«Отдам Звезду в добрые и заботливые руки», – гласило объявление, оттиснутое мелким шрифтом на последней странице электронной «Московской газеты», коих в каждом вестибюле хоть пачку бери. Я его не сразу-то и увидел, спешно пробежав глазами несколько сменяющихся раз в минуту колонок с рекламой на пластиковой матовой поверхности, заменяющей бумагу. Но подсознание каким-то образом все же выделило это сообщение из сотни других, призывавших либо купить что-то ненужное, либо воспользоваться помощью некоего ужасно талантливого мага – и это в век торжества науки…

Я всегда окидывал взглядом последнюю страницу – редко, но иногда там попадалось что-нибудь интересное. Так я недавно обзавелся довольно новенькой вещицей: компактным голографическим компьютерным модулем, использующим квантовые сети, а жена – моя дорогая и горячо любимая Зои – необычным зверьком: снурром, этакой помесью кошки с белкой, доставленной с какой-то малоизвестной планеты. Космическая экспансия началась сравнительно недавно – каких-то сто лет назад, а предприимчивые люди уже нашли, на чем можно подзаработать: ввоз полезных ископаемых считался нерентабельным, и на Землю оные почти не попадали – вся космическая техника и инфраструктура строилась в созвездии Лебедя, на мощностях космической станции «Вселенная». А вот зверушки, несмотря на запрет, все же проникали на Землю, и любители диковинной живности, не справившись с уходом, были вынуждены отдавать животных потом чуть ли не даром. Зои, впрочем, была счастлива от нового питомца, а мне другого и не надо.

Пока недавно проснувшийся мозг соображал, глаза вернулись к написанному. Что же такое подразумевал автор под словами «Отдам Звезду»? Причем, именно с большой буквы «Звезду». И всего одна строчка текста: «Заинтересованным связаться с ID 1-7-077-3368415». Что все это значит? То ли он собрался передать в добрые руки какого-нибудь Киркорова, которому «двести лет в обед» скоро стукнет, то ли это нечто необычное, под названием «Звезда», или же действительно Звезда – звездная система в глубоком космосе. Пока доехал до работы, слегка заболела голова от размышлений – вот умеют же люди придумать головоломку, и всего-то нужно написать объявление без конкретики. «Продам то, не знаю что…» А ведь интересно, что же это за звезда-то такая, которую просто отдают! ОТДАЮТ! И это в наш век, когда ничего просто так не делают…

Желание узнать разгорелось словно костер из сухих елок, вспыхнуло внутри, затрещало, «зашкворчало», зажгло нестерпимым пламенем. И я понял, что, не выяснив эту загадку, работать не смогу. Взгляд целенаправленно цеплялся за газету, манившую тайной одного лишь маленького объявления.

Еле дотерпев до обеда, и вместо оного я вбил в компьютер ID владельца. Сгорая от нетерпения, несколько долгих секунд ерзал на стуле, следя глазами за вертевшейся иконкой соединения. Наконец, после короткого сообщения: «Соединение установлено», с экрана на меня уставился старичок. Этакий седовласый гном в очках, что само по себе было необычным: в век технологий этот пережиток прошлого можно было встретить только в музее, зрение же либо лечилось, либо использовались вживляемые чипы, немало увеличивающие возможности мозга к восприятию мира вокруг, усиливая и фильтруя сигналы, поступающие от органов чувств. Да и вообще, ему не надо было быть таким старым. Давно уже отошли те древние времена, когда человек внезапно умирал от старости, и любой мог сколь угодно долго продлевать свою молодость. Видимо у деда была своя грустная история, из-за которой и не стал или не хотел жить дольше. Гном ожидающе уставился на меня и изрек одно лишь слово:

– Да?

– Я по поводу объявления… – начал, стараясь подобрать слова и спросить, но дедулька меня прервал, замахав руками.

– А это… Хи-хи, – как-то сконфуженно и сдавленно у него получался смех, отчего я и сам смутился. – Я уже звонил в газету и отменил объявление. Мне, право, неудобно…

– Как отменили? – я почувствовал, как обманутое тайной Эго внутри заворочалось, обиженно сопя. Наверное, чувства отразились на лице, и старичок виновато развел руками.

– Вы, видимо, свою бабушку представляете? – залепетал он, быстро проговаривая слова, будто боясь быть непонятым. – Не следовало мне. Кхм-кхм. Не следовало… Но знаете, иногда такая тоска находит, что не удержался. Вот… выделился! Дурак старый! Не следовало… впрочем, я это уже говорил. Извините меня, молодой человек, и извинитесь перед своей бабушкой.

– Постойте, – перебил я, все меньше понимая, о чем старичок говорит. Может, болезнь какая старческая? Но последние слова и извинения вызвали во мне лишь недоумение. – О чем вы? Какая бабушка?

– Ну как же… – теперь в ступор впал дед. Он недоуменно хлопал глазами, не зная, что сказать, но, наконец, все же заговорил. – Я с утра подал объявление в электронную газету, правда тут же забрал… мол: «Я, Свиридов Сергей Васильевич, сто шесть годков от роду, статный, видный, богатый, ищу спутницу жизни, чтобы провести оставшееся время вместе. На вредные привычки плевать, легкость в общении и приличие со своей стороны гарантирую. Соискательниц прошу в онлайн, пообщаемся, узнаем друг друга ближе». Разве вы не от своей бабушки? Я думал, что женщины скрытные, что попробуют как-то по-особенному связаться, но…

До меня, наконец, дошло, и я замахал руками.

– Что вы! Нет! Сергей Васильевич, я совсем не поэтому вам позвонил! Я по поводу Звезды, – выпалил на одном дыхании и пристально уставился на меняющегося в лице старика. Осознание, что он только что выдал тайну, не предназначавшуюся для моих ушей, окончательно расстроило его. И Свиридов, сбиваясь и путаясь в словах, и часто-часто моргая, попытался оправдаться.

– Я, молодой человек, хотел… Извините за стариковскую глупость… Я тут наговорил много… Ненужного… Много компрометирующего… Мне, право, неловко.

– Сергей Васильевич, – прервал я, и со всей возможной проникновенностью произнес. – Давайте считать, что я ничего не слышал? Просто забудем этот разговор и начнем сначала. Меня не интересуют чужие интимные тайны, я больше желаю узнать судьбу Звезды…

– Звезды… Кхе-кхе… – Свиридов слегка улыбнулся, его взгляд на мгновение сфокусировался в невидимой точке за монитором, словно проникнув в другой никому не ведомый мир. – Как давно это было. Как давно…

Я слегка кашлянул, чтобы напомнить, что еще здесь, и хотел бы продолжить разговор. Семен Викторович опять заморгал, вновь возвращаясь из незнакомой мне реальности, и задал вопрос:

– Молодой человек… как вас кстати?

– Андрей. Маркин Андрей.

– Так вот, Андрей, прежде чем рассказать, хочу спросить. А готовы ли вы к межзвездным путешествиям?

– Семен Викторович, в наше время космические путешествия не столь дёшевы. И бесплатно никто никого в космос, а уж тем более в далекие солнечные системы, не отправляет. Откуда у простого нейробиоинженера из Москвы такие деньги? Мне никогда не скопить на собственный корабль и не купить Звезду. Думаю, это не под силу никому. Только корпорации способны…

– Я вам дам корабль и отдам звезду, – перебил меня Свиридов. Я ошарашенно открыл рот, не веря ушам. – Только у меня будет к вам маленькая просьба.

Я осторожно молчал, не зная, что попросит старик. Ведь за корабль со звездой иные могли потребовать и душу.

– У вас же есть любимая? – он пристально посмотрел мне в глаза, пытаясь заглянуть глубже. – Я вижу: есть! Так вот. Да. Расскажите мне, как вы встретились. Вы ведь помните?

Конечно же я помнил! Сказочнее события не было в жизни!

– Дорогой, хочу звезду с неба, – голос девушки звучал колокольчиком. Даже странно, что я его расслышал среди бьющих в уши барабанов: громкая танцевальная музыка расплылась по крыше, накрыла людей, заставляя дергаться, словно одержимых, в такт ей. И на кой черт, спрашивается, меня понесло тогда на эту студенческую вечеринку для старшекурсников? Особого желания отплясывать, как жрец какого-нибудь южноафриканского племени, не было, да и особой популярностью у девушек не пользовался, принеся бушующие гормоны в жертву учебе. И не сказать, чтобы уж очень сильно расстраивался по этому поводу: будущая работа и жизнь сулили долговременные перспективы, а не мимолетное, сомнительное удовольствие.

Скорее, я желал общения: его нехватку очень серьезно ощутил на последнем курсе звездного института. Нет, конечно, в космонавты меня не готовили. В Звездном вообще не готовят космонавтов. А обучают астрофизиков, терраформаторов, биоинженеров, космобиологов и кучу людей других специальностей, иной раз столь же труднопроизносимых, как и ксенолингвист. А космонавт по сути – это космический путешественник, и это не работа или специальность. Теперь – это призвание и образ жизни. С освоением дальнего космоса жизнь на Земле слегка оскудела на приключения. Умы многих и многих давно витали за пределами планеты, и редко возвращались на переполненный человеками голубой шарик, где давно было все изучено. А звезды манили, притягивали и не отпускали, благо теперь была возможность покинуть матушку и дотянуться до ярких бриллиантов, мерцавших в небе, пусть и несших неведомую опасность и угрозу. Кого это волновало?

Я прислушался: не то чтобы любил подслушивать чужие разговоры, но этот обещал быть интересным. Давно уже никто из девушек не просил у своего парня звезду с неба. Теперь это не романтика, а суровая правда жизни, ведь звезда – не таинственная точка в небе, а огромное и яркое солнце для какой-то планеты, на которой пытаются выжить люди. Эти «пылинки» в наш век оказались настолько близко, что трудно было игнорировать их исполинский размер.

– Ну, Ром! Хочу звезду! Тебе сложно что ли?

– Отстань, – отмахнулся высокий и красивый парень, отпивая из бокала коктейль. Танцпол его интересовал явно больше, чем причудливое желание подружки. Оно и понятно: странное, невыполнимое желание невыразимо скучнее наполненной молодыми девушками крыши небоскреба.

– Ром, – девушка прильнула к парню всем телом, вынуждая оторваться от созерцания танцующих красоток и отставить на столик стакан с коктейлем. – Ну что тебе – сложно? Протяни руку и дотронешься до них…

Я взглянул вверх, и от удивления открыл рот, поразившись. Августовская ночь на редкость ярко усыпала ночное небо звездами. Даже светомузыка не могла погасить их, не говоря о смоге, который, несмотря на век экологически чистых материалов, все еще укутывал Москву тяжелым одеялом. Среди застывших, пробивающихся своим мерцанием через атмосферу, далеких светил скользили яркие капли метеоритного дождя, столь сильного в это время года. И точно: казалось, можно дотронуться до них, подтолкнуть и помочь перемещаться по черному небосклону. И куда делась романтичность звездного неба? Неужели иссякла под тяжелым гнетом людской прагматичности?

– Слушай! – раздражался тем временем Роман, мягко отстраняя подругу. – Я не затем сюда тащился через весь город, чтобы пялиться на небо!

– Но, Ром! Это же звезды! Разве можно их не любить?

– Господи! Достала! – я от удивления дернулся, когда парень довольно грубо оттолкнул девушку. Она отступила на несколько шагов и с обидой, молча, уставилась на него, видимо, подобные ссоры происходили уже не раз. – Как идиотка со своими звездами! А что тебе тут не нравится? – Роман обвел руками дискотеку, потом махнул рукой и резко гаркнул: – Хочешь витать в облаках – витай! А я жить хочу! Здесь и сейчас. Адиос!

– Ром! – всего одним словом пыталась она остановить парня, обида чувствовалась и в позе, и во взгляде, но девушка не разрыдалась, как многие в подобном случае, не побежала следом и, что самое удивительное, не ушла. Она прикусила верхнюю губу и, гордо вскинув голову, отошла к краю крыши. Я даже подумал, что она сейчас перемахнет через невысокий бордюр и прыгнет… Но нет. Девушка посмотрела вверх и стала любоваться ночным небом, отрешившись от всего земного. От только что бросившего парня, от шумной дискотеки и неуютной крыши одной из многочисленных высоток Москвы.

Что я чувствовал? Не берусь описать, но что-то родственное связало меня с ней в тот вечер. Осторожно и тихо, боясь спугнуть наваждение, я подошел к девушке и робко произнес:

– Я готов достать звезду! – Услышала ли? Шум дискотеки почти заглушил мои слова, а стук сердца страшным набатом отдавался где-то в голове, предвещая отказ. Отдав жизнь учебе, я совсем забыл, как общаться с девушками, и совершенно не представлял, что говорить дальше. А она не поворачивалась, и малоприятная уверенность, что мои слова поглотил ветер, лишь крепла в голове с каждой секундой. Я уже отчаялся и хотел развернуться, поглощенный тем, что пошлет, куда подальше, как она заговорила, все еще всматриваясь в небо. Ее звонкий голос «перекричал» шум музыки и жаркой волной облил с головы до ног неведомой мне раньше энергией.

– И как же ты это сделаешь? – без насмешки или иронии, хотя она явно понимала, что я подслушал их разговор. И следующие слова дались мне легче.

– Не обязательно быть физиком, чтобы достать звезду, – заметил я. – Но, чтобы получить ее, тебе придется повернуться…

– А если я это сделаю, ты мне ее подаришь? – в голосе чувствовалась игривость и заинтересованность. – Вот прямо сейчас?

– Иначе, не отрывал бы от них и их холодного и чарующего света.

И она повернулась, легко и грациозно, как будто была со мной давно знакома. Длинные темные волосы лишь слегка взметнулись от легкого ветерка, а глаза – бездонные и безумно красивые – казалось, заглянули в душу.

– Я жду, – с легкой улыбкой напомнила девушка и легко и мягко ткнула пальчиком мне в грудь. – Только скажи, как зовут этого фокусника?

– Фокусника? Нет! – засмеялся я. – Обычного московского старшекурсника…

– Все! Стоп! Не хочу об этом ничего знать! – тут же прервала она ироничным тоном. – Любой, кто достанет звезду – как минимум фокусник, или нет… волшебник!

– Андрей. Меня зовут Андрей, – представился я и продолжил, – Ну что ж… Тогда для несравненной и прекрасной…

– Зои, – добавила она, представившись.

– Зои, – повторил я, смакуя ее имя, – настоящее волшебство!

Взял со стола два бокала, наполнил красным вином, благо на вечеринке этого добра было достаточно, и протянул один девушке.

– Ну и? – требовательно спросила красавица.

– Осторожно загляни в бокал, – приблизившись прошептал я на ухо, а она не отстранилась. – У тебя в руках звезды!

Зои охнула. Темная жидкость в бокале отразила маленькие искорки великих светил. Я физически ощутил пробежавшую по ее телу дрожь. Точно такая же била и меня. Я чувствовал родную душу, чувствовал, как никто другой. Ощутила это и она. Подняла на меня глаза и серьёзно спросила:

– Андрей, ты всю жизнь будешь дарить мне звезды?

– Конечно, – пообещал я, придвинувшись ближе. – Ведь они и у тебя в глазах…

Сотни маленьких и ярких точек отражались, смотрели на меня из глаз Зои, как две маленькие вселенные, как две бескрайние и безмерно глубокие пропасти, в которых я и утонул навсегда.

Обещание же полностью мне воплотить не удавалось, работа и быт поглотили наше время, и, казалось, навсегда изжили мечты. Нет, конечно, разговоры о звездах были, и мы, как и прежде, грезили о космических путешествиях, с годами отчетливей понимая, что земное притяжение оказалось для нас слишком сильно. Моя дорогая Зои осознавала это, и не требовала воплощать обещания в жизнь, видимо, она еще находила что-то во мне каждый день, что вполне удовлетворяло ее желание обладать звездами, и мы были счастливы, находя недостающие части мира друг в друге и мечтая об одном и том же.

«Летун» – легкий двухместный беспилотник-такси – высадил на балконе, служащим одновременно и причалом для флаеров. Вокруг словно странные деревья из стекла и бетона высились многоуровневые небоскребы, свет окон которых лишь слабо походил на звезды, скорее на сюрреалистичный космический пейзаж в окрестностях одной из звездных станций.

– Дорогая! Зои! – я ворвался в квартиру на сто пятом этаже в предвкушении эффекта, который окажет на Зои новость о звездном путешествии. Но меня встретило молчание. Только из дальней комнаты тревожно урчал снурр. Я побежал туда, ощущая неясное пока беспокойство. Ведь снурр обычно мурлыкал – если можно так назвать этот звук.

– Зои! – Меня словно окатило ушатом холодной воды, ладони вспотели, а сердце судорожно забилось в груди. Жена лежала на полу в полупрозрачной тунике безвольно раскинув руки в стороны, глаза закрыты, не двигаясь. Зверек прижался к груди и урчал что-то на своем снуррском языке. Коленки подогнулись от слабости, но преодолев волнение, я подошел к Зои, присел рядом и нащупал артерию на шее. Слабый пульс вызвал облегчение: жива. Следующим порывом было вызвать скорую, но в тот момент зазвонил видеофон.

Я непонимающе уставился в янтарные глаза Торика – но зверь молчал, только бело-рыжая шерсть необычно топорщилась, торчала местами, да глаза смотрели как-то жалостливо, почти по-человечески… сострадательно. Да ну! Бред!

– Кто там? – вопрос был задан в пространство, но умная система распознала голос, соединила с домофоном и включила громкую связь.

– Городская медслужба, – разнесся по дому усиленный скрытыми динамиками синтезированный голос. Робот-врач явно вознамерился попасть в мою квартиру, стоя на балконе. – Бригада скорой прибыла и желает осмотреть больного или потерпевшего.

Быстро же они! Я с облегчением разрешил дому впустить бригаду. Очевидно же, почувствовав недомогание, Зои сама и вызвала бригаду. Моя умничка! Я бы еще долго возился, пытаясь справиться с эмоциями и волнением. Взял Торика на руки, почувствовав через густую шерсть сильную дрожь, и отошел в сторону, пока дроид осматривал бессознательную Зои. Пластиковое композитное лицо его не выражало чувств, а механические движения рук и пальцев не вызывали доверия, но роботы были намного точнее людей, да и скрытых «фишек» – всевозможные датчики, сканеры, – в них была натыкана уйма. В данный момент – скорость решала больше, нежели желание присутствия в столь интимной ситуации человека, а не машины. После быстрого мониторинга дроид поднял безразличное композитное лицо.

– Требуется срочная госпитализация.

– Что с ней? – я с беспокойством подался вперед.

– Пока налицо глубокий обморок, состояние шока. Более точно можно будет сказать после всестороннего обследования в клинике. Я прошу вашего…

– Давайте! Не медлите! Забирайте ее в поликлинику! – Как же нервировало иногда эта особенность, внесенная конструкторами: робот обязан везде и всюду спрашивать разрешение. Даже в таком случае, когда от него зависела жизнь. Нет конечно, если б Зои нашли одну, то никто никого не спрашивал бы, а тут видите ли я – датчики и поддержка глобальной нейронной сети роботу-врачу уже сообщили, кем я являюсь больной, поэтому он и спросил.

Ну вот, разрешение получено, и в помещение бесшумно вплыли носилки и второй робот. Они аккуратно упаковали Зои в белую синтетическую ткань и еще бережнее переложили на носилки, которые тут же сами направились к выходу.

– Я хотел бы…

– Да, конечно, Андрей Юрьевич, – робо-доктор уже знал, как меня зовут. – Данные о местоположении жены в вашем компьютере.

– Спасибо, – я едва успел бросить благодарность выходящему из моего дома роботу. Механические люди ее никогда не требовали и не просили, и явно в ней не нуждались. Бесперебойные, чаще молчаливые, но немного пугающие спасители… Но как же не хватает людей на их месте.

Все еще держа на руках Торика, я подошел к главной компьютерной панели, голографической проекцией повисшей на стене, и забил ID моей супруги: по белому мерцающему холсту побежали строчки поиска, а я автоматически почесывал за ухом у снурра и тихо шептал:

– Что ж, милая… звезды придется отложить. Но как выздоровеешь, обещаю, я их тебе подарю. – пообещал я статичному бессознательному изображению моей жены.

Впервые Зои так надолго пропала из моей жизни. Домашний экран выводил из больничной палаты ее изображение прямо на стену, вместе с показаниями различных датчиков и жизненных параметров, что практиковалось повсеместно – не было смысла ехать в больницу и «висеть» над человеком, к тому же никто бы меня не пустил. Зои неделю была в беспамятстве, и я на свою беду наблюдал за этим. Не находил места. Прикрепил изображение больничной койки с любимым человеком «к себе», и дом создавал рядом мини-монитор, который сопровождал меня повсюду.

Странное чувство поселилось во мне: будто от меня целого откололся ощутимый кусок, и теперь я, как в дыму или в толще воды, пробиваюсь наощупь, медленно, тяжело и превозмогая давление – одиночество впервые окутало с тех пор, как познакомился с Зои. Я уже и забыл это пугающее и наполняющее пустотой чувство, снедающее в последний год учебы. Если бы не работа и не снурр, то я, наверное, свихнулся. Первая отвлекала от тяжелых мыслей, второй – от полного одиночества. Когда я приходил домой, Торик сидел перед изображением Зои и вглядывался в показания, лишь с моим приходом он позволял себе расслабиться и составить мне компанию, но все же, как и я, напряженно поглядывал иногда на монитор. Мне даже стало казаться, что зверь все понимает. И не только, что Зои плохо, а и значение цифр, бегущих рядом.

Потом я мотал головой, и наваждение проходило, и вновь прижимал к себе диковинного, ставшего домашним зверька из глубин космоса, который волей случая оказался нашим питомцем. А он благодарно мурлыкал, прямо как кошка, вибрируя всем телом. Когда же я забывался беспокойным сном, то снурр возвращался к монитору, опускал голову на передние лапы и смотрел на неподвижную Зои. Это я видел, когда выныривал из кошмаров, которые заканчивались всякий раз какой-нибудь бедой с моей любимой, и видя неустанно бдящего перед экраном Торика, я успокаивался. Как будто животное, пусть и инопланетное, могло знать, что с ней происходит.

А что мы знали о снуррах? Совсем ничего! Частный коллекционер, у которого мы забрали умирающее животное, на вопрос что это за зверь, лишь пожал плечами и промычал что-то себе под нос. Оказалось, его выловили контрабандисты на малоизученной планете в единственном экземпляре – естественно коллекционер не сказал «контрабандисты», но мы-то разумные люди… Как обращались все это время с животным, пока он летел на Землю, не известно: но не самым лучшим образом. Контрабанду прятали в тайниках, чтобы пройти многочисленные досмотры в портах, а тайники вряд ли были оборудованы для содержания животных. В итоге мы забрали у коллекционера изможденного, умирающего зверька, за которым не известно как ухаживать. Он был единственным в своем роде, но печальные янтарные глаза пленили нас с Зои. Она прижала бело-рыжую зверушку к себе и больше не отпускала. Кормила молоком из пипетки, брала с собой в постель и прижимала дрожащее тельце, заглядывала в глаза и долгими часами разговаривала с животным. И терапия любовью возымела свое действие. Снурр окреп, повеселел и прочно занял место в нашей жизни.

Тем не менее, я очень удивился, когда зверь разбудил меня. Снурр был неестественно оживлен и не находил себе места, мечась по кровати. Он разразился неслыханной до этого трелью, и лишь сообразив, что с монитора на меня смотрит жена, я сорвался с постели, запутавшись в синтетическом одеяле и растянувшись на полу.

Мне надо было срочно прибыть в больницу…

– Андрей, могу я вас так называть? – врач – единственный человек в этом механическом стерильном царстве – пристально заглянул в глаза. И, получив согласие, продолжил. – Прежде чем что-либо говорить о вашей жене, позвольте поинтересоваться… Как вы относитесь к смерти?

– Что? – я не мог понять, куда он клонит. И не хотел. – О какой смерти вы говорите? В наш век…

– Спокойнее, молодой человек. Спокойнее, – осадил доктор. – Я лишь задал риторический вопрос.

– Риторический? – по-моему в моём голосе прорезались истерические нотки. – Вам не кажется, что больница не место для таких расспросов? Может, сразу скажете, что и хотели?

– Хорошо, – вдруг слишком легко согласился врач. – Ваша жена больна. Очень…

– Но, Вениамин Абрамович, – так звали специалиста, – разве медицина не шагнула далеко вперед? – прервал я. – Разве сейчас не вылечивают от всех болезней? В том числе и генетических?

– По большей части – да, но…

– Но? Что «но»?

– Но, увы, не все. Часть болезней, очень маленький процент, до сих пор не поддается лечению.

– То есть… моя жена… моя Зои… умирает? – я не мог поверить, в что говорю. – Но это же чушь! Она же молода и здорова! Ведь так доктор?

– Выслушайте, молодой человек, – начал он, но увидев мое состояние, вдруг тряхнул за плечи и довольно громко и жёстко прикрикнул: – А ну успокойтесь! Возьмите себя в руки, наконец! Вы мужчина или нет? Выслушайте и примите правду!

Это подействовало. Словно окатили из ушата холодной водой. Я притих и молча уставился на Вениамина Абрамовича, ожидая продолжения.

– Ретроцеребеллярная киста головного мозга. Находится в толще мозга, из-за чего не операбельна: очень трудно добраться, не задев серое вещество. – Каждое слово ложилось на плечи тяжелой гирей. – Право на риск есть только у пациента, то есть, согласие на операцию мы должны получить от Зои. Но… успешность операции всего тридцать процентов – есть риск повредить мозг.

– И… долго она проживет, если не оперировать?

– Тут будет зависеть от кисты. Может месяц, а может и несколько лет. Я гарантий дать не могу.

– Что требуется от меня? – спросил потухшим голосом. Мечты о долгой и счастливой жизни рухнули в мгновение ока. Надежды на будущее развеялись, словно их и не было. Я прекрасно осознавал, что если не лечить, Зои рано или поздно умрет, а если оперировать, то может не дожить до окончания операции… Как можно выбирать в этом случае? Дать жить, умирая, или убить, пытаясь спасти…

– Вам надо поговорить с женой.

Как я мог с ней об этом говорить? Как сказать любимому человеку, что он вот-вот умрет? Но это сделала Зои, сняв тяжесть решения с моих плеч.

– Спасибо.

– За что? – удивился я.

– Что вызвал скорую, – Зои слабо улыбнулась, прижимая снурра к груди. Зверек льнул к жене, ласкаясь словно котёнок. Мои брови полезли вверх – еле смог их удержать на месте, и сохранить невозмутимый вид: я-то знаю, что не вызывал неотложку… А если не жена, то кто? Я подозрительно уставился на Торика: на мгновение мелькнула дурацкая мысль, что зверек не так прост, как кажется. Но жена прервала размышления, и подозрения тут же развеялись.

– Андрей, я умираю? – грусть на лице, печаль в глазах, понимающих все без докторов.

– Нет милая! Нет!

– Не ври мне. Я чувствую, что что-то не так… Что говорит врач?

– Врач… – слова дались с огромным трудом, но в голове забрезжила бредовая мысль. – Он говорит… Он… Милая, а хочешь я подарю тебе звезду?

– Звезду? – она слабо улыбнулась. – Ты шутишь? Как тогда… на крыше? Неужели я не понимаю, что это невозможно? Андрюш, не надо меня успокаивать…

– Но это возможно! – горячо воскликнул я, и, может быть, вера в глазах настолько сильна, что Зои притихла. – Любимая! Это возможно!

Кто дал мне право распоряжаться чужой жизнью и вселять в любимую надежду? Жестоко? Ничуть! Я хотел исполнить ее мечту и свои обещания, которые давал ей раньше, когда все у нас еще было впереди. И еще меня грела надежда на межзвездные путешествия, вернее, на камеры гибернетического сна, которые продлят наше время. В организм вводится специальное вещество, которое замедляет считывание и копирование генетической информации, что приводит к глубокому сну, а камера помогает человеку выдерживать невероятные нагрузки. И поскольку, благодаря Свиридову такой шанс у нас появился, я предложил его Зои, и она не отказалась.

– Как красиво! – усталый голос жены выдавал слабость от полета. Мы успешно долетели до базы «Вселенная» в созвездии Лебедя, проведя в состоянии анабиоза всего год. Первые полгода на разгон, остальные – на торможение. Остальное расстояние корабль покрыл почти мгновенно, нырнув в червоточину.

– Тут совсем другие звезды! – радовалась она. Обзорный экран ресторана «Млечный путь» будто вел прямо в космос. На фоне двойного солнца – поляризаторы делали их свет безопасным – пояс астероидов, переливающийся множеством ярчайших искр, и гигантская верфь звездного флота, вокруг которой сновали корабли всевозможных размеров и форм. Млечный путь, намного ярче видимый, чем с Земли, распростерся слева направо, оттеняя все это великолепие. Снурр сидел рядом на стуле и не отрываясь смотрел в космос, словно помнил, откуда его доставили.

– Я очень рад, что счастлива, дорогая.

– Очень, Андрюш! Очень! Это просто невероятно! И ты сдержал обещание! – я улыбнулся. Меня очень радовал ее светящийся и счастливый вид. Что ни говори, но это путешествие стоило унылого прозябания на Земле, где неизбежность быстрее съела бы мою Зои.

– Но как ты это организовал?

– Это Свиридов Семен Викторович, – не было смысла скрывать цель и планы этого путешествия. – Он подарил нам Звезду.

– Что? Это разве возможно?

– Видишь ли, дорогая. Он один из первых покорителей космоса. А тогда существовала целая программа по освоению. Астронавты могли выбрать себе звезду в долгосрочных планах. И когда техника позволит – лететь на планеты, окружающие ее, и осваивать. Несколько таких программ и сейчас успешно проводятся. Наградой человеку, решившемуся на это, служил бы целый мир, и часть его богатств. И сейчас проводится полное исследование космоса, но кадров катастрофически не хватает. И вот отставникам и предлагают собственный мир. Дают в пользование автономный жилой модуль, который занимается терраформированием, а они в это время спокойно спят в гибернетических капсулах. А когда приходит время и планета становится пригодной для жизни, автоматика их будит. И целая планета готова послужить людям, а ты – герой, не побоявшийся послужить всему человечеству. Целый мир, Зои! Я, ты и звезды!

– А почему Свиридов не полетел?

– Ему не с кем, – я пожал плечами. – Из-за длительных полетов он так и не нашел свою любовь.

– Как печально, – Зои отвернулась от еды и надолго всмотрелась в млечный путь, пересекающий обзорный экран позади двух притушенных светил. Потом посмотрела на меня и улыбнулась. – Ну и какая из звезд наша?

Я тоже улыбнулся, встал и подошел к жене, потом указал на ту часть галактики, где приборы обозначили мне звездную систему.

– Вот, – обвел рукой область. – Здесь. Она пока имеет сугубо техническое название. Что-то… типа… МН5667110. Но мы же назовем ее сами?

– Несомненно, – согласилась Зои, улыбаясь, и поцеловала. – И наши дети увидят свой мир…

Я улыбнулся и обнял жену, а взгляд, меж тем, уткнулся в гигантскую вервь, дрейфующую за обзорным экраном. Там чуть с краю, уже готовые, парили в невесомости несколько модулей жизнеобеспечения и терраформации – хищные и агрессивные формы, которые никоим образом не мешали функциональности, а разрабатывались без малейшего учета красоты и эстетики – лишних для космоса определений. Вместе с надеждой на наше будущее возникло легкое ощущение тревоги, въедливым червячком заползло в душу и осталось там.

Звезда МН5667110 была настолько удалена от «Вселенной», что наш корабль должен сорок лет разгоняться и тормозиться, а потом еще пятьдесят, или около того – зависит от атмосферы, лет терраформации. В общем подсчёте, мы с любимой и Ториком провели бы около ста лет в анабиозе. А потом… потом начали бы осваивать планету. Как хорошо, что технологии шагнули столь далеко. Нам ничего практически не оставалось. Модуль, а это была целая роботизированная система, сам выбирал планету по анализу атмосферы и возможности ее изменить, сделать пригодной для человека. Самостоятельно выбирал место и садился на пустой, безжизненный камень, летающий вокруг звезды и покрытый в основном льдом, запускал необходимые механизмы и жестко отслеживал происходящее вокруг. И только, когда атмосфера становилась пригодной для людей, а несколько гектаров взращённого вокруг сада устойчиво приносили урожай, автоматика будила людей, а они делали тесты, оценивали проделанную машиной работу и направленным сигналом через червоточину сообщали в общегалактический центр об успешном завершении работы. Потом на планету направлялись колонисты.

Риск минимальный, но он, к сожалению, существует. И под какой процент попали мы с Зои, мне не известно, но что-то пошло не так уже на третьем этапе. Автоматика разбудила меня, вывела из гибернетического сна на те самые пятьдесят лет раньше положенного срока. Оглушенный и почти не соображающий, я понял, что ситуация далека от идеальной по надрывному вою звуковой сигнализации. Доза адреналина, впрыснутая в кровь механизмами, дала энергию, что и позволило мне, «доскакать» в чем мать родила до блока управления.

Показалось, что приборы свихнулись. Я, не веря глазам, запросил у компьютера повторное сканирование, на что через секунду и получил подтверждение.

Несколько десятков лет назад МН5667110 переродилась в сверхновую и сожгла девять планет из двадцати одной. Ужасающих размеров огненный шар заполнил весь экран. Поляризаторы еле справлялись с ярким светом, а облако обломков наполнило пространство вокруг. Тело ощетинилось волосками вовсе не от холода, даже волосы на голове и то зашевелились. Выступил холодный пот.

Компьютер чудом избежал столкновения с обломками еще трех планет, корабль лишился нескольких маневровых двигателей и аграрного модуля и быстро отплывал к окраине системы. Наиболее благоприятная для нас планета превратилась в топливо для сверхновой. Ничего не оставалось, как вернуться обратно, потерпев полное фиаско.

И все же что-то толкнуло меня дать компьютеру команду просканировать оставшиеся планеты. И чудо: одна, из-за удаленности от солнца не имеющая шансов на преобразование, теперь могла быть терраформирована! Разросшаяся звезда, настолько приблизилась к окраинным планетам, что одна почти оттаяла. Ледяной покров источился и возможностей капсулы оказалось более чем достаточно.

– Вперед! К ней! – скомандовал я компьютеру и устало откинулся в кресле. Тут же мне на колени вскочил ярко-рыжий меховой комок. Автоматически я обхватил его руками, прижал снурра к себе и заглянул в глаза. Боже! Столько печали в этих почти кукольных янтарных глазах я никогда не видел. Сердце гулко стукнуло в груди, а в голове молнией проскочила мысль: «Зои!»

Шлепая босыми ступнями по холодному металлическому полу, я помчался к капсулам сна. Подбежал, впился полными тревоги глазами в лицо любимой сквозь подсвеченное изнутри стекло, ожидая любой картины, но ничего не изменилось. Она все еще спала. Датчики жизнедеятельности тихо пощелкивали, и всего-то. Я уже было успокоился, но вдруг вспомнил: в случае опасности модуль должен разбудить и ее. Все члены экипажа поднимались по тревоге. А тут…

Я бросился к пульту ручного управления камерами, и нервно щёлкая пальцами по сенсорной панели, попытался открыть механизм, но красная мигающая табличка на экране предупредила: «Механизм поврежден. Опасно. Гибернетический сон прервать невозможно. Вызовите специалиста!»

– Ну и где, уроды, я его возьму?! – ахнул в ярости, что есть силы несколько раз ударил кулаком по приборной панели, и бессильно опустился прямо на холодный пол. Заплакал первый раз в жизни. Но ничего поделать не мог.

Странный рок повис над нами с Зои. Как бы ни хотелось мне в него верить, но злая судьба указывала именно на него. То киста, то теперь, когда выход, казалось, уже был найден, это…

– Корабль входит в атмосферу, – возвестил зачем-то электронный голос, – стабилизация включена, все механизмы работают нормально.

– Да что ты несешь? – тихо возразил я кораблю, как будто он мог понять меня. – Механизм Зои… он не работает!

Но вдруг понял, что, отнюдь, капсула-то в порядке. Не работал лишь механизм открытия-разморозки. А это значило, что с Зои ничего почти не случилось. Она жива и спит, только заперта навсегда во чреве жестокого металлического со стеклом гроба. Как спящая царевна в ее хрустальном саркофаге, подвешенном где-то в неизвестной пещере.

– Запись тысяча триста двадцать. – сказал я в видеоглазок. – Вот, дорогой дневник, мы и подошли к концу этой печальной истории. Ровно тысяча триста двадцать дней я блуждал один по терраформирующей автономной станции. Настраивал системы, следил за началом процесса превращения ледяной безвестной глыбы в новый будущий мир Зои – так я назвал планету, приютившую нас с женой. Возможно и к лучшему, что она застряла в анабиозе. Ведь ее болезнь прогрессировала и могла оборвать жизнь. А теперь я присоединюсь к ней, и мы проспим, сколько потребуется, прежде чем планета станет пригодной к жизни и модуль отправит сигнал на базу. Кто знает, может люди к тому времени найдут способ вылечить Зои. Вернее, нет. Не так. Прилетят, разморозят и вылечат. Я почему-то верю, что к тому времени люди победят любые болезни. А пока мы подождем. Я и она, вместе. Одни на краю Вселенной. Жаль, что не удалось отловить Торика, чтобы запихнуть в капсулу сна – Зои очень огорчится. Но я не могу вечно гоняться за снурром. Странный он какой-то последнее время… Надеюсь, он продержится как можно дольше. Во всяком случае, мы не знаем, сколько живут эти существа. Дай бог, вечность… Ведь так охота, находясь на краю бесконечности, верить в вечность, припасенную для нас с Зои им – Создателем. Огромная просьба к тем, кто нас найдет: пожалуйста, аккуратней, ведь мы, хозяева этой планеты, старались для вас. И в ваших руках наша судьба.

– Запись тысяча триста двадцать первая, – много позже продолжил другой голос, какой-то игрушечный и слегка неестественный для человеческих связок. Разглядеть говорившего не было возможности: видеокамера оставалась отключенной. – Кхе, кхе… Дорогой Андрей, это Ареф Т'цок Тцулла, более известный тебе, как Торик. Я прибыл с исследовательской миссией на далекую планету. И успешно выполнял эту миссию, когда представители Земли пленили меня. Естественно, я очень разозлился, но что мог сделать без своего корабля и оружия? Ты не представляешь, в каких условиях мне приходилось жить. Та тесная клетушка, куда меня поместили, на сорок ваших лет стала домом. Представляешь? Сорок лет одиночества! И питательные смеси: ничего ужаснее не пробовал… «Если выживет, – говорили они, – то продадим за баснословную цену.» Выжил. Попал в другую клетку. Не лучшую. А теперь представь, как высокоорганизованному существу жить в клетке? Ты бы смог? Вот и я не смог. Отказался от пищи и решил умереть, когда в жизнь вошли вы с Зои. Свобода и любовь, которые вы мне дали, и вернули к жизни. А еще вернули исследовательский интерес. Я всегда мог послать сигнал и улететь с вашей планеты: спасательная экспедиция прибыла бы через ваш земной год. Но я остался. Стал агентом своей расы в вашем мире, жил, наблюдал, присматривался. Да, это я сообщил в скорую об обмороке Зои. И теперь помогу вам. Вчера удалось связаться со своей расой. Скоро за мной прилетят, мы возьмем вас с собой, изучим, чтобы узнать насколько вы изменились с момента создания, поможем, и вернем обратно, так что обо мне останется лишь эта запись. Очень люблю Зои, ведь если б не она, никогда не познал этого красивого чувства, и, возможно, поэтому я теперь больше понимаю людей. Их гнев, злость, радость. Спасибо вам, Андрей, за чудесные годы, проведенные вместе. И… живите долго и счастливо. Ваш Торрик.