Только не вздумай бежать!

Женя резко бросается к открытой двери.

Ну хорошо, девочка, сыграем в догонялки.

Каких усилий мне стоит неторопливо следовать за ней…

Даю возможность Жене выбежать из приемной: она теряется в коридоре и тратит драгоценное время на раздумье, бросается в противоположную сторону от лестницы, попутно дергая ручку каждой двери.

А вот кабинет юристов я не успел закрыть.

Банка кофе продолжает стоять на прежнем месте, клочья моей одежды и обувь разбросаны вдоль коридора.

Женя запинается о мои брюки и с глухим стоном падает на четвереньки. Резко разворачивается, ожидая моего нападения, я утыкаюсь головой в грудь и придавливаю девочку к стене.

Видят боги, не хотел я такого знакомства.

Не хотел.

Я медленно отступаю на шаг и кладу морду на ее колени. Слушая рваное дыхание, закрываю глаза, давая понять, что не опасен.

– Господи, – шепчет Женя, держа руки на весу, чтобы меня не касаться. – Кому скажи, не поверят, – нервно хихикает. Я тихо поскуливаю и глажусь о бок. – Ты меня точно не собираешься съесть?

Собираюсь, но не так, как ты себе это представляешь, и не просто съесть – сожрать!

– Песик… да какой же ты песик, – несмело касается одной рукой моего лба. – Ты настоящий бог всех псов. Вон какой красавец, – гладит, не касаясь прижатых ушей. – Огромный, сильный, красивый и добрый, надеюсь, – быстро добавляет. – Не зря говорят, что питомцы похожи на своих хозяев.

Мне хочется рассмеяться, а выходят фыркающие звуки.

– Разреши мне встать, – она несмело шевелится, а я с силой прижимаю ее бедра к полу. – Ну хорошо, посидим еще немного. А где твой хозяин, он далеко ушел?

Я раскачиваю мордой из стороны в сторону.

– Нет, – понимает мой жест. – Это хорошо. На автобус я уже опоздала, но домой все же хотелось бы вернуться. Ира, подруга, искать будет. – Тон изменился с ласкового на взволнованный. – Подумает, что меня нашел Милосердов!

Я резко вскидываю голову, отчего девушка дергается и ударяется затылком о стену.

– Что ты разволновался? Все хорошо.

Будет хорошо, когда откушу ему голову.

– Ты удивительный, будто все понимаешь. Умный мальчик. Тише, – кладет и вторую руку на меня и несмело закапывается в шерсть.

Женя

– Ох, Женька. – Подруга берет меня за руку и притягивает в объятия. – Ты такая счастливая. – Я улыбаюсь и целую щеку в ответ. – Когда же мне так повезет, а? Чувствовала, что не нужно было отдавать тебе ту смену.

– Танюш, между прочим, ты меня уговаривала, чтобы я за тебя поработала. Не выдумывай, – поддеваю.

Официант подходит к нашему столику, подруге наполняет бокал шампанским, а мне соком и вновь желает приятного вечера.

– Вот отхватила, так отхватила. Мне никогда мужики не устраивали посиделки с подругами и тем более не оплачивали их.

– Ты же прекрасно знаешь, что это не просто посиделка.

Таня не дает договорить и заканчивает за меня:

– Да-да, а празднование вашей с Герой помолвки. Колечко когда покажешь? – Она тянется через столик, а я прячу руку под салфетку.

– Когда остальные девчонки придут, – отвечаю с мечтательной улыбкой.

Все, что говорит Таня, действительно похоже на сказку. Разве полгода назад я могла предположить, что встречу мужчину своей мечты? Внимательного, щедрого, верного… идеального! В Геру было невозможно не влюбиться. Его обаяние окутывало и впитывалась моментально, с первой встречи. С простых слов приветствия, произнесенных уверенно и жизнерадостно, с первого случайного касания руки и приглашения на кофе в тот же вечер. Таким людям сразу хочется улыбаться в ответ, и сердце предательски заходится в учащенном ритме. И ты с удовольствием принимаешь его ладонь, берешь под локоть, как будто вы знакомы не первый день и прогуливаетесь по дождливому городу, а на прощание он крадет невесомый поцелуй.

– Эй, Земля вызывает самую счастливую невесту. – Таня машет ладошкой перед моим лицом. – О чем ты задумалась?

– О Германе, – отвечаю, а сама стараюсь спрятать дурную улыбку.

Подруга, не скрываясь закатывает глаза, и смотрит на меня с наигранным осуждением:

– Кто бы сомневался, – весело фыркает и подпрыгивает, вскидывая руку. – Мы тут!

– Тань, тише. На нас обращают внимание, – я одергиваю ее. Оборачиваются хмурые люди, и я дарю им извиняющуюся улыбку. – Ты же видишь, их провожает официант. Девочки не заблудятся.

– Переживут, – отмахивается Таня и продолжает усиленно вскидывать обе руки. Ну разве можно на нее обижаться? Такая непосредственная и веселая. – Я не виновата, что твой мужик выбрал самый дорогой ресторан города. Пусть эти расфуфыренные снобы нас терпят. Нас, простых парикмахерш и учителей.

После слов подруги рядом сидящий мужчина внимательно ее осматривает. Поджав недовольно губы, он поднимает взгляд от вызывающе красных туфель на высоком каблуке и платформе, отчего ступня изгибается и принимает несвойственную ей форму, а мне лично просто больно смотреть, по чулкам в мелкую сетку и заканчивает осмотр на кричащем золотом платье.

Да, Танюша сегодня принарядилась от души.

– Приве-е-ет, самая красивая невеста. – Ко мне подлетают бывшие коллеги. С ними мы проработали вместе всего лишь год, но сумели по-настоящему подружиться. Девочки работали в той же школе, что и я, куда устроилась сразу после окончания университета. Соня была моей соседкой по кабинету, как и я, вела начальный класс, а Лена преподавала историю. Мы легко сошлись, скорее всего, из-за возраста, остальной коллектив школы был предпенсионного возраста.

– Привет, – присоединилась к приветствиям Соня.

Я поднимаюсь навстречу и не могу сдержать нахлынувшего восторга.

– Как я рада вас видеть, девочки.

– Ну же, показывай. – Таня наконец дождалась момента и тянет навстречу раскрытую ладонь.

Мы толпимся в проходе между столиками. Я разворачиваю колечко лицевой стороной вверх и гордо демонстрирую пальчики.

– Очуметь! – Танюша округляет глаза. Наклоняется низко-низко, буквально щекоча меня кончиком носа. – Это что, бриллиант?

– Угу, наверное. – Мне всегда казалось неуместным уточнять подобное.

– Девчонки, очуметь! Вот бы кто-нибудь мне подарил украшения из розового золота с бриллиантами!

– Тань, ну тише, пожалуйста. – Я выдергиваю руку и сажусь на свое место.

– Так этот же чертов бриллиант размером с Польшу. Женька, ты хотя бы представляешь, сколько он стоит?

– Нет, и мне не интересно, – отвечаю я искренне.

– Конечно, не интересно, у тебя он на пальце. А мне очень интересно. – Таня достает телефон из сумочки, и ловкие пальцы с ярким маникюром порхают по экрану.

– Очень красивое, поздравляю! – Соне удалось рассмотреть колечко, и я протягиваю руку Лене. Из светлого золота, инкрустированного камнем в виде сердца, оно смотрится идеально на моей руке.

После выкрика неизвестной мне ювелирной марки Таня осипшим голосом произносит:

– Я столько в год не зарабатываю… – по очереди тычет каждой из нас в лицо экраном смартфона.

– Тань, прекрати. – Я в очередной раз испытываю чувство неловкости.

– Молчу, буду охреневать молча.

– Танюш!

– Ой, у меня сегодня такое детки выдали! – Соня отвлекает на себя внимание и, склоняясь вперед, рассказывает вполголоса: – Представляете, повела своих крошек в столовую на обед. Слышу, девчонки мои за столом щебечут. Так вы думаете, о чем они разговаривали?

– Про телефоны, про что же еще. – с видом знатока Лена откидывается на спинку стула и расправляет салфетку на коленях.

– И про них, конечно. Но нет. Машулька, эта малявка, рассказывала подружкам, что она бисексуалка, вы представляете? Я чуть кашей рисовой не подавилась. Им же девять лет, девять. – Соня возмущенно всплескивает руками и ждет нашей поддержки.

– А чему ты удивляешься? Мои в седьмом классе уже хвастаются сексом. Представления не имею, о чем именно они говорят. Пожамкались по углам – вот вам и секс.

– Цыц, училки, – командует Таня. – Сегодня мы собрались обсуждать не ваших оболтусов, а порадоваться за нашу подругу— самую красивую девушку третьего лицея и студии красоты «Соколов Арт»! Ведь именно там она и встретила всеми нами обожаемого Герочку. Кстати, за его здоровье – отдельный тост. Золотой мужик, какой нам шикарный вечер устроил. Вы только посмотрите: икра, креветки, всякая другая морская дрянь, даже устрицы. Мерзкие слизняки. Шампанское, я тут глянула в меню, о-хо-хо сколько стоит.

– Ты уже все оценила? – я сокрушенно качаю головой.

– Конечно, надо же знать, насколько он ценит подруг своей будущей жены. И могу вам сказать уверенно: он нас ценит! Здоровья тебе, Гера! – Она салютует бокалом куда-то вверх, подняв глаза к потолку, и делает несколько крупных глотков.

Ох, если бы Танюша знала, что Гера ее на дух не переносит, точно бы не стала пить за его здоровье. Стоит упомянуть о подруге – и его аж потрясывает. Он передергивает плечами и отплевывается в сторону.

– Да, ты права. – Соня поддерживает тост. – Мы очень рады за вас. Вы идеальная пара. Не зря ты родилась красавицей.

– Да-да, – вновь перехватывает инициативу Таня. – Если не ты, то кто еще достоин принца?

– Спасибо, девочки. – Я смущена пожеланиями и вниманием. Мы звонко чокаемся бокалами.

– И сегодня не выпьешь? – провоцирует Лена, глядя на фужер с апельсиновым соком у меня в руках

– Нет. Вы же знаете, мне хватит и рюмочки вина, а после я буду испытывать чувство вины за свое поведение и нескончаемую болтовню.

– Правильно, Женек, не нужно пить. Мы и сами справимся. – Не дождавшись официанта, Таня подливает себе шампанского и возвращает бутылку в ведро со льдом. – А тебе скоро деток рожать. Маленького Милосердова или Милосердову. Такого мужика надо застолбить. Быстрее рожай от него ребенка или сразу двух.

– Очень полезный совет, Танюш, но мы сами разберемся. – отвечаю я.

Иногда подруга бывает бестактной.

– Глупый совет, – вмешивается Лена. – Ребенок никогда не удержит мужчину. – Она многозначительно на меня смотрит, намекая на собственную судьбу. – А такой, как Милосердов, его еще и отнимет.

– Лен, ты что такое говоришь? – Улыбка гаснет на моем лице.

– Правду говорю, Жень. Мужики, наделенные властью и деньгами, не церемонятся со своими бывшими.

За столом повисает секундная тишина, а я все стараюсь понять, как радостный повод для встречи превратился в обсуждение моего будущего развода.

– Не всем так не везет в жизни, как тебе, Лен. Наша Женя будет счастлива, так ведь? – Соня, как и всегда, старается сгладить углы.

– Конечно, – соглашается Лена, получая тычок от Сони под столом. – Расскажи, как вы познакомились?

– Вы все прекрасно знаете эту историю, – отмахиваюсь я, а сама в сотый раз готова ею поделиться.

– Рассказывай, рассказывай, – торопят девочки.

Вместо того чтобы пятничный вечер проводить с подругами или, поедая вкусняшки, лежать перед ноутбуком, смотреть новый сериал, я, подперев подбородок кулачком, борюсь со сном, сидя на ресепшене студии красоты. А все потому, что поддалась на уговоры подруги. «Женечка, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – канючила Таня. – Меня такой мужик пригласил на выходные, грех отказываться. А вдруг это судьба?! Ты готова помешать нашему счастью? Тебе нужно лишь улыбаться и здороваться с посетителями. С оплатой Ниночка поможет разобраться. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Всего четыре часика, а я привезу какой-нибудь сувенир с моря».

И вот, поддавшись уговорам, опершись на стол и в очередной раз выпрямляя спину, улыбаюсь посетителю, радостно приветствуя:

– Добрый день, студия красоты «Соколов Арт». Рады видеть вас. Вы записаны? – Передо мной открыт журнал записей, и я поднимаю глаза на мужчину. Он недолго рассматривает мое лицо, задерживаясь на глазах, отвечает:

– Добрый. – Голос мягкий и обволакивающий, никогда не слышала подобного. – Я на стрижку к Саше Соколову, – говорит так просто имя хозяина студии и присаживается в кресло. – Кофе предлагать не нужно, и так на работе выпил слишком много, – расслабляет галстук, а я невольно наблюдаю, выглядывая из-за стойки.

Высокий, со светлыми русыми волосами, по которым и не скажешь, что он нуждается в стрижке. Видимо, привык, чтобы все вокруг было идеально. Темно-синий костюм оттеняет серо-голубые глаза. Мужчина кривится, вынимает телефон из кармана пиджака и резким движением сбрасывает звонок. Ловит мой внимательный взгляд, поднимается, кажется, хочет подойти ко мне, но навстречу ему выходит владелец салона, протягивает руку для приветствия и приглашает пройти. А я заинтересованно наблюдаю, как мужская спина скрывается за колонной. Краешком уха слушаю их разговор, за музыкой и фоновым шумом не разобрать ни слова, но мне нравится звучание голоса. Опускаю глаза на журнал записей и, делая вид, что интересуюсь следующей записью, пролистываю и нахожу фамилию.

– Г. Милосердов, – шепчу.

– Герман, – вздрагиваю от голоса, раздающегося над головой, и, кажется, заливаюсь краской, но очень надеюсь, что это не так. – Мое имя Герман, вы же это хотели узнать?

– Я…

– А вы Евгения, я все успел уточнить. – Он очаровательно улыбается и протягивает теплую руку. – Как насчет кофе?

– Вы же его не хотели, – вкладываю пальцы в раскрытую ладонь.

– А я передумал.

– Я бы с удовольствием, но мне еще час работать, – а сама зеваю от усталости, стыдливо прикрываясь ладошкой. – Это моя вторая работа, подруга попросила подменить, – оправдываюсь.

– А где же вы работаете, Евгения? – Герман облокачивается на стойку и протягивает мне карту для оплаты.

– Я учитель. – Брови мужчины заметно дергаются, и он широко улыбается.

– Это даже лучше, чем я мог подумать. Встретимся через час, Евгения.

– И действительно встретил, – продолжаю я, выныривая из воспоминаний, и счастливо улыбаюсь, оглядывая подруг.

– Как в сказке, – вздыхает Соня.

– Судьба. – Лена отставляет бокал с шампанским и принимается за салат. – Удивительное стечение обстоятельств. Тебе определенно повезло.

– А я этого и не отрицаю, – я жму плечами и улыбаюсь еще шире.

– Милосердов мне определенно должен!

Официант обновляет шампанское и под пьяненькие смешки Тани переходит к следующему столу.

– Как раз сейчас он возвращает тебе долг. Танюш, может, хватит? – я тихо уточняю.

– Ничего не хватит, я, может, первый и последний раз пью шампанское за тридцать тысяч рублей, – довольно ловко подхватывает устрицу и выпивает, запрокидывая голову, словно рюмку. – Все равно гадость, но есть буду, раз оплачено.

Вижу, как Лена сдерживается, чтобы не скривить лицо, но у нее получается натянуто улыбнуться и обратиться ко мне:

– А ты что-нибудь подарила в ответ?

– Представления не имею, что я могу купить. Да у меня и денег-то нет своих. А оплачивать картой Германа его же подарок как-то…

– А я знаю, что ты можешь купить! Это не вызовет подозрений и, поверь, ему понравится. Красивое белье! Или нет. Забудь про белье. Костюмчик. Медсестричка или Красная Шапочка. О! – воскликнула Таня возбужденно. – Костюм училки, – и залилась смехом.

– Тань, у меня уже есть такой костюм, даже несколько. Остались с работы, – смеюсь я над ее идеей. – Не думаю, что Герману понравится, он не сторонник подобных развлечений.

– Ничего ты не понимаешь в мужиках, Женек.

– А мне идея с бельем нравится, – поддержала Лена.

– Да, белье. – Соня согласно качает вилкой и подтверждает свои слова кивком.

– Решено, после ужина идем выбирать тебе комплект. – Таня радостно потирает ручки и принимает тарелку с десертом.

Когда я подъезжаю к квартире Германа, часы показывают девять вечера. Он не любит поздних посиделок и всегда строго следит за тем, чтобы нигде не задерживалась. Переживает. «Мало ли сколько уродов разгуливает по ночам». Не любит тусовки, ночные клубы, шумные вечеринки. Не пьет алкоголь. Иногда я сама себе не верю, что этот мужчина мой.

Поднимаюсь в лифте, попутно обдумывая, как проскочить мимо Геры, принять душ и надеть выбранный комплект. Черное кружево с пояском для чулок. Прозрачный бюстгальтер и прозрачные трусики, совершенно не оставляющие полет для фантазий.

Меня заставили примерить двенадцать комплектов. Девочки кривились, не стесняясь шумно обсуждали каждую модель, перебирая вешалки, и заваливали примерочную бельем. Я подневольно надевала и снимала, вновь надевала выбранный бюстгальтер и под отрицательное мычание снимала. Но когда приоткрыла шторку и продемонстрировала черный комплект, Таня томно выдохнула и прошептала, протиснувшись по плечи в кабинку:

– Я кончила, Женька. Берем!

Соня активно трясла головой и допивала молочный коктейль, извлекая булькающие звуки. Лены к тому времени с нами не было, ей срочно нужно было вернуться домой, у дочери поднялась температура.

– И вот эти туфли. – Танюша подвела меня к ослепительной витрине и указала пальчиком, оставляя след на стекле.

– Куда мне такой каблук, я и так высокая, – смотрела с завистью на черные лаковые лодочки с острым носиком и тонкой-тонкой шпилькой.

– Не говори глупости. Милосердов – мужчина крупный.

Стоило мне их примерить, и рука сама потянулась к сумочке доставать карту, а ноги понесли к кассе.

Квартира встречает меня темнотой и тишиной. Странно, но Гера еще не дома. Но так даже лучше. Успею принять душ, нанести крем, запах которого ему так нравится. Прохожу в ванную, беру пакет с покупками с собой. Неторопливо принимаю душ, нежась под теплыми струями, наношу увлажняющий крем, от которого кожа становится приятной на ощупь, бархатистой. Снимаю ценники, надеваю белье. Привожу волосы в порядок, расчесываю и придаю пальцами небольшие волны, они красиво ложатся, чуть прикрывая грудь и дразня.

Слышится громкий хлопок дверью, я быстро ныряю в туфли и накидываю тонкий халатик.

– Что так поздно? Вы вышли из ресторана два часа назад? – прилетает вопрос, стоило мне зайти в гостиную.

Герман сидит ко мне спиной на краю журнального стола. Он скидывает пиджак прямо под ноги и, наступив на пятку, снимает обувь. У него не выходит с первого раза и со второго, ругаясь, наклоняется, помогает себе руками.

– Мы гуляли по торговому центру. – Я все еще надеюсь, что вечер не испорчен. – Танюша весь вечер пила за твое здоровье и просила передать «спасибо».

– Теперь понятно, кто выжрал три бутылки шампанского. – В голосе слышится злость.

– Гер, все хорошо? – я первый раз вижу его настолько раздраженным. – Хочешь, я заварю тебе чай?

Он продолжает молча растирать лицо руками. Но стоило мне сделать шаг по каменному полу, как мужчина резко оборачивается и поднимается.

– Что на тебе?

– Твой подарок, – я стараюсь идти плавно, раскачивая бедрами.

Сильные пальцы ловко справляются с пояском. Герман распахивает полы халата и долго рассматривает, но во взгляде не читается восхищение или желание, и я инстинктивно прикрываюсь руками.

– Дай угадаю. Танюша посоветовала этот шлюхастый наряд. – Он не спрашивает, а утверждает.

– Я думала, тебе понравится.

– А что мне должно здесь понравиться? Женя, ты похожа на проститутку. Хотя чего еще следовало ожидать от твоих подруг? Одна – разведенка. Вторая настолько наивна, что ее можно принять за идиотку, и предводительница этого трио – шалашовка Таня.

Он и раньше не очень лестно отзывался о моих подругах, но сегодня первый раз позволил себе подобные выражения. Но слова не идут ни в какое сравнение с его выражением лица. Презрение, помноженное на пренебрежение.

– Они мои подруги, Гер. Я не позволю говорить про них в подобном тоне.

– После свадьбы тебе придется свести ваше общение на нет, – сообщает в он ультимативной форме.

– И не подумаю. Тебе не нравилась моя работа – я ушла. Потому что ты так хотел. Тебе не нравится моя мама…

– Против матери я не имею ничего против.

– Хоть на этом спасибо, – огрызаюсь я, а сама снимаю туфли. Сюрприз явно удался.

– Не дерзи. – Он подходит ко мне вплотную, склонившись, шепчет в губы: – Если бы я хотел проститутку, то просто вызвал. Поэтому сними это уродство и, будь добра, выбрось. Туфли можешь оставить.

– Ты пил? – Запах алкоголя удивляет больше произнесенных слов.

Герман поднимает с пола недопитую бутылку виски и, демонстративно делая большой глоток, полоскает жидкостью рот и шумно глотает.

– Я пойду спать, – произношу я.

Продолжать разговор я не вижу смысла. Делиться происходящим в его жизни Герман не хочет, а выслушивать пьяные слова, за которые, скорее всего, он завтра будет извиняться, желания нет.

– Пока не выбросишь, спать не пойдешь.

– Отпусти, мне больно, – чувствую сильные пальцы на своем предплечье.

– Женя, – он цедит сквозь зубы. Пары алкоголя обдают мое лицо.

– Гер, ты пьян, завтра тебе будет стыдно за свои действия, – я пытаюсь достучаться до сознания. – Не знаю, что у тебя случилось, но ты не имеешь права со мной так обращаться.

Звон в ушах – это первое, что ощущаю. Кровь моментально отливает от лица и начинает пульсировать где-то под желудком. Инстинктивно прижимаю ладонь к щеке и, отступив к стене, не свожу взгляда с Геры.

Его ладонь замирает в воздухе у моего лица. Герман растерян не меньше моего, глаза бегают по моему лицу и постоянно останавливаются на месте удара. Не сильного по мужским меркам, но ощутимого для женщины. Остатки злобы сползают с его лица, на губах появляется извиняющаяся улыбка.

– Прости, родная. Прости. Сегодня ужасный день, конечно, ты не виновата. Но пойми, у меня сорвалась крупная сделка, и без Арисова здесь не обошлось, – он называет фамилию главного конкурента. Я слушаю его сбивчивую речь и до сих пор не могу прийти в себя. Любимый мужчина действительно меня ударил. В голове нарастает пульсация, мне хочется закричать на него в ответ и высказать, что он не смеет меня и пальцем трогать. Моя мама за всю жизнь даже не замахнулась на меня, максимум, что она могла себе позволить – повысить тон. Но вместо этого слезы предательски собираются в уголках глаз. Разворачиваюсь и молча иду в спальню, на ходу снимая туфли. Герман остается в гостиной, слышу глухие ругательства, не на меня. Он ругает себя, но почему-то мне не становится от этого легче. Белье я действительно выкидываю, как и туфли. Не думаю, что смогу носить их. Возможно, это минутный порыв.

Я смываю тушь и чищу зубы, за вечерними процедурами посещает мысль, что нужно уходить. Но сердце ищет оправдание Герману. Всегда внимательный и заботливый, его словно подменили. Я все же снимаю покрывало с кровати, аккуратно сворачиваю в ногах и ложусь, на дисплее телефона высвечивается 22:02 и несколько смс от подруги.

21:30 Танюша.

«Ну как, Герман оценил? Наверное, весь пол залил слюнями. Смотрите не поскользнитесь в порыве страсти».

21:47

«Ну раз молчишь, точно все супер!»

Слышу шаги, выключаю ночник и прячу телефон под подушку.

Герман застывает в дверном проеме, я чувствую спиной его взгляд.

– Женя, – шепчет и делает несколько шагов вглубь. Присаживается на край кровати рядом со мной, а я не открываю глаза и надеюсь, он поверит, что я сплю. Пальцы касаются щеки, кажется, она горит огнем от удара, но я знаю, что это не так. Нет и покраснения, скорее всего, это обида жжет.

Наконец он поднимается и уходит в ванную, а я могу сделать полноценный вдох.

Смаргивая слезы, отправляю смс:

«Все супер, спасибо».

Ноздри щекочет аромат свежесваренного кофе и выпечки. Губы сами собой расплываются в улыбке, а живот предательски урчит, предвкушая вкусный завтрак.

Все же мне повезло с мужчиной.

– Доброе утро, родная, – мимолетный поцелуй в губы, – завтракай, и мы едем к твоей маме. Она нас давно звала в гости, а сегодня просто отличный день, чтобы повидаться.

События вчерашнего вечера бесцеремонно врываются в утро, и происходящее медленно теряет краски радости. Герман продолжает рассказывать, что он запланировал на субботу, не обращая внимания на мой растерянный вид. Не знаю, как вести себя дальше. Сделать вид, что ничего не было, не получится, я прекрасно помню, а вот Герман, кажется, забыл.

– Нам еще нужно заехать за цветами и вкусностями. – Он стоит в изножье кровати, улыбаясь смотрит на меня. На его лице нет и следа от похмелья, а ведь он выпил целую бутылку виски. – Выспалась? Почти полдень.

Я согласно киваю. Мне не удалось уснуть сразу же, слышала, как Герман принял душ, надел футболку и лег в кровать. Под его тяжестью промялся матрас. Герман обнял меня, притягивая к себе, а я подождала, когда его дыхание выровняется, и освободилась от объятий.

– Гер, нам нужно поговорить. – Кофе и булочки с корицей остаются нетронутыми.

– Родная, давай не будем вспоминать. Мне безумно стыдно, я чувствую себя ничтожеством, что выместил свои неудачи на тебе. Прости! Ты такая добрая и нежная, а я… надеюсь, ты сможешь меня простить со временем. – В глазах ни капли вчерашней злобы или пренебрежения, он вновь лучится любовью и заботой. – Этого никогда не повторится, обещаю, – протягивает руку и не сводит с меня взгляд. – На сборы всего час. Давай не будем заставлять твою маму ждать. – Он уже в который раз называет маму не по имени-отчеству, это должно радовать, но я испытываю чувство, словно меня обманывают. – Беги в душ, а я сварю еще один кофе. Вижу, у тебя еще не проснулся аппетит.

Я игнорируя протянутую ладонь, поднимаюсь и иду в сторону ванной. Мусорная корзина пуста, и нет никакого намека, что я вчера разочаровалась в своем мужчине. Привожу себя в порядок и не понимаю, почему слушаю Германа. Он включил максимум своего обаяния, светится широкой улыбкой, постоянно интересуется удобно ли мне и не дует ли на меня холодной струей воздуха кондиционер в машине.

Мы вместе идем в магазин, он берет меня за руку и ведет по рядам, сам набирает полную корзину самых дорогих продуктов, отмечаю, что он действительно помнит о вкусах моей мамы. Через двадцать минут мы выходим на улицу, Герман несет пакеты с продуктами, а я огромный букет желтых роз.

– Ты почему еще не выбрала платье? До свадьбы осталось полтора месяца, – интересуется, не отвлекаясь от дороги.

– Не нашла подходящее, – а сама думаю о том, что, возможно, этой свадьбе лучше и не состояться.

– Может, оно и к лучшему. Как раз сегодня отвезу вас с мамой в салон. Там вам подберут платья, договорились? – Автомобиль останавливается на светофоре, и Герман выжидающе на меня смотрит с черной тоской в глазах, мне ничего не остается, как согласиться.

– Хорошо.

Мужское лицо вновь светится, и ладонь ложится на мое бедро, чуть сжимая и поднимая подол сарафана.

– Не надо, Гер, люди смотрят, – указываю подбородком на троллейбус, стоящий на соседней полосе.

– Ты права. А я давно говорил, что нужно затонировать лобовое стекло.

Я рада, что рука возвращается на руль, и Герман замолкает, сосредоточившись на дороге.

Мы поднимаемся по узкой лестнице подъезда, я слышу щелчок открываемой двери, мама увидела нас в окно. Она искренне рада нашей встрече, торопливо накрывает на стол, разливает чай, достает из духовки пироги, мясной и с вишней, мои любимые. Мама весело рассказывает о последних новостях с работы, Герман активно поддерживает разговор, обещает помочь с покосившимся на даче забором, а меня все не покидает мысль неправильности происходящего.

– Женечка, давай еще кусочек. – Мамина рука тянется к вишневому пирогу.

– Не стоит, Мария Витальевна, ей сегодня еще выбирать свадебное платье. – Герман с улыбкой смотрит в глаза и слегка сжимает мою ладонь, накрывая своей.

– Тем более кушай, нельзя выбирать платье на голодный желудок. Бедные невесты в погоне за красотой не едят и не пьют весь день, какое может быть удовольствие от самого главного дня в жизни?

– Самый главный день в жизни – рождение нашего первенца, а свадьба – это так, мишура, больше для гостей. Да, родная? – Я вновь соглашаюсь со словами, а сама ощущаю, что меня загоняют в угол. Герман мастерски манипулирует чувствами моей мамы и моими тоже. Он прекрасно знает, как я хочу ребенка. – Собирайтесь, Мария Витальевна. Вы поможете сделать выбор Жене и себе что-нибудь подберете на торжество.

Мама начинает активно убирать со стола и обещать, что не заставит нас долго ждать.

Герман продолжает источать обаяние и в салоне. Отводит в сторону девушку-консультанта, быстро объясняет, что нужно, и, к моей радости, прощается с нами:

– Думаю, вы здесь справитесь и без меня. Вернусь через два часа, если освободитесь раньше, подождите вон в том кафе, – указывает в окно через дорогу.

– Два часа даже мало, поверьте. Невесты у нас проводят по восемь часов и никак не могут определиться. – Отточенным движением руки девушка демонстрирует многочисленные стеллажи и вешала.

Герман игнорирует ее высказывание и обращается ко мне:

– Дождитесь, хорошо? Если я смогу освободиться раньше, сразу приеду. – Его губы прижимаются к моим. За спиной слышу мамин счастливый вздох и очередное щебетание консультанта. – Скоро буду.

– Какой замечательный у вас жених. меня зовут Марина. – Я слушаю голос, а сама провожаю мужскую спину. Вижу, как Герман садится в автомобиль и трогается с места.

– Извините, Марина, вы не могли бы нас оставить наедине ненадолго?

– Конечно. Я пока подберу вам несколько вариантов. У вас же сорок четвертый размер?

– Все зависит от модели, иногда покупаю сорок шестой, – зачем-то поясняю, а сама беру маму за руку и отвожу ее к стеклянной витрине подальше от Марины, которая, кажется, не прочь послушать нашу беседу.

Я останавливаюсь между манекенами и делаю вид, что заинтересована вышивкой. Как же тяжело начать разговор. Не могу же прямо сказать о том, что идеальный жених вчера ударил меня по лицу.

– Женечка, что случилось? – Маму не обмануть, она взволнована и понимает, что дело вовсе не в фасоне платья.

– Мамуль, а вы с папой ссорились? – решаю начать издалека.

– Конечно, это нормально для любой пары. Вы поругались с Германом?

– Нет, – отмахиваюсь я, а сама продолжаю обводить пальчиком жемчужины. – Он сорвался на мне. Наговорил грубостей, – не смогла признаться в том, что получила пощечину. Испытывала нестерпимый стыд.

– Ну, это жизнь, доченька. К сожалению, мы срываемся на близких, ведь не можем позволить себе сделать это на чужом человеке. Конечно, это плохо, нужно быть сдержанным и всегда думать о том, как твой любимый отреагирует. У Германа что-то случилось?

Я поглядываю за Мариной. Она перекидывает через стойку один чехол за другим.

– Да, сказал, сорвалась крупная сделка.

– Тем более, Женечка. Твой мужчина несет ответственность перед своими сотрудниками. Конечно, он был расстроен.

– Но его слова были очень грубыми. – В душе начинает зарождаться сомнение, возможно, не нужно было так резко реагировать, тем более Гера был нетрезв. Разве можно ожидать от выпившего человека адекватных слов и поступков?

– Но ты же видишь, что он раскаивается. Провел со мной два часа, обещал помочь на даче, – смеется мама. – Я все прекрасно понимаю, никакой мужчина не будет долго терпеть свою тещу, даже будущую. Он ел пироги. – Мамины слова вызывают у меня улыбку, действительно, Гера не любит мучное и всегда тактично отказывается. – Старается сделать все, чтобы ты его простила. Мужчина должен признавать свои ошибки. Это и делает его настоящим мужчиной.

– Наверное, ты права.

Марина подтверждает мои догадки, и стоит мне произнести последние слова, как она возникает из ниоткуда:

– Я подобрала шикарные варианты. С вашей фигурой и ростом платья прекрасно сядут, а аксессуары дополнят образ. – Мама вздрагивает от неожиданности, и мы смеемся. – Проходите, первое платье висит в примерочной. Я вам обязательно помогу с застежкой. – Девушка все время что-то рассказывает не замолкая. Сквозь мысли я слышу имена модельеров, названия использованных материалов, количество кристаллов и настоящего жемчуга, длину серебряных нитей, которыми расшит лиф.

Примеряя платья, я теряю счет времени и начинаю получать удовольствие. Какая девочка будет против великолепных платьев от известных модельеров? Даже корсет не кажется мне ужасным, стоило увидеть свое отражение в зеркале, ради такой красоты можно и потерпеть один день без угощений. Талия становится тонкая-тонкая, я провожу несколько раз руками вдоль и делаю оборот вокруг себя, фалды легкой юбки приподнимаются в воздух, а я, кажется, первый раз за последние сутки искренне улыбаюсь своему отражению.

– Слишком открытое, – слышу мужской голос, заменивший постоянное «чириканье» консультанта. – Примерь вот это. – Герман указывает пальцем на манекен, рядом с которым мы с мамой шептались. – Я помогу расстегнуть пуговки, – проходит в кабинку и закрывает шторку.

– Не нужно, Гер. Здесь моя мама.

– Я только помогу.

Мужские пальцы справляются быстрее, чем я могла подумать. На моем обнаженном плече остается легкий поцелуй, и Герман выходит, оставляя меня одну. Слышу голоса, мама помогает Марине снять платье с манекена и через несколько минут мне застегивают молнию на спине.

– К нему идет прекрасная шляпка, сейчас принесу. – Девушка торопливо убегает.

– Мы его берем, – кричит Герман вдогонку. – Женя, ты прекрасна. Мария Витальевна не даст мне соврать.

Мама стоит за моей спиной и наблюдает.

– Сколько мы ни мерили, это самое красивое. И здесь, – показывает она в район груди, – все прекрасно держит.

– Ой, – спохватывается Марина, – а как же примета? Жениху нельзя видеть невесту в свадебном платье до свадьбы. Все, выходите-выходите, – тактично берет под локоть Германа и выводит.

– Я не суеверный. – В тоне Германа слышится недовольство.

Читая сомнения в моих глазах, мама подходит ближе и говорит практически шепотом:

– Женечка, он даст тебе будущее.

Лео

На столе разрывается мобильник, но я упорно его игнорирую. Бросаю мимолетный взгляд на дисплей и медленно прикрываю глаза, втягивая воздух через ноздри. Разве многого прошу? Всего лишь один день без происшествий.

Один! Чертов! День!

Но Арнар никогда не звонит просто так, не интересуется моими делами или тем, что я желаю на ужин.

И ответить все равно придется, я принимаю звонок и нехотя подношу смартфон к уху.

– Да, – а сам надеюсь на то, что Ар случайно набрал мой номер, неудачно сунув смартфон в задний карман джинсов, к примеру. Но моим надеждам не суждено сбыться.

– Ты мне срочно нужен. – Голос не взволнованный, а больше раздраженный. Это дарит мне надежду на то, что ничего серьезного не случилось.

– У меня собрание через тридцать минут, – отвечаю, сверяясь с часами.

– Лео, я серьезно. Тебя вызывают в школу. Я сам пытался утрясти ситуацию, но директору подавай опекуна. Для Филиппова по бумажкам я никто.

После рождения Ника я должен был уйти «в тень», мои пятнадцать лет в мире людей как раз подходили к концу, и вместо меня к управлению транспортной компанией и представлением интересов нашей семьи готовился Арнар. Но… сложилось, как сложилось. Он встретил свою пару, скорое рождение волчонка – и мне ничего не оставалось, как пообещать до оборота Ника остаться на своем месте. Я являюсь официальным опекуном племянника и все проблемы с людьми, а в данном случае с представителями администрации школы, решаю тоже я. А племянник, как любой оборотень-подросток, эмоционален и вспыльчив. Арнар же принимает непосредственное участие в жизни сына, являясь его наставником, стараясь при этом как можно меньше контактировать с внешним миром.

Я запускаю пальцы в отросшие волосы и закапываюсь, почесывая голову. Напрочь забываю об Аре, ожидающем ответ, вытягивая пряди, кося взгляд на темные волосы. Когда уже смогу подстричься? Смотрю в нечеткое отражение выключенного монитора компьютера, провожу ладонью по бороде. Вот она бесит больше всего. Неухоженная, густая, от которой кожа на подбородке невозможно чешется, и каждую минуту хочется побриться. Я похож на заросшего бомжа, только в дорогих и чистых шмотках.

– Лео.

Поднимаюсь из-за стола:

– Что в этот раз?

– Говорят, избил девочку.

– Ну-ну, – мычу в трубку, понимая, что чистой воды брехня. Ник не мог этого сделать. Первое правило, которое вдалбливают в голову любого волка: не применять силу к людям, а тем более к женщинам.

– Этот жирный козел даже ничего не стал мне объяснять. – Ар говорит о директоре школы, которому я лично к первому сентября дарил ноутбук последней модели. А сегодня только третье…

– Скоро буду.

Сбрасываю вызов и останавливаюсь у зеркальной поверхности двери, ведущей в отдельную комнату, где есть душ, туалет, а главное – несколько комплектов сменной одежды. Сам себя не узнаю в отражении. Что осталось от меня за последние пятнадцать лет, так это фигура, хотя, возможно, еще раздался в плечах. Вместо аккуратной стрижки и короткой бородки – всклокоченные волосы, прикрывающие уши. Они вьются, придавая небрежный вид. И окладистая борода.

На что только не пойдешь, чтобы прибавить себе десяток лет.

Криво себе улыбаюсь. М-да, видок такой, что самому страшно. Хоть сейчас хватай первую попавшуюся дворнягу с территории и смело топи с невнятными криками.

– Му-Му. Все, Герасим, погнали. – передразнил отражение и выключил свет в кабинете. – Меня сегодня не будет, – сообщаю помощнику, – перенеси совещание на завтрашнее утро.

– В девять? – интересуется Павел. Последние несколько лет нанимаю исключительно мужчин, женщины откровенно выбешивают.

– Да, – я надеваю солнцезащитные очки и выхожу в длинный коридор. Вдоль всего помещения окна в пол, и меня слепит обеденное солнце.

До школы сорок минут езды, которые я старательно трачу на самовнушение.

– Я спокоен. Я спокоен, – повторяю с десяток раз. Не помогает. Включаю музыку, играет гитара, вслушиваюсь в переливы струн. – Да, определенно подходит, – с силой давлю на клаксон. Какой-то идиот решает проскочить передо мной, подрезая. – Вот из-за таких дебилов, как ты, – ругаюсь, понимая, что меня не слышат, продолжаю: – Все спокойствие к чертям собачьим летит!

Аж полегчало.

Вот, нужно почаще орать, действительно помогает. Выключаю музыку и паркуюсь напротив входа в школу.

Не успеваю взять документы и телефон, с водительской стороны возникает охранник пенсионного возраста с бордово-синим лицом и серьезным выражением. Судя по вони, исходящей от него, солнцезащитными очками прикрыл нетрезвые глаза.

– Здесь нельзя парковаться, – сказано в спину, пока я собираю вещи с пассажирского сиденья.

Я разворачиваюсь лицом, спрыгиваю с подножки авто и выпрямляюсь во весь рост, нависая над высушенным Рэмбо.

Мужичок оценивает мои габариты и заросшую рожу, впечатляется, отступая. И перекидывает свое внимание на мелких лет десяти, которые бегают по клумбе с цветами.

Захожу внутрь трехэтажного здания, Ник не встречает на первом этаже, что даже странно. Прямой наводкой иду к кабинету директора, раздается оглушающий звонок, распахиваются двери, и начинается сущий ад. Десятки мелких, крикливых детей чуть не сбивают меня с ног. Пока дохожу до нужного кабинета, около которого дети притормаживали и не драли глотки, по сравнению с другими углами школы, зверею окончательно.

На удивление, но волк, в отличие от меня, спокоен, он не обращает внимания на детенышей, не принимая их ни за угрозу, ни за раздражитель.

В приемной меня встречает женщина немного за сорок с внешностью вяленой воблы, да и запах примерно тот же.

– День добрый, Рокотов, – представляюсь, прислушиваюсь к происходящему в кабинете. А за тонкой шпоновой дверью Филиппов прессует Ника, угрожая отчислением.

– Вам придется подождать, – произносит она чуть гнусавым голосом. – Сергей Аркадьевич сейчас занят, – поправляет тонкую оправу очков стервозным жестом костлявого пальца.

– Вряд ли, – я дергаю металлическую ручку на себя. Заперто. А вот это уже интересно. Один мощный удар ладонью по полотну, «вобла» вздрагивает и пытается возмутиться, но слова застревают у нее в горле под моим тяжелым взглядом. А в кабине наблюдается еще большее оживление, слышны четкие шаги и ворчание:

– Малолетние уроды. – Директор распахивает дверь. Надо отдать ему должное, он быстро приходит в себя и вместо злобного выражения, предназначенного кому-то из учеников, на лице появляется маска спокойствия. – Ах, это вы. Добрый день, – отступает внутрь, пропуская. – А я как раз разговаривал с вашим… э-э-э, с вашим, – тщательно подбирает слово, прекрасно зная, что Ник мне не сын. Парень стоит напротив стола, на лице красноватые пятна, рвано дышит. Все, нужно прекращать балаган. Все признаки скорого оборота. Сентябрь доучится и на домашнее обучение, от греха подальше.

– Племянником, – помогаю Филиппову.

– Племянником, – повторяет за мной и продолжает, я останавливаюсь рядом с Ником, отказываясь присесть. – К сожалению, ваш племянник… – Мужчина опять испытывает замешательство, вспоминая мое имя-отчество.

– Господин Рокотов. – Филиппов кривится, но все же обращается ко мне, как я просил.

– Господин Рокотов, ваш племянник нарушил устав школы.

– Я ничего не нарушал! – вспыхивает Ник.

– Молчи, – обрываю. – Продолжайте. – Мужику явно неудобно, вальяжно развалившись в кресле, приходится задирать голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

– Он избил девочку.

Чувствую, как от Ника исходит волна раздражения на грани с гневом.

– Очень громкое заявление, Сергей Аркадьевич, вам не кажется?

– Нет, – отвечает мне уверенно, а мой зверь рычит, чувствуя ложь.

– Это правда? – интересуясь у племянника.

– Нет. – Глаза парня вспыхивают желтоватым, определенно, это его последний день в школе. Протягиваю ключи от машины и указываю на выход. – Музыку громко не включай.

– И это все ваше воспитание?

– Воспитывать я буду после того, как разберусь в ситуации и узнаю все подробности. А где родители «избитой» девочки? Как можно с ними встретиться и переговорить? И хотелось бы увидеть ее саму.

– Лизочка сейчас в медкабинете, ей обрабатывают рану, – с прискорбным лицом отвечает на вопрос.

– Лизочка?

– Да, Лизочка, моя дочь.

Час от часу не легче. Дочь директора…

Меня отводят в медпункт. Как и предполагалось, никаких травм я не вижу и не чувствую запаха крови, но голову девчушке забинтовали, как участнику активных боевых действий.

– Ну, что будем делать? – Директор смотрит на меня выжидающе, закрывая за нами дверь медпункта.

– А что делать? Сейчас отвезем девочку в больницу, пусть оказывают первую помощь, я лично все оплачу, если это понадобится. А вы переведете племянника на домашнее обучение. Он больше не будет вас доставать и появится только на экзамены и позже – получить аттестат, – выдаю, хорошо все продумав. Судя по выражению лица, такой расклад не устраивает.

– Вы же понимаете, что наша школа – пятая за последний год, и вряд ли вы сможете попасть в более-менее приличное заведение, если Никиту отчислят и у нас.

Точно жирный козел, как брат и сказал.

– А вы забываетесь, что моего племянника переводили и ни разу не исключали. И я всегда смогу оправдаться переездами. – Филиппов поджимает полные губы. – Давайте договоримся: моя фирма обновит спортивный инвентарь, и Ник учится дома. – В светлых, практически блеклых глазах блеснула жадность.

– Господин Рокотов. – Тон, с каким обращается ко мне директор, подразумевает торг. – Я надеялся, что в этом году в спортзале появится нормальная вентиляция, сами понимаете, дети дышат пылью и потом, – сокрушенно качает головой и с наигранной грустью смотрит мне в глаза, высоко задрав подбородок.

М-да, аппетит волчий. Одно дело купить с десяток мячей и совсем другое – оплатить полный ремонт.

– Пусть не дышат пылью. Санитарные нормы еще никто не отменял. Тряпка, швабра, ведро, вода, – перечисляю, а сам иду по направлению к выходу, – плюс тетя Дуся прекрасно справляются с пылью.

– Значит, мы прощаемся с вашим племянником?

– Нет, это значит, что мы сейчас вызываем скорую и едем в больницу. А там квалифицированные специалисты, а не ваши, что йод от зеленки вряд ли отличают, обследуют, снимут побои и поставят диагноз, – улыбаюсь широко-широко, демонстрируя крупные зубы, и кручу телефон в руке. – Как поступаем?

– Я пришлю вам список инвентаря, – со злобой выдыхает, отводя взгляд.

– Отлично. И не забудьте образец заявления, последний год племянник будет учиться дома. Всего хорошего.

Слышу в спину сдавленное: «Козел».

Стоит мне появиться на ступенях школы, Ник откладывает телефон и внимательно за мной наблюдает. Пытается понять, гаденыш, как сильно ему влетит.

Я молча завожу мотор и выезжаю с территории.

– Что еще наплел дир? Опять искать новую школу? – легко спрашивает, а за наглой ухмылкой прячет испуг. Я продолжаю многозначительно молчать, для усиления эффекта бросаю короткий хмурый взгляд и больше не отвлекаюсь от дороги.

– Да не бил я эту овцу… Лизочку, – быстро поправляется, зная, как я отношусь к оскорблению женщин. – Ее же можно соплей перебить. Я что, похож на дурака, чтобы трогать сорокакилограммовую девчонку, даже если она конченная овца?

Хлопаю ладонью по рулю, не проронив ни слова.

– Нет, ну она реально конченная, – оправдывается, не сводя с меня взгляда. – Королева школы. Они с подружками зажали какую-то малявку в сортире и втирали ей жвачку в волосы.

– И поэтому ты ее ударил? – решаю, что клиент созрел и пора поддержать разговор.

– Не бил я эту…

– Овцу, – хмыкаю я.

– Именно. – Племянник оживает, улавливая в моих словах насмешку. – Зашел в туалет и вывел девчонку, а Филиппова сама на меня кинулась. Я лишь отошел в сторону.

– И сама нанесла себе травмы? – я уже откровенно смеюсь, вспоминая с усердием замотанную голову девчонки.

– Да упала эта Лизочка. Поскользнулась на кафеле и максимум, что она могла себе повредить, это жо… локти.

– А с малявкой что?

– Ничего, сделает короткую стрижку. Реально волосы испоганили. Отец знает?

– Знает, он мне и позвонил.

– Хре… плохо, а мама?

Я жму неопределенно плечами в ответ. А я действительно не знаю, сказал Ар Лиле или нет.

– Не говори матери, – Ник чуть не скулит и строит жалобное лицо. Бездомные псы на свалке и то жизнерадостней выглядят.

– Не скажу, но при одном условии.

– Каком? – Племянник с надеждой вслушивается в каждое сказанное мной слово.

– После оборота все выходные и лето ты работаешь на складе. Отрабатываешь расходы.

Недовольное мычание вынуждает меня вскинуть брови и повернуть голову.

– Отработаю, – соглашается он, понуро повесив плечи.

– Никто и не сомневался. Как зверь? Кстати, ты теперь на домашнем обучении.

Договорить дальнейшие условия не удается, телефонный звонок вновь путает мои планы. Ника завожу домой, дальше с ним разберется отец. А сам стартую за сто семьдесят километров, там, где нашли машину пропавшей волчицы.

А вот в этот раз – реальная проблема, проблема всего клана, а не очередная шалость племянника. Девчонку Суворовых, пропавшую три дня назад, нашли мертвой.

Ребята из соседней стаи случайно обнаружили машину, брошенную в лесу, а в ней тело молодой волчицы. Девчонка – ровесница Мита, ей бы еще жить и жить.

Первый раз за день я вспоминаю о кофейных зернах, припрятанных в подлокотнике. Набираю горсть и закидываю по одному в рот, с хрустом разжевывая. Мой наркотик – кофе и горький шоколад, такой, чтобы сводило скулы и на языке оставалась терпкая горчинка. Иногда стараюсь себя ограничивать хотя бы в кофейных зернах, но проходит неделя, месяц, и я вновь на них подсаживаюсь. Однажды собрал всю волю в кулак и выбросил свои запасы. Как оказалось, подобные меры безуспешны. Что стоит заехать в ближайший магазин? Да и аромат кофе помогает избавляться от посторонних запахов, временами слишком навязчивых.

Съезжаю с асфальтированной дороги на проселочную, изредка поглядывая в навигатор, Илья предусмотрительно скинул координаты.

Коваль Илья – моя правая рука, тот, кому можно доверить свою жизнь и жизнь своей семьи. Он помогал в поисках Лилии и был плечом к плечу в битве со Светлыми вампирами.

Я оставляю машину у начала лесополосы с редкими вязами, за которой скошенное поле.

Слышны голоса, в нос бьет запах чужих оборотней и разлагающегося тела, что не удивительно: девочка пролежала на жаре трое суток.

Зверь внутри меня нервничает, он чувствует смерть – смерть члена своей стаи.

Закидываю с десяток зерен и тщательно разжевываю. Горькую кашицу не глотаю, а оставляю во рту, периодически посасываю.

– Ты быстро. – Илья жмет мне руку, я заглядываю ему за спину, туда, где на водительском сиденье, упершись лбом и свесив руки по бокам, находится мертвая Ирма.

Присаживаясь у открытой водительской двери, я бегло осматриваю лицо, руки. Видимых повреждений нет. Не нахожу ни следов удара при столкновении, ни гематом. Что удивительно, ведь капот красного седана практически всмятку, собран гармошкой к лобовому стеклу. Складывается впечатление, что было столкновение на большой скорости, но явно не тут, и явно без Ирмы. Регенерация помогла бы не только избавиться от внешних повреждений, но и от внутренних, а значит, девочка должна быть жива. Неужели кто-то приволок машину с места аварии сюда? И зачем?

Хочу вычленить запахи, но нос забивают десятки чужих и навязчивых ароматов.

– Здесь что, парад был? – я обращаюсь к Илье. – Ты не мог проследить, чтобы никто не топтался?

– Когда я приехал, было то же самое, – оправдывается, поглядывая на двух молодых оборотней, нашедших машину Ирмы.

Это очень странно, вряд ли кто-то приведет к месту аварии экскурсию.

– Не подпускай больше никого.

Я возвращаюсь к машине, быстро скидываю рубашку и брюки, забрасывая на водительское сиденье.

Трясу с силой головой, боль растекается по всему телу, трансформируя. К ней не привыкнуть, но с каждым разом оборот проходит быстрее, в тебя словно попадает молния, и ты уже не слышишь треск костей и мерзкий звук рвущейся плоти, а падаешь на землю волком.

Еще раз обхожу вокруг автомобиля, улавливая запахи, недоступные в человеческом облике. К запаху бензина, въедливой горьковатой вони стертых шин, от которого отфыркиваешься, но тот плотно садится на слизистых, к смраду разлагающегося тела прибавляется настойчивый душок страха, исходящий от молодых волков. Парни жмутся к стволу дерева, бросая взгляды на меня и не смея заговорить между собой даже шепотом, я чувствую, как их волки скулят, признавая силу.

– Иван приехал, – поясняет Илья, когда я поворачиваю голову на звук подъезжающего авто.

А вот и альфа соседнего клана. Зачем только притащил с собой девчонку?

Иван придерживает за плечи молодую волчицу, только недавно пережившую первый оборот. Девочка нервно осматривается, морщит носик, машет рукой парням и все же задерживается взглядом на машине.

– Зачем ты притащил сюда ребенка? – интересуюсь, перекидываясь в человеческое обличье.

– Хочу показать, что случается с волчицами, которые не слушают своих родителей. – Девочка не отрывает взгляда от ярких кед. Когда Иван отворачивается, стреляет взглядом в мою сторону. – Лео, оденься, это моя дочь. – Щеки девчонки вспыхивают.

Я возвращаюсь полностью одетый и наблюдаю картину: Иван подводит к машине дочь, оставляет ее буквально в шаге от открытой водительской двери, а сам осматривается, шумно втягивая воздух.

Девчонку откровенно потряхивает. Волна дрожи проходит по хрупкому телу, девчонка замирает на мгновение, стараясь расслабиться, и снова трясется. Дышит неглубоко – ртом, чтобы не ощущать неприятный запах.

М-да, то еще воспитание, надо будет запомнить и никогда так не делать, если появятся собственные дети.

– Рассказывайте. – Иван обращается к парням, вросшим спинами в ствол дерева. Вынести ауру двух альф одновременно дано исключительно сильным оборотням.

– Пусть ребенок сядет в машину. Дружеский совет, – поясняю я, ощущая закипающую злость Ивана.

– В машину, – отсылает он жестом дочь.

Илья стоит рядом с парнями, нетерпеливо пинает носком ботинка ближайшего:

– Хватит пялиться, – они провожают взглядом молодую волчицу. – Рассказывайте. Как нашли?

– Почему здесь столько посторонних запахов? – добавляю вопрос, согласно кивая.

Парни бросают опасливые взгляды, один толкает второго локтем, помогая решиться открыть рот.

– Рассказываем! – Оба вздрагивают при громком окрике их альфы. – Вы снова сюда бегаете?

Тот, что повыше, долговязый, еще нескладный и угловатый, наконец-то говорит:

– Да, мы прибежали вчера… а тут вот, – указывает рукой.

– Как вчера, Стас? – вспыхивает Иван. – Почему не сообщили сразу?

– Мы испугались. Ведь вы могли подумать на нас.

И обвинить ребят не в чем, логика в их словах есть. Убийство себе подобного – тяжелое преступление.

– Да вы уничтожили любые следы, а они были. Дураку же понятно, что волчица погибла не здесь. – Иван нервно подергивает плечами, сверля взглядом парней.

– Ты прав, – я нервно почесываю подбородок. Чертова борода! – Этого уже не изменить. Рассказывайте от и до. Сколько вас было? Кто увидел первым? Что трогали?

– Да мы как обычно. Я, Дэн, – указывает подбородком на друга, – еще Мира, Быстрый, то есть Алексей, его подружка, да и все.

– Что-то не сходится, – говорю, внимательно следя за реакцией, – еще одной девушки не хватает. Странная у вас компания: три парня и две девушки.

– Моя подруга не смогла прийти, – признается второй, поглядывая за наши спины.

– Вот, значит, как?

– Угу. Мы давно с друзьями нашли эту поляну, никто чужой нас здесь не увидит. Трасса далеко. Ничем запрещенным не занимаемся. Ну, бои устраивали. Дружеские, – быстро поправляется Денис.

– Это те, после которых пришлось ломать руку пацану Власовых и ставить ее на место? – Иван подходит к парням вплотную. – Я вас предупреждал?

– Потом разберешься со своими. Кто нашел? – перебиваю я.

– Ты рассказывай, Стас. Ты же первый и подошел к машине. – Денис перекладывает ответственность за разговор на друга, получая взамен злобный взгляд.

– Мы все подошли. Увидели девушку. Было и так понятно, что она мертва. Сердцебиения я не слышал, приблизившись вплотную к водительской двери. То, что она волчица, понял, когда открыл дверь.

– А зачем вы полезли в машину с мертвецом? – не выдержал Илья.

– Ну хотели найти телефон или какие-то документы. Сообщить родственникам или в полицию.

– «Ну хотели» или действительно хотели? – хмыкнул Коваль.

– Хотели, за кого вы нас принимаете? Думаете, мы совсем конченные?

Я невольно закатываю глаза, слишком часто сегодня слышу это слово.

– Дальше. – Ивану хочется побыстрее закончить разговор.

– А дальше Мира узнала волчицу, сказала, что из клана Рокотовых. – Парень замолкает, глядя мне в глаза.

– И?

Илья указывает на телефон, быстро шепчет:

– Константина встречу, – и бегом удаляется в сторону трассы.

– И мы испугались и убежали, – заканчивает пацан.

– При этом вытоптав все вокруг, – я раздраженно роняю и обращаюсь к Ивану: – Как можно встретиться с Мирой и остальными? Мы можем приехать к вам или, если желаете, встретимся на нейтральной территории.

– На нейтральной. Держи меня в курсе, – он хлопает меня по плечу. – Соболезную вашей утрате.

– Благодарю. Спокойно, это свои.

Иван резко оборачивается на приближение вампира, молодые же волки еле сдерживают оборот. Константин кивком приветствует и, держась на расстоянии, подходит к машине. Принимается за осмотр, аккуратно отклоняя Ирму. Остекленевшие глаза, смотрящие в никуда. На водительском сиденье, словно изумительно выполненная кукла. Безжизненная, в полный человеческий рост с небольшим кровоподтеком в уголке белесых губ, сделанная мастером с извращенной фантазией.

– Лео, мы уходим. Мои парни разнервничались. Да и Леська одна в машине, – слышу голос Платова, понимаю сказанные слова, а сам не свожу взгляда с лица девушки. Я еще не сообщил ее родителям о смерти, хотел убедиться сам, что не ошибка.

– Да, хорошо. На связи, – отвечаю на рукопожатие, замечая раскрытую ладонь боковым зрением. – Звони в любое время суток.

Приближаюсь к Илье, вижу по глазам, что ему есть что сказать. Он молчаливо раскачивается на пятках, положив ладони в карманы. Прислушивается к удаляющемуся звуку шин по грунтовой дороге. Я же, облокотившись спиной на тот же ствол вяза, что и парни ранее, думаю, как не хочется идти в дом погибшей девочки и сообщать родителям.

– Брешут! – Илью прорывает. – Ты заметил, как один из них, тот, что ниже, смотрел на Ивановскую дочку? Руку даю на отсечение, это и есть его подружка, которая якобы не смогла вчера с ним встретиться.

– Денис, – напоминаю я имя.

– Однохренственно.

– А что они говорили до приезда их альфы? Ты же успел с ними побеседовать?

– Обижаешь. – Коваль растягивается в широкой улыбке. – И по телефону успел, и уже тут. Но, – разводит руки, – все то же самое. Денис-на хрене повис повторил слово в слово. Но ты чувствовал ложь, да? – наседает.

– Стас. Сейчас с нами разговаривал Стас. И да, чувствовал, но не ложь, а больше страх, что естественно.

– Однохренственно, – повторяется Илья. – Надо прижать мальцов! – выдает идею.

– Нет. Мы будем вести себя адекватно, Коваль, – я осаждаю разгоряченного друга. – Если история связана с дочерью Платова, то при малейшем давлении он пошлет нас… ну ты понял, на твое любимое слово.

– Нахрен, что ли?

– Именно туда, а может, и дальше.

Константин дает знать о своем существовании и громко хмыкает. Протирает ладони влажными салфетками, подходит к нам.

– Что скажешь? – интересуюсь я.

– Смерть наступила не тут и точно не из-за столкновения. Подробности скажу позже, если бегло: кто-то ее удерживал, второй свернул шею. Причем удерживали ее долго, остались гематомы на предплечьях и выше. Смотрите, – пальцем приспустил с плеча свободную кофту. – Делайте выводы.

– Да что тут делать, сосунки Платова заигрались.

– Не логично. Сами убили, сами приволокли в известное только им место и сами же позвонили.

– Все верно, – подтвердил Коваль. – Теперь к ним минимум подозрений.

– Не исключаю эту возможность, но и зацикливаться нельзя.

– Я забираю девочку? – Константин прерывает наш спор.

– Да. Когда ее родители смогут вернуть тело?

– Утром.

Коваль остается дожидаться эвакуатора, а я возвращаюсь в город.

Въезжаю в долину. Темнота заливает все вокруг. Черные тучи плотно заволокли небо, изредка давая блеснуть тонкому месяцу. Глушу мотор, открываю подлокотник, щедро набираю зерен в ладонь. Сижу несколько секунд в тишине и не двигаясь. Решаюсь. Закидываю кофе в рот. Разговор с родителями Ирмы – и я смогу наконец смыть всю грязь сегодняшнего дня.

Женя

– Как тебе? – Гера стоит за спиной, придерживая на моей шее длинную цепочку с воздушным кулоном, выполненным из золотистых нитей, переплетенных в форме шара. Мужские губы оставляют на шее горячие влажные поцелуи, поднимаются к ушку. – Скажи мне «спасибо». – Тихий голос похож на бархат.

– Спасибо, – я веду плечом, слегка отстраняясь. – Гер, мы опоздаем на урок.

– Черт с ним. Я прямо сейчас перенесу запись. – Правой рукой он извлекает телефон из кармана брюк, а левой поднимается по ребрам и замирает на границе груди. Большой палец дразнит, касаясь.

– Не нужно переносить, – я разворачиваюсь лицом и мягко отнимаю телефон от уха. – Ты сам говорил, что до свадьбы месяц. Мы можем не успеть подготовить наш первый брачный танец.

Любые разговоры о предстоящем торжестве делают Германа покладистым, даже мягким. Кажется, что он хочет нашей свадьбы больше, чем я. В гардеробной висят наши свадебные наряды: светло-серый костюм Германа, белоснежная рубашка, в отдельном выдвижном отделении шкафа приготовлены серебристые запонки, наручные часы, носовой платок с инициалами и пара мужских классических туфель. Соседнее место занимает мое восхитительное платье. Такое, о котором мечтает каждая девочка, перечитывая сказки: с расшитым жемчугом и серебристыми нитями лифом, приспущенным небольшим рукавчиком, многослойной, но не объемной юбкой и многочисленными крохотными круглыми пуговками по спине. Под чехлом с платьем жемчужные туфли на высоком каблуке с удобной колодкой. По совету мамы каждый вечер я их немного разнашиваю, обувая дома. По настоянию организатора свадьбы и Геры мы записались на уроки свадебного танца. Вместе выбирали меню, ездили на дегустацию, утверждали цветы, скатерти, посуду, что будет стоять на праздничных столах. И с каждым днем я убеждаюсь в неправильности происходящего. Ощущаю себя абсолютно неправильной невестой. Мне все равно, что за начинка будет у нашего свадебного торта. Меня не интересуют прошлые работы нанятого фотографа… Я пустила приготовления к свадьбе на самотек, как, возможно, и свое будущее.

Две недели мой жених ведет себя во всех смыслах идеально. Я не могу найти малейшего повода усомниться и передумать. Каждый день Герман доказывает свое трепетное отношение, свою любовь ко мне.

– Ты права, родная. Едем, – поцелуй-прикосновение – и Милосердов выпускает меня из объятий. Телефон вновь убран в карман. – Жду в гостиной.

Я не тороплюсь, но и не тяну время, переодеваюсь в широкие брюки и блузу, складываю в сумку нашу свадебную обувь. Хочется попробовать исполнить элементы именно в ней.

– Я хотел с тобой кое-что обсудить, – час пик, и мы едем медленно.

– Да.

– Ты не против, если наше свадебное путешествие придется отложить до новогодних праздников? Сейчас не лучший момент оставлять фирму.

– Нет, конечно, нет, —мой ответ вызывает у Геры улыбку.

– Я тебе говорил, что ты лучшая женщина на Земле? Любая другая устроила бы истерику.

– За это ты меня и любишь. – Слова сами вырываются из груди, и я ощущаю себя куклой, живущей по кем-то, но не мной, прописанному сценарию.

– Люблю. А ты меня за что любишь? – Мы вновь останавливаемся в пробке.

И я произношу слова, которые от меня хотят услышать:

– Ты самый лучший.

– И все? – Милосердов обиженно дует губы, но уголки подрагивают в улыбке.

– Тебе этого мало?

Последняя фраза заставляет Геру нахмуриться. Секундное замешательство, я хочу подобрать нужные слова, но они не приходят на язык. А ведь должны, правда? Когда любишь, ты любишь человека полностью, со всеми его достоинствами и недостатками, даже если последних больше.

– Нет. Твоей любви мне достаточно, – в ласковом жесте мужские пальцы гладят мою щеку.

По паркетному полу раздается равномерный, повторяющийся стук каблуков. Сегодня наше четвертое занятие, и мы отрабатываем связки между простыми движениями. Вокруг нас порхает учитель – мужчина удивительной пластики и грации. Рядом с ним хочется рыдать в голос, испытывая стыд за свое тело.

– Выше локоток, дорогая. – Пальцы мягким жестом поднимают локоть. – Герман, великолепно, – в очередной раз хвалит. И он действительно справляется лучше меня. – Еще разочек пройдемся, и на сегодня все. Отлично сегодня поработали. Вы будете блистать! – восхищается Петр. – Блистать! – повторяет с большим пафосом и театрально взмахивает кистью правой руки, изображая не то поклон, не то восхищение.

Герман светится, ему приятна похвала. Изредка, но поглядывает на отражение, находя более удобную и выгодную для нас позу.

Мы тепло прощаемся с нашим учителем, Герман договаривается о следующей встрече. А я уже спускаюсь по винтовой чугунной лестнице.

– Как ты относишься к тому, чтобы заехать поужинать? Я недавно нашел отличное место. Очень вкусная тайская кухня. Остренькая со сладостью и на десерт можно выбрать настоящие фрукты, а не то, что продают в магазинах. М-м-м? И домой купим. Ма-а-анго, – многозначительно протягивает, прижимая меня за талию. – Мы с тобой заслужили вкусный ужин.

– Ты заслужил, – отвечаю я и понимаю, что его хорошее настроение заразило и меня. – Меня сегодня Петр ни разу не похвалил.

– А ты хотела бы? – Гера смеется надо мной. – Родная, он хвалит всех, кто оплачивает его услуги. Это единственный секрет моего успеха. Хочешь, следующее занятие оплатишь ты. И я уверен, именно ты станешь любимицей Петра.

– Не скромничай, у тебя действительно отлично получается.

– Хорошо, я тебе верю. Ужин? – уточняет мужчина, закидывая наши сумки в багажник.

– Ужин, – я соглашаюсь и беру его за руку, приглушая внутренний голос, который каждый день шепчет, что я поторопилась и, кажется, абсолютно не знаю, каков мой жених без маски заботы и дружелюбия. Стараюсь, но не могу забыть тот вечер, он плотно засел в памяти. В душе живет надежда, что будущий муж будет уважать меня, а не затыкать рот очередной пощечиной.

Через пятнадцать минут, расслабленно развалившись на мягких диванах террасы ресторана, я пролистываю меню, останавливаюсь на морепродуктах и передаю Герману. Он делает заказ для нас двоих, уточняя, что я буду пить, и откидывается на спинку дивана.

– Чем займемся после обеда?

– Не знаю, – я пожимаю плечами, потягивая клубничный лимонад.

– Прости, родная, мне нужно ответить, – слышен звук вибрации смартфона. – Я быстро, – Герман указывает пальцем на экран, поднимаясь с дивана. Он выходит с террасы и прогуливается вдоль улицы. Я Понимаю, что разговор долгий, подзываю официанта, объясняю, что вернусь за столик, прошу пока не подавать блюда и иду в туалет. Мне показывают на дверь в конце зала. Редко встретишь совместный санузел. Общие раковины и сушилки для рук и множество кабинок, закрытых от других посетителей, таких, что чувствуешь себя комфортно. Я не тороплюсь возвращаться: если Герман разговаривает по работе, то это не ограничивается парой минут.

Выхожу на террасу, Гера уже сидит за нашим столиком, но с телефоном еще не расстался. Вижу его напряженную спину, вену, пульсирующую на виске, и раскрасневшееся лицо.

Он не оборачивается на шум моих шагов и продолжает:

– Мне не нужны оправдания, – шипит сквозь зубы. – Мне нужен результат. Если мы потеряем и эту сделку, то я собственными руками сверну тебе шею. И мне за это ничего не будет. Твоя последняя прогулка будет в мусорном мешке. И ты знаешь, что я не шучу, – растирая бровь, дает возможность ответить собеседнику, выслушивает и продолжает: – А мне плевать, что они не хотят продавать акции. Убеди. Можешь хоть руки вырвать, хоть дочурку Фадеева оприходовать.

Я испуганно оборачиваюсь, смотрю на двух девушек, сидящих от нас за три столика, но никто не обращает на нас внимания, не вслушивается в слова, сказанные Германом. Посетители заняты или друг другом, или поглощением пищи.

Я делаю несколько шагов назад, не сводя взгляда с мужской спины, и сталкиваюсь с официантом:

– Ой, простите, пожалуйста, – я помогаю поймать поднос. На мое счастье, там были лишь предметы сервировки. – Извините еще раз.

– Ничего страшного, – я получаю вежливый ответ официанта. – Вас ожидают, – он указывает подбородком на наш стол.

Поворачиваю голову и вижу Германа, он сидит вполоборота и машет мне рукой.

– Все! – со стуком откладывает телефон. – Обещаю, это последний звонок.

Смотрю на Германа: на лице нет раздражения и злости, лишь пульсирующая венка выдает его настоящее настроение. Мужские губы растягиваются в улыбке, но я больше не вижу обаяния, улыбка насквозь лживая. Насквозь.

Мы сохраняем молчание, официант расторопно расставляет блюда и меняет бокал с лимонадом.

– Спасибо, – я хрипло благодарю, а сама молю бога, чтобы официант не уходил, не оставлял меня за одним столом с этим незнакомцем.

– У меня есть предложение. – Герман наклоняется и манит к себе пальцем. – Я подумал, что мы теряем время, – я прислушиваюсь к заговорщическому шепоту, наблюдаю, как суетятся официанты, хостес провожает очередных гостей к соседнему столику. – Как ты относишься к тому, чтобы выходить замуж, нося под сердцем еще одного Милосердова? – Когда до меня доходит смысл слов, сказанных Германом, кажется, я подпрыгиваю на мягких подушках. – Ты хочешь ребенка, я хочу. Мы и так потеряли уже полгода. Ты могла бы быть кругленькой, как вот эта вазочка. Капризничать и гонять меня по ночам за… ну не знаю, что любят беременные. Селедку? Сгущенку? Клубнику? А может, и все вместе, я даже обещаю разделять любовь к твоим странным трапезам.

– Вряд ли какая беременная женщина захочет делиться селедкой, – я скованно улыбаюсь.

– Я куплю тебе много селедки, очень много, – Милосердов смеется и, чуть склонив голову, продолжает: – Возможно, мы не будем откладывать медовый месяц. Это же хорошая новость? Ты рада?

– Конечно.

– И я рад, что смог убедить партнера приложить чуть больше усилий в работе. За тебя, любимая, – он поднимает бокал с водой.

Простой обед превращается в испытание. Поддерживая беседу, раз за разом я прогоняю в голове невольно подслушанный разговор. И как ни стараюсь, не могу найти оправдания словам. В любом контексте они звучат угрозой. Не просто слова, брошенные сгоряча, а реальные, мерзкие угрозы.

Ссылаясь на головную боль, я прошу вернуться домой, оставляя еду нетронутой.

Герман обращается к официанту, указывая сложить все в контейнеры, чтобы я могла пообедать позже, и заказывает мои любимые фрукты. Я же наблюдаю и понимаю, что никогда не знала этого мужчину. Он с легкостью меняет маски не хуже самого искусного лицедея. Делает это с легкостью, будто в нем уживаются сразу два человека.

Мы переступаем порог квартиры. Я принимаю прохладный душ и ложусь в кровать, Герман приносит обезболивающую таблетку и стакан воды.

Не знаю как, но я смогла уснуть. Будят меня настойчивые мужские руки, поглаживающие спину:

– Жень, ты решила проспать до утра? – Горячий шепот щекочет шею, а мужская ладонь перемещается на грудь, ощутимо сжимая. – А как же маленький Милосердов?

– Давай не сегодня, таблетка не помогла, – вру, внутренне сжимаясь от каждого прикосновения.

– Сегодня ты действительно неважно выглядишь. Может, мы уже выполнили план минимум? Когда у тебя месячные?

Меня обдает жаром, а следом окатывает ледяной водой.

– Через три-четыре дня.

– Отлично, скоро узнаем.

Лео

Ничем не заменимые и такие редкие минуты свободы – это единственная радость, что мне сейчас доступна. Больше полувека возглавляю стаю, ровно с того дня, как погиб Виктор – пара моей младшей сестры и Тая – пара Арнара.

Арнар ушел в себя, забрав тело своей истинной, и очень долго не появлялся и не давал о себе знать. На мои плечи легла забота о стае и горем убитая сестра. На удивление, Мит вел себя по-настоящему взросло, в один день из раздолбая превратился в ответственного человека. Никто в стае не оспаривал мое главенство и не пытался оспорить до сих пор. Арнар же выбрал подчинение, но, я уверен, сойдись мы в поединке, победа могла остаться и не за мной. Сейчас он довольствуется ролью отца и наслаждается близостью Лили. Присматривает и оберегает. И его не в чем винить. Но мне пришлось еще пятнадцать лет ждать своего законного отпуска от мира людей. Суетливого, лживого, жестокого и шумного.

Тридцать лет бок о бок с людьми сделали меня нервным и раздражительным. Я словно на карусели, которую невозможно остановить и с которой невозможно сойти.

Не знаю, когда я смогу выспаться, но сейчас мой зверь несется, петляя между соснами, утопая лапами и разметая хвойные иголки, ловит окружающие его запахи. Не то навязчивое зловоние, что в городе: раскаленный асфальт, дешевый пластик, бензин, забитые сливы, мусорные баки, заваленные с горой и выхлопные газы. А настоящие, природные: травы, хоть и высохшие под летним солнцем, но дурманящие своим ароматом, и запах реки, приносимый ветром.

Перед самым носом пробегает волчица. Сбивая и дразня. Я узнаю Дару. Она заигрывает, шутливо нападая и отскакивая. Бьет лапами, покусывая за уши, вдоволь нарезвившись, падает перед зверем, прижимает голову и уши. Жалобно скулит, подчиняясь и прося. Поднимается и лижет морду.

Мгновение – и передо мной обнаженная молодая женщина. Перевернувшись на спину, она откидывается на траве:

– Что так поздно бродишь? – интересуется, а я чувствую желание, прикрытое светской болтовней.

– А ты? – я возвращаю человеческое обличье и ложусь рядом с ней, рассматривая звезды. Вокруг ни души, лишь стрекот насекомых и мягкое дуновение ветра.

– Ждала тебя, – говорит она честно. Поворачивается на бок и зарывается одной рукой в мои волосы. – Когда уже сострижешь это ужас? – тянет прядь на себя. – Я и забыла, как ты выглядишь на самом деле.

– Ты ждала меня, чтобы поболтать? – я грубо отрезаю дальнейшие разговоры.

– Прекрасно знаешь, что нет. – В женском голосе слышится обида.

Она встает, отряхивая ноги от налипшей травы и собирается уйти. Такая откровенная манипуляция, и я на нее поддаюсь, перехватываю женское запястье и тяну на себя.

– Сам устал без стрижки, а особенно от бороды.

– Ты удерживаешь меня, чтобы поболтать? – Дара отвечает той же монетой и старается вытянуть руку. Волчица не может скрыть довольную улыбку, а я усаживаю ее на свои бедра.

– Один-один, волчица, – произношу в ее приоткрытые губы.

– Лео, может мы пойдем к тебе? – Мягкий тон меня не обманет. – Скоро будут дожди, неужели мы будем валяться в лужах. – Смеется, но слова сказаны абсолютно серьезно. Она пристально смотрит в глаза, а женские пальчики гладят мои плечи.

– Мы с тобой договаривались. – Зачем портить ночь бесполезными разговорами, я не понимаю.

– Да-да. Но мы уже столько времени вместе, что не каждая человеческая семья может похвастаться таким продолжительным браком. А я ни разу не оставалась у тебя.

Давно я не слышал этого разговора.

– Ты хочешь, чтобы я признал тебя своей? Так это известно всем, на тебе мой запах. А на мне твой. – Накопленное днями раздражение возвращается ко мне. Я размыкаю объятия, снимая со своих плеч руки Дары. – Что тебе даст моя кровать?

– Это будет значить, что ты пустил меня к себе в сердце?

А я не пойму, она спрашивает или утверждает.

– Как в сердце, так и в свою кровать я пущу только одну женщину. И пока я ее не встретил.

Хочу подняться, но Дара останавливает, надавливая на плечи, усаживаясь обратно на бедра и обвивая руками за шею. Вплетая пальчики в волосы на затылке, притягивает мое лицо к своему.

– Знаю. Но мы можем не дождаться.

Я не даю ей договорить и грубо впиваюсь в губы.

Меня тошнит от разговоров. Не хочу думать, лавировать, выбирать выражения. Хочется отпустить свои инстинкты, не оглядываясь. Пульсирует лишь одно желание: поглощать, взять, услышать громкие стоны, которые будут разноситься по поляне, окруженной соснами. Отключить полностью мозг и получить долгожданную разрядку. Сегодня я грубее с Дарой, чем обычно, но не чувствую сопротивления или протеста. Ей нужно то же, что и мне – свобода. Перехватываю под бедра и укладываю волчицу на спину, поступаю эгоистично, но все же забываю напрочь о каких-либо ласках, подтаскиваю за щиколотки к себе. Одним резким движением бедер подаюсь вперед, упираясь руками по обеим сторонам от ее головы.

– Лео, тут камни, – хнычет, бьет ладонями мне по плечам.

Пара быстрых движений – и я уже накрываю Дару своим телом, прикусывая за шею, с удовольствием проникаю в горячую плоть. Урчащий рык удовольствия вырывается сквозь сжатые зубы. Плавные движения сменяются короткими острыми толчками, и вновь замедляюсь, дразня и растягивая удовольствие. С каждым проникновением Дара все сильнее прогибается в пояснице и прижимается к моим бедрам, срываясь на жалобные стоны. Слышу их где-то на грани сознания, жадно проникая и уже не контролируя себя. С разрядкой приходит долгожданное опустошение, и я выпускаю из захвата женские бедра, позволяя отстраниться.

– У тебя что-то случилось? – Дара рвано глотает воздух, справляясь с дыханием, чуть отползает.

– Нет. Идем, провожу, – я перекидываюсь в волка, делаю несколько шагов к долине.

– Я справлюсь сама, – она горделиво поднимается на ноги, стирая с бедер влагу, идет в противоположном направлении. Очередные женские закидоны… Сама, значит, сама…

Не торопясь я бреду в сторону дома. Стоит мне выйти из-под защиты хвойных деревьев, как обдает предрассветной прохладой. Дара права, встречи в лесу скоро придется прекратить и найти более подходящее место.

Кажется, я один не сплю, кроме охраны, конечно.

Бесшумно поднимаюсь по лестнице, спальня встречает абсолютной тишиной. Задерживаюсь взглядом на кровати, мысленно представляя спящую в ней Дару. Но вместо нее предстает туманный женский образ, к которому тянется все существо. Даже зверь поскуливает, улавливая мое настроение и полностью меня поддерживая.

Накрывает непреодолимая тоска к кому-то эфемерному. Тому, кого еще не существует в моей жизни или уже не будет существовать никогда. Последнюю мысль отшвыривает сознание, не соглашаясь и отрицая.

Стоя под теплыми струями воды, вымываю песок из шевелюры. Приходится трижды выдавливать шампунь на пальцы и энергично растирать, чтобы дорожка песка прекратила струиться к сливу.

Обматываю бедра полотенцем – глупая привычка, я один.

Зажимаю зубную щетку зубами, откручивая тюбик с пастой, и слышу вибрацию телефона.

Если не сбросят после пяти секунд, точно что-то важное. Один, два, три, четыре…

– Черт! – от злости хлопаю ладонью по краю раковины. – Да что ж такое, – успеваю отскочить. Фрагмент каменной раковины с грохотом падает на пол, по плитке расходятся трещины. – Коваль, если ты мне звонишь не желать приятных снов, я тебе руки вырву! – со злостью рявкаю я, понимая, что уже всех разбудил.

– Вырвешь как-нибудь, но не сегодня. Фуру нашли, ту, что пропала пять дней назад. Утопили в реке, рыбаки сетью зацепили.

– Я правильно понимаю, груза в ней не было? – зажимаю телефон между плечом и щекой, удерживая равновесие, надеваю спортивные штаны.

– Угадай? – язвит.

– Отлично. К выплате за технику прибавляется еще и стоимость большегруза. – Мысленно прикидываю, сколько вернем по страховке. – Водитель? – успеваю просунуть голову в футболку и слышу:

– В местной больничке. Сказали, жить будет.

– Хоть одна хорошая новость. Ладно, оставлю твои руки на месте. Буду через три часа.

– Тут ехать часа полтора, – я слышу возмущения.

– Час-полтора на сон, остальное на дорогу. Не наглей, Коваль, я двое суток нормально не спал. Или хочешь, чтобы я издох где-нибудь в канаве, а сам займешь мое место? – откидываю покрывало на кровати.

– Да нахрен мне нужен такой геморрой. Спи хоть три часа, я тебя подожду.

– То-то же, – ставлю будильник, полностью отключаю звонки и вырубаюсь, только закрыв глаза.

Женя

Я невольно стала прислушиваться к телефонным разговорам Геры, задерживаться у дверей кабинета на секунду-другую дольше, чем нужно, интересоваться его делами на работе по приходу домой и понимала, что он лжет. То, что я успевала вычленить из диалогов, никак не вязалось с тем, когда он мне якобы пересказывал свой разговор с кем-то из подчиненных.

С меня словно сняли розовые очки или же с Милосердова слетела его личина, и я видела его настоящего – умелого манипулятора. Лжеца, невероятно обаятельного лжеца. Он виртуозно менял тему, стоило мне заговорить о новой работе, объяснял, как она скажется на моем здоровье. Идиоты начальники, ненормированные графики, тяжелые условия – все это влияет на психологическое и физическое здоровье женщин. И если я хочу здоровых детей, мне следует поберечься.

Еще недавно подобные слова приняла бы за волнение и тревогу обо мне, но сейчас видела в них лишь давление.

За полгода отношений он сделал все, чтобы я была от него полностью зависима: оставила работу, переехала к нему, сузила круг общения с прежними знакомыми, всячески подталкивал к дружбе с девушками и женами его товарищей и коллег.

Гера не имеет теплых отношений со своими родными, ему чуждо каждую неделю ездить на другой конец города и проводить выходной с моей мамой. Он рассказывал, как ребенком ожидал свою мать с работы, сидя перед часами. Утром мама показывала, где должна находиться маленькая и где большая стрелка, чтобы она вернулась. Взамен общения она дарила дорогие подарки. Герман хвастался, ему завидовали во дворе и школе. А мне его было жаль. Его не любили, замещая теплоту вещами.

Я в тайне представляла, как Герман радуется нашему малышу: играет в «ку-ку», подкидывает его в воздух, а я снимаю их на камеру и слушаю заливистый детский смех; кормит; мы ходим вместе гулять по парку, что напротив нашего дома.

А сейчас облегченно смеюсь, зайдя в ванную. Я еще никогда в жизни так не радовалась приходу месячных. Последние три дня провела в ожидании, прислушивалась к ощущениям, постоянно ощупывая живот и трогая грудь.

Я чувствую легкость, тиски тревог разомкнулись на моей голове. Дискомфорт и боль внизу живота уходят на второй план. Теперь я могу себе позволить задуматься об отсрочке свадьбы или ее отмене.

Все время, пока собираюсь к маме, веду мысленный диалог. Ищу оправдания поведению Германа, ставлю себя на его место, примеряя его «шкуру». Неужели последние полгода меня обманывали? Нет, не так. Я хотела обманываться сама.

– Когда вернешься? – уточняет Герман, придерживая меня за локоть.

Я надеваю туфли.

– Точно не знаю, мы хотели сходить в кино. Сегодня повторный релиз «Гладиатора». Мама любит Рассела Кроу. – На самом деле мне жизненно необходимо поговорить с мамой, выслушать ее советы и набраться смелости. – Не раньше восьми.

Герман согласно кивает:

– Приятно провести время, – желает он, наклоняясь и целуя. – А я наконец-то отосплюсь. Ты же не в обиде, что не еду с тобой?

– Нет. Такси ждет, – я демонстрирую экран телефона.

– Будь осторожна, – слышу, нажимая кнопку лифта.

Желтая машина с шашечками ожидает у подъезда, сажусь в автомобиль и здороваюсь. В течение дороги таксист не старается завести разговор, единожды интересуется, не сделать ли музыку потише. Отвечаю отрицательно и погружаюсь в свои невеселые мысли.

После обеда в субботу дороги оказываются свободными, и я добираюсь чуть раньше, чем договаривались с мамой. Не успеваю расплатиться, на телефоне высвечивается ее фотография:

– Да, мамуль. Минутку, – шепчу водителю, копаясь в поисках карты.

– Женечка, я надеюсь, ты еще не выехала?

– Что случилось?

– Нашей соседке, той милой бабушке, стало плохо. Я сейчас в приемном отделении больницы, собрала вещи и жду, пока кто-нибудь спустится забрать.

– Я тебя подожду, – нащупываю пластик в боковом кармане и протягиваю водителю для оплаты. Мужчина награждает тяжелым взглядом и отрицательно качает головой. – Извините, – замечаю, что протянула скидочную карту магазина косметики.

– Не нужно ждать. Возвращайся домой, проведи вечер с Герой. Мне только что вручили список лекарств, я еще не скоро освобожусь. – Мама уточняет дозировку и количество, коротко прощается и сбрасывает вызов.

– Простите, вы не могли бы отвезти меня обратно. Встреча отменяется, надеюсь, вы еще не приняли другой заказ?

Мужчина безразлично жмет плечами:

– Без проблем.

Я вставляю ключ в замочную скважину, немного жду. Сердце бешено стучит. Если у меня возникали сомнения оставаться или уйти, то поняв, что я не ношу ребенка Германа, я приняла решение.

Я же вру сама себе. У нас нет будущего. Я никогда не смогу его простить. Нужно прекращать искать отговорки. Цепляться за хорошо созданную иллюзию. Два поворота ключа, ставлю сумочку на высокий комод у входа, сбрасываю туфли. Взгляд упирается в женскую обувь. Красные туфли на платформе и высоком каблуке. А что здесь делает Танюша в мое отсутствие?

Я узнаю ответ на свой вопрос в гостиной.

Глухие мужские стоны и влажные причмокивания я слышу, еще не до конца осознавая, что сейчас происходит. Раскинув руки и откинув голову на спинку дивана, с прикрытыми глазами и кривой улыбкой на губах, Герман подается вперед бедрами. Вижу Танину спину, сбоку расстегнута молния на платье, а плечи оголены. А я смотрю на раскачивающиеся волнистые волосы в такт движению и благодарю создателя, что не могу видеть всех подробностей.

– Женя?! – Герман распахивает глаза и не верит происходящему – больше я не вижу причин спрашивать мое имя. ОН быстро надевает домашние штаны и отталкивает Таню. Она заваливается, сев прямо на пол, поправляет платье. Ее пальцы дрожат, дергает молнию и «прикусывает» себе кожу. Во мне нет ни капли сочувствия, я улыбаюсь ее неудаче.

– Женек, я не знаю, что сказать, —подруга смотрит мне в глаза и двумя пальцами стирает остатки помады с уголков губ.

– А ничего не нужно говорить.

– Если ты думаешь, что я сейчас буду извиняться и оправдываться, ты ошибаешься, – она встает, опираясь рукой на журнальный столик. – За мужиком нужно следить, Женечка. Не оставлять одного, ну и обслуживать так, чтобы он не смотрел по сторонам. – Кривая ухмылка портит ее лицо. – На моем месте могла быть другая или уже была.

В одном Герман был прав – Таня мне не подруга и никогда ей не была, просто дешевая подстилка.

– Пошла вон. – Выкрикивает Милосердов. На ковер падает пара обуви и дамская лаковая сумочка.

– Скажи спасибо, что открыла тебе глаза, подруга, – мерзко улыбается Таня, собирая вещи. – Как видишь, ты не пуп земли, и одной красивой мордашкой не удержать мужчину – это запомни на будущее.

Что сейчас чувствую? Шок!

Язык прилип к небу, а в душе смерч из гнева, обиды и жалости к себе.

Я невероятно жалкая! На глазах жених изменил с моей лучшей подругой, но не получается подобрать нужных слов. Даже примитивные оскорбления не срываются с моих губ.

– Закрой рот и вали отсюда. – Герман грубо хватает Таню за предплечье и тащит к выходу.

– Я босиком, – визгливо огрызается она.

– Заткнись, иначе пожалеешь.

Оглушающий хлопок двери, отчего я вздрагиваю. Герман молча проходит мимо меня. Достает бутылку с алкоголем и щедро наливает в бокал.

– Я приму душ, и мы поговорим, – осушает емкость, с грохотом возвращает бутылку на место.

Наконец я отмираю. Не знаю почему, но не плачу. У меня трясутся пальцы рук, подкашиваются колени, я дышу на полвдоха, а слез нет.

Шум льющейся воды за дверью. Надеюсь, что успею собрать свои вещи и уйти до того, как Герман выйдет из ванной. Не хочу разговаривать. Не вижу смысла. У измены не может быть оправдания, и она служит доказательством: мое решение уйти верно.

Я захожу в гардеробную, а в ней нет моих вещей. Все, что висит на вешалках и аккуратно разложено по полкам, подарено Милосердовым.

– Что ты ищешь? – Капли воды разбиваются о пол, падая с мужских волос.

– Собираю вещи. Но, как оказалось, моих вещей здесь нет.

Я не хочу встречаться с Германом взглядом.

Мне не дают выйти из спальни, перехватывая и прижимая к стене телом.

Моя одежда моментально промокает.

– Это не конец, – шепчет мужчина и гладит меня по волосам. – Женя, посмотри мне в глаза. Слышишь! Не конец!

– Ты ошибаешься, – я решаюсь взглянуть. В светлых глазах ни капли раскаяния, а затягивающая темнота злости.

– Ты не уйдешь. Нельзя взять и разрушить отношения из-за какой-то шалашовки. – Милосердов чуть отстраняется и смотрит на мой живот. – Наш ребенок! Я не отпущу вас.

– Нет никакого ребенка, Гер. И я рада, что так сложилось.

Господи, зачем я это сказала?!

Вспышка гнева захлестывает мужчину. Один сильный толчок – и мой затылок обжигает боль.

– Не смей так говорить, – цедит он сквозь зубы, удерживая за шею. На меня попадает слюна. Со стоном я стараюсь отвернуться, но мой подбородок фиксируют. – Ты родишь мне детей, Женя. Будешь улыбаться, встречая после работы и никогда, слышишь, никогда не заговоришь в подобном тоне. Я понятно объясняю?

На мое отрицательное мычание, получаю хлесткий удар по лицу.

Десятки «почему» крутятся в моей голове…

Почему все это происходит со мной? Почему я не смогла увидеть гниль в душе любимого человека? Почему искала ему оправдания?

– Я тебя люблю, ты это понимаешь? – он стирает кровь, набежавшую в уголке моих губ.

– Это не любовь, Гер. Любимому человеку не причиняют боль. – Мужские пальцы впиваются в предплечья, оставляя синяки. Мужчина рычит, сжимая все сильнее и сильнее. – Не любовь, – шепчу, утопая в потемневших глазах.

– Ты не права, – кричит он, отшвыривая меня. Ноги подворачиваются, и я ударяюсь об угол кровати, выставляю руку, чтобы смягчить толчок. Тишина. Комната заполнена моим тяжелым дыханием. – Ты не права, – повторяет уверенно, подходит ко мне и протягивает ладонь. – Поднимайся, нужно приложить лед к губе. Вставай! – Моих сил хватает на то, чтобы отрицательно покачать головой и сжаться в комок. – Хорошо, я сам принесу лед.

Герман выходит из спальни, а я верчу головой в поисках телефона.

В висках пульсирует до темных звездочек перед глазами.

Он не в себе!

Герман меня не отпустит!

Из коридора слышны удаляющиеся шаги. У меня не больше минуты. Я поднимаюсь. Не буду обуваться, возьму только сумочку, в ней паспорт, телефон и немного наличности.

Корю себя за то, что не развернулась и не ушла сразу, а стояла, словно загипнотизированная, наблюдала, как теряю близких людей.

Мне удается проскочить незамеченной мимо гостиной. Тихие хлопки босыми ступнями кажутся оглушающими. Беру сумочку и ощущаю на себе взгляд. Все мышцы сводит от напряжения.

– Куда ты собралась?

Мужской голос спокоен. Милосердов чувствует себя уверенно. Он не подходит ко мне и не пытается развернуть к себе – наблюдает.

– Хотела взять телефон, – вру и надеюсь, что мой голос не дрожит, предавая. – У меня болит рука.

Говорю чистую правду. Боль ощутила, когда выставила левую руку перед собой, и удар пришелся на нее. Не поворачиваюсь, открываю сумочку достаю телефон, а сама прячу паспорт за тарелку для ключей.

– Что с твоей рукой? – интересуется участливо. Герман приближается, протягивает раскрытую ладонь. – Покажи, – я демонстрирую кисть, на глазах сустав наливается краснотой. – Идем. Ушиб, – констатирует, бегло взглянув.

Меня усаживают на стул в кухне, Герман достает лед, выбивает прозрачные кубики и складывает в пакет. Обматывает полотенцем, протягивает.

– Приложи.

Что мне остается? Да только выполнять сказанное, тщательно подбирать слова в разговоре, не провоцировать и ждать, что представится возможность сбежать.

Мужчина мягко забирает телефон из здоровой руки, кладет его на столешницу, отодвигая дальше от меня.

У меня горят губа и щека, саднит затылок, боль в руке с каждой минутой становится ощутимей.

Милосердов открывает холодильник, интересуется:

– Ты голодна?

Мне не хочется есть, не хочется пить, пульсирует лишь одно желание, вернуться на полгода назад и ни за что не принимать приглашение на кофе.

– Нет.

Он достает контейнеры с едой, накладывает в большую тарелку щедрую порцию, ставит разогревать.

– Ты убедилась, что Танюша тебе не подруга? – интересуется будничным тоном, сервируя стол на одного. Стелет салфетку, кладет нож и вилку, наполняет соком два стакана, один ставит себе, второй напротив меня.

– Убедилась.

«А еще убедилась, что человек, клявшийся мне в вечной любви, оказался настоящей мразью» – этого я не говорю вслух.

– Это хорошо, – он тщательно измельчает мясо на маленькие куски, откладывает нож, накалывает на вилку кусочек и протягивает мне. – Ешь, тебе нужно выпить обезболивающее, лучше этого не делать на пустой желудок, – я покорно открываю рот, жую. – Пойми, все, что сегодня произошло, к лучшему. Мы оба поняли, что отношения в любой момент могут быть разрушены. А это значит что? – отпивает глоток сока и смотрит, ожидая от меня вопроса.

– Что?

– Что их нужно беречь. Любые отношения нужно беречь, родная. Тем более те, в которых люди любят друг друга. Ты же меня понимаешь? – и вновь взгляд, полный ожидания.

– Понимаю.

Мне ничего не остается, лишь соглашаться. Он же безумец! Тронутый на всю голову безумец! Опьяненный деньгами и безнаказанностью.

Я жую очередной кусочек мяса, Герман наклонятся, подносит бокал с соком к моим губам:

– Выпей. Сейчас таблетку дам, – достает аптечку. А мой взгляд падает на тяжелый графин. – Держи. Как рука?

Я глотаю таблетки. К покраснению прибавляется отек и проступает синева.

– Болит.

– До свадьбы заживет, – улыбается он своей шутке. – Никогда не понимал этой поговорки, – фыркает и продолжает меня кормить. Заканчивает с обедом и пододвигает стул вплотную к моему. – Женя, родная, надеюсь, мы поняли друг друга? И ты не станешь ставить мелкие обиды выше нашей любви и нашего будущего, договорились?

Теплая ладонь гладит мою спину и притягивает к себе, вынуждая положить голову на мужское плечо.

– Конечно.

Хочется выть от отчаяния. Невольно я вспоминаю разговор с девчонками. Предостережение, высказанное Леной, мне казалось таким глупым и далеким. Ведь в нашей голове плохое случается с кем угодно, но только не с тобой.

– Все же не нравится мне рука. Переоденемся, и я отвезу тебя, пусть посмотрят.

Герман не оставляет меня ни на секунду. Я ощущаю себя куклой. Он усаживает меня на кровать, сам же стягивает домашние штаны и футболку, переодевается в рубашку и брюки. Помогает обуться, выбрав для меня балетки.

Мы входим в приемный покой, Милосердов держит меня за руку, переплетая наши пальцы. Обаятельно улыбается медсестре:

– Есть кто-нибудь, кто сможет посмотреть руку моей невесте?

– Вам придется подождать. – Девушку не подкупает лучезарная улыбка, она указывает на стулья вдоль двух стен. С обеих сторон сидят люди, ожидая приема.

– Вы не поняли, нам срочно. – Я вижу, как красная купюра, свернутая вчетверо, ложится у стационарного телефона.

Девушка накрывает деньги карточкой:

– Сейчас уточню, есть ли у доктора свободная минутка. Вы присаживайтесь.

– Потерпи, родная, нас быстро примут.

Крепкие объятия стискивают мои плечи. Мужские губы целуют волосы, а я замечаю свое отражение в обшарпанном зеркале напротив. Обескровленные губы подрагивают. Испуг делает мои глаза еще больше, я всматриваюсь в лица сидящих напротив, ища поддержки и спасения. Герман спокоен, зарывается носом в мою макушку, шепчет:

– Я тебя люблю. Очень сильно люблю. Не забывай об этом.

Слова наполнены большим смыслом, чем простая поддержка и выражение чувств: они обрекают меня.

Спустя десять минут прохлада кушетки отвлекает от боли. Герман просит врача выйти на минуту для разговора, оставляя меня одну в кабинете, выложенном белым кафелем. Врач – мужчина лет сорока пяти – со скрежетом пододвигает металлический стул ближе:

– Показывайте. – Я бережно выпускаю левую руку из объятий. – Ну тут все понятно. А с лицом что? – берет меня за подбородок и разворачивает к свету.

– Я же вам рассказывал, – отвечает за меня Милосердов. – Запнулась о прикроватный коврик. До чего же ты у меня неуклюжая, – произносит он с нежностью. – Как вы думаете, бригаду скорой помощи можно вызывать заранее? У нас скоро свадьба, а там столько опасностей, чего стоит первый танец молодых. – Герман источает обаяние.

– Еще где-то травмы?

– Нет, откуда. – за меня отвечает Милосердов. Я подтверждаю молчаливым кивком головы слова. – Она бы сразу мне сообщила.

– Возможно, ваша невеста находилась в шоке. Боль может прийти не сразу. – Врач выжидающе молчит, давая мне возможность ответить. По его взгляду я понимаю, что он не верит словам Германа.

– Нет, только рука, – говорю я.

– Идемте, отведу на рентген. А вы останьтесь и заполните пока документы.

– Заполню позже. Сейчас главное помочь.

Герман не отстает, идет рядом, подбадривая и обещая, что будет все хорошо – убедительно играет роль заботливого и взволнованного жениха.

– Вы куда? Это рентген-кабинет. Ждите в коридоре. – Лаборант плотно закрывает дверь, отрезая меня от Германа. Женщина в голубом медицинском костюме помогает надеть свинцовый фартук.

– Как же так? – спрашивает она громко и сокрушенно качает головой. – Не зима, чтобы поскальзываться.

– Споткнулась, – повторяю легенду Милосердова.

– М-м-м. А лицо? – слышу щелчки застежек.

– Задела кровать, – отвечаю заведенной куклой.

Она усаживает меня на стул, наклоняется, поправляя руку:

– Девочка, – шепчет расторопно. – Ты только скажи, Игнат Вадимович вызовет полицию. Знаешь, сколько таких, как ты? Нельзя спускать рукоприкладство!

– Я не понимаю, о чем вы. – И именно сейчас мое волнение находит естественный выход: в слезах. Крупных и горячих.

– Сейчас толкнул, а завтра…

– Вы ошибаетесь.

– Не бойся. Ему, – указывает на закрытую дверь, – вряд ли что будет. Но тебя отвезут туда, куда попросишь.

– Вы ошибаетесь, – повторяю я, сглатывая комок. Здоровой рукой вытираю слезы.

– Не шевелись, – медсестра уходит, щелчок. Возвращается, меняет положение руки. Еще щелчок. – Девочка, ты не передумала? – протягивает бумажный платок. – Еще не поздно вызвать полицию.

Я благодарю, покорно жду, когда с плеч спадает тяжесть фартука.

Полиция. Мне становится смешно. От нее я ожидаю помощи меньше всего.

– Ох, Женечка. – Светлана Васильевна, мать Германа, ожидает вместе с сыном у двери кабинета. – Гера позвонил, и я сразу приехала. – Слышу, женщина недовольна. Быстрый, профессиональный взгляд окидывает меня. – Болит?

В очередной раз у меня нет возможности ответить. Выходит лаборант и протягивает снимки, притормаживает, замечая Светлана Васильевну. Строгая прическа, насыщенно синий китель, прямая спина и сильный взгляд выделяют ее из общей массы людей. Женщина, которая по факту владеет нашим городком. Ее не знает в лицо только слепой. Лаборант смотрит на меня с нескрываемым сочувствием.

– Благодарю. – Герман забирает снимки.

Светлана Васильевна приобнимает меня за плечи, разворачивает, увлекая к процедурную.

Через час мы выходим на свежий воздух, где нет зловония лекарств вперемешку с естественным запахом людей, парфюма и хлорки.

Повязка мешает, фиксируя левую руку. Я пытаюсь почесать плечо.

Светлана Васильевна отпускает служебную машину и едет с нами, сев на заднее сиденье автомобиля.

– Герман, нам с Женей нужно поговорить. Будь добр, когда мы приедем к вам домой, оставь нас одних.

Весь остальной путь мы проводим в молчании, тишину нарушают частые звонки Светлане Васильевне, но она сбрасывает вызовы

– Я схожу в аптеку и за кофе, – сообщает Герман, помогая мне снять обувь. – Скоро вернусь. Тебе как обычно? – интересуется.

А моя голова готова взорваться! Он улыбается мне, придерживает за локоть, вот так просто, словно ничего не произошло. Кажется, что я схожу с ума. Так не бывает… так не должно быть. Неужели у этого человека нет никаких рамок. А если и есть, то его мораль перевернута с ног на голову.

– Женя, – начинает разговор Светлана Васильевна, усаживая меня на тот самый диван, где несколько часов назад была окончательно убита моя вера в любовь и дружбу. – Я не оправдываю поведение своего сына, но… – Я невольно вскидываю голову. Какие могут быть «но»? – Прошу понять Геру.

Боль в теле отвлекает, я стараюсь сосредоточиться и уловить смысл сказанного.

– Не понимаю, – говорю честно.

– Он очень ранимый мальчик… мужчина, – поправляется и продолжает: – Ты, наверное, знаешь, что в детстве он был лишен моей любви. Свою жизнь я посвятила службе. Но меня нельзя обвинить, я обеспечивала себя и ребенка и создавала наше будущее. Возможно, отсутствие мужского воспитания наложило на него отпечаток. У него никогда не было достойного объекта для подражания. И поэтому его модель поведения отличается. – Если следовать логике этой женщины, то самого жестокого убийцу можно представить безобидным человеком, у которого есть незначительные проблемы. – Единственным желанием Германа всегда была большая и крепкая семья. Еще в детстве он просил братика или сестричку, но я не могла себе позволить еще одного ребенка. Герман ориентирован на семью и заботу. Я понимаю, что это подсознательная компенсация детства. Но разве семья – это плохо, Женя?

– Нет.

Женщина улыбается одними губами:

– Поэтому его выбор пал на тебя. Ты замечательная девочка, красавица, любишь детей, уважительно относишься к окружающим, поддерживаешь отношения со своей мамой – все это говорит о том, что ты будешь верной женой и хорошей матерью. – Хочется кричать, срывая горло: «Я буду хорошей матерью! Я буду верной женой! Но не для вашего сына!» А оставалось лишь сохранять видимое спокойствие. – За многолетнюю службу я видела множество семейных драм. И в большинстве случаев они случались из-за непонимания между мужчиной и женщиной. Я не беру в расчет семьи, в которых оба алкоголики. Нужно понимать своего мужчину, – подытоживает свой монолог. – Знать, когда следует промолчать, когда поддержать и проявить ласку. И Герман, как никто другой, будет благодарен, никогда и никому не даст в обиду тебя и ваших детей. Вы не будете нуждаться, мои внуки получат хорошее образование и возможность реализовать свой потенциал. Хорошенько подумай над моими словами. Но я уверена, Женя, ты примешь правильное решение.

Светлана Васильевна поправляет воротничок рубашки. Не нужно быть мудрецом, чтобы понять истинный смысл ее слов. Только что мне указали место и перспективы на жизнь. Она не требовала от меня немедленного ответа, прекрасно зная, что я подчинюсь. Это был не душевный разговор матери жениха и невестки, это ультиматум.

Светлана Васильевна не задерживается и покидает квартиру, стоит мне услышать шаги Германа.

Уже двенадцать дней, как моя жизнь превратилась сплошь в ожидание.

На лице сошла гематома и зажила нижняя губа. Я больше не чувствовала боли в затылке, ложась на спину. Выполняла все указания врача, принимала выписанные препараты, но не тешила себя надеждой, что Милосердов когда-нибудь изменится. Не верила ни единому его слову. Казалось, звук голоса, все его жесты пропитаны ложью.

Мне оставалось изображать покорность и выжидать. У меня не было связи с внешним миром, беседы с мамой проходили только в присутствии Германа. На остальные звонки он отвечал сам, рассказывая о несчастье, произошедшем со мной. Просил некоторое время не беспокоить и проявить понимание. Обещал, что я обязательно свяжусь с каждым, как только буду чувствовать себя «сносно». В переводе с языка Милосердова: когда я перестану вызывать у него опасения. Такие ограничения объяснялись заботой, ведь моему организму, пережившему стресс, нужен «исключительно покой».

Банковские карты были изъяты и тоже не просто так: Герман решил сменить банк, условия прежнего его не устраивали.

С особой тщательностью я перетрясла сумочки в поисках наличности, и теперь у меня есть семь рублей. Я напоминаю себе неудачливого воришку, стоя в гардеробной и проверяя карманы пиджаков. Моей добычей оказался мятный леденец и скомканная бумажка с цифрами, набросанными крупными корявыми буквами.

Единственное мое богатством – паспорт, который я перепрятываю каждое утро.

Я ни минуты не оставалась одна, на следующий день, как мне наложили гипс, Герман нанял домработницу. Она приходила до того, как Милосердов собирался на работу, и уходила с его возвращением.

Герман перенес торжество на зимние каникулы, а вот регистрацию не отменял.

– Так даже лучше, – он лежит рядом со мной. – Будут прекрасные снежные фотографии. Мне посоветовали шикарное место для фотосессии, небольшой поселок в старорусском стиле. Только представь: избы, сани, запряженные тройкой лошадей, никакой жары, мух и комаров. – Создавая иллюзию прежних вечеров проведенных вместе, я пролистываю ленту в соцсети и ставлю сердечки новым фото своих знакомых. Неужели и в их, внешне благополучных, жизнях происходит что-то ужасное? Все невероятно успешные, красивые, здоровые, они демонстрируют своих идеальных мужей, детей и питомцев. – А почему бы тебе не выложить наше совместное фото? Пусть и твои подружки позавидуют. – Герман перехватывает мой телефон, включает камеру. – Улыбайся, родная. – Он целует меня в щеку, уголок губ и волосы, каждый раз делая кадр. – Какое тебе нравится? – листает фото. – Мне вот это. – Останавливается на том, где мое лицо озаряет широкая улыбка. Я научилась улыбаться с болью в душе. – Мы отлично смотримся. Выкладывай, – протягивает смартфон. – Не сомневайся. – Я поступаю, как он просит, и уже через несколько секунд отвечаю на комментарии под фото. Нам шлют «сердечки» и «поцелуйчики». Пишут, что мы идеальная пара, а в наших глазах светится искренняя любовь.

Положив подбородок мне на плечо, Милосердов читает и улыбается.

Господи, до чего же мерзко!

С каждым днем Милосердов позволяет себе все больше и больше. Он уже не ограничивается осторожными объятиями и легкими поцелуями. Ласки становятся настойчивей и продолжительней.

До сих пор мне удавалось ссылаться на мигрень, боль в руке. Но не получится же вечно отказывать в близости, а мне жизненно необходимо изображать покорную игрушку. Добиться хоть немного доверия, а значит, и свободы.

В течение двух недель по вечерам Герман играет по моим правилам, проявляя терпение.

Но не сегодня. Я вижу в его глазах похоть, и никакие отговорки мне не смогут помочь.

Он наблюдает за мной, пока я разговариваю с мамой. Садится так близко, что наши бедра соприкасаются. Его руки ложатся на талию и плотно притягивают к себе.

– Прощайся, – шепчет он на ухо.

– Мам, мне пора. Созвонимся завтра, – не без сожаления я прерываю разговор.

– У тебя точно все хорошо? – интересуется она не первый раз. Как любая мать, она чувствует изменения в поведении своего ребенка, спрашивает, здорова ли я и не ссорились ли мы с Герой. На что я не задумываясь отвечаю: «У меня все отлично, мамуль».

– Да, мамуль. Меня Герман зовет.

– Умница моя. – Гера обнажает мою шею, собирая волосы и перекидывая через одно плечо. Я чувствую на своей коже влажный горячий поцелуй. От бессилия зажмуриваю глаза до белых мушек. Мужские пальцы гуляют по хорошо изученному телу, лаская, помня каждую точку, каждое местечко, что вызывает во мне дрожь и желание. – Убери телефон, он нам не понадобится. – Шепчет Гера. Я кладу смартфон на покрывало рядом с собой. – Соскучилась? – я невнятно мычу, отвечая на поцелуй, глубокий и требовательный, пожирающий в моих легких кислород.

Этот человек разрушит меня. Не оставит ничего, подчинит, полностью сотрет мое «я». Уже сейчас я себя ненавижу. Ненавижу свое тело, которое меня предает.

Телефонный звонок прорезается в сознание, настойчивый, непрекращающийся.

– Гер, тебе нужно ответить.

– Перезвоню, – мужчина нависает надо мной. Бросает взгляд на тумбу, где не переставая, звонит телефон. – Черт, – отталкивается ладонями от матраса. – Ложись спать, не жди меня, – бросает через плечо, принимая вызов. Я слышу беседу на повышенных тонах. Герман кричит, он в бешенстве, спустя мгновение возвращается и прямиком идет в гардеробную. – У меня проблемы. – Натягивает брюки, доносится металлический звон пряжки ремня. – Наталья будет через двадцать минут, она составит тебе компанию, пока я не вернусь.

А я не верю своему везению. У меня двадцать минут, чтобы удалить из жизни Милосердова.

– Надеюсь на твое благоразумие. Рука еще полностью не зажила, – напоминает он, выглядывая из-за двери и ища мой ответный взгляд. – Не дожидайся меня, Жень, ложись отдыхать. – Герман выходит из гардеробной полностью одетый. Несмотря на спешку, не забывает небрежным жестом забрать с кровати мой телефон. – Отдыхай, – целует в губы и торопливо уходит.

Я не шевелюсь. Прислушиваюсь к каждому звуку. Когда слышу хлопок двери, срываюсь с места и бегу в гостиную, где из окна можно видеть выезд с жилого комплекса.

Ну где же он? Встаю на носочки, выглядывая за угол дома. Белый автомобиль хищно проезжает по территории и замирает на мгновение перед шлагбаумом.

– Пожалуйста, пожалуйста, – я молю сама не знаю кого. Дорога открыта, и автомобиль срывается с места, огни задних фар теряются в темноте.

Я бегу обратно, на ходу снимая ночную сорочку, стягивая тонкие лямки и выскальзываю через ноги. Надеваю темные штаны на резинке, не хочу терять время на молнию и пуговицу, с травмированной кистью нелегко справляться даже с такими простыми заданиями. Я не надеваю бюстгальтер, просовываю голову в свободную мужскую футболку белого цвета, заправляю ее. Накидываю ветровку, надеясь хоть как-то скрыть такую явную примету, как гипс. Все это занимает слишком много времени…

Одной рукой я закидываю в спортивную сумку несколько комплектов одежды не разбирая, что попадается мне под руку.

Еще тринадцать минут до приезда домработницы.

Разбираю постель и на своей половине кровати из двух банных халатов делаю подобие спящей человеческой фигуры, укрывая одеялом.

Забираю паспорт из зимней куртки, куда я его перепрятала сегодня утром, бережно складываю во внутренний карман ветровки.

У меня есть все, кроме денег.

В спешке Герман не надел часы, так и оставил их лежать на тумбе рядом с кроватью. Никогда бы не подумала, что смогу украсть и не испытывать при этом угрызения совести. Спрятав часы между одеждой, застегиваю сумку.

Все остальные драгоценности убраны в сейф.

В ушах серьги с мелкими изумрудами, не представляющие ценности по мнению Милосердова, а на безымянном пальце правой руки красуется обручальное кольцо.

В ломбарде за него не дадут и десятой части стоимости. Но и этой суммы хватит, чтобы уехать максимально далеко от города, в котором нет ничтожного шанса на жизнь, о которой я мечтала.

Металлические двери лифта плавно закрываются, а я их всячески их подгоняю, шепча:

– Ну… поехали уже.

Лифт назло двигается нарочито медленно, словно хочет предать. Зато мысли в моей голове мечутся со скоростью света. За одиннадцать этажей я успеваю пожалеть, что не стала спускаться по лестнице. Вдруг двери распахнутся на первом этаже, а там стоит Наталья, или хуже того, Герман вернулся по каким-либо причинам.

На ладонях выступает влага, а сердце выпрыгивает, грозя оглушить не только меня, но и окружающих.

Поправив сумку, уверенным быстрым шагом я выхожу из подъезда, чуть не сбив с ног женщину, сюсюкающуюся со своей собакой.

Пробегаю по территории жилого комплекса, вглядываясь в темноту. Наталья может появиться с минуту на минуту.

Выхожу за кованое ограждение и двигаюсь в сторону центра города, туда, где легко затеряться. Петляю между прохожими, срезаю через дворы. Молодежь, распивающая пиво на лавочках, не кажется уже такой пугающей и отвязной.

Я несусь, читая названия улиц и пробегая глазами по вывескам в поисках ломбарда.

У меня нет денег, нет связи, нет ничего. На память я знаю лишь два номера телефона: мамин и Милосердова, и никому из них я не хочу звонить.

Мой план безумен и, скорее всего, обречен на провал, но я не намерена отступать! Я не вернусь!

Перебегаю дорогу, как раз горит зеленый свет, на первом этаже девятиэтажки множество мелких магазинчиков. Они все еще работают, маня яркими вывесками. Цветы, пекарня, салон сотовой связи, продуктовый – читаю, вглядываясь в витрины.

Ломбард! Удача вновь мне улыбается. Под указателем с торца здания неприметная серая металлическая дверь. Хватаюсь за ручку и с силой тяну на себя.

– Черт! – дергаю еще несколько раз, убеждаясь в том, что она действительно закрыта.

– Эй! – Не сразу понимаю, что обращаются ко мне. Крепче прижав сумку, оглядываюсь. Рядом со мной парень. Спортивные штаны, кроссовки, черная толстовка с капюшоном. Именно так я представляю себе людей, которые отбирают в темных переулках сумочки и телефоны. – Закрыто. Работают до восьми, – затягивается сигаретой, отчего я различаю черты лица, скрытые мраком.

– Спасибо. – Раз меня не собираются грабить, решаюсь спросить: – А не подскажете, где еще открыт или работает круглосуточно?

– Иди на Невскую. Рядом с цирком во дворе есть круглосуточный ломбард. Слышь, если сегодня работает мужик с татухами, то бери, что предлагают. Но если старикашка, не теряйся. Умножай предложенное на три. Двойную цену точно отдаст.

– Поняла.

С каждой минутой прохожих все меньше, я стараюсь держаться в тени и дальше от проезжей части. При появлении любого белого автомобиля сердце замирает и сразу же пускается галопом. Опускаю голову и ускоряю шаг, я и так практически бегу, в горле пересохло, а в правом боку начинает покалывать.

Цирк. Делаю оборот вокруг своей оси, желая сориентироваться и найти какой-нибудь указатель. Если ломбард работает круглосуточно, то должна быть вывеска с подсветкой.

Жилые дома только на одной стороне улицы, перехожу дорогу и ныряю в первый двор. Непроглядная темнота, в середине очертания пустующей детской площадки, тусклый свет из окон слабо освещает мне путь, пробегаю по кругу, вглядываясь в закрытые металлические двери подъездов.

Не позволяя себе отдышаться, осматриваю второй, такой же пустынный и темный. И лишь в третьем вижу яркую неоновую лампу над дверью с информирующей надписью «Ломбард». Нажимаю на ручку – дверь поддается. Лестница и длинный коридор приводят в ярко освещенную комнату. Стеклянные витрины подсвечены, я прохожу мимо телефонов, планшетов, электробритв, миксеров, фенов… кажется, люди выносят из дома все. Из смежной комнаты выходит пожилой мужчина, тощий, в старой засаленной рубашке вишневого цвета и широких спортивных штанах не по размеру, грязные седые волосы прилизаны, а на мясистом носу очки в тонкой металлической оправе.

Действительно, мерзкий старик, парень в толстовке не соврал.

Старик прищуривается, внимательно проходит по мне взглядом сверху вниз, оценивая.

– Добрый вечер, – я решаюсь начать разговор. У меня нет лишнего времени.

– Добрый, – улыбается он широко, демонстрируя крупные вставные зубы. Слишком белые, неестественные. – Что привело красавицу? Украшения у нас вот здесь, – указывает пальцем с отросшим грязным ногтем в сторону витрины. – Себе или на подарок?

– Я не покупать. Хочу сдать. Кольцо, – протягиваю правую руку. Кольцо надето золотым ободком вверх, камень предусмотрительно спрятала от посторонних глаз.

– Да что тут сдавать? На лом могу принять, – постукивает ногтем по ободу. – Тыща, не больше, – заключает, заканчивая свой своеобразный осмотр.

– А если так? – Переворачиваю кольцо, демонстрируя прозрачный камень в виде сердца. Старик заметно подбирается, но тут же кривится:

– Стекляшка. Пятачок могу накинуть за него, – звонко кладет металлическую монету на стеклянную витрину.

А я уверена, что Милосердов ни за что бы не надел мне на палец стекляшку, он любит покрасоваться перед окружающими.

– Не пойдет, – сухо отвечаю и разворачиваюсь к выходу. Надеюсь, мой маневр удастся, ведь предложенная тысяча меня не спасет. Делаю несколько шагов по звонкому кафелю, примиряясь с мыслью, что заберу деньги и поеду к маме, рассчитывая, что Милосердов не перехватит меня у подъезда.

От мысли, что появлюсь у мамы среди ночи и попрошу помощи, замирает сердце. Мне придется рассказать о том, как я ошиблась, обо всем, что пережила за последние несколько недель. Становится невыносимо стыдно за обман. А еще страшно: Герман не забудет обо мне, а Светлана Васильевна всегда найдет рычаг давления и на меня, и на моих близких.

Нужно исчезнуть, а как это сделать без средств к существованию?!

– Стой. Какая решительная. Даю червонец и ни копейки больше.

Вспоминая слова парня, торгуюсь:

– Тридцать, – а сама жалею, что запретила озвучивать стоимость кольца Тане тогда, за столом.

Дед хитро улыбается:

– Пятнадцать.

– Двадцать пять, – иду обратно к прилавку, выдавая свою заинтересованность.

– Восемнадцать. Ты же понимаешь, что твое колечко будут искать, выставить я его не смогу.

– Я верю в ваши способности, – наглею и называю очередную цифру: – Двадцать и пару тысяч мелкими купюрами, – ощущаю себя героиней фильма.

– Разоришь ты меня, деточка, – соглашается, а я не сдерживаю улыбку. Старик оживает, закрывает входную дверь и быстро скрывается в глубине помещения. Возвращается, плюет на пальцы и отсчитывает купюры, внимательно слежу за его движениями. – Все честно, – пододвигает двумя пальцами деньги.

Снимаю кольцо и кладу на протянутую мягкую тряпочку, дед любовно протирает обод, вскидывает руку, рассматривая на свет. Включает лампу на столе и усаживается. Достает небольшую коробку, совершенно забыв обо мне.

– Откройте дверь, – я привлекаю внимание.

– Ах да, – нажимает кнопку под столом. – Барышня, сейчас тебе такси предложат, ты не соглашайся.

Я перевариваю информацию. Слышу, как дверь запирают, а к стариковскому голосу присоединяется еще один – молодой.

Не вслушиваясь и не задерживаясь, выхожу на свежий воздух. Как дед и говорил, стоило мне отойти от двери, рядом тормозит автомобиль:

– Девушка, садитесь подвезу. Недорого возьму, – слышу мужской голос. Мои пальцы сжимают ручку сумки до хруста в костяшках.

– Меня уже ждут, – отвечаю я и пускаюсь наутек.

Слышу сигнал клаксона и крик в спину:

– Э-э-эй.

Не реагирую, бегу, вспоминая короткий путь к автовокзалу. Боюсь пользоваться поездом, а тем более самолетом, да и у меня слишком скромный запас денег, чтобы так бездарно их тратить.

Уже вижу огни железнодорожного вокзала, часы на башне показывают первый час ночи. Прошло два часа, как я вышла из квартиры Германа, скорее всего, он уже знает о моем исчезновении.

Я поднимаюсь по мосту, ведущему над железнодорожными путями, сворачиваю направо, издалека видны высокие двухэтажные комфортабельные автобусы и группы людей, снующих перед ними. Одни сдают багаж, утопая в металлическом боку и оставляя там свой чемодан, другие получают: минутой ранее мимо меня проехал сине-красный исполин и остановился у главного входа.

Шагаю вперед, не представляя, куда ехать…

Возьму билет на ближайший рейс, неважно, куда он меня приведет.

С опаской выхожу из спасительной темноты в лучи ярких фонарей. Прохожу в просторный зал ожиданий, вскидываю голову, читая расписание рейсов, ищу подходящий. Мною никто не интересуется: продолжают дремать, гадать кроссворды или копаться в телефонах. Даже полицейский на входе лениво провожает меня взглядом. Я ничем не отличаюсь от тех людей, что ожидают свой рейс: удобная одежда и объемная сумка.

Перестаю дышать, когда слышу громкий голос Милосердова:

– Ищите!

Вижу его спину, он разговаривает по телефону, облокотившись на газетный киоск. Делает шаг назад, разворачивается, вглядываясь в цифры на электронных часах. Еще немного, и он меня заметит. Я одна стою посередине зала, не считая полицейского. Герман понижает тон, и его слова больше не разносятся под высокими потолками, он отводит безразличный взгляд, растирает веко костяшками пальцев и вновь поворачивается ко мне спиной.

Никогда в жизни не испытывала подобного страха, секунда – и я бы грохнулась прямо на бетонный пол.

Не оглядываясь, я отступаю к выходу. Как я не заметила автомобиль Милосердова, он стоит перед ступенями, сейчас вижу его сквозь стеклянные двери.

Ныряю в приоткрытую створку и снова бегу, спешу скрыться во мраке, вижу спасительную темноту, нужно лишь оказаться на той стороне дороги… Оглушающий звук клаксона откуда-то справа, я сжимаюсь, ожидая удара, но ничего не происходит.

– Малохольная! – крик точно предназначается мне. Не раздумывая, я оббегаю автобус и стучу ладонью по закрытой двери. – Опоздала, что ли? – влетаю в салон под недовольные взгляды десятков пассажиров. Водитель вопросительно смотрит.

– Да! – подхожу ближе и практически шепчу: – Только билет не успела купить.

– Заходи, – машет головой в салон. – Разберемся.

– Спасибо.

Звук закрываемых дверей служит отправной точкой. Вся накопленная усталость падает на мои плечи, к пустующему сиденью в конце салона я подхожу на полусогнутых ногах. Буквально падаю и пересаживаюсь к окну. От волнения хочется рыдать в голос, закрываю рот ладонью и сдавленно всхлипываю. Автобус плавно движется, а я смотрю только вперед – на макушки людей, запрещая себе оглядываться. На первом перекрестке нас нагоняет Милосердов. Знаю, что за тонировкой меня не увидеть, но тело само сжимается в комочек, ощущая опасность.

Белый автомобиль сворачивает, а мы продолжаем ехать прямо.

Я не позволяю себе спать, страх, что Герман нас нагонит, не отпускает ни на секунду. Не выпуская сумку из рук, в любой момент готова сорваться с места. Но усталость берет свое, глаза предательски слипаются, и голова падает на грудь. Не знаю, сколько времени прошло, я разрешаю себе расслабиться, обняв сумку и запрокинув голову, дремлю.

Автобус медленно сбрасывает скорость, адреналин моментально выстреливает в кровь. Выпрямляюсь, оглядываюсь: придорожное кафе и многочисленные киоски.

– Стоянка двадцать минут, – оглашает водитель, в салоне зажигается свет. Неплохо бы размяться, купить воды, а главное – узнать конечный пункт. Выхожу из салона последней, задержавшись на последней ступени, втягиваю прохладный воздух. – Полторы, – слышу над ухом.

– Что? – не соображаю о чем речь.

– Билет, малохольная.

– А, да, конечно. – Лезу в карман ветровки, где отложила несколько купюр. Остальные деньги сложила в карман штанов и застегнула молнию.

Водитель забирает купюры, в очередной раз громогласно оповещает:

– Пятнадцать минут! Ждать никого не буду. Кто купит семечки, высажу сразу же.

А я, делая вид, что прогуливаюсь, иду к лобовому стеклу и читаю название города, куда мы едем. Невольно улыбаюсь воспоминаниям и своей удаче.

Лео

– Лео, – въедливый голос Велы пробивается сквозь сон. – Лео, – я чувствую толчок в плечо.

– Отстань, а, – ворчу, не открывая глаз.

Слышу, как сестра набирает воздух в легкие, «отстань» ей точно не понравилось.

– Будешь со своими подчиненными так разговаривать.

– А я и разговариваю, не забывайся, сестрица.

– Сам тогда крась, – вспыхивает она гневом, громко и назло стучит каблуками, выходя из спальни, чеканит шаг по каменной лестнице, спускаясь.

– Встаю, – кричу, зная, что сестра услышит. Приходится подниматься, вчера уснул, не успев раздеться, прилег вроде бы на минуту – и уже утро. По бокам от плотных штор пробивается ранее солнце.

– Неблагодарный. – Вела возвращается, держа в руках тюбики. Кому скажи, обхохочутся. Мужчина! Оборотень! Альфа! Красит волосы! Когда все стараются придать моложавости, я всячески себя состариваю. И эта процедура добавления седых прядей в мои от природы темные волосы бесит не меньше отращенной бороды. Вспомнив о ней, с удовольствием чешу подбородок и щеки. – Садись, знаешь же, что не один час убьем.

– Дай умыться, – я сбрасываю вчерашнюю одежду в корзину для грязного белья, а в спальне противный звук кисточки о керамическую чашку тук-тук-тук. Чищу зубы, а в нос проникает ядовитый запах перекиси, громко чихаю, отчего все зеркало в зубной пасте.

– Зеркало протри.

– Да-да, – размазываю ладонью, превращая белые круглые капли в полосы.

– Садись. – Сестра ставит табурет.

– Давай быстрее. – На мои плечи ложится полотенце. Вела берет кисточку и выводит белые пряди, заматывая их в фольгу.

– Милый. – Ох, как я не люблю такое начало разговора: девяносто девять процентов из ста, что он мне не понравится. – Нужно добавить еще седины, ты слишком хорошо выглядишь для своих… Кстати, а сколько тебе? – отвлекается, и мы встречаемся взглядами в отражении.

– Чуть больше пятидесяти.

– А конкретней? Есть же документы.

– Пятьдесят второй год. Крась.

– Ты слишком хорошо выглядишь для паспортного возраста, – утверждает, хлопая меня по плечу, отчего капли краски падают мне на ступни. Берет пучок волос посередине лба и щедро проходится вонючей смесью.

– Предлагаешь носить накладной живот?

– Нет, конечно. Сутулься, что ли.

– Угу, и подволакивай ногу. Обязательно, Вел. Если бы ты не упрямилась…

– О нет-нет. Ты прекрасно знаешь, что руководителей женщин, да еще и в транспортной компании никто слушать не будет. А посадишь наемного, так воровать начнет, проходили уже, знаем, – назидательно произнесла сестра. – Потерпи, сейчас Ник пройдет оборот, Ар с Митей заменят тебя, а ты будешь заниматься только стаей.

У меня вырывается смешок:

– Только.

– Когда ты встретишь свою единственную, обещаю…

Я прерываю поток пустых слов. Нет, я верю в то, что мои родные поддержат, но это «когда» – будто кто-то знает точную дату. Подобные разговоры лишь теребят душу, давая ложные надежды.

– Если, – поправляю. – Если встречу, – невольно отвожу взгляд в сторону.

– А я уверена, что Богиня про тебя не забыла.

– Прекрати, я не наивный щенок. Не нужно рассказывать про планы Селены. Эти сказки приятно слышать, когда тебе десять, а в моем возрасте – глупо. Нужно понимать, что если сейчас где-то и ходит моя пара, то я просто могу ее не встретить. Не пересекутся наши дороги, и все.

– Ты стал невыносим. – Сестра поджимает губы и переходит к правому виску.

– Я просто устал. Ты знаешь, как я не люблю быть среди людей.

Если Мит и Илья с удовольствием знакомятся и поддерживают отношения с людьми, то меня их суета утомляет. Люди все время куда-то спешат, но при этом умудряются бездарно тратить жизнь.

– Что насчет Ирмы? – Сестра меняет тему.

– Ничего. Мы опросили всех, кто был в тот вечер на месте, они повторяют одну и ту же историю: нашли, испугались, ушли. Платов не противится нашим разговорам, но и восторга не выказывает. У меня складывается ощущение, что Ирма оказалась не в том месте не в то время. Илья все порывается поговорить с Платовской дочерью, но Иван находит причину, чтобы не привозить ее с собой. Каждый вечер мне звонит кто-нибудь из Суворовых, а я им не могу сказать ничего толкового.

– Ты делаешь все, что можешь. Я в этом уверена. – Сестра ласково смотрит на мое отражение.

– По-другому нельзя, – произношу вместо слов благодарности.

– А пропавшие фуры?

– За последний месяц пропало две машины. Обе нашлись.

– Всего две? – уточняет количество.

– Две, – подтверждаю и надеюсь, что последние. – Безусловно, если взять в расчет, что на трассах ежедневно происходят подобные случаи и редкий день обходится без клича о потери связи с кем-то в чатах логистов, то не так все страшно. Но! Обе фуры пропали на трассе в одном направлении.

– Ну…

– А причин для беспокойства две. Во-первых, Ирму нашли в том же районе. А во-вторых, большегрузы топят, понимаешь?

– Скрывают запах! – догадывается сестра.

– Именно. А о чем это говорит?

– Они знают, кто владельцы и что напавших могут найти по запаху.

– Можем, да нет его – запаха.

– Поворачивайся лицом. – Вела разбирает пальцами бороду.

– И не выбирают сборный груз, где хлам из города в город катают, а точечные нападения. Обе фуры с техникой.

– А вы проверяли…

– Вел, конечно, мы подумали о том, что кто-то сливает рейсы, – перебиваю. Стараюсь говорить, не размыкая губ, не хватало попробовать на язык адски вонючую смесь. – Но к базе есть доступ у нескольких сотен человек. Это как искать иголку в стоге сена. Как же жжет. – Склонившись к лицу, Вела тщательно прокрашивает бороду.

– Дядька, да ты неженка! – Мит застывает в дверном проеме между спальней и ванной. – Ма, а ты что на груди-то ему не красишь? Контраст получается. – Я в ужасе опускаю взгляд на короткие темные волоски. – Да и в паху нужно возраст прибавить, – скалится в улыбке.

Вела тихо посмеивается, но все же грозно выдает:

– Это не тема для шуток!

– Я же каждый месяц жду этот знаменательный день. Можно сказать, и живу ради него. – Племянник продолжает «сушить» зубы, испытывая мое терпение.

– Давно в няньках не ходил? – нахожу я аргумент, который его действительно пугает. Парень меняется в лице, и приходит моя очередь улыбаться. – За мелкой Элькой не хочешь присмотреть?

– Ой, ей не пугай. Она уже сама за себя постоит.

– А если на фермах погостить с полгода, где из женщин только белки и коровы?

– Несовместимость видов, – пожимает он плечами, но быстро гасит улыбку, ощущая, что я не шучу. – Понял, не дурак, дурак бы не понял.

– Все! – Не выпуская жесткую кисть из рук, сестра отходит в сторону от зеркала. – Часа полтора посидеть придется.

– Посидеть и поседеть. – Мое низкое рычание заставляет Мита вспомнить о срочных делах.

Промакиваю влагу с волос, смотрю в зеркало и…

– Ве-е-ела! – рычащий крик вырывается из моей груди. Я натягиваю футболку, спешу вниз. – Вела! Я близок к тому, чтобы забыть о нашем родстве.

– Ой, – выдает она изумленно, стоит мне появиться на пороге столовой.

– Ой?! Ой?! Это не «ой», я же Дед Мороз-переросток! – тяну за практически полностью белую бороду.

– На деда точно не тянешь. – Ар с Митом переглядываются, сдерживая смех, а я от этого зверею еще сильнее.

– Определенно не тянет, – поддерживает брат, усаживаясь за стол.

– Йоулупукки, – слышу за спиной звонкий голос Лили.

Разворачиваюсь на пятках:

– Что пукки?

– Йоулупукки – финский рождественский дед, – поясняет она, словно идиоту.

– Я знаю, кто такой… – Громкий всеобщий смех сбивает с меня воинственность. – Ешьте, – иду в кухню за кофе. Варю большую кружку, заваривая напиток в пол-литровой турке. Аромат свежемолотых зерен действует успокаивающе, перестаю скрипеть зубами при каждом тихом смешке. Но заботливая сестра решается добить меня окончательно:

– Смотри, что я тебе заказала!

– Что это? – делаю глоток.

Разворачивает сверток, демонстрируя джемпер невообразимо отвратного цвета. Я даже не нахожу подходящего названия. Цвет грязной земли?

– Джемпер. Надень, – протягивает. Несколько глотков кофе, и я беру этот ужас. – Он придаст твоему лицу нездоровый вид.

– Твоей заботе нет предела, – я огрызаюсь, но протискиваюсь в горловину.

– Я же говорила! Отлично, ты даже как-то посерел лицом.

– Я в восторге, – цежу сквозь зубы. Большими глотками допиваю кофе, наклоняю кружку, чтобы горькая масса слилась на язык. – Удачного дня. – На выходе встречаю только что проснувшегося Ника. – Даже не думай комментировать.

Парень провожает меня ничего не понимающим взглядом, кажется, он единственный в доме, кому плевать на мою внешность.

Я подъезжаю к обширной территории транспортной компании, заезжаю через служебный въезд, ворота плавно за мной закрываются. Стоит мне выйти из машины, как к моим ногам подбегают три дворняги, которые якобы охраняют. На самом деле они готовы продать свою верность любому, кто почешет за ухом и принесет кость. Пользы никакой – развлечение для сотрудников, что после обеда таскают им объедки.

– Рокотов. – Коваль выходит из склада. Походка развязная: руки-мельницы и хамоватая ухмылка на лице. Готов поставить, сейчас точно что-то схохмит. Вместе с Митом они адская компания: слышно только дикий ржач и плоские шуточки. Хотя первыми идут шутки, а после – надрывный гогот. – Я себя хорошо вел, где мой подарок? – Ну, что я говорил?

Нагоняет меня у главного входа, мы задерживаемся на ступенях, как раз на территорию въезжает фура с того маршрута, где пропадали машины с грузом.

– Подождешь до января, – отвечаю по инерции и не могу скрыть радости.

– Ну, что я говорил? Нужно с охраной отправлять, – следом въезжает обшарпанный УАЗик. – Маскировка, – уточняет, глядя, как мои брови полезли на лоб. Полторы тысячи километров на УАЗике, если парни смогут разогнуться, будет большая удача.

– А ты не мог что-то более комфортабельное выделить?

– Мне кажется, они нас ненавидят, – Коваль ржет, глядя на то, как парни разминают затекшие конечности. – Представь, на «козле» сто двадцать шпарить.

– Сомневаюсь, что он разгоняется до…

Слова застревают в горле. Клиенты входят и выходят, минуя нас, сотрудники бегают, пряча накладные от мелких капель дождя за пазуху, а тело само разворачивается. От затылка и вдоль позвоночника растекается жар. Зверь вскидывается.

Девушка копается в кармане пальто, явно с чужого плеча, мешковатого. Извлекает телефон, волосы падают на лицо, а я наклоняюсь вправо сильнее и сильнее, но не могу рассмотреть черт. Отталкиваю Коваля, который мне рассказывает очередной идиотский анекдот.

Незнакомка вскидывает голову, ощущая мой пристальный взгляд, смотрит и широко улыбается. Вот просто так. Абсолютно ни с чего.

И тут я понимаю, что она смеется над анекдотом Коваля:

– Официант, мне жареного поросеночка! Вам с хреном? Нет, хрен желательно отрезать, – а тот старается, рассказывает в ролях. Хлопает меня по плечу и чуть ли не в слезах повторяет: – Отрезать… представляешь?

Девушка прикрывается ладошкой, проходя мимо нас, быстро сбегает по лестнице, а я не могу пошевелиться, смотрю ей в спину. Темные волнистые волосы разметывает порывом ветра, слышу ее запах, и все внутри скручивается. Так туго, что чуть ли не сгибаюсь.

– Заткнись, – слышу свой тяжелый хриплый голос и не узнаю. Зверь внутри переходит на вой, глядя, как его пара удаляется, и тащит меня вслед. Никогда еще не чувствовал такой силы волка, он тянет за жилы, принося боль и без устали твердит: «Моя! Моя!»

– Да что с тобой?

– Моя, – рявкаю так громко, что она оборачивается, но идет дальше, не уделяя мне и доли секунды. Мои ноги следуют за ней.

– Привет, Ириш. – Мягкий голос врезается намертво в память. – Нет, конечно. Кому я тут нужна. – Вроде и тон веселый, а слышится грусть. – Буду искать место попроще. Хорошо, куплю. Надеюсь, что быстро смогу отсюда уехать. Угу, поняла.

Я почти дышу ей в спину, протяни руку – и смогу дотронуться. Боюсь представить, как выгляжу со стороны. Втягиваю воздух, заполняя легкие ее запахом. Не представляю, как раньше жил без него.

Существовал.

В голове отпечаталась каждая черточка ее лица. Настолько идеального, что не могу придумать, что бы захотел изменить, если бы мог. Я не видел ее фигуру под мешковатой одеждой, но уверен – она вся создана для меня. Да, так и есть, создана для меня!

– Лео, садись. – Коваль сориентировался и подогнал автомобиль. Это сколько же я тут изображаю из себя памятник? Девушка ушла далеко вперед, а я так и остался стоять на месте. – Поехали, проводим.

– Если сейчас отпустишь хоть какую-нибудь шуточку, язык вырву. – А сам не свожу взгляд с автобуса, в который она села. Она… А так хочется знать ее имя!

Женя

В город въезжаем далеко за полдень, и вот они – знакомые улицы, как будто вернулась в прошлое.

За три года изменилось немногое: на центральной улице добавилось больше магазинчиков-бутиков, новомодных пекарен и кофеен. Мы проехали до боли знакомый поворот, от него пять минут прогулочным шагом, и я смогу увидеть родной университет.

А здесь я любила гулять, чуть не свернула голову, чтобы рассмотреть обновленный парк.

Автобус плавно въезжает на территорию вокзала, останавливается. Вымотанные поездкой пассажиры быстро покидают салон.

Я спрыгиваю с подножки, мне не нужно ждать, когда выдадут багаж, покрепче перехватываю здоровой рукой ремень сумки – ее содержимое единственное, что у меня осталось от прошлой жизни.

Пять лет этот город был мне родным домом. Приятные воспоминания немного отгоняют усталость и тревоги, но случайный толчок в спину выдергивает в реальность.

Возвращается страх быть пойманной и прожить жизнь, подчиняясь чужим желаниям, оживают волнения за маму – кажется, что я никогда больше не смогу испытать других эмоций.

Я больше не предаюсь приятным воспоминаниям и не любуюсь улочками, а внимательно всматриваюсь в лица прохожих, страшась встретить Милосердова. Знаю, шанс минимальный, но тревога, засевшая глубоко в моем сердце, сильнее разума.

Удивительная вещь – память, ноги сами приводят к остановке, где студенткой ожидала маршрутку, чтобы увезти с автовокзала очередную сумку, переданную мамой.

И вот я занимаю место в салоне, по старой памяти отправляясь в свою студенческую квартиру. Она по факту никогда моей не была, я снимала маленькую девятиметровую комнату, а хозяйка этой квартиры долгое время считалась моей подругой.

Прошло три года после окончания учебы, и я потеряла связь практически со всеми своими студенческими знакомыми. Получив диплом, искала работу здесь, но на оклад учителя начальных классов очень трудно выжить в чужом городе, а обременять маму мне больше не хотелось.

Спустя два месяца скитаний я – дипломированный специалист – трезво посмотрела на ситуацию и вернулась домой аккурат к новому учебному году.

Изредка переписывалась с однокурсницами в соцсетях, не приезжала на встречи выпускников, погрязнув в работе, да и трудно вырваться за тысячу километров, когда каждая копейка на счету.

Ира Михалевская училась двумя курсами старше. Мы познакомилась у доски объявлений в фойе, она искала соседку, а я жилье. Спустя три года Ира вышла замуж, и мне пришлось съехать в общежитие. Наша дружба от этого не пострадала, мы продолжали общаться. Пока я заканчивала четвертый курс, Ира взяла свой первый класс малявок. Толком поработать ей не удалось, и через год на свет появился сын. Помню, как приезжала на выписку, поздравляла молодых родителей.

Забота о малыше и моя дипломная работа сделали свое дело: последний год учебы встречались мы все реже и реже.

За несколько дней до возвращения в родной город я приходила попрощаться, поговорить не удалось, ребенок капризничал, а вместе с ним и муж, которому надоело занимать годовалого малыша, пока мы старались наговориться впрок, сидя на кухне.

А после моего возвращения наши телефонные разговоры и переписки сошли на нет.

В марте этого года я поздравляла Иришку с днем рождения, отправив в соцсети красивую картинку с букетом цветов, а сейчас вторая половина сентября, и я перед знакомой дверью, испытывая стыд и не покидающий меня страх, жму кнопку звонка, всем сердцем надеясь, что откроют.

Торопливые шаги детских ножек за дверью вселяют в меня надежду, но, когда дверь открывается, сердце разочарованно ухает вниз.

– Женя?!

А я узнаю голос подруги и не верю своим глазам. Извечная тростинка Иришка Михалевская обзавелась невероятно аппетитными формами.

– Я. – Не сговариваясь мы делаем шаг навстречу и крепко обнимаемся. – Извини, что как снег на голову, – говорю я, захлебываясь слезами облегчения.

– О чем речь, входи. – Ира перехватывает сумку, стягивая с моего плеча. – Жень, ну ты что ревешь-то? – Я не могу сдержать горячие капли, что не переставая бегут по моим щекам.

– Очень рада тебя видеть. – Каждое слово чистая правда.

– И я рада, но не реву же. – Снимаю ветровку, Ира помогает повесить и провожает в ванную. – Умывайся. Я сейчас накрою на стол, и ты мне все расскажешь.

Привожу себя в порядок, иду на кухню. Квартира осталась практически в том же виде, что и была прежде, изменился запах.

– А где Вася? – присаживаюсь за маленький квадратный стол у окна. Раньше он стоял на месте холодильника.

– Спрятался, – смеется подруга, – скоро выйдет. Васек – очень стеснительный мальчишка. – Я втягиваю аромат куриного супа и борюсь с неприличным урчанием желудка. – Ешь, приятного аппетита. Мы только поужинали, – опережает мой вопрос. Иришка молча пьет чай, улыбаясь, но стоит мне отложить ложку, придвигается ближе и спрашивает: – Женечка, что у тебя произошло? – опускается взглядом на мою загипсованную руку.

– Ир, ведь не бывает так, да? Не бывает, чтобы человек в один день из доброго, заботливого и милого превратился в чудовище?

– Не бывает, Жень. – Как только я начинаю свой рассказ, подруга достает бутылку вина и разливает нам по бокалам. Алкоголь всегда действует на меня словно сыворотка правды. Делаю крупный глоток, голова немного кружится, но я только этого и добиваюсь. – Значит, этот человек умеет хорошо играть. Примерять на себя личины, – киваю согласно. С чем действительно мастерски справлялся Милосердов, так это с поддержанием созданного образа перед окружающими, скрывая под ней душу чудовища.

– Я ошиблась, Ир. Страшно ошиблась, нужно было бежать сразу… – Отпиваю еще вина и продолжаю. Начиная с нашего знакомства, описываю те дни, когда еще была счастлива и думала, что встретила настоящую любовь, о которой пишут в книгах и снимают фильмы. Ничего не утаивая и не скрывая, рассказываю о первом конфликте, о подслушанных разговорах, о предательстве подруги, об угрозах его матери. – Ир, мне ничего не оставалось, только бежать. Его мать – прокурор нашей области, это же… – развожу руками и не понимаю, что еще можно добавить. – Боже, ты не представляешь, как я переживаю за маму. А вдруг Милосердов ей будет угрожать, я себя не прощу, если с ней что-то случится. – Алкоголь приносит обманчивую расслабленность: легче делиться случившимся, но страх превращается в животный ужас. А мне жизненно необходимо поделиться, высказаться, еще немного – и мысли разорвут голову на части. От осознания, что мама может пострадать, в грудь словно воткнули металлический прут. – Но я не вернусь, Ир. Я не смогу с ним жить. Жить и ненавидеть. Спать с ним в одной постели, говорить, что люблю, видеть в своих детях ненавистные черты их отца – лучше умереть.

– С ума сошла!? Умереть?! Отдай вино, – выхватывает бокал из рук. – Завтра же позвоним твоей маме, поняла? Удостоверимся, что она в порядке. Посмотри мне в глаза, все будет хорошо, ясно? – Мои губы вместо улыбки изгибаются в кривой ухмылке. – Нельзя ставить крест на жизни из-за одного урода. На планете есть и нормальные мужики, и ты встретишь одного из них. Вы создадите крепкую семью. Как ты всегда и мечтала, нарожаешь ему с десяток детишек. Ладно, с десятком это я хватила лишка. Тут и одного за глаза. Кстати, а вот и Васек. – Расторопно вытираю слезы и разворачиваюсь. – Поздоровайся, мой маленький гном Вася. – Ира протягивает руки сыну. Он боязливо поглядывает на меня темными глазищами, решается, пробегает и забирается на колени. – Запомни, Жень, и на твоей улице перевернется грузовик с нормальными мужиками. Выберешь самого лучшего, а я уж из остатков и себе кого найду.

В этот вечер мы больше не вспоминаем Милосердова. Подруга кратко делится событиями последних лет, закрывая ладонями уши сыну, вспоминая бывшего мужа.

Жизнь – удивительная вещь. В один момент близкие тебе люди становятся совершенно чужими, предавая и растаптывая, и ты обращаешься за помощью к человеку из прошлого, практически постороннему, с которым переписывался пару раз в год на праздники, и он протягивает руку помощи, не прося ничего взамен.

Не знаю, как и отблагодарить Иру за помощь. Я вновь живу в маленькой девятиметровой комнате, сплю на красной кроватке-машинке, хожу по цветному ковролину с ярким рисунком и складываю свои вещи в детский комод, готовлю перловый суп, но мне большего и не требуется.

Как ни стараюсь контролировать эмоции, но страх практически всегда со мной. Я заставляю себя выходить из квартиры и жить дальше. Нет чувства безопасности на улице, парке, магазине, даже сидя за столом, кидаю боязливые взгляды в окно.

С мамой я поговорила на следующее утро, как объявилась на пороге Ириной квартиры. Боялась звонить на сотовый и набрала ее рабочий номер. Мне не потребовалось объяснять, почему я сбежала из города. Сложилось впечатление, она подозревала, что в наших отношениях не все гладко. Видимо, короткие телефонные разговоры в течение последних двух недель под присмотром Германа не смогли ее обмануть.

Деньги неумолимо подходили к концу, я просматривала и обзванивала многочисленные объявления о найме на работу. Собеседования не давали никаких результатов, стоило заикнуться, что документы об образовании утеряны. Я подала заявление на восстановление диплома и остальных документов, но на все нужно время.

В очередной раз помогла Ира, подсунув мое резюме, как только появилось место в компании, где она работала.

Транспортная компания находится на окраине города, но подруга успокоила, что с утра их забирает служебный транспорт, а вечером развозит, а пока я битый час трясусь в ржавой маршрутке и надеюсь, что меня примут. Наконец, за грязными бордовыми шторками вижу бросающиеся в глаза своей новизной огромные склады.

– «АвтоРокот» кто просил? – спрашивает водитель, убавив громкость музыки.

Минуту спустя я иду по обширной ухоженной территории. Жизнь кипит полным ходом: у складов разгружают фуры, люди в синих комбинезонах и ярко-желтых футболках снуют от клиентов, ожидающих свой груз, к складу и обратно, предупреждающий писк погрузчиков и громкие окрики сопровождают меня до входа в офисное здание.

На собеседование трачу времени в несколько раз меньше, чем на дорогу. Мне вежливо объясняют, что я понравилась и прекрасно подхожу для работы с клиентами, но, к сожалению, ждать, когда восстановлю документы и восстановлю ли вообще, они не могут. Близится горячая предновогодняя пора, и срочно нужны дополнительные сотрудники. Это позже я выяснила, что сотрудница, которая должна была проводить собеседование, заболела, а другая попросту не знала о договоренности.

Выхожу из офиса на улицу и не могу скрыть разочарования, Ира обнадежила, говоря, что встреча лишь формальность.

Я останавливаюсь на верхней ступени, ища в глубоких карманах старенький телефон. Внимание привлекает громкий разговор двух мужчин. Один, что заметно крупнее, с всклокоченной шевелюрой и бородой внимательно меня рассматривает. Взгляд практически черных глаз растерян, наверное, я кого-то напоминаю… и эти воспоминания ему не очень приятны. До слуха долетают слова его друга, тот театрально рассказывает анекдот, а у меня не получается сдержать смех.

Мужчина продолжает сверлить меня взглядом, прищуривается, стоит мне рассмеяться. Стараюсь скрыть смех, прикрывшись ладонью и изображая кашель: все же некрасиво подслушивать чужие разговоры. Неудобно вышло…

Спускаюсь по лестнице и набираю номер подруги.

– Моя, – раздается остервенелый крик за спиной, от которого сжимаюсь и боязливо оглядываюсь.

– Алло, Жень.

– Привет, Ириш, – я тороплюсь на остановку.

– Все хорошо, приняли?

– Нет, конечно. Кому я тут нужна.

– Как не приняли? – В голосе подруги удивление.

– Буду искать место попроще. – Между лопаток жжет, и я веду плечом.

– Ты не расстраивайся. Я сейчас все уточню. Поторопись, мы с Васьком картошку чистим. И не забудь хлеба купить и той квашеной капусты, что мы ели вчера.

«Как в студенческие времена: жареная картошка и соленья», – улыбаюсь своим мыслям.

– Хорошо, куплю. Надеюсь, что быстро смогу отсюда уехать.

Автобус подходит, стоит мне дойти к остановке, я занимаю свободное место и прижимаюсь лбом к прохладному стеклу.

Быстрый поход в магазин, и через полтора часа мы сидим за столом.

– Жень, ты не огорчайся, я позвонила Даше, оказывается, она заболела, как выйдет с больничного, обещает помочь!

– Надеюсь. Быстрее бы восстановили документы. Ты знаешь хороший ломбард? У меня есть, что сдать. – Часы Милосердова лежат в верхнем ящике комода, и стоит на них взглянуть, как холодок пробегает вдоль шеи. – Не могу же я вечно жить у тебя, да и еще и бесплатно.

– Вот просто замолчи, ясно? Замолчи и не обижай меня. Вася, ты кушай-кушай, – переключается на сына. С мальчишкой мы быстро поладили, он с удовольствием уступил мне свою комнату.

– Ир, ну также нельзя, – я сопротивляюсь из приличия, на самом деле не хочу оставаться одна. – Я обязательно тебе все верну, в свое время, конечно.

– Вернешь, – кивает и выкладывает капусту на тарелку. – Твой телефон звонит.

А я все не могу привыкнуть к новой мелодии, старенький телефон пожертвовал вновь маленький ребенок с огромной душой.

– Незнакомый номер. – У меня холодеют руки.

– Давай я отвечу, – протягивает Ира раскрытую ладонь. – Алло, – подруга напряжена не меньше меня, – а кто ее спрашивает? – Глаза округляются, и она поднимает большой палец, широко улыбаясь. – Секундочку. Евгения Алексеевна Ильина, это тебя. Бери-бери, – вкладывает серенький кнопочный телефон в руки.

– Да. – Голос дрожит, и я откашливаюсь.

– Евгения Ильина? – интересуется незнакомый мужской голос.

Господи, я набиваю от волнения полный рот еды.

– Все верно, а вы кто? – стараюсь не чавкать в трубку.

– Я представитель компании «АвтоРокот». Вы сегодня приходили на собеседование, но произошла ошибка, и вы получили отказ. Если вас еще интересует наше предложение…

– Конечно интересует! – перебиваю. Подруга демонстративно вытирает лицо, якобы мной оплеванное. – Извините, мне очень нужна работа.

– А нам очень нужны вы. Завтра ждем к девяти.

Я прощаюсь и радостно целую Ваську в щеку:

– Васек, у меня есть работа! С первой зарплаты обязательно куплю тебе огромную машину.

– Лучше раскраску с супергероями, – подает голос радостный ребенок.

– Значит, раскраску, мой маленький друг.

Лео

– Каково это? – Коваль нарушает молчание, а я не свожу взгляда с заднего стекла автобуса.

– Что «это»? – я всматриваюсь рассматриваю людей, что вышли на остановке.

– Узнавание.

– Не перепутаешь, – огрызаюсь я. Говорить не хочется, а тем более обсуждать первую встречу с моей парой. Моей… – Зверя практически не сдержать, – произношу, а сам всматриваюсь в мутные стекла, ощущая себя вновь щенком. Кажется, я даже не моргаю, правая пятка отбивает беспокойный ритм.

Коваль ухмыляется и, вместо того чтобы держаться позади автобуса, перестраивается в соседнюю полосу, останавливаясь параллельно.

– Не очкуй, к следующей остановке вернусь в первую полосу.

– Тебе нужно меньше общаться с малолетками, нахватался выражений, – все это я говорю, не поворачивая головы и не сводя взгляд с нее. Зверь мечется, скребется, выворачивается, так и хочет вырваться наружу, настигнуть свою добычу и прижать лапами.

– Оу, Лео, ты мне так дверь располосуешь. – И действительно, я не в силах сдержать частичный оборот, выпускаю из захвата панель, сжимаю ладонь, убирая острые когти.

Как же твое имя?

Девушка прижимается лбом к стеклу. Я знаю, что за черной тонировкой автомобиля меня невозможно рассмотреть, но она опускает взгляд и смотрит прямо в глаза. Автобус трогается с места, а я тянусь вслед.

– Ну, ты чего ждешь? – рычу.

– Жду, когда впереди стоящая машина тронется. Или мне ее подпихнуть? – С гнусным смешком Илья включает передачу.

Мы продолжаем неторопливо двигаться, притормаживая у каждой остановки.

Я обеспокоенно бросаю взгляд на часы. Преследуем автобус более сорока минут, а она не выходит. Меня начинают мучить сомнения. Вдруг упустили? Не увидели, как она выскользнула…

– Где ее искать? – произношу вслух.

– Смотри. – Илья указывает пальцем, а у меня возникает желание его оторвать.

– Уже вижу.

Девушка выходит, задерживается взглядом на нашем автомобиле и торопливо идет в сторону продуктового магазина.

– Ты куда? – я восклицаю.

– Проедем чуть вперед, она приметила машину, еще спугнем. Ты посмотри, она же, как окапи, боязливо отпрыгивает при малейшем движении.

– Опять «Дискавери» смотрел? Окапи… это те, что некая разновидность жирафа и полосатой лошади? – спрашиваю я с раздражением.

– Забудь, окапи, – вскидывает Коваль ладони, – как олененок. Кстати, шикарный анекдот про оленя знаю.

– Коваль, я тебя последний раз прошу, заткнись.

– Ты куда? – хватает он меня за рукав.

– Хочу проследить, что с ней все в порядке.

– А ты не думаешь, что она твою физиономию запомнила? – он оборачивается и с улыбкой хлопает меня по плечу. – Смотри, сама справилась, капустки купила.

– Думаю, – выпрыгиваю я из авто.

С порывами ветра до меня долетает ее запах, и я ускоряю шаг. Девушка сворачивает в арку, спешу за ней, вбегаю во двор, но больше не вижу каскада каштановых волос и не чувствую запаха. Паника охватывает за долю секунды, я ныряю в ближайший подъезд и снова ощущаю ее присутствие, тонкий слух зверя улавливает щелчок закрываемой двери. Зверь ведет на пятый этаж, я вслушиваюсь в голос моей пары и второй – женский.

– Жень, не переживай, возьмут на работу, никуда не денутся. Я с Дашки с живой не слезу, пока не устроит…

Запоминаю номер квартиры. Дальше уже не слушаю и бегу вниз, параллельно пролистывая список номеров в телефоне.

– Ж-е-н-я, – произношу по буквам. – Евгения, – повторяю и улыбаюсь Ковалю. Он припарковался рядом с домом, взмахиваю рукой, чтобы заводил машину. – День добрый, – наконец в отделе по подбору персонала поднимают трубку, – это Рокотов. Кто сегодня проводил собеседования? – сажусь и киваю, мол, поехали. – Скиньте мне резюме Евгении и причину отказа. – На той стороне трубки вялые попытки возмущения, что придется просмотреть не один десяток. – Максимально быстро, жду, – сбрасываю вызов и сверлю экран смартфона.

– Евгения, значит, – протягивает Илья имя.

– Дай угадаю, Коваль, ты хочешь рассказать анекдот? – обновляю и обновляю почту, ожидая письма.

– Нет. Язык мне еще дорог и не только мне, кстати.

Я не реагирую, концентрируясь на своих чувствах, ощущениях и мыслях. Вспоминаю нашу мимолетную встречу. Что мне стоило приехать чуть раньше или же задержаться… От предположений охватывает волна раздражения, передающаяся и зверю. Вновь нетерпеливо провожу пальцем по экрану – обновляю почту.

– Наконец-то.

Открываю файлы и удивляюсь умственным способностям своих сотрудников. Ясно же сказал: «Евгения», а они прислали все резюме, чьи хозяева сегодня получили отказ.

«Евгения Алексеевна Ильина, – смотрю на дату рождения и высчитываю возраст, – двадцать шесть лет. Педагогическое образование, окончила университет в нашем городе. Не замужем, из ближайших родственников только мать».

– Ну что, не замужем? – Коваль читает мои мысли.

– Нет.

– Отлично, а то вышло бы неловко. Извини, дорогая Евгения, но я сожрал твоего благоверного, он был той еще свиньей, – загоготал он, весело подергивая головой.

– Тихо, – я оборвал словесное недержание и набрал номер.

– Алло, – я услышал женский голос.

– Добрый день, могу я услышать Евгению Алексеевну Ильину?

– Ильину, – довольно хмыкнул Коваль, словно фамилия – это его заслуга.

– А кто ее спрашивает? – интересуется голос.

– Евгения сегодня проходила собеседование, и ей ошибочно отказали. Хотелось бы поговорить лично, – отвечаю я.

– Секундочку, – и дальше сдавленный шепот: – Евгения Алексеевна Ильина, это тебя. Бери-бери.

Заминка, и я слышу ее голос:

– Да.

– Евгения Ильина? – уточняю, желая собраться мыслями. Зверь притих, прислушивается к ее взволнованному дыханию.

– Все верно, а вы кто? – девушка спрашивает уже уверенней.

– Я представитель компании «АвтоРокот», – я опускаю свое имя. – Вы сегодня приходили на собеседование, но произошла ошибка, и вы получили отказ. Если Вас еще интересует наше предложение…

– Конечно интересует! – она радостно перебивает. А я улыбаюсь, ее живые эмоции захлестывают и меня. – Извините, мне очень нужна работа.

– А нам очень нужны вы, – вырывается быстрее, чем я успел подумать. – Завтра ждем к девяти. Хорошего дня, – официально прощаюсь и, сбрасывая вызов, смотрю на телефон в руках.

Что я делаю остаток дня? Борюсь с собой.

Меня в прямом смысле скручивает от желания бросить все и ехать к ней.

В идеальной фантазии, конечно же, Женя меня рада видеть и не будет смотреть, как на сумасшедшего, стоит к ней приблизиться и притянуть. Да кому я вру? Вжать в себя так, чтобы услышать ее сдавленные просьбы ослабить объятия. Вдыхать запах волос, попробовать пальцами бархат кожи… Следуя своим мыслям, я поднялся, прошел несколько шагов в сторону двери и застыл напротив зеркальной поверхности.

И в таком виде я встречу свою пару? Руки так и тянутся к взлохмаченным моими же стараниями волосам, приглаживая и усмиряя. И никаких больше джемперов цвета несварения. Стягиваю и иду за сменной одеждой.

Переодевшись, заставляю себя сесть за стол и нажать, наконец, кнопку на системном блоке. Монитор загорается, раздражая заставкой…

И меня мучает страх, осязаемый и ничем не оправданный. В голове возникает миллион «а что, если…»

Нельзя было ее оставлять одну, я обязан быть рядом, обязан! Если же не смогу, то кто-то должен меня подменять. Мит! Руки тянутся к телефону. Нет, лучше переговорить с глазу на глаз.

Нервный хриплый хохот вырывается из моей груди.

Я знал в теории, что такое притяжение пар: влечение, желание оберегать. А на деле – практически, неконтролируемая жажда оградить от окружающего мира и овладеть.

Не проходит и двенадцати часов с нашей первой встречи, а я задумываюсь над тем, что Ар не так уж и гадко поступил с Лилей…

В очередной раз я вскакиваю из-за стола и расхаживаю вдоль кабинета, шумно дыша и чеканно вышагивая – однотипность занятий слегка успокаивает.

Коваль обещал найти как можно больше информации, прошло три часа, а его все нет.

Входная дверь кабинета распахивается.

– Нашел все, что смог. – Илья коротко рассказывает ничем не примечательную биографию без каких-либо неожиданных подробностей и напоследок ставит передо мной открытый ноутбук. – И главное…

– Что это? – Вопрос из разряда глупых. Я и сам прекрасно вижу, что изображено на экране: Женя в объятиях какого-то мужчины.

– Кто, – поправляет он меня, – Герман Евгеньевич Милосердов, тридцать два года, имеет славу беспринципного и довольно жестокого человека, если судить по отзывам людей, что с ним работали. Этому фото месяц, взято с профиля соцсети твоей пары, больше никаких обновлений. И вот тут обрати внимание на геолокацию, – читаю название соседнего города. – Проверял, это адрес его квартиры. Значит…

– Это значит, что она переехала, и, скорее всего, торопливо, раз нет никаких документов, кроме паспорта, что и послужило причиной отказа в работе. А главный вопрос почему? Что могло заставить девушку сорваться с места?

– Как правило, ничего хорошего, – виновато жмет плечами Коваль.

– Присмотри за ним, – я не отрываюсь от мужского лица с самодовольной улыбкой. Илье не нужно объяснять дважды, он захлопывает крышку ноутбука и покидает кабинет.

А я уступаю себе и еду к ней. Подпирая стену рядом со входной дверью в квартиру, слушаю оживленную болтовню.

Лео

Я выхожу из подъезда, убедившись, что обитатели квартиры легли спать. До этого приходилось трижды торопливо спускаться на первый этаж, все же здоровенный мужик, подпирающий стену несколько часов кряду, выглядит подозрительно.

Возвращаюсь домой, накопленная усталость давит на плечи, я не иду на прогулку, оставляя зверя запертым в человеческом теле, завтра обязательно наверстаю, – обещаю себе.

Не хочу привлекать внимание и вхожу в дом с черного входа, сразу поднимаюсь в спальню.

Не слышу и не чувствую присутствия Мита, значит, будет для племянника сюрприз ранним утром.

После прохладного душа падаю на постель и ловлю себя на том, что оставляю место в кровати для нее – моей пары, а не разваливаюсь, как обычно «звездой», закрываюсь от посторонних звуков, стараюсь уснуть, но сознание воскрешает и транслирует голос Жени, а к мягкому тембру прибавляется невероятно красивая улыбка и широко распахнутые, но не наивные темно-синие глаза.

Сам не замечаю, как проваливаюсь в сон, стараясь воскресить мельчайшие детали ее внешности.

Утро наступает слишком быстро, я и не понял, что спал – только отрубился, и уже звенит настойчивая мелодия будильника.

Умываюсь, одеваюсь и поднимаю Мита. Как и предполагал, племянник только-только лег. Ругаясь и ворча, он отшвыривает одеяло, вымещая на нем свое недовольство. Десять минут на утренние процедуры, и мы завтракаем. Я его подгоняю, мне не терпится хотя бы оказаться в одном помещении с Женей.

Женя… будто знал всю жизнь, что это имя моей пары.

– Что за спешка? – сонно возмущается Мит, глядя, как я в очередной раз поднимаю глаза на циферблат часов.

– Расскажу в машине. Переоденься, ты сегодня выходишь на работу.

– А не мог сразу предупредить? – До него не сразу доходит смысл сказанных мною слов. – В смысле «на работу»?! – откладывает вареное яйцо.

– В прямом. Ты мне нужен, все вопросы позже. Доедай, иначе опоздаешь на автобус. – Племянник не сводит с меня тяжелый взгляд. В ответ демонстрирую подобие улыбки и твердо добавляю: – Я не шучу. Через три минуты жду в машине. Брюки, рубашка, – добавляю, – ты офисный работник.

– Замечательно-то как…

Пока мы добираемся до места сбора сотрудников, я коротко пересказываю события вчерашнего дня.

– Встретил пару и молчишь? – Хмурое выражение лица Мита сменяется на привычную широкую улыбку. – Поздравляю, дядька, от души, – треплет меня по плечу.

– Молчу, и ты пока молчи.

– Но почему?

Не знаю, что и ответить.

Я сам не до конца понимаю почему. Но все инстинкты кричат об одном: утаивать, скрывать. Возможно, боюсь, вспоминая нелегкие испытания Лилии и Элеоноры. Как бы ни чтилась неприкосновенность пары, но находится тот, кого многовековое правило не волнует. А у меня как у альфы достаточно недоброжелателей, и, скорее всего, больше, чем я предполагаю.

Или, возможно, банальная ревность, инстинкт собственничества: я не готов делить внимание своей пары с кем-либо, а это неизбежно, учитывая, что мы живем в стае. Да, глупо, но ревновать не мешает тот факт, что мы еще не знакомы.

– Потому, – нахожу исчерпывающий аргумент.

– Боишься? – Мит бьет точно в цель своим вопросом.

– Не исключаю возможность, что могут воспользоваться как моей слабостью. Будет безопаснее, если пара научится мне доверять. А пока… – я протягиваю телефон, открываю сохраненные фото и информацию. – Почитай. Теперь ты ее тень. Несешь полную ответственность, когда я не смогу быть рядом.

– Мое любимое занятие – оберегать юных девиц, – хмыкает Мит, растирая щеку.

– Я знал, что ты будешь в восторге. С сегодняшнего дня ты начальник клиентского отдела, возьмешься обучать и помогать с адаптацией на новом месте. Только не спугни своим напором, будет хорошо, если она сможет увидеть в тебе друга.

– Ты хотел сказать, не очаруй? – игнорирует он мое рычание и восклицает: – Серьезно? Друга в начальнике?

– Жду вас с утра, придумай что-нибудь достоверное, почему я хочу ее видеть.

– Ясно… Все, как обычно. Мит, паши, аки пчела.

– Жужжи на остановку, – я паркую автомобиль за квартал до места и подталкиваю парня в плечо.

На территорию я въезжаю первым, автобус неторопливо прибывает через двадцать минут. Сотрудники поспешно выходят, направляются на свои рабочие места, а я наблюдаю из окна кабинета на третьем этаже, чуть раздвинув пальцами вертикальные жалюзи.

До чего докатился… прячусь… подсматриваю…

Мит, как и ожидалось, успел познакомиться с моей девочкой. Мне трудно ее называть девушкой про себя: так велика наша разница в возрасте. Она скованно ему улыбается и что-то отвечает, с такого расстояния не могу разобрать ни слова. Входят в здание, и с этого момента минуты растягиваются в часы.

Передо мной металлическая пиала с зернами кофе, не переставая я закидываю по одному, разгрызаю и тянусь за следующим, останавливаюсь, когда больше не могу найти, шаря пальцами по металлической глади.

– Присаживайся. – Голос племянника за дверью. Выхватываю из массы звуков ее частое сердцебиение и сосредотачиваюсь только на нем.

Дверь кабинета бесцеремонно распахивается, вваливается Мит с неизменной улыбкой.

– Ты хотя бы догадался изобразить субординацию, – убираю я пиалу из-под зерен со стола.

– А смысл? Уже к обеду отдел кадров разнесет интереснейшую информацию: новый начальник клиентского отдела – однофамилец генерального директора. Интриги, скандалы, расследования, – пожал плечами. – Не вижу смысла скрывать.

– Я тебя понял. Все, иди.

– Так я могу говорить, что твой племянник?

– Да, так даже лучше.

За дверью происходит что-то непонятное, слышатся возня и тихие слова благодарности, борюсь с желанием выйти.

– Евгения, тебя ждут. – Мит исчезает в приемной.

Как же я ждал этой встречи.

Звук несмелых шагов, кроткая улыбка – и мой зверь готов ползти на животе к ее ногам.

– Доброе утро, – здоровается Женя и нерешительно замирает у двери.

– Доброе утро, Евгения. – Ответ получается грубее и громче, чем я рассчитываю. – Прошу, – отодвигаю стул и замираю в ожидании.

– Спасибо, – быстрый взгляд на меня.

Плавно опускается, выпрямив спину и подняв высоко подбородок. А я не могу сдвинуться с места, понимаю, что непростительно долго стою за ее спиной, поглаживая большим пальцем мягкие каштановые пряди, что упали мне на руку. Ее запах забивает легкие, доводя и меня, и зверя до предела. Моя девочка несмело оборачивается, не понимая причину заминки.

– Прошу прощения, задумался, – отступаю на шаг, иду к своему креслу. Привычным жестом почесываю подбородок, присаживаюсь, напускаю на себя самый начальственный вид из имеющихся в арсенале: свожу брови, поджимаю губы, складываю руки на столе, переплетая пальцы в замок. Зачем я это делаю? Да просто боюсь сорваться, отшвырнуть разделяющий нас стол, подхватить Женю на руки и прижать к груди, рыча на любого, кто посмеет приблизиться. Она смотрит на меня с улыбкой, ожидая дальнейших действий и вопросов. – Не волнуйтесь, Евгения, это всего лишь небольшая беседа, – согласно кивает и продолжает прожигать темной синевой глаз. Сосредотачиваю взгляд на пальцах рук, наконец получается собраться: – Хотелось бы уточнить некоторые моменты.

– Ох, – восклицает, – мне обещали, что документы будут готовы к концу этой недели, не волнуйтесь, я действительно оканчивала университет.

– Это радует. – Ее улыбка на миг меркнет. Ударьте меня. Это радует. Надо думать перед тем, как открывать рот. – А что произошло? Кража? Потоп?

– Да, – поспешно соглашается, – украли сумку, в которой были документы и остальные вещи, на вокзале, – уточняет.

Оказывается, девочка врать совсем не умеет, не нужно использовать чутье зверя и прислушиваться к учащенному сердцебиению. Если до этого уверенно выдерживала взгляд, то с первыми же словами отвела глаза в сторону, а на скулах проступили красноватые пятна.

– Вы же обращались в полицию?

– Нет, – поспешно отвечает, и сердце грохочет.

– Почему?

– Не думаю, что мне помогут. В сумке кроме документов не было ничего ценного. Так зачем усложнять жизнь себе и другим.

Ложь… ложь… ложь… каждое слово – ложь, пропитанная страхом.

– Возможно, вы правы, Евгения. – Мне доставляет удовольствие произносить ее имя вслух.

– Простите, но я не знаю вашего имени, – произносит сконфуженно, – Дмитрий не представил, а около вашей двери нет информирующей таблички.

– Лео.

– Лео – и все? – демонстрирует неприкрытое удивление.

– А что еще нужно?

– Отчество? – спрашивает у меня.

– Поверьте, Евгения, мое имя и отчество лучше не знать. Вместе их очень трудно выговорить, я и сам иногда ошибаюсь.

Легкий смех, и улыбка украшает совершенное лицо:

– Поверьте, я готова. – Женя сконфужена своей смелостью. – В школе, где я работала, директора звали Владислав Аристархович, я неделю училась правильно произносить его отчество, а ученики называли его «Вы», – объясняет в оправдание.

– Раз вам так интересно, пожалуйста. Леопольд Максимилианович. – Реакция бесценна, хоть и предсказуема. Тонкие брови поднимаются, а губы дрожат в улыбке.

– Вы победили, Лео. Владислав Аристархович теперь занимает второе место. Вам, наверное, нелегко было в школе?

– Во времена моего детства имя было невероятно популярно, и в школе меня точно никто не дразнил. Родители предпочли домашнее обучение. – Темно-синие глаза с интересом гуляют от лица к груди, спускаясь к кистям рук. Еще немного, и она спросит, видел ли я динозавров. – Так вы работали в школе? – считаю тему исчерпанной.

– Да.

– А почему ушли?

– Так сложилось.

– Не любите детей?

– Люблю. – Взгляд становится теплее, из него уходит настороженность.

– Мало платят?

– Не много, это факт. – Сдвигается вглубь стула, бережно придерживая левую руку.

– Что это? – Не понимаю, как оказываюсь возле Жени, а мои пальцы держат локон.

– Все же не отмыла, – вытягивает прядь и пальцами правой руки перетирает и сдувает с них белую пыль, похожую на муку. – Гипс. Извините. – Частицы оседают на темный пол.

– Не страшно. – Носком ботинка размазываю по покрытию.

– Не подумайте! Я могу работать в полную силу, – протягивает левую руку и шевелит пальчиками. – Никаких затруднений. – А вот эту гамму эмоций не передать, еще мгновение, и я завою вместе со зверем. Отчаяние и тревога в голосе выбивают почву из-под ног. – Я прекрасно печатаю и одной рукой.

– Все! Хватит, – добавляю мягче. – Я не собираюсь вас выгонять, – сжимаю пальцы в кулаки и прячу руки за спину. – Не завтракали? – слышу, как урчит ее желудок. Мой вопрос удивляет.

– От вас вкусно пахнет кофе, – признается она, смутившись.

– Минуту. – Выхожу в смежную комнату, радуясь тому, что смогу отвлечься, включаю кофе-машину. Уж чего-чего, а кофе у меня в достатке. – Мясо едите? – интересуюсь, открывая небольшой холодильник.

– Ем, – тихие шаги за спиной, – если вы хотите меня угостить, то не нужно…

– Нужно. Мне не жалко, и на пустой желудок не очень приятно разговаривать, согласись? – Женю не удивляет, что я перехожу на «ты», это ведь в порядке вещей между начальником и подчиненным. – И я перекушу, – достаю тарелку с различными видами нарезки. Накрываю импровизированный стол в кабинете, а не в моей каморке, приношу две кружки кофе. – Приятного аппетита.

– И вам, – не прикасается к мясу, но напиток пьет. – У вас тут крошка, – указывает на подбородок.

– Как же я ее ненавижу, – выбираю остатки еды из бороды.

– А зачем носите? Жене нравится?

Хочется обманываться, что это не просто вежливый вопрос, а проявление интереса как к мужчине.

– Приходится. И я не женат, – добавляю, откладывая бутерброд. – Что произошло с рукой? – Массивная глиняная кружка тяжела для женских ладоней, но Женя упорно берет только правой.

– Несчастный случай, пришлось носить гипс.

Снова ложь.

– Несчастный? – сомневаюсь я в правдивости слов.

– А это имеет значение? – неожиданно вспыхивает Женя.

– А крохотный шрам возле губы тоже несчастный случай? – Кровь в секунду закипает от гнева, что кто-то посмел тронуть мою пару.

– У меня нет шрама. – Но пальчики взлетают именно к тому месту, где я вижу еле заметное уплотнение.

– Значит, мне показалось. Ты же не уроженка нашего города?

– Нет, но я здесь училась.

– Что заставило вернуться? Хочу понять долгосрочность перспектив. – Наш разговор из беседы переходит в разряд допроса, но мне необходимо узнать, что произошло там, в прошлом.

– Здесь больше возможностей.

Я смиряюсь, что правды не скажет: ложь режет слух.

– Согласен. В ближайшем будущем есть планы на замужество?

– Нет! В декрет я не уйду, не беспокойтесь. – Слова подобны удару молота: точные, агрессивные, но наполненные сожалением.

Опасения подтверждаются: моя пара бежала от мужчины.

Женя

Очередная маленькая победа – у меня есть работа.

– Женя, поторопись, нам еще Васька в сад отвести надо.

– Я помню, Ириш, помню, – борюсь с волосами. Вчера уснула с влажной головой. Ничего не остается, как собрать непослушные пряди в высокий хвост.

Выбор в одежде у меня невелик. Сбегая, я срывала с плечиков не разбирая, что попадает под руку. Хорошо, что среди того небольшого количества вещей оказались брюки, юбка до середины колена, легкий джемпер и алая рубашка с длинным рукавом – два полноценных офисных комплекта, что замечательно. Из обуви единственная пара, что сейчас на мне: удобные черные кожаные кеды с ярким замком.

– Сапоги точно придется купить, – говорит Ириша. Мы спешим по улице, подхватив за обе руки мальчишку. – Скоро похолодает. – Помогаем Васе перепрыгнуть через лужу, а он визжит от восторга.

– Нормально, октябрь точно смогу проходить, – я кутаюсь в пальто. Год назад подруга резко набрала вес, и я подобрала верхнюю и повседневную одежду из ее прежнего гардероба. – Мне о жилье нужно беспокоиться, а не сапогах.

– Не начинай старую пластинку, живи сколько нужно.

И это не пустые слова, я уверена, но не хочется обременять подругу своим присутствием.

– Хорошо, сколько нужно и поживу, – я открываю железную калитку, окрашенную в зеленый цвет. – Я здесь подожду, – остаюсь у главного входа в детский сад.

– Руку разминай, – напоминает Ира, нажимая на кнопку домофона.

Вчера ночью в домашних условиях снимали гипс, начитавшись статей в интернете, пришли к выводу, что справимся сами. Опустив руку в таз с водой, выждала больше часа, а после боролась с нескончаемыми метрами бинта, разматывая их и разрезая.

Правой рукой я растираю пальцы и кисть левой, сжимаю и разжимаю, прислушиваясь к ощущениям. Все же стоит посетить специалиста и не заниматься самолечением.

– С трудом уговорила остаться, – вздыхает подруга, вернувшись – спасли уговоры, что вечером, когда вернемся с работы, вы с Васей обязательно поиграете в гонки.

– Поиграем, конечно.

Вася стал моим единственным и самым преданным мужчиной. Все вечера мы проводим, втроем играя или за просмотром мультиков.

– Побежали, иначе автобус уедет без нас. – Ира ведет меня через дворы. – Ты запоминай дорогу, мало ли, смены не совпадут. – Я согласно мычу, надеясь втайне, что этого не случится. – Фух, – переводит она дыхание, стоит нам выйти из арки.

– Доброе утро, – мы здороваемся с обособленно стоящей группой людей рядом с остановкой.

Не проходит и минуты, как служебный автобус появляется из-за поворота, и не какой-нибудь годами убитый ПАЗик, а комфортабельный, новый, с кондиционером и мягкими креслами.

– Да, начальство нас любит. – Ира улыбается высокому парню, что пропускает нас вперед. – Спасибо, – кокетливо благодарит, берет меня за руку и увлекает вглубь салона. – Новенький, – шепчет на ухо, – не видела его раньше.

– Ир, а он не слишком молод для тебя? – не удерживаюсь и поддеваю подругу, поглядывая через плечо.

– Лишь бы не слишком старый, – отвечает она, подавляя смешок.

– Вы не против, я присяду? – Парень занимает место за нами. – Дмитрий. – Крепкая мужская ладонь протискивается между сидений.

– Ирина. – Подруга первой отвечает на рукопожатие. – Новенький?

– Да. И не абы кто, а начальник клиентского отдела, – отвечает он хвастливо и заразительно смеется.

– Жень, кажется, мы познакомились с нашим новым боссом, – хихикает Ира, толкая меня в бок, задевает травмированную руку. – Извини, – заботливо гладит по предплечью.

– Приятно познакомиться. – Я выглядываю между сидений. Слава неразговорчивой буки точно не поможет закрепиться на новой работе.

– Взаимно. – Дмитрий подмигивает, поправляет наушник и, закрыв глаза, откидывается на спинку кресла.

– Интересно, куда нашу Светочку дели… я сейчас, сплетни соберу. – Ира идет по автобусу, рассказывая новость.

Дмитрий чувствует себя прекрасно на новом месте, не теряя времени представляется сам и быстро знакомится с коллективом, занимает кабинет, а через тридцать минут, которые мне дают на адаптацию, вызывает к себе.

– Евгения, – откладывает он резюме, – мы с вами уже познакомились в автобусе, мне этого достаточно. Но нам предстоит встретиться с генеральным. Говорят, стандартная процедура знакомства с новичками. Я пойду первым, а после вы, потом поделимся впечатлениями.

Я улыбаюсь в ответ, стараясь прочитать по лицу, шутит он или нет. Делиться впечатлениями о генеральном директоре с кем-то в первый день работы в мои планы не входит.

– Хорошо.

– Идем, – встает он из-за стола и спохватывается: – Можно на ты? Мы же ровесники, к чему все это выканье?

– Я не против.

– Отлично. В моей семье не смотрят на разницу поколений, все «тыкают». Тяжело перестроиться, – пропускает вперед, придерживая дверь. Дмитрий уверенно ведет по этажам, указывая путь. – Присаживайся, – кивает на стул в приемной, а сам, минуя молодого человека – помощника, без стука входит в кабинет.

Я наблюдаю, как вытягивается лицо помощника. С закрывающейся двери он переводит взгляд на меня и торопливо вскакивает, роняя ворох бумаг. А мне почему-то хочется извиниться и за поведение Дмитрия, и за беспорядок.

– Давайте я помогу, – я собираю листы со своей стороны от стола.

– Спасибо.

– Евгения, тебя ждут. – Бодрый мужской голос доносится со спины. – Все будет отлично. – Дмитрий забирает из моих рук стопку листов и подталкивает к дверному проему.

Надеюсь, моя встреча с директором пройдет так же быстро.

– Доброе утро, – я здороваюсь и узнаю мужчину, того самого, что рассматривал меня на крыльце, его невозможно перепутать с кем-то другим. Не могу сказать, почему случайная встреча отложилась в голове. Но, кажется, пристальный взгляд черных глаз я смогу узнать из тысячи других.

– Доброе утро, Евгения, – уверенный тон и густой приятный тембр. – Прошу.

– Спасибо, – я прохожу к предложенному стулу. Впервые в жизни понимаю, что такое тяжелая аура или сильная энергетика – называйте, как хотите: меня окутывает тепло и аромат кофе, отчего вдоль позвоночника пробегают электрические разряды, приподнимая волоски на шее. Я уверенно выпрямляю спину, готовая к любым вопросам, но мужчина не торопится занять свое кресло, оставаясь у меня за спиной. Я не выдерживаю и оборачиваюсь.

– Прошу прощения, задумался. – В несколько широких шагов он доходит до своего стола. – Не волнуйтесь, Евгения, это всего лишь небольшая беседа. – Надеюсь, что дружелюбно, улыбаюсь и уверенно отвечаю на взгляд. – Хотелось бы уточнить некоторые моменты.

– Ох, мне обещали, что документы будут готовы к концу этой недели, не волнуйтесь, я действительно оканчивала университет, – торопливо заверяю я.

– Это радует. А что произошло? Кража? Потоп? – мужчина сцепляет руки в замок перед собой и подается вперед, облокачиваясь на стол.

– Да, украли сумку, в которой были мои документы и остальные вещи, – по-моему получается достоверная версия. – На вокзале.

– Вы же обращались в полицию?

– Нет.

– Почему? – Не могу понять, он раздражен или зол: за плотной растительностью на лице очень трудно разобрать эмоции.

– Не думаю, что мне помогут. В сумке кроме документов не было ничего ценного, так зачем усложнять жизнь себе и другим. – А меня пропитывает ядом страха. Какая разница постороннему человеку, обращалась я в полицию или нет? Внимательно всматриваюсь в мужское лицо, неужели знакомый Германа?!

– Возможно, вы правы, Евгения.

– Простите, но я не знаю вашего имени. – Имя должно освежить воспоминания. – Дмитрий не представил, а около вашей двери нет информирующей таблички.

– Лео.

– Лео и все? – Такое редкое имя должно было отложиться в голове.

– А что еще нужно?

– Отчество?

– Поверьте, Евгения, мое имя и отчество лучше не знать. Вместе их очень трудно выговорить, я и сам иногда ошибаюсь.

– Поверьте, я готова. В школе, где я работала, директора звали Владислав Аристархович, я неделю училась правильно произносить его отчество, а ученики называли его только «Вы».

– Раз вам так интересно, пожалуйста. Леопольд Максимилианович.

– Вы победили, Лео. Владислав Аристархович теперь занимает второе место. Вам, наверное, нелегко было в школе? – я невольно улыбаюсь.

– Во времена моего детства имя было невероятно популярно, и в школе меня точно никто не дразнил. Родители предпочли домашнее обучение. – «Сколько же ему лет?» – задаюсь вопросом. Явная седина в волосах на голове и шикарной бороде, но она не вяжется с уверенными, пружинистыми и полными сил движениями тела. – Так вы работали в школе?

Не задумываясь отвечаю на вопросы о работе в школе, отмечая про себя, что не могу назвать даже примерный возраст Лео. И чем больше сижу в мрачном кабинете, выполненном из металла и камня напротив мужчины, тем меньше что-либо понимаю. В процессе беседы меня угощают кофе и пытаются накормить, такое дружелюбие не вяжется со сосредоточенным, даже немного злым видом. Задает «неудобные» вопросы, словно знает больше, чем хочет показать, и сравнивает мои ответы с известными ему.

Когда же касается темы брака, я неосознанно вспыхиваю. Страх и боль воспламеняют за долю секунды. Лео тут же вежливо прощается и желает хорошего дня.

Рабочие дни проходят насыщенно, я изучаю регламент компании, делая важные пометки в блокноте, и осваиваюсь в программе.

Нужно отдать должное Дмитрию: первые дни работы коллектив относился к нему скептически, но парень смог доказать, что занял руководящую должность не только благодаря фамилии. О том, что Дмитрий – племянник генерального, офис сплетничал к вечеру первого дня.

К слову о генеральном, я краем глаза замечаю его мощную фигуру, входящую с улицы. Он равнодушно скользит взглядом по стойке, здоровается с девочками и, когда я уже приготовилась ответить на приветствие, отворачивается к кофе-автомату.

– Странный он какой-то. – Ира шепчет, спрятавшись за монитор. На время обучения она взяла надо мной шефство, и теперь наши рабочие места рядом.

– Почему? – Делаю вид, что подобное пренебрежение мне безразлично.

– Зачем он пьет эту дрянь?

– Кофе любит, – поднимаю глаза. Лео нажимает кнопку на панели автомата и ожидает.

– Как можно любить эту бурду? Уверена, что в его распоряжении есть кофе-машина или помощница, которая сделает нормальный напиток.

– Помощник, – поправляю.

– Тем более странный. Помощник…

Мы замолкаем, генеральный проходит мимо нас.

Когда не загружена работой и домашними заботами, я стараюсь не думать о Милосердове. Но чем ближе назначенная дата нашей свадьбы, тем сильнее душа наполняется тревогой. Кажется, что вот-вот – и Герман меня схватит за руку со словами: «Я нашел тебя, родная!»

– Женя. – Детский голос прорезается сквозь мысли.

– А, что? – Вася смотрит на меня в ожидании. – Прости, – ставлю последний кусочек паззла на место.

– Нравится? – спрашивает, а я смотрю на собранную картинку: белый автомобиль мчит по широкой дороге. – Нравится? – переспрашивает.

– Не очень. Не люблю белые машины.

Ребенок не расстроен моим ответом, быстрыми движениями разрушает и убирает в коробку фрагменты.

– А красные? У меня есть паззл с красными.

– Давай красную.

Вася радостно выбегает из кухни.

– Я просила не бегать. – Ира не успевает ухватить ребенка за попу, мальчишка с визгом проносится мимо. – Жень, – подруга садится рядом со мной и протягивает телефон. – Жень, ты же поэтому такая дерганая, да? – одними пальцами двигает смартфон еще ближе.

– Откуда? – Сразу узнаю обручальные кольца, что мы выбирали с Германом.

– Ты разместила на своей странице. – А я только замечаю под фото двух колец на атласной подушке надпись: «Не забывай о моей любви». – Женька, это же он сделал, да? Да твой Герман просто больной.

– А ты думаешь, я?! – Я отталкиваю телефон, подушечки пальцев жжет от прикосновений. – Сегодня должна была состояться наша свадьба. Регистрация через час и тридцать семь минут, – беру снова телефон, смотрю на фотографию. Я специально не упоминала, скрывала от Иры, трусливо затаилась, в ожидании, что этот день закончится. Пальцы предательски дрожат. – Это послание, Милосердов говорит, что не забыл обо мне. Ир, он меня найдет!

– Ничего подобного! Он для того и разместил фото, чтобы ты нервничала. Сама подумай, как он сможет тебя найти в другом городе? Это один случай на миллион.

– Господи. – Мои руки сжимаются на голове, взъерошивая распущенные волосы. – Мне все кажется, вот-вот – и я услышу звонок в дверь. Открою, а там он.

– Женя, – я дергаюсь от неожиданности, – давай собирать. – Передо мной ложится очередная коробка с паззлом. Вася забирается на колени, высыпает кусочки и каждый переворачивает рисунком вверх. – Помогай, – заглядывает мне в лицо. Искренний взгляд невероятных черных глаз и детская улыбка заставляют сделать вид, что все тревоги позади. Улыбаюсь, сжимаю ребенка в объятиях до настойчивого визга: – Ты меня задушишь!

– Знаешь, Вась, я бы хотела такого сына, как ты.

– Будет, – деловито сообщает.

Лео

За несколько дней я сделал месячную выручку автомату с кофе. Осознаю, что веду себя странно, но не упускаю возможность, спускаюсь в клиентский отдел, вальяжно прохожу через зал, останавливаюсь у автомата, закидываю по одной монете в прорезь, долго выбираю напиток и все для того, чтобы краем глаза наблюдать за ней.

Женя оформляет документы на груз, интересуется у своей подруги, все ли правильно она сделала, и с улыбкой отдает клиенту бланки.

Тонкие пальцы разбирают локоны, легким и уже таким привычным движением Женя перекидывает волосы на одну сторону, открывая шею. Спускаюсь взглядом по белоснежной коже, ныряя в вырез алой рубашки. Две верхние пуговички расстегнуты, ровно до границы приличия, дразня меня. Делаю глоток. Дрянь! Незаметно выплевываю обратно в стакан черную бурду, называемую кофе.

Слышу ее голос, но не могу разобрать ни слова.

Это невыносимо! Вижу ее улыбку, слышу ее запах, но не имею возможности ощутить тепло ее тела в объятиях. Да хотя бы коснуться руки, переплести наши пальцы в замок и не отпускать ни на шаг.

Во мне идет постоянная борьба между зверем и человеком. Человеческая часть понимает, что нужно только время, уверен, что смогу заинтересовать девочку. Но зверь ждать не намерен.

Мы встречаемся взглядами.

– Здравствуйте, – могу прочитать по движениям ее губ. Отвечаю кивком и улыбкой.

Это выше моих сил. Разворачиваюсь и выхожу на улицу. С момента нашей встречи я испытываю тоску-тоску, выедающую изнутри. Она притупляется лишь в одном случае: рядом с моей парой. И с каждым днем это чувство острее и острее. Не знаю, сколько еще смогу продержаться.

Мне не хватает тех редких минут, что я могу себе позволить в течение дня, и мгновений, что провожу, подпирая стену, рядом с квартирой Жени.

Я все время прогоняю в памяти наш разговор. Каждое слово, сказанное Женей, страх, исходящий от нее волнами, отчаяние, что чувствовали и зверь, и человек, останавливают меня от необдуманных поступков.

Один неверный шаг – и она плотно закроется в себе, а я не хочу видеть в ее глазах презрение и боль.

Порыв холодного ветра остужает. Зверь тянет назад, туда, где его пара – его семья. Замечаю, что все еще держу пластиковый стаканчик с кофе, спускаюсь с лестницы и выплескиваю содержимое под куст можжевельника.

– Не вкусный? – Вопрос не застает меня врасплох. Я услышал ее запах, стоило Жене распахнуть дверь.

– Отвратительный, – признаюсь честно.

– А зачем покупаете? Там же все не вкусно.

Она запахивает плотнее полы пальто. При очередном порыве ветра желтый листок, сорвавшийся с дерева, запутывается в каштановых волосах. Возможно, я слишком резко поднимаю руку, чтобы убрать его: Женя инстинктивно сжимается, словно ожидая удара, а из ее груди вырывается сдавленный всхлип. Меня же оглушает волной страха, настолько плотного, что я ловлю темные звездочки перед глазами, а сердце тонет в боли и грохочет, заглушая происходящее вокруг. Продолжаю движение рукой, аккуратно вытягиваю листок, откидываю в сторону.

– Извините.

Не знаю, это извинения за то, что она торопливо сбегает от меня, или за ее неожиданную реакцию.

– По крайней мере, она любит собак. – Мит стоит рядом и наблюдает. Из кармана пальто Женя достает пакет с кусочками хлеба. Дворняги вьются у ее ног, удивительно, но рядом со сторожкой с утра видел полные миски, а тут выпрашивают простой хлеб. – Она сегодня собирается в клинику. Мне проводить или сам?

– Сам, – сминая стаканчик, выкидываю в урну. – Фу, – срывается окрик.

Псина скачет вокруг Жени, выпрашивая очередной кусок, и задевает лапами травмированную руку. Девочка подставляет правую ладонь, пес, довольный лаской, тычется носом. После команды падает наземь и прижимает уши, а Женя смотрит на меня осуждающе.

– У тебя точно больше шансов в обличии зверя.

– Хотелось бы сказать, чтобы помолчал, но, к сожалению, ты прав. Коваль что-то еще узнал? – Племянник неохотно кивает. – Что, мне не понравится?

– В прошедшую субботу должна была состояться ее свадьба. На странице в соцсети впервые за третью неделю публикация. – Мит показывает фото, перехватываю телефон, слыша приближающиеся шаги.

– Ни на минуту не оставляй одну, понял? – Задерживаю дыхание, частица ее запаха – и я сорвусь.

– Понял. Лео, – племянник редко обращается ко мне по имени, – не нужно ее забирать.

– Ты думаешь, я без тебя этого не понимаю? – бросаю мимолетный взгляд на фотографию колец. Тело сотрясает дрожь, но не от порыва ледяного ветра: зверь берет верх над человеческой половиной, вырывается. Хорошо, что на мне джемпер, а не рубашка, она бы уже пошла по швам – сдерживаю трансформацию, подавляя инстинкты.

– Понимаешь, – Мит соглашается со мной. – Но даже сейчас в твоих глазах зверь…

– Ты не представляешь, каково это: знать, что твоя пара могла достаться другому мужчине; теряться в догадках, ведь Женя бежала от него, – со шлепком вкладываю телефон племяннику в ладонь, – это очевидно, – подхожу ближе, вплотную. Голос срывается на рычание. Мит не смеет поднять головы и смотрит себе под ноги, согласно кивая. – Я просто протянул руку к ее лицу, а она отшатнулась. Испугалась! Никакой это не несчастный случай! Когда встречу ту мразь, что посмела тронуть мою пару пальцем, а я встречу, поменяю ему руки с ногами местами. И это не фигуральное выражение.

– Ну-ну, – Коваль осторожно берет меня за локоть. – Убавь громкость, люди смотрят, – резко сбрасываю его руку. Зверь готов нанести удар, сквозь пелену гнева вижу Илью и Мита. Они отступают на пару шагов, Коваль поднимает ладони и, подавшись телом вперед, тихо, чтобы никто не расслышал, продолжает: – Сбрось оборот, ты же чертов шерстяной Халк. И без трансформации достаточно бородат и могуч, – добавляет ехидно.

– Когда-нибудь я все же выр-р-рву тебе язык.

– Я и сам в этом не сомневаюсь. Дыши, – похлопывает меня по плечу, позволяя себе сократить расстояние. – Давай поднимемся к тебе, поговорим без свидетелей. Мне есть о чем рассказать помимо несостоявшейся свадьбы.

Следую за служебным автобусом, сегодня мне представилась возможность побыть рядом со своей парой дольше, чем в предыдущие дни: никаких происшествий в стае, что требуют моего присутствия. Вливаемся в плотный вечерний поток автомобилей. Мне не удается держаться на расстоянии, но я и не стараюсь скрывать свое присутствие.

Женя выходит на одной из остановок, прячась под зонтом от мелкого дождя, спешит по тротуару, изредка оглядываясь и ускоряя шаг. Со стороны кажется, что она от кого-то бежит, но это не так: единственным врагом сейчас является только ее страх.

Паркуюсь возле клиники, Женя складывает зонт, стряхивает капли влаги и заходит внутрь. Следую за ней, в нос бьет запах антисептиков.

Не сразу могу выхватить девочку взглядом, в клинике аншлаг – наступила пора простуд.

Не подхожу, присаживаюсь на один из диванчиков, надеясь остаться незамеченным.

На мгновение отвлекает охранник, настойчиво объясняет, чтобы надел бахилы, и тут же я теряю Женю из поля зрения, вскакиваю, смотрю поверх голов, успеваю различить каскад каштановых волос, мелькнувших в дверном проеме. Спешу за ней, распахиваю дверь и врезаюсь ей в спину, обхватываю талию, придерживаю, прижимая к своей груди.

Руки с силой оплетают женское тело, притягивая еще плотнее. Даже сквозь верхнюю одежду ощущаю тепло и стискиваю до испуганного Жениного возгласа:

– Отпусти. – Голос наполнен паникой. А я не могу с собой справиться, накрываю ее ладони своими и впитываю ее прикосновения, что сравни опьянению. – Это вы?– поворачивает голову. Женя расслабляется – улыбается, но старается высвободиться из кольца рук.

– А кого ожидала увидеть? – нехотя размыкаю объятия.

– Вы забыли снять бахилы, – избегает ответа на вопрос, меняя тему.

– Так даже лучше, не промочу ноги. – Непрочный полиэтилен не выдерживает и собирается голубым цветком на носу ботинка. Дождь усиливается, ледяные капли разбиваются об асфальт, собираясь в потоки. От ударов капель по грязной воде плывут многочисленные пузыри.

– Это надолго, – обреченно произносит, наблюдая за тем, как я скачу на одной ноге, пытаясь снять бахил. – У вас резинка за шнуровку ботинка зацепилась, – указывает пальчиком на ногу. Хочется хохотать от глупости происходящего, как представлю себя прыгающим. Снять не выходит: или пальцы распухли, или я решил выставить себя еще большим идиотом. Жене надоедает смотреть на мои неуклюжие попытки, она присаживается около моих ног: – Не прыгайте. Резинка замоталась вот об эту железную штуку, – наблюдаю с высоты своего роста, как девочка мне помогает. – Вот и все, – поднимает взгляд, – сойдите с бахила, – обращается, будто к ребенку, очень несообразительному ребенку. Поднимается, выбрасывает в мусорную корзину. – Они вам малы, вот и порвались.

Такой простой жест помощи окончательно меня добивает. Понимаю, что дольше молчать нельзя.

– Идем, – подхватываю девочку на руки и сбегаю по лестнице. Склоняюсь, защищая от капель, что холодными щупальцами спускаются за шиворот пальто.

– Вы зачем? Поставьте. Да что происходит? – активно вырывается. – Спасибо было бы достаточно.

– Все правильно, не забудь меня поблагодарить. Ходить в летней обуви – верх глупости, – придерживаю за талию, чтобы не сбежала, и открываю дверь автомобиля. – Так что я помогаю избежать больного горла и температуры, – пристегиваю ремень безопасности. Быстро обхожу машину и сажусь на водительское сиденье. – Прекрати паниковать, – накрываю ладонью тонкие пальчики, что не могут справиться с замком ремня безопасности. – Я только подвезу до дома. Твоего.

– Зачем вам это?

– Ты помогла мне, я помогу тебе, – трогаюсь с места. – Как рука? Что сказал врач?

Смотрит на меня испуганным олененком, но отвечает:

– Отменили прием.

– А почему не предупредили? Нужно вернуться и пожаловаться.

– Они звонили, я трубку не успела взять. А откуда вы знаете, где я живу? – ерзает по сиденью.

– В резюме было написано, у меня хорошая память. – Да, звучит так себе, но другого варианта объяснений нет.

– Наверное, тяжело жить с такой хорошей памятью? – смотрит на мой профиль, ожидая ответа.

– Меня все устраивает. – Два квартала проводим в молчании. Останавливаюсь, помогаю отстегнуть ремень безопасности.

– Беги, пока дождь прекратился, – крепко сжимаю обмотку руля, чтобы не видеть, как Женя выходит, отворачиваюсь и наблюдаю за проезжающими мимо автомобилями.

– Спасибо, что подвезли, – придерживает дверь. Киваю, давая понять, что услышал ее. Хлопок дверью, и я разрешаю себе дышать полной грудью.

Женя

В этом году осень пришла намного раньше, чем обычно, или я отвыкла от климата этого города.

В конце рабочего дня сотрудники выходят на улицу в ожидании автобуса. Все кучкуются плотнее, порывы ледяного ветра заставляют втягивать шеи и прятать руки в карманах. Ира обнимает меня за плечи, пытаясь согреть, я всегда была мерзлячкой и остаюсь ею.

– А говорила, протянешь до конца октября, – осуждающе смотрит на мои летние кеды.

– Я надеялась.

Пальцы ног ощутимо замерзли. А в памяти воскресают другие объятия, абсолютно недопустимые, но на удивление уютные. Одергиваю себя: я сошла с ума, если в голову закралась подобная мысль. Жизнь меня определенно ничему не учит, я позволила мужчине – малознакомому мужчине – вновь решать за себя… Хотя выбора мне Лео не предоставлял. Надеюсь, это лишь вежливый жест, странный, конечно…

– Хочешь, я схожу с тобой? – Подруга предусмотрительно не упоминает о ломбарде: мы стоим в окружении коллег. Вчера вечером решила, что пришло время избавиться от часов Милосердова. Я нуждаюсь в деньгах и хочу удалить из моей жизни последнее напоминание о человеке… нет… о монстре!

– Не нужно. Забери Васька и приготовьте ужин, а я принесу к чаю что-нибудь вкусное.

– Ну смотри, – сомневается подруга, – вдруг опасно?

– Не опаснее, чем сходить в магазин. Наконец-то. – На территорию въезжает автобус. Нетерпеливо перетаптываюсь с ноги на ногу и растираю ладошками замерзшие уши.

Ира всю дорогу советует магазины с демократичными ценами на обувь, объясняет расположение отделов в торговом центре, выуживает из сумочки скидочные карты, а я тщетно борюсь с дремой, что разморила меня в мягком кресле.

Храбрость покидает сразу же, стоит Ире скрыться в арке, ведущей к детскому саду, а мне развернуться в противоположном направлении. Прошло чуть меньше месяца, как сбежала от Милосердова.

Я провела с этим человеком полгода своей жизни, но запомню его навсегда.

Острыми коготками страх царапает душу. Взываю к разуму и уговариваю себя: если бы Герман знал, где меня искать, то сразу же приехал и забрал. Или он изощренно играет, дарит иллюзию свободы… Оборачиваюсь, чувствуя на себе чужой взгляд, поднимаю воротник пальто и ускоряю шаг. «Хватит паниковать!» – приказываю себе.

Первым делом куплю сапоги, шапку и перчатки, отвлекаю себя, иначе простуды не миновать, да и вряд ли на новой работе ценятся больничные.

Нахожу нужный номер дома, вхожу в полуподвальное помещение. Почему все ломбарды находятся где-то под землей?

Моему взгляду открывается крохотная каморка, заваленная с трех сторон коробками практически под самый потолок. Засаленный деревянный прилавок, спертый воздух, тусклое освещение, словно попала в погреб.

– Есть кто? – В комнате зажигается яркий свет, ослепляя и дезориентируя.

– Добрый вечер, – грузный мужчина выходит из-за стеллажа, протискиваясь боком, – что привело красавицу к нам?

– Красавица ошибочно зашла в вашу богадельню. – За моей спиной, как по волшебству, оказывается генеральный. Он полностью заполняет собой свободное пространство. – Так ведь, красавица? – обращается ко мне. Если Лео думает, что я соглашусь, то ошибается.

– Нет, красавица не ошиблась, – поворачиваюсь обратно к толстяку так резко, что волосы взмывают в воздух.

Мужчина за прилавком смотрит на меня, поднимает голову на Лео, вновь спускается взглядом и извиняется с кривой улыбкой на губах:

– Простите, но мы не работаем.

– Как не работаете? Минуту назад работали, а сейчас нет?

Мужчина вновь смотрит поверх моей головы:

– Переучет.

– Да какой переучет? – вспыхиваю. Из-за этого бородатого громилы, что стоит за моей спиной, сложив руки на груди, я останусь без теплой обуви. Что вообще ему нужно?! Посматриваю через плечо.

– Обыкновенный, сегодня товара много приняли, даже ставить некуда. Нужно все пересчитать, – причмокивая и явно с удовольствием рассказывает работник.

Нащупываю в кармане часы, сталь холодит руку, но не смею достать и положить на прилавок. Как я смогу объяснить наличие дорогих, а главное, мужских часов? Молча разворачиваюсь и протискиваюсь между ящиками и генеральным к выходу.

– Подожди меня, – произносит он, стоит нам поравняться. Не собираюсь я никого ждать, мне срочно нужно найти другой ломбард, если не хочу больше мерзнуть. – Ясно, – произносит на выдохе. – Я вернусь через минуту, у меня к вам отличное предложение, – громко обращается к работнику ломбарда.

Каждый шаг, что я слышу за спиной, разбивает последние капли терпения.

– Что вам нужно? – останавливаюсь в узком коридоре и разворачиваюсь к мужчине лицом.

– Сейчас – чтобы ты села в машину. Я перекинусь парочкой фраз и вернусь. – Каждое слово вызывает у меня протест.

– Почему я должна это делать? Потому что вы так сказали?

– Попросил, – поправляет.

– Извините, но вне работы я не обязана вас слушать, – говорю максимально вежливо. Мужчина не выглядит злым или раздраженным, его взгляд спокоен и дружелюбен. Он подходит ко мне вплотную и склоняется к уху:

– Ты, наверное, слышала, что не так давно пропали две наши фуры с электроникой. Фуры нашли, а вот груз – нет. Те коробки, что мы с тобой сейчас видели, очень похожи на пропавший товар, – заправляет мне волосы, слегка касаясь кожи подушечками пальцев и продолжает: – Давай не будем привлекать внимание ссорой. Возможно, мы только что напали на след. Я быстро переговорю, а ты меня подождешь. Договорились?

На смену раздражению приходит стыд, заливая мое лицо пунцовой краской. Чувствую себя дурочкой… Нафантазировала, будто генеральный меня преследует, а оказалось все просто – он ищет пропавший груз.

– Договорились, – шепчу. Лео выпрямляется в полный рост, меня покидает терпкий аромат кофе. Неосознанно тянусь, привставая на носочки.

– Справишься? Женя, – на раскрытой широкой мужской ладони ключи от автомобиля.

– Да, конечно, – спохватившись, забираю брелок и поспешно иду к выходу.

Я подхожу к серебристому автомобилю, снимаю с сигнализации и вновь закрываю. Я могу подождать и на свежем воздухе, не обязательно садиться внутрь. Кручу брелок в руках. Все же Лео очень странный, вот так просто отдать ключи от дорогого автомобиля непонятно кому.

Покорно жду, не решаясь войти внутрь здания и вернуть брелок, чтобы не помешать разговору. Поглядываю на часы: прошло больше десяти минут, хочется плюнуть на свои необоснованные страхи и забраться на мягкое и теплое сиденье.

– Я ключи зачем дал? – Как человек с его комплекцией может двигаться бесшумно. – Чтобы ты мерзла под ледяным ветром? Садись, – распахивает передо мной дверь, – садись, – повторяет, теряя терпение, помогает. – Здесь кнопка автозапуска двигателя, – показывает рядом с рулем. – Нажмешь – и включится печка, ясно? – снимает пальто и кладет назад.

– А зачем вы мне все это рассказываете? – интересуюсь.

– Чтобы в следующий раз не стучала зубами, – произносит, как само собой разумеющееся. Берет мои ладони в свои и активно растирает. – Нам определенно повезло. – Горячие мужские руки продолжают согревать мои оледеневшие пальцы. – Пришлось пойти на хитрость: купить партию телевизоров и пообещать купить еще, если достанет. Осталось дождаться поставщика, а дальше уже работа Коваля: разговорит, – довольно хмыкает. – Что хотела заложить? – интересуется, не выпуская моих ладоней.

– Так, кое-что, – не свожу взгляда со смуглых мужских пальцев, что переместились с ладони к запястью и мягко гладят кожу. – Зачем вы это делаете?

– Что «это»?

– Растираете пальцы, гладите мои ладони, поправляете волосы.

– Могу и делаю. Уже согрелась, – выпускает руки. – Ты так и не рассказала, какие проблемы стараешься решить посредством ломбарда.

– А я и не собиралась рассказывать.

– Надо полагать, денежные, – откидывается на сиденье и растягивает верхнюю пуговицу рубашки. Мы продолжаем стоять возле ломбарда. – Могла бы попросить аванс.

– Не могла, я работаю только неделю.

– А ты пробовала, чтобы утверждать?

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите?

Лео поворачивает голову. Улыбается и не сводит взгляд. Рассматривает мое лицо, задерживается на губах, неопределенно жмет плечами:

– Если я скажу, ты все равно мне не поверишь.

– Я думала, что в вашем возрасте мужчины не играют в подобные игры.

– В моем возрасте, – смешливо фыркает. – Я должен испытывать чувство стыда? – говорит параллельно со мной.

– Все эти короткие фразы, многозначительные взгляды, прикосновения. – Тяжелый взгляд и гневные слова вызывают у него смех. Он приглаживает бороду и смеется еще громче, приятно так, отчего кожа покрывается мурашками. Нездоровая реакция тела злит и придает решимости. – Я не собираюсь вступать в отношения, меня не интересуют ни мимолетные, к чему не обязывающие связи, ни тем более серьезные – брак. Извините, но вы меня не привлекаете как мужчина.

– Открою большой секрет: я и сам не собираюсь вступать в брак. И интрижки также не люблю. Тебе волноваться не о чем, – все произносит с широкой улыбкой, за кустистой бородой я могу рассмотреть красивые ровные зубы. – Хочешь спор?

– Нет.

– Не отказывайся сразу. Минуту, Коваль приехал. – Рядом паркуется автомобиль. – Надеюсь, ты не станешь пугливо сбегать, мы же выяснили, что я не собираюсь предлагать тебе брак. – Легко выпрыгивает из машины, подходит к черному авто и заслоняет собой собеседника, что остается в машине. Вместо того чтобы воспользоваться моментом и уйти, смотрю на широкую мужскую спину. Лео не накинул пальто, капли дождя оставляют на светлой рубашке темные следы. Разговор не занимает и минуты.

– Так что насчет спора? – вновь садится на водительское место, стряхивая ладонью влагу с волос. – Если я угадаю, что ты хочешь сдать в ломбард, то сам эту вещь и выкуплю.

– Это какая-то игра?

– Определенно, если я буду угадывать.

– Хорошо. Но если вы ошибетесь, то не станете меня задерживать, – жму протянутую ладонь в знак скрепления договора.

– Часы, – отвечает, еще не выпустив мои пальцы. – Если быть точнее, мужские. Ну нет, Евгения, и не думай врать. Спор есть спор. – Ладонь раскрывается, приглашая.

– Откуда вы узнали? – выдаю себя.

– Часы, Женя. – Пальцы ощущают прохладу стали. – Женя, – выдыхаю, беру за ремешок и вкладываю, мужская ладонь чуть дергается, будто под тяжестью. Лео подносит их ближе к лицу, рассматривая. – Хорошие часы, о таких и мечтал. – Улыбка на миг становится злой, угрожающей. Прокрутив на пальце, склоняется ко мне, открывает бардачок и швыряет их внутрь. – Все, как договаривались, – достает из подлокотника бумажник, не глядя извлекает купюры и протягивает: – Бери, все честно. Мало? – смотрит на мое ошарашенное лицо. – Едем, сниму еще. – А все действия и слова, сказанные с металлом в голосе, меня пугают.

– Нет, хватит, – принимаю купюры и сворачиваю. – Даже не спросите, откуда они у меня? Вдруг я их украла? – Что за глупый приступ честности?

– А ты их украла? – И зачем я напросилась на ненужные вопросы. – Не отвечай, меня не интересует. Домой?

– Я сама доберусь.

– Мы же договорились. Я отгадываю, и мы продолжаем наше общение.

– Нет!

Автомобиль выезжает на проезжую часть.

– Все честно, Женя. Ты сама сказала, если ошибусь, то не буду тебя задерживать. Я отгадал, что предполагает наше дальнейшее общение. А раз мы выяснили, что интрижки и брак нам не нужны, то… – качает головой. – Бояться нам нечего.

– Нам?

– Конечно, нам, а кому же еще, – и ведь вывернул мои слова так, что не придерешься. – Если не скажешь, куда тебе нужно, отвезу домой.

– В торговый центр, – сосредотачиваю взгляд на купюрах в руках.

– Едем, – агрессивно перестраивается вправо.

Лео следует за мной и в торговый центр. Меня пугают смешанные чувства: страх, что встречу Милосердова, отступает, но зарождается тревога от близости Лео. Что нужно от меня этому мужчине?! Будто слыша мои мысли и опасения, прощается и сворачивает к продуктовому магазину.

Лео

Мит сменяет меня в магазине и провожает Женю до дома. Мое присутствие вызывает у девочки беспокойство.

Всегда думал, что я терпелив, но как же ошибался.

Девочка относится ко мне настороженно, что не удивляет. После красочного рассказа Коваля о ее бывшем все становится на свои места. Теперь у меня нет никаких сомнений, что Женя пострадала от него и бежала из города именно от него, а не по какой-либо другой причине.

Коваль разузнал не об одном «замятом» деле как на Милосердова, так и на его фирму – и из каждого он выходил свидетелем.

Женя не первая пострадавшая от жестокого обращения и рукоприкладства, но первая, кто решился и смог сбежать, а если судить по тому, что рассказала другая девушка, свои «игрушки» Милосердов просто так не отпускает.

– Чьи часы? – Я сижу на кухне в доме Коваля.

– Его. Запомни запах и можешь выкинуть, Мит их уже видел. – Сталь жжет мне пальцы, так и хочется выместить на них всю злобу, что продолжает копиться. Бросаю, зная, что реакция Илью не подведет.

– Реально выкинуть? – втягивает воздух и вертит в руках, рассматривая.

– А что ты предлагаешь с ними сделать? Хранить как память?

– Ну…

– Запомнил? Давай сюда, – прячу в карман брюк.

– А как же выкинуть?

– Передумал. Могут пригодиться. Что с зацепкой в ломбарде?

– Наши ребятки дежурят, но что-то мне подсказывает: ты счастливый владелец трех десятков телевизоров. А поставщика мы не дождемся, если там не полный идиот, конечно. Кофе?

– Кофе и что-нибудь поесть.

Коваль быстро накрывает на стол, он живет вдвоем с братом, поэтому еда простая, мужская. Мясо, отварная картошка, свежие овощи, а из соусов майонез.

– Дара про тебя спрашивает, – пододвигает ко мне хлеб.

– Пусть спрашивает, я не готов объявить о паре. Я же говорил, пока Женя не научится мне доверять, никто не должен знать, иначе не смогу ее защитить.

– Да, я помню.

Едим молча, каждый углубившись в свои мысли.

Прокручиваю события сегодняшнего дня, вспоминаю мельчайшие подробности нашего с Женей разговора, ее реакции на мои слова, действия и не понимаю, как с ней себя вести.

Радует одно: девочка не сломлена, она старается дать мне отпор, указать границы. Невероятно сильная и смелая.

– Чему улыбаешься? – Голос Коваля разрезает воспоминание.

– Радуюсь, что за сегодня не слышал ни одного анекдота в твоем исполнении.

– Кстати, – по округлившимся глазам и взмаху вилкой понимаю: зря это сказал. От очередного бенефиса меня спасает телефонный звонок, не прислушиваюсь и потягиваю кофе. – Кончилась наша спокойная жизнь, – сбрасывает вызов. – Еще одна волчица пропала.

– Может, решила отдохнуть. Сам знаешь, погуляет день-два, не первый раз.

– Это Дара, уехала к подруге и больше суток не дает о себе знать. Подруга ее проводила еще вчера вечером. – Кружка с кофе звонко ударяется о столешницу. – Ты думаешь?..

– Ничего я не думаю.

– Она не настолько глупа, чтобы искать с тобой встречи подобным образом.

– Давай не будем торопить события, в любом случае я не буду игнорировать пропажу. Что с телефоном?

– Поначалу не брала трубку, а теперь выключен.

– Собирай всех, кто свободен, начнем с подруги, а дальше… дальше будем полагаться на удачу. Пусть ищут машину. Я за Арнаром и переоденусь, встретимся через полчаса.

Ворот сорочки душит и мучает, телу хочется свободы. Меняю офисную одежду на легкую – кровь волка не дает замерзнуть, – а главное, просторную, не хочется после вынужденного оборота сверкать голой задницей.

Ар поехал отдельно: на мотоцикле мобильней. Прошерстит злачные места нашего города, побеседует с вампирским молодняком, уверен, воспоминания о поисках пары Арнара еще свежи в их головах. В те дни мы перевернули город с ног на голову несколько раз, а Ар лично вытряс душу из каждого, кто не успел скрыться в улье, но и этого оказалось недостаточно.

Илья запрыгивает на пассажирское сиденье.

– Поговаривают об охотнике. – Тяжело вздыхаю от абсурдности предположения.

– Надо пресечь панику.

Мы едем по грунтовой дороге, срезая путь к трассе.

– Нет, я понимаю, откуда ноги растут, все же вторая волчица за месяц.

– Давай и ты не будешь впадать в маразм. Все факты говорят о том, что Ирма стала случайной жертвой, охотнику не справиться в рукопашную с волчицей. А Дары не было сутки дома. Охотник… – усмехнулся.

– Я просто передал то, что слышал.

– После того, как Ивар вышел на «пенсию”» еще не встречал кого-то по-настоящему опасного, вымерло то поколение. А новому или не передали опыт, или изжили себя охотники как профессия.

– Это же замечательно. – Коваль расцветает в улыбке. Завидую черной завистью его способности: только что рассказывал страшилки об появившемся охотнике и уже улыбается – удивительная работа мозга.

Поиски начинаем от дома подруги: как и предполагал, ничего нового не узнаем. Дара собиралась возвращаться в долину, подруга проводила ее до машины и больше не видела, и не смогла дозвониться.

Прошли вторые сутки с момента исчезновения, а результат нулевой. Телефон по-прежнему отключен, с вечера понедельника волчицу никто не видел. Ар приносит также неутешительные новости: она не появлялась в местах, где могут собираться нелюди.

Радиус поиска выходит за пределы города. Отправлены по два-три оборотня на основные дороги, ведущие в город, оповещены соседние стаи…

Вскоре приходим к той же схеме, что и при поиске Лили: на одном направлении работают две команды, пока первые исследуют, вторые отдыхают.

Я уже сбиваюсь со счета, сколько облазил заброшенных зданий, оврагов, лесополос и проселочных дорог.

Настроение стаи стремительно уходит в отрицательную отметку: если в первые сутки волки позволяли себе отпускать шутки, хохмить и рассказывать байки об охотнике, то на третьи никто не желал лишний раз открывать рот.

С Ковалем работаем в паре, пришло мое время на отдых, и зверь улавливает приближение автомобиля, принимаю человеческий облик. Внедорожник несется, поднимая за собой клубы пыли, сегодня мне повезло – погода сухая, первую ночь бегали под проливным дождем.

– Не нашли, – первое, что говорит Илья, выпрыгивая с водительского сиденья. Я натягиваю свободные штаны и футболку, достаю с переднего сиденья термос с горячим кофе. – Вела и пожрать положила, в бумажном пакете.

– Не хочу, – жадно пью, все же кофе – моя зависимость.

– Знаешь, – стягивает толстовку и швыряет на заднее сиденье, – когда мы найдем Дару, я возьму отпуск. Свалю куда-нибудь на месяц, а лучше – на два. Нет, в первую очередь надеру ей задницу, а потом свалю. Чтобы ни души вокруг. Никаких ночных прогулок с голым задом по полям, сна под кустом и зеленой воды из лужи. Подумываю о фермах: мясо в достатке, молока хоть упейся, сыр, масло… а главное, нет проблем, кроме чистки загонов, – продолжает раздеваться, скидывая ботинки на коврик.

– Что ты сказал? – От моей тупости кофе идет носом, кашляю так, что выступают слезы.

– Без обид, альфа, но в отпуск я первый. Ты же без истинной никуда…

– Ключи где? – закручиваю термос.

– Да вон, на сиденье лежат.

– Садись, я знаю, где Дара. Надеюсь, что знаю, – запрыгиваю и завожу автомобиль. Как же я сразу не подумал о фермах, именно там мы проводили несколько недель каждый год, уезжали подальше от городской суеты: оставались наедине.

– Ты издеваешься? Я только разделся.

– По дороге оденешься. На фермах кто-нибудь был, там, в доме у реки? – сжимаю руль и не свожу взгляда с трассы. Надеюсь, моя догадка окажется верной.

– Не-е-ет, – слышу возню с заднего сиденья. – А ведь точно, там нет электричества, телефон зарядить нечем.

– Мы с Дарой проводили там выходные.

– Аккуратней. – Грунтовая дорога размыта, глиняные комья высохли, и машину ощутимо трясет. – Сбрось скорость, если она там, то торопиться некуда, а если же…

– Там! Надеюсь, что там.

Минут тридцать активной тряски, и наконец-то выезжаем на трассу, а к рассвету будем на месте.

– Смотри, машина. – Коваль тычет пальцем в лобовое стекло.

– Вижу. – Злость закипает, стоит мне увидеть Дару, открывающую дверь небольшого одноэтажного дома.

– Ты с ней ласковей, что ли.

Бросаю на друга раздраженный взгляд и паркуюсь.

– Доброе утро. – Волчица здоровается как ни в чем не бывало, потягивается, улыбаясь. От нее исходит запах чужого мужчины и секса. Это окончательно срывает все предохранители в голове.

– Для кого оно доброе, а для кого и нет. – Коваль идет к домику, а я остаюсь на месте, придерживаю дверь автомобиля.

– Не выспались? – Волчица интересуется невинно.

– Нет, что ты, мы прекрасно отдохнули за те трое суток, что скакали по полям, лесам и весям. – Коваль приоткрывает дверь и заглядывает внутрь дома. – Человек, серьезно?

– Ну а что такого? Кто-нибудь против? – смотрит на меня исподлобья.

– Ты удивительная дура, – подытоживает Коваль.

– Не хами, Илья, – огрызается Дара и игриво поправляет челку.

– О-о-о, так это я ласково. Ты вообще, чем думала? – подходит он ближе к волчице. – Сорок наших рыщут по свалкам и канавам, плюс соседние стаи прочесывают свои территории. У меня полная задница колючек, а она тут с человеком потрахивается.

– Все-все, я поняла, – отмахивается она. – Альфа, а ты что молчишь? – идет навстречу.

– Не забудь извиниться перед стаей, – выдавливаю сквозь зубы.

Оборачиваюсь на скрип двери, мужская голова выглядывает на улицу, задерживается на нас взглядом:

– Все хорошо? – интересуется у Дары.

– Да, все отлично, я сейчас вернусь, – приторно улыбается ему в ответ. – И все, Лео? – возвращается взглядом ко мне. – Это все, что ты хочешь мне сказать? – останавливается в двух шагах.

– Абсолютно. Хорошего отдыха. – Не такого ответа она от меня ожидала, меняется в лице, напускная веселость уступает место разочарованию. Сжимает руки в кулаки и зло пинает камень в сторону. – Поехали, – сажусь в машину, Коваль без вопросов занимает пассажирское сиденье.

– Реально, все? Ты вот так все и оставишь?

– А что я должен сделать? Пойти свернуть шею парню только лишь потому, что она захотела поиграть на моих эмоциях? Сядь за руль. – Останавливаюсь, Дара смотрит нам вслед, мы не успели отъехать от дома и на сто метров. Меняемся местами, я раскладываю сиденье и закрываю глаза. – Оповести и поблагодари всех, пусть отдыхают. – Веки смыкаются, равномерное раскачивание машины погружает в поверхностную дрему.

Несколько часов сна в машине придают телу хоть какую-то бодрость, принимаю наспех душ, переодеваюсь и еду в офис. Трое суток вдали от пары вымотали сильнее любых забегов по пересеченной местности.

Женя

Я откровенно нервничала весь вечер после случайной встречи с генеральным в ломбарде, а добрую половину ночи не могла уснуть и рассматривала узорчатые тени от гардин на противоположной стене. Одолевали мысли, и в этот раз они не касались Милосердова, все были посвящены Лео. Я до сих пор не могу понять, как он догадался, что прячу в кармане мужские часы. Остается загадкой и то, зачем он их покупал, если сразу же небрежно закинул в недра бардачка. Так не поступают с дорогими вещами. Хотя… Лео тяжело понять. Словно весь состоит из противоречий, начиная с внешнего вида, по которому невозможно определить возраст, и заканчивая манерой поведения. Я с одинаковым успехом могу утверждать, что ему не больше тридцати, а если обратить внимание на обильную седину… возможно, сорок-сорок пять.

Что бы кто ни говорил, но его внимание ко мне нельзя назвать дружеским: друзьям не гладят кисти рук, исследуя и лаская; не заправляют волосы, нежно проводя подушечками пальцев за ухом. А еще взгляд, от которого хочется укрыться: внимательный, будто никого кроме тебя не существует вокруг – это взгляд мужчины, желающего женщину.

Правильным решением будет держаться подальше от этого мужчины, да и любого другого, что я и делаю весь следующий день. Не выхожу на улицу прогуляться в обеденный перерыв, боясь случайной встречи; всматриваюсь, ожидая увидеть Лео у кофе-автомата; втягиваю голову, прячась за стойкой, стоит любому высокому мужчине пройти в наш отдел.

На второй день я облегченно выдыхаю. Но на третий вновь ощущаю себя дурочкой, крохотная часть меня испытывает отголоски досады.

– Жень, с тобой все в порядке? – Ира внимательно на меня смотрит, а я не пойму, в чем дело, что вызвало удивление. – Ты сегодня, как сурикат, туда-сюда, – изображает меня, выглядывающую из-за стойки – туда-сюда. Это какая-то гимнастика для спины? – хохочет, когда в очередной раз вытягиваю шею.

– Нет.

– Кого-то ждешь?

– Нет, с чего ты решила? Смотрю, что с погодой, и радуюсь новым сапогам.

– Женька, ты чего темнишь? – Пока нет клиентов, подкатывается на офисном кресле ко мне ближе и шепчет: – Точно все хорошо? – оглядывается и шепчет еще тише: – Ты же сегодня звонила маме, это из-за Милосердова?

– Нет, – по спине пробегает морозец, – нет, правда, – повторяю громко, утверждаясь в своих же словах.

Узнаю автомобиль, на территорию въезжает серебристый внедорожник. Машина скрывается из вида за офисным зданием, а сердце предательски громко ухает от волнения.

И опять ничего не происходит: если генеральный и приехал на работу, то ему нет никакого дела до клиентского отдела и, в частности, до меня. Надо признать, Милосердов сделал меня параноиком.

– Женя, – Дмитрий протягивает желтую папку, – минут через пять зайди ко мне в кабинет. Занесешь документы, и мы с тобой обсудим график работы. Ты уже самостоятельно справляешься, постараемся разгрузить девчат, – обращается к остальным операторам, широко улыбаясь.

– Хорошо, – беру папку и кладу рядом с собой.

– А что, он сам не мог донести? – фыркает Ира. – Тут три шага.

– Занят, – неопределенно жму плечами.

– Давай посмотрим, что там?

– Ир, ты что?

– А вдруг приказ на премию?

– Ириш, отстань, – отбиваюсь от протянутой руки. – Нельзя! Тем более ничего важного мне бы точно не доверили. И с чего вдруг премия?

– Скоро день рождения фирмы, начальство нас балует немного, но все же приятно. А какие корпоративы, да, девчат? Интересно, что придумают в этом году? – Жаркое обсуждение остудил наплыв клиентов. – Ты иди, неси «секретные материалы», пока не прорвало. К концу дня, как обычно, налетят опоздуны.

Кабинет Дмитрия находится сразу за нашим отделом, буквально за стеной, стучу и, не ожидая приглашения, вхожу:

– Вы не заняты?

Замираю на пороге: Дмитрия нет, вместо него кресло занимает Лео. Сложив руки на стол и упершись лбом в скрещенные ладони, не шевелится и не реагирует на мое появление.

Мощная фигура занимает все пространство. Мой взгляд задерживается на спине, обтянутой белой рубашкой, под тканью просматриваются тугие мышцы, они принимают явные очертания при каждом равномерном вдохе.

Несколько тихих шагов, стараюсь бесшумно оставить папку на краю стола, не сводя взгляда с всклокоченного затылка темных с проседью волос.

Протягиваю руку, кладу аккуратно папку так, чтобы не задеть спящего мужчину.

– Иди ко мне. – Не успеваю среагировать, как сильные руки обвивают талию и притягивают, аромат кофе заполняет легкие. Лео прижимается лицом к животу и продолжает сонно бормотать: – Я тосковал. Сильно. Очень сильно, – шепчет мне в ребра. Папка с документами так и остается в моей руке, вижу нечеткое отражение в стеклянной дверце шкафа: я вытянулась в струнку, приподняв руки чуть ли не над головой, чтобы не мешать. А вокруг меня обвилась мужская фигура, окутывая коконом неестественного тепла. Объятия становятся плотнее и удушающее, запрещая пошевелиться. Из сонного бормотания получается вычленить: – Я так устал… ты так вкусно пахнешь, – утыкается носом и шумно втягивает воздух. Ладонь приподнимает блузу на спине, и там, где мужские пальцы касаются моей обнаженной поясницы, ощущаю жар, он растекается от места прикосновения по телу, поднимаясь к груди, скручивается спиралью возле сердца, заставляя его грохотать, пульсируя, спускается ниже вдоль живота и бедер.

В этот момент я понимаю значение слова «обмереть»: разум протестует против происходящего, но я не могу заставить себя пошевелиться, продолжаю неподвижно наблюдать.

– Отпустите, – вырывается сдавленный писк. Вижу, как Лео отрицательно качает головой и вновь замирает, прижимаясь щекой.

– Обними меня. – Тихий бархат мужского голоса проникает под кожу. Свободная рука сама ложится на широкую спину, гладит: мышцы расслабляются под прикосновениями. «Дурдом какой-то», – вопит сознание, но пальцы закапываются в пряди жестких волос на затылке. – Как же хорошо. – Не открывая глаз, Лео поворачивает голову так, чтобы ласка не обошла вниманием виски и лицо. – Никогда не думал, что смогу испытывать подобное. Рядом с тобой проблемы теряют всякий вес. Не хочу тебя отпускать. – Мужские пальцы впиваются в кожу на моей спине. В ответ поглаживаю скулы, зачесываю пальцами со лба жесткие волосы, открывая темные густые брови, встречаюсь взглядом с карими, практически черными глазами…

– Женька! – Голос подруги пронзает затуманенные мысли, я вздрагиваю всем телом. – Э-э-э… – Подруга округляет глаза, стоя в проеме. – Извините, – выпаливает и громко хлопает дверью, выбегая в коридор.

А я словно выныриваю из сна наяву.

– Отпустите. – Со злополучной папкой в руке отодвигаю мужчину, упираясь ему в плечи. В панике задеваю Лео по лицу. – Простите, – продолжаю вырываться. Мои легкие толчки, словно шлепки ладошкой по камню, никакого вреда: звонкий звук и больно от всего лишь мне. – Пожалуйста, – молю, ощущая собравшиеся слезы в уголках глаз. Объятия размыкаются в ту же секунду, неприятная прохлада занимает место горячих прикосновений, и от этого становится еще горше. Необъяснимая тяжесть поселяется в груди, подталкивая слезы выйти наружу. – Это просили занести. – Папка срывается с угла стола, рассыпаясь девственно чистыми листами по полу. Лео откатывается на кресле, отталкиваясь ступнями, не поднимает головы, вплетая пальцы в пряди, вцепляясь и удерживая себя. Поступаю по примеру Ирины, сбегаю, громко хлопнув дверью, на мгновение подпираю ее спиной. Вхожу в клиентский отдел, сердце грохочет так, что я не слышу голосов, не слышу, как принтер печатает очередную накладную, как степлер с хрустом пробивает еще теплые листы, но различаю за ударами своего сердца глухое рычание, наполненное болью.

– Что это было? – Ира перехватывает меня за локоть и увлекает в коридор, к женскому туалету. – Вижу в окно, как наш красавчик-начальник шатается по территории, а тебя все нет и нет. Думаю, все же решила заглянуть в папку, захожу… – слушаю трескотню и стараюсь поспеть за быстрыми шагами. – Что происходит? – заталкивает меня в кабинку туалета и закрывает проход, сложив руки на груди.

– Если бы я знала. – Одинокие капли собираются в горячие дорожки на моих щеках. – Ир, я ничего не знаю… и не понимаю.

– Да что тут понимать, генеральный положил на тебя глаз. И, судя по тому, что я видела, еще и руки.

– Ну что ты смеешься? – срываюсь на подругу.

– Нет, я понимаю, мужик он в возрасте. А в остальном со всех сторон положительный. Не пьет, не курит, никто и никогда его не видел с женщиной, состоятельный. Все же сколько ему? – задумывается. – А ты что ревешь-то? Приставал, под юбку лез?

– Нет, только под блузку. – После своих же слов меня разбирает громкий смех.

– Та-а-ак, а это уже точно нервишки. Идем, чаю попьем. Освежись, умойся, я подожду, – охлаждаю ладони под ледяной водой и прикладываю к раскрасневшимся щекам. – Жень, – промакиваю слезы, стоя перед зеркалом туалета. – Женя, – поворачиваюсь к подруге. – Так это же грузовик с мужиками перевернулся, – начинает хохотать, – причем, в прямом смысле. Понимаешь, да?

Рабочий день выдался исключительно тяжелым: наплыв клиентов перед закрытием лишил последних сил. У меня не было времени анализировать произошедшее. А сейчас, сидя в мягком кресле автобуса, я воскрешаю в памяти случайную встречу с генеральным в кабинете Дмитрия. Не знаю, откуда у меня эта смелость на грани с глупостью, но после догнала Лео на выходе из офиса и попыталась расставить все точки над И.

– Извините, Лео, – вскакиваю из-за стола, торопясь нагнать мужчину.

– Да, – разворачивается он на пятках, взяв меня за локоть, отводит в сторону, – мы мешаем людям входить. И от открытых дверей дует, а ты не одета. – Лео держит пальто в руках, быстрое движение – и оно ложится на мои плечи, согревая. Я не чувствую запаха парфюма, зачем-то отмечает мозг, только кофе.

– Я бы хотела вас попросить больше так не делать, – утопаю в мужской одежде.

– Как? – Прямой взгляд заставляет опустить глаза.

– Вы же все понимаете, – снимаю пальто, аккуратно свернув, протягиваю владельцу.

– Нет, – склоняется, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Я про то, что произошло в кабинете вашего племянника. – Зачем заставляет уточнять? Упорно продолжаю держать на вытянутых руках пальто.

– Я что, должен сказать «это недоразумение»? – спрашивает уверенно и подходит вплотную. Мужские пальцы касаются моих ладоней, и Лео не торопится разрывать контакт. – Или «я обознался»?

– Нет, – потрясенно мотаю головой, глядя в черноту глаз. – Наверное… – Очередной мой выпад отбит. – Этого не повторится? – придаю голосу уверенности, но выходит нерешительно и с вопросительной интонацией.

– Не заставляй меня врать, Женя. Я обнимал тебя и все, что сказал— предназначалось именно тебе, – забирает и перекидывает пальто через правую руку. – Надеюсь, что скоро мы сможем полноценно поговорить: внесем ясность в наши… отношения. А сейчас я спешу. Проблемы с машиной, – торопливо покидает здание. Провожаю взглядом мужскую спину.

И снова противное чувство растерянности и недосказанности…В наши отношения…

Но даже приняв неправильность происходящего, частичка меня завидует его близким: Лео легко открывает свои чувства, и они мне кажутся настоящими, искренними. Как он льнул, ища поддержки – не каждый мужчина позволит себе показать слабость. На ум приходит невольное сравнение с Милосердовым: ведь его неудачи и проблемы находили выход в агрессии, и я никогда не знала, что творится в его душе, веря в умело созданную личину успеха.

Возвращаюсь в отдел и застаю оживленную беседу.

– Третья фура, – выхватываю из общего возбужденного шептания.

– Что случилось? – спрашиваю у Ирины, глядя на окруживших Дмитрия девочек.

– Очередной водитель не выходит на связь. – При оформлении на работу краем уха я слышала истории о предыдущих двух исчезновениях. – Дмитрий Викторович, а еще ничего не известно?!

– Нет, – спокойно отвечает. – Только выехали по маршруту. – Дмитрий подтверждает слова Лео и объясняет его спешку. – Не волнуйся, – обращается ко мне, – все будет хорошо.

– Я все узнала. – Ира поднимает подлокотник между сиденьями, придвигается вплотную и шепчет на ухо.

– Ты о чем? – спрашиваю я.

– О генеральном, конечно. Не женат и никогда не был. Не могу сказать, что это плюс, по крайней мере, точно нет прибабахнутых бывших жен. Детей тоже нет.

– Характер нордический, стойкий, – срывается с языка. – Ириш, ты серьезно? – оборачиваюсь и смотрю между сидений. Как обычно, за нами дремлет Дмитрий, из наушников вырывается музыка, и он с легкой улыбкой покачивает в такт головой.

– Вполне. Я что, зря в отделе кадров терлась?

– Зря, – отворачиваюсь к окну, намекая, что разговор окончен.

– Зря так зря. – Ира отодвигается и демонстративно опускает подлокотник между нами.

– Ириш, спасибо, но мне не интересно. Отношения с мужчиной – это последнее, что сейчас нужно, тем более с богатым и влиятельным, – инстинктивно сжимаюсь.

– Ты думаешь, я не понимаю?!

– Думаю, да.

Ира недовольно поджимает губы, но не обижается и придвигается ближе:

– Я все понимаю. Но мне так хочется, чтобы судьба тебе доказала существование нормальных мужиков. Не просто писюносцев…– Дмитрий сдавленно кашляет и стучит ладонью себя по груди. – Все хорошо? – поворачивается к нему Ира и участливо интересуется.

– Да, – звонко хлопает еще раз, громко кашлянув, – задремал и жвачкой поперхнулся, – поправляет выпавший наушник, возвращается в прежнюю позу.

– О чем я?

– О мужчинах, судя по всему, – настороженно посматриваю назад.

– Да, только о настоящих. Которые подают руку и…

– Милосердов очень галантен. – Фамилия Германа режет слух, а еще недавно я примеряла ее к себе. – Он всегда подавал руку, пододвигал стул и открывал дверцу автомобиля.

– Неудачный пример, – соглашается подруга.

– Да. – За толстым стеклом по небу плывут низкие тяжелые тучи. Я замолкаю, и Ира долго не нарушает тишину.

– Спорим, не угадаешь, сколько ему лет? – змеей шепчет на ухо.

– Кому? – спрашиваю безразлично.

– Ты прекрасно понимаешь, – чуть толкает в бок.

Тяжело вздыхаю и произношу:

– Сорок.

– Нет.

– Сорок два?

– Не-а, – весело протягивает.

– Сорок пять? – Я уже заинтригована.

– Нет. Пятьдесят один! Никогда бы не подумала, шикарный мужик. Ты видела его в черных брюках? Там такая… поясница!

– Ровесник моей мамы, – игнорирую остальную информацию.

– Сможешь их познакомить, вдруг заинтересуются друг другом. – Ира весело хохочет, вызывая у меня улыбку. За нами слышится сдавленное похрюкивание.

– Кто, мама?

– Ну а что, мужик отличный.

– Я бы не бралась судить человека только по внешнему виду и его пояснице.

– Большие люди не могут быть злыми, – выдает Ира «истину». – С собаками точно этот закон работает: чем мельче, тем подлее и противнее. Все вот эти – с выпученными глазами, – подруга таращит на меня глаза, а я смеюсь. – А тут, ну… наверное, дог или волкодав, что-то степенное и благородное. И старое, – хохочет, прикрываясь ладонью.

За нашими спинами Дмитрий заходится в кашле: надрывном и лающем.

– Может, водички? – Ира достает маленькую бутылку из сумки.

– Нет, спасибо. Все же проглотил жвачку, – улыбаясь, вытирает он слезы.

– Вы аккуратнее.

Дмитрий согласно кивает.

– Ир, мне кажется, он нас слышит, – произношу, убеждаясь, что начальник нашего отдела вновь включил музыку.

– Глупость, – отмахивается, но бросает настороженный взгляд. – Но мы ничего плохого не сказали. Подумаешь, задницу директорскую обсудили.

– Ир, ну хватит, – скашиваю взгляд, а улыбка предательски прилипает к губам.

– Хватит так хватит, – достает телефон, – и слова больше не ска… – резко замолкает. Заглядываю через плечо – лицо обдает волной жара. Ира листает фотографии последней нашей с Германом поездки к воде. Ведомственная турбаза на берегу моря с шикарными номерами и огромным бассейном с соленой водой. – Женечка, – подруга переводит на меня озадаченный взгляд, – он ведет твой аккаунт, – говорит мне очевидную вещь. Я осторожно беру телефон из рук и листаю фотографии. На каждой мы вдвоем и лишь на последней: я на фоне бескрайней синевы моря. Помню, как понравилась фотография Милосердову.

– Твои глаза цвета моря. – Фраза срывается с языка. Возвращаюсь, нахожу фото, где Милосердов смотрит в объектив, и в ответ гипнотизирую светлые глаза. Еще чуть-чуть – и мужские губы произнесут: «Не забывай, родная, я тебя люблю! Тогда я думала, что счастлива, и не могла и предположить, что через пару месяцев в страхе убегу от любимого человека. С усилием провожу большим пальцем, желая стереть некогда любимый взгляд не только с экрана, но и из памяти. Прикладываю подушечку пальца к сердечку под «каруселью» фотографий, сопровождая свои действия словами: – Ты бы поставила «лайк».

Как ни странно, но страх не приходит. Вглядываюсь в мужское лицо, а пустота заполняет душу. Как я могла его любить? Красивые губы изогнуты в презрительное ухмылке, жесткий взгляд и приподнятый подбородок, словно Милосердов говорит: «Вы все никто». Возвращаю телефон, погружаясь в неприятные мысли.

– Жень, сообщение пришло. От тебя! – Ира прижимает телефон к груди. – Я не буду читать.

– Читай и отвечай, – нервно глажу гладкие ногти, покрытые темным лаком, повторяя узор.

– Здоровается и узнает, как дела, – бросает настороженный взгляд, – про Васю спрашивает. Он что, прочитал нашу переписку? Что мне ответить?

– Ответь, как обычно.

– А как я обычно отвечала? – Ира листает, читая старые сообщения.

– Знаешь, в такие моменты мне кажется, что лучше вернуться.

Подруга застывает и медленно поворачивает голову.

– С ума сошла?! – громко рявкает, привлекая ненужное внимание. – Что с тобой?

– Такая пустота внутри. Словно кто-то нажал тумблер и отключил все мои эмоции. Пустота и безысходность. Это как бежать во сне: стараешься, спешишь, но не двигаешься. Проще остановиться и дать настигнуть себя чудовищу.

– Только во сне ты сразу просыпаешься, а это – явь, – делает круг указательным пальцем в воздухе. – И ты останешься с чудовищем навсегда.

Лео

Как же не хочется размыкать объятия. Ничего ценнее своей пары я никогда не держал. Женя не смеет пошевелиться, и я пользуюсь ее растерянностью. Прижимаюсь всем телом, впитывая тепло, каждая секунда дарит умиротворение, полностью заполняя уверенностью. Сейчас и не вспомню, когда последний раз испытывал подобную легкость и не только в теле: ежеминутное напряжение, превращающее мышцы в камень, исчезало от нежных прикосновений женских рук. Мысли в голове обретали ясность, разбивая накопленные годами сомнения и переживания. Это идеально! Настолько идеально, что я почти готов поступиться своими принципами…

– Я тосковал. Сильно. Очень сильно, – не узнаю свой голос. Не задумываясь, рассказываю все, что сейчас чувствую: – Я так устал… – Не знаю, как мне удается, но притягиваю девочку еще плотнее, она стоит между моих ног, вытянувшись в напряжении, а мои ноздри заполняет ее опьяняющий запах. Зверь сходит с ума от близости: воет, скулит, просит человека уступить возможность знакомства с его парой. – Ты так вкусно пахнешь, – фиксируя руками за талию и утыкаясь носом в солнечное сплетение, дышу глубоко, наполняя легкие ее запахом на будущее, впрок. Хочу ощутить мягкость ее кожи без слоя одежды, ныряю ладонью под ткань блузы, и пальцы касаются спины. Не слышу своих мыслей за мыслями зверя: «Моя… пара… семья…» – твердит и твердит не переставая.

– Отпустите. – Это не похоже даже на просьбу – мольба.

Молча качаю головой, я не могу и не хочу произносить «нет».

– Обними меня, – с трудом выговариваю слова, любой звук грозит превратиться в рычание. И девочка обнимает: одной рукой несмело проводит по шее вниз, поднимается по плечу и закапывается в волосы. Нежные пальчики массируют, оттягивая пряди и поглаживая кожу головы. – Как же хорошо. – Не открывая глаз, подставляю лицо под желанные прикосновения. – Никогда не думал, что смогу испытывать подобное. – Там, где Женя касается подушечками пальцев, ощущаю крохотные разряды тока. – Рядом с тобой проблемы теряют всякий вес. – Выматывающая гонка со временем в течение трех суток, глупая, бессмысленная выходка Дары – все это больше не приводит в бешенство, не заставляет сжимать пальцы в кулаки до хруста костяшек. – Не хочу тебя отпускать, – впиваюсь пальцами в бархатную кожу. Женя убирает волосы с моего лба, пропуская сквозь пальцы, открывая лицо. Распахиваю глаза и тону в синеве. В голове пульсирует только одна мысль: поцеловать, коснуться губами, ощутить вкус. Выпрямляю спину…

– Женька! – Громкий возглас вызывает раздражение. – Э-э-э, – противно растягивает женский голос. – Извините, – оглушающий хлопок дверью.

Женя вздрагивает, каждая мышца ее тела моментально становится натянутой. Всеми силами старается оттолкнуть, освободиться, хлопает ладошками меня по плечам, лицу.

– Отпустите. – Ее наполняет страх, а ведь я не использовал Силу зверя, не принуждал, девочка сама шагнула навстречу и испугалась своих же действий. – Пожалуйста, – шепчет с мольбой, зверь переходит на угрожающее рычание, вынуждая разомкнуть объятия. – Это просили занести, – не глядя бросает папку и выбегает из кабинета. А я не могу сдержать крик отчаяния, превращающийся в рычание зверя.

Хватаюсь за голову, ладони все еще сохраняют тепло ее тела. Выравниваю дыхание, сдерживая и загоняя зверя обратно в клетку человеческого тела.

– Ну Мит… – вместо слов хрипение. Я ведь не просил приглашать Женю, но племянник проявил инициативу, как обычно, поступил по-своему. Язык не поворачивается назвать его щенком, он с легкостью переиграет многих: слишком хитер. Не волк, а лис. В кармане брюк вибрирует телефон, звонок позволяет отвлечься: – Да, – откашливаюсь и произношу еще раз: – Да, Павел.

– Вы просили сообщать о ситуациях на дороге. Я сообщаю, – докладывает нудный голос помощника.

– Сейчас буду, – поднимаюсь по лестнице, у кабинета меня нагоняет Коваль и с лицом, полным скорби, комментирует:

– Хрен нам, а не отдых, – распахивает дверь моего же кабинета и широким жестом приглашает войти. – Пять часов назад водила должен был быть на точке, но не появился. На связь не выходит, оба телефона отключены.

– А охрана?

– Не было. Это другое направление, не через землю стаи Платова. И груз сборный: трусы, носки…

– Будем надеяться, что неудачное стечение обстоятельств.

– Не поедем проверять? – Широкая довольная улыбка озаряет лицо Ильи.

– Едем-едем, нельзя игнорировать. Ты за руль. – Улыбка Коваля сползает и передается мне. – Жди у машины.

– Хочешь на прощанье томно повздыхать у кофе-автомата?

А игнорировать болтовню друга с каждым разом становится все сложнее…

Быстро спускаюсь по лестнице, держа пальто, прохожу через клиентский отдел, отмечая, что Женя на месте. У выхода слышу ее шаги за спиной и несмелое:

– Извините, Лео.

Девочка храбро указывает мне границы дозволенного, не знаю, как у меня получается отвечать логично и, насколько возможно, нейтрально, я и сам замечаю, что окончательно перестаю держать дистанцию. Накидываю на нее свое пальто, запахивая под самый подбородок.

Противится, возмущенно снимает и вкладывает в руки верхнюю одежду. «Хватит!» – пульсирует в мозгу. Девочка точно чувствует притяжение, нужно обрисовать свои намерения, и чем быстрее, тем лучше.

– Скоро мы сможем полноценно поговорить: внесем ясность в наши… отношения, – обозначаю позицию. – А сейчас я спешу. Проблемы с машиной, – торопливо покидаю здание, оставляя Женю в полной растерянности.

Стараюсь найти удобное положение, смещаюсь чуть правее. Пять часов сидя с одной лишь остановкой, чтобы поменяться местами, дают о себе знать: ноет поясница, и, кажется, от задницы полностью отлила кровь, я ее больше не чувствую. Накопленная усталость и постоянное нервное напряжение не дают полноценно восстанавливаться организму.

Лавирую в редком потоке машин на трассе, совершенно не соблюдая скоростной режим, далеко впереди замечаю пробку, скорость потока падает. На фоне посеревшего неба различаю привлекающие внимание проблесковые маячки.

Толкаю Коваля в бок:

– Просыпайся, – отвешиваю еще один толчок. Левее от трассы виден столб черного дыма, приоткрываю окно – и в салон проникает запах гари.

– Ну, – недовольно мычит. – Что за вонь? – переводит сиденье из горизонтального положения.

– А ты не чувствуешь? Так пахнут наши сгоревшие надежды, – сворачиваю на грунтовку и обгоняю поток.

Протирая глаза, Коваль вглядывается в облако черного дыма:

– Мать… мать… твою ж мать! Хоть бы не наша. – Почерневший металлический скелет фуры хорошо различим на фоне светлого неба.

Паркуюсь на обочине, Коваль лезет на заднее сиденье, достает документы, перебегаем дорогу. Нас не допускают, после непродолжительных объяснений иду к месту пожара, глубоко втягивая все запахи. А тут настоящая каша из ядовитого зловония пластика, резины и топлива. Моментально забивает ноздри, мешая различить другие запахи.

Открытого огня уже нет, по словам очевидцев, машина выгорела за десять минут, от голого кузова поднимается столб серо-черного смрадного дыма. Радиус выгоревшего сухостоя слишком велик, не удивлюсь, если уничтожали следы.

– Точно наша. – Коваль выходит из эпицентра пожара. Ладонью стирает сажу с покореженного куска металла: – Гор-р-рячий, – с рычанием трясет ладонью, остужая. – Смотри, – подходит, демонстрируя. На номерном знаке можно рассмотреть первую букву номера и следующие две цифры.

– Что про водителя говорят?

– Сказали, видели человеческий силуэт в салоне. Машина вспыхнула, и никто не решился подойти. Вызвали ментов и пожарных, а вот, кстати, и они. – Сирены вмешиваются в общий гомон. – Вовремя, сейчас окончательно зальют следы.

– Быстро проходимся по радиусу. Отсюда и до трассы успел осмотреть, – указываю направление.

Сомнений нет, ничего нового мы не найдем. Расходимся в разные стороны, оббегаем необожженную местность. Встречаемся через минуту, и каждый из нас отрицательно машет головой. Пожарные автомобили проезжают мимо, поднимая черные клубы пыли.

– Звони юристам, узнавай, какие документы нужно сейчас заполнить и получить. – Плечи обреченно опускаются, и мы медленно идем к трассе. – А я еще раз побеседую со свидетелями, пока не разъехались окончательно.

Полчаса бесполезных расспросов. Фура стояла в стороне, что не вызвало ни у кого удивления, водитель мог заниматься ремонтом и съехал с трассы, чтобы не мешать потоку. В один момент вспыхнул прицеп, машину объяло пламенем за считанные минуты, выбрался ли водитель – неизвестно.

Никто ничего не видел. Классика.

Женя

Сегодня первый самостоятельный день на работе, мне и еще одной девочке Дмитрий поставил смену в субботу, аргументируя тем, что не семейные – можем отдохнуть и в будний день.

Спешу на остановку и ощущаю себя ребенком, которого первый раз родители отпустили в магазин одного. Волнительно и немного страшно без Иры.

– Доброе утро, – здороваюсь с коллективом.

Да… утро субботы не у всех выдалось добрым, судя по тихому ворчанию в ответ. Я подошла вовремя, как раз из-за поворота показался наш автобус.

– Эй, подождите! – Дмитрий бежит по тротуару, размахивая руками, привлекая к себе внимание. – Женя, задержи водителя. – Я остаюсь стоять на нижней ступени в ожидании. – Привет, – вваливается вместе со мной. Подхватывает за талию и легко ставит на верхнюю ступень. – Спасибо, – благодарит водителя. – Ты сегодня без подруги, можно сесть с тобой?

– Конечно. – В салоне полно пустых мест. – А вы зачем на работу в выходной день? – пересаживаюсь к окну, освобождая место у прохода.

– У меня важный проект, – снимает куртку и бросает на соседнее кресло. Автобус трогается, и парень тихо ругается, удерживая равновесие. – Приходится работать и по выходным.

– М-м-м, – многозначительно протягиваю.

– Что, не думала, что родственники директоров умеют работать? – поддевает беззлобно.

– Не знаю, – жму плечами, не желая затрагивать тему.

– Расслабься, я не обидчивый. Не снимешь пальто?

– Нет, я люблю тепло. – При моих словах Дмитрий падает на сиденье рядом со мной и начинает раскручивать спутавшиеся наушники.

– Это хорошо, что теплолюбивая, – широко улыбается. – Не люблю беспроводные наушники, – оправдывается, глядя, как я наблюдаю за его стараниями. – Я их постоянно теряю и забываю заряжать.

– Понимаю.

– Как тебе у нас, как коллектив? – Мужские пальцы ловко распутывают провода.

– Отлично. – Кажется, его не смущает моя немногословность.

– Ну-ка, скажи мне, а ты едешь на празднование? – подключает наушники к телефону.

– Что?

– Как что? Ты в какой компании работаешь? Скоро день рождения «АвтоРокот». Народ только об этом и говорит.

– Ира что-то упоминала, – вспоминаю разговор в офисе. – Сейчас все обсуждают несчастный случай, никто и не вспоминает о праздновании.

– Несчастный, – многозначительно хмыкает. – Дядька уже замотался со всеми проверками. Благо родственники погибшего – вменяемые люди, иначе погрязли бы в судах.

– Их тоже можно понять. – Мне в словах Дмитрия слышится потребительское отношение к своим сотрудникам.

Последние два дня офис так и шумит о случившемся на трассе, я часто вижу, как машина Лео въезжает на территорию, он быстрым шагом проходит до лестницы, здороваясь со мной кивком. Его взгляд хмур, а движения резки и не сдержаны. Когда Лео выбирает кофе и нажимает кнопку, автомат угрожающе раскачивается от тычка. Выпивает залпом, словно крепкий алкоголь или же противное лекарство, сминает с хрустом стаканчик и бросает в мусорную корзину у ног.

Полиция, страховая компания, трудовая инспекция, множество инстанций и комиссий могут свести с ума кого угодно, разбираясь в деталях происшествия, но даже в такой ситуации я не слышу, чтобы Лео повышал голос, его тон спокоен, хоть и не всегда дружелюбен.

– Ты думаешь, мы не понимаем? Утрату близкого человека нельзя компенсировать деньгами. Моя семья знает об этом не понаслышке. – Дмитрий ставит точку в разговоре, включая музыку, закрывая глаза и откидываясь на спинку. Еще немного рассматриваю мужской профиль, испытывая чувство неловкости после небольшой перепалки. – Я уже говорил, что не обидчивый, – произносит, приоткрывая один глаз. – Потом расскажу о случившемся.

До обеда рабочий день проходит в полной тишине, клиенты подтягиваются ближе к полудню. В перерыв выхожу на улицу подышать свежим воздухом, сегодня редкий день без противного моросящего дождя.

– Эй, привет, – треплю за ухом выбежавшего из сторожки кобеля, кличек животным никто не давал, так всех и зовут «собака». – Нет у меня сегодня ничего. – Пес тычется носом в карман, нагло обнюхивая и выпрашивая. – Ну хватит, карман порвешь. – Лениво виляя хвостами, присоединяется еще пара местных откормленных попрошаек. Гладятся об ноги, толкаясь. – Даже не смотрите голодными глазами, у вас полные миски. Да какие же вы ласковые, – присаживаюсь, глажу по горячему животу одну из них.

В привычные звуки погрузчиков, окриков работников врезается шум въезжающего авто на скорости. Черный внедорожник с характерным свистом тормозит у лестницы, ведущей в офис. Трое крупных мужчин громко хлопают дверьми и вбегают внутрь.

Возвращаюсь, с интересом поглядывая на лестницу, оставляю верхнюю одежду в комнате для персонала и на выходе сталкиваюсь с Дмитрием.

– Что происходит?

– Все нормально. Рабочее место не покидай! Ясно?

– Да.

Удивительная метаморфоза: веселый парень за мгновение превратился в мужчину, сосредоточенного и жесткого. Расхлябанная походка уступила место пружинистому шагу и коротким уверенным движениям.

– Иди в зал, – озвучивает приказ.

Послушно занимаю рабочее место, но с каждой минутой меня охватывает беспокойство. Ловлю себя на том, что бросаю встревоженные взгляды и прислушиваюсь к шагам. Те трое, что, можно сказать, ворвались на территорию, игнорируя безопасность работников и клиентов, не выглядели дружелюбными. Что им нужно?

Что происходит там, наверху?

Связано ли это с трагедией?

Минут через пятнадцать через зал пролетает Илья Коваль, сейчас я знаю имя мужчины, над анекдотом которого смеялась на лестнице.

Возвращается, указывает на меня пальцем и повторяет:

– Будь здесь. Будь здесь!

Да что происходит?!

Проходит еще двадцать минут с тех пор, как Илья, Дмитрий и та троица поднялись наверх. В том, что они приехали к Лео, сомнений быть не может. В административной части сегодня больше никто не работает.

Надя, моя напарница на сегодня, словно ничего не замечая, болтает по телефону, обсуждая планы на вечер; из разговора я понимаю, что ей не терпится сбежать с работы и воплотить мечты в реальность.

– Же-е-ня, – растягивает гласные. – Женечка. – Надя строит печальные глаза и часто-часто хлопает ресничками. – Отпусти меня, а? Мы с девочками в бар собирались, так хочется пораньше уехать. А я как-нибудь тебя заменю в другой раз. Как только попросишь, – уточняет и складывает в сумочку зеркальце и губную помаду.

– А ты не боишься уходить без разрешения? И Дмитрий еще здесь, что я ему скажу?

– Ой, да ушел он давно. Ты что думаешь, станет начальник в субботу сидеть до самого конца рабочего дня?

– Я не видела, чтобы уходил. Он не прощался.

– Давай договоримся так: если он еще на работе и вдруг спросит, где я, – Надя театрально закатывает глаза, будто этого никогда не случится, – скажешь ему правду. Мол, Надя сбежала с работы и ушла пить апероль в хорошей компании. – Девушка поднимается с кресла, не встречая моего словесного сопротивления. – И такси приехало, – выглядывает в окно, ведущее на стоянку. – Я побежала, хорошо?

– Беги…

– Вот спасибо, Женек. – Ежусь от этой вариации имени: Таня часто называла меня на мужской манер. – Все, ушла, – выкрикивает. – Все выключи, свет оставь, зайдешь к охране, скажешь – они закроют дверь. Автобус будет в восемь двадцать, – запыхавшись пробегает мимо меня уже одетая. – Целую, хорошего вечера.

– И тебе.

С уходом Нади тишину в зале нарушает только размеренная работа компьютера и мои щелчки мышью, редкие клиенты оформляют получение и в спешке уходят, а я поглядываю в окно: покинул ли черный внедорожник территорию, посетители могли выйти и через служебный вход.

Печатаю очередную накладную, замечая краем глаза трех мужчин и девушку. А ее с ними не было, когда приехали. Один из мужчин с мрачным выражением лица держит ее под локоть, прижимая к своему боку. Молчаливая процессия покидает здание, а меня раздирают волнение и любопытство.

Заканчиваю работу, выключаю компьютер, выполняя указания Нади: она была права, Дмитрий так и не вернулся. Вглядываюсь в темноту: внедорожник Лео возвышается среди малочисленных автомобилей сотрудников.

Неужели еще не собирается домой?

До автобуса пятнадцать минут. Я только взгляну, удостоверюсь, что все в порядке, и сразу уйду!

В автомате выбираю двойной эспрессо и под оглушающие удары сердца поднимаюсь по ступеням, вглядываюсь в тускло освещенный коридор второго этажа. Мрачно, будто попала в фильм ужасов. Торопливо преодолеваю последний лестничный пролет. В спешке расплескиваю горячий напиток, обжигающий пальцы, дальше иду аккуратно, не торопясь. Мои шаги устрашающе раздаются эхом вдоль длинного коридора, останавливаюсь перед распахнутой дверью в приемную. Настольная лампа освещает треть комнаты, оставляя углы в полумраке.

– Добрый вечер.

Тишина. Иду вглубь. Кабинет Лео пуст, но все говорит о том, что хозяин где-то недалеко: включенный монитор подсвечивает бумаги на столе, заставленном стаканчиками с нетронутым кофе; на спинке кресла висит пиджак. Заглядываю в смежную комнату и вздрагиваю от оповещения телефона. Смартфон глухо вибрирует, а к шуму вибрации прибавляется размеренный цокот по каменному полу. Сердце пропускает удар, и вместе с ним затихает звук, не похожий на человеческие шаги.

Шумное дыхание за моей спиной, вдоль позвоночника проступают холодные капли липкого пота. Заставляю себя обернуться, чтобы столкнуться взглядом с невероятных размеров хищником.

Не знаю, существуют ли в природе волки размером с крупного пони, но я вижу своими глазами одного из них. Зверь переминается с ноги на ногу и делает шаг ко мне.

– Привет, – произношу осипшим голосом. Господи, откуда в офисе может быть волк?! – Ты же добрый, да? – Или зверь согласно кивает, или я сошла с ума. Если Надя забыла меня предупредить о дополнительной охране, я ее прибью. Нужно лишь выжить, а после прибить. – Вот и замечательно. Можно я пройду? – В ответ на вопрос волк садится, загораживая проход мощным телом. – Ты не думай, – продолжаю разговор, – я не воровка. Вот, – приподнимаю стаканчик с кофе, – принесла твоему хозяину кофе. Хотя зачем он ему, если остается нетронутым. Ты не знаешь? Тут поставлю, хорошо? – указываю на край и стараюсь обойти животное вокруг, защищаясь столом. – Он у тебя заработался сегодня. Сложный период, понимаешь? – Зверь наклоняет голову чуть набок, прислушивается. – Проблемы. Серьезные проблемы.

Еще несколько медленных шагов – и нас разделяет хоть какая-то преграда. Волк плавно поднимается и в один прыжок оказывается на столе, нависая надо мной. Поднимаю голову, желая взглянуть зверю в глаза. Чувствую горячее дыхание волка на своей шее, ощущаю мягкий толчок мощных челюстей в ухо.

– Тише, мой хороший, тише, – медленно поднимаю ладони, выставляя перед собой. Знаю, что нельзя делать резких движений, кричать, бежать или размахивать руками, но адреналин выстреливает в кровь, и я срываюсь с места.

Лео

Я теряюсь во времени и пространстве. С обеда следующего дня, как мы с Ковалем обнаружили сгоревшую фуру, практически не выхожу из своего кабинета. Протираю штаны с рассвета и до поздней ночи, возвращаюсь домой только для физической перезагрузки.

Проверки, комиссии, родственники погибшего – нескончаемая карусель из посетителей. И сейчас я слышу женский робкий голос следующего посетителя.

– Что происходит? – распахиваю дверь, ведущую в приемную, прекращая тихую перепалку.

– Я объясняю девушке, что вы заняты, а она настаивает на встрече. – Лицо Павла покрывается красными пятнами, он нервно постукивает ручкой о стол.

– Мне правда нужно с вами поговорить. – В девушке я узнаю юную волчицу – дочь Ивана Платова, альфы соседней стаи.

– Заходи, – пропускаю в кабинет и плотно закрываю дверь. – Отец знает, что ты здесь?

– Нет! Он бы мне не разрешил приехать.

– Присаживайся, – отодвигаю стул, гадая, что привело девушку ко мне.

– Меня зовут Леся.

– Лео, – представляюсь в ответ.

– Я знаю, – произносит растерянно и замолкает. Даю ей немного времени собраться, девушка бегло осматривает кабинет.

– Что ты хотела рассказать?

– Я знаю, кто виноват в смерти той девушки. Помните, когда мы с вами встретились впервые.

– Ирмы, – называю имя.

– Ирмы, – повторяет за мной. – Это наши ребята, – выпалила и наблюдает за моей реакцией. – Они виноваты!

– Рассказывай, ты же для этого сбежала из-под наблюдения отца и приехала в наш город?

– Да, для этого! Я просто не могу больше молчать. Эта девушка – Ирма, снится практически каждую ночь. И я не могу избавиться от запаха, – растирает ладонями плечи. – Запаха смерти, – ежится и опускает голову. – Он так и стоит у меня в голове.

– Первый раз видела труп?

– Первый. Отец с рождения меня оберегает: я практически не покидаю территорию стаи и если куда-то и выезжаю, то в сопровождении; не разрешает смотреть бои, да даже тренировки. Он любит меня, защищает, – невольно хмыкаю на последнюю фразу. – Нет, правда. Тот случай был первым. – Девочка нервно доказывает свою правоту. – Хотел, чтобы я запомнила надолго…

– Я тебе верю. Расскажи, что случилось с Ирмой.

Поступаю эгоистично и вопреки всем моральным принципам: мне бы нужно сообщить Платову, что девчушка у меня. Иван сейчас должен с ума сходить, но я хочу поговорить без свидетелей. А Платов появится на пороге моего кабинета уже скоро, я в этом уверен.

– Она хотела помочь, так ребята рассказывали.

– Какие ребята?

– Вы их видели. Стас и Денис.

– А Стас с Денисом откуда узнали?

– Они там были, на месте, где ее… убили, – ресницы затрепетали, и по щекам покатились одинокие слезы. – Но они не виноваты. Честно.

– Лесь, давай по порядку.

– Громов с младшим братом – это все они. Они давно промышляют грабежом на дорогах. Через нашу трассу как раз дорога по направлению к морю, там они грабили приезжих. На стоянках или заправках, а потом Игорь придумал изображать аварию, люди останавливались помочь, ну и…

– Они забирали все ценное, – закончил мысль.

– Так случилось и с Ирмой?

– Нет. Ребятам показалось мало. Отдыхающие не возят с собой наличные деньги, а из ценностей лишь телефоны. Громовы начали грабить машины с грузом, такие большие.

– Фуры.

– Фуры. Я, когда нервничаю, забываю слова, – впервые взглянула на меня, сконфуженно улыбнувшись.

– Значит, Громов и его брат?

– Да.

– Они стали грабить водителей большегрузов.

– Да, избивали, забирали груз, прятали, а потом продавали. Через несколько недель продавали, боялись, что их поймают. А в тот вечер волчица из вашей стаи остановилась помочь. Услышала крики и съехала с трассы. – Девочка, сотрясаемая рыданиями, закрыла лицо ладонями. – Я сама видела, как ее душили, но не смогла ничего сделать, меня Денис удержал, сказал, что и с нами так же поступят, не посмотрят, что я дочь альфы.

– Ты же сказала, что видели только Стас и Денис.

– Я соврала! Меня напугали, обещали, что вы меня убьете, как только услышите правду.

– Я не убиваю глупых детей. А вы что там делали?

– Мы следили за Громовыми, нам казалось это прикольным. Какая же я была дурочка! – Девочка сжалась, сидя на стуле. – Обсуждали, смеялись, делали ставки: станут ли водители кидаться в драку или нет. Мне так стыдно. – Леся перешла на несвязанный вой. – Я не хотела, чтобы кто-то умирал.

– Выпей воды, – протянул прохладную бутылку из холодильника. Помог открутить пробку, ее пальцы ходили ходуном. – Пей. Отец тебя поэтому не привозил, когда мы встречались с твоими друзьями? Боялся, что ты проговоришься?

– Угу, – после трех глотков с силой закрутила крышку. – Папа пригрозил изгнанием, если Громовы не прекратят. Они обещали! И вот опять. Вторая смерть на их совести, я в интернете читала заметку и видела фотографию погибшего мужчины в окружении семьи. У Николая остались жена и трое детей, – назвала погибшего водителя по имени. – А они забрали отца семейства. Это же не прощается ни в нашем мире, ни в мире людей.

– Значит, ты понимаешь, что будет с вашими Громовыми?

– Понимаю. – Девочка сползла на краешек стула и сидела неподвижно.

– И все равно пришла ко мне?

– Я не могу, как они! Не могу, как отец! Даже если они моя стая, они убили, лишили жизни! А вы должны знать, должны знать родные Ирмы, они же страдают, ломают голову, за что погиб их ребенок.

Вот так и рушится иллюзия идеального мира, созданного отцом, где не только черное и белое, но есть еще и другие оттенки.

Бедный ребенок взял ответственность за взрослых на себя.

– Ты очень мудрая. Мудрее и честнее многих взрослых. Знаю, тебе от этих слов не легче, – стараюсь подбодрить ребенка. – Я должен позвонить твоему отцу. – Леся согласно кивает. – Присядь на диван, тебе там будет удобнее. Все же придется подождать.

Дочка Платова старается не шевелиться и не дышать, боясь привлечь к себе внимание. Когда слезы иссякают, она исподтишка поглядывает на меня. Изображаю рабочий процесс, но на самом же деле после короткого разговора с ее отцом прокручиваю в голове все возможные варианты нашей встречи.

Не хочется развязать холодную войну с соседней стаей, но и сделать вид, что забыл о смерти волчицы из своей, не могу, да и сам себе не позволю.

Звуки торопливых тяжелых шагов долетают до моего слуха, и девочка нервно привстает с дивана. Павла я заранее отпустил, не хотелось бы, что еще один человек случайно пострадал.

– Рокотов. – Платов выплевывает фамилию, резко распахнув дверь. – Мы же договаривались: ты не трогаешь мою стаю, не трогаешь мою дочь! – За его спиной готовые в любую секунду принять бой двое оборотней буравят меня взглядом.

– Папа. – Девчушка опережает меня и подбегает к отцу, виснет на его руке и заглядывает в лицо, ища ответного взгляда. – Я все рассказала, сама! – Мужская ладонь гладит по русым волосам, прижимая голову к груди.

– Добрый вечер, Иван, – не подхожу и не протягиваю руку для приветствия. – Твои волки могут подождать в приемной, мы поговорим, – приглашаю войти внутрь и закрыть дверь.

Больше для видимости, Платов пренебрежительно кривит губы, прекрасно осознавая, что разговор состоится, хочет он этого или нет. Короткий кивок – и оборотни закрывают за своим альфой дверь.

– Что ты хочешь от меня услышать? – усаживает дочь рядом с собой.

– А ты намерен торговаться?

– Намерен. Это мой клан, мои волки.

– А то была волчица моего клана и человек. И давно твои волки опустились до грабежа? – Как же было просто еще лет двести назад, никаких дипломатических бесед за столом – банальная драка, бой являлись решением всех проблем. – Я лично хочу присутствовать на казни.

– Казни не будет! – с глухим рычанием встречает Платов мой взгляд. – Изгнание. Это ли не смерть для волка.

– Не хочешь отбирать жизни? А что я скажу родителям убитой? Закон для всех один. Мы можем обратиться к Старейшинам кланов, и тогда пострадают не только убийцы, но и те, кто покрывал: ты и репутация всей стаи; парни – Стас и Денис… твоя дочь. – Девочка вспыхивает, не ожидал ребенок от меня предательства.

– Не смей угрожать моему потомству! – Воздух сотрясается от яростного рыка. Иван продолжает сидеть, но по поверхности стола чувствуется вибрация сдерживаемой трансформации. – Я же могу отрицать. – Леся в очередной раз удивлена реалиям взрослого мира: образ идеального отца рушится на глазах.

– Но… – Она выдыхает возмущение.

– Молчи.

– Мы всегда можем попросить кого-то из Высших вампиров посмотреть воспоминания. – Тело сводит от напряжения, а голос готов сорваться.

– Я не разрешу кровососу копаться в голове моей дочери.

– Замкнутый круг, Платов. Так к чему мы пришли?

– Пока к тому, что ты смеешь шантажировать меня дочерью.

– А мне показалось, что к смерти волчицы из моего клана, твоему укрывательству и нежеланию справедливости. Если бы ситуация была противоположной… – Выматывающий разговор пошел по второму кругу. – Со своей стороны могу сказать только одно: если Громовы не понесут наказания, я поддержу свою стаю в любом ее решении.

– Опять угрожаешь?

– Довожу до сведения. Я против конфликта, против наказания детей, что совершили глупость, но… осознанное убийство – его я не прощу. Это если не вспоминать о тех потерях, что несет моя фирма. Не стоит принимать решение на ночь глядя, Платов. Я подожду до обеда завтрашнего дня. – За стеной уже давно слышится присутствие Мита и Ильи, они меряют шагами приемную в ожидании конца разговора.

– Мое решение не изменится. Мы уходим. – Платов поднимает дочь, взяв за локоть.

– Жаль. – Больше мне нечего добавить, пальцы сжимают металлические подлокотники.

– Пап, но…

Платов ощутимо одергивает дочь за руку. Не прощаясь, покидает кабинет, и я позволяю себе расслабиться, откинувшись на спинку кресла. Правой рукой не глядя открываю заветный ящик письменного стола. Мой запас «наркотика» исчерпан. Вымещаю злость, закрывая с хлопком.

Илья влетает следом за Митом. Поднимаю в предупреждающем жесте ладонь, призывая к молчанию.

– Завтра. Все действия после ответа Платова. Я сам ему позвоню. У вас кофе есть? Нет? Идите, – рявкаю и поднимаюсь из-за стола.

– Дядька…

– Лео.

Какая синхронность.

– Завтра, – рычу и выхожу из кабинета.

Дергаю за ручку первую же дверь, закрыто. Как я мог забыть, что сегодня суббота. Приходится возвращаться в приемную и искать запасную связку, перебираю ключи, прикидывая в голове, у кого я пил вкусный кофе. Травяной чай – прохожу мимо двери; растворимая бурда – даже не задерживаюсь у следующей; бухгалтерия меня совсем пугает, пьют воду с кусками огурца. А вот у юристов может быть что-то стоящее. Открываю замок, обязательно извинюсь перед парнями за вторжение. По аромату нахожу нужный шкаф, и рот наполняется слюной.

Тонкий слух улавливает тихие осторожные шаги по коридору, зверь вскидывается, прислушивается. Это не Мит и тем более не Коваль.

К мягкой поступи присоединяется трепещущее сердцебиение. Женя!

Ключ так и остается в замке, а я иду по следу своей пары. Что она делает на административном этаже?

При мысли, что Женя пришла ко мне, потряхивает от возбуждения.

Тело сотрясает крупная дрожь, останавливаюсь, упираясь лбом в стену и справляясь со зверем. Наклоняюсь, вовремя ставлю стеклянную банку на пол, кисти рук бьет тремор. Ее сердцебиение звучит в моей голове, с каждым ударом отсчитывая последние капли выдержки.

– Черт, – сдавленно рычу. Острые когти проходят поперек деревянных панелей. Глубоко дышу: вдох и медленный выдох – и не справляюсь со зверем. Медленно он вытесняет человека, вырываясь на свободу.

– Добрый вечер. – Мягкий голос проникает в сознание. Слова моей пары служат последней каплей.

Практически не улавливаю хруст своих костей и звука разрываемых тканей. Опускаюсь на каменный пол четырьмя лапами и стряхиваю остатки одежды.

Зверь медленно, крадучись, будто на охоте, возвращает меня в кабинет.

Смотрю на хрупкую спину. Моя девочка слышит шумное дыхание, оборачивается и застывает. За ее сердцебиением я не слышу своего. Глаза Жени округляются, и она отступает.

Прикладываю максимум усилий, сдерживаю зверя, чтобы не напугал, не бросился навстречу.

– Привет. – Голос Жени садится от волнения. – Ты же добрый, да? – обращается ко мне. По привычке киваю. – Вот и замечательно. – Губы дергаются в болезненной улыбке. – Можно я пройду? – Нет, девочка. Сейчас я не намерен тебя отпускать. – Ты не думай, я не воровка. Вот, – показывает стаканчик из кофе-автомата, – принесла твоему хозяину кофе. Хотя зачем он ему, если остается нетронутым. Ты не знаешь? – Хочется ответить: «Знаю. Я его покупаю лишь для одной цели: чтобы иметь возможность быть ближе». – Тут поставлю, хорошо? – оставляет на краю и отступает за мой письменный стол. – Он у тебя заработался сегодня. Сложный период, понимаешь? – Моя пара беспокоится обо мне – мысль приятно щекочет. – Проблемы. Серьезные проблемы.

Женя думает, что незаметно увеличивает расстояние между нами. Зверь поднимается и в один прыжок приземляется на стол, переворачивая стакан, проливая. Темно-коричневая жидкость впитывается в оставленные мной бумаги. Девочка вжимает голову, и я тону в волне ее страха. Склоняюсь, утыкаюсь мордой в основание шеи – сумасшедший запах, от которого подкашиваются задние лапы. Следую выше, вдоль шеи… так хочется лизнуть… провести языком за маленьким ушком.

– Тише, мой хороший, тише, – шепчет, а голос дрожит от ужаса. Наверное, она сейчас думает, что я как минимум хочу откусить ей голову. Девичье сердце заходится в бешеном темпе.

Нет!

Только не вздумай бежать!

Женя резко бросается вправо к открытой двери.

Ну хорошо, сыграем в догонялки…

Каких усилий мне стоит неторопливо следовать за ней. Даю возможность выбежать из приемной: теряется в коридоре и тратит драгоценное время на раздумье, бросается в противоположную сторону от лестницы, попутно дергая ручку каждой двери.

А вот кабинет юристов я не успел закрыть. Банка кофе продолжает стоять на прежнем месте, клочья моей одежды и обувь разбросаны вдоль коридора.

Женя запинается о мои брюки и с глухим стоном падает на четвереньки. Резко разворачивается, ожидая моего нападения, я утыкаюсь головой в грудь и придавливаю девочку к стене.

Видят боги, не хотел я такого знакомства, не хотел.

Медленно отступаю на шаг и кладу морду на ее колени. Слушая рваное дыхание, закрываю глаза, давая понять, что не опасен.

– Господи, – шепчет она, держа руки на весу, чтобы меня не касаться. – Кому скажи, не поверят, – нервно хихикает. Тихо поскуливаю и глажусь о бок. – Ты меня точно не собираешься съесть? – Собираюсь, но не так, как ты себе это представляешь, и непросто съесть – сожрать! – Песик… да какой же ты песик, – несмело касается одной рукой моего лба. – Ты настоящий бог всех псов. Вон какой красавец, – гладит, не касаясь прижатых ушей. – Огромный, сильный, красивый и добрый, надеюсь, – быстро добавляет. – Не зря говорят, что питомцы похожи на своих хозяев. – Хочется рассмеяться, а выходят фыркающие звуки. – Разреши мне встать, – несмело шевелится, а я с силой прижимаю к полу. – Ну хорошо, посидим еще немного. А где твой хозяин, он далеко ушел? – раскачиваю мордой из стороны в сторону. – Нет, – понимает мой жест. – Это хорошо. На автобус я уже опоздала, но домой все же хотелось бы вернуться. Ира, подруга, искать будет. – Тон меняется с ласкового на взволнованный. – Подумает, что меня Герман нашел! – Резко вскидываю голову, отчего девушка дергается и ударяется затылком о стену. – Что ты разволновался? Все хорошо. – Будет хорошо, когда я ему голову откушу. – Ты удивительный, будто все понимаешь. Умный мальчик. Тише, – кладет и вторую руку и несмело закапывается в шерсть.

Женя

Огромная голова продолжает покоиться на бедрах. Мои пальцы перебирают жесткую шерсть, закапываясь и поглаживая, надеюсь, рокотание, что слышно из утробы зверя, – это от удовольствия, а не обыкновенный храп. Провожу ладонью между закрытых глаз и снова откидываюсь к стене.

Шок сошел, и я гадаю, что здесь случилось. Откуда могли взяться на деревянных панелях рядом с дверью отметины от ножа, под ними стеклянная банка с молотым кофе, разбросанная мужская одежда, о которую я и споткнулась? Кто-то мстил коллеге и растерзал запасной комплект одежды? Вселенская глупость, – вздыхаю, переминаясь с одного бедра на другое. Я не только отсидела попу, но и замерзла.

– Ты меня пойми правильно, – призываю зверя к совести, он лениво приоткрывает глаза, – у меня нет шикарной шубы, как у тебя. Я простыну… или хуже того, застыну, – ворчу себе под нос. – Несмотря на всю дрянь, что творится в моей жизни, я хочу детей. А посиделки на ледяном каменном полу грозят воспалением, – отчитываю волка, вспоминая извечные наставления бабушки о том, чтобы я не сидела на бетонном приступке у ее дома. Удивительно, но аргумент работает. Волк поднимается, выпрямляя одну лапу, а следом вторую. Выжидающе на меня смотрит. – Спасибо. – Придерживаясь за стенку, с тихим стоном встаю. – Ну вот, – опускаю взгляд на ноги. Под правым коленом запеклась кровь, двумя пальцами, медленно, с шипением сквозь зубы отдираю светлые капроновые колготки. Алые капли проступают из подсохшей ранки, и я жалобно хныкаю. Зверь виновато опускает голову.

Запомню эту субботу навсегда: сегодня я тронулась умом, случилось помутнение рассудка, да просто сбрендила, если думаю, что волк понимает меня и при этом очень по-человечески реагирует. Вздрагиваю от прикосновения, горячий язык собирает капли крови. Улыбаюсь, глядя в темные глаза зверя, никогда не встречала такой расцветки у волков. Но, надо признать, до сегодняшнего дня я и волка в живую не видела, только на экране: в передачах и фильмах.

Зверь отводит взгляд, взволнованно приподнимает уши, отвлекается на что-то, пользуясь моментом, ныряю в приоткрытую дверь кабинета. Закрываю с хлопком и мертвой хваткой удерживаю дверную ручку. Я слышала, что многие хозяева натаскивают своих питомцев на то, чтобы задерживать нарушителя и охранять, а мне совершенно не хочется сидеть на ледяном полу, уж лучше в чьем-то кабинете. Не отпуская ручки, осматриваю помещение: пять рабочих мест, два диванчика, кулер… телефон! Решаюсь разомкнуть пальцы, долго прислушиваюсь, прижавшись ухом к дверному полотну: абсолютная тишина. Подбегаю к первому столу, хватаю трубку стационарного телефона, а на этом все! Я не знаю номер Иры… разочарованно кладу на место.

Нужно выбираться с этажа и как можно скорее. Не хватало, чтобы подруга подняла шум: позвонила моей маме и привлекла ненужное внимание.

Возвращаюсь к двери, заглядываю в замочную скважину: ничего не рассмотреть, с той стороны вставлен ключ. Приоткрываю дверь ровно настолько, чтобы можно было выглянуть в коридор, но не дать возможности войти.

А там меня ждет очередной шок.

Первое, за что цепляется взгляд, это обнаженные мужские ягодицы. Лео размеренно шагает с вещами в руках и банкой кофе подмышкой, а главное, абсолютно голый.

Я не отворачиваюсь и не закрываю глаза, рассматриваю мужскую фигуру, пока подтянутые ягодицы не скрываются за дверью приемной.

– Не анализировать, – шепчу и позволяю себе сделать шаг из кабинета. – Не думать. Уходить! – Как мне кажется, мягко ступаю, бесшумно перенося стопу, уже вижу спасительный лестничный пролет, но за спиной раздается:

– Евгения? – Игриво-удивленный голос Лео заставляет остановиться. Боюсь разворачиваться и так и застываю. – Ты что так поздно на работе?

– Задержалась, – произношу очевидную вещь.

– Не очень красиво стоять спиной к собеседнику, – мельком смотрю через плечо. – Чего испугалась? Не съем же я тебя в конце концов, – хохочет, а фантазия в голове уже создает мужской обнаженный образ. – Женя… – Мне кажется или голос приближается? – Евгения?! – в шаге от меня.

– Да? – набираю полные легкие воздуха и решаюсь развернуться. Мужчина частично обнажен, на нем джинсы и не застегнутая сорочка.

Ругаясь, Лео борется с мелкими пуговицами:

– Не поможешь? – вновь провоцирует и подходит вплотную. Мои пальцы справляются ничем не лучше крупных мужских: никак не получается вдеть крохотную пуговку в петельку. – Люблю кнопки, – киваю, чуть ли не уткнувшись носом в широкую мужскую грудь, покрытую короткими темными волосками. – С ними никаких проблем. – Дыхание щекочет мой лоб. Склоняю голову, прячась, а мой взгляд скользит по груди, очерченным кубикам пресса, дорожке темных волосков и теряется у кромки пояса низких джинсов. – И снимать просто. – Губы касаются моего уха, отчего пальцы совершенно перестают слушаться, и я опускаю руки, сдавшись. – Если тебе нравится, – расправляет плечи, – могу ходить так.

Темные глаза лучатся весельем. Ощущаю горячее прикосновение ладони на плече, мужские пальцы поднимаются выше, скользят по шее, касаются затылка… еще секунда – и Лео меня поцелует.

Удары сердца заглушают панические мысли в голове, не свожу взгляда с мужских губ. Как и у всех смуглых людей, они темные – насыщенного вишневого цвета. Сильные пальцы массируют затылок, стягивая волосы до приятной боли.

– Меня ждут, – произношу на выдохе, с усилием заставляю мозг работать и придумать причину, по которой срочно нужно уйти.

– Ты совсем не умеешь врать.

Я не ожидаю того напора, с каким следует поцелуй. Лео кажется слишком степенным, его движения ленивы и тягучи, но то, как он набрасывается на мои губы, выбивает почву из-под ног. Не было пробы, не было мягкого прикосновения, он завладевает губами сразу – полностью, без молчаливого разрешения. Пригвождает меня своим телом к стене, не давая и малейшей возможности для отступления. От него исходит жар, который проникает сквозь слои одежды и впитывается, заставляя подчиниться и желать большего. Не отвлекаясь от моих губ, Лео кладет мои ладони к себе на обнаженную грудь – до чего же приятно ощущать, как сокращаются мышцы под подушечками пальцев, приходят в напряжение, стоит лишь коснуться. А горячие, пожирающие прикосновения языка к моим губам будоражат, сводят с ума, и я, того не замечая, сдаюсь: закрываю глаза и отвечаю на поцелуй. Мне требуется ощутить вкус мужчины, и желание нельзя объяснить, минуту назад я боялась этого поцелуя, а сейчас отвечаю с не меньшим напором, обвив руками сильную шею, притягивая к себе и удерживая, чтобы Лео не посмел разорвать нашу связь.

Жадные укусы с губ перемещаются влажными поцелуями по лицу, прихватывая кожу на шее, Лео с тихим рычанием проходится языком. Мои подбородок зафиксирован мужскими пальцами, горячие губы играют с ушком, лаская языком и посасывая мочку – как же приятно… Ловлю себя на мысли, что я хочу мужчину – именно этого мужчину. Мое тело откликается на него, реагирует обжигающими волнами, что накатывают, захлестывают и собираются внизу живота. Ищу опоры, впиваясь пальцами в мужскую спину. Они скользят по влажной коже, и я вцепляюсь в пояс джинсов, ныряя большими пальцами под одежду. Для меня это настоящее открытие, казалось, я никогда не смогу так открыто и жарко реагировать на кого-либо, Милосердов словно поставил блок.

Не выпуская подбородок из захвата, Лео покрывают шею влажными поцелуями, практически вылизывая, с довольным урчанием ныряя в вырез рубашки, не оставляя и миллиметра кожи без внимания. Сквозь тонкую ткань блузы его губы находят сосок, который предательски отвердевает от возбуждения, втягивает в рот вместе с одеждой, на ярко-красной ткани остаются темные влажные следы. Свожу с силой бедра – меня до чертиков возбуждает вид склонившегося к моей груди мужчины. Первый укус за ставший невероятно чувствительный сосок вырывает из груди стон, настолько громкий, что я вздрагиваю.

– Моя девочка, – шепчет Лео, обдавая влажную кожу горячим дыханием.

Сразу следует еще один укус, более грубый, но в ответ мое тело сотрясает дрожь предвкушения. Лео возвращается к моим губам, терзая и грубо проникая языком в рот, а его пальцы играют с соском, доводя до исступления: оттягивая и сжимая. Я хватаю ртом кислород, словно рыба, выброшенная на сушу.

– Помоги мне.

До меня не сразу доходит смысл слов, мужские пальцы ловко поднимают юбку, собирая к талии.

– Нет! – выкрикиваю, очнувшись. Что я делаю?! Стряхиваю мужские руки и одергиваю юбку. Господи, – хочется схватиться руками за голову. Я чуть не отдалась мужчине в коридоре офиса… в коридоре…

Лео прожигает меня взглядом, в его глазах плещется что-то первобытное, по-настоящему звериное – голод! Широко расставив ноги, фиксируя себя, он нависает надо мной, мужская грудь высоко вздымается, резко опадая, а на левой руке на застегнутой манжете висит сорочка.

Нужно быть слепой, чтобы не заметить внушительных размеров тугой член, на светлой ткани джинсов отчетливо видны следы мужского возбуждения. Отвожу взгляд, прикрывая ладонями влагу поцелуев на своей груди.

– Я отвезу тебя домой. – Слова летят мне в спину. Быстро-быстро спускаюсь по ступеням, не обращая внимания.

На ходу надеваю пальто, не застегиваю, накидываю шарф и выбегаю из здания. В последний момент вспоминаю об охране, приходится вернуться. Заглядываю в приоткрытую дверь. Парень в форме сидит перед множеством мониторов, но он не смотрит ни на один из них: его взгляд прикован к экрану ноутбука.

– Клиентский закройте, пожалуйста. – От моего голоса парень пугливо вздрагивает и закрывает крышку. – До свидания, – бросаю мимолетно, нащупывая телефон в недрах сумочки. – Привет, Ириш, – спешу по территории базы.

– Ты скоро будешь, мы ждем тебя ужинать? – На заднем фоне слышу, как ее торопит Вася.

– Мам, кушать хочу.

– Ешьте без меня, я опоздала на автобус и не знаю, во сколько вернусь.

– Как опоздала?

– А вот так. Меня поймала огромная псина в кабинете генерального и долго не хотела отпускать, – машу на прощание ребятам со склада, что вышли покурить. – Могла бы и предупредить…

– Жень, с тобой все в порядке? Если это какая-то кодовая фраза и мне надо звонить в полицию, кашляни два раза.

И действительно першит горло:

– Не нужно никого вызывать, дома все объясню, – отвечаю сдавленно, подавляя спазм.

– Точно?

– Точно, Ириш, точно. Пока, – кладу трубку и закашливаюсь. – Да что ж за день такой.

Никак не могу справиться с приступом. Не замечаю, как ступаю с ярко освещенной базы в темноту улицы. Свет фонарей падает желтыми кругами на грязный асфальт, скупо освещая тротуар. Вглядываюсь в удаляющуюся ленту дороги – ни души.

Мои шаги становятся более тихими, а движения – боязливыми, оглядываюсь и всматриваюсь в темноту: вокруг темные скелеты деревьев с редкими листьями, позади высокий бетонный забор и больше ничего. База стоит в удалении, окруженная редкой лесополосой, метрах в пятистах, а может, и больше «соседи» – цех по изготовлению наружной рекламы. Сухие листья перекатываются со зловещим шорохом по тротуару, и в этот момент я понимаю, что сглупила. Можно было заказать такси, воспользоваться предложением Лео, но не идти одной поздним вечером ожидать автобус, расписание которого и не знаешь. Возможно, последний уже ушел. Бросаю взгляд на мрачную остановку и поворачиваюсь к приветливо распахнутым воротам «АвтоРокота». Выбор очевиден.

Из темноты несется авто, слепя дальним светом. Прикрывая ладонью глаза, не хватало подвернуть ногу, попав каблуком в ямку. Иду вплотную к забору, меня пугает скорость, с какой машина мчится по пустой дороге.

Басы музыки, визг тормозов, машину кидает из стороны в сторону, водитель выравнивает и останавливает напротив меня. Делаю вид, что не замечаю, не оборачиваюсь и ускоряю шаг.

– Вечер добрый, девушка. – Распахивается пассажирская дверь. По одному звуку голоса можно понять, что его владелец опасен. – Мы в город. Хочешь, подвезем? – продолжает в наглой развязной манере. Игнорирую. – Эй! – В тоне появляется грубость. – Я с тобой разговариваю.

– Да тащи ты ее сюда. Потом наговоришься. – Слова водителя сопровождаются мерзким хохотом.

– Ты прав, Лëх. – Быстрые тяжелые шаги за моей спиной подгоняют. – Стой, – вскрикиваю от боли, обжигающей затылок. – Не ори, – снова с силой дергает за волосы.

– Не трогайте меня. – Все видео, что я смотрела по самообороне, оказались бесполезными в реальной ситуации, уроки имели общую мысль: нельзя паниковать. Но что делать, если страх тебя поглотил целиком?

– Заткнись, – дергает на себя и перехватывает предплечьем под горло, придушивая. Брыкаюсь, царапаюсь, пытаясь попасть ногтями по лицу, но я прижата к мужскому боку, хватка на горле становится ощутимее, и мое тело без усилий тащат к машине. – Лëх, открой дверь, резвая попалась.

– Ща. – Короткий комментарий, и мое тело покрывается липкими, ледяными каплями.

– Помогите! – Крик глушит широкая мужская ладонь. Я извиваюсь, стараюсь ударить мужчину по лицу затылком, топчусь по его ногам…

– Ты посмотри, – весело хмыкает он над моими пустыми попытками. От недостатка кислорода перед глазами плывут темные пятна.

– Совсем не придуши. – С этими словами меня вталкивают на заднее сиденье.

Прогорклый запах крепких сигарет врезается в легкие. Я отползаю к двери от парня, что садится вслед за мной. Хлопок.

– Ну, куда ты? – Пальцы хватают за лодыжку, подтаскивая к себе и фиксируя. Прикосновения жгут даже сквозь обувь. – Хватит брыкаться. Не обижу. – Свет в салоне автомобиля освещает блеклое лицо, вот абсолютно никакое: широкий плоский нос, не имеющий границ, такие же губы и крохотные светло-серые глаза. Выразительными можно назвать лишь шрамы – глубокие рытвины на щеках и висках. – Не нравлюсь? – зло хмыкает. – Всегда сможешь закрыть глаза. – Наблюдаю за водителем, который не торопясь обходит машину. Не хочу упустить единственный шанс на спасение, план прост: открыть дверь, хорошенько пнуть ногой того, что меня удерживает, и попытаться добежать до ворот базы. Слушаю болтовню, шаря по дверной панели в поисках ручки. – Можешь не трудиться. На твоей двери ручка отломана уже пару лет как. – Невольно оборачиваюсь, неужели не врет?! – Поехали, – хлопает он ладонью по водительскому сиденью. Нет, нет, нет! Выпрыгивать на ходу сродни самоубийству. Хотя… гадкие прикосновения к моему колену уже вызывают головокружение и спазм в желудке.

– Отпустите! – остается умолять.

– Ага, сейчас, – огрызается водитель.

– Пожалуйста! У меня есть деньги. – Вру и понимаю, что сумочка осталась валяться где-то на улице. Машина трогается, набирает скорость, от ужаса хочется кричать, реветь, скулить и проклинать всех на свете.

Водитель бьет по тормозам, не успев толком и разогнаться, меня швыряет из стороны в сторону.

– Вот мудила! – Злобный крик и хриплый звук клаксона.

– Что ему надо? – Парень со шрамами на лице протискивается между сиденьями и, прищурившись, смотрит вперед. – Твой принц, что ли? – грубо толкает меня в живот. Серебристый внедорожник перегораживает проезжую часть. – Мы и не таких мажоров обламывали. Не вздумай бежать. – Указательный палец перед моим носом, а я не свожу взгляд с высокой приближающейся фигуры. Уверена, что это не Лео… С этими мыслями вываливаюсь в резко распахнутую дверь, на которую облокачиваюсь спиной и попадаю в объятия. Объятия с ароматом кофе.

– Я говорил, что отвезу тебя домой?! – Голос Лео злой, рычащий. Но мои пальцы вцепляются в лацканы его сорочки, ища спасения. – Что за глупая выходка?! – Ответы не нужны, да и вряд ли я сейчас смогу говорить. – Женя! – рявкает прямо в ухо. – Это был первый и последний раз, когда ты пренебрегаешь своей безопасностью. – Пусть рычит, пусть кричит, но только заберет меня. – Сиди и не выходи, ясно? – Я в салоне внедорожника, широкие мужские плечи загораживают обзор. Крики и грохот: за его спиной творится что-то невообразимое. Горячие мужские пальцы ложатся на мой подбородок, поворачивая лицо: – Женя. – Ладонь Лео дрожит. – Или закрой глаза, или смотри вон туда. – Мою голову разворачивают на пустынную дорогу. – Я вернусь. – Очередной хлопок дверью, только в этот раз я остаюсь одна.

И я не поворачиваюсь, слушаюсь – на сегодня хватит необдуманных поступков.

Фары внедорожника прорезают темноту. До боли в глазах вглядываюсь в пустующую дорогу, тонущую во мраке, игнорирую выкрики, глухие удары, леденящие звуки, от которых приподнимаются все волоски на теле – словно кто-то острым ножом полосует металлическую пластину; оглушающее рычание лютого зверя и не одного… Мое тело сотрясается в испуге, а сердце грозится выскочить: хочется с силой прижать руки к груди, удерживая его на месте.

Щелчок открываемого багажника, дергаюсь всем телом от испуга, поворачиваю голову на шум.

– Я куда сказал смотр-р-реть? – узнаю голос, но он словно с наложением какого-то спецэффекта. Слова выходят рваные, резкие, вибрирующие…

– Дядька, успокойся. – Во втором мужском голосе узнаю Дмитрия. – Все же нормально.

– Нор-р-рмально? – Это не крик, это рев! – Я с тобой дома поговорю, Мит. – Звук разрываемой ткани, шуршание бумаги и целлофана, я так и не смею пошевелиться, смотрю вперед, часто-часто моргая. – Иди, вызови кого-нибудь, что ли… Константина не забудь, пусть поможет затереть.

– Жень, ты как? – интересуется Дмитрий.

Приходится откашляться и сглотнуть тугую слюну, чтобы получилось выговорить:

– Хорошо.

– Иди, сказал!

Очередной хлопок багажником. Лео садится вперед, кидает мою сумочку на пассажирское сиденье и шумно выдыхает. Мы оба продолжаем сохранять молчание: плечи Лео поникают, а голова практически ложится на грудь. Наблюдаю, страшась нарушить тишину, дышу поверхностно, часто и тихо-тихо. Звуки скрежета и тихие поскуливающие стоны доносятся сквозь закрытые стекла автомобиля.

– Я просил не смотреть, – слышу, стоит мне повернуть голову.

А я не могу отвести взгляд. В куче металлолома невозможно узнать автомобиль: его словно пропустили через мясорубку или пожевали и выплюнули. Дмитрий неторопливо ходит кругами, собирая с проезжей части куски металла, скидывая в одну кучу, обнаженный торс окружен облаком пара, парень плечом держит телефон, не придавая значения минусовой температуре и творящемуся хаосу вокруг, разговаривая с кем-то. Я не сразу понимаю, что эта картинка ужаса отдаляется от меня, а мы едем. Внедорожник хищно набирает скорость, выдавая в водителе раздражение.

– Что произошло с машиной? – смотрю в затылок водителя, мне не видно его лица, но пошевелись я сейчас, и Лео сорвется. Волны злости и напряжения накатывают одна за одной.

– Столкновение на большой скорости.

– С кем?

– С чем. – Автомобиль входит в поворот на скорости, и меня прижимает к двери. – С бетонной стеной. – Голос слишком ровный и безэмоциональный.

– Они живы?

– Они живы?! – Зря я это спросила. – Живы?! – переспрашивает. Вдавливает педаль тормоза до полной остановки и поворачивается ко мне. – Тебя это волнует?!– В свете фонаря темные глаза отсвечивают желтоватым, придавая лицу звериные черты лица. – Живы! – отвечает, не дождавшись моей реакции.

Крик был последней каплей для моей уставшей психики:

– Не нужно на меня кричать! – визгливо отвечаю. – Вот не нужно! Я… мне… я и без ваших криков пережила сегодня слишком много. И не виновата, что какие-то уроды хотели меня изнасиловать! – От осознания этого становится совсем тошно. – Еще вы! Ваш питомец!

Не могу совладать с мыслями и эмоциями, хлопаю и хлопаю ладонью по сиденью, мои плечи сотрясает, а я и слова не могу вымолвить, захлебываясь слезами. Лео прикрывает глаза, кривится, глядя на меня и отворачивается. Его реакция задевает меня еще больше, и к потоку слез прибавляются мои подвывания.

– Да как же так получается?

Несмотря на то, что мы стоим посреди проезжей части, Лео выходит из машины и садится рядом со мной. По-хозяйски собирает меня в охапку и перетягивает на колени, прижимая к себе с силой.

– Что… что получается? – ощущаю защищенность и уют – эти чувства давно мной забыты. Кажется, я улыбаюсь сквозь слезы.

– Вот это, – чуть подбрасывает в руках. – Я собирался ругать тебя, что не послушала, не подождала… а теперь что?

– Что? – глупо переспрашиваю.

– Ничего, – рычит поверх головы. Откидывается на спинку сиденья, распластывая меня по себе и утыкается носом в макушку. – Надеюсь, ты поняла, что глупо так поступать? Если я говорю, что отвезу тебя, значит, отвезу, и не нужно выдумывать в своей голове что-то и бежать от меня. Сегодня повезло, что это были просто люди… – Он замолкает, не договорив.

– Зачем вам это? Зачем меня куда-то отвозить, подвозить. Все эти ваши игры, какие-то намеки, беспокойство за мою судьбу…

– Затем, что я хочу. Хочу заботиться о тебе. – Мужские губы своим движением щекочут волоски на голове. – Беспокоиться. Надевать пальто, когда холодно. Держать в объятиях. Я много чего хочу делать с тобой и вместе с тобой. – Каждое слово, сказанное хриплым шепотом, похоже на правду. Губы целуют мой висок, щекоча и царапая жесткой бородой.

– Я не понимаю, – упираюсь ладонями в мужскую грудь, обтянутую черной футболкой. – Почему? – Зачем я это спрашиваю? Что я хочу услышать?

– Ты моя пара. – Мужской голос смешивается со звуком клаксона, мимо проносится пустой автобус.

– Что? – Произнесенные слова кажутся мне бессмыслицей.

Лео игнорирует вопрос:

– Садись вперед и пристегивайся, – помогает перебраться на переднее пассажирское сиденье и занимает водительское.

Я замечаю свое отражение в зеркале заднего вида: тушь стекает черными полосами по щекам, раскрасневшийся нос и припухшие глаза. Если вернусь домой в таком виде, Ира не успокоится, пока не выпытает все подробности. А говорить, вспоминать, обсуждать мне совершенно не хочется.

Не отрываясь от дороги, Лео склоняется к бардачку, открывая:

– Там есть салфетки.

– Спасибо, – достаю из сумочки зеркало и принимаюсь убирать следы косметики, а главное, истерики. С силой тру губы, щеки там, где касалась мужская ладонь, пропахшая табаком. – Спасибо за все, – благодарю, возвращая салфетки на место.

– Пожалуйста. По-другому просто не может быть.

– Вы опять начинаете говорить какими-то загадками, – изредка поднимаю взгляд на профиль машины.

– Никаких загадок. Ты мне нужна. Я это озвучиваю прямо и открыто. – А я стараюсь заглянуть в лицо мужчины, что сосредоточен на дороге. Прочесть хоть какую-нибудь эмоцию, уловить. – И перестань мне выкать, только не нужно упоминать о моем возрасте. Все не так просто, как может казаться.

– А что тут сложного? Вы старше меня почти вдвое. – На мне сказался стресс всего дня, и этот разговор загадками не пугает. Меня вообще присутствие этого мужчины рядом не пугает. Скорее всего, устав бояться, я подсознательно ищу защиты у того, кто сильнее меня… намного сильнее.

– Ты веришь в богов? – Вот разговора о религии я ожидала в последнюю очередь.

– Наверное. Да, – соглашаюсь с мыслью в голове. – Безусловно, кто-то должен быть кроме нас, кто-то сильнее и умнее, хотя иногда я в этом сомневаюсь.

– Не сомневайся, – ожидаю продолжения, но Лео замолкает, а мы въезжаем в черту города. – Я предлагаю тебе свою защиту, – говорит просто. – Свой дом. Возможность пользоваться всем, что у меня есть или может потребоваться.

– Вы меня хотите купить? – первое, что приходит в голову.

За всю дорогу Лео впервые смотрит мне в глаза. Чернота глаз обжигает и затягивает.

– Тебе действительно может показаться, но это не так. Рано я начал этот разговор, – недовольно рыкает себе под нос. – Знай одно: я никогда не сделаю тебе больно. Никогда, – повторяет, не сводя с меня взгляд. Паркует машину у подъезда и выходит вслед за мной.

– Не нужно беспокоиться, здесь со мной ничего не случится. – Игнорирует мое замечание, подхватывает под локоть и ведет на пятый этаж, останавливается напротив квартиры и ждет, пока я достану ключи. – Спасибо.

– Я подожду, пока ты зайдешь, – и действительно ждет.

Открываю дверь, вхожу внутрь квартиры:

– До свидания.

На площадке опять кто-то выкрутил лампочку, и свет проникает с нижнего этажа сквозь лестничные пролеты, подсвечивая мужскую фигуру снизу, делая ее еще внушительней. Закрываю дверь и прижимаюсь к глазку: продолжает стоять.

– Женя, наконец-то! Я собиралась звонить кому-нибудь. – Ира шепчет, снимая с меня пальто.

– Все хорошо, Ириш, – кладу сумочку и снимаю сапоги, а когда Ира скрывается в кухне, вновь смотрю, но уже на опустевшую площадку.

Лео

У меня еще трясутся руки, когда я сажусь за руль – и это не от приближающегося оборота, зверь сейчас как никогда спокоен, он наконец познакомился со своей парой, защитил, выместил злость, а меня просто трясет от переполняющих человеческих эмоций.

Самая яркая из них – страх!

Всем телом чувствую присутствие Жени, мне не нужно оборачиваться и смотреть – она сжалась в комок.

– Я просил не смотреть, – наблюдаю в зеркало заднего вида, ее сердце не перестает грохотать, а тонкие пальчики с силой вцепились в кожаную обивку салона. Включаю передачу и срываюсь с места. Не хватало, чтобы девочка успела рассмотреть тех уродов. Если бы не Мит, вряд ли смог бы сдержаться и не забрать две жизни.

Девочка задает вопросы, рассмотрев раскуроченный автомобиль.

– Они живы?

– Они живы?! – не хочу, но перехожу на крик. – Живы?! – Не думал, что два слова смогут меня вывести окончательно из равновесия. – Тебя это волнует?!– останавливаюсь и поворачиваюсь назад, хочу посмотреть в глаза Жени, понять. После сегодняшнего вечера она должна считать меня как минимум неуравновешенным психом, что разгромил машину и покалечил двух людей, возможно, извращенцем, разгуливающим голышом по офису, плюс озабоченным идиотом предпенсионного возраста – и это минимум. – Живы! – отвечаю, читая эмоции на лице: растерянность, и усталость. Потеки косметики, покрасневшие глаза и бледные губы окончательно меня отрезвляют.

И девочка срывается:

– Не нужно на меня кричать! Вот не нужно! Я… мне… я и без ваших криков пережила сегодня слишком много. И не виновата, что какие-то уроды хотели меня изнасиловать! – Она кривит губы. – Еще вы! Ваш питомец! – бьет кулачками по обивке, а по лицу льются черные слезы. Закрываю глаза, но все равно вижу кадр: красивое лицо, перекошенное болью, отчаянием и страхом. Это невозможно: просто сидеть и наблюдать, как твоя пара, часть твоей души, захлебывается пережитым ужасом.

– Да как же так получается? – спрашиваю сам себя, я уже на заднем сиденье автомобиля и держу Женю на руках.

Руки живут своей жизнью, оплетая и закрывая от окружающего мира, а мне хочется впитать все эмоции, что сейчас выплескиваются через край, и подарить девочке уверенность и чувство безопасности.

– Что… что получается? – Крупные соленые капли падают на мою грудь.

– Вот это. – Будь на месте Жени другая, в лучшем случае ограничился бы фразой: «Нужно было думать». – Я собирался ругать тебя, что не послушала, не подождала… а теперь что?

– Что?

– Ничего, – откидываюсь на спинку, притягиваю Женю на себя. Не сдерживаюсь и отчитываю за безрассудство.

– Зачем вам это? Зачем меня куда-то отвозить, подвозить. Все эти ваши игры, какие-то намеки, беспокойство о моей судьбе… – неуверенно шепчет, прижавшись щекой к плечу.

Если бы я только знал, что она хочет услышать…

– Затем, что я хочу. Хочу заботиться о тебе. Беспокоиться. Надевать пальто, когда холодно. Держать в объятиях. Я много чего хочу делать с тобой и вместе с тобой, – разрешаю себе поцеловать ее висок.

– Я не понимаю, – заглядывает в лицо. – Почему?

– Ты моя пара. – В мире людей эта фраза ничего не значит, но в нашем это больше, чем признание в любви и клятва в верности.

– Что? – переспрашивает, не расслышав из-за шума проезжающего автобуса.

Не вижу смысла повторять сказанное.

– Садись вперед и пристегнись, – поддавшись эмоциям, сам же и подвергаю нас опасности. Женя занимает место рядом со мной и приводит себя в порядок.

И тут я совершаю ошибку: по факту предлагаю девочке покровительство, лишь с разницей, что не настаиваю на сексе, а судя по Жениному лицу, именно так она себе и нафантазировала. Мое предложение сродни стрельбе вслепую: попасть в цель практически невозможно, но все же сохраняется малейший шанс.

Поднимаемся по лестнице к ее квартире, а мне хочется перехватить ее, закинуть на плечо и привезти к себе домой, закрыть на все замки в своей комнате и никого не подпускать, даже семью. Но этот план еще хуже моего предложения, там у Жени был выбор, а тут его нет. Наши отношения откатятся назад и не на стадию знакомства, а еще дальше, я стану для нее тем самым чудовищем, очередным Милосердовым.

– До свидания, – жду щелчок замка и не позволяю себе расслабиться.

Спускаюсь, паркую машину вне зоны видимости, откидываюсь на сиденье, буравя взглядом подъездную дверь.

Веки медленно закрываются, меня неумолимо клонит в сон, но я не могу себе этого позволить. Чувство вины гложет, съедает изнутри. Стоило ли задерживаться, собирая и выкидывая облитые кофе бумаги?! Я же фактически опоздал, позволил двум отморозкам коснуться моей пары. Бью ладонями по рулю, оглашая двор едким звуком клаксона.

– Эй. – Голос Коваля и удар фалангой пальца по стеклу вырывают из груди тихий рык. – Открой, – приоткрываю дверь. – Давай домой, отдохни. – Он придерживает дверь рукой.

– Нет.

– Что нет? Тебе завтра с Платовым переговоры вести, хочешь сорваться? Я присмотрю за девочкой.

– Сказал же, нет. Я не оставлю ее.

– Ты что, мне не доверяешь? – Илья правильно понимает мое промедление с ответом. – Нормально. Значит, шкуру свою доверяешь, стаю доверяешь…

– Тебе не понять!

– Я и не отрицаю. Все, дуй домой, выспись. Клянусь Селеной, глаз не сомкну. – Коваль продолжает наседать, распахивая дверь шире. – Прислушайся на минуту к человеку, а не к зверю. Отдохни, от тебя зависят наши жизни. Не выспишься – и мы погрязнем в многолетней войне с Платовскими волками, – утрирует ситуацию, но близок к истине. – Домой… – хлопает дружески по плечу. – Ее бывший сейчас отвисает с бабенками за тысячу километров, я останусь тут, так что…

– Хорошо. – Логике в словах не отказать.

– Хорошо? – удивлен Коваль моему согласию.

– Да, я боюсь тупо уснуть.

– М-да, – Илья хмыкает, – я ожидал услышать, что ты мне доверяешь свою пару, но и так тоже пойдет. Бывай, – закрывает дверь. Показывает жестом на выезд из двора и торопит.

Первое, что делаю с рассветом, – отзваниваюсь Ковалю: и ведь действительно не спит, голос бодр, а меня не спасает даже кофе.

Активная болтовня за столом раздражает, мозг прокручивает события вчерашнего дня, и я мрачнею с каждой секундой.

Сегодняшний день обещает быть не менее насыщенным и долгим. Мысли мечутся между Женей – как она поведет себя при нашей встрече, к Платову – не хочу оставлять его волков безнаказанными.

– Лео. – Прикосновение сестры возвращает в реальный мир. – Тебе пора привести себя в порядок, волосы так быстро растут.

– Меня все устраивает. – Фраза выходит хлесткой и грубой. До конца завтрака больше никто не решается заводить со мной разговор.

Как и обещал, сам набираю Платова, не дожидаясь оговоренного времени, уверен, он принял решение, еще не успев выйти из моего кабинета. Слушаю долгие монотонные гудки, успокаивая себя перекладыванием бумаг из одной стопки в другую.

– Слушаю, – успеваю среагировать, чтобы не сбросить вызов.

– День добрый, – отвечаю.

– Давай без любезностей, Рокотов.

– Отлично, так даже удобнее. – Пальцы начинают комкать один лист за другим. – Какое решение ты принял?

– Громовы у меня, я принимаю твои условия. Но ты не будешь настаивать на наказании детей.

– Кажется, я еще вчера сказал, что не трону потомство.

Мы продолжаем разговор, обсуждаем дальнейшее сотрудничество и возможность беспрепятственного прохождения маршрута машинами через территорию их стаи. Безусловно, отношения станут более натянутыми, но это лучше, чем открытая война. Договариваемся о встрече и возможности родителям Ирмы присутствовать на суде братьев. По факту это и не суд вовсе, а оглашение вины и исполнения приговора в присутствии оборотней. Церемония скупа на слова, но щедра на эмоции.

Платов не намерен откладывать суд и назначает время.

Въезжаем на территорию Платова ближе к полуночи. Останавливаемся у кромки леса, искусственно созданного, судя по равномерно рассаженным когда-то деревьям. Представителей нашей стаи пятеро, включая меня: Коваль с братом, отец Ирмы и Арнар. Хотелось бы еще взять Мита, но он присматривает за Женей.

Мы не ожидаем теплого приема. Ловим на себе взгляды: боязливые, презрительные, несмелые, обвиняющие…

Стая Платовых не так многочисленна, как наша, даже с учетом прошлых стычек с вампирами. Возможно, кто-то думает, что их альфа принял решение, основываясь на страхе, но мне плевать.

Следуем за ожидающим нас оборотнем. Довольно быстро выходим на поляну, подобную нашей: округлой формы, с алтарем Богини в центре, украшенным ветвями и цветами по сезону.

Оборотни выстроились полумесяцем. У изножья алтаря двое мужчин в коленопреклоненной позе. Они не поднимают голов и не просят пощады, тишину нарушает хруст сухой листвы и мелких ветвей под ногами.

Рядом с Платовым замечаю девчушку – ребенок решил наказать себя присутствием на казни. Глупый и одновременно храбрый поступок, который должен вызывать гордость у ее родных. Леся встречается со мной взглядом и после короткого кивка возвращается к Громовым.

Платов обращается к стае, рассказывает о вине братьев, о нарушении закона перед людьми, нелюдьми и богами, а я наблюдаю за его дочерью. С моментом приближения развязки уверенность и решимость в глазах Леси пропадает. Она дергается, желая уйти, но отец стискивает ее запястье и удерживает рядом с собой.

Громовым предлагают чашу – не сопротивляясь пьют, становится понятна их покорность. Братьев опоили еще до начала церемонии, все же Иван решил поберечь нервную систему дочери.

Казнь врагов и вынужденная – соплеменников кардинально отличается. На первой царит всеобщее возбуждение, слышны выкрики, иногда и победный хохот, все происходящее не больше, чем увеселительное и одновременно устрашающее кровавое мероприятие.

Казнь соплеменника – это прощальный ритуал. Тут не бывает терзаний плоти, окропления стаи кровью, а быстрая и безболезненная смерть.

Девчушка вздрагивает, когда ее отец рывком снимает голову одному из братьев, и тело с глухим звуком заваливается вперед. Леся продолжает наблюдать, взгляд стекленеет, она уходит в себя, ожидая окончания.

– Приношу извинения, – Платов обращается к отцу Ирмы, – от лица стаи.

Церемония упокоения продолжается без нас. Присутствие могут посчитать за оскорбление, ведь никто не испытывает тягостных чувств утраты.

Женя

Ссылаясь на усталость, отказываюсь от ужина и сразу же иду в душ. Снимаю блузку, юбку и закидываю в стиральную машину. Включаю теплую воду, отмачиваю запекшуюся кровь на колене, спустя несколько минут могу безболезненно снять колготки и выбросить в мусорную корзину. Хочется выкинуть и остальную одежду, желая избавиться от мерзких воспоминаний, завершить этот день, но отсутствие лишнего комплекта останавливает.

Набираю ванну горячей воды, такой, что жжет пальцы ног, погружаюсь в воду с тихим стоном, с усилием растираю тело жгучей мочалкой, и мне этого мало, чтобы согреться и смыть с себя прогорклый запах дешевых сигарет. Выдергиваю пробку из ванны, настраиваю температуру воды, пар наполняет крохотную комнату, а я продолжаю стоять и стоять под обжигающими струями. Не хочу думать, не хочу анализировать… вот бы найти такую кнопочку у себя, при нажатии которой ты перезагружаешься, словно компьютер, закрываешь лишние программы, что мешают работать – жить.

Выхожу из ванной, не включая свет, крадусь в спальню и сворачиваюсь в комочек под теплым одеялом. Отключаю будильник на телефоне – завтра воскресенье – и проваливаюсь в сон.

Сон поверхностный, отрывки воспоминаний транслирует мое уставшее сознание, я мечусь в маленькой детской кровати, больно ударяясь о бортики «машинки», но не могу заставить себя вынырнуть из забытья.

Вновь переживаю первую встречу с Милосердовым, словно наяву, он протягивает мне раскрытую ладонь, приглашая. Вот уже иду по коридору, оглядываюсь, я в квартире Германа, щелчок замка и его голос:

– Родная, я дома, – устало снимает обувь, подходит ко мне, обнимает, целуя в губы. Ощущаю горечь во рту и стараюсь оттолкнуть, но Милосердов сильнее меня. – Что у нас на ужин? – Светлые глаза лучатся улыбкой.

– Я не знаю, – стараюсь вспомнить, приготовила ли я что-нибудь.

– Не страшно, сейчас закажем, а пока ждем курьера, я бы перекусил тобой.

На его губах порочная ухмылка, и я тут же ощущаю прохладу простыней обнаженной спиной. Мы уже в спальне, я распластана по кровати и абсолютно обнажена, хочется закрыться, спрятаться от пристального взгляда. Герман фиксирует коленом мои ноги, чтобы я их не сводила, а его рука движется вверх, выводя узоры по бедру.

– Гера, нет! – дергаю руками, но они прикованы к изголовью кровати. – Пожалуйста, я не хочу, – поджимаю ноги, закрываясь от прикосновений. Милосердов смотрит на меня исподлобья, улыбка превращается в оскал, и он заносит руку для удара. Зажмуриваю глаза, уговаривая себя, что это только сон, и мне не будет больно, но ужас самый что ни на есть настоящий. – Пожалуйста, – продолжаю молить, не открывая глаз. – Ты обещал, что этого больше не повторится… пожалуйста…

– Женя. – Мужской голос прорывается в сознание. – Женя, – более настойчиво разносится в моей голове. Я узнаю Лео, следуя за голосом, вырываюсь из кошмара. – Все хорошо, – вскакиваю, прикрывшись одеялом. Осматриваюсь, не веря в происходящее: мужчина заполняет собой детскую спальню, смотрится комично на фоне ярких обоев.

– Как вы здесь оказались? – жадно втягиваю воздух.

– Ирина впустила. И мы договорились – «ты»", – снимает пальто и небрежно складывает у двери. – Успокойся, – присаживается на корточки рядом со мной и большим пальцем вытирает слезы. – Это был лишь сон, – согласно киваю. А к мужским пальцам присоединяются губы, нежно собирая соленую влагу. Высушив щеки, переключается на мои губы.

– Нельзя, – шепчу, разрывая поцелуй.

– Никого нет, кроме нас. Ира с сыном ушли в кино. – Действительно, она мне что-то вчера говорила, кажется, поведет Васю на утренний сеанс мультфильма.

Мужчина садится на кровать, перетягивает меня на свои колени, бесцеремонно снимает тонкую лямку топа и припадает к моей груди, жадно вбирая, играя языком, дразня – медленно обводя ареолу. Я тону в фейерверке ощущений и подаюсь вперед, выпрашивая ласки.

Губы терзают отвердевший сосок, втягивают и со звуком выпускают из плена.

Мои пальцы расстегивают кнопки на мужской сорочке, и каждый щелчок совпадает с ярким и сладко-болезненным укусом.

Лео припадает поочередно то к одной к груди, то к другой. А я не в силах сдержать стоны, тихие, боязливые, мне все кажется, что нас могут услышать.

– Не сдерживай себя.

Слова словно бархатные, они меня окутывают, делая податливее. Ладонь поглаживает бедро, поднимаясь к границе дозволенного, и спускается, массируя и сжимая.

Вновь медленно вверх, но в этот раз не останавливается, и мужские пальцы отодвигают кромку белья. Единственное прикосновение, а я не сдерживаю стон, пальцы растирают влагу, лаская, но не проникая внутрь.

– Моя девочка. – Губы шепотом касаются моего уха

– Еще, – бесстыдно прошу не останавливаться и двигаюсь бедрами навстречу…

– Эй! Просыпайся! Женька! – Едкий голос сопровождается ударами. – Можно? – слышу скрип приоткрываемой двери и вскрикиваю:

– Нет, я не одета, – отдергиваю пальчики, ласкавшие влажные складочки, натягивая одеяло до подбородка.

– Ну хорошо. – Ира удивлена. – Ты просила разбудить тебя. Не забыла, мы с Васей идем в кино?

– Я помню-помню. Уже встаю, – падаю на подушку и громко хныкаю. Это был сон… всего лишь сон, – просыпается стыд. Но чувство неудовлетворения я ощущаю по-настоящему…

Прохладный душ смывает остатки беспокойной ночи и возбуждения. Завариваю крепкий чай, до легкой горчинки, забираюсь с ногами на деревянный табурет и медленно пью терпкий напиток.

Вася возбуждено бегает туда-сюда, приносит мне своих друзей – плюшевых зверей: советуется, кого взять с собой на просмотр мультика.

– Женя. – Голос Иры ласковый, приторно-сладкий. – Что это у тебя? – Подруга садится напротив и пальцем касается моей шеи. – Такая странная сыпь! – наклоняется вперед, присматриваясь. – Псина-то в кабинете генерального была беззубая, – начинает истерично хохотать. – Не покусает, так засосет насмерть. Дай посмотрю, – поднимает край футболки, – вдруг еще где укусы есть, – продолжает издеваться, давясь смехом. – Иди-иди, глянь на себя в зеркало.

Утро стыда!

Я насчитала три засоса. Три! На ключице, с левой стороны шеи и с правой.

Взрослый мужчина, что за глупые подростковые замашки?!

– Держи. – Ира протягивает шелковый платок и продолжает улыбаться. – Я могила, – показывает замочек на губах. – Даже расспросами доставать не буду, наверное… – хохочет.

Перед сеансом успеваю купить пару водолазок: появиться на работе с такими яркими следами – дать повод для сплетен. К моему удивлению, у зала меня дожидаются не только Ириша с Васей, но и Коваль. Откуда он здесь?! Кажется, мой немой вопрос отражается на лице, и мужчина дергает уголком губ в ответ.

– Неожиданная встреча. – Не узнаю Иру, голос низкий с придыханием. Все ясно, – прячу улыбку и здороваюсь. – Илья любезно нас угостил попкорном. – Вася радостно показывает огромное ведро чуть ли не с него размером.

Мы с моим неизменным кавалером и напарником по паззлам занимаем места так, чтобы не мешать Ирише обольщать Коваля. Вася поглощен происходящим на экране, а я, к стыду, засыпаю спустя десять минут.

– Большое спасибо. – Ира нарочито касается мужского локтя. – Еще остались настоящие мужчины, – обращается ко мне, – что бескорыстно подвозят до дома. – Подруга сигнализирует бровями, мол, благодари и свободна.

– Да, спасибо. Мы пойдем, Вася пить хочет. – Ира благодарно улыбается. Но что-то пошло не так, и подруга поднимается практически вслед за нами. – Что так быстро?

– Позвонил босс-беззубый пес и срочно вызвал Коваля на работу, – раздраженно фырчит, снимая куртку.

– Ира! – Мое возмущение смешивается с припадком хохота.

За домашними заботами провожу остаток дня, монотонная работа совершенно не отвлекает от мыслей, но помогает не впасть в панику.

Я не стала делиться с Ирой подробностями вечера, не желая будоражить неприятные воспоминания, да и, возможно, стоит сохранить все в секрете. Своей болтливостью я могу подставить не только Лео и Дмитрия, но и себя.

А меня мучают так много «зачем» и «почему».

Зачем в офисе держать настоящего хищного зверя?

Как мне вести себя при встрече с Лео?

Зачем я нужна этому мужчине – успешному и богатому?

Я очередная блажь? Между нами, социальная пропасть и колоссальная разница в возрасте.

И почему я так остро на него реагирую?

Что бы со мной было, если бы Лео и Дмитрий не успели прийти на помощь?

Вопросы, вопросы, вопросы…

Знаю одно – мне нужно поблагодарить за свое спасение.

– Держи, спасибо, что помогла в субботу, – шепчет Надя, протягивая бутылку вина.

– Надь, я не пью алкоголь, – скованно извиняюсь, глядя в округлившиеся глаза. – Проблемы со здоровьем, – поясняю. Стоит мне заикнуться, что пьянею с половины бокала, как все старательно стараются проверить правдивость моих слов.

– У меня нет проблем со здоровьем. – Ира забирает бутылку и ставит в свой ящик для верхней одежды. – Спасибо, Надюш. – Ира заслоняет меня спиной, а когда Надя выходит из комнаты для персонала, поправляет ворот водолазки. – Знаешь, какая стерва эта Надюша? Ты с ней осторожней. Наговорит того, чего и не было.

– Спасибо, – подхожу к зеркалу.

Наношу яркий блеск для губ, желая оживить лицо, придать каплю свежести. Под глазами залегли тени, придавая болезненный вид. Вторую ночь я провожу практически без сна. Милосердов преследует меня, стоит сомкнуть веки и коснуться головой подушки, и каждый раз я нахожу спасение в объятиях Лео. И не знаю, что хуже: воспоминания о Германе или эротические фантазии о мужчине намного старше во всех смыслах. Собираю волосы в высокий хвост, напоследок поправляю ворот белой водолазки, придирчиво рассматриваю отражение.

– Доброе утро, девочки! – Бодрый голос Дмитрия доносится из коридора.

– Ириш, я сейчас приду, – спешу вслед за мужчиной. – Можно? – стучу в приоткрытую дверь.

– Заходи-заходи, – снимает он верхнюю одежду и небрежно бросает на стул. – Все нормально? – закрывает плотно дверь. – Присаживайся.

– Я на минутку, хотела сказать спасибо, что помогли. Не знаю, чем бы все закончилось.

– Не вспоминай. А поблагодари лучше дядьку, это он услышал твой крик.

– Все равно спасибо.

– Все «спасибо» туда, – указывает пальцем на потолок, – в смысле Лео.

– Обязательно поблагодарю.

– Чай будешь?

– Нет. Мне пора работать.

Забиваю данные, сверяю, отмечаю галочками, где нужно клиенту поставить подписи, отвечаю на вопросы и не свожу взгляда со входа.

Высокую мужскую фигуру замечаю сразу же, стоит Лео войти в дверь. Он кивками отвечает на приветствия и не сводит с меня взгляд, настолько пристальный, что невольно покрываюсь румянцем. Кажется, что все присутствующие заметили интерес.

Отдаю документы клиенту, наблюдая краем глаза. Ну же, Женя, наберись смелости и подойди.

– Я быстро, – ограничиваюсь короткой фразой. Быстрым шагом выхожу в коридор и сворачиваю к лестнице. Лео ожидает, упершись спиной в стену, а руки спрятаны в карманы пальто. – Доброе утро. – Мой голос садится.

– Доброе. – Пронзительный взгляд гуляет по мне, я поправляю ворот водолазки и не решаюсь подойти ближе.

– Хочу сказать спасибо, если бы не вы…

– Ты, Женя, ты. Мы с тобой договорились. – Незаметно я щиплю себя за бедро – явь. Но, словно во сне, те же слова, та же интонация и непреодолимая тяга, будто магнитом. – Что ты делаешь? – Мой щипок не остается незамеченным.

– Благодарю те-бя, – преодолеваю барьер.

– Зачем ты сделала себе больно?

– Хотела удостовериться, что не сплю. – Темные густые брови взлетают от удивления, и я сама не ожидала от себя откровенности. – Надеюсь, у вас с Дмитрием не будет проблем из-за меня. Если нужно, я могу дать показания. – Очень надеюсь, что не дойдет до этого.

– У тебя с Дмитрием, – поправляет и отрывается от стены, делая шаг навстречу. – И проблем не будет. Официальная версия: столкновение, ни тебя, ни нас там не было. Не переживай, твое имя нигде не будет фигурировать.

– Я не переживаю. – Меня будто схватили за сердце и тянут вперед.

– Я уже говорил, вранье тебе не удается. – Хочется ущипнуть себя еще раз, сильнее, скинуть с себя морок.

Борюсь с желанием коснуться, сжимаю пальцы в кулачки.

И тянет прикоснуться именно к обнаженной части тела, там, где одежда не скрывает желанного тепла кожи. Лео протягивает раскрытую ладонь: ожидает. Мой взгляд сосредотачивается на смуглой кисти. Неужели он чувствует то же самое? Протягиваю руку, ничтожные миллиметры разделяют нас, и это расстояние словно искрится, подушечки пальцев покалывает…

– Доброе утро, – вздрагиваю при звуке голоса, вверх по лестнице мимо нас пробегает сотрудница.

– Опаздываете, – раздраженно замечает Лео.

– Извините, – доносится сверху, – не успела на автобус.

Провожаю взглядом бордово-красные сапоги на высоком каблуке и собираюсь поступить по примеру этой женщины – сбежать.

– Нет. – Мужские руки ловко перехватывают за талию. – Не убегай. Мы еще не закончили разговор. – Шумно сглатываю, от близости меня по-настоящему ведет, будто стены плывут, а земля уходит из-под ног. – Что ты прячешь? – придерживая одной рукой, второй немного сдвигает ворот водолазки и улыбается. – Обещаю, больше не буду так делать, по крайней мере, на видных местах. – Горячие губы касаются кожи, а вдоль тела пробегают крошечные разряды. – Не смотри на меня так осуждающе. Я не могу обещать, что никогда не повторится. Не люблю врать.

Мне же не хочется ничего отвечать, этого и не нужно, мужчина словно читает мои мысли. Я сосредоточена на тех ощущениях, что дарит близость, места, где мы соприкасаемся телами, горят огнем. И не обжигающим, когда хочется отдернуть руку и прикрыть глаза, опасаясь яркости и жара, а другим: притягательным, единственным и таким родным – уверена, что не смогу испытать подобного с другим мужчиной.

Меня окутывают в плотные объятия, а я прижимаюсь щекой к горячей груди. Насколько это неправильно, настолько и чудесно. Не знаю, в чем секрет этого мужчины, но рядом с ним я чувствую защищенность и спокойствие.

– Не бойся, – дергаюсь, услышав приближение шагов. – Это Мит, он вышел в зал, – невольно хмурюсь. Могу понять, как можно узнать по звуку шагов не только, кто идет, но и куда он направляется… – Врожденная способность, – удерживает пальцами за подбородок. – Позволишь? – склоняется, оставляя между нашими губами ничтожное расстояние. И что я должна ответить? И нужно ли отвечать? – Женя. – Лео произносит мое имя с легкой насмешкой и нежно касается моих губ. – Не нужно так много думать, – оставляет след в уголке губ. Невинные и нежные прикосновения окончательно вводят меня в ступор. Отвечаю на поцелуи не закрывая глаз, наблюдая за мужчиной, он с упоением исследует мои губы и не стесняясь тихо стонет мое имя. Внезапно увеличивает между нами расстояние, припечатывая быстрым поверхностным поцелуем, придерживает за талию.

– Утро доброе. – Коваль здоровается со мной, появляясь из ниоткуда.

– Доброе утро. – Какими сложными оказываются простые слова. Мое щеки полыхают огнем, а здравые мысли плавятся и растекаются, будто на солнце.

– Я спущусь чуть позже. – Мужчины оставляют меня одну, не торопясь поднимаясь по лестнице.

– Тебе идет этот оттенок. – Коваль изображает, как он подкрашивает губы помадой, и откровенно смеется.

– Закрой рот, – слышу короткий рычащий комментарий.

Нужно подправить макияж! Возвращаюсь в комнату для персонала, наношу дрожащими руками помаду. Один поцелуй кардинально изменил мой внешний вид: появился блеск в глазах, на щеках проступил румянец.

– Записывайте нас с Женей, – слышу голос подруги, занимая рабочее место.

– Вы точно едете, девчат? Будут бронировать места, если передумаете, меня по голове не погладят за лишние траты. – Девушка с кукольными волосами нежного розового цвета повисла на стойке и сердито стучит карандашом по переплету блокнота

– Мы едем! Не сомневайся – подтверждает Ира. Я верчу головой, слушая диалог.

– Ну смотрите, а то, как обычно, наобещаете, а потом «я заболела», «мне ребенка не с кем оставить», – кривит губы, перечисляя.

– Лер, мы едем. – Ира смотрит исподлобья и стреляет глазами на блокнот. – Записывай!

– А куда едем-то? – шепчу после того, как нас вносят в список.

– Отмечать день рождения компании. В этом году вместо обычного банкета поездка на базу отдыха. Дома из сруба в старорусском стиле, баньки, открытый бассейн с подогревом, – добавляет, взглянув в мое озадаченное лицо, – мини-зоопарк, прогулки на лошадях, – чуть ли не пальцы загибает на руке, подняв мечтательно глаза к потолку.

– А ты катаешься на лошадях?

– Нет, но разве это может помешать? Научусь, не думаю, что сложно. А еще вкусности… Да чего там только нет. Субботу уже объявили нерабочей для нас, склад работает в прежнем режиме, – тараторит, резво щелкая мышкой и не обращая внимания на клиента. – Ваш паспорт, – не глядя кладет на стойку, – здесь, здесь и здесь подпись. На последней страничке число, подпись, расшифровка, – говорит скороговоркой.

– А с чего такая щедрость? – интересуюсь, как представляется возможность.

– Там еще будут какие-то тренинги. Да и бог с ними, я готова потерпеть половину дня ради остального. – Ира мне подмигивает и прикладывает палец к губам. – Поговаривают, что база-то директорская, вот он нас туда и везет, – шутливо играет бровями. – Тем более нам нужно отдохнуть. Я уже созвонилась с мамой, она заберет Васю на выходные. Тебе купальник нужен, а мне утягивающее белье, – выдает и смеется над своими словами. – Банкет никто не отменял. Здравствуйте, – приветствует следующего клиента, и мы погружаемся в работу. В течение дня идет плотный поток клиентов, пообедать удается ближе к трем часам дня, а я, вымотанная двумя бессонными ночами, хочу отодвинуть мышку и клавиатуру подальше от себя, поставить табличку «Перерыв» и, сложив руки на стол, подремать часок-другой.

– Оформите доставку, – слышу над головой.

На автомате произношу:

– Ваши документы, пожалуйста. Что нужно отправить? – Мужская рука откуда-то сверху опускает кружку с ароматно пахнущим кофе и кладет рядом плитку шоколада. – Это шутка? – интересуюсь, встречаясь взглядом. Лео отрицательно качает головой. Повисая на локтях, пристально меня рассматривает, а мне кажется, что мое рабочее место вот-вот завалится под тяжестью мужского тела. – Куда едем? – подыгрываю. Один запах крепкого кофе бодрит, а хочется с жадностью выпить всю кружку залпом. Лео называет адрес Ирины, берет со стола линейку, замеряя шоколадку и на полном серьезе диктует габариты:

– Все же максимальный габарит, тут будет вес. Кружка тяжелая, – возвращает линейку на место.

– Вы серьезно?

– Абсолютно, Евгения, заводи заказ. – Все, кто свободен в этот момент, сосредоточенно наблюдают за нами.

– Хорошо, – делаю то, что просили. – Паспорт?

– Пожалуйста. – Документ раскрыт на странице с фотографией, я вбиваю данные, озвучиваю стоимость доставки и упаковки. – Мне подходит.

– Сохранять?

– Сохраняй и распечатывай. – Лео нетерпеливо постукивает пальцами по столешнице. Бросаю взгляды на Иру, она меня подбадривает одобряющими кивками.

– Пожалуйста, – протягиваю документы для подписи.

– А почему не предложили страховку? – пробегает глазами верность заполнения.

– Пустая трата денег, – отвечаю, не задумываясь, и осекаюсь.

– Правда? – спрашивает громко, сокрушенно качая головой. – Хорошо, что в моей компании есть честные сотрудники. – Голос серьезен, а глаза искрятся весельем. Наклоняется ко мне и манит пальцем привстать: – Получить больше прибыли в наших обоюдных интересах, Женя. Пей, пока не остыл, – пододвигает кружку с кофе. – Сегодня не сбегай, довезу до дома и обсудим твое вредительство нашему бизнесу, – шепчет, глядя мне в глаза. Забирает накладную: – Я удалю заказ из программы.

Лео выходит из помещения, и сразу же слышу над ухом возбужденный шепот Нади:

– Сильно жучил? Уволит, да?

– Угу, обещал провести беседу. – Моего ответа ждал весь отдел. Все время, что Лео стоял напротив, у меня горели щеки, а сейчас краской залило и шею.

– Невезучая ты, Женек. Только недавно устроилась, – кладет сочувственно руку на плечо, – ты первая, кого генеральный проверял. Вот надо же так попасться, – гладит, а мне хочется рассмеяться.

Лео

Номер Жени у меня давно сохранен в телефонном справочнике, но еще ни разу я им не пользовался.

– Алло. – В голосе слышится подозрительность.

– Решил напомнить о себе, – собираю разбросанные ручки и карандаши. Звонко зашвыриваю каждый обратно в стаканчик. – Подожди меня, я быстро закончу, – прицеливаясь, точным броском отправляю ручку в «корзину», – или могу отложить дела и спуститься прямо сейчас, – даю выбор, прекрасно зная ответ.

– Я подожду, – отвечает тихо.

Продолжаю играть в импровизированный баскетбол, поглядывая на часы. То, что Женя не захотела афишировать поездку со мной перед коллективом, не удивляет. Неторопливо накидываю пальто и кладу мобильник в карман, выключаю свет. Наблюдаю, как автобус покидает территорию базы. Сбегаю вниз по ступеням.

Девочка не подает вида, что взволнована, но я слышу частые удары ее сердца, а зверь чувствует страх.

Для Жени это действительно важный шаг – вновь попробовать довериться кому-то.

Вытягивает из-под плотно намотанного шарфа каскад каштановых волос, вскидывая их в воздух. Нежный аромат сразу же попадает в легкие, и я на мгновение прикрываю глаза.

– Готова? – слово выходит хриплым с рычанием.

– Да, – поправляет вязаную шапку.

– Идем, – предлагаю раскрытую ладонь. Женя колеблется, но вкладывает прохладную ладошку, ее смелости хватает лишь до выхода на улицу, пока никто не видит. Пальчики напрягаются, стараются освободиться от захвата.

– Нас увидят, – вскидывает голову.

– Я только за, чтобы окружающие знали о моих намерениях. Или ты переживаешь за того паренька со склада, что каждый вечер дожидается тебя у автобуса?

– Откуда ты знаешь? – И ведь не выкает, а возмущенно тыкает, прищурив глаза.

Неужели не догадывается, что Мит мои глаза и уши?

– Замечал пару раз.

– Нет, не переживаю. Не хочу выглядеть глупо, когда…

Не даю договорить:

– Когда я наиграюсь, ты это хочешь сказать?

– А разве это не так? – Женя останавливается, ожидая моего ответа. Сейчас мы привлекаем максимум внимания, замерев посередине территории и буравя друг друга взглядом, не размыкая рук.

– Окружающим придется долго ждать, очень долго, скорее всего, и их внуки не смогут дождаться. – Женя смешливо фыркает в ответ на мои слова. Да, согласен, для человека моя пламенная речь звучит глупо. – Смешно? – тяну к машине, когда очередной порыв ветра ощутимо проникает под слои одежды.

– Пафосно, – боязливо отвечает.

– Пафосно, – передразниваю и помогаю сесть и пристегнуть ремень безопасности. Покидаем территорию базы под внимательные взгляды парней, что разгружают прибывшую машину, и меня этот факт радует. Глупо по-мальчишечьи я всем указал, что Женя моя.

Девочка наблюдает за моей улыбающейся физиономией и не выдерживает:

– Ты не злишься?

– А это была проверка? – Я действительно удивлен.

– Возможно, – и вновь выжидает.

– Мое самолюбие не пострадало, – спокойно отвечаю, а ноздри щекочет запах возбуждения. Женя безусловно чувствует притяжение пары, возможно, не так сильно, как я, но скоро тягу будет невозможно игнорировать. Неторопливо плетусь во втором ряду, продлевая моменты близости, чувствую себя мазохистом. Поглядываю, отвлекаясь от дороги, Женя задумчиво покусывает губы, а меня мучает жажда: как же хочется ощутить вкус. – Спросишь что-нибудь? – стараюсь отвлечься. Людям неимоверно сложно… столько лишних слов и действий. И не факт, что выбор партнера окажется правильным. Все же есть плюсы в истинности пар.

– Нет, – стягивает шарф и складывает на колени. Запах ее кожи не просто дурманит, а сводит с ума. – Я вообще не понимаю, почему сейчас еду с тобой в машине, а не добираюсь домой, как остальные сотрудники, на автобусе.

– Хочешь, подскажу? – перестраиваюсь в крайний правый ряд и паркуюсь. Иллюминация города освещает наши лица. Я встречаю скептический взгляд, она ожидает от меня очередной банальщины. – Тебе необходимо ощущать мое присутствие рядом. Но больше всего хочется прикоснуться. – Женя задерживает дыхание, внимательно слушает. – Как и мне, – протягиваю руку и заправляю мягкие волосы за ухо. – С твоим отсутствием я словно теряю часть себя, все мысли только и сводятся к тому, чтобы приблизить нашу встречу. Даже во сне ищу тебя. – Она покрывается легким румянцем. – А внутри идет постоянная борьба. Часть меня не желает ни с кем тебя делить, нашептывает каждую минуту, как и сейчас, чтобы я тебя не отпускал, Женя. – Зверь не замолкает с того момента, как мы сели в автомобиль, твердит: «Семья… забрать… моя».

– А другая что говорит?

– Другая запрещает. – звук телефонного звонка не вовремя врывается в наш разговор. – Мне нужно ответить. Брат не станет беспокоить по пустякам.

Женя

Я обдумываю услышанное, наблюдая за мужчиной, увлеченным телефонным разговором. Он хмурит брови, его губы двигаются резко и отрывисто – раздраженно.

Не разбираю ни слова, погружаясь полностью в свои мысли.

Первые слова, сказанные Лео, кажутся совпадением, но ведь и дальше точно описывает мои чувства.

С той лишь разницей, что одна часть меня хочет довериться, найти в себе силы и не бояться новых отношений, переступив через множество «но». А другая не желает обжигаться, советует закрыться, оттолкнуть.

– Не против, если мы сделаем небольшой крюк? – сосредотачиваюсь на словах мужчины. – У племянника переходный период, и он опять, если можно так выразиться, начудил. – Мое разрешение по сути и не нужно, Лео разворачивается, подрезая множество автомобилей. – Это, наверное, мой самый большой минус – агрессивное вождение.

А меня волнует другой вопрос:

– У тебя есть племянник?

– Есть, Ник. Сын брата. Хороший парень, но, – Лео мнется, подбирая слова, – ему сейчас нужна помощь. Гормоны. Ник скоро научится справляться со своими эмоциями. Семейная особенность, считай наследственным заболеванием, – и смотрит выжидающе, будто я могу что-то понять из общих фраз.

– Подростковый период, – отношусь с пониманием.

– Да, можно назвать и так.

Мой взгляд сосредоточен на кистях рук, покрытых угловатыми узорами вен, автомобиль петляет по дорогам ночного города. Откинувшись на сидение, я наблюдаю за уверенными действиями водителя, и мне нравится вот так просто смотреть. В тишине, даже без слов, комфортно рядом с ним. И очень не хочется ошибаться в своих ощущениях.

Проблесковые маячки привлекают взгляд, я отрываюсь от созерцания и обращаю внимание на машины, припаркованные у обочины. Белый внедорожник стоит под углом к тротуару, а ему перекрывают дорогу две полицейских машины.

– В нашей семье гормональные всплески в подростковый период явно выражены.

Слова похожи на извинения. Лео выходит из машины, уверенным шагом подходит к полицейским, к ним присоединяется еще один мужчина, что стоял немного в стороне, я приняла его за обыкновенного зеваку. Ничего себе «явно выражены», да мои подростковые протесты не идут ни в какое сравнение. Фары освещают происходящее. После непродолжительного разговора один из полицейских открывает заднюю дверь служебного автомобиля, выпуская высокого худощавого парня. Тот послушно бредет в мою сторону, что-то пиная носком ботинка, а Лео и второй мужчина продолжают беседу. Парень проходит еще несколько метров, замирает, всматриваясь в лобовое стекло, включенные фары должны его слепить, но он смотрит прямо мне в глаза. Обходит автомобиль сбоку и открывает дверь. В салон врывается осенняя прохлада, я втягиваю плечи, ежась от холода.

– Привет. – Парень с интересом меня рассматривает.

– Привет. Ты Ник? Твой дядя про тебя рассказывал.

Он не скрывает удивления: округляет глаза и вскидывает брови.

– А вот про тебя он ничего не говорил.

– И не должен был, мы просто коллеги. Лео подвозил меня домой, когда ему позвонили.

Парень смеется.

– Просто коллеги, – повторяет с широкой улыбкой, так похожей на улыбку Дмитрия. – Не просто. – Ник повисает на двери и, совершенно не стесняясь, изучает меня. – Дядя никогда не знакомил своих «коллег» с семьей. Он вообще не подвозит людей. Малознакомых, я имею в виду.

Бросаю взгляд на мужчину. Лео наблюдает за нами, кивая и отвечая сотрудникам полиции.

– Звучит так себе, словно твой дядя угрюмый затворник.

– Угу, – соглашается Ник. – Так и есть. Он вообще не любит суету и людей. – Интересно, действительно так? – Как тебя зовут?

– А? – возвращаюсь взглядом к парню. – Женя. А что ты натворил? – беспардонно спрашиваю, раз мы так свободно общаемся.

– Взял машину отца покататься, – скривил лицо. – Угнал и у меня нет прав – я же несовершеннолетний. Теперь придется не один год пахать на складе в наказание, – ворчит вполголоса.

– Ого!

– Вот бы мама так отреагировала – «ого», – передразнивает меня. Неужели я произнесла с восторгом?

– Ну если бы мой ребенок взял машину без спроса, «ого» я точно бы не ограничилась.

– А у тебя есть дети?

– Еще нет. – Он понимающе качает головой. – Может, не стоило брать машину?

– Не стоило. Но это понимаешь, когда уже сделал. Замерзла? – Я прячу руки в карманы. Закрывает дверь и садится на заднее сиденье. – Как давно вы знакомы с дядей?

– Не знаю, месяц, – жму плечами. Я перестала вести счет: еще недавно знала точное количество дней, как сбежала от Милосердова, отсчитывала утром и радовалась каждому из них, наверное, до конца не верила, что смогу сбежать и выжить.

– Месяц. – Ник подается вперед, заглядывая мне в лицо.

– Возможно, недели три.

– Ну ничего себе, – протягивает каждое слово.

– А что тебя смущает?

Лео распахивает дверь со словами:

– Ничего его не смущает. Ник, тебя отец ждет.

– До встречи, Женя. – Парень покидает салон автомобиля. Машет рукой на прощанье, проходя мимо.

– Дома ему сильно достанется? – провожаю взглядом белый внедорожник.

– Бесполезно ругать, организм требует адреналина. Но Лиля точно не промолчит.

– Его мама?

– Да. Что Ник тебе рассказал? – Лео убирает пальто на заднее сиденье и трогается с места.

– Что его дядя – нелюдимый и угрюмый.

– Не соврал, – ухмыляется он и громко хмыкает. А я удивляюсь спокойствию, с которым Лео реагирует на происходящее. – Не самое хорошее начало знакомства с семьей. Сыч и племянник-раздолбай, – качает головой и смеется.

Лео провожает меня до квартиры, не интересуется нужно ли, а выходит из машины и неспешно следует за мной. Перехватывает мои запястья, когда я достаю ключи, ничего не говорит и разворачивает к себе. Мы изучаем друг друга, не нарушая молчания. Кому-то момент может показаться неловким, но это не так. Твой мир сужается до единственного человека напротив, и ты не слышишь шаркающих шагов внизу, визгливого лая собаки из квартиры напротив. Позови меня сейчас кто-то по имени, я вряд ли отреагирую, мое внимание полностью сосредоточено на невероятной черноте глаз – оттенка черного шоколада.

– Получается очень по-человечески.

Комментарий мне непонятен, но Лео и не дает времени на размышления. Горячие твердые губы касаются моих, эгоистично сминая, напористо лаская, терзая, втягивая до боли. Мои губы уже саднят, а мужские пальцы зарываются в волосы на затылке, не давая возможности разорвать поцелуй. Язык бесстыдно проникает мне в рот, грубо лаская: ничего общего с утренними нежными поцелуями на лестнице.

– До завтра.

Лео размыкает наши объятия. Не открываю глаза, глубокий с вибрацией голос проникает в сознание и отдается волной крохотных электрических разрядов во всем теле.

Тянусь по инерции за теплом мужского тела и подавляю стон разочарования.

Я одна на площадке с крепко зажатыми в ладони ключами.

Лео

Это изощренная пытка – пытка над собой, и она мне нравится.

Как могут не нравиться нежные пухлые губы, отвечающие на поцелуи, затуманенный взгляд из-под опущенных ресниц, с которым на меня смотрит Женя, когда я проникаю и касаюсь языком ее языка. Воспоминания пробежали волной возбуждения, стреляя в пах. Сжимаю крепче руль и нервно облизываю губы, а на них еще сохранился вкус ее поцелуев.

– Нельзя, – рыкаю сам на себя, борясь с желанием вернуться. – Нельзя, – повторяю с расстановкой.

Большим пальцем отбиваю ритм мелодии, льющейся из динамиков автомобиля, по обмотке руля. Китара, как и кофе, стала для меня спасением.

Нужно еще немного времени, уговариваю и человека, и зверя. Но потом… Возбуждение передается зверю. Медленно втягиваю кислород через ноздри, фантазия возвращает к мыслям о Жене.

Никогда не замечал за собой мазохистских наклонностей, но продолжаю играть в человека: ловлю девочку в коридоре, провожаю, как выдается возможность, угощаю нормальным кофе…

Женя вспыхивает, стоит положить ладони на талию и притянуть, ощущаю жар ее тела – и тут же представляю ее полностью обнаженную, распластанную на моей груди, уставшую, со сбившимся дыханием, ее локоны мягкими волнами раскиданы на постели и нежно щекочут меня.

Сердце девочки сходит с ума от наших редких поцелуев, что удается вырвать у всех, точно сговорившихся постоянно мешать. Вот и сейчас Женя выпархивает из рук, услышав раскатистый смех Коваля и голос Мита. Она пробегает мимо, втягивая голову, поднимается по лестнице и ныряет в двери офиса – мы приехали раньше основного потока сотрудников.

– Здорово, альфач. – Коваль отводит правую руку, чтобы с хлопком поздороваться. Но ладонь замирает в нескольких сантиметрах от моей.

– Я бы этого не делал! – выкрикивает Мит и кривит лицо.

– Да?! – Илья вопросительно смотрит на племянника, через мгновение начинает сиять, улавливая веселье в глазах. – Это почему же? – подыгрывает.

– Ну сам понимаешь. Дядька встретил пару и второй месяц нарезает круги. Загоняет добычу, охотится. – Лицо Мита абсолютно серьезно. Я убираю ладонь и сую руки в карманы брюк. Интересно к чему приведет эта логическая цепочка. – А ты встречал хоть одного волка, что изменял своей истинной?

– Не-е-ет. – Илья театрально, с ужасом растягивает слово. – Ты хочешь сказать, что он… о великая Богиня, – вскидывает голову и обращается к небу. – Лео вновь вернулся к подростковым привычкам? – Мит согласно раскачивает головой, а я продолжаю наблюдать за цирком. – Ужас… это же мерзко и отвратительно, – кривит лицо и уже обращается ко мне. – Если ты там себя трогаешь, я предложу тебе левую руку для приветствия, – вновь протягивает уже левую раскрытую ладонь.

– Стой! – Мит кидается наперерез, хоть я и продолжаю стоять, заложив руки в карманы. Интересней и интересней, до чего еще дойдут эти идиоты. – Он же этот… как его… амбидекстр, – просияв, произносит с гордостью. – Ну, ты же понимаешь и левая, и правая… без разницы.

– Кто? – Я не хотел участвовать в их мини постановке, но вопрос вырывается сам собой.

С лица Коваля слетает серьезное выражение лица, и он начинает раскатисто гоготать:

– Прям как в анекдоте про Петрова. – После этих слов к раскатистому гоготу Ильи присоединяется икающий смех Мита. – Тогда ограничимся приветственными кивками, – наконец выдыхает, поборов приступ смеха, – и поднятием воображаемой шляпы. Эх, было время. – Коваль театрально вздыхает и изображает поклон.

Отвечаю в той же манере, чуть склонившись, прикладываю пальцы ко лбу:

– Приветствую вас, господа клоуны.

– А говорил, психанет. – Коваль толкает Мита в бок. – Даже идиотами не обозвал, всего лишь клоуны. Ну, все готовы? – Илья растирает ладони в предвкушении. – Я, как ты и просил, забронировал самый тихий, максимально отдаленный домик от основного комплекса на базе. Старперский коттедж с одной спальней, гостиной, ванной и кухней.

– Ты хотел сказать дом престарелых?

Делаю вид, что не расслышал реплику Мита. Самый верный способ остановить словесное недержание – сменить тему:

– Ты же остаешься, не едешь? – уточняю.

– Да, но у меня были свои планы. – В моем вопросе Мит слышит подвох.

– Привыкай, что «свои планы» будут уходить на второй план. Ты уже достаточно опытен, чтобы пустить неуемную энергию в русло, нужное стае.

– О нет. Нет-нет. – Племянник вскидывает руки и делает пару шагов назад. – Я хочу продолжать оставаться главным клоуном, идиотом, придурком, да кем хочешь, только избавь от ответственности.

– Не получится, на праздновании юбилея я представлю тебя как бету.

– Поздравляю. – Коваль трепет Мита за плечо.

– Да к черту поздравления. Мне и так отлично живется. Почему не Ар? Он не уступит в силе.

С удовольствием наблюдаю панику в глазах племянника.

– Он слишком агрессивен и импульсивен.

– Да ладно! Если для того, чтобы избежать ответственности, нужно похитить девицу и «выкосить» какой-нибудь вампирский бар, так я хоть сейчас. А как же Женя?! Кто будет присматривать за ней?

– Вот поэтому я и говорю – после юбилея. К этому времени она будет со мной. Решено, – отрезаю дальнейшие разговоры. – В отсутствие меня и Коваля стая на тебе.

– Ты же знал? – Мит перекидывается на Илью.

– Конечно, я давно советовал поднять тебя.

– Да ладно! – возмущенно восклицает Мит, вскидывая руки. – Нет, вы серьезно?! – протяжный стон срывается на рычание. Племянник мечется по стоянке, а я шире и шире тяну улыбку. – Я откажусь!

– Ага, – киваю и прохожу мимо. – С твоим-то чувством гиперответственности.

– Ар-р-р, – крутится вокруг своей оси. – Я тебя ненавижу, Коваль.

– У нас это взаимно, дорогая.

– Я слишком молод для этого дерьма, – слушаю краем уха стенания.

Хорошо смеется тот, кто смеется последним – я пофыркиваю от удовольствия.

Женя

Неделя пролетает как один день. Вчера после работы Ира отвезла Васю к родителям, и мы занялись сборами.

– Женя, купальник! – командует подруга, закидывая в комнату пакет. Каких трудов стоило мне найти купальник поздней осенью. Как оказалось, это сезонный товар, а без покупки Ира категорически отказывалась пускать меня домой. – Что наденешь на банкет?

– Блузку и юбку. Покупать платье ради одного вечера в моем случае верх глупости.

– Ну опять как на работу. Ты должна блеснуть! Окончательно выбить почву из-под ног нашего шефа. Чтоб присел на свою шикарную задницу со всего исполинского роста. У меня осталось классное боди, на тебе будет идеально. Жаль было выбрасывать, а тем более отдавать. – Ира погрузилась в недра шкафа, быстро щелкая вешалками. – Вот оно – красота! – Подруга протягивает ажурную черную ткань. – Примеряй.

– Ир, не хочу, – я смотрю на изящное кружево, а перед глазами лицо Милосердова: пренебрежительный взгляд и злая ухмылка. «Женя, ты похожа на проститутку», – пульсирует в голове, словно наяву.

– Почему? – Ира вопросительно смотрит, прикладывает боди к себе. – Не думай, оно прозрачное только до груди. Смотри, – выворачивает наизнанку и показывает подкладку. – С брючками будет великолепно смотреться. Примеришь?

Во мне просыпается протест, хочется избавиться от установок Германа:

– Примерю.

– У тебя есть телесный лифчик? – кричит, когда я скрываюсь в спальне. – С черным не так эффектно, лямки портят весь вид.

– Ну как? – И без ответа знаю, что боди село отлично.

– Очень красиво. – Подруга тащит меня к зеркалу. Я примерила вместе с брюками, как Ира и посоветовала. – Надевай, – звонко стуча каблучками, протягивает мне пару красных туфель. – Просто, не пóшло, шикарно, – характеризует мой внешний вид. – Нравится?

– Да, – отвечаю с уверенностью. Боди подчеркивают талию, а туфли на каблуке делают мои ноги бесконечными. – Не слишком?

– Ты про что? Рост? Нет, красиво, и наш дир – мужчина высокий. – Испытываю неприятное дежавю. – Главное – никаких затрат. Складывай! – бодро командует. – Складывай, – повторяет с нажимом.

Сборы заканчиваются глубоко за полночь, довольная и уставшая, падаю в постель, чтобы вновь окунуться в мир кошмаров.

Быстрые утренние сборы, и мы несемся через дворы. Ира, кажется, сложила весь гардероб и теперь с трудом тащила сумку:

– Женечка, миленькая, помоги, пожалуйста!

Хватаюсь за вторую ручку и ужасаюсь от тяжести.

– Что там? – запыхавшись, несусь вслед подруге. – Ира, мы едем всего-то на сутки.

– На полутора суток, Женечка, – кряхтит. – Там фен, утюжки для волос, а еще маски и скрабы, мед, морская соль, мы же с тобой в баньку пойдем, – переводит дыхание и продолжает: – Напаримся, если хочешь, я тебя веничком отхожу.

– Ты еще и веник взяла?! – пискляво восклицаю.

– Ой, не могу, – звонко хохочет Ира. Мы видим остановку и сбавляем темп. – Я почитала, сможем купить на месте. Уж на веник-то мы с тобой зарабатываем?!

– Надеюсь. – Судя по всеобщему возбуждению, база отдыха действительно шикарная.

Занимаю свое обычное место в конце автобуса, пересаживаюсь к окну, а Ира бегает по салону, и, если судить по аромату, где-то между седьмым и девятым рядами угощают горячительным.

– Ты не обидишься, если я пересяду? – шепчет, широко-широко улыбаясь. – А? – стреляет глазами себе за спину.

– Смертельно обижусь, – дразню подругу.

– Спасибо, – чмокает меня в щеку и занимает место рядом с Ковалем.

А я осматриваю салон, по привычке заглядываю на сидения за мной, Дмитрия сегодня нет, возможно, он приедет вместе с Лео.

И вот так каждый раз – любая мысль возвращает к нему.

Нужно признать, все свободное время мои мысли занимает Лео. Я перестала бояться внезапного появления Германа. Перестала оглядываться, гуляя с Васей на улице или стоя в очереди на кассе магазина, сейчас я страшусь того, что в один прекрасный момент Лео пройдет мимо меня, даже не взглянув, и одновременно желаю этого. Ведь тогда я точно не испытаю и сотой части боли, стоит нашим отношениям зайти дальше.

Не позволяю себе мечтать, строить планы на будущее – живу сегодняшним днем, не заглядывая далеко вперед.

Женя

– Ира, – я настойчиво стучу в дверь, – имей совесть. Ты уже сорок минут торчишь в ванной. Мы так опоздаем. – На заселение и отдых нам выделили час, и сорок минут из них Ира занимает ванную. – Я тоже не успела принять душ с утра. Ира! – хлопаю ладонью по двери.

– Я готова, – слышу шаги. Дверь распахивается – и подруга предстает во всей красе: с идеально выпрямленными волосами, сложным макияжем, которой будет выглядеть уместно на вечеринке, нежели на тренингах, и пушистом гостиничном халате. – Осталось надеть платье.

– Отвал башки, Ириш, – хвалю подругу, ожидающую моей реакции, и проскальзываю мимо нее. – Ты не могла сделать макияж в комнате? – успеваю принять душ, нанести тушь и помаду, сменить дорожные спортивные штаны на офисную одежду – и все это в рекордные сроки. – Учись, студент, – хвастливо приподнимаю бровь.

– В тебя матушка-природа изначально больше заложила. А мне приходится идти на хитрости, – звонко щелкает утягивающим бельем и хохочет. – Идем, – подталкивает, – из-за тебя мы точно опоздаем.

– Совсем обалдела! – возмущаюсь, но выхожу в коридор. Походкой от бедра Ирина покидает номер, звонко хлопая дверью.

– Я готова! – оповещает игриво.

– Точно к тренингам? – интересуюсь, пока мы спускаемся со второго этажа в конференц-зал.

– Одно другому не помешает, – говорит громко и добавляет уже на ухо: – Женечка, у меня мужика больше года не было.

– Ну это вообще не срок, – прячу улыбку, глядя в возмущенные глаза подруги.

– Господи, пошли хоть кривого, хоть косого, – невинно хлопает ресницами и складывает ладошки.

– Угу, безрукого, безногого, – дразню подругу, прекрасно понимая, для кого плетутся все эти сети.

– Бог с ними, с ногами, а руки должны быть обязательно, – заливисто смеется.

– Хорошо, выберем тебе с руками.

За два часа на нас свалилась невероятного объема информация, которую я стараюсь конспектировать первые тридцать минут, но закрываю блокнот и откладываю на соседний пустующий стул. Через три места от меня Ира щебечет с Ковалем и, кажется, ни разу не взглянула на выступающих. Все так и сидят в ожидании отмашки на обед. Под монотонный бубнеж растираю веко и широко зеваю.

– Очень интересно. – Едкий комментарий, и я резко прикрываю ладошкой рот. Лео берет блокнот и занимает место рядом со мной. Наклоняется чуть вперед: – Да-а, информативно и захватывающе, – машет приветственно блокнотом Илье.

– Было интересно первые тридцать минут, – оправдываюсь.

– А что случилось потом?

– Захотелось есть, – стыдливо шепчу. От раскатистого хохота пугливо вздрагиваю и вжимаю плечи. Не поленились обернуться даже с первых рядов, а выступающий на сцене пробубнил что-то про ответственность и культуру поведения.

– Идем. Я тоже еще не завтракал.

– Прямо сейчас? На нас же все смотрят.

– Голодный мужчина – злой мужчина, – встает и ожидает меня. – Вдруг начну увольнять или штрафами раскидываться, в твоих интересах меня задобрить. Можно сказать, судьба многих коллег на твоих плечах. Идем, Женя, идем. – Упираюсь взглядом в мужскую спину и стараюсь не смотреть по сторонам, выходя из зала. – Присаживайся, – отодвигает стул и помогает мне сесть. Лео выбрал самый укромный закуток ресторана, отдельную нишу за плетеными панно из ротанга. Как по волшебству, практически мгновенно накрывают стол. – Заказал заранее, в дороге. Приятного аппетита.

– Приятного, – принимаюсь за омлет с грибами, а полные тарелки все появляются и появляются на столе. Я уже пью чай, а Лео тщательно разрезает очередной шмат жареного мяса.

– Со мной будет все нормально.

– Что?! Я ни слова не сказала.

– Ты на меня так смотришь, будто я вот-вот умру от переедания.

– А не должен?

– Нет, – отправив следующий кусок мясо в рот, запивает чаем. – Организм требует много белка. Не морщи лобик, сестра уже привыкла готовить горами и ведрами.

– Я ей сочувствую, – комментирую, не скрывая улыбки, принимаю из рук официанта десерт – блинчики с ягодами. Перешагиваю через заложенные временем правила, переступаю и говорю открыто, не желая опасаться в будущем, что мою шутку сочтут за оскорбления.

– Скоро сможешь ей лично посочувствовать, – произносит, не отрываясь от тарелки. А меня шокирует простота, с которой Лео это произносит.

– Хорошо, если меня не заставят столько же готовить, – перевожу разговор о знакомстве с семьей в шутку.

– На твое усмотрение. Мне не принципиально, будешь ты готовить или нет. Вела и сама может воспользоваться помощью, но ей нравится заботиться о семье.

Искренняя улыбка превращается в искусственную, приклеенную к лицу. «Мы… что… сейчас говорим о совместном проживании?» – пульсирует в голове.

– Я… – Мысль, что я не готова к серьезным отношениям, гибнет под натиском наших друзей.

– Приятного аппетита.

Ира с Ильей приближаются к нашему столику. Коваль отодвигает стул для своей спутницы, присаживается рядом, привычным жестом, словно они с Лео привыкли делить стол, притягивает одну из тарелок к себе и принимается за содержимое. Ира пьет кофе, делая вид, что не голодна, а я все еще испытываю шок.

– Нам пора, – толкаю подругу под столом. Ира негодует и сигнализирует, чтобы остаться, а я продолжаю настаивать на своем. – Ты же хотела в баню.

– Да, но, думала, вечером, – мямлит сквозь улыбку.

– Ира, – поднимаюсь из-за стола и тороплю подругу. – Спасибо за завтрак. – Лео откладывает приборы. Его взгляд напряжен. Привстает, но плавно опускается обратно на стул.

– На здоровье. – Слова сухие, официальные.

– Ты что творишь? – Ира возмущенно вскрикивает, прикладывая карту к замку номера.

– Я испугалась, – честно признаюсь. – Ириш, он мне чуть ли не прямо заявил, что собирается знакомить с семьей, – плюхаюсь на кровать.

Упершись кулачками, Ириша сверлит меня взглядом.

– Женька! Знаешь, что я хочу тебе сказать?

– Что я дурочка?

– И это тоже. – Ее указательный палец направлен мне в лицо. – Ты уж определись, готова доверять или нет? Готова шагнуть в новые отношения? Сама определись. Он же тоже ждет твоего решения.

– Наверное.

– Наверное?! Да наш дир – Мистер Терпение, Капитан Выдержка, Тактмен! Жень, – Ира садится рядом со мной и приобнимает за плечи, – идем искупаемся? – Трепет до моей ответной улыбки и согласного кивка. – Только сначала перекусим. Сейчас сниму эти пыточные панталоны, – задирает подол платья и с наслаждением стягивает тугое белье. – Господи, как же хорошо, – швыряет к шкафу. – У меня есть пара плетенок с маком, будешь?

– А как же «мужика год не было»?

– Годом больше – гадом меньше. Автор: Ирина Михалевская, – хохочет. – Переодевайся в купальник, – откусывает жадно кусок булочки и достает маленький сок с трубочкой из сумки. – Ну не могу же я есть, как голодный крокодил, при мужике.

– Да я и слова не сказала, – стягиваю плотно сидящую юбку.

– А тут и не нужно было. – Ира потянула яблочный сок и прикрыла глаза от наслаждения.

– Теперь хотя бы ясно, почему сумка была неподъемной.

– Не нуди, переодевайся. Полотенца не забудь.

Собираю волосы наверх и закручиваю так, чтобы не намочить.

– Возьму. – Слова выходят искаженными, губами придерживаю шпильки.

– До банкета еще четыре часа, все успеем, если поторопимся. – Ира накидывает в сумку множество разнообразных баночек и тюбиков.

От бассейна поднимаются клубы пара, а я боязливо заворачиваюсь в халат и не могу перебороть себя. Никогда я еще не купалась в открытом водоеме, когда на улице около нуля и моросит мерзкий ледяной дождь.

Продолжаю наблюдать из-за стеклянной двери и не решаюсь выйти.

Ира машет, повиснув на бортике бассейна, потягивая коктейль через трубочку.

– Трусиха! – дразнит. – Ты хоть на что-нибудь сегодня решишься? – И я понимаю, что это не про бассейн.

– Иду, – бубню себе под нос, удивительно, но Ириша расслышала. Оставляю халат у бортика, на шезлонге, и ежусь от ледяного ветра.

– Женька, совсем сдурела? Можно было подплыть и не выходить на улицу.

– Не хочу голову намочить, – торопливо сажусь на бортик и спрыгиваю в теплую-теплую воду. – О-о-ох, – протяжно выдыхаю.

– На, выпей глоточек. – Ира протягивает широкий бокал к моим губам. – Там алкоголя не больше, чем в кефире. Очень приятный, с клубникой. – Вкус лета оседает на языке, и я делаю еще пару глотков. – Говорила же, вкусно. Все, хватит. Ты та еще пьянчужка.

– Ир, ну что ты за подруга? То стараешься напоить, то отговариваешь. – Дальнейшие возмущения застревают в горле.

– Женя. – Ира следит за моим взглядом округлившихся глаз и тихо выдыхает. – Тут и думать не о чем, надо брать. Господи, какой генофонд пропадает. – А я не могу отвести взгляда от мужской фигуры. – Вокруг меня еще вода не кипит, нет?

Первым я замечаю Лео, когда распахивается дверь небольшого домика из сруба, что стоит практически вплотную к бассейну. Клубы пара вырываются наружу, а из них, словно в кино, появляется шикарная мужская фигура. Взгляд приковывает разворот плеч, невероятный перепад от широкой груди к плоскому животу и узким бедрам. Было и так понятно, что у него шикарная фигура, но одно дело дорисовывать ее в воображении и другое – видеть наяву.

Два крупных шага, прыжок – и мужчина уходит под воду, а я, словно завороженная, слежу за движениями каждой мышцы сильных ног.

– Ира! – возмущаюсь на подругу. – Ты специально!

– Что я специально? – переспрашивает, не поворачивая головы. – Ты сама меня в баню потащила, кто же знал, что нужно договариваться о времени? – Вслед за Лео выходит Илья, а я слышу жалобный писк рядом: – Отвал башки.

Действительно, Коваль на зависть сложен, но мой взгляд невольно прикован к другому.

Между Лео и Ильей происходит дружеская потасовка, мужчины подныривают, стараются друг друга утащить под воду, запрыгивают на плечи – это как борьба двух титанов. Притягательное своей силой и будоражащее зрелище.

– Твоя взяла. – Коваль уходит от очередного захвата и пытается провести обманный маневр.

– Ты как всегда предсказуем. – Лео перехватывает друга за руку и притапливает со смехом. И в этот момент с него словно слетают годы: уходит напряженный сосредоточенный взгляд, разглаживается складка между бровей, а улыбка становится просто улыбкой – искренней, даже озорной.

– А ну стоять! – Ира хватает меня за руку под водой и удерживает на месте. – Только попробуй сбеги. Как попарились? А мы все гадали, кто занял нашу баню. – Вырываю ладонь, Ириша забыла, что мы в воде и все видно.

Болтовня подруги и Коваля идет фоновым шумом, как прибой моря, я же сосредоточена на бездонной черноте глаз, приближающейся ко мне.

Лео не сводит взгляда с моего лица, но нестерпимо хочется прикрыться руками, я уверена, что он успел изучить меня от тонких завязок купальника на шее и до пальцев ног.

Оказываюсь в мужских объятиях быстрее, чем смогла придумать приветственные слова.

Широкие ладони поддерживают меня под спину, полностью прижимая к мужскому телу.

Не знаю точно, действует на меня алкоголь или близость Лео, но мне хочется прижаться еще плотнее, чтобы между телами не проникала даже вода, мешая наслаждаться.

Не нужны слова, вновь теряюсь в ощущениях, абсолютно забывая, где я, важно только с кем.

Мои пальцы тщательно убирают влажные волосы со лба, открывая лицо. Повторяют изгиб бровей и спускаются по скулам. Рука замирает в нерешительности, и я склоняюсь, касаясь мужских губ своими. Из груди Лео вырывается тихое рычание, хватка сильных рук становится тверже, напряжешней.

– Я сделала выбор, – шепчу, ухватившись за мужские плечи и не размыкая наших губ.

– Женя. – Лео практически стонет, впившись в мой рот. Его тело напряжено, а поцелуи грубы. Губы алчно втягивают мои до боли и тут же ласкают языком.

– Эй, Ромео. Тут вообще-то дети. – Лео с рычанием отворачивает меня от назойливого голоса, но разрывает поцелуй. Затуманенный взор различает фигуру, стоящую у края бассейна. – Имейте совесть, поднимитесь в номер. – Голос дает очередной совет.

– Извините, – прошу прощения, воображая, как мы выглядим со стороны. Обхватив ногами за талию, я жадно пожираю Лео, а он отвечает с животным напором.

– Извините. – Лео хрипло повторяет за мной. Сильные пальцы выпускают мои бедра, и я спускаюсь по мужчине, словно по горке, ощущая животом налитой член. Лео продолжает держать меня в объятиях, уткнувшись в основании шеи. – Прости, – шепчет уже мне. – Прости, – прикасается губами к коже.

– За что? – зарываюсь двумя руками в волосы на затылке. Мне не нужно удерживать себя на воде, я нахожусь в желанных объятиях.

– Тебе нужно собраться к вечеру, а мне успокоиться. – Между нашими телами проникает вода, а меня нестерпимо тянет вернуться, прижаться. – Я так не смогу выйти из бассейна, не смущая детей и их родителей, – поправляет завязки шорт. – Жду тебя через час в зале. Женя, пожалуйста. – Да я сейчас натурально завою, и это будет не тихий стон, а пронзительный вой на луну. Лео делает один за одним заплывы от бортика бассейна к другому, а я растерянно ищу взглядом Иришу. – Твоя подруга ушла, – вздрагиваю от голоса над ухом. – Собирайся, моя девочка. Я тебя жду. – Нежный поцелуй за ушком, Лео подтягивается, выбирается на бортик и подает мне халат.

Бегу в номер, а тело отдает дрожью от слов «моя девочка», «моя». Как же приятно это звучит.

Нетерпеливо стучу в дверь. Поднимаясь по лестнице, продрогла, кутаясь в халат.

– Ира, открой, – продолжаю наседать на дверь. – Ириша! Если ты в ванной, я все булки твои съем! – От перспективы минут тридцать стоять под дверью барабаню двумя руками.

– Женечка, – в щель протискивается голова подруги, – погуляй полчасика, а лучше часик.

– Ира, ты совсем? Где я буду гулять часик в таком виде? – Дверь снова закрывается, а мне только и остается хлопать беззвучно ртом и ожидать.

За дверью шаги, тихий, но возбужденный разговор двух голосов, щелчок дверной ручки.

– Держи, – протягивает ключ, – это от домика Ильи, – на умоляющий взгляд хочется рычать в ответ.

– Давай, – выхватываю пластик, понимая, что врываться в номер глупо, а ожидать разрешения войти, где-то сидя в фойе или разгуливая по территории в банном халате, еще глупее. – Михалевская, ты мне должна будешь по гроб жизни!

– Еще непонятно, кто спасибо скажет! – выдает с улыбкой, выставляет на порог сапоги и протягивает свой пуховик. – Двенадцатый домик. Двенадцатый, – повторяет и с улыбкой перед самым носом захлопывает дверь.

М-да… подруга…

– Двенадцатый домик. – Злой шепот срывается с моих губ. – Двенадцатый, – передразниваю, кривляясь. – Где же этот домик?

Кажется, я обошла территорию дважды, но так и не нашла нужную вывеску, и только всмотревшись, замечаю еще одну гравийную дорожку. Сказать, что мне было холодно? Нет, но я тряслась каждый раз, когда под полы халата проникал влажный холодный воздух. Дорожка петляет между пушистыми елями, и я наконец вижу домик.

Ноги сами пускаются в бег, как же хочется снять с себя влажный купальник и завернуться во что-нибудь теплое. Я еще и душ приму, решаю про себя. Горячий душ! И закажу что-нибудь горяченькое. Травяной чай, а в идеале – глинтвейн!

Вставляю ключ – не закрыто.

Дверь легко поддается, и я торопливо захожу в теплое помещение.

Лео

Наспех принимаю душ, промокаю влагу и привожу волосы в относительный порядок. На кровати лежит приготовленный к вечеру костюм, успеваю надеть брюки, но тут слышу шаги за стеной. Накидываю рубашку, мягко ступаю босыми ногами, прислушиваюсь к чужому сердцебиению и посторонним звукам.

Зверь тянет – он первый узнает в нежданном госте Женю.

Она включает свет в гостиной, присаживается на стул возле входа, снимает сапоги, ныряет в белые гостиничные тапки, а мой взгляд приковывают крохотные пальчики.

Пуховик оставляет на вешалке, туже затянув пояс халата, осматривает комнату. Я не тороплюсь обнаружить себя, стою в тени спальни, подсматривая в щель. Женя по-хозяйски берет трубку стационарного телефона и набирает номер, поглядывая в карту, лежащую рядом на столе. Интересно.

– Алло, добрый день. А можно заказать чай и бокал глинтвейна.

С той стороны трубки извиняются, но заказ уже сделан и скоро будет доставлен. Женя растеряна не меньше моего: я точно ничего не просил.

Ну Коваль… В том, что это его рук дело, нет никаких сомнений.

Девочка активно растирает плечи ладошками, забирается на диван, поджав ноги.

А во мне бурлит инстинкт охотника: наблюдаю, переминаясь с ноги на ногу, будто готовлюсь к прыжку, не выпускаю жертву из поля зрения – промашек не будет, не отпущу, не позволю сбежать в очередной раз. Своим приходом Женя, сама того не подозревая, попала в ловушку.

Стук в дверь заставляет зверя предупреждающе рыкнуть.

– Спасибо.

В гостиную входят две девушки в форме комплекса. Первая ставит поднос на небольшой круглый кухонный стол, от кувшина и глиняного пузатого чайника поднимается пар, и к запаху моей пары прибавляется пряный аромат алкоголя. Женя благодарит еще раз, забирая небольшую спортивную сумку.

Точно Коваль.

Женя наливает в глиняную кружку горячего вина и делает крохотный глоток, слизав красную каплю с нижней губы, тянет носом аромат напитка, тихонько стонет от удовольствия.

Да что же ты со мной делаешь?

Каждый глоток она смакует, растирая пряный напиток по языку, морщит носик от удовольствия и облизывает губки.

А теперь самое интересное. С сумкой в руках направляется в сторону спальни. Отхожу в глубь, беру приготовленный галстук, изображаю деятельность. Накидываю на шею, пальцы на автомате вяжут узел.

Шаг, еще один шаг, скрип двери и удивленный возглас:

– Я…

– Ты?! – отвечаю в том же тоне. Никогда не замечал за собой любви к играм, но до чего же хочется разыграть удивление.

Безумной синевы глаза округляются, через мгновение уже гневно мечут молнии.

– Михалевская! – цедит сквозь зубы. А мне хочется добавить: «Нет, Коваль».

– Может, ты что-нибудь объяснишь? – поправляю галстук и наслаждаюсь растерянностью. Каких трудов стоит не сорваться места, не разодрать халат в клочья и, наконец, сделать девочку моей по-настоящему – клеймить, чтобы никто и взглянуть не смел.

– Моя подруга и Коваль… В общем, они сейчас в нашем номере и дали мне ключ от твоего домика, – продолжает стоять в проходе. – Получается так, – добавляет, глядя на свои руки.

Качаю понимающе головой:

– Тяжелая? Я возьму. – Женя не сопротивляется. – Замерзла? Душ свободен. Сухие полотенца на полке, – оставляю сумку на застеленной кровати и возвращаюсь к одеванию: тщательно заправляю рубашку в брюки. – Я скоро уйду, не беспокойся.

Беру носки с кровати и выхожу, оставляя одну. Целенаправленно лгу – никуда не собираюсь. Зверь беснуется, тянет за жилы, требует вернуться, а я растягиваю удовольствие.

К оглушительному звуку сердцебиения прибавляется шорох снимаемой одежды. Не двигаюсь с места, предвкушаю.

Одинокие капли падающей воды смешиваются в постоянный поток. Оставляю носки на спинке дивана возвращаюсь, ведомый звуком сердца.

Мысль укрепляется, стоит увидеть Женю на своей территории: к чертям банкет, речь, что я должен был сказать, и всех присутствующих гостей!

До чего же она прекрасна! Крохотные лоскутки ткани не скрывали идеальных изгибов тела и в бассейне, но, когда единственной одеждой служат только горячие потоки воды, повторяющие плавные линии тела, могу с полной уверенностью сказать – моя пара идеальна. Абсолютно.

Ослабляю галстук и медленно стягиваю, не привлекая внимания.

Женя подставляет лицо под воду, массирует, смывает остатки пены. К халату и купальнику на полу прибавляю галстук и сбрасываю рубашку. Ступаю под струи, так и оставшись в брюках. Женя замирает, ощущая прикосновения моих ладоней на талии. Оставляю влажный поцелуй, втягивая нежную кожу, провожу языком вдоль шеи. Собираю потоки воды, ласкаю за ушком, а зверь беснуется – требует немедля поставить метку. Лениво поднимаю ладони по ребрам, обвожу грудь и полностью накрываю, сминаю. Поглаживаю большими пальцами затвердевшие соски – каждое прикосновение горячей волной стреляет в пах, накручивая градус возбуждения.

С пухлых губ срывается глухой стон, девочка прогибается, откидывается спиной на мою грудь.

Удерживая подбородок, жадно припадаю к губам, ласкаю языком горячий язычок, что смело врывается в мой рот, продолжаю играть с соском, ловлю стоны губами – дышу ими.

– Моя, – шепчу, разрывая поцелуи. Девочка обхватывает за голову, тянет, не позволяет отстраниться. За единственное слово, разделившее нас, прикусывает нижнюю губу. Солоноватый вкус крови смешивается с нашим поцелуем, а зверь внутри меня ликует. Женя, сама не понимая, оставляет свою метку.

Языки сплетаются в диком ритме, наши пожирающие поцелуи убивают последние отголоски разума. Прикосновения мягких губ к моим, смешанные со стонами, – и у меня реально подкашиваются ноги.

Стоит пройтись подушечками пальцев по бархату кожи – втягивает животик, шумно выдыхает. Намокшие брюки нестерпимо мешают, сковывают, и с каждым прикосновением становятся теснее.

Скольжу пальцами, касаюсь моей девочки между ног: обжигающе горячая, влажная. Провожу по шелку нежной кожи – как же я давно об этом мечтал… Ласкаю, обвожу клитор и спускаюсь, медленно ввожу палец, возвращаюсь и повторяю несколько раз. Тихие стоны набирают силу, девочка ловит движения – подстраивается, старается приблизить концовку.

– Горячая, – ритмично проникаю. Хватает ртом воздух, откинувшись на мое плечо. Ее ладошки ищут опору, соскальзывают по намокшей ткани брюк. – Не спеши, – разворачиваю к себе лицом, – сегодня мы никуда не идем. Я тебя удержу, – предупреждаю ее испуганный возглас, стоит прижать Женю к стене, опуститься на колени и закинуть ее ножку мне на плечо.

Впиваюсь пальцами в бедра, не давая возможности шелохнуться. Струи горячей воды попадают ей на грудь, тонкой струйкой срываясь вниз с розовой вершины, а я ловлю эту влагу языком. Продолжаю проникать пальцами, не сводя взгляда с лица. Женя мечется, хватается за мои плечи, запрокидывает голову, облизывая острым язычком пухлые губы, глухо стонет. А мне просто сносит крышу от этой картины, и я жадно припадаю губами к влажным складочкам, провожу языком, ощущая ее сумасшедший вкус.

– Лео. – Женя буквально поет мое имя. – Пожалуйста.

– Что «пожалуйста»?

Зверь сходит с ума, а мой голос – рычание. Провожу языком еще раз и задерживаюсь на клиторе, массируя. Дрожь пробегает по ее бедрам, увеличивая давление, продолжаю движения. Отводит ножку – открывается.

– Пожалуйста, – хнычет. Повторяю и повторяю влажный рисунок, податливое тело напрягается в моих руках, Женя запрокидывает голову, ее простреливает волна дрожи, сопровождаемая продолжительным стоном. Мягко прихватываю клитор зубами и протягиваю, продлевая удовольствие.

Девочку ведет в моих руках, а я словно питаюсь ее эмоциями: трепещущие ресницы, затуманенный взгляд, частое-частое дыхание. Женя с трудом держит себя, а мне мало!

Полная округлая грудь высоко вздымается, привлекая к себе внимание, острые розовые соски так и манят втянуть их в рот и перекатить на языке. Распробовать умопомрачительный вкус ее кожи.

– Так… нечестно, – произносит между глубокими вдохами. Ее пальчики расстегивают пуговицу на брюках и тянут собачку молнии вниз. Маленькие ладошки упорно борются с влажной одеждой, подцепив пояс брюк вместе с бельем.

– Давай я сам, – рывками стягиваю брюки, зашвыривая в общую кучу с одеждой.

– Ты их порвал, – произносит с улыбкой на губах, а взгляд спускается к пульсирующему члену.

– Пока будешь меня рассматривать, хочу тебя искупать.

Поднимаю мочалку, упавшую к нашим ногам, наливаю гель для душа и взбиваю пену. Легкими движениями гуляю по телу, спускаюсь вдоль рук, оставляю рисунки на груди и подтянутом животике, покрываю пеной стройные ноги, бедра, дразня, спускаюсь к влажным складочкам. Разворачиваю спиной и продолжаю свою пытку, которая сносит крышу – заставляет стискивать зубы до боли. От щиколоток провожу вверх, поглаживая бедра, не обхожу вниманием и с силой сминаю упругую попку, одержимо вдавливаясь пахом.

Регулирую воду так, чтобы струи омывали нас, повторяя ладонями тот же путь.

– Я сам.

Забираю флакон с шампунем, щедро наполняю вязкой жидкостью ладонь. Очередное открытие – я хочу не просто оградить от окружающих мира и опасностей свою пару, но и заботиться. Даже сейчас просто массируя голову, испытываю ни с чем несравнимый кайф. Все это время Женя не сводит с моего лица глаз, внимательно следит за всеми движениями, прикрывает глаза, когда я закапываюсь пальцами в пряди.

– Ты удивительный, – притягивает за плечи и нежно целует, прихватывая припухшими губами мои, мягко втягивая и лаская язычком. Поцелуй перерастает в грубую схватку, мгновение – и девочка у меня на руках. С нас льется вода, размашистыми движениями собираю полотенцем влагу и несу Женю в спальню. Сталкивая коленом сумку на пол, кладу девочку поверх покрывала. Отстраняюсь, пожирая глазами идеальное тело: разомлевшая и открытая, она так и манит.

Под продолжительным взглядом Женя сводит ножки, закрываясь.

– Поздно стесняться, – нависаю на руках. Игнорирую губы и припадаю к груди. Повторяю языком границы ареолы. Втягиваю полностью сосок в рот, со стоном перекатываю на языке, посасываю и выпускаю из плена. Мои пальцы продолжают свою игру, в точности вторя движениям кончика языка: скользят по влажному шелку складочек, лаская границы входа. Сбивчивое дыхание служит сигналом, заменяю пальцы членом, растирая влагу, чуть проникая, подготавливая. Хочу видеть ее лицо!

Девочка отвечает на мой взгляд и провокационно разводит шире ножки, упираясь влажным входом в головку. Переношу вес, медленно ввожу член, по телу пробегает волна жара, вынуждая застыть. Маленькая провокаторша хватается за мои плечи и подается бедрами вперед – навстречу. Вот чер-р-рт! Втягиваю воздух сквозь зубы, медленно двигаюсь, ощущая ее горячее и тугое лоно по всей длине. Губы, заалевшие от поцелуев, просят ускориться, а я и не в силах сдержаться, ускоряю темп, грубо вбиваясь. Стоны только провоцируют, отдаваясь в паху и затылке жаром. Резко выхожу и перехватываю Женю, кладу на живот. Прижимая всем телом, рычу каждое слово:

– Есть то, что ты не приемлешь в сексе?

– Я… не знаю. – Все же напугал, зверь чувствует страх.

– Могу укусить, – предупреждаю и, не давая возможности страху взять верх, приподнимаю ее за бедра, одним рывком вхожу. Каждый толчок сопровождается моим рычанием и громким стоном моей пары. Чувствую, что она уже на грани, двигаю бедрами агрессивней и жестче. Протяжный гортанный вскрик – женское тело обмякает в руках, а я завершаю тремя мощными толчками, изливаясь, прикусываю нежную шейку. Моя! Моя! И только моя!

– Ай, – ведет плечом, – больно.

– Прости, – прохожусь языком по ранке, переводя дыхание. Перекатываюсь на спину, перетягиваю девочку к себе, укладывая на грудь. – Отдыхай, – поглаживаю ладонью влажные волосы.

Идеально…

Женя

– Отдыхай, – доносится сквозь удары грохочущего сердца. Я оказываюсь распластанной по мужскому телу, прижимаюсь щекой к твердой груди, и мне удобно! Сильные пальцы пропускают пряди волос, слегка массируя кожу, веки наливаются тяжестью, а на губах блуждает улыбка. Лео сдвигается вместе со мной и накрывает нас углом покрывала. – Наконец-то высплюсь. – Руки сцепляются замком на моей пояснице, подтягивая чуть выше, чтобы накрыть ладонями попу. – Спи, еще насмотришься.

Тело, подчиняясь приказу, расслабляется. С навалившейся тяжестью невозможно бороться, и я сдаюсь. Закрываю глаза, вдыхая терпкий запах кожи вперемешку с неизменным ароматом кофе.

В окно проникает навязчивый луч желтоватого света, отворачиваю лицо и жмусь к горячему мужскому боку. Уснула и не заметила, Лео разобрал постель, мое обнаженное тело бережно укрыто одеялом, но даже сквозь сон ощущаю, как саднят бедра, и тут же горячие воспоминания проносятся множеством электрических разрядов, сметая остатки сна.

Запрокинув руки за голову и вытянувшись в полный рост, Лео спит, тихо похрапывая, а я не могу отвести взгляд. Мощная грудь с каждым вздохом равномерно вздымается. Аккуратно, чтобы не разбудить, кладу голову на грудь, обнимая рукой. Желание ощущать близость тела и жар, исходящий от него, кажется таким естественным и необходимым, как кислород. Вдыхаю запах, и где-то в груди образуется искрящийся ком, переполняющий эмоциями. Сердце предательски трепещет. Неизвестный мне до этого коктейль из яркого желания, нежности и жажды ежесекундной близости окончательно оголяет сердце и рвет душу.

Подушечками пальцев смахиваю редкие слезы, сорвавшиеся от переполняющих сердце эмоций.

Я впервые в жизни плачу от счастья.

Чувствую себя неразумной глупышкой, влюбившейся в друга отца. Откройся – и надо мной всласть посмеются.

– Девочка моя. – Сонный хрипловатый голос вклинивается в мысли. – Что случилось? – Шершавые пальцы стирают влагу. – Проголодалась? – Смеется надо мной, а на ленивые возмущения стискивает в объятиях до легкой боли. – Я тоже еще не привык, – вновь читает мои мысли, – словно вырывают сердце и возвращают на место – мучительно сладко.

«Да, именно так, до жжения в груди!» – кричу про себя.

– Твои слезы приносят мне боль, – шепчет, собирая губами горячую влагу.

– Не могу сдержать, – жалуюсь совсем по-детски, подставляя лицо под твердые губы.

– Моя девочка. – Прикосновения настойчивых губ – и солоноватый вкус моих слез оседает на языке. – Я постараюсь тебя отвлечь. – Не вижу лица, но знаю, что Лео улыбается. Он прихватывает зубами нижнюю губу, причиняя будоражащую боль, жадно вылизывает саднящую кожу и спускается к подбородку. – Мне неудобно, – недовольно ворчит. В мгновение оказываюсь сидящей на мужских бедрах. Придерживая рукой под поясницу, заставляет прогнуться, откинуться, выгибаясь навстречу, и сразу же припадает к груди. От мягких прикосновений языка горячие волны накатывают одна за другой, собираясь пульсацией между ног. Не терпится раствориться в ощущениях, стараюсь сжать бедра, но мужская рука запрещает – сильнее разводит колени, не давая закрыться и получить и толику удовольствия. Лео же продолжает терзать затвердевшие от желания соски, а я сдаюсь, полностью отдаваясь во власть мужчины.

Нет больше прикосновений языка к необыкновенно чувствительным вершинкам, их заменяют мягкие укусы, выбивающие кислород из легких. Из-под опущенных ресниц наблюдаю, как передо мной плывет рисунок на стенах – Лео доводит до беспамятства. Впиваюсь пальцами в мужские плечи, не переставая шепчу имя и умоляю о большем.

Сильные руки подхватывают мои бедра и одним движением насаживают на член. Я теряюсь. Из груди вырывается громкий гортанный стон. Лео вновь приподнимает, забирая чувство наполненности и резко подается бедрами вверх, опуская меня. Кричу, срывая голос от удовольствия, что простреливает с каждым грубым толчком. Кричу до хрипоты!

– Смотри на меня!

Фокусирую затуманенный взор на мужском лице. Тусклый свет луны подсвечивает мистическим блеском черные глаза, искажая лицо, придавая человеку звериный облик.

Лео не позволяет отвести взгляд, не позволяет перенять инициативу, берет меня так, как он желает, а я тону в удовольствии. Тону в непроглядной черноте взгляда, ловя желтоватые всполохи.

Его движения бедрами неутомимы, резки, агрессивны. Твердые, словно сталь пальцы, оставляют следы на моих бедрах – клеймят, метят, говорят остальным, что я только его.

И с каждым рывком меня простреливает яркой вспышкой такой невероятной силы, что перед глазами плывут белые пятна. Я готова просить пощады, умолять окончить пытку, но горло саднит от сухости и стонов.

– Потерпи, – между слов глухое рычание, – я голоден тобой.

Толчки ускоряются, жар растекается от каждого проникновения, туго скручивается и взрывается в теле ослепительным фейерверком. Лео, оскалившись, запрокидывает голову, с силой притягивает мои бедра, максимально раскрывая, удерживая, изливается внутри, полурыча шепчет слова на незнакомом языке.

Хочется пить, но я не могу вымолвить и слова, в висках грохочет кровь. Перевожу дыхание, упираясь ладонями в мужскую грудь, не свожу глаз со все еще голодного темного взгляда.

Капелька пота щекочет, бесцеремонно петляя, оставляя влажную дорожку на моей груди, с рычанием Лео слизывает ее. Уничтожая. Ревнуя. Будто устраняя соперника.

– Моя!

А мне нравится эта одержимость! Мужские руки укладывают, накрывая одеялом. Лео же откидывается на спину, его ноги свисают с края кровати, но, кажется, он уже привык к тому, что мир вокруг него не по размеру.

– Я хочу пить, – разматываю кокон из одеяла и спускаюсь ногами на прохладный пол. Под внимательным взглядом нахожу тапочки у кровати. – Тебе принести? – Усталость не отпускает, притягивает обратно к льняным простыням.

Лео поднимается и придерживая за плечи, ведет на кухню. Мы пьем остывший чай из одной кружки, а мне хочется продлить эйфорию, и я делаю глоток уже холодного вина.

– Не нужно пить алкоголь, – наконец нарушает молчание Лео.

– Немного, – замираю с бокалом у губ. Влага скользит по моим обнаженными бедрам, и до меня доходит смысл сказанных слов. – Я не пью таблетки. – Признаюсь: никто из нас и не подумал о защите.

– Я только за. – Меняет бокал в моих ладонях на кружку с чаем. – Ты моя, понимаешь? – Горячие пальцы ложатся на шею, поднимая подбородок. – Я не собираюсь отказываться от тебя. От тебя или нашего ребенка, если так сложится. Вы мои. Не надумывай, – гладит большим пальцем подбородок. – Попила? Идем спать. Завтра нам обязательно нужно появиться перед гостями.

Короткий путь до спальни превращается в бесконечный! Я успела надумать беременность, расставание и все ужасы, что может пережить женщина, оставшаяся одна с ребенком.

– Я же просил. Зачем ты себя накручиваешь? Пустишь под одеяло? – Горячее тело вплавляется в мое, окружая теплом, забирая тревоги, наполняя умиротворением.

Сегодняшнее утро одно из немногих, когда пробуждение происходит не от очередной кошмарной встречи с Милосердовым во сне – Герману не удалось проникнуть в мое сознание. Как мне кажется, аккуратно стараюсь освободиться от тесных объятий: мужские руки плотно держат в кольце, прижимая к груди, а бедро придавливает ноги к постели.

– Доброе утро. – Дыхание щекочет ухо. – Хочешь сбежать?

– Очень, до туалета, – вжимаю голову, останавливая настойчивые губы.

– Беги, – великодушно размыкает руки и убирает ногу. Каждый шаг отдается саднящей пульсацией, и я не сдерживаю тихих стонов. – Подожди меня, – слышу из-за двери, – примем душ вместе.

Ну уж нет!

Беззвучно закрываю щеколду. Никаких «вместе» хотя бы до завтра.

Включаю воду, горячие струи смывают остатки сна. Растираю в ладонях гель и быстро прохожусь по телу. Пальцы задерживаются на животе. Пусть будет, как будет – решаю для себя. Не без тревоги признаю, что хочу ребенка именно от этого мужчины. Как бы ни сложились наши дальнейшие отношения, а иметь частичку любимого человека рядом с собой – это самое правильное решение.

Наши вещи так и остались лежать на полу, нахожу чистый халат и несмело выглядываю в спальню. Прикрыв бедра одеялом, Лео с насмешкой за мной наблюдает.

– Я хотел просто искупаться, – подходит к двери и одним движением пальцев вырывает щеколду. – До чего же здесь все ненадежно, – сверкая обнаженным задом, входит в душевую кабинку. Из груди вырывается стыдливый смех. – Спинку потрешь? – пробивается сквозь шум воды.

– Я уже оделась, – перебираю содержимое сумки в поисках белья.

– Вр-р-рунья, – растягивает со смехом.

Ох, Михалевская.

В который раз вспоминаю подругу «добрым» словом. В сумке лишь один комплект одежды и это: боди и брюки… Ну засранка, где мои спортивные штаны, где толстовка?!

Быстро надеваю белье, застегиваю боди, стоя враскорячку, и молю бога, чтобы Лео еще пару минут продолжал мыться и не застал меня задравшей ногу на кресло и заглядывающей себе в промежность. Смех так и срывается с губ, стоит встретиться со своим грациозным отражением. Щелчок последней кнопочки – и я выдыхаю от облегчения. Уже спокойно надев брюки, занимаюсь поиском телефона. Вот телефон Ириша забыла или специально не стала класть, зная, что я обязательно захочу ей позвонить.

Шум льющейся воды смешивается с тихим гудением вибрации. Следую на звук, неглубоко под кроватью светится смартфон. Женское имя на дисплее – и ревность тоненько, одним ноготком царапает мое сердце.

– Тебе звонят, – подхожу к открытой двери. Лео закручивает вентиль, перекрывая воду. И как мы смогли поместиться в кабинке вдвоем?! Ссутулившись, он разворачивается.

– Кто там? – интересуется, интенсивно растирая волосы.

– Дара, – протягиваю смартфон.

– Потом перезвоню, – проходит мимо меня в поисках белья. – Завтракать будем здесь или со всеми?

– Мне без разницы. Я не голодна, – оставлю телефон на тумбе.

– Тогда в ресторане. Нужно кое-что обсудить с Ковалем.

– Оставь. Домой мы едем вместе. – Мужские руки вытягивают лямки спортивной сумки. – Мы вместе, Женя. Или, думаешь, я намерен прятаться от окружающих до смерти? – закрывает дверь домика, не выпуская меня из объятий. Лео переплетает наши пальцы и уверенно ведет по территории. А я вчера не один круг нарезала в поисках домика, усмехаюсь над собой. – Позавтракаем, подведем итоги, это займет около часа, и можем ехать домой. Или хочешь остаться?

– Нет, хочу домой.

По открытой шее, словно тысяча морозных иголочек, скользит ледяной ветер – и тело отвечает дрожью.

– Капюшон накинь. – Не дожидаясь моей реакции, Лео поправляет волосы и сам надевает капюшон. – Удивительно, что вчерашняя прогулка никак не отразилась на здоровье.

– У меня хороший доктор, – плотнее оплетаю мужскую руку в поисках тепла.

Довольная ухмылка скользит по мужскому лицу:

– В номер? – интересуется, зайдя в холл. – Хочешь проверить, жива ли твоя подруга?

– Если жива, это ненадолго. – Фраза выходит злой, многообещающей.

Лео посмеивается надо мной:

– Пойдем вместе, помогу с Ковалем. Или все же завтракать?

– Думаешь, они еще наверху? – останавливаемся на распутье.

– Не знаю, но многие еще старательно избавляются от синдрома похмелья, – замечает Лео пренебрежительно. – Надеюсь, что к назначенному времени не придется ходить по номерам и собирать участников.

– А вот и наши голубки! – Голос Коваля невозможно не узнать – громкий, беспардонный в своей манере. – Не долго искала домик? – обращается ко мне. – А вы там встретились, да? Случайно? Хм, удивительно, – складывает губы трубочкой и ждет ответа. – Представляешь, девицы две цифры запомнить не могут. А нам же, честным мужчинам, приходиться очень тяжело. Такой соблазн – и сам в руки, – тараторит, раскрывая ладони.

«Ну зачем же так громко?» – задаюсь немым вопросом. Как назло, мимо нас со скоростью черепахи проползает Надюша, прислушиваясь к каждому слову и жадно провожая взглядом наши с Лео сплетенные руки. Пора смириться: к обеду понедельника новость полностью облетит офис.

Болтовня Коваля и весь фоновый шум раздражает: голова противно ноет. Растираю висок, желая отогнать неприятные ощущения.

– Помолчи. – Лео обрывает поток слов. – Я на минуту, – отводит Коваля в сторону. До меня долетают обрывки фраз. – Закрой рот… не смей… – успеваю разобрать, и мужчины понижают градус разговора. Отвлекаюсь на приближающуюся подругу. Миловидное лицо озарено яркой широкой улыбкой, Ириша вскидывает руки, приглашая в объятия:

– Ты же на меня не злишься? – поднимает бровки. – Это идея Ильи, я только помогла, – удерживает меня за плечи. Золотисто-карие глаза частят накладными ресничками. – Мы еще подруги?

– Подруги, – ворчу для профилактики. – Верх глупости не дружить с хозяйкой квартиры, в которой живешь бесплатно.

– Разумно, – подруга хохочет она прямо на ухо и стискивает в объятиях. – Ну и как наш дир? – хитро улыбается.

– Ира, – смущенно шепчу.

– Я все поняла. Вы еще не завтракали?

– Нет, только собираемся, – ловлю взгляд Лео.

– Занимайте наш столик, мы присоединимся через пять минут, – кивает он в сторону ресторана.

– Жду, – отвечаю одними губами.

Ириша тянет в сторону приветливо распахнутых дверей.

– Никого, – комментирует она, – практически пустой зал. Не удивительно, вчера народ знатно оторвался, – хихикает, поглядывая на помятые лица коллег с остекленевшим взглядом. – Зомби, – хохочет. – Смотри, – незаметно указывает пальчиком на пару. – Мы видели их голыми в бассейне.

– Ириш, – морщусь от представляемой картины.

– Что?! Могу я почудить, пока моего гномика нет рядом?

– Можешь, конечно, – выбираю овсяную кашу.

– Ну вот. Уже сегодня вечером я вновь стану ответственной мамой, – ставит тарелку с беконом и яйцами на мой поднос. – Ты больше ничего не будешь? – блуждает жадным взглядом по выпечке.

– Только чай. – Желудок издает пронзительные голодные трели, но от одного вида тяжелой пищи мне становится дурно.

Насильно заталкиваю в себя три ложки безвкусной каши и отодвигаю тарелку.

– Невкусно?

– Не-а, – потягиваю чай, грея пальцы о керамическую кружку.

– Очень даже вкусно, – опровергает мои слова, зачерпывая чайной ложкой с тарелки. – Сладенькая и маслица много. Зря.

– Почему не ешь? – Лео отодвигает стул рядом со мной и возвращается к раздаче за двумя кружками черного кофе: – Жень, надо поесть, – ставит напротив меня блинчики.

А я не знаю, куда себя деть, мне словно выкручивают все суставы, в висках надоедливо пульсирует, саднят бедра, тянет ранка на шее, и хочется, чтобы никто со мной не разговаривал, а уложил в кровать и оставил в покое.

– Я правда не хочу, – слышу свой капризный тон. – Правда, – добавляю мягче, испытывая стыд.

Хмурый взгляд пронзительных черных глаз сканирует.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – Лео отставляет кофе.

– Что такие кислые? – Коваль звякает приборами, а я сжимаюсь от боли, пульсирующей в висках.

– Заткнись, – очередная пульсация.

– Ну-ка иди сюда. – Подруга прикладывает ладонь ко лбу. – Да она горит. Прости, – сконфуженно улыбается. – Я предупреждала, что ты мерзлячка.

«Не суетитесь и не шумите» – выражает мой умоляющий взгляд.

– Мы едем домой. – Лео поднимается на ноги и тянет меня. – Коваль, на тебе встреча, – зло бросает, не поворачивая к нему головы. Не спорю, хочу быстрее уйти, малейший шум раздражает, а тело до боли скручивает дрожь.

Лео провожает до номера, а сам возвращается за вещами, оставленными в домике. Сжимаюсь комочком, завернувшись в покрывало на кровати, и каждый раз вздрагиваю от малейшего потока прохладного воздуха.

– Пей. – Подруга протягивает стакан воды и крупную белую таблетку. – Я же мать, у меня всегда с собой аптечка. Еще что-то беспокоит?

– Если только горло немного, – старательно проглатываю. Еще ночью я не придала значение легкому дискомфорту, а сейчас хочется откашляться.

– У меня только на экстренный случай: боль, температура, ну и когда животик крутит. Переодеваться будешь?

– Да, – стучу зубами, снимая одежду. Спортивные штаны прилипают к телу ледяной коркой, и тело ходит ходуном.

– Женек, ну прости нас. Я не думала, что ты так простынешь.

– Ириш, потом. У меня сейчас голова взорвется от боли.

Надеваю толстовку и накидываю капюшон – так холод не касается шеи. Лео врывается в номер, все возмущения, что пойду сама, гибнут в крепких объятиях, и я просто закрываю глаза и прижимаюсь к плечу. До чего же он горячий.

– Я же не умирающая, – нехотя возмущаюсь на заднем сиденье автомобиля, плотнее заворачиваясь в одеяло, взятое из номера, и кладу голову на подушку.

– Не смей так шутить. – Мужской рык прорывается сквозь сумбурные не то мысли, не то образы, вызванные жаром. Недолго наблюдаю за смуглыми кистями рук, лежащими на светлой обмотке руля, и проваливаюсь в сон.

Образы никуда не уходят, они смешиваются с взволнованным мужским голосом. Хочу избавиться от навязчивых картинок, открыть глаза, но сон не отпускает, вынуждает переживать сцены из прошлого: где люди говорят слишком громко, а окружающие цвета ядовито-яркие.

Меня словно качает на морских волнах, но в один момент это ощущение пропадает, автомобиль останавливается, к тихой мелодии прибавляется металлический скрип.

– Я же просил смазать.

– Сделаем. – Незнакомый голос отвечает Лео, и я приоткрываю глаза.

Машина вновь приходит в движение.

– Где мы? – Каждое слово приносит боль.

– Дома.

Приоткрываю глаза и выглядываю в окно:

– Лео.

Нет пятиэтажек, выстроенных в форме квадрата, обшарпанных детских качелей и серых стволов деревьев. Вместо привычной картины – светлый особняк и ухоженная территория.

– Женя, – произносит он в моей же манере. Глушит мотор и, закинув руку на пассажирское сиденье, разворачивается лицом. – Давай трезво смотреть на вещи. Ты болеешь. Подруга вернется поздно вечером – ты остаешься без помощи.

– Я справлюсь, – противлюсь. Но разговор уже окончен. Лео собирает вещи с пассажирского сиденья, складывая в карманы пальто. – Мне лучше. – Возмущение игнорируют. – Можно, я сама дойду? – Дверь распахнута, а мужские руки застыли в приглашающем жесте. Что подумает его семья?! В душе теплится надежда, что Лео живет один.

Упрямо надеваю обувь.

– Лео, ты рано. – Приятный женский голос отрывает меня.

– Так сложилось.

Темноволосая высокая молодая женщина заинтересованно выглядывает из-за мужской спины, и мы встречаемся с ней взглядами.

– Здравствуйте. – Голос окончательно садится. Девушка промаргивается и расцветает в улыбке.

– Здравствуй, я Вела. Сестра, – похлопывает ободряюще Лео по предплечью, как будто это не я, а он знакомится с моими близкими и ему нужна поддержка.

– Моя Женя, – представляет.

Коротко и ясно.

– Твоя… безмерно рада знакомству, – не перестает лучиться искренней улыбкой Вела.

Киваю в ответ, сдавленно закашлявшись.

– Раз знакомство окончено, попроси Константина нанести визит. – Мужские руки вытягивают меня в осеннюю прохладу. – И сделай чай.

– Пожалуйста, – добавляю сдавленно, поднимаясь по каменным ступеням. Мне неуютно от тона, с которым Лео разговаривает со своей сестрой.

– Все сделаю. – А она и не обращает внимания.

Долгий, но самостоятельный путь до второго этажа. Лео толкает дверь в спальню:

– Проходи, – отбрасывает покрывало с огромной кровати: – Ванная, – указывает на ближайшую дверь. – Гардеробная. Бери все, что нужно. Скоро придет врач.

– Спасибо. – Ноги заплетаются. Присаживаюсь на кресло в поисках сменной одежды, открываю сумку, моя толстовка почти насквозь пропитана потом.

– Чистая, – протягивает Лео белую футболку. – Возможно, даже новая.

Умываюсь, переодеваюсь и, наконец, ложусь в постель. Судя по усиливающейся боли в суставах, температура вновь поднимается. Как же ненавижу болеть. Я не из тех людей, что простуду с легкостью переносят на ногах. Здравствуйте, лихорадка, ломота в теле, отсутствие аппетита и головная боль до звона в ушах!

Теряюсь во времени, только легла и прикрыла глаза, согреваясь в горячих мужских объятиях, как незнакомый мужской голос будит меня:

– Добрый день.

– Добрый. Осмотришь? – Кажется, только со мной Лео составляет предложения больше, чем из двух-трех слов.

– Конечно. Что беспокоит? – Кокон из одеял вероломно разматывают. – Меня зовут Константин. – Мужчина неопределенного возраста с невероятно черным цветом глаз присаживается рядом.

– Женя, – представляюсь. – Температура, горло болит. Все болит, – перечисляю, умоляя взглядом скорее вернуть меня в постель.

Быстрые движения пальцев перед моими глазами, пара прикосновений ко лбу, просьба открыть рот – и я вновь возвращаюсь в желанные объятия, где тепло и комфортно.

– А с кистью что? – Константин вытягивает травмированную руку из-под одеяла.

– Все хорошо.

– Вижу. Разрабатывать нужно. Мизинец, – демонстрирует мой же палец, – постоянно согнут. Видишь, в каком положении? Это не нормально.

Качаю головой, всем своим видом обещая вспомнить об упражнениях, но не сегодня, не сейчас.

Константин проникается моим несчастным взглядом и оставляет рекомендации на потом. Не задавая вопросов, запиваю две алые капсулы теплым чаем.

Тихий мужской разговор не мешает, кладу тяжелую голову на подушку – так определенно лучше.

Распахнув глаза, я не сразу понимаю, где нахожусь. Мужская рука. накрывает мой живот, стоит пошевелиться – напоминает, что я не дома.

У меня нет желания знакомиться с дизайнерскими решениями, когда днем Лео привел в свою спальню, а сейчас верчу головой, всматриваясь в темноту.

Просторная кровать с жестким матрасом, спальня, полностью погруженная во мрак, огромное окно, сквозь которое лунный свет придает различимые очертания мебели.

Сдвигаюсь левее, еще и еще, освобождаясь от объятий.

Я проспала весь световой день и треть ночи – электронные часы показывают половину второго.

Влажная футболка неприятно липнет к телу. Что Лео говорил? За какой из этих дверей гардеробная? На ощупь нахожу выключатель, яркий луч ослепляет, принося боль. Угадываю с первого раза: за дверью скрывается узкая комната, с двух сторон которой стеллажи с идеально ровными стопками одежды.

– Бери любую. – От неожиданности сердце чуть не выскакивает из груди. – Тут футболки, – указывает Лео, прикрываясь рукой от освещения.

– Извини, что разбудила, – беру верхнюю. И от удивления прикладываю пальцы к горлу: никаких неприятных и болезненных ощущений.

– Все нормально. На твоей тумбе капсулы,нужно выпить еще две, остальные на утро. Грязную одежду в корзину. – Лео помогает переодеться.

– Спасибо. – Кроме мамы, еще никто не проявлял настоящую заботу.

– Пей, – возвращает меня в кровать и, нависая незыблемой скалой, ждет, пока я приму лекарства. – Раз хихикаешь, значит, лучше, – комментирует мой смешок, сгребая в объятия.

– Я липкая, – пытаюсь отстраниться.

– Ты вкусная, – ворчит, целуя шею. – Спи, – прижимает бедром.

– Сплю-сплю, – прислушиваюсь к себе и своим мыслям.

– Женя, прекрати думать. – Сон не идет, мой взгляд сосредоточен на желтом диске луны.

– Как ты узнал? Я же не шевелилась.

– Ты подергиваешь ступней и тяжело вздыхаешь, видимо, когда выдумываешь очередной ужас.

– Неправда, – отвечаю тихо.

– Неправда, что выдумываешь?

– Неправда, что подергиваю ступней, – сдерживаю себя, а так хочется размахивать пальцами в такт размышлениям.

Второе пробуждение не удивляет, я с удовольствием потягиваюсь и верчусь в пустой кровати со спины на живот и обратно, попискивая от удовольствия. Как же хорошо! Не знаю, что в этих ярких капсулах, но нет скручивающего мышцы жара, звенящей боли в голове и острых ощущений в горле.

Любопытство гонит к окну.

– Ого. – Возглас срывается с губ без моего согласия. С высоты второго этажа видна часть территории. Прямо перед глазами детская площадка, гараж, сторожка. От крыльца направо уводят множество садовых дорожек к водоему и… лесу?! – Собственный лес, – хихикаю. Вершины высоких сосен закрывают обзор на долину.

– Привет, – девочка-подросток заглядывает в приоткрытую дверь, отвлекая. – Можно? – Невысокая, худенькая, с ярким живым взглядом, пластичными движениями. – Я Эля. А ты красивая, – останавливается напротив меня, – даже для человека, который болеет. – Наверное нужно поблагодарить за своеобразный комплимент. – Когда мама простывала, у нее был такой смешной красный нос и слезились глаза. А тебя простуда не портит.

– Спасибо, Эля.

– Да не за что, Женя, – отвечает серьезно, стреляя глазками на дверь.

– Элька, я что тебе говорил? – Грознее тучи, Лео идет на девочку.

– Не будить? Я не будила, Женя сама проснулась, правда? – ищет поддержки у меня.

– Правда, – подтверждаю, наблюдая не без улыбки, как Эля боком отступает к выходу.

– А сколько раз тебе говорил не входить в чужие спальни без стука?!

– Много. Раз сто… тысяч, – покаянно опускает взгляд ярко-голубых глаз.

– Родители где?

Жмет худенькими угловатыми плечами:

– На охоте, наверное. Я зашла только познакомиться, дедуль, – проказливо улыбается.

– Отец научил? А ну, пш-ш-шить из нашей комнаты! – притопывает на ребенка.

– Ага, – звонко смеется.

– Ну зачем так строго, дедуля? – шепчу, когда дверь закрывается.

– Если сразу не установить границы, будет проходной двор, а не спальня. Как ты себя чувствуешь? – притягивает в объятия. И я растекаюсь от удовольствия в мужских руках.

– Удивительно, но отлично. Думала, буду неделю лежать пластом и мучиться кашлем.

– Константин – хороший врач. – В словах мне слышится легкая насмешка. – Нас ждут на завтрак. Тебе помочь искупаться? – Горячие пальцы собирают футболку на моих бедрах.

– Я справлюсь. Можно попросить очередную футболку? – поднимаю руки, помогая себя раздеть.

– Сестра приготовила комплект одежды.

– Огромное спасибо, но я бы предпочла твою. Я и так испытываю чувство неловкости, не хватало носить одежду твоей сестры. – Под голодным мужским взглядом, прикрываю обнаженную грудь упавшими вперед волосами, удерживая руки по швам. – Найди мне что-нибудь, из чего я не выпаду. Пожалуйста, – отступаю к ванной комнате.

Лео откровенно смеется над моим маневром:

– Никогда не беги, это только распаляет, особенно меня.

– Я учту, – ныряю в проем, только приоткрыв дверь.

Не теряю время, тщательно промываю волосы, слишком тщательно, до скрипа ладоней. Прохожусь мылом с ароматом трав по телу. Ждут на завтрак – пульсирует в голове. И трусливо избежать знакомства уже никак не получится…

Промакиваю влагу с волос, вытираю насухо тело, выглядываю в комнату – мало ли.

– Не бойся. Кроме меня, никого, – протягивает Лео футболку. – А знаешь, вот так, без белья, определенно лучше, – помогает надеть спортивные штаны, затягивает шнур. Но прохладная ткань никак не хочет держаться у меня на бедрах. Лео сидит на кровати, вертит меня то спиной, то лицом, словно куклу, поправляя пояс. Прикусывает кожу на животе, сминая ладонями попу. – Съем, – щекочет языком чуть выше пупка. – Подними ножку, – подворачивает штанину, – вторую, – массирует ступню, только потом выпускает из рук.

– Нас же ждут, – напоминаю, млея.

– Идем. Но мысль, что ты в моей одежде и без белья не будет давать мне покоя. Предстоит тяжелый завтрак.

– Тяжелый, – повторяю испуганно. Чувствую себя сапером на минном поле. Спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к оживленной беседе внизу, считая в ужасе количество голосов.

Балансирую на каждой ступени, словно эквилибрист, вцепившись пальцами ног в безразмерные тапочки. И отсутствие белья храбрости мне точно не прибавляет.

– А вот и наша Женя. – Вела приветственно обнимает, целуя в щеку.

– Доброе утро, – здороваюсь под внимательными взглядами шести пар глаз. Лео кладет ладони на мои плечи притягивая к себе:

– Моя сестра, – перечисляет слева направо, – Брат. – В родстве не может быть никаких сомнений: высокий, темноволосый, с прядями седых волос, тяжелым изучающим взглядом и кривой улыбкой. – Арнар, – представляет по имени. – Его Лиля. – Светловолосая девушка оплетает руку мужчины, приветливо улыбаясь. – Ник.

– Привет, Жень. – Парень, вальяжно развалившись на диване, машет рукой.

– Мита ты знаешь. – Неловко и непривычно видеть своего начальника всклокоченным, в шортах и майке.

– Давайте есть. Элька, ты будешь? – Дмитрий подхватывает девочку на руки.

– Отпусти! Я уже взрослая, хватит меня таскать. Если захочу, сама смогу тебя поднять. – Дмитрий хохочет, выпуская ее из объятий. – Да я не сомневаюсь, с твоей-то генетикой. – Девочка в ответ прищуривает глаза. – Ой боюсь-боюсь, летучий мышонок.

– Договоришься – и перенесу тебя в Антарктиду.

– А ты там была? – дергает прядь русых волос.

– Нет, мне папа покажет.

– Ну как покажет, тогда начну бояться. Все слышали? Если не приду к ужину, ищите меня где-то в ледниках.

– Ну что ты ее опять дразнишь? Мало получал? – Лиля обнимает девочку за плечи. И все словно оживают, проходят в смежную комнату, рассаживаются за столом, передают тарелки, разливают напитки.

– Я ошиблась с размером? – Вела протягивает булочки. – Ты в одежде Лео.

– Мне так комфортнее. Но спасибо за заботу.

– Пожалуйста, – отвечает совершенно без обиды.

Самочувствие улучшилось, а аппетит так и не вернулся. Ковыряю омлет, рассматривая родных Лео, и у меня возникает множество вопросов. Как молодая женщина может быть матерью парня, мужчины? Я бы Велу уверенно назвала девушкой. Внимательно присматриваюсь, выискивая морщинки, да любые недостатки, что могут подсказать возраст. Но их нет.

– Я не хочу, спасибо, – в очередной раз отказываюсь от добавки.

– Капсулы выпила? – Лео потягивает вторую кружку кофе, откинувшись на спинку стула.

Отрицательно машу головой:

– Забыла в комнате.

– Я принесу. – Эля вызывается помочь.

– Ножками, Эля, ножками. – Вела произносит слова по слогам.

– Поняла. – Девочка подмигивает и выбегает из комнаты.

Желудок противится тяжелой пище, но с удовольствием принимает ягоды – такие редкие в осеннюю пору.

– Ешь. – Лео пододвигает общую тарелку, когда ему надоедает смотреть, как я таскаю по одной клубнике.

– Смотрите, кто пришел. – Вслед за Элей входит девушка. – Твои таблетки.

– Спасибо, – улыбаюсь в ответ.

– Какой приятный сюрприз, Дара. Садись завтракать, я сейчас принесу приборы. – Вела торопливо уходит на кухню.

– Доброе утро всем.

Мое «здравствуйте» теряется в нестройном ряде голосов.

– Какими судьбами? Соль закончилась? – небрежно интересуется Дмитрий, широко улыбнувшись Даре и поясняет: – Дара наша соседка, – подливает воды в стакан. – Хорошо запей, – указывает на капсулы в моих пальцах.

– Пришла по-соседски выпить кофе. – Дара раздраженно фыркает в ответ. – Лео, сваришь? Твой – самый вкусный. – А мне не нужно поднимать головы, чувствую, брюнетка прожигает продолжительным изучающим взглядом.

– Без проблем. – Краем глаза провожаю мужскую фигуру, тщательно удаляя зеленый хвостик клубники.

– Нас не познакомили, я Дара, – тянет ладонь с идеальными тонкими пальцами через стол для приветствия.

– Евгения. Извините, я болею, не думаю, что нам стоит жать друг другу руки. – Надеюсь, мой тон дружелюбен. Дарю извиняющуюся улыбку в подтверждении благих намерений. – Но мне приятно познакомиться.

– Взаимно. Помогу с кофе. – Ледяной взгляд серых глаз ударяет мне в грудь. Девушка со скрипом отодвигает стул, тряхнув копной густых волос.

И я не нахожу ничего лучше, как уйти, сославшись на болезнь. Возвращаю на тарелку ягоду, за столом повисает тишина – она лучше, чем неудобная оживленная беседа.

– Спасибо за завтрак, – благодарю присутствующих. – Я поднимусь в комнату, мне что-то нехорошо.

И вроде ничего не произошло, но будто под сердце воткнули нож и по миллиметру, наслаждаясь, тянут рукоять, причиняя жгучую боль. Перебираю вещи из своей сумки, аккуратно сворачивая. И зачем это делаю, если они грязные, я же их скомкаю, складывая в барабан стиральной машины? Беру старенький телефон, набираю номер такси, а когда спрашивают, откуда меня забрать, извиняясь, сбрасываю вызов. И не потому, что моя выходка далека от здравого решения взрослого человека – я элементарно не знаю адрес. Застегиваю молнию, задвигаю пяткой сумку под кресло, прислушиваясь к тяжелым шагам.

– Что происходит? – Вопрос летит в меня с порога.

– Ничего. – Лео прижимает спиной дверь, сложив руки на груди. Мы пересекаемся взглядами, но я сразу же отвожу глаза. Он меняет позу, склоняя голову набок. Мои частые вздохи нарушают абсолютную тишину, и я не выдерживаю: – Сварил кофе?

– Сварил. – Ответ тягучий, дает время собраться с мыслями.

– Хорошо. – Хриплый смешок задевает. – Мне нужно на работу, какой адрес, чтобы вызвать такси?

– Вязовая десять, Озерная долина, – отвечает спокойно.

– Спасибо. – Нажатие двух кнопок, и я должна снять блокировку с телефона, но пальцы предают, подрагивая.

– Женя, – протягивает мое имя, – что ты делаешь?

– Собираюсь на работу. – Только бы не расплакаться.

– Где-то подрабатываешь, кроме «АвтоРокота»? У тебя сегодня выходной, начальник отдела лично об этом сказал за завтраком, – наконец отрывается от двери. – Видишь, – указывает пальцем на мои ступни, – опять поджимаешь. Что выдумала?

Накрываю ладонями пальцы.

– Кто она? – Мои щеки горят.

Лео садится напротив, прямо на пол:

– Дара? У нас были долгие взаимовыгодные отношения.

– Секс? – уточняю очевидную вещь.

– Секс, – подтягивает за ножки кресло вместе со мной. – Я уже давно не мальчик. Поверь, вероятность встретить девственника моего возраста равна нулю, – щекочет пальцами ступни. – Я бы сказал, уходят в минус. К чему обиды на прошлое? – Вопрос не требует ответа. – Мои встречи с Дарой закончились ровно с даты нашего с тобой знакомства. И она действительно соседка.

– Милое соседство, – вредничаю под насмешливым мужским взглядом.

– Мне нужно на работу, но я не могу уехать, а знаешь почему? – Горячие ладони поднимаются от щиколотки, собирая свободные штанины.

– Почему?

– Стоит только выйти из дома – и ты сбежишь. Что делать? – серьезно спрашивает. – Запереть тебя в спальне? – отрицательно качаю головой. – Жаль, была надежда, что согласишься, – стягивает меня, ухватив за щиколотки. Усаживает на бедра. – А компания несет убытки, – сводит брови, насупившись.

– Большие?

– Колоссальные. – Пальцы пробегают вдоль позвоночника и массируют шею. – У меня к тебе предложение.

– Какое? – прикрываю глаза.

– Я поработаю, вернусь и отвезу тебя домой. Мне спокойней, если буду знать, что о тебе есть кому позаботиться. – Пальцы закапываются в волосы на затылке, чуть стягивая, до крохотных щекочущих разрядов. Твердые губы поднимаются по щеке, замирая – каждое слово касается мочки ушка: – Мы с тобой договорились?

– Ты прибегаешь к нечестным приемам.

– Честные не помогут, – ласкает горячим дыханием, спускаясь к основанию шеи. – Отпустишь поработать?

– Отпущу, – прижимаюсь к мужскому торсу, впитывая каждый сантиметр горячих прикосновений.

– До чего же ты вкусная, – дорожкой поцелуев покрывает плечо, прикусывая через ткань футболки.

Что за странная любовь к укусам?!

– Почему у тебя такие большие зубы? – вспоминается строчка из детской сказки.

– Чтобы съесть тебя, – накрывает мои губы своими.

Двадцать минут, и я остаюсь в комнате одна. Не решаюсь спуститься на первый этаж, моей храбрости хватает на то, чтобы наблюдать из окна за жизнью на улице.

Провожаю взглядом удаляющийся серебристый внедорожник; отвечаю улыбкой Нику – парень играет в мяч, кидая в корзину; наблюдаю за быстрым бегом тяжелых серых облаков по небу.

Короткий разговор с Иришей, пока она добирается на работу, звонок маме – и я выбиваюсь из сил.

Ложусь в постель, натягивая теплое одеяло до самого подбородка, а меня манит запах: аромат кофе и трав. Обнимаю подушку Лео, сжимаю сильно-сильно, переполненная нежностью и желанием – таким странным коктейлем эмоций.

Переворачиваюсь на другой бок, не выпуская подушки из рук, сворачиваюсь, прижимаясь щекой к гладкой прохладной ткани.

С этим мужчиной все по-другому.

Горячие сковывающие объятия ночью не приносят неудобства. Стоит их разомкнуть – где-то под сердцем, как по щелчку, саднящая боль.

Тело вообще живет своей жизнью и само льнет, ищет ответного тепла – тепла, дарящего покой.

Лео просто нельзя насытиться. Нельзя насытиться всем, что связано с ним: поцелуями, прикосновениями, объятиями. Хочется быть всегда и всюду рядом, не размыкать руки, касаться или наблюдать за его действиями.

Настоящее помешательство.

А я еще собиралась вызывать такси – сбегать… Смешно!

Действительно тихонько смеюсь над собой, и этот смех невеселый, с нотками горечи. Я влюбилась. Влюбилась, как никогда в жизни. Всем сердцем, всей душой и телом.

Все, что я раньше называла любовью – не больше чем увлечение, ошибочно принятое мною за глубокое чувство, бледная тень настоящих чувств. Это же не тщательно спланированное совместное будущее, не выгодно заключенный брак с надеждой на безбедное будущее и не совпадение интересов. Когда человек любит, он поддержит тебя во всем, примет тебя полностью, с глупостями, дурными привычками, заразительным смехом или колючим характером… нежностью… грустью… да всем, что в тебе есть.

Приходит любовь – и ты задыхаешься вдали от любимого, желаешь прикоснуться или как сейчас: с силой стискиваешь подушку, «выжимая» родной запах.

День превращается в мучительное ожидание длиною в вечность. К обеду я решаюсь спуститься. Вела объясняет, где могу постирать и высушить свои вещи. Гуляю по дому, обедаю в компании Лили и Ника, а минуты, издеваясь, не спешат.

Серебристый внедорожник въезжает на территорию, сумка собрана, я одета в свою чистую и сухую одежду, старенький телефончик в кармане спортивных штанов, волосы собраны в высокий хвост, осталось надеть куртку и обувь – и все, можно ехать домой. А я боюсь признать – не хочу! Хочу еще денек носить безразмерные футболки, похожие на платья, шаркать тапками-снегоступами, спать на жестком матрасе в тесных объятиях и завтракать за общим столом, где суета, домашние перебранки, а, главное – полное отсутствие Дары!

– Привет, смотрю ты уже готова. – Лео застает меня с сумкой в руках, вытянувшись в струнку перед дверью.

– Да.

– Жень, – стискивает меня в объятиях, отставляя сумку в сторону, – давай поужинаем и поедем? За весь день кроме кофе ничего не успел закинуть в желудок. Голодный, как волк.

– Давай поужинаем. – Ноги ватные, и меня ведет от близости, от запаха, от чуть хрипловатого тембра.

– Как ты себя чувствуешь? – трется колючей щекой о висок.

– Отлично.

– Точно? – спрашивает, пробуя мой лоб губами.

– Ну слабость небольшая и озноб. – Не попасть мне в рай – лгунов туда не пускают.

– Попрошу, чтобы Константин осмотрел повторно. Но он сможет прийти только с утра. Еще одну ночь потерпишь жесткую кровать и мое храпящее общество?

– Не знаю. Думаю, да. – И реально слышу щелчок замка. Райские ворота только что опечатали.

Лео и не пытается скрыть недовольство после повторного посещения Константина:

– Ты уверена, что готова отработать весь день?

– Да, конечно. – Как бы ни трепетало сердце, а голова не дает расслабиться, въедливо нашептывает, воскрешает опыт прошлых отношений, где я полностью растворилась в мужчине. Лишившись подруг, работы, контакта с близкими и чуть не утратила себя и возможность прожить свою жизнь. – Константин – чудесный врач. Двое суток – и я на ногах! И никакого кашля.

– Слишком чудесный, – тихо ворчит.

– Я забыла спросить название препарата, который принимала. Можно узнать?

– Вряд ли его так просто купишь в аптеке.

– Жаль.

– Хочу обсудить некоторые моменты. Как ты смотришь на то, чтобы поменять место работы? – Официальный тон удивляет.

– Ты меня увольняешь? – Пальцы замирают на секунду и продолжают борьбу с мелкими пуговками мужской сорочки.

– Нет. Перевожу, – задирает подбородок, чтобы застегнула верхнюю пуговицу.

– Куда?

– К себе, естественно. Павел давно уже перерос свою должность.

– Перерос? – поправляю воротник.

– Угу. И мне нужна способная личная помощница.

– Очень личная?

– Максимально личная. Только моя! – Мужские руки по-хозяйски снимают мои ягодицы, прижимая к себе.

– Я могу остаться на своем месте?

– Не думаю. – Мы сверлим друг друга взглядами, настойчивые поглаживания сбивают воинственный настрой.

– Почему? – подергиваю попой, выворачиваясь из объятий.

Хватка мужских рук наливается сталью, Лео нависает надо мною, не разрешая пошевелиться:

– Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты рядом.

– Ты же не всегда находишься на рабочем месте или я буду везде ездить с тобой?

– Да.

– Да?! Ты шутишь? – улыбаюсь, ожидая ответа. Но затянувшееся молчание говорит об обратном. – Просто представь, как я буду выглядеть в глазах окружающих?

– Как? – улавливаю раздражение в голосе.

– Некрасиво. – Я устала задирать голову и смотрю перед собой – на тонкую полоску рисунка рубашки.

– Всем, кому наши отношения покажутся некрасивыми, смогут найти себе новую работу. Я даже рекомендации дам. Поможешь с галстуком? – присаживается на край кровати.

– Лео, ты же не серьезно? – вяжу узел.

– Серьезно, Женя. В идеале ты переезжаешь ко мне и оставляешь работу. Но я не настаиваю и предлагаю компромисс.

Неприятное дежавю. Отчетливо помню разговор с Милосердовым. Герман не был таким прямолинейным, несколько недель подталкивал к тому, чтобы это было мое самостоятельное решение, а слова Лео больше похожи на распоряжение.

Провожу пальцами, расправляя складку:

– Мой опыт говорит, что женщине нельзя полностью зависеть от мужчины. – И как донести свои настоящие страхи, не упоминая про Германа?

– Твой опыт, – передергивает плечами, кривясь. – Поэтому предлагаю альтернативу. У тебя будет счет, если ты волнуешься за финансовую независимость. В любой момент сможешь воспользоваться деньгами. Счет будет на твое имя. Той суммы, что я положу, хватит на безбедное существование.

– Что ты такое говоришь? Зачем мне твои деньги? – У меня сбивается дыхание от возмущения.

– Это будут только твои деньги.

– Ты не понимаешь, о чем я говорю.

– Поверь, я отлично понимаю. – Твердые пальцы сжимают мои бедра.

– Лео, мне больно, – впиваюсь в мужские ладони.

– Прости. – Хватка ослабевает, и ладони поглаживают, извиняясь.

– Хочу остаться на своем месте, – повторяю упрямо. – И мне не нужен счет с твоими деньгами. Я смогу заработать свои. Да, немного, но мои!

– Женя, только так. Или ко мне в приемную, или…

– Или что?

– Или… сегодня же вечером мы едем за твоими вещами.

– Нет, не едем. – И что вселилось в этого мужчину?!

– Хорошо, можем обойтись и без них, моих вполне хватит на двоих.

– Я не буду переезжать. Это же… слишком поспешно. Я не против оставаться ночевать у тебя, проводить выходные, если пригласишь.

– И чем это отличается от совместного проживания?

– Да всем, у меня будет угол, куда я смогу вернуться, если… устанем друг от друга. – Как же тяжело подобрать правильные слова.

– Устанем?! Если тебе нужен угол, в долине как раз пустует небольшой коттедж.

– Твой коттедж.

– Нет, не мой.

Удерживая мужское лицо в ладонях, я с расстановкой произношу:

– Пожалуйста, Лео, не надо давить.

Он раскачивает головой, перебирая пальцами пряди моих волос:

– Я не давлю. – От тона с каким сейчас говорит, становится не по себе. Мягкие волоски на руках поднимаются щеткой, как при встрече с хищником, случайно выпущенным из клетки на волю. – Я еще ни разу на тебя не давил. – Не могу оторваться от темных глаз. Меня наполняют неприятные ощущения: я перестаю принадлежать самой себе, и мою волю вытесняют, заменяя чужими желаниями. – И никогда не буду. Поговорим вечером, – отводит взгляд, а я свободно выдыхаю.

У меня достаточно времени, чтобы обдумать каждое сказанное слово. Лео не торопится заводить разговор в дороге, раздражение выдает практически все в нем: неровная дробь пальцами по обмотке руля; быстрые хмурые взгляды; короткие недружелюбные телефонные разговоры; автомобиль, что под тяжелой рукой владельца рыча набирает скорость.

Лео провожает до отдела, целует:

– Мит рядом, – роняет короткую фразу.

Меня сопровождают ядовитые шепотки коллег и едкие взгляды с понимающим покачиванием головы, мол, ну да, кто бы сомневался.

Мысли мешают работать: несколько раз ошибочно заполняю личные данные, отправляю груз в другой город… Даже техника ополчилась против меня и не хочет облегчить день: принтер «зажевывает» лист, одно нервное движение – и я заливаю накладные остатками кофе.

– Иди прогуляйся. – После очередного провал, Дмитрий подходит ко мне. – Я сам отпущу клиента.

Понимаю совет буквально и выхожу на улицу, вдыхая морозный воздух.

– Женечка, ты как? – Ириша находит меня у сторожки, я подкармливаю собак печеньем.

– Замечательно, – улыбаюсь, – меня смогли поставить на ноги за пару дней.

– Я не о простуде, – отмахивается с улыбкой. – Гномик спрашивает про тебя, – поправляет прическу, заправляя выбившиеся пряди от порыва ветра.

– Передай Васе, что он самый горячо любимый мною мужчина, – отламываю очередной кусочек. – Сидеть, – отдаю на удачу команду, и, к моему удивлению, собака падает на задние ноги.

– Передай? – Ира вопросительно поднимает брови. – То есть ты бросаешь нас, негодница?

– Да нет же. Не бросаю. – Холодный влажный нос утыкается в пустую ладонь, выпрашивая. – Ириш, я не знаю. А как ты? Что у вас с Ковалем? – Меняю трудную для себя тему, что я могу ответить подруге, если сама ни в чем не уверена.

– Да ничего особенного, – за что я люблю Иришу, так это за понимание. – Нет, секс, конечно, крышесносный. Вау, – закатывает глаза и всплескивает руками. – Но у него реально рот не закрывается никогда. Вот вообще никогда-никогда. Знаешь, что он у меня спросил, когда мы ехали в автобусе?

– Что?

– А это у тебя настоящая грудь? Или синтепон? И так пальцем блип-блип, – изображает тычок, толкая меня в плечо.

– Правда? Прости. – Смех так и рвется наружу.

– Когда я тебе врала?!– заливается вместе со мной. – Он должен быть благодарен, что у меня есть чувство юмора, другая бы дала бы пару раз по семейному гнезду.

– А ты не дала?

– Не-а. На него обижаться, что на дитя неразумное. Не знаю, кто сможет с ним строить хоть мало-мальски серьезные отношения. В теле брутального мужика – сознание пятнадцатилетки. Нет, тринадцати. – Подруга оглядывается, берет меня под руку и шепчет: – Выходит он, значит, из душа. Я пожираю глазами его божественное тело. Господи, аж слюна набежала от воспоминаний. – Ира театрально облизывается. – А он с порога: «А теперь коронный номер! Выступает восьмое чудо света! Единственная в мире бородатая женщина без груди и с огромным хером». И вот так вот подрыгивает тем самым, – делает движения бедрами.

– Ириша! – Нас захлестывает волна смеха.

– Что Ириша? Честное слово. И ты спрашиваешь, что у нас? Ничего, кроме качественного оргазма.

– Уже немало, – прижимаюсь к плечу подруги. – Спасибо, ты всегда умеешь поднять настроение.

– Да мне-то за что, спасибо ребенку-переростку.

– Так не хочу возвращаться. – Я замираю на первой ступени, ведущей в офис.

– Да и не возвращайся, за тебя начальник отдела работает. А это о многом говорит, – поддевает меня. – Прости-прости, оказывается, бестактность передается половым путем. Жень, ты серьезно обиделась? – Подруга оборачивается, замечая, что я так и остаюсь стоять.

А мое горло сжимает обручем страха. Сжимает, лишая кислорода.

Я не верю своим глазам.

Это не игра воображения и не один из многочисленных кошмаров – явь.

Действительность.

Походка, наклон головы, ухмылка, что я когда-то принимала за обаятельную улыбку, холодный взгляд исподлобья – они настоящие! Он настоящий!

– Родная. – Милосердов выдыхает каждое слово. – Женя. Я почти забыл, какая ты у меня красавица. – Слово – минус одна ступень. – Здравствуй, любимая. – Единственное касание мужских губ к щеке, а меня трясет от омерзения и ужаса.

– Как ты меня нашел? – оступаюсь, делая шаг назад, нога срывается с невысокой ступени.

– Это все, что ты хочешь у меня спросить? А как же «почему так долго, Герочка»?

– Я, – откашливаюсь, страх высушил горло, – я тебя не ждала, и ты это прекрасно знаешь.

– Очень обидно слышать такие слова от любимой. Очень. А еще обидней возвращаться домой, узнав, что твоя невеста, обокрав, сбежала. – Улыбка трансформируется в оскал.

– Я тебя не люблю, – как можно спокойней говорю, глядя в глаза.

– Главное, люблю тебя я.

– Не любишь, Милосердов, и никогда не любил.

– Милосердов? Милосердов, – повторяет. – Раньше ты не смела называть меня по фамилии. – Шаг навстречу, и мои ладони холодеют.

– Раньше я мечтала взять твою фамилию, но все меняется. – В ушах грохочут удары сердца. А картинка смазывается при малейшем движении головы.

– А ничего не изменилось, родная. – Герман стоит вплотную. Мужская ладонь оглаживает овал лица. Зажмуриваю с силой глаза, ожидая удара. Ужас сковывает, подавляя, лишая способности двигаться. Но удара не следует: подушечка большого пальца приоткрывает губы, размазывая помаду по щеке. Мне трудно дышать, хочется царапать пальцами горло за живительный глоток кислорода. – Наши игры в догонялки закончились, родная. Скажи «спасибо» своей подруге за ее неуемную любовь к селфи.

– Что? – Распахиваю глаза, ощущая прикосновения прохлады к безымянному пальцу.

– Насмешка судьбы, тебя дважды предали подруги. Ириша выложила фото, на котором ты была со спины. Вначале я не рассмотрел тебя в толпе людей, но эта фотография не давала мне покоя, и я нашел фотоотчет с конференции. Ты сидела в зале, записывая что-то в блокнот. – Болезненный рывок – и на пальце обручальное кольцо, то, что я сдала мерзкому старикашке, то, на вырученные деньги от которого купила билет на автобус и жила первые недели. – А ведь хорошо играла подружка, мы с ней мило переписывались. Но ты же и так это знаешь.

– Нет. – И это не ответ Милосердову. – Нет, – повторяю громче, с остервенением дергая металлический обод. Не кольцо – путы! Наручники! Оковы!

Лео

Женя беспокойно спит дорогу домой, мечется, с ее губ срывается неразборчивый шепот, стоны. Но одно я могу уловить: «Гера, пожалуйста… ты обещал».

Стискиваю зубы до боли в деснах.

Не знаю, что меня останавливает, чтобы не нанести визит Милосердову и с животным удовольствием не вспороть его гнилое нутро. Прислушиваюсь к себе: как ни странно, Женя и останавливает, не хочу выглядеть в ее глазах зверем, лишенным разума. Но сейчас навязчивая мысль позвонить Ковалю с просьбой найти мне эту тварь ярко пульсирует, затмевая разум.

Не было сомнений, что лихорадка не остановит девочку от неразумных возмущений. Что и кому она хочет доказать? Дрожащими пальчиками с упорством застегивает обувную молнию, игнорирует протянутые руки, собираясь проявить никому сейчас ненужную самостоятельность.

Вела сбегает по лестнице, привычки сестры не изменить. Она встречает всех членов семьи, а началось все с Вика. Вика больше нет, но остались мы. Иногда мне не верится, что Вела смогла выкарабкаться после потери пары, я не знаю и сотой доли тех чувств, что ей пришлось пропустить через себя, но меня уже потряхивает от простой человеческой простуды.

– Лео, ты рано, – не слышит второго сердцебиения, сосредоточившись на мне.

– Так сложилось, – ограничиваюсь кратким ответом, зная, что позже придется пережить настоящий допрос.

Я никогда не приводил в дом женщину, тем более женщину, открыто носящую мой запах. И метка не оставит сомнений.

Сестра вцепляется в мой локоть, ищет ответ в глазах, хотя и так все очевидно.

– Здравствуйте. – Женя сдвигается по сиденью к открытой двери, смущенно улыбаясь.

– Здравствуй, я Вела. Сестра, – похлопывает меня ладонью, давая молчаливое обещание, сдерживать свои порывы. Уверен, в ее голове уже созрел список вопросов и маленький ремонт с перепланировкой верхнего этажа.

– Моя Женя, – представляю, не оставляя никаких сомнений.

– Твоя, как я счастлива за тебя, – шепчет, стоит Жене опустить взгляд, – безмерно рада знакомству.

– Раз знакомство окончено, попроси Константина нанести визит, – помогаю спуститься с высокой подножки внедорожника. – И сделай чай.

Пытаюсь подхватить девочку на руки и преодолеть несколькими шагами лестницу.

– Я сама, – шепчет, – мне и так стыдно, – убирает мои ладони.

Девичье тело скручивает в моих руках, растираю плечи ладонями, согревая. От активных действий дрожь лишь усиливается:

– Не надо, – прижимается щекой к груди. – Обними, – стараюсь полностью окутать своим телом. – Да, вот так.

Где Константин, когда так нужен?!

– Наконец, – совсем недружелюбно шепчу, стоит почувствовать его присутствие в доме. – Все поздравления позже, помоги.

Сквозь полудрему Женя отвечает на вопросы, выпивает предложенные капсулы и вновь жмется ко мне. А руки сами обхватывают, подминают.

– Температура не спадет, если ты будешь добавлять к тридцати девяти свои сорок.

На попытку отстранить мои руки из груди вырывается вибрирующее рычание.

– Ее трясет!

– Хорошо, согрей, но потом дай температуре тела нормализоваться.

– С ней все будет хорошо?

– Лео, это элементарная простуда. – А меня впервые раздражает его вампирское хладнокровие. – Люди часто болеют. Я понял-понял, – встречает мой тяжелый взгляд. – Все с твоей парой будет отлично, – заверяет. – Принимать по две три раза в день, – оставляет пластиковый контейнер с капсулами. – Не заставляй есть. Если что, звони, – мерцает, растворяясь в воздухе, оставляя после себя сладковатый шлейф.

А меня переполняет раздражение: «люди часто болеют». Остальные люди меня мало волнуют! Перетягиваю девочку к себе на грудь, накрывая руками.

До чего же она аппетитная. Активно растирая спину полотенцем, рассматриваю Женю сквозь приоткрытую дверь. Лежа на животе, она прижимается щекой к моей подушке, волосы прикрывают лицо, видны только приоткрытые пухлые губы. Одеяло сбито на бедрах, а меня манит круглая розовая пяточка.

Натягиваю штаны, а взгляд так и возвращается. Не выдерживаю и прикусываю, поднимаюсь губами к колену.

– Ну Лео, – сонно бормочет она.

Расплываюсь в улыбке от своего имени, накрывая ногу одеялом.

Осталось переговорить с семьей, и можно вернуться к Жене.

Ранним утром чай на кухне собирает практически всех домочадцев за исключением Мита. Не скрываю удивления, заставая Ара в женской компании, и Ника, полоскавшего печенье в кружке.

– Поздравляю. – Ар с силой, от души, хлопает по плечу и крепко обнимает.

– Спасибо.

– Она еще не знает? – Лиля задает самый главный вопрос.

– Нет.

– А я знал, что Женя твоя. – Широко зевая, Ник чертыхается, когда печенье размокает и падает в чай.

– Я смотрю, все знали, кроме меня. – Вела решает сыграть неубедительную обиду.

– Знали только Мит и Илья, – приобнимаю сестру.

– Только, – передразнивает, но кладет голову мне на плечо. – Очень красивая, – щиплет за бок. – А характер?

– Она идеальна, – произношу с полной уверенностью под хохот Ара:

– Это надо было записать, мне не поверят, что ты считаешь кого-то идеальным.

– Не кого-то, а мою пару, и я могу повторить. Запишешь.

Женские пальчики ложатся на плечо брата, едва сжимая:

– Ар, – качает головой Лиля. Вот оно, волшебство женской ласки: едкая ухмылка сползает с лица брата. – Не затягивай с правдой. – Она говорит мягко, аккуратно.

– Уже затянул, – признаю.

– Мы поможем! – Сестра полна энтузиазма.

– Благодарю, сам. У нее будут возникать закономерные вопросы. А я дам на них ответы.

Лиля согласно кивает:

– Но и не нужно вываливать сразу, как это сделал Ар.

– У меня не было выбора. Стоило подождать до первого оборота Ника?

– Я бы умерла от старости. – Одной фразой Лиля поддевает двоих.

– Лиля! – И я понимаю Арнара: разговор о смерти даже в шутку из уст своей пары заставляет сжаться.

– А я не виноват, что мой зверь ленивый.

– Не переживай, милый. – Вела склоняется ближе к парню. – Сильный зверь всегда нетороплив, – проводит по волосам. Ник, хоть и фыркает, но подставляет голову под ласку. Какой же он еще ребенок.

Не могу оторваться от тела, помогая одеться Жене к завтраку. Так и тянет прикусить, провести языком по изгибу бедра, смять руками…

– Нас же ожидают. – Тонкие пыльцы закапываются в мои волосы.

«Ожидают, – пульсирует в голове, – и если бы не болезнь, подождали бы еще минут тридцать».

За столом Женя не участвует в разговоре, но это и понятно, вокруг нее пока еще чужие люди. Неторопливо пью кофе, растягивая получаемое удовольствие от напитка и обстановки. Сколько лет я наблюдал за отношениями брата, за отношениями сестры, и они вызывали зависть, надоедливую и местами раздражающую.

– Смотрите, кто пришел.

А вот этот визит совсем некстати. Мне казалось, последняя выходка поставила точку в наших отношениях. Дара неприятно удивляет своей твердолобостью:

– Пришла по-соседски выпить кофе, – перетягивает внимание на себя. – Лео, сваришь? Твой – самый вкусный.

– Без проблем, – одними глазами указываю на кухню.

Но нет, Дара продолжает сидеть. Неловкий диалог с Женей, а у меня закипает кровь.

– Почему ты не сказал? – Волчица нагло идет в нападение, застав меня у стойки.

Удерживаю себя, вцепившись в каменную столешницу. Нет, я не дерусь и тем более не бью женщин, но будь на ее месте мужчина, то с удовольствием взял за шкирку и тряхнул пару раз до мерзкого стука зубов.

– Перед тобой я точно не обязан отчитываться. И это последний раз, когда ты вошла в мой дом без приглашения.

– Грубо, Лео. Мы…

– «Мы» закончились, Дара. Ты собственным поведением лишилась уважения как волчица и как женщина. – Мой слух сосредоточен на одном сердцебиении – сердцебиении моей пары, и она взволнована, оглушая частыми ударами. Скованные извинения, неровные шаги по лестнице. Чер-р-рт. – Я предупредил! – отрываюсь резко от столешницы, пугая волчицу. – Предупредил как альфа. Порог моего дома не переступаешь без разрешения. Я всегда был предельно честен с тобой. Не заставляй меня разочаровываться еще больше, – шепчу сквозь зубы. – Ясно? Ясно?! – вырывается рычанием.

– Да.

Ну что ж, пришло время признать: справляться со стаей проще, чем найти компромисс со своей парой. С оборотнем достаточно одного тихого приказа, тяжелого многообещающего взгляда или низкого рычания, и я добиваюсь результата. А с Женей такая система поведения не работает – я ее просто не могу применить. Не могу и не хочу воздействовать на свою избранницу.

Твердые намерения рядом с ней обретают гибкость, а многолетние принципы становятся не такими и незыблемыми.

Фраза, сказанная максимально твердым тоном: «В идеале ты переезжаешь ко мне и оставляешь работу» – разрушается под воздействием мягкого голоса:

– Мой опыт говорит, что женщине нельзя полностью зависеть от мужчины.

А что я должен ответить? Твой бывший – настоящий мудак и не стоит проецировать поведение больного урода на всех остальных? Или: «Твои опасения беспочвенны, оборотень никогда не причинит вреда своей истинной»?

Оба ответа подставляют меня с потрохами. Черт! И ведь не заврался, нет. Не врал. Но почему же так сложно!?

– Я не буду переезжать. Это же… слишком поспешно. Я не против оставаться ночевать у тебя, проводить выходные, если пригласишь.

Поспешно! Если бы только знала, сколько я ее ждал.

Смотрю в бездонную синеву глаз и понимаю, что не отпущу. Что бы Женя ни сказала, назад дороги нет. Ее дом здесь. Ее семья здесь. Я не представляю ночи без нее. Без бархата кожи, тихого дыхания рядом, дурманящего запаха, даже ладошка, лежащая на моей груди, воспринимается как что-то неотъемлемое. И девочка решает меня добить: «…У меня будет угол, куда я смогу вернуться, если… устанем друг от друга».

Устанем друг от друга. И не получается рассмеяться в ответ, услышанное до боли сжимает грудь.

Даю Жене время обдумать, а, главное, себе – успокоиться.

С ней каждую минуту, как по тонкому льду: один неверный шаг…

Зверя первого одолевает беспокойство, он вскидывается, тянет. В мою нервозность вплетается тонкими нитями паника, смешивается с ужасом и омерзением. Дыхание сбивается, холодеют ладони, на лбу выступают мелкие капли холодного пота.

Женя!

Кресло по инерции с грохотом откатывается, ударяясь о стену – срываюсь с места:

– Да, – принимаю вызов, пересекая приемную.

– Быстро вниз. – Двух слов и вибрирующего тона племянника достаточно, чтобы сорваться на бег.

Что я вижу из панорамных окон третьего этажа? Мать его, Милосердова, буквально в шаге от моей Жени.

Ярость застилает глаза. Ноги несут меня по ступеням вниз, преодолевая по две-три кряду, отталкиваю на ходу людей, не разбирая, мужчина или женщина. Грохот моих шагов отражается от потолка и отдается эхом.

Не дожидаюсь, когда двери полностью откроются, не трачу ни секунды времени, цепляю плечом створку. Металлический скрежет, и стекло осыпается градом осколков, мелко звеня по ступеням. Эффектное появления перетягивает на меня внимание всех.

– Что здесь происходит? – выдавливаю сквозь зубы.

Не сорваться, повторяю про себя. Нельзя. Слишком людно.

Да разве можно совладать с желанием зверя, если оно совпадает с твоим?! Не смотрю в сторону Милосердова, сосредоточившись на глазах Жени. Мит закрывает мою девочку, придерживая рукой, чтобы не смела выходить из-за спины.

– А ты еще кто? – Милосердов надменно вскидывает голову. – Родная, может, объяснишь, что происходит?

Потряхивает. Сдержать оборот полностью не удается: по спине расползается жгучая боль рвущейся плоти, сопровождаемая треском ткани.

– Да вот, какой-то хмырь к нашей Женьке пристает. Я ему объясняю, чтобы шел мимо, а он тупой или глухой. – В отличие от меня, племянник расслаблен.

Протягиваю руку:

– Иди ко мне, – заключаю в объятия девочку, защищая ее, стискивая, поглощая мелкую дрожь страха, и ограждаю себя от срыва. Прохожусь ладонью по шелку волос.

– Даже так?! – Милосердов поднимает насмешливо бровь. – Не ожидал, удивила. – Нет, мразь, удивишься ты позже. – Действительно удивила, – улыбается, заглядывая в лицо. – Поиграла и хватит. Мы возвращаемся домой. Отпусти ее, – обращается ко мне, – или у вас считается нормальным трахать чужих невест?

– Я не его невеста. Не его. – Женя ставит подбородок мне на грудь, стараясь поймать ответный взгляд. – Лео, ты слышишь? Не его. Была, но это…

– Тише, я слышу, – прижимаю максимально сильно, насколько позволяют хрупкие человеческие кости.

– Абсолютное отсутствие инстинкта самосохранения. – Мит разминает плечи, делает шаг, второй – играет с добычей.

– Не нужно, – обрываю. – Проследи, чтобы мужчина покинул территорию базы.

– Эй, – поворачиваюсь спиной, не выпуская девичьих плеч. – Эй, оглох? Это не последняя наша встреча. – Сколько же в голосе самоуверенности.

– Я в этом не сомневаюсь, – бросаю через плечо. – Дмитрий поможет назначить встречу.

– Понял. Герман Евгеньевич, когда вам будет удобно? – Не устаю удивляться племяннику.

Отгоняю сторожевых собак, что крутятся под ногами.

– Не трогайте его. – Женя прижимается к моему боку, переставляет ноги по инерции. – Не нужно.

– Это почему же?

– Он способен создать много проблем.

– Не думаю.

Треплет меня за лацкан рубашки:

– Я не прощу себя, если с вами что-то случится. Если с тобой что-то случится. Его мать… власть в городе в ее руках, может, не вся, я не знаю. Полиция, судьи…

– Не страшно. Но если ты расскажешь, доверишься, будет проще действовать. Мне нужно знать, что произошло, – веду через черный вход. Женя молчаливо идет рядом, придерживаясь за рубашку, вцепившись пальчиками на боку.

– Мы встречались, – начинает свой рассказ. Она присаживается на диван, а я впервые сожалею, что в кабинете нет алкоголя. Не для себя. – Я действительно была его невестой. Но мне пришлось сбежать.

– Почему? – Хочу знать всю правду, не додумывать.

Женя вспоминает о кольце, стягивает, крутит обод на пальце. Всхлипывает от боли или накативших воспоминаний.

– Герман изменил с моей подругой, – сжимает зубы, тянет и тянет.

– Люди не убегают из-за измен. – Ну же, говори, я должен знать.

– Нет, – соглашается. – Первый удар был несильным. Пощечина, мне казалось, что это случайность. – Первый… Зверь рвется занять место человека. – Во второй раз Герман позволил себе больше. – Сколько боли и страха в голосе. – Рука. – Кольцо собрало кожу на фаланге, и с тихим рыком Женя прокрутила его и сняла, отбросив на стол. – Сломала руку, когда Милосердов толкнул. Разбил мне губу. – Ее ладошка инстинктивно потянулась к уголку губ. – Помнишь, когда я пришла к тебе впервые, ты мне сказал, что здесь шрам? Я подумала, что ты его знакомый! Испугалась. Герман бы меня не отпустил, – вскидывает голову, а я не шевелюсь, стою широко расставив ноги. Удерживаю себя. – Я ждала возможности. Он не оставлял меня одну, всегда кто-то был рядом, но смогла, выбрала момент. И я украла его часы, те, которые ты выкупил.

– Украла часы. – Нервный хохот разрывает грудь. Женя считает, что сделала что-то плохое. – Украла часы, я ему их верну. Не переживай.

Женя

– Украла часы. – Лео смеется надо мной. – Украла часы, я ему их верну. Не переживай.

Я не узнаю мужчину. Лицо искажено злобой, ее не скрывает даже плотная растительность. Он буквально скрипит зубами, скалится, как животное. И мне неясна причина злости. Он злится на мое прошлое?! На меня?! На Германа?!

– Что будет с нами?

– Что? – Мужское лицо застывает маской – пугающей маской. – Вставай. – Меня покидают остатки сил. – Сейчас мы собираем вещи с твоего рабочего места. – Лео ходит по кабинету, все его манипуляции проходят мимо меня, я жду, когда он закончит предложение. – Ты забираешь вещи из квартиры, и мы едем домой. И я не намерен слушать какие-либо возражения, – хлопает ящиком стола и разворачивается ко мне. – Не намерен, Женя, – вскидывает руку на мои попытки возразить. – Мне плевать, кто и что может подумать. Плевать. Важна только твоя безопасность, и пока этот… человек на свободе, я больше не буду слушать твои возражения.

А я боюсь произнести то, что крутится в голове, кажется, спроси: «Ты не откажешься от меня?» – и Лео взорвется потоком ругательств.

– Не слушай, – сглатываю ком.

Кольцо остается лежать на краю кофейного столика.

– Есть что-то важное внизу? – Сильная рука удерживает за талию.

– Сумочка с ключами и документами. – Сердце продолжает колотиться со скоростью заячьего.

– Женя. – Ира влетает в комнату для персонала вслед за мной. – Ты как? Ты куда? Женя?

– Ириш, я переезжаю. Обязательно тебе позвоню, – скидываю вещи из ящичка в сумочку. – Будь осторожна, как бы Милосердов не захотел тебе отомстить. Я не подумала, что подставлю тебя и Васю под удар.

– Не говори глупости, какой еще удар?!

– Женя. – Мужской голос нетерпелив.

– Иду. Спасибо, что не бросила, не отказалась, – обнимаю опешившую подругу.

– Обязательно позвони мне, – выкрикивает она в спину.

Покидаем офис через центральный вход, на ступенях собирают остатки стекла, и только сейчас я понимаю, насколько мне безразличны чужие взгляды, шепотки и смешки. Оглядываю устало окружающих, прижимаясь к горячему мужскому боку. Они не знают о моей жизни ничего и делают какие-то выводы, наверное, людям нравится осуждать, так проще себе казаться «хорошим».

– Ты не простынешь? – Лео несет пальто в руках. Для него это не обязательная вещь в гардеробе, а сезонная атрибутика.

– Моя семья не склонна к простудам.

– Я боюсь за Иру. – Лео молчалив в дороге. – Герман может разозлиться на нее, а тут Вася, он ребенок. Мальчику всего четыре года. Я бы не хотела, чтобы с ними что-то случилось.

– Не беспокойся, мы не оставим их. – И я верю его словам. – Это все вещи? – держу в руках спортивную сумку и пакет из сетевого магазина и представляю, насколько жалко выгляжу.

– Все. – Лео остается стоять в коридоре, в детской спальне слишком мало места для нас двоих. Он освобождает мои руки, открываю дверь и пропускаю его вперед. Со щелчком закрываемого замка заканчивается глава моей жизни и надеюсь, новая будет другой. – Минутку, оставлю ключи у соседки.

В особняке нас встречают, словно мы выходили в магазин и вернулись с пакетом молока, никто не выказывает удивления и не задает вопросов.

Первым делом Лео освобождает полки в гардеробной, перекладывает вещи, трамбуя стопки, сдвигает вешалки, а Вела приносит пустые.

– Мне достаточно и одной.

– Это пока. – Он позволяет себе улыбнуться. – Уже завтра Вела решит, что тебе жизненно необходимо иметь полсотни платьев.

– У меня достаточно одежды, – складываю единственную пару брюк гордым темно-серым идеально свернутым прямоугольником.

– Тут вы сами разбирайтесь. Но советую сдаться, как сделала это Лиля и как сделал я. Думаешь, все это – мои покупки?

– А что за история с Лилей? – Мне хочется разговорить Лео, хоть как-то снять напряжение сегодняшнего дня. Избавиться от ощущения, что на меня злятся, обвиняют.

– Спроси сама, – выходит из гардеробной, не касаясь.

Лео

Наши три запаха смешались в извращенный коктейль. И один из них лишний…

Я отчетливо слышу вонь этой мрази на одежде, волосах, щеке моей девочки, и это сводит с ума. Он напоминает о всей боли, что пришлось ей пережить, страхах и унижениях.

Пропускаю воздух через рот, чтобы немного прийти в себя. Женя в растерянности, ей непонятно мое поведение. Всем видом она просит тепла, близости, а я не могу, это выше моих сил.

Жду, когда отзвонится Мит, и сразу же еду к Ковалю.

– Почему я узнаю не от тебя, что Милосердов в городе? – налетаю, хлопнув дверью. – Почему он смог найти мою пару? – выплескиваю эмоции, схватив за ворот рубашки и, пригвоздив Коваля к стене, вжимаюсь предплечьем в горло. – Чем архиважным ты был занят? – ору так, что в горле чувствуется жжение. – Чем?!

– Это не мой косяк, – сдавленно хрипит.

– А чей? Мой?!

Вбегает Роман, младший брат Ильи, но не вмешивается, остается наблюдателем.

– Да не мой. – Лицо Коваля наливается синевой, а я не могу заставить себя ослабить хватку. – У Платова девчонка сбежала.

– Какое это отношение имеет к Жене?

– Прямое. Отпусти. – Убираю предплечье, но не отступаю ни на шаг, готовый в любой момент вернуть руку на место. Коваль мелкими глотками хватает воздух, чуть согнувшись. Стирает набежавшие слезы. – Сбежала, – слово, и он жадно втягивает кислород, – дочка его.

– Это я понял. – Рычание выдает мое нетерпение. Переминаюсь, стряхиваю плечами раздражение, сейчас в моем поведении больше от зверя-хищника, чем от человека.

– Все свободные волки были на ее поисках. Мне сообщили, что Милосердов выехал из города, мы подумали, что снова ограничится посещением дачи, – откидывается на стену, раздувая щеки.

– Вы не должны были думать. Я за вас думаю! – срываюсь в рычание.

– Сам понимаешь, не мог я отказать Платову после того, как его волки помогали с Ирмой и Дарой. Снял ребят на несколько часов.

– Помощники. – Злость никуда не девается, она просит выхода. – Девчонку-то нашли?

– Пока нет. В последний раз видели на нашей территории.

– Я скоро сойду с ума, – с силой растираю лицо. – Почему именно на нашу территорию побежала? Не хватало очередного конфликта с Иваном. Что ребенку не сиделось дома? Любовь под хвост попала?

– Говорят, сами платовские виноваты, – в беседу вступает Роман.

– Кто говорит?

– Мит.

– Только не говорите, что уже влезли в конфликт между отцом и дочерью! – Парни активно крутят головами. – Хоть здесь ума хватило.

– Гости. – Коваль растирает ладонью шею, громко сглатывает. – Ром, встреть, вдруг помощь нужна.

Помощь не нужна, придерживая одной рукой под локоть, Мит вталкивает Милосердова в дом.

– Ты фильмов пересмотрел, нафига ему куртку на башку намотал? – Коваль делает круг, втягивая запах.

– Вот сам бы и вез, он всю дорогу не затыкался.

– А сейчас что молчит? – Коваль ударяет Милосердова под колени.

– Устал орать, – пожимает Мит плечами. – Клянусь, я его не трогал.

Милосердов молча крутит головой, улавливая голоса говорящих, если бы не стойкий мразотный запах, то можно подумать, племянник привез не того.

– Что вам нужно?

– О, заговорил. – Мит с Романом встают по обеим сторонам.

Срываю куртку.

– А, это ты? – прищурившись, поднимает на меня голову.

– Я.

– Что, угрожать будешь? – С кривой улыбкой на губах он глядит каждому из нас в глаза.

– Еще не знаю.

– Ну тогда послушай меня. – С колен Милосердов не торопясь заваливается набок и садится, широко расставив ноги. – Можете угрожать, разбейте рожу, пару ребер сломайте, я разрешаю. Но потом придет моя очередь. Вы, парни, не знаете, с кем связались. Для меня не существует закона. Не существует границ. Если у вас есть дети, жены, милые сестренки, мои ребята начнут с них.

– Мит, слышишь, он твоей Эльке угрожает.

– Старшей или младшей?

– Обеим, наверное, – смеется Коваль. – Я бы взглянул на то, что останется от его крутых ребят.

– Вы так спокойно называете имена своих близких, – усмехается Милосердов. – Ну а ты? – обращается ко мне. – За кого больше всего боишься? Я же найду и твою слабость. Мать? Дети? Сестра? – Его глаза округляются, а губы кривятся. – Неужели моя Женя? Моя, – сверкает зубами. – Угадал, – тянет гласные. – Моя, – повторяет, ловя мою реакцию на свои слова, – моя.

– Мужик, ты самоубийца. – Коваль даже делает шаг назад. – С каждым словом, ты уменьшаешь шансы на жизнь.

Он же не слышит слов предупреждения, опершись спиной на низкий стол, вытягивает ноги и расслабленно запрокидывает голову, убирая челку с лица:

– Каждый вечер Женя будет встречать меня у двери, кормить ужином, – а мое тело сотрясает первая волна дрожи, – слушать новости за день и делать вид, что ей интересно. – Дрожь усиливается, тело ходит ходуном, а глубокие вдохи смешиваются с рычанием. – Родит мне детей. Я хочу двух сыновей, но и дочери нормально, – дергает пренебрежительно головой.

– Лео, мы только закончили ремонт. – Коваль делает знак, чтобы Роман вышел из комнаты – небольшой прихожей, где пятеро мужчин словно рыбы в консервной банке.

– И каждую ночь она будет делать все, что скажу. Женя – очень послушная девочка…

– Заткнись, мужик. – Мит пинает носком ботинка Милосердова в бедро.

От поясницы к плечам обжигает боль трансформации. Хруст ломаемых костей грудной клетки мерзко звенит в ушах, сдерживаю зверя, хочу сам посмотреть в глаза языкастой твари. Рубашка расползается на раздававшихся плечах.

– Пришла моя очередь рассказывать. – Тяжелой подошвой ботинка придавливаю щиколотку. Милосердов втягивает с шипением воздух, но улыбаться не перестает. – Ты забываешь о существовании Жени, навсегда. О ее подруге, – переношу вес, с садистским наслаждением наблюдая, как лицо искажается.

– А об ее матери? – смеется, превозмогая боль. – Знаешь, я тебе скину пару видосов, как буду иметь свою жену… а-а-а… – Не сдерживаюсь, всем весом припадаю на ногу Милосердова. – Ты… – дышит, сквозь стиснутые зубы. – Мне ногу сломал.

А в ушах все еще стоит хруст.

– И не собираюсь на этом останавливаться.

Человеческая речь смешивается с рычанием. Слова рокочущие, рваные. Склоняясь, хватаю за руку и тяну на себя до боли в плече. Мои пальцы теряют человеческий вид, они покрыты редкой бурой шерстью с длинными черными когтями.

– Что… что это?! – Его взгляд устремлен на мои кисти.

– Какую руку ты сломал мое паре? Левую? Не та, – выпускаю и хватаюсь за другую. – Да, вот эту, – тяну до щелчка в суставе.

Визгливый крик оглушает. Трясу головой, для зверя слишком громко.

– Кто ты? Кто? – Ошалелый взгляд гуляет по мне. По звериной грудной клетке, по спине с наросшей холкой – я показываю себя, не отказываю себе в удовольствии напитаться страхом.

– Я могу еще удивить, – трясу с силой головой, демонстрируя оскалившуюся морду зверя. – Нр-р-равится? – склоняюсь к самому лицу, обдавая дыханием, утыкаясь зубами в горло. Приоткрываю челюсти и несильно смыкаю зубы на шее.

– Ну блин, – сквозь пелену долетают слова Коваля, – лучше бы ты его выпотрошил. Знаешь, сколько человеческое дерьмо выветривается из помещения?

В нос ударяет смрадный запах, отступаю, отфыркиваясь.

– Дядька, он, кажется, откинулся. – Мит чуть склоняется, прикрывая нос. – А, нет, живой.

Милосердов промаргивается, вскакивает на ноги, наступая на сломанную ногу и мечется по помещению:

– Мама, ты где? Мамуля. – В глазах испуг.

– Шок, – комментирует Илья. Я, сбрасывая оборот, стряхиваю руками остатки рубашки на пол.

– Вы не видели мою маму? – подходит к Ковалю. – Такая красивая женщина в синем платье.

– Доигрались, кукухой тронулся. Что с ним делать-то теперь? – придерживает Милосердова за плечо, сохраняя дистанцию.

– Высадить где-нибудь, да пусть бродит. – Мит хмурит брови, присматривается. – Подберут. Даже жалко как-то стало.

– Бродит с открытым переломом? – Роман подает голос из-за приоткрытой двери.

– Ну не знаю. Константин пусть подлечит. – Коваль кривится, отталкивая. – Ром, уборка на тебе.

На лице Милосердова проступают слезы:

– Я потерялся. Помогите, где ма-ма? – срывается на рыдание. А мне интересно, где теперь та самоуверенная мразь?

– Верните его матери, – скидываю руки, вцепившиеся уже в меня. – Пусть насладится материнством в полной мере. Возможно, во второй раз из него получится что-то лучше.

Лео

Хочу выветрить адреналин, отпускаю зверя и срываюсь на бег.

Петляю между вечнозелеными соснами, вспахивая лапами влажную землю, добегаю до реки, поднимаю брызги отрезвляющей ледяной воды. Пробегаю пару раз мимо окон спальни. Женя ждет. Я пока не могу вернуться.

Делаю еще один круг, в теле разливается усталость, она притупляет неконтролируемый страх потери и злость.

Гаснет свет, жду четверть часа и, накинув брюки, поднимаюсь по второй лестнице, что скрыта от гостей. Прислушиваюсь к мирному дыханию. Девочка спит практически на краю. Под объемным одеялом различим лишь силуэт. Пряди каштановых волос контрастируют с белой постелью.

Не приближаюсь, вдыхаю ее запах. Только ее.

Шевелится, переворачивается на живот, запуская руки под подушку.

Уверен, я смогу простоять рядом с ней до утра, до пробуждения, и не испытывать усталости.

До конца не верится, что встретил ее. Встретил свою пару. Смысл жизни. Семью.

Тихо прохожу в ванную, скидываю в очередной раз испорченную одежду в корзину. Горячий душ снимает остатки напряжения. Насухо вытираюсь полотенцем, зачесываю влажные волосы, собирая лишние капли влаги. Ложусь в кровать, не нарушая сон Жени, остаюсь на своей половине, а меня тянет обнять, притянуть, закопаться лицом в мягкие волосы, вдыхая полной грудью их запах.

Шуршание постели, движение воздуха – и женская ручка обхватывает меня за талию, между лопаток жжет прикосновение губ:

– Я ждала. – Женя упирается лбом в спину, ладошка поднимается к груди, накрывая сердце и считая удары. – Ты больше не злишься на меня?

От ее слов в голове словно случается взрыв. Тело превращается в камень: мышцы снова сводит от напряжения.

– Я никогда не злился на тебя, – накрываю пальчики своей рукой, сжимая. – Выбрось эту мысль из головы.

– Ты встречался с ним? – Женя не произносит имени, задерживая дыхание.

– Нет.

– Нет? – В тихом шепоте удивление.

– Забудь. Пока ты со мной, здесь, ты в безопасности. С Ирой и ее сыном тоже все будет в порядке.

– Я знаю, – прижимается щекой.

Быстро переворачиваюсь, притягиваю Женю, кладу ее голову к себе на грудь, накрывая ладонью.

– Не хотел тебя будить, – напитываюсь теплом ровно настолько, чтобы оторваться на секунду и подтянуть за талию до уровня глаз. – Ты в моей футболке? – Нежные руки обвивают шею.

– Мне так нравится, как будто ты все время рядом.

Что еще я могу желать услышать?! Ничего!

Опрокидываю на спину, пальцами гармошкой собираю футболку, по сантиметру открывая тело для поцелуев.

– И мне нравится.

Женя втягивает живот под моими прикосновениями к нежной коже. Провожу языком влажную дорожку вдоль линии трусиков, прикусываю косточку бедра.

Как же вкусно…

Ее запах заводит лучше любого афродизиака.

Подцепляю пальцами белое кружево, девочка приподнимается, опирается на лопатки, помогая раздеть. А я не хочу ждать, в очередной раз доказываю: Женя только моя.

Стираю из памяти встречу, уничтожаю все воспоминания, что могут принести ей боль.

Одной рукой стягиваю свободные штаны до бедер, дергаю Женю за лодыжки, развожу ноги, закидывая тонкие щиколотки себе на плечи. Мне не нужно проверять, я знаю, она готова для меня: ее дыхание частит, в воздухе концентрируется терпкий запах возбуждения.

В одно движение вхожу, удерживая за бедра. Горячо, влажно, крышесносно.

Наши возбужденные взгляды скрещиваются, Женя замирает, ожидая следующего толчка. Выхожу на всю длину и медленно возвращаюсь – растягиваю момент, наслаждаюсь по максимуму.

Продолжаю пытку: медленно подаюсь вперед. Девочка не сводит с меня глаз, упрямо смотрит из-под трепещущих темных ресниц. Ее пухлые губы шумно втягивают воздух и выдыхают низкие стоны.

Такая податливая в моих руках и открытая.

Чуть приподнимаю бедра, впиваясь пальцами, меняю угол. Вхожу резче и тону в темной синеве захмелевшего взгляда.

По идеальному телу пробегает дрожь, растекаясь жаром у меня в паху. Изящные пальчики сминают простыни, с каждым толчком натягивая на себя.

А я перестаю контролировать себя. Не позволяя шевельнуться, взгляд блуждает по бедрам в моих руках, животу с крохотным пупком и цепляется за тяжелую грудь, что с каждым толчком вторит мне, вырисовывая острыми сосками в воздухе восьмерки.

Гипнотизирующее зрелище, и чем дольше я смотрю, тем рисунок становится хаотичней, набирает скорость. Стоны оглушают, прибавляют остроты, заставляют сорваться на пожирающий ритм.

Только моя!

Снимаю ноги, подтягиваю девочку на бедра и поглощаю протяжный гортанный стон, накрывая мягкие губы своими.

– Спасибо, – оплетает руками, притягивая за плечи и прижимаясь. – Спасибо, – шепчет, прижимаясь щекой к шее.

И в очередной раз Жене удается удивить. Слова благодарности выворачивают мою душу, полностью обнажая перед ней. За что ты меня благодаришь?! Проглатываю вопрос, закапываясь в шелке волос.

Не выпускаю, не разрешаю отдалиться хотя бы на сантиметр, окутываю в объятия.

Моя!

Женя

– Не уходи, – шепчу сквозь сон. Провожу ладонью поперек груди и, насколько хватает сил, прижимаю. Знаю, что для Лео ничего не стоят мои усилия, но он закидывает спущенную ногу обратно на кровать.

– Мне придется съездить на пару часов.

– Не-а, – отрицательно мычу, кладу ногу на мужское бедро.

– Жень, – произносит с улыбкой. – Ты всегда можешь поехать со мной.

– Еще полчасика, пожалуйста, – клянчу, прижимаясь щекой к груди.

Мужские руки накрывают поясницу в молчаливом согласии, а я снова проваливаюсь в сон.

– Сбежал, – не открывая глаз, рукой поглаживаю соседнюю подушку. Капризно хныкаю, переворачиваясь на бок, прячась от лучей солнца.

Мне не нужно спешить, Лео твердо сказал, что в ближайшее время никакой работы, любые поездки только с ним или с кем-то из членов семьи.

Недолго нежусь под теплыми лучами солнца, мысль, что родные Лео, возможно, ждут меня к завтраку, не дает расслабиться.

Утренние процедуры, и обновленное содержимое гардеробной заставляет меня затормозить у приоткрытой двери.

Пробегаюсь подушечками пальцев по стопкам свернутого белья, перелистываю плечики в поисках своей одежды. Сдаюсь и надеваю новые джинсы, теплую вязаную кофту и домашние туфли – мне определенно не хватает тепла Лео.

– Я рада, что ты надела новенькое. – Вела встречает у лестницы.

– А у меня был выбор?

– Нет, – берет под руку. – Не обижайся, твоя одежда лежит на месте. Я ее немного убрала с глаз, – поднимает идеальные бровки и хитро щурится. – После завтрака все примерь, и я обменяю, если что-то не подходит или не нравится. Договорились?

– Спасибо большое…

– Ой, не продолжай. Ты же сейчас скажешь «но»?

– Да. Но как-то странно.

– Ничего не вижу странного, у меня была возможность – я помогла. Чай, кофе? – Мы входим в кухню. – Присаживайся, я быстро накрою или хочешь сама? – ловит мой взгляд. – Тут чашки, – открывает дверцу, – здесь чай и кофе, Лео без него и дня не проживет. Сладости для Ника. В холодильнике разберешься. Любишь готовить? Я все поняла, – звонко смеется.

– Нет, но я могу помочь. – Улыбка выходит кривой.

– Не нужно, кашу или омлет?

– Что быстрее.

– Омлет.

– А где все? – перекладываю фрукты в вазе, не зная, куда деть руки.

– Лео уехал по делам семьи, Лиля рисует, Митя на работе, Ар и Ник тренируются на улице.

– Тренируются?

– Да, – разбивает яйца в миску, – нашим детям тяжело без физической активности.

– А девочка, Эля?

– Мышонок? Дома, наверное. На юбилее как раз познакомишься с моей младшей дочерью – Элеонорой. Все будет зависеть от ее самочувствия. – Кухню наполняет аромат свежеприготовленного омлета, зелени и овощей.

– У кого-то день рождения?

– Да, у Лео. Круглая дата, будет много гостей, придется потерпеть денек.

– Он мне ничего не говорил, – благодарно принимаю тарелку.

– Я не удивлена. – Вела садится напротив с чашкой чая. – Брат не любит шумные сборища, но без этого никак. Статус обязывает поддерживать отношения со многими. Глава компании, – торопливо поясняет. – Приятного аппетита, – замолкает, давая возможность поесть.

– Можно спросить? – невольно подаюсь вперед.

– Конечно.

– Сколько лет исполнится Лео? Насколько я знаю, круглая дата еще не скоро.

– Мы пропускали несколько лет и решили, наконец, отметить. Хочешь, я помогу выбрать подарок?

– Да, конечно.

Со следующей фразой вопросы о возрасте и подарке уходят на второй план:

– И нужно подобрать платье. Я сейчас принесу каталоги, остались у Лили в комнате.

Я начинаю понимать, о чем говорил Лео, его сестру действительно не остановить. Вела возвращается в сопровождении Лили, и мы втроем перелистываем глянцевые страницы:

– Смотри, вот это выбрала Лиля. Алый к ее волосам будет смотреться шикарно.

– Ты выбрала. – Лиля округляет глаза и дарит мне многозначительный взгляд.

– Я посоветовала. И платье для тебя. Вчера листала каталоги и, Лиля не даст соврать, сразу же ей сказала: идеальное платье для нашей Жени.

– Не дам соврать, – качает головой, размешивая сахар. – Так и сказала.

– Смотри какой вырез. Лео с ума сойдет.

– Угу, и сожрет половину приглашенных лишь за единственный косой взгляд. – Лиля хохочет, я же только верчу головой, не успевая вставить и слова.

– Тебе нравится?

– Не слишком ли откровенно?

– Нет. – Вела накрывает ладонью описание, закрывая не только название модели, но и ее цену. – Глубокий насыщенный цвет. Для твоей белоснежной кожи – загляденье. И туфли, – откладывает в сторону каталог, активно листает другой: – Они!

– Вела, не дави. На самом деле, можно быть в чем угодно. Абсолютно, хоть в джинсах и футболке, как сейчас, – успокаивает меня Лиля.

– Нет, нельзя! Девочки, ну вы что, такой праздник бывает раз в сто лет! Ой, – улыбается еще шире. – Так говорят, раз в сто лет.

– Я подумаю, спасибо.

– Ты думай, а я закажу, – делает закладки из салфеток и накрывает ладонью каталоги, намекая, что разговор окончен.

– И вот так всегда, – театральный вздох, взмах прядью пшеничных волос, – а нам страдай. Шучу. – Лиля прижимается к плечу Велы. – Если бы не ты, я так и погрязла бы под завалами джинсовых комбинезонов.

– Привет, девчонки, – Мит входит на кухню, – я буквально на пять минут заехал.

– Отлично, – Вела возбуждено вскакивает на ноги, – я сейчас принесу, скажешь, что тебе больше нравится.

– Мам, я тебя умоляю. У тебя появилась еще одна девочка, – подмигивает, широко мне улыбаясь, – займись Женей.

– Мы уже подобрали ей образ. – Голос слышится из гостиной. – Кстати.

– Да, мам, – обреченно протягивает Мит, отпивая чай из стакана Лили.

– Помнишь Киру?

– Нет.

– Я же слышу по голосу, что помнишь. Она с родителями будет через пару дней.

– И-и-и… – Парень напрягается, замирает с кружкой у рта.

– Спорим, тебя сейчас попросят присмотреть за девочкой? – Лиля хохочет, прикрывая рот ладошкой. – Я потом расскажу, в чем шутка, – встречается со мной взглядом.

– Ее родители будут благодарны, если ты проведешь с ней пару вечеров. – Вела входит в комнату. – Сходите куда-нибудь, развлечетесь.

– Куда я с ней схожу, в кафе-мороженое? Сколько ей? Пятнадцать? Шестнадцать? Вот эта рубашка и эти брюки, – не глядя, проходит по раскрытым страницам чайной ложкой.

– Когда Ник только родился, Кире уже было десять, милый. Так что можешь свободно пригласить ее в клуб.

– Мамуль, так это меняет дело. Я с удовольствием. А рыжая заноза все такая же рыжая и… заноза?

– Даже не думай! Вот не смей! Кира – хорошая девочка, а Лисовские – наши друзья.

– В двадцать шесть лет хорошая? Ну если у нее все так же торчат уши, а на голове взрыв рыжих спагетти, то охотно в это верю. А какие у нее в детстве были коленки, как у куклы-марионетки. Вот такие, – складывает пальцы правой руки в кулак.

– Это тоже давняя история. – Лиля наконец отбирает у Дмитрия опустевшую кружку. – Митя никак не может забыть, что десятилетняя девчонка одним сообщением отшила всех его подружек.

– Лилька, не становись занозой. Мам, извини, но я не смогу помочь. Пусть кто-то другой развлечет девчонку.

– Я уже пообещала, – кричит она в удаляющуюся спину.

– Разобещай. Цветочек, спасибо за чай.

Легкий морозец, безветренная погода и хвойный аромат. Вдыхаю полной грудью, будто я где-то далеко-далеко за чертой города. До чего же приятно.

– Может, ты подскажешь, что можно подарить Лео? – После обеда Лиля приглашает прогуляться в сад. – Вела так и не помогла.

– Очень даже помогла. Если не поняла, то подарок – ты. И тебе подобрали упаковку. Ничего ценнее у Лео быть не может. И не подумай, что я говорю пошлости. Это правда.

– Все же странно. Да и мне будет неудобно. И Лео молчит – утаивает свой праздник.

– Очень на него похоже. Они с Аром похожи, особенно в своей краткости и молчаливости.

– Не посчитай меня нахалкой, а сколько тебе лет? – наблюдаю за ней, улавливаю смятение, но Лиля быстро берет себя в руки, улыбается и спокойно отвечает:

– Больше чем ты думаешь. Я была совсем молоденькой, когда встретила Ара. Нику сейчас шестнадцать, вот и посчитай, – поднимает мокрую шишку и стряхивает с нее иголки. Я поступаю по примеру Лили и набираю полные руки, детский азарт заставляет складывать их в пустые карманы куртки.

– Смотри, – застываю, склонившись к земле. Из-за дерева выходит волк, теперь я точно в этом уверена – волк. После встречи с хищником на этаже офиса пару часов провела перед ноутбуком и читала об их привычках, одомашнивании и поведении человека при прямом контакте.

– Не бойся, – Лиля идет навстречу, – это зверь Ара, – проводит ладонью вдоль спины хищника. Волк прижимается боком к ней, подставляя огромную морду под ласковые бережные прикосновения.

– А где он сам? – остаюсь стоять на месте, не двигаюсь. Погоня распаляет хищника – вспоминается строчка из статьи. Пегий окрас привлекает мое внимание, Лиля проводит пальцами между ушей, зарываясь в густую шерсть.

– Здесь гуляет, – неопределенно кивает.

– Вот вы где. – К нам подбегает Ник, упирается ладонями в колени, склонившись и хватая ртом воздух. – Еле догнал, – толкает бедром хищника, – кто быстрее до дома? – Ник срывается с места. Зверь переминается, дает несколько секунд форы и делает несколько ленивых шагов. – Ну, – кричит Ник, – догоняй.

Мощные лапы вырывают комья влажной земли, волк с легкостью нагоняет парня, толкая телом, делает круг, играет.

– Не опасно вот так? – Мирное соседство хрупкого человека и хищника производит неизгладимое впечатление. Одно неверное движение, случайный удар – и волк оскалится, покажет нрав дикого зверя. – Никогда не знаешь, что у него на уме. – Если бы мой сын отталкивал руками волка в грудь, играя, я бы точно сошла с ума от переживаний. – Я читала, что одомашнивание практически невозможно.

Лиля принимает мои опасения с улыбкой:

– Поверь, этот зверь никогда не причинит вреда сыну. Да и любой другой в нашей семье. И тебе нечего опасаться. Если на территории встретишь зверя, знай: тебе точно ничего не угрожает.

Очень хочется в это верить, и то, как Лиля уверенно говорит, притупляет опасения. Я провожаю взглядом пару: человека и волка.

– А где волк Лео? Я видела его в офисе. Эту встречу запомню навсегда, – делюсь воспоминаниями. – Не думала, что смогу увидеть хищника в кабинете директора.

– Представляю, как ты испугалась. Я тоже помню свою первую встречу. Это было во-о-он там, у бассейна, – указывает, поднимая руку. – Я еще и в обморок упала. Но у меня есть оправдание – я носила Ника. Тебе помочь?

– Да, – так и не могу выбрать шишку на выброс.

– Что-то из них сделаешь?

– Сама не знаю зачем собираю, – пожимаю плечами.

– Советую найти хобби. Я рисую. Вела ведет хозяйство, заботится о нас. Когда Эля жила здесь, занималась садом.

– Я надеюсь, в ближайшее время вернуться на работу. – Мы поворачиваем к дому.

– А Лео что говорит?

– Сказал, только к нему в приемную.

– Главное, не сказал «нет», а он может.

– Без работы мне нельзя, – упрямо повторяю.

– Я понимаю. – Теплый взгляд чуть сбивает мою воинственность. – Тебе нужно время.

Лео

Осознание того, что тебя ждут дома, подгоняет закончить запланированные дела, не задерживаясь и не тратя ни минуты лишнего времени.

– Я смотрю, ты сделала правильный выбор и сдалась без боя. – Женя вздрагивает и тихо ойкает.

– Как возможно, что мужчина с твоей комплекцией передвигается практически бесшумно?

– Не знаю. Тебе идут эти джинсы. – Она поднимается на носочки, тянется расставляя… – шишки? – не скрываю своего удивления.

– Ты против? – разворачивается, и я тут же притягиваю ее к себе.

– Нет. Если тебе нравится, пожалуйста. – У меня в комнате нет декора, кроме того, что изначально Вела успела повесить и расставить: картину с непонятным для меня содержанием и низкую вазу, в которой ни разу не стояли цветы и которую я грозился случайно разбить в первый же день.

– Почему ты мне не сказал, что у тебя скоро день рождения? Мне было жутко неудобно перед твоей сестрой.

– А что бы это поменяло? – Мои ладони ищут обнаженный участок тела, ныряют под свободный свитер.

– Я не выглядела бы глупо, – становится на край кресла, возвышаясь надо мной.

– Знаешь, мне как-то непривычно поднимать голову, чтобы встретиться с кем-то взглядом. – Женя победно улыбается. – И ты не выглядела глупо. Вела знает, как я не люблю шумные сборища, даже в честь своего дня рождения.

– Представь, как я мучаюсь. – Женя приподнимается на носочки, упираясь мне в плечи. – По вечерам шея болит.

– Ну раз болит, – присаживаюсь, подхватываю ее под колени и кидаю на кровать. Женя зажмуривает глаза и с визгом подскакивает, пружиня на матрасе. – Нужно отдохнуть, – нависаю, упираясь ладонями по обеим сторонам от головы.

– Так что же тебе подарить? – Ладошки скользят по плечам.

– Мне больше ничего не нужно, – зарываюсь лицом волосы, прикусывая шею. – У меня все есть.

– Мне будет неудобно, все же будут с подарками, а я с пустыми руками. Если не скажешь, сделаю поделку из шишек, – угрожает, хохоча. – Ай, щекотно, – уворачивается от моих губ. – Ты подумай, нужна ли тебе инсталляция из даров леса. Поставлю на самое видное место, ай, – старается укусить меня в ответ. – Тебе на тумбу, будешь любоваться, засыпая вечером, и наслаждаться при пробуждении.

– От тебя приму что угодно, – прижимаю телом.

– Я серьезно, Лео, – поет она мое имя. Синева ее взгляда окутывает, погружает в себя, а в душу мерзким червем проникает страх, выгрызает уверенность в завтрашнем дне. Как она отреагирует, узнав правду?!

– И я. – Наши взгляды скрещиваются. – Пообещай мне кое-что. – Улыбка гаснет на лице.

– Что? – Женя теряется, ее пугает тон, с которым произношу фразу.

– Ты дашь мне шанс объяснить, если понадобится. Это обещание заменит подарок.

– Хорошо. – В глубине синевы мелькает страх. – Обещаю. Это все же лучше поделки. – Улыбка выходит неуверенной, тревожной, пальчики перебирают волосы, открывая мой лоб.

– Идем ужинать, Вела зовет, – вырывается неосознанно, кажется, еще минута – и Женя прочтет все в моих глазах.

– Это такой способ избежать темы про подарок?

– Именно, – подаю руку.

И с этого момента каждое слово, каждое мое действие наполнено страхом. Я контролирую себя, рычу на близких, понимая, что невозможно до бесконечности утаивать объективный факт – я не человек и никогда им не был. И долгожданное счастье стирается, превращаясь в тонкую прозрачную пленку, готовую лопнуть в любой момент. А я малодушно отдаляю момент. Близкие, члены стаи играют свои роли, притворяясь, не смея мне перечить.

В страхе потерять не выпускаю Женю из рук или поля зрения: нахожусь в шаге от нее, стискиваю в объятиях.

– Мне тяжело дышать, – шепчет на ухо. Ослабляю хватку, отвечаю улыбкой и возвращаюсь взглядом на экран. В очередной раз мы создаем образ обычной человеческой семьи за просмотром фильма.

За несколько дней до юбилея стекаются гости, те, кто не любит изнурительных путешествий и им нужен отдых, приезжают заранее, или давние друзья семьи, что остаются на три-четыре дня вдоволь наговориться, пройтись по долине, встретиться со старинными друзьями.

– Ну и где этот предвестник скорого инфаркта? – Мит щелкает выключателем, ослепляя и привлекая к себе внимание. – Всем привет, – отдельно здоровается с Лисовскими, что приехали несколькими часами ранее. – Да ладно, – застывает напротив Киры. – Киренок, ты, что ли? А где худосочная рыжая макаронина?

– Осталась на чердаке, где ты меня в прошлый раз запер, дядя Дима, – ехидно произносит она, закидывая стройную ногу.

– Ты что, все еще обижаешься? – тянет юную волчицу за руки, поднимая с дивана. – Между прочим, самое безопасное место в доме. Окна не открываются, нет опасных углов мебели.

– Да там вообще нет мебели. – Кира поджимает обиженно губы.

– Нет ступеней. – Мит не реагирует и продолжает: – Я же меганянька. Слушай, тебя даже обнимать страшно, ты такая вся строгая, – оценивающим взглядом проходится по фигуре девушки. – Приличная девочка, – бросает на меня хитрый взгляд.

– Они были вместе? – Женя шепчет, касаясь мягкими губами уха.

– Еще чего! – бросает раздраженно волчица, вырываясь из объятий.

– Ну как хочешь, я из уважения к твоим родителям пришел поздороваться, – улыбается Глебу с Ариной. – Ну все, мам, как и обещал – попытался. Судорога не оценила, могу идти? – интересуется больше для красного словца, чем ожидая разрешения. – Приятного просмотра, – щелкает выключателем.

– Митя. – Вела недовольно провожает сына взглядом. – Кира, а ты куда? Да что происходит?!

В дальнейшую беседу я не вникаю. Полностью переключаюсь на Женю, перетягиваю с дивана к себе на колени, подавляя неубедительные сопротивления, оплетая руками.

– Никто не против, видишь? – шепчу на ухо. она задерживается взглядом на сестре, разговаривающей с Ариной. – Ник вообще уснул и не видит, как его дядька позволяет себе непотребства, – поддеваю.

– Ну что ты смеешься надо мной? – Женская ладошка скользит под футболку и ложится на сердце. Женя кладет голову и, кажется, прислушивается к моему сердцебиению. – Ты чего-то боишься? – неожиданно спрашивает, подняв голову.

– Что? – С вопросом затихает разговор.

Неужели уловила мои эмоции?!

– Мне так показалось, – бормочет, смутившись своего порыва. – Глупость.

Если бы… Если бы…глупость.

Не врут люди: привыкнуть к хорошему требуется совсем немного времени.

Не открывая глаз, притягиваю Женю к себе, стискиваю и придавливаю бедром, чтобы не смела больше перекатываться во сне на свою половину.

– Как же с тобой тепло, – слышу вместо слов возмущений. Прижимается лицом к груди, возится. – Подвинь ногу, – ведет бедром и успокаивается. Ее дыхание выравнивается, а на моих губах блуждает блаженная улыбка. Быстрые шаги по коридору и ведь смолкли именно за нашей дверью. Ожидая тихого стука, напрягаюсь всем телом после раскатистых ударов.

– Женя! – Не удивляет, что Ник зовет именно ее. За короткое время он увидел в моей девочке подругу. Ник и Женя ближе всего друг к другу по возрасту, у них мелькают одинаковые шутки или схожие пристрастия в музыке, я же себя ощущаю рядом с ними древним трухлявым пнем, которому приходится просить пояснения. – Женя! – Вновь барабанная дробь. – Там снег выпал. Просыпайся.

– Просыпаюсь, – приоткрывает одеяло и кричит куда-то вверх.

– Жду.

Старается освободиться от объятий, поднимает на меня заспанный взгляд:

– Снег выпал, – произносит с укором. – Первый снег долго не держится, – растирает глаза пальчиками.

– И поэтому я должен тебя отпустить?

– Конечно, – говорит серьезно. – Лео, – взгляд становится серьезным, сосредоточенным, – когда ты в последний раз играл в снежки?

– Что? – переспрашиваю, не сдерживая смеха, а сам обращаюсь к памяти. Действительно, когда? – Я не помню. Очень давно… – И цифра чуть не срывается с губ.

– Ну вот. Хочешь, я тебя научу? – веселится, не сводя с меня глаз. – Представляю, как сейчас радуется Вася. Это же атмосфера детства и Нового года. Скоро елка, мерцающие гирлянды, запах мандаринов. Кстати, – выныривает из воспоминаний, – девочки справляются? Может, им нужна помощь? В сезон остались без одной пары рук.

Не сразу переключаюсь на новую тему, наслаждаясь голосом и радостью, и теплом, исходящими от пары.

– Да, конечно. Справляются. Ну что, идем обучать меня веселью?

Женя улыбается и качает головой, говоря, что маневр не прошел бесследно и она заметила:

– Я не забыла про работу, – присаживается, стягивая с меня одеяло.

– Не понимаю, о чем ты. Тебя ждет Ник, а меня – кружка кофе. – Но игнорировать пристальный взгляд не удается: – Вернемся к разговору о работе, когда я буду уверен в твоей безопасности.

– Хорошо. – Улыбка тускнеет, но через мгновение разгорается с новой силой.

На крыльце потягиваю крепкий кофе, а Женя действительно собирается участвовать в снежном бою.

– Подожди-подожди, – сбегает по ступеням. – Дай надеть перчатки.

– Ну, конечно. – Ник набирает в ладони снег и усердно комкает.

– Так нечестно, – присаживается, уворачиваясь. – Ну все, я готова, – поправляет шапку. – Эй, ты подготовился! – зачерпывает снег, не успевает хорошенько сформировать и кидает, хлопья рассыпаются, не долетев до цели.

– Кто много спит, тот получает по полной. – Ник прячется за бордюрным кустом, укрытым белоснежной шапкой, приподнимается, выглядывает и кидает очередной снаряд.

– Ну а ты чего не идешь? – Лиля нарочно задевает меня плечом и сбегает по ступеням. – Девочки против мальчиков, – присоединяется к Жене.

– И не надейтесь. – Но кружку ставлю на перила. – Я только наблюдатель.

Лиля и Женя объединяются с Ником – хаотично ведут обстрел по мне.

Моя девочка старательно перетягивает внимание на себя, подходит слишком близко, кидая охапки снега:

– Лео, – дразнит, крутится на открытом пространстве, подставляясь. – Ну вот, – загребаю ладонями снег, не обращая внимания на ощутимые атаки Ника и снежки Лили, что падают в метре от моих ног, не достигая цели. – Правильно, правильно, – Женя насмехается, петляя передо мной, – еще немного, и ты научишься веселиться.

Первый ком бросаю легко, по широкой дуге.

– Охо-хо-хо, дедуля. Тебя покинули силы? – Лиля заливисто хохочет. Неожиданно получает удар в спину. – Сын! – возмущается и отвлекается на него. – Предатель!

– Мам, ну ты же сама сказала: девочки против мальчиков.

– Эй, мистер угрюмая борода. – Женя запускает несколько снежков, расстреливая вплотную.

– Ну сама напросилась, – собираю ладонями мягкий снег с перил и прессую.

– Ты не кинешь, – дразнит, но все же отступает. – Лео, нет, – пищит, а я замахиваюсь, делаю вид, что вкладываю всю силу, бросаю. – Лео.

– Бинго! – Аплодисменты рядом со мной отвлекают. – Рокотовы, вы всегда так трепетно относитесь к своим женщинам? Мышонок, смотри, дед твоей новой бабуле в лоб попал. – А мне хочется напихать в пасть вампиру снега, чтоб заткнулся.

– Как ты? – подбегаю к Жене, оставляя Александра с Элей на крыльце, аккуратно приподнимаю лицо за подбородок.

– Все нормально, – Женя морщит нос, снежинки тают на ресницах и спускаются по лицу каплями. – Буду знать, что дразнить тебя опасно, – смеется, отряхивая шапку.

– Прости, не рассчитал силу.

– Не больно, но в глаза попало, – склоняется, стряхивая и промакивая шарфом влагу. – Пей кофе, это безопасней, – смеется, оставляет быстрый поцелуй на губах и спешно присоединяется к резвящейся компании.

Ник с Элей сражаются против Лили. Женя делает вид, что идет в дом, заходит со спины – атакует племянника.

– Что-то хотел?

Александр стоит рядом и с азартной улыбкой наблюдает за дочерью.

Жмет плечами:

– Привел дочь поиграть. Сам понимаешь, когда живешь у моря, со снегом проблемы. Мышонок, кидай в лицо, – дает совет дочери. – Врага нужно ослепить. Умница моя!

Возвращаюсь к оставленному кофе.

– Как Эля?

– Уже лучше. Практически научилась контролировать жажду, даже не приходится отбивать у нее донора – отпускает сама, – провоцирует, глядя мне в глаза. – Не думал, что из нее получится настолько кровожадная вампирша. А все потому, что вы не давали свободы, сдерживали ее натуру. Моя девочка держит в страхе весь улей. Признаюсь, и меня, – доверительно шепчет. А в холодном взгляде плещутся гордость и обожание.

– Я рад. – Кривая улыбка служит подтверждением моих слов.

– Альфа, – Александр бесцеремонно толкает меня, – с пареньком все нормально?

– Ник, – отбрасываю кружку в сторону, спрыгиваю со ступеней. – Ник, нельзя! – ору, отталкивая Лилю. – Приведи Ара. – Женя не понимает опасности, она смеется, бежит. Под ее ногами хрустит мелкий камень, она оглядывается, кидает очередной снежок в племянника. А парня сотрясает дрожь обращения. Первый оборот не такой быстрый, как последующие. Это нестерпимая боль, потеря контроля над сознанием, в этот момент правит зверь, а им управляют инстинкты. Громкий болезненный крик, Женя сбавляет скорость, испуганно оборачивается, а сейчас нужно только бежать: – Женя, беги! Я сказал, беги! – Она замирает. Это самые долгие два шага в моей жизни, перед самым рывком успеваю ухватить племянника за плечо, он выворачивается, но отвлекается. – Князь, – рявкаю, перекидываясь. Падаю на четвереньки, стряхивая одежду и отталкиваю Ника вглубь сада, краем глаза отмечаю, что Александр успевает перехватить рвущуюся на помощь дочь и встать между нами и Женей. Теперь можно сосредоточиться на племяннике.

Его кости изгибаются, деформируются, человеческий облик искажается, но не пропадает окончательно. Пронзительный болезненный крик смешивается с рычанием и вновь возвращается к человеческим стонам и обрывкам слов.

Я наступаю, провоцирую на окончательный оборот, набрасываюсь, мои челюсти клацают у лица парня. Ник отшатывается и угрожающе рычит, скалится, обнажая нечеловеческие зубы. Еще один бросок! И еще!

Треск трансформируемых тканей, хруст костей, душераздирающий вой боли, и наконец Ник опускается на лапы. Он трясет головой, его шатает – путается в лапах, садится и ловит баланс.

Мои лапы вырисовывают полукруг, притаптывая свежий снег. Не разрешаю молодому волку сдвинуться с места, использую Силу зверя, подавляю, заставляю склонить голову, признать превосходство.

– Я дальше сам. – Ар подходит сбоку, знает, что не стоит сейчас появляться из-за спины. – Лео, она и так много видела.

Резко разворачиваю голову: Александр разделяет нас, придерживая дочь. Я смотрю поверх плеча, Женя встречается со мной взглядом. От ее лица отлила кровь, делая его мраморным, неживым, губы подрагивают. Она не кричит, не мечется.

Растерянный взгляд блуждает от того места, где остались остатки моей одежды, и ведет по снегу. В один момент человеческий след обрывается и продолжается рисунком отпечатков четырех волчьих лап.

Неспешно подхожу, боюсь, что мое резкое движение спугнет.

– Это был ты, – шепчет она, не веря в свои слова.

Останавливаюсь в нескольких шагах, Женя тянет руку, ее пальчики в двух-трех сантиметрах от морды, но словно сработал тумблер: девочка отдергивает ладонь, и я отчетливо читаю боль. Не страх, а именно боль!

Женя отвлекается на оборот Ара, что гонит сына в лес, туда, где он сможет безопасно освободиться в новом теле.

– Мне нравится. – Александр крутит головой, наслаждаясь. Вот только не хватало его едких комментариев для полноты ощущения всего дерьма ситуации.

Отталкиваюсь передними лапами, поднимаюсь на ноги человеком – оборачиваюсь, не могу же вечно прятаться под личиной зверя. Слежу за каждым вдохом и выдохом своей пары, ее скованными движениями.

Нахожу в куче тряпья домашние свободные штаны, они единственное, что осталось целым при обороте, натягиваю двумя ловкими движениями.

– Уйди, Темный, и Элю забери, – максимально спокойно произношу, насколько позволяет мое состояние.

– Это вряд ли. – Александр всем телом поворачивается к воротам.

По звуку из-за забора могу сказать, что приближается наш автомобиль, а где-то вдалеке, в паре километров, отчетливый рев второго.

Виталий, охранник, торопливо выбегает из сторожки, за ним еще двое ребят из смены.

Мит распахивает калитку, вталкивает на территорию Платовскую девочку, и мне натурально хочется завыть. Чувствовал же, что не все так просто с этой историей, чувствовал!

Племянник несется на нас, крепко удерживая Лесю за запястье.

– Я признаю ее своей парой, – выпаливает, не задумываясь об окружающих.

Да ты издеваешься?! Почему именно сейчас?!

– А я еще не хотел приходить. – Александр не тушуется под тяжелым взглядом Велы. Сестра берет под локоть Женю, придерживает, мягко гладит ее по рукаву куртки.

– Ну, – Мит чуть дергает девчонку, – Лесь.

– Я признаю тебя своей парой, – говорит быстро, захлебывается словами, словно ее торопят. А так и есть, я насчитываю звук не одного мотора, рвущего тишину долины, а трех. Волчица заливается краской, опасливо осматривается, слишком пристально смотрит на Александра с Элей, чтобы тот промолчал:

– Добро пожаловать в семью, – скалится он, демонстрируя клыки.

– Князь, – рычу, не сдерживаясь.

Меня сейчас разорвет на части: необходимо объясниться с Женей, вытрясти дурь из головы Мита и, кажется, встретиться с самим Платовым.

– Быстро, в двух словах, – приближаюсь к Миту вплотную, девчонка вжимается в племянника, рассматривает свои пальчики, что утопают в мужских ладонях.

– Я не хотел забирать Лесю из клана до совершеннолетия…

– Он не виноват. – Девчонка храбро вскидывает на меня голову, даже повышает тон. – После казни Громовых мне сыпались угрозы, боялась выйти без отца на улицу. Для своей стаи я предательница. Враг. Отцу предлагали изгнать меня.

– Быстрее, – тороплю. Визг тормозов, Виталий замер у калитки, дает нам договорить, игнорируя удары в створки.

– Я сбежала.

– А я ее прятал.

– Элеонора, перед тобой яркий пример истории Ромео и Джульетты в современности. Помнишь, ты читала? После нашей с мамой, конечно. – Александр лучится неуместным восторгом.

Женя

Ничего подобного не видела даже в фильмах. В Ника как будто вселилось нечто и хочет выбраться из человеческого тела. Оно растягивает, выгибает, втягивает и скручивает парня на моих глазах. Удары моего сердца почти полностью заглушают истошные вопли, я не слышу, что говорит мне Лео, беззвучно хлопая ртом. Не могу шелохнуться – ужас полностью парализует, прикладываю усилия, делаю вдох и выдох.

Из ниоткуда возникает мужская спина, отгораживает меня от происходящего.

Лео отталкивает Ника, какая-то доля секунды, я не успеваю проследить, осознать – и на землю опускается зверь.

Волк.

Хищник.

Он нападает на парня, огромные зубы щелкают у лица, горла, живота.

Господи, я не могу смотреть.

Зажмуриваю глаза, не слышу ничего, кроме бьющего по ушам пульса. Вздрагиваю от прикосновения:

– Это я. – На губах Велы нет привычной улыбки. – Наконец-то, – выдыхает. Два зверя напротив друг друга. Крупный – с бурой плотной шерстью, мощными лапами, широкой грудью и второй, значительно меньше, нескладный, неуверенный в движениях. – Его первый оборот.

– Оборот… волки… оборотни. – Нехитрая логическая цепочка выстраивается в моем перегруженном мозгу.

– Князь… клыки… вампиры. Александр. – Мужчина продолжает демонстрировать пугающую улыбку.

– Темный, не время. – Вела зачем-то прижимается ко мне. А перед глазами плывет, лицо неприятно покалывает, не чувствую ног, и хочется провалиться в темноту, но не удается.

Словно из тела исчезли все кости. Руки, ноги – кисель, мне даже голову трудно удерживать прямо, уронить бы ее на грудь и закрыть глаза.

Пробыла ли я в своих мыслях или все же отключилась на мгновение? Напротив нас разыгрывается нелепая сценка, абсолютно бессмысленная.

– Я признаю ее своей парой.

Рядом с Дмитрием юная девушка, нет, девочка. Высокая, ее женственные формы не скрывает верхняя одежда, но в неуверенной манере держаться, наивных, испуганных глазах читается настоящий возраст.

– А я еще не хотел приходить. – Холодный взгляд и такая плавность в движениях, мужчина напоминает ленивого, но, если нужно, молниеносного смертельного хищника. Все в нем выдает превосходство. Вампир…

– Ну, Лесь.

– Я признаю тебя своей парой.

Слушаю, слышу, но не понимаю происходящее.

– Добро пожаловать в семью.

– Князь, – одергивает Лео.

«Князь», – повторяю про себя. Невозможно отвести взгляд от белоснежных клыков на красивом мужском лице. Внутренности скручиваются в тугой узел лишь от его соседства.

– Быстро, в двух словах, – возвращаюсь взглядом к Лео. Под его босыми ступнями медленно тает снег, впитываясь в штанины. Он не одет, практически обнажен, на голые плечи садятся мелкие снежинки. Лео не чувствует нулевой температуры, не ощущает легкого ветра, топчется по мелкому камню дорожки.

– Я не хотел забирать Лесю из клана до совершеннолетия.

– Он не виноват. После казни Громовых мне сыпались угрозы, я не могла выйти без отца на улицу. Меня там считают предательницей, предлагали отцу изгнать меня.

Казни.

Изгнать.

Клан.

Прилагаю неимоверные усилия – любая мысль отдается болью в висках и затылке.

– Быстрее. – Лео нетерпелив. Его тело напряжено, со стороны кажется монолитным – мощным каменным изваянием.

– Я сбежала.

– А я ее прятал.

– Милая, – Вела касается моей щеки, – идем в дом. Здесь не стоит оставаться.

– Нет. – Не знаю, откуда берутся силы. Отвечаю громко, отстраняясь.

– Александр, присмотри, – Вела занимает место между братом и сыном. – Если что, сразу перенеси к Константину.

– Кто я такой, чтобы спорить с тещей, – не выпускает дочь из объятий. – Не пропусти, – шепчет, склоняясь к уху ребенка. – Если повезет, увидим схватку двух альф.

Через калитку входят пятеро мужчин. Центральный, что идет первым, мне знаком. Да, определенно помню, я его видела в офисе и девочку – Лесю – в объятиях. Но сейчас она стоит за спиной Дмитрия, как я недавно.

– Платов, тебе не кажется, что ты зачастил на мою территорию?

Мою территорию…

Кажется, я недостаточно знаю этого мужчину.

Нервозность, возбуждение – все испарилось в секунду. В домашних штанах, спущенных до бедер, босой, он выглядит внушительно, от него веет звериной силой. Я помню эти ощущения, будто на твои плечи кладут бетонную плиту. Так Лео действовал на меня при первой встрече, в его кабинете.

– Рокотов, – звуки вибрируют в воздухе, – твой щенок переступил грань. Он увез мою дочь. Мою дочь. Мою!

– Голословные обвинения, – отвечает спокойно.

– Не держи меня за дурака. Я что, не вижу и не чувствую свое потомство?

– Видишь. – По спине Лео проходит мелкая дрожь, а мне становится не по себе.

– Тише, истинная. Сейчас поорут и разойдутся. – Александр подхватывает мой локоть, крепко сжимая и притягивая к себе.

– Иван, есть сказать что-то по существу? Говори. Нет, так вам еще возвращаться. И я не люблю, когда чужие волки топчутся по моей территории. – Лео встречается с каждым взглядом, заставляя отступить на два шага. Пришедшие мужчины как на подбор плечистые, высокие, сильные – их можно принять за спортивную команду.

– Есть, я обвиняю в похищении, – указывает пальцем с длинным загнутым темно-серым когтем на Дмитрия. – Твой выродок лишил меня дочери.

– Волки всегда были склонны к преувеличению. Лишил. Вот же она, жива. – Александр тихо комментирует происходящее.

Лео присаживается, набирает в ладони снега, растирает лицо:

– Платов, сегодня у меня дерьмовое утро. Я могу назвать его самым дерьмовым в жизни. Моя пара впервые увидела оборот, который мог вполне ее убить. Впервые, понимаешь? Она не знала, кто я, кто моя сестра… не знала. Сейчас стоит за моей спиной и практически не дышит, наблюдает, решает для себя, как же поступить. – Лео поднимается на ноги, стряхивает капли с ладоней. – Приезжаешь ты, не разобравшись, оскорбляешь и обвиняешь сына моей сестры. Я понимаю, смерть Громовых не прошла бесследно для твоего клана. Кто-то поддержал, а кто-то решил, что ты дал слабину. Так вот вторым и скажи спасибо. Твоя дочь сбежала сама, не выдержала давления, обвинений, а мой племянник помог, фактически спас. А за спасение благодарят.

– Какая тут может быть благодарность?! – скалится гость с громким рычанием. Человеческие зубы удлиняются, делая рот похожим на пасть. – Она ребенок! Три месяца назад ей исполнилось семнадцать! – Мужская фигура раздается на глазах. Те, что стоят за спиной, приходят в движение, нервничают. – Я имею полное право порвать ему глотку.

– Я бы так и сделал. – Князь кивает согласно. Правой рукой гладит дочь по спине, а левой помогает удержать мне равновесие.

– Твоя дочь перед вашим приездом признала в Мите пару.

Слова производят отрезвляющий эффект. Незваный гость замолкает.

– Это правда, пап. – Леся выглядывает, но Дмитрий не дает отойти от себя.

– А он? – пристально смотрит в глаза дочери.

– И я признаю. Она моя. И я не тронул твою дочь и не трону, пока не придет время.

– Я возьму под опеку девочку. – Вела вступает в разговор. – Приму ее как родную. Тебе не о чем волноваться, – говорит уверенно, твердо, – Иван, – имя же произносит мягче. – Девочки уходят из семьи, и не всегда их выбор совпадает с нашим.

– Это про меня, – получаю очередную ремарку от Александра.

– Да ей только исполнилось семнадцать! – срывает глотку.

– Придется смириться, что твое потомство покинуло стаю слишком рано, но она нашла свою семью, не потратив несколько столетий, не познав мук и сомнений. Разве это не счастье?

– Тебя послушать, так я должен быть счастлив, – выплевывает Иван каждое слово.

– Я счастлива.

На лице мужчины читаются сомнения, он не смотрит ни на кого, кроме своей дочери, она выходит из-за мужской спины. Платов опускает взгляд на руки, что удерживают его ребенка за талию, угрожающе рычит, но с места не двигается.

– Она дочь альфы, а что твой племянник может предложить?

– Я планировал объявить племянника бетой завтра, но раз так сложилось, то делаю это сейчас. Достойно, не находишь?

– Все, – обреченно произносит Александр, – дальше торги и ничего интересного.

Поднимаюсь по лестнице, прикладывая неимоверные усилия, за мной идет Лиля, она помогает преодолеть ступени в дом и пересечь холл. Молчит, задерживается у двери, я не приглашаю войти.

– Лео скоро придет. Может, что-то принести? У меня есть бутылка вина.

– Я хочу остаться одна, – закрываю дверь.

Оставляю куртку у входа, скидывая перчатки и шапку сверху – нет сил дойти до гардеробной. Да и нужно ли?

Присаживаюсь на край кровати, не сводя взгляда с двери.

Жду шаги.

Испытываю нестерпимую жажду, сглатываю тугую слюну, я не успела позавтракать, выпить чаю. Умылась и побежала с Ником на улицу.

Ник…

Воспоминания проходят по лицу мелкими разрядами тока, а в глазах – темными пятнами.

Схватившись рукой за раковину, второй набираю воду и жадно глотаю.

Напившись, чувствую прилив сил, сознание чуточку проясняется.

С опаской выглядываю в окно: мужчины закончили разговор, Лео принимает протянутую руку, пожимает и разворачивается к дому.

Вскидывает голову, ловит мой взгляд.

Я не слышу шагов в коридоре, щелчок дверной ручки проходится обжигающей волной по всему телу.

– Дашь мне еще десять минут? – Лео делает шаг вглубь комнаты. Невольно отступаю, упираясь спиной в прохладу стекла. Он кривится, сжимает кулаки, медленно идет в ванную, глядя перед собой, чуть ссутулившись. Капли стекают по обнаженной спине, плечам, штанины почти до колена впитали снежную кашицу, оставляя грязные следы на покрытии.

Опускаюсь в кресло. Звуки льющейся воды успокаивают, к ним прибавляются щелчки ножниц.

Чего я жду?!

Тишина заставляет распахнуть глаза. Мужчина напротив меня сидит на углу кровати. Абсолютно чужой – незнакомец.

– Даже лицо чужое, – рассматриваю гладко выбритые подбородок и щеки. Если не отводить взгляда от темных глаз, словно ничего не изменилось. – Сколько тебе лет?

– Может, начнем с чего-то другого? – А голос родной, он не изменился. Я невольно улыбаюсь, слыша приятный тембр и прикрываю глаза.

– Нет, – качаю головой. – Сколько?

– Без одного дня четыреста.

И хочется смеяться, громко, безумно, запрокинув голову. Четыреста…

– А я еще волновалась о разнице в двадцать шесть лет.

– Я старший в семье. Арнар младше на шестьдесят четыре года, Вела – на сто шестьдесят семь лет. Наши родители живы. Возможно, они прибудут на юбилей. Мать никак не простит выбор Элеоноры – дочери Велы. Ее парой оказался вампир, – пояснил, по привычке поглаживая бороду. Рука зависает в воздухе, проходит по гладкому подбородку, а Лео кривит губы на свой же жест.

– Сколько ей лет? Элеоноре.

– Сорок восемь. Она была человеком, но после рождения младшей Эли Александр обратил свою пару.

– В вампира? – уточнила.

– В вампира.

– Что будет с девочкой? Лесей. Это нормально – забрать ребенка из семьи?

– Нет, забрать – не нормально. И никто не отдаст свое потомство. Но девочка признала в племяннике пару, она больше не принадлежит отцу и их стае, Леся одна из нас.

– Из вас. – Мысли мечутся в голове. – Оборотней?

– Нет, одна из нас, – обводит рукой. – Долина – наш дом. Оборотней и людей. Леся теперь член нашей стаи.

– А вампиры?

– Мы предпочитаем жить отдельно. Два сильных хищника не умеют сохранять мир.

– Ты здесь… главный?

– Альфа.

– Альфа. – Да, я слышала в разговоре такое обращение к Лео. – А кто я?

– Ты моя пара. Пара – смысл жизни любого волка. Мой смысл жизни. Моя семья. Часть моей души. Мы ждем столетиями, чтобы встретить того, рядом с кем становишься сильнее, рядом с кем обретаешь спокойствие, и только с парой мы можем завести потомство. Волк никогда не причинит вреда своей избраннице, не изменит, не предаст, не поднимет руку… – Его глаза горят, я ловлю всполохи неестественного свечения, что раньше принимала за игру света.

– Ты мне солгал, когда сказал, что не встречался с Германом? Так ведь? Лео? Милосердов не попадал в аварию, как мне рассказала мама? Это был ты? Да? Не молчи.

– Да, я, – расставляет шире ноги и склоняется ко мне. – Я, Женя. И ему повезло, что он остался жив, обезумел быстрее, чем я свернул ему шею. Тебе его жаль?! – А я теряюсь от тона, каким говорит Лео, от поставленного вопроса. – Неужели жаль?!

– Нет, – выкрикиваю в лицо. – Мне не жаль. И это, наверное, ужасно, – растерянно прислушиваюсь к своим чувствам: жалости среди них нет.

– Это нормально. Мы живем по другим законам, не тем, что живут люди. Мы не сохраняем убийцам жизнь, не кормим их, не лечим и не выпускаем потом на свободу. Не щадим тех, кто применяет силу к женщинам, к потомству. А за свою пару любой из нас убьет не задумываясь.

– Но ты же задумался, не убил.

– Милосердов лишился разума быстрее жизни. Наши законы жестоки по человеческим меркам, но справедливы.

– Ты меня тоже хотел обратить? – судя по выражению лица, я сказала глупость.

– Оборотнем можно только родиться.

– Тогда я не понимаю. Почему я? Тебе нужна такая же, как ты. Кто сможет прожить не одну сотню лет. Я ведь умру, сколько мне еще отведено? Двадцать, тридцать лет? Даже если пятьдесят, я буду дряхлой старушкой, а ты останешься таким, какой есть.

– Не умрешь.

– Умру, Лео. Все люди умирают.

– В нашу первую ночь я разделил с тобой жизнь.

– Что? – Болезненный смех срывается с губ.

– Я разделил с тобой жизнь. Ты будешь жить вечно. Это несложный ритуал, который проводится в полнолуние.

Закрываю ладонями лицо и сильно надавливаю пальцами на глаза, до белых мушек.

– Прямо сейчас могу спрыгнуть с крыши и со мной ничего не будет?

– Не вздумай! Так это не работает. Это не бессмертие, а гарантия молодости. Оборотень может разделить жизнь с кем-то из смертных. Так сделали Ар и Лиля, так сделал я.

– Я! Что еще ты сделал, о чем я не знаю? Ты просил меня довериться! А что сделал сам?! Собирался говорить, кто ты? Что правда, Лео? Я смотрю на тебя и вижу чужого человека, – замолкаю и только сейчас осознаю. – Я могу выносить волка?

– Волчонка, – поправляет. – Можешь, это нелегко, но возможно.

– Как Лиля, да? Она же человек?

– Да.

– И ты говоришь об этом только сейчас?! – Мое тело отказывается подчиняться, оно ходит ходуном от пульсирующей боли в солнечном сплетении. Боли, выбивающей кислород, стягивающей грудную клетку и мешающей получить требуемый глоток воздуха. – Тогда, когда я уже могу быть беременна! И наш ребенок пройдет через все, что я сегодня видела?! Через ад?! Его будет выворачивать. Корежить. Ломать. Господи…

– Тише.

Взмываю в воздух. Бьюсь в мужских объятиях.

– О подобном надо предупреждать заранее. Заранее. Как о склонности к сахарному диабету.

– Тише. – Мужские руки пеленают, не давая бессмысленно метаться в истерике. – Первый оборот самый болезненный. Все волки его проходят.

– Волки! Именно! Я не волк, я человек! Я не хочу, чтобы мой ребенок мучился. Не хочу. – Тепло мужского тела успокаивает, окутывает. Расслабляюсь, вишу безвольной куклой, прижавшись щекой к мужской груди. Меня гладят по голове. – Я не смогу, – прикладываю усилия, упираясь ладонями в грудь.

– Все будет хорошо. – Слышу дрожь в мужском голосе и сглатываю тугой ком.

– Я могу уйти? – Слова обжигают мое горло. – Или…

Объятия становятся крепче – мышцы наливаются сталью, сдавливают, причиняя боль.

– Я не буду удерживать, – резко отстраняется, забирая тепло.

Мою спину жжет взгляд, стараюсь не задерживаться, торопливо убежать из спальни, но ноги не подчиняются, и я запинаюсь о собственную пятку. Мужская ладонь удерживает мой локоть, не давая упасть, а я вновь всматриваюсь в чужое лицо. Лео по одному разжимает пальцы, выпуская из захвата.

– Спасибо, – произношу не своим голосом. Куда иду? Я не знаю ответ на этот вопрос. Бреду по длинному коридору второго этажа, волоча за собой куртку. Бесцельно блуждаю. Я не могу оставаться на месте, убегаю от Лео, себя и собственных мыслей.

Нахожу узенькую лестницу, ведущую на первый этаж, выглядываю в дверь, поток свежего ледяного воздуха на разгоряченную кожу дает отрезвляющий эффект. Хочу, но боюсь выйти на улицу.

Что сейчас происходит с Ником?! Ему все так же больно?!

А мысли все больше сжирают – противоречивые и яркие. Хочется вернуться, прижаться щекой к груди, слышать смесь двух ароматов, кофе и трав, ощущать желанный жар мужского тела и одновременно сбежать. Далеко, туда, где я не знаю об оборотнях и вампирах; где любимый мною человек честен; где не нужно смотреть на нечеловеческие мучения своих детей; не нужно принимать жестокие законы жизни, если твой ребенок уйдет к чужим людям. В мир, где все знакомо и привычно.

– Как ты? – Дмитрий стоит за моей спиной.

– А сам как думаешь? – не отпускаю дверную ручку.

– Думаю, не так плохо, если не бежишь сломя голову, сверкая пятками.

– А я могу? Меня отпустят?

– Я бы не отпустил.

Приоткрываю дверь, ведущую на крыльцо центрального входа.

– Лео отпустит? – Для меня важно знать, что я свободна в выборе. Не будет принуждения, давления и неволи.

– А ты сама этого хочешь? – Мои пальцы сжимают ручку, надавливаю, но тут же отпускаю. – Поехали. – Мужская ладонь накрывает мою и распахивает дверь, а я теряюсь. – Ну же, Жень. Ты хотела уйти.

– Я? Да, хотела. – В лицо бьет холодный воздух. Парень выталкивает меня, накидывая куртку на плечи. Замечаю Лео, он молчаливо застыл на первой ступени. – Я…

– Все, поехали, – разделяет нас, хлопнув дверью.

– Куда?! – Сейчас я растеряна больше, чем после разговора с Лео.

– Не знаю, куда-нибудь. – Ворота плавно открываются. Оборачиваюсь, провожаю закрытую входную дверь взглядом.

– А как же Леся?

– Она в заботливых руках мамы. Только что мы выбрали комнату. Сейчас девочки захотят изменить что-то в интерьере. Шмотки, всякие девчачьи штуковины, от которых у меня волосы дыбом. Лучше сбежать, не находишь? Безответственно? Возможно, – ведет диалог с самим собой. – Но удобно, согласись?

– Это обвинение?

– Не могу ни в чем тебя обвинять. Ты храбрая, добрая, верная, в этом я тоже уверен, красивая, – широко улыбается, – почти, как моя Леська. Без обид, но она лучше. Так что… – жмет плечами. – Нет. Не обвинения. К Ирине? Я заберу ее с работы. Посидите, поболтаете.

– Дмитрий…

– Мит. Дмитрий только по бумажкам. Перед Богиней Селеной – Митир. Звучит брутально, но и Митя меня устраивает, – активно перебирает пальцами по рулю. – К Ирине?

Я цепляюсь за возможность поговорить с подругой, но как объяснить ей случившееся, не раскрывая подробностей? Ириша не поймет моих настоящих чувств, а я не передам эмоции. Да я ни с кем не смогу поделиться. Нельзя.

– Хочу на вокзал. – План созревает моментально.

– Жень, я не смогу тебя отпустить. Понимаешь? Лео мне оторвет голову, он и за эту-то прогулку погладит против шерсти.

– Просто отвези, – настаиваю, а сердце грохочет, разгоняя кровь. В ушах стоит неприятный гул. Монотонный, давящий.

За окном проносятся ухоженные дома долины, машину трясет на выезде, и колеса уверенно цепляют асфальтовое покрытие, ловко петляя в редком потоке.

Я выпадаю из реальности, полностью погружаясь в себя. Поджав ноги, дремлю, проваливаюсь в картинки сегодняшнего дня, вздрагиваю, приоткрываю глаза, утыкаясь взглядом в мужской профиль, и в нем есть что-то близкое – мое. Если сильно сощуриться, передо мной Лео.

Подаюсь к стеклу. На привокзальной площади обычное оживление: люди снуют, спешат, боясь опоздать на свой рейс, или выбегают на проезжую часть, взмахивая рукой, желают поймать такси, волоча тяжелые чемоданы.

Опускаю ноги, отстегиваю ремень безопасности и выхожу из автомобиля, припаркованного перед самым входом, игнорируя все запрещающие знаки.

У меня есть возможность слиться с потоком снующих людей. Сделай шаг – и попадешь в их ритм. Торопливый, предвкушающий перемены, полный надежды получить новое и сбежать от старого.

– Помоги, пожалуйста. – Справа от меня распахивается дверь такси, и парень спешно подает руку. – Спасибо, – благодарно улыбается ему девушка. С лица мой взгляд спускается к ее животу. Большого, круглого – его не скрыть и под объемной верхней одеждой.

Делаю вид, что поправляю свитер, незаметно кладу ладонь на живот.

А если мой ребенок уже там, и он начал свою жизнь, свой нелегкий путь!

Кровь ударяет в виски. О чем я вообще думала?!

Не думала – желала. Желала всей душой ребенка от любимого мужчины. Все происходящее – безумство.

Пожирающие разум чувства, дикое притяжение и все, что я сегодня увидела и узнала, – чистое безумство.

Разве я смогу сбежать? Нет! И дело не в отсутствии документов и денег, сердце не позволит этого сделать. Уже сейчас его заволакивает в пелену тоски. Она въедливо обволакивает черными щупальцами, сжимая за горло, проникая в каждую мысль, в каждый вздох, шаг и движение.

– Мне очень нужно в торговый центр.

– Едем. – Митя помогает сесть, не задавая вопросов.

– Ты пойдешь со мной? – не сдерживаю удивления.

Быстрыми спокойными движения парень закидывает ключи и телефон в карман куртки:

– Естественно. Я несу за тебя ответственность, – тянет молнию на куртке вверх, запрокидывая подбородок. – В семье только так. Сильный оберегает слабого, это я усвоил лучше всех. Тридцать лет сопровождал сестру.

– Всегда?

– Всегда и везде. Ты не до конца понимаешь, какую ценность представляешь для дядьки. С первой вашей встречи ты никогда не оставалась без присмотра. Поэтому у вас появился новый начальник, – указал пальцем на себя, – я. А ночью дежурил Коваль или сам Лео.

– Каждую ночь?

– Абсолютно.

– Зачем?

– Зверь не позволит оставить свою пару в опасности. Даже если это двухкомнатная квартирка на пятом этаже. А для Лео это возможность быть ближе, слышать твой голос, знать, чем ты занята.

– Что будет, если пары не станет? – в душе я знаю ответ.

– Не все оборотни выживают после смерти пары, только очень сильные. Кто-то сходит с ума, и над ними берет верх звериная сущность, а кто-то тихо увядает, отказываясь от пищи. Так было с моей матерью. Отца, как видишь, у меня нет.

– И как же она справилась?

– Никак. Лео поднял. Проходи, – пропускает вперед, распахивая дверь. – На него многое свалилось в один момент. Но я могу сказать точно: твой уход его сломит.

Слова ударяют не хуже пощечины. Лицо обдает жаром, а кровь резко начинает пульсировать, разгоняясь по венам.

– Можно попросить у тебя денег? – отворачиваюсь от витрины ювелирного отдела, в которой ловлю свое отражение.

– Конечно.

Сжимая в руках купюру, сдерживая себя, чтобы не бежать, рассматриваю яркие витрины.

– Извините, – наталкиваюсь на сотрудника торгового центра. – Здесь есть аптека?

Мужчина в черной униформе кривит лицо и указывает пальцем за спину:

– За вашей спиной, – произносит неохотно.

– Спасибо, – благодарю. – Пожалуйста, не ходи со мной. – Митя остается у входа, а я иду к самой дальней кассе.

– Добрый день. – Девушка вежливо улыбается.

– Да, – выпалила вместо приветствия. – Дайте тест на беременность, – шепчу, склонившись через прилавок: – Лучше два. Пожалуйста.

– Я вас поняла. Дам два разных, – улыбается и следит за моим взглядом. – Сюрприз хотите сделать.

– Нет. Это не отец, – протягиваю скомканную купюру. – Просто дайте и все.

Вывеску «Туалет» заметила еще при входе. Несусь в обратную сторону, поглядывая через плечо.

– Я на минутку, – ныряю в дверь. Занимаю свободную кабинку. Звук рвущегося картона слышится оглушающим треском, и кажется, все понимают, чем я сейчас занимаюсь.

Подождать две-три минуты – пробегаю глазами по листу, забитому мелкими черными буквами.

Зажав в каждой руке по пластиковой полоске, сажусь на крышку унитаза, сосредоточенно смотрю перед собой, отсчитывая секунды. Насчитываю сто восемьдесят, но я же могла поторопиться, продолжаю мысленный счет до пятисот.

Чисто! Подношу тест ближе, прищуриваюсь, всматриваясь в кипенную белизну. Проверяю второй – отрицательно!

«Я не беременна. Не беременна», – повторяю про себя и вновь всматриваюсь.

На автомате выкрикиваю «Занято», заметив носки лаковых сапожек под дверью. Встаю на крышку унитаза, поднимаю руку, чтобы свет падал прямо на тесты. Но ничего не меняется.

– Извините, дамы. – Мужской голос беспрерывно извиняется и благодарит. – Извините. Спасибо, что не кричите. Простите. Женя, открой дверь. – Из-под двери торчат носы грубых мужских ботинок.

– Сей-час, – выговариваю, запинаясь, но дверь распахивается без моего участия под нажимом мужского плеча.

– И что ты ревешь? – Митя нависает надо мной.

– Вот, – поднимаю руку, сунув тесты в лицо.

– Беременна? – спрашивает, рассматривая.

Отрицательно качаю головой и, захлебываясь слезами, шепчу:

– Нет.

– Так это же хорошо? – Снова мотаю отрицательно головой. – Так, пошли поревем в другом месте, пока охрану не позвали.

– Я хочу ребенка.

– Замечательно, будет.

– Но я не хочу…

– Слушай, я всегда считал себя спецом в девчачьих загонах, но ты только что убила во мне эту уверенность.

– Ты мне не дал договорить. Я не хочу, чтобы он страдал.

– А точно не беременна? – прикладывает ладонь ко лбу, словно так можно определить. – Едем домой. Ты уже осознала глупость своего побега, а Лео мне телефон оборвал. Смотри, седьмой раз звонит. – Смаргивая слезы, читаю надпись, буквы плывут перед глазами. – Да, – принимает звонок. Прижимает к себе, придерживая за плечи. – Напротив туалета, – отвечает коротко. – Кончилось терпение у твоего волка.

Лео

Закончив разговор с Платовым, перешагивая через две ступени, тороплюсь в спальню. Поднимаю голову, Женя отходит от окна, ловя мой ответный взгляд,

Берусь за ручку двери, бесшумно открываю, а фантазия, подпитанная страхом, транслирует, как Женя в спешке скидывает вещи в маленькую спортивную сумку.

Изгибы фигурки подсвечиваются сквозь окно, придавая контурам тела легкое размытие, дымку, эфемерность. Коснись – и растает, растворится, просочится сквозь пальцы.

– Дашь мне еще десять минут? – Не хочу больше что-то скрывать, вуалировать, недоговаривать, и стоит начать с самого малого.

Выторговываю себе время остыть, упорядочить мысли и дать улечься бушующим чувствам.

Мой взгляд Женя встречает неуверенно, инстинктивно делает крохотный шажок назад, к окну. И это ничтожное расстояние топит меня в боли.

Пришло время избавиться от ненавистной бороды, но нет радости и удовлетворения. Выполняю механические действия, на автомате состригаю пучки волос и скидываю в унитаз. Не нахожу пены для бритья, по старинке использую мыло.

Зачесываю волосы, открывая лицо. Таким простым жестом хочу показать, что тайн больше нет. Я открыт.

Присаживаюсь на кровать, не нарушаю словами напряженную тишину, разбиваемую гулкими ударами наших сердец. Удары сплетаются воедино, превращаясь в беспрерывный гул в моих ушах.

Женя смотрит исподлобья, недоверчиво, словно перед ней посторонний человек.

– Даже лицо чужое, – останавливается взглядом на моих глазах. А мне нечего сказать в ответ. Я сам для себя выгляжу чужаком.

Отвечаю на вопросы максимально правдиво, не скрывая. Параллельно читаю эмоции моей девочки и плыву вместе с ней в страхе и оглушающей боли.

Касаемся темы потомства, и Женя не сдерживается, вспыхивает, эмоции находят выход. Ее тело бьется в моих руках, а слова обвиняют, жалят точными болезненными укусами. И я слышу то, чего боялся больше всего:

– Я могу уйти? – Тело реагирует само: руки, спина, грудь превращаются в камень. Отставляя правую ногу, переношу вес – готовлюсь к сопротивлению. – Или… – М повисает многозначительная тишина.

«Или ты поступишь так же, как и он?» – недосказанный вопрос пульсирует в висках.

– Я не буду удерживать, – прилагаю титанические усилия, но отстраняюсь, даю свободу. Верю, что она сделает правильный выбор. Правильный для нас двоих.

Застывает у двери на мгновение, а ее взгляд режет. Отстраненный, такой, каким смотрят на незнакомых людей. Выхватывают в толпе лицо, стараются уловить близкие черты и отворачиваются, понимая, что ошиблись.

Следую тенью, а в доме, раздражая, продолжается жизнь, идет своим чередом. Отгораживаюсь от остальных звуков, все мое существо сосредоточено на ней. На моей паре.

Тонкие пальчики ложатся на дверную ручку, сжимают гладкий металл.

Ощущаю себя, словно в шаге от пропасти. Один порыв ветра – и меня не станет, размозжит.

Сомнение в каждом движении ее тела, но что бы сейчас ни произошло, не отпущу. Не смогу.

А племянник, будто издеваясь надо мной, выталкивает растерянную Женю на улицу.

Он не причинит вреда, не даст уйти – знаю. Но это знание не дает покоя.

Первый звонок Мит сбрасывает, я бегу обратно, стягиваю грязные штаны на ходу. Даю Миту несколько минут, одеваюсь, не моргая, гипнотизирую телефон.

Второй, третий – то же самое.

Черт.

Срываю с вешалки кофту.

Четвертый.

– Все нормально, – и снова Мит сбрасывает звонок.

Мечусь из угла в угол в холле первого этажа, раскручивая на пальце автомобильный брелок.

Если ехать, то куда?!

Набираю пятый раз – полный игнор. Слушаю гудки, пока вызов не сбрасывается автоматически.

Шестой:

– Не могу говорить. Извините, дамы. – И разрыв связи.

Отчаянное рычание вырывается из груди. Зверь не добавляет спокойствия, сводит с ума, мечется. Улавливает из множества запах своей пары и тянет, разрывает меня на части.

Получаю смс: «ТЦ Алмаз»

Большой палец ложится на кнопку вызова:

– Мит. – Голос срывается в хрип.

– Да.

– Где вы точно?

– Напротив туалета.

Звонок Александру, и под ядовитые комментарии, что он не таксист, князь переносит в безлюдный закуток стоянки торгового центра.

Широкими шагами достигаю входа, зверь тащит внутрь, чувствует свою пару.

Женя встречает меня взглядом, стоит открыть дверь. Глаза полны слез, подрагивающие заалевшие губы, и тонкий слух зверя улавливает тихий стон. Срываюсь, не смотрю под ноги, разрезаю снующих людей, словно ледокол.

– Что произошло? – я теряю контроль. Окружающие оборачиваются на мой дикий рык. Ладонями ныряю под полы куртки, вжимаю податливое тело в свое, окутываю в объятия. Женя тихо содрогается в моих руках, пропитывая тонкую ткань горячими слезами.

– Я поняла, что не смогу уйти.

Племянник отделяет нас от остального мира, отгородив спиной.

– Я бы не дал тебе этой возможности, – заверяю.

– Это хорошо, – обнимает за талию. – Не знаю, как без тебя жить. Пытаюсь представить, но ничего не вижу, только серый фон. Пустота. Абсолютное ничто. Прости, я не должна была тебя покидать, – упирается подбородком мне в грудь, такая маленькая, искренняя и беззащитная. – Едем домой. – Уголки раскрасневшихся губ изгибаются в мягкой улыбке. Не сдерживаюсь и оставляю легкий поцелуй, придерживая за затылок. – Хочу, чтобы наш сын был похож на тебя, – шепчет, разрывая поцелуй, сметая одной фразой все мои страхи.

Женя

Под размеренное покачивание автомобиля засыпаю в руках Лео. Повлиял ли на меня стресс или Лео каким-то образом оказал воздействие, но просыпаюсь я на закате в нашей постели, придавленная мужским бедром. Лео шевелится, по-хозяйски накрывает через кофту ладонью мою грудь и нехотя приоткрывает глаза, чтобы сразу их закрыть.

От неожиданности подтягиваю одеяло на себя, пристально рассматривая. Это как проснуться после бурной ночи с незнакомцем в постели. Со мной никогда такого не случалось, но, думаю, ощущения очень схожи.

– Когда ты успел постричься? – пытаюсь подтянуть ноги.

– Пока ты спала. Я ждал этого лет двадцать, – распахивает глаза, а мое сердце бьется чаще.

– Оказывается, ты очень красивый, – выдаю, не подумав. – И не такой грозный без растительности.

– Не знаю, благодарить или обидеться, – посмеивается, растирая ладонями лицо. – Будем знакомиться? – протягивает смуглую ладонь, а меня разбирает смех от абсурдности ситуации.

– Да, – вкладываю пальцы. – Покажи зверя. – Лео садится, поправляет ворот футболки, сонливость в момент слетает с его лица. – Мне нужно увидеть оборот.

Он поднимается на ноги, стягивает футболку, ухватив ткань пальцами между лопаток, раздевается догола, скидывая одежду под ноги.

– Готова?

– Да, – не отвожу взгляда, боюсь пропустить.

Трансформация не занимает и секунды, на месте человека крупный волк, подернутый легкой дымкой. Огромный хищник. Темные глаза следят за моими движениями. Сползаю к краю кровати и протягиваю руку, раскрывая ладонь. Горячий язык проходит по сплетениям линий, щекочет запястье. И я вспоминаю с каким удовольствием Лиля закапывалась пальцами в шерсть на загривке. Поступаю по ее примеру, запускаю пальцы, почесываю:

– В первую нашу встречу я подумала, что ты откусишь мне голову. – Зверь насмешливо фыркает и открывает пасть, демонстрируя огромные клыки. – Тебе смешно, – провожу пальцами вдоль носа. – А еще столько глупостей тебе наговорила. – Зверь согласно качает головой и садится, возвышаясь надо мной. – Поэтому Милосердов сошел с ума, он видел тебя? – Дернув шерстью, волк недовольно отводит морду в сторону. – Нет?

Зверь делает шаг назад и отталкивается передними лапами:

– Нет, – Лео раздраженно натягивает штаны. С силой толкает ступню, застрявшую в манжете штанины, до треска нитей в швах.

– А почему? Что могло произойти? В моем городе ходят разные слухи. Говорят, он агрессивен и неуправляем, а кто-то рассказывает, что Герман стал «овощем». Лежит привязанный к больничной койке. Но итог один – он не в своем уме.

– Мы пользуемся частичной трансформацией в бою. Это огромная сила, скорость, ловкость зверя и человеческая маневренность.

Мужское предплечье покрывается редкой грубой шерстью, кисти рук удлиняются, а вместо аккуратно стриженных человеческих ногтей ощущаю звериные когти. Провожу ладонью вверх, поднимаясь по плечу. Под моими пальцами и без того крупное тело становится более массивным, приобретая звериные очертания. Грудная клетка чуть выдвигается вперед, плечи раздаются, а на спине играют мышцы, перекатываясь под темной кожей с редкой шерстью.

– И все? – Человеческое лицо ходит рябью, проступая шерстью и деформируясь, но не теряя своих очертаний.

– Нет. – Лео трясет головой, а я от неожиданности сажусь обратно на кровать. – Ур-р-род? – узнаю голос, словно в компьютерной обработке. Звериная морда скалится с каждым выдохом, отворачиваясь и прячась от моего пристального внимания.

Я забываю, как дышать.

Во рту пересохло, сглотнув, отвечаю:

– Нет, но страшно.

Теперь я понимаю, что могло довести взрослого мужчину до безумия. Вряд ли можно встретить что-то более пугающее в реальной жизни. Я очень надеюсь на это.

Следующее утро, как и обычно, начинается со стука в дверь и голоса Ника за ней. Но в этот раз он не приглашает на завтрак, а просит разрешения войти.

Лео на рассвете ушел на прогулку, все дни после моего переезда ему приходилось сдерживать свою природу, оставляя зверя заточенным в теле человека.

Не тороплюсь встать с постели, предстоит важный для меня вечер. Праздник в честь юбилея, как оказалось, превратился в повод для знакомства со мной.

– Заходи.

– Привет. – Ник не торопится переступить порог спальни. – Мне жаль, что я тебя напугал. Правда, не хотел, – кивает. – Ты побежала, а во мне взыграл такой азарт.

– Садись, – указываю на кресло. – Расскажи мне все-все.

– Больно, – сознается, – и тело как чужое. Я путался в управлении ногами. А их четыре! Вот представь, если бы у тебя появилось две лишние ноги, и исчезли руки. А еще звуки, они оглушают. Сразу наваливается все-все, что происходит вокруг. Запахи… я чуть не поймал какую-то птицу. Отец сказал, что хорошо справился для первого раза. – Невольно проникаюсь восторгом. – Я стал быстрым. Если спустить зверя и дать ему полную свободу, можно бежать со крышесносной скоростью, аж в ушах стоит свист. У-у-у, – изображает руками потоки по бокам головы. – Это круче, чем лететь по дороге на байке.

– Ты бы ее съел? Птицу.

– Думаю, да. Зверю приходила эта мысль. А еще у меня теперь есть хвост, – смеется, отвлекает от картины в моей голове. – Не в обиде? Жень.

– Нет, но напугал ты меня здорово.

– Я не специально. Принесу завтрак в счет извинений, – срывается с места.

– Ник, – останавливаю. – Ты пробовал еще обернуться?

– И не один раз, – отвечает с улыбкой.

Мои страхи не исчезают. Лишь частично слова Ника усмиряют панику в моей голове.

К вечеру дом заполняется гостями. Задерживаюсь в комнате, поправляя прическу, на самом деле прячась от нескольких десятков пар глаз.

Подхожу к лестнице и понимаю, как сильно ошиблась. Взгляды всех, кто находится в просторном холле обращены ко мне. Широкими шагами Лео спешит подать руку, а я заливаюсь краской до корней волос. Надеюсь, макияж частично скрывает волнение.

– Расслабься, – шепчет, склоняясь к уху.

– Я расслаблена, – отвечаю уверенно, удивляя даже себя.

– Я чувствую, – приобнимает за талию, разворачивая к скоплению гостей.

– Все так смотрят. – Не просто кладу ладонь на мужское предплечье, а вцепляюсь двумя руками. Знаю, что в своей массе присутствующие – оборотни: высокие, сильные, спортивные. Несколько вампиров, словно перетекающих из одного положения в другое. Их смертельная грация напоминает гипнотический танец кобры. И еще меньше людей. Возможно, раньше, когда не подозревала о существовании нелюдей, я бы не смогла вычленить присутствующих, но сейчас отчетливо различаю.

– Ты украла мой праздник. – Лео проходит сильными пальцами по ребрам. – И я тебе благодарен за это, – целует за ухом.

– Прекрати, теперь не только смотрят, но еще и шепчутся, – улыбаюсь, встречаясь взглядами с приглашенными.

– Привыкай. Ты моя пара. И это наш мир.

10 месяцев спустя

Лео

Рука свисает с кровати, ловлю баланс, опуская правую ногу на пол. Подбиваю подушку удобнее и чуть сдвигаюсь вглубь в надежде отвоевать пару сантиметров постели.

– Душно, – слышу ворчание сбоку. Женская ладошка упирается в левый бок, отталкивая. – Жарко.

– Жень, я и так вишу на самом краю. Уже говорил, могу спать на полу. Зверю только за радость быть ближе к вам.

– Нет, я не хочу тебя выгонять из кровати, – закидывает руку на мою подушку и закапывается в волосы пальчиками. – Не выспался? Прости. Я тоже не спала ни минуты, – зевает. – Твой сын не дает мне перевернуться на бок, постоянно толкается, – с нежностью гладит голый животик. – А спать на спине становится все тяжелее с каждым днем. – Ребенок отвечает на движения пальчиков. На круглом животике пробегает маленький бугорок. А я никак не привыкну к этому зрелищу.

– Не больно?

Женя дарит мне насмешливый взгляд и заливисто хохочет:

– Нет, конечно. Сколько можно спрашивать, – поглаживает круговыми движениями. Маленький волчонок толкает, отвечая на прикосновение. – Какой бойкий, точно твой, – дразнит, посматривая на меня из-под опущенных ресниц.

– Женя…

– Что? – улыбается. – Думаешь, нет?

– Женя! – на мое эмоциональное рычание беззаботно отмахивается, совершенно не принимая всерьез.

– Не рычи. Смотри, какой ногастый. – У меня замирает сердце: маленькая пяточка в очередной раз растягивает кожу, проходится от пупка вверх.

– Тише, волк, – перекатываюсь на живот. Волчонок замирает, услышав мой голос, и сразу же с большим рвением продолжает свои «танцы».

– Говори в пупок, он тебя не слышит. – Женя веселится, привстав на локтях и наблюдая. – Вот сюда, – указывает пальчиком.

– Не мешай воспитывать сына, – произношу серьезно, сдерживая улыбку.

– Я серьезно, – трясется от смеха, – ему нравится, когда ты басишь в пупок.

– Это тебе нравится, – целую живот, царапая кожу щетиной. Чужое присутствие ощущаю раньше, чем Эля появляется у нас в комнате.

– Доброе утро! – За несколько месяцев девочка превратилась в юную девицу и всячески намекала окружающим, что она уже взрослая. – Смотрите, что у меня есть, – тыкает экраном смартфона в лицо.

– Элька, я не посмотрю, что ты уже губы красишь, дам по заднице. И не жалуйся потом отцу.

Девчушка не проникается моим грозным ворчанием, садится на край кровати со стороны Жени:

– Я слышала, как Константин запретил заниматься вам сексом, – поднимает деловито накрашенные брови и складывает малиновые губы бантиком. – А голых я вас всех видела, – жмет плечами. – Женя, смотри какой красавчик. У него такие ресницы, – пищит совсем по-детски, протягивая моей девочке смартфон. – Его семья недавно переехала и заняла пустующий дом в трех километрах от нас. – С экрана смотрит угловатый юнец с идиотской прической и наглым взглядом.

– Очень красивые глаза, – подтверждает Женя, забирая телефон. – Не правда ли, Лео? – выжидающе смотрит.

– Не правда. Как хорошо, что у меня будет сын, – поднимаюсь с постели. – Эль, не забудь отцу показать фото, он оценит, – не скрывая ехидства, даю совет. Девочка демонстративно закатывает глаза, прекрасно понимая, как Александр отреагирует.

– Привет, маленький волчонок, – отвлекается на движения. – Все, я ушла, – забирает телефон и шагает в пустоту.

– Еще грудь толком не выросла, а все туда же. Ник, мы скоро придем, – отвечаю, не дожидаясь оглушающего стука в нашу дверь. – Проходной двор, – натягиваю штаны, прыгая на одной ноге.

– Ну что ты ворчишь с утра. – Женя неторопливо надевает платье. Она молчит, но я вижу, что с каждым днем простые бытовые проблемы стоят ей больших усилий.

– Мы можем переехать в долину. Поселимся в пустующем коттедже.

– Зачем? – удивленно вскидывает голову. – Мне нравится здесь. Я всегда хотела большую семью. Ты не понимаешь, что значит быть одному. У меня не было брата или сестры, мама все время пропадала на работе, а когда я закончила школу, покинула дом и уехала учиться в чужой город. А ты мне подарил все, о чем я мечтала. Дружную семью, свою любовь, волчонка.

– А я бы переехал, – отвечаю, помогая подняться.

– Не обманывай, ты привязан ко всем и к этому дому. И тебе нравится семейная суета. Так ты можешь спокойно ворчать, не выдавая своих чувств.

– Тс-с-с, это было моей тайной.