Она даже поднялась на носочки, хотя и так уже была на каблуках, а подниматься ещё выше было просто опасно из-за движения поезда. Всем ведь известно, что когда поезд метрополитена тормозит, он обязательно немного дёргается. Все бывалые пассажиры либо держатся за поручень, либо стараются удержать равновесие стойкой с возможно более широким положением ног.

Впрочем, это не про неё. Поезд как раз дернулся, останавливаясь, и она бы улетела за этого мужчину, если бы совершенно бессознательно не удержалась за его рукав.

–Простите, – практически всхлипнула она, но он вряд ли её услышал. Из-за стеснения и смущения она почти что опустила нос за ворот толстого пальто.

Собственно, к чему всё это было? Спрашивать никого не нужно было. Толпа народу хлынула из вагона на станцию. Не удивительно, ведь Парк культуры – станция с пересадкой на кольцевую линию, здесь выходят многие.

И всё-таки она почувствовала себя неуютно. Какой-то мужчина, которого она вовсе не знала, умудрился несколько раз её вроде бы как обидеть, даже не сказав ни слова. Что вообще с ней происходит? Быть может, это какое-то нервное расстройство или даже стресс.

Да, возможно стресс. Она на этой работе недавно, но так и не смогла ни стать своей в коллективе, ни вклиниться в работу так, чтобы не было претензий начальства. Да что говорить, она и в Москве-то относительно недавно. Успела, конечно, полюбить этот город, но прижиться в нём пока ещё не получалось. С детства была тихой мышкой, а в жизни, да тем более в Москве, такие не выживают. По крайней мере так говорили якобы знающие люди. А вот она приехала и на работу устроилась. У неё есть время, чтобы отмечать яркие события своей жизни по вечерам и выходным. Её всё устраивает, по крайней мере пока. А на дальнейшую жизнь у неё были вполне себе амбициозные планы.

В какой-то момент она бросила взгляд на уходившего молодого мужчину в яркой спортивной салатовой куртке, который скорее всего даже не слышал её вопроса. Он что, её обидел? Как это смешно, но ей почему-то всё равно обидно. Его чёрные волосы спадали на шею волнистыми прядями. А вот лицо его она так и не рассмотрела.

Обидно. Она одна. А ведь она молода и красива. К ней, бывало, часто подкатывали молодые ребята, чтобы познакомиться, но всё ей что-то недоставало. То ли смелости, то ли воспитания было слишком чопорным.

Всё хорошо. Сегодня всё будет хорошо. Она сейчас просто сделает глубокий вдох, как рассказывалось в книге по психологии, и сделает ещё один шаг навстречу новому дню. Всё обязательно будет хорошо, раз она в это верит.

Её каблуки отдавались громким стуком, но их всё равно никто не слышал. Скоро 9 утра, все спешат. Она каждый день утром едет на работу и может сказать абсолютно точно, что утром каждый занят лишь своими мыслями. И даже огромное количество прижатого друг к другу людей в вагонах не делает их нисколько ближе. Так и с сапожками. Бывало возвращаешься поздно с работы, выглянешь на одинокой станции рядом с домой и гулко вышагиваешь по пустынному гранитному полу. Вот тогда кажется, что это стучат не каблуки, а повторяется эхом такт твоего стучащего сердца. И только одиноко приехавший на соседнюю платформу поезд скроет твой трепет и прервёт внутреннюю борьбу с неуверенностью.

Но вот сейчас она шла и думала о том, что совсем не слышно её гордых каблуков, которые так звонко отчеканивают на пустой платформе. Таких каблуков тут полно, и потому они сливаются в единый общий гул, перемежаемый приездом и отъездом поездов.

Да, шумно. И в этом шуме она особо ничего не успела понять или разобрать. Вроде бы был какой-то хлопок. Возможно, у кого-то упал чемодан на пол. Впрочем, какой же тут может быть чемодан, когда люди с утра на работу едут? Ну, а может как раз кто-то до Павелецкой поедет на поезд садиться. Всякое может быть.

Она пошла дальше, всё ещё не вынимая носа из твидового пальто. Ах да, этот странный мужчина. Чем же он всё-таки так задел. Впрочем, важно ли это? Да почему бы и нет, не о работе же думать. Он задел её своим игнором. Точно! В детстве мама всегда, когда обижалась на неё, просто начинала игнорировать. И это было ужасно. Она, маленькая девочка, совершенно ничего плохого не делала, а мама поступала с ней так жестоко. Вот что отозвалось для неё в этом мужчине.

“Что ж”, – подумала она, – по крайней мере одну из книг по психологии я прочитала не зря. Возможно в будущем, когда я встречу свою любовь и организую гармоничную семью, я скажу что-нибудь хорошее и о других книгах или о психологии в целом. А пока что радоваться особо нечему”. Она улыбнулась себе в пальто и её небольшие накрашенные глазки впервые за это утро лукаво блеснули огоньком.

Вот и лестница перехода. Она знала где он относительно вагонов поезда, а потому часто подгадывала так, чтобы оказаться на выходе к нему поближе. Уже на первых ступенях она заметила что-то неладное. Люди удивлённо притормаживали и сбивались в кучи.

“Тут что, демонстрация что ли? Чего они все орут?”, – подумала она, обходя одного и расступаясь перед другим, хотя по негласному правилу все поднимались или спускались по правой стороне.

То тут, то там раздавались отдалённые крики. Отдалённые не в том плане, что они были далеко, а в том, что для неё они были совсем не важны. Она привыкла к частым эпатажам в столице, шла в своих мыслях и думала о своём будущем. Её даже не особо тревожило то, что пара человек её откровенно толкнули. Конечно, в давке бывало всякое, но не на переходе же на другую станцию. Это, прямо скажем, даже некультурно. Совсем люди стыд и совесть потеряли, не думают куда идут, и уж тем более, бегут.

Она не сильно переживала по этому поводу только по одной причине: старалась всех их понять, войти в положение. Быть может, они сильно опаздывают на работу, ведь на часах было примерно 8:40, а кому-то ещё до работы ехать и ехать. А шеф злой и штрафы, там, всякие за опоздания. Или у кого-то проблемы. Что ж, надо их пропустить, значит они толкаются не специально.

Пожалуй, она завершила бы переход относительно спокойно даже при снующем и бежащем куда-то непоседливом люде, если бы не пара обстоятельств, заставивших её оглянуться.

Первым делом её напряг жжёный запах. В старых машинах порой бывает этот запах то ли палёной резины, то ли ещё какой-то гари. Он въедливый и противный. Она подумала, что её пальто может провонять этим запахом, а потому поторопилась подняться наверх по лестнице, чтобы быть от него подальше. Впрочем, глаза тоже необходимо было от него беречь, потому что он становился сильнее, а глаза всё-таки были накрашены. Если она придёт на работу с потёкшей тушью, вряд ли это понравится руководству. Да и смотреться это будет совсем глупо, будто она всю ночь проплакала из-за какого-нибудь парня.

Второй причиной стала салатовая куртка того самого молодого человека, который стоял перед ней в метро и невольно её обидел. Ну да, он ведь шёл впереди неё и скрылся где-то в толпе перед ней. Вряд ли, это не может быть он. И всё же она заметила краем глаза, что “салатовая куртка” резко пробежала внизу перехода в обратную сторону к вагону. После этого она уже не могла не обернуться.

На автомате она просто обернулась в надежде увидеть что делает “салатовая куртка”. Из любопытства. Ей было нужно почему-то понять, тот ли это парень или какой-то другой. По крайней мере она сможет увидеть его лицо. Она считала, что заслуживает хотя бы этого, раз уж он так невольно её обидел. Но то, что она увидела, не укладывалось в её понимании.

Люди почти рассеялись с платформы, а дым наоборот заполнял её всё больше и больше, клубился и вроде бы не имел источника. Возгорания нигде видно не было, а локальные места были практически свободными от дыма. Что за странность здесь происходит?

Парень в салатовой куртке исчез, да она о нём уже и забыла как только всё увидела. Этот дым, крики, запах гари, какой-то мусор на полу и люди. Нет, не те люди, которые в хаосе куда-то бежали, расталкивая всех вокруг. Другие. Те, что лежали на полу. Кто-то присел, кто-то плакал, а кто-то не двигался в странной позе.

Она стояла опешив, смотря на всё это не видящими ничего вокруг глазами. Ей казалось, что мир расступился как раз за ней, она успела сбежать от ужаса совсем немного, едва успев ступить на ступеньку спасительного перехода.

Не понятно сколько она так простояла. Быть может, доли секунды, а может быть несколько минут. Ясно лишь то, что она этого зрелища никогда не забудет. Эта пелена дыма словно тюль, прикрывающая картину, придавала интригу, вербовала стать невольным свидетелем человеческой боли.

До ушей стали отчётливо доноситься крики как раненых, так и бежавших им на помощь людей. Вагон. Поезд стоял на платформе со всё ещё открытыми дверьми, одни из которых были безобразно раскуроченные. Осколки стекла были везде на полу. Даже соприкасаясь со всем этим лишь взглядом, она чувствовала, как ей казалось, трагедию каждого человека в её поле видимости. А скольких она ещё не видит?

Определённо что-то случилось. Кто-то кричал о взрыве, но возможно это была просто поломка состава или технический сбой. Всё может быть.

А если терроризм? О нём так много и часто говорят, но обычно это всегда оказывается бредом. Сколько можно мусолить об одном и том же? Терроризм кому-то выгоден, ведь не зря же поступают сначала угрозы, чтобы получить какую-нибудь за это всё выгоду. Ну, а что если это правда? Ведь это Москва, здесь всегда много народу. Лучшего места, пожалуй, и не найти, чем переполненный вагон метрополитена. И всё же в это не особо верится.

Она стояла и просто смотрела как заворожённая. Не понятно что нужно было в этой ситуации делать. Она же не спасатель. Ей казалось, что если она сделает хотя бы шаг навстречу всей этой картине, то больше никогда уже не будет спать спокойно. Прощай тогда её работа над собой с помощью всех этих книг по психологии. Привет новым комплексам, страхам и треволнениям. А ведь она ещё не преодолела стресс от новой работы.

Как же всё в жизни сложно. Мысли улетали куда-то в сторону под неясные стоны наиболее близко сидящих людей. Кто-то прошёл мимо неё в окровавленной куртке. Послышались вои сирен, на станции снова стало ещё более оживлённо, чем было. Праздные наблюдатели снимали происходящее на телефон, наверное потом это покажут по всем каналам и перешлют по социальным сетям. На их место заступили быстро суетящиеся люди в разной форме. Через дым плохо было видно, да она особо и не рассматривала. Они явно знали что делают. Быстро приносили носилки, проверяли пульс, осматривали раны.

Всем не поможешь. А скоро здесь ещё будут скорые. Сейчас весна. Наверное всех этих бедолаг вынесут отсюда наверх из вестибюля метро, чтобы машинам было проще их забирать. А сейчас ещё холодно. Хоть и конец месяца, а всё-таки ещё март на дворе.

Она зябко поёжилась и шумно выдохнула, встряхнувшись от оцепенения. По телу пробежали мурашки и её даже передёрнуло, как это бывает от холода. Нет, она не замёрзла, но ситуация была крайне напряжённая. Окинув платформу насколько хватало взгляда, она заметила парня в салатовой куртке. Он нагнулся к какой-то женщине с ребёнком. Было не понятно живы ли они оба или нет. Но раз он с ними разговаривал, значит, наверное живы.

“Ну вот, и этот не мой”, – подумала она про себя, повернулась на каблуках и поцокала неслышно громкими шагами дальше по переходу. Подумаешь, парень. В Москве их миллионы, а значит всегда есть из кого выбрать. О нём ли сейчас стоит думать?

В конце концов на работу она всё-таки опоздает. Впрочем, лишь бы этот случай посчитали достойным опоздания. Надо будет постараться выяснить что произошло ещё до того, как об этом узнают коллеги по работе. Всё-таки она здесь была, а значит является очевидцем.