— Горят? — после того, как я включал лампы, отец задавал этот вопрос чуть ли не раз в полчаса, до того момента, пока не засыпал у себя на койке.

— Горят. Да и кому они нужны сейчас? Корабли не плавают. — я всегда садился ужинать у окна, чтобы в поле зрения был маяк.

— Не ходят! — поправил меня папа.

— Без разницы. Я тут почти два месяца живу, ни одного не видел. Кому мы светим каждую ночь?

— Ниче ты не понимаешь, Павел. Хорошо, что не заходит никто в наши воды. Нечего им тут делать, Крепские скалы шутки не шутят. Маяк не ищет кого бы спасти, он просто светит.

— Знаю, пап. Просто когда корабль видишь, то вспоминаешь, что не один в этом мире.

Отец кивнул и похлопал меня по плечу, подбодрив, затем допил кружку чая с вареньем из шиповника, налил еще одну порцию, и уселся на лежак. Он всегда пил по две кружки, только так его нервы успокаивались.

— Могу тебя обратно на большую землю вернуть, если тяжко. Только после штормов уж, они скоро совсем придут. Транспортной связи не будет, месяцок – другой.

Но домой, в тесную дядькину коммуналку, возвращаться не хотелось совсем. Он постоянно пил, приводя домой таких же алкашей, только ещё и подозрительных. Поэтому после того, как закончил школу, я сразу же уехал к отцу.

Папа ложился очень рано, еще до наступления темноты. Спал он на спине, поэтому громко храпел, мешая заснуть. Сколько я его не толкал, он так и не поменял позу. В таких случаях я обычно уходил к маяку, прихватив с собой пару теплых свитеров и спальный мешок. На цокольном этаже маяка стояла небольшая скамейка, на которой я умудрялся лечь так, чтобы было удобно. Одну кофту сворачивал и подкладывал вместо подушки, другую надевал на себя, чтобы не замерзнуть во сне.

Я лежал и слушал грохот прибоя. Волны разбивались о скалы с какой-то маниакальной силой, будто желая разрушить их, и осыпались мириадами капель у подножия. Вода хотела затянуть все в свою темную, холодную глубину, только сделать ей это было не под силу – наше сооружение возвышалось на тридцать четыре метра над уровнем воды. Прибой успокоил мои мысли, и я быстро отключился.

Во сне я сидел в фонарной комнате маяка и вглядывался вдаль, высматривая на горизонте хотя бы мачту, трубу, если уж не целый корабль. Солнце было ещё высоко, царила странная тишина. Неожиданно до меня добрался прохладный ветерок, заскочив под кофту. Откуда-то появились тучи, сгущающиеся чернотой. Волны стали злее бросаться на скалы, бились о камни с оглушающим звуком. Отец не разрешал находиться внутри маяка, когда начиналась плохая погода, поэтому я встал, собираясь спуститься по лестнице, но ее нигде не обнаружил.

С неба рухнул ливень, забарабанив по прохудившейся крыше, спустя минуту вода просочилась и закапала уже в помещении. Загудел ледяной ветер, море закипело ещё сильнее, теперь уже поднимая огромные валы, направляя их в сторону скал.

Картина эта была одновременно и пугающей, и завораживающей. Я почувствовал “запах бури”, как говорил отец. Соленый, морской воздух защипал в носу.

Послышался шепот. Среди неразборчивой речи я совершенно точно расслышал слова “голодный” и “помоги мне”. Будто волны пытались мне что-то сказать. А может быть, голос этот исходил из самых темных глубин.

Я проснулся от того, что скрипнула дверь. Вскочил и увидел в проходе папу, скрестившего руки и ухмыляющегося.

— Ну, где же еще тебе быть. — пробасил он, нарочито выделив “еще”.

— Ты храпел, а я из-за этого не мог уснуть.

— Так разбудил бы меня, делов то! — посмеялся отец и махнул рукой, приглашая идти за ним. — Вставай, работы навалом.

Работы действительно предстояло много. Когда я только собирался сюда, я представлял себе белоснежный, в чёрную или красную полосу маяк, с панорамно – застекленной верхней площадкой. С тёплым, уютным домиком. С чайками, кружащимися над шпилем. Но на деле все оказалось печальней. Само сооружение и постройки рядом пребывали в весьма плачевном состоянии, если не сказать – разваливались. Конечно, отец и без меня восстанавливал маяк, только чтобы привести в порядок все, понадобился бы целый штат рабочих, а не два человека.

К вечеру, когда начало темнеть, мы прервали работу. Я быстро поужинал, покормил сторожевого пса по кличке Фонарь заранее приготовленной кашей. После пошел включать освещение.

Пульт управления находился в маячной комнате, которую папа называл вахтенной. Это всего лишь на один этаж ниже светового отсека, в котором и стоял огромный фонарь. Приходилось дважды в сутки подниматься и спускаться по множеству ступенек. Как-то раз я пытался сосчитать их, но сбился на семидесяти. К концу подъема я всегда дышал, как загнанная лошадь. Мы с отцом подумывали перенести пульт на цокольный этаж сооружения, но пока что не доходили руки. Зато на площадке открывался удивительный вид и мне он никогда не надоедал: вспенивающиеся гребни волн, меняющая при разной погоде цвет вода, утопающее в море закатное солнце.

Вдали, над видимой линией горизонта плавало грозовое облако, иногда посверкивая молниями. Судя по флюгеру на доме, ветер гнал эту тучу прямиком на нас. «Любая буря начинается с небольшого дождика. » — вспомнились мне слова отца.

Я поднялся по лестнице к лампам. Протер специальной губкой, смоченной в глицерине, защитные стекла линз, чтобы не запотевали. На всякий случай. Хоть судна тут пока и не показывались, перестраховываться меня научил отец.

Поизучал график захода солнца, висящий тут же, на стене, рядом со старой, с изогнутыми краями, картой района. На карте наш скалистый остров слева и справа зажимали маленькие, хаотично натыканные островки поменьше – рифы. На бумаге они выглядели безобидно, но на самом деле они раскинулись в обе стороны почти на пятьсот метров. От них-то мы и защищали судна в ночное время. Капитаны называли это место «рифовый километр», и обходили район стороной.

Вдоволь полюбовавшись видами, решил, что пора возвращаться вниз.

Переступив через порог, до меня донесся вопрос, который отец задавал всегда, когда я спускался с маяка.

— Как там погода, сынок?

— На горизонте дождевая туча… и, похоже, гроза. — заключил я, вспоминая всполохи молний в черноте облака. — Это то, что я думаю?

— Да. Первые нотки, возвещающие о скором приходе бури. Загони Фонаря под крышу. Возможно туча пройдет мимо, но если накроет остров, то может лить всю ночь.

Вскоре послышались первые раскаты грома. В такие моменты, когда погода портилась, (пусть это и было пару раз за два месяца) отец рассказывал мне что-нибудь интересное из своей жизни, или пугающие легенды про корабли и моря. В обычные дни от него не допросишься ни одной истории, а в непогоду что-то, по всей видимости, навевало.

— Мой отец, — начал он, заварив любимый чай, — тоже жил на маяке, и как-то раз, проходивший мимо корабль, ни с того ни с сего остановился у рифов. Долго он так стоял, отец даже пытался связаться с ним, но никто ему не отвечал. А потом он решил на шлюпке сплавать до судна. На борту никого не было, будто бы это корабль- призрак. С тех пор никто не видел членов экипажа. До сих пор.

— Жуть какая. — поежился я и сделал последний глоток чая. — Но это же не правда?

— Кто знает? — папа сделал серьезное лицо, но через секунду рассмеялся. — Конечно нет! Папа был тот еще выдумщик. Это я от него, кстати, научился всякие страшилки рассказывать. Горят?

— Горят, пап.

Отец быстро уснул, а я долго ещё лежал и читал книгу, которую взял с собой на маяк. Вообще, за это время я прочел ее уже дважды.

Ночью меня разбудил громкий храп. Пришлось вставать с кровати, чтобы растормошить отца. Случайно взглянув в окно, я оторопел. Абсолютно ничего не было видно, будто стекло закрасили черной краской. Это значило, что маяк не светил. Прокрутил в голове последние действия вечера, среди них точно вспомнил, что лампы включал. Да я даже перед сном выглядывал – они работали. Батю будить не стал, и накинув недавно высохший дождевик и сапоги, пулей вылетел из домика, по пути прихватив мощный фонарь.

Моросил мелкий дождь, на остров опустился густой туман. Настолько плотный, что дальше десяти метров ничего не видно.

Дверь маяка оказалась не заперта, хотя я точно закрывал ее на засов снаружи. И ещё я обнаружил рядом со входом следы слизи. Сразу вспомнились самые страшные отцовские страшилки. Следы вели внутрь и по лестнице вверх. Никогда еще я не забирался на верхний ярус так медленно, прислушиваясь к любому шороху. В вахтенной, у окна, кто-то стоял. Я разглядел лишь силуэт, не успев направить на чужака луч света. В ту же секунду, как я вошёл в комнату, силуэт метнулся к окну и выскочил наружу. Напоследок я услышал, как что-то упало в воду.

Пульт управления обесточен и облеплен чем-то липким, тягучим и вонючим. Звуковая система и радиосвязь тоже не работали. “Теперь точно нужно будить папу. ” — с такой мыслью я вылетел из комнаты в сторону лестницы. В голове крутились нехорошие мысли, странное, тревожное чувство охватило меня. Я не знал, что делать в таких ситуациях. Отец всегда спрашивал меня, горят ли лампы, но никогда не рассказывал, как поступать, когда они вдруг погасли. Он говорил, что такое невозможно.

Выскочил на улицу. В задней части дома лаял пес. Может быть он тоже почувствовал опасность, пытаясь теперь предупредить спящего хозяина, но я знал, что этим папу не разбудить. Я уже было рванул к жилищу, но слух уловил новый звук. Гудение. Низкочастотное, пульсирующее. Вслушался и понял, что это не гудение. От охватившей паники заколотилось сердце, по коже пробежали мурашки. Винты!

Стоило мне взглянуть в сторону моря, и я окончательно убедился. Даже сквозь густой туман я различил два светящихся огонька. Как глаза морского чудища, которое выследило жертву и крадется под прикрытием ночи. В тот момент я и правда на секунду так подумал. Но все было намного ужаснее. К рифовой линии приближался корабль. Ночью, в густой туман, да еще и с неработающим на берегу маяком. Шел вслепую. Я сразу же представил мирно спящих людей в своих каютах, не ожидающих аварии.

В памяти всплыл момент, когда отец проводил мне экскурсию по маяку. Над световой комнатой находился отсек с запасным, автономным от электричества, фонарем. Я ведь совсем забыл об этом. Никто не пользовался им лет сорок, если не больше.

С надеждой на то, что он в исправном состоянии, я добежал до мастерской, по пути упав в грязь, кое-как нашел канистру с керосином.

Когда, весь взмокший от пота и дождя, я добрался до запасного фонаря, судно уже подошло настолько близко к скалам, что шанс избежать трагедии ускользал с каждой секундой. Проклиная себя и все на свете, я разжигал этот долбанный светильник. Самая верхняя площадка не была застеклена, поэтому мне понадобилось много времени, чтобы разжечь огонь в лампе – зажигалка то и дело гасла от порывов ветра. Спасительный огонек наконец-то вспыхнул после десятка попыток. Обессилено я сел на пол, будто таскал мешки с цементом, и уставился в море. «Тормози, тормози пожалуйста! » — умолял я неизвестного мне капитана.

Судно заглушило двигатели, наверняка ещё вывернув рули. Один за другим зажигались прожекторы по всему кораблю, а так же свет в иллюминаторах. «Они уже бросили якорь. Сейчас остановятся и все будет хорошо. Все будет хорошо. » — оставалось лишь бубнить себе под нос, как молитву. Но чуда не произошло, раздался оглушающий скрежет, лязг металла. Корабль всё-таки напоролся на торчащие из воды, острые, как акульи зубы, камни.

Прежде чем я успел опомниться, до меня донеслись крики корабельной команды. Но радоваться тому, что люди живы, не пришлось. На судне происходило нечто странное. Крики превратились в неистовые вопли. Что-то вспыхнуло на борту, затем прогремел взрыв. Столб огня разрезал темноту и туман. Я увидел мелькающие силуэты людей, прыгающих в воду, некоторые из них горели.

— Пашка, Пашка, мать твою, где ты? — донеслось до меня. Я моментально пришел в себя, услышав голос отца.

— Почему не горит, Паша? — спросил отец, когда я спустился вниз.

— Я не знаю! Я проснулся а он не светит, связь не работает, сирена тоже. Как-будто электричества нет. Я разжег старый фонарь, но было поздно. — я не знаю, понял ли меня отец, потому что я, одновременно с тем, как затораторить, еще пытался отдышаться.

— Готовь шлюпку, жди меня, я попробую связаться через автономку! — отец побежал в дом.

Пока я спускался по длинной лестнице вниз, к причалу, мне показалось, что стало немного светлее. А может быть просто туман слегка рассеялся. Все равно я бежал с включенным фонарем, иначе можно было навернуться с крутого, скользкого спуска.

Лодка покачивалась на волнах, постукивая бортом о пирс. Я уже хотел ее отшвартовать, как заметил что-то плавающее в волнах. Я сразу понял, что это тело. Когда оно прибилось к причалу, я достал багор, хранящийся на щите с другим снаряжением. Поставил на причал фонарь, чтобы освободить руки. С помощью крюка я попытался подхватить одежду, удалось не с первого раза. Если бы мне два месяца назад сказали, что я буду вытаскивать трупы из воды, я бы даже не смог такого представить. Потянул багор на себя и тело перевернулось на спину. От увиденного руки моментально ослабли, железяка вылетела и ушла под воду. Я обомлел: передо мной плавал изъеденный труп. Лицо местами изглодано до черепа, всюду на нем рваные куски плоти. Меня заколотило от охватившего ужаса.

Отца все не было, я растерянно озирался по сторонам, уже не понимая, что происходит. Все казалось каким-то кошмарным сном. В ту же секунду рядом с телом что-то бултыхнулось. Затем из воды вынырнуло нечто, отдаленно похожее на человека, но кожа его, при свете моего фонарика, была синюшной, как у утопленника. Он оскалился, увидев меня. Длинные, острые как иглы, зубы клацнули, а затем его пасть резко и мощно вцепилась в горло трупа, я заметил, что вместо рук у существа было нечто похожее на плавники. Оно с лёгкостью утащило труп под воду, и через пару мгновений на месте тела лишь булькали пузырьки воздуха.

Когда отец прибежал, то обнаружил меня сидевшим на пирсе и бормотавшим что-то нечленораздельное. Я очнулся только после хорошей встряски и увесистой пощёчины.

— Пашка! Паша, что с тобой? Ты меня слышишь?

— Тут…. труп…был. — все что мне удалось произнести.

Отец огляделся по сторонам, выискивая то, что меня напугало. Ничего подозрительного не обнаружил и отвел меня в дом, уложив в кровать. Сказал: “Отдыхай, я скоро. ” И убежал, заперев за собой дверь. Часы ожидания вестей от папы превратились в мучительное испытание. Я все время слышал какое-то шуршание, то у окна, то у двери. Завывание ветра, казалось мне как никогда жутким. Я не мог перестать думать о том чудище из воды, которое затянуло за собой искусанное мертвое тело. Представлял, как оно стоит за дверью, выжидая момента, когда я буду уязвимей всего. Когда усну. Поэтому, я не сомкнул глаз до самого прихода папы.

Отец вернулся когда совсем рассвело. Он вошел ссутулившись, выглядел измученным, на нем лица не было. Таким потерянным я его ещё не видел. Рухнув в скрипучее кресло, просидел больше получаса. Я боялся что-либо спрашивать, так мы и сидели в тишине, пока она не стала невыносимой. Я встал, поставил чайник на конфорку, потом заварил крепкий чай. Папа выпил одну кружку молча, заговорил только на второй.

— Там никого. — отстраненно произнес он.

— Никого не осталось в живых?

— Просто никого. Пока я плыл к судну, что-то постоянно терлось о дно лодки, словно раскачивая её. Потом я увидел несколько мертвых, плавающих в воде. А затем произошло… — он прервался, сделав большой глоток из кружки. — Ты не поверишь, но их будто засосало под воду. Раз, и нет. А на самом корабле ни единой души.

Спасатели прибыли на сигналы бедствия только через несколько часов. Исследовав полузатонувшее судно, берег, и даже дно на месте крушения, они ничего, кроме личных вещей экипажа не обнаружили. Ни одного человека, словно их и не было на том корабле. Электричество на острове восстановили только через два дня, а нас с отцом отправили на материк, для разбирательств.

Я убежден, что мы с отцом видели, как действует одно и тоже существо, если только их не множество. Каким-то загадочным образом ему, или им, удалось обесточить маяк, чтобы судно, в туман, угодило в ловушку опасных скал. Там они разделались с командой, утащив их под воду.

Что это за существа? До сих пор никто так и не дал мне ответ, да и вряд ли я его получу. Вопрос слишком сложный.

Я нажал на экране монитора большую, красную кнопку с надписью на английском «buy», что означало минус сто долларов с моей карты оплаты. «Самое долгое, через неделю. Запилю им такой контент! » — витали мечты в голове. Я не понимал, откуда ажиотаж на подобное барахло, но мои подписчики на ютубе, как один, уже давно просили заказать посылку в даркнете. Внутри нее, по их словам, могло оказаться что угодно: от бесполезных бытовых вещиц до раритетного оружия.

Я без труда обошел защиту через смену ip-адреса, и с помощью Тор браузера вышел в даркнет. Один подписчик скинул мне несколько ссылок на магазины, посоветовав именно их, так как они точно проверены. «Жуткая посылка от маньяка» — так гласила надпись на главной странице одного из тех сайтов. На экране быстро мелькали чёрные и красные тона, призванные, видимо, вызывать эпилептические приступы у посетителей. Создатели сайта утверждали, что при распаковке их товара сердце забьётся чаще, а волосы встанут дыбом. После одного случая в детстве, я думал, что меня сложно чем-то напугать. Мне было восемь лет, когда на меня напала стая бродячих собак, а потом я очнулся в канализации, лишь отрывками помня, как туда попал.

Поэтому я был уверен, что какой-то посылкой меня точно не удивить, и только ради моей аудитории (а это почти сто тысяч подписчиков) я потратил сто баксов на «кота в мешке». Был товар и более дорогой, но я решил на первый раз не сливать кучу денег. К тому же, это все могло быть просто разводом.

В назначенный продавцом день я вбил присланные на почту координаты и рассмотрел пару фото с отметкой, где спрятана посылка. Навигатор выдал мне точку в тридцати километрах от города, невдалеке от старой дороги. Я догадался, что сам должен найти посылку в этом месте. Закинул в багажник своего автомобиля лопату, непромокаемый плащ, фонарик и, на всякий случай, топор. Я даже спланировал немного «постановы», (если вдруг все будет очень уж скучно), заранее приготовив коробку, с купленным в лавке реквизитом в виде колбочек с мутным содержимым и прочей ерундой. Ну и конечно же главные инструменты – экшн-камера, пишущая в разрешении 4к, дорогой стабилизатор, крепление на голову.

Выехал часов в восемь вечера, чтобы добраться до пункта назначения к сумеркам. Так я намеревался спрятаться от лишних глаз. Накрапывал мелкий дождик, небо затянуло монохромной серой пеленой туч. Подобная погода была мне только на руку для создания атмосферы в видео.

Почти уперевшись капотом своего «гольфа» в выцветший и заросший травой шлагбаум, я вдруг понял, где нахожусь. Старый военный полигон, уже давно не действующий. Я взглянул на фотки – посылка должна быть где-то в лесу, у дерева с торчащими корнями. В округе никого не было, тишина, но я все равно огляделся по сторонам, как шпион.

Лобовое стекло быстро покрывалось каплями, стекающими вниз и устраивающими импровизированные гонки. Я последил на несколькими состязаниями невидимых гонщиков, заглушил двигатель и вышел из машины. Закутался в непромокаемую накидку, запечатал камеру в такой же бокс, подцепил оборудование к креплениям, напялив все это на голову. В одну руку взял фонарь, в другую лопату и двинулся на поиски клада, за который сам же заплатил.

Точка на экране телефона привела меня в небольшой лесок вблизи длинного одноэтажного здания, служившего когда-то казармой или чем-то подобным. В лесу уже не так моросило, я снял капюшон. Взгляд зацепился за торчащий из земли объект – крест из трёх сколоченных между собой деревяшек. Как памятник на могиле. Через метров пять ещё один, за ним ещё и ещё. «Респект, мои фолловеры, я нахожусь на заброшенном полигоне, в поисках посылки. И не совсем обычной! Скоро вы сами в этом убедитесь. Вы только посмотрите! » — начал я свой «репортаж», оглядываясь, чтобы заснять все.

Кресты были натыканы, скорее для антуража и служили ничем иным, как указателем. «Продавец нехило постарался, — сделал я заключение на камеру, — уважуха ему, что не просто привез и закопал».

Где-то неподалёку ухнула ночная птица, зашумели ветви, путавшие в своих сетях поднявшийся сырой ветер. В ярком луче фонарика я разглядел то самое дерево с корнями. Около него тоже стоял крест. Он отличался от остальных, был ещё более похож на настоящее надгробие. Посередине висела табличка: «Роман Попов. 2012 – 2018 гг. Тьма поглощает слабых. »

Я приблизил объектив вплотную, чтобы было видно надпись, потом воткнул лопату в землю, проверяя жёсткость почвы и принялся копать. Со стороны выглядело, будто я мародёр, выкапывающий захоронение, я даже немного чувствовал себя так. Хотя понимал, что это все декорации, для нагнетания жути.

Нервно подхихикивая я продолжал махать лопатой, пока она с глухим звуком не ударилась о что-то. Сердце забухало в ушах, стало жарко. Дальше я выкапывал уже руками, откидывая сырую землю в образовавшуюся кучку. «Да ну нахер?!» — от удивления я аж прикрикнул. Мои глаза вперились в деревянную, темную крышку, очень уж знакомой формы. По спине пробежали мурашки. Это был маленький, будто бы детский, гробик. От испытанных эмоций я даже ненадолго забыл, что снимаю видео. «Вы это видите? Продавец реально заморочился, это жутко, капец. Я в восторге, но посмотрим, что будет внутри. » — сказал я на камеру, потом принялся доставать «гроб из могилы». В голове почему-то крутилась навязчивая мысль «только бы не настоящий гроб, только бы не настоящий», хотя я прекрасно понимал, что это фальшивка. Но все таки заноза сомнения проникла глубоко под кожу, покалывая острой болью.

По дороге сюда я думал, что заберу своё и уеду домой, но пока я ошивался в лесу, в голову пришла другая идея.

А что, если вскрыть посылку прямо тут? Так будет ещё атмосфернее, чем в тесной комнате квартиры. Дождь, лес, вечер и анбоксинг гроба – что может быть лучше?. Уже предчувствовал кучу комментариев и просмотров.

Я чередовал съемки, то снимая себя, держа камеру в руке, то надевая ее на крепление. Иногда использовал стабилизатор, запечатляя обстановку вокруг. Я хотел снять все с разных углов, чтобы ничего не упустить. «Ну что? Пришло время открывать то, чего так долго ждал? Вы ведь тоже этого ждали, верно? Изначально я хотел сделать это дома, но думаю, открыть здесь будет куда лучшей идеей. » — увлеченно рассказывал я на камеру.

Поскольку к вскрытию гроба я не готовился, то пришлось орудовать лопатой. Крышка, на удивление легко отходила под моими нажимами на рукоять, а сердце начинало биться быстрей. Я невольно вспомнил слова, прочитанные на сайте. Не хватало только вздыбленных волос. Когда я наконец открыл посылку, то увидел опилки, набитые почти до краев ящика. На дне крышки обнаружил прикрепленные на скотч резиновые перчатки. Я аккуратно отцепил их, осмотрел и заглянув внутрь, не без усилий натянул на влажные кисти рук. Затем принялся рыться в опилках, комментируя происходящее. «Надеюсь, это не просто коробка опилок за сотку баксов. Должно же что-то быть. » Рука ухватила первый предмет. Холодный, острый. Это оказался хирургический скальпель. Чистый, будто бы новый, он поблескивал при свете фонаря. Этот предмет абсолютно не заинтересовал меня, я решил высыпать все опилки, чтобы не копаться в ящике на ощупь. Первое, что бросилось мне в глаза среди кучи опилок, это уголок фотографии. Я, боясь повредить ее, подкопал вокруг и медленно вытянул карточку. На цветном, потертом изображении часть двери крупным планом, это было ясно по металлической ручке. Сзади надпись «он скребся, как вшивая псина». Сначала я подумал, что текст никак не связан с тем, что изображено на фото, однако присмотревшись повнимательнее, сразу понял, о чем речь. На деревянных досках, составляющих дверь, виднелось множество глубоких царапин с красными разводами.

Ещё в стружке я обнаружил игрушечного, пластмассового солдатика, с обгрызенной головой и конечностями, непрозрачный, герметичный зип-пакет, детские вязанные варежки на бельевой резинке и скомканный кусочек листка из блокнота, на котором корявым почерком выведено «хлеб, молоко, мука». Больше ничего не было.

Я даже слегка расстроился, высказавшись об этом на запись. Однако снимая на камеру сложенные в одну кучу вещи, я вдруг заметил на одной рукавице бурое пятно, которое немногим ранее принял за узор. На второй варежке такого пятна не имелось. Я взял вещь в руки и ощутил что-то твёрдое, лежащее внутри нее. В предчувствии чего-то стоящего я беспокойно заерзал коленями по грязи, собираясь вывалить содержимое, но вдруг услышал едва уловимый гул двигателя. Я замер, прислушиваясь к шуму ветра и дождя. Звук усиливался. Точно, тачка. Надо валить. Не дай бог это полиция, мне долго придётся объяснять им, что я тут делаю.

Собрал вещи в рюкзак и, выключив фонарик и камеру от греха подальше, зашлепал ботинками по размокшей глине, в сторону припаркованного авто.

Уже дома, закинув рюкзак на стол и сложив оборудование по местам, я нырнул в душ. Горячая вода смыла все неприятные мысли от поездки за посылкой. Я стоял под напористыми, массирующими спину и плечи струйками воды, размышляя о том, какой отзыв написать продавцу. С одной стороны приятные, даже жуткие декорации произвели свое впечатление, с другой – совершенно неинтересная начинка. Решил посоветоваться с подписчиками. Я уже давно осознал, что готов во всем с ними советоваться, разве что с подтиранием задницы я справлялся пока без чужой помощи.

Когда я снова включил камеру на запись, то в двух словах описал, почему я смотался с полигона. Достал рюкзак, педантично выложив каждую вещицу в ряд. Мне не терпелось посмотреть, что же там в рукавицах, но я решил оставить это на потом.

Игрушечный, темно-зеленый солдатик не вызывал заинтересованности, как и бумажка со списком продуктов. Я рассмотрел их, зафиксировав на видео и отложил в сторону. Покрутил очень острый скальпель, подумав, что может пригодится в хозяйстве. Затем взял в руки запечатанный зип-пакет, нарочито аккуратно распечатал его, высыпал содержимое на стол.

Буря эмоций. Страх сменился отвращением, потом жалостью, потом все смешалось вместе, отойдя на задний план. «Нет, этого не может быть! » — пробурчал я под нос. Передо мной россыпью лежали осколки зубов. Некоторые будто покрыты засохшей, бурой слизью. Из желудка наружу чуть не вышел бутер с колбасой и помидорами, но кое-как удержался. Начал вслух размышлять, что это просто хороший реквизит. Видно, что зубы не настоящие. Да даже если настоящие, может их сперли из кабинета стоматолога. Надел перчатки, рассмотрел пару осколков. Поверхность имела странные шероховатости и трещины.

Сердце выбивало в моей груди барабанную дробь, когда я тянулся к вязаным варежкам. Заметил, что руки едва заметно трясутся. Может от волнения, может от вскользь ощутимого запаха опасности. Заглянув вовнутрь, я моментально отпрянул назад, отбросив рукавицу от себя. Нет, я не играл на камеру, в тот момент мной реально овладел ужас. Внутри лежали детские пальцы. Во второй варежке ничего не нашлось.

Трясущимися руками, на грани срыва, я доставал засохшие, сморщенные пальчики. Пять штук. Выглядели они невероятно правдоподобно, с коркой крови у основания и огрызками костей, с забившейся грязью и большими занозами под поломанными, окровавленными ногтями. «Если это реквизит, то я готов выслать этому сайту все свое бабло». — мыслил я вслух, как уже привык за годы блогинга, но что-то мне подсказывало, что все настоящее, и это ужасало.

Стоило лишь взгляду зацепиться за жуткое фото исцарапанной двери, как вдруг в мою голову пулей ворвалась кошмарная теория. Перед глазами сложилась страшная картина, в которой маленький ребенок сидит в закрытой комнате, голодный настолько, что грызёт единственное что есть, игрушку-солдатика, ломая об нее зубы. Представил, как он царапает закрытую дверь, оставляя своими пальцами кровавые бороздки на шершавых досках. А затем кто-то переламывает скребущиеся пальцы и отрезает их один за другим, скальпелем.

Мне стало не по себе, я выключил камеру, ещё минут двадцать прокручивая в голове, все что случилось. Рука все время тянулась к телефону, чтобы позвонить знакомому медику, но поздний час был этому преградой. Он-то точно бы распознал, настоящие это зубы и конечности или бутафория. Решил завтра, сразу же с утра к нему и наведаться. «Если это настоящее, человеческое, — звенело в голове сиреной, — то ребенок в беде, но возможно ещё жив. Тут точно нужна помощь полиции. »

Долго ворочался перед сном, думая то о детском гробике, то об обгрызенном солдатике, то о ужасающем содержимом варежки и зип-пакета. Я не знал, что это на самом деле, но мое сознание и фантазия представили картину в самых сочных красках. Неужели из-за ста баксов можно сотворить такое с ребенком? Искренне надеялся, что это не так.

Проснулся ночью от кошмарного сна. В нем полицейский гнался за мной по лесу, а я держа в руке гробик, бежал. Бежал, спотыкаясь о корни, а полицейский приближался ближе и ближе. Я чувствовал, как сейчас он схватит меня со спины и выкрутит руки. Но вместо этого я провалился под землю, в ловушку. Чем интенсивнее я пытался выбраться по сыпучим, земляным стенкам глубокой, холодной ямы, тем больше они обваливались. Я закричал от страха и подскочил в своей постели.

На кухне налил себе стакан воды и залпом опустошил его. За окном темнота всматривалась в меня, затуманенные легкой дымкой фонари сторожили безлюдную, ночную улицу, дождь по прежнему побрякивал по стальному карнизу. Что-то тихонько зашуршало и тут же затихло. Так быстро, что я даже не успел понять, откуда исходил этот звук. Сделал ещё пару глотков и пошёл в спальню.

Плюхнувшись в постель, я уже почти провалился в дрему, как услышал тихий, глухой бубнеж. В начале мне показалось, что звук исходил от соседей, иногда они позволяли себе пошуметь. Стоило лишь немного приподняться с теплого места, как я понял, что голос этот вовсе не за стеной. Он раздавался из гостиной комнаты, из-за приоткрытой двери.

Я бесшумно встал на ноги, все еще не полностью проснувшись, прислушался вновь – тоненький голос монотонно повторял одну и ту же фразу, но какую, я не мог разобрать. Ладони взмокли, мысли путались : «Кто-то проник в квартиру. Что ему нужно? Черт, что делать в таких ситуациях? Звонить ментам? Самому попытаться справиться со взломщиком или бежать из дома нахрен? Что делать, думай. Думай же! »

Рука сама схватила висящую над телеком биту, ноги повели в гостиную. Чем ближе я подходил, тем отчетливее становился голосок и уже разборчиво долетали отдельные слова. Детский голосок считал, неимоверно картавя: “…Четыре, пять.. “ и что-то про пальчик.

Не знаю, как я осмелился заглянуть в комнату, может быть храбрости прибавляла сжатая в потной ладони бита, которую мне прислал один преданный подписчик. Стоило лишь двери распахнуться, как я услышал стишок, который, наверное, никогда уже не забуду:

Раз, два, три, четыре, пять,

Вышли пальчики гулять,

Этот пальчик землю рыл,

Этот пальчик гроб открыл,

Этот резал, этот ел,

А последний лишь глядел.

Я сделал ещё шаг, пытаясь присмотреться к почти незаметному силуэту, пока свободная, трясущаяся рука вслепую тянулась к выключателю.

Бледно желтый свет залил помещение, и я увидел стоящего посреди комнаты мальчика в грязной, оборванной кофте и шортах. Он, словно не замечая меня, продолжал повторять жуткую считалку, по очереди загибая пальцы на левой руке. Другую он прятал за спиной. Его голос звучал размеренно, тихо, в речи слышались дефекты. Ребенок еще и шепелявил. Я часто задышал и вновь ощутил приход неконтролируемого страха. Как тогда, с собаками, в детстве.

Страх ждал удобного момента.

— Мальчик, ты кто? Что ты тут делаешь? Как ты сюда попал вообще? — из меня непроизвольно посыпались вопросы.

Он не отвечал, продолжая бубнить странный стишок. Как только я подошёл к нему, чтобы выпроводить из квартиры, как мальчишка поднял взгляд, уставившись на меня. Белки его глаз испещрены красными прожилками, зрачки чернели мутной точкой. Цвет его лица казался бледным, безжизненным. В таком виде он напомнил мне зомби из дешевого ужастика старых лет.

— Дядя, отдай мои пальчики? Мама говорила, что чужое брать нельзя! — вдруг произнес он, достав из-за спины правую руку. Кисть без пальцев была перебинтована, грязная повязка в чем-то красном. Зубов у него почти не было, виднелись одни обломки. «Поэтому он так шепелявит. — пришло в голову, — Но такого не может быть. Неужели это мертвый ребенок, чьи пальцы лежат у меня на столе? »

В мозг ударила кровь, голова закружилась. Дальше все было как во сне, я уже не управлял собой. Бита прорезала воздух коротким движением руки, опустившись на голову пацаненку. Послышался хруст ломаемого черепа, что-то тёплое брызнуло в лицо. Ребёнок моментально обмяк и с грохотом рухнул, из головы на пол растеклась лужа крови.

Когда до меня дошло, что призраки не падают от удара битой по голове, и уж тем более не истекают кровью, нахлынула новая волна ужаса. Страх перед тающим на глазах будущим. Кто бы ни был этот мальчуган, я его убил. Я понял, что натворил, но было поздно.

Выход из такой ситуации один – избавиться от трупа. Закопать в лесу, уничтожить улики. Или бежать из страны и скрываться. А может сдаться полиции? Нет, меня точно посадят, это даже не самооборона.

Поскольку я не эксперт в избавлении от тел, улик, да и смелости бы мне не хватило (натворил бы ещё больше дел), а в тюрьму и вовсе не хотелось, то собранные за несколько минут вещи были закинуты в сумку. Я выгреб все свои сбережения наличкой, которые копил на новую камеру и микрофон. Понимал, что оставляю прежнюю жизнь в этой квартире, больше никогда не смогу вернуться в родной город. Не увижу знакомых, друзей, родителей. От этого руки опускались, не решаясь повернуть ключ зажигания.

Я ехал мимо спящих домов и улиц, хотел побыстрей и как можно дальше сбежать от всего этого кошмара. Глаза щипало от страха и усталости. Старался не думать о содеянном, выкручивая ручку громкости радио до предела, но чёрные черви недавних событий все равно пробуривали ходы в мой мозг. Я зашуганно вжимался в кресло, когда проезжал мимо очередного экипажа полиции – они, как специально, попадались часто. Я ждал, когда же кто-нибудь из них поднимет жезл, чтобы проверить документы, и тогда все закончится. Ждал, что услышу сирену, а через мгновение полиция подрезав мой авто, вышвырнет меня из машины, напялив наручники. Но все лишь провожали меня взглядом, или проезжали мимо.

Спустя пару дней, в одном из придорожных, захолустных мотелей, просматривая новости в интернете, я наконец-то нашёл то, что искал. Статья называлась «Розыгрыш блогера обернулся убийством. » Я щелкнул на заголовок. «26 сентября в городе Пермь произошло ужасающее происшествие. Известный на ютуб-портале видеоблогер Иван Самаров убил ребёнка и на данный момент скрывается от правосудия. Блогера решили разыграть его подписчики и устроили «адский» розыгрыш. Они подстроили цепочку событий, которая, к сожалению, привела к трагедии. Горе-шутники снимали все на скрытую камеру, в данный момент видео изъято и изучается следствием». Потом шли показания пострадавшего, о том, что он с младшим братом решил разыграть блогера, чьи выпуски они смотрели не пропуская. Ребята приготовили реквизиты, продумали сценарий, но что-то пошло не по плану. Каким образом этим шутникам удалось забраться в квартиру, не уточнялось. Я отбросил планшет, не в силах продолжать читать. Сознание помутилось, меня вырвало на грязный пол, зацепив штаны. Выходит, у полиции даже есть видеозапись момента убийства. Мне конец, если она попадет в сеть. Мои родители этого не выдержат.

Пришлось избавляться от телефона, по которому меня могли с лёгкостью выследить. То же самое я проделал и с машиной. Как бы не жалко было ее оставлять – на любом посту ДПС меня бы «приняли». Удивительно, что это не произошло раньше, чем я додумался бросить тачку. Дальше решил двигать только на попутках, на автобусах и электричках. Как угодно и куда глаза глядят. А глядели они очень далеко.

P. S Гребаный шутник, если ты читаешь это, спасибо за розыгрыш и испорченную жизнь. Будь проклят, сука!

Мы любили заброшки. Я и мой лучший друг Матвей, лазили по ним с самого детства, наверное, как и любой мальчишка. Сначала по полуразвалившимся сараям, потом по недостроенным домам, только вот наше увлечение не прошло бесследно. В итоге, к семнадцати годам мы уже не могли сказать точно, в скольких заброшенных зданиях побывали. Все никак не забуду некоторые из этих мест. В них было реально жутко, даже страшно, да так, что волосы дыбом вставали. Я могу рассказать пару – тройку интересных историй, и сегодня поведаю о последней вылазке.

Адреналин от исследований подстегивал меня и Матвея искать еще более жуткие заброшки, именно эта тяга привела нас к Зениграду. Я нашел его, перерыв весь интернет вдоль и поперек. Через разные форумы сталкеров и диггеров я выискивал крупицы информации, чтобы потом, собрав все воедино, найти это место. Военная часть времен СССР, была заброшена шестьдесят лет назад, неподалеку от нее подземное хранилище, непонятно какого назначения.

Ходили слухи, что несколько человек пропали бесследно в этом подземелье. Так же якобы внутри видели призраков, творилось что-то необъяснимое, паранормальное. Потом объект неожиданно забаррикадировали, перекрыв входы. Это меня и привлекло.

Поскольку я был глуп и молод, то решил, конечно же, ехать туда. Сперва Матвей отнесся скептически к такому путешествию, потом я все же уговорил его. Он тот еще авантюрист, только всегда тяжело заставить его двигаться в нужном направлении. Он как товарняк – если сдвинулся, остановить сложно.

Через сутки езды на электричках, мы были на станции “Аннушкино” близ поселка Кордон. Оттуда пошли на восток, и спустя час ходьбы по красивому осеннему лесу, стояли у бетонного столба с проржавевшим почти до дыр указателем. На нем бледными буквами виднелась надпись «Военная база 141 — Зениград».

— Интересно, что это название значит? Почему ее вообще закрыли? — Матвей разглядывал покосившиеся от времени деревянные казармы, заросший диким плющом проходной пункт с забитыми окнами. Я тоже смотрел на все это. Не знаю, чем меня так привлекали подобные места, может быть историей, хранившейся в каждом из них.

— Да мало ли почему ее могли прикрыть. В инете, когда я искал инфу, говорили, что тут часто кончали жизнь самоубийством, не только срочники, даже офицеры. Мистика в общем.

— Это я люблю, это по нашей теме! — потёр руки мой друг, глазея на разруху. — Но все равно не Припять. Ну ниче, скоро придут наши дозиметры, до зимы еще успеем сгонять.

Он был одержим чернобыльской зоной отчуждения. Много читал про катастрофу, много смотрел обо всем в интернете и очень хотел попасть туда сам.

— Конечно сгоняем. А пока мы здесь, давай искать подземку. Мы уже близко, чую. — я двинулся вперёд, Матвей последовал за мной.

Через несколько минут, в подтверждение моих слов, уперлись в сетчатые ограждения, натянутые по периметру. Разрезать сетку было нечем, поэтому мы шли вдоль, осматриваясь по сторонам, в надежде найти лазейку. Бетонные сваи полуразрушены или наклонены, а рабица отчего-то была темно-рыжей. Повсюду висели таблички, выцветшие не за один десяток лет. Некоторые гласили “ОСТОРОЖНО. ОПАСНЫЙ ОБЪЕКТ” и “СЕТКА ПОД НАПРЯЖЕНИЕМ”, некоторые невозможно было прочесть из-за коррозии. Я не сомневался, что мы найдем отверстие в ограждении, так и случилось.

Ещё когда мы подходили ко входу, у меня по спине пробежали мурашки. Это место вызывало необъяснимое волнение, сердце забилось чаще.

Трава вокруг была желтой, листва деревьев, еще не опавшая, уже засохла. Тогда я списал это на время года, не придав должного значения, о чем жалею по сей день.

Металлическая дверь у входа в хранилище вскрыта, за ней массивная, герметичная, со штурвалом затвора. Поскольку я был крупнее своего друга, да и физически лучше развит, то попробовал открыть, тот не поддался ни на миллиметр. Налегли вместе, дергали с рывка — штурвал словно врос в дверь.

Помню, в голове тогда пронеслось: “Не хочет кто-то, чтобы мы заходили внутрь, ох не хочет. ”

— Надо искать запасной вход, наверняка ж эта дверь не единственная? — Матвей скинул рюкзак и уселся на желтую траву. Достал из кармана телефон, уставился в него, как будто искал ответов на экране. — Связи нет.

— Похер на связь. Ты слышишь гул? Тихий такой, глухой? Или мне кажется?

— Нет. — прислушался товарищ. Достал из рюкзака бутылку с красноватой жидкостью, сделал пару глотков, протянул мне. Я тоже выпил немного, скорчив гримасу. Это оказался клюквенный морс, который я не любил с детства.

— Зачем ты взял кислятину? Лучше бы чая холодного налил, с лимончиком. Или хотя бы сахару насыпал в бутылку.

— Ты не шаришь, валенок, морс – полезная штука! — он улыбнулся, поднявшись с земли, отряхнул штаны от грязи.

Оглядевшись вокруг, мы поняли, что забором огорожена довольно приличная площадь. Конечно же это неспроста, было решено в первую очередь обойти вдоль ограждения.

— Что-то тут не так. — меня не покидало чувство опасности. Раньше оно никогда не было так обострено.

— О чем ты? — удивленно обернулся друг.

— Пока не понял. Тревожно, место это… не здоровое.

— А что здорового было в других подобных местах? Например, в котельной при психлечебнице?

— Котельная – это та еще жесть. — отмахнулся я.

Почти уже отчаялись найти запасной вход и решив, что действительно, подземка законсервирована, пошли назад, но тут взгляд Матвея случайно зацепился за вершину неприметного холмика. Пригорок был покрыт пожухлым кустарником, но с той точки, где мы стояли, виднелся кусок железяки. При ближайшем рассмотрении куском оказался развороченный люк, удерживаемый гнутой арматурой. Вниз уходила ржавая, тонкая лестница, неизвестно на какую глубину. Мы с другом решили, что первый должен спускаться я, так как тяжелее. Выбирать не приходилось – затея все таки моя.

Лестница жутко поскрипывала под моим весом, Матвей, время от времени, что-то выкрикивал, но его голос запутывался в узком лазу, отражаясь от стен – ничего не возможно разобрать. Я боялся дышать, пыль свербела в носу, очень хотелось чихнуть. Когда нога коснулась твердой поверхности, я наконец облегченно вздохнул.

Посветил вверх, в надежде что Матвей увидит сигнал – можно спускаться.

Стены круглого тоннеля уходили вдаль, и нам тоже предстояло идти туда. Слышался тихий, глухой гул, как на поверхности, только чуть отчетливей. В застоявшемся воздухе витал неприятный, кисловатый запах.

Матвей спустился уже в респираторной маске и я вдруг понял, что должен был поступить так же. Что угодно могло поджидать меня при спуске, а я опрометчиво забыл о защите дыхания. Надел маску и подтянул лямки потуже.

Мы обменялись неким подобием плана действий. На самом деле в него входило лишь медленное продвижение вперед, ни на шаг не отходя друг от друга.

Два луча от наших налобных фонарей бегло прыгали по стенам, выискивая неизвестно что. Те были увешаны мертвыми, обвисшими червями технологических кабелей, тянущихся вглубь туннеля. На потолке паутина и странная черная растительность, местами свешивающаяся до пола.

— Ты тоже это видишь? — не выдержал я, когда в третий раз увидел мелькающую в лучах фонарика тень.

— Что? — пробурчал Матвей, уставившись на меня.

— Ну, не слепи! Впереди что-то есть.

— Да крыса небось. Я тоже думал, сначала. — его перебило громкое шуршание из темноты. — Ну, говорил же.

Только это была не крыса. Вслед за шуршанием мы услышали звуки шагов. Сперва медленные, они постепенно ускорялись, отдаляясь от нас. Потом все замерло.

— Это же не человечьи шаги? — спросил мой друг шепотом. — Мать твою!

Он достал из рюкзака ручной фонарь и направил мощный луч вперед, рассеяв пыльный мрак. И тут я увидел. Кто-то или что-то стояло на границе света и тени. Я чувствовал, что оно смотрело на нас, но как только я направил свой фонарь, чтоб осветить нечто – оно сместилось в сторону и исчезло. Матвей ничего не видел и я постарался убедить себя, что мне померещилось.

Мы продолжили путь по катакомбам военного объекта. Изредка с потолка плюхалась толстая капля воды, растекаясь эхом по круглому помещению. Тоннель постепенно сужался и вскоре мы уже шли по обычному коридору. На одной из стен Матвей подсветил настенный телефонный аппарат. Трубка, висевшая на проводе, немного покачивалась. Мы молча переглянулись.

Коридор вывел к небольшому залу, свет моментально выхватил из темноты дверной проем. Входная дверь валялась рядом. Кроме этого прохода мы ничего не нашли.

— Пойду первым. — решил я. Матвей остался за спиной.

— Ну и заброшка, а? Жуткая... представь только, если наши фонари вдруг погаснут? — его голос странно искажался в узком месте. В добавок ко всему, я не переставал думать о том существе, что наблюдало за нами из темноты.

— У нас есть запасные. И два заряженных аккумулятора.

— Вот ты зануда, а? Испортил всю атмосферу.

Дальше шли в тишине, прислушиваясь. Я так не хотел вновь услышать чужие шаги. Или шорохи, или еще что...

— Больше идти некуда? Что за…? — растерянно пробормотал мой друг, когда мы вышли в коридор с тупиком и несколькими запертыми дверьми, тянущимися по обеим сторонам. Стены были обиты металлическими пластинами.

— Может мы пропустили какой-то проход? Надо вернуться назад, — а сам стою, как вкопанный и сдвинуться не могу. “Не ради этого мы сюда тащились”, — думаю.

— Смотри! — Матвей уже был у дальней стены, — Тут можно по вентиляции попробовать пролезть. Может даже в одну из комнат получится.

Я подошел, глянул на отверстие, которое он отметил лучом фонаря. Матвей всегда находил подобные лазейки.

— Ты издеваешься? Я туда не пролезу…

— Зато я – вполне. Хотя бы просто посмотрю, куда ведет. Помнишь военный госпиталь в Александрове? Там подобная система была, пролез же!

— Ты уверен, что хочешь это сделать? Может ну его нах…

— Сам же меня уговорил ехать, теперь, будь добр, помогай. Надо сорвать защиту. — Матвей скинул рюкзак, ухватился руками за угол, дернул и решетка моментально поддалась, с треском рухнув на пол. Друг прикрикнул от радости: “ Да тут полно места! Подсади! ”

— Ну что там? — с нетерпением кричал в отверстие в стене. Матвей не отзывался, а мне было немного боязно оставаться одному в глухом бункере. Я накручивал себя: “То существо и сейчас наблюдает за мной где-то из тени. Может оно только и ждало, пока я останусь один. ”

Гул стал отчетливее, когда это случилось, я не заметил. Теперь он давил на уши, я заткнул их, но звук не пропал. Не пропал! С самого начала гул был только в моей голове. И я понял, что меня насторожило на поверхности. Такая же гробовая тишина, как внизу. Ни жужжания насекомых, ни чириканья птиц, ни завывания ветра. Только постепенно нарастающий гул в ушах. Я сразу же вспомнил мифы о том, что тут пропадали люди, про призраков и паранормальное. Из мыслей меня выдернул грохот за стеной, а затем мат Матвея.

— Егор! Егорыч! Я в одной из комнат. Ты там еще? Я упал, прикинь. Конструкция не выдержала, мать её. Вроде ничего не сломал. Пробовал дверь отпереть, не вышло. Тут еще есть одна, щас ее проверю. И еще бочек полно всяких...

— Вылезай! Надо уходить, слышишь? — Матвей мне не ответил. Защипало в глазах, я попробовал проморгаться, но стало только больнее. Из бокового клапана рюкзака достал салфетки, протер глаза, надеясь, что это что-то исправит.

Дальше все было как в тумане: в глаза будто воткнули раскаленные ножи, боль ударила в мозг, одновременно с этим за дверью заорал мой друг. Я никогда не слышал, чтобы он так кричал. Его голос срывался несколько раз, он набирал дыхания и снова вопил. Потом все затихло.

— Матвей! Мотька! Ты жив, отвечай, сука! — тишина. Не знаю, сколько она продолжалась, пусть даже пару секунд – они показались мне вечностью. “Мотькина мама меня убьет”, — пронеслось в голове.

— Тут труп, он дико воняет. Из бочки вытекла какая-то масляная хренотень, весь пол в этой жиже. Вляпался в нее ботинком, надеюсь нога не отвалится. — донеслось из-за двери. Голос звучал весьма озадаченно и равнодушно, учитывая то, что он говорил.

— И еще я хочу спать. Я посплю, Егор, чуть-чуть.

— Что ты несешь? Это шутка такая? — глаза немного отпустило от рези. — Если да, то не смешно!

Мой друг уже не ответил. Все вокруг затихло, мысли, как спасти Матвея не приходили. Время таяло на глазах, и я пошел на радикальные меры. “Сука, ну не пролезу же! Говорил я, что не надо было…” — тем не менее снимал куртку. Сделал подставку из всех вещей, и кое-как втиснулся в вентиляционное окно. Может адреналин сработал таким образом, что я не заметил, как прополз по узкой трубе. Когда я вылез и увидел спящего Матвея, моментально пришел в себя. Его респираторная маска в правой руке, на лице безмятежность, он снял с тела свитер и подвернул под голову для удобства. В двух метрах от него, примерно в такой же позе лежал полусгнивший труп человека.

— Матвей! Очнись! — я потряс его, влепил пощечину. Он открыл глаза, я нацепил маску ему на лицо. — На хрена ты снял защиту, дебил?

— Она…. я не знаю, — выдавил он. Я заметил, что его руки трясутся. Он кивнул куда-то за меня. — Что-то мне плохо.

За спиной стояли те самые бочки, на всех изображен желтый треугольник с каким-то рисунком внутри. Одна из бочек проржавела настолько, что внутренность давно вытекла. Часть массы загустела, часть оставалась жидкой. Наверное, тогда я тоже подумал что нам конец. Но только на пару секунд, затем побежал к одной из дверей. Открыл ее, оказался в похожей комнате, тоже с бочками. В глазах защипало. В третьей комнате я смог открыть дверь в общий коридор и уже бежал за другом. Тот снова был в отключке. Я закинул его на плечи и ринулся к выходу. Он всю дорогу бормотал: “Травят нас, суки....”, потом вроде бы пришел в себя, замолчал.

Когда я донес его до лестницы на поверхность, то не понимал, как найти силы для спасительного, последнего рывка. Ни одна мышца не хотела двигаться.

— Надо ползти, ты сможешь? — спросил я друга. Он кивнул, хотя было похоже, что он сейчас отрубится. Я пустил его первым, и пока ждал когда он залезет до конца, чувствовал на себе взгляд, вспарывающий мою спину холодным лезвием. Прошло минут пять, может даже больше. Я смотрел вверх. Боялся осветить пространство позади себя, боялся вновь увидеть то существо. Может быть и не было никого, и Матвей был прав — это крыса. В тот момент все было более чем реально.

Я с трудом могу вспомнить, как от хранилища мы добирались до станции, проклиная все на свете, как на нас смотрели люди, шарахаясь в стороны. Как время, проведенное на обратных электричках, растянулось до бесконечности.

Последствия нашего похода в подземку проявились уже после того, как мы приехали домой. Мой друг “сгорел” за считанные дни, хотя сначала симптомы были безобидными: тошнота, кашель, температура не выше тридцати семи. Мы думали, что Матвей простыл. Затем начались осложнения, на руках высыпали язвы которые кровоточили, зудели, не давая покоя ни ночью, ни днем. Потом кровавый кашель, вместе с ним подскочила температура до сорока градусов. На скорой его увезли в больницу и уже после обследования выявили неизвестный вирус, схожий с чумой. Заперли в карантин, меня вместе с ним, как контактирующего. Вирус поразил дыхательную систему Матвея, и однажды во сне он задохнулся.

Меня же вирус пощадил. Это мне говорят врачи, но я считаю, что меня он просто убивает медленней и мучительней. Уже второй месяц лечусь, но безрезультатно. Лежу в больнице на карантине, под большими дозами антибиотиков, жаропонижающих сывороток, гормонов и антивоспалительных. Иногда вкалывают морфин, чтоб притупить боль, которую невозможно терпеть. После удается поспать больше пары часов.

А по ночам меня все так же препарирует тот взгляд, что я почувствовал в хранилище. Из темноты, что сгущается в углу бокса проступает темный силуэт и смотрит, смотрит. Хорошо, что осталось недолго.

Я обещал вам пару интересных историй о наших с Матвеем приключениях. Сегодня расскажу еще одну. Историю, которая, по всей видимости, повлияла на всю мою оставшуюся жизнь. А осталось ее совсем немного.

Сонечка — вот кто являлся главным катализатором Мотькиной активной деятельности. Все его походы в заброшки, старые шахты, дома – все это было лишь стремлением обратить на себя внимание этого кудрявого «эльфа». Ну, эльфом-то ее Матвей называл, а мне она всегда казалась обычной девчонкой. Сонечка была девушкой, как говорится, из приличной семьи, и жила в соседнем доме. Ее мама, Ида Львовна, была против дружбы с «этими архаровцами в камуфляжных штанах», то бишь с нами, а в детстве мы для нее были «беспризорники в грязных ботинках». И на порог квартиры Сони нас не пускали, хотя мы регулярно заходили за ней, звать во двор, поиграть.

С возрастом ботинки наши не становились чище, добавились еще и штаны, что вызывали презрение Сониной мамы своим цветом. У Сониного папы, Бориса Гердтовича, добавилось блестящей лысины, но не энтузиазма по поводу общения его дочери с сомнительным мальчиком, воспитанным матерью-одиночкой. Короче, другу моему не светило с Соней, уж очень неравным казалось положение семей. Но, Матвей был как зачарованный. Меня всегда аж выбешивало, как он, увидев своего «эльфа», блаженно и с придыханием тянул : « Соооня, привееет! » На что его эльфийка, тонкая, как резная статуэтка, твердо чеканила шаг мимо, только вздернув густую смоляную бровь.

Вот из-за «эльфа» все и случилось.

— О! О! Смотри! — Матвей тыкал пальцем в монитор. — Ты видел? Там все куда-то исчезли!

— Где? — да что ж за напасть-то. Опять поедем куда-нибудь, поди. — Кто исчез?

— Да вот, смотри. Деревня Растесс, все жители в одночасье исчезли. Осталась вся скотина, обеды – ужины на столе, куры – гуси. Сечешь? А жители куда-то испарились. И только на кладбище разрытые могилы нашли! А?.̶ Моть, ну что несешь-то, они что, покойников с собой забрали? – мне хотелось долбануть товарищу по лбу. — Или восставшие мертвецы, кино обсмотрелся?

— Неее …Там колдуны в лесу жили, рядом. Пишут, что они на деревню обозлились и извели всех.

— Ты нормальный? Какие колдуны? Тут написано – в 1977 году! Коммунизм, материализм! Бред какой-то.

— Может и бред, но я знаю такую деревню. У нас, здесь, неподалеку. Мне дед рассказывал. Тут, в нашей области, была деревня Копчак, вогулы там жили. Уже обрусевшие, половина в церковь, что построили монахи, ходили. Язык почти забыли свой. Одевались, как пришедшие русcкие, мужчины вогульские перестали косы плести, стричься стали. Забыли они, что лесной дух Вурики их кормилец. Что бог реки Асики дает им рыбу. Перестали Най -экву почитать. Стали дары в церковь носить. Свечки ставить чужому богу. А потом еще и революция, прогресс, все в коммунисты подались, рыбхозяйство, артели охотничьи и старательские, и все такое. И вот сначала стали пропадать в лесу мужчины – охотники. Говорили, что лесная женщина Мисне уводит их в сердце тайги. Или менквы их убивают.

— Эээ... Что за менквы?

— Ну, снежные человеки. Это так их наши предки называли.

— А, это твои предки. Мои-то сюда только в середине двадцатого века переехали. Из Молдавии.

— Да и ладно, дальше слушай! Там потрясающая история! — Матвей растопырил пальцы и потряс руками перед моим носом. Я сосредоточился.

— Короче, в один прекрасный день, в деревню приехала автолавка, а никого нет. То есть, ждали-ждали… никто не идет. Ни за гречкой, ни за водкой. Консервы еще привезли, «кильку в томате» – тоже никто не идет. А на дворе восьмидесятые! Продавец автолавки – беспартийный, но водитель-то коммунист! Как это он не дознается, куда все товарищи подевались? Ну вот, спрыгнул он, значит, из кабины, и пошел по деревне. А там – никого. Как во двор не зайдет – двери нараспашку, все в домах на месте, посуда на столах, еда. Хлеб, маслом намазанный, на тарелочке лежит. Чай остывший. Коровы в стойлах мычат, куры по улицам бродят, гуси. Собаки на цепи надрываются во дворах. Миски пустые, даже вода кончилась.

— Да лааадно. – закатил я глаза. — Собак-то за что?

— Ну, так получилось. Дальше слушай. Дошел до крайнего в деревне дома водитель, видит, что на заборе у этого дома наброшены кучей сахи, шубы, что вогулы носили, всякие сарафаны женские, рубахи, а обувь у забора, внизу валяется, как-будто скинута в спешке. И женская, и мужская, и детская. Вроде как люди раздевались и бежали в лес, за околицу, голыми. Так вот решили тогда, что их Мисне заманила, а Вурике их в менквов превратил. — Матвей довольно откинулся на спинку стула и сделал многозначительное лицо.

— Ну? — не понял я. — Дальше-то че?

— А ниче! – торжествующе продолжил Мотька. — Этот водитель мой дед был!

— О, ну да, конечно. Поэтому мы должны собраться и тащиться в ебеня. Потому что твой дед рассказывал, как в деревне все стали йети?

— Дааа… Соня так удивится, когда расскажу, где были. — этот даун только что не слюну пустил. — Егор, давай съездим, это ж не далеко? Пробежимся там. Ну, что тебе стоит? Соберем рюкзаки, я у мамы дедову карту развозок возьму, там все маршруты. А?

И мы поехали.

До Красновишерска добрались за два часа, выехали первым автобусом. Дальше надо было доехать до поселка Бережье, что был ближним жилым пунктом на пути к месту, где была деревня Копчак. Я тащил рюкзак, палатку и металлоискатель, что занял на неделю у дядьки. Под честное слово «не прощелкать и шоб не украли». Дядька, конечно, извелся весь, как узнал куда мы едем, тоже с нами хотел. Но тетка моя – женщина с железной волей и тяжелой рукой – никуда горе-копателя не пустила, ибо копать надо на огороде, а не шляться черт знает где.

На вокзале нас встретила тихая пустота, лишь одинокий автомобиль с табличкой “ТАКСИ” припарковался неподалеку от здания. Мужчина лет пятидесяти стоял рядом, оперевшись локтем на крышу, и курил, поджидая своего клиента. Завидев, что мы приближаемся к нему, мужик дотянул сигаретку двумя короткими затяжками, и ловко метнул окурок в воздух. “Бычок” прочертил воздух и ударившись о землю в нескольких метрах от машины, рассыпался на сотню огоньков. Не знаю почему, но я запомнил этот момент. “Драсте! ” — пробасил таксист прокуренным голосом. Мы спросили сколько стоит добраться как можно ближе к деревне Копчак, и тут я увидел, как он, на долю секунды, поменялся в лице, а затем выдал: “Четыре пятьсот, довезу до Красного поворота и не дальше. ” Торговаться мужчина отказался наотрез и узнав, что за такую цену мы, естественно, не поедем, немного расслабился, напоследок объяснив дорогу.

— Ты понял, что произошло? — спросил друг задумчиво.

— Ну… да. Таксист загнул цену, монополист хренов.

— Да нет же! Ты видел как он напрягся, стоило тебе произнести название деревни. Он специально сказал такой ценник, чтобы мы не согласились ехать. И как он потом обрадовался…

— А я думал, мне показалось.

— Значит мы выбрали правильное место. Погоди-ка…пора уже начинать!

— Что начинать? — недоуменно посмотрел я на друга. Он промолчал, скинул с себя рюкзак, полез в него. Копался минуты две, потом психанул и принялся вытаскивать из него все содержимое. Наконец он нашел то, что искал, достав экшн-камеру.

— Начинать снимать видос! — восторженно объявил Мотя.

— Горыныч, сделай умное лицо! — камера была включена и Мотька стал кривляться, разыгрывая из себя репортера. — Мы стоим на дороге, которая ведет к таинственной деревне, где все жители исчезли в один день, — вещал он, — и теперь мы, суровые сталкеры, раскроем вам тайну, куда же подевались люди!

— Да, да. Ты крут. Смотри только, мертвец тебе полжопы откусит, журналист хренов. — я состроил рожу на камеру, оскалив зубы.

— Чтоб ты понимал. Мы станем знаменитыми. — он пристегнул камеру к нагрудному ремню на рюкзаке и зашагал вперед.

Мы шли по проселочной дороге и ориентировались по GPS приложению в моем смартфоне. Все было хорошо, пока резко не пропала связь.

Последнее местоположение телефон показал в трех километрах от точки назначения. “Лес кругом, не вижу ни намека на деревню. Или хотя бы, что раньше здесь была деревня. ” — бурчал я, отгоняя мелких, крылатых монстров. Комары и мошки настырно жужжали, пытаясь отведать нашей плоти и крови, хоть мы и предусмотрительно надели “энцефалитки”, кисти рук остались открытыми — я уже чувствовал зуд от укусов. Матвею будто было побоку, он пер напролом, не замечая даже что я что-то говорю.

Чуть не прошли поворот на Копчак. Заросшая кустарником и березой старая бетонка почти не просматривалась с дороги. Помог едва видимый из-за кустов ржавый знак с осыпавшейся краской. Продираясь сквозь заросли, смотрели в основном себе под ноги, но тут краем глаза я заметил, что кое-где из зелени, в глубине леса, торчат железные пирамидки со звездами, покосившиеся кресты и странные столбы с небольшим “домиком” наверху.

— Моть, смотри, это кладбище что-ли?

— Где? О! Вижу. Пойдем посмотрим. — друг направил камеру вперед и полез в чащу, приминая высокую траву.

В общем-то, смотреть там было не на что. Все заросло подлеском. Памятники уже давно проржавели, фотографии на них выцвели, а буквы невозможно было разобрать. Только столбы, почерневшие от времени, растрескавшиеся, изъеденные жучками, стояли ровно. “Домик”, что покоился на столбах, был небольшим срубом из бревен, мне было видно только дно, никакого входа или лаза не виднелось. Черная избушка на курьих ножках. Странный памятник, решил я.

В это время Матвей снимал кладбище на камеру, что-то довольно бубня.

Тут на меня и накатило то самое чувство, которое не давало покоя лет с двенадцати. Я буквально все время чувствовал, как кто-то пристально смотрит за каждым моим шагом. Этот невидимый “кто-то” всегда был главным страхом моей жизни. Даже в туалете я сидел как на съемках фильма, мне казалось, что за мной непрерывно наблюдают. Потом эта дурь прошла, забылась.

— Пойдем уже, нечего тут делать, — я нервно заозирался в поисках друга. — Да и есть уже охота.

Мотя вынырнул откуда-то из кустов, радостно улыбаясь.

— Ты че, как это нечего! Смотри какие могилы офигенные, здесь шамана, наверное, похоронили. — он кивнул в сторону “избушки” на столбах. — Я еще поснимаю, и дальше пойдем.

Мне стало как-то тоскливо. Задрав голову, я смотрел на черный “домик”, оказавшийся последним пристанищем, и представлял, как там лежит истлевший мертвец, столетиями пялящийся пустыми глазницами в серые бревна.

— Так это что, гроб на сваях? Я думал, это типа памятники такие. — лучше бы не спрашивал.

Матвей пустился в объяснения, мол так местные раньше шаманов хоронили. Высоко, чтобы ближе к небу, ну и звери не достали. Когда гроб из бревен разваливался, потомки шамана перезахоранивали его еще раз, сделав новый сруб. А уж когда и тот сгнивал, то предавали тело земле. Между перезахоронениями могло пройти сто лет, и если потомки забывали про умершего шамана, то он мог о себе напомнить. Являться во снах и наяву. Наслать проклятие на нерадивых родичей за то, что вовремя не пришли. Место, где такая могила есть, всегда под защитой шамана, если он сильный, то лет триста еще будет здесь околачиваться.

— И чего ж он деревню не защитил? Слабак был? Или проспал? — я пнул один из столбов. — Пойдем давай, надоело уже.

Вернулись обратно на бетонку. Долго обсуждали, куда идти дальше, решив в конце концов, сначала развести костер. Через минут двадцать огонь уже поджаривал нанизанные на шампуры сосиски. На отдых мы потратили чуть больше часа, но когда стали собираться, то заметили одну странность. Вокруг будто стало смеркаться. Когда я достал из кармана телефон, то аж присвистнул от удивления. По времени выходило, что уже действительно вечер.

— Это как так? — раздосадованно спросил я сам себя, освещаемый блеклым светом экрана.

— Че там?

— На часах полдесятого. Вечера. — я все никак не мог сопоставить свои ощущения времени. По моим меркам, мы шлялись по лесу не больше четырех часов. Должно быть не больше пяти часов дня.

— Не может быть. Это наверное глюк, говорил же не покупать китайское барахло. Или часовой пояс поменялся сам по себе. А потемнело, потому что облака затянули. — перебирал оправдания Матвей.

Мы одновременно задрали головы, уставившись в небо – оно было безоблачным. Настолько, насколько мы могли его видеть из-за деревьев.

— Фигня какая-то творится.. — друг громко глотнул и я тоже ощутил, как во рту, в горле, пересохло. Попить бы.

— Что делать будем? Ставить палатки?

— Как-то стремно оставаться тут на ночь. Пойдем дальше, пока еще не совсем стемнело.

Вскоре мы добрались до первых домов, хотя больше они были похожи на сваленные в кучу бревна. Чем дальше мы продвигались вглубь деревни, тем больше строений стало появляться. У некоторых построек крыша давно прогнила и обвалилась, у некоторых отсутствовали стены. Какие-то дома выглядели сохранно, если не считать разбитые окна. Я достал металлоискатель. Матвей поддержал эту идею радостным воплем и включенной камерой, направленной на меня. Ничего толкового мы не нашли, лишь пару закладных монеток да кусок пряжки, но время скоротали отлично, отвлекшись от тревожных мыслей. В итоге, было решено перенести исследование деревни на утро, а то, по словам Матвея “ненароком можно и гвоздь в ногу вогнать. ”

Развели костер, плотно поужинали сухими пайками, которые Мотин дядька приносил с работы. Он служил прапорщиком в военной части, поэтому частенько притаскивал всякое «добро».

— Вещь! — потряс ложкой Матвей, доедая последний кусок горячего мяса, закусывая хрустящей галетой.

После еды мы договорились дежурить по очереди, с перерывами на сон. Кинули жребий и первым караулить выпало мне. Матвей заполз в палатку, и уже через пару минут возни и невнятного бормотания я услышал его храп.

Костер потрескивал слабым огнем, я пододвинулся поближе, подкинул еще дров, припасенных заранее. Становилось прохладней. Из палатки я достал себе осеннюю, непромокаемую курточку, накинул ее на плечи. Тепло от костра расслабляло, веки потяжелели, я с трудом удерживал их. На какую-то долю секунды чуть не вырубился, почти провалившись в дрему. Выдернул из сна меня странный звук в глубине леса, за деревней. По началу мне послышался жуткий вой, потом он как-то плавно перешел в необычное пение, а потом и вовсе показался… не человеческим.

Низкий голос тянул одну ноту, вибрировал, растекался по ночному лесу, накатывая волнами. Звук забирался под кожу, бился в голове набатом, потом перешел в какой-то варварский напев. “Э-о, э-ооо.. ыыы.. ” — выводил голос. И он приближался.

Я вскочил на ноги, и дернулся было будить друга, но все затихло. Во рту моментально пересохло, а сердце, казалось, пробьет ребра и выскочит наружу.

Хотел убедить себя, что это может волк воет, но не смог. Не бывает таких “поющих” волков. Пришлось кое-как успокоится, и для надежности подбросить веток в костер. Сидел вглядываясь в черные силуэты деревьев, вслушивался в редкий стрекот цикад. Спустя минут десять тишины где-то заухал филин. И вдруг, в ответ ему прилетел новый звук. Смех. Трескучий, ехидный старческий смех. И тихо хрустящие, ломающиеся ветки под чьими-то ногами.. Тут уже я не выдержал, и рванул к палатке.

— Мотька, вставай! Вставай говорю. — придушенным голосом вопил я, вцепившись в торчавшую из палатки ногу.

— Ты че? Времени час ночи, мы же договаривались… — заворчал сонный Мотя.

— Вылазь! Там кто-то есть. — зашипел я, на что Матвей высунулся наружу. По нему было видно, что он не врубается, что происходит.

— С чего ты взял? Приснилось, поди?

— Я не спал, блять! Там орет кто-то, поет так... как шаман. — до меня наконец-то дошло, где я слышал такое пение. По телеку, про Алтай была программа. — Ходит в лесу, смеется!

— Ты совсем уже? Смеется. Это над тобой волчок ржет. Серенький. Пришел кусь за бочок сделать. Может ветер, Горыныч? Птицы есть, сычи, они так орут, как будто смеются.

— Не думаю. — помотал я головой.

Матвей выругался и вылез из палатки со словами: «Не дашь поспать ведь. Я тебя тоже разбужу посреди... », но осекся и застыл, глядя в темноту. Его глаза расширились, в них читался испуг. Я глянул туда, куда смотрел друг и почувствовал, как противно слабеют колени. Метрах в пяти, едва освещаемый затухающим костром, стоял человек. Только это будто и не человек вовсе: из его головы росли… рога. Огромные, будто оленьи или лосиные. От страха я даже забыл как дышать, а Матвей уже пятился назад, к палатке. «Отвлеки его? » — шепотом попросил Мотя.

— Вы кто? Вам помощь нужна? — очнулся я наконец. Незнакомец молчал, не шевельнувшись. На долю секунды я подумал, что это лишь игра света и тени, но человек неожиданно поднял руки и начал совершать странные движения, словно потрясая кулаками в воздухе.. Тут же я услышал звук, как-будто ударили по огромному барабану – “ бэмммм! ”.

— Черт! — пробубнил Матвей.

— Че? Какой черт? Ты спятил? — а сам уже был готов поверить и в черта, и в кого угодно.

— Я не об этом. Это же реально шаман. Потревожили мы его. Щас я его засниму. — слабо пикнув кнопкой, Мотя направил камеру туда, где секунду назад еще стоял человек, но его уже было. Мы огляделись – снова пусто и тихо.

— Я вспомнил. Мне дед рассказывал такое. Я думал, это все страшные дедовы сказки…— друг говорил тихо, как будто боялся вспугнуть установившуюся тишину. — Мол, если шамана как-то задеть, то он может и наказать. Зря ты на том кладбище… — его перебил дикий звук за спиной. Мы резко обернулись.

Он стоял с другой стороны. Черный силуэт превратился в низкого, слегка сгорбленного старика, завернутого в какие-то шкуры. Его рога оказались головным убором из меха, бус и перьев. Лицо закрывала деревянная маска, древняя даже по виду – трещина на одной половине лица открывала белую кость внутри. Он снова пел, исторгал из себя дикую смесь звука и вибрации, от которой хотелось просто упасть и в ужасе свернуться калачиком на земле. Давило на уши, внутри все сворачило в узел. Я даже дернуться не мог. Застыл, как и Мотя. Бежать? Куда?. Казалось, что нас настигнут везде. Оставалось только смотреть.

Шаман начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, потом его затрясло и он стал как-будто смазываться, растворяться на фоне темного леса, как фотография, сделанная в движении. Его стало быстро швырять то ближе, то дальше, я даже не заметил, как он вскинул руки и направил их на нас. С ближайших деревьев сорвались два темных пятна и ринулись к нам. Увеличиваясь в размерах, они превращались в больших птиц. Их когтистые лапы метили прямо в лицо, крылья хлопали, били в воздухе. Ужас, что накрыл меня, не поддается никакому описанию. Но, наконец-то, я отлип от земли. Дико завопив, я дернул Мотю за руку и ринулся бежать. Сквозь палатку, сломав и протоптав ее, распинывая рюкзаки и кусты. Даже не видел, что от рывка Мотька повалился и не может подняться. Я упал, встал и рванул дальше, ломая подлесок. Так и бежал, пока в глаз мне не заехала ветка. От боли пришел в себя. Понял, что я здесь один, бросил друга и вообще не понимаю, где нахожусь. Прислушался – Матвей выкрикивает мое имя где-то вдали. Пошел обратно, все еще прикрывая и растирая ладонью больной глаз.

Когда вышел к поляне со срубами, уже светало. Костер освещал ссутулившуюся фигуру, застывшую на бревне. Мотька сидел, держась за голову, уперев локти в колени. У меня аж уши от стыда запылали. Бросил друга одного. А тот обрадовался, что я живой. Мотя думал, что шаман забрал меня с собой, даже не заметил как я удрал сломя голову.

Мы быстро собрали палатку, покидали вещи в рюкзаки и тут же ринулись в сторону выхода из деревни. Мимо кладбища шли, стараясь смотреть только прямо, и все равно, краем глаза я успел зацепить чью-то фигуру, стоящую у столба шаманской могилы.

Шагал, пытаясь скосить глаза, чтоб посмотреть кто там. Зацепился ботинком за корень, торчащий откуда-то и упал. В глубокий снег. Пока барахтался, пытаясь подняться, нырнул пару раз лицом в ледяной сугроб. Кое-как поднялся на ноги и шагнул.. обратно в лето. По-прежнему вокруг был зеленый лес, занимался рассвет, а впереди топал Мотя, что-то бубня себе под нос и размахивая руками. Ругался, наверное.

— Что за хрень? – красные мокрые руки, одежда в снегу, на ботинках тают ледышки…— Моть! Ты глянь, что! Я в снег упал.

— Какой еще снег, кукухой поехал? Лето на дворе… — поворачиваясь, начал тот.

Лицо друга в этот момент было бесценно.

— Металлоискатель где?! — заорал он. — Ты что, мать твою, пикалку потерял?

Я стал оглядываться, ведь только что держал его в руках! Но он как сквозь землю провалился. Сквозь снег! Видимо, пока я барахтался, пикалка утонула в снегу. Это конец. Дядька меня убьет.

Мы еще побродили в поисках потери, но было ясно, что ничего не найдем. Так, видимо, шаман, наказал еще и за то, чтоб не лезли выбивать хабар там, где не надо.

Мотя, конечно же, не поверил в мой рассказ о том, как я “выпал” в зимний лес, сказал, что пикалку я пролюбил в деревне, а теперь выдумываю всякую чушь. А одежда мокрая от росы. Или от слез, которые я пролью, выплачивая дядьке долг за девайс.

До дома мы добрались более-менее благополучно, сели на самый ранний автобус. Всю дорогу я думал, как оправдываться перед дядей. Что говорить про металлоискатель? “Извини, дядя Вова, я это… Потерял в снегу? ”. Надо срочно искать еще одну подработку, чтобы отдавать деньги за чужую вещь.

Разошлись по своим квартирам, чтобы прийти в себя, помыться, поесть, отдохнуть. Вечером я пришел к Мотьке домой, а он уже сидел с Сонечкой и о чем-то с энтузиазмом ей рассказывал. Соня округляла глаза, мило улыбалась, отмахиваясь.

— Ой насмешил, Мотик. Выдумщик же ты...

— Эй! Что смешного в том, что мы с Егором чуть не остались там навсегда? Скажи ей, Егорыч! — друг обидчиво искал у меня поддержки.

— А ты ей видео покажи, если не верит. Все заснято.

— Точно! Я и забыл. Надеюсь, не потерял ее в лесу. Как ты кое-что. — он опять долго искал, перерыв все вещи, нашел камеру на дне рюкзака, и выдохнул с облегчением.

Среди пяти видеофайлов Мотя выбрал отснятый последним. Открыл, в предвкушении экшена, и пустился рассказывать, что там сейчас будет.

Досмотрев видео до конца, мы обескураженно смотрели друг на друга. Соня загибалась и плакала от смеха. Ее позабавил тот цирк, который мы там устроили. Никаких хищных птиц, дедов-шаманов, даже странных звуков, кроме наших истошных воплей по всему лесу.

Последние слова Сони, перед тем, как он, в порыве злости, попросил ее уйти, были: “Ну вы, да… Суровые сталкеры! ”

Но мы то знали, что все это было.

Теперь я думаю, что деревня та была проклята шаманом за какие-то проступки. Я понял, как в одночасье можно лишиться разума от страха. Бежать, не видя дороги, лишь бы дальше от источника ужаса. Понимаю, что в таких местах надо быть осторожным, и уважительно относиться к ушедшим в иной мир. И никогда не называть мертвого шамана слабаком.

— Ты опять за собой не убрала, маленькая дрянь? — кричала пожилая женщина, гремя посудой на кухне. В ее скрипучем, прокуренном голосе слышалось раздражение. — Сколько раз мне еще тебя наказать? А ну иди сюда, дрянь проклятущая!

Дрянь знала этот тон. Знала что за ним следует боль, поэтому побежала в свою комнату и заскочила в покосившийся, платяной шкаф. Забилась в угол, свернувшись калачиком и тихонько заплакала. Она дрожала, словно от холода, хоть с улицы в запертые окна и сочилась тягучая, летняя духота. Лоб и ладони взмокли от пота. Девчушка лет семи стиснула тонкими пальцами подол своего любимого, единственного платья, потянула на себя. Чтобы закрыться, чтобы исчезнуть, пропасть навсегда.

Дверь ее крохотной комнатушки с грохотом распахнулась, ударившись о стену. От стены что-то отвалилось, осыпавшись на пол. “Сколько раз говорить, чтобы ты не закрывала дверь в свою… Где ты, зараза? Опять залезла в свой долбаный ящик? ” — донеслось до спрятавшейся девочки. Она с ужасом втянула голову в плечи и еще сильнее вжалась в фанерную стенку, понимая, что сейчас ее найдут. Найдут и отлупят, а потом все тело опять будет гореть от побоев.

Шаркающие шаги быстро приблизились к шкафу, дверца открылась.

— Бабушка, пожалуйста! Не бей... — девочка попыталась незаметно смахнуть катящуюся по щеке слезу.

— Прекрати хныкать, дрянь! Как жрать, так ты быстро находишься, а как убирать за собой, так сразу “не бей”? А ну вылазь оттуда, пока я тебя за шкирку не достала. Или ты хочешь в подвал?

— Только не подвал! — застонало из глубины шкафа.

— Тогда вылазь! Кирпич, я кому сказала? — так она исковеркала имя внучки, потому что “Кира” ее крайне не устраивало. Да и потом, дрянь висела тяжелым кирпичом на старческой, слабой шее. По словам бабули, конечно же.

И девочка вылезла. Вылезла потому, что не могла больше терпеть этот бабушкин противный, режущий душу, крик. А еще потому что не хотела в подвал. Туда ее бабуля всегда запирала только за самые плохие проступки, а тут она всего лишь не вытерла крошки со стола и не помыла посуду. Даже ничего не разбила. Лучше перетерпеть боль, чем подвал.

Жесткий, кожаный ремень, обжигающий кожу, своим запахом напоминал девочке о папе. Так было проще справиться с желанием защищаться от хлестких ударов, ведь если этим разозлить бабушку, то она будет бить еще сильнее.

— Будешь еще свинячить, дрянь ты такая!? Будешь?

— Нет, бабушка, нет.

— Ты мне уже такое говорила! Почему ты везде оставляешь за собой грязь? В кого ты такая свинья-то?

— Ну я…. я же не вижу… — промямлила дрожащим голосом девочка.

— Не смей оправдываться. Стыдно должно быть. Запомни, если ты слепая, это не значит, что у тебя отвалились руки! А ну марш мыть посуду, дрянная девчонка… — ее голос сорвался в кашель и она наконец-то замолчала, хотя бы ненадолго. Кира выскочила из комнаты и двинулась на кухню. Она научилась ориентироваться в пространстве дома, без проблем ходила без своей тросточки. Помнила расположение всех комнат, всей немногочисленной мебели, но так и не научилась до чиста убирать за собой после еды.

Закончив с уборкой, девочка попросила у бабушки разрешение ложиться спать. Женщина согласилась на удивление быстро, даже ни разу не обозвав дрянью и не заставив мыться под холодным душем “перед постелью”. Скорее всего потому, что по телевизору показывали ее любимый сериал.

Чистя зубы, Кира мечтала, как уснет и увидит. Просто увидит. Во сне она могла видеть тот мир, который запомнила до потери зрения. Это был ее мир — яркий, светлый, в котором она хотела бы жить взамен реального. После умывания она, на ощупь поставила щетку в свой стаканчик и уже развернулась выйти из ванной, как вдруг позади услышала звук разбившегося стекла. Она сразу поняла, что упало, разлетевшись по полу вдребезги осколками. Девочка помолилась про себя: “Господи, пожалуйста, сделай так, чтоб бабушка не слышала этого, пожалуйста! ” Но бабушка услышала, и уже шаркала тапками в сторону ванной. Это значило только одно. Ночь в подвале.

— Что ты тут натворила опять, дрянь неуклюжая? Издеваешься над старой женщиной. Кровопийца! — послышалось тяжелое, зловещее дыхание женщины.

— Я... я… я… нечаянно… — пролепетал ребенок.

— Будь ты проклята! Вот как к тебе по-хорошему относиться-то? А? — закряхтела бабка. — Ты же, дура, как и мать твоя! Все у тебя из рук валится. Покупаешь тебе вещи, а ты их вот так вот просто: хлоп! – и нет. Не стыдно тебе? А еще в школу просишься, а ты знаешь сколько денюг-то на это нужно? А ты с вещами так обращаешься, тетрадки, книжки тоже будешь рвать да терять? Вот побегай сама по магазинам, посмотрю я на тебя... — бабушка всегда кипела от гнева, если Кира вдруг портила что-то из вещей.

Женщина схватила ребенка за шкирку, и повела в сторону кухни. Там, под откидывающимся ковриком, был люк в подвал. Кира взмолила : “Ба, нет, пожалуйста, я не хочу туда, там страшно, там кто-то живет, я его боюсь”, но в ответ получила лишь усмешку и невнятный бубнеж про то, что проклятая девка скоро изведет бедную бабушку до смерти.

После того, как тяжелый, деревянный люк, точно крышка гроба, захлопнулся над головой хрупкой девчушки, бабуля пошла в свое любимое место в доме – уголок с иконами. Подошла к ним, наверняка почувствовав некое облегчение, затараторив: “Прости меня боженька, прости грешную. Прости и дай мне силы, чтобы тащить на себе этот крест. Я не могу уже, боженька. Я же ей как лучше хочу, а она никудышная, на зло делает. Ей пока по рукам не дашь, не будет проку. Как и мать ее, такая же! Погубила сыночку, ой погубила... ”

Девочка тем временем так и стояла как вкопанная, на четвертой снизу ступеньке лестницы, прислушиваясь к гробовой тишине. Она не хотела спускаться дальше. Внизу много мышеловок и крыс. Но грызунов девочка не очень боялась. Гораздо сильнее ее пугал кое-кто другой. Один раз он уже пытался заговорить с ребенком, но девочка жутко испугалась и громко, долго, до хрипоты визжала от страха. Бабка тогда сжалилась, выпустив внучку, с тех пор девочка боялась попасть в подвал снова.

Лестница ужасающе поскрипывала под ее ногами, пока та, все же решившись, спускалась вниз. Навстречу страху. “Третья ступенька, вторая… — снова прислушалась, проведя языком по пересохшим губам. — Первая”. Затем ноги ступили на холодный, залитый бетоном пол. Он попахивал сыростью, как в общем и весь подвал.

В дальнем от Киры углу что-то зашуршало. Потом скребущийся объект запищал и девочка поняла, что это крыса. Так и замерев, не решилась идти дальше. Села на последнюю ступеньку, прижав голову к коленям, и заныла.

И тут к ее плечу мельком прикоснулось что-то странное, холодное, даже ледяное. Кожу осыпало мурашками, девочка подняла голову. Кроме шебуршания грызунов, ни звуков, ни посторонних запахов.

— Кира. — донеслось протяжным шипением совсем близко. Как будто кто-то шептал на ухо. Девочка вздрогнула и отпрянула назад, к закрытому люку.. Но кричать не стала.

— Ну хватит уже. Мы ведь можем подружиться, если ты успокоишься. Я не причиню вреда. — голос незнакомца был таким же холодным, как и его прикосновение, но звучал вполне безобидно.

— Вы... кто? — голос ребенка все еще немного дрожал.

— Я уже и не помню. Живу здесь лет двести. Или триста. Не бойся меня, я хочу помочь. Ты хочешь снова видеть? — тембр голоса и смысл слов навязчиво всверливались в голову тонким сверлом.

Конечно же, девочка хотела вновь увидеть все, как раньше, до аварии, а не только во сне. И странное существо рассказало ей о том, что для этого нужно сделать.

— Нет, я не буду! — с трудом вскрикнула Кира. От такой неожиданной просьбы во рту пересохло, стало больно глотать. Будто сотня маленьких, острых бритв разрезала все внутри горла.

— Почему?

— Мне страшно. Бабушка накажет...

— Не бойся! В этом ничего страшного. Ты будешь видеть даже в темноте. Тебя больше не будут лупить ремнем. Тебе лишь нужно ночью открыть люк.

— Мне нельзя ночью выходить из комнаты, чтобы не будить бабушку. Она говорит, что это грех. Бог накажет.

— А ты что, веришь в бога?

— Я... не знаю. — растерялась Кира.

— Он ответил тебе хоть раз на твои молитвы?

— Нет, но... — выдавила девочка.

— Он не ответит, сколько бы ты не просила. Ему нет до тебя дела. А я могу избавить тебя от слепоты. Ты можешь помочь мне в этом. — голос звучал совершенно безэмоционально, но вкрадчиво.

Девочка опять почувствовала прикосновение, на этот раз к волосам. Теперь оно было не таким холодным, но по прежнему ощущалось странно. Стало спокойно и хорошо, веки отяжелели и девочка провалилась в сон.

Под утро женщина открыла люк, разбудив девочку истошным воплем: “Вставай, дрянь! ”

На завтрак бабка приготовила свои любимые, но ненавистные для Киры вареные овощи в кислом соусе. Поковыряв вилкой в мягких, противно пахнущих сгустках ребенок запихнул в себя одну картофелину, нехотя разжевав ее. От кислоты и солености желание есть дальше отпало совсем. Дождавшись, пока бабуля вышла из кухни со словами: “Нечего мне тут с едой баловаться, дрянь! Ешь давай, и за собой вымыть не забудь! ”, девочка вывалила содержимое тарелки в мусорное ведро.

Весь день она провела за уборкой дома, думала о том, что просило ее существо из подвала. И было ли оно на самом деле, или это всего лишь сон. Если сон, то он был очень уж реальным. Мысль эта засела глубоко в сознании, посеяв сомнения. Странное чудище из подвала обещало вернуть зрение, но стоило ли ему верить? Ведь девочка знала: чудища злые. Им нельзя доверять.

Вскоре к бабушке пришла ее знакомая, соседка из дома напротив, и девочке было сказано сидеть у себя в комнате. Женщины часто встречались, подолгу сплетничали, жаловались друг другу на жизнь.

— Ну на кой ей эта школа для дебилов. Скажи, а? Они ж слепые там все, а мне говорят — книжки покупай, форму покупай, тетрадки покупай. А на кой, ты скажи мне, ей книжки, если они не видют ничего?

— Так там специальные учебники-то, Галя, шрифт там, не помню как называется. Граль, что-ли.

— Ой, навязал господь на мою шею Кирпич. Всю посуду мне перебила, никудышная, вся в мать свою. После аварии что невестка моя “ненаглядная” устроила, вся жизнь псу под хвост. Ведь это она за рулем сидела тогда, поехали развлекаться. В кино. И до чего это все довело? Ребенок остался инвалидом на всю жизнь. Говорила же им, ой... — рассказчица показушно покачала головой, схватилась за сердце, мол как жить, как жить. — А как ваш-то сыночек? Хороший парень вырос.

Проболтали до вечера, гремя чашками, то перемывая косточки неряшливой внучке, то обсуждая какая распущенная стала молодежь — ниче не умеют, и учиться не хотят.

А вечером, после ухода соседки, бабуля опять ворчала, что Кира плохо помыла посуду, что оставила за собой свинарник и заставила краснеть ее перед хорошим человеком. Девочка снова была наказана, получив ремнем по рукам.

Ребенок тихонько всхлипывал в подушку, в своей душной комнате, зарывшись под одеяло. Где-то жужжала жирная муха, время от времени ударяясь в закрытое окно. Когда до Киры донесся бабулин храп, она встала с кровати, вытерла мокрые щеки рукавом дырявой пижамы, и решила действовать. Тихонько открыла дверь, та не скрипнула – девочка научилась делать это беззвучно. На цыпочках прошла на кухню, отодвинула край коврика и нащупала шершавое металлическое кольцо, служившее ручкой люка. Дернула. Крышка оказалась слишком тяжелой для маленькой девчушки. Попыталась двумя руками – не поддается ни на миллиметр. Она огорченно вздохнула и услышала знакомый, шипящий голос, исходивший из-под подвальной крышки: “Попробуй еще раз, я помогу. ”

После это люк с легкостью открылся.

Она медленно спустилась в подвал, уселась на ту же последнюю ступеньку лестницы. И буквально всем телом ощутила, как нечто приблизилось к ней. На сей раз, от его прикосновений и голоса веяло только чудесным теплом. Это вселяло в девочку еще большее доверие к подвальному незнакомцу.

Они долго разговаривали, существо рассказало девочке, что ее бабушка своими молитвами пытается выгнать его из подвала. Но не бабка настоящая хозяйка этого дома, не ей и командовать.

— Почему ты терпишь побои? Я бы давно уже прекратил все это.

— Я привыкла. Она всегда меня била. Всегда, с тех пор как родители… — нечто, будто почувствовав мокрые глаза собеседницы, перевел тему.

— Ты подумала? Ты готова вернуть себе зрение, дитя?

— Я боюсь. Я, честно честно, боюсь. — слезы все же полились по лицу.

— Это не так страшно, как ты думаешь. Ты увидишь все моими глазами, а утром обретешь зрение. Только представь себе.

— А как это сделать? — после небольшого раздумья Кира все таки осмелилась, несомненно порадовав этим своего нового друга.

— Просто ложись спать, доверившись мне, а утром, как проснешься, сразу же иди сюда, вниз. Только не забудь открыть на ночь крышку люка. Я приду и мы немного поиграем. Я стану тобой всего на чуть-чуть. Ты даже не почувствуешь ничего, ты будешь видеть сон.

Последние слова девочка прокручивала в голове, вновь и вновь. Надеялась, что бабуля не проснется посреди ночи и не увидит что она открыла подвал, иначе не избежать жестокого наказания.

Уже лежа под одеялом, она мечтала, как утром зажмурится от яркого солнца. А потом она побежит к бабушке и расскажет ей, что больше не слепая. И ба не будет злиться. Наверное. Погрузившись в мысли, Кира быстро уснула.

Ночью она проснулась, будто кто-то ее разбудил, медленно встала с кровати. Огляделась вокруг и вдруг поняла, что видит. Даже без света, в кромешной темноте. Но в тот момент она не придала этому значения, для неё все было как во сне. Шлепая босыми ногами, подошла к комнате бабушки и бесшумно открыла дверь.

В прокуренной комнате бабки мерзко пахло затхлостью, и пердежом. Сама женщина, громко похрапывая, развалилась на мягком, продавленном матрасе, скомкав под собой желтую простыню. Верх ее ночнушки задрался, выставив на показ обвисшую, дряблую грудь. От этого зрелища лицо девочки скривилось в гримасе отвращения. Ребенок закрыл за собой дверь.

Раздался жуткий вопль, переходящий в хрип, но никто не услышал криков старухи в ту ночь, их дом находился в тупике, и был отдален от остальной деревни. Затем послышалась невнятная возня и кряхтение, хруст ломающихся костей. После этого в помещении воцарилась мертвая тишина.

Проснувшись рано утром в поту, как после кошмарных сновидений, Кира первым делом увидела темный потолок своей комнаты. Она действительно видела! От радости она забыла про жуткий сон, у нее заколотилось сердце, и хоть она помнила слова чудища из подвала: “Как проснешься — сразу вниз”, но не обрадовать бабушку все же не смогла.

Разглядывая все вокруг, Кира радостно шла в комнату бабули. Всяческие коробочки, уйма пакетов с непонятным содержимым: девочка получала неописуемый восторг.

Бабулина дверь еще закрыта, несмотря на то, что бабушка обычно просыпалась раньше. Постучалась — тишина. Войдя в комнату девочка увидела беспорядок: скомканные простыни, зловонный запах, бьющий в нос. Посреди постели развалилось искусанное, бездыханное тело бабки с выпученными глазами. Ее редкие волосы выбились из пучка и расползлись по подушке. Шея почернела, застыв в неестественной позе.

Девочка вдруг поняла, что все случившееся ночью вовсе не сон. Но вместо страха, ужаса она испытала нечто другое. Некое облегчение, и даже… радость. Еще немного постояв, Кира двинулась прочь.

На кухне еще темно, сквозь зашторенные занавески почти не пробивается свет. Из подвала, вырываясь наружу, жутко завывал холодный ветерок. Будто бы монстр, живущий там, песней заманивал в свое логово жертву. Кира спустилась по скрипучей лестнице, в подвале сгущалась кромешная тьма. “Я все сделала правильно? ” — прозвучал детский голос, прорезав пустоту помещения.

Ответ прозвучал в ее голове, ясно, как если бы кто-то нашептал ей это на ухо: “ Ты большая молодец. Наконец-то мы полноценные хозяева этого дома! ”

-Зря мы забрались в этот дом. Тут еще холоднее, чем на улице. И почему в этих заброшенных домах всегда битые окна? А ведь такие же как мы тут ночуют. Вот же свиньи. Нет, чтоб о своем же брате-бродяге подумать. Где наша газетка? Вот и стол готов. Смотри, что у меня есть? Да, она самая. Сейчас согреемся, сейчас… Давай кружку. И как тебя звать-то? Как? Шапка? Почему Шапка? Ааа, за шапку сидел. Песцовую? Да, помню такие. Надо ж, повезло тебе как. Ну, будем знакомы!

Эх, хорошо пошла! Еще по одной и костерок разведем. Ты смотри, темнеет уже. Надо огонь, а то мыши скребутся. На душе? Да, пожалуй, что и на душе тоже. Наливай. Почему на улице оказался? Да это длинная история. Уже восемь лет как, да. Давай сюда доски, бумагу кинь сверху. Загорится, не сырое вроде. Воняет тут правда. Да ничего, главное чтоб тепло было. Ну вот. В обжитых деревянных домах всегда тепло. Дерево – оно живое. Живет и умирает вместе с человеком. Этот дом уже давно умер. Ты посмотри, обвалился совсем.

В нашем старом доме всегда было весело. Мои родители – шумные, энергичные люди, которые очень любили вечеринки с друзьями, песни под гитару и туристические походы. Этот дом они купили у какого-то партийного деятеля, разорившегося в 90-е. Деятель строил дом как дачу, поэтому внутри он был весь обшит деревом. Наши с сестрой комнаты были в мансарде и летом, когда солнце нагревало крышу, в комнатах приятно пахло сосновой смолой. Я любил этот дом, любил эти родительские сборища, когда посиделки за столом перерастали в театральный балаган. Все приглашенные в один миг становились актерами, экспромтом разыгрывающие сценки из фильмов или тут же выдуманные сюжеты. Все это было так уморительно смешно и интересно, что мы с сестрой иногда сидели до поздней ночи в гостиной, благо спать нас гнали редко. А если уж и загоняли в постель, то мы все равно потом сидели на лестнице, подглядывая из-за перил.

Все изменилось в один год. Весной заболела мама. Из жизнерадостной хохотушки она как-то резко превратилась в жалкую высохшую мумию больше никогда не улыбавшуюся и не обнимавшую нас. И если я уже был почти взрослый, то сестра по малолетству никак не могла понять, почему мама больше ее не любит. Это просто раздирало мне сердце. Я старался как мог развлечь и утешить сестру, но это мало помогало. Мамы не стало через четыре месяца.

Отец, почерневший от горя, стал прикладываться к бутылке и вскоре без литра водки не засыпал. На нас он мало обращал внимания, уйдя в свои тоскливые мысли. Друзья, прежде наезжавшие толпой, появлялись в нашем доме все реже и реже. А вскоре и совсем исчезли.

Дом наш как-то незаметно обветшал, деревянные панели потускнели и потрескались, обои над ними стали отслаиваться, на всей мебели лежал слой серой пыли, до которой никому не было дела. Я автоматически жил как обычный подросток – ходил в школу, водил сестру в детский сад, слушал про ее маленькие радости и печали. Что во сне она часто видит маму и та ее убаюкивает, взяв на руки, что очень скучает и ждет когда мама вернется чтобы показать ей свой новый рисунок. И пытался быть сильным. Покупал продукты и готовил, как умел. Отец был кажется рад, что мы не тревожим его и давал деньги по первому требованию, не спрашивая зачем.

А однажды утром сестра не проснулась. Я, как обычно, зашел разбудить эту засоню и не сразу понял что случилось. Она и так просыпалась с трудом, но в этот раз не помогло ничего. Я тряс маленькое тельце и кричал. Мне казалось, что это все шутка, розыгрыш, и вот – вот она откроет глаза и рассмеется. Пьяный отец спал внизу и ничего не слышал, пока я не побежал вызывать скорую. Сестру увезли и больше я ее не видел. Не смог. Не смог смотреть как мою малышку закапывают. Отец вернулся с похорон и сел на пол в прихожей. Лучше бы он плакал. Но он сидел молча и невидящим взглядом буравил стену.

Мы жили как две тени, скользящие мимо друг друга. Почти не разговаривали и больше никогда не упоминали про сестру и маму. Как будто их никогда и не было. Такое положение дел меня устраивало. Школа почти окончена, я собирался сдать экзамены и уехать в большой город учиться. Мне казалось, что там я все забуду, начну новую жизнь, заведу много друзей и конечно же подругу, может быть даже найду ту самую, единственную. И она будет похожа на мою маму, и мы обязательно будем приглашать гостей к нам домой и разыгрывать веселые сценки после застолья.

Я уже видел себя, счастливого и беззаботного, шагающего по летней солнечной улице вместе со своей девушкой. Мы держались за руки и улыбались друг другу, наш мир сиял красками и дышал нежностью. Поцелуи были бесконечными и вызывали фейерверки в мозгу. А потом мы сидели на нашей кухне, пили вино и дальше шла та самая часть мечты, о которой я даже себе самому не позволял долго думать. В ней мелькали голые руки, влажные губы, тяжело дышащие тела и прочие важны моменты из просмотренных видео.

В ночь перед экзаменом я долго не мог заснуть, все вертелся и вертелся. Голова была забита разными мыслями, формулами, правилами и я не сразу понял что слышу как мама поет сестре колыбельную. Я стал прислушиваться и точно различил слова, знакомые с детства. «Спи, моя радость усниии…- выводил мамин голос, – в доме погасли огни… Рыбки уснули в пруду.. Птички уснули в садуу..»

Какой чудесный сон, подумал я, и подскочив с постели выбежал в коридор. Там было темно, но внизу лестницы что-то явно копошилось. Дверь в комнату сестры была открыта и свет дворового фонаря немного рассеивал тьму. Внизу опять зашевелилось и тут мне в нос ударил запах гнили. Такой отвратительный, что меня тут же чуть не стошнило.

С нижней ступеньки донеслось: «Дверь ни одна не скрипииит.. Скрипит. – послышалось шаркание и скрип ступеней. По лестнице кто-то поднимался. – Мышка за печкою спиит..»

Голос был похож на мамин, но в тоже время был каким-то полузадушенным, сиплым, как будто им давно не пользовались. От страха я забыл что надо делать. Просто прирос к полу. Замирая от ужаса стоял и слушал, как скрипят ступени, как голос постанывая и бормоча пережевывает слова колыбельной. « Мышка… мышка спит.. А ты что не спишь, сынок? »

Не знаю, почему я рванул в комнату сестры. Захлопнул дверь и вспомнил, что отец снял задвижку, чтобы сестра нечаянно не закрылась изнутри. Я привалился к двери спиной и уперся ногами в пол. Может удержу.

Пение приближалось. К пению добавился звук, как будто кто-то водил рукою по стене – шшшшш.. шшшх.. « Где мой мааальчик? – раздалось где-то у меня за спиной, – Шшшшш.. Гдеее? Гдеее мой мааальчик? Шшшх.. Спрятался.. Вооот он где! Ку-ку! Где.. Птички уснули.. мой мальчик..»

Трупный запах забивал ноздри, вызывая рвотные спазмы. За дверью завозились и зачавкали. « Мышка спит.. мальчик.. – дверь несильно толкнули. – Сынок.. мышка спит.. шшшшх..»

И тут я зацепился взглядом за кровать. На ней кто-то лежал. Там был явно виден силуэт тела. Свет фонаря отразился в лакированной поверхности туфелек, торчащих из-под одеяла.

От страха и безысходности я зарыдал и заколотил пяткой в дверь. Мама, мама... Ну за что?! Плакал и орал: «Уходи! Уходи! Пошла вон! » А в дверь продолжали толкаться и рассказывать, что мышка спит. Голос пел, бормотал бессвязные слова, чавкал, спрашивал где мальчик и не умолкал ни на минуту. Где мальчик.. Где мальчик… мальчик.. вот он. Ку-ку. Мышка. В какой-то момент я не выдержал и распахнув дверь крикнул в воняющую гнилью тьму : « Вот твой мальчик! Забирай! Бери, мама! »

Последнее что мелькнуло перед глазами, была серая морщинистая рука с торчавшими белыми костяшками вместо некоторых пальцев. Когда рука коснулась моего лица, свет погас.

Очнулся я утром в постели сестры. Стараясь ни о чем не думать, оделся, собрал рюкзак. Спустившись вниз, перешагнул через спящего на полу отца и его бутылки. Вышел из дома и закрыл дверь.

Навсегда.

А теперь, Шапка, тссс… тихо. Мышка спит.

Я похоронил деда неделю назад. Вроде не старый еще был мужик, всего шестьдесят семь, ничем не болел, жаловался только, что поясницу стало прихватывать — гантельки уже не потягаешь. Заснул и не проснулся. Мы жили в ста километрах друг от друга, в последнее время общались редко, о чем я сейчас, конечно же, жалел.

На работе дали двухнедельный отпуск, сейчас я занимался дедовой квартирой. Разбирал вещи, рассматривал старые фотографии и дико тосковал. Решил, что как будут готовы документы, продам жилье, а пока на полгода можно квартирантов пустить.

Был еще гараж, заваленный хламом уже лет пять. Раньше в нем стоял мотоцикл “Урал” темно-зеленого цвета, с коляской. Дед всегда с радостью катал меня на нем. Будучи пацаном, я рассматривал крутящиеся детали мотоцикла, пытаясь понять, как работает этот механизм. Потом он стал ломаться, в конце концов чаще, чем дед успевал его чинить. Его продали на переделку или на детали местным “Кулибиным”.

С гаражом я был настроен решительно, намереваясь разобрать целый склад раритетов за один день.

Одел дедовы джинсы, рубаху, чтоб не испачкать свои вещи, уже обулся, но так и застыл в прихожей. От рубашки пахло таким родным, теплым. Смесь табака и одеколона. Одеколона, который я когда-то терпеть не мог. Какой-то " Шипр" или "Саша", короче, этот древний запах всегда заставлял меня кривить нос и дарить деду парфюмы в красивых коробках, которые, как оказалось, он так и не открывал. И сейчас от этого табакошипра защипало в носу. И в глазах. Ничей я теперь внук.

Ни-чей.

Я шагнул к двери и вспомнил, что не взял ключи от гаража. Они висели на трюмо, на вбитом в деревянную рамку гвозде. В зеркале отразился бледный всклокоченный молодой человек в клетчатой рубашке и штанах не по размеру. Удивительно похожий на деда в молодости. Молодой дед укоризненно смотрел на меня с фотографии, висевшей на стене. "Сопли распустил! " — говорил его взгляд. Я махнул деду рукой и вышел из квартиры.

В гараже, прогретом солнцем, пахло бензином и тем неповторимым запахом железа, сырого кирпича и ветоши в мазуте. Этот запах не выветривался никогда, я помнил его с детства. На входе меня встретила противная, невидимая нить паутины, в которую я угодил лицом.

Раскладывая вещи на " выброс" и " оставить", я нашел сокровище. Старый бинокль, в кожаном, чуть потертом кофре. Одна линза немного запотела, видимо конденсат собрался от долгого пребывания в сыром гараже. Но, все равно отлично видно. Я даже поэкспериментировал, выйдя на улицу. Посмотрел на верхушки деревьев, обозрел двор, увидел кота, крадущегося под балконами. И это все как на ладони.

Вывез две тачки хлама на мусорку, собрал свои ценные находки в пакет и пошел домой. Пока что это еще и мой дом. По пути завернул в магазинчик, захватил пельменей, пивка и колбасы. Вечером было скучно. Рассмотрел вещи, что приволок из гаража, отмыл старые часы, на которых красовалась фигурка гимнастки с обручем. Обруч был давно поломан, осталась только половинка круга в руках девушки. Я помнил, что когда был маленький, меня приводило в восторг то, как в темноте фигурка начинала светится зеленоватым. Это было волшебство. Ну не место такой прелести в гараже, пусть стоит на шкафу, как раньше.

Достал бинокль, протер его. Где еще можно интересно провести время с такой оптикой? Конечно же, у окна. Летний вечер накрывал город тишиной, прохладным ветерком, перебирающим листья в кронах деревьев, реже доносился гул машин от прилегающей к домам дороги. Во дворе никого, лишь чей-то забытый плюшевый заяц одиноко скучал на лавке при свете фонарей. А в окнах дома напротив в это время кипела жизнь.

Я случайно зацепился за окно первого этажа, увидев там пожилую дамочку. Мне вдруг стало интересно наблюдать за ней. Она стояла у плиты, и покуривая сигаретку, что-то готовила. Потом вдруг начала пританцовывать, делая странные движения бедрами. Это меня повеселило, я захотел понаблюдать за остальными соседями. В другом окне, тоже на первом этаже, горел свет, всюду разбросаны вещи, никого нет. Я подождал немного, но увидел лишь промелькнувшую тень из одной комнаты в другую. “Скорее всего, кот. ” — с этой мыслью я перевел оптику на следующее окно. На втором этаже мужчина стоял на балконе и курил сигарету. Я убрал бинокль, потому что мужик вдруг поглядел в мою сторону. На секунду стало стыдно, что подсматриваю за людьми, но... только на секунду. Когда он ушел, я снова поднес окуляры к глазам.

Рыскал по окнам в поисках интересного, но везде либо занавешено, либо темно. В некоторых темных окнах проглядывалось мерцание телевизоров или мониторов, но хозяев не было видно. Я перевел взгляд на первый этаж, в то окно, где отплясывала позитивная женщина, но свет уже погас. Зато зажегся на четвертом этаже.

Окно было прямо напротив моего, только на этаж ниже, поэтому открывалась отличная видимость. В нем я увидел молодую девушку лет двадцати, стройную, светловолосую. Она показалась мне очень привлекательной. Подошла к столику, взяла пульт и включила телик, потом куда-то ушла. Ее не было минут пять, за это время я успел выкурить сигарету. Когда она пришла, в ее руках была большая тарелка и кружка. Поставив все на столик, девушка подкатила его к дивану. Она часто улыбалась, значит смотрела что-то веселое, жаль, я не мог увидеть, что именно.

Руки затекли, нужен был перерыв. Выпил горячий кофе под серию любимого сериала “Гангстеры”, предусмотрительно скачанного на ноутбук. Дед не проводил себе интернет. “Новомодные штучки” — так он называл все технологии, которые не мог или не хотел принимать. Перед сном меня опять потянуло взглянуть на дом напротив, в ее квартире все еще горел свет, только на этот раз в другом окне. Рука невольно взяла бинокль.

Лежа на кровати, закинув одну ногу на другую и покачивая ей, девушка читала книгу. На левом бедре виднелась татуировка, но что на ней, разглядеть не вышло. В принципе ведь ничего интересного, но я не мог заставить себя не смотреть. Так и проторчал до того момента, пока она не легла спать, выключив свет. Только после этого я опустил оптику. Глаза немного болели. Я уже собрался отойти от окна, как вдруг заметил на стене дома странную тень. Она медленно скользила по панелям, вверх, к окну девушки. У окна, что было приоткрыто, тень замерла и как-будто прошмыгнула внутрь. “Наверное это все последствия от бинокля. Или темные точки в глазах. ” — приоткрыл окошко и свежий поток воздуха нырнул в комнату, обдав меня приятной прохладой.

Утром, открыв глаза, мне первым делом вспомнилась девушка из соседнего дома. Ее улыбка, беззвучный смех. Весь день вяло занимался делами, отмыл кухню и все время думал о том, чем же сегодняшним вечером будет заниматься незнакомка. Ждал наступления темноты, чтобы вновь увидеть ее, как бы странно это ни звучало. Уборка хоть немного, но отвлекала. Провозился до вечера, иногда переключаясь на просмотр сериала и употребление пищи в виде пельменей и бутеров с колбасой.

Пока в ее окнах не горел свет, я рассматривал ее соседей. Справа, прямо за стеной ее квартиры, жил старик, он смотрел телевизор в одиночестве. Представил себе, как мой дед тоже так сидел вечерами, один, пялясь в ящик. Опять стало стыдно, что редко приезжал. Ниже этажом проживала молодая семья с двумя детьми. Дети играли в комнате, муж с женой, на кухне, о чем-то спорили. Девушка разгоряченно жестикулировала, мужчина держал себя сдержанней. Потом он обратил внимание на окно и задернул занавеску. Это вызвало ощущение, как-будто фильм прервали на самом интересном месте.

Спустя полчаса ее окна наконец-то “ожили”. Мои глаза жадно впились в линзы бинокля. Девушка выглядела уставшей, она медленно прошла в спальню и обессилено скинула пиджак прямо на пол. Неторопливо переоделась в забавную пижаму с короткими штанишками, подошла к зеркалу. Долго смотрела на свое отражение, потом руками начала трогать лицо. Выглядело это так, будто она пыталась снять с себя паутину. Я бы может и не обратил внимания на эти странные действия, если бы до этого, в гараже, не снимал паутину со своего лица. После этого девушка быстро улеглась под одеяло, погасив лампу рядом с кроватью.

На панельной стене промелькнула тень. За ней еще одна. Я было подумал о том, чтобы протереть линзы, но и без бинокля отчетливо видел их. “Может быть деревья так причудливо отбрасывают тени из-за рядом стоящих фонарей? ” — я искал оправдание тому, что наблюдал. Размытые, темные пятна на стенах дома растягивались в длину, напоминая каких-то каракатиц, или... ящериц! Те юрко прошмыгивали к окнам, зависая на несколько секунд. Некоторые после этого пробирались внутрь через открытые форточки, некоторые ждали, пока выключится свет. Две “ящерицы” скользнули к окнам на третьем этаже, туда где жила супружеская пара с детьми. Замерли, а затем ринулись от окна прочь. Вскоре все они растворились в темноте чьих-то окон. Эти странные живые пятна, как кляксы на белой бумаге, снились мне всю ночь. Во сне они каким-то образом проникли в мою спальню, окутали потолок, зеркало, телевизор, затем и кровать вместе со мной. Все вокруг дрожало в черном мареве. Я вопил от страха, просыпаясь и понимая, что кричу на самом деле. До самого утра мне так и не удалось поспать без кошмаров и пробуждений в холодном поту.

Рано утром, едва лучи солнца пролили желтую краску на соседний дом, я уже был на ногах. Освежился холодным душем, отгоняя мысли о ночных кошмарах, приготовил пару бутеров с колбасой и уселся у окна. Без бинокля, и с кружкой чая. Сам не знаю зачем, но я караулил соседний дом. Как страж, озабоченный безопасностью своего пристанища. Днем никаких признаков того, что девушка находилась дома, я не заметил. Свет в ее комнате не включался. Уже ближе к сумеркам, в одном из ее окон, на стене, я разглядел всполохи от экрана телевизора. Схватил бинокль и убедился — она дома. На этот раз ее волосы были растрепаны, девушка понуро сидела у телика. На лице никаких эмоций, сутулясь, она сжимала в руках кружку, изредка поднося ее ко рту. Выглядела она заболевшей.

Я взглянул на то, что находилось над ней и в ужасе отдернул окуляры от глаз. Металлические вставки оптики ударили по стеклу, я выругался, дрожащими руками протер линзы, снова уставился в бинокль. По спине пробежали холодные мурашки.

Над девушкой висела темная тень. Это была та самая тень из моего сна. Перепутать ее с другими сложно. Она неподвижно растеклась на потолке, словно чего-то выжидая. Я жадно таращился, позабыв, что в той комнате человек нуждается в помощи, что это не сериал, в котором всегда все будет хорошо. Может быть я и мог что-то сделать... но не сделал. Перевел бинокль на окно, в котором видел старика, одиноко сидящего дома. Его не было на диване, телевизор показывал одни помехи. На стене колыхалось нечто, по силуэту похожее на длинную ящерицу. Периодически оно вытягивало длинную конечность куда-то к полу. “Эта зараза везде! ” — я рыскал по окнам, повсюду натыкаясь на мельтешащие, мерзкие тени. Только в окнах молодой семьи по-прежнему горел теплый свет, дети бегали по комнате, их громкие крики доносились до меня из открытой балконной двери. В окне девушки к тому времени уже было пусто. Ни теней, ни хозяйки. Другие ее окна были зашторены. Больше я ее не видел.

Весь следующий день я был занят оформлением документов по наследству, разбирательством со счетами и долгами. После всего этого, уже на грани нервного срыва, я еще показывал дотошному мужику гараж на продажу. В тот момент я готов был послать его в далекое пешее, но понимал, что деньги нужнее и сдержался. Мужик постоянно матерился, задавая вопросы типа: “А здесь утепление есть? А что за холодильник, он работает? А сюда “Волга” влезет, мне чтоб влезло надо? А яма овощная не топится по весне? ” Я на все отвечал кратко, стараясь быстрей уже совершить сделку. Мужчина сообщил мне, что подумает, и сев в свою развалюху укатил прочь, исчезнув за сизым дымом выхлопных газов.

Когда я уже добрался наконец до своего дома, до бинокля, то увидел лишь зашторенные, как накануне вечером, занавески окон девушки. Ближе к ночи, к ее дому подъехала скорая помощь, бригада забежала в первый подъезд, потом в ее окнах зажегся свет. Шторы по прежнему были закрыты. Минут через двадцать подкатил полицейский УАЗик, из него выскочило двое человек в форме. Они так же скрылись в первом подъезде. Через час во дворе припарковался еще один экипаж полиции, за ним встала их же “газелька”. Потом на носилках вынесли тело, прикрытое белой простыней, в бинокль я смог разглядеть копну белых волос и женские ноги.

Улегся в кровать я только в третьем часу ночи, после того, как погас свет в окнах незнакомки, а потом последняя полицейская машина отъехала от соседнего дома.

Долго вертелся в поисках удобной позы, и вроде стал засыпать.

Что-то резко выдернуло меня из полудремы. В комнате царила тишина, на улице тоже. И тут я понял, что меня разбудило — мысль! Мысль о том, что пару дней назад я приоткрыл окно и благополучно забыл об этом. Разгоряченный диким желанием немедля закрыть окно, я дернулся, но силы внезапно куда-то пропали. Я буквально не мог пошевелить ни одной мышцей, на тело, тяжелым одеялом, навалилась необъяснимая усталость и оцепенение. И где-то рядом с правым ухом что-то застрекотало, зашуршало. Накативший панический ужас велел мозгу дико заорать и быстро бежать, но я не мог издать ни единого звука. Появилось ощущение, что все как-будто во сне, однако проверить это, ущипнув себя за кожу, я не мог. Самое страшное было в полной беспомощности, невозможности как-то себя защитить. Сознание стало затуманенным, глаза закрывались. Последнее, что я помню — на потолке, рядом с люстрой, растекалась черная тень. Сумрак, скрученный в длинные жгуты, тянулся ко мне жуткими щупальцами, приклеивался к лицу, залеплял веки, шарил по одеялу.

Очнулся я, едва стало светать. Потолок был девственно чист и бел. Резко поднялся с кровати и чуть не упал, ноги не держали, в глазах плавали черные “мушки”.

Я не стал раздумывать, сон это был или все происходило наяву. Первым делом, после пробуждения, собрал все свои вещи в рюкзак, перекусил остатками еды и сбежал из квартиры. Оставаться в ней было нельзя, иначе через пару дней и меня бы тоже увезла “Газель”. Я это понимал ясно, как и то, что весь соседний дом, за исключением нескольких квартир где есть дети, обречен, как та девушка с четвертого этажа.

Уже на вокзале, отходя от мрачных событий и ожидая автобус домой, я вдруг подумал о неожиданной смерти деда. “А не эта ли тень его…убила? ” — выводы напрашивались сами собой. В старый пазик набилась огромная толпа народу. Духота давила спертым воздухом, навевая негативные мысли. Я потянулся к форточке и вспомнил, что так и не закрыл окно у деда дома. Пока пазик трясся на ухабах дороги, меня все-таки сморил сон. Во сне я ехал в том же автобусе по пыльной дороге, тянущейся сквозь ряды тополей. В какой-то момент автобус остановился, и я с удивлением обнаружил, что являюсь единственным пассажиром. Больше в салоне никого не было. Я сидел на нагретом сидении, обливаясь потом, и смотрел в окно. Там, расчленяя разделительную полосу, вспучивался, вскипал асфальт, превращаясь в кратеры, из которых сочился дым. Над дорогой стояло черное марево. Дым сбивался в темные сгустки и маленькими торнадо собирался вокруг автобуса. Эти смерчи становились все больше и больше, и в конце концов стали раскачивать автобус, пытаясь унести его. “ Унести обратно! — понял я. — Обратно, в дедов дом. Что бы там из меня высосали жизнь тени! ” Я дернулся, чтобы бежать.

— Да что вы локтями пихаетесь, младой человек! — толстая тетка в соломенной шляпе, что сидела рядом, раздраженно ткнула в меня в бок. — Совсем охамели! Нажрался средь белого дня.

Я вперил взгляд вперед и сделал радостное лицо. К черту дедову квартиру, к черту гараж. Реальный старый пазик уносил меня все дальше от того дома, от шныряющих по ночам теней, от смерти.

— Наркоман какой-то. — процедила тетка, поджав губы.

Не оставляйте окна открытыми на ночь.

Полярные станции! Ты понимаешь, – я многозначительно потряс пальцем в воздухе. – Вот где можно проверить себя, как мужика! А не эти твои самолеты-парашюты. Тряпка, она че? Разве можно положиться на тряпку? Ну уж нет, не по мужски это, безответственно! – алкоголь уже давно ударил в голову и меня понесло. Когда я выпью – рот не закрывается.

– Ну а что там? На станции что, спрашиваю? Знай себе, работай да работай. – мой друг Дима тоже был изрядно пьян.

– Конечно, работай ему... попробовал бы ты! Ты знаешь, какие там температуры? А ты знаешь…

– Ой, да ладно тебе, Макс! Я в армии служил, мне ниче не страшно! Понял?

Я засмеялся. Тоже мне, нашел чем хвастаться.

– Армия это армия, а полярник – это романтика и испытание для настоящего мужика!

– Что-то романтика и настоящее мужество не вяжется в моей голове…

Долго мы еще искали правду на дне бутылки, даже не замечая, как переходим с одной темы на другую. Дима поутру обо всем благополучно забыл, как любой нормальный человек после пьянки, но не я.

Я всерьез задумался о том, чтобы попасть на Антарктиду. На мое удивление вакансий в интернете было аж несколько штук. Меня заинтересовала та, в которой требовался системный администратор. Я только окончил университет программной инженерии, и мой красный диплом позволял мне надеяться, что меня возьмут без опыта. Я оставил резюме на сайте.

Через пару дней из НИИ ответили, что штат заполнен, но они будут иметь меня ввиду. “Ну и правильно, как без опыта то. Вот поработаю лет пять, потом еще раз попробую”.

Все продолжалось как обычно, но думать об Антарктиде я не перестал. Не знаю, что меня так подстегнуло податься за полярный круг, может довольно скучная и однообразная жизнь.

Через пару месяцев из института, куда я подавал резюме, позвонили сами и предложили должность, которую я хотел. Я даже поверить в это не мог первое время.

В тот момент я не был устроен официально, но подрабатывал на одну фирму. Приводил в порядок их компьютерную сеть – устанавливал антивирусы, защиты разной степени, системы, даже написал пару программ. Но все это была лишь подработка, поэтому я сразу же поехал в офис института.

Я быстро прошел собеседование, затем медицинскую комиссию, после этого получил удостоверение личности моряка. После жесткого отбора я попал в экспедицию на станцию Беллинсгаузен. Но не в основной блок бригады, а в отдел инженерии.

Большинство пути я проделал на судне “Академик Федоров”, там же и познакомившись со своим первым напарником. Ему было пятьдесят два, и он уже двенадцатый раз шел за полярный круг. Довольно веселый мужик, звали его Юрий Александрович. Но он настоял на том, чтоб я называл его Саныч. Саныч мне сразу понравился. Он любил травить разные байки. Веселые, грустные, страшные – в его репертуаре было все.

Прежде чем выйти на берег, мы надели спецодежду, которая, как обещала этикетка на упаковке, спасет при температуре восемьдесят градусов ниже нуля. Такой холод я себе даже вообразить не мог.

Когда я только прибыл на континент, мой портативный термометр показывал всего -20. Но мне, с непривычки, было довольно холодно даже под тремя комплектами одежды. Да и воздух очень разряженный. Первое время мне не хватало кислорода, я вдыхал полной грудью, но не мог надышаться. Голова кружилась. Потом вроде бы стало полегче.

Напарник рассказал мне, что апрель это осень и что уже начинает холодать. А через пол месяца наступит полярная ночь. “Вот они, настоящие испытания. ” – радостно подумал я. Идиот.

На вертолете мы добрались до нашей станции. Она была на отшибе, если можно так выразиться. На отдельном острове, окруженный островками поменьше.

В нашем домике, находящимся на самой высокой точке этого острова, проживало четверо человек. Я, Саныч, Мишка, и тетя Люба. Но меня предупреждали, что наша бригада будет состоять из трех человек. Угадайте, кто был лишним?

Женщина- повариха, по каким то обстоятельствам не попавшая на первый корабль, ждала следующий и последний перед завершением навигации, который должен был прийти только через неделю.

Обо всех упомянул, кроме Миши.

Михаил странный был паренек. Моих лет, весь зажатый в себе, молчаливый, слова из него не вытянешь. Татуировки на обеих руках и здоровый как кабан. Иногда что-то бурчал себе под нос, вроде как песню напевал, но может и проклятье на нас насылал, кто его знает. Всегда одно и то же бормотал.

Он и Саныч отвечали за основные обязанности, а я за исправную работу компьютеров, датчиков и прочего. Мне даже не надо было выходить из домика, чтобы делать все, что нужно. Было еще одно помещение с датчиками и приборами, в пятиста метрах от нас, но туда мне ходить пока не довелось.

Мое любимое место в доме было в общей комнате за маленьким столом, рядом с печкой. Я постоянно сидел там, погрузившись в работу и вслушиваясь изредка в едва слышное завывание ветра за стеной. В моей комнате было довольно прохладно и там я только ночевал.

Интернет, хоть и плохой, но был, телик тоже, пусть его никто, кроме Любы и не смотрел. Мне чертовски нравилось работать полярником. По началу.

Потом я стал просыпаться по ночам от того, что задыхаюсь. Апноэ – так кажется, это называется. Саныч успокоил меня, что это нормально и должно пройти со временем. Но я просыпался каждую ночь и не по разу. Мне казалось, что кто-то сидит у меня на груди и давит, давит... В конце концов напарник оказался прав и еще через пару недель я окончательно адаптировался к климату Антарктиды.

Первые трудности начались в конце мая, когда мне первый раз нужно было выйти на свежий воздух и прогуляться до второго домика. Казалось бы, задача простая, вышел из дома, добрался до датчиков, делов то? Только вот на улице к тому времени температура упала до сорока пяти градусов ниже нуля. Бушевали бури, но не такие сильные, чтоб не выходить из дома. Мои напарники ушли на работу еще с утра и даже не пришли на обед. А мне нужно было попасть в домик “номер два”, иначе бы встала работа всех датчиков.

Обычно выходить по одному в такую погоду запрещалось, но ситуация была серьезная и я решил действовать.

Надел верхнюю одежду – пуховую куртку, теплые брюки, шерстяные перчатки, на них варежки, на ноги унты, на лицо маску. Все основательно застегнул, заправил. Навешал на себя фонарей, рюкзак с термосом, инструментами, ноутбуком и вышел на улицу.

Ветер дул с невероятной силой. Метель жалила острым снегом. Я огляделся. “Ни черта не видно”.

Снаружи наш красный домик был заметен наполовину, окна вот-вот утонут под толщами снега. Я решил взять с собой лопату, потому что дом “номер два”, вероятней всего, заметен полностью.

Двигался по специальному толстому канату, чтобы не сбиться с пути. Потерять дорогу при такой погоде – раз плюнуть. Пятьсот метров показались мне десятью километрами. Я устал уже на подступах к домику, а мне еще предстояло откопать вход. Решил передохнуть перед физическими упражнениями.

Снег заскрипел за моей спиной, словно кто-то ступал по нему. Я обернулся, но никого не увидел. “Животных быть не должно, но кто их знает? ” Сразу же вспомнились белые медведи с окровавленной шерстью. “Ох, не нужно было мне идти одному. ” – прошептал я и прислушался еще раз. Тишина. Только завывание ветра. Успокоил себя тем, что это скорее всего, какое-нибудь заблудшее животное. Скрип снега повторился. Ей богу, мне хотелось оттуда удрать в тот же момент. Но потеря связи равносильна смерти нескольких человек и я заставил себя через страх продолжить откапывать вход.

Наконец, это было сделано. Шаги прекратились, но может я их просто не слышал, отвлекшись на расчистку снега. Меня не покидало ощущение, что за моей спиной кто-то или что-то есть. Смотрит прямо в затылок, размышляя как убить. Я быстрее замахал лопатой. Несколько раз оборачивался, но, естественно, никого не было.

Мне удалось наладить связь с датчиками и опасность миновала. Нужно было только добраться обратно. Я вспомнил про шаги по снегу и колени неприятно ослабли. “А что, если оно ждет меня за дверью? ” – помню, промелькнула мысль. Любил я сам себе нагнать жути.

Благополучно добрался до нашего жилища. Отряхнул с себя, наверное, тонну снега. Закинул теплую одежду в сушилку и прошел в общую комнату. За столом, спиной ко мне, сидел человек. Это был не Саныч и не Миша. И уж точно не тетя Люба. Я конечно знал, что мы на острове не одни, но чтобы кто-то пришел в такую метель с другой станции – это маловероятно. Тем более если учесть, что до ближайшей, головной, километров шесть.

– Вы кто? – громко спросил я.

Мужчина встал, повернулся ко мне лицом, улыбнулся. Я вцепился в дверной косяк. Если бы не он, то точно бы упал. Передо мной стоял мой отец, улыбающийся и молодой. Видел его таким только на фотографиях. И тем не менее, сразу узнал его. Я застыл в ужасе. Он умер, когда мне было девять, от рака.. Но это точно был мой папа. Мне захотелось убежать и на этот раз я поддался панике. Выскочил на улицу раздетым, поскользнулся на крыльце, навернулся в сугроб. Мне кажется, тогда я даже вопил от страха, серьезно. Однако быстро опомнился – через пару минут я уже промерз до костей и забежал обратно в тепло. “Сын, с тобой все в порядке? Ты зачем выбежал в такой мороз без одежды? ” – спросил человек, удивительно похожий на отца в молодости.

– Папа? -только и удалось выдавить из себя. От ледяных капель на руках сводило пальцы. Снег таял.

– Ну, а кто ж еще? А ты красавец, мужскую работу выбрал! Уважаю и горжусь тобой, сына. И хорошо, что ты здесь. Здесь ты меня слышишь.

Ну точно, он всегда меня так называл – “сына”. Я расплакался. Отец подошел и обнял меня. Он был такой теплый, от него пахло одеколоном и немного бензином. Именно таким я его и помнил. Я так скучал.

– Ну ты чего, Максим? Ну, парень, перестань. Соберись давай. Соберись, кому говорят!

И я собрался. Даже поверил, что это мой отец. Мы долго разговаривали с ним. Он рассказал, что у него все хорошо, спрашивал про маму, про сестренку. Сестра умерла через пять лет, попала в ДТП, но я не решился сказать это папе. Он был так счастлив, увидев меня.

– А давай выпьем, Макс? За встречу?

– Разве у тебя есть что выпить? – я удивился.

Щас, погодь-ка, сына.

Он встал и вышел в коридор. Я слышал как открылась входная дверь, подумал что может он спрятал бутылку где-то в снегу, чтобы остудить. После этого послышались знакомые голоса. Это пришли Саныч и Миша. Когда они вошли в комнату, от них валил пар. Я чувствовал, как холод от их тел распространялся в помещении. Я подвинулся ближе к печке.

Но папа не возвращался. Напарники прошли мимо меня, словно не заметив. Я встал и вышел в коридор – никого. Выглянул за входную дверь, холодно и тоже пусто.

Я вошел обратно.

– О, Максимка, заходи, присаживайся. А ты откуда такой, как не с морозца? – сказала тетя Люба. Саныч как обычно жевал сало, Миша сидел молча, уставившись в еду. Я пробежался по комнатам, отца не было нигде. “Померещился? ”.

– Саныч, а что ты говорил про галлюцинации? – спросил я, присаживаясь за общий стол. – Ну помнишь, там про мух что-то.

– Мух? Ааа, ну дык. Дело-то зимой было. Мы с Генкой тогда нашли пещерку одну, полностью изо льда и озеро с кристально чистой, не замерзшей водой. Наш градусник показывал минус пятьдесят, это так, к слову. И вдруг слышу я, значит, звон. Думаю, где-то осиный или пчелиный рой, не иначе, а потом вспоминаю, где я нахожусь-то! Какие пчелы, едренбатон, минус пятьдесят же. А звук отчетливо слышу. Рассказал напарнику, а он мне “не слышу никакого звона я, с ума сошел что ли? ”. Вот и не знаю, что это было такое до сих пор, больше не встречал.

– А может быть такое, что ты видишь то, чего нет?

Михаил вдруг поднял голову и посмотрел на меня. Затем быстро отвел глаза и снова опустил голову.

–Видеть то, чего нет? Гм... Я-то лично не видал такого. Но вот один мой товарищ рассказывал, что когда на небе северное сияние, то происходит иногда на станциях всякая чертовщина. Даже призраков видели.

–И НЛО видели? – отшутился я.

–НЛО не НЛО, а видели всякое. – Саныч нахмурился и продолжил обгрызать шкурки от сала.

Я не слушал его. А смотрел на Мишу. Он точно понял меня. Прочел это по его глазам.

Следующим утром я проснулся от вкусного запаха.

Саныч уже сидел за столом, а мне опять предстояло дежурство. Тетя Люба готовила что-то чудесно пахнущее и аппетит сразу взыграл. Заметил, что Саныч какой-то смурной был. Ни шутки не рассказал, ни кусочка сала не съел. Глаза его словно остекленели.

– Саныч, что с тобой? Спал плохо?

– Все нормально, Максимка. Пойду Мишку будить, уже собираться надо бы.

Встал и пошел в сторону комнаты Михаила. Заглянул в нее, вернулся обратно за стол.

– Нет его у себя. – равнодушно сказал Саныч.

– Как нет? А где он? – встрепенулся я. Сон моментально прошел.

До Саныча тоже, видимо дошло, потому что он сразу изменился в лице. Вскочил из-за стола и побежал к выходу, выскочил наружу. Я пробежал все комнаты. Миши не было нигде. Комплект его одежды висел в сушилке, унты тоже стояли на месте. “Неужели он вышел на улицу без всего? ”. Мы не нашли Мишу. Сообщили по рации на главную станцию о происшествии. Нам ответили, чтобы мы пока не ждали помощи – надвигалась сильная буря. Пришлось мне заменить Михаила и я отправился на работу с Санычем. Голова была забита мыслями и вопросами, я боялся поговорить с напарником. Он тоже молчал. Рабочая смена прошла спокойно, но когда мы вернулись домой, кое-что изменилось. Тетя Люба сидела на полу, посреди общей комнаты, вокруг все было в крови. Она сжимала нож руке и повторяла одно и то же: “Простите, простите..” Глаза были стеклянные, взгляд тупо сверлил стену. Я аккуратно отобрал нож и кинул его в раковину. Саныч прибежал с аптечкой и перебинтовал запястья тети Любы.

– Она кажись того хотела. Ну это…

– Самоубийство?

– Ну вроде как да, гляди как раны на руке расположены. Она резала, но не попадала по венам. Крови много потеряла. Помоги мне дотащить её до кровати.

Мы оставили её у себя в комнате. Повариха по прежнему бормотала извинения, смотря в никуда.

Саныч опять пытался связаться с головной станцией, но не дождался ответа.

– Может я возьму снегоход и поеду на главную? – предложил я.

– Нет, Максим, в такую пургу ты не доедешь.

– Но надо оказать помощь Любе! Надо найти Михаила.

– Если он вышел на улицу, то он уже труп. Давно. Застыл, понимаешь? Кого спасать собрался? О себе подумай.

– Но…

– Никаких но, нас тут двое осталось, пойми? По одиночке сдохнем все тут, а так есть надежда.

– Вот те раз! -сказал я, показывая на окошко. В нем бледным пятном светилось чье-то лицо. -Мишка! Смотри, Саныч! – я тыкал пальцем. Пока Саныч тяжело поворачивался, лицо пропало. Я обескураженно развел руками. Ну было же!

– Да показалось тебе. – отмахнулся Саныч.

Накинув на себя пуховую куртку, запрыгнув в унты и прихватив фонарь, я выбежал на на улицу. Тишина и пустота. Следов у домика не было.

Я долго сидел у печки, пытаясь переварить то, что произошло. Не мог уснуть. Двери в комнаты остались не закрытыми. Слышал как тетя Люба бубнила во сне одно и то же, иногда вскрикивая. Саныч похрапывал у себя в комнате.

Когда уже начал проваливаться в дрему, то вдруг услышал как открылась входная дверь.

Я вскочил и побежал к источнику звука. На пороге опять стоял отец. С бутылкой водки.

– Заждался папку? – сказал он.

– Кто ты?

– Ты чего, сына?

– Кто ты? – я закричал.

Он подошел ко мне и дальше я помню только отрывками. Помню как выскочил из домика, помню как бежал, проваливаясь в снег по пояс. Помню, как оказался в каком-то теплом помещении.

Очнулся я под утро, в доме “номер два”. Сидел, забившись в угол серверной стойки. Ноги затекли, закоченели. Меня всего трясло от холода. Я был совсем без одежды, в одном свитере и термобелье.

Кое-как добрался до жилища. Саныч сидел и пил. Из той бутылки, которую принес мой отец. Точнее, кто-то похожий на него.

– Саныч, ты не видел мужика? Высокий такой…

Он зарыдал.

– Ты чего, Саныч? – я изумленно пялился на плачущего инженера.

– Это я её убил.

Похолодело на душе.

– Кого ты убил? Тетю Любу?

– Жену свою. Я не хотел. Нет. Хотел.

– Какую жену, о чем ты, Юра?

Большего я от него не добился.

Все вокруг сходили с ума, или это я сходил с ума, я не понимал. Творилось какое-то безумие.

Внезапно Саныч встал и посмотрев совершенно чужим, озлобленным взглядом, понесся на меня с кулаками. “Это ты, сука, ты виноват! Знал же, что она замужем, а еще другом звался! ” Мне удалось закрыться в комнате. Саныч долго колотился в дверь, но затем затих. Меня трясло от страха. Я твердо решил угнать снегоход и ехать к главной станции. Плевать, что меня занесет снегом, в доме я оставаться не собирался. Не помню как вырубился.

Утром в общей комнате я увидел тетю Любу, сидящую за столом. Люба была пьяна. Распухший красный нос, набрякшие веки говорили о том, что она долго плакала. Увидев меня, повариха всхлипнула и попыталась улыбнуться.

– Теть Люб, с вами все в порядке? Что это вчера было? – я заметил, что все вещи разбросаны, а кровь на полу уже засохла.

– Не могу я больше так, сыночек, не могу…

– О чем вы? А где Юрий Саныч?

– Это же получается я убийца? Но ведь я молодая была. Глупая. Влюбчивая, доверяла всем. А мужики только переспать со мной хотели, а потом сбегали. А мне детишки не нужны были тогда, я ж и дома своего не имела даже, как я могла ребеночка оставить? Три раза аборт делала. Один раз родила, когда врач сказал, что это последний шанс родить. Но не смогла с ним, понимаешь? Куда мне его? Всю жизнь по станциям. Отдала его в детдом. Я знала, что ему трудно будет, но я сама из детдома и ничего, вот живая же! А ночью встала, слышу шум. На кухню пошла, смотрю – девочка маленькая. Волосики светлые растрепаны, пальчик во рту держит. Знаешь, что она мне сказала? “Мама! Холодно. ” Я схватила её, прижала к груди, к печи понесла. А у печки-то еще двое малюток сидят. Один мальчик, чуть постарше и девочка, тоже маленькая. Ладошки у печки грели. Мальчик увидел меня и говорит: “Мам, мы к тебе хотим. Обними нас, мы не можем согреться теперь. ” Я испугалась, убежала в комнату. Заперлась на ключ. А в комнате еще один ребенок. Лет восемь на вид. “Мамуль, а ведь я умер. В детдоме часто били, мамуль, и один раз ударили очень сильно. Я уснул и больше не проснулся”. Нервы уже не выдержали, не помню что со мной потом было. Последняя мысль, которая промелькнула в голове- надо к ним идти. Чтоб вместе всем.

Я дослушивал её рассказ уже не так внимательно, как начинал. В голове перемешались все байки Саныча. Про “видели всякое”, про аномальную зону и шутки про НЛО. Мне стало безумно жутко. И холодно. Остаток дня я просидел в своей комнате закрывшись, рассчитывая дождаться помощи тут. Но это было невозможно. Нужно было следить за печкой, за генератором, за датчиками и приборами. “Только бы не остановился генератор. ” – молился я.

Ночью просыпался от криков и шума. Что-то происходило в общей комнате. Решил, что выходить не буду. И еще что-то светило в окно, но я не высунулся из прогретой кровати. Долго пытался понять, что же происходит за дверью, но стоило мне закрыть глаза как я снова погружался в сон. Мне снился отец. Он говорил что я должен сохранить остатки разума, должен хвататься за реальность. Безумие может поглотить, но надо бороться, ведь я сильнее. Положил свою руку мне на плечо и я перестал трястись от ужаса. И так спокойно стало с ним рядом, тепло. Запах одеколона и бензина. Или это был не сон?

Утром меня встретила давящая тишина. Я осторожно выглянул наружу – никого. Саныча в своей комнате по-прежнему не было.

Войдя в общий зал, я заорал от ужаса. Все стены были забрызганы кровью. Тетя Люба сидела там же, где и прошлым утром, только живот её был вспорот. Содержимое вывалилось на пол, но что-то она удерживала своими руками. Рядом валялся окровавленный кухонный нож. В коридоре на веревке висел уже посиневший Саныч. Под ним растеклась лужа. Его руки и одежда были в крови. Я заметил листок бумаги на столе. “Извините меня. Я не мог находиться рядом с ней, поэтому и выпустил ей кишки. Мне почему-то показалось, что она моя жена и она дразнила меня тем, что мой друг в постели лучше. Я не выдержал и схватился за нож. Простите.

Если кто-то читает это, значит я тоже мертв. Я вам так скажу. Это проклятое место. Ни в коем случае не живите здесь. И я уничтожу все, что здесь есть. Никто не должен больше сюда....” Письмо прерывалось на этой фразе. Мороз продрал меня по коже. Через пару секунд я понял, что вовсе не от письма мне стало холодно. Генератор не работал. Датчики не показывали температуру. Главный компьютер был отключен.

Я схватил всю теплую одежду и выскочил из дома. В небе разливалось северное сияние. Его бледно-зеленое свечение охватывало небо и оно закрывало станцию словно купол.

Кое-как добрался до дома “номер два” и спустя пару часов мне удалось восстановить работу приборов и генератора.

Когда меня нашли, я сидел под столом во втором домике и с кем-то разговаривал. Прошли всего сутки с того момента, как отключились приборы, до того как мужики нашли два трупа и полуживого меня на станции. Мишу тоже отыскали. Все это время он был рядом с домиком “номер два”. Точнее были тут только его ноги, остальное бесследно исчезло.

Я до все еще не отошел от произошедшего. Вот такая вот получилась романтика. Лучше бы с парашютом прыгнул.

Никто не пришел. Звонил Максу, Олегу, Артему – не берут трубку. Тоже мне, друзья. А ведь могли сказать хотя бы, что не придут. Я закупился по полной. Думал – отлично отметим день рождения, но в итоге уже час сидел и бухал в одного, уставившись в монитор. Куда девать все, что купил – я понятия не имел. А это четыре ящика пива, ящик водки и шесть бутылок коньяка. Даже приготовил салаты на десять человек. “Куда это все? ” – горевал я.

Бормотал ругательства себе под нос. Да как так-то? Как получилось, что никто не приехал?

Прошло два часа и я даже успел вырубиться. Кто-то разбудил меня настойчивым звонком в дверь. Неужели вспомнили? Я был так зол на того, кто приперся.

— Ща я им все скажу. – бубнил я, пока шел от дивана до двери.

Открыл – Никитос стоит. Улыбается.

— С днем рождения, братишка. — пробасил друг.

Черт подери, я был рад его видеть.

Он жил на другом конце России, поэтому мы пообщались по телефону за день до этого. Он поздравил меня и сообщил, что не сможет приехать – семья, работа. “Оказывается, готовил сюрприз! ” — пришло в голову.

— Никитос! — завопил я от радости.

— Тише, ты че? Соседи ща полицию вызовут, давай зайдем. — он смеялся.

— Да мне похеру менты, похер соседи вообще. — алкоголь проявлял себя не в лучшем виде.

Никита затолкал меня в квартиру и запер за собой дверь. После этого заставил принять холодный душ. Я послушно исполнил его просьбу и стало немного полегче. Настроение улучшилось, словно все друзья вдруг разом явились ко мне. Злость и обида отступила на задний план. Так обрадовался приезду лучшего друга. Знакомы мы были с первого класса и никогда не разлучались. Всегда помогали, выручали друг друга. Десятки бед переживали вдвоем. Через многое прошли вместе. Потом он уехал учиться в Москву, а я остался в Новосибирске.

— Никитос, как же я тебя видеть! — я полез обниматься, но Ник вовремя избавился от этой ловушки.

— Я тоже рад, братан! Давай только без синей мути. Ты же знаешь, я не люблю все это…

— Да не вопрос, я спокоен! – а самого распирало. — Ну че, будешь чутка? — я мотнул головой в сторону ящиков с алкоголем.

— Ну давай, немного, как я люблю.

Я понимающе кивнул. Быстро сообразил бокалы и налил “по сто” коньяку. Мы выпили за мой день рождения, затем за его приезд.

Он рассказывал мне обо всем, что случилось у него за последнее время. Половину я слышал, но кое – чего и не знал. Например, что Никитыч стал отцом. А по телефону молчал, как рыба. Конечно же выпили за здоровье его дочки.

— Диман, а где все то? Ты никого не приглашал что ли? — полюбопытствовал друг, показывая пальцем на ящики с пивом. — Ты это для себя одного купил?

— Ага. Буду бухать неделю. Да не пришел никто. Всех своих позвал, думал соберемся. И даже не предупредили, суки. — я почувствовал как снова пробуждается обида и сменил тему. — Да и черт бы с ними. Главное что ты тут.

— Ну ты не злись на них, вдруг случилось что? Дороги заметены, может в пробке где застряли? Или не дай бог, вынесло с трассы…

— Не нагоняй жути, а? Я им звонил – у кого-то абонент, кто-то не берет трубку.

— Всякое бывает, поверь мне! Жахнем?

Мы незаметно опустошили первую бутылку коньяка. Я достал новую.

Время быстро приблизилось к ночи, а у нас беспрерывно и громко играла музыка и я не слышал, как соседи стучат по батареям. Да даже если бы и слышал – мне было все равно.

— Я ведь забыл твой подарок в тачке! — прокричал мне в ухо Никитос, шлепнув себя по лбу ладонью. — Пойдем спустимся вместе, заодно заценишь мой новый рендж ровер!

— О! Погнали! Ща я… только штаны теплые натяну.

Пока я пытался одеться потеплее, Никита уже выскочил из квартиры. Я все никак не мог просунуть ногу в штанину. Убил минуту на это действие, если не больше. Когда натягивал второй ботинок на ногу, зазвонил смартфон.

— Да, Максон!? — я вышел из квартиры и запер её на ключ. Никиты в подъезде уже не было. Вызвал лифт.

— Димон, привет. С днем рождения тебя, дружище! — он говорил сквозь помехи, я еле-еле разбирал слова.

— Спасибо! А вы где все?

— Тут такое дело… — он замялся на секунду. — Должен был Никитос приехать из Москвы, к тебе на днюху…

— Да он уже у меня. Сюрприз не удался. — лифт подъехал. Я, качаясь, вошел в него.

— В смысле? — я услышал изумленный голос друга.

— В коромысле.

— Он же… — связь прервалась. Посмотрел на экран – нет сети.

Я выскочил из лифта, пробежал через консьержа – бабульку, наверняка уже дремавшую. На улице никого не было. Ни Никиты, ни его машины. Неужели куда-то понесло на ночь глядя, да еще и пьяным?

Вспомнил, что мне звонил Макс, но мы не договорили. Перезвонил ему.

— Вы где? — спросил я еще раз, в надежде, что он уже не будет увиливать от ответа.

— Мы у Ник... дома, тут плохо лов.... Никит... разбился, Димон. — слышно было только обрывки фраз. — По доро... на Новосиб... уже… у нас… перед лес... поляной. Его занесло, и он столкну... с... Ник… — Связь снова прервалась.

Набрал Никиту — абонент не доступен. Макс недоступен тоже.

Я хотел было сорваться за ключами от авто, но вспомнил, что слишком много выпил. Поэтому побежал до квартиры родителей Ника.

Когда – то я доходил до него за тридцать минут, но в ту ночь добежал за десять. Я несся как угорелый, несколько раз поскальзываясь и падая. Чуть не подвернул ногу, приложившись затылком о землю. Но в тот момент было не больно.

Алкоголь будто выветрился и я больше не чувствовал себя пьяным. В голове мельтешили вопросы. Занесло? Разбился? Столкнулся? И почему Макс сказал про Лесную Поляну, она же примерно в в часе езды отсюда? Зачем он выпившим сел за руль? Все это было непохоже на правду. Скорее на то, что друзья вздумали меня разыграть на день рождения. «Ну конечно, так и есть. » — успокаивал себя.

Быстрей ракеты я взлетел по лестнице на пятый этаж. Прислушался – за дверью тишина. Оглядел подъезд и нахлынула ностальгия. Как же давно я в нем не был. Нажал на кнопку звонка.

Открыл Макс. По его виду я бы не сказал, что они готовили сюрприз. Только если он отличный актер, чего я не замечал.

Защемило сердце.

— Что с ним? — а вот сейчас стало больно где-то в груди.

— Он… мертв.

— Это что, шутка? — я молил бога, лишь бы да.

— А похоже? – резко выпалил Максим. И я понял – он не шутил. Глаза защипало.

— Как? Когда? — внутри что-то разрывалось.

— Сегодня днем. Не справился с управлением. Его занесло и он влетел в грузовик… Семьдесят километров до Новосиба не доехал.

— Ты ничего не путаешь? Как днем? Он же…— голова затуманилась, ноги стали мягче разваренных макаронин. Макс вовремя меня подхватил и усадил на тумбочку.

— Эй, дружище, с тобой все в порядке?

Я обессилено помотал головой. Реальность вдруг стала ускользать от меня.

Ведь ещё полчаса назад Никита был рядом со мной. Стоял, улыбающийся, немного пошатываясь от алкоголя и рассказывал про свой новый внедорожник.

А теперь он мертв? Я был не в силах переварить эту информацию. Просто не верил.

— Где он? – потерянно промямлил я в пустоту.

— В морге. Или у медэкспертов, я не знаю пока. Тело слишком...

Я не дослушал, потому что стены поехали куда-то вбок и я потерял сознание. Мне словно приснился сон, как Никита стоит на моей кухне улыбаясь, а затем спокойным басом произносит : «Не злись на друзей, братишка. Они обязательно отпразднуют твой день рождения! Только позже».

В дверь долбили и вроде даже ногой. На часах без десяти минут полночь. “Кого там ещё принесло? ” — проворчал мужчина. Встал с дивана и шаркая тапками по полу, подошел к двери. “Кто там? ”

Тишина.

Посмотрел в клубящуюся тьму глазка. Несмотря на то, что датчики движения сами включали освещение, в подъезде было темно. В горле как-будто что-то застряло. “Ну нет никого, и ладно” — промямлил Колюсик. Стук повторился. Слабенько так, тихонько “тук-тук”.

— Кто там тарабанится, Коль? — крикнула из спальни колюсикова жена. Марта.

— Да я почем знаю. Не отвечает никто, я то че..

И уже в дверь:

— Кто там? Чего молчите?

— Это я, пап. — наконец то ответил тонкий детский голосок.

— Вы ошиблись.

— Нет! Открой, пожалуйста, мне страшно, свет не работает и я замерзла.

Мужчина долго возился, пытаясь трясущимися пальцами провернуть замок. Перед ним стояла девочка лет десяти -двенадцати.

— Вы кто? — мужчина окинул ее взглядом. Прищурился, всмотрелся получше и обомлел. Она же, будто не замечая его, проскочила в квартиру. “Мам, я дома! Так замерзла и устала… Мама, ты где? ”

Мужчина так и стоял, не шевелясь. Женщина, уже выскочившая из спальни, в ночнушке и с растрепанными волосами, тоже не могла поверить в то, что видела. “Сонечка? ”- прошептала она. “Мамуууль, я платье немного испачкала, вот тут, пятнышки какие-то, темненькие. Я сама постираю завтра, честно! ” — девочка побежала в мастерскую Николая. Открыла дверь и замерла на секунду.

— Когда вы успели тут все переделать? И зачем? Это же моя комната! Пап?

Мужчина больше не сомневался. Он был уверен – перед ним его дочь. Она пришла домой.

— Да вот мы с мамой подумали. — начал он едва сдерживая дрожь в голосе. — Большую комнату тебе переделать.

— Правда? — девочка заулыбалась. — А где мне ночевать сегодня? Я очень хочу кушать и спать. — ее чистые, голубые глазки напомнили Николаю о прошлом.

— Мы на диване поспим, а ты на нашей кровати. — предложил мужчина. Он не знал, что ему еще говорить. Его жена так и стояла в ступоре, выпучив глаза и хватая ртом воздух.

Они накормили ту, что пришла и уложили к себе на кровать. Марта, механически разогревая вчерашний суп, накрывая на стол, с опаской поглядывала на девочку, беззаботно болтающую ногами и медленно приходила в себя. Мужчина закрыл дверь спальни на замок и улегся на расправленный диван.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он у Марты шепотом.

— Ты серьезно?! Что мне, по твоему думать?! Это не Сонечка. — у нее не получилось сказать тихо.

— Зачем ты ее пустил домой? – голос женщины сорвался на визг.

— Чщщщ! — мужчина приложил палец к губам. – Тише! А что мне было делать? Выгнать её ночью на улицу? Я не смог… и потом, ну похожа ведь...?

— Коля, это не моя дочь! Ты что, все мозги пропил или издеваешься? — она опять переходила с шепота на крик.

— Да ты просто посмотри! – Коля показал на фото на стене.

— Я даже не хочу думать об этом. Мне и так было тяжело...

Мужчина бросил попытки переубедить супругу и отвернулся. Через десять минут захрапел.

А Соня лежала на большой кровати и не могла уснуть. Даже под толстым одеялом мерзла и не согревалась. Она не решилась звать родителей – слышала, как ругались. “Я очень долго не была дома”- знала Соня. Но она не помнила, где пропадала все это время.

Утро выдалось напряженным. Марта потребовала от Колюсика, чтобы тот выгнал девочку из дома, а сама, натянув улыбку на лицо, пыталась делать вид что ей не страшно. “Но как я выгоню свою дочь? ” — думал мужчина. Вот она и посуду помыла и пыль протерла. И даже выглядела, как живая. Переодеть бы ее еще. Но детских вещей давно в доме не было.

Марта не выдержала и вышла из кухни. Следом за ней поплелся мужчина, чтобы успокоить.

Соня стояла посреди комнаты не шевелясь и слушала разговор родителей.

— Но Марта, она же наша дочь? — опять шептались. Все было слышно отчетливо.

— Колюсик, ты совсем с ума сошел под старость лет? — она пыталась кричать шепотом.

— Нет, я все прекрасно понимаю. Но…она ведь в этом платье была.

— Я не помню.

— Все то ты помнишь. Я не знаю как, но это она.

Последнее слово Марты перед тем, как хлопнув дверью, запереться в ванной было: “Идиот”.

Соня слышала как мама громко плачет, включив воду.

— Что с ней? — спросила девочка, когда отец зашел в комнату.

— Мама немного нездорова. Скажи мне, Сонь, а где ты... ну… где ты была все это время?

— А я сама не помню, пап! Честное – пречестное!

Колюсик увидел слезы на её глазах и прижал к себе. Её кожа была сухой. Гладил Соню по голове, успокаивая и шепча : “Все будет хорошо, девочка, все будет хорошо. ”

Николай в тот момент прокрутил в памяти дни, когда их дочь еще с ними и все действительно хорошо. Когда не было этой разъедающей душу тайны между ним и Мартой. И вот вроде бы Соня снова дома и все должно наладиться. В глубине души Колюсик понимал, что его дочь мертва. А кто в его квартире – об этом он даже не хотел думать.

— Папа, а где Чарлик? — словно услышав его мысли, спросила девочка. Он не знал, что ответить. Чарликом они звали пуделя, которого подарили дочери на один из последних дней рождения. Он умер спустя десять лет после того происшествия.

— Он на даче. — Колюсик скосил глаза в сторону.. — Там за ним сосед присматривает. У мамы аллергия проявилась..

— А можно мы съездим к нему? Я очень соскучилась! — Соня запрыгала и сделала “просящие” глазки.

— Конечно съездим. — пообещал мужчина. — Сейчас по дому приберемся, по магазинам за продуктами прогуляемся и съездим, ладно?

Он не заметил как его жена замолчала в ванной. Не слышал глухого удара о кафель. А девочка слышала.

— Пап, маме плохо.

— Да, дорогая моя. Но она поправ...

— В ванной, прямо сейчас, она умирает! — громко перебила его дочь.

— Господи, этого еще не хватало! — Колюсик побежал к ванной, подгребая спадающим тапком. Рванул дверь. Его жена лежала на полу, в руках была упаковка снотворного. “Вот ты дура! ” – Колюсик пнул ее в мягкий бок. Попытался привести в чувства, но ничего не вышло.

— Сонечка, позвони в скорую, быстро! — попросил он девочку.

— Хорошо пап. — Соня убежала к телефону. “Ну что же ты наделала то? ” — доносились крики из ванной. Соня Звонила в 03, но было занято. Набрала еще раз и еще – то же самое. “Пап, я не могу дозвониться! ” — кричала она.

Ничего другого не оставалось, кроме как самому везти Марту в больницу. “Так будет быстрее, до Семашко минут двадцать езды. ” – Колюсик подсмыкнул треники и побежал в прихожую. Ключи от машины, как назло, не находились.

Девочка села с ним на переднее сиденье. На заднем лежала полуживая Марта.

Он ехал так быстро, как только мог. Хотел успеть спасти свою глупую женщину.

— Пап.

— Не сейчас, доча, мне нельзя отвлекаться от дороги.

— Я просто задам вопросик.

— Хорошо, валяй.

— Зачем вы меня убили? — слова, как кувалдой, ударили по голове. Повернулся и увидел, что девочка плачет.

— Ну что ты, милая. Никто тебя не убивал. Что за глупости ты говоришь?!

— А я вдруг вспомнила, как мама каталась на машине и наехала на меня. Мне было очень больно. А потом ты закопал меня в холодную землю. Из-за этого я долго не была дома. Зачем вы это сделали?

Колюсик вцепился в руль и вспомнил, как закапывал тело своей дочери в лесу, рядом с дачей. Как ревел, как тряслись руки и колени, как кружилась голова.

Они всей семьей приехали на дачу на выходные. Марта попросила мужа, чтобы он научил ее водить машину.

У неё неплохо получалось, она быстро освоила управление. Муж позволил попрактиковаться ей одной, а сам занялся хозяйственными делами.

Перед глазами до сих пор стоит картина, как она, зареванная, ворвалась в дом с дочерью в руках. Платье девочки в крови, руки жены в крови. Она что-то орет, одновременно с плачем, стоном, соплями. «Сдавала назад, пыталась развернуться» и «не посмотрела в зеркала заднего вида». – все что удалось разобрать. Но этого было достаточно.

Они решили скрыть смерть своей дочери. На Колюсике уже висела судимость за смерть по неосторожности, и в случае чего, он точно заехал бы на нары. Марта рыдала и кричала что он должен придумать что-нибудь, что она не виновата, это нечаянно!

Николай погрузился в мысли, совершенно позабыв об управлении автомобилем. А когда пришёл в себя, то понял что его вынесло на встречную полосу. Он резко дернул руль вправо, пытаясь увернуться от приближающегося автомобиля, мигающего ему фарами. Его машину занесло, закружило, а затем на полном ходу он столкнулся с внедорожником. От удара малолитражку разорвало на две части и покорежило до неузнаваемости. Внедорожник лежал в кювете.

Девочка выбралась из машины. На ней не было ни царапины. Она не посмотрела на отца, на мать, ей было неинтересно, что произошло. Ей вдруг очень сильно захотелось спать. Она просто пошла по дороге, вскоре свернув в лес.

Ветки деревьев цепляли за платье, хлестали по лицу, ночные птицы издавали жуткие звуки. Ей было очень страшно, но словно кто-то звал ее. Сколько она так шла, она не понимала, но наверняка очень долго. Словно тянуло куда-то. Она не могла остановиться.

Наконец девочка вдруг замерла посреди леса. Упала на коленки и вцепилась в грубую почву пальчиками. Она отгребала землю маленькими, холодными ладошками и постепенно увеличивала темп. Вскоре ее хрупкие ручки так месили грязь, вырывая почву почти с корнями, что были больше похожи на стальные, острые лопаты. Яма становилась глубже и глубже.

Вдалеке послышался собачий лай. Девочка сразу же узнала его. Закричала: “Чарли... Чарлик! ”. Через некоторое время к ней выбежал маленький пудель. “Чарлик, я так скучала! ”- обрадовалась девочка и схватила грязными руками собаку. Подняла песика над головой, закружилась, словно в танце. “Ну что, пойдем спать, ты ведь тоже устал? ”. Пес гавкнул в ответ. Она спустила Чарлика в вырытую яму, затем аккуратно прыгнула вниз сама. Глаза закрывались и не было сил больше смотреть на этот мир. Девочка обняла собаку и они вместе уснули. Теперь уже точно навсегда.

— Пинай ты уже, че как девчонка! Только дяде Андрею в окно не попади, — дразнил Жора мальчишку переминавшегося у мяча и тыкал пальцем в окна дома.

Костя пнул. Со всей силы приложился. Мяч молниеносно угодил прямиком в створ импровизированных ворот – соседскую сушилку. Лишь бы бабка Валя не заметила, а то опять раскричится на весь двор, что мы рвем веревки для белья.

— Гол! — радостно завопил Жорик.

— Ну, у тебя и ударище, — восхитился Дениска, самый младший в их компании.

— Есть здесь настоящее поле? — поинтересовался Костя.

— Не-а. Только в городе, да и то сейчас закрыто на ремонт. Но там клево. Я туда ходил как-то раз, — начал Жора.

— Да – да, — захохотал Денис. — Кто тебя туда пустил?

— А еще, — не обращал на него внимания старший брат, — есть футбольная коробка на территории старой школы. Но родители запрещают нам туда ходить. Да всем запрещают.

— Это почему? — Костя любил заброшенные здания.

— Да многое так-то про нее рассказывают. Все обходят её стороной, — не вдаваясь в подробности, отмахнулся Жорик. И подумав немного, предложил:

— Но в футбик можно поиграть. Если хочешь – пошли.

Конечно, Костя хотел. Он виртуозно поднял мяч с земли поддев носком и поймал его руками. Он научился этому трюку сам, дома. Мама постоянно ругала мальчишку за то, что он играет с мячом у себя в комнате. Один раз Костик так увлекся, что разбил люстру. В наказание у него забрали мяч на месяц.

— Стойте! — остановил ребят Денис. — Вы куда? Ты же знаешь, Жорка, мама говорит...

— Да хорош, Дэн! Мы просто поиграем в футбол. Или струсил?

— Ниче я не струсил, — задрал голову младший, нахмурившись. Жора ухмыльнулся и шепотом сказал Костику:

— С ним всегда прокатывает эта фишка.

Через два квартала ребята вышли на пустырь, огороженный забором. Ржавым, металлическим, давно уже погнутым. Мальчишки с легкостью просочились между прутьев.

Перед глазами Кости предстала трехэтажная школа. Окна на первом этаже, как и входная дверь, заколочены ветхими, прогнившими досками. Весь третий этаж зиял разбитыми оконными рамами. Крыша во втором крыле обвалилась. Когда-то здание, вероятно, блистало белизной, но сейчас краска почти везде отслаивалась. Некоторые пласты напоминали мальчику зловещие, уродливые лица, пялящиеся прямо на него.

— Вот это жуть! — восхищенно прошептал он.

— Да… — кивнул Жорка. — Но нам, слава богу, не надо внутрь. Коробка за полем. Она небольшая, но все лучше, чем под окнами соседей. Иногда мы ходим сюда с парнями. И тут же обратился к своему младшему брату:

— Если расскажешь родителям – я тебе устрою “спокойную” жизнь!

— А что такого в этой школе? Почему вам запрещают сюда ходить?

— Ну, например, то, из-за чего ее закрыли, – начал рассказывать Денис, однако брат успел его перебить.

— Не слушай Дэна, сейчас он тебе жути расскажет! Тот еще фантазер.

Дениску было не остановить.

— Так вот… Лет двадцать назад тут кое-что случилось. Точнее, случилось-то в поселке. Потерялась девочка. Никто не мог её найти долгое время. А потом детишки этой школы как-то утром обнаружили ее внутри здания, на втором этаже. Она была убита и изуродована. Тело покусано и разорвано собаками. По новостям потом говорили, что в поселке объявился маньяк-убийца со сворой собак. Школу сразу же закрыли на время... Блин, слово забыл… — он вопросительно посмотрел на своего брата.

— Распледования! – с умным видом изрек Жорик и подмигнул Костику.

— Точно. На время распледования. Убийцу так и не...

— Гляди, в окне кто-то есть, — зашептал вдруг Костя, указывая на второй этаж. Его друзья застыли, боясь повернуться. Пока они пытались высмотреть что-то в окнах, мальчик расхохотался.

— Видели бы вы свои лица, — он не мог сдерживать смех. — Особенно ты, Жорик!

— Дурацкие у тебя шутки, понял? — Жора обиженно отвернулся.

— Да ладно вам, не злитесь, я просто пошутил. А то начали тут…

Поле оказалось в неплохом состоянии. Вокруг футбольной коробки все заросло травой, но покрытие самого поля не позволяло прорасти сорнякам и играть в мяч было вполне можно. Да уж всяко лучше, чем под бдительным оком вездесущей бабы Вали. Они бегали по полю около пары часов.

Солнце уже начинало опускаться к горизонту и мальчишки это заметили. Напоследок решили пробить друг другу по пенальти. Косте в воротах стоять нравилось, но еще больше он любил забивать голы. Поэтому он начал первый. Хорошенько прицелившись, ударил по мячу и тот угодил в руки Жорика, стоящего на воротах.

— Сейчас я тебе забью, держись. Это просто пристрелочка! — прокричал мальчик. И действительно, со второй попытки мяч, пролетев мимо головы вратаря в паре сантиметров, угодил точно в рваную сетку.

Костик уже занес ногу в третий раз, как глаз вдруг зацепился за окно на втором этаже. В нем стоял человек. Он попытался остановиться, но это лишь поменяло траекторию полета мяча. Прямиком и со свистом мяч залетел в одно из окон третьего этажа.

— Девяточка! — радостно вскрикнул Жорик и захохотал.

— Смотрите, там человек в окне, – испуганно произнес Костик, показывая пальцем в сторону здания.

— Ага, щас. Второй раз не проведешь. Ну ты и мазила, — опять подразнил его Жорик.

— Потерял мяч, считай. Можешь попрощаться. – сказал с грустью Денис.

Костик снова поглядел на окно – никого. Наверное почудилось.

Мяч терять никак нельзя. Это подарок отца на день рождения, да еще и с автографом известного футболиста.

— Ребят. Помогите достать мяч!

— Ты рехнулся? Туда нельзя заходить! — почти синхронно завопили братья.

— Меня папа за мяч убьет. Можно домой вообще не возвращаться.

— Я не пойду туда. И тебе советую забыть! — отрезал самый старший мальчик. Его брат согласно кивал.

— Ну и трусы, — сгоряча прикрикнул на друзей Костя. Он выбежал из футбольной клетки и двинулся к школе. Ребята кричали ему вслед чтобы остановился, но он не хотел их слушать.

Он добежал до противоположной стороны школы, выискивая где же можно залезть внутрь. Все окна на первом этаже либо зарешечены, либо забиты досками. Где-то доски прогнили и можно было попытаться их оторвать, но роста мальчику не хватало. Еще приходилось пробираться через заросли сорняков, крапивы, которая жалила как сотни злых пчел.

Старания не прошли даром. Он нашел небольшой, заросший паутиной пролом в фундаменте, ведущий куда-то внутрь. Нужно было лезть, другого входа мальчик не обнаружил. С трудом, но протиснулся через отверстие в стене. После очистил себя от паутины. Как же он ненавидел это чувство, когда проклятая паучья сетка застревает в волосах и на лице.

Внутри — кромешная темнота. Мальчик поморщился от спертого, кисловатого запаха. Натянул воротник кофты на нос, чтобы не чувствовать вонь. Достал свой телефон. Телефон мальчишки был обычным, кнопочным. Костик все надеялся, что родители когда-нибудь купят ему крутой смартфон, пока же приходилось довольствоваться тем, что есть. Мальчик включил фонарик и осветил помещение. Длинный коридор, ведущий в непроглядную темень. Ему казалось, что темнота побеждает луч фонарика и медленно надвигается на него. Мелькали тени где-то вверху, напоминающие монстров. Он посветил на потолок. Торчали вырванные провода, трубы, все окутано толстой паутиной. Капало на пол, который был очень скользким, приходилось удерживаться за холодную, шершавую стену, лишь бы не упасть. Вскоре он выбрался к лестнице наверх и попал на первый этаж.

Здание внутри выглядело еще более ужасающе, чем снаружи. Тусклая, потрескавшаяся краска на стенах. Сами стены испачканы в темно-бурых подтеках. Штукатурка кусками свисала с потолка. В углах колыхались рваные занавеси из паутины качая засохшие трупики мух. Мальчик старался не задевать ее, но получалось плохо, к лицу все время прилипали стеклянные тонкие нити. Двери закрыты на замок и создавалось такое ощущение, что тут никого не было уже много лет. Обычно такие здания это излюбленные места подростков и наркоманов. Подумав о последних, мальчик поежился. Он тут же вспомнил, что видел силуэт в окне на втором этаже. Теперь Костя уже не был уверен, что ему показалось. А вдруг он на самом деле не один в здании? Мальчик остановился и прислушался Медленно капала вода. Шуршало что-то непонятное, иногда осыпалась известка, брякаясь об пол. Каждый раз Костик вздрагивал от этого. Игра света и тени все время вырисовывала жутких созданий. Мальчик постоянно ощущал, что позади него кто-то есть.

Поскрипывали половицы под ногами, стоило едва пошевелиться. Ему было страшно. Старался отогнать страх от себя, как его учил отец – закрыть глаза, представить, что все хорошо, сосчитать до десяти, убеждая себя, что бояться нечего.

Последовал совету и представил самое хорошее, что было в его жизни. Затем медленно начал обратный отсчет от десяти. Удалось дойти лишь до половины, когда он услышал грохот, а следом донесся резкий, неприятный звук, будто по клавишам пианино ударили со всей силы. Мальчик понял, откуда шел звук. За дверью одного из кабинетов кто-то был.

Костя стоял, не шевелясь, боясь издать хоть единый скрип. Но больше ничего не шумело, не падало и пианино больше не звучало.

У него дрожали руки. Он заметил это по тому, как трясся луч фонаря. Костик уже почти решился бежать обратно, как вдруг услышал, что где-то рядом мяукнул кот. “Фуф, слава богу, это долбанный кошак, ”— пронеслось у него в голове. Он выдохнул, и вместе с воздухом будто вышел страх. Тело снова задвигалось. Мальчишка постоял еще чуть-чуть и зашагал дальше. Подходя ко второму крылу его фонарь выхватил впереди какое-то движение. Костя замер. На него смотрели красные глаза. Ростом это что-то было маленьким, по колено. Едва мальчик задвигался, это что-то быстро юркнуло в темноту.

Через минут десять он нашел лестницу, ведущую наверх. Она скривилась за десятки лет, где-то уже давно сгнила. При каждом шаге ступеньки предательски скрипели. Он прошел мимо второго этажа. Любопытство подстегивало заглянуть туда, но здравый смысл удержал от этой идеи.

Оказавшись на третьем этаже вдруг понял, что если дверь того кабинета, куда попал мяч, закрыта, то ему конец. Можно сразу оставаться здесь, не возвращаясь домой. Но большинство дверей, к счастью, оказались открытыми. Деревянные балки над головой натужно поскрипывали время от времени. Он боялся что потолок вот-вот рухнет, или, на худой конец, провалится пол и он напорется на какой-нибудь строительный штырь, как недавно видел в фильме.

Костик пошарил по кабинетам. То тут, то там попадались парты, классные доски, и даже шкафы с учебниками. Но этого хватало и в его школе. А вот чего не было в школе мальчишки так это трупов птиц. В каждом кабинете мальчик находил одну или две мертвые птицы, словно их нарочно сюда притащили.

Он быстро отыскал свой мяч. Тот лежал в чем-то мокром и Костя обтер мяч о свои штаны, все равно уже грязные. Главное, он достал отцовский подарок. Выглянул в окно, чтобы сказать ребятам, что ему все удалось и ничего страшного тут нет. Но мальчишек на поле уже не было.

Однако был кто-то другой. Костя резко присел, спрятавшись. Медленно выглянул. На него смотрел мужчина. Мальчик не увидел его лица, но мужик показался ему очень страшным. Спрятался. Выглянул еще раз – уже никого.

На улице почти стемнело и нужно было скорее возвращаться домой.

Внезапно Костик услышал собачий лай. Лаяла не одна, и даже не три собаки. Целая стая. Через минуту мальчик увидел их в окне. Семь или восемь псов, довольно крупных. Они рыскали по двору школы, что-то вынюхивая.

Костя боялся собак больше чем кого-либо на свете. В детстве собака напала на него, и загрызла бы, если не вовремя подоспевший отец. С тех пор у мальчишки на память об этом дне пара шрамов от зубов пса на ноге.

Он скорее сиганул к лестнице, чтобы успеть выбежать через то же отверстие, в которое пролез внутрь. По дороге навернулся с пары ступенек, сильно ударив колено. Слезы проступили на глазах, но мальчишка держался. “Мужики не плачут. ” – помнил он слова папы. Встал, отряхнулся и пошел хромая дальше.

Спустившись на первый этаж он услышал лай вновь. Теперь задрожали не только руки – все тело. Собаки внутри школы. Но откуда?

Мальчик побежал вверх по лестнице, забыв о боли в ноге. Влетел на третий этаж и как угорелый понесся в сторону первого попавшегося кабинета. Закрыл дверь, подпер партой, с трудом перетащив ее с места на место.

Сердце колотилось от страха, Костя не знал что делать. Хотелось зареветь и к маме с папой. “И зачем я только сюда полез, кретин. ” – подумал мальчишка. Потом дошло, что нужно просто позвонить родителям. С ужасом понял, что телефон выпал из кармана.

Он слышал, как на нижнем этаже шастают бродячие псы. Не понимал, что им делать в заброшенной школе. Ведь тут совершенно нет еды. Не кота же искали, в конце-то концов?

Ужасно воняло. Мальчик осмотрел помещение и едва не закричал от страха. Он увидел кости. Почти обглоданные, местами с прогнившими кусками мяса. Похожи были на человеческие. Мальчик не выдержал и заплакал. Понял вдруг, что есть в школе имеется съедобное для голодных собак. Он сам.

Через минут пять стая уже поднялась по следам мальчишки. Они быстро нашли нужную дверь. Скреблись, скулили, лаяли, но проникнуть внутрь так и не смогли. После этого он услышал грубый голос, произнесший “Фу”” и псы сразу замолкли. Сначала было тихо, потом мальчик услышал тяжелые, глухие шаги. Кто-то медленно шел по коридору. Шаги приближались, становясь все громче и прекратились у двери. Костик затаил дыхание. Кто-то за дверью подергал ручку, толкнул дверь пару раз, сдвинув при этом парту. Он громко и хрипло дышал, а потом неожиданно все затихло.

Мальчик сидел, дрожа от испуга и вслушивался в тишину. Завывал ветер, проникая сквозь многочисленные щели. Боялся шевельнуть даже пальцем. К вони привык, а вот к костям никак не мог.

На улице давно стемнело. Он уже не думал о том, накажут ли его родители за позднее возвращение. Или о том, что мама расстроится из – за его грязной одежды. Мальчишка просто хотел выбраться из школы живым. Правы были новые друзья, когда говорили не ходить внутрь здания. А он еще и трусами их обозвал. Стало стыдно и обидно за то, что такой глупый. Он посидел еще немного и не услышав больше никаких звуков, оттащил парту и выглянул в коридор. Абсолютно никого.

Успел спуститься до первого этажа, когда услышал стук собачьих когтей по полу. Все это время они его поджидали. Бежать некуда – все двери заперты. Он уже слышал как они рычат, даже видел оскаленные желтые клыки, с которых капала слюна. Он закрыл глаза и начал считать до десяти вслух, хотя и понимал, что это не поможет.

— Десять! Девять! Восемь! Семь! — громко отсчитывал парень. Его голос эхом отражался от стен.

Внезапно даже закрытым глазам стало ярко, мальчик еще сильнее зажмурился. Собаки заскулили, завизжали и мальчишка понял, что псам тоже стало страшно.

Когда свет погас, мальчик открыл глаза. Собак больше не было. Зато в коридоре была девочка, в пальто и шапке с помпоном. От неё исходило слабое, едва уловимое, бледное свечение.

— Уходи, пока он не пришел снова.

И растворилась в темноте.

— Кто ты? — крикнул мальчик в пустоту.

Мальчик пытался вспомнить, за какой дверью лестница в подвал, но его мысли перебил громкий удар. Кто-то ломился в заколоченную дверь. Удары обрушивались с пугающей частотой и Костя понял, что это ломают доски. Тот, о ком говорила девочка? Он судорожно забегал по коридору, дергая ручки и уже вновь хотел бежать на верхний этаж. Даже был готов сигануть из окна, лишь бы выйти отсюда. Последний удар выбил дверь. Мальчик вжался в стену от ужаса. Перед ним возник темный силуэт. Костя закричал от страха, зарыдал. “Не убивайте меня! ” — пытался сказать он сквозь слезы. За первым силуэтом зашел второй, яркий свет ударил по глазам, а следом послышался голос:

— Костик, это мама! Ты цел? Куда тебя занесло!

После этого случая друзья долго еще расспрашивали друга о том, что он увидел в той школе. Выпытывали и брали “на слабо”, мол, ничего там не было. Костик ничего им не рассказал. Потому что и сам не хотел вспоминать.

Привет. Меня зовут Феликс Бэк и я начинающий писатель. Со мной в паре работает еще один автор и бессменный редактор моей писанины в одном лице Moran Dzhurich. Вместе мы творим вселенную "ЗБО", создаем с нуля специально для вас, дорогие читатели. Все рассказы выдуманы от и до, если не считать отдельно взятые населенные пункты или вообще конкретные места. Мы стараемся прорабатывать множество деталей в сюжете наших историй, хотя, может быть, местами вам будет казаться что авторы что-то изменили, исковеркали. Но все таки это рассказы а не реальные истории, поэтому надеемся на ваше понимание.

Напоследок хочу отблагодарить всех, кто читает мои рассказы, всех кто приложил руку к написанию или придумыванию историй, всех кто поддерживал меня все это время, заставляя двигаться вперед, ну и конечно огромное спасибо моей супруге – за то что терпит мои писательские заскоки и порой странные мысли о новых сюжетах. Отдельное спасибо иллюстратору, без которого не было бы обложки и иллюстраций к рассказам. Без вас всех не было бы меня, не было бы и этого сборника!

P. S Если вам понравилось наше творчество, в лс могу скинуть ссылку на группу в ВК "Забытй Богом Округ"! Там вы найдете все наши рассказы, а некоторые из них имеют музыкальное сопровождение и достойную, атмосферную озвучку! ждем вас в ЗБО!