Обэриутские сочинения. Том 1

fb2

Первое в России отдельное издание стихов, поэм, пьес и прозы одного из основателей литературного объединения ОБЭРИУ, соавтора А. Введенского и Д. Хармса Игоря Владимировича Бахтерева (1908–1996). Тексты охватываются периодом с 1925 по 1991 год и, хотя их значительная часть была написана после распада группы и ареста автора (1931), они продолжают и развивают ее творческие установки.

Составление и примечания Михаила Евзлина

Игорь Бахтерев. Ленинград. Конец 1920-х годов

О принципах публикации текстов

Это издание текстов Игоря Бахтерева (1908–1996) не имеет «академических» целей. Более того, эти «цели» представляются нам совершенно бессмысленными в отношении авангардных авторов, презиравших академизирование литературного текста. И ныне, когда они вышли из «подполья», их пытаются академизировать, как это делают с «классиками», следуя всегда одной и той же схеме, не требующей не только умственного усилия, но и простого понимания текста, который «исследуется» или публикуется.

Составитель поэтический антологии У голубой лагуны Константин Кузьминский, защищаясь от обвинений в неправильной публикации стихотворения Бахтерева, говорит, что это Бахтерев «переврал», а он здесь ни при чём. И в самом деле, он здесь ни при чём, но только по совсем другой причине, которая для этого собирателя осталась неведомой: у Бахтерева нет ни одного окончательно зафиксированного текста. Более того, бахтеревский текст есть абсолютная противоположность всякой застывшей данности. А посему, сколько бы не пытались вместить Бахтерева, как и других обэриутов, в прокрустово ложе «академического» издания, он никогда не сможет в него уместиться – оно всегда будет «протекать».

И это естественно: глубинная суть и бытие бахтеревского текста есть текучесть смыслов, значений, слов, вне которой он становится мёртвым и обезображенным. В этом отношении Бахтерев был истинно петербургским поэтом, у которого всё движется, как облака петербургского неба, стремительно или неторопливо, входя в самые причудливые сочетания, бесконечно переливаясь, как платоновская материя, из одной формы в другую.

Всё это делает неприемлемым отношение к бахтеревским текстам как вариантам, а посему тексты, даже с минимальными различиями, публикуются как самостоятельные произведения, имеющие своё собственное значение. Это позволяет дать представление о бахтеревском тексте как целостности, в которой никогда не прекращается пульсация слова-значения.

Сказанное вовсе не означает, что тексты публикуются без всякого порядка. Более того, они следуют весьма жёсткому, но ясному и простому строю – хронологическому (хотя в большинстве случаев он является весьма условным) и тематическому (стихотворения, драматические произведения, поэмы, прозаические повествования). В иных случаях отнесение к одному или другому жанру (стихотворение, поэма или стихотворная повесть) остаётся достаточно условным, как и хронологическое следование, но здесь мы следовали чисто психологическому принципу: предмет воспринимается как форма, но ускальзывает от восприятия, как аморфная масса.

В примечаниях к каждому разделу (в конце книги) указываются источники (хотя и не всегда «надёжные»), по которым публикуются тексты, но без «текстологического» пустословия, которым утешают себя «академические» публикаторы и комментаторы. Если читатель не страдает болезненным любопытством, он вовсе не обязан заглядывать в примечания: есть только тексты – сами по себе, без пояснений и объяснений.

Читатель также не должен забывать, что здесь мы имеем дело с текстами, в которых грамматические или лексические «неправильности» высоко семиотизированы. Это вовсе не означает, что в текстах царит полный произвол. Более того, всякая «неправильность», даже если она вдруг «всплывает» посреди нормативной офографии, полное или частичное отсутствие пунктуации всегда имеют внутреннюю мотивировку, никогда не бывают случайными, следуют логике, задаваемой текстом и контекстом.

В приложении мы помещаем семиотический анализ наиболее значительных текстов Бахтерева, не пытаясь, однако, втиснуть, по образцу филологов-литературоведов, этого вечного странника по блуждающим островкам смысла в каменный склепик классификаций.

В том, что касается биографии Бахтерева, здесь мы также отказываемся от обыкновения авторов предисловий, которые, не зная, что сказать, заполняют пустое пространство жизненными и прочими «фактами», в которых увязает всякая мысль, не имея для себя более никакого пространства. Бахтерев разлит в своих текстах, а посему «восстановить лицо» – это всё равно что просушить источник, из которого изливается текст, в котором обозначается «лицо», чтобы снова исчезнуть и снова явиться. Но это уже будет другое лицо и другой текст.

М. Евзлин

Стихотворения

Тишайшая из пиес

Эрике

Блуждает филин глазом постороннимпо берегу пустынного притока.Летит журавль многосторонний,вонзаясь грудью в свет высокий.Законом, присланным Лукой,поля стремятся на покой.Погода дремлет. Воздух душен.Я в сад вхожу, мне сад послушен.Встаёт на цыпочки трава,у каждой травки голова,которая качается лениво.Заход светил приветствует крапива,перстом несмело отмечая,спрашивает: «Который час?»Мышонок звонко отвечает,танцуя польку подбочась.Над кровлей туча пролетела,бросив тень в чуть слышный сад.Горбатый пёс зрачком несмелымнырнет разок, издаст: «Грык дру…»с повторным: «Гру…»И снова тихо. Рожь кругом.Глялят гвоздики за окном,росу приметив, говорят:«Вода нужнав наш тонкий зад»1925Ленинград – ВолосовоДача Каменка

Лирическое С2

коти куты кити кухкити-куть кити-кутькити-кутькт ктц цкити кун кити купкцу клиньксь-вземьвзем ликити-кути кити кутКАМЕ КОН ЛОМИКУБю пти-куты кити-кутыцел влятлюты лёпкити-куть пити-китьКУТи тут конец всем началам без качалак ох уф АХ АФИПСЕЛОНкити кут кити кут кити куткити-кить куты-кутыкути кути кути кути…и т. д.1925–1926

Натюр-морт

стол паркетный словно квадратный зелёные фиалки нанебосклонев лоне ящика комодавам конечно не комодновы так модныно одноиз обой полотно – дни не дносоткано – день проходиттает ночьубегает утра лёдстрелки делают налёдптичьим лётом на часыи на стрелки на часахкак солдат на часахсидит дама на часахроза рачьими клещамиухватила край скатёркивы не ели этот запахочень вкусен цвет тетёркикавалерк даме на часах подсели подумал – эсеркакавалер и галантен и смелвензель папы даме домбой испорченпять часов1926

(1) Натюрея

Пол паркетный словно квадратный. Зелёные фиалки на небосклоне.в лоне ящика комодавам возможнонеопрятнонеприятнонеудобнобез канатов и крюковв склепев Гродноопустите заодногорлодёрагренадела без щекипри усах и при ушахпа ге геза другую почесать долотомкнопу скопуи ландо-колондопзаглотить толокноцику скокуили окуполизать золотую киноварьгоп хопхоп гопна извозчике скакалфлейты маленький футлярпики воткнутысотканычас проходит круговойтает ночьубегает утра мёдна паркете тает лёдстульев ройв небе сизомпахарь сизый при часахкак солдат на часахсидит дама на часах.Тёща рачьими клещамиухватила цвет скатёркив коридоре на запореполь де пухгроб де выкне петух птоломейволосатый и дощатыйнет не девапрелый духпель де пикполь де нэроробел кавалер,а упырь запретилбез носок в монастырьгроб хоп – прикатилв мире холодв море ночьмеер веер – кольд и гольдодинокий у подмосткасеврыбтеньвихрвсеволод потогенезтут мохнатый господинобратилобредилк даме на часах подсели подумал э-с-е-р-к-акавалери галантен и смелвензель папыдаме домбой испорчен —пять часов.1926Гинхук

(2) Натюрея

пол паркетный словно квадратныйзелёные фиалки на небосклоне.в лоне ящика комодавам возможноне удобноне угодноне комодноно затомодно этоскладно тобез канатов и крюковв склепе гродномопустить заодногорлодёрагренадёра без щекипри усах и при ушахза другуюбез прыщапочесать долотомкнопускопуза лондо колондопзаглотить толокноцику скокуили оку полизатьзолотую киноварьгоп хопна извозчике скакалфлейты маленький футлярпики воткнутызаодно дни безднасотканы.день проходит круговойтает ночьубегает утра мёдна паркетах тает лёдстулья ройв небе сизомпахарь синий при часахон кареташарабан без часовобъявился по часам на мосткахстрелки делают налётптичьим лётом на часыи на цыфры на часахкак солдат на часахсиди́т дама на часах.Тёща рачьими клещамиухватила цвет скатёркив коридоре на запореполь де пухгроб да вык.не потух Птоломейволосатый и дощатый.Нет ни девапрелый дух – пель де пыкоробел кавалери упырь без носокв монастырьнакатил прикатилв мире холодв море ночьмеер веер – кольд и гольдодинокий у подмостковсев реб тень вихрВсеволод птогенез.Тут лохматый господинмолодого обредилк даме на часы подсели подумал:э́-с-е-р-к-акавалери галантени смел…Вензель папыдаме домбой испорчен —пять часов.<1991>

Раз качала два плетень

на качалкемлеетмафкав отчий домбрян брёмза плетнёмкоролевымолодойбез косыпросолибез кустанелюбимкот ктакить пталолопта1927

Из молодецкой песни малой ошавы

1был ленивнелюдимкотый котлёсый пёснелюбим2ходим врозьдышим вышевашей крышивон-ван ивановмного роспо роседо росыневзлюбила поросявольных оскоролевапринесли карася3бливень ливеньпарасольразболтала дева косыпара соли на йолеглазом косиванову кашавыручьги роседалеко далеко-с4роем ходимходим роемгреем осьреем внизкосим возвозим ввысь5что за выра – ивановкто за быра – ползуновбремя врозьвремя – дрозднас не видяттолько насразбросает апонаспо ручьямпо лучам6за ашавоймалый шалыйкрасо пёсбродит смелыйбредит лосьна опушкекраем лесымспелых лоз7за морями – ушаковпод бумагой – казаковза дверями и замкамиверч манежных графчеснаковна качалке у плетнякот ктакить ктамафка шалою слылаза плетнями молотьбаи мольбаи гульба8пёс упавшиймолодойс головою дуровойстережёттолько насгде уживыше крыш голоситпосредками возросгав гаввоз —роздо утра стерегитам мизгирьтамни згиу морозной зариозарио господитолько насолозорь1927ст. ВолосовКаменка

Ночь на каменке

Мерцает филин глазом постороннимНа берегу пустынного притока.Летит журавль многосторонний,Врезаясь грудью в свет высокий.Ложатся травки равнодушно,Поля стремятся на покой,Природа дремлет, воздух душен.Я вышел в сад, мне сад послушен:Встаёт на цыпочки трава,У каждой травки голова,Которая качается лениво.Я подхожу,Гляжу и вижу:Раскачивает головой крапива,Руками тонкими поводитИ говорит: – Который час?А ей мышёнок отвечает, —Танцует польку подбочась.По небу туча пролетает,Бросая тень в неслышный сад.Мышёнок хвостиком виляет,Вильнёт разок, вдруг псы залают.И снова тихо, рожь кругом.Две девы смотрят за окном,Увидя тучу, говорят:– Наверно завтра будет град.1927

(1) Элегия

Семейству Кацман

Я снова выйду в жёлтый сади долго плакать буду там,а ветер волосы сорвёт,а ветер волосы швырнётв глухой посад,пустой посадк зубчатым ворота́м.Чернеет сад, гудит в окно,звенит младенцами собор.Вокруг сосновый стынет бор,в бору том ветер и темно.Терзаньем зла лесник объят,лежит и смотрит в муравейник,в его крови блуждает яд.Зырян мужигрызут кофейники сотейник.а надо всем поют стрижи,а подо всем зияет ад,где черти пыльные белеют,роятся, то во тьме глазеют,болеют, бельмами страдают,стареют,горечь пьют, потомспешат в задворок – отчий дом,шакалом отдалённым лая.Таких шакалов дева злаяпогладит пальчиком потом.Стиханет шёпотнад лугамии топот козьими ступнями.Уж старцу снится тишина,а гному снится вышина.Уже проходят сторонойкалеки с поднятой клюкой.Летает ангел над селеньем,огни погасли – здесь и там.Дитя замолкло. На моленьешагает дьякон по мосткам.В речонке смирная водалегла – светла и молода.Готовят ужин, дым струистыйпорхает птицею нечистой.В печальный мигтот день поник.Пастух трубит в свою дуду:труда-удууда-труду.То знак вечерний.Признак верный.Последний зов спешить к венцупо небу грозному тельцу.День завершается дорогой,а на душе моей тревога,которая мне, говорят, к лицу.Я выйду той дорогой в сади долго плакать буду там,шум ветра волосы сорвёт,в окно швырнёт,в глухой посад,где тихий зов, где тёмный садда буйных пчёл бесцельный гам.Шуми-шуми, богов стихия,под зелень ночи стих и я.Шуми-шуми, ночей стихия,заканчиваю элегию.Там – на своей телеге я.Открыт собор, младенцев полный,за окнами народов бродят волны.Вокруг чуть видный бор лежит,а надо всем поют стрижи.1927

(2) Элегия

Я снова выйду в жёлтый сад.Я снова буду плакать там,А ветер волосы сорвёт,Швырнёт к стоглавым воротам.Под ними кучей ждёт народ.Над ними высится собор,Вокруг стоит дремучий бор,В бору том ветер и темно.Совсем внизу тайга лежит,Повыше собран муравейникИ стол с подносиком на лбу.На том столе кипит кофейник,А надо всем поют чижи,Летят то вниз, то в вышину,Улыбку шлют, слезу глотают,Страдают, в груди бьют,                    потомИдут по мостику гуртом,Шакалом отдалённым лая.Таких шакалов ведьма злаяПогладит пальчиком потом.Летает ангел над селеньем,Спустились тени тут и там,Дитя замолкло.На моленье шагает дьякон по мосткам.В речёнке смирная водаЛегла светла и молода.Готовят ужин, дым струистыйПорхает птицею не чистой.Туман спускается на землю,Осенний день пришел к концу,Он завершается дорогой,А на душе моей тревога,Которая, мне говорят, к лицу.Я выйду той дорогой в сад,Я долго плакать буду там,А ветер волосы сорвёт,К воротам бросит их назад.Шуми, шуми, богов стихия.Заканчиваю писать стихи я.Открыт собор, молельцев полный.В окно видны холодные волны.Совсем внизу тайга лежит,А надо всем поют чижи.1928Ленинград

«Поэтом быть, я думаю, непросто,…»

Поэтом быть, я думаю, непросто,а надо с скрежетом в зубахрассвета ждать.И ждать довольно поздно,когда захлопнут нас в гробах.И будет, будетвечно и вечнопоэт, жемчужина веков,с одною лирой законно-венчанный,к призванью и смерти всегда готов.Пусть будет так и впредь и далее,поэтам дайте солнца синь,подебоширить, поскандалитьвзамен на строчки вынь.

Зримый разговор

Ты, Бог на девяти ногах,утробу с числами раскройи посмотри предсмертный страхс деревянной головойответ:я не буду, не стану говорить,потому что я сильнеепотому что я милееи светлееи слабее.Потому что я фонарьпотому что я кунарьпотому чтопотому чтопотому чтопотому чтоРазговор перестаёт быть видимыми постепенно заканчивается.1930

Потусторонний разговор

Просьба:Далёкий друг и богна девяти ногах,утробу с числами раскройи покажи предсмертный страхс деревянной головой.Ответ:Я не будуне стану говорить.Потому что я умнее.Потому что я сильнее.Потому что я глупее.Потому что я звонарьи алтарьи кунарьпотому что я волдарь и фламандский бунтарь:потому чтопотому чтопотому чтопотому что…1931

Страсти Бога Саваофа

– Ты, бог, на девяти ногахутробу с числами откройи покажи предсмертный страхс деревянной головой.Саваоф отвечает презрительно:Нет-с, нет-с и нет-с.– О честный бог с делениями на спинебеги лужками гладкимиа я в комодах ящикахсам отыщу разгадкуи расскажу жуку точильщикуи Сеченову расскажуот ушей твоей украдкой.Саваоф ненадолго призадумываетсяи говорит с прежней решительностью– Всё равно не стану говоритьпотому что я умнеепотому что я сильнеепотому что я слабеепотому что я милеепотому что я фенарьпотому что я лунарьпотому чтопотому чтопотому что…Неизвестно откуда берётся ещё один бог.– Вот и превосходно, судари мои, превосходно – говорит.– А теперь я вас обоих увокну…Снимает дробовик и целится1940

Два разговора

Утренний разговор:Я спросила:– Сколько время?Он ответил:– Белый стул.И вечерний разговор:– Ты бог на девяти ногахУтробу с числами раскройИ покажи предсмертный часДеревянной головойОтвет:– Я не стану говоритьПотому что я сильнееПотому что я милееПотому что я фонарьПотому что я кунарьПотому что потому что потому что по…Постепенно разговор заканчивается.

Рассказ про то как я объелся телятиной

Со мной случился странный случайЯ съел телёночка заразМеня пятнадцать суток пучитА по ночам сверкает глазЯ мрачный в комнате лежуТелячий взгляд в руке держу.Не мало мне нанёс обидТелёнка вкус, телёнка вид.Тот случай в прошлое уходитНо контур в памяти повисТелёнок глаз с меня не сводитНогами к небу брюхом внизЗвериный сок в меня вошёлДавленье сердца повышаяРодоначалие нашёл к телес блаженству приглашаяПойду скорей опорожнитьсяМеня приспичело женитьсяНо тяжесть мяса приховалаМеня к постели навсегдаМне не увидеть женских ножекМне не увидеть женских ручекникогдаподумаешь про такое делои как-то даже во всём теле нехорошо начинаетсяО горе мне, о вечный стыд!Зачем я ел, зачем я сыт?<1930-е гг.>

Петровна

Когда начинаются круглые ночиТогда открываются круглые очиЯ быстрой походкой с кровати встаюИ быстрые мысли на сердце таюВ раскрытую дверь выхожу торопливоТу местность фонарь освещает игривоВ раздумьи я долго у двери брожуПодолгу в раскрытое небо гляжуНо круглая ночь поднимается вышеЛошадкой взлетает на ближнюю крышуВ небо смеются круглые очиКруглые очи в круглую ночьЯ кажется кровно заинтересованЯ встретил ПетровнуЯ был к ней прикованПетровна бежала в ту ночь без оглядкиНа бёдрах Петровны юбка до пятокМне трудно поспеть за походкой ПетровныКолени трясутся, душа как волныКруглые ночи наводят сомненьеНа круглые души, на нервов сплетенья.

Несостоявшаяся женитьба

В молодые годы,лет пятнадцать назад,я любил природу,рассматривать козлят.Глаза у них неумные,рога витыеи очень остроумные,про них сложил стихи я.Говорили приятели:– Почему ты не поэт?Я не знал, что ответить,и сказал им: Нет,любимые столбики, милые гадатели,у меня есть мизинеци палец указательный.Один толстый,другой потоньше…Нечего добавить к этомумне больше.Поднялись мечтатели —взыскателив комнату под крышу —от ступеньки до ступеньки, еле дышат.Один обернул ко мне полосатое лицо,другой надевает тяжесть кольцо,третий флажки вешает на проволоку шить.Говорят спасатели, мечтатели:Начинаем тебя женитьили на козочке,или на скалочке,или на полочках,или на Алочке.Я не мог и не хотелразом измениться,потому что полюбилтолстую девицу.Помню светлый ручеёк,на лодке платьице,это толстая девица                    по водичке катится.Как же мог я жениться,для других желателен,когда есть у меняпалец указательный.Наверху он толстыйвнизу потоньшенечего добавитьк этому мне больше…Что-то очень быстрогоды пролетели,что-то очень жалко прошлую неделю,толстую девушкуи белых козлят,которые о прошлом мне рассказывают,которые о прошлом говорят.Май 1932Новгород (на Волхове)

(1) Один старик заместо лампы себя повесивший

Тихо в комнате моейдвери отворяются.Тихо в комнату моюстаричёк являетсяУ раскрытого окошкаветерок колышетсяуправдомов голосаза окошком слышатсяи крадётся старичёкк этому окошечкуиз кармана достаётнебольшую ложечкуи на ложечке сидитворобейка птичкадлинный хвост у негои смешное личико.Стал летать он надо мнойточными кругамии летая гворилптичьими словами:– Ваши бердине для васваши твердине для насмы ритатьхотим как вымкрылетать вамне дадим.Вслед за птичкой старичёктоже разлеталсяв подтерждение чеголожекой махалсяпролетая пятый кругочень утомилсяно взлетев под потолокза крючок схватилсялампу он напоминали висел часамиворобей давно уснулпод его усамитихо стало за окномголоса не слышатсяв тихой комнате моейстаричёк колышется<1930-е гг.>

(2) Один старик заместо лампы себя повесивший

Тихо в комнату мою двери отворяютсяТихо в комнату мою старички являются.У раскрытого окошка ветерки колышутсяУправдомов голоса за окошком слышатся.И крадутся старички к этому окошечкуИз кармана достают небольшие ложечкиА на ложечках сидят воробейки птичкиДлинные хвосты у них и смешные личики.Стал летать один из них ровными кругамиИ летая говорил птичьими словами:Наши берди не для васВаши тверди не для насМы ритать хотим как вымКрылетать вам не дадим.Вслед за птичкой старичокТоже разлеталсяВ подтверждение чего ложечкой махалсяЗавершая третий круг очень утомилсяПролетая потолок за крючок схватился.Лампу он напоминал и висел часамиВоробей давно уснул под его усамиТихо стало за окном голоса не слышатсяВ тихой комнате моей старичок колышется-колышется.1930

(3) Один старик заместо лампы себя повесивший

Тихо в комнате моейДвери отворяютсяС дивным посвистом грачейДлинношапкой до ушейДлиннощёк и длинношейСтаричок являетсяНадвигаетсяЗа туманами окошекВетерки колышутсяГолоса продольных кошекЗа окошком слышатсяПродолжался старичокРазвивался рыбачокУ того окошечкаВ сюртуке немножечкоВыгребая ложечкойИз кармана корочкиПалочки да колышкиКолышки да солнышкиС длинной ложечки вспорхнулаЩучка-невеличкаДлинным пёрышком метнуласьУдлинённым личикомЗакружилась в потолокШтопором винтамиЗавершая щук урокДлинными перстамиДлинных птиц устамиНаши бердени для васВаши твердени для насМы бретать хотим как выКрылетать вас убедимДым-звиньДым-пиГлинь-теньГлинь-сеньУ-даУ-доТудебиУбедиУбедиУдивиГлинь-теньГлинь-сеньГлинь-трюВщок-глиньФью-фильТрост-юЩук-чуВслед за щучкой рыбачокС полу приподнялсяВ завершение чегоЛожечкой махалсяДолетев до потолкаБрюхом притомилсяПальцы бросил к облакамЗа крючок схватилсяЛампу он изображалНад окном с туманомЩучка выспалась давноВ сумерках карманаГлинь приходит во дворыЗа окном глухой порыГолоса не слышатсяВ длинном доме без огнейВ тихой комнате моейСтаричокКолышется

(4) Один старик заместо лампы себя повесивший

Тихо в комнате моейдвери отворяются.С долгим посвистом грачей,с длинной тряпкойна плече,в длинной шапкедо ушей,длиннощёк и длинношей,старичок является —надвигается.За туманами окошекветерки колышутся,голоса продольных кошекза окошком слышатся.Продолжался старичок,развивался рыбачоку того окошечка,в сюртуке немножечковыгребая ложечкойиз кармана корочки,палочки да колышки,колышки да солнышки.С длинной ложечки вспорхнулащучка-невеличка,длинным пёрышком взметнуласьудлинённым личиком.Закружилась в потолокштопором, винтамизавершая щук урокдлинных рыб перстами,длинными устами:          наши берди          не для вас,          ваши тверди          не для нас,мы бритать хотим как вым,крылетать вас убедим          бим звим                    би пи          глинь тень          длинь сень                    уда удот          удеби убедам          убеди удивим          глинь тень          длин сеньфью-ю-ю фить          клест дн                    щук                    чёк                    чук                    свук.Вслед за щучкой рыбачокс полу приподнялся,в завершение чеголожечкой махался.Долетев до потолка,взлётом притомился.Пальцы бросил к облакам,за крючок схватился.Лампу он изображал,лампой был,кругами плылнад окном с туманом.Щучка выспалась давнов сумерках кармана.Длинь приходит во дворы,за окном глухой порыголоса не слышатся.В длинном доме без огней,в тихой комнате моейстаричок полышется —колышется…1935

(5) Один старик вместо лампы себя повесивший

Тихо в комнате моейдвери отворяются.С дивным посвистом грачей,с длинной тряпкойна плече,в длинной шапкедо ушейдлиннощёк и длинношейстаричок является,надвигается.За туманами окошекветерки колышатся.Голоса продольных кошекза окошком слышатся.Продолжался старичок.Развивался рыбачоку того окошечкав сюртуке немножечковыгребая ложечкойиз кармана корочки,палочки да колышки,колышки да солнышки.С длинной ложечки вспорхнулаштучка невеличка.Длинным пёрышком метнулась,удлинённым личиком.Закружилась в потолокштопором, винтамизавершая щук урокдлинных рыб перстамидлинными устами:          наши берди          не для вас          ваши тверди          не для насмы бречать хотим как вымкрылетать вас убедим          бим          звим          би пи          глинь тень          длинь сень                    уда-удот          удеби убедем          убеди удивим                    чок                    длинь          фью-ю-ю-ю фить                    клест          звук-чек          чук-свукВслед за щучкой рыбачокс пола приподнялсяв завершение чеголожечкой махался.Долетев до потолка,взлётом притомился,пальцы бросил в облака,за крючок схватился.Лампу он изображал,лампой былкругами плылнад окномс туманом.Щучка выспалась давнов сумерках кармана.Длинь приходит во дворыза окном глухой порыголоса не слышатся.В длинном доме без огней,в тихой комнате моейстаричок полышется —колышется…1935 и далее

Варвыра

(сатира)

Давайте пойдёмтеНа берег ФонтанкиВзойдёмте на мостРаспивая октавыОтчалит ВарвараОт ближней стоянкиК мосту приплывёт нарушая речные уставы.Давайте возьмёмПо лампадке украдкойДавайте зажжёмОгоньки на мосту.И вымолвим краткоО желании сладкомВстречая Варвару на сухопутном посту.Варвара под мост проплыла горделивоНа нас не гляделаПлескалась игривоИ долго мы слышали шорох веслаВарвыра как рыбка в Неву уплыла.Выходит мы зря на Фонтанку пришлиВыходит не к месту лампадки зажглиВ смешном положеньиС огнями стоимСмешными глазами на волны глядим.Давайте уйдём поскорее с мостаКартина для нас и ясна и простаКто хочет налевоКто хочет направоМы верно ужасно смешная орава.Один из нас – толстый другой – слишком длинныйУ третьего бантик подвязан аршинныйУ четвёртого ноги вместо ушейУ пятого примус вместо очейУ шестого оглобля заместо плечА седьмой хромает и хочет лечь.Варвара, Варвыра твоя амбицияОтбила надолго охоту жениться нам.Мы жизнь одинокую будем влачитьСердечные болиСердечные молиСердечные манныСердечные банныБесцельно лечитьМикстурой маурой.1929

Варвара

(или Сатира из её квартиры)

Она бродила час,и два, и пятьво тьме сверкающей опять,перстом стуча в железный таз.Варвара прыгала, резвясь,ступнями к остановке мчась.Опять-опятьс кульком опятспешил и я до скользкого порога,небрежный мот,я тот,который, совершив немного,вагоном завершил дорогу.

Конечно, совершил, даже довершил. Сначала трамвай вроде бы задержался, потом остановился. Тогда нам двоим и обозначился довольно странный, довольно мокрый град Петра Алексеича.

Потому мы и надели калоши,подняли зонты,хотя погода, в общем, хорошая,в небе панты́,манты́ да банты́,за небом канты́…На Литейном весеннем,покрытом не хлябью,не тленьем,а серью да синью,мне и Варваре,незатейливой паре,хотелось друг с другом(возможным супругам)под вагоном лежатьили в лужи друг друга кидатьдо утренней ночи(без желателей прочих).С трамваем «пятёркой»гориллу глодать,с трамваем «семёркой»в горелки играть,то ль зонтами в утробу соватьмногократнотуда и обратно,туда и обратно.

Подумав так, но предвидя недоброе, я огляделся… А было всё это, если не ошибаюсь, поблизости от Соляного городка, значит, неподалеку от Фонтанки. Представьте, Варвары рядом не оказалось, ни на крышах соседних домов, ни на колокольне, – словом, нигде. Вместо неё вышагивали каких-то восемь.

Как один – умны, как один – капельдинеры, один даже – капельмейстер. Я хорошо представлял Варварино пристрастие ко всему, что капает, значит, к водному пространству, которым и была Фонтанка, про что я этим восьмерым и объявил, сказал прямо и бесповоротно:

«Мы сознаньем раздуты,в калоши обуты.Всё ближе и нижена теле весельяминуты сомненьяи часы без сомненья.Со мной куль морошкида картошки немножко,засунем в кулёк и консервную банку,чтобы ужин Варваредонести на Фонтанку».

Мы именно таким образом и поступили. Забыл добавить.

«На тарелках поплошеВарваре хорошей поднести по калоше».Вдруг на том берегупослышались громы да ухи.Кружился затерянный духда громкие ветры,да звонкие Пе́тры…Там фонарь молодойдо небес – голубойна дороге аршиннойзатух над водойбеспричинно.А вокруг беднота – грязнота.Нелёгкая выдалась дата.Тогда я и выкрикнул, произнес: «Эй! Ей!Ищите свата – боевого солдата.А не отыщете,запалим огоньку, и в черноту – высоту,чтобы высказать гладкоо желаниях сладких,встречая Варваруна сухопутном посту,на Аничкином мосту».В эти минуты всё и приключилось:Вёсла пальчком прижав,глаголы в памяти держа,вспоминая длинного ежа,в лесу колючего ужа,Варвара плескалась,в лодке качалась…Мы вместе видели в очкиеё уместные скачки.Воды приятное свеченье,с водой – балета приближенье.Варвара под мост проплыла торопливо,на нас не смотрела,вращаясь игриво.Шуршание тела, шорох весла —Варвара как рыбка в Неву проплыла —как добла,как выбла,остывшая кобла,потухшее обло!Выходит, мы зря на Фонтанку пришли,не к месту смешные лампадки зажгли,в смешных положеньях с огнями стоим,сиянием глаз на волны глядим.Эх вы, поскорей уходите с моста,картина для нас ясна и проста, —кто хочет налево или направо,мы вместе смешная ватага-орава:один – слишком толстый,другой – очень длинный,у третьего – бантик подвязан аршинный,у четвёртого – ноги вместо ушей,у пятого – примус заместо очей,у шестого – оглобля вместо плеча,седьмой – под конём сидит сгоряча,то ли корчится,то ли мочится.

Ну, а восьмой – сказать не поверите: с головой вместо шпилек, с глазами из сероводорода, с картошкой и морошкой в кульке, вместо осязания. Видали, каков? Теперь о девятом, значит, про меня. Ничего хорошего тут не скажешь: дураком был, таким и нахожусь – весь в прыщах, ушах и усах… На этом, простите, портреты закончены.

Варвара-Варвара,твоя амбициянадолго отбила охоту жениться мне.Я жизнь одинокую стану влачить,сердечные болина взморьях мочить,в пекарнях сушить,в лекарнях лечить —маурой, микстурой.Тем временем:В небе – зонты́:за небом – канты́,на Фонтанке – плоты.над плотами – плуты,Панты́ да манты́.А людей – лебедей,без конца голубей,без конца омулей…Всё1934 и далее

Сатира в темноте квартиры

итак

Варвара из трамвая

она спала над полем часи дваи пятьспускаясь за ночь есемь разна вереск согнутый сойдя опятьна берег вогнутый меня встречатькруженьем вёсел Вар-варапрельстила мокрого ворапростила кровьпросила кровприют и ровс двойной вдовойвдвойне больнойволной речнойночной водой

тогда-то Варвила очень тонко и пропела напомнив стук самого кожного барабана

ступнями двигала резвясьспиною к остановке мчасьстопой усердною махаяперстами повторяя взмахразогнутых в огнях трамваяв далёких мхахс гусиным лаемпрожив одинтой птицы гимнвлетев нагимгде бьёт ручейпод зов грачейопять-опятья шёл к природенабрав опятпо прежней моде

казалось жизнь складывается для меня в первую очередь для меня красивее громаднее даже Исаакия значительнее даже долговязого Шеллинга если он действительно долговяз но такое только казалось…

греметь плечоммерцать ручьёмпока закончатся ночей погодыпока Варвера станет длитьсясилитьсядо речной невзгоды

сказанное выше оказалось для меня ну просто непереносимо окончательно и бесповоротно

мало-помалу все кто находился поблизости или вовсе там не был отлично разобрались во всех обстоятельствах многое разузнав про Варвыру и про меня конечно тарахтевшего в одном с ней трамвае я сидел обёрнутый газетой в том самом виде в каком —

под шум грачейлетел в ручей

когда же настало время из вагона выходить я да и полутораветренная Варвьера словом мы оба оказались вполне приодеты мало того лично я даже с опятами морошкой в кульке и даже в пенсне на зелёном шнурочке тогда-то перед нами и обозначился довольно странный вечерний город

полагаясь на погодное совершенство я и Варфира —одели калошираскрыли зонтыа погода хорошаяв небе мантыза небом кантыпанты да бантына Литейномвесеннемне хлябьюне тленьема серью да синью(в тот раз я мечтал обручитьсяпо задворкам женитьсяна невестах бездомныхвлюблённых нескромно)пусть мне и Барбареизогнутой парежелалось друг друга в трамбаях кататьто в лужи друг друга кидатьдо утренней ночив надомном свеченьизадыхаясь весельемнет сил нету мочипод шёпот невнятныйдругой но понятныйс трамблетом «пятёркой»в горелки игратьс трамвлетом «семёркой»горилку глодатьзонтами в утробу соватьбез оглядкидо конца по порядкууговор многократный

сказав «без оглядки» я же сам и обернулся потом – огляделся главное: назад и наверх а произошло всё это если не ошибусь неподалеку от Соляного городка стало быть поблизости от Фонтанки представьте Варгары рядом не оказалось ни на крыше ни внутри Соляного ни на пантелеймоновском куполе словом – нигде зато рядом шагали все есемь как один умны как один – капельдинеры один – даже капельмейстер между тем все их желания все мысли оказались направлены только к ней которой среди нас не было

зная пристрастие Варныры к воде самого противоположного вида вкуса значения я тут же проговорил правда не слишком внятно —

всё ближевсё нижена теле весельеобвалы сомненьяпусть крутыпусть мутныи хуже минутышагаем той ночкойв калоши обутызасушим грибочкипокрупнее картошкупомельче морошкув консервную банкучтобы ужин Вархареподросшейдонести на Фонтанкучтоб спуститься с мостаучтиво и простона ладонях приросшихподнести по калошехорошейза берегом стелются ветрыслышатся громызатерянный кружится духа фонарь молодойу прежнего домана дороге недлиннойзатухнад водойбеспричиннобеднотагрязнотачернотанелёгкая выдалась датаговорю им: нет свата-солдатавозьмём по лампадкеукрадкойнет хвата-ухватазажжём огоньки в высотучтобы высказать сладкоо желании гладкомвстречая Вартару на сухопутном мостуна Аничкином постутут всё и началось всё и случилось:вёсла пальчиком прижавуколы в памяти держаона плясалаи скакалалодку бережно качалавсе девять видели в очкиеё уместные скачкии вотдля всех приятные вращеньяпо воле водбалета приближенье…(о нежность губо прелесть мук!)Варпела-Варбела!забыла про всехпро сехи про тех —про общее делона нас не взглянулаприсядку пропеланикого не звалав Неву уплылакак доблакак выблаостывшая коблапотухшее облопротухшее вобло!выходит мы зря на Фонтанку пришлине к месту смешные лампадки зажглив смешных положеньях с огнями стоимпустыми глазами на волны глядимпоскорей уходите с ночного постакартина для нас яснаи проставсе мы разные вместебудто пни на нашестеа если отдельнобудто кручии зеленьУдельнойразные парыразные крючьяодин из нас – шардругой – слишком длинныйу третьего бантик подвязан аршинныйу четвёртого —                    ноги вместо ушейу пятого —                    примус вместо очейу шестого —                    оглобля вместо плечседьмой —                    под конём сидитхочет лечьто ли корчитсято ли мочится

а восьмой сказать не поверите с головой без шпилек с глазами из сероводорода с блюдцами вместо познаний видали каков? и в самом конце – девятый со многими впадинами многими выпуклостями

таков я был и есьмвсегда и вездеВардера-Варбера!твоя амбициянадолго отбила охоту женитьсянамсрам той танцовкепомогале-воровкеты жизнь одинокую станешь влачитьсердечные колито солито болинепокрытые голина взморьях мочитьв пекарнях сушитьв лекарнях лечитьмуроймикстуройа в небе зонтыа за небом кантыманты да бантына Фонтанке плотынад плотами плутыи ворыпантыда фантывсе в кровибез лица человекабез венца на векабез венкабез кольцабез концатеперь смотрите в глубину в самую-самую глубокую дальза ФонтанкоймантанкойВарвераВабераВарвираБарфьераГардьераУнераНебираВаргираНабираВарвара-Bapвapa!……………………………………………………вот и всё1934 и далеедо осени 1985

«Вращаясь в памяти приятно…»

Вращаясь в памяти приятноВы думаете о капралеЕго давно вы не видалиПред вами лик встаёт прекрасныйТо бред больной, то миг опасныйТо подпоручик ИвановНаш современный Казанов.Но и другого помнит НастяОн невысок, он полон властиНад кредитором и купцомИ над Венерой пухлой частьюО дева, не умри от счастья!Ты помнишь, Настя, отчий домИ за обеденным столомПолковника с кривым лицом.То Тризнов, Настя, он смешонКак всякий, кто в тебя влюблёнЕго уж нету в ПетербургеОн проживает в Магдебурге.Нет я не скрыл луны сияньеРебёнка мёртвого стенаньяИ крики доктора впотьмахЕщё во лбу надежда млеетИ головешкой скверной тлеетВ моих стареющих руках.Ты, Настя, тёмная невзгодаКак петербургская погода.Давай взойдём на перекрёстокГде столб стоит большого роста.Смотри, весна на оселкеЛетает в красном кушаке.По небу плавает природаЗабудь людей мужского рода.Забудь капрала тучный станИ мы поедем в ТуркестанТам вдалеке от суетыМы будем есть с тобой цветыГлотать соломку на летуКупаться в ледяном пруду…Настасья слушать не хотелаЗа скулами капусту елаО баржу долго ухом биласьИ к вечеру на старой ПряжкеВ лохматый веник превратилась.1929

Вечернее

А.А.А.

Я стучусь в твоё окошко.Полем подойди к опушке,над костром взмахни ромашкой.Нюхай клён, упавший там.Слушай песню: пел Адам.Да плясали перводевы,первовдовы,первоевыу приземистого древа.Вот и лес, над лесом стайкабыстротечных крякв немых.По лужайке речка плещет,разгоняя жён беспечныхто квадратных, то прямых.Над тобой краями блещеткрякв лесов усталый полк.Скоро балка, а за балкойкряквам враг – безгубый волк.Ты в потьмах стволы сгибаешь:снять с ветвей прильнувших сов,свить гнездо из праздных слов.Я смеюсь. Ты повторяешьо былой болот красе,убегаешь по тропинке,опускаешься к пестринкамрасположенным в росе.Там с утра растут былинки,многотравные тычинкиразных форм и красоты.Мы уложим их в корзинкуи отправим в пустоту,тишину звериных снов,глубину упавших в ров:перводев,первоевночь блуждавших нараспев.Вот и кончена прогулкас перевёрнутым желаньем.Опрокинуто свиданьев полный чан к застолью в чайной.Я приду на свет в окошке,выйди-выйди на опушку!Мы пойдём с тобою вместепозабавиться немножкошумным пением быков.И припомнии запомнивосемь раз.В многоцветной тишине,полноцветной темноте,нам сыграет на валторнеразноцветный Оффенбах.1934 и далее

Опрокинутое свиданье

А.А.А.

я стучу в твоё окошко:поле обрати в опушку,под кустом взмахни ромашкой,нюхай клён, упавший там,слушай крик, где спал Адам.Но молчали перводевы,первовдовы,первоевыу навесистого древа.Вот он лес, над лесом стайкадлиннокрылых крякв немых.По лужайке речка плещет,разгоняя щук прямых.За тобой крылами блещеткрякв ночей усталый полк.Скоро балка, а за балкойптичий враг: безгубый волк.Ты впотьмах стволы сгибаешь,напоследок пожелаешьснять с ветвей прильнувших сов,свить гнездо из твёрдых слов.Я смеюсь, ты повторяешьо дневной болот красе,убегаешь по тропинке,опускаешься к пестринкам,прижимаешься к росе,где в струях звучат тростинки,то былинки,то быстринкиразных форм и высоты.Мы уложим их в корзинкуи отправим в пустоту,тишину звериных снов,глубину упавших в ров —первоев,перводев,ночь мечтавших нараспев.Вот и кончена прогулкас перевёрнутым желаньем.Опрокинуто свиданье,полный чан к застолью в чайной.Я стучу. Твой свет в окошке:выйди-выйди,ночь свежа,позабавиться немножконад лукошкамис морошкойшумным пением быков.Но запомни,призапомни:в судный деньповторять в отечестве безделица,под конвоем девий леспросторно молится.За околицейвраг утроится,потому что часто делится.Потому что под конвоем девий хрампроворно стелется.Там лежит,там шуршитдругой Адамна подогнутой спине,над развесистой землёйв многоцветной тишине,разноцветной темноте.Но припомнии запомни восемь раз:там играет на валторнеразноцветный Оффенбах.1934 и далеедо декабря1986

Песня быка

А.А.А.

Я стучусь в твоё окошко.Полем подойди к опушке.Над кустом взмахни ромашкой,нюхай клён, упавший там,слушай песню – пел Адами плясали перводевы,перводовы,первосевыпод кружившим в небедревом.Вот и лес. Над лесом стайкадлиннокрылых крякв лесных,ты идёшь лесов хозяйкой,прежние буравя сны.Плещет речка по лужайке,разгоняя щук заплечныхразнообразно голубых.Над тобой краями блещетв тучах крякв усталый полк.Скоро балка, а за балкойкряквам враг – безгубый волк.Ты в потьмах стволы сгибаешь,сняв с ветвей прильнувших сов,свив гнездо из ветхих слов.Я смеюсь, ты повторяешьо былой красе болот,убегая по тропинке,опускается к пестринкамзвонкий раскрывая рот.Там растут во мгле личинкиразных форм и высоты.Мы уложим их в корзинкуи отправим в пустоту,тишину звериных сновглубину упавших в ров:перводев, первоевночь звездящих нараспев.Вот и кончена прогулкас перевёрнутым желаньем,опрокинуто свиданьев полный чан к застолью в чайной.Я приду на свет в окошке:выйди-выйди на опушкупозабавиться немношкошумным пением быков.И припомнии запомни восемь раз:в многозвучной тишинемногократной темнотенам сыграет на волторнеразноцветный Оффенбах.1934 <1991>

(1) Зимняя очь

Когда начинаются круглые ночи,тогда открываются круглые очи.Я походкой проворной с кровати встаю,находку покорно в палате таю.Свечами свечув черновицу стекла,черновицу окна.Время прочь отогнать бесстыдную очьв ту холодную ночькруглую ночь.Продажную память я бросаю на столгде нянька беглянкавползает под стул,бьётся подошвой,ладонями в пол.Резвится под стулом округлость нагой.Что ж, встанем над памятью тонким перстом,нескромным затылком,надёжной ногой,бесцветным крестом,запрокинутым внутрь.На угол безвестный пройдём торопливо,ту местность фонарь заполняет учтиво.Дворники мётлами падают в снег,хороводы детей заметают их бег:мужиков староватых,стариков тороватых,за ширинками разныхпо-разному безобразных.А круглая ночь поднимается выше,лошадкой взлетает на ближнюю крышу.В небо смеются лошадкины очи,круглые очи – в круглую ночь.Эй, каждый из тьмы,приходите помочь!Няненьке снова не в мочь.Метёт по задворкам та очь лихорадки,кружатся в сугробах округлые прядки.Я вижу её полнокруглые грудии выложу их на тарелке, на блюде.Все двери, все входызакрыты,укрыты.Раздвойте,откройте!Ворота раскрыты.Опять я в палатеопять на кроватипустынной и гладкой,ночей наблюдаю бесцельные складкибесшумные пяткикругов окорядки.Некруглое утро приходит в наш дом.Детей хороводы шумят под окном.Их провожают ночные салазкидворников тенинянькины ласки.К далёкой заставебездомной старушкойочи плывут с безмолвной пирушки.Некруглое солнце на некруглых ногахокруглость ночей заметает в снега.Что ж, памятьв кроватьстучится опятьшумной волной – направленной вспять.Некруглые очи шуршат за мостом,звучат в закоулке прошлогодним листомпротёртой ладонью в промёрзшей земле.Бездельные очи,бесцельные очи.Бездумная очь,бескрайняя очь…Да нет же —безумный рассвет.1934

(2) Зимняя очь

Д. Д. Бурлюку

Когда начинаются круглые ночитогда открываются круглые очи.Я быстрой походкой с кровати встаюпроворные мысли бросаю наверхв кошельке из штановвитаю в темнотев теневой высотенеземной полноте.На угол просторный приду торопливоту местность фонарь заполняет учтиводворники с мётлами падают в снегдетей хоровод заметает их след.А круглая ночь подымается вышелошадкой взлетает на ближнюю крышув небо смеются лошадкины очикруглые очи в круглую ночь.Темные квочиснежные сточибездольные мочии сёстрам не в мочь.Полушками битаясмытаяслитаямикстурами сытаяскногами скритаягладкая очьв пустынную ночьбесчинная Очь.Метёт по задворкам та Очь докоряткив сугробах резвятся округлые пятки.Я вижу её полнокруглые грудии выложу их на тарелке на блюде.Все дверивсе входызакрытыукрытыРаздвойте!Откройте!Ворота раскрытыопять я в палатеопять на кроватепустынной и гладкойночей наблюдаю просторные пряткибезмолвные пяткикругов окорядки.Некруглое утро приходит в наш домдетей хороводы шуршат под окномих окружают безмолвные ласкидворников тени гоняют салазки.К пустынной заставесветлой полушкойочи плывут с безмолвной пирушки.Некруглое солнце на гладких ногахокруглость ночей заметает в снега.1934–1969

(3) Зимняя очь

Малый медицинский мемориал на все времена очевидный каждому

Когда начинаются круглые ночи,тогда открываются круглые очи.походкой просторнойя над койкой встаю,пакорно махоткув лекарне таю,болтаю находкой,свечами свечу,свищу и кричу,без тепла и огня,в небо землив черновицу окна.ИзъяныЛатая,врачи пролетают,из ямыАлтаякрюками бряцают.В зимнюю ночьморозную ночьмы прочь отгоняемнескромную очь.Укромную память бросаемна стол,где нянькабеглянкавползает под стул,бьётся подошвой,ладонями в пол.Резвится под стулом округлость нагой,что ж, встанем над памятью круглым перстом,укромным затылком,бесцветнойногой,покорным крестом,запрокинутым внутрь.На угол безвестныйпройдём торопливо.Ту местностьфонарь заполняет учтивый,дворники мётлами падают в снегхороводы детей заметают их бег,мужиков староватых,стариков тароватых,за ширинками разных,по-разному безобразных.А круглая ночь поднимается выше,лошадкой взлетает на ближнюю крышу,в небо смеются лошадкины очи,круглые очи в круглую ночь.Просторные тучи,проворные кручи…Эй, каждый во мгле,приходите помочь!Нянька снова невмочь.И снова мерцаяне таявзметаетиз варева соч —зимняя очь.Метёт по задворкам та очь лихорадки,кружатся в сугробах округлые прядки.Я выну её полнокруглые грудии выложу их на тарелке на блюде.Все двери, все входызарыты,укрыты.Раздвойте!откройте!Ворота раскрыты.Опять я в палате,опять на кроватипустынной и гладкойночей наблюдаю квадратные складки,бесшумные пяткикругов окорядки.Некруглое утро приходит в наш дом,детей хороводы шуршат под окном,их провожают сладкие сказки,братские ласки,а в барские сенидворника теньзатемняет салазки.К пустынной заставетреногой кукушкойочи плывут с безмолвной пирушки,некруглое солнце на некруглых ступняхокруглость ночей заметает в снега.Что ж памятьв кроватьстучится опятьупрямой рекой, запрокинутой вспять.Некруглые очи шумят за мостом,звучат в закоулкепрошлогодним листом,просторной ладонью в разогретой земле.Простёртые очи,бесстыдные очи,нет, постыдная очь,перегретая очьи несметная сечьтех полуденных бед.Где в палате пустынной,где в лекарне с Неглинной,просторной, нет, длинной…Бездумный,да нет же, безумныйвесенний рассвет.1934 и далее до 83 г.

(4) Зимняя очь

(это стихотворение посвящено памяти Давида Бурлюка, но к Бурлюку никакого отношения не имеет. Просто когда я работал над этим вариантом стихотворения, я узнал, что Бурлюк умер. И вот, так сказать, написалось «памяти Давида Бурлюка», хотя, я говорю, никакого отношения к Давиду Давидовичу не имеет.)

Когда начинаются круглые ночиТогда открываются круглые очиЯ походкой укромной на койку встаюЯ находку проворно в пекарне таюВ лекарне таюТо в махотку суюПокорную память бросаю на столГде нянька-беглянка вползает под стулБьётся в подошву ладонями в полРезвится под стулом округлость нагойЧто ж встану над памятью круглым перстомУкромным затылком проворной ногойПокорным крестом запрокинутым внутрьНа угол безвестным пройду торопливоТу местность фонарь заполняет приливомДворники мётлами падают в снегХороводы детей заметают их бегМужиков староватыхСтариков тароватыхЗа ширинками разныхПо-разному безобразныхОкруглая ночь поднимается вышеЛошадкой взлетает на ближнюю крышуВ небо смеются лошадкины очиКруглые очиВ круглые ночиПроворные тучиПросторные сучьяБезгубые мочиИ нянькам не в мочьПолушками битаяСмытая слитаяНеверная очьБесчинная очьПустынная ночьМетёт по задворкам та очь лекаряткиКружатся в сугробах округлые пряткиЯ выну её полнокруглые грудиИ выложу их на тарелках на блюдеВсе двери все входыЗарыты укрытыРаздвойте откройтеВорота раскрытыОпять я в палатеОпять на кроватиПустынной и гладкойНочей наблюдаю ненужные складкиБезмолвные пяткиКругов окорядкиНекруглое утро приходит в наш домДетей хороводы шуршат под окномИх окружают нескромные ласкиДворников тениГоняют салазкиК пустынной заставеПросторной печушкойОчи плывут с безмолвной пирушкиНекруглое солнце на круглых ногахОкруглость ночей заметает в снегаЧто ж память кругами ложится опятьПроворной рекой запрокинутой вспятьНекруглые очи шумят за мостомЗвучат в закоулке осенним листомУкромным затылкомВ разогретой землеПросторные очиПроворные очиНетЗимние очиНетБезгубые очиДа в палате бездумнойДа в палате бездымнойБесчинныйРассвет

(1) Знакомый художник

П. И. Соколову

Висит на шесте и крутитсямазков бесцельное собранье,безвольное содружество частей.На плоскости утраченной квадрата,в несмелой охре распластав ладони,садовник пятился давно.Он поднимал гвоздикуи снова достигал настурцию,уменьем толстых пальцев его создал сундук,просторный как ведро.Надо мной гуляет женщинапрозрачней, чем из древней Турции,обширнее небесной суеты.Она сказала тихо:меня создал петух.Передо мной сидит бревенчатый Малевичс вытянутыми руками,весь обструганный.Его холсты шуршавые,его слова мужицкие,напоминают запах.Вы смотрите у меня,Юдин, Эндер и Стерлигов.Грызите подрамники вежливо,от первого до 318-го.Они вас незатейливых всему научат.Грызите да приговаривайте:от и дж,от и дв,от и дрь.Ах уж эти времена,с такими большими и честными – ди,поменьше – дж,ещё меньше – дв,совсем крошечными и уморительными дрь и дзя.Теперь со мной рядомвелосипедисты на кривых колёсах,рыбак с чёрной рыбой за спиной…И опять передо мной садовник,он жуёт календарь науки,плюётся некрасивыми буквами,ругается некрасивым голосоми говорит:Дерсенваль кр кф.Вот какой у меня знакомый художник!1935

(2) Знакомый художник

Петру Соколову

Висит на шесте и крутитсямазков бесцельное собранье,безвмолвное содружество частейна плоскости утраченной квадрата,в несмелой охре распластав ладони,садовник пятился давно.Он поднимал гвоздикуи снова достигал настурцию.Уменьем толстых пальцев его создал сундук,просторный как ведро.Надо мной гуляет женщинапрозрачней, чем из древней Турции,обширнее небесной суеты.Она сказала тихо:«Меня создал петух».Передо мной сидит бревенчатый Малевичс вытянутыми руками,весь обструганный.Его холсты шуршавые,его слова мужицкие,напоминают запах.Вы смотри́те у меня,Юдин, Эндер и Стерлигов,грызите подрамники вежливо,от первого до 318-ого.Они вас, незатейливых,всему научат.Грызите да приговаривайте:          от и дж          от и дв          от и дрь.Ах уж эти временас такими большими и честными – дй,поменьше – дж,ещё меньше – дв,совсем крошечными и уморительными          др и дзя.Теперь со мною рядомвелосипедисты на кривых колёсах,рыбак с чёрной рыбой за спиной.И опять предо мной садовник,он жуёт календарь науки,плюётся некрасивыми буквами,ругается историческим голосоми говорит:«Дырсенваль кр кф».Вот какой у меня          знакомый художник.1936

«Тихая погода…»

Тихая погодаСветлая природаУтро за окномВ городке лесномСнег летает низкоГолосок ваш близкийНаполняет времяСам не знаю гдеЖаль что вспомнить нечегоИ сказать мне нечегоНа прощанье вамНа прощаньем мне1937

Страх

Тревога в комнате витает —Кружится над столом.Нестройным гулом наполняетТвой душный дом,Твой неспокойный слух.Лишь одинокая, как струнка, мысльНезнанье побеждаетИ звенит,И голову заносит ввысь,Где потолка неясного зенит.И голова вращается под самой крышей,Напоминая шар.И снова опускается на сгорбленные плечи.1937

Тревога. Страх

Написано в 37-м году.

Тревога в комнате летаетКружится над столомНестройным гулом наполняетТвой душный домТвой неспокойный слухЛишь одинокая как струнка мысльНезнанье побеждает и звенитИ голову заносит ввысьГде потолка неясного зенитА голова вращается под самой крышейНапоминая кубИ снова опускаетсяНа выгнутые плечи

Вечерние размышления в Гру́зинском парке

Вчера на парковой аллееСреди листочков трепетаньяЯ слышал голос расставаньяМоих несбывшихся затейЯ вспомнил васЯ вспомнил ваше имяА мир ходил вокругКак налитое вымяОн больше и красивей насЯ понял это вдругЯ понял вдруг что много летИстории ловлю скелетЗдесь на скамейке АракчеевСидел как тумба недвижимОн будто гру́зинских ночей левПрироды сдерживал нажимЗдесь голос царственной АксиньиЕго преследовал до НевскогоА ночь такая синяяА глаза такие детскиеРыдай недменный АракчеевЯ вижу Минькиной конецУбийца точит щей поевСтальной тесакСвоим мечтам венецИ вот лежит сражённая онаЖурчит на Волхове протяжная волнаНеясный голос Аракчеева звучит:– Проклятое желание молчи!В прибрежном шелесте аллейОн слышит слов её звучаньеИ платья лёгкое шуршанье– Бежать скорей…И нету сил…Среди ветвей твой ветреный мелькает локонУбийцу я убилВ соборе панихида по тебеТы видишь свет из оконБогов там вежливые ликиВнимают пенью и мольбеЛапмадок там летают бликиВ продолговатой вышинеВ многообразной тишинеМы на колени станем двоеМолись          и бейся головойПеред смиренным аналоемНо где же, где же ты?Я чувствую твоё дыханьеАксинья, отзовись!В ответ ему молчаньеО безрассудные мечты!Граф девке, преданный без лестиС полковником жандармским в рядСидел, как тумба, недвижим                    на том же местеВсегда суровый взглядБыл холоден и пустГраф вскрикнул и упал без чувствЛюбовь и смерть в один сплелись венокВот юным сверстникам                    значительный урок.И мне знакомо это чувствоОно поэзией зовётся                    напоминая смерти часВот почему я вспомнил васИ ваших глаз лукавое искусство.Село «Гру́зино»июль 1938Ташкентноябрь 1941

Построение чувств

Вчера на парковой аллеесреди природы трепетаньяя слышал голос увяданьямоих несбывшихся затей.Я вспомнил вас,я вспомнил ваше имя,а мир ходил вокруг,как налитое вымя,он больше и красивей нас,я понял это вдруг.Я понял вдруг, что много летистории ловлю скелет.Здесь на скамейке АракчеевСидел как тумба недвижим.Он будто гру́зинских ночей левдерев задерживал нажим.Здесь голос царственной Россииего преследовал до Невского.А ночь такая синяя,а глаза такие детские.Рыдай, продленный Аракчеев,я вижу Минькиной конец.Убийца точит, щей поев,стальной тесак,своим мечтам венец.И вот лежит сражённая она,шумит на Волхове кровавых дум волна.Неясный голос Аракчеева звучит:«Проклятое желание, молчи!»В зелёном шелесте аллейон слышит ног её шуршаньеи платья лёгкого звучанье…Тень от утренней свечиптичьим пением кричит.АракчеевБежать скорей,и нету сил.Среди ветвейтвой ветреный мелькает локон.Убийцу я убил,в соборе панихида по тебе,ты видишь свет из окон?Богов там вежливые ликивнимают пенью и мольбе,лампадок там летают бликив продолговатой вышине,многообразной тишине.Молись и бейся головойперед смиренным аналоем.Но где же, где же ты?Я чувствую твоё дыханье…Лесная дева, отзовись!В ответ ему молчанье, —о, безрассудные мечты!Граф, девке преданный без лести,с полковником жандармским в рядсидел как тумба недвижимна том же месте.Всегда горячий взглядбыл холоден и пуст.Граф крякнул,каркнули упал без чувств.Любовь и тленв один сплелись венок.Вот юным сверстникам                    значительный намёк.1938Село «Гру́зино»

Финский пастух

Коров лукавых предводительсердец потерянных пленителькрестьянок вежливый губительпорхать над озером любительа в общем страшный                    Пел де пойк1933

Деревенские картины

Быки гонялись за коровами,коровы убегали вдовами.В лесу грибы растут украдкой,когда гремят по небу кадки.Овец надменный предводитель,сердец утраченных пленитель,крестьянок вежливый губитель,порхать над озером любитель,а в общем страшный:иёл да пойк.Мужики гармонь стянули.Дуньке горло затянули.А на яблоневой веткепауки тянули сетки.Человек уходит вбок,в нём открылся уголок,в уголке чудесный вид:жеребёнок тихо спит.Январь 1938

Путешествие. Сказание

памяти Даниила

Луной любуясь быстроходнойи быстроходною водойгулял старинный попикв подряснике довольно модномнад полноводною рекойстаринный хмуря лобикприятной правде вопрекивесло рубили речникитот попик плыл и горевалв пустую грудь вонзая шквалда нет внутри его ответана грозный всплеск седьмого летанеясный путь с причаланачинаяон ветхую картину наблюдалтам праздный чёлнпо воле волнс Данаей смрадной проплывалохотник злой у верши спиттам невод опускают равнодушноухой крутойрыбарь не сытщук потревожив равнодушныхв мешок набралперстам послушныхБог помощь, – попик произносита хитрый глаз на невод коситк его ступне струя бежитв ней отблеск утренний дрожитуключиналежит светлаа в ней дневная теплотазаключенавода покорная несётего сквозные очертаньятуда где бесы пьют кох-чайпод смирное рогов качаньеокруглость плоти величаягде ведьмы под кустом лежатстрахом девственным дрожаволчицей пуганой кричав глазу влюблённого торчагде привиденья бодрым строемведут в кустах разведку боемтуда туданесёт водав старинное уединеньеего кривое отраженьевстреча с ведьмами углядевшими непредвиденного пришельцаведьма старуха:откуда тут с крестом поганыхна девок смотрит взором пьяныхпусть уберётся в церкви лонопока не бросили на курсылюдей постылых бурсутам в препендии знаний волнынаподобие шаров и вил,чем болото наше полно…я те – те,я те – тепо спинеда по ногепо грудеда по морде!ведьма молодуха:на на нада жа жа жавсем сполнаему сполнабезголосая Аглаязвонким порохом полна япша пша пшада вта вта втажаль бежала без ножарезанула бы иначепни зачатые на дачеведьм преклонного пажачуть пониже животавсем сполна,ему сполнара ра рада на на нажаль старик не Аполлончикприхватила бы за кончикга га гада пси пси псису су суда вху вху вхуведьмы драгоценные помогите!где мой веник до пупагде просторная ступа?отправляюсь на базар хвататьстариков-молодцовда мужиков-божаков!

метёт веником разную пакость всё ближе подбираясь к сапогам попика

старинный попик:

(улепётывая по ветру откуда появился)

меня на части разрываетя весь мечтал раздетьсяу плеча её погретьсяпусть я не молод переносицейна мой феалс плотью пенистой бокалдианы косятсятьпфу на всехна ваши знаньяя быть хочус призваньеми признаньемздесь от небахолод – холд,от желанийголод – голдя до ногтей изнемогаюкурчавой птичкой в небо лаяпо её сухому ложумне ведьма по душекоторая моложекогда она рыгает ртомдо собственных ушейах нет глазницами мигаетпривет бросаяпылая животомпотомзрачком ныряет под кусточекгде ночью дом реки песочекпусть некрасив явзор ножом на крючьяа лоб на кошелёкв котором воробей одинна всё готовучиться до сединподмышкамигде ваша бурса?!решенохочу испить кок-чай до днахочу диплом иметьрассудкам хвойным вопреки

с трудом поворачивает немолодое до известной степени беспутное лицо и с трудом против движения ветра летит-летит, плывёт-плывёт а куда причалит?

что же теперь будет?што?пр пр прда хря хря хря

Опасное путешествие

Волной любуясь быстроходнойи быстроходною луной,гулял старинный попикв подряснике довольно модномнад полноводною рекой,старинный хмуря лобик.Давленью правды вопрекивесло рубили речники.Здесь попик был и горевал,в живой ручей вмещая шквал.Да нет во лбу ответа,где медный чан, где прелесть лета.Далёкий путь с причаланачиная,он прежнюю картину наблюдал:там вольный чёлнпо воле волнс Дианой ветхой проплывал.Тут злой мужик у верши спит.Ухой крутой рыбарь не сыт.Он щук тревожит простодушных,в карман суетперстам послушных.«Бог помочь», – попик произносит,а хитрый глаз на невод точит.К его ступне струя бежит,отблеск осени дрожит,уключина лежит светла,в которой теплота заключена.Вода просторная несётего речное очертанье,туда, где бесы пьют кох-чайпод мерное рогов качанье,округлость плоти – величанье.Где ведьмы под кустом лежат,страхом девственниц дрожа,волчицей пуганой крича.в глазу влюблённого торча,а привиденья бодрым строемведут в кустах разведку боем —туда – туданесёт водав далёкое уединеньебез цели праздной – отраженье.

Встреча с ведьмами, углядевшими непредвиденного пришельца.

Ведьма-старуха

Откуда тут с крестом поганыйна девок смотрит взором пьяных?Пусть уберётся в храмов лоно,пока не бросили на курсылюдей постылых бурсу.Там знаний преисподней волны,наподобие шаров и вил,чем болота наши полны…Я те-те,я те-те!По спине да по ноге.по груде́,да по морде́!

Ведьма-молодуха

На-на-нада та-та-та!Всем сполна,ему сполна!Безголосая Аглая,едким порохом полна я.Пша-пша-пшада вта-вта-вта.Жаль, бежала без ножа,резанула бы иначефну, зачатую на даче,ведьм преклонного пажачуть повыше живота.Всем сполна,тебе сполна.Ра-ра-рада пну-пну-пну…Жаль, старик не аполлончик,прихватила бы за кончик.Гла-гла-глада вта-вта-вта.Су-су-суи сну и псу.Ведьмы драгоценные, помогите!Где мой половник и ступа?Отправляюсь на базар,выжать жари выпить вар.Хватать стариков-молодцовда мужиков-божаков.

Метёт веником разную пакость, подбираясь всё ближе и ближе к попику. Вот-вот дотронется до всевозможных частей его поношенного тела.

Старинный попик

(улепетывая туда, откуда взялся)

Меня на части разрывает.Я весь мечтал раздеться,у плеча её погреться.Здесь от небахолод-холод,от желаний голод-голод!Я до ногтей изнемогаю,голодным псом в пространство лаяпо её сухому ложу…Мне ведьма по душе,которая моложе.когда она сверкает ртомдо собственных ушей.Ах нет, глазницами мигаети в тень бросается,пылая босяком.Потомгрудьми ныряет под кусточек,где ночью дом – реки песочек.Пусть некрасив я,взор похож на крючья,а лоб на кошелёк,в котором воробей один.На всё готов:учитьсядо сединпод мышками.Где ваша бурса —решено!Хочу испить кох-чай до днарассудкам хвойным вопреки…

С трудом, против ветра поворачивает немолодое, до известной степени беспутное лицо, летит-летит, плывёт-плывёт, а куда причалит… Как вы полагаете?

Пр-пр-прда хр-хр-хр.Дева – сладкое ненастье,разорви тебя на части!Сфа да сфа,кны и кнаы да ся!Всем сполна:ему сполнаей сполнаи мне сполна —аминь.1939Д.Х. – посвящаю

«Гулял старинный попик…»

Гулял старинный попикУ быстрого притокаСтаринный хмуря лобикРукой он взмахивал высокоВ руке кадилы свет и звонВ осенний воздух погружёнВнимая трепету волныВечернюю картину наблюдалТам проплывали ветхие челныТам старичёк у верши спалТам невод опускают ровно душныйА вон рыбак стремится на покатОн вынимает рыб послушныхСвоей усталою рукой– Бог помощь! попик говоритПрилежный жук над ним кружитСлова несложные жужжитКругами долгими снижаясьСтрекозы острые звенятЗакат зеркальный разрезаяТот звук неясный был им внятК нему спешит румяная волнаА а в ней безмолвный свет дрожитА в ней дневная теплота заключенаТуманом заволакивая межиСтруя проворная несётБылого молодца смешное очертаньеТуда где фр-созвучья заклинальныГде хрустали застывших водГде духи под кустом лежатИ в страхе трепетном дрожатА привиденья бодрым строемВедут в лесу разведку боемИ плавно раскрывая ротПоют романс наоборотТуда, туда несёт водаВ старинное уединеньеЕго смешное отраженье1942

Вечерняя картина

Любуясь солнцем быстроходнымИ быстроходною водойГулял старинный попикВ подряснике довольно модномНад полноводною рекойСтаринный хмуря лобик.Внимая трепету волныВечернюю картину наблюдалТам проплывали ветхие челныТам старичёк у верши спалТам невод опускают равнодушныйА вон рыбак стремится на покойОн вынимает рыб послушныхСвоей усталою рукой.– Эль морис мундипорис тумбиВ смятеньи попик произноситУ жаворонка объясненья проситУ подорожников кругом растущихУ пчёл прозрачный мёд несущихВ ответ природа встрепенуласьИ помутилась вышинаТень ангела в овраг скользнулаИ зазвенела тишина.1943

«бродят в поле апонасы…»

марине цв

бродят в поле апонасыпушкин в роли тарантасаплавают по небу ложкикушкин возле грябой ночкидуют в окна дочки чистыепробегают фри кречистыежелтистыекри лучистыезри гречистыеплетистыевыстыипущин в форме капердока1939

Про зверей больных, о детях с тремя головами

Когда уходит Имерверьзакрой плотнее дверьвбей гвоздьв затылоклучшего зверей врагавгони в острог загривокхудшего зверей врачачтоб в клеть ворваласьлучшая врачей ногачтоб сновавертелся лучший зверь ворчаКогда уходит Имерверьк ступням зверей больныхпришейпод свист овцы больнойбольничный лист ночнойупавшим ницперед совсем ручным зверей врачёмоткройте дверь больницменьшимпотом большимсовсем большимтем кто размером непохожволосатой кожейОткрой зверямдверной оплотчтоб Имерверю кинуть сладкийпищеводдвойнойи ветхую личинкуприманку для врага зверейчтоб не вступился гладкийгадкий но больнойон пропускает в дом гостейс гвоздём в начинкеиз костейа не больных конейс листком больничнымнад хребтомс глистом обычнымпод хвостомПроклятый зверьопасный зверьтот Имерверьоткрой же дверьпока гуляет Имерверьпока детей с тремя головамимногоногие родителине успелипроизвести1939

Встреча с циклопом

(шутка)

Я приготовил медный телескопи долго в небо рос.Решительный циклопприподнимая векомне протянул вопросна праздныйбезобразный век.«Ты мудр, а я силёноткуда взялся сон?»Ответ был прост и ясен:«из басен».Циклоп повержен былнаходчивостью меткойи долгой песнею завылбросая мне сухую ветку.1940Петербург

«И вы, жестокие потомки,…»

И вы, жестокие потомки,Сердечных бурь не зная наслажденьяУслышав девы голос звонкийЗаметите в душе смятеньеА ночью сладкое виденьеВспорхнёт у вашего окнаТеченье нарушая сна1940Москва

Стансы

в альбом М. Багратион

Открой мне дверь. Переступив порогПоверь – я прекращу упорство занавескиНо грубый преподав урокПокрытый льдом ручейТы бледным разобьёшь плечомВ ночей морозном блескеО распахни балконСомненьям вопреки!Под затаённою луноюКоторая клубится над землёюУдвоенная трепетом рукиЯ улечу на крыш неясный склонИ если ты протянешь руки до меняВ заботах мелочных с тоскоюТри слова скажешь для меня и для себя:– Сегодня я тоскуюЖеланье распластав я прилечу обратноВ продолговатой комнате твоейВ коричневатом сумраке твоёмКухарку грязную твоюМне целовать приятно.1941Ленинград

(1) Утверждение

Ты желаешь его,он желает её.Она желает меня,все желают сноп.Снопа желает звон,который не звон, а свет.Который желает растворитьсяи растворяется, пока не потускнеет.Значит, надолго,возможно, навсегда,значит, совсем.Тогда он входит в нас,она входит в тебя.В меня входит сноп,который не сноп, а свет,не свет, а звон —разбитый на куски.Такова судьба удовлетворительной Психеи.Такова расплата.Главное, за недостижимое намерение,главное, за напутствие.Такова – такова – таковарасплатаи утверждениевсегонасегда          Аминь1941Москва

(2) Утверждение

Ты желаешь его,он желает её.Она желает меня,её желают сноп.Снопа желает звон,который не звон, а свет,который желает растворитьсяи растворяется, пока не потускнеет,значит, надолго,возможно, навсегда,значит, совсем.Тогда он входит в неё,она входит в тебя.В меня входит сноп,который не сноп, а свет,не свет, а сыпь,не сыпь, а звонразбитой на куски тарелки.Такова судьба удовлетворённой Психеи.Такова расплата…Главным образом, за недостижимое намерение,самое далёкое.Говорим про напутствие.Такова-такова-таковарасплата.И утверждениевсегонасегда.          Аминь.1941Москва

Стихотворение про войну

Пожары мирных деревеньЗаводов точных разрушеньеСегодняшний мой омрачают деньСердца людей взывая к мщеньюА ночью в памяти моейЛандшафт вращается бесшумныйПросторы вежливых полейПод бледным светом ночи луннойДеревьев быстрых хороводБойцов напоминая взводА также гор холодных возвышеньяПоэту дряхлому смешное вдохновеньеЛандшафт знакомый нам давноЗдесь мы подруг своих ласкалиА нынче светлые как полотноГерои в жаркой схватке палиГрохочет пушка-миномётВзлетает пепел дань пожарищПчела бросает в улье мёдИ ты бросай свой дом товарищСюда идут полки солдатОни винтовками стучатСлава надменные кричатИ шпаги в небе простираютПо столбовой пыли шагаяА перед ними танки свищутЕвреев безоружных ищутЛюдей ужасное скопленьеВрагов встречает храбрым пеньемМы в бой вступили на рассветеНад рощей смерть взлетелаНа север гнал осенний ветерЕё безжизненное телоЯ грудью опустился внизЯ по-пластунски землю грызМне жизнь была недорогаИ руки протянув далёкоЯ ногу вырвал у врагаНе ждал такого он урокаВосходит солнце – полдень сладкийЦветы сверкают тут и тамСреди цветов людей остаткиИ танки взорванные пополам12–15 ноября 1941Ташкент

(1) Зрелище войны

Столба фугасного виднейминувший часявляется послушно:простор нетоптанных полейв последний разпри свете душном.Сирени буйный хороводсадов хмельных прощальный взводдевчат в хмелю переполохлесов больших прощальный вздох.Иль гор природные сеченьяпоэту смирному в окнопогоды мирной полотноприроды грузное скопленье.В ландшафте грозномнатощаквы под скирды подруг бросалинаутро с дымом на плечахскирдами в рядгерои пали.Они комдиву говорятна диво мнеклубясь в дымахзаряд невзорванный хранятпока дымит заря в домах.Не взыщет пушка-миномётвзметая пепел – жар пожарищ.Пчела бросает в ульях мёда ты омётбросай товарищ.Сюда идут полки солдатони затворами стучатслова надменные кричати шпаги в небо простираютпо столбовой пыли шагая.В туманах пыльных танки свищутевреев безоружных ищут.Соседи добрые томленьемврага встречали дробным пеньем.Мы в бой вступили на рассветенад рощей смерть взлетелана север гнал осенний ветереё безжизненное тело.Я грудью опустился внизя по-пластунски землю грыз.Мне жизнь была недорогапрямые локти вытянув далёкомой ангел бедный-бледныйпечень выдрал из врагаа тот не ждалпобедногоурока.Пылает лучпод вечер сладкийколёс смешных мелькаетхлам.За тенью тучбоёв остаткида останкигде танкибродят недокрученныепополам.Где я стоюодин в строюс борщём в рукахсукном обжатлуной объятот лба впотьмахдо светлых пят.Я памятник неверныхисчисленийиз преждевременной золыещё наверноеиз жестиватыветраи вогнутых зеркалкуда смотреться неопрятноведь неопрятен вид стрельбыведь неприятны запахи смертей.1947Москва

(2) Зрелище войны

Столба фугасного виднейМинувший час является послушноПростор нетоптанных полейПоследний раз при свете душномСирени буйный хороводСадов хмельных прощальный взводДевчат в хмелю переполохЛесов больших прощальный вздохИль гор природное сеченьеПоэту смирному в окноПогоды мирной полотноПрироды грузное скопленьеВ ландшафте грозном натощакМы под скирды подруг бросалиНаутро с дымом на плечахСкирдами в ряд герои палиОни комдиву говорятНа диво мне клубясь в дымахЗаряд невзорванный хранятПока дымит заря в домахНо взыщет пушка миномётВзметает пепел жар пожарищПчела бросает в ульях мёдА ты омёт бросай товарищСюда идут полки солдатОни затворами стучатСлова надменные кричатИ шпаги в небо простираютПо столбовой пыли шагаяВ туманах пыльных танки свищутЕвреев безоружных ищутСоседи дробные томленьемРога встречали злобным пеньемМы в бой вступили на рассветеНад рощей смерть взлетелаНа север гнал осенний ветерЕё безжизненное телоЯ грудью опустился внизЯ по-пластунски землю грызМне жизнь была не дорогаПрямые локти вытянув далёкоМой ангел бедный бледный печень выдрал из врагаА тот не ждал победного урокаПылает луч под вечер сладкийКалек смешных мелькает хламЗа тенью туч боёв остаткиОстанкиГде танки бродят недокрученные пополамГде я стоюОдин в строюС борщом в рукахСукном обжатЛуной объятОт лба впотьмах до светлых пятЯПамятник неверных исчисленийИз преждевременной золыЕщё наверное из жестиВатыВетраИ вогнутых зеркалКуда смотреться неопрятноВедь неопрятен скверный вид стрельбы

(3) Зрелище войны

Столба фугасного виднейминувший часявляется послушно.Простор нетоптанных полейв последний разпри свете душном.Сирени буйный хоровод.Цветов бесцельное моленье.Седых садов прощальный вздохи первых вдов соединенье.В ландшафтах грозныхнатощаквы под скирдой подруг бросали.Наутро с дымом на плечахскирдами в рядгерои пали.Не взыщет пушка-миномётвзметая пепел – жар пожарищ.Пчела бросает в улье мёд.а ты омёт бросай, товарищ.Сюда идут полки солдатони затворами стучат,слова надменные кричати шпаги в небо простираютпо столбовой пыли шагая.В туманах дальних танки свищутевреев безоружных ищут.Соседи верные скопленьямврага встречали ратным пеньем.Мы в бой вступили на рассвете.Над рощей смерть взлетела.На север гнал осенний ветереё безжизненное тело.Я грудью опустился внизя по-пластунски землю грыз.Мне жизнь была постыдно дорогапрямые локти вытянув далёкомой верный сеттер —вольный ветер,печень выдрал у врага,а тот не ждал бесчестья и урока.Пылает лучпод вечер сладкийбоёв былых мелькает хлам.За тенью тучвойны остаткии останки,где танкибродят недокрученныепополам.Где я стою,один стоюв ночном строюс борщом в рукахсукном обжат,луной объят,от лба впотьмахдо светлых пят.Я памятник неверныхисчисленийиз преждевременной золы.Наверное ещёиз жести,ваты,ветраи вогнутых зеркал,куда смотреться непрятно:ведь неопрятен вид стрельбы,ведь неприятны запахи смертей.1947 и далееМосква

«Солдат Петрюк в отставке…»

Солдат Петрюк в отставкеКогда стучал вечерний часПо зимней двигался канавкеНемножко подбочасьЕму наскучила картинаДождя летавшего вокругНа лужах мокрый звук ботинокИ встречных девок мокрый звукОн обходил с опаской давнейПодвалы громкие трактировГде громких песен кутерьмаТайком вползает между ставнейК соседям в мирные квартирыГде детский голос возглашает– Здесь многократная тюрьмаНа мокрых плитах исчезает1943

Из туркестанского альбома

Мелькнул по небу ночи следИ день занялся горделивыйВ степи восходит пыльный светНеверные глаза сомкнув ленивоВерблюд – мыслитель здешних местСухие травы гордо естДругой глядит в пустую дальПотом трубит – чикмена стальО твердь земли звенит ответноУ нас таких мелодий нетОни степями рожденыХорами птичьими полныТомленьем стрелТоской казахаШуршаньем долгим ветрякаПод сводом туного алахаСозвучием иссохших рукНа грубых струнах мерный стукИ звуком песни бесприютнойВ носу рождённой у певцаиюль – август 1943ст. БурноеЮжный Казахстан

«кунак узбек…»

кунак узбеккартёжник русскийботву глодали – гимн капустесавёлко первым захмелелон не был хилно брагу пила силос – елопять наполнили пиалытут их приятели засталисельцо в тумане обошлинигде закуску не нашли– землицу с пеплом не хотите ли?пистолей верные ценители!могилы были и ответом сталитем сорок третьим бабьим летом1943

Мирный день

Мне говорил старик зеленоватыйВ лесу зелёномНад крутым ручьём:«Пройдут годаМоя померкнет хатаИ удивлённоНе зная в мире чьёмРазрушенные городаСвидетелем останутся кирпичнымПостыдных днейКогда в сознанье личномБыл подневолен у своих дверейВ просторный мирКак полноводье рекПросторный человекКогда германец за чужой бутылкойУстроил пир хватая девок пылкоИ недопив свой пыльный чайУбил старуху невзначайА раздобыв чепец младенцасказал мужик – «он впору немцу»Когда сноха на древней печкеМигание подсчитывала свечкии трижды повторила в деньАнтихриста я вижу теньКогда природа умираяРазрывом громов оглушила райА бледной ночью над НевойСирена поднимала войВ неясном свете растворяяСвою земную красоту».Мне говорил старик зеленоватый:«Перед кусточком люди виноватыПройдут года и на дороге долгойПокажется умноженный ПилатНа берегу взметённой ВолгиИ будет страшен отблеск лат».27 августа 1943

Утро

Изгиб лица её приятныйДуши несложная печальПритихший шелест губ невнятныхА за окном, где фонаря поблекшего качаньеТуманных переулков дальИ надвигается минута расставаньяИз гулкой стужи за окном.1 февраля 1944Москва

Черепаха

Черепаха черепахачеремаха чепонахаходит по следу мамахаводит миленьких детейласкает крохотных зверейчерепаха зверь-зверьмонопыха черь-черьпоныкахаполыпахачеретыха-черимахамама маленькаяобижаемаятолько имтолько тем рыпырёмпочитаемаянад всемиза всемичерез всех1944Ташкент

Рыба пык,

или Колб колопень и щека

Кука махадука фыняфеня кукафилимоня.Мокавопи веня куняпередатапередукалока фукчерез вопвыдал продмой флотфазанчерез кнопучерез дыбучерез вапустепень рыпа.Ходит крекрыба спитряб сипвдоль по рышкумелепат-колотеньколопень.Выка плитмаколочекуприводи чесать на копуу тебя в ладоняхвырбкуня манамокаступ,и щека наоборот.Май 1945Москва

«Раздумий тайное сомненье…»

Писано на следующий день после собрания в мемориальной квартире Маяковского, когда отмечалось шестидесятилетие со дня рождения Вел. Хлебникова.

Раздумий тайное сомненьекручёных мыслей давний срокдвиженья звуков исчисленьеотряды строктрудов бесплатныхгде слово – тыпреобажает слово – мывозок соседей неопрятныхв горах несметного соседстваего Зангезизги – замбезиникем непонятое умираниеего безудержного детстваподобие несбывшегося раяглаза корытом утираяв дому раздорземли вершокпозор землеоранжевый как василёкв лугах где высьуходит внизвойной разорванный листокего зан зяи згиде гурде браопять загезиего Зангези.1946Москва

«Мне захотелось разорвать пространство…»

Купите зари немножкоОна последняя в лукошкеЕё несла издалекаМоя ленивая рукаН. КропачевМне захотелось разорвать пространствоЗари клинок мечтал увидеть яОна была непостоянствомОна была – дитяВ пыли, лохмотьях и заплатахС оттенком старости, мерцающей вдалиКакие малости, что нету света надо мной.Звучание зари мечтал услышать яОна была непостоянствомПортнихой без шитья,Кроившей небосвод.Какие малости, что с высоты пространстваПолотнище зариОкутало меня.1948Ленинград

«Какая грозная картина…»

Какая грозная картинаКакой стремительный обманКогда бежит передо мноюВатага буйных обезьянОни глазами голубымиГрохочут небу напоказИ бродят фельдшеры за нимиЛечить сынов и дочерейЛечить курчавых сыновей1950Ленинград

«чем крик…»

чем крик

земли

лица

неверный сдвиг

у праздной

отмели

отгул

в потьмах согретого

«ли лю люли

воспетого

и Неве

грязного

бестужевкой

былой

над грозною

невой

теперь веками

1980-е гг.

Посвящение долотом

худшему из во́лков,

лучшей из ондатр

Румяный другс перстом воздетым,нет, увитым,но раздетым.Вдругразутый стаей тайнойи Аглаей празднойи стынь и знойбитый смытный…нет – убитый,ты слышал пепла стонкостров прощальный звук.Тытолько тынашёлпратонприятнее чем шёлкчем сигчем сукопрятнее воды.Был праздникснежныйапачейс присядкойнежныхпалачей.Хребта повадкойумножая плетьжрецы морейсмиряли зыбьсвист вольных рыбсмещалибрызгполётиль визгпочтительных зверейгде Лотасетьи сметьгде дланей блескда плясок звон.А лязг землиплелиграчи,а плесквздымали апачи.Крюкампоклонрукамусквзмо.Гибрдык уроурё урю!Под пляскне пласкуре – ураурыури!Пляск пьяньяск вистясн взбыблклест.То звянто ждон…Был праздниксвисти лязги всплеск.Кто ж онпроказникмнимых чисел?Я тридцать разприселу сёл.Семнадцать разон воду чистил.Я двадцать развходилв подвал.Двенадцать разего бедро мерцалото бряцало.Он измерялморей вершиныа на девятой пална колповерженный аршином.У насне то.У васне так.Волнуйся в тактпустынной качке,где воды бьютсягладки,где совывьютсятелом гадкиму колоколен дружныхШуи.И сновасновабушуетпраздниквьюжный —словнобросает всадниквсадниквеникрозовыйна берегрваныйравныйволныйконями,нет,камнямиполный.О, сколько грубых летзверейкалекмучительных дверейв обратное пространстволюдей земное постоянствоО, сколько муки сколько мухи только выхи только вырби столько выр.

Воспоминания

Ты слышал музыку чудеснейчем хрипи храпхмельных предместий?пой, малец, пей,иль снова пой,где за дверями, за столомкукушек бой,беседы гром;«налей стаканслепой невесте!»летит дискантпо снежной Пресне;стакан налити перелит,тот что в утробе не горитс запахом простецкимстарикам мертвецким;ты слышал отзвуки чудеснейчем стон колоколов на Пресне?звучат прохожие кругами,их поиски дренчат ногамимонашки праздной под зонтом;скрипит гармошкою про токупеци рубит домна слом.Большим скупцом был бородач,пропив казне немало дач;простёрся демон здешних вёрстгородовой, убого чёрств;трепещет нянька пухлым задом,пройдя за домс ребёнком рядом,в недлинный немощеный двор,где дворника бранится взор;а за углом калека бедныйтвердит про вздорвойны победной;из двери в дверьстучится плут«не верь плуту                    беспечный зверь!»В руке плута ужасен кнут,ларнет сверкающий – в другой,но звонок ройничьих монет;гляди: грозитво тьме разитмечтой воздвигнутый кастет;спешат картёжники рядаминад распростёртыми домами;пиковых дам валет свалилк ним прикасаясь палкойгадкой.Ту песнь принёс швейцар Вавилсмысл излагая кратко;нам дев не жалкоих балеткароль топтал,ещё валетда бабий туз.А банк прибралодин кадет,карманом пуст,душою вял;уж много леткароль украткойсвершал налётна девок техв час упоительных утех;а в подворотню голос гладкийо булках сладкихвесть несёт;там повариха на ветрутолкует повару Петруопять про голыхтелом кволыхтёщ прескверныхвдов неверных;но тощий повар безответенне любит онпро тёщу сплетен;бывало спити видит сон:пернатый кит,где крыши склон,кому-тос Пресниперсижмёт,слюны вкушая пресныймёд;таков его во сне доспех,совершавшихся наспехутомительных утех;звук «зра и рэ»цыганской песнипослушай на зареморозной Пресни.1949 и далее до сентября 84Москва

Вечностоящее

Оно шагало по необъятному просторупространствуничего не имеяпозадивпередив глубинах его ни с чем не соизмеримого телашагало и шагалоуже тогда потеряв самое необходимоедля всего что глотаетчто поворачиваетсяпоначалу это были ушивозможно длинныевозможно покорочезатем всевозможное другоеносоглотка и носглазницы и глазаимеются данные даже о гремонофобиии всё же оно ступалоиначе не моглопродолжая помахивать рукамито другими равнодействующими сочленамивскоре(спустя лет 130)рук тоже не сталоони превратились в щёкии тут же(лет через 150)окаменелизато оставались ногитри упорано и они стали постепенно затвердеватьсменилось тысячелетиеи тогда окаменело многое другоеяйцо головыгорлошеяплечиглавные три ступнитри пяткитеперь окаменело всётогда-то не осталось и последнегосамого последнегонаипоследнейшегоназываемого движениемвперёдназаддвижением вбокзначит не двигалось ничегокроме ядликовпроизносивших на окаменевшем затылкеединственноедоступное тем крошкам созвучие                    3РЮпока эти гномикипернатые карликинавозные блохиуквальзикианине разложилисьтамв далёком необъятном просторепространствеоставив после себя тишинуа та окаменелость на которой они ещё недавносуетились(по мировому исчислению назад лет 800)онапродолжала стоятьпродолжает стоятьбудет стоять всегдавсегдавечноаминь1982

Потеха на выгнутом лужке

стоял осёл на выгнутых лучахушами собирая молчаливых птахпод ногой осла ковернадёжных травдля прилежных лами снова травих набросал воин-сапёрв прах указавна свой толстоногий пахсапёр готов кричать с ослом пополамхотя запел осёл:крубанкрукры инь кыа потом медленно сопел;ку ин бру пу инг путогда воин-сапёр проговорил песенкупро осла ламу и выгнутый лужок:их ко коих ко коки ки кина том потеха закончилась. Возможноповсеместно.1983

«Три слова скажешь для меня…»

Три слова скажешь для меняи для себя:«сегодня я тоскую».Желанье развенчав,я прилечу обратно.В продолговатой комнате твоей,в коричневатом сумраке твоём,подругу дряхлую твою,умноженную запахом твоим,в просторной сакле без огнеймне обгонять приятно.В зрачках мерцающих еёживая жизнь перевернулась,в ней отразился черноземи плавное вращение водыпод берегом сыпучим, но крутым,и колыхание предутреннего светанад ржавой крышей в небе молодом,и теплота непрозвучавших слови даль неясная пережитой минуты.Изгиб лица её приятный.Души несложная печаль.Притихший шелест губ невнятных.А за окном, где фонаря поблекшего качаньетуманных переулков даль.И надвигается минута расставаньяиз гулкой стужи за окномПод утро выпал снег.В своей морозной простотеон лёг на глиняные крыши.И снова Азии безветренный просторневерной теплотою дышитв листве колючей на кустах,в струях остывших арыкаи в холодеющих ладонях.Разные годыТашкент

«Когда ты спросишь почему…»

Когда ты спросишь почемуУ женщин нет развитья в мысляхИ почемуУ них блуждает взглядПо окружающим предметамИ почему их губТяжёлая усладаРаспространяется вокругС развязною походкой уткиС горящими глазамиС движеньями в изгибахТогда не спросишь сгорячаГде верность нежнаяКо мне летитТвоё внимание даряМне на время

«узнай меня…»

узнай меняво тьме огняя неба кротгодами пелна сковородке летпришёл наоборотбез уха безо лбас нежнейшей пяткойгорести поэтузнай меня

Поэмы

Старинные санкт-петербургские чудаки

(отрывки из повести)

…Полковник Тризнов, Василий Петрович, проживавший

в Петербурге и лишь впоследствии переехавший

в Магдебург, был знаменит чудачествами,

повторявшимися беспрестанно

(«Биржевые ведомости», 1897, май)
Отрывок первыйСтоличная жизньШвейцары звонко появилисьВзметать мундиры по дворам.Над площадями прачки взвилисьМужья вставали здесь и тамПод строгий вздох пернатых дамПовадки их острее сталиС балконов каменных высотУчителя учить не сталиДетей воздушных восемьсотГурьбой летевших без башмакЗа внуком внукЗа шагом шаг.В дыру глазевших на панелиГде в незапамятные ночиМодистки в хороводах пелиБалы любивши оченьЧтоб свет ломался в зеркалахИ шлейфы падали впотьмахПо небу грозному тельцу.День завершается дорогойА на душе моей тревогаКоторая мне говорят к лицуЯ выйду той дорогой в садЯ долго плакать буду тамА ветер волосы сорвётШвырнёт в окно глухой фасадНа тонкий зов степных лосятИ скверных сов бесцельный гамШуми, шуми богов стихияЗаканчиваю писать стихи яОткрыт собор младенцев полныйВ окно видны осенние волныВокруг неясный бор лежитА надо всем поют стрижи.Отрывок второйПортрет полковникаПо Невскому плыла отчизнаСветла как незабудка.Цветком обвёл полковник ТризновСмешную белошвейкуПохожую на будку.Из будки вышел ларьИмея на плече букварьОн спрятался от взора ТризноваТогда полковник начал сызноваЧасы труда и дни заботС толпой зевак шагая вбродПотом взлетев над спящим городомПокойно шёл за царским воротомНежданно оказался онСолдатом отменившим трон —Полковник с глазом на щеке.Отрывок третийПортрет царяЦарь был сложёнСпокоен в ростеНа лбу его трещали костиВо рту качались кивераВ ногах торчали веераА на затылке меж кустовХватали бабы пастуховКаким он былТаким он жилПред ним графини преклонялисьГрафины на коврах валялисьСам кейзер гнулся до землиЧтоб царь его благословилПолковник желанье изъявилОтрывок четвёртыйПортрет невестыВыходя на проспектПодражая кутёнкуТризнов садился ничкомНа двухэтажную конку.Однажды взглянувНа пустое местоОн полковую обнаружил невесту.Невеста сидела на низких корточкахИ чай пила из приоткрытых горсточекПоняв что перед ним девицаОн прошептал: вы твердь, вы львица!На этот жест Настасья засмеяласьВ лохань полезную забраласьОтветив так: Нет я не львица, я синицаУсловный объявляю брак.Отрывок пятыйНеудачная свадьбаКругом в снегах струилось полеСияя к небу звуком ря.Полковник грянул: я на волеПушинки склянки слушай все!Упали ныне земства нравыЯ на снегу как в колесеВ огнях морозной лавы.И приоткрыв глазницы дверкиПолковник медленно поехал в горкуСнег рушится мелькают створкиВзлетает сад, деревья пятятсяМеж них угодник царский катится.Быстрей сверкает снежный бегПлечами машет человекУже кричат квартиры жителиДетей губители свиней хранителиКак вдруг Настасья прискакалаДа так, что шлейфы на дыбыДа так, что сердце больше сталоЛюбовь не нарушать дабы.От хохота соседи падают из оконНад ними вьётся девы локонНо в страхе Тризнов хватал бедроИ падал в прорубь как ведроАх горе, ах несчастный видЖенатый полковник ничком лежитОтрывок шестойзаключительныйНастасья бедная. Где вы теперь?Как прежде вьёте паутинкуМерцая огненной лучинкойВ пространство умножая дверьИль вздумали опять влюбитьсяи ну бежать, и ну стремитьсяК больному доктору лечиться.За Вами вслед бежит поклонникВ его руке цветёт букетПолковник прыг на подоконникИ говорит с мольбою: нетЯ вам не верю, я брюнет.Здесь доказательства излишни:Вы кажется любили вишни?В саду как утренний зверёкСпешили тельце мыть в прудокРезвясь на ветреном простореЩеглом порхая в птичьем хореУмчалась юность безвозвратно1930

Построение чувств

Глава перваяЛюбовь очень странное появление,доступное даже башмакам,иной раз любовное молението поднимаетсято падает —даже над болотами Ашимака.В подобные минуты любовь понимают звёзды.А что если наши чувства понимают насекомые?У которых хвостики пёстры,носики остры,хошеньки ялыу татарых янски просты.И уж совсем удивительно,когда любовь чувствуютвсевозможные мотыльки,сверкающие либо тусклыедо полного изнеможения.Такая неестественностьдля верующего человека непереносима.Как же быть?Как совместить окружающие различияили тождестваили соштества?Глава втораяРаспадаются минуты,падают умирающие стволы,мёртвые птицы.И снова наступает вечернее равновесиетрудноуловимого режима времени.Тогда сердечная близость достигаеткрасивенькой железной кроватиили каменного покрытия,или земляного покрова,или вонючего сена…Эти чувства для меняи для тебя,моя полёвочка.Для меня и для тебя,синяя палочка.Для меня и для вас,одуванчик.Любовь была известна всегда,проникая везде,чтобы из ниоткудавозникали крохотные предметы.Так было отмечено на ладонях Луиджи Фергаузана.Аминь тем блаженным сладостным временам.Однажды мы сидели на подоконнике,однажды мы смотрели вниз.По лужайке важным продвижением скользила луна.Тогда, Боже правый,там, на траве,там, на нежной травке,на сверкающей муравемедленно подпрыгивали влюблённые,медленно кувыркались,медленно хрюкали.А тем временем на кухне полотенце полюбило луну,а подсвечник полюбил полотенце,а стена полюбила таракана,а услужливый таракан полюбил медленное время.Глава третьяНаутро всё и произошло,всё прояснилось.За окном появились двое:молодой цветок и молодой бычок.В их незначительном положениикаждое, что их окружало, —двоилось,исчезало,глумилось.Начиналось горе,горе после слияния чувств.Горе для горемык.Бычок съел цветок без разбора.Глава четвертаяТы, бык, бык, бык, быкбезрогийнехороший.Даже не хочу направлять на тебя глаза,даже уклачу грузые сашелки.Аже наклачузябые зявы.Ах, миленький,ах, снисходительный,какой приятный у тебя вид с хвоста!Тонкого и длинного,будто мысль философа,наподобие шнуркаот любящего башмакамоего…Глава пятаяНет и нетпо-другому всё,совсем другое и по-другому.Сияние мотылька,крушение сперм,кружение сатылёчков.Соединениебесчисленных мотылькови сатыльковздесь, в грубоватой лазури,здесь, в любящем насвсеобщем пространстве.Аминь1935

Пукет (в четыре предмета),

или

Археология сердечных потрясений

Вчера на парковой аллеесреди природы трепетаньязвучала муза увяданьямоих несбывшихся затей.Я вспомнил вас,я вспомнил ваше имя,а мир ходил вокругкак налитое вымя.он больше и красивей нас.я понял это вдруг,я понял вдруг, что много летистории ловлю скелет.1Здесь на скамейке Аракчеевсидел как тумба недвижим.он будто гру́зинских ночей левселений скарб удерживал нажим.Здесь возглас медленный Россииего преследовал до Невского:«Гонцом пустился к низу яв полпути до мертвецкой,а ночь такая сизая,а глаза такие детские».Шагай продлённый Аракчеев.Я вижу Минькиной конец,убийца точит, щей поев,лихой тесак, своим мечтам венец.На дне лежит сражённая онаспешит над Волховом обратная волнапонятный голос Аракчеева бренчит:«Приятное желание молчи!»В прибрежном шелесте аллейон слышит ног её звучаньеи платья скромное журчаньевдоль перепаханных полей.А за полями треск свечи,что перепёлкой вспуганной кричит.

Аракчеев:

Бежать скорейи нету сил.Среди ветвейв обычный размелькает локон.Убийцу я убилдав грозный снам приказ.Ты видишь свет из окон?Богов там вежливые ликитеням внимают при луне,лампадок там порхают бликив продолговатой тишине.Ложись и бейся головойсмиренный поднимая войи грубый плеск под аналоем:но где же, где же ты?твой вздох твоё дыханье?Речная дева отзовись!В ответ ему молчанье,о, безрассудные мечты!Граф девке преданный без лестис полковником жандармским в рядсидел как тумба недвижим на том же месте.Всегда горячий взгляд был холоден и пустграф крякнулкаркнули упал без чувств.Любовь и тлен в один сплелись венок,вот юным сверстникам значительный намёк.1938 и далеесело Грузино2Сегодня кажется теплее,дни просветлевшие спешат.Волос листва становится белее,бушует старости ушат.С бесстыдством пальцы обгоняют грудь,а как известно, груди поднимают ртуть.Вы мне напомнили Екатерину,императрицу и её перину.Сегодня, кажется, погодавам улыбается с утра,сегодня зимняя природа археологам в угодунапоминает действия Петра.Так было двести лет назад,я помню, я ходил назад.Сегодня, кажется, послушные ручьинеслышно по бульвару пролетели.В отверстие минувшего стучат грачи,врачи стучат по веткам елей.Наверно, оттепель близка.Весны зачатие вас обступило еле,а вы уже спешитеглодать тоску над зимнею канавкой,где рвётся через крайапрельских душволна.Невы волнойполнамечта твоя,твоя душа —лукавый журавель.19343Его удавкасплетена из жил,где Кухарь сорок лет прожил,на сорок первом – удивился,женился,и той удавкой удавился.А был звонарь,кнарь и кухарьквартиры коммунальной царь.К зиме в колоколах звуча,ещё звенчал на прежней лирев том неопрятном прежде мире.Когда ж соседок пять«салакой» обозвал опять,он, бренный бральдля всех стал кзарь,для всех – кубарь,во всём – жегралькнурь кухарь – соседский царь.За пятку брал,а редькой драл,сковородой развесистой над теменем бряцал.Другой сосед, зрачком мерцая«гляди, – сказал, – в домовой стаетого соседского зверяпо черепу гвазднул не зря!»Царь плавно продолжал лежатьна сундуке,сны беспрестанные решив решатьс удавкой главнойславной на перстеиль на кресте,плечом притоптываяда пришёптывая:«мой бедный прахприметил над комодом отблеск плах,а за комодом говор скверных свахв надгробной широте, возможно ширев свечной затоптанной квартире,где я родился,женился,с женой обширной разобщился,удивилсяи удавился.Я замираю: кнарь,во всём кузбарьлюбовь приветствуя…»И замер царь-зерцаль,звонарь и пономарьпо фамилии, вам уже известной:Редькин,проживавший по Свечному, дом 3, кварт. 8это совсем рядом с проспектом 25-го октября.

О, Кнурь Кухарские, Дерябкины, ещё Прачкины. О, дева Марыся, дочь Алиса, пожилого происхождения, где вы, где Перов, где Никитченко? где все?

аминь

1930 и далее4

В заключение, молодой особе, изучавшей исторические науки.

Сновасновасновасноватлен и мечтасплелись в клубок одинсмиренным глазом целься в обабез древних гимназических забот.Тебе одной дарю до гробаиз глубины крутой учебник тот:равноуместныйразноответныйразноцветный —грень и паленьпилено пень автыр бруаздавез крат боргдавыз крут вербихнь дрёзкруш гран грет рат,круши гранит, он вечно моденс проворным рвением,который взаперти не годендля утренних затейв пределах три и пятьпотом наоборотзаглатывая укромный мадригалстрастей.Опять полезный предлагая рот,наполненный про галловтёмным слогом в тот скромный час тревогсвисти на буйный бал зверей —собранье зоологических теорий,таков практический урок          общественной истории.          И снова – снова          тебе одной, в горжетке новой:          спроси, зачем же было создавать          великую археологию сердечности?          значит так: для вечности.Во-вторых: для нравственного воспитанияподрастающего поколения.Кто же оно есть?Кто оно?Отвечаю:          авред вэ взок          полотенце          капифоль          митраИ снова:          авред вз взок (только теперь на пароме)          вплоть до полного вознесения,          на полпути знания.          Главное, без торжественных мечтаний          и причитаний.Как видите, семинар просто необходим. Поймите же,          прежде всего детям.          Так было, а среди ветеринаров будет:          вам конфеты, собачёнкам – плети.          И опять из учебника:          пилень пень автыр бруаздавез крат боргвзры взок – вхе ф щ г ч ц ц ц х к…(последующее артикуляционно непроизносимо)……………………………………………………………………………………………………………………ф щ ги у цззмень авменькл глаы авбекизбекбекшиАрарат на печкена речкена свечках и т. д.А теперь, дети, давайте в заключение споём:а уа эа оо о о о1965 и далее до 1985

Лу

Ода Петру Ефремычу, представителю самых опасных предводителей, начинается с уведомления:

каждому, кому предоставится возможность огласить оду, предстоит дренькать струной, шлёпать по клавишам, колотить ложкой по кастрюле, ладонью по чему попало, сопровождая этими или другими звуками многочисленные знаки препинания, которые ясно обозначены.

Предложение выполнять неукоснительно.

Первая часть —

вычетаний, сочленений, сочетаний

Лу – спичка.Лу – высота пуха.круг бедности,куб разности.Клуб вычетаний.Юность – в любви к праздности.частица участия,единица желанийи пустота.возможно полнейшая.* * *Но остаётся утренняя исповедь.А ещё причастие.Причастность к сочленению,к сочетанию.Затем спор Всевышнегопри всеобщем одиночестве.* * *Зачем же он в пустоте,когда осталось вычетание.Сочетание.Сочленение.Когда стынет и стонет – Лу.Хранительница прозрачных птиц.Небесных рыб.Воздушных лясепетов.Помнится, постоянный хранитель – Лу,только она.* * *Впереди выклубок созвездий,клубок надземных соборов.Но у беднягстрашно развились пяги:пчесл.Рыбл.И скяды.И всё на чреслах.Тонких претонких.Длинных предлинных.* * *В том безводном омуте.кто-то обратился к содействию.Длинных колёс.Тонкого бинокля.Без которых невозможно.* * *А дальше —прелесть безволосой кобылицы.Соревнование безногих горбунов.На волосатых волосефетах,под грубое пение лютни.* * *В завершение – укромность,угрюмость.Преданность многострунной,вечно иностранной рыбе.Прозванной – Лу.По-нашему: злупанькой.Затем, верность бедности,преданность посеребрённой тыкве.Горестным корсарам,густому пространству.И всё для жителей Номи.* * *Но главное – возвращение вперёд.где чёрствая тыква.Везде.Для всех.Для каждого.* * *Знайте!Лу – жестикуляция безруких.Говор немых.Сговор безучастных.Дзень исповеди.Бзесь причастия.Мечты и днищетуркменской Евы.Предсмертной девы.* * *Значит Лу высота пуха.Она же – гром созвездий.Потом единица желаний.Потом исчислениеи вычетание.Горестных морсаров.Грозных тыкв и букв.Потом грязных точек,гундосых греческих курцаров.* * *Сочетание.Сочленение.Соревнование горбатых.* * *Тогда всё и объяснилось:Лу – оно, всегда – оно.Лу – спичка.и оно неповторимо.Оно исключительно спичка.Только спичка.Личико критика,скачка на тачкахи на точках.Праздных,сквозных,разных.Прачка в неопознанных стоках.Так кто же то самое – Лу,кто оно[?]* * *строчка фелаха,тачка в бочке,печь с течьюв пещере ничтожных вод.Гладких единиц.Ничтожных услуг.И всё это – Лу.Оно ужасно,однодневно,односложно.* * *Знайте!Лу – вечерняя исповедь,причастие.И участие.Устные причитанияусатых кабалеро.Жестикуляциябезпупых,безногих,безрогих.* * *А впереди стрельбище безоружных.Безлуких.Скачка безлошадной прачкина двухголовом верблюде.Стачка в трёхкомнатном овраге.* * *И снова скачки:безбровых.безхвостых.безротых.На шкафах.На комодах.На трёх чреслах.на двух паломниках,даже повойниках.* * *Наконец – прелюдия,с беззвучной одышкой.Потом гуцул.Всех превосходящий.Непременно падающий.Затем воспитание гуцулапрелесть гуцулатемятелопепел гуцула.* * *И скачки безлошадныхна безногих ведьмедях,на безколёсых велосипедах.Многоголовых прачках.На многококихмногооких рыбаках.Рыбах из прекрасного Номи.* * *Потом корсары,потом единица желания.Велосипед.велосипед,воссед.И высота пуха.[1]Кубок мудрости в гнезде понятий.И всё это вместо слухов:дворовых,паровых,портовых,ковровых – атмосферических,всяких.* * *А из-за угла —трепет и мечта эвенка.время – эвенка.И снова, непременно, эвенк.* * *Глупость,грубость,прелесть…И ещё кубкообразного ежа.* * *Мудрость греческих каблуков.Грязных корсаров.грозного простора,трепет над проспектомрадость над пропастью.Лепет одряхлевшей эвенковой супруги.* * *Она мечта ВР плюс – Лу,которое кашляет.Без мечты ВЗ плюс Лу,которое чихает.С приложением Ы.При минусе – Лу,которое фыкает.* * *Потом разлука с Номи.Прогулка —от ночного Ураладо мечты об Урале.Где индустриализация.Паспортизация.Канализация.* * *Причастие грузных пабубков.Пастуховпидтуховцесарок.Из пробирокиз курлюровмимолётных усекирок.* * *И прочее:в кустах,в лесах.Среди саженцев.В негромких, но быстрых перелесках.С белой шапочкой.Синими волками.Зелёной бабушкой.С лиловатыми конями самого Гаврилова.

Вторая часть —

равенств, тождества двумыслия

Он – Лу.Единый,единожды повторяемый.Одним голосом,двумя,тремя,четырьмя,пятью…и так далее.* * *Не в ледяном предбаннике,в отдалённом пространстве.Где ютится карзина.с грустным петухом,который не Лу,а – Ру.Это в отдалённом пространстве.Где ютится карзинас грустным петухом.Отдалённый шарпрямо над ним.* * *Потому что Ру – пидтух,обыкновенный воздухоплаватель,который плывёт.Частично потухая.* * *В ту дождливую ночьпричастие отправлял – он.Ни пидтух,ни Гаврилов.Только – он.Тогда, разбиваясь в крах,Лу и становится – им,обязательно им.Именно тогда те двое и вошли.В подвал входят жандармы.* * *А гаврилов, который Ру,сел на жеребёнкаогромного, уморительногои вылетел прочь.* * *Только превращённый к тому времени.Пётр Ефремыч поступил иначе.Поступил по-другому.Он сидел без рук.без живота,в пустом углу.И без внутренностей.Сидел, сидит и кваркает:Лу, Лу, Лу…Ещё и ещё – Лу[!]* * *

Ну, дед, ты и даёшь, ну и бубнишь. В одной квартире с подобным не окажись. Весь свет проклянёшь.

Как так? влипаете, сударь. Я же не тот, а значит совсем другого значения. Я парфенон, слышь: парфенон – обыкновенный.

Да, ну? Тогда, дед, прости. Вали – продолжай. Покуда я тебя не заподозрил…

* * *Вот он и сидит, и глядит,и кваркает:Лу, Лу, Лу…Брук бру бру.Ак га гу.Бясь, бясь.И опять:Лу Лу Лу.* * *Да потому, что он сам – Лу.И его жена Петрясовна,бывшая берёза.И его детки:финь, фень и кобла,бывшие кастрюли,обыкновенные лунтикиили лунники.У Петра Ефремыча круглый зад,мелкая проседь.И всё же он – Лу.Все они – Лу.Даже Гаврилов,который – Ру.Все таковские.Когда скакалии скачут.И будут скакать,потухая патухами.* * *Всегда и везде.На безбровых.Беспалых.верблюдахведьмедяхволосатых велокикедах.* * *А теперь Пётр Ефремычлежит после жирного стола.постной скатёрки.Лежит-бренчит и кваркает:Лу Лу Лу.* * *Вот прежний Лу медленно в пол и врос,продолжая кваркать.Разрывая длинное горло:Скорее уходите вон.Подальше вперёдв прошлое[!]Жандармы, конечно, исчезают.Уходят и те, в зелёных фуфайках.Не таков Гаврилов,который, как прежде, взмывает.Возможно на исповедь.* * *Ура-ура! Петру Ефремычу,который всегда и везде – Лу.всегда уезжает,и всегда и везде на волосатом.то двухколёсном.то одноколёсном.А за ним всегда бегут кости собачёнок,махонькие скелетики.Потом они распадаются,то ли от брошенной склянки,то ли от нагана.* * *Ура ему!Который всегда великий.Всегда апостол Вермеер.Всегда поднимаетсяна волосатой, крылатойматечиклетке.За крышу, за трубу.Даже выше.Ещё выше – в далёкую пустоту.Возможно полнейшую.Это чтобы спасти фень и финь.Но главное ковру.Там где грешный,на красивом воздушном шаре.от грубости порозовевший – педтух.* * *Ура знаменитому петру!Он очень опасен – ефремыч.Очень – очень!Везде и для всех.Особенно:кто скачет на двухголовом верблюде.на лиловатой кобылице без ног.кто увидит утро с причастием.день с причастием.вечер с причастием.Единицу желанийи ночь.* * *Клуб праздности.Кубок радости.Бег бедности.Век вольности.Никому ненужных карцаров.Из казармы Волынского полка.Откуда монах Гаврилов.* * *Кас зарм и гры.Цвет и бец.Бень финь ковра.Бень.Финь.Ковра.Бру ру ак га гу.Бясь бясь.* * *И ещё раз – виват!два раза ура!Ему, который гуцул.Который эвенк.Который Кцы из Номи.* * *Который ВсевышнийВеликий – знаменитый.[2]Который – Лу.* * *Тут горло и пространстворазрываются.Снова улетает Гаврилов.укатывает на грустном патухе Ковра.И дважды неповторяемая ода —* * *она завершается для меня. для вас.для всех.Не на время – навсегда.1954–1984Пулковское шоссе

Ночные приключения

Сказка-прогулка

ПрологБродит ночь вокруг домовЗакрывают бабки ставниИ толпу минувших сновГонит в поле ветер давнийСтарцы пляшут в звонких латахВ перьях шляпы на затылкахФрант врывается усатыйВидом гордый сердцем пылкийВ их созвучный хороводБантиком слаживши ротОн спесив          и он красивЖенских снов граза и сладостьНо нарушив сна покойИсчезает в мир инойСеденьким мушъям на радостьТут начнём мы наш рассказВзглядом слушайте смиренноНе сводя примерных глазРазвалившись черезмерноВ неботыча каблукомУхом очущая гром1Сумрак бродит у крыльцаШтора падает в окошкеНе видать во тьме лицаТолько скрипнула немножкаМаленькая на ступеньках ножкаВорожея старуха той же ночью сказала:– Прогуляться я не прочьНе улежать мне на моей овчинеЯ чую запах мертвечиныОна напудрена былаИ нарумянена былаГлаза её краснее свёклыЧерез пенсне виднелись стёклаПрислушивалась ухом тонкимАкации раздвинув кустВдруг эхом раздаётся звонкимЛёгкий шорох лёхкий хрустТо дочь бухгалтера спустилась в садВернётся ли назадС улыбкою знакомойКруглоокая домойСкользнула по двору её головкаВорота скрипнули и вот онаТомлением девическим полнаБежит пустынными полямиКуда же ты спешишь плутовкаМелькая круглыми глазами?Ты из домашних вырвалась оковЗачем в потьмах цветы сбераешьИз вялых травок и цветковСтремительный венок сплетаешьВыходит дева на дорогуНочная птица к ней летитКружит над нейВ мучительной тревоге хричитЗовёт к отцовскому порогуНо поздно, с полверсты южнейОна в свирепый лес заходитВ лесу медведь дремучий произносит– Кто у моей берлоги бродитГоловы не сноситШёлк юбок дерзко поднимаяПо топкой местности она спешитОна бежитОна вперёд стремитсяКругом деревья наступаяОдервенелые показывают лицаЗа шагом в шаг уходят в землю ногиА за плечами голос настигаетИз глубины берлоги:– Хватайте жизнь за каждый волоспока она в крови бурлит2Настасья ВласьевнаВы ветреный ребёнокПрекрасен видНо слишком тонокДевичий умХотя вы и отважны так беспримерноКто отпустил вас в эту          пор – руБеюс что скароИ в турИ в гарИ брор – руНочная птица подтверждает:– Ильиц фьюИльиц бьюИльн цивци, цывци троруИ тут же в небе исчезаетС улыбкой странной на лицеТеперь подумала бы НастяПро ясное слогов звучаньеИ о бухгалтере отцеКартуз который рвёт на частиИ на кушетку падает в отчаяньеСозвучий строгих и красивыхОна понять была не в силах«Лесные знанья» – такое понимание зовётсяНемногим этот дар даётсяЗвериных слов она не зналаИ дальше путь свой продолжала3Уж леса ей не слышен шелестУж впереди воды сияет гладьВенок в холодную струю готов упастьРечного пейзажа прелестьИ вот Настасья берегом идётВ шелка и бархат разодетаяНад головой венок несётЗдесь ключ судьбы найдёт онаРаскроет будущего былиМечты, мечты – они как пыльНебрежный голос вдруг звучит– Эй, пташка, ты ли?Бедная Настасья!Усатый франт за ней спешит– Увидеть вас яВ такую ночь не ждалаОна бледнея в пустоту сказалаИ ну бежать по берегу пустомуВ ногах предчувствуя истомуУж грудь её приятно таетА сердце нежность ощущаетСкорей, скорейОт сладкого позораА он за нейЕй верно показалосьНаверно ветры пролетаютВ бесчувственных просторахНастасья спешно удаляласьС работой сердца не считаясь– О, мой отецВ домишке беленькомЯ в пустоте качаюсьИ вот конецВот я на берег упадуО, мой бухгалтер седенькийЯ обещаю жить с тобой в ладуИ на работу не отпускать тебя без чаяТы будешь наблюдать заботуЯ за это отвечаю!4А старенький отецЧем может ей помочь?С кушетки вставОн опустевший дом обходитВ окно зовёт бесчувственную дочьОт этого уставНо утешенья не имея в этомНа улицу невзрачную выходитПотом соседа повстречавРассказ чувствительный ведётПро дочь бесчувственнуюЭтим летомЕго прибившую притомИ дальше в темноту бредётТашкент1942–1943

Фантанный дом

Исторический этюд

Дружественным, мною ценимым из Ейского дома жителям

Чевак проходит по дворуи самовар несёт во мгле,где на ветрук землепростойсойдут хромые на постой.Косые, с теньюнабекрень,в простую клеть,простой кабакпитьём поитьобширных свах.* * *Чтоб спетьчиныреветь в чаныи вихрь чинитьпир учинить,но причинить плевокпри размещении зевакв потьмах улананарушая планвдыхая варглотая партот пан ЧевакЧевак тот панвлачил уместный самоварто за спинойто на грудис мечтой несвязнойдорогой мазаннойерыжкой пятясь впереди.А на ступнях его комодытех времён петровской моды.* * *Черней черно.Собой здоров,ступает Аргуновза ними с ним,слагая сладкихмятыхнимф.Потом в углу садится пятымс бородкой, смятой на конце,он при творцедворцом распетый.Аргун слагает гадких нимфиз трёх помятыхнепонятных рифм.Когда жему прикажет пажвзайти на паперть, как в забой,закрученнойкрюкойрукойон с колоколем бьёт отбой,для мужиков – казаков,да поваров – козюков,которые лучше цирюльниковпричёсывают дымовые трубы.И для цирюльников,которые лучше поваровпекут пироги из кирпичей.* * *О, дайте ей дерёв поленницуда щейрябых,чтоб на двоих,сказавшей:«ышых!возводим звонницу,собирая на погостепетушиные кости».Это она разом ыкнулана шелко́вого кота,разом убиенного,разом обо́званного вечным квасом —бессмертным кореоте́фом.Теперь видали, какова повариха Шереметова?которой досталось воспеть егоголым голосоммелким басомкота бе́логовокруг ча́логона крышене бывшеговозможно небывалого.Тогда всё и началось:зажгли свечусабора выше…Чу,вот и сама она,совсем бездушнаи одна,бредёт над Ёриком бледна,скользит неслышнаявоздушная,там где корма – волне послушнаяза выгнутым кольцом-окномнесёт без коромысла вёдракухарка с глиняным лицом.* * *Потом Ахметова былаузкобёдра,но мила.Узкогруда,но слыла.Узкогубая цвела,длиннопоретая мила.Длинноступадолгокотадлиныщёкапритила…Кого-кого?Зелёногода хилогода синегощена!* * *Облитая ласкойиз петербургской сказкив тойпридворовойзастольной маскена фантанном на дворево фантанном во дворцев ленинградских медленных потёмках.* * *Этюдом обозначены исторические личности:Чевак – Чевакинский, Аргун – Аргунов – строителиШереметов – из графьей стаиЦарь Пётр – упоминаемАхметова – Ахматова то ли.Аминьиюнь – июль 1981Пулковское шоссе

Примечания

Стихотворения

Тишайшая из пиес – публ. по: Поэты группы «Обэриу» / Под общ. ред. М. Мейлаха. М.: Советский писатель, 1994 (далее – Обэриу). В примеч. (с. 613) сообщается: «Бел. автографы всех произведений Бахтерева (опубл. в данном издании. – М. Е.) предоставлены автором специально для настоящего издания».

Лирическое С2 – публ. по рук. списку С. Сигея (далее – РС).

Нартюр-морт – публ. по маш. копии С. Сигея (далее – МС).

(1) Натюрея – публ. по: Обэриу. Впервые опубл. в: Искусство Ленинграда. № 2. Л. 1990 (далее – ИЛ).

(2) Натюрея – публ. по цветноклееной авт. рукописи с автобиографическими заметками Отец мой был инженер-механик…, находящейся в архиве книгоиздательства «Гилея». Текст заметок, включающий Натюрею и Песню быка, был опубл. с неточностями и купюрами под загл. О себе в газ: Северная Гилея. М.; Новодвинск. 1991. № 8 (10). С. 3–5.

Раз качала два плетень – публ. по РС.

Из молодецкой песни малой ошавы – публ. по МС.

Ночь на Каменке – публ. по МС.

(1) Элегия – публ. по: Обэриу.

(2) Элегия – публ. по РС.

«Поэтом быть я думаю непросто…» – публ. по РС.

Зримый разговор – публ. по: Новое литературное обозрение. № 26. 1997 (далее – НЛО). Полный текст ст-ния приводится в примеч. 5, с. 275. В примеч. 4, с. 273 сообщается: «Здесь (в этом номере. – М. Е.) опубликованы по авторским рукописям 12 стихотворений». Все тексты, опубл. в этом номере, были собраны и подготовлены С. Сигеем на основании рукописей Бахтерева.

Потусторонний разговор – публ. по: Обэриу.

Страсти Бога Саваофа – публ. по РС.

Два разговора – магн. запись; публ. по: The Blue Lagoon Antology of Moderrn Russian Poetry by K. Kuzminsky & G. Kovalev. T. 4-A Oriental Research Partners. Newtonville, Mass. [1980–1986] (далее – BL). Константин Кузьминский рассказывает: «И также читал он у меня дома. Был включён мой шемякинский “Сони”, с кассет которого я и перепечатываю его запись. Было это записано 13 апреля 1975 г. – ведь поставил-таки дату на кассете, а на многих – нет… Кассета советская, рижского завода, потому что парижские (от Шемякина) у меня уже кончились. Причём на использованной. 1-м там значился R. Conniff (я не слушал, не знаю, кто это), а 2-м – Jazz guitar BACH (к чему я немедленно добавил – TEREV, и дату). Рэй Конниф мне был как-то ни к чему, а вот записать последнего обэриута… Вот с этой-то кассеты, за неимением текстов (и неимением времени у Г-на аспиранта Левина) я и воспроизвожу тексты одного из нас. Старика Бахтерева. Пунктуацией и выверкой текстов – пусть займутся академики (когда у них руки дойдут)». Заметим так и не дошли. Издатели этого тома академиками, к счастью, не являются.

Рассказ про то как я объелся телятиной – публ. по РС.

Петровна – публ. по МС.

Несостоявшаяся женитьба – публ. по МС.

(1) Один старик заместо лампы себя повесивший – публ. по РС.

(2) Один старик заместо лампы себя повесивший – публ. по: НЛО.

(3) Один старик заместо лампы себя повесивший – магн. запись; публ. по: BL.

(4) Один старик заместо лампы себя повесивший – публ. по: Обэриу.

(5) Один старик заместо лампы себя повесивший – публ. по: Родник. № 12. Рига. 1987 (далее – Родник).

Варвыра (сатира) – публ. по: НЛО.

Варвара (или сатира из её квартиры) – публ. по: Обэриу.

Сатира в темноте квартиры итак Варвара из трамвая – публ. по: НЛО.

«Вращаясь в памяти приятно…» – публ. по: НЛО.

Вечернее – публ. по: Родник.

Опрокинутое свиданье – публ. по: НЛО.

Песня быка – публ. по цветноклееной авт. рукописи с автобиографическими заметками Отец мой был инженер-механик… (архи в книгоиздательства «Гилея»), опубл. в газ: Северная Гиле я. М.; Новодвинск. 1991. № 8 (10). С. 3–5. В заметках указано, что ст-ние посвящено А. А. Ахматовой.

(1) Зимняя очь – публ. по: ИЛ.

(2) Зимняя очь – публ. по РС.

(3) Зимняя очь – публ. по: НЛО.

(4) Зимняя очь – магнитофонная запись; публ. по: BL.

(1) Знакомый художник – публ. по: Ilya Levin. The Fifth Meaning of the Motor-Car: Mallevich and the Oberiuty // Soviet Union / Union Sovietique. 5. Pt. 2. Salt Lake City, UT. College of Humanities; University of Utah. 1978. Оканчивает Левин свою статью следующими словами: “It seems appropriate to conclude this intro ductory discussion with two poems written in 1936, the year of Malevith’s death. One of them belongs to Kharms; the other was written by Bakhterev and is published here for the first time” (p. 295). Ст-ние было перепечатано в BL, в качестве источника указывается: Архив И. Левина. В СССР ст-ние было впервые опубл. в: День поэзии. 1988. М.: Советский писатель, 1988.

(2) Знакомый художник – публ. по: Обэриу.

«Тихая погода…» – публ. по МС.

Страх – публ. по МС.

Тревога. Страх – магн. запись; публ. по: BL.

Вечерние размышления в гру́зинском парке – публ. по РС.

Построение чувств – публ. по: Обэриу. Впервые опубл. в ИЛ.

Деревенские картины – публ. по: Обэриу.

Финский пастух – публ. по: Транспонанс: Журнал теории и практики (далее – Транспонанс). № 12. 1982. Журнал издавался в 5 экз. с 1979 по 1987 г. За это время вышло 36 номеров. С 1980 г. в нём стали регулярно печататься стихи и поэмы Бахтерева (полный список см. в: НЛО, с. 274–277). Без преувеличения можно сказать, что обэриутский Бахтерев вошёл в русскую литературу через этот самиздатский журнал.

Здесь мы хотели бы поблагодарить сотрудницу Forschungsstelle Osteuropa Universität Bremen г-жу Марию Классен, предоставившую нам тексты Бахтерева, опубл. в Транспонансе. В архиве этого центра хранится полный комплект журнала за исключением последнего номера.

Путешествие. Сказание – публ. по: Транспонанс. № 21. 1984.

В этой версии, без сомнения, более ранней, чем опубл. в Обэриу, почти полностью отсутствуют знаки препинания, что делает это «сказание» сплошным и непрерывным движением, как течение воды, на иллюзорном фоне которой разворачивается не менее иллюзорное странствие попика: вода покорная несёт / его сквозные очертанья. В версии, опубл. в Обэриу, знаки препинания проставлены с педантической пунктуальностью, что крайне затрудняет нарративное движение, а посему их в значительной мере следует отнести на долю редакторов. И действительно, один из них рассказывает: «Бахтерев был уже в очень плохом виде, но всё же согласился на некоторые предложенные мной поправки». Версия, опубл. в Транспонансе, представляет Бахтерева в собственном виде, не искажённым «поправками» доморощенного «текстолога». И всё же мы воспроизводим также «исправленную» версию Обэриу, на фоне которой ещё резче выступает Бахтерев без «препинаний», каким он был в действительности.

Опасное путешествие – публ. по: Обэриу.

«Гулял старинный попик…» – публ. по РС.

Вечерняя картина – публ. по РС.

«бродят в поле апонасы…» – публ. по МС.

Про зверей больных, о детях с тремя головами – публ. по МС.

Встреча с циклопом (шутка) – публ. по МС.

«И вы жестокие потомки…» – публ. по МС.

Стансы – публ. по МС.

(1) Утверждение – публ. по МС.

(2) Утверждение – публ. по: Обэриу.

Стихотворение про войну – публ. по РС.

(1) Зрелище войны – публ. по: НЛО.

(2) Зрелище войны – магн. запись; публ. по: BL.

(3) Зрелище войны – публ. по: Родник.

«Солдат Петрюк в отставке…» – публ. по РС.

Из туркестанского альбома – публ. по РС.

«кунак узбек…» – публ. по: Транспонанс. № 27. 1985.

Мирный день – публ. по РС.

Утро – публ. по МС.

Черепаха – публ. по: НЛО. Ст-ние приводится в примеч. 5, с. 276 в списке ст-ний Бахтерева, опубл. в: Транспонанс. № 24. 1984.

Рыба пык, или Колб колопень и щека – публ. по: Обэриу. В НЛО, примеч. 5, с. 274, приводится вторая половина этого ст-ния, датированная 1941 г.:

степень рыпа

ходит крек

ряб сип

вдоль по рышку

нелипат

колотень

колопень.

цыка плит

маколочёка

припади чесать накопу

у тебя в ладонях

вырп

куна мана

мока

стук

«Раздумий тайное сомненье…» – публ. по МС.

«Мне захотелось разорвать пространство…» – публ. по МС.

«Какая грозная картина…» – публ. по МС.

«чем крик…» – публ. по МС.

Посвящение долотом – публ. по МС.

Воспоминания – публ. по: НЛО.

Вечностоящее – публ. по: НЛО.

Потеха на выгнутом лужке – публ. по: НЛО. Ст-ние приводится в примеч. 5, с. 277.

«Три слова скажешь для меня…» – публ. по МС.

«Когда ты спросишь почему…» – публ. по РС.

«узнай меня…» – публ. по РС.

Поэмы

Старинные санкт-петербургские чудаки (отрывки из повести) – публ. по: НЛО.

Построение чувств – публ. по: НЛО.

Пукет (в четыре предмета), или Археология сердечных потрясений – публ. по: НЛО. В газете «Литератор». № 24. Л., 1992(далее – Литератор), были опубл. в качестве отдельных произведений Пукет в четыре стебля, или Археология сердечности и Археологическая любовь, которые составляют соответственно первую и вторую части поэмы. Затем они были перепечатаны в Обэриу (первое под названием Построение чувств). В качестве двух отдельных произведений они стоят в плане книги для «Гилеи» (см. Приложение 2). Мы предпочли версию, опубл. в НЛО, как наиболее близкую к «прототексту» Бахтерева, хотя установить, каким был этот «прототекст», не представляется никакой возможности.

Лу – публ. по: Urbi: Опыты в стихах и прозе. Вып. 14. СПб, 1997.

Все знаки препинания в стихотворной части, по примеру и указанию автора, в нашем издании специально выделены (кроме тире).

Ночные приключения. Сказка-прогулка – публ. по РС.

Фантанный дом – публ. по рукописи Бахтерева из архива С. Сигея. Поэма посвящена Сергею Сигею и Ры Никоновой. Впервые опубл. в: Транспонанс. № 11. 1982.

1. С. Сигей. Портрет Игоря Бахтерева. 1978

2. Стихотворение «Путешествие». Первая страница. Журнал «Транспонанс». № 21. 1984

3. Воспоминания «Отец мой был инженер-механик…». Цветноклееная рукопись. 1991. Вторая страница

4. И. Бахтерев. Отдых