В Сайтаме всё было спокойно. Становилось день ото дня жарче. Ночные цветы на клумбах начинали удушливо пахнуть, когда мы прогуливались по вечерам. Клуб домоводства сконцентрировал усилия на салатах, закусках и холодных напитках, порой прямо даже ледяных. Казухиро Курода делал вид, что мы не знакомы, а Танаку Томоко и вовсе игнорировал. Она, впрочем, кидала на него воинственные взгляды, но и в драку лезть не спешила: столь быстрое поражение заставило ее серьезно призадуматься над своими слабыми сторонами. Рингёко-сан получила мою записку об Абэ-но Сэймэе (я на досуге все-таки черкнул ей о своих открытиях, не уточнив, откуда я их взял) и ничего по этому поводу не сказала. Сон-Хо обходил меня по большой дуге, стараясь не отсвечивать на репетициях. Да, я все еще оставался сценаристом театрального клуба, но наотрез отказался изображать Кощея: Минамото вживался в роль под моим чутким руководством, читая русские народные сказки и с завидной скоростью прогрессируя в понимании соседнего вида нечисти. С Хильдой мы пересекались и иногда даже здоровались, однако она была честна: такие как я ее не интересовали ни в каком виде. Поголовье мононокэ особо не докучало, дела дисциплинарного комитета шли как обычно, обеды за полцены меня больше не прельщали. И, да, Айсонаку Уэно стала для меня парой, но какой-то странной. Скажем так, официально мы ничего не обсуждали и уже несколько дней жили в подвешенном состоянии.

— И если ты кому-нибудь скажешь, что я прихожу к тебе домой…

Я обезоруживающе улыбнулся.

— Все и так видят. Это же общежитие. Если ты попадаешь сюда с парадного входа…

Уэно заскрипела зубами.

— Плакало мое высококультурное будущее, ой плакало.

В таком режиме прошла неделя, и мне в голову все-таки пришла светлая мысль: раз я пригласил друзей к себе на каникулы, то как-то уже пора озаботиться реализацией намерения?

— Алло, бабуль! Привет! Да всё отлично. Здесь жарит как на сковороде. Ты помнишь, я хотел с друзьями приехать? В смысле расходы? Спасибо! Да знаю я, что у семьи есть деньги. Это было не обязательно сообщать. Я тоже тебя люблю.

Или я совсем бака, или Марья Моревна только что открытым текстом сказала, что большую часть расходов несет принимающая сторона, а еще нас приютят в Москве и в Казани. И это был шикарный подарок. Я до сих пор понятия не имел, насколько бедны или богаты мои друзья.

Бенто теперь состояло преимущественно из овощей и холодного мяса. В столовой был отличный кондиционер, однако всё равно все выглядели чуть вареными и жевали обед как получится. И это только июнь. Я хлопнул себя по лбу. Все обернулись на пустой звук.

— Спросить забыл. А загранпаспорта у всех есть?

Все кивнули. Ну и хорошо. Проблемой меньше. Потому что голова начинала пухнуть.

Во-первых, нужно было собрать вещи на два месяца. А потом еще и учебники с тетрадями, потому что домашнее задание на лето было поистине монструозным. И упаковать. И отослать международной почтой, иначе хрен нам, а не путешествие налегке.

Во-вторых, визы. Я внутренне застонал. Поскольку мы хотели погостить в России больше месяца, ребятам требовалась так называемая частная виза. Если верить статьям, проще было продать почку и купить совесть, чем получить требуемое.

Но нам была нужна именно она.

— Алло, бабуль, здравствуй! Да, всё благополучно. Да, ем отлично. Друзья на месте. Мне нужна помощь. Чтобы привезти гостей, нам требуется получить частную визу. Да, это которую придумал Сатана, чтобы японцы и русские более активно грызлись не только по вопросу Курильских островов. А? Точно. У нас же есть мастер спорта по боданию с государственной машиной. Сейчас сам позвоню ей.

За мной наблюдали не без интереса. Я пояснил:

— Понимаете, чтобы попасть в Россию, мало одного желания. Нужно еще откуда-то получить приглашение. И если вы простой турист, то достаточно купить путевку и доказать, что ничего не имеешь против России. После этого вы получаете туристическую визу. А если вам нужно навестить родных на срок более месяца, то приглашение должно исходить от тех россиян, которые за вас как бы несут ответственность. И там такая стопка документов, что ею можно убить, просто уронив сверху.

— А что за мастер спорта по боданию? — заинтересовалась Томоко.

— Одна дальняя родственница, проживающая в царстве Кощееве. Вы обязательно познакомитесь.

— Елизаветушка, здравствуйте! — дамочка была с претензией, поэтому юлить в разговоре приходилось порядочно. — Мне бы очень пригодилась ваша помощь! Да, точно, визы. Ага, понял, даже записывать не надо. Спасибо, милая, век не забуду.

— Так, — хлопнул я в ладони. — У кого там завалялся сканер? Нужно собрать все ваши паспорта и отправить по адресу. С остальным нам помогут.

— А кто еще едет, помимо присутствующих? — Кавагути любопытно повел носом.

— Я приглашал Кицуки Ичику в благодарность за помощь. Она отговорилась кучей работы. Еще с нами едет Айсонаку Уэно.

Недзуми поморщился.

— Кавагути-кун, — негромко произнесла Томоко. — Вообще-то наличие старшей девушки в компании очень увеличивает мои шансы поехать. Ты не совсем понимаешь некоторые реалии женской жизни. Девушек в любые путешествия здесь не отпускают по одному экземпляру.

— Раз ты уезжаешь, возьми меня с собой, добрый молодец. Я тебе еще пригожусь.

Я поднял бровь. Лисица завиляла хвостами. Бровь поднялась еще выше.

— А если серьезно?

— Серьезно пригожусь.

— Обоснуй.

— Кощеев-сама, у тебя заметный дефицит общения с женским полом.

Я вспомнил количество теток, мам и сестер. Наверное, оно слишком заметно отразилось на моем лице. Айсонаку Уэно стала серьезной.

— Ты ничего не знаешь о романтике. Поэтому я предлагаю потренироваться. За неимением кошек, — она криво улыбнулась, — сойдет и кицунэ.

Я продолжал недоумевать:

— Ты уверена, что опыт личных отношений нужен именно мне и именно в текущий момент?

— Ну ладно. Тогда давай по правилам, — девушка чуть покраснела, встала ровно, сложила руки и выпалила. — Кощеев Константин, ты мне очень нравишься. Пожалуйста, встречайся со мной.

Я мысленно застонал, но… Я же искал невесту. И с двумя потенциальными кандидатками пришлось… эээ… подраться, так что поиск рисковал затянуться на неопределенный срок. А тут одна из них, которая мне и так нравилась, предложила попробовать. Вообще-то я был не против. В этом случае следовало отвечать по шаблону.

— Хорошо. Позаботься обо мне, — и поклонился.

— Вот и ладушки, — расцвела девица, словно получила ответное признание. — А теперь давай устроим знакомство с родителями.

Я застонал еще раз.

— Ты серьезно думал, что во всех отношениях исключительно легко и приятно? — мило улыбнулась она.

— Танака-сан, я пришел к вам просить отпустить Томоко-тян в путешествие.

— Константин-кун, ну не через порог же, — хозяин старого особняка в японском стиле посторонился. — Юна! Будь добра, плесни нам чаю, если ты не занята!

— Да, дорогой, — послышался голос из кухни. Теперь я знал, как зовут маму Томоко. Что мне с этой информацией делать — ума не приложу.

Я разулся и прошел в зал вслед за гигантом. Оба родителя сели передо мной. Томоко зашла и села по мою сторону чайного столика.

— Ну, теперь можно и пообщаться. Что у тебя за путешествие, Константин-кун?

Я вкратце рассказал о себе, о своей семье и о царстве Кощеевом. О необъятности моей страны только ленивый не знал, поэтому я особо не распространялся.

— Москва… Звучит замечательно, — Танака-отец поднял глаза к потолку.

— Да, совсем как Токио для тех, кто в нем никогда не был, — Танака Юна была чуть встревожена. — Константин-кун, лично я тебе доверяю и спокойно отправила бы с тобой вообще всех своих детей, если бы в этом возникла необходимость. Но тебе наверняка известно, что японских девушек невозможно отпустить без соблюдения некоторых формальных условий. К тому же визы…

— Да, Танака-сан, мне известны возникающие сложности, — я предусмотрел эту часть разговора. — Поэтому, во-первых, моя семья оплачивает авиабилеты в одну сторону, дорогу обратно и помогает с оформлением частной гостевой визы. А во-вторых, с нами едет также Айсонаку Уэно, ученица третьего класса нашей школы Сайтама. То есть формальности соблюдены. К тому же каждому из нас исполнилось шестнадцать лет, и мы имеем право пересекать любые границы Гаагского соглашения. Всё, что требуется от семьи Танака — это разрешение, сканированная копия паспорта Томоко-тян и список сувениров, которые вы хотели бы получить из России.

— Ну ладно тебе, так и отпустил я своего ребенка без карманных денег! — возмутился Танака-отец. Томоко расплылась в улыбке. Мы получили одобрение.

У Лизаньки был очень насыщенный день. Она пересчитывала документы в пачечках.

— Итого каждая пачечка должна содержать… — она занесла карандаш над списком, — копию паспорта иностранца (галочка), копию моего паспорта (галочка), справку о своих доходах (галочка, улыбка), гарантийное письмо, где я беру на себя обязательство кормить и лечить всех вместе и каждого по отдельности (галочка), а также заявление о выдаче гостевого приглашения (галочка). Госпошлина в банке (галочка). Ну всё, пора потрошить миграционную службочку.

— Здравствуйте, какое у вас дело? — офицер смотрел на Лизаньку немного устало.

— Мне нужно гостевое приглашение для друзей-японцев, — рыжеволосая красотка аккуратно положила на стол четыре увесистых пакета. — Один из моих племянников учится там по обмену и очень хочет показать Россию своим друзьям, благо каникулы не за горами. Всем уже есть шестнадцать лет, и их семьи сломали голову, сколько матрешек они хотят в подарок.

От Лизаньки потекли еле заметные волны. Воздух вокруг задрожал. Усталый офицер не видел этого, разбирая документы.

— Надо же, всё на месте. Вы, наверное, очень любите своего племянника, раз занимаетесь бумажной волокитой.

— Да, он чудный мальчуган, — расчувствовалась дамочка. — Такой молодец, за год выучил японский.

— И правда молодец. Если с документами всё настолько хорошо, то не вижу вообще никаких препятствий, — сотрудник федеральной миграционной службы пронумеровал и отштамповал все документы. — Приходите завтра после 14 часов за приглашениями в кабинет 7, здесь в другом конце коридора.

— Спасибо, — нежно улыбнулась Лизанька. — Хорошего вам дня и поменьше таджиков!

Она скрылась за дверью, тихо прикрыв ее. Офицер еще продолжал улыбаться, укладывая четыре пачечки бумаг в стопку, которую нужно было отправить в кабинет 7, а через пятнадцать секунд забыл и о женщине, и о документах. Его ждала целая очередь казахов.

Отдел, выписывающий готовые документы, на следующий же день отдал Лизаньке четыре приглашения. Сотрудница, чуть помявшись, все-таки задала этот вопрос:

— Елизавета Патрикеевна, а почему у вас так быстро рассмотрели документы?

Рыжеволосая красотка мило улыбнулась, и вокруг ее глаз собрались мелкие веселые морщинки:

— Сама ума не приложу. Была уверена, что буду пороги три недели обивать, а оно вот как случилось.

Щелкнула камера смартфона.

«Костян, смари чо у меня есть».

«Ничоси! \0/ Ну вы красотка!»

«Адрес пиши, я отправлю доки курьерской почтой. Ждем вас в гости, теперь уже точно».

— Слушай, а почему у нас билеты только в одну сторону? — Изаму от безделья пинал сумку, ожидая очереди на почте.

— Потому что туда мы летим, а обратно, скорее всего, нет. Поэтому обратные билеты будут, когда мы решим, какой дорогой лучше возвращаться.

— Есть еще какие-то варианты?

— Да, в российский город Владивосток ходит паром. Если самолетом добираться около трех часов, то паром идет двое суток. В общем, это решаемо уже на месте.

Мы стояли налегке. Наши сумки уползли по ленте в загадочную даль.

— Осталось таким же способом отправить и учебные материалы, — недзуми прикидывал, на сколько потянет стопка книг и тетрадей в килограммах. — Провернем перед самым отъездом. Первую неделю мы точно будем стоять на ушах и заниматься чем угодно, только не учебой.

— Обещаю, — я мысленно уже стоял на пороге дома, обнимая многочисленную родню.

На сегодня оставалось еще одно дело. Попрощавшись с друзьями, я направился в храм шинигами во владениях Кицуки.

Я стоял около входа достаточно долго, чтобы зажариться под июньским солнцем. На мое плечо наконец-то села бабочка. Она сразу сложила лапки и принялась медитировать, пытаясь мимикрировать под цветок.

— Здравствуйте, мне нужна консультация. Я пришел к Кейтаро-сану, храмовому шикигами.

Бабочка стартовала с моего плеча. Это явно был не тот шикигами. Я направился в знакомую беседку. Кейтаро встал мне навстречу.

— Здравствуйте, вежливый гость Кощеев-сан, — он улыбался. — Присаживайтесь. Чем обязан?

— Здравствуйте, Кейтаро-сан, — надо же, он меня помнил. — Ваша доброта, проявленная в прошлый раз, настолько меня поразила, что я решил злоупотребить ею.

— Да ладно, — он замахал ладонью. — Это не доброта, я по жизни такой. У вас аура изменилась.

— Вот с этим мне и нужна помощь. Видите ли, я раньше не мог свободно путешествовать, поскольку мое тело источало… мертвенную ауру, если хотите. Живые рядом со мной теряли силы и болели. Например, я худо-бедно мог находиться в закрытой комнате так, чтобы особо никому не навредить. Однако в условиях того же общественного транспорта дальнего следования, где все друг рядом с другом, это представляло громадную опасность, — я развел руками, показывая, насколько меня печалила сложившаяся ситуация. Мне и в самом деле не хотелось бы находиться в, допустим, самолете. — Сейчас я многому научился. И, мне кажется, также у меня появился навык… консервировать эту ауру, что ли, чтобы она не вызывала тлен и безысходность у всего живого. Мне нужен ваш совет как опытного йокая, видящего энергию. Хватит ли этого навыка, чтобы весь салон «Эйрбаса», а особенно экипаж, пережил полет от Токио до Москвы?

— Кощеев-сан, — Кейтаро не удивился. — За два месяца прогресс огромный. Не знаю даже, как вы такого добились. Это здорово. Давайте поэкспериментируем. Будьте добры, посидите пару минут, чтобы я оценил обычную ауру, а потом, как вы это сказали… «законсервируйте» ее. Я постараюсь дать объективную оценку.

Я сделал требуемое. Шикигами засек время и смотрел с интересом. Прошло около десяти минут по внутренним ощущениям.

— Можете восстанавливать ауру в нормальное состояние. По моим оценкам, ваших нынешних навыков хватит на сорок часов подряд. После этого энергия начнет понемногу просачиваться. По-моему, сорока часов хватит на то, чтобы вы спокойно пролетели половину мира с пересадками, и никто при этом даже не чихнул.

— Спасибо, Кейтаро-сан, — я был благодарен шикигами, который хотя и не был мне ничем обязан, но все-таки возился со мной уже второй раз.

— Пожалуйста. Приходите по необходимости, Кощеев-сан, — Кейтаро обернулся бабочкой и покинул меня.

Вот и всё. Теперь я мог быть по-настоящему спокоен.

Кактус на подоконнике вел себя хорошо. Они с кицунэ быстро договорились, и на горшке появилась пришпиленная бумажка с графиком полива.

— Костик, — Айсонаку уже выучила пару привычных обращений, благо в них не было букв «р», «л», «ы». — Сегодня я хочу составить список твоих любимых блюд, чтобы научиться готовить их.

— Уэно, я правильно понимаю, что в качестве ответного шага я должен буду сделать то же самое? — полюбопытствовал я.

— Разумеется, — бескомпромиссно заявила лисичка. — Вообще это один из языков любви. Называется служение.

— А какие ещё бывают? — я всё-таки заинтересовался.

— Смотри…

Так я с головой окунулся в отношения. Первым языком любви некий западный профессор назвал качественные слова. То есть если похвалить или вслух отметить достижения человека, ему станет приятно, и его отношение к говорящему улучшится. Второй язык — качественное время. С говорящим на этом диалекте нужно проводить время, акцентируя внимание на том же, на чем концентрируется он сам. С ними отлично работают тимбилдинги. Третий язык — подарки. Маленькие физические знаки внимания расположат такого человека скорее, чем что-то другое. Четвертый — тактильный контакт. Человек лучше всего воспринимает касания, поглаживания и прочее физическое взаимодействие.

— А пятый больше других распространен в Японии и называется «служение», — закончила лекцию Уэно. — Это когда ты делаешь для человека что-то квалифицирующееся как окружение заботой. Начиная от домашних дел и создания уюта и заканчивая подачей пулеметных патронов, если в этом возникает необходимость. Вопросы?

— Я правильно понимаю, что твой «язык» — это служение?

— Разумеется, — кивнула она. — С этой точки зрения я абсолютная японка.

— А как мне узнать свой?

Уэно задумалась.

— Давай перебирать. Костик, я заметила, что ты тщательно готовишься к промежуточным тестам, и абсолютно восхищена системой, которую ты выстроил. Всего за полтора часа в день ты умудряешься столько всего наверстывать, а ведь японский ты начал изучать даже не два года назад!

Она говорила искренне. Я прислушался к себе.

— Если это язык слов, то мне достаточно приятно, но я бы пережил без него.

— Отлично, идём дальше. Как-то на очень сложные переговоры являются два дипломата. Оба хороши в работе, оба блюдут интересы своей страны. Переговоры длятся неделю. Оба не могут договориться. И один из них уведомляет другого: ему нужно на небольшое время уехать, чтобы сопроводить супругу в оперу. При последующем разговоре выясняется, что оба дипломата адово ненавидят оперу, но очень любят своих жен. Настолько, что готовы высидеть с ними весь вечер, только чтобы супруге было хорошо. Через два часа все переговоры были окончены к удовольствию всех сторон и удовлетворению всех требований.

Я засмеялся, представив описанную чудо-картину.

— Это тоже не мой способ. Я не хотел бы таких жертв. Если ему не нравится опера, неужели нельзя было пойти одной?

— Вообще было нельзя, — ее лицо стало чуть строже. — В некоторых странах женщина не может появляться в центрах культурного притяжения без мужчины или сопровождающей старшей женщины. Современные японки, к счастью, живут в двадцать первом веке, однако некоторые нюансы, увы, сохраняются. Поэтому или в оперу идут оба, или она сидит дома.

— Это меняет дело, — я был неприятно удивлен поворотом. — Однако же это всё ещё не мой язык.

— Продолжаем, — она достала из кармана небольшой брелок в виде пельменя гёдза. — Я недавно была проездом в городе, где очень гордятся своим особым рецептом теста. Но мне показалось, что везти обычный пельмень по жаре — плохая идея. Поэтому я купила тебе маленький подарочек.

Она протянула руку и вложила каменную пельмешку в мою ладонь.

— Я чувствую некоторую признательность за то, что ты вспомнила обо мне, когда была в путешествии, и на этом всё.

— Тоже не твоё. Осталось два.

Она обошла меня и, встав сзади, начала гладить коготками мою спину. По коже побежали крупные мурашки. Уэно обняла меня, положив руки на ремень, и начала перебирать пальцами по ширинке джинсов. Я очень хорошо понимал намеки и переместиться в горизонтальное положение был не против.

Я смотрел на лежащую рядом Уэно и — немного с сожалением — особенно на ее ключицы, откуда уже сошла переводная татуировка. Девушка достаточно быстро призналась, что нанесла ее как раз в рамках подготовки к спектаклю, вживаясь в роль Царевны-лягушки. Я не то чтобы чувствовал себя обманутым, но почему-то не захотел делиться с ней причинами, по которым эта стрела интересовала меня до такой степени.

— Это было совершенно потрясающе, — решил я продолжить разговор, — однако без поглаживаний и постоянного тактильного контакта я спокойно дожил до текущего момента и не то чтобы чувствовал себя обделённым вниманием. Может случиться так, что и это не мой язык любви?

— Разумеется.

Она встала и, не одеваясь, приготовила кофе. Я любовался ее формами и белой кожей без особого зазрения совести.

Уэно поставила кофейную чашку на блюдце, после чего отнесла мне.

В этот момент я очень быстро понял, что такое служение. Без вопросов, без просьб и уточнений она принесла мне кофе ровно тогда, когда я хотел кофе. И крепость, и две чайные ложки сахара, и чашка, в которой всё это плескалось — в точности так, как я обычно пил и как мне нравилось.

Я с признательностью посмотрел на нее.

— Как правило, идеальная сочетаемость бывает как раз у говорящих на одном языке любви, — она улыбнулась чуть грустно.

Я представил будущее пары, в которой буквально всё делают друг за друга, и развеселился.

— Не друг за друга, — пояснила она, когда я поделился причиной веселья. — Друг для друга.

Я предпочел кофе дальнейшему разговору. Айсонаку Уэно была абсолютно права: в романтике и в жизни в паре я понимал примерно ничего.

Школа стояла на ушах: в каждом углу кто-то смеялся, а кто-то плакал. Мы предпочли жевать бенто: печалиться было нечему, крутых достижений тоже не находилось. Посреди стола были свалены чуть помятые листки с оценками за промежуточное тестирование по итогам четверти. Зелёные полоски сверкали на каждом табеле.

— Учебник по специальной социологии, — Кавагути быстро ваял список. — Оммедо нужно будет сдать в библиотеку целиком. И к учебнику конспект. Ручек минимум пятнадцать на каждого. Фух!

— Всё, тебя попустило? — иронично поинтересовался Изаму. — Можно фоткать?

— Точно, совсем забыл! — Кирилл Алексеевич чуть не опрокинул чашку с утренним чаем.

— Косте звонишь? — Лера поправила чашку подальше от края стола.

— Не, дочь, это мелочь… — отмахнулся он, копаясь в длинном листе контактов. — Алло, Антон Кириллович? Не узнали? Богатым буду. Кирилл Попов это. Как дела, как здоровье? Да, у нас тоже все отлично. Вот с дочерью в гости к Горынам собрались на три дня, а в Москву тут племянник приезжает с друзьями. Из тайги, ага. Моя квартира в их распоряжении, пусть сами с экскурсиями возятся. В курсе, значит. Как бы так сделать, чтобы они по Москве нормально перемещались? Если что не так пойдет, тесть ведь лично приедет холку мылить. А если еще и теща нагрянет… Вот и я к тому же. Хорошо бы не приезжал… не волноваться? Лично проследите? Спасибо, Антон Кириллович, успокоили старика. Привет семье. До свидания.

— Бать, а ты предусмотрителен, — улыбнулась Лера.

— Да это же действительно мелочь, — отмахнулся он, гордясь похвалой дочери, и отхлебнул половину кружки чая. — Крупную рыбу отвадил, чтобы в песочницу не лезли. А мальков Кощей-младший сам уж как-нибудь сожрет.

Казалось, с момента моего звонка Елизавете прошло всего ничего.

Но на улице стоял пыльный и неприятно жаркий московский июль, а мы пытались прийти в себя после десятичасового перелета. Сложнее всех пришлось мне: я не спал, закономерно опасаясь, что контроль ауры может ослабнуть.

Томоко пыталась прочитать русские буквы, из которых складывалось название аэропорта. Это было Шереметьево. Справилась с пятой попытки, после чего возмущённо повернулась ко мне:

— Да как вы эти крокозябры вообще читаете?

Я сложился пополам, вспоминая свои жалкие попытки осиливать вывески на японском.

— Ты не поверишь, — я веселился, понимая, на что обрёк друзей, — но так выглядит буквально любой язык, которого ты не знаешь.

Томоко никогда в жизни не выезжала за пределы Японии.

Недзуми втянул носом незнакомый воздух.

— Ну, веди, Susanin.

Ответственный за территорию Нави по Москве сидел в кабинете и стучал пальцами по столу. Делать было клинически нечего.

Зазвонил оперативный телефон.

— Да? — скукотища летом была смертная.

— Докладываю, защитная аппаратура аэропорта Шереметьево засекла прибытие группы.

— Какой нахрен группы? — приходить в себя и уж тем более работать не хотелось.

— Группы туристов из Японии. В ее числе: недзуми — гипотетически переносчик восточной чумы, инугами — умеет проклинать физические живые и неживые предметы, великан они — людоед, кицунэ — насылает порчу. Последнего опознать не смогли, но от него расходятся волны некроэнергии, да такие, что как бы Владимир Лич Ленин не проснулся. Высылать спецназ богатырей?

— Как выглядит некрос?

Получив словесное описание, оперативник вскинулся.

— Следите, пока никого поднимать по тревоге не надо. Кажется, это обычный русский Кощей.

Сотрудник заметил, что в процессе разговора привстал с кресла и так и висел над ним. Он плюхнулся обратно.

С одной стороны, обеспечить головную боль личам — сладостно и почетно. Опер до сих пор не мог простить Кощею Кощеевичу уход Марины. Жопа горела спустя годы.

Правда, Марина вроде как ушла сама, а он изводил ее ревнивыми придирками и требованиями купить юбку подлиннее… Но там однозначно был замешан Кощей. Точно-точно. Опер ни при чем.

Снова зазвонил телефон.

— Уточнение данных. Группа из Японии приехала в качестве туристов, это ученики второго класса старшей школы Сайтама. Заведение известное, занимается интеграцией нечисти в человеческое общество. У них частная виза, приглашение в царство Кощеево. Все документы в порядке, не считая того, что их оформляла Патрикеевна.

— Тем более никого по тревоге поднимать не надо. Вы зачем мне непроверенной информацией мозги морочите? — рыкнул оперативник. Связываться с даже одной Патрикеевной значило навлечь на всю службу ворох неприятностей.

Зазвонил второй телефон. Опер вытянулся в кресле почти по стойке «смирно».

— Слушаю, — шутки нужно было отодвинуть в сторону. Просто так этот аппарат из молчаливой комы не выходил. — Да, да. Я всё понял. В смысле слежку отменить вообще? У нас же иностранн… Да, я понял.

Скрипя зубами, сотрудник осторожно положил обе трубки на базы, постаравшись их не перепутать.

Снова зазвонил первый телефон. Оперу пришло в голову, что если он каждый раз будет вздрагивать от новых звонков, к вечеру ему придется подыскивать клинику неврозов.

— Да, — его голос звучал спокойно и даже чуть-чуть отчужденно. — Да, в курсе. Да, группу угомонил, они уже чуть на перехват не выезжали. Да, меня информировали. Слежку не ставил, да. Спасибо.

Он выдохнул.

Снова зазвонил второй телефон.

Оперативник представил, как своей мужественной рукой пожимает горло обоим Кощеевым, старшему и младшему, и с удовольствием прижмурился. И Марину обратно. К духовке приковать, чтобы эта сучка вообще из кухни не выходила за всю жизнь.

— Слушаю. Да, здравствуйте, Антон Кириллович, — он сник. Звонку непосредственного начальника он не был рад.

— Слава, — шеф выражался ёмко и особо не аккуратничал. — Я знаю, что у тебя на упоминание всех кощеев начинается анальный зуд. Они не нарушают закон. Они соблюдают все условия и даже оформили все государственные документы. Они пригласили гостей. Приличную нечисть из приличных японских семей. Это дети, они хорошо обучены, воспитаны и не намереваются никого есть и портить. Прогуляются по Москве, поедят, пофоткаются и дальше поедут. Поэтому ты, Слава, сейчас просто молча сидишь, отвечаешь на все телефонные звонки и не отсвечиваешь. На все заявления говоришь, что всё под контролем и что туристов мы не трогаем. Осознал?

— Да, Антон Кириллович, — оперативник сглотнул ставшую горькой слюну. Промелькнула фантазия о том, как кощеево отродье упокаивается навеки и больше не досаждает ему.

— Вот и умничка. Хорошо никакую операцию не проведешь — получишь плюшечку.

В трубке раздались гудки. Сотрудник осознавал, что день еще только начался.

— Значит, Япония, — процедил он сквозь зубы. — Частная старшая школа Сайтама. Куда бы записать?

До полудня было еще далеко. Если повезет, к вечеру мы уже будем адекватны.

«Алексеич, мы в Москве, добрались, всё хорошо. Что к чаю прихватить?»

«Тортик пригодится %) Лерка сладкое не готовит».

Аэроэкспресс принес наши замученные тушки в метрополитен, а дальше было несложно. Японцы дружно прилипли к схеме метрополитена. Я был самым умным и открыл смартфон. Ехать было недалеко… по меркам человека, выросшего в тайге. На Авиамоторной мы почти не запутались в выходах.

— Еще в магазин заглянуть надо. В России принято брать с собой что-нибудь съедобное в качестве подарка.

— Какие интересные традиции, — удивилась Уэно. — А у нас обычно едят перед походом в гости.

— У нас упаси тебя высшие силы от такого маневра. Хозяйка смертельно обидится, если ты не попробуешь хотя бы маленький кусочек от каждого из ее блюд.

— Константин-кун, — робко подал голос Кавагути. — Скажи мне, что мы не будем часто ходить в гости.

— Обещаю, — я был честен. — Правда, мой худой друг, ты забыл, что в гостях вам придется проживать, а сковородка у моей бабули большая и тяжелая.

Недзуми схватился за голову. Добро пожаловать в Россию!

Увешанные тортиками, мы вышли из кондитерской. Пришлось заодно пообещать провести отдельную экскурсию по какому-нибудь супермаркету. Мне было чуть-чуть стыдно за отдел с продуктами для ориентальной кухни, но в Москве мы или где? Карта услужливо подсказала, что поблизости есть гипермаркет, попробую обойтись им. Еще нужно научить ребят конвертировать йены в рубли, чтобы не офигевать от московских цен. Если честно, здесь я был таким же туристом, как и они, поэтому офигевал вместе с ними.

— Костян! — Кирилл Алексеевич открыл широкие объятия. По росту мы были сопоставимы, а по объему… если поставить в ряд четыре меня, то получится приблизительно один потомок русского богатыря. Кирилл приходился мне дядькой.

Мы обнялись, и я завел всю компанию в прихожую, по одному представляя всех хозяину квартиры. По сравнению с габаритами прихожей нас было немного. Изаму, распахнув внезапно огромные глаза, изучал российские просторы на примере отдельно взятого жилья.

— Знакомьтесь, это Кирилл Алексеевич, мой дядя, — сказал я друзьям на японском и продублировал на русском для хозяина. — Потом как-нибудь покажу свое семейное древо, если вам будет интересно погулять по русской генеалогии.

Нам показали, куда складывать вещи и где мыть руки, после чего провели за стол в гостиной. Лерочка, дочь Кирилла Алексеевича, ждала нас на кухне и с таймером висела над огромной сковородой, грозным видом показывая, что общаться с ней значит навлечь на себя неминуемую смерть. Таймер интеллигентно пикнул, она ловко набросила крышку на блюдо и наконец просветлела.

— Фух, готово! — в ее широких объятиях поместился и я, и все, кто не успел убежать. — Привет, я Лера.

— Здравствуйте, Рера! — вежливо ответил японский хор, осознавая тяжесть русского языка.

Лера засмеялась.

— Знаю, мое имя сложно для вас. Пожалуйста, садитесь за стол. Костян, представь гостей.

— Переведи что скажу, а то я в японском не силен, — дядька жевал изумительную свиную отбивную, заедая ее квашеной капустой. — Сейчас пообщаемся, расскажете нам, как вы живете, а мы вам — как что здесь. А потом мы на три дня в гости к друзьям за город, так что квартира в вашем распоряжении. Пользуйтесь на здоровье. Готовить умеете?

Я перевел. Уэно подняла руку и на русском сказала:

— Рера-сан, я умею готовить. Мы не испортим кухню точно. А что из этого, — она обвела рукой блюда на столе, — есть русский салат?

Валерия улыбнулась ей.

— Я вам доверяю. Пользуйтесь моей кухней на здоровье. Русский салат здесь.

Лисица недоверчиво смотрела на оливье, и в ее голове отчетливо зрело понимание местной кулинарии.

— Так, Костян, — две небольшие сумки уже ждали хозяев дома у дверей. — Кран горячей, она центральная, никакого бойлера. Гостям этот факт голову сломает. Кран холодной. Отопление не нужно, июль на дворе. Гостевых комнат четыре, вам хватит. Нашу я закрыл, чтобы не смущало. Располагайтесь. Холодильник можно есть. Запасами пользуйтесь.

— Спасибо, дядька, — я сжимал в руке ключи и бумажку с паролем от вайфая и был очень признателен. — Как-то мне казалось, что мы вас потесним.

Кирилл Алексеевич хохотнул:

— В пяти комнатах, серьезно? Нас Горынова дочь давно зазывала, у них дача новая. Всё, бывайте. Вернемся как раз к вашему отъезду. Вы дальше куда?

— В Казань. Говорят, там есть на что посмотреть.

— Коня поесть не забудьте, — сказал он.

За спиной дядьки закрылась дверь. Я оглядел компанию и сделал вид, что протираю хрустальный шар.

— Больше всего в жизни вы сейчас хотите…

— Мыться и спать! — отозвались все, порядочно синхронизировавшись за время путешествия.

— Доброе утро, — на кухню вышел помятого вида Изаму.

— Восемь вечера, — отозвались сидящие там я и Кавагути. — И тебе доброе утро.

— Планы?

— Сначала оценить запасы в холодильнике и добыть еды по необходимости, — перечислял я. Недзуми быстро записывал за мной в невесть откуда взявшийся блокнот. — Готовить будем общими усилиями и совсем простые вещи, чтобы не тратить время. Завтрак, ужин. Обед где-нибудь в Москве. Ближайший большой гипермаркет до одиннадцати, успеем. И если мы не возьмем девушек с собой в магазин, нас отдача замучает.

— Отлично, — Изаму начал просыпаться. — Дальше.

— Дальше, — я открыл холодильник и изучал содержимое. — План-максимум на завтра. Красная площадь, конечно. Думаю, соборы и храмы вас не очень интересуют. Зато там есть Мавзолей, и у него огромные очереди на вход. Дальше Кремль, Парк Горького и Воробьевы горы. Попутно зацепим несколько красивых пешеходных улочек.

— Я услышала слово «Кремль», — на кухне материализовалась Томоко. Ее пижама, изукрашенная медведями, заставила всех замолчать на минуту.

— Томоко-тян, — я первым вышел из оцепенения, — ты являешься поклонницей изобразительного искусства?

— Если честно, не особо, — великанша взяла стакан и начала набирать воду из-под крана.

— Стой!!!

Я вкратце объяснил, зачем на водопроводном кране две ручки: одна для технической, вторая для питьевой. Притихшая Томоко пыталась переварить информацию.

— В Москве вода из-под крана безопасна, если она доставляется из водоочистной станции. Наши, извиняюсь за выражение, Роспотребнадзор и Мосводоканал заявляют, что из крана течет нормальная жидкость. Однако сами москвичи говорят, что водопроводные трубы в некоторых частях города старые и ржавые, и поэтому они предпочитают использовать фильтры. Я не хочу проверять и тебе не советую.

На кухню вплыла великолепного вида Айсонаку Уэно. По ее внешности вообще невозможно было сказать, что она пережила десятичасовой перелет, два погранпоста и забег от аэропорта до Лефортова.

— О воде я услышала, доброе утро всем, а что там про магазины?

Томоко задумчиво смотрела на полностью одетую лисицу, и на лице была видна напряженная работа мысли.

— А как ты это сделала?

— Что сделала? — Уэно набрала воды с первого раза, отхлебнула и осталась вполне довольна.

— Как ты выглядишь будто только что после отпуска, хотя мы с тобой были рядом всё это время и смотримся как лимоны, прокипяченные в сиропе?

— Да проще некуда, пойдем покажу.

Девушки ушли секретничать.

— Так что там об изобразительном искусстве? — подал голос инугами.

— Всё очень просто. Многие уверены, что раз уж они оказались в столице любого государства, то просто обязаны увидеть все художественные музеи. На это тратится безумное количество времени. А на деле если тебя не тянет к изобразительному искусству, ты ровно ничего не потеряешь, пройдя мимо Третьяковской галереи. Зато освободишь четыре-пять часов на более приятные для тебя занятия.

Эту сладкую мысль я вычитал у одной девицы, ведущей блог. Ее носило по таким закромам моей необъятной родины, что я диву давался, как вообще она туда попадает. Мне было абсолютно плевать на изобразительное искусство. У нас дома такое искусство от тех же самых художников. Некромантия, б-ггг. Я был счастлив, узнав, что если я не пойду в Третьяковку, единственное, что мне грозит — это удивление тех, кто знал, что я находился в Москве и проигнорировал галерею. Так тоже было можно.

Донеся идею до окружающих, я с наслаждением смотрел на одухотворенные лица. Они тоже в виду имели картины. Какое счастье.

Девушки вернулись. Томоко переоделась из пижамы и приобрела обычный внешний вид, но выглядела тоже отдохнувшей и посвежевшей. Серьезно, за три минуты?

Права была бабуля: женская магия неподвластна пониманию.

— Костик, я требую объяснений.

Возмущенная Айсонаку Уэно стояла посреди отдела с овощами и фруктами и держала в руке яблоко модели «антоновка». Некрупное, очень зеленое и такое… русское.

— Что тебя смущает? — я не мог понять, чем провинился плод.

— У вас продают неспелые яблоки? Что с ними делают?

Я выдохнул.

— Это зеленое яблоко, antonovka. Их выращивают с незапамятных времен, потому что в центральной части страны раньше не было сладких и желтых… или полосатых, или красных, или какие там растут. Они бывают только на юге. С ними русские хозяйки делают пироги. На вкус не как у вас.

— Так, — Уэно была заинтригована. — Мне срочно надо.

— Возьми несколько штук, которые тебе понравятся, — я уже понял, что попал. — Сейчас взвесим, и будет тебе пирог.

Интернет-сан, помогай… Четыре яблока, стакан муки, стакан сахара, три яйца. Несложно.

Томоко мы нашли в отделе со спортивным питанием. Она тыкала пальцем в калькулятор и отчаянно пыталась понять, что здесь происходит.

— Константин-кун, это сто сорок йен за целый протеиновый батончик? Почему так дешево?

Я показал ей нижнюю полку.

— Смотри. На уровне глаз располагают самые популярные продукты. А снизу, куда всем лень наклоняться — то, что по качеству не всегда хуже, но стоит не запредельно.

В корзинке приросла стопка протеиновых батончиков по девяносто шесть йен.

Недзуми залип в отделе с готовой едой.

— Кавагути-кун, — я уговаривал его уйти оттуда, — это не совсем та готовая еда, о которой ты думаешь.

— Да не в еде дело, — недзуми морщился. — Почему оно так убого пахнет? Я пытаюсь найти причину.

Позорить столицу прискорбным фактом, что на продающиеся блюда никогда не идут хорошие продукты, в мои планы не входило.

— Кавагути-кун, готовая еда берется в других магазинах. Здесь она только чтобы заполнить полку. Пойдем поищем Изаму-куна.

— Ладно, — сдался недзуми. Я почувствовал легкий укол совести. Врать я не любил, умалчивать тоже.

Где искать Изаму, мы знали достоверно. В его руках уже была целая стопка книг.

— Ты уверен, что тебе это нужно? — аккуратно осведомился я. — Может, дашь отдых голове, три дня погуляешь по Москве?

— А в поезд? — он был искренне возмущен. — Мне что, нельзя тратить деньги?

Я помнил, что ему вечно не везло с подработками. Также я был абсолютно уверен, что семья особо не отсыпала ему карманных денег.

Да простит меня закон…

— Я знаю, что ты любишь шелест страничек и запах бумаги. Но, может, тебя устроит в поезде почитать книги с экрана?

— Так они же еще дороже!

Потом объясню ему, что такое piratstvo и сайты современной литературы. В его случае маневр будет спасителен. Главное — не повторять это в Японии. Пусть здесь отрывается.

При готовке Айсонаку Уэно ловко пользовалась хвостом. Иногда двумя и даже тремя. Что-то придержать, что-то подать… Я отмахнулся от мыслей о приматах, которые применяли хвост еще ловчее, и подглядывал, пока друзья чистили овощи и кусали одну антоновку на всех, на спор пытаясь не поморщиться.

— Уэно-тян, — я отмерял стакан сахара для шарлотки, — а как ты координируешь действия в процессе готовки?

— Я как-то не задумывалась, — растерялась она и уронила нож на разделочную доску.

Так, сейчас главное — не спросить: «сороконожка, а как ты танцуешь?». Потому что после этого вопроса сороконожка моментально начнет путаться в ногах.

— Извини, пожалуйста. Я посмотрю?

— Да, конечно, — она собралась и вернулась к огромному казану, в который собирала жаркое.

Каждый хвост работал как дополнительная рука с ограниченным функционалом. А если…

«Карачун, а Карачун».

«Что тебе?»

«А ты ведь можешь одолжить мне руку?»

«Костик, ты совсем офигел? Почему хомо сапиенс тысячелетиями для готовки еды хватало двух рук, а тебе срочно нужна третья?»

«Потому что я русский чародей».

«Резонно».

Рядом со мной появилась еще одна рука. Она растопырила пальцы и помахала мне и присутствующим. Уэно снова уронила нож, теперь уже в казан.

— Константин-кун, — аккуратно поинтересовалась Томоко. — Это что?

— Это рука, — я решил давить на очевидность.

— А, ну тогда всё в порядке, — она вернулась к войне с картофелем.

Остальные не были столь спокойны.

— Константин-кун, — Изаму почти справился с нарезкой яблок для пирога, попутно съев минимум треть. — Мне кажется, силовые сферы для муки и сахара были бы актуальнее. Кстати, антоновка ничего такая, я бы еще потом купил.

— Сферы, мне кажется, энергозатратнее. А что ты ею будешь делать? — недзуми привычно принюхался. Ничем не пахло. — Она же ненастоящая.

— Да конечно, ненастоящая, — оскорбился я. — Сейчас поучусь и покажу.

Рука под моим контролем взяла стакан с сахаром и донесла его до миски, куда я уже разбил три яйца, после чего шваркнула внутрь сахар вместе со стаканом.

— Ну не всё сразу, — я развел тремя руками и пошел эвакуировать из миски лишнее.

Бай Гуан была стара. Стара не так, как мир, а скорее как Тамамо-но Маэ. Они даже веке в восьмом хотели начать переписку, но руки так и не дошли.

В целом в Китае лисице было неплохо. Поклонники, в том числе из самого дворца. Жизнь культурного деятеля, обучение молодежи искусствам. Некоторые даже были талантливы. Просторно, приятно. Кто-то приносит подарки, кто-то заканчивает свой земной путь самоубийством из-за неразделенной любви. Потрясающее веселье! Домой, в иной мир, ее совершенно не тянуло. Там она была обычной, одной из множества. А здесь…

Она вела жизнь истинной гетеры почти полторы тысячи лет, до конца девятнадцатого века. В дальнейшем история назовет таких «певичками». Певичка — очень символично.

Потом поползли революционные настроения. Императорские чиновники окончательно перестали видеть берега, а налоги повышались до неадекватности. В различных районах возникли волнения. На рубеже веков Пекин вспыхнул, начались нападения на кварталы иностранцев. Тогда восстание удалось подавить.

Спустя десять лет пришла Синхайская революция. Императорская власть пала. Генерал Юань Шикай заставил манчжуров отречься от престола. Статный и хозяйственный Сунь Ятсен основал партию Гоминьдан. После его смерти власть взял Чан Кайши, который спустя три года сверг милитаристов и провозгласил конституционную республику. Японские щупальца уже тогда подбирались к провинции Шаньдун.

Вскоре после переворота начались гонения на коммунистов, с которыми до этого времени Гоминьдан сотрудничал. Это взбаламутило весь центр старого Китая, где Бай Гуан пряталась от бури бездумных перемен, что трепала страну последние лет двадцать. Взволнованная лиса решила переехать и выбрала Цзянсу, Нанкин, забыв перед этим погадать. Эта ошибка стоила ей очень дорого.

Только страна начала приходить в себя после ряда революций, пришла новая беда: в тридцать седьмом в страну вторглись японские войска. Они быстро оккупировали прибрежные провинции Северного Китая, Цзянсу в их числе. Для своих генералов и высшего командного состава они организовали «офицерские дома». А чтобы в этих элитных клубах было не скучно — свезли туда всех деятелей культуры, до которых дотянулись. Актрисы, танцовщицы, музыкантши — им годились все, умели бы выступать да были бы смазливенькими. В один из таких домов и попала Бай Гуан, зачем-то решившая по прибытию в старую столицу взять себе маску певицы.

Не то чтобы с ней так уж плохо обращались. Нет, их кормили, и у них даже были какие-то комнаты. Но…

Ее страна, ее обожаемый Китай полыхал под гнетом ненавистных японских оккупантов, зубами цеплялся за последние провинции. Иронично: это оказались именно те места, откуда только что сбежала глупая лиса. Бай Гуан сидела в Нанкине, с ненавистью смотрела на крах известного ей мира и продолжала ублажать виновников этого краха своим голосом и телом. Она не могла позволить себе потерять последнюю маску.

Вскоре Вторая Мировая закончилась. Япония капитулировала, «офицерский дом» оказался покинут. Генералы уехали к себе на острова. Китаю же лучше не стало: много старых бед сменила одна большая новая катастрофа, имя которой — коммунисты. Годы назад Чан Кайши загнал их в горы. Сейчас они, почуяв свободу, поползли оттуда как тараканы, разнося красную чуму. Когда японцы ушли, полыхнула новая волна алой заразы. Поначалу Бай Гуан не восприняла коммунистов всерьез: если дела не шли хорошо до войны, что должно было измениться? Однако не то республиканское правительство потеряло хватку, не то виноват был нескончаемый поток вооружения, которое щедро поставлял славянский сосед, зараженный той же лихорадкой. Факты были беспристрастны. Шаг за шагом коммунисты брали провинцию за провинцией.

Сорок девятый год расставил все точки. Гоминьдан пал. Мао Цзэдун провозгласил образование Китайской Народной Республики. Люди делали вид, что продолжают чтить древнюю историю и соблюдать обычаи и традиции, заложенные предками. Бай Гуан видела изнутри, что всё это не более чем ширма. Красочная, конечно, и разрисованная праздничными фонариками, но ширма. Китайская Народная Республика никуда не денется. Теперь это реальность. И старая лисица жить в ней не хотела. Помыкавшись по киностудиям и наскоро выйдя замуж, она замела все следы пушистым хвостом и снова собрала вещи.

Оказавшись в Японии, она поняла, что и здесь ее особо никто не ждал. Для начала она отловила в темном переулке пару генералов. Их тела нашли утром, но дело замяли. На душе полегчало. И еще один офицер. И еще. И еще. Она самозабвенно мстила три года, пока ей не наступили на хвост.

— Бай Гуан-сан, по профессии певица, великий деятель культуры и оплот китайской истории, — шинигами Кицуки Миямото сидел в позе сейдза и зачитывал данные, пока лисьи хвосты были прибиты к земле, а тело распластывалось под энергетическим прессом. Она была не в состоянии даже нормально пошевелиться. Двое находились в барьере, который раскинулся перед храмом шинигами во владениях Кицуки. — Убила четырех генералов, полностью вырезала высший офицерский состав нескольких подразделений, покрошила на сашими попавшихся под горячую руку лейтенантов, а также одного секретаря. Впечатляет. Госпожа Бай Гуан, лейтенанты-то что вам сделали? Про секретаря уже не спрашиваю.

— Они в сорок четвертом были адъютантами, — даже в такой причудливой позе хули-цзин, китайская лисица, держала лицо, как это было принято еще при императорском дворе. — Я решила, что негоже оставлять их без командования, и отправила вслед за генералами.

Миямото уважительно поднял бровь.

— Я даже не буду спрашивать вас, госпожа Бай Гуан, зачем вы это сделали. Очевидно, что оскорбленная женщина, лишенная дома и возможности вернуться в привычную среду, способна и на более страшные вещи. Однако позвольте в двух словах рассказать, почему ваши действия привели вас к тому, что вы сейчас имеете.

Шинигами скосил глаза на подрагивающие прибитые к земле хвосты и продолжил.

— Видите ли, здесь, в Японии, мы называемся йокай. То же, что яогуай в Китае. Мы выходим из Ёми, страны желтых вод. Технически это полный аналог вашего Диюй. Правда, если у вас лабиринт, где нужно искупать грехи, у нас просто… другой мир, там нет ничего хорошего или плохого. Да и в принципе понятие «грех» не так уж закреплено в синтоизме.

Он отпил воды из грубой чашки, стоявшей рядом прямо на земле. Весь внешний вид Миямото выдавал того, кто привык к лишениям и жизни в спартанских условиях. Так оно и было.

— Так вот, если для яогуаев обычное место пребывания — это Диюй, то мы, йокаи, все-таки выходим из страны желтых вод, чтобы жить рядом с людьми. Человеческое общество развивается экспансивно. С ними всегда веселее, вы и сами заметили? — Миямото вопросительно посмотрел на распятую лисицу, но спохватился: болтать в его планы не входило. — Так вот. Мы стараемся не провоцировать людей на конфликты. От живых можно подпитываться, в их обществе можно находиться. Это выгодно обеим сторонам. Поэтому того, кто развязывает войну с людьми, мы обязаны поймать…

— И уничтожить? — насмешливый голос Бай Гуан даже не тренировала, он сам собой получился.

— Нет, что вы, — замахал рукой Миямото. — Убить любого из нас достаточно сложно и нерентабельно. На вас совсем другие планы. Надеюсь, однажды вы сможете нас понять.

Ее куда-то перемещали, а потом перед глазами мелькнул белокожий человек с западным лицом. Он не смотрел на нее. Он рисовал на черной земле непонятные знаки, и на тело опустилась тяжелая печать.

Она ощущала, что время течет где-то снаружи.

Она ничего не видела и не слышала.

Каким-то непонятным чувством она знала, что под ее печатью есть еще одна и вроде бы еще одна. Ее собственная клетка служила укреплением для следующего слоя.

Очень поэтично, подумала она тогда. Использовать одного монстра, чтобы из него сделать тюрьму для другого.

Когда перед глазами вспыхнул свет, она поразилась. Что это? Неужели мир живых?

«Сколько прошло времени?»

«Где я нахожусь?»

«Почему я на свободе?»

Она наклонилась и подняла с земли белую стрелу с сереньким оперением. Стрела была совсем тонкой и не предназначалась для нанесения ран. Она видела такие… нет, не видела. Читала о них. Гадальные стрелы. Если бы только удалось выяснить о ней побольше.

Значит, это стрела разломила ее печать? А кто лучник? Кому сказать спасибо?

Столько вопросов — и ни одного ответа…

Ей удалось слиться с толпой. Многие были одеты странно, но многие носили и традиционные кимоно.

«Я в Японии».

Она небыстро шла по тротуару, и ее обгоняли люди в рабочей одежде, и в белых рубашках, и в брюках, и молодежь в джинсах (откуда они их только взяли), и девушки в легких платьях.

«Сейчас лето».

Она знала, что достаточно понаблюдать, и многое станет совсем понятным.

Краем уха она уловила шум железной дороги. Где-то рядом со станцией должен находиться киоск, где продают газеты. Да, вот и он.

Острое зрение выцепило дату.

Двадцать второе июня. Потом она разглядела год и содрогнулась.

Она просидела в небытии шестьдесят семь лет.

Наверное, лучше не считать их потерянным временем.

Бай Гуан прошла на пару улиц ближе к центру города и обнаружила лоток, где продавали мороженое. Принюхалась. Ошибки быть не могло.

— Какой вид холодного десерта предпочитает прекрасная госпожа в это жаркое время дня? — старый тануки наморщил нос, изображая улыбку.

Хули-цзин вместо «здравствуй» выпустила в него ауру. Енот закашлялся и, склонив голову, заговорил совсем другим голосом:

— Что мне для вас сделать, ватакуси-сама? Я к вашим услугам.

Бай Гуан оценила собеседника. Достаточно старый и, видимо, местный. Хорошо всё знает.

— Я только что прибыла в этот город. Потрудись отвести меня к любой другой кицунэ.

— Да, ватакуси-сама, — енот быстро закрыл лавку и повел госпожу. — Следуйте за мной, пожалуйста.

Избавившись от тануки и настрого запретив ему рассказывать об этом событии хоть кому-нибудь, Бай Гуан стояла перед домом, который ровно ничем не выделялся среди таких же строений. Поверхностный осмотр не дал ничего. Йокаи правда живут среди людей, вот так открыто? И продают им мороженое?

Она постучалась.

— Бегу-тороплюсь! — хозяйка дома распахнула дверь и застыла в проеме. — Здравствуйте, госпожа, чем обязана?

Мелкий носик ходил ходуном. Маленькая кицунэ, не больше двух хвостов, пала ниц в собственном доме и боялась поднять голову.

— Эй, — Бай Гуан никогда не надоедало преклонение перед ее прекрасной персоной, — мне бы пообщаться немного. Ты случаем не занята?

Хозяйка вскочила, освободив прихожую, и пригласила гостью в дом, закрыв за ней дверь.

— Так, я поняла, где я и когда я, — певица почти допила предложенный чай и более-менее освоилась в новых условиях. — Теперь расскажи, кто здесь живет и чем они занимаются. И есть ли у тебя современные журналы? Мне бы полистать парочку.

Маленькая лисица принесла тощую стопку печатных изданий. Она рассказывала диспозицию общества, пока китаянка листала глянец.

— В целом всё, — владелица дома выдохнула после долгого рассказа. — И еще немного. Современная культура предполагает обязательное наличие смартфона. У вас он есть?

Бай Гуан нахмурилась. Лисичка достала свой экземпляр и продемонстрировала.

— Это целый мир в кармане. Без него сейчас очень трудно. Это и телефон, и фотоаппарат, карта, и мессенджеры…

— Стой-стой, — у хули-цзин голова шла кругом. — Слишком много информации за один день. В целом я поняла, что мне нужно. У вас в городе есть старые кланы?

— Да, — лисичка сделала большие глаза.

— Кто заправляет?

— Цутигумо, тэнгу, некоторые хищные…

— Тэнгу отлично подходят, — Бай Гуан изобразила на лице заинтересованность. — Ты знаешь, где они живут?

— Да, конечно, — затрепетала хозяйка.

— С ними можно связаться? Или проще… — она задумалась. — Сможешь отвести меня туда?

— Да, это не очень далеко.

— И покажи, где у тебя самое большое зеркало.

Перед зеркалом она крутилась минуты три, а потом раскрыла журналы на заложенных страничках. Пора было перевоплощаться. Гримерка так себе, ну да чем богаты.

— Посмотри, ничего нигде не торчит? Я пристойно выгляжу?

Хозяйка дома обошла ее, указывая, где лучше изменить крой одежды. После короткого обсуждения лицу модельного вида чуть добавили возраста, чтобы на улице не привлекать внимания. Перед зеркалом стояла современная молодая женщина. Одно ее смущало…

— Покажи, как ходить в этой обуви.

Лисичка достала свои кроссовки, обулась и прошлась по комнате.

— Разврат какой, — Бай Гуан впала в оторопь. — Покажи еще раз.

Освоив и эту нехитрую науку, она осталась довольна собой. Теперь можно было успокоиться. Лисичка посадила ее на пассажирское место небольшой «хонды» и припарковалась перед особняком, дышавшим старостью.

— Госпожа, я еще чем-нибудь могу вам помочь?

Сегодня китаянка была потрясающе щедрой:

— Нет, ты достаточно со мной провозилась. Никому не рассказывай, иначе я приду в страшном кошмаре и откушу один из твоих тощих хвостов. Впрочем, спасибо за помощь, ты отлично поработала. Уезжай.

«Хонда» скрылась за перекрестком. Внутри Бай Гуан щелкал тотализатор. Разболтает? Не разболтает? И тануки этот еще.

На двери висело тяжелое металлическое кольцо. Взяв его в руку, лиса постучалась. Ей сразу же открыли, приглашая войти.

Вместо представления она выпустила хвосты. Девять огоньков полыхнули в полумраке. Она убрала облик, снова став обычной горожанкой. Не то дворецкий, не то кто-то из детей сразу повел ее на верхний этаж.

— Как вас представить, госпожа?

Она задумалась на мгновение.

— Скажи, что я Бай Гуан, китайская хули-цзин. Этого достаточно.

— Здравствуйте, Бай Гуан-сан. Я Акаги Сабуро. Вы сейчас находитесь в нашем родовом гнезде, добро пожаловать.

Длинноносый и очень высокий молодящийся йокай встал ей навстречу и усадил в гостевое кресло. В рабочем кабинете было прохладно, и царил полумрак. Акаги встал напротив зашторенного окна, лицом к посетительнице, и распахнул крылья. Мощный и красивый, отметила про себя лиса. В размахе крылья занимали две трети обширной комнаты. А ведь он старик, пришло в голову лисице. Ему бы пошло быть ямабуси и медитировать где-нибудь в горных лесах, ожидая, пока случайный путник не доберется до него, чтобы обучиться искусству фехтования… например.

— Здравствуйте, Акаги Сабуро-сан. Я Бай Гуан.

В ответ на приветствие ворона было уместно снова показать хвосты. Комнату озарило. Присутствующие перестали меряться крыльями и хвостами и приняли полностью человеческий облик. Пристрелка была окончена.

— Мне сообщили, что Акаги из старых кланов, — она постаралась вложить в слово «старых» достаточно смысла, чтобы собеседнику не нужно было ничего объяснять.

— Это верно. Мы чтим традиции и несколько недоумеваем по поводу общей истерии, посвященной проживанию бок о бок с людьми, — глава клана понял ровно то, что она имела в виду, и позволил себе тонкую улыбку. — Мои родичи зачастую интересуются людьми в иных толках. Мы не видим смысла считать их равными себе. Насекомые плодятся еще быстрее, но это ведь не повод и их записать в разумные виды?

Примерно этого хули-цзин и ожидала. Что еще получить от капризных долгожителей, как не кичливость и порцию изрядного снобизма?

Клан Акаги подходил идеально.

— Моя история началась в Китае, еще когда наши империи не успели разорвать дипломатические отношения. После Второй Мировой я попала в Японию, и местным шинигами я не очень понравилась. По неизвестной причине в 1953-м меня положили под печать. Сегодня срок ее действия истек. Что я могла бы сделать для общества, учитывая, что здесь, в Сайтаме, у людей и йокаев принято жить бок о бок?

Глава клана Акаги знал, что у каждой лисьей истории есть дополнительные смыслы. Но вот сию секунду к нему приходит сильный йокай и предлагает… а что, кстати, она предлагает?

— Госпожа Бай Гуан, — этот вопрос требовал сиюминутного прояснения. — А как у вас с современными технологиями?

— Никак, — без запинки ответила хули-цзин. — Я ими не владею. Последнее вычислительное устройство, о котором я слышала — «Энигма». Сегодня мне рассказали, что существует небольшой аппарат, позволяющий одновременно звонить, фотографировать и смотреть карты. Это всё, что мне известно.

Тэнгу задумался. С одной стороны, привлечь на свою сторону такого союзника — почетно и полезно. С другой — введение ее в курс дела потребует времени… Хотя что в их случае значит время?

— А где вы проживаете в данный момент?

— Я нигде не проживаю, — протянула она. — Мой дом остался за тенью лет. Напоминаю, что до текущего дня я пробыла в печати.

— Если вы позволите, я предложил бы вам остановиться у меня, госпожа. Дом Акаги велик. У нас есть пустующие комнаты. Вы можете выбрать ту, которая вам приглянется. А когда вам будет угодно, мы соберемся и побеседуем о том, как быстро этот безумный мир катится в ад.

Силой воли она заставила себя не просиять.

— Мне однозначно нравится русская кухня, — Изаму отдал должное еде, оставленной для нас Лерой, и переключился на пирог. — У вас везде очень много вкуса.

— И запахов тоже много, — Кавагути сражался с селедкой под шубой, которая норовила постоянно рассыпаться. — Не все сочетаются, но всё насыщенное.

— И мне зашло, — Томоко ловко разбирала вилкой куриный окорочок. — А отдельно я рада тому, что меня научили пользоваться не только палочками.

— Ты назвал эту штуку sharlotka, — Уэно смотрела на половинку большого пирога, прикидывая, сколько еще поместится под чай. — А при чем тут Франция?

— Русский салат у нас тоже называется olivier, однако никаких норманских корней у него, увы, нет, — я пожал плечами. — Когда-то в незапамятные времена у русских землевладельцев была прислуга и в том числе повара, которые готовили для семьи и гостей. Нередко это были французы, чьи таланты остались недооцененными на родине. Отсюда и названия. К тому же русская кухня и советская — это две разные вещи. Обычно имеют в виду вторую.

— А первая будет?

— Будет, но не здесь — я был уклончив. Бабуля предпочитала именно русскую кухню, которая для неподготовленных туристов однозначно была шок-контентом. Как будто мы по-другому воспринимаем их ферментированные бобы…

— Как я выгляжу? — Айсонаку Уэно покрутилась на месте, демонстрируя выбранный наряд для прогулки по столице.

— Богически, — выдал я совершенно честную оценку.

Из-за столичной жары лисица оделась по-летнему: короткие обтягивающие шортики, свободная блузка. Фигура топ-модели притягивала взгляды и вызывала обильное слюноотделение. Изаму и Кавагути старались не пялиться. Всё-таки статус моей девушки был подтвержден и словом, и силой. Мужское внимание приятно, но за раздевающие взгляды можно и хвостом в глаз получить. Или от еды отлучат, а это было угрозой пострашнее.

— И всё же, мы будем ходить весь день. Ты уверена насчет обуви? — я указал на изящные босоножки на высоченной платформе. Сколько там сантиметров? Не меньше десяти точно. Двенадцать? Четырнадцать?

— Кос-тян, твоя забота очень приятна, но ты кое-что упускаешь — с легким вздохом «парни такие парни» ответила девушка. — Встань, пожалуйста.

Я поднялся со стула. Уэно плавной походкой от бедра подплыла ко мне и внезапно оказалась не такой уж и маленькой.

— Понял, не дурак, — слегка смущенно пробормотал я, когда она обняла меня за шею и смогла поцеловать меня в щеку.

— Вааааааа! — Томоко стояла на Красной площади и оглядывалась, как настоящий восточный турист. — Сколько у вас места!

Я решил не рассказывать, что для многих жителей России самая главная площадь страны — это мизерный клочок пространства. Жителей Санкт-Петербурга вообще перед поездкой в Москву старшее поколение инструктирует держать лицо и делать восхищенный вид на экскурсиях по столице. И пока никто не вымер.

— Томоко-тян, смотри, — я показал ладонью на Мавзолей, к входу которого тащилась очередь человек в пятьдесят, что по меркам летней поры было весьма гуманно. — Если ты хочешь глянуть на Владимира Лича Ленина, тебе туда. Но стоять придется в любом случае. Кому еще посмотреть на Ильича?

— Нам! Это всё равно бесплатно, — Изаму был логичен, а Кавагути солидарен.

— Тогда вот краткий инструктаж. Внутрь нельзя проносить сумки, бутылки с водой, крупные металлические предметы. Так что отдайте это нам. И нужно будет пройти через металлоискатель. Также запрещено держать руки в карманах одежды, нельзя фотографировать и снимать на камеру, а мужчинам нужно снять головной убор, но вы и так без него. В целом всё. По сути, вы только пройдете мимо дедушки Ленина.

— Спасибочки, — великанша направилась в хвост очереди в компании Изаму и Кавагути.

— А мы чем займемся? — Уэно прильнула ко мне с того бока, на котором не висели сумки. — Я не любитель мавзолеев.

— А я покажу тебе набережную. А потом мы купим всем мороженку по рецептуре USSR. Годится?

— Конечно, — идея покупки какой-то вкуснятины для всех была ей совершенно понятна.

— И ты на него смотришь, и ощущение, что он сейчас вдохнет!

Обычно люди из Мавзолея выходили подавленными и угрюмыми, но только не эти трое. Им явно понравилось. Я опасался, что им захочется глянуть еще раз.

Все стояли в сквере, отдавая должное мороженому по советской рецептуре. Впереди был еще целый день, за который нужно было успеть осмотреть Кремль, где-то поесть, остыть в парке, пофотографироваться на Воробьевых горах и оценить вечернюю Москву.

— Неужто Кощеев! — в кассе Кремля маячило знакомое лицо. — Из тайги вылез на столицу посмотреть?

За мной не было очереди. Я протянул руку через Навь, и конечность прошла сквозь стекло.

— Привет, Святогоровна, — я пожал тонкие пальцы. — Я по обмену в японской школе учусь, друзей пригласил на Россию-матушку глянуть.

— Давай я тебе билеты продам как толпе русских людей, а то разоритесь. Манназ быстро нарисуй, чтобы к вам охрана не цеплялась. И сразу скажу: у вас в билет включены Кремль и Оружейная палата. Этого достаточно. А в Алмазный фонд вы не хотите.

— Точно? — удивился я.

— Если среди компании есть твоя девушка, то однозначно не хотите, — тон, которым Бронислава Святогоровна это произнесла, я сразу понял.

Здорово, наверное, со стороны выглядит логическая цепочка. Если рядом стоят Кощей и сногсшибательной красоты девушка, и Кощей при этом не пытается ее умыкнуть — значит, это уже его девушка. Ну Святогоровна…

— Спасибо, дорогая. Мы потом на лето к бабуле.

— Привет передавайте, — ее прощальная широкая улыбка напомнила мне что-то очень московское. Наверное, часы на Спасской башне. Памятуя о совете, я быстро наклеил каждому на ауру по руне «человек». Святогоровна была права: система «свой-чужой» у русских работала прекрасно. Лучше будет сойти за компанию бурятов, которые у охранника пройдут по категории «человек», и не получить придирки к группе. О том, как цепляются к туристам в Кремле, ходили отдельные легенды.

— Такая красотка — и почему одна? — Уэно все-таки привлекала взгляды.

— Не одна, а много, — строго ответила она по-русски.

— Туристо — облико морале! — не смутился приставучий мужик, по-хозяйски кладя ладонь ей на плечо. Уэно стряхнула пальцы с белой блузки.

— Запачкаешь.

Лисий морок покатился на агрессора. Большая годзилла держала его за шкирку и усердно макала в Москву-реку, не снабдив костюмом химзащиты. Мужик хватал воздух ртом. Галлюцинация закончилась. Где-то вдалеке послышался рев кайдзю. Чистые штаны пришли к негодность. Охота приставать к туристкам улетучилась.

Я подошел с билетами, заинтересованно глядя в спину убегающему. В воздухе стоял странный запах.

— Что-то случилось?

— Похоже, кто-то слишком засмотрелся, — с хитрой улыбкой ответила лисица, опуская мою руку себе на талию.

— Твоя красота просто убийственна.

— Комплимент на семь баллов, но сегодня сойдет.

Кремль впечатлил еще больше Мавзолея. Томоко долго смотрела на Царь-пушку, пока я вслух переводил надпись на табличке.

— Что, реально ни разу не стреляли? — изумилась Уэно. — А на кой тогда ее обратно не переплавили? Столько бронзы перевели!

— Понимаете, здесь, в России, громадное тяготение ко всему самому-самому. Если уж построили такое, то очень жалко избавляться от великого достижения. Это позже уже создали и мортиру Маллета, и еще несколько дальнобойных орудий. Царь-пушка до сих пор в Книге рекордов Гиннесса как бомбарда с самым большим калибром в мире. Разумеется, по всему земному шарику с тех пор уже создали всякое и покрупнее, и поинтереснее… — я решил умолчать о межконтинентальном баллистическом ракетном комплексе «Воевода», он же «Сатана». — Но для шестнадцатого века это было очень круто.

Меня несколько печалило отсутствие в Москве большого этнографического музея, но ехать ради этого в Петербург лично я был не готов. Мои теплолюбивые японцы промерзли бы там до костей. Поэтому, обойдясь Оружейной палатой, мы отправились в сторону парка, где многообещающе завлекали ценами «каждое блюдо по 300 рублей».

— Только, я вас умоляю, не берите борщ, — я предостерегающе смотрел на друзей, залипших на странице «Супы». — Мы потом перед бабулей впятером не оправдаемся.

— Костик, а давай ты выберешь? — Уэно закрыла свой экземпляр меню и выжидательно смотрела на меня. — Реально, ты здесь ориентируешься лучше нас всех. Должно же быть что-то нейтральное?

Я побледнел. Остальные, увидев дурной пример, тоже прикрыли ламинированные странички и вопросительно беззастенчиво пырились. Ну, басурмане…

— Хорошо, но потом не жалуйтесь!

На парковую смотровую площадку в виде висящего петлей моста мы не то чтобы вкатывались, но в июле хорошо бы все-таки обедать поскромнее.

— Вау! — Томоко сразу взяла Уэно в охапку и пошла делать селфи на фоне Москвы, чтобы потом было что показать всем желающим.

— А вот там эта стопка небоскребов — это что? — Изаму принюхивался. От воды пахло машинным маслом и немного утками.

— Это Москва-сити, местное гнездо небоскребов. Они там кучкуются. В Сити находятся офисы и жилье, а также множество творческих студий и фотогеничных мест.

— Мы же туда не пойдем? — наивно спросил Кавагути.

Я прикинул, что для тех, кто видел Токио, в Сити вряд ли будет что-то интересное.

— Сегодня — нет.

Нас еще ждали Парк Горького и Воробьевы горы. Именно там, порядком находившись за день, мы смотрели, как за город закатывается солнце.

— Надо же, двенадцать часов на ногах, и ни разу не читал, — инугами не выглядел подавленным.

— Это потому что ты на улицу выполз в кои-то веки, — постарался я поддержать его.

Вечером придя домой, мы благословляли клуб домоводства. Главным, что мы оттуда вынесли, было золотое правило: держи дом в порядке, а запасы в доме. При переводе на русский звучало ужасающе криво. Вроде как «на Дону стоит крепость, а на крепости стоит Ярославна». За ужином парни делились впечатлениями, девушки сортировали фотографии на смартфоне, а я торчал на сайте ВДНХ. Кажется, оно одно было способно занять нас на весь день. А еще были Ботанический, Китай-город, Арбат, небольшие музеи и целая гора мест, милых туристам и знакомых русским людям.

Три дня в Москве пролетели моментально.

— А еще у нас принято оставлять еду тем, кто возвращается домой из отпуска, поездки, после какого-то долгого отсутствия, — рассказывал я о русских традициях. Мои японцы качали головами, смотря на гарнир, салаты, несколько бутылок кваса и тушеное мясо.

— Не, вы серьезно это едите? — Томоко не оценила гречку.

— Там вообще-то дохрена железа и белка, — обиделся я за свой любимый продукт.

— Ладно, я пересмотрю взгляды.

— А что еще у вас принято? — Изаму вспоминал всё, что прочитал в сказках. — Я что-то помню про баню, накормить и спать уложить.

— Ты байки о Бабе Яге с цивилизованным гостеприимством не путай, — я сразу решил расставить акценты, чтобы они не сболтнули это где попало. — Ее поведение — это единственное гостеприимство, которое мы знаем из сказок. А это не совсем то.

Я вкратце рассказал о всемогущей вещей старухе, хозяйке леса, повелительнице зверей и птиц. Она была неким пограничником, стоящим на страже ворот царства Смерти и провожающим души умерших в потусторонний мир. Одной костяной ногой она стояла в мире мертвых, пожертвовав ради этой элитной работы даже способностью нормально ходить. Более того, старуха была слепой.

В сказке она сначала должна была узнать героя по запаху и выяснить, что ему требуется. Потом она обеспечивает герою ритуальное омовение: топит баню и выпаривает его. Затем она пришедшего кормит ужином. Все помнят, почему нельзя есть в Стране желтых вод? Обрядовое угощение непозволительно живым, иначе они случайно могут попасть туда, куда им не надо. Однако герой, приходя в избушку на курьих ножках — которая вообще-то гроб — требует себе еды. Этим он показывает, что «покойницкой» пищи не боится, имея на нее право. Яга, зная, что только настоящий герой пройдет через испытание едой, чувствует, что он говорит искренне и является действительным героем, а не каким-нибудь самозванцем. После этого герой, поев у Яги, временно «умирает» для живых и тогда уже может попасть в иной мир, некое «тридесятое царство».

— Вот такова цена гостеприимства в русских сказках, — пояснял я для притихшей компании. — Не нужно путать легендарные обряды с обычной принятой здесь вежливостью, а то отправят вас в баню… Но о бане я уже дальше расскажу. Что о ней трепаться, если поблизости ее нет.

Раздался звонок в дверь. Вернулись Кирилл Алексеевич и Лера, отдохнувшие и с кучей баек. За очередным ужином, который накрывали уже мы, я задолбался переводить в обе стороны, но налаживание русско-японских отношений можно было отмечать как свершившийся факт для отдельно взятого семейства.

Поезд уходил с Казанского вокзала. Ехать было чуть больше двенадцати часов. Там нас ожидал Тильки-ахай, дальний родственник Елизаветы Патрикеевны, а проживал он в двух шагах от станции метро со звучным названием Яшьлек.

— Хо, гости дорогие приехали! Жаль, ненадолго! А я тебя еще совсем мелким конструктом помню! — Тильки проживал в одиночку и всегда был рад гостям. На кой ему была огромная по меркам Казани трехкомнатная квартира, никто не знал. Но как только кто-то из семьи был проездом в Татарстане, Тильки смертельно обижался, если шли не к нему. В этом что-то было.

Стол уже ломился к ужину. Я успел предупредить всех, что мы в гостях у светского мусульманина, поэтому никакой свинины, и он будет молиться по расписанию, чему не следует удивляться и даже смотреть. Однако же Тильки посадил всех за один стол, не разделяя женщин и мужчин. Нарядная скатерть была уставлена блюдами, где высились стопки кыстыбыев, пышки и пахлава, отдельную миску занимали неведомые мне мелкие печенья, муравейником торчал чак-чак, в середине царствовал плов («Сам готовил!»). Остальное пространство было буквально завалено свежими овощами. Все вымыли руки, познакомились с хозяином и набросились на еду.

— Дядя Тильки, а расскажи нам о Казани. Я переведу, — в моей тарелке закончился плов.

— Вы здесь ненадолго, однако за два дня что-нибудь да успеем, — старик всё это время принюхивался к Уэно. — Костя, переведи для начала это. Прекрасная дева, я не знаю, насколько этот вопрос уместен. У нас это спрашивают спокойно, и я надеюсь на понимание. Вы лиса?

Уэно моментально вспыхнула от знакомого слова, однако я всё равно в точности всё перевел.

— В моей культуре не принято это спрашивать открыто, однако в вопросе нет ничего страшного. Да, я лиса. У нас это называют кицунэ, — она выпустила четыре хвоста, которые упали сзади табуретки.

Дядя, выслушав перевод, сразу стал рассыпаться в комплиментах чудесным хвостам и показал свой: пышный и коричнево-рыжий, он служил гордостью для каждой сказочной лисы Евразии.

— Константин-кун, я попробую сама спросить. Дядя Тильки, — Уэно подбирала знакомые русские слова, — наши лисы имеют много хвостов. Если лиса стара, то у нее много хвостов. Вы старый, и у вас один хвост. Такая ситуация есть нормальна для ваших лис?

Дядя умилился услышанному и, вытерев глаза кончиком скатерти, постарался ответить наиболее понятно:

— Вы живете на островах. Мы живем на материке. Один хвост — это нормально для всех наших лис. На островах своя магия. У нас своя. Но мы хорошие лисы в любом случае.

Я запивал баурсаки душистым крепким чаем и заедал светлым медом, чувствуя, как меня растаскивает от усталости. Сдерживать ауру в транспорте было не проблематично, но утомительно, и двенадцать часов в поезде давали о себе знать. Кавагути, вслед за Уэно решив попрактиковать русский язык, старательно записывал в блокнот слово «эчпочмак». Томоко подсвечивала надкушенный чак-чак настольной лампой для зрелищной фотографии. Уэно лежала в большом кресле рядом со столом, медленно переваривая плов. Изаму прилип к книжной полке.

— Дядя Тильки, а здесь есть сказка про вас! — он нашел знакомое имя в сборнике татарских национальных сказок.

— Это, наверное, или «О лисе и Беш-Салкым-Бее», или «О Хаджи Тильки и правоверных пилигримах», — улыбнулся татарин. — Всё просто. В сказке любого лиса всегда зовут Тильки. Я по паспорту вообще-то Тильмиз. В переводе с татарского это что-то вроде ученика. Но раз ты лис, будь добр для своих называться более очевидно. Особенно смешно, когда в семье четыре мальчика, и все Тильки.

На следующий день дядя подсуетился, и у дома был припаркован арендованный минивэн. Я понятия не имел, куда нас повезут, полностью доверившись старику, который провел в Татарстане всю жизнь.

— Потому что в машину помельче мы не поместимся, — пояснил он. — А теперь размещайтесь и спите с миром. Нам в одну сторону двести километров.

— Это всё ещё Татарстан, не смущайтесь, — я понимал, что наши расстояния для японцев еще более мозголомны, чем язык. — Давайте и правда поспим, здесь со всех сторон степь, смотреть не на что.

Тильки только глянул на меня, одобрительно улыбнувшись.

Треть дороги осталась за спиной.

— Вот же нехорошие люди, — проворчал старый татарин, глядя в зеркало заднего вида на несколько черных внедорожников, которые от самой Казани висели на хвосте и отлипать не намеревались. — Я им уже и по-русски объяснял, и по-татарски повторил, и на немецкий перевел, а по-человечески все равно не понимают…

Пушистый хвост раздраженно махнул из стороны в сторону.

Некие агенты неназванной государственной структуры с открытыми ртами наблюдали, как минивэн внезапно раскопировался, сложился в одного огромного десептикона и с механическим воплем «смерть кожаным мешкам!» мягкими прыжками ускакал в бескрайнюю степь.

Больше их не тревожили.

— А старшему Кощею всё равно пожалуюсь, — сегодня Тильки был доволен собой. Ребята даже не проснулись.

Открыли глаза мы в Тадж-Махале. Исполинская белая мечеть, строгая и великолепная, притягивала взгляд и наводила на мысли о гигантоманах прошлого. На деле, конечно, это оказался Болгар, столица Волжской Булгарии. Девушки получили запашные юбки, головные платки и накидки на плечи, чтобы соответствовать месту.

— Колодец Габдрахмана — это еще одна достопримечательность, тесно связанная с принятием ислама, — вещал экскурсовод. Я быстро переводил. — Свое название памятник архитектуры получил по имени ученика пророка Мухаммеда. Существует легенда: дочь одного хана тяжело заболела, и правитель по всей земле разослал послов, чтобы те нашли человека, согласного излечить девушку. Пришел Габдрахман, выслушал проблему, после чего нашел пригодное место и коснулся земли своим дорожным посохом. Забил источник. Когда ханская дочь испила из него воды, она избавилась от тяжелого недуга. Счастливый хан поговорил со своим окружением, и все они решили принять ислам, последователи которого могли творить такие великие дела. По сей день считается, что вода из этого источника обладает целебными свойствами.

Я шел, думая, как тяжело было бедняге Габдрахману. Даже если он был крутым врачом и мог использовать плацебо, ему все равно приходилось нелегко, ведь осматривать женщин было категорически запрещено. Даже если эта женщина больна смертельно, и осмотр поможет понять, в чем дело.

После возвращения из древнего города у нас еще осталось время покататься на метрополитене, оценить вечернюю подсветку главной мечети и забежать в местную кулинарию за ужином. Кавагути увидел цены, вдохнул воздух и поплыл.

— Пожалуйста, можно мне остаться здесь жить?

— Кавагути-кун, — я полностью разделял его мнение, — нам нельзя. Нас еще ждет… много что ждет.

— А что в качестве сувениров привозят из Казани? — Томоко интересовало, как бы поделиться увиденным с семьей.

Я перевел вопрос дяде, пока нам паковали еду.

— Фигурки Зиланта, значки, татарская посуда прекрасно годится на сувениры, ложки тоже… Чай отличный, рекомендую, но нужно на упаковку смотреть: многое издалека, не из Татарстана, особенно травяные. И, да, самое главное, что от нас везут — это казылык. Посылками отправляют.

— Кто есть Зилант? И казылык? — недзуми занес карандаш над блокнотом. Его русский быстро прогрессировал за одни сутки, но местные названия, написанные на каждом углу, заставляли буксовать. Они для меня-то были трудны.

— Татарский дракон и конская колбаса, — улыбнулся дядька.

Завтра был еще один день, за который нужно было успеть оббежать всю Казань и съесть коня. Чутье мне подсказывало, что с обоими пунктами проблем не будет.

Мы стояли посреди Казанского кремля и проникались внешним видом мечети Кул-Шариф.

— Первая мечеть на этом месте была построена в шестнадцатом веке. Потом пришел Иван Грозный и решил, что она здесь смотрится не очень. Он вообще не любил Поволжье и особенно Казанское ханство. Во-первых, ханства регулярно совершали набеги на Русь. Во-вторых, здесь не только находился центр развития наук, но и активно велось религиозное просвещение. А вот эта мечеть построена на ее месте совсем недавно и уже пятнадцать лет как главная. Сюда помещается шесть тысяч человек. В минаретах, — Тильки показал рукой, — пятьдесят восемь метров высоты.

— Много! — изумились все. Мусульманская архитектура доставляла визуальное наслаждение и слегка ломала шаблоны.

Тильки продолжал:

— Вон в том углу кремля резиденция президента Татарстана. Он мусульманин, как и его предшественник. Здесь есть не только исламские традиции, у нас живут и православные ребята. Вот для них есть, например, Благовещенский собор. Изначальный был вдвое меньше, а потом его веками перестраивали.

Собор, строенный-перестроенный и латаный-перелатаный, был зафотографирован и внесен в блокнот, но на нем особо не акцентировались, помня, что стоят на территории Татарстана, где на полторы тысячи мечетей приходится три сотни храмов. Христианскую архитектуру мы уже в Москве посмотрели.

— Эта милая штука — падающая башня. Вы знали, что в мире есть список из сорока падающих башен? — мои туристы послушно изумились, и я вместе с ними. — Ее отклонение от оси составляет почти два метра. И тут снова замешан Иван Грозный. Была правительница Казани, которую звали Сююмбике. Царь прослышал, что она прекрасна как рассвет, и не глядя предложил ей стать московской царицей. Сююмбике отказалась. Тогда Иван Грозный разгневался и осадил город, и начал стращать, что сотрет его с лица земли, если Сююмбике не согласится стать его женой. Та была умна и поставила ему условие: ты не трогаешь мой город, но строишь для меня башню вот такой высоты, и у тебя на это семь дней. Грозный, вживую увидев царицу, понял, что из Москвы в Казань ехал не зря, поэтому башню построил. А Сююмбике не горела желанием быть женой Ивана Грозного, сооружение оценила, забралась на него и бросилась вниз с самого верхнего седьмого яруса.

Ох уж эти дела давно минувших дней. Они умудрялись влюбляться даже не по портретам, а по словесным описаниям путешественников. Потрясающие люди.

— Так а почему башня кривая? — полюбопытствовал Изаму. — Как построили, так и держится?

— Не совсем. В одной части башни просел фундамент, она все-таки старая. Но сейчас она просто накренена и больше не падает. Починили, — Тильки развел руками.

Наступило время Зиланта. Змей-дракон сидел на многоярусном фонтане, его обнесли забором и активно охраняли. Тильки продолжал рассказывать, показывая на озеро за оградой:

— Есть старая легенда, по которой дракон Зилант когда-то обитал на горе у реки Казанки близ впадения той в Волгу. Гору прозвали Зилантовой. Потом он решил, что ему там не нравится, и ушел на озеро Кабан, где по сей день охраняет ханские сокровища царицы Сююмбике. Кабан бывает Верхний, Средний и Нижний. Очень длинный, если смотреть на карту.

— А зачем Зиланту ограда? — Томо старательно крутила зум, чтобы змей был максимально различим.

— А ты памятники в Москве видела? — задал встречный вопрос Кавагути. — Они же все блестят, их постоянно трогают. Туристам только волю дай, его сотрут до основания.

— Ууууу, — Томоко не преуспела в фотографировании. — Дядя Тильки, я хочу купить фигурку. Рассмотрю хотя бы ее.

— Без проблем, милая, — улыбнулся дядя. А я с удовольствием отметил, что при постоянном общении языковой барьер потихоньку снижается. Мне приходилось переводить всё меньше и меньше.

Осмотрев Казанский кремль, все остались до крайности довольны. Я уже ругал себя, что кремлей по дороге зацепили всего два. Однако же переться в Астрахань, Тулу, Тобольск, Рязань, Псков, Ростов, Нижний и Великий я был физически не готов. Искренне хотелось отдохнуть самому и отдохнуть окружающих наиболее качественно. Двух вполне достаточно.

— Сәлам, милейшая, — ближе к середине дня на центральном рынке Тильки нашел какую-то скромную лавочку, откуда призывно тянуло специями и дымком. — Мне бы казы, но чтобы пересылку пережили.

— Сәлам, ахай, — всплеснула руками немолодая татарка с удивительно открытым лицом, — казы у меня много! Куда пересылаем?

Тильки шепнул. Она пару раз хлопнула глазами.

— Ой, ой… — протянула она. — Как бы Татарстан не посрамить перед такими гостями!

Ей в голову пришла замечательная идея.

— Эй, молодежь!

Мы обернулись.

— Здравствуйте, я тут вместо переводчика, — улыбнулся я.

— И тебе сәлам, красавчик. Да я подумала: а давайте я вам нарежу казы, и вы попробуете, а потом решите, что домой заберете? — ее тон не терпел возражений. Она уже доставала огромный тесак и разделочную доску. — А то как представлю, что в Японию наши казы уйдут — это ж важность международная! — ее руки ловко шинковали край уже третьей палки конской колбасы. — И мне за наши казы ничуть не стыдно, но вы хоть попробуйте! Они же разные!

Я перевел идею. Лица просветлели сразу и у всех. Аккуратно выстроившись в маленькую очередь, гости Татарстана брали предложенные им кусочки колбас, жмурили глаза, строили кривые, зато искренние фразы на русском и откладывали себе палку за палкой. Тильки взялся переслать по указанным адресам всё и всем.

Пока мы расплачивались, я попросил блокнот у Кавагути и написал там два слова. Мы дождались, когда всё смолкло.

— Зур рәхмәт! — выдали мы хором. В ответ на попытку татарского «большого спасиба» зааплодировала наша продавщица и еще несколько соседних лавчонок. Дядька был доволен импровизацией. Нам выдали по зубочистке на дорогу, и нагруженными ишаками мы потащили прорывающиеся пакеты в метро.

Всего два дня. Я был счастлив тем, сколько за них можно успеть. Полуденный поезд должен был унести нас в самый странный пункт назначения. Все адреса, по которым нужно было рассылать сувениры, остались лежать на кухонном столе. Дядька отказался брать с нас деньги, отшутившись, что еще с туристов три шкуры не драл.

— И вот этого красавца еще не пропускайте мимо, — Тильки ткнул пальцем вверх. Мы послушно подняли голову. Станция метро Кремлевская провожала нас огромной мозаикой Зиланта, растянувшегося на потолке.

Мы махали руками в окно, пока перрон не скрылся. Изаму вытянул ноги. Уэно деловито заправляла кровати, быстро освоив эту нехитрую науку. Проводница смотрела на нас как на полных дебилов, увидев, куда я тащу толпу японцев, оснащенную только ручной кладью. Ехать было чуть меньше суток.

— Есть один минус, — я старался не ржать, думая над точкой назначения. — Границу Европы и Азии мы не увидим, будет еще темно, она не слишком подсвечивается.

— Константин-кун, — Томоко до сих пор недоумевала. — Я не совсем понимаю. Вот есть Москва, столица России. Есть Сант-Петерсбург, северная столица. Есть исторические города и столицы республик. А в Челябинск-то нам зачем?

Я не выдержал и все-таки рассмеялся.

— Доброе утро, мои блиннолицые друзья! — я был неприлично доволен. Компания проспала всю дорогу. А учитывая, с какой скоростью менялись люди в вагоне, я мог позволить себе вообще забросить контроль ауры на волю случая и не открывать глаза. Или открывать их, только чтобы влить в рот очередную порцию сладкого чая.

— И тебе доброе утро, Константин-кун, — Уэно протянула мне стакан воды раньше, чем я попросил, и я благодарно улыбнулся. — Мы не ночуем в этом чудо-городе?

— Упаси высшие силы. Утром выпали из поезда, день погуляли, вечером упали обратно и еще сутки дороги.

Изаму опять перекосило. В пути мы были уже не первый день. За это время по его меркам можно было поперек оббежать Японию чуть ли не пешком. Мы дожевали последние эчпочмаки и пошли покорять Южный Урал. Первым делом нужно было найти табличку «Я люблю Челябинск». Иначе абсолютно никто не поверит, что нас сюда вообще занесло.

— Сейчас мы находимся на Южном Урале. Примерно в начале восемнадцатого века на месте урочища Селябэ заложили Челябинскую крепость…

— Константин, а что есть urochische? — с трудом воспроизвела слово Уэно. Русские шипящие давно ломали ей язык.

— Это любая часть местности, которая отличается от остальных участков, — пояснил я. — Например, лесной массив среди поля, болото среди леса или какой-то участок местности, являющийся естественной границей между чем-либо.

— Спасибо, — отозвалась лисичка.

— Так вот, — в этот раз экскурсовода не было, и я отдувался за него, — зачем им здесь нужна была крепость? Из одного города в другие шли обозы с продовольствием, а местные башкиры на эти обозы радостно нападали и всех достали. Поэтому подумали, что крепость решит проблему.

— Удачно? — Изаму оглядывался. В таком месте ему еще не приходилось бывать.

— К счастью, да. У каждой крепости есть свои правила жизни. Так, например, сначала внутри крепостей селятся те, кто несет службу. Потом рядом вырастают слободы — это рабочие улицы. Сапожники на одной улице, а гончары на другой, вроде того. Со временем рядом, если позволяет почва, разводят натуральное хозяйство, и рано или поздно всё это разрастается в город. Челябинск стал городом уже через половину века после закладывания крепости. И императрица Екатерина утверждает герб, на котором появляется, извиняюсь, навьюченный верблюд, потому что через эту местность шли караваны Великого Шелкового пути и другие торговые маршруты.

— А почему здесь на каждом углу пахнет чугуном? — вопрос от Кавагути был внезапен, но в тему.

— Эхо войны, — отозвался я. — Во время Второй мировой Челябинск стал тыловым городом. Сюда эвакуировали не только граждан, но и предприятия. В итоге город обзавелся неофициальным названием Tankograd и начал производить, как вы уже догадались, танки и дизеля. Они сумели освоить массовое производство Т-34 за тридцать три дня!

Я также рассказал, не без гордости за страну, что здесь клепались тяжелые машины, «Катюши», дизель-моторы, боеприпасы, электрооборудование и вообще в этом небольшом городе произвели одну пятую от всего, что использовалось СССР во время войны.

— А потом они решили, что недостает только танкового училища, и его тоже построили.

— Мощно, — до Томоко дошло, почему эта страна вышла победителем Великой Отечественной.

— Ага.

Мы успели обойти Государственный исторический музей Южного Урала, сфотографироваться с памятником профессиональному нищему, сделать селфи на фоне нулевого километра, посмотреть в зеркало рядом с бронзовой статуей модницы, узнать историю о подковавшем блоху левше в моем исполнении (понятия не имею, что здесь делает эта статуя, но раз уж к слову пришлась), а также послушать байки о метеорите и даже купить пару украшений с ним (для пущей важности к каждому полагался сертификат; Уэно очень обрадовалась скромной подвеске, на которую засматривалась аж с уличной витрины). Уральские пельмени оказались вкусны, а конфеты в виде пельменей — еще и зрелищны. Челябинский Арбат подошел к концу. Наступал вечер. На одной из сторонних улочек мы умудрились потерять Томоко.

— Блин, у вас женщины ужас какие высокие, — сокрушался недзуми, пытаясь унюхать следы великанши. — И везде пахнет сталью и пылью.

— Да ладно, сейчас разберемся, — инугами был настроен куда оптимистичнее. — Городишка невелик, обойдем его за миг.

Я вспомнил, что современный Челябинск — это город-миллионник, и не был так оптимистичен.

— Вай дэвущка! Дэвущка! Ты потерялся?

— Да, да, — Томоко была счастлива, что ее растерянный вид заметили. — Я идти в компании японских друзей, и я отойти, а они идти дальше.

— Тссссс! Она нерусская!

— Зато красотка какая, только посмотри! Плечи во! Жопа во! Отличная невеста, говорю тебе!

— Так ни на каком не говорит, ни на татарском, ни на русском! Бурятка, может? Башкирка?

— Тэбэ это важно, дааа?

— И одета нармально! Не как эти голые девки! Да отличная жэ!

— Эй, дэвущка! Говоришь, они идти дальше, а ты нет? Давай поможем тебе?

— Да! — закивала Томоко. — Помочь мне, пожалуйста!

— Сэйчас всэх найдем! Пойдем искать!

Трое широкоплечих мужчин монголоидного вида располагали внешне и выглядели дружелюбно. Томоко не подозревала, что ореол обитания татарских семей не ограничивается Татарстаном, и уж тем более не знала об их традициях.

Когда они оказались на окраине города, великанша начала что-то подозревать. А когда ее подвели к большому черному гелендвагену, и вовсе поняла, что что-то пошло не так. Настала пора спасаться.

— Здесь явно нет мои друзья, — с грустью произнесла она, и ее темные глаза налились крупными слезами.

Парни окружили ее, наперебой успокаивая.

— Да дарагая, сещас тебя замуж вот этот возьмет, — «вот этот» был сразу показан, — и утешит нармально! Слава Аллаху, ныкакые друзья будут нэ нужны!

А, так вот во что я влипла, осознала девушка. Вообще-то не худший вариант…

Она достала из сумки бутылку холодного чая, прихваченную в каком-то магазине, и коробочку с конфетами.

— Сейчас одну я съесть и успокоиться, да? Давайте тоже по несколько конфета со мной, — она протянула руку с коробкой. Оттуда смотрели великолепные сувенирные сладости из белого шоколада, удивительно похожие на пельмени. Тридцать штук. Она укусила одну за бок. Парни, набросившись на халяву — девушка же предлагает! — подвоха не заметили. С тем же успехом она могла предложить им свинину. Тот, кто никогда в жизни ее не ел, имеет нулевые шансы опознать, чем его угощают.

Через десять минут лыка не вязал ни один из парней. Коробка была взята в подарок для Кощеева семейства, а конфеты были со златоустовской водкой двойной крепости. Наливали в Златоусте от души: абсолютно непьющим мусульманам хватило бы по две штуки. Они сожрали по пять, прежде чем поняли, что шестую не успеют.

— Vot etot, значит? Отличный сувенир. Ни у кого такого не будет.

Довольная Томоко открыла карту смартфона. Спутниковая навигация подключилась быстро. Zero kilometer нашелся моментально. Она забросила неудавшегося жениха на плечо и отправилась обратно к центру. Бесплатный вайфай в ближайшей кофейне работал сносно.

«Встретьте у нулевого, я нашлась».

«Ура!»

— Томоко-тян, у тебя… на плече что-то.

Прохожие оглядывались, но картина их не очень удивляла. Одна узкоглазая девица в компании таких же монголоидов и тощего седого славянина держала на плече другого узкоглазого. Перебрал, наверное. Не бросать же его теперь, в самом деле?

— Да, это мой сувенир. Ни у кого такого нет.

Она вкратце рассказала, куда делась. Мы с большими глазами смотрели на нее.

— И ты в самом деле думаешь… эээ… оставить его себе?

— А почему нет? — удивилась она. — Ему ж главное не наливать. А так в хозяйстве штука полезная. Пусть со мной покатается.

Я мог понять подобранного на улице котенка. Щенка. Змею, в конце концов. Мало ли кого дома держат особые любители. У некоторых даже есть африканские улитки и ежи. Но вот так забирать с собой парня только потому, что он хотел похитить тебя…

Цинизм, впрочем, взял свое.

— Ну, нам осталось добраться до вокзала. Если не передумаешь — нужно найти его документы и купить ему билет. Гулять так гулять, — я в целом был не против поиздеваться над теми, кто намеревался поизгаляться над моими друзьями. — Кавагути-кун, тебя не затруднит найти у него вот такую штуку?

Я продемонстрировал гражданский российский паспорт. Недзуми кивнул и через четыре секунды держал в руках такой же, но в понтовой золотой обложке.

— Ну, Томоко-тян, давай увидим, какую фамилию ты бы носила, если бы была менее изобретательной. И, кстати, конфеты не ешьте помногу, там…

— Да, — Изаму сморщил нос. — Фонит жутко. Я такое не ем.

— Константин-кун, ты меня сильно недооцениваешь, — великанша вспыхнула. — Когда защищаешь свою жизнь, о «рей» как-то не думаешь.

Да знаю я, чем закончилась бы история. Помятый гелендваген, помятые похитители, непомятая Томоко, но далеко не так задорно, как вышло в итоге.

— Я в тебя более чем верю, — мягко произнес я, — но что бы ты тогда рассказывала в качестве историй из отпуска?

Айсонаку Уэно вернулась из магазина. В ее сумке были перекусы на ближайшие сутки и коробка конфет на замену той, которую Томо пожертвовала в честь своей неудавшейся свадьбы.

Я стоял столбом. Потому что в паспорте было написано «Таир Тахирович Тугарин».

Или я все-таки бака, или…

— Уэно, милая, поставь, пожалуйста, сумочку на землю. Ей хуже не будет. Мы задержимся на еще пять минут.

— Легко, — она заглянула в мой смартфон, где висело окно ввода данных для покупки железнодорожного билета. — А этот красавец теперь с нами, да?

— Теперь да, — я предвкушал гранд шкандаль, который разразится дома. Родные оценят юмор.

Билеты, к несчастью для Таира Тахировича, в продаже были. Я присмотрел один рядом с нашим отсеком.

Ну блэт, молись, змеиное отродье. Если твой отец узнает…

— Надо попросить Лену приготовить попкорна. Ведро. Каждому.

Кажется, я произнес это вслух. Компания заметно повеселела.

— Здравствуйте, — мы заходили в поезд, и я протягивал проводнице паспорта по одной штуке. — Вы простите великодушно, наш товарищ чуть-чуть перебрал, но мы ответственные и поэтому донесем его куда требуется. Он не буйный.

— Да ничего, здесь вахтовики ездят. Вы по сравнению с ними просто зайки, — улыбнулась служащая, сверив все данные. — Ваши места…

Ехать было еще сутки. Главное — не прошлепать, когда эта татарская зараза проспится с тех трех капель водки, которые в него попали. Я привязал его за ногу навьей веревкой, а второй конец шнура закрепил себе на запястье. Дальше тамбура змееныш никуда не денется.

В поезде было уютно и ничем не пахло. Вахтовики были, как выразилась наша общительная проводница Ольга, «не сегодня». Ее облегченный выдох по этому поводу был слышен, наверное, где-то в Центральной России. Вагон обещал быть полупустым.

Изаму уткнулся в смартфон. Пиратство он оценил несколько неожиданно.

— Это что же, — изумленно смотрел он в мерцающий экран, — мне теперь вообще никогда работать не нужно?

Я вкратце объяснил ему, почему пиратить плохо, но…

— Да, я понял. Работать на штрафы всё равно придется меньше, чем на книги!

Ну, хоть у кого-то жизнь улучшилась прямо заметно. Глядишь, так и от бумажных книг отвыкнет. Двадцать первый век на дворе или что?

Я спал на верхней полке, подогнув ноги. РЖД не горели желанием рассчитывать длину места под мой рост, приходилось выкручиваться так. Закрепленная на запястье веревка натянулась. Я открыл глаза. Было не очень раннее утро.

— И где наш пациент?

— Налакался воды и пошел отливать, — махнула рукой Уэно. — Дикий он какой-то. Я с ним попыталась поговорить, но или мой русский совсем дрянь, или…

— Или его русский совсем дрянь, — подытожил я. — А с ним кто-нибудь пошел?

— Зачем? — Кавагути отклеился от блокнота. — Ты же сам его привязал. Он даже из вагона никуда не денется.

В просвете плацкартного отсека появился татарин. Выглядел он незавидно.

— Что-то ты помятый, Таир, — я протянул ему руку. Он сел напротив и тогда уже ее пожал.

— Да я вообще понятия нэ имею, как здесь оказался, — с его коротких волос капала вода. — Проснулся, башка сэкир, в глаза Тильки пэсок насыпал, ва рту сушняк как на просэке. Кащей, ты што здэсь дэлаэшь? Я тэбя нэ звал, иди нахэр.

Я вкратце рассказал, стараясь сильно не злорадствовать. Мои японцы поминутно оглядывались на разговор, ловя знакомые слова. Уэно сидела на боковом, полностью игнорируя происходящее и читая какую-то очень толстую книгу. Судя по мрачному монаху на обложке, это был Умберто Эко. Отвлекать людей от постмодернизма я считал как минимум опасным.

— Так что, Тугарин, теперь ты едешь с нами, потому что ты сувенир, — подытожил я. — Но наша чудесная Томоко не оставит тебя и как честная девушка обязана выйти за тебя замуж. Не волнуйся, девственником не умрешь.

Недзуми перестал притворяться ветошью и заржал в голос. Я как-то недооценил его прогресс в русском языке.

Таир Тугарин наливался кровью, вены на его висках вспухли.

— И што мнэ нужно сдэлать, чтобы ат вас избавиться? — он рыкнул вполголоса, стараясь не привлекать внимания.

Я развел руками.

— Желание девушки — закон. Она сказала, этот едет со мной. Значит, этот едет. К девушке прилагается веселая компания. А потом в царстве Кощеевом помаячишь немного, с покосом поможешь. Глядишь, трудотерапия тебя чему-нибудь и научит. Манерам там, гражданской сознательности. Раз уж в семье не воспитали.

Он схватил меня за грудки.

— Не-не-не, — я был абсолютно спокоен. — Не я эту кашу заварил.

— Ты знаэшь, кто мой атэц?!

— В том-то и проблема, что знаю. Раз уж начали, а ты знаешь, кто мой?

Тугарин нехотя разжал пальцы.

Тут его озарило.

— Эй, дэвущка! — он обращался к Томоко. Та подняла взгляд. Сувенир ее забавлял.

— Что тебе? — она ответила на русском.

— Зачэм я тебе нужэн?

Томоко с задумчивым видом начала загибать пальцы.

— Один. Ты выглядеть самоуверенно. В моя страна таких мало. Два. Ты хотеть меня увезти. Я решить, что увезти тебя уместно в ответ. Три. Я купить много сувениров для семья и мало сувениров для себя. Это хватит?

Змееныш схватился за голову. До него начало доходить, что он влип. На его лице медленно блуждала какая-то мысль.

— Дэвущка, а чем ты увлэкаешься?

— Боевые искусства, — это было чуть ли не первым словосочетанием, которое Томоко выучила на русском языке.

— Так можэт, мы смахнемся, и ты меня отпустышь?

Томоко недоуменно подняла брови. Я спохватился и перевел. Она расцвела.

— Константин-кун, скажи ему, пожалуйста, что я согласна, но если продует — пусть пеняет на себя.

Я изобразил передаста. Напряженная мысль на лице Тугарина перестала работать.

Ближайшая станция, на которой это можно было провернуть, была через полтора часа. Время прошло в молчании и шелесте страниц.

— Станция Барабинск, стоим тридцать минут. Население мизерное, здесь мы никого не заинтересуем, — я повторил то же для татарина на русском, убедился, что все поняли, и обулся. — Можно идти.

Все нехотя вылезли из книг и последовали моему примеру. Около станции был очень приличного вида парк. Укромный угол нашелся быстро.

— Ну, раз вам двоим нужно выяснить отношения, кто мы такие, чтобы вам мешать? — я прекрасно знал, чем закончится дело, но решил не подливать в ситуацию сарказма. — Сами разберетесь.

Тугарин и Томоко закончили разминаться. Великанша вопросительно посмотрела на меня.

— Что? — я осекся. Тугарин разделся до пояса и начал надуваться как шарик. Он вырос в габаритах уже в полтора раза и продолжал это делать. — Томоко, если ты хочешь использовать полную форму, я не могу разрешить или запретить тебе. Камер здесь нет, люди не ходят.

— Я поняла, — Томоко выдохнула. Призрачные руки наливались явью. Она прибавила в росте и теперь не уступала Таиру, который смотрел на происходящее как…

Да как идолище поганое, Костян, что за внутренняя цензура, сколько можно!

Соперники поклонились друг другу. Уэно удивилась.

— Среди татар популярна вольная борьба, — пояснил я. — Там принято что-то типа «рей». Это нормально.

Подстраиваться под рост и вес не потребовалось. Томоко заблокировала удар в подреберье. Апперкот с двух правых рук Тугарин встретил достойно, пожертвовав левым предплечьем. Сжатые пальцы его руки натолкнулись на солнечное сплетение противника. Томоко хмыкнула, быстро отправив крюк с левых рук ему в ответ. Замелькали кулаки. Из захватов змей выворачивался профессионально, демонстрируя гибкость своего вида. Томоко была прямолинейна как бревно — и явно сильнее.

Шестью руками она обхватила противника и прижала к себе. Хрустнули ребра. Вместе с воздухом из легких Таира вышла вся дурь, по-другому я описать не мог.

Она аккуратно положила его на зеленую траву. Вокруг цвел какой-то сладко пахнущий кустарник. Эх, лепота!

— Поздравляю, Томоко-тян, ты придушила змея! — я проверил, в каком состоянии поверженный неудачник. — Ты всё ещё хочешь взять этого слабака с собой?

— Да как представлю, что ему обратно добираться — сердце кровью обливается, — Томоко с сомнением смотрела на лежащую тушку, убирая лишний рост и четыре руки. Я понял, зачем она носит футболку на два размера больше.

— Ладно, тогда план без изменений, — я нащупал пульс. Бедняга нескоро придет в себя после таких медвежьих объятий.

Проводница смотрела на нас с изумлением.

— Что, этот красавец опять нализался?

— Ольга, не представляете, как нас самих это достало, — я пропустил вперед себя всю компанию. — Его вообще из поля зрения отпускать нельзя. Убежит и налакается. Ума не приложу, что с ним делать.

— Так закодируйте, — посоветовала сердобольная проводница. — Моего дядьку подшили, как отшептало, четырнадцать лет стакан в руки не берет.

Я поблагодарил за участие, мы погрузили Тугарина на полку, и я схватился за смартфон. До станции Тайга оставалось семь часов.

«Бабуль, мы в поезде, всё как сообщал. Ты только не ругайся, но с нами Тугарин младший, без сознания».

Ответ пришел моментально.

«Хорошо, потом расскажешь. За вами приедет Патрикеевна».

Лизанька стояла на станции, отслеживая нужный вагон. Мы выпрыгнули из поезда.

— Елизавета Патрикеевна, — я обнял ее. По сравнению со мной она была совсем миниатюрной.

— Костяк, привет, — лиса приподнялась на цыпочки и потрепала меня по голове.

— Знакомьтесь, это Елизавета Патрикеевна, обеспечившая нам документы, — не без гордости я обвел рукой стройную фигуру, затянутую в черный мотокостюм, и перевел на русский.

— Спасибо, Ерисавета! — моя компания была воодушевлена окончанием путешествия в поезде.

— А еще я отвечаю за вашу дорогу, поэтому сейчас мы поедем веселиться, — Патрикеевна махнула ладонью, увлекая нас за собой.

На парковке стояли четыре огромных двухместных квадроцикла.

— Томоко-тян, пожалуйста, положи свой сувенир вот сюда, — Лизанька профессионально подбирала русские слова, чтобы не требовалось переводить на каждом шагу. Великанша аккуратно сгрузила Тугарина, который до сих пор отказывался приходить в сознание. Лисица принайтовила груз и закрепила стропами.

Мы разобрали черные одинаковые шлемы.

— Кто умеет водить квадроциклы?

Поднялось три руки: моя, Изаму и… Уэно? Мне было жаль, что мы поедем на разных вездеходах.

— Отлично. Выбирайте машинку. Я иду первой, — Лиза закрепила огромную оранжевую ленточку на длинной антенне, торчащей из кузова. Подумав, вторую привязала на шлем Таира. Змееныш резко стал выглядеть веселее. — Костя, идешь замыкающим. В шлемах есть ларингофон.

Я кивнул. Нас ждал автокросс по бездорожью. Хорошо, что никто не страдал морской болезнью.

Мы побросали сумки в кофры-багажники. За мной устроился Кавагути. Девушки заняли один квадроцикл на двоих. Изаму расположился на сиденье и явно чувствовал себя очень просторно. Вездеход был ему… к лицу. Субтильная фигура будто обретала нужную весомость.

— Краткий инструктаж. Костя, переводи, — Лиза проверяла, хорошо ли закреплена тушка нашего упадочного гостя. — Маневренность квадроциклов весьма невелика. Маленький ухаб на большой скорости может стать причиной аварии, поэтому не гоним. Я предварительно рассчитываю маршрут, просто следуйте за мной. В лужи не забирайтесь: под сиденьем водителя есть воздушный фильтр, он абсолютно не переносит воды. Всё поняли?

Компания кивнула. Лиза в одно движение надела шлем. Все последовали ее примеру и, медленно выбравшись из населенной зоны, начали прыгать по лесной грунтовке, привставая на поворотах и выбирая дорогу.

— Лизанька, — мне не давал покоя один факт. — А как вы в одиночку привели четыре машинки?

Я, конечно, знал, что она девица вздорная и замысловатая, но чтоб настолько…

— А чем одна лиса на одном квадроцикле отличается от четырех лис на четырех квадроциклах?

Я быстро перевел текст. В ларингофонах послышалось дружное хрюканье.

— Ерисавета и Константин, — раздался следующий вопрос, уже от Уэно. — Извините, если не в тему. А можно вкратце, что мы увидим в месте назначения?

— Костя, расскажи, — попросила Лиза. — Мне информация без надобности, а гостям пригодится.

— Ну, слушайте, — работа замыкающим не требовала ни напряжения, ни внимания.

Царство потому и называется царством, что представляет собой, по сути, отдельную страну. В мире было несколько «тонких мест», как называли их знающие. Там Навь наиболее близко подходила к Яви, и они, просачиваясь друг в друга, образовывали особое пространство. Создания, живущие там, могли пользоваться одновременно плюсами и того мира, и другого. Владения Кощеевых занимало всю площадь этой аномальной зоны.

Посреди царства находилась наша усадьба. Ну как усадьба… Скорее целое поместье.

Объять всех, кто проживал в этом «тонком месте», было сложно, я и не пытался. Всё равно доберемся, там и познакомимся.

— А в целом семей в царстве много. Есть богатырские, есть героические, есть звериного происхождения. Компания на лето найдется, если захотим.

А главное — из «тонкого места» можно было ходить навьими дорогами. И если от Новосибирска до Кавказа лететь было около пяти часов, это не значило, что пешком ты не мог попасть туда за три с половиной часа. Теперь, когда у меня был Источник, я был способен на длительные путешествия — и очень ожидал, когда мне доведется туда отправиться.

— Стой, кто идет?

Колонна встала. Впереди мерцало препятствие. Я спрыгнул с водительского сиденья, на ходу снимая шлем и протягивая руку для приветствия.

— Формальности есть формальности, — Полкан-богатырь пожал мою протянутую ладонь.

Все покинули сиденья, не желая пропустить такое зрелище. Изаму не отрываясь смотрел на пограничника. Полкан улыбался во все сорок два зуба. Большие вибриссы по сторонам головы ходили влево-вправо.

— Здравствуйте, я Акихико Изаму, — инугами протянул руку, совершенно теряясь на фоне громадного охранника.

Втянув воздух, тот пожал руку в ответ:

— Я Полкан-богатырь, добро пожаловать в царство Кощеево. Хилый ты какой-то. Там все на Востоке такие тощие, Костя?

Уэно была будто не в себе. Она слушала Полкана и переходила с одной стороны сияющего жемчужного барьера на другой.

— Ко-тян, скажи мне, пожалуйста, что-нибудь на русском.

— Пару минут терпения, дорогая, — я знал, в чем дело, но объяснять не торопился.

— Эй, друзья, ведите квадрики сюда, — позвал я всех. За перламутровой стеной тайга заканчивалась, и до самого горизонта раскидывались зеленые просторы с кое-где виднеющимися поместьями.

По одному все прошли мимо Полкана, здороваясь с ним и представляясь. Пёсиголовец запоминал новых посетителей, чуть двигая треугольными ушами.

— Добро пожаловать в царство Кощеево. Будьте как дома, гости дорогие, — я обвел рукой местность.

До горизонта раскидывался цветущий луг, на котором кое-где виднелись стога. Небольшие тесаные ограды из светлого дерева размечали близко стоящие владения. То тут, то там вздымались дома в русском стиле — высокие терема, срубы в два-три этажа, гордо торчащие коньки и изукрашенные ставни. Флюгера показывали в одну сторону. Медленно плыли крупные кучевые облака. Я прижмурился от солнца. В гостях хорошо, а дома… лучше.

Я здесь словно стал выше ростом. Плечи развернулись, энергия потекла свободнее. Наконец-то можно не сдерживаться.

— Итак, — обратилась ко всем Елизавета, — вы и сами уже кое-что заметили. Например, если сейчас я скажу, что покажу вам Кузькину мать, то вы прекрасно поймете, что я имею в виду некую мать некоего Кузьмы, однако второй смысл останется для вас не совсем ясным. А если я произнесу словосочетание «холодная война», вы легко осознаете, что именно имелось в виду. Все поняли мою речь? Предположения, что происходит?

— Я заметила, — по-русски ответила Айсонаку Уэно, — что по эту сторону барьера я прекрасно понимаю, что говорит многоуважаемый Полкан, хотя слово «богатырь» мне не давалось из-за буквы «ы», а слово «хилый» я и вовсе раньше не знала.

— Да, Елизавета, я вас прекрасно слышу и хорошо осмысляю сказанное, — подал голос недзуми.

— Судя по тому, что у Кощеевых талант к языкам, на барьере стоит какое-то заклинание, позволяющее понимать применяемый здесь язык, а также пользоваться им на формальном уровне. То есть культурный фон нам остается недоступен, но смысл высказывания мы можем уловить, — подытожил Изаму. Русский язык ему, в отличие от квадроцикла, к лицу не был.

— Совершенно верно, — подмигнула Патрикеевна. И мы повели вездеходы по направлению к самому большому зданию в округе. Дом, милый дом.

Елизавета не сказала того, что было не принято говорить при гостях — да и без гостей, если честно, тоже. Заклятие билингвизма срабатывало только с теми, кто переходил границу с чистым сердцем. Если ты добрый гость — приходи, будь как дома. Хочешь оставаться у нас — поможем найти место и отстроиться, ресурсов Нави хватит на всех. А если ты гость злой и нехороший — не взыщи, мы тебя поймем, а ты нас… если мы захотим.

Потому что не от такой уж хорошей жизни мы здесь собрались.

Заполнив парковку свежезаляпанными вездеходами, мы направились в дом. Змееву тушку уже куда-то утащили.

— Да ладно, всего три месяца не виделись, и те неполные, — я тоже был рад обняться. Бабуля оценивающим взглядом стреляла в моих друзей, которые знакомились с многочисленной родней. — Марья Моревна, моя милейшая бабушка. Это моя друзья, — я вкратце представил Изаму, Кавагути и Томоко, — и моя девушка, Айсонаку Уэно.

— Ну, красавцы и красавицы, — бабушка хитро улыбнулась, — пойдемте, расселю вас. Места у нас много.

Уэно, впечатленная тем, что я реально представил ее как девушку, вручила мне свою сумку.

— Понятное дело, что жить мы будем в разных комнатах, — готовил я ее морально. — Здесь это нормально.

— Так это же замечательно, — она подняла на меня глаза, в глубине которых появилось что-то новое. — Целая кровать моя, и можно всю тумбочку косметикой захламить. И тебе ничего не показывать.

Впереди было еще полдня. За них мы могли успеть поучаствовать в русском застолье, отдохнуть и заглянуть в баню («да я ее лично топила!», уверила меня тётя Ида). Гостям показали дом и особо крупные потоки мертвой воды, которые следовало обходить на всякий случай.

А потом я почувствовал приближение чего-то очень страшного и чудовищно сильного.

— Эй, расступитесь, если вам еще жизнь дорога, — с улыбкой сказал я. В этот момент в меня словно врезался мощный горный поток, где смешались Навь, некроэнергия и божественная сила.

— Братик! — Аля повисла на моей шее. — Покажи мне своих друзей!

Скользнув глазами по компании, сестрица нахмурилась и особенно сконцентрировалась на точеной фигурке Айсонаку Уэно, которая предсказуемо не понравилась ей с первого взгляда.

Я очень надеялся, что это далеко не зайдет.

— Между прочим, в баню натощак не ходят, — я быстро набирал себе пирожков. Скатерть-самобранка махнула кисточкой, приглашая всех последовать примеру.

— Фкуфнятина, — Кавагути оценил перекус.

— Здесь дрожжевое тесто как будто чуть грубее, чем его делают у нас, — Уэно нацеливалась на следующий пирожок, запивая крупными глотками сбитня. — Опять же, куда больше вкуса и запаха.

— Конфтантин-кун, — Томоко здоровалась за кисточку с очень общительной скатертью, — а почему не сходить в баню после ужина, раз натощак нельзя?

Я осилил пирожок с печенью и, хватив полстакана кваса, соизволил пояснить:

— Здесь всё сложно. С одной стороны, на голодный желудок в парной лучше не появляться: говорят, организму нужна сила. С другой, наедаться тоже плохая идея: в бане жарко, и высокие температуры способствуют процессам брожения в кишечнике. Поэтому рентабельнее всего перекусить.

— Да чтоб вас, — Изаму ломал голову, сколько пирожков вместится в понятие «перекусить». — А еще правила будут?

— Конечно, — я подобрал крошки с тарелки и с признательностью пожал кисточку. — Спасибо, скатерть, очень вкусно, ты просто молодец. Волосы нужно оставлять сухими, а лучше обмотать полотенцем или нацепить шапку. Первый раз заходим на пять минут, лежим на нижней полке, греемся, выходим, остываем. Потом на десять минут, потом на пятнадцать, а потом до вас доходит, что такое русская баня, и вы начинаете париться по-настоящему. Я покажу. Девы, вот только…

— А с девами я пойду, — на кухне появилась тетя Ада. — Причем сначала мы, а потом вы. А то, как всегда, весь пар на вас уйдет, а я мерзни как дура.

— Тетя Ада, — спросила Уэно. — Я извиняюсь, а «весь пар» — это сколько?

— Это девяносто градусов и девяносто процентов влажности, зайка, — дружелюбно пояснила Аделаида Кощеевна. — Иначе что ж в бане вообще делать?

Томоко воодушевилась. Уэно побледнела. Кощейка, заметив замешательство, потрепала ее по плечу:

— Да не боись. К концу лета будешь выдерживать сто десять градусов. Ида температуру под гостей сегодня рассчитывала.

Девы появились через два часа. Кожу на мощных плечах великанши украшал узор в березовый листочек. Все трое загадочно улыбались.

— С легким паром! — приветствовал их я. — Нам можно идти, хотя бы шестьдесят градусов осталось?

— Шестьдесят и осталось. А выносливы наши гостьи, — похвалила компанию тетя Ада.

Девушки зарделись. Получилось пятнами.

— Так, Костя, хочу пояснений, — с Изаму ручьями лился пот. — Почему на Томоко появился странный узор, и зачем в бане столько средств уборки?

— Наивный, — заржал я, — это веники. Ими не убираются. Ими друг друга бьют.

— Я был уверен, что баня — это место, где отдыхают, а не сражаются, — Кавагути уже забрался на верхнюю полку, и ему там явно было нормально. — Давай рассказывай подробности, где мы находимся. Сам знаешь, в Японии только горячие источники.

Мы сидели четвертый заход, поэтому можно было и языками почесать.

— Ты учти, рассказ большой, — предупредил я.

— Мы же никуда не торопимся, — Изаму взял третью сухую простынь, потому что первые две вымокли в хлам. — Рассказывай давай.

— Баня, — начал я, — для русских некое место силы, точка перехода. Оно не для жилья и не для чужих. Считается, что энергия в ней переходная, из мира духов в мир живых.

— Мы же и так в «тонком месте», — удивился крысенок.

— Верно, но не все же бани только у нас. Царство Кощеево — скорее исключение, бани были во всех крупных русских хозяйствах. В бане соединяются все стихии: огонь дает жар, вода очищает человека, землю представляют камни, — я махнул рукой, показывая каменку, — и, конечно, воздух.

— А дерево — это сруб бани, дрова, лавки и веники?

— Можно и так сказать. Так вот, исходя из вышесказанного, человек не является полноценным хозяином бани. Здесь и стихии, и энергия из иного мира. Все это наделяло посещение бани особым смыслом, обрастало ритуалами и поверьями. Раньше без бани не обходилась ни одна инициация, то есть обряд, который предполагал переход из одного статуса в другой, из одной роли в другую. В бане принимались роды, здесь лечили заболевания вроде водянки, а также делали ладки и правки.

Я наморщил лоб, пытаясь сформулировать всю эту мистику как можно более понятно. Друзья молчали. Изаму выжимал третью простынь.

— Еще есть такая штука, как ладки-правки. Это изначально было что-то вроде массажа, но комплексного, где было задействовано не только тело, но и душа, и разум. Предки считали, что в бане тело становится мягким, душа — открытой, а ум — свободным и чистым. В этом состоянии можно работать с внутренними установками, лечить душу, оздоравливать физическое тело. Смысл — наладить и поправить в человеке все, что в этом нуждается. Сюда же относятся и банные чистки: тело мы очищаем от грязи и верхнего слоя кожи, а душу — от негатива, от застоявшихся обид и вредных отношений и от ненужных связей и мыслей. Как говорили раньше, «от всего отжившего».

Я замолчал на секунду, прицеливаясь, какой бы веник взять, березовый или дубовый.

— Именно по этим причинам в нормальной русской бане не пьют алкоголь. В состоянии искаженного сознания можно почистить что-нибудь не то.

— К тому же высокая температура и алкоголь в принципе так себе сочетание, — Кавагути слез с нижней полки. — Жажду биться на вениках.

— Ну, — нехорошо улыбнулся я, — ложись, покажу.

Вечернее застолье удалось. После него мы выкатились на большую веранду.

— Если вам так комфортнее, вы можете до конца каникул принять обычный облик, — я утащил стакан с квасом, благо набраться от него мне не грозило: мой конструкт пьянеть не мог технически.

— Я бы с удовольствием, — признался крысенок. — Никого здесь не напугаю, а перемещаться так всё-таки удобнее.

— Я, наверное, откажусь, — девушки как синхронизировались в бане, так до сих пор хором и разговаривали. — Мне и так хорошо.

— Я подумаю, — Изаму снова, кажется, завис, подсчитывая, сколько часов он не читал книги. — А у вас библиотека есть?

— Конечно, есть, — подтвердил я. — Завтра с утра покажем обязательно.

Кажется, мы его теряем… Впрочем, если захочет, сам решит, чем ему интереснее заниматься.

Утром мы собрались на кухне. Скатерть приветственно махала нам кисточкой, намекая, что без стопки блинов сегодня мы никуда не пойдем. На кухне появилась Анфиса. Скромно одетая, она буквально распространяла вокруг себя атмосферу домашнего уюта. На ее ногах были войлочные мягкие тапки, которые она на досуге валяла чуть ли не из собственной шерсти.

— Друзья, это Анфиса.

— Привет, Анфиса, — хором сказали мы.

— Как вы заметили, она не кощейка, у ее рода звериное происхождение, — продолжал я. — Она заведует запасами в доме и даже умеет в инвентаризацию.

— А еще я единственная женщина, которой под силу запомнить, где чье белье, поэтому забота о вещах тоже на мне. Привет, молодежь, — улыбнулась она, цепляя себе пару блинов на тарелку. — Какие планы на день? Есть шмотки в стирку?

Я начал загибать пальцы:

— Шмотки сдали, спасибо большое. Во-первых, нужно пойти искупаться. Во-вторых, нужно поваляться в стогу. В-третьих…

— Костя, извини, — Изаму отчаянно принюхивался. — Анфиса, вы очень, очень вкусно пахнете. И я не о пирожках.

Анфиса чуть нахмурилась, а потом догадалась, в чем дело. Из-под запашной юбки показался серый хвост, а нижняя челюсть чуть заметно выдвинулась. Сходство с Изаму было видно невооруженным глазом.

— Я родственница Серого Волка, — сообщила она. — В царстве мирно живет очень много видов нечисти, и мой предок, устав возиться с царевичами, когда-то тоже здесь поселился. Может, в этом дело?

Изаму смотрел на нее одновременно смущенно и с восхищением.

— Мне подумалось, что так бы пах кто-то родной для меня.

Анфиса, поняв, что перед ней чуть ли не сирота, по-дружески обняла парня руками и хвостом. Инугами уткнулся в ее передник.

— Если надумаешь пообщаться — заходи, мы на одном языке разговариваем. Кстати, кто из вас вчера хотел в библиотеку? Весь вечер об этом за столом трещал.

— Я и хотел, — проговорил Изаму из фартука.

— Доедай, и пойдем.

Уэно облачилась в грубые камуфляжные шорты и какую-то свободную майку, на ее шее висело полотенце. Томоко неизвестно откуда добыла узелок, в который сложили питье и остальные полотенца, и была похожа на большого-большого ежика в тумане. Кавагути так и не принял человеческую форму, и его длинные костистые пальцы заканчивались огроменными когтями. Легкий белый дзюбан, который обычно приличные люди надевали под кимоно, не был схвачен даже мелким поясом, и выглядел недзуми как последний раздолбай.

— А где Изаму-кун? — вопрос интересовал, наверное, всех, кроме Томоко. Она до сих пор мучилась приступами совести из-за Тугарина, которого унесли в первый же день невесть куда.

— Особо на него не рассчитывайте, — Анфиса протянула нам небольшой бумажный кулек с леденцами. — Я отвела его в библиотеку. Он был настолько увлечен, что сразу весь пол хвостом подмел. Оставила ему там самую крошечную скатерть-самобранку. От голода не умрет, за остальное не отвечаю.

— Эх, друг, ты был дорог нам, — скептично заметил я, про себя поминая пропавшего до конца каникул. — Ну, пора.

— Так, если я не могу это перепрошить, то никто не может это перепрошить. Эй, Лика, инженер ты на удаленке! — позвала сестрица Олена, высунувшись в коридор. — Хелп!

Лика, лениво вынимая из уха гарнитуру, приблизилась к комнате.

— Что верещишь как оглашенная? Али код не компилится?

— Да хуже, — Олена показала рукой на скатерть-самобранку. — Думаю, кому нужно душу продать, чтобы она не только русскую кухню готовила.

— А, тебе инженерная мысль нужна, — догадалась Лика. — Задачу опиши. Нет ТЗ — что получишь, хз.

— Смари. У нас есть приспособление.

Скатерть бодро махнула кисточкой, понимая, что речь о ней.

— Работает понятно. Раскладываешь, говоришь волшебное слово, и она выдает готовый набор блюд русской кухни. И он не меняется. Блины и каши по утрам, суп-мясо-гарнир на обед, пирожки на перекус и несколько блюд на ужин. Так?

Лика кивнула с серьезным видом.

— А мне нужно, чтобы ее разложил, сказал что надо и получил готовый набор, например, японской кухни. И как это перепрошить, я понять не могу. Ничегошеньки не выходит, — Олена развела руками.

— Ты не туда усилия применяешь, — дошло до Лики. — У тебя даже если прошивка от плеера встанет на калькулятор, от этого он Бетховена играть лучше не станет. Откуда у них в Японии еду достают? Если у нас берут узелок, который потом раскладывают в скатерть, то…

— У них есть коробка с бенто, — наморщила лоб Олена. — Ты говоришь, калькулятор не играет? То есть если накрафтить подходящий вид, то…

— Именно, — подтвердила Лика. — Создаешь коробку бенто, да покрупнее. Они явно должны быть нескольких калибров. И вот у тебя есть сконструированная по японскому канону большая коробка. Потом подгружаешь классические рецепты в прошивку. А дальше как со скатертью: ставишь, говоришь волшебное слово, и в ней появляется еда. Доставай да ешь.

— Прояснилось, спасибо, — Олена выдохнула. — Инженер друг человека.

— А зачем тебе? — полюбопытствовала Лика.

— В августе в Японии отмечают Обон, день мертвых. Самый важный день для йокаев. И на праздник нужна гора японского аутентичного хавчика, — пояснила программистка. — Не будешь же ты вручную всё это готовить?

Я лежал на кромке озера и задумчиво жевал травинку. Вода накатывалась на голые ноги и убиралась обратно. Томоко уже полчаса прыгала бомбочкой с невысокого обрыва. Кавагути дрейфовал в десяти метрах от берега, лежа в центре надувного круга. Уэно ныряла и иногда пугала его, резко показывая хвост то слева, то справа. По небу медленно текли облака, комары не считали меня живой целью и облетали, не замечая моего существования. Жизнь казалась прекрасной.

— Эй, ты так всё озеро расплескаешь, — раздался веселый незнакомый голос.

Крысенок заорал дурниной.

— Кощейчик, скажи ему, чтобы не верещал, я его не режу, — кто-то побрызгал на меня прохладной водой. — Ты спишь, что ли?

— Не сплю, — я открыл левый глаз. — И тебе привет, мавка.

Русалочья голова высовывалась из озера. С длинных зеленых волос стекала вода. Кавагути перестал дрейфовать. Все собрались у берега.

— Познакомьтесь, это мавка, — представил я утопленницу. — Им не положено находиться на свету, так что пойдем в тень, иначе ей будет не очень.

— Спасибо, Костян, — мавка переместилась под сень огромной ивы. — Лето жаркое, мне и правда тяжко под солнцем.

Я представил компанию.

— Здравствуй, мавка, — обратилась к водяной деве великанша, — а у тебя есть какое-нибудь имя?

— У меня нет имени, мы все просто мавки. А откуда вы? Японцы, что ли? — русалка недоверчиво прищурилась. — А у вас водятся такие как я?

— Что-то вроде, — подтвердила Уэно. — Их называют нингё. Рассказать тебе легенду?

— Расскажи, — попросила мавка.

— Старые истории говорят, что русалки водились в морях, у них были человечьи лица, обезьяний рот, полный мелких зубов, рыбий хвост, а покрыты они были блестящей золотой чешуей. Они пели тихим голосом, и их часто путали с пением жаворонка или со звучанием флейты. Хотя и рассказывали, что мясо русалки имеет приятный вкус и дает отведавшему необычайное долголетие, поимка нингё всегда приносила бури и неудачу. Если вдруг рыбаки вылавливали такое существо, они сразу отпускали их обратно в море, чтобы не накликать беду. Если вдруг нингё выбрасывалась на берег, это было предзнаменованием войны или бедствия.

Уэно сделала одухотворенное лицо, чтобы быть убедительнее.

— А однажды у побережья Восточно-китайского моря недалеко от города Хиго возникли странные огни. Один местный чиновник решил посмотреть, что там происходит, и подошел к берегу. К нему вышло существо: с длинными волосами, клювом вместо рта, с чешуей по всему телу, а еще у него было три ноги. Обратившись к чиновнику, существо назвало себя Амабиэ и сказало, что обитает в открытом море. Затем оно сказало чиновнику пророчество: «Хороший урожай, по сравнению с текущим годом, будет продолжаться в течение шести лет. А если возникнет эпидемия, нарисуйте меня и покажите мою картинку тем, кто болеет, и они вылечатся». После оно вернулось в море. Чиновник поклонился этому нингё и ушел. С тех пор появления русалок понималось как признак будущего процветания. Порой, наоборот, оно интерпретировалось как предзнаменование надвигающейся катастрофы: тайфуна, землетрясения или цунами. В любом случае считалось, что нингё обладают огромной силой, и даже один взгляд на них — редкостная удача.

Мавка слушала внимательно, не перебивая, иногда всплескивая хвостом. Когда история закончилась, она захлопала в ладоши:

— Лисы знают толк в сказках! Мы правда сильны и приносим удачу. Хотите, покажу кое-что?

— Вы соглашайтесь, — я улыбался, зная, что в озере много интересного. — Просто так экскурсию мало кто проводит. Обычно всё как в Кремле: дорого и по дорожкам. А здесь бесплатно и никаких газонов.

— Я бы с удовольствием посмотрела, но не умею дышать под водой, — напряглась Томоко.

— Умеешь, — возразила мавка. — Ныряйте ко мне.

В толще воды лениво плавали водоросли. Большие карпы обгладывали мягкие молодые побеги.

Я засмотрелся на ершей, которые гоняли какую-то мелкую живность. Топорща колючки, они раздувались и изображали рыбу фугу, хотя вряд ли знали о ее существовании.

Мы приближались к центру озера. Мавки, чьи прозрачные силуэты мелькали среди падающих лучей солнца, иногда проявлялись, проплывали с нами несколько метров и, пощекотав тонкими пальчиками на прощание, снова растворялись в воде. Я улыбался, отшучивался жестами и махал им рукой. Хотя мы и были знакомы с детства, я давно здесь не плавал.

Глаза Кавагути распахнулись.

В центре большого лесного озера находился огромный плоский камень. Посреди него виднелся исполинский меч, просто лежащий плашмя. На середине его лезвия навеки сомкнулись призрачные женские пальцы, но руки не было видно: ее заменяла неоформленная тень. Тонкий луч полуденного солнца падал прямо в крупный драгоценный камень на рукояти, рассыпая вокруг зеленые и синие искорки.

…А обнажившись над его главою,

Луна златая вышла из-за тучи

И, покатившись по небу, легонько

По рукояти чиркнула лучом.

И рукоять алмазами сверкнула,

Бесчисленными искрами топазов

И гиацинтов сказочной работы.

Мы вынырнули. Все, кроме нас с мавкой, были под впечатлением.

— Это то, о чем я думаю?! — Кавагути был буквально не в себе.

Конечно, одно дело — слушать про байки из сокровищницы, а другое…

— Это то, о чем ты думаешь, — мавка пощекотала его одним пальцем по мокрой шерсти на ребрах. — Его вообще-то пытались оставить в кощеевой казне. Но он упорно оказывался в озере — видимо, привык. Видишь ли, крысик, в европейских водоемах в свое время обнаружили прямо-таки дохрена оружия. Крутые археологи — или кто там по озерам ползает, уж не знаю — предположили, что существовал целый обычай затопления оружия после смерти воина. Поэтому, наверное, он после гибели хозяина упорно полз в ближайшую воду. Решили, что раз ему тут нравится, что б его не оставить?

Я заметил, что русалке становилось трудно с нами находиться.

— Мавка, солнце почти полуденное, — отметил я. — Если хочешь, мы еще придем в обозримом будущем, но ближе к вечеру.

— Было бы здорово, — призналась мавка. — Лисик, и ты как-нибудь приходи, у тебя хорошо получается рассказывать.

— Обязательно приду, ты ведь приносишь удачу! Хочешь леденец? — предложила Уэно. — Нам целый сверток с собой дали. Вкусные.

Мавка получила свой леденец и, напоследок махнув хвостом, ушла на глубину.

На обратной дороге я заметил, что Ханаваро Кавагути был непривычно тих и погружен в себя. То, насколько я успел узнать характер и личность приятеля, наталкивало на мысль: я догадывался, о каком другом артефакте он думает.

Впрочем, вмешиваться я не собирался. Пусть сам решает, что для него важно.

«А чай в Японии пьют всё такой же удивительно мерзкий».

Бай Гуан всерьез задумывалась, не прикупить ли напиток попроще и не будет ли это оскорблением для приютившего дома. Пуэрчик там, или что-то ароматное в пакетиках вроде того, чем поила ее крошечная кицунэ, рулившая «хондой»…

— Доброе утро, Бай Гуан-доно, — Акаги Сабуро вошел в столовую и поклонился ей как дорогому гостю. — Как вам спалось сегодня?

— Прекрасно, Акаги-сан, примите мою благодарность, — она поклонилась в ответ, не вставая с европейского стула. — Вы вчера сказали, что хотели бы пообщаться со мной, когда мне будет угодно. Я чувствую себя неплохо и готова обучаться, чтобы заполнить пробелы в своей голове. За более чем полвека многое изменилось.

— Да, конечно, — вежливо улыбнулся старый тэнгу. — У меня к вам один вопрос и одна новость. С чего вы хотели бы начать?

— С вопроса, пожалуй.

— Вчера вы упомянули, что последней известной вам вычислительной машиной была «Энигма». Также вы сказали, что вас запечатали в пятьдесят третьем году прошлого века.

— Верно, — хули-цзин не совсем понимала, куда он ведет.

— Видите ли, «Энигму» и процесс ее взлома окончательно рассекретили в конце семидесятых. А ушли под печать вы за семнадцать лет до этого. Откуда?.. — тэнгу не стал завершать вопрос, но намек на расхождение данных буквально повис в воздухе. «Союзники» продолжали проверять друг друга.

— Элементарно, — улыбнулась лисица. — Также мне прекрасно известно, где именно развеяли прах японского премьер-министра Хидеки Тодзё, повешенного в сорок восьмом по приговору международного трибунала за военные преступления. Я знаю подробности тайного соглашения после Второй мировой войны между разведслужбами США и Великобритании против СССР. И самое жуткое — я в курсе деталей, как японские спецслужбы испытывали биологическое оружие на гражданах СССР.

— Это когда в 1930–1945 годах попавшие в концлагерь «Хогоин» советские граждане отказались работать, после чего были сосланы в специальный отряд Квантунской армии, и над ними проводили эксперименты с чумной бациллой? — наморщил лоб ворон.

— А также с сибирской язвой, тифом и холерой, — мило улыбнулась Бай Гуан. — Всё это я узнала, пока находилась в «офицерском доме» в Нанкине, где японское высшее командование беззастенчиво трепало языком по каждому поводу, считая певичек и актеришек недостаточно умными для восприятия информации.

— Вот позор нации, надо же, — удивился тэнгу. — Вопросов больше не имею, спасибо за пояснение. И вот, собственно, новость. Для вас новость, весь мир-то давно в курсе.

Он протянул ей лист бумаги. Черно-белый лазерный принтер съел подробности изображения.

Надгробный камень — совсем нескромный, угольно-черный, изукрашенный прихотливыми иероглифами. С фотографии смотрела…

— Да, это ваша могила. Располагается в Куала-Лумпуре, страна Малайзия. Редкостной красоткой же вы были в те времена, хочу я сказать. Сейчас тоже отлично, но для сороковых — просто изумительная внешность.

— А что еще известно из моей послевоенной биографии? — решила заодно выяснить она.

— Порядочно. После войны, если верить записям, вы переехали в Гонконг, чтобы сниматься в кино, и вами занялась компания «Грэйт Волл Пикчерз». И до пятидесятого года вы снимались в низкопробных фильмах. Потом вас это утомило, в пятьдесят первом вы вышли замуж за американца, переехали в Японию и прикупили там ночной клуб в Токио. До пятьдесят девятого пели, завершили музыкальную карьеру, через десять лет переехали в Куала-Лумпур, еще раз вышли замуж. В семьдесят девятом выступили в Тайване, чем всех немало удивили. А в девяносто пятом присутствовали в обществе в последний раз на церемонии награждения певиц в Гонконге. Дожили до семидесяти восьми лет и в 1999-м завершили свой земной путь, по поводу чего вам отгрохали вот этот потрясающий памятник.

Тэнгу беззвучно смеялся, смотря на тот мечтательный вид, с которым Бай Гуан слушала собственную биографию.

— Вот как могло бы сложиться, надо же, — она не выдержала и прыснула в кулак. — Я-то думала, что после войны я попробовала кинематограф, разочаровалась в плохих фильмах, где играла преимущественно злодеек с мелодичным голосом, потом унесла лапы в Японию, отлавливать послевоенных болтливых генералов, а дальше всё как в тумане. А что же мой первый муж, он тоже ничего не заметил?

— Он был мелковат, и его мнение не учитывалось в потоке истории. Теперь вы знаете, чем вы занимались и почему вас больше нет в материальном мире.

Акаги плеснул себе в чашку воды с лимоном и сел напротив нее.

— Бай Гуан-доно, — вкрадчиво сказал он. — Пожалуйста, поделитесь тем, что случилось после вашего переезда в Японию. Если мы будем знать, почему шинигами точили на вас свои мертвенные зубы, нам будет легче понимать…

«Как вас использовать», — подумалось ей.

— История не очень длинна, — констатировала лисица и выложила всё с момента убийства первого генерала до момента, когда печать по неизвестной причине упала, открыв ей современную Сайтаму. Стрела осталась неупомянутой.

— Дайте я попробую подытожить. Шинигами Кицуки Миямото собственной персоной выяснил, что вы — это вы, после чего переместил в какое-то место, где маг с Запада наложил на вас заклятие, укрепив этим еще какой-то неизвестный конструкт, скорее всего, печать. Верно?

— Да, всё так, — кивнула она.

— Я предположу, что случилось. Сразу скажу, что подробности мне неизвестны, и за рамки гипотезы я выходить не буду, — поднял ладонь Акаги. — Миямото сказал правду, когда сообщал, что убить йокая достаточно сложно и нерентабельно. Развоплотить нас не требует особого напряжения, но это временная мера.

— Но за решетку-то могли отправить? — удивилась Бай Гуан.

— Да упасите вас Идзанами-ками-сама, — широко улыбнулся собеседник. — Это абсолютно ненужный маневр. Скорее всего, вам прочитали бы лекцию о современном мире, после чего вместе с вами поискали бы такую точку на планете, в которой вам было бы комфортно проживать. И отправили бы туда с вашего полного одобрения, снабдив связями, едой и ресурсами на первое время. Пальчиком бы погрозили. «Вы такая взрослая лисица, ну что вы так на человечков обижаетесь, они же маленькие совсем. Аккуратнее надо, мусор за собой прибирайте». Тенденции экологии процветают, опять же. Я потом введу вас в курс современных трендов.

— И по какой причине меня подменили кем-то похожим, чтобы мое лицо сейчас смотрело на весь мир вот с такой чудесной фотографии? — она ткнула пальцем в распечатку. — Кстати, откуда она у вас?

— Птичка Сяо на хвосте принесла, — улыбнулся тэнгу. — Чуть позже мой сын расскажет, как мы получаем эту информацию. Она есть в свободном доступе. Теперь о причине… Значит, это было дело государственной важности. Знаете ли вы, какой йокай лучше всего копирует любую внешность, подмечая малейшие особенности поведения и тембра голоса?

— Зеркало, — выдохнула Бай Гуан. — Но они же очень редкие.

— Значит, случилось что-то настолько важное, что клан Акира согласился направить одного из своих на пятьдесят лет жить чужую жизнь перед камерами, — подчеркнул тэнгу. — И в этом важном деле использовались непосредственно вы.

Он допил свою воду.

— Если вам не нужен перерыв, и вы достаточно хорошо позавтракали и проснулись, пойдемте. Я покажу вам, что такое виртуальный мир и что с его помощью можно делать.

Навстречу ей встал юноша, одетый в пристойную темную юкату.

— Здравствуйте, достопочтенная Бай Гуан-доно, — он поклонился, и лисица с удовольствием отметила, что остались еще воспитанные молодые люди. — Меня зовут Акаги Ёсиро.

— Бай Гуан, госпожа, это ваш проводник в мир современных технологий, мой сын, — сказал Акаги-старший. — Прошу любить и жаловать. Талантливый юноша. Он покажет вам, как пользоваться вычислительной техникой и что с ее помощью можно делать.

— Спасибо, Акаги-сан, — церемонно поклонилась хули-цзин. — Ёсиро-сэнсэй, пожалуйста, просветите меня, насколько позволит моя несгибаемая психика.

Ёсиро подождал, пока отец скроется в коридоре, и широким жестом руки обвел лежащую перед ним гору гаджетов.

— Добро пожаловать в мир современной техники…

Акаги Сабуро был старым опытным тэнгу. Если сравнивать его с местными шишками, по силам он приблизительно равнялся Тамамо-но Маэ и уже упомянутому Кицуки Миямото. Он фактически находился на вершине местной иерархии, и выше его были только ками. Бай Гуан, по его оценкам, обладала сопоставимым уровнем энергии. Хотя чего еще можно было ожидать от старой девятихвостой лисицы?

Фактически иноземка нагло ворвалась в его дом. В его крепость, где клан Акаги жил долгие годы. Не то чтобы у них совсем не было гостей…

Ладно бы это была местная кицунэ. Семь хвостов, ну восемь… Но хули-цзин была китаянкой. И под маской вежливости сходу начала намекать, что будет склоняться к всяким неразумным поступкам. И, видимо, втягивать и клан тэнгу.

Акаги Сабуро был полностью согласен с ней: людишкам давно пора показать их место. Это однозначно было выгодно. Но что-то не давало ему покоя, и неудобных фактов было слишком много.

«Что я могла бы сделать для общества, учитывая, что у людей и йокаев принято жить бок о бок?»

Бай Гуан была слишком мутным персонажем, себе на уме. Допустим, она не солгала о том, где и как пропадала столько лет. Но что на самом деле она не поделила с шинигами? Кицуки-старший никогда не принимал скоропалительных решений. Если ему нужно было создать печать, значит, запечатывать требовалось что-то еще сильнее, чем девятихвостая лисица. То есть у старого бога смерти попросту не было выбора. Может, в лицо спросить? Миямото-сан, а что такое великолепное вы упаковали в пятьдесят третьем году? А ответит? Вряд ли… А если и ответит, то непременно и сам поинтересуется, по какому поводу Акаги-сан ворошит прошлое. И вряд ли формального ответа будет достаточно.

Но больше всего Акаги Сабуро волновало, не влетит ли ему от самой Идзанами-сама за такие союзы. Было не очень принято создавать альянсы с теми, кто находился вне юрисдикции великой матери. Как бы не было проблем с Диюй и его подземными судьями…

Старый тэнгу пришел к двум выводам.

Во-первых, необходимо навести справки.

Во-вторых, нужно было серьезно подумать. Как бы ему использовать иноземку в своих интересах и к собственному удовольствию?

Из очень-очень важных дел осталось ровно три.

Выучить слово «Википедия».

Провести гадание, чтобы узнать, какую стрелу прислала ей судьба и кто же был лучником.

Заместить свою печать подделкой. Кто знает, как часто шинигами проверяют, не сломалось ли чего?

Бай Гуан решила начать с конца.

— Ёсиро-сан, а в окрестностях Сайтамы найдется какое-нибудь ничейное пространство?

Хули-цзин сидела на переносном кресле, забросив ногу на ногу. За ее спиной дрожал серый барьер. Перед глазами переливался еще один. Ёсиро взялся помогать гостье, чему немало способствовало прямое распоряжение отца.

— Я накрафтил вам четырнадцать мононокэ, — отчитался парень. Бай Гуан уже частично освоила современный сленг и даже понимала, о чем разговаривают на улице. — Что дальше?

— Дальше я сниму промежуточные барьеры, а ты подай, пожалуйста, воооон тот стакан с холодным чаем, который я на камушке забыла, — она сделала большие милые глазки. Карасу-кун доставил требуемое. — Садись, понаблюдаем.

С чавкающим звуком один йокай отрастил себе пачку ложноножек и подобрался к стоящему рядом. Подравшись пару минут, они утробно заревели. Один сожрал другого. Ёсиро поморщился.

Бай Гуан сняла еще пару промежуточных барьеров. В них закипела воскресная схватка якодзун.

— И долго они так? — поинтересовался Ёсиро.

— Да не то чтобы, — нахмурилась Бай Гуан. — Это очень старый способ быстро получить чахлого аякаси. Есть плюсы: берешь много мононокэ, оставляешь дело на самотек, в процессе можно пить чай. В итоге получаешь один экземпляр, который требуется доращивать, если он нужен для какой-то цели.

Она отпила из стакана. Первое, что лисица сделала в современном мире — это пристрастилась к модным напиткам. Острый нюх щекотали химические ароматизаторы, которых не было в ее прошлом. Мелкий тэнгу показал ей статью о запахах. Особенно ей понравился вот этот абзац: «Кроме вкуса продуктов для „Макдоналдса“, компания „Интернейшнл Флаворс энд Фрагрансез“ производит запах 6 из 10 самых популярных духов мира, включая „Бьютифул“ „Эсти Лаудер“ и „Трезор“ „Ланкома“. А также запахи мыла, средств для мытья посуды, шампуней и пр. Все это результат одного процесса. Бреешься ты фактически тем же, что у тебя на ужин». Это же просто прекрасно. Двадцать первый век!

— А минусы, госпожа? — Ёсиро слышал о процессе объединения мононокэ, однако наблюдать его пока не доводилось.

— Минусы ощутимые, — Бай Гуан вышла из сладкого оцепенения, в котором наслаждалась запахом персика, не имеющим ничего общего с персиком. — К сожалению, коэффициент полезного действия крайне низок. Если бы я располагала временем хотя бы в несколько месяцев и у меня был набор человеческих душ, всё проводилось бы намного проще и эффективнее.

Посреди барьера стояло всего одно существо, похожее на бычка с человеческим лицом. Он озирался вокруг, поворачиваясь на месте вместо того, чтобы крутнуть шеей. Его кожа была бордовой и блестящей, а рога прихотливо закручивались.

— Сегодня нам не повезло, родился кудан, — констатировала Бай Гуан. — Они живут совсем-совсем недолго. Считаются вещими созданиями и сразу после появления умеют разговаривать.

— Лиса, тебя ждет меткий стрелок, он ищет тебя, — с философским видом изрек теленок.

— Ах ты ж твою мать! — Бай Гуан быстро перебирала пальцами в воздухе. Аякаси получил большой пучок соломы, заткнувший ему рот.

— Куданы после появления на свет изрекают одно или несколько пророчеств, — вспоминал Ёсиро то, что знал об этом редком виде йокаев. — Когда его пророчества закончатся, он сразу же умрет?

— В том и проблема, — Бай Гуан быстро паковала новорожденного аякаси в несколько слоев барьера. — Он мне живым ой как нужен.

Закончив с оберткой, лисица снова повернулась к тэнгу. Тот терпеливо ждал.

— Так вот. Когда аякаси, выведенный таким путем, появляется, он обычно туп как пробка, — продолжила она разговор о селекции. — Задача того, кто стоит за барьером — вбить в него немного мозгов. Простейший способ — это опознать базовую личность, а она, как правило, видна невооруженным взглядом, и частично восстановить память. Мононокэ не безумен, он просто забыл. Соответственно, после того как все друг друга пожрут и оставят одного, есть смысл воззвать к его памяти и воскресить ее. Тогда аякаси будет действовать осознанно и даже приобретает некий интеллект.

Они шли по направлению к тому месту, где проснулась Бай Гуан. Барьер с куданом плыл рядом, цепляясь за кусты. Тэнгу здесь не нравилось, но его никто не спрашивал. Его задача — нести складные кресла и не отсвечивать.

Лисье заклинание сплеталось прямо в воздухе. Тэнгу не обладали этой магией, но Ёсиро все равно стоял и наблюдал не без любопытства.

— Кудан, слушай меня внимательно, — голос хули-цзин изменился, стал глубже и убедительнее. — Я посажу тебя в печать. Ты не умрешь сию секунду, а еще поживешь. Ничего не предсказывай. Когда освободят — делай что посчитаешь нужным. Понял?

Аякаси кивнул, продолжая лениво жевать пучок соломы.

— Ты ж мой сообразительный, — Бай Гуан махнула правой рукой, одновременно снимая свои барьеры и приплющивая теленка под новую печать.

Она взяла из рук тэнгу стакан и допила свой чай.

— Готово, можно возвращаться, — констатировала она. — Ты сегодня отлично помог мне, Ёсиро-сан. Спасибо тебе за участие.

— Госпожа, поясните, что это было, — попросил тэнгу. — Я понял всё до момента, пока мы не пришли сюда.

— Всё просто, — Бай Гуан стряхивала кисти рук, на которые после подобной магии налипала вся пыль мира. — Если моя печать разрушена, это могут заметить. Мне нужно было подменить себя кем-то не совсем уж чахлым. А заодно и подделать печать.

— А что там сейчас написано? — полюбопытствовал парень.

Да что ж ты такой болтливый, с досадой подумала лисица. Молодежь слишком уж часто открывает рот. Всё-то им покажи. Хотя этот полезен, за четыре часа сумел объяснить, что такое интернет.

— Моя печать визуально не отличается от той, которая висела здесь раньше. А изнутри указание. Он получит его, если поддельную печать снимут. Дословно: «Когда тебя освободят — убивай всё, что видишь». Успеет он немного, но кого-нибудь да рогами подденет.

— Спасибо за пояснения, Бай Гуан-сан, — поклонился Ёсиро. Они направились в сторону дома Акаги.

Осталось всего ничего: понять, сколько опор у печати и где они находятся. Если надломлена одна, стоит ожидать, что скоро надломятся и остальные. То, что внутри, просто обязано вылезти.

«И разломать Токио к чертям», — не без удовольствия подумала Бай Гуан.

Утро началось не с кофе. Точнее, и с кофе тоже, запах приятно щекотал нос, но разбудили меня необычные ощущения под одеялом.

— Дофрое уфро.

— Не говори с набитым ртом…

— Ладно, — хитро улыбнулась Уэно и скользнула выше.

— Это что, моя рубашка?

— Ага, нравится? — она продемонстрировала товар лицом.

— Очень.

На слово мне не поверили, пришлось доказывать делом.

— Чем займемся сегодня? — поинтересовалась девушка, пушистым клубком свернувшись под моим боком и легонько щекоча мне ребра хвостами.

— Позавтракаем, и мне нужно заглянуть к деду.

Да, это было последним важным делом, после выполнения которого можно было идти вразнос, гулять по Нави и грызть соломинки, валяясь в стогу, хоть до самого сентября.

— То есть… — хвосты замерли.

— Да, мой дед — Кощей Бессмертный.

— А мне можно с тобой?

— Хм…

— Я буду хорошей лисой.

— Сначала рубашку отдай.

— У каждой женщины должно быть маленькое черное платьице.

— Я намекну младшей сестре, что ты отжимаешь мои шмотки.

— Она тоже захочет себе одну, и ты уедешь в Японию голым.

Да, план и в самом деле был так себе. С этой рубашкой придется попрощаться.

Зал был мрачен и величествен. Черепа, принадлежавшие якобы поверженным врагам, были развешаны буквально по всем стенам. Я даже не брался выяснять, сколько из них муляжей, а сколько оригиналов. Стены уходили чуть ли не в небо. Посреди этого великолепия простой угольно-черного цвета трон выглядел несколько спартански — и одновременно монументально.

Больше всего поражала воображение черная фигура в кованых доспехах. Замершая на троне, она внушала страх и олицетворяла уважение к смерти. Столь же огромная, как и весь зал, она мгновенно приковывала внимание входящего. Над доспехами вилась тонкая черная дымка.

— Здравствуйте, — тихо пролепетала Айсонаку Уэно и поклонилась.

— Дорогая, с тобой всё в порядке? — осведомился я у девушки. — Зачем с доспехами здороваешься?

Фигура подняла латную рукавицу и помахала в ответ.

— Костик? — раздался величественный властный голос. — Дошел-таки до старика? Ой молодец. Проходи, коль ты здесь.

Из небольшой двери, скрытой в стене, показался дед собственной персоной.

— А? — окончательно запуталась лисица.

Я скорчил доспехам уморительную рожицу. Они в ответ показали неприличный жест.

— Это боевой голем, поставлен специально для встречи добрых молодцев, — пояснил я. — Представляешь, богатырь пришел, а здесь нет никого. Надо же чем-то гостя занять.

Мы с дедом обнялись. Кицунэ засмотрелась на эволюцию в пределах отдельно взятого семейства. Я был ровно так же тощ и высок, однако мои плечи были шире и в целом фигура складнее. Если мои волосы были серого цвета, то дедовы серебрились проседью. До конца он так и не поседел: его конструкт был первым в семье и соблюдал все законы взросления и старения ровно в меру своего понимания.

— Потом лирика. Покажи, чему в заморской стране научился, — повелел дед.

— Стой тут, — сказал я Уэно, после чего без слов выхватил из воздуха Карачуна. Тот на ходу разложился в боевую косу.

— Хо-хо… — прищурился Кощей. — Интересно. А ну-ка, ударь разок. В полную силу.

— Ладно… — с толикой неуверенности сказал я и произнес команду. — Источник, открытие.

Грохнуло так, словно ударила молния. Огромный столб света лился на меня сверху, заполняя собой зал.

Я занес косу для удара, концентрируя на ней энергию — внешнюю ману и внутреннюю ки. Со стороны выглядело, будто лезвие косы изогнулось на манер исполинского серпа. Меня окружило металлическим кольцом, блестевшим нехорошим мертвенным оттенком.

Боевого голема снесло безудержным потоком. Трон устоял.

Сзади раздался звук падающего тела.

— Эх… — сочувственно покачал головой дед. — Слабовата-то твоя девица оказалась.

Я подошел и проверил. Пульса не было. Блин.

— Костик, чего застыл? Поднимай давай.

— Да, сейчас… — нахмурился я. — Душа далеко улетела?

— Да куда она от меня денется, — хмыкнул повелитель Кощеева царства. — В пятках поищи.

— Понял… — я сосредоточенно принялся за работу.

— Костян… — снова подал голос дед. — Красивая она, конечно, этого не отнять. Верная, покорная. Неужто по стопам отца решил пойти?

Я отрицательно помотал головой.

— Тогда ты сам все понимаешь. Указывать не буду.

— Понимаю… — огорченно вздохнул я. — Сколько у нас с ней времени?

— Год, может два. В худшем случае меньше.

— Ясно.

Настроение стремительно портилось. Теперь нужно было как-то не расстроить Уэно.

— Скажи-ка, внучок, а как зовется твое оружие?

— В смысле? — не понял я. — Карачун же.

— Вот это Карачун, — рядом с Кощеем повис мерцающий череп. Он осклабился, смотря на меня. Дед постучал по нему, будто призывая в свидетели. — И я уверен, что сам себя он так не зовет.

— Точно, — удивленно признал я.

— Тогда какое оружие ты держишь сейчас в руках?

Голова начинала пухнуть.

— Да ладно, отвечай, всё ты знаешь.

— Жнец… — на автомате выдал название активированной формы. — Погоди-погоди… в смысле тот самый Жнец?

— Дошло наконец. Теща будет вне себя от радости, — хмыкнул Кощей.

— А что ты перед гостями-то не появляешься? Бабуля за двоих отдувается с момента нашего приезда.

— А что без нужды народ пугать? — резонно возразил дед.

Мы еще немного поболтали, после чего я отнес Уэно в ее комнату. Душа теперь была на месте. Поскольку в спешном поднятии необходимости нет, пусть поспит еще пару часов.

Судя по звукам, в столовой происходило что-то нетривиальное.

Изаму нигде не было видно. Кажется, он прописался в библиотеке. Кавагути уговаривал скатерть-самобранку отсыпать ему пирожков про запас. Скатерть жестами недоумевала, чем ему не угодило имеющееся количество, если он еще не всё доел. Томоко и Анфиса тихо переговаривались в углу.

За столом сидел Таир Тугарин, и выглядел он, паршивец, как у себя дома.

— Привет, Кащей, сто лэт бы тэбя не видэл, — помахал он мне чашкой со сбитнем.

— И тебе приятного аппетита, поганец и нахлебник, — не остался я в долгу. — Как сам?

— Падлатали, жывой, — он изобразил улыбку. — Атпусты мэня.

— Не я тебя пленил, не мне и отпускать, — возразил я. — Когда за тобой отец приедет?

— Сэйчас.

Как будто в ответ на его слова на улице что-то зашуршало. Я выглянул в окно. Кавалькада черных джипов парковалась неподалеку от наших квадроциклов.

— Я жэ гаварыл.

— От твоего русского уши вянут. Столько лет живешь, а разговаривать не научился.

Он матюкнулся по-татарски.

Тахир вылез из машины и очень тихо прикрыл дверь. На крыльцо вышли бабуля и Анфиса.

— Здравствуйте, Марья Моревна, Анфиса Велимудровна, — богатырь говорил негромко и не занимал много места в пространстве, хотя был воистину огромен.

— И ты здравствуй, Тахир Аждахарович, — церемонно произнесла бабуля. — Пойдем присядем, в ногах правды нет. Томоко, Константин, — обратилась она к сидящим в столовой, — пройдите с нами, пожалуйста. Таир, ты тоже.

Мы сидели в гостиной за небольшим столиком. Змей угощался крендельками и запивал их душистым сбитнем из литровой чашки. Его движения были плавными и немного гипнотизирующими.

— Досточтимая, — он обратился к великанше, — меня зовут Тахир Аждахарович Тугарин. Я отец Таира. Очень прошу вас поведать, как состоялось ваше знакомство. Поймите меня правильно: не каждый день мне звонят и сообщают, что моего младшего сына украли. Машина в хлам, парни в ужасном состоянии, рассказывают какие-то страхи о косоглазых демонах… Конечно, когда я узнал, что мой оболтус в царстве Кощеевом, я понял, что без личного визита не обойдется.

Томоко слушала его монолог не перебивая. Кажется, этот вежливый обходительный мужчина никак не напоминал ей «сувенир», принесший только головную боль.

Хорошо, что не росла ты, они-тян, в России в девяностые, с тоской подумал я. Когда ОПГ под началом Тугарина Змея кошмарила весь юг страны. По-другому бы смотрела. Кто как устраивался: те, кто жили среди людей, искали себе применение. Кто был побогаче, разъехались по родовым имениям. Кто остался в царстве — тем пришлось проще всех, считай, и не зацепило вовсе. Но Полкану пришлось тогда поработать, и порядочно: лихоимцев и проходимцев было пруд пруди.

— Тахир Аждахарович, — начала подруга, — меня зовут Танака Томоко. Я этническая японка, в России как туристка, семья Кощеевых позвала меня в гости.

— Простите, что перебиваю, — нахмурился Тугарин. — Константин, я правильно понимаю, что ты по какой-то причине собрал компанию японцев и японок и повез их в гости в деревню?

— Верно, — подтвердил я. — По обмену в этом году перевелся в японскую школу, у них там весело. Пригласил друзей к себе.

— И чему учат? — Тугарин заинтересовался.

— Многому, — я неопределенно махнул пальцами с зажатым в них крендельком. — Преимущественно всякому обращению с энергией и тому, как нечисти приспосабливаться к жизни в Яви. Очень интересно. И языки заодно легко запоминаются.

— Ох, Моревна, — вздохнул Тахир. — Как у тебя получается? Все присмотрены, накормлены, учатся не из-под палки. Я со своими уже с ног сбился. Не воспитываются.

— Так, батур, в этом и разница, — улыбнулась бабуля. — У тебя всем заправляет рука мужская, а здесь, сам знаешь, женская. Томоко, милая, продолжай, пожалуйста.

— Так вот, мы поехали сначала в Москву, потом побыли в Казани…

Тугарин чуть не разбил себе лицо ладонью.

— Прости великодушно, красавица, перебью тебя снова. Моревна, это твоих, что ли, в минивэне возили в старый Болгар? Лис ничего не рассказывал?

Бабуля очень нехорошо взглянула на него:

— Рассказывал кое-что Тильки-ахай, да только не мне, а мужу моему. С ним отдельно пообщаешься, он просил зайти.

Тугарин сник.

— А потом мы еще заглянули в Челябинск, — продолжила Томоко.

— Ну а там-то вы что забыли? — страдальчески протянул змей.

— Тахир Аждахарович, — честно ответил я. — Вот лично вы знаете много туристов, которые хвастаются фотографиями из Челябинска?

Томоко закончила историю, в финале которой Патрикеевна паркует квадроцикл у усадьбы Кощеевых. Анфиса и Кавагути наблюдали за сюжетными поворотами. Таир за весь разговор не проронил ни слова. На старшем Тугарине лица не было.

Он собрался с силами, залпом осушил остатки сбитня и был готов продолжать разговор.

— Досточтимая Томоко, я сейчас буду буквально умолять вас не ломать парню жизнь только потому, что он разок оступился.

Великанша, предупрежденная, что не все смыслы в русском языке будут легко даваться даже при знании слов, собралась что-то уточнять.

Совершенно без объявления войны в разговор влез Тугарин-младший:

— Атэц, пачэму жызн ломать? Смотри, это жэ абсалютна васхитительная жэнщина. Как она вэжлива! Как обходытельна! Какая фигура! Какие дэльты! У нее шэсть рук! Она с мэня ростом! А какой у нее захват, папа, ты никогда этого нэ видэл! Это был лучшый захват в моэй жызни! Я думал, что умэр насмэрть! Томоко, выходыте за меня прямо сэйчас!

Его глаза, обращенные на великанщу, сияли, доказывая, что парень не кривил душой. Я потерял дар речи и остро жалел, что не привез из Японии парочку цикад. В гостиной очень не хватало хотя бы мухи, которая пролетела бы из конца в конец комнаты, чтобы разбавить воцарившуюся тишину. Судя по лицам окружающих, в этом мнении я был не одинок. Офигели все, включая саму Томоко.

Тахир первым вышел из ступора.

— Кажется, досточтимая, мы несколько недооценили сложившуюся ситуацию. Смотрите сами. Гелендваген мои орлы разбили без вашего участия, здесь я не могу иметь никаких претензий. Нечего с похмелья за руль тащиться. То, что они умудрились схватить алкогольную интоксикацию от горсти подарочных конфет, тем более не ваша вина. Вы защищали свои воззрения на институт брака всеми доступными способами. Я, кстати, не поблагодарил вас за то, что вы попросту не размазали интервентов по капоту автомобиля, в этом случае я бы также понял ваше поведение. Однако вы, в отличие от этих, простите, гоблинов, хотя бы повели себя как цивилизованный человек, поймите меня правильно.

Томоко приняла его слова за похвалу и слегка зарделась.

— И даже ваше дальнейшее поведение мне более чем понятно. Константин, ты тоже всё сделал изумительно красиво, вторженцы должны быть наказаны.

«И раз уж влипли, то не должны звать на помощь папу», говорил его красноречивый взгляд в адрес сына. Таир опустил глаза.

— Если вдруг вы правда хотите связать свою жизнь с нашей семьей, то я могу лишь сказать, что мой сын в кои-то веки проявил хороший вкус. Вам требуется время подумать, или вы сразу можете сказать, нужно ли мне засылать сватов к вашим родителям?

Он был абсолютно серьезен.

Все сюжетные повороты предыдущей истории уже забывались на фоне происходящего.

Пора было налить черной краски на эту странную картину.

— Томо-тян, — я обратился к подруге. — У тебя должны быть какие-то убеждения насчет жизни в браке. Что согласно им ты будешь делать после того, как выйдешь замуж?

До нее дошло очень быстро.

— Тахир Аждахарович, — ее голос был достаточно тверд и давал понять, что она не сомневается. — У меня есть мечта. Я в дальнейшем хочу профессионально преподавать боевые искусства. Для этого мне нужно научиться педагогике, пройти много часов тренерской практики, хорошо разбираться в подготовке спортсмена. Параллельно с этим меня ждет собственная спортивная карьера, соревнования и чемпионаты.

Она замолчала на секунду.

— А еще у меня есть убеждения, что хорошая жена полностью скрывается за своим мужем, занимается домом и семьей… и не занимается спортивными достижениями и тем более чемпионатами. То есть мне нужно выбирать между мечтой и браком.

Змей сразу понял, чью задницу я сейчас спасаю.

— Досточтимая, — он налил себе из кувшина еще сбитня. — Я не ожидал, что современные девушки интересуются настолько серьезными вещами. Я не ошибся в вас: вы не только хороши собой и прекрасно воспитаны. Вы также имеете великие планы и методично их осуществляете. Это достойно восхищения.

— Спасибо на добром слове, — Томоко расслабилась. — А поскольку планы я осуществляю долго, а с вашим сыном знакома несколько дней, я полагаю, мой ответ очевиден. Если сейчас я выхожу замуж, то я буду вынуждена попрощаться со спортивной карьерой. Таир!

Он поднял глаза, понимая, что судьба ускользает от него.

— Скажи мне, пожалуйста, сколько тебе лет?

— Мнэ сэмнадцать, — с готовностью откликнулся младший змей.

— Мне тоже семнадцать. Простите, Тахир Аждахарович, теперь о браке я даже не могу думать. В моей семье считается крайне неприличным заводить отношения с мужчинами, которые не старше невесты. Родители не поймут меня.

Предлог был с радостью принят всеми сторонами разговора — кроме, пожалуй, Таира. Беседа считалась официально оконченной. Таир был отправлен в машину.

Старший змей еле заметно побледнел, собираясь на ковер к моему деду. Интересно, что ему рассказал дядька Тильки?..

Он почти уже собрался с мыслями, как вдруг обернулся к они.

— Томоко, извините, что отвлекаю вас. Я хотел сказать напоследок.

— Да, Тахир Аждахарович? — она обратила на него внимание.

— Если вдруг вам не понравится строить карьеру и совершать великие спортивные достижения…

Он замялся.

— Может ведь и так сложиться…

Томоко выжидательно смотрела, как он формулирует мысль.

— В общем, если вы все-таки задумаетесь о семейной жизни…

Мне кажется, или старый вор в законе мнется как восьмиклассница? Ох не хватает в доме попкорна…

— Вы дайте знать. В моей семье есть багатуры, достойные вашей руки. Спасибо, что выслушали.

Не дожидаясь ответа, он чуть сгорбился и пошел общаться с Кощеем Кощеевичем.

Анфиса, выждав, пока за ним не закроется дверь, начала тихо хихикать в передник. Бабуля залилась смехом.

— В чем дело? — недоумевала Томоко.

Анфиса отдышалась и перестала смеяться.

— Вдовец он, Тома, нет у него женской руки в доме. Глянулась ты ему. А уводить невесту у сына даже в их краях дурной тон. Вот он и свалил всё с больной головы на здоровую.

Томоко закрыла лицо. Ее теперь тоже душил смех.

— Не, ну это не худший вариант, — констатировала она. — Парни, а чем мы сегодня занимаемся?

— Думал взять квадроциклы и скататься по царству. Покажу вам еще пару достопримечательностей.

— Но сначала нужно вытащить Изаму-куна из библиотеки и разбудить Айсонаку-сэмпай, — рассудительный Кавагути отклеился от стенки. — Слушайте, а как эти ребята добрались сюда на автомобилях?

— Всё просто, — пояснила бабуля. — Дороги в царство разные, где-то покороче, где-то подлиннее. Вы добирались по бездорожью, это очень быстро. А если времени немеряно, то и на джипе можно доехать. Тугарин статус бережет, не может же он просто сесть на коня и прискакать.

— А почему? — удивился недзуми. — Это даже звучит очень круто. Особенно если у него есть конь.

— Потому что генералы, знаешь ли, бегать не должны. В мирное время это вызывает смех, а в военное — панику, — пояснила Анфиса. — А он мужик видный. Думаешь, ему так уж нравится вся эта размеренность? По натуре Тугарин… как бы сказать… антибогатырь. У нас их в истории не очень много. Он, Соловей да Идолище Поганое. Смысл их существования — служить равным противодействием тем, кто всю жизнь совершал добро. Тугарин когда русских богатырей кошмарил, прекрасно голыми руками справлялся. Это потом большой шишкой стал. Если бы он поменьше об имидже думал, его дети бы здесь проживали. Обучались нормально, летом на озеро бегали, с другими общались. Но вот кто какую жизнь себе выбрал, тот ее и живет.

— Таир поэтому так грубо говорит с Костиком? — тихо спросила Томоко.

— Нет, не поэтому, — я решил ответить, поскольку дело касалось лично меня. — Во-первых, жители царства не слишком-то любят тех, кто промышлял откровенным вредительством в мире живых. Тугариных в том числе. Они, в свою очередь, считают нас лохами, которые силой пользоваться не умеют, и при каждом удобном случае это демонстрируют. Еще неизвестно, что рассказал деду дядька Тильки и чего мы не знаем. Во-вторых, его душит зависть. Младший змей рано остался без матери. Отец постоянно в разъездах, взрослые братья его воспитали как сумели. Считай, с малых лет чуть ли не беспризорник. А здесь дом полная чаша, все друг о друге заботятся, имидж задвинули и пирожки хомячат, а не шашлыки из ресторанов. Везде уютно, и в семью возвращаться в радость.

В таком ключе о мальчиках-мажорах Томоко, скорее всего, никогда не думала.

— Пойдем к Патрикеевне, квадрики попросим, — решил я разрядить ситуацию. — Пора тыгыдык!

Благодарю Вячеслава Романова за рождение главы 10.

Деревня Гадюкино навсегда туть ♥

— Эй, поганка бледная, мы пришли с миром!

Библиотека встретила нас радушно. Стеллажи и шкафы уходили в горизонт.

— Хоть сигнальную ракету запусти, чтобы тебя можно было обнаружить!

Если бы мимо проскользило бодрое перекати-поле, мы бы не удивились. Кавагути втянул воздух:

— Попробую, но ничего не обещаю.

Шерсть на его загривке встала дыбом, он надулся, как шарик, и пошел по рядам.

В углу стоял немолодой кожаный диванчик скромного вида. На нем лежала полосатая льняная простынь и жёсткая низенькая подушка. Шерстяной плед дополнял картину «сплю как могу». На столике скучала скатерть, обрадовавшаяся живым лицам и начавшая активно махать уголками. Ситуация настораживала не только нас.

— Изаму-куууууун, — протянула великанша. — Мы собираемся прокатиться по царству, посмотреть интересные места. Тебя ожидать?

— Нет, спасибо, — с готовностью среагировал сидевший в кресле Изаму, прикрывая книгу и из вежливости поднимая глаза. — Я пока здесь побуду.

— Хорошо, дай знать, когда захочешь прогуляться, — обескураженно протянула они.

Мы вышли из библиотеки.

— Ну, это финиш, — недзуми был не удивлен.

— Да ладно, вдруг шансы ещё есть?

— Их нет, он проведет время здесь до момента отъезда. Ты не обратил внимания на вещи?

— Какие вещи? — не понял я.

— Те, которые стопками сложены в близлежащей тумбочке. Судя по способу складывания, Анфиса после стирки сразу несла их сюда. То есть в комнате он не живёт.

— Значит, нужно просто принять как данность: для нашего друга каникулы хотя и станут удачными, но мы к этому отношения иметь не будем, — я был настроен очень спокойно. Каждый проводит свое время так, как ему кажется правильным. Если Изаму в раю, кто мы такие, чтобы ему мешать? А если совсем уж понадобится, всегда можно отобрать скатерть. Проголодается — вылезет.

Уэно вышла из комнаты, помятая и недовольная.

— Я не знаю, куда вы собрались, но мне тоже туда надо. И чтоб никаких спойлеров.

Квадроциклов потребовалось всего два. Кавагути, раздолбай, до сих пор не завязал дзюбан. Впрочем, его довольная морда была достаточным аргументом, чтобы оставить всё как есть. Не я же обгорю к вечеру.

Пропрыгав по грунтовкам, чтобы срезать путь, мы въехали в типичный поселочек. Вывеска была снабжена стрелкой вправо и гласила: «СОВХОЗ „СОВЕТЫ ИЛЬИЧА“».

— Ильича? — заинтересованно спросила Томоко. Видимо, мавзолей до сих пор не отпустил великаншу, задевая потаенные струны души.

— Нет, тут нет лича Ленина, — покачал головой я.

Мы повернули к центру села. На небольшом броневичке стоял собственной персоной…

— А? ААА!!! — Томо яростно тыкала в него пальцем. Видимо, ей очень хотелось заорать: «нет, ну ты видел, видел?!»

— Това’ищи! Постоянный количественный ‘ост и сфе’а нашей активности позволяют оценить значение системы массового участия. Повседневная п’актика показывает, что консультация с ши’оким активом в значительной степени обуславливает создание новых п’едложений. ‘азнооб’азный и богатый опыт ‘еализации намеченных плановых заданий способствует подготовке и ‘еализации позиций, занимаемых участниками в отношении поставленных задач. Таким об’азом, постоянное инфо’мационно-п’опагандистское обеспечение нашей деятельности т’ебует от нас анализа нап’авлений п’ог’ессивного ‘азвития. Значимость этих п’облем настолько очевидна, что дальнейшее ‘азвитие ‘азличных фо’м деятельности влечет за собой инте’есный п’оцесс внед’ения и моде’низации…

— Томо-тян, успокойся, пожалуйста. Это не лич. Это Призрак Коммунизма.

— А почему так похож? — великанша трясла головой, пытаясь избавиться от наваждения и белого шума в голове.

— Потому что мы в музее!

— В музее коммунизма? — изумилась Уэно.

— А то ж, — я был рад, что здесь нашлось что-то по-настоящему удивительное.

Степан Дмитриевич, председатель совхоза, и его милая супруга Наташа показывали нам музей. Мы уже успели ознакомиться с парком поломанной сельхозтехники, с клубом, совмещенным со зданием сельсовета, и теперь озирали бескрайнее поле. Небольшие кусты с рассеченными перистыми листьями занимали всё пространство, до куда хватало глазу.

— Вообще никаких «Советов Ильича», конечно, не было. В начале шестидесятых баба Клава при регистрации что-то напортачила. Когда дошло до верхов, название мозолило глаза, но никто из руководителей даже не заикнулся. Кто-то боялся показать себя идиотом: очень уж стыдно было, что, быть может, где-то существует особый том сочинений, где Владимир Ильич советы писал, а они об этом не знают. Да и опасно было.

— А я помню, как-то этот «том» даже появился и лежал с той поры под стеклом в дирекции. Давно дело было, — заностальгировала Наташа.

— Ну вот, а к восемьдесят шестому нам сказали, что совхозы — это несовременно, и выживайте по хозрасчету. Моя супружница тогда и скажи: Степа, а что мы выращивать-то будем, свекла всем без нужды, а морковка поперек глотки! — председатель глухо засмеялся, смахивая на огромного филина.

— А вариантов-то было немного, — ввернула его жена. — В России, знаете ли, из еды всегда в достатке ровно четыре ингредиента: капуста, картошка, кастрюля и сковородка. А по поводу картофеля не Новосибу с его чудным климатом тягаться с Черноземьем.

— Ну вот мы и решили, что раз все уже всё выращивают, а посуду мы до сих пор клепать не научились, чай не металлургический комбинат, посадим-ка коноплю. А ее в восемьдесят седьмом возьми и запрети!

— И что тогда? — вот теперь даже мне стало интересно.

— С той поры совхоз пытался выживать. Какое-то поле злаком засевали, какое-то картохой. Всё как-то плохо росло, как ни изгалялись. Народ тогда и повадился книжку с советами домой таскать, дескать, ответ в ней должен быть. Вот и продолбали ее во времени и пространстве, — хохотнул председатель.

Мы пили чай, сидя на веранде дома Степана. Председатель травил байки.

— Здесь расположена воинская часть. В семидесятые годы гонка вооружений очень резко прекратилась, и на следующем тайном собрании была поднята тема военных экспериментов по расширению сознания. Мысль о том, что в Америке уже есть военные экстрасенсы и телепаты, и мысль о том, что СССР не сделал ни одного шага в этом направлении, кого-то испугала. Был создан суперсекретный военный отряд № 13, ставший пионером астральных войн. Контракт на дежурную службу был полностью переписан, и туда вошли необычные новые условия. Мясо из рациона бойцов исключается. Занятия физкультурой заменяются йогой и медитацией. Боевая подготовка включала изучение свойств психотропных веществ и их употребление при определенных условиях. Здесь мы тоже пригодились — поставщиками работали. Позже стали поступать первые рапорты от бойцов тринадцатой части, и к их содержанию у руководства появились серьезные вопросы. Было ясно, что на диалектическом фронте наши силы похожи на пигмеев с копьями против бронированных танков противника. В часть потекли новые потоки психотропных веществ и рабочей силы. Постепенно отчеты стали рутинными. Власти сменились и, похоже, уже не слишком интересовались бюджетными расходами и распилами. Согласно сообщениям разведки, усилия Америки в приобретении экзистенциальных войск не увенчались успехом. То есть часть № 13 благополучно вырвалась вперед и перегнала всю планету. С другой стороны, их никто не расформировывал, и они фактически все еще несут дежурство.

— В смысле дежурство? — обалдел недзуми.

— В смысле тебе эту часть не покажут, придется поверить на слово, — ободряюще улыбнулся председатель.

— А что еще в деревне есть? — Томоко вдохновилась рассказом и жаждала подробностей.

— Целый один сельпродмаг «Счастье», библиотека, совмещенная с почтовым отделением, гостевой дом, совмещенный с рюмочной, и коттедж одного «нового русского», — без запинки перечислила Наташа. — Поблизости еще кладбище, пионерлагерь «Совенок», фабрика и группа туристов-палаточников. Ну, и совхоз с военной частью, но об этом мы уже рассказывали.

— А что на фабрике? — я искренне жаждал, чтобы Томоко не решила остаться в этом оплоте коммунизма.

— Да хрен его знает, — махнул рукой председатель. — Большинство поселковых сумело там поработать, но так и не смогли сказать, что делали. Кто-то точил детали, кто-то мешал химию. Что выпускали, никто не знает. Вроде кто-то собирал танки или тракторы. Кто-то молол муку… Но по этому поводу вообще никто не нервничал. Зарплату платили регулярно, путевки в дома отдыха были. Хорошая жизнь закончилась, когда взорвался пятый цех. Ночью окрестности полыхнули взрывами, небо было как утреннее. И никто так и не смог сказать, что ж там взорвалось. В пятом цеху не то никто не работал, не то если и работал, то не признавался.

Пока Степан отпивал чай из стакана, Наташа продолжила историю:

— Пожар был потушен, и на следующее утро выяснили, что пятый участок и цех покрыты какой-то плотной серебряной пылью. Проблема заключалась в том, что за цехом располагались склады готовой продукции. Народ запаниковал. Пришли какие-то важные люди, что-то тыкали щупиками, что-то замеряли, а потом наклеили пломбы на все двери и исчезли в столицу. Производство встало, фабрику закрыли. А потом появились охотники полазать по серебряной пыли. Кто-то оттуда не вернулся, а кто-то тащил воистину невероятные находки.

— Как я сейчас помню, приходят эти свалкеры со своими чудесами и давай показывать, мол, смотри, Степан Дмитриевич, осколки чужой цивилизации нашли. «Неломающийся трамблер», «неукрадаемая лестничная лампа», «мужские брюки подходящего размера, которые не жмут в бедрах», «непромокаемые шнурки», «динамовские кеды с нетрескающейся подошвой» и многие другие совершенно фантастические вещи.

Мы слушали байки и тоже постепенно проникались происходящим.

— А с пионерским лагерем что не так? — Уэно, кажется, втянулась в окружающее безумие.

— Да всё так, — удивилась Наташа. — Дети как дети. Бегают, в «зарницы» играют, под горн просыпаются.

— Еще бы хоть один автобус этих детей сюда привозил и отвозил — цены бы такому пионерлагерю не было, — прокомментировал Степан Дмитриевич. — А то у них там, похоже, бесконечное лето.

В опорную балку постучали. На пороге веранды стоял подтянутый мужик в форме.

— Дня доброго, Степан, Наталья, гости, — он снял фуражку, на которой золотился шнур.

— Ребята, это наш участковый, — пояснил Дмитриевич. — Добрый день, Герман. Как что, всё путем?

— Да нормально всё, — сказал Герман. — Нина-продавщица третий день проходу не дает. То у нее калькулятор стащили. Сама утверждает, что всю жизнь счетами щелкает, но калькулятор, понимаешь ли, стащили. То опять товара недосчиталась. И пропало-то, главное, чай и конфеты!

— Странное дело, — нахмурилась Наташа. — Если б пионеры в магаз залезли, то и ежу понятно: взяли бы лимонад. Если б военные, то чай куда ни шло, но конфеты им без надобности. А если из поселка кто, то водку бы брали, чай-то кому сдался?

— Да я и сам башку сломал, честное слово, — признался участковый. — А вчера вечером приходит, лица на бедняжке нет, трясется вся. Говорит, пришел к ней йети, который на фабрике работал, и показал, что там болотные огоньки где-то у кладбища. Она, дура, и пошла посмотреть. Прибегает ко мне и начинает жаловаться, что кто-то на кладбище костер жжет пентаграммами и заклинания читает.

Вся компания превратилась в слух. Кажется, жизнь у Германа была нескучной. Он протер лоб усталым движением и надвинул убор обратно на голову.

— Я проверил всё. Вот прихожу к ней и говорю: мол, Нина Прокофьевна, по вашему заявлению проведена работа. Оказалось, что это Баба Яга на вверенной собственной территории жарила шашлыки. Ну, не сама, конечно. К ней племяннички приехали на побывку и с розжигом там чего-то напутали, перелили. А вы больше не бойтесь, Нина, там всё законно. И она как давай рассыпаться в благодарностях, мол спасибо, какой у нас участковый хороший. Не знаю уже, как отвадить ее. Нравлюсь ей, наверное.

— Думаю, Герман, всё проще, — Наталья широко улыбалась. — У Нины в магазине есть книжка долговая, там все в поселке ей должны, включая «нового русского». Кроме вас, — улыбка стала еще шире.

— А зачем ей, чтобы там был весь поселок? — я не выдержал накала деревенских страстей.

— Да она с помощью этой книги, случись что, любого мертвого поднимет, потому что пока не расплатишься — хрен тебе, а не умереть, — расхохотался председатель. — Больно заботлива наша Нина, всё на ней держится.

Мы уходили в сторону оставленных квадроциклов в смешанных чувствах. Наташа махала нам рукой с веранды, пока мы не скрылись за поворотом.

— Ко-тян, ты хоть что-нибудь из этого бреда понял? — медленно проговорила Уэно.

— Я считаю, что в этой истории охренеть как не хватает жидорептилоидов с планеты Нибиру, — признался я.

Мы поднялись на небольшой холм.

На все конопляное поле был нарисован исполинский симметричный знак.

— Или это комбайн заблудился, или мне нужно забрать слова обратно.

Мне пришло в голову, что в целом музей был интересен. Как минимум в энтомологических целях.

— Правим вот туда, — я показал рукой.

На отшибе у кладбища, у самой кромки леса стоял странного вида домик. Перед ним раскидывался небольшой огородик, и пастораль портили только удивительные сваи, держащие избушку. На парковке уже были три военных «Урала», ступа, метелка и один пегой расцветки конь.

— Избушка, а избушка, я Костя Кощеев, — проговорил я. Домишко повернулся ко мне входом и распахнул дверь.

В избушке дым стоял коромыслом. Бравые ребята в зеленых беретах были очень заняты. Один протирал пыль с верхних полок, один торчал из дымохода, один чистил картошку, один измельчал нарванную на известном поле коноплю, один отжимал свежепостиранное постельное белье, а один протирал стол. Я пригляделся. Ага, седьмой в огороде возится.

— Привет, служивые! — я еле успевал вытягивать руку для приветствия. — Привет, бабушка! Как твое ничего, справляешься с племяшками?

Слепая старуха чинно повернулась в мою сторону, и ее приятное лицо осветила нежная улыбка.

— Привет, Костя. Я бы сказала, что рада тебя видеть, да сам знаешь.

Одноглазый пес, лежащий у ее ног, тихо зарычал во сне.

— Спокойно, Лихо, — я почесал его за ухом. — Все свои. Шутница твоя хозяйка.

Уэно взяла второй нож, расчехлила пару хвостов и отправилась воевать с картофелем, Томоко пошла строить глазки в огород. Недзуми вызвался помогать с починкой колеса одного из армейских мотоциклов («из чего он собран, я не знаю, но кувалду, которой это чинится, подержать смогу!»). Я как самый высокий был призван бороться с пылью. Быстро почистив верхние полки, мы со старшим из племянничков вытащили раскладной стол в палисадник и уже заказывали самобранке поляну на двенадцать голодных человек.

— Тринадцать, — прокричал парень из огорода. — Маманька звонила, скоро будет!

— Извини, тринадцать, — мы поправили запрос. Скатерть отдувалась, обмахивалась кисточками, но постепенно стол заполнялся блюдами.

Двое зеленых беретов уже помогали бабуле Яге сойти с порога. Хромые ноги слушались ее посредственно.

С мелодичным перезвоном перед столом появилась прекрасная женщина. Ее светлый облик украшала та же улыбка, что не сходила с лица самой Яги. Молодая, ярко одетая, подпоясанная целым ворохом поясов, она заботилась о мире — говорила, это ее призвание. О каком мире речь, никогда не уточняла. Все семеро ее детей, насмотревшись на семью, пошли в пограничники — разумеется, в честь бездетной тёти, которая по сей день охраняла границы Яви и Нави, узнавая героев по запаху. Было крайне трудно найти двух сестер, которые были бы настолько же не похожи.

Они друг друга обожали.

— Ягиня, здравствуй, — я пожал ее пальцы. — Всё бегаешь по миру и везде успеваешь?

— Да как всегда, конечно. Костя, ты в отъезде вроде был по учебе? Каникулы? — Ягиня стаскивала с ног золотые сапожки, а освободившись, с удовольствием прошлась босиком туда-сюда по мягкой траве.

— Да, Ягинюшка, и друзей привез с собой, царство показать, — я представил свою компанию.

— Сестрица, — босоножка села рядом с Ягой, — чем тебя потчевать?

— Пирожок бы мне, родная, — лицо Яги повернулось на звук. — И Лиху косточку дайте, пожалуйста, а то давно ему не перепадало.

Пес устроился под столом подальше от Уэно.

— А у нас здесь никак лиса за ужином? — Ягиня интуитивно повернулась к кицунэ. Та приветливо помахала пальчиками, уже привыкнув к вопросу, невозможному в Японии.

— Да, мам, и хвостов у нее хоть отбавляй, — подтвердил погранец, отправленный в наряд по кухне. — Отличная девушка, ручки золотые, не знаю, с чего Лихо рычит.

— Так он собака обыкновенная, — пояснила Яга, получив свой пирожок. — Исстари знали: хочешь поймать лису — возьми обычного пса и отправляйся на поиски. Генетическая память!

Мне вспомнилась Тамамо-но Маэ, не к ночи будь помянута.

— Богини, а есть вариант, при котором собака не рычит на лису? Я такое видел в Японии, — мне уже было интересно.

— Конечно, — подтвердили сестры. — Если она этого пса маленьким щенком подобрала и выкормила. Только это будет не обыкновенная собака, а лисий воспитанник. То ли пес, то ли лис, черт его разберет.

— А Лихо мой приболеть недавно вздумал, — пожаловалась внезапно Яга. — Старенький он у меня, а вишни, что я раньше насушила, уже закончились, нет ни единой. Волнуюсь.

— Тёть, а что ж ты молчала? — с удивлением спросил один из племянников. — Мы бы уже пять раз туда-обратно сгонять успели. А побывка вот сейчас есть, а потом нет, уезжать надобно вечером. Костя, может, вы чем пособите?

Мы нихрена не поняли из разговора, но уловили самое главное. Можно было кому-то помочь, а попутно вляпаться в какую-нибудь историю. Идеально. В приключения мы влезать были горазды, поэтому…

— Что у вас за дело? — вся компания навострила уши.

— Видишь ли, у дяди Вани в саду поспели вишни, — пояснил зеленый берет. — Да не простые, а молодильные. У тети Яги был запас в свое время, да весь вышел, пополнить бы. И пса подлечить, и вообще в хозяйстве штука нужная.

Я погладил Лихо по спине ногой. Он заворчал.

— Карту мне по Нави нарисуешь? Мы сгоняем.

Использованы строки из произведений следующих авторов:

А. Жариков, И. Бродский, М. Сми, А. Башлачев, Ли Бо, В. Маяковский, М. Кришталь

Мы вернулись в усадьбу затемно. В лесочке по дороге выло, хлюпало, хлопало крыльями и скрежетало. Кавагути, решивший, что шлем для слабаков, вовсю крутил башкой, прислушиваясь и принюхиваясь.

В доме было достаточно тихо. Мы расположились в столовой. Я сел и развернул старую карту, где рукой зеленого берета был намечен маршрут. Уэно засунула в нее любопытный нос.

— Обозначения более-менее понятные. А это какие-то пометки, — она ткнула пальчиком в угол листа. — Что они значат?

— Всё просто, — улыбнулся я. — ДСП — для служебного пользования. СС — совершенно секретно.

— Доброе утро, Анфиса, — я ожидал, пока остальные подтянутся. Ключи от квадроциклов уже были вручены Патрикеевне. — Нам бы с собой еды немного упаковать. Баба Яга просила за молодильными вишнями сгонять, у нее закончились.

Произнося эту фразу, я отчетливо чувствовал себя снова сидящим на веранде дома председателя совхоза. Не каждый день такие создания просят тебя сходить за такими вещами. Впрочем, меня это не смущало, как и мою собеседницу.

— Бабушкам помогать нужно, конечно, вы молодцы. У нас есть еще одна небольшая скатерть, — Анфиса захлопала дверцами кухонных шкафов. — Это в принципе решает все проблемы с едой. Скатерть старая, из походной серии. То есть разносолов не ожидайте, зато она весит немного. Нашла, — она протянула мне сложенный лоскут. По краям у него шли не крупные кисти, а коротенькая бахрома. Самобранка пустила по ткани приветственную волну. Я пощекотал ее по вышитому цветочку.

Уэно ради пешей прогулки достала легкие брюки-карго. Недзуми был ровно в том же виде деревенского раздолбая. Вчера он все-таки обгорел по открытым участкам и всё утро потратил на смывание сметаны с груди.

— Смотри, шерсть выгорит, будешь стильный, — выговаривал ему я за непотребный вид.

— Буду, — согласился он, срывая по пути травинку.

Томоко с небольшой сумкой на плече шла по дорожке, наслаждаясь видами. В сумке лежали скатерть-самобранка и несколько компактных складных ведер.

— Костик, а поясни, куда мы вообще идем и чем там будем заниматься, — попросила она.

— Я начну отвечать не совсем на заданный вопрос. Вам известно, что такое файтер, клирик, маг и вор? — поинтересовался я. Все кивнули.

— Ну так самое время разбирать роли. Томоко-тян!

Она посмотрела на меня заинтригованно.

— Будешь файтером?

— А когда начинаем?

— Понятно, — поставил я галочку пальцем в воздухе. — Как будем приближаться к садику с вишнями, начнется полная хтонь. Тогда пригодятся твои боевые навыки. Если их окажется недостаточно, бомбардируй врага пирожками из скатерти.

— Осу! — она нехорошо улыбнулась.

— Дальше. Кавагути-кун!

— Ну тут ежу понятно, я вор. Какого ж черта я не ниндзюк? Что за дискриминация? — он начал громко причитать о настоящем призвании и эфемерности выбора. Мы терпеливо слушали.

Через минуту его попустило.

— Так возьмешь? — я не получил ответа на незаданный вопрос.

— Да конечно, возьму, — он шумно вздохнул. — Когда нужно будет куда-то залезть и что-то слямзить — просто поставь меня в известность.

— Уэно-тян, тебе придется быть магом.

Уже поняв, к чему я веду, она начала загибать пальцы:

— Лисий огонь, иллюзорная магия, сокрытие, небольшие барьеры — что из этого сгодится?

— Понятия не имею, — честно ответил я. — Возможно, что всё.

— А ты, видимо, клирик? — недзуми перебрал все возможные варианты, но в любом случае оставался только один.

— Конечно, — я тоже сорвал себе травинку и воткнул ее в зубы. — Моя главная задача — не мешать друзьям развлекаться.

— Очень великодушно, — заметила великанша.

— Теперь о нашем занятии на этот день, — вопросы требовали ответов, а травинка была сгрызена до логического завершения. — В истории известны молодильные яблоки. Они росли у греков в саду Гесперид, и за ними отправляли Геракла. Если вкратце, сад принадлежал Гере. Потом в русские сказки он перекочевал поближе, и Иван таскал плоды не то у Василисы Премудрой, не то у Василисы Прекрасной.

Я подыскал себе следующую травинку. Уэно шутливо хлопнула меня по руке:

— Потом пожуешь! Мы от любопытства тут чуть не вымерли!

— А, да, простите, — спохватился я. — Так вот. Если внимательно проследить эти сказки, то обнаружится, что они полностью заимствованные. Во-первых, у Василис вы можете узнать, что обе никогда не занимались культивированием чего бы то ни было, от капусты до груш. Во-вторых, желтые яблоки в те времена не выращивались даже в Центральной России, они могли быть только на юге, причем не севернее Турции. А в-третьих, и это самое важное, сказка настолько дословно содрана с эллинского аналога, что при ближайшем рассмотрении окажется: Иван тырил яблоки непосредственно у Геры. Ну, сказка ложь, здесь уж точно.

— Мы самое главное-то уже поняли, — Томоко распробовала жевание травинок и тоже потихоньку начинала увлекаться этим бесполезным занятием. — Сказочные яблоки к молодильным плодам имеют примерно нулевое отношение.

— Верно, — кивнул я. — Так вот. Те вишни, за которыми мы собрались, растут в Монголии.

— Там вообще есть хоть что-то живое? — изумилась кицунэ.

— Да я сам офигел, — признался я. — На границе с Монголией есть еще одно «тонкое место». То есть нам до туда сравнительно недалеко, по Нави часа четыре идти, может, чуть больше. Там стоит усадьба Ван-Хана.

— Поэтому вы этого хана зовете дядей Ваней? — спросила Томоко.

— Он даже не хан, — махнул я рукой. — У монголов всё очень весело с именами. Их слова похожи на конструктор, в который они постоянно вбрасывают новые элементы и из них клепают имена. Например, родился мальчик. Его назвали Тумурхуяг, потому что отца зовут Тумур, в переводе «железный», а дядю — Хуяг, то есть «броня».

Недзуми захихикал.

— Это ты, Хана-кун, еще не знаешь исторические забавные моменты. Вот тебе один. Сибирские казаки в своих донесениях сообщали о местных племенах, которые выходили на битву, цитирую, «конно, оружно и хуячно». Были отчеты о встречах с отрядом «охуяченных калмыков».

— У них должны быть еще веселые слова, — Уэно весело поднимала брови, представляя, что я сейчас выдам.

— Они есть, но я наизусть не помню, покажу дома, — в голове всплыло, что в переводе с монгольского «хуйхуй» означало «синяя сорока», и искренне надеялся, что о разговоре забудут в силу насыщенного графика.

— Так вот, о Ван-Хане. Он савдаг, что-то вроде мелкого ками. То есть одно из порождений земли, живет на ней и владеет каким-то участком. В его саду-то и растет так называемая войлочная вишня. Ее родина — Монголия. Деревца неказистые, по пять штук в одной посадке, иначе не плодоносят. Еще формально это слива, а не вишня, но на вкус неплоха. Благодаря тому что ее выращивает савдаг, она обладает особыми свойствами.

— Насколько особыми? — навострил уши крысюк.

— А как ты думаешь, сколько лет Лиху, псу бабушки Яги? — задал я встречный вопрос.

Кавагути наморщил лоб.

— Старый совсем, лет пятнадцать ему, наверное.

— Четыреста восемьдесят, — коротко ответил я. Компания присвистнула.

— Это, получается, полтысячи лет назад бабуля Яга завела себе собаку, а раз в пятнадцать лет берет вишню, достает из нее косточку и запихивает в пса ягоду вроде таблетки? — уточнила Уэно.

— Именно так, — подтвердил я. — И горе тому, кто этого пса обидит. Но у вишен есть и еще одна особенность, весьма малоприятная. Если их передавать «из рук в руки», фокус не получится, молодить они не будут. Их нужно именно красть. А еще до Ван-Хана надо добраться, и по пути точно будут сюрпризы. Холм, на котором стоит его усадьба, охраняется.

— Чтобы украсть было труднее? — уточнила Уэно.

— Нет, чтобы вишни абы кому в руки не попадались. Я сам не всегда понимаю, как это всё работает, но раз уж мы вызвались помочь… время вершить подвиги. Не исключено, что от героизма вишня становится только целебнее. Это, опять же, никому достоверно не известно.

Мы еще шли вдоль призрачного русла Оби, как нас нагнал какой-то посвист.

На ближайшей поляне на древнем раскидистом дереве, вид которого от меня ускользнул, сидели три гарпии.

Нас заметила первая. Обернувшись темными тощими крыльями, она нахохлилась. Под ее глазами виднелись огромные синяки. Я не брался сказать, сколько ночей бедняга не спала и сколько из них прорыдала.

— Я ждал тебя; в вечерней тишине явилась ты владычицей морскою!

Вторая гарпия, чьи перья были пышны и перламутрово-светлы, обернулась как сова и изобразила удивление. Воткнув крылья в бока в стиле «я вас не звал, идите…», она выдала:

— И, кинув вслед ему: «Иди отсюда», она сама того не поняла, что из души, из глубины, оттуда кричала: «Идиот, сюда!»

Она плотоядно облизнула губы. Из-за дерева появилась третья, она вразвалку подошла и встала под веткой с предыдущими двумя. Ее перья казались красноватыми, но кругленькое лицо и багрового цвета глаза не предвещали ровным счетом ничего хорошего.

— Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло. Что интересней на свете стены и стула? — подумав немного, выдала она.

Я услышал тихий шорох. Томоко сползла на землю.

— Костя, что с ней? — Уэно бросилась к великанше.

— Положи в безопасную позу и возвращайся. У нее вынос мозга, — констатировал я.

— Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада по чистым листам, где до времени — все по устам, — быстро сориентировался Кавагути. От него я не ожидал и уже триста раз пожалел, что мы не вытащили Изаму из библиотеки.

— Не пропускай слова, чиста, как ночь, бумага, едва штормит, едва в нас теплится отвага. Шумит Гвадалквивир, вращаются созвездья. Уже написан мир, и мы читаем бездну, — кинула ему первая гарпия, злобно махнув черным крылом.

Уэно не выдержала и встала перед деревом в позу чтеца.

Когда-то бывали фениксы здесь,

Теперь — терраса пуста,

И только река, как прежде, течет,

Стремительна и чиста.

И возле дворца, что был знаменит,

Тропинка видна едва.

И там, где гремели всю ночь пиры, —

Курганы, цветы, трава.

И речной поток у подножья гор

Проносится, полный сил,

Здесь остров Белой Цапли его

Надвое разделил.

Я знаю, что солнце могут закрыть

Плывущие облака:

Давно уж Чанъаня не вижу я —

И гложет меня тоска.

Светлоперая гарпия разразилась бурными аплодисментами. Кицунэ умудрилась впечатлить ее. Да и меня, если честно.

Рыжая, закатив глаза под надбровные дуги, долго соображала, что еще можно вкинуть в битву цитат и контекста. Вдруг ее озарило.

Французский знаете.

Делите.

Множите.

Склоняете чудно.

Ну и склоняйте!

Скажите —

а с домом спеться

можете?

Язык трамвайский вы понимаете?

Птенец человечий

чуть только вывелся —

за книжки рукой,

за тетрадные дести.

А я обучался азбуке с вывесок,

листая страницы железа и жести.

Землю возьмут,

обкорнав,

ободрав ее, —

учат.

И вся она — с крохотный глобус.

А я

боками учил географию, —

недаром же

наземь

ночёвкой хлопаюсь!

Зааплодировали все, кроме лежащей Томоко и меня.

Мне же начинало надоедать. Изобразительное искусство меня мало впечатляло, но на него хотя бы можно было посмотреть. Мужчины, любящие глазами, и вот это всё. Стихотворное искусство казалось уж совсем тоскливым. Скучать от него я начинал довольно быстро. Вот прозу я ценил…

— Эй!

Все обернулись ко мне.

— Совесть имейте. Ваша битва отсылок, скрытых смыслов и метафорического контекста достала. Помимо этого, здесь ноль полезной информации.

Гарпии пригорюнились.

— Ну ваше темнейшество! — взмолилась рыжая. — Что же нам делать?

— Снизьте уровень до пирожков! — нахмурившись, повелел я.

Недзуми начал довольно скалиться.

— А ты что девушек обижаешь? — накинулся на него я. — А ну выдал хокку собственного сочинения! Быстро!

Он наморщил лоб.

Далеко домой.

Вернусь на Фудзияму -

Тогда напишу.

Темная гарпия впала в прострацию. Из-под ее опухших век выкатилась крупная слеза.

— Так, а ты что расклеилась? — я напустился и на нее. — Тебе есть где жить и с кем читать стихи! Быстро приведи себя в порядок!

— Тоже хокку, господин? — она вытерла слезу перышком.

— Нет, тебе пирожок!

Она задумалась.

— А, знаю.

а если правда мир театр вдруг

то можно мне другую роль

и посмотреть вообще сценарий

и получить бы гонорар

Закончив пирожок, она разревелась с утроенной силой. Белоперая гарпия, сидевшая на той же ветке, бросилась ее утешать. Рыжая не выдержала:

— Ну, какие итоги?

— Зуб даю, ничья, — я развел руками.

— А вы что хотели-то? — задала она самый резонный вопрос.

— Да мы просто мимо шли… — я больше не нашелся, что ответить.

— Ну так и шли бы…

Томоко очнулась. Я помог ей встать. Чувствуя себя героями плохого анекдота, мы оставили гарпий, перешли поляну и продолжили дорогу.

— Костя, а что это вообще было? — Уэно сдалась после десяти минут молчания.

Я вышел из размышлений о судьбах мира.

— Да всё просто. Это русские гарпии.

— И ты им явно знаком, — продолжила она.

— Да я тут всем блин знаком, куда ни плюнь. Короче, есть у нас, если верить рассказам, три гарпии. Гамаюн — птица вещая. Это та курица, которая с рыжими перьями, внизу топталась. Она байки травит. Алконост — птица счастия, с белым пером. Если услышишь, как она поет — хороший знак. А есть Сирин, птица темная. Она не то чтобы злобная, просто когда целыми днями и ночами рыдаешь о судьбах мира и о том, как всё плохо и все умрут, доброй в принципе не будешь. Одичали они совсем, к людям не выходят, вот и устраивают поэтические сражения от безделья.

— А это вроде испытания? — вопросил крысюк. — Ну, когда в подземелье за сокровищами идешь или там на Олимп карабкаешься, положено ведь, чтобы по дороге ты встречал всякую шушеру, которая не будет давать тебе пройти спокойно? Что дальше? Скелеты, демоны, големы, катящиеся каменюки?

— Ох не знаю, — пожал плечами я. — Может, и оно. Я-то за вишнями, как ты уже понял, ни разу не ходил. Для меня и то секрет, что там будет по дороге.

На следующей полянке стоял небольшой домик странного вида. До ближайшей деревни было далековато.

На пороге сидела низкорослая старуха, перебиравшая не то крупу, не то семена. Ее узловатые пальцы мелькали, и в чистую миску сыпались светлые семечки, а под крыльцо летела шелуха. Увидев нас, она отставила миску и всплеснула руками.

— Ой, живые появились! Ну хоть кто-то здесь ходит!

— Здравствуйте, бабушка, — вежливо сказали девушки. Я же напрягся. Мы стояли на дороге посреди Нави. И мы так же хорошо, как и владелица домика, знали: живым здесь делать абсолютно нечего.

Старуха тем временем убирала миски, вставая на ноги. Она была одета в лохмотья, но ничто не выдавало бы в ней кого-то необычного.

— Девоньки, а может, вы мне помощь посильную окажете? — ее голос был заискивающим. — Волосы свалялись совсем, всё боюсь, что насекомые там какие заведутся. Здесь в лесу только отвернись.

Уэно с сомнением взяла предложенную расческу. Старуха присела на небольшую лавочку, а кицунэ принялась разбирать ее колтуны.

— Ай! — минут через десять, которые мы маялись от безделья, лисичка потерла колено.

— Что такое, милая? — спросила старая женщина.

— Как будто укусил кто.

И тут у меня сложилось.

— Есть такая штука, — я вполголоса говорил по-японски. — Я извиняюсь за выражение, но оно зовется жалмауыз кемпир. Это старуха, которая маячит где-нибудь в лесу подальше от человеческих жилищ и ничем особенным визуально не смущает. Занимается тем, что увлекает молодых наивных девушек в свой домишко, а дальше по несколько раз в день заставляет похищенную искать насекомых в своей голове. В это время тихо и незаметно сосет у девушки кровь из колена. Через несколько дней девушка остается без большого количества крови и падает. Тогда жалмауыз кемпир съедает ее.

— Очень увлекательно, — Уэно продолжала чесать колтуны. — А это какая земля вообще?

— Это почти Казахстан, — пояснил я.

— Отлично. Костя, будь добр, уведи ребят хотя бы метров на двадцать от нас.

Остаток картины мы наблюдали издалека. Уэно прикрыла глаза, а потом из кармана достала крохотное зеркальце и продемонстрировала старухе. Та, вскочив с лавки и схватив клюку, пыталась огреть кицунэ по хребту. Лисица, громко смеясь, увернулась, кинула расческу на землю и бросилась к нам.

— А вот теперь бежим, — она схватила нас с Томоко за руки и рванула по дорожке. Недзуми поспевал без труда. Выкрикивая иноземные проклятья, жалмауыз кемпир какое-то время следовала за нами, а потом отстала.

— Всё, больше не будет чем зря заниматься, — выдохнула Уэно. — Нами уж точно не заинтересуется.

— Я стесняюсь спросить, что это было? — раздался голос Томоко.

— Да проще не придумаешь. Я когда поняла, что меня какая-то штука грызет за колено, сопоставила Костин рассказ и то, что чувствую. Подумалось, что как-то эту дрянь надо проучить, раз она цивилизованную лису от хомо сапиенс отличить не в состоянии. Я морок и наслала. Достаю зеркальце, показываю ей и щебечу: смотрите, мол, бабушка, теперь вас точно насекомые не побеспокоят. А в зеркальце она налысо побритая.

— Мда, — Кавагути хихикал. — Меня знаешь что больше всего раздражает? Когда создание настолько тупенькое, что свято уверено: уж оно-то знает всё и всех на свете и никогда не ошибется.

— Костя, — Уэно отдышалась, — а какой там дальше монстр по плану?

Я задумался.

Впереди плескалась какая-то большая вода.

— Первое препятствие — слово, второе — слабенький демон. Дальше или какая-то тупая физическая сила, или расплодившиеся мифологические монстры, или что-то знаковое. Анализу оно не поддается.

За поворотом лес заканчивался, и впереди простирался огромный луг, поросший клевером. То тут, то там паслись небольшие лошадки. Посреди луга стояли трое и, судя по звукам, громко ругались. За зарослями клевера текла спокойная широкая река с заболоченными берегами. Только мы собирались пройти по кромке, чтобы продолжить дорогу…

— Смотри, вон сколько народу! Пусть они нас рассудят!

Один из спорщиков быстро шел в нашу сторону. Оперативно свалить по своим делам не вышло.

Я с недоумением смотрел на идущего. Клевер под его шагами не приминался.

Это что еще за приветы из Нави?

Бай Гуан еле таскала хвосты после прошлого дня. Накладывание барьеров, изготовление морочных печатей и длительное наблюдение за мононокэ утомили.

Она отпила утренний чай и ткнула в смартфон. Срочно нужно было научиться быстро печатать.

Так…

«Найдите подходящий способ расположить пальцы для набора текста. Вы можете держать телефон обеими руками и набирать текст большими пальцами. Многие предпочитают держать свой смартфон в одной руке, а указательным пальцем другой тыкать в каждый символ. Чем больше ваш телефон, тем больше смысла в использовании указательного пальца».

Лисица покрутила мобильник в руках. Интересно, насколько он крупный?

Можно было бы зайти в поиск и сравнить, но ведь всегда был способ проще. Напрячь кого-нибудь другого.

«Акаги-сан, доброе утро. Мой смартфон считается большим?»

Мессенджер пиликнул.

«Доброе утро, Бай Гуан-сама. Да, ваш смартфон считается большим».

Отлично, дальше…

«При наборе двумя большими пальцами вы быстрее движетесь по отдельным клавишам сенсорной клавиатуры. Многим удобнее использовать метод указательного пальца, поскольку в процессе набора происходит меньше ошибок. Попробуйте оба способа, чтобы выявить лучший для вас».

Бай Гуан пошла набирать текст, расположив руки. Первое, что она сделала — чуть не сломала не то ноготь, не то экран. Карасу-кун что-то говорил о гориллах и стеклах. Мол, только ребром эту штуку на асфальт не роняйте, и всё будет хорошо. Уверенности не появилось.

Она положила руку на стол и сконцентрировалась. Ногти стали пропорционально укорачиваться. Лисица брала устройство в руки и снова регулировала длину ногтей, пока ей не стало удобно пользоваться экраном.

Она с печалью смотрела на свою руку. «Короткие ногти — признак занятости тяжелым ручным трудом, да?» Ей было чуть-чуть не по себе.

Практика только начиналась. Сегодня нужно было освоить набор запросов в поисковую систему и хотя бы ознакомиться с браузером. Конечно, в любой непонятной ситуации можно было продолжать терроризировать молодое поколение, но казаться беспомощной ей не улыбалось.

К обеду она утомилась заново, да так, чтоб лучше бы аякаси дрессировала. Галочка «Выучить слово „Википедия“» поставлена. Пришла пора сменить занятие. Она ушла в свою комнату, где подготавливалась к гаданиям. Благо они больше потребляли время, нежели энергию.

На листке бумаги Бай Гуан записывала идеи, что именно нужно будет прояснить с помощью гаданий. Первой в списке была разработка стратегии и тактики. Для этого требовалось погрузиться в будущее от первого лица.

Она села в мягкое кресло, выпустила все хвосты, сложила руки на животе и сконцентрировалась.

Кицуки Миямото, старый спартанец. Перед шинигами стоит сама Бай Гуан, ее хвосты бьют из стороны в сторону, но отсвет посоха и мерцающие в зрачках огоньки будто уже подписали ей приговор. Короткая команда, что-то вроде «Горящая». Исполинское дерево прорастает искрами, и их волнующаяся масса не предвещает врагу ничего хорошего. Легкая шерсть вспыхивает как желтый кусочек просушенной бумаги. Миямото смотрит недобро, так взирают на врага. Ее физическое тело превращается в кучку пепла.

Видение ей не понравилось. Она задала другие стартовые условия и приготовилась смотреть.

Безымянный маг с Запада, его белое лицо не выражает ровным счетом ничего. Прозрачные костлявые пальцы перебирают нитки энергии, которой так плохо умеют пользоваться здесь, на Востоке. Множество нитей оплетает ее тело, разрезая кожу, впиваясь в кости. Обматывает ее плотным коконом, оставляя будто причудливой куколкой неизвестного насекомого. Вряд ли отсюда вылупится прекрасная бабочка.

Это ей тоже было не по душе.

Что бы она ни представляла, получалось только плохое. Тощий парень с седыми волосами надевает черную дымящуюся маску и, дыша смертной тенью, одним сильным ударом косы сносит с ее плеч голову. Она не успевает даже удивиться. Ее затапливает громадная волна цунами, что пустил на город пробудившийся кайдзю. Отплевываясь, она плывет к берегу, но следующие и следующие волны прибивают ее легкое тело ко дну. Хрупкая девочка, очень похожая на старика Миямото, раздевается до пояса и покрывается толстой коркой льда. Вишневое дерево, под которым она стоит, увешано гроздьями мерзлых багровых плодов, звенящих на несуществующем ветру. Везде смерть, смерть, смерть…

Бай Гуан очнулась недовольной. Вводные данные явно требовали уточнения.

Нужно было срочно переключиться на что-то менее пессимистичное. Хули-цзин прекрасно понимала, что все ее видения представляют лишь возможное будущее. Это не строго определенная судьба, оно не должно сбыться ровно как показано. Но вероятность оставалась таковой, и она не равнялась нулю.

К черту всё.

Она достала из свертка длинную стрелу. Пора было заняться более прикладными вещами.

Тяжелый травяной дух. В небе парит желтая пыльца. Тепло настолько, что голые руки и ноги не чувствуют дискомфорта.

«Я на каком-то большом лугу».

Через луг идут двое. Костлявого вида юноша с серыми волосами. На его лице нет дымной маски. Он одет в тренировочный костюм.

«Я его уже видела».

Рядом с ним женщина. Очень немолодая, но по ней этого не сказать. Она уже давным-давно по ту сторону реальности. Над ней витают потоки мари, мертвой воды. Вода буквально везде: под ее ногами, в рукаве ее одежды, в ее волосах. Тонкая нитка тянется куда-то.

«Куда?»

Бай Гуан напрягает зрение. Нитка ведет к черной реке, кипящей и бурлящей. Над рекой полыхает металлический мост, раскаленный докрасна. Перед мостом лежит вечный охранник. Три его морды положены на чешуйчатые лапы. Он спит. Нить не обрывается, тянется за реку. Где-то там стоит черная изба, а в ней великая мать мертвых, прядущая бесконечную морозную пряжу.

«Но как они связаны?»

Пока Бай Гуан путешествует за реку, двое собирают тяжелый лук странного вида. Женщина снабжает мальчика щитком, чтобы не повредить руку, и протягивает ему стрелу, уже хорошо знакомую лисице.

— Стреляй, Костя, пусть всё сложится, — тихо говорит она. Мальчик закрывает глаза, а женщина начинает петь что-то тягучее, заунывное. Бай Гуан не понимает, на каком языке говорит незнакомка.

Над юношей раскидывается барьер… нет, не барьер. Это мертвая вода завихряется, образуя купол и будто разрежая пространство. Старая женщина своей песней сплетает реальности. Это значит, что она имеет непосредственное родство с кем-то, кто свободно ходит между всеми мирами.

На такое способны только очень старые йокаи и ками.

А кто из ками имеет много детей, да настолько, чтобы Бай Гуан в лицо не могла угадать, перед кем стоит?

Она прищурилась еще раз. От мальчика тоже шла какая-то нить. Она тянулась…

Просторный зал. Черный трон, простой, ничем не украшенный. Стены, собранные из неведомого темного камня, увитые той же дымкой, из которой мальчик собирал маску. На троне…

Бай Гуан отшатнулась.

«Ты ещё какого черта здесь делаешь?!»

Она сидела в мягком кресле. Сплетенные пальцы побелели от напряжения. Кожу на лице саднило, в глазах будто была насыпана алмазная пыль.

Если верить видению, то в тот день, который ей удалось подсмотреть, кто-то из русских заклинателей смерти гадал. Их традиции были просты как пояс оби: если они берут черную стрелу, значит, пытаются выяснить, где враг. Если серую — то где друг. Если красную — то где родня или отчий дом, потому что заблудились во времени и пространстве.

Белые стрелы же посылали в поиске невесты. То есть кто-то из потомков Мораны Смерти вырос настолько, что ему восхотелось жениться.

А стрела возьми да попади в печать, которая прикрывала ее, Бай Гуан, от мира живых. Причем хотя это была простенькая гадальная стрела, парню достало дури разбить заклинание. Может, кстати, и потому, что печать не была японской. Близость энергий, вот это всё.

Оставалось два вопроса. Во-первых, почему стрела упала туда, куда упала. Не верить же, в самом деле, что ей нужно срочно бежать замуж за кого-то из отродья Кощеевых. Одна мысль о том, что в фамилии есть шипящие звуки, повергала Бай Гуан в непотребное состояние. Во-вторых, если уж парень присутствует в более чем одном видении, значит, он уже где-то здесь, в Сайтаме, и активно влияет на события. Или в очень скором времени прибудет в Японию.

Зачем ему в Японию?

Самому тупому тануки понятно. За невестой, конечно.

Чем хороши гадания?

Тем, что можно использовать увиденное в своих целях.

Чем плохи гадания?

Ответы на вопросы всё равно приходится искать самостоятельно.

— Акаги-сан, снова здравствуй.

Бай Гуан сидела в кресле, но выглядела куда лучше. Глаза перестали слезиться при каждом моргании, и сведенные судорогой пальцы уже отпустило.

— Чем могу быть полезен?

— В двух словах, пожалуйста, расскажи мне о школе, в которой ты учишься.

— Старшая школа Сайтама, — начал молодой ворон, — выросла из идеи клана Кицуки создать учебное учреждение, в котором йокаи, планирующие жить в человеческом обществе, могли бы получить подобающий уровень подготовки. В ней преподают не только теоретические и прикладные науки, которые востребованы в социуме, но также и маскировку под людей. Школа молодая, ей около двадцати лет. До этого йокаи обучались дома. Когда шинигами озвучили идею собрать в одном месте знающих преподавателей и интересующихся студентов, многие кланы поддержали их идею.

— А есть те, кто не одобряет подобные начинания?

— Некоторые кланы, практически не контактирующие с обществом. Но с ними всё просто. Не хочешь обучаться в школе — не обучайся. На этой почве нет конфликтов.

Бай Гуан помолчала.

— Наверное, я не совсем правильно сформулировала. Есть ли те, кто не одобряет общепринятую интеграцию молодых йокаев в общество? Например, считают, что люди несколько переоценены?

Лисица знала, куда бить.

— Конечно, есть. В их числе многие старые кланы, от пауков цутигумо до кицунэ.

— И еще один момент. В школе есть переведенные студенты?

— Да, этой шушеры у нас навалом, — Ёсиро изменился в лице. Бай Гуан даже не требовалось спрашивать, что он об этом думает.

— Спасибо, Ёсиро-сан. Ты очень помог мне.

Следующие восемь лисьих месяцев прошли суматошно. Молодой тэнгу приносил какие-то новости, но ничто из них не пригождалось. Бай Гуан окольными путями выяснила, какова судьба ее припрятанных ценностей. Когда несколько рубиновых брошек ушло с молотка на подпольном рынке, и на руках появились деньги, моральное состояние резко улучшилось, да и материальное подросло. Теперь, по крайней мере, она могла быть более независимой. Но пока что клан Акаги без особых затруднений представлял ей кров и пищу, она жила в комфорте, жаловаться было не на что, тратиться тоже. Да и смартфон, с которым она теперь обращалась куда лучше, был подарком. Привыкшая к подношениям Бай Гуан воспринимала происходящее как должное, позволяя заботиться о себе.

— Бай Гуан-сан, сегодня есть что рассказать, — Ёсиро был спокоен, как и всегда.

— Конечно, Акаги-сан, — Бай Гуан изобразила заинтересованность.

— Ученик второго класса сообщает, что к ним перевели нового студента.

Тэнгу протянул смартфон. На экране красовалась фотография тощего парня с пепельными волосами. Он стоял у доски, на которой на японском, на латинице и еще какими-то крокозябрами было вполне разборчиво написано имя.

— И тебе приятно познакомиться, Кощеев Константин, — Бай Гуан подобралась. — А что за ученик?

— Его зовут Казухиро Курода. Дать контакты?

До середины апреля Бай Гуан успела вырастить несколько пристойных мононокэ — каких-то своими руками, каких-то при помощи онрё. Та очень вовремя завелась в Сайтаме, и просто тронуть ее ауру было достаточно, чтобы она взбесилась и запустила демонический конвейер. Впрочем, пока что хули-цзин исключительно копила силы и ничего выдающегося не создавала. Сначала разведка. Дело — потом. К тому же было очень интересно, почему мононокэ как будто магнитом тянуло к белокожему лаоваю. Он справлялся с ними не то чтобы с трудом, но как-то… непривычно. Не то игрался, не то не знал, с какой стороны к ним подступаться.

В фазу убывающей луны и новолуния Бай Гуан подозвала Ёсиро, рассказав ему вкратце, чем занимается. И, к слову, прекрасно зная, что он докладывает отцу всё происходящее. Это было ей на руку: повторять дважды она не любила.

— Пойдешь со мной? Я планирую посмотреть, чем там занимаются шинигами и что собой представляет этот ваш сероволосый русский.

— Да, должно быть интересно, — согласился тэнгу.

Сегодня в школе проходила ночь историй. После мероприятия Константин засобирался.

— Иди-иди, — Казухиро Курода быстро черкнул сообщение куда надо.

Бай Гуан и Ёсиро стояли у барьера. В барьере медленно конденсировались мононокэ.

С другой стороны улицы нарисовались три фигуры.

— Вот эти двое в форме шинигами — это младшие Кицуки, — разъяснял тэнгу. — Кицуки Ичика стоит и молчит. Кицуки Казуя позвал Константина. Что-то показывает ему на карте.

Тэнгу вытянулся в струну. Бай Гуан с любопытством наблюдала.

— Рассказывает, что в середине апреля в городе начали появляться мононокэ в избыточном количестве. Еще рассказывает, что шестнадцатого апреля к духам присоединяется онрё. Утверждает, что четыре дня подряд они сражались именно с ее творениями, якобы мононокэ вели себя не совсем стандартно.

— Вот сейчас обидно было, — прокомментировала Бай Гуан.

— Не обижайтесь, госпожа. Они не в состоянии осознать, что им доступна не вся информация. Появилась аякаси — свалим всё на аякаси, она к тому же не разговаривает. Кстати, Бай Гуан-сан, а почему онрё молчит?

— Духи мщения вообще не очень болтливые, — пояснила лисица. — Она на самом деле прекрасно разговаривает, когда ей это интересно. С врагами, знаешь ли, не общаются.

Тэнгу снова вытянулся, подслушивая.

— Кицуки Казуя спрашивает, какими маршрутами гайдзин перемещался, приехав в Сайтаму. Константин отвечает, что мононокэ проявляются по вечерам, когда он выходит в магазин или прогуляться.

Бай Гуан хлопнула в ладоши и начала рассматривать ауру. Кощеев оказался буквально облеплен руническими формулами.

— Присмотрись, это чистая лингвистика. Лаовай пытался защититься от кого-то и поэтому обрисовал всю ауру знаками, превращающими его в пустое место. А мононокэ туповат, и если в пределах его охотничьей территории есть какой-то вакуум, демон сразу начинает беситься. Что-то я думала, русские маги получше образованы. Кому нужны руны на островах?

В барьере происходило неаппетитное бурление и шевеление. Мононокэ начали сражаться, чтобы в конце остался только один.

Оба шинигами и дурной кощей бросились к ним и напоролись на барьер.

«Да, ребята, очков вперед вам это не добавляет», — Бай Гуан потихоньку разочаровывалась.

— Ну, Ёсиро-сан, теперь давай посмотрим, как они себя поведут, если им предложить аякаси.

Тэнгу, который ни разу не видел шинигами в более-менее пристойном бою, а не в уличной драке, с готовностью кивнул.

Теперь звуки были слышны как из первых рядов. Ворон мог не работать испорченным телефоном.

— Познакомься, Константин-кун, это дзиндзя-химэ.

— Здравствуйте, дзиндзя-химэ.

Нет, он реально бака или просто типа воспитанный? Так много вопросов, так мало ответов…

— Давайте не затягивать? А то мне в прошлый раз не очень понравилось.

— А мне-то как, — у Ичики оказался приятный голос. Она выставила посох, и тот начал… прорастать, что ли?

— Громовая…

— Ледяная…

Посох Казуи оказался предсказуемо похож на оружие его отца, Миямото. Если тот полыхал, то у младшего шинигами кидался шаровыми молниями. Красота.

А чем занята его сестрица? Казалось, она вообще не сдвигалась с места. По земле от нее ползли морозные узоры. Ледяная, значит. И тоже дерево. То самое, с багровыми звенящими плодами. Что ж у них, на почве сакуры у всей семьи мозги поехали? Хорошо, хорошо…

Кощей достал оружие. Бай Гуан поморщилась. Оно больше способно впечатлить внешне, чем служить в бою. Кому в голову вообще придет взять в руки двухлезвийную длинную хреновину?

Дзиндзя-химэ наступала, молотила плавниками и хвостом. Шинигами-девка морозила землю. Шинигами-мальчик бил сверху молниями. Лаовай крутил своей палкой. Кстати, не без успеха.

Змея двигалась всё медленнее. Свистнуло бледно-зеленое лезвие. Ауру дзиндзя-химэ разорвало, и клочки энергии спиралью возносились к небу.

— Красота, Ёсиро-сан, правда? — Бай Гуан получила ответы на свои вопросы.

— Ну, этого слабака даже мои младшие братья на сашими порежут, — тэнгу искал сарказм в словах хули-цзин. Его пылкость была… миленькой для такого молодого мальчика.

«С одной стороны, если Кощеев и правда мой потенциальный муж, то его доращивать еще лет так четыреста. Пока мелковат. С другой… вообще-то ничего так, никаких лишних движений, хорошая координация, оружие нестандартное. Опять же, наследник одного из древнейших родов нечисти в Евразии».

Бай Гуан задумалась. В ее видениях оружие у этого парня было принципиально другим, да и выглядел он куда страшнее. Что это? Дела давно минувших дней или недалекое будущее?

Как можно получить такую силу за краткое время?

Она выкинула из головы мысль о разных образах и сконцентрировалась на способах, как узнать о своем объекте побольше — и желательно в обход семьи Акаги.

Казухиро Курода триста раз благословил мироздание за то, что догадался пригласить гостью во время, когда родители уехали погостить в Киото.

Кап — стекала вода с нового модного платья, приобретенного буквально вчера.

Кап — пробежала капля с намокшего нижнего белья за совершенно дикие деньги, но такого приятного и удобного.

А сама тысячелетняя лисица флегматично думала, что дар великой гадалки Востока не избавляет от таких вот жизненных неурядиц, как проехавший рядом грузовик и огромная лужа воды после только что прошедшего дождя.

— Чтоб ты жил в эпоху перемен, — злобно проскрипела хули-цзин древнее китайское проклятие страшной силы. Сработало идеально: грузовик повело на очередной луже, водитель не справился с управлением и под крики толпы влетел в столб, попутно зацепив какого-то школьника, переходившего дорогу.

— Добро пож… — слова застряли в глотке, когда камаитачи узрел чудо, возникшее у него на пороге.

Фарфоровая кожа, по которой стекали блестящие капельки воды. Идеальная фигура. Точеная талия. Длинные прямые ноги. Глубокие глаза с хищным прищуром. Багровые губы.

Абсолютно мокрые волосы, с которых стекала вода.

Красавица переступила порог, решительно взялась за подол платья и одним движением стянула его с себя.

«Я помню чудное мгновенье» — почему-то промелькнули слова стихотворения в голове йокая, когда он увидел колыхнувшиеся богатства лисицы. Потом в лицо прилетел влажный кусок ткани. От запаха, который он источал, хотелось распасться на множество крошечных итачи, чтобы растянуть удовольствие.

— Постирать и высушить, — раздался приказной голос.

— Да, госпожа… — тут же склонился он и повернулся, чтобы выполнить указание.

— Стой! Даже белье мокрое. Фыр. Принесешь смену в ванную комнату.

Кажется, перед глазами промелькнуло что-то пушистое. Когда он пришел в себя, посреди прихожей лежали женские кружевные трусики и бюстгальтер.

— Очень дорогие, цена больше пятидесяти тысяч йен, — машинально определил марку йокай внутренним чувством. — И еще сохранившие тепло… Идзанами-ками-сама, о чем я думаю… меня же на части разорвут, если узнают.

Но постичь дзен сегодня было не суждено.

— Что так долго? — недовольно рыкнули на него, когда после душа Бай Гуан не нашла ожидаемого.

— Прошу простить, госпожа, но вещи моей матери слишком малы для вас, — камаитачи согнул спину в нижайшем поклоне.

— Рубашка.

— Что?

— Дай мне свою рубашку. Сойдет по размеру.

— Да, госпожа. Одну минуту!

На долю секунды промелькнула мысль снять собственную одежду и предложить ее. Не иначе идею нашептал какой-то заклятый враг всего сущего. Пришлось тут же одернуть себя и послать идею адресату. Не стоило и думать, что нюх китайской лисы уступит его собственному.

Спустя несколько минут, положив одну изящную ногу на другую и попутно обнажая роскошное бедро, довольная собой и высушенная лиса пила чай в гостиной и оглядывала своего невольного раба.

— Мы не представились, — вспомнила Бай Гуан.

Да, действительно, зачем мне имя того, перед кем я прямо на пороге разделась догола и в кого швырнула платье.

— Я Бай Гуан.

— Я Казухиро Курода, Бай Гуан-сама, — снова склонился камаитачи, то и дело бросая зачарованные взгляды на ее прелести, виднеющиеся из рубашки, которую пришлось расстегнуть на несколько верхних пуговиц.

Он не заметил довольную улыбку. Всё шло согласно ее плану.

Бай Гуан откровенно скучала. Изображать заинтересованность было реально сложно. Вот если бы вместо этого юнца был кто-то постарше и посильнее… С другой стороны, влечение маленьких мальчиков использовать куда проще, они не настолько опытны, как их старшие братья и отцы.

Через неделю она знала все три потока учащихся в Сайтаме так хорошо, будто сама была среди них. Хищничек воистину оказался кладезем. К тому же…

— Я нравлюсь лисам, — хвастливо заметил он. — Сон-Хо-сэмпай и Айсонаку Уэно-сэмпай тоже ценят мои наблюдения.

— Потому что ты пронырлив и очень быстр, — похвалила его Бай Гуан. — Ты умудряешься быть одновременно в нескольких местах и талантливо замечаешь самое нужное. Конечно, тебя все будут ценить.

Казухиро расплылся в обожающей улыбке.

Пиликнул мессенджер. Мелкий камаитачи вкратце рассказывал ей, что сегодня произойдет. Она отправила его писать видеофайлы.

— У меня камера не подарок, — честно признался он.

— Не беда, Курода-кун, — ободрила его лисица. — У меня тоже, но тут уж чем богаты. Я верю в твою наблюдательность. Где не видно — комментируй. Давай еще раз. Первое видео будет про Сон-Хо. У него…

— Зуб на Кощеева, потому что Кощеев клеится к Айсонаку-сэмпай.

— Прекрасно. Дальше будет Хильда. У нее…

— Зуб на Кощеева, потому что тот пялился на ее сиськи. И еще призвал какого-то из ее предков.

— Великолепно. Потом что?

— Потом картина «спасение принцессы из заточения», и тогда Айсонаку Уэно-сэмпай доносит до него мысль, что хорошо бы работать с теми, кто нацелен на превосходство йокаев в обществе.

— У нее, конечно, нихрена не получится, и тогда?

— Ну, она считает, что получится. Но если нет, у нее за спиной целый ворох прислужниц, которые доказывают, что Кощеев неправ.

— А когда они закончатся?

— Айсонаку-сэмпай считает, что не закончатся.

— Ну, здесь вскрытие покажет.

Пока самым сложным для Бай Гуан было подделаться под стиль изложения камаитачи. Воспитание у него было в разы хуже, чем у Ёсиро. Да и образованием мальчик не блистал.

«Ладно, сейчас это не так важно. Не всегда мы можем общаться только с вежливыми хорошо воспитанными людьми, чей уровень владения этикетом хотя бы приблизительно сравним с нашим собственным».

Первую запись она смотрела без особого интереса. Нервный кореец демонстрировал, что с разумным существом делает ревность. Маленький он еще, конечно, всего один хвост.

Кощеев просто стукнул его сверху. А силен. В итоге еще и уложил его в относительно безопасную позу. Еще и великодушен. Милый парнишка.

«Продолжай наблюдение», черкнула она и, откинувшись в кресле, стала ждать развитие истории.

Вторая встреча была куда интереснее. Красотка-валькирия показала не лучший уровень интеллекта, чем корейский лисец, и отчаянно пыталась побить русского лича духовным оружием. Он даже не сопротивлялся. Под конец…

«Валькирия получила по голове и сдалась».

Эх, камаитачи ты камаитачи. Я б сама лучше не сказала. Даже ты порой умнее этих двоих.

Третий эпизод был растянут во времени. Казухиро записывал и пояснял происходящее так лихо, что, наверное, стоило предложить ему пойти в спортивные комментаторы.

Лежащее распростертое тело, из которого ручьями выливается кровь, Бай Гуан особо не заинтересовало. А вот потом…

«Открыть Источник», сказал кто-то сверху. Спасибо, Казухиро, этого на записи не было. Хули-цзин порадовалась, что решила опереться на его навыки наблюдения.

Лич начал перерождаться. Одетый в обрывки, с идеально чистой кожей, которую будто бы и вовсе не повредило падением с высоты, он выглядел впечатляюще.

«Источник открыт. Эффективность один процент».

Вот оно. Нужно будет пересмотреть.

После кратковременного избиения толпы прислужников семьи Айсонаку дальше лисица наблюдала вполглаза. Всё равно требовалось поделиться с тэнгу, чтобы обсудить пару мест.

«Тебя не заметили?»

«Нет, я был скрытен и отбил запах».

«Отскаре. Держи в курсе».

Она точно понимала, какая часть видео самая важная. Не в которой Константин Кощеев умирает. А в которой он демонстрирует: то, на что теперь был способен, находясь в темной форме и держа в руках косу — всего лишь один процент. И что-то подсказывало Бай Гуан, что даже не целый процент, а где-то его половинка.

«А не так ты плох».

— Компания, а вас не затруднит рассудить наш спор?

Я так понимал, что отказ вряд ли принимается. Хотя говорящий был… не просто не от мира сего. Его не существовало вовсе. Всё встреченное в Нави бывает разной степени реальности. Гарпии были абсолютно материальны, равно как и старая вампирша. Эти же ребята явно были призраками. Следовало держаться настороже.

— Здравствуйте, батур, — я верно определил, что чем южнее мы идем, тем ближе к кочевникам. Там любой мужик с лошадью — уже батур.

Он отвел нас к двум другим спорщикам. Они представились: Доной, Докшин и Эмнек. Запоминать это я посчитал излишним.

— Батуры, что у вас за спор? — я на правах почти местного вел разговор. Девушки держались в небольшом отдалении.

— Наш отец умер и оставил нам наказ. В хозяйстве есть семнадцать лошадей. Нас трое, и все наследники. И лошадей надо поделить между тремя наследниками в отношении одна вторая к одной третьей к одной девятой.

— А поскольку мы не так умны, как наш отец, и всю жизнь занимались кочевками, а не загадками, мы уже голову сломали, как выполнить завещание.

Второй батур продемонстрировал кусочек кожи, на котором они вели расчеты. Цифры явно не сходились.

— Хана-кун! — позвал я.

— Что-то уже требуется спиздить? — невинно поинтересовался он.

— Нет, нужно в кои-то веки применить мозги.

Недзуми откуда-то достал блокнот и приготовился записывать.

— Батуры, я правильно услышал?

Они еще раз продиктовали условие дележки.

— Элементарно, — без запинки ответил недзуми. — Получится девять, шесть и две лошади. Не знаю уж, кому из вас сколько.

— О великий, — батуры протянули к нему руки, — как ты высчитал?

— Очень просто. Давайте представим, что мы одолжили одну лошадь…

Я с восхищением смотрел, как он на пальцах объясняет сложные вещи трем неумным кочевникам. Я бы не осилил.

—…а когда вы посчитаете, одна лошадь как бы оказывается «лишней». Ее возвращаем владельцу, у которого мы ее ранее одолжили, — Кавагути закончил мысль. Батуры пожали друг другу руки в знак прекращения ругани, поблагодарили нас, и мы отправились дальше.

— Костя, а кто это был? — Уэно интересовало буквально всё, что встречалось по дороге.

— Понятия не имею, — признался я. — Но могу сказать одно. Я ума не приложу, что с нами начали бы делать призраки, не будь с нами ботан-куна.

Недзуми взлохматил шерсть на затылке и хмыкнул. На ботана сейчас он походил меньше всего.

Остановившись для привала на кромке луга, мы с удивлением смотрели, как семнадцать невысоких лошадок истаивают в воздухе, как и их несуществующие хозяева.

— А вот теперь мы точно в Монголии.

— Как ты…

Томоко замолчала.

Мы стояли на краю некой пустынной местности, которая чуть ли не вплотную подступала к лесу. На горизонте в песке купался червяк, сшибая круглыми боками барханы. Всё б ничего, только…

— Это еще маленький, — кивнул я на монстра несколько десятков метров длиной. — Мне кто-то из родни рассказывал, что было чудовище, что раскинулось на всю пустыню.

Компания тут же начала не то вспоминать уроки географии, не то считать на пальцах.

— Погоди, ты хочешь сказать, что в Монголии водятся дай-кайдзю, — Хана-кун вспомнил Специальное Современное Слово Для Обозначения Очень Больших Чудовищ. — И они размером с пустыню Гоби? Полторы тыщи километров? Серьезно?

— Сказки же, — развел я руками. — По факту этот шаи-хулуд намного меньше. Вы посмотрите на красавца, вряд ли мы его увидим когда-нибудь еще.

Рассказывать друзьям про покоящегося на дне морском Ёрмунганда я не стал. А ведь они с олгой-хорхой были близкими родственниками. Северную скотину предки помогали упокаивать в рамках профилактики Рагнарека, но это была уже совершенно другая история.

— А что с ним дальше стало, с тем, который на всю пустыню? — осторожно уточнила лисичка.

— Вроде умер от голода, — печально развел руками я и рассказал теорию про питательную массу, которая требуется для прокорма одной сильно увеличенной единицы живой природы. Как только массы недостает, особь предсказуемо вымирает.

— Не то чтобы мне его жалко, — подытожила Томоко. Все были солидарны.

Перейдя пустыню по еле заметной темной тропинке, мы увидели ровно то, что описывали погранцы. Среди степной травы и потрескавшейся кое-где земли стояло большое хозяйство, зеленым пятном выделявшееся на местности. Огромный белый забор с кое-где облупившейся краской был сплошным. У ворот стояли два охранника, вооруженных тяжелыми секирами. На металле сияла какая-то гравировка повышенной пафосности.

— Ко-тян, а что у них с оружием? — Уэно пыталась совместить прочитанное много лет назад с увиденным сию секунду.

— Не знаю, каким нужно быть ушлепком, чтобы вооружить парней вот этим, — я недоумевал вместе с ней. — Абсолютно не монгольская штука, ее в основном использовали пешие воины. Кавалеристу топор без нужды. В Монголии пешком так-то не ходят, здесь секира одновременно и анахронизм, и дурость.

Пока я болтал, наметанный глаз пытался опознать вид, к которому принадлежали охранники. Кажется, они, как и владелец поместья, были савдагами, но помельче.

— Хана-кун, выдай план, пожалуйста, — я присел на песок в тень небольшого куста, чтобы не отсвечивать.

— Только после того как ты мне скажешь, в чем слабое место савдагов, или как их там, — отозвался крысенок.

Я задумался.

— Именно о савдагах я знаю мало, кроме разве что одного факта: они пользуются энергией земли. Для внешней энергии есть три цикла. Созидательный сейчас нас не интересует. Разрушительный выглядит так: фаза дерева разрушает фазу земли, земля разрушает воду, вода разрушает огонь, огонь разрушает металл, металл разрушает дерево. Смягчающий — так: земля смягчает энергию огня, огонь смягчает дерево, дерево смягчает воду, вода смягчает металл, а металл смягчает землю.

Все задумались.

— А озвучь все-таки созидательный цикл, — кажется, Томоко в голову пришла какая-то идея.

— Фаза дерева создает или питает фазу огня, огонь создает фазу земли, земля создает металл, металл создает воду, а вода создает дерево.

— Яснее не стало, кроме того, наверное, что огнем их жечь не надо, — сделала вывод Уэно.

Мы ломали голову еще пятнадцать минут.

Томоко молча начала доставать из сумки переносные ведра. Мы наблюдали.

Она не выдержала первой.

— Народ, надоело же. Предлагаю сделать самое простое. Этот забор под напряжением?

Мы пришли к выводу, что однозначно нет.

— У этого забора есть ров с крокодилами?

Мы пришли к очередному выводу, что вряд ли.

— Ну хотя бы чем вооружен хозяин этого великолепного сада?

Я внезапно вспомнил:

— У него ружье, заряженное серебряной солью.

— Константин, — закатила глаза великанша. — Даже если это эпическая супермегауберубийственная соль, ты что, нас не поднимешь из мертвых?

Я не нашелся, что ответить.

— Так что, Кавагути-кун, хватит греть мозги, бери-ка ведра, давайте обойдем эту ограду, перекинем через нее двоих. Тебя, поскольку вор ты лучше прочих, и… — Томо оглянулась, — Уэно, поскольку она умеет создавать мороки. А потом выбирайтесь с вишней, ну или мы вас достанем оттуда.

— Это должна быть вишня, растущая по несколько деревьев в одном гнезде, мохнатого внешнего вида и мелкая ярко-красная? — уточнила Уэно.

— Всё так, — согласился я.

— Томоко права. Привяжи-ка к нам свою чудо-веревку на всякий, и мы пойдем, — план казался ей рабочим.

Почему такая простая мысль, что ничего не нужно усложнять, не пришла в голову мне самому?

Уэно навела мираж. Кавагути легко вспрыгнул на высокий забор. Лисице он тоже не показался достаточным препятствием.

Мы с Томоко остались внизу, бдительно оглядываясь. На нас тоже был лисий морок, мы визуально сливались с забором. Всё должно было пройти вполне нормально.

Я слышал шелест веток. Обычный шум обычных деревьев в обычном саду. В жизни бы не сказал, что там что-то вообще происходит.

Длинный голый хвост, свесившись через забор, опустил нам в руки два первых ведра с вишнями.

Серьезно, так просто?

Я накрыл ведра. Дело пошло.

Знакомый хвост подавал нам последние два ведра. Я прилаживал крышки, когда на меня упала Уэно с криком «Кажись, вот теперь попали».

Мы дождались недзуми, похватали ведра и стартовали по знакомой дороге. Судя по звуку, распахивались большие ворота. Кто-то незнакомым голосом заверещал что-то вроде «держи вора». Благо компанию предупреждать было не надо, о ружье помнили все. Мы побежали зигзагами.

А потом я все-таки догадался обернуться, потому что топотало очень уж сильно.

За нами бежала целая толпа савдагов, вооруженных секирами. Да какой безумный кузнец вообще выполнил этот заказ, я не понимаю?!

— Так, чуваки, — я вышел на ровный и спокойный бег, и все отстроились под мой темп. — Возвращаться нужно той же дорогой. По пустыне постарайтесь топотать в унисон. Если получится — стряхнем преследователей.

Кивать особо времени не было. Ведра хлопали по коленям. Вишня, которой были чуть измазаны ведра, пахла так, что я бы сожрал литра четыре, но было как-то не до этого.

Добравшись до пустынного участка, мы начали бежать в ногу. Если бы я хоть раз задумывался, насколько это сложно — изобрел бы что-то поумнее. Однако же сработало. Олгой-хорхой, услышав сильную вибрацию, уже обратил на нас внимание. Мы были быстры и ловки, а вот половину наших преследователей как корова языком слизнула.

— Маловат питомец, Костя, — прокомментировал недзуми. Ему было хуже всех. Из-за ведер ему было не опуститься на четыре лапы.

— Ну, всё что мог! — ответил я. — Увы, план хотя и сработал, но всю обратную дорогу нам придется бежать. Потому что идею получше мы так и не придумали.

Мы пробовали всё. Недзуми рассыпал через плечо какой-то мерзенький ниндзявский порошок. Савдаги даже не расчихались. Уэно насылала мороки, помня, что огнем плеваться не вариант. Земляные создания будто их не увидели.

…будто не увидели, да?

— Это не савдаги!

Я подал знак остановиться. И, быстро натянув маску, послал взмахом косы точную и разрушительную волну.

Поднялся столб пыли. Наши противники выбежали из него. Их лица ничего не выражали.

— А вот теперь точно валим, — я вцепился в ручки ведер и стартовал по известной тропинке. Карачунья рука подхватила запасное ведро и полетела рядом.

— Пояснения будут? — Томоко была единственной, кто не попробовал никакое средство, чтобы избавиться от преследователей.

— Будут. Наши противники — големы. Мы реально не можем сделать вообще ничего. Кто-нибудь умеет ставить прочные физические барьеры?

Уэно покачала головой, что на бегу выглядело несколько комично.

— Единственный способ — замуровать эту хрень так, чтобы она не могла выйти. Разрушить это может только создатель. Остановить тоже.

Ван-Хан, приложив к глазам старый военный бинокль, рассматривал картинку, пока вся толпа не скрылась из виду. После чего прошел обратно в дом, прислонил ружье к лавке и набрал давно знакомый номер.

— Привет, дорогая, — сказал он на чистом русском языке. — Да, пришли твои посыльные. Девять ведер собрали, представляешь? Да, трудяжки редкостные, любо-дорого глянуть. Ну как отпустил. Нужно же сделать вид, что всё серьезно, правда? Конечно, весело. Да, обращайся обязательно, дорогая. У меня еще персики в этом году шикарные должны быть, но уже к середине августа. Ты приходи, они обычные, ничего красть не надо. И Ягиньку с ее орлами тоже зови.

Не то чтобы я пытался найти еще какую-то идею. Вообще думать, пока бежишь и адреналин бьет по ушам, оказалось куда труднее, чем я полагал. Если туда мы шли где-то часов пять, на что я и рассчитывал, то обратно за вычетом времени, потраченного на гарпий, бабушку-вампиршу и батыров-спорщиков, бежать было чуть больше часа.

Нам нужно было добраться до барьера, у которого стоял Полкан. Для этого требовалось выбраться из Нави в последний момент так, чтобы оказаться с другой стороны мира. Тогда мы сможем пройти Полкана, а големы останутся ни с чем, поскольку туповаты и дорогу в обход искать не станут.

Олгой-хорхой резвился в песках. Жалмауыз кемпир перестала перебирать свою вечную крупу, провожая кавалькаду взглядом. Гарпии собрались на ветке, прижавшись друг к другу (ну точно курицы на насесте), и слабо понимали, что происходит. Сирин на всякий случай разрыдалась. Надо бы ей хоть какое-то развлечение придумать на будущее… Мы сделали крюк и оказались на бездорожье.

— Туда! — я увидел жемчужное мерцание, привлекающее глаз через стройные стволы кедровых сосен. Мы завернули в нужном направлении, не сбавляя темп и сберегая ведра с драгоценной вишней.

Полкан ждал нас. В барьере появились четыре просвета. Мы проскочили. С прекрасным звуком пружинящего батута големы посыпались на землю с другой стороны мерцающей стены.

— Обожаю этот маневр, — прокомментировал Полкан. — Вам как, водички, или отдышитесь сначала?

Мы обернулись туда-обратно намного быстрее, чем я планировал. Наскоро перехватив по паре пирожков, мы прямо в таком виде, взмыленном и запыленном, погрузились на квадроциклы и, возложив на шлемы, стартовали под совхозную деревню.

— Оп, чую, духом запахло, — Яга сидела перед открытой дверью, сияя своей бессменной улыбкой, от которой теплело на душе.

— А каким духом, бабушка? — заинтересовался Кавагути.

— Русским и нерусским, милок, — растолковала Яга. — Это называется культурный код. Неужто уже справились? И бежать пришлось?

— Да, бабуль, — я выгружал ведра, поставленные на багажники квадроциклов. — Рассказать, что там по дороге?

— Расскажи, пожалуйста, — попросила Яга. — Я к Ван-Хану только в августе поеду, на персики звал. Еще надо бы десяток вишен сейчас от косточек почистить, чтоб Лихо не подавился. Справитесь?

Пока наши руки споро разбирали вишни и перекладывали драгоценные плоды в предложенные посудины, я вкратце описывал сегодняшние приключения. С лица Яги не сходило мечтательное выражение.

— А олгой-хорхой большой попался? — это был единственный ее вопрос.

Я прищурился.

— Привирать не хочу, но с полсотни метров точно.

— Помню, его братец как-то пытался реку Смородину переплыть.

— А зачем? — я недоумевал, кому может понадобиться бабушка Мора.

— Да дурной был, молодой. В общем, примерно так Горын понял: не всё съедобно, что белок.

Ее плечи мелко задрожали от смеха.

— Бабушка, вишни всё, десять крупных штук — сообщила Уэно. — Что дальше?

— Дальше просто. Для начала нужно накормить Лихо.

— Так он же дрыхнет, — резонно возразил я. — Зачем будить Лихо, когда спит тихо?

Пес, поняв, что речь о нем, снова заворчал.

— Костя, — проникновенным голосом сказала Яга. — У тебя домашние животные когда-нибудь были?

— Сама же знаешь, что нет, — я не понимал, к чему.

Уэно громко и шумно вздохнула.

— Кос-тян, как бы тебе сказать. В общем, о запихивании любых целебных средств в домашнее животное ходят легенды во всех мирах, и все об одном…

— Лисичка, а не подсобишь ли ему? У тебя навык есть. Лихо посопротивляется для вида, но вообще особых трудностей быть не должно…

Спустя полчаса мы, потрепанные, поцарапанные, в разодранной когтями одежде наблюдали, как руку Яги лижет жизнерадостный одноглазый щенок.

Могу сказать две вещи. Во-первых, совместные трудности сближают. Смотря на Уэно, перепачканную собачьей слюной примерно до ушей, я это отчетливо понимал.

Во-вторых, я увидел вторую в своей жизни картинку «кицунэ с собакой на руках». И собака не имела ничего против.

Воистину, дело того стоило.

— А теперь, друзья мои, — Яга подозвала нас, — самое главное. Как пахнут, а?

Она явно имела в виду вишни. Я давно дурел от их запаха. Остальных тоже впечатляло, насколько привлекательно могут выглядеть честно стыренные из монгольского сада плоды. Закрадывалась, правда, мысль, что если бы за ними не пришлось столько в прямом смысле бегать, не были бы они такими ценными.

— Великолепно, — согласилась Томоко. — Я всю дорогу страдала. Но страшно ж их есть, вдруг младенцем станешь.

— Не станешь, — уверенно сказала Яга. — Для живых эти вишни. А вы конструкты, ваше тело создается заклятием укрепления, это во всех мирах одинаково выглядит.

На столе уже пыхтела скатерть, и огромная миска с такими красными вишнями манила проведенной для их добычи работой.

— На здоровье, — бабушка взяла пирожок и отпила душистый чай. — Сколько съешьте, всё ваше.

Мы, не прося повторять, набросились на предложенный ужин. Вишня оказалась терпко-кислой, с легким привкусом странных приключений и стихов Бродского, который предостерегал от ошибочного выхода из комнаты.

Олена сидела в кабинете перед выточенной из первой попавшейся сосны коробкой.

Лика наблюдала, что будет дальше.

— Смотри, — программистка разложила ланчбокс.

Тот послушно разошелся на три этажа.

— Бенто! — вслух произнесла она. — Итадакимасу!

В ланчбоксе начали появляться блюда японской кухни. Лика взяла в пальцы онигири. Пирожок развалился прямо в руке. Откусила на пробу.

— Да это полбеды, — пояснила Олена. — Дальше хуже.

Паровая булочка не поднялась, оставшись плоской крошечной лепешкой. Кунжут, которым был посыпан салат, почему-то отливал синим. Куриный шашлычок был зажарен до угольков.

— А самая большая катастрофа — это жидкости.

— Да, вижу.

Вместо положенного по списку соуса в бенто радостно стоял крошечный контейнер с томатной пастой. В нем уныло плавала веточка базилика, подчеркивая инаковость происходящего.

— Ну, тестировщиков под рукой нет, давай так думать. Прошивка как?

— Прошивка норм, здесь я проверила.

— Ну, тогда в дело вступают инженеры. Показывай, по какой схеме пилили коробку.

После изучения чертежа Лика подняла глаза. Ее озарило.

— Из чего, говоришь, бокс?

— Какая-то кедровая сосна, — удрученно ответила Олена.

— Какая-то местная кедровая сосна? — уточнила сестра.

— Да. Ой.

— Именно.

— Отлично, продолжаем эксперимент…

Олена углубилась в мысли, откуда бы заказать аутентичную японскую древесину. Лика сгребла себе все онигири. Выглядели они прискорбно, но на вкус были очень пристойными. Аутентичность — дело десятое.

— Слушайте, это же издевательство какое-то.

— Фомо-фян, фы о фём? — Кавагути, довольный жизнью, уплетал завтрак.

— Да дурь всякая в голову лезет, — великанша выглядела раздосадованной, и это с утра. То есть к обеду станет еще и язвительной. — Туда сходили, сюда сходили, за вишнями вон вызвались… И вроде серьезное мероприятие, и всякие встречи, и Ван-Хан этот с ружьем, и големов пачки, а мы ведь вообще ни с кем не воевали и даже подраться ни разу не смогли.

— Всё так, — согласилась кицунэ.

— Мы что, такие слабаки? — Томоко вгрызлась в блин, как будто тот олицетворял всю несправедливость мира, мешающую ей демонстрировать йокайское превосходство.

Я задумался. Где-то в прошлой жизни, еще в Японии Айсонаку Уэно мне доступно объясняла, что в мире японской нечисти слабый неизбежно подчиняется сильному. Если культ силы не идет к нам, то мы идем к нему? Спокойная жизнь для хилятиков?

— Томо-тян, я думаю, твое высказывание будет разумно прокомментировать, — наконец собрался с мыслями я.

— Ну попробуй, — великанша внимательно посмотрела на меня с выражением в духе «скажи мне, где я не права».

Задача будет труднее, чем я думал.

— Ты помнишь, зачем пришла в старшую школу Сайтама?

Она кивнула, не понимая, куда я веду.

— Напомню. В ней учат вести себя как люди. Слабость и сила в мире йокаев и в мире живых — очень разные понятия. Вот сейчас, вызвавшись помочь бабуле Яге, мы вели себя как обычные, — я изобразил пальцами кавычки, вспоминая подробности утаскивания вишни, — подростки, которые забрались в соседский сад нарвать вкусняшек. То есть мы не просто подражали людям. Мы вели себя в точности как люди.

Она задумалась. Отлично, зернышко упало куда надо, осталось прорастить.

— Я попробую объяснить на реальном примере. Томо-тян, давай представим, что ты окончила школу, завершила обучение в спортивном институте и сейчас работаешь крутым тренером. И появился у тебя ученик, боец смешанных боевых искусств. Обычный человек. Он старается, потеет, тягает железо, чтит «рей», рвет жилы на каждой тренировке. И вот спустя несколько лет он пробился на вершину. Он мировой чемпион. Зарабатывает миллионы. Его знает вся планета. Каждый его бой — огромное событие, и за билетами стоят очереди. Круто, правда?

— А то! — задрала нос они, отчетливо представив себе такую красочную картинку. Томоко уже гордилась этим парнем.

— И его без труда убьет даже Кавагути-кун.

— Эй, спокойно, я не собираюсь этого делать! — запротестовал недзуми, почувствовав на себе яростный взгляд великанши, которая увидела реальную угрозу любимому несуществующему ученику.

— Ведь с точки зрения йокая любой человек по сути слабак. Так что, знаешь, сила и слабость — штука относительная, — я невозмутимо закончил мысль.

В столовую, где мы точили завтрак, совершенно бесшумно зашел дедушка. Все вскочили от неожиданности. Бессмертный особо не баловал своим присутствием даже домашних, не говоря уж о гостях.

— Костик, японцы и японки, у меня тут дело есть…

Притихшая компания слушала дедов рассказ. Я преимущественно занимался выбором варенья к блину, поскольку тему знал прекрасно.

Каждая уважающая себя сказка, где есть Кощей Бессмертный, всегда состоит из одной броской темы, которая обмусоливается на разные лады. Злобный тощий лич похищает некую странную девицу (лягушку, лебедь, подставить нужное), которая появляется перед молодцем по сути из ниоткуда. И ее потом приходится долго и муторно вызволять.

Если посмотреть на наше семейное древо, несложно заметить, что все эти сказочные девицы почему-то приходятся Кощею родственницами. Ой, как неловко. В чем же дело?

А дело в том, что все эти легендарные похищения были специальными и тщательно спланированными свадебными ритуалами. В процессе жених проходит Навь и Явь, доказывает свою стать и удаль, а в результате инициируется, прокачивается и может спокойно жениться на кощейке и жить с ней вместе долго и счастливо.

Мы были первыми, кто изобрел такой способ принятия в семью. Учитывая, что рождались практически только девочки, женихи должны были соответствовать им в том числе по уровню энергии, которого без правильно проведенной инициации не видать им как своих ушей. Ну а зачем честной кощейке жених, который умрет через неделю совместной жизни? Прочие древние семьи прознали про этот момент, но в разработке не преуспели. Но разве они хуже? Тогда кощеям предложили создать облегченную версию ритуала, чтобы прочие старые кланы тоже могли скреплять браки своих детей.

Выглядело это со стороны, конечно, великолепно. Злой тощий лич прилетает за красной девицей, уносит ее в неизвестном направлении, а настоящий герой проходит целую кучу испытаний, спасает свой экземпляр жены и живет с ней, разумеется, исключительно долго и счастливо. Ну, с кощеевой стороны, конечно, не бесплатно. Семейный бизнес веками работал отлично, хотя периодически случались и казусы. Как с Тамамо-но Маэ, когда на редкого и искренне героического принца нашелся еще более редкий, хотя и не такой героический, амурский тигр.

В настоящее время нравы изменились. Казалось, подобным уже никто не промышляет, и героизм ушел куда-то в историю.

Тем неожиданней был сегодняшний запрос из Осетии. Осколок древнего рода, Джимшер Батаразов, по уши влип в Ферузу Бурхоралиеву, и всё бы ничего, но она приходилась родной любимой дочерью местному божку Бурхорали, отвечающему за благополучие хлебных злаков. Для всего должны быть боги. Такой немного японский подход в условиях Северного Кавказа.

И это тоже была не единственная проблема. Феруза была ультрасовременной женщиной и понятия не имела о двух вещах. Во-первых, о том, кто ее отец. Как-то не поговорили за всю жизнь. И это вполне понятно: вот будь Феруза мальчиком… Во-вторых, о том, что ее обожаемый Джимшер ниже ее по эпическому статусу. Здесь тоже объяснимо. Где богическая дочь, а где потомок крутого витязя, который нагибал семиглавых великанов каждые две строчки в народной песне.

В общем, надо было помогать. И при этом не напугать Ферузу. И при этом прокачать Джимшера. И при этом не встрять на пару отрядов семиглавых великанов (хотя для Томоко развлечение было бы отличное). И при этом…

Короче, Джимшер просил Ферузе до поры до времени ничего не рассказывать. Вот когда они встретятся после длительных испытаний, тогда и выложить карты на стол. Мол, ты так замечательна, я тоже так замечателен, наконец мы вместе, а ты, мерзкий тощий лич, свое бабло на расчетный счет получишь… кхм… то есть будешь гореть в аду, конечно же, или в другом более удобном месте, ну, мы пошли жениться.

Дед ушел, получив наше согласие на авантюру. Поскольку батя в царстве отсутствовал по понятным причинам, за дело нужно было браться мне. Будто специально подгадали под школьные каникулы.

Нет, конечно, за дело рьяно выступала Аля. Правда, странно бы выглядело. Маленькая девочка, похищающая другую девочку, пусть и постарше, а потом выдающая нехилых звездюлей доброму молодцу, а то с чего бы он такой слабый, нам такие не нужны… Слегка выходило за рамки ТЗ. Кощей я или где?

Недзуми дожевал пирожок и достал свой вечный блокнот.

— У меня тем временем еще кой-какое предложение имеется.

Мы повернулись к нему, понимая, что это будет вряд ли интереснее похода за божественной невестой.

— Вообще-то, друзья мои, мы забили на учебу.

Все дружно закатили глаза.

— Да я серьезно. Между прочим, это предложение не такая уж дрянь, как вы думаете.

Он развернул блокнот к нам. Там был скромного вида график.

— Костя, если ты нам нарисуешь печати, то по моим подсчетам вся домашка занимает около десяти часов в неделю.

Ответом ему были дружно вытаращенные глаза.

— То есть, — медленно произнесла Томоко, не веря счастью, — или мы занимаемся два часа в день по будням, или по пять, но только в выходные?

— Именно! — недзуми поднял карандаш. — И есть самый здоровский вариант, как по мне. Засаживаемся на две недели по восемь часов в сутки, а остальное время можно жевать травинку.

Бить баклуши суммарно полтора месяца выглядело изумительным планом. Причем почти две недели из них мы уже потратили.

— Кавагути-кун, — невинно произнесла Уэно. — А меня ты в своем чудо-плане учёл?

— Разумеется, — он с готовностью перелистнул блокнот. — У тебя всё примерно то же самое, с единственным отличием. Ты не сможешь списывать с нас, поскольку на класс старше.

— Ой, да пофиг, — махнула рукой кицунэ. — Я учебу не запускала. Если при сопоставимых объемах заданий вы можете всё сделать за восемьдесят часов, то я тоже осилю.

— Между прочим, Кавагути-кун мне напомнил еще кое о чем, — Томоко рисовала пальцем на столешнице какую-то ей одной понятную схему. — Я в потолок плевала с момента вылета в Москву. По утрам занималась воркаутом, и на этом всё. Мне бы боевые искусства хоть какие-нибудь. Кто хочет присоединиться?

Я знал ответ, но нужно было сначала отвадить великаншу от приставаний с этим вопросом к домашним.

— Здесь спорт — очень относительная штука. В доме вся еда энергетическая, то есть она по умолчанию питает конструкт, помогая возрастать физической силе. Самая хилая кощейка работает художницей и без особого труда жмет четверть тонны, если вдруг ей охота это проверить. Боевым искусствам здесь вообще учат в детстве, долго и крепко, до создания динамических стереотипов, когда движения настолько вбиваются в мышечную память, что оттуда их уже не выбить. Подростки уже не занимаются. Однако у нас есть Полкан-богатырь. К нему молодняк из зеленых беретов присылают, чтобы он их кошмарил. Мол, если с этим псоглавцем справитесь, дальше вам никакие нарушители будут не страшны.

— А как бы мне к такому красавцу подойти? — моментально заинтересовалась они.

— Да просто, записывай фразу. «Здравствуйте, дяденька Полкан-богатырь, научите меня, пожалуйста, справляться с такими, как вы».

— И всё?

— И всё, — развел я руками. — Ты же сама любишь искать простые пути.

— Костя, а Костя, — кицунэ смотрела в спину убегающей великанше, решившей не откладывать дело в долгий ящик. — А вот у меня как раз вопросы по еде.

— Да, дорогая, — точно, я же в своем монологе про кощеек и тяжелую атлетику упоминал еду.

— Здесь такая огромная кухня, и ею явно пользуются. А зачем готовить, если есть скатерти-самобранки?

— Некоторым кощейкам нравится сам процесс, — пояснил я. — Говорят, это чистое творчество. К тому же одинаковый набор блюд приедается, особенно если ты ешь вдумчиво и в таком режиме живешь лет, — я снизил цифру на порядок, — пятнадцать. А еще бабуля называет это рашн тимбилдинг.

— Я слова поодиночке понимаю, а смысл ускользает, — призналась Уэно.

— А, тогда попрошу устроить. Это, кажется, объяснить невозможно. Но будет вкусно.

— Поняла. Следующий вопрос: про энергетическую еду. Это как?

— Это просто. При готовке на этой кухне и скатерть-самобранка, и живой кулинар используют какую-то навью добавку, не особо влияющую на вкус, запах и цвет блюда. Когда любой кощей ест такое, пища усваивается гораздо быстрее и эффективно усиливает тело.

— Так это же та самая бафф-еда в RPG, — подал голос недзуми. — Они так читерят. Поели — и стали сильнее.

— В целом верно. Почему я сказал про готовку именно на этой кухне: другая еда поддерживает конструкт, но эпических сил не добавляет. Кстати, работает только на кощеях и кощейках.

— Тогда, пожалуйста, объясни вот это.

Айсонаку Уэно встала передо мной и выпустила хвосты. Четыре образцово пушистых хвоста были мне полностью знакомы…

— Потому что оно, — лисичка помахала призрачным пятым хвостом, — обнаружилось утром. Конечно, я знаю, прирост сил мало предсказуем, но есть тут у меня одна мысль… Или я внезапно сыграла в ящик, изобразив Спящую Красавицу на сотню лет, или…

Мне с большим трудом удалось сохранить невозмутимое лицо, но острый приступ женской интуиции сбили на подлете: недзуми, что с любопытством ходил вокруг кицунэ, внезапно поднырнул под обеденный дубовый стол. И поднял его. Чашки запрыгали.

— Эй, поставь на место, хулиган, — я понимал, к чему он. — Есть там двести кило, есть. Я проверял.

— Так вот, — продолжила лисица, — что-то мне подсказывает, миска с вишнями тоже не просто так была презентована.

— Да, — подтвердил я, — вот такой побочный эффект.

— А если… — глаза Хана-куна зажглись.

— Остынь, горячая голова, это только первый раз работает. Зато работает отлично.

— Воистину, — Уэно убрала хвосты. — Ладно, авось отрастет в ближайшем будущем.

Разработку спецоперации «Кавказская пленница» мы начали с вечернего перекуса пирожками.

— Итак, чтобы не палиться, на время пребывания на Кавказе нашими кодовыми именами будут Трус, Балбес и Бывалый.

— Я не хочу быть Трусом, — заныл крысюк, но тут же заинтересовался деталями, вооружившись блокнотом. — А кто такой балбес и почему бывалый?

Я задумался. Потом понял, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать мой пересказ.

Три дня спустя картина в доме изменилась.

— ЖИВЬЕМ БРАТЬ ДЕМОНОВ!!! — гоготала Томо-тян, бегая за Алей.

Мелкая довольно визжала, наслаждаясь салками и иногда прячась за предметы мебели.

— Аля, ты же не баньши! — я, поморщившись от сверхвысоких частот, от которых еще чуть-чуть и нефигурально взорвется мозг, кинул в сестру пирожком с вишней. Пирожки я, между прочим, собственноручно пек под надзором бабушки. Уникальный артефакт, можно сказать. В Алю я не попал, но лакомство исчезло, а счастливая сестрица унеслась вдаль — к счастью, уже с закрытым ртом.

— Киномарафон удался на славу, — довольно потянулась Уэно-тян. — Но позывные откровенно так себе.

— Я внимательно слушаю ваши предложения.

— Будешь Царевичем.

— Это типа будет Кощей-дурак и Иван Бессмертный?

Мне пришла в голову самая очевидная вещь.

— Культурного кода я вам добавил, хотя это и заняло три дня. Однако же позывные… ну, это дело десятое. Можно называть друг друга видовыми терминами или как-нибудь попроще.

— Крыса! — сообщил Кавагути.

— Лисица, — согласилась Уэно.

— Великанша? — предположила Томоко.

— Кощей, — гордо представился я. — Годится.

Сборы в Осетию начались с информационной подготовки.

— Алло, госпожа Бурхоралиева? — я общался с матерью Ферузы по телефону. — Здравствуйте, Кощей беспокоит. Да, по поводу свадьбы. Хочу обсудить, как вашу умницу, красавицу, спортсменку и комсомолку похищать. Мне бы пару слов о личности невесты. Может, у нее фобии есть, а я случайно ее каким-нибудь пауком напугаю, будет неловко. Да, записываю…

— Короче, — я собрал всех участников, кроме Изаму-куна, который мирно дрых в библиотеке. — Похищаем невесту без уведомления, должно выглядеть традиционно. Она полностью готова выходить замуж именно за этого парня, здесь вопросов нет, согласие с обеих сторон. Выкуп он подтащит семье, уже когда вернет невесту домой.

— А как мы должны увезти девушку из этой ее деревни? — задала логичный вопрос Уэно.

— Маменька Ферузы пообещала, что поучаствует в каком-нибудь конкурсе типа «отпуск в доме отдыха». И выиграет. Так-то мы ее и уволочем.

— Я тут по карте уточнил, где Осетия, — вклинился недзуми. — Байка про дом отдыха сработает?

— Да черт ее знает. Я в этом впервые участвую. Короче, дальше мы попадаем на окраину царства, там будет гостевой домик на отшибе. Ну, и дальше молодцу надобно оформить испытания.

Все дружно зависли.

— Убивать нельзя? — уточнила Томоко.

— Вообще-то можно, — мне было неловко, но из песни слов не выкинешь. Подниму его, станет посильнее, это даже на руку…

Сестрица Олена хреначила по клавиатуре четырьмя руками: двумя собственными и двумя заимствованными у своего Карачуна.

Дух ее оружия с задумчивым видом наблюдал за правками в код.

— Ты точку с запятой забыла.

— Где?! — Олена занервничала. Запрос на перепрограммирование самобранок в последнее время был частотным.

— Да вот же, — костяной палец ткнул в строчку.

— Спасибо, — ей оставалось еще два модуля, и можно было перепрошивать.

— А кто это у нас такой ведический? — не умолкал хозяин пальца.

— А это брательник на задание ушел, — не отрываясь от кода, пояснила программистка. — Похищает девушку с выборочным питанием. Ума не приложу, что с ней не так, но если она объявит голодовку — дело будет дрянь, а нам этого не надо.

Осетия встретила нас нагретыми каменюками и жуткой жарой. Мы шли по Нави. Дорога была легкой, семиголовые великаны не попадались. Хотя если судить по легендам, они вообще где-то по другую сторону хребта должны торчать.

— А в этих горах как охлаждаются? — Уэно нашла ближайший куст и села в тени. Получилось не очень, но остыть точно было необходимо.

— Да черт их знает, — моя башка тоже порядочно нагрелась. Интересно, каково черноволосым японцам?

— А можно обратно в Навь? — попросился Кавагути. Ему пришлось вернуться в человеческую форму на какое-то время.

— Нельзя, — строго запретил я. — Невеста живет в Яви, значит, идти сейчас придется здесь.

Мир живых содержал в себе море интересного. Пока я смотрел на деревенские сакли, прилепившиеся к склонам, компания общипывала абрикосовые деревья. Мы вошли в город, а деревья не заканчивались. Кавказские горы живописно раскидывались, солнце жарило, и самым главным во всем этом великолепии было не продолбать план.

— Город называется Дигора, и мы почти дошли.

Мерные движения челюстей мешали японцам отвечать.

— Что вы на них набросились? Вот в жизни не поверю, что у вас не растут абрикосы, — я был почти равнодушен к сладкому.

— Конечно, растут, — Томоко наконец справилась с горстью фруктов. — Они настолько кислые, что мы из них делаем умэбоси. Приходится их квасить, чтобы они стали съедобными.

— Зато цветут восхитительно, — напомнила Уэно. — Тебе тоже нравилось, ты говорил.

Грустно, конечно. Мало того что нормальный абрикос впервые в жизни увидели, так еще и какой-то кощей их жрать запрещает. Я бы тоже обиделся.

В Дигоре проживало около десяти тысяч человек, из которых половина стабильно была на заработках, а половина пряталась от жары. Нужный дом нашелся быстро.

— Ой, — Кавагути рассматривал свои руки, по которым расползалась ярко-розовая крапивница. — Чойта?

Девушки посмотрели друг на друга. Сыпь медленно покрывала сгибы локтей, шею и открытые колени. Я закатил глаза.

— Понятия не имею, что происходит, но мы в аптеку. Сию секунду. Карта говорит, здесь за углом.

Фармацевт смотрел на белокожую компанию с сочувствием.

— Добрый день, — поздоровался я.

— И вам добрый, — отозвался он. — Абажралысь?

— Точно, — я был рад, что ничего не требовалось объяснять.

— Дэржитэ, — он протягивал десять пачек активированного угля. — С вас сэмдэсят рублэй.

Я расплатился.

Прикидывая на глаз, чей конструкт сколько весит, я разрывал бумажные упаковки, отсчитывая черные таблетки, знакомые любому российскому ребенку. Одна таблетка полагалась на десять кило живого веса. Раздал всем полагающееся количество и протянул запас воды.

— Это всё нужно употребить? — Томоко благоговейно держала свои семь таблеток зудящими пальцами.

— Да, и прямо сейчас.

— А что это вообще? — недзуми не видел подобных препаратов.

— Активированный уголь. Помочь активировать?

Я отправил их посидеть в Нави и прийти в себя. Пообещал вернуться через пару часов. С собой взял только сумку, в которой лежал поддельный ваучер «дома отдыха».

Дверь открыла Гюльнора Бурхоралиева, мать Ферузы.

— Здравствуйте! — я разлился соловьем. — Меня зовут Константин! Я представитель «Сказочного Царства», и я прибыл, чтобы вручить вам подарок! У вас есть активная путевка на отпуск в дом отдыха, с завтрашнего дня «всё включено», первый день в подарок — всё как я рассказывал по телефону! Моя задача — сопроводить отдыхающего в отпуск!

— Ферузаааааа, — позвала Гюльнора, жестом приглашая зайти. К счастью, она меня узнала.

В прихожую вышла девица. Я был в курсе, чья она дочь, и ожидал увидеть что угодно: кругленькую позитивную пышку с пучком колосьев в руках, статную горскую красотку по канонам Лермонтова, селянку кровь-с-молоком…

Передо мной стояла девушка, которой был необходим именно дом отдыха, и желательно на всё лето. Блеклые волосы, бледное лицо и нездоровая худоба бросались в глаза. Острые коленки были готовы прорвать и без того драные легкие джинсы. Тусклая кожа натянулась на скулах.

Я натянул на лицо официальную маркетинговую улыбку.

— Феруза Бурхоралиева?

— Да, здравствуйте, — бесцветным голосом произнесла она.

— Я принес ваш отпуск, — выразительный взмах стопкой поддельных документов завершил картину. — Если вы уже собрались и больше не заняты, позвольте сопроводить вас.

— Я полностью собрана, — Феруза смотрела куда-то мимо меня, не замечая ни дежурных лучезарных улыбок, ни документов. — Проверю, на месте ли паспорт, и можно ехать. У вас предоставляется веганское питание?

— Конечно, оно включено по пожеланиям отдыхающих, — в голове пронеслось, как же хорошо, что меня предупредили.

Я забрал у Ферузы дорожную сумку. Девушка шла рядом с отсутствующим видом.

Я предпринял попытку хоть как-то расшевелить разговор.

— Требуется ли вам рассказать о месте, в которое вы отправляетесь?

— Я видела брошюры, меня всё устраивает.

Она замолчала. Около пятнадцати минут мы шли в тишине.

— Может быть, вас интересуют какие-то дополнительные услуги? Большинство из них предоставляется бесплатно. Например, тот же бадминтон или прокат квадроциклов…

— Нет, спасибо, я разберусь на месте.

Еще пять минут пройдены в молчании. Точно, девица же из современных. Они все поддерживают тенденцию «я не разговариваю, если меня о чем-то не спрашивают», или как там выглядят эти модные тренды в психологии…

— Простите, как, вы сказали, вас зовут?

— Я Константин, — ага, мы вышли из города…

— Константин, — ее взгляд обрел осмысленность, — а где вы припарковались?

Я схватил ее поперек тела и нырнул в Навь.

Быстрый бег вынес меня к поляне, где под большим кедром отдыхали трое японцев, уже принявших вменяемый внешний вид. Кавагути вовремя учуял, что я направляюсь в их сторону, и поэтому нас ожидали черт-те как одетая крыса, лиса, обвешанная гроздью хвостов, и синекожая шестирукая великанша. Оперевшись на вековое дерево, выглядели ребята демонично.

Я сгенерировал немного черного мрачного тумана на себя самого и поставил Ферузу на ноги. Зря я не учел, что, когда я ее нес, я перехватил ее не только поперек тела, но и поверх рук так, чтобы девушка не сопротивлялась. Теперь же она была свободна. Поэтому я получил пинок по колену, а осетинка вознамерилась смыться.

— Куда?! — громовым голосом рявкнула Уэно. Ее хвост вытянулся вдесятеро, обернулся вокруг беглянки и водворил ее на место.

— И пока не угомонишься — не отпущу.

Феруза часто дышала. Даже крошечная физнагрузка была для нее очень тяжела.

Томоко сплела шесть рук попарно на груди и подошла к будущей невесте.

— Так, я буду объяснять только один раз, ладно? Ты избранная!

Мы с Кавагути застыли на месте. Этой херни в планах не было.

На они нашел стих.

— Существует великое пророчество. Согласно ему Феруза, тонкая как тростинка, не может просто так достаться своему жениху, Джимшеру Батаразову, ибо жирновато ему будет. Вот пусть он пройдет сложные испытания, пусть сразится с противниками, пусть преодолеет препятствия — и вот тогда станет он достоин прекрасной осетинской девушки! А если нет — пусть идет к семиглавым великанам и выкалывает им глаза палкой!

Они патетически застыла. Феруза была впечатлена. В ее планах тоже этой херни не было.

— Короче, дева, — подытожила Томоко. — Это иной мир. Ты из него не убежишь, даже если будешь скакать три дня и три ночи, с конем там или без, да хоть в горящей избе, значения не имеет. Мы должны сопроводить тебя туда, где твой будущий благоверный сможет, пройдя все проверки на истинную богатырскую силу, заслужить прекрасную тебя, а то эти мужики охренели, в двадцать первом веке выкуп за невесту заплатил — и готово, бери в жены. Героизм где? Подвиги? Великие свершения?

Глаза Ферузы оживились. Томоко удалось что-то затронуть в ее душе.

— У нас в Осетии феминизм не процветает, — аккуратно сказала она. — Но мне всё равно кажется, что героизм — он же не только для мужиков.

— Поверь мне, милая, — вмешалась в разговор Уэно, не расплетая хвост, всё еще обернутый вокруг девушки. — Когда будешь впахивать одну смену на работе, а вторую дома по хозяйству, ты это равноправие еще триста раз вспомнишь. Давай ты отдохнешь немного с нами, а твой мужикозавр пока попарится тебя добывать? Будет весело.

— И попкорн?

— И попкорн, — пообещала лисица, отпуская Ферузу, которая уже никуда не убегала.

Мы двинулись в путь по Нави. Не давала покоя четкая мысль: что-то идет не так.

Мне сообщили, что Феруза не в курсе, чья она дочь и кто у нее в женихах. Ладно, бывает.

Мне сообщили, что она веганка. Такое тоже бывает.

И что ей скоро замуж, я тоже знал.

Она шла рядом, но вдруг тяжело вздохнула и присела прямо на тропинку.

— С тобой всё в порядке? — забеспокоилась Уэно.

— Очень устала, — коротко ответила Феруза. — Сейчас отдохну и смогу идти дальше.

Недзуми поманил меня пальцем, и мы отошли.

— Костя, что-то не в норме. Эта девушка…

— Да, я тоже об этом думаю. Дай мне мысль, пожалуйста, своя плохо работает после жары.

— Она пахнет пылью, — тихо отозвался недзуми. И тут меня озарило. Глаза полыхнули.

Ауры у Ферузы практически не оставалось. По ее тоненькому тельцу растекались какие-то крошечные обрывки, мизерными ручейками капающие в землю.

— Она же скоро умрет, — шокированно произнес я.

Кавагути тоже присмотрелся.

— Ты однозначно прав. Идея, что делать, есть?

У меня была одна.

— Уэно, Кавагути, Томоко, — позвал я и дальше разговаривал на японском. — Досчитайте до пяти и прыгайте вертикально вверх как можно выше.

Тон, которым я это произнес, заставил их не раздумывать. Девушка сидела спиной ко мне. Я воспользовался тем, что мы с недзуми отстали. В руке сгустилась черная маска. Через пять секунд свистнула коса. Феруза упала как подкошенная, уронив голову на прозрачные руки.

Друзья приземлились: звери потише, Томоко со стуком.

— Я не знаю, что это было, — шерсть Уэно встала дыбом, — однако ты же, наверное, расскажешь?

— Конечно, дорогая, — я искал душу осетинки. Оказалась не совсем в расчетном месте, однако нашлась достаточно быстро. — Мне сейчас потребуется ваша помощь, пока я шаманю.

— Что делать? — Томоко была готова на любые великие свершения.

— Поляну накройте где-нибудь около дороги.

— В смысле достать скатерть и накрыть стол? — уточнила она.

— Всё так.

На меня нервно оглядывались. Воскрешение прошло без сучка без задоринки. Феруза распахнула глаза.

— Девушка, вам нужно отдохнуть чуть серьезнее, чем мы думали. Давайте поедим? — предложил я. — У нас есть веганская еда, всё как заказывали.

Я помог ей встать. Убийство прошло незамеченным.

— И вот примерно так мы познакомились, — Феруза кусала пирожок с капустой, запивая его крупными глотками черного чая.

Учитывая, что она болтала уже минут десять подряд и за это время смела половину того, что предоставляла скатерть, было чему удивляться. Ее кожа хотя и по-прежнему туго обтягивала остренькие скулы, но уже не была того страшного мертвенного цвета, с которым она передо мной появилась. Ногти перестали отблескивать голубоватым оттенком. Губы и щеки зарозовели. Если бы я не знал, в чем дело, я бы утверждал, что девушка переродилась. Но в нашем случае эта шутка была бы отвратительно циничной.

— Спасибо, Костя, лисица, крыса, великанша, я отлично наелась и вроде еще сколько-нибудь могу пройти, — я увидел ее улыбку. Кажется, мой маневр реально решил проблему. — Когда выдвигаемся, и далеко ли нам еще?

— Милая, — сказала Томоко, — а давай ты пока на моем плече покатаешься. Для меня твой вес будет вообще незаметен. А сумки мы отдадим кому-нибудь. Годится?

Феруза посопротивлялась для вида, но и сама понимала: если она с трудом осилила пару километров, то дорогу длиной в несколько часов ей точно не выдержать. Мы взяли все сумки, которых набралось совсем немного, и отправились дальше. Кавагути развлекал нашу гостью разговорами, и ему приходилось говорить громко: Томоко была ростом под три метра, и сидящая у нее на плече осетинка рисковала не расслышать. Мы с Уэно шли чуть позади.

— Ко-тян, нам нужно поговорить.

— Да, конечно, — с чего бы моей кицунэ я понадобился так срочно?

— Помнишь, я демонстрировала тебе проявляющийся пятый хвост?

— Да, такое зрелище не забывается, — я продолжал прикидываться ветошью.

— А еще я только что видела, как ты убил девушку, а потом воскресил.

— Это часть моей работы, я же лич.

— А еще я видела, что она тяжело больна. А сейчас ее сил явно прибавилось, — тон Уэно чуть сменился, став вкрадчивее.

— К чему ты это?

— Да так, вспомнила, что однажды пошла с тобой к деду Кощею Бессмертному, а потом проснулась в собственной кровати.

— Тогда ты не выдержала энергетического давления, и я отнес тебя отдохнуть.

— Костя, — ее глаза позеленели. — Это моё «отдохнуть» — то же самое предложение «вам нужно отдохнуть», которое ты только что выдал Ферузе?

Я сник. Скрыть не получилось. Да и не уверен, что нужно было.

— Что на самом деле случилось в черном зале?

— Тебе краткую или полную версию?

— Правдивую.

— Тебе не понравится.

— Константин.

— Да, дорогая?

— Правду.

— Ты умерла.

— А?

— А потом я тебя воскресил.

— А… — лисица потрясенно обернулась хвостами. — Э?!

— А это побочный эффект, — смущенно улыбнулся я, глядя, как Уэно ощупывает постепенно проявляющийся пятый хвост.

Я был прощен довольно быстро, и остатки пути до царства мы проделали относительно спокойно.

Феруза уже третий день жила в царстве. Ей выделили отдельный коттедж, и периодически я видел, как наша гостья гуляет по опушке, собирает колоски в небольшие декоративные снопики, валяется в стогу и смотрит на звезды вечерами. Бабуля прислала ей пирожки собственного изготовления, и на местной пище из перепрограммированной скатерти осетинка резко начала набирать вес. Надеюсь, у нее с собой найдутся хотя бы одни тренировочные штаны на резинке.

— Анфиса, — я встретил волчицу на кухне, — а объясни мне вкратце: что с нашей едой такого, что на ней все здоровеют?

— Кощейчик, ты как был шпалой, так и остался, — Анфиса вытирала руки о передник. — Какое здоровеют?

Я рассказал ей про Ферузу и про Кавагути, который поднял дубовый стол. Кастелянша ответила не сразу.

— Наверное, дело в энергетической насыщенности. Мы, правда, думали раньше, что это работает только на кощеях. Оказалось, если организм нормально ест, то и процессы в нем идут более… насыщенно.

Мне пришло в голову, что осталось только изобрести какую-нибудь волшебную пилюльку, чтобы можно было жрать-жрать-жрать-жрать не переставая и прокачиваться за этот счет. А то в конструкт влезает ровно столько еды, сколько может влезть в конструкт. Может, и я когда-нибудь в отдаленном будущем стану крутым известным разработчиком чего-нибудь магического. Мысль о грядущих подвигах грела душу.

— Ты никак о героизме задумался? — Анфиса будто читала то, что написано у меня на лбу.

— Прикинь, а ведь родился личом, — усмехнулся я. — А теперь бегаю по миру, других делаю сильнее, девушек спасаю. Кому расскажи.

— А ты расскажи, — посоветовала Анфиса. — Сам знаешь, семейный бизнес устарел, нужно что-то остроактуальное.

Бзззз!

— Да? — я взял трубку мобильника.

— Привет, Костя. Или я в мифологии слабак, или через часа три у вашего порога будет добрый молодец с армией кого-то маловнятного. И с конем. Кто из них вам нужен?

Лающий голос Полкана-богатыря я узнал сразу. Как он выяснил с такого расстояния, кто идет — уверен, не мое дело.

— Дядька Полкан, армия пусть как-нибудь перетопчется, а вот молодца с конем пропустите, пожалуйста, — попросил я. — Они нервничают очень, если у них коня отобрать.

— Не вопрос, — пограничник отключился.

Осталось позвать компанию, и можно начинать веселье.

— Джимшерчик пришел? — Феруза оживилась. Я залюбовался ее фигурой, которая стремительно набирала нормальную форму. Кицунэ проследила мой взгляд и погрозила хвостом. Я изобразил, что посыпаю голову пеплом.

— Мы как раз закончили женские разговорчики, — Томоко мыла чайные чашки. — Поэтому можно перебираться в большой дом и устраивать твоему доброму молодцу веселье. Феруза, пожалуйста, перестань бегать по стенам, обувайся, и пойдем. Нормально всё будет.

Армия из низкорослых осетинских духов и потомков богатырей черт знает в каком колене топталась по другую сторону барьера, показывая Полкану неприличные горские жесты. Это они зря, конечно. Впрочем, отговаривать их не буду.

Исполнившийся мужества Джимшер Батаразов прошел через стену, как-то договорившись с Полканом. Правильно, юноша, с этим богатырем вам не тягаться. Вам бы попроще чего.

— Ю! ШЕЛ! НОТ! ПАС!

Джимшер остолбенел. Перед ним из ниоткуда выросла трехметровая верзила с шестью руками и явно выдающейся грудью. Ее кожа блестела синевой. Ростом пешая Томоко превышала всадника на коне. Она стояла, явно наслаждаясь вытянувшимся лицом гостя.

— Простите, что вы сказали?

— Говорю, что дальше не пущу, пока не победишь меня, — великанше не понравился момент, потерянный только из-за незнания английского. Вообще их там в ауле ничему не обучают, что ли?

— Я потомок неуязвимого Батараза, в легендах названного стальным и непобедимым! В моих жилах течет кровь великих нартских богатырей!

— А сам ты в жизни чего достиг? — поинтересовалась они.

Джимшер завис, покачнувшись в седле. Зря ты так, чувак. Томоко особым терпением никогда не отличалась.

— Парень, а парень, — она была почти готова его стукнуть. — Ты за невестой пришел вообще-то. Ее свистнул злой Кощей, и пока не справишься с его прихвостнями, даже не думай до него самого добраться. Тебе нужно меня победить, чтобы пройти дальше.

Осетин крякнул и начал надувать объемные мышцы. Томоко наконец-то обрадовалась. Тренировки с Полканом не пройдут даром!

— Сестрица Ида, помнишь, я тебе рассказывала, что у меня внучок родился? Седьмой сын седьмого сына получился, — делилась Морана. — Как будто вчера всё произошло, а тут уже, гляди-ка, шестнадцать годочков.

— Да, Моронька, — вспомнила Идзанами. — У вас же там сплошные девки.

— Ну так вот, — продолжала славянка, — пришла ему пора невесту искать. Его Марьюшка вчера вывела в чисто поле, ну и пустили они белую стрелу, чтобы по всем традициям суженую поискать.

— Я помню ваши оружейные замашки, — начала недоумевать Идзанами, — но я здесь при чем?

— Да, судя по гаданиям, стрелка-то наша у вас, — хитро улыбнулась Морана. — Под Токио, в Сайтаме.

— Вот блин, — Идзанами начала перебирать в голове всех детишек, живущих в этом регионе. — Я чем-то помочь могу?

— Особо ничем, наверное, но я же должна поставить тебя в известность, что внучок в твою сторону двигается. Увидишь нечисть не с черными волосами — не пугайся, возможно, это мой. Не то чтобы ему присмотр был нужен, но если вдруг будут мысли, чего это стреле ближе не летелось — ты не стесняйся, сообщай.

Кицуки Ичика нервничала, что было немудрено. Она только-только поступила в школу и окончила первую учебную четверть — а на нее уже рухнуло огромное количество волнений и общественной работы, недоставало еще окончательно перестать спать. На такого рода собрании Ичика была впервые. Вызов в Страну желтых вод в конце лета выглядел как «быстро все войска на смотр». Великая матерь не злоупотребляла чужим вниманием. Значит, и в этот раз собирает всех шинигами не лекции слушать. Множество приглашенных в официальных черных кимоно собрались в огромном церемониальном зале и негромко переговаривались между собой, пока позволяло время.

— Пойдем, — раздался тихий голос Кицуки Миямото, и Казуя с Ичикой проследовали за главой клана на свои места.

— Кицуки-сан, давно не виделись, — с поклоном поприветствовали их соседи.

— Хаято-сан, давно не виделись, — поприветствовал он пару. Хаято Синдзи и Хаято Хината, шинигами из храма по соседству с Сайтамой.

В отличие от большинства шинигами, эти двое являлись мужем и женой.

— Казуя-кун, Ичика-тян, привет, — дружелюбно улыбнулась Хината.

— Здравствуйте, Хината-сан, — хором ответили юные шинигами, поклонившись сэмпаю.

— Не в курсе, в честь чего собрание? — тем временем обратился Миямото к Синдзи.

— Приказ Идзанами-ками-сама, — пожал тот плечами.

Постепенно разговоры затихали. Шинигами — боги смерти, но, что иронично, Богиней Смерти называли только одну.

Все тут же опустились в глубочайшем поклоне, стоило за ширмой появиться высокому силуэту.

— Поднимите головы.

Не просьба, не приказ, но повеление их госпожи, которому никто не смог бы противиться, даже если бы возникло такое желание.

А потом случилось неожиданное. Силуэт начал двигаться и выплыл из-за ширмы.

Идзанами-но-ками была одета подобно остальным. На ней было черное официальное кимоно томэсодэ, украшенное по подолу узором в виде виноградной лозы. Статная, с выбеленным лицом, источающая теплые волны спокойной силы. Прихотливая прическа, украшенная россыпью декоративных шпилек. При каждом движении подвески на шпильках раскачивались и тихо гипнотически позванивали.

— Благодарю собравшихся за посещение Страны желтых вод. Все вы занимаетесь благими делами, поддерживая хрупкий баланс между мирами живых и неживых. Те, кто поставлен заботиться о мире живых, не так хорошо выполняют свою работу…

Она говорила абсолютно очевидные вещи. Шинигами дружно молчали, делая непроницаемые лица. Темой выступления были последние новости: в пределах Токио отмечалось несколько возросшее число мононокэ, поэтому всем подразделениям предписывалось усилить бдительность и обнаружить источник аномалии. Не то чтобы мононокэ вообще представляли проблему, и ради такого точно не стоило собирать всех-всех-всех. Это Ичика отчетливо читала в позе, в которой застыл ее отец, внимательно слушавший выступление великой Идзанами. Молодая шинигами могла поклясться, что это мнение разделили бы многие.

В процессе речи богиня шагала вдоль рядов и в какой-то момент встала напротив Кицуки и Хаято. Четыре подушки на татами. Одна из них свободная.

Шинигами от каждого храма должны были занимать места согласно их территориальному распределению. Если уж клан получал приглашение, он был обязан явиться в полном составе, поэтому места подготавливались для всех членов семьи.

Подушка рядом с Кицуки Миямото пустовала. Тому, конечно, была причина.

Отмечались и другие незанятые места. Порой старые, ставшие слишком древними шинигами уходили на покой, или пришедшее им на смену поколение оказывалось недостаточно сильным.

В случае семьи Кицуки, к сожалению, все было намного сложнее.

— Идзанами-ками-сама? — осмелилась спросить Хината, когда поняла, что богиня задержала на ней взгляд.

— Нет, ничего, — качнула головой ками и посмотрела на Ичику.

Той показалось, что на ее плечи упала гора, столь тяжким было концентрированное внимание старшего божества. Казалось, это длилось вечность, на деле прошло чуть больше секунды.

— Ну и что это было? — недоуменно высказался Хаято Синдзи, когда собрание завершилось.

— Если анализировать услышанное, нам необходимо усилить бдительность.

— То есть, по сути, нам накрутили хвост, — грустно отозвалась Хината.

— Похоже на то. Ну, раз мы можем работать лучше, давайте работать лучше, — подытожил Миямото.

Идзанами, оставшись одна, подвела итог наблюдениям, разговаривая сама с собой.

— Породниться — хорошо, конечно, но вот с достойными партиями… Хината еще ничего, высокая дева, сильная, да она ж замужем. И благословила сама же. Кицуки Ичика… будут смотреться вместе, как куколка и скелет — ками на смех…

Великая матерь поморщилась.

— Неужели сестрица ошиблась? Хотя…

В голову пришел один невероятный вариант.

— Да нет, не может быть…

Узнав, что младший Кощей собирается в Японию искать себе невесту и по этому поводу уже изучает японский язык, Идзанами-ками-сама вполне здраво рассудила: для такого парня самая подходящая партия по-любому должна быть из клана шинигами. Назначив внеочередное собрание, Великая матерь намеревалась провести смотр всего состава. Попутное разглядывание девушек, женщин и даже бабушек (какая разница, все выглядят как конфетки!), годящихся в жены дорогого внучатого племянника, ровным счетом ничего не дало. Всех изучила, всеми осталась недовольна.

Пустое место рядом с Кицуки Миямото… для памяти божества это было словно вчера. Страхи и вера людей породили существо, которое грозило сравниться по силе с хтоническими чудовищами и злыми ками. Лишь одна шинигами решилась пожертвовать своим бессмертием, чтобы остановить надвигающееся безумие. Но Великая Печать требовала больше, и что если этого оказалось мало?

Если догадка небеспочвенна — будет очень, очень интересно посмотреть, как Кощей сможет сладить с такой задачей, что подкинуло ему мироздание.

Если токи энергии в Стране желтых вод были понятны и очевидны для Идзанами, то вот идеи и выверты Нави…

Здесь ничто не могло быть определенным.

Акаги Ёсиро сидел перед столом в своей комнате. На его молодом лице застыло какое-то странное выражение: не то отвращение, не то просто сильная усталость. Каникулы, блин. Погулял, блин. Отдохнул. Уроки поделал. Молодец.

Виной его состояния была утренняя встреча парней третьего года обучения. Разговор выдался неприятным.

— Казуя-сан, вы же прекрасно понимаете. Политика не может не отражаться на школьном сообществе. От этого мы никуда не уйдем.

Горо Кадзэ разговаривал, сидя на скамейке, но не вольготно развалившись, а подчеркнуто официально выпрямив спину. Ёсиро каждый раз внутренне чуть холодел, смотря на него. Даже зная, что пауки-цутигумо всегда были опаснейшими соперниками, и внимательно раздумывая над каждым своим словом, произнесенным вслух, карасу тэнгу… опасался, что ли?

Да, он немного боялся Горо Кадзэ. Хотя и ничего не чувствовал к обычным паукам. Ладно бы это можно было объяснить фобией. Но нет…

— Ёсиро-кун, а ты что думаешь? Влияет ли школьная популярность на общественные настроения в пределах отдельно взятого учебного заведения настолько, как утверждает Кадзэ-кун? — Кицуки Казуя, которому даже в официальном костюме не было жарко, обернулся к тэнгу.

— Я думаю, не просто влияет, а прямо воздействует, — Ёсиро старался не болтать без нужды. — Клан Кицуки создал школу, чтобы интегрировать йокаев в общество, и двадцать лет пропагандирует либерализм. Каждое действие не может не порождать противодействие.

— Я вас услышал, — Казуя не изменился в лице. Разговор подходил к концу. — Мне пора. Спасибо, что заглянули.

— Доброго дня, Кицуки-сан, — отозвался паук. — Ёсиро-кун, пройдемся?

Компания цутигумо была не особо приятна. Однако могущество этого старого клана в действительности превышало и власть Акаги, и их влияние на общественное мнение. Отказаться вариантов не было.

— Ты же понимаешь, что как только мы выпустимся, кто-то должен продолжать гнуть линии? — Горо Кадзэ моментально растерял официоз и стал высокомерно-дружественным.

— Разумеется. У меня есть младшие братья, пусть у них голова болит, — попытался съехать с темы тэнгу.

— Если сейчас потерять влияние на тех, кто в школе первый год, то старые кланы однозначно перестанут контролировать ситуацию, — рассуждал паук.

— Но есть еще средняя школа, — попытался протестовать Ёсиро.

— Если бы от нее еще хоть что-то зависело, — усмехнулся Кадзэ. — Мне на перекрестке налево.

— Мне прямо.

— Тогда до встречи.

— До встречи, — Ёсиро пытался скрыть облегчение. Вроде бы получилось.

Придя домой и первым делом смыв с себя липкое ощущение невероятной гадливости, он заперся в комнате и отключил всю технику. Нужно было подумать.

Если паук Кадзэ прав, то старые кланы стремительно продалбывали все доступные полимеры. Влияние шинигами, держащих школу, трудно было переоценить. Весь этот либерализм, который они долго и старательно насаждали, постепенно отравлял молодые умы. Представители семей, не склонных к сотрудничеству и уверенных, что люди занимают катастрофически много места, будто бы уделяли слишком мало внимания популяризации своих точек зрения.

Выглядело уныло. Вот встал ты к плите, будучи великим кулинаром. Отгрохал рамен, кучу шашлычков, разносолы и три коробки пирожных напоследок. Сел за стол, саке открыл, а гостей-то позвать и забыл.

Откуда молодежь будет знать, что они выше по праву происхождения, что они лучше и сильнее по сравнению с хомо сапиенс, если им об этом никто не скажет?

Вот и сидишь ты, представитель старого клана, перед накрытым столом. Грустно лакаешь саке в одиночку. И никто не знает, насколько ты на самом деле крут. Потому что кое-кто существенно недооценил экстремальную важность просвещения и пропаганды.

Старики торчат в своих кулуарах, воспитание подрастающих йокаев делегировали двести лет назад. Образование тоже делегировали, у всех школы, у всех воспитатели, всем не до молодняка. Передача ценностей заржавела как процесс.

Ёсиро побурчал на знакомую тему. Вроде попустило.

Оставалась диспозиция. Он достал шахматную доску, чтобы визуализировать происходящее.

Белыми поставил фракцию старых кланов. Черными — «демократов», чтоб их в чане с говном утопило. Жаль, коричневых фигур не завезли.

Как-то надо было обозначить имеющиеся проблемы…

Он достал набор го и придирчиво осмотрел фишечку. Годится.

Посреди доски появился камушек. Пусть это будет клан Горо и его единственный отпрыск.

Еще одно смущало…

Второй камушек.

Мда…

Кощеев Константин. Причем сам по себе, без семьи за спиной. Акаги Ёсиро хорошо знал, что эта самая семья есть, и поддержка ее сильна. Однако парень со всеми своими проблемами справлялся в одиночку.

Камушек-Горо остался посреди доски. Его позиция была неизвестна. Кадзэ, гаденыш, умудрялся болтать буквально на любые темы, но не выдавал при этом ни единой оценки. Возможно, преследовал какие-то свои цели. Цутигумо были едва ли не самыми закрытыми семьями. О них не удавалось выведать вообще ничего.

Камушек-Кощеев отправился к коричневым… тьфу, черным.

Три долбаных года он, Акаги, гнул свою линию, если пользоваться выражением паукана. Финал выброшен в утиль. Эта партия, которую он так старательно играл, условно слита. Не бездарно, просто Кицуки Казуя — слишком сильный соперник. Если даже братья Акаги продолжат семейную традицию аккуратной пропаганды среди учащихся, скорее всего, следующий год тоже будет проигран — на место Казуи, которому пора выпускаться, встанет Ичика. Такую фигуру уравновесить нечем. Казухиро Курода, помнится, на все намеки и даже на открытое предложение поучаствовать в таком полезном деле формирования общественного мнения продемонстрировал, насколько всё это его не касается. Мол, камаитачи я, взятки с меня гладки, мое дело маленькое.

Белый ферзь аккуратно перекочевал к стану черных фигур и встал рядом с камушком. Хорошо бы в качестве подобной фигуры поставить Кощеева. Абсолютно неясно, как русскому удалось подмять под себя Айсонаку Уэно. Наверное, на кицунэ зря сделали ставку. Да, ее влияние в театральном клубе неоспоримо. Но если возлагать надежды на ее возвращение, то обратно затаскивать к белым придется уже две фигуры. А это больше, чем одна. Без Кощеева она с места не двинется. А ведь здравомыслящая баба была.

Ёсиро отпил воды. Голова начинала болеть. Продолжать партию было необходимо. Но проигрывать два поколения подряд уже нельзя, слишком высока цена. В этом случае школа окончательно перейдет под контроль и влияние новых йокаев, которые радостно интегрируют всех в человеческое общество и будут абсолютно довольны этим непритязательным счастьем бегать у людей на посылках.

«Идзанами-ками-сама, это ж какой херней я вынужден забивать башку вместо того, чтобы медитировать в горах и постигать дзен».

Бай Гуан склонилась над крупным блокнотом, куда законспектировала итоги майской драки шинигами и новорожденной дзиндзя-химэ. Наконец-то у нее появилась идея. И идея была хороша.

Однозначно нужно было еще поработать в этом направлении. Например, если печати, сдерживающие неведомую хтонь, располагались на территории клана Кицуки, это одно. Уравновешиваем конкретных шинигами специально рожденными аякаси, и пока они друг с другом грызутся, быстро ломаем заклятия, клац-клац, и готово, пусть всё рушится и взрывается на здоровье, когда рухнет главная печать. А если окажется, что они были умнее и разбросали опоры еще где-нибудь? Как вообще предлагается выставлять боевую силу, если не знаешь, с чем имеешь дело?

Пока что Бай Гуан могла позволить себе разве что представить достойного противника для самих Кицуки. И план был отличным. С чего бы эти ребята так дружно обзавелись вишневыми посохами? Должна же быть причина, по которой они все так неравнодушны к сакурам?

Время свериться с литературой по этому вопросу. Вообще какой шанс, что в Японии живет то, что ей, лисице, требуется?

Повезло, повезло…

«Кодама — сильный йокай, воплощённая душа дерева. Жизненная сила тесно связана с жизнью их дерева, и если умрет один из них, другой также не сможет жить, — Бай Гуан водила пальцем по строкам. — Они, по легендам, несут ответственность за рождение эха. Увидеть кодаму очень сложно. Проще услышать ее: как правило, в месте проживания кодамы эхо будет возвращаться немного позже, чем обычно».

Кажется, идея подходит. Такой йокай точно займет всю семью Кицуки уверенно и надолго. Бай Гуан уткнулась обратно в книгу.

«Внешность кодамы — тусклый светящийся шар, мерцающий вдали. Считается, что если сделать зарубку на очень старом дереве, то она может начать кровоточить. Это будет вернейшим признаком наличия в нём духа. При нахождении подобного дерева его отмечают священной веревкой симэнава».

Дальше наталкивало на размышления, но было не по делу.

«Вырубка деревьев с кодамой считается тяжким преступлением, в результате совершения которого человек навлекает на себя очень сильное проклятие. При массовой вырубке священных деревьев гнев кодамы может обратить в руины даже самое процветающее общество».

Отлично, так оно еще и способно стать мононокэ? Половина проблемы была бы решена.

Следующий же абзац заставил ее скрипнуть зубами:

«Духи леса очень миролюбивы и никогда не проявляют агрессии».

Хули-цзин вскочила и начала расхаживать по комнате, заложив руки за спину.

Она слабо понимала, как иметь дело с такими йокаями.

На неизвестно каком по счету круге ее взгляд зацепился за наконечник белой стрелы. Пришедшая в голову мысль заставила хищно улыбнуться. Кажется, карасу-кун жаловался на недостаток влияния в школе? Что ж, если все получится, то сердце шинигами-куна будет пронзено насквозь, и ему станет не до школьных дел.

Томоко расставила ноги, согнув их в коленях. Все шесть рук находились в оборонительной позиции. Джимшер, не спешиваясь, достал окованную железом палицу, притороченную к седлу.

— А мечей не будет, да? — протянула великанша.

— Меч — пережиток прошлого! — богатырь потряс ударно-дробящим оружием. — Я сражаюсь как современный мужчина!

— Хотелось бы верить, — сквозь зубы прошептала они.

Джимшер замахнулся палицей. Томоко поднырнула под его руку и сшибла его с коня. Животное продолжало стоять, вообще не возмущаясь обстоятельствами.

Осетин сплюнул и поднялся, потирая ушибленное бедро.

— Сражайся!

Он начал наносить удары, очевидные и прямые как палка. Великанша какое-то время забавлялась, но ей предсказуемо наскучило. Она подставила плечо под удар. Бой вышел недолгим.

— О, ты поразил меня! — патетически воскликнула она, оседая на землю и приложив одну из рук ко лбу. Джимшер потряс палицей, вскочил в седло и поехал дальше по еле заметной тропке. Томоко показала пальцами «окей», выждала, пока всадник с конем скроются за деревьями, приняла человеческую форму и окольными путями отправилась к нам.

Феруза отставила стакан с попкорном и отклеила окуляры бинокля от глаз:

— Что-то пока не впечатляет. Всё нормально?

Вокруг ее глазниц были вдавленные отметки. Все-таки она порядочно волновалась, подумалось мне.

— Да, всё хорошо. Не обязан же он быть в самом деле сильнее первого попавшегося горного великана? Важнее то, что он не забоялся вступить в сражение. А поскольку мужик у тебя обычный гражданский, вообще-то он не каждый день воевать ходит.

— Уж надеюсь, — Феруза снова приклеилась к биноклю и попкорну. На очереди был недзуми.

Петля аркана свистнула и вышибла всадника из седла. Перед Джимшером появился полноростный крысюк, стоящий на задних лапах и держащий в руках хвост от лассо. Он сплясал что-то невразумительное, после чего потащил богатыря в кусты. Уэно чертыхнулась: зеленые заросли скрывали вид на подробности взаимодействия. Конь продолжал стоять как вкопанный. Булава была по-прежнему приторочена, то есть Джимшера уволокли безоружным. Вот это дрессировка, восхитился я. Или что там с лошадьми положено делать, объезжать, что ли. С всадником хоть что происходит, а конь абсолютно уверен: хозяин придет, заберется в седло, и они отправятся дальше.

— А как справиться с Хана? — поинтересовалась Феруза, наслушавшаяся наших имен в предыдущие дни.

— Насколько мне известно, проще всего подкупить. Это такой вид нечисти, который не слишком силен в сражениях и преимущественно шпионит и торгует информацией, — объяснил я. — Впрочем, всегда есть вариант дать по башке или сбежать.

— А что из этого подвиг? — она наморщила лоб в попытке догадаться самостоятельно.

— Подвиг — убраться от крысы подальше, — рассмеялась Уэно. — Они на редкость прилипчивые ребята. Унесет ноги твой мужик — считай, герой.

Из кустов выбежал Джимшер. За ним, высоко поднимая лапы, стрелой летел недзуми, размахивая арканом. Петля опять захлестнула богатыря. Кавагути попрыгал на месте, демонстрируя радость от удачной рыбалки, и снова утащил парня в те же самые кусты. Феруза заскрипела зубами.

— Милая, не недооценивай нас, — посоветовала кицунэ. — Великанша не отличается долготерпением, ей было проще принять удар и вернуться на исходную. А у крысы характер не подарок, он сегодня спокойный и медитирует, а завтра буйный и намеревается покорить мир. Правда, после завтрака это у него быстро проходит.

В комнату, из которой мы смотрели цирк, зашла Томоко.

— Бинокль есть?

Уэно протянула ей еще один. Мы дружно прилипли к окну. Там происходило что-то загадочное.

Джимшер, снова выбирающийся из кустов, бежал спиной вперед. Когда недзуми замахнулся, богатырю удалось схватить аркан в полете и, резко дернув на себя, оставить крысу с пустыми руками. После этого осетин быстро скрутил веревку плотной морковкой и, размахивая ей как палицей, побежал ловить недзуми.

— А, мне пора, — Уэно быстро положила свой бинокль на подоконник и исчезла в дверном проеме. На лужайке Джимшер кругами носился за полутораметровой крысой, грозя веревкой. Вечно Кавагути бегать не намеревался, поэтому нырнул в какие-то особо удачные заросли. Богатырь пооглядывался в поисках врага, потом победно помахал импровизированным оружием, вернулся к коню, пристроил трофей куда-то за седло и поехал дальше. Из кустов высунулась рука со знаком «окей». Я удовлетворенно кивнул.

Где-то в зоне видимости парковки, для такого дела очищенной от квадроциклов и замаскированной под коновязь, перед осетином выросло чудовище. Исполинский хищник размером с гостевой дом бил в разные стороны громадными хвостами, изрыгал пламя и вообще был настроен недружелюбно.

— Дай мне пройти, чудище поганое! — расхрабрившись во время двух предыдущих «сражений», Джимшер был смел как его предок и нагл как Емеля, решивший покататься на незапряженных санях.

Уэно, похоже, опешила. Она уперла обе верхние лапы в бока и вопросительно-недоуменно посмотрела на хамоватого гостя. Поза не предвещала ничего хорошего. Я неприлично заржал.

— От чудища поганого слышу, — человечьим голосом молвил хищник. — Цивилизованно общаться умеешь? Вежливость там, политкорректность? Волшебное слово?

Богатырь опешил. К такому жизнь его не готовила.

— Ээээ…

— Ну давай, я вообще-то жду, — закапризничал хищник.

— Многоуважаемое чудовище, позвольте мне пройти, пожалуйста, — сформулировал Джимшер через минуту.

— Мне кажется, аргументация слабовата, — вынесла вердикт Уэно. — Попробуй еще раз. К тому же у тебя есть гарантии, что по меркам данной местности чудовище я, а не ты?

Джимшер окончательно спал с лица и крепко задумался.

— Многоуважаемое существо, пожалуйста, позвольте мне пройти, поскольку я тороплюсь вызволять свою невесту, прекрасную Ферузу, похищенную злым Кощеем, — родил он наконец.

Чудовище отрицательно покачало головой.

— И снова не годится. Аргументацию поправил, вежливости научился. Но даже если не цепляться к злому Кощею и просто подумать: ты сидишь, а я перед тобой стою. Ничего не смущает?

Джимшер спешился и с неожиданным спокойствием слово в слово повторил свою речь.

— Совсем другое дело! — обрадовалась Уэно. — Ты, оказывается, обучаем!

— Так что, пропустите меня? — с надеждой спросил богатырь.

— Нет, не хочу, — пожала плечами лисица как умела. — С чего бы? Меня нужно победить. А уроки вежливости — так, приятное дополнение. Будь уж добр следовать правилам.

Джимшер спокойно подошел к коню, снял с седла трофейную веревку и палицу и встал перед лисицей. Я присмотрелся к хватам ладоней. Ой, зря ты, парень, себе левую руку занял, ты же правша…

В комнату влетел Кавагути и вместо «здравствуй» схватил оставленный бинокль.

— Ну как там?

— Если я правильно всё вижу, то Уэно читает Джимшеру лекцию о том, что общаться с врагами нужно цивилизованно. Поскольку он уже держит в руке оружие, будем думать, что этот урок он усвоил, — пересказывал я свои соображения, дополняя то, что узнал по движениям губ говорящего. Невеста кивала, не относя бинокль от глаз.

— Феруза, а ты что об этом всём думаешь? — вклинилась Томоко.

— О чем именно?

— Да о ситуации. Первый противник — слабосильный великан, однако же выглядящий достаточно внушительно. Второй — тощий крысюк, ловкий и быстрый, но от него очень трудно избавиться. Третий — по виду настоящий монстр. А ведь это он еще до дома Кощея не добрался. Как ты думаешь, насколько подобающе твой жених ведет себя в предложенных случаях?

— Мне главное, чтобы он был не упертым как баран, — призналась Феруза. — Если он в состоянии подстроиться под ситуацию, решить какой-то вопрос, продемонстрировать хорошие черты характера — отлично.

— А если он в процессе испытаний покажет себя твердолобым, негибким и привыкшим решать всё грубой силой? — не унималась Томоко. — Тогда что?

— Тома, ну зачем ты меня расстраиваешь? — не выдержала Феруза. — Сама же мне говорила: если по тексту пророчества он меня недостоин, то он пойдет нафиг. Конечно, я надеюсь на лучшее, но кто я такая, чтобы плевать на сакральные тексты и не принимать во внимание правила игры, которые не я сама установила?

— Ты ж моя зайка, — умилилась великанша. — Я других слов не ожидала.

Хвостатый монстр встал наизготовку. Джимшер поиграл палицей, воинственно помахал смотанной веревкой и бросился в атаку.

Я наблюдал, как лениво Уэно отмахивается от чахлых ударов, периодически матюкаясь на японском. Мне было на редкость интересно, что она предпримет. Их весовые категории различались настолько, что у осетина не было шансов в принципе.

Внезапно фигура гигантского монстра мигнула.

Мы на секунду перестали жевать. Перед осетинским богатырем стояла Уэно собственной персоной, и ее человеческий облик был одет только в бикини. По меркам Японии — целомудренное, по меркам Франции, где их изобрели — и вовсе глухое. Феруза ойкнула, отбросила стаканчик и немедленно закрыла глаза обеими ладонями, чтобы не наблюдать практически голый по ее меркам попец.

— Ты что? — изумилась Томоко. — Это же просто Уэно, ты ее уже видела.

— Это же ужасно… Срам какой…

Странно. Мне говорили, что наша невеста была вполне современной девушкой. А оказалось, что воспитание есть воспитание, и горские женщины все еще нервничали по поводу чрезмерно оголенного тела…

— Не иди никуда, добрый молодец, — кицунэ положила руку на пояс и изогнула талию так, что у меня самого сердце ушло в пятки. — Буду я тебе женой, буду тебе еду готовить, в доме убираться, матушку твою буду привечать как свою родную. Между прочим, в домоводстве мне равных нет. А уж как по ночам куковать буду — то сам выяснишь.

Джимшер застыл. На него катились волны лисьих мороков. Я о них знал достоверно, да и рассказывали — преимущественно те, кто попадался под горячую руку Патрикеевне. Что он сейчас видел? Картины прекрасной жизни с прелестной девушкой? Жаркие ночи в горном городишке? Сцены зависти в исполнении всех знакомых альфа-мужиков? «Ай и Джимшер, ай и отхватил себе?»

Внезапно он махнул рукой, разрубая воздух перед собой. Его глаза прояснились.

— Феруза, а Феруза, — проговорил я с улыбкой. — Присоединяйся. Самое интересное пропустишь.

Она вздохнула резко и глубоко, отнимая ладони от глазниц. Задница Уэно никуда не делась и по-прежнему была в стрингах от бикини. Однако же мой аргумент сработал. Пришлось быстро читать по губам.

— Не обманешь меня, монструозная баба, — твердо сказал Джимшер, вешая палицу на ремень. — Я сюда пришел за своей невестой, и ее зовут Феруза Бурхоралиева. И она для меня красивее всех на свете, и лучше ее готовки я в жизни не едал, и порядок у нее в доме, как ни у кого другого. И если даже вздумается мне завести еще жену, я себя лично по рукам бить буду вот этой булавой, потому что больше мне не нужен никто, кроме моей Ферузы. Так что отойди-ка с моей дороги. На меня твое колдовство не работает.

Уэно издала жалобный крик и рухнула на месте. Вместо прекрасной манекенщицы, демонстрирующей бикини, лежал лохматый зверь, раскидавший хвосты по вытоптанной траве.

— Вот теперь я верю, что он меня достоин, — Феруза среагировала как-то очень сдержанно. Но по ее лицу я видел: всё, что мы тут затеяли, было не зря.

Джимшер, старательно обойдя мохнатое многохвостое тело по дуге, привязал коня к коновязи. Палицу и веревку на всякий случай оставил висеть на внушительного вида ремне.

Входная дверь открылась, приглашая героя в дом.

— Берегись, Кощей! Я иду!

Я вздохнул, убирая бинокль.

— Феруза, нам пора. Вкратце объясню по дороге, что нужно сделать, когда герой освободит свою невесту из лап злого антагониста.

— Мы сейчас дождемся Уэно и заныкаемся, — сказал недзуми. — В Нави попкорн жрется ровно так же вкусно, а смотреть охота из первых рядов.

Я кивнул, за руку втаскивая Ферузу в тень.

Оказавшись в огромной прихожей, осетин осматривался, быстро вертя головой. Длинный коридор уходил куда-то в темноту. Я чертыхнулся. Надо было хоть стрелки нарисовать на полу, что ли. Он же сейчас…

Джимшер прошел вглубь дома и, дернув первую попавшуюся дверь, попал в кухню.

Там был вполне понятный ему Ближний Восток. Что-то полыхало, горело, взрывалось. Перед плитой стояла тетя Аделаида. Она держала большой тесак, а рядом с жуткой скоростью летали еще пять ножей, зажатых в костяных руках. Перед ней лежала гора неведомых овощей странного вида. Кажется, какие-то из них я уже замечал краем глаза в огороде бабушки Яги. Оказывается, жителям царства была не чужда селекция, удивился я. Прискорбно, что раньше как-то не доходило разобраться в вопросе. Я поставил на будущее галочку «выяснить».

Богатырь пытался понять, при чем тут женщина и где его невеста.

Тетя подняла глаза.

— Юноша, вам чего?

— Я, это… невесту ищу… — заволновался он.

— Так ищите. Как видите, здесь есть я и овощи, и я не припахиваю чужих девушек заниматься готовкой на благо всего человечества. Будьте добры пройти вон, — строгим голосом произнесла Ада. Она махнула одной из костяных рук, и Джимшер оказался за дверью.

Мда, неловко как-то.

Я забрал эти слова обратно, когда осетин, продолжая крутить башкой в разные стороны, начал снова ломиться в кухню. Неловко здесь должно было быть не мне. Я, конечно, предупреждал всех, кто проживал в доме, что у нас сегодня по плану малахольный богатырь, но не был уверен, что все восприняли это спокойно. Кощейки очень не любили, когда их отрывали от работы или еды. Тетя Ада последние годы посвящала поиску энергетических добавок к пище. Именно ей и ее открытиям мы были обязаны, как это сформулировал Кавагути, наличием широкого ассортимента бафф-еды в доме.

Джимшер взял небольшой разбег и принялся таранить дверь.

Я закрыл лицо обеими руками. Феруза яростно хрустела кукурузой.

Дверь кухни снова распахнулась, и богатырь влетел в помещение по инерции. Тетя стояла перед столом, и ее поза не предвещала ничего хорошего.

— Я тебе объяснила, что никого здесь не держу? — ответ ей явно был не нужен. — Я тебе сказала, что здесь баб нет? Я тебе сказала, куда тебе идти?

С каждым ее предложением карачуньи руки, по-прежнему державшие ножи, с размаху тыкали незадачливого спасителя кулаками под ребра. Поскольку он был один, а рук пять, отмахивался от нападающих он безуспешно.

Феруза, стоявшая рядом со мной на наблюдательной позиции, со скепсисом смотрела на тело, валявшееся в коридоре. Его туда любезно оттащили руки, не забывшие снова закрыть дверь на кухню.

— Лиха беда начало, — пояснил я, воскрешая доброго молодца и относя его обратно в прихожую.

Я просочился в комнату Олены. Она сидела перед столом, раздумывая над коробкой бенто.

— Эй, сестрица, — позвал я. Осетинка с удивлением осматривалась в чужой комнате.

— Да, Костян, что тебе? — на меня наконец обратили внимание.

— У нас тут добрый молодец, у которого злой Кощей утащил невесту, — продолжил я.

— Да, я помню, ты предупреждал, — Олена оторвалась от мыслей.

— Так вот, он сейчас ходит по дому и ломится во все двери, — признался я.

— Ну пусть ломится, — флегматично отозвалась сестра. — Ты что, не мог ему стрелочки на полу в коридоре нарисовать?

— Да как-то не подумал…

— Вот поэтому ты в школе, а я уже нет, — подытожила она.

Мы покинули ее комнату.

— А что там происходит? Чем она занята? — поинтересовалась Феруза. — Я таких коробок никогда не видела.

— Насколько я понял, это японский аналог скатерти-самобранки. Не знаю, зачем. Сестра программистка, она всяким занимается, — отговорился я.

Реально, зачем Олене коробка бенто?

Джимшер стартовал из прихожей и добрался до комнаты, которую мы только что покинули. Дверь открылась легко. Сработала ловушка.

Осетинка с интересом смотрела, как костяные руки вытаскивают тело за пределы кабинета Олены и закрывают дверь.

— А быстро она, — удивилась Феруза.

— Мы же предупредили.

Я поднимал Джимшера и привычно оттаскивал его в прихожую. Глядишь, скоро втянется…

В третьей комнате сидела Лика. Судя по активной жестикуляции одновременно всех доступных рук, у нее была рабочая конференция. С большого монитора на нас смотрели несколько физиономий, напрочь обезображенных печатью глубинного инженерного интеллекта.

— Занята? — я помахал рукой на периферии ее зрения, чтобы нас заметили.

— Секунду, — она показала какой-то жест в камеру и отключила конференцию. — Подождут. Что у вас? Здравствуйте, дева.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Феруза.

Я ввел ее в ситуацию. Память на всё, что не относилось к делам инженерским, у сестры была как у золотой рыбки.

— А, так это вы невеста, — поняла ситуацию Лика. — Пусть заходит, мне не жалко, конфа всё равно почти уже закончилась.

Джимшер, воровато оглядываясь, прошел из прихожей мимо тех дверей, в которые он уже заходил. Неплохо, подумал я, память сохранная, парень еще несколько неудачных комнат переживет, не развалится.

Он аккуратно нажал на дверную ручку кабинета сестры Лики. Дверь медленно открылась.

В комнате, облепленной мониторами и обвешанной какими-то чертежами прямо по стенам, перед огромным рабочим столом в директорском кресле сидела каноничная наикощейнейшая кощейка в черной одежде. Ее прическу украшала высоченная шипастая корона. Пальцы, на которых не было ни мышц, ни нервов, блестели, унизанные перстнями и браслетами. Бледное костяное лицо выражало примерно ничего.

— Приемная Кощея Бессмертного, здравствуйте, — мерзейшим тоненьким голоском протянула она.

Феруза зажала рот рукой. Ее душил неконтролируемый смех.

— Вы что-то хотели? — продолжала она.

— А где Кощей, который вероломно своровал мою невесту? — среагировал наконец Джимшер.

— У себя, конечно, — Лика-секретарша была великолепна. На столе я заметил пару бутыльков с лаком для ногтей. В комнате невыносимо воняло свежим ацетоном. В процессе разговора она не переставала медленно красить кончики костяных пальцев.

— А как до него добраться? — Джимшер тоже мало понимал, что происходит.

— Вы должны были записаться на прием по телефону, по факсу или через почтового голубя, — пояснила сестра, не отрываясь от маникюра несуществующих ногтей. — На какое время вы записаны?

— Я не записывался, — опешил богатырь.

— Ну так запишитесь сначала, зачем вы нас отвлекаете? Вон и без вас дел полно, — махнула она скелетом руки на развешанные чертежи и бутылочки на столе. — Вас много, а я одна.

— А как я могу попасть туда сейчас? — настаивал Джимшер.

— Ну я даже не знаю, примут ли вас, — протянула Лика всё тем же мерзейшим голосом. — Можете попробовать в живой очереди посидеть, авось получится.

— Так, — горячему южному парню надоело, и он двинулся к кощейке. — Или ты сейчас проведешь меня к Кощею, или…

— Или что? — Лика встала на ноги и легко, не напрягаясь, взяла богатыря за горло. На его коже остались следы лака для ногтей, который не успел высохнуть. — Угрожать мне будешь?

Пальцы Джимшера искали палицу, висящую на ремне.

— Короче, юноша, — Лике явно надоело. — Возвращаетесь в коридор. Идете прямо, прямо, прямо. Никуда не сворачиваете. Слышите? Никуда. Попадаете в тронный зал. А там уж как-нибудь сами.

Она махнула указательным пальцем, открывая дверь. Выброшенное уверенной рукой тело просвистело мимо нас, стукнулось в стену и обмякло.

— Лика, — полюбопытствовал я, — а ты где так болтать научилась?

— Да пару раз с Патрикеевной в присутственные места съездила, до конца жизни хватило, — поморщилась она. — Там таких дур полный магазин товаров для маникюра, не смотри что приемная государственной службы. Кстати, глянь-ка чувачка, я ему, кажись, шею по запарке сломала.

— Да ничего, я подниму. Спасибо.

Джимшер снова оказался в прихожей. Интересно, как это выглядело с его точки зрения? Если парень является поклонником компьютерных игр, то респаун невозможно не узнать. Я надеялся, что его интересуют все-таки более физические вещи, нежели убийство пиксельных монстров.

Из-за угла показалась лохматая голова младшей сестры. Она помахала мне.

— Феруза, — позвал я, скрываясь в Нави. — Сейчас, если повезет, он напрямую пойдет в тронный зал. Аля проведет тебя и покажет, где ожидать. Хорошо?

— Хорошо, спасибо, — кивнула гостья. Взяв ее за руку своими маленькими пальчиками, младшая сестра, гордая доверенной ей ответственной работой, увела божественную осетинку вдаль по коридору.

Добрый молодец очнулся. Хорошо бы ему запомнить, куда идти. Испытывая жуткую жажду от пережитого, я поплелся на кухню за водой. Когда я вернулся, из коридора торчали ноги. Да чтоб тебя. Беглый осмотр показал, что я как раз вовремя: в глазнице торчала кисточка для рисования.

Я вернул кисточку тете Иде, которую отвлекли от создания очередного суперпортрета, извинился перед ней, снова вздохнул и решил довести уже этого баклана до назначенной точки едва ли не за ручку. Увы, не то чтобы он был очень обучаем, здесь Уэно проявила беспочвенный оптимизм.

За стеной грохотали голоса. Осетин решил, что самое время поворачивать. Я закатил глаза. В этой комнате Марья Моревна опять нашла, к чему прицепиться, и дед ловко уворачивался от ее скалки. Я успел присесть, а Джимшер нет. Хозяйственная утварь в этом доме была, пожалуй, самым убийственным, что можно было найти.

— Костя, ну что такое, — бабуля не без интереса наблюдала, как я оттаскиваю тушку в прихожую. — Мы же только полы мыли недавно.

— Бабуль, — я уже терял терпение, — я всё понимаю, но что я могу сделать?

— Да хоть стрелки бы ему нарисовал на полу! — не выдержала она, подбирая скалку.

— Хорошая мысля приходит опосля, — посетовал я на полученный уже не впервые совет. — Прикрой дверь, пожалуйста.

Я уже был готов молиться, чтобы на шестой раз сюрпризов не было. Джимшер крался по коридору как заправский ниндзя и шел строго вперед. Его шею украшали пятна лака для ногтей, в остальном он вроде бы не изменился.

В голове появилась мысль: самая долбаная жесть, которая сейчас могла произойти — это вылезшая в коридор любопытная Аля, решившая, что братику нужна помощь. После ее подмоги, опасаюсь, никто бы уже никого не поднял. Навь уберегла меня от этой ситуации, и осетин наконец нашел тронный зал.

Я каждый раз гадал, что видит добрый молодец, попадая туда. Для меня-то картина была привычнее некуда. Высоченные потолки, задрапированные черной дымкой. Стены, украшенные как бы черепами как бы поверженных как бы врагов, давили визуально и немножечко морально. Аля любезно раскидала по краям комнаты несколько скелетов, разрозненных костей и пыльных разбитых горшков с золотом (подозреваю, не без помощи Ферузы). Со стены свисали кандалы заржавевшего внешнего вида. На непритязательном троне сидела максимально мрачная фигура в кованых доспехах. Голем, опирая голову на руку в латной рукавице, скучал.

— Я нашел тебя, проклятый злодей! — загрохотал Джимшер. — Возвращай мою невесту!

Доспехи встали с трона и, подобрав стоящую рядом дубину (родную сестру той, что висела на поясе богатыря), двинулись на него.

Мне картина отчетливо напоминала самое первое сражение, в котором осетина встретила Томоко. Те же прямые удары, простые парирования, никаких финтов и особых изысков. Голем молча бился в полном соответствии с общим уровнем спарринга, вообще не выделываясь. Я полез в карман за кульком, в котором еще должно было оставаться немного попкорна. Тоска была смертная.

Голем работал крайне просто. Он был настроен на уровень силы пришедшего. Как только богатырь демонстрировал, что достаточно силен, на протяжении нескольких минут, задача считалась выполненной. Через минут семь, когда движения осетина слегка замедлились, голем подставил левый бок. Получив по нему окованной булавой, доспехи радостно осыпались на пол, оглушительно звякая составными частями. Джимшер потряс оружием. Видимо, это означало радость от удачной выигранной битвы.

В стене открылась небольшая потайная дверь. Оттуда выбежала Феруза, бросившаяся на шею спасителю. Радостно щебеча, она повела его к выходу. Хорошо хоть кто-то в этой семье будет достаточно умен, подумал я. Для нее стрелки в коридоре рисовать не требовалось.

Мы стояли перед окном, глазея, как Джимшер отвязывает коня и подсаживает невесту в седло. Хрустелось под такое зрелище изумительно. Где-то в глубине дома жутко скрежетало: это голем собирался обратно в оформленные доспехи и садился на трон.

— Вот такой семейный бизнес, ничего личного? — поинтересовалась Уэно.

— Да ладно, — махнул рукой я. — Давно уже никто не обращается по этому поводу. Это первый случай за много лет. Как-то больше неохота героям геройствовать. Раньше как: невесте показал свою стать и молодцеватость, она впечатлилась по самые брови, спас ее и уволок обратно. Сейчас уже не в моде.

— Кстати, о моде, — в дверь зашел дед Кощей. — Молодежь, что в этой ситуации вообще разглядели?

— Забирали полудохлую девицу, отдали здоровую, — начала перечислять Уэно. — Чтоб в порядок привести, пришлось даже убить ее разок.

— Да, дед, а что это вообще было? — поинтересовался я.

— Ну так протри хрустальный шар, — посоветовал дед. — Я не просто так спросил, что вы разглядели. Значит, за вас рассказывать ничего не буду.

— Я думаю, семья Ферузы была в курсе, что девушка смертельно больна, — предположил я. — Поэтому ее в царство и сбагрили. Если бы она схлопнулась прямо у нас в процессе путешествия или при проживании, мы бы виноваты остались. А так не оставалось выбора, фактически мы были обязаны ее починить.

— Верно, — кивнул дед.

— Кощей Карачунович, — спросил Кавагути, — а как так вообще получается, что после смерти и при поедании местной пищи все становятся крепче?

— Здесь несложно, — дед присел на первое попавшееся кресло. — Ты знаешь, как укрепляют ваши конструкты?

Недзуми помотал головой.

— А вы, девы?

— Я знаю, а они нет, — ответила Уэно. — Курс по размножению преподается в начале третьего года обучения, то есть ребятам еще, извиняюсь, рано это знать.

— В смысле рано? — Томоко посмотрела на нее сверху вниз.

— Не, ну если вы настаиваете…

Мы уговорили-таки кицунэ рассказать то, что нам еще было не положено. Она поведала интересное.

Казалось бы, многие йокаи звериного и прочего монструозного происхождения должны были размножаться, давая потомкам жизнь обычным биологическим рождением. Но нет. О естественном пути речи не шло в принципе.

Йокайская душа рождалась из, по сути, мертвой воды. Вода бралась из Страны желтого источника в случае с Японией и, очевидно, из царства Морены в случае с территорией России. Душа подращивалась в параллельном мире и оставалась там, пока не окрепнет настолько, чтобы физически проявиться в мире живых. Полный профит: не нужно кормить грудью, не теряется физическая форма, и ухаживать за младенцем годами и веками также не нужно, как не требовалось и рожать в общепринятом смысле. Сплошные плюсы.

Когда новый член общества был готов приходить в мир живых, душу требовалось укрепить, создав конструкт. Проводился специальный ритуал на территории храма, святого места, места силы или чего-то еще подходящего. Родители доставляли душу куда требовалось, и знающие создания всё делали.

Идея мне показалась как минимум удобной. Во-первых, не нужно было подгадывать дату. Когда можешь, тогда и приносишь душу специалистам «роддома», а не через строго девять месяцев. Во-вторых, у души был выбор. Можно было подрасти и выйти в мир живых. Можно было остаться в потустороннем мире. Места там в избытке, на всех хватит. А еще это давало способность спокойно переходить из мира в мир, когда потребуется…

Стоп, что-то не так. Феруза же понятия не имела о Нави. А по-другому родиться она не могла. Значит, ошибка была допущена еще на этом этапе?

— Ну, вот так мы рождаемся, — подытожила Уэно. Йокаи стояли столбами и переваривали информацию.

— Ты хочешь сказать, — медленно произнес Кавагути, — что в мир живых приходит только та нечисть, которая специально подращивалась и душой которой специально занимались?

— Всё так, — кивнула лисичка.

— Я обдумаю это на досуге, спасибо, — что-то смутило друга, но я не мог понять, что именно. Потом вспомнилось, что у него очень сложные отношения с семьей. Может, в этом дело…

— Спасибо за рассказ, хвостатая, — поблагодарил дедушка. — А теперь подумайте, пожалуйста, насколько одна душа будет отличаться от другой.

— Это же дочь горского божка Бурхорали, — вспомнил я. — Дед, ты хочешь сказать, что укрепление души ками сложнее, чем кого угодно рангом ниже? Получается, те, кто «рожал» Ферузу, попросту не справились с задачей, и ее конструкт начал приходить в негодность?

— Именно, — подтвердил он. — Говоря современными словами, для корректной работы нужна была глобальная перезагрузка. А теперь учти, что родить никого обратно не получится.

— Смерть как второе рождение? — подняла брови Томоко.

— И нормальная пища, чтобы конструкт пришел в себя, — добавил дед.

— Так все это знали?! — я почувствовал, как в груди нарастает возмущение.

— Мы понятия не имели, — честно ответил Кощей Карачунович. — Вы, молодежь, сами всё выявили и сами всё правильно сделали. Причем на практике, и едва ли при этом вы знали теорию.

— Но это ведь нечестно по отношению к невесте, — запротестовала Уэно. — Она понятия не имеет, кто такая и кто ее отец.

— А вот это не наше дело, — поднял палец дедушка. — Наше дело — выполнить заказ.

— Как шиноби какие, — восхитился Кавагути.

Вечер был посвящен рашн тимбилдингу по изготовлению пирожков. Напахавшиеся за день, мы расползлись по комнатам, и я было думал, что выполненное задание окончится отсылкой сумки по почте…

С утра пораньше я выполз в столовую. Меня ждала Айсонаку Уэно, давно подозревавшая неладное.

— Кос-тян…

— Да, дорогая?

— Мы не женаты, — с мысленным вздохом сожаления «пока что» фыркнула лиса.

— И все равно ты мне очень дорога, — улыбнулся я. — Прямо-таки бесценна.

— Неплохо, плюс балл за оригинальность, — комплимент ей понравился, ура. — Но я не об этом. У меня возник вопрос. В вашем доме есть весы?

— Да, на кухне же, около мясорубки, — я сделал вид, что не понял.

— Не для продуктов. Обычные весы.

— Зачем?

— Хочу узнать, сколько я вешу.

Я застонал. Несколько недель отношений уже намекали, что добром этот разговор не кончится.

— Это обычное женское желание, ты ничего не понимаешь! — градус спора постепенно повышался. — А вдруг я потолстела, стала некрасивой, и ты больше меня не любишь!

Я вздохнул и окинул точеную фигурку внимательным взглядом полыхнувших зеленью глаз. После чего встал, подошел ближе и решительно взял девушку на руки.

— Ты чего? — растерялась от неожиданности она.

— Для меня ты весишь столько же, — как можно более твердо высказался я. — А именно: точно меньше тех трехсот пятидесяти килограммов, которые пару месяцев назад мог поднять мой конструкт физического тела.

Я аккуратно поставил ее на место. На сегодня ее желание искать весы я починил. О том, какая буря поднимется после возвращения в Японию, стоило пока что не думать.

А лишний сантиметр в нужных округлостях девушку, нужно признать, все равно красил. В крайнем случае, если она таки найдет весы уже дома, в Сайтаме, спишу на хвост. Именно в него ушли все пирожки. До единого.

Каким чудом Кавагути добыл из недр библиотеки Изаму-куна, мне оставалось только гадать. Кажется, это интересовало буквально всех. Я подозревал, что это чудо формулируется примерно как «мы можем сделать всю домашку за две недели, а потом снова читай что хочешь». Выглядел инугами отлично: если мы параллельно с истреблением продуктов бегали, прыгали, ныряли, похищали невест и тырили монгольскую вишню ведрами, то он просто сидел на хвосте ровно и наращивал, наращивал, наращивал.

— Бледноват ты, амиго, — заметила Уэно.

— Загар для тех, кому охота выходить на улицу, — политкорректно ответил он.

— А у нас целый ворох событий, — делилась Томоко.

— Пф, я наблюдал, как рождаются и рушатся вселенные, — с видом неоспоримого превосходства заметил Изаму. Кажется, он добрался до фантастики семидесятых и проснулся где-то в области Гипериона, ближе к девяностым. Я был искренне рад за него. Почти месяц в раю — лучший презент, который можно делать друзьям. Даже если сам этого рая ты не понимаешь. Подарок все-таки для получателя, а не для дарителя. Это я осознавал очень хорошо.

Две полные недели мы корпели над книгами, обвешавшись ворохами печатей. Специальная социология больше не поднимала волосы дыбом. Я объяснял желающим органическую химию, а Томоко сожалела об отсутствии тренажерного зала, где ей не терпелось проверить свою грузоподъемность. Уэно, заняв целый угол, нахлобучила огромные звукоизолирующие наушники, чтобы не слушать болтовню младшеклассничков. Выразилась она, конечно, куда более лояльно, но здесь мы в самом деле ничем не могли помочь.

Мы решили разогнуться, благо оставалось всего ничего, и я почувствовал, как во внешнем мире что-то изменилось. Интуитивно взглянул в окно.

От места, где стоял Полкан, к дому кто-то шел. Его высоченная фигура была обмотана какими-то темными одеждами странного фасона. Летнее таежное солнце не смущало ходока. Легкий шаг свидетельствовал, что он вернулся домой.

— Сейчас будет кой-чего, — удовлетворенно кивнул я.

— Кто-то интересный? — Томоко встала рядом.

Я, не отвечая, вышел на крыльцо. Идущий добрался до усадьбы и снял капюшон. На его потрепанном рюкзаке болтался порядочно выгоревший брелок в виде лисички.

— Неужто русским духом запахло? — мы с отцом обнялись.

— Тут ты прав, мне бы в душ, — громко засмеялся он. — Или сначала пойти, пыли дорог на женушек насыпать?

Крыльцо стало заполняться домочадцами. Не я один заметил приближение Кощея Кощеевича. Пыли дорог досталось всем, никто не ушел обиженным.

Я представил друзей, тоже вышедших поглазеть на происходящее. Мы с дедом и отцом стояли рядом.

Лучший пример эволюции в отдельно взятом семействе.

— Языков сначала выучи хотя бы штук десять, потом говори об эволюции, — Кощей Кощеевич взлохматил мои волосы, не снимая Алю с плеча. Та как мелкая обезьянка вскарабкалась туда и слезать в ближайшее время не планировала.

— Бать, я всё сделала, — как чертик из табакерки выскочила Олена.

— Умничка, значит, мы устроим лучший праздник в мире, — он одобрительно посмотрел на дочь.

— А что за праздник? — удивился я.

— Так Обон же через два дня, — Томо, кажется, была готова пристукнуть меня. — И, между прочим, ты меня приглашал. И сюрприз обещал!

Кощей Кощеевич кивнул.

— Да, в самом деле Обон. И зуб даю, что отметим мы его от души.

Томоко захлопала в ладоши. Ей не терпелось узнать, как празднуют в России.

Дом стоял на ушах. Приехавшие Поповичи, целый ворох родни со стороны обеих Василис, все Катигорошки, а также внезапно появившиеся лешие и проживавшие в глубине тайги Серые Волки были размещены в свободных комнатах.

— Не, ну а чо мы? — резонно возразил дед на мои вопли, что стало катастрофически много народу на один квадратный километр. — Сейчас еще царевичи доедут. Создадим еще комнат, пространство — фигня.

Я с недоумением и благоговением наблюдал, как тетушки и сестры легко, без особых затруднений помогают гостям располагаться. Анфиса бегала с такими скоростями, что я еле видел мечущийся из стороны в сторону хвост. На мне висела самая главная задача: помогать отцу. Правда, я не понимал, чем. И без моих усилий армии призрачных гастарбайтеров стучали молотками, визжали пилами и создавали, создавали, создавали. На поле строилась сцена.

— Ягура, специально для певцов и прочих танцоров, — пояснил батя, координируя призванные силы.

— А я думаю, почему она выглядит так странно.

— Костян, ты вообще в японских праздниках по нулям? — поинтересовался он.

— Да не то чтобы, но лично зацепить удалось только любование сакурой.

— Ну, хоть здесь посмотришь. Ты наблюдай пока, пригодишься позже. И последи, чтобы фонари как надо развесили. Кстати, о твоем сюрпризе для японки-великанши. Всё доставили, здесь не беспокойся.

Замучив интернет по поводу инструкций, как же вешать фонари, я наблюдал, как вырастала целая улица. Лавки, где призрачные продавцы должны будут раздавать реальную еду всем желающим, были изукрашены как в последний раз в жизни. Музыкальные инструменты, уже расставленные на сцене, ожидали играющих. Откуда вообще это всё?

Я поинтересовался, потому что в жизни не организовывал даже детский утренник. Как-то не доводилось.

— Это с Дальнего Востока прислали, всё просто. Там родственников тоже целая гора. Кстати, сейчас царевичи должны добраться — обещали барабаны привезти.

В доказательство его слов на парковке нарисовались шесть праворульных минивэнов. Я взял несколько работников и пошел забирать обещанную перкуссию, для которой уже были готовы площадки.

— Вода для отпаривателя опять закончилась, что ж такое?! — Томоко стояла посреди комнаты, которая уже больше напоминала сауну. Перед ней был развешан где-то десяток элементов одежды, очень важной и нужной для демонстрации на праздник.

— Да если там будет эта складочка, никто не умрет, успокойся ты, — Уэно критически осматривала собственное кимоно. — Когда одежду цепляешь на вешалку, она отлично выглядит, вся гладкая, ровная и прямоугольная. А потом надеваешь и в ней двигаешься. Всё сразу морщится и перестает быть симметричным. Шмотки от этого становятся хуже, что ли?

— Но всё должно быть идеально! — спорила великанша.

— Ты в России, — урезонила ее кицунэ. — И здесь всё должно быть просто хорошо. Удави уже свой перфекционизм и попробуй достать Изаму-куна из библиотеки. Неизвестно еще, в чем мужики пойдут. Кстати, пойдем-ка выясним…

Кавагути стоял, прижав уши, и выслушивал претензии в адрес своего внешнего вида. Он даже не пытался оправдываться.

— Ко-тян, — Уэно втащила меня в центр конфликта. — Я ему говорю, что нужно хотя бы что-то приличное надеть, а он мне доказывает, что и так сойдет.

Я схватился за голову. У меня из «приличной» одежды был только европейский костюм. Кажется, сейчас тоже придется прижимать уши.

Впрочем, мою лисичку всё устроило. Поживу еще немного.

Уговорив Кавагути и Изаму одеться в прямом смысле по-человечески, чтобы не расстраивать девушек, и проверив наличие костюма в шкафу, я предпочел сбежать обратно к делам. Еда сама себя не разнесет.

Закат отгорел, и луг окрасился темно-синими тонами. Было пора.

— Лика! Поджигай!

Лика дернула рубильник, и тысячи фонарей, развешанных призрачными руками, вспыхнули электрическим светом. Осмотрев получившееся освещение, она осталась вполне довольна и пошла в нашу сторону.

— Ништяк, — я оглядывал выросший передо мной городок. — Аутентичнооооо…

Вокруг собирались кощеи и кощейки, по такому случаю даже празднично одетые. За неимением большого ассортимента кимоно и юкат многие, как и я, обошлись костюмами. Папа окинул всех взглядом и удовлетворенно цокнул языком. Перед ним лежала большая корзина с бумажными фунтиками.

— Не, а когда еще так соберемся?

— Тебя бы не носило по миру, так и почаще бы, может, праздновали, — мягко заметила мама Варвара.

— Твоя правда, — согласился батя. — Красавцы и красотки, разбирайте свертки!

Руки стремительно начали передавать друг другу по цепочке небольшие кульки из крафтовой бумаги. Скоро у каждой сестры и тети в обеих руках оказалось по бумажному комочку.

— Призываем просто так, ничего уточнять не нужно и имена не требуются, — кратко проинструктировал Кощей Кощеевич собравшихся. — Что делать, ясно?

— Ясно, — почти хором отозвались все.

— Раз. Два. Три!

Зажав по свертку в пальцах, каждая кощейка, припав на колено, хлопнула рукой по земле. Отец подозвал меня, и мы синхронно сделали то же самое рядом с корзиной, в которой еще остались кульки.

Вокруг нас начал проявляться призрачный отряд. Одетые в юкаты, с зализанными волосами и закатанными рукавами, продавцы еды по указу отца пошли занимать места за прилавками с булочками, медовыми яблоками, онигири, икаяки и прочей снедью, уже дожидавшейся их. Серолицые музыканты, легко узнаваемые по сценическим нарядам, начали карабкаться на ягуру и настраивать инструменты. Барабанщики разбирали молоточки для перкуссии. Танцовщицы в причудливых головных уборах отправились создавать хоровод вокруг сцены.

— Красотень, ну, — отец жестом призвал нас оценить.

Кощейки радостно загалдели. Всё шло по графику, мелочь, а приятно. Музыканты быстро состроились и начали играть — кстати, очень неплохо. Гости, услышав, что фестиваль уже начинается, выглядывали из окон, доводя прически до совершенства. Японский город посреди русской тайги стремительно наводнялся всеми желающими праздновать жителями и гостями царства Кощеева.

— Вот это да, — я не мог сдержать возглас, увидев своих японцев. Девушки не зря выгнали нас, чтобы битых два часа завязывать пояса. Строгое черное кимоно на Томоко было по низу расшито цветами персиков, и шелковые рукава едва ли не подметали траву, по которой она аккуратно ступала в гэта. Уэно обошлась юкатой из синей ткани в огромную хризантему, и ее глазищи сияли как-то по-особенному. Я пригласил кицунэ в пару, Изаму взял под руку Томоко, а недзуми вообще пропал, я даже не успел заметить.

— И куда мы? — невинно поинтересовалась великанша.

— Конечно, гулять, — пояснил я. — Томо-тян, сильно не наедайся, мой тебе бесплатный совет.

Ожидавшая обещанный сюрприз они поверила мне на слово. Уэно станцевала один ряд бон одори, традиционного танца вокруг ягуры, и вернулась к веселью. Оценив зрелищные выступления и отдав должное отличной еде, я отловил пробегавшего мимо Кавагути и решил, что вот теперь пора.

Для нас был подготовлен отдельный павильон. Нечто вроде небольшого додзё не сильно привлекало взгляды.

— Так, сначала я зайду, потом через пару минут вы, хорошо? — я чуть волновался, неизвестно почему. Что поездкой в царство полностью будет доволен Изаму, я не сомневался. Что Кавагути получит что хотел — тоже. Уэно, кажется, достаточно хорошо проводила время и так. А вот что Томоко наша спокойная размеренная жизнь не кажется такой уж привлекательной — я уже понял. Однако же подарки должны быть подарками.

Вынув из кармана неброский конверт из крафтовой бумаги, я сконцентрировался и выдохнул.

— Призыв, — и глубоко поклонился. — Здравствуйте, мастер.

Зашедшие в павильон японцы сначала зажмурились от яркого света. Томоко смотрела в центр додзё огромными глазами.

— Чувак… ты говоришь, что я могу смахнуться с Масутацу Оямой? Самим основателем стиля киокусинкай карате?!

Кажется, сработало. По крайней мере таких глаз у нее я еще не видел.

— Я же обещал тебе сюрприз!

— И ты говоришь, когда я в этом?! — девушка возмущенно указала на строгое черное кимоно.

— А в чем проблема? — не понял я. — Когда тебя смущало выходить полуголой?

— Бака!!! Традиционное кимоно носится без нижнего белья!

— А… — и тут до меня дошло. — Ааа…

Томо в отчаянии схватилась за голову.

— Такой шанс… и ты… а я… ААА! АГРХ! Мужикозавры! Повернитесь!

— Что… — мне в лицо полетел пояс оби и еще какие-то мелкие элементы одежды.

Намек был понят. Мы поспешно отвернулись.

— Стой! У тебя под рубашкой есть майка?!

— Да…

— Сними майку! И ремень дай!

Я подчинился. Раздавались звуки шуршания. Судя по всему, вся традиционная одежда сваливалась на руки Уэно. Девушки что-то бормотали.

— Вот! Готово!

Я рискнул повернуться. Ой-вэй, какой вид…

Ладно уж, белая майка за счет разницы в росте на Томо смотрелась как короткое платье, едва прикрывающее задницу. А ремнем эта бесстыжая девица просто-напросто зафиксировала грудь намертво, чтобы сиськи не мотались во все стороны во время боя.

Мы предусмотрительно отошли на места для зрителей. Великанша прошла к мастеру и глубоко склонилась перед ним:

— Ояма-сенсей! Приношу свои глубочайшие извинения, что в таком виде, но прошу принять мой вызов!

Покидая додзё, мы наткнулись на Кощея Кощеевича, которому тоже было важно, чтобы сюрприз удался. В его подготовке отец принимал непосредственное участие.

— Как всё прошло? — поинтересовался он, заметив, что пояс кимоно на Томоко был явно повязан криво и в спешке. Она висела на руке Изаму, хромая очень характерно, словно…

— О, огромное спасибо! Мы отлично провели время. Я дралась голой за свою честь, и меня отделали как сучку!

Кажется, Томоко сейчас была счастлива.

—…и тогда он говорит мне: я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и вот этих всех перечисляет, и от тебя, Кощей ты проклятый, тоже уйду! — батя сделал выразительную паузу. Уэно подавилась блинчиком. Анфиса любезно похлопала ее по спине и протянула стакан с теплым чаем.

— А что дальше-то? — торопила его великанша, которую втащило в рассказ о поимке кайдзю-колобка по самые уши.

— Дальше я призвал одну зверюгу, виткась зовут. Это что-то вроде северного мамонта, но очень большого. Когда он под землей идет, вызывает землетрясения, а когда по поверхности — делает новые русла для рек. Огромная чушка такая, в общем. И с бивнями, хотя здесь они ему как-то не пригодились.

— Дай догадаюсь, — вклинился я. — Вот блин, сказал слон, наступив на Колобка.

— В точности так, — заржал Кощей Кощеевич. — Виткась много весит, но зрение у него дрянное. Поэтому он просто прошелся по Колобку туда-обратно, и тому хватило.

— А что, неужели нельзя было косой по нему разок вдарить? — Кавагути переваривал истории, которые мой батя травил за завтраком, несколько с задержкой.

— Он же из теста, обратно стянется, — пояснил отец. — А убить голема невозможно. Такое под силу только создателю. Не я же это говнище умудрился выпечь на собственной кухне?

История о том, как пара престарелых алхимиков продолбала свое творение, раскатавшее половину леса по бревнышку, подходила к концу. Кощей Кощеевич в красках поведал, как ему пришлось сворачивать получившийся блинчик и ловить первую попавшуюся лесную кикимору, чтобы она быстро подогнала хоть какой-нибудь клубок ниток — перевязать находку. Уэно уже откашлялась. Томоко хотела было развести его на еще пару рассказов о добрых молодцах, которые прибегали в усадьбу ювелирно в то время, пока одоспешенный голем был на плановом техническом обслуживании, а деду было лень с ними возиться, но тут сверилась с часами и убежала тренироваться с Полканом-богатырем. Эти занятия она не пропускала и, судя по ее выжатому состоянию после спаррингов, старалась изо всех сил.

— Что вы в итоге решили, как добираетесь в Сайтаму?

— Выбор невелик, — отозвался я. — Были такие идеи: нас забрасывают во Владивосток, или мы добираемся до Новосибирска автокроссом и там на самолёт. И тут догадались посмотреть билеты. Они, как назло, есть только через Москву.

Мои японцы дружно приуныли, представив, как здорово будет снова добираться до столицы.

— Из разумного: или по Нави, или поездом до Владивостока, а там через границу.

— У вас в первом случае будут затруднения, — предупредил отец. — В уссурийской тайге нашлась какая-то хтонь, и если вы не хотите бить ее совместными усилиями и опоздать в школу на неделю, пешком туда не надо.

— А на поезде-то можно? — уточнил я.

— Можно, она к человеческим поселениям не вылезает. Видимо, мизантроп.

— Тогда я за железнодорожными билетами, — среагировал я, клацая по смартфону. Теперь дома был Клондайк: за время моего отсутствия в царство протянули нормальное оптоволокно и организовали много-много вайфая для всех, чтобы никто не уходил обиженным. Стало ощутимо комфортнее.

— Когда с билетами разберешься, вас с Кавагути-куном жду в гостиной, дело есть.

Крысюк поднял брови.

— Да, спасибо…

Ханаваро Кавагути был хорошим недзуми. Он с детства учился протаскивать свое тощее гибкое тельце в любые щели, оттачивал нюх и в маленьких тоненьких лапках умел держать одновременно смартфон, три связки ключей, шесть тетрадей, восемь маркеров и два онигири, просто растопырив пальцы.

Семья не понимала, в какой момент времени и что сломалось. Ему внезапно перестало быть интересно буквально всё. Кавагути уплыл в умные книги так, что оттуда только торчали уши. Он перестал тренировать ловкость пальцев, вообще не качал навыки шпионажа, абсолютно забил на самооборону и учился, учился, учился…

Старики сказали: «Оставьте, перерастет».

Но почему-то не перерастал.

Сам-то он был в курсе, в чем дело. Однажды он узнал, что западное общество склонно к индивидуализму. Там произошел расцвет науки и накопление общей массы знаний за счет тщательного обучения. Маги с Запада ценились, их услуги были очень малодоступны. Восток с его извечным коллективизмом пошел по пути развития ки. Накапливая, накапливая и накапливая, можно было получить духовное оружие и прочие плюшки. Но обучение продолжало быть уделом единиц. Передача опыта и знаний от мастера к ученику делало свое грязное дело: образованных йокаев в обществе ценили разве что как будущих учителей.

Это было отвратительно.

Хана-кун с детства мечтал, что когда-нибудь встанет во главе клана. Может, своего нынешнего. Может, уже и собственного. Для этого нужны были две вещи. Сила и знание.

И концентрируясь на любой из них, ты автоматически терял вторую.

Самым смешным ему казалось, что прочие недзуми такой мыслью и вовсе не задаются. Силой для них считалось преуспеть в шпионаже и своевременном смывании с места, на котором не нужно быть пойманным. А знания ограничивались информационной торговлей. Не обязательно понимать, о чем древний свиток, если его можно продать. Читать его при этом избыточно.

Ханаваро Кавагути родился достаточно слабым. Его маменьке об этом было некогда сожалеть: на шее висела еще связка маленьких крысят. Он не был старшим, не был младшим… с возрастом не нашлось ничего, чем он бы выделялся. О себе он заботился сам.

Физическая эволюция требовала сил и времени. Не было ни того, ни другого.

Эмоциональное развитие не идет без крепких семейных отношений. Семье было не до него.

Умственное совершенствование — та единственная задача, с которой по силам было справиться самому. Сконцентрировавшись на ней, он как-то позабыл, что технический интеллект мало чем поможет ему. Будь он хоть семи пядей во лбу, ни влияния, ни полезных связей интеллект не принесет.

Когда в классе нарисовался сероволосый гайдзин, Кавагути просто отметил про себя этот ничего не значащий факт.

Когда гайдзин решил, что недзуми может быть полезен, Хана-кун подумал, что вот так его еще не эксплуатировали. Однако же выглядело интересно.

А получив от него полноценную защиту, он понял, что ситуацией пора пользоваться на всю катушку. Кто знает, что у этих магов с Запада в голове? Может, сегодня ты любимый товарищ, а завтра уже нет?

Насколько он ошибался, Ханаваро Кавагути пришло в голову только в тот день, когда сбиваясь с лап бежал в здание старого полуразрушенного госпиталя. Там полчища хищников ни за что убивали его друга, а он ничего не смог поделать, кроме как вовремя позвать на помощь. Взбираясь по старой раздолбанной лестнице, не считая ступенек и думая, что лишь бы добежать, он не позволил себе рефлексировать.

Зато вечером, вернувшись с таким лицом, что у него ничего не спрашивали, и получив долгожданную тишину в комнате, он лег на кровать и долго-долго смотрел в потолок.

Оказывается, ему было не всё равно.

Всё это время ему было не всё равно.

Почему, спрашивал он себя. Почему. Что изменилось.

Ответ пришел через два часа разглядывания потолка. Потому что дорога наверх, куда так хотелось попасть, могла бы сама постлаться под ноги только в том случае, если друзья будут сильны. Будут сильны они — станешь лучше ты сам. И любую дорогу осилишь.

Сильной компанией вот этих бакланов назвать было нельзя. Однако…

После Обона в царстве Кощеевом Ханаваро Кавагути снова полночи смотрел в потолок. Как тогда.

Факты были непрошибаемы. Лисица Айсонаку при нем обзавелась зачаточным хвостом за меньше чем три месяца вместо расчетных ста лет. Количество энергии Томоко увеличилось, потоки упорядочились. На что способен Константин, все уже увидели. Изаму-кун выпадает из расчетов, но собаки в принципе странные, у них какие-то свои законы эволюции.

Да и сам недзуми вырос. В прямом смысле. Ему приходилось спускать хакама чуть ли не до вертлужных впадин на бедрах, чтобы не было так заметно, насколько они стали коротки. Вечно скрюченная спина распрямилась, добавив роста. Осанка наконец исправилась. Шея перестала ныть и начала вертеться как положено. На теле появились мышцы, и поигрывать ими нравилось. Совершенно новое ощущение.

А главное — он перестал шарахаться от каждого непрошеного звука. Можно было не прятаться от своего любопытного семейства. Ужин можно было есть спокойно. Никто не указывал, что делать и сколько кусков тебе положено.

Да, вот такая жизнь ему нравилась куда больше.

Кодама была хороша. Бай Гуан подобрала основного духа у умирающего дерева, смотавшись на выходных на прогулку по остаткам мемориального парка. На скрещивание пришлось убить черт-те сколько времени, однако, смотри-ка, сработало. Как известно, работает — не трогай.

Влив туда еще с полсотни мононокэ и при помощи особенно сильного колдунства отклеив наконец дриаду от драгоценного дерева, Бай Гуан старательно утрамбовала в голову кодаме всё, что требовалось. Не сильно любопытная и вообще не жадная до знаний, та вроде усвоила уроки и к демонстрации была готова.

— Акаги-сан, я хочу провести… как это правильно называется… презентацию.

Бай Гуан обольстительно улыбалась старому ворону. Тот, подозревая, что его ждет какое-то интересное зрелище, все-таки уточнил:

— Презентацию как студент, защищающий проект, или как хозяин компании перед инвесторами?

Лисица собрала умные морщинки на лбу:

— Я полагаю, второе. Но зрелищность обещаю. Нам бы какое-нибудь здание.

— Наше додзё подойдет?

— И гостей.

— Ну, я примерно понял, кто вам нужен. Хорошо, давайте назначим дату…

Бай Гуан в великолепном деловом костюме, который моментально превращал ее в бизнес-акулу (а хотелось бы в секс-бомбу, но не в этот раз), выступала перед слушателями. Желают они того или нет, но презентация им понравится.

—…При помощи достаточно старых, однако максимально осовремененных и усовершенствованных технологий появляется возможность конструировать новые организмы. Они сложны в производстве, однако все-таки стоят вложенных в них усилий.

В тишине додзё на середину зала, повинуясь мановению руки создательницы, вышла девушка. Чуть выше среднего роста, гармонично сложенная, она была одета максимально броско. Расшитые сверкающими стразами джинсы плотно облегали стройные ноги. Талия была открыта. Топ спортивного покроя мало что скрывал — да в подобном случае это и не требовалось. Волосы, собранные в высокий хвост, доставали почти до пояса. Черты лица были настолько заострены, что, казалось, ими можно было порезаться. Густо накрашенная, кодама была прекрасна. Сидящие зрители почувствовали отчетливое желание зааплодировать — будто восходящая звезда вышла на сцену, однако статус заставил их сидеть смирно. Это не укрылось от наблюдательных лисьих глаз.

Сидите, сидите, старпёры ржавые, всё по плану…

— Сначала я хотела бы попросить наш объект продемонстрировать, насколько она физически подготовлена. Для чистоты эксперимента я должна предупредить, что объект не прошел ни единой тренировки и формально не может считаться комбатантом.

Зрители напряглись.

В середину зала прошел Акаги Ёсиро. Он знал, что от него требуется, и подобрал соответствующее моменту кимоно для выступлений. Живых кодам он никогда не видел. Карасу хорошо скрывал волнение.

Бай Гуан прекрасно знала, что будет дальше. Тэнгу-кун в спарринге был однозначно силен и отлично подготовлен, однако в данном случае он ничего не мог бы сделать с кодамой.

Ёсиро поклонился зрителям, хули-цзин и кодаме. Дриада вежливо поклонилась в ответ, но боевую позицию занимать не стала.

Не боясь показаться деревенщиной, карасу тэнгу звучно спросил:

— Бай Гуан-сама, я правильно понимаю, что я должен наносить атаки вне зависимости от того, что будет делать мой оппонент?

— Верно, Акаги-сан, — церемонно кивнула лисица. — Ты должен атаковать объект любыми доступными тебе способами. Пожалуйста, начинай.

Акаги Ёсиро достал бокен и, еще раз коротко поклонившись кодаме, нанес ей первый удар.

Та не шелохнулась. Казалось, она вообще не заметила, что что-то произошло.

Через десять минут молодой карасу тэнгу был выжат физически и истрепан морально. Он выложился на сто процентов, рубя изо всех сил. Он наносил по дриаде удары бокеном, кунаем и метательным оружием. Он пытался биться с ней врукопашную, перебирая разные стили. Он усиливал тело ки и пробовал всё то же самое по третьему и четвертому кругу. Он призвал духовный меч, по клановой традиции заточенный острее края листка бумаги, и попробовал и его.

Но кодама была неуязвима в принципе. Ее одежда лопнула в нескольких местах, швы не выдержали силы ударов тэнгу. На фарфоровой коже дриады не осталось ни единого следа.

Акаги Ёсиро выдохнул, приводя сердцебиение в порядок, церемонно вложил бокен обратно за пояс и снова поклонился: противнику, Бай Гуан и зрителям.

— Призываю в свидетели Идзанами-ками-сама, что я попробовал все известные мне способы атаковать. Если вдруг я вспомнил не все методы, которые могут применяться в данном случае, прошу меня простить.

— Это была великолепная демонстрация дарования молодого фехтовальщика, лучшего в своей возрастной категории, — негромко заметила Бай Гуан. — Позволю себе ремарку: несмотря на молодость, Акаги Ёсиро является обладателем титула Святого меча уже третий год подряд, и я знаю мало равных ему в этом искусстве. Но даже Акаги Ёсиро было не под силу повредить объект. Спасибо за помощь, Акаги-сан, вы очень обязали нас своим участием.

Карасу вышел из додзё. От его отца, Акаги Сабуро, не укрылось, что сын морально раздавлен.

Чертова лисица, что ты затеяла?

Не то чтобы старый ворон хотел поинтересоваться, зачем его ребенок должен тратить свои душевные силы. Нет, он искренне считал, что подобные неудачи закаляют характер. Да и демонстрация боевых навыков Ёсиро была воистину хороша. Когда еще покажешь, чему научил младшее поколение. Его больше смущало, что Бай Гуан прожила под его крышей уже год, а ее мотивы не стали яснее.

Нужно было слушать дальше.

— Вы представляете старые кланы. Ваши семьи проживают в Сайтаме долгое-долгое время.

Она сделала выразительную паузу.

— За это долгое-долгое время появилось множество новых йокаев. Они доказывают необходимость интеграции в человеческое общество и учат этому детей. Своих и ваших.

Еще одна пауза.

— Если у вас нет возможности уделять достаточное время воспитанию молодежи ваших кланов, не стоит полагаться, что в стенах школы их обучат тому, чему вы хотели бы.

И снова.

— Я предлагаю выход из положения, в котором мы все оказались. Для этого я попрошу вас посмотреть еще кое на что.

Стоящая в центре зала кодама наблюдала за создательницей. Сидящие зрители нет-нет да и взглядывали на ее стройную фигуру. Рваная одежда не портила ее совершенный внешний вид.

— Кодама, пройдись.

Дриада послушно прошла туда-обратно метров десять. Пластичность ее движений отсылала к именитым манекенщицам.

— Позируй.

Она приняла несколько поз разной степени призывности.

— Стреляй глазками.

Переносный смысл тоже был ей понятен. Она пофлиртовала с окружающими, не произнеся ни единого слова. Каждый был уверен, что она флиртует лично с ним. Некоторые хотели бы покрыться нервными пятнами, однако статус снова не позволил.

— Скажи что-нибудь об обществе в современном ключе.

Ее голос оказался приятно глубоким, с низким тембром. Он уносил куда-то в пределы мечтаний, и уже будто бы было неважно, что она говорит.

А говорила она удивительные вещи. О зеленых рощах, где проживали кодамы. О человеческих городах, занявших место лесов и полей. Об урбанизации и бедах, что принесло с собой механизированное производство. Из-за резко возросшего количества людей йокаи терпели лишь беды и унижения. Вынужденные переселяться с привычных мест, приученные принимать человеческий вид, они потеряли то, что когда-то не ценили: Великая матерь позволила им выходить на поверхность, тем самым дав карт-бланш занимать всю территорию, которую они сочтут для себя подходящей.

По рукам слушающих поползли редкие мурашки. Они тоже хотели бы рассказать об этом, но у дриады выходило несравнимо лучше, абсолютно бесподобно. Она оказалась великолепным оратором.

Когда она смолкла — будто затихло шуршание векового леса, — под крышей додзё раздались робкие аплодисменты.

Казалось, не поддержавших не было.

Бай Гуан поблагодарила ее кивком. Кодама удалилась.

— Я знаю, что вы озабочены и озадачены делами своих кланов. У каждого из вас семья, по сути — маленькая империя. Управлять ею тяжело, и вам может быть некогда отслеживать современные тенденции. Позвольте мне рассказать в двух словах о лидерах общественного мнения. Если эта информация известна вам, прошу меня простить. Она не займет много времени…

Сидящие главы старых кланов с интересом слушали лисицу. Бай Гуан упоминала вещи, которые в самом деле были известны не каждому из них.

В середине двадцатого века вышла книга «Личное влияние». Она предлагала понятие «лидер мнения». Прошло больше пятидесяти лет. Теперь их называют инфлюенсерами. Любой лидер общественного мнения — это известная персона, способная влиять на решения и мнения других. Это может быть, например, популярная певица, поклонники которой хотят похоже одеваться и вести такой же образ жизни, или эксперт в какой-то сфере, к чьему мнению прислушиваются в тематических вопросах.

В целом инфлюенсер наиболее полезен для рекламы: у него обязательно есть своя аудитория, которая ему доверяет. Соответственно, если какую-то рекламу проводить к покупателям через персону, которой они доверяют, то получится гораздо эффективнее, чем прямая реклама «в лоб» для тех, кто к ней не готов.

— Представьте себе, — вещала хули-цзин, — что в каждой школе есть привлекательный старшеклассник. Или, что еще лучше, старшеклассница. Она великолепно одевается. Она красиво двигается и изумительно выглядит. Она умеет доходчиво разговаривать на интересные темы.

Снова выразительная пауза.

— Через какое-то время окружающие начинают слушать ее. Она обрастает поклонниками и поклонницами. Все хотят быть как она: так же одеваться, так же выглядеть и общаться на те же темы. А главное — они ей доверяют.

И еще одна.

— А теперь представьте последнее. Как вы думаете, какова вероятность, что такую умную и красивую подружку послушают ваши дети и дети тех, кто очень хочет быть в человеческом обществе?

Толпа сидящих чуть было не взорвалась одобрительными возгласами. Но статус, статус…

— Пожалуйста, время для ваших вопросов.

— Бай Гуан-сама, — задал вопрос один из зрителей. — Вы хотите сказать, что если поставить в школу некоторое количество… инфлюенсеров, то они смогут быть двигателями пропаганды взглядов старых кланов и делать это эффективнее, чем всё происходит сейчас?

— Разумеется, — подняла палец лисица. — Именно об этом я и говорю. Ваши дети прекрасно воспитаны и отлично подготовлены. Однако они в любом случае будут озадачены учебой и своим будущим. Не заставляйте их делать дополнительную работу. Оставьте пропаганду специалистам. Инфлюенсер живет в текущем моменте. У него нет и не может быть будущего. Он никогда не выйдет на работу в общество. Он не должен задумываться о дальнейшей деятельности. У него ровно одна функция — выстраивать общественное мнение. И он ею полностью занят.

— Я знаю о возможности целево выращивать йокаев, однако никогда не слышал о том, чтобы это было доступно в поточном режиме, — выступил один из глав. — У вас есть какие-то технологии?

— Да, я владею подобной технологией, — ответила Бай Гуан. — Выращивание одного разумного инфлюенсера — дело небыстрое. Однако, как видите, это занимает несколько недель, а не годы. Очень выгодное вложение времени.

— Бай Гуан-сама, — поднял руку следующий зритель. — Позвольте поинтересоваться. Вы иностранка, но по какой-то причине помогаете нам. Вас не затруднит объяснить, почему?

Хули-цзин была готова к этому вопросу и заготовила трагичное повествование.

— Мою историю уже слышал Акаги-сан, он может подтвердить ее. Я бежала из коммунистического Китая. Как вы помните, японские войска оккупировали часть Поднебесной…

В целом история выглядела правдоподобно. В процессе мести японским офицерам она увлеклась, и ее отловили шинигами. Вместо того чтобы войти в положение беженки, ее зачем-то запечатали, и вот срок её печати однажды подошел к концу. Лисица была не одна: по соседству с ней были в неизвестных целях запечатаны такие же беженки, как она сама.

— Сейчас моя главная задача — найти места, где лежат остальные печати, и дождаться, пока срок их действия также не истечет. Меня приютил клан Акаги, и я крайне ценю их доброту. Нужно ли говорить, что я не считаю правильным вечно стеснять их? Я должна идти своей дорогой. Мне очень хотелось бы встретить моих подруг так, чтобы им не пришлось скитаться в новом мире без приюта и дружественной руки. Я планирую, что мы в дальнейшем сможем быть вместе, ведя жизнь деятелей культуры.

Горо Хейзу, старый цутигумо, скептически покачал головой.

— Бай Гуан-сама, прошу меня простить. Я знаком с семьями шинигами в Сайтаме и по этой причине не верю ни единому вашему слову. Я удаляюсь и отказываюсь участвовать в том, ради чего вы собрали нас.

Горо Хейзу ушел. Он знал, что окажется в меньшинстве.

Горо Хейзу был единственным отказавшимся.

Заговорил моложаво выглядящий лис.

— Меня зовут Айсонаку Мэзу.

Бай Гуан легко поклонилась ему.

— Поскольку те, кто хотел уйти, ушел, я могу озвучить интересующую вас информацию. Я знаю, о каких печатях идет речь. Чтобы запечатать кого-то вашего уровня, требуется или созвать восемьдесят тысяч воинов, или вызвать мага с Запада. Последний раз белолицый человек с похожими навыками гостил в Сайтаме почти семьдесят лет назад, и мне достоверно известно, куда именно его вызывали. Все искомые печати находятся в Сайтаме. Две — на территории Кицуки, две — на территории Хаято. Соответственно, охраняются они шинигами соответствующих семей.

Лис замолк. Раздался следующий голос:

— Бай Гуан-сама, что сию секунду происходит с той печатью, из которой вышли вы сами?

— Я подделала ее целостность, — без запинки ответила лисица. — Печать выглядит так, будто из нее никто не выходил.

— Отличное решение, — одобрил говорящий. — В ближайшее время Кицуки Миямото должен уехать в рамках обмена опытом в овладении ки. Если вы желаете осмотреть, что происходит на вверенной им территории, то лучше времени не найти. Кстати, к слову. Когда вы готовы поставить нам партию инфлюенсеров?

— Я хотела бы подрастить имеющихся и еще немного увеличить их количество. Поэтому разумно будет отправить их в школу в следующем учебном году. Однако здесь есть одно небольшое затруднение. Для них необходимы минимальные требуемые документы и приемные семьи. Инфлюенсеры не принесут вам особенных проблем: как вы видели, их не нужно защищать.

— Я могу помочь с приемными семьями и документами, — поднял руку старый цукумогами.

— Если сроки устраивают вас, то можно считать, что мы договорились. Пока вы занимаетесь бумагами для наших новых детей, я повоспитываю малышей, чтобы жизнь в школьном сообществе не вызывала у них затруднений.

Горо Хейзу медленно шагал по улице. За его спиной одна из призрачных лап сжимала прозрачную нитку. Цутигумо слушал. Нитка вибрировала в его руке, передавая каждое слово, сказанное в додзё Акаги. Паук кивал, запоминая голоса и фразы.

— Горо Кадзэ, у меня для тебя новости, — цутигумо переступил порог собственного дома и был абсолютно уверен, что сейчас рассказать о случившемся намного важнее, чем вымыть руки или церемонно пожелать доброго вечера. Хотя обувь снял, это действие было для него автоматическим.

— Да, отец? — единственный отпрыск уважал во всем окружении только его одного. Кадзэ выпрямил спину: предок не по делу не болтал.

— Я знаю, ты любишь поиграться с окружающими. Да не делай такое лицо. Слушай меня.

Горо-старший передал происходившее в додзё максимально близко к тексту. В красках описал, как бился Акаги Ёсиро, чтобы хоть царапину оставить на кодаме — и не преуспел. Чем больше он говорил, тем выше поднимались брови на правильном лице Горо-младшего. Однако же сын молчал — не из почтения перед старшим, а зная, что перебивать не нужно, поскольку его реакции и мнения никого в данный момент не интересуют.

— Итак, давай подытожим. Скоро в Сайтаме будет что-то нехорошее. Одна древняя хули-цзин решила развалить старую печать. Я очень сильно сомневаюсь, что ради связки китайских лисиц шинигами Сайтамы станут просить помощи мага с Запада. Речь идет об энергиях совсем другого уровня. Я подозреваю, что это может быть, но вообще ни в чем не уверен и потому даже догадки строить не хочу.

Старый паук обменялся с сыном понимающими взглядами. Оба очень не любили две вещи: пороть чушь и проводить технический анализ.

— Кадзэ. Что я хочу тебе сказать и зачем я вообще тут полчаса языком молотил. Будь готов защищать себя самого. В первую очередь. Ты у меня один. Клан невелик. Мы влиятельны, но нас очень мало. В первую очередь — ты сам. Не рискуй без нужды. Понял?

— Да, отец, — Горо Кадзэ был серьезен как никогда.

— Во вторую очередь постарайся понять, есть ли во всем городе хоть кто-нибудь, на кого тебе не плевать. Если вдруг таковые найдутся… будь готов защищать ещё и их. Иначе поговорить в этом паршивом городишке тебе тоже однажды окажется не с кем.

— Спасибо, отец. Я всё понял.

Горо Кадзэ проникся разговором. Кажется, ему предстояла серьезнейшая рефлексия.

Китаянка обвела взглядом огромную пещеру. Там в куполах печатей спали и копили силы новорожденные аякаси. Десять самых верных и сильных из них, что она назвала личной гвардией, с почтением застыли перед ней на коленях, приняв человеческую форму. Они ожидали приказов своей госпожи.

И напоследок… это стоило ей пары антикварных изумрудных сережек, но скалка, сотни лет назад изготовленная домом Кощеевых, лежала наготове.

— Что же, дорогой муж… жду твоего возвращения домой.

Я успел поделиться с отцом историей, как меня убили. Он отдельно оценил, кого из участников этих событий я привез с собой в царство.

— Надо сказать, что в целом твои ребята на редкость мощны, — сделал неожиданный вывод отец.

Я молча ждал, когда он разовьет мысль. Мне никогда не приходило в голову, насколько мы сильны или слабы. Во-первых, не было эталонов для сравнения. Во-вторых, я ж не Томоко, измерять людей по степени их энергетической насыщенности. Эти йокайские замашки мне не нравились, поэтому я и старался выдернуть их ростки, как только замечал.

— Я рад, что ты не удивился, — продолжил он. — Твоя великанша…

— Бать, это не моя великанша, — улыбнулся я.

— Ну и дурак, — среагировал он. — Так вот. Я с Полканом поговорил, он ее тренирует. Девица не пропускает ни одной встречи и уже порядочно преуспела. Тома гениальный боец и, получив нужную теоретическую подготовку, явно будет очень хорошим тренером. Однако она пришла сюда, уперевшись в мысль: надо использовать природные данные и биться… слово не могу подобрать, у них оно есть, а у нас нет. Что-то вроде «честно», но скорее «без обманок». Ки она считала именно такой «обманкой». И хотя у нее всегда были все шансы применять энергию наилучшим способом, она ими не пользовалась.

— Дай догадаюсь. Полкан-богатырь ей пару раз постучал по голове, и ее озарило, куда идти и что делать.

— Ну разумеется.

Мне было что рассказать Танака-старшему…

— Так вот. О лисьих силах что вещать, Патрикеевну ты с детства видел, да и с Тамамо-но Маэ знаком. Их не очень много, но порой ощущение, что весь мир нечисти состоит исключительно из лисиц. Это, я уверен, какой-то их особый дар.

Отец сделал паузу. Я специально не задавал вопросов, зная: всё сам расскажет, если не маячить.

— А что такого в крысах и собаках, спросишь меня ты. Оба не бойцы. Оба худы и плохо сложены. Оба книжные червяки, умны каждый по-разному. Какая с них польза?

— Бать, ты о чем вообще? — сам не ожидая от себя, я взорвался за долю секунды. — Это друзья. Они сэкономили мне два дня жизни, которые я реально был готов провести в Осаке, бегая за главой оммёдзи и пытаясь вытрясти из нее каплю крови, просто доставив требуемое прямо на дом. А ведь иначе как прихотью это было не назвать. Важной тогда для меня, но тем не менее. Когда я от отходняка после печатей свалился, меня на собственных руках в лазарет отнесли. Так и таскали несколько дней, пока я в себя не пришел, чтобы на своих ногах передвигаться. Когда мне нужно было срочно вбить полную башку знаний невесть какими способами, они были готовы на меня сверху сесть, чтобы я из-за учебников не вставал. Потому что знали: для меня важны и школа, и результаты тестирований. Когда меня анонимно позвали черт-те куда, чтобы там цинично распотрошить на много маленьких кощейчиков, то обоим этим книжным червякам пришлось доступно объяснить: не суйтесь, вам туда не надо, это явно не ваша война. Однако же и помощь позвали, и сами на периферии ошивались, отойти не могли. Ещё и Томоко вытащили, которую ее собственная самоуверенность чуть не сгубила. Какая блин польза, ты что? Друзья не для того, чтобы их использовали. У меня их не слишком много, сам знаешь, но я как-то уже начинаю понимать, зачем они нужны и… и как самому быть другом.

Отец слушал мою горячую речь, не перебивая. Он ценил открытия в жизни любого существа и знал, насколько важно ими делиться.

— В твоем возрасте очень многих этих вещей я ещё не понимал, и это порядочно отравило мою дальнейшую жизнь, если честно, — внезапно произнес отец. — Я рад, что ты решил не собирать мои грабли. Танцевать на них, поверь мне, неудобно. Так вот…

Он вкратце рассказал мне о настоящих силах недзуми и инугами. Я слушал, широко распахнув глаза. В мою картину мира это плохо помещалось.

— А они сами знают? — задал я очевидный вопрос.

Он неопределенно помахал ладонью.

— Видишь ли, знать, изучать и применять — очень разные вещи. Вот ты кем хочешь быть, когда вырастешь?

— Собой, но выросшим, — среагировал я.

— Удобная позиция, если ты фаталист и тебя ведет Навь, — согласился отец. — А они хотят быть главой клана, например. Или крутым шиноби. Или вообще библиотекарем, и ещё чтобы от них отстали. Видишь разницу?

— Вижу. Я есть я, а они определяют себя через роль или выполняемую функцию. А что из этого имеет смысл?

— Разумеется, всё одновременно и ничего из этого, — развел руками папа.

По итогам разговора нам обоим стало ясно, что иметь в заначке несколько десятков тысячелетних артефактов хорошо, но есть вариант куда лучше.

Ханаваро встряхнул головой. В России рефлексия невиданной силы буквально прибивала его к земле — и намного чаще, чем хотелось бы. С чем это связано? Может, просто появилось время на себя?

Я махнул чашкой, привлекая внимание. Он вынырнул из мыслей и вместе со мной пошел в гостиную.

— Не садись, — предупредил его я, видя, как он прицеливается на кресло. Из-за шкафа высунулась длиннопалая батькина рука и показала, куда нам.

Мы вошли в сокровищницу. Зажегся складской свет. Челюсть моего спутника отвалилась и так и осталась.

В сокровищнице было весело, тут я полностью согласен. Мы шли мимо вековых сундуков, снабженных пометками, современных ящиков и транспортировочных контейнеров. Бирки гласили, сколько в них золота и в какой оно форме. Слитки, слиточки и унции. Украшения, актуального внешнего вида и совсем антикварные. Монеты, обычные инвестиционные и царской чеканки, деньги разных стран…

— А можно глянуть? — подобрав наконец челюсть, изъявил желание недзуми.

— Да пожалуйста, — я открывал сундуки, сундучки, сундучочки и контейнеры разной степени крепости. Желтый, белый и красноватый металл сиял в тусклом свете производственных ламп.

— Вот это, как по мне, куда интереснее, — Кощей подозвал нас к особо вычурному сундуку. Из-под распахнутой крышки сияли ожерелья с драгоценными камнями. — Я как-то к желтому золоту равнодушен, а эти блестяшки прям по душе. Изумрудики, сапфирики, рубинчики, алмазики, бриллиантики, по стоимости вроде и скромны, но знающие люди за них куда дороже дают.

Я впервые увидел в отце того самого Кощея из сказок. Только чах он не над златом, а над блестяшками. Воистину, каждому свое.

— Насмотрелись? — получив кивки, отец закрыл любимый ящик. — Нам дальше.

Мимо тянулись стеллажи с артефактами. Лепреконий золотой занимал почетный коробок из прозрачного свинцового стекла. Полки были завалены то полезными вещами, сложенными в коробки и контейнеры, то всяким хламом марки «может, пригодится». Банка чешуи с драконьей задницы, нервущиеся шнурки для омоновских берцев, расколотый пополам золотой персик размером со среднюю дворовую собаку, узловатая волшебная палочка мрачного вида, коробки фотоальбомов, перья неясного происхождения, прямо стопкой воткнутые в китайскую вазу…

— А это что за хрень вообще? — Кавагути встал столбом, смотря на ограждение вокруг горящего куста.

— Понятия не имею, — чистосердечно признался отец. — Это не моё. Кажись, кто-то маме на сохранение отдал. Я как-то не вникал.

Мы продвигались в глубь сокровищницы. Отблески пламени от куста продолжали танцевать, пока не скрылись за очередным ворохом ценностей.

— Так, где-то здесь, — Кощей Кощеевич встал перед неприметным стеллажом и начал перебирать коробочки на средней полке.

Судя по хитрому выражению лица, нашел.

— Кавагути-кун, — обратился я к недзуми. — У тебя есть кумир?

— Разумеется, есть. У каждого мальчика, который имеет хоть какое-то отношение к современной культуре, найдется.

— И кто это?

— Хамада Йоши, легендарный недзуми. Я считаю, что на вершину власти ведут две нитки: сила и знание. Я занимался знанием, но никогда не имел силы. В этом я мало отличался от среднестатистического недзуми: как правило, у него есть или что-то одно, или вообще ничего, что бывает куда чаще. А Хамада Йоши — великий ниндзя. Он был силен и умен. По легенде он одной рукой поднимал камень весом в двести семьдесят кан.

Я быстро посчитал в уме. Больше тонны. Мощен был шиноби, мощен. Еще бы о нем легенды не рассказывали…

— Более того, его сила ничуть не мешала его разуму. Каждый недзуми вырос на клановых сказках и хотел бы принадлежать к его роду. Детские воззрения, конечно… однако многие проносят через всю жизнь желание быть лучше.

Вот таким нехитрым способом Ханаваро Кавагути признался, что не отказался бы от власти, силы и интеллекта. Последнее у него уже было.

— Пойдемте, парни, — Кощей Кощеевич держал в руках неброского вида футлярчик.

Мы прошли к выходу из сокровищницы. За нашими спинами гасли промышленные лампы. Горы злата, над которым можно было чахнуть в любое удобное время, были надежно скрыты сундуками.

Мы снова стояли посреди гостиной.

— Костян, у тебя явно должна быть заготовлена речь, — батя почему-то развеселился, представляя, что сейчас снова будет цирк. Конечно, будет, обижаешь…

— Кавагути-кун, у тебя есть выбор. Ты берешь синюю пилюлю — история заканчивается, ты просыпаешься в своей постели и веришь во все, во что хочешь верить. Ты берешь красную пилюлю — остаешься в Стране Чудес, и я показываю, как глубока кроличья нора. Помни: все, что я обещаю — только правда. Ничего больше.

И Кощей, и недзуми хихикали в процессе впаривания разноцветных таблеток. Я и сам с трудом держал серьезную физиономию. Кто говорил, что будет легко?

— Короче, вкратце. Ты претенциозный парень. Ты хочешь власти, силы и знаний. Желательно при этом, чтобы тебе это не стоило ни единого евроцента, копейки, агары или чем ты готов был бы расплачиваться.

— Константин, — неожиданно серьезно сказал Кавагути, — ты же в курсе, что я до текущего дня ни с кем об этом не разговаривал?

— Я провел с тобой не один день, — так же серьезно ответил я. — Ты изначально выдал запрос: увези меня подальше, я хочу отдохнуть. Просто погулять, повеселиться в свое удовольствие, поесть столько, сколько можно, а не сколько дадут. Так?

— Так.

— Я в жизни не поверю, что после отдыха, наевшись и приведя мысли в порядок, ты не хотел бы с новыми силами грызть дальше или гранит науки, или еще что-нибудь. Потому что ты не вписываешься в рамки своего обычного крысиного окружения. И хочешь для себя иной судьбы, а не бегать годами и веками в качестве одного из рядовых разведчиков.

Он молчал. Я угадал.

— Так вот. Я хочу сделать тебе подарок. Сейчас мы можем призвать Хамада Йоши. В любое удобное время он будет тренировать тебя, пока ты не будешь поднимать одной рукой эти пресловутые двести семьдесят кан или сколько захочешь. Или мы можем подарить тебе некий духовой инструмент, по легенде принадлежавший некоему крысолову, проживавшему в далеком городке с неблагозвучным названием Хамельн. Именно так эта деревня сейчас отмечена на карте.

Глаза недзуми стоили вот этой моей километровой речи.

— У меня есть возможность подумать?

— Мы пока выйдем. Когда будешь готов — просто найди нас в столовой.

— Спасибо, — он сел в кресло и залип в мыслях.

Мы с отцом медленно шли к двери, когда он окликнул нас.

— Я тут подумал, а потом еще подумал и решил, а почему бы и нет?

— Что именно нет?

— А можно и то и другое?

— И то и другое? — переспросили мы на всякий случай, подозревая еврейские корни у весьма некошерной крысы, одетой в хакама.

— Да, и еще пирожок, — добавил он.

Отец засмеялся. Веселился он долго.

— Я искренне уважаю твое желание получить всего и побольше. Ты не хочешь включить опцию «помощь друга»?

— Я хотел бы посоветоваться, только с кем, вы же не крысы? — резонно вопросил недзуми.

— Зато Хамада Йоши крыса, — ответил отец. Лицо Кавагути просветлело.

Недзуми лежал ниц перед великим мастером. Мы поклонились легендарному шиноби и тихо вышли за дверь. Им было о чем поговорить.

— Костян, а как ты думаешь, чем дело закончится?

— Мой хрустальный шар сегодня затуманен, — признался я. — Если я могу проследить логику недзуми и логику общества, в котором этот недзуми живет, то это совершенно не значит, что я могу смешать одно с другим и знать, что в этом стакане получится за коктейль.

В гостиной раздавался громкий японский мат. Мастер Хамада орал так, что тряслись дубовые шкафы. Иногда он топал ногой, и шкафы еще и нервно подпрыгивали.

— Кажись, советовать ему понравилось, — я был настроен флегматично.

— И вообще, я отказываюсь иметь дело с такими раздолбаями! Сколько можно! Начитаются легенд и давай чушь пороть! — разорялся призрак великого мастера на вполне понятном японском. — Достали, мать вашу! Где этот некромант, который меня призвал?!

— Я здесь, Хамада-сэнсэй, — Кощей Кощеевич зашел в гостиную.

— Значит, так, некромант-сан, — мастер слегка остыл. — Я попрошу вас вернуть меня на то место, из которого вы меня достали. В дальнейшем потрудитесь объяснить молодежи, что сказками нужно было наесться в детстве. Верить в сказочных кицунэ и дергать за хвост амурских тигров — сопоставимые проступки. В будущем аукнется и то и другое, причем неизвестно еще, что из этого молодой организм переживет с бо´льшим трудом.

— Я понял, Хамада-сэнсэй, — ответил Кощей нейтральным тоном. — Я благодарю вас за оказанную помощь. Позвольте вернуть вас во тьму небытия.

— Кощей Кощеевич, я, как видите, посоветовался со старым мудрым недзуми, — изменившимся голосом произнес Кавагути. Он был одновременно чем-то воодушевлен и расстроен настолько, что продолжил разговаривать на родном японском. — В общем, я хочу только музыкальный инструмент. И пирожок, если это возможно.

— Уж без пирожка ты в этом доме точно не останешься, — уверил его отец уже на русском. — Я знаю, что ты, Кавагути-кун, достаточно вежлив и точно ничем не мог оскорбить сэнсэя. Да, характер у него не подарок, конечно… но из-за чего он так разорался?

Недзуми горько улыбнулся.

— Он сказал, что в жизни не поднимал больше двух сотен килограммов за один раз, для этого у него были шиноби помладше. Вшестером возьмутся — и нормально, как-нибудь дотащат. А еще он сказал, что недзуми тупее себя не знал и с детства, чтобы осилить простенькие вещи вроде таблицы умножения, был вынужден сидеть за учебой вдвое, втрое дольше прочих. Если уж тот некромант, неленивый настолько, чтобы достать его кости, предлагает мне вещь, способную сразу дать мне власть… власть, которой ни у одного недзуми в мире еще не было — какого черта я вообще хватаюсь за старые неподтвержденные сказки, обросшие подробностью в силу устного народного творчества. Вот что он мне сказал.

— Хамада Йоши, воистину, был умнейшим из недзуми, — задумчиво произнес отец. — Потому что ни один дурак никогда не признается в том, что ему что-то тяжело давалось, не получалось или выходило с трудом. Только терминальный идиот будет уверен, что во всех неудачах виноваты обстоятельства или что всё должно само идти в руки. Ты тяжело и долго шел по пути получения знаний. Я уверен, что ты заслужил силу. Дорога только начинается. Возьми.

На его протянутой руке лежал футляр.

Хана-кун осторожно взял коробочку и открыл ее. На простенькой суконной салфетке удобно устроилась деревянная дудочка, судя по виду, пропитанная каким-то темным маслом.

— Вот я попал, — улыбнулся он. От прежней горечи не осталось и следа. — Я ведь не умею играть ни на одном музыкальном инструменте.

— Я только что сказал: легко не будет, — кивнул Кощей. — Ты умеешь учиться. Значит, и это осилишь. На Ютубе пока никого не забанили, в конце концов.

Дверь в гостиную распахнулась. На пороге стоял Акихико Изаму. Внешне он очень мало отличался от вечно растрепанного Кавагути: тоже вытянулся и набрал вес. Но если в крысюке масса была мышечной, то Изаму своим видом напоминал, почему хакама делаются безразмерными.

— Вы не поверите!!! — он задыхался от быстрого бега.

— И тебе здравствуй, Изаму-кун, — недзуми аккуратно закрывал футляр с дудочкой.

— Смотрите, что я нашел!!!

В руке он сжимал какую-то тоненькую книгу. Я прищурился.

— Ну, это не самая крутая литература в мире, давай начистоту, — протянул Кощей.

На истрепанной пожелтевшей обложке, расползшейся от времени, виднелись синие буквы. Они собирались в название «Классические русские матерные бранные формулы».

— Смотрите!!!

Он принял патетическую позу и выдал:

— Распро#@%нец х^$#в, зело разъ@#$ный до требухи п@#$додыры вселенской х@$#глот, яко вздрочённый фараонов уд, промудох@#$бл$%$%ская п2#$опро@#$ина, архиереева залупа, оной плешь, Иерихонская п@%#^ищи елдачина, блудо@#$ливый афедрон, @#$аный Приаповой дубиной стоеросовой, Вавилонския бл%@%ищи выб@%док, мудило вельми отх!$%ренный, п@#%%о@%@%#тельной п%@%ины п^#$^дорванец особливо ох@%@#елый, кляп вздыбленный #@#$ливище п$@%#@оторчащего х#@$щи аллилуя!!!

На ковер упала наковальня. Мы молча смотрели на нее. Сказать было нечего.

— Изаму-кун, — наконец раскрыл рот отец. — Ты в библиотеке ведь живешь?

— Как-то так получилось, — подтвердил Изаму.

— Нам туда заходить, или лучше не надо?

— Конечно, надо!!! — моментально воодушевился инугами. — Как же я еще покажу вау-эффекты от этой чудо-книжки?!

Мы поплелись в библиотеку.

Она выглядела так, будто в ней прошло нечто среднее между ковровым бомбометанием и итальянским семейным скандалом. Паркетный пол был пробит во многих местах, из пробоин торчали невесть откуда взявшиеся чугунные чушки. Наковальни всех размеров украшали доступное пространство. Я зачем-то поднял самую маленькую из них. Она уместилась в ладонь, и еще осталось место. Между стеллажами были навалены автомобильные покрышки. Перед до боли знакомым кожаным диванчиком лежал…

— Ну, это я Большой Петровский загиб попробовал из интереса, произнесу я это с первого раза или нет, — смущенно улыбнулся Изаму. Черный лакированный концертный рояль был разбит вдребезги. Разорванные струны торчали из-под того, что раньше было крышкой. Молоточки топорщились как дикобразьи иголки. Кавагути аккуратно потрогал белую клавишу. Рояль предсказуемо безмолвствовал.

— Так, — заинтересовался отец, которого происходящее вообще, кажется, мало смущало. — А ну-ка еще раз покажи. Выбери что-нибудь безобидное и короткое.

— Мать твою ети раз по девяти бабку в спину деда в плешь, а тебе, бл:«;№ину сыну, сунуть жеребячий в спину и потихоньку вынимать, чтоб мог ты понимать, как?;%ут твою мать… — процитировал Изаму по памяти. В гору с покрышками хлопнулось еще около пяти штук.

— Отлично, — Кощей Кощеевич потирал руки. — Во-первых, давайте присядем, и ты мне расскажешь, как это всё случилось. Во-вторых, прибраться бы…

Он, положив одну руку в карман джинсов, вторую впечатал в остаток пола. Призрачные гастарбайтеры, получив указания, начали как муравьи таскать из библиотеки лишнее.

— Так вот. Сначала я нашел словарь русского мата, — с готовностью начал вещать инугами. — В двенадцати томах. С ударениями. Потом я на той же полке решил посмотреть, нет ли чего-то менее… словарного, и обнаружил несколько сборников с загибами. Мне показалось, что если я уже знаю ударения, то должно интересно звучать. Начал с малых загибов, а дальше как в тумане.

— Изаму, а ты никогда раньше не пробовал ругаться вслух? — поинтересовался недзуми.

— Пробовал, конечно, — возмутился инугами. — Я что, стал бы вас дергать, если бы это было обычным эффектом ругани в моем исполнении?

— Пап, а что вообще происходит?

— Это мы сейчас услышим от Изаму-куна, — отец наблюдал, как помещение снова начинает походить на библиотеку, а не на испытательный полигон. — Он нам наверняка всё расскажет.

— У меня есть гипотеза, но я не знаю, насколько она верна, — начал матерщинник. — Вы же наверняка знаете, что такое инугами в историческом смысле? Замученная до смерти собака, у которой есть две функции. Охранять и проклинать.

Меня передернуло. Я вспомнил прочитанную еще в Сайтаме статью о том, как люди получали в распоряжение инугами. Читать было тошно, думать об этом — и того хуже.

— Когда люди перестали выращивать себе ками-собак, мы начали просто размножаться обычным доступным для йокаев способом, — продолжал Изаму. — Соответственно, функция «проклинать» стала со временем второстепенной. Например, моя семья владеет охранным агентством, и их услуги достаточно популярны. Однако природная склонность к проклятию никуда не делась…

От меня не укрылось, что он не сказал «наши услуги». Как бы его ни выращивали, он был и оставался приемышем. Частью семьи он себя не ощущал и, наверное, ощущать не начнет никогда.

— Так вот, я об этой природной склонности всегда знал. Когда был помельче, даже попробовал несколько раз. Мне это не давалось. Вот бывают ниндзя, они всем хороши, но скрытность никак не получается. Бывают пауэрлифтеры, у них великолепный плечевой пояс, а ноги качают годами, и никак. А я инугами, которому никак не получалось проклясть. Я смирился.

Он помолчал секунду. Я обратил внимание, что на столе лежат два современных словаря: «Двадцать тысяч выражений со словом х*й» и его младший брат, «Восемь тысяч выражений со словом 3,14зда». Откуда они вообще взялись в библиотеке?..

— А здесь я вчитался в русские книги, и меня озарило. Здешние ругательства намного глубже тех матов за триста, которые есть в японском языке. У нас ругань сдержанная. Здесь же в нее можно нырять и ею можно обмазаться. И ощущается совершенно по-другому.

— А давай еще кое-что попробуем, — я наморщил лоб, напрягая память. — Повторяй за мной. Nom de dieu de putain de bordel de merde de saloperie de connard d’enculé de ta mère!

Изаму повторил. Ничего не произошло.

— Мне кажется, — подытожил Кощей, — здесь играет и то, что ты теперь понимаешь русский язык, и твоя скрытая любовь к цветистым выражениям. Просто набор обсценной лексики не работает, поскольку ты в него не вовлечен ни морально, ни физически.

— Может, и так, — Изаму смотрел, как призрачные руки потихоньку растаскивают останки рояля. — В любом случае, теперь я знаю, что это не я неправильный, а инструмент был неподходящий.

— Ты можешь забрать эту книгу с собой, — с невинным видом сказал отец.

Инугами расцвел.

Мы собирали вещи. Мимо по коридору сновали гастарбайтеры, нагруженные покрышками. Уэно прыгала на чемодане.

— И ведь читала этот тревел-блог, — чемодан вздыхал при каждом прыжке. — И ведь эта баба логично и правильно вещает. Возьмите с собой в путешествие старые вещи, говорит она. Доносите — выбрасывайте, говорит она. Место в чемодане освободится, говорит она. Да я ж даже не купила ничего! Какого хрена положить некуда, надеть нечего?!

— Милая, ты разве учебники и тетради тоже в чемодан укладывала? — резонно возразил я. — Мы их отдельно отсылали. Вот и не помещается.

— Ко-тян, я устала! — закапризничала лисичка.

— Иди сюда, — я сел на диван и распахнул объятия. — Поглажу, сразу полегчает.

Она свернулась клубочком, положив половину тела мне на колени.

— Для поглажки нужна шерсть, — напомнил я.

— Ой да ну, — потянулась она.

— Давай-давай, кицунэ ты или где, — я продолжал настаивать.

Со вздохом она обернулась и накрылась хвостами. Я начал чесать ее.

Призрачный хвост подрагивал. Я был готов поклясться, что моя лиса мурлычет. До этого дня я никогда не думал, что они в принципе умеют. Ладно, мурчальник работает — не трогай. Точнее, трогай, но там, где нравится, а где не нравится — не трогай.

Я не хотел возвращаться в Сайтаму…

— Эй, молодежь! — зычный голос принадлежал бабуле. — Девоньки, вы где?

Уэно открыла левый глаз. Пора было переставать торчать.

— Да, Марья Моревна! — Томоко с готовностью выскочила в коридор.

— Вы как, готовы сегодня заниматься?

— Конечно!!! — Уэно вскочила с моих коленей, забыв обратиться в человеческую форму, и быстро начала искать расческу. — Ко-тян, помоги с чемоданом, пожалуйста! Мне пора!

— Ты же так устала, — удивился я. — Что за спешка?

— Марья Моревна очень любезно предложила нам с Томоко освоить раздачу лещей! — кицунэ наконец заметила, что не в той форме, и, перекинувшись обратно, начала быстро убирать волосы в пучок. — Как мы можем отказаться?!

Пользуясь тем, что она на меня не смотрит, я закатил глаза так далеко, как только сумел. После чего встал и, высунувшись в коридор, прокричал:

— Японцы и кощейки, на луг сегодня не ходим! Там бабуля учит раздавать лещей!

— Да ну нафиг!!! — сестры повыскакивали из комнат кто во что был одет. — В топку всё, работа не волк! Мне тоже надо потренироваться! Триста лет лещей не раздавали! А если вдруг понадобится?!

Тёти и мамы решили, что раз все идут, то им тоже надо. Потому что вместе веселее. Я наблюдал за тем, как небольшая женская армия, поубирав волосы, быстро перетекает на луга. Аля сидела на плечах у Томоко и пальцем показывала дорогу.

В доме осталось полтора землекопа. Дедушка зашел в мою комнату.

— Ну, Костик, готовишься отправляться?

— Деда, ты бы знал, как я не хочу, — признался я, пользуясь пустотой родных стен.

— Можешь и не ехать никуда, — он присел на диван, с которого я только что встал. — Однако напомню, что вся эта авантюра с невестой, подсказанной Навью, была исключительно твоей инициативой. С одной стороны, можешь остаться дома. Как чародей ты неплох, подучиться немного — и занимайся чем захочешь. С другой… Ты же сам понимаешь, что если на роду написано, то в любом случае это когда-нибудь придется делать? Сейчас ли, через сто лет ли…

Я понимал.

С луга раздавались громкие команды. Канонада малых лещей пока была скорее стихийной и не очень синхронной, но в этих девушках и женщинах я ни секунды не сомневался.

Я справился с вещами, аккуратно уложил мешочек с сушеной вишней, присланный Ягой, и в целом был готов. Патрикеевна и Изаму-кун (было пора возвращаться к именным суффиксам, а то я от них уже терминально отвык) вызвались помочь отвезти вещи на почту. Я впервые в жизни видел прицепы для квадроциклов. Без них мы бы точно не справились: один чемодан Уэно чего стоил. А нас было пятеро, и каждый хотя и воспользовался советами из тревел-блога, но помогло весьма посредственно.

— Молодежь, — хихикала в ларингофон Патрикеевна. — Вот Кощей Кощеевич по миру носится с одним рюкзаком, и ему хватает.

— Это потому что мы учимся, — резонно отозвался инугами. — А он уже умеет.

— Лизанька, не снимайте нас со счетов, — попросил я. — Сколько лет папе и сколько нам.

— У меня еще вопрос, — проговорил Изаму. — Мы, когда приехали, переходили барьер, которым заведует многоуважаемый Полкан-богатырь. Как только мы оказались в царстве, нам стал понятен русский язык. Я тогда подумал, что мы сможем пользоваться им исключительно внутри барьера. Но вот мы перешли его обратно, а я всё еще болтаю по-русски. Как так получилось?

Вот блин, а я даже не заметил.

— Кощеево царство даже формально не ограничивается барьером, — объяснила Патрикеевна. — На деле владения и способности, которые можно присваивать гостям, распространяются по всей территории русской Нави. То есть забудешь язык ты где-то на границе между Владивостоком и Токио.

— А как же мой русский мат?! — возмутился инугами. — Я только втянулся!

— А что с ним?

Мы вкратце рассказали. Лисица расхохоталась.

— Ну, парень, я не лингвист, но соображения у меня есть. Или ты изучаешь русский язык и материшься сколько душа захочет, или выучиваешь всё наизусть и делаешь то же самое. Тут главное не формальное содержание, а твое отношение. Думаю, всё будет хорошо.

— Я еще думаю, — добавил я, — ты не забудешь русский язык на сто процентов. Просто твое знание будет не нативным, а скорее как иностранного языка. Что бы ты ни делал, ты будешь делать это не с нуля.

— Всё к лучшему, — Изаму был настроен позитивно.

Мы выползли из отделения почты.

— Изаму-кун, — обратилась к нему Лизанька. — Я на тебя смотрю и недоумеваю. Костик подтянутый, загорел немного, мышцами чутка оброс. Крыс-кун возмужал, аж штаны подворачивать перестал. А ты на их фоне какой-то поплывший. Неужто все каникулы просидел взаперти?

— Почему же? Я был в Москве, в Казани, в Челябинске, — начал перечислять инугами. — Ел борщ, оливье, плов, казылык, чак-чак и челябинские пельмени. Смотрел из окна поезда и погулял на Обоне — великолепный праздник получился, кстати. Это уже процентов на восемьсот больше того, что я делаю и что вижу в обычной жизни. Потом еще как-то из библиотеки вышел погулять, на луну повыть — как раз полнолуние было. До леса добрался, а там почему-то начал кругами ходить. Решил, что так и задумано. Встретил местную дамочку заросшего внешнего вида. Она была вся обмотана нитками, попросила помочь. Полночи клубки мотал, к рассвету справился, и она меня обратно отвела. И книги, конечно. Библиотека здесь шикарная, хоть и вовсе из нее не выходи.

— Ты умудрился распутать кикимору и никому не сказал? — подняла брови Патрикеевна. — Ты вообще мог оттуда не вернуться, если бы ей не понравился. Повезло, что один из Серых Волков им в свое время услугу оказал, и теперь они со всеми, у кого есть серый хвост, аккуратничают.

— Ну, будем считать, что я сходил на«№%й и вернулся оттуда отдохнувшим, — улыбнулся Изаму. — Меня приключения не вдохновляют, если честно.

На фоне наших безумных тыгыдыков по Нави, воровства монгольской войлочной вишни и экспериментов с осетинскими богатырями подвиги Изаму не выглядели глобально. Но я хорошо запомнил, что себя нужно сравнивать только с собой. Для него каникулы удались. А об остальном мы расскажем.

Девушки вернулись с луга еще до заката. Довольные, с отбитыми руками и почему-то пахнущие озоном, они ничего не стали рассказывать и продолжали загадочно улыбаться в ответ на наши вопросы. Ужин уничтожался почти в тишине.

— Вот обидно, да? — Кавагути сплел руки на груди. — Специально обученная женская магия есть, а нам хренушки.

— Зато мужчины чаще становятся главами кланов, — возразила Уэно. — Если это «хренушки», то я уж не знаю.

— Мы выдвигаемся завтра, — я постарался сменить тему. — По Нави, конечно, было бы намного быстрее, однако отец предупредил, что там сейчас нет дороги. Поэтому нам предстоят четыре с половиной дня в поезде.

Японцы приуныли. Информация не была для них новой, но они пользовались случаем и приунывали каждый раз, когда слышали о пути длиной в половину недели.

— Да ладно вам, — подбодрил их я. — В поезде есть душ, вайфай и кофейный автомат. Наберите себе развлечений — и относитесь к этому проще. Отоспаться можно будет.

— А сегодня мы чем-нибудь заняты?

— Нет. Из предложений: сообразить баню, побить баклуши, сходить в тайгу и поорать.

— Во! Последнее идеально! — воодушевился недзуми. — Я за!

Остальные тоже оказались «за». Мы разобрались с ужином и заспешили в тайгу.

— Изаму-кууууун, — Томоко ткнула инугами под ребра. — А я тут слышала, что ты кой-чему научился, а нам не показал!

— Томо-тян, — покраснел тот. — Я не уверен, что готов это демонстрировать в женской компании.

— Я тебе башку откручу против часовой стрелки, если не покажешь, — мило улыбнулась она.

— Ладно…

Мы добрались до достаточно глухого места. Здесь можно было делать что угодно.

— Изаму, если хочешь демонстрацию, лучше места не придумаешь.

Он забрался на каменюку и показал, где нам встать, чтобы не пришибло.

— Ну, раз все готовы… Короче, это в рифму, поэтому выучилось быстро. Если чьи-то чувства оскорблю — не взыщите…Е*и ежа косматого, против шерсти волосатого! Х*ев ты козолуп, 3,14здин свинарь, жопска злодиюка,%"№ана гадюка, тать препоганый, х*ем обуянный, говном пханый, царь кобыльего подхвостия, жеребячей залупы вседержец, 3,14здоутопленник?;%*ев, свинопас под3,14здий, ведьмина 3,14здопрорва, жопища е*ана, чертова 3,14здосербала, обоссаный евнух, ослиный?;%*й, бараний хвост! Голой жопой ежа вбить не можешь,?;%*й сатанилов, гнилая 3,14зда матерная, чертов под3,14здник, гнилое?;%*илово, да впридачу пол3,14зды на сраку, и полжопищи на е*аку, шишку тебе на?;%*й и в пердилище ветродуй, чтоб твои 3,14зды заросли рубцом,?;%*й свернулся кольцом, е*и себя в сраку, наевшись маку! Сальная подтирка, 3,14здробрейная затирка, непотребный?;%*й крещеный!?;%*ем ворота проткнул, да мудо в колодце утопил, ядрами сереешь, пулями ссышь, ехидны выблядок, чертов дрист, блядина потаскуха, крокодилова жопа, е*аной кобылы высрань, тараканьим?;%*ем в блошиной 3,14зде толченый, пердежом дьявола прославленный, свинячьим бздехом пропетый, дурое* отпетый, 3,14здохле*атель на?;%*й вздетый, достославная сака, разъе*анная твоя срака, с?;%*ем выступал, продриставшись бежал! Черт тебя **, некрещеный лоб! Чтоб ты голой сракой ежа въе*ал, чтоб ты, блядин сын, распрое*и твою мать, черта высрал!?;%*ев внук, свиняча морда, кобыляча сака, ризницка собака, некрещеный лоб, мать твою въе*, день будет?;%*ев у вас, поцелуй в сраку нас! Будь ты проклят на земле и под землею! Чтоб повылазили твои рачьи очи, растряси тебя?;%*еманка, чтоб отсохли твои муди,?;%*й лежал на блюде, разъе*и тебя в дышло, пить тебе чару до дна, полную говна!

С мелодичным звоном с неба падали наковальни: огромные, размером с дом, и совсем крошечные, настольные. Их насыпало столько, что можно было снабдить все кузницы города средних размеров. Мы зааплодировали.

— Ну, я поорал, теперь можно всем орать, — подытожил Изаму.

Приглашать нас было не надо. Недзуми прыгал по веткам деревьев и верещал что-то малоразборчивое на японском. Томоко сосредоточенно сшибала корабельные сосны, и я успел разглядеть, что вроде бы рук у нее стало побольше. Мимо меня проскочил какой-то хвостатый клубок: Уэно молнией бегала в разных направлениях, прижав руки к телу. Я хихикнул: будь ты хоть пятнадцать раз взрослой серьезной лисой, нарутораннинг от тебя никуда не денется. Изаму скреб деревья когтями, особо не разбирая, зачем. На коре оставались отметины, отчетливо складывающиеся в нецензурщину. Я сморгнул пару раз. Наваждение исчезло.

— Ко-тян, я тебе кое-что не рассказала, — Уэно шла рядом, едва волоча ноги. Последний забег оставил ее почти без сил. Я уже прикидывал, что, в принципе, унести смогу всех, поэтому не мешал тратить энергию. Кто знает, когда в следующий раз у них будет столько места и времени на себя самих?

— Да, милая? — я шел, и в голове не было ни единой мысли.

Вместо ответа она достала мобильник из крупного кармана на коленке. Я внимательно рассматривал фотографии. Их объединяло одно: на каждой была запечатлена дохлая мышь.

— Гринпис не оценит, конечно, — я вернул смартфон хозяйке.

— Я находила это почти каждое утро, — спокойно произнесла она. — В обуви, перед дверью, в карманах одежды, которая не висела в моей комнате.

Я схватился за голову. Кажется, Але настолько не понравилась моя девушка…

— Прости ее. Она хотя и сильнейшая из нас, однако совсем ребенок по уровню развития, — грустно произнес я.

— Да я в целом не в претензии. С разрешения Анфисы складывала их в морозилку всё это время. Сегодня утром разморозила, собрала в большой букет и преподнесла дарительнице.

— И как эффект? — я одновременно стыдился сложившейся ситуации и был заинтригован развитием событий.

— Приняла и сказала, что не такая уж я хилая, — хмыкнула Уэно. — Но, кажется, я ей не мясо.

— Я вообще не знаю, кто ей мясо, — признался я. — Аматэрасу о-миками, может быть.

Кицуки Ичика сидела на фонарном столбе. Сегодня ночью спать снова не светило.

— Да какого ж черта? — пожаловалась она в пустоту, выслеживая очередного мононокэ. — Кощеев-кун давно уехал из города. А эта дрянь прёт и прёт.

Три дня прошли быстро. Мы спали, ели, читали книги разной степени испорченности и чесали языком, стараясь не очень громко трепаться о подвигах. Томоко в красках показывала, как Полкан ощерился во все сорок два зуба, узнав, что ей от него нужно. Кавагути старательно бил себя по рукам, когда испытывал желание схватиться за флейту, и ограничивался упражнениями на дыхание и перестановку пальцев. Изаму наслаждался последними днями пиратства. Уэно смотрела в окно, со священным ужасом думая, что на этих территориях проживает менее одного человека на сто квадратных километров.

Бззззз!

И за ним с небольшой паузой: бззззз!

Я потянулся за мобильником.

«Your flight JL424 08.28.2020 is cancelled, call…»

Чертыхнувшись, полез проверять электронную почту. Ну конечно, вот он, набор иероглифов. Давно не виделись.

— Что-то важное пишут? — Уэно отклеилась от окна.

— На редкость, вот послушай. Здравствуйте! И вам не болеть… В связи с непредвиденными обстоятельствами ваш рейс в бронировании номер 11KМZВМ был отменен. Деньги будут возвращены на карту, которая использовалась для оплаты. И дальше про бабло.

— Какие еще есть варианты, чтобы попасть домой? — Кавагути отложил записанные упражнения на дыхание.

— Паром, уже ищу билеты.

— А чего они?

— Или погода, или полную бочку селедок не набили, — проворчал я, доставая блокнот. Нужно было снова сводить дорогу.

Мы стояли на причале. С погодой я угадал. Волны щедро переливались через ограждения. Вода была не в духе. Воздух тоже не радовал. Владивосток был под сильнейшим циклоном.

— Новость первая: в ближайшее время мы отсюда никуда не денемся. Поэтому я уже смотрю отели. Новость вторая: мы опоздаем в школу.

— Невелика потеря, — синхронно произнесли мои японцы. — А что там можно посмотреть во Владивостоке?

Сайтама была как обычно. Летняя жара никуда не планировала уходить. Раскаленный город встретил нас запахами лимонада и холодного риса.

За время моего отсутствия пыли накопилось с избытком. Система автополива сохранила в живых кактус, чему я порадовался. В холодильнике было предсказуемо пусто и холодно.

Пришла запоздалая мысль, что бенто-коробку можно было и позаимствовать, Олёне она вряд ли нужна. Почему-то она получилась куда легче скатерти-самобранки. Ну штош…

Никто не говорил, что будет легко.

Жизнь должна была течь как обычно. Учиться, искать нареченную, становиться лучше. Маскироваться под обычного человека. Ходить в магазин, иногда пинать особо наглых мононокэ, а еще устроить пирожковую вечеринку и сдавать промежуточные тесты…

У двери школы меня ожидала Ичика. Ее поза со скрещенными на груди руками не предвещала ничего хорошего.

— Здравствуй, Кицуки Ичика, — аккуратно произнес я. — К сожалению, из-за погодных условий мы не смогли вернуться вовремя.

— Да знаю я, — бросила она мне. — Вся Сайтама запружена злыми духами, которые по ночам воют и топочут как слоны. В Токио чуть ли не наводнения. И это при нынешней жаре! Хорошо, что вы вернулись. Только вот я вас, ребята, не узнаю в гриме!

— Что такое? — я начинал проникаться ее настроением.

— Танака Томоко прилюдно вызвала на матч-реванш Хильду Свейсдоттир. Та согласилась. Ханаваро Кавагути вымахал за два месяца и задирает своих братьев всё утро. Акихико Изаму стал похож на мешок картошки и обложил на непонятном языке того, кто решил с утра над ним подшутить. Обидчика уже унесли в лазарет.

— Стесняюсь спросить, что уже натворила Айсонаку Уэно, раз ты оставила ее под занавес, — я попытался снизить градус неадекватности в ее повествовании.

— Она не пришла в школу, — коротко ответила Ичика. — Так что вот твое расписание, и я надеюсь, что вы тут не разнесете всё.

Я молча взял предложенный листок и пошел на занятие, доставая смартфон из кармана.

«Милая, с тобой всё в порядке? Ичика-тян передала, что ты не пришла в школу».

Ответ пришел моментально.

«Акклиматизируюсь я. Голова болит, сегодня не кантовать».

Я кивнул сообщению и зашел в класс. Школа не сильно пострадает, если умняшка Уэно пару дней полежит дома.

Мы собрались на обеде. Разожравшийся до неприличия Изаму-кун правда походил на мешок, правда, не картошки, а муки. Ханаваро Кавагути был одет с иголочки, и это легко объяснялось. Разница в нашем росте уже не составляла полтора раза. Он стал куда шире в плечах. Я впервые заметил, насколько у него изменилось выражение лица.

— Томо-тян, тебя можно поздравить с принятым вызовом? — у нас наконец-то нашлось время поговорить.

— Да, и я намерена отделать эту гордячку по самое не горюй, — Томоко с воодушевлением макала тунца в соус. — Как раз сегодня после школы займусь.

— Ты, кажись, не в духе?

— Да, я приехала домой и встала на весы. Откуда там взялось еще десять кило, я не знаю, но батя, который решил поинтересоваться, по какой причине я разбила полезное устройство, огреб от меня апперкот просто потому, что мне захотелось.

— У кого-нибудь еще голова болит? — внезапно спросил Изаму. — И жарко, и мерзко, и акклиматизация во все поля. Как на первом уроке началось, так до сих пор и мучает.

— Раскалывается аж не могу, — подтвердил Кавагути. — Дать таблеточку?

— Дай, пожалуйста, — попросил инугами. — Мои уже закончились.

— И мне, если у тебя лишняя найдется, — присоединилась великанша. — Как раз до конца занятий пройдет, надеру эту белую жопу более качественно.

— У Айсонаку-сэмпай тоже голова болит, — политкорректно высказался я. — Жалуется ровно на то же самое: жарко, смена климата, лежит ковриком, даже в школу прийти не смогла.

— Выздоровления Айсонаку-сэмпай, — они салютовала кусочком тунца. — Акклиматизация — это быстро.

Остаток обеда я, отговорившись делами, провел в дальнем темном углу школьного двора, заныкавшись под густой глицинией. Ситуация нравилась всё меньше. Уэно, которая разболелась настолько, что слегла за один день. Друзья, которые хотя и выглядели отъевшимися и поздоровевшими, все-таки были заметно бледноваты и мучились головной болью…

Со мной-то всё было в порядке. Да, смена температуры превратила меня в пельмешку, но стоило окатить голову холодной водой, как меня попустило. А ведь раньше я акклиматизировался очень тяжело, как сейчас помню.

— Алло, пап? Свободен?

Так я узнал самое страшное.

Гости при пересечении жемчужного барьера, на котором бдел Полкан-богатырь, получали не только знание языков. На их ауру накладывался навий амулет. Предохранительное устройство, которое защищало их от безумных сплошных потоков некроэнергии. Поэтому ни близость целой армии кощеев и кощеек, ни даже самая жуткая хтонь, что была в доме (в виду имелась Аля), не были им страшны… какое-то время.

Амулет работал подряд не больше полугода и снимался при пересечении границы русской Нави.

Дальнейший эффект был отсроченным. Остатки энергии, впитавшиеся в тело и одежду, работали как мина замедленного действия, истребляя по мере испарения всё живое. Ровно та причина, по которой в стенах дома не было ни животных, ни растений. По которой отец подбирал себе жен по принципу «насколько можно ее укрепить, чтобы она не заканчивалась внезапно». По которой я был вынужден искать себе невесту по силам, а не «нравится — не нравится».

Самой главной опасностью был я сам. Потому что ходячий постоянный источник некроэнергии куда хуже, чем какой-то чемодан, присланный почтой. Из чемодана энергия выветрится.

Я же фонил постоянно…

— Почему ты меня не предупредил?! — почти орал я в трубку.

— Потому что для меня скрывать энергию так же естественно, как для тебя — точить бабулины пирожки, — голос отца был невозмутим. — Тебе самому придет в голову кому-нибудь рассказывать настолько простые и очевидные вещи?

Я извинился, но…

— Делать-то что?

— Скрывайся, — посоветовал Кощей. — Всё то время, которое проводишь в школе. Ты можешь выдерживать это время, а когда ни с кем не контактируешь — отпускай энергию. Ты опасен только для тех, кто был защищен. Если помнишь основы медицины, это как анафилактический шок. Первое знакомство с аллергеном сравнительно безобидно, а потом… Что до прочих окружающих — им не пришлось вынести массированный удар, и они вряд ли получат непоправимый вред. Позаботься о тех, кто всё это время провел с тобой.

Я попрощался. На сердце было тяжелее некуда.

Кейтаро-сан, шикигами при храме Кицуки, говорил, что я могу выдержать сорок часов скрывания энергии подряд. Я очень надеялся, что за время пребывания дома этот срок увеличился еще хотя бы ненамного.

Я был опасен для окружающих, и чем больше я вырастал в уровне, тем дальше от них я должен был находиться. Или я становился отшельником, или превращался в консервную банку.

Учитывая, что социальное взаимодействие никуда не девалось, выбора не было.

Я вздохнул, убирая ауру.

— Как хорошо, что меня забрала чудо-таблеточка Хана-куна! — Томоко разминалась в додзё. Мы пришли поболеть.

Из другого угла додзё на нее бросала высокомерные взгляды Хильда Свейсдоттир, собиравшая свои немыслимые волосы парой десятков шпилек. Ей было совершенно неясно, с чего бы великанша-они, которую уже достаточно воспитали несколько месяцев назад, взялась за старое.

Соперницы сошлись в центре. После сигнала Томо сразу пошла в атаку. Валькирия встретила прямой удар в лицо с поистине нордическим спокойствием, даже не поморщившись. Однако в следующий момент мир покачнулся, и скандинавка обнаружила себя на полу с гудящей задницей.

— Нокдаун! — объявил рефери спарринга. — Можете продолжать?

— Да, — растерянно отозвалась она, поднимаясь на ноги и попутно гадая: что это, йотун побери, было.

— Может, всё-таки сказать Томо-тян, что выражение «надрать жопу» не обязательно воплощать настолько буквально? — шепотом задал Хана-кун риторический вопрос.

Я лишь хмыкнул в ответ. Заслонить противнику зрение ударом в лицо, уйти за спину и прописать леща по заднице — уроки Полкана и бабушки не прошли даром.

Вторая сшибка — и когда-то упрямая как баран, вечно прущая вперед каратистка резко переводит борьбу в партер и мастерски выполняет гильотину — удушающий прием на шею. Хильда дергается, пытается вырваться. Учитывая разницу в физической силе человеческой формы, ей это почти удается. Но «почти» не считается. Томоко переводит прием в анаконду. Кислород нужен даже асам — и Хильда стучит по земле, признавая поражение.

Валькирия тяжело дышала, приходя в себя. Ее лицо пятнами заливала краска.

— Я не знаю, как ты это сделала, но я требую рематч.

— Да пожалуйста, — Томоко легко помахала пальцами, будто подчеркивая, что это не проблема. — Через час сойдет?

— Сойдет, — сжав зубы, прошипела скандинавка. — И я требую сражения в полной форме.

— Ты не погорячилась ли, северянка? — подняла бровь Томоко. — Уверена?

— Да, — почти остыла Хильда.

— Договорились.

Вышло чуть дольше: искали учителей, получали разрешение и ставили защитный барьер. Зато зрители уже сидели друг у друга на головах: нечасто можно увидеть, как две известные на всю школу девы собрались проявить свою истинную силу.

— Валькирия, активация, — произнесла Хильда и окуталась сиянием божественной брони.

— Ге-ка-тон-хейр, — нараспев выговорила сложное слово Томоко. — Активация.

Вспышка ауры — и Танака Томоко предстала в своей истинной форме синекожей рогатой великанши. Но, в отличие от виденного нами в домашней обстановке, «лишние» руки теперь висели в воздухе рядом с ней.

Теперь ситуация была принципиально иной. Длинным копьем Хильда свободно контролировала дистанцию. В отличие от всяких там кощеев, энергетические руки были уязвимы к ударам Валькирии. Томоко банально не хватало опыта сражений с вооруженными противниками. Впрочем, она все равно смогла удивить, выполнив «удар, гасящий свечу», что в переводе с человеческого означало «всего лишь» волну кимэ. Гений, что с нее взять…

Увы, он пришелся в щит. Пока что выходила ничья.

— Я же просила в полную силу! — рявкнула недовольная таким исходом Хильда.

К моему удивлению, Томо смущенно почесала затылок. Я ничего не заметил. Она что, действительно сдерживалась?

— Ладно, горячая северная дева, сама напросилась. Тайм-аут. Эй, Костян!

— Что? — удивился я, когда она подошла ко мне.

— Я на всякий случай уточнить: ты ее, если что, поднять сможешь?

Я завис, обрабатывая запрос.

— А давай еще барьер поставим, — внес я предложение получше. Мозг сломался на пункте «сгонять по-быстрому в Хельхейм, чтобы выпросить у богини Хель убитую валькирию». Хильде после такого позора ничего не останется, кроме как выйти за меня замуж. Я был как-то не готов.

— Супер, — просияла великанша, вернулась в круг и о чем-то заговорила с учителем. Барьер удвоился.

Я же быстренько наклепал руну Альгиз и раскопировал ее, развесив всюду, до куда мог дотянуться.

— Я только… ну… еще плохо этой штукой владею, — призналась Томо, затем зачем-то закрыла глаза и медленно поклонилась, развеяв воплощение духовного оружия.

Валькирия, судя по виду, очень хотела спросить, какого черта та творит.

А Томо-тян очень медленно и плавно выпрямилась, встала в классическую стойку киба-дачи. И выполнила цуки — прямой удар рукой.

В момент завершения приема позади нее появилась проекция тысячерукой статуи. Кимэ ударило не волной. Это было яростное цунами духовной энергии, которое снесло и валькирию, и учительский защитный барьер, после чего с жутким звуком уперлось в руническую защиту. Та затрещала, но удар выдержала.

— Гуаньинь. Высвобождение, — поклонилась Томоко, благодаря за поединок.

— Ты вообще как догадался туда прийти? — карасу тэнгу смотрел на смартфон, который протянул ему Казухиро Курода, настолько большими глазами, насколько это было вообще возможно для чистокровного японца. На экране крутилось видео.

— А если вам, сэмпай, все уши с утра прожужжат тем, что две чудо-бабы решили устроить разборки, вы разве не придете? — удивился камаитачи. — Конечно, не придете, вас же там не было… Вот я и решил: кто-то должен вести съемку для тех, кто по подобным мероприятиям не ходит.

— Отличная работа, Казухиро-кун, — щедро похвалил кохая Акаги Ёсиро. — Я замолвлю за тебя словечко перед Бай Гуан-сама.

Щечки мелкого хищника чуть заметно порозовели. Ага, приметил молодой тэнгу. Угадал. Ну что ж ты, камаитачи. На такую очевидную удочку пойматься…

Проводив Казухиро, карасу закрыл дверь, положил мобильник экраном вниз, чтобы не отвлекал, и погрузился в раздумья. Если кощеевские друзья за всего два месяца отсутствия так изменились… Один внешний вид недзуми чего стоит. Выпрямился, раздался в плечах, ходит, глазами стреляет, на ком бы еще оторваться. Скорее всего, псина тоже не так прост, каким кажется. Что-то случилось. И это что-то куда серьезнее, чем может казаться.

Он снова схватился за мобильник. Окно мессенджера показывало переписку с кицунэ Айсонаку.

«Привет, Уэно-тян! Тебя сегодня не было в школе. Всё хорошо?»

«Да, Ёсиро-кун, просто приболела. Неделю в дороге, смена климата. Кого угодно пришибет. Скоро буду, не паникуй. А то Сон-Хо уже весь мобильник оборвал, спать мешает».

«Выздоравливай».

Мобильник вернулся на исходную, его хозяин тоже.

На что давить? Куда бежать? За что хвататься? Такими темпами прихвостни шинигами Кицуки легко отожмут на себя всё внимание. И ухищрения Бай Гуан здесь не помогут. Она обещала партию аякаси к началу следующего учебного года. А это уже будет слишком поздно. Кицуки Казуя передаст бразды правления своей малахольной сестрице. Как общаются Кицуки и Кощеев — все видели. С такой поддержкой новые йокаи станут популярнее некуда. Как назло, Кощееву здесь еще два года, из них один неполный. Что этот гайдзин здесь вообще забыл, знать бы… Не в целях же обмена опытом его сюда принесло?

Акаги Ёсиро вскочил и прошелся по комнате. Потом махнул рукой на всё происходящее и пошел топиться в душе. Под мерный шелест струй воды его периодически озаряло. Может, и в этот раз сработает.

Вышедший из душа тэнгу был мало того что чист и свеж, так еще и с новыми мыслями.

Слабым звеном кощеевской компании был недзуми. С него и стоило начать.

Едва проснувшись, Алевтина Кощеевна вскочила с кровати и побежала делиться интересным.

— Бабушка-бабушка, мне такое приснилось! — рассказывала она Марье Моревне и попутно всей семье, собравшейся за завтраком. — Там у братика такое случится! Большая Годзилла…

— Очень большая?

— Да, самая большая из самых больших! — с жаром заявила девочка. — Будет драться с титаническим скелетом с косой!

— А Костян что? — усмехнулся отец.

— А он с девушкой милуется! Тоненькая такая! Просто красотка! Носик остренький, глазищи огромные! Она его не больно убьет. Всего десяток раз! Я решила! Хочу к братику в гости!

Семейство, не переставая работать челюстями, задумчиво переглянулось.

— Я, наверное, с ней схожу, — подытожила общее молчание Марья Моревна.

— Эх… — усмехнулся Кощей Карачунович и поднял кружку с чаем. — Как грится, за Японию, молча, не чокаясь.

— Это ты на что намекаешь, старый хрыч?!

Ссылка на третий том

https://author.today/work/184942

Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж», на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:

https://author.today/work/176201