, Воротынский отозвав казаков и стрельцов, приказал им окопаться перед турами. Казанцы вновь пошли на вылазку, битва перешла в рукопашную, «и биющеся и за руки имася» (64, 206). После полуночи татары отступили в город. 27 августа боярин Михаил Морозов установил на турах пушки и начал обстрел Казани: «безпрестани по граду бити стенобитным боем» (64, 207). 28 августа князь Япанча вывел войско из леса и на Арском поле атаковал передовой полк. Сначала татарам удалось потеснить русских, но когда в бой вступил большой полк, Япанча был вынужден отступить. Русские продолжили устанавливать туры, всё ближе и ближе приближаясь к стенам Казани. Япанча попытался отвлечь на себя внимание и вновь вывел войско на Арское поле, однако в бой вступать не стал и ограничился демонстрацией силы. Общей ситуации это не изменило, русские продолжили осадные работы. Когда промежутки между турами были соединены частоколом, город оказался в тесной блокаде. Но главной проблемой для царских воевод оставался Япанча. По свидетельству Курбского, татары «урон наносили нам в людях и лошадях, когда ездили наши слуги добывать траву для лошадей, притом что командиры, охраняя их со своими полками, не всегда могли защитить их вследствие коварства басурман и стремительных, внезапных и быстрых их набегов» (11, 43). На военном совете у Ивана IV было решено разделить войско на две части, половину ратников оставить охранять пушки и туры, другую половину под командованием князя Александра Горбатого-Шуйского направить на борьбу против Япанчи. В общей сложности под командованием князя Александра было 30 000 всадников и 15 000 пеших стрельцов и казаков (11, 45). В операции участвовали воевода Петр Серебряный с детьми боярскими из царского полка, князь Юрий Шемякин-Пронский с воинами передового полка, стрельцы и отряды мордвы (64, 208) В ожидании противника русское войско укрылось за грядой холмов. На следующий день конные и пешие отряды Япанчи вышли из лесу и ударили по вражеским войскам. Русские отступили к обозу, татары кинулись их преследовать и оказались среди телег и повозок, где их конница пришла в совершенное расстройство. Воспользовавшись сумятицей в рядах противника, Александр Горбатый повел воинов в атаку. Япанча не смог перестроить войско, оказался отрезан от леса и потерпел сокрушительное поражение. На протяжении 15 верст русские преследовали разбитого врага, потери среди татар и ногайцев были чудовищные, около 1000 воинов Япанчи попало в плен (11, 45). Чтобы закрепить успех, 6 сентября Александр Горбатый и князь Семен Микулинский повели полки на Арскую крепость. Русские воины прорвались через наспех сооруженные татарами и ногайцами укрепления, разбили остатки войска Япанчи и вступили в опустевшую крепость – уцелевшие защитники разбежались по лесам. После этого воеводы в течение десяти дней собирали добычу и провиант в богатой местности, освобождали русских пленников и брали в плен жителей окрестных сел и деревень. Царский лагерь оказался надолго обеспечен продовольствием. Набег луговых черемисов, угнавших большое количество лошадей, общей стратегической ситуации не изменил, русские воеводы догнали грабителей, одних перебили, других взяли в плен. После разгрома Япанчи судьба Казани была решена.

Пока одни воеводы зачищали Арский лес, другие продолжали осаду города. 4 сентября военные инженеры Ивана IV сделали подкоп под башню около Муравлевых ворот, где находился потайной ход на берег реки Казанки. Здесь били ключи, из которых защитники брали воду. В подкоп заложили двадцать бочек пороху и взорвали, множество народу погибло от разлетевшихся во все стороны камней и бревен. В крепости начались проблемы с водой, что значительно ухудшило положение казанцев. Всё это время не прекращались обстрелы города, Арские ворота были разрушены до основания. Из-за непрерывной стрельбы русских пушкарей защитники не могли находиться на стенах, были вынуждены оставлять позиции и прятаться в укрытиях. Но пушки свои оставляли заряженными и как только русские приближались к городу, возвращались на стены и вели огонь по врагу. По приказу царя дьяк Иван Выродков выстроил осадную башню высотой в тринадцать метров. На башню поднялись стрельцы, «и взнесли на нее много наряду, полуторные пищали и затинные» (64, 211). В результате обстрелов с этой башни в Казани погибло 10 000 человек, включая мирное население (11, 51). Воевода Воротынский уверенно руководил наступлением на город, на его участке осадные туры всё ближе и ближе приближались к крепостным стенам. Татары пытались этому помешать, прорывали в земле ходы и потайные лазы, незаметно подбирались к вражеским позициям и вступали с русскими в рукопашные схватки. Бои отличались крайним ожесточением, в одной из схваток был ранен Михаил Воротынский, от неминуемой смерти воеводу спасли крепкие доспехи. В этом сражении получил рану в лицо воевода Петр Морозов, был ранен в грудь князь Юрий Кашин. Большой бой произошел у Збойливых ворот, казанцы и ногайцы пошли на вылазку и атаковали ертоул, но были отбиты пищальным огнем стрельцов. В пятницу 30 сентября царские инженеры привели в действие заложенные в подкопах заряды: «и взорвало тарасы с людми Казаньскими на высоту великую, и с высоты бревна падоша в город и побиша множество Татар» (64, 213). Атака на город началась спонтанно, русские ударили по Арским, Тюменским, Алатыковым и Царевым воротам. Татары ринулись в контратаку, рукопашные схватки закипели во рву, на мостах и в городских воротах. Русские пушкари продолжали вести стрельбу, превращая в развалины казанские укрепления. Войска князя Михаила Воротынского и окольничего Алексея Басманова поднялись на стены в районе Арских ворот и прорвались на улицы города. Воевода послал к царю за подкреплениями, чтобы развить успех, но царь Иван приказал ратникам отступить. Трудно сказать, чем было вызвано это решение. Возможно, Иван IV решил, что войско не готово к генеральному штурму, проявил осторожность и решил перестраховаться. Как бы там ни было, реальный шанс захватить Казань был упущен. Воротынский был вынужден отвести войска с городских улиц: «Воином же не хотяше отоити от поганых, но с нуждею отсылаше их» (64, 213). Дети боярские, стрельцы и казаки закрепились на захваченном участке стены и приготовились к отражению вражеских атак. Люди Воротынского и Басманова двое суток просидели на стенах, воины ждали, когда полки приготовятся к штурму. Горели мосты у Царских, Алатыковых и Ногайских ворот, пушки непрестанно били по городу. Беспрерывный обстрел своё дело сделал, пушкари «збиша до основания стену градскую» (64, 214). Защитники города напротив проломов сооружали деревянные укрепления, возводили насыпи и рыли траншеи. 1 октября царь приказал готовиться к приступу, ратники заваливали деревом и землей городской ров, изготавливали мостки для штурма. Попытка Ивана IV убедить казанцев сложить оружие успехом не увенчалась, битва стала неизбежной. В атаке на город должны были участвовать две трети русской рати, третья часть оставалась в резерве, «для охраны благополучия царя» (11, 51).

Атака на город началась 2 октября, за два часа до рассвета, когда был взорван подкоп в районе Арских ворот. Чудовищной силы взрыв разметал остатки стен, «и многие бревна и людей на высоту взметающе» (64, 216). Русские полки устремились на штурм. Защитники подпустили врагов поближе, а затем открыли ураганный огонь из пушек, пищалей и луков. Татары поливали государевых людей кипящей смолой, сбивали бревнами и камнями. Курбский вспоминал, что «густы были тогда стрелы, как частый дождь, а камней столь бесчисленное множество, что и воздуха не видно» (11, 53). Несмотря на яростное сопротивление, русские поднялись на стены и после отчаянной рукопашной схватки сбросили татар в город. Битва на улицах приняла ещё более ожесточенный характер. Ситуация усугубилась тем, что часть русских воинов занялась грабежом. Татары и ногайцы этим воспользовались, ударили в сабли и потеснили войска противника. Ситуация сложилась критическая, однако Иван IV по неизвестной причине уклонился от руководства боем. Сначала он слушал молебен в походной церкви, а затем со стороны наблюдал за штурмом. И тогда воеводы взяли государеву хоругвь, развернули её около Царских ворот Казани, «и самого царя, взяв за узду коня его, – волей или неволей – у хоругви поставили» (11, 55). Половина всадников из государева полка спешилась и ринулась в город. На узких улицах Казани разыгралось полномасштабное сражение, под натиском превосходящих сил противника татары стали отступать к ханскому дворцу. Последними очагами сопротивления стали мечети перед дворцом и сам дворец. Защитники мечетей полегли все до одного, после полуторачасового боя дворец был взят, хан Едигер попал в плен. Около 6000 татарских всадников попытались прорваться из города, но попали под обстрел русских пушек, а затем были разгромлены полком Петра Щенятева и Андрея Курбского. Казань пала.

Взятие Казани имело огромное значение для Московского царства. Победа была достигнута благодаря качественному и количественному превосходству русских в артиллерии и отличной работе военных инженеров, среди которых были иностранные специалисты. Как хан и военачальник, Едигер сделал всё возможное для защиты Казани. Другое дело, что силы противоборствующих сторон изначально были неравны.

Большим полком командовали главный воевода боярин Иван Васильевич Шереметьев Большой и окольничий Лев Андреевич Салтыков; передовой полк возглавили окольничий Алексей Данилович Басманов и Бахтеяр Зюзин; во главе сторожевого полка стояли Дмитрий Михайлович Плещеев и Степан Сидоров. Рать насчитывала 13 000 воинов (11, 79). Согласно Никоновскому летописному своду, «всех было с воеводами детей боярских 4.000, а с людми их и казаков и стрелцов и кошевых людей тринтцать тысячь» (64, 258). Воеводы должны были прийти на Мамаев луг и «промыслити над стада послати Крымские, а самим того беречи» (64, 256). Суть приказа была проста – захватить ханские табуны и при этом избежать столкновения с превосходящими силами противника. На первый взгляд, поставленная государем задача казалась второстепенной, в действительности всё было гораздо сложнее. Ханское войско было конным, захват многочисленных табунов наносил серьезный удар по боеспособности крымчаков. Предположительно, Мамаев луг находился в низовьях левого берега Днепра, что делало поход русской рати опасным предприятием.

2 июня рать Ивана Шереметьева покинула город Белёв и двинулась на юг по Муравскому шляху. Воевода тщательно соблюдал меры предосторожности, конные разъезды охраняли углубляющиеся в степь русские войска, «имеющи стражу крепкую и подъезды» (20, 140). 22 июня в верховьях рек Коломак и Мжа к воеводе Шереметьеву прибыл гонец от станичника Лаврентия Колтовского с тревожными вестями. Выяснилось, что крымский хан с большим войском переправился через речку Донец и собирается ударить либо по Туле, либо по Рязани. Шереметев отправил к царю гонца Ивана Дарина с донесением о сложившейся обстановке, а сам срочно развернул войска и по татарской сакме поспешил вслед за ханом. Воевода надеялся, что Девлет-Гирей «станет воевати и розпустит войну» (64, 257), т. е. оправит своих воинов грабить русские земли. И как только крымчаки потеряют осторожность, ударить всеми силами по не готовому к битве противнику. В любом другом случае шансы Шереметева на успех были невелики, у крымского хана было 60 000 воинов (64, 256). Вскоре воеводе стало известно, что Девлет-Гирей оставил всех запасных коней в лагере (коше) и пошел на Русь. Почему так произошло, пояснил Андрей Курбский: «Известно, что у крымского хана обыкновение в пяти– или шестидневных переходах всегда оставлять на всякий случай половину коней своего войска» (11, 79). Иван Шереметев воспользовался ситуацией и отправил на вражеский стан «детей боярскых многых» под командованием голов Ширяя Кобякова и Григория Желобова (64, 258). Общая численность отряда была 6000 человек. Рейд завершился успешно, было захвачено 60 000 коней, 200 аргамаков, 80 верблюдов и 20 пленников, от которых стало известно, что Девлет-Гирей решил напасть на Тулу. Об этом немедленно было доложено Шереметеву. Мы не знаем, действовали Кобяков и Желобов по приказу главного воеводы или сами проявили инициативу, но захваченные табуны они погнали по разным направлениям – в Рязань и в Мценск (64, 257). Шереметев лишился 6000 воинов и остался с половиной войска. Здесь воевода допустил ошибку, имевшую роковые последствия. Вместо того чтобы оставаться на месте и выполнить государев наказ не вступать в боевое соприкосновение с главными силами противника, он продолжил погоню за ханом.

28 июня Иван IV получил от Шереметева весть о походе крымчаков. Государь немедленно послал в Коломну воеводу Ивана Мстиславского «с товарищами», а 30 июня вместе с Владимиром Андреевичем Старицким и казанским царем Симеоном во главе полков сам отправился в Коломну. Здесь государю стало известно, что Девлет-Гирей идет на Тулу. Иван Васильевич поспешно выступил из Коломны навстречу крымчакам, под Каширой русская рать переправилась через Оку и продолжила движение к Туле. От пленников царю стало известно, что Девлет-Гирей узнал о выдвижении русских полков, испугался и спешно повернул назад. Иван IV отправил вперед передовой полк и приказал ускорить движение войск. На Стольце к государю прибыл гонец от Шереметева, доложивший об успешном нападении на крымский кош и захвате ханских табунов.

Иван Шереметев продолжал идти по следам крымчаков. 3 июля в полдень, в 150 верстах от Тулы, у села Судьбищи русская рать вошла в боевое соприкосновение с передовыми отрядами противника. Как писал тульский краевед И.Ф. Афремов, «Село Судьбище… лежит ныне в Новосильском уезде, близ большой елецкой дороги, на речке Любовши» (124, 138). И хотя воевода не ожидал встречи с вражеским войском, Шереметев сходу атаковал неприятеля и начал теснить крымчаков. Ожесточенные схватки продолжались до самой ночи, крымская конница была разгромлена наголову, победителям досталось знамя Ширин-бея, одного из главных военачальников Девлет-Гирея. Победа была убедительная: «передовой полк царев и правую руку и левую потоптали, и знамя взяли Шириньскых князей» (64, 256). И только теперь Шереметьев осознал, в каком сложном положении оказался, он не предполагал, что хан повернет назад, и не планировал встречаться в открытом бою со всей ордой. Опасаясь за исход завтрашнего сражения, он ночью отправил гонцов к Кобякову и Желобову с приказом немедленно возвращаться. Но из шеститысячного отряда в лагерь вернулось лишь 500 человек, остальные ушли к Рязани и Мценску. Совсем иная ситуация сложилась у крымчаков. Ночью с главными силами подошел Девлет-Гирей, теперь численный перевес над русскими был просто колоссальный. И все-таки хан не хотел вступать в бой, он боялся подхода русских полков во главе с Иваном IV. Здесь свою роль сыграл его величество случай. Во время боя в плен попали два русских дворянина, один из них под пытками рассказал, что у Шереметева очень мало бойцов, поскольку половина войска ушла отгонять захваченные у хана табуны. Девлет-Гирей изменил мнение и решил наутро атаковать русских.

Для Шереметева всё складывалось плохо, это понимал он сам, это понимали и его подчиненные. Опасаясь вражеского прорыва, кошевые увели обоз в дубраву, под прикрытие оврагов и буераков, где и сделали засеку: «в баераке едином обсекошася» (20, 141). Семь тысяч русских воинов были готовы противостоять шестидесятитысячной орде. На рассвете Иван Шереметев не повел своё немногочисленное войско в атаку. Крымчаки были поражены мужеством главного воеводы: «Некто безбожный, – неверный, который по своей кабаньей отважности, собачьему бешенству, называемый Шеремед (человек-лев), с своими чертями собратьями облили головы правоверных железным дождем и помёл огненными метлами свинца» (124, 139). Битва продолжалась до полудня, Шереметев мощным ударом смял крымскую конницу и погнал её в сторону ставки Девлет-Гирея: «Один хан ещё держался с янычарами (было их с ним около тысячи с ружьями, и пушек немало» (11, 81). Здесь конные дети боярские попали под плотный вражеский огонь, смешали ряды и стали отступать. Шереметев был ранен, под главным воеводой подстрелили коня и скакун сбросил всадника на землю. Раненного Шереметева дети боярские увезли в обоз, русское войско осталось без командующего. Крымская конница вернулась на поле боя и рассеяла дезорганизованных вражеских всадников. Катастрофа была неминуема, но ситуацию спасли окольничий Алексей Басманов и Степан Сидоров. Воеводы примчались в дубраву и велели «тут бити по набату и в сурну играти» (64, 257). Около 5000 детей боярских, боевых холопов и стрельцов услышали призыв и укрылись в обозе. Басманов и Сидоров пресекли панику, организовали оборону и расставили людей на позициях. Огнем из пищалей и стрельбой из луков русские встретили вражескую атаку. Три раза крымчаки штурмовали засеки и три раза отходили с большими потерями. В бою был ранен Степан Сидоров, пуля попала ему в колено, другую рану воевода получил от копейного удара. Перед восходом солнца битва затихла, крымчаки отступили на исходные позиции. Девлет-Гирей хотел продолжить битву на следующий день, но когда узнал от пленных, что Иван IV находится в Туле и должен прибыть на место сражения, испугался и приказал уходить в степь. О потерях крымчаков информация отсутствует, летописец только отметил, что «Шереметев со товарыщи побил многых лутчих людей, князей и мурз и ближних людей» (64, 261). Согласно Никоновской летописи по Академическому списку, в битве погибло 325 детей боярских и 34 стрельца, о том, сколько пало «боярских людей», информации нет (64, 258). В Никоновской летописи по Синодальному списку присутствует другое свидетельство – детей боярских погибло 2000, стрельцов 34, а боевых холопов и кошевых 5000 (64, 258). Остатки войска Алексей Басманов привел в Тулу, Степана Сидорова увезли в Москву, где через пять недель храбрый воевода умер от ран.

Иван IV щедро наградил участников битвы. Несмотря на отдельную тактическую неудачу, стратегическая цель была достигнута, поход Девлет-Гирея на Русь был сорван.

Московитский всадник. Из книги Сигизмунда Герберштейна

У русских тоже не всё было благополучно, война на два фронта не позволяла Ивану IV послать в Ливонию дополнительные войска: «опытных военачальников и полководцев отправляли против крымского хана охранять свои рубежи, а вместо них приходилось посылать против лифляндских крепостей неопытных и не привыкших к военному делу, постольку не раз наши были разбиты немцами, и не только равными отрядами, но уже от малого числа во многом числе убегали» (11, 107). Но пришло время, когда Иван IV решил покончить с Ливонской конфедерацией. В идущей на Феллин рати «воинов было больше тридцати тысяч конных и десять тысяч стрелков и казаков, сорок больших пушек и других пушек около пятидесяти, которыми подавляют пушечный огонь из крепости, из них самые маленькие по полторы сажени» (11, 109–111). Наступление на Феллин было решено вести с двух направлений. Главные силы под командованием Мстиславского должны были выйти из Дерпта (Юрьев) и двигаться к замку вдоль реки Эмбах, северного берега озера Вырцярв и по берегам речки Тенназильм (Тянассильма). Пушки и ядра сплавлялись на судах по рекам и озерам. Второй отряд должен был подойти к Феллину с юга: А к городу Вильяну посылано город осадити, посылки на три полки: В болшом полку воевода Василий Иванович Барбошин. В передовом полку Дмитрий Григорьев сын Плещеев. В сторожевом полку Василий Борисов сын Сабуров» (99, 191). Всего под командованием князя Барбошина было «12 000 легких всадников» (147, 15). Информация о том, что князь Василий выступил в поход из именно Дерпта, присутствует в Русском летописце: «августа в 17 день, прислали ко царю и великому князю из Ливонские земли бояре и воеводы князь Иван Федорович Мстиславской да князь Петр Иванович Шуйской и все воеводы князя Ондрея княже Василева сына Репнина, а писали, что посылали из Юрьева в посылку в головах князя Василия Ивановича Барбашина и иных голов к городу к Велиану» (13, 143). Рать Мстиславского медленно продвигалась к Феллину, но вскоре воеводам пришлось ускорить движение войск. В замке была сосредоточена вся орденская артиллерия, «большие картауны, которые по большой цене доставили из-за моря, из великого города Любека, от своих германцев, и все множество пушек» (11, 107). Стало известно, что фон Фюрстенберг намерен отправить пушки и казну в приморскую крепость Гапсель. Мстиславский решил ему помешать и отправил вперед князя Андрея Курбского с передовым полком. Воеводе удалось опередить фон Фюрстенберга и перекрыть дорогу на Гапсель. После Ильина дня (20 июля), к Феллину подошла рать Ивана Мстиславского и взяла замок в осаду. По свидетельству Бальтазара Руссова, произошло это «в ночь на день Mapии Магдалины» (106, 392), т. е. 22 июля. В русском лагере не знали, что ливонцы готовят контрнаступление. Ландмаршал Ордена Шалль фон Белль, бауский фогт Генрих фон Гален и кандауский фогт Христоф фон Зибург собрали войско и выступили из замка Рекот (Трикатен) к замку Гельмет (Хелме), чтобы оттуда идти на помощь гарнизону Феллина. В это время рать Василия Барбошина шла на Феллин, обходя озеро Вырцярв с юга. Этот путь был длиннее, чем путь полков Мстиславского, зато князь мог перехватить ливонские отряды, идущие на помощь осажденному замку. Что и произошло 2 августа в окрестностях замка Эрмис: «И князя Василия встретили, не дошед Велиана, немцы, маистровы воиводы, ландмаршалка с товарыщи, а с ним же все собрание немецких людей Ливонские земли» (13, 143). Причем как для русских, так и для ливонцев встреча оказалась неожиданной.

2 августа князь Барбошин остановил своё усталое после длительного перехода войско и приказал разбить лагерь на краю леса, в пяти верстах от замка Эрмис. Стреножив коней, ратники расположились на отдых. Привал был сделан на вражеской территории, поэтому воевода принял усиленные меры предосторожности. Пять сотен бойцов были выставлены в боевое охранение, конные разъезды прочесывали окрестности. Они и не подозревали, что недалеко находится лагерь ландмаршала. Вскоре один из русских разъездов столкнулся с тремя десятками рейтар фон Белля и после короткой перестрелки с ливонцами обратился в бегство. Восемнадцать рейтаров поспешили к ландмаршалу с вестью о появлении противника, остальные устремились по следам беглецов и наткнулись на русское боевое охранение. После чего развернули коней и помчались в свой лагерь. Когда фон Белль узнал, что впереди находится несколько сотен русских, то решил атаковать вражеское войско. И хотя Курбский пишет, что ландмаршал был «человек храбрый и опытный в военном деле», Шалль фон Белль допустил грубейшую ошибку. Вместо того чтобы перепроверить полученную информацию и получить достоверные сведения о противнике, он приказал идти в наступление. В бой ландмаршал повел пять сотен немецких рейтаров и пять сотен пеших кнехтов (11, 111). Был полдень, когда ливонцы напали на русское боевое охранение. Войска смешались в ближнем бою, началась рукопашная схватка. Василий Барбошин быстро разобрался в обстановке, поднял воинов по тревоге и отправил подкрепление бойцам охранения. После чего подозвал проводников и приказал провести всадников через лес, в тыл ливонцам. Конная рать обошла место сражения, развернулась в боевой порядок и ударила по противнику. Грамотно используя численное преимущество, русские смяли вражеские ряды и взяли ливонцев в кольцо. Начался разгром войск Ливонской конфедерации: «И князь Василей тех людей всех побил, и воевод немецких, ла(нд) маршалка с товарыщи, пяти человек людей немецких живых взяли, и к ним прислали болших людей» (13, 143). Фон Белля захватил слуга Алексея Адашева, вместе с командующим в плен попали 11 командоров и 120 рыцарей, «не считая прочих» (11, 111). По свидетельству Франца Ниенштедта, «было убито до 500 немцев» (25, 30). Аналогичную цифру называет и Бальтазар Руссов. Узнав о поражении, из немецкого лагеря убежала охрана и прислуга, полевая армия Ливонской конфедерации была уничтожена.

Причина разгрома проста – непродуманное решение фон Белля и его военачальников атаковать численно превосходящего противника: «так как они получили ложное известие, что неприятель не особенно силен, то они были окружены большой толпой неприятеля, пересилены и более 500 из них избито» (106, 391). После победы Барбошин повел полки к Феллину: «Да побив тех людей, шел в город Вилиане» (13, 143). Через четыре недели замок пал, фон Фюрстенберг попал в плен. Вскоре Орден прекратил своё существование.

Вооружение русского всадника. Из книги Сигизмунда Герберштейна

Падение Полоцка нанесло сильнейший удар по Великому княжеству Литовскому, общая стратегическая обстановка резко изменилась в пользу Московского государства. Это был личный триумф царя как военачальника и политика, именно он возглавлял рать во время похода и осады Полоцка. Решающую роль в падении города сыграла артиллерия и мастерство русских пушкарей, продемонстрировавших высочайшее знание своего дела. Взятие Полоцка сопоставимо с взятием Казани, это был наивысший успех Ивана IV в годы Ливонской войны. Литва оказалась на грани военной катастрофы и была вынуждена заключить с Польшей Люблинскую унию, образовав единое государство, Речь Посполитую.

Пока Ревелем владели шведы, завоевания государя в Эстляндии были под ударом. Решение о походе на Ревель царь Иван принял в сентябре 1576 г. (99, 273). За неделю до Рождества полки должны были собраться в Великом Новгороде. На войну отправились московские и новгородские дети боярские, отряды служилых татар, возглавили рать Иван Федорович Мстиславский и Иван Васильевич Шереметьев Меньшой. У воевод имелся большой опыт в осадном деле, Бальтазар Руссов пишет, что Шереметьев был «лучший воин московита, обещавший великому князю или взять город Ревель или не явиться живым перед его лицом» (107, 257). Русское воинство насчитывало 50 000 человек при 29 больших, средних и легких пушках, на каждое тяжелое орудие приходилось 700 ядер. Упоминаются и «4 тарана, которыми бросали каменные массы в 225 фунтов». Кроме того, было 2 большие мортиры, 5 малых мортир и 6 мортир для стрельбы раскаленными ядрами, которых было 2000. Для остальных мортир боезапас доходил от 1500 до 2000 ядер (107, 265–266). В обозе везли 2000 бочек пороха (107, 258). Зима была очень суровой, выступив в поход в декабре, царская рать появилась в окрестностях Ревеля лишь ночью 22 января. На следующий день город был взят в осаду, перебежчики указали воеводам слабые места в системе укреплений. Русские возвели пять лагерей, вырыли окопы, установили на позициях пушки.

О том, что Иван IV отправит зимой рать на Ревель, в городе стало известно ещё осенью, поэтому у шведов было время хорошо подготовиться к обороне. Продовольствия было заготовлено на целый год, городские стены и башни дополнительно укреплены, крепостная артиллерия увеличена. Руководили обороной шведский военачальник Гинрик Клаусен Горн и его сын Карл Гинриксен. Общая ситуация складывалась не в пользу русских: «И хотя у московита было много орудий перед Ревелем, однако в городе и в замке Ревеле было орудий в пять раз больше» (107, 258). Огромное значение шведы придавали пожарной безопасности, под угрозой наказания горожанам приказали убрать с чердаков сено и солому. Теперь на каждом чердаке полы были выложены каменными плитами и засыпаны толстым слоем земли, были заготовлены мокрые воловьи шкуры и стояли бочки с навозом, чтобы тушить каленые ядра. Конная стража постоянно объезжала город и следила, куда падают зажигательные ядра. Был набран отряд из четырех сотен крестьян, которые должны были тушить пожары.

Первое столкновение произошло 2 января, шведы совершили вылазку, но были отбиты пушечным огнем. Русские продолжали возводить вокруг Ревеля систему укреплений, в общей сложности было построено 35 блокгаузов и 626 тур, наполненных землею (107, 266). Пушки начали бить по городу через неделю после начала осады, особенно мощный артиллерийский обстрел Ревеля был ранним утром 27 января. Завершился он безрезультатно, один сгоревший дом нельзя занести в актив царским пушкарям. Как оказалось, каленые и каменные ядра не могли причинить большого вреда ни городским строениям, ни укреплениям. На следующий день шведы ходили на вылазку и захватили пленника, от которого получили важные сведения о вражеской армии. 3 февраля шведские кнехты вновь пошли на вылазку и захватили неприятельскую пушку. Русские продолжали совершенствовать укрепления вокруг Ревеля, делая ставку на разрушительную мощь артиллерии, а не лобовые атаки. Постепенно приближаясь к стенам города, государевы люди поставили новое укрепление из тур и стогов сена, «под высоким ронделем пред кузнечными воротами у горы св. Тенниеса» (107, 260). Это встревожило Горна. 7 февраля под прикрытием крепостных пушек отряд из кнехтов и местных крестьян атаковал русские позиции и выбил государевых людей из нового укрепления. Шведы подожгли сено, возник пожар. В этом бою был смертельно ранен пушечным ядром воевода Шереметев: «…на выласке немъцы убили боярина и воеводу Ивана Васильевича Шереметева» (89, 227). Воевода умер на третий день после ранения, тело его было отправлено в Москву. На следующую ночь русские вновь заняли укрепление. Пока в течение многих дней шла артиллерийская дуэль между шведами и русскими пушкарями, отряд служилых татар по льду залива совершил набег на Финляндию и захватил множество пленных. Но это был лишь частичный успех, не влиявший на ход осады. Длительный обстрел каменных укреплений не принес русским успеха, не удалось ни разрушить башни, ни сделать пролом в стенах (107, 261). Вскоре массированный обстрел прекратился, теперь русские лишь изредка стреляли по городу из больших пушек. Попытка подвести под стены подкоп также закончилась провалом. Разочаровавшись в успешном исходе осады, один знатный татарский мурза перебежал к шведам и рассказал о положении дел в русском лагере.

Клаусен Горн по-прежнему придерживался тактики активной обороны и 16 февраля шведы в очередной раз ходили на вылазку. На следующий день Мстиславский приказал бить по городу из всех орудий, но вновь не достиг успеха. Попытка начать с ревельцами мирные переговоры провалилась, осада продолжалась. Главный воевода приказал сосредоточить огонь на орудийной башне Кик-ин-де-Кекен и разрушить её. Обстрел продолжался в течение суток, четырехметровые стены выдержали попадания ядер, лишь с одной стороны был сделан небольшой пролом. 7 марта 40 кнехтов и несколько гофлейтов[10] снова ходили на вылазку под прикрытием крепостных пушек. Ночью русские обстреляли городскую гавань, сожгли ревельские и шведские корабли, нанеся значительный урон противнику. 9 марта 400 пехотинцев и 100 всадников вновь атаковали русские позиции. Пока шло сражение, крепостная артиллерия так сильно била по вражеским укреплениям и окопам, что русские пушкари не рискнули открыть ответный огонь. Вскоре воеводы получили приказ царя Ивана об отступлении и начали уводить войска от Ревеля. Первыми покинули лагерь 3000 детей боярских, ушли мастера, ведущие подкопы, были увезены самые большие орудия. Ночью 11 марта русские войска оставили укрепления на горе святого Тенниеса, перешли в лагерь у верхней мельницы, откуда ушли 13 числа. Укрепления и лагеря Мстиславский приказал сжечь. Количество погибших защитников города Бальтазар Руссов определил в 90 солдат и ополченцев, так же было убито 20 мирных жителей (107, 266–267). Вражеские потери Руссов обозначил в 3330 человек.

Главной причиной фатальной неудачи войск Ивана Мстиславского было подавляющее превосходство шведов в количестве орудийных стволов. Поэтому артиллерийскую дуэль царские пушкари безнадежно проиграли, даже раскаленные ядра не принесли городу существенного урона. Как записал летописец, «видя воеводы, что град тверд, и пошли прочь» (89, 193). Осада продолжалась семь недель. Поражение под Ревелем оказало негативные последствия на дальнейший ход войны, шведы удержали плацдарм в Эстляндии и в любой момент могли перейти в контрнаступление.

Проблемы начались практически сразу после начала похода: «И как воеводы пришли в Полчев, и писали государю, что итти не с кем: людей мало» (89, 193). Многолетняя война за Ливонию привела к разорению страны, многие дети боярские уклонялись от участия в боевых действиях. Столкнувшись с нежеланием воевод продолжать поход, Иван IV отправил в войска дворянина из Слободы Данилу Салтыкова, с приказом контролировать действия военачальников. В ответ от воевод пришла отписка, что «никако итти нельзе з большим нарядом» (89, 193). Это была отговорка, на самом деле всё обстояло иначе. Вместо того, чтобы исполнять свои обязанности, воеводы начали выяснять, кто из них знатнее. Князь Тюфякин затеял местнический спор с князьями Палецким и Хворостининым, князь Сицкий – с князьями Шереметьевым и Татевым, князь Татев бил царю челом на Федора Шереметьева, князь Палецкий жаловался на князя Сицкого. Подгонять воевод поехал всесильный царский дьяк Андрей Щелкалов, «канцлер великого князя и его знатнейший советник» (107, 302). В конце октября царская рать подошла к Вендену «с осадными пушками, картаунами и мортирами» (107, 301) и взяла город в осаду. Начался обстрел замковых укреплений, но время было упущено. В течение пяти дней пушки громили стены и башни Вендена, «по городу били и выбили стену» (147, 311). До приступа дело не дошло, в русском лагере стало известно, что к замку приближается вражеская армия.

Командующий польскими и литовскими войсками гетман Андрей Павлович Сапега не имел достаточно сил, чтобы встретиться с русскими в открытом бою. Когда на помощь Сапеге пришли литовские и ливонские отряды Матвея Дембинского и Николая Корфа, объединенное войско стало насчитывать всего 2000 человек. И здесь гетману неожиданно повезло, поскольку поблизости оказались шведские войска под командованием генерала Юргена Бойе. Три эскадрона шведских и немецких гофлейтов, три небольших подразделения шведских кнехтов и маленький отряд кнехтов из Ревеля – вот и всё, чем располагал Бойе (107, 300). Исходя из сложившейся обстановки, шведский военачальник предложил Сапеге объединиться против русских и напасть на общего врага. Гетман принял предложение и через три дня повел войска к Вендену. Шведский лагерь находился в трех милях от осажденного замка, отсюда Бойе планировал развивать наступление на позиции русских.

Вечером 20 октября поляки и литовцы прибыли в шведское расположение. За несколько часов до восхода солнца Бойе и Сапега вывели войска из лагеря и начали выдвигаться к Вендену. Во время марша солдаты слышали грохот русских пушек и видели пролетающие в черном небе раскаленные ядра. Когда до замка оставалась одна миля, путь союзникам преградила быстрая и глубокая речка Аа (Говья). На противоположном берегу появился русский отряд, но шведы выдвинули к реке пушки и открыли стрельбу. Под прикрытием артиллерии союзники начали переправу, кнехты сели на коней позади гофлейтов и быстро перебрались через реку. Помолившись, шведы, поляки, литовцы и ливонцы пошли в атаку. Царские воеводы отправили в бой дворянскую конницу и служилых татар, завязалось большое сражение. На стороне русских была выгодная позиция и численное преимущество, на стороне шведов – высокая дисциплина и отличная выучка пехоты. Ливонцы сражались за свою землю, поляки и литовцы стремились спасти укрывшихся в замке соотечественников. Союзники успешно отбивали вражеские атаки, не выдержав накала битвы, татары обратились в бегство. Бои продолжались до самого вечера, с заходом солнца русские отступили в свой лагерь. Союзники предприняли попытку прорваться во вражеское расположение, но попали под плотный огонь русских пушек и были вынуждены отвести войска. Бойе и Сапега всю ночь продержали своих людей в боевых порядках, опасаясь каких-либо действий со стороны противника. Гетман и генерал хотели на рассвете продолжить сражение. Здесь им улыбнулась удача, в русском лагере воцарились смута и смятение, поскольку воеводы не могли договориться о дальнейших действиях. Неожиданно главный воевода Иван Голицын, князь Андрей Палецкий, окольничий Федор Шереметьев и дьяк Андрей Щелкалов покинули расположение войск (101, 160) и увели с собой всю конницу (3, 36). Впоследствии, их поведению была дана соответствующая оценка: «А иные воеводы тогды з дела побежали, а товарыщов своих бояр и воевод выдали и наряд покинули» (101, 160). Немногочисленная пехота и пушкари остались без прикрытия. Когда рано утром союзники атаковали русский лагерь, оставшиеся верными долгу воеводы пытались организовать сопротивление. Пушкари вели меткий огонь из орудий по наступающему врагу, когда же шведы, поляки и литовцы ворвались на позиции, вступили с ними в рукопашную схватку. Многие пушкари погибли в бою, некоторые повесились на стволах орудий (3, 37). Союзники одержали полную победу.

Укрепления Полоцка. Гравюра по рисунку С. Пахоловицкого

В битве русские потеряли 6000 воинов, «пало двадцать два человека из знатнейших вождей московита» (107, 302). На поле боя погибли воеводы Василий Сицкий и Михаил Тюфякин, Василия Воронцова застрелили из замка, сложил свою голову Данила Салтыков. В плен попали воеводы Петр Татев, Петр Хворостинин, Семен Тюфякин и дьяк Андрей Каблуков. В русском лагере союзники захватили «14 орудий большего калибра, картаун и шланг, 6 мортир и несколько полевых орудий» (107, 302). Иные данные приводит Разрядная книга: «А наряду взяли: Волка да 2 Девки, да Змей перновский, да 3 верховых, да 7 полуторных, да 3 скорострельных» (101, 160). Кроме того, шведы захватили 1000 коней. Информация Руссова, что союзники потеряли лишь 100 человек, вряд ли соответствует действительности.

Иван Голицын и прочие беглецы укрылись в Вольмаре и окрестных замках. В Пискаревском летописце присутствует информация, что «государь на них положил гнев свой и опалу» (89, 193). Но повлиять на ситуацию это не могло, после битвы под Венденом в Ливонской войне произошел коренной перелом.

26 августа передовые отряды Замойского вступили в боевое соприкосновение с противником, во время осмотра городских укреплений в плен едва не попал командир венгров Борнемисса. Вечером войска Замойского подошли к Великим Лукам, лагеря короля и гетмана находились по обе стороны реки Ловати. На следующий день Баторий устроил смотр своей армии, 28 числа в лагере ожидали послов Ивана IV, поэтому осадные работы не велись. 29 августа королевские солдаты стали рыть траншеи и возводить шанцы, венгры вели работы с западной стороны крепости, поляки – с восточной стороны. На следующий день осаждавшие продолжили работы по укреплению лагерей, плели шанцевые корзины и углубляли рвы. В полдень русские сделали вылазку из крепости, напали на лагерь Замойского, разогнали отряд из двух сотен пехотинцев и захватили королевское знамя. 31 августа солдаты Батория закончили рыть траншеи и окопы, установили набитые землей плетеные туры, выкатили на позиции 18 осадных орудий. На рассвете 1 сентября венгры и поляки начали обстрел крепости. Король опасался удара вражеских войск со стороны Торопца и приказал окружить лагеря телегами и окопать рвом. Утром 2 сентября венгры калеными ядрами подожгли одну из крепостных башен, однако пожар не разгорелся, огонь лишь тихо тлел, что позволило защитникам быстро его потушить, несмотря на вражеский обстрел. Русские пушкари метко били по вражеским позициям, в этот день королевская армия потеряла 200 человек убитыми и ранеными (28, 198). 3 сентября обстрел Великих Лук продолжился, ядра сбивали со стен и башен куски дерна, разбивали деревянные укрепления. Вскоре одна из башен загорелась, русские бросились тушить огонь, но венгры усилили обстрел из пушек, гаковниц и ружей, нанесли защитникам большие потери и не дали потушить разгорающиеся пламя. Под прикрытием артиллерии, венгерские пехотинцы переправились через реку, добрались до горевшей башни и стали отдирать укрывающий её дерн. Кирками и лопатами венгры подкапывали стену, чтобы заложить пороховой заряд и взорвать башню. Со стен стреляли из пушек и пищалей, лили кипяток, бросали камни и заостренные колья. 12 солдат было убито, многих ранили и Борнемисса был вынужден отправить через реку ещё 200 воинов. Русские открыли со стен стрельбу и тогда, Замойский предложил защитникам сдать крепость. Получив отказ, гетман приказал продолжать штурм. На рассвете 4 сентября венграм удалось заложить в подкоп порох, от взрыва разметало дерн, башня вспыхнула ярким костром. Несмотря на стрельбу со стороны противника, русские не дали огню распространиться по крепости, к вечеру башня полностью сгорела. Пошел дождь и окончательно потушил пламя. Атаковать пролом венгры не решились, путь в город им преградил высокий вал и глубокий ров. Вечером 40 польских добровольцев с факелами в руках устремились к восточным воротам, выходившим к реке, чтобы поджечь надвратную башню. Солдаты стали подкапывать вал и откопали старую бойницу, через которую русские стали колоть поляков длинными пиками и бросать в огонь мокрые воловьи шкуры. Ляхи перехватили пять копий руками, захватили двадцать воловьих шкур и сумели поджечь деревянную стену. Огонь разгорался медленно, но в полночь подул сильный ветер, пламя вспыхнуло и охватило значительный участок стены. Попытки защитников потушить пожар успеха не имели. Через два часа Баторий и Замойский подняли войска по тревоге и приготовились к штурму. Конница осталась в лагере, пехота заняла окопы и стала подбираться к крепостным стенам. Но русские поставили в проломах множество пушек, открыли огонь по противнику и не позволили врагам войти в крепость. Огонь продолжал распространяться, поляки, венгры и литовцы кидали в пламя большие куски серы, ускоряя распространение пожара. Загорелась церковь, вспыхнули строения внутри крепости, запылали стены и башни. За час до рассвета половина укреплений была в огне, защитники стали кричать, что сдаются, и прекратили стрельбу. По требованию Замойского воеводы вышли из крепости, лишь Иван Воейков остался с воинами гарнизона. Баторий приказал пехоте в город не входить и приказал гетману принять меры к тушению пожара. Когда из ворот вышло около 500 человек, Замойский отправил 50 гайдуков вынести из крепости порох и вывести пушки. В это время лагерные слуги и челядь решили, что начинается грабеж города, ворвались в Великие Луки, где начали убивать и грабить русских. Следом за ними хлынули венгерские пехотинцы, произошло масштабное избиение мирного населения и воинов гарнизона. Королевские военачальники не смогли остановить подчиненных и уехали из обреченной крепости. Увлеченные грабежом и убийствами, солдаты забыли о пожаре, огонь подобрался к пороховому складу, произошел чудовищной силы взрыв, погубивший 200 захватчиков. Сгорела крепостная артиллерия, арсенал, казна, запасы продовольствия, погиб Иван Воейков, «мертвых… лежали повсюду огромные кучи» (3, 141). Баторию досталось пепелище.

Падение Великих Лук открыло польско-литовской армии путь во внутренние области Московского государства.

После взятия Полоцка и Великих Лук перед королем открылись дороги на Псков и Новгород. 20 июня королевская армия выступила в поход на Псков. Её численность определяется в 47 000 воинов, из них 27 000 наемников (130, 265) и 20 осадных орудий (28, 301). Псков был одной из сильнейших крепостей Русского государства. Город был построен на месте слияния рек Псковы и Великой, имел четыре оборонительные линии – Большой (Окольный) город, Средний (Застенье) город, Довмонтов город и Кром (Кремль). Стены и башни Пскова строились из камня, лишь стена Окольного города вдоль реки Великой была деревянной. Башни имели по несколько ярусов (этажей), высота крепостных стен доходила до 6,5 м толщина от 4 до 6 м. Река Пскова делила Окольный город на две неравные части, район на правом берегу назвался Запсковье. Протяженность укреплений Окольного города с 37 башнями и 48 воротами достигала 10 км. Псковский гарнизон насчитывал 2500 стрельцов, 1000 всадников, 500 донских казаков (154, 243–244) и около 12 000 вооруженных горожан (28, 301). Главными воеводами были Василий Федорович Скопин-Шуйский и Иван Петрович Шуйский, донскими казаками командовал атаман Михаил Черкашенин. По росписи Разрядной книги, за оборону Большого города отвечали Василий Скопин-Шуйский и Андрей Хворостинин, в Среднем городе командовали Иван Шуйский и Владимир Бохтеяров, в Запсковье – Никита Очин-Плещеев и Василий Лобанов (101, 176). Незадолго до вторжения Батория, Иван IV вызывал в Москву Ивана Шуйского, воевода подробно докладывал государю о подготовке города к обороне. На прощание царь произнес: «С тебя одного подобает спрашивать мне за всю службу, а не с других товарищей твоих и воевод» (36, 549). Шуйский вернулся в Псков, наделенный особыми полномочиями. 21 августа пала крепость Остров, передовые части Батория появились в окрестностях города и остановились на расстоянии трех пушечных выстрелов от линии укреплений. По приказу воевод был сожжен посад, население укрылось за крепостными стенами.

26 августа к Пскову подошли главные силы польско-литовской армии во главе с Баторием. Королевские солдаты приступили к осадным работам, но попали под мощнейший огонь крепостной артиллерии и были вынуждены отступить. Всю ночь псковские пушкари били по вражескому расположению из больших орудий и заставили короля перенести лагерь. Несмотря на обстрел, 1 сентября поляки и литовцы начали копать в сторону города траншеи, пять длинных и семь поперечных. В этих окопах были устроены большие и маленькие землянки (36, 563), где расположились солдаты и командиры. 4 сентября у Покровской башни и Свинузских ворот были установлены осадные туры, за рекой Великой оборудованы артиллерийские позиции и установлены пушки. Воеводы разгадали замысел Батория, по которому главный удар наносился на участке между Покровской и Свинузской башнями. За каменными укреплениями началось строительство деревянной стены, но её не успели закончить к началу штурма. Ответственным за этот участок обороны был назначен воевода Андрей Хворостинин. 7 сентября начался обстрел города, пушки гремели целые сутки, к утру Покровская башня была разрушена, наполовину была разбита Свинузская башня, в стене возник пролом в 50 м шириной. В пятницу 8 сентября королевские войска пошли на приступ. Волны поляков и литовцев захлестнули пролом, тяжеловооруженные королевские пехотинцы захватили Покровскую и Свинузскую башню. Увидев развивающиеся над башнями венгерские и польские знамена, Баторий отправил на помощь своим воинам 2000 отборных солдат. Но прорваться в город не удалось, воины гарнизона и псковичи стояли насмерть у деревянной стены, поражая из пушек и пищалей вражеское воинство. Русские пушкари «из огромной пищали «Барс» ударили по Свинузской башне» (36, 543), верхние ярусы обрушились, множество вражеских солдат погибло. Стрельцы и дети боярские заложили под основание башни порох, и произвели подрыв, нанеся врагу чудовищные потери: «литовские воины смешались с псковской каменной стеной в Свиной башне и из своих тел под Псковом другую башню сложили» (36, 577). В этот критический момент псковское духовенство вышло с иконами к пролому, вселив в защитников уверенность в победе. Иноки Арсений Хвостов, Иона Наумов и игумен Мартирий, в прошлом дети боярские, повели бойцов в контратаку. Вместе с мужчинами в бой шли псковские женщины, в едином порыве защитники Пскова выбили из пролома королевских солдат и отогнали их от стен города. Засевших в Покровской башне поляков и литовцев взорвали порохом. Войска Батория отступили на исходные позиции. В этой битве русские потеряли 863 человека убитыми и 1626 ранеными, у короля погибло 5000 воинов (36, 585). После этой неудачи Баторий приказал вести в сторону города подкопы и взорвать стены. Началась подземная война, в которой королевские инженеры потерпели поражение – 23 сентября два подкопа псковичи перехватили и уничтожили, остальные семь обрушились сами. Через месяц, 24 октября была предпринята попытка поджечь город калеными ядрами, но она не имела успеха. 28 октября поляки попытались кирками и ломами разбить стену от Покровской угловой башни до Водяных Покровских ворот, но натолкнулись на ожесточенное сопротивление. Воинов короля расстреливали из пищалей, поливали смолой, кипятком и дегтем, забрасывали кувшинами с порохом и зажженным льном, цепляли длинными кнутами с крюками. С большими потерями враги отошли от стен. По подсчётам А.В. Волкова в течение осени и зимы королевские войска 31 раз ходили на приступ, но так и не добились успеха (130, 276). Частые вылазки гарнизона наносили полякам и литовцам большой урон. Последний мощный штурм произошел 2 ноября, когда Баторий отправил войска на штурм по льду реки Великой, однако метким огнем из пушек и пищалей защитники отбили атаку. Вскоре в Псков прорвался отряд стрелецкого головы Федора Мясоедова. Неудачи остудили воинственный пыл Батория, 6 ноября королевские солдаты покинули окопы и увезли с позиций осадные орудия. Польско-литовская армия отказалась от лобовых атак и перешла к блокаде города. Наступила зима, положение осаждающих резко ухудшилось, солдаты замерзали, начались проблемы с продовольствием, в лагере было много больных и раненых. В этой обстановке Баторий передал командование войсками гетману Замойскому и уехал в Вильно. Вместе с королем ушли наемные контингенты, армия под Псковом значительно сократилась, в ней росло недовольство затянувшейся кампанией. У гетмана не было денег на выплату жалованья, началось массовое дезертирство из армии.

Комплекс снаряжения и вооружения стрелецкого сотника XVII в.

Под Псковом армия Стефана Батория потерпела крупнейшее стратегическое поражение. У короля не было возможности продолжать войну, он был вынужден пойти на мирные переговоры с Иваном IV. 15 января 1582 г. был подписан Ям-Запольский договор. По его условиям, царь отказывался от Ливонии и выводил войска из городов и замков страны, Баторий возвращал Ивану Васильевичу захваченные русские города. 4 февраля остатки польско-литовской армии отступили от Пскова, и ушли в Литву.