Сухой, лишённый влаги, воздух, расплавил горизонт. Потрескавшаяся дорога неуверенно, часто сдавая позиции, разрезала пустыню надвое. Редкие живность и растительность тщетно пытаются скрыться от раскалённого, повисшего в небе, шара. Песок, гонимый северными ветрами, шуршал по плавящемуся асфальту и заглядывал на порог каждого здания на своём пути.

Пустынный городок и раньше не кипел жизнью, а теперь, после «Механической катастрофы», больше похож на кладбище, чем на место, которое можно считать домом. Человек в здравом рассудке никогда не ступит на эти земли.

По доброму слою песка сапоги ступали мягко и беззвучно, но вскоре под ногами послышался тихий хруст. Мелкие камушки застревали в слегка отошедшей от сапога, подошве. Крупные же камни отправлялись куда подальше небрежными пинками, стертыми временем и дорогой, носами обувки.

Тот же ветер, что заставлял песок застилать потрескавшееся напоминание дороги, и, трепавший потасканные, рваные ближе к земле, полы плаща, раскачивал едва живую, скрипучую вывеску, растущую прямо из потолка навеса здания. Выцветшие под палящей звездой, буквы можно было понять как «меткий стрелок» или же «редкий едок». Возможно, были и другие варианты интерпретации наполовину стёртого и непонятного набора букв. Всё зависело от воображения и точки зрения. Если ты не помнишь своего прошлого и того, что с тобой происходило всё это время до настоящего момента, то у тебя вряд ли будет богатое воображение и тем более, куда уж там, интересная точка зрения пережившего и повидавшего разные вещи, человека. Струна был как раз из таких. Он даже имени своего не помнил, прошлое же для него было лишь случайными непонятными пазлами одной картины, или даже нескольких.

Например, Струна помнил, как стрелял из револьвера и, ясное дело, умел это делать. Но вот только пазл, на котором был изображена цель стрельбы, был утерян. Либо его никогда не существовало. Бедолага даже не мог вспомнить ни одного человека, с которым хоть как-то контактировал. Возможно, он никогда и не встречал до этого людей. С другой стороны, он умел разговаривать, что уже можно было считать доказательством бывшего коммуникационного опыта с другим представителем своего вида. Хотя, его умение говорить могло быть лишь результатом одиночества, и служило какой-никакой саморазвлекаловкой, а сам разговорный язык мог быть набором букв без смысла. Если рассматривать вопрос с такой точки зрения, то и существование людей можно было бы приписать к выдумке Струны. Выдумке человека без прошлого.

Такой разум может много чего выдумать, это правда. Лишь бы хватило воображения. Хотя, если ты не понимаешь сути происходящего и всё поддаешь сомнению, то можно придумывать колесо снова и снова. Но без тех же сомнений не получилось бы этого колеса. Струна и в этом был не уверен. Ведь его там не было. Зато он был в Пустынном городе. Это он мог считать правдой с высокой вероятностью. Ведь это происходит здесь и сейчас.

Высушенная безжалостными лучами Квептры, местной звезды, деревянная вывеска продолжала слегка раскачиваться на заржавелых цепях, которые вот-вот рассыпятся в красную крошку и станут частью безжизненной пустыни.

Струна не ожидал встретить кого-либо внутри этого, охваченного пустыней, здания. И всё же, курок револьвера был взведён. Мужчина всегда носил оружие в таком состоянии.

Еле живые ступеньки жалобно заскрипели под стёртыми сапогами Струны. Оборванные полы плаща прыгали со ступеньки на ступеньку, оставляя за собой неровные следы на песчаных островках. Заходить внутрь сразу не стал. Через разбитые, потемневшие от пыли и песка, стёкла на дверях, был виден почти весь первый этаж здания.

Сломанные столы, перевёрнутые ободранные стулья, разбитые стеклянные бутылки и стаканы, побитая посуда и огромный рваный кусок ткани индигового цвета прямо посередине первого этажа. Это первое, что упало на глаза Струны. Дальше были высохшие до костей трупы людей, битое стекло вперемешку с отстреленными гильзами, выбитые зубы тоже украшали эту картину.

Струна раньше никогда не видел салунов и даже не слышал о них, но он точно знал, что это здание раньше как раз выполняло роль салуна Пустынного городка. Барная стойка этого заведения изрядно потрепалась, но всё же была в намного лучшем состоянии, чем всё остальное содержимое салуна. Второй этаж скрывался за остатками мёртвого стекла.

Струна не помнил, как именно он оказался в Пустынном городке, но он знал, что ему нужно в этот, пленённый песком, город, только зачем, он тоже не имел малейшего понятия. Этот пазл затерялся где-то в сознании мужчины и встал на место, как только он увидел эту барную стойку. Струна уже когда-то был здесь. Это точно. Он помнил именно ЭТУ барную стойку. Ему надо было зайти внутрь, чтобы понять, зачем он сюда пришёл.

Отрывистый, неуклюжий толчок заставил облезлую, с разбитыми посеревшими стёклами, дверь, протянуть низкую «До», пока та, с глухим стуком, не встретилась со стеной уже внутри салуна. Струна, держа взгляд чуть выше горизонта, ступил внутрь. Под подошвой захрустело, давно закончившее свою карьеру, чайное блюдце. Подбородок не опустился ни на дюйм. Глаза мужчины бегали по ранее слепой зоне первого этажа. Ничего нового там не оказалось. Битая посуда, оторванные ножки стула, вероятно, служившие оружием ближнего боя, и прочие похожие пазлы знакомой картины разрухи. Барная стойка. Память не выкинула её образ на свалку ненужных воспоминаний, значит, этот объект важен. По хрустяще-скрипящему пути до стойки, несколько, особо юрких потемневших, зубов, нашли своё место среди рельефа подошвы.

Две серых ямы вместо глаз просверлили пол. Высохшая, до последней капли, кожа, обтянула кости. Редкие волосы больше напоминали стёртое дно плетёного тканевого мешка. Выпиравший ощетинившийся позвоночник упёрся в барную стойку. Наверняка это бармен, раз оказался по эту сторону от стойки, где находится то, за чем, в большинстве случаев, приходят в салун. Между ног, в жалком напоминании кровавой лужи, теперь больше похожей на неудачную идею перекрасить пол в бордовый цвет, лежала поржавевшая двустволка. Механизм дробовика какое-то время сопротивлялся, но всё же дал заглянуть внутрь. Один патрон не отстрелян, от второго осталась только гильза.

Возле другого конца барной стойки, того, что дальше от входа, лежало нечто без кожи. Явно не человек. Механитарий? Струна знал лишь, что это человекоподобные механизмы и что внутри у них нет ничего, кроме шестерёнок и болтиков. Последнее, кажется, даже было чьей-то фразой, застрявшей в его памяти. Стоило Струне приблизиться к телу механитария, как сверху послышались щелчки курков оружия разных калибров, а следом за ними и скрипящий, как половицы, по которым ходил Струна, и низкий, словно рычание льва, голос.

– Эта железяка мертва, либо охренительно правдоподобно исполняет роль дохлой консервной банки. Если не хочешь последовать примеру ЭТОГО, то отстёгивай пояс и кидай под лестницу, дальше поговорим.

Они не спускались вниз, – моментально проскочило в голове. Нарываться на пулю не входило в планы Струны, и он, без лишних движений, исполнил волю незнакомца. Идти за прилетевшим подарком никто и не подумал. По телу Струны рысью проскакал холодок, нагло дёргая за нервы.

– Руки в потолок, – проскрипел всё тот же незнакомец, – да так, чтоб я поверил, что ты хочешь украсть с неба Квептру, – голос был ровным и медленным.

– Эй, слушайте, я не хочу показаться неуважительным или что-то ещё в таком духе, но…

Пуля просвистела мимо левого уха. Кожа стянулась на затылке. Глаза застыли в одной точке. Кончики пальцев кто-то начал дёргать.

– Ещё одно слово без разрешения и я увижу дыру в твоём лбу, ясно? – попытка повысить голос привела к неприятному хрипу.

Струна едва закачал головой в знак согласия, не спуская глаз с выбранной им точки.

– Вот так. Теперь, ещё раз, как я уже говорил, тяни свои руки к крыше этой полуразвалившейся дыры.

Струна никогда, на своей оставшейся памяти, не поднимал руки так высоко. В один момент, он, кажется, даже встал на цыпочки.

– Как твоё имя, парень? – Струна почувствовал на себе его взгляд.

– Струна, – выдал мужчина с полной уверенностью в том, что это абсолютно обыкновенное имя.

– Ах ты ублюдок механический, – проронил совершенно другой, явно более молодой, голос. Струна услышал возню на втором этаже, кто-то кого-то толкнул или, даже, ударил, – Не надо, подожди, – вылетел тихий скрип знакомого голоса, – Струна невольно повернул голову в сторону бурных споров на втором этаже.

В первое мгновение насчиталось пять голов, а затем ещё три. На момент второго мгновения Струна мог поклясться чем угодно, кроме своей памяти, что над его головой расположилось, по меньшей мере, одиннадцать человек. Возможно, кто-то ещё находился там, куда не смог постучаться глаз Струны.

Третье мгновение обернулось встречей взглядов Струны и незнакомца, имевшего прогнившую половицу вместо языка. Морщинистый, потрескавшийся лоб давил на густые рассеянные брови, которые, в свою очередь, укрывали две чёрные впадины с крохотными глазами на дне. Длинные стальные волосы лохмотьями свисали с висков и падали на засаленные плечи. Богатыми кустами обросли усы и бакенбарды, но на подбородке можно было наблюдать лишь свежескошенное поле. Застывший песок запенился в складках на шее. Незнакомец же не увидел ничего примечательного во внешности Струны. Его лишь смутило отсутствие какого-либо упоминания о жизни в пустыне на лице парня. Кожа была свежей и ухоженной, а щёки ещё не успели познакомиться со щетиной, хотя, на вид возраст Струны был более чем подходящий под описание зрелого мужчины.

– Моей кампании не нравиться твоё имя, представляешь? – на сухих губах незнакомца нарисовалась мерзкая ухмылка, но спокойствие в голосе никак не нарушилось, – Сказать по правде, мне тоже не особо, но тебе повезло, что я не сужу человека по одному только имени. Итак, твой возраст?

Струну будто кто-то ударил, он даже немного пошатнулся. Кто же знал, что такой вопрос может существовать на самом деле? Это было настоящим открытием. Струна никогда не мыслил о времени и не знал, сколько ему лет. Он захотел соврать что-то убедительное, но не мог представить, как долго смог бы прожить человек, находясь в таких неблагоприятных, можно даже сказать, экстремальных, условиях. Поэтому он выдал то, что убедило бы его самого.

– Двенадцать, – на это число ушла вся оставшаяся уверенность и смелость.

Зрачки скрипучего незнакомца прожгли Струну насквозь. Ответ явно не устраивал находящихся наверху людей. Молчание ненадолго повисло в воздухе, чего было достаточно, чтобы Струна проглотил свою душу.

– Ну а мне, сколько дашь? – насмешливо уронил незнакомец низким хрипом.

Струна впервые услышал другую интонацию в голосе оппонента и потерял все свои мысли. Глаза забегали по расколотому высохшему лицу, но ничего не могло прийти в голову. Дурацкая издёвка.

– Двадцать – чуть ли не спрашивая, ответил Струна.

По второму этажу забегал смех. Заразительный смешок попал и в рот Струны. Только вот отдавал он неуверенной нервозностью. Когда веселье на втором этаже подошло к концу, язык незнакомца снова заскрипел с насмешливым послевкусием.

– Знаешь, что, Струна? Можешь посмотреть, что там с этой железякой, думаю тебе можно это доверить.

Струна неуверенно двинулся с места в направлении валявшегося на полу механитария. Первый шаг дался с трудом, будто он не шёл, а пытался ногой сдвинуть весь салун.

– Ну же, уверенней, и руки можешь опустить, – лёгкий смешок вновь прокатился по кампании незнакомцев.

Струна всё же дополз до механитария. Казалось, прошло десять жизней. Голова металлического человека лежала набок. Этого было достаточно, чтобы понять, что ЭТО совсем не похоже на людей. Общие черты, конечно, схожи. Две руки, две ноги, голова… но всё остальное… Принять ТАКОЕ за человека можно было лишь издалека, и то со спины, либо изрядно перебрав с выпивкой. Шестерёнки и болты, всё как из того пазла в памяти, только можно было добавить к этому ещё большое количество металлических полос или частей, или что-то такое.

– Знаешь, что самое интересное, Струна? – от ухмылки не осталось и следа, – Каждое механическое отродье отмечено клеймом завода, где его создали, чтобы мы знали, какого промышленника нам проклинать, – незнакомец выдержал небольшую паузу, – Клеймо на затылке, прочитай нам имя мрази.

Струна нащупал на холодном металле выпуклый штамп.

– «Стигрелл МПИ», – почти что прошептал Струна. Он знал этот штамп, но откуда – не помнил.

– Если я пощупаю твой затылок, Струна, то, я почти уверен, что там окажется этот же самый, сраный, мать его, штамп, – бурные эмоции выдавили из сухого горла скупую слюну, брызнувшую на гладкое лицо стоящего на первом этаже парня.

– Что? Я… я не механитарий! – смелость всё-таки не оставила Струну.

– Да ну? Каждый механический сукин сын не знает своего возраста – ты тоже, что скажешь?

Струна хотел возразить, но ему не позволили такую роскошь.

– Каждая металлическая тварь заранее взводит курок своего грёбаного револьвера, не боясь, что он выстрелит в кобуре, ведь даже если это произойдёт, то железяке будет плевать, – на заплывшей песком шее вылезли вены, – Я отсюда вижу, что сраный курок твоего долбаного револьвера оттянут назад. Что скажешь?

Струна уже понял, что отвечать на этот вопрос не нужно.

– Я не знаю, как тебе удалось обзавестись кожей и как ты можешь нормально разговаривать и двигаться, но ты такой же проклятый механитарий.

– Что?! Нет! Этого не может быть! Я человек, того, что ты сказал не достаточно, чтобы…

– Твоё имя! – перебил Струну незнакомец, – Меня зовут Грэмм, это Дьюк и Хагсэл. Джош, Дмитр, Халиф… а ты Струна! Струна, мать твою! Струна, это часть гитары, укулеле, балалайки, скрипки… это часть музыки, а не имя. Только механические уроды могут высрать для себя подобные клички, потому что шестерёнки не могут прыгнуть выше головы. Знаешь, как звали то металлическое тело? Струна. Вон тот в углу, – Грэмм ткнул в прижавшегося спиной к рояли механитария. Тоже Струна. По пути в этот салун мы с парнями пришибли парочку Струн. Кожа и скачки выше головы – это что-то новое, но не убедило.

Струна попытался спрятаться за барной стойкой, но его изрешетили быстрее, чем он смог бы произнести «Стигрелл МПИ». Ночь упала на глаза. В ушах стоял дикий протяжный гул. Конечности перестали слушаться, язык провалился в глотку. Конец настал быстрее, чем хотелось.

Темнейшая пустота. Мимо несутся звёзды. Миллионы и миллиарды голосов одновременно неразборчиво отдаются звоном колокола. Нет боли. Нет сожалей, переживаний. Ничего нет. Только мрак, пустота и звёзды. Звёзды везде… их всё больше… белый шум. И снова темнота. Пустоты и звёзд больше нет. Только темнота. Голоса.

– Что же не так, – этот голос был невероятно знакомым, даже родным, но Струна слышал его впервые, – Мы же решили проблему с объёмом информации, что могло пойти не так? – голос будто к кому-то обращался и в то же время ни к кому вовсе, – Может… нет, это мы учли, что же тогда…

Знакомый звук утих, и послышались приближающиеся шаги. Темнота начала сереть и в один момент достигла настолько светлый оттенок, что Струна решил открыть глаза. Яркий фонарь просверлил разум и заставил дёрнуть голову в сторону.

– Ух, какой резкий! Как самочувствие, дружище? – знакомый голос доносился из-под странного белого комбинезона с капюшоном и тёмным стеклом заместо лица.

Струна не стал отвечать, лишь лениво сел на кровать, в которой он, невесть как, оказался. Стоп! Его же убили. Да, точно, убили. На теле ни царапины. Больше десятка пуль не могли исчезнуть без следа, не учитывая того ущерба, который они должны были нанести организму. Да и это место вряд ли знакомо с безжалостной пустыней и разорительными лучами Квептры. Вопросов стало ещё больше, чем раньше.

– Струна, ты как? Помнишь что-нибудь? – капюшон и стекло ушли с головы.

Короткие светлые волосы прилипли к голове. Колоски пшеницы только-только начали прорастать на усах и подбородке. Сверкающие карие глаза отдавали теплотой. Струна не мог вспомнить старого знакомого, возможно, даже друга. А, может, и врага.

– Помнишь меня? Я Северин Рейфинтер, меня ещё по-другому называют…

Остальные слова пролетели мимо ушей Струны. Он всё вспомнил. И Северина, и Зинду, и революцию, казни. Вспомнил множество смертей. Как свои, так и чужие. Вспомнил механизмы. Все. Во рту стало горько. Голова потяжелела и со скрежетом поднялась. Глаза целую вечность шли навстречу взгляда Северина. Теплота карих глаз куда-то делась и сменилась презрением. Или презрение исходило из глаз Струны? Северин понял, что память вернулась.

– Раз ты пришёл в себя, можем продолжать? – рассеянно спросил старый друг.

– А зачем? Чтобы опять всё забыть? Или тебе просто нравиться каждый раз ловить мою душу в баночку и искать для меня новое тело, или лучше сказать – нового андроида? Сколько лет прошло на этот раз? Десять? Двадцать? Может, сто?

– Семьдесят четыре – неловко выдохнул Северин.

Неприятный ветерок прошёлся внутри Струны. Он прожил слишком много, чтобы эти цифры для него что-то значили, но вот для неё…

– Я не вижу Зинду, где она?! – даже чересчур грубо кинул Струна.

– Мар, её… больше нет, – голос дрожал, как при сильном холоде.

Если организм андроида мог позволить, Струна бы заплакал. Он знал, что, в конце концов, это бы произошло, но никогда не был готов смириться с этой утратой. Слишком больно.

– Плевать, запускай меня, – мёртвым голосом процедил Струна.

Северин что-то ответил ему перед очередным «путешествием», но он не мог ни о чём думать и слова пробулькали в его ушах и полопались, как мыльные пузыри. Глаза закрылись сами по себе. Яркий свет, как от сотни звёзд, загорелся перед Струной. Его даже можно было потрогать… мягкий и тёплый. Не обжигающий. Глаза тоже решили почувствовать этот свет. Он не слепил… на него можно смотреть целую вечность. Резкий удар. Сильнейший, на, уже вернувшейся, памяти Струны. Будто он летел по небу, как птица, и его сбил гиперзвуковой самолёт. Грудь и бок заломило изнутри, словно сотни крыс хотели прогрызться наружу. Свет исчез, а вместе с ним и теплота, объявшая разум. Наступила глубокая и тёмная пустота. Снова.

– Это последний, – мокрое от крови тело с храктерным шлепком плюхнулось в образовавшуюся кучу трупов, – поджигать? – измученное лицо Фолдера соответствовало его тяжёлой отдышке.

– Поджигай, сержант, и больше не спрашивай «зачем нам это нужно», – холодный голос Олега громом прокатился по ушам Фолдера, – В следующий раз будешь в одиночку стаскивать тела, – кинул напоследок капитан.

Фолдер захрустел по мокрому, от крови, песку и за спиной сразу разлетелись замученные крики сержанта, раздающие приказы. Уходящая за горизонт Квептра зарезала глаза, и Олег опустил козырёк шлема пониже. Почерневшая от минувшего боя, рука напомнила капитану о Владимире. Это было так давно, но казалось, будто только вчера он копал для своего брата могилу. «Здесь вы все братья» – вновь прозвучал голос майора Каврилла. Его тоже больше нет, но эти слова навсегда остались в голове Олега. Каждая смерть заставляет снова заиграть их в голове.

– Капитан Крылов! – звучный голос «Мелкого» пробил мысли Олега, – Там на дороге одиночка, не похож на гражданского, – редкие, робкие усики Аркила наполнились потом.

Капитан без лишних слов заторопился на полуразрушенную крышу салуна, единственную точку, откуда окружающая местность была как на ладони. Размякший песок, скрипучие, потрескавшиеся половицы, наполовину сломанная лестница, ящики, сложенные в пирамиду, и Олег у наскоро сделанной дозорной точки. Парочка ящиков, разложенное вокруг снаряжение и лестница из ящиков с припасами образовывали этот пост, на котором стоял Изги.

– Где? – резким движением, капитан выхватил бинокль из рук Изги.

– Южная дорога, капитан.

Серые клубы дыма завились в вечереющем небе. Огонь – это признак жизни. Или разрухи… Струна, конечно, надеялся на первое. В последний раз он был здесь… сколько же времени прошло? Он не помнил, но разбитая, как стекло, память, подсказывала, что это было давно. В Пустынный городок он шёл не впервые… но зачем? Если огонь – это жизнь, то кто или что там обитает? Кому может прийти в голову обживаться в заброшенном поселении посреди пустыни, и зачем ему самому надо туда? Струна надеялся найти ответы в единственном, оставшемся в его памяти, здании. Раскачивающаяся вывеска салуна отчётливо повисла среди осколков в его голове.

Вечерний южный ветер закружился между ног, сыпя песок на пожёванные носа берец. Высохшие и потрескавшиеся камушки хрустели под тяжёлой подошвой. Длинные каштановые волосы облепили лицо. Пока ветер не угомонится, нет смысла обратно заправлять их за уши. Тень растянулась по всей дороге. Квептра уже почти зашла за горизонт. Крик со стороны Пустынного городка поднял голову Струны.

– Из чьей ты группы, сынок, – холодный резкий голос пробил сознание.

Только что Струна понял, что на нём военная форма. Только чья? Потёртые и обмотанные клочками одежды, перчатки без пальцев, не говорили о принадлежности к какой бы то ни было фракции. Песчаного цвета куртка с множеством заплаток и рванин тоже. Струна не мог вспомнить названия активных сторон и, тем более, чью униформу он носит. Из чьей группы… наверняка они приняли меня за своего, – накатили оптимистичные мысли, – встречный вопрос?

– Что здесь за формирование? – едва дрожащий голос мог выдать Струну, но строгий, направленный в глаза оппоненту взгляд, не позволил заметить эту неуверенность.

– Рота капитана Фаустера, – упавшая вниз фамилия открыла комнату с воспоминаниями в голове Струны.

Герзон Фаустер – один из офицеров Дуги. Есть ещё Прифест Тагго… Олег Крылов… Пол Беккер… Кригг Аутлетгер… и… и кто-то ещё. Комнатка с другими офицерами Дуги не открылась. Струна мог узнать только лейтенанта Беккера. Из показавшихся лиц, белых, как молоко, бакенбард не было ни у кого.

– Займите круговую оборону, – полушёпотом приказал Олег остаткам своих людей, – А где остальные бойцы Беккера?

– В паре километров отсюда, стоят лагерем, лейтенант послал меня разведать, что там с Пустынным городком.

Где же остальные шавки? – даже в мыслях, Олег услышал скрежет зубов, – спрятаться посреди пустыни – дело не простое, но Песчанные Псы и не на такое способны.

У Олега не осталось сомнений – этот идиот из шайки Песчаных Псов. Ну ничего, с Беккером, горящим сейчас вместе с остальными трупами, этот мусор точно встретится.

Тяжёлый удар схватил Струну за волосы на макушке и припечатал к земле. Индиговое небо поплыло перед глазами. Попытка встать дёрнула холодный голос со стороны Пустынного городка.

– Охренеть, он живой… – Дыра от пули между глаз явно не мешала шавке из пустыни.

Из образовавшегося недавно отверстия, в голове Струны, потекла фиолетовая жидкость. Следующие несколько выстрелов прибили Струну к земле. На разбитой высохшей дороге образовалась фиолетовая туча. В глазах потихоньку темнело, хотя веки оставались открытыми. Конечности перестали слушаться. Стало невероятно легко. Темнота окрылила Струну и он полетел. Сквозь звёзды и пустоту. Вокруг забегали миллиарды различных голосов: шипящие, скрипящие, хриплые, басистые, писклявые и звонкие, грубые и резкие, даже громоподобные. Волна тишины смыла все звуки, а чёрный занавес упал с тяжёлым стуком без предупреждения. Белый, режущий разум, шум пробил и занавес, и тишину. Так длилось целую вечность, пока вновь не наступила абсолютная темнота. Давно забытый, знакомый голос задвоился в ушах.

– Ты всё учёл? Рост, вес, размер стенок разума? – по голосу короткими перебежками перемещалось волнение, – Материал другой, это точно не повлияет на… – очередной вопрос резко оборвался.

Струна услышал скрипящее чавканье приближающихся шагов. Можно открыть глаза. Тело резко обрело вес. От такой неожиданности повздрагивали все конечности. Тусклая желтизна проела глаза.

– Ну ты меня и напугал! – слегка воодушевлённо послышалось справа, – Я уж подумал, что всё сточной крысе под хвост.

На Струну глядели карие, до боли знакомые, но всё же неузнаваемые, глаза. Взъерошенные светлые волосы почти высохли от недавно попавшей на них воды. Изначально белый, а теперь более походящий на грязно-серый, комбинезон расстёгнут до пояса и завязан на талии. Обе руки по локоть чёрные от… масла? Струна не имел доступа к комнатке с воспоминаниями об этом человеке, но он, почему-то внушал доверие.

– Струна, ты как? В ушах не звенит? Бок не колотит?

Сесть на неуклюже сколоченное подобие кровати было на удивление легко. Что здесь происходит? Этот человек не похож на представителя Дуги или кого-то, хоть раз бывавшего в пустыне. На полу вода. Перед глазами встала картина растёкшейся, по разбитому асфальту, собственной крови. Была же… смерть. Как такое возможно? Кто он?

– На воду не обращай внимания. Последняя песчаная буря обернулась чуть ли не землетрясением и выбила тут всё из строя. Тебя немного затопило, я уж думал, что это конец.

Быстрое движение сжало предплечье кареглазого незнакомца и заставило захрустеть кости. Не смотря на, вероятно, невозможную боль, Струна не услышал ни единого писка. Глаза же незнакомца поняли, что за вопрос хотел выронить Струна.

– Эй! Осторожней, здоровяк, ты мне лучевую и локтевую раздробил, – голос был даже слегка… весёлый, – Я Северин Рейфинтер, помнишь?

Вся тяжесть мира упала на разум Струны. Это произошло. Опять. Космос. Минное поле. Принятие невозможного. Другие миры. Механизмы. Эти долбанные механизмы. Единственный выход. Зинда истекает кровью. Но она не умерла тогда. Она… умерла… умерла в прошлой жизни. Рука нехотя разжалась, освободив предплечье Северина. Доверия этот человек уже не внушал.

– Раз уж ты вернулся к жизни, приступим к делу, если у тебя нет вопросов, – Северин поубавил в громкости и перешёл на монотонность.

Струна ответил лишь тишиной.

– В этот раз запускать тебя никуда не буду, мы уже находимся в нужной точке. Если память раскалывается во время запуска, то необходимо обойти этот момент, не так ли? – Северин был прямо горд самим собой.

Быстро проскрипев до импровизированного стола с кучей разных вещей, Рейфинтер достал, видимо, то, что нужно.

– Вот, – Северин протянул Струне небольшую, заключённую в стекло, цифровую плату.

– Что это?

– ПВВ – плата внутреннего видения. Так я смогу видеть твоими глазами, но, возможно, это нарушит работу других плат в твоём организме, что, опять же, возможно, приведёт к частичной потери памяти. Поэтому вставь её, когда найдёшь механизм.

– А как ты раньше видел то, что вижу я? – Северин услышал даже нотки обвинения.

– Я вживлял её сразу после запуска. Так что, если запуск всё же не причина разбитого сознания, а ПВВ – да, то мы сразу это поймём.

– Вот как, значит? – Струна хотел высказаться по этому поводу, но быстро передумал, – Ладно, давай уже кончать с этим механизмом.

Вальтер опять куда-то делся. В Оазисе было не так много мест, где можно спрятаться, но потаённых уголков, где мог пропадать Вальтер со своими друзьями, было куда больше. Особенно в старом районе, который знал мир ещё до «Механической катастрофы». Эту часть Оазиса называли пустынной, она держалась особняком от остального города, её можно было считать даже больше частью мёртвого песчаного моря, чем населённого жизнью, места, хотя зарождение Оазиса произошло именно там. Сейчас же никому нет дела до пережитка прошлого, где обитают лишь пустота и песок. Мёртвые здания вот-вот рассыпятся в прах и станут частью пустыни. Вальтер же с кампанией своих друзей считали это место идеальным для своих собраний. Здесь они могли делать всё, что им вздумается. Никто сюда не захаживает, а, значит, и мешать некому.

– Давай, Булви, твоя очередь! – оживлённый подростковый хор разошёлся аплодисментами.

На импровизированную сцену, из составленных друг к дружке ящиков, вскочила невысокая девушка с широким весельем на лице. На её голове повисла извалянная в грязи тряпка. За одно мгновение улыбка обернулась маской трагедии, а нос и глаза съёжились в неприятной гримасе.

– Я песчаная крыса Магхарра, – голос Булви сломался под низким кряхтением, – и я пришла по ваши души, непослушные детишки! – шипящий смех злым шёпотом вылетел через давно обвалившуюся крышу здания, – Кто из вас первым окажется в моём старом желудке? – внезапно появившаяся обломанная палка заходила в воздухе от одного участника собрания к другому.

Когда обтёртый сухой конец палки появлялся перед лицом подростка, тот скрещивал руки на груди и выкрикивал испуганное, приправленное щепоткой веселья «не я!». Сценка Булви подходила к концу, ведь ещё не выступали Ангельс, Бордик и Виктория, а потом надо было поискать клад Песчаных Псов и наперегонки бежать до Оазиса. Кого-то необходимо было съесть. Сакретилл был идеальной жертвой, как бы это ни звучало. Он больше всех боялся щекотки, уже давно сидел без дела, явно скучая и, самое главное, две недели назад случайно попал Булви мокрой тряпкой в глаз, когда они играли в вышибалы. Он, конечно не специально, но боль от этого не была слабее.

– Вот он, мой обед, – Булви со страшным хрипом набросилась на Сакретилла, повалив его на пол, остальные с весёлым испугом отскочили в сторону, в следующее мгновение окружив парочку, – какой щупленький попался! – пыльные руки девушки щекотали извивающиеся в несдерживаемом смехе, костлявые бока Сакретилла, – Будешь знать, сорванец, – прохрипела, слезая с юноши, Булви.

– Всё, я умер, – выжал сквозь смех Сакретилл, высунув язык наискось, доказывая свои слова.

Судя по аплодисментам и переливающемуся среди подростков, веселью, представление им понравилось. Возможно, даже больше, чем сатирические стихи Агнессы. Улыбка, хоть и скромная, нарисовалась и на губах Струны. Она вернула его в детство, в другую жизнь с другим именем. Туда, где были друзья, смех и радость. Первое рукопожатие и первый поцелуй. Приключения в заброшенных домах и на верхушках деревьев. Ночные прогулки, звёзды и первый рассвет. Закат в дороге и снова звёзды. Это было в прошлом или так же может быть в настоящем?

Быстрый топот вырвал Струну в реальность. Все дети разбежались. Останки салуна теперь были наполнены лишь мёртвым молчанием. Механизм. Он так близко. Струна знает, где его искать и память при нём. Он не может вернуть прошлого.

– Зинда, я… – заговорил в пустоту Струна, ноги подкосились и он рухнул на землю, встретив песок коленями, – Ты была права, будущее может быть только… – Струна не мог говорить дальше, в нём кипели эмоции, которые не позволяло высвободить тело андроида.

ПВВ с хрустом рассыпалась на мелкие песчинки, перемешавшись с песком. Нежный сухой ветер закинул часть пустыни на согнутые ноги Струны. Он никогда раньше не чувствовал такой лёгкости. Струна никогда раньше не чувствовал себя живым.

Страница ВКонтакте – vk.com/igazerith

Почта – vlad_mezencev@list.ru