Тело и телесность в естественном языке и языке жестов

* * *

Тело составляет значительную часть нашего существа, и ему принадлежит в нем важное место. Вот почему его сложение и особенности заслуживают самого пристального внимания.

М. Монтень. Опыты

Введение

Одна из особенностей современных лингвистики и семиотики состоит в том, что непосредственно на наших глазах происходит смягчение или полная ликвидация многих жестких догм и оппозиций, принятых и узаконенных наукой XIX и XX веков. Как следствие этих процессов, появляются новые исследовательские принципы, подходы и установки. К ним относится, в частности, признание того факта, что многие задачи, которые лингвистика прежде отказывалась обсуждать и решать как нелингвистические, становятся сегодня весьма актуальными и признаются заслуживающими всяческого внимания. Еще одна установка — это ориентация на постепенное сближение и далее на полную интеграцию интеллектуальных традиций и исследовательских задач разных дисциплин, связанных с наукой о языке.

Во многом новые принципы, подходы и установки связаны с изменившимся взглядом на устную коммуникацию людей, которая стала рассматриваться как область взаимодействия языкового и различных невербальных знаковых кодов. В устном общении, когда человек говорит, это должно быть не только слышно, но и видно. В разговор включены жесты руки и рук (например, махнуть рукой, всплеснуть руками, обнять) и жесты ноги и ног (закинуть ногу на ногу, топнуть ногой, топать ногами), выражения лица (поморщиться, гримаса ужаса, скривиться), знаковые позы (встать навытяжку; сидеть, в задумчивости подперев голову) и знаковые движения тела (отшатнуться, прильнуть), взгляды (уставиться, посмотреть искоса) и др., причем все они функционируют и как единицы отдельных каналов коммуникации, и как часть интегрированного целого. Известный специалист в области невербальной коммуникации и теории диалога Дж. Бавелас говорила, что устный дискурс только тогда можно считать состоявшимся (real), когда у него есть невербальный аспект (Baverlas 1990, 4–9).

Устная коммуникация людей — это одна из тех немногих подлинных ценностей в нашем «прекрасном и яростном мире» (А. Платонов), которые сегодня общество еще пытается сохранить. Один человек беседует с другим; разговаривают и группы лиц, и большие коллективы. Коммуникация людей может быть бытовой или деловой, дружеской или конфликтной, непосредственной или опосредованной расстоянием, временем или техническими устройствами и интеллектуальными системами, такими как компьютер и интернет, и в каждом случае она имеет свои особенности.

Несмотря на разнообразие видов устной коммуникации, у всех у них есть нечто общее. И это, как мы только что отметили, использование в них сразу нескольких знаковых, или семиотических, невербальных кодов, которые иногда также называют — не вполне правомерно — языками. Наряду с естественным языком люди, общаясь, иногда пользуются такими «экзотическими» кодами, как язык флажков, язык веера, цветов, свиста, или прибегают к таким «языкам», как язык живописи, музыки, кино, театра. В распоряжении людей имеются также предметные знаковые коды, например знаковые системы одежды и аксессуаров к ней, язык моды, язык причесок, язык пищи, или кулинарный код, язык действий, или акциональный код, язык пространственных знаков, и еще очень многие другие невербальные знаковые коды. Некоторые из таких кодов специализированы — это означает, что они используются в строго очерченных ситуациях или видах коммуникации, по большей части небытовых. А другие коды широко применяются прежде всего в бытовой сфере общения. Среди последних ведущее место, безусловно, занимает телесный знаковый код, иначе называемый (особенно часто на Западе) язык тела (англ. body language).

Основные лексические единицы этого языка получили название жестов, которые понимаются здесь нами весьма широко. К жестам (в широком смысле этого слова) относятся собственно жесты, или знаковые движения рук, а также ног, плеч и головы, знаковые выражения лица, или мимика, знаковые взгляды, позы, телодвижения, касания и вербально-невербальные способы поведения — манеры. К последним принадлежат манеры поведения в обществе, в частности манеры поведения за столом, способы ношения одежды, манеры ведения беседы, спора или диспута, манеры поведения в особых социально отмеченных, или ритуальных, ситуациях — на свадьбах, презентациях, похоронах, собраниях — и еще многие другие разновидности манер[1]. В дальнейшем мы будем равноправно использовать термины язык тела и язык жестов как синонимы, пренебрегая некоторыми различиями между ними.

Жесты, как правило, устроены достаточно сложным образом, то есть имеют сложную морфологию. Описание морфологии жеста предполагает анализ формы и смысла минимальных значащих его частей, получивших, по аналогии с морфемами (минимальными значащими частями слова), название кинем[2], описание разных явлений на стыках этих частей и формулировку правил соединения кинем в жесте.

Морфологии жестов разных культур посвящено много работ. В частности, формальное устройство французских жестов анализируется в известной книге (Calbris 1990), строение итальянских жестов — в статье (Kendon 1992, 72–93), книге (Poggi, Magno-Caldognetto 1997) и словаре (Brackmann, Pepi 1993), а строение жестов англосаксонской и некоторых других культур — в книгах (McNeill 1992; Taylor 1974, 65–72; Poggi 2001). Однако во всех этих работах, за исключением отдельных сказанных вскользь замечаний, ничего не говорится о значениях жестовых морфем, то есть о значении отдельных компонентов в составе целостной жестовой формы. В «Словаре языка русских жестов» (СЯРЖ 2001) формальное строение жеста принято описывать в отдельной зоне «физическая реализация жеста», однако и в этом словаре нет описания значений отдельных кинем. Нет в нем и правил композициональности, которые бы показывали, складывается ли смысл данного жеста из смысла его кинеморфем, и если складывается, то каким образом. Соображения по поводу того, как можно было бы (и, по всей видимости, следовало бы) использовать принцип композициональности при создании вокабул СЯРЖ, были высказаны в работах (Крейдлин 2010а; 2011а). Еще раньше морфологическая структура некоторых русских жестов была описана в статье (Крейдлин, Переверзева 2008, 427–430).

Описание синтаксиса языка жестов складывается из обнаружения и формулировки общих закономерностей организации невербальных и смешанных, то есть вербально-невербальных, высказываний и формулировки правил двух типов. Это правила внутреннего синтаксиса, или правила соединения и упорядочивания жестов разных типов, и правила внешнего синтаксиса, или правила соединения жестов с речевыми единицами и единицами других знаковых кодов. Некоторые из правил обоих типов, относящиеся к синтаксису русских жестов, приведены в книгах (Крейдлин 2002; 2005а; Гришина 2017), а также в статье (Крейдлин 2005б).

Сегодня язык жестов стал главным предметом новой науки, тесно соотносящейся с наукой о естественном языке — лингвистикой. На первых этапах рождения новой науки область деятельности, связанная с анализом языка тела и его использованием в коммуникации, называлась «теория и практика невербальной коммуникации». В дальнейшем, после того как были выделены и описаны лексические и синтаксические единицы разных языков жестов, выявлены важные закономерности сочетания жестов с вербальными единицами в коммуникации и изучены многие модели невербального поведения, оформилась как отдельная наука невербальная семиотика (см. об этом монографию (Крейдлин 2002) и обширную библиографию в ней).

Хотя при исследовании процесса коммуникации безоговорочный приоритет[3] отдается естественному языку, многие аспекты телесного коммуникативного поведения, такие как жестовые знаки, позы и телодвижения, расстояние, на котором находятся собеседники, выражения их лиц и взгляды, несомненно, должны быть приняты во внимание, если мы хотим понять, что наш партнер намерен сказать или что он хочет делать. Дело в том, что с помощью жестов, поз, взглядов, касаний и других телесных, или соматических[4], знаков мы можем передать собеседнику те смыслы, которые не хотим или не можем выразить словами. Из сказанного следует, что безоговорочность приоритетного положения естественного языка обусловлена прежде всего тем, что он обслуживает подавляющее большинство сфер человеческого общения и жизнедеятельности, но существуют также ситуации, области и жанры коммуникации, где доминирующим является язык тела. Больше того, в некоторых случаях на использование естественного языка даже накладывается запрет (табу) или слова в них излишни. Таковы, например, минута молчания, ситуации переглядывания или обмена понимающими взглядами, ситуации, связанные с поведением зрителей во время театральных спектаклей или демонстрации фильмов, невербальные приветствия и прощания (например, приветствия и прощания на дальнем расстоянии). Сюда же относятся акты моления или ритуалы, в которых доминирующими являются поклоны, реверансы и т. п., различные игры, где преобладает молчание (например, шахматы, шашки и другие игры, требующие интеллектуальных усилий и концентрации внимания, детские игры типа «гляделки» или «Замри!»), и многие другие.

И все же в подавляющем большинстве жанров и актов устной коммуникации телесный код и другие невербальные знаковые системы тесно взаимодействуют с речью и языком, так что коммуникация людей без участия соматических знаков часто выглядит либо странной, либо неполноценной. Отсюда следует, что полное описание того, как протекает устная коммуникация, невозможно без анализа механизмов, моделей, способов и инструментов взаимодействия естественного языка и соответствующего ему языка тела[5].

Проблема описания взаимодействия естественного языка и других знаковых кодов, в частности языка тела, получила в лингвистической и семиотической литературе название проблемы мультимодальности[6]. А сравнительно недавно лингвисты и специалисты в области невербальной семиотики заговорили о мультимодальной лингвистике как об отдельной науке, изучающей мультимодальную коммуникацию[7].

Задача описать то, как в коммуникативных актах невербальные семиотические коды взаимодействуют с естественным языком и друг с другом, становится еще более актуальной и важной, когда мы обращаемся к межъязыковой и межкультурной коммуникации людей. В этом случае приходится учитывать различие не только естественных языков, но также телесных и других знаковых кодов. Так, для правильного перевода на английский язык фразы Она сидела на корточках надо знать, что сочетание сидеть на корточках в английском языке обычно передается одним словом — глаголом to squat. А если мы захотим перевести на японский язык такой простой диалог, как — У тебя все хорошо? — Она ответила ему жестом «ОК», то столкнемся с более серьезными трудностями. Дело в том, что одним переводом слов и грамматических конструкций естественного языка, как в первом примере, нам здесь не обойтись. Нужно еще знать, что в традиционной японской культуре жест, имеющий форму кольца, образованного большим и указательным пальцами руки, сходную с формой жеста «ОК», имеет совсем другой смысл, а именно он означает ‘деньги (разговор о деньгах) в ситуации купли-продажи’ (цит. по (Крейдлин 2002, 135–136)).

Подводя промежуточный итог, отметим, что все коммуникативные акты, встречающиеся в живом потоке устной речи, и все высказывания в этих актах можно разделить на три класса.

В первый класс попадают те акты и высказывания, в которых используется только естественный язык (их, как мы говорили выше, не так уж много). Во второй класс, и таких актов и высказываний большинство, попадают те, в которых используются сразу оба кода — языковой и невербальный телесный код (а возможно, и какие-то другие знаковые коды). Наконец, в третий класс входят высказывания, которые целиком основываются на телесном коде. Такие высказывания иногда называют жестовыми сообщениями, а сами акты — жестовыми актами (часто, характеризуя высказывание, вместо прилагательного жестовый используется прилагательное невербальный).

Если посмотреть на это деление с другой стороны, так сказать со стороны телесного кода, то можно выделить три группы невербальных телесных знаков[8].

Первую группу образуют эмблематические жестовые знаки, или эмблемы. Это телесные знаки, которые могут замещать языковые элементы в устном коммуникативном акте без изменения смысла исходного высказывания.

Многие эмблемы объединяются в разного рода смысловые классы, причем у разных культур есть свои «любимые», то есть самые популярные, классы эмблем. Так, у русской культуры «любимым» является класс жестов, имеющих общий смысл ‘прерывание контакта человека с миром’. К этому классу относятся жесты закрыть лицо руками, закрыть глаза рукой, заткнуть уши, прикрыть рот рукой, отвернуться и некоторые другие. Кроме того, в русском языке тела широко представлены жесты класса ‘приглашение к выпивке’. Это, в частности, жесты «штопор», «стаканчик», пощелкать по горлу (в английской терминологии cork gesture[9]). Для японской культуры чрезвычайно многочисленным является класс жестов-поклонов, демонстрирующих разные степени уважения к человеку или почтительного отношения к какому-то сакральному объекту. Этот класс жестов настолько социально важен, что ему специально обучают в школах и разного рода учреждениях; например, ему обучают продавцов крупных магазинов, работников банков и ряда других организаций. Совокупность правил японской культуры и японского языка тела, содержащих информацию о том, кто, кому и в каких ситуациях должен кланяться первым и как кланяться в ответ, — это целая наука.

Во вторую группу телесных знаков входят иллюстративные жесты, или иллюстраторы. Они всегда сопровождают речь и при этом семантически и функционально с ней связаны. Иллюстраторы делятся на два больших класса — собственно иллюстраторы и аккомпаниаторы. Это деление основано на различии в назначении и роли иллюстративных жестов в коммуникативном акте. Поскольку эти классы иллюстраторов не были упомянуты в специальной монографии по невербальной семиотике (Крейдлин 2002), остановимся на них подробнее.

Собственно иллюстраторы отображают какие-то свойства изображаемого предмета или человека (форму, размер, кривизну, ориентацию и др.), раскрывают аспекты физического действия или демонстрируют само действие (ср. действия, называемые словами резать, рубить, пилить, колоть, сжимать). Они могут отображать также какие-то стороны ментальной или психической деятельности человека либо некоторые особенности их актуального протекания. Таковы, например, жесты, выражающие смыслы ‘задумчивость’ и ‘напряженное внимание’. К собственно иллюстраторам примыкают самые разнообразные по форме и смыслу жестовые манифестации эмоций страха, ужаса, стыда, радости, удовольствия, наслаждения и т. д. К ним относятся также жесты, имитирующие движение, например движение колес паровоза или поезда, жесты, обозначающие размер, — «Вот такой ширины», «Вот такого роста», и мимические выражения боли (см. жесты скривиться от боли, сморщиться от боли).

Аккомпаниаторы, в полном соответствии со своим названием, сопровождают речь, подчеркивая какие-то ее аспекты — физические или структурные. Они отражают длительность речи, выделяют некоторые важные ее фрагменты или обозначают отход в сторону от основной линии повествования.

Выделяются несколько групп аккомпаниаторов. Одна группа помогает в ритмической и интонационной организации речи — эти жесты организуют акцентуацию и паузацию речи (например, таковы жестовые ударения — см. о них далее), объединяют отдельные фрагменты речевого потока в целостные синтагмы (например, плавное движение рукой соединяет предшествующий сегмент речи с последующим). Другая группа способствует делению речи на фрагменты, а третья помогает выявлению отдельных семантических или прагматических аспектов высказывания (например, жесты, акцентирующие слова Ну сколько раз тебе можно говорить!).

Некоторые аккомпаниаторы из третьей группы выделяют какие-то метонимические или метафорические компоненты высказывания. Примером такого аккомпаниатора является мануальный жест, сопровождающий последовательность высказываний (1) До сих пор мы говорили о французской литературе XVIII века. Теперь уйдем далеко-далеко в сторону. Устное производство этого высказывания во время лекции сопровождалось жестом, при котором рука говорящего/жестикулирующего поднималась вверх и отводилась далеко назад и чуть вбок в полном соответствии с содержанием высказывания. Другие аккомпаниаторы из третьей группы отделяют более важные по смыслу фрагменты от менее важных, а третьи указывают на элементы речевого потока, которые несут определенную информацию, касающуюся передаваемого сообщения или его контекста. Например, аккомпаниатором, входящим в эту группу, является метафорический жест «закруглиться», при исполнении которого кисть руки или палец описывают круг в воздухе. Этот жест имеет значение ‘подвести итог сказанному’.

Еще две группы аккомпаниаторов образуют разные по форме жестовые ударения, ритмизующие речь или разделяющие ее на значимые части, ср., например, рубленое движение ребра ладони сверху вниз при счете — это одна из разновидностей жестового ударения (о классе жестовых ударений см. далее), и указательные, или дейктические, жесты. Разного рода указательными жестами часто пользуются, например, лекторы и учителя, когда объясняют новый материал. При помощи таких жестов преподаватели совершают прямое указание, например, на какой-то объект, изображенный на доске, опосредованное указание — например, на некоторый представляемый объект, возникший в ходе лекторской или учительской речи, либо метафорическое указание, близкое по смыслу к предыдущему. Примером метафорического указания служит употребление параллельного жеста двух рук, который встретился нам у лектора-литератора. Им он указывал на параллельные линии повествования в разбираемом художественном произведении.

Последнюю группу телесных знаков образуют регулятивные жесты, или регуляторы. К ним относятся жесты, которые могут употребляться как в собственно речевом контексте, так и вне него. Регуляторы противопоставлены эмблемам и иллюстраторам по функции (назначению): они структурируют общение и потому имеют ярко выраженную диалогическую направленность. Одни регуляторы служат показателями начала общения, другие — конца общения, а третьи показывают, что общение продолжается. Примером регуляторов служит так называемый «академический» кивок головы, демонстрирующий, что адресат воспринял от говорящего сообщаемую ему информацию, пусть даже ложную (см. описание этого жеста в (СЯРЖ 2001)). Кроме того, регулятором является знак «Стоп!», при котором ладонь жестикулирующего направляется в сторону стоящего или движущегося к нему лицом адресата с целью предотвратить его возможное будущее высказывание или движение либо остановить уже начавшееся.

Многолетние исследования устной коммуникации представителей самых разных народов и культур убедительно показывают, что эмблемами, иллюстраторами и регуляторами могут быть и жесты рук, и мимика, и позы, и все остальные семиотические типы жестов. Приведем ниже примеры телесных знаков разных типов, одни из которых выступают в функции эмблем, другие — в функции иллюстраторов, а третьи — в функции регуляторов.

Утвердительный кивок головы, или жест «Да!», широко используемый в очень многих вопросно-ответных диалогах, является невербальным заместителем словесной реплики Да!. Иными словами, данный жест — эмблематический. Действительно, в ответ на вопрос Ты пойдешь в кино? кивок головы означает ‘пойду’. Мы можем, однако, при ответе на тот же вопрос не просто кивнуть головой, а кивнуть, одновременно сказав Да. Здесь кивок не только передает смысл ‘пойду’, но и подчеркивает, усиливает выражение этого смысла, означая что-то вроде ‘конечно, безусловно, пойду’, а жест «Да!» является иллюстратором, точнее аккомпаниатором.

Приведем пример контекста, когда кивок головы, по форме сходный с утвердительным кивком, передает уже другой смысл, а именно желание показать говорящему, что его слушают и воспринимают информацию, которую говорящий сообщает. В ситуации устного экзамена, когда экзаменатор беседует один на один со студентом, он, желая поддержать студента и показать ему, что внимательно его слушает и поощряет продолжить успешный ответ, кивает головой. В этой ситуации жест кивок головы является регулятивным, ср. употребление в той же ситуации слова да или некоторых его аналогов (угу, так) в диалоге.

Остановимся теперь на таких телесных знаках, как позы. У русских позовых знаков есть стандартное имя — поза, которому в английском языке соответствует слово posture, обозначающее знаковое положение тела (а не слово pose, обозначающее физиологически вынужденное антропоморфное положение тела, не являющееся знаковым). Примером русской эмблемы служит поза, передающая смыслы ‘не хочу больше тебя слушать’ или ‘я обиделся’. Это поза отвернуться от собеседника и стоять некоторое время к нему спиной.

Контекстом, в котором встречается поза-иллюстратор, служит, например, поведенческий комплекс «рапорт солдата командиру о выполненном задании», принятый русской воинской доктриной. Произносящий слова рапорта солдат стоит, вытянувшись в позе смирно, которую он, согласно воинскому уставу, должен всегда принимать при встрече со старшим по званию. Считается, что такая поза выражает уважение к командиру.

Теперь приведем пример позы-регулятора. Во время интервью, экзамена, допроса или какой-то иной ситуации общения, в которой один собеседник (доминирующий) задает другому (субординативному) разного рода вопросы, а тот на них отвечает, сидячая поза спрашивающего означает, что коммуникация продолжается, а смена им позы означает конец интервью, экзамена и т. п. Человек, который приходит, скажем, на интервью, должен знать, что если интервьюирующий встает или даже просто показывает, что собирается встать, то диалог считается законченным, а потому пытаться продолжать говорить что-то о себе или вести беседу на какие-то другие темы интервью бессмысленно.

Можно показать, что жесты, относящиеся к остальным видам невербальных коммуникативных знаков, тоже могут быть и эмблемами, и иллюстраторами, и регуляторами.

В дальнейшем, говоря о теле, частях тела, органах и других телесных (соматических) объектах, мы будем иметь в виду не только языковые описания объектов и их свойств, но также жесты трех описанных семиотических классов и смешанные, то есть вербально-невербальные, знаки. Кроме того, мы будем рассматривать более крупные невербальные и смешанные тексты и модели коммуникативного поведения.

Теперь, после всех этих вводных замечаний, мы можем, наконец, сформулировать основную проблему, которая решается в настоящей монографии.

Современное представление о человеческом теле и о различных явлениях телесности включает в себя осознание того факта, что тело представляется по-разному не только в естественных языках, но и в соответствующих им невербальных знаковых кодах. В настоящей монографии описывается образ человеческого тела и других соматических объектов в естественном языке, а также функционирование всех этих объектов в телесном знаковом коде. Речь в основном будет идти о русском языке и русском языке тела; больше того, в центре нашего внимания будет в основном одна функциональная разновидность этих языков, а именно бытовая. Впрочем, в целях сопоставления, перекличек и построения необходимых мостиков будут привлекаться, наряду с другими естественными языками и языками тела в их бытовой разновидности, также научная, фольклорная, художественная и иные функциональные разновидности русского языка и русского языка тела.

Основная проблема и многие частные задачи в данной монографии решаются в рамках разработанного нами подхода к феномену телесности, который мы назвали признаковым подходом. Ориентация сразу на несколько разнородных задач делает признаковый подход теоретически более адекватным и практически более удобным способом описания, чем традиционный лексикографический подход, результатом которого являются типовые словарные описания. Дело в том, что последний имеет дело только с одним из знаковых кодов и не приспособлен для сопоставления кодов.

Хотя теория и методология признакового подхода нацелены прежде всего на решение сформулированной основной проблемы, такой подход позволяет ответить и на другие важные исследовательские вопросы, например на вопрос, как соотносятся вербальные и различные невербальные системы, связанные с телом и телесностью. На основе признакового подхода мы можем сравнивать, как представлены в вербальных и невербальных знаках различные действия, осуществляемые соматическими объектами, изучать функции, дисфункции и аномалии, связанные с частями тела, телесными органами и другими соматическими объектами, и отвечать среди прочих на вопросы следующих типов: «Что означают высказывания Ноги не ходят, Голова раскалывается или Язык немеет?»; «Что означает, что данный телесный объект сейчас или вообще плохо функционирует?»; «Как мы об этом говорим или как это показываем?». Наконец, открывается возможность изучить разные механизмы и способы образования переносных значений у многозначных лексических единиц, обозначающих тело, части тела и другие телесные объекты, выявить и объяснить некоторые особенности образования многих фразеологизмов, например махнуть рукой на все, потирать руки, положа руку на сердце и т. п., каждый из которых связан с жестами, соответственно, махнуть рукой, потирать руки и положить руку на грудь. Подобные фразеологизмы мы называем жестовыми (им посвящен отдельный раздел настоящей монографии). Анализируя в указанном разделе жестовые фразеологизмы, мы сопоставляем особенности и способы их образования с инструментарием невербального знакового кода. Там же формулируются некоторые правила управления речевым и неречевым знаковым поведением в мультимодальном диалоге и описываются закономерности совместного функционирования русского языка и русского языка тела в коммуникативных актах разной природы и назначения.

Краткое содержание и структура монографии

Монография состоит из двух книг. В первой книге вводятся концептуальный и инструментальный аппараты, с помощью которых строятся образы тела и телесности, как они отражены в различных естественных языках и языках жестов.

Во второй книге показано применение введенных понятий и терминов, а также основанных на них принципов и методов описания к разным областям культуры и сферам человеческой деятельности.

Ядро исследования составляют важнейшие характеристики устной мультимодальной коммуникации людей, механизмы и способы взаимодействия участников мультимодального общения, представленные в устных и письменных текстах русской культуры. Заметим, что еще задолго до того, как термины мультимодальность и мультимодальная коммуникация получили широкое хождение в западной литературе, выдающийся русский ученый и педагог А. А. Реформатский в статье (Реформатский 1963, 208–215), написанной более полувека назад, положил начало исследованиям законов сосуществования разных знаковых кодов в письменной и устной речи. Явление согласованности речевых, телесных и других знаковых кодов в актах устной и письменной коммуникации он называл конгруэнтностью и призывал ученых разных специальностей, прежде всего лингвистов, к изучению этого явления.

В первом томе основное внимание уделяется тому, какую роль в коммуникации людей играют тело, части тела, органы, телесные жидкости и многие другие типы телесных объектов. Мы даем лингвистическое, и в частности лексикографическое, описание некоторым именам этих объектов, указываем основные признаки объектов и их имен, определяем значения рассматриваемых признаков, раскрываем культурную и социальную значимость телесных объектов и моделей телесного поведения для жизнедеятельности человека. При этом мы отмечаем, что участие в актах устной коммуникации является одной из основных функций различных телесных объектов, а неспособность активно участвовать в таких актах обычно интерпретируется как одна из форм телесной патологии.

Для описания тела и разных явлений телесности мы широко пользуемся сконструированным нами специальным метаязыком, основу которого составляют такие понятия и термины, как семиотическая концептуализация тела, телесный признак и значение <телесного> признака. Эти понятия вводятся ниже и подробно комментируются; при этом особое место уделяется понятиям и терминам семантически и культурно выделенных значений признака. Они наряду с целым рядом других единиц являются конституирующими элементами признакового подхода и семиотической концептуализации тела.

Второй том настоящей монографии посвящен разнообразным прикладным аспектам, связанным с телесным поведением человека в коммуникативных актах. В нем формулируются многие закономерности поведения людей в разных сферах общения — от бытовой до узкопрофессиональных. В частности, описываются особенности мультимодальной коммуникации в таких областях искусства, как театр, балет и живопись, а также значимые характеристики такой коммуникации в педагогике и медицине. Обсуждается в книге и одна важная проблема, возникшая на границе теории литературы, лингвистики и невербальной семиотики, а именно проблема соотношения внешнего облика персонажа произведения, его телесного поведения и его внутренних — психологических и ментальных — характеристик. Данная проблема изучается на материале ранних и поздних рассказов А. П. Чехова.

Современные исследования жестов, телесного поведения и особенностей мультимодальной коммуникации не обходятся без составления специальных баз данных и компьютерных программ, призванных представить соответствующие единицы и модели поведения в электронном виде. В книге излагаются идеология, методология и технология построения комплексной компьютерной базы данных «Тело и телесность в языке и культуре». Эта база построена в форме вопросно-ответного диалога человека с машиной и призвана отвечать на серию содержательных вопросов о соматических объектах, их именах, признаках и значениях признаков.

Многие из рассматриваемых в настоящей монографии видов и форм коммуникативной деятельности являются ритуализованными и регламентированными, то есть подчиняются строго определенным этикетным правилам вербального и невербального поведения. По этой причине в метаязык описания тела и телесности вводятся три важных понятия и термина, относящиеся к теориям ритуала и этикета. Это невербальный ритуал (трактуемый как особая разновидность коммуникативного поведенческого ритуала), культурный сценарий невербального ритуала и санкция за нарушение ритуала.

Культурный сценарий невербального ритуала является аналогом понятия культурного сценария типовых речевых и поведенческих установок. Последнее было введено в серии работ представителей семантической школы, возглавляемой известной польско-австралийской лингвисткой Анной Вежбицкой. Наряду с относительно недавно введенным в научный обиход понятием невербального этикета (Крейдлин, Морозова 2004, 34–47) все эти элементы нашего метаязыка призваны отражать типовые культурные установки и специфические особенности и правила невербального и смешанного этикетного поведения представителей данной культуры.

Адекватность и необходимость обсуждаемых в книге теоретических понятий и методологических установок подкрепляются лингво-семиотическим анализом конкретных телесных объектов, их имен, а также имен признаков объектов и их значений. Этот анализ дополняется описанием жестов и классов жестов, в которых участвуют данные объекты[10].

Основная и отличительная особенность принятой в монографии исследовательской идеологии — это междисциплинарность (хотелось бы верить, что не мнимая, а подлинная). Мы стремились к тому, чтобы книга была не только понятна лингвистам или специалистам в области семиотики и общей теории коммуникации, но и востребована ими; чтобы она была также интересна и представителям других гуманитарных наук и областей знания — культурологам, психологам, литературоведам, философам, педагогам и искусствоведам. Кроме того, мы полагаем, что многие разделы монографии окажутся полезны специалистам в области естественных наук, математики и информатики. Наконец, мы надеемся, что читателями нашей монографии будут люди, которые хотят улучшить свои коммуникативные способности.

Поэтому мы старались обойтись в книге минимумом понятий и терминов, которые требуют дополнительной интерпретации, и избежать использования тех языковых единиц, которые в разных сферах человеческой деятельности имеют разные значения. В случае же, если это нам не удавалось, мы сопровождали вводимые единицы необходимыми комментариями, замечаниями и пояснениями.

В этом отношении исключение составляют слова, которые наряду с нетерминологическими, то есть бытовыми, употреблениями имеют употребления терминологические. Они в тексте монографии (по большей части в первой главе первого тома) отмечаются особым образом, и описанию семантической и прагматической вариативности таких слов в книге уделяется много внимания. В качестве примера такой единицы назовем слово жест, описание бытовой и терминологической семантики которого было дано ранее в книге (Крейдлин 2002, 58–60). К такого же рода языковым единицам относятся подробно обсуждаемые ниже слова и словосочетания тело, часть тела, признак, форма, размер, ориентация, направление, местоположение, недостаточность <чего-то в чем-то>.

Общая структура монографии

Материал монографии разбит на главы. В томе первом содержатся главы I–IV, а содержание второго тома составила одна глава V — самая большая и разнообразная по своему составу. Каждый том монографии открывается разделом Введение, а раздел Заключение, помещенный во втором томе, резюмирует содержание обеих книг.

Основной текст монографии дополнен тремя указателями. Это указатель терминов, указатель имен телесных знаков и указатель авторов, чьи труды цитируются в настоящей книге. Все указатели помещены в конце второго тома после списка использованной в работе литературы.

В главе I первого тома дается характеристика общего направления книги и вводится ее центральное понятие — семиотическая концептуализация тела и телесности. Это понятие красной нитью проходит через все главы монографии, в которых раскрывается содержание тех или иных его аспектов и демонстрируется эффективность его использования на практике.

В § 1 главы I вводятся понятия соматического (телесного) объекта и имени (наименования, номинации) соматического объекта. Проводится важное различение прагматически освоенных и прагматически неосвоенных соматических объектов. Выделяются стандартные и нестандартные номинации прагматически освоенных соматических объектов и показывается, что отнесение номинации объекта к стандартным зависит от определенных характеристик его обладателя, таких как возраст, пол, статус, профессиональные качества и др.

В § 2 обсуждается понятие семиотической концептуализации <некоторого> фрагмента мира и наиболее важная для нас его разновидность — семиотическая концептуализация тела и телесности. Показано, что для построения семиотической концептуализации тела и телесности требуется описать большое количество объектов, часть которых относится к реальному миру, часть — к естественному языку, а часть — к языку тела.

В § 3 вводится понятие класс (тип) соматических объектов, рассматриваются имена отдельных классов и их представителей. Это само тело (раздел 3.1), части тела (3.2), части частей тела (3.3), органы (3.4), кости (3.5), телесные покровы (3.6) и телесные жидкости (3.7).

Поскольку языковое и, шире, семиотическое описание телесных объектов (как, впрочем, и описание других видов объектов действительности) невозможно без указания признаков и значений признаков таких объектов, мы посвятили главу II телесным признакам.

В § 1 этой главы обсуждаются основные классы признаков, характеризующих соматические объекты (далее — телесных признаков). Все телесные признаки делятся на два больших класса: формальные и функциональные признаки. В классе формальных признаков выделяются три подкласса: классификационные, структурные и физические, а в классе функциональных признаков — два подкласса: <собственно> функции и дисфункции <соматических объектов>. Даются подробные характеристики каждого из выделенных подклассов телесных признаков. Раскрывается роль многих из таких признаков в русском языке и русской культуре.

Далее (§ 2–4) рассматривается ряд структурных признаков соматических объектов, а именно «биологическая парность» и «семиотическая парность <соматического объекта>» (§ 2), «форма <соматического объекта>» (§ 3) и «размер <соматического объекта>» (§ 4). В § 5–8 описываются физические признаки соматических объектов, такие как «ориентация» и «местоположение» (§ 5), «звуки и звучания» (§ 6), «цвет» (§ 7), «температура» (§ 8). В § 9 речь идет о признаке «структура соматического объекта», а в § 10–11 строится типология функций и анализируются основные функции и дисфункции некоторых соматических объектов. Завершает главу § 12, в котором рассматривается взаимодействие физических признаков соматических объектов и характеристик людей — обладателей данных объектов.

Содержание главы III составляют описания конкретных соматических объектов разных типов и имен этих объектов. В § 1 и 2 рассматриваются объекты, относящиеся к классу частей тела. Это голова (§ 1) и плечи (§ 2). В § 3–5 исследуются части частей тела: щеки (§ 3), ноздри (§ 4) и пупок (§ 5). Телесным покровам — волосам <на голове> — посвящен § 6. Разные виды костей, такие как собственно кости (кость, ребро) и объединения костей (скелет, позвоночник), сочленения костей, или суставы (локоть, колено), обсуждаются в § 7, а телесные жидкости, такие как слезы, составляют основной предмет § 8. В отдельном разделе (§ 9) рассматривается уникальный класс телесных объектов — кулак. Этот класс состоит ровно из одного элемента, так сказать, телесной конфигурации. Завершает главу § 10, посвященный рудиментарным органам, или просто рудиментам (среди них аппендикс, родинки и родимые пятна, копчик), и телесным атавизмам.

Глава IV написана с целью раскрыть особенности семиотической концептуализации тела и некоторых телесных объектов в ряде культур, отличных от русской. В § 1 приводятся комментированные фрагменты классификаций телесных объектов и их имен для литовского и арабского языков. В § 2 излагаются результаты сопоставительного анализа семиотической концептуализации тех фрагментов русского и французского телесных кодов, которые касаются соматического объекта «волосы <на голове>». В частности, указываются виды волос и их русские и французские языковые обозначения, описываются французские имена структурных, физических и функциональных признаков волос и значения этих признаков. Раскрываются нетривиальные соответствия между русскими выражениями и их французскими переводами. В § 3 рассматриваются некоторые особенности финских, казахских и киргизских жестовых систем в их сопоставлении с русской жестовой системой, а в заключительном § 4 сопоставляются фразеологические обороты со словами зубы, локти, колени, а также некоторыми другими названиями костей в русском и английском языках и в языке хинди. Показаны различия семантических акцентов в некоторых русских фразеологических оборотах и их переводах.

Предметом второго тома монографии и составляющей его главы V являются прикладные исследования разнообразных проблем, относящихся к мультимодальной коммуникации и к семиотике тела и телесности. Речь в этой книге идет о взаимоотношении жестовой и речевой коммуникации в разных областях культуры и человеческой деятельности.

Глава V разбита на отдельные параграфы (для удобства читателя структура пятой главы повторяется во втором томе монографии). § 1 посвящен русским иконическим жестам и их употреблению прежде всего в бытовой сфере. В § 2 представлены результаты анализа важных разновидностей лекторских, или дидактических, жестов, а именно жестовых ударений, указательных и метафорических жестов. Раскрывается роль дидактических жестов в объяснении лекторами нового материала. Содержание § 3 и § 4 составили некоторые русские соматизмы — языковые выражения, в состав которых входят упоминания того или иного жеста или его имени, и жесты. В § 3 изучаются русские фразеологические соматизмы и связанные с ними семантические и синтаксические проблемы, а в § 4 предметом анализа являются соматизмы, встречающиеся в библейских текстах, или, иначе, библейские соматизмы. В § 5 обсуждаются некоторые точки соприкосновения между элементами и моделями русского словообразования, с одной стороны, и отдельными русскими жестами, с другой. Концептуальному и когнитивному анализу невербальных ритуалов и связанных с ними актов и моделей невербального и смешанного коммуникативного поведения посвящен § 6. В § 7 представлены отдельные классы дружеских и любовных жестов и моделей поведения — маркеров личных и социальных отношений между людьми. В центре внимания здесь находятся объятия, поцелуи и дружеские похлопывания. Параллельно анализу дружеских жестов рассматриваются отдельные модели агрессивного телесного поведения, в частности удары по телу. В § 8 изучаются сходства и различия отдельных элементов вербального и невербального этикетов. Концептам «воспитания» и «воспитанности» («невоспитанности») и способам их знакового отражения посвящен § 9, а § 10 посвящен бытованию русских жестов в метрополии и диаспоре. Предметом § 11 является диахрония жестов и моделей жестового поведения: проводится реконструкция некоторых жестов прошлого, выполненная на материале произведений Дж. Свифта. Соотношение вербальных и невербальных знаков в разных языках искусства, главным образом в невербальном театре, описывается в § 12. Проблемы взаимодействия разных систем человека — телесной, ментальной и эмоциональной[11] — и отражения этого взаимодействия в текстах художественной литературы обсуждаются в § 13. В нем анализируются тексты «малой прозы» А. П. Чехова, в основном его ранние и поздние рассказы. Цель такого анализа — вскрыть соотношения между особенностями умственного и психического поведения персонажей, с одной стороны, и их внешним обликом и телесными характеристиками, с другой. Профессиональной коммуникации врача с пациентом посвящен § 14. В последнем § 15 второго тома речь идет о компьютерной базе данных «Тело и телесность в языке и культуре», созданной авторами данной монографии совместно с программистом Е. А. Клыгиной. Рассматриваются архитектура базы, ее назначение, содержание отдельных блоков (модулей) базы. Обсуждаются возможные применения, методологические и технологические особенности строения отдельных модулей и базы в целом, обосновываются решения, принятые в процессе создания базы.

Завершается второй том разделом Заключение, в котором подводятся итоги проведенных исследований. Отмечаются некоторые лакуны и наиболее перспективные направления междисциплинарных работ в области лингвистики, лингвокультурологии, семиотики и мультимодальной коммуникации.

Особенности оформления текста

Полужирным начертанием набраны первые вхождения в текст терминов, признанных существенными для данной работы, и имена жестов. Курсив используется для выделения языковых примеров.

Отдельные языковые единицы текста, за которыми стоят те идеи, смыслы, концепты или положения, на которые мы хотим обратить особое внимание читателей, выделяются подчеркиванием.

Жесты, у которых в рассматриваемом естественном языке нет общепринятых номинаций, заключаются в кавычки. В кавычках даются также названия признаков соматических объектов.

В угловых скобках указываются те элементы словосочетания или предложения, которые в дальнейшем могут быть опущены. Назначение угловых скобок — уточнить содержание понятия и термина, ср. <телесные> жидкости, места <на человеческом теле или внутри него>. Аналогичным образом в угловые скобки заключаются те части терминов в их первом вхождении, которые при дальнейшем употреблении этих терминов мы иногда опускаем. Значения признаков соматических объектов обрамляются с двух сторон косыми чертами. Лексемы, входящие в состав вокабулы многозначного слова или жеста, обозначаются прописными буквами с числовыми индексами, указывающими номер значения, ср. ТЕЛО 1.

* * *

Основу настоящей коллективной монографии составили статьи, написанные ее авторами по отдельности или совместно в разные годы. Большинство этих статей были опубликованы в малодоступных зарубежных и отечественных изданиях, а также в электронных журналах. Названия этих статей приводятся в общем списке литературы. Особо подчеркнем, что по целому ряду причин мы не считаем написанную монографию сборником уже опубликованных статей. Во-первых, многие разделы монографии были написаны специально для настоящего издания; таковы, например, Введение, Заключение и отдельные фрагменты внутри каждой из глав. Во-вторых, весь материал, составивший содержание книги, в процессе подготовки ее к печати был нами кардинально переработан и дополнен. В-третьих, авторы существенно усовершенствовали и унифицировали методологию исследования и метаязык описания. Изменения и дополнения в статьях были направлены прежде всего на то, чтобы выработать единую схему, концептуальную основу и инструментарий обработки языкового и жестового материала.

Благодарности

Мы выражаем искреннюю благодарность всем друзьям и коллегам, которых здесь просто нет возможности перечислить и которые знакомились с материалами настоящей монографии на самых разных этапах ее написания, а также всем тем людям, кто принимал участие в обсуждении докладов по теме данной книги на заседаниях международных, всероссийских и городских съездов, симпозиумов и семинаров, на различных лингвистических и семиотических конференциях, школах и круглых столах.

Отдельно хотим упомянуть тех людей, которые были соавторами некоторых работ, положенных в основу ряда разделов монографии. Это Э. Е. Заришева, А. Г. Кадыкова, Е. А. Клыгина, А. Д. Козеренко, Е. Б. Морозова, А. И. Петько.

Огромный труд вложила в эту монографию ее научный редактор д. ф. н. Е. В. Урысон. Ее благожелательность, тонкие, проницательные замечания и ценные соображения существенно улучшили текст монографии.

Особую признательность мы хотели бы выразить нашим добрым друзьям и коллегам: В. Ю. Апресян, Ю. Д. Апресяну, Л. А. Араевой, Т. В. Базжиной, А. Н. Баранову, Н. Г. Брагиной, М. Я. Гловинской, Д. О. Добровольскому, С. В. Евграфовой, И. В. Евсеевой, Л. Л. Иомдину, А. А. Кибрику, А. А. Котову, А. А. Кретову, М. А. Кронгаузу, Т. В. Крыловой, С. А. Крылову, Л. В. Куликовой, Е. В. Падучевой, Е. Ю. Протасовой, Р. Ратмайр, Е. В. Рахилиной, Л. Л. Федоровой, М. Е. Фрид, Н. Е. Фрид, А. А. Циммерлингу, А. Ченки, Т. В. Чериговской, А. С. Чехову, И. А. Шаронову, Е. Я. Шмелевой, А. Д. Шмелеву, Т. Я. Янко, которые читали и обсуждали с нами отдельные фрагменты данной книги на разных стадиях ее написания. Некоторые из перечисленных людей любезно предоставили нам возможность выступить с докладами по тематике настоящей книги на организованных ими семинарах и конференциях.

Отдельную благодарность авторы выражают И. Б. Иткину, который прочел текст монографии на заключительном этапе работы над ней и сделал ряд полезных и ценных замечаний.

Мы хотим поблагодарить также студентов Института лингвистики Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) — участников семинара по невербальной семиотике — и некоторых учащихся гимназии № 1514 г. Москвы. Все они помогали нам собирать видео— и аудиоматериалы и предварительно их классифицировать, а также подбирать текстовые примеры и делать выписки из словарей.

Наконец, мы выражаем благодарность своим близким и родным, а также коллективу кафедры русского языка Института лингвистики РГГУ за предоставленные нам пространство и время для работы над данной книгой.

Настоящая книга, безусловно, не могла бы появиться без моральной и финансовой поддержки Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) и Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), а также Фонда института «Открытое общество», учрежденного Дж. Соросом.

Глава I. Семиотическая концептуализация тела. Соматические объекты, их типы и языковые имена

§ 1. Соматические объекты и их имена

Естественные и гуманитарные науки объединяет интерес к человеку как к носителю физических свойств, ментальных и психических качеств и как к личности, организующей и преобразующей окружающий мир. Лингвистика и невербальная семиотика изучают человека не только в роли субъекта, владеющего языком и понимающего язык, но и в роли основного участника коммуникации и субъекта коммуникативного поведения.

Общение людей всегда осуществляется в определенных рамках, которые задаются (часто плохо формулируемыми) нормами и допущениями, определяющими структуру и содержание правил ведения речевого и жестового общения и информационного обмена. Общая тональность беседы, поведение собеседников, знание культурных традиций и общественных норм, личных вкусов и привычек и еще очень многое другое обуславливают не только гладкость общения, но и достижение коммуникативных целей.

Социальные, культурные и психологические установки, способы восприятия мира и человека, мысли и чувства, стремления и намерения, то есть все то, что принято относить к ментальности и психике людей, как известно, находит свое отражение не только в естественном языке, но и в телесных знаковых кодах. С помощью этих кодов удается реконструировать некоторые представления о жизни и деятельности людей, об их желаниях, целях, мыслях и настроениях. Как и естественный язык, язык тела необходимо научиться понимать, иначе мы рискуем неправильно интерпретировать или просто упустить из виду многие передаваемые нам в диалоге сообщения. Как и естественным языком, языком тела необходимо активно овладеть, если мы хотим увеличить эффективность коммуникации с другими людьми.

Человеческое тело — это сложно организованная система, которая состоит из целого ряда объектов, связанных между собой разными отношениями. Понять, что представляет собой тело, как функционируют разные соматические объекты в актах устной коммуникации и письменных текстах, каков образ тела в языке и культуре, — все эти задачи пытаются решить представители самых разных областей знаний. И это не только биологи и медики, для которых тело является основным объектом исследования, но также психологи, культурологи, антропологи, социологи и философы. Представителей гуманитарных наук, к которым относятся также лингвисты и специалисты по невербальной семиотике, интересует, однако, не реальное строение или биологические особенности тела, а то, каким образом тело и телесность, под которой мы понимаем здесь все то, что относится к телу и его обладателю как к субъекту поведения, отражаются в естественных языках и невербальных знаковых кодах. Образ тела создается прежде всего совокупностью разных телесных (соматических) объектов, характеризующих их признаков и имен, а также множеством действий и функций телесных объектов, как они представлены в вербальных и невербальных знаковых кодах.

Остановимся более подробно на понятии и термине соматический объект. Под соматическими объектами мы понимаем самые разные объекты, входящие в тело и группирующиеся в определенные классы, или типы.

Среди типов соматических объектов выделяются само тело и его части (например, голова, руки, живот), части частей тела (такие, как пальцы, ладонь, ноздря), <телесные> органы (органы пищеварения, органы дыхания, половые органы). К соматическим объектам относятся также <телесные> покровы (кожа, волосы и ногти), <телесные> жидкости (кровь, желчь, слезы и др.), особые места <на человеческом теле или внутри него> (подмышки, пупок, глазница), кости (ребро, ключица, позвонок, кадык, скула, челюсть и др.), разнообразные линии на человеческом теле (морщины, черты лица, линия губ, линии рук и др.), сосуды (вены, артерии, капилляры), мышцы, жир, железы. Соматическими являются и «чужеродные» телесные объекты, в частности так называемые наросты (прыщ, фурункул, ячмень, шишка и т. п.), «лишние» объекты — рудименты и еще ряд других[12].

Сделаем три важных замечания, касающихся типов соматических объектов, самих объектов и их имен.

Замечания

1. О прагматически освоенных и прагматически неосвоенных соматических объектах

Соматический объект — это понятие, имеющее двойственную природу. С одной стороны, к соматическим относятся объекты биологии, физиологии и анатомии человека. С ними имеют дело представители всех указанных естественных наук, и, по-видимому, все они понимают под соматическим объектом одно и то же. Этому способствует единый концептуальный и терминологический аппарат, принятый в этих науках.

С другой стороны, соматические объекты — это предмет изучения лингвистики, теории культуры, психологии и целого ряда других гуманитарных наук. Для лингвистов и специалистов в области семиотики соматические объекты предстают прежде всего в виде их имен и связанных с этими именами языковых выражений. Набор имен соматических объектов для каждого естественного языка, конечно, свой. В русском языке соматические объекты отражаются в виде множества таких слов, как рука, нога, кисть, запястье, слеза и др., в английском языке — в виде слов arm, hand, leg, foot, wrist, tear, во французском — в виде слов main, bras, jambe, pied, poignet, larme. Там, где русские говорят об одном соматическом объекте, англичане и французы, как известно, могут говорить о двух разных объектах (ср. рус. рука, англ. arm и hand и франц. bras и main). Уже из одного этого хрестоматийного примера видно, что множества имен соматических объектов для разных языков могут не совпадать. Иными словами, понятие соматического объекта для лингвистов и специалистов по невербальной семиотике не универсально, а национально и культурно специфично (см. (Language Sciences 2006; Wierzbicka 2007)). Поскольку, как говорилось во Введении, речь в нашей книге в основном идет о русском языке и русском языке тела, мы будем под соматическими объектами по большей части понимать телесные объекты, представленные в русском языке и участвующие в производстве русских жестов.

Множество соматических объектов и множество их имен задаются списками. Список имен определяется лексиконами различных словарей данного языка, в которых фиксируются так называемые стандартные языковые имена, или номинации, объектов. Часто, однако, для описания свойств соматических объектов приходится прибегать к таким их языковым обозначениям, которые обычно (по разным причинам) не фиксируются в большинстве существующих словарей. Соматические объекты, имена которых содержатся в большинстве словарей, мы будем называть прагматически освоенными <в данном языке>, а соматические объекты, имен которых там нет или почти нет, — прагматически неосвоенными[13].

В разговорах о прагматически неосвоенных соматических объектах люди нередко пользуются описательными выражениями, или дескрипциями, включая недоопределенные дескрипции (такие, как, например, что-то, ср. (2) У меня что-то болит в районе плеча, или такая штука, ср. (3) Смотри, какая штука вскочила у меня на лице) и разного рода неидиоматичные выражения (такие, как тыльная сторона ладони, ребро ладони со стороны большого пальца, ребро ладони со стороны мизинца, область шеи, район живота).

При назывании прагматически неосвоенных объектов люди нередко используют приемы метонимического замещения — toto pro pars (целое вместо части) и pars pro toto (часть вместо целого), а также замещения имени класса именем элемента класса или наоборот. Кроме того, вместо самого соматического объекта часто обозначается область (место) в его составе. Дело в том, что во многих языковых контекстах то, что исходно относится к области в составе объекта, может вести себя как полноценный соматический объект. Поэтому такие области могут рассматриваться как соматические объекты, подобно тому, как артефакт, именуемый дверь, может рассматриваться как поверхность в контексте предлога на (на двери), как вместилище в контексте предлога в (в двери) и т. п. Например, у руки есть части, прагматически освоенные, то есть имеющие стандартное наименование в русском языке. Это кисть, плечо, локоть и т. д. Но у руки имеются также части, прагматически освоенные плохо или неосвоенные вообще. Например, место ниже локтя в русском языке никакой специальной однословной и однозначной номинации не имеет, поэтому в составе сочетания рука ниже локтя место на руке может пониматься в разных контекстах по-разному. Чаще всего контекст, в котором встречаются выражения типа рука ниже локтя, сужает область их возможной интерпретации. Пониманию помогает здесь не только языковое знание, например знание семантики отдельных языковых выражений, но и знание о мире. Так, в предложении (4) Петя взял Машу за руку ниже локтя место обозначаемого действия (рука ниже локтя) понимается как соматический объект, не имеющий, как мы говорили, в русском языке стандартного имени. Однако предикат взять сужает область возможной интерпретации этого места: взять человека за руку ниже локтя можно только в определенном месте, расположенном на руке ниже локтя.

Другой случай метонимического обозначения соматического объекта представлен в предложении (5) У нее вся рука была в фенечках. Здесь сочетание вся рука обозначает не руку целиком, а некоторую ее область, казалось бы, вопреки употреблению местоимения весь. Дело в том, что, поскольку украшения, к которым относятся фенечки, носят, как правило, на части руки от локтя до запястья (это не языковое знание, а знание о мире!), мы понимаем, что слово рука в этом предложении тоже употребляется, так сказать, «ослабленно».

А вот пример, когда соматический объект есть, а стандартного русского имени у него нет, и потому он называется существующим в языке именем класса соматических объектов, к которому принадлежит. Услышав фразу Кажется, у меня сломана кость (ее произносит человек, который держится в этот момент за руку), мы понимаем, что у человека что-то случилось с рукой: по-видимому, у него повреждена какая-то конкретная кость в руке, которая, возможно, не имеет в повседневном, немедицинском русском языке стандартного наименования (в медицинском подъязыке, как известно, каждая кость имеет название, обычно латинское).

Сразу же отметим, что свойства прагматической освоенности и прагматической неосвоенности соматических объектов достаточно сложные. Так, существуют отдельные разновидности прагматической освоенности, о чем мы еще поговорим несколько позже. Отдельного внимания заслуживают также вопросы о контекстах употребления прагматически освоенных и прагматически неосвоенных соматических объектов и о формулировках правил метонимического замещения отдельно для первых и вторых.

2. О номинации соматического объекта в зависимости от характеристик его обладателя

То, какая номинация у данного прагматически освоенного объекта считается стандартной, зависит от того, к какому возрастному, половому (гендерному), профессиональному, социальному и др. классу принадлежит человек — его обладатель. Иначе говоря, стандартная номинация объекта релятивизована относительно обладателя. Например, и у взрослого, и у совсем маленького ребенка есть голова, но стандартные имена у каждого из этих объектов, вообще говоря, свои: голова взрослого человека обычно так и называется — голова, а голова маленького ребенка в норме называется также головка. Аналогичное отношение можно усмотреть и между словами волосы и волосики: волосы — это имя соматического объекта взрослого, а волосики — ребенка. Чуть другое отношение между словами ноги и ножки: ноги — это стандартное имя мужских и женских соматических объектов, а ножки — женских и детских.

3. О центре и периферии во множестве имен соматических объектов

Среди сотен русских литературных и диалектных имен соматических объектов следует выделить центр и периферию. Центр можно будет в дальнейшем использовать как основной материал для описания наивной картины (в противовес научной картине) телесности в русском языке и русской культуре, поскольку имена, образующие центр, являются референтами наиболее значимых для жизнедеятельности человека соматических объектов — тех, которые и должны быть описаны в первую очередь. Кроме того, центр во множестве русских имен может служить ориентиром для создания списка наиболее важных соматических объектов и их имен в других языках.

В центр множества русских имен соматических объектов попадают прежде всего общеупотребительные имена, то есть наиболее часто встречающиеся в неспециализированных контекстах (ср., например, имена соматических объектов, входящие в атрибутивные сочетания красивый Х, большой Х, больной Х, круглый Х и т. п., в бытовые вопросно-ответные диалоги типа Что это с тобой? — Да у меня Х и др.) в художественной литературе и в публицистике. Кроме того, в круг названий, образующих центр, следует включить имена, у которых имеется много широко употребляемых словообразовательных производных (дериватов), то есть таких слов, как рукастый, безголовый, сглазить, желудочный, пощечина и др., а также имена, которые входят в состав фразеологических единиц, в том числе жестовых (ср. столкнуться лоб в лоб, проглотить язык, на тебе лица нет, зуб даю). Наконец, имена соматических объектов, входящие в центр, предполагаются известными самым неискушенным носителям языка — детям, подросткам.

Периферию тем самым составляют названия соматических объектов, которые встречаются в основном в специализированных актах коммуникации и текстах, описывающих те или иные виды деятельности, связанные с телом и телесностью (медицина, техника, наука, спорт, танец, йога и др.). Это названия, от которых если и образуются дериваты, то встречаются они в тех же типах текстов, названия, не входящие в состав фразеологизмов, и названия, известные только людям, которые имеют отношение к указанным выше видам деятельности.

Теперь скажем несколько слов об отношениях разных соматических объектов друг с другом.

Во-первых, некоторые соматические объекты более тесно, чем другие, связываются в структуре тела. Речь идет об антропологической общности объектов. В частности, объекты могут располагаться в теле относительно близко друг к другу (как, например, спина и плечи, грудь и живот, живот и пупок) или соединяться друг с другом при помощи крупных кровеносных и лимфатических сосудов (как, например, голова и шея). Более тесно связаны и объекты, расположенные на теле или в теле симметрично относительно какой-то пространственной оси. Это, например, правое ухо и левое ухо, верхняя и нижняя губа, спина и живот.

Во-вторых, некоторые соматические объекты обладают функциональной общностью. Так, общей — связующей — функцией обладают шея и плечи: шея соединяет голову с туловищем, а плечи связывают руки с корпусом. Плечи и спина тоже связаны общей функцией, а именно они являются разделителями пространства и разделителями времени, ср. референциально тождественные пространственные и временные сочетания рюкзак за плечами/за спиной, у него за плечами/за спиной война.

В-третьих, отдельные соматические объекты имеют сходное строение, или, иначе, сходную морфологию. Про такие объекты мы будем говорить, что они обладают морфологической, или структурной, общностью. Например, морфологически подобными являются пальцы рук и ног, ступни ног и кисти рук.

Существуют языковые единицы, в смысловой структуре которых отражаются те или иные виды связей между соматическими объектами. Так, слово глаза объединяет левый и правый глаз; под именем пальцы могут объединяться пальцы рук и пальцы ног. Некоторые объединения имеют языковые обозначения, отличные от обозначений отдельных объектов, входящих в такие объединения. Например, мускулатура включает в себя мускулы, или мышцы, всего тела. Есть конечности (руки и ноги) и есть скелет — слово, обозначающее совокупность костей телесного остова, рассматриваемых как некая структурная и функциональная общность. Объединение соматических объектов может выражаться особыми синтаксическими конструкциями, такими, например, как русские биномы руки-ноги, глаза и уши, кожа да кости. Биномы имеют фиксированный порядок элементов и фиксированный языковой маркер их соединения.

Фундаментальное свойство соматических объектов состоит в том, что многие из них играют важную роль в невербальном знаковом коде, поскольку участвуют в самых разнообразных знаковых телесных действиях[14]. Если в позах и знаковых телодвижениях центральная роль принадлежит телу, то в жестах она принадлежит разным частям тела и частям таких частей. Например, в жестах из класса касаний ведущая роль отведена рукам и некоторым частям рук, в жестах из класса «выражение согласия/несогласия» — голове, а в молчаливых вопросах и ответах на них — глазам.

Все отмеченные выше свойства, по нашему мнению, должны быть отражены в семантических представлениях имен телесных объектов при помощи определенных исследовательских инструментов[15].

§ 2. Понятие семиотической концептуализации тела и телесности

Основным понятием и средством, при помощи которого моделируется представление людей о теле и других телесных объектах, является наивная семиотическая концептуализация тела (и его отдельных частей). В этой работе об этих видах концептуализации мы — за редким исключением — говорить не будем, а потому позволим себе иногда опускать слово наивная и говорить просто о семиотической концептуализации тела. Впрочем, иногда вместо слова наивная мы будем использовать слова бытовая и повседневная, как это принято в целом ряде лингвистических и семиотических исследований.

Семиотическая концептуализация тела — это модель того, как тело и другие соматические объекты представлены в естественном языке и в соответствующем ему языке тела. И, что очень важно, такая модель отражает взгляды не специалиста-ученого, а обычного человека (именно по этой причине она и получила полное название наивной семиотической концептуализации тела).

Понятие семиотической концептуализации тела является разновидностью более широкого понятия семиотической концептуализации <некоторого> фрагмента мира. Семиотическая концептуализация фрагмента мира (объекта, свойства, действия, ситуации) призвана отразить в вербальных и невербальных знаках то, как данный фрагмент видится неискушенному носителю языка и культуры, то есть семиотическая концептуализация является знаковым представлением данного фрагмента. Иными словами, она представляет собой естественное расширение хорошо известного в лингвистике понятия языковой концептуализации[16]. Мотивы введения понятия семиотической концептуализации как расширения понятия языковой концептуализации достаточно очевидны — ведь мы уже говорили, что в актах устной коммуникации важную роль наряду с естественным языком играют другие знаковые коды, прежде всего телесный код.

Таким образом, основным «строительным материалом» для семиотической концептуализации такого фрагмента мира, как человеческое тело, являются знаки естественного языка и знаки языка тела, а также, возможно, единицы некоторых других знаковых кодов, например акционального («языка знаковых действий») или ольфакторного («языка запахов»). Описать то, как тело представлено в русском языке и русской культуре (или в каких-то иных языках и культурах), то есть решить основную задачу, поставленную в данной книге, фактически означает описать (реконструировать, или, как часто говорят, построить) семиотическую концептуализацию тела.

Построение семиотической концептуализации мы осуществляем в рамках признакового подхода (см. о нем ниже) и попутно сравниваем выразительные возможности и объяснительную силу словесного и телесного знаковых кодов. Строя семиотическую концептуализацию тела, мы выделяем и анализируем те аспекты вербальной и невербальной коммуникации, которые определяются контекстными факторами. С этой целью мы формулируем правила употребления отдельных слов и жестов, выявляем условия их совместной встречаемости, определяем типовые невербальные и смешанные сценарии и модели коммуникативного поведения.

Скажем несколько общих слов о правилах, описывающих употребления вербальных и невербальных единиц и особенности их взаимодействия.

В процессе коммуникации вербальные акты и телесные практики подчиняются определенным законам, которые можно представить в виде правил трех видов: вербальных, невербальных и смешанных. Вербальные правила касаются единиц естественного языка и моделей речевого поведения, а невербальные правила — жестов разных типов и моделей телесного поведения. Смешанные правила определяют непременное участие жестов в производстве вербального высказывания (например, смешанное правило фиксирует участие иллюстративного жеста, демонстрирующего размер предмета, в роли обязательной конструктивной единицы в высказываниях типа Он поймал вот такую рыбу!).

Условия применимости правил тоже бывают трех типов — вербальные, невербальные и смешанные. Если оставить в стороне смешанные правила и смешанные условия применимости, то можно утверждать, что существуют четыре схемы правил, определяющих взаимоотношение типа правила с типом контекста. Отметим, что все эти схемы реализуются на практике, а именно входят в описания отдельных составляющих семиотической концептуализации тела. Эти схемы таковы:

(1) Вербальное правило — вербальный контекст. Примером правила, построенного по этой схеме, является обычное правило языковой сочетаемости двух единиц.

(2) Вербальное правило — невербальный контекст. Примером правила, построенного в соответствии с этой схемой, является правило, определяющее употребление параязыковой последовательности тс-с-с![17] Эта последовательность обычно употребляется вместе с жестом приложить палец к губам в одном из его значений.

(3) Невербальное правило — невербальный контекст. Условием употребления жеста подмигивать является то, что жестикулирующий и адресат в момент исполнения жеста смотрят друг на друга.

(4) Невербальное правило — вербальный контекст. Такого рода ситуацию иллюстрирует следующий пример. Солдат обязан встать навытяжку, когда слышит адресованное ему высказывание Смирно! от старшего по званию.

Изложенные схемы правил и конкретные примеры их реализации свидетельствуют о том, что для построения семиотической концептуализации тела требуется выделить и описать как минимум четыре класса объектов (ими, однако, совокупность составляющих семиотической концептуализации не исчерпывается). Это (а) объекты мира — в нашем случае соматические объекты; (б) объекты естественного языка — слова, словосочетания и другие языковые единицы, характеризующие соматические объекты; (в) объекты языка тела — жесты и жестовые выражения. Впрочем, сюда же следует добавить и (г) объекты языкового и телесного кодов — комплексные жестово-речевые формы.

Остановимся на последнем классе объектов более подробно, поскольку систематическое изучение жестово-речевых форм началось сравнительно недавно, чуть ли не параллельно с изучением мультимодальной коммуникации.

По-видимому, одним из первых монографических исследований о таких единицах является книга Н. Энфильда «Анатомия значения» («The Anatomy of Meaning»)[18]. Она написана на материале лаосского языка и описывает особенности устной коммуникации лаосцев. В этом языке имеется очень много единиц, которые автор относит к составным высказываниям. В предисловии к книге он пишет: «The payoff of studying speech-with-gesture is not only to understand gesture as a phenomenon of interest in itself, but — of greater consequence — to help shake linguists and other students of meaning from the view that language is an encapsulated system for conveying meaning» (‘Изучение таких единиц не только помогает понять жест как интересное явление само по себе, но и, что гораздо важнее, способствует тому, чтобы поколебать лингвистов и других исследователей значения в том убеждении, что язык представляет собой замкнутую в себе систему для выражения и трансляции значений’ (перевод наш. — Авторы)).

Действительно, человек, планируя, каким образом он будет выражать то или иное значение, должен выбрать и наиболее подходящий для этого код. Некоторые значения хорошо передаются жестами, и тогда эти значения предстают более наглядными и выразительными. Другие значения — и таких большинство — можно передать только при помощи вербальных единиц. Вербальный способ передачи значений хотя и более точный, но менее наглядный. Наконец, есть значения, которые с разной степенью обязательности передаются смешанными, вербально-невербальными единицами, или, в терминологии Н. Энфильда, составными высказываниями.

Развиваемые в книге Н. Энфильда идеи и положения помогают раскрыть некоторые механизмы взаимодействия жестов и речи. Эти механизмы и конкретные способы взаимодействия интересуют ученых самых разных гуманитарных направлений, а потому неудивительно, что среди специалистов, способствовавших появлению книги Энфильда, были психологи, культурологи и кинесиологи, то есть специалисты в области кинесики — науки о жестах, жестовых процессах и жестовых системах. О кинесике писали такие ученые, как А. Кендон (Кендон 2004), Д. Мак-Нил (McNeil 1992), Г. Кларк (Clark 1996) и Ч. Гудвин (Goodwin 2003); см. также монографию (Крейдлин 2002).

К сожалению, лингвисты вплоть до последнего времени уделяли языку тела и проблеме его взаимодействия с естественным языком в коммуникативном акте недостаточно внимания. Из немногих западных работ преимущественно лингвистической направленности особо отметим работы Т. Сламы-Казаку (Slama-Cazacu 1976, 217–222), И. Поджи (Poggi 2001) и Р. Энгла (Engle 1998, 321–327). Исследования этих и некоторых других ученых стимулировали развитие кинесики в самых разных направлениях.

Так, Т. Слама-Казаку обратила внимание на то, что единицы естественного языка и языка тела могут образовывать особые конструкции, или, в ее терминологии, смешанные синтаксические единства, которые не существуют без невербальных знаков. Такие единства можно проиллюстрировать примерами высказываний, относящихся к устной речи. Одно из них мы привели чуть выше. А вот еще примеры: — Куда он побежал? — Вон туда! (отвечающий указывает жестом направление), У меня сын вот такого роста (одновременно исполняется жест, показывающий рост) или — Как дела? — Да так… (тут следует жест руки, который по-английски называется so-so). Эти высказывания Т. Слама-Казаку предлагает относить к единицам (явлениям) смешанного синтаксиса и изучать в специальном разделе лингвистики.

Р. Энгл в упомянутой работе описывал так называемые составные сигналы (composite signals). Он показал, что эти сигналы некомпозициональны, то есть что их значения не являются простой суммой значений составляющих их знаков разной природы. Таким образом, составные сигналы — это особого рода синтаксические фразеологизмы (конструкции устной коммуникации), объединяющие единицы разных кодов.

Строя модели взаимодействия лаосского языка и лаосского языка тела, Н. Энфильд анализирует типовые ситуации функционирования составных высказываний. Их изобилие в устной коммуникации лаосцев он объясняет тем, что эти ситуации главным образом характеризуют быт и основные занятия жителей лаосских деревень — рыбную ловлю, сельскохозяйственные работы и пр.

Для русской культуры и, видимо, еще для очень многих других культур составные высказывания являются важным средством описания единиц совсем другой сферы, а именно разных форм этикета, прежде всего манер поведения (поведения в обществе, поведения за столом, ведения беседы, спора, переговоров и т. д.). Когда можно и когда нужно использовать телесные знаки, когда они уместны сами по себе, то есть изолированно от речи, и когда должны сопровождать речь, когда важно помолчать или замолчать — все эти факторы тесно связаны с явлениями смешанного синтаксиса, и все они требуют отдельного изучения и описания.

Вернемся к семиотической концептуализации тела. В ходе ее построения (реконструкции) мы, помимо сопоставительного изучения выразительных возможностей и эффективности разных семиотических кодов, решаем много других частных задач. Среди них: (1) вербальное описание физических и психических свойств тела и иных соматических объектов, (2) анализ номинаций соматических объектов, а также описание свободных и идиоматических выражений с ними. Кроме того, при построении семиотической концептуализации тела (3) формулируются правила телесного поведения участников диалога — в зависимости от тематики, жанра и стиля диалога и от характеристик его участников; (4) определяются правила контроля над речевым и телесным поведением участников диалога[19] и др.

Построить семиотическую концептуализацию тела применительно к данному естественному языку и соответствующему языку жестов означает описать большую совокупность множеств. Это (1) множество соматических объектов и (2) их языковых имен, (3) множество типов (классов) и некоторых других объединений соматических объектов и (4) их языковых имен, (5) множество признаков этих объектов и (6) множество признаков типов объектов, (7) множество значений этих признаков и (8) множество их имен. Наконец, это (9) множество жестов, осуществляемых с телом и над телом, и (10) множество типов таких жестов, а также (11) множество номинаций этих жестов и (12) типов жестов.

Некоторые из перечисленных множеств, а именно (10) — (12), уже были описаны в ряде книг и статей. Так, в монографии (Крейдлин 2002) были построены различные классификации жестов, выделены семиотические, семантические и другие типы жестов вместе с указанием их имен. В этой книге, а также в словаре (СЯРЖ 2001) и многих статьях авторов настоящей монографии (Аркадьев, Крейдлин, Летучий 2008а, б; Летучий 2008; Крейдлин, Переверзева 2013а; Khesed 2013) описаны русские жесты самых разных типов.

§ 3. Основные классы соматических объектов и их языковые обозначения

Ниже, в разделах 3.1–3.7 дается обзор основных типов соматических объектов, а именно тех, которые играют важнейшую роль в жизни и деятельности человека. При описании каждого конкретного типа выделяются его важнейшие подтипы, анализируются их языковые имена в разных значениях, указываются некоторые их свойства. Особое внимание обращается на роль разных типов телесных объектов и их отдельных представителей в жизни человека, а также на особенности культурной символизации объектов.

Начнем с класса соматических объектов под названием тело. Этот класс одноэлементный; он включает в себя только один объект — тело человека. Еще раз подчеркнем, что нас интересует тело исключительно с лингво-семиотических позиций, то есть как объект семиотической концептуализации. Все другие многочисленные парадигмы, параметры и измерения тела (субстанциональные, онтологические, гносеологические, социокультурные, идеологические, религиозные, биологические, технические и др.) остаются за пределами книги.

3.1. Тело

Человеческое тело представляет собой соматический объект, сложно устроенный как с естественно-научной (анатомической, физиологической и др.), так и с обывательской точки зрения. Оно воспринимается людьми как имеющее множество составных частей. Это внешние (наружные) составные части, в норме видимые объекты, и внутренние части — невидимые объекты. И те и другие имеют, как правило, сложное и по большей части неоднородное строение. Внутренние и внешние объекты могут взаимодействовать друг с другом и по-разному влиять на жизнедеятельность человека. Без некоторых из них человек может существовать и функционировать, без других человека нет. Одни соматические объекты «встроены» в тело и неотделимы от него, другие отделимы только в определенных ситуациях или в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств, а третьи человек утрачивает сравнительно легко.

Уникальность и важность такого соматического объекта, как человеческое тело, подкрепляется тем, что у него в каждом известном нам языке очень много прагматически освоенных номинаций. Анализ целого ряда русских толковых и переводных словарей, а также научных публикаций, специально посвященных телу и телесности[20], показывает, что представить значения слова тело (применительно к человеку) и его аналогов в других языках, используя для этого простейшие смысловые единицы (в терминологии Анны Вежбицкой — семантические атомы), крайне трудно, если вообще возможно. Все предпринимавшиеся ранее попытки это сделать, как убедительно показала А. Вежбицкая (Wierzbicka 2002), либо приводили к логическому кругу, либо значение слова тело объяснялось через такие единицы, содержание и структура которых оказывались гораздо сложнее, чем у слова тело. Ср., например, толкования, взятые из словаря (Ожегов, Шведова 1999): тело — ‘организм человека или животного в его внешних, физических формах’; организм — ‘совокупность физических и духовных свойств человека’. Здесь в толковании слова организм участвуют заведомо более сложные смысловые единицы, чем ‘тело’ и даже чем ‘организм’, то есть более простые единицы фактически толкуются через более сложные.

Семантический анализ языковых единиц, обозначающих тело, привел многих ученых, в частности тех, кто представляет Московскую и Польскую семантические школы, к выводу о том, что смысл ‘тело’ является атомарным, то есть семантически элементарным (примитивом)[21]. Между тем русское слово тело очевидным образом неоднозначное, и его неоднозначность ощущается всеми русскоязычными людьми[22]. Вот три предложения, свидетельствующие о такой неоднозначности:

(6) С таким телом конкурс красоты не выиграешь.

(7) Его неуклюжее тело поддерживали короткие толстые ноги.

(8) Уберите это тело с дороги!

В первом из этих предложений слово тело, по-видимому, непосредственно соответствует примитиву ‘тело’. Условно это значение (далее лексема ТЕЛО 1) можно схематически представить себе как «остов» человека вместе с руками, ногами, головой, шеей и т. д.

Еще одно значение слова тело иллюстрирует предложение (9) Он с наслаждением погрузил свое тело в ванну, — ведь, скорее всего, человек погружал в ванну не только «остов», но и другие части тела, и тут слово тело уже не соответствует примитиву ‘тело’.

В примерах (6) и (9) тело понимается как состоящее из ряда структурных частей, и в них человек представлен, так сказать, в анатомическом и/или физиологическом аспекте. Возможность выделить этот аспект телесности человека позволяет объяснить синонимию фраз (10) На операционном столе перед врачами лежал Ильин, покрытый простыней и (11) На операционном столе перед врачами лежало покрытое простыней тело Ильина[23]. Дело в том, что именно в контексте врачебной деятельности, когда осуществляются манипуляции с человеческим телом, смыслы ‘Ильин’ и ‘тело Ильина’ эквивалентны, то есть слово Ильин интерпретируется как ‘тело Ильина’.

Человек, однако, может осмысляться не только как телесное существо, но и как индивид, совмещающий в себе два начала — телесное и духовное. Вследствие этого в ряде контекстов лексема ТЕЛО 1 и ее стилистически или социально маркированные синонимы телесное/физическое начало, телесная конструкция, телесная организация [24]в современном русском языке употребляются как обозначение физического начала в человеке в противопоставлении началу психическому, обычно обозначаемому словами дух, душа, душевная конструкция, духовность (в одном из значений) и некоторыми другими, ср. фразы (12) Чтобы тело и душа были молоды; (13) В здоровом теле здоровый дух; (14) Душа без тела — суть, тело без души — труп (М. Цветаева).

В примере (7) слово тело обозначает тот же «остов», но уже без прикрепленных к нему частей. В этом примере представлена лексема ТЕЛО 2, значение которой можно описать как ‘Тело 1 без рук, ног, головы и шеи’; таким образом, и здесь употребление слова тело не соответствует семантическому примитиву. Другие примеры с лексемой ТЕЛО 2 — это сочетание растирание тела и конечностей и предложение (15) Сначала массажист работал над ее телом, потом принялся массировать ее руки и ноги.

О наличии у слова тело данного значения свидетельствует также сочетание полный человек, в котором слово тело вообще отсутствует. В самом деле, это сочетание говорит о большом объеме тела, то есть остова, но не говорит, например, ничего о полноте рук или ног: руки и ноги у полного человека вполне могут быть неполными и даже просто худыми. Аналогично, выражение крепко сбитый человек, используемое преимущественно для характеристики мужского тела, указывает на мускулистый и твердый корпус, но не на руки, ноги, голову, шею и пр.

Лексема ТЕЛО 2 синонимична словам туловище, корпус, торс (в соответствующих значениях). Однако слова тело, туловище, корпус и торс не являются абсолютными синонимами. Если слово тело в рассматриваемом значении является семантически нейтральным, то остальные лексемы отличаются одна от другой и от слова тело смысловыми акцентами.

Например, в слове корпус на передний план выходит идея тела как единства разных частей, что проявляется, в частности, в переносных значениях этого слова, ср. армейский корпус, корпус судна, корпус здания (дома или здания, где находятся общественные учреждения, например, медицинский корпус, университетский корпус).

В слове туловище подчеркивается материальность тела и то, что к телу прикреплены основные его части — голова и конечности. Поэтому слова тело и туловище взаимозаменяемы в сочетаниях, так сказать, «физического» характера (ср. объем тела и объем туловища — оба сочетания допустимы и эквивалентны по смыслу), но не взаимозаменяемы в сочетаниях, говорящих о красоте человеческого тела (ср. красивое тело и *красивое туловище).

Слово торс не случайно присутствует в дискурсах художников и скульпторов, то есть людей, занимающихся искусством изображения тела, а также в речи искусствоведов. Иными словами, в семантическом фокусе слова торс находятся эстетические характеристики человеческого тела[25].

В приведенном выше примере (8) мы встречаемся с третьим значением слова тело, соответствующим лексеме ТЕЛО 3 ‘мертвец, труп’. Та же лексема входит в предложения (16) Ворвавшись в дом, солдаты обнаружили там три тела и (17) Знаешь, с охоты его принесли,/Тело у старого дуба нашли (А. Ахматова. Сероглазый король).

У слова тело в разных его значениях (применительно к человеку) есть особые употребления. Один тип употреблений иллюстрируется фразеологическими сочетаниями быть в теле, спасть с тела — они акцентируют разную степень наполненности тела. Другой тип употреблений иллюстрирует предложение (18) На невысокой железной кровати из-под отброшенного легкого покрывала смутно белелось нагое Гришино тело (Ф. Сологуб. Звериный быт), где в фокусе находится внешняя оболочка тела. В этом типе употреблений слово тело часто бывает контекстно синонимично сочетаниям контуры тела и очертания тела. Такое употребление дополняет синонимический ряд фигура, контур, силуэт. Разумеется, каждая единица, входящая в этот ряд, обладает своей смысловой спецификой. В частности, слово фигура может обозначать человека, в отличие, например, от слова контур[26], а слово силуэт применяется к человеку, когда его тело плохо видно, например, из‐за темноты или большого расстояния от говорящего, ср. (22) Скала напоминает очертаниями силуэт сидящего человека и (23) Скала напоминает очертаниями тело сидящего человека.

Слово силуэт обозначает также человеческое тело в связи с необходимостью это тело одеть, то есть в связи с одеждой, в частности с ее моделированием и шитьем (ср. название журнала мод «Силуэт», а также предложение (24) Модели темных оттенков с небольшим разрезом придают гармоничность силуэту), либо в связи с особенностями подачи тела в разных видах искусства — в кино, театре (ср. номинацию театр теней, где тень — это разновидность силуэта), живописи, скульптуре.

В заключение данного раздела приведем синоптический список лексем, входящих в многозначное слово тело и относящихся к человеку: ТЕЛО 1 — семантический примитив (в целях пояснения: ‘остов с руками, ногами, головой и шеей’); ТЕЛО 2 — ‘тело (ТЕЛО 1) без рук, ног, головы и шеи’; ТЕЛО 3 — ‘мертвый человек, мертвец, труп’.

3.2. Части тела

Наиболее освоенный русским языком класс соматических объектов составляют так называемые части тела[27]. Казалось бы, любой человек, владеющий русским языком, хорошо знает, что такое части тела, — настолько часто он говорит о них в самых разных ситуациях. Между тем можно с уверенностью утверждать, что впечатление, будто бы все люди одинаково понимают смысл сочетания часть тела, является иллюзорным. Дело в том, что это сочетание устроено весьма прихотливым образом, поскольку не только слово тело, но и слово часть многозначны. О многозначности слова тело мы говорили в предыдущем параграфе; ниже мы покажем, что слово часть тоже имеет несколько значений.

В целом ряде работ А. Вежбицкой и ее коллег и учеников[28] утверждается, что единица ‘часть’ является семантическим примитивом. Однако, как и в случае со смысловым атомом ‘тело’, примитив ‘часть’ покрывает полностью значение слова часть только в определенных контекстах. Например, это имеет место во всех тех употреблениях слова часть, когда целое известно (целое — по отношению к той части, о которой идет речь в предложении). Из сказанного вытекает, что слово часть, как правило, употребляется в предложении в сочетании со словом, обозначающим известное целое, то есть образуя синтагму часть <некоторого целого>. По этой причине неправильными или по крайней мере неполными, вырванными из контекста являются предложения *На столе лежали части и *Он купил часть.

В синтаксической конструкции вида часть целого слово, обозначающее целое, может быть разной семантической природы; ср. часть стола, где стол — это артефакт, часть дерева, где дерево — природный объект, часть содержания, где содержание — абстрактный объект. Целым может быть также соматический объект, такой как тело, голова, рука и др., и в дальнейшем мы остановимся только на сочетаниях типа часть тела, часть руки, часть лица и т. п.

На наш взгляд, в единицах, построенных по модели «часть целого», слово часть может пониматься двояким образом — либо как некоторая область (фрагмент пространства; далее лексема ЧАСТЬ 1), либо как некоторый объект — одна из составляющих целого, далее лексема ЧАСТЬ 2[29], а потому по-разному может интерпретироваться и сочетание часть тела. Обсудим его возможные интерпретации.

В примере (25) Хотя она сидела под большим зонтом, большая часть ее тела оставалась на солнце слово часть обозначает фрагмент пространства; здесь часть можно заменить на область. Такое значение слова часть (лексема ЧАСТЬ 1) является семантическим примитивом, оно максимально свободно от каких-то смысловых примесей.

Другой тип контекстов и другой случай употребления слова часть можно проиллюстрировать вопросом (26) Какие части тела вы знаете? На него люди отвечают, называя голову, руки, ноги, возможно, какие-то другие соматические объекты. Вообще, описывая человеческое тело, люди прежде всего описывают его отдельные части, иными словами, концептуализация тела обычно происходит через концептуализацию его частей. При этом, однако, люди рассматривают эти части как бы отдельно от тела, то есть так, как будто целое им неизвестно. Точно так же, отвечая на вопрос (27) Сколько рук изображено на этой картине?, мы считаем предметы, а не области и не части целого, хотя нам известно, что руки — это части тела. В обоих контекстах представлено второе значение слова часть, передаваемое лексемой ЧАСТЬ 2, ср. деталь. Эта лексема означает ‘часть (ЧАСТЬ 1) некоторого целого, рассматриваемая как объект’, а потому ее значение уже не является смысловым примитивом.

Замечание (О смысловом элементе ‘рассматриваемый’ и о функциональных заменителях частей тела)

Смысловой элемент ‘рассматриваемый’ следует понимать как ‘рассматриваемый в норме’. Он отражает существующие колебания по поводу отнесения отдельных объектов мира к частям тела. Есть объекты (артефакты), которые заменяют отсутствующие части тела, — это так называемые протезы разного вида, а есть объекты, которые помогают имеющимся частям тела функционировать. К последним относятся, например, костыли, линзы, очки, слуховые аппараты. Наконец, существуют артефакты, которые в одних случаях заменяют части тела, а в других помогают человеку в его деятельности. Таков, например, парик. Когда парик надевают люди, у которых по разным причинам мало волос или их нет вообще, парик заменяет волосы, выполняя одну из их основных функций[30] — эстетическую. Если же парик надевает актер, у которого есть свои волосы, то парик не заменяет волосы, а служит исключительно художественным целям. В этом случае парик может или рассматриваться как часть тела, или не рассматриваться как таковая.

Таким образом, сочетание часть тела употребляется и тогда, когда некий артефакт заменяет «настоящую» часть тела. В дальнейшем мы о таких артефактах говорить не будем.

Существуют предложения с сочетанием часть тела, где трудно понять, что имеется в виду под словом часть — ЧАСТЬ 1 или ЧАСТЬ 2. Например, что имеется в виду под словом часть в предложении (28) Все части ее измученного тела болели — какие-то области на или в теле (ЧАСТЬ 1) или какие-то телесные объекты (ЧАСТЬ 2)?

Ситуация с частями (ЧАСТЬ 2) тела непростая. Дело в том, что люди нередко называют частями тела те объекты, которые с точки зрения строгой биологической номенклатуры частями тела не является. Иными словами, наивная картина мира, которая находится в сознании рядового носителя языка, устроена в этом отношении более сложно, чем научная картина. Поясним, что мы имеем в виду.

Как мы уже говорили, в биологии и физиологии частями тела называют строго определенные соматические объекты, которые, по-видимому, можно задать только списком. Это руки, ноги, спина, живот, голова и еще некоторые другие объекты, каждый из них со своей структурой и со своими функциями. Все эти объекты видимые, они наиболее известные из всех прочих соматических объектов. Действительно, с ними люди знакомятся в самом раннем детстве: маленькие дети их рисуют, умеют их показывать и говорить о них. Эти объекты являются основными элементами в структуре человеческого тела. Они сравнительно крупные, и все членятся на структурно и функционально определенные части, имеющие стандартные имена. Между тем сами такие объекты не входят в качестве частей в состав других соматических объектов, то есть ‘целым’ для них является тело и только тело. Все они отличаются высокой степенью связанности с другими телесными объектами и большой культурной, коммуникативной и социальной значимостью. Рядовой носитель языка называет частями тела также и части таких частей[31]. Так, он может отнести к частям тела нос, рот, пальцы, уши и т. п. Вообще, человек может назвать частью тела практически любой телесный объект, ср. предложения (29) В едином движении перемещать все части тела и осуществлять переходы в плавном, но быстром и импульсивном действии (А. Яшкин. Стойки в каратэ); (30) Кажется, не умом и не сердцем, а какой-то другой частью тела (М. Бергер. Фонетический выбор России).

Сознавая реальное положение дел, мы тем не менее будем придерживаться более строгого членения и считать, что нос, рот, пальцы и уши являются не частями тела, а частями частей тела, частями частей частей тела и т. д. Это дает нам возможность построить более дробную классификацию соматических объектов, распределив их по типам. В нашей классификации настоящие (не наивно-языковые) части тела образуют отдельный класс.

В таком подходе есть еще одно преимущество, помимо формальной строгости. Дело в том, что, как показывает анализ нашего материала, у частей частей тела (а также единиц более глубокого уровня членимости[32]) обычно бывает более узкий набор функций по сравнению с набором функций у частей тела; им свойственны также более определенные аномалии, или дисфункции. Морфологию и структурные свойства частей частей тела тоже в общем случае описать проще, чем морфологию и структурные свойства частей тела. Например, чтобы описать форму руки, нужно, помимо формы остальных ее частей и соотношения их друг с другом и с рукой в целом, описать форму пальцев. Таким образом, описание формы целого сложнее, чем описание формы части. Точно так же нетрудно показать, что и структура целого сложнее, чем структура части: в ней содержится и большее число элементов, и более разветвленная и сложная система связей.

Вернемся к сочетанию часть тела с лексемой ЧАСТЬ 2. Оно настолько употребительно в лингвистических текстах, что создается впечатление о его терминологичности. Так, это сочетание нередко встречается в качестве синтаксически связанного элемента толкований многих слов[33]. Кроме того, термин часть тела обычно используется для описания моделей управления предикатных слов и их синтаксической сочетаемости. Например, характеризуя глаголы деструкции (разрушить, разбить, расколоть, раздробить и др.), обычно указывают объект или инструмент, с помощью которого совершается разрушение структуры целого, и говорят, что в качестве такого инструмента могут выступать части тела (наряду с артефактами и другими природными объектами). Сочетанием часть тела активно пользуются грамматисты при описании закономерностей синтаксического употребления предложных и предложно-падежных форм. Например, в русской грамматике принято выделять родительный падеж со значением ‘часть целого’, где в роли целого может выступать, наряду с другими объектами, также и тело. Больше того, родительный части тела нередко выделяется как самостоятельный родительный падеж, отличный от других родительных падежей со значением ‘часть целого’. Выделение такого самостоятельного падежа можно мотивировать, в частности, тем, что в некоторых контекстах имеет место противопоставление родительного части целого и родительного части тела. Например, предложения, содержащие предложно-падежную форму с родительным части тела, синонимичны соответствующим предложениям с дательным посессора, ср. (31) Он поцеловал ее руку (родительный части тела) и (32) Он поцеловал ей руку (дательный посессора). Между тем предложения с родительным части целого (не тела!) не синонимичны соответствующим предложениям с дательным посессора. Более того, предложения с дательным посессора чаще всего являются грамматически неправильными, ср. нормальное предложение (33) Он поцеловал полотнище флага и аномальное (34) *Он поцеловал полотнище флагу[34].

А вот еще один пример использования в лингвистических исследованиях термина часть тела. Характеризуя употребление некоторых русских предложно-падежных форм, особо отмечают, что сочетания вида N1 у N2, где N1 и N2 — существительные, причем N2 стоит в родительном падеже, являются грамматически правильными, если N1 является частью тела, а N2 — ее обладателем (ср. правильные выражения руки у Петра длинные; глаза у Маши голубые). Однако если N1 и N2 связаны отношением «часть целого», но не «часть тела», то такие сочетания допустимы далеко не всегда (ср. аномальные *библиография у диссертации; *действие у драмы; *цех у завода при правильных библиография у диссертации весьма обширная, действие у этой драмы захватывающее и пр.)[35].

Заканчивая обсуждение класса соматических объектов части тела, подчеркнем еще раз, что принадлежность объекта к этому классу непосредственно вытекает из толкования его стандартного имени.

В заключение параграфа приведем синоптический список значений слова часть:

ЧАСТЬ 1 — семантический примитив (в целях пояснения: ‘область некоторого известного целого’); ЧАСТЬ 2 — ‘часть (ЧАСТЬ 1) некоторого целого, рассматриваемая как объект’.

3.3. Части частей тела

Ниже из множества частей соматических объектов рассматриваются только части частей тела.

Как правило, части тела состоят из отдельных частей, большинство из которых имеют стандартные языковые имена. Голова состоит из таких частей, как затылок, макушка, лицо, лоб и др. В состав руки входят плечо, локоть, запястье и кисть. В свою очередь, некоторые из перечисленных частей частей тела членятся на более мелкие части, и это уже членение второго уровня. А для некоторых соматических объектов возможно членение третьего уровня. Такова, например, рука. В ней вычленяется часть «кисть», в кисти — часть «пальцы», а в пальцах — часть «подушечки».

По сути дела, мы здесь ввели два понятия — уровень членимости соматического объекта и глубина членимости соматического объекта. В этой связи встают вопросы: (а) Все ли части тела членятся на какие-то значимые части?; (б) Совпадают ли уровни членимости соматических объектов в научном и бытовом представлении?; (в) Каковы средний и максимальный уровни членимости у соматических объектов в данном языке?

Наличие большого числа уровней членимости и языковых обозначений единиц каждого уровня говорит о том, что язык обладает разветвленной системой имен соматических объектов и что соматический объект, у которого число уровней членимости максимально или близко к максимальному, прагматически хорошо освоен этим языком.

Имена многих соматических объектов имеют в составе толкований одну из семантических структур следующих видов: ‘тело’, ‘часть тела’, ‘часть части тела’, ‘часть части части тела’ и т. д., которые либо являются семантическими примитивами, либо могут быть сведены к таковым. В целях сокращения при толковании таких слов, как пальцы, подушечки, мочка, мы рассматриваем их как обозначающие части соответственно кистей рук, пальцев и уха, то есть толкуем их через семантический элемент ‘часть’ и ближайшее родовое понятие.

Отметим еще один момент, связанный с соматическими объектами и членимостью их на части. Для жизнедеятельности человека очень важна специализация частей тела, а именно выполнение ими определенных действий и функций. Изучение большого языкового и жестового материала показывает, что не только для каждой части тела, но и для каждой части части тела можно указать характерные для нее функции или дисфункции. Например, ладонь участвует в таком действии, как удерживание относительно небольших предметов. Она активно используется также в жестах со значением ‘выражение отношения к другому человеку’ (ср. жесты пощечина, поглаживание, похлопывание) и обозначает плоскость во многих так называемых инструментальных жестах — ср. жест кулаком, имитирующий забивание гвоздя, или жест, условно называемый либо «резать», либо «ножницы». Огромное количество действий выполняется пальцами; труднее указать действия руки, в которых пальцы совсем не принимали бы участия.

Когда встает проблема межъязыкового сопоставления систем соматических объектов, возникает еще один ряд содержательных вопросов: (г) Одинаково ли в разных языках членятся соматические объекты, имена которых эквивалентны друг другу?; (д) Каковы имена единиц среднего и максимального уровня членимости для данного естественнного языка?

Полные и аргументированные ответы на них можно будет, однако, дать только при наличии лингвистического и, шире, семиотического описания всех телесных объектов для каждого рассматриваемого языка и культуры.

У частей частей тела, как и у самих частей тела, есть свое, присущее только им анатомическое строение, функции, культурная и коммуникативная значимости. У лба функции иные, чем у затылка, а у век — иные, чем у зрачков. Слово лоб может использоваться как обозначение твердолобого, туповатого человека (ср. слово твердолобый, которое является дериватом языкового выражения, передающего значение /твердый/ признака «твердость лба», см. подробнее об этом в § 7 гл. III), а слово затылок в качестве такого обозначения не используется.

Отметим, что информация о том, что данное имя соматического объекта или языковое выражение, обозначающее некоторый признак объекта или значение признака, могут быть в данном языке именами человека или кличками, является важной языковой и вместе с тем значимой культурной информацией. Ей место в разного рода словарях языка и культуры; при этом в толковом словаре она может представать в виде коннотации, отдельного значения или особого употребления слова.

Обращают на себя внимание именные группы с одинаковыми словами — обозначениями частей частей тела. Мы имеем в виду, в частности, такие единицы, как пальцы рук и пальцы ног, или структурно более сложные выражения, такие как ногти пальцев рук и ногти пальцев ног. Несмотря на внешнее сходство членов соответствующих друг другу пар, каждый из них обозначает свою часть части тела. С точки зрения биологии пальцы руки являются частями кисти, но в языке мы не употребляем сочетание??пальцы кисти; с точки зрения русского языка пальцы руки являются частью руки (см. об этом также (Рахилина 2008)). Точно так же не говорим мы и пальцы ступни, а только пальцы ноги, и пальцы ноги с языковой точки зрения являются исключительно частями ноги. Таким образом, мы получаем отрицательный ответ на поставленный выше вопрос (б), а именно научное (биологическое) и наивное (языковое) членения целого на части могут не совпадать. Поэтому следует различать биологические <соматические> объекты и языковые <соматические> объекты.

Сопоставим сочетания пальцы рук и пальцы ног. Помимо местоположения и некоторых особенностей строения, пальцы рук и пальцы ног различаются главным образом функционально: пальцами рук люди в норме выполняют на порядок больше действий, чем пальцами ног. В частности, многие русские жесты исполняются при активном участии пальцев рук, но есть очень мало общеупотребительных жестов, в которых участвовали бы пальцы ног. Далее, у каждого из пальцев рук в русском языке есть свое имя — большой, указательный, средний, безымянный, мизинец, а из пальцев ног стандартное название имеет только большой палец (и очень редко употребляется применительно к ногам имя мизинец). Этот факт тоже является свидетельством различия по степени значимости пальцев рук и пальцев ног.

Анализ вербального и невербального материала показывает, что разные части одной и той же части тела, как правило, противопоставлены не только функционально и не только номинативно. Например, ладонь и указательный палец, будучи частями кисти руки, отличаются своей формой, размером, строением, степенью участия в разного рода важных действиях (в частности, в жестовых движениях), а также символизацией. Так, указательный палец, в отличие от ладони, участвует в реализации многих указательных, или дейктических, жестов[36], а ладонь, в отличие от указательного пальца, широко используется в русских жестах приветствия и прощания.

Указательный палец является особенно значимым среди пальцев руки: он принимает активное участие в разных действиях, ритуалах и символических актах. Например, он служит для привлечения внимания к словам или мыслям, которые жестикулирующий считает особенно важными (ср. жест поднять палец). Кроме того, поднятый вверх указательный палец является иконическим невербальным знаком[37], выражающим такие смыслы, как ‘важность’ (ср. стилистически маркированное языковое выражение перст указующий, называющее данный жест), ‘единичность, один’ (например, при счете или исчислении людей и предметов; ср. вербально-невербальный диалог, характерный для коммуникации молодых людей: — Вы придете вдвоем? — в ответ человек поднимет указательный палец, обозначая этим, что придет один).

Хотя части соматического объекта разных уровней языковой членимости, как правило, отличаются своими обозначениями, анатомическим строением и функциями, было бы неверным считать, что части одного соматического объекта всегда имеют разные функции. Так, разные части одного объекта могут с одинаковым успехом участвовать в одних и тех же действиях, в норме приводящих к одному и тому же результату, то есть иметь общие функции. Постучать в дверь, например, можно и костяшками пальцев, и кулаком, то есть разными частями кисти руки, и в обоих случаях ожидается одинаковый результат: дверь откроют. Отметим, что оба описываемых действия могут обозначаться как одинаково (например, глаголом постучать(ся)), так и по-разному (ср. стучать костяшками и стучать кулаком vs. колотить, дубасить (кулаком)).

Для русского языка можно постулировать правило синонимического перефразирования предложений типа (35) Глаза Маши смотрели на меня с любовью и (36) Маша смотрела на меня с любовью, то есть предложений, в которых именные группы вида «часть части тела + имя ее обладателя» вступают в метонимическое отношение с именем обладателя. Синонимия, о которой идет речь, является контекстно обусловленной. Аналогично, в некоторых контекстах являются взаимозаменимыми слова ладонь и рука, то есть слово, обозначающее ‘часть части тела’, и слово, обозначающее ‘часть тела’ (ср. протянуть ладонь для рукопожатия и протянуть руку для рукопожатия). Разумеется, как и в первом случае, такая замена допустима далеко не всегда, то есть не во всех контекстах, ср., например, нормальное сочетание руки-крюки и аномальное *ладони-крюки. Описание подобных случаев контекстной синонимии, как всегда, предполагает полное и точное описание ее условий и фильтров-запретов на замену (на сегодняшний день мы таковым описанием еще не располагаем). Отметим, что метонимическая замена «части» на «целое» является обычной для русского языка, ср. На дереве сидит птичка / На ветке сидит птичка.

Из трех референциально эквивалентных обозначений объекта — с использованием номинации части части тела, номинации части тела и номинации <тела> человека — мы чаще пользуемся именем человека. Например, мы намного реже говорим (если вообще когда-нибудь говорим)??Кисти рук Пети подняли стул или??Руки Пети подняли стул, чем Петя поднял стул. Этому языковому факту можно предложить следующее объяснение. В разговоре о других людях мы гораздо охотнее обсуждаем связанные с ними события, чувства, состояния, мысли, чем части их тел или части частей их тел. Для того чтобы именно часть тела человека стала коммуникативно значимым и актуально важным предметом сообщения, нужны особые коммуникативные или прагматические условия.

В заключение раздела отметим, что, подобно тому, как мы здесь выделили части частей тела, можно (и нужно) выделять классы частей других соматических объектов (частей кости, частей волос, частей желудка и др.). Не описывая сами эти классы, мы позже остановимся на отдельных их элементах.

3.4. Органы

Еще один важный класс соматических объектов составляют органы.

Если в определении того, что представляют собой тело и его части, на передний план выступают структурные, или, как чаще говорят биологи, морфологические, характеристики (форма, размер, местоположение в теле, ориентация и ряд других характеристик[38]), то когда речь идет о телесных органах, на передний план выступают уже не структурные, а функциональные характеристики, прежде всего функции (подробно о функциональных признаках и их разновидностях см. § 10 гл. II).

На то, что в слове органы высвечиваются идеи функций и функциональной организации соматического объекта, указывают большинство переносных значений слова орган, ср. орган 2 ≈ ‘элемент структуры власти’ (судебные органы, орган здравоохранения) или орган 3 ≈ ‘печатное издание, выражающее идеологию какой-то организации’, см. предложения (37) Газета «Наша дача» — орган Союза садоводов России, издается с 19 декабря 1921 года и (38) «Рабочая газета» — нелегальный орган кружка «Народная воля».

Не все объекты из класса органов имеют в языковой картине мира четко определенные функции, подобно тому как не все части тела имеют ясно выраженные структурные или физические признаки. Например, только специалисты и люди, особенно интересующиеся строением и свойствами человеческого тела, знают, какую функцию имеют селезенка или слепая кишка.

На многие телесные объекты можно смотреть как минимум двояким образом, а именно относить их к одному или к другому типу, например к частям тела или к органам. Принадлежность к первому из этих типов высвечивает структурные характеристики объекта, а принадлежность ко второму — функциональные. В таких случаях мы говорим о двойной, тройной и т. д. референтной отнесенности данного имени, то есть о множественной референтной отнесенности, а указанное свойство имени соматического объекта называем полиреферентностью (см. об этом свойстве подробнее в следующем разделе). Так, на вопрос «Глаза — это часть тела или орган?» разумным ответом является «И то и другое». Действительно, когда говорят, что Глаза находятся на лице, когда характеризуют глаза человека как большие или маленькие, голубые или карие, когда говорят, что Глаза выступают на лице или глубоко посажены, — во всех этих случаях глаза понимаются как часть тела. А когда говорят, что глаза хорошо или плохо видят, что они устали или пристально вглядываются в кого-то, — во всех этих случаях речь идет о глазах как органе зрения. Высказывание *Глаза — это орган лица недопустимо точно так же, как недопустимым является высказывание *Глаза — это часть зрения. Правильными будут высказывания Глаза — это часть лица и Глаза — это орган зрения.

Слово часть сочетается с именем соматического объекта, а слово орган — с названием функции. Однако такая сочетаемость, по всей видимости, лексически ограничена. Например, хотя у ног четко выделяется в качестве основной функция «ходить», не говорят??Ноги — это орган ходьбы. У языка две основные функции. Одна из них состоит в том, что язык, наряду с зубами и слюной, участвует в переработке и потреблении пищи, а другая — в том, что язык участвует в производстве речи. При этом можно сказать Язык — это орган речи, но едва ли говорят??Язык — это орган переработки пищи.

Замечание (Об особенностях толкования полиреферентных имен соматических объектов)

В связи со сказанным возникает важная семантическая и лексикографическая проблема, а именно: какой должна быть структура толкования полиреферентных имен соматических объектов, то есть следует давать им антропоморфные (структурные) или функциональные толкования? Иными словами, глаза — ‘часть лица…’ или глаза — ‘орган зрения…’?

Мы предлагаем следующее решение этой проблемы, единое для всех полиреферентных имен. Основным компонентом толкования имени соматического объекта должен быть пропозициональный компонент, который определяет место этого объекта в предлагаемой нами классификации. Так, коль скоро мы отнесли глаза к частям частей тела (частям лица), толкование слова глаза должно вводиться пропозицией ‘часть лица’, а функциональные характеристики должны вводиться с помощью дополнительной пропозиции, причем в обязательном порядке.

У органов есть и другие характеристики, отличающие их от частей тела. В норме органы являются внутренними соматическими объектами — в норме, потому что, как мы только что видели, глаза — это орган зрения и притом видимый орган, хотя и вместе с тем часть лица. Нос, так же как и глаза, является частью лица и видимым органом, а именно органом дыхания. А язык является органом речи, в норме невидимым, хотя он бывает видимым в некоторых поведенческих актах, в том числе жестовых. Например, язык становится видимым, когда врач просит человека показать язык, когда ребенок высовывает язык, усердно рисуя что-то, или в жесте-«дразнилке» показать язык. К внутренним соматическим объектам относятся также почки, печень, селезенка, кишки, желудок и некоторые другие. В русском языке эти объекты так и называются — внутренними органами. Сочетание внутренние органы часто интерпретируется как термин, и в этом случае прилагательное внутренний опустить нельзя. В то же время сочетания внешние органы не существует; оно используется только в контексте противопоставления внутренним органам.

Внутренние органы — объект очень важный для медицины — как научной, так и народной. Не случайно в русском языке есть сочетание внутренние болезни, за которым скрываются болезни внутренних органов. Существуют специалисты по внутренним болезням, есть книги и учебники, которые так и называются «Внутренние болезни» (см., например, учебник Е. М. Тареева (Тареев 1957)), есть народные целители, пытающиеся лечить такие болезни, и т. д. Между тем сочетания *внешние болезни в русском языке нет, как нет и специалистов по таким болезням.

Еще одним характерным свойством органов человека является то, что они объединяются в сложные системы, каждая из которых выполняет свои существенные для жизни и деятельности человека функции. Мы сознательно используем здесь слово системы, а не совокупности, поскольку и для языка, и для жизни важны не только сами единицы, входящие в объединения, но и отношения между ними, а под словом система в его основном значении понимается ‘множество с заданными на нем отношениями’. Присущая телесным органам и их обозначениям способность объединяться в системы проявляется в регулярном использовании ряда языковых средств. К таким средствам относятся, во-первых, граммемы множественного числа при слове орган со значением ‘класс’, а не со значением арифметической множественности[39], ср. органы чувств, органы жизнедеятельности, половые органы. Во-вторых, это группа лексических средств — маркеров объединения, ср. сочетания система пищеварения, пищеварительная система, пищеварительный аппарат, пищеварительный тракт, мочеполовая система, иммунная система, сердечно-сосудистая организация, артикуляторный аппарат. В этих сочетаниях слова система, организация, тракт, аппарат являются именами совокупностей внутренних органов (впрочем, не одних только внутренних органов, см. об этом ниже), а слова пищеварение, мочеполовая, иммунная и т. п. обозначают соответствующие функции.

Замечание (О словах внутренности и нутро)

В русском языке для обозначения совокупности органов брюшной и грудной полости существуют особое слово внутренности и близкое ему по смыслу просторечное слово нутро. Отметим, что в этом значении слово внутренности имеет грамматическую форму Pl. tant., а нутро — форму Sg. tant.

Важным является членение телесных органов на реальные, или действительные, и нереальные — имажинальные, или представляемые. К последним относится, например, душа. О том, что душа с языковой точки зрения является обозначением органа, много и подробно писали разные лингвисты, в частности А. А. Вежбицкая и Е. В. Урысон[40]. В работах Е. В. Урысон указаны некоторые свойства представляемых органов, которые отличают их от реальных органов. В частности, для души указывается возможность ее перемещения в пределах тела и даже выхода за пределы, тогда как у реальных органов, как и у частей тела, локализация постоянная. В дополнение к наблюдениям Е. В. Урысон относительно языковых характеристик представляемых органов укажем на особые обозначения аномальных состояний таких органов, их болей и болезней, а также на использование особых средств лечения, отличающихся от средств лечения реальных органов. Например, для представляемых органов трудно указать какие-то конкретные виды патологий; можно указать лишь самые общие их болезненные состояния (ср. душа болит, ноет). Между тем для реальных объектов существуют отдельные разновидности патологий, требующие лечения (ср. сердце колет, палец гноится, глаза слезятся, волосы ломаются, кожа шелушится).

Поскольку внутренние органы являются невидимыми, многие традиционные культуры наделяют их символическими, прежде всего магическими, свойствами[41]. Так, многие культуры стран Азии приписывают им функции хранилищ разного рода чувств или свойств характера. Китайцы считают, что в желчном пузыре спрятано мужество, причем величина желчного пузыря непосредственно коррелирует со смелостью человека. Желчный пузырь, как отмечено в «Трактате Желтого Императора о внутреннем», отвечает за решительность и храбрость. И когда желчный пузырь в недостатке, человек становится робким и затрудняется принять решение, см. (Су-Вэнь 2007). В японском языке существует важное в культурном отношении слово hara, одно из значений которого — ‘живот’, а другие значения — ‘сердце’, ‘ум, разум’, ‘намерения’, ‘мужество’, ‘сила воли’ (Конрад 1970, 441). Со словом hara, по представлению японцев, связаны такие свойства человека, как мужество и сила воли. Кроме того, как свидетельствуют многочисленные языковые данные, в японской языковой картине мира внутреннее «Я» человека, то есть его представляемый орган «душа», тоже размещается в животе. Б. Мак-Вей в этой связи пишет (MacVeigh 1996, 38): «How one stands and holds one’s stomach indicates one’s level of spiritual and moral development» (‘то, как человек стоит и держит свой живот, указывает на уровень его морального и духовного развития’ (перевод наш. — Авторы)).

Исследователь приводит целый ряд японских слов и выражений, соотносящих живот с физическим или психическим состоянием человека, его отношением к другим людям или событиям (там же, 40), ср. hara ga tatsu (‘сердиться’, букв. ‘живот стоит’), hara o miseru (‘показывать великодушие’, букв. ‘показать живот’), hara o sueru (‘решиться на что-либо’, букв. ‘установить живот’) и др. Характеризуя позу человека словами, что тот держится прямо, собран, японец говорит буквально Его живот подтянут, тем самым утверждая наличие у него hara. Все эти свойства в совокупности говорят о том, что человек обладает внутренней силой, что он держится с внутренним достоинством.

В русском языке и русской культуре тоже есть один реальный соматический объект — орган человеческого тела, который резко выделен по сравнению с другими. Этот орган — сердце (например, мозг не так выделен в языковом и культурном отношении, как сердце, а душа, тоже выделенный объект, является не реальным, а представляемым органом). За сердцем закреплены важнейшие функции и человеческого тела, и самого человека[42]. Не только в русской, но и в очень многих других мировых культурах сердце может рассматриваться как вместилище и как орган человеческих переживаний и настроений, как средоточие забот и переживаний о другом человеке, см. предложение (39) Сердце, тебе не хочется покоя.

Сердце в русской культуре может мыслиться как орган и хранилище любви (существует даже специальное изображение для символического выражения любви и близких к ней чувств, непосредственно связанное с сердцем). Сердце помнит, ср. выражение память сердца, и чувствует радость и боль, ср. предложения (40) Его сердце хранит самые лучшие чувства и воспоминания о ней и (41) Сердце болит за тебя.

Замечание (О религиозной символике сердца)

Особенно разнообразной выглядит религиозная символика сердца, которая ярко подчеркивает то место, которое занимает в культурном и языковом сознании этот соматический объект. Так, иудаизм видит в сердце источник жизни, ср. предложение (42) Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни (Притч. 4: 23), и центральный орган человеческого тела, объединяющий дух, душу и тело и связывающий их в человеке. Иудаизм и христианство рассматривают сердце как вместилище многообразных душевных волнений и чувств. Сердце может ощущать подавленность (см. Пс. 33: 19) и печаль (см. Ин. 16: 6), скорбь (см. 2 Кор. 2: 4) и радость (см. Ин. 16: 22). По Библии, сердце является внутренней сущностью человека, ср. предложение (43) Если человек смотрит на лицо, то Бог — на сердце (1 Цар. 16: 7). Христианской символике сердца и ее отражению в русском языке посвящена работа (Шлепин 2013).

В исламе отношение к сердцу неоднозначное. С одной стороны, сердце называют чистым, говорят, что оно «светится светом веры и не подвержено искушениям и прихотям. Когда его одолевают искушения, оно отражает и отталкивает их, увеличивая внутренний свет» (Сайда Хайат. Два вида сердца в исламе). С другой стороны, сердце — «слабое», так как поддается разным соблазнам и искушениям, к которым относятся разрушительные страсти и сомнения. Страсти ведут к уклонению и отходу от высшей Цели и правильных намерений, а сомнения разрушают веру и подлинное знание[43]. После приятия очередного соблазна такое сердце «покрывается черным пятном греха, пока полностью не потемнеет» (там же). И тогда оно перестает отличать добро от зла и начинает потакать каждой прихоти своего хозяина. Чистое же сердце ислам считает органом интеллектуальной и духовной жизни, в котором хранится все то, что человек полагает самым сокровенным, разумным и правдивым. Это духовный центр, абсолютный разум и просветление.

Отдельно укажем на такую особенность иудаизма, как подчеркивание в разного рода религиозных текстах тесной связи сердца и жизни в духовном плане. Сердце рассматривается как жилище духа. Оно является также органом чувств, а чувства человека в наибольшей мере отождествляют с самим человеком, с его сущностью. В Торе (Дварим 4, 39) говорится: «Познай же ныне и положи на сердце твое, что Господь есть Бог». Наконец, сердце в иудаизме считается источником понимания; причем понимание, согласно иудаизму, зависит от чувства. Мысль «настоящая» (а для подлинного понимания недостаточно внешнего знания, то есть той мысли, которая находится в мозгу человека) выражает внутренние чувства и желания человека и находится в сердце, так как сердце — источник чувств. Таким образом, в иудаизме сердце как источник духа, чувств и понимания отождествляется с самим человеком больше, чем какие-либо другие соматические объекты.

В буддизме сердце — это само существо природы Будды, а в даосизме сердце считается местом разума и центром понимания. Так, китайское слово xin чрезвычайно многозначно: оно обозначает не только сердце, но и разум, чувство, образ жизни; намерение; центр. Согласно статье (Jing 2013), значение и понятие xin «are deeply rooted in Chinese culture and reflect important idiosyncratic cultural qualities» ‘глубоко укоренились в китайской культуре и отражают важные культурные качества, свойственные именно этой культуре’ (с. 75). Переводные эквиваленты слова xin не могут передать все те культурные коннотации, которые в нем спрятаны и которые выступают на передний план в религиозных, философских, художественных, медицинских и спортивных текстах, а также в более чем 500 фразеологических единицах, входящих в ядро бытового лексикона (Jing 2013).

До сих пор, говоря о частях тела и органах, мы в основном подчеркивали их отличительные особенности. Однако у этих классов соматических объектов есть много общего. Помимо того, что и части тела, и органы — это соматические объекты, и те и другие обладают внутренней структурой и возможностью членения на более мелкие прагматически освоенные части. Кроме того, и части тела, и органы объединяются в некоторые группы, которые ввиду их важности получают особые языковые обозначения. Эти объединения в группы происходят на основании тех признаков, которые присущи телесным объектам. Мы имеем в виду группы, обозначаемые как отверстия (ср. ушное отверстие (ухо), ротовое отверстие (рот), заднепроходное отверстие (задний проход)), вместилища (рот, нос, живот), конечности — верхние конечности (руки) и нижние конечности (ноги).

Про такие группы мы можем сказать следующее: (1) их имена — слова отверстие и вместилище — входят в основной лексический фонд русского языка, причем сфера употребления этих слов, в отличие от слова конечность, простирается далеко за пределы телесной лексики; (2) приводимые языковые обозначения принадлежат скорее не к повседневному, бытовому языку, а к языку научному. Слова отверстие и вместилище мы используем в качестве единиц метаязыка для обозначения соответствующих групп.

Замечание (О необычных объединениях частей тела и органов и о национально-культурной специфике их языковых обозначений)

В разных языках и культурах части тела, части частей тела и органы могут объединяться весьма своеобразно. Так, в языке хинди в один класс соматических объектов объединяются объекты «рука», «нога», «язык», «половой орган» и «задний проход». Доказательством этого является наличие в хинди особого слова karmendriyaan, обозначающего (в форме множественного числа) данный класс. Форма единственного числа этого слова — karmendriy — обозначает произвольный, один из перечисленных пяти элементов данного класса, см. об этом подробнее (Rishi 2003). Ср. в этой связи русскую пару органы — орган.

3.5. Кости

Перечислим сначала основные разновидности костей вместе с их типовыми, входящими в центр множества имен соматических объектов русскими именами[44]. Согласно материалам, содержащимся в Национальном корпусе русского языка[45] и электронных сайтах, все перечисляемые объекты с их стандартными именами известны взрослым людям, весьма далеким от специальной, в частности научной, деятельности. К классу костей относятся, помимо <собственно> костей, барабанная перепонка, бедро, висок, голеностоп, <межпозвонковый> диск, затылок, зуб, кадык (адамово яблоко), ключица, колено, копчик, косточка <пальца>, крестец, лоб, локоть, лопатка, лучевая кость, мениск, <носовая> перегородка, переносица, плечо, подбородок, позвонок и позвоночник, предплечье, ребро, скелет, скула, слуховая косточка, стремечко, сустав, таз, хрящ, <коленная> чашечка, челюсть, череп, щиколотка (лодыжка).

Разумеется, не все эти телесные объекты в равной степени известны обычному человеку: одни объекты и их обозначения знает даже ребенок, в то время как другие не очень хорошо знакомы даже образованным взрослым. Как это обычно бывает с телесными объектами, многие из них становятся известны людям не с раннего возраста, а позже, когда люди сталкиваются с ними в жизни: познакомились с ними на уроках в школе, прочитали о них в книгах, услышали о них по радио или телевидению, но чаще всего люди узнают об этих объектах и их названиях, когда у них самих или у их близких что-то болит или плохо работает.

У разных видов костей есть много общих свойств. Среди них выделим: (1) локализацию внутри тела; (2) наличие разнообразных способов соединения и объединения костей — множества, структуры, сочленения и др.; (3) патологии (аномалии строения, травмы, боли и болезни и др.) и нарушения нормального функционирования костей; (4) многообразные способы лечения болезней костей; (5) богатые связи всех видов костей с соматическими объектами других типов, прежде всего со смежными соматическими объектами и с местами на или в человеческом теле (мышцами, связками, тканями, сосудами, телесными покровами и жидкостями); (6) участие многих видов костей в жестах самых разных семиотических типов, включая жесты рук, ног, плеч; позы, знаковые телодвижения и др. (например, костяшки пальцев участвуют в жесте постучать в дверь, локоть — в жесте толкнуть <локтем> в бок) и в невербальных ритуалах[46]; (7) нетривиальные возрастные, гендерные и другие социальные признаки костей; (8) особую роль костей в характеристике внешнего облика человека, в этике и эстетике его поведения.

Каждый вид костей характеризуется следующими признаками: форма (ср. сочетание выпуклая кость), размер (широкие скулы), цвет (пожелтевшие зубы), внутренняя структура (полая кость), каритивность, или недостаточность, чего-то, что в норме должно быть в костях (выражение кости скрипят обозначает состояние костей, в которых недостаточно смазки, жира), <относительная> подвижность (ср. выражение играть скулами или двигать локтями). Большинство костей обладают свойством твердости (исключение — не в патологическом случае — составляют мелкие косточки и особые мягкие кости — хрящи), благодаря чему кости формируют остов тела.

Класс костей делится на два больших подкласса. Элементы первого подкласса с языковой точки зрения являются костями, множествами, объединениями или сочленениями костей. Именно так воспринимают соответствующие объекты обычные люди. Соматические объекты из этого подкласса являются референтами таких слов (взятых в их исходных значениях), как кость, череп, сустав, ребро, позвонок, хрящ, ключица, <коленная> чашечка и др. Второй подкласс составляют объекты, которые с языковой точки зрения являются прежде всего частями тела или частями частей тела. Сказанное означает, что в большинстве коммуникативных актов и текстов люди относятся к словам, обозначающим данные объекты, как к именам частей тела или именам частей таких частей. Между тем центральным, если не единственным формо— и структурообразующим компонентом в них является кость, а потому во многих других контекстах такие слова, как, например, локоть, лоб, бедро или колено, могут интерпретироваться именно как кости (ср. лоб — лобная кость, бедро — бедренная кость), то есть в этих контекстах они имеют другие значения или другой тип употребления.

Резюмируя, можно сказать, что слова локоть, колено, зуб, таз и ряд других обладают свойством полиреферентности, то есть, напомним, множественной (двойной, тройной и т. д.) референтной отнесенности. Это оправдывает включение данных объектов в класс костей (не говоря уже о том, что биологи и медики относят их к костям). См. в этой связи показательные сочетания, такие как лобная кость, плечевая кость, тазовая (тазобедренная) кость, челюстная кость.

Телесные объекты, относящиеся ко второму подклассу, в отличие от объектов первого подкласса, участвуют в производстве многих русских жестов — либо в роли активного, либо в роли пассивного органа, то есть служат или основным инструментом в производстве жеста, или местом исполнения жеста. Примерами жестов, которые мы здесь имеем в виду, являются единицы преклонить колени, стоять на коленях, поставить на колени, положить голову кому-л. на колени, уткнуться в колени, ломать через колено; работать локтями, опереться локтями (когда человек задумался и его голова покоится на руках), взять под локоть; дать в лоб, поцеловать в лоб, щелкнуть по лбу. Многие из этих невербальных знаков и их имен актуализируют главное физическое свойство костей — твердость.

Некоторым костям в каждом из двух указанных подклассов присуща вариативность названий (см. ниже об общих свойствах имен костей) — даже в пределах русского литературного языка, не говоря уже о диалектах; ср. позвоночник и хребет, лодыжка и щиколотка, коленная чашечка и надколенник, кадык и адамово яблоко — две последние единицы называют ‘выступ гортани’.

как и сами кости, тоже имеют целый ряд общих свойств. Среди них: (1) большая вариативность в номинациях костей, ср. кадык и адамово яблоко, косточки пальцев и костяшки пальцев; (2) наличие особых имен костей, в семантику которых входит значение определенных признаков костей (ср. моляры (коренные зубы), мослы, позвонок, мениск, хрящ, чашечка и др.); (3) множественная референтность и разнообразная структура полисемии; (4) своеобразная метонимия во множестве имен костей (например, скелет — это не только структурно оформленное множество костей, но и обозначение очень худого человека; ср. также выражение рабочая косточка); (5) разветвленные формальные модели словообразования и нетривиальная словообразовательная семантика дериватов (см., например, производные от кость слова косточка <на большом пальце ноги>, надкостница, костяшки, костный (костная ткань), костяк, костлявый и др.); (6) обширное поле фразеологии и ее смысловое и формальное разнообразие; (7) вхождение большого числа имен костей в состав языковых обозначений межличностных отношений (ср. сочетания перемывать кому-либо косточки, иметь зуб на кого-либо); (8) участие имен костей в так называемых конструкциях уровня[47], ср. до бедра, по колено, по ключицы, или в соматизмах со значением крайней степени какого-то свойства или признака, см. сочетание продрог до костей и предложение (44) Студента погубило то, что он был интеллигент до мозга костей (А. Аверченко. Русская история); (9) богатая культурная символизация.

Детальный анализ отдельных костей, признаков костей и языковых имен костей и признаков читатель найдет в § 7 гл. III.

3.6. Покровы

Телесные покровы делятся на три большие группы: волосяной покров, или волосы, роговой покров, или ногти, и кожный покров, или кожа.

Наибольшее внимание лингвисты и специалисты в области невербальной семиотики уделяли коже, что не удивительно, поскольку кожа является основным соматическим объектом, участвующим в актах касания и, шире, актах тактильного восприятия мира. Коже посвящена ставшая классической книга Э. Монтегю (Монтегю 1971), а также работы (Burton, Heller 1964; Jibson 1966; Минц 1969; Heslin, Alper 1983; Вутен 1998 и др.). Из относительно недавних работ отечественных лингвистов на эту тему можно указать чрезвычайно содержательную статью (Березович, Седакова 2013), посвященную слову кожа и его производным в славянских языках, а также словарную статью «кожа» и связанные с ней статьи в словаре (Славянские древности 1995–2012). Что касается волосяного и рогового покровов, то им лингвистами и семиотиками внимания уделялось значительно меньше. Нам неизвестны также отечественные или зарубежные работы, в которых изучались бы общие свойства всех трех видов телесных покровов. Поэтому именно на этих свойствах мы остановимся в данном разделе.

Прежде всего отметим, что класс телесных покровов назван так по основной функции всех объектов, образующих этот класс. Общая функция покровов — закрывать части тела, части частей тела и органы, предохраняя соматические объекты от возможных внешних нежелательных воздействий и повреждений. Между тем у отдельных видов телесных покровов есть свои, присущие только им, функции. При этом среди покровов есть как те, у которых эти функции выражены четко, так и те, все функции которых до конца не выяснены.

Из функций телесных покровов особенно важными являются те, которые наиболее полезны для жизни и деятельности человека. Так, волосы на голове выполняют важные защитную и эстетическую функции, а волосы под мышками или на ногах относятся к рудиментам, функции которых остаются неясными; больше того, такие волосы люди часто полностью выбривают, считая их некрасивыми или ненужными[48].

Не только волосы на голове, но и ногти обладают защитной функцией (они защищают мягкие ткани пальцев от повреждений) и эстетической. Поэтому за волосами на голове и за ногтями принято ухаживать. Существуют разнообразные социальные практики и приемы ухода за волосами и ногтями, которые едва ли не все имеют в русском языке специальные обозначения. Так, волосы на голове причесывают, завивают, укладывают, красят и др.; ногти подпиливают, красят, полируют; люди делают маникюр, педикюр и т. п. Поскольку от состояния волос на голове и ногтей зависит эстетическая привлекательность человека, его внешности, за ними следят на протяжении всей жизни. Когда ногти и волосы длинные или имеют некрасивую форму, их стригут. Впрочем, некоторые — и особенно это касается детей — ногти грызут. Детей, которые грызут ногти, родители пытаются отучить от этой вредной привычки; тем не менее у некоторых людей такая привычка сохраняется в течение жизни.

Слова волосы <на голове> и ногти обладают двойной референтной соотнесенностью, поскольку обозначают не только телесные покровы, но и части соответственно головы и рук (ног). Волосы и ногти объединяют не только указанные свойства: они являются культурными символами многих событий, явлений и процессов. Так, в ряде культур, в том числе и русской культуре, волосы на голове связывались с жизненной силой (вспомним также библейского Самсона). По фольклорным представлениям русских людей, жизненная сила человека заключена в волосах. Отдельные виды и качества волос тоже получают символическое осмысление[49]. В риторике известен прием, получивший название бестиализация, внутри которого определенные действия с волосами играют существенную роль. А именно, оратор с целью внушить аудитории страх или ужас с помощью такого приема перевоплощался в чудовище или дикого зверя. Желая быть более убедительным, обрушить на чью-то голову град проклятий или привести аудиторию в более агрессивное состояние, он вздымал волосы, строил гримасы и др. (см. об этом (Крейдлин 2002, 77 и след.)).

Культурная символизация ногтей проявляется в жестах агрессии, в частности в жесте оскорбления грызть ноготь, о котором говорится у У. Шекспира в «Ромео и Джульетте»: (45) Грегорио: Вон двое монтекковских. <…> Я скорчу злое лицо, когда пройду мимо. Посмотрим, что они сделают.

Cамсон. Я буду грызть ноготь по их адресу. Они будут опозорены, если смолчат (Акт 1, сцена 1, перевод Б. Л. Пастернака). Ср. также агрессивное поведение царапаться.

Желая получить от человека нужную информацию, которую тот сознательно скрывает, применяют такие жестокие пытки, как загонять гвозди под ногти, вырывать ногти. Об особой культурной символизации ногтей говорит и фразеологический оборот узнать (всю) подноготную, означающий ‘проникнуть силой в тайну, тщательно хранимую человеком, как бы загоняя ему для этого нечто острое под ногти’. И другие фразеологизмы, в частности придавить ногтем или прижать к ногтю, говорят об агрессии одного человека по отношению к другому. Оба выражения означают ‘уничтожить, как уничтожают ногтем мелкое насекомое’.

Кожа, в отличие от ногтей и волос на голове, — это оболочка, покрывающая весь человеческий организм, она занимает большое пространство человеческого тела. Подобно волосам и ногтям, кожа предохраняет организм человека от неприятных воздействий внешней среды. Она способна воспринимать и передавать сообщения в тех ситуациях, когда другие соматические объекты бездействуют: человек мгновенно реагирует на внешние возмущения (чувствует кожей что-то), отчетливо распознает форму, размер и конфигурацию воздействующих на кожу объектов, узнает людей в некоторых поведенческих актах (ср., например, игру в жмурки). «О коже можно думать как о внешней нервной системе <…> если нервная система — это скрытая часть кожи, то кожа, напротив, — это видимая часть нервной системы» (Монтегю 1971, 2). Тактильное восприятие, то есть восприятие кожей, присуще человеку с самого раннего детства. С его помощью маленькие дети познают мир[50].

3.7. Жидкости

Когда говорят, что тело человека состоит в среднем на 60 % из воды, очевидно имеют в виду родовое употребление слова вода, потому что на самом деле в человеке имеется не только собственно вода, но также кровь, пот, моча и другие виды жидкостей. Чтобы различить родовое и видовое употребления слова вода, мы иногда вместо слова вода в родовом употреблении будем говорить <телесная> жидкость. В основном своем значении слово вода обозначает вид телесных жидкостей. Другие виды телесных жидкостей — это кровь, пот, слезы, слюна, моча, <грудное> молоко, желудочный сок, желчь, гной, сперма, слизь, тканевая жидкость и пр.[51]

У некоторых телесных жидкостей имеются номинации, не дифференцирующие, а объединяющие жидкости в один класс. Таково, например, слово соки, ср. фразеологизмы выжать/высосать из кого-либо все соки, а также прилагательные сочный или худосочный. Одним из контекстных синонимов слова соки является выражение жизненные соки, представленное в предложении (46) Жизненные соки бурлили во мне, я вся была готова к приключениям (Л. Смирнова. Моя любовь). Сочетание жизненные соки по сути означает, что соки — это не просто совокупность телесных жидкостей, а такая их совокупность, которая дает человеку жизненные силы.

Среди имен телесных жидкостей можно выделить центр и периферию. Центр любого множества, системы или поля, как мы уже говорили, всегда состоит из элементов, хорошо освоенных человеком. В данном случае человеку известны назначения соответствующих жидкостей, способы их существования и особенности функционирования в организме. Он знает переносные значения слов, исходно обозначающих такие жидкости. Мы имеем здесь в виду прежде всего такие слова, как кровь, слезы, пот. Чуть дальше от них отстоят слова моча, слюна или желчь. А к периферии относятся, например, такие слова и словосочетания, как лимфа, желудочный сок, глазная жидкость, тканевая жидкость. И сами эти языковые единицы, и стоящие за ними телесные жидкости плохо известны обычному человеку, он о них почти ничего сказать не может. Имена таких жидкостей не представлены во фразеологии, у них нет или почти нет синонимов и стилистически окрашенных вариантов.

Даже среди «основных» телесных жидкостей несколько особняком стоит кровь. Не случайно слову кровь и обозначаемой им жидкости посвящено несколько специальных исследований отечественных лингвистов (Борисова 2010; Гудков 2003; Мазалова 2001; Шмелев 2002). Внимание к слову кровь и к его дериватам кровяной, кровоточить, бескровный, кровопускание и сочетаниям переливание крови, пустить кровь, до первой крови, кровь с молоком и др. со стороны лингвистов объясняется тем, что все эти слова и словосочетания имеют широкую сферу употребления, связанную с жизнью и деятельностью организма, с его функционированием в разных областях, со здоровьем и болезнями.

«Область действия» слез и пота более ограниченная: слезы — это типичное телесное проявление разного рода болевых ощущений и эмоций, а пот — это жидкость, тесно связанная с климатом и с такой областью деятельности человека, как труд (см. далее подробно об основных видах телесных жидкостей).

Что же касается ряда периферийных телесных жидкостей, таких как сопли, слизь, гной или желудочный сок, то люди знакомятся с ними и их свойствами, только когда непосредственно сталкиваются с недомоганиями, повреждениями, болезнями, а, например, такой жидкости, как гной, в здоровом теле вообще нет.

Важными характеристиками телесных жидкостей являются их физические и структурные признаки (характеристики, свойства)[52]. Среди физических свойств выделим цвет, вкус, текучесть, ср. такие сочетания, как алая кровь, соленые слезы, кровь быстро свертывается. К структурным признакам относятся, например, местонахождение жидкостей в теле и различные характеристики движения жидкости в теле (направление, скорость, интенсивность, вязкость). Особенно важно то, как все эти признаки представлены в естественном, в частности русском, языке. Ср. единицы кровь течет в жилах, кровь хлещет, густая кровь, прилив крови к голове; глаза наполнились слезами, слезы стоят в глазах, слезы в три ручья, море слез; сопли в носу, размазанные по лицу сопли; моча желтого цвета, подозрительно темная моча, моча в голову ударила.

Имена основных жидкостей являются элементами многих фразеологических соматизмов, что говорит о хорошей освоенности этих имен людьми, ср. предложения (47) Конечно, твой Журавлев постарается мне попортить кровь, но я думаю, что все-таки отпустят (И. Эренбург. Оттепель); (48) Вечерние улицы были полны офицерами, беззаботными чистяками и породистыми, благородных кровей, щеголихами (А. Веселый. Россия, кровью умытая); (49) Теперь вы сидите и проливаете крокодиловы слезы — вроде вас обманули (В. Шукшин. Танцующий Шива); (50) О, как дорого дал бы он тогда, чтобы поплакать на груди существа любимого, чтоб утопить в слезах любви новое, ядовитое чувство, которое начало вкрадываться в его душу! (В. Соллогуб. История двух калош); (51) <…> Русачок в понедельник нарезает болты до седьмого пота, в среду пьяненький, в пятницу плачет над «Историей дипломатии», в субботу смертным боем воспитывает жену (В. Пьецух. Сравнительные комментарии к пословицам русского народа); (52) Докладчик, в черной коленкоровой шапочке, прикрывавшей его лысину во всю голову, с матовым бледно-оливковым лицом и черной бородою до ушей, страдал нервною испариной и все время обливался потом (Б. Пастернак. Доктор Живаго).

Что касается функций телесных жидкостей, то они у разных жидкостей разные. Без такой жидкости, как кровь, человека не существует, и об этом говорит не только знание о мире, но и язык, ср. слово обескровить и выражения выпить всю кровь, высосать всю кровь, выкачать всю кровь. По слезам и плачу можно судить об актуальном эмоциональном состоянии человека, ср. слезы радости, слезы любви и благодарности, плакать от горя, лить слезы по кому-либо, об испытываемой им физической или психической боли, ср. предложение (53) Васильев лег на кровать и, спрятав голову под подушку, стал плакать от боли, и чем обильней лились слезы, тем ужаснее становилась душевная боль (А. Чехов. Припадок). Появление пота может свидетельствовать о жаре, болезни или физическом напряжении, ср. известное изречение Только мертвые не потеют или предложение (54) Чертопханов дрожал, как в лихорадке; пот градом катился с его лица и, мешаясь со слезами, терялся в его усах (И. Тургенев. Конец Чертопханова).

Принимая во внимание, что внутри человеческого тела существуют разного рода газообразные вещества (в быту называемые газы), можно сказать, что в теле есть объекты всех трех физических состояний: твердые, жидкие и газообразные.

* * *

На этом мы заканчиваем описание разных классов соматических объектов и их важных свойств. За пределами книги осталась характеристика таких классов, как сосуды (вены, артерии, капилляры), мускулы (мускулы, мышцы, бицепсы), телесные газы (углерод, кислород, кишечный газ), представляемые телесные объекты (душа, ум, совесть), вымышленные («художественные», шуточные) телесные объекты («части тела» — рога, копыта; «телесные жидкости» — яд; «телесные покровы» — панцирь) и некоторые другие.

Глава II. Семиотическая концептуализация тела: признаки соматических объектов и их значения

§ 1. Слово признак. Основные типы телесных признаков

Слово признак часто используется в языках разных наук как термин. Поэтому выделим сразу же два основных круга употреблений этого слова в русском языке. Первый круг включает в себя как нетерминологические, так и терминологические употребления и состоит из двух областей. Второй круг образуют исключительно терминологические употребления.

Одну из областей первого круга употреблений составляют те случаи использования слова признак, когда у какого-то определенного (известного) объекта или какой-то определенной (известной) ситуации выделяется какая-то особенность, или аспект. Такая особенность (аспект) и называется признаком <данного объекта> (resp. признаком <данной ситуации>).

Слово признак в указанном значении — лексема ПРИЗНАК 1.1 — входит в один синонимический ряд с такими словами бытового русского языка, как свойство, качество, характеристика, особенность, черта, сторона (в соответствующих значениях).

Приведем примеры употребления этой лексемы:

(55) Основные признаки роз, относящихся к этой группе: быстрый рост побегов и их густое ветвление, обильное и длительное цветение (О. Турченкова. Энциклопедия декоративных и садовых растений);

(56) Признаком равнобедренного треугольника является наличие у треугольника двух равных углов.

Другую область того же круга употреблений слова признак — лексема ПРИЗНАК 1.2 — образуют ситуации, в которых речь идет о свойстве некоторого неопределенного (неизвестного) объекта (или неопределенной ситуации), то есть о свойстве, которое позволяет такой объект (такую ситуацию) идентифицировать, или, говоря другими словами, выделить либо распознать во множестве других объектов (ситуаций). В отличие от лексемы ПРИЗНАК 1.1, лексема ПРИЗНАК 1.2 обозначает некоторое свойство неизвестного объекта (ситуации), а не свойство объекта (ситуации), который известен заранее. Отсюда вытекает различие в функциях этих лексем: у первой она характеризующая, а у второй — идентифицирующая[53].

Лексема ПРИЗНАК 1.2 — это второе значение слова признак. Она входит в другой синонимический ряд, а именно в один ряд с лексемами знак, симптом, показатель, примета (в соответствующих значениях). Приведем примеры употребления этой лексемы:

(57) Покрасневшие глаза могут быть признаком утомления;

(58) Неизменная скупость в похвалах — верный признак посредственного ума (Л. де Клапье Вовенарг. Цитаты);

(59) Появление почек на деревьях — признак приближения весны.

Еще одно, третье значение слова признак — лексема ПРИЗНАК 2 — близка по значению единицам функция, параметр, категория, абстрактная характеристика и некоторым другим. Лексема ПРИЗНАК 2 отличается от лексем ПРИЗНАК 1.1 и ПРИЗНАК 1.2 не только более узкой сферой употребления (как мы говорили выше, это терминологические употребления), но и семантико-синтаксическими свойствами. Так, она имеет семантическую валентность ‘имя признака’, которая синтаксически заполняется существительным в родительном или именительном падеже (ср. сочетания признак формы и признак «форма»).

Когда в языке науки хотят сказать, что данный признак принимает такое-то значение, обычно используют лексему ПРИЗНАК 2 и для выражения этой идеи чаще всего употребляют терминологическое сочетание значение признака. Кроме того, лексема ПРИЗНАК 2 встречается в терминологических сочетаниях область определения <некоторого> признака ‘множество объектов, к которым этот признак применим’ и область значений <некоторого> признака ‘множество всех возможных его значений’ (при этом предполагается, что область определения признака уже задана, то есть известна).

Отметим один важный языковой факт. Слово признак нередко употребляется в текстах неоднозначно, что для научной речи крайне нежелательно. А именно, языковое обозначение самого признака часто смешивается с языковым выражением одного из его значений. Например, вместо того чтобы корректно назвать признак по двум его полярным точкам — например, «твердость/хрупкость», часто небрежно говорят о признаке «твердость», фиксируя тем самым только одно из значений признака. Как отмечает А. А. Зализняк в книге «Русское именное словоизменение» (Зализняк 1967), в лингвистических сочинениях часто встречается некорректное употребление фонема /б/ имеет признак звонкости. Корректно было бы сказать фонема /б/ имеет значение «звонкость» признака «звонкость/глухость».

Близкое к нашему замечание о возможном неоднозначном понимании слова признак делает также С. М. Толстая в статье (Толстая 2001) «Признак в языке культуры»: «Слово признак может иметь два значения: оно может обозначать нечто, принадлежащее объекту, его конкретное свойство (например, красный цвет шляпы), а может служить обозначением некоторого параметра, способного принимать разные значения. Так, мы можем говорить о признаке цвета (со всеми его значениями), о признаках размера (большой, огромный, маленький, гигантский и т. п.), признаках движения (быстро, медленно, рывками, скачками и т. д.), о признаках, по которым объекты могут быть сходными или могут различаться» (с. 2–3).

Принимая во внимание различие между признаком и его значением, мы все же считаем возможным иногда употреблять одно и то же слово и как обозначающее признак, и как обозначающее значение признака, то есть, например, употреблять слова форма, размер и ориентация, подразумевая под ними соответственно ‘значение признака «форма» (соответственно значения признаков «размер» и «ориентация»)’. Естественно, что всякий раз, когда потребовалось бы уточнять, что имеется в виду в тексте, мы такого неоднозначного словоупотребления старались избегать.

* * *

Все признаки соматических объектов делятся на четыре большие группы: структурные, физические, функциональные и классификационные признаки.

Среди структурных признаков соматических объектов выделяются следующие важные разновидности: (1) возможность вхождения данного соматического объекта в состав другого соматического объекта и (2) местоположение и ориентация данного объекта относительно других объектов в пределах тела. Кроме перечисленных, есть и другие структурные признаки. К ним относятся также (3) свойство поверхности (текстура) соматического объекта, (4) каритивность (недостаточность чего-то в объекте, что в норме должно в нем быть) и (5) парный к признаку «каритивность» признак «избыточность». Среди структурных признаков соматического объекта есть и такие, которые характеризуют его внутреннее устройство. Это, например, возможность членения данного телесного объекта на более мелкие части[54].

Физический признак соматического объекта, такой как «температура <данного соматического объекта>», «цвет», «твердость/мягкость», «степень подвижности» и др., — это признак, которые характеризует сам соматический объект, вне связи его с какими-либо другими соматическими и иными объектами. Физические признаки обладают свойством измеримости, а их значения — свойством градуируемости.

Такие признаки являются предметом изучения многих естественных наук — физики, химии, биологии и т. д., а их значения человек, как правило, постигает опытным путем, причем не только с помощью каких-то приборов, но и с помощью органов чувств. В их восприятии участвуют зрение (глазами постигаются, например, значения признака «цвет соматического объекта»), слух (со слуховым каналом восприятия связаны прежде всего признаки «звучание соматического объекта» (ср. кости трещат) и «звучание, возникающее внутри соматического объекта» (ср. в животе урчит)), осязание (тактильно познается текстура объекта), обоняние (участвует в восприятии и распознавании запахов, ср. пахнет изо рта), вкус (вкусовое восприятие, ср. соленые слезы). Кроме того, существуют явные случаи телесной синестезии[55]. Например, прилагательное жесткий в своем прямом значении (лексема ЖЕСТКИЙ 1) обозначает свойство, которое воспринимается тактильно, но говоря жесткое лицо (лексема ЖЕСТКИЙ 2), имеют в виду, что такое лицо воспринимается зрительно и имеет резко выделяющиеся черты, что это лицо напряженное, без улыбок и других «смягчающих» свойств.

Функциональные признаки соматического объекта делятся на «функции <соматического объекта>» и «<его> дисфункции».

Замечание (О классификационном признаке и о возможных модификациях толкования имен соматических объектов)

Любой признак из указанных трех групп может стать основой для классификации. Однако в качестве классификационного мы здесь используем только один признак, а именно «тип соматического объекта». Одной из особенностей этого признака является то, что его наличие у данного соматического объекта либо выводится непосредственно из текста толкования имени объекта, либо обнаруживается в результате применения определенных операций к тексту толкования. Соматические объекты, относящиеся к одному типу, обладают рядом общих структурных, физических или функциональных свойств[56].

Как показывает семантическая и лексикографическая практика, одни имена соматических объектов толкуются стандартно, через genus proximum и differentia specifica, то есть посредством указания ближайшего рода и видовых отличий, а другие имена толкуются при помощи семантического отношения «часть — целое»[57]. К первым относятся, например, имена хрящ и кровь, а именно хрящ — это ‘вид кости’, кровь — ‘вид <телесной> жидкости’; ко вторым — имена ступня или щека, ср. ступня — это ‘часть ноги…’, щека — это ‘часть лица…’. Родовидовые толкования задают тип соматических объектов непосредственно: хрящи относятся к типу «кости», а кровь — к типу «телесные жидкости».

Иначе обстоит дело со словом ступня. Если для ступни принято вышеприведенное толкование, то у нас есть две возможности: либо рассматривать ступню как элемент класса «части ноги» (а объекты, подобные ему, — как элементы других относительно мелких классов, таких как «части руки», «части головы» и т. д.), либо применить к толкованию стандартную операцию подстановки, а именно заменить ноги на часть тела, в результате которой мы бы получили в один шаг, что ступня относится к типу соматических объектов «части частей тела».

При первом решении мы бы получили много классов, однозначно заданных толкованием, но пришлось бы описывать структурную, физическую и функциональную общность как отдельно самих классов, так и отдельно их элементов. Такая классификация была бы слишком дробной, что нежелательно. Нам бы хотелось отнести к типам соматических объектов гораздо более крупные объединения — такие, как части тела, части частей тела, кости, телесные жидкости, телесные покровы и т. п.

И еще одно. Ступня соотносится с ногой, а кисть — с рукой, причем это отношение по сути одно и то же. Иными словами, имеет место семантическая пропорция ступня: нога = кисть: рука. В силу этой пропорции представляется, что толкования слов ступня и кисть должны быть устроены сходным образом, а именно оба слова должны толковаться с помощью семантического элемента ‘часть’, соответствующего лексеме ЧАСТЬ 2. К тому же ступня и кисть — структурно схожие объекты, они обладают общими физическими свойствами, притом что каждый из них имеет свои четко очерченные функции. Это обстоятельство позволяет объединить данные объекты в один класс, который уместно назвать «части частей тела». Формально, как мы говорили выше, имя этого класса получается из текстов толкований соответствующих слов путем операции подстановки.

В случае толкования, построенного по родо-видовому типу, принадлежность соматического объекта к данному типу устанавливается, как мы говорили, непосредственно из текста толкования, а в случае, если толкование строится на основании отношения «часть — целое», принадлежность соматического объекта к данному типу устанавливается путем постулируемого преобразования. В ходе последовательного применения ряда таких операций к толкованиям имен частей соматических объектов можно свести текст исходного толкования до уровня семантических примитивов или их комбинаций. Например, толкование слова ступня преобразуется в ‘часть части тела’, в котором содержатся два семантических примитива — ‘часть’ и ‘тело’.

Поскольку имена рука, нога, голова, спина и т. п. в своих основных значениях толкуются с помощью семантической единицы ‘части тела’, она позволяет однозначно установить класс референтов этих имен.

Структурные и физические признаки телесных объектов можно назвать формальными: они характеризуют тело и его части именно как физические объекты. К числу формальных признаков относятся (а) морфологические характеристики, то есть признаки, характеризующие внутреннее устройство соматических объектов и их внешнюю оболочку. Например, к морфологическим характеристикам относятся твердость/мягкость, текстура, наличие у соматического объекта отверстий или наличие в составе данного объекта других соматических объектов, таких как жидкости, кровеносные сосуды, кости. К формальным признакам относятся также (б) геометрические характеристики соматических объектов, такие как конфигурация, форма, размер, и (в) топографические характеристики (расположение данного соматического объекта относительно других объектов, степень связности и способ связи объектов друг с другом, например, связываются ли они при помощи хрящей, соединительных тканей и др.).

Морфологические характеристики телесных объектов можно назвать статическими. В противоположность им функциональные признаки являются динамическими, поскольку они характеризуют способность телесного объекта выполнять различные действия (например, двигаться, носить какие-то предметы, смотреть, думать и др.) и конкретные способы реализации такой способности.

К функциональным признакам телесных объектов, помимо функций, относятся также дисфункции, то есть разного рода нарушения нормального функционирования тела или каких-то его объектов. К основным функциям легких относится дыхание и его поддерживание, а горло служит для того, чтобы проводить внутрь организма пищу и воду и участвовать в процесе дыхания и производства звуков. Описывая дисфункцию носа, мы говорим Нос плохо дышит или Нос заложен, а в случае миалгии (боли в мышцах) может плохо функционировать шея (Шея не поворачивается), возникают судороги ног (Ноги плохо ходят) и т. д. [58]

Важным делением признаков частей тела, как формальных, так и функциональных, является их деление по тому, как они воспринимаются органами чувств. Хотя последнее деление не совпадает с разбиением признаков на формальные и функциональные, можно отметить, что одни органы чувств лучше реагируют на формальные свойства, а другие — на функциональные. Например, ухо и слух в большей степени ориентированы на функциональные свойства: мы слышим звук шагов, треск суставов, хлопанье в ладоши или по плечу, звук, возникающий при потирании рук. Зрением же воспринимаются характеристики обоих типов. Так, глазами можно увидеть не только форму или размер любой видимой части тела, но и ее движение. Похожим на зрение образом ведет себя осязание. С одной стороны, оно реагирует на формальные характеристики объекта, такие как его текстура, твердость/мягкость, размер или форма, а с другой стороны, тактильные ощущения возникают у человека, когда по отношению к нему применяются определенные телесные действия и жесты, например разного рода шлепки, поцелуи, похлопывания, удары. Тем самым в сферу осязания попадают и функциональные характеристики. Что же касается запахов и вкусовых ощущений, то они характеризуют соматические объекты в гораздо меньшей степени, и потому здесь мы их обсуждать не будем.

С каждым признаком, будь то формальный или функциональный, связано множество его значений. Как и множество признаков, множество значений признака неоднородно и разбивается на отдельные группы. А именно, для каждого признака соматического объекта выделяются (а) значения, которые присущи данному объекту постоянно, так сказать, по природе (таковы, например, значения /карий/ и /голубой/ для признака «цвет глаз») и (б) значения, которые приписываются соматическому объекту лишь в определенных контекстах, так сказать, эвентуально. Таково, например, значение /красный/ для того же признака «цвет глаз». Красные глаза характеризуют только актуальное болезненное состояние глаз человека, вызванное физическими или психологическими причинами.

Аналогичное противопоставление можно ввести и на множестве признаков. Например, признаки «форма головы» и «размер головы» являются неотъемлемыми характеристиками головы, тогда как признаки «звук, издаваемый головой» или «звук, распространяющийся в голове» имеют особые условия употребления: не всякий раз в голове что-то обязательно звучит, и голова не каждый раз издает какие-то звуки. Эти условия употребления требуют дальнейшего изучения.

Во множестве значений признака, как и во множестве признаков, устанавливаются парадигматические связи, причем двоякого рода. Во-первых, это связи между каким-то значением данного признака и другими значениями того же признака. Например, эти связи среди телесных объектов выражаются в том, что какие-то значения одного признака некоторого телесного объекта могут быть совместимы в пределах одного сочетания, а значения другого признака того же объекта — несовместимы. Так, вполне допустимо сочетание высокий полный человек, в котором прилагательные обозначают размер тела в разных измерениях, и недопустимо сочетание *покатые квадратные плечи (оба прилагательных характеризуют форму женских плеч). Во-вторых, это связи между соответствующими значениями разных признаков. В частности, строя семиотическую концептуализацию тела, важно описать то, как соотносятся языковые выражения, представляющие значения таких соответствующих друг другу признаков, как «текстура лица» (ср. сочетание небритое лицо) и «текстура щек» (ср. небритые щеки). Кроме того, в семиотической концептуализации тела важно отразить, как связаны значения разных признаков; например, тесно связаны между собой такие значения признаков соматического объекта «тело», как высокая температура и ломота.

Еще одним существенным проявлением структурированности множества значений признаков является выделенность одних значений данного признака по отношению к другим его значениям. Поясним, что мы имеем в виду под выделенностью.

Различаются два рода выделенности значения телесного признака — семантическая (смысловая) выделенность и культурная выделенность.

Под семантической выделенностью <данного значения признака данного соматического объекта> имеется в виду его дополнительная смысловая нагрузка, а именно то, что данное значение признака несет определенную информацию не только о данном объекте, но и о его обладателе, то есть говорит нечто о каких-то других характеристиках человека.

Так, признак «форма рук» принимает среди прочих значения /прямые руки/, /скрещенные/, /сложенные ладонями на груди/, /сложенные в форме арки/, /вытянутые/ и многие другие. Среди значений данного признака есть также значение /кривые/, которое является семантически выделенным, потому что у сочетания кривые руки есть переносные значения (это, в частности, отличает его от сочетания кривые ноги, у которого переносного значения нет). Действительно, сочетание кривые руки несет дополнительную смысловую нагрузку по сравнению, например, с сочетаниями прямые руки или руки, сложенные на затылке: сочетание кривые руки обозначает не только форму, но и плохое функционирование рук. Действительно, высказывание У него кривые руки может применяться для характеристики не только самих рук, но и человека, плохо делающего что-то или не умеющего делать нечто нужное или полезное. В то же время выражение изогнутые руки, близкое ему по смыслу, обозначает исключительно форму рук без какой-либо дополнительной смысловой нагрузки, и потому значение /изогнутый/ у признака «форма руки» выделенным по смыслу не является. Таким образом, мы видим, что далеко не все языковые выражения значения признака «форма рук» несут дополнительную смысловую нагрузку. Между тем достаточно наличия одного сочетания кривые руки, чтобы считать значение /кривые/ признака «форма рук» выделенным по смыслу.

Приведем примеры семантически выделенных признаков для разных телесных объектов.

(а) Признак «размер языка» имеет значение /большой/, выражаемое, в частности, следующими близкими по смыслу, хотя и не полностью синонимичными сочетаниями: большой язык, длинный язык и сделать язык лопатой, ср. предложения (60) — (62):

(60) Теперь, щелкая зубами и облизывая большим языком мокрые усы, он <Мокей> особенно стал похож на большого, смирного пса (М. Горький. Ледоход).

(61) С женою он <Скварыш> уже вдосталь наговорился о своей беде, жена ему не сочувствовала. Знай попрекала за его длинный язык, за детскую доверчивость (В. Быков. Бедные люди).

(62) Сделать язык лопатой — улыбнуться, приоткрыть рот, положить широкий язык на нижнюю губу, удерживать его под счет от 1 до 10 (Логопедическая служба).

Одно из приведенных в этих примерах выражений, а именно длинный язык в примере (61), является семантически выделенным. Оно в своем исходном значении говорит о размере языка (ср. слова, сказанные врачом ребенку: Ну-ка покажи мне, какой у тебя длинный язык! Высуни его как можно дальше!), а в переносном значении оно обозначает свойство его обладателя — болтливость.

(б) Среди значений признака «цвет глаз» семантически выделенным является значение /красный/. Красные глаза у человека говорят о том, что он болен или что он какое-то время назад плакал. Ср. предложение (63) Мне было стыдно ее <бабушки> красных глаз, ее набрякших век, ее скорбного черного платочка в белых горошках, но я не мог выжать ни единой слезинки (Ю. Герт. А ты поплачь, поплачь…).

Признаки соматических объектов, их значения и языковые выражения этих значений могут передавать не только характеристики человека — обладателя данного объекта, но и стереотипные представления о нем и о его теле, закрепленные в данной культуре. Значение признака соматического объекта, говорящее, наряду с характеристикой самого объекта, нечто содержательное о культуре, к которой принадлежит человек — обладатель этого объекта, мы называем культурно выделенным. Под культурной выделенностью, или выделенностью в данной культуре, некоторого значения данного признака <данного соматического объекта> мы имеем в виду важность этого значения для правильного осмысления культурного контекста, в котором употребляется языковое выражение этого значения.

Например, значение /иметь бороду/ признака «наличие волосяного покрытия на лице» (для мужского лица) еще в недавнем прошлом было выделенным в русской культуре. Действительно, бороду носили представители определенных и количественно ограниченных социальных групп мужчин. Это, например, крестьяне, купцы, религиозные деятели, художники, писатели. Сегодня наличие татуировки с определенным рисунком, серьга в одном ухе, кольцо на большом пальце, определенная походка — все эти характеристики людей в нашей культуре являются культурно выделенными (нагруженными).

Среди множества японских поз культурно выделенной является поза «агуми маситэ» (яп. , форма глагола «агуму», происходящего от «аси-о-куму» — ‘сидеть, скрестив ноги’). Ее, согласно трактату «Кодзики» (‘Записки о деяниях древности’), принимали боги и только боги: спускаясь на землю, они садились на острие меча и этим демонстрировали свое могущество перед людьми, которые так делать не могут (Кодзики 1994, 81, 190).

О семантической и о культурной выделенности значения признака соматического объекта (и, обобщая, самого признака) обычно говорят применительно к тем телесным объектам, которые играют ключевую роль в формировании внешнего облика человека и которые воспринимаются главным образом визуально.

Подчеркнем, что оба типа выделенности признака релятивизованы относительно языка и культуры. Поэтому если языковое выражение является обозначением семантически выделенного свойства в русском языке, то совсем необязательно, что переводной эквивалент этого выражения будет обозначать семантически выделенное свойство, скажем, в английском языке. Например, выражение язык без костей является в русском языке семантически выделенным, поскольку обозначает человека, болтающего о том, о чем следовало бы молчать. При буквальном переводе его на английский язык получаем сочетание boneless tongue, семантически выделенным не являющееся. Отсюда следует, что если переводчик считает важным сохранить свойство семантической выделенности, то он должен осознанно искать соответствующий эквивалент, а не переводить сочетание буквально. Разумеется, бывает, что буквальный перевод выражения с одного языка на другой сохраняет свойство семантической выделенности. Например, русское и английское сочетания красный нос и red nose в этом отношении эквивалентны, поскольку оба указывают не только на цвет носа, но и на то, что его обладатель склонен к обильному употреблению спиртного. Вот, например, как переводится фрагмент из романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина» (64) на английский язык, см. (65):

(64) В то время как скакавшие были призваны в беседку <…>, старший брат Вронского, Александр, полковник с аксельбантами, невысокий ростом, такой же коренастый, как и Алексей, но более красивый и румяный, с красным носом и пьяным, открытым лицом, подошел к нему (Л. Толстой. Анна Каренина).

(65) At the time when the racers had to go to the pavilion <…>, Vronsky’s elder brother, Alexander, a colonel with heavy fringed epaulets, came up to him. He was not tall, though as broadly built as Alexey, and handsomer and rosier than he; he had a red nose, and an open, drunken-looking face (L. Tolstoy. Anna Karenina, перевод Констанс Гарнетт).

Работу переводчика по поиску переводного эквивалента, сохраняющего свойство семантической выделенности, иллюстрируют фрагмент (66) из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и его перевод (67) на английский язык:

(66) Низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в роговых очках, в новенькой шляпе, не измятой и без подтеков на ленте, в сиреневом пальто и лайковых рыжих перчатках, стоял у прилавка и что-то повелительно мычал (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

(67) A short, completely square, blue-jawled little man wearing horn-rims, a pristine hat with unstained ribbon, dressed in a fawn overcoat and tan kid gloves, was standing at a counter and booming away in an authoritative voice <…> (M. Bulgakov. Master and Margarita, перевод Майкла Гленни).

Значение /синий/ признака «цвет кожи» характеризует здесь не только сам цвет, но и человека, который очень хорошо выбрит, то есть это значение является семантически выделенным. В английском варианте ему соответствует выделенное выражение blue-jawled, означающее дословно ‘с синей челюстью’, то есть при буквальном прочтении выражающее значение признака «цвет челюсти», а не признака «цвет кожи».

Как показывает анализ собранного нами материала, количество значений у многих телесных признаков соматических объектов достаточно большое, а семантически и культурно выделенных значений у любого признака всегда немного (больше того, выделенных значений у данного признака может вообще не быть — таков, например, классификационный признак «тип соматического объекта»). Это позволяет нам надеяться, что рано или поздно удастся описать все семантически и культурно выделенные значения у каждого телесного признака, и такая задача весьма актуальна — ведь именно такие значения наиболее интересны, поскольку с их помощью устанавливается связь между разными системами человека — телесной, психической, ментальной и защитной[59].

* * *

Помимо описания признаков телесных объектов, построение или реконструкция семиотической концептуализации тела предполагают описание парных им языковых признаков, то есть признаков, которые характеризуют языковые единицы, соответствующие именам соматических объектов, а также именам признаков и значений признаков.

Из множества признаков данного соматического объекта и их значений выделим особый признак «возможность/невозможность данного объекта участвовать в производстве жестов». Этот признак связывает поле телесности с областью невербальной знаковой деятельности человека и соотносится с коммуникативно важным признаком «способность/неспособность данного соматического объекта двигаться». При этом в случае, если данный телесный объект способен двигаться, существенными для реализации конкретного жеста могут оказаться самые разные характеристики движений. Например, некоторые части тела способны двигаться строго в определенном направлении: обычный человек может осознанно двигать животом только в сагиттальной плоскости, то есть в направлении вперед — назад, и при этом выполнять жесты выпятить живот и втянуть живот. Семантика этих невербальных знаков достаточно ясная: человек показывает, что наелся (первое значение жеста), что потолстел (второе значение жеста) или что потолстел его собеседник (третье значение). А втянуть живот — это жест, антонимичный первому жесту во втором и третьем значениях.

Еще одна характеристика соматического объекта, связанная с исполнением жестов, это его «способность/неспособность совершать определенный тип движения». Поскольку отнюдь не все соматические объекты могут совершать, например, вращательные движения, способность объекта совершать такое движение является его важной характеристикой и должна каким-то образом отражаться в семантическом представлении его имени.

Следует различать биологические характеристики соматического объекта и языковые характеристики имени соматического объекта. К первым относится, например, способность соматического объекта двигаться в определенном направлении, а ко вторым — способность его имени входить в состав определенного фразеологизма[60]. Биологической способностью поворачиваться и вращаться обладают руки, ноги и глаза, но не уши, живот или губы, а слово нос входит в состав жестового фразеологизма [61]вертеть носом, хотя нос вращаться не может. Таким образом, фразеологизм говорит нам о том, что с точки зрения русского языка нос способен поворачиваться[62]. И это не единичный пример. В русском языке и русском языке тела есть несколько единиц, в которых выражена способность телесных объектов вращаться или поворачиваться, вопреки реальному положению дел. См., например, эмблематический жест вращать глазами, номинация которого содержится в предложении (68) Вместе с голосом он вдруг потерял всю силу, втянул голову в плечи, согнулся и, вращая во все стороны пустыми глазами, попятился… (М. Горький. Мать). Ср. также иллюстративный жест рук «колесо», отображающий круглую форму какого-то объекта, и жестовый фразеологизм вертеть головой во все стороны: (69) Не поднимаясь на ноги, Митька тупо во все стороны вертел головой и просто не мог поверить тому, что он видел (А. Геласимов. Разгуляевка).

Различение биологического признака соматического объекта и языкового признака его имени — это различение кардинальное и для онтологии, и для лингвистики. Мы еще обсудим подробнее оппозицию биологического и языкового ниже, когда речь пойдет о признаке «парность соматических объектов».

Вернемся к признаку «способность/неспособность соматического объекта двигаться», который является определяющим для языка тела. Можно даже сказать, что язык тела вообще существует только благодаря способности некоторых соматических объектов совершать знаковые движения и принимать разнообразные знаковые позы[63].

* * *

При построении семиотической концептуализации тела необходимо учитывать не только признаки телесных объектов, но и характеристики людей — обладателей соматических объектов, исполнителей жестов и т. д. Эти характеристики могут быть самой разной природы: одни относятся к разряду физических, другие — к разряду социальных, а третьи принадлежат группе психологических, в частности эмоциональных, характеристик.

Описание всех таких характеристик необходимо по нескольким причинам. Во-первых, они подчеркивают тройственную связь тела, разума и души, точнее, пар «тело — разум» и «тело — душа». Во-вторых, телесные признаки представлены в обыденном сознании по-разному в зависимости от характеристик людей. Если человек болен, то могут меняться форма, размер или цвет его тела, и тогда соответствующие признаки принимают иные значения, чем у здорового человека. Цвет кожи человека зависит от расовой принадлежности, от климатических условий, от физического состояния, а поведение человека — от национальных, этнических и расовых характеристик, а также от свойств данного коммуникативного акта. Мозолистые и грубые руки в представлении русских людей ассоциируются скорее с рабочими профессиями, требующими затрат физического труда, а утонченные руки, тонкие, длинные пальцы — с профессиями музыканта или художника, то есть с профессиями творческими.

Больше всего исследований, посвященных соотношению телесных характеристик с интеллектуальными и психическими, относятся к области языковых и культурных представлений мужского и женского тела, а также взрослого и детского тела.

Исследования мужского и женского тела были в основном направлены на анализ природы пола, гендера[64] и сексуальности, а также на изучение языковых и телесных манифестаций психологических и коммуникативных особенностей мужчин и женщин (об этих особенностях и их манифестациях см. работы (Ганина, Карташкова 2006; Кириллина 1999; Кон 2005, 194–223; Крейдлин 2005; Пушкарева 2005, 78–102)).

Что касается репрезентации детского тела в естественном языке и соответствующем ему невербальном знаковом коде, то она обладает целым рядом отличий по сравнению с репрезентацией взрослого тела. При построении семиотической концептуализации детского тела следует учитывать сразу несколько моментов: (1) представления взрослых о строении и свойствах тела детей, причем разных возрастов; (2) представления детей о своем теле (особенно интересен здесь период осознания ребенком своего тела, его свойств и функций, а также отличий мужского и женского тела); (3) представления как взрослых, так и детей о детских телесных движениях и знаковых действиях.

Все эти аспекты можно объединить под названием детская телесность.

Оставим в стороне представления детей о своем теле и остановимся на представлениях о нем взрослых.

Выделяются три типа соматических объектов. Во-первых, есть объекты, которыми обладают исключительно дети, например малыши, ср. родничок (неокостеневший участок детского черепа). Во-вторых, существуют объекты, которые люди приобретают только с возрастом, — это разного рода наросты, линии (например, морщины), лобковые волосы, грудное молоко и др. В-третьих, есть объекты, которыми обладают как взрослые, так и дети, и таких объектов, конечно, подавляющее большинство.

Объекты детского тела обычно имеют в языке особые имена, ср. родничок, складочки (не путать со складками, от которых складочки формально производно!), пяточки и пиписька.

Однако даже общие для взрослых и детей соматические объекты могут различаться своими стандартными наименованиями. Так, есть русские слова, называющие исключительно объекты детского тела, — это слова родничок, пиписька, ручонки. Есть слова, которые в норме используются для называния детских соматических объектов, — например, ручки или ножки, а их употребление применительно к взрослым людям стилистически маркировано. Волосы у маленьких детей могут называться волосики, а у еще более маленьких, в частности новорожденных, — пушок.

Как мы уже говорили, по мере взросления волосы на голове становятся эстетическим объектом. Взрослые осознанно ходят в парикмахерскую, приводят голову в порядок. За волосами ухаживают, их специально украшают: делают прически, подбирают аксессуары — заколки, ленты, различные украшения — к лицу или одежде (обычно это делают женщины). Впрочем, существуют и особые детские прически, и для них есть свои имена. Так, для девочек типичны косички — слово, формально и семантически достаточно сложно соотносимое с косами, а для мальчиков — чубчик.

Иначе, чем о признаках и значениях взрослого тела, мы говорим о признаках и значениях детского тела. Например, высокочастотной характеристикой пяток младенца является их цвет, ср. сочетание розовые пяточки, а о щеках младенца часто говорят толстенькие или пухленькие щечки.

Обычно стилистически нейтральные номинации соматических объектов у детей совпадают со стилистически маркированными именами тех же объектов у женщин. Эта своеобразная полисемия характерна, в частности, для производных слова голова.

(а) Слово головка применительно к женской голове является субъективно окрашенным: его употребление показывает, что говорящий относится к женской голове как к изящной, эстетически приятной или маленькой. Применительно же к ребенку слово головка обычно означает ‘маленькая голова’. Только в сочетаниях типа аккуратная (аккуратненькая) головка (обозначающих голову девочки, у которой волосы заплетены в косички или аккуратно подстрижены), то есть в сочетаниях, подчеркивающих форму прически, слово головка является эстетически нагруженным.

(б) Другое стилистически маркированное производное от слова голова — это имя головушка. Оно типично для фольклорных, поэтических или шутливых текстов. В то же время оно по отношению к детям практически не встречается, а если и встречается, то носит шутливый или снисходительный характер.

(в) Слово головонька встречается в описании в речи взрослых в отношении маленьких детей, ср. предложение (70) А головонька у него самая обычная — так мать пишет на форуме о своем ребенке. Взрослые же люди, когда говорят так о взрослом, относятся к человеку как к ребенку, ср. предложение (71) По-моему, у тебя головонька бо-бо (Форум любителей мотоциклов http://forum.pmoto.ru).

В некоторых случаях слово головонька по отношению к взрослым людям употребляется как стилизация под народную, деревенскую речь, см. (72) Девка с опухшим и мокрым от слез лицом высморкалась в завеску и, утирая слезы концом платка, хрипло заголосила: Ефим, пожалей ты мою головоньку! …Охо-хохо! (М. Шолохов. Смертный враг).

Похожим образом обстоит дело и с производными слова лицо. Его уменьшительное производное личико по отношению к взрослым мужчинам в норме не употребляется, но может применяться для описания взрослых женских лиц и лиц детей. При этом применительно к женщине слово личико подчеркивает не величину лица, как в случае, когда оно употребляется по отношению к детям, а его изящество и красоту, передавая одновременно ласковое отношение говорящего к его обладательнице. Ср. типичный пример употребления слова личико применительно к женщине: (73) Она сняла и отбросила в сторону шляпу, портившую ее прелестное круглое личико восемнадцатилетней девушки (В. Катаев. Алмазный мой венец).

Вообще, коннотации, связанные с детским лицом, иные, чем связанные с женским лицом. Красота лица взрослого человека и красота лица ребенка в русской культуре воспринимаются и оцениваются по-разному. Об этом свидетельствует, в частности, то, что, говоря о лице взрослого человека, мы часто используем сочетание черты лица, то есть имя соматического объекта, входящего в класс «линии», но это сочетание не применяется по отношению к детям.

Красивое лицо взрослого человека часто характеризуется как имеющее красивые или правильные черты. Говоря о чертах лица, подчеркивают то, что лицо взрослого оформилось, что на нем появились четко выраженные линии, части и области. К ребенку же сочетание черты лица не применяется по той причине, что лицо ребенка еще не сформировалось. О чертах лица по отношению к ребенку начинают говорить, только когда тот повзрослел или когда хотят сказать, что ребенок лицом похож на взрослого, ср. предложение (74) Неправильные черты лица его между хорошенькими личиками других детей казались суровыми и старыми (И. Лажечников. Заметки для биографии Белинского).

Остановимся теперь на двух родственных словах, обозначающих лицо, а именно на стилистически окрашенных именах рожа и рожица. Они используются детьми по отношению друг к другу и взрослыми по отношению к взрослым. Говоря о лице ребенка, взрослые часто употребляют имя рожица. В отличие от грубого слова рожа, оно, будучи употребленным по отношению к детям, не несет негативного смысла. Скорее оно в устах взрослых часто несет положительную оценку, выражая нежность, умиление и другие подобные чувства к ребенку. За словом рожица стоят отдельные свойства характера ребенка. Речь идет о тех свойствах, к которым говорящий относится положительно (хотя объективно эти свойства не обязательно положительные). Об этом говорят прилагательные — атрибуты имени рожица в следующих примерах: (75) У Максика такая рожица хулиганистая (Форум «Наши дети: малыши до года»); (76) У нее были волосы кудряшками, веселые, озорные глаза и лукавая рожица с остреньким носиком (Н. Носов. Приключения Незнайки и его друзей). Очевидно, что характеристики «озорство» и «хитрость» оцениваются авторами приводимых здесь предложений положительно. Наличие же таких качеств у взрослых оценивается негативно.

Рассмотрим еще один синоним слова лицо — имя мордашка. Оно тоже стилистически окрашено, но, в отличие от обладателя рожицы, обладатель мордашки не обязательно является носителем определенных качеств характера. Мордашка — это просто ‘приятное / милое / хорошенькое (по мнению говорящего) лицо’. Какое из этих свойств говорящий имеет в виду, обычно уточняется в контексте, ср., например, выражения милая, довольная, хорошенькая мордашка.

Такие характеристики человека, как гендер и пол, возраст, этнос, национальность и раса, физическое и психическое состояние, материальное и социальное положение, профессия и др., оказывают существенное влияние на репрезентации тел их обладателей. Построить полную и законченную семиотическую концептуализацию тела человека можно, лишь построив все частные семиотические концептуализации — те, которые характеризуются перечисленными выше признаками.

Вопрос о связи друг с другом признаков, относящихся к семиотической концептуализации тела, имеет прямое отношение к вопросу о системности телесной репрезентации — насколько она регулярна, подчиняется она каким-то правилам и общим закономерностям или нерегулярна, случайна, хаотична. Мы попытаемся далее показать, что репрезентация человеческого тела в русском языке и русской культуре носит системный характер. С этой целью мы сформулируем некоторые общие закономерности телесного поведения человека в разного типа коммуникативных ситуациях и коммуникативных актах, приведем правила, объясняющие те или иные особенности телесного поведения русских людей и его передачи в текстах разных тем, жанров и стилей.

Сказанное касается и вербальных, и невербальных языковых явлений. Встречающиеся, казалось бы, странные, курьезные и плохо объяснимые невербальные явления до сих пор часто отбрасываются как не поддающиеся упорядочиванию. Их списывают, ссылаясь на индивидуальность стиля, на неразвитость или отсталость данной культуры, на недостаточное знание народа и общества. Однако стоит все же попытаться увидеть в этих явлениях пусть уникальные, но хоть в какой-то степени характерные и релевантные черты мировосприятия социальной группы или временного периода. В этом отношении нам интересны не столько конкретные жесты или какие-то другие невербальные приемы выражения смысла, сколько тот тип мышления и тот тип невербальной культуры, которые стоят за ними и которые обеспечивают существование и функционирование в коммуникативном акте знаков разной природы. Более всего нам интересен тот неявный, глубинный культурный слой, который лежит за явным поверхностным смыслом вербальных и невербальных знаков и который отражает ментальность человека и производимые им когнитивные операции, а также его психологию, часто проходящие мимо рефлексии исследователей мультимодальной коммуникации.

Замечание (О понятии «ментальность»)

Под ментальностью человека мы понимаем его социально-психологические установки, способ восприятия мира, манеру чувствовать и думать. Как писал известный историк-медиевист А. Я. Гуревич, ментальность — «это не порожденные индивидуальным сознанием завершенные в себе духовные конструкции, а восприятие такого рода идей определенной социальной средой, восприятие, которое их бессознательно и бесконтрольно видоизменяет, искажает и упрощает» (Гуревич 1989, 115).

* * *

Далее в главе (§ 2–12) приводится описание некоторых признаков соматических объектов и их значений. Оно строится в общем виде, то есть мы не рассматриваем такие частные телесные признаки, как, скажем, «форма головы» или «цвет волос», а описываем сразу признак «форма» или признак «цвет», имея при этом в виду, что областью применимости соответствующего признака является любой соматический объект, который обладает формой, цветом и т. п.

Описать данный признак означает, что для него необходимо указать:

(а) область его применимости (область определения);

(б) множество (область) его значений;

(в) важнейшие противопоставления на множестве его значений, причем не только уникальные, то есть свойственные исключительно данному признаку, но и общие с другими признаками;

(г) типовые вербальные и невербальные выражения признака и его значений;

(д) парадигматические и синтагматические связи данного признака с другими признаками системы и способы языкового и неязыкового выражения этих связей.

Описание признака с необходимостью предполагает анализ всех тех типов информации, которые мы только что перечислили. Между тем для полного описания какого-то признака такого анализа может оказаться недостаточно (больше того, мы подозреваем, что это относится к каждому признаку соматического объекта). Так, для некоторых признаков надо описать особенности их функционирования в разных коммуникативных актах, в частности в коммуникативных ситуациях, где данный признак является смысловой темой важнейших сообщений. Есть признаки, для описания которых, помимо указания области их применимости (то есть соматических объектов, к которым они применимы), требуется указать структуру соматических объектов, к которым они приложимы, выделить и охарактеризовать значимые части этих объектов, признаки таких частей и т. п.

Ниже мы намеренно остановимся только на тех общих признаках и их значениях, которые либо обладают свойствами, важными для данного естественного языка, данного языка тела или данной культуры, либо имеют интересные типологические параллели в знаковых кодах других культур. Некоторые из рассматриваемых признаков описываются здесь не в полном объеме; предметом нашего внимания будут только те характеристики, которые представляются наиболее интересными и нетривиальными с семиотической точки зрения. В частности, при описании признака «звук соматического объекта» мы указываем лишь наиболее содержательные противопоставления внутри данного признака или вне его, то есть противопоставления данного признака другим, а рассматривая признак «форма соматического объекта», мы подробно останавливаемся на важном различении геометрических и негеометрических форм и способах их языкового выражения. В меньшей степени мы анализируем способы языкового обозначения форм конкретных соматических объектов (в частности, форм спины, ног, лица).

§ 2. Признак «парность соматического объекта»

Когда говорят, что какие-то объекты, признаки, события, ситуации и т. д. образуют пару или, более формально, связаны отношением парности, то имеют в виду не только их количество, то есть что их ровно два, но и то, что эти объекты (признаки и т. д.) образуют некое единое целое. Как естественное следствие возникает понятие парности применительно и к соматическим объектам.

Парными соматическими объектами являются плечи, руки, ноги, ноздри, в отличие, например, от носа, поскольку с точки зрения анатомии и физиологии плечи, руки, ноги и т. д. — это соматические объекты, каждый из которых состоит из двух объектов, имеющих сходную структуру и сходные функции. Сходство структур и сходство функций — это как раз и есть те признаки, которые делают плечи, руки, ноги и др. единством, то есть тем «единым целым», о котором мы говорим. Парные части соматического объекта естественно называть биологически парными частями, а парные объекты — биологически парными.

Отметим одну важную характеристику биологических пар: наиболее известные биологические пары образуют части тела и части частей тела, то есть соматические объекты, которые являются видимыми. Существуют, впрочем, и такие биологические пары, которые видимыми не являются, — это мозг, почки, легкие и некоторые другие. О том, что эти объекты являются с точки зрения биологии парными, человек обычно узнает в процессе обучения, образования, приобретения специальных знаний о мире. Соответствующая информация о парности уже не перцептивная; она является интеллектуальной, когнитивной. То, что легкие состоят из правого и левого легкого, а мозг — из правого и левого полушарий или что есть левая и правая почки, — все эти сведения скорее относятся к научной картине мира, чем к наивному, бытовому представлению о теле и телесности. О каком-то одном легком или какой-то одной почке люди обычно говорят, когда с ними что-то произошло, когда они нездоровы, а в большинстве обыденных ситуаций люди пользуются словами легкие и почки в форме множественного числа. Поэтому в повседневном русском языке эти слова встречаются гораздо чаще, чем соответствующие им корреляты в единственном числе.

Отдельного замечания заслуживает слово сердце. Хотя в составе сердца есть парные объекты, такие как левое и правое предсердия, их имена не являются словами бытового русского языка — это слова научного (биологического, медицинского и т. д.) языков. В повседневном языке они употребляются разве что в стилистически окрашенных контекстах типа (77) Какие-то там предсердия, желудочки… (И. Грекова. Без улыбки).

Наличие в русском языке слов, обозначающих биологически парные органы, заставляет лексикографа подумать о том, какую числовую форму данной лексемы надо подать на входе в словарную статью толкового словаря.

В дальнейшем нас будет интересовать не столько биологическая парность объектов или частей объектов, то есть факты реального мира, сколько то, каким образом эти свойства отражаются в естественном языке или в невербальном знаковом коде. Иными словами, нас будет интересовать, как парность соматических объектов представлена в семиотической концептуализации тела и телесности. Это означает, что нам недостаточно указания реальных связей или реальных отношений между соматическими объектами; нам нужно также знать отношения между их языковыми обозначениями. А это уже другой вид парности — понятие, имеющее более сложную структуру, чем понятие биологической парности. Данный вид парности мы будем называть семиотической парностью[65], а семиотически парным соматическим объектом — такой биологически парный соматический объект, который обладает следующими двумя характеристиками:

(1) В естественном языке биологически парные части данного телесного объекта обозначаются словосочетанием, включающим в себя общее для обоих объектов название и указание признака, который определяет местоположение этих объектов в теле относительно некоей вертикальной оси (ср. ноги — левая и правая нога, глаза — левый и правый глаз) или, реже, горизонтальной оси (ср. губы — верхняя и нижняя губа, веки — верхнее и нижнее веко);

(2) У данного соматического объекта и его биологически парных частей имеются имена, хорошо освоенные бытовым русским языком, то есть не являющиеся терминологическими. Например, слово руки, а также сочетания левая рука и правая рука хорошо освоены русским языком (не относятся к терминам). Освоенность этих единиц проявляется прежде всего в следующем: носители языка знают их произношение и написание, знают их морфологию, значение и употребление. Они понимают, например, что означают слова безрукий, криворукий, рукастый, ручаться, фразы Он — моя правая рука; Я сделаю это одной левой (рукой), идиомы без него как без рук, под руку, с легкой руки, на руках и др., и они знают, каково смысловое наполнение и культурное содержание слова левша.

Понятие семиотической парности, как мы видим, основано на понятии биологической парности и «дополняет» его некоторыми требованиями, относящимися к естественному языку, а именно к именам соматических объектов и их прагматической освоенности. В отличие от биологической парности, семиотическая парность соматических объектов, таким образом, не является универсальным понятием — оно релятивизовано относительно данного языка и данной культуры.

Приведем пример соматического объекта и его обозначений, из которого видно, что биологическая парность соматических объектов не обязательно влечет за собой семиотическую парность. Для этого мы рассмотрим соматический объект «мозг» и его основные языковые обозначения.

Мозг состоит из двух полушарий, образующих некое единое целое, а именно мозг имеет биологически парные части, которые называются полушария (ср. с упомянутым выше словом предсердие). У слова мозг есть две числовые формы, связанные между собой достаточно сложным образом. Рассмотрим по отдельности каждую из этих форм.

Начнем с формы единственного числа — со слова мозг. Это слово не используется как имя какого-то одного полушария. Иными словами, мозг не означает ни ‘левое полушарие’, ни ‘правое полушарие’ в отдельности. Но мозг не означает и ‘левое и правое полушария’ вместе. Не говорят также *левый мозг в значении ‘левое полушарие’ или *правый мозг в значении ‘правое полушарие’.

Обратимся теперь к форме множественного числа — мозги. Как и форма единственного числа, слово мозги не означает ‘два полушария одного мозга’. Это слово многозначно, и среди его основных значений выделяются следующие.

Первое значение является арифметическим (термин А. К. Поливановой, см. (Поливанова 1983, 130–145)). Его можно сформулировать так: МОЗГИ 1 = ‘множество соматических объектов, каждый из которых называется мозг’. Оно реализуется в предложениях (78) В биологическом музее среди экспонатов выставлены мозги великих людей. Их строение изучают студенты и (79) В больнице хранился мозг Иванова и мозг Петрова. Эти мозги представляли интерес не только для патологоанатомов, но и для биологов.

Другие основные значения единицы мозги таковы:

МОЗГИ 2 = ‘соматический объект, который находится в голове человека и основная функция которого — думать’, ср. предложение (80) Мозги плавятся от жары;

МОЗГИ 3 = ‘умственные способности некоторого человека или нескольких людей’, ср. предложения (81) У него хорошие мозги и (82) Сейчас у молодых ребят компьютерные мозги (А. Балабанов. Я снимаю не для вечности);

МОЗГИ 4 = ‘множество людей с такими способностями’, ср. сочетание утечка мозгов.

Таким образом, вокабула мозги состоит по меньшей мере из четырех лексем, часть которых имеет также метонимические употребления. В таких контекстах, как, например, (83), слово мозги обозначает ‘множество людей, имеющих высокие умственные способности’: (83) Россия — «нетто-донор» мировой экономики: помимо нефти из нее утекают лучшие мозги и капиталы (Известия. 14.01.2003).

Как мы видим, ни слово мозг, ни слово мозги не является именем семиотически парного объекта, хотя мозг — это биологически парный объект.

Введенное различие между биологической и семиотической парностью важно для практической лексикографии. Если соматический объект не является биологически парным, то вопрос о лексикографическом представлении его имени не стоит. А именно, мы поступаем с парой нос — носы в точности так же, как с парой стол — столы, то есть на вход подается существительное в единственном числе, а толкование имени во множественном числе отличается от толкования в единственном числе только числовой граммемой; случаи же семантически нестандартного множественного числа описываются отдельно.

Между тем если речь идет о семиотически парных объектах, то такое лексикографическое решение может заметно осложнить описание слова, поскольку смысловые различия между единственным и множественным числом в таких случаях гораздо более серьезные. Для обоснования выбора той или иной числовой формы в качестве входа вокабулы или лексемы лексикографу приходится в этих случаях опираться на какие-то другие, дополнительные критерии. В качестве одного из таких критериев для парных соматических объектов мы можем предложить считать основной форму того или иного числа в зависимости от (а) сравнительной оценки роли каждого из членов пары и самой пары в совершении действий, жизненно важных для человека, (б) сравнительной важности основных функций, закрепленных за парой в целом или за одним из членов пары, а также (в) частотности соответствующих языковых выражений. Например, легкие и почки, с одной стороны, и глаза, с другой стороны, являются хорошими кандидатами на имена вокабул, но по разным причинам. Как мы уже говорили, слова легкие и почки гораздо чаще встречаются в бытовой речи носителей русского языка, чем легкое и почка. Ни у одного из членов этих пар — ни у легкого, ни у почки — нет функций, отличных от функций пары в целом. Мы обычно говорим Человек дышит легкими (но не легким!); У него что-то с легкими (не с легким!); У него больные почки (даже в ситуации, когда больна одна почка!) и т. п.

Словоформа глаза в качестве входа выбирается по той причине, что она служит стандартным обозначением органа зрения, а также потому, что она может обозначать способность человека воспринимать информацию зрительно, ср. У него острые глаза. Эти характеристики значительно расширяют сферу употребления слова глаза по сравнению со сферой употребления слова глаз. Слово глаза в этом отношении близко к таким словам, как валенки, сапоги, ботинки, перчатки и т. п., разобранным в книге (Зализняк 1967). Все эти слова означают либо пару предметов, либо множество предметов, возможно, разрозненных. Ср. предложения (84) Ее глаза подобны морю (речь идет о паре глаз одного человека) и (85) Глаза всех собравшихся смотрели на нее (речь идет о глазах множества людей).

Кроме того, число вхождений словоформы глаза, по данным Национального корпуса русского языка, в три раза превышает число вхождений словоформы глаз[66].

С понятием «семиотическая парность соматического объекта» связаны несколько проблем. Разберем их по очереди.

Первая проблема касается области применимости данного признака и его связи с признаком «тип соматического объекта».

Соматические объекты далеко не всех типов могут быть семиотически парными. Известны семиотически парные части тела, части частей тела и органы. Кроме того, семиотически парными могут быть, например, челюсти (ср. верхняя челюсть, нижняя челюсть), скулы и некоторые другие единицы из класса костей, а также ноздри, ушные отверстия, то есть единицы из класса отверстий. Между тем нелепо было бы считать, что, например, объекты из классов жидкостей, газов, наростов (инородных телесных объектов) обладают свойством семиотической парности. Как мы видим, признак «семиотическая парность соматического объекта» тесно связан с признаком «тип соматического объекта».

Вторая проблема связана с возможным расширением понятия семиотической парности.

Отдельные части тела, органы и некоторые другие типы соматических объектов организуются в группы элементов, обладающих сходным внутренним устройством, функциями или действиями. Такую группу образуют, например, пальцы руки. В этой группе каждый из элементов имеет свои функции и свои языковые обозначения. Например, указательным пальцем и мизинцем можно на что-то показывать, мизинцем называют младшего сына в семье, большой палец является активным органом в жесте «Во!»[67], на безымянный палец правой руки надевают обручальное кольцо. Тем не менее все пальцы правой руки могут равноправным образом участвовать в одних и тех же действиях (держать небольшой предмет, хватать что-то, сжимать кулак и др.). Когда люди показывают рукой на что-то, пальцы сомкнуты, а не раздвинуты, как бы символизируя этим единство (говорят показывать рукой, но не *показывать пальцами руки).

Вспомним, что отдельные группы образуют также некоторые органы. Об этом говорят их названия, в которых отражены общие функции соответствующих органов, ср. органы пищеварения, половые органы, органы дыхания, артикуляционные органы. Между тем у каждого из органов дыхания, пищеварения и т. д. есть, разумеется, свои функции и назначения.

Организация соматических объектов в группы подчеркивается не только лексически (об этом, помимо слова органы, свидетельствуют также такие слова и словосочетания, как система, ср. пищеварительная система, дыхательная система, черты лица; внутренности; конечности; линии ладони и др.). На объединение соматических объектов могут указывать также морфологические элементы, например морфемы множественного числа (ср. ноги, пальцы и т. д.), и синтаксические единицы, ср. сочинительные группы типа Он мои глаза и уши (сочинение функционально однородных объектов) и биномы типа Руки-ноги переломаю!. Наконец, на объединение соматических объектов в группы указывают межфразовые единства, ср. разнообразные по лексическому составу и синтаксическим особенностям комплексные описания внешности или разновидностей телесного поведения (например, описание драки, походок, поведения за столом и т. п.). Такие организации единиц создают целостные группы семиотически однородных объектов. Понятие семиотической однородности можно рассматривать как обобщение понятия семиотической парности.

Третья проблема состоит в установлении соответствий между членами семиотической пары.

Для многих соматических объектов, связанных отношением семиотической парности, существенным является их местоположение в теле. Так, толкования имен этих объектов различаются только смыслом ‘местоположение’, и, казалось бы, таковы пары левая рука — правая рука, левая нога — правая нога и т. п. Однако семантика сочетаний левая рука и правая рука, а также семантика сочетаний левая нога и правая нога устроены более сложным образом. Дело в том, что в каждой из этих пар за именами левая рука (правая рука) и левая нога (правая нога) стоят определенные коннотации[68]. Например, в русской культуре именно с левой рукой связана коннотация ‘легкость выполнения некоторого действия’. Мы говорим сделать что-то одной левой, но нельзя сказать *сделать что-то одной правой/только правой и т. д. А с левой ногой связана коннотация ‘плохое настроение’: когда хотят сказать, что у человека с начала дня плохое настроение, нередко используют выражение встать с левой ноги или встать не с той ноги.

Вместе с тем и у сочетаний правая рука и правая нога есть свои коннотации (языковые или культурные). Так, с сочетанием правая рука в русском языке связана коннотация ‘помощник’, ср. (86) Он — моя правая рука.

Класс жестов-рукопожатий состоит из единиц, выражающих уважение или почтение к собеседнику, демонстрирующих его значимость для жестикулирующего или передающих какие-то другие позитивные смыслы. Реализация этих жестов правой рукой вполне согласуется с выражаемыми смыслами.

В других культурах у левой (правой) руки и левой (правой) ноги могут быть совсем другие коннотации. В западноафриканских культурах и этносах, в частности в Гане, жесты левой руки табуированы (Kita, Essegbey 2001, 73–95), тогда как в русской и, шире, в европейской культуре это заведомо не так. В мусульманских культурах левая рука считается нечистой, что, видимо, связано с тем, что в Коране Сатана — левша, а потому этой рукой не принято давать или брать подарки (Али-Заде 2007). Известны случаи, когда принятие подарков от мусульман левой рукой приводило к конфликтам. В русской культуре за левой рукой таких коннотаций не закреплено. А в Гане запрещены указательные жесты не только левой рукой, но и ее отдельными ее пальцами (Kita, Essegbey 2001).

Знание культурных фактов дает возможность осуществлять разного рода операции над текстами, в частности давать правильную номинацию объектов, опуская избыточные элементы. Если человек знает, что свадебные подвязки в русской культуре принято надевать на правую ногу (и в этом отношении правая нога противопоставлена левой), то для него предложение Невеста надела на ногу свадебную подвязку интерпретируется однозначно как ‘на правую ногу’. Предложение же Невеста надела свадебную подвязку на правую ногу выглядит избыточным и потому по меньшей мере стилистически шероховатым[69].

К предыдущей проблеме примыкает проблема выявления и описания факторов и причин, обуславливающих неравноправность одного из двух семиотически парных объектов в пределах данной культуры.

Можно указать несколько факторов и причин, обуславливающих неравноправность одного из членов семиотической пары:

1 (биологический фактор)

Один из членов пары может быть выделенным по сравнению с другим в силу биологических особенностей человека. Так, наш мир ориентирован на правшей, людей, которые владеют правой рукой намного лучше и свободнее, чем левой. Правая рука в нашем обществе и в нашей культуре является немаркированной, а левая маркирована. Это проявляется, в частности, в том, что слово рука в некоторых контекстах интерпретируется именно как ‘правая рука’, см., например, (87) Он приветственно протянул ей руку (правую) или (88) Провожать тебя я выйду, Ты махнешь рукой (правой). Чаще всего контексты, где рука понимается как правая, это контексты различных действий. В них слово правый в норме не употребляется, а если оно все же употреблено, то это употребление всегда стилистически маркировано.

Разумеется, далеко не во всех контекстах слово рука понимается как ‘правая рука’. Контексты, в которых слово рука употребляется без прилагательных правый и левый, делятся на два класса. В одних случаях не определено, о какой руке идет речь, ср. предложение (89) Мне сказали, что у Миши что-то случилось с рукой. В других случаях понять, о какой руке идет речь, можно либо из знаний о мире, ср. предложение (90) У него на руке дорогие часы, либо из участия говорящего в актуальной ситуации, ср. высказывание (91) Что у тебя с рукой?, произнесенное в ситуации, когда говорящий видит, какая рука имеется в виду. Разграничение языковых контекстов, в которых определение правый при имени рука не употребляется, а смысл ‘правый’ тем не менее присутствует, и аналогичных контекстов, в которых смысл ‘правый’ отсутствует, является важной, интересной и еще не решенной лингвистической задачей.

Как известно, поведением человека, в частности его физическими действиями, управляют разного рода принципы. Многие из таких принципов и правил человеческого поведения объединяет стремление к эффективности достижения результата и общая интенция экономии при этом усилий. Однако сами принципы действуют не всегда согласованно.

В качестве примера укажем на один любопытный контекст, иллюстрирующий конфликт двух принципов, связанных с исполнением физических действий, включая жестовые. Это принцип физиологического удобства и принцип, который связывает действие человека с местоположением объекта действия в личном пространстве этого человека и который мы будем называть принципом местоположения объекта.

Чтобы читателю было понятнее, о чем идет речь, сформулируем эти принципы в явном виде[70].

Принцип физиологического удобства состоит в следующем: если человек хочет выполнить некоторое действие и в его распоряжении имеется несколько соматических объектов, априорно пригодных для его выполнения, то он выбирает для этого объект, самый удобный с физиологической точки зрения. Например, если человек исполняет жест закрыть глаза руками, он закрывает правой рукой правый глаз, а левой рукой — левый; иначе ему неудобно.

Принцип местоположения объекта гласит, что когда человек хочет выполнить некоторое физическое действие с определенным предметом, расположенным в непосредственной близости от него (то есть в его личном пространстве), и для этого использовать в качестве инструмента некоторые телесные объекты, то при прочих равных условиях он выбирает тот инструмент, который находится ближе всего к данному предмету.

Действие принципа местоположения объекта можно проиллюстрировать следующим примером. Представим себе, что один человек спрашивает другого: Где Петр Михайлович?, а второй отвечает указательным жестом головы, вскидывая ее вверх. Он делает это головой, а не рукой в силу принципа местоположения объекта (в данном случае — Петра Михайловича): голова находится ближе к верху, чем рука. Жест показывает, что Петр Михайлович находится наверху. Попутно заметим, что по нашим наблюдениям русские люди в подобных ситуациях пространственного дейксиса совершают указательный жест головой гораздо чаще, чем соответствующий жест рукой. Впрочем, жест головы характерен для мужского стиля поведения: он исполняется мужчинами, а также женщинами, которые следуют такому стилю в силу социальных или каких-то иных причин[71].

Рассмотрим теперь предложение (92) Мальчик отодвинул стоящую на столе тарелку. Предположим, что мальчик, о котором идет речь, правша, то есть большинство мануальных действий он выполняет правой рукой, поскольку это для него физиологически удобно и потому естественно. Однако если тарелка находится слева от мальчика, то, скорее всего, он отодвинул ее левой рукой (правой рукой сделать это ему было бы физиологически неудобно). В данной ситуации принцип физиологического удобства не действует; приоритетным является расположение тарелки относительно тела мальчика. Таким образом, из данной фразы непонятно, какой рукой мальчик это сделал.

2 (языковой фактор)

Для некоторых семиотических пар один компонент пары выделен по сравнению с другим, и факт неравноправности компонентов часто находит отражение в структуре устойчивых выражений. Ср. приведенную выше идиому Он — моя правая рука: здесь слово правая нельзя ни опустить, ни заменить; оно конструктивно обязательно. Таким образом, в данном случае фактор, обуславливающий выделенность правой руки, языковой. Он состоит в конструктивной обязательности появления во фразе некоторой языковой единицы.

3 (культурный фактор)

В формулировке некоторых правил использования знаков и правил реализации знаковых действий существенно используется та или иная культурная информация. В качестве примера назовем правила ношения оружия, одежды или предметов культа, стандартные способы приветствий и прощаний, принятые в русской культуре, выражения благодарности или почтительного отношения к адресату, а также правила, регулирующие выполнение более сложных действий — проведения ритуала, церемонии, праздника, следование традициям или обычаям и многие другие знаковые формы поведения. Например, обручальные кольца у нас носят на правой руке (на безымянном пальце), так же передают свечу в храме и ставят ее правой рукой. Символические плевки совершают через левое плечо, а шпагу военные носят у левой ноги, чтобы ее легче было вынуть из ножен (действие принципа физиологического удобства, о котором шла речь выше)[72]. Все эти ситуации, связанные с единицами предметного знакового кода, и формы невербального знакового поведения напрямую соотносятся только с одним из членов соответствующей семиотической пары. В акте молитвы, осуществляемой в христианской церкви, верующие опускаются на оба колена, а торжественно предлагая женщине руку и сердце, мужчина обычно встает на правое колено. Во многих рыцарских турнирах выделенной оказывается правая рука, которая прикладывается к сердцу во время ритуальной клятвы вести поединки честно, а в обряде посвящения в рыцари выделенным является левое плечо юноши, на которое кладется меч.

Впрочем, для некоторых семиотически парных соматических объектов ни один из компонентов не является выделенным относительно другого. Так, по данным русского языка у глаз, ушей и ноздрей выделенных парных частей нет; во всяком случае, мы не знаем ни одного обычного, «непатологического» контекста, где бы правый глаз, правое ухо или правая ноздря были противопоставлены соответственно левому глазу, левому уху и левой ноздре.

§ 3. Признак «форма соматического объекта» и важнейшие противопоставления его значений

3.1. Геометрические и негеометрические значения признака «форма соматического объекта»

Не в каждом классе соматические объекты обладают формой. Так, части тела и части частей тела все имеют форму. Формой обладают также кости, мышцы и другие твердые соматические объекты. А телесные жидкости или газы, как вообще любые жидкости и газы, собственной формы не имеют.

С признаком «форма соматического объекта» связаны такие свойства объекта, как «кривизна», то есть является он прямым или кривым (ср. прямые ноги и кривые ноги), «объем», то есть является он плоским или объемным (ср. плоская грудь и полная грудь; плоскостопие), наличие у него углов и выступов (ср. горбатая спина, угловатые плечи), то есть «конфигурация контура». Признак формы, таким образом, является комплексным и имеет несколько аспектов, а потому его с самого начала можно было бы в соответствии с выделяемыми аспектами формы разложить на ряд более мелких признаков. Так, в лексике русского языка отражается такой аспект формы, как ее характеристика в тех или иных измерениях (плоскостях): в вертикальном (плоскость «верх — низ»), горизонтальном (плоскость «лево — право»), сагиттальном (плоскость «перед — зад») и других измерениях. Например, в сочетаниях согнутая спина и горбатая спина, а также в глаголах сутулиться и горбатиться [73]отображается особая форма спины в сагиттальной плоскости, в сочетании кривая спина — ее форма в плоскости «лево — право», а в сочетании прямая спина — форма спины в обоих измерениях.

С языковой точки зрения важным делением значений признака «форма» является деление по способу представления этих значений. Различаются геометрические значения, или геометрические характеристики, формы (имеющие общий семантический компонент ‘Х имеет форму абстрактного геометрического тела/фигуры Y’, например, форму шара, круга, прямой и т. п.) и негеометрические значения[74].

Первые, как правило, выражаются в русском языке в сочетаниях существительных с прилагательными, ср. сочетания круглая голова, овальный череп, квадратные плечи, а вторым свойственно образовывать сравнительные или аппозитивные конструкции с названиями соматических объектов, ср. сочетания глаза как блюдца, ухо ракушкой. И геометрические, и негеометрические характеристики формы могут обозначаться прилагательными с формантами — образный, — видный, ср. яйцеобразная (или: яйцевидная) голова, трапецевидная мышца.

Среди геометрических значений формы выделяются такие стандартные значения, как ‘прямой’ (прямой нос), ‘круглый’ (круглая голова), ‘овальный’ (овальное лицо) или ‘квадратный’ (квадратные плечи). Эти значения, как правило, являются эталонными для соматических объектов — эталонными в том смысле, что такие значения соматические объекты должны принимать в норме. Например, в нормальной ситуации голова является круглой, а лицо — овальным.

Многие имена соматических объектов сопровождаются в предложениях прилагательными прямой и кривой, но в большом числе случаев эти прилагательные относятся по смыслу не к самому соматическому объекту, а к некоторой его части (или в другой, более «техничной» терминологии: синтаксическая сфера действия прилагательного часто не совпадает с его семантической сферой действия). Например, в сочетании прямой нос прямой является его часть, которая называется спинка, а в сочетании кривой рот кривизна характеризует губы (линию губ).

Прилагательные, обозначающие геометрические значения формы, в сочетаниях с названиями соматических объектов обладают рядом любопытных свойств. Их необычность проявляется по меньшей мере в двух отношениях.

Во-первых, прилагательные, обозначающие формы, часто получают нестандартную интерпретацию (стандартная интерпретация сочетания прилагательного, обозначающего геометрическое значение формы, например, круглый, с существительным Х — названием части тела выглядит как ‘Х в форме круга’). Например, сочетание квадратные плечи означает, что плечи образуют с рукой прямой угол; тем самым от идеальной квадратной формы здесь остается лишь информация об угле.

Во-вторых, нестандартными являются соотношения между именами геометрических значений формы. Особенно это становится заметным, если обратиться к примерам употреблений некоторых в прочих случаях антонимичных прилагательных. Например, сочетания прямой нос и кривой нос не являются антонимами, притом что в сочетаниях типа прямые зубы и кривые зубы, прямые ноги и кривые ноги или прямой забор и кривой забор они антонимичны. Действительно, нос мыслится как имеющий форму прямой линии, которая делит лицо на две симметричные части (косвенным подтверждением этому служат стилизованные изображения лица на детских рисунках, схемах или в используемых в интернет-коммуникации знаках-смайликах). Сочетания прямой нос и кривой нос оба фиксируют некоторое отклонение от этой линии, но в разных плоскостях, то есть эти сочетания отражают разные аспекты признака формы. Интересно, что представление о прямом носе создается у человека, который смотрит на лицо сбоку, а представление о кривом носе — у человека, который смотрит на лицо спереди. Кроме того, различными являются и сами кодируемые этими сочетаниями значения формы: прямой нос обозначает то, что часть носа образует прямую, не изогнутую линию (см. рис. 1), а кривой нос говорит об отклонении носа от прямой линии вправо или влево (см. рис. 2).

Антонимом к прямому носу является не кривой нос, а нос с какой-то выступающей на нем частью, например нос с горбинкой, а антонима у сочетания кривой нос, строго говоря, нет, поскольку нормальное расположение носа вдоль воображаемой прямой линии русским языком специально никак не фиксируется.

Те же самые прилагательные прямой и кривой ведут себя по-разному и в сочетаниях с такой частью тела, как руки, ср. прямые руки и кривые руки. В повседневном бытовом языке о прямых руках не говорят, а сочетание кривые руки отражает не только отклонение от нормальной формы, но и то, что руки не могут нормально функционировать и выполнять то, что им следует. Это переносное значение сочетания кривые руки. Иными словами, сочетание кривые руки имеет два смысла — прямой и переносный, который говорит нечто определенное о владельце рук. Поэтому значение /кривой/ признака «форма рук» является семантически выделенным. Не так представлены в языке сочетания прямые ноги и кривые ноги. Они не выражают выделенные значения признака «форма ног», и у этих сочетаний нет переносных значений.

Рис. 1. Прямой нос

Рис. 2. Кривой нос

Отметим еще один любопытный факт, касающийся прилагательных формы. Их сочетания с именами соматических объектов могут получать в русском языке разные эстетические оценки. Прилагательные формы при этом говорят нам что-то не только о том объекте, к которому они относятся, но и, возможно, о других объектах тела или даже о самом теле. Например, кривые ноги не только сами по себе оцениваются людьми как некрасивые, но и создают у них негативное представление о человеческом теле. Сказанное объясняет, почему высказывание (93) *Она была красивая, с кривыми ногами[75] является со смысловой точки зрения нелепым. Аналогично, квадратные женские плечи некрасивы сами по себе и оценивают тело их обладательницы тоже как некрасивое.

3.2. Языковые способы выражения негеометрических значений формы

Негеометрических значений, точнее негеометрических способов представления, формы соматических объектов намного больше, чем геометрических. Это связано с тем, что негеометрическое представление формы соматического объекта возникает, как правило, в результате сопоставления формы соматического объекта с формой некоторого нетелесного материального объекта. Вследствие этого негеометрические значения формы по сравнению с геометрическими значениями более разнообразны, конкретны и приближены к реальному миру. Именно разнообразие материальных объектов позволяет передавать сложные телесные формы, не сводящиеся к простым геометрическим их обозначениям. В реальном мире конкретные значения формы у соматических объектов далеки от эталонных геометрических форм. Так, круглая голова не является идеальным кругом, а форма прямого носа — это не идеальная прямая. Поэтому формы соматических объектов более точно и детально описываются сопоставлением с формами конкретных материальных объектов.

При рассмотрении негеометрических значений формы встает несколько важных вопросов. Среди них: (а) Каковы те эталонные объекты, с которыми сравнивается по форме данный соматический объект? (б) Каковы те типы эталонных объектов, с которыми чаще всего в данной культуре сравниваются соматические объекты? (в) Каковы соматические объекты, которые сравниваются с данным материальным предметом или классом предметов (вопрос, в каком-то смысле обратный предыдущему)? (г) Какими морфологическими и синтаксическими средствами в данном языке могут выражаться негеометрические значения формы? (д) Как соотносятся между собой геометрические и негеометрические значения формы данного соматического объекта?

Имена эталонных объектов «извлекаются» из сравнительных оборотов и конструкций с так называемым «творительным метафорическим» падежом. В лингвистическом описании формы соматического объекта следует указывать наиболее употребительные эталоны, и наоборот, в лингвистическом описании предметного имени следует отмечать его способность служить эталоном сравнения форм по тем или иным аспектам.

Приведем несколько примеров наиболее употребительных негеометрических языковых способов представления формы: нос картошкой, губы бантиком, грудь колесом, хвост трубой, нос крючком (все эти сочетания содержат имена в форме творительного метафорического падежа); глаза-щелочки, ноги-тумбы (языковые биномы), яйцевидная голова, миндалевидные глаза, крючковатый нос, скрюченное тело, слоновьи ноги, кошачьи глаза, оленья стать, римский нос, античная фигура, лебединая шея (сочетания с метафорически употребленным прилагательным).

Такие в высокой степени идиоматичные языковые способы выражения сравнения позволяют выявить имена типичных эталонов, поскольку другие способы, например сравнительные обороты с союзами как, словно, будто и др., возможны практически с любым объектом, ср. голова как арбуз, живот как тыква, зад как печь, ноги как ходули, рот как пещера. Многие из высокочастотных негеометрических значений признака формы одновременно выражают значения других признаков соматических объектов. Так, сочетание глазки-вишенки передает не только круглую форму объекта, но и его цвет (ср. глаза-пуговки, где выражается только значение формы — /круглый/), ср. неправильное сочетание *голубые глазки-вишенки и правильное темные глазки-вишенки.

Априори кажется, что классы эталонных объектов, выделяемые при ответах на вопросы (а) и (б), не совпадают. Например, в русской культуре разные соматические объекты нередко сравниваются с растениями (ср. гибкая как тростинка), наиболее употребительными плодами и другими съедобными объектами, причем имеющими самую разнообразную форму, ср. нос картошкой, голова как арбуз, глаза-изюминки, яйцевидная голова, миндалевидные глаза. В этом отношении телесные объекты не уникальны — с теми же эталонами сравниваются и объекты других семантических классов. Очень часто эталонами для соматических объектов, относящихся к человеку, оказываются соматические объекты, относящиеся к животным, ср. сочетания лебединая шея, слоновьи ноги, кошачьи глаза, орлиный нос, львиная голова, поросячьи глазки, ослиные уши. В отличие от многих других областей языка, базой сравнения здесь выступает имя соматического объекта животного: орлиный нос — это ‘нос человека, похожий по форме на клюв орла’, ослиные уши — это ‘уши человека, напоминающие уши осла’, лебединая шея — это ‘шея, похожая своей формой (и, видимо, размером) на шею лебедя’.

Ведя речь о каком-то соматическом объекте, можно попытаться выделить и описать наиболее характерные, стереотипные для него в данной культуре эталоны. Голова, например, чаще всего сравнивается с яйцом, арбузом, капустой, репой. Широко используются описания нос картошкой, крючком, римский нос (‘нос как у римлянина’), орлиный нос[76]. С вопросом, каковы соматические объекты, которые сравниваются с данным материальным предметом или классом предметов, связана одна примечательная особенность негеометрических способов выражения формы тела и его частей. А именно, в русском языке с одним конкретным объектом сравнивается, как правило, ровно одна часть тела (в качестве исключения из этой общей закономерности назовем слово-эталон колесо — возможны сочетания грудь колесом и спина колесом, но не бывает *руки колесом, *шея колесом или *живот колесом)[77]. В то же время геометрические способы выражения формы данным свойством в общем случае не обладают; ср. кривые руки и кривые ноги, круглый живот, круглая голова, круглые глаза, круглые щеки.

Подчеркнем, что различие между геометрическими и негеометрическими характеристиками форм соматических объектов — это различие между способами языкового представления (обозначения) формы, но не обязательно различие самих форм. Так, различие между формами, которые обозначаются выражениями глазки-щелочки и узенькие глазки, не столь уж велико, однако существенно именно то, что описываются эти формы разными способами.

3.3. Признак «форма соматического объекта» и русские жесты

Посмотрим теперь, как отображаются признак «форма соматического объекта» и разные его значения в невербальном телесном коде.

Роль, которую рассматриваемый признак играет в описании лексики языка тела, проявляется двояким образом. Во-первых, существуют (и их можно выделить и описать) такие жесты, которые обозначают, быть может одновременно с другими признаками или свойствами, данную конкретную форму. Во-вторых, этот признак используется при описании физической реализации самых разных видов жестов.

Большинство жестов, выражающих форму, принадлежат к разряду иконических жестов (об иконических жестах см. § 1 гл. V т. 2, а также работы (Крейдлин 2002; 2005)). В языке русских жестов иконические жесты, передающие форму, в основном являются мануальными, причем обычно исполняются двумя руками. С помощью иконических жестов изображаются, во-первых, формы соматических объектов, а во-вторых, контуры тел. Иногда соматический объект и его форма изображаются не в точности иконическим способом, то есть изображаемый объект не выводится однозначно из физической реализации жеста. Ср., например, изображение женской груди посредством особого положения кистей рук, которые не определяют референт в точности. Или, рисуя в воздухе круг, человек может изображать этим разные соматические объекты, но все круглой формы. Это могут быть голова, глаза или тело в целом. А форму круглого или овального лица можно изобразить также иначе, например с помощью надутых щек или особым образом согнутых ладоней, симметрично располагаемых около щек. При жестовом изображении глаз с помощью рук, располагаемых около глаз, синкретично отображаются форма и размер глаз[78]. Подчеркнем, что чем ближе форма соматического объекта к стандартной геометрической, тем легче ее изобразить руками[79].

Теперь опишем роль признака «форма соматического объекта» в исполнении (физической реализации) разного рода жестов.

При исполнении очень многих жестов меняется форма активного органа или его рабочей части, и в ряде случаев изменение формы является основным компонентом физической реализации жеста. Примерами невербальных единиц, изменяющих форму частей тела, являются мимические жесты (ср. скривить рот в улыбке, нахмурить брови и др.), а также жесты некоторых других семиотических типов — те, в которых компонент изменения формы является доминантным. Ср. жесты выпятить грудь, выпятить живот, поклониться, надуть щеки, предложить руку, чтобы кто-то взял человека под руку (рука сгибается в форме кольца) или детский жест мириться, при исполнении которого мизинцы рук двух детей сцепляются в аналогичной форме.

Если для большинства мануальных жестов признак формы соматического объекта не важен, то для другого семиотического класса жестов — поз — он входит в число основных. Это вытекает из самой природы знаковой позы как используемого для конвенциональной передачи того или иного смысла положения самого тела, а не какой-то его части (ср. позу вытянуть руки по швам, где существенны и положение разных частей тела, а именно рук, ног, головы, и сама форма тела в целом). Форма тела для позы, однако, важна даже в том случае, когда формы отдельных соматических объектов несущественны. Ср. позу вины стоять с опущенной головой или свободную позу (позу релаксации), для которых формы телесных объектов не важны, и положение сидеть в позе мыслителя, где релевантными и значимыми являются как форма самого тела, так и формы рук и головы сидящего.

Конечно, установить в каждом случае по одной только физической реализации жеста, будет для него релевантным геометрическое или негеометрическое значение признака формы, невозможно — ведь эти характеристики могут определять одну и ту же форму. Однако иногда сведения о релевантной форме могут дать номинация и функция (функциональное назначение) жеста.

Хотя в номинациях жестов могут участвовать как геометрические, так и негеометрические характеристики формы соматических объектов (ср. округлить глаза, скривить рот, надуть щеки, выпрямиться — геометрические характеристики — и сложить губы бантиком, сесть по-турецки — негеометрические характеристики), русских жестов, которые получили название по геометрической характеристике формы, гораздо больше.

Преобладание таких жестов можно объяснить. Как мы говорили, негеометрические характеристики чаще всего описывают форму предмета через его сходство с другим предметом или классом предметов. Такое сходство обычно осмысляется как свойство, постоянно присущее данному предмету. Кроме того, жесты должны интерпретироваться партнером по коммуникации, а интерпретировать форму того или иного соматического объекта как похожую на непростую форму другого предмета сложнее, чем интерпретировать ее как простую (геометрическую) — скажем, прямую, круглую или квадратную. Тем не менее стремление к изобразительности и образности заставляет авторов литературных и других художественных текстов гораздо чаще прибегать к более ярким негеометрическим формам, чем к более «строгим» геометрическим формам. Видимо, именно по этой причине негеометрических форм в русском языке представлено больше, чем геометрических.

Иногда информация о том, какая — геометрическая или негеометрическая — форма более важна для того или иного жеста, является следствием функционального назначения жеста. Так, для тех иконических жестов, которые передают форму некоторого предмета, более существенной является негеометрическая характеристика, основанная на сходстве между формой участвующего в жесте соматического объекта и формой изображаемого этим жестом предмета.

3.4. Постоянные и переменные значения признака «форма соматического объекта»

Помимо деления на геометрические и негеометрические значения формы, существует ряд других не менее важных противопоставлений на множестве значений признака формы.

Значения признака формы делятся на постоянные и переменные. Это деление, как и все другие рассматриваемые ниже классификационные разбиения признака формы, существенно не только с физиологической, но и, что особенно для нас важно, с семиотической и культурной точек зрения.

Некоторые значения признака формы у данного соматического объекта меняются, потому что меняется сам объект в течение жизни его обладателя или потому что объект участвует в разных действиях, осуществляемых человеком[80]. Такие значения признака формы мы называем переменными. Постоянные же значения признака формы — это те, которые остаются одними и теми же, если объект не меняется.

Приведем примеры переменных и постоянных значений признака формы (того или иного телесного объекта).

Как мы уже говорили, многие соматические объекты участвуют в производстве жестов разной морфологии и семантики, и при этом форма объектов может меняться. Так, в ходе исполнения жеста подзывать <кого-то> пальцем форма пальца все время меняется: он то сгибается, то распрямляется, при этом меняется и местоположение частей пальца. А в жесте зажать нос меняется форма ноздрей. Точно так же форма соматического объекта, который участвует в исполнении двух жестов (или сложных жестовых комплексов), может меняться при переходе от одного жеста к другому. Например, щеки участвуют в жестах надуть щеки и втянуть щеки, и при переходе от одного жеста к другому меняется форма щек, а рот участвует в производстве жестовых комплексов, таких как смех и плач, и при переходе от смеха к плачу меняется форма рта.

Понятия постоянного и переменного значений признака формы данного соматического объекта можно интерпретировать по-разному. Первую возможную интерпретацию нетрудно понять из следующего вопроса: можно ли выделить у данного соматического объекта такие значения формы, которые в нормальных ситуациях являются разными в разные моменты времени для одного и того же взрослого человека? Например, у головы такие переменные значения не выделяются, поскольку в нормальном случае форма головы человека в разные моменты времени не меняется. Это позволяет приписать человеку постоянную характеристику, называя его, скажем, круглоголовым. Напротив, у признака «форма ног» выделяются значения, которые изменяются при многих движениях ног, как знаковых, так и незнаковых (ср. выпрямить ноги, скрестить ноги, согнутые ноги, <ходить> на полусогнутых). Переменными при этом являются не все возможные значения признака «форма ног»; некоторые из возможных значений являются постоянными (ср. кривые ноги, слоновьи ноги).

Вторая допустимая интерпретация понятий постоянного и переменного значений признака «форма» видна из другого вопроса: могут ли значения признака «форма данного соматического объекта» быть разными для разных людей? Сразу подчеркнем, что этот вопрос, конечно, целесообразно ставить только применительно к тем значениям формы, которые для данного человека являются постоянными в разные моменты его жизни. Например, у одних людей голова может быть круглой, у других — яйцевидной и т. д., но для одного отдельно взятого человека форма головы, как уже отмечалось выше, в норме в течение жизни является постоянной. Точно так же, говоря о форме ног у разных людей, мы отвлекаемся от того факта, что ноги какого-то конкретного человека в разные моменты времени могут быть вытянутыми, согнутыми, скрещенными, подобранными под себя и т. д. Независимо от того, какое из этих положений принимают ноги людей, у одних они могут характеризоваться как прямые, а других — как кривые.

3.5. Намеренные и ненамеренные изменения формы данного соматического объекта

Вернемся к тем значениям признака формы, которые могут меняться у одного человека с течением времени. Эти значения можно разбить на два класса в соответствии с теми изменениями (точнее говоря, с типами изменений), которым они могут подвергаться. В частности, в русском языке и в языке русских жестов лексически выражено противопоставление ненамеренно и намеренно измененных форм. Иными словами, выделяются такие значения (и соответственно разновидности форм), как формы, изменяемые ненамеренно, и формы, изменяемые намеренно.

К ненамеренным изменениям формы относятся ее физиологические изменения (возрастные изменения, изменения, связанные с физическим или эмоциональным состоянием человека, изменения, связанные с условиями его существования, и др.), а также изменения формы, вызванные ненамеренным воздействием на данный соматический объект природных сил или других людей. Намеренные изменения формы вызываются различными действиями либо самого человека, либо других людей.

Сравним, например, языковые высказывания глаза ее округлились и лицо ее округлилось — в обоих случаях меняется форма соматического объекта в одном и том же отношении, а именно форма становится близкой к круглой. Однако первое выражение может обозначать намеренное изменение формы (например, при выражении удивления), а второе — только физиологическое изменение. Некоторые значения признака «форма глаз» (круглый, округлиться), таким образом, можно изменить намеренно, а те же значения у признака «форма лица» изменяются только ненамеренно.

3.6. Изменение формы своего и чужого тела

В русском языке по-разному выражается воздействие человека на свое и на чужое тело, а потому при описании формы соматического объекта следует сказать несколько слов о противопоставлении «изменение формы своего тела» и «изменение формы другого тела».

Сочетание заламывать руки может называть коммуникативный жест[81], выражая намеренное воздействие человека на собственное тело, ср. предложение (94) Она покачнулась и села на кедровую табуретку, запахнув сильнее прежнего пудрой и одеколоном, предалась окончательному унынию — начала покачиваться, театрально заламывать руки и стенать (В. Липатов. Еще до войны). В жесте, описываемом этим сочетанием, руки располагаются перед телом, а форма (а также положение) кистей постоянно меняется. Но у того же сочетания есть и другое значение, отражающее намеренное воздействие одного человека на тело другого человека. Ср. жест заламывать руки кому-либо и предложение (95) Прямо возле нас они его догнали, схватили, стали заламывать руки (А. Найман. Любовный интерес). Исполняя жест заламывать руки кому-либо, один человек делает так, что руки другого человека оказываются согнутыми за спиной, и какое-то время этот человек удерживает их в таком положении. Аналогичное действие со своими руками называется по-русски иначе — сложить руки за спиной (человек сам удерживает свои руки в согнутом за спиной положении).

3.7. Длительные и краткие изменения формы соматического объекта

Следующее противопоставление касается временнόй продолжительности изменений формы. Мы будем говорить о длительности и краткости как процесса изменений, так и его результата.

Сначала скажем несколько слов о характере процесса телесных изменений вообще. Физиологические изменения, происходящие с человеком и его телом, обычно бывают длительные, протяженные во времени. В норме они в естественном языке передаются либо при помощи глаголов конкретной семантики, таких как расти, стареть, вытянуться, сгорбиться, сплющиться, округлиться и многих других, либо при помощи глаголов общей семантики изменения — меняться, изменяться, перемениться и т. п. Но даже глаголы конкретной семантики, такие как, например, расти, в семантическом поле тела и телесности могут отражать изменения разных типов. Например, расти может обозначать, во-первых, изменения размера тела (ср. Петя растет), во-вторых, изменения размера и формы (ср. живот растет), а также появление на теле или в теле человека чужеродных объектов (ср. растет горб) — в последнем случае, разумеется, меняется и форма всего тела.

Такая характеристика изменения формы соматического объекта, как скорость изменения, тесно связана со многими другими характеристиками человеческого тела, его частей и его действий. В частности, характеристика «скорость изменения формы» тесно связана с семантикой жеста и его структурной организацией, а также с трудностями исполнения жеста. Естественные для взрослого человека, то есть привычные и простые, формы и положения тела он может принимать с разной скоростью, тогда как сложные позы (например, позу лотоса) ему легче исполнять медленно.

Скорость и продолжительность изменения формы связаны не только с разными структурными свойствами разных соматических объектов (в частности, одни формы менять труднее, и потому они меняются дольше, чем другие), но и с передаваемыми смыслами. Например, изменения позы, обозначенные глаголами вскочить (моментальное действие) и встать (это действие может быть как быстрым, так и медленным, то есть не маркированным по времени), имеют разное значение.

Теперь остановимся на продолжительности (длительности) результата изменения формы соматического объекта.

Длительность результата имеет прямое отношение к ранее выделенному противопоставлению постоянных и переменных значений формы соматического объекта. Некоторые значения формы, которые были охарактеризованы как постоянные для одного человека (кривые ноги, горбатый человек), на самом деле могут являться результатами физиологических изменений, которые, раз появившись у человека, сохраняются на протяжении всей его дальнейшей жизни. Другие значения формы всегда постоянны и с изменениями никак не связаны. Эти значения мыслятся как бы «приобретенными с самого рождения», ср. нос с горбинкой, круглая голова, лопоухий.

Переменные значения формы, как и постоянные, тоже могут дифференцироваться в зависимости от продолжительности результирующего состояния. Например, изменение формы ног связано, как правило, с изменением положения всего тела и может сохраняться довольно долго (ср. сесть, подогнув под себя ноги). Напротив, руки не могут долгое время оставаться сжатыми в кулаки в жесте сжимать руки в кулаки, а рот — быть открытым от удивления: помимо того, что долго пребывать в таких состояниях сложно физиологически, большая длительность пребывания в этих состояниях не согласуется со смысловой интерпретацией жестов. Действительно, основным значением жеста сжимать руки в кулаки является выражение сильного желания или прямой угрозы ударить адресата. Вместе с тем этот жест является невербальным проявлением целого ряда сильных чувств, таких как гнев, ярость, злость или ненависть. Обычно эти чувства невербально выражаются с помощью быстрого перехода из одного состояния в другое, в данном случае от спокойного к аффективному. Точно так же жест открыть рот передает сильную эмоцию удивления, что объясняет относительно небольшую продолжительность состояния открытый рот.

Признак длительности для жестового кода может быть смыслоразличительным. А именно, в зависимости от того, реализуется данная форма в течение долгого времени или короткого, мы имеем дело с разными жестами. Когда человек сжимает кулаки, это знаковое действие может интерпретироваться, например, как выражение злости, однако если та же форма рук сохраняется, по мнению адресата, чересчур долгое время, то ее интерпретация меняется, и тогда мы имеем дело с жестовым выражением угрозы, ожесточения и, возможно, желания отомстить. Краткий поцелуй означает совсем не то, что длительный (или долгий) поцелуй, приветственный поклон более краткий, чем религиозный поклон в храме, а кивок в норме более краткий жест, чем приветственный поклон. Жест взглянуть человеку в глаза (сравнительно краткий по времени) интерпретируется иначе, чем жест пристально смотреть в глаза (более длительный).

3.8. Формы и положения соматического объекта в жестах и незнаковых действиях

Многие движения, изменяющие формы частей лица, являются симптоматическими знаками, выражающими эмоции человека[82]. Из двух разновидностей статических положений тела — намеренно принимаемых поз в смысле англ. posture и физиологически вынужденных положений тела в смысле англ. pose — знаками являются только первые. При исполнении позы положить ногу на ногу меняется положение ног, и это изменение (вероятно, в сочетании с какими-то другими телесными характеристиками) может означать демонстрацию внутренней свободы и раскованности, и, следовательно, такое положение ног является семантически нагруженным. С другой стороны, многие люди спят, подогнув ноги, и такая форма ног и соответствующее ей положение тела знакового характера, по-видимому, не имеют.

Как это обычно бывает с единицами, не являющимися знаками, многие формы и положения телесных объектов, исходно знаками не являющиеся, могут в контексте означиваться, то есть приобретать значение и становиться знаками. Например, изменения формы и положения тела при вставании со стула в норме не передают какого-то определенного смысла, и соответствующие форма и положение тела не являются знаковыми. Однако существуют этикетные ситуации, при которых одни люди встают перед другими, и в этих случаях изменение формы и положения тела уже является знаковым, а результирующая поза — этикетным жестом, то есть невербальным телесным знаком. Еще один важный пример, когда действие встать со стула является знаковым, представляет собой ситуация интервью: когда интервьюер поднимается со стула и встает, интервью считается законченным, что бы ни говорил при этом интервьюируемый.

3.9. Семантически выделенные и невыделенные значения признака «форма соматического объекта»

Многие изменения формы, внешне выглядящие как чисто физиологические, в действительности представляют собой манифестации внутреннего состояния человека или его отношения к некоторому лицу либо некоторому событию, а потому являются семантически выделенными. Рассмотрим такие изменения более подробно.

Основной особенностью тех значений формы, которые ответственны за выражение внутреннего состояния или отношения к кому-то или чему-то, является их нестандартность по сравнению с обычно принимаемыми формами. В русском языке семантически выделенные значения признака формы соматического объекта, которые выражают эти смыслы, передаются в основном экспрессивными, стилистически маркированными словами и сочетаниями слов, такими как скрючиться, свернуться в клубок, скривиться, расплыться в улыбке, осклабиться, подернуть плечами, глаза на лоб полезли, надуться, ползти на коленях, он весь поник, ломать руки и т. п.

Многие из этих единиц являются обозначениями симптомов в медицинском смысле этого слова, то есть являются проявлениями болезненных психических или физических состояний человека, ср. скрючиться (от боли), кривая улыбка, скривиться, ноги подгибаются. К телесным проявлениям внутренних аномалий относится также невозможность для человека изменить те или иные признаки формы так, как ему это нужно в данный момент, или так, как требует от него данная ситуация. Например, когда человек не может разогнуться, такое состояние может говорить о том, что у него радикулит, или свидетельствует о каких-то иных болезнях спины, позвоночника или тела вообще. Аномальная форма рта и неспособность человека ее изменить так, как он хочет, могут указывать на болезни телесных объектов, находящихся в полости рта, в частности губ, языка, зубов и др.

3.10. Эталонное значение признака «форма соматического объекта»

Введем понятие эталонного значения признака. Под эталонным значением <данного> признака мы будем понимать такое его значение, которое обладает двумя свойствами: оно является (1) наиболее частотным среди других значений этого признака и (2) в максимальной степени свободным от прочих семантических наслоений, то есть относящихся не к собственно выражению значения признака. Эталонное значение, так сказать, ближе всего к идеальному представлению о том, каким должен быть этот признак (точнее, его значение) у данного соматического объекта.

Производным от этого понятия является понятие эталонного значения признака «форма соматического объекта». Отметим некоторые важные свойства эталонных значений этого признака.

1. Языковое выражение. Эталонные значения признака формы обычно выражаются в естественном языке только в тех случаях, когда они либо противопоставлены неэталонным значениям, либо несут существенную для данной ситуации положительную (реже — отрицательную) оценку. Например, высказывание Выпрями спину! побуждает человека изменить неправильную форму спины на правильную, то есть на эталонную, и показывает, что исходная форма спины была кривой, то есть неправильной, неэталонной. Тем самым две формы спины, эталонная и неэталонная, противопоставлены[83]. Характеризуя внешний облик человека и оценивая его, мы можем сказать, что у него прямые ноги, нос правильной формы или правильные черты лица. Вообще, при описании и оценке внешнего вида людей мы часто противопоставляем их именно по одинаковым аспектам формы каких-то частей тела или частей таких частей, ср. предложение (96) У Маши прямая спина, а Вася вечно сутулится.

2. Оценка. Выражения эталонных значений формы несут, как правило, положительную оценку, о чем говорит, в частности, употребление оценочного прилагательного правильный применительно к эталонным формам. Положительная оценка эталонных значений признака формы проявляется в особенностях сочетаемости слов и выражений, обозначающих такие эталонные значения. Рассмотрим ряд примеров.

Предложения типа? У нее была прямая спина и кривые ноги являются семантически странными, поскольку передают одновременно эталонное, положительно оцениваемое значение формы одной части тела — спины и неэталонное, отрицательно оцениваемое значение формы другой части тела — ног. Рассогласование в оценках двух составляющих в пределах одной сочинительной непротивительной конструкции приводит к семантической странности, даже нелепости данного предложения и ему подобных. Гораздо естественнее здесь было бы ожидать появления союза но[84]. Столь же странными являются сочетания типа?некрасивые прямые ноги: в данном случае положительно оцениваемое эталонное значение формы, выраженное прилагательным прямой, вступает в конфликт со значением отрицательной эстетической оценки, содержащейся в прилагательном некрасивый, входящим с прилагательным прямой в один ряд соположенных определений.

Выражения неэталонных значений формы по контрасту чаще оцениваются отрицательно, см. явную странность предложения? Он был высокий, статный, широкоплечий, с кривыми ногами, где неэталонное и потому отрицательно оцениваемое значение формы ног плохо сочетается с положительно оцениваемыми свойствами тела.

3. Выражение в невербальном знаковом коде. Физическая реализация многих жестов подразумевает определенное изменение формы соматического объекта, а именно переход от эталонного значения к неэталонному, ср. жесты поклониться, скривить рот, округлить глаза и др. После исполнения жеста соматический объект — активный орган при исполнении данного жеста — обычно снова принимает эталонную форму (так, поклонившись, человек выпрямляется). Как правило, в номинациях жестов эталонная форма соматического объекта прямо не выражается, но семантика лексем, входящих в номинацию жестов, может говорить о том, что исходно данный соматический объект имел эталонную форму (ср. скривить рот, где глагол скривить подразумевает исходную эталонную прямую форму). Существуют, однако, и такие жесты, физическая реализация которых предполагает как раз принятие эталонной формы (ср. выпрямиться), которая в большинстве случаев, как отмечалось выше, оценивается положительно.

3.11. Основные противопоставления эталонных значений признака «форма соматического объекта»

Посмотрим теперь, к каким классам, образуемым в соответствии с выделенными противопоставлениями, принадлежат эталонные значения признака «форма соматического объекта».

(1) (постоянные значения/переменные значения)

Эталонные значения могут быть и постоянными, и переменными значениями формы. Например, сочетание круглая голова выражает постоянное эталонное значение признака «форма головы», а сочетание открытые глаза передает переменное, но вместе с тем эталонное значение признака «форма глаз».

(2) (намеренные/ненамеренные изменения формы)

Оставим в стороне постоянные значения признака формы и будем рассматривать только переменные значения этого признака. Напомним, что переменные значения возникают в ходе изменений формы — намеренных или ненамеренных.

В норме человек хочет, чтобы его тело в максимальной степени соответствовало эталону: он заботится о теле, ухаживает за ним, тренирует его и т. п. Если какие-то телесные объекты заболевают (например, у человека раздулась щека), он пытается их вылечить (в приводимом примере — понять причину воспаления и снять воспаление), то есть сделать так, чтобы они нормально функционировали. Для этого заболевшие объекты, помимо всего прочего, должны иметь нормальную, то есть правильную, эталонную форму (эталонная форма для щеки — не сильно отклоняться от контура лица). Поэтому в нормальных жизненных ситуациях человек осознанно стремится достичь эталонных значений формы разных соматических объектов. Исключение составляют ситуации, в которых человек, наоборот, осознанно (намеренно) стремится принять неэталонные формы, а именно те, которые нужны ему для совершения определенных действий. Например, исполнение актером роли может потребовать изменения формы, размеров, текстуры и т. п. самых разных телесных объектов.

(3) (воздействие на свое/чужое тело)

Разного рода воздействия, будь то на свое или на чужое тело, либо приводят к эталонной форме, либо, наоборот, меняют эталонное значение формы на неэталонное.

Теоретически возможны четыре комбинации разных аспектов, связанных с формой соматического объекта, а именно: воздействие человека на свое vs. на чужое тело и возникающее при этом воздействии эталонное resp. неэталонное значение формы. На практике одна из четырех логически возможных комбинаций этих аспектов, а именно <воздействие на чужое тело, результирующее значение — эталонное>, встречается крайне редко[85]. Причина этого заключается в том, что воздействие на чужое тело, как правило, осуществляется всегда с определенной целью, и для ее достижения обычно нужна форма с неэталонным значением. В самом деле, если бы для достижения этой цели форма с неэталонным значением была бы не нужна, воздействие на чужое тело едва ли понадобилось бы (поскольку нормальное положение тела или какой-то его части, как мы говорили, как раз эталонное).

Кроме того, сама цель, ради достижения которой осуществляется воздействие на тело другого человека, часто тоже бывает нетривиальной или нестандартной. Для реализации такой цели нужны нестандартные, неэталонные значения формы. Согласно определению эталонной формы, такое значение формы тела, как /стоять прямо/, в нормальной ситуации является семантически немаркированным, то есть не несет каких-то нетривиальных смыслов. В силу этого поза стоять прямо является непригодной для достижения многих нетривиальных коммуникативных целей. Между тем такие неэталонные формы тела, как /стоять навытяжку/, /земной поклон/ или /откинуться назад/, играют важную роль в коммуникации, обозначая разные отношения между жестикулирующим и адресатом, и способствуют решению многих коммуникативных, социальных, культурных и иных задач.

Бывает так, что воздействие на тело другого человека является очевидной формой агрессии, вторжением в личную сферу человека (иное дело — ситуация с портным, врачом и т. д., когда действия специалиста по отношению к клиенту и пациенту нельзя считать агрессивными). В этом случае изменение исходной ситуации является нежелательным для адресата (см. выше о преобладающей негативной оценке неэталонных форм).

Приведем примеры логически возможных комбинаций и типов воздействий вместе с их естественно-языковой или жестовой реализацией (комбинация в пункте (в), как мы только что сказали, встречается относительно редко):

(а) <воздействие на свое тело, возникновение эталонного значения>: разогнуться, расправить плечи, поднять голову (от стола, от бумаг);

(б) <воздействие на свое тело, возникновение неэталонного значения>: Нагнись и подними бумажку! сесть на корточки, сжать кулаки;

(в) <воздействие на чужое тело, возникновение эталонного значения>: хлопнуть по спине (чтобы человек сел прямо), заставить приподняться ученика (чтобы тот встал перед учителем);

(г) <воздействие на чужое тело, возникновение неэталонного значения>: заломить руки за спину, силой нагнуть чью-то голову, хлопком по щекам или сжатием щек «сдуть» их (больше нормы), поворачивать нос в разные стороны, положив на открытую ладонь монетку или другой мелкий предмет, согнуть ладонь.

(4) (длительность изменения) и (5) (продолжительность результирующего состояния)

Прямой корреляции признака (4) с эталонностью формы не обнаруживается, а вот для парного ему признака (5) она явно существует. В самом деле, тело или его часть не могут находиться долго в неэталонном состоянии, и это происходит по разным причинам, из которых две можно выделить как основные.

Первая причина — это положение тела. Принцип физиологического удобства[86] заставляет человека принимать наиболее удобную позу или обеспечивать максимально удобное положение телесного объекта, при этом форма данных объектов, как мы уже говорили, в большинстве случаев совпадают с эталонными значениями. А вторая причина связана с выражением некоторых важных коммуникативных смыслов. Дело в том, что именно неэталонные формы прежде всего «ответственны» за выражение таких смыслов. Приняв неэталонную форму, то есть выразив раз нужные смыслы, было бы странно сохранять эту форму в течение длительного времени — для того чтобы соматический объект долго сохранял неэталонную форму, нужны какие-то дополнительные и веские основания. Обычно для восприятия и интерпретации таких форм адресатом, а также для осмысления новой коммуникативной ситуации достаточно кратковременного выражения соответствующего смысла телом или каким-то телесным объектом.

Ситуация, при которой человек для выражения какого-то смысла принимает и сохраняет в течение длительного времени неэталонную форму тела или иного соматического объекта, является коммуникативно отмеченной. Например, в русской культуре, если жестикулирующий в обычной бытовой ситуации хочет выразить уважение или почтение к собеседнику с помощью поклона, то его длительное пребывание в соответствующем положении предстает нарочитым, утрированным, воспринимается как чересчур церемониальный жест и интерпретируется адресатом жеста скорее как издевательство, чем как почтение или уважение. Риторическая функция поклона здесь иная, чем при его стандартном исполнении.

Аналогично, если человек долго стоит, сжав кулаки, то такое его поведение обычно воспринимается не как, например, выражение злости, а как выражение другого чувства (желания ударить, отомстить) или как другой поведенческий акт, например акт угрозы.

(6) (семантическая выделенность)

Как уже говорилось, среди эталонных значений формы преобладают такие, которые не являются знаковыми, а потому эталонные значения формы обычно не являются семантически выделенными. Так, не являются семантически выделенными обычные эталонные формы (положения) тела стоять, сидеть, лежать и обычные, эталонные формы телесных объектов, такие как открытые глаза, прямые ноги и др. Разумеется, сказанное не означает, что эталонные значения формы ни в одной ситуации не могут быть знаками. Например, невербальный знак встать по команде — это коммуникативный жест подчинения или повиновения, при котором тело принимает эталонную форму.

Завершая обсуждение эталонных значений формы, отметим еще раз, что нашей задачей было раскрыть природу этого важного понятия и показать, что оно позволяет объяснить некоторые свойства форм по отношению к вербальным и невербальным семиотическим кодам, в частности объяснить наличие или отсутствие семантической выделенности и семиотической значимости у тех или иных значений признака «форма соматического объекта». Понятие эталона (эталонного значения) проясняет или объясняет также некоторые особенности языкового функционирования названий соматических объектов и положений тела, ср., например, языковые выражения вида Х как-то Р (Он весь вдруг как-то согнулся; Лицо ее как-то болезненно скривилось), которые описывают неожиданные или неопределенные отклонения от эталонных форм.

Понятие эталонного значения формы, а также эталонного значения местоположения полезно и для совсем иных теоретических и практических целей. В частности, оно позволяет связать друг с другом языковые и культурные представления о теле и его частях. Действительно, неэталонные значения формы в каждой из известных нам культур обычно не только являются семиотически значимыми, но и считаются прогностически важными, поскольку часто квалифицируются как свойственные людям, находящимся в аномальных психических состояниях, например испытывающим в данный момент сильные эмоции. Считается, что изменение психического состояния человека отражается не только и не столько в конкретной форме его тела или другого телесного объекта, сколько в степени отклонения такой формы от эталона.

§ 4. Признак «размер соматического объекта»

Признак «размер» является одним из основных в системе телесных признаков — прежде всего потому, что, с одной стороны, им обладают соматические объекты очень многих типов, а с другой стороны, он связан со многими другими признаками данного объекта.

Среди типов соматических объектов, которым присущ признак «размер», выделим само тело, части тела и части частей тела, телесные покровы, внутренние органы, кости, линии (морщины, талия, линия подбородка, черты лица), жилы (нервы, вены, сухожилия), сосуды, инородные объекты на человеческом теле (такие, как синяки, фингалы, прыщи, бородавки, опухоли, папилломы и др.). Описывая размер соматических объектов, мы говорим крупное тело, <телесный> обрубок, гном, великан, крупные формы, длинные руки, короткие пальцы, маленькие ногти, длинные волосы, небольшой живот, увеличенная печень, широкая кость, огромная бородавка, большущий прыщ, здоровенный фингал под глазом, крупные черты лица, мелкие вены. Эти сочетания свидетельствуют о многообразии способов языкового выражения значений признака «размер» для разных соматических объектов.

Признак «размер», как мы сказали, связан со многими группами телесных признаков. Хорошо известно, что теснее всего он связан с признаком «форма» (см. работы (Иорданская, Паперно 1996; Рахилина 1995, 58–81; Beattie, Shovelton 2006; Wierzbicka 2003)). Об этом говорят, например, такие выражения, как глазки-бусинки, то есть маленькие по размеру и круглые по форме, или лебединая шея — длинная и тонкая. В частности, если форма телесного объекта вытянута в каком-либо измерении, например в длину, то и размер — в данном случае длина — будет доминантным, то есть самым большим из возможных размеров. Ср. также выражения сделать большие глаза (акцентируется размер) и сделать круглые глаза (акцентируется форма). Хотя смысл этих сочетаний разный, результат описываемых ими жестов глаз один и тот же.

Помимо признака формы, размер соотносится с такими признаками соматических объектов, как (а) «объем», ср. крупная голова, (б) «толщина», ср. пухлые щеки, плоский живот, (в) «внутренняя структура» (костлявый человек — человек, у которого видны выступающие кости, то есть его тело имеет особую внутреннюю структуру, и одновременно худой, то есть имеющий малый размер тела), (г) «функция», ср. короткие руки, длинный язык, а также слово глазастый, которым обозначается как /большой размер глаз/, так и, в переносном значении, определенная способность человека, (д) «сила», ср. могучий торс, могучие плечи, крепкие бицепсы, сильные руки, (е) «вес», ср. тяжелые кулаки и др. Кроме того, языковые обозначения признака «размер» могут одновременно быть обозначениями других телесных признаков. Например, в каждом из словосочетаний большой кулак и крупные плечи представлены значения признаков «размера», «функции» и «силы».

Некоторые связи размера с другими телесными признаками на первый взгляд неочевидны. Рассмотрим, например, признак «наличие волосяного покрова». Если нога мужчины волосатая (‘на ней много волос’), то она воспринимается как объемная и в целом большая. Есть, однако, и такие признаки телесных объектов, которые напрямую с размером не связаны. К ним относятся «температура», «цвет», «наличие пустоты» или «наличие отверстия».

Руки, ноги и некоторые другие части тела и отдельные части таких частей могут опухать. Этот глагол обозначает состояние объекта, связанное с изменением внутренней структуры соматического объекта (появляется больше влаги, вредных веществ и т. д.), вследствие чего объект становится больше, чем обычно, то есть меняется его размер. Многие глаголы, которые обозначают изменение структуры объекта и к которым принадлежат, наряду с опухать, глаголы надуваться, сжиматься, сморщиваться, усохнуть, высохнуть, похудеть и некоторые другие, не содержат в своей семантике непосредственного указания на размер, в отличие, например, от глаголов удлиняться, укорачиваться, расшириться и ряда других. Информация об изменениях размера, скрытая в глаголах изменения внутренней структуры объекта, обнаруживается только в результате глубокого семантического анализа, компонентами которого являются обнаружение и описание некоторых когнитивных и семантических механизмов, импликаций, стереотипных представлений людей о данном соматическом объекте и его частях, смысловых клише и пр. Подробнее об этих глаголах мы еще скажем ниже.

Признак «размер» тесно связан не только с другими признаками соматических объектов; он соотносится также с признаками обладателей таких объектов, в частности с полом и возрастом (так, маленькие ножки в норме бывают у женщин и детей), с физическим или психическим состоянием (расширенные зрачки, сморщенное лицо), с профессией или занятием (здоровенные кулаки боксера, тонкие пальцы скрипача), с расой, народностью, этническими или культурными стереотипами (узкие глаза японца, еврейский нос)[87].

Как и на многие другие признаки соматических объектов, на их размеры могут влиять не только внутренние характеристики человеческого тела, но и какие-то свойства внешней среды. Прежде всего это климатические условия (от холода размер тела или его частей уменьшается, ср. человек съеживается, сжимается, пальцы скрючиваются), потребляемые субъектом пища, напитки или лекарства (от коньяка расширяются сосуды, есть сосудосуживающие лекарства), ограничения типа диеты, которую человек соблюдает и которая направлена на увеличение или уменьшение размеров тела либо каких-то его частей.

В данном разделе мы (а) опишем основные противопоставления на множестве размеров соматических объектов и построим начало типологии размеров, а также (б) укажем набор значений признака «размер соматического объекта» и особенности их выражения для соматических объектов разного рода. Основной акцент при этом будет сделан на соотношении значений рассматриваемого признака и классов соматических объектов, к которым эти значения приложимы.

За пределами анализа признака «размер» остаются грамматические и словообразовательные способы выражения этого признака и его значений, ср. дериваты типа усатый, скуластый, мосластый, глазища, глазенки [88]и композиты типа широколицый, узкогрудый, большеголовый, толстоногий.

4.1. Место признака «размер» в системе признаков, образующих семиотическую концептуализацию тела

Напомним, что все признаки, описывающие человеческое тело, делятся на три большие группы: структурные, физические и функциональные (классификационный признак мы оставляем в стороне). Однако это деление нельзя назвать классификацией, так как наряду с признаками, бесспорно относящимися к одной из указанных групп (например, признак «часть — целое» применительно к телесным объектам является структурным, признак «цвет телесного объекта» — физическим, а признак «аномальное функционирование объекта» — функциональным), существует достаточно большое число пограничных случаев, когда признак можно отнести к двум или трем группам.

В качестве примера рассмотрим признаки формы и размера телесного объекта. С одной стороны, эти признаки являются физическими, поскольку характеризуют геометрические (измеряемые и наблюдаемые) свойства объектов. Однако они принадлежат также и к структурным признакам, поскольку задают внешние характеристики соматических объектов не только самих по себе, но и в их отношении к другим объектам. Например, признак «форма щек», в отличие от признака «цвет глаз», который является в чистом виде физическим, связан с формой и размером других частей лица. Так, говоря круглые щечки (это сочетание обычно используется для характеристики лица ребенка), мы выделяем щеки на фоне остальных частей лица[89]. При этом, хотя мы описываем здесь форму щек, мы подразумеваем, что на самом деле круглым является все лицо ребенка. Аналогично, когда говорят о размере рук или ног ребенка, например ручки, крошечные ножки, в норме имплицитно связывают размер этих частей тела с размером самого тела.

Признак «размер» связан также с признаками «каритивность» и «избыточность». В частности, прилагательное сухой характеризует каритивность телесных объектов в трех смыслах: отсутствие нормы влаги (сухой язык)[90], отсутствие нормы жизненных сил (сухая старушка) и отсутствие нормы телесной массы или объема (сухие пальцы). Отсутствие у человека необходимых жизненных сил, равно как и недостаточность телесной массы и объема, создают впечатление об уменьшенном размере самого тела (сухая старушка) или какой-то его части (сухие пальцы)[91].

Замечание (О словах толстый, полный и пухлый и о признаке «толщина соматического объекта»)

Прилагательные толщины толстый, полный и пухлый, примененные к соматическому объекту и указывающие на его большой размер, семантически акцентируют другие характеристики этого объекта (которые и создают впечатление большого размера). Так, толстый и в особенности пухлый фокусируют внимание на внутренней структуре объекта, а именно на его большой плотности (толстый) и на наличии в нем большого количества жира и от того мягкости (пухлый). Слово полный подчеркивает, что объект занимает большой объем (ср. в этой связи предложение (97) Это платье меня полнит, которое означает, что я в этом платье занимаю слишком большой, не свойственный моему телу объем)[92].

Признак толщины занимает важное место при описании размеров соматических объектов. При этом прилагательные толщины, такие как тучный, упитанный, жирный, оплывший, опухший, тощий, худой, худощавый, исхудалый, отощалый, щуплый, субтильный, поджарый и др., сочетаются с именами соматических объектов весьма избирательно, и многие из сочетаний получают в языке положительные или отрицательные эстетические оценки. Ср. сочетания худые руки и тощие бедра, тонкие брови и пухлые ноги, поджарое тело и жирные пальцы и предложения (98) Я вспоминал запах ее <Лены> волос, теплоту ее свежего дыхания, встревоженные серые глаза и чуть взлетающие тонкие брови (К. Паустовский. Книга жизни) и (99) И к ужасу своему я увидал, как жирные пальцы инспектора опустились в табакерку и, вытащив оттуда большую щепоть табаку, он стал посыпать им голое, покрытое рубцами тело своей жертвы (Н. Златовратский. Детские и юные годы. Воспоминания 1845–1864 гг.).

Прилагательные толстый и тонкий применительно к соматическим объектам образуют пару антонимов: первое обозначает избыточность некоего вещества в теле (обычно — жира), а второе — недостаточность. В свою очередь, избыточность, например, жира создает впечатление большого объема тела или какой-то его части, а недостаточность — малого объема, то есть объема меньше нормы.

4.2. Абсолютный и относительный размер соматических объектов

Анализ вербальных и невербальных единиц, обозначающих размер соматического объекта, показывает, что выделяются две основные разновидности размера. Это абсолютный размер и относительный размер.

Абсолютный размер соматического объекта — это его размер, не привязанный ни к какой пространственной оси координат. Для обозначения абсолютных размеров разных телесных объектов в русском языке есть стандартные слова большой и маленький. Кроме того, существуют и другие способы обозначения абсолютных размеров, причем эти способы достаточно разнообразны с морфологической и синтаксической точек зрения. К ним относятся (а) прилагательные огромный, крошечный, громадный; (б) существительные гном, лилипут, мальчик-с-пальчик (о маленьком теле), формы (существительное в форме Pl. tant., употребляется при обозначении больших размеров отдельных частей женского тела) или стилистически маркированные слова, такие как рубильник и паяльник (о большом носе), вывеска и будка (о большом лице)[93]; (в) параметрические словосочетания с классификаторами размер, величина и т. п. (ср. руки большого/малого размера, голова исполинского размера, руки средней величины); (г) сравнительные обороты типа голова как тыква, глаза как тарелки, ноги как спички, где в качестве основания сравнения выбирается типовое имя, обозначающее нечто большое или маленькое. Выбор основания, на котором производится сравнение, зависит не только от свойств соматического объекта, но и от культурных, национальных, этнических и др. экстралингвистических предпочтений или контекстных условий. К сравнительным оборотам примыкают аппозитивные сочетания типа человек-гора, глазки-вишенки, ноги-тумбы.

Относительный размер соматического объекта — это его размер вдоль одной из пространственных осей. Примерами языковых выражений относительного размера являются прилагательные длинный, короткий, широкий, узкий, высокий, низкий, приземистый, длинноухий, коротконогий, расширенный, суженный, удлиненный, продолговатый, долговязый, существительные коротышка, карлик, великан, каланча, дядя Степа, а также аппозитивные конструкции руки-плети, ноги-спички, ноги-ходули, глаза-щелочки и сравнительные обороты нос как у Буратино; зубы как у лошади.

Нередко языковое обозначение конкретного относительного размера у телесного объекта зависит от стандартного пространственного положения всего тела или от положения каких-то его частей. Такое положение чаще всего выражено глаголами стоять, сидеть или лежать[94].

Прежде чем продемонстрировать связь размера телесного объекта с пространственным положением тела, отметим, что пространственное положение тела играет ключевую роль в разных действиях тела или с телом. Например, обозначение победы над противником часто передается выражением положить на обе лопатки, что при буквальном прочтении означает ‘сделать так, чтобы соперник лежал на спине перед победителем или под победителем’. Напротив, действия человека, которые он осуществляет, сопротивляясь действиям другого человека или других людей, могут передаваться, например, интерпретационным глаголом выстоять[95]. А глагол работать квазисинонимичен глаголу сидеть в одном из его значений, ср. двадцать лет работать/сидеть в одном учреждении.

Рост человека связан с вертикальным измерением, поэтому для измерения роста принципиально важным является вертикальное положение тела: человек, рост которого измеряют, стоит, а не, например, сидит или лежит. Когда человек стоит и мы хотим сказать, что его рост большой, мы употребляем по отношению к нему прилагательное высокий, а когда лежит — длинный [96](если же больной лежит на кушетке перед исследующим его врачом, врач использует при этом слова выше и ниже, как если бы пациент стоял).

Известно, что в физическое описание многих русских знаковых поз, телодвижений и жестов входит указание на положение тела относительно той или иной пространственной оси. Поза свернуться в клубок, например, предполагает, что человек лежит, то есть что его тело не имеет актуального вертикального пространственного измерения, ср. лежать, свернувшись в клубок, и *сидеть/стоять, свернувшись в клубок. Напротив, на цыпочках стоят так, что верхняя часть тела вытянута вдоль вертикальной оси. Для глаголов выпятить и выставить существенно движение вдоль саггитальной или горизонтальной оси, ср. жесты выпятить живот и выставить бедро или обозначаемые аналогичным образом чисто физиологические незнаковые движения.

Некоторые типовые языковые характеристики размера, такие как, например, длинный и короткий, применительно к разным телесным объектам передают размер объекта по определенной пространственной оси. Например, длинный нос — это нос, вытянутый вперед, то есть по саггитальной оси, а длинные ноги вытянуты вдоль другой, вертикальной оси. В то же время длинный язык (в прямом значении этого сочетания) и длинные волосы — это язык и волосы, вытянутые на большое расстояние от соответственно губ и головы. При этом значение признака размера /длинный/ не привязано в этом случае ни к какому определенному пространственному измерению, то есть ни к какой конкретной пространственной оси.

4.3. Разные типы соматических объектов и их размер

Языковые выражения абсолютного и относительного размеров ведут себя с именами разных типов соматических объектов и с именами конкретных соматических объектов внутри отдельного типа весьма прихотливым образом. Чтобы показать это, рассмотрим последовательно разные типы соматических объектов и разные объекты (см. ниже разделы 4.3.1–4.3.22).

Из разных способов выражения размера мы остановимся в основном на адъективных (реже — аппозитивных) сочетаниях. В стороне остаются, например, морфологические способы выражения размера с помощью суффиксов — ат, — аст, — ист[97], ср. щекастый ‘с большими щеками’, плечистый ‘с широкими плечами’, носатый ‘с большим носом’. Мы будем рассматривать сочетания только с такими соматическими объектами, о размерах которых можно говорить. Поэтому мы не будем рассматривать в качестве вершинного элемента адъективных и аппозитивных сочетаний, например, имена жидкостей, потому что о размерах жидкостей не говорят: сочетания *большая кровь, *величина слюны, *длина слез не имеют естественной интерпретации. В дальнейшем анализе мы ограничимся сочетаниями с прагматически освоенными соматическими объектами.

4.3.1. Размер тела

Начнем с размера тела. Что касается абсолютного размера тела, то его значения обычно выражаются сочетаниями большое тело, небольшое тело и маленькое тело, см. предложения (100) Все его большое тело расслабилось на прохладных простынях, широченная грудь вздымалась спокойно и равномерно (Д. Липскеров. Сорок лет Чаньчжоэ), (101) О, как неповторимо угловато все ее хрупкое, небольшое тело! (Л. Уварова. Артистка) и (102) Жизнь так и искрилась в ее глазах, изящное, маленькое тело ни минуты не оставалось без движения (Н. Гершензон-Чегодаева. Воспоминания о дочери).

Значения признака «относительный размер» передаются, например, сочетаниями широкое тело и узкое тело, ср. предложения (103) Она дожидалась Олега и просто не пускала его в дом. Перекрывала вход своим широким телом (В. Токарева. Своя правда) и (104) Сын унаследовал узкое тело отца, его бледную кожу <…> (Ю. Нагибин. Терпение).

Существуют прилагательные, в значение которых одновременно с указанием размеров тела входит обозначение других телесных признаков, таких как объем, толщина и др. К этим прилагательным относятся крупный, толстый, тонкий и т. п., ср. предложения (105) Крупный нос, толстые губы, темный цвет лица с густыми черными бровями, — все это легко принимало по воле Мольера самое разнообразное выражение (М Барро. Мольер. Его жизнь и литературная деятельность), (106) Его толстые пальцы, как черви, жирны, а слова, как пудовые гири, верны (О. Мандельштам. Мы живем, под собою не чуя страны…) и (107) У нее были тонкие руки в черных тугих перчатках и держала она их поверх колен (Ю. Домбровский. Хранитель древностей).

Размер тела может выражаться не только при помощи прилагательных; он передается также отдельными существительными, такими как, например, формы и телеса. В отличие от сочетаний форма тела и формы тела, которые описывают контуры тела, слово формы само по себе, во-первых, характеризует размер тела, во-вторых, размер не любого тела, а только женского, причем подчеркивает размер таких его частей, как грудь, бедра и зад, ср. предложения (108) Лица ее поэтому нам нельзя было видеть, но пышные формы довольно ясно рисовались под складками покрывала (А. Рафалович. Путешествие по Нижнему Египту и внутренним областям Дельты) и (109) По горницам заполошно сновали две румяные с пышными телесами горничные, какие-то грязные кухонные бабы, лакеи, парикмахер… (В. Шишков. Емельян Пугачев). Слово телеса применяется при описании не только женского, но и мужского тела и несет заведомо отрицательную оценку, поскольку предполагает избыточную толщину и подчеркивает обвислость различных частей тела или самого тела, ср. предложения (110) Нужно признать, телеса Александра Христофоровича утратили манежную, кавалерийскую упругость (Ю. Давыдов. Синие тюльпаны) и (111) Чухарев каждый день приходил к газетному лотку — ничего не покупал, листал журналы, пытался рассмешить продавщицу Марину и жадно рассматривал ее жирные телеса (А. Терехов. Каменный мост).

Отметим, что некоторые даже весьма употребительные прилагательные размера со словом тело не сочетаются. Так, не говорят *высокое тело и *низкое тело. Рост человека — это такая характеристика, которая, хотя семантически относится к телу человека, в тексте всегда выражается сочетаниями со словами человек, мужчина, женщина и производными от них, ср. высокий мужчина, рослый человек, низенький человечек или приземистый мужчина (приземистый означает здесь ‘малорослый, плотного телосложения’).

Помимо прилагательных типа высокий, рослый или приземистый, в русском языке есть также существительные, характеризующие рост человека. Это, например, имена-клички верзила, длинный, долговязый, дылда, жердь, коломенская верста, костыль. Все они обозначают рост человека и передают оценку этого роста говорящим: говорящий считает человека слишком высоким и потому оценивает его рост отрицательно. К этим именам примыкают слова типа коротышка или гном. Они обозначают человека слишком маленького роста, тоже отрицательно оцениваемого.

4.3.2. Размер частей тела и частей частей тела

Говорить о размерах частей тела и о размерах частей частей тела мы будем, «двигаясь» от головы к ногам. При этом будем останавливаться на тех значениях признака «размер», которые являются семантически или культурно выделенными, то есть которые, согласно данному выше определению этих понятий, сообщают нам что-то об интеллектуальных, психических или поведенческих характеристиках человека или о культуре, к которой он принадлежит. Мы также укажем значения признака «размер», которые, наоборот, неприменимы к данной части тела или к данной части части тела, и предложим объяснения такой неприменимости.

Замечание (О пространственных осях, относительно которых определяется размер частей тела или частей таких частей)

Анализ собранного материала показывает, что многие части тела человека и многие части таких частей не характеризуются как высокие или низкие, то есть соотнесенные с вертикальной осью (редкое исключение составляют некоторые выражения из лексикона портных и моделей типа высокая спина, высокая нога). По всей вероятности, отмеченная особенность сочетаемости связана с тем, что высокими мы часто называем предметы, для которых точкой отсчета служит земля[98]. Впрочем, есть сочетания высокий подбородок, высокая грудь, высокая талия, в которых слово высокий имеет другое значение, не связанное с вертикальной осью. Так, сочетание высокая талия означает, что талия расположена выше, чем в норме, а сочетание высокая грудь указывает на то, что грудь поднята выше нормы. Иными словами, слово высокий здесь — показатель уровня (применительно к телесному объекту).

Было установлено (см. (Крейдлин 2002)), что нормальным положением тела с точки зрения русского языка является вертикальное, поскольку основные характеристики тела, такие как функции, движения, форма и размер, определяются применительно к стоящему человеку. То, что положение стоя является доминантным по сравнению с другими антропоморфными положениями тела, проявляется в самых разных семиотических областях. В естественном языке это проявляется, например, в контекстах, связанных с описанием пространственного положения человека, а в невербальном коде — в детских рисунках и изображениях человеческого тела на рисунках, чертежах и схемах.

Важно подчеркнуть, что земля является точкой отсчета для определения размеров огромного числа предметов, но, как мы сейчас увидим, не для частей тела или их частей — для таких соматических объектов точкой отсчета является не земля, а само тело человека. Даже о ногах, которые в норме опираются на землю, говорят не как о высоких, а как о длинных. Несмотря на то что геометрические образы рук и ног — это отрезки определенной длины, концы этих телесных объектов с точки зрения русского языка устроены по-разному. В частности, длина руки — это расстояние именно от плеча до кончиков пальцев, но не наоборот, то есть не от кончиков пальцев до плеча. Ноги же могут расти от ушей, а не *от земли. Иными словами, точкой отсчета размера ног, как показывает русский язык, может быть часть головы.

Оставим за пределами рассмотрения слова, в значения которых входит отрицательно оцениваемый размер определенной части тела или иного телесного объекта. К ним относятся дерогативы типа грабли (‘длинные руки + отрицательная оценка’), кочан (‘большая голова + отрицательная оценка’), а также слова рубильник, паяльник (о носе), пузо, брюхо (о животе), зенки (о глазах), космы (‘густые волосы большой длины’), репа (‘большая голова’)[99] и др.

4.3.3. Размер головы

Абсолютный размер головы в норме выражается словами большой и маленький. При этом значение ‘большая голова’, которое передается словами и словосочетаниями большая голова, огромная голова, кочан и некоторыми другими, является семантически выделенным. Так, сочетание большая голова характеризует не только размер головы, но и большой ум человека. Семантически выделенное значение признака «размер головы» передается и прилагательными большеголовый и головастый, которые тоже являются и языковыми выражениями размера (например, у гидроцефала), и характеристиками высокой интеллектуальной способности человека, ср. предложение (112) Быть может, поэтому он рос худым и на всех дачных снимках, большеголовый и умненький, стоял на кривых ножках не по летам серьезный и основательный (А. Варламов. Купавна).

Обратим внимание на сочинительную конструкцию большеголовый и умненький; странно было бы прочесть большеголовый и глупенький. Интересно, что сочетание маленькая голова используется только как характеристика размера головы, а слов маленькоголовый или мелкоголовый вообще не существует.

Еще одно выражение большого размера головы, причем не просто большого, а очень большого, — это сочетание огромная голова. Как это часто бывает с языковыми единицами, которые являются носителями очень высокого значения признака, сочетание огромная голова обычно говорит о телесной аномалии, при которой размер головы не пропорционален размеру остальных частей тела. Кроме того, оно не выражает интеллектуальную характеристику человека.

Говоря об относительном размере головы, отметим, что при его выражении отчетливо проявляется близость признаков размера и формы. Сочетания круглая голова, овальная или яйцевидная голова, а также имя яйцеголовый — это выражения признака формы головы. Отметим, что если у человека круглая голова, то, чтобы выразить в пределах атрибутивной конструкции вместе с формой головы ее размер, нужно употребить прилагательное абсолютного размера, например большая. Иными словами, сказать большая круглая голова. Обратим внимание на любопытный факт: обозначение размера в такого рода конструкциях предшествует обозначению формы; плохо сказать *круглая большая голова[100]. Если голова имеет овальную форму, то в этом случае может быть выражен не только ее абсолютный (ср. большая овальная голова), но и относительный размер. Впрочем, сочетаемость прилагательного относительного размера с существительным тут достаточно прихотливая: можно сказать, например, узкая овальная голова; но не *длинная овальная голова (как, впрочем, аномальным является и сочетание *длинная голова). Сочетание широкая овальная голова встречается редко, и причина этого становится понятной, если вспомнить, как выглядит овал: у овала один из двух размеров — длина — существенно превосходит второй — ширину. Хотя сочетания длинная голова не существует, значение /длина/ признака «размер головы» вполне выразимо, и даже идиоматичным способом, ср. вытянутая вверх овальная голова, удлиненная овальная голова[101].

4.3.4. Размер лица

Сначала об абсолютном размере лица и языковых способах его выражения. Как правило, о лице редко говорят как о большом или маленьком, то есть редко обозначают его абсолютный размер. Вместо этого часто используют выражение крупное лицо (но, отметим, не *мелкое лицо!), которое, наряду с большим размером, подчеркивает занимаемое лицом большое пространство. И здесь, как и в случае с размером головы, имеет место асимметрия полюсов шкалы размера: сочетание имени соматического объекта с названием одного полюса («большого») намного употребительнее, чем с названием другого («маленького»)[102].

Теперь об относительном размере лица. Этот размер, нередко с дополнительными смысловыми добавками, широко представлен русскими прилагательными, ср. сочетания длинное лицо в предложении (113) Не сказать, что красавица. Иконное, длинное лицо, близко посаженные глаза. Всегда забранные волосы (А. Терехов. Каменный мост); вытянутое лицо в предложении (114) По другую сторону стола сидела мать, вялая и невыразительная женщина с таким же, как у дочери, вытянутым лицом (В. Распутин. Дочь Ивана, мать Ивана); широкое лицо в предложении (115) В полусумраке различил он сидящего на корточках человека, увидел его широкое лицо, услышал славный голос (В. Гроссман. Жизнь и судьба) и узкое лицо в предложении (116) Ее узкое лицо с губами гузкой можно было бы посчитать красивым, если бы не унылая пустота в глазах (М. Баконина. Девять граммов пластита).

Имеются также морфологически сложные прилагательные относительного размера лица, такие как широколицый, ср. предложение (117) Это была ширококостная, широколицая девушка, крепкая, но не спортивная (А. Рыбаков. Тяжелый песок) и узколицый, ср. предложение (118) Новый заведующий — высокий, узколицый, в чеховском пенсне (И. Грекова. Фазан).

Важной характеристикой лица, непосредственно связанной с его размером, является величина скул, то есть парных боковых костей в верхней части лица (под глазом, ср. толкование в словаре Евгеньева 1984/1999). Широкие скулы создают впечатление широкого лица, а потому скуластый или широкоскулый человек — это человек с широким лицом[103].

У лица есть свои части, называемые черты лица и очертания лица, которые одновременно являются объектами класса линий (о полиреферентности многих имен телесных объектов см. § 6 гл. I). Черты лица представляют собой совокупность разных телесных объектов, таких как линия щек, линия бровей, очертания губ, надбровные дуги и др. Многие из этих объектов часто объединяются под названием линии на лице, ср. предложение (119) О чем говорят линии на лице избранника? (сайт «Физиогномика лица человека»).

Черты лица, как и само лицо, могут быть крупными или мелкими, но не *большими и не *маленькими. Неправильность сочетаний *большие черты лица и *маленькие черты лица можно объяснить тем, что черты лица — это и части лица, и линии, а о соматических объектах из класса линий обычно не говорят как о больших или маленьких. Их размер описывают, используя, наряду с прилагательными крупные и мелкие, также прилагательное тонкие, ср. предложение (120) Правильные тонкие черты лица, темные раскосые глаза; посадка головы гордая, крепкая (А. Лехмус. Солдат — везде солдат // Вокруг света. 1984). Интересно, что сочетание толстые черты лица не используется: в НКРЯ мы находим только один пример, а именно (121) Крупный, высокого роста мужчина лет 60, крупные, но не толстые черты лица мужицкого покроя (А. Твардовский. Рабочие тетради шестидесятых годов).

Такие характеристики размера, как крупные и мелкие, толстые и тонкие, применимы не только к соматическим объектам из классов «части тела» и «части частей тела», но и к объектам из класса «линии». Сочетание крупное лицо, как мы говорили, — это лицо большого размера (характеристика размера) и потому занимающее большое пространство (структурная, пространственная характеристика лица). Между тем сочетание крупные черты лица — это обозначение лица, на котором линии достаточно ясно выделены и расположены относительно далеко друг от друга. Иными словами, сочетание крупное лицо не синонимично сочетанию крупные черты лица.

Всем известные части тела равноправны в том смысле, что к ним применимы одни и те же признаки. Так, голова, живот, руки, ноги и другие части тела характеризуются размером, формой, функциями и т. д. Что же касается частей частей тела, в том числе частей лица, то ситуация с их характеристиками более сложная. Основные части лица, такие как нос, глаза, губы, подбородок и др., обладают теми же признаками, что и само лицо.

Различие между частями тела, такими как голова, и частями частей тела, такими как лицо, отражается наряду с прочим и в способах передачи размера. Рассмотрим, как ведет себя признак «размер» применительно к части тела, и сделаем это на примере признака «размер головы».

Любое значение этого признака не только является именем некоторой точки на шкале размеров, но и сопоставляет размер характеризуемой части тела (в нашем случае — головы) с размерами других его (ее) частей. Иными словами, сочетание большая голова <Пети> имеет два значения: либо (А) ‘голова Пети имеет величину больше нормы <размеров голов у разных людей>‘, либо (Б) ‘размер головы Пети в сопоставлении с размерами других частей его тела больше, чем нормальные размеры головы у человека в сопоставлении с размерами других частей его тела’. Таким образом, сочетание большая голова имеет два круга употреблений. С одной стороны, оно описывает голову «великана» или человека большого роста, у которого все части тела, а не только голова, большие. С другой стороны, оно может относиться и к человеку маленькому, небольшому, но у которого голова выделяется на фоне всех остальных частей его тела или самого тела, ср. такие выражения, как большая голова маленького Мука или большая голова у Чиполлино — в этих выражениях размер головы субъекта сопоставляется с размером его тела[104].

Что касается сочетания большое лицо, оно встречается нечасто. По размеру лица людей вообще сравниваются редко: если фраза Его голова даже больше головы отца нормальна, то фраза? Его лицо даже больше лица отца представляется нам сомнительной.

4.3.5. Размер лба

Слово лоб, подобно некоторым другим именам частей лица, обозначает и часть лица (то есть часть части тела), и (как правило, в научном тексте) определенную кость, ср. лоб в значении ‘лобная кость’. Иными словами, это слово обладает двойной референтностью. Между тем на характеристике размера лба такая двойственность не сказывается. Сделанное утверждение не является универсальным по отношению ко всем частям лица — для некоторых других его частей оно неверно (см. ниже замечание о размерах губ, ноздрей и ряда других телесных объектов).

Языковые выражения абсолютных характеристик размера лба — это обычные сочетания большой лоб и маленький лоб. Значения /большой лоб/ и /маленький лоб/ при этом являются культурно выделенными, поскольку в русской культуре бытует представление, что большой лоб соответствует большому уму, а маленький — маленькому. Об этом свидетельствуют, в частности, такие паремии со словом лоб, как Лоб что лопата, а ума небогато или Семи пядей во лбу, а пороха не выдумает.

Само слово лоб может обозначать мужчину, в частности быть его кличкой, характеризуя человека крупного, больших размеров, но при этом обычно не очень умного, ср. (122) Наблюдавший за дракой блатной по кличке Лоб так врезал некстати вмешавшемуся в потасовку взрослому парню, что тот <…> завопил на всю округу (В. Виджай. Жить за двоих). Сочетание большой лоб, упомянутое в словарной статье синонимического ряда БОЛЬШОЙ, КРУПНЫЙ (НОСС 2004, 51–53; автор статьи Е. В. Урысон), противопоставляется сочетанию крупный лоб как вполне употребительное очень малоупотребительному.

Что касается относительного размера лба и способов его языкового выражения, то тут особенно важно отметить связь формы и размера лба. А именно лоб как часть лица мыслится как объект прямоугольной формы, у которого ширина превосходит длину (впрочем, о некоторых людях говорят, что у них квадратный лоб). Отсюда понятно, почему сочетание широкий лоб встречается на порядок чаще, чем сочетание длинный лоб (по данным Национального корпуса русского языка, соотносительная частота 134 vs. 1 (!) сочетание[105]).

Есть в русском языке и такие сложные прилагательные, как широколобый и узколобый. Последнее является семантически выделенным языковым обозначением относительного размера лба. Его семантическая выделенность объясняется тем, что оно характеризует, помимо размера, человека ограниченного, недалекого, не отличающегося широтой интересов, см. предложение (123) Ограниченный, узколобый, придирчивый до мелочности, он держал семью в вечном страхе и этим снискал себе глубокую неприязнь детей и глубокую ненависть жены (Н. Островский. Как закалялась сталь). Семантическая сфера действия прилагательного узколобый может не совпадать с синтаксической. Такая ситуация имеет место в примере (124) А я лежу с открытыми глазами на средних нарах, и в голову мне приходят самые еретические мысли о том, как условна грань между высокой принципиальностью и узколобой нетерпимостью (Е. Гинзбург. Крутой маршрут). Действительно, будучи определением к слову нетерпимость, прилагательное узколобый семантически характеризует человека, обладающего данным свойством.

Языковые обозначения размера лба интересны еще и тем, что прилагательные узкий и низкий, относящиеся в норме к разным измерениям (ширине vs. высоте), в применении ко лбу квазисинонимичны. Оба прилагательных характеризуют размер, но профилируют при этом разные смысловые аспекты: узкий лоб обозначает преобладание длины над шириной, а низкий лоб — нависание лба над глазами, так сказать, выделенное положение вдоль вертикальной оси. Квазисинонимия рассматриваемыех прилагательных показывает, что слово узкий здесь характеризует размер лба через отнесение лба к топологическому типу «прямоугольник», а слово низкий — через взаимное положение лба и глаз в пространстве (вертикальное).

Замечание (О геометрическом образе соматических объектов)

Как мы видим, геометрический образ соматического объекта важен для описания не только его формы, но и размера. Образ лба — это, как мы говорили, прямоугольник, образ головы — это сфера или объемный овал, а лица — круг или плоский овал. Образ глаз — это круг или овал, образ позвоночника — прямая или отрезок, а образом рук или ног являются отрезки, впрочем, точнее, лучи, поскольку они мыслятся как части прямой, закрепленные с одной стороны. Образом объектов типа «линии» служат прямые (отрезки) или кривые. По сути дела, геометрический образ объекта — это то, что Р. Лангакер называет топологическим типом объекта (о понятии «топологический тип» см. подробнее (Langacker 1987; Рахилина 1995)). Как мы только что видели, существует связь между геометрическими представлениями о формах объектов и их размерах.

У прямоугольника есть два измерения, однако то, как они называются, зависит от расположения прямоугольника. Если прямоугольник расположен в вертикальной плоскости, говорят о его высоте и ширине, а если в горизонтальной — то о длине и ширине. Например, мы говорим о широких плечах, но о длине спины (плечи и спина мыслятся как прямоугольники, растянутые соответственно в горизонтальном и вертикальном направлениях). Относительный размер лба, который имеет образ прямоугольника, растянутого по горизонтальной оси, выражается при помощи сочетаний широкий лоб или узкий лоб. Более необычной, хотя и более частотной является характеристика размера лба по высоте (по данным подкорпуса Национального корпуса русского языка со снятой омонимией, сочетание высокий лоб встречается 365 раз, а широкий лоб — 114 раз)[106]. В примерах можно встретить обозначения размера лба сразу по двум пространственным осям, ср. предложение (125) Низкий широкий лоб, глубоко запавшие большие глаза, черные прямые волосы до плеч (А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Жук в муравейнике) и (126) Теперь увиделось, какой у него длинный и узкий лоб, как чиста и румяна кожа лица и какие странные губы — квадратные (В. Липатов. Деревенский детектив).

4.3.6. Размер бровей и глаз

В этом разделе речь пойдет одновременно и о размере бровей, и о размере глаз — вопреки тому, что русский язык противопоставляет глаза бровям, ср. хотя бы выражение не в бровь, а в глаз. Однако со времени появления знаменитой книги основателя науки о жестах, американского ученого Р. Бирдвистела «Кинесика и контекст» (Birdwhistell 1970), в которой было описано большинство эмблематических жестов англосаксонской культуры, относящихся к лицу и к частям лица, в невербальной семиотике жесты бровей и жесты глаз принято рассматривать вместе.

Слово бровь, согласно толкованиям, содержащимся в русских толковых словарях (Евгеньева 1999; Ожегов, Шведова 1999; Ушаков 2000), означает ‘дугообразную полоску волос над глазами’. Уточненное толкование этого слова дано в I томе «Активного словаря русского языка» (АСРЯ 2014, 355). На вход подается форма брови, которая толкуется как ‘две дугообразные полоски, состоящие из коротких, обычно прилегающих друг к другу и к коже волосков, симметрично расположенные внизу лба над глазами человека’.

Полоски бровей относительно небольшого размера; они бывают широкими или узкими, о чем говорят выражения широкие брови и узкие брови. С признаком «размер бровей» тесно связаны признаки «количество волос <в бровях>» и «густота волос <в бровях>», ср. толстые брови, тонкие брови и густые брови, редкие брови. Эти признаки характеризуют внешний вид человека.

Выражения абсолютного размера бровей, такие как большие брови и маленькие брови, очень редки (по данным НКРЯ, соответственно три вхождения и одно вхождение), зато широко отмечается густота бровей, ср. сочетания густые, лохматые, мохнатые, тонкие брови.

Замечание (О связи размера с эстетическими свойствами бровей и, шире, лица человека)

В целом ряде культур, включая русскую, считается, что иметь большие и густые брови некрасиво, а потому, чтобы уменьшить размер бровей, сделав их более тонкими и четко очерченными, их стригут или выщипывают. Прежде всего это относится к женщинам.

Теперь о размере глаз.

Сочетание большие глаза, выражающее абсолютный размер глаз, обозначает постоянную характеристику глаз и указывает на величину глазного отверстия, или, иначе, разреза глаз. Кроме того, выражение большие глаза может описывать глаза, размер которых по какой-то причине увеличился, то есть стал больше, чем был в обычной ситуации. Иногда размер зрачков искусственно увеличивают (расширяют зрачки), в результате чего глаза кажутся большего размера. Так, обычно расширяют зрачки врачи-окулисты, чтобы было проще измерить у пациента глазное давление. Увеличивают зрачки и в эстетических целях. Например, женщины раньше специально капали в глаза белладонну, чтобы сделать глаза большими, более красивыми и выразительными (см. об этом (Крейдлин 2002, 410)).

Когда люди внезапно слышат или видят что-то неожиданное, у них поднимаются брови, и создается впечатление, что увеличился размер глаз. Мы имеем в виду симптоматическое употребление жестов сделать большие глаза и захлопать глазами (о последнем жесте см. в (СЯРЖ 2001, 56–58)). Помимо симптоматического употребления, жест сделать большие глаза имеет другое, коммуникативное употребление. В этом случае человек осознанно поднимает брови и широко раскрывает глаза; этими движениями как бы увеличивается размер глаз. Назначение такого жеста — показать, что его исполнитель удивлен увиденным, услышанным или воспринятым как-то иначе, например тактильно.

В русской культуре такое обозначение абсолютного размера глаз взрослого человека, как маленькие глаза, оценивается негативно. Это связано с тем, что глаза выполняют важную эстетическую функцию: большие (но не выпученные!) глаза считаются красивыми, а маленькие — некрасивыми. Не случайно существует также словосочетание свиные глазки, имеющее значение ‘особые маленькие глаза, напоминающие глаза свиньи и потому отрицательно оцениваемые’. Этим сочетанием тоже описываются глаза взрослого человека; к детям оно не применяется.

Замечание (Об абсолютном размере глаз у детей)

У детей абсолютный размер глаз выражается иначе, чем у взрослых. Так, детские маленькие глаза называют ласково глазенки или глазки. Абсолютный размер детских глаз тесно связан с их формой. Так, маленькие круглые глаза у детей, формой и цветом напоминающие вишню, получили название глазки-вишенки, а малый размер и круглая форма глаз у детей независимо от их цвета обозначаются словосочетанием глазки-бусинки. При этом маленький размер детских глаз, в отличие от глаз взрослых, не имеет негативной оценки.

Теперь остановимся на относительном размере глаз. Обозначения малого размера, такие как узкие глаза (ср. неправильное *широкие глаза!), косые глаза и раскосые глаза, все являются культурно выделенными, поскольку могут указывать на национальную или этническую принадлежность их обладателя. Косые и раскосые глаза следует отличать от косоглазия — названия болезни глаз. Иными словами, иметь косые или иметь раскосые глаза — не то же самое, что быть косоглазым.

Особый статус в русском языке приобрели обозначения размеров глаз, изменившихся под действием каких-то факторов или для каких-то целей. Так, можно сузить глаза, чтобы пристальнее рассмотреть некоторый объект или человека, — часто такое действие называют прищурить или сощурить глаза. Осуществляя это действие, человек фокусирует все внимание на данном объекте или человеке. Сощуривший глаза человек часто выполняет это действие осознанно, выражая заинтересованность объектом или адресатом, возможно, желая смутить адресата или вызвать его ответный взгляд. Иными словами, данное действие, связанное с изменением размера глаз, решает определенные коммуникативные задачи и является знаковым.

Таким образом, мы можем ввести еще одно важное понятие, дополняющее понятия семантической и культурной выделенности значения признака, а именно понятие коммуникативной выделенности. Понятие коммуникативной выделенности <значения данного признака соматического объекта> заслуживает, на наш взгляд, отдельного обсуждения, которое мы оставляем (ввиду неразработанности данного понятия) за рамками монографии. Единственное, на что мы хотим здесь обратить внимание, — это на типологически важное различение двух видов коммуникативной выделенности: актуальной (то есть выделенности значения данного признака в данной ситуации) и постоянной (то есть выделенности значения во всех коммуникативных ситуациях).

Это различие очень похоже на противопоставление актуального состояния объекта и его свойства. Выражение прищурить глаза обозначает актуальное состояние человека и является показателем актуальной коммуникативной выделенности признака «размер глаз», ср. предложение (127) Он <…> почти свирепо кивнул мне головой, отодвинулся, прищурил глаза и снова накинулся на свою картину (И. Тургенев. Ася), а выражение взгляд с прищуром по своей природе двойственно. Оно, как и прищурить глаза, обычно передает актуальное состояние человека, ср. предложение (128) Затем, как-то жеманно, с прищуром поведя своим черным безрадостным глазом, заговорила игриво (Ф. Абрамов. Деревянные кони). Но есть и редкие примеры, свидетельствующие о том, что прищур глаз может быть постоянным свойством человека, ср. предложение (129) Вы — <…> интеллектуалы с прищуром умных и добрых глаз, с упитанными белыми телами (О. Гладов. Любовь стратегического назначения). Иными словами, в (127) — (128) конкретный размер глаз, а именно глаза более узкие по сравнению с нормой, является актуально коммуникативно выделенным значением признака размера, а в (129) взгляд с прищуром — это постоянное свойство человека, и соответствующее значение размера является постоянно коммуникативно выделенным значением. Актуальное коммуникативно выделенное значение признака «размер соматического объекта» связано, таким образом, с изменением размера, тогда как постоянное коммуникативно выделенное значение того же признака связано с самим размером.

Нередко в текстах вместо обозначения изменения размера глаз фиксируется результат такого изменения, например, говорят и расширенные глаза, и суженные глаза. Между тем сочетание расширить глаза в бытовой, то есть в немедицинской, коммуникации не используется, а сочетание сузить глаза используется. Расширенные глаза — это ‘глаза, ставшие широкими в результате определенного изменения их размера’, однако референциально соответствующего ему выражения широкие глаза в русском языке нет.

Иная ситуация, чем с размером глаз, имеет место с размерами ряда других телесных объектов, например с размером такого объекта, как рот. Сочетания раскрытый рот и расширенные глаза обозначают результаты изменения размера рта и глаз. А для передачи большого размера рта используются сочетание широкий рот, которое, в отличие от мало используемого в бытовой речи сочетания широкие глаза, употребляется в ней с достаточно высокой частотой.

4.3.7. Размер носа

Большой нос — это типовое обозначение абсолютного размера носа. Близкие ему по смыслу единицы, такие как выражение еврейский нос или слово шнобель, помимо обозначения большого или крупного носа, указывают на национальность его обладателя, то есть эти единицы обозначают культурно выделенные значения абсолютного размера носа[107].

Что касается относительного размера, то его стандартные выражения — это длинный нос и короткий нос. Длинный нос вытянут вперед, вверх или вниз, но не в ширину (длинным представляется нам, например, нос Буратино). Для обозначения короткого носа языковых средств в русском языке меньше, чем для обозначения длинного носа. Если не учитывать индивидуальные авторские обозначения, то имеется ровно одно такое сочетание — короткий нос, ср. предложение (130) Он был высок, красив, несмотря на небольшую лысину и туповатый короткий нос, и очень силен (В. Катанян. Лоскутное одеяло).

Сочетание широкий нос тоже встречается в текстах — это нос, вытянутый по горизонтали, ср. предложение (131) Из-за козырька я видел только его короткий широкий нос и узкие губы (В. Скворцов. Каникулы вне закона).

Относительный размер носа может меняться, или, во всяком случае, может создаваться впечатление, что он меняется. Одним из факторов, влияющих на ощущение, что меняется размер носа, является температура окружающей среды. На холоде нос часто белеет, кровь отливает от него, и кажется, что нос сужается, то есть уменьшается в размере. Напротив, увеличение притока крови к носу способствует повышению его температуры, и кажется, что размер носа увеличился. Меняет размер носа также и алкоголь. У сильно выпивших людей под действием алкоголя меняется и цвет носа, и его размер. Из-за того что кровь приливает к носу, он может характеризоваться как большой красный нос, ср. предложение (132), в котором описывается внешность врача, известного своим пристрастием к алкоголю: (132) Районным врачом у нас был доктор Онищенко — здоровый хохол с большим красным носом в синих прожилках. Лечил он алкоголиков по своему методу: заставлял пить до тех пор, пока не станет противно (А. Хайт. Монологи, миниатюры, воспоминания).

Относительный размер носа передается и такими единицами, как тонкий нос и толстый нос, которые вмещают в себя обозначения признака размера и признака толщины. Тонкий нос эстетически более привлекателен, чем толстый, ср. некорректное выражение *красивое лицо с толстым носом и вполне употребительное красивое лицо с тонким носом[108], см. предложение (133) Безусловно красивое, правильное лицо, с тонким носом, густыми четкими бровями и маленькими ушами (И. Ефремов. Эллинский секрет).

Особым образом передается размер такой части носа, как ноздри. Подробно о ноздрях и их различных характеристиках пойдет речь в § 4 гл. III. Здесь же мы ограничимся отдельными примерами и замечаниями.

Основные языковые характеристики размера ноздрей, такие как широкие ноздри и узкие ноздри, тесно связаны с функциями ноздрей, в первую очередь с дыхательной, ср. предложения (134) Подышал широкими ноздрями, в них глубоко видно (Г. Бакланов. Жизнь, подаренная дважды) и (135) — О-о-о, — изумился кудрявый и потянул воздух широкими ноздрями (В. Шишков. Емельян Пугачев).

Интересным представляется пример (136) Теперь, когда попу, точно на смех, грубо остригли космы на голове и бороду, — обнаружилось раздерганное, темненькое, почти синее лицо, черные зрачки <…> и большой нос, прямой, с узкими ноздрями, и сдвинутый влево… (М. Горький. Жизнь Клима Самгина). Из него видно, что размер ноздрей не связан непосредственно с размером самого носа, ср. обозначения относительного размера ноздрей — узкие <ноздри>, то есть малый их размер, и абсолютного размера носа — большой нос.

Зато с признаком «размер носа» непосредственно связаны некоторые фразеологические единицы, описывающие поведение человека. Если человек задирает нос, то нос как бы вытягивается в длину и поднимается вверх. Нередко к человеку, задирающему нос, применяют шутливый жест «резать», символизирующий обрезание кончика носа, как бы укорачивание его в размерах (кстати, то же самое делают и с языком — см. о размерах языка ниже). В другом «поведенческом» фразеологизме — совать свой нос <в чужие дела> — косвенно содержится намек на длину носа, а именно что нос достигает размеров, благодаря которым может выйти за пределы личного пространства обладателя (жестикулирующего) и вторгнуться в личное пространство адресата, что без разрешения последнего делать запрещено по существующим этикетным нормам.

Фразеологическими единицами, относящимися к поведению человека, круг русских идиом, в которых актуализованы смыслы, определяющие размер носа, не исчерпывается. Обратим внимание на выражение с гулькин нос, которое применяется для обозначения очень малого количества чего-либо, и на известную поговорку Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. В этом речении с размером носа связана идея повышенного любопытства.

Помимо языковых, существуют также телесные знаки, в значениях которых актуализуется признак «размер». К ним относится, например, жест-дразнилка показать нос с его вариантом показать длинный нос, где характеристика длины носа связана с большей степенью поддразнивания.

4.3.8. Размер рта

У слова рот есть как минимум два значения, относящиеся к человеку (другие значения относятся либо к животным, либо к некоторым артефактам). Соответственно можно говорить о двух лексемах — РОТ 1 ‘ротовое отверстие’ и РОТ 2 ‘часть или участок лица, ограниченная/ограниченный верхней и нижней губой’.

Признак «размер» может соотноситься с каждой из этих лексем. Когда мы говорим В большой рот много входит, то имеем в виду большую величину отверстия, а когда мы встречаем предложение (137) <…> У нее большой рот с мясистыми губами, всегда влажный и никогда не накрашенный (Галина Щербакова. Мальчик и девочка), то понимаем, что в нем употреблена лексема РОТ 2, то есть имеется в виду большой размер части лица.

Врач, обращаясь к пациенту, может сказать Откройте пошире рот. Такое употребление показывает, что ротовое отверстие имеет ширину, которую человек может менять по своей воле. Интересно, что сочетание узкий рот связано скорее со вторым значением слова рот. Действительно, когда мы говорим узкий рот, то имеем в виду размер участка, ограниченного губами в их нормальном положении.

Размер рта может меняться, причем в текстах фиксируются главным образом результаты такого изменения, см. предложение (138) Эта посадка головы и маленький сжатый рот придавали мальчику выражение надменности (Ю. Трифонов. Обмен). В этом предложении прилагательное сжатый синкретично обозначает сомкнутость губ и маленький размер видимого ротового отверстия.

Ротовое отверстие, то есть лексема РОТ 1, характеризуется по размеру, только когда размер рта изменяется — уменьшается или увеличивается.

Указание на размер ротового отверстия входит как элемент способа действия в значение многих глаголов, не выражающих размер напрямую. Так, физические действия сосать, втягивать, пить производятся узким ртом, и при этом губы принимают определенное положение, а действие хлебать — широким ртом. Речевые действия петь, кричать и орать можно выполнять только широким ртом, а стонать, свистеть или насвистывать — узким.

Рот как часть или участок лица (лексема РОТ 2) может характеризоваться относительным размером по горизонтали, ср. сочетания растянуть рот в улыбке или сузить, собрать губы вместе, как бы стягивая лицо. Губы как основные составляющие рта (в значении РОТ 2) характеризуются по размеру даже чаще, чем сам рот. Это в большой степени связано с эстетической характеристикой лица.

Губы являются весьма заметной и эстетически нагруженной составляющей лица. Их специально красят или подкрашивают, стремясь выделить, сделать более заметными на лице на фоне других его частей. Большие губы считаются красивыми, однако сочетание толстые губы, в котором отражена характеристика не только большого размера, но и большой толщины, в русской культуре получает в силу этого скорее отрицательную оценку.

Тонкие губы, а также сжатые губы, то есть сжатые так, что производят впечатление тонких, стереотипно связываются с человеком замкнутым, злым, сердитым, то есть с человеком с отрицательными психологическими характеристиками. Ср. предложения (139) Уж не знаю, каким образом Дегтяреву удалось уговорить судью, страшно противную по виду тетку лет пятидесяти, с маленькими злобными глазками и тонкими губами, сжатыми в нитку (Д. Донцова. Уха из золотой рыбки).

Приоткрытый женский рот воспринимается как чувственный, а закрытый рот с тесно сжатыми губами отличает женщину холодную, бесстрастную и расчетливую. Особенно хорошо эти стереотипные представления видны на живописных полотнах прошлого, в которых, как считают многие искусствоведы, символически передана связь размера рта с размером женского лона (см. (Пушкарева 2005)).

4.3.9. Размер языка

Наиболее стандартное выражение размера языка — это сочетание длинный язык. Однако когда мы его употребляем, то скорее во втором значении, так сказать несвободном, семиотическом. Это значение раскрывает не размер языка, а особенности его функционирования — его активное участие в речевых актах. Таким образом, значение /длинный/ применительно к языку является семантически выделенным: человек с длинным языком характеризуется как болтливый, как человек, на которого нельзя положиться, и потому такой человек оценивается отрицательно.

Иногда говорят о языке, что он толстый или мясистый, а также тонкий, то есть обозначают этим большой или малый размер языка вдоль вертикальной оси вместе с его толщиной. Как это бывает с соматическими объектами, которые в норме не видны, об их размерах, как и о формах, цветах и т. д., говорят только в исключительных случаях, а именно когда эти признаки являются семантически или культурно выделенными. Это имеет место, например, в ситуации болезни, когда врач просит пациента показать язык, во время операций или в ситуации, когда человек облизывается.

В русском языке существует много фразеологизмов, в которых так или иначе актуализуется признак «размер языка», ср. такие выражения, как повесить язык на плечо; тещин язык; развязать язык; бежать высунув язык; укоротить язык; подрезать язык; язык заплетается и др. Например, за фразеологизмом укоротить язык стоит представление о том, что у человека длинный язык, что он много болтает и неплохо было бы прекратить его болтливость, что подается во фразеологизме как физическое действие «укорачивание языка», то есть уменьшение его размера. Таким образом, актуализация внутренней формы данного фразеологизма происходит через указание на изменение размера языка.

4.3.10. Размер подбородка

Помимо стандартных выражений большой подбородок и маленький подбородок, в русском языке широко используются обозначения размера, совмещенные с обозначениями некоторых других признаков этой части лица или кости — основной составляющей этой части. Мы имеем в виду обозначения размера подбородка, при которых выделяют такие его признаки, как особое пространственное положение, ср. выпяченный подбородок или выдающийся подбородок в предложении (140) У него демоническое лицо с выдающимся подбородком и длинным носом (Ю. Олеша. В цирке). Некоторые сочетания со словом подбородок, такие как волевой подбородок в предложении (141) Я подчистую съедал завтрак, <…> пил вонючие пивные дрожжи, чтобы набрать вес, <…> выпячивал на ночь нижнюю челюсть, стискивая зубы, и заматывал голову <…> полотенцем, чтобы иметь волевой подбородок и характер (Д. Каралис. Мы строим дом), и твердый подбородок в предложении (142) Школьный учитель литературы, он же директор школы, невысокий, физически сильный, с монгольским разрезом глаз и твердым подбородком сорокалетний орденоносец, не вел о своем предмете пустых разговоров, не занимался тонкостями (А. Найман. Записки об Анне Ахматовой), подчеркивают соответственно силу и твердость характера человека. Наоборот, предложение (143) Он был настоящим красавцем: пропорции высокого лба и полетная линия бровей, та, что сообщает мужскому лицу выражение рыцарского благородства, сочетались со слабо выраженным, трогательно-детским подбородком (Д. Рубина. Несколько торопливых слов любви), содержащее выражение трогательно-детский подбородок, равно как и некоторые другие выражения, подчеркивает мягкость характера (признак «мягкость» чаще приписывается мужскому подбородку).

В русском языке есть сочетания двойной подбородок и тройной подбородок. Они, наряду с размером, подчеркивают и избыточную толщину подбородка, и его состав, ср. следующий анекдот:

(144) — Мне нравятся в тебе две вещи.

— Какие?

— Подбородок.

Второй подбородок, не говоря уже о третьем, не является особой костью, а представляется рядовому носителю языка как соматический объект, состоящий исключительно из жира, покрытого кожей.

4.3.11. Размер рук и ног

Руки и ноги как части тела, образующие естественную семиотическую пару[109], имеют много общих свойств. Неудивительно, что и те и другие характеризуются по признаку абсолютного размера, а именно как большие или маленькие. Однако словосочетания большие руки и маленькие ноги интерпретируются нетривиальным образом. Это связано с тем, что, как мы уже говорили, в русском языке, в отличие, например, от многих западноевропейских языков, словом руки (а также словом ноги) обозначаются два разных соматических объекта. Во-первых, этими словами обозначаются части тела, так сказать, в целом (ср. английские эквиваленты для этих частей: arm и leg). Во-вторых, ими обозначаются наиболее важные функциональные части соответствующих частей тела: для руки — это часть, начинающаяся от запястья и кончающаяся кончиками пальцев, а для ноги — это часть, начинающаяся от ступни и тоже кончающаяся пальцами. Для такого рода соматических объектов английские эквиваленты будут иными, а именно для руки — это hand, а для ноги — foot.

Русские выражения со значением абсолютного размера рук (ног) могут относиться к любому из указанных соматических объектов, однако интерпретируются такие выражения в каждом из этих случаев по-разному. Продемонстрируем это на примере двух выражений — большая рука и большие руки.

У выражения большая рука есть два круга употреблений, и связано это с тем, что граммема единственного числа здесь имеет два значения. Одно из них — обычное значение граммемы единственного числа, а именно ‘один’. В другом значении граммема единственного числа передает неопределенную числовую характеристику, и в этом случае выражение большая рука используется как сочетание в ситуациях покупки — продажи или в ситуации примерки перчаток или варежек.

Вообще, при подборе одежды имена частей тела обычно употребляются в форме единственного числа. Так, примеряя ребенку варежки или ботинки, мы скорее скажем, что у него большая рука или большая нога (именно в единственном числе), и, конечно, мы не имеем тут в виду, что лишь одна рука или нога ребенка большая.

Выражение большие руки, где оба слова имеют форму множественного числа, чаще используется для характеристики части части руки, как правило наиболее функционально значимой. В большинстве ситуаций такой частью является кисть. Выражение большие руки мы обычно применяем, говоря о руках, участвующих в каких-то действиях в роли основного инструмента. Действительно, с помощью больших (крупных, мощных) рук человек может брать и удерживать больше предметов, выполнять больше действий, охватывать большее пространство, чем с помощью маленьких (миниатюрных) рук.

Сочетания большие руки и мощные руки (во множественном числе!) являются культурно выделенными обозначениями признака размера: они могут указывать на профессию или на сферу деятельности их обладателя[110]. Такое указание обычно осуществляется синтаксическим способом — при помощи слова, называющего одновременно профессию (сферу деятельности) и обладателя руки, ср. предложение (147) У нее были усталые большие руки ткачихи или обмотчицы (Д. Гранин. Месяц вверх ногами). Однако приведенное предложение может пониматься двояким образом из‐за синтаксической неоднозначности выражения большие руки ткачихи. С одной стороны, и это наиболее сильное понимание, родительный падеж здесь имеет значение родительного обладателя, а с другой стороны, тот же падеж может пониматься в значении родительного сравнения, то есть большие руки ткачихи = ‘большие руки, как у ткачихи’[111].

Сочетания большой Х и малый Х, где Х — это некоторый соматический объект, как мы говорили, обычно передают абсолютный размер соматического объекта Х, причем делают это, так сказать, в чистом виде, то есть без каких-либо смысловых примесей. Есть, однако, много других способов выразить абсолютный размер соматического объекта, в частности, с помощью прилагательного, которое указывает как на характеристики размера, так и на другие, хотя и связанные с размером характеристики. Например, это признаки «занимаемое данным соматическим объектом пространство» (так, сочетание крупные руки означает не просто ‘большие руки’, а ‘большие руки, занимающие большое пространство’) и «наличие большого количества внутреннего вещества». Так, сочетание полные руки обозначает большой размер и большую толщину рук.

Единица большие руки может обозначать размер разных частей рук. Стандартным является сочетание большая рука для обозначения размера кисти, ср. предложение (148) Маргулиес крепко держит в своей большой руке ее руку (В. Катаев. Время, вперед!). Обозначения размеров других частей руки с помощью сочетания большая рука нестандартны, ср. реплику медсестры, обращенную к врачу: (134) — Доктор, у него слишком большая рука, не хватает бинта, чтобы обмотать здесь (показывает на часть руки от локтя до кисти) или фразу (149) На такую большую руку трудно подобрать нарукавники (имеется в виду та же самая часть руки).

Выражение большие ноги, как и большие руки, тоже может использоваться применительно и к ногам, и к частям ног. Иными словами, стандартно сочетание большие ноги может характеризовать либо размер ног в целом, либо размер ступней. Впрочем, сочетание большие ноги (согласно данным НКРЯ) встречается реже, чем сочетание большие руки. Возможно, это связано с тем, что большие ноги — это главным образом характеристика женщин, а большие руки — характеристика и мужчин, и женщин.

Сочетание большие ноги является семантически выделенным. Так, большие ноги у женщины (не длинные ноги, см. о них ниже) обычно воспринимаются как отрицательная характеристика ее фигуры, ср. предложение (150) Танец становился все быстрее, девушка была близка к снятию юбки, туфли уже полетели вниз, и вдруг… И вдруг я увидел, что у нее очень большие ноги. И руки. И не очень женственные черты лица (А. Журбин. Как это делалось в Америке). Наличие больших ног может быть симптомом болезни (ср. слоновья болезнь) или характеристикой, соотносящейся с избыточной полнотой женщины. Отметим попутно, что словосочетание крупные ноги не обозначает ни симптом болезни, ни избыточную полноту.

Говоря об относительном размере рук и ног, отметим следующее. Во-первых, в русском языке лучше всего выражаются признаки их длины и ширины, ср. длинные руки/ноги, короткие руки/ноги, широкие руки/ноги, узкие руки/ноги. Во-вторых, осмысления некоторых из значений признака относительного размера рук и ног существенно различаются, причем многие из значений являются семантически выделенными. Одно из них представлено, например, сочетанием длинные руки <у человека>. Его прямое значение таково: ‘руки больше нормы в длину’. Оно представлено в предложении (151) У него были длинные руки, как у гориллы, а ноги обуты в высокие сапоги с толстыми подошвами (А. Волков. Волшебник Изумрудного города). Вместе с тем длинные руки позволяют доставать или добывать то, что обычные руки достать (добыть) не могут. Тем самым сочетание длинные руки передает информацию о человеке, точнее, о его способности достать (добыть) какой-то предмет в реальном физическом пространстве.

Помимо свободного сочетания длинные руки, существует также фразеологизм с той же формой: длинные руки (о нем мы уже фактически говорили выше), ср. (152) У Петра длинные руки. Значение этого фразеологизма тесно связано со значением свободного сочетания, однако основной ассерцией в семантической структуре фразеологизма является указание на некоторую другую, хотя и близкую к отмеченной выше способность человека. Это способность человека (в примере (152) — Петра) включить некоторый объект или другого человека в сферу своего влияния с целью совершить в отношении этого объекта или человека какие-то действия, которые говорящий оценивает отрицательно.

Очевидно, что в значение данного фразеологизма входит также и пресуппозиция ‘ранее объект (человек), в отношении которого у субъекта имеется намерение совершить какие-то плохие действия, не был в его сфере влияния’. Эта сфера может при этом осмысляться как физическая, ср. предложение (153) Арестом Гусинского власть как нельзя нагляднее продемонстрировала, какие у нее длинные руки и долгая память (Л. Велехов. Посадка в Афинах) (существенно, что арестованный находился далеко от Москвы), или как социально-психологическая, ср. предложение (154) — Впрочем, вы можете уйти, но у нас, предупреждаю, длинные руки (И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев).

Разумеется, как это часто бывает, есть ситуации, допускающие одновременно оба понимания. Это связано с тем, что представленная во фразеологизме способность является своеобразной метафорой — переносом с физического пространства на социально-психологическое. В частности, способность одного человека влиять на другого, дотянувшись до него, интерпретируется как способность человека достать до объекта в физическом пространстве и получить его в свое владение.

Сочетание короткие руки в его прямом значении аналогично сочетанию длинные руки и потому в особом рассмотрении не нуждается. Отметим лишь наличие в русском языке фразеологизма руки коротки (не *короткие руки и не *руки короткие!). Этот фразеологизм выражает смысл, противоположный смыслу сочетания длинные руки. А именно он отражает неспособность субъекта совершить некоторые агрессивные действия в отношении другого лица; эти действия связаны с обретением власти над объектом и как бы его присвоением. Фразеологизм руки коротки характерен для речевого режима: характеристика адресата У тебя руки коротки встречается чаще, чем объективно выражаемая характеристика некоего третьего лица У него руки коротки, чтобы…

Замечания

1. О семантической выделенности кратких форм прилагательных

Отметим, что краткие формы прилагательных нередко бывают семантически выделенными, и это касается не только прилагательных размера, но и прилагательных многих других семантических классов (о семантических различиях полных и кратких форм прилагательных много писала Г. И. Кустова, см., например, (Кустова 2018)). Дело в том, что кратким формам прилагательных присуще выражение соответствия или несоответствия некоторого объекта своему назначению или предназначению. Такое предназначение, как правило, эксплицитно выражается в контексте, ср., например, семантически правильную и синтаксически корректную предикацию коротки для чего-л. в отличие от аномальной предикации *короткие для чего-л.

Мы полагаем, что у многих исходно не валентных прилагательных в краткой форме появляется семантическая валентность ‘<пред>назначение’. Эта валентность обычно выражается предложно-падежной формой для чего-либо (кого-либо), инфинитивным оборотом или придаточным назначения. См., например, прилагательные оценки (Эта невеста (не) хороша (*нехорошая) для него), возраста (Ты еще молод (*молодой) смотреть такие фильмы), денежной или иной ценности (Эта шуба слишком дорога (?дорогая) для меня, или Эта шуба слишком дорога (?дорогая), чтобы я купил ее). По всей видимости, информация о наличии данной валентности, хотя она и связана с грамматической формой прилагательного, точнее с категорией репрезентации, должна фиксироваться в словаре при конкретных лексемах.

Предельный случай в ряду прилагательных размера представляют собой слова велик и мал. Исторически они являются краткими формами прилагательных великий и малый в их — ныне несуществующем — значении размера (здесь: соматического объекта). В современном русском языке слова велик и мал обозначают — применительно к соматическим объектам, в частности к рукам и ногам — несоответствие их размеров размерам предназначаемой для них одежды или обуви, ср. предложения (155) Эта куртка тебе мала и (156) Эти ботинки мне велики. Валентность ‘<пред>назначение’ у слов велик и мал должна быть синтаксически обязательно выражена, и чаще всего смысл предназначения выражается падежной группой в дательном падеж, ср. предложение (157) — Подарю тебе калоши! — Да они мне велики (И. Шмелев. Человек из ресторана). Реже этот смысл передается предложно-падежной группой с предлогом для, ср. предложение (158) Старенькая котиковая шапка мала для его кудрявой головы (М. Горький. Жизнь Клима Самгина), или придаточным с союзом чтобы, как в предложении (159) Ты еще мала, чтобы носить такие вещи.

2. О некоторых русских синтаксических конструкциях с полными и краткими прилагательными

Чувствительными к различению полных и кратких прилагательных оказываются также некоторые синтаксические конструкции русского языка. В частности, как отмечено в статье (Сай 2014), по-разному ведут себя с этими прилагательными конструкции, содержащие дативные именные группы. В статье фиксируются случаи, когда дативные именные группы употребляются более свободно с краткими прилагательными, чем с полными: ср. Эта комната ему будет тесна и странное?тесная ему комната.

Характеристика длинные ноги связана не с функциональными свойствами ног, а с их эстетической оценкой, причем не столько ног, сколько самого человека, главным образом женщины. Длинные ноги, «ноги от ушей» считаются красивыми, отвечающими общепринятым в современной западной культуре стандартам женской красоты, ср. шутливое выражение (160) Длинные руки загребают, а длинные ноги привлекают. Короткие ноги, напротив, оцениваются отрицательно, причем такая оценка относится и к женщинам, и к мужчинам. Дело в том, что короткие ноги обычно упоминаются в тексте, если они несоразмерны фигуре человека. Так, если человек низкого роста, приземистый и крепкий, то нет прагматической необходимости указывать, что у него короткие ноги. О женских длинных ногах мы тоже говорим в прагматически нагруженной ситуации, но «нагруженность» здесь иного рода: упоминание длинных ног у женщины чаще всего связано не с несоразмерностью их женской фигуре, а с выражением существующего в современной западной культуре эталона женской красоты и привлекательности.

Красивые женские ноги — это ноги ровные, длинные и, главное, пропорциональные (соразмерные) телу, фигуре. Их часто называют ножками. Ножки — это не уменьшительный дериват слова ноги: это слово применяется к женским ногам, будучи лексической единицей мужского языка, мужской речи. Сказанное означает, что слово ножки обычно произносит мужчина, который подчеркивает этим привлекательность женщины[112]. Вспомним строки из Пушкина: То стан совьет, то разовьет // И быстрой ножкой ножку бьет (А. С. Пушкин. Евгений Онегин. Глава I). Существует и другое — стандартное уменьшительное — значение формы ножки, которая используется для обозначения ног маленьких детей.

Размеры пальцев рук и ног, а также размеры ладоней и ступней обозначаются как большие и маленькие (это скорее обозначения абсолютного размера), а также толстые и тонкие, длинные и короткие (обозначения относительного размера). При этом некоторые пальцы в русском языке получили названия по размерам — либо прямо, либо опосредованно. Например, название большой палец руки буквально указывает на размер пальца, хотя в действительности данный палец вовсе не большой по величине. А вот большой палец ноги действительно большой, что явно выражено в английском языке, ср. thumb ‘большой палец руки’ vs. big toe ‘большой палец ноги’. В отличие от большого пальца, мизинец (как руки, так и ноги) обозначает величину пальца косвенным образом, а именно исходно мизинцем называли младшего сына в семье (см., например, (Фасмер 1987 т. 2, 620)). В английском языке эквиваленты мизинца — сочетания little finger и little toe обозначают малый размер пальцев, соответственно руки и ноги, прямо, непосредственно.

Размер кулака связан, во-первых, с размером руки, а во-вторых, с признаком «сила». Значения размера /большие кулаки/ говорит не только об их большом размере, но и о большой силе возможного удара, а слово кулачок обозначает маленький кулак — кулак, от которого трудно ожидать большой силы удара.

4.3.12. Размер бедер

Когда говорят о размерах бедер, обычно имеют в виду женские бедра. Описывая размер бедер, без каких-либо смысловых добавок, употребляют сочетания широкие и узкие бедра. Ср. пример (161) В ней угадывалось повышенное чувство независимости. Кроме того, скрытая ирония по отношению ко всем клиентам. Особенно это угадывалось, когда она удалялась, покачивая широкими бедрами, но в меру, для собственного удовольствия, а не для кого-то там (Ф. Искандер. Летним днем).

Сочетание широкие женские бедра является языковым обозначением культурно выделенного признака, так как такие бедра облегчают вынашивание плода и последующие роды. Поэтому наличие у женщины широких бедер в традиционной культуре оценивается положительно.

4.3.13. Размер груди

Остановимся на признаке «размер груди». Языковые выражения, описывающие размер груди, имеют целый ряд особенностей, причем как формальных, связанных прежде всего с категорией числа, так и смысловых.

Рассмотрим отдельно разные числовые формы слова грудь.

В русском языке слово грудь применительно к человеку может в разных контекстах получать разные интерпретации. В статье (Крейдлин 2010б, 226–234) были выделены три типа употреблений этого слова (о разных значениях слова грудь см. также в (Проспект АСРЯ 2010, 709–711)). Эти типы употреблений существенно связаны с такими признаками, как пол и парность (биологическая и семиотическая). Этим слово грудь существенно отличается от имен многих других телесных объектов, а именно оно обладает следующими смысловыми особенностями, конституирующими его разные значения.

В составе вокабулы грудь выделяются три лексемы:

(а) ГРУДЬ 1 — лексема, обозначающая грудь, не дифференцированную в половом отношении. Ср. примеры сочетаний с этой лексемой: прижать ребенка к груди, положить руки на грудь.

(б) ГРУДЬ 2 — лексема, обозначающая женскую грудь целиком. Ср. предложение (162) Наряду с множеством недостатков у Варвары были два существенных достижения: большая белая грудь и служба (И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок).

(в) ГРУДЬ 3 — лексема, обозначающая одну из двух женских грудей, например правая грудь[113].

Размер груди выражается прежде всего сочетаниями слова грудь с прилагательными размера, причем со своими особенностями для каждой из указанных трех лексем.

В норме прилагательные размера синтаксически присоединяются к слову грудь только в значениях ГРУДЬ 1 и ГРУДЬ 2[114]. Ср. предложения (163) Сутилов похож на маленького Наполеона <…> Маленькие его руки скрещены на маленькой груди (Б. Окуджава. Новенький как с иголочки), (164) Олег — прямой, статный темноволосый, на широкой груди — свитер в обтяжку (И. Грекова. Летом в городе), (165) Но держался напарник прямо, развернув плечи и выпятив узкую грудь (В. Войнович. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина) и (166) У ней такая маленькая грудь и губы алые, как маки (В. Инбер. Девушка из Нагасаки).

Из приведенных примеров видно, что в случае, когда прилагательное размера присоединяется к лексеме ГРУДЬ 1, такое сочетание может выражать как абсолютный, так и относительный размер груди (при этом, насколько можно судить по данным Национального корпуса русского языка, чаще выражается относительный размер). Высокочастотным является, например, сочетание широкая грудь (по данным корпуса, на 307 документов 374 вхождения), а сочетание узкая грудь употребляется гораздо реже (на 38 документов 45 вхождений)[115].

Выражения абсолютного размера груди (в значении ГРУДЬ 1), такие как, например, большая грудь (но не маленькая грудь, поскольку это сочетание применяется только к женщинам, и в нем грудь выступает во втором значении — лексема ГРУДЬ 2), встречаются достаточно часто. Выражения относительного размера (ширины) груди являются семантически выделенными: широкая грудь характеризует мужчину сильного, крупного телосложения, а узкая грудь — слабого, хилого (к женщинам эти выражения применяются крайне редко).

В сочетании с лексемой ГРУДЬ 2 гораздо чаще передается абсолютный размер, что не удивительно, поскольку большой и маленький размеры женской груди связаны с эстетической оценкой внешнего облика женщины. Ср. предложение (167), иллюстрирующее сказанное: На афишах была нарисована прекрасная женщина <…> красивые голые плечи, большая грудь, едва прикрытая платьем (Е. Гришковец. Одновременно).

Обозначение абсолютного размера груди в значении ГРУДЬ 3 иллюстрирует пример (168) Коренастая женщина с большими грудями, совсем голая, в черном, монашеском платке (И. Катаев. Сердце), а обозначений относительного размера груди в том же значении в Национальном корпусе русского языка нет.

Остановимся на некоторых семантических особенностях характеристики размера женской груди. Рассмотрим два предложения: (169) Женщины засуетились, колыша у стола своими большими грудями (В. Маканин. Андеграунд, или Герой нашего времени) и (170) У девок, ходящих на танцы в Краснозаводской парк, большие груди (Э. Лимонов. Подросток Савенко).

Обратимся сначала к предложению (169). Для этого предложения и ему подобных существуют четыре логические возможности выбора числовой формы для двух именных групп, а именно женщина и большая грудь:

(А) Обе именные группы стоят в единственном числе: женщина (ед. ч.), большая грудь (ед. ч.). Примером предложения, в котором реализуется такое распределение числовых форм, является (171) Она была тяжелого бабьего строения — большая грудь, широкие покатые плечи, оттопыренный зад, полные руки, полные и довольно стройные ноги (А. Волос. Недвижимость).

(Б) Первая именная группа стоит в единственном числе, а вторая — во множественном: женщина (ед. ч.), большие груди (мн. ч.). Такое сочетание числовых форм, хотя и возможно, встречается весьма редко (в примерах в Национальном корпусе русского языка данное сочетание встречается лишь 13 раз), тогда как сочетание, в котором обе именные группы стоят в единственном числе встречается более частотно (50 раз). Примером предложения с таким распределением числовых форм является (172) <…> Скользкие большие груди ее, похожие на плоские булыжники, колыхались и шлепались (Д. Рубина. На солнечной стороне улицы).

(В) Первая именная группа стоит во множественном числе, а вторая — в единственном: женщины (мн. ч.), большая грудь (ед. ч.). В этом случае ситуация является семантически более сложной, ср. примеры (173) Существует значительная разница в объеме груди у женщин из разных стран. <…> Как оказалось, самая большая грудь у американок <…>. На втором месте жительницы Канады (А. Хотеева. Названа страна, в которой живут обладательницы самых больших бюстов // Вокруг света. 07.2016), (174) Есть женщины, которые далеки от модельных параметров, у них большая грудь и попа, при этом тонкая талия и (175) Девушки с большой грудью рекламируют косметику (Рекламные ролики на TV 2007). Последние два предложения взяты из НКРЯ.

Рассматриваемая комбинация числовых форм характерна для аппозитивных и предикативных структур со связкой быть, а за пределами этих видов синтаксических конструкций такая комбинация, как правило, является аномальной, ср. неправильное предложение *Женщины засуетились, колыша у стола большой грудью.

(Г) Обе именные группы стоят во множественном числе: женщины (мн. ч.), большие груди (мн. ч.). Такой вариант распределения числовых форм, безусловно, является грамматически правильным, однако его смысловая интерпретация непрозрачна. В частности, приведенный выше пример (169) Женщины засуетились, колыша у стола своими большими грудями демонстрирует неоднозначность его понимания. А именно есть две возможности понять данное предложение:

(i) Каждая женщины, упомянутая в нем, обладает большой грудью (то есть у одной женщины большая грудь, у другой женщины большая грудь и т. д.). Поскольку женщин более одной, про каждую говорится, что у нее большая грудь.

(ii) У каждой женщины большие груди (т. е. у одной женщины большие груди, у другой женщины большие груди и т.д). В этом случае то, что женщин более одной, не влияет на выбор числовой формы слова грудь, потому что даже у одной женщины большие груди.

Вариант понимания (i), впрочем, представляется нам по крайней мере сомнительным. Тестовый пример типа (176) У Маши большая грудь, у Даши большая грудь, в общем, у всех девушек большие груди неприемлем из‐за сочетания большие груди: сочинение большая грудь 1 + большая грудь 2 + … все равно не равносильно употреблению сочетания большие груди.

Замечание (О размере бюста)

Слово бюст, как и слово грудь в значениях ГРУДЬ 2 и ГРУДЬ 3, является обозначением женской груди, однако, в отличие от двух лексем ГРУДЬ, это слово всегда указывает на большой размер груди. Форма множественного числа этого слова, бюсты, в отличие от формы груди, всегда указывает на груди нескольких женщин. Таким образом, числовое соотношение грудь — груди устроено сложнее, чем соотношение бюст — бюсты.

4.3.14. Размер плеч

Помимо слов плечистый, ср. предложение (177) — Вот это дело! — сказал плечистый и дородный парубок, считавшийся первым гулякой и повесой на селе (Н. Гоголь. Майская ночь, или Утопленница), плечики, ср. предложение (178) Ирина обняла дочь, ощутила ее цыплячьи плечики (В. Токарева. Своя правда) и фразеологического сочетания косая сажень в плечах, ср. предложение (179) Мужик — косая сажень в плечах, бородища — как у разбойничьего есаула <…> (А. Амфитеатров. Чудодей), для выражения абсолютного размера плеч широко используются атрибутивные сочетания большие плечи и маленькие плечи.

Как мы уже знаем, семантическая структура многих русских прилагательных сочетает обозначение абсолютного размера данного телесного объекта с определенными смысловыми добавками, отражающими другие признаки этого объекта. Так, прилагательное крупный в сочетании крупные плечи является характеристикой размера плеч и, как следствие, занимаемого ими объема, а прилагательное внушительный является обозначением абсолютного размера плеч одновременно с их оценкой, ср. предложения (180) — Не знаю, — заговорила она оживленнее, и под тальмой он заметил, как она повела своими крупными плечами (П. Боборыкин. Поумнел) и (181) Три фигуры в темных куртках <…> закрыли своими внушительными плечами море (В. Аксенов. Остров Крым).

Что касается относительного размера плеч, то тут выделяются два наиболее частых измерения, а именно размер вдоль горизонтальной оси и размер вдоль сагиттальной оси.

Для квалификации плеч по их размеру в горизонтальном измерении используются такие слова, как широкоплечий и узкоплечий, сочетания широкий в плечах, узкий в плечах, а также широкие плечи и узкие плечи. Для квалификации плеч в сагиттальном измерении используются сочетания худые плечи и полные плечи. Эти сочетания, однако, во-первых, характеризуют главным образом женские плечи, а во-вторых, размер плеч выражается в них одновременно с толщиной, ср. предложение (182) Соседка была высокая, тощая, а Валерия Константиновна — среднего роста, плотная, с полными плечами (В. Каверин. Косой дождь).

Многие значения признака «размер плеч» являются семантически выделенными, поскольку они тесно связаны с социальными характеристиками человека — с его полом и возрастом. Большие и широкие плечи — это характеристика мужских плеч, а отклонение от нормального размера мужских плеч выражается прилагательным узкоплечий. Прилагательное полный применительно к плечам — это обычно характеристика женских плеч, а сочетание широкие плечи, употребленное по отношению к женщине, подчеркивает некоторое подобие ее фигуры мужской фигуре. Когда же о женщине говорят, что у нее маленькие плечи, эта характеристика указывает на ее восприятие говорящим как миниатюрной и хрупкой.

Характеристика плеч по размеру сопряжена с эстетической и утилитарной оценкой человеческого тела[116]. Когда о мужчине говорят, что он узкоплечий, то едва ли такой мужчина может восприниматься как красивый или сильный. Напротив, широкие плечи у мужчины, соразмерные со всей его фигурой, подчеркивают в нем мужское начало, в частности силу и мужественность. На таких плечах легче переносить и удерживать тяжелые грузы, то есть выполнять мужскую работу.

Замечание (О размерах детских плеч)

О плечах детей говорят, во-первых, значительно реже, чем о плечах взрослых, а во-вторых, иначе. Так, упоминание о размере плеч у ребенка свидетельствует либо об аномальном строении его тела, либо о такой величине плеч, которая отклоняется от нормы. В отношении детей редко применяется сочетание узкие плечи, сомнительно выглядит и противоположная характеристика —?широкие плечи. Когда о ребенке (обычно о мальчике) говорят, что он широкий в плечах, этим подчеркивают не только размер его плеч, но и физическую силу, ср. (183) — Эй, чуваки, — обратился к ним плотный, широкоплечий мальчик, — я на этой улице хозяин. Гоните денежки и сотовые телефоны (Е. Маслова. Нолик и его друзья. Роман-сказка).

Отметим попутно, что сочетания широкие плечи и узкие плечи могут говорить также о недостатках фигуры человека, вовсе не только ребенка, связанных главным образом с трудностью подобрать ему одежду.

4.3.15. Размер живота

Прежде чем говорить о размере живота и языковых способах выражения этого признака, отметим, что слово живот, как и слова грудь, горло и некоторые другие, полисемично. А именно люди называют животом два рода телесных объектов, которым соответствуют лексемы ЖИВОТ 1 и ЖИВОТ 2. Лексема ЖИВОТ 1 — это ‘внешняя (видимая) часть тела, расположенная между грудью (ГРУДЬ 1) и ногами’. Лексема ЖИВОТ 2 — это ‘внутренняя часть живота (ЖИВОТ 1)’, где под ‘внутренней частью живота’ имеются в виду ‘пространство внутри живота и все телесные объекты, которые в нем находятся’. Таким образом, связь между лексемами ЖИВОТ 1 и ЖИВОТ 2 скрыта в их толкованиях. Примерами употребления этих лексем служат предложения (184) Какой у него большой живот! (здесь живот выступает в значении ЖИВОТ 1) и (185) У него заболел живот (≈ ‘заболело нечто, находящееся в полости живота’ (здесь живот понимается как ЖИВОТ 2)).

Посмотрим, как описывается размер живота (ЖИВОТ 1). В этом случае используется только абсолютная характеристика размера. Так, мы говорим большой живот, маленький живот, небольшой живот и т. д., но не говорим *широкий живот и *узкий живот или *длинный живот и *короткий живот.

Подчеркнем особо, что полюса шкалы абсолютной характеристики размера живота несимметричны. Мы имеем в виду, в частности, то, что характеристика маленький живот по отношению к взрослым людям не применяется, зато часто говорят о большом животе. При этом наличие у человека большого живота оценивается негативно.

Значение /большой/ у признака «размер живота» является семантически выделенным, поскольку наличие у человека большого живота — это, во-первых, диагностический признак, или симптом, целого ряда заболеваний, а во-вторых, применительно к женщине может свидетельствовать о ее беременности, ср. (186) — Ничего, — сказал Чагатаев и погладил Вере ее большой живот, где лежал ребенок, житель будущего счастья (А. Платонов. Джан).

Живот наряду с такими соматическими объектами, как щеки, зад или шея, относится к тем объектам, которые обладают толщиной. Это проявляется, в частности, в том, что для характеристики абсолютного размера живота, как и для характеристики размера других объектов, обладающих признаком толщины, используются прилагательные толстый и жирный, которые вместе с размером передают информацию о степени толщины соматического объекта. Иными словами, толстый живот — это характеристика одновременно и размера живота (ср. большой живот), и его толщины. Интересно, что полный живот указывает на большое количество в нем пищи, и, как следствие этого, полный живот — это большой живот, ср. предложение (187) Привычка ложиться спать с полным животом может привести ко многим неудобствам, так как во время сна процесс пищеварения замедляется (пример взят из Интернета). Ни толстый живот, ни полный живот как характеристики живота не используются по отношению к больным людям и беременным женщинам: при описании беременной женщины употребляется только сочетание большой живот. Отметим, что сочетание маленький живот в русском языке есть, а сочетания *тонкий живот нет.

О разных значениях размера живота говорят также прилагательные впалый, втянутый и округлый, круглый, см. предложения (188) Мысленно она увидела его всего: сильные и <…> мускулистые ноги, впалый живот — и ни грамма лишнего жира (И. Безладнова. До и после), (189) Волосы Маркелов имел курчавые, нос несколько крючковатый, губы крупные, впалые щеки, втянутый живот и жилистые руки (И. Тургенев. Новь), (190) Он шел, выдвинув вперед округлый живот и смешно выбрасывая ноги с развернутыми носками (О. Куваев. Территория) и (191) Он носил очки и кожаный портфель, и у него был круглый живот, как у многих других людей (О. Волозова. Человек из мороженого).

Эти прилагательные обладают определенными семантическими особенностями. Все они применительно к животу обозначают его форму. Нормальная форма живота — плоская или чуть выпуклая, обозначение этой формы — плоский живот — само по себе, однако, о размере живота ничего не говорит. Однако форма живота может меняться, причем изменение формы осуществляются в саггитальном измерении (так, человек, сознательно меняя форму живота, может его выпятить или втянуть).

Такие измененные состояния формы живота, как впалый живот и втянутый живот, говорят и об изменении его размера. Отметим, что сочетания впалый живот и втянутый живот не полностью синонимичны. Так, впалый живот, в отличие от втянутого живота, характеризует болезненное состояние человека, подобно сочетаниям впалые щеки, впалая грудь и др., и по этой причине сочетание впалый живот выражает отрицательную эстетическую оценку. В свою очередь сочетание подтянутый живот может обозначать как естественную, так и целенаправленно приобретаемую форму (ср. выражение подтянуть живот в результате специальных упражнений), тогда как впалый живот искусственно создаваемую форму никогда не обозначает.

Теперь о таких прилагательных формы живота, как круглый и округлый. Во-первых, оба прилагательных являются выражением одной и той же геометрической формы, а именно формы сферы[117], а во-вторых, такая форма часто бывает связана с выпячиванием живота. В свою очередь выпяченный живот создает впечатление о большом животе. Таким образом, из характеристик формы округлый живот и круглый живот импликативно следует большая величина размера живота.

Признак «размер живота» может выражаться не только сочетаниями слова живот с другими языковыми единицами. Рассмотрим два предложения: (192) Ему восемнадцать лет, а у него уже живот и (193) Печенье вечером превращается в живот ночью. В каждом из них речь идет о том, что живот обладает размером больше нормы, между тем как из буквального их прочтения данная информация никак не следует. Дело в том, что в тех случаях, когда в поверхностной структуре предложения говорится о наличии у человека соматического объекта, про который известно, что он и так у него есть, смысловая структура такого предложения содержит пропозицию, утверждающую не наличие данного объекта, а то, что он обладает определенным признаком. В приведенных предложениях таким имплицитным признаком является определенный размер живота.

Уменьшительная форма слова живот — животик — в ряде контекстов получает нестандартную интерпретацию, поскольку обозначает не маленький, а, наоборот, относительно большой живот. За такими контекстами нередко стоит ирония. Точнее, стандартная форма выражения значения признака при помощи уменьшительной формы имени телесного объекта передает в этих контекстах значение большой, а не малой величины объекта. См. предложение (194) Его часто можно было видеть в залах музея: ходит этакий небольшой господин с животиком, золотыми зубами и круглым румянцем на полных щеках (Ю. Домбровский. Обезьяна приходит за своим черепом).

В этом предложении слово животик приобретает контекстное значение ‘относительно большой живот, к наличию которого говорящий относится иронично’. В тех же случаях, когда ирония не усматривается, например когда слово животик употребляется по отношению к маленьким детям, оно означает ‘относительно маленький живот’. Впрочем, контексты иронии — это не единственный вид контекстов, в которых имеет место описанный семантический эффект; полное описание всех таких контекстов является отдельной, весьма интересной и трудной исследовательской проблемой.

В одном ряду со словом живот (лексемой ЖИВОТ 1) выступают его синонимы пузо и брюхо. Каждое из этих слов имеет отличительные особенности. Так, пузо означает ‘большой живот’, а брюхо может обозначать не только внешнюю часть живота (ЖИВОТ 1), но и внутреннюю (ЖИВОТ 2), ср. пословицу Голодное брюхо к учению глухо[118].

Знаковыми могут быть действия выпячивать живот и втягивать живот, которые могут обозначать то, что человек сильно потолстел или, наоборот, сильно похудел. Кроме того, выражения выпятить живот, втянуть живот, а также надуть живот могут встречаться в следующих контекстах, описывающих форму тела человека, его внешность, ср. (195) Перец выпятил живот, надул щеки и заорал на весь монастырь, козыряя рукой, как обыкновенно козыряют военные (А. Макаренко. Педагогическая поэма), (196) Я поселилась в гостиной у «дядюшки» Клавдио и наблюдала, как он пытается втянуть живот при моем появлении (И. Грошек. Легкий завтрак в тени некрополя), (197) Илья вобрал полную грудь пахучего воздуха, до отказа надул живот, чтоб не растрясло печенки, и молчал до самого крыльца (В. Шишков. Угрюм-река). В каждом из этих примеров демонстрируется увеличенный или уменьшенный по сравнению с нормой размер живота.

Поскольку все приведенные выражения нередко носят шутливый характер, они не применяются для описания болезненного состояния адресата, а также для указания на беременность. Отметим, что в русском языке жестов есть жест руками, который как раз показывает, что у человека вырос живот (применительно к женщинам этот жест может указывать на беременность).

4.3.16. Размер спины

Сочетания, описывающие относительный размер спины, семантически более разнообразны, чем сочетания, описывающие абсолютный размер. Наиболее частыми являются выражения широкая спина и узкая спина, характеризующие размер спины по горизонтали. Ср. предложения (198) Широкая спина Павла Алексеевича в ладном хирургическом халате с тесемками на мощной шее успела к этому времени <…> (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого) и (199) Эдик видит, как узкая спина Мушки кокетливо извивается в Вовкиных руках (Э. Лимонов. Подросток Савенко).

Как и в случае с сочетаниями широкие плечи и узкие плечи (см. раздел 4.3.14), сочетания широкая спина и узкая спина асимметричны в частоте употребления: широкая спина встречается в Национальном корпусе русского языка на порядок чаще. По-видимому, различие в частоте связано с основными функциями спины. Во-первых, спина, как и плечи, является «сильной» частью тела — она служит для удерживания и переноски тяжелых грузов. На широкой спине (как и на широких плечах) грузы переносятся легче, чем на узкой спине, то есть это значение размера лучше соответствует реализации данной функции. Во-вторых, спина, как и плечи, является границей между областями, которые находятся за человеком и перед ним. Спина служит, таким образом, перегородкой между этими областями, а загораживать что-то всегда лучше при помощи широких предметов-артефактов, таких как ширма, загородка, ставень и т. п. К таким объектам относится и телесный объект, обозначаемый как широкая спина.

По длине спина, как правило, не характеризуется. Так, в Национальном корпусе русского языка есть только один пример на сочетание длинная спина, а именно (200) Его длинная спина с грязным шарфом, свесившимся через плечо, включилась в поле моего зрения в тот момент, когда он, просительно склонясь, задержался у одного из столиков (С. Кржижановский. Чужая тема). Примеров же на сочетание короткая спина в этом корпусе вообще нет. В профессиональном диалекте портных и модельеров принято говорить как о длинной спине, так и о высокой спине человека, на которого шьется одежда.

4.3.17. Размер ягодиц [119]

Две языковые характеристики абсолютного размера данной части тела — это большая попа (большой зад) и маленькая попа (маленький зад). Оценка размера этой части тела является гендерно нагруженной. Так, у мужчин большой (а также толстый) зад практически всегда получает негативную эстетическую оценку. Характеристика маленький зад к мужчинам практически не применяется, а о тонком заде мужчин и женщин вообще не говорят.

Выражение большая задница используется не только для обозначения размера соответствующей части тела, но и для характеристики человека: обычно так говорят об очень плохом человеке.

Размер данного соматического объекта и его эстетические характеристики соотносятся с эстетическими характеристиками самого тела (прежде всего это касается женского тела), однако эстетическая оценка зада связана скорее не просто с его размером, а с соразмерностью другим частям тела.

4.3.18. Размер костей

Кости — это особый тип соматических объектов (см. подробно о нем в § 7 гл. III). К костям относятся собственно кости, включая их совокупности и объединения (ср. слова скелет, позвоночник, сустав и пр.), и твердые телесные объекты, в которых кости составляют доминирующую часть (ср. слова лоб, скула, таз, подбородок или челюсть).

Вне сугубо медицинских контекстов о размере таких костей-объектов, как лоб (в значении ‘лобная кость’) или таз (в значении ‘тазовая кость’), говорят так же, как и о других частях тела или частях таких частей, ср. большой лоб, широкий лоб, большой таз, узкий таз. Используют также выражения большие кости и маленькие кости, широкие кости и узкие кости, и лишь в нескольких примерах из Национального корпуса русского языка кости характеризуются как длинные и короткие (между тем в медицинских текстах такая характеристика размера костей высокочастотная).

Чаще всего слово кость выступает в родовом единственном числе. Иными словами, сочетания широкая кость и узкая кость употребляются применительно к человеку в целом, а не для характеристики размера какой-то кости в его теле, ср. предложения (202) Он очень костляв. У него широкая кость (Ю. Домбровский. Факультет ненужных вещей), (203) Этот зал напоминал о временах рыцарей Круглого стола, был похож на своего хозяина — широкие кости, сильные плечи (Т. Устинова. Подруга особого назначения), (204) Савелий Петрович был тучен, но мелок <…>: узкие кости, маленький рост и плотный слой жира (Д. Донцова. Уха из золотой рыбки).

Широкая кость — это одновременно и объемная кость, то есть для костей характеристики широкий и узкий — это фактически характеристики абсолютного размера; в этом употреблении прилагательные относительного размера контекстно синонимичны прилагательным абсолютного размера, таким как большой и маленький.

Еще специальное обозначение костей на ногах и на щиколотках — это слово косточки, ср. предложения (205) Причинами возникновения косточки на ноге может быть плоскостопие, неудобная обувь, повышенная масса тела и др. (пример взят из Интернета) и (206) Причин, почему опухла косточка на щиколотке одной ноги или обеих, множество. Они могут быть связаны с травмой, механическими воздействиями или патологиями внутренних органов (пример взят из Интернета). Кроме того, косточки бывают на пальцах рук, ср. предложение (207) Нагнав мужчину, она, не жалеючи, ударила его прямо половником по косточкам руки, цепко державшей «Пуму», так что сумка выпала на ковровую дорожку (Е. Евтушенко. Волчий паспорт). В этом случае у слова косточки есть синоним — костяшки. Костяшками пальцев рук называются исключительно косточки первой фаланги (той, которая ближе к основанию пальцев), ср. (208) Но Кирилл успел отклониться, перед глазами промелькнули сбитые в кровь костяшки Лехиного кулака с татуировкой «ВДВ» (А. Иванов. Псоглавцы). О размерах косточек говорят прилагательные большие и маленькие. Большие и маленькие косточки (костяшки) — это обозначения абсолютного размера.

О размерах суставов и ребер говорят, как правило, только медики.

Кажется, что размеры скул описываются с помощью слов широкие и узкие, но эти слова являются скорее не характеристиками размера каждой из двух скул, а обозначениями соответственно малого и большого расстояний между скулами.

Обозначения размеров позвонков как больших или маленьких крайне редки: в Национальном корпусе есть только один пример с сочетанием большие позвонки, а именно (209) Она… теребила его мягкие каштановые лохмы, стараясь добраться до нежного завитка, кудрявившегося, как у девочки, на его затылке, на темной шее, отделявшейся от видного под косовороткой по-детски белого тела, от больших позвонков под тонкой гладкой кожей (И. Бунин. Ночной разговор). О широких и об узких позвонках тоже не говорят.

4.3.19. Размер телесных покровов

Следующий тип соматических объектов, на котором мы остановимся, — это телесные покровы. Напомним, что телесные покровы бывают трех видов: кожный (кожа), волосяной (волосы) и роговой (ногти).

О коже говорят только, что она тонкая или толстая (ср. также сложные прилагательные толстокожий и более редкое тонкокожий), то есть кожа характеризуется по толщине и — лишь как следствие — по размеру. Толстая и тонкая кожа — это имена семантически выделенных значений признаков толщины и размера, поскольку эти значения связаны с психологическими особенностями человека и его поведения. Действительно, люди с толстой кожей, или, иначе, толстокожие, — это люди грубые, плохо восприимчивые к переживаниям и чувствам других людей, «их ничем не проймешь», они психологически труднодоступны (ср. метафору кожи как защитного покрова, не позволяющего проникнуть сквозь него к психике человека внутри тела). Напротив, люди с тонкой кожей (в этом случае не говорят *тонкокожие) высокочувствительны, отзывчивы, способны откликаться на чужую беду.

Особых языковых выражений размера кожи нет, да они и не нужны, поскольку кожа занимает всю поверхность тела. Поэтому большему resp. меньшему размеру тела соответствует больший resp. меньший размер кожного покрова.

Такой покров, как волосы (на голове), отличается длиной и густотой (объемом)[120]. Волосы характеризуются по длине (ср. выражения длинные волосы и короткие волосы) и густоте (ср. густые волосы и редкие волосы). Волосы, как и некоторые другие телесные объекты, являются гендерно отмеченными. В частности, особо выделяются длинные женские волосы; они считаются особенно красивыми. Фольклорная традиция говорит о том, что на Руси женщины сплетали длинные волосы в косу, и большая коса, которая также называлась длинной, служила тем самым характеристикой длины самих волос. Другими словами, выражение большая коса является референциально эквивалентным выражению большая длина волос (выражения *большие волосы и *маленькие волосы не употребляются). Поскольку длинные женские волосы оценивались как красивые, считалось, что иметь большую косу тоже красиво.

Женская прическа из коротких волос называлась мальчишеской; в этом названии отражалось представление о том, что у мужчин волосы в норме короткие. Длинные волосы у мужчин, причем растрепанные и торчащие в разные стороны, обычно оцениваются негативно и иногда называются патлами.

Несколько реже в русских текстах встречаются описания толщины волос. Тонкие волосы считаются слабыми или болезненными, а о толстых волосах, как правило, вообще не говорят (зато говорят о волосах крепких, жестких, мягких и густых). Тем самым, как часто бывает в языке, отмечается именно аномалия толщины, а не норма.

Имеются в русском языке и особые указания размеров волос другого рода. — говорят большие или длинные усы, большая или длинная борода, большие или длинные ресницы.

Что касается рогового покрова, то есть попросту ногтей, то, употребляя сочетания длинные ногти и короткие ногти, описывают их длину. Эти обозначения размера ногтей вполне естественны, поскольку ногти, как и волосы на голове, растут в длину, а не, например, в ширину. Если ногти (длина ногтей) становятся чересчур большими, их нужно стричь — хотя бы потому, что длинные ногти часто мешают пальцам нормально функционировать. Однако некоторые люди специально отращивают ногти рук для самых разных целей — не только для красоты, но и для более легкого выполнения некоторых действий.

4.3.20. Размер линий

К соматическим объектам типа «линии» относятся, в частности, упоминавшиеся ранее черты лица, а также морщины, бороздки, линии рук, линия носа и некоторые другие.

Морщины характеризуются как глубокие, ср. (210) Лицо Трофимыча, худое, в глубоких морщинах, давно не бритое и обросшее белыми волосками, не изменилось (В. Ремизов. Воля вольная) и мелкие, ср. (211) Лицо у Чифира было в мелких морщинах, словно жатая бумага, зубы прокурены, черны (Б. Екимов. Пастушья звезда), а также — в другом пространственном измерении — как длинные, ср. (212) В то же время Сашка прищуривал то один, то другой глаз, собирал кверху длинные морщины на своем лысом, покатом назад черепе, двигал комически губами и улыбался на все стороны (А. Куприн. Гамбринус), и короткие (213) Бандит стоял к нему <Филиппу> спиной, и виден был степенный его затылок в глубоких и коротких, тщательно промытых морщинах (Вс. Иванов. Бамбуковая хижина).

Большое число морщин, а также некоторые их размеры являются семантически выделенными. Эти признаки свидетельствуют о возрасте человека, о пережитых им житейских трудностях, невзгодах, болезнях, см. предложения (214) Он был с небольшим за сорок, а уже ранняя седина посеребрила его волосы, глубокие морщины проглядывали на челе (А. Бестужев-Марлинский. Следствие вечера на кавказских водах) и (215) Он буквально на глазах постарел. Резко обозначились морщины, глаза запали, рот безвольно открыт, дыхание неровное, огромные лапища мелко трясутся (В. Кунин. Кыся).

Размер отдельной морщины выражается при помощи слов глубокая и длинная, см. предложения (216) У писателя было хмурое, немолодое лицо, чуть отечное книзу, с глубокой, врубленной морщиной между бровей (И. Грекова. Летом в городе) и (217) Что означает длинная горизонтальная морщина на лбу? (пример взят из Интернета). Примеров на выражения короткая морщина и мелкая морщина мы не обнаружили. Для обозначения морщин такого размера используют слово морщинка, ср. предложение (218) На лбу вновь обозначилась тоненькая морщинка, что свидетельствовало об интенсивном умственном процессе (Е. Сухов. Делу — конец, сроку — начало).

Когда речь идет о большом количестве морщин, то используют прилагательное морщинистый. В этих случаях размеры морщин, как правило, не описываются. Телесный объект без морщин обычно называют гладким, ср. гладкое лицо.

Одним из видов линий являются уже упоминавшиеся выше бороздки, ср. предложение (219) Русые волосы его, с распадом на бока, были густы, но уже легли венчики морщин у глаз, у губ, и продольные бороздки на лбу (А. Солженицын. В круге первом). Характеризуя размер бороздок, обычно отмечают их глубину — большую или малую, а о длине и ширине бороздок обычно не говорят, в отличие, например, от длины линий рук. Линиям рук, прежде всего их длине, разные языки и культуры придают особый смысл. Длина линии руки является культурно выделенной характеристикой размера: есть даже особый вид человеческой деятельности — гадание по руке, в котором длине каждой линии руки приписывается особое значение.

4.3.21. Размер сосудов

Имена соматических объектов из класса «сосуды» делятся на два подкласса. Одни из них являются бытовыми (например, вены, жилы, прожилки), а другие относятся к научным, терминологическим — это артерии, капилляры, сухожилия и некоторые другие имена. Само слово сосуды как обозначение класса объектов принадлежит бытовому языку.

О размерах сосудов в быту обычно говорят, когда они отчетливо проступают сквозь кожу, ср. предложение (220) Он <Анатолий> сжал свою кепку в руках так сильно, что стали видны вспухшие вены, и сделал шаг по направлению к Кравцову (А. Чаковский. Блокада). Характеризуя размеры сосудов, употребляют слова большие, широкие, а также крупные и мелкие. Эти прилагательные сочетаются как со словом сосуды, так и с обозначениями отдельных видов сосудов, ср. большие сосуды, широкие вены, мелкие прожилки, ср. предложение (221) Покрасневшая, в мелких прожилках кожа была медного цвета с отдельными красными точками (Д. Емец. Таня Гроттер и перстень с жемчужиной). Сочетаемость прилагательных размера с отдельными видами сосудов заслуживает отдельного изучения.

Часто имена сосудов сочетаются с прилагательными, которые выражают не только размер, но и какие-то другие признаки. Ср. сочетания заметные вены, расширенные вены, вспухшие вены, уплотненная аорта (аорта — это самая большая артерия в теле человека) и др.

4.3.22. Размер наростов

В класс наростов входят бородавки, нарывы, прыщи, опухоли, угри, а также горбы, синяки, шишки и некоторые другие соматические объекты. Обычно наросты получают только абсолютную характеристику своих размеров, ср. выражения большой горб, маленький горб (горбик), большой синяк, маленькая бородавка, небольшой нарыв. Некоторые из наростов определяются также как крупные или мелкие, ср. мелкий прыщ, крупная опухоль.

4.4. Вместо заключения

В данном разделе гл. II мы подробно остановились на языковых характеристиках самого признака «размер соматического объекта» и его значений. Кроме того, были приведены примеры некоторых русских жестов, в которых размер того или иного соматического объекта играет существенную роль. Нашей целью было продемонстрировать не только вербальное и невербальное многообразие и разноплановость знаковых средств выражения размера, но также особенности комбинирования этих средств с выражениями значений других телесных признаков.

Изучение способов обозначений размера показало, что их число пропорционально прагматической освоенности соответствующих телесных объектов и классов объектов. Например, такие объекты, как части тела и части частей тела, являются в максимальной степени перцептивно доступными, а потому лучше всего прагматически освоенными. Поэтому знаковые выражения значений размера у соматических объектов этих типов чрезвычайно разнородны не только по форме, но и по смыслу. Наряду с «чистыми» обозначениями абсолютных и относительных размеров в текстах встречается огромное количество языковых единиц, главным образом прилагательных, которые выражают размер объекта вместе с другими его признаками.

Были выделены два вида характеристик размера, которым мы дали названия абсолютный и относительный размер. Показано, что для одних типов соматических объектов более разнообразны языковые средства выражения абсолютного размера, а для других — относительного.

Проведенный анализ языковых и жестовых способов выражения значений признака «размер» может служить отправной точкой для содержательной классификации соматических объектов. Она позволит ответить среди прочего на следующие содержательные вопросы: какие соматические объекты русские люди называют большими? Какие телесные объекты характеризуются как крупные, длинные, толстые? и т. д. В настоящем разделе были намечены только контуры будущей классификации. Ответы на поставленные вопросы могут быть получены только при условии, что будут тщательно изучены и описаны языковые обозначения и жестовые способы выражения самых разных признаков соматических объектов и их значений. Действительно, возможность назвать какой-то соматический объект (впрочем, как и любой другой) длинным зависит от целого ряда характеристик объекта, помимо его размера. К ним относятся, например, форма телесного объекта (у вытянутого телесного объекта одно измерение, как правило, превосходит остальные, что отражается на обозначениях размера этого объекта, ср. длинные волосы, длинные руки, длинные ноги, длинный нос) и его внутренний состав (содержимое). Например, толстыми обычно называют такие относительно большие соматические объекты, которые мыслятся как содержащие много мяса или жира, ср. выражения толстые щеки, толстая морда, толстый живот, толстая попа. Возможность употребить то или иное прилагательное для обозначения размера телесного объекта зависит также от положения объекта в теле и его ориентации относительно пространственных осей. Так, широкими называются, как правило, горизонтальные объекты или по крайней мере представляемые как горизонтальные. К ним относятся, например, плечи, спина, лицо, лоб. Точно так же жестовый комплекс обхватывание носа кулаком с последующей имитацией вытягивания его вперед обозначает то, что у адресата вырос длинный нос, и одновременно с размером в этом жесте актуализована также ориентация носа, а именно указание на то, что он вырос вдоль саггитальной оси.

Было показано, что многие языковые и жестовые обозначения размера телесного объекта соотносятся с целым рядом других признаков, причем не только самого телесного объекта, но и его обладателя. Например, сочетания крупная шея или могучий торс, широкие плечи говорят как о размерах соответствующих объектов, так и о силе человека — обладателе таких плеч, такой шеи или такого тела (торса). Отметим, что могучий торс — это характеристика размера торса взрослого мужчины, а не ребенка или женщины.

Показывая, что на способ выражения размера влияют не только признаки того соматического объекта, размер которого описывается, но и свойства его обладателя, мы по ходу изложения не раз отмечали, что на выражение размера описываемого телесного объекта особенно влияют признаки пола (гендера) и возраста и что размеры мужского, женского и детского тел в общем случае выражаются по-разному. Но и другие социальные характеристики человека тоже влияют на представление о размере его тела или размере отдельных телесных объектов. Так, крупные, «большие» начальники стереотипно воспринимаются как люди с крупной фигурой, большими руками, толстые, высокие, ср. предложения (222) Я упустил упомянуть, что был как-то вызван к начальнику тюрьмы, крупному пожилому человеку с холеными большими усами старого служаки (О. Волков. Из воспоминаний старого тенишевца) и (223) Начальник школы — большой, рыжий, веселый — выходит и говорит: — Внимание <…> (В. Каверин. Два капитана).

Об этой устойчивой ассоциации высокого социального статуса и крупного телосложения свидетельствует также отбор актеров на театральные роли, на роли в кино, на телевидении или в рекламе.

Крупные размеры телесных объектов более соответствуют здоровым людям, чем больным, поэтому люди отмечают нездоровую полноту тела или чрезмерно большие размеры других телесных объектов. Есть слова, в значениях которых совмещаются признаки «здоровье/болезнь» и «размер» тела, ср. слова тщедушный и хилый, а также слово здоровый, которое в одном из своих значений обозначает ‘крупный, большой (о теле)’.

Размеры многих телесных объектов связаны с этнической, расовой и национальной принадлежностью человека и являются культурно выделенными. Так, общим местом является утверждение о том, что именно у представителей негроидной расы губы в норме толстые, во всяком случае, они толще и больше, чем у европейцев.

Существуют устойчивые ассоциации и другого рода, более связанные с психологией, чем с физиологией человека. Например, толстые и крупные люди часто воспринимаются как добрые или заслуживающие доверия (ср. трюизм Хорошего человека должно быть много), а люди с тонкими губами ощущаются как замкнутые, молчаливые, злые, ср. предложение (224) Ткачев, опустив руки, точно его вдруг облили холодной водой и он опомнился от непонятного кошмара, странно посмотрел на Ланде, и его тонкие злые губы кривились (М. Арцыбашев. Смерть Ланде).

§ 5. Признак «ориентация (направленность, направление) соматического объекта»

5.1. Признак «ориентация соматического объекта» и языковая конструкция линейной ориентации

Ориентация соматического объекта является одним из важнейших признаков, описывающих данный объект (тело, часть тела, часть части тела и некоторые другие) или разные аспекты коммуникативного поведения человека — обладателя этого объекта.

Рассмотрим предложения, в которых обозначена ориентация, или, иначе, направленность, отдельных соматических объектов на некоторые другие объекты (причем не обязательно соматические), ср. предложения (225) и (226), или на некоторые части пространства, ср. предложения (227) — (231):

(225) Стекловидные глаза капитана Реброва устремлены были прямо на меня (В. Шаламов. Колымские рассказы).

(226) Вытирала руки о фартук и усаживалась на стул, полубоком ко мне, вполоборота к маме (Д. Рубина. Окна).

(227) — <…> Дайте-ка посмотреть, — Воланд протянул руку ладонью кверху (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

(228) Стою <…> лицом к Волге, на восток, а носки ботинок смотрят на запад (М. Матвеева. Мемуары).

(229) Он лежал на правом боку, положив правую руку под щеку, головой на север, а лицом на запад (В. Конецкий. Вчерашние заботы).

(230) Вы заметили, какой у нее аристократический наклон головы? (Ю. Азаров. Подозреваемый).

(231) — Чего изволите, ваше благородие? — вскрикнул бодрым голосом старый воин, отдав мне честь, то есть вытянув горизонтально левую руку, в которой держал свою секиру (М. Загоскин. Рославлев, или Русские в 1812 году).

Полное описание пространственной ориентации невозможно без учета фигуры наблюдателя (см. Апресян 1986; Падучева 2006, 2007). Когда наблюдатель является непосредственным участником ситуации, описываемой в предложении, он, как правило, совпадает с субъектом ситуации. Но наблюдателем может быть и лицо, стороннее по отношению к описываемой ситуации. Семантическая структура предложения Дом выходит балконами на речку/на восток выглядит следующим образом: ‘если вообразить себе, что на балконе дома стоит человек и смотрит вперед, то речка мыслится как тот объект, на который направлен его взгляд (соответственно восток мыслится как та часть пространства, на которую направлен его взгляд)’. Этот человек в рассматриваемом примере и есть наблюдатель.

Замечание (О слове ориентация как названии телесного признака)

Слово ориентация входит в один синонимический ряд с другими словами русского языка, например с именами направление и направленность. Соответствующие этому слову предикаты ориентироваться и быть ориентированным входят в один синонимический ряд с предикатами смотреть на, выходить на, быть направленным, быть повернутым, быть обращенным и др. Для обозначения пространственного признака мы выбираем имя ориентация как наиболее терминологическое. Имя ориентация давно уже является узаконенным термином в таких классических науках о пространстве, как география, астрономия или геометрия, и выбор его в качестве имени телесного признака подчеркивает аналогию в этом отношении между естественными науками и лингвистикой.

Еще одной причиной нашего выбора слова ориентация для обозначения телесного признака является следование научной традиции, которая сложилась в невербальной семиотике со второй половины XX века и которая отражена в целом ряде публикаций — мы имеем в виду прежде всего западные, в основном англоязычные, и сравнительно немногочисленные отечественные монографии и статьи. В этих работах широко используется в качестве термина или имя orientation ‘ориентация’, или имя direction ‘направление’[121]. При этом слова orientation и ориентация применяются к большему числу соматических объектов, чем direction и направление, а потому мы остановились на слове ориентация.

Существуют два основных способа знакового представления пространственной ориентации объектов. Мы будем называть их линейная ориентация и угловая ориентация (Переверзева 2013).

В русском языке для выражения линейной пространственной ориентации объектов широко используется конструкция вида Х V Y-ом Prep Z, где Х, Y, Prep, Z и V — это переменные, на места которых разрешается подставлять имя ориентируемого объекта (Х), имя его выделенной части (Y), предлог (Prep), имя ориентира (Z) и обозначение действия или ситуации (V) (здесь объект Х ориентируется относительно Z)[122]. Не давая формальных определений понятиям, выделенным жирным шрифтом, поясним их на примерах. Отметим предварительно только то, что определения линейной и пространственной ориентации, сформулированные для произвольных объектов, тем самым охватывают и соматические объекты.

Рассмотрим сначала предложения (232) — (234), которые построены в соответствии с данной конструкцией:

(232) Церковь ориентирована алтарем на восток;

(233) Дом выходит окнами в сад;

(234) Кровать стоит изголовьем к окну.

В этих предложениях речь идет об ориентации нетелесных объектов — церкви, дома и кровати, а в предложениях (235) — (237) — об ориентации телесных объектов:

(235) Воланд протянул руку ладонью кверху;

(236) Стою лицом к Волге, на восток;

(237) Он лежал головой на север, а лицом на запад.

Место переменной Х в этих и подобных предложениях занимают имена объектов[123], об ориентации которых идет речь. Референты таких имен мы называем ориентируемыми объектами. Так, в предложении (235) ориентируемым объектом является рука, а в предложениях (236) и (237) — тело (корпус) человека.

Переменную Y в приводимых примерах замещают имена частей ориентируемых объектов, но не любых, а только тех, положение которых существенно для определения ориентации самих объектов. В предложениях (232) — (234) это соответственно алтарь, окна и изголовье, а в (235) — (237) — это ладонь, лицо и голова. Такие части ориентируемых объектов мы будем называть выделенными[124].

Замечание (О переменной Y в конструкции Х V Y-ом Prep Z и ее субститутах)

Когда мы говорим, что при реализации конструкции линейной ориентации Х V Y-ом Prep Z переменную Y замещают слова, референты которых могут быть частями ориентируемых соматических объектов, мы имеем в виду и слово часть в разных возможных значениях, и его синонимы. В предложении (238) Он, ворча, раскрыл свои книги и, все время повертываясь к Мартину зрячей половиной лица, <…> показал ему одну страницу (Ч. Диккенс. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита) выражение зрячая половина лица обозначает некоторую ‘часть 1 лица’, а в предложении Он повернулся носом к стенке слово нос имеет значение ‘часть 2 лица’.

Понятие выделенной части ориентируемого объекта является логически корректным только при условии, что у объекта Х есть по меньшей мере две части, отличные одна от другой. Иными словами, невозможно говорить об ориентации абсолютно симметричного объекта, у которого все части одинаковые. Нельзя, например, говорить об ориентации шара или куба, одна грань которого ничем не отличается от другой.

У выделенной части ориентируемого объекта есть одно нетривиальное свойство, а именно эта часть должна быть видимой[125]. Чтобы проиллюстрировать это положение, обратимся к телу человека. Точное местоположение и направление большинства внутренних соматических объектов, в том числе многих внутренних органов — печени, почек, селезенки и др., — обычному носителю языка неизвестны. Поэтому трудно представить участие таких объектов в акте ориентации. Однако те внутренние соматические объекты, имена которых хорошо освоены языком и культурой и про которые люди знают, где они находятся, тоже могут выступать в роли выделенных частей. К таким телесным объектам относятся, например, зубы, ср. шутливое выражение спать зубами к стенке или предложение (239) Она отлеживалась зубами к обоям в своих никому не интересных депрессиях, ее психологическое время тормозило (А. Боссарт. Повести Зайцева).

Переменная Z в приводимой конструкции пространственной ориентации замещается именами ориентиров. Под ориентирами мы имеем в виду объекты, части пространства или направления движения, относительно которых осуществляется ориентация. Так, в предложениях (233) и (234) место переменной Z занимают имена объектов — слова сад и окно, а в предложениях (232), (236) и (237) — имена частей пространства, то есть слова восток, север и запад. Имена, выступающие в роли Z и обозначающие при этом направление движения, — это, например, единицы ход поезда и ветер в сочетаниях сидеть лицом по ходу поезда и повернуть яхту носом против ветра.

Позицию переменной Prep могут заполнять предлоги к, на, в и некоторые другие, а также предложно-падежные формы, выражающие пространственное значение, такие как в сторону А или по направлению к А. Кроме того, позицию Prep могут заполнять предлоги, антонимичные предлогу к (чаще всего это от, ср. предложение (240) Он повернул голову от окна).

Наконец, вместо сочетаний вида Prep Z для выражения линейной ориентации объектов иногда используются пространственные наречия. Это обычно происходит в тех случаях, когда в качестве ориентира выступает часть пространства, см. наречие кверху в предложении (235) Воланд протянул руку ладонью кверху (М. Булгаков. Мастер и Маргарита) и наречие вниз во фразе (241) Банки с жестяными крышками переверните крышкой вниз.

Переменную V замещают предикатные единицы, используемые для описания действия или какой-то ситуации, в которой объект Х ориентируется относительно Z. Это единицы быть ориентированным, выходить <на>, стоять, лежать, протянуть, повернуть и др.

Замечание (О ситуациях, в которых по крайней мере одна из переменных в конструкции линейной ориентации остается незаполненной)

Существуют предложения, у которых поверхностное выражение построено в соответствии со схемой линейной ориентации Х V Y-ом Prep Z. При этом некоторые переменные у данной единицы остаются незаполненными. Так, в предложении (236) Стою лицом к Волге, на восток остается незаполненным место переменной X, хотя данная морфологическая форма глагола стоять позволяет здесь однозначно указать ориентируемый объект — это тело говорящего. В предложении (242) А он — носом в стенку и спит себе незамещенной является переменная V. Место переменной Z тоже может не заполняться, ср. предложение (243) Она отвернулась и ничего не сказала мне в ответ, смысловое представление которого содержит ориентир, и в этой роли тут выступает рассказчик. Между тем ситуация, когда во фразе заполнены все позиции, кроме Z, кажется невозможной, ср. явно неполные предложения *Поверни руки ладонями или *Поверни голову лицом.

Остановимся подробнее на случае, когда в предложении ничем не заполнено место Y.

У некоторых ориентируемых объектов есть такая часть, которая в большинстве ситуаций задает их ориентацию. Например, у картины такой частью является изображение, у зеркала — отражающая поверхность, а у головы — лицо[126]. Действительно, предложение (240) Он повернул голову от окна понимается как ‘он повернул голову лицом от окна’. В (240) ориентируемый объект X — это голова, ориентир Z — окно, а обозначение части Y отсутствует. При переходе от самого этого предложения к его семантическому представлению в качестве выделенной части объекта Х восстанавливается смысловой компонент ‘лицо’.

Сходный анализ можно предложить и для сочетания повернуть зеркало к стене. Здесь Х — зеркало, Z — стена, а смысловое представление сочетания содержит компонент ‘отражающая поверхность зеркала’.

Не следует, однако, думать, что выражений типа Он повернул голову лицом от окна или повернуть зеркало отражающей поверхностью к стене, то есть тех выражений, в которых заполнены все переменные, включая Y, в русском языке вообще нет. Они встречаются, хотя и относительно редко, поскольку подобная избыточность, как правило, приводит к стилистически неудачному результату.

Ориентацию, представленную конструкцией Х V Y-ом Prep Z, мы назвали линейной, и выбор названия не случаен: эта конструкция выражает идею указания на более близкое или более далекое расположение выделенной части Y объекта Х относительно ориентира Z по сравнению с некоторыми другими частями объекта Х, а смыслы ‘близкий’ и ‘далекий’ удобнее всего интерпретировать геометрически, то есть при помощи отрезков меньшей и большей длины[127]. Эти отрезки соединяют две пространственные точки — ориентир Z и выделенную часть Y объекта Х[128].

Таким образом, линейная ориентация включает в себя информацию (А) об ориентируемом объекте Х (что ориентируется); (Б) о выделенной части Y ориентируемого объекта X (чем ориентируется объект Х); (В) об ориентире Z (относительно чего ориентируется объект Х); (Г) о движении или о статичном положении V ориентируемого объекта X (что делает ориентируемый объект Х или в каком состоянии он пребывает); (Д) о том, как расположена выделенная часть Y ориентируемого объекта Х относительно ориентира Z.

Замечание (О синтаксических вариантах конструкции Х V Y-ом Prep Z и о валентности каузатора)

Существуют два важных синтаксических варианта рассматриваемой конструкции Х V Y-ом Prep Z. Это (а) W V1 Х Y-ом Prep Z (о переменных W и V₁ см. ниже) и (б) Y <X-а> V Prep Z.

Поскольку некоторые приведенные выше языковые примеры, описывающие линейную ориентацию, в ряде случаев построены в соответствии именно с этими двумя конструкциями, остановимся на этих конструкциях подробнее.

Предложение (235) Воланд протянул руку ладонью кверху построено не по основной конструкции Х V Y-ом Prep Z, а по ее каузативному варианту W V1 Х Y-ом Prep Z. В этом варианте содержатся две новые переменные — V₁и W, причем место переменной V₁заполняется каузативом предиката V (например, если V = быть протянутым, то V₁ = протянуть, как в (235)), а место переменной W — именем каузатора действия или состояния ориентируемого объекта Х (в (235) W = Воланд).

Семантическое представление этой более сложной каузативной конструкции включает в себя семантическое представление более простой конструкции. В самом деле, конструкция W V₁ Х Y-ом Prep Z имеет примерно такой смысл: ‘W каузирует (делает так, что) Х V Y-ом Prep Z’. Другими словами, смысловое представление предложения (235) Воланд протянул руку ладонью кверху включает в себя смысловое представление предложения Рука протянута ладонью кверху.

Другой вариант основной конструкции — некаузативный, имеющий вид Y <X-а>V Prep Z[129]. Этому варианту соответствует, например, предложение (244) Носки ботинок смотрят на запад, в которой X = ботинки, Y = носки, V = смотреть, Prep = на, Z = запад.

Отметим, что не все предложения, построенные в соответствии с перечисленными конструкциями, являются в равной степени стилистически приемлемыми. Так, если предложение (244) представляется вполне нормальным, то его вариант (245) Ботинки смотрят носками на запад стилистически явно менее удачный.

В тех же случаях, когда оба варианта являются стилистически приемлемыми, они могут различаться смысловыми акцентами. Ср. фразы (246) Он повернул правую руку ладонью вверх и (247) Он повернул ладонь правой руки вверх. Здесь первая фраза говорит про руку и про действие с рукой, а вторая — про ладонь и действие с ладонью.

5.2. Предикаты пространственной ориентации и проблемы синонимического перефразирования

Вернемся к исходной конструкции Х V Y-ом Prep Z и рассмотрим группу слов, главным образом глаголов, которые могут замещать в ней переменную V. Ряд таких слов уже обсуждался в литературе, см., в частности, работу (Апресян 2008). Рассматриваемые в этой работе глаголы были разбиты на две семантические группы.

Первую группу составляют «глаголы положения в пространстве, в том числе начинательные и каузативные, в их основных значениях. Это слова висеть (головой вниз), лежать (головой к двери), сидеть (боком к сцене), стоять (спиной к окну); ложиться (головой к двери), садиться (боком к сцене), становиться (спиной к окну); класть (головой к двери), сажать (спиной к окну), ставить (спиной к окну). К ним близки глаголы типа высовываться <торчать> (кормой из воды), тоже взятые в основных значениях, и выражение выносить (ногами вперед)» (Апресян 2008, 28–29).

Вторую группу образуют «глаголы пространственной ориентации типа выходить <смотреть> (окнами в сад), обычно в переносных значениях» (там же, с. 29). К этой группе, как мы полагаем, можно присоединить и предикативные сочетания, такие как быть обращенным, быть повернутым, быть ориентированным, быть направленным и ряд других.

Замечание (О соотношении глаголов контакта и конструкции линейной ориентации)

Переменная V в конструкции линейной ориентации может замещаться также глаголами совсем другой семантики, чем та, которую мы до сих пор рассматривали. Это, например, глаголы разных фаз контакта, то есть обозначающие собственно контакт или его начало, а также глаголы, обозначающие только возможность контакта. Ср. упоминаемые в статье (Апресян 2008, 29) сочетания прислониться спиной к двери и упереться лбом в стекло, в семантике которых содержится указание на ориентацию тела и головы человека относительно соответственно двери и стекла. Между тем далеко не все сочетания с глаголами контакта передают информацию о пространственной ориентации, ср. такие сочетания, как доставать рукой до потолка, касаться рукой платья, опираться рукой на трость (примеры взяты из той же работы (Апресян 2008)). В них рука является именем инструмента, которым выполняется то или иное действие, а не именем части объекта, определяющей ориентацию тела человека.

Хотя Ю. Д. Апресян относит к глаголам пространственной ориентации только ограниченную группу глаголов, а именно те, которые входят во вторую из выделенных им групп, на наш взгляд, единый смысловой компонент, задающий линейную пространственную ориентацию объектов, имеют все предикаты, которые могут замещать соответствующую <предикатную> переменную V. Это, в частности, если воспользоваться терминами Ю. Д. Апресяна, и глаголы положения в пространстве, пространственной ориентации, и — со сделанной выше оговоркой — глаголы контакта. Иными словами, мы полагаем, что все три группы предикатов можно объединить в одну группу лексем с инвариантным для них значением пространственной ориентации.

Для многих слов, выражающих идею линейной пространственной ориентации, предлагались семантические, синтаксические и даже полные лексикографические описания, причем сказанное относится к единицам не только русского языка, но и некоторых других языков. Так, в некоторых отечественных и зарубежных работах предлагались толкования таких лексических единиц, как верх, низ, перед, зад, правая сторона, левая сторона и ряда других (а также их иноязычных эквивалентов), то есть единиц, служащих обозначениями частей ориентируемых объектов (см. (Проспект АСРЯ 2010)). Например, в книге (Апресян 1995) содержатся толкования синонимичных единиц низ и нижняя часть, причем у каждой из них выделяются два значения. Приведем толкование слова низ в двух его значениях (цитируется по (Апресян 1995 т. 1, 43)):

НИЗ 1 Х-а — ‘та часть Y предмета X, которая при его нормальном положении находится ближе к земле или к точке опоры Х-а, чем все другие его части’.

НИЗ 2 Х-а — ‘та часть Y предмета X, которая в момент наблюдения находится ближе к земле или к точке опоры Х-а, чем все другие его части’.

Первое значение слова низ иллюстрируется сочетанием низ шкафа, а второе — сочетанием низ кубика. При этом смысловое различие между лексемами НИЗ 1 и НИЗ 2 поясняется в цитируемой работе таким образом: «верх (низ) шкафа не перестает быть верхом (низом), независимо от того, как стоит шкаф (он может, в частности, стоять вверх тормашками) и откуда мы на него смотрим. Между тем верх (низ) кубика меняется в зависимости от его положения: верх (низ) кубика — это та его грань, которая в момент наблюдения расположена выше (ниже) всех прочих его граней» (там же).

В той же монографии (Апресян 1995) со ссылкой на работу (Bierwisch 1967) вводится важное различение абсолютной и относительной <пространственной> ориентации объекта <по некоторому линейному измерению> и утверждается, что лексема НИЗ 1 соответствует абсолютной ориентации, а лексема НИЗ 2 — относительной ориентации. Поясним кратко, что имеется в виду под абсолютной и относительной пространственными ориентациями объекта.

Имени, называющему ориентируемый объект (так же, как и самому объекту, то есть его референту), приписывается признак абсолютной <пространственной> ориентации по некоторому линейному измерению (например, по вертикальной шкале), «если пространственная ориентация соответствующего предмета задается исключительно строением последнего» (Апресян 1995, 43). Важно при этом, что для всех абсолютно ориентированных объектов можно указать их нормальное положение (ср. толкование лексемы НИЗ 1), а именно это положение, в котором данный объект Х стандартно находится или в котором он стандартно используется.

Отмечается также, что абсолютно ориентированные объекты могут характеризоваться не своим нормальным положением, а направлением их естественного (нормального) перемещения. В качестве иллюстрации этой мысли приводится толкование лексемы ПЕРЕДНИЙ 1 Y Х-а, а именно это ‘та часть Y предмета X, которая является первой относительно направления нормального перемещения Х-а’. Указанное значение слова передний иллюстрируется примерами передние колеса автомобиля, передние ноги лошади.

Существительному, называющему ориентируемый объект, как и самому объекту, приписывается признак относительной <пространственной> ориентации по определенному линейному измерению, если, процитируем Ю. Д. Апресяна еще раз, «пространственная ориентация соответствующего предмета задается не строением последнего, а его наблюдаемым положением, или перемещением, или положением/перемещением другого предмета, в частности, наблюдателя» (там же, с. 43).

Смысловые описания, приведенные Ю. Д. Апресяном, ставят важные и сложные проблемы, которые пока что остаются нерешенными. Это проблемы, (а) касающиеся соотношения трех понятий: части объекта, его абсолютной и относительной ориентации по определенному линейному измерению и линейной пространственной ориентации объекта, (б) связанные с формулировками правил, которые обеспечили бы возможные квазисинонимические перефразировки в предложении (248) Алтарь — это восточная часть церкви и приводимом ранее предложении (232) Церковь ориентирована алтарем на восток, и (в) относящиеся к формулировке контекстных условий нейтрализации тех смысловых различий, которые имеются между парой предложений (248) и (232) и им подобными парами[130].

На одной из этих проблем мы остановимся подробнее, поскольку она непосредственно связана с рассматриваемой здесь конструкцией линейной пространственной ориентации.

В этой конструкции одно из мест отводится переменной, обозначающей выделенную часть ориентируемого объекта. Однако не у каждого объекта в русском языке существуют обычные, то есть нетерминологические, обозначения частей. В то же время семантически корректное, синтаксически правильное и стилистически удачное предложение, построенное в соответствии с такой конструкцией, возникает только в случае, если выделенная часть Y имеет идиоматичное лексическое обозначение.

Приведем пример объекта, когда у него разумно выделить две части, но ни одна из них не имеет своего собственного идиоматичного, бытового обозначения (хотя у каждой части есть терминологическое имя). Таким объектом является, например, зеркало, основная, или, по Апресяну (Апресян 1995, 40–42), фасадная, часть которого называется либо как сам объект, то есть словом зеркало, либо сложным сочетанием, таким как, например, отражающая/зеркальная поверхность. В первом случае, если мы хотим говорить об ориентации зеркала, мы не можем называть выделенную часть так же, как сам ориентируемый объект, ср. (249) Поставь зеркало другой стороной к стене, чтобы не разбить случайно. Второй случай представлен предложением типа (250) Зеркало ориентировано отражающей поверхностью на запад. В нем обозначена выделенная часть, но это предложение относится скорее к научному языку, чем к бытовому.

В подобных ситуациях для получения правильного и идиоматичного русского предложения на основе конструкции с линейной ориентацией можно иногда поступить следующим образом: оставить переменную Y, «пробегающую» по выделенным частям ориентируемого объекта, обязательно незаполненной. При хорошем выборе значений всех оставшихся переменных конструкции линейной ориентации результирующее предложение окажется вполне нормальным.

Есть еще по меньшей мере одна теоретическая возможность, которая тоже реализуется на практике, хотя и не очень часто. Рассмотрим эту возможность на примере соматического объекта «кисть руки». У него есть две части, расположенные симметрично друг относительно друга. Одна часть имеет однословное и вполне идиоматичное название ладонь, а другая называется с помощью сочетания, близкого к терминологическому обозначению, тыльная сторона ладони.

Казалось бы, для ориентации кисти руки относительно какого-то ориентира нужно было бы использовать нормальное русское слово ладонь, и при прочих равных условиях мы бы получили в этом случае идиоматичное предложение в силу только что сказанного. Однако в ряде случаев бывает удобно использовать понятие части, противоположной выделенной, которая в примере с кистью руки как раз и называется тыльная сторона ладони. Эта неидиоматичная номинация широко используется при описании жестов, в частности при описании мануальных жестов в жестовом словаре. Например, в физическом описании жеста протянуть руку для поцелуя и обязательного указания ориентации кисти протягиваемой руки используется именно эта часть, столь не идиоматично обозначаемая по-русски. Предложение, построенное в соответствии с конструкцией линейной ориентации, выглядит в этом случае так: (251) Она протянула ему руку для поцелуя тыльной стороной ладони вверх. Разумеется, если человек знает, как жест исполняется, он так говорить не будет, а скажет просто (252) Она протянула ему руку для поцелуя.

Если мы хотим отметить, что тело одного человека ориентировано спиной к другому человеку, то одновременно с такой ориентацией определяется и ориентация его груди, то есть части, противоположной спине. Выделенная часть ориентируемого объекта и противоположная ей часть в указанном отношении устроены симметрично; причем, что важно, в языке из двух симметричных ориентаций, которые являются референциально эквивалентными, обычно указывается ориентация той части, которая имеет более идиоматичное обозначение.

В тех же случаях, когда обе — и выделенная, и противоположная ей части соматического объекта Х — имеют общеупотребительные языковые имена, ориентацию объекта можно описывать по-разному. Рассмотрим фразы (253) Он лежал головой на север и (254) Он лежал ногами на юг. Они отражают одну и ту же ситуацию (когда тело лежащего человека имеет обычное положение, то есть он лежит с вытянутыми ногами) и являются референциально эквивалентными. Одна из этих фраз получается из другой заменой имени выделенной части ориентируемого объекта, а именно голова, на имя противоположной ей части — нога и одновременно заменой названия ориентира (север) на название противоположного ориентира (юг).

Замечание (О сочинительных конструкциях с референциально эквивалентными описаниями ориентации)

Фрагменты двух референциально эквивалентных описаний ориентации могут входить в одну сочинительную конструкцию, обычно с союзами а и и. Ср. предложения (255) — (257), в которых противоположные друг другу выделенные части объектов обозначены как Y₁ и Y₂, а противоположные друг другу ориентиры — как Z₁ и Z₂:

(255) Все, кто находился на сцене <…>, поворачивались спиной (Y₁) к зрительному залу (Z₁), а лицом (Y₂) к портрету (Z₂), висевшему в глубине сцены (С. Алешин. Воспоминания «Встречи на грешной…»).

(256) Избушка, избушка, встань ко мне (Z₁) передом (Y₁), а к лесу (Z₂) задом (Y₂).

(257) Он в землю лег — за пять шагов, // За пять ночей и за пять снов — // Лицом (Y₁) на запад (Z₁) и ногами (Y₂) на восток (Z₂) (В. Высоцкий. Письмо из Афганистана).

На основании сказанного выше о параметрах линейной ориентации (напомним, что к ним относятся ориентируемый объект, его выделенная часть, часть, противоположная выделенной, и ориентир) мы можем дать определение линейной ориентации соматического объекта. А именно, линейная ориентация соматического объекта Х его выделенной частью Y относительно ориентира Z — это такой признак ориентируемого объекта Х, который характеризует его выделенную часть Y как находящуюся ближе к ориентиру Z, чем противоположная ей часть того же объекта.

Это определение сравнительно легко обобщается на линейную ориентацию произвольного объекта.

5.3. О понятии «противоположная часть объекта» и его языковых реализациях

Выше мы говорили, что для определения ориентации некоторых соматических, и не только соматических, объектов требуется ввести понятие часть, противоположная части некоторого физического объекта. Поставим вопрос, какую именно часть объекта разумно считать противоположной некоторой другой его части.

Представим себе расположенную внутри объекта пространственную систему координат. Отметим сразу, что представить такую систему координат как вполне естественную можно не для каждого физического объекта. Так, в 1982 году известный британский нейробиолог и психолог Дэвид Марр показал, что существуют объекты, напоминающие формой скомканный газетный лист, внутри которых представить себе пространственную систему координат крайне сложно[131]. Для объектов таких форм, как, например, скомканный газетный лист или клякса, нельзя с определенностью сказать, какие части у них являются противоположными, а потому об ориентации подобных объектов люди обычно не говорят.

Пусть теперь имеется физический объект, обладающий следующими свойствами: (А) внутри него можно построить пространственную систему координат, или, в вырожденном случае, одну-две оси; (Б) размеры объекта определяются вдоль этих осей, или, что то же самое, по этим осям. В самом общем случае речь идет о размере объекта по вертикали (часто называемом высотой, глубиной, толщиной… <объекта>[132]) и по горизонтали (ср. слова длина, ширина, толщина и др.).

Об объекте с такими двумя свойствами мы будем говорить, что он имеет правильную форму, и называть его объектом правильной формы. Именно об ориентации объекта правильной формы и пойдет речь ниже.

Пространственные оси внутри такого объекта имеют стандартные наименования в русском языке, а именно, если таких осей три, это вертикальная ось (ось «верх — низ») и две горизонтальные оси (оси «лево — право» и «перед — зад». Впрочем, ось «перед — зад» часто называют сагиттальной, отличая ее от другой горизонтальной оси — оси «лево — право»). Все три оси мы будем называть осями ориентируемого объекта.

Число пространственных осей, которые можно провести внутри объекта правильной формы, колеблется от 1 до 3, и точное их количество зависит от многих факторов. В частности, как показано в статье (Landau, Jackendoff 1993), один из наиболее важных факторов, определяющих количество осей, — это то, как в данном естественном языке представлен ориентируемый объект, точнее, к какому топологическому типу (в смысле работ (Jackendoff 1983; Talmy 1983; Langacker 1987)) он принадлежит.

Например, такие объекты правильной формы, как линия горизонта, длинная стрелка или толстая (тонкая) игла, которые принято относить к топологическому типу «линии» или «стержни», являются одномерными. Это означает, что внутри этих объектов можно провести только одну пространственную ось. Еще один вид объекта — это так называемая двухмерная плоская фигура, относящаяся к топологическому типу «плоскость», или, в терминологии работы (Landau, Jackendoff 1993), surface-type object. Примером такой фигуры служит гладкий лист бумаги — в нем можно провести две оси, вдоль которых измеряются длина и ширина листа.

Наконец, в самом общем случае выделяются трехмерные объемные фигуры (volume-type objects по (Landau, Jackendoff 1993)). К ним относятся дом, корабль, поезд и очень многие другие объекты.

Теперь мы можем ввести понятие «противоположная часть объекта».

Противоположные друг другу части объекта правильной формы расположены симметрично относительно по крайней мере одной из пространственных осей (оси симметрии), то есть корректно говорить о частях объекта, противоположных друг другу вдоль (на) определенной оси[133]. В нормальном случае части объекта, называемые верх и низ, противоположны одна другой вдоль вертикальной оси, правая и левая части противоположны вдоль горизонтальной оси, а передняя и задняя части — вдоль сагиттальной оси.

Если перейти к соматическим объектам, то можно сказать, например, что пяткам человека противоположны по меньшей мере два соматических объекта — голова, которая находится с пятками на одной вертикали, и носки ног, которые находятся с ними на одной горизонтали. В русском языке есть единицы, отражающие такую референциальную неоднозначность, ср. выражения с головы до пят (вариант: с головы до пяток) и переступать с пятки на носок.

Замечание (О референции именной группы противоположный Х, где Х — имя соматического объекта)

В связи с проблемой ориентации объекта правильной формы заслуживает особого внимания слово противоположный применительно к соматическим объектам. Дело в том, что часто только контекст позволяет определить, вдоль какой оси лежат части объекта, называемые противоположными. Рассмотрим, например, сочетание противоположный зуб. Оно может описывать две ситуации: (а) когда зубы расположены на одной вертикали, см. предложение (258) Пишут, что металлокерамика сильно изнашивает противоположный зуб, с которым соприкасается при жевании, и (б) когда зубы расположены на одной горизонтали, см. предложение (259) Нередки случаи, когда больному кажется, что причиной боли является противоположный зуб на другой стороне челюсти.

Анализ конструкции линейной ориентации и задающих ее компонентов убедительно показывает, что в словарных описаниях имен физических объектов нужно учитывать два типа лексикографической информации, которые, как кажется, ранее не принимались во внимание. Мы имеем в виду информацию о том, что у определенных физических объектов есть части, противоположные друг другу по той или иной оси, и информацию о том, имеют ли эти части в данном естественном языке стандартные номинации. Учет этих типов информации позволяет, в частности, объяснить референциальную эквивалентность, а в ряде контекстов и синонимичность предложений типа (260) Он лежал ногами на юг и (261) Он лежал головой на север.

Когда мы говорим о части, противоположной данной части, мы рассматриваем эту данную часть как особую точку отсчета. Мы будем называть эту часть выделенной.

Признак «наличие у объекта выделенной части» имеет ряд общих свойств с хорошо освоенным лингвистикой признаком «фасадность». Во-первых, оба признака приписываются как физическим объектам, так и их именам; а во-вторых, и тот, и другой признак предполагают наличие у характеризуемых ими объектов особых частей. Основное же различие между этими признаками состоит в том, что признак «фасадность» проявляется в ситуации нормального использования объекта (см. об этом (Апресян 1995, 40–42)), а признак «наличие выделенной части» — в ситуации его ориентирования.

Теперь от общего случая, когда у ориентируемого объекта правильной формы выделяются три пространственные оси, перейдем к одной его специализации, к одному важному частному случаю. Речь идет о том, что существуют объекты правильной формы, принадлежащие к топологическому типу «прямые линии», вдоль которых можно провести только одну пространственную ось, но при этом противоположные части по этой оси выделить либо невозможно, либо крайне затруднительно. Из таких объектов наиболее существенным для ориентации является взгляд. Взгляд геометрически интерпретируется людьми как некий луч[134], причем об ориентации взгляда, как и об ориентации глаз, люди говорят очень часто, ср. предложение (262) Все взгляды направлены/обращены/устремлены на дверь. Обратим внимание на то, что для описания ориентации объектов топологического типа «прямая линия» обычно используется конструкция, отличная от рассмотренной ранее конструкции линейной ориентации, а именно конструкция X V Prep Z. В предложении (262) Х = взгляды, V = направлены / обращены / устремлены, Prep = на, Z = дверь.

Конструкция ориентации X V Prep Z отличается от ранее рассматриваемой конструкции линейной ориентации, во-первых, отсутствием в ней переменной Y, заполняемой именами выделенных частей ориентируемого объекта, а во-вторых, условиями, налагаемыми на замещение переменных Х и V (что же касается переменных Prep и Z, то они заполняются так же, как и в конструкции линейной ориентации). Так, переменную Х в рассматриваемой конструкции могут замещать только имена объектов, относящихся к топологическому типу «прямые линии». Помимо взгляда, к таким объектам принадлежат разного рода реальные лучи, например луч фонаря, луч прожектора и т. п., ср. предложение (263) Луч (Х) направлен (V) вверх (Prep Z). Хотя языковые примеры говорят о том, что иногда, то есть в ряде контекстов, у реального луча выделяется часть, называемая конец или кончик, ср. предложения (264) Круглое светящееся пятнышко на конце луча останавливалось то на одной, то на другой звезде потолка (И. Ефремов. Туманность Андромеды) и (265) Что бы я ни делал, куда бы я ни шел, во сне ли, бодрствуя, в темноте, юным, старым, — я всегда был на кончике луча (Ю. Олеша. Ни дня без строчки), — слова конец и кончик не могут подставляться на место переменной Y в конструкции линейной ориентации в случае, когда место Х заполняется словом луч. Так, плохо сказать и *Луч направлен (своим) концом/кончиком вверх, и *Конец/кончик луча направлен вверх. Что касается переменной V, то в рассматриваемой конструкции ее могут замещать лишь некоторые из предикатов линейной ориентации из числа тех, о которых шла речь ранее. Например, на место V нельзя подставлять глаголы положения в пространстве типа висеть, лежать, сидеть, стоять и т. п.

Отметим еще один важный факт, связанный с конструкцией X V Prep Z.

Хотя эта конструкция и используется для языкового описания ориентации, в ней, как мы уже говорили, нет переменной, предназначенной для множества выделенных частей ориентируемого объекта. Таким образом, объект может быть ориентируемым, а никаких выделенных частей у него нет. Сказанное означает, что если объект ориентируется, то не при помощи выделенных частей, а при помощи оси, которая имеется внутри объекта, и описание такой ориентации в норме строится по конструкции X V Prep Z.

5.4. Признак «ориентация соматического объекта» и языковая конструкция угловой ориентации

Итак, для описания пространственной ориентации некоторого объекта Х при помощи конструкции линейной ориентации требуется указать, как расположена относительно ориентира Z выделенная часть Y этого объекта. Кроме того, было показано, что существуют другие возможные способы описания линейной ориентации, не опирающиеся на упомянутую конструкцию. Впрочем, следует сказать, что способы представления ориентации, которые мы до сих пор рассматривали, очень близки один другому.

В этом разделе мы обсудим еще один, но уже принципиально иной способ представления пространственной ориентации.

Этот способ основан на следующей идее: чтобы описать ориентацию некоторого объекта Х, можно указать, под каким углом расположена его ось относительно некоторой прямой. Такой способ представления ориентации мы будем называть угловым способом представления, или просто угловой ориентацией.

Определение угловой ориентации тоже опирается на целый ряд понятий. О некоторых из них шла речь выше — это ориентируемый объект, его ось, выделенная часть ориентируемого объекта и ориентир. Два новых понятия — это некоторая воображаемая прямая, которая проходит через две точки, соответствующие ориентируемому объекту и ориентиру (ее мы будем далее кратко называть прямая «объект — ориентир»), и угол между данной прямой и осью ориентируемого объекта (его мы будем называть углом ориентации).

С помощью перечисленных понятий определяется один из видов угловой ориентации, которому соответствуют по меньшей мере две языковые конструкции вида X V под углом Q Prep Z и вида X V Y-ом под углом Q Prep Z (место переменной Q заполняется числом, обозначающим величину угла ориентации). Конструкции X V под углом Q Prep Z соответствует предложение (266) В глаз человека, стоящего далеко от озера, попадают солнечные лучи (Х), отбрасываемые (V) водной поверхностью под небольшим (Q) углом к (Prep) ней (Z), а конструкции X V Y-ом под углом Q Prep Z — предложение (267) Вася (Х) стоит (V) спиной (Y) к (Prep) фотокамере (Z) под углом градусов в 45 (Q).

Отметим, что некоторые из переменных конструкций угловой репрезентации в реальных предложениях могут оставаться незамещенными, а вместо сочетания под углом Q могут выступать наречия или сочетания с наречиями. Например, предложению (268) Петя стоит, повернувшись к Васе боком соответствует следующее представление: сагиттальная ось тела Пети расположена примерно под прямым углом относительно прямой, соединяющей две пространственные точки — Васю и Петю. В этом предложении в роли X выступает Петя (‘тело Пети’), в роли V — предикатная единица стоит, повернувшись, в роли Prep Z — предложно-падежная группа к Васе, а единица под углом Q замещается наречием боком. Выделенная часть Y — это ‘лицо Пети’, однако в структуре предложения (268) переменная Y остается незамещенной.

Замечание (Об аналоге понятия угловой ориентации)

Понятие угловой ориентации применительно к соматическим объектам во многом сходно с понятием ориентации <одного участника диалога по отношению к другому>, введенным в книге (Argyle 1975). В этой книге под ориентацией <одного участника диалога по отношению к другому>, или просто ориентацией, понимается «угол между двумя прямыми, одна из которых проходит через две точки, соответствующие данному человеку и его собеседнику, а другая перпендикулярна линии плеч данного человека» (Argyle 1975, 302) (перевод наш. — Авторы).

Существуют и другие, столь же значимые разновидности представления угловой ориентации, и все они соотносятся с другими возможными интерпретациями понятия «угол ориентации». Угол ориентации, как и всякий угол вообще, образован двумя лучами, исходящими из одной точки. Один из этих лучей совпадает с осью ориентируемого объекта, но второй может не совпадать с прямой «объект — ориентир». Именно разные возможные направления второго луча, за каждым из которых стоит важное смысловое содержание, и определяют разные содержательные виды углов ориентации, а следовательно, и разные виды угловой ориентации.

Ниже мы рассмотрим некоторые из них.

Под углом ориентации может пониматься угол между двумя лучами, один из которых совпадает с осью ориентируемого объекта в некоторый момент времени t₀, а второй совпадает с той же осью в более поздний момент времени t₁. Угловая ориентация, задаваемая при помощи двух таких лучей, хорошо выражается с помощью русских глаголов нестандартного положения тела наклониться, отклониться[135], существительных наклон, поклон, слов, родственных им (дериватов) и слов-синонимов.

Рассмотрим предложение (269) Ветка наклонилась под тяжестью спелых яблок. Визуализация этой фразы предполагает наличие угла между некоторым положением ветки в момент t₀, когда на ней не было спелых яблок, и новым положением ветки в более поздний момент t₁, когда на ней появились тяжелые спелые яблоки. Этот угол и есть угол ориентации.

Указанная интерпретация угловой ориентации соответствует очень многим содержательным ситуациям. В частности, глаголы поклониться и — в более редких случаях — наклониться выражают разного рода отношения между людьми. Общая закономерность здесь такова: чем глубже уважение жестикулирующего к адресату, тем больше угол наклона тела в поклоне к нему. Наоборот, если отношение жестикулирующего к адресату чисто формальное, то даже при выражении приветствия или некоего чувства угол наклона (поклона) невелик (ср. разного рода кивки или академические поклоны, а также предложение (270) В знак уважения к позиции капитана Арсений наклонил голову (Е. Водолазкин. Лавр)). Отметим, что тело жестикулирующего во всех русских поклонах, за исключением глубокого, ориентировано передней частью в сторону адресата, голова опущена, а глаза (если оставить в стороне религиозные поклоны в православных храмах) смотрят на адресата. При глубоком поклоне это просто физически невозможно.

Еще одна возможная интерпретация угла ориентации — это его представление в виде двух лучей, исходящих из одной точки, один из которых совпадает с осью ориентируемого объекта, а другой — с одной из пространственных осей координат (обычно вертикальной). Такая интерпретация угла ориентации представлена в предложении (271) Текущий наклон Пизанской башни составляет 3° 54’ (пример взят из Википедии).

Предложение (271) интересно в целом ряде отношений. Известно, что Пизанская башня каждый год отклоняется от нормального вертикального положения на некоторую величину (даже проводятся специальные работы по предотвращению дальнейшего отклонения), и именно поэтому важной является фиксация наклона башни в тот или иной момент времени. В (271) существительное наклон является семантически производным от глагола отклониться, а не наклониться. Ср. предложение, описывающее фрагмент упражнения йоги: (272) Вам нужно сделать наклон к одной и другой ноге («Боевое искусство планеты»). Оно содержит слово наклон, обозначающее положение тела человека по отношению к земле, и это имя производно от глагола наклониться: оно даже наследует управление этого глагола именем через предлог к. А у глагола отклониться производного от него имени *отклон нет — именно поэтому в примере (271) встречается ближайшее к нему имя наклон. Точно так же редко употребляется сочетание наклон от, тогда как сочетание наклон к является достаточно частотным. Указанные различия в словообразовательных возможностях имени наклон заставляют думать о двух разных значениях (и уж, во всяком случае, о разных употреблениях) этого слова.

Теперь скажем несколько слов о глаголе наклониться. Нормальное оформление его второй, объектной валентности — при помощи сочетания предлога к с существительным в дательном падеже, и в предложениях с этим глаголом речь идет об угле, фиксирующем сближение двух объектов. Один из лучей этого угла, как и в предыдущем примере, совпадает с осью ориентируемого объекта, а второй луч определяется исключительно по контексту. Это может быть горизонталь, см. предложение (273), или линия, находящаяся под некоторым углом к горизонтали, как в предложении (274), где под углом ориентации имеется в виду угол между осью тела сестры и некоторым лучом, проходящим через лицо другого человека:

(273) Он наклонился к спящему.

(274) Сестра наклонилась к самому его лицу (Ю. Домбровский. Леди Макбет).

5.5. Соотношение линейной и угловой ориентации объектов при описании языковых единиц

Линейный и угловой способы представления ориентации телесных объектов по-разному отражаются в описании языковых единиц. Так, существуют ситуации, когда один из этих способов предпочтительнее другого или является единственно возможным. Примером ситуации, когда описание линейной ориентации на русском языке допустимо, то есть существует идиоматичный способ ее обозначить, а на языке угловой ориентации это невозможно или неестественно, является ситуация контакта выделенной части ориентируемого объекта с ориентиром. В этом случае построение угла между осью ориентируемого объекта и прямой «объект — ориентир» (или какого-то иного вида угла ориентации) затруднено. Такую ситуацию иллюстрирует предложение (275) Он уткнулся лицом в подушку, где речь идет об ориентации головы. Говорить об угловой ориентации головы по отношению к подушке здесь было бы крайне странно, в то время как линейная ориентация не только возможна, но и естественна: ориентируемым объектом является голова (имя самого объекта тут опущено), выделенной частью головы — лицо, ориентиром — подушка, а значением признака линейной ориентации оказывается «близость лица к подушке».

Приведенное выше предложение (226) Вытирала руки о фартук и усаживалась <…> полубоком ко мне, вполоборота к маме является языковой реализацией противоположной ситуации, а именно когда описание на языке угловой ориентации допустимо и предпочтительно, а описание на языке линейной ориентации неудачно. В этом предложении имеются слова полубоком и вполоборота, и оба с достаточной степенью определенности задают ориентацию тела относительно объектов, обозначаемых соответственно словами мне и маме. Между тем данную ориентацию невозможно выразить конструкцией Х V Y-ом к Z (где имя Х опущено, V — усаживалась, Y — ‘лицо’, а Z — я / мама), не потеряв при этом важную смысловую информацию о положении тела, которую заключают в себе слова полубоком и вполоборота.

Ситуация, обозначаемая воинской командой (276) Кругом!, допускает, формально говоря, оба вида репрезентации. Угол поворота здесь равен 180º, и такому углу в точности соответствует замена выделенной части ориентируемого объекта на противоположную ей часть того же объекта. Иными словами, до исполнения команды человек стоял лицом в некоторую сторону, а после исполнения в ту же сторону направлена уже его спина. Между тем геометрия круга и углы поворота, которые широко используются в планиметрии, делают более предпочтительной трактовку наречия кругом как реализацию поворота на угол 180º. Такая предпочтительная угловая интерпретация изменения ориентации непосредственно вытекает из семантики самого наречия.

Ниже мы проиллюстрируем эффективность использования признака «ориентация соматического объекта» и связанных с ним понятий в описании вербальных и невербальных единиц русского языка.

5.6. Представления пространственной ориентации соматических объектов и отношения между людьми

В этом разделе мы покажем, каким образом признак ориентации соматического объекта и два основных представления пространственной ориентации связаны с разными знаковыми (вербальными и невербальными) способами выражения смыслов, касающихся отношений между участниками коммуникативного акта.

Когда речь идет о пространственной ориентации человека, основными являются три ориентации, связанные с его телом: вертикальная (вверх — вниз) и две горизонтальные (влево — вправо и вперед — назад). Утверждается, что со словами, в семантике которых содержится указание на эти ориентации, связаны разного рода оценки поведения одних людей по отношению к другим.

Прежде всего это этические оценки.

Рассмотрим такое предикативное сочетание, как подниматься в чьих-то глазах, или такой глагол, как опускаться в его переносном значении. С этими языковыми единицами непосредственно связаны соответственно оценки морального одобрения и морального осуждения человека или его поступка. Движение вверх — это движение восходящее, это движение к небу (ср. глаголы подниматься, возвышаться, сочетания во весь рост, воздевать руки к небу), а движение вниз обусловлено силой тяготения. Ср., например, такие слова, как глагол пасть и существительные дно, низ, низость в предложениях (277) Низость — само слово указывает на тяготение, на феномен силы тяготения (С. Вейль. Тяжесть и благодать) и (278) Я думал, что достиг дна человеческой жестокости и человеческих страданий, но я ошибся: Бог послал мне страшные испытания, ибо человеческая жестокость воистину есть прорва бездонная (Б. Васильев. Были и небыли). Не случайно слово кланяться, обозначающее движения головы и корпуса вниз, часто переосмысляется как унижаться, ср. предложение (279) Я не стану тебе кланяться! (‘Я не стану перед тобой унижаться’).

Если направление движения и ориентация по вертикальной оси связаны с движениями вверх (к Богу, в рай, к небу) и вниз (от Бога, в ад, в преисподнюю), то направление движения по горизонтальным осям соотносится с движением к людям. На это указывают отдельные русские глаголы воображаемого или реального движения, такие как приблизиться, соединиться в одно, сблизиться, слиться, столкнуться, ср. пример (280) Уж наши сблизились и думы, и сердца (М. Жемчужников. Другу), влечения (Меня к нему тянет / влечет / притягивает), а также глаголы типа разорвать / сломать (отношения), шарахаться. Все приведенные единицы говорят о том, что отношения между людьми изменились: они стали либо лучше, либо хуже, чем были. Иными словами, переносные значения пространственных глаголов ориентации по горизонтали свидетельствуют об изменении человеческого измерения.

Отношения смирения, стыдливости, скромности, то есть отношения, в которых жестикулирующий ставит себя ниже адресата, выражаются склоненной головой и опущенными глазами, ср. такие выражения, как <стыдливо> потупиться, <скромно> опустить глаза, <смиренно> склонить голову (эти единицы разбирались, в частности, в работе (Крылова 2010)). Между тем стыдливость другого рода, а именно стыдливость, смешанная с заинтересованностью жестикулирующего в адресате и вниманием к нему, часто выражается следующим жестовым комплексом: «голова жестикулирующего опущена вниз, а глаза время от времени смотрят (косятся) на адресата», ср. строки из известной песни «Подмосковные вечера» (281) Что ж ты, милая, смотришь искоса, // Низко голову наклоня?.

Пространственный аспект семантики наречия искоса хорошо передается на языке угловой ориентации. Физическая реализация жеста смотреть искоса <на кого-л.> складывается из трех компонентов. Один из них — это действие, выполняемое глазами, а именно глаза жестикулирующего смотрят на адресата, а два других — ориентации глаз и головы. Как известно, в устном диалоге лицо (передняя часть головы) и глаза жестикулирующего в норме направлены на собеседника. Однако тут лицо жестикулирующего направлено не в ту же сторону, что глаза, в результате чего образуется угол между лучами, соответствующими ориентациям головы и глаз.

В работе (Переверзева 2013) было продемонстрировано, что несовпадение ориентации головы и глаз и наличие между ними относительно небольшого угла объясняет возникновение переносного значения у наречия искоса. Это значение выделяется во всех известных лексикографических описаниях этого слова. Например, в словарях (Ожегов 1983; Кузнецов 1998) слово искоса в исходном значении толкуется как ‘не прямо, скосив глаза’, а в переносном значении — как ‘недоброжелательно, с подозрительностью (смотреть. — Авторы)’. Переносное значение у слова искоса возникает, на наш взгляд, не случайно, но для объяснения причин его появления нужно выйти за пределы собственно русского языка и обратиться к русскому языку жестов.

Как показано в статье (Крейдлин 2012, 25–31), синтез жестов во многих случаях является композициональным, причем не только по форме, но и по смыслу. Сказанное означает, что смысл многих жестов складывается из семантических компонентов, соответствующих отдельным составляющим его физической реализации. Такие аспекты телесной ориентации, как (а) близость / удаленность выделенной части ориентируемого объекта к ориентиру / от ориентира и (б) угол между осью соматического объекта при его обычной угловой ориентации и той же осью данного объекта в ситуации актуальной коммуникации, имеют свою семантику. В частности, в русском языке жестов наличие угла между направлением глаз или взгляда и направлением головы обычно свидетельствует о неискренности человека, о сокрытии им какой-то информации или нежелании сообщать некоторую информацию собеседнику, а тем самым о недоверии к нему или недружелюбии. Ср. выражения отводить глаза в сторону, опустить глаза, не смотреть <на собеседника>, а также фразы (282) Смотри мне в глаза и говори правду! и (283) Ты почему опустил глаза — говоришь неправду?. Во фразе (283), которую в присутствии одного из авторов произнесла учительница лицея в адрес ученика 6‐го класса, судя по интонации, явно выражена причинно-следственная связь между произнесением лжи и опусканием глаз.

Сходный смысловой анализ связи между пространственным аспектом поведения человека и его отношением к собеседнику можно предложить также для жеста смотреть исподлобья <на кого-л.>. В самом деле, при исполнении этого жеста глаза жестикулирующего обращены на адресата, а голова — лицом чуть вниз и, возможно, вбок. Здесь тоже есть небольшой угол между ориентациями глаз и головы, и тоже, как и в разобранном выше случае, у слова исподлобья появляется переносное значение. Ср. толкования этого слова, взятые из двух словарей русского языка: исподлобья ‘из-под насупленных бровей <…> (также перен.: недоверчиво, недружелюбно)’ (Ожегов 1983), ‘недоверчиво, недружелюбно’; ‘из-под насупленных, нахмуренных бровей (смотреть, глядеть)’ (Кузнецов 1998).

Выделенное переносное значение слова исподлобья получает объяснение, аналогичное тому, что было дано выше для слова искоса: толкования переносных значений этих двух слов объединяют компоненты ‘неискренность’, ‘недружелюбие’. Такая общность смысловых компонентов позволяет этим словам свободно употребляться в одной синтагме, хотя каждое из слов при этом несет свой смысловой акцент — при наличии общего смыслового инварианта, закрепленного за углом ориентации, см. предложения (284) — (286):

(284) Смотрела на Клавдию искоса, исподлобья, как собака на строгого хозяина (И. Грекова. Фазан).

(285) Еще робче сделала она первый глоток и, несмотря на сильный аппетит, приостановилась на минуту и глянула на меня искоса, исподлобья, желая поверней удостовериться, не намерен ли я тотчас же выкинуть над ней какую-нибудь скверную штуку (В. Крестовский. Петербургские трущобы).

(286) Мало-помалу она приучилась на него смотреть, сначала исподлобья, искоса, и все грустила, напевала свои песни вполголоса, так что, бывало, и мне становилось грустно, когда слушал ее из соседней комнаты (М. Лермонтов. Герой нашего времени).

По-видимому, не случайно В. И. Даль поясняет одно из значений слова исподлобья при помощи слова искоса: ‘непрямо, насупив брови и не поворачивая головы, искоса, насупясь; глядеть недоверчиво или со скрытным неудовольствием’ (Даль 1994). Хотя нормой общения русских людей в диалоге лицом к лицу является взгляд, направленный на собеседника, этот взгляд не является взглядом прямо в глаза, поскольку жест прямой взгляд в глаза может интерпретироваться адресатом как вызов и вследствие этого плохо им восприниматься[136].

Подводя итог обсуждению связи признака «ориентация соматического объекта» и разных типов отношений между людьми, мы можем заключить, что в случае, когда один собеседник не смотрит на другого (как, например, в жестах отвернуться или отвести глаза), его невербальное поведение является показателем его определенных психологических особенностей, черт характера или отношения к адресату, ср. предложение (287) Но Панкратова видела, что от нее Комаров неприязненно отводит глаза (П. Акимов. Плата за страх). В частности, поведение жестикулирующего может говорить о том, что он очень стеснительный человек или не хочет быть назойливым, а может быть, что он просто не желает вступать в коммуникацию, поскольку ему неприятен или сам собеседник, или какие-то его качества.

Больше внимания мы уделили угловой ориентации, однако в таких жестах приветствия, как протянуть руку для рукопожатия или протянуть руку для поцелуя, конкретный смысл закреплен за компонентом физической реализации «рука вытянута прямо». И любое отклонение от стандартного исполнения этих жестов, например протягивание руки ниже, чем прямо, свидетельствует о стремлении жестикулирующего управлять телесным поведением собеседника, в частности о желании как-то унизить его, например подчеркнуть заметное различие в статусах и др. Такое пространственное поведение жестикулирующего лучше всего соотносится с линейным представлением ориентации, которое здесь выглядит следующим образом: рука жестикулирующего ориентирована кистью на адресата (то есть не вниз и не вверх).

5.7. Представления пространственной ориентации соматических объектов в русском языке жестов: жесты с ориентацией

Знание о пространственной ориентации соматических объектов играет важную роль при синтезе и анализе многих русских жестов и жестовых выражений. Например, в лексикографическое описание русского мануального жеста помахать рукой (в разных вариантах его реализации) входит информация о том, что кисть руки исполнителя жеста ориентирована ладонью в сторону адресата, а в описание позы лежать ничком — информация о том, что лицо, грудь, живот и другие передние части тела человека обращены вниз.

Жесты, правильные исполнение и понимание которых невозможны без знания об ориентации соматических объектов, участвующих в их реализации, мы будем называть жестами с ориентацией[137].

Для синтеза сложных жестовых выражений, включающих в себя жесты с ориентацией, требуется знать, каковы ориентации соматических объектов, участвующих в исполнении жестов. И в смысловое представление языковых единиц, описывающих жесты с ориентацией, тоже должна входить информация об ориентации телесных объектов, участвующих в соответствующих жестах. Например, при синтезе предложения (288) Они стоят лицом к лицу, в котором представлен определенный жест (поза) с ориентацией, существенно используется информация о том, что лица людей ориентированы друг на друга (эта информация извлекается из описания жеста), а в высказывании (289) Встань лицом к стене! выражено требование, чтобы лицо человека было направлено к стене.

Проблема описания русских жестов с ориентацией, составляющих важный объект русской семиотической концептуализации тела, возникла как одна из проблем создания нового, модифицированного варианта ранее построенного Словаря языка русских жестов (СЯРЖ 2001). Дело в том, что в первоначальном варианте словаря не получил последовательного отражения принцип композициональности для физического описания жестов. А именно, физическое описание комплексного жеста, в частности сложное взаимодействие ориентаций разных соматических объектов, участвующих в его исполнении, не было представлено в этом словаре как сумма описаний отдельных составляющих жеста.

Покажем, как можно решить проблему построения нового варианта СЯРЖ для одного только компонента физической реализации его единиц — ориентации соматических объектов, участвующих в их реализации.

Одним из важных этапов на пути решения данной проблемы и соответствующей перестройки словаря является введение в язык описания жестов, наряду с обычными (стандартными, типовыми) именами соматических объектов, целого ряда их нестандартных, или специальных, имен, которые используются в описании ориентации (линейной или угловой). Перечислим некоторые из них.

(а) Передняя часть тела человека.

Если в конструкциях линейной или угловой ориентации место ориентируемого объекта Х заполняется группой тело человека, то переменную Y (выделенная часть ориентируемого объекта) может замещать имя передняя часть тела человека; при этом группа тело человека в составе единицы передняя часть тела опускается.

Например, ориентация, смысл которой передается на специальном языке следующим образом: ‘Тело Васи ориентировано передней частью к Пете’, выражается такими русскими предложениями, как (290) Вася стоит, повернувшись к Пете, (291) Вася встал навытяжку перед Петей и (292) Вася надвигается на Петю. Синтез этих предложений, в свою очередь, опирается на указанную информацию об ориентации тела Васи.

Замечание (О соотношении ориентации тела передней частью с именами некоторых соматических объектов)

Собранный нами материал показывает, что ориентация тела передней частью относительно чего-либо или кого-либо обычно передается русскими выражениями с именами «передних» соматических объектов человека, таких как лицо, нос, грудь или живот (особенно часто при этом используется слово лицо), но употребляемых лишь при определенных контекстных условиях[138]. Слово лицо, кроме того, употребляется при описании ориентации головы, что не удивительно, поскольку лицо в основном значении — это ‘передняя часть головы’. Ср. предложение (293) Он <…> осторожно повернул мою голову лицом к месяцу (Л. Чарская. Люда Влассовская), в котором выделенная часть головы, участвующая в ориентации, — это лицо.

Рассмотрим жест с ориентацией повернуться <к чему-то или к кому-то>. В нем важной является ориентация тела передней частью к ориентиру. Именно компонент «передняя часть тела» и вводится в описание физической реализации жеста.

(б) Ребро ладони со стороны мизинца и (в) ребро ладони со стороны большого пальца.

Каждое из этих нестандартных обозначений разных соматических объектов может служить «переводом» на язык описания русских жестов с ориентацией неоднозначного выражения ребро ладони с русского языка. Рассмотрим предложения (294) и (295):

(294) — Милый Марк, — сказал директор, — нам на обложке вот так хватит одного! — и выразительно провел ребром ладони по горлу (И. Губерман. Подлинно литературный мемуар);

(295) — Нам необходима борьба за свободу борьбы, за право отстаивать человеческие права, — говорит Маракуев, разрубая воздух ребром ладони (М. Горький. Жизнь Клима Самгина).

В каждое из этих предложений входит сочетание ребро ладони, но соответствует оно разным жестам с ориентацией, в исполнении которых участвуют разные соматические объекты. Так, в (294) представлен жест провести рукой по горлу, а в (295) — жест рубить ладонью воздух. Жест провести рукой по горлу исполняется ребром ладони со стороны большого пальца, а жест рубить ладонью воздух — ребром ладони со стороны мизинца.

Именно из‐за указанной неопределенности сочетания ребро ладони в язык физического описания жестов вводятся обе специальные «нерусские» единицы — ребро ладони со стороны мизинца и ребро ладони со стороны большого пальца.

(г) Костяшки пальцев и (д) костяшки кулака.

О костяшках пальцев и кулака мы уже писали в разделе 4.3.18 и отмечали, что костяшки являются синонимичным названием для косточек пальцев на руке. Поэтому в тех случаях, когда действия, производимые косточками пальцев или косточками кулака, — это одни и те же действия, сочетания костяшки пальцев и костяшки кулака заменяют друг друга без изменения смысла предложения. Ср. предложения (296) Он постучал по столу костяшками пальцев и (297) Он постучал по столу костяшками кулака.

В языке описания мануальных жестов с ориентацией мы пользуемся только именами костяшки пальцев и костяшки кулака, а само имя костяшки ввиду его неоднозначности (то ли костяшки пальцев, то ли костяшки кулака) в этом языке не используется. Костяшки пальцев участвуют, например, в жестах с ориентацией постучать по столу (мы имеем в виду тут одно из значений жеста, когда им призывают к тишине) и постучать себя по лбу. Костяшки кулака участвуют, например, в жесте поднести кулак к <чьему-л.> лицу: в этом жесте они направлены в лицо адресату.

* * *

Другой тип ситуаций, когда приходится вводить в язык описания жестов специальные имена соматических объектов, образуют ситуации, в которых объект не имеет идиоматичного русского обозначения, хотя и участвует в исполнении разного рода жестов с ориентацией. Перечислим некоторые из таких имен.

(е) Часть кулака со стороны мизинца. Этим именем мы называем ту часть кулака, которой исполняется, в частности, жест стучать кулаком по столу; именно эта часть соприкасается с поверхностью стола.

(ж) Часть кулака со стороны большого пальца. Часть кулака со стороны большого пальца противоположна части кулака со стороны мизинца. Она участвует в реализации, например, таких жестов, как кашлять в кулак или хихикать в кулак. В обоих жестах кулак ориентирован своей частью со стороны большого пальца ко рту жестикулирующего.

(з) Часть кулака между костяшками пальцев и костяшками кулака (в дальнейшем при описании жестов это имя сокращается до имени часть кулака между костяшками). Часть кулака между костяшками участвует в одной из возможных реализаций жеста подпереть голову кулаком (на этой части кулака покоится голова, а точнее подбородок, ср. позу мыслителя[139]).

(и) Часть кулака со стороны ладони. Этот соматический объект используется в качестве рабочей части, например, в жесте бить себя в грудь и в жесте подпереть голову кулаком — в тех реализациях данных жестов, при которых в соответствующие части кулака упирается подбородок.

* * *

Особые имена получают и некоторые части пальца, участвующие в реализации некоторых русских жестов с ориентацией.

(к) Внутренняя часть пальца. Внутренней частью пальца мы называем его часть от основания до подушечки. Данный объект участвует в реализации таких жестов, как аплодисменты (в одном из вариантов реализации, при котором пальцы бьют по ладони) и воздушный поцелуй (при том способе исполнения жеста, когда пальцы жестикулирующего ориентированы к губам внутренними частями).

(л) Внешняя часть пальца. Объект «внешняя часть пальца», как следует из его названия, противоположен объекту «внутренняя часть пальца». Внешняя часть пальца участвует, например, в жесте один: его может исполнить человек, отвечая на вопрос Ты придешь с кем-то или один?. При исполнении жеста один внешняя часть пальца смотрит на адресата.

(м) Ребро указательного пальца, расположенное ближе к большому пальцу. Этот соматический объект является активной частью в жесте приложить палец к губам.

(н) Ребро указательного пальца, расположенное ближе к мизинцу. Этот соматический объект участвует, например, в жесте угрозы постучать пальцем по столу (при его стандартном исполнении)[140]. А при исполнении жеста поднять палец, цель которого — привлечь внимание адресата к какой-то важной мысли или к какому-то высказыванию, указательный палец обращен одним ребром к жестикулирующему, а другим — к адресату.

* * *

Приведем сводный список единиц, которые используются при описании жестов с ориентацией:

1. Имена соматических объектов, выступающих в роли ориентируемого объекта Х и его выделенной части Y в конструкции X V Y-ом Prep Z под углом Q. К таким именам относятся общеупотребительные названия соматических объектов и следующие специальные имена: передняя часть тела человека; ребро ладони со стороны мизинца; ребро ладони со стороны большого пальца; костяшки пальцев; костяшки кулака; часть кулака со стороны мизинца; часть кулака со стороны большого пальца; часть кулака между костяшками; часть кулака со стороны ладони; часть кулака между запястьем и костяшками кулака; внутренняя часть пальца; внешняя часть пальца; ребро указательного пальца, расположенное ближе к большому пальцу; ребро указательного пальца, расположенное ближе к мизинцу.

2. Глагол ориентироваться во всех его грамматических формах и сочетание быть ориентированным, выступающие в роли предиката ориентации V в указанной выше конструкции.

3. Предлог к, заполняющий в этой конструкции место переменной Prep.

4. Имя ориентира — его общеупотребительное русское название; оно заполняет место ориентира Z.

5. Число, соответствующее величине угла ориентации. Этим числом заполняется место переменной Q.

6. Жест с ориентацией или языковое выражение, описывающее телесную ориентацию.

5.7.1. Противопоставления на множестве значений признака «ориентация соматического объекта»

Ниже приводятся наиболее значимые противопоставления на множестве значений признака «ориентация соматического объекта».

(а) Ориентации соматических объектов, которые согласуются друг с другом в данном жесте (согласующиеся ориентации), vs. ориентации соматических объектов, не согласующиеся друг с другом в этом жесте (несогласующиеся ориентации).

Согласующимися ориентациями в данном жесте мы называем такие ориентации двух участвующих в его реализации соматических объектов, которые, во-первых, необходимы для его успешной физической реализации, а во-вторых, обладают следующим свойством: если известна ориентация одного из объектов, то тем самым известна и ориентация другого.

Приведем примеры согласующихся ориентаций соматических объектов (в том или ином жесте). В первом примере рассматривается жест, в котором согласуются ориентации активного и пассивного соматических объектов.

(1) Обратимся к физическому описанию жеста воздушный поцелуй, как оно приводится в (СЯРЖ 2001). При исполнении данного жеста человек, как указано в словарном описании физической реализации жеста, подносит к губам пальцы раскрытой ладони и целует их. В этом выражении дается описание ориентации кисти, а именно ладонью к губам, однако из него можно также извлечь информацию и об ориентации лица жестикулирующего, а именно что его лицо ориентировано губами к его пальцам.

Учитывать ориентацию лица важно для правильного словарного описания данного жеста. Действительно, если бы лицо жестикулирующего было ориентировано не губами к пальцам, а как-то иначе, то прикосновения пальцев к губам просто не могло бы быть. В то же время такая ориентация лица является естественным следствием ориентации пальцев, указанной в соответствующем месте словаря, см. (СЯРЖ 2001). Дело в том, что всякий раз, когда мы описываем, каким образом должен исполняться тот или иной жест, мы неявно опираемся на принцип физиологического удобства (о нем см. выше в § 2 гл. II, а также в (СЯРЖ 2001, 24)), который означает согласованность наиболее естественного способа исполнения жеста с местом его реализации. Получается, что ориентации лица и пальцев в этом жесте согласуются друг с другом, или что эти ориентации согласующиеся.

Отсюда вытекает важное следствие для лексикографического описания жестов с ориентацией. А именно, если одна из ориентаций влечет за собой другую, то указывать обе ориентации в описании жеста излишне. Но тогда возникает естественный вопрос: какую же из двух ориентаций нужно указывать?

Здесь есть несколько возможностей, одна из которых уже была рассмотрена выше. Мы имеем в виду тот случай, когда один из объектов является в данном жесте активным, а другой — пассивным. В этом случае представляется естественным из двух согласующихся ориентаций указывать ориентацию активного соматического объекта относительно пассивного, а не наоборот. В рассмотренном примере, таким образом, нужно указывать ориентацию пальцев относительно губ, а ориентацию лица (губами к пальцам) — не нужно.

(2) В жесте воздушный поцелуй согласующимися являются ориентации двух активных соматических объектов — кисти (ладонью к губам) и пальцев (внутренними частями к губам) жестикулирующего. В указанном фрагменте фразы, который был взят нами из Словаря языка русских жестов и в котором описывается физическая реализация жеста, ориентация пальцев прямо не указана, однако она выводится из описания формы ладони (раскрытая) и места поцелуя (жестикулирующий целует пальцы). См. описание данного жеста в (СЯРЖ 2001, 39).

Мы считаем, что в случае, когда согласуются ориентации двух активных объектов, принадлежащих одному человеку, в лексикографическом представлении жеста с ориентацией следует указывать обе ориентации.

Теперь рассмотрим ситуации, в которых согласуются ориентации соматических объектов, принадлежащие разным людям.

(3) Согласующимися бывают ориентации активного и пассивного объектов, принадлежащих двум разным людям — жестикулирующему и адресату. Например, в жесте поцеловать в щеку губы жестикулирующего выступают как активный объект, а щека адресата жеста — как пассивный.

Как и в случае (1), в котором оба объекта принадлежат одному лицу, в жестовом словаре следует, на наш взгляд, указывать только одну ориентацию, а именно ориентацию активного объекта.

(4) Наконец, последняя ситуация, на которой мы остановимся, — это та, в которой согласующимися в данном жесте являются ориентации двух активных объектов, принадлежащих разным людям.

В качестве примера снова обратимся к жесту поцелуй в щеку. Существует такое его употребление, когда адресат специально подставляет щеку для поцелуя, и в этом случае щека адресата является активным объектом. Очевидно, что в данном случае ориентацию щеки следует обязательно указать, обращая внимание на то, что она движется навстречу губам[141].

И вновь, когда согласуются ориентации двух активных объектов (в данном случае принадлежащих разным людям), в лексикографическом представлении жеста следует указывать обе ориентации.

Подведем итог. Согласующиеся ориентации активных соматических объектов в жестовом словаре должны отмечаться всегда — независимо от того, принадлежат объекты одному человеку или разным людям, а из двух согласующихся ориентаций активного и пассивного объектов в словарном описании жеста следует отмечать только ориентацию активного объекта.

Приведем теперь пример жеста, в котором ориентация одного соматического объекта не согласуется ни с какой ориентацией другого соматического объекта, участвующего в том же жесте[142].

Речь пойдет о визуальном жесте смотреть в одну точку. При его реализации взгляд человека «в течение сравнительно длительного времени направлен в одну точку в пространстве» (СЯРЖ 2001, 131–132). При этом человек обычно напряженно думает о чем-то или находится в прострации. Ориентация глаз исполнителя жеста здесь не согласуется ни с ориентациями других соматических объектов, принадлежащих ему, в частности с ориентацией его корпуса и лица, ни с ориентацией объекта или объектов, на которые направлен его взгляд.

В подобных ситуациях для правильного синтеза и анализа жеста все несогласующиеся ориентации должны обязательно отображаться в словаре в зоне физического описания жеста.

Остальные противопоставления на множестве жестов с ориентацией относятся только к тем ориентациям, которые важны для правильного синтеза и анализа жестов.

(б) Главная ориентация одного соматического объекта (при исполнении данного жеста), или, иначе, ориентация, определяющая физическую реализацию данного жеста, vs. сопутствующая ориентация другого соматического объекта (при исполнении того же жеста).

Предположим, что в производстве жеста участвует несколько соматических объектов. Тогда среди них можно выделить главный объект, а именно тот, который определяет способ или место реализации данного жеста (главных объектов при этом может быть несколько). Мы будем называть его ориентацию в данном жесте главной, а ориентации остальных соматических объектов — сопутствующими.

Например, в мануальном жесте помахать рукой в знак приветствия главной ориентацией (или, что то же самое, ориентацией, определяющей его физическую реализацию) является ориентация руки ладонью к адресату, а одной из сопутствующих является ориентация глаз — глаза должны быть направлены на адресата приветствия. В молитвенной позе склонить голову главная ориентация — это ориентация головы лицом вниз, а сопутствующих ориентаций здесь несколько — это, в частности, ориентация тела относительно сакрального объекта, перед которым склоняют голову, и ориентация рук. Руки в этой позе могут быть сложены ладонями друг к другу, или ладони обеих рук лежат на груди; наконец, руки могут быть опущены вниз и расположены по бокам вдоль тела. В жесте пожать плечами главной является ориентация плеч, а сопутствующими — ориентации глаз и рук.

Мы утверждаем, что и главная, и сопутствующая ориентации должны указываться в физическом описании жеста, поскольку, как мы говорили выше, они важны и для синтеза, и для анализа жеста. Однако статус этих ориентаций разный, что важно каким-то образом зафиксировать в словаре. Сделать это можно разными способами, в частности соотносительным порядком их упоминания в физической реализации или применяя особые синтаксические конструкции, служащие для понижения в ранге одной информации по сравнению с другой (этой цели служат, например, вводные конструкции, деепричастные и причастные обороты, обстоятельственные группы и др.).

Еще одно противопоставление — это противопоставление (в) постоянной ориентации соматического объекта в данном жесте его переменной ориентации.

Постоянная ориентация соматического объекта в данном жесте — это та его ориентация, которая не меняется в ходе исполнения жеста, а переменная ориентация — та, которая меняется. Постоянными являются ориентация рук в жесте аплодисменты, ориентация глаз в жесте подмигивать или ориентация плеч в жесте пожать плечами, а переменными — ориентация тела или одного только корпуса в жесте отвернуться, ориентация корпуса в жесте глубокий поклон и ориентация глаз в жесте потупиться. При изменении ориентации происходит некоторое движение ориентируемого соматического объекта.

Адекватное и полное описание физической реализации жеста, в котором главный соматический объект имеет постоянную ориентацию, никакой дополнительной сложности не представляет: именно такая ориентация и указывается в физической реализации жеста.

Трудности возникают, однако, при описании физической реализации жестов с переменной ориентацией. Один из наиболее естественных способов их преодолеть — это ввести и использовать на практике два дополнительных понятия — начальная ориентация, или ориентация, которую имеет ориентируемый объект в начале движения, приводящего к смене ориентации, и конечная ориентация, или ориентация, которую он приобретает в конце движения.

Описывая переменную ориентацию, следует учитывать три возможности:

(1) начальная ориентация соматического объекта известна, а конечная нет. Примером жеста, в котором такая ситуация имеет место, является отвести глаза <от кого-л.>. В нем начальная ориентация глаз — на адресата, а конечная в точности неизвестна — известно лишь то, что глаза больше не ориентированы на адресата;

(2) конечная ориентация соматического объекта известна, а начальная нет. В знаковом телодвижении повернуться <к кому-л.> (например, с целью поговорить с человеком) конечная ориентация тела — это ориентация передней частью на адресата, а начинаться поворот может практически с любого положения тела;

(3) наконец, и начальная, и конечная ориентации соматического объекта известны. В жесте перевести глаза <с одного человека на другого> информация о начальной и конечной ориентациях глаз извлекается из названия жеста.

В словарном описании жеста с переменной ориентацией главного соматического объекта необходимо указывать все его известные ориентации.

Еще одно важное противопоставление на множестве жестов с ориентацией тесно связано с понятием норма исполнения жеста. Мы имеем в виду противопоставление (г) стереотипной (стандартной) и нестереотипной (нестандартной) ориентации соматических объектов <при воспроизведении данного жеста>.

Под стереотипной ориентацией мы будем понимать нормальную, то есть физиологически удобную и прагматически естественную, ориентацию соматического объекта при обычном использовании жеста. Как правило, нестереотипная ориентация соматического объекта, участвующего в данном жесте, характерна для побочного, а не основного варианта исполнения жеста.

В качестве примера приведем жесты со стереотипной и нестереотипной ориентациями глаз.

В жесте обычная улыбка (но не в жестах кривая улыбка, усмешка, ухмылка) человек в норме смотрит в глаза адресату, то есть тому, кому он улыбается. Если бы при исполнении этого жеста человек смотрел не на адресата, а вниз или в сторону, то такие ориентации были бы нестандартными.

Указания стандартной и нестандартной ориентаций нужны не только для описания отдельных жестов. Они позволяют объяснить правильное и неправильные употребления ряда единиц, так как с их помощью описывается физическая реализация данного жеста или некоторые характеристики ситуации его употребления. Например, во фразе (298) Она улыбнулась ему, но при этом посмотрела в сторону употребление союза но полностью соответствует своей семантике, а именно но выражает противоречие между улыбкой и ориентацией глаз при стереотипном исполнении этого жеста.

Из двух указанных разновидностей ориентации именно стереотипная ориентация должна прежде всего отражаться в словарной статье жеста для участвующих в нем телесных объектов. Впрочем, встречаются ситуации, когда нестандартная ориентация какого-то объекта тоже должна отмечаться, например при формулировке правил, указывающих на обязательную или возможную смену ориентации. Сведения о смене ориентации могут входить в формулировки условий применимости правил или фильтров, препятствующих их применению. Такие правила задают варианты основной реализации жеста.

Если судить по собранному и проанализированному нами вербальному и невербальному материалу (словари разных типов, электронные корпуса, специальные работы по лингвистике и невербальной семиотике), нестандартная ориентация телесного объекта в том или ином жесте чаще всего возникает при изменении значений некоторых других признаков, определяющих реализацию жеста. В качестве примера рассмотрим признаки «пол жестикулирующего и адресата» и «их гендерные коммуникативные роли». Так, в русской культуре женщины при рукопожатии в норме ориентируют руку иначе, чем мужчины: мужская разновидность жеста характеризуется тем, что ладонь и пальцы обычно расположены более горизонтально, чем это имеет место в женской разновидности жеста (при этом ребро ладони обращено вертикально вниз). Женщины в норме направляют руку больше под углом к земле.

Еще одной причиной появления нестандартной ориентации является изменение сферы общения или условий общения. Например, комбинация жестов, состоящая из позы стоять и мануального мужского жеста «руки опущены, одна кисть обхватывает другую», является в русской невербальной культуре стереотипным выражением уважения и почтения. Поэтому она обычно встречается в православном храме во время службы. По сравнению с бытовой сферой, то есть сферой повседневного общения, такая ориентация рук является нестандартной.

Подытоживая, мы можем сказать, что стереотипность/нестереотипность ориентации телесного объекта в данном жесте определяется относительно конкретной сферы общения.

Помимо социальных факторов, можно указать также факторы личностного характера, которые вынуждают жестикулирующего использовать нестандартную ориентацию того или иного объекта. В частности, это актуальное физическое или психическое состояние жестикулирующего либо некоторые свойства личности адресата. Если адресатом жеста, при исполнении которого телесный объект может иметь как стереотипную, так и нестереотипную ориентацию, является иностранец и жестикулирующий понимает, что адресат может негативно оценить вариант жеста именно со стереотипной ориентацией объекта (скажем, в силу того, что в культуре, к которой принадлежит иностранец, такое исполнение не принято или считается неприличным, неэтичным и т. п.), то он, желая, чтобы коммуникация прошла успешно, должен воспользоваться другим вариантом исполнения жеста, в частности с нестереотипной ориентацией объекта.

Последнее противопоставление на множестве значимых телесных ориентаций, на котором мы здесь остановимся, уже не бинарное, а тернарное. Это

(д) ориентация главного соматического объекта в данном жесте на разных этапах его реализации: ориентация до начала реализации vs. ориентация во время реализации vs. ориентация после реализации.

В терминологии (СЯРЖ 2001) и монографии (Крейдлин 2002) фаза подготовки к исполнению жеста называется экскурсией <жеста>, центральный момент в фазе реализации — пиком, а фаза после реализации — рекурсией.

Для разных жестов с ориентацией может быть важна ориентация главного (но не только главного!) объекта на разных фазах исполнения жеста. Иначе говоря, без указания ориентации главного объекта на данной фазе исполнения жеста его лексикографическое описание будет неполным или неточным. Приведем примеры жестов, правильное описание которых без указания телесной ориентации в фазах экскурсии и рекурсии невозможно.

(1) Ориентация в фазе экскурсии жеста.

Например, как в описании жеста глаз отвести глаза (в том его употреблении, при котором жестикулирующий поймал на себе взгляд адресата и ощутил от этого неловкость), так и в описании знакового телодвижения отвернуться (в случае желания прервать контакт с адресатом) необходимо указывать ориентации соматических объектов, принадлежащих адресатам этих невербальных знаков. А именно, следует указать, что в фазе экскурсии жеста отвести глаза взгляд адресата ориентирован на жестикулирующего, а в фазе экскурсии знакового движения отвернуться тело адресата ориентировано передней частью на жестикулирующего.

(2) Ориентация в фазе рекурсии жеста.

При внезапной встрече со старым другом человек от неожиданности может сначала отшатнуться, а затем двинуться ему навстречу. Движение навстречу здесь выражает радость, которая проявляется в фазе рекурсии жеста отшатнуться. Люди ориентированы здесь лицом друг к другу.

5.7.2. Типы информации и проблема выбора между референциально эквивалентными описаниями ориентации в жестовом словаре

Напомним, что референциально эквивалентные описания ориентации в некотором жесте возможны в той ситуации, когда и выделенная часть ориентируемого объекта, участвующего в этом жесте, и противоположная ей часть имеют идиоматичные языковые имена (см. конец раздела 5.2). В тех случаях, когда существуют априорно референциально эквивалентные описания ориентации в некотором жесте, возникает вопрос, какое из них следует включать в зону физической реализации жеста. Предпочтение, отдаваемое тому или иному описанию, определяется целым рядом факторов, каждый из которых, в свою очередь, связан с конкретным видом информации о жесте.

Остановимся только на двух таких факторах.

1. Первый из них можно назвать согласованностью одного из референциально эквивалентных описаний ориентации с семантикой жестовой лексемы.

Рассмотрим жест показывать рост человека. Он исполняется рукой, ладонь которой ориентирована вниз. При этом рука поднята на высоту, показывающую расстояние от поверхности земли (пола и т. п.) до ладони. Такая ориентация ладони соответствует компоненту ‘уровень’ в семантическом представлении данного жеста.

2. Если первый фактор связан с семантической информацией о жесте, то второй связан с информацией о его физической реализации. А именно, из множества референциально эквивалентных описаний ориентации следует выбрать то, в которое входит указание на рабочую часть главного ориентируемого объекта.

В качестве примера действия данного фактора обратимся к двум возможным реферециально эквивалентным описаниям ориентации кисти в фазе рекурсии жеста воздушный поцелуй (в той основной его реализации, которая описана в (СЯРЖ 2001, 39)). Эти описания таковы: (1) кисть руки жестикулирующего ориентирована ладонью к адресату и (2) кисть руки жестикулирующего ориентирована тыльной стороной ладони к нему самому. Из них в лексикографической репрезентации этого жеста в (СЯРЖ 2001) выбрано первое, и это было сделано по той причине, что в нем отражено участие в данном жесте ладони.

Есть еще два важных принципа, которые могут определять выбор одного из референциально эквивалентных описаний ориентации.

3. Если помимо жестового словаря в нашем распоряжении есть некоторые пособия (книги, отдельные описания и т. д.), в которых изложены правила общения военных, принципы общения детей, дипломатические протоколы, основы этикетного поведения и т. п., то есть источники, в которых описываются жесты, позы и другие невербальные знаки, характерные для той или иной сферы общения или культуры, то информацию об ориентации некоторых соматических объектов можно не указывать[143]. Дело в том, что определенные жанры и виды коммуникации сами по себе задают ориентацию отдельных соматических объектов. Например, военные в ситуации приказа стоят навытяжку, руки прижаты ладонями к бокам, глаза подчиненного направлены на командира. В ситуации встречи двух делегаций их члены сидят друг напротив друга, причем корпус руководителя одной делегации обращен к руководителю другой.

4. Наконец, если из двух референциально эквивалентных описаний одно содержит неидиоматичную, в частности нестандартную, номинацию соматического объекта типа ребро ладони со стороны большого пальца, часть головы ближе к макушке и т. п., а другое — идиоматичную номинацию того же объекта, то при прочих равных условиях второе описание представляется более предпочтительным — ведь первое описание предполагает дополнительную интерпретацию (объяснение, разъяснение) входящей в него нестандартной номинации объекта.

5.7.3. Признак «ориентация» и его смыслоразличительные функции в русском языке жестов

Рассмотрим две пары русских жестов с ориентацией: повернуться <к кому-л.> и отвернуться <от кого-л.>[144] и «показать рост» и «показать длину бороды»[145]. Основное различие физических реализаций жестов внутри каждой из пар сводится к различию между ориентациями соматических объектов, участвующих в этих жестах.

Действительно, при исполнении жестов повернуться <к кому-л.> и отвернуться <от кого-л.> ориентация тела жестикулирующего меняется. В первом случае тело обращается передней частью к адресату, а во втором случае жестикулирующий поворачивается к адресату так, чтобы тот не видел его лица (СЯРЖ 2001, 76). Можно заметить, что противоположные ориентации корпуса жестикулирующего прямо связаны с различием в значениях данных жестов. Жесты повернуться <к кому-л.> и отвернуться <от кого-л.> являются антонимичными: первый содержит смысловой компонент, указывающий на то, что жестикулирующий хочет установить контакт с адресатом, а второй показывает, что жестикулирующий, наоборот, хочет прервать контакт с адресатом.

Когда человеку рассказывают анекдот, давно и хорошо ему известный, он может отреагировать на это следующей расхожей репликой: Когда я был вот такой маленький, у этого анекдота была вот такая борода. Данная реплика обычно сопровождается последовательным исполнением двух жестов ладони, а именно «показать рост» (вот такой маленький) и «показать размер бороды» (вот такая борода). Когда осуществляется переход от одного жеста к другому, единственное, что меняется, — это ориентация кисти. Сначала кисть обращена ладонью вниз, а потом поворачивается вверх (уровень, на котором находится кисть, в обоих жестах обычно один и тот же — кисть располагается около живота).

Не следует, впрочем, думать, что разная телесная ориентация соматических объектов, участвующих в жестах, всегда связана с какими-то различиями в семантике жестов. Укажем на две ситуации, когда это не происходит.

(1) Существуют русские жесты с ориентацией, у которых есть несколько очень близких по смыслу, если не полностью тождественных вариантов реализации, и некоторые из них могут исполняться с разными ориентациями одного и того же соматического объекта.

Вернемся к уже обсуждавшемуся жесту воздушный поцелуй. Одна из его обычных и частых реализаций предполагает, что жестикулирующий, поцеловав пальцы, обращает раскрытую ладонь к адресату, а другая его реализация, столь же обычная и высокочастотная, предполагает, что раскрытая ладонь направлена вверх. Человек при этом как бы удерживает на ладони невидимый легкий предмет и сдувает его в направлении к адресату.

Еще один пример двух вариантов реализации одного жеста, которые различаются ориентацией соматического объекта, дает жест поднять руку, чтобы попросить слово. В одном из вариантов его реализации кисть руки жестикулирующего ориентирована к адресату ребром ладони, а в другом она обращена к адресату ладонью, чуть наклоненной вниз.

(2) Различия в ориентации соматических объектов бывают настолько мелкими, что ими можно пренебречь (такая ситуация возникает довольно часто). Сказанное означает, что подобного рода мелкие различия не позволяют нам ни утверждать, что перед нами два разных жеста, ни даже считать, что эти две физические реализации являются вариантами одного жеста. Когда человек указательным жестом, производимым большим пальцем, выделяет некий объект за его спиной, он может обращать палец строго назад, так сказать прямо, или под небольшим углом, скажем 10–15°, к сагиттальной прямой. Говоря строго формально, эти ориентации пальца являются разными, но по существу мы имеем здесь дело с одной реализацией указательного жеста.

Анализ материала, сочетающего в себе вербальные и невербальные знаки, показывает, что если в русском языке жестов определенные телесные ориентации соотносятся со смысловыми различиями между жестами или с несколькими вариантами одного жеста, то в самом русском языке находятся, как правило, идиоматичные способы описания соответствующих ориентаций. Например, в русском языке никак не выражается различие между ориентациями тела одного человека к другому под углами 0° и 10° — в обоих случаях говорят, что человек обращен лицом к кому-либо. В то же время различие между углом 0° и углом порядка 45° уже является значимым, и это различие между величинами углов находит выражение в русском языке. А именно, если угол равен 0°, то говорят, что человек обращен строго лицом к адресату, а если угол равен 45°, то говорят, что человек обращен к другому человеку вполоборота. Точно так же при исполнении русских жестов-поклонов степень наклона корпуса жестикулирующего может быть разной, но в случае, когда она является смыслоразличительной, поклоны, как правило, имеют разные имена. Ср. названия жестов поклон до земли, или земной поклон, и поклон в пояс, или поясной поклон, описанные в работах (Крейдлин 2002; Морозова 2003)[146].

* * *

Основным предметом данного раздела главы был признак «ориентация соматического объекта», его возможные значения и их интерпретации. Мы последовательно обсудили следующие вопросы: (а) геометрические представления этого признака и его типовые языковые отображения в виде конструкций линейной и угловой ориентации; (б) связь признака «ориентация» и его значений с вербальным выражением отношений между людьми и роль этого признака в описании невербальных знаков — русских жестов с ориентацией.

При обсуждении невербальных знаковых единиц много внимания было уделено проблемам их лексикографического представления в толковых жестовых словарях, или, в терминологии итальянской исследовательницы И. Поджи, жестикуляриях (Poggi 2001). Словарное описание жестов с ориентацией, прежде всего в зоне их физической реализации, предполагает обоснование выбора тех или иных лексикографических решений, касающихся как самого способа представления признака «ориентация» в рамках конкретной жестовой вокабулы или лексемы, так и отображения другой информации, непосредственно связанной с этим признаком.

Были выделены типовые противопоставления на множестве ориентаций телесных объектов, вовлеченных в процессы синтеза и анализа невербальных и комплексных, вербально-невербальных знаковых выражений, и рассмотрены вопросы, связанные с выбором тех или иных описаний признака «ориентация» из априорно равновозможных.

Особо мы остановились на смыслоразличительных функциях ориентации соматических объектов в русском невербальном знаковом коде и их отражении в жестикуляриях.

§ 6. Признак «звуки соматического объекта»

В этом разделе описываются звуки соматических объектов, не относящиеся к звукам речи[147], причем мы не будем указывать релевантные свойства звуков соматических объектов, а остановимся подробно на основных противопоставлениях на множестве таких звуков. Кроме того, мы выделим противопоставления на множестве слов, обозначающих телесные звуки, и противопоставления на множестве жестов, соотносимых с этими звуками.

* * *

За звуком всегда стоит некоторый процесс или движение. Каждый звук как физический объект, и звук соматического объекта не составляет исключения, имеет свой источник и свою среду распространения, а некоторые звуки адресованы, то есть предполагают наличие адресата, каковым может быть один человек или группа лиц. Эти параметры являются предпосылками для каталогизации и, в идеале, классификации звуков соматических объектов.

6.1. Звуки, издаваемые соматическим объектом, vs. звуки внутри соматического объекта

Важно различать (а) звуки, издаваемые соматическим объектом, то есть звуки, для которых этот объект является источником, производящим звучание, и (б) звуки, для которых соматический объект является, так сказать, вместилищем, но не источником.

Стук сердца, хруст косточек — это звуки, для которых соматические объекты «сердце» и «косточки» являются источниками, а звон в ушах или клокотание в горле — это звуки, производимые некоторым неопределенным источником внутри соответствующих объектов — вместилищ. Так, мы не говорим *уши звенят (можно только звон в ушах), или *горло клокочет (можно только клокотание в горле).

Отметим сразу, что описанная оппозиция не позволяет разделить звуки строго на два класса, поскольку существуют соматические объекты, которые могут быть и источниками звука, и вместилищами. К ним относятся, например, голова и живот: можно сказать голова шумит и в голове шумит, живот урчит и в животе урчит[148]. Несмотря на синтаксический параллелизм сочетаний голова шумит и живот урчит, а также в голове шумит и в животе урчит, семантически члены каждой из пар различаются. В случае шума в голове источник шума неизвестен, а в случае урчания звуки издают кишечные газы.

Часто бывает так, что узнать из текста, как в приведенных выше случаях, что именно является источником шума или какого-то другого телесного звука, либо невозможно, либо представляет собой трудную задачу, не всегда разрешимую. Между тем это иногда бывает важно сделать, поскольку обнаружение источника звука может помочь, например, диагностике целого ряда заболеваний. Трудность распознавания источника звука во многом вызвана тем, что он часто не совпадает с местом локализации звука, то есть с тем местом, в котором человек как бы ощущает звук. Медики хорошо знают, что когда у человека звенит в ушах, это патология, причем ею должен заниматься не отоларинголог, а невропатолог. Когда урчит в животе, происходит движение кишечных газов. При этом урчание в животе, в отличие от шума в ушах, это не болезнь, а определенное состояние, не требующее специального лечения.

В связи с данной оппозицией встают интересные и важные вопросы не только для врачей, но и для лингвистов. Например, все ли соматические объекты могут быть источниками звуков либо вместилищами? Или: какие объекты могут быть вместилищами, а какие — источниками звуков?

Как среди отдельных соматических объектов, так и среди типов соматических объектов есть такие, которые никогда не издают звуки и в которых звук никогда не распространяется. Например, не издают звуков соматические объекты типа «линии», в частности линии рук, черты лица, так называемая белая линия, талия и др. Также не издают звуков в пределах тела большинство телесных жидкостей. Одним из немногих исключений здесь является кровь: в языковой картине мира она предстает как источник звука, например, кровь стучит в висках, кровь пульсирует — в последнем сочетании акцентируется, впрочем, не звук, а вызывающее его движение крови. Телесные жидкости не служат средой распространения звуков, однако большинство из них принимают участие в образовании звуков, не являясь их источником. Например, когда человек хлюпает носом или сморкается, он приводит в движение жидкость, и от этого возникает соответствующий звук. Иными словами, в указанных сочетаниях звук возникает благодаря движению жидкости. Именно это и отражается в русском языке и в русской наивной картине мира, какова бы ни была реальная биологическая или физиологическая природа данного звука (см. об этом подробнее ниже).

В связи со сказанным напомним, что нас интересует исключительно отражение звуков и звучаний в русском языке и русском языке тела, а не биология или физиология звуков и звучаний. Поскольку мы не говорим??сопли хлюпают / *шмыгают, а связываем соответствующие звуки с носом (ср. хлюпать / шмыгать носом), их источниками являются именно части тела и части частей тела, а не жидкости.

Источниками и вместилищами звуков могут быть соматические объекты, принадлежащие таким типам, как тело, части тела, части частей тела, внутренние органы, кости и некоторые другие. Только источниками звуков, но не вместилищами бывают, например, голосовые связки, ногти, волосы; только вместилищами являются уши (хотя мы и говорим хлопать ушами, но реально никакие звуки при этом не производятся — см., впрочем, ниже о воображаемых, или имажинальных, звуках).

6.2. Уникальные vs. неуникальные телесные звуки

Можно делить телесные звуки и по такому признаку, как «уникальность / неуникальность». Есть звуки уникальные, то есть присущие только одному соматическому объекту, и есть звуки неуникальные, свойственные многим объектам.

К уникальным звукам относятся звуки шарканья и топанья ногами, храп, крик, скрежет зубов, чмоканье губами, сопенье носом и многие другие. Неуникальные звуки — это стук (стучит кровь в висках и стучит сердце) или хруст (звук, характерный для разных костей). Сразу же отметим, что выделение класса неуникальных звуков является определенной идеализацией. Дело в том, что даже обычный человек может отличить хруст косточек пальцев от хруста сломанного ребра, тем не менее в русском языке оба эти звука называются одинаково — хруст. За одной и той же номинацией, таким образом, могут скрываться физически разные звуки.

К сожалению, у нас пока нет способов фонетической транскрипции телесных звуков, то есть у нас нет формальных средств их различения. Это задача будущего, и, на наш взгляд, чрезвычайно значимая и актуальная. Известно, что многоаспектные исследования телесных звуков и звучаний и создание средств их транскрибирования уже начались. В частности, они проводятся в фонетических и психофизиологических лабораториях США (например, в Анн-Арборе, штат Мичиган), Франции (в Университете Экс-ан-Прованса) и некоторых других стран.

Особенность уникальных звуков состоит в том, что их производят строго определенные соматические объекты. Однако сами звуки могут различаться. Так, разные люди по-разному чмокают губами, например, звуки чмоканья при поцелуе у разных людей бывают сильные или слабые, в их производстве может участвовать или не участвовать слюна и т. д. Кроме того, один и тот же человек в разных ситуациях может чмокать по-разному. Например, чмоканье во время еды и чмоканье при поцелуе различаются. Отметим, что чмоканье во время еды, в отличие от чмоканья при поцелуе, считается неприличным и некрасивым звуком, то есть у этих чмоканий разная эстетическая оценка. В толковом словаре, а именно в тех местах, где говорится о глаголе чмокать и о его деривате — существительном чмоканье, должна, по нашему мнению, содержаться соответствующая информация. И еще одно: чмоканье при поцелуе имеет родственное слово чмок, которое не используется для обозначения чмоканья во время еды. Это еще одно языковое свидетельство наличия разных употреблений у слов чмокать и чмоканье.

В порядке предварительной гипотезы — предварительной, поскольку далеко не все возможные репрезентации звуков соматических объектов в русском языке и русской культуре пока что исследованы детально, — мы можем отметить, что, как кажется, уникальных телесных звуков больше, чем неуникальных. Это, в свою очередь, позволяет предположить, что звук соматического объекта может быть надежным идентифицирующим признаком самого объекта. Данное обстоятельство используют в своей деятельности, например, врачи, определяющие по особым уникальным звукам и звучаниям, чем болен человек. Особенно симптоматичными являются такие звуки, как клокотание в горле (при астме), сильное урчание в животе (при разных болезнях или болезненных состояниях желудка и кишечника) и др. По разному хрусту костей опытный врач можно сделать вывод о развившейся у человека подагре или о ее начальной стадии, а шмыганье носом свидетельствует о насморке. Помогают диагностике и разнообразные звуки кашля — например, сухой кашель отличается от влажного. Для более точной постановки диагноза врачи иногда даже специально просят больных покашлять.

Точно так же одному из авторов монографии довелось услышать следующий диалог в кабинете врача-хирурга. В кабинет входит бабушка и жалуется на боль в руке в районе локтя, говоря: «Сынок, очень болят руки, и кости трещат», на что врач просит ее показать, какое движение руки для нее затруднительно. Она сгибает и разгибает руку, и врач вдруг говорит: «Да не трещат это руки — они хрустят, а это не так страшно». Поразительно, что опытный врач может на слух различить патологические звуки, издаваемые костями, и дать им разную оценку.

Замечание (О запахе и вкусе как признаках телесной патологии)

Столь же надежными диагностическими признаками телесных патологий, как звуки и звучания, являются запах и вкус. Например, сладкий вкус во рту или запах ацетона — это показатели диабета, а горький вкус может свидетельствовать о больной печени. Звучания, запах, вкус и другие столь же трудно описываемые в лингвистике проявления жизни человеческого тела — все это основные объекты разных наук, в совокупности составляющие центр невербальной семиотики. Инструменты, которые разработаны в таких областях невербальной семиотики, как паралингвистика, ольфакция, гастика[149], вместе с новыми подходами к описанию этих явлений в лингвистике (фоносемантика, звукосимволизм, когнитивная лингвистика), несомненно, могут способствовать более глубокому пониманию и интерпретации всех этих явлений.

6.3. Звуки, издаваемые человеком с помощью соматического объекта, vs. звуки, издаваемые самим соматическим объектом

Есть три разные ситуации, в которых участвует некоторый соматический объект и которые описывают звучания. В одной из них субъектом звучания является человек, при этом соматический объект, с помощью которого человек производит данный звук, субъектом быть не может, ср. (299) На прощание он чмокнул ее в щеку, но крайне сомнительно (300)??На прощание его губы чмокнули ее в щеку. В другой, противоположной ситуации субъектом звучания может быть только соматический объект (но не человек!). Так, сердце может стучать, биться, но невозможно *человек бьется / стучит сердцем.

В третьей ситуации в роли субъекта звучания могут выступать и человек, и соматический объект, и здесь есть два подслучая: в первом предложения с разными субъектами (человек и телесный объект) синонимичны, ср. (301) Он стучал зубами от холода и (302) Его зубы стучали от холода, а во втором такие предложения могут быть не синонимичны, ср. (303) Он барабанил пальцами по столу и (304) Его пальцы барабанили по столу: в первом из этих двух предложений действия человека могут быть как осознанными, так и не осознанными, а во втором — только неосознанными.

Таким образом, можно говорить о противопоставлении звуков, издаваемых человеком с помощью соматического объекта, и звуков, издаваемых соматическим объектом этого человека.

6.4. Контролируемые vs. неконтролируемые телесные звуки

Под контролируемыми телесными звуками мы имеем в виду звуки, которые производит человек по своей воле или по своему желанию, и при этом он может менять их отдельные признаки. Контролируемым звукам противопоставляются неконтролируемые звуки, которые возникают независимо от участия человека. Когда человек стучит в дверь или барабанит пальцами по столу, возникает звук, который в обоих случаях называется одинаково — стук. Этот звук — контролируемый, поскольку человек может менять громкость стука, его частоту и некоторые другие характеристики.

Неконтролируемые звуки возникают самопроизвольно. Неконтролируемость звуков часто выражается особыми словами и сочетаниями, ср. вырваться, ср. (305) Это было намного больше, чем я мог вместить, и из моей груди вырвался нервный смех… (В. Пелевин. Чапаев и пустота), (внезапно) напасть, ср. (306) Стекольщик перестал кашлять, но на него напала икота (Е. Парнов. Третий глаз Шивы), зашуметь (в голове), застучать (в висках) и т. п.

Производя неконтролируемые звуки, человек обычно чувствует себя неловко и хочет изменить характеристики звучания, в частности уменьшить громкость или вообще подавить возникший звук. Можно вспомнить мешающий зрителям кашель в театре или икоту на людях.

6.5. Телесные звуки, издаваемые человеком в нормальном состоянии, vs. телесные звуки, издаваемые человеком в измененном состоянии

Важной оппозицией на множестве телесных звуков является оппозиция звуков, издаваемых человеком или некоторым телесным объектом в нормальном состоянии, то есть человеком физически и психически здоровым, не возбужденным, не волнующимся и т. п., и звуков, издаваемых в состоянии, измененном по сравнению с обычным.

Люди, которые плохо себя чувствуют, часто кашляют, сопят, хлюпают носом и даже кряхтят, ср. (307) С чувством блаженства и одновременно кряхтя от боли, Бах отправился, поддерживаемый санитаром, принимать ванну (В. Гроссман. Жизнь и судьба. Ч. II). Люди, которые психологически возбуждены, могут щелкать пальцами, ломать руки; если им плохо, они стонут, хнычут, кряхтят и т. д.

Соотнесение состояния человека с телесными звуками дает возможность более полно описать как самого человека, так и эти звуки.

6.6. Телесные звуки, в норме слышимые только данным человеком, vs. телесные звуки, которые могут слышать и другие люди

Еще одно противопоставление на множестве телесных звуков — это противопоставление звуков, производимых соматическим объектом и в норме слышимых только его обладателем, и звуков, производимых соматическим объектом, которые могут слышать также другие люди. К первым относятся, например, шум в ушах, биение сердца, а ко вторым — стон, звуки плача, звуки икоты, отрыжка, урчание живота, звуки, производимые кишечными газами, и др.

Иногда один соматический объект может быть источником звуков, слышимых в норме только обладателем данного объекта и слышимых другими людьми. Например, обычно звуки дыхания не слышны, но их можно услышать, когда человек запыхался или волнуется, то есть пребывает в возбужденном состоянии. Актуальное состояние обладателя соматического объекта влияет на такое свойство звука, как слышимость. Например, в диалоге может передаваться не только вербальная информация, но также жестовая, тактильная или параязыковая.

6.7. Реальные vs. имажинальные телесные звуки

Независимо от того, является соматический объект источником звука или местом его распространения, можно говорить о следующих трех разновидностях телесных звуков. Первую разновидность образуют телесные звуки, которые в силу их определенности человек может описать, вторую составляют звуки, которые человек слышит, но описать с определенностью не может, а третью образуют сочетания с глаголами, не обозначающими звук, а описывающими состояние соматического объекта, соотносимое со звуком, например болезнь объекта или его актуальную дисфункцию. Телесных звуков, относящихся ко второй и третьей разновидностям с точки зрения научной биологии и физики, по-видимому, не существует: просто человек нечто , в том числе боль или аномальное состояние. Иными словами, звуки этих двух классов являются воображаемыми, или, иначе, имажинальными (от франц. imaginer ‘представлять себе, воображать’), тогда как звуки первого класса являются реальными. Поэтому данную оппозицию мы описываем как оппозицию реальных vs. имажинальных звуков.

К имажинальным звукам относятся, например, звуки, закодированные в выражениях в ушах звенит, в голове гудит (или: голова гудит); см. также предложение (308) Уши наполнены перебоями этого свиста; солнца так много, что кажется, будто и оно шумит в ушах (М. Шагинян. Перемена). С одной стороны, трещать могут пальцы, и соответствующий звук, треск пальцев, является реальным: мы его слышим, можем описать и даже увидеть его отображение на осциллограмме. С другой стороны, трещать может также и голова, и от этого значения глагола трещать производного существительного треск в русском языке нет. Этот глагол передает звук имажинальный: мы его не слышим, не можем изобразить схематически или записать на аудиоаппаратуре.

В русском языке реальный звук (пальцы трещат) и имажинальный звук (голова трещит) представлены разными лексемами — разными значениями многозначного глагола трещать. Противопоставление лексем ТРЕЩАТЬ 1 и ТРЕЩАТЬ 2, однако, не сводится лишь к различию звуков по признаку «реальный/воображаемый». Эти лексемы одну от другой отличает то, что называемые ими звуки возникают в результате разных телесных процессов, то есть у этих звуков разные источники. Рассмотрим внешне похожие выражения пальцы трещат с лексемой ТРЕЩАТЬ 1 и голова трещит с лексемой ТРЕЩАТЬ 2. Лексема ТРЕЩАТЬ 1 — это глагол, обозначающий осознанное и контролируемое субъектом действие, совершаемое пальцами. Лексема ТРЕЩАТЬ 2 действия не обозначает; глагол в этом значении называет состояние человека, а слово голова в сочетании голова трещит выступает в роли субъекта данного состояния.

Если описать смысл второго выражения, то соответствующее смысловое представление выглядит сложнее, чем смысловое представление первого выражения, а именно как ‘нечто произошло с головой (или ‘нечто подействовало на голову’), в результате чего голова болит и как бы раскалывается, издавая звук, подобно раскалывающемуся дереву’.

6.8. Одиночные телесные звуки vs. сочетания телесных звуков

Среди противопоставлений на множестве телесных звуков выделим также противопоставление одиночных, или простых, звуков и сочетаний звуков.

Примерами одиночных телесных звуков являются чих, треск, вздох, одиночный кашель. Сочетаниями телесных звуков являются любые звуки, образующие единицы, относящиеся к параязыку, ср. звуковые последовательности Тс-с-с! — параязыковой аналог междометия Тише! — и Бр-р-р! — последовательность, обозначающая дрожь или неприятие чего-либо, а также важнейшие в семиотическом и коммуникативном отношении языковые, параязыковые и смешанные сочетания звуков, такие как пение, храп, рыдание и плач.

Фонетика научилась хорошо транскрибировать одиночные телесные звуки (впрочем, как уже говорилось, вовсе не все). Во всяком случае, одиночные звуки транскрибировать проще, чем сочетания звуков. Хотя мы говорим, что храп, пение, рыдание — это сочетания звуков, на самом деле важную роль при их воспроизведении и восприятии играют также паузы, ритмическая структура, дыхание и сбои дыхания, одиночные параязыковые единицы (такие, как, например, звуковые единицы, часто возникающие при вдохе во время пения). Храп, пение, смех, рыдание, таким образом, это, строго говоря, не исключительно сочетания звуков, а сочетания параязыковых и, возможно, языковых единиц самых разных типов, и записать эти сочетания звуков с не-звуками в виде транскрипции значительно сложнее.

Храп, пение, смех и рыдание тоже бывают разных видов, но язык может называть все виды храпов, пения, смеха и рыданий одинаково, а именно словами храп, пение, смех, рыдание. Есть, однако, рыдания со всхлипами, пение-мычание, пение с дрожью в голосе, голосовое пение, хихиканье или храп со свистом — все эти языковые выражения обозначают отдельные разновидности сочетаний телесных звуков и знаков разных типов. Это даже не просто отдельные виды храпа, пения, смеха и рыданий, а сочетания соответствующих звуков языка и параязыка с какими-то другими, например с мимическими или кинетическими, единицами.

Некоторые из разновидностей плачей, смеха, стонов и др. являются культурно и социально значимыми актами и особыми коммуникативными жанрами, имеющими в русском языке отдельные наименования. Таковы разные виды плачей (ср. свадебный плач и траурный плач), пения (ср. пение церковное и застольное пение), голошения (например, зазывание покупателей продавцами на ярмарках, зовы бродячих торговцев и др.) — все эти акты образуют важные в языковом и культурном отношении жанры. Каждый из них имеет свои характерные признаки, многие из которых до сих пор почему-то оставались вне сферы внимания специалистов в области коммуникативных актов и жанров. Возможно, причина состоит в том, что эти жанры являются не собственно речевыми, а скорее семиотическими жанрами, поскольку сочетают в себе речевые и неречевые знаковые элементы.

6.9. Телесные звуки, входящие vs. не входящие в фонетическую систему данного языка

К звукам, не входящим в фонетическую систему данного языка, относятся, например, параязыковые звуки. Они обычно приобретают значение в конкретном акте коммуникации и в этом акте становятся знаками, то есть означиваются, или семиотизируются.

К параязыковым звукам принадлежат, в частности, звуки так называемой горловой прочистки, разные виды свиста, которые не имеют общепринятой формы письменной передачи. Параязыковыми единицами являются также интонационно восходящая и нисходящая последовательности звуков м-м-м, которые в определенном контексте могут означать соответственно ‘очень хорошо’ и ‘очень плохо’, ср. диалог (309) — Как тебе понравился этот фильм? — М-м-м! (в зависимости от типа интонации (восходящая vs. нисходящая) означает либо ‘очень понравился’, либо ‘совсем не понравился’). Параязыковые единицы — это также легкие перебирания (постукивания) пальцами по столу, звуки хлопков при исполнении жеста аплодисменты и еще очень многие другие.

6.10. Противопоставление телесных звуков по их акустическим и артикуляционным характеристикам

Противопоставление телесных звуков по их акустическим и артикуляционным характеристикам, в отличие от предыдущих противопоставлений, не является в общем случае бинарным, так как многие телесные звуки различаются сразу несколькими физическими признаками.

В традиционной фонетике, где обычно анализируются только одиночные звуки, небинарные противопоставления принято сводить к более простым бинарным, ср. высокие vs. низкие звуки, долгие vs. краткие звуки, звонкие vs. глухие, прерывистые vs. непрерывные и т. п. Некоторые из указанных фонетических характеристик вполне относятся и к комплексным звукам. Например, такие комплексные телесные звуки, как визг, писк или свист, являются высокими, а бас и урчание — низкими. Шум — это, как правило, непрерывное звучание, а стук — прерывистое (стук состоит из отдельных, легко вычленяемых актов). Фонетические характеристики у горлового пения очевидно не такие, как у пения обычного. В частности, горловое пение отличается от обычного использованием при извлечении звуков дополнительных резонаторов, таких как трахея, язык и носовая полость.

6.11. Семиотические vs. несемиотические телесные звуки

Следующее противопоставление телесных звуков близко к только что рассмотренному. Речь идет о противопоставлении двух классов телесных звуков, а именно телесных звуков, связанных с каким-то конкретным семиотическим актом коммуникации, и телесных звуков, не связанных ни с одним семиотическим актом.

К первому классу относятся, например, капризное хныканье ребенка, звуковая последовательность М-м?, выражающая вопрос-недоумение. В тот же класс входят горловые междометные звуки, которые являются вокальными жестами и которые интерпретируются как ответные речевые реплики, в частности согласия или неодобрения. Ко второму классу относятся, в частности, звуки храпа во время сна и стука зубов от холода.

Знаковым является звук причмокивания от удовольствия во время еды. А такой звук, как свист, может быть и знаковым, и незнаковым. Свист как знак может выражать смыслы ‘иди сюда’ или ‘неодобрение по поводу только что увиденного зрелища’. В последнее время мы встречаемся, впрочем, и с другой разновидностью свиста — с заимствованным комплексным знаком, который означает, наоборот, ‘одобрение некоторого актуального события’. Незнаковый свист, в отличие от знакового, по-русски часто описывается словом насвистывание (насвистывают обычно какую-то мелодию), а словом присвистнуть, как правило, называется знаковый свист: присвистнуть можно от восхищения, удивления и некоторых других эмоций.

6.12. Телесные звуки, сопровождающие жесты, vs. телесные звуки, не сопровождающие жесты

Противопоставление, о котором пойдет речь ниже, является центральным для кинесики и паралингвистики. Это противопоставление телесных звуков, которые в норме всегда сопровождают жесты, и звуков, в норме жесты не сопровождающих. Иными словами, речь идет о типах звукового сопровождения отдельных жестов[150].

К телесным звукам, сопровождающим жесты, относятся звуки аплодисментов и звуки захлопывания. Сфера употребления жеста захлопывание достаточно узкая: жест и сопровождающее его звучание призваны вынудить артиста или артистов уйти со сцены, поскольку они выражают резкое недовольство человека только что увиденным зрелищем. Телесные звуки, возникающие при трении ладоней друг о друга, часто сопровождают жест потирать руки, выражающий удовольствие или предвкушение удовольствия. К телесным звукам, не сопровождающим жесты, относятся уже упоминавшиеся выше звуки шмыганья носом или урчания.

6.13. Телесные звуки в естественном языке vs. в языке тела

Среди звуков, которые могут издавать, например, пальцы, выделим две группы. Это, с одной стороны, треск и хруст, с другой стороны, щелчок и стук. И те и другие звуки составляют смысловое ядро ряда русских слов. Лексические единицы, в значение которых встроен смысл ‘треск’, — это слово треск и родственные ему слова, такие как трещать, потрескивать и т. п., а смысл ‘хруст’ входит в ядерную часть толкования таких слов, как хруст, хрустеть, похрустывать. Все эти способы описания звуков являются языковыми.

Среди них можно указать телесные звуки, которые не только описываются языковыми единицами, но и воспроизводятся при исполнении некоторых жестов. Таковы, например, издаваемые пальцами щелчок и стук. Звуки щелчков воспроизводятся, в частности, при исполнении жестов щелкнуть пальцами и щелбан, и это разные щелчки. В то же время стандартных <русских> жестов[151], при реализации которых слышится треск или хруст, нет. Эта ситуация не является уникальной: русских жестов, при которых слышатся звон или урчание, тоже нет.

Фактически мы говорим здесь о делении звуков по типу того знакового кода, в котором они в норме отображаются. Это деление не является классификационным. Например, звук щелчка пальцами и описывается языковым сочетанием щелкать пальцами, и воспроизводится при реализации жеста щелкать пальцами, который некоторые люди исполняют в акте коммуникации, вспоминая забытое слово или пытаясь подобрать подходящее.

Замечание (О жесте щелкать пальцами)

Скажем несколько слов об этом жесте. Он является одним из невербальных знаковых средств заполнения пауз в устной речи[152]. Специалисты по невербальной семиотике сравнительно недавно обратили внимание на связь этого жеста с когнитивной деятельностью человека, а именно с поиском того знания, которое необходимо выразить в данный момент; память человека дала сбой, и он пытается восстановить нужную информацию. Для той же самой цели функционально приспособлены и некоторые другие русские невербальные единицы, причем не только жестовые (такие, как почесывание затылка, хлопанье по голове, постукивание и щелканье пальцами (лексема ЩЕЛКАТЬ ПАЛЬЦАМИ 2)), но и параязыковые единицы хезитации[153]. Чтобы выиграть время в диалоге в поисках нужного слова, человек может щелкать пальцами, как бы пытаясь вытолкнуть слово наружу из глубин подсознания.

Звук стука тоже может отображаться как языковыми, так и жестовыми единицами (ср. жесты постучать по столу, постучать в дверь). Для репрезентации звука хлопанья или хлопка тоже могут использоваться как языковое выражение хлопать в ладоши от радости, так и жест аплодисменты.

6.14. Противопоставление телесных звуков по характеру причин их возникновения

Оппозиция, о которой пойдет сейчас речь, — это, строго говоря, не оппозиция самих звуков, а оппозиция причин их возникновения[154].

Причины возникновения звуков бывают внешними и внутренними, и звуки, которые возникают вследствие внешних причин, вообще говоря, иные, чем звуки, возникающие в силу внутренних причин (психологических, ментальных, физиологических).

В рамках этой оппозиции различаются, в частности, некоторые виды ударов. Соударение ладоней в жесте аплодисменты вызвано в норме удовольствием от увиденного или услышанного, то есть причина возникновения звука здесь внутренняя. Между тем удар в жесте пощечина является внешней причиной: он наносится человеку извне. Звук скрежета зубов может быть как от мороза (внешняя причина), так и от эмоций — волнения, возбуждения, злости, ненависти — или от болезней (внутренняя причина). Интересно было бы составить списки телесных звуков, которые могут возникать от внешних причин, и списки телесных звуков, которые могут возникать от внутренних причин, а также списки их номинаций, причем желательно иметь такие списки для разных языков и культур.

Было показано[155], что звуки, которые могут издавать отдельные телесные объекты в патологическом состоянии (временном или постоянном), а также звуки, которые могут в этих объектах локализоваться, обычно отличаются от звуков, издаваемых телесным объектом и локализуемых в нем в нормальном здоровом состоянии. Иными словами, существуют звуки, которые возникают только при разных нарушениях, связанных с соматическими объектами, и звуки, которые свойственны только здоровому телу (как в том, так и в другом случае звуки могут быть реальными или имажинальными, см. об этих звуках в п. 6.7). Например, люди могут стонать от боли или кряхтеть от недомогания; при высокой температуре могут трещать кости, человек бредит — все эти реальные звуки вызваны какими-то телесными дисфункциями или патологическими состояниями человека. Голова раскалывается или гудит, в ушах звенит — это имажинальные звуки, тоже вызванные болезненными состояниями. А стуки сердца, звуки дыхания и обычный смех — это все звуки здорового тела. В то же время стуки сердца и звуки дыхания свойственны также и больным людям. Поэтому рассматриваемое различие в причинах возникновения звуков не позволяет строго разделить их на два класса — есть звуки, вызванные как теми, так и другими причинами.

Среди внешних причин выделяются погодные (холод, мороз, жара, ср. зубы стучат от холода, голова раскалывается от жары) и причины, связанные с определенной деятельностью человека, с выполнением им какой-то работы либо, наоборот, с тем, что над человеческим телом совершается некоторое действие, например человека бьют, на него опускается какой-то предмет, что-то или кто-то на него падает — при этих действиях тело человека часто издает характерный звук.

Среди внутренних причин особо выделим испытываемые человеком чувства и эмоции. Такие звуки, как плач, вопль или зов, связаны, в частности, с сердцем (ср. сердце плачет / вопиет / зовет), и в случае сердца эти звуки являются имажинальными. Реальные звуки скрипа и скрежета — это звуки страдания, злости или огорчения. Все они связаны с зубами, ср. предложение (310) Меня все это огорчает безмерно, мне от этого скрипеть зубами хочется (Ю. Даниэль. Письма из заключения). А звуки брезгливого фырканья и звуки, передающие отвращение, связаны со ртом и носом.

Особо подчеркнем, что в одноязычных объяснительных словарях при словах, обозначающих чувства и эмоции, важно помещать информацию о стереотипных звуках, которые эти эмоции сопровождают, а также информацию о невербальных знаках (жестах, мимике, знаковых телодвижениях и др.), сопряженных с этими звуками. К сожалению, пока это не делается вообще или делается лишь спорадически.

6.15. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, и лексических единиц, обозначающих действия, сопровождаемые звуками

До сих пор, в п. 6.1–6.14, мы рассматривали противопоставления на множестве телесных звуков. Ниже речь пойдет о важном смысловом противопоставлении на множестве лексических единиц, так или иначе соотносимых со звуками и звучаниями. Его мы обсудим на примере двух классов русских глаголов.

Первый класс образуют глаголы звучания. В него входят глагольная лексема ТРЕЩАТЬ 1 (о которой речь шла в п. 6.7), а также единицы визжать, стонать, причмокивать, свистеть, щелкать <пальцами>, щелкать языком и др. Эти глаголы относят к группе глаголов звучания потому, что основным смысловым компонентом в их толковании, ответственным за передачу информации, является компонент ‘издавать звук’.

Замечание (О звукоподражаниях)

Помимо глаголов звучания, в русском языке есть также большое число существительных, обозначающих телесные звуки и звучания: чихание, икота, отрыжка, мычание, чмокание, всхлипывание, шмыгание и др. Кроме того существуют звукоподражательные именные соответствия, «параллельные» приводимым словам. Это слова чих, чмок, всхлип и т. п., обозначающие однократный звук. Пары чихание / чих, хлопанье / хлоп, чмокание / чмок, хмыканье / хмык и т. п. образуют класс слов, обозначающих звуки. Для многих других существительных, тоже обозначающих звуки, звукоподражательных параллелей, однако, в русском языке нет, ср. сопение / *соп (слово сап обозначает процесс сопения, но не звукоподражание), швырканье / *швырк, <руко>плескание / *<руко>плеск. Причины, по которым одни пары такого рода существуют, а другие нет, нам неизвестны[156]. В частности, непонятно, почему для клацанья <зубов> парного существительного *клац нет, а для лязганья <зубов> парное существительное есть — это лязг. Интересно, что для «звукового» существительного шмыганье (лексема ШМЫГАНЬЕ 1) соответствия в виде парного шмыг не характерны, а для лексемы ШМЫГАНЬЕ 2 со значением движения слово шмыг достаточно широко используется; например, оно может выступать в синтаксической роли сказуемого (ср. Мышонок шмыг за дверь). Таким образом, на множестве имен звуков имеется важное противопоставление, связанное с наличием vs. отсутствием парных звукоподражательных имен.

Обратим попутно внимание на то, что звукоподражательные имена обладают некоторыми грамматическими особенностями. Так, подавляющее большинство из них не имеет формы множественного числа; в частности, крайне редко встречаются слова топы, лязги, хлопы, притом что есть слова топ, лязг и хлоп наряду со словами топанья, лязганья и хлопанья, ср. предложения (311) Прекратите всякие топанья! и (312) После криков и хлопаний все эти господа впились в свои бинокли (И. Панаев. Опыт о хлыщах).

Другой класс глаголов образуют слова, в толкование которых тоже входит компонент ‘издавать звук’, но, в отличие от глаголов первого класса, он не образует главную ассерцию в толкованиях. В данный класс попадают, например, глаголы, обозначающие действия или состояния, в норме сопровождающиеся звуками, то есть такие единицы, как стучать <в дверь>, дышать, топнуть <ногой>, топать <ногами>, сморкаться (см. (Урысон 2003, 145)). Основная ассерция в смысловых представлениях всех этих глаголов имеет вид ‘совершать действие или находиться в состоянии, которое сопровождается тем или иным звуком’[157]. К этим глаголам примыкает и лексема ТРЕЩАТЬ 2 (см. о ней в п. 6.7).

С описанными двумя классами глаголов связаны характерные для этих слов переносные значения. Зубами клацает человек, но может это делать и пресса, ср. предложение (316) От злобы пресса зубами клацает. Может рычать человек, а может рычать цензура, ср. предложение (317) Вот что рычала цензура, лязгая зубами (Е. Евтушенко. Волчий паспорт). Плакать может как сердце человека, так и сердце страны, ср. предложение (318) Плачет сердце России.

6.16. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, связанное с физической природой соматического объекта

Некоторые глаголы звучания жестко связаны с физической природой соматического объекта, который либо сам издает звук, либо служит местом его распространения. Такой соматический объект может быть твердым, жидким или газообразным.

Глагол хрустеть, например, обозначает звук, издаваемый твердым соматическим объектом, булькать может быть звуком телесной жидкости, фыркать, шипеть, фукать — звуками, возникающими при движении воздуха или телесных газов, ср. предложение (319) В животе его бурчало и завывало от голода (Л. Петрушевская. Настоящие сказки). Бурчание — это звук жидкости, треск — звук твердого объекта, ср. предложение (320) В этих тифлисских серных ваннах есть чрезвычайно сильные массажисты, которые так сильно делают массаж, что все кости трещат (С. Витте. Воспоминания), а фыркать — это ‘с шумом выпускать воздух из ноздрей’, ср. предложение (321) <Дорогомилов> перерывал ящики письменного стола, вздымая пыль столетий, чихал, фыркал (К. Федин. Необыкновенное лето).

6.17. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, по степени их фразеологичности

Одно дело сочетание скрежет зубов 1, которое является свободным (скрежет зубов у ребенка, по народным приметам (хотя наука это опровергает), свидетельствует о наличии глистов)[158], и другое дело — зубовный скрежет; ср. предложение (323) Вот уж тема, скучная до зубовного скрежета (Т. Шохина. Пренебрегать встречами со старыми друзьями вредно). Эта единица, согласно словарю (Молотков 1986), является фразеологическим сочетанием со значением ‘выражение негодования, ненависти, бешеной злобы’. Тот же словарь приводит сочетания ненавидеть до зубовного скрежета, надоесть до зубовного скрежета, бешеная злоба до зубовного скрежета.

Замечание (О сочетании зубовный скрежет)

Выражение зубовный скрежет восходит к библейским текстам. Так, в Новом Завете в Евангелии от Матфея (гл. 22, ст. 13) находим следующую фразу: «Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов».

Существует фразеологизм трещать за ушами, описывающий человека, который ест с аппетитом, жадно, быстро, и при этом как бы слышится производимый челюстями звук треска[159]. А есть свободные сочетания с глаголом трещать, которые обозначают телесный звук. Звуки хлопков могут быть встроены в имена жестов и встречаться во фразеологизмах, построенных на их основе, — так называемых жестовых фразеологизмах[160] (ср. жесты хлопать по плечу и хлопать в ладоши и фразеологизм нахлопать по попе) или отображаться в свободных сочетаниях, ср. предложение (324) Голову невесте намыливали и хлопали рукой по мыльной голове (Свадьба тюменских старожилов. Из журнала «Народное творчество». № 5. 2004). В предложении (325) Разговаривали они, понятное дело, по-эстонски, и нам оставалось лишь хлопать ушами и ждать перевода Томаса (В. Левашов. Заговор патриотов) содержится фразеологизм хлопать ушами, означающий в первом приближении ‘ничего не делать, ротозейничать’. Здесь звук хлопка, встроенный в глагол хлопать, является имажинальным.

Звучания соматических объектов составляют основу ряда произведений фольклорного жанра, в частности пословиц и поговорок, ср. Паны дерутся — у холопов чубы трещат; Голодный волк, да зубами щелк; Бредень бредни бредет, а мы языком щелкаем; Не то корова рычит, не то в животе бурчит. Многие телесные звуки представлены также в текстах народных примет, заговоров, суеверий, ср. Зубы во время еды скрипят — на чужой хлеб; В правом ухе звенит — к теплу, в левом — к холоду; Кто поросенка украл — у того в ушах верещит. Эти примеры иллюстрируют факт выделенности некоторых звучаний телесных объектов в русской культуре (о культурной выделенности единиц см. в разделе Введение).

6.18. Социальная значимость и культурная выделенность телесных звуков

На понятии «выделенность телесных звуков» нам хотелось бы остановиться несколько подробнее. Мы обсудим вопрос о связи телесных звуков с разными характеристиками людей и с некоторыми особенностями русской культуры, то есть речь пойдет о социальной значимости культурной выделенности таких звуков.

В рамках русского этикета и этикетного поведения, которые мотивированы культурной и социальной значимостью ряда телесных звуков, противопоставляются приличные и неприличные звуки (эта этическая характеристика обычно сочетается с эстетической). Как часто бывает, ненормативные, неприличные телесные звуки и звучания имеют в русском языке специальные названия, ср. русские глаголы пукать, рыгать, харкать и др. В то же время некоторые соответствия этим единицам в других языках и культурах обозначают звуки, которые неприличными там не считаются. Например, в американской культуре не считается неприличным рыгать или икать во время еды: человек, который издает звуки, обозначаемые глаголами belch ‘рыгать’ и hiccup ‘икать’, вполне может не извиняться, и такое его поведение не осуждается.

Оставим в стороне неприличные телесные звуки и обратимся к звукам нейтральным. Некоторые из них свойственны старым людям, а некоторые присущи молодым. Параметр возраста как социальная характеристика человека играет важную роль при языковой квалификации и оценке звуков. Например, хруст костей или их скрип, шарканье ног, шамканье рта и др. в норме относятся к старческому телу (недаром говорят Не шаркай ногами, как старик), а звенящий голос, бурные аплодисменты и хлопки от радости — это прерогатива молодых людей. Существуют телесные звуки, типичные для детей, — это топанье ногами при ходьбе, звуки ребенка, когда он гулит, хнычет или канючит, и ряд других.

Противопоставляются звуки мужского и женского тела (достаточно назвать хотя бы классы мужских и женских голосов[161]), звуки больного и здорового тела, о которых мы уже говорили. Есть особые телесные звуки, связанные с профессиональной и социальной деятельностью людей. Это, например, звуки и звучания, издаваемые спортсменами во время или после состязаний (шумные вдохи и выдохи, уханье и др.), вокальные упражнения певцов, голосовые прочистки лекторов и учителей, голоса актеров, чтецов, свист футбольных болельщиков, стук ног танцоров (как профессионалов, так и любителей) и др. Многие из этих звуков характерны для социальных и профессиональных разновидностей языка, а в бытовом языке они почти не встречаются, а если встречаются, то обычно имеют другие значения.

Существуют устойчивые стереотипы, связанные с произнесением определенных звуков и со свойствами голосов. Ср. такие сочетания, как начальственный или покровительственный голос (обычно низкие голоса), тренерский голос или командирский тон (резкие, отрывистые голоса и звуки). Некоторые люди способны отделять голоса чиновников и представителей власти от других голосов; при этом они характеризуют чиновничьи голоса как размеренные, безразличные, монотонные, без каких-либо эмоций[162].

Существуют народные голоса, ср. (326) Островский был, каким его привыкли играть на периферийной сцене: актеры комиковали, говорили «народными» голосами (С. Есин. Марбург). В народном танце ряда культур принято стучать башмачками о пол — такие звуки характерны для танцевальных культур Ирландии и Молдавии. А в Африке и Австралии существуют языки свиста, в которых звук свиста не только социально нагружен, но и является важным средством коммуникации людей на большом расстоянии[163].

* * *

В заключение раздела приведем рассмотренные в нем противопоставления в синоптическом виде.

Рассматриваются противопоставления на множестве телесных звуков (I) и на множестве лексических единиц, связанных со звуками (II).

I. Противопоставления на множестве телесных звуков.

1. Звуки, издаваемые соматическим объектом, vs. звуки внутри соматического объекта. 2. Уникальные vs. неуникальные телесные звуки. 3. Звуки, издаваемые человеком с помощью соматического объекта, vs. звуки, издаваемые самим соматическим объектом. 4. Контролируемые vs. неконтролируемые телесные звуки. 5. Телесные звуки, издаваемые человеком в нормальном состоянии, vs. телесные звуки, издаваемые человеком в измененном состоянии. 6. Телесные звуки, в норме слышимые только данным человеком, vs. телесные звуки, которые могут слышать и другие люди. 7. Реальные vs. имажинальные телесные звуки. 8. Одиночные телесные звуки vs. сочетания телесных звуков. 9. Телесные звуки, входящие vs. не входящие в фонетическую систему данного языка. 10. Противопоставление телесных звуков по их акустическим и артикуляционным характеристикам. 11. Семиотические vs. несемиотические телесные звуки. 12. Телесные звуки, сопровождающие жесты, vs. телесные звуки, не сопровождающие жесты. 13. Телесные звуки в естественном языке vs. в языке тела. 14. Противопоставление телесных звуков по характеру причин их возникновения. 15. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, и лексических единиц, обозначающих действия, сопровождаемые звуками. 16. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, связанное с физической природой соматического объекта. 17. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, по степени их фразеологичности. 18. Социальная значимость и культурная выделенность телесных звуков.

II. Противопоставления на множестве лексических единиц, связанных со звуками.

1. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, и лексических единиц, обозначающих действия, сопровождаемые звуками. 2. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, связанное с физической природой соматического объекта. 3. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, по степени их фразеологичности.

6.7. Реальные vs. имажинальные телесные звуки

6.8. Одиночные телесные звуки vs. сочетания телесных звуков

6.9. Телесные звуки, входящие vs. не входящие в фонетическую систему данного языка

6.10. Противопоставление телесных звуков по их акустическим и артикуляционным характеристикам

6.11. Семиотические vs. несемиотические телесные звуки

6.12. Телесные звуки, сопровождающие жесты, vs. телесные звуки, не сопровождающие жесты

6.13. Телесные звуки в естественном языке vs. в языке тела

Замечание (О жесте щелкать пальцами)

6.14. Противопоставление телесных звуков по характеру причин их возникновения

Замечание (О звукоподражаниях)

6.17. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, по степени их фразеологичности

Замечание (О сочетании зубовный скрежет)

6.18. Социальная значимость и культурная выделенность телесных звуков

* * *

В заключение раздела приведем рассмотренные в нем противопоставления в синоптическом виде.

I. Противопоставления на множестве телесных звуков.

II. Противопоставления на множестве лексических единиц, связанных со звуками.

6.7. Реальные vs. имажинальные телесные звуки

6.8. Одиночные телесные звуки vs. сочетания телесных звуков

6.9. Телесные звуки, входящие vs. не входящие в фонетическую систему данного языка

6.10. Противопоставление телесных звуков по их акустическим и артикуляционным характеристикам

6.11. Семиотические vs. несемиотические телесные звуки

6.12. Телесные звуки, сопровождающие жесты, vs. телесные звуки, не сопровождающие жесты

6.13. Телесные звуки в естественном языке vs. в языке тела

Замечание (О жесте щелкать пальцами)

6.14. Противопоставление телесных звуков по характеру причин их возникновения

Замечание (О звукоподражаниях)

6.17. Противопоставление лексических единиц, обозначающих телесные звуки, по степени их фразеологичности

Замечание (О сочетании зубовный скрежет)

6.18. Социальная значимость и культурная выделенность телесных звуков

* * *

В заключение раздела приведем рассмотренные в нем противопоставления в синоптическом виде.

I. Противопоставления на множестве телесных звуков.

II. Противопоставления на множестве лексических единиц, связанных со звуками.

§ 7. Признак «цвет соматического объекта»

В этом разделе мы остановимся на признаке «цвет соматического объекта», его основных значениях и типовых языковых (в основном русских) выражениях этих значений.

С цветом и цветообозначениями в лингвистике сложилась удивительная ситуация: они в основном изучаются в отрыве от природы тех объектов (натуральных объектов, объектов-артефактов и абстрактных объектов), к которым приложим признак «цвет», и это при том, что лингвистических работ, посвященных цвету и цветовым обозначениям, имеется огромное количество[164]. Между тем цветовые прилагательные и другие языковые единицы со значением цвета в сочетаниях с именами телесных объектов, как те же единицы в сочетаниях с именами объектов других тематических групп, ведут себя весьма специфическим и прихотливым образом.

Ниже мы рассмотрим группу признаков, относящихся к таким типам соматических объектов, как телесные покровы, тело, части тела и части таких частей и некоторым другим. Речь, следовательно, пойдет о признаках «цвет волос», «цвет лица», «цвет рук», «цвет глаз», «цвет тела» и др.

Как известно, существуют особые обозначения цветов, характеризующие исключительно или почти исключительно соматические объекты, причем не все, а строго определенные. Например, прилагательное карий значит то же, что коричневый, но сочетается только с существительным глаза и его синонимами (если оставить в стороне возможность обозначения этим словом масти лошади, ср. предложение (327) Едва мы засаживались после обедни за самовар, как подъезжала добрая каряя лошадь Елизара Лугового, и мой хозяин, улыбаясь, говорил: «Вон и благоприятель подъехал» (Н. Златовратский. Красный куст)[165]). Несколько иначе ведет себя прилагательное румяный: оно применимо не только к телесным объектам (ср. румяные щечки), но и к объектам других классов (ср. румяная заря, румяные пирожки). Интересно, что, сочетаясь с именами частей тела или именами частей частей тела, одни прилагательные могут — в результате метонимического переноса — сочетаться с именами людей, а другие нет. Так, допустимо румяный мальчик, но не *карий мальчик.

Ниже на примере признака «цвет соматического объекта» мы хотим проиллюстрировать одно общее положение, важное для описания механизма взаимодействия вербальных и невербальных единиц в мультимодальном дискурсе, а именно что некоторые выделенные значения признаков соматических объектов непосредственно соотносятся с невербальным коммуникативным поведением человека, в частности являются причиной появления в актуальном диалоге некоторых жестов. Факт связи признака «цвет соматического объекта» с невербальными знаковыми единицами ранее в литературе почти не отмечался[166].

С этой целью в этом разделе книги нами решаются следующие две задачи:

(1) описать, как может выражаться в русском языке цвет разных соматических объектов, и

(2) выявить роль признака «цвет» в невербальном диалогическом поведении русских людей.

* * *

Начнем с того, что укажем некоторые выделенные значения признака «цвет» для рассматриваемых типов соматических объектов.

Прежде всего отметим, что для этого признака характерна широкая метонимия (как, впрочем, и для многих других признаков нашей системы). Например, когда говорят о цвете головы, имеют в виду цвет волос. Так, сочетание его большая рыжая голова обозначает не цвет головы, то есть черепа или кожи, а цвет волос на голове. О важности цвета волос для характеристики человека свидетельствует тот факт, что во многих языках существуют специальные именования человека по цвету волос. В русском языке это слова блондин и блондинка, брюнет и брюнетка, шатен и шатенка, рыжий, седой, чернявый, белокурый, белобрысый и др.; в английском это blond ‘блондин’, brunet ‘брюнет’, grizzle ‘седой’ и др.

Среди культурно выделенных значений признака «цвет волос» отметим значение /рыжий/. Рыжим людям в культуре обычно приписываются особые свойства, причем не только в русской культуре. Вспомним Союз рыжих (А. Конан-Дойл) или прозвище Рыжий, которым наделяли клоунов (название рыжие клоуны получили потому, что первоначально выступали в париках рыжего цвета). Ср. пример (329), отражающий этот стереотип цвета, и пример (330), обыгрывающий его:

(329) Появляется Зина, рыжая, как клоун в цирке, красногубая, зеленоглазая, в зеленом же переливающемся платье и очень добрая (Б. Окуджава. Упраздненный театр).

(330) Сергей Довлатов назвал когда-то свой очерк об Уфлянде «Рыжий». Это верно почувствовано, юмор Уфлянда — гениальная словесная клоунада. Не совсем удачно только название, потому что Чаплин не был рыжим, не носил рыжего парика (Л. Лосев. Народный поэт. К 70-летию В. Уфлянда).

Рыжим людям русская культура приписывает особые качества, ср. (331) Рыжий — не столько обилие веснушек и пожар на голове, сколько мировоззрение и образ жизни: лукавая простодушность, скрывающая терпящий насмешки ум, снисходительность к глупости, театральность и естественность. Блистательный питерский клоун Леонид Лейкин пересказал мне слова итальянского коверного: «В хорошем „рыжем“ живут два человека. Первый постоянно думает о втором, а второй не подозревает о существовании первого». Хитрость рыжего не приносит выгоды самому герою, она видима всеми и безопасна для окружающих <…> Обид рыжий не копит, постоянно попадает в якобы глупые ситуации, из которых по ленивой изобретательности выходит с честью, не победив никого (Ю. Рост. Рыжие — не масть).

Остановимся на одном из таких свойств, которые приписываются рыжим людям. Поскольку рыжий цвет волос — достаточно редкий, и к тому же он яркий и временами даже близкий к красному (ср. выражение огненно-рыжий), рыжеволосые люди выделяются среди окружающих, и потому их считают особыми. Не случайно появилось такое выражение, как Что я, рыжий, что ли? (ср. неправильные *Что я, брюнет, что ли? или *Что я, русый, что ли?). Здесь в форме риторического вопроса выражается обида: человек обижается на то, что его неизвестно по каким причинам отделяют от других людей, между тем как он считает себя таким же, как все. Иными словами, значение фразы <Х говорит Y>: «Что я, рыжий, что ли?» можно представить так:

‘Человек Х думает, что человек Y думает, что Х будет делать то, что от него потребуют, или что с ним можно поступать хуже, чем с другими людьми. Х-у обидно то, что Y так думает. Считая, что он не хуже других и не обязан делать то, что он него требуют, Х говорит это Y-у’.

Так, в тексте (332) А что я — рыжий, что ли? Я тоже хочу работать в вашей организации! (Г. Белых, А. Пантелеев. Республика ШКИД) человек заявляет свои права на работу в данной организации, а в предложении (333) — Гаврилова получает по высшей ставке, а я что, рыжая, что ли? — сказала Таня (В. Аксенов. Пора, мой друг, пора) говорится о том, что Таня считает, что она выполняет свою работу хорошо, не хуже Гаврилова, а потому заслуживает такой же зарплаты.

Замечание (Об отношении к рыжеволосым людям в других культурах)

Особое отношение к рыжеволосым свойственно не только русской культуре. Исследование текстов ирландского фольклора, проведенное Т. А. Михайловой, показало, что рыжий цвет волос является отличительным знаком сидов — инфернальных фольклорных персонажей (Михайлова 2000, 68–77).

Современный городской фольклор, если судить по расхожим шуткам и анекдотам, выделяет также определенные оттенки волос. Мы имеем в виду, в частности, светлые волосы женщины. Их обладательницы — блондинки — предстают в рассказываемых сегодня анекдотах как наивные и глупые. Они постоянно попадают в затруднительные ситуации, из которых другие люди успешно выбираются, или же они долго пытаются решить какие-то простые жизненные задачи, которые другие решают без особого труда.

Если рыжие и светлые волосы получают, по данным русского языка и русской культуры, отрицательную оценку, то некоторые другие цвета волос и их обладатели, наоборот, оцениваются положительно. Так, семантически выделенные седые волосы, в особенности у пожилых и старых людей, свидетельствуют не только о возрасте, но и о большом жизненном опыте человека, его житейской мудрости, благородстве. Сочетание дожить до седых волос отражает, на наш взгляд, не только объективную характеристику (вопреки, например, информации из (Ожегов 1983) — ‘дожить до старости’), но и то, что говорящий положительно оценивает старость человека, считая, что старость предполагает у человека такие качества, как жизненный опыт, мудрость, умение разбираться в людях. Опосредованно такая оценка переносится на цвет волос старых людей. Седые волосы в русском языке получили особое название — седина.

Значимость седых волос в разных культурах подтверждается в текстах, ср. (334) Слава юношей — сила их, а украшение стариков — седина (Притчи Соломона, Глава 20 стих 29). Вместе с тем особенностью наиболее частотных русских выражений со словом седина, таких как седина на висках, благородная седина или дожить до седин, является то, что они не только обозначают появление седых волос, но и подчеркивают связь цвета волос с характеристиками их обладателя. Иными словами, смысловой акцент в слове седина делается не на цвете волос, а на свойствах человека, имеющего седые волосы. Сказанное объясняет, почему при правильном сочетании благородная седина неправильно сочетание *благородные седые волосы. Его неправильность вызвана тем, что слово седина, как мы только что сказали, характеризует не сами волосы, а их обладателя; прилагательное благородная обозначает свойство человека, а не свойство волос. Поэтому сочетание благородная седина предстает вполне согласованным по смыслу.

От сильных негативных эмоций (ужаса, горя и т. п.) у людей могут появиться седые волосы или седина. Говорят (335) Сколько он пережил! Неудивительно, что у него появились седые волосы; (336) Лицо у нее было серьезно, в волосах появилась седина (Н. Берберова. Железная женщина). Устойчивая связь седых волос (седины) и возраста человека проявляется и в выражении Седина в бороду — бес в ребро. Оно применяется к пожилым мужчинам, начинающим испытывать повышенное сексуальное влечение к женщинам, так сказать волочащимся за ними, и такое поведение оценивается как нарушающее общественные нормы.

При описании семантики и прагматики языковых выражений, обозначающих цвет волос, особую значимость приобретают социальные признаки «пол» и «гендер» их обладателя (под «гендером» мы понимаем не биологическую характеристику, а пол, социально и культурно нагруженный, см. об этом различии подробнее в (Крейдлин 2005)). Цвет волос более важен для женщин, потому что они в большей степени, чем мужчины, обращают внимание на внешний вид, а цвет волос является важнейшей характеристикой внешности (а также возраста). По этой причине женщинам свойственно следить или ухаживать за волосами, в частности, они красят и подкрашивают волосы, меняя их цвет или оттенок, или надевают парики. В русском языке есть специальные выражения, характеризующие цвет женских волос, ср. натуральная блондинка, естественный/натуральный цвет волос; к мужским волосам они в норме не применяются. Данные выражения, однако, не передают значение признака «цвет волос», а указывают на соответствие цвета женских волос в данный, актуальный момент времени цвету волос природному — тому, который женщина имеет вообще. За употреблением этих языковых единиц стоит довольно естественное предположение, что цвет волос на протяжении человеческой жизни по разным причинам может меняться и часто меняется до такой степени, что люди, главным образом женщины, начинают их подкрашивать и перекрашивать, ср. предложение (337) Мария Александровна убедила тетю Нюсю, что надо красить волосы, и теперь она была не седая, как прежде, а светлая шатенка, притом при своих родных черных бровях вразлет (В. Михальский. Прощеное воскресенье).

Интересно, что выбор цвета, в который женщины красят волосы, часто определяется не столько соответствием природному цвету, сколько иными мотивами, например требованиями моды. Несоответствие выбранного цвета природному не позволяет употреблять сочетания натуральный/естественный цвет волос для описания ситуаций окрашивания волос (подробнее о цвете волос см. § 6 гл. III).

Перейдем теперь к признаку «цвет глаз». Этот признак похож на признак «цвет волос» тем, что по конкретным значениям этих признаков называют людей, ср. черноглазый, голубоглазый и т. д. С цветом глаз связаны определенные культурные стереотипы, то есть некоторые значения признака «цвет глаз» являются культурно выделенными. Так, было отмечено, что в России и в Северной Европе, например, с подозрением относились к черноглазым женщинам, а на юге Италии «злыми» считались голубые глаза, тоже достаточно редкого цвета, см. об этом (Крейдлин 2002, 404)[167]. Еще со времен увлечения физиогномикой (определением свойств характера человека по чертам лица) люди связывали те или иные цвета с конкретными психологическими, ментальными или социальными характеристиками человека.

Цвета глаз, волос, кожи и некоторых других соматических объектов имеют свои особенности, а именно, значения этих признаков либо отражают сами цвета — постоянные свойства указанных соматических объектов, либо описывают результат изменения цветовых характеристик.

Мы уже говорили, что цвет волос может меняться сам по себе, под действием определенных обстоятельств, но люди могут менять цвет волос также и осознанно. Это делается ими по настроению или когда они отдают дань моде. Изменение же цвета глаз связано в первую очередь с психологическими причинами и их проявлениями. При этом, хотя с точки зрения биологии меняется цвет определенных частей глаз, например белка, люди говорят об изменении цвета глаз комплексно. В частности, говорят, что глаза покраснели (стали красными) от слез в результате испытываемых эмоций. Вполне допустима грамматически и не содержит внутреннего противоречия фраза Ее карие глаза покраснели. Покраснение глаз вызывается, впрочем, не только эмоциями и их проявлениями, но также физическими и природными факторами, такими как недомогание, болезнь, сильный ветер, песок, попавший в глаза, или яркое солнце. От сильных отрицательных эмоций (страха, ужаса, горя, гнева) глаза могут почернеть, ср. экспрессивные выражения гнева и страха в предложениях (338) Что сталось вдруг с красавицей королевой? Глаза у нее разом почернели и округлились, как у ворона, лицо позеленело и покривилось, губы перекосились, и вся она стала вдруг отталкивающей и безобразной (Л. Чарская. Галина правда) и (339) Наташа стояла перед ним бледная, большие глаза ее почернели еще, и она точно испуганно смотрела на него (Н. Гарин-Михайловский. Студенты).

Цвет глаз, изменившийся по сравнению с природным, может говорить о физическом или психологическом нездоровье человека. Больше того, изменившийся цвет глаз часто служит важным диагностическим признаком некоторых болезней внутренних органов. Так, глаза нередко желтеют, когда у человека больная печень; желтые глаза могут также свидетельствовать о желтухе, вызванной гепатитом, или о механической желтухе.

Помимо влияющих на изменение цвета глаз болезней и недомоганий, эмоций и природных явлений, есть и другие факторы, вследствие которых глаза кажутся приобретающими другой цвет, в норме им не свойственный. Указание на необычный цвет может быть авторским художественным приемом — своеобразным украшением текста, описывающего внешность человека. При этом часто отражается результат восприятия цвета, возникающего в силу самых разных причин, к которым относятся в числе прочего актуальное психическое состояние человека или действие лучей света, падающих на глаза или на другие предметы, то есть отраженный свет. Ср. предложения (340) Она повернула к нему лицо, улыбнулась, осветив лучисто-радужной синевой глаз, протянула ему карандаш (Ю. Бондарев. Берег); (341) Загорелое лицо Анны Моисеевны на фоне розового платья смотрится свежо, и аквамариновые глаза плещутся в зеркале, полном солнечного света (Э. Лимонов. Молодой негодяй). Цвет глаз человека часто кажется наблюдателю изменившимся, когда человек переходит из света в темноту, и наоборот, ср. предложение (342) Офицер стал вспоминать: почему он здесь, в машине, на обочине, и откуда взялась рядом с ним странная девушка, чьи огромные глаза в темноте казались перламутровыми (Ю. Петкевич. Живые цветы зимой).

Несмотря на внешнее сходство выражений Глаза покраснели / пожелтели / почернели / побелели, между ними есть определенные различия, связанные с разной биологической природой процессов, сопровождающихся изменением цвета глаз. Мы уже отмечали выше, что при изменении цвета глаз может происходить изменение цвета их разных частей. Когда глаза краснеют, краснеют белки, ср. (343) Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз <…> (М. Булгаков. Мастер и Маргарита). Сочетание красные глаза свидетельствует о том, что в глазах имеются кровеносные сосуды и что изменения, происходящие в этих сосудах, вызвали приток крови, ср. такие выражения, как Глаза налились кровью (то есть ‘стали очень красными в результате притока крови’), красные прожилки в глазах. Желтые глаза тоже связаны с изменением цвета белка. А зрачки часто темнеют, ср. предложение (344) Он пользовался славой покорителя женщин, разрушителя семейного счастья, и, когда говорил о женщинах, лицо его сумрачно хмурилось, синеватые зрачки темнели и во взгляде являлось нечто роковое (М. Горький. Жизнь Клима Самгина).

Изменения цвета глаз или зрачков бывают нередко связаны с изменением размера или формы зрачков: зрачки могут расширяться или сужаться, то есть становиться больше или меньше и, как следствие, занимать большее или меньшее пространство в глазу, ср. предложение (345) В гневе Иван Алексеевич был страшен, и как первый сигнал — белки его глаз принимались так расширяться, что через короткое время сужали зрачки до щелочек и глаза превращались прямо в белые нули какие-то (А. Хруцкий. Окаянные дни Ивана Алексеевича). От увеличения размера зрачка создается впечатление, что белого цвета в глазах стало меньше, и потому глаза кажутся потемневшими или даже черными. Все это говорит о том, что признаки «размер глаз» и «цвет глаз» связаны.

Заканчивая обсуждение цвета глаз, отметим, что А. П. Чехов шутливо предлагал даже жениться на женщинах с определенным цветом глаз, связывая цвет глаз с чертами характера. См. следующий пассаж из его «Руководства для желающих жениться» (1885): «Голубые глаза с поволокой означают верность, покорность и кротость. Голубые выпученные бывают наичаще у женщин-шулеров и продажных. Черные глаза означают страстность, вспыльчивость и коварство. Заметь, что у умных женщин редко бывают черные глаза. Серые бывают у щеголих, хохотуний и дурочек. Карие предполагают любовь к сплетням и зависть к чужим нарядам».

Теперь остановимся на цветах других частей лица, частей этих частей и цвете самого лица. Значения соответствующих признаков и языковые выражения, передающие эти значения, имеют в каждом случае свои особенности.

Когда говорят о цвете носа, имеют в виду цвет, который ему в норме не свойственен; в любом случае указание на цвет носа вызвано особыми прагматическими причинами. Речь идет прежде всего о красном носе, пунцовом (пунцово-красном) или багровом. Красный нос либо является симптомом болезни, либо нос краснеет от холода, ср. Мороз — Красный Нос. Кроме того, нос может краснеть под действием алкоголя; по красному носу люди судят о том, что человек постоянно выпивает, что он склонен к алкоголизму, ср. (346) Ты не бойся, пьяница, носа своего — он ведь с красным знаменем цвета одного (городской фольклор). С точки зрения стереотипных представлений носителей русской культуры, чем темнее или насыщеннее красный цвет носа, тем более человек склонен к пьянству. О склонности человека к пьянству говорят и такие сочетания, как сизый, лиловый, багровый, фиолетовый нос, ср. (347) — Зарубите себе на своем сизом алкоголическом носу, Манюкин, — сказал он холодно, — свят любой инструмент, коим добывается благо общественное (Л. Леонов. Вор).

Как и другие части лица, нос и части носа (крылья, ноздри, кончик) от испытываемых человеком эмоций могут приобретать особую окраску, например краснеть или белеть, ср. предложения (348) Она шла с гордым, независимым видом, но кончик носа у нее покраснел от обиды (В. Железников. Жизнь и приключения чудака) и (349) Его ноздри раздувались, побелев от скрытого внутреннего волнения (Г. Адамов. Тайна двух океанов).

Если о цвете лба говорят лишь в исключительных случаях, то о цвете губ говорят много, причем в основном речь ведут о губах женщин. Женщины обычно тщательно ухаживают за лицом: они пудрят нос, подводят глаза, румянят щеки и т. п., а также красят и подкрашивают губы. По этой причине различаются естественный цвет губ — красный и разные оттенки красного — и измененный. Цвет детских губ всегда естественный (дети сами о своей внешности не заботятся), поэтому цвет губ при описании лица ребенка упоминают крайне редко — в основном как проявление болезни, как результат воздействия холода, или же указывают на цвет в качестве художественного приема для характеристики внешности, ср. предложение (350) Головка Тамары со всеми принадлежностями: хорошенькими глазками, розовыми губками, милым, остреньким, широким у основания носиком, удобно расположилась на ладошках (А. Макаренко. Книга для родителей).

Среди значений признака «цвет щек» выделяются /красный/ и /белый/. Сфера употребления русских языковых выражений, передающих эти значения, разная — из‐за условий, при которых щеки приобретают данный цвет или оттенки цвета. Выражения красные щеки, белые щеки являются проявлением воздействия на человека холода, болезней и т. п., то есть тех явлений, о которых мы уже говорили.

Обратим внимание на два сочетания розовые щеки и румяные щеки (щечки). Они являются языковыми выражениями значения /красный/ и характеризуют здорового человека (крайне редко говорят??болезненно розовые (румяные) щеки), причем описывают здоровье особым образом, а именно передают о здоровье (об одном исключении, касающемся сочетания румяные щеки, см. ниже). Не случайно указание на розовые или румяные щеки часто сопровождается выражениями веет здоровьем, излучает здоровье, пышет здоровьем.

Существует и нездоровый румянец на щеках; его иногда называют лихорадочным[168]. Такая болезнь детей, как диатез, всегда сопровождается болезненной краснотой щек, для их характеристики часто используется сочетание румяные щеки. Иными словами, сочетание румяные щеки может передавать информацию не только о здоровье человека, но и о его болезни.

Помимо красного и белого, у щек бывают и другие цвета. Когда взрослый мужчина тщательно выбрит, говорят, что у него синева на щеках. Выбритый до синевы мужчина имеет гладкие щеки, то есть выражения гладкие щеки и выбрит до синевы референциально тождественны, однако первое говорит о типе поверхности щек, а второе — о цвете. Ср. известный анекдот: (351) Чем отличается русский офицер от английского? Английский офицер до синевы выбрит и слегка пьян, а русский слегка выбрит и до синевы пьян (с сайта www.anekdot.ru).

Таким образом, цвет щек характеризует физическое или психологическое состояние человека — как здоровое, так и нездоровое, а также выражает отношение человека к другим людям. Определенный цвет щек связан с такими психологическими состояниями, как стыдливость, неловкость, смущение, волнение. Обратим внимание на предложения (352) — (354).

В предложении (352) Мнется Вася, неловко как-то, даже щеки покраснели (А. Коллонтай. Василиса Малыгина) покраснение щек соотносится с неловкостью, в предложении (353) Ни разу в жизни он так не говорил с мамой. Ее щеки побелели. На столике лежала пустая авоська, с которой Славка обычно бегал на рынок и в магазин. Этой авоськой, вытянутой в тяжелый жгут, мама хлестнула его по лицу (В. Крапивин. Трое с площади Карронад) изменение цвета щек мамы связано с испытываемой ею злостью, а в предложении (354) Гюльчатай, горный цветок, могла совсем не проснуться, ее глаза завалились, щеки потемнели, печать земли легла на нее (А. Платонов. Джан) потемнение щек является симптомом болезни.

Кроме того, изменение цвета щек может быть вызвано некоторыми событиями, связанными с человеком, в частности его типовыми действиями. Косметика и косметические процедуры напрямую связаны с эстетической функцией щек и физической красотой человека, с его внешностью.

Что касается цвета лица, то отметим, что, хотя лицо состоит из разных частей, его цвет не складывается из цвета этих частей. Например, встречаются составные выражения, описывающие цвет лица вместе с цветом некоторой его части, ср. лицо землистого цвета с красными щеками. Описания цвета лица и цвета частей лица — губ, щек, носа — применительно к одному и тому же человеку часто бывают семантически согласованными. А рассогласование по цвету подчеркивается в предложениях и текстах использованием противительных союзов но, однако, уступительного союза хотя и других средств, сигнализирующих о каких-то противоречиях в их фрагментах, см., например текст (355) У одного лицо длинное, носатое, бледное, но уши, как ни странно, ярко-розовые, довольно красивого оттенка. У другого лицо круглое, курносое, кирпично-красное, уши же, как ни поразительно, совершенно белые, какие-то гипсовые, ненастоящие (Г. Алексеев. Зеленые берега).

Признак «цвет лица» имеет разные значения, каждое из которых описывается языковыми единицами, которые в большинстве случаев передают также психическое или физическое состояние человека. Речь идет прежде всего об эмоциональных состояниях: они могут быть как положительными, ср. предложения (356) Дубленая физиономия Вукола едва не покраснела от удовольствия (В. Черкасов. Черный ящик) и (357) <…> Ее пунцовое от счастья лицо с безумными выпученными глазами взлетает от земли и несется со страшной скоростью на меня (С. Василенко. Дурочка), так и отрицательными, ср. предложения (358) Лицо Эйхлера побагровело от досады (И. Лажечников. Ледяной дом) и (359) Я слышал свой крик и видел лицо Риты, побелевшее от испуга (Ю. Трифонов. Предварительные итоги).

Конкретным эмоциям соответствует либо определенный цвет лица, либо класс близких цветов. Поэтому при описании возможных проявлений эмоций указание цвета может, а в ряде случаев должно получить лексикографическое отражение. Эмоция страха, например, связана с физической характеристикой — холодом (см. (Апресян В. Ю., Апресян Ю. Д. 1993)). От холода лицо белеет, поэтому естественно сочетание побелеть от страха, но не, например, *побелеть от удовольствия. Лицо может, однако, становиться не только белым, но и серым от страха, ср. предложение (360) Лицо Урфина Джюса посерело от страха (А. Волков. Урфин Джюс и его деревянные солдаты), но не белым или серым от стыда (ср. выражение *белое (серое) от стыда лицо). Связь белого и серого здесь не удивительна, так как белый и серый входят в один класс близких цветов.

Красный цвет лица ассоциировался с жизнью и здоровьем, а белый цвет — с болезнью и смертью, ср. строчки М. Цветаевой: (361) Все рядком лежат — // Не развить межой. // Поглядеть: солдат, // Где свой, где чужой? // Белый был — красным стал: // Кровь обагрила. // Красным был — белым стал: // Смерть побелила (М. Цветаева. «Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!..»).

Красное и белое, так сказать кровь с молоком, издавна на Руси были символом здоровья и красоты. У русских женщин было принято белиться и румяниться: они покрывали лицо белилами или пудрой, а на щеки наносили румяна. Считалось, что именно контраст этих цветов на женском лице делает его красивым.

Красный цвет лица, как и белый, может, однако, быть вызван определенными физическими причинами и эмоциями, например жаром (ср. лицо горит, пылает), недомоганием, значительными физическими усилиями, гневом и еще очень многими другими факторами, ср. текст (362) Под влиянием сильных эмоций — гнева, стыда, радости, удивления, любопытства — краснеют все, кто больше, кто меньше. У людей со смуглой кожей это не так заметно, тем не менее они тоже чувствуют, как горит лицо <…>. Мы краснели, когда нас вызывали к доске в школе, краснеем и сейчас, когда на нас смотрят в упор или обращаются к нам с вопросом. А еще когда разговор заходит о любви или о чем-нибудь интимном. Все, что хоть как-нибудь затрагивает нас лично, бросает нас в жар! (Н. Загорская. Не стесняйтесь краснеть).

Когда человек возвращается в нормальное состояние после тяжелой работы, связанной с большими затратами труда, кровь отливает от лица, его лицо кажется побледневшим, белым, и такого человека часто спрашивают Тебе не плохо?; Ты устал?.

Часто бывает достаточно, чтобы кто-нибудь на вас посмотрел, задал как будто невинный вопрос или что-то сказал, как ваше лицо тотчас или постепенно становится красным, пунцовым, а то и темно-багровым. Поскольку лицо открыто для внешнего наблюдателя, на нем хорошо видны цветовые проявления эмоций. Внезапное покраснение лица является манифестацией таких чувств и состояний, как стеснение, робость, стыд, страх, возбуждение, волнение, паника и некоторых других. Однако далеко не все люди хотят, чтобы краска на лице была заметна другим, и если человек понимает, что лицо выдает его чувства, то он может закрыть лицо руками[169].

Цвет лица отражает не только испытываемые эмоции, он может свидетельствовать, как мы говорили, также о физическом состоянии человека, в частности о болезни. Существуют выражения нездоровый цвет лица и болезненный цвет лица, и это характеристики лица бледного, серого, почерневшего, желтого и даже зеленого цвета. Физическое самочувствие находит отражение также в изменившемся цвете лица: когда после болезни у человека появляется здоровый цвет лица, человек считается выздоравливающим или выздоровевшим.

От лица «спустимся» ниже. Шея может быть красного цвета с разными оттенками, например багровой, причем о красной шее говорят только применительно к взрослым мужчинам. Покраснение шеи свидетельствует о больших физических усилиях, ср. предложение (363) Шея его покраснела от натуги, или о некоторых сильных эмоциях, ср. предложение (364) Все еще красная от возмущения шея его начала багроветь гуще (А. Кабаков. Сочинитель).

Важным является и цвет ушей. Уши чаще всего краснеют от стыда. Говорят также, что уши горят, то есть красный цвет ушей связан с жаром, температурой. Человек не видит своих ушей, но, ощущая жар в них от прилива крови, он может прикрыть (закрыть) уши руками, чтобы скрыть изменившийся цвет ушей от посторонних (ср. аналогичный жест, совершаемый при покраснении щек). От долгого пребывания человека на сильном морозе уши синеют или белеют.

Изменение цвета тела и частей тела (туловища, рук, ног) вызывается также загаром. Одни люди от пребывания на солнце темнеют (чернеют, бронзовеют, коричневеют), другие краснеют. Краснота, то есть красная кожа на теле, и здесь сопряжена с горением (ср. Смотри, ты весь сгорел!), но не бывает так, чтобы люди одновременно сгорали на солнце (краснели) и чернели.

Мы уже видели, что за разными цветами частей тела и частей таких частей закреплены определенные понятийные сферы и смыслы. Не являются исключением и цвета рук и ног. Как и у других соматических объектов, цвета рук и ног связаны главным образом с функциями и действиями, в частности с той работой, которую эти части тела выполняют.

Среди основных действий рук (см. ниже § 10) выделяются такие действия, как брать, удерживать предметы и манипулировать ими. Если действия рук связаны с большими затратами труда, с неудобным положением, принятие которого требует немалых телесных усилий, или с испытываемыми человеком эмоциями, то руки могут побелеть от напряжения (важно, что это можно видеть). Руки могут покраснеть — также от разных физических и психологических причин — или посинеть от холода. Семантически выделенным является такое значение признака «цвет рук», как /белый/. Дело в том, что сочетание белые руки, помимо своего прямого осмысления (лексема БЕЛЫЙ 1), имеет переносное осмысление, очень важное для построения семиотической концептуализации тела. Его можно увидеть в слове белоручка. Вот примерное толкование данного слова: белоручка — ‘человек, который не хочет делать неприятное ему дело, но готов воспользоваться результатами труда другого человека, как бы оставив свои руки белыми (БЕЛЫЙ 1)’. Морфема бел— в слове белоручка, как и в лексеме белый, которая входит в сочетание белые руки, выступает здесь в значении БЕЛЫЙ 2 ~ ‘чистый, не делающий черную работу’. Это значение образуется на базе коннотации лексемы БЕЛЫЙ 1, то есть исходного, цветового значения слова. То же значение БЕЛЫЙ 2 представлено в пословице Белые руки чужие труды любят.

В некоторых контекстах белый цвет тела или некоторой его части получает положительную эстетическую оценку. Белое тело, белое лицо (лик), белая шея, белы рученьки издавна считались на Руси эталонными характеристиками женской красоты. Не случайно есть много примеров использования слова белый в сочетании с такими прилагательными, как красивый, прекрасный, изящный, грациозный, восхитительный, ср. предложения (365) Вдруг раздался женский плач и красивые полные белые руки протянулись из‐за сосны… (З. Масленикова. Близкие Бориса Пастернака) и (366) На речке, на речке, на том бережочке // Мыла Маруся белые ноги (народная песня).

Ноги обычно прикрыты и потому не видны. О цвете ног люди говорят, только когда ноги обнажены и видны наблюдателю. В этом случае в тексте выражаются следующие значения цвета: /красный/, /синий/, /белый/, ср. предложение (367) Мамочка быстро-быстро чешет руками лысеющую голову, скидывает синеватые ноги с высокого спального постамента — пусть повисят, подумают: каково им весь день таскать сто тридцать пять килограммов, накопленные Мамочкой за восемьдесят лет? (Т. Толстая. Ночь).

Очень часто говорят не о цветах отдельных частей тела, а о цвете тела в целом. В этих случаях нередко используется конструкция Х весь Р, где Х — существительное, обозначающее субъекта, а Р — глагол, обозначающий изменение некоторого цвета, ср. предложения (368) Ты весь посинел — нельзя столько находиться в холодной воде и (369) Она вся позеленела от злости. Тем не менее когда так говорят, имеет место гиперболизация: в действительности цветовые проявления видны не на всем теле, а только на открытых его участках. Так, в предложении (370) Петя весь посинел смысл и референт цвета тела не совпадают: предложение означает ‘тело Пети целиком стало синим’, а реально синий цвет виден только на отдельных участках тела.

Признак «цвет соматического объекта» является важным звеном в системе телесных признаков. Мы показали связь этого признака с двумя видами признаков, а именно с телесными признаками соматических объектов и с признаками людей — обладателей соматических объектов. Когда описывают человека, внимание прежде всего обращают на цветовые характеристики соматических объектов, характеризующие его внешний облик, и на цветовые характеристики соматических объектов, говорящие что-то о его физическом, ментальном или психическом состоянии. В русской культуре цвет тела и цвета различных телесных объектов тесно связаны с внутренними характеристиками человека.

Нередко в текстах языковые выражения цвета соматических объектов передают положительные или отрицательные эстетические оценки. Некоторые из таких выражений могут также передавать и другие оценки, например этические. Последние по большей части связаны с расовыми или этническими предрассудками, с образом жизни и поведением человека (ср. такие языковые единицы, как черномазый, белоручка, белая кость, голубая кровь и т. п.). Лингвистический и культурологический анализ этих и подобных выражений заслуживает того, чтобы стать предметом отдельной работы.

Отмечая тесную связь признака «цвет» с признаками «физическое состояние человека» и «психическое состояние человека», мы показали, что его значения и их языковые обозначения могут служить надежным диагностическим средством таких состояний. Ср. имена болезней, таких как желтуха или краснуха, а также слова и выражения, передающие цвет и изменение цвета: бледность, побагровел <от гнева>, поседела <от горя> и т. п. Появление красных или белых пятен на коже может свидетельствовать об обморожении, а фиолетовые пятна (синяки) — об ушибах и кровоподтеках, и все они являются показателями определенных физических состояний. В системе телесных признаков «цвет соматического объекта» связан с признаком «температура», например, красный цвет лица может служить признаком повышенной температуры тела.

За цветами отдельных соматических объектов закреплены определенные эмоции, и наоборот, конкретные эмоции имеют свои цветовые проявления, причем для разных соматических объектов, вообще говоря, разные.

Вербальные выражения — это не единственно возможные обозначения цвета. Наряду с вербальными выражениями нами были рассмотрены некоторые их невербальные симптоматические проявления, а именно мануальные жесты, нацеленные на сокрытие эмоций и их цветовых манифестаций.

§ 8. Признак «температура соматического объекта»

8.1. Общие замечания о связи температуры соматического объекта с чувствами и эмоциями человека

Значения признака «температура соматического объекта» выражаются при помощи таких слов, как нормальный, повышенный и пониженный; горячий, теплый и холодный. С температурой тела связаны также глаголы пылать, кипеть, стынуть, охладевать. Все эти слова обслуживают не только поле телесных объектов, но и сферу эмоциональности; поэтому мы сначала охарактеризуем эту сферу для того, чтобы пояснить, почему именно такие прилагательные и глаголы используются для характеристики температуры телесного объекта.

Языковая концептуализация процессов, происходящих в теле человека, в частности испытываемых человеком чувств и эмоций, давно изучается лингвистами. Жестовая, или, иначе, знаковая невербальная, концептуализация только недавно стала предметом анализа семиотиками. Построение семиотической концептуализации таких процессов должно быть в идеале комплексным, то есть принимать во внимание сразу несколько функций соматических объектов в их взаимодействии и взаимовлиянии. Чаще, однако, в анализе чувств, эмоций и эмоционального поведения людей представлена только какая-то одна из функций. Например, одни исследователи считают, что чувства и эмоции мотивируют человека к активному межличностному общению или обращению с материальными предметами. В таких случаях говорят, что эмоции и чувства направлены на выполнение мотивационных функций. Другие полагают, что основная сфера эмоций и чувств — это адаптивное поведение, и именно на нем останавливают свое внимание. Например, чувство боли заставляет человека обратить внимание на неполадки в организме, а чувство страха нередко ведет к смене обычных моделей и способов коммуникативного поведения. Третьи выделяют в качестве главных, если вообще не единственных социальные функции эмоций. Эти исследователи изучают среди прочего возрастные и гендерные различия в когнитивной оценке неоднозначных ситуаций, определяют степень влияния разных личностных и социальных факторов на оценку соответствующих ситуаций. Четвертые описывают исключительно сигнальные функции эмоций и т. д.

Говоря о новых тенденциях и особенностях отношения лингвистов и семиотиков к проблеме эмоций и эмоционального поведения, следует выделить один весьма примечательный факт: давно возникшие бурные споры между учеными разных специальностей, школ и направлений о том, что первично, чувство или эмоция, сегодня постепенно затихают.

Так, в самом начале своей статьи (Wierzbicka 1999, 24) автор подробно останавливается на английских словах emotion ‘эмоция’ и feeling ‘чувство’ и пишет: «Английское слово emotion ‘эмоция’ сочетает в своей семантике отсылку к чувству (‘feeling’), мысли (‘thinking’) и человеческому телу. Например, по-английски говорят feeling of hunger (‘чувство голода’) или feeling of heartburn (‘чувство изжоги’), но не говорят emotion of hunger (‘эмоция голода’) или emotion of heartburn (‘эмоции изжоги’), потому что голод и feeling of heartburn (‘чувство изжоги’) с мыслью не связаны. Можно сказать также feeling of loneliness (‘чувство одиночества’) или feeling of alienation (‘чувство отчужденности’), поскольку, несмотря на то что выраженные здесь чувства (‘feelings’) очевидным образом соотносятся с мыслью (‘thinking’), ср. предложения Я совсем одинок, Я здесь чужой, где связь чувства с мыслью явно выражена, они не предполагают каких-либо связанных с ними телесных событий или процессов, таких как подъем кровяного давления, прилив крови к голове, слезы и т. д.» (перевод наш. — Авторы)[170].

Слово emotion ‘эмоция’, по мнению А. Вежбицкой, не сочетается со словами loneliness ‘одиночество’ и alienation ‘отчужденность, отдаление’ по той причине, что обозначаемые этими словами состояния не предполагают связанных с ними телесных изменений. Между тем в русской невербальной культуре ощущаемое человеком одиночество часто выражается телесным способом, а именно с помощью знаковых движений, поз или взглядов. Человек слоняется без дела по комнате, не зная, чем заняться, или же сидит, уставившись в одну точку. Он может лежать, уткнувшись в подушку, и пребывать в депрессии, особенно если чувство одиночества у человека возникло в результате серьезного жизненного потрясения (например, от женщины ушел муж или мужчину оставила жена). Тем не менее сочетание *эмоция одиночества является все равно некорректным. Кстати, и слезы жалости к самому себе как оказавшемуся в отчуждении от группы, от коллектива тоже вполне тут возможны, о чем свидетельствуют, например, многие русские кинофильмы, в особенности 40–50‐х годов XX века.

В повседневной речи русских людей едва ли можно встретить сочетания *эмоция голода, *эмоция ненужности, *эмоция страсти, *эмоция насыщения, хотя мыслительный компонент в каком-то виде, пусть даже не в тексте толкования (впрочем, у А. Вежбицкой о толковании в этом месте речь не идет), в полной семантической структуре слов голод и насыщение, по-видимому, содержится. Чувство голода неприятное, и человек, его испытывающий, активно пытается найти способ избавиться от голода: он думает о еде, где и как добыть ее, как утолить голод. Чувство насыщения (в отличие от чувства пресыщения), наоборот, скорее оценивается как нейтральное или приятное. А сочетаний типа английского feeling of heartburn, букв. ‘чувство изжоги’, в русском языке нет — в Национальном корпусе русского языка мы не нашли ни одного вхождения из парадигмы сочетаний чувство изжоги и (по)чувствовать изжогу. Это означает, что языковая сочетаемость слов чувство и эмоция, как и слов feeling и emotion, — вещь достаточно прихотливая и является национально специфичной. Полностью объяснить ее природой и внутренними свойствами обозначаемых референтов, то есть в данном случае свойствами соответствующих состояний, чувств или эмоций, не всегда удается.

В описании смысла слов и словосочетаний того или иного естественного языка нередко отражаются серьезные разногласия между исследователями по поводу природы и функций эмоций, в частности, ставится вопрос, является ли данная эмоция чисто биологической или она культурно и социально нагружена. А ведь уже давно выяснено, что эмоции — это конструкты с самыми разными функциями: физиологической (ср. такие внешние проявления эмоций, как сердцебиение, покраснение или побледнение кожи, расширенные глаза, потение, мочеиспускание), когнитивной (см. проблему включения мыслительного компонента в интерпретацию различных эмоционально окрашенных ситуаций или проблему распознавания эмоциональных отношений, выражаемых, скажем, лицом или руками), экспрессивной (телесная выразительность, «игра лицом и телом»), регулятивной (анализ копировальных и защитных механизмов для минимизации, уничтожения или поддерживания эмоции, обоюдный мониторинг и оценка эмоций участниками диалога). И каждая из этих функций по-разному взаимодействует со многими другими составляющими жизненного опыта людей и параметрами их интерактивного поведения.

Мы не случайно остановились здесь на работах А. Вежбицкой (Вежбицкая 1999; см. также (Вежбицкая 1992)) и на идеях и положениях, изложенных в трудах таких отечественных лингвистов, как В. Ю. Апресян и Ю. Д. Апресян (В. Ю. Апресян, Ю. Д. Апресян 1993; Апресян 1997) и Л. Н. Иорданская (см. ее статью о слове «чувства» в (Мельчук, Жолковский 1984)). Вклад лингвистов в разрешение спора о том, что первично: чувства или эмоции, — очень высок. Постепенному разрешению этого спора способствуют (а) осознание релятивизма самой проблемы разграничения чувств и эмоций — ведь всякий раз с самого начала должно быть понятно, о чем именно идет речь, о чувствах и эмоциях или об их языковых и невербальных семиотических концептуализациях, то есть о физиологической и биологической природе чувств и эмоций или о том, как они представлены в данном естественном языке и соответствующих этому языку невербальных знаковых кодах; (б) тщательный анализ русских слов чувства и эмоции и их ближайших эквивалентов в других языках, а также целого ряда понятий и слов, связанных с ними смысловыми, логическими, ассоциативными и иными отношениями; (в) осознание роли компонентов самой разной природы — психических, ментальных, социальных, телесных (поведенческих) и культурных — в конкретных эмоциональных проявлениях и в отражающих эти проявления вербальных и невербальных знаках.

8.2. Русские слова «чувство» («чувства») и «эмоция» («эмоции»)

Для обозначения чувств русские люди пользуются прежде всего двумя словами: чувство и эмоция. Многие лингвисты сопоставляли их в смысловом и синтаксическом отношении, отмечая различия в их употреблениях, оценивали эти слова с точки зрения национальной специфичности и универсальности.

Слово чувство — существительное, производное от глагола чувствовать, — обозначает внутреннее физиологическое состояние, причем, на наш взгляд, чувство всегда осмысляется как нечто часто имеющее телесное проявление. К таким телесным появлениям чувств относятся появление слез, покраснение кожи, повышение кровяного давления, застывший взгляд, вскинутая вверх или опущенная вниз голова, движение языком по пересохшим губам, быстрая смена поз, постоянное движение, учащенный пульс и еще очень многое другое. Многие из подобных знаковых манифестаций чувств мы, вслед за работой (Крейдлин 2002), назвали «симптомами», или «симптоматическими жестами».

Русское слово эмоция (в единственном числе!) употребляется только как термин, в отличие, например, от бытовых слов: французского — sentiment или английского (!) — emotion. Оно объединяет в себе сразу, и тут вполне можно согласиться с мнением А. Вежбицкой, и чувство, и мысль, и телесные процессы. Семантический элемент ‘чувствовать’ (‘feel’) в метаязыке, предлагаемом А. Вежбицкой для описания значений языковых единиц, является смысловым атомом, примитивом, то есть исходной единицей, не подлежащей толкованию. А статус и смысл русского слова эмоция и его ближайших французского и английского соответствий иные, чем у слова чувство. Каждое из слов имеет сложную семантическую структуру и должно быть истолковано через более простые единицы.

Чувство больше направлено на реализацию конкретных целей, и в этом отношении оно похоже на чувственную страсть[171]. Чувства голода, жажды, сексуального желания направлены на их утоление, чувства озноба, страха, стыда — на их преодоление, чувства ревности или ненависти — на желание другому человеку плохого, они нацелены на месть. Возникшее чувство обиды предполагает молчание или уход человека, испытывающего это чувство, а чувство брезгливости к человеку — прекращение с ним общения или вообще полный разрыв отношений.

Причиной возникновения определенных чувств является целый ряд согласованных с ними ситуаций. Когда человек одинок, когда он находится в изоляции или отчуждении, у него возникают соответствующие чувства, которые проходят с появлением вокруг человека желанных или просто близких ему людей. Если человек чем-то увлечен, постоянно отвлекается от грустных мыслей, занят какими-то делами, поглощен работой или заботой о ком-то, у него возникает чувство нужности, необходимости кому-то. Чувства жалости и солидарности тоже связаны с определенными ситуациями — необходимостью оказания искренней помощи, сопричастностью человеческому горю и т. п. Чувство любви к другому человеку — это не только желание, но и активное стремление быть с ним, выражаемое с помощью действий (телефонными звонками, записками, письмами или какими-то иными способами поиска встреч с любимым человеком). Предложения (371) Разве я могу теперь исследовать свое чувство <…> Тогда и чувство-то исчезнет (В. Орлов. Альтист Данилов), (372) Анна Андреевна! Не сделайте меня несчастнейшим! Согласитесь отвечать моим чувствам (Н. Гоголь. Ревизор) и сочетания скрывать свое чувство; давно замолкнувшие чувства, в которых прямо не говорится, какие ощущения человеком испытываются, понимаются однозначно как описывающие чувство любви. Да и сочетания прийти в чувство или упасть без чувств, в которых слово чувство, по-видимому, имеет другое значение, так как обозначает не (физическое или психическое) ощущение, а психологическое когнитивное состояние, связанное с работой разума, все равно однозначно прозрачны по смыслу. Понятно, что имеется в виду способность адекватно воспринимать окружающий мир и реагировать на сложившуюся актуальную ситуацию.

Эмоции (во множественном числе!) имеют общую, так сказать гештальтную, организацию и ориентацию, это обозначение больше когнитивных сущностей, чем страстей. Они более пассивны, менее конкретны и связаны не с самими действиями, а с ментальными или психическими аналогами действий, то есть с размышлениями о действиях, с внутренними переживаниями и с пассивным созерцанием. Ср. в связи со сказанным нормальные фразы (373) Это все эмоции и (374) Оставьте свои эмоции при себе и не вполне корректные или странные фразы (375)??Это все чувства и (376)??Оставьте свои чувства при себе. Эмоциональное поведение — это не инструментальное поведение (много слов, шума, непонятных движений и мало конкретных действий), а выражение чувства — это в большой мере знаковое (словесное и жестовое) телеологическое, или целевое, поведение. Может быть, этими семантическими свойствами как раз и объясняется технический, не бытовой характер формы единственного числа слова эмоция: эмоция голода — это словосочетание из научного сочинения, см. (377) <…> Эмоция голода и мотивация голода — чисто сенсорные феномены (С. Мурик. О природе эмоций, или Что чувствует амеба в горячей воде), а чувство голода — из повседневной речи.

Описывая языковую и невербальную семиотическую концептуализацию эмоций и чувств, необходимо выделить содержательные оппозиции в соответствующих семантических полях. См. такие важные разграничения, как основные vs. неосновные эмоции, сильные vs. слабые эмоции, положительно vs. отрицательно оцениваемые эмоции, явно или сильно выраженные телесные проявления чувств vs. неявно или слабо выраженные чувства, чувства (выражения чувств), преимущественно свойственные мужчинам, vs. чувства (выражения чувств), свойственные женщинам (гендерный аспект эмоций и эмоционального поведения), эмоции детей vs. эмоции взрослых и многие другие оппозиции. Необходимо также описать значимые различения в конкретных способах и общих моделях того или иного эмоционального поведения. Например, ответ на вопрос, чего в конкретном способе поведения больше, мысли или чувства, часто дает нам семантика ряда слов. Так, одно из значений прилагательного рассудочный говорит о преобладании ментального компонента над чувственным, ср. сочетание рассудочная любовь. Сочетание безотчетный страх говорит о том, что испытываемое чувство не контролируется, не подчиняется каким-либо разумным соображениям. Иными словами, здесь чувства преобладают над мыслью. Интересными являются прилагательные подсознательный и бессознательный, близкие к словам инстинктивный и интуитивный. Так, сочетание вида сознательный Х означает, что Х находится в сфере сознания (ментальной сфере). Напротив, прилагательное инстинктивный может обозначать чувство (см. (Крысин 1998)), но не мысль. Таким образом, выделенные четыре прилагательных являются примерами всех логически допустимых ситуаций: мысль преобладает над чувством; чувство преобладает над мыслью; мысль есть — чувства нет; чувство есть — мысли нет.

8.3. Эмоции, чувства и температурные прилагательные

Ниже мы остановимся на некоторых особенностях употребления русских температурных прилагательных, в основном на парах теплый — горячий и холодный — ледяной в атрибутивной функции в контексте существительных, обозначающих (а) эмоции (чувства) и (б) тело и части тела. Мы покажем, что признак «температура соматического объекта» исключительно важен для языковой и невербальной концептуализации не только эмоций, но также тела и телесности.

Сочетаемость слов, о которой пойдет речь, весьма прихотлива. Мы говорим горячая любовь, но не *теплая любовь; холодная ярость, ср. предложение (378) Конечно, жизнь как таковая всегда таит в себе для художника опасное искушение — броситься в нее и, разломав собственные построения, погрузиться в непосредственность переживаний, прекрасных, как холодная ярость сражающегося воина или огненный вихрь, бросающий в танец влюбленного танцора (В. Голованов. Остров, или Оправдание бессмысленных путешествий), но не *ледяная ярость (примеров в НКРЯ мы не находим). Допустимыми являются как холодный ужас, см. (379) И припадки холодного ужаса перемежались у нас с легкомыслием (Н. Мандельштам. Воспоминания), так и ледяной ужас, см. (380) Народу пришло много, на лицах двух ближайших друзей застыл ледяной ужас (П. Алешковский. Седьмой чемоданчик), как холодное презрение, так и ледяное презрение, но недопустимо ни *холодное возмущение, ни *ледяное возмущение. Наконец, можно похолодеть от страха или от ужаса, но нельзя *похолодеть от презрения.

Замечание (О соотношении температурных прилагательных в русском и английском языках)

Небезынтересно, что в английском языке набор «температурных эмоций» приблизительно тот же, что и в русском. Так, love ‘любовь’, desire ‘желание’, anger ‘гнев’ — это чувства и эмоции в области «теплый — горячий», а disdain ‘пренебрежение, презрение’, contempt ‘презрение’ и fear ‘страх’ лежат в области «холода». Однако по утверждению информантов-англичан, самая «горячая» эмоция по данным английского языка — это не любовь и даже не страсть, как в русском языке, а anger ‘гнев’. Anger сравнивается c вскипающей в сосуде жидкостью, требующей выхода наружу (заметим попутно, что в европейской культуре по этикету общения сильные эмоции в норме нужно вообще сдерживать и не давать их выплеснуться), ср. I can’t keep my anger boiled up anymore (≈ ‘Я весь киплю от гнева и не могу сдержаться’). Зато слово love, по данным английского языка, обозначает более спокойное чувство, чем русское слово любовь: love чаще бывает warm, то есть теплой, чем hot, то есть горячей: выражение warm love встречается, по данным информантов, на порядок чаще, чем выражение hot love. Согласно сведениям, полученным нами от китаистов, китайские температурные метафоры гнева близки к английским метафорам, но в английском языке anger ‘гнев’ концептуализуется как жидкость, а в китайском — скорее как газ.

Переносные метафорические значения слов теплый и холодный, горячий и ледяной, выделяемые всеми толковыми словарями, хорошо соотносятся с соответствующими исходными, прямыми значениями. Так, в словарной статье слова теплый в (Евгеньева 1999) в качестве отдельного употребления приводится смысловой компонент ‘обладающий теплом, свойственным живому организму’, отсылающий то ли к переносному значению слова тепло (в этом словаре переносное значение, к сожалению, подается не в виде толкования, а через группу квазисинонимов, а именно ‘сердечность, доброта, ласка, доброе, сердечное отношение к кому-, чему-л.’), то ли к его к прямому значению, хорошо истолкованному в работе (Копчевская-Тамм, Рахилина 1999): слово теплый толкуется в нем как ‘соответствующий температуре человеческого тела или поддерживающий его температуру <и поэтому создающий человеку приятное ощущение комфорта и уюта>‘. Если теплое тело — это про температуру тела, то теплый человек — это про свойство данного человека, про то, что рядом с ним испытываешь чувство комфорта и уюта.

Теплое чувство (теплые чувства) — это чувство любви, дружбы, симпатии, приязни. Теплые чувства создают комфорт и уют. Они обычно проявляются невербально — через нежные, теплые, ласковые взгляды, приветственные жесты и радостные улыбки при встрече, искренние объятия и поцелуи. Слово теплый хорошо сочетается и с именами конкретных чувств, и с именами эмоций. Все они положительные, приятные, но спокойные чувства и эмоции, которые не сильно будоражат человека и не требуют от него больших физических и психических усилий, больших затрат энергии. Вместе с тем слово теплый плохо сочетается с именами тоже положительных, но сильных, интенсивных чувств и эмоций, предполагающих большой расход на них человеческих ресурсов. Неправильно *теплое воодушевление, *теплая страсть, *теплое увлечение, странным является сочетание?теплая любовь (в НКРЯ предложений с этим сочетанием нет).

Теплые чувства сочетаются с душевным спокойствием, умиротворенностью, а прилагательное теплый свободно входит в сочинительные конструкции с прилагательными, обозначающими соответствующие чувства, ср. предложения (381) В общем, было очень хорошо, тепло и спокойно, и уж совcем не вспоминались ни Сибирь, ни та темная и холодная половина сырой избы, которую он снимал у одинокой старообрядки <…> (Ю. Домбровский. Факультет ненужных вещей) и (382) На душе вдруг стало так тепло, хорошо (Л. Евсикова. Прикосновение души).

‘Теплота’ человеческих отношений соотносится с ‘близостью’ (близкие отношения — это ‘теплые отношения’, но ‘теплые отношения’ — не всегда ‘близкие’). Теплые чувства возникают, когда возникает душевная близость. Как теплые описываются такие чувства, которые еще живут в человеке, как мы говорим, теплятся, даже вопреки возможным ожиданиям их конца. Ср. предложения (383) Из этого вихря тревоги и тщеславия он не вынес ни одного отрадного чувства, которое теплилось, как бы лампада, в его отуманенной светом жизни (В. Соллогуб. Метель) и (384) Но удерживало, что-то теплилось в душе (Ю. Азаров. Подозреваемый).

Теплые отношения между людьми возникают тогда, когда один человек «принят» в личное пространство другого человека[172]. Отсюда понятно, почему теплые отношения часто выражаются в актуальном общении невербальными тактильными знаками. Что же касается сочетаний слова теплый с названиями соматических объектов, то с одними из них теплый ведет себя исключительно как температурное прилагательное, а с другими — не только как температурное.

Одно дело теплое сердце и совсем другое — теплый лоб, одно дело теплые глаза и другое — теплый нос. Матери часто проверяют у своих маленьких детей, теплый ли у них нос, и если теплый, то это означает, что ребенок не замерз. О температуре органов, которые, как сердце, человеку в норме не видны, мы судить не можем. Видимо, поэтому и возможно только одно, эмоциональное осмысление атрибутивных сочетаний теплое сердце и теплая душа, ср. предложение (385) Простая, прямая и теплая душа его искала опоры в вере народной (Н. Лесков. Владычный суд). А вот сочетание теплые руки может не только обозначать температуру рук, но и указывать на нежность и ласковость их обладателя, ср. нормальные сочетания теплые ласковые руки и теплые нежные руки, а также предложения (386) Едва переступил порог, как кто-то обвил его шею мягкими теплыми руками и зашептал на ухо (Е. Богданов. Вьюга) и (387) Лина захватывает девочку своими большими теплыми руками, усаживает ее к себе на колени <…> (В. Осеева. Динка).

Замечание (О температурных метафорах и соматических объектах в китайском языке)

В китайском языке для выражения эмоций имеется гораздо больше, по сравнению с количеством температурных метафор в английском языке (количественному и качественному сопоставлению английских и китайских метафор посвящена диссертация (Szao 2012)), метафорических слов и выражений, описывающих состояние и положение соматических объектов, а также очень большое число выражений, описывающих изменение цвета объектов. Например, типичное образное выражение гнева по-русски буквально переводится как «стоит (то есть напряжен) живот», а появление желтого цвета на лице китайца (несмотря на принадлежность китайцев к желтой расе!) означает, что он испытывает гнев, страх и другие сильные отрицательные эмоции. Иными словами, там, где мы скажем Он весь побагровел от гнева или Его лицо побагровело от гнева, китаец скажет Он (его лицо) пожелтело от гнева. А высказывание У нее покраснели глаза, помимо прямого «цветового» значения, имеет значение ‘Она завидует <черной завистью>‘ или ‘Глаза у нее лопаются от зависти’.

Про человека, жадного до богатства, китайцы говорят примерно так: «Увидел деньги — глаза краснеют», а англичане то же значение могут передать при помощи прилагательного green, ‘зеленый’, см., например, предложение (388) Ben’s heading off to Spain for the week and I’m green with envy ‘Бен едет на неделю в Испанию, и я ему жутко завидую’ (английский пример взят из Cambridge Advanced Learner’s Dictionary).

В заключение раздела отметим, что мы следуем принципу, сформулированному в лингвистике и невербальной семиотике, согласно которому человек представляет собой психофизиологическое единство, то есть целостную систему, в которой все психические, в частности эмоциональные, явления имеют определенные телесно или словесно выраженные проявления[173], и наоборот, физиологические действия имеют соответствия (корреляты) в сфере психического, рационального и языкового. Поиск таких языковых и телесных коррелятов и их фиксация в некотором лексикографическом формате, будь то словарь или база данных, являются актуальной задачей лингвистики и невербальной семиотики.

§ 9. Признак «структура соматического объекта»

Признак, характеризующий строение соматического объекта, мы называем структурным. Структурные признаки соматических объектов неоднородны: одни относятся к поверхностному уровню, другие — к глубинному.

Признаки поверхностного уровня можно представлять себе как скрывающие ответы на простые «да — нет» вопросы, поставленные к соматическому объекту или какому-то его свойству. Поэтому поверхностные структурные признаки имеют два значения: /да/ и /нет/. Например, признаки «членимость <данного> соматического объекта на составные части», «физическое сочленение данного соматического объекта и других соматических объектов» и «поверхность соматического объекта» соответствуют примерно таким вопросам: Есть ли у данного объекта составные части? Примыкают ли какие-то соматические объекты к данному? и Есть ли у данного соматического объекта поверхность? Ответы на эти вопросы — либо да (есть), либо нет (отсутствует).

Если на вопрос поверхностного уровня получен ответ да, то имеет смысл вопрос более глубинного уровня. А именно, нас интересует, из каких частей состоит данный объект, какие именно соматические объекты с ним сочленимы (ср. русские выражения, говорящие о такой сочленимости: волосы на голове, ноги растут от ушей, руки отходят от плеч), какого рода поверхность имеется у данного объекта (речь идет о таких поверхностях, как кожа (кожный покров), ногти (роговой покров) и волосы (волосяной покров)), каковы функции соматических объектов и др. Если же на вопрос поверхностного уровня получен ответ нет, то имеются две логические возможности.

Первая возможность состоит в том, что данный признак вообще не применим к данному типу соматических объектов или к некоторому отдельному объекту (например, признак «размер» неприменим ни к каким жидкостям, а признак «подвижность» неприменим к пупку). Вторая возможность состоит в том, что признак к данному типу объектов или к данному объекту применим, но принимает нулевое значение. Это значение обычно выражается в русском языке единицей, передающей значимое отсутствие у рассматриваемого объекта свойства, функции, назначения и т. п. Например, слово лысый обозначает отсутствие волосяного покрова на голове, то есть является выражением нулевого значения признака «физическое сочленение головы и волос»; наличие у человека свойства «быть лысым» — это важная, значимая характеристика не только его тела, но и его самого. Слово босой обозначает отсутствие обуви на ногах. Наличие определенной одежды, обуви, некоторых аксессуаров, то есть артефактов, максимально тесно связанных с телом, может быть семиотически значимо, а именно отличать одного человека от другого, точно так же как и отсутствие данной одежды, обуви и т. д. — не случайно есть социальные группы, называемые нудисты, босые, или босоногие. Ср. также выражение голые и босые или сочетание с голыми ногами, которое означает отсутствие носков, чулок и других покрытий ног (но не обуви!). Слова босой, голый, как и лысый, тоже выражают нулевые значения соответствующих признаков.

9.1. Признак «членимость соматического объекта <на составные части>». Имена составных частей

Признак «членимость соматического объекта <на составные части>» говорит о том, членится ли данный соматический объект на части, и если да, то из каких частей он состоит. Например, рука включает в себя часть от плеча до локтя, которая в русском языке не имеет отдельного идиоматического названия — она называется, как и целое, рука. Кроме того, в состав руки входят кисть и локоть. У кисти есть свои части — это ладонь и пальцы, а запястье входит одновременно и в состав руки, и в состав кисти (дело в том, что это пограничный объект между кистью и остальной частью руки). У пальцев есть костяшки (не кости и не косточки) и ногти. Что же касается фаланг, то это биологический (физиологический, анатомический) объект. Поскольку слово фаланга плохо освоено обычным русским языком и фаланги практически не участвуют в производстве жестов, они не входят в центр семиотической концептуализации тела. Таким образом, составные части пальцев рук обозначаются двумя хорошо освоенными русскими словами — костяшки и ногти — и одним плохо освоенным словом — фаланги.

Замечания

1. О значениях признака «членимость соматического объекта»

Составными частями соматического объекта являются другие соматические объекты или их комплексы. Если на вопрос поверхностного уровня Есть ли у данного соматического объекта составные части? получен ответ да, то в качестве значений этого признака указываются сами составные части (или их имена). Например, ответив да на вопрос Есть ли у глаза составные части?, мы перечисляем следующие соматические объекты (или их имена): зрачок, ресницы, веки, белки.

2. О глазах и бровях

Вопрос, являются ли брови составной частью глаз, как мы уже говорили, однозначного решения не имеет. Обычно люди не считают брови частями глаз, ср. выражение не в бровь, а в глаз, где брови и глаза противопоставлены. Люди понимают под бровями ‘две небольшие полоски волос над глазами’ и считают, что брови предохраняют глаза от некоторых внешних воздействий. Кроме того, некоторые признаки бровей являются семантически выделенными: они выражают определенные мысли и чувства их обладателя. Между тем специалисты, изучающие разные свойства глаз, движения зрачков и знаковые взгляды, относят брови к составным частям глаз. Так, Рэй Бирдвистел, описывая мимику, в частности жестовые движения глаз, свойственные американцам, выделял в качестве подкласса жестов глаз жесты бровей[174].

Множество соматических объектов, из которых состоит глаз, — это и есть множество значений признака «членимость глаза на составные части и его составные части».

9.2. Признак «выделенность некоторых соматических объектов в составе данного»

Признак «выделенность некоторых соматических объектов в составе данного соматического объекта» очень близок к только что рассмотренному признаку «членимость соматического объекта». Операция выделенности имплицирует членение соматического объекта на выделенную (или выделенные) часть (части) и остальную часть. Последняя нередко называется так же, как и целое. Например, в составе языка выделяется часть, называемая кончик языка, а остальная часть называется, как и все целое, — язык. Членимость подразумевает деление соматического объекта, так сказать, без остатка, тогда как выделенность делает заметным (салиентным) только один или несколько объектов в составе данного.

Телесные объекты, выделяемые в составе другого объекта, играют важную роль в семиотической концептуализации тела. Их наличие в существенной степени характеризует сам соматический объект, внутри которого они выделяются. У руки имеются части, называемые локоть, кисть, запястье, предплечье (часть руки от локтя до кисти). Но есть одна часть руки — от плеча до запястья, у которой в русском языке специального обозначения нет. В то же время в английской семиотической концептуализации тела эта часть имеет название arm, противопоставленное части, именуемой hand. Таким образом, о руке было бы точнее говорить не как о членимом соматическом объекте, а как об объекте, имеющем несколько выделенных частей, которые в значительной мере характеризуют саму руку.

Отметим любопытный языковой факт. Названия выделяемых частей соматических объектов вместе с названием самого объекта выступают в конструкции Х, точнее <точнее сказать, то есть, а именно и т. п.> Y, а также в конструкции Не весь Х, а Y, где Х — имя соматического объекта, а Y — имя его выделенной части. Ср. предложения (389) Набитую киркой землю он руками, точнее сказать, ладонями <…> всей горой сдвигает к зеву пещеры <…> (В. Маканин. Лаз); (390) Теперь этой ногой, точнее, ее подошвой, Олимпия опасливо погладила море <…> (Т. Орлова. Ловушка для ящериц) и (391) Лоб основательно забинтован. Не вся голова, а именно лоб (А. Ткачева. Приворот).

9.3. Признак «наличие соматического объекта внутри данного объекта»

Внутри данного соматического объекта могут находиться другие соматические объекты, причем их тип может быть разным. Например, с точки зрения русского языка внутри руки имеются части, называемые мускулы, кровь, вены, жилы, жир и кости; внутри языка находятся кровеносные сосуды, а внутри волос (волосяного покрова) соматических объектов нет. В руке, таким образом, имеются объекты следующих типов: «мышцы», «жидкости», «линии» и некоторые другие, а внутри органа «язык» — объекты типа «жидкость», «сосуды», «мышцы».

Интересным является вопрос: верно ли, что соматические объекты одного типа содержат внутри себя соматические объекты одних и тех же типов? Оставим в стороне те типы соматических объектов, которые вообще не имеют (с точки зрения языка и культуры) внутренней структуры, — это, например, жидкости, газы, линии и некоторые другие типы объектов. Сразу же скажем, что ответ на поставленный вопрос — «неверно». Например, рука и живот относятся к одному и тому же типу соматических объектов, а именно к частям тела, но в руке есть, помимо прочего, мышцы (мускулы), жир и кости, а в животе костей нет, хотя есть мышцы и жир. Зато в нем содержатся органы пищеварения, которые называются внутренности, или — более просторечное название — нутро.

Замечание (О соотношении признаков «членимость соматического объекта на составные части» и «наличие соматического объекта внутри данного объекта»)

Признаки «членимость соматического объекта на составные части» и «наличие соматического объекта внутри данного объекта» имеют по крайней мере одно общее свойство: значения этих признаков не зависят от социальных, имущественных, возрастных и других характеристик людей. Так, у взрослого человека и ребенка, у мужчины и женщины, у офицера и учителя — у каждого из них руки в норме членятся на одни и те же части. И внутренний состав рук у этих людей, то есть мышцы, вены, кровь и др., один и тот же. Не случайно мы используем одно и то же слово руки, говоря о руках каждого из этих людей.

Исключениями тут являются беременные женщины и кормящие матери, больные и некоторые другие люди. Беременные женщины носят в себе тело другого человека, у кормящих матерей есть или должно быть молоко, больные люди могут иметь обескровленные части тела, у них могут отсутствовать какие-то сосуды, мышцы, жир и т. п.

9.4. Признак «мера спаянности внутренних частей соматического объекта»

Внутренняя структура соматического объекта определяется не только его составными частями, но и связями между ними (отметим сразу, что это общее свойство структуры любого устройства или объекта). В русском языке есть слово телосложение, в котором подчеркивается как раз то, что тело складывается из отдельных элементов. Сами конструктивные элементы могут быть связаны между собой разными связями, например связью типа «обусловленность». Это означает, что наличие одной части предопределяет наличие другой. Например, если у некоторого соматического объекта есть мясистая часть, часто называемая просто мясо, то в нем есть и кровь.

Мера спаянности элементов внутренней структуры соматического объекта отражается в русском языке особым образом. Она характеризует связь между внутренними частями данного объекта как сильную или слабую (ослабленную). На самом деле слова сильный и слабый — это обозначения лишь крайних точек непрерывной шкалы, которая имеет и промежуточные точки. Мы можем говорить о некоторых связях как о более сильных или менее сильных (слабых). Приведем ряд примеров.

Когда мы говорим сбитая фигура или когда характеризуем консистенцию тела человека[175] с помощью слов плотный, крепкий, кряжистый, приземистый[176], то этими словами выражаем очень тесную связь между отдельными частями его тела. Теснота связи воспринимается как отсутствие пространства между частями. Но она может отражаться не только как пространственная близость частей соматического объекта, но и, например, как одновременное участие этих частей в некотором действии, в частности в жестовом. Так, в жесте удар рукой участвует вся рука, то есть все ее части — пальцы, ладонь или кулак, локоть и др.

Когда мы говорим, что человек рыхлый или дряблый, то указываем на отсутствие плотности (тесной связи) между частями его тела. При взгляде на рыхлого человека создается ощущение, что его тело легко согнуть, что оно легко ломается, рвется. Смысл ‘отсутствие спаянности внутренних частей’ в слове дряблый выражен, однако, не прямо, а косвенно. Отсутствие спаянности является здесь следствием слабости телесных мышц. Они становятся отвислыми, и тело представляется наблюдателю уже не как слитное и цельное единство, а как сумма отдельных частей, которые лишь условно можно назвать мышцами.

9.5. Признак «пропорциональность строения соматического объекта»

Под пропорциональностью частей, входящих в состав соматического объекта, имеется в виду либо их одинаковое строение, например строение парных частей лица — глаз, ушей, губ, либо (для тела) симметрия тела относительно всех пространственных осей. Действительно, строение правого и левого глаза в норме одинаково, и мы различаем их только по положению на лице. Существуют русские слова, говорящие о пропорциональном или непропорциональном строении тела. Непропорциональное строение оценивается как эстетически некрасивое, поэтому о нем, как и о всякой аномалии, говорят чаще, ср. нескладный, разг. нескладеха. В норме тело человека мыслится как пропорциональное, поэтому языковое обозначение положительной оценки этого свойства указывает на привлекательную эстетическую характеристику тела человека. Ср. складный, статный, хорошо сложенный, пропорционально сложенный[177]. Вот некоторые примеры употребления этих слов: (393) Он был удивительно обаятельный, какой-то весь складный, небольшого роста и уютный (Вл. Давыдов. Театр моей мечты); (394) — Горюшко! Ведь пятнадцать уже, а нескладеха (Ю. Дружников. Виза в позавчера); (395) Вошла Бригитта — тоненькая, миниатюрная, удивительно пропорционально сложенная (В. Кожевников. Щит и меч).

9.6. Признак «каритивность соматического объекта»

«Каритивность соматического объекта» — это еще один структурный признак. Термином каритивность обозначают полное отсутствие или частичную нехватку в нем какого-то соматического объекта или чего-то другого — того, без чего данный объект или его обладатель представляются в некотором отношении неполноценным или несостоятельным, в частности, без них соматический объект или человек плохо функционирует, например имеет аномальные размер или форму, мешающие важным действиям, что-то происходит с его внутренними частями и т. п.

В последнее время признак «каритивность» применительно к самым разным видам объектов и разным мирам стал широко изучаться в отечественной лингвистике[178]. Дело в том, что он играет важную роль в семиотической концептуализации любого из миров, представленных в знаковых кодах русской культуры.

Речь идет прежде всего о мире людей и мире животных (ср. пустой человек, сухой человек, пустая голова, пресная душа, безрогая корова), о пище и ее потреблении (ср. пресная еда, сухофрукты). Говорят о каритивности как о свойствах пространства (пустынные улицы, пустое метро, пустолюдье) и времени (цейтнот, ср. также молодняк, зеленый о человеке, которому недостает зрелости, и диал. преснуть ‘засиживаться чересчур долго на одном месте’). Каритивность находит также отражение в мире эмоций и чувств (ср. сухое приветствие, пустое сердце) и др. Однако по отношению к такому важному фрагменту мира, каким является человеческое тело и телесность, свойство каритивности подробному исследованию, насколько нам известно, еще не подвергалось (хотя отдельные замечания делались, см., например, (Толстая 2008)).

Говоря о каритивности некоторого соматического объекта, отметим, что в нем могут отсутствовать соматические объекты разных типов и языковые единицы, выражающие такое отсутствие, могут интерпретироваться по-разному.

Рассмотрим сочетание сухой человек. Оно может обозначать либо (А) человека, тело которого лишено воды, влаги, ср. предложение (396) Высокий сухой человек, бухгалтер или вагоновожатый, с маленьким ученическим портфельчиком под мышкой (Ю. Домбровский. Хранитель древностей), либо (Б) человека старого или больного, человека, лишенного жизненных соков и сил (второе значение рассматриваемого сочетания, разумеется, производно от первого), ср. предложение (397) И ему захотелось приласкать ее, сказать ей что-то нежное, такое, какого давно уже не говорил он, старый сухой человек, ей, седой старой женщине (М. Арцыбашев. У последней черты). Есть еще и третье возможное понимание сочетания сухой человек, которое относится к психологической (эмоциональной) сфере. А именно, оно обозначает человека, у которого эмоций меньше, чем должно быть в норме, или человека, у которого эмоции полностью отсутствуют, см. предложение (398) Внешне очень сухой человек, а глядя на нас, она раскрывалась (Н. Бестемьянова и др. Пара, в которой трое).

Замечания

1. О русских языковых выражениях значений признака «каритивность соматического объекта»

Среди языковых средств выражения каритивности выделяются прилагательные сухой и родственные ему слова высохший, сухощавый, сухонький и др., а также пустой и пресный. Из описания этих слов, содержащихся в работе (Толстая 2008; см. также (НОСС 2004)), следует, что основные средства выражения каритивности применительно к телу и его частям — это слова пустой и сухой. А вот прилагательное пресный в русском языке, в отличие от его диалектов и от некоторых славянских языков, с именами соматических объектов не употребляется (см. (Толстая 2008, 78–80)).

Телесная каритивность может передаваться также не только прилагательными, но и существительными, ср. сухотка, малокровие, лысина[179], худоба, разг. сушняк, устойчивыми выражениями типа кожа да кости; без царя в голове; без рук, без ног и т. п.

2. О соотношении признака «каритивность соматического объекта» с признаками «каритивность свойств / состояний / действий соматического объекта»

Каритивность соматического объекта существенным образом опирается на представление человека данной культуры о том, каким этот объект должен быть в норме, то есть какова его структура, из каких частей он состоит и как эти части должны быть связаны. Однако норму бытия и жизнедеятельности соматического объекта определяют и другие факторы. Среди них то, какие форма, размер, функции и действия для этого объекта считаются нормальными. Иными словами, с соматическим объектом соотносится много разных норм, а потому уместно говорить о каритивности каких-либо характеристик данного объекта или характеристик людей и объектов, с ним связанных, то есть о недостаточности или полном отсутствии соответствующих свойств людей и объектов.

О каритивности физических и структурных признаков соматических объектов, их функций, действий и т. п. мы узнаем из семантического анализа единиц русского языка и русского языка тела, которые передают значения этих признаков. Такие слова и сочетания слов, как малоподвижный, похудеть, рахитичный, глухая тетеря, холодный нос, тусклые глаза, короткие ноги, слабые мышцы, негнущиеся (или: холодные, окоченевшие) ноги, плохая кровь, обозначают недостаточность чего-то, что в норме должно быть у соответствующих телесных объектов, а жесты вялое рукопожатие, небрежный кивок, слабое объятие отличает недостаточная телесная активность при их производстве, тоже своего рода каритивность.

9.7. Признак «избыточность соматического объекта»

Признак «избыточность соматического объекта» противоположен признаку «каритивность». Под избыточностью соматического объекта подразумевается то, что каких-то существенных частей в нем больше, чем представляется необходимым для его нормальной жизнедеятельности и функционирования. Каритивность и избыточность имеют также интегральные, или общие, признаки, и один из них это то, что и каритивность, и избыточность обычно мешают соматическому объекту нормально существовать и функционировать.

Соматический объект, обладающий признаком «избыточность» (а вследствие этого им обладает и сам человек), мыслится или неполноценным, или обладающим качествами, позволяющими ему совершать какие-то действия, в норме обычному человеку недоступные. В последнем случае избыточность не мешает, а, напротив, помогает человеку, позволяя ему делать то, что в норме человек делать не может.

Остановимся на языковых выражениях значений признака «избыточность соматического объекта». В русском языке разница между «мешающей» и «помогающей» избыточностью проявляется в оценках — либо смысловых, то есть встроенных в семантическую структуру соответствующих слов, либо прагматических, то есть выявляемых из контекста. Эти оценки в случае избыточности первого рода являются негативными, а в случае избыточности второго рода — позитивными или нейтральными.

Примером единиц, передающих негативную оценку, служат слова и словосочетания жирный (передает негативную оценку тела человека или некоторых его частей), жирдяй, жиртрест (негативная характеристика исключительно тела человека и его внешности). Второй подбородок портит эстетическое впечатление о человеке, сопливый нос мешает ему дышать, а слезящиеся глаза мешают видеть. А вот примеры единиц с позитивной оценкой: второе сердце — это положительная характеристика человека как энергичного, способного совершать серьезные дела. Полнокровный — это прилагательное, которое в своем исходном значении говорит об избытке в теле крови, а в переносном значении обозначает эстетически приятного, обычно крупного человека. Глаза на затылке — так говорят о человеке, который видит то, что находится в пространстве за его спиной, как будто у него там глаза, а мозолистые руки свидетельствуют о том, что человек физически много (или долго) и усердно работал, и потому на него в различных делах, связанных с физическим трудом, можно положиться.

Одни языковые выражения, описывающие избыточность, относятся по смыслу не к самому телу, а к отдельным соматическим объектам в его составе; другие характеризуют избыточность только тела; а третьи, и их большинство, относятся как к телу, так и к его объектам. Примерами единиц первого рода являются сочетания мясистый нос, слоновьи ноги и заросший человек (последнее сочетание может означать как ‘заросшая голова’, так и ‘заросшее лицо’). Примерами единиц второго рода являются слова многорукий, трехголовый, формы (слово во множественном числе, характеризует женское тело). Наконец, примерами единиц третьего рода являются уже упомянутые нами слова жирный, пухлый (о теле, руках, ногах и некоторых других частях тела), большой (тело, грудь и др.).

Избыточность может быть связана с функцией соматического объекта[180], ср. сочетание плодовитая жена в предложении (399) Он женился на знатной датчанке, и плодовитая жена наделила его многочисленным потомством (А. Ладинский. Последний путь Владимира Мономаха) и сочетание плодородная женщина в предложении (400) У женщины должны быть грудь, живот и чрево, и все это должно быть представлено выпукло и зримо. Иными словами, должно быть видно, что это плодородная женщина (И. Прокопенко. Тайны богов). Оба сочетания используются для обозначения женщины, которая может много рожать или много раз рожала. Избыточность связывается также с размером и весом (ср. дородный в предложении (401) Когда говоришь «Герта», представляешь себе спокойную дородную немку (В. Запашный. Риск. Борьба. Любовь)), с ростом, то есть размером в высоту (вытянувшийся), цветом (багровый нос), температурой (горячий лоб) и т. п.

9.8. Признак «поверхность соматического объекта»

Признак «поверхность соматического объекта» предполагает последовательный ответ на два вопроса. Первый из них — Есть ли поверхность у данного соматического объекта?, и если на него получен ответ да, то задается второй вопрос: Каков тип поверхности данного соматического объекта?

Есть соматические объекты, для которых существование поверхности и некоторых ее свойств предопределены тем типом, к которому эти объекты относятся. Например, соматические объекты типа «части тела» имеют поверхность, а соматические объекты из классов телесных жидкостей поверхностей не имеют. Не бывает поверхностей (как, впрочем, и внутренностей) у объектов типа линий. Не имеют поверхностей также разного рода «шрамы» — рубцы, порезы, царапины, раны.

Имена некоторых соматических объектов в ряде своих употреблений могут обозначать не сами объекты, а их поверхности. К таким употреблениям относятся предложно-падежные формы с именами соматических объектов, вводимыми пространственными предлогами на и по, ср. мозоль на пальце, морщины на лбу, провести рукой по шее. Имена соматических объектов обозначают поверхность также в контексте прилагательных, выражающих свойства поверхности, в частности ее кривизну, меру неровности, твердость или мягкость и т. п., ср. бархатные ручки, искривленный позвоночник, бугорчатая голова, см. предложение (402) У одного крошечный чубик на темени, а остальное — лысая и неровная бугорчатая поверхность головы с торчащими островками колючей растительности. (В. Соловьев. Три еврея, или Утешение в слезах. Роман с эпиграфами).

Анализ языкового материала показывает, что если соматический объект имеет поверхность, то у него есть также объем. О таком объекте можно говорить, что у него что-то есть внутри. По-видимому, связь между наличием поверхности и наличием объема односторонняя: из наличия первой следует присутствие второго, но не всегда наоборот. Например, можно сказать и на пальце мозоль, и в пальце заноза (то есть ‘некоторая часть занозы находится внутри пальца’); правильными являются выражения на груди медаль и в груди сердце, но несколько странно выглядят сочетания ?на жилах,?на венах при нормальных сочетаниях в жилах, в венах <течет кровь>.

9.9. Признак «пустота соматического объекта»

Есть соматические объекты монолитные, сплошные, а есть соматические объекты, которые содержат полость, пустоту. Люди обращают внимание обычно только на те пустоты, которые существенны либо для функционирования данного соматического объекта, либо для описания каких-то других его свойств[181]. Представление о таких пустотах, их природе и функциях является важной информацией, входящей в семиотическую концептуализацию тела. Например, с точки зрения биологии в кости, возможно, имеются пустоты, однако для наивной картины мира и семиотической концептуализации тела и телесности наличие или отсутствие пустот в костях никакого значения не имеет: кости мыслятся и отображаются в русском языке как монолитные объекты.

Не исключено также, что и в ушах есть пустоты разных видов, о чем могут знать медики или биологи. Однако обычные люди об этом ничего не знают, а знают лишь об одном отверстии, которое называется ушное отверстие. Как и другие телесные отверстия, оно является каналом, по которому осуществляется связь между внешним миром и внутренней областью человеческого тела.

Отметим, что сочетание ушное отверстие в обычном языке почти не используется, то есть это имя не является прагматически освоенным. Вместо того чтобы сказать ушное отверстие, говорят просто ухо или уши. Когда нам говорят В уши попала вода или У ребенка болят уши, когда мы говорим, что кто-то плохо слышит, когда исполняем жест сказать <что-то> на ухо, — везде участвует ушное отверстие. Именно через него в ухо попадает вода; в него закапывают лекарство; в него вставляют ватку, когда делают компресс. Когда человек плохо слышит или когда мы не хотим, чтобы сказанное человеку услышали другие, мы приближаем губы к ушному отверстию и говорим прямо в него.

Наличие регулярного смыслового соответствия между именем отверстия и именем соматического объекта, в котором находится это отверстие, то есть наличие метонимии типа ‘объект — отверстие в этом объекте’ (ср. слова ухо, рот, нос как обозначения соответствующих отверстий), служит еще одним свидетельством важности фиксации наличия отверстий в телесных объектах для семиотической концептуализации тела и телесности.

Рассмотрев наиболее важные структурные признаки соматических объектов, перейдем к описанию функциональных признаков.

§ 10. Признак «функция соматического объекта»

10.1. Общие замечания

Под функцией данного соматического объекта мы будем понимать его назначение, обеспечивающее жизнедеятельность человека. Функции соматических объектов во многом определяют поведение человека в разных жизненных ситуациях, тесно связаны с внутренним устройством объектов и реализуются в тех действиях, которые эти объекты могут выполнять, или в действиях, которые над этими объектами выполняются. Тем самым функции соматических объектов обусловлены, с одной стороны, анатомическим строением человеческого тела или его отдельных частей, а с другой стороны, физиологическими и социальными задачами, которые человек решает на своем жизненном пути или на разных этапах жизненного цикла.

Функции соматических объектов тесно связаны с другими признаками этих объектов, а также с признаками, характеризующими их обладателей. Например, языковые выражения, обозначающие действия младенцев, такие как тянуться (к кому-либо или чему-либо), откликаться (на голос родителей), поворачивать голову, хватать (что-либо) и др., являются чрезвычайно важными свидетельствами разных функций соматических объектов, присущих ребенку.

По мере взросления и старения функции соматических объектов могут развиваться, изменяться и даже утрачиваться. Очевидно, что если какого-то соматического объекта у человека до определенного возраста нет, как, например, нет у мальчика усов или у девочки женской груди, то не имеет смысла говорить о функциях такого объекта. Однако даже если та или иная часть тела у ребенка есть, ее функции могут отличаться от функций той же части тела у взрослого человека. Например, у плеч взрослого человека есть функция «удерживать тяжелые грузы» (см. о плечах § 2 гл. III), а у плеч маленького ребенка ее нет.

Понятие «функция соматического объекта» является в большой степени абстрактным. В основе выделения функций лежат когнитивные операции объединения в класс, обобщения и категоризации. Конкретные обозначения функций соматического объекта (например, обозначения его типовых действий) обобщаются, в частности, путем сведения ряда синонимов до условной доминанты (например, для хватать, брать, цапать доминанта — брать) или путем сведения ряда когипонимов до гиперонима (вдох, выдох, вздох — гипероним дыхание).

Если эти операции проводятся с лексемами естественного языка, то другие когнитивные операции производятся со смыслами. Так, во множестве семантически близких слов, в частности слов, входящих в одно семантическое поле, выделяется смысловой инвариант, и для обозначения функции соматического объекта подыскивается единица, наиболее непосредственно отвечающая этой семантической доминанте и лишенная специфических смысловых признаков. Например, среди слов и словосочетаний слышать, слушать, подслушивать, заслушаться, улавливать ухом, навострить уши и др. в качестве обозначения функции ушей выбирается сочетание воспринимать звуки как наиболее нейтральное, а не, например, слово слушать, обозначающее намеренное действие. Из многих конкретизаций разных положений тела, связанных с устройством и назначением позвоночника (например, наклониться, склонить голову, земной поклон, свеситься, выпрямиться, сгорбиться, подтягиваться и др.), в качестве обозначения функции позвоночника, реализующейся во всех этих положениях, выбирается сочетание обеспечивать гибкость корпуса и управлять им. Смысл, передаваемый этим сочетанием, не имеет в русском языке идиоматического выражения и является результатом логического обобщения смыслов всех указанных и близких к ним обозначений конкретных положений тела.

Когда мы выделяем функции соматических объектов, мы обычно выбираем такие имена функций, которые свидетельствуют об их реализации, или выполнении. Между тем невыполнение функции тоже является одним из ее возможных проявлений, нередко не менее важным, чем реализация. Так, одна из основных функций соматического объекта «язык» — это говорение. Однако важным аспектом этой функции является также молчание, проявляющееся, например, в таких фразеологических выражениях, как держать язык за зубами, проглотить язык, прикусить язык и т. п. Аналогичным образом «не воспринимать звуки» является одной из реализаций функции ушей (ср. заткнуть уши, в ушах бананы).

Часто бывает, что о функциях соматических объектов мы узнаем по их патологическим состояниям. Патологическое состояние соматических объектов бывает трех видов: аномальное функционирование, вызванное внешними или психологическими причинами, болезнь и отсутствие части тела. Выражения в языке аномального функционирования (а также болезней) являются надежными показателями наличия у данного соматического объекта той или иной функции. Когда язык немеет, он не может выполнять свою основную функцию — говорить; когда коченеют ноги (например, от холода), они с трудом передвигаются.

Многие болезни соматических объектов с очевидностью приводят к нарушению функций. Болезни глаз, ног, живота и многие другие — все это препятствия для нормального функционирования соответствующих объектов, и потому важнейшей целью врачебной деятельности является восстановление утраченных функций. Восстановление утраченной функции у соматического объекта имеет решающее значение для жизни человека и потому специальным образом описывается языком (ср., например, глаголы лечить, исцелять, прилагательные целебный, существительные врач, лекарство, костоправ, массажист и др.).

Отсутствие соматического объекта тоже обычно выражается стандартным способом в русском языке, ср. Ему оторвало ногу; выколоть глаз; У него нет пальца. Интересно, что есть языковые единицы, которые могут обозначать не только физическое отсутствие соматического объекта, но и невыполнение им своих функций, как постоянное, так и актуальное. Например, прилагательное безрукий может обозначать не только отсутствие соответствующей части тела, но и неспособность наличествующей руки нормально выполнять свои функции. А прилагательное безъязыкий применительно к человеку, помимо обозначения отсутствия языка, обозначает актуальную неспособность человека говорить или его нежелание в данный момент высказаться по какому-то вопросу. Это очевидно связано с тем, что отсутствие соматического объекта имплицирует невозможность реализовать его функции. Ср. также слова безголовый, бессердечный, бездушный — все они обозначают неспособность или недостаточно хорошую способность выполнять определенные функции (думать, чувствовать).

Отметим существование особых диагностических контекстов — слов, словосочетаний, конструкций и др., обозначающих дисфункции соматических объектов. Такие контексты тоже позволяют выявить основные функции объектов. Ситуация, при которой соматический объект не способен выполнять свои основные функции, отражается в языке двумя способами: говорится либо о том, что он как бы атрофирован и не подчиняется воле человека (ср. выражения руки не слушаются; голова плохо работает; язык отнялся), либо о том, что он не выполняет присущие ему функции (ср. выражения ноги не ходят; шея не поворачивается; уши не слышат и др.). Если вторая группа выражений непосредственно называет те функции, которые соматические объекты не могут реализовать, то выражения первой группы семантически устроены более сложно. Глаголы (не) работать, (не) слушаться и т. п. применительно к именам разных телесных объектов могут значить разное, причем существенным фактором для интерпретации соответствующих единиц является контекст. Так, выражение руки не слушаются означает, что человек не может что-то держать или что-то взять, не может писать или играть на музыкальном инструменте и т. п. Общим для всех этих действий является необходимость хотя бы незначительных усилий для их выполнения. С другой стороны, фраза Голова не работает практически однозначно указывает на актуальное нарушение способности мыслить, а фраза У нее язык отнялся — на неспособность говорить. Информация о значении этих выражений является словарно закрепленной, а потому подобные выражения позволяют нам почти однозначно выявить важные, основные функции соматических объектов.

Анализ показывает, что функции соматических объектов отражается не только в языковых выражениях, но и в жестовых единицах. Например, жест приложить руку к груди <в знак благодарности> актуализует роль сердца как хранилища эмоций, а жест погрозить кулаком характеризует кулак как инструмент для нанесения удара.

10.2. Типология функций соматических объектов

По нашему мнению, два наиболее важных дифференциальных признака, по которым предпочтительно классифицировать функции соматических объектов, таковы:

1. Необходимость для жизнедеятельности человека. По этому признаку функции соматических объектов делятся на физиологические и нефизиологические.

2. Биологическая обусловленность функции. По этому признаку выделяются биологически обусловленные и небиологически обусловленные функции.

Выделение биологически обусловленных функций в отдельный класс объясняется природой соматических объектов. Эти функции определяются устройством организма человека; они возникли и развиваются в процессе биологической эволюции. Небиологически обусловленные функции в свою очередь делятся на культурно обусловленные, социально обусловленные, коммуникативно обусловленные и др.

Между биологически и небиологически обусловленными функциями есть принципиальное различие. Первые характеризуют тело человека как таковое, а вторые относятся к самому человеку и его деятельности, к его существованию в социуме и культуре .

Таким образом, в соответствии с выделенными двумя признаками и их значениями логически возможны четыре класса функций:

(1) физиологические биологически обусловленные

(2) нефизиологические биологически обусловленные

(3) физиологические небиологически обусловленные

(4) нефизиологические небиологически обусловленные.

В действительности функций класса (3) не существует, поскольку все физиологические функции по своей природе являются биологически обусловленными. Поэтому функции класса (1) мы будем называть физиологическими, функции класса (2) — биологическими, а функции класса (4) — небиологическими.

На этих трех классах функций мы остановимся подробнее.

К физиологическим функциям — класс (1) — относятся те функции соматических объектов, которые направлены на поддержание жизни и здоровья человека, целостности его организма. Эти функции человеком. Среди них выделяются, в частности, определенные функции внутренних органов человека: для сердца — перегонять кровь, для желудка — переваривать пищу, для легких — забирать кислород из воздуха и выдыхать углекислый газ. Физиологические функции имеются и у некоторых других соматических объектов: у шеи это соединять голову с туловищем, у ноздрей — впускать и выпускать воздух и т. п.

Важным свойством физиологических функций является непроизвольность, то есть неподконтрольность (в норме) воле человека. Это означает, что выполнение физиологических функций происходит независимо от участия сознания человека. Еще одно свойство физиологических функций состоит в том, что их неосуществление или плохое выполнение является патологией и может привести к атрофированию соматического объекта, а в предельном случае даже к смерти человека.

Остальные функции соматических объектов — нефизиологические. В отличие от физиологических функций, они могут быть как биологическими — класс (2), так и небиологическими — класс (4).

Биологическими являются, например, основные функции органов чувств. Для глаз это — видеть, для ушей — слышать, для носа и ноздрей — ощущать запах (обонять), для языка — ощущать вкус, для кожи — испытывать тактильные ощущения. К тому же классу, очевидно, относятся такие функции, как ходить — для ног и брать и удерживать предметы — для рук.

Биологические функции отличаются от физиологических тем, что их выполнение обычно подконтрольно воле человека: человек может как выполнять их по своей воле (желанию), так и не выполнять. В норме человек постоянно что-то видит и слышит, но он может специально закрыть глаза, чтобы не видеть, или, наоборот, открыть глаза, чтобы видеть. Точно так же человек может исполнить жест заткнуть уши, чтобы не слышать. Однако если глаза могут открываться и закрываться самопроизвольно, без участия воли человека, то ходьба, например, всегда происходит при волевом усилии человека. В этом смысле функции соматических объектов можно различать по степени участия воли человека в их реализации.

Небиологические функции соматических объектов делятся на ряд важных подклассов в зависимости от того, какие сферы человеческой деятельности они обслуживают.

Особо выделяются культурно обусловленные функции. Они, не имея непосредственной биологической мотивации, возникают в силу того, что соматические объекты используются в различных культурных процессах, например в ритуалах, искусстве, спорте, играх и др. Эти функции приписываются соматическим объектам в силу определенных культурных конвенций. Например, руки участвуют в ритуалах приветствия, ср. жесты рукопожатие, протянуть руку <для поцелуя>, отдать честь, объятие; глаза — в таких культурных актах, как флирт (ср. подмигнуть, строить глазки) или игра (гляделки).

В разных культурах одна и та же функция может быть приписана разным соматическим объектам, а один и тот же соматический объект в разных культурах может выполнять разные культурно обусловленные функции. Это явление можно назвать межкультурной вариативностью культурно обусловленных функций. Например, в европейской культуре важнейшую роль в ритуале приветствий играет рука, в тибетской культуре — язык (приветствуя друг друга, тибетцы высовывают язык, см. (Крейдлин 2002, 139)). В японской культуре важную роль играет спина: угол наклона спины к поверхности земли характеризует такой важный класс японских жестов, как поклоны, причем не только приветственные, см. (Тумаркин 2001).

Помимо подкласса культурно обусловленных небиологических функций, выделяется также подкласс социально обусловленных функций. Это функции, определяющие место и назначение соматических объектов в разного рода социальных процессах. Например, руки и ноги используются в инструментальных действиях, начиная с чисто производственных, например приведения в действие каких-либо устройств, и кончая эстетическими, такими как управление смычком, а также педалями рояля или органа. Важнейшим подтипом социальных функций, который в силу его высокой значимости мы выделяем в отдельный класс, являются коммуникативные функции. Коммуникативная функция руки реализуется в актах указания, а коммуникативная функция лица — в актах привлечения внимания.

Заметим, что четкую границу между биологическими, с одной стороны, и культурными и социальными небиологическими функциями соматических объектов, с другой, провести не всегда просто.

Рассмотрим, например, такую функцию комплекса органов, именуемых речевым аппаратом, как говорение (речевая функция). Эта функция, несомненно, является биологической, поскольку речевой аппарат и языковая способность человека возникли в результате биологической эволюции. Однако для жизнедеятельности человека бóльшую роль играет культурная и социальная нагруженность акта говорения. То же можно сказать и о функциях многих других соматических объектов, не входящих в речевой аппарат. Руки, например, участвуют в производстве жестов, лицо — в мимических выражениях, глаза — во взглядах, а корпус и ноги — в позах и знаковых телодвижениях, и это коммуникативные функции данных объектов.

Построенной типологией функций не исчерпывается круг их содержательных классификаций. Можно объединить функции отдельных соматических объектов по степени их общности и выделить следующие виды функций.

Структурные функции характеризуют место данного объекта в общей системе соматических объектов, то есть структурная функция связана с внутренней организацией тела и отдельных его частей. Например, основной функцией шеи является структурная, точнее, соединительная функция: шея соединяет голову с туловищем. Соединительная функция есть также у плеч, которые соединяют голову, шею и руки с корпусом. Структурной функцией обладает и живот, но эта функция уже не соединительная. Ее можно назвать функцией вместилища: в животе находятся некоторые внутренние органы. Скрепляющей, тоже структурной, функцией, объединяющей разные виды костей в нечто цельное, обладают скелет и позвоночник.

Информационные функции выполняют те соматические объекты, которые передает человеку сведения о внешнем мире и осуществляет их первичную обработку. Свою информационную функцию глаза осуществляют через зрение (визуальный канал), уши — через слух (аудиальный канал), нос и ноздри — через обоняние (обонятельный канал). Особой информационной функцией обладает кожа, занимающая максимальную поверхность человеческого тела. Естественный язык говорит нам о том, что кожа ощущает и воспринимает мир, что на ней отражаются и физические воздействия (например, касания, удары, температура), и психические (волнение, страх), ср. идиоматическое выражение Я это кожей чувствую (и это обозначение максимально выраженного ощущения) или фразу Марины Цветаевой: (403) Есть люди страстей — чувств — ощущений — Вы человек дуновений. Мир вы воспринимаете накожно: это не меньше чем: душевно. Через кожу Вы воспринимаете и чужие души, и это верней (М. Цветаева. Сводные тетради).

Симптоматические функции осуществляют те соматические объекты, которые способны передавать вовне информацию о внутреннем состоянии человека. К таким объектам относятся, например, лицо в целом и, видимо, все его части (например, горячий лоб сообщает о болезни или об особом психическом состоянии, щеки горят или пылают от стыда, а подбородок прыгает, дергается или дрожит от волнения: (404) …Плечи Екатерины стали подергиваться, подбородок дрожать (В. Шишков. Емельян Пугачев)). Кроме того, симптоматические функции выполняют руки, которые дрожат от волнения и других сильных чувств, ноги, которые могут подкашиваться от усталости или от сильных отрицательных эмоций.

Эстетические функции соматических объектов связаны с восприятием тела в данной культуре или данном этносе, с квалификацией и оценкой его красоты или уродства и соотносятся с такими категориями, как личный и общественный успех, бóльшая или меньшая социальная активность человека.

У некоторых соматических объектов, таких как черты лица, глаза, волосы, грудь, ноги, эстетическая функция входит — по крайней мере в современной европейской культуре — в число основных. Эстетические функции напрямую связаны с социальными и биологическими категориями, такими как гендер и возраст или физическое и психическое состояние человека.

Многие соматические объекты обладают особыми функциями, не объединяющимися в более крупные группы. Так, голова осуществляет мыслительную функцию — думает, она является вместилищем информации, хранилищем памяти и т. д. Сердце осуществляет психологические функции — чувствует, любит, подсказывает и др. Биологической, репродуктивной функцией обладают гениталии. Эта функция гениталий в значительной степени «окультурена». Об этом свидетельствует большое количество связанных с нею ритуалов и табу, как невербальных, так и вербальных, а также большое количество вербальных и невербальных знаков, которые эту функцию описывают.

Спина и плечи тоже имеют уникальные культурно-значимые функции, см. § 2 гл. III, а также статью (Крейдлин, Летучий 2006). Они исполняют роль своего рода перегородок, отделяющих пространство перед лицом и глазами человека от пространства позади человека, ср. предложения (405) За спиной он оставил свой дом и (406) Он перебросил мешок за плечи. Регулярным является перенос с пространственных перегородок на временные, ср. предложение (407) За плечами у него тридцать лет трудового стажа. Ср. также выражение говорить за спиной у кого-то, которое, в отличие от выражения говорить в лицо, означает ‘говорить что-то втайне от человека’.

Лицо — это область проявления эмоций и выражения человеческого достоинства (ср. сохранить лицо, потерять лицо, лица необщее выражение и т. п.). Кроме того, по лицу узнают, помнят и идентифицируют человека, а также судят о его физическом и психическом состоянии, здоровье и нездоровье. Лицо — настолько важная часть человека, что является источником метонимического переноса с части на целое (ср. ЛИЦО 1 ‘часть головы’ и ЛИЦО 2 ‘человек’). Важность лица проявляется также и в том, что оно обладает большой культурной и социальной нагруженностью. Учет признаков «гендер» и «возраст» позволяет говорить о женских и мужских лицах. Ср., например, известное высказывание У войны не женское лицо: война связана с жестокостью, кровью, что никак не совмещается с приятными женскими лицами. Женские лица специально украшают; существует даже отдельная область деятельности — косметология, которая по большей части занимается женским лицом. Как отдельные выделяются также детские и взрослые лица, причем особыми социальными функциями нагружены в первую очередь лица взрослых, поскольку они оформлены и индивидуализированы в большей степени, чем детские.

Помимо уникальных функций, о которых речь шла выше, есть функции, общие для ряда соматических объектов. Общность функций проявляется прежде всего в участии объектов в одних и тех же процессах. Например, губы, язык, зубы, небо и др. участвуют в речеобразовании, а желудок, кишки, печень — в пищеварении. Соматические объекты иногда могут исполнять те же функции, что и их составные части. Так, ноздри и нос обладают общими функциями дыхания и обоняния, а руки и пальцы рук участвуют в выполнении одних и тех же и при этом самых разнообразных действий. Общность функций проявляется также в том, что в языке существуют понятия и термины, указывающее на изофункциональное объединение разных частей тела, о чем мы уже писали в § 6 гл. I, ср. такие выражения, как речевой аппарат, пищеварительная система, органы дыхания и др.

Однако наиболее важное общее функциональное свойство многих соматических объектов состоит в том, что они в определенных контекстах могут , или , то есть становиться знаками.

10.3. Отражение функций соматических объектов в языке и невербальном коде

У соматических объектов выделяются функции, которые можно считать основными. Именно они получают отражение в значениях и особенностях употребления разнообразных языковых выражений и знаков телесного кода. Среди множества функций, присущих щекам, есть функция «участвовать в образовании слюны», поскольку в щеках содержатся слюнные железы. Однако эта функция, насколько нам известно, не отражается ни в русском языке, ни в русском языке тела, вследствие чего мы не считаем ее основной. А жест надуть щеки связан с коммуникативной функцией щек — невербальной передачей информации.

Можно выделить две большие группы знаковых выражений.

Первую группу образуют единицы, которые прямо указывают на некоторую функцию какого-либо соматического объекта, ср. предложения (408) Глаза — орган зрения и (409) Я это носом чую.

Во вторую группу попадают знаки вербального и невербального кодов (и даже модели поведения), в которых указание на функцию соматического объекта обнаруживается только в результате семантического анализа, причем иногда сравнительно большой степени глубины. Ср. игру гляделки (моргалки), целью которой является подавить взглядом волю собеседника и заставить того отвести глаза. В этой модели невербального поведения реализуется такая важная социально-коммуникативная функция глаз, как выражение доминации (ср. следующие языковые выражения, передающие ту же функцию: убить взглядом, гипнотизировать взглядом, властный взгляд, опустить глаза, отвести взгляд, потупиться и т. д.).

Функция языка как основного органа речи тоже выражается по большей части косвенно. Мы редко говорим в быту Язык — орган речи, однако высокочастотными являются такие устойчивые выражения, как болтать языком, держать язык за зубами, язык без костей и многие другие, при семантическом анализе которых обнаруживается содержащееся в них указание на речь.

Для анализа функций соматических объектов очень важно, как мы уже говорили, описание разнообразных патологий. Аномалии поведения, невозможность выполнения соматическим объектом своего назначения или отсутствие соматического объекта маркируются и в языке, и в невербальных знаковых кодах. Через анализ смысла единиц, обозначающих аномалию, мы узнаем об основной функции соматического объекта. Мы уже говорили, что безрукий человек — это не только тот, у кого нет руки, но и тот, кто плохо выполняет руками необходимые действия, а когда задают вопросы типа Что, у тебя ног (глаз, рук и т. д.) нет?, то спрашивают не о наличии соматических объектов, которые можно увидеть. Здесь за вопросительным по форме высказыванием стоит утверждение, что человек плохо выполнил действия, характерные для соответствующей части тела[182].

Среди высказываний об отсутствии соматического объекта типа У нее нет почки, пальца, глаза и др., которые отображают реальную телесную аномалию, особо выделяются высказывания, связанные с сердцем, например У нее нет сердца. Говоря о том, что у человека «атрофированы» эмоции, причем эмоции-отношения (сочувствие, любовь и т. п.), а не эмоции-чувства, такие высказывания выявляют основную с точки зрения русского языка и русской культуры функцию сердца, а именно быть носителем чувств, испытываемых человеком по отношению к другим людям.

Важная группа языковых выражений, представляющих функции или дисфункции соматических объектов, — это обозначения их свойств и действий. Интересной и многочисленной подгруппой таких выражений являются фразеологические соматизмы[183]. Их анализ позволяет выявить ряд функций соматических объектов и продемонстрировать значимость той или иной функции для семиотической картины мира, для данного языка и культуры. Большое число фразеологизмов со словом голова отражают ее мыслительную функцию (прийти в голову, вылететь из головы, вбить в голову или, например, голова не варит, то есть ‘плохо думает’ и т. д.), а фразеологизмы со словом плечи — такие функции данной части тела, как служить границей между настоящим (и будущим) и прошлым или быть местом для удерживания и ношения тяжелых грузов, в том числе нематериального характера, см. предложения (410) У него на плечах весь дом и (411) Весь мир страданий нá плечи подъемлю (Г. Гейне, пер. А. Блока). Функции сердца как органа чувств выявляются в устойчивых сочетаниях типа На сердце тяжесть; по зову сердца; сердце замерло от страха.

Другим классом лингвистически интересных выражений, связанных с функциями и типовыми действиями, являются глаголы с так называемым инкорпорированным актантом[184], обозначающим соматический объект. Это глаголы восприятия (видеть, слышать), глаголы, обозначающие разные действия человека: вскармливать (грудью), ходить (ногами), говорить (языком; в значении звукопроизводства), сгорбиться (изменяется форма спины) и многие другие.

Не менее важным для выявления функций соматических объектов является изучение невербальных знаков разной семиотической природы: жестов рук, ног, головы и плеч, выражений лица, взглядов, знаковых телодвижений, поз и т. д. Жест клятвы приложить руку к груди (ср. фразеологизм положа руку на сердце) реализует психологическую функцию сердца, а жест молчания приложить палец к губам — речевую функцию губ. Целая группа жестов связана с мыслительной функцией головы. Это обхватить голову руками, почесать в затылке, покрутить пальцем у виска, хлопнуть себя по лбу и др.[185]

Знаковые наклоны корпуса, или поклоны разных типов, и позы (стать на колени, пасть ниц и др.) выявляют функции тела и некоторых других соматических объектов: спины (ср. также выражение гнуть спину перед кем-то), коленей, поясницы. Это функции выражения различий между людьми в социальном статусе, а также их личных и социальных отношений — почтения, смирения, уважения, раболепства, преклонения.

В разного рода походках отражаются важнейшие функции ног — ходить, стоять и поддерживать тело в вертикальном положении, а при помощи поз положить ноги на стол, сидеть болтая ногами и сидеть свесив ноги — функция выражения внутреннего состояния (беспечности, свободы и др.). Наконец, в знаковых телодвижениях отшатнуться, отпрянуть или, наоборот, приблизиться, прильнуть, притянуть к себе реализуется такая важная функция тела, как выражать отношения между людьми.

Представленные в указанных единицах знаковые действия связаны с изменением — увеличением или уменьшением — коммуникативной дистанции. Увеличение (по сравнению с нормой) расстояния между участниками коммуникации свидетельствует об ухудшении отношений, а уменьшение расстояния может обозначать как улучшение, так и ухудшение отношений (приближение к собеседнику может наряду с теплыми чувствами к нему выражать угрозу или агрессию).

В заключение этого раздела отметим, что образ самого человека в наивной языковой картине мира — это предмет многих современных исследований по семантике и прагматике языковых единиц и анализу культурных концептов, см. например, ставшую классической работу (Апресян 1995), монографии и статьи ученых разных школ и направлений (Булыгина, Шмелев 1997; Урысон 1995, 2003; Зализняк, Левонтина, Шмелев 2005; Wierzbicka 2007; Ziemke et al. (eds.) 2007; Frank et al. (eds.) 2008). Хотя материальная и духовная части человека образуют единство, язык, однако, умеет их различать. В частности, тело и другие соматические объекты обладают собственным бытием, имеют свои свойства, признаки, функции, по-разному участвуют в культурных и социальных актах.

В настоящем разделе мы попытались представить фрагмент картины мира и семиотической концептуализации тела как модели, отображающей в русском языке и языке русских жестов многие важные функции тела и других соматических объектов. С этой целью были построены семиотически значимые классификации функций соматических объектов и охарактеризованы отдельные их типы. Кроме того, мы остановились на вопросе о том, анализ каких языковых и невербальных знаков в наибольшей степени раскрывает функции соматических объектов.

§ 11. Дисфункции соматических объектов и эмоции

11.1. Вводные замечания

В своих исследованиях разнообразных связей языка и культуры А. Вежбицкая выделила четыре основных признака, присущих, как она считает, семантической сфере русского языка и русской культуры (Вежбицкая 1992, 395).

Это (1) эмоциональность, под которой она понимает большое внимание русских к эмоциям и свободе их выражения, высокий эмоциональный накал русских устного и письменного дискурсов, богатство языковых средств, специально предназначенных для обозначения и передачи эмоций и их различных оттенков.

Это (2) иррациональность, или не-рациональность (non-rationality), которая противопоставляется псевдонаучной картине мира. Под иррациональностью А. Вежбицкая понимает официально пропагандируемые и щироко распространяемые в текстах установки и представления властных структур. Это также подчеркивание в языке и дискурсе ограниченности логического мышления человека, его знания и понимания мира, акцентирование загадочности и непредсказуемости человеческой жизни.

Следующий признак получил у А. Вежбицкой название (3) «не-агентивность» (non-agentivity[186]). Под ним она понимает (как ей представляется) свойственное русским людям чувство, что они не могут сами управлять своей жизнью, то есть что их способность контроля над жизненными событиями весьма ограничена. Составляющими концепта не-агентивности являются, по ее мнению, также склонность русских к фатализму, покорность судьбе, смирение. Об этом говорит почти полное отсутствие (по мнению А. Вежбицкой) в русском языке особых средств, выделяющих человека как деятеля, преобразующего мир, как контролера событий, самостоятельно и успешно решающего стоящие перед ним задачи.

Наконец, последний признак, присущий, как пишет А. Вежбицкая, «семантическому универсуму русской культуры», это (4) исключительное внимание к морали и ее выражению. Имеется в виду особый акцент, который делают русские люди на моральных ценностях человеческой жизни, это подчеркивание ими постоянно ведущейся борьбы добра со злом как внутри человека, так и вне его, борьбы с мнениями других людей, превозношение и абсолютизация моральных суждений.

Существует, однако, как нам представляется, еще один признак, по крайней мере не менее свойственный русскому человеку и семантике его устных и письменных текстов. Это особое отношение русских людей к телу и другим телесным объектам и их внимание к здоровью, болезням и другим телесным патологиям (см. об этом, в частности, в § 14 гл. V т. 2). Об этом говорят прежде всего тематика обычных вопросов, обращенных к людям, содержание их разговоров, а также большое количество художественных произведений, в которых поднимаются самые разные проблемы, касающиеся здоровья и болезней. Ниже мы покажем тесную связь телесных дисфункций с признаком эмоциональности, о котором шла речь выше.

Все сформулированные жизненные установки и предпочтения, лежащие в основе культурной семантики русских текстов и в повседневной коммуникативной практике, находят отражение в самых разных языковых единицах и использующих их моделях поведения.

* * *

Телесные дисфункции связаны и с негативными эмоциями, и с негативными чувствами человека. Очевидно, что если у человека что-то не в порядке с телом, то его эмоциональное состояние не в порядке. Интересно, однако, другое, а именно то, что русский язык проявляет здесь экономию своих лексических средств: многие слова и выражения в одних значениях или употреблениях обозначают телесные дисфункции, а в других — ухудшение эмоционального состояния или настроения.

Далее речь пойдет о некоторых, как нам кажется, не вполне тривиальных соотношениях дисфункций телесных объектов и эмоциональных состояний их обладателей.

11.2. Аномальное функционирование и болезнь телесного объекта vs. психологический дискомфорт его обладателя

Аномальное функционирование телесного объекта, равно как и его внезапная болезнь, в особенности тяжелая или сопряженная с болью, всегда вызывают психологический дискомфорт и изменение эмоционального состояния человека. Со временем человек, конечно, ко многому привыкает, но после события, связанного с болезнью или с относительно долго длящимся телесным нарушением, он нередко остается желчным и злобным и с неприязнью, смешанной с чувствами зависти или ревности, относится к окружающим его людям. Об этом нам говорят не только жизненный опыт, но и художественная реальность, воплощенная в многочисленных произведениях литературы и искусства.

Многие русские глаголы, в своих исходных значениях отражающие аномальное функционирование соматического объекта, в переносных значениях или в особых употреблениях передают эмоциональные нарушения. Бывает, однако, что контекст не позволяет с определенностью сказать, о каком, физическом или психическом, нарушении идет речь. Так, патологическое состояние головы передается в русском языке при помощи большого числа глаголов, которые в своих исходных значениях и употреблениях относятся к глаголам движения. Эти глаголы обозначают именно те движения, на которые — в силу своего положения в человеческом теле и физических свойств — как раз способна голова. Мы имеем в виду прежде всего глаголы вращения и поворота.

В работе (Круглякова 2010) все такие глаголы были разделены на две группы — выражающие контролируемое действие (ср. крутить головой, мотать головой, вращать головой) и выражающие неконтролируемое действие, ср. голова кружится (выражает внутренние ощущения субъекта), голова как-то странно шатается (характеризует внешний вид человека). Очевидно, что грамматические структуры, в которые встроены глаголы этих двух классов, тоже различаются, но не об этом пойдет речь.

Обратим внимание на один такой глагол — кружиться и на предложение Голова кружится. Оно говорит о том, что в данный момент времени голова человека находится в аномальном состоянии и ввиду такого состояния не способна нормально функционировать. Причина возникновения этого состояния может быть двоякой — внешней (ср. От тряски кружится голова) или внутренней, передающей изменение эмоционального характера (ср. четверостишие из знаменитого романса «Три вальса», исполняемого Клавдией Шульженко (муз. А. Цфасмана, сл. Л. Давидович): Не говорите такие слова, // Я ведь могу рассердиться! // Ох, как кружится голова, // Как голова кружится…).

Внешнюю причину можно ввести в предложение, например, с помощью причинного предлога от, подробный анализ которого содержится в статье (Иорданская, Мельчук 1996; о причинных предлогах из‐за, от и др. см. также (НОСС 2004, 430–437)). Ср. предложения (412) От музыки и запахов чуть кружится голова (Ю. Пешкова. Ярмарка тщеславия), (413) У хозяина от этих речей набеглого гостя кружилась голова (В. Шишков. Емельян Пугачев), (414) У него кружится голова от одного взгляда на такие большие деревья (Ф. Искандер. Дедушка) и (415) От этой смены обстановки у меня кружится голова (А. Солженицын. В круге первом). А вот во втором случае определенную причину, вызвавшую изменение, назвать трудно; она — неясной этиологии, см. предложения (416) Вот, хотела капусту посадить и огуречную гряду соорудить, да куда мне, шов болит, голова кружится (В. Астафьев. Пролетный гусь) и (417) У меня немного кружится голова, нет ли у вас воды? (Ю. Домбровский. Обезьяна приходит за своим черепом).

Аналогичным образом устроено и слово головокружение. Оно тоже может обозначать как аномальное физическое состояние, и часто бывает непонятно, из‐за чего это состояние возникло, ср. примеры (418) Я не в порядке — легкое головокружение, которое не проходит уже несколько дней, и подташнивает (С. Юрский. Бумажник Хофманна) и (419) И вместе с тем, как это бывало у него иногда перед хорошей встряской, выпивкой или баней, он почувствовал подъем, легкое головокружение, состояние обморочного полета (Ю. Домбровский. Факультет ненужных вещей), так и — в переносном значении слова — аномалию психического плана, тоже иногда возникающую вследствие неопределимых причин, ср. сочетание головокружение от успехов и предложение (419) Копятся годы — с ними проходит головокружение от удачи, от фарта, от выигрыша в лотерее (Л. Зорин. Глас народа), где причины головокружения, впрочем, называются прямо.

Между тем, казалось бы, близкое по смыслу к приведенным примерам с единицами кружится и головокружение предложение (420) Голова идет кругом означает нечто иное, а именно аномальное психическое (эмоциональное) состояние, причина которого, хотя и не названа, встроена непосредственно в семантику выражения идет кругом. Эта причина — чрезмерная занятость человека обилием дел, которые человек — как он их воспринимает — должен переделать все сразу и в ограниченное время. См. также предложения (421) Голова идет кругом: не знаешь, за что хвататься — за пеленки или за конспекты (В. Токарева. Своя правда), (422) Стоишь на краю пропасти, ощущая быстрые воздушные потоки, и обозреваешь калейдоскоп городов, дорог и бухт, от которого голова идет кругом (Т. Ливенкова. Ялта, или Необыкновенные истории, рассказанные Крымом), (423) Веришь ли, по горло работы, голова идет кругом (Б. Левин. Инородное тело).

Если голова по каким-то причинам не способна выполнять те движения, которые в норме легко выполняет, то это говорит о ее телесной, но не психической аномалии. Ср. выражения голова не поднимается, не поворачивается и предложение (424) Ноги у нее словно перебиты, голова не поворачивается, спина горит (В. Осеева. Динка).

* * *

Покажем теперь, что многие переносные значения русских глаголов, в своих исходных значениях передающих телесные аномалии, выражают изменения эмоционального характера. И такая связь телесной и эмоциональной патологии, как уже говорилось выше, вовсе не случайна — телесные дисфункции, как правило, приводят к ухудшению прежнего нормального эмоционального состояния страдающего субъекта. Отметим, что, вообще говоря, верно и обратное: эмоциональные изменения, ухудшающие настроение, нередко вызывают телесные нарушения. Так, от страха, например, начинают подкашиваться ноги, дрожать руки, расширяться зрачки глаз и др. Когда человек начинает испытывать сильное беспокойство или волнение, у него может заколоть или заболеть сердце, плохо ходят ноги, сжимает голову и др. Сочетания помутнение хрусталика или помутнение роговицы обозначают либо их временное аномальное состояние, либо — чаще — болезнь, сочетание помутнение сердца — это манифестация психического состояния, а сочетания помутнение в голове, помутнение мозгов (ума, рассудка) — это все выражения, относящиеся как к физической, так и к психической аномалии, и без более широкого контекста разрешить эту неопределенность невозможно. Ср. соответствующие примеры, взятые нами из Национального корпуса русского языка: (425) Читаю, и помутнение в голове происходит: Ванька доносит, что, обещая в награду часики, я подговаривал обварить себя лапшой (О. Павлов. Степная книга), (426) Временное помутнение мозгов, погорячились, плюнули и забыли! (А. Белянин. Свирепый ландграф) и (427) Когда толстый, рыжий и, надо сказать, малосимпатичный человек встречает молодую, интересную женщину, у него происходит помутнение рассудка (И. Грошек. Легкий завтрак в тени некрополя).

Типы аномального функционирования, а также типы болезней телесного объекта можно разделить на группы в зависимости от того, изменение какого телесного признака вызвало данную аномалию. Это может быть изменение формы объекта, часто выражаемое синкретично с изменением размера, ср. палец опух, и тут мы имеем дело с аномалиями одной группы. Это могут быть также изменение цвета объекта, ср. палец посинел, изменение текстуры, то есть свойства поверхности, объекта, ср. появление пореза, царапины на пальце, изменение внутренней структуры объекта, ср. заноза на пальце, температуры, ср. палец замерз, или потеря способности двигаться, ср. палец онемел и др.

По нашим данным в наибольшей степени с изменением эмоционального состояния связан именно последний вид дисфункции тела. Так, онемение или оцепенение тела как обозначения временной невозможности тела двигаться в переносных употреблениях этих выражений означают невозможность душевных движений. Ср. пример из романа Л. Улицкой «Казус Кукоцкого»: (428) Три дня провел Павел Алексеевич в больнице, а на четвертый, вместе с Сергеем, впавшим в душевный столбняк и полное онемение, сел в поезд, а также предложения (429) У него, видимо, еще с курсантских времен при виде старшины онемение организма (И. Анпилогов. Уроки армии и войны, или Хроника чеченских будней. Из дневника солдата-срочника), (430) И студенты (каждый из них пережил эти минуты у доски применительно к себе), стряхнув оцепенение и некоторую сонливость второго часа, тут же прикипают к тетрадкам (В. Маканин. Отдушина) и текст (431) Но он даже не поинтересовался — кто звонил, о чем спрашивали. На него нашло странное оцепенение. Так игрок, пойдя по банку, где сейчас — вся его жизнь, — вдруг положит заледеневшие пальцы на две карты… (А. Толстой. Черная пятница).

Даже само слово болезнь в некоторых контекстах обозначает не физическое и не психическое заболевание человека, а аномалию эмоционального состояния, то есть имеет в этих контекстах другое значение. Так, болезнью иногда именуют любовь, ср. предложение (432) — Много ты понимаешь, — сказала Тамара. — Любовь — это болезнь такая. Без любви оно лучше (С. Василенко. Ген смерти). То же можно сказать о сочетаниях болезнь сердца или болезнь души[187]. Эти сочетания могут выражать не только физические, но и эмоциональные аномалии, ср. предложение (433) Болезнь сердца, болезнь мысли, болезнь совести — это нарушенное равновесие духа (Н. Михайловский. Г. И. Успенский как писатель и человек).

При анализе дисфункций телесных объектов и их языковых выражений обращает на себя внимание глагол слушаться, точнее, сочетание не слушаться, как передающее нарушение нормального функционирования телесного объекта. Предложения с не слушаться в тех случаях, когда они признаются грамматически правильными, интерпретируются по-разному в зависимости от имени того объекта, который «не слушается», и от более широкого контекста. Так, предложение (434) Руки не слушаются является обозначением нарушения двигательной функции руки, а предложение (435) Голова не слушается может обозначать не только ментальное, но и эмоциональное состояние человека.

Согласно исследованию Л. Литко[188], по данным Национального корпуса русского языка сочетание не слушаться выступает в контексте следующих типов телесных объектов:

(а) собственно тело, ср. предложение (436) Пусть вас не пугает и не огорчает, что поначалу тело не слушается, ноги не поднимаются высоко и не сгибаются под должным углом, ягодицы то и дело всплывают, а рот и нос полны воды (Л. Кадулина. Аквааэробика — союз воды и движений);

(б) части тела (голова не слушается, руки не слушаются, ноги не слушаются), ср. предложение (437) Руки не слушались, словно окаменели. К тому же что-то странное произошло с ногами (А. Зильберт. Моя строгая вертикаль);

(в) части частей тела (лицо не слушается, пальцы не слушаются), ср. предложение (438) Максим, до которого все происходящее доходило через какую-то пелену, попытался скривиться, но одеревеневшее лицо не слушалось (С. Данилюк. Рублевая зона);

(г) органы (глаза не слушаются, язык не слушается, сердце не слушается), см. предложение (439) — Ведь ты на вахте… — Но глаза не слушались и слипались. Кажется, Миша чуточку задремал (А. Беляев. Чудесное око);

(д) телесные жидкости (слезы не слушаются), ср. предложение (440) Она старалась сдержаться, но слезы не слушались ее, все набегали и маленькими каплями скатывались с ресниц (К. Паустовский. Золотая роза);

(е) телесные покровы (волосы не слушаются), ср. предложение (441) Длинные прямые темные волосы не слушались его, когда он говорил, падали на лоб, на уши, и он то и дело закидывал их резким движением головы (А. Фадеев. Молодая гвардия);

(ж) мышцы (мышцы не слушались, мускулы не слушались), ср. предложение (442) Она попыталась вздохнуть — и не получалось, мышцы не слушались ее, и грудная клетка не хотела расширяться (Е. и В. Гордеевы. Не все мы умрем).

Эти и другие примеры показывают, что в конструкции Х не слушается место переменной Х могут замещать имена таких телесных объектов, которые либо могут двигаться, либо способны передавать эмоции и чувства человека.

Причиной такой неуправляемости телесным объектом может быть чисто физиологическое состояние, ср. предложение (443) <…> С пушистыми золотыми волосами, которые не слушались ни одной расчески и золотым ореолом окружали Зоино розовое личико (Т. Тронина. Никогда не говори «навсегда»).

Причиной неуправляемости также может быть подсознательное нежелание человека выполнять в данный момент какие-то действия или неспособность их выполнить, ср. следующий текст (444) Неохота Ойке за водой идти. — Я бы сходила за водой, — говорит Ойка. — Только вот мои ножки не хотят идти. — А разве ты не хозяйка своих ног? — еще больше удивился Зайчонок. — Нет, я не хозяйка своих ног, — покачала головой Ойка. — Они меня не слушаются (С. Прокофьева. Сказка про непослушные ручки и ножки).

Такая причина может быть следствием ранее полученных человеком телесных травм или перенесенных им заболеваний, следствием кошмаров во сне, ср. предложение (445) На дальнем конце нар, раскинув руки, похрапывал Валентин — о том, что это именно он, я догадался по рыжему ершику, торчавшему над бледным, в ссадинах и кровоподтеках лицом. Я попробовал сесть, но тело не слушалось меня (Г. Николаев. Вещие сны тихого психа). Наконец, в приводимом ниже примере такой причиной является актуальное эмоциональное состояние человека, см. (446) Я, вслед за Чулковым, робко ступал не совсем слушавшимися от робости ногами (Г. Иванов. Петербургские зимы).

Имена соматических объектов употребляются и в сочетаниях вида непослушный X, близких по смыслу к рассмотренному. Слово непослушный тоже выражает неподчинение телесного объекта воле его обладателя и аномалию функционирования данного объекта, ср. непослушные волосы, непослушные руки, непослушные ноги, гораздо реже встречаются словосочетания непослушные глаза, непослушные слезы и т. д., при этом несколько сомнительно выглядит сочетание?непослушное сердце, используемое для выражения эмоционального состояния человека.

* * *

В этом разделе книги мы показали, что некоторые из биологически обусловленных дисфункций могут служить также типовыми манифестациями определенных эмоциональных состояний человека. Например, от волнения сердце бьется толчками, и в глазах двоится, от страха могут отниматься ноги, ср. предложение (447) От боли за него, от страха, ноги отнимаются (Г. Бакланов. В месте светлом, в месте злачном, в месте покойном), от ярости и бешенства голова звенит, глаза темнеют (или: в глазах темнеет).

Дисфункции, биологически не обусловленные, связаны с разными факторами, в частности с изменением актуального восприятия отдельных телесных объектов и внешнего облика человека в целом, ср. лицо покраснело, глаза забегали, руки трясутся и др. Кроме того, такие языковые единицы могут служить стандартными манифестациями чувств и эмоциональных отношений. Ввиду их стандартности для русского языка и русской культуры они заслуживают того, чтобы быть помещенными в надлежащую зону словарной статьи вокабулы или лексемы, выражающей данную эмоцию.

§ 12. Взаимодействие физических признаков соматических объектов и характеристик их обладателей

Многие свойства тела и других соматических объектов в русском языке и русском языке тела часто связываются с характеристиками их обладателей. Ниже мы последовательно рассмотрим соотношение физических признаков соматических объектов с признаками пола (12.1), возраста (12.2), социального и имущественного статуса (12.3), этнической принадлежности (12.4) и профессиональной деятельности (12.5). В основном в этих подразделах речь идет о соотношении характеристик людей с семантически выделенными значениями тех или иных физических признаков телесных объектов, а в заключительном подразделе (12.6) — с культурно выделенными значениями.

12.1. Пол

Рассмотрим сочетание большая грудь. Несмотря на то что слово грудь имеет несколько значений, здесь это сочетание понимается если не однозначно, то преимущественно как ‘большая женская грудь’. Характеристики большая и маленькая, передающие абсолютный размер груди, — это типовые способы выражения определенных свойств именно женского тела, причем обладательница большой груди считается сексуально привлекательной. Иными словами, значение /большой/ для признака «размер груди» является семантически выделенным. О мужской груди обычно говорят не большая или маленькая, а широкая или узкая, и эти значения, точнее, языковые выражения, их передающие, являются семантически выделенными: широкая грудь соотносится с мужской силой, корпулентностью, а узкая грудь — с хилостью, болезнью[189].

Из русских фольклорных текстов хорошо известно, что выражение белая грудь, то есть обозначение конкретного цвета груди, тоже является семантически выделенным, так как это выражение является весьма распространенной в фольклоре характеристикой красивой женщины. Мы видим, что не только размер груди, но и ее цвет соотносятся с признаком «пол человека».

Такая характеристика формы плеч, как квадратные плечи, коррелирует с представлением о мужчине, причем крупном, а такое значение формы бедер, как округлые бедра, связано с представлением о женщине, причем обладающей красивым телом.

12.2. Возраст

Если отбросить разного рода физические аномалии, то такой цвет волос, как седой, — это характеристика взрослого человека, причем и мужчины, и женщины. То же самое можно утверждать и о разных языковых характеристиках форм подбородка[190], таких как вздернутый (у подростков), квадратный, круглый (последние две характеристики свойственны скорее мужчинам) и некоторых других.

Дети часто разбивают колени и локти, при этом нарушается кожная поверхность, то есть текстура этих телесных объектов. Сочетание разбитые коленки передает семантически выделенное значение признака «текстура коленей», поскольку одновременно является характеристикой ребенка, ср. предложение (448) Когда я вырасту и стану великаном,/Я всем разбитые коленки излечу (И. Туманян, из к/ф «Когда я стану великаном»).

12.3. Социальный и имущественный статус

Сочетания некоторых имен телесных объектов со словами, в своем исходном значении передающими семантически выделенные физические признаки этих объектов, выражают принадлежность людей к определенному социальному классу или сословию. К таким сочетаниям относятся, например, белая кость или голубая кровь, где белая и голубая в своих исходных значениях — это характеристики цвета. Данные сочетания в переносных значениях обозначают аристократа, человека знатного происхождения.

Противоположным сочетанию белая кость является черная кость: оно обозначает человека незнатного происхождения из низших слоев общества, ср. предложение (449) Только кто знатный — те бились, а мы с сотником что, черная кость (Е. Хаецкая. Синие стрекозы Вавилона).

Разные представления о теле и телесных объектах связываются у русских с людьми богатыми и бедными, занимающими высокое и низкое положение. Богатство соотносится с корпулентностью и здоровьем, а бедность — с болезнью, хилостью, худощавостью. Эти стереотипные представления во многом определяют подбор актеров на соответствующие роли в театре и кино, об этом говорят также и многочисленные живописные полотна.

12.4. Этническая принадлежность

К физическим признакам соматических объектов, по которым обычно судят об этническом происхождении человека, относятся визуально воспринимаемые признаки, такие как «цвет кожи», «цвет глаз», «форма глаз» (прежде всего их разрез) или «цвет волос», ср. предложение (450) Эти осколки отражали самые различные лица: и черное, как сажа, лоснящееся лицо негра, и узкие глаза желтолицего китайца, <…> и ярко-красное лицо индейца с затейливыми украшениями в ушах (А. Беляев. Остров погибших кораблей).

В русском языке есть номинативные единицы, которые, обозначая конкретный физический признак человека, одновременно характеризуют человека как чужого, этнически чуждого, и потому употребление этих единиц воспринимается как оскорбления разной степени грубости. Мы имеем в виду, в частности, такие слова, как краснокожий (ср. сочетание вождь краснокожих), узкоглазый, черный, черномазый или черножопый, обозначающие людей определенных рас и этносов.

12.5. Профессиональная деятельность

Некоторые профессии и занятия непосредственно связаны с представлениями об определенных телесных параметрах людей, обладающих такими профессиями. Это, например, профессии манекенщиц, моделей, стриптизеров, стюардесс, телохранителей или профессии людей, занимающихся отдельными видами спорта, — гимнастикой, плаванием, греблей или борьбой. При наборе в спортивные секции и при приеме на работу во многих ситуациях важную роль играют конкретные требования к телесным параметрам человека. Такие требования нередко прямо указываются в объявлениях о приеме на работу или приеме в секцию. Ср. предложение (451) Модели, кто они? Стереотип: ноги от ушей, тонкая талия, правильные черты лица (взято с сайта www.volgograd-trv.ru), а также сочетания модельная внешность, <размеры> 90–60–90, широкие плечи пловца, крупные мышцы боксера.

Особенно часто о профессии человека судят по признакам его рук или частей рук (впрочем, при этом могут и ошибаться). Считается, что тонкие пальцы отличают пианиста, крепкие длинные пальцы — хирурга, грубые руки — людей рабочих профессией или людей, занятых домашним трудом (стиркой, глажкой, мытьем посуды и т. д.), ср. предложения (452) Длинные, нервные пальцы пианиста всегда находились в движении (Е. Велтистов. Победитель невозможного), (453) Она <Мария> выставила руки, пальцы у нее оказались крепкими, пальцы хирурга (О. Глушкин. Поледний рейс) и (454) Климов нащупал грубую рабочую руку старого ополченца и пожал ее… (В. Гроссман. Жизнь и судьба. Ч. II).

12.6. Культурная выделенность признака соматического объекта и социальные характеристики его обладателя

Напомним, что если хотя бы одно значение признака соматического объекта, наряду с характеристикой самого объекта, говорит нам нечто содержательное о культуре, к которой относится обладатель этого объекта, то такое значение признака (равно как и сам признак) мы называем культурно выделенными (см. § 1 гл. II).

Соотношение телесных признаков людей со свойствами культуры, представителями которой эти люди являются, закреплено в ряде фольклорных текстов, прежде всего в пословицах, поговорках, некоторых клишированных выражениях. Например, большой лоб, по данным русских паремиологических текстов, говорит об уме человека, ср. выражение Семь пядей во лбу (об очень умном человеке) и пословицу Лоб что лопата, а ума небогато. Здесь выражение лоб что лопата является стилистически маркированным значением абсолютного размера лба, то есть оно говорит о том, что лоб большой. По стереотипным представлениям русских людей, если человек обладает большим лбом, то он должен быть умным. Употребление в тексте пословицы союза а как раз указывает на нарушение такого стереотипа.

В английской культуре наличие у человека большого лба, однако, не свидетельствует о большом уме. Считается, что большой лоб выглядит некрасиво, так как нарушает пропорции лица, а потому его лучше прятать за волосами. По данным поисковых систем Интернета английское сочетание big forehead ‘большой лоб’ указывает исключительно на размер лба, то есть не является ни культурно, ни семантически выделенным. Оно встречается примерно в следующих контекстах: как спрятать большой лоб, прически для обладателей большого лба, как визуально уменьшить лоб. См. английские примеры с сочетанием big forehead:

(455) If you’re a girl with a big forehead, you’ll know how hard it is to find a hairstyle that’s both flattering and fashionable ‘Если вы девушка с большим лбом, то вы должны знать, как трудно подобрать прическу, которая бы вас украсила и была бы модной’ (сайт www.herinterest.com)

(456) If you have a big forehead and wish to hide it, there are many ways that you can bring the focus to other areas ‘Если у вас большой лоб и вы хотите его скрыть, есть много способов сделать это, привлекая внимание к другим частям тела’ (сайт www.wikihow.com).

Культурная выделенность признака соматического объекта, как можно видеть, соотносится с текстами определенных жанров. К ним принадлежат, например, широко распространенные в народной русской культуре верования и приметы, связанные с телом и телесным поведением. Считается, например, что такие симптоматические языковые выражения, как горит лицо, свербит в голове, чешется правая/левая рука, передающие физические или функциональные свойства телесных объектов, коррелируют непосредственно с состояниями их обладателей. Если у человека горит лицо, то по представлениям русских людей его кто-то вспоминает; когда свербит в голове, то часто говорят, что это к брани, то есть человека будут бранить; а когда чешутся руки, то это к деньгам — к их получению или отдаче.

Глава III. Соматические объекты разных типов. Примеры описания объектов и их имен

В настоящей главе содержатся примеры построения семиотической концептуализации телесных объектов разных типов. Рассматриваются разные наименования телесных объектов, строятся толкования основного, то есть наиболее употребительного, языкового имени объекта, описываются признаки и их значения, которые характеризуют сам объект и его обладателя. Особое внимание уделяется семантически и культурно выделенным значениям признака. Наконец, в главе раскрывается роль разных соматических объектов в формировании типовых русских эмблематических жестов, исполняемых с участием этих объектов.

Следует отметить, что такая постановка решаемых в главе задач во многом связана с тем, что языковые имена соматических объектов, как правило, плохо описываются во всех просмотренных нами толковых словарях русского языка, и нам кажется, что это происходит по трем причинам. Во-первых, как уже не раз отмечалось разными исследователями, в толковых словарях обычно дается не языковое, а научно-энциклопедическое объяснение значения имени соматического объекта[191]. Во-вторых, существует удивительный словарный разнобой в способах представления значения такого имени, в указании свойств стоящего за ним референта, распределении значений имен телесных объектов по отдельным лексемам, или, в другой терминологии, по отдельным лексико-семантическим вариантом (лсв) внутри соответствующей многозначной вокабулы. Наконец, третья причина — это существенная непоследовательность и неполнота в подаче лексикографической информации для данной вокабулы или лексемы. Так, в одних толковых словарях указываются только физические свойства референта имени, в других — только структурные, в третьих — только функции, а иногда указывается и что-то вместе или что-то еще. При этом абсолютно не понятно, какой логике в подаче информации следуют во всех этих случаях лексикографы.

Мы предлагаем единую схему для лексикографического описания имен соматических объектов в их основных значениях. А именно, в текст толкования включаются основные отличительные физические, структурные и функциональные признаки референта толкуемого имени, если таковые имеются. Указание признаков объектов каждого из классов в толкованиях опускается только в тех случаях, если у соматического объекта их очень много (как, например, структурных признаков или функций у тела) или если эти признаки в данном языке или в соответствующем ему языке тела никак не выделяются (как, например, функции у соматических объектов «предплечье» или «голень»).

Разберем в этой связи толкование основного значения слова голова, предложенное А. Вежбицкой (см. (Вежбицкая 2011б)). В толкование включены следующие четыре смысловые пропозиции:

а) одна часть чьего-то тела;

б) эта часть <расположена> над всеми другими частями тела;

в) эта часть <представлена> как нечто круглое;

г) когда кто-то думает о чем-то, в этой части что-то происходит.

Первая пропозиция отражает классификационный и структурный признак головы, фиксируя то, что этот объект является частью тела. Вторая пропозиция выражает местоположение головы, а именно, что она является самой высокой частью тела. Это еще один структурный признак головы. Третья пропозиция описывает форму головы (/круглая/), которая является одновременно структурным и физическим признаком, а последняя пропозиция определяет основную функцию головы — думать. Таким образом, данное толкование соответствует предлагаемой нами схеме толкования.

Замечание (О толковании имени соматического объекта и о связи толкования с типом объекта)

Схемы толкования имен соматических объектов в концепции А. Вежбицкой отличаются от нашей. Она предлагает разные схемы для разных соматических объектов, причем считает главным указание топографических, в частности структурных, характеристик, таких как местоположение или форма, тогда как, например, для названий внутренних органов главными считаются функции. Однако и для названия внутренних органов нужны указания местоположения, ср. местоположение таких органов, как печень (находится в животе) или язык (находится во рту). Кроме того, форма языка нам достаточно хорошо известна. Наконец, функции внутренних органов простому обывателю тоже не всегда известны: например, какие функции у селезенки?

Полное описание имени соматического объекта в словаре не ограничивается текстом толкования. Информация о значениях отдельных признаков, связанных с описываемым объектом, может использоваться при формулировке правил употребления языкового имени объекта или при описании жестов с его участием. Кроме того, такая информация важна для построения связанного текста (или объяснения такой связанности). Дело в том, что часто значения двух или более телесных признаков находятся друг с другом в причинно-следственной связи. Например, то, что у человека красные глаза, говорит о его определенном физическом или психическом состоянии. Так, текст У нее красные глаза. Видимо, она плакала является связным, а текст У нее красные глаза. Видимо, она хорошо поела таковым не является. Поэтому эта информация тоже включается в словарную статью имени телесного объекта.

Вместе с тем описания соматических объектов и их имен, которые даются в настоящей главе, к полным отнести нельзя, потому что мы сознательно ориентировали каждый из разделов главы на решение определенных задач. В одних случаях строятся типологические параллели между описаниями соматических объектов в близкородственных языках, см., например, § 1. В других случаях акцент делается на функциях данного соматического объекта и на их языковых именах, как, например, § 4. В третьих случаях в фокусе внимания оказываются жесты, см. § 9, а в четвертых — культурная символизация соматических объектов, как, например, в § 7 и § 8.

Разнообразие поставленных в главе задач диктует выбор для анализа разных типов соматических объектов и их языковых имен. На таком материале решение этих задач нам кажется наиболее естественным, наглядным и перспективным. Одновременно нам хотелось бы показать, что приводимые описания не являются разрозненными: их связывает общая идея построения семиотической концептуализации тела и телесности, общий признаковый подход и единый метаязык описания.

* * *

Структура настоящей главы такова. В первых двух ее разделах (§ 1 и § 2) рассматриваются две части тела — голова и плечи, а в последующих двух разделах (§ 3 и § 4) описываются некоторые части частей тела, а именно части лица (щеки — § 3) и части носа (ноздри — § 4). В § 5 речь идет о пупке — объекте, который относится к такому типу соматических объектов, как места, и который вместе с тем является частью живота, то есть частью части тела. В § 6 строится семиотическая концептуализация волос — одного из видов телесных покровов. В § 7 обсуждаются общие свойства и отдельные элементы класса костей. В § 8 речь идет о слезах как о представителе класса телесных жидкостей. В § 9 рассматривается один любопытный телесный объект — кулак. Кулака у человека нет, но он возникает для решения определенных задач (социальных, коммуникативных и др.). В § 10 дается характеристика классов телесных объектов, получивших названия «рудименты» и «атавизмы».

§ 1. Голова

1.1. Постановка задачи

В данном разделе решается одна проблема, относящаяся к области лексической, или лексико-семантической, типологии, а именно, определяется структура полисемии основных названий головы в ряде славянских и германских языков. Описываются основные и переносные значения разных названий головы в рассматриваемых языках и предпринимается попытка объяснить, почему эти значения выражаются в языках именно этими названиями.

Обсуждаемая проблема является вполне традиционной для лексической типологии, в сферу интересов которой входит изучение того, как представлено то или иное множество значений в лексических единицах данного естественного языка. В рамках исследований подобного рода ключевую роль играют определение значений имен соматических объектов и типологический анализ полисемии и семантических переходов между разными значениями каждого из таких имен (см. (Анна А. Зализняк 2002; Копчевская-Тамм, Рахилина 1999; Рахилина, Плунгян 2007)).

Одним из основных этапов типологического изучения явления многозначности является, как известно, определение круга значений, которые в разных языках кодируются переводными эквивалентами одного и того же слова — в нашем случае именами соматического объекта[192]. Мы ставим перед собой задачу выявить эмпирическим путем лексико-семантические универсалии и фреквенталии (наиболее частотные проявления), относящиеся к закономерностям в структуре многозначности переводных эквивалентов данного имени, хотя эта задача и решается пока что на ограниченном материале родственных языков.

Полисемия понимается здесь, так сказать, , то есть рассматривается все множество значений, которые можно выделить у основы некоторого слова, в том числе те значения, которые встречаются у слова только во фразеологических сочетаниях, и те значения, которые основа имеет лишь в составе слов, формально производных от данного.

Замечание (О значении более мелких языковых единиц в составе более крупных)

Возникают два вопроса: (1) Каким образом можно выделить значение слова в составе построенной на его базе фразеологической единицы? и (2) Как значение основы выделяется в составе слова, производного от данного?

Следует признать, что на сегодняшний день никаких сколько-нибудь формальных критериев обнаружения и выделения таких значений мы предложить не можем. Поэтому ограничимся лишь некоторыми соображениями, как это можно было бы сделать. С этой целью воспользуемся отдельными примерами из русского языка.

(а) Во фразеологическом соматизме прийти в голову, толкуемом следующим образом: Х-у пришел в голову Y (под переменной Х имеется в виду человек, а под Y — некоторая мысль) ≈ ‘в уме Х-а раньше не было Y-а <пресуппозиция>; в уме Х-а возник Y <ассерция>’[193], смысловому компоненту ‘возник’ соответствует скорее глагольная форма пришел, а компоненту ‘в уме’ — предложно-падежная форма в голову. Такую интерпретацию данного фразеологизма подтверждает наличие синонимичного ему фразеологизма Х-у пришел на ум Y.

(б) Более сложный пример в плане соответствия смысла и формы представляет собой другой фразеологический соматизм — вскружить голову, взятый в одном из своих значений, которое можно проиллюстрировать примером (457) Неожиданный успех вскружил голову дебютанту.

Толкование данного фразеологизма выглядит следующим образом: Х вскружил голову Y-у (переменная Х обозначает событие, а Y — человека) ≈ ‘Х сделал так, что Y потерял способность адекватно воспринимать самого себя и окружающую его действительность’. В поверхностной структуре этого фразеологизма есть слово голова, которому в тексте толкования ничего не соответствует, то есть нет такого семантического элемента или такой совокупности семантических элементов, которые можно было бы соотнести со словом голова. Встает вопрос: по какой причине в данном фразеологизме появилось слово голова, то есть чем мотивировано здесь появление этого слова? В качестве гипотезы мы предлагаем следующий ответ: фразеологическое значение мотивировано метафорическим переносом на основе сочетания кружится голова, обозначающего физиологическое головокружение. Появление слова голова и объясняется этим переносом[194].

(в) В сложном прилагательном пустоголовый ≈ ‘не имеющий в голове ума’ корень пуст— естественно соотнести со смыслом ‘не имеющий’, а корень голов— — со смыслом ‘ум’.

Исследование внутриязыковой полисемии расширяет представление о различных аспектах языковой и семиотической картин мира (ср. (Апресян 1995 Т. I, 56–60, Т. II, 349–351, 629–630; Урысон 1998, 3–4; Рахилина 2000, 10–27)) и о культуре, к которой принадлежат носители данного языка. Разные значения слова, с одной стороны, могут указывать на коннотативные элементы семантики (см. об этом (Апресян 1995 Т. II, 156–175; Успенский 1979/1997)), а с другой стороны, проливают свет на неявные национальные и этнокультурные представления о данном предмете или явлении. Поэтому изучение полисемии позволяет получить данные о семиотической картине мира носителей рассматриваемого языка.

Хотя сопоставительные, прежде всего этимологические, исследования лексики телесности весьма многочисленны[195], они обычно имеют дело только с исходными, так сказать, анатомическими значениями слов, причем одного конкретного языка. Что же касается сравнительного изучения культурной семантики этих слов и значений, которое бы позволило выявить типы восприятия тела разными языками и культурами и определить иерархии соматических объектов и их функций как они отражены в лексике сравниваемых языков, то работ с подобными целями нам известно крайне мало. Такая проблематика затрагивается отчасти в (Тенишев 2001); ср. также (Крейдлин 2002). Из описаний неанатомической семантики человеческого тела и представления его функций в русском языке отметим работы: (Вежбицкая 1999, 526–546[196]; Апресян 1995. Т. II, 348–388; Урысон 1995; 1998; СЯРЖ 2001).

Ниже излагаются результаты систематического исследования культурной семантики названий головы в славянских и германских языках в сопоставительном плане. Акцент при этом делается не на мельчайших деталях каждой конкретной языковой системы, а на общих механизмах и способах «окультуривания»[197] названий головы в этих языках.

Мы опираемся на типологические данные о полисемии, которые, как известно, необходимы и для сравнительно-исторического, в частности этимологического, изучения лексики. Эти данные предсказывают и объясняют семантические переходы, которые происходили или могут произойти в истории языка. Кроме того, данные о полисемии позволяют нарисовать более полную и «живую» картину содержательной стороны реконструируемых единиц словаря и помогают проникнуть в наивную картину мира носителей исчезнувших языков (см. (Анна А. Зализняк 2002; 2008; Грунтов 2007)).

В основе настоящего исследования лежит представление о мотивированности возникновения переносных значений слова, то есть о неслучайном характере такого возникновения. Однако прямую связь производного значения с исходным обнаружить часто не удается, поскольку связь значений, по нашему предположению, кроется в глубинных, то есть скрытых в культуре, идеях и представлениях, отражающихся в слове (ср. (Перцов 1996; 1999; 2001, 22–49, в особенности 35–44; Падучева 1999))[198].

* * *

Итак, объект нашего исследования — это названия головы в ряде славянских и германских языков. Анатомическое значение для группы лексических единиц, обозначающих голову в рассматриваемых языках, можно сформулировать примерно так, как мы сделали во введении к данному разделу главы, а именно, слегка модифицируя приведенное там толкование, голова — это ‘самая верхняя часть тела человека при его вертикальном положении, круглая по форме и имеющая основную функцию «думать»’[199]. В дальнейшем анатомическое значение мы будем для краткости обозначать как ГОЛОВА 1.

Из группы слов, обозначающих в данном языке голову, как правило, одно признается основным. В этом случае оно должно удовлетворять следующим требованиям: (а) значение ‘голова’ у данного слова является исходным с исторической или с синхронной точки зрения (в соответствии с этим условием основными названиями головы в русском языке не являются такие слова, как котелок, черепок, чурбан и т. п.); (б) слово со значением ‘голова’, то есть лексема ГОЛОВА 1, не должно быть стилистически маркированным в данном языке. В соответствии с этим условием основным русским именем головы не является, например, слово башка.

Укажем сразу, что в список рассматриваемых далее слов попадает и русское[200] слово глава, хотя в современном русском языке оно практически утратило анатомическое значение. Причина, по которой мы включаем в исследуемый материал слово глава, такова: исключение этого слова привело бы к существенному усложнению процедуры сравнения древнерусской и русской микросистем основных названий головы. Ведь в древнерусском (в отличие от рус. глава) слово глава в значении ‘голова’ не имело ярко выраженной стилистической окраски.

В своем исследовании мы опирались на данные словарей разных типов — толковых одноязычных, переводных и фразеологических (одноязычных и переводных). Список словарей приводится ниже.

Славянские языки: (Крапива 1962; Андрейчин, Григорьев 1973; Бернштейн 1953; Гочева, Еленска 1984; Гессен, Стыпула 1980; Розвадовская 1960; Reczek 1969; Mayenowa 1969, 1973; Urbańczyk 1958; 1961; Яранцев 1997; СРЯ 1975–1999; Толстой 1957; Цейтлин 1994; Дьяченко 1993; Богатырев 1947; Павлович 1976; Gebauer 1903, 1916).

Германские языки: (Мюллер, Боянус 1931; Fowler 1954; Hornby, Cowie 1982; Bosworth, Toller 1976; Beowulf 1961; Крымова 1975; Берков 1962; Берков 1996; Bløndal 1980; Cleasby 1957; Fritzner 1973; De Vries 1962; Gering 1971; Москалькова 1980; Deutsch als Fremdsprache 1993; Бинович, Гришин 1975; Дренясова 1999; Аракин 1963; Миланова 1959; Malmström 1984; Molde 1984; Allén 1987).

1.2. Семантика названий головы в славянских и германских языках

Результаты исследования явления многозначности применительно к названиям головы в славянских и германских языках отражены в приводимых ниже таблицах 1 и 2. Столбцы таблиц соответствуют языкам (таблица 1 — славянским языкам, а таблица 2 — германским языкам). Строки таблиц характеризуют выделяемые в данных группах языков значения названий головы. Если в данном языке L у основного названия головы присутствует значение ‘x’[201], то этот факт отмечается знаком «+» на пересечении соответствующих строки и столбца. Если в каком-то языке имеется более одного основного названия головы, то во входной строке указываются по отдельности каждое из них. Если в данном языке у данного слова какое-либо значение отсутствует, то соответствующая клетка таблицы остается незаполненной. Например, ни в одном рассматриваемом славянском языке у названий головы нет значения ‘лицо’ (см. таблицу 1). Обращают на себя внимание и одинаковые строки. Например, значения ‘анатомическое’ и ‘нечто главное’ представлены во всех славянских языках. Отметим также, что во входном столбце каждой из таблиц указаны значения, зафиксированные в рассматриваемых группах языков. Значения, которые встречаются у данной основы только в составе производных слов и вместе с тем имеют крайне ограниченную сочетаемость (такие значения мы будем называть в дальнейшем рецессивными), отмечаются особым знаком «(+)». Обратим внимание читателя на то, что характерные для многих славянских языков значения ‘убитый человек’, ‘убийство’, ‘возмещение за убийство’, ‘пленный человек’ и ‘выбранный начальник’ не представлены ни в одном из рассмотренных германских языков.

Прокомментируем материал, представленный в таблицах.

(а) Значения, встречающиеся во многих языках

Собранный нами материал позволяет выделить ряд значений, которые присутствуют у названий головы практически во всех исследуемых языках. Это ‘ум’[202], ср. русское речение Ну ты и голова! (исключения составляют ст. — сл.; в др. — рус., англос., исл. и др. — исл. это значение рецессивно и абсолютно периферийно), ‘человек’, ср. счет по головам (исключения: бел., ст. — сл., швед.), ‘нечто главное’, ср. англ. head office ‘головной офис’, head gate ‘центральные ворота’ (исключение: норв., где это значение закреплено за морфемой hoved-, этимологически тождественной основному названию головы hode, но утратившей в современном норвежском языке все остальные значения), ‘человек, главный в некоторой группе людей’, ср. англ. head of department ‘руководитель отдела’ (исключение: ст. — сл.), ‘предмет, по форме похожий на голову’ (исключение: ст. — сл.[203]), ср. пол. główka gwoździa ‘шляпка гвоздя’. Также в большинстве рассматриваемых нами языков встречаются значения ‘жизнь человека’, ‘передняя часть’ и ‘верхняя часть’.

Таблица 1. Славянские языки

Таблица 2. Германские языки

Примечания к таблицам 1 и 2

^a Примеры см. ниже.

^b Только в такой разновидности значения, как ‘начало текста’.

^c Например, заглавити ‘закончить, обобщить что-либо’, заглавље, заглавница ‘последний раздел текста’.

^d Например, И привозятъ <…> изъ зимовей самыхъ добрыхъ головныхъ соболей (СРЯ Вып. 41977, с. 66) — ‘и привозят с зимнего промысла самых хороших соболей’.

^e Значение зафиксировано только в диалектах, например главеж ‘помолвка’, главеник ‘жених’.

^f Примеры см. ниже.

^g Например, главрњати ‘ходить без дела’.

^h Например, Ein hochroter Kopf ‘багровое от гнева или стыда лицо’.

ⁱ Примеры единичны.

^j В нидерландском в этом значении нам встретился только один пример: Uit dien hoofde ‘по этой причине’ (букв. «из этой головы»).

^k Например, höfuðbrot ‘большой ущерб’, höfuðeyzla ‘большое расточительство’.

^l Например, Discontent has come to a head ‘недовольство достигло критической точки’.

Указанные значения названий головы можно, по-видимому, считать универсальными и с высокой долей вероятности предполагать, что хотя бы некоторые из них будут совмещаться со значением ‘голова’ внутри каждого из языков. Разумеется, данную гипотезу еще предстоит проверить на большой выборке языков, не связанных один с другим ни генетически, ни территориально.

В качестве предварительных типологических параллелей можно привести данные некоторых древних и новых языков Европы. Голова в др. — греч.: ‘нечто главное’, ‘верхняя часть’ (Вейсман 1879); в лит.: ‘ум’, ‘жизнь человека’, ‘человек’ (это значение встречается преимущественно в счетных конструкциях), ‘человек, главный в некоторой группе людей’, ‘предмет, похожий на голову’ (Lyberis 1962; Keinys 2000); в лат.: ‘верхняя часть’, ‘ум’, ‘человек’, ‘жизнь человека’, ‘особь скота’, ‘нечто главное’, ‘раздел текста’ и некоторые другие (Дворецкий 1976); во франц.[204]: ‘лицо’, ‘ум’, ‘человек’, ‘нечто главное’, ‘человек, главный в некоторой группе людей’, ‘передняя часть’, ‘начало’, ‘верхняя часть’, ‘заголовок’, ‘предмет, похожий на голову’, ‘изголовье’; итал.: ‘ум’, ‘человек’, ‘передняя часть’, ‘верхняя часть’, ‘начало’, ‘горшок’.

Теперь приведем данные одного индоевропейского языка Азии, а именно санскрита, ср. скр. значения ‘голова’, ‘жизнь человека’, ‘нечто главное’, ‘передняя часть’, ‘верхняя часть’, ‘начало’ (Böhtlingk 1879–1886), и данные одного неиндоевропейского языка, а именно японского, где выделяются следующие значения: ‘ум’, ‘человек’, ‘нечто главное’, ‘человек, главный в некоторой группе людей’, ‘верхняя часть’ (Конрад 1970).

То, что указанные значения часто встречаются у названий головы в самых разных языках, можно объяснить двумя группами причин.

(i) Такие значения, как ‘главный’ или ‘жизнь’, возникают из‐за свойственного, по-видимому, большинству культур восприятия головы как и наиболее части тела. Поэтому название головы в таких контекстах, как беречь…/ не беречь…, отдать… за, поплатиться… и т. д., может получать значение ‘жизнь’. Голова как часть тела в разных языках обычно метонимически замещает целое, то есть человека или животное.

(ii) Существует гипотеза, согласно которой значения ‘предмет, похожий на голову’, или ‘верхняя часть’, появляются как результат антропоцентрического взгляда на мир, приписывающего топологические свойства человека и частей человеческого тела неживым предметам и явлениям, см. об этом, например, в книге (Рахилина 2000), а значение ‘передняя часть’, совмещенное со значением ‘голова’, скорее свидетельствует о животно-центрическом восприятии, см. (Дыбо 1996; Рахилина 2000).

(б) Значения, специфичные для отдельных языков

Значение ‘раздел текста’ имеется у названия головы практически во всех славянских языках. В белорусском языке за этим значением закреплено отдельное слово глава, не употребляющееся в анатомическом значении, и потому оно здесь не рассматривается. В польском языке то же значение выражается словами część и rozdieł, а в старопольских текстах начиная с XV века использовались заимствованные из латыни слова kapitula, kapitulum, kapitola. Интересно, что, в отличие от современного чешского, у ст. — чеш. hlava значение ‘раздел текста’ отсутствовало, а для его выражения использовались отмечаемые с XV века опять-таки заимствованные слова kapitola, kapitula. Примерно в то же время в качестве обозначения раздела текста использовались ст. — чеш. слова hlavna, hlavizna (Machek 1969). Значение ‘раздел текста’ появилось в результате кальки с др. — греч. κεφάλαιον (ср. также лат. capitulum; в самом древнегреческом это значение, по-видимому, развилось из значения ‘нечто главное’ → ‘основные положения текста’ → ‘основные разделы текста’ (Вейсман 1879)). Из германских языков данное значение встречается только в английском, где оно периферийно и, скорее всего, также заимствовано. В других языках этой группы носителями значения ‘раздел текста’ служат слова, заимствованные из латыни или из романских языков, ср. англ. chapter, нем. Kapitel, швед. kapitel и т. д.

Употребление названия головы в качестве счетного слова для живых существ, в особенности для скота, отмечается лишь в немногих языках, причем в славянском ареале оно более распространено, нежели в германском. По-видимому, счет по головам оказывается более редким явлением, чем это обычно предполагается, хотя такой счет и встречается в самых разных культурах. В частности, в японском языке для счета крупных животных (не только для скота) используют заимствованный из китайского классификатор tō ‘голова’ (Фельдман-Конрад 1998, 639). Помимо этого, во многих, если не во всех языках значение ‘человек’ у названия головы встречается в дистрибутивных контекстах типа распределить по…, дать по яблоку на… и т. п., что указывает на более частый счет по головам людей по сравнению с животными.

Значения ‘убитый человек’, ‘убийство’, ‘возмещение за убийство’ отмечены в древнерусском[205], старопольском, старочешском и польском языках. Возникновение этого значения не вполне ясно, однако данные древних славянских языков позволяют возводить эту группу значений, по-видимому, к праславянскому уровню.

Значение ‘биологический пол’, зафиксированное только в чешском и словацком языках у слов, производных от названия головы (чеш. pohlaví, слвц. pohlavie), возникло, согласно работе (Machek 1969), в результате контаминации с лексемой *polovьje с корнем pol— ‘половина’ и семантическим сдвигом ‘половина’ + ‘человек’ → ‘половина людей’ → ‘пол’. В шведском и датском языках представлено значение ‘верхняя часть письма или документа, где пишутся имя, дата, заголовок и т. п.’. Интересно, что в русском языке это значение выражается «топологически» близким словом шапка.

(в) Типология значений, совмещенных со значением ‘голова’

Отдельные значения, выражаемые названиями головы в разных языках, группируются в более широкие семантические области. Вот важнейшие из них:

(i) анатомическая область (собственно основное значение), а также зафиксированное только в нем. и нидерл. ‘лицо’;

(ii) ментальная область (‘ум’, ‘умный человек’);

(iii) область, связанная с обозначением человека;

(iv) область, связанная с понятием ‘жизнь человека’; сюда мы относим также значения (v) ‘убитый человек’, ‘убийство’ и, возможно, редкое ‘пленный человек’;

(vi) область, связанная с понятием ‘главный’, куда входят значения ‘нечто главное’, (vii) ‘человек, главный в некоторой группе людей’, ‘выборный начальник’;

(viii) область, связанная со значением ‘раздел текста’;

(ix) область, в которую входят понятия, связанные с топографией головы, то есть с ее формой и положением на теле. В свою очередь, эта область делится на несколько более частных областей, формируемых:

(ix — 1) значениями, связанными с формой головы, например ‘предмет, по форме похожий на голову’;

(ix — 2) значениями, связанными с верхним положением головы, например ‘верхняя часть <чего-л.>’, ‘исток или верховья реки’, ‘возвышенность’, ‘высокая или высшая степень’, ‘критический момент’, ‘лучшая часть’, ‘заголовок’, ‘начало текста’ и др.;

(ix — 3) значениями, связанными с передним положением головы: ‘передняя часть <чего-л.>’, ‘начало’, ‘причина’.

Ниже, в таблице 3, обобщается информация о наличии у названий головы в рассматриваемых нами языках значений из описанных выше семантических областей (кроме области тривиальной — анатомической). В клетках таблицы отмечается число значений, присущих каждой из областей и зафиксированных в данном языке. При этом если все такие значения являются рецессивными, то количество значений указывается в скобках.

Таблица 3. Лексическое «покрытие» семантических областей в разных языках

^a Как указывалось выше, ментальное значение, по сути дела, является рецессивным.

Из таблицы видно, что «главный» — это единственная семантическая область, представленная во всех без исключения языках. Что же касается остальных областей, то о них можно сказать следующее.

1. Во всех рассмотренных древних языках (к которым не относятся старопольский и старочешский, засвидетельствованные в текстах более поздних, с конца XIV века) ментальной семантической области или нет, или она рецессивная. Тем самым можно выдвинуть гипотезу, что отсутствие ментального значения является типовой чертой названий головы в древних индоевропейских языках[206]. В пользу справедливости данной гипотезы говорит то, что в некоторых древних языках, таких как, например, старославянский, древнерусский и древнеисландский, смыслы ‘ум, разум, внутренний мир человека’ выражаются лексемами, относящимися к вокабулам, основное значение которых — ‘сердце’.

Замечание (О языковых обозначениях сердца)

Небезынтересно, что в тех языках, где имя сердца может употребляться в значении ‘ум’, соответствующее употребление имени охватывает значительно более широкий круг явлений, чем русское слово ум. По-видимому, такое значение номинаций сердца может быть точнее передано как ‘способность человека думать, понимать и чувствовать’.

Несколько иная картина, по-видимому, наблюдается в праалтайской семантической реконструкции. Тюркское обозначение головного мозга (*bejN) имеет переносные значения ‘ум’, ‘удовольствие или наслаждение’, причем последнее значение зафиксировано в самых древних тюркских памятниках. В других алтайских языках параллели для этой лексемы (монг. *maN-laj, тунг. — маньчж. *miaNan) означают соответственно ‘лоб’ и ‘сердце’. Данный факт свидетельствует о том, что устойчивое значение ‘вместилище ума и чувств человека’ в языках разных групп закрепилось — по данным реконструкции — за разными частями тела, а именно это голова или сердце (Тенишев 2001, 195–196; а также А. В. Дыбо, устное сообщение).

2. Проанализированный материал показывает, что, по-видимому, не следует считать значение ‘нечто главное’ метонимическим производным от значений ‘верхняя часть’ или ‘передняя часть’. Правильнее, как кажется, было бы рассматривать значение ‘нечто главное’ как метафорическое производное от анатомического значения. Дело в том, что существуют языки, такие как, например, старославянский[207] и словацкий, в которых либо ни одно из пространственных, или, иначе, ориентационных[208], значений не зафиксировано (как в ст. — сл.), либо оба представлены крайне ограниченно (как в слвц.), между тем как значение ‘главный’ в обоих языках есть. Гипотеза о независимом возникновении значения ‘нечто главное’ и значений из областей (ix — 2) и (ix — 3) должна быть, конечно, проверена на более широком типологическом материале.

1.3. Опыт типологии систем имен соматических объектов (на примере названий головы в разных языках)

Если рассматривать отдельно языки с несколькими основными названиями головы (двумя названиями обладают, например, рус., др. — рус., нем., нидерл., исл.), то в качестве основания для классификации таких названий представляется уместным предложить следующие признаки системы лексических значений:

(а) внутреннее устройство <системы лексических значений в данном языке>.

В соответствии с этим признаком система значений данного языка бывает равновесной или неравновесной. Подсистема лексических значений конкретно взятого языка называется равновесной, если все входящие в нее слова имеют общую структуру полисемии и примерно одинаково широкую сочетаемость; в противном случае лексическая система называется неравновесной;

(б) избыточность <системы лексических значений в данном языке>.

Этот признак в каждой из систем лексических значений является градуальным и количественным. Избыточность системы лексических значений в данном языке — это количественная величина, которая выражает отношение числа значений, общих для всех слов этой системы, к суммарному количеству выделяемых в ней значений.

Если указанные два признака характеризуют систему лексических значений единиц для языка в целом, то следующий признак, на основе которого удобно классифицировать отдельные имена, и в частности названия головы, приложим лишь к некоторому подмножеству таких значений. Входящие в это подмножество значения образуют центр, относительно которого квалифицируются и оцениваются рассматриваемые системы значений.

При этом каждая из них характеризуется либо как гомоцентрическая, либо как гетероцентрическая. Тем самым каждая система значений релятивизована относительно выделяемого центра.

Если в качестве центра рассмотреть значения слова голова и его переводных эквивалентов в исследуемых языках, то гомоцентрическими будут те системы, в которых у всех названий головы одинаковое основное лексическое значение или одинаковое этимологически исходное значение, а гетероцентрическими — те, в которых у названий головы разные основные значения.

Охарактеризуем по этим трем признакам языки, которые мы исследовали, и их лексические системы. Равновесными являются, например, древнерусская и нидерландская системы, а неравновесными — русская, немецкая и исландская. Гомоцентрическими являются все лексическими системы, кроме нидерландской (у слова kop — эквивалента русского слова голова — основным является не анатомическое значение, а значение ‘чашка’). Значения признака «избыточность лексической системы», выраженные в процентах, для некоторых из рассматриваемых языков приведены в таблице 4.

Таблица 4. Избыточность микросистем названий головы

Как видно, признаки «избыточность системы лексических значений» и «внутреннее устройство системы лексических значений» независимы один от другого: у равновесных систем доля общих значений может быть и относительно большой (др. — рус.), и относительно малой (нидерл.), а у неравновесных — и очень малой (исл.), и сравнительно большой (нем.). Признак избыточности для системы лексических значений представляется важным, поскольку можно предполагать, что система с большим числом общих значений будет эволюционировать в сторону системы с меньшим их числом.

Показательна в этом смысле древнерусская система. В процессе ее эволюции слова голова и глава не только утратили практически все такие значения, как ‘начало’, ‘лучшая часть’, ‘убитый человек’ и т. п., но и существенно сократили долю общих значений. Больше того, если учесть, что, как уже было сказано выше, употребление слова глава в анатомическом значении устарело и употребляется только в поэтическом языке, а слово голова, напротив, сегодня редко используется в значениях ‘главный’ и ‘человек, главный в некоторой группе людей’, то получается, что эти единицы фактически не имеют общих значений. Интересен также пример нидерландской системы, в которой у слов hoofd и kop значения, относящиеся к человеку, являются общими, а остальные значения распределены между этими словами следующим образом: пространственные (ориентационные) и технические значения закреплены только за словом kop, а более абстрактные значения — ‘нечто главное’, ‘причина’ и т. п. — выражаются исключительно словом hoofd. Примерно так же устроена и немецкая система.

Эти факты дают основание предположить, что языки в идеале стремятся к тому, чтобы минимизировать избыточность своих систем лексических значений и тем самым сделать их более компактными. Стремление к компактности, по-видимому, является для них естественным (ср. с принципом, согласно которому при описании систем лексических значений следует по возможности избегать синонимии[209]), и в свете сказанного неудивительно, что слишком избыточная древнерусская система полностью перестроилась в сторону компактности.

* * *

Изученный фразеологический материал показывает, что в языках, в которых название головы имеет ментальное значение, эта часть тела интерпретируется как вместилище (в смысле топологических типов объектов (см. (Langacker 1987; Рахилина 2000, 247, 264)). В этом вместилище находится мозг, посредством которого осуществляется основная функция головы. В разных языках представлены словообразовательные модели наподобие пустоголовый (‘глупый’ ≈ ‘не имеющий в голове ума’) и конструкции Х-у пришел в голову Y (где Х — человек), означающей примерно следующее: ‘в уме человека Х-а раньше не было Y-a <пресуппозиция>; в уме Х-а возник Y <ассерция>’, а также Х вынул/выкинул Y из головы (≈ ‘в уме Х-а был Y <пресуппозиция>; Х сделал так, что Y перестал быть в уме Х-а <ассерция>’) и т. п.

Поскольку голова мыслится как вместилище, открытое для внешнего воздействия, информация может и входить в голову, и выходить из нее. Характерно, что в языках, в которых у слов, обозначающих голову, отсутствует ментальное значение, устойчивых выражений, где голова воспринималась бы как вместилище, нет. В то же время метонимический перенос ‘голова’ → ‘ум’ основывается на том, что часть тела «голова» осознается как орган мышления или как своего рода механизм, посредством которого осуществляется мышление. На это указывают, например, такие фразеологические соматизмы, как Х работает головой (= ‘у Х-а работает ум’ ≈ ‘Х думает’), Х ломает голову над Y-ом (≈ ‘Y представляет из себя проблему для Х-а <пресуппозиция>; Х хочет решить проблему Y или продвинуться в ее решении и поэтому интенсивно и непрерывно думает над ней в течение относительно длительного времени’[210] ≈ ‘…думает так интенсивно, что ум Х-а может выйти из строя’). Упрямый и своевольный человек иногда описывается русскими людьми как твердоголовый, букв. ‘имеющий твердую голову’, то есть голову, в которую трудно проникнуть чужим мнениям или аргументам.

* * *

В заключение данного раздела отметим, что исследование семантики названий головы в славянских и германских языках показывает, что со значением ‘голова’ в пределах одного многозначного слова регулярно совмещается целый ряд других, весьма разнообразных значений, причем для разных языков как сами значения, так и способы их совмещений разные. Укажем некоторые из наиболее частотных таких значений. Это ‘ум’, ‘нечто главное’, ‘человек, главный в некоторой группе людей’, ‘верхняя часть’, ‘передняя часть’, ‘предмет, по форме похожий на голову’.

Полученные результаты сопоставительного анализа названий головы свидетельствуют также о том, что в славянских и германских языках голова осознается как , способная обозначать человека или животное. Показано, что ситуации с названиями головы в древних и современных языках несколько отличаются. Так, большинство рассмотренных современных языков, в отличие от древних, характеризуют голову как основной орган мысли.

В семиотической концептуализации тела у каждого из рассмотренных языков голова представляется как часть тела, необходимая для жизнедеятельности человека, а ее потеря влечет неминуемую смерть. Отсюда понятно существование в каждом из языков разнообразных выражений, в которых голова выступает как символ жизни и источник жизнедеятельности. Что касается других переносных и при этом частотных значений, то все они связаны с формой головы, ее пространственным положением (верхним — у человека или передним — у животных) и функциями (например, голове приписывается функция управления целостным организмом — человеческим телом, социальной группой, обществом и др.).

§ 2. Плечи

2.1. Вводные замечания

Из-за разного отношения к естественному языку и к языку жестов у лингвистов, изучающих коммуникацию, сложилось разное отношение к разным соматическим объектам. На ранних этапах ученые, интересующиеся телом и телесностью и их отражением в естественном языке, описывали те соматические объекты, которые обслуживают разные сферы человеческой деятельности — рациональную (за нее «отвечает» прежде всего голова), физическую (это прерогатива преимущественно рук) или эмоциональную (сфера эмоций в русском языке обслуживается главным образом частями лица, а также сердцем и душой). Между тем для специалистов в области невербальной семиотики, которые изучают разнообразные знаковые движения и их концептуализации, важны и те соматические объекты и их типы, которые лингвисты оставляли в стороне. К тому же лингвисты не анализировали жесты, в реализации которых эти объекты принимают участие. Так, хотя голова активно участвует в ряде русских жестов[211], ее роль остается и по сей день плохо описанной. В частности, не исследованы полностью морфология, семантика и прагматика тех русских языковых единиц, которые описывают эти жесты в текстах разной тематики и жанра.

К соматическим объектам, которым уделялось мало внимания, относятся, например, плечи. Между тем плечи — это та часть тела, которая играет заметную роль в русском жестовом коде; при этом плечи выступают в жестах в основном в роли пассивного органа (русских жестов, где плечи — активный орган, меньше). В этом разделе мы опишем не только сами эти жесты, но и значение и употребление слова плечи, а также его словообразовательный потенциал. Отдельное внимание мы обратим на русские фразеологические единицы, которые отображают участие плеч в жестах и в которых актуализуются те или иные свойства плеч.

Начнем анализ плеч с описания основных характеристик этой части тела и разнообразных способов их языкового отображения.

2.2. Размер плеч

Как мы уже видели в гл. II, многие сочетания имен соматических объектов с языковыми обозначениями размера этих объектов выражают семантически или культурно выделенные значения данного признака, причем такие сочетания представляют собой единицы разной степени устойчивости и идиоматичности. Мы имеем в виду, в частности, такие слова и словосочетания, как узколобый, коломенская верста, длинные руки, длинный язык, большое сердце, широкая нога (ср. жить на широкую ногу) и т. п. Сказанное, впрочем, не носит универсального характера. Например, русские языковые выражения размера ногтей или размера губ не передают выделенных значений признака «размер».

Размер соматического объекта может обеспечивать его эффективное участие в целом ряде актов — как поведенческих, в частности коммуникативных, так и инструментальных. Иногда для использования объекта в каких-то целях важен размер соматического объекта именно сам по себе, то есть безотносительно к его связи с другими нефункциональными признаками того же объекта или с признаками других соматических объектов. В иных случаях размер объекта, участвующего в том или ином действии, тесно связан с другими признаками того же объекта или с внутренними характеристиками его обладателя. Так, большие мужские руки стереотипно соотносятся с большой силой, а потому могут использоваться для выполнения сугубо мужской работы. Размер соматического объекта нередко соотносится с размерами окружающих его объектов, например с размером одежды, которую человек носит, ср. такие сочетания, как размер шапки и размер головы, размер плеч и размер костюма.

Все сказанное вполне приложимо к плечам и их размеру. Так, стандартным выражением абсолютного размера плеч служат слова, производные от слова плечи, — плечистый, плечики (в одном из значений), — а также свободные сочетания большие, узкие, крупные, полные плечи (последнее сочетание описывает женские плечи) и фразеологическое сочетание косая сажень в плечах, ср. предложения (458) — Вот это дело! — сказал плечистый и дородный парубок, считавшийся первым гулякой и повесой на селе (Н. Гоголь. Майская ночь, или Утопленница) и (459) Соседка была высокая, тощая, а Валерия Константиновна — среднего роста, плотная, с полными плечами (В. Каверин. Косой дождь).

Значения признака «размер соматического объекта» и его языковые выражения, как мы уже видели, нередко получают эстетическую оценку. Например, большие глаза и длинные ресницы у женщин обычно оцениваются как красивые, а короткие пальцы или полные ноги — как некрасивые. Языковые обозначения абсолютной величины плеч не составляют здесь исключения: они тоже могут синкретично с размером или толщиной выражать оценку плеч как «хороших» или «плохих» для реализации той или иной функции либо как «красивых» или «некрасивых», то есть выражать общую или частную (эстетическую) оценку, ср. предложение (460) — Значит, уезжаете, Глеб Иванович, — говорит Сима, <…> посылая военному моряку улыбчивые взгляды из‐за пышных плеч (В. Аксенов. Затоваренная бочкотара). Упомянутые здесь пышные женские плечи обычно оцениваются как красивые.

Для передачи относительного размера плеч важны горизонтальная ось, то есть ось, параллельная земле, и — в меньшей степени — ось сагиттальная, то есть ось в направлении «вперед — назад». Плечи мыслятся как два соматических объекта, горизонтально расположенных по обе стороны от центральной оси тела и образующих с ней фигуру, которая напоминает своей формой крест. Для квалификации плеч по размеру в горизонтальном измерении обычно используются слова широкоплечий и узкоплечий, выражения широкий в плечах и узкий в плечах, широкие и узкие плечи, а по размеру в сагиттальном измерении — сочетания худые плечи и полные плечи. Вместе с тем, и это важно подчеркнуть, сочетания худые плечи и полные плечи представляют собой языковые обозначения не только и, может быть, даже не столько размера или величины, сколько внутреннего строения плеч, о чем мы еще скажем дальше.

Размер плеч тесно связан не только с такими характеристиками человеческого тела, как сила и красота, но и со многими нетелесными признаками, в частности социальными. Это прежде всего пол человека и его возраст.

Мужские плечи в норме представляются как большие или широкие. Поэтому если в тексте пол человека непосредственно не указан, но о его плечах говорится как о больших или широких, то можно думать, что этот человек скорее мужчина, чем женщина с неестественными для женской фигуры плечами. Широкие плечи, соразмерные с фигурой мужчины, подчеркивают в нем мужское начало, а именно силу и мужественность. Мужчину можно назвать и узкоплечим, но такая характеристика не является типичной для мужской фигуры: если о мужчине говорят узкоплечий, то едва ли он может восприниматься и оцениваться как красивый или как сильный. Прилагательное полные характеризует в норме женские плечи, а сочетание широкие плечи применительно к женщине подчеркивает ее сходство с мужчиной, например то, что она выполняет мужскую работу. Если же о женщине говорят, что у нее маленькие плечи, то в русском языке и культуре это описание согласуется со стереотипным образом миниатюрной и хрупкой женщины.

Теперь несколько слов о детских плечах. О них, говорят, во-первых, значительно реже, а во-вторых, иначе, чем о плечах взрослых людей. Например, их называют плечиками, ср. предложение (461) Ирина обняла дочь, ощутила ее цыплячьи плечики (В. Токарева. Своя правда). Указание размера детских плеч свидетельствует о том, что этот размер отклоняется от нормального размера плеч у детей соответствующего возраста. В отношении детей редко (одно из немногих исключений — ситуация примерки одежды) используется сочетание узкие плечи, несколько сомнительно выглядит и характеристика?широкие плечи. Впрочем, о мальчике вполне можно сказать, что Он широкий в плечах, но в этом случае подчеркивается не столько размер плеч, сколько физическая сила или недостатки в фигуре ребенка, связанные главным образом с подбором для него одежды.

2.3. Форма плеч

О том, что «форма <соматического объекта>» является его важнейшим признаком, писали многие, см. также § 3 гл. II. Существенен этот признак также и для квалификации и оценки плеч.

Языковые выражения формы плеч в еще большей степени, чем выражения размера, связаны с эстетической характеристикой внешности человека (на этот факт обращает внимание словарь (Iordanskaja, Paperno 1996)). О плечах говорят округлые, покатые, квадратные, угловатые. Эти прилагательные, обозначающие форму плеч, указывают на зрительно воспринимаемую кривизну их поверхности, точнее на наличие или отсутствие в форме плеч углов.

Округлые плечи — это плечи женские, которые внешним видом и формой похожи на овал, а в определенном смысле противопоставленное ему сочетание квадратные плечи описывает форму плеч (как правило, мужских) и подчеркивает наличие в ней углов. Описывая плечи как угловатые, мы прямо отмечаем, что плечи имеют угол и что их форма, точнее то место, где от плеч отходят руки, зрительно как бы резко обрывается, образуя угол.

Говоря о форме плеч, подчеркнем два важных момента.

А. Наличие углов в некоторой фигуре или в некотором замкнутом пространстве нередко оценивается отрицательно, ср. сочетания угловая комната, поставить в угол, стоять в углу. Кроме того, у слова угол и его производных есть другое, переносное значение, ср. выражения угловатые движения, угловатый подросток. Соответственно, отсутствие углов в пространстве, человеческом теле или его частях оценивается положительно (ср. округлость тела, круглое, румяное лицо, круглое окно, круглый стол переговоров и др.). Исходя из сказанного, нетрудно понять, почему с эстетической стороны угловатые плечи оцениваются отрицательно, а округлые плечи — положительно.

Б. Эстетическая оценка формы плеч не связана с наличием или отсутствием в ней углов. Рассмотрим, например, две характеристики плеч — округлые и покатые плечи. Говоря о женщине, что у нее округлые плечи или покатые плечи, мы оцениваем их форму как правильную и красивую, соотнося форму плеч с формой круга, см. предложения (462) А каково было мечтательному в ту пору Данилову с его нетерпеливой натурой видеть в мыслях мягкие округлые плечи Химеко <…> томительный танец ее тонких, гибких рук (Вл. Орлов. Альтист Данилов) и (463) Тут уж совсем глаз невозможно оторвать от изящных талий, пышных покатых плеч, причудливых причесок, мехов, страусовых перьев, сверкающих драгоценностей — прямо кинокартина из великосветской жизни (В. Розов. Удивление перед жизнью).

Между тем само выражение покатые плечи, хотя и говорит об отсутствии углов, применительно к мужчине не соотносится с положительной оценкой плеч. Оно нормально сочетается с прилагательным узкие (некрасивые), ср. предложение (464) Левая, согнутая в локте, негибкая его рука была выставлена слегка вперед, узкие покатые плечи немного ссутулены (Ю. Бондарев. Горячий снег).

Отметим, что, описывая внешность мужчины, люди часто обращают внимание на размеры плеч, а описывая облик женщины, скорее обращают внимание не на размер, а на форму плеч.

2.4. Внутреннее строение плеч

По данным русского языка, плечи, как руки, ноги и некоторые другие соматические объекты, мыслятся как состоящие из двух частей: твердой, образованной костями, и мягкой, формируемой мышцами и жиром. Сочетание костлявые плечи означает, что в плечах намного больше костей, чем мяса и жира, и это аномальное преобладание костей бросается в глаза или сразу ощущается при прикосновении к плечу[212]. Костлявые плечи как бы выступают наружу и заметны (об этом см. (НОСС 2004)). Приведенное описание смысла сочетания костлявые плечи показывает, таким образом, что, хотя слово костлявый характеризует внутреннее строение плеч, определить, костлявые плечи или нет, можно осязанием и зрением: в костлявых плечах кости выступают наружу сквозь толщу мяса[213]. Нам кажется, что этот компонент, фиксирующий результат зрительного или тактильного восприятия внутреннего строения плеч вместе с негативной оценкой таких плеч, следует включить в толкование слова костлявый в данном значении, ср. предложение (465) Я вижу сверху его волосы, разделенные сбоку ниточкой пробора, очки, фестивальный платок на шее и костлявые плечи, обтянутые джемпером (В. Аксенов. Звездный билет).

Сочетание мягкие плечи, напротив, подчеркивает преобладание в плечах мышц или жира, то есть мягкость, воспринимаемую на ощупь или на глаз. Отметим, что костлявые плечи — это преимущественно характеристика лиц мужского пола, а мягкие плечи — женского.

Внутреннее строение плеч стандартно связывается с их формой. Так, мягкость плеч соотносится с круглой формой, а жесткость — с наличием углов. Языковое описание плеч как мягких и <одновременно> округлых или покатых более привычно и частотно, чем их характеристика как мягких и квадратных. Иными словами, языковые обозначения физических свойств плеч группируются в стандартные, семантически согласованные и синтаксически тесно связанные пучки или сочинительные группы.

Помимо выделенных нами признаков плеч, имеются, конечно, и другие (например, это несколько раз упомянутый нами признак силы). Остановимся здесь еще на одном признаке — на том, который явно недостаточно привлекал к себе внимание в связи с анализом тела, а также его движений и действий. Речь пойдет о признаке «открытость/закрытость <тела и его частей>».

Как известно, мировые культуры характеризуются двумя основными типами отношений к человеческому телу. Это апофатическое отношение, которое отличается стремлением скрыть тело, сделать его как бы незаметным, и демонстративное отношение, которое определяется желанием показать тело, открыть его, раскрыть, оголить.

В разных культурах и на разных этапах развития общества одни телесные объекты скрывались, другие обнажались. Смена культурных норм и нравов, прежде всего изменение отношений между полами в зависимости от условий существования данной культуры, ее ценностей, этнических и расовых особенностей ее носителей, воспитания и др., могла делать человеческое тело более открытым для других людей (или, напротив, еще больше закрывать тело). Тело и его части открывались или закрывались для взглядов, прикосновений, жестов и т. п.

Физическая открытость тела и телесных объектов, отсутствие одежды или намеренное открывание тела устойчиво ассоциировались в общественном сознании с его доступностью. Открытые верхние части рук, открытая спина, пупок, плечи часто воспринимались как не случайное, а осознанное привлечение внимания к этим телесным объектам со стороны их обладателей. Открытые, обнаженные, голые плечи получали и получают в разных культурах разные оценки, и эти оценки связаны с идеей доступности. Хорошо известно, что в восточных культурах женщинам предписывается закрывать свое тело, а в современных западных культурах преобладает тенденция все больше открывать его.

2.5. Основные функции плеч

В зависимости от функций выделяются два полярных класса соматических объектов: объекты-действия и объекты-связи.

Соматические объекты-действия служат орудиями или инструментами основных действий, жизненно важных для человека. К таким объектам относятся, например, руки, главные функции которых — брать, держать предметы и осуществлять с ними различные действия. Объектами-действиями являются также ноги, которые нужны человеку для того, чтобы стоять или ходить, и сердце, которое бьется, толкает и гонит кровь. При этом сердце является также органом, благодаря которому человек испытывает разные чувства и переживания.

Соматические объекты-связи выполняют совсем другие функции. Они соединяют одни телесные объекты с другими. К объектам-связям принадлежит, например, шея, основная функция которой — соединять голову с туловищем.

Деление соматических объектов на объекты-действия и объекты-связи опирается лишь на преобладание одних функций над другими. У шеи, например, есть не только связующая, но и другие функции, например биологическая, а именно, шея проводит кровь к мозгу и отводит ее от мозга. Однако, и это крайне важно, мы здесь имеем в виду не столько сами биологические функции, сколько их концептуализации в языке и в невербальных знаковых кодах. Для шеи, если судить по данным русского языка, основной все же является именно связующая функция: не случайно она особо выделяется и всегда отмечается в толковых словарях. Слово шея даже определяется в них чисто топографически, а именно как «часть тела между головой и туловищем», см., например, (Евгеньева 1984).

Плечи интересны тем, что занимают промежуточное положение между соматическими объектами-связями и объектами-действиями. С одной стороны, они удерживают голову и шею и скрепляют их с корпусом, и это связующая функция плеч. С другой стороны, в качестве соматического объекта-действия плечи удерживают и переносят на себе тяжелые грузы. На плечах, например, держат и носят детей, переносят тяжелые вещи. Далее для краткости мы будем говорить об этой функции как об активной.

Обе функции плеч — связующая и активная — закреплены в отдельных лексических единицах, в частности в фразеологических оборотах со словом плечи: ср. У него своя голова на плечах, У тебя голова на плечах есть? снять голову с плеч (связующая функция) и тащить все на своих плечах, взвалить все заботы на свои плечи (активная функция).

Будучи разными, отмеченные функции плеч близки друг к другу. Так, они обе предполагают, что плечи служат для совмещения чего-то с чем-то, в частности головы с туловищем или каких-то внешних предметов со всем человеческим телом. «Сила» и «способность держать и носить грузы» выступают в русском вербальном и невербальных семиотических кодах как важнейшие признаки плеч.

Связующая функция плеч находит свое отражение не только в языке, но и в изобразительной культуре. На детских рисунках и в детских игрушках, на предметах искусства, в частности барельефах и скульптурах, голова часто изображается не как «голова колобка», то есть не сама по себе, а вместе с шеей и плечами. Связующая функция плеч (плечи связывают голову и шею с корпусом) проявляется в том, что плечи мыслятся как неотъемлемая, неотторжимая принадлежность тела, что находит отражение в языке, например, можно отрезать руку, но не *отрезать плечо.

Связующей функцией, помимо плеч и шеи, обладают также таз и связки (последние и названы по своей основной функции: связки прикрепляют мышцы к костям или скрепляют одну мышцу с другой). Связки, шея и плечи могут выступать в качестве пассивных органов при производстве жестов.

Отметим попутно, что у связующих органов, разумеется, есть и другие функции. Они реализуются, например, в невербальном знаковом коде. Так, в жесте ласки положить голову <кому-либо> на плечо участвуют два соматических объекта. Один из них — голова — является активным органом, а плечо — пассивным. Оно не выполняет связующую функцию, а играет роль подставки для головы исполнителя жеста.

Помимо связующей, у плеч имеются и другие важные функции. О них и об их языковых выражениях мы скажем ниже.

2.6. Толкование слова «плечи»

Исходя из предложенной нами единой схемы лексикографического описания имен соматических объектов, дадим толкование слова плечи. Это слово имеет несколько значений, и основное значение связано с обозначением части тела человека.

Плечи (ПЛЕЧИ 1) Х-а = ‘горизонтальные плоские части тела человека Х, расположенные симметрично слева и справа относительно вертикальной оси симметрии его тела, начинающиеся от того места, где заканчивается шея, и заканчивающиеся в том месте, где начинаются руки. Основные функции плеч — (1) держать голову и шею и соединять их с туловищем, (2) держать и удерживать тяжелые грузы’.

Замечания

1. О соотношении слов плечи и плечо. Соотношение между словами плечи и плечо во многом аналогично рассмотренному в п. 4.3.13 гл. II соотношению между словами грудь и груди. Лексема ПЛЕЧИ 1 обозначает плечи одного человека, а ПЛЕЧО 1 — одно из двух плеч. Есть также лексемы ПЛЕЧИ 2 и ПЛЕЧО 2. Лексема ПЛЕЧИ 2 используется для обозначения плеч разных людей, ср. предложение (466) Стоя высоко на крыше, мы видела только головы и плечи идущих людей. ПЛЕЧО 2 — это сингулятив от ПЛЕЧИ 2, эта лексема обычно выступает в контекстах высокого уровня обобщения, ср. опереться на плечо друга, сражаться плечом к плечу, сумка через плечо и пр. Остальные замечания касаются прежде всего лексем ПЛЕЧИ 1 и ПЛЕЧО 1.

Формулировка правила синтеза форм плечо и плечи с разными значениями потребовала бы выделения граммем единственного и множественного чисел, у каждой из которых было бы более одного значения. Такое описание уменьшило бы количество лексем, но правила синтеза были бы достаточно сложные.

2. О топографии плеч. Толкование основного значения слова плечи (лексема ПЛЕЧИ 1) включает в себя семантический признак ‘местоположение <плеч>’. Местоположение плеч определяется при этом относительно соседних, смежных с плечами соматических объектов. Оно задается в тексте толкования определением границ плеч и указанием на симметрию плеч относительно вертикальной оси.

3. О форме плеч. Помимо указания на симметрию, толкование содержит описание формы плеч, а именно, плечи характеризуются как объекты горизонтальные и плоские. Признак формы отражает зрительное восприятие контура данной части тела.

4. О функции плеч. Следуя предложенной нами схеме описания значений соматических объектов, мы отмечаем основные функции плеч и вводим информацию о них непосредственно в толкование.

Функциями плеч обусловлены многие «скрытые» смысловые признаки слова плечи, которые проявляются в устных и письменных текстах. Такие признаки нами в толкование, однако, не включаются — по той причине, что они являются выводимыми из наличия у плеч соответствующих формы и функций. Речь идет, в частности, о целом ряде смысловых компонентов, описывающих внутреннее строение плеч (например, «твердость/мягкость», «сила» и «устойчивость» — ср. удерживать на плечах), а также о признаке «наличие у плеч передней и задней частей» (ср. носить рюкзак за плечами).

Служить местом, на котором люди держат, удерживают и носят людей и предметы, — эти функции объединяют плечи с некоторыми другими соматическими объектами, такими как спина, руки или голова. Однако далеко не все эти объекты специализированы для длительного удерживания и ношения именно тяжелых предметов. Тяжести люди удерживают на прочных, сильных, крепких и устойчивых частях тела, более статичных и менее подвижных, чем, например, руки. В доказательство того, что плечи ассоциированы с тяжелыми грузами, можно привести тот факт, что на плечах носят как физически тяжелые вещи — ношу, так и ментально тяжелые вещи — бремя (о различии слов ноша и бремя, а также физически и ментально тяжелого см. в книгах А. Б. Пеньковского (Пеньковский 2004, 46–47) и Г. И. Кустовой (Кустова 2004 — особенно тот раздел, где речь идет о языковой концептуализации тяжести)).

Вот два примера, подтверждающие нашу мысль: (467) Привидение ходит по чердаку, вздыхая и кряхтя, как будто на плечах у него тяжелая ноша, которую оно сбрасывает иногда с таким шумом, что полы в доме трещат и окна дрожат (А. Погорельский. Двойник, или Мои вечера в Малороссии), (468) С ношею плеч своих слагает все бремя душевное (К. Батюшков. Похвальное слово сну).

Такая функция плеч, как носить и удерживать тяжелые грузы, отражается и в русском языке тела, в частности, она актуализована в некоторых единицах из семантического класса жестов-утешений, таких как обнять за плечи или обнять за плечо. Жесты-утешения демонстрируют эмпатию жестикулирующего к адресату и единение жестикулирующего с адресатом в той ситуации, когда последнему по какой-то причине тяжело. Руки, обнимающие плечо, как бы увеличивают силу адресата и показывают веру жестикулирующего в то, что вместе с адресатом они справятся с данной ситуацией[214].

На плечах (как, впрочем, и на спине) носят крест, являющийся, помимо прочего, символом тяжести и ноши, ср. предложение (469) И крест, ниспосланный мне свыше мудрой волей… Снимая с слабых плеч, бросал я по пути (П. Вяземский. Сознание). Символическая функция креста, в частности представленная в (469), вполне согласуется с основной функцией плеч. Когда несут тяжелый крест (вспомним фрагмент из Евангелия от Луки: И когда повели Его <Иисуса>, то, захватив некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом (23: 26–31)), его возлагают, то есть кладут поверх плеч и спины, поскольку эти телесные объекты для несения креста наиболее удобны.

Еще одна символическая функция плеч, особенно часто проявляющаяся в народно-поэтических текстах, — это то, что плечи в них часто служат проявлением молодцеватости и силы (ср. Раззудись, плечо, / Размахнись, рука!). В знак выражения свойственной молодости бравады юноши небрежно набрасывают на плечи одежду (не только себе, но и молодым девушкам), хлопают по плечу в знак одобрения каких-то поступков человека.

* * *

Помимо основного значения, у слова плечи есть целый ряд переносных значений. Их структура и связи с исходным значением достаточно необычны и интересны. Отметим, что переносные значения слова плечи актуализуют связи семантического поля телесности с некоторыми другими семантическими полями, такими как поле одежды и аксессуаров-артефактов. Оба поля — это сферы, которые важны для жизнедеятельности человека. Переносы происходят по форме, функции и топографии данного соматического объекта.

Прежде чем говорить о производных значениях, отметим, что слово плечи имеет один своеобразный «анатомический», или «медицинский», вариант употребления, еще, по-видимому, не ставший полноценным значением.

Специалисты в области анатомии и физиологии членят человеческое тело по-своему, как правило не так, как это делают неспециалисты, то есть рядовые носители русского языка. Научное употребление слова плечи отличается от бытового: оно обозначает часть тела, включающую в себя тот сегмент, который кодируется лексемой ПЛЕЧИ 1. А именно, в научном подъязыке русского языка слово плечо означает ‘часть человеческого тела от конца шеи до локтя’.

От слова плечи в анатомическом употреблении образуется производное слово предплечье, которое тоже является термином и обозначает ‘часть тела от локтя (локтевого сустава) до кисти’. В бытовой повседневной речи слово предплечье не используется, а соответствующая часть относится к руке (хотя объем понятия «рука», конечно, шире). Приставка пред— тут не фиксирует расположение вдоль саггитальной оси (ср. отсутствие слова заплечья, притом что есть выражение за плечами), а используется для обозначения расположения соответствующей части ниже, чем плечи, вдоль оси «верх — низ».

Теперь перейдем к описанию переносных значений слова плечи. Мы хотим продемонстрировать две особенности структуры полисемии этого слова, а именно то, что (а) все остальные значения слова так или иначе выводимы из первого, то есть являются смысловыми производными от основного значения, и то, что (б) в производных значениях слова плечи на передний план выступают те смысловые компоненты, которые в исходном значении слова являются периферийными.

Еще одно значение слова плечи — лексема ПЛЕЧИ 3 — непосредственно связано с первым значением по местоположению и форме: лексема ПЛЕЧИ 3 обозначает часть одежды, которая примыкает к плечам человека, покрывая их. Более точно, ПЛЕЧИ 3 — это ‘часть одежды или специальная подкладка из материи, служащая для того, чтобы подчеркивать величину или форму ПЛЕЧ 1 или закрывать их’, ср. иллюстрирующее это значение предложение (470) Имел Кармадон крапчатый пиджак с ватными плечами <…> (В. Орлов. Альтист Данилов). Аналогичным образом ведут себя и некоторые другие имена телесных объектов, например спина и горло, ср. выражения спина морщит и свитер с высоким горлом.

Четвертое производное значение — лексема ПЛЕЧО 4 — связано с первым по сходству формы. Эта лексема обозначает некоторые горизонтальные части природных объектов или артефактов, которые выделяются по внешнему виду на фоне других частей неправильной формы, по крайней мере не горизонтальных. Существенно, что люди могут использовать такое плечо — которое является частью некоторого более крупного объекта (например, горы, рычага или конвейера) — для особых целей, обычно отличающихся от целей использования самого объекта, частью которого они являются.

Например, горизонтальная форма плеча горы дает возможность без каких-либо дополнительных усилий стоять на поверхности горы или разбивать на ней альпинистский лагерь, ставить палатки и т. п., а на плечо рычага удобно нажимать, поднимая грузы. Приведем толкование этой лексемы.

Итак, ПЛЕЧО 4 <Х-а> — это ‘горизонтальная часть в составе природного объекта или артефакта Х, выделяемая среди всех других частей Х, имеющих разнообразную структуру и форму’.

Как можно видеть, это значение слова плечи — лексема ПЛЕЧО 4 — связано с первым сходством формы (‘горизонтальная’) и используется для обозначения частей природных объектов или артефактов. Ср. примеры употребления этой лексемы (471) Чем дальше мы отходим от лагеря — тем хуже становится погода. Проходим пологую часть ледника — начинает сыпать крупа: и это начало июня! Доходим до плеча горы, от вершины нас отделяют 600 м перепада, а вершины не видно (из экспедиционного отчета), (472) Пройти на ту сторону острова можно только через плечо горы (Г. Прашкевич. Секретный дьяк), (473) Электрический датчик определяет, в какой момент плечо плуга находится в максимально отведенном положении (из инструкции) и (474) На внутреннем конце штока крепится коническим винтом рычаг выбора передач. Он состоит из двуплечего рычага и пластины, имеющих единую ступицу. Между коротким плечом и пластиной расположено одно плечо трехплечего рычага (техническое описание устройства автомобиля).

У разных лексем в составе вокабулы плечи имеется разный словообразовательный потенциал. Так, лексемы ПЛЕЧИКО 1 и ПЛЕЧИКИ 1 с уменьшительным суффиксом — ик образуются от бытового употребления слова плечо (плечи), то есть от лексемы ПЛЕЧИ 1, ср. предложения (475) Я положил Нине руку прямо на плечо, даже сжал плечо немного. Ну и худенькое плечико! (В. Аксенов. Апельсины из Марокко) и (476) Свою девушку я сразу увидел, в первом же купе, ее личико и острые плечики, у меня, милейший, просто голова закружилась, когда я понял, что это моя девушка (В. Аксенов. Остров Крым).

Ни у медицинского варианта основного значения, ни у других производных значений слова плечи уменьшительных дериватов нет.

Помимо словообразовательного деривата, у лексем ПЛЕЧИ 3 и ПЛЕЧИ 1 имеются лексические производные, метонимически связанные с ними. Это лексемы ПЛЕЧИКО 2 (ПЛЕЧИКИ 2) и ПЛЕЧИКИ 3. Дадим их толкования.

ПЛЕЧИКО 2 (ПЛЕЧИКИ 2) (производная от ПЛЕЧИ 3 ‘часть одежды’) = ‘часть женской одежды в виде полоски материи, прилегающая к плечу человека и проходящая через плечо человека; служит для того, чтобы удерживать на плече одежду’, ср. предложения (477) Ослепительно белое плечико ночной рубашки глубоко врезалось в полное смугловатое плечо (М. Шолохов. Донские рассказы) и (478) Там сохранился фрагмент рисунка — девочка в голубом платьице. Уцелело только плечико и голубой рукав (С. Довлатов. Зона). Отметим, что сочетание узкое плечико (ПЛЕЧИКО 2) синонимично слову бретелька.

Лексема ПЛЕЧИКИ 3 (производная от ПЛЕЧИ 1 ‘телесный объект’), обозначающая объект, входящий в семантическое поле предметов-аксессуаров для одежды, связана с ПЛЕЧАМИ 1 местоположением, а именно:

ПЛЕЧИКИ 3 (только мн. ч.) = ‘маленькая вешалка (= ВЕШАЛКА 2[215]), основная часть которой по форме сходна с человеческими плечами’ (где лексема ВЕШАЛКА 2 обозначает ‘объект-артефакт, предназначенный для того, чтобы вешать на этот объект платья, пиджаки и некоторые другие предметы одежды и хранить их в вертикальном положении в шкафу’), ср. предложения (479) Старые туфли брюнетки были выброшены за занавеску, и туда же проследовала и сама она в сопровождении рыжей девицы и фагота, несшего на плечиках несколько модельных платьев (М. Булгаков. Мастер и Маргарита) и (480) <…> Все эти вещи, деревянные плечики с платьем, кружевные платки, синие шелковые туфли на распялках и поясок — все это посыпалось на пол, и Наташа всплеснула освободившимися руками (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

В заключение раздела 2.6 перечислим кратко все основные значения слова плечи и его производных.

ПЛЕЧИ 1 (ПЛЕЧО 1) — ‘телесные объекты одного человека’;

ПЛЕЧИ 2 (ПЛЕЧО 2) — ‘телесные объекты разных людей’;

ПЛЕЧИ 3 (ПЛЕЧО 3) — ‘часть одежды’;

ПЛЕЧО 4 (ПЛЕЧИ 4) — ‘горизонтальная часть природного объекта или артефакта’;

ПЛЕЧИКИ 1 (ПЛЕЧИКО 1) — ‘маленькие ПЛЕЧИ 1’;

ПЛЕЧИКО 2 (ПЛЕЧИКИ 2) — ‘полоска материи, прилегающая к плечу человека’;

ПЛЕЧИКИ 3 (только во множественном числе) — ‘маленькая вешалка’.

2.7. Плечи во фразеологизмах

Теперь мы покажем, как выделенные характеристики плеч по-разному и весьма прихотливым образом отражаются в разных устойчивых сочетаниях и оборотах со словом плечи, ср. Ему это по плечу; тащить все на своих плечах; взвалить на плечи; одежда с чужого плеча; У тебя голова на плечах есть?; за плечами и др.

Семантическую основу многих подобных языковых единиц образует метонимическая связь (синекдоха) типа ‘часть целого’ — ‘целое’ (в данном случае это связь ‘плечи’ — ‘человек’). Ср., например, сочетание одежда с чужого плеча, которое означает ‘одежда чужого человека, которую носит субъект и которая ему часто не подходит или не совсем подходит по размеру’; подробнее о таких сочетаниях см. ниже.

Далее мы последовательно рассмотрим три группы — А, Б и В — устойчивых сочетаний, в которых отражаются следующие свойства плеч.

В сочетаниях, вошедших в группу А, представлена роль плеч как места ношения одежды (подгруппа А 1) или как места ношения грузов (как физических, так и психологических — подгруппа А 2). В сочетаниях группы Б подчеркивается роль плеч как особого устройства, поддерживающего голову вместе с шеей, а в сочетаниях группы В — свойство плеч человека, непосредственно связанное с их топографией, а именно способность плеч структурировать и делить на фрагменты физическое пространство и время. Отметим сразу, что, хотя это свойство в толковании лексемы ПЛЕЧИ 1 эксплицитно не указано, оно вытекает из характеристик формы плеч и особенностей их расположения относительно других крупных частей тела, смежных с плечами.

(А) Плечи как место ношения грузов и одежды

А 1. Начнем с атрибутивных сочетаний типа с барского (царского, хозяйского, господского, маминого, отцовского, чужого) плеча, которые отличаются следующими семантическими и прагматическими особенностями.

Что касается смысла, то все эти сочетания обозначают то, что один человек (назовем его Х), в сочетаниях эксплицитно не обозначенный, получает в акте передачи от другого человека, Y, — барина, хозяина, господина, отца или какого-то другого человека одежду либо какие-то отдельные предметы одежды. Предполагается при этом, что Х будет носить данную одежду и относиться к ней как к своей.

Прагматически все такие сочетания подчеркивают, напротив, чужеродность переданной одежды.

Поясним сказанное более подробно. Языковые данные показывают, что человек всегда рассматривает принадлежащую ему одежду как свою неотчуждаемую собственность, и связано это с разными обстоятельствами.

Во-первых, одежда примыкает к телу человека, образуя с ним как бы единое целое. О том, что одежда является неотчуждаемой собственностью человека, говорят такие языковые факты, как обязательное (вне контекста эмфазы или смыслового противопоставления) отсутствие притяжательных местоимений, обозначающих владельца одежды, в случаях, когда из контекста известно, что он рассматривает одежду как свою. Так, для выражения такого смысла будет правильным, например, предложение (481) Я надел рубашку и пошел открывать дверь и аномальным (вне специального контекста) (482) *Я надел свою рубашку и пошел открывать дверь[216]. Напротив, если человек не рассматривает одежду как свою и хочет это подчеркнуть, он должен обязательно употребить притяжательное прилагательное, указывающее на владельца одежды, либо каким-то другим способом непременно обозначить владельца, ср. предложение Маша накинула мамин халат и пошла открывать дверь. Отсутствие слова мамин означало бы, что халат принадлежит Маше или что вообще неважно, кому именно он принадлежит.

Во-вторых, о том, что человек рассматривает принадлежащую ему одежду как свою неотчуждаемую собственность, говорят разного рода метонимические переносы, ср. такие слова, как спина (пиджака), рукав (рубашки), горло (свитера) и др.

Для подчеркивания чужеродности одежды (ср. у А. Б. Пеньковского выделение семантической категории чуждости (Пеньковский 2004)) в русском языке используются специальные конструкции, в частности интересующие нас единицы с барского плеча, с отцовского плеча и т. п. Мы уже говорили, что все они обозначают то, что некая одежда переходит от одного человека к другому. Как правило, человек, передающий одежду другому, богаче или намного старше получателя. Он часто, но не всегда является родственником человека или близким знакомым. Неполная фразеологизация языковых единиц с барского плеча, с отцовского плеча проявляется в следующем: в них подчеркивается то, что передаваемая одежда носится и удерживается именно на плечах, ср. неправильные сочетания *сапоги с чужого плеча, *брюки с чужого плеча.

Все описываемые сочетания имеют по меньшей мере еще одно общее формальное свойство: в них слово плечи выступает только в форме единственного числа, то есть в их состав входит группа с плеча, и невозможно вместо нее употребить группу с плеч. Указанное свойство свидетельствует, наоборот, об уже произошедшей фразеологизации рассматриваемых сочетаний, об их несвободном характере. Действительно, поскольку одежду, как правило, носят на двух плечах, а не на одном, форма единственного числа не отражает местоположение и функционирование одежды.

Исходя из вышесказанного, дадим в качестве примера толкование только одного сочетания из приведенной группы, а именно сочетания одежда с отцовского плеча (другие единицы этой группы толкуются примерно так же, см., впрочем, ниже замечания о сочетаниях одежда с чужого плеча, одежда с барского плеча и некоторых других подобных сочетаниях).

Сочетание одежда с отцовского плеча означает следующее: ‘некий человек X получил одежду или предметы одежды, носимые на плечах, от своего отца, который раньше считал эту одежду своей и носил ее в течение некоторого времени. Хотя X носит или готов носить эту одежду, он не считает ее своей и эта одежда выглядит со стороны как чужая’.

Замечания

1. О владельце одежды. Указание на прежнего владельца одежды, то есть отца, осуществляется здесь при помощи прилагательного отцовский.

2. О сочетании одежда с чужого плеча. Несколько выпадает из рассматриваемого ряда сочетание одежда с чужого плеча, где прилагательное чужой не указывает на статус бывшего владельца одежды, а подчеркивает ее чужеродность. Человек, получивший от другого некую одежду, так характеризовать ее не будет, поскольку сочетание одежда с чужого плеча говорит о том, что по каким-то параметрам одежда, возможно, не подходит ему, и он понимает, что, возможно, выглядит в ней несколько нелепо, и ощущает от этого некоторую неловкость при появлении в этой одежде на людях. То, что данная одежда не очень подходит новому владельцу, бывает заметно окружающим, которые могут так говорить о человеке: носит одежду с чужого плеча.

3. Об иронии в некоторых сочетаниях со словом плечи. Многие из сочетаний со словом плечи, например с барского плеча, с господского плеча, с хозяйского плеча, в современном русском языке нередко употребляются иронично по отношению к ситуации передачи одежды и ее ношения. А именно, высмеивается <мнимое> сходство ситуации передачи одежды от одного человека к другому с ситуацией пожертвования одежды богатым хозяином своему бедному слуге. Так, об одежде, ранее принадлежавшей богатому родственнику, который «пожертвовал» ее нынешнему владельцу, тоже говорят как об одежде с барского плеча, ср. (483) В трамвае на них оглядывались: девочка в дамской, с чужого плеча котиковой шубе плачет, закрывает платком лицо (А. Рыбаков. Дети Арбата) и (484) Полиграф Полиграфович вошел с необычайным достоинством, в полном молчании снял кепку, пальто повесил на рога и оказался в новом виде. На нем была кожаная куртка с чужого плеча, кожаные же потертые штаны и английские высокие сапожки со шнуровкой до колен (М. Булгаков. Собачье сердце).

(А) 2. Теперь рассмотрим, как отражается в устойчивых сочетаниях роль плеч как места ношения тяжелых грузов.

Смысл ‘тяжесть’ чрезвычайно значим в русской языковой картине мира. Не удивительно, в частности, не только то, что этот смысл легко подвергается метафоризации (ср. метафорический перенос от физической тяжести к психологической), но и то, что он присутствует во многих фразеологизмах.

Тяжесть, будь то физическая или психологическая, воздействует на человека, давит на него и на его тело. Фразеологические единицы со значением тяжести могут включать в себя названия соматических объектов, в том числе плеч, ср. взвалить на свои плечи; камень с души упал; таскать на своей спине; волочить на своем горбу и др.

Тесная связь плеч с их обладателем наиболее отчетливо видна в таких единицах, как взвалить на чьи-либо плечи (или: себе на плечи), нести (вынести, пронести) на <своих> плечах и тащить на <своих> плечах, ср. с выражениями взвалить на кого-либо; нести (крест); тащить на себе дом.

Начнем с семантических особенностей приведенных сочетаний со словом плечи.

1. Основное, буквальное значение единицы взвалить на плечи — это ‘поднять нечто тяжелое и положить на плечи’. Существенно, что плечи, как и некоторые другие части тела, могут служить «подставкой» для груза, ср. взвалить на плечи и взвалить на спину (или, метонимически, на себя), но неправильно *взвалить на руки (объяснение аномалии очевидное: руки не могут служить подставкой для груза).

2. На плечи можно взваливать не только физические, но и психические грузы. Когда люди берут на себя чужие обязанности или заботы, рассматриваемые как груз, как тяжесть, которую нужно нести по жизни, а иногда даже как крест, то естественно, что они носят эту тяжесть именно на плечах, поскольку плечи как раз предназначены для ношения тяжестей; ср. (485) Он замолчал и, ожидая покаяния мирян, стоял в такой позе, словно приготовился взвалить на свои плечи непомерную тяжесть чужих преступлений (А. Новиков-Прибой. Капитан первого ранга).

3. Отметим, что, несмотря на семантическую близость выражений <взвалить> себе на плечи и взвалить на свои плечи, между ними нет полной синонимии. Первое выражение может употребляться для обозначения как большого физического, так и большого психического груза, а второе чаще всего говорит именно о психическом грузе.

4. В рассматриваемых нами фразеологических единицах выступают существительные, обозначающие груз, который субъект деятельности несет на своих плечах. Деятельность субъекта при этом является, во-первых, тяжелой в физическом или психологическом смысле, а потому часто ею занимаются несколько человек, ср. предложения (486) Он взвалил на свои плечи все домашние дела и (487) Режиссер тащил на своих плечах не только спектакли, но и организацию гастролей.

Во-вторых, человек, который занимается такой деятельностью, связан со многими другими людьми определенными социальными связями. Это могут быть родные, соседи, сотрудники или просто люди, которые связаны с субъектом, см. предложение (488) Она взвалила на свои плечи организацию экскурсии в Тулу. Обычно субъект не занимается этой деятельностью один по причине ее большой тяжести.

В-третьих — как следствие первых двух свойств, — осуществление агенсом данной деятельности говорящий рассматривает как взятую человеком на себя , ср. правильное предложение (489) Муся взвалила на свои плечи составление годового финансового отчета и по меньшей мере странное предложение (490)??Муся взвалила на свои плечи написание рассказа.

Обратим теперь внимание на некоторые синтаксические особенности рассматриваемых сочетаний.

(i) Во-первых, отметим еще раз наличие синтаксических дублетов взвалить себе на плечи и взвалить на свои плечи.

(ii) Во-вторых, укажем на бóльшую употребительность местоимений себе и свой в данных единицах по сравнению с их использованием в близких им свободных сочетаниях: ср. Он тащит на своих плечах весь дом и *Он тащит на своей спине рюкзак (при правильном Он тащит на спине рюкзак). Правильность первого из этих предложений и неправильность второго можно объяснить тем, что телесные объекты являются неотчуждаемой собственностью обладателя и нет необходимости специально указывать их обладателя. Поэтому в тех случаях, когда употребляются притяжательные местоимение или прилагательное, обозначающие посессора плеч, их употребление никогда не бывает случайным. В таких случаях либо по каким-то причинам владелец плеч выделяется специально, либо, как в нашем случае, сочетание взвалить на свои плечи применяется как относящееся к психологическим грузам, но не как к физическим.

(iii) Наконец, в-третьих, из всего множества рассматриваемых языковых единиц только взвалить на плечи допускает несовпадение субъекта данного действия и посессора плеч, ср. (491) Он взвалил на плечи матери столько всего, что не всякий мужчина с этим справится (при неправильном *Он тащит весь дом на плечах матери). Указанный факт является естественным следствием смыслового различия глагола взвалить, с одной стороны, и глаголов нести и тащить, с другой: в толковании последних двух глаголов явным образом указывается совпадение субъекта действий нести и тащить и участника ситуации, плечи которого используются для переноски груза.

Все отмеченные закономерности так или иначе должны отражаться в семантическом представлении рассматриваемых сочетаний. Для примера дадим толкование единицы взвалить себе на плечи в ее, так сказать, психологическом смысле. Это толкование имеет следующий вид:

Х взвалил себе на плечи P = ‘до некоторого момента Т₀ человек Х не занимался деятельностью Р или занимался ею вместе с другими людьми. Х не занимался Р самостоятельно, потому что не обязан был это делать и потому что деятельность Р тяжела для Х, как если бы представляла собой большую физическую тяжесть. Обстоятельства сложились так, что начиная с момента Т₀ Х вынужден заниматься Р самостоятельно. Х принял решение, что он будет далее самостоятельно заниматься Р, и начал заниматься Р. Говорящий сочувствует и сопереживает Х-у, который вынужден заниматься Р самостоятельно’.

Сходным образом толкуются и два других фразеологических оборота этой группы, ср. предложения (492) Новый премьер взвалил на свои плечи огромную ответственность (газета «Известия») и (493) И войну, и Сибирь, и не в меру умную Хану он тащил на своих плечах, как мешок горькой соли (Д. Маркиш. Белый круг).

В известном смысле противоположный процесс — снятие с человека тяжести — тоже передается при помощи сочетания со словом плечи, а именно гора с плеч свалилась. Приведем его толкование:

<Х говорит>: «Гора с плеч свалилась!» = ‘Х считает, что могло иметь место некоторое очень нежелательное для него событие Р. Х думал о возможном осуществлении этого события, и эти мысли его сильно беспокоили — так, как будто он чувствовал при этом большую физическую тяжесть. Х узнал, что событие Р не произошло или не произойдет, и почувствовал от этого сильное облегчение’.

Замечания

1. О входе в толкование

В качестве входа в толкование выбран речевой режим употребления толкуемой единицы, и не просто как более употребительный. Мы считаем, что всякое эмоциональное выражение вообще следует толковать именно в речевом режиме, поскольку эмоции, испытываемые человеком, другими людьми не проверяемы[217].

2. Об интерпретации входа

(i) (о лексическом составе сочетания и смысле ‘тяжесть’ в его толковании)

Сама форма сочетания Гора с плеч свалилась!, точнее все полнозначные слова в его составе, говорят о том, что человеку в течение какого-то времени было очень тяжело: смысл ‘тяжесть’ входит в толкования слов гора и свалиться.

(ii) (о связи переносного и исходного значений сочетания)

В данном сочетании подчеркивается то, что плечи находятся на некотором расстоянии от земли (на это указывает глагол свалиться), и то, что гора стоит на плечах, а не на земле.

(iii) (о семантическом компоненте ‘активность/пассивность’)

В отличие от ранее рассмотренного нами выражения взвалить себе на плечи, которое обозначает сознательное принятие на себя тяжелых обязанностей как некоего груза, единица Гора с плеч свалилась! не подразумевает никаких активных действий со стороны посессора плеч. Здесь подчеркивается, что тяжесть исчезает сама по себе, в отличие, например, от не рассматриваемой и не толкуемой здесь единицы сбросить груз с плеч.

Избавление от тяжести представлено также в значении такого фразеологизма, как Камень с души упал!. Хотя в своих значениях душа и плечи существенно разнятся (так, душа — это вместилище чувств, а плечи — место для переноски тяжестей), фразеологизмы Гора с плеч свалилась! и Камень с души упал! близки по значению. Их объединяет идея избавления от психически тяжелого напряжения. Между тем разница между этими фразеологизмами есть.

Представим себе ситуацию, когда некоему мужчине поручили посидеть с десятью маленькими детьми, пока их родители временно отсутствуют. Когда родители, вернувшись домой, встречают своих детей радостными и без каких-либо увечий, мужчина может, вздохнув с облегчением, сказать: Фу! Гора с плеч свалилась, но не Камень с души упал!

Объяснить, почему это так, можно следующим образом: внутренняя форма фразеологизмов подсказывает, что как в том, так и в другом случае человек ощущает тяжесть, которая от него уходит, но до момента исчезновения в одном случае она как бы находилась на плечах, а в другом была на душе, и в первом случае она представлена как гора, а во втором — как камень. В первом случае психическая тяжесть воспринимается как физическая тяжесть — как тяжелый предмет, находящийся на плечах. Так представлены заботы, обязанности, хлопоты и некоторые другие нематериальные вещи, вызывающие отрицательные ощущения. Во втором случае душа как вместилище чувств является их хранилищем, и камень воспринимается как физическая тяжесть, давящая на эти чувства и вызывающая от этого отрицательные ощущения. Поэтому выражение камень с души упал! говорит не о заботах или обязанностях, а о душевных переживаниях, ср. тексты (494) И, когда Ворошилов ушел за двери, у Буковнина точно гора с плеч свалилась, и он сказал: — Баста учителей приглашать! Как раз жена сбежит, как описывают в романах (К. Станюкович. На уроке) и (495) После экзамена нам с отцом тотчас же сказали, что я принят и что мне дается отпуск до первого сентября. У отца точно гора с плеч свалилась, — он страшно соскучился сидеть в «учительской», где испытывали мои знания, — у меня еще более (И. Бунин. Жизнь Арсеньева).

Плечи выступают как место ношения грузов и в сочетании по плечу (Нам любое дело по плечу), хотя в этом сочетании нет слов, прямо обозначающих данную функцию, то есть, например, таких слов, как тащить или груз. Данное сочетание входит в более широкий круг идиоматических выражений, построенных по модели «предлог по + существительное в дательном падеже», и, как мы увидим, понять его семантику легче именно при сравнении с другими членами ряда.

Среди разных значений конструкции «предлог по + существительное в дательном падеже» есть одно прямое значение. Это значение соответствия физических характеристик предмета одежды, обуви или какого-то иного предмета телесному объекту, для которого данный предмет предназначен, ср. предложения (496) Сапоги его пришлись мне по ноге, и я теперь щеголяю почти в новых сапогах (Т. Шевченко. Дневник), (497) Попробуй, по руке ли тебе шпага (П. Мериме. Хроника времен Карла IX) и (498) Высокий, высохший, в пиджаке не по плечу, который, однако же, когда-то был ему впору (Е. Сухов. Жиган по кличке Лед).

Другие значения данной конструкции являются производными и фразеологизованными. Например, построенное по ней предложение Тане эта работа по плечу означает ‘работа, которую Таня должна выполнить, соответствует ее силам’. Из употребленного здесь сочетания по плечу следует, что говорящий считает работу достаточно сложной для Тани и утверждает, что Таня с нею справится.

Таким образом, мы имеем дело с регулярным переносом от значения физического соответствия определенного предмета соматическому объекту к значению физического и психологического соответствия некоторой деятельности человеку. Действительно, человек, вообще говоря, способен выполнять самые разные действия, и эта его способность в оценке не нуждается. Чтобы квалифицировать и оценивать способность человека выполнять какие-то действия, нужны особые причины: мы ведь не оцениваем способность человека выполнять такие несложные действия, как чистить зубы, одеваться и т. п., если человек взрослый, здоровый, разумный и т. д. Предпосылки для такой оценки возникают только тогда, когда у говорящего есть основания сомневаться, что данный человек обладает необходимыми качествами для выполнения данного действия. В частности, говорящий может считать, что человеку трудно выполнить данное действие, потому что для этого нужно приложить много сил, каковых у человека может не быть и даже, скорее всего, нет. Тогда обычно говорится нечто вроде Это ей (ему) не по плечу. И указание на плечи тут семантически мотивировано, поскольку одна из основных функций плеч — это носить тяжелые вещи, ср. в связи со сказанным также синтаксически и семантически близкие выражения Это ему не по душе, Это ей не по сердцу (по нутру, по нраву), а также более общее Это не по мне. Они означают, что некий объект или ситуация, с которыми субъект имеет или должен иметь дело, не соответствуют его желаниям или представлению или о том, какими эти объект или ситуация должны быть; ср. предложение (499) Я в эту минуту очень на виду; обо мне много говорят и пишут, и бог один знает, до чего это мне не по нутру (П. Чайковский. Письма Н. Ф. фон Мекк).

Помимо рассмотренных сочетаний, роль плеч как сильного органа, способного держать и носить тяжести, как физические, так и психологические, подчеркивается выражениями чувство плеча, опереться на плечо и подставить плечо, которые мы тут не будем подробно рассматривать. Отметим лишь, что плечо выступает в таких сочетаниях как символ дружеской поддержки (ср. с другими символическими функциями плеч), см. (500) Не было ремесла, которого бы не знал казак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, — все это было ему по плечу (Н. Гоголь. Миргород).

(Б) Плечи как «подставка» для головы и шеи

Перейдем теперь к описанию устойчивых единиц, в которых актуализуется функция плеч как природного «поддерживающего устройства» для головы и шеи. К ним принадлежат, в частности, такие выражения, как У тебя голова на плечах есть? <У него> своя голова на плечах и За это голову с плеч снимут. Поскольку первые два выражения относятся не просто к голове, а к голове, находящейся на плечах, остановимся именно на этих выражениях.

Фраза У тебя голова на плечах есть? построена по одной модели с такими выражениями, как У тебя глаза (уши, руки, ноги, язык) есть? или У тебя что, языка нет?, внешне выглядящими как вопросы, функция которых — выяснить, есть ли такие органы у человека. Между тем семантически это, конечно, не настоящие вопросы, поскольку у спрашивающего нет сомнений в том, что такие органы у человека есть. Спрашивающий таким «хитрым» способом (с помощью риторического вопроса) в действительности нечто утверждает, а именно что в случае, о котором ему известно, такие-то органы функционировали плохо. Кстати, аналогичную роль выполняют и близкие к рассматриваемым риторические вопросы типа Ты что, слепой (глухой, немой, безрукий)? или Ты что, не видишь (не слышишь)? и др. Эти и аналогичные им высказывания часто выражают оценку. Они считаются грубыми и могут вызывать у адресата отрицательные реакции — вплоть до прекращения общения с адресантом.

В русском языке информация об отсутствии у человека некоторого соматического объекта и информация о плохом функционировании такого объекта (вплоть до полной утраты способности действовать) обычно распределены по разным значениям одного слова, реже — по разным словам, включая родственные, и словосочетаниям — как свободным, так и фразеологически связанным. Например, слово безрукий в примере Ты что, безрукий? обозначает человека, который не может ничего (или не может что-то конкретное) делать руками. Выражение У него нет ног означает реальное отсутствие ног, а выражение У него ноги отваливаются говорит о том, что человек настолько устал, что ноги его плохо функционируют («не слушаются»). Не чувствовать ног относится к физическому состоянию человека, а не чуять ног — к психическому. Выражение лишиться языка обозначает утрату способности говорить, но, как правило, не реальную утрату языка, хотя могут встретиться и «буквальные употребления»[218].

Если же отсутствие соматического объекта невозможно, то высказывание, прямо утверждающее это, либо характеризуется как аномальное, ср. предложение (не в ситуации «всадника без головы») *У него нет головы (также плохо *У него нет головы на плечах), либо переосмысляется как передающее информацию о плохом функционировании такого соматического объекта, ср. У него нет сердца (= Он бессердечный).

Конструкция У тебя Y есть?, где Y — имя соматического объекта, имеет два круга употреблений.

В первом из них говорящий утверждает, что адресат не выполняет совсем или плохо выполняет некоторые действия, главную роль в которых играет Y. Так, раздраженную (по сравнению с другими возможными) реплику У тебя что, глаз нет? человек может услышать, например, от сотрудника поста ГАИ в случае, если он при движении задел машину сотрудника.

Во втором круге употреблений подразумевается, что человек просто не хочет производить некоторые действия и просит другого человека выполнить их за него, а тот дает понять, что выполнять этих действий не будет. Например, грубость типа У тебя что, глаз нет, сама сходи и посмотри! можно иногда услышать в ответ на просьбу Посмотри, не принесли ли мне бумаги.

Помимо нестандартной интерпретации, все рассматриваемые здесь выражения обладают еще одной содержательной особенностью.

Их употребление позволяет выявить, какие функции соматических объектов являются с точки зрения естественного языка важнейшими. Например, нельзя сказать *У тебя что, языка нет, доесть не можешь?, но вполне допустимо У тебя что, языка нет, сказать не можешь?. Иными словами, хотя у такого соматического объект, как язык, есть несколько функций, помимо речевой, с помощью данной конструкции именно речевая функция, и только речевая, фиксируется как основная. То же самое, mutatis mutandis, можно сказать и о предложении У тебя что, рук нет?. Аналогичным образом ведет себя и интересующее нас выражение У тебя голова на плечах есть?, эксплицирующее как основное и, что важно, единственное назначение головы — быть органом мышления. При этом голова и плечи рассматриваются как единый комплекс, что позволяет, в частности, не только выделить основную функцию головы, но и подчеркнуть определенную и выделенную роль плеч, ср. предложение (502) А она головой потряхивает да братьев своих отчитывает: «Куда суетесь? Есть у вас голова-то на плечах?» (Ф. Абрамов. Деревянные кони).

Перейдем теперь к анализу выражения <У него> своя голова на плечах. Как и только что рассмотренное, оно, будучи прочитанным буквально, означает нечто абсолютно тривиальное, а именно что у некоего человека есть голова, которая расположена на плечах. Поэтому данное высказывание обычно тоже понимается лишь небуквально, а именно как подчеркивающее функцию головы как органа мышления. В отличие от предыдущей конструкции, здесь, однако, акцентируется не столько способность к мыслительной деятельности вообще, сколько способность человека мыслить самостоятельно, не прибегая к помощи других лиц. Кроме того, употребление данного выражения подчеркивает желание говорящего, чтобы человек «с головой на плечах» реализовал эту свою способность сейчас. Вот пример характерной ситуации, когда используется данное выражение. Сын обращается к отцу за советом, как поступить, а находящаяся рядом мать говорит: Пусть он сам решает, у него своя голова на плечах, то есть она этим говорит, что сын может принять решение сам и отцу не надо сейчас решать это за него.

Отметим, что выражение У него своя голова на плечах с субъектом в грамматической форме третьего лица, который обозначает обладателя головы, часто используется в ситуациях, когда речь идет о принятии субъектом каких-то важных решений или об осуществлении им важных действий. И еще одно: вопрос, должен человек нечто делать сам или прибегать к помощи других лиц, чаще всего решается в отношении только близких людей, причем менее опытных, слабых или младших по возрасту. Сказанное объясняет, в частности, почему предложение У него своя голова на плечах звучит странно применительно к малознакомому человеку или, например, к начальнику. См. следующий текст, в котором рассматриваемое выражение воспринимается как грубое по отношению к его адресату: (503) — Нас торопили! — вставил я. — А у вас своя голова на плечах. Думать надо! — вскипел полковник. — Когда человек соображает, то как ни старается пунктуально выполнять приказы, что-нибудь разумное и от себя добавит (А. Ворожейкин. Над Курской дугой).

(В) Плечи как разделитель времени и пространства

У плеч есть еще одна функция, о которой мы до сих пор подробно не говорили. А именно, в одном фразеологическом сочетании плечи выступают как маркер прошлого. Речь идет о сочетании за плечами (ср. также сочетание за спиной[219], где у части тела «спина» та же функция).

Дадим толкование фразеологического сочетания за плечами.

У X за плечами 2 P [220]= ‘человек (или люди) X в некоторый период своей жизни принимал участие в деятельности P. Говорящий считает, что (а) участие X в деятельности P требовало от X усилий, (б) деятельность P является частью жизненного опыта X и потому (с) деятельность P важна для X’.

Замечания

1. О входе

На вход толкования подается конструкция с предлогом у, а не конструкция с родительным падежом, то есть у <человека> за плечами, а не за плечами <человека>, поскольку в конструкции у N1 N2, где N₂ — имя телесного объекта, принадлежащего человеку N₁, утверждаетcя нечто об N₁, а не об N₂, то есть смысловой темой в рассматриваемой конструкции является ‘человек’, а не ‘плечи человека’. В противоположность конструкции с предложно-падежной формой, в аналогичной конструкции с падежной формой — родительным падежом имени — смысловой темой в общем случае является сам соматический объект, а не его обладатель (см. о соотношении конструкций разнообразной семантики с падежной и предложно-падежной формой с предлогом у в работах (Крейдлин 1980; Иорданская, Мельчук 1980)). В нашем случае, однако, предложно-падежная форма у него за плечами и падежная форма за его плечами имеют одну и ту же смысловую тему — ‘человек’, свойственную в общем случае только предложно-падежной форме. Именно этим обстоятельством и обусловлен наш выбор в качестве входа в толкование не (вообще говоря, канонической для представления телесного объекта человека) падежной формы, а предложно-падежной, более непосредственно отражающей смысловое содержание толкуемого выражения.

2. Об интерпретации входного выражения

(i) О переменной X

В тексте толкования при переменной Х стоит классификатор ‘человек (люди)’, то есть на место этой переменной могут подставляться как обозначения отдельных людей, так и имена их совокупностей. При этом имя Х не может замещаться именами со значением ‘организации’, то есть описываемая конструкция не допускает обычного и свойственного очень многим другим конструкциям метонимического употребления. Так, не говорят *За плечами МГУ…, но вполне возможно За плечами сотрудников МГУ.

(ii) О переменной P

Хотя в толковании при переменной P указан классификатор ‘деятельность’, реальная ситуация несколько сложнее. А именно, переменная Р может замещаться не только именами со значением деятельности, но и именами со значением времени, в течение которого данная деятельность происходила или происходит (ср. У нее за плечами тридцать лет трудового стажа), а также именами, обозначающими результаты деятельности (ср. У него за плечами тысячи успешно прооперированных больных) или место деятельности, причем это место деятельности должно быть нагружено соответствующими социальными коннотациями — в этом месте, скорее всего, и был приобретен тот опыт, о котором говорится в тексте толкования (ср. У Петра Ивановича за плечами Беломорканал/целина и странное или по крайней мере необычное? У него за плечами туристическая поездка в Париж).

(iii) О содержании толкования

Основным в толковании выражения за плечами является указание на жизненный опыт, то есть на существенные моменты деятельности человека в течение его жизни. Отсюда понятно, что у людей, у которых такого опыта нет, ничего не может быть за плечами.

В частности, выражение за плечами не используется по отношению к детям и, напротив, чрезвычайно употребительно по отношению к пожилым и старым людям. Эти люди прошли большой жизненный путь, и используемое в рассказах об этих людях выражение за плечами, так сказать, учитывает приобретенный ими опыт. Высказывания вида У X за плечами P — это высказывания, отражающие взгляд говорящего на человека (людей) X из настоящего в прошлое.

Иными словами, деятельность, о которой идет речь в приведенном толковании, занимает, по мнению говорящего, важное место в жизни человека (Х) и является существенной составляющей его жизненного опыта. Отсюда вытекает, что единица за плечами употребляется в контекстах, в которых подводится итог деятельности человека на определенном этапе его жизни, то есть для этой единицы характерно употребление в таких речевых актах и видах текстов, как жизнеописание, характеристика, юбилейное поздравление, адрес и т. п. Поскольку такая деятельность, как правило, бывает длительной, для выражения за плечами характерны те контексты, в которых большая продолжительность деятельности либо обозначается эксплицитно, либо вытекает из контекста. Ср. предложения (504) У него за плечами пятьдесят лет трудового стажа; (505) Михаил, имевший за плечами два высших образования, химика и биолога, экспериментировал с красками <…> (Д. Донцова. Доллары царя Гороха) и (506)?У него за плечами три дня студенческого трудового лагеря, (507)?У моей дочери за плечами два успешно прооперированных больных.

Жизненный опыт человека обычно складывается из совокупности частных деятельностей, связанных с большими затратами человеческих усилий, а потому типичная метафора жизненного опыта — это метафора тяжести. Сказанное объясняет, почему не говорят *У него за плечами сотни праздников, *У него за плечами три года отпуска или *У него за плечами десятки туристических поездок, а также почему опыт, который находится у человека за плечами, переживается, запоминается и вспоминается человеком и близкими ему людьми.

Метафора тяжести здесь является прямым следствием коннотации при исходном, «физиологическом» или пространственном значении сочетания за плечами, ср. У нее за плечами полный мешок яблок, У него за плечами рюкзак (обычно говорится о тяжелом рюкзаке), которая, в свою очередь, наследуется от исходного значения слова плечи (см. его толкование выше).

3. О компонентах ‘время’ и ‘пространство’ в смысловой структуре единиц плечи и за плечами

В сочетании У Х за плечами Р во временном его значении маркируется, как мы говорили, именно прошлое (Р имело место в прошлом), между тем как высказывание, реализующее эту конструкцию, произносится в настоящем времени. Судя по языковым примерам, это сочетание в пространственном значении не используется для членения пространства на «переднее» и «заднее», ср. недопустимое *У меня за плечами дом (магазин, фонарь) вместо правильного У меня за спиной дом (магазин, фонарь).

Нельзя, однако, сказать, что у единицы за плечами вообще не бывает пространственных употреблений (ср. хотя бы За плечами у него тяжелейший рюкзак), тем не менее все они ограничены случаями, когда предмет, находящийся за человеком, соприкасается с его плечами. Именно поэтому сочетание за плечами в данном употреблении квазисинонимично сочетанию слова плечи с другим предлогом. Мы имеем в виду сочетание на плечах, ср. У него на плечах тяжелый рюкзак. Роль плеч в членении пространства косвенно проявляется и в семантике деривата заплечный (мешок), и в значении устойчивого сочетания стоять за левым плечом (согласно традиционным представлениям, свойственным русской культуре, за левым плечом у человека стоит черт или бес[221]). Наконец, можно упомянуть еще свободное сочетание выглядывать из‐за плеч / из‐за плеча.

Следует отметить, что семантический переход ‘пространство’ — ‘время’ и концептуализация времени как пространства засвидетельствованы не только в многочисленных единицах естественных языков, но и в невербальных кодах. Так, в первом из созданных языков глухих, автором которого был француз, аббат Л’Эпе, прошлое обозначалось коротким и быстрым взмахом кисти руки назад через плечо[222]. Да и в обычном языке жестов для обозначения прошлого мы тоже часто машем рукой через плечо.

Немаловажным является и тот факт, что сочетаний со словом плечи или с его дериватами, которые бы обозначали пространство перед телом, не существует. Нет, например, сочетания перед плечами (хотя в русском языке есть слово предплечье с приставкой пред-, оно не означает ‘пространство перед телом’). Переднее пространство фиксируется, но по отношению к другому соматическому объекту, а именно по отношению к глазам, ср. перед глазами или перед ним, что равносильно ‘перед его глазами’ (а сочетания перед носом и перед лицом имеют совсем другие значения).

Приведем несколько примеров употребления выражения за плечами:

(508) В Совете Федерации — новые лица. За плечами многих из них большой опыт государственной, политической деятельности («Парламентская газета»).

(509) <…> К этому времени — о чем мы узнали много позже — у него за плечами были уже повести «Эфирный тракт», «Джан», «Чевенгур» и множество замечательных рассказов, увидевших свет только в 60‐е годы (В. Орлов. Андрей Платонов: последние годы).

(510) Прожита непростая и нелегкая жизнь. За плечами огромный опыт врачебной и научно-педагогической работы. Взлеты и падения. Радость удач и горечь потерь. Десятилетия, отданные любимой работе (газета «Южноуральская панорама»).

В следующем параграфе мы покажем, что свойства и функции плеч отражаются также в невербальном жестовом коде. Но концептуализуются плечи в русском языке и в языке русских жестов по-разному, создавая сложную, подчас весьма запутанную картину мира.

2.8. Плечи в жестовых единицах. Основные группы жестов с участием плеч

Напомним, что все жесты как знаки телесного кода делятся на три семиотических класса: эмблематические жесты (эмблемы), иллюстративные (иллюстраторы) и регулятивные (регуляторы) (см. об этом раздел «Введение»). Ниже речь пойдет только об эмблемах. Мы опишем русские эмблемы с участием плеч, укажем некоторые свойства этих невербальных знаков, а также свойства их номинаций.

Первое, что бросается в глаза, — это небольшое количество русских эмблем с участием плеч по сравнению с общим числом эмблематических жестов рук или даже головы. По всей видимости, это объясняется расположением плеч относительно других частей тела и функциями плеч. Плечи — это часть корпуса, и это резко ограничивает их подвижность. А подвижность, то есть возможность органа свободно и легко двигаться, является свойством, определяющим способность к жестикуляции. Кроме того, плечи — это одно из средств соединения головы и шеи и служат местом для определенных действий активных органов человека, таких как, например, руки.

Неудивительно, что в жестах, которые являются концентрированным символическим выражением некоторых важных действий человека, плечи чаще всего участвуют именно как пассивный орган (в терминологии СЯРЖ 2001), то есть как орган, являющийся местом осуществления действия. Таковы, например, русские жесты хлопнуть по плечу, взять за плечи, обнять за плечи или трясти за плечи, которые относятся к классу жестов-касаний. В их форме и семантике очень существенны тактильный и проксемный компоненты, то есть те компоненты, которые обуславливают взаимодействие двух тел, — физическое и психологическое расстояния между жестикулирующим и адресатом, взаимную ориентацию тел в коммуникативном акте, направление жестового движения и многое другое.

Существуют также русские жесты, в которых плечи являются активным органом, фиксирующим способ или манеру осуществления действия. Мы имеем в виду, в частности, жесты дернуть плечом или пожать плечами. Даже в таких относительно немногочисленных телесных знаках проявляется малая подвижность плеч; их движения весьма ограничены в амплитуде, частоте и направлении. Основные плоскости, в которых перемещаются плечи, будучи активным органом, это «вверх — вниз» (вертикальная плоскость), ср. жесты поднять плечи и опустить плечи, и «вперед — назад» (сагиттальная плоскость), ср. выдвинуть плечо вперед или расправить плечи.

Кроме того, имплицитно плечи участвуют и в движениях, обозначаемых, например, словами съежиться, сжаться и распрямиться, то есть в движениях, которые тоже совершаются в указанных двух плоскостях. Например, когда человек съеживается, плечи поднимаются, а голова как бы прячется в них; тем самым человек не только уменьшает свой рост, но и предохраняет себя от возможных воздействий извне, причем не только физических, но и психических.

Плечи являются важным компонентом в репрезентации тела, в частности, они играют определяющую роль в осанке, походке и манерах поведения человека. Поэтому в номинациях жестов плеч, а также в указанных выше словах, связанных с изменением осанки, слово плечи может даже эксплицитно не выражаться. Многие из таких слов и словосочетаний получают в языке метафорические употребления, подчеркивающие уменьшение / увеличение значимости человека или его достоинства. Это иконически отражается в телесной сфере — как бы в уменьшении resp. увеличении высоты или величины тела. См. отмеченные выше жесты съеживаться, когда человек как бы уменьшается в размере, становясь маленьким или беззащитным, расправить плечи и соответствующий ему жестовый фразеологизм. В этом случае человек, осуществляя движение плечами, как бы становится выше, и отсюда переносное значение сочетания расправить плечи — лексема расправить плечи 2 ‘обрести чувство собственного достоинства’ или ‘повысить себя в собственных глазах и в глазах других людей’.

2.8.1. Жесты, в которых плечи выступают как пассивный орган

К русским эмблемам, в которых плечи являются пассивным органом и выполняют роль адаптора тела (об адапторах тела см. ниже, а также книгу (Крейдлин 2002)), относятся следующие единицы: хлопнуть по плечу <кого-л.>, тронуть за плечо, трясти за плечи, склонить голову к плечу (или: на плечо), взять за плечи, обнять за плечи, положить голову на плечо <кому-л. / кого-л.>, положить руку на плечо (или: руки на плечи). Эти эмблемы не только морфологически, но и семантически разнородны. При этом как в их значениях, так и в их физических реализациях имеются общие компоненты.

Значения и употребления телесных знаков с пассивным участием плеч во многом связаны с такими признаками людей, как пол, возраст, социальное или имущественное положение, степень знакомства или близости собеседников, их физическое и психическое состояние и др. Семантика и прагматика этих знаков включают в себя самые разнообразные признаки. Это ‘дружественность’ (ср. жест хлопнуть по плечу 1), ‘привлечение внимания’ (тронуть за плечо, взять за плечи), ‘гнев’ (трясти за плечи), ‘нежность’ (положить голову на плечо), ‘ласка’ (склонить голову к плечу <партнера>), ‘утешение’ (положить руку на плечо), ‘симпатия’ (обнять за плечи), ‘скепсис’ (склонить голову к <своему> плечу). Приписывание этих признаков жестам, разумеется, не является толкованием, но в качестве семантических ярлыков эти признаки вполне информативны. В частности, такие ярлыки могут служить входом в список однословных номинаций жестов (см. об этом подробно в (СЯРЖ 2001; Крейдлин 2002)).

Эмблематические жесты, которые мы здесь рассматриваем, разбиваются на группы. Так, по признаку ‘гендер’ выделяются жесты (преимущественно) мужчин по отношению к женщинам (обнять <любовно> за плечи) или жесты женщин по отношению к мужчинам (склонить голову на плечо), жесты, применяемые людьми обоего пола (положить руку на плечо) и т. д.

По признаку ‘возраст’ можно выделить нейтральные жесты, для которых этот признак принимает произвольное (или нулевое) значение (таких русских жестов — большинство), и жесты, для которых значения этого признака существенны. Речь идет о жестах взрослых по отношению к детям (трясти за плечи), жестах, используемых людьми любого возраста по отношению друг к другу (хлопнуть по плечу), и др.

Социальные компоненты, такие как общественное положение, индивидуальный или социальный ранг человека, тоже входят в смысловое представление жестов с участием плеч, таких как, например, обнять за плечи или хлопнуть по плечу. Эти компоненты отражают разного рода отношения между людьми — от дружеского до покровительственного и тем самым иерархию участников коммуникативного акта.

Семантически эмблемы с участием плеч делятся на жесты-отношения, и их — большинство (ср. такие подклассы невербальных знаков-отношений, как жесты любви и симпатии, жесты утешения и ласки), и жесты-действия (ср. невербальные знаки привлечения внимания к какому-либо лицу, объекту или деятельности или знаки, направляющие на некоторую деятельность)[223].

Подчеркнем, что такому делению подлежат не жестовые вокабулы, а жестовые лексемы, то есть отдельные значения жестов (почти все невербальные знаки, о которых мы будем говорить, многозначны). Поэтому жесты с одинаковыми именами могут попадать в разные классы.

Далее мы не будем приводить для каждого из рассматриваемых жестов плеч его толкование, а только покажем, какие семантические признаки существенны для данного жеста. Подчеркнем, что для сопоставления семиотических кодов разных культур необходимо показать, какие элементы значения и формы являются общими, а какие — разными, причем сделать это следует отдельно для невербальных единиц каждого типа и отдельно для вербальных единиц.

Итак, все жесты рассматриваемой нами группы относятся к разновидности жестовых касаний, а некоторые, например лексемы хлопнуть по плечу 1, хлопнуть по плечу 2, похлопывать по плечу 1, похлопывать по плечу 2, принадлежат к их важному подклассу, а именно к жестам-ударам. Во множестве жестов-ударов есть и другие жесты-касания, которые очень важны в коммуникативном и социальном планах и в которых плечи не участвуют. Мы имеем в виду пинок, подзатыльник, щелбан, пощечину и некоторые другие[224]. Многие из этих жестов применяются в качестве наказания, но телесные знаки с участием плеч, как мы покажем, в таком качестве не применяются.

Возможность нанесения ударов именно по плечам связана с таким признаком плеч, как твердость. Твердость плеч амортизирует удар по ним рукой, в результате чего телу трудно причинить существенный вред. Кроме того, что тоже важно, высокое положение плеч в теле является удобным для нанесения по ним ударов.

Физическая твердость плеч коррелирует с некоторыми психическими свойствами самого человека. Например, женщина, кладя голову на плечо мужчине, ищет у него защиты и чувствует себя с ним в безопасности. При этом она проявляет к мужчине доверие, ласку и нежность. Взрослые обычно кладут руку на плечи детям, воспитанникам, подопечным и т. п., то есть людям менее сильным (в разных смыслах слова).

Жесты-касания используются для выражения чувств и отношений, причем обычно в ситуации неформального общения. О функциях плеч в жестах, выражающих нежность и ласку, мы уже говорили. Кроме того, плечи участвуют и в жестах, выражающих другие чувства и отношения. Например, хлопнуть по плечу можно в знак ободрения, а обнять за плечи — в знак единения. Как следствие, среди бытовых жестов с участием плеч этой группы нет этикетных — в противоположность этикетным жестовым касаниям, в которых активным органом является рука (ср. пожать руку или поцеловать руку), или ритуальным, небытовым жестам, каким является, например, жест положить руку на плечо — знак ритуального посвящения.

Чтобы проиллюстрировать исходно симптоматический характер всех таких жестов и возможный их переход в разряд коммуникативных жестов[225], приведем в качестве примера описание жестов хлопнуть по плечу и похлопывать по плечу, выражающих в своих исходных употреблениях эмоциональное и дружеское отношение. Это описание выполнено в формате (СЯРЖ 2001):

Хлопнуть по плечу 1

Активный орган — рука, пассивный орган — плечо.

Жестикулирующий открытой ладонью наносит адресату легкий удар в область плеча сзади, сбоку или сверху.

Х хлопнул Y-а по плечу 1 (дружеское) = ‘жестикулирующий человек Х, относясь к человеку Y по-дружески, показывает это, хлопая Y-а по плечу’.

1 (о структуре толкования)

Жест хлопнуть по плечу в своем первом значении (лексема ХЛОПНУТЬ ПО ПЛЕЧУ 1) выражает дружеское отношение жестикулирующего к адресату, что и отражено в главном ассертивном компоненте толкования. В соответствии с общим замыслом и содержанием словарных статей Словаря языка русских жестов в вершину толкования всегда выносится когнитивный или эмоциональный компонент, составляющие основное содержание жеста, а не само действие, которое это значение выражает. Между тем указание на физическое действие в тех случаях, когда это необходимо, тоже включается в толкование — в виде дополнительной ассерции, факультативного компонента и др. В толкование жестовой лексемы ХЛОПНУТЬ ПО ПЛЕЧУ 1 входит смысловой компонент, соответствующий чисто физическому действию, на правах дополнительной ассерции. Помимо того, что он отвечает самой смысловой природе жеста, его включение в толкование дает возможность установить прямую связь между свободным сочетанием двух слов — хлопать и плечо — и жестом со своим собственным значением, не сводимым к значению свободного словосочетания хлопать по плечу.

2 (о выражении дружеского отношения)

Дружеское отношение одного человека к другому в языке русских жестов выражается целым набором невербальных единиц, как жестовых, так и параязыковых. В данном случае, исполняя жест хлопать по плечу 1, жестикулирующий вторгается в интимное пространство адресата и вступает в контакт с его телом, причем это не легкое прикосновение, а удар. Тем не менее прикосновение к телу даже в форме грубого удара метафорически выражает соединение жестикулирующего и адресата в некое единое психофизическое целое. В коммуникации молодых людей в русской культуре существуют своеобразные невербальные способы выражения степени близости между участниками коммуникации — это удары, пинки, подзатыльники, сильные рукопожатия, сопровождающиеся стискиванием кисти руки, «медвежьи объятия» и т. п. Все такие жесты, будучи по своей исходной природе агрессивными, встречаются, как правило, только в коммуникации лиц мужского пола (хотя не во всякой ситуации они являются проявлением агрессии одного человека по отношению к другому).

Вторжение в интимное пространство адресата допускается, естественно, лишь при определенных — дружеских или интимных — отношениях двух лиц.

3 (о классе дружеских жестов и о других дружеских невербальных знаках русской культуры)

Жест хлопнуть по плечу 1 — это один из многих дружеских в русской культуре. Он попадает в один класс с дружеским рукопожатием и дружелюбным взглядом, а также с особым типом голосового тона, называемым дружеским, с особой коммуникативной дистанцией и с целым рядом других параязыковых, жестовых и проксемных единиц (см. также следующий комментарий).

4 (об адапторах тела)

Мгновенная демонстрация дружбы в данном жесте иконически передается резким отрывистым движением, часто сопровождаемым громким звуком. Комплекс, состоящий из жеста, совершаемого с участием соматического объекта, и извлекаемого при жесте звука (а также отдельные составляющие такого комплекса), принято называть адаптором тела (см. выше, а также (Крейдлин 2002)). В рассматриваемом случае одним из адапторов тела является хлопок. Звук хлопка, как и звук поцелуя, символически передают дружеские отношения. Напротив, для более интимных отношений характерна бόльшая площадь соприкосновения, бόльшая длительность и меньшая роль звука в употреблении жеста[226].

1. В своем физическом воплощении жест представляет собой однократный быстрый удар.

2. Жест в норме исполняется человеком, находящимся с адресатом в приятельских или дружеских отношениях. Однако в ряде употреблений это условие нарушается, и тогда жест из дружеского превращается в фамильярный и панибратский. Это бывает обычно тогда, когда жестикулирующий с адресатом не находятся в таких отношениях, которые позволяют жестикулирующему свободно исполнять данный жест в отношении адресата, причем жестикулирующий может как понимать это, так и не понимать.

Если человек это понимает, то он совершает акт агрессии по отношению к адресату, и адресат именно так поведение человека воспринимает и расценивает. Немотивированное агрессивное поведение жестикулирующего вызывает справедливую вербальную или невербальную реакцию адресата: тот возмущается, говорит что-то злобное, отмахивается, отходит, лицо адресата выражает недоумение или даже гнев.

Если же человек не понимает, что его жест не соответствует существующему уровню отношений с партнером, и если это видит адресат, то адресат в этом случае ведет себя обычно иначе, чем в первом. А именно, он пытается словесно или с помощью жестов откорректировать поведение жестикулирующего, например с недоумением смотрит на него, пожимает плечами или словами подчеркивает неуместность поведения.

Как и для многих жестов-отношений, осознание соответствия жеста уровню отношений между диалогическими партнерами здесь чрезвычайно важно.

3. Жест характерен для неформального стиля общения.

4. Жест преимущественно мужской и исполняется в адрес мужчины: грубые удары для женского стиля общения нехарактерны (в отличие, например, от таких «ударов», как шлепки).

5. Как правило, хлопнуть по плечу 1 — это жест, используемый в общении молодых людей (ср. жест хлопнуть по плечу 2, где это не так).

6. Жест хлопнуть по плечу 1 часто сопровождается словами дружбы, пожелания, сочувствия, а также мимическими жестами и взглядами: дружеской улыбкой, приветливым взглядом, мануальным жестом обнять за плечо и др.

(511) — Ладно, разберемся! — Я дружески хлопнул его по плечу. Не терять же друга из‐за какой-то фата-морганы <…> (В. Попов. Прелести лета).

(512) И <…> дружески хлопнул меня по плечу: «А теперь спокойной ночи! До завтра!» (И. Эренбург. Необычайные похождения Хулио Хуренито).

Хлопнуть по плечу 2

Х хлопнул Y-а по плечу 2 (ободряющее) — ‘видя, что адресат Y чем-то обеспокоен или расстроен, жестикулирующий Х показывает, что (а) он с Y-м заодно и (б) он считает, что причины, по которым Y находится в данном состоянии, либо очень незначительны, либо очень быстро исчезнут, а потому не заслуживают такого отношения к ним Y-а, и тот не должен беспокоиться или расстраиваться из‐за того, что произошло’.

1 (об одном выводном компоненте)

Из приведенного текста толкования вытекает, что Х и Y находятся в приятельских или в еще более близких отношениях.

2 (о связи телесного и психического)

Как и в случае жеста хлопнуть по плечу 1, телесные компоненты сопряжены с психическими: резкость и быстрота хлопка, а также краткость звука хлопка связаны с представлением о незначительности событий или причин, в результате которых человек Y в данный момент находится в плохом состоянии.

3 (об ободрении)

Ободрение здесь состоит в том, что удар в виде хлопка должен привести адресата Y в нормальное состояние. Вообще, если человек уходит в себя, падает в обморок, находится в состоянии истерики, невнимателен и т. д., то есть по общечеловеческим оценкам не находится в нормальном состоянии, мы часто приводим его в чувство не словами, а действиями, совершаемыми с его телом или какими-то его частями, а именно трясем человека, берем за руку, поворачиваем его, хлопаем по щекам и т. д. Сказанное сближает жест хлопнуть по плечу 2 с другими неординарными действиями[227].

1 (о характеристиках действия)

Как и в случае с жестовой лексемой ХЛОПНУТЬ ПО ПЛЕЧУ 1, жестовая лексема ХЛОПНУТЬ ПО ПЛЕЧУ 2 в своем физическом воплощении представляет собой однократный быстрый удар, но в норме, если жест выполняется приятелями, а не близкими друзьями, этот удар выполняется с меньшей силой. По-видимому, это происходит по двум причинам. Во-первых, качество, сила и площадь удара часто коррелируют со степенью близости отношений друг к другу партнеров по диалогу. Дружеские жесты обычно либо являются ударами большой силы, либо сопровождаются ударами большей силы, чем приятельские жесты, а люди малознакомые вообще избегают касаний в коммуникативных актах. Во-вторых, как уже мы говорили, небольшая сила удара соотносится с незначительностью причин, вызвавших текущее состояние адресата.

2 (о сфере употребления)

Жест обычно употребляется в неформальном общении в приятельской среде.

3 (о соотношении жеста хлопнуть по плечу 2 с другими жестами)

Жест хлопнуть по плечу 2 связан с некоторыми другими жестами в одну последовательность, а именно, он иногда плавно перетекает в другой жест. Иными словами, финальная фаза исполнения данного жеста совпадает с инициальной фазой исполнения другого жеста. Так, рука, участвующая в жесте хлопнуть по плечу 2, может сразу после исполнения жеста остаться на плече адресата, задержаться на нем. Такое положение руки часто передается языковыми выражениями рука задержалась на плече, рука покоится на плече, рука лежит на плече и т. п. Последовательность жестов, о которой идет речь, передает дополнительное значение дружественности и утешения адресата.

Для первого значения жеста, то есть для лексемы ХЛОПНУТЬ ПО ПЛЕЧУ 1, этой последовательности не существует.

Помимо указанной жестовой последовательности в русском языке жестов существует особый знак положить руку на плечо, который мы опишем ниже.

4 (о словесном сопровождении жеста)

Данный жест часто сопровождается словами ободрения типа Ну хватит!; Все будет хорошо!; Брось грустить!; Не бери в голову! и т. п.

(513) В самом деле, ведь вот-вот должна начаться война, надо к ней готовить народ, а мы в это время… — он подавился словом, — или же… — У него задрожали губы, он хотел что-то сказать, но ничего не сказал, только отвернулся к стене. Буддо взглянул на него и сразу посерьезнел. Подошел, наклонился и поднес кружку с водой. — Ну, ну, — сказал он успокаивающе и слегка похлопал его по плечу. — Не надо так! Не надо! Вот выпейте-ка! (Ю. Домбровский. Факультет ненужных вещей).

(514) Поручик обиделся, Иевлев похлопал его по плечу, сказал, как бы мирясь: — Ништо, это все молодость. Минует с годами. Пойдем-ка к столу! (Ю. Герман. Россия молодая).

Похлопывать по плечу 1

Жестикулирующий открытой ладонью или (реже) пальцами несколько раз несильно ударяет по плечу адресата. Удары наносятся сверху вниз по одному и тому же месту плеча. Обычно жестикулирующий и адресат находятся при этом лицом к лицу.

Х похлопывает Y-а по плечу 1 (снисходительное)

<пресуппозитивная часть>

‘Ранее имела место некоторая ситуация P, в которой участвовал человек Y или к которой он имел прямое отношение. Человек Y рассказал или рассказывает о Р или о событиях, связанных с Р, человеку Х таким образом, как будто бы действия человека Y в ситуации P были позитивными (= такими, как нужно, должно вести себя в P) или как будто события происходили именно таким образом, как он рассказывает (= он говорил правду)’.

<ассертивная часть>

‘Человек Х считает, что он знает или понял из рассказа человека Y, что на самом деле тот проявил себя в ситуации P плохо или что ситуация P протекала не так, как тот рассказывает о ней. Х показывает, что он понял хитрость или обман Y-а, и относится и к самому факту обмана, и к тому, что человек Y не смог выдать свои слова за правду, как относится родитель к поведению своего ребенка, поймав его на вранье. Х показывает это, похлопывая Y по плечу’.

1 (о структуре и общем содержании толкования)

Толкование жеста похлопывать по плечу 1 членится на пресуппозитивную и ассертивную части. Жест говорит о том, что жестикулирующий Х, считая, что он знает или понимает, что адресат Y его обманывает, смотрит на обман со снисхождением, показывая это похлопыванием по плечу. Суть обмана выражена в пресуппозитивной части, которую содержательно можно разложить на два компонента. Первый говорит о некотором событии Р, имевшем место реально, а второй — о том, как подает его человек Y. Ассертивная часть представляет собой мнение человека Х по поводу соответствия слов человека Y правде и невербальное выражение этого мнения.

2 (о снисходительности)

Хотя в общем случае обман, в особенности одним взрослым человеком другого, в обществе оценивается отрицательно, существуют, как известно, разные виды обманов и разные к ним отношения. Двумя крайними видами обманов, то есть крайними полюсами, являются обман, который нельзя простить, и обман, так сказать, благородный, например обман тяжелобольного человека его близкими. Однако есть и много других разновидностей обманов. В данном случае мы имеем дело как раз с промежуточным случаем: обман, осуществляемый человеком Y, похож на вранье детей родителям, и здесь обман преследует некие корыстные цели (в частности, Y хочет создать о себе хорошее мнение). Вместе с тем такой обман не приносит никому особого вреда. Поэтому похлопывание со стороны жестикулирующего здесь снисходительное, это, так сказать, выражение отношения к ситуации все понимающего человека («меня не проведешь»).

Жест употребляется в неформальном общении. Он используется по отношению к достаточно близко знакомым людям, как правило к друзьям или близким приятелям, примерно одного возраста с жестикулирующим.

Жест обычно не исполняется детьми. Исключение составляют случаи, когда дети копируют поведение взрослых. Дело в том, что выражение человеком смысла ‘снисхождение’ предполагает, что у человека есть определенный жизненный опыт, что он знает людей и их поступки.

Многие мужчины не используют этот жест в отношении женщин, впрочем, как и другие жесты из класса ударов («женщин не бьют»).

(515) Потом, когда горячка проходила и какой-то фриц, прикинувшийся мертвым, осторожно подымал голову, его похлопывали по плечу, угощали сигаретами и вели в штаб. Но в первые 15–20 минут убивали. Штыки для этой расправы были не нужны, и их выбрасывали. Так же как противогазы (Г. Померанц. Записки гадкого утенка).

Похлопывать по плечу 2

Х похлопывает Y-а по плечу 2 (покровительственное) — ‘Человек Х считает себя (а) выше человека Y и (б) таким человеком, который, в случае если Y захочет обратиться к нему с какими-то проблемами, сумеет их разрешить, а Y-у без него сделать это будет труднее, если вообще возможно. Х выражает мнения (а) и (б), похлопывая Y-а по плечу’.

1 (о покровительственном отношении и его жестовом выражении)

Покровительственное отношение одного человека к другому — это отношение, при котором некоторый человек (покровительствующий) считает, что может сделать и сделает все, что нужно для другого человека, и по этой причине считает себя выше, а другого человека ниже. Таким образом, покровительственное отношение — это отношение «сверху вниз», то есть оно попадает в один ряд с отношениями доминации «отец — сын», «начальник — подчиненный», «учитель — ученик». Движение руки в момент удара по плечу сверху вниз как раз иконически отображает это отношение. Ни отдельно представления о том, что человек Х выше другого (иначе отец всегда бы похлопывал сына, врач — пациента и т. д.), ни отдельно мнения о том, что человек Х способен разрешить некоторую ситуацию в пользу человека Y, а Y на это не способен (иначе слесарь покровительственно похлопывал бы по плечу своего начальника, который потребовал от него починить батареи), недостаточно для исполнения этого жеста. В семантической структуре жеста содержатся оба этих компонента одновременно.

2 (о связи покровительственного отношения со снисходительностью и подбадриванием (ободрением))

Как это часто бывает с невербальными знаками, выражающими близкие отношения между людьми, жест похлопывать по плечу 2, передающий покровительственное отношение, трудноотличим как от жеста хлопать по плечу 2, выражающего ободрение, так и от жеста похлопывать по плечу 1, обозначающего снисходительность, ср. предложение (447) Сосед выслушивал режиссера с терпеливой улыбкой, похлопывал его по плечу и уходил со словами: — Ну, мы-то с вами понимаем <…> (А. Инин. Знание — сила).

Все эти отношения — это отношения «сверху вниз». Человек, который находится наверху, обладает положительными качествами, которыми человек внизу не обладает (для хлопать по плечу 2 — это спокойствие и уверенность, для похлопывать по плечу 1 — это то, что ‘я могу отличить правду от вранья, и тебе не удастся меня провести, даже если бы ты хотел’, а для похлопать по плечу 2 — это способность разрешить определенные проблемы). Кроме того, это все отношения между людьми, роли которых различаются степенью участия в ситуации, вызывающей такие отношения и соответствующие жесты. Стоящий ниже человек является участником ситуации, а стоящий выше находится вне ее, но в определенном смысле ее контролирует. Он осознает степень ее серьезности (для хлопнуть по плечу 2), знает о том, что происходит на самом деле (для похлопать по плечу 1), или может коренным образом улучшить ситуацию (для похлопать по плечу 2).

Жест употребляется в неформальном общении человеком, находящимся выше адресата по некоторому признаку: статусу, возрасту, материальному положению, жизненному опыту и др. Жест не употребляется детьми (не в ситуации подражания взрослым).

2.8.2. Жесты, в которых плечи выступают как активный орган

В класс жестов плеч, где плечи — активный орган, входят, как мы уже говорили, знаки расправить плечи, пожать плечами, повести плечами, передернуть плечами, дернуть плечом / плечиком и поза стоять плечом к плечу. Как и для класса жестов, в которых плечи выступают как пассивный орган, мы укажем только на существенные семантические особенности единиц данной группы[228].

Нетрудно заметить, что группа жестов, в которых плечи являются активным органом, существенно отличается от жестов из ранее рассмотренной группы. Если жесты, в которых роль плеч пассивная, выражают эмоции, в частности эмоциональное отношение говорящего к адресату или к ситуации, то в значение жестов плеч, где плечи — активный орган, в качестве основного компонента входят значение силы (физической или психической) и индуцируемые этим компонентом другие значения (например, ‘уверенность’, ‘стойкость’). Значение силы передают, например, жесты расправить плечи 1 и стоять плечом к плечу. Жест пожать плечами исполняется в ситуации незнания или неуверенного знания, а также может означать равнодушие. Знак передернуть плечами выражает недовольство, вызванное отсутствием контроля над ситуацией и невозможностью (так сказать, ‘неимением сил’) изменить текущее положение дел.

Впрочем, жесты разных семотических типов, в которых плечи выступают как активный орган, тоже могут участвовать в выражении эмоций. Роль плеч в передаче эмоционального состояния человека важна для типологии эмоциональных состояний, передаваемых разными соматическими объектами и их движениями, ср. позу поникшие плечи и жест расправить плечи 2, а также их языковые обозначения. Поникшие плечи говорят о подавленном состоянии человека, а расправленные плечи — о воодушевленном состоянии. Это не случайно: подавленность — это утрата уверенности в себе и душевных сил, а воодушевление — это, напротив, состояние подъема и прилива душевных сил. Подавленное состояние говорит о давлении, которое испытывает человек, о действии на него извне некоторой силы. Естественно, что твердые и сильные плечи являются теми объектами, которые могут принимать на себя разные типы давления. Действие психологической тяжести отображается физически — в опускании плеч. Сходным образом выглядит и семантика сочетания расправить плечи.

Некоторые жесты и их номинации связаны также с другими телесными признаками и с определенными единицами языка. Жест расправить плечи 1, например, интересен тем, что для него важен признак размера плеч, существенный, как было показано выше, для описания внешнего вида человека. Идея жеста состоит в том, что жестикулирующий как бы делает свои плечи больше, чтобы ощутить собственную силу и передать ощущение силы адресату или адресатам.

Концептуализация тела, как она представлена в жестах с участием плеч, столь же содержательна, сколь и концептуализация тела, репрезентируемая лексическими единицами со словом плечи, но жестовые и описывающие их языковые единицы выражают в общем случае разные смыслы. За жестами с участием плеч закреплены ментальные и психологические смыслы-отношения, объединенные под рубрикой «выше — ниже», но ими смысловая структура описанных невербальных знаков не исчерпывается, что мы и постарались отразить в текстах толкований и в комментариях к ним.

* * *

Проведенный анализ показал, что в семантике и прагматике рассмотренных нами языковых и невербальных единиц имеется много общего, причем общие семантические признаки наследуются от свойств плеч — физических, таких как форма, размер, внутреннее строение, и функциональных, таких как свойственные плечам движения, основные действия плеч и действия над плечами и др. Кроме того, общими могут быть семантические признаки, связанные с физическими и функциональными свойствами этой части тела импликативными отношениями. Это ‘сила’, ‘уверенность’, а также некоторые эмоциональные компоненты. Наконец, в значения как языковых, так и жестовых единиц входят смысловые компоненты, обусловленные топографическими свойствами плеч, а именно их способностью членить время и пространство.

Наличие общих свойств у единиц языкового и телесного знаковых кодов говорит об определенном сходстве концептуализаций этих единиц в данных кодах. Однако концептуализации эти хотя и сходные, но все же разные, что, впрочем, не удивительно, поскольку природа телесных и языковых кодов существенно разнится.

Для описания сходств и различий между вербальным и жестовым кодами нами были выделены пять классов единиц, из которых три класса состоят из вербальных единиц, а два — из невербальных. Из вербальных единиц мы рассмотрели свободные сочетания, фразеологические обороты и жестовые номинации, а из невербальных — жесты, в которых плечи являются пассивным органом, и жесты, в которых плечи являются активным органом. В ходе проведенного описания фиксировались как внутри-, так и межкодовые различия.

Отметим один результат, который, на наш взгляд, представляет интерес с общетеоретической точки зрения. Он состоит в том, что фразеологические сочетания сближаются с жестами, то есть с единицами другой знаковой системы, в большей мере, чем свободные сочетания. Значения фразеологизмов и жестов фиксируются в специальных словарях — фразеологических и жестовых. Это обстоятельство делает их более конвенциональными. Это видно, во-первых, из того, что в русском языке существует большое число жестовых фразеологизмов, а во-вторых, из связанности семантики тех и других единиц.

Превращение физиологических, то есть незнаковых, движений в жесты, то есть семиотизация движений, по-видимому, в существенных семантических чертах сходно с фразеологизацией в естественном языке, под которой мы имеем в виду превращение свободных сочетаний с названиями соматических объектов во фразеологические обороты. Одной из таких черт является следующая. В результате семантических изменений как на пути от движения к жесту, так и от свободной единицы к устойчивой всякий раз подчеркивается одно и то же, а именно важность функций данного соматического объекта. Для плеч — это их связующая и активная функции.

Тем самым единицы внутри одного (вербального или невербального) знакового кода могут различаться сильнее, чем единицы разных кодов. Иными словами, внутрикодовые различия единиц в рассматриваемых нами случаях оказываются важнее, чем межкодовые. (Возможно, такая ситуация имеет место для всех типов соматических объектов, но эта гипотеза еще требует проверки.)

§ 3. Щеки

В этом разделе главы речь пойдет о том, как представлены в двух изучаемых нами знаковых кодах щеки человека. Мы покажем, как отображаются в этих кодах физические, структурные и функциональные признаки щек, обсудим участие и роль щек в ряде русских жестах и в некоторых невербальных и смешанных моделях коммуникативного семиотического поведения.

Щеки — далеко не самый «популярный» объект исследования у лингвистов и специалистов по невербальной семиотике. Если, например, глаза и взгляды, уши и слух, язык и его основная, речевая функция не раз служили объектом лингвистического анализа[229], то щеки почти не описаны.

3.1. Структурные и физические характеристики щек

Щеки — это части лица, а потому, как и другие части лица, они видны окружающим, то есть доступны зрительному восприятию. Это делает щеки объектом весьма существенным для характеристики внешности человека и ее оценки. В норме щеки располагаются на лице симметрично по обе стороны носа (местоположение щек и их симметрия относительно носа — это две важные структурные характеристики щек). Любое отклонение от этой нормы, скажем одна щека опухла, делает лицо если не обезображенным и уродливым, то, во всяком случае, эстетически гораздо менее красивым, чем прежде[230].

Теперь обратимся к основным физическим характеристикам щек. Их три: «текстура» («свойство поверхности»), «форма» и «размер».

Что касается текстуры, то о щеках говорят, что они гладкие, сморщенные, шершавые. Мужские щеки описываются также как выбритые, свежевыбритые, небритые, ср. (516) — Александр Сергеевич, — сказал он очень тихо, и слезы поползли по его небритым щекам (К. Паустовский. Близкие и далекие), то есть щеки бывают покрыты или не покрыты волосами. Можно сказать, что в применении к щекам признак текстуры имеет два значения — /шероховатые/ и /гладкие/. Когда о мужчине говорят, что он небритый, то имеют в виду прежде всего актуальное состояние щек — в большей степени, чем подбородка или шеи. Если мужчину спрашивают Ты вообще брился сегодня? и тут же проверяют, проводя рукой по лицу, то трогают именно щеку или щеки.

То, что щеки играют важную роль в описании внешности человека, главным образом связано с тем, что они занимают относительно большую часть поверхности лица. По щекам мы судим не только о том, следит за собой человек или нет, — состояние щек, в частности их текстура, форма и размер, свидетельствует также о физическом здоровье или нездоровье человека и о некоторых свойствах его организма. Так, мы можем услышать слова, сказанные о ребенке: Смотри, у него одни щеки! Здесь имеется в виду, что щеки являются заметной частью детского лица, что они полные, выступают наружу. Полные, пухлые щеки или щечки делают ребенка внешне привлекательным; взрослые часто отмечают наличие у детей именно таких щек.

Многие языковые выражения, содержащие слово лицо и обозначающие размер лица или форму лица, по смыслу относятся именно к размеру или форме щек; ср. сочетания пухлое лицо и пухлые щеки, жирное лицо и жирные щеки, худое лицо и худые щеки и некоторые другие. Между тем есть прилагательные, обозначающие характеристики лица, которые синтаксически не присоединяются к слову щеки, ср. одутловатое лицо, но не *одутловатые щеки. И наоборот, есть прилагательные, которые обозначают только характеристики щек, ср. толстые щеки, но сомнительно?толстое лицо. Есть также сложное прилагательное толстощекий, но не *толстолицый.

Заметим, что в приведенных примерах характеристики формы щек и размера щек выражаются синкретично. Такая характеристика формы и размера, как толщина, в русском языке применяется к некоторым другим частям лица, например к губам и носу, ср. толстый нос, толстые губы. Однако чаще всего так характеризуют именно щеки. В этом отношении щеки — наиболее «иллюстративная» часть лица: многие их свойства автоматически распространяются на лицо в целом. Например, предложение:??У него было худое лицо с пухлыми щеками, по-видимому, не просто странное; оно явно ощущается как неправильное. Дело в том, что, когда мы говорим, что у человека пухлые щеки, мы предполагаем, что лицо человека тоже пухлое. Собственно говоря, пухлое лицо и означает, что у человека пухлые щеки.

Остановимся теперь на том, как еще могут в русском языке описываться признаки «размер щек» и «форма щек». Словосочетания, характеризующие размер отдельного соматического объекта, указывают, как мы говорили, либо на его абсолютный размер (большой/огромный/маленький/крошечный и др.), либо на относительный размер, то есть на размер в каком-то одном пространственном измерении (широкий, низкий, высокий и т. д.). Форма щек при этом может быть представлена как сочетаниями, выражающими геометрические значения этого признака (квадратный, круглый, овальный и др.), так и сочетаниями, передающими его негеометрические значения (нос картошкой, глазки как две бусинки, губки гузкой и др.)[231].

Щеки не описываются как широкие или узкие, к ним редко применяются характеристики большие или маленькие. Чаще про них говорят: пухлые, впалые, толстые, раздутые. Ср. предложения (517) Глядя на ее полные розовые щеки, на белую мягкую шею с родинкой <…> мужчины думали: «Да, ничего себе…» <…> (А. Чехов. Душечка) и (518) Раздутые щеки, нос — два моих кулака, рот до ушей, глаза по ложке <…> (М. Загоскин. Вечер на Хопре), которые указывают и на размер щек (сочетания толстые щеки и раздутые щеки передают такое значение признака «размер», как /большой/), и на форму щек (например, толстые щеки — круглые, они делают также более круглым все лицо).

Тесная спаянность формы и размера щек свидетельствует о том, что для их описания существенны внутренняя структура щек и свойства их поверхности. Сравним, например, размер таких частей тела, как живот и спина. Хотя оба соматических объекта имеют широкую поверхность, только спина, но не живот может характеризоваться как широкая. О животе же чаще говорят толстый (но не *худой). Объяснить это можно тем, что живот — мясистая часть тела, где мясистая — это характеристика внутренней структуры живота, а именно наличия в нем мяса. Для мясистых частей тела ключевым, а то и единственным физическим признаком становится «толщина» — кумулятивная характеристика «формы» и «размера» соматического объекта. Сказанное относится и к щекам, поскольку они тоже мясистые.

Заметим, что лицо в целом, в отличие от его части — щек, может характеризоваться атрибутом широкое, но в этом случае описывается размер черепа, точнее его лицевой части, а не щек.

В русском языке о размере щек человека говорят, как правило, только тогда, когда их размер аномальный. В этом случае щеки характеризуются как (а) толстые (толще, чем считается для них нормальным) или (б) большие (больше, чем считается нормальным). Ср. сочетания, выражающие значения соответствующих признаков: толстые щеки, пухлые щеки, тучные щеки, жирные щеки, толстощекий, вздутые щеки, щекастый, и предложения (519) Щекастое лицо его выразило огорчение (Ю. Герман. Дорогой мой человек); (520) Только доносившиеся до него порою крики и взвизгиванья сыновей его подергивали судорожным движением тучные его щеки (О. Сомов. Гайдамак) и (521) Самое характерное в его лице было отсутствие усов, это свежевыбритое, голое место, которое постепенно переходило в жирные, дрожащие как желе щеки (А. Чехов. Анна на шее). Ср. также сочетание тяжелые щеки, где толщина щек передается косвенно с помощью прилагательного тяжести, и фразеологизм из‐за щек ушей не видно.

Малый размер щек тоже может отмечаться. Он передается сочетаниями <слишком> худые, впалые щеки, щеки ввалились и т. п., и все эти единицы выражают отрицательную оценку <аномально> малого размера щек. Отметим, что ни одно из отклонений от нормы размера щек, то есть ни в ту, ни в другую сторону, не оценивается положительно — в отличие, например, от глаз, для которых большой размер может нести положительную оценку. Так, сочетание большие красивые глаза выглядит нормально, а сочетание большие красивые щеки кажется по меньшей мере странным.

Как мы уже отмечали, большой размер щек тесно связан с размером лица и даже с большой толщиной (полнотой) человека в целом. В последнем случае размер щек получает дополнительные коннотации сытости и богатства, см. предложение (522) Во какие щеки наел!. Выделенными являются также некоторые значения малого размера щек. Например, сочетания щеки ввалились и впалые щеки никогда не употребляются только для того, чтобы сказать, что у человека худое лицо: подразумевается, что либо человек бедный и потому голодный, либо его худоба болезненная. Таким образом, мы еще раз убеждаемся, что щеки являются красноречивой характеристикой не только внешности, но и общего состояния человека. Одутловатые, вздутые, надутые, дряблые, плоские щеки несут отрицательную оценку, а щечки, наливные щеки (тут, по-видимому, щеки сравниваются с крупными, красивыми и большими, то есть наливными, яблоками) и круглые щеки оцениваются скорее положительно. Прямой корреляции, впрочем, между степенью округлости щек и эстетической характеристикой их самих и лица в целом нет.

Щеки обладают свойством подвижности, в частности, они способны менять форму и размер. Это свойство обусловлено внутренним строением щек, а именно тем, что щеки — это мягкая часть лица, состоящая из мышц. Данное свойство позволяет щекам надуваться, вздуваться, опадать, опускаться, втягиваться, расползаться и т. п.

Человек может также сам — осознанно и намеренно — изменять размер и форму своих щек. Так, он может надувать, втягивать, оттягивать щеки, ср. предложения (523) У двери, ведущей в переднюю, дьячок Лука, надув широко щеки и выпучив глаза, раздувает кадило (А. Чехов. У предводительши); (524) Бронька опустила подбородок в ладони, оттянув наверх щеки (Л. Улицкая. Бронька) и (525) — Я вдохновляюсь! — он зажмурился, втянул щеки и открыл рот, как дети, когда они представляют покойника (Н. Тэффи. Забытый путь).

Когда по щекам человека катятся слезы или пот, см. предложения (526) и (527), то это говорит об определенном физическом или эмоциональном состоянии человека:

(526) Слезы катились по его щекам;

(527) Не слезы, а пот катился по ее серым щекам.

См. также предложение (528) Пот выступил на его щеках, но никто его за маской не видел (Ю. Крелин (из дневников)).

Поскольку щеки сами относительно большие телесные объекты и занимают большую поверхность лица, появление пота и слез на лице фиксируется лучше всего именно на щеках.

Важной физической характеристикой щек является также их «цвет». Согласно Русскому ассоциативному словарю (Караулов и др. 2002), наиболее устойчивыми ассоциациями для щек являются два значения этого признака — /красный/ и /розовый/, ср. предложение (529) Я стал смотреть в мамины глаза и почувствовал, что у меня щеки стали красные, как флаги (В. Драгунский. Денискины рассказы (Одна капля убивает лошадь)). Цвет щек или изменение цвета щек часто получает эстетическую оценку, ср. предложения (530) Одни душу продают — за розовые щеки, другие душу отдают — за небесные звуки (М. Цветаева. Нездешний вечер); (531) И Наташенька ожила, заулыбалась, ее бледные щеки зарумянились (О. Кириллов. Книга ласковых имен); (532) Валет пик был похож на продавщицу из колбасно-сырного отдела: тугие смуглые щеки с румянцами, усики, синий берет (Катя Метелица. Мой милый сероглазый валет); (533) На скамеечку присела незамужняя Семечница с кирпичным румянцем во всю щеку (Вселенная деревни Растяпино // «Профессионал»).

Красные щеки могут оцениваться как положительно, так и отрицательно, а румяные щеки в норме получают положительную оценку, ср. сочетания щеки зарумянились, румяные щеки, румянец во всю щеку или румянец на щеках, но бывает также и нездоровый румянец. А внешне беспричинно появившиеся румяные щеки у маленьких детей нередко являются симптомом болезненного состояния, а именно разновидности аллергии — диатеза.

Румяные щеки противопоставлены бледным щекам. Как и цвет лица, цвет щек может быть постоянным и переменным[232], причем изменения цвета щек связаны с внешними факторами (например, холодом), телесной дисфункцией, такой как болезнь, или с сильными эмоциями. Цвет глаз и цвет лба у человека постоянный; впрочем, глаза могут становиться красными от слез, а лоб — красным от напряжения, где красный — это языковое обозначение переменного цвета этих частей. Цвет носа не связан с испытываемыми чувствами, а уши становятся красными или белыми преимущественно от мороза. Поведение же щек в этом отношении достаточно интересно — оно аналогично поведению лица: и цвет лица, и цвет щек могут быть симптомами внутренних состояний, испытываемых чувств или желаний, плохого самочувствия и др.

В свою очередь желтые, серые, землистые щеки не только внешне некрасивые, но и говорят о плохом состоянии или плохом самочувствии человека, ср. (534) Чечевицын развеселился, глазки у него довольно заблестели, и даже его желтые щеки стали бурыми от оживления <…> (М. Горький. Мужик). А после того, как мужчина с густой щетиной на щеках хорошо побрился, щеки его приобретают синеватый оттенок.

Цвет щек и их способность отображать внутреннее состояние человека — это два важнейших признака щек.

3.2. Щеки как пассивный орган при производстве жестов

О том, что соматические объекты существенно различаются по своей роли в жестовом коде, мы уже говорили: одни чаще реализуют функцию активного соматического объекта при жестикуляции, другие — пассивного. К последним как раз и относятся щеки: ввиду своей сравнительно малой подвижности и расположения щеки не могут в ходе жестикуляции воздействовать на другие телесные объекты. Поэтому в жестах, в которых принимают участие два телесных объекта, из которых один — щеки, именно щеки являются пассивным объектом. Есть, впрочем, исключения, например жесты ласки — прильнуть щекой к чьей-л. груди, потереться щекой о щеку и т. д., — но такие жесты немногочисленны и неспецифичны для щек.

Обратимся теперь к некоторым семантическим классам жестов, выполняемых с участием щек. Речь пойдет о таких классах, как:

1. удары (пощечина, хлопнуть/ударить по щеке)

2. «ласковые» касания (погладить по щеке, трепать по щеке, потрепать по щеке)

3. щипки (ущипнуть за щеку)

Что касается жестов пощечина и хлопнуть (хлопать/ударить) по щеке, то, казалось бы, они должны быть близки по значению. В самом деле, пощечина и есть сильный удар по щеке, сопровождаемый звуком хлопка, то есть физическая реализация двух жестов, в принципе, близкая. Однако означают эти жесты совсем разное.

Пощечина [233] — это наиболее оскорбительный для адресата мануальный жест из класса жестов-ударов. При этом пощечина отнюдь не самый сильный и болезненный удар — во всяком случае, не такой сильный, как незнаковые удары дать по морде (дать по роже), ударить в живот и т. п. Назначение незнаковых ударов по щекам, которые обозначаются такими сочетаниями, как хлопать по щекам, похлопать по щекам и т. п., — причинить боль адресату, привести его в чувство, вывести из состояния истерии, тогда как пощечину дают совсем с другой целью, а именно унизить адресата, дать ему понять, что его поведение оскорбительно и недопустимо, ср. предложения (535). Комендант был белее мрамора, глаза закачены, пульс не прощупывался. Я подложил ему под голову свою куртку, расстегнул ему воротник косоворотки и похлопал по щекам, дуя в лицо (А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Сказка о Тройке) и (536) Сахаров дал пощечину своему обидчику — так тот на всю страну оклеветал жену Андрея Дмитриевича (Н. Горланова. Покаянные дни, или В ожидании конца света). Едва ли приемлемым является предложение (537)??Хулиганы на улице надавали ему пощечин, притом что удары, наносимые хулиганами, были по щекам. См., однако, следующие вполне корректные примеры (538) Он дал публично пощечину подлецу, оскорбившему память его первой жены Оксаны (А. Городницкий. Атланты. Моя кругосветная жизнь) и (539) Тот в ответ взял и погрозил <…>: если Рассадин не извинится, то Куняев даст ему <…> пощечину (Н. Горланова. Покаянные дни, или В ожидании конца света).

Повторим, что во всех представленных этими примерами ситуациях жест пощечина дает человеку понять, что он совершил недопустимые поступки и жестикулирующий хочет его унизить. Не случайно в течение сравнительно долгого времени пощечина, нанесенная одним мужчиной другому, служила причиной последующей скорой дуэли. Ситуации употребления пощечины ограничены; соответственно, условия употребления жеста не столь широки. Данный жест чаще всего производится низшим или равным по положению человеком — ведь его смысл предполагает резкое понижение статуса собеседника. Этим жестом как бы дают понять, что поведение человека не соответствует его общественному статусу, иногда довольно высокому. Область употребления пощечины гендерно зависима: ее, как правило, дает женщина мужчине, притом что в светской иерархии женщина стоит выше мужчины, см. (540) Когда я впервые поцеловал Светлану, она дала мне пощечину[234].

Сказанное о пощечине хорошо объясняет ее метафорическое переосмысление в следующем примере: (541) В действительности мы дали японцам пощечину: пустили в спорные воды всех кого ни попадя (Н. Иогансен). В этом и подобных контекстах слово пощечина обозначает просто оскорбительное действие, унижающее адресата; в частности, тут речь идет о том, что Россия своими действиями дала Японии понять, что статус России выше (хотя реально у них статусы равные).

Что же касается жеста хлопать (бить/хлопнуть) по щекам, то он по своей семантике стоит ближе к жесту трясти за плечи, ср. предложения (542) Какая-то женщина стала приводить его в чувство, растирая виски и хлопая по щекам (Г. Матвеев. Зеленые цепочки) и (543) Его хлопали по щекам, отливали водой, усаживали на стул (В. Войнович. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина). В приведенных примерах хлопают по щекам для того, чтобы привести человека в чувство; при этом человек либо приходит в сознание (в буквальном смысле), либо вспоминает или соображает нечто, что он забыл или не принимал во внимание. С той же целью прямо или фигурально приводят человека в чувство с помощью жеста трясти за плечи, cр. предложение (544) — Пора, пора, — тряс меня за плечо дневальный. — Иди покурить принеси (В. Шаламов. Колымские рассказы).

Обратимся теперь к классу жестовых касаний и остановимся на жестах трепать по щеке и потрепать по щеке.

По своей физической реализации эти жесты занимают промежуточное положение между жестами-ударами и жестовыми касаниями. Они обозначают сравнительно слабую из всех возможных реализацию контакта, вследствие чего жесты трепать по щеке и потрепать по щеке следует отнести скорее к касаниям, чем к ударам. Ср. предложения (545) Тетка моя называла Николеньку «лапкой», трепала по щеке и все время ставила мне в пример (М. Шишкин. Записки Ларионова); (546) Эти братья навалились с ласками: обнимают, треплют по щеке, подбадривают (А. Эфрос. Продолжение театрального романа).

По-видимому, жест трепать по щеке является наиболее общим жестом ласки — столь же общим, как и погладить <по щеке>. Однако эти жесты различаются по сфере употребления. Так, у жеста погладить <по щеке> сфера употребления достаточно широкая: он применяется и к детям, и к взрослым, причем в последнем случае реализуются на практике все четыре теоретически возможные комбинации: жест применяется мужчиной по отношению к женщине, женщиной по отношению к мужчине, мужчиной к мужчине и женщиной к женщине. Между тем жест трепать по щеке в подавляющем большинстве случаев применяется по отношению к детям и гораздо реже используется по отношению к взрослым (когда это все же происходит, он означает, что адресат в данном невербальном акте ласки рассматривается как ребенок). Иными словами, жест трепать по щеке исполняется по отношению к людям, находящимся в более низком, чем жестикулирующий, положении. В этой связи показательны предложения (547) Он покровительственно потрепал Аллу по щеке (М. Козаков. Актерская книга) и (548) Дитрих снисходительно потрепал Штейнглица по щеке (В. Кожевников. Щит и меч), в которых употребляются наречия покровительственно и снисходительно — ср. аномальное предложение (549) *Он снисходительно погладил девушку по спине. Жест трепать по щеке может быть и унизительным, поскольку предполагает более высокое положение адресанта по сравнению с адресатом.

Обратимся, наконец, к жестам-щипкам и рассмотрим жест ущипнуть за щеку. Он близок к жесту трепать по щеке тем, что выражает расположение, ласку и своего рода заигрывание, ср. предложения (550) — Ты вот, такой-сякой, — она шутливо ущипнула его за щеку, — ты ведь совершенно мной не интересуешься! (Т. Тронина. Русалка для интимных встреч); (551) Тот склонился к своему сыну и ласково ущипнул его за щеку (В. Ян. Чингиз-хан) и (552) Нет, ущипнула за щеку: «Малявочка ты эдакая!» (Ф. Достоевский. Преступление и наказание). Больше того, жест ущипнуть за щеку в подавляющем большинстве случаев употребления, как и жест потрепать по щеке, предполагает более высокое положение жестикулирующего: не случайно в приведенных примерах он применяется к детям. Ущипнуть за щеку, если судить по примерам его номинаций, содержащихся в Национальном корпусе русского языка, становится в ХX веке более редким; большинство примеров относится к XIX веку, меньше — к первой половине XX века и лишь совсем немногие — ко второй половине XX века.

Отметим еще раз общую черту всех жестов с участием щек: все они либо предполагают, что жестикулирующий занимает более высокое положение в некоторой иерархии, либо приводят к тому, что он начинает занимать более высокое положение по сравнению с собеседником. Жесты ущипнуть за щеку и трепать по щеке преимущественно употребляются по отношению к более низкому по статусу собеседнику, а пощечина сама снижает его статус. Жест хлопать по щекам в меньшей степени характеризует соотношение статусов, но его семантика говорит о том, что жестикулирующий стоит выше адресата по положению в данной ситуации, поскольку находится в сознании и способен анализировать актуальную ситуацию.

Еще один важный жест, в котором щеки являются пассивным органом, — это поцелуй в щеку (щеки). По всей видимости, этот вид поцелуев в русском языке тела является наиболее частотным и обладает более широкой сферой употребления, чем, например, жесты поцелуй в губы или поцелуй в нос[235]. Вот примеры описаний этого жеста:

(553) Когда они будут прощаться, Астров подойдет близко-близко, она закроет глаза — а он стыдливо клюнет ее в щеки и в лоб (газета «Экран и сцена»).

(554) — Валяй, коли так, дружище, — добродушно прогудел Епрев и крепко поцеловал Шенопина в щеки (Е. Попов. Тихоходная барка «Надежда»).

Поцелуй в щеку по характеру выражаемого этим жестом отношения к адресату относится к разряду теплых, дружественных, но не интимных жестов. Он не выражает слишком сильных позитивных чувств к адресату, поэтому его можно отнести к формальным жестам. Не случайно в первом из приведенных выше предложений используется синоним слова поцеловать — клюнуть, которое обозначает, что поцелуй является мимолетным и не слишком значимым для адресата.

В щеку или щеки часто целуют при встрече. Родители целуют в щеку детей, но такой же поцелуй возможен также и между мужчиной и женщиной. Широкое употребление жеста не удивительно: ведь, как уже говорилось, щеки — наиболее широкая поверхность на лице, и потому целовать в щеки наиболее удобно. Естественно, что поцелуй в щеку становится самым нейтральным из всех видов поцелуев.

3.3. Щеки как активный орган при производстве жестов

Есть, как мы говорили, немногочисленные русские жесты, в которых щеки принимают участие в качестве активного органа. Таковы, например, жесты надуть щеки и втянуть щеки. Человек может набрать воздух в щеки, раздувать или надувать щеки, а также втягивать в себя щеки, но это все обозначения нежестовых движений. Набирают воздух в щеки и тогда, когда хотят вместить в ротовую полость больше воздуха, чтобы потом его выдохнуть. Это действие называется надуть, и оно не является жестовым: надувают мяч, матрац и некоторые другие предметы. Когда же хотят показать, что человек сильно пополнел, то исполняют жест надуть щеки (это лишь одно значение жеста — лексема НАДУТЬ ЩЕКИ 1). А когда хотят показать, что он сильно похудел или очень худой, то их втягивают, исполняя жест втянуть щеки. Надувает и втягивает щеки человек легко, так как они мягкие и подвижные и обрамляют извне вместилище — ротовую полость.

Есть также жестовая лексема НАДУТЬ ЩЕКИ 2, и она того же типа, что и жесты выпятить живот, выпятить грудь или расправить плечи. Исполняя все эти жесты, жестикулирующий увеличивает размеры телесного объекта, в частности тела. Поступая так, человек делает себя больше и сильнее в глазах окружающих. Человек надувает щеки (НАДУТЬ ЩЕКИ 2), когда хочет показать, что горд собой или совершенным поступком, ср. предложение (555) Мальчиш-Плохиш важно надул щеки, благо надувать ему есть что, и сел на любимого конька (Интернет-новости). Однако такая гордость сродни гордыне, поскольку в данном случае она оценивается как чрезмерная. Когда человек говорит о ком-то, что этот кто-то надул щеки (в рассматриваемом значении), то предполагает, что проявляемая человеком гордость больше, чем она должна быть в данной ситуации.

Не случайно лексема НАДУТЬ ЩЕКИ 2 лежит в основании жестового фразеологизма надуть щеки: человек, коллектив, социальный институт, государство надувает щеки, если хочет показать, что обладает силой и возможностями, которых в действительности у него, скорее всего, нет.

3.4. Щеки как граница

Щеки могут пониматься не только как поверхность, но также как граница между тем, что находится у человека во рту, и внешним миром. В этом отношении они напоминают кулак[236]. Все, что находится у человека во рту, помещается внутри или, как часто говорят, за щеками. Ср. предложения (556) Я не глотала, а только за щеку складывала (Журнал «Трамвай») и (557) Карманы его были доверху набиты печеной картошкой, и за щекой тоже была картошка (Е. Чеповецкий. Непоседа, Мякиш и Нетак). В этих предложениях подчеркивается одна из основных функций щек. Не случайно в русском языке имеется выражение уплетать за обе щеки, то есть ‘есть быстро и с аппетитом’.

Для других частей лица, связанных с процессом поглощения еды, в частности для зубов и рта, в русском языке тоже есть идиоматичные выражения, связанные с указанной функцией. Например, это фразеологизм точить зубы на кого-либо / что-либо и выражения — пословицы, поговорки и крылатые фразы. Выражение точит зубы в прямом смысле означает ‘очень хочет съесть’, ср. предложение (558) Волк зубы точит, съесть нас хочет. В метафорическом употреблении то же выражение означает ‘хочет присвоить себе’, ср. предложение (559) Он давно точит зубы на мою коллекцию.

Слово щеки подтверждает нашу пока еще не до конца проверенную гипотезу, высказанную ранее в том разделе книги, где мы обсуждали плечи, согласно которой во фразеологических единицах с названиями соматических объектов отражаются ключевые, наиболее важные функции этих объектов.

* * *

Подведем итог. В этом параграфе мы проанализировали употребления слова щеки в свободных сочетаниях и фразеологизмах, а также описали отдельные жесты с активным и пассивным участием щек.

Проведенный анализ показал, что:

(1) по своим свойствам и в большой степени по поведению концептуализации щек и в русском языке, и в меньшей степени в русском жестовом коде близки к концептуализации лица в целом. Так, щеки занимают большую часть лица. У мужчин на поверхности щек обычно растут волосы (борода, щетина). Толщина щек соответствует толщине лица. Как и лицо, щеки характеризуются по цвету, в частности как бледные или румяные. Благодаря своим структурным и физическим свойствам щеки могут менять форму и размер;

(2) щеки имеют поверхность, ср. на щеке, на щеках, и часто выступают как граница между внешним и внутренним пространством человеческого тела, ср. за щеками. Таких телесных объектов, которые одновременно могут представляться как поверхность и граница, не так уж мало. Это живот (на животе и полный живот), голова (волосы на голове и голова без мозгов), грудь (бить в грудь и сердце стучит в груди) и некоторые другие;

(3) щеки участвуют во многих русских жестах как пассивные органы и реже — как активные. Были рассмотрены жесты нескольких классов, а именно удары, <ласковые> касания, поцелуи и щипки. Разобран один из наиболее частотных типов поцелуя, в котором щеки участвуют как пассивный объект, — поцелуй в щеку. Показано, что некоторые другие жесты, в которых щеки также выступают как пассивный объект, имеют существенные ограничения в сфере употребления.

§ 4. Ноздри

4.1. Введение

С точки зрения устройства семиотической концептуализации тела и телесности ноздри представляют особый интерес. С одной стороны, это небольшой по размеру соматический объект, обозначающий внутреннюю часть носа, который сравнительно редко упоминается в текстах[237] и характеризуется весьма ограниченным набором функций и признаков. С другой стороны, ноздри обладают весьма нетривиальными свойствами, в том числе семиотическими, и демонстрируют широкое разнообразие языковых сочетаний, отражающих культурную значимость этого объекта.

Описывая слово ноздри, мы опираемся в первую очередь на данные Национального корпуса русского языка. Материал, относящийся к невербальным знаковым кодам, привлекается нами лишь спорадически, потому что данный объект сравнительно слабо представлен в русском жестовом коде. Напротив, связанные с ноздрями признаки и характеристики человека находят весьма активное выражение в русском языке.

4.2. Лингвистические свойства слова «ноздря»

Слово ноздря в современном русском языке является непроизводным, хотя исторически восходит к общеславянской сложной основе *nos-dьr— (от ‘нос’ и ‘драть’, то есть букв. ‘дыра в носу’), см. (Фасмер 1987, т. 3, 80–81). Насколько словообразовательная связь слов ноздря и нос синхронно осознается носителями русского языка, неясно, учитывая различия в написании этих слов.

Из лингвистических характеристик слова ноздря отметим нетривиальное отсутствие у него уменьшительных производных, связанное, очевидно, с его морфонологической структурой. Никаких семантических препятствий образованию диминутивных производных у слова ноздря, разумеется, нет, напротив, такие производные при благоприятных обстоятельствах наверняка существовали бы и имели бы высокую частотность.

Поскольку ноздри относятся к парным соматическим объектам, наряду с руками, ногами, глазами и др., множественное число слова ноздри нормально интерпретируется как пара объектов у данного человека. При этом, несколько забегая вперед, стоит отметить, что степень автономности единичного члена пары в случае ноздри ниже, чем, например, в случае руки. Это проявляется и в сравнительной частотности разных числовых форм этих слов (см. таблицу 1). Поэтому в дальнейшем мы будем рассматривать слово ноздри как обозначающее единую парную часть носа, который является в свою очередь частью лица.

Таблица 1. Сравнительная частотность числовых форм слов, обозначающих парные соматические объекты[238]

4.3. Структурные признаки

4.3.1. Мереология

Отношение «часть — целое» между ноздрями и носом проявляется в ряде языковых выражений, в частности в конструкциях вида нос с такими-то ноздрями, а также в более редких для подобного типа мереологических отношений выражениях типа ноздри носа и даже в единичном носовые ноздри, ср. предложения (560) — (562):

(560) Нос с по-зверушечьи чуткими ноздрями, темнеющий пушок над губой, вызывающе вздернутый подбородок со вмятинкой — все как бы рассеяно, разбросано и присутствовало на лице только потому, что согласно природе обязано здесь присутствовать (В. Астафьев. Обертон).

(561) Нефора опять замолчала; ноздри ее изящно выгнутого носа быстро двигались, а уста открывали белые зубы <…> (Н. Лесков. Гора).

(562) Кончил он наконец тем, что выпустил опять дым, но только уже не ртом, а чрез носовые ноздри (Н. Гоголь. Мертвые души).

Хотя ноздря является частью носа, выражения ноздря в ноздрю и нос к носу не являются синонимичными. Первое означает параллельное движение, в том числе и в метафорическом смысле, а второе — встречное, опять-таки и в метафорическом смысле, ср. предложения (563) Теперь он (Остап) бежал ноздря в ноздрю с заведующим литературной частью (И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок) и (564) В десять утра Николай Саприн вышел из дома, где жила Катя, и нос к носу столкнулся с Шориновым (А. Маринина. За все надо платить).

Сами ноздри, являясь парным соматическим объектом, состоят из правой ноздри и левой ноздри, разделенных перегородкой, см. предложения (565) В связи с этим я обращаюсь с призывом: пусть люди оставят для своих нужд левую ноздрю, а правую отдадут на службу всему человечеству! (Начальная часть дыхательных путей, или Человеческий нос как таковой // Трамвай. № 4. 1990) и (566) <…> Ноздри раздувались так сильно, что перегородка, разделявшая их, выглядывала наружу (Д. Григорович. Переселенцы).

Наружная часть ноздрей носит название крыльев <ноздрей> или крыльев <носа>, см. предложения (567) У нее косили глаза и трепетали крылья ноздрей (К. Воробьев. Вот пришел великан) и (568) <…> Потом была пауза, во время которой я успел глянуть на синеющие крылья носа и белые губы <…> (М. Булгаков. Полотенце с петухом).

Степень автономности каждой из ноздрей минимальная, и в нормальной ситуации обе ноздри одновременно выполняют одни и те же функции. Изменение значений признаков формы или размера у каждой ноздри по отдельности ограничено в еще большей степени, чем изменение значений тех же признаков у двух ноздрей как единого целого.

4.3.2. Топология

Топологические характеристики, выявляющиеся при анализе сочетаемости слова ноздри с пространственной лексикой, главным образом с пространственными предлогами, весьма нетривиальны. Абстрактный топологический тип, к которому ближе всего ноздри, — это «открытая труба». Слово ноздри может обозначать объекты с пространственными признаками трех классов, характерных именно для объектов типа «трубы».

Во-первых, это протяженная внутренняя полость, ср. сочетания глубоко в ноздрях, чистые внутри ноздри, ноздри от холода слипаются в предложениях (569) — (571):

(569) Вся одежда Рябкова ходила ходуном на полуоторванных пуговицах, будто карточный домик, углы запекшегося рта горели от жгучего ананаса, точно там зашивали иголкой, глубоко в ноздрях держался покойницкий душок погашенных свечей (О. Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки).

(570) И все ее лицо — просторные глазницы, уже захватившие в свои провалы брови и тонкую кожу с висков, большие овальные ноздри, светлые и чистые внутри, подбородок, распластавшийся по шее, — говорило <…> (В. Отрошенко. Гость).

(571) Ноздри от холода слипаются изнутри (В. Попов. Ужас победы).

Во-вторых, слово ноздри может обозначать отверстие, служащее входом в полость, и саму полость, см. примеры (572) — (575):

(572) <…> Курносая — так что видны были даже темные дырочки ноздрей, голубоглазая и, несмотря на осень, с рыжими густыми веснушками <…> (С. Бабаян. Господа офицеры).

(573) Потом он осоловел и задремал, и в него, сонного, сквозь волосатые влажные ноздри стал с трудом просачиваться воздух (А. Эппель. Сладкий воздух).

(574) Акушерка в столовой измеряла давление у вновь поступивших, которые еще перекрывали ноздри пальцами (Н. Горланова. История озера Веселого).

(575) О том, что вся суть человеческая — в отверстиях, и все недуги гнездятся в норках (например, в ноздрях), и, вероятно, следует искать тайную закономерность в рисунке дырочек человеческого тела, чтобы познать истину бытия (Д. Симонова. Шанкр).

В-третьих, наружная поверхность ноздрей тоже может обозначаться словом ноздри, ср. предложения (576) и (577), а также допустимость выражения ноздри покрылись потом:

(576) А волосы парня густо седели от застрявшей в них снежной крупы, густой иней налипал на ноздрях <…> (Ю. Бондарев. Горячий снег).

(577) Родинка на лбу принесет мужчине счастье, а женщине — власть, вокруг бровей — счастливый брак, на переносице — любовную страстность и экзальтированность, на ноздре — частые путешествия <…> (С. Чечилова. Они, родимые).

Отмеченные топологические характеристики ноздрей объединяют их с некоторыми другими телесными объектами, например со ртом. Рот обладает, как и ноздри, свойствами полости и отверстия, но в отличие от ноздрей он имеет наружную поверхность со специальным названием — губы[239].

Из описанного выше топологического устройства ноздрей следует, что одни части ноздрей видимы, а другие — нет. А именно полость ноздрей и отверстия, называемые также носовые отверстия, обычно невидимы, а внешняя поверхность ноздрей (носа) видима. Закономерно, что именно к видимым частям ноздрей применимы остальные физические признаки.

4.3.3. Ориентация ноздрей

Поскольку ноздри не могут самостоятельно двигаться (изменение формы и размера не в счет), их ориентация фактически определяется формой носа. В языке ориентация ноздрей отображается сравнительно редко; ср. предложения (579) Лицо круглое, упитанное, нос ноздрями кверху, брови белые (А. Волос. Недвижимость) и (580) Тяжелая дума, как недуг, тяготит голову Юрия Трифонова с опущенными ноздрями и губами, как у ассирийского буйвола (А. Вознесенский. На виртуальном ветру).

4.4. Физические признаки

4.4.1. Форма и размер

Хотя ноздри имеют небольшой размер, местоположение ноздрей в самом центре лица делает их хорошо воспринимаемыми. По всей видимости, это является одной из причин того, что форма и размер ноздрей получают в русском языке весьма разнообразное выражение.

Форма ноздрей обозначается очень большим числом языковых единиц. Среди них есть как относящиеся непосредственно к форме, ср. овальные ноздри; выпуклые (крутые, приподнятые, резко очерченные, точеные, излишне вычурные, расставленные как рогатка, раздутые книзу) ноздри; обострилась ноздря; нежный (крутой) вырез ноздрей; чуть набрякшие ноздри, так и выражающие форму косвенным (метафорическим) образом, ср. хищно (плотоядно) вырезанные ноздри. Единицы второго типа не конкретизируют форму объекта, а отсылают к определенным культурно закрепленным ассоциациям между формой и более абстрактным признаком, ср. примеры (581) — (583):

(581) Один, голубоглазый, с добрыми широкими скулами, ноздрями, расставленными как рогатка, и мягким пухлым ртом, чудесно играл на гармошке (А. Мариенгоф. Роман без вранья).

(582) Чуть вниз спустился уголок рта, зато обострилась правая ноздря, подчеркивая тонкость и изящество носа (Г. Щербакова. Как накрылось одно акмэ).

(583) Задержавшись на несколько мгновений на палубе и не обращая внимания на орущую внизу толпу, он втягивал хищно вырезанными ноздрями горячий воздух земли (Ю. Буйда. Город палачей).

Интересно употребление применительно к форме ноздрей словосочетаний с причастием вырезанные и существительным вырез. Эти слова входят в один ряд с другими именными группами, относящимися к «скульптурной» терминологии (ср. также точеные ноздри): (584) Глаза с каким-то морским отливом; чуть вздернутый кончик носа, чтоб лучше виделся вырез ноздрей, почему-то мне хотелось сказать — королевских (Г. Щербакова. Рассказ для Димы).

Как и у других соматических объектов, форма ноздрей часто выражается синкретично с размером, ср. словосочетания тонкие ноздри (небольшой размер), раздутые ноздри (большой размер).

Обозначения собственно размера ноздрей встречаются примерно так же часто, как и обозначения формы, см. сочетания большие (крупные, широкие, расширенные, толстые) ноздри. Прилагательные в этих сочетаниях обозначают либо размер отверстия ноздрей, либо толщину и — реже — длину наружной части ноздрей. Иногда в примерах встречается описание размера полости ноздрей с помощью прилагательного глубокий, ср. предложение (585) <…> То и дело глубоких, просверленных уличным воздухом ноздрей Комарихи касались едкие запахи стройки (О. Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки).

Форма и размер ноздрей могут изменяться, ср. многочисленные выражения типа ноздри раздуваются, раздувать ноздри и т. п. Изменения размера и формы ноздрей обычно связаны с возбуждением и более активным дыханием, для чего отверстия ноздрей расширяются, ср. предложения (586) «Ты где был?» — хрипло спрашивала она, и ноздри ее короткого носа раздувались, покрываясь бисером пота (И. Муравьева. Мещанин во дворянстве), (587) <…> Он все глядел на меня, раздувая ноздри, шевеля тяжелой губой (Ю. Коваль. Листобой) и (588) <…> Нос широкий, а когда он хохотал, то ноздри делались очень широки, оттопыриваясь кверху <…> (Ф. Решетников. Никола Знаменский).

4.4.2. Цвет и текстура

Существуют предложения, в которых отмечен цвет ноздрей, хотя таких предложений не очень большое число. В нашем материале встретились следующие обозначения этого признака: восковые, белые, рыжие, черные, розовые ноздри; бескровная бледная ноздря. Многие из этих обозначений цвета предстают как авторские художественные приемы. Ср., например, предложение (589) В трудных, драматических местах ноздри каменели, становились белыми, будто примороженными (Н. Пеньков. Была пора).

Особенно часто встречается выражение ноздри побелели, обозначающее симптомы сильных отрицательных эмоций — гнева, как в предложении (590), или возмущения, как в предложении (591):

(590) Ноздри Рогхарда побелели, что служило верным признаком гнева (Б. Васильев. Вещий Олег).

(591) Она спросила звонко, обиженно и протестующе, и ноздри у нее побелели и расширились (К. Воробьев. Вот пришел великан).

О роли физических признаков ноздрей в описаниях внешнего облика и внутренних состояний человека мы еще скажем ниже.

В языке фиксируется и такая характеристика текстуры ноздрей, как влажность. Ноздри могут быть влажными и даже мокрыми, что связано с выделением через ноздри жидкости, образующейся в носу.

4.4.3. «Предметы» в ноздрях

Полость ноздрей предназначена для прохода воздуха и в принципе должна быть свободна, однако в ней могут находиться разные объекты, которые делятся на три группы:

(А) Волосы, ср. такие выражения, как с волосами в ноздрях, волосы из ноздрей, волосатые ноздри, подстригать волосы в ноздрях, выщипанные ноздри, и предложения (592) — (594):

(592) <…> Мой работодатель, инспектор по художественному воспитанию, огромный детина, рыжий до ужаса, с рыжими волосами в ноздрях (И. Грекова. Вдовий пароход).

(593) После завтрака дед долго брился бритвой «Золинген» <…>, равнял усы, специальными ножичками подстригал волосы в ноздрях, — наблюдать за этим было очень интересно (А. Чудаков. Ложится мгла на старые ступени).

(594) Белицыны <…> называют ее обыкновенно Lady Furie, но трудно предположить, чтоб вострый, как шило, нос горничной, ее выщипанные ноздри и узенькие губы могли иметь что-нибудь общее с таким названием (Д. Григорович. Переселенцы).

Наличие волос в ноздрях тоже нередко обращает на себя внимание и включается в описание внешности человека как нетривиальный признак.

(Б) Сопли ‘жидкость, возникающая в носу, заметная при насморке и простуде’, см. предложение (595) Тот при ближайшем рассмотрении оказался хозяйским внуком c выпадающей из левой ноздри соплей (А. Орлова. Ловушка для ящериц) и детское слово козявка — слово, обозначающее, так сказать, застывшую соплю, см. предложение (596) Было заметно, как в такт возмущенно-мощному дыханию у него в ноздре колышется волосок с прилипшей к нему козявкой (С. Иванов. Марш авиаторов).

С этими соматическими объектами связаны такие действия, как сморкаться, прочищать нос (ноздри), ковырять в носу.

(В) Разного рода украшения, ср. предложение (597) Уши парня были проткнуты не меньше чем десятью мелкими серьгами, и еще две проходили через левую ноздрю (В. Пелевин. Generation «П»).

Отметим, что, хотя объекты всех трех групп находятся в ноздрях, реальные пространственные конфигурации в каждом из трех случаев разные. Так, волосы растут в части ноздрей, ближайшей к отверстию, или даже в самом отверстии; сопли и козявки находятся глубже в полости ноздри; а украшения продеваются сквозь крыло ноздри ближе к отверстию, то есть ноздря в этом случае понимается как внешняя стенка «трубы».

Особо отметим возможные выделения из ноздрей, а именно, помимо соплей может выделяться и такая телесная жидкость, как кровь, см. предложение (598) Равно на всю жизнь запомнил я бойкие струйки крови, побежавшие из глупых ноздрей Боброва (Ю. Нагибин. Тьма в конце туннеля).

Кровь может не только идти, течь или бежать из ноздри или ноздрей, но и находиться в ноздре или ноздрях, ср. (599) Скоро кровотечение остановилось, и он пошел со двора, стараясь не думать о том, какой у него теперь замечательный видок: опухший нос, красные руки и запекшаяся в ноздрях кровь (А. Житков. Супермаркет).

* * *

Остановимся кратко на некоторых других формальных признаках ноздрей, тем или иным образом проявляющихся в их концептуализации.

Ноздри — это жестко закрепленная часть тела, связанная не только с носом, но также со щеками и верхней губой. Из признака «закрепленность» вытекает уже отмеченная неспособность ноздрей к самостоятельному движению. Несмотря на то что ноздри — весьма пластичная и в некотором смысле даже подвижная часть тела (см. ниже многочисленные выражения, описывающие движения ноздрей), они не могут перемещаться и менять местоположение относительно других частей лица. Отсюда аномальность таких выражений, как *поднять ноздри или *опустить ноздри. Для того чтобы изменить ориентацию ноздрей, необходимо изменить ориентацию головы.

Замечание (О движениях соматических объектов)

По-видимому, имеет место следующая высокочастотная закономерность: когда говорят о движении некоторого соматического объекта, обычно имеют в виду его самостоятельное движение, однако если такое движение невозможно без перемещения телесного объекта, частью которого является данный объект, то говорят о движении «объемлемого» объекта. Например, говорят поднять палец, чтобы выразить смысл ‘изменить положение пальца (относительно руки)’, а не поднять руку (так, что палец будет поднят). Хотя сформулированная закономерность является высокочастотной, она не абсолютна: исключение составляют, например, движения носа.

Несмотря на жесткую закрепленность, ноздри являются отделимым объектом, о чем свидетельствует такой существовавший раньше вид серьезных телесных наказаний, как рвать или вырывать ноздри, см. предложение (600), и такие связанные с данным наказанием сочетания, как сохранить ноздри, рваная ноздря, нос без ноздрей, см. предложение (601).

(600) Закон, выражая неоспоримую мудрость государей, повелевал сечь кнутом уличенных в курении, вырывать им ноздри и высылать в отдаленные места (П. Нилин. Интересная жизнь).

(601) Густая рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без ноздрей и красноватые пятна на лбу и на щеках придавали его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое (А. Пушкин. Капитанская дочка).

Рассмотрение структурных и физических признаков ноздрей показывает, что ноздри вместе с их разнообразными характеристиками, такими как внутренняя структура, пространственное устройство, размер, форма, цвет и др., весьма богато представлены в русском языковом коде. Этот факт связан с тем, что ноздри выполняют важные биологические (физиологические) и семиотические функции.

4.5. Функциональные признаки

4.5.1. Функции

Ноздри выполняют три важные физиологические функции, связанные с (А) дыханием, (Б) обонянием и (В) проникновением в организм человека объектов из внешнего мира. В этом смысле ноздри похожи на рот, у которого тоже есть несколько важных функций, и отличаются от соматических объектов, обладающих только одной такой функцией.

Функции ноздрей связаны и с формальными признаками этого объекта. Базовой для ноздрей является функция дыхания, поскольку обычно именно при дыхании в ноздри проникают запахи и другие внешние объекты.

С точки зрения их отражения в русском языке функции ноздрей не вполне равноправны; наибольшее разнообразие языковых выражений связано с третьей, более периферийной функцией. Менее активно в русском языке развита система выражений обонятельной функции и еще менее — дыхательной. Следует отметить, что все указанные функции ноздрей имеются также и у «объемлющего» объекта, то есть у носа (это не означает, разумеется, что в каждом языковом выражении, отражающем функции ноздрей, название этого телесного объекта можно заменить словом нос). Такое «наследование» функций представляется весьма нетривиальным свойством концептуализации телесных объектов.

Рассмотрим функции ноздрей по порядку.

(А) С функцией дыхания (точнее, носового дыхания) связаны, например, выражения вдыхать и выдыхать ноздрями; сильно и слабо (легко) дышащие ноздри; втягивать (засасывать, хватать) воздух ноздрями; выпускать воздух сквозь ноздри, см. предложения (602) Беличенко глубоко вдохнул ноздрями морозный воздух (Г. Бакланов. Южнее главного удара) и (603) Тот, сощурясь, глядел в сторону немецкой передовой, крупные ноздри его хрящеватого носа жадно хватали воздух (Г. Бакланов. Южнее главного удара).

Кроме того, существует целый ряд выражений, в которых субъектом является воздух (реже дыхание). Так, воздух может вылетать из ноздрей, колоть в ноздрях, пронзать ноздри. Наконец, в Национальном корпусе русского языка изредка встречаются выражения дышать ноздрями и дышащие ноздри, ср. пример (604), в котором, по-видимому, обозначается шумное или эмоциональное дыхание:

(604) И снова — замешательство: дыша ноздрями, вернулся Петр, зрачки его нашли Шеина, — выхватил шпагу и с размаху рубанул ею по столу перед лицом отшатнувшегося генералиссимуса (А. Толстой. Петр Первый. Книга первая).

(Б) Будучи частью носа как органа обоняния, ноздри представлены в ряде конструкций, свойственных многим другим обозначениям органов чувств. В частности, ноздри могут чувствовать, ловить и различать запах, который, в свою очередь, может подниматься к ноздрям. Они могут характеризоваться как чуткие, чувствительные и даже никогда не обманывающие. Ноздрями можно чувствовать, помнить, разыскивать, см. предложения (605) и (606):

(605) Никогда не обманывающими ноздрями Сталин не ощущал в Поскребышеве ни сомнения, ни противоборства (А. Солженицын. В круге первом).

(606) Я это помню до сих пор ноздрями — крепкий мужской пот, от которого у меня кружилась голова (Г. Щербакова. Митина любовь).

Как и в случае со зрением и его органом — глазами, обоняние может подвергаться метафоризации. При этом если переносное значение глагола видеть связано с объективным знанием, то глагол обоняния чуять и его более широкий синоним ощущать скорее обозначают знание или уверенность, основанные на интуиции. Ср. предложение (607) и, очевидно, относящееся к обонянию предложение (608), иллюстрирующее, скорее всего, третью функцию ноздрей:

(607) Я людей носом чую. Ты Сахалин не знаешь (В. Кетлинская. Мужество).

(608) Давно известно, что секс передается через ноздри, что две особи, почуяв друг друга <…> на близком расстоянии, испытывают непреодолимое влечение именно в силу молекул запаха (К. Сурикова. В пелене дождя).

(В) Обратимся теперь к третьей функции ноздрей, служащих, наряду со ртом, своеобразными «воротами» в организм человека, через которые в него, помимо воздуха и запахов, могут проникать или, напротив, из него выходить разные объекты. С этой функцией ноздрей связано большое число языковых выражений. Например, в ноздри можно вводить капли, вводить (засовывать, всовывать, втягивать, забивать) табак, запускать (наркотики), ноздри можно заправлять или заряжать (табаком, наркотиками):

(609) Капая в левую ноздрю, наклоните голову влево, не поднимая головы, помассируйте левое крыло носа (Луковое горе для вируса гриппа // Марийская правда. 01.06.2003).

(610) Втянул табак в ноздрю, наклонил голову влево, закрыл левый глаз, всунул в левую ноздрю свежую щепоть и потянул, приговаривая <…> (В. Гиляровский. Мои скитания).

(611) Чтобы немного прийти в себя после пережитого потрясения, я зарядил ноздри изрядным количеством кокаина (В. Пелевин. Чапаев и пустота).

Посторонние объекты могут влететь в ноздрю или ноздри, забиться в ноздри. Вода (или ее метафорический аналог в языке) может подступить к ноздрям или дойти до ноздрей, наконец, можно нахлебаться <чего-то> по самые ноздри, ср. примеры (612) — (614):

(612) — И вы живы! — тоже радостно отозвался Карышев и потянул воздух носищем так, что тесемка развязанной шапки влетела в ноздрю (В. Астафьев. Пастух и пастушка. Современная пастораль).

(613) Ему показалось, что пыль <…> забивается в горло и ноздри (Д. Рубина. Несколько торопливых слов любви).

(614) Когда-то давно вещи были человеку по щиколотку, потом прилив вещей стал подниматься выше и выше и дошел нам до ноздрей (И. Полянская. Прохождение тени).

С другой стороны, можно выпускать из ноздри дым, можно дунуть в ноздрю, выпуская воздух, извлекать что-либо из ноздрей. Из ноздрей может хлынуть кровь, может валить дым и даже (метафорически) полезть чтиво, ср. предложение (615) Чтиво у меня скоро из ноздрей и ушей полезет — тем паче, что ничего стоящего нет под рукой (Ю. Даниэль. Письма из заключения).

Обратим внимание на разнообразие объектов, которые через ноздри могут входить внутрь тела или выходить из него. Это газообразные продукты, такие как воздух и дым, жидкие вещества, такие как капли (лекарства), а также вода, слезы, кровь, наконец, это твердые объекты, например табак, наркотики. При этом некоторые объекты, попадая извне в ноздри, могут проходить далеко вглубь организма (воздух, дым, вода), а некоторые остаются в ноздрях (нюхательный табак или закрепленные объекты, такие, как пальцы).

Нарушение нормального функционирования ноздрей обозначается специально, как правило, лишь при затруднении дыхания, например при насморке. В таких случаях говорят, что ноздри забиты или заложены.

Еще одна важная функция ноздрей является уже не физиологической, а семиотической. Она связана с ролью ноздрей в описании внутренних характеристик человека. Об этой функции пойдет речь в следующем разделе.

4.5.2. Движения и другие действия ноздрей как манифестации психологических и ментальных характеристик человека

Несмотря на жесткую закрепленность, ноздри являются весьма подвижной частью лица: для обозначения движений ноздрей в языке существует много разных по своей структуре слов. Ноздри могут раздуваться, расширяться, становиться широкими, оттопыривыться, дрожать, плясать, прыгать, трепетать, вздрагивать, шевелиться и др.

Вместе с тем разнообразные движения ноздрей обычно связаны с выполнением ими функций дыхания и обоняния или соотносятся с тем или иным физическим и (чаще) эмоциональным состояниям человека — волнением, возбуждением, гневом и т. п. Так, раздувание ноздрей является, по сути, мимическим жестом, выражающим разнообразные эмоциональные состояния. Ср. ниже два примера, взятые из одного и того же текста, где раздувание ноздрей связывается в одном случае с глубокомысленностью, а в другом — с наслаждением:

(616) <…> Господин с величественной, комически-горделивой осанкой, покровительственно улыбающейся физиономией, глубокомысленно раздувающий ноздри и с достоинством махающий руками (Д. Григорович. Кошка и мышка).

(617) Городничий курил сигару, предложенную ему Пукиным; куря ее, городничий раздувал ноздри, щурил глаза, сладко вдыхал дым — словом, всячески старался показать хозяину дома, что испытывает неописанное наслаждение и блаженство (Д. Григорович. Кошка и мышка).

Актуальное состояние человека, служащее причиной движения ноздрей, нередко прямо обозначается в тексте, ср. следующие примеры:

(618) Появились ноздри, о которых прежде и в помине не было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении (М. Салтыков-Щедрин. История одного города).

(619) От возбуждения ноздри его упруго раздувались, и на лице проступали скрытые веснушки (Ч. Айтматов. Пегий пес, бегущий краем моря).

Движение ноздрей часто сопровождается эпитетами, описывающими либо характер движения (широко, величественно, красиво раздувать ноздри; ноздри слегка трепетали), либо состояние, симптомом которого является само движение (ноздри мстительно раздуваются; хищно, зло, чувственно трепещут; гневно дрожат; грозно, возмущенно, в бешенстве раздувать ноздри). Движение ноздрей связано также со многими невербальными знаковыми проявлениями эмоций, такими как смех, мимика, взгляды, особым образом охарактеризованная речь; кроме того, оно может выступать как компонент целого ряда подобных симптомов, ср. предложения (620) — (625):

(620) — Некачественно ты ко мне относишься! — сделав обиженное лицо и раздувая ноздри, заявил Таманцев (В. Богомолов. Момент истины).

(621) Михайлов пристально и жадно смотрел на нее, и его тонкие ноздри раздувались, а глаза блестели (М. Арцыбашев. У последней черты).

(622) Глаза его хищно загорелись, и тонкие раздутые ноздри задрожали (М. Арцыбашев. У последней черты).

(623) — Чего думать-то?! — раздувая ноздри, нетерпеливо и с недовольством воскликнул Таманцев. — Надо ехать за ними! (В. Богомолов. Момент истины).

(624) Обращаются к мужьям, почтительно придыхая, говорят о них с вызовом и трепетанием ноздрей, — что бы те из себя ни представляли (К. Ваншенкин. Писательский клуб).

(625) По каждому вопросу, даже и второстепенному, он загорался, тонкие ноздри дрожали, глаза искрились, голос напрягался и нередко доходил до срыва (Л. Троцкий. Моя жизнь).

Движение ноздрей может выдавать волнение или возбуждение, которое человек предпочел бы скрыть, ср. (626) Они все держались молодцом, лишь у одной предательски затрепетали ноздри, а старшая залилась румянцем (К. Ваншенкин. Писательский клуб).

Следующий пример говорит о том, что раздувающиеся ноздри могут становиться симптомом отрицательных состояний определенного рода и даже вызывать страх у других людей: (627) В лице Самарина, кроме очень умного и приятного выражения, я с молодости помнил раздувавшиеся ноздри; после я стал бояться этой приметы у людей в лице, ибо у Самарина всегда ноздри раздувались, когда он вдохновлялся в каком-нибудь вопросе ненавистью к тому, против кого или против чего он говорил (В. Мещерский. Мои воспоминания).

С другой стороны, раздувающиеся ноздри устойчиво связаны с эмоциями другого, а именно эротического свойства, ср. предложение (628), где особо отмечается отсутствие такого рода симптома: (628) Любил по-настоящему — по русым волосам не гладил, руку на ее колено со словами «Эх, Лидуха!» не клал, в глаза таинственно не заглядывал и ноздрей при этом не раздувал (А. Арканов. Скорая помощь).

Помимо движений, ноздри могут выполнять различные действия, либо связанные непосредственно с выполнением своих основных функций, либо сопутствующие таким функциям. Ноздри могут, в частности, издавать звуки, ср. такие выражения, как пошуметь ноздрями, вырываться из ноздрей (о звуке), фукнуть ноздрями, сопеть ноздрями, храпеть в ноздри, подсвистывать ноздрей. См. также следующие предложения:

(629) Баев достал флакон с нюхательным табаком, пошумел ноздрями — одной, другой, — поморгал подслеповатыми маленькими глазами и сладостно чихнул в платок (В. Шукшин. Беседы при ясной луне).

(630) Алеха, действительно со знанием дела, выстреливает правой ноздрей (В. Ерофеев. Вальпургиева ночь, или Шаги командора).

Упоминания семиотических действия ноздрей (за исключением тех, что служат симптомами эмоций) окказиональны, см. следующие единичные и скорее необычные примеры:

(631) И рассмеялся ноздрями, из которых торчал волос, густой и черный, как на кисточках для акварели (А. Мариенгоф. Роман без вранья).

(632) А говорил он левой ноздрей, и то с таким усилием, как будто левую ноздрю приподымал правой (В. Ерофеев. Москва — Петушки).

Несемиотические действия, в которые вовлечены ноздри, несколько более многочисленны и в основном связаны с физическим воздействием на ноздри — на свои или на ноздри другого человека. Мы имеем в виду действия, обозначаемые как прижимать палец к ноздре, почесывать ноздрю, промокать ноздри платком, вкладывать в ноздри тампоны, продуть ноздрю, сунуть ствол нагана под ноздри, вцепиться в ноздри, прищемить ноздри. Поскольку роль ноздрей в симптоматике эмоциональных состояний человека достаточно очевидна, неудивительно, что за ноздрями можно наблюдать, ср. предложение (633) Данилов, наблюдавший за ноздрями и усами Кудасова, сострадал гостю (В. Орлов. Альтист Данилов).

Жесты с участием ноздрей в русской культуре весьма малочисленны. Лишь один из них — похлопать пальцем по ноздре — является эмблематическим, причем он употребляется достаточно редко, в связи с чем описание его семантики затруднительно. Статус движения заткнуть (зажать) ноздри как жеста не вполне очевиден, поскольку иконическим жестом его можно считать лишь в том случае, когда он используется для указания на неприятный запах объекта, отсутствующего в момент жестикуляции.

Примеров, в которых описывались бы касания ноздрей, в нашем корпусе почти не встретилось (исключение составляют примеры прикосновения к ноздрям животных и метафорические контексты, когда ноздрей касаются запах или ветер). По-видимому, это связано с тем, что в русской культуре ноздрей другого человека обычно не касаются (в отличие от носа, ср. жест щелкнуть по носу), а касание своих собственных ноздрей, связано, как правило, с различными действиями с ними: сморканием, зажиманием ноздрей (из‐за неприятного запаха или чтобы не чихать) и т. п.

4.5.3. Движения ноздрей и действия с ноздрями как манифестации внутренних характеристик человека

Выше мы не раз отмечали ту роль, которую играют ноздри в описании внешнего облика и внутренних характеристик человека. В этом разделе мы специально остановимся на этом нетривиальном и семиотически значимом признаке.

Во-первых, слово ноздри может сочетаться с эпитетами, обозначающими постоянные характеристики человека, и эти характеристики могут быть самыми разными, в частности относиться к личным качествам (смелые, гордые, чувственные, нервные <ноздри>) или социальному положению человека (плебейские, породисто вздрагивающие, дипломатические <ноздри>).

Обратим внимание на то, что такая «характеризующая функция» ноздрей появляется в текстах как при описании человека (наряду с другими его признаками), так и в случаях, когда автор текста по тем или иным причинам хочет подчеркнуть какое-то качество своего героя, способное проявляться в ноздрях.

Во-вторых, как уже упоминалось в связи с движениями ноздрей, характеристики ноздрей могут указывать на актуальное состояние человека, как правило эмоциональное. В примерах, содержащихся в Национальном корпусе русского языка, встречаются такие выражения, как гневно раздутые, мстительно раздувающиеся ноздри, чуткая пьяная ноздря, сладострастные, страстные ноздри, опасение сильно вздуло ноздри, в губах и ноздрях пробегали струйки нервности, <они> говорят с вызовом и трепетанием ноздрей, рассмеяться ноздрями, чуть злые, нетерпеливые ноздри.

То, что ноздри участвуют в описании эмоционального состояния человека, объясняется тесной связью эмоций с дыханием. Действительно, сильные эмоции активизируют дыхание, что вызывает расширение или какое-то иное движение ноздрей, а слабые эмоции в движениях и действиях ноздрей не проявляются.

4.5.4. Прочие функциональные признаки ноздрей

В отличие от многих других соматических объектов, ноздри практически не участвуют в ритуалах русской культуры — если исключить ранее бытовавшую казнь, известную под именем вырывание ноздрей. Жестов, в которых участвуют ноздри, как уже было сказано, тоже почти нет.

Как и у других телесных объектов, качества ноздрей могут оцениваться. Интересно, что эстетические оценки ноздрей крайне редки (при наличии, как мы говорили выше, большого числа эпитетов): в частности, в корпусе нам встретился лишь один пример, где ноздри характеризуются как красивые, ср. предложение (634) Ее красивые ноздри начинали уже раздуваться (А. Писемский. Взбаламученное море).

Чаще, чем эстетически, ноздри оцениваются этически; при этом, разумеется, происходит метонимический перенос от эмоции или качества, выражающегося ноздрями, ср. такие уже приводившиеся выше выражения, как чувственные, сладострастные, смелые, злые ноздри.

4.6. Метафоры и фразеология

Переносные употребления имен телесных объектов в качестве обозначений объектов неживой природы или артефактов — явление чрезвычайно распространенное в русском языке, и ноздри в этом смысле исключением не являются, хотя метафорическое использование слова ноздри — скорее редкость.

Ноздрями метафорически называют небольшие круглые или овальные отверстия в сплошных объектах, ср. ноздри каменной стены, сыр с ноздрями, эмменталь с ноздрями, ноздри плитняка, узкие ноздри промоев. Существует также прилагательное ноздреватый ‘содержащий отверстия, похожие на ноздри’, см. предложения (635) — (637):

(635) В ноздрях каменной стены церкви, как в номерах отеля, живут голуби (Молитвы // Театральная жизнь. 25.08.2003).

(636) Дойдя до леса, я ложился возле первого муравейника, который мне попадался, ловил гусеницу и осторожно клал ее у одного из входов в высокую, ноздреватую пирамиду, из которой выбегали муравьи (Г. Газданов. Вечер у Клэр).

(637) <А> море пульсирует в этих пустотах, прорываясь в глубь суши сквозь узкие ноздри промоев, сквозь мели и острова (В. Голованов. Остров, или Оправдание бессмысленных путешествий).

Существует также небольшое число фразеологизмов со словами ноздря и ноздри, часть которых является вариантами некоторых фразеологизмов с названиями соматических объектов. Это, в частности, единицы (идти) ноздря в ноздрю ‘идти, не отставая друг от друга’, ноздря к ноздре (ср. нос к носу), не по ноздре ‘не нравится’, держать ноздри по ветру (ср. держать нос по ветру), и ноздрей не ведет (ср. и ухом не ведет) ‘не обращает внимания’, мух ноздрями ловить ‘не быть приобщенным к цивилизации’.

Замечание (О фразеологических единицах со словом нос)

Если фразеологических единиц со словом ноздри в русском языке немного, то этого нельзя сказать о фразеологизмах со словом нос, которых заведомо более трех десятков. Перечислим только некоторые из них, отмечая основной компонент или основные компоненты их толкований: вешать (повесить) нос (‘унывать’), водить кого-л. за нос (‘в течение относительно продолжительного времени обманывать кого-л.’), воротить нос от кого-л. (‘не хотеть общаться с человеком, брезгливо отворачиваться, от него, как бы ощущая идущий от человека неприятный запах’), держать нос по ветру (‘приспосабливаться к обстоятельствам’), держать нос кверху (1. ‘не унывать’; 2. ‘важничать, зазнаваться’), задирать нос (‘важничать, зазнаваться’), зарубить <себе> на носу (‘запомнить навсегда’), из-под носа Х-а (‘на глазах Х-а или в пространстве, близком к Х-у, причем плохо им контролируемом’), Х клюет носом (‘Х очень хочет спать, он то засыпает, то просыпается’, обычно о человеке говорят, что он клюет носом, когда человек сидит, голова его периодически то падает, то поднимается; впрочем, есть ослабленное употребление, когда человек засыпает и просыпается без движения головы), кровь из носу (‘несмотря ни на какие трудности’), P на носу (‘P очень скоро’), не видеть дальше своего (или: собственного) носа (‘замечать только то, что происходит рядом’), у Х нос не дорос (‘Х слишком молод, чтобы делать некоторое P’), остаться с носом (‘остаться ни с чем’).

4.7. Заключение

В этом разделе мы рассмотрели структурные, физические и функциональные характеристики соматического объекта «ноздри», которые находят отражение в русском языке и в языке русских жестов. Резюмируя, приведем кратко наиболее интересные свойства этого объекта.

Ноздри, как уши и рот, совмещают свойства полости, отверстия и поверхности. Это проявляется в сочетаемости слова ноздри с единицами пространственной семантики (прежде всего с предлогами и глаголами). Разнообразное отражение в русском языке находят также форма, размер и цвет ноздрей и такое свойство ноздрей, как способность раздуваться. Все они оказываются значимыми для характеристики эмоционального состояния человека.

Ноздри — это полифункциональный соматический объект. Помимо двух основных физиологических функций — дыхания и обоняния, богатое выражение в русском языке находит побочная функция ноздрей, заключающаяся в том, что ноздри, наряду со ртом, служат своеобразными воротами в организм человека, через которые проникают внутрь или выходят вовне разного рода объекты. Кроме того, ноздри несут важную семиотическую нагрузку, поскольку их характеристики могут сообщать о постоянных свойствах человека или о его временных, главным образом эмоциональных, состояниях.

§ 5. Пупок

5.1. Введение. Постановка задачи

В настоящем разделе речь пойдет об уникальном соматическом объекте, называемом пупок. Раньше в лингвистических работах специального внимания этому объекту, насколько нам известно, не уделялось. Не были выделены и описаны такие его признаки, как форма, размер, текстура и др., не было дано правильного толкования слову пупок и не были очерчены синонимические (квазисинонимические) ряды, в которые входит это слово, и тем самым не были описаны сходства и различия между квазисинонимами.

Ниже мы опишем основные свойства этого телесного объекта и покажем, как они представлены в русском языке и в русском языке тела. Затем мы остановимся на слове пупок и его синонимах, обращая внимание, в частности, на такие слова, как пуп, пуповина, пупырь и некоторые другие. Акцент будет сделан на контекстных особенностях употребления этих слов в текстах.

5.2. Общие замечания

За словом пупок «скрываются» объекты разных соматических типов, то есть это слово полиреферентно. Действительно, во-первых, пупок может осмысляться как часть живота, то есть как часть части тела. При этом живот может быть обозначен в тексте как словом живот в значении ‘часть тела’, так и его синонимами — словами пузо, брюхо и некоторыми другими. Ср. предложения (638) — (640), в которых одновременно содержится и обозначение целого — соответственно живот, пузо и брюхо, и обозначение части этого целого, то есть слово пупок:

(638) Плут поправил на животе расстегнувшуюся рубаху, из которой выглядывал полный живот с крупным пупком (А. Проханов. Господин Гексоген).

(639) Ребенок, заголив белое пузо с большим пупком, заносит через порог кривую ножку. (И. Бунин. Дневники).

(640) Из-под майки выглядывало исполинское брюхо с пупком, который казался широко распахнутым третьим глазом (Д. Бишоф. Единороговый гамбит).

В следующем предложении слово пупок встречается изолированно, без обозначения целого: (641) Адам и Ева не родились, но были вдруг сотворены; следственно, ты глупец, изобразив их с пупком, которого они иметь не могли (Н. Карамзин. Письма русского путешественника). Как и для многих слов, обозначающих части частей тела, в приведенных выше примерах (638) — (640) используется синтаксическая конструкция вида А с B, где А является обозначением целого, а В — обозначением части. При этом мотивом выделения части из целого — в тех случаях, когда данная часть является неотъемлемой частью целого, как в случаях носа и ноздрей, уха и мочки уха или кисти и пальцев, — является некоторое неочевидное свойство этой части. Например, в (639) дана характеристика размера пупка, причем то, что пупок здесь описывается как большой, является признаком именно данного пупка, а не пупков вообще. Даже тогда, когда в поверхностной структуре предложения слова, характеризующего часть части тела, нет, конструкция А с В все равно предполагает акцентирование некоторой характеристики В (такая характеристика должна быть представлена в последующем или, реже, в предыдущем тексте). Под акцентированием обычно имеется в виду указание на наличие в данном тексте семантической информации о том, что какой-то соматический объект «неполноценен» — в нем нет необходимого компонента.

Сочетание живот с пупком описывает норму строения человеческого тела, усиливая противопоставление с единицами того фрагмента контекста, который указывает на нестандартную характеристику живота: <живот> без пупка, ср. предложение (642) Я не нашел ни одной картины Адама и Евы без пупка — на всех картинах у них живот с пупком. Странно! Ни одному художнику не пришло в голову то, что они не были рождены, а значит, не имели пуповины (www.thequestions.ru).

Как в ситуации со многими соматическими объектами, пупок может осмысляться не только как часть части тела, но и как объект другого соматического типа, а именно как место. Иными словами, пупок может рассматриваться как соматический объект, входящий в один класс с такими объектами, как солнечное сплетение, затылок, пах, подошва. В примерах (643) и (644) слово пупок является обозначением места на животе:

(643) На пузастом постаменте, по бочкам, мастер налепил амуров с открытыми ртами и ямками на пупках, какие бывают на щеках у девок, когда они смеются (Ю. Тынянов. Восковая персона).

(644) — Человек — не кулек, под мышку его не ухватишь, а вера в человеке — вот здесь! — Спиридон Емельяныч показал на пупок. — В самой середке! (С. Клычков. Чертухинский балакирь).

Как мы видим, слово пупок имеет двойную референциальную соотнесенность. Как это часто бывает, существуют контексты референциальной неоднозначности, то есть когда нельзя с уверенностью сказать, обозначает пупок часть живота или место на животе, ср. сочетание коснуться пупка — дотронуться то ли до самого объекта, то ли до места, где он находится.

5.3. Структурные признаки

Как часть части тела пупок обладает важными структурными признаками.

Прежде всего, пупок является визуально наблюдаемым телесным объектом, при этом не членящимся на составные части. Это означает, что у пупка, в отличие, например, от пальцев, не выделяется никаких частей, которые имели бы в русском языке идиоматические названия. В составе пупка не выделяется также никаких особых частей. Пупок внешне выглядит как объект, состоящий сплошь из кожи, точнее, с анатомической точки зрения он имеет вид особой кожной складки, причем не гладкой, а сморщенной, то есть сложенной и отделенной по краям от остальной части живота. В силу этого не говорят о симметричности или пропорциональности пупка, то есть с точки зрения русского языка пупок не мыслится как симметричный или пропорциональный телесный объект. Для обычного человека пупок — это либо углубление (впадина) круглой формы, либо бугорок (в этом случае пупок — это пупырь[240] на животе). Более подробно о форме пупка см. в следующем разделе.

5.4. Физические признаки

5.4.1. Форма и размер

Что касается формы пупка, то она, как мы только что сказали, может быть двух видов. У одних людей пупок представляет собой некое круглое образование, возвышающееся над ровной поверхностью живота. Воспринимая такую форму как дефектную и желая сделать пупок ровным или вдавленным, маленькие дети часто мнут пупок, нажимая на него[241].

У других людей пупок может иметь форму углубления или впадины.

Обе формы пупка характеризуются как круглые, округлые, овальные, см. предложения (645) — (647):

(645) Шпрехт любил ее <Варин> живот, на полюсе которого торчал круглый, как пуговица, пупок (Г. Щербакова. У ног лежачих женщин).

(646) У меня животик плоский, и пупок очень аккуратный — чуть вытянутая вверх овальная луночка почти без складок (www.lovehate.ru).

(647) Это был совсем неглубокий овальный втянутый пупок, с множеством прекрасных, хорошо видных бугорков и складок (Navello. Джулия).

Маленькие дети, у которых пупок имеет форму впадины, часто вставляют в него пальчик и как бы измеряют глубину пупка. При этом они стараются уничтожить углубление тем, что вытягивают кожу наружу.

Форма пупка, как мы видим, тесно связана с его текстурой. Текстура пупка негладкая, складчатая, в отличие, например, от текстуры живота в целом.

Для характеристики форм и текстуры пупка в русском языке есть специальные языковые обозначения. Мы встречаем в текстах такие выражения, как выпуклый пупок, глубокий пупок, втянутый пупок, неглубокий пупок, сморщенный пупок, складчатый пупок. См. примеры (648) — (653):

(648) Почему вот таких юбок у тебя нет? Почему нет вот таких грудей и пупок не как у всех — выпуклый? И зачем ты, такая, приехала сюда? (Д. Симонова. Легкие крылышки).

(649) — Почему у некоторых людей пупок выпуклый, а у других втянутый?

— Обычно в детстве у всех втянут, а потом — у кого-то слишком растянуты мышцы, у кого-то надорвано нутро… (http://otvet.mail.ru/question/21045584/).

(650) Еще живот у нее красивый. Такой весь овальный, с глубоким пупком. (Г. Щербакова. Три любви Маши Передреевой).

(651) <…> Неглубокие пупки наблюдаются у сильных личностей и лидеров (http://forum.aztop.com/lofiversion/index.php?t18666.html).

(652) Пит сидел в ожидании, скорчившись в позе лотоса, созерцая свой сморщенный пупок (К. Рогов. Шепот).

(653) Место, из которого только что был извлечен младенец, сошлось складчатым пупком, так что и зашивать не было надобности (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого).

В семантических определениях слова пупок толковые словари, как правило, фиксируют одну из двух форм как главную и ничего не говорят о другой. Эта главная форма — форма впадины. Тот факт, что именно она фиксируется в толковании — ср. пупок ‘маленькая впадина на середине живота…’[242] (Ожегов, Шведова 1999; Евгеньева 1984/1999; Ефремова 2000; Кузнецов 1998), — можно, по-видимому, объяснить на порядок более высокой частотой употребления языкового обозначения именно этой формы. Анализ материала, содержащегося в электронной поисковой системе Google, показывает, в частности, следующее соотношение употреблений сочетаний глубокий пупок — 172 тысячи вхождений и выпуклый пупок — 21 тысяча[243].

Интересно сопоставить языковое (наивное, бытовое, обывательское) описание пупка в толковых словарях с научными (анатомическим, физиологическим, медицинским) описаниями.

Биологи, физиологи, медики, практикующие врачи обращают внимание также и на другие признаки пупка, прежде всего на его тканевое строение и внутреннюю структуру. Для них важно, что пупок имеет две стороны — наружную и внутреннюю — и что каждая из этих сторон обладает своими анатомическими и физиологическими свойствами.

Вот, например, как описывают пупок врачи:

(654) Снаружи пупок представляет собой рубцово-измененную кожу <…>. С внутренней стороны он представлен частью внутрибрюшинной фасции — оболочки из плотной волокнистой соединительной ткани, покрывающей мышцы, сухожилия, органы и сосудисто-нервные пучки (Долецкий, Исаков 1970. Т. 2. С. 577).

Для медиков существенно, что внутренняя сторона пупка представляет собой ткань, которая покрывает мышцы, внутренние органы, кровеносные сосуды и нервы. Иными словами, отмечается, что за пупком располагаются жизненно важные соматические объекты разных типов. Информация о том, что пупок связан с соматическими объектами, скрытыми от глаз человека, используется в разного рода медицинских действиях, таких как медицинские исследования, диагностика и лечение болезней, и, по-видимому, только в таких действиях. Поэтому все примеры, в которых отражалась бы именно эта особенность пупка, относятся к научной и народной медицине — массажу, родовспоможению, диагностике, включая самодиагностику, и т. п. См. следующий фрагмент текста, взятый нами с форума «Народная медицина. Простые и доступные способы сохранения и укрепления здоровья» (http://narodnaia-medicina.ru):

(655) Необходимо знать, что если в организме все в порядке, то в зоне пупка при нажатии должен ощущаться ровный сильный пульс.

На Руси в народном врачевании манипуляции в области пупка занимали важное место. Их относили к терапии живота. Существовал, например, уникальный массаж внутренних органов, который положен в основу так называемой висцеральной хиропрактики (от лат. viscera ‘внутренности’ и греч. χείρ ‘рука’)[244]. Такие заболевания, как остеохондроз, различные заболевания мышц, суставов, болезни кожи, снижение слуха, даже разного рода простуды, считаются связанными с нарушением работы внутренних органов. Висцеральная хиропрактика заключалась в ритмичном сдавливании живота руками. При этом осуществлялся массаж внутренних органов и мышц, способствующий нормализации обменных процессов в организме и восстановлению функций внутренних органов. Целителей, применявших такой массаж, в народе называли правильщиками[245], поскольку доступ к внутренним органам происходил путем, как говорили, направления пупка. Когда у человека появлялись боли в животе и он обращался к народному целителю, тот говорил, что пупок отбит или надорван, что его надо поправить, укрепить, закрепить. Для этого правильщик захватывал складку кожи пупка, поднимал ее и после этого, надавливая на пупок, производил круговые движения в области пупка. Таким способом, как тогда говорили, вправляли пупок на место и рвали пуп пальцами.

Теперь скажем несколько слов о размере пупка и языковых способах обозначения размера.

Размер пупка описывается словами большой, небольшой, маленький, глубокий (для формы пупка в виде впадины). Ср. (656) — (658):

(656) У меня был школьный друг, который меня изводил. Он сказал, что у моей матери большой пупок. Это самое страшное детское ругательство в Японии.

— Почему?

— Потому что большие пупки бывают у бедных людей (Вик. Ерофеев. У моей мамы большой пупок).

(657) Живот с маленьким глубоким пупком был впалый, выпуклый треугольник темных красивых волос под ним соответствовал обилию темных волос на голове (И. Бунин. Темные аллеи).

(658) Ей <Эмили де Ревин> приходилось носить неудобный, но убедительный накладной живот для ее роли Клер, которая была на последних месяцах беременности. Он был сделан из латекса и поролона, цвета кожи, с небольшим пупком и всем остальным (Д. Гордон. Потерянная и найденная).

5.4.2. Каритивность, избыточность, цвет

Очень важными являются такие физические признаки пупка, как каритивность и избыточность, а также цвет и цветовая насыщенность. Напомним, что под каритивностью соматического объекта мы имеем в виду недостаточность того, что в этом объекте должно быть в норме; противоположный ему признак носит название избыточность (см. об этом подробнее § 1 гл. II). Некоторые языковые характеристики значений признака каритивности, такие как мокрый пупок или влажный пупок, являются семантически выделенными в силу того, что, помимо характеристики пупка, эти сочетания являются еще и названиями болезни или аномального состояния пупка. Например, состояние мокрый пупок проявляется в избыточности в пупке ненужной влаги, из‐за чего пупок может воспаляться и гноиться. В русском языке есть также сочетание мокнущий пупок, которое обозначает только болезнь. Чаще всего она встречается у новорожденных, у которых плохо заживает место образования пупка, точнее пупочная ранка. Лечение этой болезни состоит в том, что мокнущий пупок, как говорят, сушат или высушивают. И народные целители, и профессиональные врачи рекомендуют ежедневно промывать пупок, высушивать и мазать его, например зеленкой.

Особо подчеркнем, что приведенные обозначения дисфункций относятся к бытовому языку. В научной медицине используются также другие термины, которые в норме обычный человек не знает, например слово омфалит (от др. — греч. ὀμφαλός ‘пупок’). Под омфалитом понимается бактериальное воспаление пупочной ранки, при котором обычно появляется гной[246].

Примеров употребления сочетаний сухой пупок и сохнущий пупок в нашем материале нет, хотя с другими соматическими объектами слово сухой вполне сочетается и обозначает болезнь. Так, нет болезни мокрая рука, но есть болезнь сухая рука. А сочетания мокрые глаза и сухие глаза оба могут обозначать болезнь. Кроме того, сочетания сухой пупок и сохнущий пупок встречаются и не как обозначение болезни, см. примеры (659) и (660):

(659) Пупок следует держать сухим и чистым, чтобы ему не повредили бактерии (http://www.maksianka.ru/).

(660) А я думала, что мы одни такие, я уж сыну и плакать не даю, самый минимум, купаться не любит — плачет <…>, но не сохнет пупок и все тут (http://detstvo.ru/).

Наличие в языке сочетаний типа мокрый пупок, сухая рука, сухой глаз и т. п. как обозначений определенных болезней дает основание для следующего предположения: в лексикографическом описании некоторых слов должна в явном виде содержаться информация о том, что ряд устойчивых выражений с ними являются обозначениями болезней. Иными словами, в языке выделяется определенный класс фразеологизованных выражений — бытовых названий болезней. В этом отношении эти выражения подобны именам жестов (низкий поклон, глубокий реверанс), названиям некоторых учреждений (ср. имена институтов железная дорога, скорая помощь, красный крест) или именам некоторых социально значимых объектов и явлений (Красная стрела, Большой взрыв, Млечный путь и др.). Вопрос о том, образует эта информация особую зону словарной статьи или должна быть помещена рядом с другими фразеологизмами, является предметом отдельного обсуждения.

Одним из показателей значимости информации о том, что данное сочетание является строго закрепленным в языке названием болезни, служат возможные затруднения при переводе рассматриваемых названий болезней на другие языки. Например, болезнь мокнущий пупок переводится на английский язык тоже фразеологизованным сочетанием, но отличным от дословного переводного эквивалента, а именно его переводной эквивалент — это weeping umbilicus или weeping navel (букв. ‘слезящийся, плачущий пупок’). Точно так же обозначение физиологического состояния слезящиеся глаза, которое может свидетельствовать о болезни или иной дисфункции глаз, переводится на английский при помощи устойчивых выражений running eyes или watery eyes, смысл которых не складывается из смысла отдельных переводных эквивалентов слов слезящиеся и глаза.

Что касается признака ‘цвет пупка’, то он не является столь значимым, как для многих других соматических объектов[247]. По-видимому, это связано с тем, что пупок по большей части скрыт от посторонних глаз, а для объектов в норме невидимых признак цвета можно считать неопределенным[248]. Однако из‐за своей основной формы (напомним, что основная форма пупка — это углубление) пупок кажется темным, поскольку свет в глубь пупка обычно не попадает, ср. предложение (661) Два «арбуза» касались пупырышками живота тетки Лепиды, дальше подрагивал сам живот с темным пупком на возвышенности (И. Грошек. Легкий завтрак в тени некрополя).

Выражения, указывающие на изменение цветовой окраски пупка (обычно — покраснение), тоже свидетельствуют, как правило, о его болезни, см., например, предложение (662) У дочки пупок выглядит воспаленным, покраснел внутри. Что может быть? Куда идти? (http://www.consmed.ru/).

Болезнь любого соматического объекта — это вид дисфункции, которая состоит в нарушении некоторых способностей или изменении свойств, в норме присущих данному объекту. Наиболее известная в народе болезнь пупка — это пупочная грыжа. Издавна народные целители ее заговаривали, чтобы она не грызла, и это был один из способов ее лечения (Попов 2011). От тяжелой работы человек мог надорваться, сорвать или надорвать пупок. Эти сочетания относятся к народным, просторечным обозначениям болезней, см. следующий диалог:

(663) — Га-а-аля! Слышь, да выйди же, успокой ребенка, Га-аля!

— У меня котлеты горят, — отвечала невидимая Галя.

— Да выйди же, к чертовой матери, он тут пуп надорвет оравши (С. Юрский. На дачах).

5.5. Культурная символизация

Доминирующая сегодня в европейской культуре тенденция обнажать тело привела к изменению норм демонстрации оголенных телесных объектов: то, что раньше показывать стыдились, что раньше было принято скрывать от посторонних глаз, сейчас относительно легко демонстрируется — особенно в тех случаях, когда человек считает, что это красиво. Постепенно обнажаются такие места человеческого тела, как руки, плечи или ноги, открываются спина, грудь. Обнажается живот и такое место на нем, как пупок — место связи человека с материнским телом (см. подробнее об этой важнейшей характеристике пупка ниже). А потому естественным образом появляется в русском языке и такое сочетание, как голый пупок, см. (664) Я придерживаюсь консерватизма в одежде. Большее, что могу себе позволить на работе, — расстегнуть ворот рубашки. А ходить с голым пупком по коридорам государственных учреждений просто неприлично (http://www.jobway.ru).

Возникает конкуренция старой и новой норм. Приведенный пример является свидетельством оценки телесного поведения человеком, придерживающимся старой нормы, однако многие люди, главным образом молодые, часто обнажают пупок и не испытывают при этом чувства стыда. И хотя молодым людям пожилые говорят: Прикрой(те) пупок! молодые далеко не всегда это делают, поскольку считают, по-видимому, что открытый пупок — это модно и красиво. Ср. пример, найденный нами в Интернете: (665) Летом прошлого года многие молодые женщины и девочки стали носить короткие кофточки, чтобы был виден пупок на голом животе, — такая мода наступила.

Сегодня модно не только показывать, но и прокалывать пупок, украшать пупок. Существуют разные способы украшать пупок, что делают у нас в основном молодые девушки. Это, в частности, прокалывание (пирсинг) пупка и татуирование — нанесение замысловатого узора на кожу в области пупка. При этом узор иногда выполняет заместительную функцию, маскируя недостатки пупка, такие как нестандартные форма или размер. Заметим, что не каждый видимый или потенциально видимый соматический объект украшают; преимущественно украшают те объекты, на которые люди в данном социуме обычно обращают внимание, а также объекты, которые относятся к разряду ритуализованных.

Пупок принадлежит к тем соматическим объектам, у которых нет четко выраженных функций (за исключением одной, символической функции, о которой мы сейчас скажем). Будучи частью живота, пупок не участвует ни в каких действиях и движениях; как место на животе, он не является пассивным объектом ни у одного из известных нам жестов (причем не только русской, но и других культур). Прежде чем описать символическую функцию пупка, обратимся к слову пуповина, то есть к слову, родственному слову пупок и принадлежащему к тому же семантическому полю.

Пуповина представляет собой особого рода объект, который принадлежит одновременно к двум телам, а именно к телу матери и телу ребенка. По своей форме пуповина — это трубка, соединяющая два тела, которая, согласно словарю Ушакова (Ушаков 1996), «служит для передачи питания зародышу из тела матери» (и это функция пуповины)[249]. Когда ребенок появляется на свет, пуповину перерезают и формальная телесная связь матери и ребенка прерывается. Однако на теле ребенка остается след этой связи в виде пупка. Иными словами, пупок является меткой, показателем данной связи, а обрезание пуповины обладает тем самым некоей сакральной функцией.

Сочетание обрезать пуповину, помимо указанного исходного значения, имеет также переносное значение, эксплицирующее прерывание прежней тесной связи двух лиц (или общественных институтов). При этом подчеркивается, что теперь мы имеем дело с двумя самостоятельными субъектами, и не только телесными, но и психическими индивидами. В этом значении сочетание обрезать пуповину является фразеологическим. Пример (666) иллюстрирует такое употребление данного сочетания: (666) Глупов — это anima vilis, над которою ему предоставлено провидением делать какие угодно операции; Петербург — это alma mater, к которой он привязан незримою, но прочною, несокрушимою пуповиной <…> (М. Салтыков-Щедрин. Сатиры в прозе). В этом примере речь идет о том, что связь Глупова и Петербурга крайне прочная, настолько прочная, что ее оборвать невозможно, ср. прилагательное несокрушимый.

После того как пупок обрезали, у новорожденного в этом месте может образоваться ранка. Ее лечение в народе называется завязывание пупка (как часто бывает, медики вкладывают в понятие ‘завязывать пупок’ значительно больше содержания). Завязывание пупка следует за «завязыванием» жизни, ее началом (Мазалова 2001, 37–39), ср. предложение (667) Впотьмах и суматохе куда-то подевались ножницы. И она, как это делали предки, перегрызла пуповину, потом завязала пупок кусочком платка, завернула ребенка в шкуру и упала без чувств. Спустя какое-то время пришла в себя, встала, разожгла печку, растопила лед и помыла сына (В. Писигин. Письма с Чукотки).

5.6. Заключение

В этом разделе мы подробно остановились на концептуализации соматического объекта со стандартным именем пупок. Были перечислены его структурные, физические и функциональные свойства. Данное слово обладает двойной референтной соотнесенностью, а сам пупок является маркером прежней связи (при помощи пуповины) тела матери с телом ребенка.

Помимо стандартного имени у пупка есть и другое языковое имя, которое не менее частотно, чем пупок, а именно пуп. Отмечая стилистические различия между этими именами, словари характеризуют слово пуп как разговорный и маркированный вариант нейтрального пупок (Ожегов, Шведова 1999; Евгеньева 1984/1999; Ефремова 2000; Кузнецов 1998). Однако эти два слова не являются полными синонимами. Так, существуют контексты, в которых можно употребить только одно из них, а главное, слово пуп имеет два значения. Если в первом оно синонимично слову пупок (с указанными стилистическими различиями), то во втором значении оно употребляется применительно к человеку, поведение которого оценивается другими людьми как выражение чванства, важности или самодовольства. О таком человеке говорят Смотрите, какой пуп, говорят, что он считает себя пупом земли, и слово пупок в этих контекстах недопустимо.

В современном русском языке в большинстве случаев для обозначения пупка как части живота употребляется слово пупок. А слово пуп употребляется в основном в устойчивых выражениях, таких как, например, быть как пуп или считать себя пупом земли. При этом эти выражения указывают на важность лица, по отношению к которому они употребляются. Ср. предложения (668) и (669):

(668) Он молод, симпатичен, богат. Он пуп земли! (Е. Белкина. От любви до ненависти).

(669) — Не нужно считать себя пупом земли, — оборвал его Гуров. — Будь ты хоть семи пядей во лбу и сумей найти Гаврилова до момента покушения, то все равно не успел бы помешать убийце (Н. Леонов. Лекарство от жизни!).

Фразеологическое сочетание пуп земли культурно выделено, поскольку имеет мифологическое происхождение и наследует свой смысл из мифологических представлений. Пуп земли — это космологическое понятие, а выражение пуп земли в разных религиозных и мифологических традициях относится к центру мира. Оно является переводом древнегреческого имени Омфал (от др. — греч. ὀμφαλός ‘пуп’), которым обозначался культовый объект в Дельфах, считавшийся центром мира.

§ 6. Волосы

Волосы являются одним из элементов класса соматических объектов, который мы назвали <телесные> покровы. В этот класс наряду с волосами (волосяной покров) входят также кожа (кожный покров) и ногти (роговой покров)[250]. Волосы различаются в зависимости от самых разных характеристик, и прежде всего от места их расположения на теле. Есть волосы на голове, а есть волосы на лице, и они имеют специальные обозначения — брови, щетина, борода, усы, бакенбарды. Наконец, есть волосы, расположенные на разных местах тела, ср. их стандартные названия подмышечные волосы, лобковые волосы и некоторые другие.

Ниже мы подробно остановимся на волосах, расположенных на голове человека, и в дальнейшем будем называть их просто волосы. Мы опишем основные составляющие русской наивной семиотической концептуализации волос, а именно само слово волосы и некоторые родственные ему слова, укажем признаки волос и значения этих признаков, а также характеристики людей с тем или иным типом волос.

В § 2 гл. IV, посвященной семиотической концептуализации тела и телесности в разных языках и культурах, мы рассмотрим некоторые особенности французской семиотической концептуализации волос, а именно те их признаки и значения признаков, которые представлены в бытовом французском языке и французском языке тела. При этом мы затронем только те признаки волос, которые отличают французскую семиотическую концептуализацию от русской.

6.1. Слово «волосы»

Основное значение слова волосы (далее — лексема ВОЛОСЫ 1) можно представить как ‘тонкие телесные объекты, похожие на нити, один конец которых находится в поверхности головы’. ВОЛОСЫ 1 является формой множественного числа лексемы ВОЛОС 1 (‘тонкий телесный объект, похожий на нить…’). Типичное употребление этой лексемы можно проиллюстрировать примером (670) Я нашла у себя пять седых волос. Лексема ВОЛОС 1, таким образом, это счетное имя[251].

Предложенное толкование лексемы ВОЛОСЫ 1 отражает только одно из возможных наивных представлений русских людей о волосах. Это толкование с точностью до отдельных, но, на наш взгляд, существенных деталей совпадает с описаниями, содержащимися в словарях (Даль 1994; Ожегов, Шведова 1999; Евгеньева 1984/1999). Так, В. И. Даль понимает под волосами ‘роговистые, трубчатые нити, растущие на теле человека и большей части млекопитающих’ (Даль 1994 т. 1, 235). А в словаре С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой находим такое описание значения слова волос: ‘тонкое роговое нитевидное образование, растущее на коже человека, млекопитающего’ (Ожегов, Шведова 1990, 98–99). Кроме того, в данном словаре отмечается особое употребление слова волос как обозначение растительности на голове.

Мы полагаем, что смысловые компоненты ‘роговой’ и ‘роговистый’, которые содержатся в приведенных выше словарных толкованиях, отражают не наивную, а научную картину мира, а потому их, на наш взгляд, не следует включать в толкования соответствующих языковых единиц. Что же касается элемента ‘нитевидный’, то мы предлагаем вместо него более простое его смысловое разложение, а именно ‘похожий на нить’.

Помимо основного значения, у слова волосы есть еще одно весьма употребительное значение, а именно ‘масса ВОЛОС 1’ (далее лексема ВОЛОСЫ 2), которое является производным от основного. В этом значении существительное волосы является Pl. tant. и относится к группе имен, обозначающих нерасчлененную массу, совокупность объектов, называемых в западной литературе mass nouns (не случайно волосы (ВОЛОСЫ 2) образно называют растительностью <на голове>[252]). В этом значении слово волосы выступает, например, в таких сочетаниях, как густые волосы, уход за волосами или секрет роскошных волос.

* * *

Ниже мы опишем основные признаки волос, при этом последовательно рассмотрим их физические признаки (раздел 6.2), структурные признаки (раздел 6.3) и функциональные признаки (раздел 6.4) наряду со значениями этих признаков. Отдельно мы остановимся на характеристиках людей — обладателей того или иного вида волос. Каждый раз описание будет сопровождаться примерами наиболее типичных языковых способов выражения признаков или их значений.

6.2. Физические признаки волос

6.2.1. Размер

Говоря о волосах, люди отмечают прежде всего их размер и форму, поскольку эти характеристики волос, наряду с цветом, определяют важнейшие эстетические свойства внешнего облика человека — красоту или неприглядность, ухоженность или неряшливость, привлекательность или невзрачность.

Размер волос, как и размер многих других соматических объектов, бывает абсолютным и относительным (см. об этом в § 4 гл. II).

6.2.1.1. Абсолютный размер. Абсолютный размер волоса (ВОЛОС 1) — это его длина, и мы говорим длинные волосы, короткие волосы (ВОЛОСЫ 1). Чаще, однако, обозначается абсолютный размер волос в значении ‘массы’ (ВОЛОСЫ 2), то есть указывается их количество на голове. В русском языке указание количества стандартно выражается словами много и мало, и мы говорим, что у человека много волос (‘большая масса’) или мало волос (‘малая масса’).

Замечание (Об образных средствах выражения абсолютного размера волос)

Информация о большом и малом количестве волос на голове может передаваться различными образными средствами, ср., например, строфу из стихотворения «Магдалина» М. И. Цветаевой: (673) О путях твоих пытать не буду, / Милая! — ведь все сбылось. / Я был бос, а ты меня обула / Ливнями волос — / И — слез, где сочетание ливни волос обозначает прежде всего их большое количество и форму.

Размер телесных объектов, относящихся к группе имен mass nouns, описывается также при помощи других признаков. К ним относятся такие признаки, как густота и объем.

Признак «густота волос» указывает как на степень близости расположения волос друг к другу, так и на их количество. Полярные значения этого признака обычно обозначаются словами густой (‘большая степень близости’) и редкий (жидкий) (‘малая степень близости’), ср. предложения (674) — (676):

(674) Сняв шапку, ероша русые густые волосы, комиссар стал диктовать (А. Бек. В последний час);

(675) Наташа помнила, как гордилась своей роскошной прической Поздеева, а теперь <…> сквозь редкие волосы просвечивала кожа головы (Т. Моспан. Подиум);

(676) Патти Бейли была невзрачной 23-летней девушкой с жидкими каштановыми волосами, зачесанными за уши (Т. Паркер. Красный свет).

Не следует, однако, думать, что теснота расположения волос сама по себе предполагает их большое количество. Например, слипшиеся на голове волосы — это тоже волосы, тесно расположенные и плотно прилегающие друг к другу, но их может быть немного, ср. правильное сочетание редкие слипшиеся волосы. Иными словами, сочетания слипшиеся волосы и густые волосы имеют общий смысловой компонент ‘волосы, расположенные близко один к другому’, но в первом из них нет указания на большое количество волос, а во втором — есть.

В русском языке имеются слова, в семантику которых входят одновременно указания на большое количество и на густоту волос. Это грива, копна и шевелюра. Они обладают рядом смысловых особенностей.

Во-первых, они частично гендерно окрашены: слова копна и грива используются для характеристики женских и мужских волос, а шевелюра — исключительно для мужских волос. См. примеры (677) — (681):

(677) Молодая женщина, подняв руки, подбирала светлую, как лен, копну капризных волос (А. Серафимович. Клубок);

(678) Горацио — Азначевский, с юным лицом и седой прядью в черной копне волос, молча опускал забрало. (О книгах // Театральная жизнь 2003);

(679) Видно, в наказание Господь дал, — расчеши-ка вот их, окаянные! Смолоду я гривой этой хвасталась, на старости кляну! (М. Горький. Детство);

(680) Лицо его было лицом взрослого, брови срастались над переносицей, густая грива цвета вороньих перьев росла вширь, как колючий куст (М. Петросян. Дом, в котором);

(681) Я поднимаюсь из кресла, подхожу к нему, ложусь сзади и, обняв одной рукой за плечи, утыкаюсь носом в его густую шевелюру (Т. Соломатина. Отойти в сторону и посмотреть).

Во-вторых, данные слова имеют разную семантическую структуру. Если шевелюра — однозначное слово, то грива и копна имеют по два значения. При этом для описания волос на голове человека используются только лексемы ГРИВА 2 и КОПНА 2, отражающие переносные значения этих слов. ГРИВА 2 — это ‘волосы, которые длиной и объемом похожи на конскую гриву (ГРИВА 1)’, а КОПНА 2 — ‘волосы, которые формой и объемом напоминают копну сена (КОПНА 1)’.

В-третьих, все эти слова являются носителями положительной эстетической оценки.

Признак «объем волос» характеризует величину занимаемого волосами пространства. Среди его значений выделяются полярные — /большой <объем>/ и /малый <объем>/. Когда объем волос большой, возникает впечатление, что их много. Значение большого объема волос может выражаться в русском языке специальными единицами, такими как, например, сочетание пышные волосы, см. предложение (682) У вас легкие пышные волосы, но их не очень много (из разговора в парикмахерской).

Существуют особые способы увеличения объема волос, или, иначе, придания волосам объема (так часто и говорят: придать волосам объем). Назначение всех таких способов — создать иллюзию большого количества волос на голове и этим увеличить их эстетическую привлекательность.

Замечание (О признаке «объем соматического объекта»)

Признак «объем» определен не для всех соматических объектов. Например, в бытовой речи мы не говорим об объеме внутренних органов[253], а также об объеме глаз, ушей и некоторых других объектов. Признак «объем» приписывается, во-первых, тем соматическим объектам, которые имеют круглую или округлую форму, ср. объем талии/груди/ляжек/шеи/бедер, а во-вторых, тем объектам, которые занимают большое пространство на голове человека, то есть таким объектам, как волосы. Даже если волос на голове не очень много, с помощью специальных средств их объем можно увеличить (ср. предложение (683) Я что-то не верю всем этим средствам для придания объема волосам) и тем самым создать иллюзию их большего количества. В этом случае используется сочетание придать волосам объем, то есть сделать так, чтобы масса волос занимала большое пространство на голове или вокруг головы.

Таким образом, с признаком объема как абсолютного размера телесного объекта могут соотноситься разные каналы восприятия, или разные телесные модальности. Если воображаемое или реальное измерение объема округлого соматического объекта предполагает реальное или воображаемое их касание и последующий обхват, то есть измерение объема связано прежде всего с фактическим или мыслимым тактильным восприятием объекта, то представление об объеме волос связано главным образом со зрительным каналом восприятия.

6.2.1.2. Относительный размер. Напомним, что относительный размер соматического объекта — это его размер вдоль определенной пространственной оси. Характеризуя относительный размер волос, имеют в виду их длину и толщину.

Для обозначения длины волос в русском языке употребляются как обычные атрибутивные сочетания типа длинные волосы и короткие волосы, так и синтаксически более сложные конструкции. Это, например, сравнительные конструкции, в которых длина волос сравнивается с длиной определенных объектов, см. предложение (684) Девица в <…> пилотке на волосах, похожих на мелкие желтые стружки (Ю. Буйда. Щина).

Сочетание длинные волосы, в противоположность тому, что сказано в замечании Е. В. Рахилиной о слове длинный, а именно, что оно, процитируем, «характеризует объекты с вытянутой формой (со значительным превышением нормальной длины над нормальной шириной)» (Рахилина 2010, 122), означает не ‘превышение нормальной длины волос над их нормальной шириной’, а нечто иное. За этим сочетанием стоит представление о волосах, вытянутых вдоль тела стоящего человека, длина которых больше нормы[254]. Признак «относительный размер волос», как и признаки «относительный размер рук» и «относительный размер ног», связан с признаком формы, что было верно отмечено в цитируемой работе Е. В. Рахилиной.

Относительный размер телесных объектов, которые не являются ни длинными, ни короткими, как это часто бывает, не имеет в русском языке идиоматического выражения. Так, по данным Национального корпуса русского языка, относительный размер волос может выражаться сочетанием волосы средней длины, но, во-первых, это сочетание, как нам кажется, лежит на границе бытового и научного языков, а во-вторых, в корпусе есть всего лишь пять примеров с этим сочетанием.

Длину волос можно выразить посредством особых синтаксических единиц, получивших название конструкций уровня[255]. В этих конструкциях значение размера волос передается косвенно, а именно длина волос приравнивается к расстоянию от головы до определенного соматического объекта, обозначающего уровень длины. Ср. выражения волосы до пояса/колен/пят, обозначающие уровни длины волос, а также предложение (685) Жесткие волосы до плеч разделялись небрежным пробором, падая на тревожные, со страдальческим изгибом бровей глаза (И. Ефремов. Час быка).

Еще один относительный размер волос — это их толщина. В текстах, хотя и редко, можно встретить сочетание толстые волосы, а также сочетания увеличить и уменьшить толщину волос. Значительно чаще встречается сочетание тонкие волосы, которое едва ли можно счесть плеонастическим.

Значимым для волос является также обозначение изменения их длины. У совсем маленьких детей волос очень мало, они очень короткие, и такие волосы часто называют волосики и волосенки[256]. На протяжении жизни человека волосы на голове постоянно растут, и волосики становятся волосами.

Свойство «расти» является фундаментальным свойством волос — настолько фундаментальным, что многие русские словари вводят его в толкование слова волосы. Мы, однако, полагаем, что не нужно усложнять тексты толкований без особой на то необходимости. Следуя идеологии Московской семантической школы, мы включаем в толкование только те элементы, которые являются необходимыми и достаточными для определения смысла слова. Однако свойство волос расти в течение жизни человека должно быть обязательно включено в полное семантическое представление слова волосы.

Замечание (О стадиях жизни волос)

В медицинской литературе выделяют три стадии жизни волос: (а) стадия активного роста, называемая анаген, (б) стадия остановки роста и начала дегенерации — катаген и (в) стадия отмирания и выпадения — телоген (Джуан 2009). Фактически представления об этапах жизненного цикла волос совпадают с категориями, используемыми при описании рождения, роста, замедления роста и затухания жизненных сил человека.

Длина волос зависит от длительности их пребывания в стадии роста. Каждый волос растет более четырех лет, и скорость его роста составляет примерно один сантиметр в месяц (Джуан 2009, 199). Когда волосы становятся слишком длинными, их стригут, подстригают, в общем, укорачивают. А для увеличения длины волос их отращивают или искусственно наращивают. Уход за волосами, в частности забота об их длине, некоторым людям, главным образом мужчинам, кажется чересчур обременительной, и тогда голову бреют, стригут нáголо или полностью выбривают[257]. Другие люди бреют голову наголо, когда на улице жарко. Наконец, третьи просто считают, что бритая голова им, как говорят по-русски, идет.

Мужчин, у которых полностью выбриты волосы на голове, называют бритоголовыми. Помимо многих примеров с этим словом, нам встретился и его значительно более редкий именной дериват — бритоголовость, ср. (686) «Бритоголовым горцем» <…> поименовал Кайсына уже я в статейке, рассчитанной на «за рубеж» <…> Но мне в самом деле нравилась его бритоголовость, тотально распространившаяся лысина, и я до смешного был огорчен, когда Кайсын вдруг отрастил там, где они еще продолжали расти, длинные волосы (С. Рассадин. Книга прощания).

6.2.2. Форма

Для характеристики волос не менее важным признаком, чем размер, является признак формы. Форма волос бывает естественной (ее человек либо имеет с рождения, либо приобретает в некоторый момент жизни) или искусственной (ее человек приобретает в результате определенных манипуляций с волосами).

Из разных форм волос выделим вьющуюся форму. Волосы могут виться сами по себе, обычно с самого рождения, и виться волосы могут по-разному. В зависимости от того, как они вьются, их называют локонами или кудряшками. Кудряшки у человека часто бывают с рождения; у взрослых кудряшки могут быть показателями определенной этнической принадлежности, чего о локонах сказать нельзя. Локоны можно создать искусственно, путем завивки.

Прилагательные кудрявый, курчавый (кучерявый) — это синонимичные прилагательные, обозначающие одну и ту же форму волос или близкие формы, причем безразлично, естественная это форма или искусственная. Однако у этих прилагательных разный словообразовательный потенциал. Так, в русском языке есть существительное кудри, тогда как имена кучерявость и курчавость встречаются очень редко.

Другое выражение, обозначающее форму волос, — это прямые волосы. Они могут падать, ниспадать или стекать вниз к земле параллельно туловищу, см. предложения (687) Образ Одина осенен был густыми ниспадающими волосами и бородой (А. Вельтман. Светославич, вражий питомец Диво времен Красного Солнца Владимира) и (688) Его желтые волосы стекали на грудь и плечи (В. Карпов. Легенда об Ольге).

Прямые волосы могут также торчать вверх или быть направленными в разные стороны, ср. предложение (689) Валя узнала ее по гладким, точно приклеенным, волосам и торчащим коротким острым косичкам.

Падающие и ниспадающие волосы относительно длинные, а волосы, торчащие в разные стороны, — это волосы относительно короткие. Торчащие волосы обычно воспринимаются и описываются людьми как неаккуратные, неухоженные; иногда кажется, что волосы в этом случае не причесали или забыли расчесать. Неаккуратно выглядят и лохматые, спутанные или спутавшиеся волосы, то есть волосы, лишенные какой-то определенной формы. Этим они отличаются от сплетенных волос, а также от волос, собранных в хвост или пучок. И сплетенные волосы, и волосы, собранные в хвост или пучок, имеют определенную форму, которая создается в процессе манипуляций с волосами человека.

Многие действия с волосами составляют предмет так называемого парикмахерского искусства[258]. Разнообразные по своему характеру и осознанные действия человека с волосами, цель которых — придать волосам определенную форму, а также результаты этих действий имеют в русском языке два рода обозначений — терминологические (профессиональные) и бытовые[259]. К бытовым обозначениям относятся такие имена, как кудри, локоны, завитки. Волосы специально завивают, укладывают, выпрямляют, заплетают, зачесывают за уши, стягивают резинкой/лентой и др. Далеко не все обозначения действий с волосами известны обывателю, обращающемуся к парикмахеру. Например, такие слова, как химия (химическая завивка), перманент (‘долго держащаяся завивка’), наращивание волос, мелирование или биозавивка, описывают действия, содержание которых понятны далеко не всем людям.

Придание волосам формы иногда требует применения специальных средств — лаков, гелей, разного рода косметических мазей или использования особых покрытий — сеток, специальных шапочек и платков.

Как естественная, так и приобретенная форма волос может меняться под действием целого ряда факторов — внешних (например, климатических условий, природных явлений, жизненных обстоятельств) или внутренних (возраста, болезней, эмоциональных состояний и др.). Изменение формы волос тоже имеет в русском языке особые обозначения. К их числу относятся, например, существительное завивка (это обозначение специально приобретаемой формы волос), глаголы завиваться и его антоним развиваться, а также закудрявиться (обозначение естественного изменения формы). См. предложения (690) Кожа щек налилась ровным розовым цветом, лоб стал бел и чист, а парикмахерская завивка волос развилась (М. Булгаков. Мастер и Маргарита) и (691) У ребенка закудрявились волосы.

Обратим еще раз внимание на сочетания лохматые волосы, взлохмаченные волосы и взъерошенные волосы. Прилагательные в этих сочетаниях описывают растрепанные волосы, причем взлохмаченный и взъерошенный описывают волосы, торчащие в определенном направлении: они как бы приподняты вверх. Смысловой компонент ‘вверх’ передает приставка вз-, одно из значений которой — как раз ‘направление вверх’, ср. взойти на гору ‘подняться на гору’, взобраться на дерево ‘подняться на дерево’ и т. д. Вспомним также жесты взлохматить волосы и взъерошить волосы, которые исполняются следующим образом: жестикулирующий проводит рукой или руками по своим волосам или по волосам адресата снизу вверх (чаще) или в разные стороны. Лохматые, взлохмаченные и взъерошенные волосы выглядят неаккуратно. Вообще, отсутствие у волос определенной формы (в том числе отсутствие относительно строгой формы организации волос — прически) оценивается окружающими, как правило, отрицательно, поскольку свидетельствует о небрежности и неопрятности человека, ср. предложения (694) Когда приехали арестовать меня, я оказался, по их словам, в ужасном виде — взлохмаченный, в разорванном платье, бледный и страшный (Л. Андреев. Мысль) и (695) Прежде, бывало, модный, чистенький, завитой, а нынче только с утра еще в настоящем виде; а как наверху побывал, придет взъерошенный, сюртук в пуху, в мелу, руки грязные (Л. Толстой. Записки маркера).

Как и прочие «игровые» действия с волосами другого человека, жесты взлохматить волосы и взъерошить волосы относятся к группам жестов ласки, выражающих нежность, привязанность, и игровых жестов.

Когда же говорят волосы не в порядке, когда отмечают, что они не прибраны, не уложены, не причесаны, то есть когда волосам не придана специальная форма, голова выглядит как неаккуратная, неопрятная. На это в предложении (696) Когда приехали арестовать меня, я оказался, по их словам, в ужасном виде — взлохмаченный, в разорванном платье, бледный и страшный (Л. Андреев. Мысль) указывает обобщающее выражение (классификатор) в ужасном виде, а в предложении (697) Прежде, бывало, модный, чистенький, завитой, а нынче только с утра еще в настоящем виде; а как наверху побывал, придет взъерошенный, сюртук в пуху, в мелу, руки грязные (Л. Толстой. Записки маркера) «хороший» внешний облик человека (модный, чистенький, завитой) противопоставляется «плохому» (взъерошенный, сюртук в пуху, руки грязные).

6.2.3. Цвет волос и оттенки цвета волос

О цвете различных соматических объектов мы уже писали в § 7 гл. II. Поэтому здесь мы остановимся только на некоторых особенностях языковой реализации признака «цвет волос» и его значений, а именно на тех, которые обладают свойством семантической или культурной выделенности. Кроме того, мы поговорим и о признаке «оттенок волос», о котором ранее речь не шла. Наконец, мы обсудим языковые выражения, обозначающие изменяющийся или изменившийся цвет волос.

В русском языке цвет волос и некоторые оттенки цвета волос имеют особые наименования, ср. сочетания каштановые волосы, рыжие волосы, русые волосы, светлые волосы, темные волосы.

Мы уже видели, что при языковом выражении признаков соматических объектов широко используется прием метонимической замены, и обозначение конкретных цветов и оттенков волос здесь не является исключением, ср. белокурая голова, рыжий мальчик, седые виски. Во всех этих сочетаниях прилагательные по смыслу характеризуют волосы, а синтаксически присоединяются соответственно к существительным голова, мальчик и виски. Мы уже говорили также и о том, что выделенными в русской культуре являются рыжие и седые волосы. Людей, обладающих такими волосами, называют рыжеволосыми и седовласыми. Как правило, седые волосы появляются у пожилых и старых людей, и при этом такие волосы свидетельствуют не только о солидном возрасте человека, ср. фрагмент из притчей царя Соломона (698) Слава юношей — сила их, а украшение стариков — седина (гл. 20). Смысл сочетания седые волосы отличен от смысла слова седина. Если седые волосы — это характеристика волос на голове в целом или какой-то ее части, то седина — это характеристика только части волос, ср. замечание про соответствующие им единицы в японском языке (Кунихиро 2009).

Появление седины подчеркивает ее связь с опытом и житейской мудростью человека, то есть седина является культурно выделенным значением признака «цвет волос». Об этом говорят наиболее частотные выражения с этим словом по данным Национального корпуса русского языка, а именно выражения благородная седина, дожить до седин и седина на висках.

Для обозначения небольшого количества седых волос, которые особенно заметны на фоне темных волос, употребляют сочетание волосы с проседью, см. предложение (699) Волосы у него были черные с проседью, как и усы, в которые он улыбался, что-то говоря своей спутнице на ухо (В. Белоусова. По субботам не стреляю). Такие волосы в основном свойственны людям средних лет и пожилым. Для обозначения небольшого количества седых волос в русском языке применяется также выражение волосы тронула седина, см. предложение (700) Густые черные волосы уже основательно тронула седина (К. Браун. Таинственная блондинка). Обратим внимание здесь на глагол тронула, выражающий одновременно смысл ‘мало седых волос’ (ср. сочетания волосы с проседью, легкая седина, передающие тот же смысловой оттенок) и смысл, указывающий на способ появления седины ‘как бы касанием’. См. в этой связи выражения <ветки деревьев> тронул иней и <воду> тронула рябь, которые связывают некое новое явление с тактильным каналом его восприятия.

Цвет волос на протяжении жизни человека обычно меняется, причем изменение цвета происходит по самым разным причинам. Иногда изменение цвета или оттенков цвета бывает нежелательным, например появление седых волос или выгорание волос, и люди, заботящиеся о своем внешнем облике, начинают волосы подкрашивать или красить, см. предложение (701) Волосы седеют (тускнеют, выгорают), и потому их нужно подкрасить.

Выбор цвета, в который люди красят волосы, часто определяется не столько стремлением вернуть (по возможности) волосам, как говорят, природный, естественный или натуральный цвет, сколько иными факторами, например следованием моде. В обществе бытует мнение, по которому все, что натурально и естественно, как правило, хорошо. Поэтому натуральный цвет волос при прочих равных условиях лучше любого искусственного, или ненатурального. К окрашиванию или подкрашиванию волос чаще прибегают женщины, чем мужчины: женщины больше следят за собой, за своей внешностью (см. об этом подробнее в статье (Кадыкова, Крейдлин 2010)).

6.2.4. Прочность/хрупкость волос и степень их укрепленности в коже головы

Если наличие всех разобранных выше признаков волос прямо не вытекает из значения слова волосы, то релевантность для волос признаков «прочность/хрупкость» и «степень их укрепленности в коже головы» следует непосредственно из толкования лексемы ВОЛОСЫ 1. Будучи ‘объектами, похожими на нити’, волосы могут рваться и сгибаться. Однако такое сочетание, как, например, ломкие волосы, является бытовым языковым выражением не только значения признака «прочность/хрупкость». Дело в том, что ломкие волосы — это специальное терминологическое обозначение свойства волос, в котором прилагательное ломкие передает семантически выделенное значение рассматриваемого признака. Действительно, этим словом обозначается ‘излишняя хрупкость волос, вызванная их патологическим состоянием’.

Вообще, языковое или жестовое выражение значения признака, вызванного патологическим состоянием человека — обладателя данного соматического объекта, обычно является семантически выделенным.

Напомним, что в толкование лексемы ВОЛОСЫ 1 входит указание на то, что, во-первых, волосы укреплены в коже головы, а во-вторых, что только один их конец находится в голове (см. выше раздел 6.1). Хотя идиоматичных выражений в русском языке, которые бы непосредственно передавали значения признака «степень укрепленности волос», нами обнаружено не было, <относительно> слабая или <относительно> сильная укрепленность волос выражаются косвенно. На <относительно> слабую укрепленность указывают некоторые глаголы и отдельные глагольные конструкции, а именно те, в семантической структуре которых степень укрепленности волос является импликативным, или выводимым, компонентом. Мы имеем в виду, в частности, такие глаголы, как выпадать, лезть или вылезать, ср. предложение (702) У меня все время выпадают волосы. Об <относительно> сильной степени укрепленности волос свидетельствуют, например, такие глаголы, как выдергивать, выдирать или вырывать. Все они означают, что отделение волос от головы требует приложения достаточно серьезных усилий, ср. следующий текст (703) Появление седых волос у большинства женщин вызывает панику — ведь седые волосы неизбежно ассоциируются со старостью. Поэтому их обычно выдергивают, хотя выдергивать седые волосы не рекомендуется (http://www.women.ru/). Выпадать, лезть, вылезать или исчезать могут только волосы, плохо держащиеся на голове.

Люди самых разных культур в состоянии глубокого горя или потрясения совершают особые ритуальные действия, а именно рвут на себе одежду или вырывают волосы. В этих случаях вырывание волос является разновидностью знакового невербального поведения, и его не следует смешивать с вырыванием отдельного, скажем седого, волоса. В ритуальном действии происходит одномоментное вырывание относительно большого числа волос, а это болезненное и мучительное действие, которое, что очень важно, по силе испытываемой человеком боли сопряжено с его тяжелым психологическим состоянием[260].

Остановимся чуть подробнее на таком явлении, как выпадение волос. Оно происходит по разным причинам. Прежде всего, за сочетанием выпадение волос стоит биологический процесс, который происходит со всеми людьми без исключения вследствие старения организма. Говоря научным языком, человеческий организм меняет старые, отмершие клетки на новые; медики определили даже среднюю дневную норму выпадения волос: число выпадающих волос колеблется от 60 до 100 волос в день. Если выпадение волос значительно превышает указанную норму, то к этому явлению относятся не как к чему-то естественному, а как к телесной аномалии, точнее как к дисфункции волос, которая требует особого внимания и лечения.

Помимо старения, биологи и медики указывают еще на несколько причин, по которым волосы могут выпадать. Некоторые из них — физиологические, другие — психологические (эмоциональные). К физиологическим причинам относятся, например, (а) недостаток в организме железа или каких-то других веществ, (б) избыточность кожного сала, засоряющего волосяные луковицы, или фолликулы, и вследствие этого мешающего нормальному функционированию волос. Это также (в) реакции на воду, напитки и некоторые другие жидкости, а также на лекарства, определенные виды пищи и (г) некоторые нарушения в организме человека, в частности болезнь, и не только волос. Из психологических причин выделим прежде всего разного рода стрессовые ситуации, такие как чрезмерное волнение или тревога; это также глубокая нервозность, депрессия, сильное эмоциональное напряжение и др.

Телесные маркеры выпадения волос — это прежде всего голые места на голове там, где прежде были волосы. Эти места в русском бытовом языке получили специальные названия: лысина, залысина, плешь, плешина, проплешина и ряд других.

Приведенные слова объединяет то, что все они обозначают отдельный не покрытый волосами участок на голове, но не лысую голову в целом. Референтами приведенных слов являются соматические объекты, принадлежащие к гораздо более широкому классу, а именно к классу «мест на теле человека»[261]. Слова лысина, залысина, плешь, плешина и проплешина не являются полными синонимами; они различаются, в частности, типовым положением на голове и размером. Кроме того, значения этих слов соотносятся, вообще говоря, с различающимися значениями социальных признаков, например таких, как пол и возраст.

В частности, в словаре (Евгеньева 1984/1999) залысина определяется как ‘облысевший участок головы от лба над виском’, где облысевший означает ‘лишившийся волос’. Таким образом, залысина — это ‘участок головы от лба над виском, не имеющий волос’. Сходное толкование мы находим и в словаре С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой, а именно залысина — ‘идущее вверх от виска место, не покрытое волосами’ (Ожегов, Шведова 1989, 213; Кузнецов 1998, 331). В приведенных толкованиях место, обозначаемое как залысина, идет от лба над виском или от виска вверх, причем место, где залысина кончается, не указывается. Однако, по нашему мнению, если участок, лишенный волос, тянется от лба до макушки, то этот участок едва ли может быть назван залысиной; такое место вообще не имеет в русском языке хорошего обозначения. Иными словами, словом залысина обозначается ‘голое место на голове, сравнительно небольшое по размерам’. Кроме того, есть много выражений, которые показывают, что залысины могут возникать в самых разных частях головы, а не только наверху — от лба над виском.

Некоторые виды залысин получили особые наименования. Например, есть сочетания залысины на лбу, залысины на висках, ср. предложения (704) Невысокого роста, крепенький, с залысинами на лбу, светлоглазый (В. Михальский. Храм Согласия) и (705) Обязательный, деловой Макс, на которого всегда можно положиться и который всегда выполняет свои обещания, слегка обрюзгший, с обозначившимся брюшком и залысинами на висках (Е. Шкловский. Будь мужчиной, Макс). Они возникают исключительно у мужчин с характерной для них большой степенью облысения (для женщин такого виды залысины не типичны).

Учет признаков «местоположение залысин на голове» и «пол человека» позволяет уточнить словарное описание слова залысина, однако сделанное нами уточнение пока еще не окончательное. Обратим внимание на приставку за— в этом слове. Она выступает здесь в значении ‘начало процесса возникновения лысины’, а слово залысина обозначает еще только образующуюся лысину[262]. Залысина появляется у человека на начальном этапе процесса облысения, а финальная стадия (результат) этого процесса обозначается словом лысина. Появление залысины на раннем этапе облысения подтверждают специальные тексты, в которых речь идет о лечении волос или уходе за волосами, ср. предложения (706) — (708):

(706) Алопеция (научное слово для обозначения облысения. — Авторы) начинается с появления залысин на лбу;

(707) Потеря волос у мужчин начинается с появления залысин, а затем происходит истончение волос на макушке и висках;

(708) Как правило, алопеция начинается постепенно с появления небольших залысин в теменной или лобной частях головы, кожа приобретает глянцевитый блеск.

Таким образом, толкование слова залысина должно, на наш взгляд, выглядеть так: ‘не имеющий волос участок головы от лба над виском, возникающий на начальном этапе облысения’.

Теперь рассмотрим слово плешь и родственные ему слова, такие как плешина, заплешина, проплешина, плешивый, оплешиветь. Они образуют богатый словообразовательный тип: входящие в него слова весьма употребительны.

В ряде словарей[263] базовое слово этого типа — плешь в его исходном значении[264] толкуется через отсылку к слову лысина. А именно, плешь ‘то же, что и лысина’ (ср. (Ожегов, Шведова 1989, 521)), или плешь ‘голое место с выпавшими или вылезшими волосами, лысина’ (ср. (Даль 1994 т. 3, 299))[265]. Вместе с тем ни один словарь, кроме (Кузнецов 1998), не дает сведений о типичном местоположении плеши. Однако эта информация важна, так как плешь, в отличие от залысины, в норме располагается на темени.

Как залысина и лысина, плешь бывает главным образом у мужчин, и в этом отношении слова плешь и залысина сходны. Однако слово плешь имеет отрицательную оценку, особенно она заметна в производных словах, таких как плешивый, плешина и (реже употребляющееся) проплешина. Эти слова тоже имеют свои языковые особенности. Например, прилагательное плешивый может выступать не только как атрибут существительного (ср. плешивый старик, плешивый оборванец, плешивый мужик), но и как отадъективное имя; оно с давних пор употребляется в качестве клички. При этом подчеркивается не просто заметная, или салиентная, характеристика обладателя плеши, но и то, что эта характеристика оценивается говорящим отрицательно, ср. предложение (709) Он вспоминал, будто Красавчик приехал к нему в Сочи, где Плешивый отдыхал <…>, арендовав какую-то лачугу (Н. Климонтович. Далее — везде). Таким образом, толкование слова плешь должно, на наш взгляд, выглядеть следующим образом: плешь — это ‘голое место на темени, образовавшееся либо в результате выпадения волос, либо в результате некоей телесной патологии; говорящий относится к отсутствию волос в этом месте на голове отрицательно’.

В каждом обществе и в каждой культуре существуют этикетные нормы, относящиеся к описанию внешнего облика человека. Так, не принято без особой необходимости обращать внимание на разного рода телесные дефекты и говорить о них. К таким дефектам относится, в частности, появление соматических объектов, которые свидетельствуют о патологических процессах, происходящих в организме человека. Это прыщики, гнойники, опухоли (единицы из класса наростов), а также, так сказать, «антинаросты» — лысина и плешь.

Степень табуированности обозначений наростов и антинаростов зависит от разных причин, одной из которых является пол человека, — то, что иногда можно сказать о мужчинах, о женщинах обычно не говорят. Именно по этой причине слова лысина и плешь практически не используются применительно к женщине: согласно данным Национального корпуса русского языка, прилагательное плешивая при описании женщин не употребляется вообще, тогда как прилагательное плешивый по отношению к мужчине довольно распространено (734 вхождения по данным на февраль 2017 года). Возможно, это связано с тем, что женщины меньше лысеют.

Отрицательная оценка, содержащаяся в семантике слова плешь, хорошо согласуется со значением ряда фразеологических оборотов, таких как проесть кому-л. плешь, ср., например, (710) Мне Жорка вон всю плешь проел, не отстает: давайте к нам, в спортобщество (С. Самсонов. Одиннадцать) и (711) Плешь тебя (его, вас) возьми!

Оборот Х проел плешь Y-у означает ‘в течение долгого времени человек Х говорил человеку Y одно и то же и этим очень надоел ему. В результате этого Y пришел в такое эмоциональное состояние, как будто бы у него появилась плешь’. Здесь оценка эмоционального состояния, в которое приходит Y, вызвана отрицательной оценкой, которая входит в толкование слова плешь. А произнося фразу Плешь тебя возьми!, человек желает другому, чтобы у того буквально появилась плешь, но на самом деле — чтобы ему просто было плохо. Отрицательная оценка, встроенная в семантику слова плешь, вполне согласуется с семантикой конструкции Р тебя возьми!, смысл которой как раз пожелание чего-то плохого Р адресату.

Наличие плеши нарушает целостность волосяного покрова на голове, а поскольку одна из основных функций волос — эстетическая, появление плеши влияет на общее восприятие внешнего облика человека. Отсюда понятно, почему люди скрывают или прячут плешь, например зачесывают волосы на плешь, ср. предложения (712) Актер все еще горюет по утраченным волосам, но уже не пытается скрыть очевидную плешь (Светская хроника http://ekmon.kz/) и (713) Оставшиеся волосы зачесываются на плешь и маскируют ее (http://www.newslab.ru/).

6.3. Структурные признаки

6.3.1. Внутреннее строение и внешняя организация

У лексемы ВОЛОСЫ 1 есть грамматическая форма единственного числа — ВОЛОС 1, которая — не в собирательном значении слова — употребляется, согласно данным Национального корпуса русского языка, редко.

У телесного объекта «волос» отчетливо выделяются две части, которые имеют в русском языке стандартные имена — это корень и кончик (правда, чаще говорят о корнях и кончиках не волоса, а волос). У волос как массы (растительности) на голове тоже выделяются отдельные части. Можно назвать такие слова, как прядь <волос>, локон, вихор, хохолок, пучок <волос>, чубчик, узел, каждое из которых обозначает ‘некоторую часть волос на голове, рассматриваемых как целостность’. Смысловой компонент ‘часть волос’ является общим для приведенной группы слов, но семантическая структура каждого из них этим общим компонентом, разумеется, не исчерпывается.

Остановимся на индивидуальных смысловых особенностях некоторых слов этой группы.

Начнем со слова прядь <волос>. В толковых словарях оно описывается как ‘клок волос, сбитый, свалянный в одно’ (Даль 1994 т. 3, 1394), как ‘пучок волос, идущих в одном направлении’ (Евгеньева 1984/1999), как ‘пучок прилегших друг к другу волос, волокон’ (Кузнецов 1998; Ожегов 1990, электронная версия) или как ‘локон, пучок, клок волос’ (Ушаков 2000, электронная версия).

Все приведенные толкования этого слова отсылают, таким образом, к словам пучок <волос> или клок <волос>, причем само слово клок толкуется через пучок. Мы, однако, не считаем слова прядь, клок и пучок <волос> абсолютными синонимами: каждое из них отличается своим смысловым акцентом при наличии общей семантической части (все эти слова применительно к волосам обозначают ‘относительно небольшую часть волос, растущих рядом друг с другом на небольшом участке головы’). Слово прядь <волос>, например, обозначает ‘относительно небольшую часть волос на голове, которые тесно прилегают друг к другу и которые рассматриваются как целостность,’ а пучок <волос> (лексема ПУЧОК 1) — ‘относительно небольшую часть волос на голове, рассматриваемых как целостность, при этом одни концы волос прижаты друг к другу, а другие расходятся в разные стороны’. Примером употребления лексемы ПУЧОК 1 служит предложение (714) Волосы торчат неровными пучками, а кое-где сквозь светлую щетинку даже просвечивает кожа, как при стригущем лишае (М. Петросян. Дом, в котором…). Наконец, слово клок <волос> — это ‘относительно небольшое количество волос, рассматриваемых как целостность, находящихся на голове и торчащих в разные стороны или отделенных от нее’, ср. предложение (715) Судя по тому, что соседи прозвали Шамета «дятлом», надо думать, что он был худ, остронос и из-под шляпы у него всегда торчал клок волос, похожий на хохол птицы (К. Паустовский. Золотая роза).

С приведенным значением слова пучок соотносится другое его значение — лексема ПУЧОК 2. Она обозначает специальный вид прически, а именно прически, при которой волосы специально укладываются в форму, напоминающую форму естественного пучка. Иными словами, здесь, по сути дела, имеет место перенос с исходного значения слова на производное значение по компоненту ‘форма’. Отметим, что прическа, называемая пучок, свойственна только женщинам; при этом пучок занимает строго определенное место на голове, а именно расположен на затылке.

Предложенные нами толкования, дополняющие и уточняющие приведенные выше словарные определения значений рассматриваемых слов, показывают, что слова прядь и пучок применительно к волосам связаны между собой более тесно, чем каждое из них по отдельности со словом клок. В самом деле, совокупности волос, названные прядь и пучок (ПУЧОК 2), объединяет не только местоположение, но и структурная организация. При этом в слове прядь подчеркивается организация волос, а именно их тесное прилегание друг к другу, а в слове пучок (ПУЧОК 2) — организация, а именно наличие у волос определенной формы, характерной для всей массы волос в пучке.

Теперь о телесном объекте и его имени прядь. Важным свойством пряди является то, что она представляет собой в норме естественную форму организации волос — в отличие от пучка, который является формой искусственной, то есть созданной человеком. Волосы в составе пряди относительно тесно прилегают друг к другу (см. выше толкование слова прядь). Это свойство волос в пряди позволяет объяснить некоторые особенности ее внутреннего строения: волосы расположены в пряди , а потому прядь воспринимается как нечто целостное. Свойство компактности специального обозначения в тексте при слове прядь не требует. Мы не говорим, в частности, прижатая прядь, сжатая прядь или плотная прядь. Степень прилегания волос в составе пряди может быть разной — вплоть до того, что волосы в ней могут быть растрепаны, ср. предложение (716) Мы застаем ее <…> в гриме: рыжие ресницы, коричневые точки веснушек, из-под косынки выбивается растрепанная прядь (Л. Кужинов. Почему вздыхает Тамара Носова). Кроме того, волосы в пряди могут торчать в разные стороны, висеть, свисать и т. д., см. (717) У нее были плечи и грудь, как у Анны Карениной, и маленькие кисти рук, как у Анны, и глаза ее всегда блестели, и какие-то непослушные пряди выбивались из прически около ушей (Н. Берберова. Курсив мой).

6.3.2. Текстура

Если такие физические признаки волос, как размер, густота и цвет, связаны главным образом со зрительным каналом восприятия, то физический признак «текстура волос» соотносится с тактильным каналом. Действительно, мягкость и жесткость волос, то есть основные и наиболее частотные характеристики их поверхности, обнаруживаются посредством касания и последующего проведения рукой по волосам. Однако сочетания мягкие волосы и жесткие волосы обозначают не только объективные свойства волос, но и субъективные (приятные) ощущения человека от прикосновения к ним. Этим сочетание мягкие волосы отличается, например, от сочетания мягкие мускулы, в котором свойство мягкости не связано с приятным ощущением от соприкосновения с такими мускулами (особенно у мужчин). Очевидно, что физиологические ощущения, полученные человеком, гладящим мягкие волосы, и человеком, гладящим жесткие волосы, разные — мягкие волосы приятны на ощупь, а жесткие — менее приятны. Если жесткие волосы, как говорят, колют, то мягкие волосы щекочут, ласкают, они кажутся нежными. Не случайно ощущение от мягких волос уподобляют приятному чувству, возникающему от прикосновения к шелку: такие волосы нередко называют шелковистыми или говорят, что волосы мягкие, как шелк, ср. предложение (718) У Степана были кудри мягкие, как шелк (Б. Шергин. Изящные мастера).

Текстура волос находит отражение и в русском невербальном знаковом коде. Например, жест <нежное> прикосновение к волосам <другого человека>, относящийся к классу жестовых касаний, — это один из наиболее известных и часто применяемых жестов ласки. Есть и другие жесты ласки, в частности погладить по голове или провести <нежно> рукой по волосам, которые связаны с волосами, но относятся к другому, хотя и близкому классу жестов, а именно к тактильным жестам[266]. Все перечисленные жесты, активно использующие свойства текстуры волос, демонстрируют теплое отношение к адресату, и исполнитель каждого из этих жестов тоже обычно испытывает приятные ощущения от действий с волосами. Очевидно, что если волосы мягкие, то приятное ощущение от жеста усиливается.

6.3.3. Каритивность и избыточность

Как было показано в монографии С. М. Толстой (Толстая 2008), одним из типовых русских обозначений признака каритивности является прилагательное сухой. Можно показать, что применительно к разным соматическим объектам оно указывает на недостаточность то одного, то другого компонента в их составе. Так, говоря сухие руки или сухой глаз, имеют в виду ‘недостаток влаги’. В сочетании сухая рука подчеркивается недостаточность мышц для нормального функционирования руки, то есть это сочетание фактически означает ‘больные или плохие мышцы руки’. А сочетания сухое тело и сухое сердце обозначают уже совсем другое: первое из них — недостаток или полное отсутствие жизненных соков, а второе — недостаток эмоций, ср. предложение (719) Они легко могут переступить эту грань и остаться навек в нашей памяти — сверкающими, крылатыми, покоряющими самые сухие сердца (К. Паустовский. Наедине с осенью).

Сочетание же слова сухой со словом волосы, а также со словом кожа означает недостаток в волосах (коже) жира или влаги, точнее, что ‘жира (влаги) в волосах (коже) меньше нормы’.

Сочетания жирные волосы и сальные волосы выражают значения признака избыточности: жирные волосы передает значение ‘жира в волосах больше нормы’[267], а сальные волосы — значение ‘жира в волосах намного больше нормы’, ср. предложения (720) Жирные волосы были собраны в косматый хвост и заколоты чуть пониже макушки (Е. Прошкин. Механика вечности) и (721) Она судорожно втыкала в синие сальные волосы большие железные шпильки (В. Катаев. Белеет парус одинокий). Существуют также языковые единицы, которые указывают на избыток в волосах влаги или жира, ср. выражения волосы преют или волосы сопрели, как в предложении (722) То ли облыселость настала от постоянного страха, то ли волосы сопрели под зимней шапкой, которую три года не снимал (Ю. Дружников. Ангелы на кончике иглы).

Сочетание волосы сопрели означает, что в волосах имеется ненужный избыток жидкости (влаги, пота), из‐за чего они слиплись. Сопревшие волосы на голове человека выглядят неопрятно, а потому оцениваются отрицательно. Вообще, отклонение от нормы количества телесной жидкости в соматическом объекте оценивается отрицательно и, более того, указывает на актуальное аномальное состояние соматического объекта или на его болезнь. Скопление телесной жидкости там, где ее в норме быть не должно, ср. выражения сопревшие волосы, вода в легких, мокнущий пупок, равно как отсутствие жидкости или ее недостаток, ср. выражения сухой глаз, сухая рука, пересохшие губы, свидетельствуют о телесной дисфункции той или иной степени серьезности.

От аномальных состояний люди стремятся избавиться. Существует процесс перехода от аномального состояния волос к нормальному, и этот процесс называют лечением волос[268], оздоровлением волос, укреплением волос или более общо — заботой о волосах, уходом за волосами. Уход за волосами осуществляется посредством специальных процедур: волосы моют особыми веществами (шампунями, лечебными жидкостями, травами), втирают в кожу головы мази, масла, делают массаж головы и др. Забота о волосах предполагает также придание им определенных форм или размеров с помощью стрижки, прически, укладки и ряда других действий.

6.4. Функциональные признаки

6.4.1. Функции волос

Три наиболее значимые функции волос — это эстетическая, заместительная и защитная.

Эстетическая оценка внешности человека во многом связана с эстетической оценкой волос. Мы уже говорили о важности ухода за волосами и заботе о них, в частности о стремлении придать волосам определенный размер, форму или цвет. С этой целью волосы моют, специальным образом причесывают и всячески украшают. При этом, когда хотят привести в порядок волосы, часто говорят о желании привести в порядок голову. Украшают волосы, как мы уже говорили, и посредством разных предметов, специально предназначенных для этого. К ним относятся ленты, цветы, резинки, ободки, гребешки, заколки и др. Эти предметы объединяются в класс так называемых украшений <для волос>, и каждый из них имеет определенное назначение.

Когда мы говорим о заместительной функции соматических объектов, мы имеем в виду то, что они позволяют скрыть определенные недостатки или нарушения в человеческом теле. Заместительная функция волос актуализуется в тех случаях, когда с помощью особых причесок или укладок придают волосам такую форму, которая позволяет скрыть дефекты головы, а также лица, шеи или других соматических объектов, пространственно смежных с головой. Ср. предложение (723) Стрижка, имеющая пышные локоны, — это оптимальный вариант для узких лиц (http://www.raykovstudio.ru/).

Наконец, волосы защищают голову от разного рода внешних воздействий, главным образом погодных.

6.4.2. Дисфункции волос

Волосы не только являются индикатором актуальных эмоциональных состояний человека, таких как, например, страх или ужас; они также могут служить показателями разного рода телесных нарушений (дисфункций). О дисфункциях волос, связанных с недостаточностью или избыточностью (по сравнению с нормой) в них каких-то веществ, уже шла речь в разделе 6.3.3. Гораздо более серьезными дисфункциями волос являются их [269]. Болезни волос, как и любые другие болезни, предполагают лечение, которое нередко бывает длительным и далеко не всегда успешным. Если лечение волос не начать вовремя, то это может привести к осложнениям и болезнь волос может перейти, или перекинуться, на кожу, а возможно, и на некоторые другие телесные объекты.

Многие болезни волос грозят человеку их частичным выпадением или полной потерей. Прогрессирующее выпадение волос обычные люди называют облысением, а медики — алопецией. Облысению, или алопеции, подвержены и мужчины, и женщины.

Есть болезни волос, вызванные появлением на голове инородных телесных объектов, таких как перхоть (‘отслоившиеся частички кожи на голове человека’) или разного вида паразиты (вши, гниды и т. п.). Многие болезни волос имеют специальные названия, причем как медицинские, так и бытовые. Например, есть медицинский термин себорея, который означает ‘болезнь волос, вызванная усиленным по сравнению с нормой выделением на голове кожного жира (сала) или изменением его состава’ и которому соответствует тоже близкое к терминологическому сочетание <избыточная (чрезмерная)> жирность волос. А медицинскому термину гипертрихоз (‘чрезмерный рост волос, вызванный их болезнью’) соответствует бытовое имя волосатость. Людей, у которых волос очень много, причем не только на голове, но и на теле, называют волосатыми, или волосатиками[270], ср. (724) Первый раз в жизни я выпил вина зимой, когда мне было четырнадцать лет. Произошло это в гараже, куда меня привел Митек, — его брат, задумчивый волосатик <…>, работал там сторожем (В. Пелевин. Омон Ра).

6.5. Фразеологические соматизмы со словами из поля «волосы»

Напомним, что фразеологические соматизмы — это такие фразеологические единицы, в состав которых входит имя соматического объекта, имя его признака или имя жеста. Фразеологических соматизмов, относящихся к волосам, в русском языке очень много, о чем говорит их список, который мы составили на материале словаря (Баранов, Добровольский 2007). В этот список вошли, например, такие единицы, как дожить до седых волос; быть на волоске от чего-либо; волосок к волоску; волосы встали дыбом; рвать на себе волосы; покраснеть до корней (до кончиков) волос; ни на волос; если хоть один волос(ок) упадет с чьей-либо головы; не пудри мне кудри; что я, лысый, что ли; черта лысого; рубль с лысым; проесть плешь и нажить плешь.

Данный перечень фразеологических соматизмов по своему составу неоднороден, и в нем можно выделить три группы. Первую группу составляют соматизмы со словом волосы, волос и волосок. Вторую группу образуют единицы со словами концы, кончики и корни, то есть словами, которые обозначают определенные части волос. Наконец, в состав третьей группы входят единицы со словами лысый и плешь, то есть словами, которые обозначают полное или частичное отсутствие волос на голове.

В работах (Козеренко, Крейдлин 1999; 2011) было выдвинуто и подтверждено на практике положение, согласно которому полное описание значения и употребления фразеологического соматизма невозможно без учета семиотической концептуализации телесного объекта или его признака, на базе которых построен данный соматизм[271].

Ниже мы на отдельных примерах покажем, что понятие семиотической концептуализации человеческого тела и идея признакового подхода, заложенные в сформулированном выше положении, позволяют уточнить и дополнить существующие описания русских фразеологических соматизмов, которые содержатся в словарях (Баранов, Добровольский 2007; Молотков 1986; Телия 2006) и которые относятся к семантическому полю «волосы». Сделанные нами поправки связаны с отдельными компонентами семиотической концептуализации телесных объектов, прежде всего с их номинациями или с номинациями их признаков и значений признаков.

Рассмотрим фразеологизм висеть на волоске. Из трех перечисленных фразеологических словарей семантическое описание этой единицы мы находим только в словаре (Телия 2006, автор словарной статьи — Д. Б. Гудков). В нем она толкуется как ‘находиться в крайней степени опасности’ (с. 114). Попутно отмечается, что волосок выступает здесь как «эталон чего-то тонкого, слабого, недостаточно надежного, чтобы выдержать тяжесть нависшей угрозы» (там же).

Появление указанного символического компонента в словарном описании этого фразеологизма, однако, никак не мотивируется, хотя его наличие является очевидным следствием из толкования слова волосок. Напомним, что волосок, как и волос, — это объект, напоминающий тонкую нить, только одним концом укрепленный в голове. Сходством волоска с тонкой нитью объясняется не только появление символического компонента, о котором идет речь, но и синонимия фразеологического соматизма висеть на волоске и, по-видимому, устаревшего фразеологического сочетания висеть на ниточке, ср. предложения (725) Мамина жизнь висела на волоске, мы думали только о ней, а уж какой родится младенец <…>, об этом мы, честно говоря, не думали (А. Рыбаков. Тяжелый песок) и (726) Чудо, которое просто потрясло волонтеров! Ее <собаки> жизнь висела на ниточке, но она смогла выжить (сайт https://givepaw.ru).

Не случайно в английском языке, например, есть только один переводной эквивалент для сразу двух описываемых выражений, а именно to hang on a thread[272].

Рассмотрим теперь фразеологические соматизмы со словом волосы других семантических типов и начнем с единицы волосок к волоску. Хотя в рассмотренных нами словарях эта единица как отдельная вокабула отсутствует, все же в одном словаре, а именно (Баранов, Добровольский 2007, 743), она упоминается в составе группы фразеологизмов вместе с такими выражениями, как глаз не оторвать и любо-дорого смотреть. Все эти фразеологизмы объединяет то, что они могут описывать положительные свойства человека, точнее позитивные эстетические характеристики его внешнего облика. Соматизм волосок к волоску используется для обозначения аккуратной прически, см. предложения (727) Она такая чистенькая, причесанная, волосок к волоску (Н. Королева. Другая собака) и (728) Самохвалов хорош собой, элегантен, моден, ботинки начищены, волосы причесаны, волосок к волоску (Э. Брагинский. Мымра). Однако он выражает не только объективную характеристику формы волос, а именно то, что в ее составе ‘волосок лежит параллельно волоску’, но и субъективную характеристику такой формы, а именно ее положительную эстетическую оценку. Об этом и говорят приведенные выше примеры. И объективный, и субъективный смысловой компонент противопоставляет форму волосок к волоску отсутствию формы, которое обозначается, например, сочетаниями растрепанные волосы или всклокоченные волосы (‘волосы, торчащие в разные стороны’), ср. примеры (729) Он имел вид сумасшедшего, с растрепанной прической, с воспаленными <…> глазами (Н. Гейнце. В тени адвокатуры) и (730) Он сам признавал, что был некрасив и в чем-то даже страшен: худое тело, большой рост, всклокоченные волосы (П. Верлен. Проклятые поэты. Перевод М. Яснова).

Еще один фразеологический соматизм со словом волосы, на котором мы остановимся, — это рвать на себе волосы. При описании его семантики необходимо учитывать такой важный признак семиотической концептуализации тела, как культурная символизация волос.

Проблемы разной культурной символизации соматических объектов широко обсуждались и продолжают обсуждаться в литературе — как в собственно лингвистической, так и в лингвокультурологической. Из работ в области лингвокультурологии, в которых значительное место отведено проблемам, относящимся к культурной символизации волос, отметим публикации (Березович, Седакова 2012; Мазалова 2001), а также словари (Керлот 1994; Славянские древности 1995, т. 1, 420–424, авторы словарной статьи — Н. И. Толстой, В. В. Усачева)[273]. Во всех этих работах отмечается, что в русской культуре волосы издавна ассоциировались с жизненной силой человека: по фольклорным представлениям русских людей, она была заключена именно в волосах. Ср. также библейские представления о силе, которая заключается в волосах: «И усыпила его <Самсона> Далила на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричь семь кос головы его. И начал он ослабевать, и отступила от него сила его» (Судьи 16: 19).

Так, считается, что здоровые и густые волосы на голове символизируют богатство и изобилие, а жидкие и тусклые — горе и болезнь, ср., например, следующий фрагмент из словаря Х. Э. Керлота (Керлот 1994, 124–125): «Волосы на голове, поскольку они покрывают верхнюю часть человеческого тела, символизируют духовные силы <…> Волосы на голове означают высшие силы, а волосы на теле — низшие силы».

Вернемся к соматизму рвать на себе волосы. Сегодня он уже не столь тесно связан с указанными символическими представлениями. Фразеологизм будешь рвать на себе волосы близок по своему значению фразеологизму будешь кусать локти. Обе единицы означают ‘будешь жалеть о том, что сделал (вариант: о том, чего не сделал)’, ср. предложение (731) Смотри, упустишь шанс, потом волосы на себе рвать будешь, да будет поздно. Чувства, которые человек испытывает, попав в определенную ситуацию или пребывая в некотором состоянии, по силе и характеру сопоставляются с физической болью, которую может испытывать человек, когда ему вырывают волосы или когда он сам это делает.

Как мы видим, в данном фразеологическом соматизме отражается одна из важных символических функций волос и культурная значимость акционального знакового кода, которые проявляются в телесной практике, причем не только русского народа, но и очень многих других. Так, представители целого ряда мировых культур, испытывая большое горе, рвут волосы на голове — считается, что этим люди уменьшают жизненные силы, скрытые в их организме. Человек, рвущий на себе волосы, как бы демонстрирует этим действием бессилие изменить сложившуюся неприятную ситуацию, а возможно, и то, что у него осталось не так много сил, чтобы продолжать жить, как раньше. См. предложение (732) Хотелось самому себе ломать нос, выцарапывать глаза, рвать волосы, <потому что> я видел, как мои люди корчатся от боли и страха, мечутся по палубе <…>, но ничего не смог сделать (В. Бурлак. Хранители древних тайн).

Замечание (О культурной символизации волос и слове опростоволоситься)

Об особой культурной символизации волос свидетельствует также слово опростоволоситься — один из дериватов имени волосы. Раньше глаголом опростоволоситься обозначали особый тип общественно осуждаемого женского поведения, а именно, это слово имело значение ‘снять головной убор и остаться с непокрытой головой в тех местах, где это женщине делать не положено’. Женщине снять головной убор в некоторых местах, например в церкви, в храме, считается неприличным. Ср. в этой связи также выражение ходить простоволосой, обозначающее то же предосудительное поведение женщины. Пребывание женщины с непокрытой головой в особых местах, прежде всего посещение ею тех общественных мест, где вести себя так особенно неприлично (храм, кладбище и др.), считалось серьезным нарушением норм невербального этикетного поведения[274].

Хотя следование таким нормам в наши дни стало менее строгим, отрицательная оценка, содержащаяся в исходном значении глагола опростоволоситься, сохранилась. Об этом говорит его переносное значение, между тем как исходное значение глагола исчезло. В современном русском языке слово опростоволоситься означает следующее: Х опростоволосился = ‘Х совершил очевидную ошибку, такую, что ее заметность можно сравнить с явной видимостью непокрытых волос на голове; из‐за этой ошибки Х попал в нелепое и/или неловкое положение; говорящий считает, что Х мог бы эту ошибку не совершать’. Предложением, в котором реализуется данное значение глагола, является (733) Городничий опростоволосился и принял Хлестакова за ревизора (А. Воронский. Гоголь). Отметим, что в этом значении глагол используется уже по отношению к людям обоих полов, см. (734) Говорят, он <цензор> опростоволосился, предложив после просмотра премьеры «Пиковой дамы» <…> сократить спектакль на одно действие (А. Козлов. Козел на саксе).

Мы уже видели, что некоторые фразеологические соматизмы, относящиеся к семантическому полю «волосы», не содержат внутри себя самого слова волосы. Помимо нескольких выражений из поля со словом лысый, есть также фразеологизмы со словом плешь, например проесть плешь (о нем см. 6.2.4) или нажить плешь.

В одном из значений сочетание нажить плешь означает ‘постареть, что описывается как появление у пожилых людей голого места на голове’; см. предложение (735) Поэтому раз уж вы плешь нажили, а ума нет, дискутировать с вами смысла большого не вижу (пример взят с сайта http://www.itc.ua/), которое, по всей вероятности, обращено к пожилому человеку. Поскольку, как мы говорили в пункте 6.2.4, появление плеши на голове оценивается отрицательно, естественно ожидать, что такая оценка будет характерна и для фразеологического соматизма нажить плешь. И это ожидание оправдывается. Отрицательная оценка, сопряженная с этим соматизмом, согласуется с отрицательной оценкой близких к нему выражений дожить до плеши и дожить до лысины, которые входят, например, в состав синонимичных высказываний До плеши дожил, а ума не нажил и До лысины дожил, а ума не нажил (оба высказывания означают ‘человека нельзя назвать умным, хотя он достиг пожилого возраста’). Иными словами, во всех обсуждаемых фразеологизмах находит отражение связь между появлением определенного телесного объекта — плеши — и возрастом человека, в котором обычно появляется данный объект, — старостью. Мы уже неоднократно говорили, что в русской культуре старость ассоциируется с житейским опытом. Однако в выражении До плеши дожил, а ума не нажил и в синонимичных ему фразеологических соматизмах этот стереотип разрушается, а потому в таких соматизмах возникает противопоставление, выражаемое в данном случае противительным союзом а.

Сочетание нажить плешь имеет, впрочем, и другое значение, которое можно описать так: Х нажил плешь = ‘Х делал нечто так долго или с таким трудом, что у него как бы появилась плешь на голове’, ср. предложение (736) Я плешь себе нажил, думал, как <дырявый> бачок в машине поменять, и никто мне не сказал, что дыру <в нем> запаять можно.

В основе данного значения лежит представление о плеши как о телесном объекте, возникающем в результате такой деятельности человека, которая требует от него существенных затрат жизненных ресурсов. Это объясняет, почему описываемый фразеологизм близок по смыслу фразеологизму набить шишку, значение которого можно сформулировать таким образом: Х набил шишку на Р = ‘Делая Р, человек Х столкнулся с большими трудностями, но, несмотря на это, сделал Р. Трудности, с которыми при этом столкнулся человек Х, описываются как физическое препятствие, преодолевая которое он как бы приобрел шишку на голове’, ср. примеры (737) и (738):

(737) Конечно, все мы любим своих детей, все желаем им добра <…>, но разве вправе мы всю жизнь водить их за руку? Пусть приобретают жизненный опыт сами, пусть набивают шишки, но опять-таки сами! (С. Бондарчук. Сорокалетние инфантилы).

(738) Выдвинутая в 1985 году формула «набьем шишек — научимся» не работает, ибо шишки набиваются на лбах населения (Ю. Ольсевич. Инфляция: лекарство или яд).

Последний пример интересен тем, что в нем явно выражено представление, согласно которому человек, набивая себе шишки, может приобрести ценный для него опыт. Иными словами, в зависимости от определенных Р в конструкции Х набил шишку на Р возникает импликативный компонент ‘приобретение человеком Х ценного опыта’.

Физические свойства волос, такие как тонкость, легкость и гибкость, актуализуются в соматизме Волосы встают дыбом (от ужаса, страха, изумления). Это выражение имеет два значения, одно из которых является буквальным; оно связано с природными явлениями. Так, волосы, будучи тонкими и легкими объектами, могут действительно встать дыбом под действием статического электричества, в частности при расчесывании волос или в определенных климатических условиях, таких как гроза или шторм. Второе значение рассматриваемого фразеологического соматизма является переносным. В этом значении волосы встают дыбом, они описываются как встающие дыбом не под действием каких-либо физических факторов, а от испытываемых человеком сильных негативных эмоций. К этим эмоциям относятся страх, ср. (739) У него волосы встали дыбом от страха перед разъяренными волками (http://www.anania.com/), ужас, ср. (740) Прочтите жалобы английских фабричных работников: волосы встанут дыбом от ужаса (А. Еголин. Великий поэт русского народа), гнев, ср. (741) От гнева у Жихаря даже хвостик на затылке встал дыбом (М. Успенский. Там хорошо, где нас нет) или пугающее человека изумление, ср. (742) На следующее утро он вышел на крыльцо, и волосы у него на голове стали дыбом от изумления (А. Волков. Урфин Джюс и его деревянные солдаты).

Отметим попутно, что приведенный пример имеет, на наш взгляд, два прочтения: одно — буквальное (когда волосы реально встают дыбом), а другое — небуквальное. От положительных эмоций, даже самых сильных, волосы дыбом не встают. Так, «странными» являются высказывания *Волосы встают дыбом от любви / счастья / радости. Впрочем, волосы не могут вставать дыбом и от многих негативных эмоций, таких как, например, горе или тоска, ср. *Волосы встали дыбом от горя.

Причина, по которой одни отрицательные эмоции вызывают такое поведение волос, а другие — нет, состоит в том, что страх, ужас, гнев, а также пугающее человека изумление обладают рядом общих свойств. Эти свойства как раз и делают возможным употребление предложений типа Волосы встают дыбом от страха / ужаса / гнева / изумления. А именно, общими свойствами, которые мы имеем в виду, являются сила отрицательного воздействия на человека, внезапность возникновения эмоции, кратковременность ее протекания и неконтролируемость[275]. Здесь можно увидеть прямую аналогию между свойствами этих эмоций и свойствами некоторых физических явлений, таких как, например, молния или электрический разряд. Эти явления плохо воздействуют на человека или животное: они возникают неожиданно, длятся недолго и неконтролируемы. У человека начинает болеть голова, а при статическом электричестве могут подниматься волосы. У животных же шерсть действительно встает дыбом.

Сильные негативные эмоции, обладающие свойствами, о которых мы здесь говорим, приводят человека в определенные патологические состояния, а именно, человек цепенеет, застывает, впадает в состояние шока, у него шевелятся или встают дыбом волосы.

6.6. Жестовые соматизмы

Представление о волосах будет неполным, если не обратиться к целому ряду особых невербальных знаков, или жестовых соматизмов с волосами. Напомним, что жестовыми соматизмами мы называем жесты разных семиотических классов, в номинации которых входят имена соматических объектов, имена признаков таких объектов или имена значений признаков. Жестовые соматизмы отображают разного рода денотативные ситуации, такие как поведенческие реакции, психологические состояния, мысли и действия человека и разного рода оценки таких ситуаций. Многие жестовые фразеологизмы русского языка и культуры обладают культурной значимостью, выявляя традиционный для русской культуры символизм, включая этикетные особенности, народные представления и суеверия.

Жестовые соматизмы с волосами делятся на две группы в зависимости от того, являются в них волосы активным или пассивным объектом (о понятии активного resp. пассивного соматического объекта, участвующего в некотором знаковом действии, см. Введение).

В русском наивном языковом сознании поведение волос обычно неподвластно воле человека, оно им не контролируется. Независимо от желаний человека волосы, как отмечается в текстах, растут или не растут, выпадают, болеют, они шевелятся, встают дыбом и т. п. В большинстве действий человека, связанных с волосами, волосы являются пассивным объектом, и то же относится к жестовым действиям.

Среди них выделим описывающие эти действия единицы погладить по волосам (по голове), трогать волосы, играть <чьими-то> волосами, уткнуться лицом в волосы, целовать волосы, наматывать волосы/прядь волос на палец, пригладить волосы, отодвинуть волосы/прядь со лба. Все эти жесты относятся к группе жестовых касаний, а точнее, к их подгруппе — жестам ласки. Так, в следующем предложении предикация отодвинула со лба Пандиона прядь волос обозначает ласковое действие субъекта (девушки): (743) Девушка осторожно протянула руку и ласково отодвинула со лба Пандиона прядь волос, упавших на лицо (И. Ефремов. На краю Ойкумены).

Прикосновение к чужим волосам в известной степени табуировано, и в еще большей степени это относится к действиям с волосами. Волосы являются интимным телесным объектом, прикосновение к которому и действия с которым требуют особого разрешения адресата. Такое по большей части молчаливое разрешение является показателем доверия одного человека к другому. Разрешение поправить волосы, поиграть с ними, погладить их и многие другие действия с волосами являются, таким образом, свидетельством нежности, ласки, дружбы, доверия и любви.

В условия употребления жестов ласки входят следующие характеристики: во-первых, определенный тип отношений между жестовыми партнерами, во-вторых, социальные характеристики партнеров, такие как пол, возраст или общественный ранг, в-третьих, место и время исполнения жестов и, наконец, наличие resp. отсутствие посторонних лиц при реализации жестов. Не описывая детально этих условий, отметим, что ласковые жесты с волосами применяют либо взрослые по отношению к детям, либо один взрослый человек по отношению к другому. Наряду с жестами ласки существуют также агрессивные жесты с волосами, которые свидетельствуют о причинении боли адресату. Это таскать за волосы, драть за волосы, дергать за волосы, хватать за волосы.

6.7. Этикетные действия с волосами и их языковые обозначения

С волосами тесно связаны не только телесные знаки; существует огромное количество разнообразных по своему характеру нежестовых действий с волосами. Так, за волосами принято ухаживать, и существует этикет ухода за волосами. Телесная практика, принятая в европейской культуре, предписывает людям ходить причесанными, то есть с волосами, аккуратно уложенными на голове, скрепленными специальными приспособлениями для удерживания формы волос и др. Ср. такие действия, как причесываться, укладывать волосы, стричь или подстригать волосы, делать прически.

Прической называется ‘приведение волос на голове в определенный порядок, возможно, с помощью специальных приспособлений’, а также ‘результат такого действия’, ср. в этой связи также слово укладка[276]. Прически многое говорят о людях на языке, который в каждой культуре имеет свой особый характер. Слово прическа является дериватом глагола причесывать, который, в свою очередь, является производным от глагола чесать. От этого же глагола образуются и такие слова, как расчесывать, вычесывать, зачесывать и др. Основное действие, обозначаемое глаголом чесать, состоит в том, что волосы распутываются, то есть как бы разбираются на части, из которых легко образовать нужную форму волос. Глагольные приставки здесь либо подчеркивают характер производимого действия, как в случае приставки — раз/рас— (ср. расчесать), либо указывают на направление движения и одновременно на появление нового расположения волос, то есть их новой формы, как в случае приставки за— (ср. зачесать), либо показывают, что волосы собраны компактно в одном месте головы, как в случае приставки на-. В результате таких действий с волосами, как зачесать и начесать, образуются прически, получившие стандартные обозначения зачес и начес[277].

Приспособления, посредством которых волосы на голове человека упорядочиваются и приобретают определенную форму, имеют разные структуру и назначение. Чаще всего для приведения головы в порядок используются расчески, гребни, щетки, в том числе массажные щетки для головы, ленты, заколки и др.

Не разбирая подробно виды причесок и их языковые имена, отметим лишь, что и те и другие весьма разнообразны. Русские названия причесок по большей части относятся к специальной терминологии, ср. волна, бокс, полубокс, но у части причесок есть также нетерминологические обозначения, принадлежащие повседневной лексике. Это, например, имена коса, косички, пучок, хвост, челка и некоторые другие.

Остановимся на слове коса и на соответствующем виде прически.

Соматический объект «коса» является в русской культуре выделенным, о чем говорят многочисленные фольклорные тексты разных жанров и разнообразные ритуалы, связанные с плетением и расплетанием косы. Обладание косой считалось признаком девичей красоты. В разные периоды жизни девушка и женщина могли носить одну или две косы. Если девушка носила одну косу, это означало, что она незамужняя, и говорили, что она на выданье. Когда же девушка выходила замуж, ей на Руси плели две косы, ср. предложение (746) Девушки собирали свои волосы в одну косу — эта прическа называлась «девичьей косой»; волосы замужней женщины делили на две косы — эта прическа в свадебных песнях и в местных говорах называлась «бабьей скимой» (Свадьба тюменских старожилов // Народное творчество. 2004. № 4). Коса для девушки была символом чести, а дергать за косу означало оскорбить девушку. Отголосок этого действия можно увидеть в поведении современных мальчишек-подростков, норовящих дернуть за косу девочку, однако такое поведение мальчика скорее свидетельствует о неумелых попытках привлечь к себе внимание девочки, которая ему нравится.

Носить распущенные или плохо уложенные волосы считалось на Руси неприличным и часто воспринималось как распущенность поведения.

Таксономия причесок весьма разнообразна. Прически делятся на классы по таким признакам, как пол (различают мужские и женские прически), возраст (взрослые и детские прически), сфера употребления (повседневные, деловые, свадебные) и по некоторым другим. То же самое можно сказать о стрижках. Есть женские стрижки — каре, лесенка, есть мужские стрижки — стрижка ежиком, под машинку. А такое сочетание, как по-мужски остриженные волосы, характеризует волосы женщины. Есть женская стрижка, которая по-русски называется под мальчика, или гарсон (от франц. garçon ‘мальчик’). Этот стиль стрижки и сегодня свойственен молодым девушкам, стремящимся походить на мальчиков или следовать моде, которая предписывает им носить такие стрижки.

Стрижкам волос в разных культурах придавалось особое значение. У славян первая стрижка волос называлась пострижины, и в день пострижин мальчиков из княжеских семей впервые сажали на коня. Другие ритуалы были в Египте, Китае, Греции и Риме. Например, в Древней Греции и Древнем Риме стрижка волос была признаком рабства, а в Древнем Китае мальчикам постригали волосы так, чтобы обязательно оставалась челка, см. словарь (Славянские древности 2012, т. 5).

Не только прически как определенные формы волос, но и волосы вообще можно делить на классы в соответствии с признаками их обладателей — полом, возрастом, социальным статусом, местом проживания, расовой или этнической принадлежностью человека. Есть люди, которых называют альбиносы, и называют их так потому, что у них в волосах, в коже и в ряде других соматических объектов недостает темного красящего вещества (пигмента), см. (Медицинский словарь 2007–2015). Альбинизм тесно связан с такими социальными признаками, как раса или этнос (ср. (Генеральная Ассамблея 2016)).

* * *

В заключение отметим еще раз, что волосы, или волосяной покров, обладают разнообразными структурными, физическими и функциональными признаками, описания которых составляют важный фрагмент семиотической концептуализации тела и телесности.

§ 7. Кости

7.1. Вводные замечания

В этом разделе мы остановимся на описании класса соматических объектов, именуемых кости, и рассмотрим подробно некоторые виды костей и их обозначения. В центре раздела стоит описание самих костей, а также значений и употреблений имен некоторых костей. Кроме того, будут рассмотрены отдельные фразеологические соматизмы с этими именами и их дериватами.

С самого начала отметим, что кость — это полиреферентный объект. Перечислим далее основные разновидности костей с их типовыми (но отнюдь не всегда единственными) русскими именами[278]. Согласно материалам, содержащимся в Национальном корпусе русского языка и на электронных сайтах, многие виды костей известны взрослому человеку, даже весьма далекому от научной деятельности. Это, помимо <собственно> кости, бедро, голеностоп, <межпозвонковый> диск, затылок, зуб, ключица, колено, копчик, косточка <пальца>, крестец, лоб, локоть, лопатка, лучевая кость, мениск, <носовая> перегородка, плечо, позвонок и позвоночник, ребро, скелет, скула, слуховая косточка, стремечко, сустав, таз, хрящ, <коленная> чашечка, челюсть, череп, щиколотка (лодыжка).

Разумеется, не все эти объекты и их имена известны обычному человеку в равной степени. Так, одни из них хорошо известны ребенку, а другие не очень хорошо знакомы даже вполне образованным взрослым. Но, как мы уже говорили, так всегда бывает с соматическими объектами: многие из них становятся хорошо известны людям не с самого раннего возраста, а только когда люди сталкиваются с ними в жизни — чаще всего когда у них самих или у близких им людей что-то болит или плохо работает.

У всех видов костей есть общие свойства. К ним относятся: (1) расположение костей именно внутри тела; (2) наличие разнообразных способов соединения и объединения костей — это множества, структуры, сочленения и др.; (3) высокое качественное разнообразие признаков костей и способов знакового выражения значений признаков; (4) наличие у костей разных видов патологий (аномалии строения, травмы, боли и болезни и др.) и нарушений нормального функционирования; (5) многообразные способы лечения костей; (6) богатые связи костей с соматическими объектами других типов, прежде всего со смежными соматическими объектами (мышцами, связками, тканями, телесными покровами и жидкостями) и с некоторыми местами на или в человеческом теле; (7) нетривиальные возрастные, гендерные и другие социальные измерения костей (ср. старые кости, волевой подбородок как характеристика мужского лица); (8) особая роль свойств костей в характеристике внешнего облика человека, в этике и эстетике его поведения; (9) значимая роль костей в выражении межличностных отношений (ср. сочетания продираться локтями, отвисла челюсть, преклонить колени, оскалиться, подтолкнуть локтем и др.).

Отметим (10) наличие особых имен у таких костей, которые могут быть видны человеку и которые обладают характерными для них размерами, формами, внутренней структурой и другими свойствами (ср. такие имена, как мослы, позвонки, коленные чашечки, костяшки, хрящи и т. п.).

Как особое свойство многих костей и их имен подчеркнем их (11) участие в невербальных знаковых кодах (прежде всего в жестах, ср. постучать себя по лбу, позах, таких как, например, положить локти на стол, и более крупных формах — невербальных ритуалах[279]). С течением времени на базе некоторых имен невербальных знаков образовались жестовые фразеологизмы (см. о них § 3 гл. V т. 2).

Класс костей делится на два больших подкласса. Элементы первого подкласса с языковой точки зрения являются костями, множествами, объединениями или сочленениями костей. Именно так воспринимают соответствующие объекты обычные люди. Соматические объекты из этого подкласса являются референтами таких слов, взятых в исходных значениях, как кость, череп, сустав, ребро, хрящ, ключица, <коленная> чашечка и др. Второй подкласс составляют объекты, которые с языковой точки зрения являются прежде всего частями тела или частями частей тела. Сказанное означает, что в большинстве коммуникативных актов и текстов люди относятся к словам, обозначающим данные объекты, как к названиям частей тела или к именам частей таких частей. Между тем центральным, если не единственным формо— и структурообразующим компонентом в них является кость, а потому во многих других контекстах, прежде всего медицинских, в которых речь идет об операции на костях, такие слова, как лоб (лобная кость) или висок (височная кость), могут интерпретироваться именно как кости, то есть в этих контекстах реализуются другие значения этих слов. Ср. также сочетания операция на колене (колено здесь интерпретируется как ‘кость’) и разбить колено (колено — ‘часть ноги’).

Резюмируя, можно сказать, что слова локоть, колено, зуб, таз и ряд других обладают свойством полиреферентности, или, иначе, множественной (двойной, тройной и т. д.) референтной соотнесенности. Это оправдывает включение данных объектов в класс костей (не говоря уже о том, что их относят к костям биологи и медики). См. в этой связи также показательные сочетания лобная кость, плечевая кость, тазовая (тазобедренная) кость, челюстная кость, бедренная кость.

Телесные объекты, относящиеся ко второму подклассу, в отличие от объектов первого подкласса, участвуют в производстве многих жестов в роли активного или пассивного органа. Иными словами, эти объекты либо служат основным инструментом в производстве жеста, либо являются местом исполнения жеста. Примерами жестов, которые мы имеем в виду, являются единицы преклонить колени, стоять на коленях, поставить на колени, положить кому-л. голову на колени, уткнуться в колени, ломать через колено; работать локтями, опереться локтями, взять под локоть; дать в лоб, поцеловать в лоб, щелкнуть по лбу. Многие из этих невербальных знаков и их имен актуализируют главное физическое свойство костей — твердость.

Некоторым костям в каждом из двух рассмотренных подклассов присуща вариативность названий — даже в пределах русского литературного языка, не говоря уже о диалектах; ср. позвоночник и хребет, лодыжка и щиколотка, коленная чашечка и надколенник, кадык и адамово яблоко — две последние единицы именуют ‘выступ гортани’.

К признакам костей как типа соматических объектов относятся: форма, размер, цвет, структура, каритивность и избыточность, <относительная> подвижность. Большинство костей (исключение — не в патологическом случае — составляют мелкие косточки и особые мягкие кости — хрящи) обладают свойством твердости, благодаря чему кости формируют остов тела (см. ниже о функциях костей).

* * *

Прежде чем перейти к описанию значения и особенностей употребления слова кость, к характеристике его дериватов и к описанию фразеологизмов с участием различных имен костей, остановимся на разных возможных подходах к такому описанию.

Сразу подчеркнем, что слово кость, на наш взгляд, крайне неудачно толкуется во всех просмотренных нами словарях — прежде всего потому, что его толкования представляют собой не наивно-языковые, а научно-энциклопедические объяснения значений этого слова.

Напомним, что мы предлагаем строить толкование имен соматических объектов по единой схеме, а именно, помимо указания ближайшего рода, в толковании должны содержаться смысловые пропозиции, соответствующие отличительным видовым признакам данного объекта; эти пропозиции характеризуют структурные, физические и функциональные признаки объекта.

Исключения из этого методологического принципа описания составляют, напомним, во-первых, имена соматических объектов, референты которых имеют очень много функций, активно проявляющихся в данном естественном языке или в соответствующем ему языке тела. Примером такого соматического объекта является само тело. Во-вторых, существуют соматические объекты, функции которых в естественном языке или в языке тела вообще не представлены; больше того, об их признаках обыкновенные люди могут не знать. Примерами таких объектов являются копчик, коленная чашечка или кадык. Очевидно, что в толкования их имен описания многих их признаков, в том числе описания функций, не входят.

После этих предварительных замечаний перейдем к толкованию слова кость.

Это слово имеет в русском языке три основных значения (применительно к человеку). Четвертое рассматриваемое нами значение относится к нашему метаязыку. Это значение терминологическое и является условным обозначением данного типа соматических объектов.

7.2. Толкование слова «кость»

КОСТЬ 1 <в Х> ‘часть соматического объекта Х, представляющая собой твердый удлиненный соматический объект, расположенный внутри Х и обладающий следующими основными функциями: 1) придавать объекту Х форму; 2) служить для объекта X опорой; 3) защищать другие части Х от повреждений и воздействий со стороны расположенных рядом соматических объектов и со стороны внешней среды’.

Комментарий

Толкование первого значения слова кость, а именно лексемы КОСТЬ 1, состоит из нескольких смысловых компонентов. Один из них — ‘часть соматического объекта Х’ — является обозначением структурного признака данного объекта (при этом информация о том, у каких телесных объектов имеются кости, является не языковой, а энциклопедической).

Другой компонент — ‘твердый удлиненный’ — выражает значения физического признака (‘твердость’) и размера этого объекта (у кости один размер, длина, выделен по отношению к другим).

Еще один компонент толкования относится к функциям костей. Например, лобная кость придает лицу плоскую или выпуклую форму, тазовые кости служат опорой телу в сидячей позе. А такие кости, как ребра, предохраняют от повреждения сердце и легкие. Защитные свойства костей люди используют в борьбе, драке, сражении. Так, закрываясь от удара, человек выставляет вперед локоть и предохраняет мягкие ткани в руке и тело в целом.

Примеры употребления лексемы КОСТЬ 1:

(747а) Как называется эта кость?

(747б) Медики считают каждую кость отдельной частью тела.

(747в) С возрастом размер многих костей меняется.

(747 г) Это большая кость, а это — маленькая косточка.

(747д) Она подняла вверх костлявую кисть, рукав ее старого драгоценного кимоно упал, и обнажилась сухая кость, которая, если верить Иезекиилю, должна была со временем одеться новой плотью (Л. Улицкая. Пиковая дама).

(747е) Общее число костей в теле человека примерно 208–210.

(747ж) Пуля попала в кость, и благодаря этому никаких существенных деформаций тела не произошло.

КОСТИ 2 <тела>, Pl. tant. ‘твердые части тела, рассматриваемые как единое целое’.

Примеры употребления лексемы КОСТЬ 2:

(748а) У него больные кожа и кости.

(748б) От него ничего не осталось — так он похудел. Одни кожа да кости.

Сочетание кожа да кости, помимо нефразеологического значения — разговорного варианта сочинительной группы кожа и кости, как в примере (748а), — имеет и другое, фразеологическое значение, как в примере (748б). В этом случае оно обозначает ‘очень худого человека, такого худого, что кажется, что у него нет тела, только кожа и кости (КОСТИ 1)’. В этом значении сочетание кожа и кости (вариант: кожа да кости) синонимично слову скелет (лексема СКЕЛЕТ 3) и сочетаниям одна тень, живые мощи.

Переносное употребление лексемы КОСТЬ 2 иллюстрирует пример (748в) Дети — это кости, на которых родители оттачивают свои зубы (из интервью Питера Устинова).

КОСТИ 3 — это условно введенное нами терминологическое обозначение перечисленного выше класса (типа) соматических объектов.

КОСТИ 4, Pl. tant. ‘останки человека’.

Примеры употребления лексемы КОСТИ 4:

(749а) Кости невозможно уничтожить.

(749б) Закопайте кости, и уходим!

Наличие у слова кости значения ‘кости 4’ актуализует еще одно свойство костей — их долговечность (ср. Все сгнило, остались одни кости).

Есть одно любопытное сочетание со значением уровня <P> до костей = ‘P практически весь, до самой глубины’. Под переменной P в этой конструкции имеется в виду глагол из ограниченного круга единиц, обозначающих негативное физическое состояние или действие, приводящее к такому состоянию. Это состояние — физическое, как правило холод или смерть, ср. сочетания замерзнуть/продрогнуть/промокнуть до костей; загрызть/сгноить до костей.

В русском языке есть также фразеологическая единица до мозга костей, которая была подробно проанализирована и истолкована М. Л. Ковшовой (см. (Телия 2006, 181–183)). Значение этой внешне сходной единицы не тождественно значению единицы до костей. Выражение до мозга костей, если судить по материалам упомянутого только что фразеологического словаря, относится к или системам человека, а выражение до костей обслуживает его (телесную) систему. Сочетание до костей в словаре (Телия 2006) не представлено.

Слово кость (косточка) может входить в состав канонических обозначений лиц вместе со свойствами этих лиц. Мы имеем в виду такие выражения, как белая кость, черная кость[280]; рабочая кость (косточка), военная кость (чаще: косточка) — все это обозначения людей, ср. (750) Выяснилось, что Антон — не военная косточка, про строй вообще не петрит ровно ничего <…> (А. Чудаков. Ложится мгла на старые ступени); сочетания череп и кости — знак смерти, символическое обозначение пиратов, и лечь костьми (не костями!).

Одно значение последнего сочетания — не фразеологическое, это ‘умереть в сражении, битве’, ср. следующий текст: (751) Мир праху и вечная память вам, незабвенные русские люди, погибшие при защите Порт-Артура. Вдали от Родины вы легли костьми за Государево дело… (В. Аксенов. Любовь к электричеству). Другое значение — фразеологическое, это ‘сделать все возможное для достижения желанной цели, как бы лечь костьми (КОСТИ 1)’, см. пример (752) При этом Прудон и большинство народников не собирались ложиться костьми на пути технического прогресса, признавали его благотворность и необходимость (А. Шубин. Социализм XXI века // Неприкосновенный запас. 2009). Ср. также сходную структуру многозначности у сочетания костей не соберешь (не собрать), исходное значение которого ‘погибнешь, не уцелеешь’. Это еще одно сочетание, которое, как и лексема КОСТИ 4, подчеркивает символическую связь костей со смертью.

Есть в русском языке также идиомы перемывать косточки, обсасывать косточки, означающие ‘обсуждать человека всесторонне, сплетничать’. Есть и такие хорошо известные и часто употребляемые идиомы, как язык без костей или <как> кость в горле. Последнее сочетание — кость в горле — при буквальном прочтении обозначает проникновение в горло чужеродного для него объекта. Неудивительно, что это сочетание вышло за пределы телесной сферы и стало обозначать препятствие, мешающее нормальному функционированию объекта, человека и т. п., см. предложение (753) Не одно тысячелетие задача о квадратуре круга оставалась костью в горле математики: не получалось ни ее решения, ни доказательства отсутствия такового (В. Успенский. Апология математики, или О математике как части духовной культуры).

Слово кость имеет ряд дериватов. Это, в частности, прилагательные костный и костяной, прилагательное костлявый <Х>, означающее ‘Х, имеющий много костей или кости, выступающие наружу, что ощущается на взгляд или на ощупь’, ср. выражения костлявые руки, костлявые ноги, костлявое тело; Какой ты костлявый! Существует также производное от костлявый существительное костлявость, обозначающее свойство самого тела и некоторых отдельных телесных объектов, которое мешает реализации разного рода контактных жестов. В частности, костлявость серьезно препятствует жестовым касаниям, которые могут быть неприятны адресату жеста. Отметим также слова косточка и костяк; слово костяк является синонимом слова скелет в основном значении последнего, ср. предложение (754) Начинающий борец с богатыми природными данными, энергичный в борьбе, с сильными рычагами и крепким костяком (И. Чернышев. Тяжелая атлетика // Русский спорт. 1919). Можно назвать и такие слова, как костяшки (‘суставы пальцев рук’), оценочное имя костолом ‘физически здоровый, грубый мужик, способный в драке сломать сопернику кости’, просторечные и шутливые слова костян ‘тощий человек, у которого видны кости’, костотряс ‘велосипед, мопед, повозка — такие средства передвижения, при езде на которых кости человека как бы трясутся’.

К важным физическим признакам костей, помимо признаков формы, размера, твердости, цвета и способности издавать звук (об этой способности соматических объектов, в частности костей, см. § 6 гл. II), относятся также признаки «каритивность» и «избыточность» <чего-л. в кости>.

Признаки костей «твердость» и «каритивность», вообще говоря, связаны. Например, в костях, образующих сустав, может не хватать смазочной жидкости, что приводит к их излишней ломкости, хрупкости и, как следствие, к болям и болезням. Кроме того, в костях может недоставать такой важной ткани, как костный мозг, что приводит к болезням крови. Будучи «защитниками тела и его частей», кости сами в значительной степени находятся под влиянием внешней среды. Так, сырость и влажность в окружающем пространстве могут вызвать у человека неприятную ломоту в костях.

Вещество кости иногда называют костной тканью, но сочетание костная ткань не является единицей бытового языка.

Кость человека мыслится как соматический объект, который может иметь внутри себя особый объект, именуемый мозг. Слово мозг в этом значении понимается как ‘густое желеобразное вещество’. О наличии мозга в костях мы узнаем, так сказать, опытным путем, когда, сталкиваясь с костями животных во время еды, разгрызаем отдельные из них и высасываем находящийся в них мозг.

В детстве ребенок узнает, что у Бабы-яги костяная нога и что крупные кости отнюдь не пустые. В школе его учат, что в состав кости входят кровеносные сосуды. Он узнает, что в кости есть нервы и что все эти сосуды и нервы в составе кости находятся в некоей плотной оболочке — надкостнице.

Известно, что кости на протяжении жизни растут (ср. нога выросла). Детские кости (кости детей) — более мягкие и гибкие по сравнению с костями взрослых людей, и они менее прочные. У детей много хрящей, и хрящ — это еще один вид костей (КОСТИ 4).

По мере взросления кости у человека становятся более твердыми, более крепкими, но к старости они, напротив, становятся более хрупкими, ломкими. Биологи знают, что с ростом у человека происходит важный процесс замещения относительно тонкой хрящевой ткани твердой — костной. В медицине и биологии этот процесс называется оссификация. Первой из костей, которые подвергаются оссификации, является ключица.

Маленькие кости называются косточки, но слово косточки имеет и другое, неуменьшительное значение.

Цвет костей человека — в норме белый. Но вообще цвет костей может быть не только белым. Так, в языке есть сочетание цвет слоновой кости, который обычно характеризует не телесные объекты, а разного рода артефакты, ср. изделия из слоновой кости.

Кости при движении могут издавать характерные для них звуки — хруст или треск (ср. То не досточки, то косточки хрустят). Способность или неспособность соматического объекта звучать — это еще один его физический признак[281]. Кости хрустят и трещат чаще всего в больном состоянии тела или какого-то другого соматического объекта, а также у пожилого человека, когда нарушается легкость скольжения одного сустава о другой. Вспомним в связи со сказанным одно место из «Анны Карениной» Л. Н. Толстого: (755) <…> Заложив пальцы за пальцы, ладонями книзу, Алексей Александрович потянул, и пальцы затрещали в суставах. Этот жест, дурная привычка — соединение рук и трещанье пальцев — всегда успокаивал его и приводил в аккуратность, которая теперь так нужна была ему. У подъезда послышался звук подъехавшей кареты. Алексей Александрович остановился посреди залы. На лестницу всходили женские шаги. Алексей Александрович, готовый к своей речи, стоял, пожимая свои скрещенные пальцы и ожидая, не треснет ли еще где. Один сустав треснул. Исполняя это жест, Каренин успокаивался, и, как пишет Толстой, этот жест «приводил его в аккуратность».

И последнее замечание об объекте и слове кости. Кости (в значении КОСТИ 1) по признакам формы и размера, а точнее, по комбинированному признаку «геометрия костей» делятся на виды. Выделяются и обозначаются длинные (большие) кости и короткие (маленькие, мелкие) кости, широкие кости и узкие кости, а биологи и медики выделяют также кости смешанные (= не имеющие определенной геометрической характеристики). Они же говорят и о пневматических костях, подразумевая при этом ‘кости, имеющие полость внутри’ (например, у человека такие кости имеются в составе черепа).

7.3. Скелет

Остановимся теперь более подробно на одном слове из класса «кости», а именно на слове скелет, которое в исходном значении относится не к кости, а к объединению костей.

Слово скелет применительно к человеку, как и слово кости, имеет несколько значений.

СКЕЛЕТ 1 — ‘кости (КОСТИ 1) тела человека, в совокупности образующие жесткую структуру тела’. Синонимом слова скелет в этом значении является слово костяк, тоже рассматриваемое применительно к человеку.

СКЕЛЕТ 2 — ‘модель (МОДЕЛЬ 1) тела человека, представляющая собой СКЕЛЕТ 1, рассматриваемый отдельно от тела’. Синонимы слова скелет в этом значении — это слова остов, каркас <тела>.

СКЕЛЕТ 3 (прост.) — ‘очень худой или изможденный человек, похожий телом на скелет (СКЕЛЕТ 2)’.

У слова скелет в значениях 2 и 3 есть коннотация ‘смерть’: оно символизируется как персонификация смерти или как посланец смерти. Не случайно словом мертвец часто называют в быту людей (в основном мужчин) изможденных, очень худых, похожих на скелет (СКЕЛЕТ 3). Такое употребление часто рассматривается как ироничное или шутливое.

Приведем примеры употребления слова скелет в его разных значениях:

(756) Основными частями скелета (СКЕЛЕТ 1) являются кости;

(757) Она тонка, стройна, ее скелет (СКЕЛЕТ 1) // Из хрупких кальция соединений // Лучей катозных всепроникновением // Воссоздан здесь. Рентгеновский портрет // Рисует гармоничность позвонков, Стряхнувших эпидермиса покров (Лоуренс Русел (из журнала «Life»));

(758) Скелет (СКЕЛЕТ 2), который стоит у нас, — это макет костной структуры человека (слова учительницы биологии);

(759) Возьмешь его с собой — только напугаешь ее этим скелетом (СКЕЛЕТ 3).

Имеются контексты неоднозначного понимания слова скелет. Например, знаменитое выражение скелет в шкафу, помимо обозначения некоторой глубоко спрятанной тайны, может пониматься как обозначение костей человека или самого человека, то есть как с лексемами СКЕЛЕТ 1 или СКЕЛЕТ 2. Вспомним известный анекдот про жену, мужа и любовника, когда по прошествии нескольких лет в разговоре мужа с женой вдруг всплывает имя Вася, и жена, в ужасе всплескивая руками, бросается к шкафу. Оттуда вываливается скелет.

Точно так же, двояким образом, понимается и английское сочетание skeleton in the cupboard/closet.

Комментарии

(1) Слово скелет происходит от греческого σκελετός ‘иссохший, высохший’.

(2) Лексема СКЕЛЕТ 3 чаще используется по отношению к взрослым людям мужского пола.

(3) Лексема СКЕЛЕТ 3 практически синонимична сочетаниям кожа да кости, одна тень, живые мощи.

(4) В английском языке есть сочетания со словом skeleton ‘скелет’, которые на русский язык переводятся идиоматичным образом: family skeleton ‘семейная тайна’, skeleton at the feast ‘мертвец на пиру’.

Скажем несколько слов о функциях скелета.

Помимо защитной функции, у скелета выделяются опорная функция, а именно скелет является каркасом (см. значение СКЕЛЕТ 2), удерживающим все части тела, его органы, мягкие ткани и др., которые прикрепляются к разным частям скелета, а также локомоторная функция: кости скелета используются как рычаги при движении, а сами кости приводятся в движение силой мышц.

Помимо этих функций, в биологии и медицине выделяются еще две функции скелета: кроветворная и функция хранилища минеральных солей и белков.

7.4. Сустав

К соматическому типу «кости» относятся также суставы. У слова сустав выделяются следующие значения:

СУСТАВ 1 — ‘соединение или место соединения костей’. Соединение костей происходит при помощи соединительной ткани или хряща (лексема ХРЯЩ 1)[282].

Примеры употребления лексемы СУСТАВ 1:

(760) <…> Вместо прежнего спокойного, вальяжного, хорошо одетого и, судя по всему, удачливого риелтора в ухо мне, похрустывая суставами пальцев, взволнованным шепотом бухтел взъерошенный нервный человек (А. Волос. Недвижимость).

(761) Гигантам было стыдно за их змееподобные ноги, за космы со следами болотных ночевок, за вздутые ревматизмом суставы и грубые мускулы, похожие на замшелые камни (В. Аксенов. Круглые сутки нон-стоп).

Второе значение слова сустав — СУСТАВ 2 — терминологическое. СУСТАВ 2 — это ‘относительно длинная кость, возникшая в результате соединения двух или нескольких костей и расположенная в месте их соединения’. Ср. производное слово суставной (суставные боли).

Пример употребления лексемы СУСТАВ 2:

(762) Первое, что надо сделать, — сжать пальцы в кулак, иначе <будет> вывих кисти или выбитый сустав (С. Винский. 100 % здоровья 2003).

В биологии и медицине суставы (СУСТАВЫ 1) принято классифицировать по степени подвижности. По этому признаку они делятся на подвижные и малоподвижные, вплоть до неподвижных. Малоподвижные суставы в медицине называют также непрерывными. Они расположены в местах опоры и служат для защиты тела от внешних воздействий. Они также обеспечивают устойчивость телу или какому-то его объекту и их защиту, амортизируют тело как механическую конструкцию. Малоподвижными суставами являются, например, тазобедренный сустав и позвоночный столб. К неподвижным суставам относится череп (черепная коробка), а примером подвижного сустава является плечевой сустав.

Степень подвижности сустава зависит от формы, или анатомии, сустава, то есть от его структуры, от физического состояния окружающих его мышц и от таких характеристик человека, как возраст (например, у детей суставы более подвижны, чем у взрослых, хотя детские суставы еще не окрепшие), пол, а также степень тренированности (последняя характеристика особенно важна для спортсменов, солдат, актеров и других физически активных людей). Кроме того, подвижность суставов бывает разной в зависимости от времени суток и даже часов: вечером и ранним утром она меньше, чем днем. Поэтому о суставах говорят не только как о малоподвижных, но и как о тугоподвижных, в противоположность подвижным или легкоподвижным суставам.

Малоподвижные суставы врачи иногда называют сочленениями. Среди сочленений наиболее известны мембраны, см. следующий пример:

(763) <Во время родового процесса часто> повреждается межкостная мембрана черепа <плода>, что влечет за собой вероятность развития кровоизлияния (сайт kolennyj-sustav.ru).

Впрочем, в быту слово мембраны используется редко, чаще вместо него говорят диски и мениски (это видовое различие мембран по форме: диск — это хрящ, по форме круглый, а мениск — хрящ в форме полумесяца), ср. названия болезней выпадение мениска, воспаление межпозвоночного диска, а также предложения (764) Но однажды, резко нагнувшись, мы не можем разогнуться — и тогда волей-неволей встречаемся с доктором. Звучит диагноз: межпозвонковая грыжа диска (Семейный доктор 2002) и (765) Первого августа я порвал мениск — коленную связку — и попал на операционный стол в Центральный институт травматологии под нож хирурга (Э. Рязанов. Подведенные итоги). Эти суставы обеспечивают выполнение функций, о которых мы говорили выше, а именно конструктивную прочность и связующую функцию. Совокупность дисков, менисков и суставов образуют, как говорят специалисты, сумочно-связочный аппарат.

Компонентами сустава являются такие телесные объекты, как поверхность сустава, то есть совокупная поверхность костей, образующих сустав, а также суставная капсула, называемая сумкой, полость сустава, внутрисуставная жидкость, называемая в медицине синовия, связки, мышцы и некоторые другие объекты.

Одной из важнейших частей сустава, помимо костей, являются связки. Они обеспечивают суставам прочность и, обладая относительно большой гибкостью, направляют движение сустава и тормозят его. Это — основные функции связок. Связки — это соединительная ткань, скрепляющая части скелета или внутренние органы.

Наиболее слабые места суставов — это места прикрепления связок к костям. Люди узнают о суставах, так сказать, «на себе», например при травмах своих или своих близких[283]. Часто встречаются так называемые бытовые травмы суставов — растяжение или разрыв связок. Особенно часты они бывают у людей зимой в гололед при падении и у спортсменов во время тренировок и соревнований. Кроме того, у связок резко уменьшается подвижность и гибкость при старении и болезнях. Воспаления, утолщения и другие патологические изменения суставов в медицине называют дегенерацией.

При движении костей сустава одна поверхность движется относительно другой, и активность этого движения зависит от состояния компонентов сустава, от геометрической формы сочленяющихся поверхностей и от характера мускулатуры человека.

Язык, который используется обычными людьми при характеристике состояния суставов, весьма богатый. Суставы могут болеть и травмироваться. Травмы суставов — это ушибы, вывихи, трещины, переломы. Суставы могут воспаляться; возникает атралгия (медицинский термин) сустава, артрозы, артриты — слова, известные очень многим. Болезни и травмы суставов лечатся плохо; в крайних случаях даже требуется артропластика — операция по замене сустава или его части с целью восстановления функций и двигательной активности. При воспалениях и внешних повреждениях возникает деформация сустава; при лечении некоторых деформаций — <патологических> утолщений, припухлостей и, наоборот, истончений — и тяжелых болезней суставов их протезируют. Например, такая болезнь, как артрит, ведет к истончению костей и к частичной утрате синовиальной жидкости, в народе называемой смазкой. Суставы важно не перегружать, потому что с годами они изнашиваются и становятся непослушными. Поэтому врачи рекомендуют суставы по возможности постоянно тренировать и разрабатывать.

Есть народные названия и у других болезней суставов. Например, то, что медики называют остеоартрозом (букв. ‘воспалением костей’), в быту многие люди называют отложением солей, хотя слово остеоартроз им тоже известно. Ранее эту болезнь считали возрастным недугом, уделом пожилых людей.

У пожилых вообще часто болят суставы, особенно при ходьбе. Суставы, или, как иногда говорят, просто кости, начинают скрипеть, хрустеть (это имена типовых звуков при движении суставов, костей). Можно услышать также, что человек скрипит костями или хрустит костями.

Замечание (О соотношении типовых глаголов звучания костей)

Кости хрустят, скрипят, трещат. Глаголы здесь употреблены в своей исходной диатезе и обозначают ‘звук, издаваемый костями’. Во фразе Человек хрустит/скрипит костями те же глаголы употреблены в производной диатезе и означают ‘человек делает нечто, что заставляет кости хрустеть’, см. (Падучева 1998). Впрочем, у Е. В. Падучевой соотношение между диатезами глаголов звучания во фразах типа Кости хрустят и Человек хрустит костями несколько иное, чем у нас. Она считает, что глагол хрустеть во фразе Кости хрустят является декаузативом от глагола хрустеть во фразе Человек хрустит костями. Мы же считаем, что соотношение между этими глаголами противоположное: во фразе Кости хрустят глагол находится в исходной диатезе, а во фразе Человек хрустит костями — в производной диатезе и является каузативом к первому.

Суставы делятся на виды по месту своего расположения в теле. Бывает плечевой сустав, локтевой сустав, суставы ног, или ножные суставы, и др. Ср. текст (766) Пуля раздробила Леве локтевой сустав, отчего его левая рука никогда не разгибалась. Ею, согнутой в локоть, он жестикулировал, когда рассказывал. Как будто рубил перед собой воздух (Г. Красухин. Комментарии. Не только литературные нравы).

Суставы делятся на виды также по размеру и по форме. Выделяются крупные, средние и мелкие суставы. Характеризуя форму суставов, говорят о плоских, шаровидных, эллипсовидных и седловидных суставах (например, седловидную форму имеет тазобедренный сустав). Впрочем, названия форм относятся больше к медицинской лексике, чем к бытовой.

7.5. Бедро

У слова бедро применительно к человеку выделяются два значения, одно из которых, первое, можно назвать анатомическим.

БЕДРО 1 — это ‘сустав, соединяющий кости таза и кости верхней части ноги’.

Примеры употребления лексемы БЕДРО 1: вывихнуть бедро, сломать бедро, ушиб бедра.

БЕДРО 2 — это ‘часть ноги от таза до коленного сгиба’.

Примеры употребления лексемы БЕДРО 2: полные бедры, узкие бедра, бросок через бедро, вилять бедрами, родинка на бедре, носить брюки на бедрах, набедренная повязка.

Комментарии

(1) Если БЕДРО 1 — это сустав, то БЕДРО 2 — это мягкая часть ноги, то есть часть части тела.

(2) Дериваты слова бедро — это бедренный, набедренный и просторечное бедрастая — ‘c бедрами красивой формы, то есть широкими, пышными’, см. предложение (767) Сейчас он шел, ведомый, как на поводке, вслед за бедрастой, стройной женщиной, которая все время демонстрировала ему себя, плела, плела паутинку, хорошо зная эту науку (Л. Карелин. Змеелов), набедренный, ср. также выражение набедренная повязка.

(3) В русском языке есть сочетания со словом бедро, в которых трудно определить, какая употребляется лексема: БЕДРО 1 или БЕДРО 2, ср. линия бедер, походка от бедра.

7.6. Таз

ТАЗ 1 — ‘часть скелета человека, представляющая собой систему костей, расположенных полусферой в нижней части спины’.

Комментарии

Важнейшей частью таза (ТАЗ 1) является тазобедренный сустав, см. о нем выше.

ТАЗ 2 — ‘пространство внутри таза, образованное костями и расположенное в нижней части спины’.

Таз служит местом, где ноги прикрепляются к туловищу. Благодаря тазу (тазобедренному суставу) человек может находиться в стоячем и сидячем положении. Дериватами слова таз являются прилагательное тазовый и сложное образование с двумя мотивирующими именами — тазобедренный сустав, то есть сустав, ‘соединяющий бедро с костями таза’.

Таз (тазобедренный сустав) у человека очень прочный. Установлено, что разрыв даже одной из связок тазобедренного сустава требует приложения усилий не менее 350 кг. Врачи отмечают, что, несмотря на прочность связочных элементов таза, очень часто все травмы тазобедренного сустава сопровождаются их повреждениями.

Важным признаком таза является его размер. Основные значения размеров таза — это широкий и узкий (в значениях ‘широкие / узкие кости’), ср. предложение (768) Когда входила женщина, можно было заметить, что у нее широкий таз и коротковатые ноги (В. Катаев. Уже написан Вертер).

Названия типовых травм таза — это вывих таза, вывих костей таза, вывих тазобедренного сустава, перелом, коксартроз (дегенеративное изменение костей таза, связанное со старением или травмой сустава). Ср. предложение (769) В отличие от травматического вывиха таза у взрослых, врожденный вывих бедра у детей намного лучше поддается лечению (сайт kakbyk.ru).

Тазобедренный сустав — самый нагруженный сустав; это звено организма при старении особенно влияет на конституцию человека. Из-за большой нагрузки часто воспаляются кости таза. Воспаление костей таза — это вид остеоартроза; его обычно считают уделом пожилых людей, у которых часто болят суставы, а при движении скрипят и ноют кости.

7.7. Череп

Слово череп имеет три значения:

ЧЕРЕП 1 — ‘основная костная (КОСТЬ 1) часть головы’;

ЧЕРЕП 2 — ‘голая верхняя часть головы или поверхность головы’.

Комментарий

Говоря о черепе в значении ЧЕРЕП 2, обычно используют сочетания голый череп или лысый череп (то есть когда на голове нет или почти нет волос), см. примеры ниже.

ЧЕРЕП 3 (сниж.) — ‘голова’.

Дериваты к ЧЕРЕП 3 (шутл.) — слова черепок, черепушка.

Комментарий

Слово череп в значении ЧЕРЕП 3 обычно используется в качестве клички, ср. ниже предложение (773).

Примеры употребления слова череп в его разных значениях:

(770) После операции на черепе (ЧЕРЕП 1) он чувствовал себя неплохо.

(771) Это был худой человек с лысым черепом (ЧЕРЕП 2) и с черными, глубоко посаженными глазами.

(772) А череп (ЧЕРЕП 2) у него был круглый, голый, только на затылке было немного волос.

(773) — Ну, отец! — восхищенно пробормотал Череп (ЧЕРЕП 3). — Вот голова! (В. Громов. Компромат для олигарха).

(774) А на себя посмотри — ты ж ученая! Ты же череп (ЧЕРЕП 3) была! А что толку? (А. Волос. Недвижимость).

Комментарии

(1) Череп (ЧЕРЕП 1) содержит головной мозг и защищает его от внешних воздействий, то есть это своеобразная «одежда головного мозга».

(2) Череп (ЧЕРЕП 1) является каркасом для лица и отдельных частей лица (носа, рта и т. д.).

(3) Слово череп (ЧЕРЕП 2) в русском языке обладает символической функцией. Ср. сочетания чаша из черепа; череп и скрещенные кости — ‘символ смерти’ и ‘символ пиратов’. Считается, что обладание черепом врага прибавляет силы и переносит на обладателя ряд достоинств погибшего.

(4) У черепа есть свои части, имеющие идиоматичные названия, например глазницы, ср. предложение (775) Пустые окна пялились на нас, как черепов глазницы (И. Бродский. Меньше единицы).

По месторасположению в черепе выделяются следующие части, или отделы, черепа: мозговой отдел обозначает ‘место в черепе в средней и задней частях головы’. Его образуют затылочная кость, две височные и две теменные кости. Еще один отдел черепа — лицевой. Его образуют две челюсти (верхняя и нижняя челюстные кости), два неба (верхнее и нижнее небо — небные кости), две скулы (скуловые кости), носовая кость и подъязычная кость.

Нижняя челюсть в лицевом отделе черепа — это единственная подвижная кость в составе черепа, все остальные кости соединены неподвижными прочными тканевыми соединениями — швами. Челюсти играют важную роль в процессе пережевывания пищи и в артикуляционной системе.

Слово череп обозначает также нечто таинственное, ср. предложение (776) Человеческий череп с зажженной свечой, куриные кости и прочая магическая чушь (А. Савельев. Аркан для букмекера), связанное с мышлением, и может (в значении ЧЕРЕП 3) служить символом человеческой мысли, ср. предложение (777) Небесный свод напоминал нашим предкам человеческий череп — вместилище всего умственного и глубокого (В. Панков. Земля блаженных) и ироничный вопрос Тебе череп не жмет? (= ‘Ты не слишком умничаешь?’).

Большое пространство, усеянное черепами, является символическим обозначением ‘пейзажей после битвы’.

Стандартная форма черепа — круглая (ср. выражение круглый череп). Стандартные определения слова череп — голый и лысый (см. выше). Типовое сочетание со словом череп — кости черепа (ЧЕРЕП 1, ЧЕРЕП 2).

Основные функции черепа: место нахождения мозга и «каркас» для лица.

Ребенок рождается с относительно мягким черепом. К концу первого года происходит формирование и окостенение черепа.

Основные болезни костей, в частности костей черепа, известны под именами аномалии и пороки развития, патологии форм, размеров и функций. Это также воспалительные процессы (остеомиелит и др.), инфекции, повреждения (деструкции) костей. Когда речь идет о повреждениях костей черепа и травмах головного мозга, говорят о черепно-мозговых травмах или травмах черепа. Существует терминологическое обозначение стандартной операции на черепе — трепанация черепа. Это ‘хирургическая операция по вскрытию черепа с целью получения доступа к внутричерепным образованиям для их последующего удаления’.

7.8. Позвонок и позвоночник

Позвоночник (человека) — ‘основная часть скелета (СКЕЛЕТ 1), находящаяся в спине и образованная цепочкой связанных друг с другом костей, идущих от шеи до копчика, обычно выступающих наружу и видных на спине’.

Синонимы: хребет, позвоночный столб (мед.).

Дериват: позвоночный.

Позвоночник представляет собой соматический объект, состоящий из отдельных позвонков, где под словом позвонок понимается ‘цилиндрическая по форме кость (КОСТЬ 1) в составе позвоночника’.

Форма позвонка определяется на взгляд или на ощупь. Позвонков в составе позвоночника более 30, и они делятся на виды в зависимости от места расположения в пределах позвоночника. Эти места, как и в случае черепа, называют отделами. Различают шейный, грудной, поясничный, крестцовый и копчиковый отделы позвоночника. Позвонки нумеруются сверху вниз: первый позвонок, второй позвонок и т. д.

Помимо позвонков, в позвоночнике имеются телесные объекты, называемые межпозвонковые диски, позвоночные каналы (‘полости, заполненные суставной жидкостью’), крестец, копчик. Внутри позвоночника находится также важный для жизни человека телесный объект, именуемый спинной мозг. Он расположен в позвоночном канале.

Межпозвонковые диски представляют собой небольшие суставы, которые, как считают медики, обеспечивают равновесие тела и разных его частей, в частности головы. Основная функция межпозвонковых дисков — препятствовать резкому сближению позвонков. В норме такие диски у здорового человека гибкие и эластичные. Именно благодаря этим свойствам они амортизируют тело человека при ходьбе.

Форма позвоночника характеризуется как прямая или кривая. Кривой позвоночник часто имеет так называемую S-образную форму. Кривизна позвоночника бывает нормальной (в этом случае говорят, что позвоночник прямой) и патологической. Изгибы в позвоночнике есть даже у маленьких детей, а патологическое искривление позвоночника рассматривается как весьма частая болезнь сколиоз, требующая своевременного лечения, желательно еще в раннем детском возрасте. Если обнаруженный сколиоз не лечить с детства, то это может привести к болям в спине и нарушениям в разных системах тела.

Важным свойством позвоночника является «гибкость». Сочетание гибкий позвоночник может иметь также переносный смысл, прямо или косвенно выражаемый в жестах и жестовых фразеологизмах, таких как гнуть спину, сгибаться перед кем-то, прогнуться. Детский позвоночник обладает особой гибкостью, называемой эластичность. Благодаря эластичности позвоночника дети способны выполнять многие действия, недоступные взрослым.

Важным телесным процессом является формирование позвоночника. В норме у человека оно полностью заканчивается к 18–20 годам. К этому времени происходит переход от мягких костей — хрящей — к обычным костям, укрепляются мышцы и связки около позвоночника. Этот процесс принято называть окостенение <позвоночника>.

Основные функции позвоночника — а) скреплять основные кости тела, в результате чего образуется костная система; б) служить стержнем, относительно которого формируется тело; в) быть амортизатором тела при ходьбе, предохраняя тело от толчков, сотрясений и т. д. Как и у многих костей, у позвоночника есть также г) символическая функция.

Позвоночник издавна считают «телесным древом жизни», «телесной основой человека». Отсюда переносное значение слов беспозвоночный и бесхребетный (≈ ‘не имеющий твердого нравственного стержня, как бы не имеющий позвоночника’).

К наиболее частым болезням позвоночника относятся (а) искривление позвоночника; (б) деформация позвонков и их смещение; позвонки становятся малоподвижными. Больным трудно поворачивать голову, наклоняться и самостоятельно передвигаться, позвоночник становится одеревенелым; (в) истончение позвонков, вызванное старением костей позвоночника. Это также различные (г) травмы, в частности смещение позвонков и перелом позвоночника, а также патологическое (д) срастание позвонков (например, крестца с копчиком).

У женщин межпозвонковое пространство (межсуставные щели) более широкое, чем у мужчин; кроме того, у женщин лучше степень растяжимости хрящей. Эти факторы создают условия для (в норме) большей гибкости женского тела по сравнению с мужским.

7.9. Ребро

Прежде чем предложить толкование слову ребро, определим значение сочетания грудная клетка. Это бытовое название телесной конструкции, образованной грудиной (‘продолговатой костью в середине груди’), ребрами в области груди, позвоночником и мышцами.

Ребро — это ‘дугообразная узкая кость, составляющая грудной клетки человека, идущая от позвоночника к грудной кости’.

Дериватами слова ребро (применительно к человеку) являются слова подреберье (‘место под ребрами’, ср. боли в правом подреберье), ребристый (означает ‘с выступающими ребрами’), ребрышки (ребра у детей).

Ребра различаются по месту расположения в теле, ср. сочетания грудинные ребра, шейное ребро, поясничное ребро.

Есть в русском языке и вполне частотные фразеологические соматизмы со словом ребро, а именно пересчитать ребра кому-либо ‘побить’, ребра выступают, остались одни ребра (об очень худом человеке).

Наиболее частые травмы ребра, как и других костей, называются трещины и переломы, однако лечение травмы ребра состоит лишь в тугом пеленании, гипс при этом не накладывается. Как говорят в народе, ребра сами заживают.

7.10. Лоб

Лоб (ЛОБ 1) — это ‘твердая верхняя часть лица, представляющая собой вытянутую горизонтальную плоскость, расположенную между висками, краем волос и бровями’[284].

Сочетания со словом лоб обладают некоторыми особенностями. К ним относится, например, смысловое различие между выражениями пó лбу и по лбý, различающимися местом ударения: последнее выражение может означать маршрут некоторого движения, ср. муха ползет по лбу, а первое — нет[285].

Замечание (О сочетаниях первообразных предлогов с именами соматических объектов)

Отметим, что не для всех сочетаний с безударным первообразным предлогом существуют парные ему сочетания с ударным предлогом (мы имеем в виду здесь частный случай известной давней проблемы переноса ударения на предлог). Например, есть сочетание по колéно, но нет *пó колено. Менее известно то, что перенос ударения на предлог может сопровождаться изменением смысла исходного сочетания с безударным предлогом, иногда весьма нетривиальным. Ср. вышеприведенный пример (по лбý и пó лбу), а также пару до крóви и дó крови. Если мы хотим сказать, что некоторое действие совершается вплоть до момента появления крови, то обычно используется сочетание до крóви, ср. (778) Братья вставали спина к спине и дрались до крови (А. Слаповский. День денег), а не дó крови. А смысл ‘причинить человеку серьезный телесный ущерб’ может выражаться сочетанием дó крови.

Отдельную проблему представляет описание семантики сочетаний ударных и безударных предлогов с именами соматических объектов.

У лексемы ЛОБ 1 есть коннотация ‘способность понимать, воспринимать, запоминать’. Она связана с тем, что память находится «под охраной» такого твердого соматического объекта, как лоб, ср. слова твердолобый, высоколобый, а также сочетания медный лоб, толоконный лоб (о человеке тупом, плохо воспринимающем нечто). Эта коннотация находит отражение и в знаках невербального телесного кода, ср. жесты наморщить лоб ‘делать усилия. чтобы понять или вспомнить что-то’: (779) Трудно вспомнить, так как невозможно наморщить лоб (М. Жванецкий. После вчерашнего), и потереть лоб ‘делать усилие, чтобы вспомнить, как бы приводя в движение мозг’: (780) Я потер лоб. Да, нелегко разобраться в извивах рыночной экономики…(В. Попов. Свободное плавание).

Когда стучат пальцем по лбу, то хотят показать, что адресат или человек, о котором говорят, не в себе, не в своем уме, а когда говорят Заруби себе на лбу![286], дают совет адресату или требуют от него запомнить нечто хорошо <как бы предлагают сделать для этого отметину, зарубку>. Человек может хлопнуть себя по лбу, если неожиданно вспомнил, что не сделал нечто, что должен был сделать или что нужно было сделать. Наконец, когда человек стучит костяшками пальцев по лбу, а потом по дереву, то этим жестом он хочет показать, что адресат жеста так же глуп, как дерево, или что он сделал или сказал глупость.

Культурная символизация слова лоб (ЛОБ 1) может проявляться, например, следующим образом: жест поцелуй в лоб значит прощание (на время или навсегда); когда щупают рукой или губами лоб, то проверяют, нет ли у человека температуры. Если о человеке говорят у него семь пядей во лбу, то имеют в виду, что он очень умный. Впрочем, это выражение обычно произносят с иронией; не случайно оно часто употребляется с отрицанием не или в предложениях ирреальной модальности, см. предложения (781) Подруги хоть и были не семи пядей, но рассуждали по-бабски трезво (М. Трауб. Замочная скважина) и (782) Постепенно до Коростелева дошло, что в один день — будь ты семи пядей во лбу — всего не переделаешь (В. Панова. Ясный берег).

Основные признаки лба — это:

1. Размер. Как и у многих телесных объектов, размер лба бывает абсолютный и относительный (об абсолютном и относительном размерах см. § 4 гл. II). Абсолютный размер лба выражается обычно прилагательными большой и маленький, а для выражения относительного размера используются слова широкий и узкий либо высокий и низкий (о некоторых значениях признака «размер лба» см. там же). В русском языке есть фразеологизм семи пядей во лбу, который буквально обозначает конкретный размер лба (слово пядь — это старинная мера длины), а реально — ум человека.

2. Форма. Признак формы принимает значения /выпуклый/ и /покатый/.

3. Текстура. Лоб характеризуется как гладкий, шишковатый, чистый, ровный, в морщинах.

4. Твердость. То, что лоб является твердым объектом, проявляется, например, в таких фразеологических сочетаниях, как пробивать лбом стену, пробивать лбом себе дорогу. В некоторых текстах слово лоб выступает как кличка (лексема ЛОБ 2). Лбом называют ‘взрослого, физически крепкого мужчину, поведение которого вызывает отрицательные эмоции’, см. предложение (783) Ну вот, тридцать, здоровый лоб уже, пора перестать жить в мире иллюзий (А. Маринина. Последний рассвет).

5. Температура. Признак «температура лба» принимает значения, называемые словами горячий, горящий, пылающий vs. холодный, прохладный. Языковые обозначения температуры лба по сути являются обозначениями температуры тела, ср. У девочки теплый лоб, не заболела ли она? Холодный лоб, как у покойника.

6. Связь с другими телесными объектами. Лоб прежде всего связан с теми соматическими объектами, которые определяют его границы. Это виски, брови, волосы. Лоб связан с волосами и через разного рода языковые выражения, ср. волосы падают на лоб, отбросить волосы со лба. Наконец, существуют тесные связи между лбом и такой телесной жидкостью, как пот, ср. выражения пот выступает на лбу, лоб покрылся испариной, вытереть вспотевший лоб платком и т. д.

7. Участие в жестах и взглядах. Лоб часто служит маркером определенных жестовых движений и взглядов, ср. сдвинуть очки на лоб, смотреть исподлобья.

7.11. Челюсти

Словом челюсти называются разные объекты: ‘две кости c мышцами на лице человека, на которых укреплены зубы’, ‘часть лица, где находятся эти кости’ и ‘место, где находятся эти кости’. Иными словами, слово челюсти полиреферентное.

Дериват слова челюсть: челюстной.

Примеры употребления слова челюсть см. ниже.

Комментарий

Две кости, образующие челюсти, — это кости, где крепятся зубы. Челюсть, к которой крепятся верхние зубы, называется верхней, и она находится над челюстью, к которой крепятся нижние зубы (нижняя челюсть).

Челюсть бывает естественной, и тогда она называется просто челюсть, и искусственной; отсюда выражения вставить <искусственную> челюсть, вставная челюсть.

Смежным с челюстью и функционально связанным с ней телесным объектом является подбородок, находящийся под нижней челюстью (об объекте и слове подбородок см. ниже).

Верхняя и нижняя челюсти, хотя и расположены симметрично относительно горизонтальной оси, функционально не симметричны. Нижняя челюсть более свободно движется, она, как говорят, опускается и поднимается, становится на место, а верхняя челюсть относительно неподвижна. При помощи нижней челюсти можно выполнять разные действия, как жестовые, так и физиологические, например, нижняя челюсть участвует в произнесении звуков, в приеме пищи. Поскольку нижняя челюсть намного функциональнее верхней, нередко вместо нижняя челюсть говорят просто челюсть.

Когда человек сильно удивляется, о нем могут сказать, что у него от удивления отвисла челюсть, а когда человек злится, о чем-то напряженно думает или невербально выражает решимость, говорят, что он сжал челюсти или стиснул челюсти (ср. также выражение стиснул зубы).

В боксе удар по челюсти считается одним из основных видов ударов. Несмотря на то что челюсть — твердый объект, боксер ударом в челюсть, или, как говорят, попадая в челюсть, может повергнуть соперника в нокдаун или в нокаут.

Основные телесные патологии, связанные с челюстью, передаются единицами вывихнуть челюсть или сломать челюсть. Когда челюсть вывихнута, врачи ее вправляют, а когда челюсть ломается, требуется челюстная операция (существует специальная челюстная хирургия).

Примеры употребления слова челюсть:

(784) Он неприятно двигал челюстью.

(785) Этот же самый товарищ, извлекая зуб, вывихнул больному нижнюю челюсть и не вправил ее (А. Чехов. Интриги).

(786) А странный стук оттого, что верхняя челюсть бьет по нижней (Ф. Татищев. Самый долгий матч).

7.12. Подбородок

Слово подбородок имеет два значения.

ПОДБОРОДОК 1 ‘нижняя часть лица, идущая от рта вниз, до конца нижней челюсти, в норме округлой формы’.

ПОДБОРОДОК 2 ‘часть лица и место на лице под подбородком (ПОДБОРОДОК 1), заканчивающиеся там, где начинается шея’.

Комментарии

(1) В большинстве русских толковых словарей отмечается, что подбородок как ПОДБОРОДОК 1 имеет округлую форму. Такая форма вызвана строением костей нижней челюсти. Представляется, что, поскольку в русском языке имеется сочетание квадратный подбородок, то есть ‘лишенный округлости’, в семантическое описание лексемы ПОДБОРОДОК 1 следует ввести элемент ‘в норме’.

(2) То, что основной частью подбородка как твердой части нижней челюсти является кость и по этой причине подбородок (ПОДБОРОДОК 1) в норме твердый, следует из лексикографического описания слов кость и челюсть (см. выше).

(3) Для ПОДБОРОДКА 1 существует типовой контекст употребления — это сочетание взять за подбородок. Обычно жест взять за подбородок употребляется для характеристики и оценки внешности. Разумеется, как и другие жесты, он имеет свои особые контексты употребления.

Примеры употребления слова подбородок:

(787) У среднего прохода, подперев кулачком подбородок, сидела молодая девушка (А. Гончаров. Сестры).

(788) У него было правильное, будто выточенное лицо с очень красиво очерченным носом, губами и подбородком, покрытым белокурой курчавой бородкой (Вс. Гаршин. Из воспоминаний рядового Иванова).

(789) С такою силой в подбородок руку // Вцепив, что судорогой вьется рот, // С такою силою поняв разлуку, // Что, кажется, и смерть не разведет (М. Цветаева. С такою силой в подбородок руку…).

Словом подбородок (ПОДБОРОДОК 2) называют то место на лице, которое у мужчин бывает прикрыто бородой, и фактически подбородок находится под реальной или воображаемой бородой.

Единственным дериватом слова подбородок является прилагательное подбородочный, ср. выражения подбородочная мышца, подбородочный выступ.

Если под подбородком как местом перехода от лица к шее имеются жировые складки, то про такого человека говорят, что У него/нее двойной (тройной) подбородок. Наличие двойного подбородка, если это не генетически заложенная особенность строения нижней челюсти или шеи (например, низко расположенный кадык), обычно связывают с ослаблением мышц лица или шеи. В свою очередь такое ослабление связывают с избыточным весом человека, возрастом (когда говорят, что кожа теряет эластичность) и неправильной осанкой при ходьбе (когда человек ходит с опущенной головой и смотрит себе под ноги).

Форма и размер подбородка — это очень важные его признаки, которые характеризуют лицо человека, придают лицу конкретное очертание и в большой степени определяют красоту лица. А в физиогномике форма и размер подбородка считаются яркими проявлениями разных черт характера человека. Различают, и мы здесь пользуемся типовыми языковыми единицами, большой и маленький подбородок, широкий и узкий, умеренно и сильно выдающийся, мужественный, волевой и раздвоенный, толстый и плоский, красивый и некрасивый подбородки. Так, люди с раздвоенными подбородками, по мнению физиогномистов, раздражительны, вздорны и эксцентричны, а толстый, круглый и большой подбородок, как они считают, принадлежит людям чувственным.

Волевой подбородок — это ‘выдающийся вперед, крупный и массивный подбородок’. С физиологической точки зрения он является проявлением большого количества у человека мужского гормона тестостерона (именно по этой причине волевой подбородок приписывается по большей части зрелым мужчинам): чем тестостерона больше, тем массивнее подбородок. Существует распространенное мнение, что волевой подбородок является свидетельством наличия у человека сильной воли, что люди с таким подбородком — уверенные в себе и упорные, тогда как люди со сравнительно мягким или небольшим подбородком воспринимаются как кроткие, не претендующие ни на какое первенство или лидерство. Реальная жизнь, однако, давно опровергла такие сложившиеся в народе стереотипы: известно много реальных жизненных случаев, когда люди с волевым подбородком особой волей не отличались, и, наоборот, многие люди, у которых подбородок не был волевым, обладали сильной волей.

На подбородке часто останавливается взгляд наблюдателя, так как это место, где заканчивается лицо, то есть «место перехода от лица к шее». Трансформации, связанные со ртом, прежде всего зубами, такие как лечение и удаление зубов или их протезирование, со щеками, с шеей и др., могут изменить архитектуру подбородка и конфигурацию лица в целом.

Подбородок участвует в нескольких жестах, преимущественно в роли пассивного объекта. Например, с подбородком связаны поза сидеть, подперев рукой подбородок (это поза внимания и задумчивости) и мануальный жест потирать (потереть) (или, как вариант, поглаживать) подбородок, который выражает нерешительность в ситуации принятия решения.

Замечания (О некоторых итальянских жестах с участием подбородка[287])

1. В Италии весьма популярен жест, который по форме и манере исполнения напоминает жест потирать подбородок и который носит название bella facella, что означает ‘милое личико’. Жест bella facella относится к так называемым неаполитанским жестам, что ясно указывает на место его рождения и преимущественного распространения. В норме он исполняется мужчинами по отношению к молодым девушкам или — также в адрес девушек — взрослыми женщинами, которые значительно их старше. Форма жеста такова: большой и указательный пальцы руки спускаются вдоль щек по контуру лица до кончика подбородка, и считается, что он подчеркивает приятные и нежные черты молодого лица. Жест иллюстративный и обычно сопровождает фразы, означающие приблизительно: ‘Какое приятное лицо (личико)’.

2. В Италии в среде молодых людей популярен также диалогический жест со значением ‘скуки’. Его форма такова: человек рукой или пальцами показывает растущую вниз от подбородка бороду (иногда другой или той же рукой показывая, где борода заканчивается). Этот жест по своему характеру насмешливый, а потому стилистически маркированный. Он означает приблизительно следующее: ‘ты так долго рассказываешь свою историю, что за это время может вырасти борода’. Русским коррелятом этого жеста является жест зевок.

7.13. Колено

Слово колено в первом значении (КОЛЕНО 1) имеет тройную референтную соотнесенность, обозначая (а) сустав в середине ноги, где она сгибается, (б) часть ноги, где находится этот сустав, и (в) место сгиба ноги, где находится этот сустав. Иными словами, КОЛЕНО 1 — это ‘сустав, часть или место ноги, где она сгибается’.

Другое значение слова колено (КОЛЕНО 2) — это ‘часть ноги от КОЛЕНА 1 до паха’.

Комментарии

(1) В английском языке КОЛЕНО 1 и КОЛЕНО 2 обозначаются разными словами — соответственно knee и lap.

(2) Наличие у слова колено значения КОЛЕНО 2 говорит о том, что существуют соматические объекты, которые появляются у человека только тогда, когда нужно выполнить определенные действия тела или для отображения каких-то внутренних психологических состояний. К таким объектам относится, например, кулак (см. о нем в § 9 гл. III). А есть соматические объекты, которые возникают лишь при определенных положениях тела, и к таким объектам относится колено. Действительно, значение КОЛЕНО 2 у слова колено появляется, только когда его обладатель сидит, ср. сочетания посадить кого-л. <себе> на колени; снять (ссадить) ребенка с колена; сидеть у кого-л. на коленях; сидеть, положив сумку на колени; держать котенка/ребенка/женщину на коленях; забраться к отцу на колени; положить голову на колени; затекли колени (такое состояние обычно бывает тогда, когда кого-то или что-то долго держат на коленях). А вот сочетание уткнуться в колени является семантически не определенным — в нем присутствует либо лексема КОЛЕНО 2, что более вероятно, особенно в тех ситуациях, когда утыкаются в колени взрослого человека дети, либо лексема КОЛЕНО 1.

(3) У слова колено есть также значение КОЛЕНО 3 — ‘часть брюк/штанов, покрывающая КОЛЕНИ 1 или КОЛЕНИ 2’[288].

Примерами употребления лексемы КОЛЕНИ 3 являются сочетания протереть колени, дыра на коленях, заплата на коленях, брюки протерлись на коленях.

(4) У каждой лексемы в составе многозначного слова колено есть свои особенности. Так, у слова колено в значении КОЛЕНО 1 есть дериваты коленный, коленка, коленный сгиб (анатомическое), которые лишь частично пересекаются с дериватами других лексем. Слово колено в этом значении служит маркером уровня, ср. сочетание до колен, которое может означать и верхнюю, и нижнюю границу колен, а также сочетание по колено (море по колено).

Слова колени и коленки тесно связаны с психической, точнее с эмоциональной, системой человека. Например, говорят Уйми коленки (прост.) — ‘не бойся, не трусь’ или А коленки-то дрожат, намекая на трусость или страх, ср. колени дрожат от страха. Слаб в коленках обозначает слабовольного, трусливого или малодушного человека, а также (в другом значении) — неопытного, «зеленого». Как и у КОЛЕНО 1, у лексемы КОЛЕНО 2 есть свои дериваты, например коленопреклоненный, коленопреклонение.

(5) Жестовые фразеологизмы со словом колени довольно многочисленны. Некоторые из них мы уже приводили выше; к ним примыкают соматизмы стоять на коленях; поставить на колени; встать с колен; ползать на коленях. Слово колени в составе этих фразеологизмов обозначает вид в норме недопустимой низкой телесной опоры и выступает как знак униженного положения, подчинения адресату, символизируя покорность или поверженность.

Во фразеологизмах и устойчивых сравнениях слово колени обозначает твердую (ср. обозначения разных ударов коленом), но при этом сгибаемую часть ноги. В разных сочетаниях с этим словом в семантический фокус попадают разные признаки колена. Так, сочетание сломать через колено в своем переносном, фразеологизованном значении понимается как ‘заставить человека сделать то, что он очень не хочет делать, как бы перегибая его, преодолевая это нежелание и сопротивление желанию и воле адресанта’ (ср. с прямым, нефразеологизованным значением в сочетании сломать палку через колено). А сравнительные обороты голый как колено и лысый как колено имеют значение ‘совершенно лысый (resp. голый) человек’. Здесь в форме каждого фразеологизма актуализуется то, что кости не покрыты волосами.

Во фразеологических соматизмах выкинуть / выкидывать / отколоть / отмочить колено / колена ‘совершать неожиданный, странный, смешной поступок’ актуализуется культурная функция колен — их участие (использование) в самых неожиданных и сложных танцевальных фигурах, ср. также выражения выкидывать / выкинуть коленце / коленца с двумя стилистически маркированными значениями: ирон. 1. ‘делать замысловатые фигуры в танце’ и 2. ‘то же, что выкинуть колени/колена’.

Если <у человека> дрожат колени (коленки) в прямом смысле, то он не стоит твердо на ногах, а в переносном значении то же выражение дрожат колени (коленки) говорит о том, человек очень боится чего-то. Ср. также фразеологизм уйми коленки!, о котором речь шла выше.

Скажем теперь несколько слов о символизации колен.

Колени, наряду с половыми органами, женской грудью, пупком, родинкой, родимым пятном, пяткой и некоторыми другими, относятся к тем соматическим объектам, которые тесно связаны с идеей рождения. По замечанию В. Н. Топорова, сделанному в работе (Топоров 1994), хеттское слово genu обозначает — в своем исходном значении — пенис, то есть мужской половой орган (далее процитируем автора), «естественно соотносимый с и-е. *g’en— и, следовательно, понимаемый как своего рода „родитель“, <…>, как инструмент-средство рождения». Кроме того, слово genu имеет еще одно значение, а именно ‘коленный сустав’, Pl. ‘колени’. Тем самым это слово обозначает «и колено, и гениталии и так или иначе соотносится с идеей ломания-излома (genu как глагол)» (с. 142). Когда ссылаются на обычай принятия (сажания или положения) новорожденного, преимущественно сына как прямого продолжателя рода, на колени отцу, то, как отмечает В. Н. Топоров, «почему-то упускают из виду, что колени в данном случае не более чем эвфемизм и замена по смежности (а с известного времени и по языковому тождеству) детородного члена» (там же). Новорожденный встречается со своими родителями — большим (отцом) и малым (детородным членом).

По представлениям многих народов колени являются символом источника жизни и жизненной силы. Так, у русских во время трудных родов было принято сажать роженицу на чье-то колено, и считалось, что это придаст ей силы. Существовал у русских людей и такой обычай: чтобы у выходящей замуж невесты первенцем был мальчик, ей на колени сажали мальчика (там же). И вообще, не случайно дети очень любят сидеть на коленях у родителей.

В русской народной культуре колени — это гендерно выделенный объект. Так, во многих русских фольклорных текстах речь идет о коленях молодца. К нему на колени кладет голову подружка, она садится к нему на колени, даже засыпает у него на коленях. В этих текстах зафиксированы, в частности, выражения ложиться спать дружку на колени, приуснуть <у него> на коленях. Сажание невесты на колени жениху было знаковой позой, маскирующей обладание, присвоение, и это был невербальный акт объявления о таком намерении. Распространение этой позы сегодня в быту, и не только в русской культуре, связанное с потерей первоначальных функций и замыслов, не опровергает ее ритуального характера и знаковости. В. Н. Топоров считает, что обряд сажания на колени гарантирует «правильность» продолжения рода, его «непрерывность» и «чистоту». Ср. русские слова колено, по-коление, восходящие к и.-е. *ku̯el: *ku̯ol ‘происходить’. К этому же корню восходит и анатомическое значение слова колено (см. соответствующую информацию о слове колено в (Фасмер 1987 т. 2, 289)).

Колени как место сгиба ноги считались также областью, через которую в организм человека проникают разные болезни. У младенцев на Руси колени специально протирали маслами, а пространство под ними тщательно мыли (данные из работы (Топоров 1991–1993)).

В английских песенных текстах часто встречаются конструкции принадлежности типа angel’s knee ‘колено ангела’, Virgin Mary’s knee ‘колено Девы Марии’. Речь идет, в частности, о словах таких песен, как «Сherry Tree Сarol», «Diverus and Lazarus» и др. (Milner 1983). Часто в этих тестах говорится, что людям, попадающим в рай, приготовлено место — сидеть на коленях у ангела.

Женские колени нередко рассматриваются как эротический объект. В разных языках имеются соматизмы со словом колени или его переводными эквивалентами, выражающие любовную ласку, ср. сочетания гладить колени, целовать колени, англ. tickle one’s knee ‘щекотать коленку’, нем. stoßen an das Knie ‘толкать в коленку’.

7.14. Локоть

Говоря о семиотической концептуализации локтя, отметим, что локоть — это соматический объект, морфологически сходный с коленом, а потому неудивительно, что слово локоть имеет семантику, сходную с семантикой слова колено (КОЛЕНО 1). Оно обозначает (а) ‘сустав в середине руки (РУКИ 1), где она сгибается’, ср. сочетания ударить локоть, разбить локоть, (б) ‘часть руки (РУКИ 1), где находится этот сустав’, ср. он взял ее за локоть, и (в) ‘место сгиба руки (РУКИ 1), где находится данный сустав’, ср. сочетание локтевая вена ‘вена на локте’.

В семантическом фокусе русских жестов с участием локтя и фразеологических соматизмов со словом локоть находятся следующие признаки:

1. ‘Твердость’, ср. позу опираться локтями на стол, жесты и жестовые фразеологизмы проталкиваться/пробиваться локтями; англ. to elbow one’s way. В английском языке есть такое экспрессивное выражение-подбадривание More power to your elbow!, означающее буквально ‘Больше мощи твоему локтю!’; ср. More power to your elbow! Keep on revising and you’ll soon know it all ‘Не унывай! Продолжай повторять эту тему, и вскоре ты будешь все знать’.

2. ‘Возможность в некоторой совместной деятельности касаться локтем другого человека’. Так, сочетание работать локоть к локтю, которое на английский язык переводится как to work in close cooperation with each other, означает ‘работать в тесном взаимодействии друг с другом’, то есть выражает идеи единства и сплоченности. Выражение чувство локтя обозначает чувство товарищества и взаимной поддержки, оно передает идею готовности оказать близкому помощь и понимания того, что в случае необходимости этот человек тоже поможет тебе.

Сочетание локоть к локтю входит в один ряд с сочетаниями плечом к плечу, лицом к лицу, бок о бок. Эти сочетания не синонимичны, и каждое из них имеет свои условия употребления.

3. ‘Местоположение’. Расположение локтя (и в значении ‘сустав’, и в значении ‘часть руки’) в пространстве позади тела и сама структура руки делают локоть менее доступным, чем, например, колено или палец <руки>. Труднодоступность локтя для многих действий с ним лежит в центре семантики как пословицы Близок локоть, да не укусишь, означающей ‘цель хоть и близка, но недостижима’, так и основанных на этой пословице фразеологических выражений Своего локтя не укусить и Будешь кусать <себе> локти. Последнее, например, означает ‘будешь очень сожалеть о несделанном Х или о невозможности сделать Х, досадуя и ругая себя за это’. Ср. предложения (790) Делай все как надо и вовремя, и тогда не придется локти кусать и (791) Мало ли что случиться может; не подумаешь вперед, так чтоб после локтей не кусать (М. Загоскин. Юрий Милославский, или Русские в 1612 году).

Ближайший английский эквивалент к этому фразеологизму to kick oneself тоже — по своей внутренней форме — обозначает действие, антропоморфно невозможное или крайне затруднительное.

В заключение опишем значения еще двух выражений со словом локоть.

Есть коллокация локоть теннисиста, которая в переносном значении обозначает особую патологию, связанную с травмой и следующей за ней постоянной болью в области локтя. Название этой патологии объясняется тем, что особенно часто она встречается именно у теннисистов (см. также выражение выбить локоть).

Высказывания вида <у кого-то> руки по локти в крови употребляют, характеризуя человека, у которого на совести много кровавых преступлений, а выражение взять под локотки используется по отношению к представителям власти, арестовывающим, арестовавшим или намеревающимся арестовать человека.

§ 8. Слезы

8.1. Постановка задачи

Слезы являются важной разновидностью телесных жидкостей. До недавнего времени соматические объекты этого класса практически не исследовались ни лингвистами, ни специалистами по невербальной семиотике (исключение составляет кровь, о чем ниже). К слезам как к объекту научного анализа обращались по большей части этнографы, культурологи, фольклористы и богословы, которых интересовали слезы и стоящий за ними плач как объекты культуры и как важная составляющая культурной, фольклорной и библейской устных и книжных традиций (Байбурин 1993; Ильина 2008; Славянские древности 2012, т. 5; Кабакова, Конт 2005; Югай 2011). Между тем слезы как объект лингвистического и семиотического анализа заслуживают не меньшего внимания — прежде всего потому, что они являются индикатором физических и психических состояний человека, показателем его настроения и непосредственной реакцией на актуальную ситуацию или на людей, с ней связанных. Кроме того, слезы и их характеристики отражают связь между всеми системами человека: телесной, психической, ментальной и защитной.

Для построения семиотической концептуализации слез требуется решить следующие исследовательские задачи: (а) выделить основные структурные, физические и функциональные признаки слез, указав значения этих признаков и способы их языкового выражения; (б) на основе выделенных признаков описать семантику слова слезы; (в) выявить его синонимические и другие семантические связи; (г) проанализировать возможные дериваты этого слова — прежде всего те, которые достаточно широко представлены в русском языке; (д) продемонстрировать роль слова слезы как составляющей целой группы русских фразеологических единиц; (е) описать основные русские жесты с участием слез и вскрыть особенности мультимодальной коммуникации с участием таких жестов (см. (Кибрик 2014)).

Далее мы последовательно остановимся на всех указанных составляющих семиотической концептуализации слез.

8.2. Слово «слезы». Общие замечания

Слово слезы многозначно. В своем основном значении слезы (далее — лексема СЛЕЗЫ 1) — это ‘определенный вид телесной жидкости’, но и такое сильно редуцированное представление семантики слова заслуживает отдельного обсуждения. Дело в том, что большинство рассмотренных нами русских толковых словарей (Кузнецов 1998; Евгеньева 1984/1999; Ожегов, Шведова 1993; Ушаков 2000) используют в толковании слова слезы семантический элемент ‘жидкость’ как обозначение родовой принадлежности слез. Однако при таком описании нарушается, по-видимому, наиболее естественный и общепринятый основной семантический и лексикографический принцип, а именно толковать более сложные языковые единицы через более простые. Чтобы избежать этой ошибки, мы толкуем слово слезы при помощи семы ‘вода’, которая семантически заведомо проще, чем ‘жидкость’, причем проще по самым разным критериям простоты. Во-первых, слово вода рано, во всяком случае намного раньше, чем слово жидкость, осваивается детьми, овладевающими русским языком. Во-вторых, у слова вода большой круг производных слов, чего нет у слова жидкость. В-третьих, оно гораздо более употребительное, и сфера его употребления не ограничивается научными и бытовыми текстами: в нее входят также публицистические, художественные и фольклорные тексты[289].

Прежде чем предложить толкование слова слезы, остановимся на структурных и физических признаках слез, а также на типовых языковых выражениях, передающих значения этих признаков.

8.3. Структурные и физические признаки слез

8.3.1. Составленность и исчисляемость

К структурным признакам слез относится их составленность. Слезы мыслятся как совокупность капель, ср. предложение (792) Тяжелые капли слез стали падать на бумагу (Л. Авилова. А. П. Чехов в моей жизни). Такая капля имеет название — слеза или слезинка, см. сочетания три слезинки, не проронить ни слезинки, а также предложения (793) Но одна слеза все-таки сорвалась с его ресниц и упала на мощи (Е. Водолазкин. Лавр) и (794) Матушка тоже выразила сожаление и выронила две-три слезинки (М. Салтыков-Щедрин. Мелочи жизни).

8.3.2. Количество слез, интенсивность и скорость их выделения

Количество (объем) слез — это физический признак, который характеризует вытекающие или вытекшие из глаз слезы. Такие слезы можно собрать и оценить их объем, ср. предложение (795) Расставались, слезы так текли рекой (В. Ходасевич. Младенчество), в котором речь идет о большом объеме слез, и предложение (796) Многие плакали, а кто не плакал, тот отирал сухие глаза, силясь выжать несколько слез (А. Пушкин. Дневник), где объем слез небольшой. Ср. также шутливый (игровой) жест собрать слезы, которые обычно показывают детям, чтобы предупредить их возможный плач или чтобы подразнить их, когда они плачут.

Типичная метафора большого количества вытекших слез — море слез.

Обратим внимание на сочетание глаза, полные слез. Оно выражает единственное значение признака «количество слез, стоящих в глазах», а именно их ‘большое количество’. Ср. предложение (797) Скорбные, страдальческие, полные слез глаза Федора смотрят в зал (В. Давыдов. Театр моей мечты). Значение малого количества слез передает выражение в глазах появились (или: показались) слезы ‘несколько капель’.

Интенсивность выделяющихся слез — это их объем в единицу времени. Когда слезы текут ручьем, льют градом, когда человек дает волю слезам, разражается слезами, интенсивность выделения слез высокая. Когда же слезы еле капают, когда они выступают на глазах или скупо текут, интенсивность выделения слез низкая, см. предложение (798) Помнит Мишка, как батянька, такой большой и сильный, страшно кривил лицо, и по запыленным щекам его скупо текли слезы (М. Шолохов. Донские рассказы).

Количество, интенсивность выделяемых слез и скорость их движения — все эти признаки связаны друг с другом, и в этом отношении слезы ведут себя точно так же, как и другие виды жидкостей, не обязательно телесные, см. предложения (799) У нее задрожал подбородок, и слезы показались на глазах, поползли по щекам (А. Чехов. Архиерей) и (800) Стало так больно и горько, что хлынули слезы (Ю. Коваль. Сиротская зима).

В норме большое количество выделяемых слез и высокая интенсивность их выделения связаны с сильными эмоциональными переживаниями человека, иногда в совокупности с радостными или тревожными мыслями. Существует, однако, сильный культурный запрет, согласно которому мужчины не должны плакать на людях, и для его нарушения должны быть веские причины. Поэтому и возникли выражения скупая (скупые) мужская (мужские) слеза (слезы), сдержанные слезы и т. п., указывающие на нарушение запрета. Ср. предложения (801) <…> Наш дедушка, разлученный с внуком, может даже пустить мужскую скупую слезу (Красота, здоровье, отдых: Медицина и здоровье), (802) Я люблю ее <жену> и не стыжусь своих скупых слез (Е. Попов. Облако) и (803) Последние слова он даже почти выкрикнул голосом, в котором сказывались и напряжение досады, и сдержанные слезы (В. Крестовский. Панургово стадо).

Особого внимания заслуживают слова слезоточивый и слезливый.

Слово слезоточивый более терминологическое, оно имеет соответствующие значения и круги употреблений. У этого слова два значения. Первое значение (лексема СЛЕЗОТОЧИВЫЙ 1) характеризует человека (или его образ), который много и обильно плачет, причем чуть ли не по любому поводу, вовсе не обязательно от испытываемых эмоций. Ср. предложение (804) Вот слезоточивая Раневская и другие бывшие хозяева «Вишневого сада» — эгоистичные, как дети, и дряблые, как старики (М. Горький. А. П. Чехов (1914)). Второе значение (лексема СЛЕЗОТОЧИВЫЙ 2) — каузативное, а именно СЛЕЗОТОЧИВЫЙ 2 Х означает ‘такой Х, который вызывает обильные слезы, причем даже в тех случаях, в которых люди в норме не плачут’. См. выражения слезоточивый газ, слезоточивый фильм и предложение (805) Слезоточивость темы такова, что зрители уже на подходе к кинотеатру достают носовые платки (В. Кичин. О странностях любви).

Слово слезливый более «бытовое». Его со словом слезоточивый связывает общий смысл ‘обильное выделение слез’, но слово слезливый содержит дополнительный по сравнению со слезоточивый смысловой компонент, отражающий причину появления слез, которая обычно предстает как эмоциональное состояние человека. Не случайно это слово часто выступает в сочинительной конструкции со словами сентиментальный, жалкий, чувствительный и т. п., ср. предложение (806) Кямал был сентиментальный и слезливый, любил давить на чувства (В. Токарева. Своя правда).

Физические признаки объема, интенсивности и скорости вытекания слез связаны и с таким признаком, как «контролируемость <человеком> появления слез», ср. выражение сдерживать слезы, которое показывает, что человек в определенной степени может контролировать их появление. Степень контроля во многом зависит от силы эмоций, испытываемых человеком, и от ситуации. Ср. предложения (807) — Товарищ Сталин умер. Как жить-то теперь будем? — по-взрослому рыдая, обкусывала слова Симка и тут снова вся утонула в слезах (В. Личутин. Баба Нюра) и (808) В те самые минуты, когда обгорелая девушка в бреду, беспамятстве боролась со смертью, когда мать ее захлебывалась слезами, он… всю ночь грезил Анфисой, своей любовью (Ф. Абрамов. Братья и сестры).

Неконтролируемый бурный поток слез уподобляют неуправляемой стихии, ср. предложения (809) И потом на пыль льется дождь твоих глупых слез, пыль оборачивается мохнатой грязью (М. Кучерская. Тетя Мотя) и (810) Вашингтон был сдержан, ликовал, конечно, но по-мужски прятал эмоции. А вот Берри пролила водопад слез (Фавориты столкнулись на финише // Телеканал «Культура»).

8.3.3. Температурные и вкусовые метафоры

Температуру многих жидкостей человек может ощущать своей кожей, и слезы тут не исключение. Когда слезы появляются, они обычно теплые или горячие, а от долгого пребывания на воздухе становятся холодными. Больший интерес представляют не прямые, а переносные значения сочетаний горячие слезы, жгучие слезы, холодные слезы и т. п., поскольку каждое из них связано с определенной силой испытываемых человеком эмоций. В норме появление слез связано с отрицательными эмоциями (так, фраза У нее на глазах появились слезы без какого-либо уточняющего контекста понимается как то, что субъекту плохо), а сила эмоций передается посредством температурных метафор. Типовой причиной появления слез, которые описываются как жгучие, являются такие сильные отрицательные чувства, как обида, зависть, бессилие, злоба, а недовольство, неудовлетворенность или острое разочарование жгучих слез не вызывают; точно так же жгучие слезы не появляются от счастья или умиления. См. предложение (811) Плача жгучими слезами бешенства и бессилия, Служкин листал изгаженные тетрадки (А. Иванов. Географ глобус пропил).

Не следует думать, что атрибутивные сочетания со словом слезы, где прилагательное в своем основном значении — температурное, всегда передают либо только позитивные, либо только негативные эмоции. Например, сочетание горячие слезы может передавать как чувство горечи или обиды, так и чувство восторга или счастья, ср. предложения (812) Она низко наклонила вперед голову, и долго сдерживаемые, горячие слезы — слезы горькой обиды и озлобления — вдруг быстро и дружно закапали на ее белый, вышитый передник (Ф. Крюков. Казачка), (813) От счастья я казался больше себя, больше острова, больше моря <…>. Горячие слезы текли по лицу (Ю. Буйда. Город палачей). Противоположное горячему прилагательное холодный в сочетании со словом слезы обычно соотносится с неприятным чувством, ср. (814) Сколько раз, наедине, в своей комнатке <…> клялся он, весь пылая стыдом, с холодными слезами отчаяния на глазах, на другой же день убежать тайком (И. Тургенев. Чертопханов и Недопюскин). Однако сочетание холодные слезы может использоваться как художественный прием при передаче положительных чувств, испытываемых человеком, ср. (815) Холодные слезы восторга выступали у него на глазах и одна за другой катились к носу (И. Грекова. Фазан).

Вкус слез — соленый (см. толкование слова слезы в разделе 8.2). Сказанному не противоречат сочетания сладкие слезы и горькие слезы. Прилагательные тут выражают, напомним, не значение признака слез, а причину, вызвавшую слезы, — приятную, как в сочетании сладкие слезы (умиления, восторга и т. п.), или неприятную, как в сочетании горькие слезы (обиды, покаяния и др.).

Отметим сочетание горючие слезы, которое означает ‘обильные и очень горькие слезы’. Из телесных объектов горючими бывают только слезы, хотя горьким вкусом обладают и другие телесные жидкости, например желчь.

8.3.4. Прозрачность и цвет слез

В норме слезы бесцветны и прозрачны. Они часто выступают как мерило или эталон прозрачности и (в переносном смысле) полного отсутствия отрицательных качеств у человека, его, как говорят, чистоты. Не случайно сравнение чист как слеза (производное от чист как слеза ребенка) применяется не только по отношению к жидкостям, см. предложение (816) Самогон Филькиной марки ценится выше марки Самошкиной… Градусов шестьдесят крепости и чист как слеза! (Ф. Крюков. Новым строем), но и по отношению к человеку, см. предложения (817) Но дядя Миша, во-первых, был в этот день «чист как слеза», во-вторых, голос его обладал такой спокойной убедительной властью, что она, как ни топорщилась, верила сразу всему! (Д. Рубина. На солнечной стороне улицы) и (818) А те люди, которые проезжали через наш город, забыли о том, что мусульманин, только что принявший ислам, чист как слеза ребенка (А. Афанасьев. Группа крови).

Как и в случаях с температурными и вкусовыми прилагательными, семантика прилагательных, выражающих цвет, степень прозрачности или наличие в слезах каких-то примесей, в сочетании со словами слезы и слеза содержит компоненты, характеризующие нетелесную (психологическую или ментальную) сферу человека. Например, сочетание мутные слезы усталости и голода в предложении (819) Из ее грустных полуоткрытых глаз сочились мутные слезы усталости и голода (А. Фадеев. Рождение Амгуньского полка) косвенно характеризует накопившуюся у человека усталость и испытываемое им чувство голода. В этой связи отметим, что у детей, не накопивших переживаний и обид, мутных слез не бывает; сочетание мутные слезы — это языковая характеристика людей, много испытавших и переживших.

Из «цветовых» обозначений слез выделим выражения черные слезы и кровавые слезы.

Черные слезы в одном из своих значений указывает на то, что слезы смешались с чем-то черным, причем так, что стали как бы черными, ср. предложение (820) Черные очки Збигнева Цибульского <…> были для нас таким же символом <…> как смешанные с краской черные слезы Джульетты Мазины (Л. Аннинский. Польский нерв). В другом значении то же выражение описывает, как мы уже неоднократно видели на других примерах, не свойство слез, а причину их появления. Как это нередко бывает с черным цветом, выражение черные слезы указывает на негативные причины слез, ср. черные слезы тоски, черные слезы зависти.

Выражение кровавые слезы обозначает ‘слезы, вызванные страданием или болью, настолько сильными, что кажется, будто текущие слезы сильно смешаны с кровью’, см. выражение Будешь умываться кровавыми слезами и предложение (821) Опомнитесь, откажитесь от пьянства и идите домой, где ваши голодные, избитые вами жены плачут кровавыми слезами (Н. Гумилев. Черный Дик).

Основываясь на структурных и физических свойствах слез, мы можем предложить следующее толкование для слова слезы в его основном значении:

СЛЕЗЫ 1 — ‘соленая вода, которая скапливается в глазах человека и которая вытекает из глаз в определенных ситуациях’.

Комментарии

1. В качестве входной единицы мы не случайно выбрали форму множественного числа слезы. Для этого есть несколько причин.

Во-первых, форма слезы (42 763 вхождения по данным Национального корпуса русского языка[290]) почти вдвое употребительнее формы единственного числа слеза (23 633 вхождения).

Во-вторых, употребление слова слеза более характерно для коллокаций, идиом и клишированных фраз, таких как скупая мужская слеза, одинокая слеза, Целый мир не стоит слезы ребенка, тогда как слово слезы свободно входит также и в многочисленные и семантически разнообразные свободные сочетания.

В-третьих, лексема СЛЕЗЫ 1 тесно связана с лексемой ГЛАЗА 1, которая является первым значением слова глаза и которая обозначает парный соматический объект. А входом в толкование парных соматических объектов, как правило, служит соответствующая единица в форме множественного числа.

В-четвертых, в русском языке есть имена соматических объектов, семантическая структура которых идентична семантической структуре слова слезы, ср. сопли и сопля. Таким именем является также слово волосы (о словах волосы и волос см. подробнее § 6 гл. III). Напомним читателю, что мы рассматриваем слово слезы только применительно к человеку, что объясняет появление элемента ‘человек’ в тексте толкования.

2. В толкование лексемы СЛЕЗЫ 1 входит указание на три важнейших признака слез, а именно на местоположение, особенности функционирования и вкус. Стандартные местоположение и динамическое поведение слез — их вытекание из глаз — воспринимаются зрительно. Указание местоположения слез важно, поскольку оно отличает слезы от других телесных жидкостей. Слезы появляются в глазах, иногда стоят в глазах и под действием силы тяжести текут вниз по поверхности лица. При этом они часто попадают в рот человека, отчего человек ощущает их вкус. Этот вкус — соленый, несмотря на то что в русском языке существуют такие сочетания, как сладкие слезы или горькие слезы. Здесь, однако, нет никакого противоречия, поскольку в этих сочетаниях прилагательные употреблены в своих переносных значениях. Они тут не описывают вкус слез, а прямо или косвенно указывают на причину их появления — приятную, ср. сладкие слезы умиления и восторга, или неприятную, ср. горькие слезы обиды и разочарования. Впрочем, в этих сочетаниях слово слезы может обозначать ситуацию возникновения соответствующих эмоций, см. лексему СЛЕЗЫ 2.

3. В противоположность лексикографическим решениям по поводу слова слезы, которые приняли составители просмотренных нами словарей, мы не считаем необходимым включать в толкование его основного значения элемент ‘прозрачная’. Использование единицы ‘вода’ как родового понятия для описания слез позволяет избежать ненужной избыточности и сократить текст толкования, поскольку стереотипно (в норме) вода прозрачна.

4. То, что слезы способны вытекать из глаз, известно не только из непосредственного опыта человека — этот факт отражен в этимологии слова слезы. Согласно словарю (Фасмер 2004), оно восходит к праславянскому *slьza и родственно словам слизь, слизкий. Свойство текучести у слез является производным от аналогичного свойства воды и поэтому тоже не требует отдельного указания в толковании.

У слова слезы есть и другие значения.

Так, слово слезы может обозначать ситуацию, в которой возникают СЛЕЗЫ 1. В этом значении слово слезы (лексема СЛЕЗЫ 2) синонимично слову плач (ср. описание синонимического ряда с доминантой ПЛАЧ в (НОСС 2004, 765–767)), ср. сочетания удариться в слезы, разразиться слезами. Лексема СЛЕЗЫ 2 — синоним слова плач в одном из значений — является значением лексической функции Manifest от соответствующей лексемы плач (о лексической функции Manifest см. (Мельчук 1974/1999)).

Поскольку проявления плача могут быть разными, особо подчеркнем, что слезы характеризуют именно внешний вид плачущего или готового заплакать человека, в отличие от других проявлений плача, таких как прерывающееся дыхание, звуки рыданий и всхлипываний и др. (Апресян 2004, 762–765). Даже в тех случаях, когда человек сдерживает слезы, его внешний вид говорит о том, что он вот-вот заплачет. Ср. предложения (822) Я прикрыл лицо рукой и разразился слезами — самыми горячими из всех пролитых мной (В. Набоков. Лолита) и (823) Слезы душили меня, я сел на диван и, не в силах говорить более, упал головой ему на колена, рыдая так, что мне казалось, я должен был умереть в ту же минуту (Л. Толстой. Отрочество).

У слова слезы есть еще одно значение — лексема СЛЕЗЫ 3. Мы не будем здесь описывать это значение, а укажем лишь на некоторые его особенности. Две из них — семантические. Одна из них состоит в том, что лексема СЛЕЗЫ 3 обозначает проявление реальных или мнимых чувств человека, обычно с целью воздействовать на адресата. Другая особенность состоит в том, что сочетания с лексемой СЛЕЗЫ 3 описывают поведение человека как бы плачущего, хотя при этом слез может не быть, ср. сочетание со слезами в голосе. Поведение, описываемое такого рода сочетаниями, имеет свои параязыковые характеристики: дрожащий голос, всхлипывания, неровные вздохи и некоторые другие. Третья особенность — морфологическая: лексема СЛЕЗЫ 3, как, впрочем, и лексема СЛЕЗЫ 2, часто употребляется в текстах в форме единственного числа, см. сочетания со слезой в голосе, пустить слезу (последнее всегда обозначает неискреннее поведение человека, который хочет создать у адресата впечатление, что плачет, и этим достичь для себя какой-то выгоды). Эта морфологическая характеристика лексемы согласуется с тем, что обозначения самих внутренних состояний человека обычно тоже бывают в форме единственного числа, ср. счастье (а не *счастья), радость (реже — радости Pl.), горе (*горя). Представляется, что употребление формы единственного числа там, где по смыслу можно было бы употребить форму множественного числа, является особым художественным приемом — средством выразительности. См. предложения (824) Возница с отчаянием и со слезой в голосе кричал им <баранам> «цоб-цобе» и бил их по пыльным бокам корявой палкой (К. Паустовский. Повесть о жизни. Время больших ожиданий) и (825) Слеза умиления прошибла Андрея, какие-то торжественные слова, произнесенные им, вызвали одобрение курилки (А. Азольский. Лопушок).

Замечание (О некоторых других значениях слова слеза)

У слова слеза есть также два переносных значения, не относящихся к человеку. Это ‘капля сока, влаги, выделяющаяся на поверхности какой-либо жидкости’, ср. сыр со слезой, и ‘вещь, похожая по форме на слезу’, ср. растение «слеза Иовля».

В дальнейшем мы остановимся на слове слезы в значении СЛЕЗЫ 1. Оно нас интересует прежде всего потому, что через него устанавливается связь между психической (главным образом эмоциональной), ментальной, защитной и телесной системами. Ср. примеры (826) Это разве зарплата? — Одни слезы (‘зарплата настолько <маленькая>, что это вызывает слезы’) и (827) Она смеялась до слез (‘смеялась так сильно, что на глазах выступили слезы’). В первом из этих примерах естественная реакция человека на низкую зарплату — это слова, которые говорят о том, что величина зарплаты может вызвать слезы, ср. также выражение кот наплакал (‘очень мало’). Здесь можно было бы на место слова слезы подставить слово смех, ср. (828) Это разве зарплата? — Один смех. Хотя в обоих случаях слова смех и слезы обозначают малое количество денег, предложения (826) и (828) не синонимичны. Их отличает отношение субъекта высказывания к данному количеству: в первом случае — это сожаление по поводу малости зарплаты, а во втором — ирония (ср. часто сопровождающее это высказывание ухмылку).

Пример (827) интересен, во-первых, тем, что иллюстрирует тесную связь между двумя разновидностями проявлений эмоциональных состояний, а во-вторых, тем, что демонстрирует неэквивалентность этих проявлений. Так, при правильном сочетании смеяться до слез неправильным является сочетание *плакать до смеха. Длительный или интенсивный смех как сложный физиологический процесс, требующий телесного напряжения, вызывает непроизвольное появление слез, причем для их появления достаточно сравнительно слабого напряжения.

Связь разных систем человека отчетливо выявляется, если рассмотреть причины появления слез. Слезы могут быть, так сказать, чисто физиологическими, что бывает в тех случаях, когда человеческий организм особым образом реагирует на определенное внешнее воздействие — природной среды, объекта или другого человека, ср. сочетания слезы от ветра/от солнца/от лука/от щекотки. Слезы являются также типичным проявлением физической боли, см. предложение (829) Привезли больную с острыми болями в животе. Лицо этой красивой женщины залито слезами — от боли (Е. Маслова. Порой оказывать помощь опасно для жизни // Встреча. 2003), или выражением психической реакции человека на некоторые события, см. предложение (830) Слезы ее — не настоящие, не нужны, это — не слезы боли, обиды (М. Горький. Жизнь Клима Самгина).

С семантической природой слова слезы связано выражение причины их появления — ср. в приведенном нами толковании слова слезы компонент ‘в определенных ситуациях’. Некоторые из таких типовых ситуаций мы только что указали.

Причины появления слез синтаксически выражаются в сочетаниях слезы Х-а и слезы от Х. Эти способы выражения причин появления слез, вообще говоря, несинонимичны, ср. сочетания слезы боли и слезы от боли. В первом случае речь идет о боли, вызванной наступившим эмоциональным состоянием, а во втором — о боли физической, ср. предложения (831) Сильная рука нанесла ему <Федору> удар кулаком в спину, так что он едва не скатился с лестницы лицом в землю. У него брызнули из глаз невольные слезы от боли (А. Шеллер-Михайлов. Дворец и монастырь) и (832) Он так и не застонал, этот сэр Лайонел, хоть слезы и дрожали в его глазах. Злые слезы боли и стыда за то, что другим видны его страдания (Ю. Герман. Дорогой мой человек).

Существуют, однако, контекстные условия, при которых конструкции слезы Х-а и слезы от Х будут синонимичны. Это бывает в случаях, когда место переменной Х замещает слово, обозначающее эмоциональное состояние человека, например слезы счастья и слезы от счастья, слезы досады и слезы от досады, слезы тоски и слезы от тоски. Ср. также предложения (833) Легкие женские слезы радости катились по ее щекам (Д. Гранин. Зубр) и (834) Ну, так вот видишь: у меня даже слезы от радости, так мне хорошо! (А. Островский, Н. Соловьев. Светит, но не греет).

8.4. Функциональные признаки слез

Описание функциональных признаков слез начнем с физиологических функций. Таких функций у слез, выраженных в русском языке, две — очищающая и защитная. Слезы очищают глаза от грязи и вредных веществ, при этом и грязь, и вредные вещества понимаются буквально. Очищая глаза, слезы выполняют одновременно защитную функцию, не допуская проникновения в них посторонних предметов. При появлении в глазу соринки или мошки из глаза текут слезы, а если не текут, то их стараются осознанно вызвать, вымывая, как говорят, соринку (мошку) из глаз.

Однако слезы могут очищать не только глаза и не только буквально. Выражения очищающие слезы, очистительные слезы раскаяния / мольбы, очищающие слезы покаяния, а также очиститься слезами, тихие слезы очищают душу и т. п. — все выражения этого типа связаны с культурной функцией слез, основанной на физиологии; слова семантического поля ‘очищение’ здесь используются в переносном смысле (‘очистить душу, сердце’).

О психологических функциях слез мы уже говорили. Укажем на одну важную коммуникативную функцию слез. Как мы уже отмечали при описании значений слова слезы, люди могут вызывать у себя слезы осознанно, и делают они это с целью разжалобить адресата, добиться у него для себя какой-то выгоды, привилегии. В связи со сказанным отметим наречие слезно, которое употребляется главным образом с глаголами директивных речевых актов, таких как просьба и ее разновидности, ср. слезно просить, упрашивать, молить, вымаливать. Существует даже специальное и устаревшее слово слезница, одно из значений которого — это ‘слезное прошение’, см. (835) Ахматова в те же годы пишет стихи, сложившиеся в «Реквием»… Письмо-слезницу, где она ручалась за арестованных близких (Н. Иванова. Пересекающиеся параллели // Знамя. 2001). На наличие у слез коммуникативной функции воздействия на адресата с определенной целью указывает также такое идиоматичное выражение, как меня слезами не проймешь.

Замечание (О слове слезница)

У слова слезница есть еще одно значение, которое в словаре следует пометить как историческое. Это слово обозначает ‘сосуд, который в древности ставили у могил с целью собрать выплаканные у могилы покойного слезы’, см. (836) Кроме того найдена редкая серебряная тарелка, слезницы из стекла и перламутра… (К разгрому древнего клада // Новое время. 1914).

8.5. Слезы в невербальных семиотических актах

Слезы являются главным элементом тех невербальных семиотических актов, с которыми они функционально согласуются. Мы имеем в виду прежде всего разные виды плача. Существуют специальные жесты, показывающие, что человек плачет, или — в их коммуникативной функции — играющие роль жестов-дразнилок, назначение которых состоит в том, чтобы показать человеку, что плакать не надо, не следует, что это нехорошо. Мы будем условно называть такие жесты собирать слезы в ладонь и вытирать слезы в глазах. Оба жеста являются шутливыми или ироничными, чаще всего употребляемыми взрослыми по отношению к детям. В первом случае жестикулирующий имитирует движение слез из глаз и попадание их на ладонь, а во втором — трет глаза, как бы убирая с них слезы. Поскольку, как мы говорили, мужской стиль поведения (о нем см. в книге (Крейдлин 2005)) не допускает демонстрации слез на публике, неудивительно, что существуют также жесты, назначение которых — скрыть от посторонних появившиеся слезы. К ним относятся, например, русские жесты закрыть лицо руками, отвернуться от адресата, повернуться в сторону адресата (некоторые из этих жестов описаны в (СЯРЖ 2001)).

8.6. Устойчивые выражения со словом «слезы»

У слова слезы есть и другие употребления, ср. предложение (837), где у слова слезы переносное, метафорическое употребление (значение) (837) Дождь — это слезы природы, снег — это седина природы.

Слово слезы хорошо освоено русской фразеологией. Об этом говорит то, что оно активно употребляется в устойчивых выражениях разных типов, включая паремиологические (пословицы и поговорки). См., например, единицы умываться слезами, утопать в слезах, слезы навернулись на глаза, выжимать слезы, скупая мужская слеза; Слезы — вода, да иная вода дороже крови, Всякому своя слеза солона, Есть слезы, которых и солнце не высушит, Слезами горю не поможешь, У матери на все слез хватит.

Общим свойством всех приведенных выражений является их непосредственная связь с разными составляющими семиотической концептуализации слез, главным образом с их признаками. Больше того, без знания этих составляющих невозможно дать полную интерпретацию таких выражений. То, что слезы являются водой, характерный вкус слез, их количество, функции, в том числе очищающая и защитная, — все это представлено в указанных выше единицах.

Чтобы раскрыть роль слез во фразеологии, обратимся к ряду устойчивых выражений.

Одни из них соответствуют существующим в обществе культурным стереотипам, другие говорят о том, что следование стереотипам не абсолютно, то есть что существуют ситуации, в которых поведение человека не следует стереотипным предписаниям. Так, в выражении Рад бы не плакать, да слезы сами льются речь идет о том, что человеку трудно сдержать слезы, что бывают ситуации, когда никакие усилия ему в этом не помогут. Пословица Душа не болит и слеза не валит основана на основной функции слез — быть поверхностным маркером глубинного эмоционального состояния человека, то есть свойств его души. Наконец, в пословице Где словом не проймешь, слезой прошибешь отражена коммуникативная функция слез: с их помощью человек может получить для себя какие-то преимущества и достичь определенной выгоды.

Между тем в других выражениях, например в Москва слезам не верит, проливать крокодиловы слезы, слезами горю не поможешь, актуализована мысль о том, что стереотипы, связанные со слезами и их свойствами, могут нарушаться. Обычно, когда человек плачет, это затрагивает окружающих, поскольку появление слез у человека в норме свидетельствует о том, что ему плохо. Плачущий человек вызывает сочувствие окружающих, а то и стремление ему помочь. Между тем в случаях, если слезы воспринимаются как неискренние, в частности как средство достижения для себя какой-то выгоды, такое поведение плачущего человека вызывает не сострадание, а осуждение. Аналогичным образом люди осуждают человека, который пассивен и льет слезы в ситуации, когда ему, по их мнению, следовало бы предпринять какие-то активные действия. См. предложения (838) Не пускай сопли и не рыдай. Москва слезам не верит. Поворачивай лучше оглобли и возвращайся в деревню землю пахать, вместо того чтобы тут гнить (В. Катаев. Алмазный мой венец), (839) Зинка Кудрявцева лила крокодиловы слезы, а сама каких только гадостей не говорила! (Т. Моспан. Подиум) и (840) Я вот тоже, когда получила письмо о смерти Васи, горевала-горевала, а потом поняла, что слезами горю не поможешь (Г. Марков. Строговы).

По поводу высказывания Слезами горю не поможешь можно заметить следующее: оно употребляется в тех ситуациях, когда один человек дает понять другому, что плакать в данной ситуации бессмысленно; лучше попытаться активными действиями изменить ход вещей. В случаях же, когда горе подлинное, например когда умирает или тяжело заболевает близкий, человеку могут сказать Поплачь, поплачь, тебе станет легче. Горе можно также выплакать, ср. примеры (841) И он <Максим> тут же выплакал матери свое горе (И. Ратушинская. Одесситы) и (842) Я плачу, я стражду! / Не выплакать горя в слезах… / Напрасно надежда / Мне счастье гадает, — / Не верю, не верю / Обетам коварным: / Разлука уносит любовь (Н. Кукольник. Английский романс).

* * *

Слезы обычно появляются у человека в результате сильного физического или сильного психологического воздействия на него. Реже их появление вызвано внешними факторами — климатическими и, шире, природными явлениями, какими-то артефактами и др. В интересующем нас здесь случае слезы соотносятся с такими семиотическими актами, как разные виды плача, и с такими речевыми актами, как моление, прошение, покаяние. Говоря о разных видах плача, мы имеем в виду, что слово плач в одном из значений может быть родовым для целого класса семиотических поведенческих актов. Многие из этих актов объединяет смысловой инвариант ‘воздействие на адресата’, например, дети могут хныкать, рыдать, канючить и т. п., чтобы добиться от взрослых какой-то выгоды для себя.

Слово плач в его конкретном, видовом значении уже упоминалось выше при описании лексемы СЛЕЗЫ 2. Отметим, что вовсе не каждый вид плача сопровождается слезами, см. хотя бы сочетание бесслезный плач. Соотношение между словом плач и глаголом плакать нетривиально: так, не каждый плач является отглагольным именем от плакать. Следовательно, для описания фрагмента семантического поля, в который входят единицы слезы, плакать и плач, требуется отдельно рассмотреть два соотношения, а именно слезы — плакать и слезы — плач.

В статье И. А. Мельчука (Мельчук 2004) приведено толкование глагола плакать в составе сентенциальной формы Х плачет от Y-а: ‘X has tears in X’s eyes (and produces a particular sound), which is caused by a strong emotion Y of X’, то есть ‘У Х появляются в глазах слезы (и Х издает определенный звук), вызванные испытываемой им сильной эмоцией Y’ (перевод наш. — Авторы). Таким образом, И. А. Мельчук толкует основное значение глагола плакать через ‘слезы’, хотя согласно словарю (Апресян 2004) слезы являются проявлением плача. Такое расхождение показывает, что соотношения между словами плач и слезы и между словами плакать и слезы заслуживают особого и более серьезного обсуждения. Попытка избежать логического круга была предпринята в (НОСС 2004, 765–767).

§ 9. Кулак

Кулак представляет собой уникальный соматический объект, образующий одноэлементный класс. Дело в том, что в нормальных ситуациях кулака нет: он появляется только тогда, когда он нужен человеку для каких-то определенных целей. В этом отношении имя кулак подобно таким языковым единицам, как улыбка (когда губы человека не сложены в улыбку, улыбка отсутствует как таковая), гримаса, и некоторым другим выражениям лица, а также таким словам, как колени (КОЛЕНИ 2, ср. англ. lap) и дуля, фига или кукиш.

Это свойство кулака влечет за собой целый ряд особенностей употребления слова кулак. В частности, при описании внешности человека упоминание кулаков, а также улыбок и т. п. выглядит несколько странно. Ср., например, тексты (843) Я увидел очень крупного, толстого человека. Кулаки у него были размером с пивные кружки (ср. У него были толстые руки) или (844) Ко мне подошла девушка. Улыбка у нее была очень приятная, но чем-то она мне не понравилась (ср. Лицо у нее было очень приятное). Упоминание кулаков или улыбки при первом взгляде на человека предполагает, что человек улыбался или сжимал кулаки, о чем естественнее было бы сообщить прямо. В частности, если описывается не конкретная встреча с человеком, а просто его внешность, то упоминание улыбки, как, например, в тексте (845) Петр Иванович был высокого роста. У него было широкое лицо, густые волосы и приятная улыбка, выбивается из ряда обозначений физических признаков, постоянно присущих человеку.

И кулак, и улыбка, и кукиш — это определенные трансформы соматических объектов, полученные изменением их формы. Другие признаки не способны к такому разнообразному и сознательному изменению: невозможно, например, сознательно изменить размер многих частей тела и частей частей тела. И даже если это возможно (ср. он надул щеки, выпятил живот), результат изменения размера не имеет идиоматичного языкового названия — как правило, результат называется по типу изменения размера. Следовательно, можно предположить, что изменение формы соматических объектов более значимо для языковой картины мира, чем изменение размера.

Однако кулак отличается от других подобных трансформов очень существенным признаком: кулак, как и многие части частей тела, имеет свои особые функции.

9.1. Функции кулака

(А) «Знаковая» функция

Большинство телесных трансформов типа дули или улыбки имеют функции одного типа: они передают эмоции и мысли человека. Заметим, что для прототипических соматических объектов такие функции в русском коде как раз редки: нельзя, показав адресату руку или ногу, передать какие-то свои эмоции (например, жест не слышу тебя обозначает не просто показывание уха, а увеличение его размера, позволяющее услышать сказанное).

Кулак тоже имеет похожую функцию, ср. предложения (846) — Кончай там, — сказал Костыль и показал мне синеватый кулак, — не слышно (В. Пелевин. Синий фонарь) и (847) — Ты не смотри, что мы меньше ростом, — грозя кулаками, сказали пираты (И. Антонова. Тили-тили-тесто).

Уже из этих примеров видно отличие кулака от других телесных объектов. Когда человек показывает кулак, он исполняет жест, и им он не только выражает и передает эмоции, но и обозначает желание совершить некоторые вполне конкретные действия, в частности желание оказать силовое воздействие на адресата. Данная функция обозначения намерений может быть проиллюстрирована многими выражениями со словом кулак: грозить кулаком, показать кулак, потрясти кулаком, погрозить кулаками. Все эти выражения не свободные. Так, показать кулак означает именно показать адресату, что жестикулирующий намерен сделать, а не просто сделать так, чтобы адресат увидел кулак жестикулирующего. Если (что бывает редко) требуется выразить именно последний смысл, то слово кулак должно быть в предложении осложнено какими-либо модификаторами, как в (848) Он показал ему свой большой кулак: «Смотри, какие царапины». Впрочем, в этом случае предложение выглядит не очень естественно.

Выражение показать кулак иллюстрирует важность еще одного признака соматического объекта — признака «<его> закрытость/открытость». Если некоторый соматический объект в норме не существует (как кулак) или не виден адресату (как зубы или имажинальный телесный объект когти), а человек его показывает адресату (обычно метафорически), то это означает, что он угрожает адресату и как бы собирается использовать данный телесный объект как инструмент агрессии, ср. выражение показать когти в предложении (849) С чьей-нибудь стороны замешается корысть… кто-нибудь да покажет когти… (И. Гончаров. Обрыв) и выражение показать зубы в предложении (850) У меня ведь так: я молчу-молчу, потом как покажу зубы!.. (В. Шукшин. Владимир Семенович из мягкой секции). В последнем выражении актуализована основная функция зубов — кусать (правда, не ‘кусать пищу’, а ‘кусать, чтобы причинить боль’).

Выражения показать кулак, показать когти и показать зубы являются также именами жестов (на основе которых и построены указанные выше жестовые фразеологизмы). Интересующая нас здесь функционально нагруженная часть части тела, каковой является кулак, используется не прямо, как инструмент агрессии, а косвенно, то есть с целью показать, что реальное использование кулака .

Заметим, что выражение угрозы присуще многим прототипическим соматическим объектам, хотя смысловая идея угрозы не всегда прямо отражается в языке русских жестов. Например, движение ноги, идентичное тому, которое человек совершает при пинке, или движение руки, похожее на пощечину, может выражать угрозу совершения удара по отношению к адресату. Жесты, связанные с выражением намерения, отличного от угрозы, менее частотны, хотя тоже встречаются. Например, в гостях один человек может кивнуть другому на дверь или привстать, показывая этим, что начинает вставать со стула, и обозначая таким способом, что собирается уйти и призывает адресата жеста сделать то же самое.

(Б) Функция физического воздействия и ее расширения

Собственно физическое воздействие

Основной сферой использования кулака является оказание физического воздействия, а именно удара, ср., например, сочетания ударить кулаком, шибануть кулаком и др. В Национальном корпусе русского языка эти сочетания встречаются несколько реже, чем мы могли бы ожидать, но это связано как раз с тем, что удары прототипически наносятся именно кулаком: выражения типа ударить по лицу или стукнуть в живот и обозначают удары кулаком. Если же инструментами нанесения ударов служат какие-то другие телесные объекты, то они, естественно, должны явно обозначаться в тексте, ср., например, ударить ладонью / тыльной стороной ладони / ребром ладони и т. д.

В приведенных примерах удары выражаются свободными языковыми сочетаниями, однако «ударная» функция кулака часто фразеологизуется: ср., например, фразеологизмы махать кулаками, работать кулаками. Выражение махать кулаками предполагает определенные движения, цель которых выявляется из контекста с опорой на описываемую функцию кулака. Показательна фраза (851) После драки кулаками не машут, которая говорит о том, что связанная с движением кулаков цель — нанесение ударов — прочно закрепилась в языке и выражается в этом и разного рода других устойчивых сочетаниях.

Еще более показательно в этом отношении сочетание работать кулаками. Глагол работать вообще довольно широко используется в сочетаниях с именами частей тела и частей таких частей. Прежде всего, он используется в спортивном подъязыке, но не только в нем. В исходном значении глагол работать обозначает некоторую полезную деятельность, требующую от субъекта относительно большой затраты энергии; при этом в его переносном значении смысловой компонент ‘относительно большая затрата энергии’ сохраняется. В самом деле, выражения, произносимые, например, спортивными тренерами, типа нужно работать ногами, Лучше руками работай!, относятся к движениям, в которых субъект тратит много энергии. Эти движения более интенсивные и, так сказать, более трудные, чем нормальные движения, выполняемые теми же соматическими объектами. Вне спортивного сленга употребительно выражение работать мозгами — мыслительная деятельность, конечно, тоже требует определенных усилий и затрат энергии, причем такая деятельность занимает продолжительное время. В этом отношении сочетание работать кулаками вполне похоже на другие сочетания с тем же глаголом или с его дериватами. Хотя деятельность, совершаемая кулаками, разумеется, не подпадает под стандартное понимание работы, она сильно утомляет человека. Заметим, что, например, чувственное восприятие не описывается сочетаниями со словом работать и его дериватами — нельзя сказать *поработать глазами или *поработать ушами. Точно так же нельзя употребить сочетание *работать руками в значении разового действия, не требующего существенной затраты времени, ср. например, неправильное предложение (вне контекста иронии) *Поработай руками, достань мне книги с полки!

В русском языке есть также выражения типа решать вопросы кулаками, семантика которых расширена по сравнению с семантикой выражения работать кулаками, см. (852) И мы, и наши враги уже слишком мудры и интеллигентны, чтобы решать вопросы кулаками (А. Дышев. Разведрота. Афганец). Естественно, что здесь речь не идет о прямом использовании именно кулаков; скорее тут подразумевается любое силовое решение проблемы в противопоставление договорному. Отметим, что выражений типа *решать вопросы языком в значении ‘решать вопросы с помощью обсуждения’ или *решать вопросы головой ‘решать вопросы, обдумывая их’, по-видимому, не существует — в ходе работы было найдено всего несколько таких примеров, и вот один из них: (853) Мужчины должны уметь решать проблемы языком и умом, а не мордобитием (Интернет-форум). Правильность этого предложения, вероятно, можно объяснить наличием явно выраженного в нем противопоставления действий ума (языка) и кулаков.

Сочетание пустить в ход кулаки имеет два значения — прямое, предполагающее агрессивное использование кулаков, и переносное — ‘начать драку’. Таким образом, переносное значение представляет собой расширение прямого. Кроме того, оно шире, чем семантика выражения работать кулаками: последнее, в отличие от первого, предполагает исключительно использование самих кулаков. Единица пустить в ход кулаки имеет весьма ограниченную сочетаемость, поскольку говорит исключительно об агрессивных действиях человека. Этим данная единица отличается, например, от сочетания пустить в ход язык. Из более десятка имеющихся у нас примеров с сочетанием пустить в ход язык только в одном говорится об агрессивных действиях, см. предложение (854) Прикованный к койке, он пустил в ход язык и материл всех, кто попадался ему на глаза (Газета. ру).

Причина столь резкого количественного соотношения состоит в том, что кулак, в отличие от языка, специально создается для проявления агрессии, о чем и говорит сочетание пустить в ход кулаки (‘начало проявления агрессии’), а сочетание пустить в ход язык не имеет такого значения. В самом деле, предложения типа??Он пустил в ход язык и вежливо спросил, как пройти к Кремлю отсутствуют и, более того, кажутся совершенно нелепыми. Предложение (854) предстает как исключение, по-видимому, в силу ограниченных возможностей субъекта проявлять агрессию в его состоянии.

Резюмируя, можно сказать, что выражение пустить в ход Х используется, если в описываемой ситуации в качестве Х выступает часть тела, часть части тела или инструмент (например, нож), причем должны соблюдаться те ограничения, о которых мы говорили выше.

Последнее выражение, фиксирующее применение кулаков для оказания физического воздействия на адресата, на котором мы остановимся, — это наброситься с кулаками. У сочетаний вида наброситься с Х, в которых на место переменной подставляются имена соматических объектов, имеется жесткое ограничение на заполнение переменной, а именно наброситься можно только с кулаками, ср. недопустимые сочетания *наброситься с руками, *наброситься с языком и т. д. Этим сочетание наброситься с кулаками напоминает выражения типа пристать с вопросами, где предложно-падежная группа с предлогом с не выражает совместность, а конкретизирует семантику глагола (‘пристал определенным образом, задавая вопросы’)[291].

Интересным образом жесты, в которых кулак является активным объектом, и некоторые языковые сочетания со словом кулак оказываются разграниченными по функции: жесты выражают именно угрозу применения кулака, а языковые сочетания — обычно само это применение. В частности, в языке русских жестов отсутствуют знаки-удары с использованием кулака, и этим они противопоставлены жестам подзатыльник, пощечина, пинок. Кулак является наиболее стандартным телесным инструментом для нанесения ударов: фактически само название класса жестов — жесты-удары — используется именно для обозначения разного рода ударов кулаком. Как известно, если жест выполняется стандартным способом, то в его языковой номинации этот способ может не отражаться: ср., например, номинацию взять (стандартно подразумевается, что данное движение выполняется руками, а отклонения как раз и фиксируются в языке, ср., например, предложение (855) <Он> взял ногой перо (В. Короленко. Парадокс)).

Другие типы воздействия

Известно, что значения физической силы и физического воздействия в русском языке часто служат источником метафор и вторичных употреблений. Например, словом удар в сочетаниях типа ракетный удар обозначено воздействие, совершаемое не с помощью телесного объекта, а выражение Это для него был удар вообще не обозначает физическое воздействие.

Вторичные употребления свойственны и слову кулак, см. предложения (856) В отличие от Индии и Пакистана, уже продемонстрировавших три года назад друг другу свои «ядерные кулаки», Израиль, Иран или Северная Корея до последнего момента будут держать такие «кулаки» в тайне (Газета «Известия») и (857) Диктатор угрожал и размахивал кулаками, требуя удовлетворить свои «законные» требования (Интернет-газета «Прима-ньюз»). В этих предложениях слово кулак выступает как обозначение некоего произвольного инструмента силового воздействия. Соответственно, выражение размахивать кулаками приобретает значение какой угодно угрозы силового воздействия, совсем не обязательно связанной с демонстрацией кулаков.

Наконец, и в контекстах, никак не связанных с силовым воздействием, отражается инструментальная функция кулака. К примеру, жестовое движение постучать кулаком в дверь в норме более агрессивно, чем просто постучать в дверь: подразумевается, что у жестикулирующего имеются агрессивные намерения по отношению к адресату. Ср. (858) — Слышишь, тупая скотина? — крикнул Иван Дмитрич и постучал кулаком в дверь. — Отвори, а то я дверь выломаю! Живодер! (А. Чехов. Палата № 6).

(В) Функция вместилища

Собственно вместилище

У кулака есть еще одна функция, а именно функция вместилища, хранилища для определенных предметов. Она отражается в примерах типа (859) Горячую маленькую монету он сжимал в кулаке, как ребенок и (860) Главное — это не нести птичку домой в кулаке: попугай ведь не воробей — вылетит, еще одного покупать придется. (О. Сусленникова. Детки в клетках // Еженедельник «Биржа плюс свой дом»).

Существование у кулака функции вместилища вполне объяснимо. Кулак может рассматриваться не только извне, цельным, или целостным, образом (так бывает, когда кулак выступает в роли агрессивного инструмента), но и изнутри, а именно как компактное вместилище, из которого трудно извлечь что-либо и в которое трудно что-либо поместить. Совмещение этих функций важно и для описания формальных характеристик данного соматического объекта: если бы, например, в русском языке и языке русских жестов фиксировалась только первая функция, мы бы могли при описании топологического типа кулака не учитывать его внутреннюю область, а ограничиться фиксацией типа «объемное монолитное тело». Однако вторая функция показывает, что кулак следует отнести также и к топологическому типу «вместилище». Отсюда и употребления типа приведенных выше.

Замечание (О двойных топологических характеристиках некоторых соматических объектов)

Двойные топологические характеристики встречаются и у других соматических объектов. В частности, для такой части лица, как рот, в русском языке отражается и его внутренняя сторона, а именно рот рассматривается как вместилище (cр., например, сочетание держать во рту конфету), и внешняя сторона, ср., например, сочетание кривой рот. Точно так же у ноздрей (см. § 4 гл. III) есть не только внутреннее пространство, или внутренняя часть, но и внешнее пространство, или внешняя часть, то есть поверхность носа. Для разных соматических объектов внутренняя и внешняя части могут различаться по функциям и структуре. Например, внешняя часть ноздрей не имеет какой-то особой функции, а у рта и кулака функционально нагружены обе части, причем соответствующие внутренние и внешние части имеют разные функции.

Интересно, что двойной топологической характеристикой из телесных объектов обычно обладают только части тела и части частей тела. Возможно, это связано с тем, что функция «<быть> вместилищем» плохо фиксируется зрением (мы крайне редко видим внутреннее устройство телесных объектов).

Функция кулака «быть вместилищем» нуждается в дальнейшем описании. Дело в том, что кулак — это не просто вместилище, это «тесное» вместилище, ограничивающее свободу находящегося внутри объекта. Ср., например, предложения (861) Он держал в руке монетки и (862) Он держал в кулаке монетки. В этих предложениях не обязательно фиксируются разные положения рук — возможно, что и там и там рука была сжата в кулак. Различие, однако, заключается в функции и в семантическом акценте: в (861) целью является просто поместить монетки в некоторое вместилище, а в (862) — ограничить свободу монеток, не дать им возможность выскользнуть или выпасть, либо ограничить доступ к монеткам другим людям.

Показательна статистика употребления выражений сжимать / держать в кулаке и сжимать / держать в руке по данным поисковой системы Google[292]:

Слово рука и указанные выражения с ним употребляются гораздо чаще, чем аналогичные выражения со словом кулак, а глагол держать существенно частотнее, чем сжимать. Однако интересно, что для руки глагол сжимать употребляется на 30 % реже, чем держать. Для кулака разница меньше — глагол держать со словом кулак употребляется на 15 % чаще.

Это объяснимо, если считать, что глагол сжимать, в отличие от глагола держать, фиксирует не просто удержание предмета в некотором вместилище, а удержание с определенной целью — ограничить свободу данного предмета. Такая функция более характерна для кулака, чем для руки, поскольку для кулака фиксируется в качестве отдельной внутренняя часть, а для руки таковой нет. Внутренняя часть используется, когда нужно спрятать содержимое кулака от посторонних глаз, ср. предложение (863) Босоногий мальчишка, зажав в кулаке деньги, побежал в переулок (Н. Гаген-Торн. Memoria).

* * *

Свойственная кулаку функция «тесного вместилища» может метафорически переосмысляться, см. предложения (864) Держит власть в кулаке 79-летний диктатор экзотического Зимбабве (Газета «Аргументы и факты»), (865) В пьесе Гольдони речь идет о брюзге: властный и вздорный старик держит в кулаке весь дом, сын и невестка не смеют и пикнуть (Газета «Известия») и (866) Как правило, ограничиваются 5-летним сроком, предпочитая держать охочих до чужих земель иноземцев в кулаке (Германо-российский форум. www.promebel.com).

В первом из приведенных предложений представлено метафорическое употребление сочетания держать в кулаке: власть переосмысляется здесь как физический предмет, который субъект, чтобы не утратить его, хранит в кулаке. Еще сильнее переосмысление в остальных двух предложениях: в них речь идет не о собственности, которую боится потерять субъект, а о людях, которые находятся в его власти и действия которых он контролирует. При этом если в предложении (866) ограничение свободы совершается силовыми методами, то в предложении (865) оно совершается с помощью словесного понуждения и тем самым семантика физического воздействия в нем отсутствует.

Сочетания типа держать во рту или держать в руке в таком смысле употребляться не могут. Это, по-видимому, связано с тем, что в силу своих физических и структурных характеристик вместилища рот и рука не предполагают такого сильного ограничения свободы предмета или существа.

Интересный случай соединения вместилища и единства структуры телесного объекта мы наблюдаем на примере выражений собрать волю в кулак и собрать силы в кулак. Их можно осмыслить двояким образом.

При одном понимании выражение собрать волю в кулак означает ‘собирать воедино свои душевные силы, чтобы они как бы образовывали цельный объект’, ср. (867) Мы расскажем, как собрать волю в кулак и выполнить все свои планы на день, даже если вы чувствуете себя очень усталым (Интернет), а выражение собрать силы в кулак означает ‘собирать воедино все имеющиеся в наличии внешние ресурсы, чтобы они образовывали как бы цельный объект’, ср. (868) А когда немцы, собрав силы в кулак, пытались прорваться к переправам 60‐й армии, на их пути встали кавалеристы Мамсурова (Диверсант по имени Ксанти (2003) // Солдат удачи). Сочетание собрать силы в кулак в этом понимании часто встречается в текстах военной тематики, ср. также устойчивое выражение ядерный кулак.

В обоих выражениях кулак представлен как имеющий форму тесного, плотного объекта.

Другое понимание тех же выражений можно представить следующим образом: ‘некий человек собирает свои душевные силы, не давая им ускользнуть от него, для чего он как бы помещает их в замкнутое пространство’, ср. предложения (869) Поколебавшись <…>, Серпухин собрал волю в кулак и заставил себя обогнуть заветный угол (Н. Дежнев. Принцип неопределенности), (870) В этот момент у Рифата наворачиваются слезы, но он собрал силы в кулак продолжает (А. Еникеев. Медведь, напавший на мужчину в Казани, болел бешенством // Комсомольская правда). В предложениях (869) и (870), как и в выражении сжать деньги в кулаке, кулак выступает как вместилище.

Возможно, несколько более предпочтительным тут является второе понимание данных выражений. Заметим, что сочетание с глаголом собрать и предлогом в редко используется при осмыслении кулака как вместилища: так, сомнительны сочетания?собрать деньги / сдачу в кулак. Наиболее близки рассматриваемые выше выражения к сочетанию сжать руку в кулак, где значение вместилища отсутствует, а группа в кулак употребляется как обозначение конечного состояния руки в данном движении.

9.2. Формальные характеристики кулака

Рассматриваемый нами телесный объект сравнительно редко описывается по своим формальным характеристикам, притом что такая возможность существует. Прежде всего, конечно, фиксируется размер кулаков: кулак имеет функцию силового воздействия, а большой (маленький) размер обычно связывается с большой (маленькой) силой.

Выражение размера кулаков в русском языке широко развито и разнообразно, ср. предложение (871) Его толстые руки сжимались в огромные кулаки, которыми он угрожал путникам (А. Волков. Волшебник Изумрудного города).

Синкретично с выражением размера кулаки могут характеризоваться по весу и по силе, ср. сочетания пудовые кулаки и железные кулаки в предложениях (872) Черный раз за разом всаживал в Слепого свои пудовые кулаки, и всякий раз Слепой складывался пополам (М. Петросян. Дом, в котором…) и (873) Его крепко схватили за руки, когда он могучим рывком — казалось, что для страшного мщения вернулась к нему былая сила — поднял над головой Федьки Хмеля свои железные кулаки (Е. Руднев. Рассказ об одном утре).

Более редки, но тоже показательны выражения размера кулака и кулаков (наряду с силой, весом и др.), ср. сочетания кулак с ведро, кулак с булыгу, кулак с младенческую голову, кулаки с доброе пушечное ядро, а также предложения (874) Здоровый такой мужчина, кулаки с младенческую голову (С. Шерстенников. Милиционеры быстрого следования) и (875) Абакумов уже начинал злиться и приподнял над столом сжатый кулак с булыгу (А. Солженицын. В круге первом).

Важна даже не столько внешняя форма конкретных выражений со словом кулак, сколько факт обозначения размера кулака с помощью сравнений. Такой прием позволяет не только дать информацию о размере, но и выразить ее экспрессивно. Следовательно, размер кулаков существен для характеристики человека как сильного, здорового и т. п.

Выражение размера не ограничивается такого рода сравнениями, ср. предложения (876) «Довела меня эта квартира», — подумал он сквозь тошноту и показал Лабинской свой мощный кулак скульптора (Н. Горланова. Коммуналии) — выражение размера и силы и (877) Но, окромя старослужащих с тяжелыми кулаками, никто не сможет барану-призывнику внушить мысль о необходимости держать равнение в цепи (Интернет-форум) — выражение размера и веса.

Примеры типа (877) вполне естественны, если учесть, что основная функция кулака — оказание физического воздействия. Однако употребляя сочетание тяжелые кулаки, человек может вынести на передний план, или акцентировать, смысл ‘размер’. Примером этого служит предложение (878) Художник мастерски передал сильную фигуру сидящего атлета, положившего на колени мощные руки с тяжелыми кулаками (Газета «Труд»), в котором не идет речь о физическом воздействии — тут в первую очередь подразумевается, что кулаки имеют большой размер и, как следствие, большой вес[293].

Форма кулаков в русском языке фиксируется редко. В Национальном корпусе русского языка встречаются сочетания квадратные кулаки и круглые кулаки, но фактически они используются не для обозначения формы, а для иллюстрации силы кулаков:

(879) С. был здоров, плечист, усат, из его рукавов свисали круглые кулаки, и чем дольше тянулся торг, тем круглее и крупнее становились его кулаки (О. Ермаков. Знак зверя).

(880) Он вообще был как квадрат: квадратные плечи, квадратные кулаки. И похож вовсе не на подростка, а на маленького мужичка, взрослого и очень злого (П. Катериничев. Тропа барса).

Отметим использование в последнем примере вместе с выражением квадратные плечи выражения квадратные кулаки. Оба выражения указывают на силу их обладателя.

* * *

Подведем итог. В данном разделе мы проанализировали свойства соматического объекта «кулак» в рамках признакового подхода к языковой и жестовой концептуализации тела и в аспекте мультимодальности. Кулак имеет промежуточные свойства между частью тела и определенной формой части части тела. Он не существует постоянно, а воспроизводится человеком намеренно для осуществления определенных действий. Подобно прототипическим частям частей тела, у кулака есть несколько функций. Ключевая из них — служить инструментом, с помощью которого осуществляется физическое воздействие одного человека на другого. Эта функция является источником метафорических употреблений выражений со словом кулак. Еще одно расширение функции физического воздействия — это «потенциальное» использование кулака в жестах угрозы: движения кулака часто могут быть истолкованы только как выражающие угрозу их применения.

В силу сложной топологии у кулака имеется и другая функция, а именно функция вместилища: кулак удерживает предметы и ограничивает их свободу. Этим кулак отличается от других телесных объектов-вместилищ, таких как рука, рот и некоторых других, используемых для удерживания предметов. Удерживают предметы также, например, плечи, но по-другому — плечи не ограничивают их свободу, а кулак представляет собой замкнутое вместилище, которое удерживает и сильно ограничивает не только свободу предмета, но и доступ к нему извне. С этим связано переосмысление функции вместилища в выражении держать в кулаке.

Формальные характеристики кулака тесно связаны с функциональными. Такие, казалось бы, разные телесные признаки, как форма, размер и вес, применительно к кулаку фактически выражают одно и то же, а именно размер кулака (кулаков) и его (их) физическую силу.

§ 10. Рудименты и атавизмы

В этом разделе в центре внимания будут еще два типа соматических объектов — рудименты и атавизмы, которые ранее в лингвистике и невербальной семиотике не изучались. В основном мы остановимся на рудиментах: опишем основные бытовые и научные имена отдельных рудиментов, укажем их общие и отличительные свойства, обсудим типовые выражения с именами разных рудиментов, принятые в среде неспециалистов и в среде биологов и медиков.

К рудиментам относятся телесные объекты, которые, как считают ученые, либо утратили полезные функции в ходе эволюции человека и его организма, либо их полезные функции неизвестны. Иными словами, это класс объектов с неясными функциями. По этой причине эти объекты нередко называют ненужными, или лишними. Согласно Википедии (по данным на май 2017 года) в англоязычной литературе наряду со словом rudiments ‘рудименты’ в том же значении широко употребляется и другой, как кажется, более адекватный термин vestige. Последний образован от латинского слова vestigium со значением ‘след’ — в его прямом и переносном смыслах.

Особенно популярной гипотеза о наличии у людей лишних соматических объектов была в конце XIX — начале ХX века. В своей знаменитой книге о происхождении видов (Darwin 1859) ученый перечислил много телесных объектов-рудиментов с неясными функциями, важными для жизнедеятельности человека. К ним относятся аппендикс, или червеобразный отросток слепой кишки, и копчик. Рудиментами считаются также зуб мудрости, серповидная (полулунная) складка у глаз и слуховой бугорок, или, как его позже стали называть, дарвиновский бугорок, расположенный на внутреннем крае завитка уха. К рудиментам относятся также родимые пятна, соски на мужской груди и молочные железы за ними, волосы на теле и ряд других телесных объектов.

Сразу же отметим, что некоторые из рудиментов имеют вполне обычные, бытовые имена, известные даже детям. К таковым относятся аппендикс, зуб мудрости и копчик. Другие имена рудиментов, как и их референты, известны главным образом специалистам. Иными словами, либо имена таких объектов принадлежат биологическому и медицинскому подъязыкам русского языка, ср., например, невус, дарвиновский бугорок, либо такие объекты вообще не имеют стандартных обозначений даже в указанных подъязыках, ср. серповидная (полулунная) складка у глаз.

Чарльз Дарвин считал, что наличие у человека рудиментов самых разных видов свидетельствует о правильности выдвинутой им теории эволюции, поскольку полагал, что те телесные объекты, которые человеку в жизни особенно не помогают, в процессе естественного отбора постепенно выродятся и, скорее всего, со временем совсем исчезнут. На самом деле на сегодняшний день рудименты не исчезли.

Как один из аргументов в пользу своей теории ученый приводил наличие у крайне малого числа людей так называемых атавизмов. Атавизмами называют прежде всего такие соматические объекты, обладание которыми считается отчетливо выраженной серьезной телесной патологией у человека, или, говоря проще, уродством. Таким образом, атавизмы как тип соматических объектов выделяются на иных основаниях по сравнению с рудиментами: первые связаны с функциями телесных объектов, а вторые — с патологией. Люди с атавистическими объектами — это, например, волосатые звероподобные женщины, мужчины с большими сосками или большой грудью, напоминающей женскую грудь, хвостатые дети (такого рода людей раньше часто показывали на ярмарках или в цирках). Шестипалость, то есть наличие шести пальцев вместо пяти на руке или ноге, избыточная волосатость женского тела, наличие недоразвитой третьей почки — все такие свойства присущи соматическим объектам из класса атавизмов. Если рудиментами называют соматические объекты, которые воспринимаются как ненужные, но, как правило, есть у всех людей, то атавизмами обладает крайне незначительная часть людей. И в этом состоит еще одно отличие рудиментов от атавизмов. Сегодня многие атавизмы являются, по сути, неким напоминанием о прошлых этапах развития человеческого генотипа.

Рудименты, если бы не определяющая их функциональная особенность, можно, вообще говоря, распределить по известным классам реальных соматических объектов. Так, можно говорить о рудиментах-органах, или, иначе, о рудиментарных органах, о рудиментах-костях, рудиментах-покровах, рудиментах-железах и др. Кроме того, Ч. Дарвин специально искал и нашел у человека рудименты-мышцы. Например, к рудиментам относят малофункциональную и явно недоразвитую длинную ладонную мышцу, соединяющую локоть с запястьем. Подобные мышцы, как кажется, следовало бы скорее причислить к атавизмам, нежели к рудиментам, поскольку их сегодня нет у подавляющего большинства людей. «Нерабочими» у человека являются и две ушные мышцы, которые расположены у верхушек ушных раковин. Зато этими мышцами обладают многие животные, и они имеют у них четко выраженную функцию — ушные мышцы у животных приводят в движение ушные раковины. Некоторые биологи полагают, что когда-то люди, подобно многим животным, легко двигали ушами, чтобы с помощью некоего имеющегося у них органа — своеобразного локатора — улавливать тревожные для себя звуки. Это позволяло людям очень далекого прошлого вовремя уйти или убежать от опасности. Сегодня такой орган-локатор у человека исчез, а ушные мышцы осталась (об ушных мышцах как о рудиментарных органах см. (Анатомия человека 1998, 188)).

В пользу выделения рудиментов в отдельный тип соматических объектов говорят не только их функциональная специфика и исторически сложившаяся точка зрения на их отдельность, обособленность от обычных телесных объектов. Можно указать еще на один, третий аргумент, который приводил сам Ч. Дарвин. Он заключается в том, что общее число единиц из класса рудиментов со временем не остается постоянным, а будет неуклонно сокращаться. Это положение Дарвина со временем вполне подтвердилось, поскольку полезные функции целого ряда объектов, относившиеся прежде к рудиментам, сегодня стали известными и понятными.

Если в XIX веке было известно порядка 180 рудиментов (Добрушина 2017), то сегодня список «кандидатов в рудименты» значительно уменьшился. Так, из «прежних» рудиментов жизненно важными уже признаны, например, такие соматические объекты, как <коленный> мениск, щитовидная железа, тимус, или вилочковая железа[294], и некоторые другие (о нескольких из них мы еще скажем позже).

Таким образом, изменение списка рудиментов идет, так сказать, в одну сторону, а именно, те телесные объекты, которые раньше относили к рудиментам, сегодня перешли или постепенно переходят в разряд «настоящих» объектов со своими полезными функциями. Глаза нужны, чтобы видеть, уши — чтобы слышать, нос нужен, чтобы дышать и нюхать, а язык — чтобы есть и говорить. Расщепление и распределение функций по разным соматическим объектам — это вообще характерная черта любого многофункционального живого организма, а потому столь важными являются выделение и описание таких функций для каждого соматического объекта у человека. Но вот понять, зачем человеку аппендикс, гланды, волосы на ногах или копчик, было не так-то просто, поэтому даже в наши дни эти объекты по-прежнему считают рудиментами.

Рудименты следует отличать не только от атавизмов, но и от таких соматических объектов, которые многие люди приобретают с возрастом или вследствие каких-то телесных дефектов, нарушений, травм, заболеваний или воздействия внешней среды. Это, например, объекты, которые обычные люди знают под именами второй подбородок, царапина, морщина, синяк, нарыв, прыщ, бородавка, киста и еще очень многие другие объекты. Они не связаны с эволюцией и генотипом человека, а потому, несмотря на то что тоже заведомо «лишние», рудиментами не считаются.

Ниже мы остановимся на некоторых рудиментах — точнее, речь пойдет не о самих объектах, а об их семиотической концептуализации. Мы укажем основные признаки таких рудиментов, отметим некоторые особенности их функций и дисфункций и рассмотрим ряд других их характеристик — компонентов семиотической концептуализации данного фрагмента семантического поля тела и телесности.

10.1. Родимое пятно и родинка

Мы уже говорили, что родимые пятна и родинки, или, как их называют совокупно в медицинском языке, невусы, относятся к именам рудиментов. Однако с точки зрения обычного носителя русского языка, а не искушенного биолога или медика, слова родинка и родимое пятно имеют разное значение. Так, под именем родимое пятно люди имеют в виду ‘некое плоское образование на коже, как правило неопределенной формы, возникающее на любом месте тела и отличающееся от окружающей кожи главным образом цветом’. Родинка тоже не имеет фиксированного положения на теле, но, в отличие от родимого пятна, не обязана быть плоской. Так, она может вовсе не сливаться с поверхностью кожи, а возвышаться над ней. Объединяет родимые пятна и родинки, по мнению обыкновенных носителей языка, не только отсутствие у тех и других какого-то определенного местоположения, но и одинаковая цветовая окраска, в норме отличающаяся от цвета окружающей кожи.

То, чем отличаются многие родимые пятна от родинок, людям хорошо известно из жизненного опыта, — это их происхождение. Если телесный объект, называемый родимым пятном, обычно возникает при рождении ребенка или в первые годы его жизни, то телесный объект, именуемый родинка, как всем нам хорошо известно, совсем не обязательно является врожденным нарушением кожного покрова. Часть родинок человек приобретает с возрастом, обычно в зрелом возрасте или в старости. А те родинки, которые возникли у человека при рождении или в самом раннем детстве, могут в дальнейшем видоизменяться под влиянием условий жизни, климата, некоторых физиологических состояний, например беременности или болезни, причем могут меняться значения самых разных признаков родинок, таких как форма, размер, объем (толщина), цвет или яркость. Может измениться и покрытие родинки, в частности произойти ее, как говорят обычные люди, отвердение, или, как говорят медики, ороговение.

На родинках могут появляться инородные объекты — бугорки, бляшки, головки, трещинки, а также бородавки — обычные или «на ножках», то есть висячие. Их называют также папилломы. У взрослого человека на коже могут появиться пятна другого рода — не родимые, а особые; они обычно бывают совсем другого — темно-красного или — гораздо чаще — коричневого цвета. Эти пятна и обычные люди, и врачи называют возрастными или старческими.

Данные названия, однако, как и в случае с родинками, никак не отражают истинной причины их появления на теле. Как было давно установлено, такой причиной, вопреки названию, является не возраст человека, а действие солнца. Ультрафиолетовые лучи стимулируют выработку у человека натурального красящего пигмента меланина, который, кстати, вызывает у него также и загар. С течением времени на открытых участках кожи, на которые солнце постоянно воздействует (это обычно лицо и руки), накапливается меланин и возникают цветные пятна. Известны случаи, когда с изменением климатических условий или при обработке возрастных пятен натуральными или химическими средствами они бледнеют или белеют.

Каковы полезные функции родинок и родимых пятен, науке до сих пор не известно, так что эти объекты по праву рудиментами. Впрочем, в художественной литературе встречаются примеры, показывающие, что наличие определенных родинок на женском лице считается красивым, то есть особо подчеркиваются эстетические функции родинок. Разумеется, наличие родинки далеко не всегда украшает лицо, ср. предложения (881) и (882):

(881) — Пожалуй, что <она> и хорошенькая, — сказала миссис Пурди, соглашаясь, но не без критики, — только вот родинка эта на левом виске ее портила (Т. Соломатина. Девять месяцев, или «Комедия женских положений»).

(882) У нее некрасивая большая родинка на шее, которой она стесняется (М. Шишкин. Письмовник).

Родинки относят не только к опознавательным знакам человека, но и к его особым приметам, ср. (883) Родинка на лбу принесет мужчине счастье, а женщине — власть, вокруг бровей — счастливый брак, на переносице — любовную страстность и экзальтированность, на ноздре — частые путешествия, на губах — прожорливость, на подбородке или голени — богатство, на ушах и шее — могущество и добрую репутацию, на плече — неволю, несчастную жизнь, на груди — бедность, на кисти — многодетность, под мышкой — удачу, в паху — неудачу потомкам (С. Чечилова. Они, родимые…). По народным представлениям русских, в частности тем, что зафиксированы в фольклоре, родинку считают знаком судьбы, см. об этом словарную статью И. А. Седаковой «Родимое пятно» в словаре (Славянские древности 2009, т. 4). См. также статью Ю. А. Башкатовой, посвященную соматическим объектам «родинка» и «веснушки» в английской и русской лингвокультурах (Башкатова 2013).

Между тем родинки и родимые пятна — это отнюдь не безобидные телесные объекты, поскольку они иногда могут преображаться, причем вплоть до неузнаваемости. Они бывают разных размеров: невусы величиной до 1,5 см медики относят к мелким невусам, от 1,5 до 10 см — к средним, а свыше 10 см — к крупным. Мелкие невусы в большинстве своем являются безопасными, тогда как средние и крупные невусы иногда изъявляются или перерождаются. Этими глаголами применительно к родинкам и родимым пятнам обозначают изменение состояния невусов — от первоначального, как правило нормального, состояния до нового и нередко опасного для человека патологического состояния (обычно нагноения или опухоли).

Указывая на изменение состояния родинки или родимого пятна и на связанные с этим изменением факторы, используют особую лексику. Говорят о неких толчках или раздражителях, которые могли спровоцировать перерождение невуса, ищут причины и признаки, свидетельствующие о перерождении. Врачи советуют людям, имеющим родинки и родимые пятна, следить за своим телом, регулярно и тщательно обследовать кожу в местах нахождения подозрительных родинок и пятен. Даются рекомендации сразу же обращаться к врачам при обнаружении малейших признаков перерождения, а врачи уже ставят вопрос о лечении или о профилактическом удалении родинки.

Основными признаками перерождения пятна или родинки считаются: (а) изменение цвета или появление неравномерной окраски рудимента, а также возникновение кольца угольно-черных узелков, располагающихся по периферии невуса, — медики на своем жаргоне называют их черными четками. Те родинки и пятна, которые являются сильно пигментированными и которые резко противопоставлены поверхности окружающей их кожи по цвету, как правило, вызывают у медиков, как они говорят, особое беспокойство; (б) нарушения поверхности кожи вокруг невуса, в частности те, которые называют шелушением и потертостью кожи; (в) появление определенных болезненных состояний кожи в районе пятна или родинки, обозначаемых как зуд, жжение, напряжение (натянутость) кожи, а также покалывание и нагноение; (г) распространение пятна вдоль поверхности кожи: оно как бы расплывается и меняет цвет или насыщенность первоначального цвета; (д) опухание невуса или увеличение его размера; (е) воспаление некоторой области, или ареолы, вокруг невуса.

Врачи, к которым люди в этих случаях обращаются за советом и помощью, проверяют первым делом, нет ли опухлости в области пятна или родинки, не появились ли злокачественные клетки в поверхностном слое кожи, а в случае их обнаружения — нет ли прорастания таких клеток вглубь.

Замечание (О некоторых видах невусов в медицине)

Обычные люди не знают, что невусы бывают разных видов, которые принято различать в биологии, анатомии и медицине. Среди них, как считают специалисты, наиболее важными являются (1) лентиго — так называют плоское пятно от коричнево-бурого до черного цвета, окраска которого не меняется под действием лучей солнца; (2) эпидермальное пятно. Это образование обычно плоское по форме и возникает, как правило, на ладонях, подошвах и гениталиях; (3) невус Саттона — пигментное родимое пятно, окруженное кольцом неокрашенной кожи. Такого рода пятна могут исчезать самопроизвольно и перерождаются в злокачественные образования очень редко; и, наконец, (4) диспластический невус. Под диспластическии невусом имеют в виду пятно или родинку неправильной формы, с нечеткими границами, слегка возвышающимися над поверхностью кожи. Окраска диспластического невуса варьирует от рыжевато-коричневой до темно-бурой, и он может появиться на любом месте кожи — даже на тех ее участках, которые закрыты одеждой, или на голове, покрытой волосами. Нередко такие невусы наследуются, а потому врачи на своем жаргоне называют их семейными невусами. Они теоретически опасны, так как часто перерождаются в злокачественные образования, вследствие чего постоянно требуют к себе внимания.

10.2. Аппендикс

Аппендикс — это наиболее известный из всех рудиментов. Само слово аппендикс — многозначное, и по меньшей мере одно из его значений не является анатомическим. Это лексема АППЕНДИКС 1, обозначающая относительно длинный и узкий придаток к чему-либо (от латинского слова appendix ‘придаток’)’, или, если раскрыть значение слова придаток, АППЕНДИКС 1 — это ‘удлиненный и узкий объект, который присоединяется к другому объекту, более крупному по размеру, в качестве его дополнения’.

Аппендикс в этом значении обычно бывает придатком некоторого помещения — дома, комнаты, дачи и т. п. — или текста — книги, части книги, альманаха, статьи, документа и др. С аппендиксом иногда даже сравнивается человек, см. ниже предложение (884). В аппендикс как помещение или как текст обычно помещается нечто, рассматриваемое как не очень нужное, дополнительное к основному помещению или тексту — в случае текста это, как правило, информация, имеющая пояснительный, статистический или библиографический характер.

Употребление лексемы АППЕНДИКС 1 иллюстрируют предложения (884) — (886):

(884) Саша приехал в свой город, двери электрички захлопнулись за ним, словно он был аппендикс и его отрезали (З. Прилепин. Санька).

(885) А тот аппендикс, что выходит к забору (слесарню предыдущего хозяина), отдали мне (В. Маканин. Неадекватен).

(886) Методологический аппендикс, посвященный сугубо техническим проблемам стихосложения, растягивается на всю первую четверть поэмы (Дм. Бавильский. Новые стихи).

Не менее частотным значением слова аппендикс является специализированное, анатомическое сужение первого значения до значения, применяемого к области человеческого тела и других соматических объектов. Речь идет о лексеме АППЕНДИКС 2 <человека>, то есть ‘маленьком червеобразном отростке <слепой> кишки человека, имеющем вид маленькой трубочки, прикрепленной к этой кишке одним концом’.

В школе учат, что средняя длина такого аппендикса 8 см, но бывает до 20 см, что толщина аппендикса колеблется в диаметре от 0,8 до 1 см и что у этого придатка, или, как чаще его называют, отростка, один конец прикреплен к слепой кишке, а другой конец — свободный. Располагается аппендикс внизу живота, справа, чуть ниже печени. Так описывается на обычном, бытовом русском языке значение признака «местоположение аппендикса». В научном же подъязыке русского языка и стоящей за ним научной картине мира такая языковая характеристика местоположения аппендикса не используется, так как она и неясная, и неточная.

Однако даже такое — неточное и неполное — знание о местоположении аппендикса является исключительно важным для жизнедеятельности человека, и это знание взрослые сообщают детям в самом раннем их возрасте. Ведь аппендикс, будучи отростком кишки, располагается внутри живота, а потому не виден. Между тем аппендикс часто воспаляется, и его воспаление, именуемое аппендицит, является весьма опасным заболеванием. Поэтому всем людям надо знать, где примерно расположен аппендикс, чтобы при болях в соответствующей области немедленно обратиться к врачам, а еще лучше — вызвать «скорую». О формах, размерах, структурах, местоположениях и других признаках многих соматических объектов, скрытых от глаз человека, люди обычно узнают либо в школе, либо сталкиваясь с их заболеваниями или травмами.

Хотя большинство ученых еще совсем недавнего прошлого считали аппендикс рудиментом, так как не знали, зачем он нужен человеку, существовали исследователи, думающие по-другому (Ham, Wieland 1997). Они категорически не желали видеть в аппендиксе человека рудиментарный объект и выдвигали разные предположения относительно его полезных биологических функций. Так, одни ученые считали, что аппендикс — это накопитель пищевых остатков, которые организм человека не способен переварить, другие полагали, что аппендикс участвует в процессе кроветворения, вырабатывая лейкоциты — белые кровяные клетки, а третьи, включая Леонардо да Винчи (первое изображение червеобразного отростка, согласно работе (Исаков и др. 2017), было выполнено как раз Леонардо да Винчи), думали, что назначение аппендикса состоит в том, чтобы защищать кишечник от разрыва из‐за возможного переизбытка газов, и считали, что этот отросток способен вбирать в себя излишки кишечных газов. В результате те, кто не видел в аппендиксе рудимента, ставили его в один ряд с такими телесными объектами, как гланды и аденоиды, — ведь они обладают полезными функциями, а именно защищают важные части организма от проникновения внутрь микробов — носителей болезней. Так, гланды стоят на защите глотки и гортани от инфекций, проходящих через рот, аденоиды предохраняют глотку и гортань от проникновения в них болезнетворных микробов, проходящих через нос, а аппендикс защищает тонкий кишечник — орган, где переваривается пища, — от бактерий, движущихся из толстой кишки вместе с пищеварительными отходами.

Теперь скажем несколько слов о том, что сегодня известно об аппендиците едва ли не всем взрослым людям, вовсе не только биологам или медикам. Аппендицит бывает двух видов — острый и хронический. Острый аппендицит — это название одного из самых частых и опасных заболеваний живота, это, как говорят медики, одна из разновидностей брюшной патологии человека. Воспаленный аппендикс в подавляющем большинстве случаев удаляют, или, как говорят многие, вырезают, экстренно помещая больного в больницу, и там лечат воспаление аппендикса хирургическим путем. Ср. предложение (887) Один блистательный патологоанатом, а второй сам у себя вырезает аппендикс (Б. Васильев. Были и небыли).

Острый аппендицит возникает, как правило, в виде неожиданного приступа, и если не принять срочные хирургические меры, острый аппендицит может либо перейти в хроническую стадию, либо, что гораздо хуже для человека, в стадию перитонита — это название очень опасного осложнения, серьезно угрожающего здоровью и жизни больного. Если, как говорят врачи, запустить болезнь и не принять срочные меры, то аппендикс нагнаивается, гноится, в области аппендикса нарушается кровообращение, стенки отростка истончаются и в них образуются мельчайшие отверстия, через которые гной проникает в брюшную полость. Все это грозит больному воспалением брюшины, то есть тонкой внутренней оболочки брюшной полости, или перитонитом. При перитоните гной попадает непосредственно в брюшную полость, отчего у человека воспаляются и разрушаются находящиеся в этой полости внутренние органы. Наступает общее тяжелое состояние — резкая боль, тошнота, рвота, высокая температура, озноб и потливость, и воспалительный процесс, если его вовремя не прервать, приводит к неминуемой смерти больного. Все, что выше мы сказали об аппендиците и перитоните на обычном бытовом русском языке, на языке медиков называется изложением фрагмента клинической картины перитонита.

Отметим, что люди иногда путают слова аппендикс и аппендицит, то есть путают имя объекта и имя его наиболее частой дисфункции. Так, вместо того чтобы сказать Мне вырезали аппендикс, они говорят Мне вырезали аппендицит. По-видимому, это происходит чисто из‐за созвучия этих слов.

Замечание

Нам было интересно посмотреть, какие болезни знают дети и знают ли они такие слова, как гланды, аденоиды, аппендикс и аппендицит. С этой целью Г. Е. Крейдлин опросил порядка 40 учеников из третьего и четвертого классов одной московской школы. Выяснилось, что школьники имеют представление о таких болезнях, как грипп, ветрянка, корь, и о некоторых других; про гланды, аденоиды и аппендикс их знания весьма скудные, а об аппендиците они знают довольно хорошо.

И последнее, что нам хотелось бы сказать об аппендиксе. Сегодня научный взгляд на самый знаменитый рудимент изменился, а именно, выяснилось, что аппендикс имеет несколько функций, полезных для организма. О некоторых из них мы говорили выше, а здесь отметим, что он является хранилищем многих полезных микробов кишечной флоры. При некоторых болезнях, например дизентерии или холере, происходит вымирание полезной микрофлоры, и лишь в аппендиксе бактерии, полезные для жизнедеятельности организма, сохраняются и постепенно, по мере выздоровления человека, снова переходят из этого депо в кишечник. Кроме того, аппендикс, по утверждению биологов и медиков (см. (Ham, Wieland 1997)), обладает защитной функцией, предохраняя человека от отравления и кишечных паразитов, особенно в тех случаях, когда человек попадает в новые, совсем не привычные для него условия проживания и питания. Желудок и кишечник обычно плохо справляются с необычной пищей, и если бы не работа отростка — благодаря тому, что в нем находятся полезные микробы, помогающие усваивать такую пищу, — человек мог бы серьезно заболеть.

10.3. Копчик

Словом копчик (лат. os coccygis) называется ‘маленькая неподвижная косточка в конце позвоночника’. В научной литературе встречается также выражение копчиковая кость, означающее то же, что копчик (Большая медицинская энциклопедия — БМЭ 2017).

Биологам известно, что копчик имеет треугольную форму, образованную срастанием четырех позвонков. Известно, что копчик — это рудиментарный хвост (Saladin 2003). Не случайно толковый словарь под редакцией Д. Н. Ушакова (Ушаков 2000) дает в качестве синонима слова копчик слово хвостец (в Национальном корпусе русского языка мы нашли только один пример на это слово — из Л. Н. Толстого, сегодня явно устаревший).

У хвоста когда-то была четко определенная функция, а именно, хвост служил органом равновесия, причем не только у животного, но и у человека. Кроме того, с помощью хвоста распределялась физическая нагрузка на кости таза и позвоночник. Сегодня, как и в далеком прошлом, человеческие эмбрионы на самых ранних этапах своего развития имеют заметный хвост, но затем хвост перестает выступать над поверхностью тела. «Напоминанием» о хвосте у человека служит копчик. Впрочем, в качестве атавизма, то есть как исключительно редкое отклонение от нормы физического строения, у некоторых людей остается выступающий наружу короткий хвост.

О существовании копчика обычный человек узнает или в процессе обучения в школе, или когда с копчиком что-то не в порядке. Кстати, хирурги и травматологи очень не любят копчик («с ним много возни, он весьма противный») и называют его обезьянье наследство.

Наиболее распространенными патологиями в области копчика являются боль, вызванная травмой (например, у некоторых женщин причиной боли в этой области может быть родовая травма) или воспалительным процессом в кости и, вследствие этого, изменениями в копчиковой области. К типичным изменениям в этой области относятся появление мокроты, зуда, опухлости, гнойных выделений и др. Но самой частой причиной болей в области копчика является травма, вызванная падением, ударом в область ягодиц или длительной ходьбой по плохой дороге. Появляются ушибы, трещины, вывихи, смещения или даже переломы.

Боль в области копчика довольно сильная — человек долго не может нормально сидеть и ходить. А иногда последствия травмы дают о себе знать неожиданно, через много лет после происшествия, о котором человек практически забыл. Для лечения болезней и травм копчика или области вокруг него врачи обычно назначают антибиотики и обезболивающие препараты. Кроме того, назначают различные процедуры, направленные на снятие болей, на ликвидацию воспалений, инфекционных выделений и др. При этом врачи обычно советуют больному лежать и находиться в состоянии покоя, особенно в первое время, а впоследствии, по мере улучшения состояния, предлагают больному выполнять специальные упражнения. А в тяжелых случаях, как их называют медики, больному может потребоваться операция на копчике, или, опять-таки на языке врачей, оперативное вмешательство.

Между тем сегодня уже ясно, что и этот как бы «лишний» и доставляющий много хлопот соматический объект является важной деталью человеческого организма. Косточки копчика служат средством и местом скрепления определенных тазовых мышц и связок, отвечающих за нормальное функционирование мочеполовой системы и некоторых отделов кишечника. В Википедии (статья «копчик», дата обращения — август 2017 года) отмечены также еще три функции копчика. Это (а) функция крепления, а именно, копчик — это место, к которому, согласно Википедии, «прикрепляется часть мышечных пучков большой ягодичной мышцы, являющейся мощным разгибателем бедра», а также (б) распределительная и (в) опорная функции — копчик играет важную роль в распределении физической нагрузки на анатомические структуры таза, служа важной точкой опоры тела.

* * *

«В теле человека нет ничего лишнего» — с таким положением, видимо, сегодня согласны все люди, не только ученые-специалисты. Поэтому, хотя мы и говорим, что рудименты существуют, поиск их полезных для организма функций никогда не прекращался и не прекращается по сей день. По мере нахождения таких функций класс рудиментов сокращается, однако даже такие соматические объекты, как аппендикс или копчик, которые строго формально к рудиментам уже отнести нельзя, по-прежнему все называют рудиментами. Скорее всего, это происходит потому, что они все же больше вредят человеку по жизни, больше «портят ему кровь», чем приносят сколько-нибудь ощущаемую пользу.

Так, зубы мудрости, возможно, зачем-то нам нужны, но сколько они приносят нам мучений без какой-либо видимой пользы и сколько бытует в народе мнений и аргументов в пользу их удаления! Многие считают, что если от зубов мудрости избавиться заранее, еще до мучительных болей, то щеки не будут сильно выступать наружу и овал лица станет более совершенным. Одна женщина в очереди к стоматологу утверждала (и это не вымысел, это слышал один из нас), что читала, будто зубы мудрости отбирают у других зубов полезные вещества, в частности кальций. Появление зубов мудрости весьма болезненное, к тому же часто затрудненное и аномальное. Оно вызывает неправильное расположение некоторых зубов в челюсти. Например, появляются излишнее пространство между зубами, патологическая скученность в какой-то группе зубов, веерное распределение зубов во рту, неприятная кривизна и т. п.

Аппендикс, родинки, копчик, тимус, а также волосы в ушах или носу, мышцы, о которых речь шла в самом начале данного раздела, — все это рудименты. И хотя по отношению к некоторым из них имя рудименты звучит, может быть, слегка пренебрежительно, оно служит названием «лишних», бесполезных или малополезных соматических объектов и в качестве такового сохраняется по сегодняшний день.

Глава IV. Национальные семиотические концептуализации тела

Представление о теле будет неполным, если не вскрыть особенности семиотической концептуализации тела в целом и отдельных телесных объектов в культурах, отличных от русской. В настоящей главе описываются отдельные фрагменты семиотических концептуализаций тела и других телесных объектов, как они отражены в языках и культурах, достаточно далеких друг от друга.

В § 1 приводятся комментированные фрагменты классификаций телесных объектов и их имен для арабского и литовского языков. В § 2 излагаются результаты сопоставительного анализа семиотической концептуализации телесного объекта «волосы <на голове>» в русском и французском языках и соответствующих языках жестов. Основное внимание уделяется признакам волос и их языковым обозначениям в двух языках, раскрываются нетривиальные соответствия между этими обозначениями. Предметом § 3 являются некоторые фрагменты финской, казахской и киргизской жестовых систем в их сопоставлении с аналогичными фрагментами русской жестовой системы. В заключительном § 4 проводится сопоставительный анализ фразеологических оборотов хинди, английского и немецкого языков. Материалом для анализа послужили фразеологические обороты со словами зубы, колени и некоторыми другими названиями костей. В ходе анализа показаны различия в семантике рассматриваемых единиц, которые могут затруднять их перевод с одного языка на другой.

§ 1. Арабский и литовский языки: соматические объекты и их имена

Анализ арабских и литовских имен соматических объектов был проведен на основе списка и классификации таких же объектов и их имен, построенных для русского языка. В результате анализа были выявлены некоторые особенности строения подсистемы корпоральности арабского и русского языков, отражающиеся на разных языковых уровнях или касающиеся связей между уровнями.

1.1. Арабский язык

1.1.1. Семантика

А. В арабском языке у одного соматического объекта в норме имеется большое число синонимичных обозначений, причем эти обозначения сложным образом распределены по его отдельным арабским идиомам. Например, в классическом арабском, в отличие от ряда диалектов, для обозначения соматического объекта «лоб» есть три слова, связанных с корнями разной семантики. При этом разные синонимы по-разному актуализуют разные значения признаков данного телесного объекта — референта синонимичных имен. Так, одно из обозначений слова лоб — qu: ratun — связано по смыслу с единицей со значением ‘горка, холм’, а потому на передний план в семантике слова qu: ratun выходят внешние признаки лба, представляемого как телесная выпуклость. Другое арабское имя лба — jabhatun — означает не только ‘лоб’, но и ‘перед’, и поэтому смысловой акцент в толковании этого имени — это ‘местоположение лба’, ср. русские выражения лобовое стекло, ветер в лоб, лобовой удар.

Аналогичным образом разграничиваются два обозначения соматического объекта «зад» («задница»). Так, слово maq’adatun ‘седалище, ягодицы’ происходит от того же корня, что слова qa’ada ‘сидеть’, qi’dun ‘поза’ (в значении ‘тип сидения, местоположения’), maq’adun ‘сиденье, стул, скамья, место’, muq’adun ‘инвалид’. Таким образом, ключевым здесь является сидячее положение как статичное (в противоположность стоячему положению, тоже статичному, но более близкому к движению)[295]. В то же время слово ridfun ‘зад, задница, круп’ связано с глаголом radafa ‘идти сзади, следовать’ и производными от него глаголами ‘ardafa ‘сажать сзади себя, сопровождать, прибавлять’, tarādafa ‘следовать друг за другом’. Следовательно, соматизм, обозначаемый арабским словом ridfun, актуализует понимание зада как части тела, а не как места для сидения. Аналогичное явление имеет место и в русском языке: слово седалище обозначает часть тела, а не место для сидения.

Б. Арабские имена соматических объектов нередко образуются от корней с широким значением, изначально не связанным с телом и телесностью. Тем самым арабские соматизмы передают информацию о возможных соотношениях разных фрагментов наивной картины мира. Например, слово zahrun ‘спина’ означает также ‘заднюю сторону какого-либо объекта вообще’, в частности ‘оборотную сторону листа’. При этом корень этого слова — zhr — означает нечто совсем другое, а именно ‘представать, появляться’, в то время как в русской культуре и русской картине мира смысл ‘представать, появляться’ соотносится скорее с лицом, а не со спиной, как в арабском языке и арабской культуре.

В некоторых случаях арабский глагол акцентирует внимание на местоположении соматического объекта: ср. jabaha ‘смотреть в лицо (опасности), ударять по лбу’ и соотносительное с ним jabhun ‘лоб’. Сходную пару образуют имя baṭnun ‘живот’ (имеющее также значения ‘внутренность, середина, недра’) и соотносительный с ним глагол baṭana ‘быть внутри, скрытым, скрываться’.

Для других соматических объектов соотносительные с ними арабские глаголы связаны с функциями объекта, ср. слова rijlun ‘нога’ и rajila ‘идти пешком’ или пару ‘iṣba’un ‘палец’ и ṣaba’a ‘указывать пальцем’.

В русском языке мы можем наблюдать аналогичное явление. Так, глагол обезножеть обозначает не отсутствие ног, а утрату их основной функции — ходить, ср. предложение (891) В шубе до пят — он три часа волокся к нам пешком, то и дело заваливаясь под заборы, в снег, от выстрелов. Так обезножел, что у нас в квартире и остался (З. Гиппиус. Мой лунный друг). Несколько иначе выглядит семантическая структура слова безрукий. Это слово многозначное. Одно из его значений — ‘отсутствие руки’, а другое — ‘плохое выполнение функций’, ср. предложения (892) Алексей, помаргивая, уже жует готовую цигарку и просит огоньку. Хоть и безрукий, а первый в хуторе кулачник (М. Шолохов. Тихий Дон) и (893) Правда, юбка ей великовата, но она с поясом, для начала можно утянуть, а потом Райка сама подушьет. Она не то, что я, безрукая, все умеет, если захочет (В. Войнович. Замысел).

Случай с именем ra’sun ‘голова’ и соотносительными с ним глаголами ra’asa ‘председательствовать, возглавлять’ и ra’usa ‘быть главой’ во многом похож на предыдущий, но не совпадает с ним. Если в родственном арабскому существительному rijlun (нога) арабском глаголе rajila (идти пешком) внимание фокусируется на инструментальной функции ног (ноги используются людьми для того, чтобы стоять и ходить), то при существительном ra’sun (голова) ключевым является антропоморфное положение головы. Инструментальная же функция головы — ‘думать’ — глаголами не выражается. В русском литературном языке инструментальная функция головы глаголами тоже не выражается.

Значение глагола также может конкретизировать функцию соотносительного с ним телесного объекта или включать дополнительно оценочный компонент. Например, глагол lasana, соотносящийся с соматизмом lisānun ‘язык’, означает не просто ‘говорить’, а ‘злословить, поносить’.

Существуют ситуации, в которых значение глагола, однокоренного с именем соматического объекта, вообще не имеет к этому имени никакого смыслового отношения или смысловая связь между глаголом и именем явно непрямая. Например, для имени ‘anfun ‘нос’ однокоренной глагол ‘anifa означает ‘чувствовать отвращение, гнушаться’, и связь между носом и отвращением восстанавливается только при достаточно глубоком семантическом анализе.

В русском языке есть выражение зажать нос, которое в прямом значении связано с плохим запахом, а в переносном употреблении — с эмоцией отвращения (как будто от чего-то или от кого-то исходит неприятный запах). В этой связи соотношение между русскими единицами нос и зажать нос напоминает соотношение между арабскими ‘anfun и ‘anifa.

Хотя широта значения арабских корней дает полезную информацию о соотношении семантических полей в арабской наивной картине мира, это же свойство корней нередко затрудняет аналитическое изучение материала. Например, проблемным становится различение исходных и производных употреблений. Для русского языка с его богатой системой этимологических связей и довольно конкретными значениями основ не вызывает сомнений, например, что слово голова в качестве первого значения указывает на часть тела, а значения ‘умный человек’ (Петров — голова) или ‘главная вещь’ Хлеб — всему голова (ср. также дериваты возглавлять, главный, головной) на синхронном уровне являются вторичными, производными. В частности, глагол возглавлять морфологически производен от неполногласного варианта глав(а).

В арабском языке ситуация выглядит намного сложнее. Так, имя ra’sun ‘голова’ и глагол ra’asa ‘возглавлять’, как уже было сказано, тоже являются однокоренными, однако направление деривации здесь неясно. Поэтому не вполне очевидно, какой семантический порядок следует постулировать: 1) ‘голова’; 2) ‘главная вещь’; 3) глагол со значением ‘быть главным’ или 1) обобщенный глагол со значением ‘быть главным’; 2) ‘главная вещь’, в том числе 3) ‘голова’.

1.1.2. Особенности употребления имен

При сопоставлении арабских имен соматических объектов с русскими именами выявлено существенное различие в употреблении таких имен в составе свободных и связанных сочетаний, в частности фразеологизмов[296]. Например, арабский фразеологизм ghariqa hatta: al-adqa: n (букв. ‘погрузиться по подбородки’) соответствует русскому увязнуть по уши, а фразеологизм raghma anfihi ‘против чьего-либо желания’ (букв. ‘против чьего-либо носа’) не имеет соответствия в русской фразеологической подсистеме, относящейся к телу и телесности.

В арабском языке есть единицы с некоторым соматизмом А, которым в русском языке соответствуют единицы с соматизмом B, но при этом модель образования арабской единицы скорее напоминает модель образования другой русской единицы. Так, слово ḍil’un ‘ребро’ используется во фразеологизме со значением ‘участие в некоторой деятельности’, а именно во фразеологизме lahum ḍil’un fī hadā (a)l-amri ‘это их рук дело’ (букв. ‘у них ребро в этом деле’). Хотя на вход, как указывают русско-арабские словари, подается сочетание их рук дело, посессивная модель, употребленная в арабском переводе, скорее напоминает другие русские языковые единицы, например выражения типа у него рука в правительстве.

Впрочем, некоторые арабские сочетания соответствуют русским переводам и формально, и функционально. Например, существует фразема la yarā ‘ab’ada min ‘anfihi ‘Он не видит дальше своего носа’, полностью совпадающая с русской, включая употребление слова ‘anfun ‘нос’ и сравнительной степени ‘ab’ada ‘дальше’. Еще одним примером такого соответствия может служить соматизм kitfun/katifun/katfun ‘плечо’. Есть целый пучок арабских единиц с этим соматизмом, которые соотносятся с русскими единицами. Мы имеем в виду выражения janiba wa kitfan ilā kitfin ‘стоять плечом к плечу’ и sāra kitfan ilā kitfin ‘идти плечом к плечу’. Однако и в этих показательных случаях смысловое соотношение между русскими и арабскими выражениями неполное: например, выражение amma (a)l-kitf-a ilā (a)l-kitfi ‘сплачиваться’ (букв. ‘соединять, сжимать плечо к плечу’) не имеет русского эквивалента со словом плечо.

Интересные примеры несоответствия арабского и русского языков в отдельных фрагментах семиотической концептуализации тела дают арабские сочетания с пространственными значениями, в которых участвуют предложно-падежные формы с именами соматических объектов или именами их признаков. Такие арабские сочетания часто не переводятся на русский язык с помощью эквивалентов отдельно предлогов и отдельно названий частей тела. При этом далеко не всегда понятно, в чем причина такого рода непереводимости: то ли в различном культурном и функциональном осмыслении данного соматического объекта, то ли в различии в пространственной концептуализации этого объекта в двух языках. Например, арабская единица takallama (ma’a ‘aħadin) min wara’i ‘anfihi (букв. ‘говорить (с кем-либо) сзади, от задней части своего носа’) означает ‘разговаривать свысока’. Казалось бы, появление в данном контексте носа легко объяснимо: ср. русские единицы задирать/драть нос, а также редкое поднимать нос в предложении (894) Денег много?! — Дед уже кричал. — Если и много, то не подымай нос! (В. Шукшин. Критики). Однако чем объясняется появление в арабском сочетания с предлогом min wara’i ‘cзади’, неясно.

Из-за того что непонятна функция предлога, неочевидно и то, что название носа в арабском употребляется именно в той же функции, что и в русском. Точно так же и в других случаях: оценить степень близости русских и арабских единиц мешает то, что в сочетании типа «глагол + прямое дополнение» неясен семантический вклад глагола. Рассмотрим единицу ħaṭṭa (a)l-kitfa ‘навострить лыжи, удирать во все лопатки’. В русском языке фразеологическая единица удирать во все лопатки — единственная, где используется имя лопатки. В арабском языке слово kitfun ‘плечо’ также имеет значение ‘лопатка’, однако что конкретно означает глагол ħaṭṭa ‘снимать, ставить’ в рассматриваемой арабской единице, неясно.

1.1.3. Морфология и морфологическая семантика

Имена типовых телесных объектов в арабском языке по многим признакам отличаются от их аналогов в русском языке. В частности, морфологическая структура арабских имен соматических объектов не изоморфна их семантической структуре, то есть по морфемной структуре имени его семантика однозначно не вычисляется. Этим арабский язык и арабская культура отличаются от того, что наблюдается в русском языке и русской культуре, где степень композициональности существенно выше. Смысл слов, производных от названий соматических объектов, в русском языке гораздо чаще, чем в арабском, можно «вычислить» путем сложения смыслов морфем, входящих в эти слова. Ср. такие слова, как напальчник, подлокотник, нагрудник, бесхребетный, каждое из которых имеет один корень, и слова с двумя корнями типа рукомойник, рукоблудие, треножник и глазомер.

1.1.4. Словообразовательные отношения

В арабском языке словообразовательные отношения между исходным и производными словами, являющимися именами соматических объектов, устроены иначе, чем в русском. Например, названия таких телесных жидкостей, как dam’un ‘слеза’, mirratun ‘желчь’ или bawlun ‘моча’, восходят соответственно к глаголам dama’a ‘лить слезы, слезиться’, marra ‘быть горьким, горчить’ и bawwala ‘мочиться’, тогда как в русском языке глаголы слезиться, желтеть и мочиться (по крайней мере в одном, «медицинском» значении) являются производными от имен слеза, желчь и моча.

1.2. Литовский язык

Ниже основное внимание будет уделено формальным и смысловым противопоставлениям, отличающим соответствующие фрагменты семиотической концептуализации тела в литовском и русском языках. Источниками информации для нас послужили одноязычные словари литовского языка, такие как большой толковый словарь литовского языка[297] и малый фразеологический словарь литовского языка[298], различные толковые словари русского языка (см. выше) и двуязычные словари — литовско-русские и русско-литовские[299].

1.2.1. Семантика

А. В литовском языке отсутствуют многие противопоставления, которые существуют между русскими словами тело и его квазисинонимами корпус, фигура и др.[300] В этом языке все эти слова имеют в качестве переводного эквивалента одно слово kūnas ‘тело’. Зато в литовском существуют стандартные обозначения разных частей плеч и разных частей груди. См. слова petis ‘плечи’ и žastas ‘часть руки от плеча до локтя’, а также krūtinė ‘грудь как верхняя передняя часть тела’ и krūtis ‘женская грудь’.

Литовский и русский языки отличаются также несоответствиями в словообразовательной структуре имен отдельных соматических объектов. Так, в литовском языке имеются непроизводные названия подбородка (smakras), предплечья (dilbis); напротив, производными являются обозначения бровей (antakis, букв. ‘надглазье’), десен (dantenos < dantis ‘зуб’); название подмышек (pažastis) в литовском соотносится не с мышцей, а с верхней частью руки (žastas).

Б. Интерес представляют разнообразные метонимические соотношения между отдельными именами соматических объектов. Например, слово plaukai ‘волосы’ (мн. ч. от plaukas ‘волос’) обозначает не только волосы на голове и волосы на теле человека, но также шерсть животных вместе с ее мастью. Отмечено большее, чем в русском, количество прилагательных и сложных слов, обозначающих цвет и текстуру соматического объекта. Расширенная по сравнению с русскими эквивалентами семантика литовских имен соматических объектов обусловила наличие ряда фразеологизмов, не свойственных русскому языку. Например, выражение visokio plauko, буквально означающее (с учетом падежной формы) ‘всякого волоса’ или ‘всякой масти’, переводится на русский как ‘всевозможные’, ‘разношерстные’. Русское волосы и литовское plaukai обозначают одни и те же объекты, но при этом слова обладают разными сочетаемостными свойствами.

В. Из фрагментов литовской семиотической концептуализации тела особенно интересны концептуализации головы и сердца. Для слова galva ‘голова’, что не удивительно, основное выделенное значение связано с функцией ‘думать’, однако отображается оно в литовском более «прямым» образом, чем в русском. Так, от литовского названия головы образован основной нейтральный литовский глагол со значением ‘думать’ — galvoti, букв. ‘головать’; эпистемическое обстоятельство ‘по моему мнению’ по-литовски звучит буквально «моей головой», а именно mano galva.

Мыслительная функция головы реализуется также в большом числе фразеологизмов. Приведем здесь те, которые не имеют русских аналогов: turėti galvoje ‘иметь в виду’ (букв. ‘иметь в голове’), išeiti iš galvos, букв. ‘выйти из головы’ с двумя значениям ‘сойти с ума’ и ‘забыть’, dėtis į galvą ‘запоминать’ (букв. ‘класть себе в голову’).

У литовского названия головы есть еще одно значение, которое является связанным. Понимание головы как символа человеческой жизни отражено в таких словах, как сложное имя galvažudys ‘убийца’ (букв. ‘головоубийца’), и в весьма употребительном фразеологизме guldyti galvą ‘давать голову на отсечение’, ‘ручаться’ (букв. ‘класть голову’). Интересно и другое сочетание, видимо, связанное со вторым значением слова голова, а именно iki gyvos galvos ‘пожизненно, до конца дней’ (букв. ‘до живой головы’). Эта единица является стандартным выражением не только литературного, но и официального языка.

Некоторые из выделенных значений различных признаков сердца связаны с представлением о сердце как о вместилище чувств, причем и положительных, и отрицательных, ср. такие слова, как širsti ‘досадовать, сердиться’, širdyti, širdinti ‘сердить’, širdgėla ‘горесть, скорбь’ (букв. ‘сердцеболь’) vs. nuoširdus ‘сердечный, искренний’ (букв. ‘отсердый’) и сочетание iš širdies ‘искренне, от всего сердца’ (букв. ‘из сердца’). Установлено, что, в противоположность русскому языку, где наряду со словом сердце как обозначением места средоточия чувств в той же функции выступает слово душа, эти слова в литовском актуализованы по-разному, а именно сердце актуализировано в большей степени, чем душа. Об этом говорят такие фразеологизмы, как kaip akmuo nuo širdies nusirito ‘как камень с души (букв. с сердца) свалился’, griebti už širdies ‘брать за душу’ (букв. ‘хватать за сердце’), atverti/išlieti širdį ‘открыть/излить душу’ (букв. сердце), iki širdies gelmių ‘до глубины души’ (букв. ‘до глубин сердца’), širdies gilumoje ‘в глубине души’ (букв. «в глубине сердца»). Аналогичные сочетания встречаются и с лексемой siela ‘душа’, ср. atverti sielą ‘открыть душу’, однако единица išlieti sielą ‘излить душу’ встречается очень редко и, видимо, представляет собой кальку с русского; есть единица iš sielos gilumos/gelmių ‘из глубины души’, но нет *iš sielos ‘из души’ в значении ‘искренне’.

Обратим внимание на относительно частотное выражение širdies kertelė, букв. ‘уголок сердца’, реализующее представление о том, что сердце состоит из частей и что чувства могут занимать сердце либо целиком, либо частично. В русском языке такое представление скорее связано с душой, нежели с сердцем: хотя сочетания уголок души и уголок сердца одинаково приемлемы, первое встречается существенно чаще, чем второе, тогда как в литовском языке частотное распределение противоположное.

Большое число литовских слов и словосочетаний указывают и на другие функции сердца, ср. сочетания ant tuščios širdies, ‘на голодный желудок’ (букв. ‘на пустое сердце’) и skauda paširdžius ‘болит под ложечкой’ (букв. ‘болит подсердье’).

Литовское слово, обозначающее плечи, — petys, — как и русское плечи, актуализует значение силы, ср. фразеологизм iš peties, букв. ‘из плеча’, то есть ‘всеми силами’. У слова alkūnė ‘локоть’ во многих производных актуализованы разные значения признака формы, такие как /изгиб/ или /угол/, ср. прилагательное alkūninis ‘локтевой’, особенности употребления которого во многом аналогичны особенностям употребления русского прилагательного коленчатый: alkūninis velenas ‘коленчатый вал’, alkūninis bokštelis ‘кран-манипулятор, автовышка’ (кран со складывающейся стрелой, похожей на руку).

Относительно литовского слова liežuvis ‘язык’ (от liežti ‘лизать’) отметим, что у него в современном языке нет переносных значений, подобных тем, что имеет его русский аналог язык, а именно значений ‘язык’ и ‘речь’. В современном литовском языке эти значения передаются при помощи основы kalba, ср. глагол kalbėti ‘говорить’. В старолитовском языке у слова liežuvis такое значение было (оно, вероятно, калькировано с польского или латинского языка). Тем не менее у современного имени liežuvis есть речевые значения, но они более специализированы и оценочно нагружены. Так, множественное число этого имени может иметь переносное значение ‘сплетни’, ‘слухи’, ср. также производные liežuvauti ‘сплетничать’, liežuvingas ‘острый на язык’.

1.2.2. Особенности употребления имен телесных объектов (жанровые характеристики)

Литовский язык обращает особое внимание на телесные объекты, которые в русском языке являются периферийными. Одним из таких объектов является ноготь с типовым именем nagas. Это имя включено в целый ряд фразеологизмов, актуализующих такой признак ногтя, как его небольшой размер, ср. nė per nago juodymą (букв. ‘ни движением ногтя’) ‘нисколько, ни на йоту’. Кроме того, в литовском языке, в отличие от русского, на передний план выступает представление о функциях этого объекта, в частности подчеркивается, что ногти необходимы для тонкой работы (ср. aukso nagai ‘золотые руки’, букв. ‘золотые ногти’, прилагательное nagingas ‘искусный, умелый’, букв. ‘ногтистый’).

Более сложную интерпретацию получают такие литовские фразеологизмы, в которых выступает слово, обозначающее ногти, между тем как в их русских аналогах выступает слово руки, ср. выражения kišti nagus, букв. ‘совать ногти’ (возможные переводы на русский: приложить руку, запускать руки, иметь отношение, вмешаться), imti nagan, букв. ‘взять в ногти’ (прибрать к рукам) и nudegti nagus, букв. ‘обжечь ногти’ (обжечь руки, обжечься ‘попасть в неприятную ситуацию’). Слово nagas имеет также переносное значение ‘скряга, скупой человек’, то есть этим словом может обозначаться человек, прижимистый до мелочей (актуализовано значение малого размера ногтя), ср. tėvas nagas, pinigų neduoda ‘отец скряга, денег не дает’[301].

Кроме того, в литовском чаще, чем в русском языке, встречается имя pėda, обозначающее нижнюю часть ноги, что, видимо, отражает более раннюю систему с противопоставлением, аналогичным противопоставлению ‘foot’ ~ ‘leg’. Ср. papėdė ‘подножие’, слово, образованное от лексемы pėda ‘нижняя часть ноги’, а не от koja ‘нога целиком’.

Выделенным значением цвета для глаз в литовском языке является значение /белый/. Литовские единицы, обозначающие ‘белые глаза’, являются выражениями злости, сердитого взгляда. Такое значение представлено, например, идиомой baltomis akimis žiūrėti, букв. ‘белыми глазами смотреть’, то есть ‘смотреть сердито, гневно’, прилагательным baltaakis ‘белоглазый; с сердитым взглядом’ и глаголом baltakiuoti, букв. ‘белоглазить’. Другие литовские прилагательные цвета в сочетании с названием глаз имеют только прямое значение, ср. mėlynakis ‘синеглазый’, juodakis ‘черноглазый’ и т. п. Отметим, что в литовском языке, в отличие от русского, нет специальных прилагательных цвета для глаз и волос, ср. рус. карие глаза — лит. rusvos akys, букв. ‘рыжеватые, бурые глаза’. Прилагательное kaštoninis ‘каштановый’, употребляющееся по отношению к волосам, явным образом заимствовано из русского языка.

* * *

Подводя итоги обсуждения семиотических концептуализаций тела в арабском и литовском языках, мы можем отметить и общие свойства этих концептуализаций, и их различия. Всякий раз, рассматривая соматические объекты и их признаки, имена объектов и признаков, мы сопоставляли их с соответствующими единицами русской семиотической концептуализации. При этом способ сопоставления всякий раз был одним и тем же, а именно производился анализ переводных эквивалентов соответствующих слов. Попутно решались некоторые проблемы формального или содержательного несоответствия сопоставляемых единиц в этих языках.

§ 2. Волосы и прически в русской и французской семиотических концептуализациях тела

2.1. Стандартные номинации волос в русском и французском языках

Стандартной номинацией волос во французском языке является слово <des> cheveuх (в форме мн. ч.)[302], которое представляет собой точный переводной эквивалент лексемы ВОЛОСЫ 1. Форма единственного числа <un> cheveu соответствует русской лексеме ВОЛОС 1[303].

Примером употребления слова <un> cheveu является употребление его во фразе (895) Il y a un cheveu dans la soupe, которое обычно переводится на русский как В супе <лежит> волос. На этой французской фразе мы остановились не случайно. Дело в том, что одна из ее синтаксически связанных составляющих, а именно un cheveu dans la soupe, в отличие от своего русского переводного эквивалента, имеет не только прямое значение (‘волос в супе’), но и переносное. Переносное значение сочетания un cheveu dans la soupe можно сформулировать как ‘нечто мелкое, подобное волосу в супе, мешающее нормальному течению некоторого процесса или события’. Тем самым выражение un cheveu dans la soupe служит наименованием объекта, который рассматривается как помеха естественному ходу вещей.

Связь переносного и прямого значений этого выражения можно увидеть и в таких сочетаниях, как venir comme un cheveu dans la soupe, букв. ‘прийти, как волос в суп’, то есть ‘прийти некстати’ и avoir un cheveu sur la langue, букв. ‘иметь волосок на языке’, перевод — ‘шепелявить’, то есть произносить нечто не так, как нужно. Фраза же Il y a un cheveu, которая буквально означает ‘<вот> волос’, понимается как ‘возникло некое затруднение, неприятное и неожиданное, как волос в супе, там, где этого затруднения не должно быть’. Эту фразу можно перевести на русский язык при помощи фразеологизма гвоздь в ботинке.

Что касается стилистически нейтральной формы множественного числа, а именно слова <des> cheveux, то это слово используется для обозначения волос исключительно на голове человека. Для обозначения же волос на теле во французском языке, в отличие от русского, используется уже другое слово, а именно des poils, которое обозначает также ‘шерсть животных’.

У слова cheveux есть два стилистически маркированных синонима — <des> tiffs, <un> crin, — которые переводятся на русский язык тоже стилистически маркированными словами, соответственно патлы и космы. Общим для слов патлы и космы и их французских эквивалентов является то, что и те и другие обозначают ‘растрепанные и торчащие в разные стороны волосы’.

2.2. Обозначения признаков волос во французском языке

Из французских обозначений признаков волос мы остановимся только на отличительных по сравнению с русскими.

У русских обозначений физических признаков волос, таких как размер и его изменение, густота, текстура, степень укрепленности волос на голове, а также у функциональных признаков волос, насколько мы можем судить по находящемуся в нашем распоряжении материалу, имеются точные французские переводные эквиваленты, а основные и наиболее интересные семантические, сочетаемостные и иные различия лежат в области устойчивых выражений — коллокаций и фразеологизмов.

Начнем с признака «изменение длины волос».

Свойство волос расти передается французским глаголом pousser, а выражение des cheveux poussent переводится как ‘волосы растут’. В отличие от русского глагола расти, глагол pousser имеет более узкую сферу употребления: он обозначает рост исключительно волос и ногтей. Для обозначения изменения длины других телесных объектов, включая само тело, используются другие французские глаголы, например, предложение Жан растет переводится как Jean grandit. В русском же языке во всех таких случаях используется один глагол, а именно расти.

Указанное различие двух языков можно объяснить. Дело в том, что глагол pousser обозначает не просто ‘расти’, а ‘расти непрерывно, все время’. Между тем далеко не все телесные объекты растут постоянно, все время. Так, не растут постоянно на протяжении всей человеческой жизни ноги, руки, шея, колени и др., а к тем телесным объектам, которые не обладают указанным свойством, глагол pousser неприменим. В частности, про ногу нельзя сказать *un pied pousse, хотя ноги растут (впрочем, не на протяжении всей жизни), а про волосы подобное сказать можно.

Говоря о признаке «толщина волос», отметим, что во французском языке есть целый ряд идиоматичных выражений, которые сопоставляют малую толщину тех или иных предметов с малой толщиной волос. Это среди прочих такие единицы, как mince/fin comme un cheveu ‘тонкий, как волосок’ и сheveux de mer ‘нитевидные водоросли’, то есть ‘водоросли толщиной отдельных волосков’.

Что касается формы волос, остановимся на значении этого признака /кудрявый/. Так, русское выражение кудрявые волосы используется для обозначения разных форм или видов кудрей, и французское выражение, эквивалентное русскому, а именно des cheveux frisés, тоже обозначает разные виды кудрей. Кроме того, в обоих языках имеются также разнообразные по семантике и синтаксису специализированные обозначения видов кудрявых волос, ср. французские словосочетания des cheveux bouclés ‘волосы, вьющиеся крупными крутыми завитками’, des cheveux frisottés ‘волосы, вьющиеся слегка, чуть-чуть’ и des cheveux crêpus ‘волосы, вьющиеся мелкими завитками’ и русские слова — локоны, завитки, кудряшки.

Многими способами во французском языке выражаются признаки «цвет волос» и «оттенок волос». Вот как, например, представлены во французском языке седина (проседь) и седые волосы. Им соответствуют сочетания des cheveux poivre et sel, букв. ‘волосы цвета соли с перцем’, которое переводится на русский как темные волосы с проседью, des cheveux blancs и des cheveux gris — они оба переводятся как ‘седые волосы’. Однако первое из них, в отличие от второго, указывает на большее количество седины в волосах. Об этом говорит то, что для передачи сочетания седой, как снег в приводимом ниже предложении (896) употреблено выражение cheveux blancs, которое фактически означает ‘полностью седой’ (см. в этой связи последующее уточняющее сочетание без единого черного волоса). Между тем выражение les cheveux gris, как показывают следующие предложения, означает ‘седеющие волосы, седина, проседь’:

(896) Седой, как снег, без единого черного волоса старик (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

Французский перевод:

Un vieillard aux cheveux blancs comme la neige (M. Bulgakove. Le Maître et Marguerite, пер. К. Линьи).

(897) 1l était environ minuit quand don Philippe Belvidéro plaça le cadavre de son père sur la table. Après en avoir baisé le front menaçant et les cheveux gris, il éteignit la lampe (H. de Balzac. L’ Élixir de longue vie).

Русский перевод:

Было около полуночи, когда дон Филипп Бельвидеро положил труп отца на стол. Оцеловав его грозный лоб и седеющие волосы, он погасил лампу (О. де Бальзак. Эликсир долголетия, пер. Б. Грифцова).

Замечание (О седых волосах и их французских обозначениях)

Появление седых волос носители обоих языков связывают как с наступлением старости (ср. французские устойчивые сочетания аrriver à l’âge des cheveux blancs ‘дожить до седых волос’, devenir cheveux blancs ‘стареть’), так и с выпавшими на долю человека переживаниями или горестями, ср. выражение se faire des cheveux blancs ‘беспокоиться’, дословно ‘создавать себе седые волосы. Последнее выражение, однако, не имеет в русском языке идиоматичного соматического эквивалента.

Остановимся на некоторых французских и русских языковых единицах, актуализующих одну из наиболее важных функций волос, а именно эстетическую. Речь главным образом пойдет о действиях, в своей совокупности обозначаемых русским выражением уход за волосами.

Уход за волосами — это приведение волос в порядок, возможно, вместе с их украшением (см. § 6 гл. III). Интересно, что названия многих действий, составляющих уход за волосами, и названия их результатов, то есть имен различных причесок и специальных предметов, используемых для их создания, укрепления и поддерживания, составляют, по сути, заимствования из французского языка[304]. Например, в русский язык еще в XIX веке попали слова букли, означающее ‘завитые волосы’ (от франц. une boucle — ‘завиток’), шиньон ‘искусственные волосы на затылке, имеющие вид косы, локонов и пр.’ (от франц. un chignon — ‘шиньон’), постиж ‘накладные волосы’ (от франц. postiche ‘неестественные волосы’).

Французская мода и культура повлияли также на появление целого ряда новых для России причесок и стрижек вместе с их названиями. Имена наиболее известных причесок — это каре ‘короткая стрижка строгой геометрической формы’ (от франц. un carré ‘квадрат’) и бабетта ‘высокая женская прическа особого вида’ (от франц. Babette)[305]. Прическа, известная в России под названием французская коса, напротив, не имеет к Франции никакого отношения: родиной французской косы считается Алжир, где ее носили женщины с самых древних времен (Обухова 2014). Впрочем, после завоевания Алжира в XIX веке французы позаимствовали у местных жителей особую технику плетения кос и ввели моду на эту прическу в Западной Европе и впоследствии в России. Французский язык подарил русскому также названия различных средств по уходу за волосами, ср. русские слова лак, мусс, лосьон и их французские эквиваленты laque, mousse, lotion. Естественно, что значительное влияние, которое французская культура ухода за волосами оказала на русскую культура, отразилось и в языке. В связи с этим количество французских обозначений действий, связанных с уходом за волосами, а также количество имен причесок численно превосходит количество фразеологических соматизмов со словом cheveux.

От французских слов и свободных сочетаний, обозначающих волосы или их характеристики, перейдем к фразеологическим соматизмам.

Известно, что фразеологические единицы одного языка обычно не имеют точных аналогов в другом языке, и рассматриваемые здесь языки не являются исключением. То же относится и к интересующему нас здесь подклассу фразеологических единиц, а именно к французским фразеологическим соматизмам со словом cheveux ‘волосы’. Эти единицы в языковом отношении обладают своими особенностями[306]. В частности, их особенность проявляется в том, что, во-первых, они обслуживают те семантические зоны, для которых русский язык не выработал идиоматичных соответствий, а во-вторых, они обладают своеобразным лексико-синтаксическим строением.

Один из таких фразеологизмов — это tiré(e) par les cheveux, букв. ‘притянутый за волосы’. Русские люди для выражения того же смысла несоответствия скажут притянутый за уши. Параллелизм волос и ушей объясняется их общими свойствами: за волосы и за уши можно тянуть. Кроме того, эти объекты являются смежными (например, говорят, что волосы прикрывают или не прикрывают уши), так что соответствие французского выражения русскому не кажется чем-то поразительным. Так, французское предложение (898) Les gouvernement continue comme d’habitude de se plaindre du manque de ressources fiscales pour soutenir la recherche — un argument tiré par les cheveux можно перевести на русский язык как (899) Правительство по-прежнему продолжает жаловаться на нехватку налоговых поступлений, которые могли бы поддерживать научные исследования, хотя такое объяснение явно притянуто за уши (www.fr.glosbe.com).

Еще одним фразеологическим соматизмом со словом cheveux, не имеющим прямого аналога в русском языке, является выражение couper les cheveux en quatre, букв. ‘резать волосы на четыре части’. Оно означает ‘быть дотошным, вникать в каждую мелочь’ и в целом ряде отношений близко к одному из значений русского глагола разжевывать, которое можно представить следующим образом: X разжевывает 2 Y-у Р = ‘Человек Х объясняет человеку Y некоторое Р в мельчайших деталях, делая Р легким для восприятия человеком Y, что уподобляется разжевыванию 1 пищи’.

Однако между французским выражением couper les cheveux en quatre и глаголом разжевывать есть важные смысловые различия. Одно из них состоит в том, что в семантике французского выражения не содержится идеи говорения, которая имеется в семантике глагола разжевывать в значении РАЗЖЕВЫВАТЬ 2 (ср., например, разжевывать новый материал), а второе состоит в том, что у французского выражения есть отрицательная коннотация, которой у русского слова нет. Ср. в этой связи сочетание les énervants coupages de cheveux en quatre, которое, согласно толкованию, содержащемуся на сайте французского Национального центра текстовых и лексикографических источников (CNRTL 2005–2018, http://www.cnrtl.fr, данные за январь 2018 года), лучше всего переводить как ‘раздражающие приступы занудства’.

§ 3. Финская, казахская и киргизская жестовые системы

Ниже излагаются некоторые размышления внешнего, так сказать, стороннего наблюдателя о финской, казахской, киргизской и других невербальных знаковых культурах, о некоторых типовых невербальных единицах в них и моделях диалогического поведения. В целях сопоставления привлекается русский материал.

3.1. Общая характеристика финской жестовой системы

До сих пор финские жесты систематическому анализу не подвергались, больше того, нам не известны работы, которые были бы посвящены каким-то отдельным сторонам финской невербальной культуры или анализу отдельных финских жестов. Между тем наблюдения над коммуникацией финнов, многочисленные интервью и обсуждение с довольно широкой молодежной аудиторией[307] невербальных знаков, которые жители финских городов (Хельсинки, Тампере, Иматра, Турку) охотно используют сегодня в повседневной коммуникативной практике, позволяют утверждать следующее. В финской культуре, прежде всего городской[308], есть целый ряд непривычных для нас и весьма интересных для научного изучения невербальных феноменов.

Жестовый код финнов является сильно редуцированным в физиологическом отношении и скромным в отношении количественном. Набор финских жестов состоит в основном из смеси шведских, немецких и русских знаков, и все эти знаки бесконфликтно живут в культуре и в устной коммуникации.

На функционирование финских жестов очевидное влияние оказывает протестантская культура, осуществляющая негласный контроль над телесной этикой (Крейдлин 2002а; 2005) и невербальным этикетом интерактивного поведения (Крейдлин 2002; 2002a; Морозова 2004). Это проявляется прежде всего в способах сокрытия тела, что, в свою очередь, выражается в очевидной минимизации телесных манифестаций, в упрощении — вплоть до полного бездействия и молчания — материальных знаковых средств выражения смысла, а также в явном культивировании понятия стыда. Последнее отражается в стремлении (а) избегать в диалоге невербальных действий, в частности движений, в результате которых партнер теряет лицо в глазах собеседника и, возможно, в глазах других людей, и в стремлении (б) к постоянной и осознанной рефлексии своего невербального поведения. Иными словами, если воспользоваться естественным семантическим языком А. Вежбицкой и ее коллег, финны все время ‘думают о том, что другие могут подумать о твоем поведении сейчас’.

Финская культура, и не только невербальная, отличается простотой и самоограничением. Финны, если это не необходимо, не будут с вами разговаривать и уж тем более не станут без необходимости жестикулировать. В своей массе они скромны в поведении и доброжелательны. Особенно внимательно они относятся к людям, которые старше их по возрасту или социальному положению. Кажется даже, что финн уважает старших больше, чем себя. Кроме того, вера финнов в социальную защищенность (что, безусловно, абсолютно оправданно), религию, политическую систему заставляет их быть чрезвычайно восприимчивыми к механизмам контроля диалогического поведения своего и партнера[309] и тонко чувствовать изменения в способах и моделях поведения.

Люди многих культур приписывают финнам такие качества, как задумчивость, медлительность, чрезмерную серьезность и молчаливость. Молчание же часто связывают с аскетизмом финнов и в какой-то мере с асоциальностью. В фильмах Аки Каурисмяки, режиссера, получившего мировую известность, герои ведут своеобразные длительные диалоги молчания без особой жестикуляции, причем эти диалоги занимают весьма важное место в этической и эстетической системах режиссера и в самих фильмах. Историческая традиция протестантской этики учит финнов уделять больше внимания духовным и когнитивным параметрам и измерениям жизни, чем телесным.

Сильную конкуренцию внутреннему влиянию протестантской культуры и этики на коммуникативное поведение финнов оказывает влияние внешнее, которое, по всей видимости, в большой степени идет от англосаксонской культуры, главным образом американской. Современный финский жестовый язык постоянно пополняется из телевизионных передач, электронных СМИ, кино и театра, где число американских и английских текстов превосходит, по мнению критически настроенных финских студентов, все допустимые нормы.

Впрочем, внутреннее влияние протестантской этики пока еще явно преобладает. Не случайно поэтому многие финны, в особенности молодые, говорят о том, что их поведение до сих пор часто интерпретируется носителями других культур как изоляционизм и аскетизм, а то и просто как замкнутость, нежелание общаться или простое занудство — в общем, как нечто крайне неприятное и досаждающее другим, что тем приходится терпеть.

3.2. Некоторые финские жесты и модели коммуникативного поведения

Теперь остановимся на некоторых финских жестах и рассмотрим отдельные способы и модели невербального и смешанного диалогического поведения финнов.

План дальнейшего изложения таков.

Сначала речь пойдет об особых дейктических жестах двумя руками и характерном использовании финнами так называемых жестовых удлинителей. Напомним, что удлинители — это такие материальные объекты, которые, не будучи частями тела человека, могут служить составным элементом того или иного жеста. Например, русский жест показать пальцем часто осуществляется ручкой или другим подобным предметом (карандашом, веточкой и т. п.), как бы составляющими продолжение руки. Между тем название жеста, будучи конвенциональным и вполне устойчивым, при этом сохраняется. В то же время жеста показать ручкой в русском языке жестов нет. Аналогично, исполняя жест помахать рукой <на прощание>, женщина может воспользоваться платком или шалью, а мужчина — шляпой, шапкой, шейным платком и др., и все это будут удлинители руки[310].

После разбора дейктических жестов мы остановимся на двух интересных невербальных феноменах — так называемых прерванных жестах и финских жестах-взглядах.

* * *

Поскольку далее речь будет идти о дейктических жестах, введем важное разграничение дейктических эмблем и дейктических иллюстраторов (напомним, что различие между эмблемами и иллюстраторами, о котором мы говорили раньше, состоит только в том, сопровождают ли они речь, и если да, то с какой степенью обязательности). Впрочем, граница между этими двумя видами дейктических жестов не является жесткой.

Дейктические иллюстраторы дополнительно к вербальному сообщению указывают на человека, объект, размер, место даже в тех случаях, когда референт в актуальном пространстве диалога отсутствует (ср. фразы Я только что оттуда и Подойдите ко мне вот настолечко поближе с соответствующими жестами). Кроме того, они могут указывать на время или на стадии события, о котором идет речь в повествовании, ср. последовательность движений, сопровождавшую устный рассказ: Сначала — рука идет в сторону — он встал, потом — рука отводится еще дальше — пошел к двери <…>. А слова вон там часто сопровождаются комплексом иллюстраторов — кивком головы и взглядом в сторону человека или предмета, причем жесты могут указывать также на объекты, отсутствующие в поле зрения собеседников. Для невербальной характеристики диалога присутствие или отсутствие в нем третьего лица является важным фактором.

Дейктические эмблемы обычно выражают простое молчаливое указание, без каких-либо дополнительных смыслов, и заменяют в диалоге вербально выражаемые указания.

* * *

В работах (Крейдлин 2007а; 2008) было показано, что форма дейктических жестов определяется значениями трех признаков: (а) ‘каков активный орган жеста и/или какова его рабочая часть’, (б) ‘каково направление этого органа (части) в данном жесте’ и (в) ‘какова (для мануальных жестов) ориентация ладони’.

Русские дейктические жесты, и эмблемы, и иллюстраторы, исполняются чаще всего рукой (причем, и это важно, обычно одной рукой) или пальцами руки — указательным, большим и мизинцем[311]. Кроме того, русские люди иногда указывают головой и глазами. А в других культурах и даже окказионально в русской культуре для указаний могут использоваться другие телесные объекты. Например, в ряде стран Латинской Америки распространена указательная жестовая комбинация: подбородок — взгляд (Крейдлин 2002), ср. также следующее предложение, демонстрирующее возможность указания подбородком у русских: (900) Что все это значит? — и он строго указывает подбородком на злополучную расписку (С. Гандлевский. Трепанация черепа). У некоторых народов есть указательных жесты ноги (De Jorio 2000, 70–74), а масаи в Африке (Sherzer 1972), индейцы куна в Панаме (Enfield 2002) и некоторые другие народы широко пользуются указательными жестами, исполняемыми нижней губой.

Теперь перейдем к финским эблематическим и иллюстративным дейктическим жестам.

У финнов в городах[312] можно встретить чисто финский, крайне необычный для нас указательный жест, совершаемый сразу двумя руками. Его можно назвать «махать двумя руками». Исполняя его, человек держит руки почти горизонтально перед собой на уровне плеч. Локти чуть прижаты к корпусу. Пальцы вытянуты и раскрыты, руки поднимаются и опускаются приблизительно в той же манере, в какой ведется речь. Скорость, частота и амплитуда движения меняются в зависимости от того текста, который в данный момент произносится, и от того, в какой позе выполняется жест, например, стоит человек или сидит: в положении стоя размах и объем движения больше.

Жест махать двумя руками — иллюстративный, поскольку всегда сопровождает речь. Он относится к подклассу аккомпаниаторов, а не демонстраторов, то есть является дополнительным средством экспрессии, а не служит для показа формы, размера, места или какого-то другого параметра текста или ситуации общения. Это именно указательный жест: финны указывают им то место в произносимом тексте, когда излагается некий факт или событие. Данный невербальный знак является жестко контекстно обусловленным. За ним всегда следует фраза или более короткая синтаксическая группа, содержание которой представляется оговоркой или противоречием произнесенной фразе — той, что шла до жеста. Как объяснили нам финны, данный жест очень часто исполняется вместе и одновременно с произнесением финского аналога русского слова но.

Вот финн, которого один из нас попросил найти адрес одного человека, произносит по-английски We’ve got an address ‘Мы достали адрес’. И, произнося эту фразу, человек машет обеими руками. Руки поднимаются вверх на артикле и опускаются вниз на ударном слоге слова address. Cразу вслед за жестом идет продолжение: But it is written in Finnish ‘Но он написан на финском’. Это как раз и есть та самая оговорка, о которой говорилось выше. Она показывает, что воспользоваться бумажкой, на которой записан адрес, не удастся. Жест демонстрирует то, что адресат должен понять вторую часть текста как результат отбрасывания первой. Данным жестом первая часть текста как бы иконически выводится за пределы пространства говорящего, и, что очень важно, руки при отбрасывающем движении отходят от корпуса чуть в сторону.

При жесте «махать двумя руками» возможны удлинители — в данном конкретном случае это был листочек бумажки с адресом, но могут быть и другие удлинители — ручка, карандаш и т. п.

При изучении этого жеста возникло предположение, имеющее достаточно общий характер, а именно, что иногда информации о наличии при каком-то жесте удлинителя и информации о характере удлинителя, которые имеются в (СЯРЖ 2001), может оказаться недостаточно для правильной реализации данного жеста. Так, в ряде случаев необходимо указывать также место, куда во время исполнения жеста помещается удлинитель. В жесте махать двумя руками, по утверждению финнов, предмет-удлинитель в норме помещается между пальцами (как та бумажка, которую держал студент), чтобы полная форма жеста в большой степени напоминала каноническое исполнение. Разумеется, пальцы тут уже не будут раскрытыми, однако предпочитаемое сходство форм остается.

Теперь остановимся на свойственных финнам прерванных жестах.

Под прерванным жестом мы имеем в виду любой жест, реализация которого внезапно прекратилась внутри текущего коммуникативного или когнитивного процесса. Прерываться могут почти все жесты, но процесс прерывания легче всего увидеть на эмблемах. Прерванные жесты больше характерны для финской бытовой коммуникации, чем для коммуникации профессиональной, социальной или деловой.

Прерывание жеста выражает смыслы сбивчивости, несвязности или отражает внезапный переход говорящего / жестикулирующего к другой теме — переход, столь характерный для финской культуры. Прерванный жест подчеркивает изолированность, отдельность или, может быть, отделенность одного человека от другого[313]. Для тех культур, где ценными являются совместность и коммуникативное содружество, такое невербальное поведение финнов представляется как агрессия или как нарушение одного из кооперативных законов телесной коммуникативной этики. И собеседник финна, не знакомый или плохо знакомый с финской культурой, обычно в недоумении заканчивает либо на какое-то время прекращает разговор.

Прерывание жеста может происходить на разных стадиях его реализации — экскурсии, воспроизведения, рекурсии — и, естественно, может обозначать разные вещи. Прерванные жесты находятся в стороне от магистральной линии употребления знаков и выражаемых ими значений, но отражают соотношение между ментальностью, то есть когнитивными и психофизиологическими процессами, происходящими в мозгу финна, с одной стороны, и знаковой коммуникацией финнов, с другой. Эти жесты тесно связаны с культурой стыда, то есть с понятием, которое относится к основным этнокультурным характеристикам финского народа.

Приведем пример употребления прерванного жеста.

Отойдя на некоторое расстояние после вполне дружеского разговора с одним из нас, женщина, повернувшись лицом, начинает ему махать на прощание рукой, исполняя хорошо знакомый прощальный жест. Однако, едва успев взмахнуть один, от силы два раза рукой, женщина внезапно опускает руку, как бы о чем-то вдруг подумав или испытав внезапную боль, и полностью прекращает жестикуляцию. Она заметила, что на нее в этот момент кто-то смотрит.

Финны, которым мы рассказали о странном поведении женщины, использовали для его характеристики английский глагол desert. Этот глагол обозначает негативно окрашенное действие или поведение, ср. его русские переводные эквиваленты: бросать, покидать (кого-л.); бежать (от кого-л.), а также сочетания to desert a friend ‘оставить друга (в беде)’; to desert one’s family ‘бросить семью (на произвол судьбы)’; to desert one’s leader ‘оставить своего командира’.

Жест махать рукой на прощание не нашел своего адресата, потому что он был прерван. Не только этот, но и любой другой прерванный жест можно понимать как семиотически значимый телесный нулевой знак, как знаковый отказ от, так сказать, материально выраженного жеста. Этот знак следует, на наш взгляд, интерпретировать как позитивный знак в системе культурной идентификации финнов, поскольку он выражает нежелание привлекать к себе внимание третьих лиц.

Прерванные жесты наряду со знаковым молчанием создают невербальную драматургию устного текста. Они говорят о том, что перед тем, как действовать, следует подумать и, если нужно, подавить действия и уменьшить количество невербальных знаков — либо изменить их качество, редуцируя (полную) стандартную форму.

Приведем еще один пример из практики преподавания Г. Е. Крейдлина в Хельсинкском университете. Когда вы входите в аудиторию, где читаете лекцию, коренных финнов выделить из прочих слушателей разных национальностей очень просто: финские студенты как будто вас не замечают. Они просматривают какие-то бумаги, читают газеты и не смотрят в вашу сторону, как будто вас здесь нет вообще. Они не обращают на вас никакого внимания до тех пор, пока вы не поздороваетесь со всеми и не скажете, что лекция начинается. А по окончании лекции финны тоже молча собираются и молча покидают аудиторию, не глядя на вас и буркая в сторону нечто вроде «До свидания». В то же время, если вы обращаетесь к финну в помещении или на улице с каким-то вопросом или просите помочь, на вас смотреть будут обязательно, и если могут, то обязательно (!) помогут.

* * *

Теперь скажем несколько слов о финских знаковых взглядах.

В финской культуре есть один необычный взгляд, который имеет знаковую природу и который по-фински называется katseluasento ‘видел море’. На английский этот жест переводится как admiring the scenery, букв. ‘восхищение увиденным’.

Визуальные наблюдения и анализ контекстов употребления этого взгляда, а также последующий опрос финских информантов по поводу обнаруженных особенностей употребления и самого жеста, и его номинаций позволяют выделить следующие его смыслы (ограничимся тут однословной характеристикой семантики жеста, см. об этом понятии в (СЯРЖ 2001; Крейдлин 2002)). Это ‘восхищение увиденным’, ‘концентрация внимания’ ‘уединенность в пределах <своего> личного пространства’, ‘психологический отдых’, или, по словам одного финна, ‘resting mentally’, букв. ‘ментальный отдых’.

Вот финн идет по улице и вдруг останавливается. Голова его чуть вскидывается, руки опущены, локти несколько отведены назад, глаза уставлены в одну точку. Эта поза мало похожа на русскую позу военных смирно, или вытянуться по струнке, — глаза человека широко открыты, взгляд застывший, но в этой позе он не видит ничего вовне себя, взгляд устремлен внутрь и сконцентрирован только на том, что в этот момент увидено внутренним взором. Хотя взгляд финна застыл, ноги его находятся в привычном и удобном положении. Человек может совершать мелкие движения туловищем на месте или пальцами, например чуть постукивать ими по бокам или по бедрам. Он стоит так примерно 15–20 секунд и находится в это время на психологически далеком расстоянии от других людей[314].

Эмблематический комплекс «застывший взгляд katseluasento + застывшая поза» сигнализирует, что никто и ничто не должно сейчас мешать человеку. Его невербальное поведение говорит о том, что ему сейчас нужно уединение и пространство — и не только физическое, но также психологическое. Именно самóй актуально принимаемой позой такое личное пространство и устанавливается.

Это пространство закрыто для окружающих, так как жестикулирующий не хочет, чтобы его беспокоили, но оно в некоторых ситуациях легко открывается и становится доступным для проникновения внутрь. Если человека потревожат, то он не злится — по крайней мере, не видно было, чтобы он злился, и уж точно человек не становится от этого враждебным к потревожившему его лицу. Мелкие, незначительные события (какой-то шум, встречный уличный поток, разговоры, говорящая реклама и др.), которые как помехи могли бы теоретически повлиять на поведение жестикулирующего, отвлечь его и вынудить изменить позу и взгляд, обычно этого не делают. Однако если человека окликают (как это было в трех из примерно двадцати случаев увиденных нами употреблений описываемого жестового комплекса, отмеченных в общей сложности за примерно два месяца пребывания в Финляндии), то это уже не является незначительным событием. Человек, если к нему обращаются, будто встряхивается и приходит в себя, «возвращаясь к обычной жизни», при этом он понимает, что другие люди зря его беспокоить не будут.

Дело в том, что «перебивать» такие взгляд и позу, например, уставившись на жестикулирующего или беспричинно громко позвав его, считается социально неприемлемым поведением, попросту неэтичным. Окружающие сочтут вас невежливым, а то и бесчувственным и недружелюбным; должны быть веские причины, чтобы помешать другому человеку вести себя таким образом. Напротив, не обращать на жестикулирующего внимания считается проявлением уважения к нему и к его личному пространству. Вообще, не смотреть на другого человека, когда на то нет особой необходимости, является, по-видимому, типичной чертой традиционной финской культуры и этикетного коммуникативного поведения финнов.

Финны говорят, что взгляд katseluasento чаще можно встретить весной и особенно летом. Это, как кажется, можно объяснить тем, что весной и летом больше тепла, света и люди ведут себя более активно, в частности растет число движений и жестов. Кроме того, людям также больше нужна релаксация и требуется больше времени на отдых. Зимой же холодно, темно, двигательная активность, в том числе жестовая, у людей снижена и отдыхать по времени можно меньше. В названии жеста присутствует элемент иронии, но за ним стоит известная любовь финнов к воде, к водной среде. Финны очень любят гулять по берегу моря, стоять на пирсе или у дамбы и просто смотреть на воду или поверх воды. Они часто проводят свободное время, например отпуск, на берегу моря, озера или реки. Финны любят ходить в сауну, охлаждаться после парилки, сидя или лежа у края бассейна, стоять полуобнаженными с полотенцем поверх плеча или в руке и с каким-нибудь напитком и т. п. Наслаждаясь этим, финны могут ни на кого не смотреть, они как бы застывают в позе и взгляде. Именно так происходит невербальная реализация соответствующих смыслов.

В диалоге, однако, такой взгляд невозможен; он недопустим даже в диалоге равноправных партнеров, не говоря уже о диалоге с ранжированными коммуникативными или социальными ролями. Одна студентка из Австрии, долгое время живущая в Хельсинки, прокомментировала это наблюдение примерно следующим образом: «Гость тоже не может так смотреть на хозяина. Когда хозяин ему что-нибудь показывает, дом там или сад, то гость по этикету должен выказать удивление и восхищение». Взгляд katseluasento в этом случае выглядел бы аномалией, психической диспропорцией, «ментальным дисбалансом», mental imbalance, по замечанию той же студентки.

* * *

Семантические области, в которых существуют и проявляют себя жесты, равно как и сами жестовые формы, в значительной степени являются культурно обусловленными. Телесная символика, включающая в себя жесты, позы, знаковые телодвижения, взгляды, касания, мимику и манеры, а также конкретные модели и приемы невербального выражения смысла помогают реконструировать тот тип мышления, который стоит за ними и который обеспечивает существование и функционирование этих единиц, моделей и приемов. Она позволяет обнаружить и те скрытые культурные смыслы, которые прошли мимо внимания лингвистов, исследовавших исключительно вербальные компоненты коммуникации.

3.3. Финские и русские модели невербального поведения — проблемы интерпретации и ошибки понимания

3.3.1. Вводные замечания

Коммуникативная практика и социальное взаимодействие людей тесно связаны с современными реалиями и с общественными или культурными потребностями, а нормальное, кооперативное устное общение вообще является одной из немногих подлинных ценностей, которые общество и культура, желающие выжить в современном мире, должны пытаться сохранить. Мы неоднократно отмечали, что в мультимодальном общении, наряду с естественным языком, активное участие принимают многие другие характерные для данной культуры и данного этноса знаковые коды, среди которых ведущая роль отводится языку тела.

По силе связи вербального и невербального компонентов при синтезе устного текста отчетливо противопоставлены два типа коммуникации и два типа культуры — высококинетическая и низкокинетическая[315].

Высококинетическая культура соединяет вербальное высказывание и телесное знаковое поведение в сильной степени. Этот тип культуры характерен для большинства районов Средиземноморья, Южной Америки, юго-востока Европы, для некоторых районов Украины и ряда других мест. В низкокинетической культуре, которая свойственна, например, населению Северной Америки, Скандинавии или севера Германии, резко преобладает вербальная составляющая, на фоне которой невербальные компоненты представлены менее ярко. Впрочем, как это часто бывает и в других случаях, существуют культуры промежуточных типов. К ним принадлежат, например, культуры Чехии, Китая, Японии и, по имеющимся у нас данным, России.

Сразу необходимо подчеркнуть два момента. Во-первых, различие культур и коммуникации по степени их кинетичности сегодня установлено только на материале мануальных жестов, но не знаковых поз, мимики, касаний, жестов-взглядов или знаковых телодвижений. Во-вторых, данное различие никак не отражает разные вклады и разные коммуникативные и социальные роли отдельных невербальных параметров диалога и их сочетаний, так как почти совсем не принимаются во внимание тематика, жанр и стиль конкретного диалога. А ведь a priori может оказаться (и заметим сразу, что так на самом деле и происходит), что даже в низкокинетических культурах в тех диалогах, где ведущими являются, скажем, признаки ‘социальное положение’, ‘возраст’ или ‘гендер’, невербальный компонент часто становится основным, а то и решающим для успешной реализации коммуникативных целей. Во многих случаях, как писал замечательный польский писатель Ежи Лец, больше говорят те слова, которые люди не употребляют, чем те, которыми они злоупотребляют.

Естественное поведение человека в западных обществах и культурах, как это ни покажется на первый взгляд парадоксальным, — это скорее его неестественное поведение. Дело в том, что слишком суровыми бывают санкции за нарушения строгих норм и правил невербального этикетного поведения, выработанных западной культурой и обществом, не говоря уже о строгих санкциях, налагаемых за нарушение телесной этики.

Внутри каждой культуры выделяются два основных типа невербального диалогического поведения, см. (Крейдлин 2005а). Это (1) поведение человека, направленное на достижение кооперации с другими и отражающее уровень социализации и компетентности взаимодействующих лиц, и (2) поведение, направленное на достижение доминации в коммуникативном акте. Далее мы остановимся на телесном знаковом поведении, которое ориентировано на кооперацию или которое подчеркивает актуальное нежелание таковой.

Описывая жесты разных семантических классов, важно соотнести их с разными характеризующими признаками и разными типами социальных, культурных, этнических и иных связей. Среди них выделяются прежде всего культурная ориентация, а также национальная, религиозная, этническая или кастовая принадлежность людей, возраст и пол участников коммуникации, их образовательный или имущественный ценз. Особую роль играет тип отношений между коммуникативными партнерами. Важно, например, знакомы ли люди и наличествуют ли между ними, например, связи, которые сегодня сохранились только как реликтовые. Так, в некоторых русских и украинских семьях дети, приветствуя мать или благодаря ее за обед, до сих пор целуют ей руку.

Люди разных культур, приветствуя друг друга, выражают жестами свои чувства и отношение к человеку. При этом, согласно правилам этикетного поведения, принятым в их культуре и обществе, они подходят друг к другу или находятся друг от друга на почтительном расстоянии, принимают позы, свойственные только для данной или близкородственных культур, смотрят в лицо или в глаза разное количество времени, а то и вообще не смотрят друг на друга.

Основной тезис, который мы хотим здесь сформулировать и обосновать, таков: в общении людей разных культур правильная экспликация смысла невербальных знаков является ничуть не менее важной, чем вербальных, и вот, в частности, по какой причине.

В силу своей исконно биологической природы многие знаки языков тела имеют одинаковые или очень схожие формы, а потому, зная или предполагая это, люди в случае затруднений в словесном общении с представителями другой культуры охотно прибегают к невербальным знакам, априори считая их универсальными и общепонятными. Между тем жесты разных языков и культур совсем не обязаны быть тождественны по значению. Например, единица пожать плечами в разных языках тела и культурах может значить самое разное: ‘безразличие’, ‘презрение’, ‘пренебрежение’, ‘незнание’, ‘недоумение’ и, возможно, еще многое другое. Вместе с тем форма, стоящая за этой единицей, по-видимому, никогда не несет в себе положительно заряженных смыслов, таких как ‘удовольствие’, ‘радость’ или ‘воодушевление’. Один из нас однажды наблюдал, как некий мужчина, о котором было известно, что он долгие годы (более 15 лет) жил и работал в Турции, в разговоре с классной руководительницей своего сына в вестибюле московского лицея вдруг пожал плечами. Очевидно, что это был турецкий вариант жеста с его основным значением презрения, поскольку жест был произведен в ситуации, в которой его русский формальный аналог с основными значениями недоумения, незнания или удивления был бы явно неподходящим. Если бы учительница знала все это и обратила бы на это должное внимание, она бы, конечно, была этим задета, а возможно, даже обижена.

Следует постоянно помнить, что наличие даже большого смыслового инварианта еще не означает полной межкультурной синонимии жестов. Больше того, бывает так, что очень схожие жестовые формы имеют очень далекие друг от друга смысловые интерпретации и выражают вещи чуть ли не прямо противоположные, то есть существуют энантиосемичные невербальные формы и модели поведения. Например, в одной культуре щекотка может быть невербальным знаком и невербальным актом агрессии, а в другой культуре — компонентом любовной игры. Плевок может обозначать ‘презрение’, а может ‘любовь’, а махать рукой даже в пределах русской культуры можно быть и знаком приветствия, и знаком прощания (см. об этом в (Крейдлин 2002)).

3.3.2. Финские модели невербального и смешанного поведения в их сопоставлении с русскими

Выше мы говорили, что финскую культуру отличают среди многих других культур простота, безыскусственность, отсутствие вычурности и показного в поведении и бытовой жизни, и вместе с тем многие отмечают неразговорчивость финнов и их самоограничение. Однако финны тонко чувствуют малейшие изменения в способах и моделях коммуникативного поведения партнера и ведут постоянный мониторинг речевого и телесного актуального коммуникативного поведения. Представители других народов и культур часто неправильно понимают такое поведение финнов и несправедливо связывают их относительно малую жестовую активность и молчание с отстраненностью и асоциальностью. Мы говорили, что такому восприятию финнов другими способствует в большой мере и то, что их жестовый язык и телесное поведение сильно редуцированы по форме и весьма скупы в количественном отношении. Иными словами, финны часто как бы забывают о выразительном потенциале языка тела. При этом они сами называют традиционно присущий им способ коммуникативного поведения словами luontella tapa olla ‘естественный способ поведения’ или etta on luontevaa ‘вести себя непринужденно и естественно’, см. (Carbaugh, Berry, Nurmikari-Berry 2006).

Впрочем, сегодня отношение финнов к телу и телесному поведению постепенно меняется. Финны, в особенности те, кто ориентирован на Запад, ощущают, что их традиционные модели невербального и смешанного коммуникативного поведения воспринимаются со стороны как занудство, как нечто неприятное и вызывающее досаду, как некое свойство, которое собеседнику приходится терпеть. Поэтому финны, главным образом молодежь, сегодня осознанно меняют нормы и модели своего телесного поведения.

* * *

Ниже мы рассмотрим несколько примеров жестовых несоответствий в двух культурах и расскажем об ошибках понимания русских финнами, или наоборот.

Начнем с рукопожатий. Класс рукопожатий образуют жесты, характерные для разных культур, в большинстве которых они имеют свои особенности[316]. Поэтому часто даже такие на первый взгляд совсем простые жесты вызывают непонимание, недоразумение и конфликт.

Так, финские рукопожатия kättely и kädenpuristus относятся к наиболее типичным жестам финнов, исполняемым ими при формальных и не слишком теплых встречах (то есть так называемые социальные жесты приветствия).

Слово kädenpuristus означает буквально ‘сжатие руки’ и имеет более выраженный эмоциональный фон, который можно отнести к ‘формально выражаемой теплоте’. В сравнении с жестом kädenpuristus жест kättely является еще более формальным, так как он соотносится с семиотическим актом приветствия как часть ритуала или, если угодно, как элемент социального протокола, а потому не несет каких-либо эмоциональных коннотаций. Возможно, именно по этой причине kädenpuristus используется также для выражения смысла искренней и большой благодарности. Есть финское выражение kultainen kädenpuristus ‘золотое рукопожатие’ и нет *kultainen kättely. Финн, который хочет выразить благодарность лицу, которому очень обязан и которым восхищается, скажет ему скорее Tahdon puristaa hänen kättään, англ. ‘I want to squeeze your hand’, букв. ‘Я хочу сжать тебе руку’, чем Tahdon kätellä häntä, англ. ‘I want to shake hands with him’, букв. ‘Я хочу пожать ему руку’. Дело в том, что сжатие руки передает еще одну характерную черту финских рукопожатий, часто неверно воспринимаемую другими людьми как агрессивность. А именно, финские рукопожатия всегда выполняются с силой, причем не только мужчинами, но и женщинами. Иными словами, вялое рукопожатие, нередко встречающееся среди русских женщин и некоторых русских мужчин, финнам вообще не свойственно.

По мнению финских информантов, рукопожатия у них — это жесты, при исполнении которых передаются характер и темперамент человека. И твердое, а иногда даже болезненное рукопожатие не считается у финнов знаком плохого поведения и не является признаком, свидетельствующим об отсутствии у человека должных манер. Это отражение характера, приятного вам или нет — не столь важно.

Личная автономия, проявляющаяся в диалогическом поведении (разумеется, при прочих равных условиях), для финнов по традиции является ценностью более высокой, чем мнение других людей о твоем поведении. На языке культурных скриптов А. Вежбицкой и ее школы финны при кооперативном общении думают примерно так: «Когда я что-то делаю для другого, это хорошо, потому что это я хочу это делать, а не потому, что этого хочет этот другой».

Природа традиционного финского рукопожатия заключена в его двойственном характере. Одно из значений этого рукопожатия, ‘приветствие’, равно как и другое значение, ‘благодарность’, скрыты в глубине жеста. Это обстоятельство делает этикетное правило, касающееся того, кто первым должен протягивать руку для рукопожатия, то есть с чьей стороны, так сказать, должна идти инициатива при производстве жеста, довольно запутанным. Человек, который первым протянул руку, может быть тем, с кем раньше партнер никогда не говорил. Лицо более высокого социального положения или старший по возрасту обладает культурной привилегией первым приблизиться для приветствия, но человек, к которому приблизились, может первым протянуть руку как бы в знак благодарности.

Иногда такое поведение избавляет значительно старшего по возрасту человека от необходимости взять на себя инициативу и неудобства в протягивании руки для последующего рукопожатия. Поэтому тот, кто протягивает руку первым, решается на это как бы случайно; by sheer luck — такими словами подтвердили наше предположение студенты Хельсинкского университета, среди которых проводился опрос на эту тему. Невербальный акт приветствия является отражением темперамента и свойств характера человека в большей степени, чем отражением существующих этикетных норм. Это обстоятельство переводит типовые финские рукопожатия в разряд знаков обоюдного согласия на коммуникацию, и потому тут начинает сразу играть важную роль контакт глаз как какой-то иной знак, сигнализирующий о желании рукопожатия.

Финские рукопожатия и следующее за ними общение людей всегда начинаются с контакта глаз. Впрочем, тут нужно сделать одну оговорку: очень редко, обычно по причине чрезмерной робости или застенчивости одного из партнеров, жест взгляд в глаза предпринимает только одна сторона. Такое поведение, впрочем, хорошо понимается финнами и прощается.

Есть у финнов и другие виды рукопожатий. По признаку ‘неформальный — формальный’ финские рукопожатия делятся на два класса, а гендерные различия жестов делят их еще на два подкласса. Кроме того, имеется еще одно, ритуальное рукопожатие, которое играет свою важную роль в финской культуре (о нем чуть позже).

Неформальные финские рукопожатия — и мужское, и женское — выполняются в неформальных ситуациях, где не требуется соблюдение какого-то особого этикета. В этих ситуациях любой человек может первым протянуть руку. Людям, которые сидят, все же по этикету рекомендуется для рукопожатия подняться. Однако это не более чем рекомендация, а потому не является обязательным актом. Неформальное рукопожатие у финнов обычно исполняется при первом знакомстве или представлении и часто сопровождается неформальным речевым приветствием Hi. Жест означает готовность вступить в коммуникацию.

Неформальному мужскому рукопожатию у финнов нередко сопутствует похлопывание друг друга по плечу или по спине левой рукой. Если же один из них существенно старше другого, то только ему позволено похлопать того, кто моложе. Такое рукопожатие почти никогда не сопровождается свойственным американской культуре жестом-объятием hug — очень быстрым и непродолжительным объятием верхней части туловища (для исполнения жеста hug должна быть особая причина, например, ответное приветствие юноши целой семьей, которая его обнимает).

Женщины, сопровождающие мужчину, из акта рукопожатия исключаются: они находятся вне акта и тем самым вне мужских отношений. Смысл рукопожатия здесь выражен такой: ‘мы равные партнеры, и я не приближаюсь к твоей женщине’. Женщин, находящихся вне акта рукопожатия, обычно приветствуют кивком — имитацией легкого и небрежного приветственного поклона.

Женский неформальный вариант рукопожатия у финнов часто сопровождается жестом hug, при этом иногда подбородок одной из пожимающих руку женщин кладется на плечо другой. Мужчины, сопровождающие женщин, исключаются из акта приветствия: они вне акта; их обычно приветствуют кивком.

Что же касается формального рукопожатия, то оно исполняется в официальных ситуациях, причем независимо от того, часто ли встречаются люди и пожимали ли они друг другу руки раньше. Обычно такое рукопожатие сопровождается формальным словесным приветствием, если, конечно, не получается остаться молчаливым или молчаливой (хотя финны всегда ищут такую возможность). Элемент формальности здесь состоит в характере самой этикетной ситуации и в уважении, проявляемом к партнеру. Формальное рукопожатие исполняется одинаково и мужчинами, и женщинами. Мужской вариант иногда сопровождается легким поклоном, а женский — неким подобием реверанса.

Еще одна очень важная составная часть финских ритуалов и финской культуры — это ритуальное, или церемониальное, рукопожатие. Например, когда финские студенты получают сертификаты об успешной сдаче вступительных экзаменов, они участвуют в особом ритуале посвящения в студенты. Студент в торжественной обстановке получает из рук ректора сертификат и особую студенческую шапочку и в момент их получения должен пожать ректору руку. Этим формальным рукопожатием (юноши одновременно с рукопожатием кланяются, а девушки делают реверанс) студент выражает ректору свою благодарность, а ректор — поздравляет.

На свадьбах тоже имеет место ритуальное этикетное рукопожатие, и этот жест составляет традиционную часть церемонии бракосочетания (венчания). Каждый гость пожимает руку новобрачным (реже — целует новобрачных), причем одни делают это формально, а другие — неформально.

Самый известный в финской среде ритуал рукопожатия происходит в День независимости (или Национальный день) 12 июня в президентском дворце. Президент страны принимает по традиции большое число гостей (примерно 2000 человек). Первую и, быть может, самую важную часть приема составляет рукопожатие kädenpuristukset, когда президент (сегодня президент Финляндии — женщина) пожимает руку всем приглашенным гостям. Гости выстраиваются в ряд, и президент обходит всех по очереди. Ритуал рукопожатия занимает не один час и транслируется по телевидению вместе с другими частями ритуала. По традиции первые, кто пожимает руку президенту, это ветераны войны, а последними это делают бывшие президенты. Рукопожатие kädenpuristukset — это не награда гостям в виде оказанной чести пожать руку президенту, а церемониальный акт, в которой президент выражает благодарность или признательность тем, кто много сделал для благополучия и процветания страны.

3.4. Некоторые особенности казахской и киргизской жестовых систем

Мужское пожатие руки у киргизов — это проявление уважения. Киргизы издавна относят руку к основным частям тела, считая, что кол кудайдын мѳѳрү, букв. ‘рука — это роспись богов’ и что киргизское рукопожатие является знаком нерушимой крепости и верности данному обещанию. Пожатие руки в качестве жеста приветствия использовалось редко. Традиция рукопожатий появилась у киргизов с приходом европейской культуры, причем пожатия рук сначала использовались для закрепления того или иного договора, обещания. Пожимали руки также тем людям, которые побывали в священных местах, например в Мекке.

Зная, что болезни передаются через руки, киргизы-мужчины иногда произносили такую поговорку: Котур колдон жугат, жоор жондон жугат, которая, по данным, полученным от информантов, означает примерно следующее: ‘все болезни передаются через рукопожатие’, а потому, здороваясь, не протягивали руки, а лишь прикладывали руку или руки к груди, чуть склоняя голову вниз. С близкими родственниками, особенно с приехавшими издалека, киргизы-мужчины обычно обнимаются, прикасаются друг к другу грудью.

Ритуальное пожатие рук широко распространилось в киргизской культуре в самых разных формах и значениях. Так, с давних времен киргизские мужчины перед тем, как отправиться на войну, или перед разрешением какой-то проблемы, приходя к согласию, резали белую кобылу и собирали ее кровь в некоторую посуду. Затем они засучивали рукава, опускали руки в эту посуду с кровью и говорили, что если они не сдержат данное ими слово, то пусть их постигнет участь этой кобылы. После такой клятвы, обычно подкрепленной рукопожатиями с друзьями и знакомыми, киргиз никогда не переступал через данное священное обещание. Этот ритуал существовал примерно до 1925 года. В знаменитом киргизском эпосе «Манас» содержится его описание, см. фрагмент из русского стихотворного перевода эпоса:

(901) Кобылу тут же заколов, // Ладони опустили в кровь, // Подняли вверх, упали ниц, // Земле и небу поклялись: // — Предавшему наш уговор // Пусть вечным будет сей позор! (М. Байджиев. Сказание о Манасе).

Рукопожатие как знак приветствия в нем не упоминается, а описанный обычай жертвоприношения коня имеется и в других культурах, например в марийской (Охотина 2010).

По киргизским обычаям мужчины и женщины никогда не здоровались друг с другом посредством рукопожатия, а пожилые киргизки, приветствуя более молодых мужчин, целовали им руки или, погладив их по плечам, целовали вслед за этим свои руки. Эта последовательность знаковых движений была весьма распространенной, а в селах остается таковой до сих пор.

Табуированию невербальные компоненты подлежат в не меньшей степени, чем вербальные. Мы имеем в виду прежде всего запреты, налагаемые на некоторые акты поведения и жесты, многие из которых связаны с этикетными правилами и нормами. Киргизские жесты-табу — это и табу, налагаемые старыми религиозными традициями, и табу, существующие сегодня в повседневном быту. Примерами невербальных запретов, налагаемых религиозными традициями, являются не пересекать дорогу старшим (улуу адамдын жолун кеспе); не распускать волосы (чачыңды жайба); не рвать волосы на голове (чачыңды жулба); не стоять на пороге (босогого турба); не опираться на палку (таякка сүйѳнбѳ); не качать пустую колыбель (бешикти кур терметпе); не ложиться ногами в сторону Мекки (кыбыланы тээп жатпа); не проходить между двумя стоящими людьми (эки кишинин ортосунан ѳтпѳ); не целовать ступню младенца (жаш баланын таманынан еппе); не показывать указательным пальцем на могилы (бейитти колуң менен кѳрсѳтпѳ); не плевать на огонь (отко түкүрбѳ); не открывать дверь пинком (эшикти тээп ачпа); не потягиваться у порога (босогого туруп бой кербе). Беременная женщина не должна сидеть на наполненном мешке (боюнда бар аял капка олтурбайт), ей нельзя носить пиджак, накинув на плечи (желбегей жамынба). Эти запреты подчеркивают следование традициям и являются фактами национальной истории киргизского народа.

Примерами запретов на жесты в повседневном быту является запрет зевать (эстебе); задирать ноги в юрте (боз үйдѳ бутуңду асманга каратпа); подавать пиалу чая левой рукой (чайды оң кол менен узат)[317]; смотреть в упор на собеседника (телмирип тиктебе); входить в юрту с раскрытым кнутом (камчыңды үйгѳ сүйрѳп кирбе); упираться руками о пол во время сидения (жерге таянбай олтур); поворачиваться спиной к собеседнику (далыңды салба); скрипеть зубами (тишиңди кычыратпа).

3.4.1. Примеры киргизских невербальных табуированных жестов

А. Класть руки по бокам. Класть руки по бокам — это женский жест, им пользуются женщины, когда оплакивают умерших (жест-поза скорбы). У казахского народа этот знак используют исключительно женщины, а у киргизов он не исполняется ни мужчинами, ни женщинами: такое положение рук во время беседы считается у киргизов знаком неуважения к собеседнику.

Б. Сцеплять кисти рук сзади. Киргизы строго запрещают детям сцеплять руки в этом жесте. Мальчику, который сложил руки сзади, взрослые говорят что-то вроде: «Не складывай руки сзади — у тебя что, умер отец?», потому что данный жест означает, что у ребенка нет отца. А если случается увидеть кого-то, кто так сложил руки, то о нем говорят с сочувствием: «Потерял отца, бедняжка». Только главе семьи разрешается употреблять данный жест, и это означало, что он — хозяин дома.

В. Показывать на могилу. Вера в последующую загробную жизнь сохранилась у киргизов и по сей день. С давних времен они считали могилы предков священным местом, охраняя их от врагов, никогда не наступая на них и не ходя по ним. Рядом с могилами нельзя произносить плохих слов и нельзя показывать на могилы пальцем. Жестовое указание на могилу, по верованиям киргизов, может привести к нагноению пальца. Если человек случайно исполнил этот жест, то он должен моментально прикусить палец, чтобы тот не нагноился, а затем… наступить на кончик пальца ногой! (знак наш. — Авторы).

Г. Стоять на пороге. Эта поза является запрещенной этикетом позой во многих культурах, включая русскую: человеку, который встал на пороге, говорят: «Не стой(те) в дверях (у входа), проходи(те) в дом». У киргизов жесты, связанные с приходом человека в дом, указывают на древние времена, и сегодня пришедшего человека киргизы никогда не держат на пороге, не разговаривают с ним у порога, а сразу же приглашают войти внутрь дома или юрты. Существовало поверье, что иначе хозяин станет бедным и в доме у него никогда не будет достатка.

Хакасы строго запрещают своим детям стоять у порога: тот, кто стоит у порога, не вырастет (Кыржанакова 2017). До сих пор обычаи не стоять у порога, не прислоняться к порогу, не сидеть у порога сохраняются у очень многих народов мира.

Д. Волочить кнут при входе в дом. Киргизы были кочевым народом, и для них конь был «главным» животным. Поэтому они часто ходили с кнутом. Есть много запретов, связанных с кнутом, например «не волочить кнут домой», «не размахивать кнутом во время беседы», «не вешать кнут на шею». Волочить кнут в дом — этот жест считается запретным в этикете киргизского народа, поскольку означает неуважение (к собеседнику) — одно значение — или явное проявление злости и ярости (по отношению к противнику) — другое значение.

Е. Распускать волосы, рвать <на себе> волосы. Только вдова имела право распускать волосы, когда она была в трауре, в других случаях волосы на голове женщины должны быть всегда собранными. Впрочем, сегодня запрет распускать волосы потерял силу, особенно в крупных городах.

Если взглянуть на смысл этого и некоторых приведенных выше табу на употребление жестов, которым киргизы следуют с самых давних времен, то можно заметить, что все они тесно связаны с религиозной верой и ритуальным поведением человека. И сегодня тюркоязычные народы используют следующие ритуальные жесты[318]: родственники и близкие умершего царапают ногтями свои лица, рвут одежду и волосы и, падая на землю, громко плачут.

Сильное эмоциональное переживание у многих народов связывается не только с жестом рвать на себе волосы, но и с царапанием лица, с буйными, плохо контролируемыми движениями, с плачем, стонами и криками. Причиняя себе физическую боль, выплескивая эмоции наружу, люди заглушают боль душевную. Именно поэтому жесты царапать лицо, рвать волосы и биться головой о стену издавна считались признаком серьезного душевного переживания.

Ж. Подавать пиалу чая левой рукой. В древности киргизы верили, что у человека на левом плече сидит сатана (шайтан), а на правом — ангел (периште). Из-за этого любую работу необходимо начинать правой рукой, первый шаг за порог юрты делать правой ногой и пиалу чая тоже подавать следует правой рукой, чтобы ангел помогал человеку в его поступках и мыслях, охраняя его.

С точки зрения киргизского этикета запрет на употребление данного жеста имеет немаловажное значение. В правилах этикета киргизы воспитывали у молодых уважение к старшим, учили хранить и ценить народные традиции. Младшему поколению запрещено сидеть перед пожилыми людьми, высунув ноги, нельзя скрещивать ноги и смотреть на старших в упор. Говоря словами Н. И. Формановской, «этикет — это собранный народом свод воспитательных правил» (Формановская 2002).

3.4.2. Невербальная культура казахов

Казахская невербальная культура является высококинетической, и ее, как киргизскую и финскую культуры, объединяет с русской целый ряд жестов. Это указательные и многие симптоматические жесты, некоторые классы знаковых поз и телодвижений, выражения лица — они присущи всем четырем языкам тела. Есть, конечно, и типично казахские уникальные жесты, лексикографически трудноопределимые. В качестве примера рассмотрим единицы бетiм-ай и бетiм-шымшу — «проводить пальцем по щеке» и «ущипнуть себя за щеку».

Оба жеста выражают разные — соответственно меньшую и бóльшую — степени стыда. Считается, что бетiм-ай обозначает стыд за совершенный жестикулирующим или близким ему лицом отрицательный поступок. Однако представляется — и здесь мы исходим из наших наблюдений за поведением жителей казахских городов Астана, Павлодар, Алма-Ата и Шымкент, из замечаний ряда казахских лингвистов и из анализа русских переводов некоторых художественных текстов, где встречается данный жест, — что он означает не только стыд, но также и осуждение совершенного поступка. Ср. пример из М. Ауэзова «Путь Абая»: (902) Он стал изображать немолодую, с хитринкой женщину, проведя по щеке пальцем, и, балагуря, воскликнул: «Неужели это тот, о котором говорили „джигит“, „интеллигент“. Оказывается, этот длинноногий, стриженый солдат — сын Абая! О, ужас!»

А вот пример, сконструированный одной казахской лингвисткой и описывающий употребление второго жеста: (903) — Как ты можешь говорить такое! — сказала мать, ущипнув себя за щеку. Щека выступает здесь как место реализации жеста стыда, ср. энантиосемичный русский жест ущипнуть за щеку, выражающий и наказание, и ласку.

§ 4. Зубы, колени и некоторые другие имена костей в составе фразеологизмов ряда языков

В английском и русском языках, а также в языке хинди структурные, физические и функциональные признаки, характеризующие соматический объект «зубы», представлены по-разному.

Прежде всего, зубы в представлении носителей каждого из этих языков связываются с разными соматическими объектами. Так, в русском языке и хинди существуют фразеологизмы, демонстрирующие связь зубов и языка, например держать язык за зубами и dā̃tõ mẽ zabān kī tarah honā (букв. ‘быть как язык в зубах’) ‘быть окруженным врагами, испытывать постоянную опасность’[319]. Вместе с тем зубы объединяются с некоторыми другими телесными объектами по функции, а именно, они могут концептуализоваться не только как средство защиты, но и как средство нападения. В этом отношении зубы близки таким объектам, как ногти, когти и др., ср. англ. to fight tooth and nail, red in tooth and claw ‘биться безжалостно и яростно’.

Поскольку в русском языке и языке хинди хорошо представлена наступательно-агрессивная функция зубов, зубы должны быть твердыми, и именно этот физический признак актуализуется во многих фразеологических единицах рассматриваемых языков. Когда человек взрослеет, носители языка хинди говорят о нем, что у него зубы прорезались (ср. хинди us ke dā̃t jamāe, букв. ‘его зубы затвердели’), что человек уже способен огрызаться. Невербальный акт показать зубы, носящий также название оскал, тоже является свидетельством того, что зубы служат репрезентантом агрессивного поведения (по-видимому, это наследие животного мира).

Функциональные признаки зубов бывают нескольких видов — биологические (биологически обусловленные), социальные, коммуникативные и культурные[320]. Приведем по одному примеру функций каждого вида:

(а) биологическая функция: «участвовать в процессе приема пищи» (ср. рус. жевать, пережевывать пищу);

(б) социальная функция: «служить местом, по которому бьют с целью нанести повреждение человеку» (ср. рус. дать в зубы, хинди dā̃t toṛnā (букв. ‘выбивать зубы’) ‘жестоко наказывать’);

(в) коммуникативная функция: «участвовать в процессе производства речи» (ср. рус. <слова> от зубов отскакивают);

(г) культурная функция: «служить средством выражения негативных чувств, испытываемых человеком», ср. необычное для русского читателя сочетание из языка хинди us ke dā̃t čaṛhe (букв. ‘у него поднялись зубы’) ‘он почувствовал ненависть’.

Если соматический объект «зубы» связан с такими смыслами, как ‘агрессия’ и ‘защита’, то соматический объект «колени» связан со смыслом ‘покорность’ и ‘преклонение’[321]. В английском языке русскому колено соответствуют два слова: knee и lap[322].

Различие между этими словами следующее. Knee характеризует колено как разновидность костей с основными свойствами твердости и силы, ср. сочетания feable knees ‘слабые колени’, on one’s <bended> knees ‘на коленях’, to hurt the knees ‘повредить колени’. Английский эквивалент, обозначающий позу стоять на коленях как знак подчинения, унижения, преклонения и т. д., имеет вид to bend the knees to somebody ‘склонить колени перед кем-то’, а в переносном значении английское выражение соответствует также русскому выражению подчиниться кому-то. Knee может рассматриваться также как точка разделения верха и низа, ср. выражения to be down knee ‘быть ниже колен’, to tie above knee ‘привязать выше колена’.

Другое английское имя колена — lap — обозначает определенные часть колена, место на нем и поверхность ноги, ср. to sit on one’s laps ‘сидеть на коленях’. Колени в смысле lap являются выделенным объектом: о коленях в смысле lap можно говорить, только если человек сидит, то есть lap — это колено сидящего человека. Ср. предложение Kate had the baby on her lap ‘Катя держала ребенка на коленях’ и глагол to lap ‘держать на коленях’.