Рыжие орангутанги на небольшой, причудливо украшенной какими-то псевдотропическими растениями эстраде, самозабвенно выводили знойную, томительную мелодию. Натаниэль Розовски не сразу узнал в их замысловатой импровизации «Караван» гениального Дюка Эллингтона. Неожиданные, бьющие по нервам гитарные рифы, басовые пассажи, вдруг врезавшиеся в паузы, делали хрестоматийную пьесу почти неузнаваемой. «На то они и орангутанги, чтобы корежить нашу человеческую музыку», – философски подумал Натаниэль.

Впрочем, уверенности в том, что на эстраде находились именно орангутанги, у него не было. Рыжая шерсть и отсутствие хвостов отнюдь не являлись стопроцентным доказательством. Тем более, что красные задницы, насколько он помнил школьный курс зоологии и последующие экскурсии с сыном в рамат-ганский зоопарк «Сафари», не являлись атрибутом упомянутых выше человекообразных обитателей Юго-Восточной Азии.

– Вам нравится?

Розовски обернулся на этот голос с мягкими словно кошачьи лапки интонациями. К нему подходила невероятно яркая восточная красавица – то ли Клеопатра, то ли Семирамида. Бесчисленные золотые (или золоченые) кольца-серьги-бусы тихонько позванивали при каждом шаге. Чуть приподнятые к вискам уголки миндалевидных глаз, подведенные синей краской. И волосы, завитые в сотню мелких косичек и обсыпанные золотистой пудрой, колыхались черной волной. Словом, оживший барельеф – из Вавилона или Мемфиса.

Клеопатра-Семирамида остановилась совсем близко. Аромат экзотических духов вызвал у Натаниэля легкое головокружение.

– Я привык к классической аранжировке, – ответил он, вновь поворачиваясь к музыкантам. – Кстати, как называются эти животные? Орангутанги?

– Понятия не имею, – Клеопатра рассмеялась. – Думаю, фантазии у них хватило ненамного. Правда? Музыканты в обезьяньих шкурах – это уже штамп.

– Действительно, – сказал Розовски. Про себя подумал: «И восточная косметика а-ля Нефертити – тоже.» Вслух вежливо заметил: – На таком приеме, как ваш, куда экзотичнее выглядели бы черные смокинги и белые рубашки со стоячими воротничками.

– Как у вас, господин Розовски? – спросила Клеопатра-Семирамида.

Розовски оглядел себя и рассмеялся.

– В самую точку. Я, признаться, забыл, что тоже вырядился как… как… – он не нашел подходящее сравнение, махнул рукой и снова засмеялся. – Наверное, я старомоден. Мне сказали: праздничный вечер. У меня представление о вечерних туалетах осталось на уровне конца прошлого века.

– Ну, вы совсем не такой старый, – заметила Клеопатра.

– Такой, такой, – убежденно сказал Розовски. – Именно такой. Может быть, еще старше. Временами я ловлю себя на том, что помню появление первого автомобиля. Думаю, именно с этим связана моя нелюбовь к этому изобретению.

Она рассматривала его в упор, и Натаниэль занервничал. Уже в который раз за сегодняшний вечер он почувствовал себя не в своей тарелке. И оттого немного разозлился.

– Госпожа Смирнова, – он обвел зал внимательным взглядом, – что-то я не вижу хозяина…

Виктория Смирнова (таково было настоящее имя Семирамиды-Клеопатры) какое-то время продолжала на него смотреть, словно собираясь сказать что-то важное, потом вдруг выражение ее лица изменилось.

– Правда, куда Арик запропастился? – в грудном голосе не слышно было беспокойства, те же кошачьи интонации. – Думаю, беседует с кем-нибудь из гостей.

– В таком случае, прошу прощения, – Натаниэль изобразил озабоченность. – Я пройдусь к входу. Все-таки, работа есть работа.

Смирнова кивнула и отошла к группе гостей, отличавшихся наиболее вычурными нарядами.

Натаниэль облегченно вздохнул – он чувствовал себя скованным в обществе зеленоглазой красавицы – и вышел на крыльцо. Собственно говоря, ему совсем не хотелось принимать этот заказ – детективное агентство не служба охраны, – но в конце концов согласился. Пришли очередные счета, его секретарша Офра сообщила официальным тоном, что общая сумма долга намного превышает все то, чем располагает агентство, – и тут появился на пороге его офиса странный тип, которого, как выяснилось, звали Аркадий Смирнов. Смирнов, что называется, с порога предложил двенадцать тысяч за восемь часов работы охранником на его вилле.

Натаниэль подумал, что ослышался.

– Устраиваю праздничный вечер для друзей, – пояснил Смирнов, довольно бесцеремонно усаживаясь в кресло для посетителей. – Карнавал, если хотите. Маскарад. Знаете, музыка, шум, гости. Гостей будет очень много, – он заложил ногу за ногу, так что открытая сандалия оказалась почти на уровне глаз хозяина кабинета. – Так как насчет обеспечения безопасности?

Натаниэль некоторое время задумчиво созерцал пальцы ноги потенциального клиента. Пальцы заканчивались не очень чистыми ногтями.

Проследив за его взглядом, Смирнов безмятежно улыбнулся, даже не подумав чуть опустить ногу.

– Жарко, – сообщил он. – Терпеть не могу закрытые туфли… Так как же насчет моего заказа? Беретесь или нет?

Теперь Розовски окинул откровенно недоверчивым взглядом всего посетителя и пришел к выводу, что Аркадий Смирнов не похож на человека, способного вот так, запросто, выложить двенадцать тысяч шекелей – три тысячи долларов – только для того, чтобы произвести впечатление на окружающих. И не потому, что выглядел он чересчур прижимистым – вовсе нет. Просто никто никогда бы не поверил, что сидевший в продавленном кожаном кресле человек хоть раз в жизни держал в руках сумму, превышающую месячное пособие по безработице. Небритые чуть одутловатые щеки, небрежно зачесанные набок редкие светло-русые волосы, припухшие веки мало соответствовали представлению о достатке. Комплект дополняла линялая футболка навыпуск, коротковатые неопределенного цвета джинсы и надетые на босу ногу старые облезшие сандалии.

«Вот так выглядят нынешние миллионеры, – с философской грустью подумал Розовски. – Как, все-таки, измельчал народ за последние полвека…» Почему именно за полвека – он и сам не знал.

Единственное, что могло заставить Натаниэля воспринять прозвучавшее предложение с крохотной долей серьезности – неожиданно умный и проницательный взгляд светло-серых глаз. Но поскольку этот взгляд надежно маскировался выпуклыми стеклами очков, детектив обратил на него внимание, уже открыв рот для отказа. Теперь же, вместо этого, он коротко кашлянул и украдкой посмотрел на своего помощника Алекса Маркина. Маркин сидел в углу кабинета и притворялся погруженным в чтение толстого журнала с потрепанной обложкой и выпадавшими страницами. Отрешенно-сосредоточенное выражение лица свидетельствовало, что Маркин весь обращен в слух. Почувствовав на себе взгляд шефа, он тотчас оторвался от чтения и энергично замотал головой: дескать, ни в коем случае!

Розовски кивнул и вновь обратился к посетителю. Смирнов полулежал в кресле и с интересом озирал кабинет частного детектива.

– У вас много работы? – спросил он.

– Очень много, – ответил Розовски. – Весь штат в разгоне, все мои пинкертоны в поте лица добывают важную информацию, спасают похищенных, возвращают легкомысленных жен любящим супругам, и так далее… – он с виноватым видом развел руками и кивнул в сторону помощника. – Вот, один Саша остался, поскольку его главным оружием является необыкновенно светлая голова. Можно сказать, прозрачная голова. Он у нас мозговой центр. Сейчас, например, анализирует совершенно секретные сведения относительно судьбы знаменитой Янтарной комнаты. У него есть веские подозрения, что комнату распилили и продают в виде сувенирных бус на Стамбульском базаре… – лицо Натаниэля осветилось любезной улыбкой. – Бросьте притворяться, господин Смирнов. По телефону вы сообщили, что направил вас к нам некий господин Баренбойм. А господин Баренбойм, прежде чем отправить кого-нибудь в мое агентство, считает своим долгом сообщить, во-первых, – Натаниэль загнул один палец, – что частный детектив Натаниэль Розовски является лучшим детективом Израиля, а может быть, и всего мира. И во-вторых, – он загнул второй палец, – что указанный Розовски сидит без дела, поскольку специализируется исключительно на делах русской общины, а уровень преступности в русской общине стремится к нулю. Соответственно, и доходы вышеупомянутого замечательного детектива, увы, стремятся к той же одиозной цифре.

Аркадий Смирнов засмеялся и снял очки.

– Верно, верно, – он сел нормально и чуть наклонился вперед. – Именно так он и сказал. Что вы классный специалист и что сидите без работы и без денег. Так как насчет моего предложения?

Натаниэль с трудом подавил вздох. Ни одно рекламное агентство не могло сравниться с его бывшим соседом Владимиром Баренбоймом в скорости распространения сведений о ком бы то ни было. Что самое интересное: все или почти все дела, которыми Розовски занимался с подачи неугомонного соседа, выходили сыщику боком. И тем не менее, он каждый раз брался. Рекомендация Баренбойма означала дело с хорошей головной болью, но, увы, именно Баренбойм был тем самым человеком, встреча с которым и побудила Натаниэля Розовски, тогда еще офицера полиции, открыть частное сыскное агентство для работы на «русской улице». Володя, без году неделя в стране, соблазнился возможностью легкого заработка. И оказался жертвой афериста соотечественника. Причем, афера была видна невооруженным глазом любому. Но глаза Баренбойма в ту пору оказались, похоже, обращенными к радужным картинам безмятежного будущего. Если бы не Натаниэль, бывший в то время, как уже было сказано, соседом наивного репатрианта и полицейским, несостоявшегося миллионера обобрали бы на полную катушку.

С тех пор прошло несколько лет. Самое интересное, что Баренбойм, в конце концов, действительно стал если и не миллионером, то достаточно зажиточным человеком – правда, Натаниэль до сих пор не знал, каким именно бизнесом занимается этот человек. А Розовски после случая с соседом задумался вдруг о том, что возраставшая с каждым днем община выходцев из бывшего СССР представляет собою нетронутую ниву для частного детектива, знающего русский язык и худо-бедно понимающий психологию бывших граждан социалистической супердержавы. В результате появилось на шумной тель-авивской улице Алленби детективное агентство с русской вывеской.

Розовски вздохнул. Воспоминания о первых днях и первых делах, о надеждах и планах вызвали в нем короткий приступ ностальгии.

– Знаете, – сказал он, с неохотой возвращаясь из дня вчерашнего в день сегодняшний, – вы ведь не объяснили мне, что именно я должен охранять и чью безопасность обеспечивать. Я так понимаю, у вас что – есть основания чего-то опасаться. Или кого-то. Нельзя ли чуть подробнее? Возможны нежелательные визитеры, попытки сорвать торжество? Кстати говоря – что за торжество, если не секрет? День рождения, свадьба? И где все это будет происходить?

Аркадий Смирнов пожал плечами.

– Честно говоря, я не думаю, что мне следует чего-то или кого-то опасаться, – ответил он. Похоже, его почему-то забавляла мысль о необходимости охраны. – Но… – он вдруг рассмеялся. – Знаете, у вас в Израиле так любят кормить публику баснями о русской мафии, что я решил чуть-чуть подразнить гусей. Мои знакомые обеспечат утечку информации для газетчиков – дескать, на вилле в Кфар-Шауль собирается гулять русская мафия.

В небольшом городке, вернее – пригороде Тель-Авива Кфар-Шауль – в последние годы выросли целые кварталы роскошных вилл самой замысловатой архитектуры. Натаниэль пару раз бывал там. Еще одно подтверждение старой истины насчет обманчивой внешности – самая плохонькая вилла в Кфар-Шауль стоила целое состояние. Впрочем, плохоньких вилл здесь не бывало.

Розовски задумался. Ничего особо остроумного в затее собеседника не было. Но, по крайней мере, ему не собираются навязать необходимость обслуживания бандитской сходки – такие, с позволения сказать, празднества под жарким средиземноморским солнцем проводились довольно часто. Правда, крутые ребята из Москвы и прочих российских градов и весей предпочитали фешенебельные отели Эйлата на Красном море.

Все-таки он не очень понимал – для чего платить такие деньги за мистификацию? Нанял бы пару-тройку студентов, они бы и за десятую часть с удовольствием сыграли роли суровых сторожей.

Впрочем, у богатых свои причуды.

Словно угадав его мысли, Аркадий Смирнов сказал:

– Я бы мог, конечно, позвать каких-нибудь молодых ребят. Но если уж устраивать спектакль, так чтоб без сучка, без задоринки. Вас хорошо знают как серьезного человека и хорошего профессионала. Ваше присутствие на вечеринке придаст дополнительную убедительность моей затее, – он улыбнулся. Улыбка была хорошая, искренняя. Так улыбаются люди, не держащие никаких фиг в карманах и камней за пазухой. Последний раз так улыбался Натаниэлю его бывший стажер Габи, ныне отбывавший срок за соучастие в предумышленном убийстве. Ох-хо-хо, подумал Натаниэль, вот примешь такое предложение, и потом долго придется отмываться от обвинений в связях с русскими мафиози…

И черт с ним, все равно обвиняют. Обидно, что обвиняют бывшие сослуживцы-полицейские.

– Вы не израильтянин? – спросил он.

– Почему? – Смирнов удивленно поднял редкие выгоревшие брови.

– Вы только что сказали: «У вас в Израиле», – пояснил Розовски. – А у вас – это где?

– А-а, – Аркадий усмехнулся. – Нет, это я так… Еще не привык думать об Израиле как о своей стране. Вообще-то мы с женой репатриировались четыре года назад. Она так и живет здесь. А я все больше в разъездах. В основном, конечно в России. Извините, не представился толком, – он извлек из заднего кармана бумажник. Бумажник был стерт до белизны. Смирнов порылся в отделениях, вытащил визитную карточку, бросил ее через стол Натаниэлю. На карточке значилось: «Аркадий Смирнов. Торговый дом „Лига“. Оптовые поставки продуктов питания в страны СНГ и Балтии. Представитель в Израиле».

– Понятно. Значит, поставки продуктов. И как идут дела?

– Нормально идут, – ответил Смирнов. – Пока не жалуемся. Люди хотят есть при любой власти и при любом режиме. Хоть при коммунистах, хоть при демократах. Вы давно не были в Москве?

– Вообще не был, – ответил Натаниэль. – Мы репатриировались из Минска. Можете мне не верить, но за двадцать лет жизни в Союзе я ни разу не имел возможности съездить в Москву. А потом все никак не получалось. В Ленинграде пару раз бывал. В Крыму бывал, летом. Даже в Сибири – студенческие стройотряды. Помните такую штуку?

– Помню, – израильский представитель торгового дома «Лига» улыбнулся. – Сам ездил несколько сезонов. Говорите, в Сибири? Где именно?

– Тында, – ответил Натаниэль, – поселок Тында. Знаете?

– Знаю, конечно. А сколько лет вы уже в Израиле?

– Почти двадцать пять.

– Ого! – Смирнов даже не пытался скрыть удивления. – Ни за что бы не сказал, вы говорите по-русски без акцента.

– Практика большая, – пояснил Натаниэль скромно. – Вам же Баренбойм объяснил: мы работаем исключительно по делам русской общины.

– Да-да, я помню, – Смирнов кивнул. – Короче, в московских магазинах сейчас можно купить все то же самое, что и в израильских. Плюс лекарства. Например, лечебную косметику из грязей Мертвого моря.

– Понятно. И это все поставляет ваша «Лига»?

– Ну что вы, конечно нет. Наша доля – десятые доли процента. Но и этого достаточно.

– Все-таки: что за торжество вы собираетесь отмечать? – спросил Розовски.

– Семейное торжество, – ответил Аркадий. – Скажем так: недавно мне удалось заключить интересную сделку. И решил это отметить. Знаете, последние четыре года я даже выходных толком не имел. Дела, дела… – он развел руками. – Вот и решил: черт с ними, с делами! Море, солнце… Почему бы не устроить праздник для души?

– Действительно, – повторил Натаниэль задумчиво. – Почему бы не устроить? Ладно, – он чувствовал, что совершает очередную большую ошибку (или глупость – что то же). – Пишите точный адрес и время.

Для личного спокойствия, после ухода гостя Натаниэль позвонил Баренбойму. Владимир (он же – Зеев, старая, сугубо израильская традиция смены имени после репатриации) ответил так, как и следовало ожидать: «Аркадий Смирнов? Мировой мужик, другому бы я и не рекомендовал. А что? Есть какие-то сомнения?»

«Как тебе сказать… Он не очень похож на бизнесмена, – честно признался Розовски. – Скорее на какого-нибудь художника. Не очень удачливого». – «Должен тебе заметить, – язвительно сообщил Баренбойм, – что ты был похож на частного детектива ровно две недели с начала работы. Когда у тебя из-под левой руки торчал „кольт“, а на носу сидели черные очки».

Натаниэль рассмеялся. Действительно, он первое время пытался выглядеть так, как выглядели герои американских боевиков. Даже приобрел совершенно ненужный кольт – вместо своего старого надежного «Йерихо». На русских клиентов это не производило ровным счетом никакого впечатления. И Розовски махнул рукой на рецепты Голливуда.

«Так что? – снова спросил Баренбойм. – Есть у тебя сомнения или нет? Если есть – скажи, обсудим».

Сомнений у Натаниэля не было. За исключением чисто интуитивных, а значит – несерьезных.

И вот теперь, обряженный в черный смокинг, частный детектив Розовски расхаживал с дурацким видом по внутреннему двору, превращенному в танцевальный зал, угрюмо разглядывал экзотические маскарадные наряды полусотни гостей и рассеянно слушая разноязыкую речь – в основном русскую с вкраплением иврита и английского. Левый карман заметно топорщился, и танцующие уважительно косились на оттягивавшую лацкан рифленую рукоятку «кольта». Знали бы они, что озабоченно хмурившийся детектив в последний раз стрелял из своего револьвера пятнадцать лет назад. В полицейском тире.

Ожил крохотный наушник, прикрепленный за ухом. Голос Маркина, точно так же изнывавшего от скуки у наружной двери виллы, сообщил:

– Натан, к вам двигаются очередные гости. Ребята превзошли сами себя. Умрешь со смеху.

– Хорошо, если со смеху, – буркнул в микрофон Розовски. Через несколько мгновений во дворе действительно появилась весьма экзотическая процессия. Она сразу привлекла внимание всех, кто уже находился внутри. Даже обезьяний джаз на мгновение смолк, а потом спонтанно заиграл нечто торжественное – чуть ли не «Интернационал».

Картина была впечатляющей. Под громкую музыку во двор медленно вошли четверо высоких мужчин в масках и нарядах, долженствующих, как решил Натаниэль, изображать одеяния китайских мандаринов. На плечах они несли носилки с балдахином. Под балдахином на расшитых золотом подушках неподвижно сидел некто в золоченом халате, расшитом драконами. Его лицо, так же, как и лица носильщиков прикрывала маска. Желтая, с узкими прорезями глаз и высокомерно изогнутыми тонкими губами. Рука в желтой перчатке небрежно держала раскрытый веер. С трех сторон его прикрывали небесно-голубого цвета шторки. Передняя шторка была отдернута.

Танцы прекратились, оркестр затих. Послышались восхищенные возгласы, аплодисменты. Аркадий Смирнов, откуда-то вынырнувший в центр двора и обряженный в маскарадный костюм какого-то фантастического императора, поспешил к вошедшим, отвесил шутливый поклон и пригласил чувствовать себя, как дома. После этого носильщики прошли в центр большого зала, молча поставили носилки с «богдыханом» и так же молча удалились. Аркадий махнул рукой музыкантам, те вновь перешли на танцевальную музыку, и вокруг странной фигуры, восседавшей под балдахином, закружились танцующие.

Розовски вздохнул, покачал головой. «Клоуны…» Все это казалось ему по меньшей мере безвкусным. Но, в конце концов, не его это дело. Он приглашен для того, чтобы ходить с озабоченной физиономией и время от времени что-то невразумительно бормотать в микрофон.

Орангутанги закончили терзать свои электронные погремушки и вдруг так пронзительно выдали импровизацию на тему гершвиновской Summertime, что Натаниэль немедленно забыл обо всем, включая паланкин, драконов и «императора». Стоял и слушал, раскрыв рот, фантастические гитарные пассажи, шедшие в совершенно неожиданном дуэте с саксофоном.

Кто-то тронул его за локоть. Это вновь была хозяйка виллы.

– Вам не скучно? – спросила она. – Хотите выпить?

– Я ведь на службе, – напомнил Натаниэль, несколько раздосадованный тем, что ему не дали дослушать любимую мелодию.

– Бросьте, это же фикция. Кого охранять? От кого? – Виктория пренебрежительно взмахнула рукой, в которой держала бокал с шампанским. «Да она здорово опьянела», – с непонятным смущением подумал Розовски.

– Все это полная ерунда, – сказала вдруг госпожа Смирнова, приходя в мрачное настроение. – Бал, маскарад, гости. На кой черт все это было нужно Аркашке? Спятил совсем… Я спрашиваю: что еще за праздник? Смеется. Я, говорит, такое провернул. Завтра скажу – обалдеешь… – она вздохнула. – Ладно, не хотите пить – не пейте. Пойду я.

Натаниэль еще пару раз обошел зал, стараясь не столкнуться ни с кем из веселящихся гостей. Вышел на крыльцо-веранду, где в полном одиночестве маялся Маркин. Сюда почти не доносились ни звуки музыки, ни непрестанный говор многих голосов, от которого у Натаниэля уже начинала кружиться голова. На крыльце у него тоже закружилась голова – но уже от сильного аромата цветущего дерева с огненно-красными кистями вместо листьев. Во внутреннем дворе, превращенном на сегодняшнюю ночь волею хозяев в бальный зал, цветочный аромат почти не чувствовался. Непонятно почему.

Натаниэль скучающе посмотрел в темное небо с яркими огоньками звезд. Механически отметил перевернутую дубльвэ Кассиопеи, ковш Большой Медведицы над горизонтом. И конечно, любимое свое созвездие – Орион. Почему любимое, он не знал. Проверив таким образом память на школьный курс астрономии, Натаниэль отвел взгляд от далеких звезд.

– Ну что? – спросил он Маркина. – Как тут дела? Никто не покушался на честь и достоинство нашего нанимателя? Дай-ка сигарету.

– Опять? – спросил Маркин.

– Что – опять? Ах да, – вспомнил Розовски, – ты же у нас куришь трубку. Ну, извини. У шефа память дырявая. Бывает.

– Если бы только память, – проворчал Маркин.

– А что еще?

– По-моему, и карман у тебя тоже дырявый.

– Потому мы с тобой и торчим здесь, – напомнил Натаниэль. – Чтобы залатать этот карман… – он посмотрел на часы. – Ч-черт, еще три часа тут болтаться. Может, сходишь туда? Пугнешь гостей. Посмотришь на них суровым взглядом. Постоишь под пальмой. Там красивые пальмы растут у эстрады. Две штуки. И лианы с китайскими фонариками. А? А начальник подышит свежим воздухом. Между прочим, по двору гуляет парочка совершенно натуральных депутатов. Они, по-моему, от русского размаха немножко обалдели.

– Что за депутаты? – поинтересовался Маркин.

– Я видел Яакова Арци и Шмуэля Гордона. А вот журналистов, на которых наш друг рассчитывал, по-моему, нет. Хотя черт их разберет, в масках-то… Ладно, – он вздохнул. – Похоже, у тебя не появилось желание туда идти. Придется мне.

Носилки с балдахином все еще стояли посередине овального двора, и «китайский богдыхан» с веером в руке сидел на подушках в прежней позе. «Крепкий мужичок, – одобрительно подумал Натаниэль. – Даже не шелохнется.» Он остановился напротив паланкина и вежливо поинтересовался:

– Не надоело? Может, выйдем покурим? Опрокинем по рюмочке.

«Китаец» не ответил.

– Как угодно, – Розовски махнул рукой и двинулся дальше.

Время никак не желало сокращаться. Застыло, хоть тресни. Только далеко за полночь музыканты начали делать все большие перерывы между танцами, а число гостей постепенно сократилось. Ближе к трем часам во дворе осталось не более десятка, – плюс официант и бармен.

А в самом центре так и стояли носилки с невозмутимым «китайцем».

«Похоже, беднягу забыли», – подумал Розовски. Он собрался подойти ближе и предложить вызвать такси, раз уж носильщики благополучно разъехались.

Его опередила хозяйка.

– Прикажете подавать карету, сударь? – шутливо спросила Виктория. Гость не ответил.

Его неподвижность вдруг показалась Натаниэлю странной и даже пугающей. Он быстро отстранил Смирнову и осторожно взял «богдыхана» за плечо. От его движения «китаец» завалился назад, голова упала набок.

Розовски сорвал желтую маску и отступил на шаг. Какая-то женщина (Натаниэль почему-то был уверен, что не хозяйка) истерически закричала.

Из-под маски глазам немногих, еще не успевших покинуть роскошную виллу Аркадия Смирнова, предстало искаженное судорожной гримасой лицо самого хозяина.

Если Натаниэлю чего-нибудь хотелось меньше, чем вообще находится в этом дворе и в это время, так это чтобы полицейский наряд возглавлял его старый друг, бывший сослуживец и подчиненный старший инспектор Ронен Алон.

Врач, прибывший на скорой, после короткого осмотра, сообщил о необходимости известить полицию. На вопрос Натаниэля о причинах смерти врач почесал в затылке. Он был молод, лет двадцати пяти-двадцати семи. Видимо, совсем недавно окончил университет и еще не привык обрывать любопытствующих и смотреть сквозь собеседника.

– Черт его знает… – в его голосе звучало некоторое сомнение. – Похоже на смерть от удушья. Так что симптомы очень похожи на отравление каким-нибудь цианидом… – врач покосился на лежащий у руки покойника бокал с остатками темной жидкости. Натаниэль тоже посмотрел туда, подошел ближе, присел на корточки. Вынул из кармана пачку бумажных салфеток, вытащил одну. Обернул ею бокал, осторожно поднял. Принюхался. Повернулся к врачу и покачал головой.

– Никакого запаха, – он осторожно положил бокал на место и поднялся. – Это не синильная кислота. И вообще, не цианид.

– Но симптомы похожи, – повторил врач. – Не знаю, не знаю… Все-таки, в таких сомнительных случаях следует извещать полицию.

Розовски кивнул и отошел в сторону. Картина действительно была похожа на отравление. В самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте.

Чудес на свете не бывает. Вернее бывают – малоприятные. Так что спустя четверть часа, перед мрачным сыщиком стоял не менее мрачный инспектор полиции.

– О Господи… – пробормотал Натаниэль. – Ты что – специально выбираешь время дежурства?

– То же самое я хотел бы спросить у тебя, – язвительно заметил инспектор Ронен Алон. – Ты не мог бы находить покойников в другие дни? Например, когда я отдыхаю или в отпуске?

Они представляли собою комичную пору – рослый, чуть грузный Розовски и невысокий поджарый Алон. Когда-то служили вместе и были, что называется, не разлей вода. Уход старшего друга и начальника из полиции в частный сыск вспыльчивый Алон воспринял как смертельное оскорбление. И если прочие бывшие коллеги просто перенесли на Натаниэля общую профессиональную неприязнь полицейских к частным детективам, то у Ронена в груди в течение всех этих лет горела незаживающая рана, вызванная таким предательством.

Словно в насмешку судьба в образе Владимира-Зеева Баренбойма вечно подбрасывала Натаниэлю дела, заставлявшие его пересекаться с Роненом.

На риторический вопрос инспектора Розовски не ответил, да тот и не ожидал ответа. Он быстро принялся распоряжаться прибывшими полицейскими. Двое встали у входной двери, двое – у заднего выхода. Эксперт Нохум Бен-Шломо, добрый приятель Натаниэля, издали кивнул сыщику и склонился над телом хозяина виллы. Маленький щуплый инспектор Алон мячиком летал по двору. Через короткое время все находилось на своих местах: сбившиеся в кучку гости (те из них, кто не успел покинуть вечеринку до обнаружения тела), отдельно – на угловой скамье под бдительным присмотром дюжего полицейского – окаменевшая Виктория Смирнова, в центре – парочка экспертов, занимающихся покойником.

И, разумеется, отдельной группой, частный детектив Натаниэль Розовски с помощником. Ронен сделал вид, что только сейчас заметил на них переговорные устройства.

– Смотри-ка! – протянул он. – А что это у вас? Вы кого изображали? Инопланетян?

– Мы изображали охрану, – нехотя сообщил Натаниэль.

– Понимаю, понимаю, – Ронен сочувственно покачал головой. – Это действительно тяжелая задача. И честно скажу – вы с ней вполне справились. Сколько тут было гостей?

Натаниэль вытащил из кармана листок с фамилиями приглашенных.

– Тридцать два, – ответил он.

– Вот! – торжествующе сказал инспектор Алон. – Я же говорю – тридцать два охраняемых в течение… какого времени?

– Восьми часов.

– В течение целых восьми часов такие профессионалы охраняют двор с тридцатью двумя отдыхающими – и в результате только один труп. Я горжусь вами, ребята, – сердечно сказал он. – Вы превзошли сами себя! Вас можно заносить в книгу рекордов Гиннеса. Сколько вам заплатили?

– Пока – нисколько, – отрезал Розовски. Маркин удивленно взглянул на шефа, но промолчал. Натаниэль действительно собрался вернуть чек, врученный авансом. Но помощнику об этом сказать не успел. Впрочем, Маркин, не первый год работавший с Натаниэлем, привык к идиотским, по его мнению, поступкам шефа. К таковым он, без сомнения, относил периодические возвраты авансов – в тех случаях, когда Розовски полагал свою работу недостаточно эффективной. Маркин еле заметно пожал плечами – на большее выражение несогласия он никогда не решался – и отвернулся.

– Послушай, Ронен, – сказал Розовски. – Я должен тебе объяснить кое-что.

– Конечно, – согласился инспектор. – Еще как должен. И я с удовольствием выслушаю твои объяснения, но – позже. Ты явишься завтра в управление и все мне расскажешь. Договорились? А сейчас – извини, у меня много дел. Я принимаю твои охранные функции на себя. Можете идти.

– Я могу переговорить с хозяйкой? – угрюмо спросил Натаниэль.

Алон повернулся и посмотрел на Смирнову. Даже отсюда было видно, что ее колотит крупная дрожь.

– Не думаю, – сказал он сухо. – Ей сейчас нужна помощь врача, а не частного детектива. Все, Натаниэль, тебя здесь никто не держит. Езжай домой и хорошенько обдумай, что ты будешь говорить мне завтра.

– Сигареты есть? – спросил Натаниэль.

Инспектор Алон, после некоторого колебания, протянул ему пачку «Тайма». Розовски закурил. Он терпел отсутствие сигарет в течение восьми часов, и теперь сразу же закружилась голова.

Увидев, что начальник закурил, Маркин тоже извлек из кармана свою черную обгрызенную трубку и принялся энергично набивать ее табаком.

Алон демонстративно повернулся спиной к бывшему сослуживцу и жестом подозвал сержанта, опрашивавшего гостей.

– Ни черта, – с досадой сказал сержант, листая блокнот. – По-моему, они все тут немножко того, – он покрутил пальцем у виска. – В общем, выходит так, что в носилках сидел кто-то другой, а потом этот другой превратился в труп хозяина виллы.

– И кто же этот другой? – поинтересовался инспектор.

– Неизвестно. Он был в маске с самого начала. То есть, его внесли на носилках, поставили посередине зала. Он сидел, сидел, а потом, когда маску сняли, оказалось – хозяин… – сержант заглянул в блокнот и прочитал по слогам: – Смирнов.

Алон кивнул. Судя по глубокой задумчивости, обозначившейся на его обычно подвижном и живом лице, из объяснения сержанта он не понял ровным счетом ничего. Натаниэль ему искренне посочувствовал.

– А может быть, это и был хозяин? С самого начала? – спросил инспектор.

Розовски счел необходимым вмешаться:

– Хозяин встречал носилки.

Ронен смерил его откровенно недоверчивым взглядом:

– Ты уверен?

– Уверен. Четверо парней внесли носилки в зал, поставили. Там, где они сейчас стоят. Потом к носилкам подошел господин Смирнов.

«Или кто-то, обрядившийся в его костюм,» – подумал вдруг Розовски. Но говорить этого вслух не стал.

– А потом сидевший на носилках превратился в господина Смирнова, – глубокомысленно заключил инспектор Алон. – К тому же, умершего. Не морочь мне голову, Натан. Я же сказал – завтра дашь объяснения. Пока что у тебя получается нечто вроде сказки. Или бреда. Куда, по-твоему, девался первый? Тот, кого приветствовал хозяин?

– Понятия не имею, – честно ответил Натаниэль.

– А кто принес носилки?

– Гости показывают, что было четверо парней, – повторил сержант с блокнотом.

– Тоже в масках? – недоверчиво спросил инспектор.

– Тоже в масках.

– Что за идиотская затея! – с досадой сказал инспектор. – Ну как тут составишь словесный портрет? Как определишь хоть какие-то приметы? Ни черта не получится!

Подошел доктор Бен-Шломо.

– Смерть наступила, насколько я могу судить, более двух часов назад, – сообщил он. – Причина, как и предположил врач «скорой помощи», отравление ядом. Действительно, похоже на синильную кислоту, но по ряду признаков я бы предположил, что был использован какой-то синтетический яд. Вот только какой именно – посмотрим на вскрытии… Ч-черт, вся эта синтетическая новомодная гадость имеет скверную привычку не оставлять следов! – с досадой добавил эксперт. – Одна надежда на анализ остатков в бокале. Что-то там есть на донышке.

Инспектор молча кивнул. Вдруг глаза его изумленно округлились и он вполне внятно и громко выругался. Натаниэль, собиравшийся было подойти к декоративным носилкам, удивленно оглянулся. К ним быстрым шагом приближался Кинг-Конг собственной персоной. Клыки гигантской обезьяны, казалось, сверкали в радостном предвкушении.

Впрочем, приблизившись к Натаниэлю и инспектору, Кинг-Конг сдвинул маску на лоб, так что она превратилась в нечто вроде бейсбольной кепочки. Розовски с трудом сдержал стон, рвавшийся сквозь сцепленные зубы. Обезьянья маска скрывала обманчиво-добродушную физиономию Амнона Герцога, корреспондента уголовной хроники из газеты «Хадашот а-ир». Похоже, покойному Аркадию действительно удалось поддразнить газетчиков. Только вот эффект получился явно не тот, на который рассчитывал устроитель вечера.

Увидев, что Герцога в первую очередь интересует инспектор, Натаниэль поспешил притвориться помощником экспертов и деловым шагом приблизился к укрытому покрывалом телу в центре двора. Правда, остановился он на расстоянии двух метров – чтобы лишний раз не раздражать Алона, бросавшего в его сторону свирепые взгляды. Ему подумалось, что сейчас декоративные носилки напоминают фамильный склеп: драконы-гербы, вычурная резьба. Кто-то не пожалел денег на этот безумный спектакль.

Он докурил сигарету, поискал, куда выбросить. Не нашел. Затушил окурок о подошву, положил в карман. По словам эксперта выходило, что между шутливой встречей Аркадия Смирнова и неизвестного в китайской маске и до смерти Смирнова прошло не более четверти часа. Ну и ну. Встретились, поговорили.

Потом зачем-то поменялись местами (Натаниэль был уверен, что именно так Смирнов оказался в носилках: мертвого на глазах гостей в паланкин не втащишь). Это как раз легко можно было сделать. Натаниэль вспомнил о шторках, прикрывавших внутренности паланкина от посторонних глаз. Дальше… Дальше в руке Смирнова оказался бокал с отравленным вином.

Розовски хмыкнул. Кому понадобился этот идиотский спектакль? Меняться местами… С кем? И куда этот неизвестный исчез?

И когда?

Несколько раз сверкнула фотовспышка – напарник Герцога, обряженный каким-то индийским раджей, старательно отрабатывал задание. Окрик инспектора на него не подействовал никак.

Отделавшись от настырного Амнона, инспектор направился к бармену и официанту, стоявшим за стойкой бара и явно не торопившимся уходить.

Амнон ухватил за локоть Натаниэля.

– Ну, а ты что скажешь, Натан? – спросил он. – Мнение полиции мне уже известно.

– Уже есть мнение? – пробормотал Натаниэль. – Быстро ребята действуют. А думают еще быстрее.

– Так что? – спросил Амнон. – Ты знаешь, что здесь происходило?

– Вечеринка, – ответил Розовски. – На которой ты, Амнон, тоже присутствовал.

Журналист досадливо отмахнулся.

– Мы пришли сами. Никто нас не звал. Просто появилась информация – дескать, богатые русские будут гулять, устраивается маскарад, карнавал, черт-те что. Я и подумал: а вдруг?

– Вот тебе и вдруг. Извини, Амнон, я на службе. Никаких комментариев.

– Брось, Натан, ты же уже не в полиции, – усмехнулся Герцог. – Мне ли не знать!

– Именно, Амнон, именно, – ответил Розовски. – Не в полиции. Потому и должен следить за собой, – он отвернулся. Разочарованный Герцог направился к кучке испуганных гостей.

Между тем инспектор Алон закончил беседовать с официантами, вновь подошел к сыщику.

– Ну и ну, – раздраженно сказал он. – Что же получается: покойник в течение двух часов находился у тебя перед глазами, а ты ничего не заподозрил?

Против желания, Натаниэль опустил голову. Возразить инспектору Алону было нечего. Разве что объяснить, что он, Розовски, совершенно убежден в том, что покойники имеют обыкновение находиться на кладбище. В крайнем случае, в морге. Но никак не посреди ярко освещенного танцевального зала в самый разгар праздничного бала.

– Он был в маске, – Розовски чувствовал, что Алона имел все основания иронизировать. Большего провала Натаниэль не помнил за всю свою жизнь. – И потом, Ронен: это была чистой воды мистификация. Никто ничего не опасался, никто всерьез не относился к обеспечению безопасности.

– Вот как?

– Хозяин просто хотел разыграть гостей. Вернее, газетчиков… – Натаниэль понял, что его объяснения звучат как весьма неуклюжие оправдания. – Во всяком случае, так он мне сказал… Ладно, я потом тебе все объясню. Значит, мы можем быть свободными?

Не отвечая, Ронен Алон добавил, словно размышляя вслух:

– И злоумышленник мог благополучно ускользнуть у вас перед носом. Если только он был, этот злоумышленник.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Розовски.

– Может быть, господин Смирнов таким вот образом решил покончить счеты с жизнью? С кем-то договорился, потом залез в носилки, выпил яд. Судя по всему этому, – Ронен обвел рукой овальный двор, – он отличался эксцентричным характером, разве нет?

Натаниэль промолчал. Ему тоже приходило в голову такое объяснение.

– Ох-хо-хо… Ладно, идите, – инспектор махнул рукой. – Натаниэль, на твоем месте я бы вернул министерству юстиции лицензию. Кроме шуток. Детектив, на глазах которого убивают клиента, – это, знаешь ли…

Розовски повернулся и вышел. Маркин последовал за ним.

– Он прав, – хмуро сказала Натаниэль, когда они отъехали от злополучной виллы. – Какой я, к черту, детектив? Смех один.

Сидевший за рулем Маркин промолчал. Впрочем, Розовски и не требовал ответа.

– Ты видел, как эти парни ушли? – спросил Натаниэль после продолжительной паузы.

– Какие?

– Которые привезли «китайца».

Маркин отрицательно качнул головой.

– Видимо, ушли через заднюю дверь… Эх, ч-черт… – с досадой сказал Натаниэль. – Ну зачем мы ввязались в эту историю? Пошутить ему захотелось, шутник…

– Мы! – фыркнул Маркин. – Не мы, а ты!

– А ты что же – не мог меня отговорить?

Задохнувшийся от негодования Маркин чуть не завалил машину в кювет. Нажав на педаль тормоза так, что нога едва не продавила старенькой «субару» днище, он возмущенно повернулся к начальнику.

– Я не мог отговорить?! – заорал он. – Да я так мотал головой, что у меня чуть уши не оторвались!!

– А что ты орешь? – в свою очередь рявкнул Натаниэль. – Ты что – первый день со мной работаешь? Знаешь ведь, что у меня развито чувство противоречия! Хотел отговорить – надо было уговаривать принять заказ! Тоже мне… Ладно, поехали, – сказал он неожиданно спокойным тоном. – Чего ты остановился?

– В следующий раз… – Маркин вывернул на основную трассу, ведущую от Кфар-Шауль в Тель-Авив. Трасса была совершенно пуста. – В следующий раз так и сделаю. А еще лучше – просто уволюсь… Слушай, Натан, ты что – серьезно? Насчет оплаты?

– А ты как думал? – проворчал Розовски. – Хорошенькое обеспечение охраны. Ты хоть понимаешь, что в течение последних двух часов мы были телохранителями – в буквальном смысле слова. Именно хранителями тела. Бездыханного. А оно, между прочим, никуда исчезать и не собиралось… – Натаниэль мельком взглянул на помощника и снова уставился на бегущую в свете фар трассу. – Так что завтра придется ехать к вдове и возвращать чек.

Маркин тихонько вздохнул.

– Сочувствую, – сказал он искренне. – Разговаривать с вдовой при таких обстоятельствах… – он покачал головой.

– А ты не разговаривай, – посоветовал Натаниэль невинным голосом. – О чем тебе с ней разговаривать?

Маркин снова тормознул. Если бы не ремни безопасности, Натаниэль ткнулся бы носом в стекло.

– Это почему же я не должен с ней разговаривать? – спросил Маркин с подозрением. – Вообще: при чем тут я? Что ты еще придумал?

– Ничего я не придумал, – ответил Натаниэль. Похоже, его вдруг очень заинтересовала пустая дорога и натыканные по обе ее стороны дорожные указатели и огромные рекламные щиты, способные до смерти напугать малоопытного автомобилиста. – Завтра поедешь к вдове и вручишь ей чек. Вместе с нашими соболезнованиями. Вот и все. А разговаривать с ней не нужно. И прекрати останавливаться через каждые десять метров. Так мы никогда не доберемся домой… – он вздохнул, приблизил к глазам раскрытую ладонь. На ладони лежал небольшой – сантиметра полтора на два – клочок бумаги.

– Что это у тебя? – поинтересовался Маркин, бросив недовольный взгляд на начальника.

– Да так… – неопределенным тоном ответил Розовски. – Какая-то бумажка. Валялась возле балдахина.

– На ней что-то написано? – спросил Маркин.

– Да нет, ничего не написано… – отозвался Натаниэль. Он какое-то время вертел бумажку, потом поднял ее, посмотрел на просвет. Хмыкнул, немного подумал и спрятал в карман.

– Сокрытие улик, – заметил Маркин. – Ну у тебя и привычки!

– Какая это улика? – хмуро ответил Натаниэль. – Никакая это не улика. Бумажка.

– Что же ты ее не выбросил? – ехидно спросил Алекс.

– Сохраню на память. Ты за дорогой смотри, – сердито приказал Розовски. – Опять в кювет съедешь, а на меня свалишь.

Согласно классификации Натаниэля, существующие неприятности можно разделить на две большие категории. К первой относятся неприятности временные, целиком создающиеся самим человеком. Например, поленился сделать что-то важное, и после этого вынужден тратить время на исправление результатов собственной лени. Ко второй категории относятся неприятности постоянные и никак от тебя независящие.

Например, существование большого числа родственников, требующих внимания и помощи.

Утром, через два дня после происшествия в Кфар-Шауль, Натаниэля ждала неприятность именно такого рода. Когда он с мокрыми после душа волосами вышел в кухню и привычно поцеловал хлопотавшую у плиты мать в морщинистую щеку, та тут же сказала:

– Натанчик, мне нужна твоя помощь. Дело очень серьезное. Розовски встревожился.

– Понимаешь, вчера позвонила Бэлла. Так вот, у нее большие проблемы с Гариком, можешь себе представить? – мать поставила перед Натаниэлем тарелку с поджаренными тостами и тоненько нарезанным сыром.

– Бэлла, – пробормотал Розовски. – Ах да. Бэлла… – он так и не вспомнил, кто из ближайших родственников с материнской стороны носит это имя. – И что же за неприятности с… с кем, говоришь? С Гариком? Это кто, муж?

– Натан! – мать решительно грохнула кастрюлей. – Пожалуйста, не притворяйся склеротиком! Что за моду ты себе взял? Гарик – сын Бэллы. Твой, между прочим, племянник… – она замолчала, сосредоточенно хмурясь. – Нет, племянником он приходится твоему двоюродному брату Арику. А тебе… – мать задумчиво вытерла руки фартуком. – Кем же он приходится тебе?…

Натаниэль молча уплетал бутерброды, запивая их кофе. При этом он не забывал бросать на молчавшую мать вопросительные взгляды. Сарра Розовски обладала примерно тремя десятками (а может, и сотнями) родственников, имевших обыкновение сваливаться на голову в самый неподходящий момент и с самыми невообразимыми проблемами. Натаниэль очень надеялся, что на этот раз проблема сведется к плохой успеваемости неизвестного племянника. Или его мальчишеской грубости. Неясно было, впрочем, мальчишка ли он. Иные племянники, остро нуждавшиеся в помощи, приближались к пенсионному возрасту.

– Неважно, – наконец, сказала мать, окончательно запутавшись в родственных связях своего семейства с взывающими о помощи Бэллой и Гариком. – В общем, она случайно вскрыла письмо, присланное ему. И прочитала. Ну, ты понимаешь: все-таки, сын. Она бы ни в коем случае не стала читать запечатанное, но раз уж вскрыла – по ошибке. В общем, прочитала.

– И что же? – Натаниэль окончил завтрак, отодвинул пустую чашку. – Вообще-то, читать чужие письма всегда считалось занятием предосудительным, если они не были написаны классиками марксизма-ленинизма. Об этом даже в Талмуде написано… Так что? Что оказалось в письме? Инструкции по похищению начальника генерального штаба? Тайный план русской мафии по захвату контроля над тель-авивским рынком А-Тиква?

– Перестань болтать глупости! – Сарра Розовски сердито поджала губы. – С тобой невозможно говорить серьезно, а дело очень серьезное! Бэлла лежит с гипертоническим кризом, Борис – это ее муж, – собирается идти в полицию, но боится оставить Бэллу! А ты тут шуточки шутишь: штаб, рынок… Взял себе моду смеяться над матерью!

– Я вовсе не смеюсь, мама… Так что же там было, в этом письме? – спросил Натаниэль. – И, кстати говоря, сколько лет моему племяннику Гарику?

– Гарику, слава Богу, уже пятнадцать. А в письме… Я сейчас покажу, – мать быстро выпорхнула из кухни и тут же вернулась с двумя листками бумаги, приколотыми к конверту. – Вот, прочитай.

Прежде, чем читать письмо, Натаниэль внимательно осмотрел конверт, обратный адрес: «Беэр-Шева, улица Жаботинского…» Край конверта оказался оторванным – случайно или нарочно, – так что ни номера дома, ни номера квартиры не было. «Будем надеяться, что улица Жаботинского в Беэр-Шеве не самая длинная», – подумал Натаниэль.

– Читай, читай! – потребовала мать. – Что ты марки разглядываешь?

Розовски послушно прочитал:

«Здравствуй, Гарик! Спасибо за письмо…»

– Это можно пропустить. Читай дальше. Со второй страницы, – подсказала мать.

Натаниэль послушно перевернул листок:

«Что же касается твоей просьбы, то в двух словах дело обстоит так. Рыжая телка забеременела от придурка в драных джинсах – это который взял кассу супера еще при тебе. Ты должен помнить»… Это о ком? – чуть ошарашено спросил он.

– Читай, читай, – мать скорбно вздохнула.

– «Ее папаша поклялся придурка прикончить, но пока что, по ошибке, отправил на тот свет ни в чем неповинного туриста из Мексики. Студент окончательно спился – при тебе он был маменькиным сыночком, мы еще смеялись: и говорит шепотом, и краснеет на каждом шагу. А теперь он еще и на иглу подсел. В общем, сейчас все ждут – чем закончится дело с папашей той рыжей и сможет ли полиция найти придурка, взявшего кассу (он там при этом еще убил хозяина и посетителя, ты должен помнить). Вот так обстоят наши дела, если вкратце. Пока, твой Владик»… Ну и ну, – сказал Натаниэль. – И кто же этот Владик?

– Один из его друзей. Живет в Беэр-Шеве, – ответила мать. – Гарик иногда к нему ездит. В гости. Ты можешь себе представить, в какую там компанию попал мальчик?

– Да уж, – пробормотал Натаниэль. – Хороша компания. Наркоман, грабитель. Девочка, похоже, та еще… Убийство… Хоть и по ошибке, но предумышленное. Можно, конечно, переиграть на состояние аффекта. Если найти хорошего адвоката…

– Натанчик! – мать молитвенно сложила руки на груди. – Я тебя прошу: разберись с этим делом. Выясни – что это за бандиты и сделай так, чтобы они отцепились от Гарика! Бэлла этого не переживет. И Боря тоже. Я не верю, что наш Гарик мог спутаться с такими босяками! Я уверена: они хотят мальчика запутать, а потом шантажировать! Вот помяни мое слово…

– Ладно-ладно, – Натаниэль сложил письмо и спрятал его в карман. – Позвоню в полицейское управление Беэр-Шевы, узнаю. Что-нибудь придумаем. Не переживай. И успокой родственников, спасем вашего Гарика.

– Нашего! – поправила сердито мать. – Нашего Гарика.

– Пусть нашего, – со степенями родства Розовски так и не разобрался. – Мне пора.

Зазвонил телефон. Мать сняла трубку.

– Алло… Да, сейчас, – она протянула трубку Натаниэлю. – Тебя. Женщина.

Розовски взял трубку:

– Алло, слушаю.

– Простите, что беспокою, – голос показался смутно-знакомым. – Я звонила в офис, но ваш помощник – Саша, кажется? Он сказал, что вы, скорее всего, еще дома.

Теперь Натаниэль узнал Викторию Смирнову. Настроение, и без того паршивое, упало почти до нулевой отметки. «Убью Маркина! – мрачно подумал Натаниэль. – Сегодня же, не откладывая в долгий ящик. Могу же я позволить себе поступок для улучшения душевного состояния?»

Картина убийства обалдуя-помощника так ярко предстала перед его глазами, что он даже заулыбался. И совсем забыл, что на той стороне провода ждут его ответа. Спохватившись, он произнес нейтральным голосом:

– Госпожа Смирнова, мне, право же, очень жаль. Примите мои соболезнования. конечно, я должен был приехать сам, но…

Она перебила его:

– Перестаньте, я вас ни в чем не виню. Это же действительно задумывалось, как розыгрыш. Вы не могли ничего сделать. И я звоню вовсе не для того, чтобы сделать вам выговор.

– Вот как? – промямлил Розовски. Настроение, вместо того, чтобы улучшиться, осталось паршивым, но теперь к нему примешалось еще и неопределенное беспокойство.

– Мне нужна ваша помощь, – сказала Смирнова. Мы можем встретиться?

– Сегодня?

– По возможности – сейчас.

– Будет лучше, если вы объясните, что именно от меня требуется, – осторожно заметил Натаниэль.

– Господи, ну что может понадобиться от частного детектива?! Я хочу проконсультироваться с вами… – она запнулась, а когда вновь заговорила, в ее искусственно-спокойном голосе почему-то послышались истерические нотки. – Очень, слышите?! Забудьте о деньгах! Не надо было их присылать! Я… – она вновь замолчала. Совсем растерявшийся Натаниэль услышал в трубке всхлипывания.

– Успокойтесь, успокойтесь, Виктория, – торопливо заговорил он. – Конечно, я помогу вам, с удовольствием! («Что я плету? Какое тут удовольствие?»). Я сейчас как раз собирался в агентство, так что, если вы подъедете туда, мы обо всем поговорим. Это на улице Алленби, очень легко найти. Там есть здание – если ехать от старой автостанции…

Женщина поспешно перебила его:

– Извините, господин Розовски, я сейчас не в том состоянии, чтобы куда-то ехать или идти. Без конца кто-нибудь приходит, понимаете… Не могли бы вы приехать ко мне? Пожалуйста!

– Хорошо, – ответил Розовски, ругая себя за мягкотелость последними словами. Несколько раз, вместо того, чтобы принимать клиентов в конторе он соглашался приехать в назначаемое ими место. И вечно попадал в неприятности. – Буду у вас примерно через полчаса.

– Спасибо, – она положила трубку.

Розовски некоторое время рассеянно смотрел перед собой, потом тоже положил трубку – так осторожно, будто та была сделана из хрупкого стекла.

– Уф-ф… – выдохнул он и озадаченно посмотрел на мать, все еще стоявшую рядом. – Вот ведь какие дела… Вечно я встреваю во что-нибудь…

Мать с готовностью кивнула. Она была полностью согласна с последним замечанием. Мало того: именно об этом она твердила сыну без малого пять лет – с тех самых пор, как Натаниэль Розовски оставил уважаемую и серьезную должность в полицейском управлении Тель-Авива и открыл детективное агентство, специализировавшееся на «русских» делах. Натаниэль развел руками – мол, знаю, знаю, а что делать? Мать молча удалилась в кухню, а он позвонил в агентство. Ответила секретарь Офра.

– Привет, девочка, – сказал Натаниэль. – Дай-ка мне нашего бездельника.

– Бездельник занят делом, – радостно сообщила Офра. – Наш клиент, который просил вернуть удравшую жену, вчера ночью попал в больницу с множественными переломами ребер. Его избил новый ухажер жены, тот самый, которого Маркин вроде как уговорил вернуть красавицу законному супругу. Ухажер вернул, но после передумал. И нашего Маркина вызвали в полицию, поскольку его имя фигурирует как в показаниях потерпевшего, так и в показаниях виновника, – все это она выпалила, как обычно, одним духом.

– Ага-а… – растерянно протянул Розовски. – В полицию. Понятно. Давно уехал?

– Только что. Когда ты приедешь? – спросила она.

– Когда приеду, – честно ответил Натаниэль. – Так и говори всем, – он перезвонил Маркину на мобильный телефон:

– Саша? Мне нужна твоя машина.

– Не могу, – в голосе Маркина слышались торжествующие нотки. – Я как в том анекдоте, знаешь? «Где Рабинович?» – «Он на даче показаний». Так вот, тот Рабинович – это я. Я еду на дачу показаний.

– От твоих показаний там никому не будет ни холодно, ни жарко, – сказал Натаниэль. – Так что ты сейчас снова не Рабинович, а Маркин, и едешь прямо ко мне домой. Все претензии пусть адресуют старшему инспектору Ронену Алону, отдел по расследованию убийств, округ Яркон. В случае чего, скажешь, что он тоже вызвал тебя для дачи показаний. В связи с происшествием в Кфар-Шауль. К нему ты тоже, конечно, не поедешь, но зато у тебя будет прекрасный повод… – Натаниэль подумал немного. – Нет, даже два повода не ехать в полицию вообще. Так что езжай ко мне.

В ответ Маркин только вздохнул. Эти вздохи продолжались уже несколько лет – с тех самых пор, как Маркин впервые появился в конторе Натаниэля. А связаны они были с тем, что Розовски категорически отказывался обзаводиться автомобилем, всякий раз весьма убедительно обосновывая преимущества общественного транспорта перед частным. Это отнюдь не было связано с жадностью. Просто еще в период жизни на доисторической родине Натаниэль с некоторой оторопью наблюдал за странными изменениями в психике и поведении тех своих знакомых, кто поддался слабости и купил сверкающее никелем и лаком чудовище. Знакомые менялись на глазах, превращаясь в рабов неодушевленных, но тем не менее весьма жадных предметов. Самым страшным было то, что рабы себя таковыми не чувствовали, они любили коварных рабовладельцев, заботились о них, гордились ими. Тогда Натаниэль поклялся себе никогда и не при каких обстоятельствах не уподобляться подобным мутантам. Что удивительно: почему-то несчастный образ водителя собственной машины никак не влиял на управление машинами чужими. Полицейский психолог, которому Натаниэль однажды рассказал об этой своей навязчивой идее, в ответ принялся разглагольствовать пространно и путано, каким-то образом увязывая машины с женами, объясняя поведение Натаниэля боязнью семейного очага и склонностью к чужим женам. Розовски очень удивился и обиделся – во-первых, потому что семья у него в тот момент существовала, а во-вторых, потому что никогда он не был любителем ухлестывать за замужними дамами.

Так или иначе, но свой автомобиль у Натаниэля так и не появился. Несмотря на это, при необходимости он бесцеремонно завладевал старенькой «субару» помощника. Маркин пытался протестовать первые полтора года, упирая, главным образом, на нелогичность поведения шефа.

– Я только при расследовании логичен, – заявил Розовски. – А во всем остальном – принципиальный противник логики. Человек не должен вести себя логично. Это так же противоестественно, как бритый кактус.

И Маркин махнул рукой.

Подъехав к вилле Смирновых, Розовски не сразу покинул автомобиль. Настроение его, как уже было сказано, достигло нулевой отметки после телефонного звонка Виктории Смирновой. Так что теперь, если следовать все той же шкале, оно – то есть, настроение, – уже определялось величиной отрицательной. Что, естественно, не способствовало желанию встречаться с вдовой. Выругав себя в очередной раз за мягкотелость и слабость к женским слезам, Натаниэль, кряхтя, выбрался из машины – при этом «субару» скрипела и качалась, готовая вот-вот развалиться на составные части – и очень медленно двинулся к знакомой уже двери под небольшой изящной аркой. Когда до арки оставалось всего несколько шагов, дверь распахнулась, и по ступеням крыльца быстро сбежал мужчина. Он так стремительно двигался, что едва не сбил детектива. Пробормотав какие-то извинения, мужчина быстрым шагом направился к стоявшему чуть в стороне темно-вишневому «фольксвагену». Через мгновение раздался мягкий рокот двигателя, и «фольксваген», сразу же набрав скорость, помчался по шоссе Кфар-Шауль – Тель-Авив.

Чуть ошарашенный стремительностью незнакомца, Натаниэль покачал головой. На полицейского тот не был похож, значит, видимо, либо родственник погибшего, либо знакомый. Приезжал выразить соболезнование, а теперь старался наверстать упущенное время. Розовски поднялся по ступеням и нажал на кнопку дверного звонка. Немного подождал. Мягко щелкнул замок, дверь приоткрылась. Хозяйка даже не поинтересовалась, кто именно звонит.

Он вошел внутрь, прошел через парадный ход во двор. Здесь ничего не напоминало о недавнем испорченном празднике – эстраду, на которой резвились музыканты-орангутанги, разобрали, стойку временного бара тоже. Теперь этот двор представлял собою просто овальное пространство, не такое уж большое, обрамленное живой изгородью.

Натаниэль миновал небольшую застекленную галерею и вышел в просторный салон. Поначалу ему показалось, что помещение так же пусто, как и двор. Он огляделся с некоторой растерянностью. Женский голос, раздавшийся неожиданно близко, заставил его вздрогнуть:

– Здравствуйте, господин Розовски, спасибо, что приехали… – Виктория Смирнова, уже не в экзотическом наряде, а в длинном черном платье, неподвижно стояла в углу, за бочкообразным стволом декоративной пальмы. Солнце поднялось не очень высоко, и тень от растения почти полностью скрыла хозяйку виллы.

– Да-да, – пробормотал Натаниэль. – Извините, что… Я вас не сразу увидел, это дерево…

Виктория вышла ему навстречу и остановилась, зябко потирая руки.

– Я все время мерзну. Нервы.

Сейчас ее лицо выглядело очень постаревшим. Покрасневшие немного опухшие глаза, сеть морщинок, окружавшая ненакрашеные губы. Черный платок, скрывавший волосы, подчеркивало бледность. Натаниэль подумал, что не знает даже цвета ее волос – позавчера Виктория была в египетском парике.

– Похороны были вчера утром, – она сказала это лишенным всяких интонаций голосом. – Все так быстро, я даже не успела привыкнуть к тому, что его нет…

Натаниэль подумал, что к такому многие не привыкают и за двадцать лет. Вслух сказал:

– Да, еврейские законы предписывают как можно скорее предавать тело умершего земле. Примите мои соболезнования, Виктория.

Она кивнула, отошла к небольшому дивану, стоявшему в углу. Жестом пригласила сесть Натаниэля. Розовски пододвинул кресло, сел напротив. Хозяйка молчала, глядя в пол. Сыщик неловко кашлянул.

– Вы, наверное, не будете сидеть шив'у? – зачем-то спросил он.

– Что? Что не буду? – переспросила она.

– У евреев принято после похорон сидеть шив'у, – объяснил Натаниэль. – Семидневный траур. На полу, без стульев. Поститься, принимать соболезнования.

– А, – она махнула рукой, – какие мы евреи, Натаниэль? Мы нормальные советские люди. Не знаем ни обычаев, ни правил. Так вот… И потом: какая разница? Ему уже все равно. А соболезнования я и так принимаю.

– Вы правы. Наверное, сегодня было много посетителей? – спросил Розовски. – Одного я, по-моему, только что встретил.

– Что?… Ах, да… Нет, это не посетитель. То есть, посетитель, но… Это юрисконсульт Арика. Цви Нешер, адвокат.

– Да? – Натаниэль вспомнил очки в тонкой оправе, светло-серый галстук с изящной булавкой. Действительно, настоящий преуспевающий адвокат. Хоть сегодня на плакат: «Будь юристом!» – Тогда понятно.

– Он пришел… Ну, во-первых, конечно, выразить соболезнование. А во-вторых – предложил свои услуги. На случай каких-либо осложнений с полицией.

– Вот как? – Розовски удивленно поднял брови. – А что, уже появились осложнения?

– Нет, но вы же сами понимаете, – Виктория неловко пожала плечами, – мы только называемся репатриантами. На самом-то деле мы живем в чужой стране. Не знаем законов, не знаем правил. Все может быть, так что хорошо иметь под рукой знающего человека.

– Иметь под рукой знающего человека всегда полезно, – согласился Натаниэль, – но вы зря волнуетесь. Так мне кажется.

– Он утром звонил в полицию, – сообщила Смирнова. – Я имею в виду Нешера. Ему дали очень странный ответ. Вот он и забеспокоился. Сразу позвонил мне. Еще до приезда. А я сразу же позвонила вам.

– И что же ему сказали в полиции? – спросил Розовски.

– Ну… Вроде бы, это… эта… В общем, то, что случилось вчера, весьма похоже на самоубийство.

– Вот как… – Натаниэль покачал головой. – Что же, это первое, что приходит в голову. И что вы сами по этому поводу думаете?

– У него никогда не было никаких суицидальных наклонностей! – с нажимом сказала Виктория. – Никогда, слышите? И никогда никаких поводов для… для такого безумного шага! Мой муж был нормальным человеком, энергичным и жизнерадостным. И никаких изменений настроения в последнее время я не замечала!

– Ну, он ведь мог просто скрывать от вас, – заметил Розовски. – Может быть, не хотел заранее огорчать. Может быть… – он сам понимал, как это звучит. На самом деле потенциальный самоубийца скрывает свое намерение отнюдь не из сердобольного отношения к близким. Какая уж тут, к черту, сердобольность! Плевать хотел самоубийца на окружающих, ему себя жалко, а не других. – Словом, – сказал он, – тут нельзя утверждать наверняка. Другое дело, если вы вспомните о каких-то планах, которыми он делился с вами, может быть, о планировавшихся им встречах. Знаете, – он сделал неопределенный жест рукой, – ну, если человек решил добровольно уйти из жизни, скажем, в воскресенье, то вряд ли можно будет в его карманном календаре обнаружить запись о встрече, которую он планирует на понедельник. Понимаете?

– Понимаю, – Виктория задумалась. – Н-нет, – сказала она с некоторой неуверенностью в голосе. – Честно говоря, я не могу припомнить… – она замолчала, растерянно посмотрела на сыщика. – Странно. Обычно я всегда знала о его планах. А ведь верно – ничего он не планировал. Ни поездок, ни встреч. Я имею в виду – последнее время. Я вот сейчас вспомнила: за этот злосчастный вечер он словно бы и не заглядывал. Будто какую-то веху поставил. А за ней – неизвестность…

– Кстати о вечере, – Натаниэль полез в карман за сигаретами, но сообразил, что не испросил разрешения закурить. Смирнова махнула рукой, пододвинула ближе к нему пепельницу. Пепельница стояла на крохотном журнальном столике с выгнутыми ножками, который Натаниэль принял поначалу за подставку для декоративных цветов. Потом увидел на стеклянной полочке журнал в яркой цветной обложке.

Вместо того, чтобы закурить, он рассеянно взял в руки журнал, полистал его. Журнал оказался туристическим, выходящем на английском языке, – и старым, за сентябрь прошлого года. Приглашал провести праздники Рош-а-Шана в Европе. На выбор – в Париже, Женеве, Вене.

– Ну и как? – зачем-то спросил Натаниэль. – Были в прошлом году в Европе?

– Я – нет, – ответила Смирнова. – Аркадий ездил. В Швейцарию.

– На праздники?

– Нет, деловая поездка. По-моему, на три дня.

«Полгода назад». Натаниэль еще не знал, зачем ему эта информация, спросил машинально, чтобы о чем-то спросить. Он отложил журнал и только сейчас заметил лежавший на полу маленький белый прямоугольник. Визитная карточка, видимо, использовалась в качестве закладки и только что выпала. «Цви Нешер, адвокат. Юридические, нотариальные услуги, консультации». Дальше шли два телефонных номера – домашний и служебный, номер факса, адрес.

– Очень кстати. Я могу взять эту карточку себе? – спросил Натаниэль. – На всякий случай.

– Конечно…

Сбоку хлопнула дверь. Из бокового помещения – Натаниэль догадался, что там располагается кухня, – выплыла странная процессия: три пожилые женщины одного роста и одинаково одетые в черные платья и платки. Женщины двигались гуськом, друг за другом. Дойдя до середины гостинной, они остановились и одновременно, словно по команде, повернулись в сторону детектива. Розовски быстро поднялся с диванчика.

– Моя тетя, – представила Виктория первую. – И ее подруги. Пришли мне помочь.

Натаниэль неловко поклонился. Он чувствовал неудобство под пристальными и, как ему казалось, не очень одобрительными взглядами трех пар одинаково прозрачных старческих глаз.

Женщины синхронно кивнули в ответ на его поклон. После чего головы в платках повернулись уже к хозяйке.

– Натаниэль Розовски, частный детектив, – сказала она. – Я попросила его помочь кое с чем разобраться. Тетя Роза, пожалуйста, оставьте нас еще ненадолго. Мы скоро закончим.

Храня прежнее молчание три парки, как про себя назвал их Розовски, выплыли из гостиной в сад.

Натаниэль покачал головой.

– Я как раз хотел задать вам вопрос, – сказал он, – не страшно ли оставаться одной в доме? Но вижу…

– Страшно, – ответила вдруг Виктория. – Тетя Роза, конечно, предложила побыть эти дни со мной, но я отказалась. Так что, все равно – одна. И в большом пустом доме.

– Зачем же вы отказались? – удивленно спросил Натаниэль.

Виктория пожала плечами.

– Не знаю. Во-первых, я не могу отвечать на вопросы, не могу разговаривать на отвлеченные темы. А тут приходится. Тетя любит поговорить, и, – она улыбнулась уголками рта, – рассматривает односложные ответы как неуважение. Обижается. А во-вторых… Ну, неважно, – перебила она сама себя. – Перед их появлением вы хотели о чем-то меня спросить, но не успели. Верно? Насчет вечера.

– Да-да, – Розовски снова сел и, наконец-то, закурил. – Да, насчет вечера… Видите ли, госпожа Смирнова, я не очень понимаю свою роль. Мои вопросы – это, так сказать, рецидив старого полицейского прошлого. На самом деле – нездоровое любопытство. Давайте-ка сделаем так, – он внимательно посмотрел на дымящийся кончик сигареты. – Давайте сделаем так: вы объясните мне, для чего я приехал и в какой помощи вы нуждаетесь. А уж после этого я буду задавать вопросы.

«Или не буду», – добавил он про себя.

– Хорошо. Во-первых, называйте меня Викторией. Или просто Викой. «Госпожа Смирнова» – слишком официально. Во-вторых, насчет помощи… – она поправила платок. Прядь волос упала на лоб. – Можно сигарету?

Розовски протянул ей пачку своих любимых «Соверен», поднес огонек зажигалки. Она сделала одну затяжку, закашлялась, тут же погасила сигарету.

– Господи, неужели вы верите в то, что Аркадий покончил с собой?! – с силой произнесла она. – Это же чушь! Полная чушь!

– Самоубийство вашего мужа, – осторожно заметил Натаниэль, – не является предметом веры или неверия. Это всего лишь одна из версий, выдвинутых полицией. Определенные основания такая версия имеет. Отсутствие планов у вашего мужа после даты праздника. Загадка самого праздника – по какому поводу? Обещание сообщить какую-то важную новость во время маскарада. Может, важной новостью как раз и должен был стать такой вот эффектный уход из жизни… – он сделал небольшую паузу. Виктория не перебивала и не смотрела на него. – Думаю, логика рассуждений полиции в данном случае такова, – сказал Розовски. – Ваш муж представляется им личностью эксцентричной. Подтверждением тому может служить, например, вчерашний маскарад. Манера одеваться. Кое-что в поведении, – он вспомнил визит Аркадия Смирнова в агентство. – Господи, да вы же сами вспомните массу мелочей, которые словно для того и случились, чтобы именно таким образом очертить характер вашего мужа! На самом-то деле, – поспешно добавил он, – эти мелочи бывают в жизни любого человека, но…

– Но не любой человек умирает столь экстравагантным образом, – перебила Виктория. – Вы это хотите сказать? Мелочи, которые вдруг приобретают особый смысл из-за смерти человека.

– В общем, да. Прибавьте к этому способ смерти – яд в вине. Один из самых распространенных способов, которыми пользуются самоубийцы. И, кстати говоря, для предумышленного убийства – один из самых редких способов. Полицейские рассуждали следующим образом: «Богатый русский умер в результате отравления ядом. Место, способ и время свидетельствуют, что это никак не могло быть, например, заказное убийство».

– Почему? – спросила Виктория.

– Потому что киллеры не травят своих жертв ядом, да еще в столь экзотической обстановке, – объяснил Розовски. – Лишние расходы, не имеющие никакого смысла. Киллер действует огнестрельным оружием – обычно, разовым. В крайнем случае – холодным. Такова статистика: пуля и взрывчатка – семьдесят с лишним процентов, нож – оставшиеся. На все остальные способы приходится менее двух процентов. И среди этих двух процентов я не помню яда, – он понимал, что сказанное делает его толстокожим и безжалостным. Все-таки, через два дня после смерти человека обсуждать с его вдовой статистику преступлений как нечто отвлеченное, воспитанный человек, наверное, не стал бы. Но Розовски делал это сознательно. Виктория Смирнова выглядела замороженной. Он хотел вызвать хоть какие-то эмоции – гнев, неприязнь, неважно.

Пока что это Натаниэлю не удалось. Вдова совершенно равнодушно выслушала, какими способами следовало бы преступникам убить ее мужа с тем, чтобы следствие пришло к наиболее достоверной версии случившегося.

– Вообще, для предумышленного убийства все выглядит слишком театрально, – продолжил Натаниэль деловито. – Я хочу сказать, что убийца должен быть столь же эксцентричен, как и ваш муж. Согласитесь… – он вдруг замолчал. Неясная мысль мелькнула у него, когда он произносил эти слова. Неясная, не до конца сформулированная, но, как будто, содержащая намек на ключ.

– Что? – спросила Виктория. Похоже, она просто не слушала детектива. – С чем я должна согласиться?

– Что?… – рассеянно пробормотал Натаниэль. – Нет, ничего, я просто… – он нахмурился. – Нет, это я так. Словом, – сказал он, – я вполне понимаю логику, которая привела полицию к версии о самоубийстве. Вот только не знаю, каков мотив. Без мотива все эти рассуждения остаются рассуждениями. Если человек не является неврастеником, если он не болен смертельной болезнью, если нет иного, столь же серьезного повода, вряд ли ему может прийти в голову мысль о самоубийстве… Скажите, – спросил он, – господин Нешер не говорил об этом?

Виктория покачала головой.

– Понятно… – разочарованно протянул Натаниэль. – И какой именно яд послужил причиной смерти, тоже, разумеется, не сообщали. Впрочем, скорее всего, они еще не получили результатов…

– Вы все время говорите: эксцентричная личность, экстравагантная личность, – Виктория смотрела перед собой, лицо ее выглядело неподвижной маской. – Но это неправда. Не был он ни эксцентричен, ни экстравагантен. Умен – да. любил розыгрыши. Любил дружеские компании. Любил путешествовать.

Натаниэль хотел было возразить, что необычной ему кажется лишь смерть Аркадия, что же до всего остального – он всего лишь изложил возможную точку зрения полиции. Но не стал.

– Ладно, оставим это, – сказал он. – Итак, чего же вы хотите от меня?

Вопрос был совершенно излишним. Розовски уже знал, что собирается предложить вдова. Мало того – он уже принял ее предложение.

– Расследуйте это дело, – сказала Виктория. – Распутайте его. Вы можете, я слышала от многих. Я не верю в то, что Аркадий покончил с собой. Значит, его убили. Я хочу, чтобы вы нашли преступника, – она проговорила эти слова так, как профессиональные секретарши стучат на машинках – с короткими равными промежутками. Видимо, несколько раз репетировала.

Натаниэль тяжело вздохнул.

– Вообще-то я уже начал расследование, – он посмотрел на часы. – Минут пятнадцать назад. Все-таки, ваш муж погиб в тот момент, когда я должен был его охранять. Пусть это был розыгрыш, спектакль – неважно. Только учтите – я ставлю об этом в известность всех клиентов – возможности частного сыска в Израиле весьма ограничены существующим законодательством. Я не имею права допрашивать кого-либо – только беседовать при наличии согласия. И запись этих бесед ни одним судом не могут рассматриваться в качестве официального документа. Я не могу проводить обыск. Я не могу… – он махнул рукой. – Откровенно говоря, я и заниматься расследованием убийства не могу – расследованием полноценным, так сказать. Не имею права. Если об этом узнают – меня лишат лицензии. Я могу оказывать следствию – или частному лицу – только вспомогательные услуги. Например, полицейский следователь знает, что подозреваемый носил очки. В этом случае мне милостиво разрешается собрать сведения о наиболее покупаемых в Израиле формах оправ. И поделиться этими сведениями с полицией.

Теперь на бледном равнодушном лице Виктории появились какие-то эмоции – удивление, потом разочарование.

– То есть, я не могу вас нанять для расследования обстоятельств гибели моего мужа? – недоверчиво спросила Виктория.

Натаниэль отрицательно качнул головой.

– Но вы можете нанять меня для того, чтобы я собрал информацию частного характера о его времяпровождении… ну, скажем, в течение последних шести или семи месяцев, – пояснил он. – Предположим, вы хотите узнать, чем занимался ваш муж, скрывал ли он от вас какие-то свои знакомства… – Натаниэль поспешно поднял руку, видя, что Виктория хочет что-то сказать. – Я ни на что не намекаю, Боже сохрани! Я просто объясняю вам, как следует сформулировать наше соглашение, понимаете? Ведь я могу в ходе расследования столкнуться с полицией. Они почему-то всегда уверены в злом умысле с моей стороны. Должен же я объяснить им вполне невинный характер моих занятий… – он коротко улыбнулся. – Вот, а если в ходе такого сбора я натолкнусь на что-то особенное, способное пролить свет на это трагическое происшествие, – Розовски развел руками, – на все воля Божья. Мы сделаем определенные умозаключения, а потом честно передадим все обнаруженное полиции… Или адвокату, – добавил он, вспомнив сбегавшего по ступеням человека.

Виктория некоторое время колебалась. Детектив обратил внимание на то, что ей почему-то не понравилась оброненная им фраза насчет знакомств, скрывавшихся покойным. Она сказала, все еще хмурясь:

– Согласна. Какая мне разница – как это будет называться? Сбор информации или расследование? Главное – я хочу знать причины его смерти.

– Есть еще одно обстоятельство, – сказал Розовски. – Вдруг мое расследование подтвердит версию полиции? Версию самоубийства? Что будем делать тогда?

Виктория, нервно расхаживавшая до этого по салону, при этих словах остановилась и резко заявила:

– Тогда вы должны найти того, кто толкнул к этому! Повторяю, я уверена: Аркадий никогда бы не покончил с собой. Но если это произошло – значит, должен быть тот, кто толкнул его на этот шаг. И вы найдете его!

«Даже если этим человеком окажется его собственная жена?» – вслух Натаниэль этого, разумеется, не сказал. Он вообще ничего не успел сказать, потому что сразу же после заявления Виктории затренькал дверной звонок, и на сцене появились новые действующие лица.

Вошли двое, мужчина и женщина, из числа вчерашних гостей. Их лица показались Натаниэлю знакомыми, – в отличие от остальных, на маскараде эта пара была без масок и явно испытывала неловкость. Мужчина большею частью проводил время у доски бара, женщина либо стояла с ним рядом – не очень довольная, – либо беседовала с кем-то из гостей. Два или три раза Натаниэль видел ее рядом с переодетым хозяином и один раз – в обществе Клеопатры-Семирамиды. Розовски попытался вспомнить, когда эти двое покинули вечеринку – до смерти Аркадия или после, – но не смог.

Войдя в салон, гости поздоровались с поднявшимся при их появлении Натаниэлем и сразу же устремились к Виктории. Розовски заметил, что по лицу вдовы промелькнуло раздражение. Тут же, впрочем, уступившее место вежливой полуулыбке.

– Вика, дорогая, – мужчина положил руки ей на плечи, проникновенно посмотрел в глаза. – Нам очень, очень жаль. Я никак не приду в себя, Аркаша был моим старым другом… – он зачем-то оглянулся на женщину, круглое плоское лицо его сморщилось, словно он проглотил что-то очень кислое. – Если тебе нужна какая-то помощь, только скажи.

Его спутница молча кивнула.

– Да, конечно, – Вика осторожно сняла с плеч его руки. – Спасибо, Коля, мне ничего не нужно. Я звонила в Москву, родителям. Возможно, они переедут сюда в ближайшее время, – она подошла к дивану, села. Очень напряженно, будто на экзамене.

Женщина подошла ближе. Она была несколько старше Виктории, лет тридцати пяти-тридцати семи. Натаниэль отметил искусный грим, тщательно уложенные каштановые волосы, холодный взгляд. Темно-серое платье строгого фасона выгодно подчеркивало фигуру. При всем том пара не производила впечатления богатых людей.

– Это хорошо, что они приезжают, – сказала она. – Тебе не следует оставаться одной. Может быть, пока что переедешь к нам?

– Нет, Дина, спасибо. Мне здесь хорошо. И вполне спокойно. Кроме того, я еще не решила, стоит ли им приезжать. Не исключено, что я сама уеду отсюда. Продам эти хоромы – и уеду. Сама понимаешь: работы нет, приличной специальности – тоже.

Натаниэль почувствовал за этими короткими банальными фразами какой-то подтекст. Казалось, что эти женщины давние соперницы. Вот только что оказалось предметом соперничества?

Словно почувствовав его взгляд, Дина оглянулась. По ее лицу было видно, что она безуспешно пытается вспомнить, откуда ей знаком этот немолодой высокий мужчина.

– Меня зовут Натаниэль, – Натаниэль вежливо улыбнулся. – Вы могли видеть меня позавчера. Мельком.

– Ах, да, верно… – судя по выражению лица, Дина не вспомнила его. – Вам сейчас следует бывать с Викой как можно чаще, – озабоченно сказала она, и Розовски понял, что его записывают в друзья-утешители молодой вдовы. От неожиданности он смутился, а когда в голову немедленно полезли самые пошлые анекдоты, обыгрывавшие эту ситуацию, – разозлился.

Но объяснить ничего не успел.

– Натаниэль Розовски – частный детектив, – представила его Виктория Смирнова. – По моей просьбе занимается расследованием причин смерти Аркадия. А это – наши друзья. Николай Ройзман. Его жена, Дина.

Теперь оба – и Дина, и Коля (по всей видимости, муж) – во все глаза рассматривали представителя экзотической профессии.

– Ух ты, – сказал Николай. – Частный детектив. Надо же! По-моему, мерзкое это занятие: копаться в чужом грязном белье. А? Следить за кем-то, выискивать. Хуже, чем полицейский, правда?

– Правда, – ответил Натаниэль с беспечной улыбкой. – Копаться в грязном белье всегда нехорошо. Но приходится. Почему-то оставлять грязь считается менее предосудительным. Вообще, знаете ли, Николай, иной раз я кажусь самому себе доброй и терпеливой мамашей. Проказник загадил пеленки, а я внимательно так рассматриваю следы его деятельности: уж не заболел ли, бедняга? Не расстроился ли желудок? Не пора ли вкатить ему хорошую порцию слабительного?

Про себя он подумал: «Очень воспитанный джентльмен. И меня обожает. С первой нашей встречи. Кажется, наши чувства взаимны».

Николай перестал рассматривать в упор широко улыбавшегося детектива и обратился к Виктории:

– А что, у полиции есть какие-то проблемы?

– Полиция считает, что Аркадий покончил с собой.

– Не может быть! – воскликнула Дина. По выражению ее лица и интонации следовало заключить, что только это и могло быть. Мало того: Дина наверняка знает, из-за кого Аркадий покончил с собой. Любой, чья проницательность отличается от проницательности телеграфного столба, мог понять: госпожа Ройзман считает виновницей трагедии Викторию Смирнову. Теперь Натаниэль окончательно убедился в том, что женщины ненавидят друг друга. Скорее всего, Дина находилась с Аркадием в близких отношениях. И Виктория об этих отношениях знает. И еще – осведомленность Виктории не является секретом для Дины.

Чего не скажешь о ее муже. Судя по физиономии, этот грузный пятидесятилетний мужчина ни на какие подтексты не был способен. Впрочем, внешность обманчива. Натаниэль вспомнил покойного Аркадия Смирнова и его непрезентабельный вид.

– Что значит – самоубийство? – переспросил он. – Разве это не был сердечный приступ?

– А что, Аркадий жаловался на сердечные боли? – тут же спросил Натаниэль у Виктории. Та немного смутилась.

– Нет, – ответила она. – Просто я не хотела говорить по телефону об отравлении.

– Отравление? – казалось, у Николая вылезут глаза на лоб. – Отравление чем?

– Каким-то ядом, разумеется, – объяснил Розовски. – Скажите пожалуйста, мы не могли бы побеседовать? Как-нибудь на днях?

Тот коротко взглянул на жену и вдруг опустил глаза.

– А чего там беседовать… – угрюмо сказал он. – Нечего нам беседовать, ничего я не знаю. Мы и ушли-то раньше. До того, как его нашли…

– Нам пора! – заявила Дина. И, коснувшись губами щеки Виктории, сказала: – Держи себя в руках, дорогая. Если что-то понадобиться – не стесняйся, звони в любое время.

– Секундочку! – крикнул вслед Натаниэль. – Не стоит уходить так поспешно, знаете, это очень похоже на попытку скрыть какие-то сведения…

Чета Ройзманов при этих словах остановилась, будто натолкнувшись на невидимую преграду.

– Что вы хотите этим сказать? – воинственно вопросил Николай. При этом он сурово нахмурился и попытался угрожающе выпятить вперед челюсть. Поскольку челюсть надежно скрывалась жировыми отложениями, вперед выпятились два плохо выбритых подбородка.

– Ровным счетом ничего, – ответил Натаниэль.

– Нет-нет, вы обвинили нас в попытке что-то скрыть! – Ройзман мерил сыщика уничтожающим, как ему казалось, взглядом.

– Вовсе нет, я только сказал, что в глазах полицейского следователя, например, ваше нежелание отвечать на вопросы, – причем, заметьте, вы даже не знаете, что именно я хочу спросить, – весьма напоминало бы попытку скрыть от следствия важную информацию, – все это Натаниэль произнес легким беспечным тоном, глядя поверх головы возмущенного толстяка.

Тут в разговор вступила госпожа Ройзман.

– Вы ведь сказали, что не имеете отношения к полиции! – заметила она.

– Совершенно верно, – Розовски улыбнулся женщине с максимумом обаяния. – Именно так. И вы совсем не обязаны отвечать на мои вопросы. Я не имею права вас допрашивать. Ни как свидетелей, ни как подозреваемых. Я просто объяснил вам, как в дальнейшем следует себя вести – когда с вами захотят побеседовать полицейские.

– Какие еще полицейские?! – Николай вновь взъярился. – При чем тут полицейские? Что вы несете, господин…

– Розовски, – подсказал детектив. – Натаниэль Розовски.

– Минутку, – Дина подошла ближе, оглянулась на неподвижно стоявшую Виктория. Та была погружена в собственные мысли и на сцену, разыгравшуюся у двери, никак не реагировала. – Мы вовсе не отказываемся отвечать на вопросы. У нас просто очень много дел. А времени мало. Но если вопросов немного – пожалуйста, мы ответим.

– В данный момент у меня всего лишь один вопрос, – сказал Натаниэль. – Только один. Известно ли вам, по какому поводу устроен был позавчерашний праздник?

– Откуда? – буркнул Николай. – Арик позвонил, пригласил… Сказал – семейное торжество с сюрпризом. Вот тебе и сюрприз…

– Так-так… И вам тоже не было известно? – обратился сыщик к Дине.

– Что?… – Натаниэль готов был поклясться, что в глазах женщины мелькнуло странное выражение, то ли испуг, то ли растерянность. – Н-нет… Нет, конечно, нет!

– А когда вы получили приглашение?

– Две недели назад. Вы считаете, что это как-то связано со смертью Арика? – спросила она в свою очередь.

Розовски пожал плечами.

– Нет, пока что я ничего не считаю, просто пытаюсь собрать информацию. Спасибо за ответы. Надеюсь, если у меня возникнут еще какие-то вопросы, вы позволите задать их?

Николай посмотрел на жену, потом кивнул и добавил:

– Но учтите: через десять день мы уезжаем. Собираемся навестить моих родителей.

– Непременно учту, спасибо, что предупредили. На всякий случай: где вы работаете?

– В экскурсионном бюро, – ответила Дина. – Муж – сторож на автостоянке.

– В Тель-Авиве? – спросил Натаниэль.

– В Бней-Браке, – буркнул Николай. – Через два дня на третий.

После их ухода Виктория спросила:

– Значит, мы договорились?

– Конечно, конечно… Скажите, Вика, какие отношения связывали вашего мужа с этой женщиной? – спросил Розовски.

– Они были любовниками. Довольно долго. Еще до того, как Аркадий познакомился со мной. И некоторое время после. Даже после нашей свадьбы, – ответила Виктория. – Думаю, Дина рассчитывала, что Аркадий разочаруется во мне и вернется к ней. Может быть, даже женится.

– Она не была тогда замужем?

– Нет, Дина вышла замуж полтора года назад.

– Вы случайно узнали об этой связи?

– Об Аркадии и Дине? Что вы, конечно нет! Я ведь, на самом деле, очень ненаблюдательна. Если бы Аркадий не признался, я бы до сих пор находилась в полном неведении.

«Может, и лучше было бы», – подумал Натаниэль. Он вытащил из пачки очередную сигарету. Спохватившись, предложил Вике. Она повертела в руках красную пачку с золотым кружком в центре. В кружке был изображен средневековый рыцарь с копьем.

– «Соверен», – прочитала Виктория. – Никогда таких не курила.

– А, ерунда, – чуть смущенно ответил Розовски. – Еще одна дурацкая привычка. У меня их вообще-то много – дурацких привычек. Вот и с сигаретами… Английские сигареты. Говорят, что они самые экологически чистые. Ерунда, конечно, но когда-то мне это сообщение понравилось. С тех пор по утрам я обязательно курю «Соверен». Правда, в течение дня потом очень быстро перехожу на всякую гадость… – он покрутил головой. – Давайте-ка лучше вернемся к делу. Расскажите о вашем муже. Каким он был?

При слове «был» у Виктории дернулась щека. Натаниэль с тревогой подумал, что сейчас станет свидетелем истерики. Но нет, когда Смирнова заговорила, в голосе не было даже намека на сдерживаемые слезы.

– Аркадий… – она задумалась. – Не знаю, что вас интересует.

– А вы просто рассказывайте, – предложил Розовски. – Вспоминайте и рассказывайте.

– Мы познакомились шесть лет назад. Мне было двадцать четыре года, ему – тридцать. Я только закончила университет – факультет романо-германской филологии. Ждала распределения… – она с некоторым раздражением тряхнула головой. – Кому нужны все эти подробности? В истории нашего знакомства ничего особенного не было. Если не считать, что предложение он сделал мне на третий день. В кафе. Я, конечно, растерялась. Промямлила что-то вроде того, что мы совсем не знаем друг друга. А он сказал, что человека узнать вообще невозможно. Поэтому разницы никакой – три дня или три года. Вот… – она пожала плечами. – Через месяц мы поженились. Два года жили в Москве. Арик тогда работал в фирме «Сервис плюс». Сначала авторемонт, потом попытался торговать подержанными иномарками. А однажды пришел домой очень поздно, потерянный. Я спросила, что случилось. А он ответил: «Фирмы больше нет», – и еще, что он решил завтра подавать документы на выезд в Израиль. Оказалось, что они взяли какой-то кредит, потом компаньон Арика куда-то уехал. Вместе с деньгами, принадлежащими им обоим, – Виктория крутила в руках ярко-красную пачку с золотым кружком. – И мужу пришлось отдавать долг самостоятельно. Кредиторы, насколько я теперь понимаю, были не из официальных кругов, так что ситуация становилась опасной. Чтобы рассчитаться, он отдал им фирму, машину и доверенность на квартиру. Так что к моменту отъезда у нас не было ничего.

Натаниэль не перебивал. Он слышал подобные истории не раз и не два, все они были похожи друг на друга как близнецы.

– Вот, собственно, то, что касается нашей прежней жизни, – Виктория, наконец, закурила. – А здесь с самого начала дела пошли неплохо. Аркадий встретил какого-то своего университетского товарища.

– Понятно. Скажите, все-таки, – чем он собирался удивить вас – и гостей – позавчера?

– Понятия не имею, – усталым голосом ответила Виктория. – Я спрашивала, но он сказал: «Я такое провернул, завтра узнаешь – обалдеешь». И все.

– И обалдели… – пробормотал Натаниэль. Он повернулся к окну. – Вчера, кроме гостей, во дворе были бармен и официант, а также пятеро джазистов-обезьян, – сейчас наряды музыкантов казались ему вопиющей безвкусицей. – Как вы их нанимали и откуда? И кто закупал продукты и напитки?

– Музыканты, официанты и бармен были приглашены из зала для торжеств. Кажется, из «Султановых прудов». Продукты и напитки выбирал бармен. Собственно говоря, там и продуктов то было чуть. Правда, напитков, как всегда, многовато…

– «Султановы пруды»… Это на а-Масгер, да? – уточнил Натаниэль.

– Да, кажется.

– А как зовут бармена, не помните?

– Мм… Кажется, Ницан, – Виктория наморщила лоб. – Или Нисим. Что-то на «н»… Извините, Натаниэль, у меня все эти дни голова тяжелая. Я плохо соображаю, а еще хуже вспоминаю детали.

– Все в порядке, Виктория, все в порядке. У меня осталось совсем немного вопросов, – Розовски ободряюще улыбнулся. – Потом вы отправитесь отдыхать.

– Вы уйдете, я, наверное, приму снотворного и постараюсь поспать до следующего утра.

– И отлично… Такой вопрос: маскарадные костюмы, убранство двора. Кто занимался этим?

– Муж договорился с какой-то фирмой, которая занимается устройство празднования Пурим. Но как называется фирма, честно говоря, не помню, – ответила Виктория. Вдруг лицо ее прояснилось: – Вспомнила! Фирма называется «Пуримшпиль»!

– Да уж, – Натаниэль невесело усмехнулся. – Хороший пуримшпиль[1] они устроили… – он записал названия зала и фирмы, спросил: – Когда ваш муж пришел к нам в контору, он упомянул о каком-то очень удачном контракте, – сказал Натаниэль. – Вы не знаете, что за контракт?

Виктория покачала головой.

– Контракт, видимо, был не из рядовых, – Розовски докурил сигарету, поднялся. – Вы бы не могли дать мне телефон того человека, который устроил Аркадию в «Лигу»? Школьного товарища?

– Да, конечно. Посидите, пожалуйста, я сейчас принесу. Все документы – в кабинете наверху. Телефонная книжка Аркадия – тоже.

Она быстро поднялась по винтовой лестнице, ведшей на второй этаж. Натаниэль подошел к большому – во всю стену – окну. Прямо перед ним росло дерево с крупными красными цветами, такими яркими, что не видно было листьев. Он вспомнил, как называется это дерево. Пунциана. Окно было распахнуто настежь, но, к своему удивлению, Розовски не почувствовал вчерашнего приторного запаха. «Да, – вспомнил он, – пунциана же почти не пахнет».

Вернулась Виктория. Она выглядела растерянной.

– А записной книжки нет, – сообщила она. – Нигде. Ни в столе, ни в шкафу. Я даже в сейф заглядывала.

Натаниэль озадаченно посмотрел на нее.

– Вы уверены, что она была именно там, в кабинете?

– Конечно, я перед приходом гостей – позавчера – выписывала оттуда новый номер телефона Дины и Коли! – расстроено ответила Виктория. – И положила на место – в верхний ящик стола. А теперь ее нет.

– Может быть, полицейские унесли? – предположил Натаниэль.

– Нет, они просматривали документы в кабинете, но, по-моему, ничем не заинтересовались. Во всяком случае, ничего не взяли.

– Вы не волнуйтесь. Ее мог взять Аркадий – уже после того, как вы положили на место, – сказал Натаниэль. – А вернуть не успел. В этом случае она оказалась в полиции. вместе с телом. Я позвоню инспектору Алону, попрошу. Найдем. А телефон ваших сегодняшних гостей вы помните? Они ретировались так поспешно, что я не успел попросить.

– По-моему, вы их здорово напугали, – сказала Виктория. – Вы что же, считаете их в чем-то замешанными? Или это у вас такая манера разговора?

– Ни то, ни другое. Запуганными они были до того, как пришли сюда. Позавчерашним происшествием. А разговариваю я, обычно, так, как того желает собеседник.

– Вот как? – Виктория озадаченно посмотрела на Натаниэля. – Вы полагаете, что такого обвинительного тона они ожидали?

– Не ожидали. Но нуждались именно в нем, – ответил Розовски. И добавил с чуть виноватой улыбкой: – Один мой приятель недавно пытался меня убедить, что частных детективов в природе не существует. Что частный детектив – всего лишь материализация подсознательных надежд некоей группы людей, остро нуждающихся в специфической помощи. Они… как это он выражался… они ре-ду-ци-ру-ют… Ну и словечко, н-да-а… Так вот, они редуцируют некие волны подсознания, рожденные надеждой и нуждой. И в результате материализуется частный сыщик. Потом, когда проблема решена, их поле ослабевает, и – адье, Шерлок Холмс медленно растворяется в густом лондонском тумане.

Виктория расхохоталась.

– Ну и как – убедил?

– Почти, – ответил Розовски абсолютно серьезно. – Почти убедил. Но не до конца, кое-какие сомнения у меня остались. И потом: как-то нескромно чувствовать себя чужой надеждой, – тут он, все-таки, тоже рассмеялся: – Не слушайте мою болтовню. Я просто хотел сказать, что с некоторых пор стараюсь угадать, каким тоном следует разговаривать с тем или иным человеком. Только и всего. Хотя, знаете, – Натаниэль доверительно понизил голос, – иногда очень хочется иметь возможность периодически удаляться в небытие. Для полного, так сказать, отдыха.

Телефон зазвонил как положено – в самый неподходящий момент. Натаниэль как раз пытался найти подходящее месть для стоянки на запруженной транспортом Алленби.

– Алло! – сердито крикнул он в трубку, пытаясь управлять одной рукой. – Кто это? Я перезвоню позже.

– Ты обедал?

– Мама, я не могу сейчас разговаривать. Поставлю машину, перезвоню, – он бросил телефон на сидение и резко вывернул руль вправо, чтобы избежать столкновения с так же суматошно дергавшимся «фордом». Водитель «форда» высунулся в окно почти по пояс и принялся подробно излагать свое личное мнение о способностях Натаниэля в части вождения автомобилей. Это ему дорого обошлось: тотчас старый джип превратил ему заднее крыло в гармошку. Пока там выяснялись отношения, Натаниэлю удалось юркнуть в образовавшуюся впереди щель и, наконец, найти вожделенный незанятый пятачок асфальта. Вслух ругая автомобили, дороги, олухов-водителей и городские власти, он перебежал через дорогу к серому ободранному зданию, три этажа которого стали приютом трех десятков крохотных офисов. В том числе, и офиса агентства «Натаниэль».

Прыгая через три ступеньки, Розовски поднялся на третий этаж, распахнул дверь и в полном изнеможении упал в любимое свое кресло. Офра, сосредоточенно стучавшая по клавишам, никак не отреагировала на шумное появление шефа.

– Офрочка, свари мне кофе, – умильным голосом попросил Натаниэль.

– Кофе кончился, – сухо ответила Офра.

– Тогда завари чаю.

– А чая никогда не было.

– Офра, – сурово сказал Розовски. – Если ты немедленно не примешь меры, здесь произойдет трагедия.

Офра подняла, наконец, голову и с интересом посмотрела на Натаниэля.

– Да-да, – сказал Натаниэль. – У меня пухнет голова. Если я немедленно не выпью кофе, она распухнет настолько, что череп больше не сможет ее сдерживать. Она взорвется. И заляпает твои бумаги содержимым.

– Откуда там содержимое? – презрительно возразила Офра, но все-таки поднялась из-за своего столика, подошла к шкафчику и достала распечатанную пачку кофе. – Учти, – сказала она сердито, – этот кофе я купила за собственные деньги. И, конечно же, не для того, чтобы поить бессовестного рабовладельца и эксплуататора.

– Эксплуататор полон раскаяния, – проникновенно сообщил Натаниэль, жадно наблюдая за процессом заваривания кофе. По конторе разнесся восхитительный аромат.

Сделав несколько глотков, Розовски блаженно улыбнулся.

– Слава Богу, это именно то, чего мне не хватало.

– Ну и самоуверенность, – фыркнула Офра. – По-моему, тебе не хватает еще кое-чего.

– Офра! – Натаниэль погрозил пальцем. – Прекрати язвить начальнику. Когда-нибудь он может возмутиться.

– Испугал!

Некоторое время Розовски наблюдал за ее сосредоточенным лицом.

– Где Маркин? – спросил он.

– В твоем кабинете, – ответила Офра. – Притворяется, что разбирает бумаги. Кстати, – она вновь поднялась, неторопливо обогнула свой стол и бухнула на колени начальника увесистую пачку газет. – Я смотрю, вашими стараниями агентство получает все более широкую известность.

Натаниэль просмотрел заголовки, один другого краше: «Смерть русского бизнесмена», «Труп под маской», и тому подобное. Красочные фотографии: на одной – бездыханный Смирнов в паланкине, на других – испуганные гости в идиотских нарядах.

– В каждой статье обязательно сообщают, что безопасность вечера обеспечивало агентство «Натаниэль», – не без язвительности сообщила Офра. – Ты полагаешь, теперь от клиентов отбоя не будет?

– В самую точку, – мрачно произнес Розовски. – Теперь нас будут приглашать в гости к конкурентам.

Он поднялся (газеты при этом упали на пол и живописным веером покрыли стол в приемной), взял обеими руками крохотную чашку с остывающим кофе и направился в кабинет. Маркин действительно находился здесь – в кресле начальника, ноги на столе. При виде входящего Натаниэля, Маркин поспешно вскочил. Розовски хотел доходчиво объяснить ему нормы поведения на рабочем месте – на чужом рабочем месте, – но тут заверещали сразу два телефона: сотовый и рабочий.

Розовски замер с открытым ртом. Маркин схватил трубку:

– Алло, агентство «Натаниэль» слушает.

По сотовому телефону в очередной раз звонила мама. Розовски терпеливо выслушал обвинения в невнимании, обстоятельно рассказал о том, что ел на обед (при этом он вспоминал меню недельной давности, подшитое в одну из папок и выученное наизусть). Наконец, педагогический запал Сарры пропал, она перевела дух и уже другим тоном спросила:

– Ты что-нибудь узнал?

– Да, конечно… – Розовски только сейчас вспомнил об утреннем разговоре и устрашающем письме. У него похолодело внутри: он не сразу нащупал заднем кармане сложенный вчетверо листок. – Кое-что узнал. Вечером расскажу. Ты не волнуйся, я все улажу, – он отключил телефон и озадаченно спросил в пространство: – Интересно, а как я все улажу?

– Ты о чем? – Маркин уже закончил говорить по второму телефону. – Между прочим, это звонил инспектор Алон. Я сказал, что тебя нет.

– Да-да, – рассеянно сказал Розовски. – Конечно, меня нет. Откуда я могу взяться? Меня уже давно нет… Послушай, ты знаешь кого-нибудь в полиции Беэр-Шевы?

– Нет, а что?

– Надо бы туда позвонить, – Розовски протянул помощнику письмо, полученное от матери. – Вот, почитай.

Маркин прочитал.

– Ого! – он озадаченно покачал головой. – Ничего себе! И что же?

– Есть основания полагать, – ответил Розовски, – что эти веселые ребята живут в Беэр-Шеве. Попробуй выяснить, о ком может идти речь.

– Попробую, – сказал Маркин.

– Вот-вот, попробуй, – буркнул Натаниэль. – Хоть чем-то полезным займешься…

В кабинет вошла Офра.

– Натан, тебе дважды звонил инспектор Алон. И трижды – мама.

– Хорошо, спасибо… Так что ты скажешь, Саша? Съездишь в Беэр-Шеву?

– В Беэр-Шеву? – Офра удивленно посмотрела на шефа, потом на Маркина. – Мы работаем уже и в Беэр-Шеве?

– Представь себе.

– У меня в Беэр-Шеве живут родственники, – сообщила Офра, с надеждой глядя на начальника. – А ты, между прочим, обещал мне поручить какое-нибудь дело. Мне надоело сидеть и перепечатывать никому не нужные архивы.

– Точно! – обрадовался Маркин, которому совсем не улыбалось переть в такую даль. – Офра запросто разберется и с рыжими телками, и с прочей бандой.

Натаниэль с сомнением посмотрел на секретаря и помощника.

– Ну ладно, – сказал он. – Вот, прочитай, – он забрал письмо у Алекса и протянул было его Офре. – Ах да, это по-русски… – он вздохнул. – Ну, слушай.

По мере чтения, глаза Офры становились все шире. Когда Натаниэль опустил письмо, она зловеще поинтересовалась:

– Это вы придумали вместе с Алексом? Или автором гениальной идеи является исключительно господин Розовски?

Натаниэль растерялся. И, похоже, не он один. Маркин тоже.

– Может быть, вы думаете, у меня только и хватает способностей на то, чтобы слушать содержание дурацких телесериалов?

– К-каких сериалов?… – обалдело спросил Розовски.

Офра уничтожающе посмотрела на шефа (Маркина она вообще игнорировала).

– Экзаменуем? – она подняла глаза вверх и с издевательской старательностью сообщила: – Каждому телезрителю известно, что в сорок четвертой серии мексиканской мыльной оперы «Дом исчезающих надежд» героиня Вероника ди Кампо, именуемая в данном письме «рыжей телкой», забеременела от своего возлюбленного Алехандро, согласно интерпретации письма – придурка в драных джинсах. Ее благородный, но вспыльчивый отец, сеньор Эстеве, поклялся вступиться за честь дочери, но по ошибке, действительно, убил ни в чем неповинного человека… Достаточно? Об остальных событиях – ограблении супермаркета и о спившемся студенте – повествуют соответственно, сорок пятая и сорок шестая серии «Дома исчезающих надежд». Сериал демонстрируется по третьему каналу общегосударственного телевидения в прайм-тайм – с восемнадцати до девятнадцати часов – три раза в неделю. Между прочим, с титрами на английском и русском языке. Сорок четвертая, сорок пятая и сорок шестая серии шли на позапрошлой неделе.

Выпалив все это, Офра стремительно вышла из кабинета и гневно хлопнула дверью.

– Точно! – сказал потрясенный Маркин. – Я же смотрел эту галиматью! То-то я думаю – что-то знакомое…

Натаниэль изображал жену Лота. То бишь, соляной столб, в который любопытная дамочка превратилась, оглянувшись на погибающий дом. Дар членораздельной речи он обрел минут через десять или пятнадцать. Глядя в злосчастное письмо, он протянул руку к телефону и осторожно снял трубку.

– Алло, мама? Дай мне, пожалуйста, номер твоих димонских родственников. Нет, ничего не случилось, все в порядке. Хочу их успокоить, – деревянным голосом сказал он. – Кстати, этот Гарик – он никуда не уезжал на позапрошлой неделе?

– Уезжал, – ответила мать. – На Север, погостить.

– Понятно… – Натаниэль набрал записанный номер. В трубке раздался явно молодой голос. – Простите, это случайно, не Гарик?

– Да, это я.

– Очень приятно, это звонит ваш дядя… Я хотел задать вам пару вопросов. Ну, во-первых, любите ли вы телесериалы? В частности, «Дом исчезающих надежд»?

– Еще бы! – оживленно ответил Гарик. – Я каждый день смотрю. А вы какой дядя? Откуда?

– Из Тель-Авива. Зовут меня Натаниэль.

– Очень приятно, – весело сказал Гарик. – Вы у нас бывали?

– Нет, пока что не бывал… Так я насчет сериала. Скажите, уважаемый Гарик, что вы делаете, если какую-то серию посмотреть не удается?

– Тогда прошу пересказать содержание кого-нибудь из друзей. которые видели. А что?

– А вы не помните, какие серии пропустили?

– Смотря когда.

– Ну, недавно. Скажем, на позапрошлой неделе.

– Конечно, помню, – легко ответил Гарик. – Сорок четвертую, сорок пятую и сорок шестую. Ездил в гости, в Кацрин, а там, как назло, телевизор полетел. Мне должен был их описать Владик, мой товарищ. Он живет в Беэр-Шеве. Но, почему-то, не описал.

– Понятно. Ну, я надеюсь, вы скоро получите это описание. Всего хорошего, Гарик. Как мама себя чувствует?

– Уже лучше.

– Передайте ей, что звонил ее родственник Натаниэль, сын Сарры. Пусть успокоится, все уже улажено, – он повесил трубку и снова набрал домашний номер. – Мама? Передай, пожалуйста, Бэлле, пусть отправляют сына только туда, где телевизор исправен. Мальчик очень любит мексиканские сериалы… – положив трубку, он вышел в приемную, где разгневанная Офра с такой силой стучала по клавишам, что, казалось, клавиатура компьютера разлетится на мелкие кусочки.

– Офра, – сказал Розовски, – девочка… Клянусь, у меня и в мыслях не было подшучивать над тобой. Более того: только что ты спасла двух людей от больницы и одного – от необоснованного тюремного заключения. Я преклоняюсь перед твоими аналитическими способностями, клянусь!

Треск клавишей на мгновение стих. Не глядя на шефа, Офра спросила официальным голосом:

– Значит ли это, что мне обещана прибавка к зарплате?

Натаниэль тяжело вздохнул и поспешно ретировался в кабинет.

Маркин уже устроился в своем любимом угловом кресле, вытащил из-под шкафа стопку журнал.

– Бросай-ка все это, – скомандовал Натаниэль. – Есть серьезная работа.

– Какая? – Маркин с сожалением поднялся и подошел к столу. – Кфар-Шауль?

– Вот это дедукция! – восхитился Розовски. – Вот это интуиция! Если бы и память была такой же!

– А что – память? Я на память не жалуюсь.

– Тогда верни-ка мне чек покойного, – потребовал Натаниэль. – Насколько я понимаю, вдова его не взяла.

– Так я его вложил на наш счет, – Маркин удивленно округлил глаза. – А что, разве неправильно? Я же знал, что ты возьмешься за это дело.

– Понятно, – проворчал Розовски. – Значит, знал. Так вот, на будущее запомни: ты не должен знать заранее то, чего я сам еще не знаю. А теперь слушай. Садись и записывай.

Маркин подчинился.

– Первое: меня интересует информация по деятельности компании «Лига», – Розовски протянул помощнику визитную карточку, оставленную Смирновым в первое и единственное посещение агентства. – Чем занимается в Израиле, кто возглавляет. Какими были отношения между покойным и руководством фирмы. Второе… – он немного подумал. – Второе: у Аркадия Смирнова здесь живет какой-то старый друг, кажется, с университетских времен. Живет давно…

Маркин быстро писал в блокноте какими-то странными значками, больше похожими на иероглифы.

– Что это за язык? – удивленно спросил Натаниэль. – Что за буквы?

– Между прочим, я когда-то изучал стенографию, – гордо объявил Маркин. – Так вот, это – стенограмма.

– Ишь ты! – восхитился Розовски. – Надо же… Записать-то ты записал. А прочесть сможешь? А то, знаешь, один мой приятель недавно выучил ассиро-халдейский язык. По его словам, на пятьдесят процентов. Ровно наполовину. То есть, он с закрытыми глазами может нарисовать все значки, которыми эти древние ребята пользовались. А значков, между прочим, несколько сот. Можешь себе представить? Но вот незадача: написать может, а вот прочесть – пока нет. Они у него все перепутались.

– Не волнуйся, – Маркин обиделся. – У меня не перепутаются. Я освоил стенографию на сто процентов. Лучше диктуй дальше. Как, говоришь, фамилия друга?

– Никак, – ответил Натаниэль. – Фамилии вдова не помнит. Странно, правда? Так что попытайся выяснить сам. Информация у меня должна быть через… – он немного подумал. – Через два дня.

Маркин облегченно вздохнул и удивился щедрости шефа. Обычно ему выделялось два часа. Правда, Розовски немедленно забывал о своих требованиях.

– Я могу взять машину? – осторожно поинтересовался Маркин.

– Можешь, – рассеянно ответил Натаниэль (он уже зарылся в какие-то свои бумаги). – Если найдешь. Честно говоря, я и сам не помню, где ее поставил.

Маркин кротко возвел очи горе и вышел из кабинета. Оставшись один, Розовски разложил перед собой несколько листочков с записями, визитные карточки. После короткого раздумья, он выбрал карточку адвоката Нешера и набрал номер, значившийся служебным.

Трубку очень долго никто не брал. Потом ответила женщина.

– Прошу прощения, – вежливо начал Натаниэль, – я хотел бы поговорить с господином Нешером. Мне была назначена встреча, но я хотел бы ее перенести.

Последовала пауза, после которой женщина раздраженно сообщила:

– Не знаю, кто и где назначил вам встречу, но никакого адвоката Нешера здесь нет.

Натаниэль немного растерялся.

– Но мне дали именно этот телефон…

Собеседница тяжело вздохнула.

– Да, кажется, он снимал этот офис, но давным-давно переехал.

– Давным-давно, – озадаченно повторил Розовски. – Вот оно что… Наверное, я что-то перепутал. А нынешний его номер вы не можете назвать?

– Не могу, – и она повесила трубку.

Натаниэль огорченно посмотрел на телефонный аппарат. Мелочь, конечно, но плохо, что расследование начинается с неприятной мелочи.

Он позвонил Смирновой. После короткого размышления, та вспомнила нынешний номер Цви Нешера. Натаниэль поблагодарил. Виктория положила трубку первой. Розовски успел расслышать чьи-то голоса – видимо, очередные посетители пришли выразить соболезнование вдове.

На следующий звонок отозвался настоящий офис Цви Нешера. Но адвоката на месте не оказалось.

– Он задерживается в суде, – ответила женщина, по-видимому, секретарь. – Думаю, сегодня вы его уже вряд ли застанете. Что-нибудь передать?

– Нет, ничего передавать не надо. Во сколько он должен прийти завтра?

– Как обычно – к восьми. Но если вы не договорились о встрече заранее, боюсь, он не сможет вас принять.

– Значит, завтра и договорюсь, – ответил Розовски. – Спасибо за объяснение.

В кабинет заглянула Офра.

– Хочу тебе напомнить, – сказала она, – трижды звонил инспектор Алон. По-моему, в третий раз он был уже не просто зол. Не советую тебе попадаться под горячую руку. Позвони ему.

– Ну да, – буркнул Натаниэль. – Позвони. Скажешь тоже… И это, по-твоему, называется «не попадаться под горячую руку»? Нет, Офра, лучше я позвоню ему завтра. Или послезавтра.

– Или через неделю, – подхватила Офра.

– Видишь, ты и сама знаешь, – он поднялся из-за стола. – А если он позвонит, передай: я срочно выехал… ну, скажем, в Эйлат. Обеспечивать безопасность встречи финансовых тузов, приехавших из России на отдых. Вернусь, как ты правильно заметила, через неделю.

– А на самом деле? – уточнила Офра.

– А на самом деле я просто ушел. И буду здесь завтра в восемь. Если не произойдет чего-нибудь неожиданного. Договорились?

Натаниэль поднял руку в прощальном приветствии и покинул офис.

Натаниэль и сам толком не знал, с чего вдруг ему вздумалось в конце дня навестить странную семейную пару, с которой он имел удовольствие познакомиться днем на вилле Смирновых. Скорее всего, просто хотелось иметь формальное оправдание своему уходу из офиса. Во всяком случае он добросовестно проделал долгий путь от Алленби до Рамат-Гана, где, по словам Виктории, Коля и Дина недавно сняли квартиру. Учитывая, что на этот раз Розовски пользовался громогласно рекламируемым им общественным транспортом, поездку на двух автобусах в конце рабочего дня следовало считать если не подвигом, то, во всяком случае, почти самопожертвованием.

Выйдя из автобуса напротив сверкающего здания Алмазной биржи, Натаниэль некоторое время сверял указательные таблички с записанным со слов Виктории Смирновой адресом. Убедившись, что вышел он, по крайней мере, на три остановки раньше положенного он чертыхнулся. Если бы в эту минуту появился автобус, следующий в сторону дома, он плюнул бы на этот визит (тем более, ничего приятного он не сулил) и забыл бы о добросовестном выполнении обязанностей по меньшей мере до завтрашнего утра.

Но, как назло, в сгущавшихся сумерках не видно было ни одного автобуса. И Розовски обреченно поплелся туда, где, как он предполагал, ожидался малоприятный вымученный разговор.

Когда он дошел до дома номер десять по улице Элиягу-Цедек – именно этот адрес ему записала на прощание Виктория, – было уже совсем темно. Дом выглядел совсем не так, как представлялось Натаниэлю. Почему-то ему казалось, что миллионеры дружат с миллионерами, и владельцы дорогих вилл поддерживают отношения исключительно с себе подобными. Может быть, где-нибудь дела и обстоят именно таким образом. Но только не в репатриантской израильской среде. Дом номер десять по Элиягу-Цедек был заурядным четырехэтажным домом, построенным лет двадцать назад – в светло-серой «шубе», с одним-единственным подъездом и стандартным травяным газоном перед с низкой железной изгородью. В таких домах когда-то представляли квартиры малообеспеченным семьям – израильский аналог знаменитых хрущевок.

Розовски на всякий случай сверился с записью. Никакой ошибки. Он прошел мимо стайки мальчишек, азартно гонявших мяч прямо на газоне, остановился у подъезда.

Не так давно Натаниэль прочитал в журнале «Гео», что в такой внешне моноэтнической стране как Израиль, встречается больше антропологических типов, нежели, например, во Франции или Германии. И даже, чем в России. В статье говорилось чуть ли не о полутораста подобных типах. Экзотическая парочка, которую он увидел на лавочке у подъезда, могла вполне служить иллюстрацией к той статье.

Два весьма пожилых обитателя дома номер девять с ленивым азартом играли в нарды. Один из них чем-то напоминал постаревшего кумира Натаниэлевой молодости великого чернокожего гитариста Джимми Хендрикса, второй вполне мог сойти за чуть располневшего папашу голливудского мастера ногопашного боя Джеки Чана. И у постаревшего Хендрикса, и у толстоватого Чана на головах аккуратно сидели вязаные ермолки религиозных евреев. Когда детектив поравнялся со скамеечкой, на него внимательно и доброжелательно воззрились две пары глаз – выпуклые темно-карие и узкие черные. Обе головы одновременно качнулись в приветствии: «Шалом».

Натаниэль ответил и вошел в подъезд. «Хендрикс» был типичным репатриантом из Эфиопии, о доисторической же родине «Чана» Натаниэль ломал голову всю дорогу до третьего этажа. Уже добравшись до искомой двери, он решил, что «Чан», возможно, уроженец провинции Сычуань, где, как выяснилось, еврейская община существовала с давних времен.

Дверь не открывали очень долго. Чувствуя облегчение, чуть окрашенное разочарованием, он собрался было уходить, но тут послышались медленные тяжелые шаги. Розовски приготовился отвечать на стандартный вопрос: «Кто там?» (вариантов было несколько: «Сосед», «Вика просила передать…» и тому подобное), – но никто ничего не спросил. Дверь распахнулась с неожиданной силой, и Натаниэль узрел расплывшуюся в радостной улыбке физиономию Николая. Он тоже широко улыбнулся в ответ, приятно удивленный симпатией, которую, оказывается, успел зародить в недавнем знакомом.

Но тут хозяин квартиры узнал гостя и перестал улыбаться. Мало того – его лицо внезапно приобрело угрожающее выражение.

– Н-ну? – спросил Николай. – А т-ты чего здесь забыл? – он чуть покачнулся. – Теб-бя сюда звали? Или не звали?

Тут Розовски понял, что хозяин успел изрядно поддать. Круглое лицо лоснилось от обильного пота, футболка вздернулась под грудь, обнажив объемистый волосатый живот.

Натаниэль понял, что выбрал не самый подходящий момент для визита. Но признаваться – даже самому себе – в том, что стоило прежде позвонить, а уж потом тащиться из одного города в другой, ему тоже не хотелось. Поэтому он сделал вид, что не заметил грубого тона и с вежливой улыбкой сказал:

– Ради Бога извините, Николай, но Вика Смирнова просила меня задать вам несколько вопросов. Это займет пару минут, не больше. Вы позволите войти? Дело в том, что эти вопросы я бы хотел задать не только вам, но и вашей жене…

Из сказанного Николай услыхал, похоже, только последнее слово.

– Ах, ж-жена-а?… – зловеще протянул он. – А вот это видел? – и он продемонстрировал детективу короткопалую фигу. – Па-ашел вон, легавый… – пьяный Коля отпустил дверь, за которую держался все это время, и тут же рухнул прямо на гостя. Натаниэля обдало свежим ароматом спиртного. Он осторожно поддержал Николая, легонько подтолкнул его и в результате оказался внутри квартиры. Николай не сопротивлялся. Путь от входной двери до кухонного стола он проделал в бессознательном состоянии, уронив голову на грудь. И лишь усевшись с помощью детектива на стул с металлической спинкой, очнулся. Взгляд его пополз вверх и уперся в озабоченное лицо Натаниэля.

– Садись, – он мотнул головой. – Наливай.

Розовски не последовал ни первому приглашению, ни второму. Сидеть ему не хотелось, а наливать, при всем желании было нечего – на столе одиноко возвышалась пустая бутылка «Голда». И никакой закуски.

«Да-а… – подумал Розовски. – Я, действительно, пришел вовремя».

Хозяин то ли задремал, то ли отключился. Натаниэль немного подождал, прошел к входной двери, повернул ключ – не оставлять же дверь незапертой, – потом направился в салон. Включил свет. Взгляд его скользнул по стандартному набору мебели, остановился на фотографиях, висевших в рамочках на стене. На одной была запечатлена свадьба хозяев – Николай в черном костюме, с белым цветком в петлице. Волос больше, жира меньше. Дина в белом платье, но без фаты.

Среди гостей, окружавших жениха и невесту, знакомых лиц не видно. Почему-то на свадьбе не присутствовали ни Аркадий, ни Виктория.

На другой фотографии – Николай и Дина. На этот раз, в обществе Смирновых, под высокой пальмой. На заднем плане какие-то древние мраморные развалины – ступени, колонны. Явно недавний снимок.

Натаниэль осторожно снял фотографию в рамочке, принялся внимательно ее рассматривать. В левом нижнем углу стояла дата: «13 июля 1998 года». Десять месяцев назад. Он еще раз внимательно рассмотрел снимок.

«Только приехали», – подумал он, имея в виду чету Ройзманов. Действительно, некоторые черточки – может быть, чуть напряженные лица, может быть, некоторая искусственность улыбок, а, возможно, не совсем привычная для израильтян одежда, – указывали на то, что одна из двух запечатленных на фотографии пар лишь недавно репатриировалась – месяца за два-три до снимка. Видимо, друзья решили свозить их на экскурсию. Натаниэль вернул фотографию на место. Под этими двумя снимками было еще несколько – в основном, группы людей на фоне европейских пейзажей – швейцарские Альпы, Эйфелева башня, Биг-Бен. Розовски вспомнил, что Дина сейчас работает в экскурсионном бюро. Видимо, фотографии запечатлели ее поездки с туристами.

Он подошел к большому стеллажу с книгами – единственному предмету обстановки, выпадавшему из общего репатриантского стандарта. Книг было очень много, они стояли на прогибавшихся полках в два ряда. Основная масса – на русском языке, несколько десятков – на английском. Среди прочих – несколько крупноформатных томов с золотым тиснением на темно-зеленых переплетах – «Всемирная история». Когда-то Натаниэль потратил большую часть студенческой стипендии на приобретение такого же издания. При репатриации пришлось, конечно, оставить. Он с трудом подавил ностальгический вздох.

Полдюжины книг в беспорядке лежали на журнальном столике, вперемешку с туристическими журналами и проспектами на разных языках. Натаниэль рассеянно перебрал проспекты – все они рекламировали маршруты туристического бюро «Евро-тур», – поднял вишневый фолиант страниц в семьсот-восемьсот, рассеянно перелистал несколько страниц. Посмотрел на титульный лист. «Полная история Византии. Оксфорд, 1976 год». Он положил книгу на стол.

Из кухни донесся какой-то шорох. Натаниэль поспешно покинул салон. Коля сидел, привалившись головой к стене и тихонько похрапывал. Видимо, он чуть изменил позу во сне, этот звук и услышал Розовски. Он легонько потряс хозяина за плечо. Тот открыл глаза, мутно посмотрел на детектива.

– Николай, – на этот раз Натаниэль все-таки сел, пододвинув табурет поближе, проникновенно посмотрел в глаза Ройзману. С проникновенностью получалось плохо – мешал густое водочное дыхание, от которого у детектива запершило в горле. – Вы не знаете, когда вернется Дина?

– Дина? – Николай нахмурился и тяжело задумался. – А правда – когда?… – он тяжело вздохнул. – А… А она ушла… – он махнул рукой. – П-по делам…

Вряд ли Натаниэль сумел бы добиться от него более внятного ответа. Тем более, что Николай тут же вновь захрапел.

И не проснулся даже на звук дверного звонка.

Натаниэль, чувствуя облегчение, спешно пошел к двери. Он надеялся, что разговор с хозяйкой даст больше пользы.

Увы, надеждам не суждено было сбыться. Открыв дверь, Розовски обнаружил высокого парня в полицейской форме с сержантскими нашивками на рукаве.

– Явление последнее: те же и посланник судьбы… – пробормотал Натаниэль.

Сержант нахмурился.

– Господин Ройзман? – спросил он. – Вам необходимо проехать со мной.

– Вообще-то, я не Ройзман, – ответил Натаниэль с извиняющейся улыбкой. – Моя фамилия Розовски. Честно говоря, я здесь случайно, зашел на минутку. Ройзман – там, – он показал в сторону кухни.

Полицейский нахмурился, заглянул через плечо детектива. Тут на площадку поднялся еще один полицейский и тоже заглянул в квартиру. Натаниэлю все это очень не понравилось. Он подумал, что в последнее время плотность полицейских в Тель-Авиве существенно возросла. По крайней мере, в тех местах где оказывается он сам.

Увидев в кухне человека с закрытыми глазами, сержант спросил:

– Ему что – плохо?

Натаниэль тоже внимательно посмотрел на Колю. У того по лицу блуждала слабая улыбка.

– Да нет, – Розовски завистливо вздохнул. – Думаю, ему-то сейчас как раз хорошо. Гораздо лучше, чем нам с вами. А что случилось, сержант?

Прежде, чем ответить, тот смерил Натаниэля подозрительным взглядом и потребовал предъявить документы. Натаниэль показал запаянную в пластик копию лицензии – без особого желания. Полицейские не лучшим образом относились к своим коллегам, занимавшимся частным сыском. Отношение такое основывалось на уверенности, что частный детективы гребут деньги лопатами и не особо разборчивы в методах. И то, и другое было весьма далеко от истины. Розовски не встречал детективов-миллионеров, что же до методов ведения следствия, то, будучи в течение двенадцати лет полицейским офицером, он прекрасно знал, что и в полиции мало кто имел привычку работать в белых перчатках.

Полицейский долго и придирчиво сверял фотографию с оригиналом.

– А здесь вы что делали? – сурово спросил он.

– Хотел поговорить с этим человеком, – он указал на спящего Николая. – Но вы же сами видите…

Сержант оглянулся на напарника, отодвинул в сторону детектива и быстро прошел в кухню. Его долговязый напарник молниеносно перегородил выход – на случай, если подозрительный тип с лицензией частного детектива вдруг пожелает удрать. Натаниэль терпеливо улыбнулся. Ребят можно было понять – хозяин в бессознательном состоянии, хозяйка отсутствует, в квартире какой-то посторонний. В то же время он чувствовал себя уязвленным: было время – он тоже носил такую форму. Розовски отошел от двери (второй полицейский тут же вошел в квартиру) и проследовал в кухню. Сержант пытался привести в чувство Колю, но тот лишь мычал и слабо отмахивался.

– Вот черт… – растерянно сказал полицейский, оставляя безуспешные попытки. – Что же мне теперь делать? – он покосился на пустую бутылку и осуждающе покачал головой: «Уж эти мне русские…»

Натаниэлю стало жаль парня.

– Лучше бы вам прийти утром, сержант, – сказал он. – Сейчас вы от него все равно ничего не добьетесь.

– Я не могу утром! – с отчаянием в голосе воскликнул полицейский. – Он нам нужен сейчас! Немедленно!

Николай дернулся и едва не свалился. Розовски поддержал его, вернул в прежнее положение.

– Может, врача вызвать? – с надеждой спросил сержант.

Натаниэль покачал головой.

– Бесполезно. Медицина в таких случаях бессильна. А что случилось, сержант?

Тот сосредоточенно посмотрел на детектива, потом с надеждой спросил:

– Вы вообще-то знакомы с этим человеком?

– Можно сказать, что знаком, – уклончиво ответил Натаниэль.

– А жену его знаете? Видели?

– Видел. Не далее как сегодня. Между двенадцатью и часом. А в чем дело? – вопросы Натаниэлю очень не понравились.

– В таком случае, придется вам проехать со мной, – твердо сказал сержант. – Недалеко. За промзоной.

– И что же я там должен буду сделать? – вопрос был, конечно же, излишним. Натаниэль уже знал, что услышит в ответ. И не ошибся. Сержант сказал:

– Нужно опознать тело.

Поначалу Розовски еще надеялся на то, что имела место автокатастрофа. Но вскоре сообразил, что сержант и его напарник не имеют никакого отношения к дорожной полиции. Бело-голубой джип быстро пересек расстояние между Рамат-Ганом и Тель-Авивом, не меняя скорости пронесся по улочками промышленной зоны. Розовски поразился уверенности, с которой вертел баранку младший полицейский. Он лихо лавировал по извилистым улицам, всякий раз ухитряясь в последний момент увернуться от, казалось, неизбежного столкновения с встречной машиной. Мелькали огромные светящиеся вывески автосалонов – «Мерседес», «Форд», «Мицубиси».

Наконец, Натаниэль не выдержал:

– Я так понимаю, парни, что тело к опознанию еще не готово. Верно?

Сержант, сидевший на переднем сидении, обернулся и удивленно воззрился на детектива.

– В каком смысле? – спросил он. – Что значит – не готово?

– А то, что иначе я не могу объяснить действия этого камикадзе, – проворчал Розовски и ткнул пальцем в спину водителя. – Он так несется, что я подумал: наверное, тело на опознание пока что находится несколько в ином статусе. Например, в статусе пассажира вашего джипа. Интересно, когда я превращусь в жертву аварии, кто будет опознавать меня?

– А-а, – сержант коротко засмеялся. – Не волнуйтесь, Ави у нас настоящий профи.

Словно подтверждая эти слова, водитель Ави заложил такой вираж, что едва не взлетел на стену близлежащего здания. Натаниэль, с видом фаталиста сложил руки на животе и закрыл глаза. Спокойное возлежание в кресле удавалось плохо: детектива носило от стенки к стенке.

Неожиданно движение выровнялось. Розовски открыл глаза и с удивлением обнаружил, что они уже выехали за пределы городской черты и направились к пардесам – как называют в Израиле апельсиновые рощи.

Когда полицейский автомобиль свернул с шоссе на проселок и углубился в рощу, Натаниэль окончательно убедился в том, что ни о какой автокатастрофе речь не идет.

Через несколько минут он убедился в этом.

Свет фар выхватил из плотной темноты бело-голубой микроавтобус «форд-транзит» с надписью «Полиция Израиля». Рядом стояли человек пять полицейских в форме. Джип остановился. Не дожидаясь приглашения, Натаниэль со вздохом облегчения покинул свое место.

Некоторое время он стоял, привыкая к твердой неподвижной земле – бешеная гонка по городу вызвала в нем подобие морской болезни, так что даже интенсивный аромат цветущих апельсиновых деревьев вызвал неприятные ощущения. Хотя пора цветения была на исходе – близился конец апреля, – воздух пронизывал экзотический сладковатый запах.

Сержант похлопал его по плечу. Розовски посмотрел туда, куда указывал его палец и обнаружил еще одну группу людей, освещенных фарами микроавтобуса. Трое мужчин в штатском склонились над чем-то, чего Натаниэль отсюда не видел.

Потому что очень не хотел видеть.

Но делать было нечего. Он молча пошел вперед, перелез через желтую ленту, растянутую на пластиковых колышках. Пройдя несколько шагов, снова остановился. Один из штатских выпрямился, повернулся к нему, и Натаниэль узнал инспектора Ронена Алона. «Господи, – мысленно взмолился Розовски, – ну если ты не хочешь, чтобы я занимался этим расследованием, почему бы не дать мне это понять менее болезненным способом? Например, сбросил бы на голову кирпич…»

При виде частного детектива, Алон грозно нахмурился.

– Кто разрешил? – рявкнул он. Сержант, сопровождавший Натаниэля несколько оторопел.

– Но вы же сами распорядились… насчет опознания… Мы хотели привезти мужа, но он…

– Ронен, – терпеливо сказал Натаниэль, – это чистая случайность. Я знаком с Ройзманами и, когда сержант приехал, как раз был у них в гостях. Поверь, я вовсе не собирался сюда ехать, но Николай Ройзман просто не в состоянии передвигаться.

– Почему? – мрачно спросил инспектор. – Что значит – не в состоянии?

– Да пьян он! – воскликнул в сердцах сержант. – В полной отключке. И вот этот господин…

– …Приехал, чтобы помочь бывшим коллегам, – подхватил Натаниэль. – Вот и все.

Инспектор долго молчал, в упор разглядывая детектива. Как назло, фары форда светили Натаниэлю прямо в лицо.

– В жизни не поверю, что ты оказался здесь случайно, – наконец, сказал инспектор. – Уверен: все это подстроено.

– В таком случае, все это подстроено тобой, Ронен, – сердито заметил Натаниэль. – Потому что именно ты прислал своих ребят на квартиру Ройзманов. Так что, давай лучше займемся делом…

– Стоп-стоп-стоп! – инспектор загородил Натаниэлю дорогу. – Прежде всего, объясни: какое отношение ты имеешь к этим людям?

– Никакого, – огрызнулся Розовски. – Наняли меня замочить их, да вижу: кто-то опередил… Послушай, Ронен, что ты привязался? Тебе привезли законопослушного гражданина, способного оказать помощь доблестной полиции. По элементарной причине: Николай Ройзман в данный момент не способен опознать собственную физиономию в зеркале. Боюсь, завтра он будет прилежно опознавать зеленых чертиков, прыгающих по кухне. Так что? Позволишь мне взглянуть? Или отправишь назад? Тогда распорядись насчет машины, я не намерен переться домой пешком, тут добрых пять километров до города. Все, думай, а я пошел, – не дожидаясь ответа, он бесцеремонно отодвинул Алона и направился к лежащему в траве телу.

Его решительность была продиктована не столько желанием действительно помочь инспектору Алону, сколько стремлением поскорее закончить с самым неприятным.

Оба эксперта на время их препирательств прекратили осмотр. При его приближении они молча расступились. Натаниэль присел на корточки.

– Узнаешь? – спросил за спиной Алон все еще недовольным голосом.

В свете двух фонарей лицо погибшей казалось неестественно белым, а губы и глаза почти черными.

– Да, – хмуро ответил Натаниэль и поднялся – возможно, с чрезмерной поспешностью. – Это она.

Эксперты одновременно развернулись к детективу. Натаниэлю они были незнакомы – видимо, появились в управлении уже после его ухода. Натаниэль хотел было отойти, но тут эксперты перевернули тело, и детектив увидел страшную рану. У него на мгновение закружилась голова, ему показалось, что в воздухе появился сладковатый запах крови. Но нет, разумеется, – просто показалось.

Розовски потер занывший висок, медленно и глубоко вдохнул, так же медленно выдохнул. Головокружение прошло, ноющая боль тоже исчезла.

Один из экспертов двинулся было к инспектору, но тот остановил его жестом, крепко взял Натаниэля за локоть и быстро повлек к машине. Розовски не сопротивлялся. Все равно ему бы не дали осмотреть место происшествия, да и помощники Ронена сделают это вполне профессионально. Натаниэль не имел ни малейшего желания впутываться в расследование второго убийства. В том, что Дина Ройзман стала жертвой именно убийства, а не несчастного случая, сомнений не было.

Толкнув детектива к стоящему поодаль «рено» (Натаниэль сразу не заметил эту машину, иначе был бы готов к присутствию здесь инспектора), Алон заговорил со сдержанной яростью:

– А теперь слушай меня, Натан, и запомни хорошенько! Мне не нравится твое участие во всей этой истории!

– Мне тоже… – устало сказал Розовски. – Мне тоже не нравится и эта история, и мое в ней участие. Хотя мы с тобой, наверное, имеем в виду разные вещи.

Алон досадливо отмахнулся от его слов и продолжил:

– Если у меня будет хоть малейшее подозрение в отношении тебя – попрощаешься с лицензией, даю слово.

– Какое подозрение, Ронен, ты в своем уме? – теперь Розовски возмутился по-настоящему. – Ты что же думаешь, я каким-то образом замешан в убийстве? По-моему, ты забыл, что я – тоже полицейский.

– Бывший полицейский! – рявкнул Ронен во весь голос. – Бывший!

Полицейские, стоявшие у «форда», оглянулись. Инспектор посмотрел на них и вновь понизил голос.

– Я не знаю, чем ты сейчас занимаешься и что за люди тебя окружают. Я не знаю… – Алон замолчал, прислонился к автомобилю рядом с Натаниэлем. – Ч-черт… – раздраженно сказал Алон. – Ну что ты таращишься? А как, по-твоему, я должен все это понимать? Позавчера в Кфар-Шауль обнаруживается труп Аркадия Смирнова. В весьма своеобразной обстановке. Я приезжаю туда, и кого вижу в первую очередь? Тебя. И никаких вразумительных объяснений не слышу. Мистификация, игры в безопасность… Чушь собачья! Сегодня находят труп женщины с явными признаками насильственной смерти. И кто приезжает на опознание? Снова ты! И снова не можешь объяснить. И после этого ты будешь убеждать меня, что ничего не знаешь ни о первой смерти, ни о второй? – инспектор негодующе фыркнул. – Не поверю… Дай сигарету, – неожиданно сказал он вполне мирным тоном.

Натаниэль протянул ему пачку. Тоже закурил. Они некоторое время молча дымили. Потом Розовски спросил:

– Кто ее нашел?

– Таиландцы, – хмуро ответил инспектор. – Таиландские рабочие. Приехали на сезон в соседний кибуц. Я так понимаю, подцепили девиц, пришли сюда развлечься. Ты, надеюсь, еще помнишь, что тут по ночам творится?

Натаниэль кивнул. Немалое число проституток приводили своих клиентов именно в такие вот рощицы – благо их хватает у каждого израильского города. Головная боль для полиции: проституция не запрещена законом, запрещено сводничество и содержание притонов или домов свиданий. Патрули время от времени гоняли любителей ночных развлечений под сенью апельсиновых дерев, но что толку? Патруль уезжал, парочки возвращались. Что же до таиландских рабочих, в последние годы приезжавших на заработки в Израиль, то они составляли вполне тихую, замкнутую общину, почти не доставлявшую полиции хлопот. Бывали, конечно, исключения (где их не бывает?), но крайне редкие. Таиландцы, вырываясь из пораженной безработицей и нищетой страны, слишком дорожили возможностью заработать в Израиле на приличную жизнь по возвращении домой.

– Я вот думаю: может, и она сюда приехала с кавалером? – сказал вдруг инспектор. – А вместо свидания…

– Да, возможно, возможно… – пробормотал Розовски. Алон чуть оживился:

– А что? Пока муж сидел дома, пил, как ты говоришь, свою водку, госпожа Ройзман отправилась на свидание с возлюбленным. Возлюбленный привез ее в рощу. Поссорились. Он ее ударил, она упала. Ударилась. Он, естественно, испугался и удрал. Потом появились таиландцы. Наткнулись на тело и вызвали полицию. По-моему, вполне логичное объяснение. Тем более, что ни следов ограбления, ни следов изнасилования, – излагая все это, Алон бурно жестикулировал, так что огонек его сигареты описывал в темном воздухе фантастические фигуры.

– Да, логично. Но так быть не могло, – задумчиво сказал Натаниэль.

Сигарета инспектора замерла в воздухе, превратившись в крохотную красную звездочку.

– Почему же не могло? – задиристо спросил он.

– Во-первых, она оделась не так, как одеваются на любовное свидание, – ответил Натаниэль. – Строгое платье, минимум косметики… Я бы предположил, что она готовилась к деловой встрече. Во-вторых, вокруг нет ни одного камня, о который она могла случайно удариться с такой силой…

Рядом с ними остановился микроавтобус с оранжевой мигалкой и красной шестиконечной звездой на дверцах. По окружности шла надпись: «Американская скорая медицинская помощь». Надпись Натаниэля не обманула: подъехавшая машина предназначалась для перевозки покойников. Он молча следил за тем, как санитары уложили тело Дины Ройзман в пластиковый мешок, погрузили в машину. Несколько бородачей в желтых пластиковых жилетах, с черными ермолками на головах и большими фонарями в руках – члены погребального братства «Хевра Кадиша» – тщательно обследовали место происшествия в поисках малейших следов крови. Травинки, мелкие камушки с бурыми пятнами аккуратно упаковывались в отдельные прозрачные пакетики, в соответствии с еврейской религиозной традицией: ни одна, даже мельчайшая частичка тела, даже капля крови не может остаться непогребенной. «С этими парнями и криминалистам делать нечего, – подумал Натаниэль. – Каждый сантиметр осмотрят, ничего не пропустят». Лица бородачей, когда на них падали лучи полицейских фонариков, были спокойно-деловитыми. Дверь санитарной машины, наконец, закрылась, заурчал двигатель, вспыхнула мигалка. Машина помчалась в сторону Тель-Авива, похожего отсюда на праздничный пирог с множеством свечей. Обычно этот вид поднимал Натаниэлю настроение. Но сейчас был не тот случай.

– Да, так о чем это мы? – рассеянно спросил Натаниэль. – Так вот, насчет свидания. Нет, Ронен, никакого любовного свидания не было.

– Ну, Натан… – инспектор с сомнением покачал головой. – Все-таки, согласись: пардесы – не то место, где проводятся деловые встречи.

– Конечно, – Натаниэль кивнул. – А кто сказал, что встреча была именно здесь? Сюда ее привезли уже в бессознательном состоянии, дорогой мой. Готов спорить на что угодно – вскрытие покажет наличие в организме большой дозы снотворного.

Даже в темноте можно было заметить удивленно вздернутые брови инспектора.

– Откуда такая уверенность? – спросил он недоверчиво. – У тебя что, есть какая-то информация? Выкладывай!

– Ты этой информацией тоже обладаешь, – ответил Розовски. – Ровно в такой же степени. Ох-хо-хо, Ронен, неужели ты не обратил внимания на характер раны? Удар убийца нанес, когда женщина лежала ничком. Скорее всего, камнем. Или другим каким-то предметом, заранее приготовленным. Орудие убийства, естественно, забрал с собой. И выбросил где-нибудь в другом месте. Вот так, Ронен. Никакое это не любовное свидание, – повторил он.

Инспектор Алон некоторое время размышлял над словами детектива. Потом спросил:

– Ты считаешь, что убийца был один?

– Один, один. Там, возле тела, виден след от автомобиля. Так вот, я уже говорил, что Дина была без сознания. Убийца не смог далеко оттащить ее. Два или три метра. Если бы их было хотя бы двое, они отошли бы от дороги подальше. А тут – он рисковал: могли заметить с трассы. Значит, просто не мог отнести. Сил не хватило… – Натаниэль открыл дверцу «рено». – Я так полагаю, ты отвезешь меня домой? Честно говоря, паршиво себя чувствую. С утра ничего не ел, весь день на сигаретах и кофе… Ну так что насчет смерти Смирнова? Надеюсь, ты больше не будешь доказывать, что он покончил с собой?

Розовски лег спать около четырех часов утра – после того, как он подписал акт опознания, Алон вдруг потребовал – именно потребовал, – чтобы тот поехал вместе с ним к мужу несчастной. Натаниэль удивился и согласился. Поездка ничего не дала: Ройзман категорически не желал приходить в себя. В конце концов, полицейские решили оставить его в покое до утра – если можно считать покоем транспортировку забывшегося пьяным сном Николая в полицейское управление.

Только после этого инспектор с явной неохотой согласился отпустить Натаниэля. Правда, его подвезли к самому дому – давешний сержант подвез, – но все равно: Розовски чувствовал себя разбитым и измотанным.

Он не помнил, как добрался до постели (слава Богу, мать уже спала – Натаниэль успел предупредить ее, что приедет поздно). Стянул с себя одежду и тут же уснул. И, наверное, проспал бы до обеда, если бы ровно в двенадцать его не оглушил пронзительный телефонный звонок. Первые же фразы, услышанные Натаниэлем, прогнали остатки сна.

Звонил мужчина. Его голос был Натаниэлю совершенно незнаком:

– Господин Розовски?

– Предположим, – угрюмо ответил Натаниэль. Он все еще переживал из-за прерванного сна.

– То есть? – незнакомец почему-то встревожился. – Я ошибся? Это номер частного детектива Натаниэля Розовски?

– Не ошиблись, не ошиблись… – Натаниэль сел на кровати и попытался одной рукой извлечь из упавших на пол джинсов помятую пачку сигарет. – Розовски слушает. Говорите, что вам нужно?

– Я адвокат госпожи Смирновой, меня зовут Цви Нешер.

Выуженная пачка оказалась пустой. Натаниэль шепотом выругался, запустил пачку в угол. Лишь после этого до него дошло, что мог означать этот звонок.

– Алло, алло! – поспешно заговорил он, – Меня тут отвлекли… Что-нибудь произошло?

– Я звоню вам по поручению Виктории, – пояснил Нешер. – Сначала позвонил в ваш офис, но там почему-то никого не было. Кроме автоответчика.

Розовски тут же пообещал себе взгреть своих сотрудников, имевших скверную привычку в его отсутствие не реагировать на телефонные звонки. Такое обещание он давал с регулярностью одного раза в неделю.

– Почему Виктория сама не позвонила? – спросил Натаниэль.

– К сожалению, ей разрешили позвонить только адвокату, то есть, мне.

Мужественный баритон Цви Нешера звучал так спокойно, что детектив не сразу понял смысла объяснения.

– Кто разрешил? О чем вы говорите? – он недоуменно поднял брови, словно собеседник сидел напротив.

– Полиция, разумеется. Господин Розовски, она арестована. Ей собираются предъявить обвинение, по крайней мере, в одном убийстве.

– Собираются – что? – Розовски подумал, что ослышался. – Что значит – «по крайней мере, в одном»?

– Насколько я могу понять, полиция считает, что она убила свою знакомую, некую госпожу Ройзман. И совершила это после того, как то ли убила, то ли довела до самоубийства собственного мужа.

Натаниэль позавидовал выдержке адвоката. Он говорил с несколько отстраненной иронией – как телевизионный ведущий, зачитывавший заведомо ложный прогноз погоды.

– Где она сейчас? – встревожено спросил Розовски. – И что собираетесь делать вы?

– Она в участке. Я собираюсь подать в суд просьбу об освобождении под залог, – прежним размеренным тоном сообщил Нешер. – Думаю, мне это удастся. Полиция не располагает сколько-нибудь вескими уликами. Правда, увы, госпожа Смирнова, в свою очередь, не располагает сколько-нибудь убедительным алиби – на момент преступления. Как бы то ни было, я добьюсь ее освобождения, но не раньше завтрашнего полдня. Кроме того, я собираюсь встретиться с вами. И как можно скорее. Таково желание моей подзащитной.

– Конечно, – сказал Натаниэль. – Конечно, мы встретимся. Я буду в конторе минут через сорок. Когда ее арестовали?

– Полтора часа назад. Она сразу же связалась со мной – ей позволили это сделать. Я постарался навести кое-какие справки, прежде чем беспокоить вас.

Розовски подумал, что инспектору Алону никак не откажешь в оперативности. И в решительности тоже.

– Что же, до встречи. Буду ровно через сорок минут, – адвокат положил трубку.

– Ч-черт… – расстроено произнес Натаниэль. – Может быть, Ронен прав? Бросать мне надо все это. Ну в самом деле, что же получается: как будто инфекция какая-то. Только появился клиент – бац, отравился! Только появилась клиентка – бац, арестована!

Он потащился в ванную комнату. Надежда на то, что холодный душ поможет, не оправдалась. Просто до этого болела сухая голова, а теперь – мокрая. Вся разница.

Он быстро оделся, снял трубку, чтобы позвонить Маркину. Передумал, решил добираться до конторы пешком. По крайней мере, свежий воздух, возможно, вернет ему способность мыслить здраво. Хотя вряд ли. Такая способность, похоже, никоим образом не зависит от внешних факторов.

– А поесть? – ахнула мать, увидев, как выходившего сына. Натаниэль только махнул рукой и бегом спустился по лестнице.

Стоя на автобусной остановке, Натаниэль раздумывал, стоит ли говорить с Роненом до назначенной встречи? Он уже снял с пояса сотовый телефон, чтобы набрать номер. Но тут как раз подкатил автобус, и Натаниэль решил отложить разговор.

Он был на Алленби через пятнадцать минут. Судя по всему, его сотрудники появились за несколько минут до прихода шефа. Во всяком случае, компьютер Офры не был включен, а Маркин только собирался уткнуться в свой любимый журнал. При виде Натаниэля, мрачно прошествовавшего в кабинет, Офра немедленно включила чайник, а Маркин, почему-то, спрятал в карман набитую трубку.

Розовски сел за стол и молча воззрился на помощника.

– Ты мне дал два дня, – немедленно начал оправдываться Алекс. – Так что нечего смотреть, у меня информации почти никакой.

– Выкладывай то, что успел, – сказал Натаниэль. – У нас мало времени, через пятнадцать минут сюда явится адвокат Смирновой. Между прочим, чем ты занимался с утра?

– Работал, – сердито ответил Маркин. Усевшись в продавленное кресло, он извлек пухлый блокнот, перевернул несколько исписанных стенографическими иероглифами страниц. – Значит, так, – Саша постарался придать своему голосу деловитое звучание. – Начнем с фирмы «Лига». Российская торговая компания. Как уже было сказано, занимается торговлей продуктами питания и частично – медикаментами. Продукты – в основном, фрукты и фруктовые соки – закупает в нескольких галилейских кибуцах по прямым соглашениям. Отгрузка морским путем, из Хайфы. У меня тут есть названия кибуцев, можно проверить, – он вопросительно посмотрел на шефа. Тот махнул рукой, Маркин продолжил: – Никаких отделений, филиалов, представительств в Израиле компания не имеет, счетов тоже. Переговоры с партнерами ведутся напрямую, без посредников. Кстати сказать, Аркадий Смирнов занимался Израилем лишь в малой степени. То есть, поначалу, конечно, именно он отвечал за эту часть работы. Например, первый контракт с фирмой «Ахава» на закупку косметики и лекарственных препаратов Мертвого моря подписал он. И с «Ютватой» тоже, на поставку молочных продуктов. Йогурты, кефиры, и так далее. Контракты не очень крупные. Но в последнее время его деятельность протекала за пределами Израиля, главным образом, в Европе.

– В Швейцарии, – подсказал Натаниэль, вспомнив туристический журнал-каталог на вилле в Кфар-Шауль.

– Точно. Но тут интересно другое, – Маркин перевернул еще несколько страничек. – В это же самое время фирма «Лига» выступает инициатором нескольких гуманитарных проектов – совместно с международными фондами, в том числе, Фондом Сороса, например. И вот тут в каждом случае представляет российскую сторону господин А.Смирнов, – Алекс откинулся в кресле, заложил ногу за ногу. – Если учесть, что половина таких начинаний представляет собою элементарную перекачку денег в нужные карманы, то – сам понимаешь.

Розовски поднялся со своего места, подошел к окну. Окно выходило во двор, давным-давно превращенный в автостоянку. Каждую секунду въезжал какой-то автомобиль, тыкался из стороны в сторону.

– Значит, у тебя уже есть подозрения? – рассеянно спросил Натаниэль, продолжая следить за въезжающими и выезжающими машинами. – Ну-ну. А говоришь, мало информации… – он оглянулся на помощника, покачал головой. – Я и вижу – информации, действительно, мало. Но ты, тем не менее, уже успел сделать вывод о мошенничестве нашего покойного клиента. Нехорошо, дорогой мой.

Маркин пристыжено потупился.

– А вот то, что он почти не занимался Израилем – это любопытно, – задумчиво протянул Натаниэль. – Это важно… – он снова повернулся к окну и крикнул: – Офра, как там насчет кофе? Только на троих, – добавил он, глядя на остановившийся прямо под окном темно-вишневый «фольксваген-пассат».

Офра тут же оказалась на пороге кабинета с подносом. на подносе стояли три чашки кофе, сахарница, молочник и тарелочка с печеньем. Едва она поставила поднос на стол, как входная дверь распахнулась, и в контору агентства вошел мужчина, уже знакомый Натаниэлю по короткой встрече в Кфар-Шауль. Розовски кивком поблагодарил девушку и поднялся навстречу адвокату.

Сейчас Цви Нешер показался Натаниэлю несколько моложе, чем в первый раз. Он был, скорее всего, ровесником самого Натаниэля – лет сорока. Тщательно закрашенная седина. Аккуратно подстриженные усы, здоровый загар.

Маркин с любопытством разглядывал посетителя. Не так часто в агентстве появлялись люди, весь облик которых свидетельствовал о жизненном успехе.

Тут был как раз такой случай. Дорогой костюм, дорогие туфли. А также запонки и заколка для галстука. Да и сам галстук если не от Кардена, то уж от Кристиана Диора – точно. Холеные руки с ухоженными ногтями, безымянный палец левой руки украшал перстень с печаткой – явно дорогой и отнюдь не вульгарный.

Пока адвокат здоровался с Натаниэлем и знакомился с Маркиным, любопытная Офра заглянула в кабинет, как минимум, трижды. Розовски грозно глянул на нее и плотно закрыл дверь.

Цви Нешер сел в предложенное кресло. От кофе отказался. Натаниэль с видимым сожалением тоже отодвинул чашку. Маркин тут же завладел подносом, отнес его в свой угол и с удовольствием принялся за печенье.

– Собственно говоря, я не очень понимаю, чего ожидает Виктория от вашего участия, – сказал Нешер. – Думаю, сейчас следует сосредоточиться на отстаивании того факта, что полиция не располагает прямыми доказательствами ее вины.

– Понятно… – Натаниэль вытащил из ящика стола очередную пачку «Соверена», но не стал распечатывать, задумчиво ею постучал по ребру крышки стола. – Значит, вы хотите добиться оправдания за недостаточностью улик?

– Совершенно верно, – адвокат энергично кивнул. – Думаю, вы со мной согласитесь: это лучший выход из сложившейся ситуации.

– Ну почему же? – Натаниэль чуть рассеянно посмотрел на помощника. – Я совсем не уверен в этом. Соглашаться или не соглашаться… Не знаю, не знаю. Не владею информацией. Вы бы поделились со мной, господин адвокат. Что вам сказали в полиции?

Цви Нешер сосредоточенно нахмурился.

– Ничего определенного.

– Но, по крайней мере, они объяснили вам основания для ареста?

– Да, конечно. Обвинения базируются на показаниях мужа убитой, некоего Николая Ройзмана.

– Протрезвили на свою голову… – проворчал Натаниэль. – Он показал, что его жена в тот вечер должна была встретиться с Викторией?

– Его показания не столь однозначны, – ответил Нешер. – Иначе нам пришлось бы туго. Поскольку алиби на момент убийства госпожи Ройзман у моей подзащитной нет… Впрочем, я вам уже это говорил.

– Но без подробностей, – заметил Розовски.

– Да, верно, – Нешер с сомнением посмотрел на детектива и с еще большим сомнением на притихшего в углу Маркина. – Не знаю, должен ли я вообще посвящать вас в подробности…

– Думаю, должны, – Натаниэль, в конце концов, распечатал сигареты. – Думаю, должны, поскольку я все еще работаю на вашу подзащитную. Следовательно, вся информация, сообщенная вами не выйдет за пределы этой комнаты, – он закурил, некоторое время смотрел сквозь облачко сизого дыма на задумавшегося адвоката.

Нешер, видимо, принял решение.

– Хорошо, – сказал он. – Собственно, в отсутствии алиби как раз ничего особенного нет – Виктория заявила, что после обеда у нее разболелась голова, она приняла снотворное и проспала почти до полуночи. Потом, как она утверждает, около двух часов сидела в саду, читала. Поскольку живет она в настоящий момент одна, то и подтвердить ее слова некому.

– Частично их могу подтвердить я, – сообщил Натаниэль. – Когда я уходил от нее – если не ошибаюсь, в четверть третьего, – она действительно жаловалась на головную боль и говорила о том, что собирается принять лекарство и лечь спать.

– Но спящей вы ее не видели, – заметил адвокат.

– Разумеется, нет. Но и полиция не видела ее в это время бодрствующей на месте преступления, – резонно ответил Натаниэль.

– Конечно, конечно, но…

– Перейдем к показаниям господина Ройзмана, – предложил Натаниэль, довольно бесцеремонно перебивая адвоката. И это, похоже, не понравилось господину Нешеру. Во всяком случае, лицо его сразу же приобрело недовольное выражение. Правда, всего на секунду или две.

Раскрыв папку, которую до того держал на коленях, он сказал:

– Здесь зафиксированы его показания. Я попросил копию и получил ее, – адвокат протянул детективу два листка распечатки, скрепленные в левом углу. Розовски быстро пробежал глазами показания свежеиспеченного вдовца, хмыкнул.

Маркин, вытянув шею, пытался рассмотреть текст. Натаниэль коротко глянул на помощника и сказал:

– Из этого следует, что Дина Ройзман неожиданно устроила мужу истерику… Видимо, после посещения виллы… Так. После чего призналась в том, что все эти годы, вплоть до злополучного торжества в Кфар-Шауль она была любовницей Аркадия Смирнова. Это повергло Николая в глубокое уныние, выразившееся в употреблении большого количества спиртного. В ходе означенного употребления, он слышал, как жена собралась и кому-то позвонила. Кому точно, он не знает. Но ему показалось, что Дина назвала имя Виктории Смирновой. С уверенностью может утверждать только, что она назначила встречу в центре города, в кафе «Апропо». О цели встречи ничего не было сказано. Смутно помнит, что кто-то к нему вечером приходил… – Натаниэль покачал головой. – Хорошо хоть смутно, но, все-таки, помнит… Это я к нему приходил вчера вечером, – объяснил Розовски Маркину. – Могу подтвердить: он был в полной отключке. Накачался «Голдом» под самую завязку.

Маркин сочувственно покивал, потом осторожно спросил:

– А кто он такой?

– Ройзман? – Натаниэль вздохнул. – Господин из России, который очень не любит частных детективов… Не вижу здесь ничего, что обосновывало подозрения против Виктории, – сказал Натаниэль адвокату, возвращая листки. – Если, разумеется, они все точно зафиксировали. Он ведь не утверждает, что жена назначила встречу именно Виктории. Может, да, а может, нет. Что по этому поводу говорит госпожа Смирнова?

– Я уже объяснял: она спала. С трех часов дня и до самого утра. Сейчас ей кажется, что какой-то телефонный звонок она сквозь сон слышала. Но и только, – ответил адвокат.

Натаниэль снова взял запись протокола, которую адвокат не успел спрятать в папку.

– На допросе присутствовал переводчик? Ага, вижу… – Натаниэль посмотрел на подпись переводчика, спросил: – Значит, Николай Ройзман, уроженец Москвы, репатриировался с женой в июле 1998 года… – Розовски вспомнил фотографию с подписью в квартире Ройзманов. – Так. Работает ночным сторожем на автостоянке. Это мы уже знаем. Название не указано. Понятно. А что насчет кафе, в которое отправилась Дина Ройзман? Полиция проверяла?

– В том-то и дело, – ответил адвокат. Его прекрасно вылепленный лоб перерезала глубокая морщина. – Они разыскали официанта, работавшего вчера вечером. Тот опознал на предложенной фотографии Дину Ройзман и показал, что около восьми она покинула кафе. По его мнению, то ли она кого-то увидела сквозь витрину, то ли ее кто-то вызвал.

– По его мнению, – повторил Розовски. – По его мнению. На чем оно основано – неизвестно. Это все?

– Да.

– Ну и дела, – Натаниэль удивленно глянул на внимательно слушавшего Маркина. – И на основании таких расплывчатых показаний полиция готова предъявить обвинение госпоже Смирновой?

– Представьте себе, – с прежней невозмутимостью произнес адвокат. – Дело в том, что у полицейских уже имеется вполне логичная версия. Они предполагают, что причиной убийства Дины Ройзман является попытка шантажа. Они ухватились за показания господина Ройзмана – имеется в виду любовная связь убитой с мужем Виктории Смирновой…

– Да-да, – сказал Натаниэль замороженным голосом. – Покойники так любили друг друга… – он покачал головой. – Извините, Цви, но обвинение выглядит не очень серьезно.

– Я тоже так думаю. Тем не менее, они решили увязать гибель Аркадия Смирнова и убийство госпожи Ройзман.

– Вы говорите – гибель, – заметил Розовски. – Значит ли это, что полиция еще не решила, было ли то убийством или самоубийством?

– Думаю, что значит, – ответил Нешер. – Во всяком случае, используют формулировку именно такую, неопределенную.

– Та-ак… – Натаниэль задумался, побарабанил пальцами по столу. – Так-так-так… Что же выходит – муж покончил самоубийством, а жена решила разделаться с соперницей, которая уже не являлась таковой? Очень последовательное суждение. Логичное и психологически обоснованное. Ах да, вы же упомянули еще и шантаж. Стойте, ничего не говорите, я попробую угадать самостоятельно… – он на мгновение прикрыл глаза, после чего произнес торжественным тоном: – Значит, так. На самом деле Аркадий Смирнов не покончил с собой, как первоначально предположил проницательнейший из полицейских сыщиков инспектор Алон, а вовсе даже убит. Причем собственной женой. Естественно, из ревности. Безутешная любовница покойного об этом каким-то образом узнала, что родило в ней неистребимое желание подкрасться тихонько к убийце и заорать на ухо: «Ага! А я все знаю!» Та, подскочив от неожиданности, немедленно угостила шантажистку-соперницу крепким снотворным с небольшой примесью кофе… Сие событие, разумеется, происходило в кафе «Апропо», при большом скоплении любопытствующих, – пояснил Розовски помощнику, с удовольствием слушающему захватывающий рассказ шефа. – Вот, – Натаниэль вновь обратился к адвокату Нешеру, – а когда экзотический напиток подействовал должным образом, скрутила несчастную жертву, вывезла ее в пардесы и там, под безмолвными звездами, завершила свое злодейство. Убила несчастную Дину Ройзман, проломив ей затылок увесистым камнем. Который всегда хранила в косметичке. На всякий, знаете ли, случай.

Маркин захихикал.

Цви Нешер, после небольшой паузы, сообщил, неодобрительно кривя губы:

– Должен признать, что, несмотря на недопустимый тон, вы вполне точно сформулировали версию полицейского следствия.

– Знаю, знаю, – Розовски махнул рукой. – И эти люди упрекают журналистов в чрезмерной фантазии! Чтобы придумать такую версию, нужно действительно обладать буйной фантазией. А уж настаивать на ней… – он покачал головой. – Единственное, с чем я бы согласился в такой версии, так это с фактом убийства Аркадия Смирнова. Убийства, а не самоубийства. Что еще известно?

– Я вижу, вам известно больше, чем мне, – сказал адвокат, глядя на детектива с большим подозрением. – Например, эксперты действительно установили наличие большой дозы снотворного в организме убитой. Но вскрытие производилось сегодня утром, между тем…

– Да ладно вам! – сказал Натаниэль. – Я это понял еще вчера. Без всякого вскрытия. Тоже, открыли Америку…

– Вчера? – переспросил Цви Нешер. – Вы хотите сказать, что уже занимаетесь расследованием этого убийства? В таком случае, я не понимаю…

– Ничем я еще не занимаюсь. Просто так получилось, что именно мне пришлось опознавать несчастную женщину… Ладно, сейчас не до подробности, да вам они и ни к чему, – Розовски глубоко затянулся сигаретой. – Теперь ответьте на несколько вопросов.

Цви Нешер с готовностью кивнул.

– Вы сами уверены в невиновности Смирновой? – спросил детектив, с интересом глядя в бесстрастное лицо адвоката.

– Она моя подзащитная, – уклончиво ответил Нешер. – На мой взгляд, ее показания уязвимы. Но…

– …Вы постараетесь свести все к недостаточности улик, – закончил за него Натаниэль. – Это я уже слышал. Ну, а что вы скажете, если я соглашусь попробовать найти настоящего преступника?

– Скажу, что такое предложение звучит несколько самонадеянно, – равнодушно ответил адвокат. И чуть улыбнулся, вернее, дернул уголками тонких губ: – Надеюсь, вы не обиделись?

– Нисколько! – воскликнул Розовски. – Я действительно чрезвычайно самонадеянный тип. Можете себе представить: несколько лет назад я вдруг решил, что в состоянии решать проблемы всей массы русских репатриантов, – те проблемы, которые полиция решить не может или не хочет. Уволился из полиции и занялся частным сыском. И, представьте себе, до сих пор уверен в правильности тогдашнего решения!

– Что же, я буду приветствовать любые действия, которые помогут госпоже Смирновой выпутаться из этой истории, – сказал Нешер. При этом чувствовалось, что чопорный адвокат серьезно сомневается в возможностях частного сыска. – Собственно говоря, госпожа Смирнова просила вас не прекращать расследования.

– Передайте ей, что я и не собирался прекращать.

Адвокат кивнул.

– Теперь насчет гонорара, – он вытащил из внутреннего кармана чековую книжку и массивный золоченый «паркер». Натаниэль энергично помотал головой.

– А вот этого не надо, – сказал он. – Виктория уже оплатила расследование.

Из угла, в котором сидел Маркин, послышался сдавленный вздох. Адвокат посмотрел на тощего молодого человека, уткнувшегося в журнал, потом на детектива. Пожал плечами: «Как угодно», – спрятал книжку и ручку.

– Ради Бога, извините, господин Нешер, – сказал Натаниэль с виноватой улыбкой. – Не сочтите меня бестактным, но я так и не понял: как получилось, что вы вдруг стали адвокатом госпожи Смирновой? Я знаю, что вы консультировали ее мужа по деловым вопросам. Но это ведь совсем не одно и то же.

Адвокат чуть приподнял одну бровь.

– Я сам предложил ей свои услуги, – холодно ответил он. – Считаю это своим долгом. А что?

– Нет, ничего, я так и подумал, – Розовски улыбнулся, почесал мизинцем переносицу. – Скажите, господин Нешер, вы ведь только три месяца работали с Аркадием Смирновым?

– Совершенно верно. Но этого срока оказалось вполне достаточно, чтобы проникнуться к этому человеку вполне естественным уважением.

– Мне тоже так показалось, – заметил Натаниэль, причем – совершенно искренне. – Вы говорите по-русски?

– Я? Нет, конечно, с чего вы взяли? – адвокат очень удивился. – Разумеется, не говорю. С господином Смирновым мы вели дела на английском. С госпожой Смирновой – тоже. Ивритом Аркадий владеет… то есть, владел, увы… Иврита он почти не знал. Виктория знает иврит лучше, но английский, в данном случае, предпочтительнее.

– Понятно, понятно. И все-таки: как вы познакомились?

– Сейчас не помню. Кто-то порекомендовал.

– Его вам? – уточнил Розовски.

– Наоборот, – ответил Нешер. – Меня – ему. Встретились, поговорили. Вот так. А что?

– Ничего. Скажите, вы не знаете, с чего вдруг Аркадий Смирнов вздумал устроить такое странное празднество? – спросил Натаниэль. – Не волнуйтесь, вообще-то я задаю этот вопрос всем.

Адвокат пожал плечами.

– Я и не волнуюсь. Нет, не знаю. Я и о самом празднестве ничего не знал. Насколько можно понять, там присутствовали знакомые хозяев. Между нами, безусловно, установились хорошие знакомые. Но друзьями мы не были… – Нешер немного помолчал. – Вообще, Аркадий был человеком со странностями, – сказал он и вдруг поднялся. – Извините. Мне пора. Не буду больше занимать ваше внимание.

Натаниэль тоже поднялся, обогнул стол и подошел к адвокату.

– Всего хорошего, – он крепко пожал вялую мягкую руку Нешера. – Спасибо, что уделили время. До свиданья.

– Не стоит благодарностей. Это мой долг, – с некоторой чопорностью ответил господин Нешер и быстро покинул кабинет детектива.

– До свидания… – протянул Розовски, глядя в закрытую дверь.

– По-моему, ты ему не понравился, – с удовольствием сообщил из своего угла Маркин.

– Зато я влюбился в него с первого взгляда, – проворчал Натаниэль. – Интересно, правда? Человеку из России, не владеющему ивритом, почему-то рекомендуют адвоката, не знающего ни слова по-русски… – он вернулся к своему столу, выдвинул ящик и принялся сосредоточенно копаться в хранившихся там бумажках. Хаос, царивший в ящике, приобрел новые черты. – Ч-черт… – он распрямился, принялся лихорадочно перекладывать папки, веером лежавшие на столе. Повторив все те же бурные действия в отношение полок с документами и книгами, Розовски, наконец, успокоился. Налив в чашку остывшего кофе, он устроился в кресле и устремил задумчивый взгляд на Маркина. Тот спросил:

– Что ты искал?

– Мысль, – тотчас ответил Натаниэль. – Была у меня недавно одна мысль, и я пытался ее найти.

– Нашел?

Натаниэль грустно признался:

– Пока нет. Боюсь, у мыслей все реже появляется повод посещать мою голову… – он залпом выпил холодный кофе, поставил чашку на стол. – А вообще-то, меня сейчас интересует только одно.

– И что же именно? – с интересом спросил Маркин.

Натаниэль заложил руки за голову и уставился в потолок. Лицо его приняло отрешенно-мечтательное выражение.

– Меня интересует улика, – сообщил он. И, скосив глаза на помощника, пояснил: – Что-то же позволило инспектору Алону в последний момент предъявить обвинение нашей клиентке!

Пока Алекс обдумывал сказанное, Натаниэль вернулся к столу и попытался навести порядок в только что созданном им же самим живописном хаосе. Несколько папок при этом с шумом полетели на пол, Розовски, ругаясь последними словами, полез их поднимать.

Среди рассыпавшихся документов он увидел знакомую бумажку.

– Вот черт, – растерянно сказал Натаниэль. – Я и забыл об этом…

Усевшись прямо на полу, он принялся внимательно рассматривать обрывок плотного глянцевого картона на просвет.

– Что это ты там делаешь? – спросил Маркин, с любопытством заглядывая через стол.

– А вот… Ч-черт, – с досадой произнес Розовски и посмотрел на помощника снизу вверх. – Не разглядишь.

– Чего не разглядишь? – Маркин грудью навалился на крышку стола и уставился в белый неправильной формой треугольничек. – Это не та бумажка, которая выпала из руки господина Смирнова?

– Та, та… – проворчал Натаниэль. – Тут какие-то водяные знаки. Очень мелкие.

– В чем же дело? – Маркин с видом превосходства посмотрел на шефа. – Дай-ка сюда. Сейчас мы ее просканируем и посмотрим на мониторе. В нужном масштабе.

Натаниэль выбрался из-под стола и с восхищением уставился на ловкие уверенные движения Маркина. Тот быстро выкатил из угла столик, на котором стоял новенький компьютер, сканнер и принтер. С неожиданной гордостью он вспомнил о том, как, уступив уговорам помощника, потратил в прошлом году несколько тысяч на эту груду железа. Оказывается, оно бывает полезным.

– Ну вот, – сказал Маркин, отходя в сторону. – Можешь полюбоваться. Все линии рисунка я закрасил черным, чтобы можно было рассмотреть детали. Но особых деталей здесь, по-моему, нет.

На мониторе Розовски увидел большое изображение двуглавого орла. «Все-таки, Россия, – с некоторым разочарованием подумал он. – Российские дела…»

– Что теперь? – спросил Алекс. – Распечатать?

– Да, – буркнул Натаниэль. – И повесь на стенку. Как память о первом случае использования новейшей техники в наших расследованиях.

Маркин с удовольствием выполнил распоряжение начальника. Теперь на стене кабинета, прямо над любимым креслом Натаниэля, красовалось изображение двуглавого орла.

Полюбовавшись на произведение своих рук, Маркин спросил:

– У тебя нет настроения посвятить меня в курс расследования? Честно говоря, я так и не понял, что именно мы ищем.

– Настроения нет, – признался Розовски. – Но придется. Только чуть позже, – он потянулся к телефону. – Алло, нельзя ли пригласить доктора Бен-Шломо? Кто спрашивает? Старый друг спрашивает. Спасибо… – он чуть отвел трубку в сторону, прикрыл микрофон рукой. – Черта с два он мне что-нибудь расскажет, – шепнул он Маркину. – В прошлый раз, когда он мне сообщил результаты вскрытия, Алон чуть не пристрелил старика… Да, да! – заговорил он в трубку. – Нохум, привет, это Натан.

– Извини, сейчас мне не до тебя, – недовольно сказал доктор. – По-моему, ты мне кое-что обещал.

– Только один вопрос: какой яд был использован, – быстро произнес Розовски. – И больше никаких вопросов.

Доктор Бен-Шломо помолчал.

– Синтетика, – наконец, сказал он. – Е-5000Х. В любом магазине продается, – после чего положил трубку.

Маркин подтащил кресло ближе к столу и приготовился слушать:

– Итак?

– Итак… – повторил Натаниэль, глядя в сторону. – Итак… Как тебе известно, Аркадий Смирнов был отравлен на собственной вилле в самый разгар званого вечера. В качестве яда, как только что сообщил доктор Бен-Шломо, использовался какой-то синтетический химикат Е-5000Х.

– Это еще что за штука? – удивленно спросил Алекс.

– Вот! – обрадовано воскликнул Натаниэль. – Вот ты мне об этом и расскажешь. Завтра. Хорошо? Поскольку продается эта хреновина во всех магазинах. По крайней мере, так утверждает доктор Бен-Шломо. Только, пожалуйста, Саша, меня интересует чистая теория. Не надо проводить эксперименты. Ни на себе, ни на окружающих. Договорились?

Маркин досадливо отмахнулся.

– Сие, так сказать, пункт первый, – сказал Натаниэль, становясь серьезным. – Полиция, как ты, наверное, помнишь, поначалу предположила самоубийство. Основания: эксцентричный характер господина Смирнова – такой вывод наш с тобой старый друг инспектор Ронен Алон сделал на основании идиотской затеи с маскарадом.

– Вот тут я с ним вполне согласен, – заметил Маркин. – Насчет идиотизма.

Натаниэль пожал плечами.

– Это как сказать, дорогой мой, – произнес он задумчиво. – Если бы знать, для чего ему понадобилась такая странная вечеринка…

– Для того и нужна была, – сказал Маркин. – Чтобы эффектно покончить с собой!

– Ну да, – проворчал Натаниэль. – Где берешь деньги? В тумбочке. А туда кто кладет? Жена. А жена где берет? У меня. А ты где берешь? В тумбочке… Так и у тебя: зачем вечеринка? Чтобы эффектно покончить с собой. Почему ты решил, что он покончил с собой? Потому что странная обстановка…

– А что? – вызывающе ответил Маркин. – Парень-то явно со странностями. Вспомни его манеру одеваться, его…

Розовски красноречивым взглядом окинул собственную фигуру. Маркин смутился. Действительно, по небрежности одеваться его шеф мог запросто дать сто очков форы любому эксцентричному миллионеру.

– Не считаешь ли ты, что я склонен покончить с собой в ближайшее время? – ехидно поинтересовался Розовски. – Не надейся.

– И слава Богу, – проворчал Маркин. – А то плакала бы моя зарплата… Ну, и что дальше?

– Дальше? А дальше, как я уже говорил, полиция сама отказалась от версии самоубийства. Иначе следовало бы предположить странную эпидемию несвязанных одна с другой смертей в достаточно узком круге знакомых между собой людей. Скажем, Аркадий Смирнов почему-то покончил с собой, но сразу после этого убита его любовница. Вопрос: связаны эти две смерти между собой или мы имеем дело с совпадением? – не дожидаясь ответа, Розовски ответил сам: – Разумеется, связаны. Относительно второго случая никаких сомнений нет: убийство. Коли так, мы вправе предположить, что и первое было, скорее всего, именно убийством. Мало того: я, к сожалению, послужил в некотором роде ускорителем событий.

– Это как? – спросил Маркин.

Розовски помрачнел.

– Я, видишь ли, поинтересовался у госпожи Ройзман, не знает ли она повода состоявшегося торжества, – ответил он.

– А что, повод был?

– Да был, был… – Натаниэль тяжело вздохнул. – Был повод. Что-то такое собирался сообщить господин Смирнов в конце вечеринки. Причем хотел это сделать именно под этим дурацким паланкином… Так вот, поинтересовался я у госпожи Ройзман. Она, естественно, ответила: «Нет». Но по лицу ее видно было, что прекрасно дамочка была осведомлена. Похоже, наш герой не рассказал сразу обо всем жене, но удержаться от рассказа давней своей любовнице не смог… Вот, а поскольку госпожа Ройзман в тот момент уже знала, что я по просьбе Виктории расследую обстоятельства гибели Аркадия Смирнова, то сложила два и два. Получилось четыре. Видимо, она догадалась о возможном виновнике смерти любимого… Словом, – подытожил Натаниэль, – версия полиции справедлива – до известной степени. Во всяком случае, Дина Ройзман была убита именно из-за того, что знала – или догадывалась – кто убил Аркадия. С этим я согласен. А вот с тем, что убийцей является наша клиентка и с ревностью в качестве мотива, согласиться не могу.

– Понятно… – Маркин помолчал. – Думаю, ты прав. Как-то трудно представить себе женщину с булыжником в руке, убивающую соперницу-шантажистку ударом по затылку.

– Я уж не говорю о том, что в такой схеме нет место загадочному документу, – добавил Натаниэль.

– Да, если бы речь шла о самоубийстве, можно было бы предположить, что это – остатки предсмертного письма. Знаешь, дескать, в моей смерти прошу винить нью-йоркскую биржу и соседа Абрашку, не вернувшего взятый до получки червонец.

– Даже в этом случае не сошлось бы, – возразил Натаниэль. – С чего бы это самоубийца писал письмо на плотной бумаге с водяными знаками?

При этих словах они одновременно воззрились на красовавшийся на стене рисунок.

– Что будем делать? – спросил Маркин.

– Дождемся освобождения Виктории под залог, – сказал Натаниэль. – Адвокат сказал, что это решится завтра до обеда. Это первое. Второе: я хочу знать, при каких обстоятельствах Смирнов начал работать в «Лиге». И еще одно… – добавил он после паузы. – И еще одно. У меня есть список гостей, – Натаниэль протянул Маркину сложенный вчетверо лист бумаги. – Попробуй с ними поговорить.

– О чем?

– Знал ли кто-нибудь из них, по какому поводу устраивалась вечеринка? – произнес Натаниэль. – Это, боюсь, чистая формальность. Уверен, что никто из гостей ничего не знает. Вернее, один-то знал наверняка. Но, во-первых, его может не быть в списке гостей. А во-вторых, даже если его фамилия здесь значится, он тоже ответит, что не знает.

– Зачем же спрашивать, если ответ и так известен? – резонно поинтересовался Маркин.

Розовски пожал плечами.

– Черт его знает, – ответил он. – А вдруг?

– Все понял, – Маркин спрятал блокнот в нагрудный карман. – А чем собираешься заниматься ты?

Розовски хотел ответить, чем он будет заниматься, но ему помешал очередной телефонный звонок. Он махнул рукой Маркину: дескать, подожди, – и снял трубку:

– Слушаю.

– Мне нужен Толик Розовски.

Натаниэль готов был поклясться, что женский голос, раздавшийся в трубке, был ему совершенно незнаком. И уж, во всяком случае, он не мог вспомнить обладательницы этого немолодого уже голоса среди тех, кто по старой памяти называл его «Толиком». Он осторожно спросил:

– А кто его спрашивает?

– Я его спрашиваю, я! – нетерпеливо ответила женщина. – Слушайте, юноша, мне некогда с вами объясняться, мне уже семьдесят лет и я дорожу своим временем! Передайте вашему начальнику, что звонит тетя Роза!

– Какая тетя Роза? – Натаниэль быстро перебрал в уме всех родственников. Тети Розы среди них не было точно. – Ах, тетя Роза! – с фальшивой радостью вскричал он. – Здравствуйте, очень рад. Слушаю вас, слушаю!

Поймав обреченный взгляд шефа, Маркин сочувственно вздохнул и вышел из кабинета.

– Очень рад? – с иронией переспросила неизвестная тетя Роза. – Он очень рад, так я и поверила. Знаете, Толик, вот только не надо притворяться, что вы меня помните. Вы меня не помните. Хотя мы встречались совсем недавно. У моей племянницы Вики.

Тут Натаниэль, с нарастающей тревогой ощущавший внезапно развившийся прогрессирующий склероз, облегченно вздохнул: наконец, он вспомнил тетю Розу – одну из трех старушек в черном, ходивших гуськом по гостинной в доме Виктории Смирновой.

– Но почему же, – соврал он. – Я вас прекрасно помню.

– Помню – не помню. Неважно… Ну? – возмущенно заговорила тетя Роза. – Как вам это нравится? Они-таки не нашли ничего лучшего, как засадить мою девочку! Если бы кто-нибудь мне сказал, что такое может случиться в еврейском государстве, клянусь: я бы глаза выцарапала! Что я теперь скажу Симе и Фиме?

– Извините, – Натаниэль робко встрял в словесный поток. – Сима и Фима – это кто?

– Сима – это моя сестра. Мать Вики. А Фимочка – отец. Муж Симы. Они вот-вот приедут. Так они приедут, я их встречу, и что? Повезу в тюрьму? Сумасшествие какое-то!

– Да, – сказал Натаниэль, поглядывая на часы. – Это ужасная ошибка, тетя Роза, и я надеюсь ее исправить…

– Лучше бы они надавили на того оборванца! – снова тараторила тетя Роза. – С драной задницей и граблями! И чтобы он рассказал, что он делал у нее, когда она – можете мне поверить – спала сном младенца! И почему он ездит на шикарной машине, что прямо сейчас – хоть в кино!

Натаниэль стал путаться. Кто ходит с драной задницей, при чем тут грабли, почему в шикарной машине нужно прямо сейчас в кино, а также почему и кто должен на кого надавить – для него пока оставалось загадкой. Улучив момент, когда собеседница сделала крохотную паузу, чтобы вдохнуть, он осторожно сказал:

– Тетя Роза, вы сообщаете очень важные вещи! Но нельзя ли чуть подробнее?

– А я что говорю! Подробнее будет так. Она мне сказала: «Тетя Роза, что вы будете сидеть со мной, вы же устаете, езжайте к себе, отдохните, придете завтра, со мной ничего уже не случится»… Но я же не могла вот так вот бросить ее одну и уйти! Я, конечно, подождала, пока она выпила снотворное, посидела немного – и…

– Стоп-стоп! – Натаниэль насторожился. – Вы точно видели, что Виктория выпила снотворное?

– А как же! – тетя Роза очень обиделась. – Я еще не выжила из ума. Выпила. Две таблетки. Я видела бутылочку, там написано… – она задумалась. – Как же там написано… Да! Написано «фенозепам». Вот так оно называется.

– Фенозепам, – повторил Розовски. – Отлично. В котором часу это было?

– Чтоб вам не соврать – в три. Так вот, я ушла, когда Виточка, дай Бог ей здоровья, таки уже уснула. Да. Дошла до остановки, а потом думаю: «Нет». Мало ли что может понадобиться – девочка одна, спит. А я, как на грех, никак не могла вспомнить – захлопнула я за собой дверь или не захлопнула. Что вы хотите – года не те, память дырявая, – пожаловалась тетя Роза. – Да. Так я пошла назад. Потихоньку, не торопясь – ноги у меня больные, а там от автобусной остановки дорога крутая, вверх. Так я по дороге присела отдохнуть – там лавочка есть, под тентом, метров пятьдесят от дома. Вот. Значит, сижу я на лавочке и смотрю на Виточкин дом – он оттуда как на ладони. Красивый дом, вы же видели… Да. Сижу и думаю: «Как все бывает несправедливо! Только купили дом, в таком месте, все, вроде хорошо, дай Бог, только жить и жить – на тебе! Такое несчастье, такое горе…

– Значит, вы сидите и думаете, – подсказал Натаниэль, с трудом сдерживая нетерпение, – и смотрите на их дом. И что, вы говорите, там увидели?

– Ничего я не говорю, – отрезала тетя Роза. – Ничего я вам еще не сказала, иначе вы бы уже давно не слушали меня, и мчались что есть силы в тюрьму и освобождали мою племянницу.

Натаниэль подумал, что, во всяком случае, первая часть утверждения – насчет не слушать и мчаться что есть духу, абсолютно справедлива.

– Так вот, – продолжила между тем тетя Роза. – Значит, я сижу, и вдруг – что я вижу, Толик?

– Что вы видите, тетя Роза?

– Я вижу, как из Виточкиного дома выходит этот тип! Как вам нравится?

Розовски почувствовал сильное желание разбить телефонную трубку. Тем не менее, он спросил, восхищаясь собственной выдержкой:

– Какой тип, тетя Роза? Адвокат?

– Адвокат? – недоуменно переспросила тетя Роза. – Боже сохрани, при чем здесь адвокат? Нет, какой-то оборванец. То есть, он, конечно, может быть, и не оборванец, но, знаете, в таком виде… У него были шорты до колен, майка и шляпа. А на плече грабли.

– Садовник, что ли?

– Садовник-шмадовник, я знаю? С граблями! Так вы слушайте, слушайте! – тетя Роза сделала эффектную паузу. – Он так это осмотрелся по сторонам, и – топ-топ-топ к машине! А машина, чтоб вы знали, Толик, та-акая шикарная! Чтоб нам с вами всю жизнь на таких ездить, и горя не знать. Такая большая, красная. А? Так вот, я вернулась к Вике – она спит. Ну, я подумала, что этот тип, видно, в дом не зашел, а пошел к себе в подсобку за граблями. Там у них есть такая подсобочка, в конце двора, в нее можно пройти, не заходя в дом. В обход.

– Та-ак… – протянул Натаниэль. – Очень интересно, тетя Роза. И что вы сделали?

– А что я могла сделать? Встала и пошла. Но пока я дошла до дома, он уже укатил. На своей машине.

– Вы не видели – он один был в машине?

– По-моему, один. Вот. Я вошла, посмотрела сразу – Виточка спит. Проверила – ничего не тронуто. Побежала в подсобку – таки-да. Он был там. И конечно, не закрыл за собой дверь.

– А вы долго были у Виктории? – спросил Натаниэль. – Почему она не сказала в полиции, что вы были у нее?

– Так она же не знала! – воскликнула тетя Роза. – Я досидела до девяти, смотрю – девочка спит, бедная, так я уже потихоньку себе пошла и пошла. А сегодня приезжаю – и что я вижу, я вас спрашиваю? Я вижу, что на вилле написано: «Продается», что моя племянница в тюрьме, а этого бродягу как корова языком слизала! А что он там делал, хочу я знать?

– Я тоже, – задумчиво произнес Розовски. – Я тоже хотел бы это знать… – Вы не знаете, у них был постоянный садовник?

– Садовник? Нет, не было у них никакого садовника, – уверенно ответила тетя Роза. – Я помню, Арик пару раз приглашал кого-то со стороны, подстригать газоны. По-моему, кого-то, кто работал в соседних домах. Но это редко – Вика не переносит визг газонокосилки. Она всегда убегала из дома, когда начинался этот гармидер.

– Понятно. Вы не разглядели лица этого, с граблями на плече?

– Нет, – с сожалением ответила тетя Роза. – Не разглядела… Глаза у меня слабые, а был он, чтоб не соврать, метрах в ста от моей лавочки…

– А машина? – спросил Натаниэль. – Какая была машина?

– Ну, такая, обыкновенная. Большая. Темно-красного цвета. Только названия я не знаю, я эти названия запомнить не могу… Ну? – сказала она другим тоном. – Так как я вас нашла? А?

– Действительно, а как вы меня нашли? – спросил Розовски, на этот раз – с искренним удивлением.

– А вы спросите у своей мамы, – торжествующе посоветовала тетя Роза. – Вы ее спросите: «Мамочка, ты еще, может быть, помнишь Розочку Белинсон? Так я спасаю ее племянницу от тюрьмы!» И можете плюнуть мне в глаза, если она не прослезиться… – тетя Роза неожиданно всхлипнула. – Ладно, не буду больше болтать. Дай вам Бог здоровья, Толик, чтоб вы таки помогли моей девочке.

Прежде, чем они закончили разговор, Натаниэль все-таки успел записать номер ее телефона, а так же взять слово, что тетя Роза по первому зову адвоката явится в полицию засвидетельствовать алиби племянницы.

О последнем он тут же сообщил Цви Нешеру. Адвокат не выразил никаких эмоций, но согласился, что – да, теперь можно не дожидаться суда, а немедленно добиться от полиции освобождения Смирновой, – пообещал заняться этим сейчас же. Еще он добавил, что в полиции Виктории сделали анализы крови. Если обнаружатся следы снотворного, можно будет совершенно успокоиться.

Положив трубку, Натаниэль достаточно долго сидел, неподвижно уставившись в исцарапанную крышку стола. Количество сюрпризов, преподнесенных за последние часы, превысило все ожидания.

Смерть Аркадия Смирнова – теперь уже ясно, что убийство.

Документ с водяными знаками в виде российского герба, который держал Смирнов перед смертью и который явно украл убийца. Что же, документ – причина убийства?

Маскарад. Понятно, что готовился розыгрыш. Кто, черт возьми, кого собирался разыгрывать?

Убийство Дины Ройзман. Почему? Женщина догадалась о причине убийства и… И что? Шантажировала убийцу? Или решила разоблачить его? Неважно. Важно, что убийца испугался.

– Что у нас дальше? – пробормотал Натаниэль. – Да… Арест Виктории Смирновой по подозрению в убийстве мужа и его любовницы.

Загадочная улика, которую, по всей видимости, обнаружил инспектор Алон, – улика, свидетельствующая о причастности Виктории к смерти то ли мужа, то ли Дины Ройзман.

И вдобавок ко всему – неизвестный с граблями и в красной машине.

– Ох-хо-хо, бедная моя голова… За что я постоянно сую тебя в петлю, ведь ты мне ничего плохого не сделала…

Бедная его голова не отозвалась, внутренний голос помалкивал. «Всегда вот так, – обиженно подумал Натаниэль. – Как нужно посоветоваться, так он куда-то девается…»

Он отмотал кассету, которая всегда фиксировала переговоры на служебном телефоне. Прокрутил еще раз рассказ тети Розы.

«…Вижу, как из Виточкиного дома выходит этот тип… Какой-то оборванец. У него были шорты до колен, майка и шляпа. А на плече грабли… Этот тип, видно, в дом не зашел, а пошел к себе в подсобку за граблями. Там у них есть такая подсобочка, в конце двора, в нее можно пройти, не заходя в дом. В обход… Пока я дошла до дома, он уже укатил…»

– Укатил, – повторил Натаниэль и остановил запись. – Укатил… Офра! – крикнул он. Секретарь появилась не сразу. Когда же появилась, то в руках у нее был поднос с очередным дымящимся кофейником.

– Офра, – сказал Натаниэль, – за кофе, разумеется, спасибо, но я тебя позвал по другому поводу.

В лице девушки появилась настороженность.

– Видишь ли, – задушевно начал Розовски, – я решил стать эксплуататором-кровососом. Ну, сама посуди: какой же я хозяин, если все пытаюсь делать сам? Так вот, теперь все будете делать вы. Ты и Маркин.

– Что именно делать? – сердито поинтересовалась Офра. – Мыть полы? Я их и так мою. Что еще?

– Нужно поехать в Кфар-Шауль, – серьезно сказал Розовски. – Улица Пальмах. И поговорить с соседями нашей клиентки.

– О чем? – спросила девушка, мгновенно преображаясь. От хмурости не осталось и следа. Она поставила поднос на стол, извлекла из кармашка юбки крохотный блокнотик.

– Нас интересует: нет ли на одной из ближайших вилл садовника, приезжающего на работу в роскошном автомобиле темно-красного цвета?

– Темно-красного цвета, – повторила Офра сосредоточенно. – Роскошный автомобиль. Это что – еще один сериал, что ли? Где ты видел садовников, разъезжающих на роскошных автомобилях?

– Ну, во-первых, у каждого могут быть свои причуды. Хобби, так сказать. Во-вторых, роскошным автомобиль назвала весьма пожилая дама. Может быть, для нее все, что на четырех колесах, считается роскошью, – объяснил Натаниэль.

– Понятно. Других примет нет?

– Видишь ли, шорты нельзя считать особой приметой. Возможно, этот человек – выходец из России. Но может быть, и нет.

Офра кивнула и направилась было к двери.

– Да, вот еще что! – крикнул ей вдогонку Натаниэль. – Представляйся кем угодно, но только не сотрудницей сыскного агентства.

– Ты всегда все испортишь! – Офра уничтожающе посмотрела на шефа. – Мне, слава Богу, не три годика, кое-что соображаю! – она хлопнула дверью.

Вечернее солнце многократно отражалось в зеркальных стеклах отеля «Дан». Натаниэль Розовски сидел за столиком в расположившемся напротив отеля уютном уличном кафе. Перед ним стояли три крохотных – не больше наперстка – кофейных чашечки и блюдце с соленым арахисом. Все три чашки были пусты, а в блюдце было гораздо больше шелухи, чем самих орешков.

Кафе продувалось ветерком, шедшим с моря, и это немного нейтрализовало обрушившуюся на город в последние дни жару. Короткий период нормальной погоды закончился вместе с апрелем. Теперь дни просто жаркие чередовались с удушающими периодами хамсинов, когда небо затягивалось болезненно-желтой пеленой из мельчайших песчинок.

Натаниэль посмотрел на часы. Человек, которого он ждал, опаздывал по меньшей мере на четверть часа. Можно было бы, конечно, позвонить ему и поторопить, но Натаниэль не хотел этого делать.

Тот, кого он ждал, только вчера приехал в Израиль. Звали его Сергей Анатольевич Венедиктов и занимал он пост президента компании «Лига», то бишь, был непосредственным руководителем Аркадия Смирнова. Розовски, позвонив Венедиктову, договорился о встрече – здесь, в уличном кафе напротив отеля Дан.

Но президент «Лиги» опаздывал. Впрочем, Натаниэль был виноват сам – он избрал такой тон разговора, который позволял собеседнику предположить необязательность встречи.

Розовски вздохнул, попросил еще чашку кофе. Флегматичный Нисим – хозяин кафе – с явной неохотой отвел взгляд от телевизора, закрепленного за стойкой, почти под потолком. Передавали футбольный матч между двумя тель-авивскими командами – «Ха-Поэль» и «Маккаби». Нисим пошуровал бронзовой джезве в раскаленном песке, наполнил густы и очень сладким напитком очередной фарфоровый наперсток, торжественно поставил его на столик и молча удалился за стойку.

Натаниэль закурил очередную сигарету – третью за последние полчаса – и уставился на сверкающее высотное здание. В ту же минуту дверь распахнулась, выпустив из стеклянного нутра очередную группу гостей. Розовски насторожился. Двое из вышедших огляделись по сторонам, после чего почти одновременно пересекли мостовую и направились к кафе. И тот, и другой обликом вполне соответствовали представлению детектива о современном российском бизнесмене. Между собой они различались разве что цветом волос – первый, шедший чуть впереди, был темным шатеном, второй – рыжеватым блондином. Натаниэль внимательнее присмотрелся к ним, пытаясь решить, с кем из двоих он назначил встречу. Решил, что с блондином – тот шагал увереннее и выглядел наглее.

Близнецы-бизнесмены вошли под тент и направились к стойке. На одинокого посетителя они почему-то даже не взглянули, зато к Нисиму обратились по-английски и, что поразило детектива больше всего, без акцента. То есть, без русского акцента. Зато с явно выраженным акцентом американским.

Натаниэль озадаченно прислушивался к тому, как мнимые русские покупали сигареты и зажигалки.

– Вы ждете меня?

Розовски повернулся на вопрос, заданный по-русски. Перед его столиком стоял высокий и очень худой человек лет сорока. Длинные волосы были забраны на затылке в косичку. Футболка с надписью «New-York City» прекрасно сочеталась с выцветшими джинсами и надетыми на босу ногу сандалиями.

– Может, и вас, – пробормотал Натаниэль чуть растерянно. – А вы кто?

– Моя фамилия Венедиктов. Если вас зовут Натаниэлем, то вы звонили мне около часа назад, – ответил худой человек, не дожидаясь приглашения, отодвинул пластмассовый стул и сел напротив детектива.

– Понятно, – сказал Натаниэль. – Извините, я как-то не предполагал… – он зачем-то оглянулся на двух «бизнесменов», все еще топтавшихся у стойки и громко переговаривавшихся по-английски. – Вы не очень-то похожи на президента торговой компании, – честно признался он. – Я думал, что вы – один из них, – Натаниэль показал на американцев.

Венедиктов рассмеялся.

– А вы поменьше читайте книжки про «новых русских», – посоветовал он. – А эти ребята, по-моему, спортсмены. Приехали в Израиль то ли на сборы, то ли на соревнования. Я слышал краем уха, как они говорили об этом в лифте. Мы живем на одном этаже, – объяснил Венедиктов.

Натаниэль сокрушенно покачал головой.

– Вот уж действительно, – сказал он. – Как же это я, а? Кому-кому, а уж мне-то не пристало оценивать все по стандарту. Какой же я после этого сыщик?

– Если вас это утешит, – заметил Венедиктов, – могу признаться: я тоже был немного удивлен. Вы мало соответствуете облику частного детектива. Во всяком случае, я представлял вас совсем другим. Не возражаете, если я тоже закажу кофе? И что-нибудь перекусить… – он махнул рукой, подзывая Нисима, соизволившего бросить взгляд на посетителей. Видимо, матч закончился.

Нисим неторопливо приблизился к столику. Натаниэль, по просьбе Венедиктова, сделал заказ.

– Похоже, я опять поступаю неправильно, – сказал президент компании «Лига». – Бизнесмен, тем более – солидный бизнесмен, должен обедать в приличном ресторане. например, при отеле. Верно?

Розовски засмеялся.

– Да, уличное кафе – это, скорее, для частных детективов.

– Все дело в том, что я обожаю уличные кафе, – объяснил Венедиктов. – И терпеть не могу рестораны. К сожалению, при всех изменениях, происходящих в России, наш тамошний сервис пошел по пути создания ресторанов. Дорогих и очень дорогих. Там нет возможности просто так, прогуливаясь по городу, сесть за столик, стоящий прямо на тротуаре, выпить кофе или колы, посидеть, почитать газету… Между прочим, такие вот уютные уголки особенно хороши во Франции. Там к кофе подают восхитительные булочки. Почти невесомые. Вы бывали во Франции?

– Нет.

– Но в Израиле они тоже имеют свою прелесть, – великодушно признал президент компании «Лига». – Хотя я пока что не так много успел посмотреть – только вчера прилетел.

Нисим принес заказ. Натаниэль совершил ошибку, машинально переведя фразу Венедиктова: «Что-нибудь поесть», – без уточнений. Нисим сделал выбор, исходя из собственного вкуса. Он принес гостю питу – лепешку, представлявшую собой своеобразный карман из теста. Карман был битком набит ее ломтями жареного, сочащегося жиром мяса и всеми овощами, имевшимися в кафе. При взгляде на нее у Венедиктова отпала челюсть.

– Это что? – потрясенно спросил Венедиктов. – Вместо булочки к кофе?

– По мнению Нисима – да, – серьезно ответил Натаниэль. – Он же не знал, что именно вам понравилось во французских кафе. Но вы, насколько я понял, еще не обедали. Вот, кстати, и обед.

– И ужин, – обреченно добавил Венедиктов. – И завтрак, – он тяжело вздохнул и попробовал откусить край лепешки. По мере углубления в лепешку, лицо его приобретало все более одобрительное, а в конце и вовсе восторженное выражение. Нисим довольно улыбнулся и величественной походкой ушел к себе за стойку. Теперь его не интересовало ничего – даже телевизор. Он смотрел в пространство полностью отрешенным от жизни взглядом. Такой возвышенно-философский взгляд Розовски однажды наблюдал у Эйтана Шимшони – великого мошенника, обставившего однажды банк «Мизрах-а-Тихон» на семьсот тысяч шекелей. Именно так – отрешенно-одухотворенно смотрел Эйтан Шимшони сквозь полицейских, когда Розовски с коллегами явились его арестовывать.

– Вы сказали, что я мало похож на частного детектива, – сказал Натаниэль, с интересом наблюдая за тем, как президент «Лиги» пытается справиться с плодом кулинарного искусства Нисима. – А что, многих видели?

Венедиктов кивнул и добавил, проглотив огромный кусок:

– В кино.

– Тогда понятно… Знаете, я ведь поначалу тоже конструировал собственный облик с помощью голливудской продукции. Когда мне пришло в голову уйти из полиции и заняться частным сыском, я руководствовался двумя безусловными факторами. Первый – это врожденное недоверие бывших советских людей к представителям власти. Особенно к полиции. А второй – романтическое звучание слов «частный детектив» для советского слуха, не успевшего еще испортиться всеми прелестями капиталистической жизни.

Венедиктов коротко засмеялся.

– Да-да, – сказал Натаниэль. – Именно так. Потому я решил, что нужно соответствовать. Клиент, переступая порог моего кабинета, должен был увидеть человека, хорошо знакомого ему по фильмам и книгам, защитника справедливости, смелого, решительного, умного.

– Вы от скромности не умрете, – ехидно заметил Венедиктов.

– Надеюсь, что не только от скромности, – невозмутимо ответил Розовски. – От всего остального тоже. И потом: я ведь не о своих качествах, я об образе, который должен был возникать в мозгу репатрианта из бывшего СССР, измученного денежными, а тем более, криминальными проблемами. Так вот, я даже купил себе классический киношный револьвер – кольт тридцать восьмого калибра. Я изменил своему верному «Йерихо», с которым не расставался в течение всех двенадцати лет полицейской службы! – Натаниэль сокрушенно покачал головой. – Целыми днями сидел, уткнувшись в экран телевизора и просматривая бесконечные теле и киносериалы о сыщиках. Даже начал говорить с американским акцентом! Поверите ли: моя родная мама настолько испугалась всего этого, что хотела отправить меня в психиатрическую лечебницу…

Венедиктов, удовлетворенно вздохнув, отодвинул тарелочку с остатками еды и взялся за кофе.

– И чем же все это закончилось? – вежливо спросил он.

– Голливудский период? – Розовски пожал плечами. – Кольт валяется дома в письменном столе. Видеомагнитофон я не включаю вот уже четыре года. Фильмы подарены племяннику – у меня невероятное количество племянников и кузенов, – доверительно сообщил Розовски. – Что же касается эффекта, оказываемого на клиентов, ничего определенного сказать не могу.

Венедиктов допил кофе, промокнул губы салфеткой.

– Ладно, – сказал он. – Будем считать, что разминка закончена. Поговорим серьезно. Насколько я понимаю, наша встреча связана со смертью Арика Смирнова?

– В общем – да, – ответил Натаниэль. – Я занимаюсь расследованием – не самого убийства, этого я не могу делать, не имею права. Прерогатива полиции.

Венедиктов кивнул.

– А что с его женой? То есть, вдовой? – спросил он. – Мне говорили, будто она арестована?

Розовски качнул головой.

– К счастью, она провела в полиции всего полдня. Вовремя обнаружился человек, подтвердивший ее алиби… Но вообще-то ее задерживали не в связи со смертью мужа – во всяком случае, формально. Дело в том, что через три дня после убийства Аркадия Смирнова, была убита его бывшая подруга. Дина Ройзман. Вы случайно не знали ее?

– Нет, не знал, – Венедиктов нахмурился. – Однако… Две смерти подряд. И вдову Аркадия арестовали по подозрению во втором убийстве?

– Задержали, – поправил Натаниэль. – Не арестовали, а задержали. Да, именно так. Но, как я уже сказал, было установлено алиби, и полиции пришлось снять свои обвинения. Правда, насколько я знаю человека, возглавляющего расследования, он будет продолжать копать – теперь уже пытаясь доказать сомнительность алиби. Поскольку свидетелем является близкая родственница Виктории. Ее родная тетя.

– Понятно… Понятно… – Венедиктов озабоченно потер переносицу. – Да, история…

– Вот, – продолжил детектив, – но вдова вашего израильского представителя попросила меня собрать кое-какую информацию личного характера, косвенно касающуюся и обстоятельств смерти. И еще одно: не будучи полицейским, я не вправе вести, так сказать, допрос кого бы то ни было. Плюс ко всему, сведения, которые я могу получить в ходе нашей беседы, не признаются судом. Уф-ф! – выдохнул Розовски. – Кажется, обо всем предупредил.

– Ну-ну, – Венедиктов юмористически посмотрел на собеседника. – Никогда бы не подумал, что вы давно уехали из Союза.

– Правда? А почему? Что, акцент не слышен? – вежливо спросил Натаниэль.

– Акцент? Акцент ни при чем. Просто сплошные канцеляризмы в речи, – объяснил Венедиктов. – Я от таких отвык.

Натаниэль обескуражено уставился на него.

– Вот тебе и раз… – растерянно произнес он. – Даже в голову не приходило…

Венедиктов нетерпеливо махнул рукой.

– Неважно. Задавайте вопросы, я готов ответить на все.

– Вопросы… – Розовски задумался. – Вопросы… Видите ли, уважаемый Сергей, ваш сотрудник погиб при весьма странных обстоятельствах. Ну, это вы, наверное, знаете.

Венедиктов кивнул.

– Маскарад… Какие-то странные наряды… Появление непонятной процессии…

– Да-да, – нетерпеливо перебил Венедиктов. – Это все я действительно знаю.

– Конечно. Конечно… Так вот, уважаемый Сергей, – сказал Натаниэль. – Во всей этой истории идти нужно от самого начала.

– Вообще-то я полагал, что в любом деле следует идти от начала, – заметил Венедиктов.

– Вовсе нет. Чаще мне приходилось расследовать дело с конца, – возразил Розовски. – Но тут, представьте, тот самый редкий случай… Когда ваш представитель пришел ко мне в контору, он упомянул какой-то контракт, недавно подписанный им. Причем контракт чрезвычайно удачный. Более того, Аркадий намекнул, что именно заключение контракта и является чем-то вроде повода к устройству торжества. Во всяком случае, косвенного повода. И контракт этот, насколько я понял, он подписал в Швейцарии. Что вы можете рассказать об этом?

Венедиктов задумался.

– Н-нет, – сказал он. – Не знаю. Нет, точно. Никаких контрактов он в последнее время не заключал. Я имею в виду – от имени компании. Тем более – в Швейцарии. У нас нет партнеров в Швейцарии, это я могу утверждать определенно.

– Стоп! – Натаниэль удивленно поднял брови. – Погодите… Но ведь он ездил в Швейцарию? Не так давно, полгода назад. Неужели вам об этом не известно?

– Почему же неизвестно? Известно, разумеется. Но при чем здесь контракт? Арик ездил по личным делам, в отпуск.

Пока Натаниэль переваривал полученную информацию, Венедиктов успел докурить длинную коричневую сигарету.

– И потом, – сказал он, – вам, должно быть, неизвестно, но в последнее время Арик коммерческими проектами не занимался.

– Вот как? А чем же он занимался? И что значит – «в последнее время»?

– В последнее время – значит, около года. А чем занимался – гуманитарными программами.

– Угу… Значит, гуманитарными. И в Швейцарию ездил по личным делам… – растерянно повторил Розовски. – По личным… И что это за дела, вы, конечно, не знаете.

Венедиктов с сожалением развел руками.

– Ну да, ну да… – Розовски нахмурился, потом махнул рукой. – Жаль, конечно… Так вот, перед устройством злополучного вечера Аркадий Смирнов получил какой-то документ – так я, во всяком случае, предполагаю, – имевший ко всем последующим событиям отношение.

– Что за документ? – быстро спросил Венедиктов.

– Увы, – Натаниэль развел руками точно так же, как до этого – его собеседник. – Убийца – или сообщник убийцы, мы не можем отрицать факт чьего-либо соучастия – вырвал его из рук жертвы. Мне на память остался лишь клочок. Самый уголок документа.

– Без всяких надписей?

– Без. Но с водяными знаками. Скажите, Сергей, ваша фирма использует для каких-нибудь бланков плотную бумагу с водяными знаками.

– По-моему, нет, – Венедиктов ответил чуть неуверенно. – Знаете, я не видел всех без исключения документов. Да и не я подписываю образцы бумаг для изготовления. Но что-то не помню документов с водяными знаками… А что за знаки?

– Двуглавый орел, – ответил Натаниэль. – Российский герб.

– Вот как? Но, в таком случае, это мог быть документ от какого-нибудь официального учреждения!

– Все может быть, – без особой надежды Натаниэль вытащил из бумажника сложенный листок, на котором был изображен увеличенный рисунок водяного знака, и протянул его собеседнику. Президент торгового дома «Лига» долго и сосредоточенно рассматривал рисунок, потом вернул его детективу.

– Не хочется вас разочаровывать, Натаниэль, – сказал он. – Такие водяные знаки могут использовать многие учреждения – и частные, и государственные. У некоторых компаний государственный герб стал частью фирменного знака.

– Да, возможно, возможно… – Натаниэль спрятал листок в карман. – Если вы уже сыты, может быть, пройдемся? Эта духота мне порядком надоела. Давайте прогуляемся по набережной – там, по крайней мере, ощущается ветерок с моря.

На набережной дышалось легче – или, вернее, казалось, что дышится легче. На самом деле влажность лишь усиливала ту душную тяжесть, которая, казалось, придавила Тель-Авив в последние два дня. Но размеренно шуршавшее море, белые барашки, то и дело возникавшие на спинах катившихся волн создавали обманчивое ощущение хоть и слабой, но все-таки, прохлады.

– Не нравится мне Средиземное море, – признался Венедиктов, когда они спустились с набережной к самой воде. – Черное лучше. Здесь все какое-то… лицемерное. Вот, кажется, волны слабые, чуть заметные. А я вот вчера, в связи с приездом, решил вечером окунуться – так еле выбрался на берег. Утягивает, как в омут. И вода соленая. Нет, на Кавказе лучше… Было лучше, – добавил он после небольшой паузы.

Розовски пожал плечами, рассеянно заметил:

– Во-первых, морская вода не предназначена для питья. А во-вторых, вечером купаться не следует – отлив, все-таки.

Натаниэль подошел к самой кромке прибоя, присел на корточки, зачерпнул пригоршню воды, обтер горевшее лицо. Выпрямился. Уселся на огромный валун, нависший над водой.

Венедиктов пристроился рядом.

– Скажите пожалуйста, Сергей, в фирме у Аркадия были враги? Такие, чтобы могли пожелать его смерти?

– Что вы! – Венедиктов посмотрел на Натаниэля с негодованием. – О чем вы говорите, Натаниэль, Бог с вами! Какие враги!

– Не знаю, какие, – ответил Натаниэль. – Чему вы так удивляетесь? Кто-то же убил его. Значит, враги у него были. Может быть, не враги – соперники, конкуренты. Кому-нибудь человек перебежал дорогу. По службе. В карьере. В бизнесе. А?

– Нет, – сердито ответил президент «Лиги». – Никому он не мог перебежать дороги. Кроме него никто и не претендовал на пост представителя в Израиле. Не было у него врагов или конкурентов. По крайней мере, внутри «Лиги».

– Сергей, а вас он не приглашал на это самое торжество? – спросил Розовски.

– Приглашал, как же! Дважды звонил в Москву. Но мне было некогда. Вот, только сейчас удалось вырваться на недельку. Увы, слишком поздно.

– Да, поздновато… – Натаниэль помрачнел, уставился в мерно вздыхающее серо-голубое пространство. По ряби кое-где вспыхивали белоснежные гребешки бурунов. – Поздновато. Говорите, только сейчас удалось вырваться. Означает ли это, что вы приехали не по делам, а в отпуск?

– Означает, – Венедиктов коротко усмехнулся. – Именно это и означает. Плюнул на все дела и устроил себе отдых. Решил расслабиться под вашим солнышком. Рассчитывал на компанию Арика. Теперь вот и сам не знаю – чем буду заниматься.

– У вас нет других друзей в Израиле? – спросил Натаниэль.

– В общем, нет. Знакомые есть, но если уж ехать на отдых с компанией, то хотелось бы, чтобы в нее входили не просто знакомые.

– Когда вы собираетесь навестить Викторию Смирнову?

– Еще не решил, – Венедиктов поморщился. – Знаете, очень не люблю все эти официальные траурные ритуалы и формулы – «Позвольте выразить соболезнование», и так далее. С Ариком мы дружили, а его вдову я и видел-то пару раз, не больше.

– Можете выразить ей соболезнование по телефону, – посоветовал Натаниэль. – Действительно, чего ради тащиться Бог знает куда, чтобы сказать два слова… Скажите, Аркадий вам тоже не называл повода? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Натаниэль. – Когда приглашал в гости?

Венедиктов вспоминал довольно долго. За это время Розовски успел выкурить одну сигарету и закурить вторую.

– Он не называл какого-либо повода для торжества напрямую, – сказал, наконец, Сергей Венедиктов. – Но мне показалось, что Аркадий собирается распрощаться с нашей компанией.

От неожиданности Розовски поперхнулся дымом.

– С чего вы взяли? – спросил он, откашлявшись.

– Понимаете, он говорил что-то о новом этапе жизни, о том, что ему… Как он тогда выразился? Да: что ему теперь, возможно, не с руки будет заниматься торговлей. Хотя он давно уже ею не занимался.

– Теперь? – повторил Натаниэль. – Что значит – теперь?

– Понятия не имею. Наверное нашел какое-то другое занятие, несовместимое, так сказать, с торговлей, – это Венедиктов произнес с несколько отстраненной иронией.

– Да, возможно, возможно… – Натаниэль в растерянности покачал головой. – Любопытные вещи вы мне сообщили, Сергей. Оказывается, Аркадий собирался прекратить свою деятельность на торговом поприще. Собственно, вы утверждаете, что в последнее время он и не занимался этим. Во-вторых, документ, полученный им перед смертью и исчезнувший загадочным образом, не имеет отношения к России. В-третьих… – Розовски замолчал. – Все это похоже на еще один маскарад, в котором каждый рядится в чужую одежду. Вы не находите?

Венедиктов развел руками.

– Мы всю жизнь рядимся в чьи-нибудь одежды, разве не так? Вся наша жизнь – это, по большому счету, маскарад. Или цепь маскарадов.

– Один из которых может оказаться смертельным, – закончил Натаниэль. – Да, наверное вы правы. И мне все-таки придется отыскать убийцу. Иначе моей клиентке еще долго придется доказывать, что она невиновна. Хотя у нее сейчас хороший адвокат. Цви Нешер. Слышали это имя?

– Слышал конечно. Как же я могу не слышать имени юридического консультанта собственной фирмы? – Венедиктов удивился. – Он, правда, консультировал только здешнее представительство.

– Да-да, – сказал Розовски. – Здешнее представительство. Поскольку оно состояло из одного человека, то, выходит, консультировал он только Аркадия лично. А кто этого адвоката нашел?

– Аркадий и нашел, насколько мне известно.

– Кстати, а кто вам порекомендовал самого Аркадия? – спросил Розовски.

– Никто не рекомендовал, – ответил Венедиктов. – Слава Богу, мы с Ариком сто лет знакомы. Это я ему предложил – когда узнал, что он едет в Израиль. О неприятностях его я был наслышан – ну, вы, наверное, тоже в курсе.

Натаниэль кивнул.

– Я как раз искал человека, который взял бы на себя представительство фирмы в Израиле, – продолжил Сергей Венедиктов. Горячий воздух трепал его косичку из стороны в сторону. – Ну, вот. Если честно, то я не сразу решился его брать на работу. Знаете… конечно, о покойниках aut bene, aut nihil, но только Аркадия часто подводил характер.

– Где вы изучали латынь? – с любопытством спросил Розовски. – Или это просто издержки всеобщей грамотности?

– Простите? – занятый воспоминаниями о погибшем друге Сергей не сразу отреагировал на вопрос детектива. – Я не расслышал вопроса.

– Ерунда, – Натаниэль махнул рукой. – Я не спрашивал, я слюной поперхнулся. Так что там у нас насчет характера Аркадия?

– Он был чересчур увлекающимся человеком, – объяснил Венедиктов. – Я ведь уже сказал, что мы были давно знакомы. Не сказать, что со студенческой скамьи, но что-то вроде. Аркадия поперли со второго курса университета за год до того, как поступил я. А познакомились мы в кабаке. Вместе подрабатывали в оркестре, играли на свадьбах…

– Говорите, поперли из университета? А на каком факультете он учился? – спросил Натаниэль.

– На юридическом. Там случилась неприятная история – наркотики, по-моему… Вообще-то, дело не в самих наркотиках, тем более кто ими не баловался в студенческие времена?

– Что за неприятная история?

– Какая-то девушка покончила с собой. Из их компании. Подробностей я не знаю – сам Аркадий ничего не рассказывал. Почти ничего. Только однажды – мы уже были хорошо знакомы – обмолвился: дескать, пострадал за чужие грехи. Я так понял, его поперли из университета, а главный виновник вышел сухим из воды… – Венедиктов замолчал, потом добавил: – Но это всего лишь слухи, к тому же – почти двадцатилетней давности.

– Верно, верно… – пробормотал Натаниэль. – Грехи молодости, позавчерашний день… Вы хотели рассказать о характере Аркадия, – напомнил он.

– Да, верно. Так вот, была у Аркадия черта, мешавшая нормально работать. тем более, в бизнесе. Он слишком быстро охладевал к одним проектам, хватался за другие. Слов нет, его идеи всегда были оригинальны, но вот насчет воплощения в жизнь… – Венедиктов покачал головой. – Когда он сказал, что уезжает в Израиль, я подумал: почему бы нам не обзавестись своим человеком здесь? Как раз для Аркаши дело. Все – в новинку, может чего придумает. И сделали мы его своим представителем. Представьте себе, пошло. Поставки продуктов отсюда – его идея. Он тут связался напрямую с кибуцами, с сельхозпредприятиями. Заработал для фирмы приличные деньги. Ну и для себя тоже… – Венедиктов снова замолчал.

– И опять быстро охладел, – подсказал Розовски.

– Да, но на этот раз, представьте, предложил любопытный поворот. Предложил нашей компании начать активную разработку гуманитарных проектов. Весьма экзотических.

– Кстати о проектах, – сказал Натаниэль. – Поясните вы мне, темному человеку, что пользы вашему торговому дому от каких-то гуманитарных проектов и программ? Это же не коммерческие проблемы. Или я ошибаюсь?

– Ошибаетесь, – ответил Венедиктов. – Иная гуманитарная разработка приносит больше дохода чем стопроцентно коммерческая операция. Просто в первом случае все происходит опосредованно. Именно поэтому те, кто ищет сиюминутной выгоды, проходят мимо поистине золотых жил. А западные партнеры, кстати, сразу же начали нас выделять из числа прочих. Поскольку мы не приходили с протянутой рукой и ничего у них не клянчили. Наоборот – предлагали.

– И к чему же имели отношение ваши проекты? – спросил Натаниэль.

– К образованию. К высоким технологиям. К новейшим коммуникационным системам, – Венедиктов немного подумал. – Ну, если хотите – я вам пришлю регистр проектов.

– И все эти программы представляют собой реализацию идей вашего друга?

– Большей частью.

– Интересно… Конечно, пришлите. И по возможности – завтра. Хорошо?

– Хорошо… – Венедиктов покрутил свою косичку, снял солнцезащитные очки. Взгляд его неожиданно напомнил взгляд Аркадия Смирнова.

«Да они ведь и правда друзья… – чуть растерянно подумал Натаниэль. Вслух сказал:

– Вы мне очень помогли, Сергей. Очень. Большое спасибо.

– Помог? – президент «Лиги» недоверчиво усмехнулся. – Чем же?

– Пока еще не знаю, – честно ответил Розовски.

На экране телевизора безостановочно шли предвыборные ролики. Понять что-либо в этом мелькании знакомых лиц и лозунгов мог только человек, постоянно интересующийся политикой. Натаниэль Розовски относился к тому счастливому меньшинству, которое узнает о существовании властей лишь тогда, когда на голову ни с того, ни с сего начинают сыпаться бомбы – как, например, во время войны в Персидском заливе. К счастью, это происходило крайне редко – а для такой безумной страны, как Израиль, просто удивительно редко. В прочих же случаях он вряд ли мог определить, что за депутат или министр улыбается ему с плаката или экрана. Тем более, что итогом двенадцатилетней службы в полиции стала изрядная путаница в лицах. Недавно Натаниэль долго и безуспешно пытался вспомнить, что за тип заискивающе улыбнулся ему на улице – бывший клиент, досрочно выпущенный из Абу-Кабира, или нынешний кандидат, стремящийся в парламент. Заноза засела в голове так прочно, что Розовски не успокоился, пока не выяснил наверняка. Оказалось – и то, и другое.

Поэтому во время показа предвыборной рекламы Розовски занимался экспериментами. Например, смотрел без звукового сопровождения, пытаясь угадать: к чему призывает граждан бодрый голос диктора, когда очередной кандидат с вымученной улыбкой пожимает руки торговцев с рынка А-Тиква. Или наоборот: вырубал изображение и слушал вполне бредовый звуковой комментарий, воображая видеодейство. Почему-то обычно в голову лезли совсем неприличные сцены.

Время от времени подобные упражнения доводили старенький «Хитачи» до нервного расстройства. Вот и сегодня развлечения Натаниэля привели к тому, что на экране постоянно шел один и тот же репортаж откуда-то из центральной Африки, показывающий брачные игры белых носорогов, причем сопровождались эти впечатляющие кадры бодрыми и проникновенными призывами типа: «Мир и безопасность», «Имярек (имелся в виду лидер конкурентов) опасен для государства». Больше всего Натаниэля умилило следующее совпадение: самка носорога, чем-то разозленная, ринулась на своего партнера, который испуганно припустил со всех столбообразных ног. Колоритная сцена шла под впечатляющий призыв: «Нет насилию в семье!»

Невинное развлечение с телевизором отнюдь не мешало Натаниэлю думать. Он полулежал в кресле, держа в руке дистанционный переключатель, автоматически отмечая смешные моменты, но в то же время постоянно прокручивал в голове детали последних событий.

Стоявшая на журнальном столике пепельница полна была окурков, рядом лежали две пачки сигарет – одна пустая, вторая наполовину полная.

Алекс Маркин, вот уже добрых полчаса скромно сидевший на стуле в углу, не решался ничего сказать. Наконец период глубокой задумчивости закончился. Розовски сжалился над маявшимся помощником и свихнувшимся телевизором, щелкнул выключателем и нехотя взглянул на Сашу.

– Ну что? – спросил он. – Что тебе удалось выяснить? Что насчет яда?

– Насчет яда, – Маркин полез в свой верный блокнот, нашел нужную запись. – Инсектицид Е-5000Х используется для борьбы с вредителями плодовых деревьев. Но, как мне удалось выяснить, в больших дозах смертельно опасен и для человека. Его действие в самом деле напоминает действие синильной кислоты. Е-5000Х тоже вызывает паралич дыхательных путей. Смерть может наступить через пять – двенадцать минут после того, как яд попадет в организм. Время зависит от концентрации… – Алекс закрыл блокнот. – И еще одно. Хоть ты и не поручал мне этого, я все-таки выяснил, что за улику обнаружил инспектор Алон.

Розовски воззрился на помощника со слабым интересом:

– Ну?

– Пластмассовую колбу с Е-5000Х, – торжественно сообщил Маркин. – И нашлась эта колба не где-нибудь, а на вилле Смирновых, в подсобном помещении для хранения садового инвентаря.

– Да, интересно, интересно… – пробормотал Натаниэль. – Что еще?

– Этот яд очень горький на вкус, – сообщил Маркин. И поспешно добавил: – Не волнуйся, я его не пил. И не поил никого. У меня друг учится на химическом факультете. Там, по-моему, входит щелочь… Ну, не знаю, я не специалист. Опыта суицида у меня, конечно, тоже немного. Но только Смирнов должен был сразу почувствовать горечь и просто выплюнуть…

– У него в бокале была налита горькая настойка, – сказал Натаниэль. – Я выяснял. Любимый напиток… Так что не почувствовал он горечи поначалу. Не обратил внимания. А крикнуть… – детектив покачал головой. – Видимо, что-то помешало. Или кто-то. Пока не знаю.

– Емкость с ядом – пластиковая колба, ее можно запросто купить в магазине. На этикетке написано: «Опасна при ненадлежащем употреблении»… – Алекс хмыкнул. – Формулировочка, а? При ненадлежащем. Хочешь еще одну новость? Инспектор ездил туда не по причине резко обострившейся интуиции. Как ты думаешь, почему?

– Ему подсказали, – сердито ответил Розовски. – И не имей такой привычки экзаменовать начальство на предмет умственных способностей. Начальство может крепко обидеться.

– И не думал экзаменовать! – Маркин прижал руки к груди. – Честное благородное слово. Тем более, что начальство абсолютно право. Ему подсказали.

– Спрашивать, кто подсказал, в данном случае демонстрировать полное отсутствие тех самых умственных способностей, – Натаниэль вздохнул. – Ясно, что подсказка была анонимной… – он вновь надолго замолчал. Потом сказал: – Думаю, подсказал ему некий человек в шортах и майке, с граблями и прочим садовым инвентарем на плече. Ударник садоводческого труда и, похоже, ба-альшой специалист по борьбе с разными вредителями. Вот, значит, при чем тут садовник, – Натаниэль потер переносицу. – Между прочим, Смирновы не пользовались услугами постоянного садовника. Как сообщила мне Виктория, Аркадий время от времени нанимал кого-нибудь – подстричь газоны. Обычно она уходила на это время из дому. Ее раздражает вой газонокосилки.

– Меня тоже, – сказал Маркин. – Особенно по утрам. Возле нашего дома работает такой ретивый парень – в шесть часов врубает свою машинку на полную катушку. Рехнуться можно.

Натаниэль отправился на кухню.

– Ужинать будешь? – крикнул он оттуда. – Мама уехала к родственникам в Димону, – Розовски вернулся из кухни с маленьким пластиковым подносом. На подносе горкой лежали несколько крупно нарезанных ломтей хлеба, белая коробочка с копченым мясом и две чайные чашки. Поставив на столик поднос, Натаниэль сел на прежнее место, жестом пригласив Алекса угощаться.

– В Димону? – переспросил Маркин. – Это не к тем родственникам, от которых было памятное письмо?

– К тем самым. Поехала залечивать душевную травму, полученную из-за очередного провала матримониальных планов относительно великовозрастного холостого сына, – объяснил Розовски. – По этому поводу мы с тобой могли бы чуть-чуть принять, но… – он развел руками. – Увы, у меня есть только минералка.

Маркин махнул рукой.

– Ладно, не страшно. В другой раз.

Натаниэль согласно кивнул.

– Между прочим, очаровательная была женщина, – с искренним сожалением сказал он. – Но у твоего начальника мозги повернуты в полицейскую сторону. По-моему, она испугалась, когда я ей объяснил, что «Гамлет» представляет собою классический шпионский боевик и что именно таким его автор и задумывал.

– И как же ты объяснял?

– В следующий раз, – ответил Розовски. – Вот под сто грамм и расскажу. Видимо, девушка по здравом размышлении пришла к выводу, что муж с такими наклонностями не только непредсказуем, но и вообще – опасен… Вот черт, бутерброды кончились, а чай еще не закипел, – он поморщился. – Что же, значит будем ждать.

– Чего именно?

– Во-первых, когда закипит чайник. Во-вторых, информацию Офры. Кстати, – он озабоченно посмотрел на часы, – что-то она давно не звонила, тебе не кажется? Второй день. Я начинаю волноваться.

Чайник закипел через три минуты. Из кухни послышался усиливающийся свист.

– О! – Натаниэль поднял палец. – Одного мы уже дождались. Если все остальное произойдет так же быстро – есть шанс довести расследование до конца.

Он принес из кухни фыркающий паром чайник, пачку чая «Липтон» и банку растворимого кофе.

– Мне лень варить кофе, – заявил он. – Так что выбирай: чай или растворимый?

Маркин выбрал чай. Розовски разложил по чашкам пакетики и залил их кипятком. В ожидании, пока чай заварится, он спросил:

– Как насчет второго поручения?

– Ты о гостях? Так это третье. Разговаривал, конечно. О причинах пышного сборища никто из них никакого понятия не имеет. Одним наш клиент обещал сенсационный сюрприз, другие сами не особенно интересовались: праздник – и ладно, почему бы и нет? В общем, никто ничего толком не знает.

– А не толком? – спросил Натаниэль.

– И не толком – тоже.

Натаниэль вздохнул и потянулся было к чашке с уже заварившимся чаем. Но тут Маркин сказал:

– Зато очень интересные сведения из фирмы «Пуримшпиль».

Рука Натаниэля замерла в воздухе. Он осторожно поставил чашку на столик и ласково посмотрел на помощника.

– Саша, – сказал он задушевным тоном, – радость моя, я сколько раз тебя учил: не говори под руку. И выбрось на помойку свои любимые театральные эффекты. Ясно? Выкладывай! – рявкнул он.

Маркин обиженно насупился, но начал рассказывать. По его словам, фирма «Пуримшпиль» находилась всего в квартале от офиса Натаниэля и занимала две комнаты в первом этаже старого четырехэтажного здания.

– Вывеска классная! – оживленно сообщил Маркин. – Ну, там клоунские маски, воздушные шары, но главное – реклама! Вот, я специально переписал, – он протянул Натаниэлю раскрытый блокнот. Розовски прочел: «Фирма „Пуримшпиль“ берет на себя организацию детских праздников, семейных торжеств, карнавальных вечеров к празднику Пурим». Написано было на иврите, а ниже тот же текст – по-английски. В конце же было приписано уже по-русски: «А также новогодних утренников и маскарадов – для частных лиц и учреждений».

Розовски усмехнулся. Еще совсем недавно на празднование нового года в Израиле смотрели косо – традиционно этот праздник связывался с христианством. Но ревнители еврейской чистоты ничего не могли поделать с привычками русскоязычных граждан. И вот уже несколько лет в помещении центральной тель-авивской автостанции под новый год появлялись украшенные елки, фигуры Деда Мороза и Снегурочки, а руководство всех учреждений неофициально объявило выходным днем 1 января. Привычка устраивать застолье 31 декабря мало-помалу привилась и в семьях коренных израильтян. Так что, в принципе, последнюю строку рекламы хозяева «Пуримшпиль» могли бы написать и на иврите тоже.

– Дальше, – потребовал Розовски. – Не думаю, что кроме рекламы ты ничего не узнал.

– Узнал, конечно. Во-первых, – Маркин загнул один палец, – наш клиент пожелал, чтобы для одного из его гостей костюм был сшит по особому эскизу. Причем – в двух экземплярах.

– Что значит – по особому эскизу? – Натаниэль чуть привстал с дивана и заглянул в блокнот. Ничего не понял в крючочках и палочках. – Почему в двух экземплярах? Что за костюм?

– Это – во-вторых, – ответил Алекс и положил на столик вчетверо свернутый лист бумаги. Развернув его, Натаниэль увидел нарисованный цветными мелками костюм, в которых хозяин вечера предстал перед своими гостями.

– Эскиз, – объяснил Маркин. – Изготовлен очаровательной девушкой по имени Авива. Художницей фирмы «Пуримшпиль». Она работала на основе, представленной заказчиком. Смирнов принес ей рисунок. Вернее, фоторепродукцию. По словам Авивы – с какой-то древней фрески. Или мозаики. Но рисунок не сохранился. Она не помнит точно – вроде бы, Смирнов забрал репродукцию после того, как посмотрел ее модель.

– Так почему в двух экземплярах? – повторил Натаниэль, откладывая рисунок в сторону.

– Он объяснил, что не хочет никаких неожиданностей. Что для него важно быть на вечере именно в этом костюме – по причине какой-то театрализованной эскапады. Сюрприза для собравшихся.

– Опять сюрпризы, – проворчал Натаниэль. – Сплошные сюрпризы. Вся вечеринка – один большой сюрприз.

– Что? Да, он говорил о сюрпризе, – Маркин закрыл блокнот. – Теперь насчет четверых парней, таскавших в злосчастный вечер чертов паланкин. Все четверо – студенты Тель-Авивского университета, трое живут в общежитии. Вот список и телефоны.

Натаниэль кивнул и потянулся к чашке. Сделал глоток. Чай остыть не успел. Маркин хотел что-то спросить, но тут раздался звонок в дверь.

– Пойди, открой, – велел он недовольным голосом. – Черт, ни утром, ни днем покоя нет…

Маркин послушно пошел к двери, повернул замок. Дверь отворилась. Натаниэль, сидевший спиной к входу, услышал сдавленное восклицание, обернулся и увидел как его помощник медленно пятится от двери. Он поднялся.

На пороге стояла молодая женщина со смутно знакомым лицом. Она была в длинном, почти до щиколоток, платье свободного покроя. Голову украшала соломенная шляпка с искусственными цветами. Волосы под шляпкой были тщательно убраны в черный платок.

При всем том юная дама была, как выражалась мать Натаниэля, «и таки хорошо беременной». Во всяком случае, вырисовывавшийся под платьем округлый живот тянул месяцев на шесть, не меньше.

Рука Натаниэля, державшая чашку с ароматным напитком, так и замерла на полпути в воздухе.

– Офра? – спросил он неуверенно. В его расширившихся глазах явственно читался совершенно идиотский вопрос: «Когда это ты успела?»

Офра поставила на пол большую хозяйственную сумку, после чего выдернула из-под платья поролоновую подушку и бросила ее на диван.

– Ну? Чего вытаращились? – сердито спросила девушка. – Что я, на улице должна была вытаскивать? – она подошла к креслу и не села, а упала в него. – Уф-ф, ну и ну. Устала, как черт знает кто…

Маркин упал на диван.

– Офра, – заикаясь произнес он, – т-ты чего… а…

Офра исподлобья смотрела на него в ожидании продолжения. Но похоже, способность к членораздельной речи Саша утратил на неопределенное время. Поняв это, девушка перевела взгляд на Натаниэля.

– У тебя опять приступ склероза? – мрачно спросила она.

В голове слегка обалдевшего Натаниэля мелькнула мысль, что вопрос касается причин беременности, которые почему-то секретарь агентства связывает с ним. Рука его дрогнула, горячий чай полился прямо на ногу. Он вскочил, уронил чашку и громко выругался.

После этого оба – и Розовски, и Маркин пришли в себя. Насколько это было возможно.

– Ты что – с ума сошла? – рявкнул Натаниэль. – Предупреждать надо! А если бы мама была дома? Представляешь, что она могла бы подумать?

В отличие от прочих претенденток на руку и сердце Натаниэля, которые получали статус временных, Офру Сарра Розовски втайне рассматривала как постоянную и самую перспективную. Увидев ее беременной, мать испытала бы сильнейший удар.

– Я вчера звонила, – безмятежно ответила Офра и сняла шляпку. Шляпка плавно полетела по комнате и приземлилась на цветочную вазу. – Твоя мама мне сказала, что собралась к родственникам в Димону, – она перешла в атаку: – Ты же сам сказал: ни в коем случае не представляться сотрудником детективного агентства! Что мне оставалось делать?

Розовски заторможено кивнул.

– Ну вот, – сорвав черную косынку, она тряхнула головой, и завитые пружинками рыжеватые локоны тут же превратились в пышную прическу. – Я и решила притвориться обманутой девушкой из хорошей ортодоксальной семьи. А что? Непохоже?

– Еще как похоже!

– Там тоже все поверили, – сказала Офра. – Я ходила от виллы к вилле и искала твоего садовника. Из репатриантов. Описывала его так же, как эта твоя свидетельница. Объясняла, что вот, дескать, встречались, обещал жениться. А как забеременела, удрал. И теперь я не могу вернуться домой – религиозная семья, они меня не примут, это позор! Все жалели.

Маркин захохотал. Правда, хохот его имел слегка истерическую окраску.

Офра нахмурилась.

– Нечего смеяться.

– Погоди, погоди, – Натаниэль нащупал позади себя стул и осторожно сел. – Рассказывай. Тебе удалось что-нибудь узнать?

Вместо ответа Офра вернулась к двери, подняла сумку и перевернула ее. Из сумки выпал объемистый сверток.

– Сказала, что это мое, – объяснила она. – Что подлец не только обесчестил, но и обокрал меня.

– Поверили? – только и спросил Маркин. Офра грозно посмотрела на него и внушительно заметила: – Попробовали бы не поверить.

Маркин понял, что – да, попробовал бы кто-нибудь не поверить…

Между тем, Розовски присел на корточки и развернул добытый Офрой сверток.

– Ого… – протянул детектив. – Вот это да…

Маркин с любопытством заглянул через его плечо.

Перед ними на полу лежал искрящийся золотым шитьем карнавальный наряд покойного Аркадия Смирнова. Натаниэль поднял голову, посмотрел сначала на Маркина, потом на Офру. Под его пристальным взглядом девушка впервые после своего эффектного появления проявила некоторые признаки беспокойства.

– Ну а что? Что ты смотришь? – она фыркнула. – Этот тип был единственным русским, работавшим на этой улице. Вилла рядом с домом Смирновых. Так? Я вхожу в подсобное помещение – хозяева меня проводили.

– С чего вдруг? – замороженным голосом спросил Натаниэль. – Вот так вот запросто взяли и проводили? По собственной инициативе?

– Н-ну-у… Н-ну нет, конечно, – Офра отвела глаза в сторону. – То есть, в общем…

Натаниэль принялся ходить по комнате размеренным шагом и вещать:

– Дорогие мои сотрудники, я ли не учил вас действовать исключительно в рамках закона? Я ли не говорил, какое это неблагодарное дело – обманывать полицию? И что в итоге? – он остановился напротив притихшей Офры. – В итоге мы имеем кражу. Элементарнейшую кражу, за которую инспектор Ронен Алон с величайшим удовольствием отправит тебя, дорогая, за решетку. А меня лишит лицензии пожизненно, – он мельком взглянул на Маркина и небрежно махнул рукой. – По твоему поводу он тоже что-нибудь придумает, не сомневайся… – Розовски уселся на диван, откинулся на спинку и уставился в потолок. – Офра, ты хоть понимаешь, что важная улика перестала быть таковой в ту самую минуту, когда ты стащила эту сумку? Кому ее можно предъявить? Полиции? – Натаниэль фыркнул. – Черта с два! Разве что в качестве улики совершенного тобой преступления…

– Зато мы можем припереть к стенке убийцу, – встрял Маркин. – Как он сможет отвертеться, если этот балахон нашли среди его вещей?

Натаниэль устало посмотрел на своего помощника

– Саша, – ласково сказал он, – ты очень добрый человек. Ты очень хочешь помочь Офре. Но скажи, пожалуйста, откуда мы возьмем убийцу? Мы даже не знаем толком, как он выглядит.

– Почему это не знаем? – подала голос Офра. – очень даже знаем. Лет тридцать пять, может быть чуть больше или чуть меньше. Волосы светло-русые, редкие. Грузный. Рост, примерно, сто семьдесят пять. Говорит с сильным русским акцентом. Вообще, иврит знает плохо. По мнению хозяев, в стране живет максимум год. А может быть, и того меньше, – все это она отбарабанила так, словно зачитывала с листа.

Теперь в глазах Розовски, повернувшегося к проштрафившейся девушке, появился проблеск слабого интереса.

– Ну-ка, ну-ка, – произнес он. – И каким же образом тебе удалось все это выяснить?

– Да хозяева сами, наперебой, описывали мне его, я только всхлипывала и поддакивала. Иногда говорила: «Да-да, это он. Мой Валентин», – объяснила Офра. – В конце концов, они сами мне предложили просмотреть его вещи: вдруг он оставил там что-то, что поможет его отыскать… – она виновато сказала: – Ну да, это не они, это я сказала. Но они-то охотно мне помогли! Мы начали осматривать помещение – знаешь, там лопаты, грабли, машинка для подстригания газонов. Такая штуковина, опрыскиватель. Я ее как раз отодвинула, вижу – сумка, а на ней – русская надпись. «Ой, – кричу, – это же моя сумка!»

Розовски посмотрел на стоявшую у двери сумку. На ней действительно красовалась трафаретная надпись «Компания „Трансаэро“.

– Послушай, Офра, – сказал он примирительным тоном. – Будем считать, что ты задание выполнила. Даже перевыполнила. Что еще рассказали хозяева? Например, был ли садовник на вилле в тот вечер, когда убили их соседа?

– Садовник, может, и был, – ответила Офра. – Только вот их самих не было. Они уезжали в Европу. Во Францию. На две недели.

– Так, – он хлопнул себя по коленям. – Надо как-то выходить из этой ситуации. Саша, – он обратился к Маркину, – ты с машиной?

Маркин кивнул.

– Значит, так. Едем в Кфар-Шауль, попробуем незаметно вернуть сумку на место. Заодно я переговорю с хозяевами этого садовника. И с нашей клиенткой, – добавил он. – Кстати, который час?

– Двенадцать с четвертью, – ответила Офра.

– Поехали. Мне нужно успеть еще кое-куда.

Подойдя к двери, Натаниэль поднял с пола все еще лежавший карнавальный костюм. Вдруг он присвистнул.

– Вот это да… – повернувшись к помощнику, Розовски сказал: – Мы-то с тобой ломали голову – почему Смирнов не вскрикнул, не позвал на помощь, когда почувствовал признаки удушья. Вот он, ответ! – он возбужденно потряс пестрым балахоном. – Смотри! – с этими словами детектив вывернул наряд наизнанку, и глазам Алекса и Офры предстал наряд, в который был обряжен человек, первоначально внесенный во двор четверкой дюжих парней.

– Теперь понимаешь? Они были в одинаковых костюмах, только один надел этот чертов балахон лицевой стороной, другой – изнаночной, – объяснил Розовски. – Видимо, заказали такие двусторонние наряды специально, чтобы устроить сюрприз. В оговоренное время убийца надел костюм таким образом, чтобы быть похожим на Смирнова. И заменил его – для гостей, пока тот устраивался в носилках. Я вспомнил: в какой-то момент хозяина во дворе не было. Я еще спросил у Виктории: «Где господин Смирнов?»

– И что она ответила?

– Тоже удивилась, по-моему. Но не очень. Сказала: «Наверное, болтает с кем-нибудь из гостей. Потом Смирнов появился. То есть, появился некто, переодевшийся Смирновым. Когда внесли носилки с якобы новым гостем, лже-Смирнов подошел поприветствовать его. Налил в его бокал отравленного вина. Они чокнулись и выпили. После этого еще немного поговорили – пока яд не подействовал. Возможно, Аркадий успел почувствовать первые признаки удушья, но не сразу – оценить состояние ему мешало, во-первых, нетрезвое состояние, во-вторых – маска. Когда же почувствовал – было поздно. Гремела музыка, а рядом с ним, лицом к лицу стоял убийца. Не мог Смирнов позвать на помощь. Не имел возможности, – Натаниэль помрачнел. – Вот так. Ну, а убедившись, что Смирнов мертв, этот тип спокойно прошествовал через весь двор к забору. И исчез… – он посмотрел на Офру. – Переоделся в соседнем дворе, где, судя по всему, работал садовником. Спрятал наряд в сумку.

– И куда он делся потом? – спросил Маркин.

– Куда он делся потом? – повторил Розовски. Все его возбуждение вдруг улетучилось. – А действительно: куда он исчез потом?

– Приехали… – Маркин чертыхнулся. – Узнаешь?

Еще бы Натаниэлю было не узнать старенький «рено» инспектора Алона с красными полицейскими номерами!

– Назад! – скомандовал он. – Сдай назад и сверни за угол. Вот так. А теперь высадите меня здесь, и дуйте в Тель-Авив. Ты, Алекс, подскочи в банкетный зал «Султановы пруды». Это на а-Масгер, по-моему, рядом с автосалоном «Мицубиси». Пообщайся там с барменом, официантом и музыкантами, которые обслуживали смирновскую вечеринку.

– А я? – спросила Офра. – Что мне делать?

– Саша завезет тебя в контору.

– А ты куда? – поинтересовался Саша.

– А я пойду поговорю с Алоном, – Натаниэль покосился на сверток с карнавальным костюмом покойника и тоскливо вздохнул. – Что вы делаете со мной, босяки…

Розовски еще издали увидел огромный плакат «Продается» на особняке Смирновых и остановился, делая вид, что внимательно изучает условия. Краем глаза он заметил, как из калитки соседнего дома вышел очень озабоченный инспектор Алон. Увидев Натаниэля, Алон решительным шагом направился к детективу.

– Прицениваешься? – язвительно поинтересовался инспектор, останавливаясь рядом с Натаниэлем и тоже внимательно читая объявление.

– Что? – Розовски сделал вид, что только сейчас заметил Алона. – О, Ронен, привет! Нет, просто подъехал к госпоже Смирновой, но не успел войти… А что у тебя? Что ты здесь делаешь?

Инспектор Алон, и без того хмурый, еще больше нахмурился.

– Вызвали, – сообщил он, глядя в сторону соседней виллы. – Тут некоторые хозяева забеспокоились.

– А в чем дело?

– Вчера и позавчера тут регулярно появлялась какая-то девушка. Входила в каждый дом и расспрашивала о садовниках. Нет ли среди них репатрианта, якобы соблазнившего ее, а потом сбежавшего… – ответил инспектор. – Вообще-то, она действительно беременная – кажется, на шестом месяце. Из ортодоксальной семьи, родители выгнали, сам понимаешь – какой позор, незамужняя девушка забеременела! У харедим[2] с этим строго.

– Знаю, знаю, – ответил Натаниэль, старательно пряча глаза. – Еще бы. Так что подозрительного?

– Да вот, понимаешь ли, мы тоже ищем садовника. Экспертиза установила: причиной смерти Аркадия Смирнова был яд, используемый против насекомых. А половина садовников, обслуживающих Кфар-Шауль, пользуются аналогичными средствами… – Ронен вздохнул. – Что посоветуешь? Я вот думаю: не объявить ли розыск этой девицы? По описанию – лет двадцать, на шестом месяце беременности. Она ведь своего ухажера так и не нашла. Значит, сбежал. Не от нее же! Может быть, действительно замешан в убийстве? Найдем ее, удастся получить сведения о нем. А?

– Конечно! – с энтузиазмом поддержал его Натаниэль. – Обязательно объяви. Кстати, а ты уверен, что она действительно из ортодоксальной семьи? Может, специально так оделась?

– Да ну, ты что! – Ронен даже обиделся. – Мы опросили всех, с кем она говорила. Никаких сомнений – и поведение, и разговор. Одежда одеждой, но манеру поведения перенять невозможно… Типичная девочка из религиозной семьи.

– Тогда я тебе советую проверить в Меа-Шеарим[3] и Бней-Браке.[4] Скорее в Бней-Браке, – при этом он с гордостью посмотрел в сторону исчезнувшей светло-серой «субару».

– Я так и собирался сделать, – уныло сказал инспектор. – Ч-черт, все идет наперекосяк…

В этом Натаниэль был с инспектором вполне согласен. Он сочувственно промычал и даже собрался предложить инспектору поехать, пропустить где-нибудь по рюмочке.

Инспектор посмотрел на часы.

– Ладно, мне пора, – сказал он. – Передавай мой привет госпоже Смирновой.

– Непременно, – ответил Розовски. – А как насчет извинений? За необоснованное задержание?

– Обойдется, – буркнул Алон. – Я еще не уверен в необоснованности, – он повернулся и не оглядываясь пошел к машине. Натаниэль проследил за тем, как «рено» умчался в сторону Тель-Авива, покачал головой. Отворил невысокую калитку и вошел во двор.

Викторию Смирнову он застал в обществе адвоката Нешера. При виде входящего сыщика они прервали оживленный разговор и одновременно повернулись в его сторону.

Против ожидания, вдова выглядела сейчас даже лучше, чем до неприятностей с полицией. Во всяком случае, свежее. Что же до адвоката, то, по-видимому, сдержанно-недовольное выражение его лица было хроническим.

Насколько Натаниэль успел понять из последних фраз, услышанных им, речь шла о линии поведения в случае судебного процесс. Розовски считал подобный разговор преждевременным, а возможно, и просто излишним. Он был уверен, что полиция больше не будет тревожить Викторию подозрениями. Несмотря на последние слова инспектора Алона.

Тем не менее, Розовски сделал вид, что не понял сути беседы.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он. – Выглядите чудесно. Рискуя быть ложно понятым, скажу: пребывание в полиции пошло вам на пользу.

Виктория слабо улыбнулась.

– Может быть, это происшествие меня как следует встряхнуло. Во всяком случае, я сумела взять себя в руки. И потом – полицейские были очень любезны… Садитесь, Натаниэль, я как раз собиралась вам сегодня позвонить. Есть какие-нибудь новости?

– Как вам сказать… Кое-какие есть, – ответил Натаниэль, усаживаясь в предложенное кресло. – Но мне все-таки нужно задать вам еще несколько вопросов.

– Конечно, пожалуйста!

Нешер промолчал.

– Простите, что вновь заставляю вас возвращаться к тому злосчастному дню, – сказал Розовски. – Мои вопросы касаются некоторых деталей. Вот, например: каждый карнавальный костюм должен что-то означать, – сказал Розовски. – Чаще всего наряд отражает какие-то стороны характера человека, его привычки, увлечения – не обязательно главные, не обязательно сегодняшние. Иной раз в этом удивительным образом трансформируются желания далекого детства. Например, один мой приятель мечтал когда-нибудь примерить гусарский мундир. В возрасте то ли шести, то ли семи лет он по уши влюбился в актрису Ларису Голубкину. Помните фильм «Гусарская баллада»? Вот. С тех пор он бредил этими ментиками, киверами и прочими эполетами. А потом женился. И, представьте себе, вдруг разом потерял интерес к военно-исторической мишуре. Знаете, почему? Ни за что не догадаетесь.

Виктория не выразила никакого интереса к словам детектива. Натаниэль, несмотря на это, произнес после эффектной паузы:

– Именно потому, что его жена оказалась внешне очень похожей на любимую им актрису. Но, увы, семейная жизнь вскорости убила романтику образа, а с ним и все, что ассоциировалось для вашего знакомого с образом очаровательной девушки в гусарском мундире. Вскорости они развелись.

– Да, – вежливо заметила Виктория. – Очень интересная история. Вы хотите еще о чем-то спросить?

– Да-да, конечно. Вы правы, вернемся к нашим делам. Вспомните, пожалуйста: вы на том вечере предстали перед гостями в образе восточной красавицы. Вам очень шел наряд. А что означал костюм вашего мужа?

– Понятия не имею. Наряд какого-то короля… – вдруг в ее глазах мелькнуло удивление. – А ведь и об этом он пообещал рассказать в свое время! Да-да, теперь я вспоминаю…

– То есть, фасон его костюма имел отношение к тому самому сюрпризу? – быстро спросил Натаниэль. – К сюрпризу, который он вам обещал?

– Теперь мне кажется, что да, – растерянно ответила Виктория. – Действительно… Может быть, он хотел разыграть какой-то спектакль? Скетч? Нет, вряд ли… Не знаю, не знаю, Натаниэль. Возможно, вы правы. Сюрприз… Да, возможно все это взаимосвязано.

Цви Нешер негромко, но отчетливо кашлянул. Розовски посмотрел на него.

– Вы собираетесь таким образом искать убийцу? – Нешер даже не пытался скрыть своего невысокого мнения о способностях частного детектива. – Вот так, выясняя, чье одеяние что означало? Почему господин А нарядился зайчиком, а госпожа Б ведьмой?

– Вообще-то меня интересует только смысл, который придавал своему костюму Аркадий, – охотно ответил Натаниэль. – Что же до первого вопроса, ответ: «Да, собираюсь». Подумайте сами, господин Нешер: праздничный маскарад. Да? Очень типичное времяпровождение в Израиле. Вы не находите? Каждую неделю у нас проходят частные костюмированные вечеринки.

Адвокат что-то промычал.

– Вот-вот, – словно услышав подтверждение, обрадовано продолжил Розовски. – Я и говорю: хлебом не корми наших сограждан, дай только нарядиться поэкзотичнее. Вот в такой, например, костюм, в каком появился господин Смирнов.

– Два костюма, – поправил адвокат. – В одном он был почти весь вечер, в другом, увы… – он покосился на вдову, но Виктория ничего не сказала.

– Да нет, Цви, в том-то и дело, что на господине Смирнове был надет один и тот же костюм. В обоих случаях, – сказал Натаниэль. – Просто вывернут наизнанку. Он и шился таким образом, чтобы в разных случаях по-разному носиться. Такой вот костюм. Какого-то короля, как сказала Виктория.

– Не понимаю, как все это связано с убийством, – упрямо повторил адвокат.

Натаниэль не стал объяснять. Вместо этого он вновь обратился к Виктории:

– Еще один вопрос. Швейцария. Кто-нибудь из ваших знакомых был в Швейцарии в одно время с Аркадием?

Она покачала головой:

– Этого я не знаю.

– Жаль, жаль. Скажите, все-таки, о каком знакомом упоминал ваш муж? Я имею в виду – того, кто помог ему на первых порах здесь, – пояснил Натаниэль.

– Не знаю, – ответила Виктория. – Он редко о нем упоминал. И ни разу не приглашал в гости.

– А по телефону он когда-нибудь с ним говорил? При вас?

– Да, говорил. Что-то о… – Виктория задумалась. – Кажется, о каких-то былых знакомых, студенческих времен. Какое-то женское имя называл…

– Какое именно?

– Ммм… Светлана… Нет, Татьяна… Нет, не помню.

– Женское имя. Аркадий вам когда-нибудь рассказывал о том, почему его отчислили из университета? – спросил Натаниэль.

– Нет, не рассказывал. Однажды упомянул, что по вине какого-то приятеля. Как он его называл… Ах, да – Гриша Орловский.

Натаниэль разочарованно кивнул. Имя ему ничего не говорило. Да и вряд ли к гибели Смирнова могла иметь отношение какая-то криминальная история, случившаяся в другой стране и совсем в другое время. Могла, конечно. Но – маловероятно.

– Ладно, поговорим о другом. Виктория, не могли бы вы рассказать о своей знакомой? Я имею в виду Дину Ройзман.

– Да, конечно, – Смирнова заметно помрачнела, зябко потерла руки. – Да, безусловно. Что вас интересует? Бедняжка…

– Как давно вы с ней были знакомы?

– Около трех лет. С перерывом. Я познакомилась с ней за два года до нашего отъезда в Израиль – нас познакомил Аркадий… – легкая тень пробежала по бледному лицу Виктории. – Да, это произошло в одной из компаний – собирались его друзья… Вообще, мы, в основном, общались с его друзьями – как-то так получилось. Мои друзья и подруги после свадьбы появлялись в нашем доме нечасто. Да, это была встреча Нового года. Дина пришла с каким-то мужчиной – я не помню, как его звали…

– Не с Николаем?

– Нет, с Колей она познакомилась позже. Гораздо позже. Так вот, она мне тогда не понравилась. Не могу точно сказать чем. Скорее я инстинктивно почувствовала, что эта женщина была очень уязвлена тем, что Аркадий оставил ее ради меня… – она помолчала немного, потом пояснила: – Я еще не знала о том, что они были любовниками. Аркадий мне об этом рассказал гораздо позже. После переезда сюда, в Израиль.

– Для чего? – спросил Натаниэль.

– Что – для чего?

– Для чего он вдруг рассказал вам? Просто так, без всякого повода? Ни с того, ни с сего?

– Нет, почему. Повод был. Пришло письмо. От Дины и Николая. Они сообщали, что приняли решение репатриироваться. Спрашивали, не могли бы они остановиться у нас?

– Вы уже жили в этом доме? – поинтересовался Розовски.

– Да, в этом. Купили как раз незадолго. Так вот, я не возражала. Хотя и сказала Арику, что на меня Дина производит неприятное впечатление. А он ответил, что никаких остановок в нашем доме у этой пары не будет, лучше заранее снять им приличную квартиру. Пусть обживаются. Я сначала возразила – мне казалось, что ничего страшного не произойдет, если они все-таки поживут неделю у нас. Вот тогда он мне и рассказал. Что они долгое время были любовниками.

– Долгое – это как?

– Более трех лет. Потом расстались. Это произошло незадолго до нашего знакомства, но Дина почему-то уверена… была уверена в том, что если бы не я, Аркадий непременно вернулся бы к ней. Я так не думаю, – добавила она после крохотной паузы.

«Сейчас уже не проверишь», – подумал Натаниэль. Вслух спросил:

– А когда познакомились с Николаем вы? – спросил Натаниэль. – Уже здесь, в Израиле?

– Я? – Виктория сначала чуть удивилась, потом задумалась. – Нет, раньше. Точно не помню… По-моему, незадолго до их свадьбы… Да, они уже подали заявление и пришли к нам, чтобы пригласить на свадьбу. Вот тогда мы и познакомились. До нашего отъезда оставалось меньше года. В то время он, если не ошибаюсь, работал преподавателем истории в какой-то школе. Аркадий рассказывал, что у него были статьи по… Кажется, по средневековью, он собирался защищать диссертацию. А может быть, даже защитил. После нашего отъезда.

– А здесь работает сторожем на автостоянке. Бывает, бывает… Ну, а как насчет нее? Я имею в виду – Дину. Поймите меня правильно, – поспешно заговорил Розовски, видя, что Виктория начинает хмуриться, – я не стал бы вас расспрашивать, но, сами видите, смерть Дины Ройзман связана с гибелью вашего мужа. Поэтому, пожалуйста, ответьте откровенно: вы верите в то, что любовная связь вашего мужа и Дины возобновилась здесь, после ее приезда? Не торопитесь, подумайте. Вспомните, может быть, какие-то мелочи.

– Я уже сказала, – сухо ответила Виктория. – Никаких отношений у Аркадия с ней не было. Ни здесь, ни там – после того, как мы познакомились. Вообще, ее уверенность в собственной неотразимости… – она замолчала, потом сказала другим тоном: – Простите меня, Натаниэль, я немного забылась. Дина… Дина достаточно быстро устроилась на приличную работу – в турбюро. Ездит гидом с туристическими группами – в том числе, и заграницу.

– В Европу? – спросил Розовски.

– Кажется, да.

– Вот как… – Натаниэль задумался. – Вы не знаете, кто-нибудь помог ей устроиться? Или она сама нашла эту работу?

– Не знаю.

Тут Цви Нешер, слушавший все это с явным неодобрением (разговор давно уже велся по-русски, поэтому неодобрение адвоката относилось к самому факту его, а не к содержанию), счел нужным вмешаться:

– Мне кажется, господин Розовски, что вы не отдаете себе отчета в том тяжелейшем психологическом состоянии, в котором находится госпожа Смирнова.

– Почему же, вполне отдаю, – возразил Натаниэль. – Можете мне поверить: я не задавал никаких сложных вопросов – самые элементарные, которые задал бы на моем месте любой. Не правда ли? – обратился он к Виктории. Та нехотя кивнула.

– Все верно, господин Нешер. Самые обычные вопросы. Но сейчас я хотела бы отдохнуть. Извините, Натаниэль.

– И впредь, – подхватил адвокат, – будьте добры говорить на языке, который я понимаю.

Натаниэль посмотрел сначала на Викторию, потом на Нешера, пожал плечами.

– Вы правы, Виктория, – сказал он. – Я, наверное, действительно пришел не вовремя. Что же до вас, господин Нешер, то вы все время забываете: я не полицейский следователь. Я частный детектив, нанятый вашей же клиенткой. Иными словами, я нахожусь в вашей команде, а не в команде противников.

«Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось», – мысленно добавил он, проходя мимо сидевшего с кислой физиономией адвоката к выходу.

Остановившись у ворот, Розовски некоторое время внимательно обозревал окрестности. Полицейских у соседних ворот не было. Он неторопливо двинулся вдоль по улице к автобусной остановке. Был уже конец дня, косые лучи заходившего солнца давали густые длинные тени, от чего окрестности словно напялили на себя пятнистый камуфляж.

Отойдя метров сто от виллы Смирновых, Натаниэль уселся на кстати стоявшую тут небольшую лавочку, расслабленно откинулся на спинку. От автобусной остановки оживленно топала группа молодых парней в военной форме с автоматами. Болтали между собой по-русски, хотя из троих по крайней мере один был уроженцем знойной Африки – темнокожий, с жесткими курчавыми волосами и выпуклыми глазами.

Проводив их взглядом, Натаниэль вновь уставился в ворота виллы Смирновых.

– Ох-хо-хо… – пробормотал он. – Так что же мы имеем, тетя Роза? Красную машину с граблями?

Он докурил сигарету и побрел к автобусной остановке. Когда автобус подкатил и распахнул дверцу, зазвонил лежавший в кармане куртки телефон. Натаниэль убрал с подножки ногу, извлек из кармана телефон.

– Слушаю!

– Привет, Натан. Сто лет не виделись. Как дела?

Только через долгие несколько секунд Розовски узнал голос старого своего друга Давида Гофмана.

– Дуду, привет! – обрадовано воскликнул он. – Как хорошо, что ты позвонил! Ты не представляешь, насколько мне осточертело говорить о делах.

Натаниэль уселся на скамейку под пластиковым козырьком. Водитель, ожидавший его, укоризненно глянул на несостоявшегося пассажира. Автобус укатил.

– Ты бы и сам мог позвонить, – ворчливо заметил Гофман. – А вот насчет того, что тебе осточертело говорить о делах – заранее приношу свои извинения. Я, видишь ли, хотел бы с тобой посоветоваться именно по делам. Правда, не по своим.

– Ну вот, – проворчал Розовски. – Кажется, я начинаю понимать зубных врачей, избегающих общения с друзьями. Ладно, выкладывай – что там у тебя случилось? Университет ограбили? Твои студенты сколотили преступную группировку на предмет торговли старинными рукописями?

– Слава Богу, нет, – Гофман засмеялся. – Студенты в порядке, университет тоже. Просто у нас в лаборатории работает одна репатриантка. Уборщицей. Сегодня пришла на работу, я смотрю – на ней лица нет. Спросил, что случилось – она в слезы. Кое-как добился от нее ответа – она еще и говорит на иврите плохо, еле смогла объяснить. В общем, оказалась жертвой мошенничества. Я бы хотел, чтобы ты ей помог. Рассказать подробности?

Натаниэль посмотрел на часы.

– Подробности лучше бы услышать от нее самой, – ответил он. – Ты звонишь с работы?

– Да, конечно. Я буду в университете до десяти минимум.

– А она?

– А что? Ты можешь подъехать? Тогда я просто попрошу ее задержаться.

– Могу подъехать, могу, – Натаниэль притворно вздохнул. В действительности он даже немного обрадовался необходимости заехать в университет. Во-первых, действительно соскучился по старому другу, а во-вторых, очень кстати вспомнил о парнях-студентах, подрабатывавших в фирме «Пуримшпиль».

Новый автобус появился через пятнадцать минут. Пассажиров было немного – человек пять или шесть. Розовски прошел в конец салона, опустился в кресло.

Быстро темнело. Автобус долго кружил по тель-авивским предместьям, потом еще дольше колесил по городу и, наконец, вывернул на трассу Дерех Петах-Тиква. Когда позади остался железнодорожный вокзал и улица повернула в направлении университета, была уже половина девятого.

В это время зазвонил телефон. Натаниэль поднес аппарат к уху.

– Натан, это я, – голос говорившего то и дело прерывался – связь была не очень, – так что Натаниэль не сразу узнал собственного помощника. – Только что из «Султановых прудов». Есть кое-что интересное. Бармен – его зовут Эли – утверждает, что бокал с горькой настойкой человеку, сидевшему в паланкине, поднес не хозяин. То есть, не тот человек, который изображал из себя Аркадия.

– А кто?

– Он не помнит. Слишком много было шума, суеты. Но этот Эли уверен: когда он налил настойку, «Аркадий» стоял в центре двора. То есть, на расстоянии минимум пяти метров от стойки бара! Но это была женщина! Кроме того… – в трубке послышался треск. Розовски с досадой посмотрел на линию электропередач, мимо которой они как раз проезжали:

– Ч-черт… Алло, Саша! Саша!

Телефон отключился. Розовски хотел было перезвонить, но тут автобус, повернув в очередной раз, оказался рядом с воротами в университетский городок. Натаниэль спрятал телефон в карман и вышел из автобуса.

Несмотря на раннюю темноту, тут все еще было жарко. Розовски миновал автостоянку, охранника на пропускном пункте, пересек двор и вошел в учебный корпус.

У двери со знакомой табличкой «Профессор Давид Гофман», он остановился и настороженно прислушался. Слава Богу, никаких рыданий не доносилось. Он постучал, услыхал: «Войдите», – толкнул дверь.

Сначала он увидел черную с проседью шевелюру хозяина кабинета и только потом – женщину, из-за которой ему пришлось приехать. Ей было лет сорок или около того. Она сидела в углу кабинета, боясь пошевелиться – чтобы не тревожить занятого делом профессора.

– Привет, Дуду! – бодрым голосом произнес Розовски. Женщина вздрогнула и испуганно уставилась на гостя. Зато Давид расцвел улыбкой.

– Привет, Натан! Вот видите, – сказал Гофман, обращаясь к женщине, – я же говорил – обязательно приедет. А вы сомневались. Не надо было.

– Это точно, – подтвердил Натаниэль. – Во мне сомневаться не следует. Так что у вас произошло?… – но, прежде чем женщина начала рассказывать, он быстро протянул Давиду список с тремя фамилиями: – Вот этих ребят мне нужно срочно порасспросить кое о чем. Живут в общежитии. Можешь обеспечить их, так сказать, явку?

Гофман пожал плечами.

– Попробую, – ответил он, пробежав глазами короткий список. – Кажется, я их знаю. Второй курс. Сейчас попрошу, чтобы их позвали. Если только они на месте, – Гофман внимательно посмотрел на Натаниэля, затем на уборщицу. – Я позвоню из коридора, – сказал он. – Вы пока поговорите.

Гофман вышел. Натаниэль бесцеремонно уселся на его стол, улыбнулся женщине:

– Рассказывайте.

Слушая ее историю не то, чтобы вполуха, напротив, вполне внимательно, Натаниэль в то же время прекрасно понимал, что все эти аферы, жертвами которых становятся репатрианты, не имеют никаких шансов на раскрытие и пресечение. Тем более, если человек сам, собственными руками отдает кровные шекели первому попавшему бездельнику, умеющему убедить жертву в том, что этот взнос необходим для устройства на высокооплачиваемую работу. «Уж сколько раз твердили миру… – подумал Натаниэль. – Пришел устраиваться на работу – никаких взносов. Ну что тут поделаешь?»

Впрочем, женщина – ее звали Татьяной – и сама прекрасно понимала, что ничего тут, скорее всего, не поделаешь. Но ей необходимо было выговориться. А тут – бывший соотечественник, говорящий на одном с ней языке, слушающий с участием.

– Что же, – сказал Натаниэль. – Все понятно. Я обязательно наведу справки об этой… как вы сказали? Да, о фирме «Контакт». У меня есть свои каналы, что-нибудь непременно выясню. И обязательно сообщу. А уж потом мы из них непременно вытрясем ваши семьсот шекелей, не сомневайтесь! – он бодро улыбнулся. Татьяна с готовностью ответила на улыбку.

– И постарайтесь смотреть на это не так, – посоветовал он, провожая женщину к двери кабинета. – Не как на конец света. Вы когда приехали?

– Полгода назад.

– Так у вас еще все впереди! И поверьте: не только такие неприятности.

Проводив Татьяну, Натаниэль вернулся к столу и рассеянным взглядом окинул книжные полки, занимавшие целый угол лаборатории и тянувшиеся от пола до потолка. При этом у него появилось смутное ощущение того, что эта картина совсем недавно уже представлялась его глазам. Но вспомнить, где именно, он не успел. Дверь в лабораторию отворилась, и на пороге появились двое высоких молодых ребят, сопровождаемых профессором Гофманом.

– Вот, – сказал он, подталкивая их к столу, на котором сидел, заложив ногу за ногу, сыщик. – Это – Боаз, а это – Ноам. Студенты-историки.

– А где ваш третий друг? – поинтересовался Натаниэль. – Ури, кажется? Не захотел идти?

– Он ушел в кино, – ответил за студентов Гофман.

– Ну, неважно, – сказал Натаниэль, поочередно рассматривая насупившиеся лица парней. Они были одеты почти одинаково – в длинные свободные футболки и разрезанные внизу светло-голубые джинсы. Отличались исключительно мастью: Боаз был смуглым брюнетом с крохотной серебряной сережкой в ухе, а волосы Ноама были выкрашены в рыжий цвет, и сережка поблескивала золотой искоркой.

Розовски весело улыбнулся.

– Ребята, – сказал он, – не знаю, что там вам успел наплести насчет меня ваш профессор, но все равно: это неправда. Вы ничего не успели натворить, и я отнюдь не являюсь пожирателем маленьких беззащитных историков. Мне просто нужно кое-что уточнить относительно одного дела, которым сейчас приходится заниматься. Только и всего.

Боаз и Ноам немного повеселели. Но настороженность из их взглядов полностью не исчезла.

– Вы работаете в фирме «Пуримшпиль», – Натаниэль извлек из кармана пачку сигарет, протянул студентам. Те отказались. Он закурил сам, пододвинул к себе пепельницу. Продолжил: – Не так давно вам приходилось обслуживать заказ в Кфар-Шауль на улице Пальмах.

Они одновременно кивнули.

– Там случилась неприятность, – сообщил Натаниэль. – Не знаю, слышали ли вы, но только ваш заказчик скончался в тот же вечер.

– Да, слышали, – ответил Боаз.

– Читали, – добавил Ноам. – А при чем тут мы?

– Ни при чем, – Натаниэль поднял руки, словно защищаясь от несправедливых обвинений. – Я разве сказал, что вы к этому причастны? Мне просто кое-что нужно знать. Вот, например: когда вы приехали туда?

– По-моему, к десяти часам вечера, – ответил Ноам.

– Вас было четверо, верно?

– Да, верно.

– Что за костюмы на вас были?

– Костюмы? – Боаз удивленно поднял брови. – Не знаю, нам их фирма выдала. Костюмы и маски.

– По-моему, их шили на заказ, специально к этому вечеру, – сказал вдруг Ноам. – Я краем уха слышал в конторе.

– Отлично, – обрадовался Натаниэль. – А что еще ты слышал краем уха? Например, что за эскизы использовались?

– Не знаю.

– Жаль, жаль… – Розовски разочарованно вздохнул. – Ладно. Ребята, – сказал он после небольшой паузы, – Вы мне еще вот что скажите: кем, по-вашему, был человек, которого вы внесли на этих дурацких носилках?

Студенты удивленно переглянулись.

– Что значит – по-нашему? – спросил Боаз. – И по-нашему, и не по-нашему это был хозяин дома. Наш клиент, заказчик. Аркадий Смирнов. Мы ждали у соседней виллы, переодевшись в маскарадные костюмы и собрав носилки. Кстати говоря, наши костюмы и носилки тоже были изготовлены по специальным эскизам господина Смирнова. Точно в назначенное время к нам вышел вышеназванный господин Смирнов, собственной персоной, в соответствующем костюме.

– И маске, – подсказал Розовски.

– Маску он держал в руках. Влез в паланкин, надел маску. Мы торжественно внесли все это во двор, поставили. Опять-таки, место тоже было определено заранее.

– Кем?

– Да им же! Он объяснил: войдете, пройдете чуть ближе к эстраде, поставите возле пальмы. Так, чтобы тень падала прямо на паланкин.

– А дальше? – спросил Натаниэль.

– Дальше – все, – ответил Боаз. – Мы ушли. Сели в машину и уехали.

– А костюмы?

– Костюмы остались у нас, – Ноам посмотрел на друга. – Вообще-то мы должны их сдать, но специально из-за этого переться в «Пуримшпиль» неохота. Будет следующий заказ, нам позвонят – вот тогда и сдадим.

– Вы можете принести показать? – спросил Натаниэль.

– Конечно.

Спустя несколько минут запыхавшийся Ноам приволок в лабораторию довольно объемистый сверток в пластиковом мешке.

Ноам развернул его и извлек расшитый фантастическими животными балахон темно-вишневого цвета.

– Вот, – сказал он. – Все четыре костюма одинаковые.

– Да, я помню… – Натаниэль рассеянно погладил шелковистую ткань.

Давид Гофман, до этого стоявший чуть в отдалении и не мешавший своему приятелю беседовать со студентами, подошел ближе.

– Что это? – спросил он. – Какой интересный орнамент.

– Карнавальный костюм, – пояснил Розовски. – Просто карнавальный костюм. Что-то он, по-моему, означает… – он отошел от стола.

– Действительно, очень интересно, – повторил Давид, внимательно разглядывая балахон. – Кому это пришло в голову использовать в качестве орнамента поздневизантийский мотив?

Натаниэль, в раздумье мерявший шагами лаборатория, остановился и повернулся к нему.

– Что ты сказал? – спросил он. – Ну-ка, ну-ка, повтори. Какой мотив?

Вместо ответа профессор подошел к книжному стеллажу.

– Где-то у меня тут… – он принялся рыться в книгах. – Ага, вот, – Гофман снял с полки увесистый том в тисненном переплете, быстро перелистал его. – Вот, можешь убедиться, – он протянул Натаниэлю книгу. Розовски взял ее, вернулся к столу. Цветная вклейка воспроизводила какую-то старинную мозаику. В центральной ее части изображен был человек в просторном длинном одеянии, сидевший на троне. Справа и слева от него видны были фигуры в балахонах, украшенных точно такими же фигурами крылатых чудовищ, как те, которыми художница фирмы «Пуримшпиль» расшила наряды ребят-носильщиков.

Но не это по-настоящему удивило сыщика. Куда поразительнее показалось Натаниэлю то, что центральная фигура на мозаике была обряжена в одежду, избранную покойным Аркадием Смирновым для себя – в тот злополучный вечер.

– Вот так-так… – только и сумел выдавить из себя Розовски. – Сюрпризик… – он невидящим взглядом уставился на переминавшихся с ноги на ногу студентов.

– Мы можем идти? – спросил Боаз.

– Что? – Натаниэль словно очнулся. – Да-да, ребята, вы идите. Значит, в носилки забрался именно Аркадий Смирнов? Вы ничего не путаете?

– Не путаем, – ответил Ноам чуть обиженно. – Мы были трезвыми. Это он, между нами говоря был хорошо поддатым.

– Ладно, – Натаниэль уселся в старое кресло, стоявшее в лаборатории Гофмана с момента ее основания. – Спасибо, парни, вы мне очень помогли.

Боаз и Ноам удалились с явным облегчением.

– А чему ты так удивился? – поинтересовался Гофман, останавливаясь напротив детектива. – Конечно, странно, что кому-то пришло в голову использовать такие редкие рисунки в качестве эскизов для карнавальных костюмов.

– Странно? – Натаниэль хмыкнул. – Странно. Знаешь, Давид, более невероятного расследования я не помню. Ты читал в газетах о вечеринке в Кфар-Шауль, окончившейся смертью хозяина дома?

– Да, кажется, читал… – Давид вдруг воскликнул: – Ну, конечно, я же видел фотографии в статье! То-то мне показался знакомым костюм…

– Черт-те что получается, – с досадой произнес Розовски. – Никак не могу вспомнить, где я видел эту книгу… Вспомнил! – он изумленно посмотрел на друга. – Вот так-так. Все складывается. Как вот эта мозаика… – он вытащил из кармана вчетверо сложенный эскиз костюма, полученный в Маркиным в фирме «Пуримшпиль». Одновременно на пол упал еще один сложенный листок. Его поднял Гофман.

– Какая прелесть! – воскликнул он, разглядывая изображение двуглавого орла. – Откуда картинка, Натан?

– Какая картинка? – Натаниэль, занимавшийся сравнением эскиза с репродукцией и готовым костюмом, искоса глянул на отпечаток. – А-а, водяной знак. Герб России.

– России? Но это вовсе не российский герб!

До Натаниэля, поглощенного своим занятием, не сразу дошли слова приятеля.

– Не российский герб? – переспросил он удивленно. – А чей же? Это же двуглавый орел! У меня, по-моему, не двоится в глазах. А если бы и двоилось, то, наверное, не так избирательно.

– Верно, только… – Гофман засмеялся и извлек из кармана металлический кружок. – У меня с собой российская монета, – объяснил он. – Лея привезла из Москвы. Вечно таскаю в кармане, вместо талисмана. Вот, видишь? – он протянул Натаниэлю одну из монет. – Вот так выглядит русский герб. Крылья орла распластаны – раз, имеются три короны – два, в лапах у него держава и скипетр – три. Плюс ко всему – на груди изображение Георгия Победоносца, пронзающего копьем змея. Теперь посмотри на твоего орла, – Венедиктов ткнул указательным пальцем в рисунок. – Пропорции совершенно другие. Ни одной короны. Георгия со змеем – тоже, скипетр и держава, опять-таки, отсутствуют. И крылья, как видишь, не распластаны, а чуть сложены – то ли он собирается взлететь, то ли, наоборот садится. Вообще, обрати внимание: твой орел выглядит более хищным. Нет, это не российский герб… Удивительная точность, – пробормотал Гофман. – Просто удивительная. Редкая штука.

– Хочешь сказать, что знаешь, чей это герб? – Розовски затаил дыхание.

– Ну конечно знаю. Я ведь, все-таки, медиевист. Это византийский орел, разумеется! Герб Византийской империи времен династии Палеологов. А что?

– Чего-чего?! – глаза Натаниэля поползли на лоб. – Византии? Какой еще Византии? Погоди… А вот это? – он кивком указал на лежавшую на столе книгу и тускло поблескивавший костюм. – Это связано с гербом? И если да, то каким образом?

– Каким образом? – Давид потер указательным пальцем переносицу. – Ну, во-первых, костюм представляет собою тронное одеяние короля так называемой Греческой Индии. Который, в свою очередь, считался какое-то время вассалом византийского императора. Так сказать, титул, входивший в номенклатуру византийского императорского дворца. Тебе это о чем-то говорит?

Не отвечая, Натаниэль осторожно забрал рисунок из рук Гофмана и бережно свернул его. Наклонился над раскрытой книгой и прочитал вполголоса подпись под репродукцией:

– «Мозаика из Верхнего Бахтваша. Изображает короля Греческой Индии в тронном облачении. Приблизительно, I–II века нашей эры»… Где это – Верхний Бахтваш? Не в Швейцарии, случайно? – с надеждой спросил он.

– При чем тут Швейцария? – Давид удивился. – Какая Швейцария?

– Ну, такая… – Натаниэль неопределенно взмахнул рукой. – Страна такая, в центре Европы. С хорошим климатом. Вольнолюбивый народ там живет, потомки Вильгельма Телля. Знаешь? Который имел привычку стрелять по яблокам… И еще очень много банков на душу населения. А?

– Нет, Швейцария к этому не имеет никакого отношения, – серьезно ответил Гофман. – Верхний Бахтваш находится на территории нынешнего Пакистана. Греческое государство там было создано воинами Александра Македонского во время индийского похода. Оно просуществовало около трех столетий. Когда императоры из династии Палеологов принялись за восстановление былой пышности своего двора – это случилось после того, как из Константинополя были изгнаны крестоносцы, – они вспомнили и о былых победах великого завоевателя и включили в регистр почетных должностей своего двора некоторые титулы, связанные с владениями Александра Македонского. Разумеется, чисто номинально. Тем не менее…

– Стоп-стоп-стоп! – Розовски умоляюще поднял руки. – Ради Бога, Дуду, это все, конечно, интересно, просто чертовски интересно, но, пожалуйста, не сейчас. Ладно? – он спрятал рисунок. – Ну и дела…

– А в чем дело? – осведомился Гофман. – Что тебя так встревожило?

– Ничего, – ответил сыщик замороженным голосом. – Ровным счетом ничего. Если не считать, что раньше я ничего не понимал. А сейчас, спасибо тебе, Дуду, я не просто ничего не понимаю. Я вообще ничего не понимаю. Если кому-нибудь сказать, что мне сейчас пришло в голову, меня немедленно упрячут в психушку, – Розовски тяжело вздохнул. – Да что там – упрячут! Я сам себя упрячу в психушку… И буду, между прочим, абсолютно прав, – добавил он.

Утром следующего дня светло-серая «субару» остановилась у дома номер десять по улице Элиягу-Цедек в Рамат-Гане.

– Думаешь, нам стоит с ним поговорить именно сейчас? – спросил Маркин, не выключая двигателя. – Все-таки, у человека траур, наверное, сидит шив'у. Между прочим, последний день. Седьмой. Как раз сегодня, – он посмотрел на черную ермолку, надетую начальником по такому случаю. Поправил точно такую же, чудом державшуюся на его коротко стриженой голове.

Натаниэль, между тем, с интересом разглядывал уже знакомых ему пожилых еврейских представителей черной и желтой расы. Старички продолжали резаться в нарды.

– Интересно, у них перерыв бывает? – задумчиво спросил он помощника. – Такое впечатление, что они отсюда даже ночевать не уходят.

Маркин посмотрел на игроков, пожал плечами и выключил двигатель.

– Мне подождать? – спросил он. – Или пойти с тобой?

– Пойдем, – Натаниэль выбрался из машины. – Вместе поговорим. Выразим соболезнование. Ничего, нормально. Насчет удобно, неудобно – как-нибудь переживем. И не такое переживали. Пусть лучше нас считают нахалами, чем… – он не договорил.

Розовски остановился у лавочки. Китайский еврей (или еврейский китаец) поднял голову и приветливо посмотрел на сыщика. Глядя на него, Натаниэль вспомнил недавно слышанную историю. В середине сороковых, а может быть, тридцатых годов ассоциация американских раввинов получила письмо из Китая. Оно оказалось написанным на средневековом иврите и отправлено в Штаты еврейской общиной провинции Сычуань. Из письма американские раввины с немалым для себя удивлением узнали, что в далекой загадочной стране вот уже на протяжении чуть ли не пяти столетий жили их единоверцы, хранившие язык и религиозные традиции. В письме излагалась просьба – прислать раввина, так как последний знающий литургию член общины скончался и заменить его сычуанским иудеям было некем. Туда отправился молодой раввин, выпускник Иешивы-Университета,[5] о чем американцы, естественно, известили сычуанских собратьев. На аэродроме, выйдя из самолета, посланец из-за океана обнаружил прямо на летном поле странную группу людей, державших плакатик с его именем. Подойдя ближе, он слегка обалдел. Встречавшие его люди ни внешностью, ни одеждой не походили на евреев – длинные шелковые халаты, странные для европейского взгляда головные уборы. Желтые, почти лишенные растительности лица, узкие глаза-щелки.

Встречавшие смотрели на раввина с неменьшим подозрением. Но, после обмена приветствий – на иврите, – отправились вместе с ним прямо в синагогу, больше походившую на пагоду. Правда, внутри американский раввин нашел все необходимое – и арон-кодеш[6] со свитком Торы, и изображение Моисеевых скрижалей, и шкаф с молитвенниками. После некоторого молчания, завязалась беседа. Сычуанские евреи наперебой задавали приезжему вопросы, связанные с галахическими[7] постановлениями, причем вопросы, как он впоследствии признавал, оказались весьма каверзными. Своеобразный экзамен длился несколько часов, и американцу пришлось здорово попотеть. Наконец, желтоватые лица расцвели приветливыми улыбками: видимо, ответы молодого раввина удовлетворили сычуанцев. И один из них – самый старший по возрасту, – сказал: «Простите, ребе, нашу недоверчивость. Но она вполне понятна: ведь вы совсем непохожи на еврея!»

Тут Натаниэль обнаружил, что стоит, по-идиотски уставившись в доску, и что оба пожилых господина уже несколько раз вопросительно поглядывали на него. Маркин вдумчиво дымил трубкой чуть поодаль.

Натаниэль приветливо улыбнулся игрокам и сказал:

– Жарко сегодня. Опять хамсин.

Старики согласно качнули головами и с интересом воззрились на детектива, ожидая продолжения столь многообещающего начала. Натаниэль сел на лавочку напротив. Маркин, после некоторого раздумья, остался стоять, но подошел ближе.

– Вы в этом доме живете? – спросил Натаниэль.

– В этом доме, в этом. На первом этаже, слава Богу, в хорошей квартире, – ответил темнокожий. В его речи звучала легкая шепелявость, характерная для амхарского акцента выходцев из Эфиопии.

– И я на первом, – сообщил возможный репатриант из провинции Сычуань. – Как раз напротив.

Больше всего Натаниэля удивило то, что китайский акцент был почему-то очень похож на амхарский – то же отсутствие шипящих. Но тут он вспомнил, как давным-давно, двадцать лет назад, изучая в студии-ульпане иврит, вся группа, в которой он занимался, вдруг заговорила с очень сильным испанским акцентом. Легко понять удивление учителей, с учетом того, что группа почти полностью состояла из выходцев из СССР, слегка разбавленных жителями Центральной Европы. Объяснилось все достаточно просто: на переменах учащихся добровольно консультировала репатриантка из Аргентины.

– Вы знаете хозяина шестой квартиры? На третьем этаже? – спросил он.

– Который жену похоронил? Знаем, конечно. Он шив'у сидит, никуда не выходит, – сказал постаревший Хендрикс.

– У человека друзей нет, – подхватил постаревший Чан. – Никто не приходит.

– Говорят, она с ним крепко поссорилась. В день смерти, – сказал Натаниэль. – Не слышали?

– Слышали, – ответил Чан. – Как же не слышать! Они так кричали – ой-ва-вой! На всю улицу. Окна открыты – все слышали. По-русски ругались, громко-громко.

– Только не в тот день, – заметил Хендрикс. – Совсем не в тот день. Накануне они ругались. А в тот день тихо все было.

– Вот как? Понятно. Значит, совсем никто не приходит? – уточнил сыщик.

Старики задумчиво посмотрели друг на друга и покачали головами. Натаниэль поблагодарил и направился в подъезд. Маркин на ходу вытряхнул из трубки горящий табак и устремился за ним.

Дверь с пластмассовой шестеркой была прикрыта неплотно. Николай Ройзман сидел на низенькой скамеечке у окна – как и положено человеку, сидящему шив'у по умершему родственнику. Был он основательно небрит, голову покрывала черная ермолка с двумя блестящими заколками. Красные воспаленные веки четко выделялись на бледном нездоровом лице. Он молча уставился на сыщика, видимо, не узнавая его. Маркин вообще не был удостоен взглядом. Натаниэль прошел в комнату, пододвинул к себе такую же низкую табуретку и сел напротив хозяина. Саша постоял в некоторой растерянности, огляделся и, не найдя ничего подходящего, уселся прямо на пол – в углу, рядом с входной дверью.

Ройзман безразлично посмотрел на него, потом на Натаниэля. Моргнул. Лицо его сморщилось.

– А, это вы… Частный детектив, – сказал он неприязненно. – Все вынюхиваете. Высматриваете. Что вам нужно? И кто это с вами? Полицейский?

– Это мой помощник, его зовут Саша. Вообще-то я мог бы сказать, что мы пришли выразить вам свое соболезнование, – ответил Натаниэль. – Но не буду, хотя доля истины в таком утверждении содержится. Откровенно говоря, я пришел за другим. Я хочу получить от вас ответы на несколько вопросов.

Из угла, в котором сидел Маркин, послышалось легкое покашливание. Натаниэль коротко глянул на своего помощника, которому явно было неловко за чересчур жесткий, по мнению Саши, тон начальника. Вновь повернулся к неподвижно сидевшему Ройзману.

– А если я не отвечу? – спросил тот глухо.

Розовски пожал плечами.

– Тогда мы уйдем. Настаивать не имеем права. Вы можете в любую минуту позвонить в полицию и потребовать, чтобы нас вышвырнули отсюда, – сказал он спокойно, даже благожелательно. – В этом случае вы останетесь один на один со своими проблемами. Я не уверен, что вам удастся их решить. Так как? Могу я задавать свои вопросы?

– У меня телефон отключен, – угрюмо произнес Николай. – Так что никуда я звонить не собираюсь. Спрашивайте. Не думаю, что смогу ответить на ваши вопросы, но – задавайте. Мне на все наплевать.

Прежде, чем последовать этому разрешению, Розовски окинул внимательным взглядом книжные полки. Подошел, провел рукой по корешкам. Нашел нужный том, принялся листать его. Разочарованно закрыл.

– Тут была цветная вклейка, – сказал он. – Я вчера очень внимательно просмотрел такую же книгу. У моего друга Давида Гофмана. Вы не слышали его имени? Он специализируется на истории Византии. Вы, кажется, тоже. Во всяком случае, кто-то мне говорил об этом… Ах, да, Виктория Смирнова.

Николай ничего не ответил на это, опустил голову. Натаниэль подождал немного.

– Николай, – мягко произнес Натаниэль. – Вы ведь не работаете на автостоянке в Бней-Браке, верно? Вы работаете… вернее, работали садовником на улице Пальмах в Кфар-Шауль. Приходящим садовником. Дом номер двенадцать. Это рядом с домом номер десять, в котором жили Смирновы. Почему вы солгали – тогда, при нашей первой встрече?

Ройзман не ответил. Он сидел, чуть раскачиваясь на своей крохотной скамеечке, больше похожей на подставку для обуви, уставившись в пол. Ноги его, несмотря на духоту, были укутаны тонким клетчатым пледом. Натаниэль вернул книгу на место. Вновь сел напротив раскачивавшегося хозяина.

– Вы и сами знаете, – едва слышно ответил, наконец, Ройзман, по-прежнему глядя в пол. – Это я ее убил. Это я убил Дину. Если бы не моя глупость, она была бы жива. А о том, что я работал садовником, знала только Дина. Кроме Аркадия, конечно. Аркадий знал. Он меня и устроил туда, к соседям.

– Почему же ничего не знала Виктория? – спросил Натаниэль.

– Я попросил Арика никому об этом не говорить. Достаточно и того, что я стал ночным сторожем на автостоянке.

– Ну да, понятно. А видеть она вас не видела – Аркадий приглашал вас подстричь газоны только в ее отсутствие… Маскарадный костюм в комнате для садового инвентаря, – задумчиво произнес Розовски. – Концентрат Е-5000Х, который вы обычно использовали для опрыскивания деревьев и которым был отравлен Аркадий Смирнов. И вот эта книга – тоже. Так куда же делась вклейка?

– Сжег. Я испугался. Я хотел избавиться от всего, что… – тут он впервые посмотрел на Натаниэля. – После того, как вы спросили насчет повода вечеринки и маскарада, – ну, тогда, через день. Когда мы пришли к Виктории, я вдруг понял, что меня очень легко выставить убийцей. Вы тогда сказали: «Отравление ядом». А у меня несколько пластиковых ампул из-под концентрата. И две пустые. Две! Я очень редко пользовался этим инсектицидом. Одной ампулы хватало надолго, и я точно помнил, что использовал именно одну – за весь сезон. И то – не полностью. На самом видном месте лежат. И маскарадный костюм этот…

Натаниэль кивнул – то ли принимая к сведению сказанное, то ли стараясь приободрить говорившего. Но Николай вновь уткнулся взглядом в пол.

– Это я ее убил, – повторил он безжизненным голосом. – Я ей рассказал – насчет ампул, насчет костюма. Дина сказала, что пойдет вечером к Смирновым – якобы в гости. А когда будет уходить, постарается пройти через ту виллу, рядом со Смирновыми. На которой я работал. И забрать все это. Туда можно было пройти через дом Аркадия…

– Вы там и переоделись для вечера? – спросил Розовски. – После того, как встретили паланкин с носильщиками?

– Конечно, где же еще? – Николай вяло повел плечами. – Там и переоделся. Оставил костюм и вернулся назад в обычном.

– И вы не ссорились в день ее смерти, так? – произнес Натаниэль. – Поссорились вы накануне.

– Да, накануне, – Николай тяжело вздохнул. – Я ведь знал о том, что у Дины с Ариком когда-то был роман. Ну вот, мне и показалось, что она чересчур уж убивается по бывшему любовнику. Черт меня дернул сказать, что, мол, по мужу она так убиваться не будет… Знаете, я тогда крепко поддал, завелся. Как оно бывает… Ну, поругались. Покричали, потом помирились. А на следующий день пошли навестить Викторию. Неудобно как-то, на похоронах мы не были. Тут-то я и услышал. Насчет отравления. От вас. То, что это не самоубийство, я сразу понял – слава Богу, характер Арика я узнать успел, никогда бы такой человек не покончил с собой, тем более – вот так, на людях. Значит либо несчастный случай – уж не знаю, какой, ошибка, еще что-то… Либо убийство. А у меня в подсобке, как назло, этот чертов костюм и баллончики с отравой… – он замолчал, потом спросил – как показалось Натаниэлю, с надеждой: – Меня арестуют?

– Чего вас арестовывать… – буркнул Розовски, рассеянно перебирая лежавшие на журнальном столе книги. – Сами говорите – не виноваты. Не виноваты – значит, не виноваты… Вы уверены в том, что она разговаривала с Викторией? В тот вечере?

– Нет, не уверен, – ответил Николай. – Я ведь был уже под хорошей банкой. Может, и не с ней.

– Долго длился разговор?

– Не очень.

– Ну а кому принадлежала идея маскарадного вечера?

– Мне, – угрюмо ответил Николай. – Аркадий хотел, чтобы все выглядело ярко, эффектно.

– Что именно? – спросил Натаниэль, отвлекаясь от книг. – Что должно было выглядеть ярко и эффектно?

– Ну как – что? – Ройзман выглядел удивленным. – Коронация, разумеется!

Розовски, до того сидевший вполоборота, развернулся так, что у крохотной табуреточки едва не отлетели ножки. Он ругнулся, уставился на Николая. Маркин, не вставая с пола, тоже подался вперед. Это выглядело комично. Натаниэль посмотрел на вытянутое лицо помощника и вновь обратился к Ройзману.

– Диплом, – сказал он. – Что за диплом Аркадий держал в руке перед смертью?

Теперь Николай Ройзман выглядел слегка сбитым с толку.

– Там же написано! Вы что, не читали?

– Он исчез, – терпеливо сообщил Розовски. – Остался лишь клочок. Без каких бы то ни было надписей. С водяными знаками в виде герба династии Палеологов.

– А, вот в чем дело, – пробормотал Ройзман. – Понятно.

– Зато мне непонятно! – разозлился Натаниэль. – Если вы хотите, чтобы вас признали невиновным, уж давайте. Расскажите мне все, что вы знаете. И не заставляйте тянуть из вас слова, у меня и так времени нет. У вас, кстати говоря, тоже. Полиция интересуется исчезнувшим садовником, – Натаниэль, разумеется, не стал говорить, что определенную роль в интересе полиции сыграл он и его сотрудники. – По порядку: что за диплом, что за вечер, при чем тут Византия и ее чертовы императоры. И какая еще коронация? Давайте, Коля, давайте.

– Простите, – сказал Ройзман. – Я думал, вы знаете. Его величество император Юлиан Оттон VI присвоил Аркаше титул короля Греческой Индии.

Розовски подумал, что насчет добровольной сдачи в психушку он был давеча абсолютно прав. Интересно, их с Ройзманом поместят в одну палату? Или в разные?

– Коля, – ангельским голосом произнес он. – Давайте еще раз. Значит, его императорское величество Оттон какой-то там сделал Аркадия Смирнова королем.

Ройзман кивнул.

– Понятно, – сказал Натаниэль. Он оглянулся к слегка ошарашенному Маркину и пояснил со счастливой улыбкой: – Все очень просто, Саша. Наш покойный клиент был, оказывается, королем Греческой Индии. То-то, я думаю, он расхаживал в дранных джинсах и мятой футболке. Помнишь, я еще говорил: «Миллионеры так не ходят». А вот короли, оказывается ходят. Короли. Греческой Индии. Действительно, с кем не бывает? Я мог бы и сам догадаться. И как же такая напасть с нашим покойным другом случилась? – спросил он у Николая.

Ройзман пожал плечами.

– Ну, как… Подробностей я не знаю. Кстати, с чего вы взяли, что Аркадий был миллионером? Он был достаточно обеспеченным человеком, это верно. Но уж никак не миллионером.

– Ладно, это я так. Вы лучше насчет короля объясните. Хорошо?

– Вообще-то, согласно протоколу обладатель этого титула должен оказать серьезные услуги его императорскому величеству.

– Вот! – обрадовано воскликнул Натаниэль, вновь обращаясь к Маркину. – Вот! Я-то, дурак, ломаю голову – как да что. А оказывается наш знакомый изобрел эту… как ее… машину времени. И решил слетать ко двору императора. Там ему удалось оказать царственной особе некие неоценимые услуги и получить в награду королевскую корону. Вот только короноваться он решил в наше время. И благополучно вернулся из прошлого.

Маркин неуверенно улыбнулся. Николай Ройзман некоторое время смотрел на Натаниэля, потом серьезно спросил:

– Вы сумасшедший?

Натаниэль от вопроса онемел на добрых три минуты. Саша коротко хохотнул и тут же замолчал под суровым взглядом шефа.

– Э-э… ну… вполне возможно. Не исключаю, во всяком случае, – осторожно ответил Натаниэль. – Бывшие мои сослуживцы, полагаю, ответили бы на ваш вопрос положительно. Но все-таки: как иначе можно оказаться при дворе императора Византии?

– Никакой машины времени для этого не нужно. Аркадий воспользовался обычным «боингом» компании «Эль-Аль», совершавшим рейсы в Швейцарию, – сухо ответил Ройзман. – Его императорское величество Юлиан Морис Оттон VI Палеолог проживает в пятидесяти километрах от Цюриха. Есть там такой маленький городок Айсбург. Так вот, в Айсбурге и находится императорская канцелярия ныне здравствующего императора Византии.

Если бы Натаниэль в этот момент стоял, он бы наверняка сел. Но поскольку он сидел, то ему ничего не оставалось делать, как вскочить. Глядя на него снизу вверх, Николай невозмутимо добавил:

– Диплом, о котором вы говорили, – это патент на королевское звание, присланный императорской канцелярией. Можете проверить.

– Погодите, погодите, – Розовски присел на корточки и искательно заглянул в небритое осунувшееся лицо Ройзмана. – Давайте-ка еще раз. Вы хотите сказать, что в наше время живет себе и здравствует в швейцарском городке с таким смешным названием самый настоящий император Византии?

– Конечно. Чему вы удивляетесь? В Париже, например, по сей день живет человек, имеющий титул короля Константинопольского – потомок крестоносцев, завоевавших Византию в XIII веке и правивших ею в течение нескольких десятков лет. Господин Юлиан Палеолог самый что ни на есть настоящий император Византии, прямой потомок династии Палеологов. То есть, он, конечно, номинальный император. Тем не менее, присуждение всех титулов, входивших некогда в регистр титулов византийского двора, по-прежнему остается в его юрисдикции. В том числе, например, титул короля Иерусалимского. Или графа Эдесского. Этот порядок сохранился со времен первого крестового похода, когда вожди крестоносцев принесли ленную присягу императору Алексею Комнину.

– Так-так-так… – пробормотал Натаниэль. – И чем же этот, с позволения сказать, император занимается? Кроме раздачи слонов? В смысле, титулов?

– Тем же, чем занимается большинство подобных же эфемерных организаций – благотворительностью. При императорской канцелярии существует несколько фондов, выполняющих различные гуманитарные программы.

В голове Натаниэля начало проясняться. Он даже подумал, что, возможно, рано записался в будущие пациенты сумасшедшего дома.

– Гуманитарные программы, – повторил он. – Слышишь, Саша?

– Слышу, конечно, – Маркин, похоже, тоже немного пришел в себя. – Аркадий Смирнов в последнее время занимался гуманитарными проектами, я же тебе рассказывал.

– Верно, – подтвердил Николай. – Он как-то сказал, что ему надоела коммерция, тем более, ни черта он в ней, по-моему, не смыслил. И тут ему предложили разработать парочку интересных гуманитарных программ – таких, которые могли бы привлечь внимание международных организаций. Ну вот, стало быть, он этим и занимался все последнее время. И с большим удовольствием… – он замолчал, нахмурился. – Я так понимаю, что именно с этой деятельностью вы связываете его гибель?

– С чем я ее связываю, это другой вопрос. Вы пока что расскажите-ка, в чем заключался последний проект и при чем тут… Ну, в общем… – Натаниэль не мог заставить себя произнести: «Император Византии». Это все еще звучало для его слуха дико. – Этот… Эта…

– Швейцария, – тихонько подсказал Маркин.

– Вот-вот, – облегченно подхватил Натаниэль, – Швейцария.

– Ну хорошо, попробую, – Николай помолчал немного, собираясь с мыслями. – Значит, дело обстояло так. Я собирал материалы для статьи о позднем периоде истории рыцарских орденов. Сидел безвылазно в Интернете, скачивал материалы. И наткнулся на страничку Византийского императорского дома. Кстати говоря, – сказал он, немного оживляясь, – не знаю, почему вас так удивляет факт существования византийского императора. Но ведь продолжают существовать и Тевтонский рыцарский орден, и орден госпитальеров, даже орден Храма! Я обнаружил и объединение потомков первых крестоносцев, и прочие, столь же экзотические учреждения. Просто известны они куда меньше, чем, скажем, российский императорский дом. Так вот…

– Очень интересно, – перебил его Натаниэль. – Действительно, очень интересно. Когда-нибудь я с удовольствием послушаю ваш рассказ. О крестоносцах и прочем. Но пока что давайте, все-таки, о византийском императоре. И о вашем друге. Хорошо?

– Да, понимаю. Все эти организации – и Византийский двор тут не исключение – существуют преимущественно как благотворительные и научно-просветительские организации. Выступают спонсорами при проведении исторических исследований. Проводят гуманитарные акции. Ну, там… – Николай сделал неопределенный жест рукой. – Финансируют помощь беженцам. В Руанде, а до того – в Камбодже. Проводят научные конференции – по истории восточного средневековья, по истории православной церкви. Учреждают премии. И так далее.

– И вы рассказали об этом Аркадию? – подсказал Розовски. – Я имею в виду – об этой организации.

– Да – как курьез. А он как раз искал идею для очередного проекта. И прямо вцепился в мой рассказ. После этого у него родилась идея создания международного фонда, который он назвал «Регина Бизантейа».

– Что это значит?

– «Византийская царица». Гуманитарный фонд, призванный оказать помощь России в условиях разрастающегося экономического и политического кризиса, – объяснил Николай. Он отбросил, наконец, плед, в который кутался, скорее, машинально. Голос его окреп – видимо, он сам увлекся рассказом. Даже появились лекторские интонации. – Фонд, учрежденный императорским двором при деятельном участии и по инициативе российского бизнесмена Аркадия Смирнова. Дело в том, что Византия всегда была связана с Россией – когда Византийская империя еще существовала. Одна из византийских принцесс – Софья Палеолог – стала женой Ивана III. Вот так, кстати говоря, в гербе России появился двуглавый орел. Идея Аркадия была изящно упакована: потомки властителей Второго Рима помогают народу Рима Третьего. Он поделился этой идеей с императорской канцелярией. Проект их заинтересовал. Они уже сами связались с Аркадием, предложили выслать подробную разработку. Что тот и сделал. После этого его пригласили в Швейцарию… Есть в регламенте двора одна особенность. Люди, входящие в попечительские советы и тому подобные органы, связанные с деятельностью Византийского императора – как я уже сказал, это благотворительная деятельность, – так вот, перечисленные мною люди обычно получают титулы, право присваивать которые принадлежит Юлиану Оттону VI. Вот почему, став директором-распорядителем фонда «Регина Бизантейа» – именно это ему предложили в Айсбурге, он получил право на такой экзотический титул. А когда вернулся, мы решили устроить из этого шумное празднество – знаете, не каждый день обычные люди становятся королями…

– Директором-распорядителем фонда, – задумчиво повторил Натаниэль. – Вот это уже интересно. И велик ли бы уставной капитал? Не знаете ли?

– Что? – рассеянно переспросил Ройзман, роясь в разбросанных на нижних полках стеллажа папках. – Что, простите? Капитал?… – он выпрямился. – Мм… кажется, пять миллионов долларов…

– Хорошенькие игры, – озадаченно сказал Натаниэль. – Значит, став директором-распорядителем фонда, Аркадий получал контроль за очень солидными суммами, которые должны были уходить в Россию на финансирование гуманитарной помощи? Вот так-так. Маскарад…

Николай уселся на прежнюю скамеечку. После внезапного прилива бодрости, вызванного византийско-швейцарской историей, он вновь впал в оцепенение.

Натаниэль подошел к двери, молча поманил за собой Маркина. Они спустились вниз в маркинскую «субару».

– Куда едем? – осведомился Саша, поворачивая ключ зажигания.

– Никуда, – ответил Натаниэль. – Выключи. Я просто хочу подумать. Недолго, минут пятнадцать. Можешь пока вздремнуть. – А потом?

– А потом будет потом, – Натаниэль закурил, высунув руку с сигаретой в окно. – Потом мы посмотрим.

Маркин послушно заглушил двигатель. Натаниэль пускал дым, глядя рассеянным взглядом на стариков, продолжавших свою бесконечную игру в нарды. Сделав несколько затяжек, он отбросил щелчком недокуренную сигарету и извлек из бардачка пакет из плотной желтой бумаги.

– Это у тебя что? – поинтересовался Маркин.

– Фотографии, – коротко ответил Натаниэль. – Еле выпросил. Хочешь взглянуть?

Маркин кивнул. Розовски распечатал пакет.

– Вот, погляди.

Маркин внимательно изучал фотографии. Их было десять, все – сделаны во время злосчастного вечера. Некоторые Саша сразу же отложил в сторону – на них были изображены различные моменты торжества, показавшиеся фотографу интересными, но с точки зрения Маркина, ничего собою не представлявшие: музыканты в обезьяньих костюмах, слегка растерянные лица депутатов Кнессета, неведомым ветром занесенных на странную вечеринку, небольшие группы гостей.

Он отобрал четыре фотографии. Натаниэль одобрительно кивнул.

На одной из фотографий, сделанных с относительно большого расстояния – из дальнего угла двора, – четко был виден паланкин и человек в маске в знакомом Маркину костюме. Рядом стоял еще один маскированный. Сидящим был Аркадий Смирнов, а стоящим – Николай Ройзман, только что ими оставленный. На другой – хозяин виллы, лежащий и без маски, с искаженным гримасой лицом. Та же фотография, но крупным планом. И еще одна – плачущая Виктория, рядом – Дина и Николай.

– И что ты на них разглядел? – спросил Маркин.

– На этих – ничего, – невозмутимо ответил Натаниэль. – Ничего нового, – он отобрал фотографии у помощника, сунул их в конверт. Вместо этого взял отбракованные Маркиным. Выбрал одну из них. – Лучше присмотрись вот к этим, – сказал он, – ну-ка!

Маркин послушно ткнулся в снимок. Обследовав с максимальной тщательностью каждый квадратный сантиметр глянцевой поверхности и даже попытавшись заглянуть на обратную сторону, он отрицательно покачал головой и вернул фотографию Натаниэлю.

– Ничего не видишь? – спросил Розовски разочарованно.

– Ничего.

– А то, что в руках у какой-то дамы, скрытой от камеры чьими-то спинами, тот самый псевдогреческий керамический бокал, который затем оказался у покойника? Тоже не видишь?

– Где? – Маркин снова уткнулся в фотографию. – Где ты это усмотрел?

Натаниэль молча ткнул пальцем в правый верхний угол. После этого вытащил из бардачка лупу в пластмассовом футляре, протянул ее помощнику:

– На, смотри как следует.

– Да, похоже, что так… – чуть пристыжено протянул Саша. – Похоже.

– Не похоже, а он и есть! – Натаниэль сунул помощнику под нос ту из фотографий, которая запечатлела момент обнаружения несчастья. Возле руки лежавшего Аркадия Смирнова можно было разглядеть опрокинутый бокал. – Вот тут и тут, – Розовски черкнул ногтем по обеим фотографиям. – Да ты лупу возьми, не стесняйся! Видишь рисунок? Один и тот же. Во всяком случае, второго такого бокала там не было. Видимо, еще одна деталь игры. Бокал – имитация античной керамики. Греческой. Или что-то в этом роде.

– Совпадает с показаниями бармена, – заметил Маркин. – Насчет того, что бокал взяла женщина.

– Вот-вот. Ну, а теперь посмотри сюда, – Розовски протянул Саше очередную фотографию. На этот раз перед Маркиным оказался существенно увеличенный участок еще одного изображавшего общий план снимка. Маркин присвистнул: на увеличенном снимке кубок перекочевывал из женской руки в мужскую.

– Нравится? – спросил Натаниэль. – То-то. Художественная работа, что ты хочешь – профессионалы, хоть сейчас на выставку…

– Откуда картинки? – полюбопытствовал Саша.

– Ты забыл – Аркадий ведь хотел подразнить прессу. Там на вечере имел честь присутствовать Амнон Герцог из «Хадашот а-ир». Вместе с фотографом.

Маркин вспомнил индийского раджу, бегавшего по двору с фотокамерой и вспышкой и всем действовавшего на нервы.

– Вот так, – закончил Розовски, вновь складывая фотографии в пакет. – Хорошо поддерживать с прессой теплые отношения. Он мне отпечатал копии. В обмен на обещание рассказать о результатах расследования.

– Ты ему расскажешь? – недоверчиво спросил Маркин.

– Может, и расскажу. Мало ли что придет в голову… – уклончиво ответил Натаниэль. – Вот что, поехали в контору. По дороге заглянем на пару минут к Баренбойму. Что-то у меня… – он вдруг замолчал.

Маркин встревожено посмотрел на шефа.

– Зеев… – пробормотал Розовски. – Зеев – это же Владимир, правильно? А Натаниэль – Анатолий. Старая израильская традиция… Знаешь, Саша, можешь назвать меня идиотом. Загадка-то на поверхности лежит! Боже мой, как же можно быть таким слепцом… – он нетерпеливо похлопал Маркина по плечу. – Вылезай-ка из машины!

– Зачем? – опешил Маркин.

– Затем, что мне нужно уточнить кое-какие мелочи, а ты сейчас отправишься в контору и пригласишь на завтра вот этих господ, – он вырвал из блокнота лист и написал несколько имен. – Держи. На завтра, на десять утра.

Маркин покорно уступил место за рулем начальнику. Больше всего он расстроился из-за того, что не успел воспользоваться великодушным разрешением Натаниэля – обругать того от чистого сердца.

Натаниэль, как обычно, чуть опоздал на утреннее собрание, так что, войдя в кабинет, застал всех в состоянии нервного ожидания. Правда, вслух выражал недовольство только инспектор Алон, раздраженно расхаживавший по кабинету. Но в молчании остальных явно чувствовалась полная солидарность с темпераментным полицейским.

Розовски вошел с независимым видом.

– Тысячу извинений! – заявил он. – Мой помощник все перепутал. Я просил его передать мое приглашение на одиннадцать утра, почему он назначил встречу на десять, для меня полная загадка, – Розовски укоризненно посмотрел на возмущенного Маркина. – Ну, неважно. По крайней мере, мы можем начать немедленно. Благодарю всех за то, что пришли сюда.

Виктория Смирнова, как и следовало ожидать, явилась вместе с адвокатом Нешером. Она по-прежнему носила траурную одежду. Безукоризненный костюм и чопорные манеры ее адвоката также не претерпели существенных изменений. Натаниэль улыбнулся в ответ на гневные взгляды адвоката, поздоровался с остальными присутствующими. У Сергея Венедиктова сохранилась лишь косичка, в остальном он уже не походил на молодого хиппи, выглядел тем, кем был – вполне преуспевающим бизнесменом сорокалетнего возраста: дорогой костюм, галстук – все это, несмотря на раскаленное дыхание Иудейской пустыни, доносившееся даже сюда. Николай Ройзман был все в той же черной ермолке и так же небрит. Он остался стоять, только чуть прислонился к стене, рядом с Маркиным, занимавшим любимое угловое кресло.

Когда Натаниэль вошел, Венедиктов сказал:

– Извините, господин Розовски, я не успел подготовить регистр проектов, над которыми работал Аркадий. Ваш помощник позвонил так неожиданно.

Натаниэль махнул рукой.

– И слава Богу, что не подготовили. Ни черта бы я в нем не понял, только окончательно запутался.

Инспектор демонстративно посмотрел на часы.

– Да-да, – сказал Розовски. – Да-да, пора начинать… – он зябко потер руки. – Должен сказать откровенно: расследование мое продвигалось в ложном направлении вплоть до недавнего времени. Меня все время сбивала с толка театральность происшедшего. Для того, чтобы сразу покончить с этой стороной проблемы, давайте-ка послушаем господина Ройзмана, – повернувшись к инспектору, он добавил: – Я тебе переведу, Ронен. Прошу тебя, слушай внимательно и не перебивай, каким бы невероятным не казалось все происшедшее… Николай, пожалуйста, расскажите то, что уже рассказали нам – о дипломе, о конкурсе. И о том, кому и как пришла в голову идея вечера-маскарада.

Николай помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал:

– Месяц назад мне позвонил Аркадий. Он сообщил, что его идея с фондом «Регина Бизантейа» дала неожиданный результат…

По мере рассказа Ройзмана, Натаниэль с удовольствием отмечал вытягивавшееся лицо инспектора. Когда Николай закончил говорить и неслышно вернулся на свое место, в салоне установилась напряженная тишина.

Первым пришел в себя Ронен – видимо, сказывалась психологическая закалка опытного полицейского.

– Ну… – он откашлялся. – Предположим, что все так и есть. С фондом, с титулом… Ты хочешь сказать, что смерть господина Смирнова связана с этой стороной его деятельности?

– Я так думал. До поры до времени, – ответил Натаниэль. – Мне показалась очевидной такая связь. Сами посудите, – он обращался не столько к инспектору, сколько ко всем остальным, – убийство произошло в момент шутовской коронации. Я предположил: что, если кто-то не хотел, чтобы Аркадий Смирнов оказался директором-распорядителем фонда? – Розовски посмотрел на внимательно слушавшего Сергея Венедиктова. – Вот, например, вы, господин Венедиктов. Вы недавно сказали: «Иная гуманитарная разработка приносит больше дохода чем стопроцентно коммерческая операция. Просто в первом случае все происходит опосредованно».

Венедиктов удивленно поднял брови.

– Я это сказал? Возможно. Тем более, так оно и есть на самом деле. Ну и что?

Натаниэль развел руками.

– Согласитесь: прекрасная возможность отмывки денег, – сказал он. – Правда, я не очень в этом разбираюсь, но мне так кажется. Международный фонд учрежден и возглавляется вашим представителем. Имеет базовый капитал около пяти миллионов долларов. Немало возможностей открывается, разве нет? Но только в том случае, если директор-распорядитель согласен исполнять ваши распоряжения. Если же нет…

– То я должен его убить, – Венедиктов покачал головой и засмеялся. – Ну и ну. Извините, Натаниэль, но это бредовое предположение. Начнем с того, что меня в это время не было в Израиле. Это во-первых. А во-вторых – ну зачем, скажите пожалуйста, мне устраивать такие театральные эффекты? Кроме того, я не знал всех этих подробностей – насчет титула, насчет Швейцарии. Я ведь вам говорил – последняя его поездка туда носила сугубо личный характер. Видимо, ему понравилась сама идея – встать во главе независимого фонда… Нет, что-то вас не туда занесло, господин детектив.

– А я и не говорю, что именно так все происходило, – возразил Натаниэль. – Правда, ваше отсутствие ни о чем не говорит – совсем необязательно лично участвовать в преступлении… Нет-нет, я вовсе не собираюсь вас обвинять. Просто рассказываю, какими путями шло следствие.

Венедиктов промолчал. Розовски некоторое время смотрел на него, потом перевел взгляд на Смирнову.

– Тут накопилось слишком много лжи, – сказал он медленно. – Слишком много. Маленькой и большой. Старой и не очень. Имеющей принципиальное значение и не имеющей такового. Хорошо бы в ней разобраться. Договорились? Начнем, например, с вас, Виктория, – он повернулся к своей клиентке. – Поговорим о вашем алиби на момент гибели Дины Ройзман.

Смирнова, застигнутая его словами врасплох, покрылась красными пятнами. Глаза ее гневно прищурились.

– То есть… Что вы хотите этим сказать? Какую ложь вы имеете в виду?

– Показания вашей родственницы, тети Розы, – невозмутимо ответил Натаниэль. – Она утверждала, во-первых, что в момент, когда возвращалась к вам в дом от автобусной остановки, то увидела, что из вашего дома выходил какой-то человек в шортах и с граблями на плече, – он взглянул на стоявшего Ройзмана, который при этих словах нахмурился. – Причем сел этот человек в темно-красную, весьма дорогую машину, – Натаниэль перевел взгляд на адвоката. – Во-вторых, что она вошла в дом, когда вы уже спали. Посидела там до девяти часов вечера, после чего уехала домой, предварительно закрыв за собою дверь на замок. Из ее рассказа, таким образом следовало, что на момент убийства госпожи Ройзман вы находились дома и спали под воздействием снотворного – раз, и что в деле замешан некий человек с внешностью садовника, разъезжающий на дорогом автомобиле.

Тут признаки нетерпения начал выказывать инспектор Алон.

– И кто же этот человек? В автомобиле, с граблями? – спросил он недоверчиво. – Тебе удалось установить?

– Удалось, – ответил Розовски. – Разумеется, удалось. Такого человека просто не существует в природе. Плод воображения. Видишь ли, Ронен, существуют люди, которые любую ложь стремятся непременно расцветить правдоподобными подробностями. Вот тут мы, как раз, имели дело с таким человеком. Скажи на милость, станешь ты проверять, видно с той скамеечки ворота этого дома или нет? Разумеется, не станешь. И я не стал бы. Это получилось случайно. Откуда взялся садовник в красном автомобиле? Автомобиль, разумеется, срисован с «фольксвагена-пассата» господина Нешера. Садовника с соседней дачи мадам Роза тоже видела – в другой день… В общем, я позвонил тете Розе. И она вынуждена была признать, что да, действительно, не возвращалась в тот день от остановки, а дождалась автобуса и поехала домой. Просто потом племянница позвонила и попросила ее рассказать, что она, будто бы, возвращалась и видела ее спящей. А тетя Роза уже сама, как я говорил, для вящей правдоподобности приплела все эти автомобили, садовников. Вот и все.

Виктория искусственно рассмеялась.

– Ерунда какая-то, – сказала она. – Я никому не звонила и ничего не просила, я действительно спала. Приняла снотворного и спала.

Натаниэль с озабоченным видом покачал головой.

– Вряд ли, – он раскрыл лежавшую на столике папку. – Вот справка телефонной компании. Ровно в 19.00 сюда звонили с телефона Ройзманов. По всей вероятности, Дина Ройзман.

– Очень может быть, – Виктория оглянулась на адвоката, слушавшего Натаниэля с напряженным вниманием. – Я же говорила: сквозь сон я слышала телефонный звонок. Но не проснулась.

– Не хотелось бы с вами спорить, – возразил Розовски, – но увы: ей ответили. Разговор продолжался около пяти минут. Вы, видимо, забыли: на станции автоматически фиксируют соединение. Если здесь, – он показал на справку, – указан звонок, значит, разговор состоялся. Значит, кто-то в вашем доме снял трубку. Но вы говорите, что спали в это время и позже. Так как же это могло произойти?

– Мог включиться автоответчик, – предположил вдруг адвокат.

– Не мог, – ответил Натаниэль, по-прежнему глядя на Викторию Смирнову. – Во-первых, госпожа Смирнова непременно упомянула бы об этом в полиции – это ведь косвенно подтверждало ее алиби. Во-вторых – разговор, повторяю, длился свыше пяти минут. Ни с каким автоответчиком так долго разговаривать не будут. Не о чем.

– Послушайте, – начала было Виктория. – Я готова объяснить вам…

Розовски остановил ее жестом.

– Позвольте мне продолжить. И перейти к другим действующим лицам нашей истории.

Смирнова беспомощно оглянулась на адвоката. Нешер успокаивающе взял ее за руку.

– Поговорим о другом герое нашего расследования. Поговорим о вас, господин адвокат, – сказал Натаниэль.

Цви Нешер, что-то говоривший Виктории вполголоса, удивленно взглянул на сыщика:

– Обо мне? В каком смысле?

– Вы утверждали, что познакомились с покойным Аркадием Смирновым три месяца назад, – продолжил Розовски.

– Именно так. Три месяца назад, когда господин Смирнов пришел в мой офис и попросил об оказании некоторых юридических услуг.

– Могу ли я вас спросить, Виктория, – Розовски обратился к напряженно слушавшей вдове, – вы узнаете эту визитную карточку? – Натаниэль протянул ей маленький картонный прямоугольник.

– Узнаю? А что тут узнавать? Это визитная карточка адвоката Нешера. Я видела ее у мужа.

– Очень хорошо. Превосходно. И эту карточку, если вы помните, вы дали мне. При первой нашей встрече.

Смирнова кивнула.

– А вы, господин Нешер? Узнаете ли вы эту карточку?

– Разумеется! Это моя визитная карточка, я, действительно, вручил ее Аркадию при нашей первой встрече.

– Три месяца назад, – уточнил Натаниэль. – И никак не раньше.

– Именно так, – сердито ответил адвокат.

– Ронен, – сказал Розовски, обращаясь к инспектору, – обрати внимание. Визитная карточка адвоката Нешера, – Натаниэль протянул инспектору визитную карточку. – По утверждению господина адвоката, он вручил карточку Смирнову при первой встрече, состоявшейся три месяца назад. Господин адвокат, – он повернулся к Нешеру, – вы никогда не интересовались полиграфией? Печатными работами, сортами бумаги? А вот мне пришлось. Так вот: в сентябре прошлого года, точнее – шестого числа, – ваша секретарь заказала визитные карточки в типографии «Дфус Цева», в связи с тем, что визитные карточки кончились. Именно там отпечатаны те карточки, которыми вы ныне пользуетесь. А вот эта, – он вновь поднял первую, – была отпечатана задолго до этого. В другой типографии и на другой бумаге. Имеется заключение экспертизы. Понимаете? И по словам вашего секретаря, они давно кончились.

– У меня, в конце концов, могли остаться несколько старых карточек! Одну из них я и вручил господину Смирнову! – нервно произнес адвокат.

Натаниэль покачал головой.

– Не исправив номер телефона? И адреса? Ведь полгода назад у вас был другой номер служебного телефона. Он и фигурирует на карточке. Следовательно, вы дали ее покойному гораздо раньше, чем, как вы утверждаете, познакомились с ним! Раньше, господин адвокат, раньше. Не три месяца, а, как минимум, год назад. У вас есть объяснение этой странности?

– Нет у меня никаких объяснений! – адвокат поднялся. – Боюсь, что у меня больше нет времени на то, чтобы выслушивать весь этот бред, – сухо сообщил он. – Вам, похоже, нечего рассказать клиентке. Отсюда и все фантазии: император, король. Фонд, карточки… Господа, простите, я должен идти. Слишком много дел.

– Минуточку, – сказал Розовски. – Прежде чем вы уйдете, господин Нешер. Я хочу, чтобы вы взглянули вот на эти снимки.

– С какой стати? – буркнул адвокат, но, тем не менее, подошел к письменному столу, у которого стоял Натаниэль.

Детектив протянул ему снимки, которые давеча показывал Алексу. Адвокат пожал плечами.

– Хотите, чтобы я кого-то опознал? – раздраженно спросил он. – Бесполезно, ничем не могу помочь. Я не был на этой вечеринке.

Вместо ответа Натаниэль показал ему один из снимков.

– Обратите внимание, – он поднял фотографию, – здесь очень неудачный ракурс, но все-таки можно заметить, как какая-то женщина – во всяком случае, это женская рука, – передает мужчине некий бокал. Видите?

– Абсолютно ничего не вижу.

Инспектор Алон подошел к ним и тоже заглянул в фотографию.

– Хорошо, – сказал Натаниэль, – тогда вот вам увеличенный вариант. Здесь четко видно, как из женской руки бокал переходит в мужскую.

– Предположим, – вынужден был согласиться Нешер. – Но это руки. А не лица. Вы собираетесь по этим руками искать… – он вдруг замолчал. Лицо его заметно побледнело.

– Перстень, – произнес Натаниэль. – Это же ваш перстень, господин адвокат. С печаткой. Он и сейчас на вашем пальце. Это ваша рука. Следовательно, вы были на вечеринке. Разумеется, тоже в карнавальном костюме. Мало того: вы поднесли бокал с ядом хозяину вечера. Именно этот момент и запечатлен на снимке… Ронен, – сказал он, обращаясь к инспектору. – Позволь представить тебе господина Цви Нешера, одного из преступников, виновных в убийстве Аркадия Смирнова… – и после паузы добавил: – Вообще-то настоящая его фамилия Орловский. Григорий Орловский, в прошлом – друг и однокурсник Аркадия Смирнова.

В полной тишине, воцарившейся после его слов, Натаниэль обошел письменный стол, упал в продавленное кресло и попытался высечь искру из давно и безнадежно испорченной зажигалки.

Инспектор не выдержал:

– Брось ты свою чертову зажигалку, прикури от моей!

– Да, спасибо… – Натаниэль глубоко затянулся, осторожно положил дымящуюся сигарету на край пепельницы. – Ну ладно, – он зябко потер руки, – похоже, нам пора перейти к другому убийству. Дина Ройзман знала причину, по которой Аркадий устроил роковой прием в Кфар-Шауль, – он коротко глянул на Николая. Тот кивнул. – Полагаю также, что она знала и убийцу. Я грешил на себя – думал, что из моей оговорки она слишком быстро сделала роковые для себя выводы… Похоже, что нет, – он обратился к адвокату, стоявшему рядом с полицейским и слушавшим все с безучастным лицом. – Скажите, господин Нешер, о чем вы с ней говорили в тот вечер?

Натаниэлю пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем Нешер отреагировал на него.

– Вы имеете в виду вечер ее смерти? – уточнил адвокат равнодушным голосом. – Да, говорил с ней я. Мне нужно было кое-что выяснить у госпожи Смирновой, и я приехал вечером к ней. Дверь была незаперта, но, когда я вошел, госпожа Смирнова спала. Рядом на столике стоял флакон со снотворным. Я не собирался задерживаться в доме. Но как раз в этот момент зазвонил телефон. Госпожа Смирнова продолжала спать – видимо, доза снотворного была достаточно велика, – и я снял трубку – сам не знаю, зачем. Оказалось, звонила Дина Ройзман… – тут Нешер все-таки отвел взгляд в сторону. – Короче говоря, сразу же стало понятно, что она решила пойти на попятную. Ей вдруг стало жаль своего олуха-мужа, на которого обязательно должно пасть подозрение. Нужно было срочно принимать меры. Я назначил ей встречу в кафе «Апропо». Дальше, полагаю, вы знаете…

– Снотворное прихватили в доме Смирновых? – спросил Розовски.

– Да, на всякий случай…

– Ты… – Николай, с искаженным от ненависти лицом, ринулся было к Нешеру. Его перехватил Маркин. – Ты, сволочь! Все равно я придушу тебя собственными руками!

Цви медленно повернул к нему голову и взглянул прямо в лицо пустыми глазами.

– Дурак, – произнес он негромко, но внятно. – Откуда, по-твоему, я узнал о вашей идиотской затее с маскарадом? Откуда взялся яд? Ты ей вовсе не был нужен. И я ей не был нужен. Ей нужно было отомстить бывшему любовнику.

Николай внезапно обмяк и обессилено опустился на заботливо подставленный Маркиным стул.

– Увы, Николай, – сказал Натаниэль участливым тоном. – Ничего не поделаешь, это в самом деле так. Ваша жена была соучастницей преступления. Соучастницей, а уж потом жертвой. Там, на фотографии – ее рука. Это она передает бокал с ядом господину Нешеру. Они познакомились достаточно давно. Если я не ошибаюсь, все в той же Швейцарии. Господин Нешер – или мы будем называть вас Орловским? Ну, неважно. Так вот, господин Нешер-Орловский ездил по туристической путевке от бюро «Евро-турс». А Дина Ройзман было гидом в этой группе. Когда приедете домой, внимательно рассмотрите фотографию на стене. Ту, где запечатлены Швейцарские Альпы. Я вот только сегодня сообразил, почему лицо одного из туристов – на заднем плане – показалось мне знакомым…

– Все равно – я убью его, – упрямо повторил Николай. В голосе его уже не слышно было ярости. Только усталость. Натаниэль некоторое время молча смотрел на него, потом вновь повернулся к Орловскому-Нешеру.

– Она хотела отомстить, – повторил детектив. – Допустим. А вы? Что двигало вами?

Цви Нешер передернул плечами и криво усмехнулся.

– Я хотел спать спокойно, – ответил он. – Как ни странно это звучит. Аркадий постоянно намекал на ту старую историю. Когда в общежитии из окна его комнаты выбросилась девушка… – он провел по лицу обеими руками. – Его сначала хотели отдать под суд – непредумышленное убийство, кажется. Ему удалось доказать, что его в тот момент в комнате не было. Правда, он скрыл от милиции, кто был в комнате.

– Это были вы, – догадался Натаниэль.

– Это был я. Таня… Да, ее звали Татьяной… Она обкурилась плана. Захотела полетать… Я удержать ее не смог, сам был немногим лучше… – все это Нешер излагал бесстрастным голосом, словно зачитывал какой-то протокол. – Тогда я был благодарен Аркадию – за то, что он не назвал моего имени. За двадцать лет жизни в Израиле я уже забыл о той истории. Я сменил имя и фамилию, – он мельком глянул на Натаниэля. – Наверное, следовало проявить больше изобретательности.

– Верно, – сказал Розовски. – Немного нужно фантазии для того, чтобы просто перевести на иврит собственное имя[8]… Понятно. Вам показалось, что Аркадий, по приезде сюда, намерен вас шантажировать тем давним случаем.

– Показалось? – Нешер саркастически усмехнулся. – Что тут могло показаться? Ни одной встречи не обходилось без того, чтобы он не напомнил мне о той истории! Я уже сто раз жалел, что позволил родственникам в Москве дать ему мой номер телефона…

– Визитная карточка, – подсказал Натаниэль.

– Именно… – внезапно Нешер, до того державшийся прямо, обмяк. Будто из него вытащили стержень. Он покачнулся, оперся руками о стол. – Это было ужасно… – прошептал он. – Я не хотел убивать Дину. Она… Она была очень милой женщиной. Она мне нравилась… – ему никто не помог, все сидели в каком-то оцепенении и слушали. Даже инспектор Алон.

Цви Нешер сам поднялся, вытер рукой покрытый испариной лоб. Вновь заговорил – хотя никто ни о чем его не спрашивал. Голос его был очень странным, прерывающимся, будто от волнения, – и в то же время лишенным каких бы то ни было эмоций:

– Вы правы – мы познакомились в Швейцарии – я ездил туда с туристической группой, а она эту группу сопровождала. Вскоре после знакомства я узнал, что мы ненавидим одного и того же человека. И я подумал: это перст судьбы. А когда она пришла и рассказала о том, что Аркадий устраивает грандиозное празднество с маскарадом, я понял, что дождался своего. И Дина дождалась… Я не хотел ее убивать, – повторил он. – Но у меня не было выхода.

В полном молчании инспектор Алон подошел к адвокату и защелкнул на его руках наручники. Похлопал по плечу и молча указал на выход. Цви Нешер, словно внезапно проснувшись, обвел помещение растерянным взглядом. Именно помещение, он старательно избегал смотреть на людей, сидевших здесь. Медленным неуверенным шагом двинулся к двери.

– Вы бы вернули Виктории записную книжку ее мужа, – сказал вдруг Натаниэль. – Вам-то она нужна была из-за одной-единственной записи – из-за вашего номера телефона. С прежним именем.

Цви Нешер остановился, повернулся всем телом к детективу.

– Я ее выбросил, – ответил он. – Вместе с этим чертовым швейцарским дипломом… – адвокат помедлил немного, потом спросил: – Вы давно меня заподозрили?

– С первой встречи, – хмуро произнес Натаниэль. – И знаете почему? Вы слишком настаивали на оправдании вашей предполагаемой подзащитной – госпожи Смирновой – за недостаточностью улик. Не за отсутствием состава преступления, а именно за недостаточностью улик. Вас не заботил тот факт, что таким образом на ее репутации остается пятно, понимаете? Вы очень торопились избавиться от этого дела. Очень. А вот насчет смены имени – только вчера. Я вдруг вспомнил, что это ведь очень распространенная израильская привычка: менять старое имя на новое. Владимир становится Зеевом, Анатолий – Натаном. А Григорий превратился в Цви.

После окончания расследования убийства в Кфар-Шауль прошло около полутора месяцев.

– Смотри, какой интересный конверт пришел сегодня, – сказала однажды Офра, высыпая на стол перед шефом утреннюю почту.

Действительно, среди десятка стандартных длинных конвертах, в которых обычно доставляют счета и которые Натаниэль имел обыкновение выбрасывать нераспечатанными, ссылаясь на забывчивость, лежал настоящий полиграфический шедевр.

Его украшал тисненный золотом двуглавый орел, хорошо знакомый Натаниэлю.

– Откуда это? – спросила Офра с любопытством. – Из России? У них, по-моему, такой герб.

Натаниэль покачал головой.

– Нет, – ответил он с удовольствием. – Герб России – тоже двуглавый орел, но другой. Собственно, когда-то эти птички были похожи. Но в данном случае мы имеем дело, если можно так выразиться, с орлом, который приходится российскому орлу папашей. Это герб Византийского императора.

– А что, есть и такой? – Офра удивленно подняла брови. – И где же находится его империя? В Африке? В Антарктиде?

– Везде! – торжественно ответил Розовски и вскрыл большой почти квадратный конверт с пернатым гербом. В конверте оказалась плотная бумага, сложенная вдвое.

Развернув ее, Натаниэль прочитал (письмо было написано по-английски, от руки, каллиграфическим почерком):

Натаниэль слегка обалдел, дочитав до конца это послание. Посмотрев на Офру, глядевшую на него с таким же изумлением, он понял, что читал вслух.

– Н-ну? – спросила Офра, откашлявшись. – Т-ты как? Согласишься?

– Я подумаю, – серьезно ответил Розовски. – Патриций Империи и граф Триполитанский. Неплохо звучит, правда?

Полиция ворвалась в квартиру в восемь двадцать пять вечера. Собственно, «ворвалась» – так написали в газетах на следующий день. В действительности инспектор отдела особо опасных преступлений Тель-Авивского полицейского управления Ронен Алон и трое его сотрудников просто вошли, поскольку дверь была незаперта. До самого последнего момента Алон склонен был считать звонок, предшествовавший их появлению на улице Ганей-Кайц, мистификацией или дурацкой шуткой. С первого же взгляда стало ясно, что он ошибался.

Дверь открывалась прямо в квадратный салон, обставленный очень дорого и безвкусно. Алон остановился на пороге, а два молодых полицейских – Дани Шимшони и Шимон Левин – быстро прошли вглубь, к молодой женщине, стоявшей у окна, лицом к ним.

– Это вы звонили в полицию? – спросил Дани.

Похоже было, что она не очень отдает себе отчет в происходящем. Ронен даже подумал, что только после слов полицейского, она поняла, что уже не одна в квартире.

Впрочем, она и до этого была не одна. В кресле, стоявшем посередине и чуть справа, полулежал мужчина. Рядом с креслом находился невысокий столик на гнутых ножках. На столике был сервирован ужин на двоих.

В груди мужчины торчал нож. Нож всажен был глубоко, по самую рукоятку, но, как ни странно, крови натекло не слишком много, это Ронен ответил механически, обшаривая взглядом обстановку.

Дани повторил вопрос. Женщина вздрогнула, словно очнулась, непонимающе на него посмотрела. В глазах ее медленно проступил ужас.

Она что-то произнесла в ответ. Полицейские не поняли, переглянулись.

– Она что, иностранка? – спросил Ронен. И обращаясь к женщине по-английски, повторил: – Вы иностранка? Говорите на иврите?

На этот раз она поняла вопрос.

– Да, иностранка… Нет, иврита не знаю…

– Как вы здесь оказались?

– У меня была назначена встреча.

Инспектор кивнул на убитого:

– С ним?

Женщина непроизвольно тоже взглянула в сторону кресло и вдруг покачнулась. Дани подхватил ее во-время, иначе им пришлось бы иметь дело сразу с двумя бездыханными телами («Не дай Бог», – подумал инспектор).

– Похоже, ей плохо, – сообщил Дани. Он подвел женщину к дивану и осторожно усадил ее. – Шимон, воды!

Шимон принес из кухни стаканчик с водой. Женщина послушно выпила, испуганно обвела взглядом мужчин, склонившихся над нею.

– Кто вы? – спросила она. Ее английский был не слишком хорош, но так можно было выяснить хоть что-то.

– Полиция, – ответил Ронен. – Вы же вызывали полицию!

– Я… никого… не вызывала… – она говорила с трудом, и в глазах ее по-прежнему прятался страх. – Я… только что… вошла…

Инспектор подумал, что она права. Во всяком случае, он с трудом представлял себе, чтобы в таком состоянии женщина могла позвонить и более-менее связно объяснить причины звонка.

Кроме того, звонившая в полицию говорила на иврите.

Алон выпрямился.

– Шимон! – сказал он второму полицейскому, переминавшемуся с ноги на ногу рядом с экспертом Нохумом Бен-Шломо. – Позвони в управление, спроси: они точно идентифицировали звонок? Действительно звонили с этого телефона? – и снова повернулся к женщине. – Значит, вы только что вошли?

– Перед вашим приходом.

– Вы говорите, у вас была назначена встреча.

Женщина кивнула.

– На восемь часов, – сказала она.

– И кто же это? – спросил Ронен, указав на человека с ножом в груди. Как раз в этот самый момент доктор взялся за нож и резко дернул ее. Лезвие ножа оказалось с зазубринами, и… Неприятное зрелище. Инспектор поморщился. Женщина вновь едва не потеряла сознания. Подождав, пока она выпьет воды и немного придет в себя, он повторил вопрос:

– Так кто же это?

– Шломо Меерович, – ответила она. – Мой бывший муж. Мы с ним… – она запнулась. – Я не помню, как это по-английски… Ну, не живем вместе уже давно. У него другая жена.

– Разведены? – подсказал инспектор.

– Да-да, разведены.

– И что же вас заставило встретиться с ним?

– Но… – женщина нервно сглотнула слюну. – Но я встречалась здесь вовсе не с ним.

– Не с ним? С кем же?

– Я не знаю… – растерянно прошептала она.

– Интересно… – протянул инспектор. – Неизвестно с кем, в квартире бывшего мужа.

– Но я не знала, что он живет здесь.

– Жил, – механически поправил инспектор. Он выпрямился, обратился к доктору Бен-Шломо:

– Нохум, можешь сказать что-нибудь определенное?

– Смерть наступила в результате глубокого проникающего ранения в грудную клетку. Удар перебил коронарную артерию. Но, поскольку нож остался в ране, наружу попало относительно немного крови, – откликнулся доктор. – Умер сразу, можно сказать – мгновенно.

– Когда? – спросил инспектор.

– Думаю с полчаса назад. Или около того. Вобщем, недавно.

– Сможешь сказать точнее?

– Конечно, после вскрытия.

– Хорошо, – Алон снова обратился к женщине. Прежде, чем задать очередной вопрос, он сказал недовольным голосом, обращаясь Дани: – Твоя помощь не нужна. Пойди лучше, помоги Шимону осмотреть квартиру.

Дани поставил на столик стакан с водой и исчез. Инспектор спросил:

– Во сколько вы пришли?

– В четверть девятого.

Инспектор посмотрел на часы.

– Сейчас восемь тридцать пять… Кто еще был здесь?

– Никого. Никого я тут не видела… – женщина, словно в полусне окинула медленным взглядом комнату. – Кроме него… – она всхлипнула было, но тут же успокоилась – внешне, по крайней мере. – Нет, – повторила она. – Думаю, когда я пришла, в квартире никого не было.

Инспектор выразительно посмотрел на накрытый столик: бутылка вина, фрукты, конфеты. Два бокала тонкого стекла. Бутылка была пуста наполовину, в бокалах красноватые лужицы. На одном след от губной помады.

– Ну-ну… – сказал он. – Ну-ну… Документы у вас есть?

Она раскрыла сумочку, которую все это время крепко держала в руках.

– Туристка… – пробормотал он, листая паспорт в красной обложке. – Из России. Лариса Головлева. Ясно, – он закрыл паспорт, положил его в карман.

– Ронен, в спальне еще один телефон! – крикнул Шимон.

– Да? Значит звонили, возможно, с него, – он сказал женщине: – Мне придется задержать вас. Я должен задать вам несколько вопросов. Но не здесь.

Головлева послушно поднялась.

– Я поеду в полицию? – спросила она.

Ронен Алон кивнул и добавил:

– Надеюсь, что ненадолго, – он сам в это не особенно верил.

Головлева чуть нахмурилась.

– Я могу привести себя в порядок? – она вынула из сумочки косметический набор.

– Пожалуйста. Только поторопитесь.

Ожидая женщину, инспектор прошелся по комнате, заглянул в спальню. Вернулся к столику. Вызванные Нохумом Бен-Шломо санитары уже унесли тело.

Лариса Головлева вернулась. Пребывание в ванной комнате не особенно ее изменило – по мнению инспектора. Разве что губы стали чуть ярче, но это лишь подчеркивало мертвенный цвет лица.

– Я готова, – сказала она ровным, чуть напряженным голосом.

– Дани, проводи госпожу Головлеву в машину, – велел Алон.

– Ронен, посмотри, – сказал вдруг Дани. Инспектор повернулся. Дани стоял у книжных полок и держал в руках какую-то фотографию.

– Что там? – спросил инспектор.

Дани кивнул на женщину:

– Она.

Натаниэль Розовски проснулся от заунывно-трагического крика торговца-араба под окнами:

– Ковры!.. Ковры!..

Он кричал с надрывными переливами, и в то же время монотонно, не меняя интонации, периодически переходя с иврита на русский.

Натаниэль поднялся, взглянул на часы и присвистнул. Восемь, проспал все на свете… Через мгновение он вспомнил, что с сегодняшнего дня в отпуске, и значит никуда не опоздал и никуда не торопится. И не будет торопиться, по крайней мере – в течение ближайших десяти дней.

Он надел джинсы, валявшиеся у кровати, пригладил взъерошенные со сна волосы, подошел к окну. Слава Богу, уже осень. Сразу после праздника Суккот в этом году зарядили дожди, и летняя жара быстро сдала свои позиции. Из окна тянуло свежим ветерком. Натаниэль с удовольствием подставил лицо ласковым прохладным струям воздуха.

Внизу, возле подъезда стоял рыжий торговец. Один ковер был переброшен через плечо, второй он держал в руке. Розовски узнал его. Торговца звали Салех, он жил в Газе, появляясь на улице Бен-Элиэзер с регулярностью зимних дождей, каждую среду в последние пять лет. Натаниэль прикинул, что либо ковры были из бумаги и хозяева их выбрасывали с той же периодичностью, либо коврами обивали стены и потолок, устилали подъезды и мостовые. Во всяком случае, Салех должен был обеспечить коврами если не весь Тель-Авив, то, во всяком случае, добрую его половину.

Он нащупал в кармане сигареты, вытащил одну, закурил. Пять лет назад, когда Розовски еще служил в полиции, он здорово нагнал страху на беднягу Салеха: тот как раз торговался с покупательницей, прямо у подъезда, когда на служебном автомобиле подкатил Натаниэль. Увидев бело-синий «форд-транзит» с красными номерами, Салех превратился в каменный столб. Сходство со старым столбом дополнял еще цвет лица, становившегося, по мере приближения Натаниэля, еще носившего в те времена голубую форменную рубашку, все более зеленым – точно покрываясь мхом.

На его счастье покупательницей оказалась мать Натанэля, Сарра Розовски, которая обратилась к сыну только с одним вопросом:

– Ты обедал? – и, услышав:»Да», утратила к нему всякий интерес.

Салех, с перепугу, забыл о необходимости торговаться – деле чести всякого торговца на Востоке – и уступив грозной покупательнице так, что, по-видимому, денег едва хватило на автобус домой, испарился.

– Что это с ним сегодня? – озадаченно спросила Сарра, поднимаясь в квартиру с пестрым толстым ковром в руках. – Такой ковер – за каких-нибудь пятьдесят шекелей!

– Испугался, – коротко объяснил Натаниэль. – Может, без пропуска приехал из Газы.

Сарра непонимающе посмотрела на сына. Тот еще не успел переодеться, и мать, наконец, поняла.

– Тебя испугался, а я-то…

Убедившись, что ничего плохого с ним здесь не сделают, Салех продолжал приходить, был неизменно почтителен с Саррой и почти подобострастен с Натаниэлем. С Саррой он разговаривал на идиш, который освоил, работая на стройке вместе с репатриантами из Румынии. Он ухитрялся проникать в Тель-Авив даже после очередного безумства террористов из ХАМАСа, когда власти вводили для палестинских территорий закрытый режим…

Поддавшись произвольному течению воспоминаний, Натаниэль не заметил, как из подъезда вышла его собственная мать и направилась к Салеху. Он тихо охнул: куда еще ковры?

Но было поздно. Темно-вишневый ковер с плеча торговца перекочевал в руки Сарры Розовски, а две сиреневых пятидесятишекелевых купюры, украшенных портретами гордости израильской литературы, Нобелевского лауреата Шмуэля-Йосефа Агнона, – в руки Салеха из Газы.

Во время ежегодных отпусков, ставших за последние четыре года короткими, почти символическими, мировоззрение Натаниэля Розовски с катастрофической скоростью приобретало ярко выраженную антисионистскую окраску. Ему хотелось, чтобы в течение шести-семи дней, пока он будет предаваться безделью, число желающих рептариироваться в Израиль из Россиии и стран СНГ упало бы до нуля, чтобы Сохнут на какое-то время оказался без средств, чтобы Министерство абсорбции объявило забастовку или, на худой конец, аэропорт «Бен-Гурион» закрылся бы на профилактический ремонт. Причем год от года это желание становилось все крепче и, как большинство заветных желаний, абсолютно нереальным. Поэтому, в дополнение к подобным мыслям, Натаниэлю оставалось лишь ругать самого себя за поспешное решение уйти из полиции в частный сыск или молить Бога о том, чтобы в течение недели у репатриантов не происходило ничего, связанного с его работой.

Увы, все происходило с точностью до «наоборот». Стоило ему принять решение о законном отпуске, как начиналась череда непредвиденных (на самом-то деле вполне предсказуемых и прогнозируемых) событий. Например, в России появлялся очередной либерал-демократ, обещавший закрыть границы и разобраться с евреями, ограбившими страну. Последние, естественно, предпочитали не дожидаться подобного развития событий, хотя и понимали всю маловероятность оного. Или в какой-нибудь из бывших союзных республик объявляли «русскоязычных» гражданами второго сорта (как известно, именно на второсортных граждан проще всего свалить собственную некомпетентность или кое-что похуже), и некоренные граждане с простыми русскими фамилиями Рабинович-Вайнштейн срочно осаждали израильские консульства. На крайний случай обязательно находился вконец гениальный экономист-экспериментатор, мечтавший в течение двух-трех недель облагодетельствовать осатаневших от потрясения сограждан. В итоге деньги превращались в подобие спичечных этикеток, а еврейская часть облагодетельствованных сограждан спешно собирала чемоданы. В общем, число авиарейсов компании «Эль-Аль» из Москвы, Киева, Ташкента и прочих подобных мест возрастало примерно вдвое, соответственно увеличивалось число вновь прибывших. И естественно, в полном соответствии со статистикой, возрастало количество обращений в его агентство. И ведь что удивительно: стоило отпуску кончится, как почти сразу же иссякал поток репатриантов, жизнь входила в обычную колею. Во всяком случае, так казалось несчастному Натаниэлю. Последний раз его теория получила подтверждение за год до описываемых событий. В тот самый день, когда он без всякого шума ушел в отпуск, в Хайфский порт, с громадным шумом вошел паром под украинским флагом, зафрахтованный какими-то прекраснодушными христианскими организациями, страстно желающими помочь евреям оказаться, в конце концов, на исторической родине. Паром торжественно доставил в Святую Землю 750 человек. Натаниэль, узнавший о радостном событии из вечерней сводки новостей, схватился за голову и помчался отключать телефонный аппарат. И естественно, не успел.

Никакого выхода из заколдованного круга, им же самим созданного, Натаниэль Розовски не видел. Потому что вот уже четыре года частное сыскное агентство «Натаниэль» оставалось практически единственным в Гуш-Дане детективным агентством, специализировавшимся исключительно на делах новых граждан, прибывших из пост-советского пространства. Оно (не пространство, агентство, разумеется) постепенно становилось некоей репатриантской легендой, сведения о нем и номер телефона передавались из рук в руки – на манер переходящего красного знамени в полузабытом советском прошлом.

Клиенты приходили в контору, клиенты находили Натаниэля дома, клиенты ухитрялись узнавать место его отдыха, словом – отпуск летел в тартарары. Натаниэль не мог без зубовного скрежета читать имя основоположника политического сионизма Теодора Герцля. Скрежетать приходилось часто – в каждом населенном пункте страны непременно была улица, названная этим гордым именем.

Угадывалась во внезапном колебании сезонной численности репатриантов некая мистика. Розовски давно прекратил попытки объяснить загадочную закономерность. Хотя иногда в конце сумасшедшего рабочего дня ему приходила в голову туманная мысль: что случилось бы с полумиллионом репатриантов, если бы четыре года назад, испытав своеобразный культурный шок и внезапную эйфорию от резкого возрастания численности русской общины, он тем бы и успокился? Что случилось бы с ними, если бы он, инспектор Розовски, не стал увольняться из полиции ради открытия частного агентства, специализирующегося на «русских делах»?

Впрочем, все это оставалось вопросами сослагательного наклонения. Действительность же, увы, была такова: выйдя в отпуск, он с невольной тревогой прислушивался к звонкам – и в дверь, и по телефону, так что появлялся на работе после этого якобы отдыха окончательно издерганым и разбитым.

– Мама, – сказал Розовски, скрывая досаду за беспечной улыбкой, – а этот ковер мы постелим, наверное, в туалете, да?

Мать, только что гордо вошедшая с темно-вишневым свертком в картиру, непонимающе уставилась на него.

– Что?

– Я имею в виду – ковер ты купила для нас? – спросил Натаниэль. – Или у кого-то еще не хватает этого добра?

– Сто шекелей! – Сарра сверкнула очками. – Это же не деньги!

– Конечно, но я вовсе не о деньгах.

– Через неделю Роза выдает замуж дочку, – сообщила мать. – Плохой подарок?

– Замечательный. Ты совершенно права, – Розовски поцеловал мать в щеку. – Давай, я пока отнесу его в лоджию.

Едва он взял в руки ковер, оказавшийся неожиданно легким, как раздался телефонный звонок.

Сарра вопросительно посмотрела на сына.

– Я в отпуске, – мрачным тоном сообщил Натаниэль. – Меня нет. Я временно умер.

– Типун тебе на язык! – возмутилась Сарра, направляясь к тумбочке с телефоном. – Никогда не говори так. Даже в шутку, – она сняла трубку: – Алло, кто это?

Натаниэль, не дожидаясь конца разговора, быстренько ретировался в лоджию. Уложив ковер в самодельный стенной шкаф, он еще некоторое время помедлил, окидывая рассеянным взглядом окрестный пейзаж, изрядно надоевший за десять лет – ровно столько времени мать жила в нынешней квартире. Выкурив еще одну сигарету и в очередной раз вяло посоветовав самому себе бросить курить, он не торопясь вернулся в комнату.

Мать стояла у тумбочки и отнюдь не собиралась прерывать оживленную беседу. Натаниэль подумал, что его беспокойство относительно нарушения отпускных планов оказалось лишенным оснований. Но Сарра Розовки, заметив сына, вдруг сказала невидимому собеседнику:

– А вот и он, я сейчас дам ему трубку, – и, уступая место у телефона сыну, пояснила: – Это какой-то адвокат. То ли Грузенфельд, то ли Грузенберг.

Натаниэль тихо охнул.

– Я же просил, мама… – он принял из ее рук телефонную трубку и сказал обреченным голосом:

– Слушаю.

– Здравствуйте, Натан, это адвокат Цви Грузенберг. Вы меня помните?

– Да, конечно, – ответил Розовски без особого энтузиазма в голосе. Он прекрасно помнил молодого спортивного вида адвоката и симпатизировал ему. В свое время информация, полученная от Грузенберга, помогла завершить одно из самых сложных расследований. – Вы были адвокатом покойного Ари Розенфельда. Кстати, чем закончился тогда ваш иск к страховой компании?

– Пока ничем. Представьте, уже больше года все это тянется.

– Что вы говорите! – вежливо удивился Натаниэль. – Никогда бы не подумал… – он замолчал и свирепо глянул на мать. Та демонстративно повернулась к нему спиной и вышла в лоджию.

– Представьте себе, – сказал Грузенберг. – Конечно, получив результаты полицейского расследования, они перестали обвинять наследников в совершении преступления. Теперь они настаивают на том, чтобы дочь покойного согласилась на чать выплаты. Мотивируют тем, что текст завещания не конкретен. Конечно, они выплатят все, но пока что приходится раз в месяц являться в суд и повторять одно и то же.

– Да, представляю, каково вам сейчас, – посочувствовал Розовски. – Хотя, вы лучше меня знаете наше судопроизводство. сколько тянется процесс над Арье Дери? Четыре года?

– Пять. Вы правы, это для нас почти нормально. Собственно, я не жалуюсь. Если честно, то мне доставляет удовольствие появляться в суде, – сказал Грузенберг. – Знаете, недавно я, наконец-то, понял, что люблю свою работу.

– А я свою разлюбил, – вполголоса произнес Натаниэль. – И понял это гораздо раньше.

– Что, простите?

– Нет, это я так. Ворчу. У меня с утра, обычно, плохое настроение. Пока не позавтракаю, – объяснил Натаниэль. – Между прочим, я советовал своему приятелю-психологу исследовать связь настроения человека с временем суток, состоянием желудка и…

– И расположением звезд, – добавил в тон ему адвокат.

– При чем тут звезды?… Ну, неважно, это просто словесная реакция, – сказал Натаниэль.

Услышав в его голосе тщательно скрываемое раздражение, адвокат Грузенберг спросил с легким беспокойством:

– Простите, Натаниэль, но, может быть, я не вовремя? Я перезвоню, скажите только, когда.

– Нет-нет, Цвика, что вы, я слушаю вас, – любезно ответил Розовски. – Вообще-то я со вчерашнего дня в отпуске, но если вам нужна моя помощь, не стесняйтесь. Вы ведь не собираетесь просить, чтобы я взялся за какое-то расследование?

Грузенберг промычал что-то неопределенное, потом сказал:

– Откровенно говоря, именно для этого я вам и позвонил.

Не выпуская из рук трубку, Натаниэль нащупал табурет, пододвинул его ближе к тумбочке и сел.

– Так я и знал, – сказал он. – Я хотел отключить телефон. Хотя вряд ли это помогло бы, – он вздохнул с невыразимой тоской. – В подобных случаях мой телефон почему-то звонит даже будучи отключенным. Не знаю, что это. Мистика, наверное. А если бы я запер дверь, непременно кто-нибудь влез бы в окно. Несмотря на третий этаж.

– Я все понимаю, Натаниэль, – сказал Грузенберг. – Мне самому не всегда удается отдохнуть. Честно говоря, очень неловко настаивать. Просто я не представляю, кто еще мог бы помочь. Обратился к вам. Вы ведь специализируетесь на репатриантских проблемах.

– Вы, я смотрю, тоже ими увлеклись, – хмуро заметил Розовски.

– Что вы хотите? Статистика. Количество репатриантов растет, соответственно растет удельный вес их обращений к адвокатам, – сказал Грузенберг. – В том числе и ко мне.

– Ну-ну, – Розовски не был настроен вести теоретическую беседу о социоэтнической структуре современного израильского общества. – И что же за дело вы сейчас ведете? Имущественный спор, наследство? Хотите, чтобы мы проверили чьи-то банковские счета? – с робкой надеждой спросил он.

– Увы, все гораздо печальнее и запутаннее, – сообщил адвокат. – Речь идет об убийстве, причем я представляю интересы подозреваемой.

– О Боже, – вздохнул Натаниэль, – убийство, и в нем замешана женщина… Тот самый букет, который я мечтаю видеть по утрам на тумбочке у постели.

– Я еще раз приношу свои извинения, Натаниэль, – виновато сказал адвокат. – Но прошу вас, выслушайте хотя бы вкратце.

– Чего уж вкратце, – проворчал Розовски. – Вы же сами понимаете, что я не смогу вам отказать. Тем более, в таком деле. Договоримся так: вы заедете за мной минут через двадцать, и мы отправимся ко мне в контору. А уже там вы все расскажете.

– Спасибо, Натаниэль, вы меня, действительно, крайне обяжете.

– Я еще не сказал «да», – возразил Розовски. – Пока что я всего лишь согласился вас выслушать. Потом я скажу, берусь или не берусь за ваше дело.

– Конечно, конечно. Спасибо и за это. Говорите адрес.

– Бен-Элиэзер, 12, квартира 8.

– Буду через пятнадцать минут.

Розовски с бессильной ненавистью посмотрел на ни в чем, вобщем-то, неповинный телефонный аппарат.

– Он уверен, что я возьмусь за расследование, – произнес Натаниэль в пространство. – Самое интересное, что и я почти уверен в том же, – он тяжело вздохнул и поплелся в свою комнату переодеваться.

– Уходишь? – спросила мать, когда он вновь вышел в салон.

– Мама, – ласково сказал Розовски, – объясни, пожалуйста, зачем ты позвала меня к телефону?

– Я не знаю, – растерянно ответила Сарра. – Но он так прилично выглядел… то есть, говорил… Я как-то не подумала…

– Что значит профессионал, – проворчал Розовски. – В общем, спасибо, мамочка, отпуск мой уже закончился.

Когда Розовски и Грузенберг появились в конторе Натаниэля, там царили полный покой и умиротворение. Секретарь Офра щебетала по телефону, судя по количеству «нет» и игривому тону – с кем-то из своих многочисленных поклонников. Помощник Натаниэля Алекс Маркин, расположившийся в кабинете шефа на все время предполагавшегося отпуска, читал журнал. Внутренняя интеллигентность Маркина контрастировала с его малоинтеллигентной внешностью. Сейчас этот контраст сглаживался полуметровой стопкой других журналов, лежавших на столе.

– Вот, полюбуйтесь, Цвика, – сказал Розовски. – Полное отсутствие трудовой дисциплины. У вас тоже так бывает?

Грузенберг неопределенно пожал плечами. Видно было, что мысли его сейчас заняты совсем другим.

При виде начальника, Офра и Алекс начали лихорадочно имитировать трудовую активность. Компьютер защелкал с невероятной скоростью, запорхали листы бумаги. Телефон, словно тоже устыдившись нетрудовой деятельности, принялся звонить с периодичностью одна трель в три секунды.

– Стоп! – скомандовал Розовски. – Достаточно.

Первым смолк телефон, за ним – компьютер.

– Убедили, – сказал Натаниэль. – А теперь – Алекс, марш к себе, у меня серьезный разговор. Офра, приготовь два кофе. Вы какой кофе пьете, Цви?

– Турецкий.

– Отлично. Два кофе по-турецки, – и, повернувшись к адвокату, сказал: – Прошу, Цвика, располагайтесь. И рассказывайте.

Адвокат собрался с мыслями.

– Вчера меня упросили взяться за защиту одной женщины, – сказал он. – Упросили ее родственники, с которыми я немного знаком. Женщина приехала из России два месяца тому назад. Ее зовут Лариса Головлева. Позавчера, 16 октября, в 20 часов она была задержана полицией. Причина – подозрение в убийстве бывшего мужа, Шломо Мееровича.

– Она репатриантка? – спросил Натаниэль.

– Нет, туристка. Вернее – она приехала в Израиль по туристической визе, и уже здесь подала прошение о перемене статуса на репатриантский. Ответ из МИДа пока получить не успела. Осенние праздники и так далее… Но я продолжу, хорошо?

– Да, пожалуйста.

– Несколько слов об обстоятельствах задержания. В восемь часов вечера в дежурную часть полицейского управления позвонила женщина, не пожелавшая назваться, и сообщила, что по адресу… – адвокат Грузенберг раскрыл папку и зачитал: – Бульвар Ганей-Кайц 124 в квартире 25 только что совершено убийство, – он закрыл папку. – Убит хозяин квартиры, некто Шломо Меерович. Преступник – вернее, преступница – еще находится на месте преступления. Имя преступницы также названо не было. Полиция выехала немедленно. Информация оказалась соответствующей действительности. Картина, судя по рапорту полицейских, представляла собой следующее, – адвокат снова обратился к папке и собрался было зачитать очередную бумажку. Розовски прервал его.

– Своими словами, если можно, – попросил он. – Мы не в суде, пока что можно не бояться неточностей.

– Хорошо, если хотите… В салоне стоял накрытый на двоих стол – закуски, прохладительные напитки, бутылка вина, – сказал Грузенберг. – В кресле, рядом со столом – Меерович. Увы – без признаков жизни. И его гостья, Лариса Головлева, чуть не упавшая в обморок при виде ворвавшейся в дом полиции.

– Та-ак… – Натаниэль побарабанил пальцами по столу. – Ответьте на несколько вопросов, Цвика.

Адвокат с готовностью кивнул.

– Вопрос первый: каким образом был убит хозяин квартиры?

– Ударом охотничьего ножа в грудь. Нож большой, массивный, пятнадцать сантиметров лезвие.

– Кому он принадлежал?

– Полиция предполагает, что нож принадлежал хозяину квартиры, ответил Грузенберг. – Скорее всего, так оно и есть, поскольку на стене, над письменным столом, остались ножны – от этого ножа или, во всяком случае, от подобного. Похоже, он приобретен в одном из магазинчиков, таких ножей продается полно, на любой вкус. В основном их покупают туристы, любители восточной экзотики.

– Понятно… – Натаниэль взял чистый лист бумаги из стопки, лежащей на краю стола, черкнул на нем несколько слов. – Вопрос второй, – сказал он. – Ужин был нетронутым?

– В том-то и дело, что наоборот! – адвокат был явно огорчен этим обстоятельством. – Сами понимаете: факт, входящий в явное противоречие с показаниями задержаннной… – он махнул рукой, словно досадуя на собственные слова. – Ну, об этом чуть позже. Бутылка вина была опустошена почти наполовину, остатки вина в обоих бокалах, да и закуски… Нет, скорее можно сказать, что ужин уже был завершен.

– И вы адвокат подозреваемой, – меланхоличным голосом заключил детектив.

– Именно так, – в тон ему ответил Грузенберг. – Как я уже сказал, родственники Головлевой обратились ко мне с просьбой принять на себя ее защиту. К сожалению, я согласился.

– К сожалению? – Розовски удивленно поднял брови и перестал барабанить по крышке стола. – Простите, Цвика, не понимаю.

– Видите ли, Натаниэль, у меня есть свои принципы, – нехотя ответил Грузенберг. – Попробую объяснить. А вы постарайтесь понять. Я должен иметь хоть минимальную уверенность в том, что мой подзащитный говорит мне правду. Я могу не обнаружить необходимых доказательств в деле, мои аргументы могут показаться суду недостаточными. Но для себя лично я хочу иметь полную убежденность. В данном случае у меня ее нет. Напротив, я уверен в обратном, в том, что моя подзащитная лжет – от первого до последнего слова. Лжет даже в мелочах.

– Это интересно, – заметил Розовски. – Если судить по вашим словам, вы беретесь за защиту исключительно невиновных. Просто попавших в беду. Роковое стечение обстоятельств, еще что-то подобное, – он сделал неопределенный жест рукой, усмехнулся. – Если бы все адвокаты вели себя подобным образом, вряд ли хоть один подсудимый дождался защиты. Согласитесь, Цви, под суд крайне редко попадают полностью невиновные люди… Я не имею в виду диктаторские режимы, терррористические организации, поскольку тут слово «правосудие» неуместно, – добавил Натаниэль после паузы.

– Вы меня не поняли! – адвокат говорил с еле сдерживаемым возмущением. – Я имел в виду совершенно другое. Я имел в виду искренность моего клиента. Без этого я просто не в состоянии начинать защиту. Неужели вы не понимаете? А тут – я повторяю, она мне лжет. Я чувствую это, но не могу сломить эту глухую стену.

– Да, странно, странно… – пробормотал Натаниэль. – Вообще, по моему опыту, преступники стараются не использовать стопроцентную ложь, предпочитая дозированную полуправду. Я, конечно, не говорю о патологических случаях.

– Я не исключаю, что этот случай несколько патологичен, – хмуро заявил адвокат. – Почитайте, – он отколол от пачки лежавших в папке документов один и протянул его Натаниэлю. – Это запись одного из допросов. Поскольку он проводился в моем присутствии, документ представлен мне официально.

Взглянув на лист, Натаниэль покачал головой.

– Я еще не решил, буду ли заниматься этим делом, – сказал он. – Скорее всего – нет. Знаете, все-таки я впервые решил устроить себе отпуск – за последние четыре года. Настоящий отпуск. И нужны очень веские основания для того, чтобы я поменял планы.

– Понимаю, – сдержанно произнес адвокат. – Назовите сумму.

Розовски покачал головой.

– Вы не поняли. Сумма тут ни при чем. Основания – не размер гонорара, а что-нибудь иное.

– Что именно?

– Сам не знаю, – честно признался Розовски. – Я просто не хочу заниматься этим. Вот посмотрите сюда, – он показал на лист, в котором на протяжении всего разговора делал какие-то пометки. – Не буду вам объяснять всего – пока не буду – но обратите внимание: мы с вами говорили… – Натаниэль посмотрел на часы. – Мы говорили всего-навсего восемнадцать минут. Вы не сказали мне и десятой доли того, что знаете, а я поставил уже четыре вопросительных знака. Видите?

Грузенберг посмотрел на вопросительные знаки, жирно выведенные Натаниэлем и ничего не сказал.

– Тем более, если вы говорите, что она лжет во всем, – добавил Натаниэль.

– В том-то и дело, – сказал адвокат. – В этом парадокс. Очень странное ощущение, но мне кажется, что она невиновна. И при этом – абсолютно неискренна в показаниях. Как думаете, такое возможно?

– Не знаю, – сказал Натаниэль. – Может быть… – он нахмурился, крикнул: – Офра, где обещаный кофе?

– Еще вода не закипела, – отозвалась из-за закрытой двери Офра.

– Н-да… Знате, Цвика, вы помогли мне в том давешнем деле, и я чувствовал бы себя очень неуютно, если бы отправил вас ни с чем, – сказал Розовски. – То есть, я по-прежнему не собираюсь этим заниматься, но готов помочь вам советом или консультацией. Бесплатно. Если вы согласны – что ж, давайте ваши записи, я просмотрю. Если же ваше условие – взять на себя расследование и только после этого – знакомство с документами, тогда оставляйте их при себе. Мы сейчас выпьем кофе и расстанемся.

Адвокат немного подумал.

– Хорошо, – сказал он. – Я согласен. Прочтите вот эту запись и выскажите о ней свое мнение. Или посоветуйте мне, как быть. Это, как я уже говорил, запись первого допроса – первого в моем присутствии.

Вошла Офра с подносом, на котором стояли две чашечки дымящегося кофе. Адвокату она улыбнулась, на шефа посмотрела с подозрением.

– Ты в отпуске или нет? – спросила она, ставя перед ним поднос.

– Или нет, – ответил Розовски. – Или да. Спасибо за кофе.

– Что говорить, если будут звонить?

– Если будут звонить – или да, – сказал Натаниэль, пробуя кофе. – Или нет – это для вас с Алексом.

Она молча вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Натаниэль сначала быстро пробежал глазами лист бумаги.

– Так… В присутствии… Ну, это понятно… – пробормотал он. – Ага, и переводчик тоже.

– В связи с тем, что госпожа Головлева заявила о плохом знании иврита, полиция представила ей переводчика, – пояснил адвокат. – Доктор Илана Ольшанецки из университета Бар-Илан.

– Ясно… Вы пейте кофе, Цвика, Офра замечательно его варит. Настоящий кофе по-турецки, – Натаниэль принялся читать вполголоса: – Что тут у нас?… Ага, – он зачем-то разгладил и без того гладкую страницу и углубился в чтение.

После необязательных вступительных фраз в документе шла подробная запись допроса. Розовски опустил вопросы анкетного характера – их можно будет прочитать позже.

«…Следователь. Вы утверждаете, что пришли по приглашению хозяина квартиры, господина Мееровича.

Головлева. Да, но я не знала, что это именно он.

Следователь. Поясните.

Головлева. Он не представился.

Следователь. Вы хотите сказать, что не были с ним знакомы?

Головлева. Нет, я хочу сказать, что не знала, от кого именно получила приглашение. Оно было сделано по телефону.

Следователь. Вам позвонил по телефону мужчина. Пригласил вас провести вместе с ним вечер. При этом не назвал себя. И вы так легко согласились?

Головлева. Понимаю, это выглядит очень странно. Я могу показаться вам легкомысленной, но все было именно так. Утром позвонил мужчина. Оказалось, что ошибся номером. Извинился. Минут через двадцать-тридцать позвонил снова. Сказал, что ему очень понравился мой голос. Что мои интонации напомнили ему голос женщины, которую он любил когда-то. Мы разговорились.

Следователь. О чем?

Головлева. Ни о чем конкретно. Так, обычная болтовня малознакомых людей. Кончилось тем, что он назначил мне свидание на вечер.

Следователь. У себя дома?

Головлева. По адресу бульвар Ганей-Кайц 124, квартира 25. В семь-тридцать.

Следователь. И вы не узнали в говорившем своего мужа?

Головлева. Нет. Я и сейчас не уверена, что говорил именно он.

Следователь. То есть, вы утверждаете, что вас пригласил в гости незнакомый вам человек?

Головлева. Да.

Следователь. Несмотря на это, вы сразу согласились?

Головлева. Да.

Следователь. Почему?»

– Действительно, – сказал Розовски, прерывая чтение, – что это вдруг она так легко согласилась встретиться вечером с незнакомым мужчиной, да еще в его квартире? В конце концов, это могло оказаться опасным.

– И оказалось, – заметил Грузенберг. – Правда, совершенно неожиданным образом.

– Верно… – Натаниэль задумчиво посмотрел на адвоката. – Послушайте, Цвика, может быть она просто охотница за мужчинами? Ну, вы понимаете, о чем я говорю. Сейчас таких много, в том числе и среди туристок.

– Некоторые считают, что в особенности среди туристок.

– Именно так. Может быть, и здесь нечто подобное?

– Нет, – Грузенберг принялся внимательно разглядывать свои аккуратно подстриженные ногти. Подняв наконец взгляд на выжидательно молчащего Натаниэля, он сказал: – То что вы сейчас услышите, звучит вообще… – он поискал подходящее определение.

– Совершенной выдумкой? – подсказал Розовски.

Адвокат отрицательно качнул головой.

– Следователю она не объяснила причины, видимо, понимала, что все это будет выглядеть, по меньшей мере, странно, – сказал он. – Любой полицейский рассмеется ей в лицо. И предложит придумать что-нибудь более убедительное.

– А вам объяснила?

– Объяснила. Действительно странное объяснение. Головлева утверждает, что ее успокоил гороскоп.

– Гороскоп? – собиравшийся было закурить Розовски отложил незажженную сигарету и уставился на Грузенберга. Интонация адвоката не позволяла определить, серьезно он говорит или нет. – Какой гороскоп?

– На тот день, 16 октября, астрологический прогноз обещал ей романтическое приключение, могущее окончиться браком. Ей рекомендовано было ни в коем случае не отказываться от возможного приглашения в гости, – невозмутимо сообщил адвокат.

– Та-ак… – Розовски, все-таки, закурил. Это позволило ему не сразу обнаружить свою реакцию на услышанное. – Похоже, вы относитесь к этому серьезно.

– Да. И она тоже.

– Ну-ну, – Натаниэль действительно был ошарашен и больше не считал необходимым скрывать это. – Она что, суеверна?

– Это не суеверие, – Грузенберг говорил совершенно серьезно. – Это всеобщее поветрие. Массовое увлечение. Не знаю, как обстоят дела на русском языке, но во всех израильских газетах целые полосы забиты прогнозами, предсказаниями, советами и прочим. Выходит даже журнал «Астролог». Плюс такое же, если не большее количество подобной литературы на английском – из Штатов и Великобритании.

– Думаю, на русском та же картина, – сказал детектив.

– Я тоже так думаю. Что же до Головлевой, то, по-моему, она не более суеверна, чем мы с вами. И прекрасно понимает, что астрологическое объяснение никак не может удовлетворить следователя.

– Меня тоже, – сообщил Розовски. – Мне просто нечего будет делать. Есть прогноз – и вперед. Никакого следствия, никаких загадок. Приходит клиент, а ты ему сразу же: «Простите, кто вы по гороскопу? А жена кто? Ну тогда, естественно, вам должны были наставить рога. Чего же вы хотите? Так говорят звезды!» – он засмеялся. – Сиди и читай в газетах прогнозы. Ни тебе слежки, ни поиска улик. Роскошная жизнь, правда?

– Это было бы весело, если бы в деле не присутствовал труп, – холодно заметил адвокат. Его несколько покоробил тон сыщика.

– Вы правы, конечно же все совсем невесело, – согласился Натаниэль. – Неуместная шутка, простите. Считайте это просто реакцией растерянного человека. Может быть, вы расскажете мне немного подробнее об этом ее увлечении? В моей практике подобное объяснение из уст подозреваемого встречается впервые.

– В моей тоже. Что ж, слушайте, – адвокат вздохнул, видимо, заранее представляя реакцию собеседника на свой рассказ. – Лариса Головлева приехала в Израиль, как я уже говорил, два с половиной месяца назад. Родственники сняли ей квартиру в Яффо. В первый же день, по ее словам, она купила в киоске чуть ли не все выходящие на русском языке израильские газеты. Родственники чем-то были заняты в выходные дни, поэтому ей предстояло провести субботу дома. Чтобы не скучать, она и скупила газеты.

– Если бы родственники были заняты каждую субботу, ваша подзащитная разорилась бы, – сказал Розовски. – Вы знаете, сколько русских газет – ежедневных и еженедельных – выходит в Израиле?

– Честно говоря, никогда не интересовался, – ответил Грузенберг. – Но, думаю, пять-шесть. А что?

– Двадцать три, – сообщил Натаниэль. – Двадцать три газеты.

Грузенберг был потрясен цифрой. Не меньше, пожалуй, чем Натаниэль – верой обвиняемой в астрологию.

– Двадцать три?! Но зачем? – спросил он. – О чем могут писать двадцать три газеты в нашей маленькой стране? К тому же, на русском языке!

– Мало ли, – ответил Натаниэль. – Например, друг с другом ругаться. Или ругать правительство. Вы же сами понимаете, что этим можно заниматься бесконечно. Вообще-то, я их не читал. Почти. Ладно, Цвика, это к делу не относится. Рассказывайте дальше.

Адвокат собрался с мыслями.

– Да, – сказал он. – Итак, она купила… нет, конечно, не двадцать три. Я так понял – четыре или пять. И от скуки начала читать астрологические прогнозы. По ее словам, они оказались весьма точными. То есть, точно описали ее предполагаемое времяпровождение в ближайшие дни. Ее это несколько позабавило. В воскресенье она вновь купила газету – на этот раз одну, ежедневную. Прогноз вновь совпал. Более того, по ее словам именно этот прогноз помог ей избежать лишней траты времени. В нем говорилось что-то о том, что важное дело, связанное с документами и запланированное на сегодня, лучше перенести на среду.

– И что же это за дело? – спросил Натаниэль.

– Визит в консульский отдел, – ответил адвокат. – Оказывается, работники МИД три дня бастовали.

– Замечательно, – пробормотал Розовски. – Никогда бы не подумал. Оказывается, звезды вмешиваются даже в забастовки.

Грузенберг пожал плечами.

– Вы ведь просили пересказать ее слова, – сказал он. – Я пока не высказываю свое мнение об этом.

– Да, разумеется. Итак, астрологические прогнозы оказались удивительно точны. И что же?

– Постепенно она настолько уверовала в абсолютную истину астрологических прогнозов, что каждое утро начинала с прочтения их в газете. И планы свои соизмеряла с тем, что говорил астролог. Тот день, естественно, не стал исключением.

– Это касалось только одной газеты? – спросил Розовски. – Или все прогнозы во всех газетах совпадали?

– Этого я не спрашивал, – ответил адвокат. – Как вы сами понимаете, я не могу руководствоваться в своей работе подобными аргументами. Если я и выслушал все, то лишь по обязанности. Ни при каких обстоятельствах я не смогу строить линию защиты на подобных доводах. «Господа судьи, мою подзащитную подвела ее слепая вера в астрологию…» Хорошенькую речь я смогу произнести на заседании… Если конечно, дело дойдет до суда, – добавил он.

– Может и не дойти? – спросил Розовски.

– С вашей помощью… Вы считаете важным, в какой именно газете черпала она сведения?

Натаниэль молча пожал плечами и продолжил чтение протокола.

«…Следователь. С кем же, по-вашему, вы говорили по телефону?

Головлева. Не знаю. Видимо с тем, кто устроил мне эту ловушку.

Следователь. Вы подозреваете кого-нибудь?

Головлева. Нет…»

– Интересно, в чем она видит ловушку? – спросил Натаниэль. – Если кому и подстроили западню, так это ее бывшему мужу.

– Она считает, что ее кто-то сознательно выманил из дома таким образом, чтобы она оказалась на месте преступления к самому приходу полиции, – объяснил адвокат. – И ее сделали виновницей преступления, к которому она не имеет никакого отношения.

– Для этого этот некто должен был, во-первых, быть абсолютно уверенным в ее слепой вере в прогнозы, – заметил Розовски. – И так точно рассчитать скорость ее перемещения по городу, чтобы полиция оказалась в самый подходящий момент.

– Или в самый неподходящий, это уж как посмотреть.

– Верно. Кроме того, ей звонил мужчина. В полицию – женщина. Целый заговор, вы не находите?

– Такова ее версия.

– Да, версия… Что тут дальше? Простите, Цвика, вам не мешает то, что я читаю вслух? Вы ведь все это знаете.

– Ничего, мне полезно услышать еще раз. Когда читает кто-то, абстрагируешься от собственных впечатлений. Продолжайте, прошу вас.

«Следователь. Вернемся к тому дню. Вы приняли приглашение. Дальше?

Головлева. Дождалась вечера и поехала.

Следователь. Вы не знали, что по указанному адресу проживает ваш бывший муж?

Головлева. Не знала. Мы с ним не поддерживали отношений с момента нашего развода. Около десяти лет.

Следователь. О его жизни все эти годы вы тоже ничего не знали?

Головлева. Нет.

Следователь. И не интересовались?

Головлева. Нет, все давным-давно в прошлом.

Следователь. Кто вам открыл дверь?

Головлева. Никто. По телефону он предложил, чтобы дверь была незаперта и я вошла сама, без всяких звонков. Он будет сидеть в кресле и ждать…»

– Романтические выкрутасы, – сказал Розовски, в очередной раз прерывая чтение. – Он сидит в кресле, делает вид, что никого не ждет, и тут входит она, прекрасная и воздушная, нежно обвивает его за шею и… Как вам все это, Грузенберг?

– Никак. Мне приходилось сталкиваться с поведением еще более странным.

– Да? Может быть, может быть…

«Следователь. Опишите, что происходило в квартире, после того, как вы вошли.

Головлева. Я не сразу поняла, что случилось. Он сидел в кресле у накрытого столика, спиной к входу. Я решила, что он просто ждет меня, как и обещал по телефону. Когда я приблизилась и встала перед ним, то поняла, что он мертв. Нож торчал в его груди по самую рукоятку…»

– В этом месте допрос пришлось прервать, – сообщил адвокат. – Ей стало плохо. Я настоял на том, чтобы в кабинет следователя пригласили врача. Допрос продолжили через сорок минут, по собственной просьбе задержанной.

– Что ж, это понятно. Как она объяснила то, что ужин, так сказать, уже съели? Ведь, если верить ее словам, полиция появилась через несколько минут после ее появления в квартире Мееровича.

– Никак не объяснила. Так же не смогла объяснить наличие в квартире покойного ее относительно недавней фотографии с дарственной надписью. Она сказала, что помнит, как подписывала фотографию, но не помнит, кому именно. Не покойному – это она утверждает категорически.

– А кто вызвал полицию? – спросил Натаниэль.

– А вот это загадка из загадок, – сказал адвокат. – Проверка показала, что звонок в полицию был сделан из квартиры номер 25 дома 124 по бульвару Ганей-Кайц.

– То есть, с телефона убитого? – Розовски удивленно поднял брови. – Любопытно…

– Причем в то время, когда там находилась моя подзащитная! – Грузенберг помолчал, потом объяснил, с некоторым сомнением: – В квартире Мееровича есть параллельный аппарат. Один в салоне, где находился труп и Головлева, другой – в спальне. Остается предположить, что в спальне скрывался некто, оказавшийся свидетелем преступления и вызвавший полицию. Если только этот некто сам не был убийцей.

– Тогда ему следовало не полицию вызывать, а от непрошенного свидетеля, то есть, вашей подопечной избавляться, – возразил Натаниэль. – По возможности, радикальным образом. Так же, как от хозяина.

– Вы полагаете, человеку, совершившему одно убийство, так уж легко убить еще одного? – адвокат нахмурился. – Поверьте, подобные вещи редко случаются. Если только преступник не профессионал и не психопат.

– Да, вы правы… Полиция нашла чьи-нибудь отпечатки пальцев на втором аппарате?

– Аппарат был тщательно протерт.

Натаниэль быстро вел пальцем по записи допроса.

– Где то… Ага, вот! – он остановился. – Тут, в конце, следователь спрашивает: «Видели ли вы кого-нибудь, выходящего из квартиры? Может быть, вам показалось, что в квартире есть еще кто-то?» – прочитал Розовски. – Но нет ее ответа.

– Покажите, – Грузенберг заглянул в записи. – Ах, да, сейчас я вспоминаю: она не ответила на этот вопрос. Во всяком случае, ответила невразумительно. Что-то вроде: «Тогда мне показалось… Но сейчас я не уверена…» Или наоборот. Я, все-таки, думаю, что там кто-то был. И что она знает, кто именно. Во всяком случае, догадывается.

– Вот как? – Натаниэль покачал головой. – Цвика, вы ведь общались через переводчика. Возможно, это ваша фантазия.

– Во-первых, я юрист, – возразил адвокат. – В подобных ситуациях фантазия мне попросту противопоказана. Во-вторых, не зная языка, не понимая слов, лучше улавливаешь оттенки интонаций. Поверьте, с этим предполагаемым свидетелем не все так просто.

– И куда, по-вашему, он делся потом? – спросил Натаниэль. – Испарился?

– Не знаю.

– Вы не знаете. Это понятно. А полиция? Полиция знает?

– Полиция сейчас занимается розыском этого пропавшего свидетеля. Кстати, я подозреваю, что именно определенные подозрения полиции в его отношении и не позволили предъявить обвинение задержанной.

– На дверной рукоятке тоже нет отпечатков?

Грузенберг покачал головой.

– Понятно. То есть, ни черта непонятно, – Розовски отложил протокол. – Как вы сказали? Ей до сих пор не предъявлено обвинение?

– Нет. Это значит, – адвокат посмотрел на часы, – что через девять часов ее обязаны будут освободить. Истечет сорок восемь часов с момента задержания.

– В чем же дело? – Розовски по-настоящему удивился. – Ее освободят, суда не будет, ваша помощь не понадобится. Следовательно, и моя тоже.

– Я уверен, что наутро ее вновь арестуют, – мрачно сказал адвокат. – Или через пару дней. Интуиция подсказывает мне, что полиция не отыщет этого третьего, присутствовавшего на ужине. И вновь вернется к попыткам обвинить мою подзащитную.

– Интуиция?

– Если хотите – опыт.

– Понятно, – Розовски вернул адвокату запись допроса.

– Что скажете? – выдержав небольшую паузу, спросил тот.

Розовски пожал плечами.

– Странное впечатление, – сказал он. – Очень странное. Не знаю, что и сказать.

– А что вы посоветуете мне?

– Вам? – Розовски немного подумал. – Объясните, пожалуйста, Цвика, какой вы видите роль частного детектива в этом деле?

Адвокат долго смотрел в пустую кофейную чашечку. «Так, – подумал Натаниэль. – Есть подозреваемая, слепо верящая в астрологические прогнозы, и адвокат, гадающий на кофейной гуще. Мне пора становиться гипнотезером. Этим, как его… Экстрасенсом».

Грузенберг поставил чашку на блюдце.

– Видите ли, Натаниэль, – сказал он хмуро, – я могу выиграть это дело только в одном случае.

– В каком же?

– Если будет найден настоящий преступник. Или преступники, не знаю. Понимаете?

Натаниэль внимательно посмотрел на него.

– Похоже, вы действительно верите в ее невиновность, – сказал он с удивлением. – Ну-ну.

– Я же вам уже говорил, – произнес с некоторой укоризной адвокат. – Я не верю ни единому ее слову. Так, как она рассказывает, – так просто не бывает. Не может быть.

– Но?

– Но в ее невиновность я верю. Не знаю почему, – он замолчал, выжидательно глядя на детектива. Натаниэль неторопливо подошел к окну, поднял жалюзи. С улицы потянуло свежей влагой.

– Дождь, – сказал Розовски. – Вы любите дождь, Цвика? Я люблю. Когда-то любил снег… Скажите, ваша подзащитная обращалась в российское консульство? Или это предстоит сделать вам?

– Госпожа Головлева не обращалась в консульство. И не поручала этого мне.

Натаниэль отвернулся от окна и удивленно взглянул на адвоката.

– Не обращалась? – переспросил он. – И не поручала вам? Но вы, я надеюсь, собираетесь это сделать?

– Думаю, она этого не захочет.

– Почему?

– Непростая ситуация, – Грузенберг покачал головой. – Очень непростая ситуация. Видите ли, как я уже говорил, за две недели до этого печального происшествия моя подзащитная подала прошение о представлении ей израильского гражданства. Она приехала по туристической визе навестить родственников. Уже здесь обратилась в консульский отдел нашего МИДа с просьбой о перемене статуса на репатриантский. По Закону о возвращении она имеет на это право – как дочь еврея.

– Да, я уже понял, но почему она не хочет обращаться в консульство?

– Потому что она не сочла нужным поставить русское консульство в известность о своем решении.

– Да, дела… – протянул Розовски. – Выходит, она теперь никто? В смысле, ничья?

– Вот именно. Российское подданство она уже потеряла, поскольку, фактически, нарушила закон, попросив о подданстве другого государства. А израильского еще не получила.

– Может, и не получит, – заметил Натаниэль.

– Надеюсь, что получит, – адвокат нахмурился. – Очень надеюсь. Хотя бы после того, как мы с вами докажем ее невиновность.

Розовски вернулся к столу, ничего не сказав на это. Перелистал зачем-то лежащие на краю бумаги, отбросил их в сторону.

– Хорошо, – наконец, сказал Розовски. – Вот мой совет. Офра! – крикнул он. И, когда девушка вошла в кабинет, распорядился: – Подготовь для господина Грузенберга бланк соглашения.

– Значит, вы принимаете мое предложение? – спросил адвокат.

– Я не слышал вашего предложения, – Натаниэль усмехнулся. – Но поскольку вы обратились ко мне за советом, вы, как я думаю, собираетесь ему последовать. А мой совет – обратитесь за помощью к частному детективу. Вы уже обратились. И я согласился вам помочь. Только, упаси Бог, вы вовсе не поручали мне расследовать убийство, понимаете? Строго говоря, частный детектив не может заниматься подобными вещами.

– Что же я вам поручаю? – недоуменно поинтересовался Грузенберг.

– Как это что? – в свою очередь, удивился Натаниэль. – Вам же необходимо разыскать женщину, звонившую в полицию в тот вечер, верно? Вы сами об этом говорили!

– Да, конечно! Конечно, я поручаю вам разыскать эту женщину.

– Прекрасно. За это я берусь. Пока Офра подготовит документ, мы можем обсудить размеры оплаты. Но я так и не понял, кто становится моим клиентом: вы, Головлева или ее родственники?

– Я.

Розовски покачал головой в некотором сомнении.

– Скажите, Цвика, ваша подзащитная знает о том, что вы собираетесь обратиться за помощью к частному детективу? – спросил он. – Вы поставили ее в известность?

– Конечно, это противоречит правилам, – ответил адвокат, – но нет, не поставил. Я заручился согласием тех самых людей, которые пригласили меня защищать эту женщину.

– А если она, по каким-либо причинам, не захочет иметь дело с частным сыском?

– Не вижу этих причин. Думаю, она сама понимает, что полиция куда больше заинтересована предъявить обвинение ей, чем разворачивать новое следствие на столь шатких основах, как эти, – он кивнул на протокол допроса. – Родственники ее колебались недолго.

– Кто они, кстати? – спросил Розовски. – Вы говорите: родственники. Кто именно?

– Двоюродная сестра Головлевой и ее муж, Мирьям и Ицхак Шейгер. Я поставил их в известность о том, что собираюсь обратиться к вам за помощью, – сказал Грузенберг. – Они о вас слышали. Я сказал, что постараюсь убедить вас заняться нашим делом. Собственно говоря, я и самой Головлевой сообщил бы об этом, но не хотел зря обнадеживать.

Стоявший у окна спиной к адвокату Натаниэль удивленно на него посмотрел.

– Что значит – зря обнадеживать? – спросил он.

– Видите ли, Натан, я ведь знал, что вы в отпуске, – адвокат засмеялся. – У меня не было никакой гарантии, что вы пожертвуете отдыхом.

Розовски улыбнулся.

– Вы называли хитрецом меня, – сказал он. – Но вы сами хитрец, Цвика. Я-то думал, что вы случайно позвонили мне домой.

– Каюсь. Но у меня не было другого выхода.

– Ну ладно, – Розовски отошел от окна, но сел не за стол, а во второе кресло для посетителей, напротив адвоката, по другую сторону журнального столика. – Перейдем к делу.

Адвокат мгновенно посерьезнел, подобрался. Взгляд его стал цепким и сосредоточенным.

– Во-первых, вы ничего не рассказали о результатах обыска. Разве полиция не проводила обыск в квартире Мееровича?

– Разумеется, проводила.

– У вас, случайно, нет полицейского протокола?

– К сожалению.

– Действительно, к сожалению… Насколько я понимаю, обыск не дал никаких результатов.

– Абсолютно.

– Отпечатки пальцев?

– О телефонном аппарате и дверной рукоятке я уже говорил. На всем остальном – только убитого. И в нескольких местах – в том числе, увы, и на рукоятке ножа – подозреваемой.

– Как она объяснила это?

– Ну, это как раз просто: увидев кошмарную картину, первое что сделала – попыталась вытащить нож. Чисто импульсивно. В итоге – чуть вообще не потеряла сознание.

– И под ее отпечатками нет других?

– Преступник, видимо, действовал в перчатках.

– Или же не существовал… – тихонько заметил Розовски.

Адвокат сделал вид, что не слышит.

– А в ее квартире? Которую она снимает?

– Снимают для нее родственники, – поправил адвокат.

– Да-да, конечно. Что там дал обыск?

– Не могу сказать. Полицейские не предъявили никаких улик.

Думаю, они обыскивали и ту квартиру – с тем же эффектом. – А как со мной? Могу я осмотреть ее квартиру? – спросил Натаниэль после небольшой паузы. – В вашем присутствии, разумеется.

– У меня есть ключи.

– Когда мы можем это сделать?

– Хоть сейчас.

– А что говорит экспертиза по поводу времени убийства?

– Это второй момент, благодаря которому мне удалось добиться ее освобождения, – сказал адвокат. – Экспертиза указывает на время несколько более раннее, чем восемь часов. Как вы помните, по словам Головлевой, она появилась в квартире Мееровича именно в восемь. Эксперты считают, что смерть хозяина квартиры наступила примерно за полчаса до этого. Или даже за сорок минут. Но поскольку Головлева не имеет алиби на этот час – плюс остатки ужина – полиция не очень доверяет ее показаниям относительно времени приезда.

– Ясно… Только что вы сказали, что ее освободят сегодня в… во сколько?

– В восемь вечера.

– Тогда второе, – сказал Розовски. – Прошу вашего разрешения на немедленную после освобождения беседу с этой дамой.

– Возражений нет.

– У вас нет, – уточнил Натаниэль. – А у вашей подзащитной?

– Думаю, тоже не будет.

– Надеюсь. И третье: переговорить с родственниками.

– До Головлевой или после? – уточнил Грузенберг, тщательно записывавший все это в миниатюрный блокнот.

Розовски немного подумал.

– До, – ответил он. – Сразу же после осмотра квартиры. А сейчас, если вы не возражаете, мне нужно дать указания моим помощникам.

Адвокат поднялся.

– Я подожду вас в машине, – сказал он.

Едва за Грузенбергом закрылась дверь, как в кабинет неторопливо вплыла Офра с очередной порцией кофе. Следом за ней вошел Алекс Маркин. Вид у обоих был виноватый.

– Что? – грозно спросил Натаниэль. – Оказывается, мне ни на день нельзя оставить службу? Агентство мгновенно превращается в ночной клуб, работающий днем? А ты, Офра, зря подлизываешься, кофе я больше пить не буду.

– Я не подлизываюсь, – оскорбленно ответила Офра. – А кофе я принесла вовсе не тебе. Алекс сегодня еще не пил. Поскольку ты всегда вызываешь его после ухода клиента, я позаботилась. Тебе бы это и в голову не пришло.

– Вот и замечательно, – сказал Розовски. – А теперь можешь идти и забрать кофе с собой. Я действительно должен поговорить с Алексом, но кофе он сегодня не заработал.

Офра негодующе фыркнула и конечно же не подчинилась. Так что Алекс, несмотря на грозный вид шефа, уютно устроился в кресле для посетителей с чашкой в руке.

– Ладно, – Розовски махнул рукой. – В таком случае, неси и мне. Цвика подождет.

Офра удалилась.

– Цвика? – переспросил Маркин. – Этот парень? Он что, новый клиент?

– Цвика Грузенберг, адвокат, – сказал Натаниэль. – И, между прочим, ты мог бы запомнить эту фамилию.

– Уже запомнил.

– Нет, запомнить раньше. Она уже звучала в нашем агентстве.

– Я и запомнил раньше, – сказал Алекс несколько обиженным тоном. И после паузы, добавил: – Только вот не помню, в связи с чем.

– Замечательно, – Розовски усмехнулся. – Вот это память. Ладно, я напомню: дело Ари Розенфельда. Помнишь?

– А как же! – Алекс встрепенулся. – Убийство в Кесарии. Еще бы!.. Так что, этот парень тоже был замешан? – недоверчиво спросил он.

– Боже мой, иметь в помощниках такого склеротика… – огорченно сказал Розовски. – Цвика Грузенберг был адвокатом покойного. И попортил, кстати говоря, немало нервов господам из страховой компании «Байт ле-Ам», чему я откровенно рад.

– Я тоже. Так что же этот адвокат?

Розовски задумчиво посмотрел на развалившегося помощника. Под взглядом шефа Алекс немного собрался. Во всяком случае, так можно было определить его неопределенное движение.

– Что ты на меня уставился, Натан? – спросил он недовольно. – Собираешься прочесть еще одну нотацию? Ну ладно тебе, все равно работы никакой не было, а…

– Ты кто по гороскопу? – спросил Розовски.

– А? – Алекс захлопал глазами. – В каком смысле?

– Ну, под каким знаком Зодиака ты родился? Не знаешь? Я тоже. Из чего следует сделать вывод: ни ты, ни я не интересовались гороскопами.

– Точно, – подтвердил Алекс. – А также экстрасенсами, колдунами и прочими.

– Вот, а другие интересуются, – сообщил Натаниэль. – И в результате попадают в очень неприятное положение.

– Это ты об адвокате? – спросил Маркин.

Розовски помотал головой.

– О его клиентке, – он прошелся по кабинету. – Теперь она и наша клиентка. И по этому поводу у тебя будет очень много беготни в ближайшие несколько дней.

Маркин с готовностью кивнул.

– Первое поручение, – сказал Розовски. – Купи мне все сегодняшние русские газеты.

– А потом?

– Не волнуйся, – пообещал Розовски. – Без работы не останешься.

Квартира, которую родственники сняли для Головлевой, находилась довольно далеко от центра – в Яффо на улице Тель-а-Мелех. Поднявшись на второй этаж старого – примерно, двадцатилетней постройки – четырехэтажного дома, они долго по очереди возились с замком. У Натаниэля даже возникло подозрение, что им дали не те ключи. Он спросил адвоката.

– Те, те, – проворчал Грузенберг. – Вот бирка с адресом, видите? Просто замок старый. Давно следовало заменить.

Пока они пытались проникнуть в квартиру, мимо дважды прошествовала дама преклонного возраста в темном длинном платье и соломенной шляпке. Сначала дама поднялась вверх по лестнице, потом вниз. Оба раза ее очки негодующе сверкали в сторону непрошеных посетителей. И оба раза блеск очков был успешно нейтрализован обаятельной (по его собственному мнению) улыбкой Натаниэля. В третий раз обаяние не сработало. Бдительная дама остановилась перед незванными гостями и строго спросила:

– Что вы здесь делаете?

Натаниэль обожал таких старух. В первую очередь потому, что от них можно было узнать куда больше, чем от платных осведомителей. Будь Натаниэль министром полиции или, как называлась эта должность с недавних пор, министром внутренней безопасности, он создал бы специальное отделение, работавшее исключительно с бабушками по всей стране. Розовски был абсолютно уверен в том, что раскрываемость преступлений в этом случае возросла бы минимум втрое, равно как и профилактика, а уж сроки расследований соответствовали бы продолжительности беседы с одной старушкой.

Поскольку Розовски был не министром, а всего лишь, частным сыщиком, он улыбнулся – в третий уже раз – и сказал:

– Ужасная погода, верно? Вообще, в Тель-Авиве климат оставляет желать лучшего. Если не жара, так обязательно кошмарная сырость.

На разговор о погоде дама не купилась. Глядя на обоих мужчин уже с откровенным подозрением, она спросила:

– Кто вы такие? Отвечайте немедленно, не то я вызову полицию!

– Спокойно, мадам, спокойно! – Розовски поспешно протянул ей свою лицензию. – Вы ее уже практически вызвали. Частный детектив Натаниэль Розовски, – представился он. – Это – адвокат Грузенберг.

Цвика на минуту оторвался от очередной попытки провернуть ключ в скважине и вежливо кивнул женщине.

– Я спрашиваю, что вы здесь делаете? – повторила та, чуть-чуть смягчившись. Видимо, она относилась к той весьма многочисленной категории еврейских мамаш, которые вовсе желали видеть своих отпрысков только адвокатами или врачами. В свое время Натаниэль попытался представить себе страну сбывшихся материнских желаний. То бишь, Израиль, населенный исключительно врачами и юристами. Выходило нечто вроде рынка Кармель, только вместо бесконечных прилавков стояли бы сомкнувшиеся плотной стеной письменные столы с коллегами Цвики Грузенберга. Напротив них, за подобными же столами располагались Цвики Грузенберги в белых халатах, наперебой предлагая своим визави горы таблеток, инвалидных колясок и прочего. Гроздьями наподобие бананов висели бело-розовые зубные протезы. Словом, картинка представилась ему тогда очень оригинальная, он даже хотел спросить у любителя фантастики Алекса Маркина, не написал ли кто-нибудь в его любимом журнале «Миры» нечто подобное. Так сказать, в качестве предупреждения.

Между тем, грозная дама требовала объяснений.

– Мы пытаемся проникнуть в квартиру, мадам, – честно сообщил Розовски. – По очень важному делу.

– Ее нет уже два дня, – сообщила соседка, имея в виду Головлеву. – Я думаю, следует известить полицию.

– Полиция уже извещена. Как вас зовут? – спросил Натаниэль.

– Меня зовут Шошана, – ответила она. – И я не позволю вам ломиться в квартиру в отсутствие хозяев.

– Кстати, – Натаниэль легонько взял Шошану за локоть и отвел в сторону. – Как вам кажется, не было ли в поведении вашей соседки чего-нибудь странного?

Шошана нахмурилась.

– Что может быть странного в поведении нормального человека? – спросила она. – Во всяком случае, дверь она отпирала быстрее.

Розовски развел руками.

– Отсутствие навыков, знаете ли.

Грузенберг облегченно вздохнул, выпрямился.

– Порядок, – сказал он, толкнув дверь. – Обязательно передам Мирьям, пусть заставят хозяина поменять замок.

– Сейчас он вас послушает, – фыркнула Шошана.

– Прошу вас, Натаниэль, – Грузенберг сделал приглашающий жест.

– Стойте! – Шошана оттолкнула детектива и встала в двери, преграждая им путь. – Минутку. Я уже сказала: только с полицией или хозяевами.

– Шошана, – серьезно сказал Натаниэль. – Ваша вера в полицию заслуживает всяческого одобрения. И я, как бывший офицер полиции, непременно сообщу коллегам об этом. Думаю, они оценят. Но, с другой стороны, у вашей соседки неприятности. Мы обязаны осмотреть квартиру. Если вы настаиваете, мы сделаем это в вашем присутствии. Мне кажется, под вашим присмотром мы будем вести себя еще добропорядочнее, чем под надзором полиции. Прошу! Заодно я задам вам пару вопросов.

– С какой стати я должна отвечать на ваши вопросы? – воинственно спросила Шошана. – И я не собираюсь торчать в чужой квартире, пока вы там будете что-то искать. Кстати, – спросила она грозно, – у вас есть разрешение на обыск?

– Какой обыск? – Натаниэль сделал невинное лицо. – Кто говорит об обыске?

– Минутку, – вмешался адвокат. – Госпожа Шошана, вы знакомы с Мирьям Шейгер, родственницей вашей соседки?

– Прекрасно знакома, ну и что?

– Позвоните ей. Это она попросила нас найти здесь кое-какие вещи. Понимаете? Не поручила, а попросила. И сама дала нам ключи.

Шошана немного подумала.

– Ладно, – сказала она. – Я сейчас позвоню. Стойте здесь! – она вошла в квартиру и быстро закрыла за собой дверь.

Грузенберг выразительно посмотрел на Розовски. Натаниэль развел руками.

– Ничего не поделаешь, Цвика, – сказал он. – Нам, частным детективам, иной раз приходится куда хуже. Все нормально, не нервничайте.

– Во-первых, я вовсе не нервничаю. Во-вторых, я не частный детектив. А в-третьих: о чем вы хотите спросить у этой сверхбдительной особы?

– Так, задам несколько обычных вопросов. Взгляд со стороны, знаете ли, – неопределенно ответил детектив.

Дверь открылась. По лицу Шошаны нельзя было сказать со всей определенностью, что она удовлетворилась телефонной проверкой. Но, во всяком случае, теперь женщина милостиво позволила им войти.

– Вы тоже проходите, – пригласил Розовски, проходя в крохотный салон и окидывая его критическим взглядом. В салоне едва поместились старый диван и журнальный столик с одним креслом. В углу стоял маленький одностворчатый шкаф с покосившейся плохо закрывающейся дверцей.

Шошана поджала губы, но приняла приглашение и села в углу дивана. Следом вошел и Грузенберг. Он не стал садиться, остался стоять, всем своим видом показывая, что они спешат. Натаниэль сделал вид, что не понимает. Он лениво подошел к окну, выглянул на улицу. Дождь уже прекратился, внизу блестел мокрый асфальт. Он подошел к шкафу, открыл его.

– Вы сказали, что это не обыск, – напомнила Шошана.

– Я и не обыскиваю ничего, – рассеянно ответил Розовски, присев на корточки. Внизу шкафа стоял небольшой чемоданчик, рядом – раскрытая сумка. Он, не трогая сумку руками, попытался заглянуть внутрь. Женская косметика, несколько документов в прозрачной пластиковой папке.

– Что там? – спросил адвокат.

– Ничего особенного, копии документов, – ответил Натаниэль. – Подлинники, видимо, в консульском отделе МИДа, – он выпрямился. – Сколько здесь комнат? Вы не знаете, Шошана?

– Две, – сухо ответила та. – Две и кухня. Все квартиры в этом подъезде одинаковы. Правда, не все настолько запущены, – она указала на осыпающуюся с потолка известку и на стену, покрытую пятнами плесени.

– Да, – согласился Розовски. – Состояние оставляет желать лучшего.

– Это упрек соседке? – спросил адвокат.

– Нет конечно, она въехала сюда полтора месяца назад, по-моему. Или около того. Хозяева такие. За последние десять лет они не ремонтировали квартиру вообще. А сдают постоянно. И цену заламывают ого-го! – Шошана осуждающе покачала головой. – Я понимаю, что люди хотят заработать. Но пятьсот долларов в месяц – могли бы и раскошелиться немного.

Розовски присвистнул. Он знал, что цены на жилье растут, но подробности его мало интересовали.

– Пятьсот долларов? – спросил он. – То есть, полторы тысячи шекелей? Вот за этот сарай?

Шошана кивнула.

– Конечно, – ответила она. – Это же считается меблированная квартира, – в слово «меблированная» она вложил весь свой сарказм.

– Да, верно… – Розовски прошелся по комнате, обманчиво-скучающим взглядом еще раз окинул скудную обстановку. На столике лежали несколько старых газет на русском языке. Он неторопливо перелистал их. Одну газету – вернее, оторванную газетную страницу – просмотрел внимательнее, с обеих сторон. Помедлил немного, потом сложил вчетверо и сунул в карман, пробормотав при этом:

– Вы не будете возражать, Шошана? Это всего лишь страница, вырванная из старой газеты.

Соседка пожала плечами:

– Мне все равно, – сказала она. – Но я сообщу Мирьям.

– Не волнуйтесь, мы сами сообщим. А что во второй комнате?

– Спальня.

Натаниэль заглянул в спальню.

– Я сейчас, – сказал он адвокату. – Еще несколько секунд, – он вошел во вторую комнатку. По сравнению с ней салон выглядел залом для торжеств. Кое-как протиснувшись между платяным шкафом и наспех застеленной кроватью, Розовски подошел к крохотной табуретке, видимо, служившей чем-то вроде туалетного столика. На столике лежала массажная щетка, тюбики с ночными кремами, еще какие-то женские ухищрения. Рядом с маленьким изящным зеркальцем стояла фотография в тонкой металлической рамке. Фотография изображала молодую женщину в вечернем туалете и с тщательно уложенной прической. Фоном служил праздничный стол и украшенная елка. Это был, пожалуй, первый предмет в квартире Головлевой, заинтересовавший Натаниэля. Он вернулся в салон с фотографией.

– Цвика, – он протянул адвокату фотографию, – там, на Ганей-Кайц была такая же фотография?

Адвокат внимательно рассматривал фотографию.

– Думаю, да, – сказал он. – Во всяком случае, очень похоже. Если и не та же самая, то делалась в тот же день.

– Вечер, – поправил Розовски.

– Да, вечер. Видите – стол, разукрашенная ель сзади.

– Новый год, – сказал Натаниэль.

– С чего вы взяли?

– Елка.

– Ах да… Нет, она говорила, что фотография была сделана в ее день рождения.

– Да? – Натаниэль коротко засмеялся. – Вот невезение. Я ей сочувствую.

– Почему?

– Плохо рождаться в дни праздников. Нет ощущения собственной уникальности.

– А что, это ощущение так необходимо? – спросил адвокат.

– Конечно, – серьезно ответил Натаниэль. – Каждый человек должен ощущать себя уникальным. Иначе очень тяжело жить, – он еще раз посмотрел на фотографию. – Красивая женщина. Верно?

– В жизни даже лучше, – сообщил адвокат. – несмотря на то, что я видел ее в обстановке… – он запнулся, коротко посмотрел на молчавшую Шошану.

Розовски положил фотографию на столик.

– Шошана, я хочу вам задать деликатный вопрос, – сказал он. – Вы позволите?

– Задавайте.

– Ваша соседка… Она производила впечатление легкомысленной женщины?

– Вовсе нет. А что вы имеете в виду?

– Ну, – Розовски сделал рукой неопределенный жест, – посещали ее мужчины или нет, случалось ли ей не ночевать дома?

– Я что, следила за ней, что ли? – возмущенно спросила Шошана. – За кого вы меня принимаете? – она поднялась с дивана. – Вы уже закончили свой осмотр?

– Успокойтесь, я просто хотел сказать: вы, безусловно, наблюдательный человек и умный, – поспешно заговорил Розовски. – И вы, конечно, в состоянии сделать правильный вывод о человеке, живущем рядом с вами, разве нет?

Выражение лица пожилой дамы смягчилось.

– Ну, допустим, – сказала она.

– Вот! – обрадованно произнес Натаниэль. – Вот и скажите нам, какой показалась вам ваша новая соседка?

Шошана задумалась. Натаниэль и Цвика выжидательно смотрели на нее.

– Замкнутой, – неожиданно заявила Шошана. – Никаких мужчин не водила, и вообще – целые дни просиживала дома. Я даже удивлялась: приехать в Израиль и никуда не ходить, ничего не посещать.

– Вот как? А родственники?

– Иногда приезжали, конечно. Собственно, не родственники, а родственница.

– Мирьям?

– Мирьям. Но не так часто. И ненадолго. Вообще, – сказала Шошана, – мне кажется, у нее что-то случилось.

– У кого? У Ларисы или у Мирьям? – спросил Натаниэль.

– У Ларисы, конечно, – ответила Шошана. – Такое впечатление, что у нее случилась какая-то неприятность. Незадолго до приезда… А может быть, она просто ожидала неприятности, – вдруг добавила она. – Знаете, как бывает? Предчувствие. Некоторые люди предвидят неприятности, которые могут с ними произойти. С ними или их близкими.

– Близкими? А что, у Мирьям какие-то неприятности?

– У Мирьям? – Шошана медленно покачала головой. – Не знаю, – сказала она с сомнением в голосе. – Может быть, мне так показалось, но… – она замолчала.

– Что вам показалось? – требовательно спросил адвокат. – Говорите, что именно?

Розовски предостерегающе глянул на него. Но Шошана, похоже, не обратила внимание на недопустимый тон.

– Мне кажется, – сказала она, – что у них случилась размолвка. Недавно. С неделю назад… Вот что, – Шошана словно спохватилась. – Раз уж вам разрешили осмотреть квартиру, так и быть, оставайтесь. Но мне некогда, – не дожидаясь реакции собеседников, она быстро скрылась за дверью.

– Да-а, – сказал после паузы Розовски. – Надо же – из всех бдительных пенсионерок нам досталась наименее разговорчивая… Собственно, смотреть больше нечего. Кухню и ванную, разве что…

– Вам удалось что-нибудь выяснить, Натаниэль? – нетерпеливо спросил адвокат. Взглянув на часы, он добавил: – Пора бы заехать к родственникам. Если вы все еще намерены встретиться с ними до встречи с госпожой Головлевой.

– Намерен, конечно намерен… – Натаниэль снова взял в руки фотографию. – Как вы думаете, родственники не будут возражать, если я возьму это на денек?

– Конечно, не будут. А для чего вы хотели осмотреть эту квартиру?

– Сам не знаю, – нехотя ответил Розовски. – Так, составить общее представление о том, в каких условиях живет ваша подопечная. Знаете, обстановка, в которой человек живет, помогает составить впечатление о нем самом.

– Составили?

– Я же говорю – в общих чертах… – Розовски прошелся по комнате – насколько это позволяли размеры комнаты и мебели. Остановившись у шкафа, он, все-таки, извлек из сумки папку с документами.

– Все-таки, вы что-то перепутали, Цвика, – сказал он. – Вот тут, в метрике, написано: день, месяц и год рождения 6 октября 1961 года. А вы говорите… – он кивнул на фотографию. – Там не день рождения, а Новый год.

– Может быть, – легко согласился Грузенберг. – Мы ведь беседовали через переводчика… А это что? – спросил он. – Что вы там рассматриваете?

– Договор, – ответил Натаниэль. – Договор об аренде квартиры. Странно… – он рассеянно взглянул на адвоката.

– Что странно?

– Что? Нет, ничего, это я так… – он положил договор в папку, а папку вернул на место.

– Думаю, нам здесь больше делать нечего, – Он еще раз окинул взгляом крохотную квартирку. – Пока, во всяком случае. Можем отправляться дальше.

Конечно, куда больше смысла было бы в обыске на месте преступления, то есть, в квартире Мееровича на Ганей-Кайц. Но попасть туда без разрешения Розовски не мог, а обращаться в полицию с просьбами в самом начале расследования Натаниэль не собирался.

По дороге в Рамат-Авив, где жили родственники Головлевой, Розовски поинтересовался:

– Кто занимается расследованием этого дела в полиции?

– Старший инспектор Алон и инспектор Шимшони. Вы с ними знакомы?

– Еще бы! – Натаниэль хмыкнул. – Закадычные друзья. И Ронен, и Дани… Боже мой, – вздохнул он, – я каждый день убеждаюсь в том, какая маленькая страна Израиль. Не проходит и месяца, чтобы я не наступил на мозоль кому-нибудь из бывших сослуживцев.

– Что вы хотите? – философски заметил адвокат. – Мир вообще маленький. Стоит мне приехать в Штаты, как в течение первых же часов на американской земле я носом к носу сталкиваюсь с двумя-тремя бывшими однокашниками.

– Это не весь мир маленький, – возразил Натаниэль. – Это наш еврейский мир маленький.

Они проезжали мимо железнодорожной станции, когда Розовски спросил:

– Вам не кажется, что для любящих родственников Шейгеры сняли госпоже Головлевой квартиру на достаточно большом удалении?

– Вы так думаете? – удивленно спросил Грузенберг. – Не знаю, мне это не приходило в голову. Вообще-то да, далеко. Но ничего подозрительного в этом я не вижу.

– Я и не говорю, что это подозрительно. Я просто отмечаю этот факт, – сказал Натаниэль.

– Даже любящие родители снимают своим детям жилье подальше от себя, – сказал Грузенберг.

– В основном, по инициативе детей.

– Неважно. Расстояние лишь укрепляет родственные связи.

– Да, возможно.

– И потом: молодая красивая женщина, одинокая…

– Кузина беспокоится о крепости семейного очага?

– Почему бы и нет? Это еще не причина для того, чтобы подозревать ее в преступных намерениях.

– Кого? – Натаниэль усмехнулся. – В деле две женщины.

– Три, – поправил его адвокат.

– А кто третья? – Натаниэль удивился. – Вы мне не говорили.

– Жена Мееровича. Вернее, уже вдова.

– Да-да, – Розовски похлопал себя по карманам. – В вашей машине можно курить?

Адвокат молча выдвинул пепельницу.

– Спасибо, – Розовски закурил. – Так что вы говорили о вдове?

– Далия Меерович. Не уверен, что она уже знает о случившемся. Ее сейчас нет в Израиле. Она путешествует по Европе.

– Вот как? Это точно?

– Не знаю. Так сказали в полиции. Ей попробуют сообщить о смерти мужа. Если узнают, в какой именно из европейских стран она находится в данный момент.

– А если нет?

– Тогда сообщат по возвращении, через семь дней.

Розовски погасил сигарету в пепельнице и сказал с некоторым раздражением:

– Честное слово, Цвика, вы меня удивляете. Вы излагаете суть дела в очень странной последовательности. Почему бы вам вообще не сообщить мне хоть какие-то подробности из жизни убитого? Или вас интересует только ваша клиентка?

Грузенберг хмыкнул.

– Я мог бы ответить и так, – сказал он. – В конце концов, я представляю ее интересы…

– Действительно, – буркнул Розовски. – Интересы покойного в настоящее время представляет «Хевра кадиша».

– …но, на самом деле, я просто несколько растерян, – продолжал адвокат. – Согласитесь, это очень странное дело.

– Да, мягко говоря, странное, – согласился Натаниэль. – Но, возможно, и очень простое. Ладно, сведения о покойном я постараюсь собрать самостоятельно. Вернемся к тому, о чем я говорил.

– А о чем вы говорили?

– О родственниках вашей подопечной. Скажите, Цвика, как вы поступите, если окажется, что в деле каким-то образом, замешаны обе родственницы? Или, что еще оригинальнее, Головлева, действительно, окажется ни при чем, а вот ее двоюродная сестра… – Розовски немного помолчал, потом добавил: – Это я так, в порядке поддержания светской беседы.

– Я так и понял, – заметил адвокат. – Думаю, предположение достаточно фантастично.

– О разумеется! Но ведь в деле, как бы-то не было, присутствуют двое: мужчина, звонивший по телефону, и женщина, вызвавшая полицию. Пока что мы имеем только одну пару, которая могла это сделать.

– А мотивы? – спросил адвокат.

Натаниэль пожал плечами.

– Понятия не имею. Я вообще знаю лишь то, что вы мне рассказали, – он извлек из кармана сложенную вчетверо газетную страницу. – Плюс вот это.

– Да, я видел, что вы нашли эту бумажку в квартире Головлевой. Что это?

– Газетная страница с гороскопами, – Розовски развернул страницу. – Видите, гороскоп на позавчера… Ах да, вы же не читаете по-русски. Ну, неважно. Гороскоп соответствует тому, что сообщила вам ваша подзащитная. Вот тут кто-то, видимо, она сама, отчертила прогноз: «Сегодняшний день принесет вам немало неожиданностей и сюрпризов…» Это точно, сюрпризов было более чем достаточно… «Возможны новые знакомства, визиты. Не отказывайтесь от приглашений: они могут кардинальным образом изменить вашу жизнь в лучшую сторону. Романтическая связь, завязавшаяся в этот день, будет прочной и долговременной…» Ну-ну… – Натаниэль нахмурился. – А вот еще кое-что, интересно, она говорила вам об этом?

– О чем?

– «Близкие люди могут нарушить ваши планы. Не советуйтесь с ними и не доверяйте их обещаниям…» А? Это как?

– Вы же не верите в астрологию, – сказал адвокат. – Или я ошибаюсь?

– Не верю, – Розовски сложил страничку и спрятал ее в карман. – Меня раздражает ощущение того, что наша жизнь спланирована заранее. Звездами, небесами – неважно. Я хочу сам решать, что мне делать сегодня, что – через год.

– А если не верите, – Грузенберг улыбнулся, – то почему обратили внимание на какое-то предостережение в гороскопе?

– Не знаю, – Розовски смотрел в окно. – Но в данном случае мы имеем дело не с астрологией вообще, а с причиной преступления – возможно, кажущейся – на которой настаивает обвиняемая. Она же – ваша клиентка. И я бы очень хотел знать: расценивает ли она это предостережение как намек на собственных родственников. И если да, то как она понимает этот намек. Так что? Она вам говорила что-нибудь об этих людях?

– Приехали, – сообщил адвокат вместо ответа. – Вот этот дом.

Сходство между жилищем четы Шейгер в Рамат-Авиве и квартиркой в Яффо, только что осмотренной Натаниэлем и адвокатом, было примерно таким же, как между тигром и домашней кошкой. Парадоксально, однако на роль дикого тигра претендовала конура Головлевой. Сравнение с домашней кошкой пришло Натаниэлю в голову, едва он переступил порог и вошел в просторный, дорого и со вкусом обставленный салон.

Ицхак и Мирьям были под стать дому. Предложив обоим посетителям сесть, они, тем не менее обращались исключительно к адвокату. Чувствовалось, что к Натаниэлю они относятся то ли как к мальчику на побегушках, то ли как к мальчику для битья. Ситуация не оскорбила детектива, скорее, позабавила. Откинувшись в широком мохнатом кресле, чуть в стороне от журнального столика на гнутых ножках, он предоставил Грузенбергу возможность беседовать с хозяевами, а сам с интересом разглядывал родственников Головлевой, пытаясь составить первое впечатление о них. Тем более, что беседа на первых порах касалась финансовых отношений адвоката и его подопечных и была Натаниэлю скучна и малопонятна. Свои проблемы с Грузенбергом он решил.

Ицхак Шейгер показался ему типичным сорокалетним представителем middle-class. С поправкой на средиземноморское происхождение. То есть, с одной стороны, дорогая и внешне скромная одежда (хозяин квартиры был одет в темно-серую пиджачную пару и светло-серую сорочку с галстуком строгой расцветки), холеные ногти и несколько церемонная манера разговора, с другой – природная смуглость, и мрачноватая глубина темных глаз. По словам адвоката, он работал исполнительным директором некрупной, но крепко стоящей на ногах компании по торговле недвижимостью.

Что же до Мирьям, то назвать ее типичной Натаниэль не решился бы ни в коем случае. В этой эффектной – и просто красивой – женщине чувствовалось нечто такое, чего Натаниэль, при всем своем легкомыслии побаивался в представительницах слабого пола. Это не определимое словесными формулами качество давало госпоже Шейгер ощущение спокойной силы и уверенности, а ее собеседникам – ощущение скрытой угрозы. Розовски заметил, что фактически разговор с Грузенбергом вела она. Хотя говорил муж, Мирьям вставила от силы две-три фразы.

Словом, Розовски рассматривал сцену, чувствуя себя достаточно беззаботным зрителем.

Неловкость испытывал Грузенберг, считавший, что хозяевам следовало больше внимания уделить приглашенному им детективу.

Наконец, он не выдержал:

– У господина Розовски есть несколько вопросов к вам, – сказал он. – Забыл вам сообщить: господин Розовски в прошлом много лет проработал в полиции и до сих пор считается одним из лучших специалистов своего дела.

Натаниэль вежливо улыбнулся в ответ на эти слова и вызванные ими холодные взгляды хозяев.

– У нас еще есть время, – сказал он. – Госпожу Головлеву освободят из-под стражи через три часа, а вопросов у меня совсем немного. Так что можете закончить свои дела, не обращая на меня никакого внимания.

Намек на игнорирование его присутствия поняла Мирьям. Ицхак только кивнул головой, как бы принимая его слова к сведению.

– Но мы уже закончили, – заметил Грузенберг. – Все остальное не является срочным. Так что – прошу вас, Натаниэль. Вы не возражаете? – он вопросительно посмотрел на хозяев. Ицхак пожал плечами.

– Спрашивайте, – коротко ответила Мирьям.

– Сколько лет вы живете в Израиле?

– Стандартный вопрос, – Мирьям позволила себе улыбнуться краешком губ. – Традиционный. Первые два года я слышала его постоянно: «Сколько времени ты в стране?»

– Так сколько же?

– Восемь лет. С восемьдесят восьмого года.

Натаниэль перевел вопросительный взгляд на Ицхака. Тот отрицательно качнул головой.

– Я вышла замуж шесть лет назад, – сказала Мирьям. – Мы познакомились с Ицхаком уже здесь.

– Вы не были замужем в Союзе?

– Нет.

– Скажите, Мирьям, вы поддерживали отношения с Ларисой Головлевой в течение всего времени вашей жизни здесь, в Израиле?

– И здесь, и в Союзе. Мы были очень близки с Ларисой… – она секунду поколебалась. Натаниэль не преминул это отметить. – Исключая разве что последний период перед отъездом, – закончила Мирьям.

– Часто переписывались?

– Последние два года – примерно раз в месяц. Довольно часто. До этого реже. Почти не переписывались.

– Она когда-нибудь спрашивала вас о своем бывшем муже? Где он живет, что делает?

– Нет.

– А когда приехала?

– Тоже нет.

– Но это странно! – сказал Розовски. – Кроме вас бывший муж – единственный человек в стране, которого она знает. Неужели ее не интересовала его нынешняя жизнь?

Ицхак счел необходимым вмешаться.

– Собственно, почему бы и нет? Они расстались, она вычеркнула его из своей жизни, – он оглянулся на жену. – Верно, Мирьям?

– Я вспомнила, – сказала она. – В одном из писем Лариса действительно спрашивала о Шломо. Я просто забыла. Все-таки, восемь лет.

– То есть, в одном из первых писем?

– Да.

– У вас сохранилось это письмо?

– Боюсь, что нет.

– За эти годы мы несколько раз меняли квартиру, – снова вмешался муж. – Естественно, мы не могли каждый раз возить за собой старые письма. Кое-что приходилось выбрасывать.

– Да, – сказала Мирьям. – Из-за переездов некоторые письма затерялись.

– Но, может быть, вы все-таки, помните? – Натаниэль обращался только к Мирьям. Это, как он видел, несколько раздражало ее мужа.

– Неужели это так важно? – спросил он. – Какое-то письмо восьмилетней давности.

– Ну конечно нет, – Розовски улыбнулся хозяйке. – Я просто хочу занять разговором вашу жену. Вполне естественное желание при виде красивой женщины, вы не находите?

Ицхак хмуро посмотрел на него, потом на Мирьям. Та отреагировала на комплимент детектива мимолетной улыбкой.

– Она просто поинтересовалась, не встречала ли я ее бывшего мужа, – Мирьям сделала легкое ударение на слове «бывшего». – Обычный, ни к чему не обязывающий вопрос.

– Не обязывающий к ответу? – уточнил Розовски.

– Именно.

Натаниэль сделал небольшую паузу. Ему очень хотелось курить, но поскольку хозяева не поставили на столик пепельницу, можно было сделать вывод, что в доме не курят.

Словно прочитав его мысли, Мирьям поднялась и принесла из другой комнаты изящную керамическую пепельницу. Ицхак неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Розовски поблагодарил хозяйку и положил рядом с пепельницей сигареты и зажигалку. Закурив, он еще какое-то время молчал.

– Значит, на этот вопрос вы не ответили, – сказал он. – Но что-нибудь о его жизни здесь вы знали?

– Нет, откуда?

– Понятно… Скажите, а чем был вызван развод?

– Это был странный брак.

– В чем же?

– Короткий бурный роман, столь же стремительный брак. Потом – медленное остывание и естественный финал.

– У них были какие-нибудь взаимные претензии?

– Нет.

Адвокат посмотрел на часы и сказал:

– Нам пора, Натаниэль.

– Да, верно, – Розовски поднялся. – Мирьям, а фотографию, найденную в квартире Мееровича, вы видели?

– Да, мне ее показали в полиции, – ответила Мирьям.

– Судя по фотографии, вы не очень похожи, – Натаниэль улыбнулся.

– Мы же не родные сестры, а двоюродные, – заметила Мирьям. – Наши отцы были родными братьями. Но мы обе пошли в матерей.

– У вас были красивые матери, – сообщил Натаниэль. – По-разному, но, видимо, очень красивые.

– Второй комплимент за короткое время, – засмеялся Грузенберг. – Будьте осторожны, Мирьям, комплименты от сыщика – в этом есть что-то опасное.

– Ничего опасного, – Розовски тоже засмеялся. – Разве что для самого сыщика.

– Как раз если судить по фотографии, они очень похожи, – сказал вдруг Ицхак.

Натаниэль повернулся к нему.

– Вы вместе были в полиции? – спросил он.

– При чем тут полиция? Просто я видел эту фотографию.

– Где?

– У нас тоже есть такая, правда Мирьям? – но, увидев потемневшее лицо жены, Ицхак осекся.

Натаниэль внимательно посмотрел на супругов.

– Вы не могли бы показать эту фотографию? – спросил он.

– Да, конечно, – неохотно сказала она. – Не уверена, что точно такая же. Но, во всяком случае, сделанная тогда же, – она вышла и вскоре вернулась, держа в руках фотоальбом. – Вот здесь, – она перелистала толстые картонные листы. – Где-то здесь.

На развороте, который она протянула детективу, лежали три фотографии, снятые, действительно, в тот же день, что и виденная Натаниэлем в квартире Головлевой. Правда, кроме самой Ларисы фотографии изображали, по всей видимости, ее гостей.

– Ее московские друзья, – пояснила Мирьям. – Фотографировались в начале этого года.

– Новый год? – спросил Натаниэль.

– Нет, день рождения. У Ларисы день рождения восьмого января. Вы же знаете, елку в России принято убирать после тринадцатого.

– Старый Новый год, понятно…

– Что значит «старый новый год»? – недоуменно спросил Грузенберг.

– Новый год по старому стилю, – объяснил Натаниэль, возвращая альбом. – До семнадцатого года в России был другой календарь.

– То есть, в России отмечают новый год дважды? – недоверчиво спросил адвокат.

– Евреи – трижды, – ответил Натаниэль. – Еще и Рош-а-шана… Но это не совсем те фотографии, – он снова обратился к Мирьям. – Я так понял, что там была еще одна, четвертая. Верно?

– Кажется, да, – ответила Мирьям.

– Потеряли?

– Нет, – она нахмурилась. – Не помню. Может быть, ее забрала Лариса.

Ицхак молчал. Натаниэль повертел в руках пачку сигарет, с сожалением спрятал ее в карман.

– Пора, Натаниэль, – снова напомнил Грузенберг. – Мне нужно быть в полиции через сорок минут.

– Да, сейчас… Скажите, квартиру в Яффо сняли вы? – спросил он. – Или Лариса сама?

– Я, конечно.

– До ее приезда или после?

– До приезда, по ее просьбе.

– То есть, она с самого начала собиралась остаться в Израиле?

– Да, конечно.

– Почему же она сразу не приехала как репатриантка?

– Побаивалась, – Мирьям покачала головой. – Она вообще меняет свои решения по несколько раз на день. Человек настроения.

«О ее сестре этого не скажешь, – подумал Розовски. – Вот уж, поистине, человек, который всегда знает, чего хочет». Вслух сказал:

– А почему вы нашли квартиру так далеко? Это ведь неудобно – добираться до центра.

– А вы знаете цены на квартиры в центре? – воинственно спросил Ицхак. – Я вот раньше не знал, а сейчас, когда мы искали жилье для Ларисы узнал. Безумные цены. Просто невероятные.

– Да, действительно. Откуда у туристки большие деньги?

– При чем тут туристка? – возразил Ицхак. – Квартиру оплачиваем мы. Потом, когда Лариса получит статус репатрианта и все, что ей причитается, она начнет платить сама.

– Да-да, конечно… – пробормотал Розовски. – Вы были у Ларисы в тот день? – снова обратился он к Мирьям.

– Была.

– Вам ничего не показалось необычным?

Мирьям немного подумала.

– По-моему, она была в хорошем настроении, – сказала она. – Это меня обрадовало. Когда она только приехала, то выглядела несколько подавленной.

– Что-нибудь говорила вам о своих планах на вечер?

– Нет.

– Вы с ней не ссорились?

– Ссорились? – Мирьям удивленно улыбнулась. – Нам не из-за чего ссориться.

– Что ж, – сказал Натаниэль. – У меня пока все. Может быть, вопросы есть у вас?

Чета Шейгеров, словно по команде, пожала плечами. Уже стоя у двери, Натаниэль спросил:

– А вы знакомы с Далией Меерович? Второй женой Шломо?

– Нет, я уже сказала, что ни разу не виделась с ним, – ответила Мирьям. Сквозь холодную любезность Натаниэль расслышал нотки раздражения.

– Странная семейка, – сказал Натаниэль, когда они с адвокатом уже подъезжали к Управлению полиции.

– Вы так считаете? По-моему, обычная семья.

– Я не о супругах, – прояснил Розовски. – Я о сестрах. То есть, о кузинах.

– И что же в них странного?

– Цвика, помяните мое слово: есть тут какой-то «скелет в шкафу». Что-то в их прошлом. В их общем прошлом. О чем они не хотят вспоминать. Во всяком случае, Мирьям. О Ларисе я пока что ничего не могу сказать. Предполагаю, что и она тоже. Но могу ошибаться… – Натаниэль помолчал немного. – Мирьям… Сильная личность, вы не находите? По-моему, муж у нее под каблуком. И это положение ему нравится.

Грузенберг промолчал.

– А вот подозреваемая, – Розовски покачал головой. – Из слов госпожи Шейгер вырисовывается образ несколько импульсивной дамы, кидающейся из крайности в крайность, вы не находите? Скажем так: не очень привлекательная дама… – он подумал и пояснил: – Я не имею в виду внешность.

– Мне судить трудно, – сказал адвокат. – Для меня она – человек, попавший в беду и нуждающийся в помощи. В подобных случаях особенности характера отходят на второй план.

– Очень благородно звучит, – сказал Натаниэль. – Ну а в чем ваши клиенты видят мою роль?

– Я объяснил, что единственная возможность доказать невиновность их родственницы – найти свидетеля, – ответил Грузенберг. – Свидетельницу. Ту, которая позвонила в полицию.

– И они согласились с этим?

– Да, почему бы и нет?

– Хотя бы потому что свидетельница явно указала на Головлеву как на убийцу, – сказал Натаниэль. – Довольно странное желание для родственников обвиняемой – найти, возможно, единственного человека, показания которого могут упечь ее пожизненно. Если я не ошибаюсь, ее слова были: «Преступник еще в квартире», верно?

– Да, но ведь она не назвала имя преступника, – возразил адвокат.

Натаниэль в сомнении покачал головой.

– Шаткая надежда, – сказал он. – Очень шаткая, Цвика.

– А что, есть другие предложения?

– Пока нет…

– Есть скелет в шкафу или нет, но я уверен, что она невиновна в предумышленном убийстве, – заявил Грузенберг после паузы.

– Ага! – Розовски засмеялся. – Кое-какие сомнения в вас я, все-таки, посеял. Уже не вообще невиновна, а в предумышленном убийстве. Хорошо, какое еще убийство могло иметь место в той злополучной квартире?

– Возможно, убитый позволил себе вольность, – предположил адвокат не совсем уверенно. – Чрезмерное внимание, которое было истолковано ею как попытка изнасилования. А не сообщила она об этом на следствии по причинам психологического характера. Вам не приходило в голову подобное объяснение?

– Вряд ли, – лениво сказал Розовски.

– Почему?

– В вашем случае она бы воспользовалась первым попавшимся под руку предметом. Например, столовым ножом, лежавшим на сервировочном столике. Кстати, убить таким очень трудно. Нанести рану, даже опасную – да, возможно. Но убить… – Натаниэль покачал головой. – Вряд ли, – снова сказал он.

– Нож, скорее всего, принадлежал хозяину квартиры.

– Это не играет роли. Чтобы стать тем, чем стал, то есть орудием непредумышленного убийства, он должен был оказаться у нее под рукой. Он что, лежал на сервировочном столике?

– Нет, – признался адвокат. – По утверждению полиции, он висел над письменным столом. В кабинете.

– А они сидели за журнальным столиком, в салоне. Значит, непредумышленное убийство отпадает. Это предумышленное убийство, Цви.

– Но пока что неизвестно, кто его совершил, – не сдавался адвокат. – Насколько я понимаю, полиция тоже так считает. Иначе бы они выдвинули обвинение против Головлевой. Поверьте, им бы этого очень хотелось. Так что в любом случае, свет может пролить только исчезнувшая дама. Либо она сама преступница…

– … Либо видела преступника, – закончил Розовски. – Что ж, вы правы. Посмотрим.

Машина остановилась.

– Знаете, я подожду вас на лавочке, – предложил Натаниэль. – Бывшие коллеги очень своеобразно реагируют на мое появление.

– Это может затянуться, – предупредил Грузенберг.

– Ничего страшного. Свежий воздух, нежарко. У вас есть что-нибудь почитать? – Натаниэль оглянулся. На заднем сидении он заметил книгу в красной обложке. – О, по-моему, детектив. Можно?

– Ради Бога.

– «Убийство в первом чтении», – прочитал Розовски. – Хадива Гефен. Интересно?

– Театральная богема, – сказал адвокат. – Ничего, написано бойко. Вы любите детективы?

– Терпеть не могу. Но читаю регулярно. Так я возьму?

– Конечно.

Они вышли. Грузенберг отправился в полицейское управление, а Натаниэль с книжкой в руке пристроился на скамейке метрах в ста от входа.

Раскрыв ее наугад, Розовски с интересом прочитал, как главная героиня пришла в родной театр и обнаружила на сцене труп режиссера. Дальше шли описания ее злоключений. Натаниэль не столько читал, сколько пролистывал книгу. Как ему удалось понять, оставшиеся после описания убийства двести с лишним страниц посвящены были различным (главным образом, альковным) приключениям героини-рассказчицы.

«А кто же расследует убийство? – лениво подумал Розовски. – Хотя, чего гадать, скорее всего полиция».

Едва он успел подумать об этом, как над самым его ухом раздался знакомый голос:

– Привет, Натан, что ты здесь делаешь?

Розовски оторвал взгляд от книжки. Старший инспектор Алон, собственной персоной. Маленький, смуглый и как всегда чем-то недовольный.

– Привет, Ронен, – Розовски широко улыбнулся. – Я как раз тебя вспоминал.

– С чего бы это? – поинтересовался Алон, садясь с ним рядом.

– Ну, не тебя вообще, – признался Натаниэль, – а полицию. Вот… книжку листал. Новый детектив.

К книжке инспектор интереса не проявил.

– А что ты здесь делаешь?

– Я? Ну, вообще-то, дышу свежим воздухом. А что?

– В двух шагах от полиции? – подозрительно спросил старший инспектор.

– Разве? – Натаниэль удивленно огляделся по сторонам и воззрился на Управление, словно впервые его увидел. – Действительно. Что значит возраст. Начинаешь забывать собственную alma mater. Спасибо, что напомнил, Ронен.

– Пожалуйста. Значит, просто дышал воздухом и листал книжку?

– Ты мне не веришь? – спросил Натаниэль оскорбленно. – Я что, обманывал тебя когда-нибудь? И потом: что мне, собственно говоря, делать рядом с полицией?

– Вот именно, – повторил Ронен. – Что тебе, собственно говоря, делать рядом с полицией? А насчет обманывал или нет – уж лучше молчи, Розовски, пока я не вспомнил все твои проделки.

– Ничего я тут не делаю, – сказал Натаниэль. – Я в отпуске. Со вчерашнего дня. Гулял по городу, и ноги сами принесли меня к родному подъезду. Видимо, подсознательно меня сюда тянет.

– Да, как преступника на место преступления, – проворчал Алон. – У тебя сигареты есть?

Натаниэль протянул ему пачку «Соверена».

– Что новенького? – спросил он, поднося бывшему коллеге огонек зажигалки.

– Ничего новенького, – ответил Ронен. – Сегодня битых два часа доказывал невозможность освобождения подозреваемой. Ну, ты же знаешь наших законников: «Двое суток прошло, обвинение не представлено…» Адвокат еще попался из молодых, но тертый, – он огорченно махнул рукой.

– Что за история? – спросил Натаниэль равнодушным голосом. – Убийство?

– Дамочка всадила нож в бывшего супруга, – объяснил старший инспектор. – И сказала, что она ни при чем. Мол, так и было.

Розовски хмыкнул.

– Вон, кстати, она идет, – раздраженно сообщил Ронен, махнув рукой в сторону Управления. – Вместе с адвокатом. Ладно, – он бросил сигарету в урну. Не хочу я с ними встречаться. Пока, Натан. Заходи, поболтаем, – он быстрыми шагами направился к «форду» с красными номерами. К облегчению Натаниэля, «форд» рванул с места раньше, чем Грузенберг с Головлевой приблизились к его скамейке.

– На вас жалуются, Цвика, – сообщил он адвокату, после того, как тот представил Головлеву. – Инспектор Алон считает, что добившись освобождения госпожи Головлевой, вы помешали нормальному ходу следствия.

– Да?

– Чтобы не усиливать его чрезмерную подозрительность, предлагаю покинуть это идиллическое место, – предложил Розовски. – Не стоит давать ему пищу для очередного недовольства. Вообще он хороший парень, но ужасно не любит, когда я лезу, как он считает, в его дела. По-моему, он просто считает мой уход из полиции предательством по отношению к нему лично. Я вам не говорил, по-моему, Цвика, но в свое время он был моим учеником. Каковы ваши планы? – спросил он, глядя на Головлеву. Женщина пока что не произнесла ни слова. Она смотрела в сторону отрешенно-рассеянным взглядом. Лицо ее было спокойным. Или, скорее, равнодушным. «Да, она же не знает иврита, – вспомнил Розовски. – Наверное, это невежливо, но повторять все сказанное для нее…» – Так что? – снова обратился он к адвокату. – Куда вы собираетесь?

– Вы же хотели побеседовать с госпожой Головлевой, – напомнил ему Грузенберг.

– Ну не здесь же!

– Может быть, для начала отправимся к вам в офис? – предложил Цви. – Потом я отвезу ее к родственникам.

Натаниэль перевел его предложение Головлевой.

– Послушайте, – сказала вдруг она, – я ведь не просила нанимать частного сыщика. Меня никто не спрашивал. С какой стати я должна ехать куда-то и отвечать на какие-то вопросы? Пусть полиция занимается своими делами. А я займусь своими. Я хочу отдохнуть. И никого не хочу видеть. Скажите ему, чтобы он отвез меня домой.

– Что она говорит? – спросил Грузенберг.

– Так, ничего, – ответил Натаниэль. – Просто благодарит вас за внимание. И просит отвезти домой. Имеется в виду – Яффо. Собственно, я не возражаю. Можно задать несколько вопросов по дороге.

По дороге Натаниэль Розовски совершенно неожиданно вспомнил, что сегодня еще не завтракал и не обедал.

– Давайте заедем на несколько минут в кафе, – предложил он. – Тут, по дороге.

Грузенберг не возражал. Головлева, когда детектив обратился к ней, поморщилась, но промолчала.

– У меня гастрит, – сообщил Розовски извиняющимся тоном. – Я должен соблюдать режим питания. Это совсем недолго.

Она равнодушно пожала плечами.

– Вот и отлично… Остановитесь здесь, Цвика.

Они подъехали к кафе «Тоскана».

– Итальянское кафе, – сказал Натаниэль. – Вы составите мне компанию? Я буду чувствовать себя неловко, если вам придется ждать меня в машине.

– С удовольствием, – ответил адвокат. – Я, кстати, тоже не успел поесть. Только кофе – дома и у вас.

– А вы? – спросил Розовски. – Вас накормили в полиции?

– Накормили, – коротко ответила Головлева. – Я не голодна.

– Но кусочек пиццы с сыром и кофе?

Она согласилась без особого желания.

Девушка-официантка принесла заказ – три пиццы и апельсиновый сок. Розовски с удовольствием принялся за еду. Казалось, кроме горячей пиццы с сыром и зелеными маслинами, его ничто не интересует. Грузенберг не отставал от него. Что же до Головлевой, то она не притронулась к еде, сидела и смотрела в окно.

Поев, Натаниэль удовлетворенно вздохнул, отодвинул пластиковую тарелочку.

– Замечательная пицца, правда, Цви?

Грузенберг кивнул.

– Теперь мы выпьем кофе и отправимся дальше, – сказал Розовски тоном радушного хозяина. – О, вы ничего не ели! – разочарованно сказал он Головлевой. – Вам не понравилось?

– Просто нет аппетита.

– Да, я понимаю… А кофе? Какой вы предпочитаете? Эспрессо, капуччино? Может быть, по-турецки?

– Кофе выпью, – сказала она. – Все равно какой.

– Тогда по-турецки…

Когда подали кофе, Натаниэль с наслаждением закурил, предварительно испросив позволения у своих соседей.

– Послушайте, – сказала вдруг Головлева, рассеянно помешивая в чашке ложечкой, – я прекрасно понимаю, что вы просто хотите меня разговорить. Для этого не нужно было ехать в кафе.

– Разговорить? Вовсе нет, – Натаниэль удивленно посмотрел на нее. – Я действительно очень хотел есть. Что же до разговора – поверьте, я вовсе не собираюсь навязывать вам свою помощь. В конце концов, это было бы, по меньшей мере, странно. Если вы предпочитаете полицейское расследование…

– Да, я предпочитаю полицейское расследование, – заявила она. – Я целиком доверяю полиции.

Натаниэль почувствовал себя неловко. Ему еще ни разу не доводилось сталкиваться с таким резким нежеланием пользоваться его услугами. Он посмотрел на адвоката.

– Ваша клиентка не особо довольна вашей инициативой, Цви, – сказал он. – Не зря я спрашивал, поставили ли вы ее в известность о своем решении.

– Что такое? – Грузенберг отставил в сторону чашку с недопитым кофе и удивленно посмотрел на Натаниэля, потом на свою подзащитную. – Недовольна? Почему?

– Считает, что вполне достаточно полицейского расследования. Я не уверен в том, что ее следует переубеждать, – сказал Натаниэль. – Приятно было провести день в вашей компании, – он поднялся.

– Погодите! – Грузенберг тоже поднялся. – Но это же нелепо! Объясните ей, что она поставит в дурацкое положение всех – меня, своих родственников, вас, в конце концов!

– Ну, мне не привыкать, – пробормотал Розовски.

– Что?

– Ничего, Цвика… – и, обращаясь к Головлевой, по-прежнему сидевшей на высоком стуле и смотревшей через стеклянную стену на улицу, сказал:

– Вам делает честь такая вера во всемогущество и беспристрастность полиции. И все-таки, как человек уже знакомый в общих чертах с вашим делом, я советую вам еще раз подумать.

– Мне не о чем думать, – отрезала Головлева.

– Полиция, безусловно, постарается раскрыть все обстоятельства дела, – продолжал Розовски, решив не реагировать на ее слова. – Если вы уверены в своей невиновности – а вы, конечно же, в ней уверены, – я не вижу причин, которые вынуждают вас так упорно отказываться от моих услуг. Поймите, я вовсе не навязываюсь. Могу сказать вам по секрету, что со вчерашнего дня нахожусь в отпуске. Просто мы с вашим адвокатом – старые друзья. И чисто по-дружески хочу оказать ему услугу.

– Видимо, достаточно высоко оплачиваемую, – язвительно вставила Головлева.

– Даже если и так – вам-то что? – Натаниэль почувствовал себя уязвленным. – Ведь не вы нанимали адвоката, не вы платите ему. Сколько я могу судить, это делают ваши родственники. Или вы настолько щепетильны, что не хотите вводить их в лишние расходы? – он говорил нарочито резко, надеясь разозлить женщину. Ему это не удалось. Головлева на его замечания не реагировала. Вообще, ему показалось, что она не столько слушает его, сколько прислушивается к каким-то собственным мыслям.

Грузенберг смотрел то на детектива, то на подозреваемую, пытаясь понять смысл разговора.

– Ну что? – наконец, спросил он. – Что она решила?

– Видите ли, Цвика, – сказал Розовски, – ваша подопечная вовсе не в восторге от моего участия. Она не хочет вводить в лишние траты своих близких. Не в моих правилах навязываться. Так что я вас все-таки покину. Желаю успешного завершения дела.

– Да, – сказал Грузенберг, – похоже, мне следовало сначала поговорить с ней, а потом уж с вами. Но я даже… – он помолчал немного. – В конце концов, это я вас нанял. Скажите ей, что не она, а я – ваш клиент. Если же она продолжает настаивать на вашем неучастии – что ж, я вынужден тоже отказаться.

Розовски перевел. На Головлеву это не произвело впечатления. Внешне, во всяком случае, ее поведение осталось прежним.

– Поймите, – сказал Натаниэль. – Полиции гораздо выгоднее не найти таинственную свидетельницу – или преступницу – позвонившую в тот вечер. И уж конечно им не придет в голову искать мужчину, назначившего вам свидание.

– Почему вы так думаете? – спросила Головлева.

– Зачем им это? – Натаниэль подумал, что его резкость становится чрезмерной – по отношению к женщине, пробывшей двое суток под арестом в чужой стране. Тем не менее он продолжил: – У них есть вы. Вполне подходящая кандидатура для суда. Не считая некоторых шероховатостей, за которые, слава Богу, уцепился ваш адвокат, их версия абсолютно логична. Вы встретились со своим бывшим мужем, убили его – мотивы предполагаются в совместном прошлом. Арестованы на месте преступления. Все остальное… – он развел руками.

Заметив, что у его подопечной изменилось выражение лица после сказанного, Цвика потребовал перевести. Натаниэль перевел.

– Да, вы правы. Добавьте, что без вашего участия упомянутые вами шероховатости будут сглажены хорошим прокурором в течение пяти минут. И шансов у нее не останется вовсе.

Натаниэль перевел, на этот раз – на русский. Его уже начала раздражать роль. Головлева нахмурилась Похоже, она что-то взвешивала в уме.

– Хорошо, – наконец, сказала она. – Я согласна. Но только оставьте меня в покое. Хотя бы на сегодня. Завтра я отвечу на ваши вопросы.

– Как вам будет угодно, – сказал Натаниэль. – Я, вообще-то говоря, хотел задать всего лишь три вопроса. Лучше будет, если вы ответите на них сейчас. И я обещаю вам в ближайшее время не докучать ни своим присутствием, ни своими вопросами – без крайней необходимости. А?

Головлева неохотно согласилась. Розовски и Грузенберг снова сели.

– Закажем еще кофе? – предложил Розовски.

– Задавайте вопросы, – сказала Головлева. – Я хочу поскорее добраться домой.

– Хорошо. Вопрос первый, – сказал Натаниэль. – Почему вы разошлись с Шломо Мееровичем?

– Просто разошлись, – ответила Головлева. – Не сошлись характерами.

– А вы не могли бы ответить подробнее?

– Не могла бы.

– Н-да… – Натаниэль заглянул в чашку с остатками кофе. Сделал глоток. Поморщился, когда почти сухой черный порошок оказался на зубах. – Ваша кузина считает, что у вас с бывшим мужем был бурный роман, – сказал он. – Бурный, но краткосрочный. Я так понял, что вы к нему охладели. Это правда?

– Мирьям лучше знает некоторые стороны моего супружества, чем я сама, – Головлева недовольно передернула плечами. – Может быть, она расскажет вам и все остальное?

– Может быть. Так что же, вы к нему охладели – а он? Тоже?

– Не знаю, возможно.

– И вас действительно не интересовала его дальнейшая жизнь? Здесь, в Израиле?

– Нисколько.

– Вопрос второй. Кому вы подарили фотографию, найденную полицией в квартире Мееровича?

– Не помню.

– Но она ведь подписана?

– Просто – «С пожеланиями всего доброго, на память.» И все.

Без имени.

– А если вспомнить по дате?

– Я никогда не ставлю даты на фотографиях. Впрочем, – она заколебалась, – у меня было несколько фотографий. Одну из них я подарила Мирьям. В числе прочих. Больше не помню.

– Понятно… И третий вопрос. Скажите, вы действительно так верите в гороскопы, что готовы слепо следовать астрологическим указаниям?

– Почему бы и нет? Одни доверяют интуиции, другие – информации, третьи – логике. Почему бы мне не доверять гороскопу? Тут, по-моему, нет принципиальной разницы.

– Да, действительно, – Натаниэль вытащил из кармана газетный листок, развернул его. – Посмотрите-ка, это тот самый?

Лариса Головлева мельком взглянула в очерченный карандашом текст.

– Вы что, рылись в моих вещах?

– Нет, просто осмотрели квартиру и документы. С разрешения ваших родственников.

– Да, тот самый, – сухо ответила она, отворачиваясь.

– Скажите, а как вы сами оцениваете вот эти слова, – Натаниэль зачитал: – «Близкие люди могут нарушить эти планы. Не советуйтесь с ними и не доверяйте их обещаниям»?

– Никак не оцениваю. Между прочим, вы задали не три вопроса. Мы можем ехать? – она взглянула на адвоката.

– Да? Странно, мне казалось, что я еще и одного не задал, – сказал Розовски. – Я слышал, вы несколько дней назад повздорили с Мирьям? Из-за чего?

– Плохое настроение, – коротко ответила Головлева.

– Понятно… Еще одно. На этот раз, не вопрос, а просьба. Просветите меня, пожалуйста, – Натаниэль широко улыбнулся. – Я в астрологии не очень разбираюсь. Вот здесь, – он протянул ей лист с прогнозом, – под названием созвездия – вот это ведь название созвездия – «Водолей» – правильно?

Головлева кивнула.

– Вот. Под названием созвездия – цифры. Что они означают?

– Даты рождения.

– Даты… Понятно – те, кто родился с двадцатого декабря по двадцатое января, считаются рожденными под знаком Водолея, так?

– Так.

– В том числе и вы?

– В том числе и я.

– Интересно… – Розовски озадаченно посмотрел на женщину. – Как вы знаете, я позволил себе просмотреть ваши документы. В метрическом свидетельстве указан другой день рождения. Кажется, 6 октября. Или я что-то путаю?

– Нет, вы ничего не путаете, – Головлева холодно улыбнулась. – Восьмое января – мой настоящий день рождения. В метрику была внесена ошибочная дата. Всю жизнь думала, что надо исправить, но так и не исправила.

– Понятно. И гороскопы вас интересовали в соответствии с настоящим днем рождения?

– Естественно, – нетерпеливо ответила Головлева. – Астрология не оперирует записями из советского ЗАГСа. У вас есть еще вопросы? Или мы можем, наконец-то, ехать домой?

– Вы по-прежнему верите в гороскопы? – спросил Натаниэль.

– Почему вы спрашиваете?

– Последний прогноз вас подвел, – пояснил Натаниэль. Головлева резко поднялась со своего места.

– Свой чрезмерный интерес к астрологии вы можете удовлетворить в другой раз, – сказала она.

– Да, действительно… Что ж, Цвика, давайте доставим вашу подопечную домой.

По дороге в Яффо все трое молчали.

Машина остановилась у знакомого подъезда.

– Приехали, – Натаниэль вышел и помог выйти своей соседке. – До свидания. Приятно было познакомиться.

– До свидания, – буркнула она и не оглядываясь пошла в дом.

– Вот так, Цвика, – Розовски вздохнул. – Не очень приятный прием, верно?

– Что делать, – сказал Грузенберг извиняющимся тоном. – Сами понимаете: шок, двухдневный арест.

– Конечно понимаю. Вы все еще настроены на то, чтобы я занимался этим делом?

– В гораздо большей степени, чем прежде, – Грузенберг улыбнулся. – Надеюсь, вы сами не передумали?

Розовски медленно покачал головой.

– Здесь появляется много любопытного, – задумчиво произнес он. – Я бы… – он замолчал.

Выдержав небольшую паузу, адвокат спросил:

– Вас отвезти домой?

– Что?… Нет-нет, лучше в офис, спасибо.

Когда они отъезжали, Розовски заметил в окне третьего этажа голову бдительной Шошаны. Он подумал, что хотел задать этой женщине какой-то вопрос, но какой – так и не вспомнил.

– Тебя ждут, – вполголоса сообщила Офра, едва Натаниэль переступил порог приемной.

– Да? Почему шепотом? – спросил Натаниэль, тоже впрочем понижая голос. Секретарь многозначительно кивнула на прикрытую дверь кабинета. Увидев знакомую фигуру, одиноко сидящую в кресле для посетителей спиной к входу, Розовски нахмурился.

– Почему не в приемной?

– Я не успела ничего сказать. Он…

– Не придирайся к девушке, – сказал инспектор Алон. – Лучше зайди и ответь на парочку вопросов.

– С удовольствием, – весело откликнулся Натаниэль. – Я ведь не знал, что это ты. Просто не люблю, когда посетители занимают мой кабинет в мое отсутствие.

Он вошел в кабинет, прикрыл за собой дверь.

– Привет, Ронен, как дела?

– Мы уже виделись сегодня, – ответил инспектор. Он отложил газету, которую держал в руках. – И даже разговаривали. Не надо симулировать амнезию.

– Я вовсе не симулирую, – Розовски развел руками. – Просто забыл. Правда, забыл. Много дел, верчусь как заведенный.

– Да? А как же отпуск?

– Я и говорю: во время отпуска дел гораздо больше, – объяснил Натаниэль. – Мама регулярно придумывает, чем бы занять великовозрастного сына-бездельника. То одно поручение, то другое, – он сел за свой стол. – Магазины, то, се… Так что случилось? Решил посмотреть, как мы тут живем?

– Что у тебя за дела с адвокатом Грузенбергом? – спросил вместо ответа инспектор.

– С Грузенбергом? – Натаниэль удивленно поднял брови. – Никаких дел, с чего ты взял?

– С того, что он отвозил тебя от управления. Не отпирайся, я видел, как ты, он и его подзащитная вместе садились в его машину.

– А это была его подзащитная? Приятная женщина, – заметил Розовски. – Никаких дел, Ронен. Просто нам оказалось по дороге. Ты же знаешь, у меня нет машины. А тут дождь собирался.

– По дороге? И только?

– Что же еще?

Инспектор некоторое время исподлобья смотрел в широко раскрытые глаза частного детектива.

– Ну-ну, – сказал он. – Знаешь, Натаниэль, больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы ты уехал далеко-далеко. И надолго-надолго. Хотя бы во время отпуска. Я бы даже купил тебе билет. В один конец. На собственные деньги.

Розовски засмеялся.

– Да объясни, в чем дело? – сказал он. – Что у тебя за подозрения относительно адвоката Грузенберга? И при чем тут я?

– Зря смеешься, – Ронен извлек из кармана пачку «Тайма», закурил. Поискал пепельницу. Розовски пододвинул ему керамическую пепельницу и тоже закурил. На некоторое время воцарилось молчание. Оба делали вид, что заняты исключительно процессом пускания дыма в потолок. Причем походило это на некое соревнование.

Первым не выдержал инспектор. Раздавив сигарету в пепельнице, он сказал:

– Не хочешь говорить – буду говорить я. А ты дополнишь, если захочешь.

– Если смогу, – поправил Натаниэль.

Инспектор нетерпеливо махнул рукой.

– Итак, – сказал он, – адвокат Грузенберг хочет добиться освобождения своей подзащитной.

– Освобождения? Разве она не на свободе?

– Пока, – многозначительно произнес инспектор. – Пока на свободе. Чисто формально. Если хочешь знать, я уже сегодня мог бы предъявить обвинение госпоже Головлевой. Но твой приятель Грузенберг очень хитро выставил основной уликой показания неизвестной свидетельницы. Позвонившей в полицию и сообщившей о преступлении. Верно?

– Не знаю, – задумчиво сказал Розовски. – Логика подсказывает именно такое действие. Но логика, как ты сам наверное знаешь, не всегда срабатывает.

– Ты хочешь сказать, что адвокат нанял тебя не для этого? – Ронен недоверчиво прищурился. – Не для того, чтобы найти эту свидетельницу?

Не отвечая, Натаниэль повернулся к полуприкрытой двери.

– Офра! – крикнул он. – Принеси сегодняшнее соглашение.

Ронен недоуменно посмотрел на него.

– О каком соглашении речь? – спросил он.

– Неважно, погоди, Ронен, – Натаниэль взял лист бумаги из рук Офры. – Ага, вот: «Агентству оставляется право, в случае необходимости, вступать в контакт с представителями полиции», – он отложил текст соглашения, улыбнулся. – Видишь, дружище, общаясь с законниками сам становишься законником. Итак, о чем ты спрашивал?

– Разве адвокат нанял тебя не для поиска женщины, позвонившей в полицию? – повторил свой вопрос инспектор.

– На конкретный вопрос даю конкретный ответ: да, для этого.

– Шансов у этого парня никаких, – сказал Ронен. И пояснил: – Я об адвокате.

– Я понимаю.

– Не знаю, на что он рассчитывает. Дело абсолютно ясное, она задержана на месте преступления. Можно сказать, с поличным… – инспектор покачал головой. – Он хочет найти свидетельницу. Даже если удастся, что он будет делать дальше? Свидетельница тут же укажет на Головлеву как на убийцу, совершившую преступление у нее на глазах. Все! Проигрыш, – он выжидательно посмотрел на Розовски, ожидая его реакции, но Натаниэль молчал.

– Зря он тебя нанял, – снова заговорил инспектор. – Лучше бы оставил эту исчезнувшую даму как расплывчатый, но весомый аргумент в суде. Так нет, решил найти. И что же? Легче найти иголку в стоге сена.

– Кто знает… – рассеянно заметил Натаниэль. Пока инспектор Алон излагал свое мнение, он в очередной раз развернул перед собой листок с гороскопом.

Ронен посмотрел на него.

– Чем это ты так занят? – спросил он.

– Новое увлечение, – пояснил Натаниэль. – Астрология. Занятная штука. Вот ты, например, кто по гороскопу?

– Черт его знает, – инспектор слегка растерялся. – А ты?

– А я Скорпион, – гордо сообщил Натаниэль. – Потому что родился в начале ноября. А подозреваемая твоя… – он задумался, махнул рукой. – Ну, неважно. предположим, Стрелец.

– Ну и что? Что ты хочешь этим сказать?

– Констатирую факт, – сказал Розовски серьезно. – Кроме того, я не знаю: может быть это означает, что она лучше стреляет, чем орудует ножом. Причем стреляет из лука. Стрелец, сам понимаешь.

Инспектор Алон негодующе фыркнул.

– Думаю, если бы тебя сейчас услышал твой клиент, – сказал он, – он бы пожалел о своем решении, господин Скорпион. Ну ладно, – он поднялся. – Пора. Я ведь зашел просто посоветовать тебе по-дружески: не лезь в эту историю. Помешать ты мне ничем не помешаешь. Себе повредишь. Репутация, прочее. Кроме шуток, Натаниэль. Говорю совершенно серьезно.

– Спасибо, – искренне сказал Розовски. – Я всегда рад тебя видеть, Ронен.

Инспектор пошел к двери. Натаниэль молча смотрел ему вслед. Когда Алон открывал дверь, он вдруг сказал:

– Ронен…

– Что? – инспектор повернулся.

– Но звонок-то был? – спросил Натаниэль. – В полицию. Или дежурному померещилось? А? Как ты думаешь?

Алон молча вышел. Правда, дверью не хлопал.

Натаниэль рассеянными движениями перекладывал бумаги, в беспорядке лежащие на столе.

– Офра! – крикнул он. – Где Алекс?

– Я здесь, – откликнулся Маркин. – У себя.

– Зайди. Есть разговор.

Маркин возник на пороге кабинета, держа в руках объемистую пачку русских газет.

– Вот, – сказал он, водружая пачку на стол шефу. – Все, как ты просил. Все сегодняшние газеты.

– Там есть гороскопы? – спросил Розовски, не притрагиваясь к газетам.

– Есть, я уже смотрел.

– Из какой газеты вот эта страничка, как думаешь? – Натаниэль протянул помощнику страницу, найденную в квартире Головлевой. Маркин внимательно посмотрел, подумал немного.

– По-моему, из «Ежедневной почты», – сказал он. – Вот, видишь? – он быстро нашел названную газету, перелистал ее, открыл на предпоследней странице. – Видишь, те же символы. И шрифт такой же. Точно, отсюда.

– Да, верно, – Натаниэль сравнил вырванную страницу с раскрытой газетой. – «Рубрику ведет Моше Бен-Яир…» Где находится редакция?

– Посмотрим на первой странице, тут должен быть адрес… Только почтовый. И телефоны, – сообщил Маркин. – Утром можно позвонить, уточнить.

– Нет, – сказал Розовски. – Лучше я позвоню Баренбойму. Сейчас.

– При чем тут Баренбойм? – удивился Маркин. – Он что, теперь с газетами связан?

– Вся его жизнь в Израиле связана с газетами, – пробормотал Розовски, быстро листая записную книжку. – С начала и по сегодняшний день… Ага, вот его номер!

О своем бывшем соседе и одном из первых клиентов Владимире Баренбойме Натаниэль вспомнил, увидав название газеты. Год назад в «Ежедневной почте» имел место тихий (относительно) скандал. Начало ему положила публикация статьи о «русской» мафии в Израиле (горячая тема для пенсионеров и ветеранов). Автор статьи К. Михайлов (укрывшийся под псевдонимом редактор «Ежедневной почты» М. Коган) избрал наиболее, как ему казалось, подходящую форму: беллетризрованный биографический очерк о некоем «новом русском». Пространно рассказав о боевом комсомольском прошлом своего героя, Михайлов-Коган не менее пространно изложил суть его нынешних, далеко не безукоризненных с точки зрения закона занятиях. Связанных естественным (в силу национальной принадлежности героя) образом с государством Израиль. Собственно, статья как статья, таких можно было в тот момент насчитать по доброму десятку в каждой уважающей себя газете.

Однако публикация сия имела неожиданное продолжение. Владельцу «Ежедневной почты» Ицику Ротштейну позвонили из МИДа и сообщили, что консульство одного государства (мидовцы не уточнили, какого именно, но ясно было, что государство до недавнего времени являлось частью «великого и могучего») сочло себя весьма оскорбленным статьей К. Михайлова «Портрет мафиози в интерьере». Оказалось, что для оформления (иллюзии документальности, как признался автор) газетчики использовали первую попавшуюся фотографию, валявшуюся на столе редактора и изображавшую средних лет человека с весьма мафиозно-комсомольским выражением лица. Человек сей был сфотографирован в окружении семьи, причем состав семьи полностью соответствовал описанию героя разоблачительной статьи.

Увы, злой рок подсунул редактору «Ежедневной почты» фотографию не чью-нибудь, а именно вице-консула оскорбленного государства. Консульство обратилось с протестом.

– Кто мог знать? – потрясенно вопрошал Коган у сослуживцев. – Разве с таким лицом можно идти в консулы?

– В консулы – нет, – отвечали ему. – Можно в вице-консулы.

Словом, скандал разрастался. Обалдевший Ицик Ротштейн пытался кое-как уладить дело, объяснить, что фотография попала случайно.

– Ну да, – мрачно заметили из консульства, – а биография?

Ицик онемел. По двум причинам: во-первых, зная по-русски около двух слов, он никогда не читал собственной газеты и оценивал ее добросовестность исключительно по финансовым результатам. Во-вторых, его потряс сам факт того, что вице-консул имел не только внешность, но и биографию типичного русского мафиози.

Ицик очень испугался.

– Что вы молчите? – осведомились в консульстве. – Биография-то наша. Год рождения, состав семьи. Работа в советское время. Конечно, речь не о мафиозной деятельности, но тем не менее.

Последняя фраза чуть-чуть успокоила Ротштейна. Зато следующая могла послужить причиной обширного инфаркта. Правда, не сердца несчастного Ицика, а всего лишь его кошелька. Правда, неизвестно, что переносится легче.

– Будем подавать в суд, – сообщили из консульства. – Готовьте деньги.

– Сколько? – выдавил Ротштейн.

– Много, – коротко ответили в консульстве. – Скандал, между прочим, международный. Думаю, меньше чем в триста тысяч оценить моральный ущерб, причиненный нашему вице-консулу, не представляется возможным.

Ротштейн, положив трубку, принялся меланхолично листать паспорт, прикидывая, какую визу и куда следует ставить в ближайшее время.

За таким занятием его застал проштрафившийся автор. Ицик воззрился на него изумленно. Он пребывал в абсолютной уверенности, что Коган уже повесился.

Вместо этого неповесившийся Коган был радостно возбужден.

– Спасены! – закричал он. – Вот спаситель! – и он представил плохо соображавшему Ицику некоего Зеева Баренбойма, который тут же предложил все уладить по минимальной цене.

– Старый школьный друг, – сказал Зеев (он же – Владимир) об оскорбленном вице-консуле. – Договоримся, я думаю.

– Сколько? – мрачно спросил Ротштейн.

– Пятнадцать тысяч.

– Долларов? – уточнил на всякий случай Ицик.

– Шекелей, – невозмутимо ответил Баренбойм.

– Сколько?! – еще не веря своим ушам переспросил Ицик.

– Пятнадцать тысяч шекелей, – повторил Баренбойм смехотворную (по сравнению с тремя сотнями тысяч) сумму. И слово свое сдержал. Консульство больше не беспокоило ни МИД, ни газету.

Ицик, радостный словно хасид, дождавшийся прихода машиаха, простил автора, взяв с него слово больше не писать о русской мафии. А если и писать, так в том смысле, что в Израиле ее нет и быть не может.

Розовски узнал об этой истории от самого Баренбойма, когда тот обмывал счастливое окончание комбинации вместе со своими школьными друзьями – Михаилом Коганом и оклеветанным вице-консулом. Он почему-то решил, что удобнее всего это сделать у Натаниэля, когда Сарра Розовски в очередной раз отправилась навещать родственников. Будучи первым клиентом частного детектива Натаниэля Розовски (и одновременно – последним пострадавшим, с которым пришлось иметь дело полицейскому офицеру Натаниэлю Розовски), он считал, что имеет некие особые правы на личное расположение последнего. В принципе, Натаниэль ничего против не имел – хотя бы потому, что шумный Баренбойм иногда становился неоценимым источником информации. Так вот, от неожиданных гостей Натаниэль и узнал некоторые любопытные детали происшедшего. Например, что гениальный план – потрясти чересчур прижимистого Ицика Ротштейна – родился в буйной голове непоседливого Баренбойма, когда он в очередной раз читал о невероятных суммах штрафов за клевету и диффамацию в печати.

Так что, говоря о постоянной и устойчивой связи Зеева Баренбойма с русскоязычной периодической прессой, Розовски не погрешил против истины.

– Привет, Зеев, это Розовски.

– Натаниэль? Привет, как дела?

– Замечательно, а у тебя?

– Полный порядок, – жизнерадостно сообщил Баренбойм. – Видел сегодня твою маму, она сказала что ты все еще не женился. По-моему, она очень из-за этого переживает.

– Больше она тебе ничего не рассказывала? – поинтересовался Натаниэль настороженно.

– Нет, не успела. А в чем дело?

Натаниэль вздохнул чуть свободнее.

– Понятно. Нет, она не переживает. Это она так пошутила, Зеев, не обращай внимания. На самом деле она очень довольна, что я неженат. Целыми днями дома, ей не так скучно.

– Да? – разочарованно сказал Баренбойм. – Как же… А я думал… Я ей сказал, что есть приличная…

– …женщина, – закончил Розовски. – С высшим образованием. Обеспеченная. Разведенная. Твоя соседка. Скажи, Зеев, только честно – ты что, открыл брачную контору?

– Почему? – Баренбойм говорил немного растерянно. – Просто знакомая.

– Ах да, извини. У нас матримониальные дела – не бизнес, а потребность души… – Розовски вздохнул. Маркин, слушавший разговор с большим интересом, согласно кивнул головой. – Послушай, – сказал Натаниэль. – Мне нужна твоя помощь.

– А в чем дело? – осторожно спросил Баренбойм. – Что-то случилось?

– Ничего серьезного, что это ты такой подозрительный? Просто ищу одного человека. Думаю обратиться к твоему другу. Как его… Михаил Коган, кажется?

– Миша? – настороженность в голосе Баренбойма усилилась. – Он что, натворил что-нибудь? Не может быть, он же приличный человек… – тут он осекся, вспомнив, видимо прошлогоднюю историю.

– Конечно, приличный, иначе я бы и не спрашивал, – подтвердил Розовски. – Так что? Он все еще работает в «Ежедневной почте»?

– Работает, а что?

– Хочу с ним повидаться. Нужна консультация специалиста, – Натаниэль очень любил произносить подобные фразы. Ничего особенного не выражая, они, тем не менее, создавали у собеседника ощущение серьезности разговора и добавляли ему самоуважения. Вот и сейчас в голосе Баренбойма появились деловые интонации.

– Думаю, можно устроить, – сказал он. – Когда?

– Завтра с утра.

– Пожалуйста, – сказал Баренбойм. – Я ему могу позвонить прямо сейчас и предупредить. Во сколько ты будешь?

– В десять.

– Значит, в десять.

– Ты перезвонишь?

– Зачем? Он мне не откажет. Не волнуйся, можешь смело идти завтра.

– Если бы ты еще объяснил, куда, – сказал Натаниэль. – В газете только почтовый адрес. И телефон.

– Это понятно, – Баренбойм хмыкнул. – Если бы они давали адрес, представляешь, сколько наших бывших сограждан толклись бы там день и ночь?

– Представляю. Так где они находятся?

– Дай сообразить… Значит, так: улицу Швуот знаешь?

– Знаю.

– Там есть высокий дом на углу. Похож на старую фабрику. Номер 29. На втором этаже они и сидят. Найдешь?

– Найду. Спасибо, Зеев, – Розовски положил трубку.

– Что ты хочешь узнать в газете? – спросил Маркин.

– Да так… – ответил Натаниэль. – Хочу, чтобы Коган познакомил меня с астрологом, который дает столь точные прогнозы.

Маркин сел в кресло, которое недавно занимал инспектор Алон.

– Ты что, всерьез думаешь, что гороскопы имеют в этой истории большое значение?

– Почему бы и нет? – Розовски похлопал ладонью по пачке газет. – Если для человека, попавшего в переплет, какая-то деталь имеет значение, эта деталь и для тебя должна быть реальной и важной. Для нашей клиентки астрологический прогноз имел решающее значение. По ее утверждению – а у меня пока нет оснований ей не верить – именно гороскоп, обещавший романтическую встречу, и оказался причиной ее появления на месте преступления.

– Это я уже слышал, – Маркин недоверчиво покрутил головой. – Вот уж не думал, что ты воспримешь это всерьез.

– Представь себе… – Натаниэль заглянул в пачку сигарет, выудил последнюю. – Любая реальность является таковой лишь в том случае, если кто-то в нее верит. В данном случае Головлева верит в точность астрологических прогнозов. Следовательно, сия точность – реальный фактор.

– Погоди, – Маркин озадаченно нахмурился. – Но ведь прогноз оказался ошибочным! Вместо романтичного приключения произошло убийство.

– Вот! – Натаниэль поднял указательный палец. – Теперь понимаешь? Все прогнозы сбывались, а этот дал грубейший сбой. Следовательно, мы просто обязаны познакомиться с автором. И предъявить ему рекламацию. В смысле: как же так, господин астролог? Что это с вами стряслось?

После этих слов он неторопливо закурил и выпустил в потолок струю серовато-лилового дыма.

Маркин с интересом следил за рассеивающимся облаком.

– Теперь понятно, – сказал он. – Ты прав. Ну а я? Что должен буду делать я?

– Ты? – Натаниэль нахмурился. – Ты должен собрать мне сведения об убитом. О Шломо Мееровиче. Все, что возможно. О нем, о его жене, о его соседях, о его работе. Привычки. Образ жизни. Короче – все.

– Ясно. А что-нибудь тебе известно?

– Только то, что он репатриировался в Израиль около десяти лет назад, что его жену зовут Далия Меерович и что в настоящее время она путешествует по Европе. И, естественно, что он был убит в прошлое воскресенье в собственной квартире. Вот адрес, – Натаниэль черкнул несколько слов на листке бумаги. – Есть вопросы?

– Конечно, есть, – Маркин прочел адрес, спрятал листок в карман. – Например, сколько времени ты мне выделяешь на это? Только не говори, что один день.

– Нет, конечно, – великодушно сказал Натаниэль.

– Ну, слава Богу, – Маркин поднялся с кресла. – Тебя подвезти домой?

– Подвези.

– Значит, встречаемся послезавтра? – на всякий случай уточнил Алекс.

– Послезавтра? – Розовски удивленно посмотрел на помощника. – Никаких послезавтра. Я же сказал – тебе выделяется отнюдь не день. Тебе выделяется полдня. И завтра в два часа ты представишь мне исчерпывающую информацию.

Маркин тихонько охнул.

Розовски редко чувствовал себя полным идиотом. Но сегодня был тот самый редкий случай. Приехав на улицу Швуот, он обнаружил, что дом под номером 29 на ней отсутствовал. Можно было бы, конечно, предположить, что Баренбойм ошибся. Но проблема заключалась в том, что на улице имелся дом номер 27, следом за ним – дом 31. Напротив, соответственно – 28 и 30. Номера 29 не было в помине.

Бесцельно покружив на пятачке и окончательно разуверившись в своих – заодно и баренбоймовых – умственных – качествах, Натаниэль вошел в стеклянную дверь под ночером «27». Над дверью красовалась вывеска, извещавшая о том, что в доме располагалась гостиница Ицика Бен-Ами. Сразу за дверью сидел скучающий охранник.

– Послушай, – обратился к нему Натаниэль, – это Швуот, 27?

Охранник оторвался от разглядывания обнаженных девиц в журнале, посмотрел на детектива ничего не выражающим взглядом и величественно кивнул.

– А вон там, следом – 31? – спросил Розовски.

Снова кивок.

– А где 29? – спросил Розовски.

Охранник долго молчал, рассматривая посетителя, потом тяжело вздохнул.

– Тебе какой город нужен? – спросил он лениво.

В порядком помутившемся сознании Натаниэля забрезжило пока еще слабый свет.

– Тель-Авив, – серьезно ответил он.

– Тель-Авив, улица Швуот, дом 29? – уточнил охранник.

– Точно. Страну назвать?

– Не надо. Это улица Швуот, 27. Город Бней-Брак.

Розовски облегченно вздохнул. Города в Гуш-Дане так разрослись, что накрепко переплелись друг с другом.

– А где Тель-Авив? – спросил он.

– Через дорогу, – ответил охранник. – Две остановки назад. А если тебе нужен Рамат-Ган – две остановки вперед.

– Улица проходит через три города? – недоверчиво спросил Натаниэль. Он был уверен, что такое может случиться только с улицей им. Герцля.

– Через четыре, – невозмутимо поправил охранник, возвращаясь к журналу.

Самое обидное в этой истории было то, что искомое здание оказалось куда ближе к дому Натаниэля.

Поднявшись на второй этаж, Натаниэль сразу же попал в настоящий лабиринт: большое помещение редакции было разделено невысокими перегородками на добрый десяток маленьких. В каждом сидели за компьютерами по два-три человека. Ровный нескончаемый гул сплетался из смеси иврита, русского и английского, на которой общались друг с другом редакционные работники.

Розовски невольно почесал в затылке, пытаясь определить, в какую из ячеек ему заглянуть для начала. За это время его дважды едва не сбили с ног озабоченные курьеры. Причем оба, почему-то, несли большие картонные коробки с пиццами. Видимо, в редакции к обеду готовились серьезно и с утра.

«Ничего обстановочка, – подумал Натаниэль. – Люди работают и…»

Больше он ничего подумать не успел. Очередной сумасшедший – на этот раз не курьер, а газетчик – столкнувшись с детективом, вдруг отпрянул и радостно закричал:

– Ба! Миша! Тезка! Какими судьбами?

Он с силой хлопнул Натаниэля по плечу. Розовски поморщился. Михаил Коган – а это был именно он – не обратил внимания на гримасу.

– Ко мне? Или к кому-то еще?

– К вам, Миша, – Натаниэль виновато улыбнулся. – Только мы не тезки. Если, конечно, вы за это время не поменяли имя.

– Да? – Коган задумался. – А мне казалось, что Баренбойм назвал вас Михаэлем. Когда знакомил. Разве нет?

– Михаэлем он назвал вас, – Розовски развел руками. – А меня он назвал Натаниэлем.

– Ага… – Коган пожевал губами, словно недоумевая, как он мог ошибиться. – Но вы же частный детектив? – спросил он с легким подозрением в голосе. – Или это он тоже сказал не о вас?

– Нет, вот это он, как раз, сказал обо мне, – с максимальной серьезностью сообщил Розовски.

– Ну вот, – облегченно вздохнул Коган. – Остальное неважно. Раз вы ко мне – пойдемте ко мне.

Они прошли в один из закутков, отличавшийся от прочих, на взгляд Натаниэля, разве что большей захламленностью (это – минус) и большей отдаленностью от непрерывно тараторивших по телефонам рекламных агентов (это – плюс).

– Пришли, – сказал Миша. – Хотите пива?

Розовски помотал головой, скользнул взглядом по стенам, заклееным рекламными плакатами с полуобнаженными красотками.

– А я выпью, – сказал Коган и достал из маленького холодильника бутылку «Голдстар». Приложившись к бутылке, он одним глотком осушил ее. Немного подумав, достал из холодильника вторую. Пустая бутылка отправилась в корзину для бумаг.

Розовски ждал, пока редактор восстановит жидкостный баланс. Чтобы не очень скучать, он взял со стола свежий номер «Ежедневной почты». Коган удовлетворенно бросил вторую бутылку вслед за первой и спросил:

– Итак, чем могу быть полезен?

Розовски на мгновение оторвался от заинтересовавшей его газеты и еще раз осмотрелся.

– Знаете, – сказал он немного рассеянно, – я бы хотел присесть. Честно говоря, не очень люблю вести серьезный разговор стоя.

Коган удивленно на него посмотрел.

– Так садитесь, – сказал он. – Кто вам мешает?

– Вы бы еще сказали – куда… – проворчал Натаниэль.

Оба стула в кабинете редактора были завалены папками с документами.

– Да сбросьте на пол, – Коган засмеялся. – Все никак не соберусь выбросить этот хлам.

Натаниэль охотно последовал совету. Внушительная стопка папок полетела в угол, а детектив с удовольствием уселся на покрытый бумажной пылью стул.

– Итак? – снова спросил Коган. – Вас интересуют конкретные сведения? Чем могу быть полезен?

– Ох, боюсь, что я окажусь полезнее вам, чем вы мне, – ответил Розовски.

– А в чем дело? – настороженно спросил Коган.

Натаниэль выразительно скосил глаза на первую страницу сегодняшней газеты.

– Вы уверены, что у Зеева есть связи и на столь высоком уровне? – спросил он. – Все-таки, это уже не вице-консул. Это, как-никак, все главы европейских государств. Плюс президенты США и России.

– А что там стряслось? – еще больше встревожился Коган. – Что я еще наделал?

Натаниэль молча показал. Редактор приподнялся и некоторое время тупо смотрел в страницу.

– Все, – сказал он обреченно. – Труба. Полный, как говорится… Гена!!. – заорал он с такой силой, что Натаниэль чуть не упал. – Гена, твою мать!!

Гена был маленьким и тощим человеком лет тридцати. Розовски обратил внимание на нездоровый цвет лица и испуганно-рассеянный взгляд.

– Что случилось? – спросил или вернее прошептал он.

Редактор ткнул ему газету.

– Это что? – ласково спросил он. – Ты в могилу меня загнать хочешь, да, Гена?

– А что? – спросил Гена удивленно.

– Не видишь? – так же ласково спросил Коган.

– Не вижу.

Натаниэль отвернулся, с трудом сдерживая смех. Дело в том, что первая страница была посвящена очередному заседанию ЕЭС с участием США и России. Видимо, чтобы подать материал поэффектнее, во всю полосу красовались портреты самых известных людей мира, то бишь президентов и премьер-министров. Всего мирового политического бомонда. Единственной накладкой оказалось то, что кто-то – похоже, именно Гена – забыл снять рекламу. Так что указанные портреты обрамляла ярко-красная надпись: «Болезнь века – мужская импотенция», причем буквы по величине могли поспорить с заголовком самой газеты. Учитывая, что портреты изображали исключительно мужчин (все-таки, политика – мужская привилегия, что бы ни говорили поклонники М. Тэтчер и Г. Меир), картинка получалась пикантная.

Между тем, Михаэль закончил снимать стружку с так ничего и не понявшего Гены. Махнув на него рукой, он отослал парня работать. Когда тот ушел, Коган скомкал газету, швырнул ее в угол и заявил:

– А пошли они все подальше! Плюнем и забудем. Генка хороший парень, но у него вечно проблемы. Ладно, не впервые. Однажды мы давали материал о последних днях Ленина. Посередине страницы поместили фотографию. Кошмарная фотография. Не вождь мирового пролетариата сидит в кресле-качалке, а высохший полутруп, с безумными вытаращенными глазами.

– Да, я где-то видел такую фотографию.

– Вот, а наш Геночка, заметив, что на странице осталось немного места, подверстал туда же рекламное объявление: «Ищу партнера для открытия книжного магазина в Беер-Шеве». И объявление дал крупным шрифтом, аккурат под фотографией обезумевшего Ленина. Как вам такой партнерчик?

Натаниэль попытался представить себе реакцию возможных партнеров, жаждущих открыть в Беер-Шеве книжный магазин.

– Нет, – уверенно сказал он. – Не откроют.

– Вот именно, – буркнул Коган. – Иногда мне кажется, что он делает это нарочно.

– Вы думаете? – вежливо удивился Натаниэль.

– А что? Он у нас художник-авангардист. Может, для него это художественный прием такой, – Коган умолк, потом, слегка оживившись (Розовски заподозрил, что при воспоминании о пиве), сказал: – Ладно, забудем. Я вас слушаю, Натаниэль.

Розовски вытащил пачку сигарет.

– Вопрос может показаться странным, – сказал он.

– Ну и что? – Коган ободряюще улыбнулся. Чувствовалось, что он уже забыл о недавнем происшествии и вполне восстановил нормальное настроение. Розовски позавидовал ему. – Во-первых, я давно уже не слышал нормальных вопросов, – сказал редактор. – Странный так странный. Задавайте.

– Скажите, кто составляет для вашей газеты астрологические прогнозы? – спросил Розовски.

– А? – Михаил все-таки удивился. – Прогнозы?

– Гороскопы, – подсказал Розовски.

– Понятия не имею. А что? Вообще-то… – он замолчал, глядя как Розовски, не торопясь, прикуривал сигарету.

– Вы много курите? – сказал Коган.

– И пью тоже, – ответил Розовски. – Иногда – много. А вы не курите?

Михаил покачал головой.

– Пятнадцать лет курил, – сообщил он. – Теперь вот – бросил. Надо думать о здоровье. Все-таки, не мальчик уже.

– А пиво? – спросил Розовски, красноречиво глядя на обнаженных красоток.

– Да ну, – обиженно произнес редактор. – Что я, совсем уж… А это, – он показал на рекламные плакаты, – это мне досталось в наследство от прежнего обитателя кабинета. Моего предшественника.

Натаниэль не стал уточнять, что именно он имел в виду под «совсем уж».

– Вернемся к вашим гороскопам, – сказал он.

Коган издал булькающий звук.

– Не вижу в этом ничего смешного, – холодно сказал Розовски. – А я и не смеюсь. Это я так, поперхнулся, – объяснил Коган, откупоривая новую бутылку «Голдстар».

– Замечательно, – сказал Розовски. Он уже перестал считать количество пива, вливаемого в себя хозяином кабинета. – Так что насчет гороскопов?

– Могу узнать, – сказал редактор. – У Саши. Саша!! – заорал он, и Розовски снова вздрогнул. Видимо, такого рода коммуникация была принята в газете раз и навсегда. – Иди сюда немедленно!!

Искомый Саша вырос словно из-под земли. Высокий молодой человек, с весьма пессимистичным выражением лица.

– Чего орать-то? – осведомился он.

– Познакомься.

Саша кивнул Натаниэлю и снова воззрился на редактора.

– Кто составляет гороскопы для нашей газеты?

– А что? – в свою очередь спросил Саша. – Есть претензии?

– Можно сказать и так, – уклончиво заметил Натаниэль.

– Кстати, Миха… то есть, Натаниэль – частный детектив.

Саша посмотрел на Натаниэля со слабым интересом.

– И что же?

– Кто составляет гороскопы для вашей газеты? – терпеливо повторил Розовски свой вопрос.

– Для какой?

– А у вас их несколько?

– Ну, строго говоря, две.

– Для «Ежедневной почты», – Розовски всегда считал избыток терпения главным достоинством в свой профессии.

– Вот их как раз и две, – сообщил Саша. – Ежедневная и еженедельная. Вас какие прогнозы интересуют?

– Очень интересно, – задумчиво сказал Розовски. – Еженедельная «Ежедневная почта». Свежо, друзья мои, свежо.

– Подумаешь! – Коган пренебрежительно скривился. – А ежедневные «Новости недели»?

– Да, действительно, – согласился Натаниэль. – Вернемся к гороскопам. Так что, для разных газет их составляют разные люди? – спросил он.

– Да. Еженедельный гороскоп составляет профессиональный астролог, очень, кстати говоря, опытный и знающий. Я могу, конечно, дать его телефон. Дать?

– Дать. А кто составляет ежедневные гороскопы?

– Я.

Розовски поперхнулся дымом.

Саша смотрел на него безмятежно-ясными глазами. Прокашлявшись, Натаниэль спросил:

– Мы могли бы побеседовать тет-а-тет?

– Когда?

– Сейчас.

– Подходите. Вон туда, – Саша показал. – Я там заканчиваю материал для номера. Побеседуем тет-а-тет. Относительно, конечно.

И он исчез так же мгновенно, как появился.

– Серьезное дело? – спросил редактор.

– Серьезнее не бывает… – рассеянно пробормотал Натаниэль. – Спасибо, Миша, выручили. Пойду, поболтаю с вашим работником, – он поднялся.

– Русская мафия? – полуутвердительно произнес Коган.

Розовски засмеялся.

– Ну, Миша, как же так? Вы напоминаете ребенка, который пугал всех страшными сказками, да сам же в них и поверил.

Коган хмыкнул и промолчал.

– Вы что, всерьез верите всем этим историям о русской мафии? – спросил Натаниэль. – О том, что у них другого дела нет, кроме как лезть в наш несчастный Израиль со своими миллионами долларов?

– Миллиардами, – поправил Коган. – Вы думаете иначе?

– Я думаю, что более невыгодное дело трудно найти, – сказал Розовски.

– Почему?

– Можно найти более выгодное применение этим самым миллиардам. С их точки зрения, наша страна находится в состоянии войны. Ливан, ХАМАС, проблема Голан. Плюс почти что социалистическая экономика.

– Министр полиции Моше Шахаль недавно ездил в Москву, – заметил Коган. – Потом сказал…

– Что сказал Моше Шахаль, я тоже слышал, – перебил Натаниэль. – Вернее, читал. Его слова – это его проблемы. Я привык оперировать фактами. Мало ли что ему наговорили в Москве.

– Он ведь и факты тоже… Вон, в Эйлате…

– Да бросьте! – Натаниэль рассмеялся. – Знаю я об истории в Эйлате. Собрались богатые люди, решили погулять. Конечно, пошумели. А наши журналисты превратили это в съезд русской мафии. Станет мафия так засвечиваться!

– Почему бы и нет?

Натаниэль некоторое время изучающе смотрел на него, потом сказал:

– Ментальность не та.

Взгляд Когана не выразил никаких эмоций. Потом журналист улыбнулся.

– Спасибо за интервью, – сказал он.

– Что? Ах, вон что! – Розовски расхохотался. – А я-то думал… Ладно. В таком случае, угощайте и меня пивом.

– Ну-у… – разочарованно протянул Коган. – Что ж вы раньше молчали. У меня больше нет, – и он красноречиво указал на корзину для бумаг, доверху заполненную пустыми бутылками из-под «Голдстар».

Отыскав в лабиринте закуток, занятый длинным Сашей, Натаниэль вошел внутрь и несмело кашлянул. Саша оторвался от компьютера и уставился на детектива.

– Мы собирались побеседовать, – напомнил Натаниэль. – Помните? Только что, у Когана.

Взгляд Саши выражал глубокую задумчивость. Натаниэль немного помялся и осторожно напомнил:

– Коган – это такой журналист. Ваш редактор. Пиво любит. Помните?

Саша моргнул. В поисках поддержки Розовски оглянулся на второго обитателя крошечного помещения. Но тот сидел спиной к ним, уткнувшись носом в самый экран компьютера. Спина показалась Натаниэлю знакомой. Через мгновение он узнал во втором обитателе клетки Гену, виновника огульного обвинения мировых лидеров в мужской несостоятельности.

– А что вы стоите? – спросил вдруг Саша, и Натаниэль облегченно вздохнул. – Пришли – так садитесь. Могу предложить кофе. Правда, растворимый. И без молока, – он немного подумал. – И без сахара.

– Но, надеюсь, с кипятком? – серьезно спросил Розовски. – Или вы угощаете гостей только кофейным порошком? Всухомятку?

– С кипятком, – ответил Саша. – Но за ним нужно сбегать. Так что? Будете кофе?

– Буду.

Саша кивнул с видом: «Я так и знал», и отправился в другой конец редакции – видимо, за кипятком. Вернулся он неожиданно быстро, поставил на стол три пластиковых стаканчика с черной жидкостью.

– Гена! – позвал он напарника. – Я тебе тоже налил.

– Угу. Спасибо, – промычал тот, по-прежнему, не оборачиваясь.

– Гена, – сказал Саша, – если ты закончил, можешь идти.

– Мне еще чуть-чуть осталось, – ответил Гена. – Хочу подправить. У меня на полосе абзац вылезает. И сократить нельзя. Очень важный текст. Я вам не мешаю?

– Вы нам не мешаете, – поспешно сказал Натаниэль. – И я вам, надеюсь, тоже. Я ненадолго.

Он сел на стул, переместив лежавшие на нем папки к себе на колени.

– Бросьте на пол, – сказал Саша. Видимо, таков был стиль редакции.

– Значит, вы – частный детектив, – с удовольствием произнес Саша и крутнулся на вращающемся кресле. – Черт, здорово! Ни разу в жизни не видел частных детективов.

– Смотрите, – разрешил Натаниэль. – Очень интересное зрелище. А можно я, все-таки, задам вам парочку вопросов?

– Задавайте, – великодушно разрешил Саша. Натаниэль покосился на Гену. Будучи сам от природы и по долгу службы любопытным человеком, Розовски крайне отрицательно относился к аналогичному качеству у других. А судя по тому, как затаил дыхание Гена, услышав профессию гостя, сослуживец Саши был именно таким человеком. Но делать было нечего. Собираясь с мыслями, он взял стаканчик с кофе, сделал маленький глоток.

– Не слишком крепко? – спросил Саша.

– Нормально, спасибо.

Он неторопливо допил кофе, надеясь, что за это время Гена закончит работу и уйдет. Саша тоже пил кофе, изредка поглядывая на монитор и одним пальцем что-то печатая.

Ожидания оказались тщетными. Гена по-прежнему сидел за компьютером спиной к ним и явно не собирался покидать свое место.

– Так что? – спросил Саша. – Что там у вас с гороскопами?

Пришлось махнуть рукой на конфиденциальность.

– Видите ли, – сказал детектив, – забавная приключилась история. То есть, поначалу забавная. Потом уже нет, коль скоро потребовались мои услуги, – он вытащил из кармана страницу с гороскопами. – Посмотрите, Саша, это вы писали?

Саша внимательно просмотрел страницу, зачем-то даже перевернул ее. Пожал плечами.

– Ну и что?

– Вы или не вы?

– Газета наша, – сообщил Саша. – Ежедневная. Значит, гороскопы мои. Еженедельный выпуск выглядит иначе. Дальше что?

– Дальше то, – ответил Розовски, – что я хочу знать: каким образом вы составляете ваши ежедневные прогнозы?

– А зачем?

– Нужно, – сказал Розовски. – Очень нужно знать, Сашенька.

Видимо, в голосе его прозвучало нечто, заставившее журналиста посерьезнеть.

– Только вы никому не рассказывайте, – попросил он.

– Даю слово.

– Сами понимаете, никакой я не астролог. И серьезные, то есть еженедельные прогнозы, составляет для нас профессиональный астролог. Если нужно, я дам вам его телефон. Могу предварительно позвонить, он вас примет.

Натаниэль ничего не ответил на это великодушное предложение. Саша со вздохом продолжил:

– Он же отвечает на письма читателей.

– Его имя?

– Моше Бен-Яир. Можно просто – Миша. Или Михаил Борисович. А телефон…

– Минутку… – Натаниэль рассеянно пошарил по столам, нашел на столе Геннадия клочок бумажки. Видимо, сыщик нечаянно толкнул парня, потому что Геннадий проследил за рукой с бумажкой удивленно-растерянным взглядом.

– Давайте, – сказал Розовски. – Диктуйте.

Записав телефон, он сказал:

– Но вы говорите, что это все касается еженедельных прогнозов. Меня больше интересует ежедневный. Вот этот. Это же ежедневный, верно?

– Верно. Дело в том, Натаниэль, что астрологи далеко не всегда соглашаются составлять такие вот гороскопы.

– Почему?

– Ну как почему? В пять раз больше работы, за те же деньги. Так что эти прогнозы я составляю сам.

– Вот оно как… С помощью справочника «Тикра», верно? – спросил Натаниэль.

– Какого справочника? – недоуменно переспросил Саша.

– «Тикра» на иврите – «потолок», – невозмутимо сообщил Розовски. – Давно в стране? Иврит изучали только в ульпане «алеф»?

Саша засмеялся.

– Верно, с потолка. Вы же сами понимаете, что никто не будет всерьез сверяться с этими прогнозами. И кроме того, я стараюсь писать обтекаемыми фразами. Так, чтобы не сбить человека с толку. Ну… – он сделал неопределенное движение рукой.

– А подписываете и те, и другие прогнозы от имени господина Моше Бен-Яир?

– Ничего подобного, – Саша энергично помотал головой. – Вы нам самоуправства не пришьете. Там написано: «Рубрику ведет Моше Бен-Яир». Ведет, понимаете? Ведет рубрику. Это вовсе не означает, что он обязательно пишет прогнозы собственноручно.

– Хватит демагогии, Саша. Я прекрасно понимаю, что вы можете сейчас же, не вставая с места, доказать мне все что угодно. Но зачем? – лениво спросил Натаниэль. – Зачем вам это? Я ведь вовсе не собираюсь отстаивать авторские права вашего астролога. На кой черт мне это все сдалось? Я пришел совсем по другому поводу. Чтоб вам было понятно: в полиции я работал в отделе расследования особо опасных преступлений. Став частным детективом, я – увы! – время от времени вынужден действовать по своему старому профилю.

– Что? – уже другим тоном спросил Саша. – Особо опасное преступление? Связанное с нашими гороскопами? – он растерянно улыбнулся. – Но как это может быть?

– Представьте себе, – сухо заметил Натаниэль. – Вы сказали, что всерьез ваши ежедневные гороскопы никто всерьез не принимает. Ну-ну. Спешу вас порадовать, – сухо сказал Натаниэль. – Некая дама настолько всерьез относилась к вашим, с позволения сказать, прогнозам, что в итоге попала в очень серьезную ситуацию. Ее обвиняют в убийстве. И все потому, что она следовала указаниям вот этого прогноза, – Натаниэль постучал по страничке с прогнозами, все еще лежавшей перед Сашей. – Поэтому я здесь.

Саша заметно побледнел.

– Ничего себе… – сказал он. – Вы что, хотите сказать, что я посоветовал кому-то кого-то прикончить?

– Нет конечно, я же говорю – попала в серьезную ситуацию. Я не говорил: убила, – сказал Натаниэль.

– Кто это?

– Туристка, – коротко ответил Розовски. – Туристка из России. Моя клиентка.

Саша ошарашено покачал головой. Видимо, ему никак не могло прийти в голову, что его прогнозы кем-то воспринимаются всерьез. И уж тем более – что они могут привести к подобным последствиям.

Молодой человек опустил голову и еще раз перечитал гороскоп, беззвучно шевеля губами.

– Стойте! – сказал вдруг он встревоженным голосом. – Погодите!

– А я никуда и не тороплюсь, – заметил Розовски. Доморощенный астролог протянул ему листок.

– Вот это, да? То, что обведено? – спросил он, мельком глянув на детектива. Натаниэль кивнул.

– Водолей, – сказал он.

– Сами вы Водолей, – буркнул Саша. – Тут заголовок оторван. Это Козерог. Водолей относится к следующему… Ну, неважно, – Саша опустил страничку. – Но это вовсе не я писал, – сказал он. – Я ведь говорю: стараюсь писать обтекаемыми фразами. А тут… – он прочитал: – «Возможны новые знакомства, визиты. Не отказывайтесь от приглашений: они могут кардинальным образом изменить вашу жизнь в лучшую сторону. Романтическая связь, завязавшаяся в этот день, будет прочной и долговременной…» Это же прямое руководство к конкретному действию, разве нет? Или вот это: «Близкие люди могут нарушить ваши планы. Не советуйтесь с ними и не доверяйте их обещаниям…» Нет, – повторил он, – это не мой текст. Не мой стиль.

– Ну-ну… – Натаниэль озадаченно нахмурился. – Действительно, на обтекаемые фразы непохоже. Вы хотите сказать, что кто-то подменил ваш прогноз?

Саша пожал плечами.

– Выглядит глупо, – сказал он. – Но похоже на то.

Натаниэль задумался. Звучало неожиданно, но что-то подобное он ожидал. Кто-то, узнавший о слепой вере Ларисы Головлевой в гороскопы газеты «Ежедневная почта», подделал прогноз и всунул его вместо правильного… то есть, тоже неправильного, но сочиненного астрологом-любителем Сашей. В результате…

Рассуждение весьма напоминало горячечный бред. Натаниэль фыркнул.

– И каким же образом это можно было сделать? – недоверчиво спросил он. – Я имею в виду – так, чтобы вы этого не заметили?

– Ну… – Саша задумался. – Редакционные компьютеры соединены в сеть, – сказал он неуверенно. – В принципе, каждый сотрудник редакции может вызвать любой файл и ввести в него новый текст. Никто и не заметит. Я только не понимаю, зачем? Шутки ради, что ли?

– Какие уж там шутки, – проворчал Розовски, поднимаясь со своего места. – Ладно, спасибо, Саша.

На улице Розовски направился было к автобусной остановке, и тут обнаружил, что забыл в редакции листок с телефоном астролога. Пришлось повернуть обратно.

Саши на прежнем месте не было. Гена сидел, облокотившись о стол и меланхолично смотрел в пустой дисплей. Видимо, все еще переживал давешнюю выволочку, сделанную ему Михаилом Коганом. Увидев детектива, он чуть приподнялся, словно собираясь встать по стойке смирно. Натаниэль жестом усадил его на место.

– Вы что-то забыли? – спросил Гена.

– Да, записал номер телефона вашего астролога и забыл… Ага, вот он, – Натаниэль взял бумажку с записью.

– Она? – спросил Гена.

– Да. А где Саша?

– Его редактор вызвал. Если хотите, я схожу, – Гена вскочил.

– Нет-нет, – Натаниэль благодарно улыбнулся. – Он мне уже не нужен, спасибо… Гена, кажется, да?

Гена кивнул.

– Всего хорошего, Гена.

У себя в конторе Розовски появился далеко после двух и в весьма плачевном виде. По дороге из редакции «Еджедневной почты» он вымок до нитки, попав под короткий и стремительный осенний дождь, так что пришлось заскочить домой и переодеться. Нацепив позапрошлогодние джинсы и столь же почтенные по возрасту свитер и куртку, Натаниэль помчался на работу, не реагируя на причитания матери, утверждавшей, что настоящий дождь только начинается. Как это всегда бывает, материнское пророчество сбылось с максимальной точностью, так что, войдя в контору Розовски больше напоминал водолаза, чем детектива. Или во всяком случае, детектива, долго и тщательно разыскивавшего затонувшие сокровища капитана Кидда.

Но молодой человек, сидевший с флегматичным видом в приемной напротив Офры, вызвал его раздражение вовсе не из-за плохой погоды. Просто меньше всего сейчас Натаниэль был расположен заниматься какими-то новыми делами и принимать новых клиентов. Поэтому он с максимальной скоростью проследовал в свой кабинет, бросив Офре по дороге: «Привет, зайди ко мне», и проигнорировав попытку молодого человека привстать из кресла и заговорить с ним.

Офра тотчас последовала за ним, решив, видимо, не ехидничать по поводу жалкого вида шефа.

– Алекс появлялся? – хмуро спросил Натаниэль.

– Нет.

– И не звонил?

– И не звонил.

Натаниэль нетерпеливо осмотрелся по сторонам, вытащил из шкафа нераспечатанную пачку бумажных полотенец и принялся с яростным ожесточением сушить волосы.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Офра.

– Как любимое блюдо моей младшей сестры, – буркнул Натаниэль.

– А что это за блюдо?

– Гефилте фиш, – пояснил Розовски. – Фаршированная рыба. До того, как ее нафаршировали, но уже после того, как ее поймали, – он остановился посреди комнаты, с очередным полотенцем в руке. Офра посмотрела на торчащие во разные стороны волосы шефа и фыркнула.

– Причешись.

– Именно это я и собираюсь делать. Что за тип сидит в приемной? Ты не можешь ему сказать, что я получил воспаление легких и скончался у тебя на руках только что?

– Могу, – легко согласилась Офра. – Но после этого Шимшон Дамари вряд ли пришлет нам нового стажера.

Шимшон Дамари, давний знакомый Натаниэля, был директором курсов частных детективов при иерусалимском городском бюро по трудоустройству.

– При чем тут Шимшон? – недоуменно спросил Натаниэль, окончив, наконец, приведение в порядок прически.

– Этого парня прислал Шимшон. Он говорит, что мы просили стажера, – объяснила Офра.

– Так это новый стажер?

– Ты прав, – сказала Офра с легким сожалением. – Насчет близости с любимым блюдом твоей сестры. Во всяком случае, по скорости понимания. Да, это новый стажер. И он ждет тебя с самого утра. Очень терпеливый и воспитанный молодой человек.

– Ладно, – сказал Натаниэль. – Давай его сюда.

Офра вышла, и в кабинет тут же вошел кандидат в стажеры. Натаниэль сел за стол и жестом указал на кресло для посетителей.

– Кто вы по гороскопу? – спросил он.

– Дуб, – коротко ответил молодой человек, ничуть не удивившись вопросу.

Зато очень удивился ответу Розовски.

– А что, есть и такое созвездие? – растерянно спросил он.

– Почему – созвездие? – молодой человек улыбнулся с легким чувством превосходства. – Я пользуюсь гороскопом друидов.

– А-а… Ну да, конечно, как же это я забыл… – пробормотал Розовски. – Конечно, гороскоп друидов, это же просто… Значит, дуб?

– Можно по имени, – любезно сказал молодой человек. – Меня зовут Илан.

– Очень приятно, Илан. Я – Натаниэль, очаровательная девушка в приемной – Офра, мой секретарь. Есть еще Алекс Маркин, мой помощник, думаю, вы познакомитесь с ним завтра… – Розовски вытащил из кармана куртки сигареты, тщательно осмотрел. К счастью, пачка не промокла. Он выудил сигарету, неторопливо размял ее. – Вы курите, Илан?

– Нет.

– Смотри-ка! – удивился Розовски. – Такое впечатление, что вокруг меня все бросают курить. Придется подумать над этой проблемой. А что по поводу курения говорят друиды? – с интересом спросил он. Молодой человек набрал полные легкие воздуху и, к ужасу Натаниэля, прочел небольшую, но очень емкую лекцию о кельтах, друидах, особенностях их религии, причем непостижимым образом увязал все это с вредом курения и спецификой наркотического воздействия никотина на умственные способности. Розовски растерялся окончательно. Будущий стажер обладал располагающей к себе внешностью человека, безусловно не прочитавшего в своей жизни ни одной книги, кроме инструкции пользования холодильником «Амкор».

– Ну даешь! – сказал Розовски, когда Илан замолчал. Молодой человек пожал плечами и ничего на восхищенный возглас не ответил.

– Хорошо, – Натаниэль вздохнул. – Твои познания меня убедили окончательно. Тем более, что нам действительно нужен стажер. Тестов мы не проводим, документы у тебя, надеюсь, в порядке.

Илан протянул Натаниэлю пластиковую папку с бумагами. Розовски, не читая, отправил папку в ящик.

– Вопрос номер один, – сказал он. – У тебя машина есть?

– Есть.

– И сегодня ты на машине?

– Да.

– Замечательно. Изучал на курсах азы уличной слежки?

Илан молча кивнул.

– Прекрасно. Будем проверять твои познания на практике. Не возражаешь?

Парень отрицательно качнул головой. «Очень разговорчивый молодой человек, – подумал Розовски. – Ценное приобретение. Главное, не задавать вопросов о друидах». Вслух сказал:

– Послушай, Илан, мне некогда вводить тебя в курс дела. Скажу только, что необходимо проследить за одной молодой дамой. Вот за этой, – он вынул из ящика стола фотографию Головлевой и показал ее стажеру. – Запомнил?

Тот кивнул.

– Рассмотри, рассмотри повнимательнее… Она проживает в Яффо вот по этому адресу, – Натаниэль черкнул на бумажке несколько слов. – Улица Тель-а-Мелах, 132, квартира 16. Но в квартиру входить не придется, это так, на всякий случай. Ты должен отправиться на эту улицу. Меня интересует, куда она может сегодня пойти и с кем встретиться. Вне дома.

Кивок.

– Вопросы есть?

– Подозреваемая? – коротко спросил Илан, кивнув на фотографию.

– Клиентка, – так же лаконично ответил Натаниэль.

Илан не выразил особого удивления, но Розовски счел необходимым добавить:

– Она не очень довольна этим обстоятельством. И я хочу знать то, что она, возможно, не считает нужным нам сообщать.

– Время наблюдения? – спросил Илан, поднимаясь из кресла.

– Сегодня до двенадцати. Утром доложишь. Кстати говоря, учти: дама не знает иврита. Почти не знает. Возможно, если она встретиться с кем-то, то беседа пойдет по-русски. Тебя как, не смущает это?

Илан отрицательно качнул головой и вышел из кабинета, оставив Натаниэля гадать: юноша полиглот или его бабушка из России?

Алекс появился в конторе без пяти минут шесть, когда Розовски приканчивал девятую чашку кофе. Пепельница рядом с ним полна была окурков. Кроме того, окурки лежали на блюдце. Пачка «Соверена» почти опустела. Увидев помощника, он спросил:

– Ты не помнишь, в каком веке был изобретен телефон?

– В девятнадцатом, – ответил Алекс. Он пододвинул кресло ближе к столу, сел и удовлетворенно вздохнул. – Наконец-то дома! Офра, налей мне тоже кофе!

– Офра, ни в коем случае! – воскликнул Натаниэль. – Пока он не даст убедительного объяснения своему опозданию – никакого кофе.

– Это пожалуйста, – заявил Алекс. – Только объяснение будет долгим, нельзя ли сначала кофе? Я, между прочим, за весь день съел один сэндвич.

– И потому не смог позвонить?

– Вот именно. Сил не было.

– Ладно, – сдался Розовски. – Офра, можешь сварить ему кофе. А то у него не достанет сил оправдаться.

– Во-первых, я вовсе не собираюсь оправдываться. Я скрупулезно выполнял твое задание. Сейчас изложу. И, кстати, в конце для тебя будет задачка.

– Какая задачка? – подозрительно спросил Натаниэль.

– Давай по порядку, хорошо? – Алекс внезапно стал очень серьезным, поэтому Натаниэль больше ничего не сказал и приготовился слушать.

Маркин извлек из кармана толстый блокнот, перелистал его, нашел нужную страницу. Некоторое время смотрел на каракули, понятные только ему самому. Розовски вспомнил, что его помощник пользовался системой записи, позаимствованной из очередного фантастического романа.

Офра принесла кофе, осуждающе посмотрела на гору пустых чашек, но ничего не сказала и удалилась.

– Шломо Меерович, – начал Алекс. – Тридцать пять лет. В Израиле с 88-го года. Женат вторично. Первый брак – еще в СССР, с Ларисой Головлевой. Ну, это тебе известно. Вторая жена, Далия Меерович, в настоящее время находится в Европе. Поехала по туристической путевке, купленной в фирме «Бест-тур». Три дня во Франции, три – в Голландии, три – в Германии.

– Когда уехала и когда должна вернуться? – спросил Натаниэль.

– Уехала за три дня до смерти мужа. Возвращается через неделю. Впрочем, – Алекс оторвался от записей, – если ей смогут сообщить о случившемся, возможно, вернется раньше. Или не вернется, – добавил он после крошечной паузы.

– Не вернется? – Натаниэль вопросительно посмотрел на помощника. – Что ты имеешь в виду?

– Перед отъездом она крепко поскандалила с мужем, – пояснил Маркин. – По словам соседей, Далия ушла из дома.

– Куда?

– Соседи уверяют, что к матери. Проверить не успел: мать Далии живет в Димоне.

– А позвонить? – спросил Натаниэль. – Слушай, может быть, у тебя инстинктивная нелюбовь к телефонам? Не стесняйся, говори. У меня, например, идиосинкразия к автомобилям. А у тебя, возможно, к телефонам.

– Никакой идиосинкразии у меня нет, – сердито ответил Маркин. – Ни к телефонам, ни к автомобилям. К бандеролям и телеграммам тоже. Просто я собирался выяснить это завтра. В конце концов, ее группа, действительно, улетела в четверг, за три дня до убийства, как я и говорил. Это я проверил в «Бест-тур».

– Вопрос, была ли она в этой группе.

– Если верить документам…

– Я, вообще-то, предпочитаю верить собственным глазам, – сердито заметил Натаниэль. – Документы… Помнишь историю Шмулика Бройдера? Ладно, давай дальше. Причину скандала выяснил?

– Если верить Циппоре Файнблюм…

– Кто такая Циппора Файнблюм? – спросил Натаниэль.

– Пенсионерка, живет в том же подъезде.

– Ясно. Я недавно уже думал о том, что в полиции следует создать особое подразделение по работе с такими вот старушками. И что же пенсионерка?

– Если верить Циппоре Файнблюм, причина скандала – женщина. Она утверждает, что Шломо Меерович завел роман на стороне.

– Кто она?

– Пока не знаю.

– Так выясни! – проворчал Розовски. – Бог знает где носился, а…

– Где я носился, о том рассказ впереди, – сообщил Маркин. – Мне продолжать?

– Продолжай.

– Обычно супруги Меерович проводили отпуск вместе. Нынешний случай – первое исключение из правила. Она – в Европе, он – дома, в Тель-Авиве.

– Так… – сказал Розовски задумчиво. – Значит, поссорились из-за женщины. Вобщем-то, косвенно подтверждает… Как думаешь, – спросил он, – она могла, в действительности, остаться в Тель-Авиве? Создать у окружающих впечатление, будто махнула с горя в Европу, а сама остаться здесь и…

– И причинить нам массу неудобств, – закончил Алекс.

– Мягко говоря. Ладно, по этой даме все?

– В общем, да. Детей у них не было. Да, еще: у Далии это тоже не первый брак.

– Первый муж?

– Живет в Холоне. Они практически не общаются.

– Ин-те-рес-но… – протянул Натаниэль. – Не общаются, говоришь? Но, надеюсь, адрес его у тебя есть?

Маркин кивнул.

– Скажи, а эта твоя пенсионерка – она не видела эту гипотетическую женщину?

– Нет. По ее мнению, Шломо встречался со своей пассией где-то в другом месте.

– А о вечере убийства госпожа Файнблюм ничего не рассказала? – с надеждой поинтересовался Натаниэль.

– Увы, – Алекс развел руками. – В тот вечер она была на дне рождения у внука.

– Ч-черт… Всегда вот так, – мрачно посетовал Натаниэль. – Когда эти старушки нужны, их не бывает на месте.

– Теперь все, – сказал Алекс. – По супружеской жизни.

– Чем занимался Шломо Меерович? Работа, бизнес? Выяснил?

– Конечно, выяснил. У него посредническая контора, – ответил Алекс. – На Дизенгоф. Продажа-аренда квартир.

– Никаких проблем с финансами в последнее время не было?

– Не было, – Алекс отложил в сторону блокнот и взял чашку с кофе. Розовски воззрился на помощника с нехорошим удивлением.

– Ты что? – спросил он. – Это все сведения, которые ты собрал за целый день? Немедленно поставь чашку и рассказывай дальше, шут гороховый!

Алекс с видимым удовольствием сделал большой глоток и только после этого ответил:

– Во-первых, я не шут. И представь себе, это далеко не все, что я узнал. Сейчас ты услышишь самое интересное: причину моего опоздания, – он поставил чашку на блюдце. – Перед обедом я решил заехать в контору Мееровича…

– Слава Богу, – буркнул Натаниэль. – Я уж думал, что и об этом придется напоминать.

– Не перебивай. Так вот, я решил заехать, тем более – по дороге, – он немного помолчал. – Поставил машину на углу, метрах в двадцати от входа. Сначала хотел зайти: дескать, интересуюсь ценами на жилье. Потом решил немного понаблюдать за суровой жизнью квартирных маклеров.

– И как она тебе показалась? – хмуро спросил Натаниэль.

– Жизнь? Не знаю, как у других, а вот в бюро покойного Мееровича она довольно любопытна.

– Поясни, – потребовал Натаниэль.

– Пожалуйста. Среди прочих посетителей, вполне заурядных, я обратил внимание на нескольких типов.

– Незаурядных, – подсказал Розовски.

– Да, незаурядных. Правда, их было немного – человека два-три.

– И что же? – спросил Натаниэль. – Чем они тебе так не понравились?

– Как тебе сказать… – Маркин задумался. – Начнем с того, что они показались мне знакомыми.

– Вот как? – Натаниэль насмешливо улыбнулся. – Да, это безусловно подозрительный момент. Я всегда полагал, что ты, в свое время, вращался в дурной компании.

– А можно без шуток? – вежливо попросил Маркин. – В конце концов, среди твоих знакомых тоже есть постояльцы Абу-Кабира. Не так ли?

– Я и не спорю, мне везло на очень и очень дурные компании. А серьезно? Откуда знакомые?

– Знаешь, – сказал Алекс, – если бы я встретил их в районе старой автостанции – скажем, на Нэве-Шаанан – я бы не удивился. Особенно, возле какого-нибудь массажного кабинета.

– А в посреднической конторе их появление тебя удивило?

– Представь себе, да. То что там присутствует какой-то нелегальный бизнес – и говорить ничего, достаточно было взглянуть на этих типов.

– Ну, взглянуть – это не доказательство, – возразил Розовски. – У меня был учитель истории, добрейший человек. И очень интеллигентный. Но стоило ему вечером появиться на улице – все хулиганы разбегались… – он задумался, потом рассеянно спросил: – Кто, говоришь, принимал их там?

– Ничего я не говорю. Я там не был.

– Значит, несмотря на смерть хозяина, бюро продолжает работать, – сказал Розовски.

– В этом-то, как раз, ничего необычного нет, – сказал Маркин. – Я могу допить кофе?

– Что?… Да, пей, пей. Я тоже выпью. Скажи, Шломо Меерович был единственным хозяином? Партнеров у него не было?

– Не знаю.

– Больше ничего?

Маркин покачал головой.

– Я решил, что мозолить глаза не следует.

– Понятно… Да, интересно, интересно, – задумчиво сказал Розовски. – Семейная жизнь интересная. Да и деловая тоже. Есть какие-нибудь идеи?

– Никаких. Насчет идей ты у нас мастер. Я что вижу, то и докладываю. Без фантазий.

– Ну-ну, – Розовски сел напротив Маркина. – А предполагаемые махинации в квартирном бюро – это, разумеется, не фантазии.

– Интуиция, – коротко ответил Маркин.

– Я не верю в интуицию, – Розовски поморщился. – Хотя в этом деле все как-то… – он замолчал. – Как-то не так. Гороскопы, предчувствия.

– Вот видишь!

– Ничего не вижу. Ладно, я подумаю. Да, забыл тебе сказать: у нас появился новый стажер.

– Да? Опять из Иерусалима?

– Да, Шимшон прислал. Я его просил недавно.

– И как он? – с интересом спросил Маркин. – Стажер?

– Посмотрим завтра. Я поручил ему слежку за Головлевой.

– Ты, все-таки, подозреваешь нашу клиентку? – Алекс покачал головой. – В таком случае, не лучше ли отказаться от этого дела? Нельзя же искать возможность оправдания человека и одновременно подозревать его в совершении преступления!

– Во-первых, можно, – произнес Натаниэль задумчиво. – Во-вторых, нам поставлена конкретная задача: найти свидетеля. Я, кстати, уточнял у Грузенберга: что будет, если свидетель подтвердит виновность его клиентки.

– Нашей клиентки, – поправил Маркин.

– Все-таки, его клиентки, – возразил Розовски. – Нашим клиентом, строго говоря, является адвокат Грузенберг. Из расчета пятидесяти шекелей в час. Так и в соглашении записано. Черным по белому.

– В-третьих?

– Что – в-третьих?

– Ты сказал: «Во-первых, во-вторых…» Что в-третьих?

– В-третьих, я никого не подозреваю, – сказал Натаниэль. – Я просто прорабатываю версии.

– А у тебя есть версии?

– Нет.

Маркин засмеялся.

– Очень логично. Так что у нас новенького? Кроме появления стажера. Как его зовут?

– Илан. Очень серьезный молодой человек. Нового… – Розовски закурил очередную сигарету. – Новое то, что астрологией сейчас занимаются все кому не лень.

– Ну и что?

– Да нет, ничего, – сказал Натаниэль. – Просто отсюда все странности… – он поднялся на ноги, с хрустом потянулся. – Так, – с удовольствием произнес он. – На сегодня достаточно. Как там на улице? Дождь?

– Давно кончился, – ответил Маркин. – Тебя подвезти?

– Познакомься, Алекс, – сказал Натаниэль. – Наш новый стажер, Илан.

– Очень приятно, – Маркин с улыбкой пожал руку парню. – Как вчерашний день прошел?

– Нормально прошел, – Илан коротко глянул на зарывшегося в бумаги Натаниэля. – Без происшествий. Рассказать?

Розовски с досадой отбросил в сторону пачку конвертов.

– Вечно одно и то же… – проворчал он. – Офра, можешь ты мне объяснить, почему у нас сплошные долги? Разве мы не платили в прошлый раз за телефон?

Офра вплыла в кабинет, окинула взглядом Алекса и Илана и только после этого соизволила обратить внимание на раздраженного шефа.

– Позволь задать тебе один вопрос, – сказала она мягко.

Натаниэль с подозрением посмотрел на нее. Приняв этот взгляд за разрешение, Офра набрала воздуху и около пяти минут излагала свое мнение по поводу агентства вообще, своего начальника в частности, а также его отношения к подчиненным.

– Что же касается телефона, – сообщила она в заключение, – то я могу просто отключить его. Будете общаться с помощью телеграмм, – Офра мгновенно согнала с лица любезную улыбку и грозно уставилась на слегка обалдевшего Натаниэля. Маркин сказал:

– Офра, запиши речь. Я выучу.

– Свободна, – буркнул Натаниэль, придя в себя. – Илан, садись, рассказывай. Постарайся не упустить ни одной мелочи. Ты тоже послушай, – кивнул он Алексу.

Илан огляделся, пододвинул кресло, сел. Алекс сел напротив.

– Итак? – Натаниэль вопросительно посмотрел на невозмутимое лицо стажера. – Мы слушаем.

– Поначалу нмчего интересного не происходило, – сказал Илан. – Около двух часа просто сидел в машине перед подъездом. Никто не выходил и не входил. Я уже решил, что придется просто ждать до двенадцати. Примерно в четыре-тридцать ваша клиентка…

– Наша, – поправил Розовски. – Наша клиентка.

– Ну да, наша клиентка вышла из дома в сопровождении мужчины. Лет тридцать пять-сорок, прилично одет. Оба выглядели не очень веселыми. Во всяком случае, озабоченными. Сели в светло-голубой «дайатсу».

– Как он пришел, ты не видел? – спросил Алекс.

– Не видел.

– Может быть, просто не заметил?

– Вот еще! – лицо Илана оставалось невозмутимым, но по голосу чувствовалось, что вопрос его обидел. – Я же говорю – глаз не сводил с подъезда. Он пришел раньше, чем я подъехал. Я ведь там был в два-сорок пять.

– Когда ты подъехал, машина уже стояла у подъезда? – спросил Натаниэль.

– Да. Правда, я не знал, имеет ли она отношение к клиентке. Так, отметил про себя.

– А номер?

– Номер… – Илан достал из кармана куртки блокнот. – Номер я записал. Сразу же, на всякий случай. Других машин на улице не было. Вот: «399–411».

– Алекс, запиши, – распорядился Розовски. – Светло-голубой «дайатсу» номер «399–411». Продолжай, Илан, – кивнул он стажеру. – За руль сел мужчина?

– Естественно. И уехали, – Илан замолчал. – Я поехал за ними, – после небольшой паузы добавил он и вопросительно взглянул на Натаниэля.

– Все правильно, молодец, – Натаниэль поощрительно улыбнулся. – Надеюсь, они тебя не заметили?

– Не заметили. Думаю, им было не до меня.

– Вот как? – Натаниэль посмотрел на Алекса. Тот пожал плечами. – Почему ты так думаешь, Илан?

– Я ехал, сразу за ними, но в другом ряду, – ответил Илан. – Задние стекла у «дайатсу» не были затемнены. Так вот, всю дорогу они ссорились.

– Ссорились?

– Или препирались. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.

Лицо Натаниэля выразило сомнение, но он промолчал.

– Ехали через весь город, – продолжил Илан. – Несколько раз я едва не потерял их из виду. Вот уж никак не думал, что во второй половине дня в центре такое движение, – пожаловался он. – К тому же я не мог приклеиться к ним вплотную. На светофоре…

– Лирические подробности потом, – перебил Розовски. – Куда они направлялись?

– Мы приехали на улицу… – Илан снова заглянул в блокнот. – Вот: Улица Мигдалей-Кнааним, дом 18, – он протянул адрес Натаниэлю. Розовски, не глядя, отложил листок в сторону:

– Дальше, – адрес ему ни о чем не говорил.

– Они довольно долго не выходили из машины. Продолжали ссориться. Потом она… наша клиентка вышла. Лицо ее было весьма раздраженным. Хлопнула дверью и ушла. Ушла очень быстро.

– Ты проследил, куда?

Илан огорченно развел руками.

– Не было возможности, – сказал он. – Там как раз занесло семитрейлер, он перекрыл дорогу. Сама улица узкая, едва разъедешься.

– Понятно… А ее приятель? Остался в машине?

– Нет. Немного подождал. Я думал – тоже ждет, пока грузовик развернется. Но он вышел из машины и вошел в подъезд. Пробыл там недолго… – Илан немного замялся. – Я решил, раз я все равно не могу проследить за клиенткой, зайду-ка и посмотрю, куда пошел ее друг. Они ведь явно собирались вместе. Мне кажется, он всю дорогу уговаривал ее зайти, а она отказывалась. И в конце концов ушла.

– Выводы потом, ладно?

Илан пожал плечами.

– Так куда же он вошел? – спросил Алекс.

– Квартира 8, – ответил стажер. – Но он не вошел. Никого не было дома. Во всяком случае, ему никто не открыл. Он несколько раз позвонил и вышел.

– Понятно. Дальше?

– Дальше мы уехали. Дорога уже была свободна, так что – сначала он, потом я.

– Больше ты не следил за ним?

Илан снова замялся.

– Следил, – ответил он. – А что?

– Куда он поехал потом?

– Улица Швуот, 29. Там он тоже пробыл недолго.

Розовски изумленно уставился на стажера.

– Повтори последний адрес! – приказал он.

– Швуот, 29, – послушно повторил Илан. – А в чем дело?

– В Тель-Авиве? – на всякий случай, уточнил Розовски.

– Конечно.

– Ты запомнил, как он выглядит? – спросил Розовски после короткого замешательства.

– Запомнил.

– Опиши!

– Лет тридцать пять, я уже говорил. Ну, может – тридцать восемь. До сорока, во всяком случае. Рост средний, – начал перечислять приметы Илан. – Выглядел вполне прилично. Серый костюм, коричневые туфли. Галстук в тон, дымчатые очки. По-моему, немного близорук, когда подъезжали к дому – на Мигдалей-Кнааним – долго присматривался к табличке, придерживая очки, – стажер немного помолчал. – Вообще похож на бизнесмена. Так мне показалось. Не из миллионеров, конечно, но…

– А почему не из миллионеров? – перебил Розовски.

– «Дайатсу» не «вольво», – ответил Илан. – И галстук не от Кардена.

– И очки не в золотой оправе, – подсказал Маркин. – Очень точное описание.

Стажер хмуро посмотрел на него, но ничего не ответил.

– Не придирайся, – строго сказал Розовски. И снова обратился к Илану: – Какие-то особенности, может быть, мелочи? Ничего такого не заметил?

– Я же не подъезжал близко.

– Понятно. Так ты полагаешь, они не ездили просто покататься? Знаешь, решили проветриться, по дороге у женщины потекла тушь или случилось что-нибудь с колготками. Она захотела вернуться, а он возражал. Ну и поссорились. Или это выглядело более серьезно?

Илан открыл было рот, но сказать ничего не успел. Дверь распахнулась, и несмотря на протестующий возглас Офры, в кабинет влетел Зеев Баренбойм, как всегда шумный и веселый.

– Привет всем! – закричал он. – А тебе, Натан – мои поздравления! – он потряс зажатой в руке газетой. – Вот это я понимаю – реклама.

В душе Натаниэля зашевелились нехорошие предчувствия.

– Спасибо за поздравления, – настороженно сказал он. – А можно узнать, с чем ты меня поздравляешь? Все праздники кончились неделю назад. А день рождения у меня в ноябре.

– При чем тут день рождения? – Баренбойм плюхнулся в свободное кресло и с наслаждением вытянул ноги. – Я об интервью.

– Что-что?! – Розовски выхватил у него газету. – Какое еще интервью? – он развернул газету и прочитал на первой полосе: «Натаниэль Розовски: русской мафии в Израиле нет!» Фраза была вынесена в заголовок и соперничала с ним размерами и расцветкой. Можно было предположить, что Натаниэль Розовски если не премьер-министр Израиля, то уж, во всяком случае, министр внутренней безопасности.

Газета выпала из рук детектива.

– Он что, с ума сошел?! – потрясенно вопросил Розовски.

– А? – Баренбойм озадаченно посмотрел на Натаниэля, перевел взгляд на его помощников. Алекс откровенно хихикал. Лицо Илана было невозмутимым. – В чем дело? Чем ты недоволен? По-моему, очень красиво. Я даже позвонил Мише и поблагодарил от твоего имени.

– Да? – мрачно произнес Натаниэль. – Поблагодарил? – первый шок уже прошел. Розовски снял трубку. – А я вот его сейчас сам поблагодарю, – угрожающе сообщил он Баренбойму, набирая номер «Ежедневной почты». – Алло! – сурово сказал он. – Михаил Коган? Когда будет? Завтра? Нет, ничего передавать не надо, – Натаниэль положил трубку. – Завтра так завтра. Нагряну как снег на голову, – мечтательно произнес он. – И тогда… – он поднялся из-за стола. – Ладно, у меня уже нет времени. Алекс, ключи от машины!

– О Боже… – пробормотал Маркин, подчиняясь. – Сколько можно…

– Что? – Розовски остановился в дверях. – Ты что-то сказал?

– Нет, все нормально, Натан, – поспешно заявил Маркин. – Я просто хотел спросить: нам что делать сегодня? Или ты скоро вернешься?

– Вам? – Розовски на мгновение задумался. – А ты отправляйся в Димону. К матери Далии Меерович. Выясни, что она знает об отношениях своей дочери с мужем – в последнее время. Ну и, конечно, насчет того, что тебе сказала соседка-пенсионерка. Потом: ты сказал, что есть адрес бывшего мужа вдовы Меерович. Попробуй навестить его.

– Ну-ну, – мрачно заметил Алекс. – Ты мне даешь командировку на несколько дней?

– С чего вдруг?

– Ты же забираешь машину!

Натаниэль несколько озадаченно посмотрел на ключи в собственной руке.

– Да, действительно. Что же делать?

– Я могу тебя подвезти, – предложил Илан. – Если у тебя нет других планов.

– Прекрасно! – обрадовался Розовски. – Алекс, забирай ключи и отправляйся.

Маркин пулей вылетел из кабинета.

– Жду тебя вечером! – крикнул вдогонку Натаниэль. – Вперед, Илан. Зеев, извини, дела.

Баренбойм успел лишь огорченно развести руками.

– А куда это мы едем? – спросил Натаниэль, словно очнувшись от сна.

– Вообще-то, еще не едем, – сообщил Илан, выворачивая руль до предела, чтобы избежать столкновения с встречным грузовиком. Грузовик – вернее, его водитель – мало внимания обращал на прочие автомобили. Тем более, на такую крошку, как «фольксваген» стажера. – Мы пытаемся остаться целыми…

Натаниэль понаблюдал за грузовиком.

– Как думаешь, – спросил он парня, – во всем мире водители грузовиков солипсисты? Или только у нас в Израиле? «Весь мир – мое воображение…»

– Не знаю… Вот так, – удовлетворенно сказал Илан, выбравшись на более-менее свободную трассу. – Теперь жду указаний.

– Да? – Розовски задумчиво посмотрел на стажера. – Что, если мы навестим нашу клиентку? Ты уже был там. Вчера. Так что – выруливай, дорогой, в сторону Яффо. На улицу Тель-а-Мелех.

Илан послушно повернул на юг. За всю дорогу он больше не произнес ни слова. Натаниэль был благодарен ему за это. Начавшая было складываться картина преступления страдала отсутствием несколько достаточно важных деталей. И с этими деталями нужно было разобраться в кратчайшие сроки.

Заверещал радиотелефон. Натаниэль поморщился, вытащил аппарат из футляра.

– Слушаю.

– Натаниэль, это Грузенберг.

– Здравствуйте, Цвика, как дела?

– Спасибо, все хорошо. А как наши дела? – адвокат сделал ударение на слове «наши».

– Наши дела движутся, – сообщил Натаниэль. – Вместе с нами. Например, сейчас наши дела движутся в южном направлении. Я, кстати говоря, собирался вам звонить, но несколько позже. Вы виделись с подзащитной?

– Нет, разговаривал по телефону.

– Сегодня?

– Вчера.

Натаниэль хотел было спросить, не Цвика ли ссорился вчера с Ларисой в светло-голубом «дайатсу», но вовремя вспомнил о том, что у адвоката темно-вишневый «опель».

– Собственно, я звоню по вашей просьбе, – сказал Грузенберг. – Вы просили выяснить, когда возвращается вдова Мееровича.

– Когда же?

– Завтра, вечерним рейсом из Мюнхена. Как вы полагаете, Натан, мы сможем представить полиции свидетельства невиновности Головлевой в ближайшие дни?

Розовски пожал плечами, словно адвокат его видел. В трубку сказал:

– Абсолютной уверенности у меня нет.

– А неабсолютная есть?

– Тоже нет. Скажите, Далия Меерович уже знает о смерти мужа?

– Да, ей сообщили. Иначе она вернулась бы только через шесть дней, вместе с группой.

– Ясно… Скажите, Цвика, если честно – зачем вы звоните?

Голос адвоката звучал чуть смущенно.

– Видите ли, Натан… мне, право, неловко, но…

– Бросьте кокетничать, Цви, мы же деловые люди. Ваши клиенты хотят прекратить расследование?

– Если кратко, то да. Не то, чтобы прекратить, но высказывают явное недовольство вашей медлительностью. Это не мое мнение, я лишь передаю их слова.

– Я понимаю. Да, действительно, три дня на то, чтобы найти одного человека из пяти миллионов – это много. Учитывая исчерпывающую об этом человека информацию.

– Словом, я пообещал вас поторопить, – сказал Грузенберг. – Но только пообещал. В действительности вы можете действовать так, как пожелаете.

– Спасибо, – проворчал Натаниэль. – Если бы в деле не появилось несколько любопытных моментов, я охотно бросил бы его. Это все?

– Все.

– Хорошо. Передайте клиентам – послезавтра я жду их в конторе. В два часа дня. С вами, разуммется.

После небольшой паузы адвокат спросил:

– Это серьезно?

– Абсолютно, – буркнул Розовски и отключил аппарат.

– Приехали, – сказал Илан. – Вот этот дом. Номер 132.

– Вижу.

– Мне подождать?

– Конечно. Думаю, я ненадолго.

Если бы Илан последовал за шефом, то был бы весьма удивлен его поведением. Подойдя к квартире, в которой жила Головлева, Натаниэль некоторое время постоял перед дверью и даже потянулся к кнопке звонка. Но вдруг решительно повернулся и поднялся на третий этаж. При этом он подумал, что Лариса могла заметить его из окна. «Что ж, пусть ждет. Пусть чуть-чуть понервничает, это полезно».

Суровая Шошана оказалась дома. Окинув детектива взглядом с ног до головы, она изрекла:

– Воспитанные люди предупреждают о своем визите телефонным звонком.

– Полностью с вами согласен, – Натаниэль виновато улыбнулся. – Я дитя улицы, Шошана. Моим воспитанием никто и никогда не занимался. Мне даже иногда кажется, что все мои жизненные неудачи проистекают из этого. Клянусь, впредь я буду предупреждать о своем визите за год как минимум тремя заказными письмами и телефонным звонком.

– Ваши жизненные неудачи скорее всего происходят от вашего безусловного нахальства, – возразила Шошана. – Думаю, вы решили немного поиздеваться над пожилой женщиной. И это говорит… Впрочем, свой взгляд на уровень вашего воспитания я уже высказала, – прервала она сама себя. – Что вам угодно?

Розовски огляделся.

– А нельзя ли войти? – спросил он. – Как-то неудобно вести серьезный разговор на лестнице.

Шошана молча посторонилась, пропуская его внутрь.

– Спасибо, – поблагодарил Натаниэль.

– Садитесь, – величественно сказала Шошана. Розовски подождал, пока хозяйка сядет в громадное кресло, после чего сел напротив.

– Слушаю вас.

– Собственно, я уже вам представлялся, – начал Розовски. – Я частный детектив. По просьбе моих друзей пытаюсь по мере сил помочь вашей соседке выпутаться из неприятной истории. К сожаления, она не очень помогает мне в этом. Знаете, люди не всегда четко определяют, кто им друг, а кто нет. Ну, в жизни это встречается сплошь и рядом, вы согласны?

Шошана кивнула.

– Вот! – Розовски обрадовался так, словно выиграл в «тото». – Видите, вы это прекрасно знаете! А уж если говорить о моих клиентах… – он огорченно покачал головой. – Шошана, вы даже не представляете себе, насколько приезжие из России избегают каких бы-то ни было контактов с представителями закона. Даже такими, как я.

– Их запугали коммунисты, – сказала Шошана. – Ничего удивительного в этом нет.

– Совершенно с вами согласен, – сказал Розовски. По опыту он знал: для того, чтобы войти в контакт с малознакомым человеком, нужно заставить его почаще соглашаться с вами. И одновременно соглашаться с ним. Неважно, о чем говорить. Важно, чтобы человек кивал и поддакивал. Можете говорить банальности, можете ругать правительство. Но с последним легко и ошибиться: мало ли каких взглядов придерживается ваш собеседник.

– Мой покойный муж был репатриантом из Польши, – сказала Шошана. – Он приехал в сорок девятом, коммунисты уже были у власти.

– В таком случае, мне не нужно объяснять вам всех сложностей, – Натаниэль облегченно вздохнул. – Я имею в виду – психологических сложностей. Так вы позволите задать вам несколько вопросов? Кстати, – поспешно добавил он, – я хочу сразу же предупредить: вы не обязаны на них отвечать. Я не полицейский, я частный детектив. Ваши ответы – чисто добровольное дело.

Шошана негодующе фыркнула:

– Если я не захочу отвечать, меня и полиция не заставит!

– Нисколько не сомневаюсь…

– Задавайте вопросы, – разрешила Шошана.

– Скажите, вы давно живете в этой квартире?

– С семьдесят шестого. Почти двадцать лет.

– О, – сказал Розовски уважительно, – вот это стаж… Вы хорошо знаете Мирьям Шейгер?

– Настолько хорошо, насколько можно знать соседку.

– Я полагал, что ваша соседка – Лариса, родственница Шейгеров, – сказал Натаниэль. – Разве они раньше жили в этом доме?

– В этом доме? Вовсе нет, – ответила Шошана. – И потом: не они, а она. Мирьям. Она жила здесь… время от времени.

– Вот как? – Розовски задумался. – Я полагал, что она сняла квартиру для родственницы, недавно.

– Она снимает эту квартиру почти год, – сказала Шошана. – Совсем не для родственницы. Для себя. Родственницу она здесь поселила, конечно. И, думаю, немного сожалеет об этом.

– Вот как? Да, видимо, неплохо иметь еще одну квартиру, – пробормотал Натаниэль. – Почему бы и нет, если человек может себе позволить… Иной раз хочется от всего отдохнуть, никого не видеть. Что ж, это понятно. Вполне понятное желание. Значит, она снимала эту квартиру около года, говорите?

– Да. Но, мне кажется, вовсе не для отдыха, – Шошана поджала губы. – Впрочем, можно назвать это отдыхом, но особого рода. Конечно, не мне осуждать чужое поведение, тем более – поведение молодой женщины, но она… Надеюсь, вы меня понимаете?

Розовски глупо захлопал глазами.

– Не для отдыха? – переспросил он. – Для чего же?

– Вы женаты? – спросила Шошана вместо ответа.

– Женат, – соврал Натаниэль. Шошана кивнула.

– Холостяк бы скорее понял, – сказала она.

– Да, наверное, – согласился Розовски. – Кажется, я понял. Вы хотите сказать, что она встречалась в этой квартире с любовником?

– Она не рассказывала мне, – заявила Шошана. – Но глаза-то у меня есть, слава Богу. Она приезжала сюда два-три раза в неделю, иногда вечером (но не очень поздно), иногда – в первой половине дня. Вместе с мужчиной.

– С одним и тем же мужчиной? – уточнил Розовски.

– Конечно, с одним и тем же. Я не говорила, что Мирьям настолько распущена.

– Вы говорите: два-три раза в неделю, – сказал Натаниэль. – Значит, в остальные дни квартира пустовала?

– По-моему, да.

– Но ведь это расточительно! Платить за квартиру и пользоваться ею только от случая к случаю.

– Не уверена, что платила она, – сухие губы Шошаны сложились в многозначительную улыбку. – Но об этом я могу лишь догадываться.

– Конечно, конечно. Я понимаю. А после приезда Ларисы? – спросил Натаниэль с невинным видом. – Она не приезжала с этим мужчиной?

– Ну конечно, нет, – сердито ответила Шошана. – Это было бы верхом бесстыдства!

– Вы правы, – поспешно согласился Розовски. – Конечно, она не могла так поступить. В конце концов, может быть у них это серьезно. Я имею в виду Мирьям и этого мужчину.

– Не знаю. Конечно, нынешние нравы переменились. Я бы на ее месте сначала развелась с мужем, а уж потом бы… – она замолчала.

– Вы совершенно правы, Шошана, – серьезно произнес Натаниэль. – В прошлый раз вы говорили, что Мирьям и Лариса недавно ссорились.

Шошана кивнула.

– Вы, случайно, не знаете причины?

– Конечно, нет! – резко ответила Шошана. – Не исключено, что тоже из-за мужчины. Знаете, современные молодые женщины… – она осуждающе покачала головой.

– А этот мужчина? Приятель Мирьям? Что вы можете сказать о нем?

– Ничего. Я видела его мельком, из окна.

– Но не один раз?

– Не один. Но что можно разглядеть из окна? Могу лишь сказать, что лысины у него нет. Довольно буйная шевелюра. Пожалуй, он старше Мирьям.

– Вы, конечно, знаете, когда именно случилось это… мм… неприятное происшествие? – спросил Розовски.

– Знаю. Кажется, в воскресенье, да?

– Совершенно верно, у вас прекрасная память.

– Не жалуюсь.

– Вы не видели, когда именно Лариса ушла из дома? В тот день?

– Около половины восьмого, – Шошана сказала это не задумываясь. – Я как раз стояла у окна («Традиционный наблюдательный пункт», – подумал Натаниэль, сохраняя на лице выражение вежливой заинтересованности) и посмотрела на часы. В тот самый момент, когда она села в машину.

– Как вы сказали? – переспросил Натаниэль чуть озадаченно. – В машину? Вы имеете в виду такси?

– Нет, не такси. Нормальная легковая машина. Ждала ее. Но не у самого подъезда, чуть поодаль, – Шошана подошла к окну, поманила Натаниэля. – Вон там, видите? Вон, где сейчас стоит желтый автомобильчик, – она показала на «фольксваген» Илана. – Кстати, этот желтенький, по-моему, торчал здесь вчера довольно долго. Это случайно, не ваша машина?

– Нет, не моя, – честно ответил Натаниэль. О том, что это машина его стажера он вполне резонно решил не сообщать бдительной даме. – А машина, в которую села ваша соседка – вы не запомнили, как она выглядела?

– Во всяком случае, не так. Большая машина, современная. Особенно запомнить я не могла – уже стемнело. По-моему, светлая.

– Светлая, – задумчиво повторил Розовски. – Светлая… – он отошел от окна, снова сел в кресло. – Скажите пожалуйста, а как вы оцениваете вашу нынешнюю соседку? Я имею в виду – какой она вам показалась?

Шошана тоже вернулась на свое место.

– Трудно сказать, – ответила она. – Я ведь не могла с ней поговорить. Русского языка я не знаю, а она не говорит ни на иврите, ни на идиш. Но мне кажется, она все время ждет чего-то очень плохого. Или боится чего-то. Так мне кажется, – повторила она.

Поблагодарив Шошану, Натаниэль отправился к Ларисе. По его предположениям, Головлева должна была порядком понервничать за это время – если только видела, как он входил в подъезд.

Дверь отворилась сразу после звонка, что подтверждало его предположение.

– Здравствуйте, – Натаниэль улыбнулся. – Извините, что я без предупреждения.

– Ничего страшного, здравствуйте. Проходите.

«Она и правда нервничает, – отметил Натаниэль. – Интересно, по какому именно поводу?»

– Ждете кого-то? – спросил он, оглядываясь. В отличие от их первого посещения, сегодня квартира в Яффо не производила впечатления запущенной. Сравнение с логовом дикой кошки уже не приходило на ум.

Головлева чуть пожала плечами.

– Кого я могу ждать? – она взяла со стола пачку сигарет, закурила. – Садитесь.

Розовски сел на диван.

– Надеюсь вы изменили свое решение? – спросил он.

– Какое решение?

– Относительно нежелания отвечать на мои вопросы.

Головлева пожала плечами.

– Спрашивайте, конечно. Вы должны меня понять, я ведь была очень издергана. Весь этот кошмар… там, в квартире Семена. Приезд полиции, арест… Вам приходилось когда-нибудь ночевать в полиции?

– Неоднократно. Правда, я тогда сам был полицейским, – ответил Розовски.

Головлева улыбнулась – скорее, из вежливости.

– Да, это другое. Если хотите курить – пожалуйста, – сказала она, усаживаясь в кресло напротив. – Я забыла вам предложить, – она пододвинула сигареты детективу.

– Спасибо, – Натаниэль положил перед собой пачку. – Мне показалось, что вы не очень дружите с родственниками. Это так? – спросил он.

– Допустим, – Головлева нахмурилась.

– Могу я узнать причину?

Головлева молча смотрела на дымящийся кончик сигареты.

– Думаю, вы все равно узнаете, – наконец, произнесла она. – Если уже не знаете. Впрочем, какая разница. Мой бывший муж Семен…

– Шломо Меерович? – уточнил Натаниэль.

– Что? Ну да, Шломо. У него был роман с Мирьям. Собственно, они несколько лет были любовниками, – она вздохнула, погасила сигарету. – Они познакомились на нашей свадьбе. Мирьям была у меня свидетельницей. Мы действительно были с ней очень дружны когда-то. Выросли вместе, вместе учились. Говорят, были немного похожи друг на друга. Нас даже считали не двоюродными, а родными сестрами. Поэтому я не придавала особого значения тому, что она вдруг зачастила к нам после свадьбы. Мне и в голову не могло прийти… – Лариса замолчала. – В общем, детали, я думаю, не имеют значения, – она улыбнулась с некоторой долей искусственности. – Однажды я пришла домой с работы не очень вовремя.

– Это и стало причиной вашего развода? – спроси Натаниэль после небольшой паузы.

– Да.

– А когда вы восстановили отношения?

– Ну… – Лариса задумалась. – Я написала ей первый раз в прошлом году. Полтора года назад. Написала о себе, прислала фотографии. На празднование моего прошлого дня рождения пришло много народа. Веселились, у кого-то из гостей был фотоаппарат. Сделали кучу снимков. И я отправила…

– Те самые фотографии? – спросил Натаниэль.

– Что? Да, те самые, – Лариса нахмурилась. – Потому я и не помню точно, кому их дарила. Та фотография… Я считаю ее самой удачной, – она невесело улыбнулась. – Странно звучит, правда? Но тем не менее, на ней я выгляжу лучше всего. Так вот. Потом получила от них ответ. Вернее, от Мирьям. Очень хорошее письмо. И я подумала: в конце концов, родственников у меня больше нет, а дело прошлое. Я тогда уже собралась в Израиль…

– Но, похоже, вы не очень рассчитывали на теплый прием? – спросил Натаниэль. – Иначе зачем приезжать по туристической визе и только здесь подавать прошение о репатриации?

– Вы правы, – ответила Головлева. – Если бы я была уверена в ее отношении, я бы сразу оформила документы на выезд. Еще в России. Но, как видите, прошло больше года. И приехала я, все-таки, по туристской визе. И только после месяца жизни здесь подала документы в МИД. Вот, жду уже больше полутора месяцев. То забастовки, то праздники…

– А в течение этого года вы поддерживали какие-то отношения? – спросил Натаниэль. – Продолжали переписку?

– Да. Они поздравляли меня с праздниками. Со всеми. С днем рождения. И…

– И все это делала только Мирьям? Ицхак никак не участвовал?

– Нет, почему? Правда, мы не были знакомы, но в каждом письме он приписывал от себя несколько строк. Очень трогательно выглядело – он русский язык порядком подзабыл, особенно письмо… Думаю, он делал это по настоянию Мирьям. Он вообще очень послушен, – добавила Лариса несколько неожиданно.

– Мне тоже так показалось. И что же? Вы убедились в ее хорошем отношении?

– Да. Мы однажды поговорили с ней. Сразу после моего приезда. Выяснили, так сказать, отношения. И решили, что нечего воскрешать прошлое, – Головлева вздохнула. – После этого я и приняла окончательное решение.

– Понятно… – Натаниэль только сейчас воспользовался предложением хозяйки и вытащил сигарету. Головлева подала ему зажигалку. Кивком поблагодарив ее, он спросил: – Все-таки, Лариса, что послужило причиной вашей недавней ссоры? Я уже спрашивал вас, и вы сказали, что это не может иметь отношения к делу. Вы и сейчас так думаете?

– Не знаю, – ответила Головлева, отворачиваясь. – Все так запуталось. Но я могу ответить, если хотите, – она поднялась с места, подошла к окну. – Это произошло совершенно неожиданно, – сказала она, глядя на улицу. – Мирьям пришла поздно, часов около одиннадцати. Я заметила, что она возбуждена, но не стала задавать вопросов: мало ли что могло произойти. Предложила ей чаю. Она отказалась. И вдруг обвинила меня в том, что я приехала сюда только для того, чтобы встретиться с бывшим мужем!

– А это не так? – спросил Натаниэль. Головлева возмущенно повернулась к нему.

– Конечно, нет! – резко ответила она. – Я даже не знала, что он живет именно в Тель-Авиве… до того самого вечера.

– Понятно, – Натаниэль немного помолчал. – Мирьям объяснила, с чего вдруг она так решила?

– Нет. Дело в том, что я вспылила и наговорила ей гадостей. Думаю, вы сами понимаете. Вспомнила их прежнюю связь. Сказала, что она никак не может успокоиться. Что она, наверное, продолжает с ним встречаться. И в конце… – Головлева заколебалась. – В конце я пригрозила, что расскажу Ицхаку.

– Но у вас не было конкретных фактов? О том, что связь Мирьям с вашим бывшим мужем продолжалась и здесь, в Израиле?

– Нет, откуда… – видно было, что Лариса колеблется. – Какие-то подозрения были… А может быть, я просто внушила себе это, – сказала она.

– Вот как? И что же Мирьям?

– Ничего. Хлопнула дверью.

– Понятно… И все-таки: вы действительно считаете, что ваша кузина продолжала встречаться со своим старым любовником?

– Не знаю, – ответила Головлева. – До этого случая у меня не было оснований. Но теперь… – она замолчала и снова повернулась к окну.

Розовски тоже молчал. Казалось, все его желание поглощено было курением. Ларису Головлеву нервировала тишина за спиной, она несколько раз оглянулась на сидевшего в глубокой задумчивости детектива. Розовски докурил сигарету, поднялся.

– Спасибо за исчерпывающие ответы, – сказал он. – Еще один вопрос. Понимаю, что вам не доставит удовольствие вспоминать подробности того трагического вечера, и потому приношу свои извинения заранее. Тем не менее вынужден спросить… – Натаниэль помедлил. – Скажите, вы помните какие-нибудь подробности? Например… – он прошелся по комнате, остановился рядом с Головлевой. – Например, там, на столике – помните? – был накрыт ужин.

Головлева кивнула. Чувствовалось, что она очень напряжена.

– Вот, – продолжал Натаниэль, словно не замечая этого, – на столике стояли два недопитых бокала с вином, верно?

– Верно, – голос ее чуть подрагивал.

– На одном из бокалов должна была бы остаться полоска помады, правда? Если предположить, что хозяин принимал даму.

Головлева молча пожала плечами.

– Вы не обратили внимания? – спросил Розовски. – Не было помады на бокале?

– Мне было не до того, чтобы осматривать бокалы, – сухо ответила Лариса.

– Ну да, конечно, конечно… А сами вы какой помадой пользуетесь? – поинтересовался он.

– «Кэролайн», – ответила Лариса равнодушно. – Бледно-розовая.

Натаниэль кивнул.

– В тот вечер вы тоже пользовались ею?

– Да.

– А какой помадой пользуется ваша кузина – вы, случайно, не знаете?

– По-моему, из дорогих. «Ланком». Цвет… – она задумалась. – Ну, такой… вишневый. Ей идут яркие цвета.

– Ясно. Что ж, – Натаниэль вежливо улыбнулся, – не буду больше отнимать у вас время. Спасибо за терпение и – до свидания.

– До свидания.

У двери Розовски задержался.

– Чуть не забыл. Скажите, Лариса, вы знакомы с человеком по имени Геннадий Гольдман?

Головлева отрицательно качнула головой.

– Впервые слышу.

– Он работает в газете «Ежедневная почта», – добавил Розовски, внимательно глядя на женщину.

Что-то похожее на испуг мелькнуло в ее глазах. Но она быстро справилась с собой.

– Впервые слышу, – повторила Головлева. – Откуда я могу знать здешних журналистов?

– Действительно, – задумчиво произнес Розовски. – Откуда вам их знать?

– Теперь куда? – спросил Илан. – В контору?

Натаниэль посмотрел на часы.

– Теперь мы с тобой навестим еще одну даму. Думаю, успеем.

– Где?

– В прямо противоположной части города. Едем в Рамат-Авив. Улица Ганей-Авив.

Мирьям была дома одна. При виде детектива она внутренне напряглась. «Интересно, – подумал Розовски, улыбаясь с максимальной приветливостью, – кто в семье источник нервозности – муж или жена?»

– Простите, что побеспокоил, – сказал он вслух. – Надеюсь, вы понимаете? Я очень хочу поскорее закончить расследование.

– Приятно слышать, – ответила хозяйка. – Проходите.

– Да, видите ли, – беспечно заметил Натаниэль, – я вообще-то в отпуске. Цвика Грузенберг застал меня дома случайно. Как раз когда я готовился к отъезду. Хотел съездить на Север, в Кацрин. Вы бывали там?

– Бывала.

– Вдвоем с мужем?

– Да.

– Вообще, вы всегда отдыхаете вдвоем?

– Нет, – холодно ответила Мирьям. – Такое случается редко. Мы предпочитаем проводить отпуск раздельно.

– Понимаю. Так сказать, отдых друг от друга, – Натаниэль расположился в кресле у окна, с наслаждением вытянул ноги. – Вы не представляете, Мирьям, как тяжело ездить в собачьей конуре, притворяющейся автомобилем. Это не для меня… А у вас какая машина?

– У нас две машины, – Мирьям села напротив. – Простите меня, – сказала она с некоторым нетерпением, – но не могли бы вы перейти к делу? Вы ведь приехали не за тем, чтобы пожаловаться на прерванный отпуск и на плохую машину.

– Вы правы, конечно не за этим, – Натаниэль похлопал себя по карманам, вытащил сигареты. Вопросительно посмотрел на хозяйку. – Я не помню, вы курите?

– Нет, я не курю. Но вы можете курить, – она пододвинула пепельницу.

Розовски закурил, окинул обманчиво беззаботным взглядом салон.

– Это вы покупали? – спросил он, указывая на две картины, выполненные в псевдоавангардном стиле. – Вы любите современную живопись?

– Нет, это Ицхак. Был как-то на выставке, по-моему, месяц назад. Перед Рош-а-шана. Я в этом не очень разбираюсь.

– Понятно… Скажите, Мирьям, в чем была причина вашей недавней ссоры с Ларисой? – спросил он, сосредоточенно глядя на дымящийся кончик сигареты.

– Понятия не имею. Я пришла к ней, как обычно, вечером. Привезла кое-что… Ну, по мелочам. Она встретила меня чуть ли не в штыки. И сразу же начала говорить на повышенных тонах. Обвинила меня в этой старой истории. Ну, я думаю, вам она известна.

– Вы говорите так, будто заранее подготовились к ответам на эти вопросы, – заметил Натаниэль.

– Как же иначе? – Мирьям позволила себе улыбнуться краешками губ. – Я ведь ни о чем другом, кроме этого кошмара, думать не могу. Ваши вопросы вполне естественны, я сама задавала их себе сотню раз. Странно было бы, если бы вы не спросили об этом.

– Вы имеете в виду вашу связь с бывшим мужем Головлевой?

– Да.

– Она считала вас виновной в разводе?

– Да. Хотя, на мой взгляд, она сама виновата. Нет, я не хочу оправдывать ни себя, ни его. Просто она очень быстро охладела к нему. Не прошло и полугода после свадьбы, а он уже раздражал ее. Лариса вообще увлекающаяся натура. Так что…

– Вы были всерьез увлечены им?

– Я могу сказать даже, что была влюблена в него. Правда, он делал вид, что не замечает этого. До тех пор, пока не понял, что надоел молодой жене.

– То есть, ответив на вашу влюбленность, он всего лишь отомстил своей жене за равнодушие?

– Вовсе нет. Он вдруг почувствовал, что действительно любит меня. Меня, а не ее.

– Он сам вам сказал об этом?

– Дело не в его словах. Я почувствовала это много позже, когда… – Мирьям запнулась, почувствовав, что едва не сказала лишнего.

– Когда встретилась с ним здесь, верно? – закончил Розовски. – Ваша связь возобновилась уже здесь. И насколько я понимаю, квартиру в Яффо вы сняли для свиданий. Ведь договор аренды был заключен без малого год назад. А Лариса приехала недавно. Значит, снимали не для нее. Тоже самое говорит ваша соседка.

– Шошана? – Мирьям засмеялась. – Каждый раз, когда мы туда приезжали, она торчала у окна. Я поначалу злилась, а потом привыкла. Значит, она вам сказала? Странно, чем-то вы ее подкупили. Вообще-то она не сплетница.

– Все люди сплетники, – заметил Розовски. – Просто не все об этом догадываются. Так что же? Я прав?

Мирьям кивнула.

– Собственно, вы бы все равно узнали об этом, – сказала она. – Не думаю, что есть смысл скрывать. Особенно теперь, после его смерти.

– Ваш муж, я полагаю, ничего не знает? – спросил Розовски.

– Даже не догадывается.

– А жена Мееровича? Она знала?

– Он никогда не говорил об этом.

– Понятно. Хорошо, вернемся к тому вечеру. Лариса обвинила вас в старом разводе. Что еще?

– Она заявила, что прекрасно знает о моем нынешнем романе с Шломо. И обо всем расскажет Ицхаку. Я не хотела слушать ее, по-моему, это была обыкновенная женская истерика. Может быть, днем она случайно увидела Шломо… а может быть, и не случайно. В общем, я ушла. Больше мы к этому разговору не возвращались.

– Как вы думаете, она бы выполнила свою угрозу? – спросил Натаниэль.

– Не знаю. Она непредсказуемый человек. В принципе, характер у нее добрый. Но под влиянием настроения она способна натворить Бог знает что.

– Ясно… – Натаниэль поднялся. – Вы так и не вспомнили, куда делась фотография Ларисы?

– Нет.

Розовски кивнул, прощаясь. У двери он остановился.

– Чуть не забыл. Какой марки ваша машина? – спросил он. – Ах, да, у вас их две.

– У Ицхака «хонда», – ответила Мирьям. – У меня – «Дайатсу»

– Светло-голубая? – уточнил Натаниэль. – Я имею в виду «дайатсу».

– Да.

– Номер 399–411, – уже не спрашивая, а утверждая произнес Розовски.

– Да, а в чем дело?

– Скажите, я мог бы осмотреть ее? В вашем присутствии, разумеется? – спросил вместо ответа Натаниэль. – Где она сейчас?

– На стоянке, рядом с домом. Пойдемте, – Мирьям не высказала ни удивления, ни раздражения.

Они вместе вышли во двор, на стоянку. Натаниэль еще не решил толком, что именно он хочет найти. Сев на место водителя, он рассеянно окинул взглядом салон.

– Вы ездили вчера куда-нибудь? – спросил он.

Мирьям отрицательно качнула головой.

– Ездил муж, – ответила она. – Он иногда берет машину.

– Понятно… – Натаниэль открыл бардачок, переложил лежащие там предметы. – Ничего, что я здесь роюсь? – спросил он. – Вообще-то частным детективам по закону не разрешается проводить обыски. Вы можете мне запретить.

– Смотрите, мне-то что? – холодно сказала Мирьям. – Я не запрещаю.

– Спасибо… – он нащупал в самом углу бардачка, под бумагами маленький цилиндрик, извлек его. Цилиндрик оказался тюбиком помады вишневого цвета. – Это ваша?

Мирьям взяла в луки помаду, повертела в руках.

– Нет, – ответила она чуть удивленно. – Не моя. Цвет похожий.

– Позвольте, – Натаниэль поднес тюбик к глазам. – «Барбара Клайн», – прочитал он. – А вы какой пользуетесь?

– «Ланком».

– Да, правильно… А эта, «Барбара Клайн» – дорогая помада?

– По-моему, из самых дешевых. Не знаю, откуда она взялась, – сказала Мирьям. – Может быть, Лариса забыла? Я несколько раз подвозила ее.

– По-моему она пользуется помадой другого цвета.

– Не знаю, – повторила Мирьям.

– Вы говорили, что муж недавно пользовался вашей машиной, – напомнил Натаниэль.

– Да, но… – Мирьям замолчала, лицо ее приобрело отрешенное выражение. Натаниэль некоторое время молча смотрел на нее. Вышел из машины, хлопнул дверцей.

– Послушайте, – сказал он. – Не стоит пока говорить ему об этом. Хорошо?

Мирьям не ответила.

– Это моя просьба, – настойчиво сказал Натаниэль. – Обещайте мне пока молчать.

– Хорошо, – Мирьям не смотрела на него. – Хорошо, обещаю.

– А помаду я возьму с собой.

Она равнодушно пожала плечами.

– До свидания, Мирьям.

– Ты будешь звонить в Америку? – спросила мать. Натаниэль, только что вернувшийся домой и занятый своими мыслями, не разу понял.

– Мальчик обещал приехать после Песаха, – напомнила мать. – Уже полгода как после Песаха. Так что?

Речь шла о сыне Натаниэля Йосефе, жившем вместе со своей матерью в Бостоне. Натаниэль пожал плечами.

– Мне некуда звонить, – ответил он. – Йосеф сейчас в колледже. Живет в кампусе и домой приезжает в пятницу. Куда я буду звонить?

– Позвони ей, – сказала мать. – Скажи ей, чтобы она напомнила мальчику, – мать никогда не называла бывшую жену Натаниэля по имени, только «она».

– Она не передаст, – сказал Натаниэль. – Ты же прекрасно знаешь, что она не передаст. Она не хочет, чтобы мальчик приезжал, – такой разговор возникал между ними в среднем раз в месяц. Розовски мог не задумываться над ответами. Подсознание само подкидывало необходимые слова, это было довольно удобно. Но сейчас даже подсознание было занято совсем другими проблемами.

– Тряпка, – сказала мать.

– Ради Бога, мама, – с досадой сказал Натаниэль. – Можно я сначала поем?

Мать замолчала и вышла из кухни. Натаниэль пододвинул к

себе тарелку с бутербродами и чашку кофе.

Спокойно поесть ему не дали. Едва он сделал первый глоток, как раздался звонок в дверь. Натаниэль насторожился. Услышав голос Зеева Баренбойма, весело здоровавшегося с матерью, он с тяжелым вздохом отодвинул чашку и вышел из кухни.

– Привет, Натан, – Баренбойм энергично потряс руку Натаниэля. – Я только сейчас узнал, что ты, оказывается в отпуске. Если ты в отпуске, то что ты делал сегодня на работе?

– Только сегодня? А вчера? – добавила мать. – Спросите его, Володя, спросите. Я уже молчу. Когда все люди ищут возможности устроиться на государственную службу, мой замечательный сын все бросает и нянчится с бандитами – не про вас, Володя, будь сказано. Хорошо. Пусть возиться с бандитами. Пусть живет так, что матери стыдно смотреть в глаза соседям. Но он может себе позволить отпуск?

– Может, – твердо сказал Баренбойм.

– Нет! Он не может. Он незаменим.

– Да? – Баренбойм перевел взгляд на Натаниэля. Тот стоял с невозмутимым выражением лица.

– Натан, – сказал Баренбойм. – Я должен сводить тебя на кладбище, – он повернулся к Сарре. – Слышите, тетя Сарра? Я должен сводить его на кладбище!

– Зачем? – спросил Натаниэль. – Еще успею.

– На кладбище ты увидишь очень много людей, которым вовремя не нашлось замены, – серьезно сообщил Баренбойм.

Натаниэль хмыкнул.

– Ладно, – сказал он. – Мама, напои гостя чаем.

– С коржиками, – сказала Сарра. – Вы любите коржики, Володя?

– Ваши коржики? О чем вы спрашиваете, Сарра? – Баренбойм в восхищении закатил глаза. – Я их обожаю.

Мать с гостем пили чай, обсуждая последние новости – сначала израильские, потом зарубежные. Придумывать темы для обсуждения не стоило большого труда – перед приходом Баренбойма Сарра Розовски переключила телевизор на российскую программу.

– Вы слышали? В Киеве опять вводят новые деньги, – сказал Баренбойм.

В это время зазвонил телефон. Розовски взял трубку.

– Натан, я уже возвращаюсь, – по интонации Натаниэль понял, что Маркину есть о чем рассказать.

– Выкладывай, – сказал он, пытаясь не слушать разговор матери с гостем. Те, похоже, не обратили внимания на телефонный звонок и продолжали болтать с прежней громкостью.

– Они сошли с ума, – убежденно заметила Сарра.

– А что там у тебя за шум? Гости? – спросил Маркин

– Если это можно назвать так, – проворчал Розовски, слыша как Баренбойм объясняет Сарре Розовски тонкости изготовления бумаги с водяными знаками. Он прикрыл трубку рукой и сказал: – Вы не могли бы чуть-чуть приглушить громкость? У меня важный разговор. Баренбойм с готовностью замолчал.

– Слава Богу, я застал дома тещу Мееровича, – сообщил Алекс. – Оказывается, в тот самый день он приезжал к ней.

– В какой день?

– В тот самый, когда его убили, – объяснил Маркин. – Насколько я мог понять, теща у них в семье имела решающий голос – по всем вопросам. Ну, это чувствуется с первого взгляда. Весьма серьезная дама… – Алекс издал короткий смешок. – По ее словам выходит, что Шломо примчался к ней попросить о содействии в восстановлении семейного очага. То есть, чтобы она переговорила с дочерью. По возвращении последней.

– А что – дочь приезжала после ссоры к ней?

– Да. И жила у нее все эти дни, до отъезда. Так что пожилая дама знала об их ссоре.

– Понятно. Значит, на вопрос – где провела эти дни Далия Меерович, мы получили ответ, – сказал Натаниэль. Он еще не решил, устраивает его этот ответ или нет. – Что еще?

– Ты спрашивал у меня – есть ли у Мееровича партнеры?

– Спрашивал.

– Есть. И звонил он своему партнеру из Димоны, при теще. В день убийства. Судя по разговору, партнер – мужчина. И Меерович назначил ему встречу у себя в квартире на семь часов вечера.

– На сколько?

– Ровно на семь. Кстати говоря, по мнению тещи, разговор был достаточно напряженным. Нервным. Суть пожилая дама не поняла, но точно помнит, что в конце разговора зять сказал: «Хорошо, это мы утрясем.» И дальше назначил время встречи. Ну как?

– Замечательно, – мрачно ответил Натаниэль. – Просто здорово. Лучше не бывает. Версия номер тысяча четыреста тридцать два. По количеству версий мы скоро сравняемся с количеством резолюций ООН. Ну это ладно. Лишь бы результативность хоть немного отличалась. Дай-ка мне номер домашнего телефона тещи Мееровича. Надеюсь, ты не забыл поинтересоваться этим?

– Не забыл, – Маркин продиктовал Натаниэлю номер.

– Ладно, спасибо, Алекс. Ты молодец. Отдыхай, – Розовски положил трубку. – Итак, Зеев, – сказал он послушно молчащему Баренбойму, – чему обязаны визитом? То есть, я очень рад, но ты же не приезжаешь без дела?

– Я просто решил, что утром наш разговор получился скомканный, – объяснил Баренбойм. – Вот, решил поздравить тебя по-человечески.

– С чем? – спросила Сарра, подозрительно посматривая на сына.

– А он вам не сказал? – Баренбойм был страшно удивлен. – О нем же написали в газете!

– Да, – сказал Розовски. – Спасибо, что напомнил… – он быстро нашел в записной книжке номер домашнего телефона стажера.

– Илан? Забыл сказать: нужно, чтобы ты заехал завтра за мной в восемь-тридцать. Нам с тобой нужно нанести визит в редакцию «Ежедневной почты». На Швуот, 29.

– Ну вот, – сказал Розовски удовлетворенно. – А теперь поедем громить редакцию. Обожаю скандалы.

Конечно, он вовсе не собирался всерьез устраивать скандал Михаэлю Когану. В конце концов, его бывшие коллеги не читают газет на русском языке. Да и в статье ничего предосудительного сказано не было. Исключение составлял идиотский заголовок.

Но Розовски воспользовался поводом нанести еще один визит в редакцию газеты.

Когана на месте не оказалось, что несколько разочаровало Натаниэля. Он хотел дать относительно безобидный выход негативным эмоциям.

Стоя с разочарованным видом посередине редакции, Розовски заметил Саша, который приветственно махал ему рукой. Детектив ринулся к нему, стремясь как можно быстрее преодолеть безумный лабиринт.

– Привет, как дела? – спросил Саша, когда Натаниэль, наконец, ввалился в его закуток. – Садитесь, я вас угощу кофе. Если вы к Михаэлю, так его сегодня уже не будет.

– Собственно, я скорее к вам.

– Опять гороскопы? – спросил Саша, включая чайник.

– Н-нет… А где ваш коллега? – спросил Розовски, оглядываясь по сторонам. – Такой приятный молодой человек, как его… Гена!

– Генки сегодня нет, – ответил Саша.

– Выходной?

– Да нет, вообще-то он должен был прийти. Но почему-то не пришел.

– Вот как? А что, это похоже на него?

– Вообще-то нет, – Саша в упор посмотрел на Натаниэля. – Вам нужен Гена?

– Допустим.

– А зачем – это вы, конечно, не скажете.

– Не скажу.

– Хорошо. Сейчас я позвоню ему и скажу, что есть срочная работа.

– Только…

– Не волнуйтесь. О вас я не буду говорить, – Саша снял трубку. – У нас всегда может случиться что-нибудь экстренное. Он не удивится… Странно, – сказал он, послушав некоторое время. – Похоже, его нет дома.

– А вы не знаете, где он может быть?

Саша пожал плечами:

– Ну, мало ли… Потом, я бы не сказал, что мы с ним близкие друзья. Видимся только на работе, – он замолчал, сосредоточившись на приготовлении кофе.

– Сегодняшний день для него рабочий? – спросил Натаниэль, принимая пластиковый стаканчик. – Спасибо… Так он, в принципе, должен был находится здесь или нет?

– В принципе? – Саша задумался. – В принципе – нет, не должен был. У него, вообще-то, свободный график. Он сам решает, когда ему приходить, а когда – нет… – он снова задумался, сосредоточенно глядя перед собой. Потом вдруг засмеялся: – Странно, вы не первый, кто задает мне такие вопросы!

– Вот как? – Натаниэль осторожно поставил стаканчик на стол. – А кто же был первым?

– Один господин, вчера. Приходил сюда, часов, по-моему, в пять – начале шестого. И очень интересовался рабочим графиком Гены.

– В начале шестого? – переспросил Розовски. – Интересно… А кем был этот господин? Он представился?

– Представился, – Саша кивнул. – Сказал, что они старые друзья, но обычно встречались дома, а вот сегодня… – он нахмурился. – Стойте, выходит, его и вчера не было дома! Так?

– Да, возможно… – неожиданная мысль возникла у Натаниэля. – Скажите, Саша, а вы сами бывали у него дома?

– Я? Один раз, по-моему. Или два. По делам. А что?

– То есть, вы знаете, где он живет?

– Н-ну-у… – протянул Саша. – Примерно… А вот я сейчас узнаю у секретаря! – он вскочил, едва не опрокинув чайник, и пулей вылетел из комнатки.

Натаниэль с удовольствием выпил кофе, осмотрелся. Стол исчезнувшего Геннадия был девственно чист. Видимо, перед уходом с работы, парень позаботился.

«А почему исчезнувшем? – подумал Натаниэль. – В конце концов, парень мог просто загулять.»

Вернулся Саша.

– Есть! – сказал он торжественно. – Улица Мигдалей-Кнааним, 18, квартира 8.

«Они долго ругались, не выходя из машины, – вспомнил Розовски слова Илана. – Потом она ушла, а мужчина вошел в подъезд и поднялся в квартиру 8. В квартире никого не оказалось…»

– Что-то случилось? – озабоченно спросил Саша.

– Что? – Натаниэль непонимающе посмотрел на него. – Ах, да… Нет, надеюсь, что нет. Скажите, а этот вчерашний посетитель – вы могли бы его описать?

– Ну, можно попробовать. Словесный портрет, да?

– Да. Сколько ему лет, по-вашему, как одет? Не было ли особых примет, бросившихся в глаза?

Выслушав ответ, Розовски поблагодарил парня. Описание сходилось с тем, которое Натаниэль уже слышал от Илана. Знать бы еще, кто это…

Розовски вздохнул.

– Вы могли бы мне рассказать о Геннадии? Хотя бы в общих чертах: что он за человек, с кем общается, какие имеет привычки.

– Привык не убирать за собой, – проворчал Саша. – Вечно у него на столе черт знает что творится. И вокруг стола тоже.

– Вы не путаете? – недоверчиво спросил Натаниэль. – По-моему, у него на столе – идеальный порядок. Я уже обратил на это внимание.

– Я тоже. Потому и обратил, что вчера он, перед уходом, начал вдруг активно все убирать. Я онемел. Представляете, наш Геночка – и вдруг каждую бумажечку обследовал, все аккуратненько сложил и…

– Выбросил? – быстро спросил Натаниэль.

– Унес! – с удовольствием сообщил Саша. – Унес, как юный пионер на сборе макулатуры.

Натаниэль озабоченно нахмурился.

– Это после моего второго возвращения его обуяла любовь к чистоте? – спросил он. – Ах да, вы же… Он говорил, что я возвращался?

– А вы возвращались? – Саша удивился. – Зачем?

– Забыл телефон астролога… Значит, он вдруг полюбил порядок. Хорошо. Что-нибудь еще можете рассказать о нем?

– А зачем вам? – подозрительно спросил Саша. – Я как-то сразу не сообразил: вы же сыщик. Генка что, куда-то влип? Натаниэль молча пожал плечами. Саша поджал губы.

– Мы с ним не были близкими друзьями. И я о его привычках и образе жизни не могу сказать ничего определенного, – сухо сказал он.

Розовски скривился как от зубной боли.

– Господи, Саша, ну что за советские комплексы… Сыщик, ничего не знаю. Что я – офицер КГБ? И выясняю, не рассказывал ли ваш товарищ анекдоты о Владимире Ильиче Ленине? – он покачал головой. – Черт-те… Неужели вы не понимаете, что тут произошло серьезное преступление? Неужели вы не видите, что ваш Гена что-то об этом знает? Что он вчера смертельно испугался чего-то? После моего визита.

– Испугался? – задумчиво переспросил Саша. – Да, пожалуй… Мне тоже так показалось. Хорошо, попробую рассказать. Только учтите, я действительно, знаю о нем не так много… – он замолчал, исподлобья посмотрел на детектива.

Розовски взял стаканчик с кофе, сделал глоток. Снова отставил стаканчик в сторону.

– Он производит впечатление человека, во-первых, не очень устроенного и во-вторых – неконтактного, – сказал Саша. – По-моему, он трудно сходиться с людьми. Ни разу не слышал от него, что у него есть друг или друзья. Впрочем, говорят, многие художники такие.

– Он художник?

– Говорят, раньше был совсем неплохим художником. Даже выставлялся. Еще в Союзе. Здесь я о таком не слышал. У нас он просто подбирает материалы из российских газет для дайджест-разворота в еженедельном выпуске. Иногда делает оформление. На подхвате.

– Понятно. Что-нибудь еще вспомнили?

Саша немного помедлил, прежде чем продолжить.

– Как-то раз я видел его вечером не одного. В районе старой автостанции. Но компания, с которой он там гулял, меня не очень вдохновила, так что я даже не окликнул его.

– Он был пьян? – спросил Розовски. – Вообще, он злоупотреблял спиртным?

Саша покачал головой.

– Случалось.

– Скажите а есть ли у Гены родственники?

– Здесь?

– Здесь или в России.

– Насчет России не знаю, а здесь нет. Это точно. Живет он один.

– А подруга?

– Подруга есть. Зовут ее, по-моему, Лиора. Точно, Лиора.

– Живет в Тель-Авиве?

– Нет, в Холоне. Он несколько раз звонил ей при мне. А один раз звонил ей я, – Саша помрачнел. – Лучше бы не звонил. По его же просьбе, кстати говоря. Ему зачем-то надо было, чтобы я передал, будто он очень занят на работе и не сможет к ней приехать.

– Ну и как? Передали?

– Лучше бы не передавал. Получил по полной программе. До сих пор, как вспомню, уши горят.

Натаниэль с интересом посмотрел на его уши. Поскольку сидел Саша как раз напротив окна, уши его действительно горели ярко-рубиновым светом в солнечных лучах. Розовски хмыкнул и тут же посерьезнел.

– Адрес знаете? – спросил он.

– Сейчас найду. И адрес, и телефон. Но учтите: ей я звонить не буду, – предупредил Саша. – Вы ведь хотите позвать к телефону его? Дамочка с темпераментом, у меня трубка в руках разлетится… Вот, пожалуйста. Астрологу звонили?

– Астрологу? Нет, пока не звонил. Что ж, спасибо за помощь. И за кофе, – Розовски посмотрел на сегодняшнюю газету, лежавшую на столе. – Передайте господину Когану мою самую искреннюю благодарность за статью. Скажите: я очень, очень тронут. И мама тоже благодарит.

– Что дальше? – спросил Илан, когда Розовски вернулся из редакции в машину. – Куда поедем?

Натаниэль, не отвечая, закурил, с наслаждением затягиваясь. В редакции ему было неловко курить – может быть, от обилия бумаг вокруг, а может быть, оттого, что у Саши на столе не видно было пепельницы. Докурив, он извлек из поясного футляра телефон и набрал номер инспектора Алона. Тот отозвался сразу же. Розовски даже подумал, что Ронен только и ждал его звонка. Он не замедлил сообщить об этом бывшему сослуживцу.

– Вот еще… – буркнул инспектор. – Больше мне делать нечего: сидеть у телефона и ждать от тебя весточки.

– Жаль, – сказал Розовски. – Мне было бы приятно. Скажи, а почему у тебя всегда такой неприветливый голос, когда говоришь по служебному телефону? А вот когда по домашнему – совсем другое дело.

– Ты только для этого позвонил? – спросил инспектор. – Других вопросов ко мне нет?

– Есть, как не быть… Послушай, Алон, у меня есть сведения, что покойный Шломо Меерович в день убийства навещал тещу в Димоне, – сказал Розовски, оставляя шутливый тон.

– С какой целью?

– За пару дней до этого он крепко поскандалил с женой, – ответил Розовски.

– Откуда сведения? – поинтересовался инспектор.

– Из глубины подсознания, – сообщил Натаниэль.

Инспектор фыркнул.

– Нет, серьезно?

– О скандале – от соседки, – честно признался Натаниэль. – От пожилой соседки по имени Циппора. А о посещении тещи – от нее самой.

– Ты что, успел побывать в Димоне? – удивился инспектор.

– Нет, конечно, мне и тут дел хватало. Маркин ездил.

– Ну хорошо, а мне ты зачем рассказываешь? – подозрительно спросил Алон. – Чтобы я пришел в восторг: ах, какой ты энергичный? Ты делаешь свое дело. За которое тебе платят, а я делаю свое.

– За которое тебе тоже платят, – заметил Натаниэль. – Послушай, что ты такой злой сегодня? Сам понимаешь, я звоню не для того, чтобы похвастаться. Во-первых, сообщаю тебе эти сведения: вдруг пригодятся. Поскольку я, в отличие от тебя, занимаюсь отнюдь не поисками убийцы. Моя задача куда скромнее: найти свидетельницу. Прекрасную незнакомку, которая вызвала вас в тот вечер. Кстати о дамах. Далия Меерович не ночевала дома с момента ссоры.

– Представь себе, я так и предполагал, – произнес инспектор. – Только не надо рассказывать мне сказки. Он не ищет убийцу! Ну ладно, сообщил ты мне сведения. Спасибо. Это все?

– Нет, не все, – серьезно сказал Розовски. – Мне нужна твоя помощь. Дело в том, что Шломо Меерович звонил из Димоны своему партнеру. И назначил ему встречу у себя в квартире в семь часов вечера.

На этот раз инспектор Алон долго молчал.

– И ты знаешь, кто этот партнер? – наконец спросил он.

– Догадываюсь, – ответил Натаниэль. – Но называть не буду. Хочу, чтобы ты это проверил. Можешь выяснить, куда звонил Меерович из Димоны?

– Диктуй номер тещи. Ты уверен, что он звонил не по сотовому телефону?

– Нет, не уверен. Но думаю, ты легко узнаешь и этот номер. А в Димоне – пожалуйста, – Розовски продиктовал несколько цифр. – Повторить? – спросил он.

– Я пока на слух не жалуюсь… Хорошо, – сказал инспектор. – Узнаю.

– Сообщи мне сразу же, – попросил Натаниэль.

Инспектор Алон промычал что-то неопределенное и положил трубку. Розовски немного подумал, набрал другой номер:

– Лаборатория? Доктора Нохума Бен-Шломо, пожалуйста. Скажите, старый друг звонит… Нохум? Привет, это Натаниэль Розовски. Послушай, можешь ты мне ответить на один вопрос?

– Смотря какой вопрос, – осторожно ответил доктор.

– На одном из бокалов в квартире убитого Шломо Мееровича были обнаружены следы помады. Так?

– Допустим.

– Послушай, доктор, – с досадой произнес Натаниэль. – Я ведь ничего от тебя не требую. Не надо невразумительных фраз. Отвечай четко и ясно, как раньше.

– Раньше ты был офицером полиции, – возразил Бен-Шломо. – А сейчас – никто, посторонний. Я не имею права отвечать на твои вопросы.

– Мне нужна самая малость, элементарная информация, – все более раздражаясь, заявил Розовски. – Отвечай только «да» или «нет».

– «Да» или «нет»? – повторил доктор. – Хорошо, я согласен… Подожди-ка минутку… Так, – тон его внезапно изменился. – Господи, Натан, ты что ничего не понимаешь? Я был не один. Тут торчал на редкость нудный тип – из новых, ты его не знаешь. И он тебя тоже. Так и уставился на меня, стоило мне заговорить. Давай по-быстрому, что тебе нужно?

Розовски облегченно вздохнул: он уж было подумал, что старый друг Нохум впал в маразм, именуемый кастовой солидарностью.

– Помаду обнаружили? – повторил он свой вопрос.

– Еще бы! Такой жирный след, словно гостья целовалась с этим бокалом.

– Определили марку?

– Помады?

– Да.

– Определили.

– «Барбара Клайн», – сказал Розовски.

– Так ты знаешь? А зачем спрашивал?

– Чтобы убедиться. Все, спасибо, Нохум.

– Сказать еще кое-что?

– А есть что? – Натаниэль сразу же насторожился.

– Я проводил тест. Знаешь, по микроскопическим капелькам слюны, оставшимся на бокале, можно много чего установить. Так вот…

– Погоди-ка, – Натаниэль перебил доктора. – Держу пари, что я угадаю с первого раза.

– Попробуй, – доктор Нохум Бен-Шломо хмыкнул.

– На стенках бокала вообще не оказалось слюны, – сказал Натаниэль. – Иными словами, из этого бокала…

– … вообще никто не пил, – продолжил доктор. – А помада нанесена непосредственно тюбиком на край бокала…

– … – чтобы ввести в заблуждение полицию, – закончил Натаниэль и облегченно рассмеялся. Доктор тоже рассмеялся.

– Как в старые времена, – сказал он. – Как в добрые старые времена, Натаниэль.

Розовски тоже вспомнил эту их привычку перебивать друг друга при обсуждении результатов криминалистических экспертиз.

– Да, – сказал он, – как в добрые старые времена.

– Тебе чем-нибудь помогут эти сведения? – спросил доктор.

– Конечно, Нохум. Я почти закончил дело.

– Да? – доктор усмехнулся. – В таком случае, не говори Ронену о нашем разговоре. Он ревнив, как жених накануне свадьбы. Пока, Натан. Рад был помочь тебе.

Натаниэль спрятал аппарат, кивнул стажеру:

– Поехали. Направление – Холон. Ты город знаешь?

– Более-менее.

– Вот адрес, – Розовски протянул ему листок, полученный от Саши.

Они около получаса кружили по городу в поисках нужной улицы.

– На месте, – коротко сказал Илан и показал на серый четырехэтажный дом.

– Вижу, – Розовски вышел из машины, наклонился к окну. – Посиди в машине. Будь внимателен. На всякий случай, обращай внимание на всех, входящих в подъезд.

Дом имел весьма почтенный возраст, без лифта, но зато с обилием разноязычных граффити на стенах. Граффити как бы олицетворяли собой волны репатриации разных лет и одновременно сообщали, что хозяевам (или хозяину) дома не до таких мелочей, как побелка подъезда.

Поднявшись на третий этаж, Натаниэль нашел нужную дверь. Дверь, в отличие от подъезда в целом, выглядела новенькой – видимо, ее поставили последние жильцы. Укрепленная (пладелет) она производила впечатление куда большей надежности, чем весь дом. Впрочем, при втором взгляде на дверь, Натаниэлю пришло в голову сравнение с новеньким зубным протезом во рту глубокого старика.

На звонок поначалу никто не отозвался, но Натаниэль готов был поклясться, что слышал в квартире осторожное движение. Он позвонил еще раз. Потом еще и еще. «Ну нет, дорогой, я тебя заставлю отозваться. Мне очень не нравятся столь пугливые люди.»

Терпение людей за дверью не выдержало состязание. После пятого или шестого звонка послышались шаги и женский голос спросил:

– Что вам нужно?

Голос звучал достаточно напряженно.

– Простите, Лиора, я ищу Геннадия, – ответил Натаниэль. – На работе мне сообщили, что он может быть здесь. Дали ваш адрес.

– А кто вы такой?

– Вы не могли бы открыть дверь? Так разговаривать не очень удобно…

– Я не открываю дверь незнакомым людям.

– Что ж, давайте познакомимся. Меня зовут Натаниэль Розовски, я частный детектив.

Пауза.

– Вы не могли бы придумать что-нибудь поновее? – иронически спросила женщина.

– Что значит – поновее? – Розовски удивился. – Если вы о моем имени, так мама придумала его сорок пять лет назад, на этом ее фантазия иссякла. А самому себя переименовывать – как-то неловко. А если вы о профессии, так она довольно нова. Каких-нибудь пять лет назад я был офицером полиции, – он подождал немного. – Вас устраивет ответ?

За дверью молчали. Потом тот же голос сказал – уже без иронии:

– У меня сегодня уже был один частный детектив. По имени Натаниэль Розовски.

– Как? – переспросил Розовски, не веря собственным ушам. – Какой детектив?

– Частный детектив.

– Нет, имя, имя у него какое?

– Натаниэль Розовски, – повторила женщина.

– Послушайте, – сказал Натаниэль. – Вот моя лицензия, – он приложил запаянную в пластик карточку к дверному глазку. Не знаю, кто у вас был утром, но я, действительно, частный детектив. И меня действительно зовут Натаниэль Розовски. Кстати, вы проверяли документы у предыдущего?

– Нет, – ответила женщина после недолгого колебания. Теперь в ее голосе слышалась растерянность смешанная с тревогой.

– Ваш друг попал в серьезный переплет, – терпеливо заговорил Розовски. – В очень серьезный переплет. И помочь ему могу только я. С вашей помощью.

– Убийство? – спросила вдруг женщина. И пояснила: – Этот утренний детектив говорил то же самое.

Натаниэль был ошеломлен.

– Погодите, – сказала женщина, приняв решение. – Я сейчас открою.

Подруга Гены оказалась молодой женщиной лет двадцати восьми, маленькой, черноволосой, с короткой стрижкой. Очки в круглой металлической оправе придавали ей сходство с отличницей из старших классов. Светлые джинсы были живописно разорваны на коленях.

– Проходите, – сказала она. – Я вам верю. Но Гены здесь нет.

Натаниэль вошел. Первое, что ему бросилось в глаза, был огромный абажур, спускавшийся чуть ли не до самого пола. Абажур был прихотливо разукрашен странными искаженными фигурами. Заметив его удивление, Лиора сказала:

– Гена делал. В прошлом году. Красиво, правда? Садитесь.

– Да, – сказал Натаниэль, разглядывая причудливые фигурки. – Во всяком случае, оригинально. Где-то я уже видел такие… – он задумался.

– Может быть, на выставке? – предположила Лиора.

– Что?… Да, возможно, – ответил Натаниэль. – Правда, я не был ни на одной выставке… Ну, неважно, – он сел на маленький диванчик в углу.

– Вы сказали, что сегодня утром у вас был посетитель, – сказал он.

– Да, был.

– И назвался моим именем.

Лиора пожала плечами.

– Не знаю, кто из вас чьим именем назвался.

– Да, действительно, – Розовски улыбнулся. – С тем же успехом можно предположить, что это я назвался его именем.

– Именно так.

– Что ж… – Натаниэль немного подумал. – Сделаем так: вот телефон моего агентства. Вы сейчас позвоните туда и попросите секретаря – ее зовут Офра – описать мою внешность, – он протянул Лиоре визитную карточку. – Заодно спросите, не звонила ли мне мама. Договорились?

Лиора пожала плечами, взяла карточку.

– Ладно, – сказала она. – Я вам верю, я уже говорила. Иначе я бы не открыла дверь, – она положила карточку на столик. – Что вы хотите узнать?

– Я ищу вашего друга, – сказал Натаниэль. – Как ни странно, ваш утренний посетитель сказал правду. Иное дело – для чего ему нужен Геннадий. Но факт остается фактом: Геннадий оказался замешанным в деле с убийством. Правда, полиция его еще не разыскивает. Впрочем, это уже вопрос времени.

Лиора покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Я знаю Гену не первый год.

– Он физически не способен на… – она замолчала.

– На убийство? – подсказал Натаниэль. – Но я и не говорю, что он участвовал в нем. Быть замешанным и принимать участие – не одно и тоже. Я совершенно уверен в том, что он даже не знал поначалу. Он просто оказал любезность. И не очень важную, хотя и не совсем… как бы это сказать… Словом, такие вещи делать не следует.

Лиора недоверчиво посмотрела на него.

– Что-то я вас не понимаю, – сказала она. – Какие-то недомолвки: что-то сделал, что-то не сделал. А точнее выразиться вы не можете?

– Боюсь, что нет, – Натаниэль виновато улыбнулся. – Боюсь, что не могу. Честно говоря, я и сам еще не все понимаю. Вам остается лишь одно: поверить мне на слово и помочь встретиться с Геннадием.

– Я не могу этого сделать, – сухо сообщила она. – Я обещала ему. И привыкла выполнять обещание.

Натаниэль поднялся с диванчика.

– У меня нет времени, – сказал он. – У вас тоже. Или, вернее, у вашего друга Геннадия. Он оказался в очень опасной ситуации. И я не думаю, что в его интересах отсиживаться. Видите ли, его непременно отыщет кто-нибудь: либо полиция – это не самый худший вариант, либо «частный детектив», наведавшийся к вам недавно. Лучше всего будет, если его найду я, – Натаниэль замолчал, выжидательно глядя на Лиору. – Так что? Что мы будем делать?

– Я уже сказала, – голос подруги Геннадия стал несколько менее уверенным. – Я уже сказала, что верю вам. Но… – она беспомощно оглянулась. – Но его нет… Я передам, правда, передам, что вы приходили. Я думаю, он позвонит вам… – она замолчала.

Натаниэль разочарованно покачал головой.

– В вашей квартире есть второй выход? – неожиданно спросил он. Лиора недоуменно посмотрела на сыщика.

– Второй выход? Зачем? Нет, конечно, нет.

– Затем, что, в таком случае ваш друг мог только улететь по воздуху. Причем именно сейчас, пока мы с вами разговариваем, – он красноречиво посмотрел на пепельницу. Лиора тоже посмотрела туда. Лицо ее мгновенно залила краска. В пепельнице, кроме сигареты сыщика, лежала еще одна. От нее поднималась еле заметная струйка дыма. Розовски тяжело вздохнул.

– Видите, у вас нет опыта конспирации, – и повысив голос, сказал: – Гена, хватит прятаться! Выходите, нам нужно поговорить. Даю слово, с вами не случиться ничего плохого. Если вы сами, конечно, не наделаете глупостей.

Лиора поспешно отошла к окну и опустила голову. Розовски ободряюще ей улыбнулся, но женщина не видела.

Геннадий, тихо вышедший из соседней комнаты, походил на напроказившего школьника. Причем не старшеклассника. Скорее, на первоклассника-переростка. На нем были те же выгоревшие джинсы и куртка. Вид его так подействовал на Натаниэля, что тон детектива, когда тот обратился к художнику-газетчика, напоминал тон старого учителя.

– Ну-с, молодой человек, – строго сказал он, – вы заставили меня побегать.

Геннадий исподлобья посмотрел на него.

– А что бы вы сделали на моем месте? – спросил он мрачно. – Я же не сделал ничего плохого. Не преступник, в конце концов. И вдруг – такое обвинение…

– Минутку, – Розовски поднял руку. – Во-первых, что бы я делал на вашем месте – это, конечно, вопрос. Но не очень актуальный. Поскольку вряд ли я мог бы оказаться на вашем месте. По ряду причин. Во-вторых, вас еще никто ни в чем не обвинил. Так что – присядем и побеседуем, – он мимолетно улыбнулся парню и тут же посерьезнел. – Садитесь, садитесь, Гена. У меня нет времени. У вас тоже, – Натаниэль сел на диван, протянул Гене сигареты. Поколебавшись, тот взял. Розовски дал ему прикурить. – Собственно говоря, у меня всего лишь один вопрос… – Натаниэль спрятал зажигалку в карман. – Скажите, кто и для чего попросил вас поменять текст в астрологическом прогнозе?

Гена поперхнулся. Натаниэль терпеливо ждал, пока он справится с кашлем.

– Это была шутка, – ответил, наконец, Гена. – Просто шутка, понимаете? Он сказал, что хочет разыграть одну женщину. Знакомую. Он сказал, что она – знакомая – зациклилась на астрологии. Все делает строго по гороскопам, и это уже вынлядит прямо-таки… – Гена не сразу нашел нужное слово, нетерпеливо пощелкал пальцами.

– Патологически? – подсказал Натаниэль.

– Ну да, ненормально. И что они решили немного подшутить. Что вот придумали текст гороскопа. Вроде бы ее ожидает свидание, она конечно побежит – она очень верит во все эти штуки. А после они сами придут туда, ну и… – он запнулся. – Конечно, шутка не очень красивая. Но все-таки шутка!

– Так, – сказал Розовски. – Значит, шутка. Кто, говорите, вас попросил?

– Какое это имеет значение? – мрачно спросил Геннадий. – Вы же сказали, что она вляпалась в неприятную историю. Я так понял, что эта самая, помешанная на астрологии. Что неприятная история связана чуть ли не с убийством. И вроде бы, из-за этого проклятого гороскопа. Выходит, я во всем виноват! – он немного помолчал и добавил: – А когда я увидел, что вы возвращаетесь, тут уж… – он махнул рукой.

– Поэтому вы и удрали? – спросил Натаниэль.

– Почему же еще?

– А бумаги со стола зачем унесли?

Геннадий тяжело вздохнул.

– У меня дурацкая привычка, – сказал он. – Я вечно пишу что-нибудь, о чем думаю в данный момент. На разных клочках. Машинально. Вот я и испугался, что…

– … что вас может выдать какая-то фраза, неосторожно записанная на обрывке бумаги, – закончил Натаниэль. – Знаете, если вас и выдало что-то, так это ваш внезапный испуг и бегство. После моего визита в редакцию… Ладно. Я все-таки прошу вас назвать этого человека.

Гена молчал. На лице у него опять появилось выражение настоящего мальчишеского упрямства.

– Гена, – сказал Розовски. – Вы меня слышите? Если вы не назовете этого человека, полиция будет считать вас организатором преступления. И весьма тяжелого.

Лиора, до сих пор слушавшая молча, бросилась к парню.

– Ты с ума сошел?! – закричала она. – Это же он тебя подставил, как пацана! Ты же теперь за него отвечать будешь!

– Именно так, – подтвердил Натаниэль. – Лиора полностью права.

Гена решительно раздавил недокуренную сигарету в пепельнице и сказал:

– Мы с ним познакомились месяц назад, на выставке. Это была единственная выставка, в которой я участвовал. Выставка художников-репатриантов. Проходила в «Мерказ-а-тмунот». И ему понравились мои работы. Он даже купил две. Я увидел, подошел. Представился. Ну что… Приятный мужчина, при деньгах. Разговорились. Он узнал, что я работаю в газете. Иногда помещал через меня рекламы своей фирмы. Иногда просил оценить чужие работы. Вот и все.

– Прекрасно, – Натаниэль поощряюще улыбнулся. – И его зовут…

– Шломо Меерович, – ответил Гена и снова помрачнел.

Поощрительная улыбка детектива превратилась в оскал. Увидев это, Гена занервничал.

– Что вы так смотрите? – спросил он дрожащим голосом. – Это правда, больше никаких дел… Не верите? Можете спросить у него самого!

– Ну да… – деревянным голосом ответил Розовски. – На спиритическом сеансе.

– А?… – Гена непонимающе посмотрел на сыщика. – Что вы сказали?

– На спиритическом сеансе я его могу спросить… – пробормотал Натаниэль. – Вы случайно, не медиум? Может, прямо сейчас и проведем?… Ладно, это я от плохого питания. Не обращайте внимания… – Розовски поднялся, прошелся несколько раз по комнате. – Так, так… – он остановился перед Геннадием: – Это точно? – спросил он. – Вы уверены в том, что вас просил Меерович?

– Конечно. А в чем дело?… – его глаза испуганно расширились. – То есть… это его?… – прошептал Гена.

Розовски вздохнул.

– Вспомните еще раз, если можно – дословно. Как именно он попросил вас?

Гена задумался.

– Ну как… Пришел в редакцию, в отдел рекламы. Что-то там давал… Какие-то изменения в объявлении. Потом подошел ко мне. Дал текст.

– Тот самый, который вы потом поместили в газету?

– Тот самый.

– Он сказал: «Мы хотим разыграть?»

– Да.

– И не называл, кто это «мы»? – спросил Розовски со слабой надеждой в голосе. – Он не называл второго шутника? Или шутницу?

– Нет, не называл.

– Понятно… Хорошо, у меня больше нет вопросов. Но, возможно, они появятся у полиции. Или у прокурора. В любом случае, вас вызовут официальным извещением. Надеюсь, вы не сбежите. От вас потребуются только свидетельские показания, не более того… Мой вам совет, – сказал Розовски, подойдя к двери, – относитесь к своим обязанностям серьезнее. То вы Ленину ищете партнера в Беер-Шеве. То сомневаетесь в мужских способностях сильных мира сего. А то подсовываете наивным людям фальшивые гороскопы. Не надо, ладно? Если в следующий понедельник от имени Ясира Арафата вы объявите войну Новой Гвинее – поверьте, я ничем не смогу вам помочь… – он рассеянным взглядом окинул салон, задержался на абажуре. – Все-таки, где-то я эти фигурки видел… – пробормотал он, ни к кому не обращаясь.

Вечером того же дня Натаниэль Розовски собрал помощников у себя дома. Этому предшествовал достаточно долгий разговор с матерью.

– Мама, мои помощники придут вечером к нам, – сказал Розовски.

– И я, конечно, буду их обслуживать, – проворчала Сарра.

– Они придут в восемь, – невозмутимо сказал Натаниэль.

– И я, конечно, буду им подавать.

– И Офра придет. Она тебе поможет.

– Что?! После сумасшедшей работы у тебя она должна еще и ухаживать за тобой и твоими лоботрясами? – возмутилась мать. – Я что, сама не смогу? Слава Богу, я еще не старуха!

Больше всего на свете Сарре хотелось вторично женить сына. И Офра представлялась ей вполне удачной кандидатурой на роль невестки. Не разделяя ее желания, Натаниэль бессовестно пользовался этим и приглашал Офру на все совещания, проводившиеся у него дома, хотя производственной необходимости в этом не было.

– Побрейся, – сказала Сарра. – И переоденешься. Ходишь, как…

– Как русский бандит, – подсказал Розовски. – То есть, как американский гангстер.

– Вот именно. Нет, вы подумайте: он еще смеется над старой матерью! Хорошо, что твой отец не дожил до такого…

Бесконечная дискуссия была прервана звонком в дверь. Розовски посмотрел на часы. Для его сотрудников было еще рановато. Он открыл дверь. На пороге стоял старший инспектор Ронен Алон собственной персоной.

– Привет, я могу войти? – хмуро спросил он.

– Конечно, я всегда рад тебя видеть, – Натаниэль посторонился, пропуская неожиданного гостя.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего, – инспектор подошел к креслу, сел. Розовски сел напротив. Алон молчал, глядя на Натаниэля со странным выражением.

В салон выглянула Сарра Розовски. Увидев Ронена Алона, расплылась в улыбке. Алон относился к числу тех сослуживцев ее сына, которых она привечала особо:

– Здравствуй, Ронен.

– Добрый вечер, Сарра. Как дела?

– Как всегда. Ты рановато, Натаниэль сказал, что вы соберетесь часов в восемь. А сейчас только шесть.

– В восемь? – Алон посмотрел на Натаниэля. – Да, верно…

– Мама, я говорил о своих сотрудниках, – вмешался Розовски.

– А чем вам помешает Ронен? – воинственным тоном спросила мать. – По крайней мере, он приличный человек и твой друг.

– Ты хочешь меня выгнать? – осведомился инспектор Алон у Натаниэля.

– Что? – возмутилась Сарра. – Выгнать? Пусть Бог выгонит меня с этого света, как он выгонит тебя из моей квартиры!

– Ладно, – Розовски махнул рукой. – Оставайся, черт с тобой. Какие у меня могут быть секреты от полиции? Тем более, от старых друзей.

– Спасибо, – инспектор Алон подождал, пока мать Натаниэля скроется в кухне, и сказал: – У меня есть серьезные основания подозревать тебя в сокрытии сведений, имеющих большое значение для следствия. Так что, объясни мне, пожалуйста, кое-что.

Розовски прищурился.

– А если я не смогу объяснить? – спросил он.

– Думаю, что сможешь, – спокойно ответил Ронен. – Ты ведь сам бывший полицейский. Ты же знаешь, что такое сокрытие сведений, важных для следствия.

– Это шантаж, – заявил Розовски.

– Называй, как хочешь. Но я не уйду отсюда до тех пор, пока не узнаю по этому делу все то, что знаешь ты.

Следующие два часа Розовски демонстративно занимался домашними делами, а инспектор Алон с большим интересом смотрел по телевизору программу «Евроспорт». Ровно в восемь, один за другим, пришли Алекс и Илан. При виде инспектора у обоих совершенно одинаково вытянулись лица.

– Все в порядке, ребята, – успокоил их Натаниэль. – Ронен здесь как частное лицо. Его пригласила моя мама. У нее с инспектором Алоном давний роман.

Офра, напротив, не выразила никакого удивления или недовольства. Сарра Розовски сразу же утащила ее на кухню.

Поглядев на чопорные лица своих помощников, Натаниэль тяжело

вздохнул и, обращаясь к инспектору Алону, мрачно сказал:

– Ронен, как видишь, у нас тут самая обычная вечеринка. Мы решили немного встряхнуться, и… – он развел руками. – В общем, боюсь, что ничего не смогу тебе рассказать. Рад бы, но…

Ронен тоже посмотрел на Алекса и Михаэля.

– Прекрасная идея, – сказал он. – Повеселимся вместе. Мне тоже осточертела работа. Вы не против моей компании, парни?

Помощники Розовски сидели с каменными физиономиями. Алон кивнул: – Отлично, я так и думал, – и, обращаясь к Натаниэлю, добавил: – Замечательные у тебя ребята, очень толковые. Только излишне словоохотливые.

– Какие есть, – сухо сказал Розовски. И пояснил: – Стеснительные очень. Плохо говорят на иврите. С сильным русским акцентом. И очень из-за этого страдают. То есть, иной раз и рады бы поболтать, но не могут. Вот, как сейчас. Верно, ребята?

Алекс и Илан с готовностью кивнули и развели руками: дескать, действительно, рады бы, но – увы.

– И Офра тоже? – спросил Ронен ласковым голосом.

– Офра? – Розовски удивленно поднял брови. – А что – Офра?

– Офра тоже плохо говорит на иврите? – инспектор погрозил пальцем хозяину. – Хватит мне морочить голову, Натан. Я уже сказал: или выкладывай все немедленно, или я не тронусь с этого места. Или же, наконец, при всем моем уважении к твоей маме, я оставлю тебе официальное приглашение в полицейское управление. И если ты не явишься, буду вынужден доставить тебя туда силой. Хотя мне очень бы этого не хотелось.

– Ты это серьезно, Ронен?

– Увы. Я пришел сюда, чтобы получить ответы на несколько вопросов. И я надеюсь их получить.

Розовски немного подумал.

– Хорошо, – сказал он. – Ты не оставляешь мне выбора.

– Правильно.

– Я расскажу тебе все. И ты нас покинешь. Договорились?

– Договорились, – инспектор приготовился слушать. – Только пожалуйста, подробно. И постарайся не забыть ничего важного.

– Согласен. Задавай вопросы.

– Вопрос первый, – начал инспектор. – Тебе удалось отыскать загадочную свидетельницу?

– Отвечаю честно: не знаю.

– Хорошо. Еслиты так отвечаешь, значит, у тебя есть какие-то подозрения.

– Допустим.

– Поделись со мной, – предложил инспектор. – Изложи старому другу. И мы вместе их обдумаем.

– Сначала ответь на мой вопрос: ты выяснил, куда и кому звонил Шломо Меерович, находясь в Димоне?

– Представь себе.

– Кому же?

– Партнеру, – ответил инспектор. – Деловому партнеру. Устраивает такой ответ?

– А что – другого ответа не будет?

– Не уверен, что имею право говорить более подробно. Ты сказал, что он договаривался о встрече? – инспектор посмотрел на Маркина. Алекс сделал вид, что не прислушивается к разговору.

– На семь часов.

– Да-да… – инспектор вдруг чрезвычайно заинтересовался потолком.

– Ронен, – мягко сказал Натаниэль. – А ведь если бы не я, ты не узнал бы об этом звонке. Правда?

– Неважно, – сухо ответил инспектор. – Меня интересует другое. Каким образом, по-твоему, этот его партнер связан с убийством?

– Гороскопами, – ответил Натаниэль. – Астрологическая связь – самая прочная. Читайте судьбу по звездам.

– Не морочь мне голову, – посоветовал инспектор Алон. – Ты занимаешься убийством Шломо Мееровича. Выясняется, что у покойного имелся деловой партнер, хотя по документам никаких партнеров у него нет. Он был единоличным хозяином посреднического бюро.

Розовски промолчал.

– Ну вот. Выясняется, что убитый назначил встречу. На шестнадцатое октября. На семь часов вечера. У себя в квартире. Назначил встречу партнеру. 16 октября в восемь часов пятнадцать минут мы приезжаем по анонимному звонку. В его квартиру. Находим там некую госпожу Головлеву. В состоянии истерики. Утверждающую, что кроме нее и покойника в квартире никого нет! И не было! И дальше она начинает нести невероятную чушь! Правда, не полицейским, а адвокату… И ты после этого утверждаешь, что тебе нечего сказать!! – в конце своего монолога инспектор почти кричал. – Просто не понимаю, почему я до сих пор не арестовал тебя, – закончил он неожиданно обычным голосом.

– Во-первых, успокойся, – заботливо сказал Натаниэль. – Ты напугаешь мою маму. А ребята напрочь забудут даже те несколько слов на иврите, которые еще помнят. А во-вторых… – он посерьезнел. – Ну хорошо. Ты не веришь в то, что я до сих пор не разобрался в этом деле.

– Я очень хорошо тебя знаю, – сказал Алон. – Если бы ты не разобрался – зачем бы твой помощник мотался в Димону?

Розовски задумался.

– Понимаешь, Ронен, – сказал он по-прежнему серьезно, – я имею несколько версий происшедшего. Я бы даже мог тебя с ними ознакомить. Но, видишь ли… их, повторяю, несколько. Даже не две. И, боюсь, не три. И одна противоречит другой, третьей и так далее.

– Я не верю, – сказал Алон.

– Я могу тебе… – Натаниэль внезапно замолчал. Алон некоторое время разглядывал его с академическим интересом, а потом спросил с подозрением:

– Что ты замолчал?

– Что?… Нет, ничего… Словом, – Розовски развел руками. – Мне пока нечего тебе сказать. Верно, ребята?

Илан и Алекс одновременно кивнули.

– Какие они у тебя дисциплинированные, – похвально отозвался о помощниках инспектор. – Мне бы таких… Ну что же, – он неторопливо поднялся со своего места. – Коль скоро тебе нечего сказать больше, я пожалуй пойду. Кстати, – он словно вспомнил нечто важное. – Я слышал, что завтра днем ты собираешься отчитаться перед клиентами?

– Собираюсь.

– Очень логично, – Алон кивнул. – В полном соответствии с твоими предыдущими словами – насчет того, что ты еще толком не знаешь ни свидетельницу, ни всего прочего. О чем же ты собираешься рассказывать Цви Грузенбергу?

– Возможно, об этом, – ответил Натаниэль безразличным тоном. – Возможно о том, что я никого не нашел.

– Да? И что же – я могу присутствовать при таком знаменательном событии?

– Конечно. Я приглашаю тебя, Ронен. Завтра, в два часа, в моем офисе.

Инспектор вышел, в сердцах хлопнув дверью.

Натаниэль чмокнул Офру в небрежно подставленную щечку.

– Любишь ты театральные эффекты, – сказала она недовольным тоном.

– Если верить моей маме – а у меня нет оснований ей не верить, она святая женщина, ее умоляли играть в «Габиме», – сообщил Натаниэль. – Так что, актерство у меня, видимо, наследственное… – он посмотрел на часы. Было четырнадцать часов пятнадцать минут. – А что, все уже собрались?

– Давным-давно, – Офра оглянулась на приоткрытую дверь кабинета и понизила голос. – И если ты немедленно не начнешь, они разбегутся. Грузенберг уже дважды выскакивал в приемную. И вид у него весьма воинственный. А инспектор Алон, по-моему, готов тебя пристрелить.

– Прекрасно. Как я выгляжу?

– Как всегда.

– Значит, превосходно, – Розовски придал своему лицу максимально деловое выражение и отворил дверь кабинета. Собравшиеся встретили его возмущенным шумом. Розовски предостерегающе поднял руку.

– Тихо, тихо, господа! – сказал он. – Меня задержали достаточно веские причины. Думаю, выслушав их, вы поймете и простите. А сейчас, – он прошел к своему месту за письменным столом, – мы можем начать, – Натаниэль обвел кабинет задумчивым взглядом. Все, кого он пригласил, были в сборе, и от этого его маленький кабинет казался совсем крохотным.

– Насколько я могу понять, расследование завершено? – спросил Цви Грузенберг светским тоном.

– Не совсем так, – сказал Розовски.

– Что значит – не совсем так?

– Действительно, Натан, я пришел потому, что ты обещал… – в разговор вступил было инспектор Ронен, но Розовски перебил его.

– Дайте мне договорить, господа, – сказал он. – Да, в настоящий момент расследование не завершено, но оно будет завершено в течение ближайшего получаса.

Возмущенный шум стих, хотя лица почти всех присутствующих сохраняли выражение недовольства – в той или иной степени. Натаниэль протиснулся между вольготно раскинувшимся в кресле инспектором Алоном и собственным письменным столом.

– Итак? – нетерпеливо сказал Грузенберг. – Мы все ждем.

– Да, конечно, – Натаниэль вытащил сигареты, не распечатывая пачку, положил ее на край стола. – Пожалуй, можно начинать… Цви, я позволю себе вначале повторить то, что известно всем. Если кто-то не желает слушать…

– Ради Бога, Натан, хватит тянуть! – взорвался Алон. – Кто-то желает, кто-то не желает… Ближе к делу! Я не замечал у тебя избытка вежливости в старые времена.

– Хорошо. Чтобы ускорить развязку, я лишь попрошу вашего, госпожа Головлева, согласия на то, что говорить буду на иврите. Роль переводчика берется исполнить мой помощник, Алекс Маркин.

Маркин кивнул, пересел ближе к Головлевой. Натаниэль еще немного подождал, пока все устроятся и успокоятся, и начал:

– Итак, господа, суть дела в следующем. Нынешним воскресеньем некто Шломо Меерович оказался убит в собственной квартире. По этому поводу имел место звонок в полицию, как выяснилось – из квартиры Мееровича. Звонившая – а это была женщина – сообщила, что преступник находится в данный момент в комнате. Прибывшая через пятнадцать минут полиция – в лице присутствующего здесь инспектора Алона и его подчиненных – обнаружила на месте происшествия госпожу Ларису Головлеву, так же присутствующую здесь.

Ронен шумно вздохнул, но промолчал. Натаниэль улыбнулся и сказал извиняющимся тоном:

– Прости, Ронен, но я должен сделать небольшое предисловие. Иначе не все окажется понятным.

Инспектор махнул рукой и отвернулся.

– Я продолжаю, – Натаниэль смотрел в стол, голос его был лишен какой бы-то ни было окраски. Казалось, он просто зачитывает некий документ, невидимый никому из присутствующих, но тем не менее, находящийся перед его глазами. – Некоторые улики – подчеркиваю, некоторые – позволили полиции рассматривать госпожу Головлеву в качестве главной подозреваемой. Она была арестована. Правда затем, по настоянию адвоката Грузенберга, освобождена. Адвокат Грузенберг также присутствует в моем кабинете. Я повторю, какие именно улики продиктовали полиции ее решение. Во-первых – сам факт ее присутствия в квартире, во-вторых – личность убитого, оказавшегося бывшим мужем госпожи Головлевой. Можно было подозревать давние счеты, в самом широком спектре – от ревности до денежных проблем. Фотография госпожи Головлевой, хранившаяся на книжной полке в квартире Мееровича указывала на факт недавних контактов. Несмотря на утверждение подозреваемой, что она не виделась с бывшем мужем в течение последних восьми лет и что она не знала, в чью именно квартиру идет тем роковым вечером.

Ронен фыркнул. Розовски предостерегающе поднял руку.

– Минутку, Ронен! Сейчас мы узнаем относительно фотографии, – он повернулся к женщине в черном платье, явно незнакомой остальным. – Вчера вернувшаяся в Израиль госпожа Далия Меерович, несмотря на печальное известие, любезно согласилась прийти на сегодняшнюю встречу.

Две другие женщины, присутствовавшие в кабинете, – Лариса и Мирьям, с откровенным любопытством посмотрели на вдову. Внешне она явно проигрывала Головлевой – вполне бесцветная внешность, тусклые волосы гладко зачесаны назад.

– Госпожа Меерович, повторите пожалуйста то, что сообщили мне вчера, – попросил Розовски.

– Этой фотографии в нашем доме не было, – тихо ответила Меерович. – Во всяком случае, еще десять дней назад, когда я уезжала в Европу. О приезде бывшей жены муж тоже ни разу не говорил.

– Он рассказывал вам о причинах развода с первой женой? – спросил Натаниэль.

Далия задумалась.

– Да, но это было давно, – сказала она. – Я думаю, лет пять назад, когда мы познакомились. Ничего конкретного, так – общие слова.

– Кого он винил в разводе? Ее или себя?

– Никого, – Далия слабо улыбнулась. – Это мне и понравилось в нем. Я ведь тоже была до него замужем. Мой первый муж имел обыкновение изображать меня чудовищем. Бывает и другая крайность, близкая к мазохизму: когда мужчина во всем винит одного себя и всем рассказывает о том, какой он негодяй и каким несчастным ангелом была его жена!.. – Далия произнесла последние слова чуть громче обычного. Потом добавила – после крошечной паузы, уже обычным голосом: – На самом-то деле обычно виноваты оба. Только вот расплачиваются по-разному.

Натаниэль кивнул.

– Скажите, госпожа Меерович, а о том, что в Тель-Авиве живут родственники его первой жены, ваш муж рассказывал вам?

– Да, однажды он мне сказал… – Меерович задумалась на секунду. – Да, это было, по-моему, в прошлом году.

– И по какому поводу он об этом сказал именно тогда? – спросил Натаниэль. – Полагаете, раньше он сам об этом не знал?

Далия пожала плечами.

– Да нет, – сказала она. – Я просто не спрашивала. Меня мало интересовала его прошлая жизнь.

– Значит, просто к случаю пришлось?

– Ему кто-то позвонил, потом он сказал мне, что звонила родственница его бывшей жены.

– Так-так-так… – Розовски бросил взгляд на Мирьям, никак внешне не прореагировавшую на эти слова. – Скажите пожалуйста, Далия, почему вы проводили отпуск порознь? Согласитесь, это выглядит странно – для столь небольшого срока супружества. К тому же, раньше вы так не поступали, верно?

Вдова не ответила.

– Кроме того, у вас перед отъездом произошла размолвка, – продолжал Натаниэль. – Вы даже не ночевали дома, – он немного подождал. Далия молчала. – И в аэропорт вы уехали не из дома, – добавил он. – Так что же было причиной такого поведения?

– Это мое дело, – Далия нахмурилась. – В конце концов, он мертв.

– Да, вы правы… – Розовски некоторое время задумчиво смотрел на нее. – Теперь я попрошу вас ответить на очень деликатный вопрос, – сказал он, вновь обращаясь к вдове. – Если пожелаете, можете не отвечать на него. Но вопрос я задам. Хорошо?

Далия кивнула. В ее взгляде появилась настороженность.

– Ваш муж изменял вам? – спросил Розовски.

– Да, – ответила Меерович.

– Это послужило причиной последней размолвки?

– Да.

– Вы знали имя женщины?

– Нет.

– Но догадывались, кто она?

– Нет.

– Ну, хорошо, – сказал Натаниэль, с улыбкой взглянув на мрачного инспектора Алона. – Оставим в покое психологию супружества, вернемся к более конкретным вещам. Вернемся к фотографии первой жены вашего мужа. Вы утверждаете, что никогда не видели ее в доме.

– Да.

– Это еще ни о чем не говорит, – проворчал инспектор. – Фотография могла хранится в его бумагах. Перед свиданием он выставил ее, чтобы сделать приятное Головлевой.

– Я уже сотни раз говорила, что не виделась с ним! – резко сказала Головлева. – И не дарила ему никаких фотографий!

– Вот! – с торжествующими нотками в голосе подхватил Натаниэль. – А кому именно вы ее дарили? Вы помните?

– Точно не помню, – Лариса опустила голову. – Мне кажется… мне кажется, что я подарила эту фотографию Мирьям. Вместе с тремя другими.

Натаниэль перевел взгляд на Мирьям.

– А что скажете вы? – спросил он.

Та молча пожала плечами.

– Я же говорил вам, – Ицхак Шейгер решил прийти на помощь жене. – Фотография действительно была у нас, но потом куда-то исчезла… – видимо, он сам почувствовал насколько беспомощно звучит его объяснение, потому что замолчал и нахмурился.

– Это правда? – спросил Ронен у Мирьям.

– Видишь ли, Ронен, – сказал Натаниэль так, словно в кабинете находились только они двое, – этих троих – Головлеву, ее кузину Мирьям и покойного Шломо Мееровича связывали особые отношения. Мирьям Шейгер была виновницей развода своей родственницы с мужем.

Тишина, воцарившаяся после этих слов, оказалась столь глубока, что даже сам Натаниэль немного испугался. Он внимательно обвел взглядом замершие фигуры собравшихся.

– Да, – сказал он и развел руками. – Это так. И я не думаю, что кто-нибудь всерьез станет оспаривать мои слова.

– Не будет, – сказала вдруг Мирьям. Она выпрямилась и с вызовом посмотрела на детектива. – Никто не будет. Потому что, как мне кажется, все и так знают это. Никакого секрета вы не раскрыли. У меня был роман с Шломо – тогда он звался Семеном – сразу после их свадьбы. Но, во-первых, Лариса сама виновата. Она очень быстро охладела к мужу. А во-вторых – мы, действительно, не встречались с ним в Израиле. То есть, я знала, что он репатриировался.

– Если не секрет, откуда? – спросил Натаниэль.

– Не помню. Это имеет какое-то значение?

Натаниэль вышел из-за стола и подошел к Мирьям.

– Ваш муж знал об этом?

– Да, – ответил вместо Мирьям Ицхак. – Я знал. У жены не было секретов от меня. Но, честно говоря, меня мало волновало прошлое. Тем более, прошлое советское.

Мирьям взглянула на мужа с удивлением, но промолчала. Натаниэль повернулся к Головлевой. Та сидела, чуть склонившись к Алексу и внимательно слушая перевод. Она не поднимала глаз ни на двоюродную сестру, ни на детектива.

– Понятно, – сказал Розовски. – Видишь, Ронен, появляется новый фактор, верно?

Инспектор осмысливал услышанное. Вмешался адвокат.

– Извините, Натаниэль, но я пока не вижу связи между обвинением Головлевой в убийстве и старым романом госпожи Мирьям, – сказал он.

– Все очень просто, – Розовски прошелся по кабинету. Сделать это было сложно из-за обилия людей. – Все очень просто… Представим себе следующее: предположим – только предположим, что госпожа Мирьям сейчас сказала нам неправду, – он жестом остановил протест со стороны четы Шейнер. – Я ведь говорю: предположим. Предположим, что их связь возобновилась в Израиле. И что женщиной, имени которой не знала госпожа Меерович, но о связи которой с мужем она знала была именно Мирьям.

– Говорите что угодно, – сказала Мирьям устало. – Мне все равно.

Ронен Алон недоверчиво посмотрел на Натаниэля.

– Но в роковой вечер в квартире была не Мирьям. И не Далия, – сказал он. – Там была Головлева.

– А ты представь себе, – сказал Натаниэль, – что покойный вовсе не охладел к своей бывшей супруге. Допустим, узнав от Мирьям о ее приезде, он решил с ней встретиться. Учти, ситуация более чем благоприятствует встрече: серьезная размолвка с женой – не исключено, кстати, что она могла бы привести к очередному разводу. К тому же, кто знает, не тяготила ли его продолжающаяся связь с Мирьям?

– Послушайте, – сердито заговорил Ицхак Шейгер. – Я понимаю, что все эти разговоры сущий вздор, но не могли бы вы перестать издеваться над моей женой?

– Оставь его, Ицик, – сказала Мирьям. – Он ведь действует из благих намерений. Хочет найти убийцу, – в последних словах слышалась неприкрытая издевка. – Он его не нашел, но надеется, что кто-то из нас сорвется из-за его непрекращающихся оскорблений, наговорит массу лишнего, а он повесит на этого человека всех собак и будет торжествовать. Так что лучше помалкивай и терпи.

– Это вы во всем виноваты, – сказал Ицхак, обращаясь к адвокату. – Мы вполне могли бы обойтись и без такого, с позволения сказать, специалиста.

Грузенберг не ответил, но взгляд его, брошенный на Натаниэля, тоже не был особенно благожелательным.

Розовски выслушал все это с неизменной любезной улыбкой.

– Надеюсь, вы позволите мне продолжить? – спросил он адвоката. – Я ведь принес свои извинения.

– Хорошо, – сказал Грузенберг. – Но не могли бы вы, Натаниэль, избрать более деликатную форму рассуждений? Или вообще: изложить сразу выводы. В конце концов, рассуждения – ваш производственный процесс. Нас гораздо больше интересует результат. И мы будем судить о нем самостоятельно.

– Осталось совсем немного, – сказал Натаниэль с извиняющейся улыбкой. – Я прошу вас набраться терпения. Что же касается рассуждений – в них, как я надеюсь, содержатся доказательства…

Ицхак негодующе фыркнул.

– Итак, представим себе, что Шломо Меерович неосторожно проговорился любовнице о желании встретиться с бывшей женой. Или же она сама начала подозревать возможность такого хода событий. Я пока не знаю, но возможно, что с Шломо Мееровичем госпожа Мирьям Шейгер связывала свои надежды на будущее. Иначе трудно было бы объяснить возобновление старого романа. И вот это будущее оказывается под угрозой… Обрати внимание, Ронен: только Мирьям знала о пристрастии своей родственницы к гороскопам. Только она знала, что Лариса следит за астрологическими прогнозами в соответствие с настоящим днем рождения.

– Что значит «в соответствии с настоящим днем рождения»? – прервал его рассуждения Ронен. – Есть и ненастоящий?

– Представь себе, – сказал Натаниэль. – Настоящий день рождения госпожи Головлевой и день рождения, проставленный в ее документах, не совпадают. Верно? – он обратился к Головлевой. Та кивнула.

– Такое иногда случается, – сказала она. – Я родилась в крохотном городе. Регистрировали в районном исполкоме, делопроизводитель был не очень внимателен… Словом, не знаю деталей этой истории. Мать рассказывала ее как курьез. Я, в свое время, хотела поменять документы, но оказывается, требовалось такое количество бумаг, что я махнула рукой.

– Но день рождения вы отмечали истинный, – уточнил Натаниэль. – 8 января. Что, кстати, зафиксированно на фотографии, подаренной вами родственникам.

– Да, верно.

– Понятно? – спросил Натаниэль у инспектора. – Я могу продолжать?

Несколько сбитый с толку инспектор Алон перевел взгляд с него на Головлеву и обратно и неуверенно кивнул головой.

– Прекрасно. Я остановился на том, что Мирьям Шейгер знала о различии между настоящим днем рождения и дату в паспорте. И только она знала о том, что Лариса непременно последует указанию очередного гороскопа и согласится на встречу с мужчиной, позвонившим ей в роковой вечер.

– А кто звонил? – спросил инспектор. – Ведь Головлева сказала, что голос был незнакомым.

– Дойдем и до этого… Мирьям решила убить своего любовника. И сделать это так, чтобы подозрение пало на Ларису Головлеву.

– Вы с ума сошли! – крикнул Ицхак. Мирьям успокаивающе положила руку на его плечо.

– Что ей нужно было сделать для этого? – спросил Розовски, не глядя на них. – Ей нужно было, чтобы полиция застала на месте убийства ее родственницу. Она попросила кого-то из сотрудников газеты «Ежедневная почта» – я сейчас не буду уточнять, кого именно, всему свое время – ввести в очередной астрологический прогноз текст, составленный ею. Сделать это не представляет особого труда. Компьютеры в редакции «Ежедневной почты» соединены в сеть, так что с любой клавиатуры можно ввести в нужный файл требуемую информацию. Затем некто – возможно, тот же сотрудник – позвонил Ларисе Головлевой и назначил ей свидание. Затем, незадолго до назначенного времени, она приехала к Шломо Мееровичу и убила его. Поставила на шкаф привезенную из дома фотографию. В спальне дождалась приезда Ларисы. И позвонила в полицию. И в конце концов, пользуясь вполне естественным душевным состоянием Головлевой, покинула квартиру… Вот так все было, – сказал Розовски после небольшой паузы. – Госпожа Мирьям Шейгер убила Шломо Мееровича, с которым продолжала любовную связь уже здесь, в Израиле, а затем сделала так, чтобы обвинение пало на Головлеву. Никто в полиции никогда бы не поверил объяснениям последней о каких-то там астрологических прогнозах и тому подобной чепухе.

– Как ты могла, Мирьям?! – глаза Головлевой наполнились слезами. – Ведь ты говорила, что даже не виделась с ним!

Натаниэль неспешным шагом подошел к Мирьям, в лице которой не осталось ни кровинки и вдруг положил руку на ее плечо. Она вздрогнула, подняла на него невидящие глаза.

– Успокойтесь, Мирьям, – мягко сказал детектив. – Я ведь сказал: предположим. Я прекрасно знаю, что в действительности все было по-другому. Вы ни в чем не виноваты. Простите за это испытание.

– Что ты опять затеял? – недовольно спросил инспектор. – Что за испытание?

Натаниэль повернулся к Головлевой.

– Вы ведь хотели, чтобы я – или полиция – пришли именно к такому заключению, верно? – тихо спросил он. – Отсюда и якобы вера в гороскопы, и якобы звонок незнакомого мужчины. И главный аргумент: вы руководствовались гороскопами в соответствии с реальным днем рождения. А об этом знала только Мирьям.

– Что значит «якобы»? – спросил адвокат.

– Видите ли, Цвика, – сказал Розовски. – Эти ежедневные гороскопы сочиняет один симпатичный молодой человек из редакции «Ежедневной почты». Просто сочиняет, понимаете? В отличие от еженедельных гороскопов, составляемых профессиональным астрологом. Понимаете, Цвика? Если они и сбываются, то случайно и изредка. И то – не сбываются, а лишь могут создать иллюзию этого. Потому что упомянутый мною молодой человек старается писать их обтекаемыми общими фразами. Следовательно, госпожа Головлева не могла, приехав в Израиль, проникнуться непоколебимой верой в стопроцентно сбывающиеся гороскопы. Просто потому, что они не сбываются, – Натаниэль замолчал, задумчиво глядя на адвоката.

– Но позвольте, – сказал Цвика, – это ведь еще ничего не значит. Это…

– Вы ошибаетесь, Цвика, – сказал Натаниэль. – Это значит очень много. Это значит, что попытка Мирьям подменить текст гороскопа с тем, чтобы обмануть Ларису, выманить ее из дома и в конечном счете свалить на нее совершенное убийство, не могла иметь места. То есть, как я уже объяснил, версия о виновности Мирьям в смерти Шломо Мееровича оказалась ложной.

Грузенберг снова попытался что-то сказать.

– Позвольте я продолжу, – Розовски нахмурился. – Откуда нам известно о фантастической сбываемости гороскопов? Исключительно из слов самой Головлевой. Как я уже сказал, этого не могло быть. Откуда мы знаем о звонке мужчины, назначившего ей свидание? Из того же источника. Логично предположить, что и эта информация не соответствует действительности. Остается последний гороскоп, который мы читали собственными глазами и который содержит указания, приведшие к печальным последствиям. Как быть с этим? Предположение, повторяющее аналогичное из предыдущей версии. Кто-то из редакции упоминавшейся газеты, знакомый госпожи Головлевой. А не Мирьям Шейгер, поскольку с Мирьям мы только что сняли обвинения. Опять-таки, пока не уточняю, кто именно. И это она попросила его внести в прогнозы текст, придуманный ею. Кстати, в тексте имеется намек на участие в преступлении родственников, видимо, Мирьям. Помните, Цвика? «Не доверяйте близким родственникам». И так далее.

– Это ложь! – крикнула Головлева. – Вы лжете!

– А вот и еще одно, – сказал Натаниэль. – Ответ на вопрос: кто звонил в полицию? Мы ведь исходили из того, что госпожа Головлева не знает иврита, – он повернулся к женщине. – Вот уже добрых десять минут, с момента изложения мною последней двух версии, мой помощник молчит. Как мы и договорились, – он улыбнулся чуть смущенно. – Тем не менее вы поняли все настолько хорошо, что даже обвинили меня во лжи. Но я ведь говорю на иврите, – он обратился к инспектору Алону. – Таким образом, Ронен, не было никакой свидетельницы, вызвавшей полицию. Была преступница, сама бросившая на себя тень подозрения. Кстати, логика в подобном поведении, безусловно, имеется. Полиция будет искать звонившую, все более утверждаясь в мысли, что задержанная Головлева – жертва. Рано или поздно выйдет в своих подозрениях на Мирьям, но тоже не получит необходимых доказательств. В конце концов, запутавшись в этих поисках, поддастся давлению адвоката, и… – он красноречиво махнул рукой. – Я сейчас говорю о логике преступника, – пояснил он после небольшой паузы.

Ронен откинулся в кресле и уставился на Натаниэля.

– Но зачем? – спросил он. – Каков мотив?

– Отомстить бывшему мужу, бросившему ее, и двоюродной сестре, которую она считала виновницей всех своих несчастий, – ответил Розовски.

Инспектор поднялся из кресла.

– Ну-ну, – сказал он. – Выходит, наша первоначальная версия оказалась справедливой?

Натаниэль, не отвечая, вернулся за письменный стол.

– У тебя хватит терпения выслушать меня еще минут пятнадцать? – спосил он инспектора.

Тот нехотя кивнул.

– Я не убивала!! – истерически закричала Головлева. – Клянусь, я никого не убивала!!. – крик замер на ее губах, когда она столкнулась взглядом с ледяным взглядом Мирьям.

После продолжительной паузы Розовски сказал:

– Я вам говорил, Цвика, странная семья.

– Что?… – адвокат очнулся от невеселых мыслей. – Что вы сказали?

– Да, – Розовски повернулся к Головлевой. – Да, Лариса, я знаю, что и вы не убивали. А моя вторая версия – всего лишь зеркальное отражение первой.

Адвокат и полицейский молча переглянулись.

– Видите ли, друзья мои, – сказал Натаниэль. – При столь точном совпадении двух версий могут появиться сомнения в достоверности обеих. Верно? И такие сомнения у меня появились. В самый последний момент, вчера. И мне вдруг подумалось: что, если существует и третья версия? И чем дольше я над этим думал, тем яснее видел, что за всей этой историей стоит некто третий, очень удачно воспользовавшийся враждой двух женщин для решения своих проблем.

– Итак, Цви, я собирался дать отчет по расследованию, – Натаниэль обращался теперь исключительно к адвокату, словно в кабинете больше никого не было. – Вы поручили мне отыскать человека, позвонившего в полицию и сообщившего о совершенном убийстве, верно?

Адвокат кивнул. Его лицо сохраняло недовольное выражение.

– Я сделал это. Человеком звонившим в полицию была сама Лариса Головлева. Должен ли я считать свою работу выполненной? – спросил Розовски.

Адвокат несколько растерялся. Инспектор Алон резко поднялся со своего места.

– Снова твои шуточки, Натан? – мрачно спросил он. – Хорошо, ты нам только что объяснил, что Мирьям Шейгер не совершала преступления. Далия Меерович – тоже. Только что ты заявил, что и Лариса Головлева не убивала. Может быть, ты оставишь в стороне все эти театральные эффекты и объяснишь нам – почему, все-таки, ты уверен в этом? Ее звонок в полицию выглядит всего лишь желанием сбить с толку следствие – кстати, твои же слова!

– Хорошо, – сказал Розовски, – если мой клиент не возражает, я могу объяснить. Попробуем мысленно вернуться в тот вечер и в ту комнату, – сказал Розовски. – А ты мне поможешь. Я вовсе не собираюсь перекладывать на твои плечи работу! Я буду рассказывать, а ты, если я ошибусь в деталях, поправишь меня. Договорились?

Инспектор согласился с видимой неохотой.

– В комнате был накрыт столик, – начал Розовски. – Так сказать, ужин на двоих при свечах.

– При чем тут свечи? Свеч не было, – проворчал инспектор.

– Это образное выражение, – пояснил Натаниэль. – Я хочу сказать – романтическая встреча мужчины и женщины. Бутылка вина, два бокала, фрукты, конфеты. В бокалах – остатки вина. Все верно? – спросил он инспектора. Алон кивнул.

– Женщина, обнаруженная полицией в квартире убитого, – Натаниэль взглянул на Ларису Головлеву, – утверждает, что когда она пришла, Шломо Меерович был уже мертв. Это так – если, конечно, она действительно пришла в восемь. Поскольку смерть хозяина наступила в семь.

– Да, – сказал инспектор недовольным голосом, – очень важная оговорка. Если госпожа Головлева действительно пришла в восемь. Но данное утверждение трудно проверить. У госпожи Головлевой нет алиби.

– Есть, – возразил Натаниэль. – У нее есть алиби. Ее соседка Шошана видела, как Лариса уезжала в тот вечер. Она не назвала точного времени, но, во всяком случае, далеко после семи. В тот момент Шломо Меерович был мертв.

– Что же нам достоверно известно? – Натаниэль прохаживался по кабинету, то и дело натыкаясь на сидящих, но не обращал на это внимания. Казалось, он просто рассуждает вслух. – Известно следующее, – он остановился, поднял голову, обвел взглядом собравшихся. Лица показались ему необыкновенно похожими – может быть, по одинаковому выражению напряженного внимания. – Первое: Шломо Меерович был любовником Мирьям Шейгер…

– Может быть, хватит издеваться над нами?! – рявкнул Ицхак. – Вы повторяете одно и то же и, по-моему, только для того, чтобы меня унизить!

– Вовсе нет, – Натаниэль удивленно поднял брови. – Вовсе нет, я прошу прощения, если кого-то обидел. И прошу также воздержаться от эмоциональных оценок.

Ицхак отвернулся.

– Стоп! – сказал вдруг инспектор. – Предположим, я согласен с твоими рассуждениями… или фантазиями. Госпожа Головлева не убивала своего бывшего мужа. Пока что ты меня не убедил, но – предположим. Тогда выходит, что она должна была видеть убийцу. Вы ведь сами – ты и адвокат – утверждали, что ключ к разгадке в руках женщины, звонившей в полицию. Только что ты сообщил нам всем, что в полицию звонила Головлева. Следовательно, ключ к разгадке в ее руках.

– В этой запутанной истории было несколько ключевых деталей, – сказал Натаниэль. – Первая – гороскопы, вторая – звонок. С этими деталями мы только что разобрались. Гороскопы – фикция, свидетель, позвонивший в полицию – сама госпожа Головлева… – он сделал небольшую паузу, словно раздумывая над собственными, только что сказанными словами. – Но есть третья деталь. Фотография. Как мы знаем, в квартире убитого на книжной полке стояла фотография Ларисы Головлевой. По утверждению самой Ларисы, она эту фотографию покойному не дарила. То есть, и фотография играла роль части реквизита рассматриваемой нами инсценировки. Все указывало на Мирьям как на автора инсценировки. Лариса вспомнила – вдруг, случайно – что подарила эту фотографию своим родственникам в числе прочих. Мирьям не участвовала в преступлении, как мы уже убедились. Следовательно, она не приносила фотографии…

– Госпожа Головлева сказала, что не дарила фотографии. Но несмотря на это, могла ее принести, – заметил инспектор.

– Нет, потому что ей необходимо было бросить тень на Мирьям, – возразил Натаниэль. – Значит, и фотография необходима была именно та, которая принадлежала Мирьям. И фотография, принадлежавшая ей, осталась в Яффо, в спальне на столике, рядом с кроватью. Где мы – я и господин Грузенберг видели ее. А вот из альбома Мирьям аналогичная фотография исчезла. Кто же ее взял? И потом принес в квартиру Мееровича – в соответствие с планом? – Натаниэль усмехнулся. – Другой человек, – Розовски сделал небольшую паузу. – И этим другим человеком мог быть только один. Не правда ли, Ицхак?

При этих словах детектива Ицхак Шейгер, слушавший его с зачарованным видом, сделал какое-то неопределенное движение, словно попытался встать. Но так и остался сидеть неподвижно.

– Это ведь были вы, правда? – сказал Натаниэль. – Вы пришли за час до Ларисы, когда Шломо Меерович назначил вам встречу. Вы и убили его. Инспектор Ронен проверил, кому звонил Меерович из Димоны, когда договаривался о встрече. Он звонил в ваш офис. И разговаривал, согласно показаниям свидетельницы – матери Далии Меерович – с мужчиной. А кроме вас в офисе работают только женщины… Ицхак, – сказал он после паузы, – вы бы не хотели рассказать остальное самостоятельно? Честно говоря, у меня пересохло во рту. Я ведь не депутат и не актер. Так как же? Вы готовы мне помочь?

Шейгер промолчал. Лицо его казалось совершенно равнодушным. Он даже позволил себе сделать вид, что с трудом подавляет зевоту.

Натаниэль покачал головой.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда еще несколько слов. Ицхак, два дня назад вы достаточно интенсивно перемещались по городу в поисках одного человека. Сначала вместе с Головлевой вы поехали к нему домой. Убедившись, что там его нет, отправились на работу. Не найдя его там, отправились в Холон, где живет его подруга. Что случилось? И, кстати говоря, к чему такая срочность?

Ицхак не ответил. Розовски перевел взгляд на Головлеву.

– Лариса, что послужило причиной вашей ссоры? На улице Мигдалей-Кнааним, возле дома 18? Насколько мне известно, вы приехали туда вместе. И вдруг повздорили. Да еще и так серьезно, что сами ушли, хлопнув дверью. Я имею в виду – дверцей машины. А? Что же до вас, – он повернулся к Шейгеру, – то вы остались. Вы поднялись на четвертый этаж, подошли к двери с номером 8 и позвонили. Звонили долго, но там никого не оказалось. После этого вы и отправились дальше – сначала в редакцию «Ежедневной почты», затем в Холон. Госпожа Головлева, так почему вы не сопровождали Ицхака в дальнейших поисках?

Головлева смотрела прямо перед собой, ее тонкие пальцы нервно теребили ремешок сумочки.

– Хотите, я выскажу предположение? – Натаниэль задумчиво посмотрел на нее. – Мне кажется, что вам было не по душе некое предложение, сделанное сообщником. И касалось это предложение свидетеля. Единственного, как полагал господин Шейгер, опасного свидетеля. Геннадия Гольдмана, человека, вставившего текст фальшивого гороскопа в газету. Верно?

Лариса еле заметно кивнула. При желании, можно было принять этот кивок всего лишь за нервное движение, а не за согласие, – Натаниэль с усмешкой сказал инспектору: – Представляешь, Ронен, его стремление найти свидетеля и заставить его замолчать было столь велико, что в Холоне он представился частным детективом. По имени Натаниэль Розовски, – он рассмеялся. Его никто не поддержал. – Черт возьми, я становлюсь популярным!

– Я не предполагала, что он замыслил убийство, – сказала вдруг Лариса Головлева. – И с этими гороскопами… – она покачала головой. – Боже, какой я была дурой!

– Насколько я понимаю, поначалу вы просто хотели позлить Мирьям, верно? – спросил Натаниэль. – Она всегда подтрунивала над вашими… как бы это сказать… суевериями. Так?

– Я придумала, будто астрологические прогнозы, касающиеся меня, всегда сбываются, – сказала Головлева. – Просто так… от скуки. Мирьям… – она мельком глянула на неподвижно сидящую родственницу. – Мирьям человек рациональный. А я нет. Вот я и хотела доказать ей… Ну, неважно. А однажды он предложил мне разыграть историю по-настоящему. И заодно поставить ее в неловкое положение.

– Он – это Ицхак Шейгер? – быстро спросил Розовски.

– Да.

– Он рассказал вам о возобновившихся отношениях между вашей родственницей и вашим бывшим мужем?

– Да.

– И предложил вам разыграть сценку с прогнозом, свиданием и так далее. Сказал, что Мирьям в это время наверняка будет у Мееровича – о том, что Далия уезжает в Европу он узнал от самого Мееровича?

– Вы же все знаете, – сказала Лариса безнадежно-усталым голосом. – Когда я пришла… вместе с ним…

– Как он объяснил вам наличие ключа от квартиры?

– Сказал, что нашел его у Мирьям в сумочке. Мы вошли… – она замолчала. – Словом, он сделал вид, что тоже поражен. Это сейчас я поняла… Ицхак предложил мне позвонить в полицию самой, а потом держаться той версии, которую мы придумали в порядке розыгрыша. Сказал, что адвокат все уладит. И я согласилась. Что мне еще оставалось делать? Я ведь сама сказала Мирьям, что у меня свидание вечером. Алиби у меня не было. Я не предполагала, что Шошана видела, как мы уезжали. Ицхак постарался сделать так, чтобы нас никто не видел. Теперь я понимаю, зачем.

– Да, старых пенсионерок мало кто принимает в расчет… – Натаниэль усмехнулся. Мирьям, с вполне понятным ужасом смотревшая то на детектива, то на мужа, воскликнула:

– Ты?… Это сделал ты?!

– Заткнись, – холодно процедил Ицхак Шейгер. С его лица мгновенно спала маска страдающего, но покорного и заботливого мужа. – Ты что же думала – я не знал? Ты думала, я буду терпеть этот бесконечный позор? Да, я убил его, и больше не собираюсь скрывать!

– Тем более, и скрывать-то больше нечего… – пробормотал Розовски, с интересом глядя на нового Шейгера. Тот не расслышал детектива.

– Нет, я не думал, что это действительно произойдет. То есть, что я убью его, – уже спокойнее продолжил Ицхак. – Я… Не знаю. Может быть, я бы остановился на варианте этого розыгрыша. Не знаю, – повторил он. – Я хотел, чтобы вы – вы оба, и ты, и он – почувствовали себя примерно так же, как весь этот год чувствовал себя я. Чтобы испытали позор… – он вздохнул. – Шломо был моим партнером по нескольким сделкам. Не хочу говорить лишнего – он был надежным партнером. И мы вполне срабатывались. Возможно, я бы даже пригласил его к нам, если бы однажды, случайно, не узнал о вашей связи. Как-то раз мы с ним обедали вместе, и он рассказал мне, историю вашей связи – давней связи. Он не называл имен, но я сразу понял, о ком идет речь. И вдруг он заговорил о том, что встретился с тобой здесь… – Ицхак помолчал немного. – Ч-черт, я не думал… Ну, неважно. Я следил за вами. Я знал, где вы встречаетесь и когда. Я изображал из себя слепого и глухого. И ждал удобного момента, – он посмотрел на Головлеву, сидевшую с опущенной головой. – Когда приехала твоя родственница, я понял, что она тоже не простила тебе. Очень удачно все складывалось. Мы почувствовали, что наши желания отомстить совпадают. Думаю, она не желала ни чьей смерти – как и я… Но ей доставляло удовольствие злить тебя, раздражать тебя. Когда я заметил, с каким удовольствием она рассказывает о своем интересе к астрологии, мне пришло в голову воспользоваться этим. Поначалу – просто в виде розыгрыша. Устроить небольшой спектакль и застать вас вместе. В течение месяца Лариса, словно невзначай, рассказывала о том, как потрясающе точны астрологические прогнозы в газете «Ежедневная почта»…

– Почему вы выбрали именно эту газету? – спросил Натаниэль.

– Ларисе случайно, в первый день, попала в руки именно эта газета. У меня еще не было плана – как все это провернуть. Только смутные наметки. Потом я случайно познакомился с одним из ее сотрудников.

– Вот тут, пожалуйста, чуть подробнее, – сказал Натаниэль. – Как именно вы с ним познакомились?

– На одной из художественных выставок. У него там экспонировались две работы, мне они понравились, я заговорил с автором. Так и познакомились.

– Да, – сказал Натаниэль. – Вы ведь говорите о Геннадие Гольдмане?

– Да, о нем.

– В таком случае, разрешите, я внесу небольшое дополнение: неслучайно, Ицхак. Не случайно. На табличках под картинами была указана не только фамилия автора, но и место его работы. Думаю, это и явилось причиной вашего интереса к картинам. А представились ему вы не как Ицхак Шейгер, а как Шломо Меерович, – обращаясь к инспектору Алону, он сказал: – Представляешь, парень рассказывает мне, что текст придуманного гороскопа дал ему Шломо Меерович. Выходит, покойник сам себе устроил западню! Хорошо, что я вспомнил, на что похожи рисунки, сделанные Геннадием: на картины в доме Шейгеров. Мирьям упоминала, что они куплены месяц назад, на выставке. И Геннадий говорил о выставке месячной давности, о том, что именно там познакомился с Мееровичем. Так что, Ицхак, вы слегка лукавите, говоря о случайном знакомстве – после приобретения картин. Вы купили картины, чтобы познакомиться. Ладно, продолжайте, прошу вас.

– Собственно, рассказывать больше не о чем, – он помолчал. – В тот день у нас действительно была назначена деловая встреча с Мееровичем. На семь часов. Честно говоря, я не собирался его убивать. Я действительно, просто хотел отплатить жене. Прийти туда вместе с Ларисой и… – он вздохнул. – К сожалению, он оказался чрезмерно раздражен. И… словом, у нас произошла ссора. Он упомянул о моей жене… Это произошло впервые. Я не выдержал. Наш разговор происходил в кабинете. Над письменным столом у него висел сувенирный охотничий нож… – Ицхак скрипнул зубами. После паузы, закончил: – Остальное рассказала Лариса. Да вы и без того уже знаете.

– Да, я знаю, – сказал Розовски. – Все могло быть произойти именно так – случайно – если бы не некоторые факты. В действительности вы готовили убийство, а не скандал. И орудие убийства выбрано вами неслучайно: вы бывали в доме и знали, что этот нож в нужный момент окажется под рукой. Инсценировку далее вы провели быстро и четко: убитого – в кресло, принесенное вино – на столик. Два бокала. Фотографию, извлеченную из семейного альбома – на полку. Можно было ехать за Ларисой. Причем с гарантией того, что никто в ваше отсутствие не придет. Это ведь вы позвонили Далии и сообщили о связи ее мужа с Мирьям? На всякий случай. Чтобы ее не было дома. Вы ведь не знали, что в любом случае – она уезжает в Европу… – Розовски немного помолчал. – И при этом подозрения должны были пасть на вашу жену. Вот Лариса – она, возможно, полагала иначе. Она, возможно, действительно ожидала розыгрыша – эксцентрического и злого, но все-таки, розыгрыша… Кстати, одна из улик, долженствующая вывести полицию на Мирьям, подсказала мне разгадку. Позавчера я нашел тюбик с помадой, – и он посмотрел на Мирьям. Та закусила губу. На мужа, сидевшего рядом, она старалась не смотреть. – В автомобиле вашей жены, которым вы пользовались в тот самый вечер.

– Помада? – переспросил инспектор. – А при чем… Ах да, ты имеешь в виду – след на бокале.

– Совершенно верно, экспертиза показала, что ничьи губы к бокалу не прикасались, по стеклу просто провели тюбиком. Цвет соответствует тому, которым пользуется Мирьям. Но вот марка… – Розовски покачал головой. – Женщина никогда бы не сделала такой ошибки. А вот мужчина, запомнив цвет и, возможно, запах, не всегда обращает внимание на фирму-изготовитель. Даже в том случае, когда речь идет о помаде его собственной жены.

– Странно, – сказал Маркин, когда Натаниэль остался в кабинете один с помощниками.

– Что тебе кажется странным? – лениво спросил Натаниэль. Сейчас, когда все кончилось, его энергия и собранность куда-то исчезли. Он полулежал в кресле, закинув за голову руки и закрыв глаза. – Что тебе кажется странным?

– Я никогда не думал, что ревность может довести до такого, – объяснил Маркин. – Всякие там Отелло… – он покачал головой. – Всегда считал эти истории выдумкой. Или, во всяком случае, такое могло произойти в прошлом, когда люди были попроще и поактивнее. Знаешь – без телевизоров, без кинотеатров, без книг – чем еще заниматься? Только и остается, что душить неверных жен, да травить неверных мужей. Какое-никакое развлечение.

Натаниэль рассмеялся, не открывая глаз.

– Нет, ну правда, – не отставал Маркин. – Ты думаешь иначе?

– Почему-то когда человек убивает из-за денег – это считается нормальным, – насмешливо заметил Натаниэль. – Даже если тех денег – жалкие пару сотен. Все равно. Конечно, мы возмутимся жестокостью, мелочностью убийцы. И только. Главное: мы не удивляемся. То бишь, как бы молчаливо признаем: из-за денег, ради наживы – плохо, конечно, но куда деваться? Такова наша человеческая природа, – он открыл глаза, выпрямился. – Ведь правда, Алекс?

– Ну, в общем, да, – сказал Маркин. Словно ища поддержки, он обернулся на Илана. Но тот индифферентно смотрел куда-то поверх голов.

– А вот если кто-то решил отплатить за позор, за унижение, за измену – нет, такого не может быть! – Натаниэль покачал головой. – А…

В кабинет вошла Офра.

– Тебе тут два послания, – сообщила она Натаниэлю. – Одно прислали по почте, второе оставил инспектор Алон, – Офра протянула детективу два конверта. Натаниэль прочитал на одном:

«Газета „Ежедневная почта“… Это что, гонорар за интервью? – он распечатал и прочитал:

«Уважаемый господин Розовски! Направляю вам настоящий гороскоп, вместо которого в нашей газете был помещен тот самый, доставивший вам немало хлопот…» – он хмыкнул. – Хлопоты! Совсем наоборот, если бы не эта фальшивка… Ладно, сохраним на память. А это что?

Второе письмо выглядело официально и запечатано не было. Натаниэль выудил из длинного узкого конверта вдвое сложенный плотный лист, развернул его.

– Что за чертовщина? – удивленно спросил он.

Алекс с любопытством заглянул через его плечо и прочитал:

Приглашение было отпечатано на красивой плотной бумаге, с гербом в правом верхнем углу. После обращения «Уважаемый» старший инспектор Алон – Розовски сразу узнал его красивый четкий почерк – вписал «Натаниэль Розовски».

Кроме приглашения, в конверте лежала записка: «Натан! В следующий раз поедешь туда уже без угощения и музыки. Твои друзья».

Детектив рассмеялся.

– Пойдешь? – спросил Маркин.

– А как же? Экскурсии – лучшее времяпровождение для отпускника. Я же, все-таки, в отпуске.