Ответственный директор компании «Рашен Роботс» Сергей Березин, щурясь, смотрел на ведущего эксперта отдела программирования Ирвина К. Доулинга. Взгляд его то и дело соскальзывал в лежащую на столе бумагу.

— Какого черта вы себе позволяете?

— Я хочу уволиться.

Березин улыбнулся, аккуратно разорвал бумагу на множество мелких клочков и гневно произнёс:

— Вы думаете, я пойду на поводу у ваших прихотей? Продолжайте работать!

— Наша работа — мартышкин труд. Поставленная перед отделом задача не имеет решения! Подпишите заявление и катитесь к черту вместе со своей ГРО.

Березин встал из-за стола, нависая над Ирвином всем своим двухметровым ростом.

— Вы понимаете, что после этого вас не возьмет на работу ни одна приличная компания?! Ни российская, ни западная! Я вам это устрою!

— Буду писать прикладные программы для восточных партнеров. Как-нибудь проживу.

— Ирвин, побойтесь бога. Вы срываете огромный контракт, в результате вашего своеволия пострадают многие люди. А Россия будет отброшена в роботехнике на двадцать-тридцать лет.

— Я не верю в Бога, — покачав головой, ответил Ирвин.

— Скажите прямо, вам платит «Ю. С. Роботс»? Мы готовы перебить их ставку. Сколько вы хотите?

— Нет, — твердо сказал программист.

Березин понимал, что Ирвин уйдёт, и никто его не сможет остановить. Россия — не Северная Корея и даже не США с их долгосрочными контрактами, по существу заключающими работника в кабалу. Если специалист хочет уволиться, его ничто не способно удержать. Особенно если это иностранный специалист. Ирвин К. Доулинг был последним из восьми заокеанских специалистов, работавших в отделе программирования «Рашен Роботс». Остальные семеро оставили компанию в течение прошедшего месяца, мотивировав своё увольнение невозможностью решения поставленной руководством задачи. Увольнение последнего специалиста такого уровня на корню подрубало текущую программу корпорации и ставило на карьере Березина жирный крест.

— Я не уволю вас! — заявил Березин.

— В России существует трудовой кодекс, согласно которому вы обязаны меня отпустить. Я могу дать вам телефон моего юриста, пообщайтесь с ним на досуге.

— Согласно трудовому кодексу вы обязаны сообщить об увольнении за две недели, чтобы руководство компании имело возможность нанять на ваше место другого специалиста.

— Господин Березин, вы же прекрасно понимаете что специалистов, способных адекватно описать поставленную задачу в России просто не существует. Что толку держать меня ещё две недели, когда сама концепция ГРО — маразм.

Березин уселся в своё кресло и глубоко вздохнул. Сейчас он был на грани. Он умел контролировать свой гнев, загоняя его вглубь. Он посмотрел на Ирвина и тихим голосом произнёс:

— Мистер Доулинг, хотите пари?

— Пари? — переспросил Ирвин, и в этом была его ошибка.

Если бы он чуть лучше знал Березина, то в этот момент пулей вылетел бы за дверь и постарался бы убраться как можно дальше из города. Потому что прищур Березина не предвещал ничего хорошего.

— Да, пари. Как я понял, вы считаете поставленную перед вами задачу не имеющей решения. Я приглашу специалиста с улицы… Нет, более того. Я приглашу студента одного из десяти российских ВУЗов, готовящих системных программистов. ВУЗ вы выберете сами, господин Доулинг. Если этот студент в течение оставшихся у нас двух недель сможет построить алгоритм решения нашей задачи, то вы продолжите работать на «Рашен Роботс». А конкретно — подпишете десятилетний контракт, без права увольнения до его окончания.

— А если ваш студент не справится? — хмыкнул Доулинг.

— В таком случае «Рашен Роботс» выплатит вам премию в размере годового оклада и не будет препятствовать вашему дальнейшему трудоустройству.

Ирвин К. Доулинг отчетливо хмыкнул. И сделал два шага вперёд.

— По рукам, мистер Березин. Деньги никогда не бывают лишними.

Они скрепили пари рукопожатием. Доулинг широко улыбнулся. Этой сделкой западный специалист был доволен. Березин, как обычно был невозмутим, по его лицу эмоции абсолютно не читались.

Спустя двое суток в кабинет Березина вошёл молодой человек весьма стандартной для российского студента наружности. Худощавый, какой-то измученный, но, тем не менее, с огоньком в глазах. Студента звали Олег.

— Добрый день, господин Березин, — произнес Олег, осматриваясь в шикарном директорском кабинете.

— Добрый день, господин Бондарев, — ответил Березин, оценивающе глядя на студента. — Я буду говорить с вами от имени руководства компании «Рашен Роботс». Совсем недавно компанию, к нашему глубокому сожалению, покинул целый ряд иностранных специалистов. В связи с этим некоторые направления нашей деятельности оказались оголены. В частности, это относится к отделу программирования. В данный момент мы проводим конкурс на замещение вакантных мест среди студентов ведущих ВУЗов России. Вы прошли первичный отбор и на данный момент являетесь соискателем на место в нашей компании. Для того чтобы попасть в штат «Рашен Роботс», вы должны решить предложенное тестовое задание — некоторую проблему, связанную со спецификой деятельности «Рашен Роботс». Само по себе задание несложное, но оно требует умения творчески мыслить и реализовывать эти мысли в виде работающих алгоритмов. На решение задания вам будет дана одна неделя. Если есть организационные вопросы, задавайте их сейчас, перед тем, как мы перейдём к технической части тестового задания.

— Можно поинтересоваться размером моей предполагаемой заработной платы? — первым делом спросил Олег.

— Окончательный размер заработной платы зависит от результатов решения вами тестового задания. Он может колебаться от пяти до тридцати тысяч евро. Вас устраивает такой вариант?

Олег сглотнул слюну и машинально кивнул.

— А тестовое задание оплачивается?

— Нет, но если указанное вами решение нам понравится, возможна разовая премия. Ещё вопросы есть? Не стесняйтесь, спрашивайте.

— Вроде нет.

— Тогда перейдём, собственно, к заданию, от которого будет зависеть ваше трудоустройство.

Березин нажал кнопку телефона и внятно произнёс:

— Пригласите, пожалуйста, мистера Доулинга.

Ирвин К. Доулинг вошёл в кабинет и без приглашения уселся в кресло напротив директора.

— Ведущий эксперт отдела программирования мистер Доулинг, — представил его Березин. — А это соискатель вакантной должности в отделе программирования господин Бондарев. Пожалуйста, господин Бондарев, присаживайтесь. Мистер Доулинг сформулирует техническую сторону тестового задания.

Олег опустился в кресло. Ирвин К. Доулинг тщательно спрятал усмешку и перевёл взгляд на Березина.

— Компания «Рашен Роботс» в данный момент разрабатывает программу ГРО — глобальной роботизации общества, — продолжил Березин. — У нас имеется оригинальный концепт робота, способного взять на свои плечи всю физическую работу и обеспечить россиян массой свободного времени. По проекту каждый робот будет обладать саморазвивающимся псевдоинтеллектом. Кроме того, роботы должны быть надежно защищены от случайной порчи, абсолютно послушны и безвредны для человека. С какими трудностями нам пришлось столкнуться в ходе решения этой задачи, сейчас расскажет мистер Доулинг.

Ирвин К. Доулинг широко улыбнулся.

— Изобретать велосипед в этом вопросе нам не пришлось. За основу были взяты три закона роботехники известного учёного и фантаста Азимова. «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен какой-либо вред», «робот должен повиноваться приказам человека, если выполнение этих приказов не противоречит первому закону» и «робот должен защищать себя, если эта защита не противоречит первому и второму законам».

— А в чём возникла проблема? — спросил Олег.

— Третий закон реализовать было проще всего. Хотя изначально роботы просто отказывались работать. По их мнению, физический труд ведёт к износу составляющих робота деталей. Но мы ввели ограничение на срок, через который возможно полное нарушение работоспособности механизма, и всё нормализовалось. Со вторым законом было гораздо сложнее. Требовалось в доступных для псевдоинтеллекта терминах объяснить что такое «человек».

— Двуногое прямоходящее животное, обладающее разумом? — предположил Олег.

— А если этот человек — инвалид. И у него только одна нога. Или вообще ни одной? А если он поступает с точки зрения робота неразумно? К тому же под выданное вами определение попадают сами роботы. Что будет, если один робот станет считать другого робота человеком?

— Кх-кх, — Олег пристыжено опустил голову. — Как я понимаю, это и есть моё тестовое задание?

— Нет, — Ирвин К. Доулинг задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла. — Это достаточно простая задача. Нудная, но всё-таки простая. Нами написана программа, выявляющая на основании семидесяти трёх показателей, человек находится перед роботом или нет. Максимальные проблемы возникли, когда мы попытались программно реализовать первый закон роботехники.

— Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен какой-либо вред? — спросил Олег.

— Именно. Здесь имеются два подводных камня, с которыми мы уже сталкивались при решении предыдущих задач. Термин «человек» и понятие «вреда».

— А как же программа, которая «на основании семидесяти трёх показателей…"? — ехидно заметил Олег.

— Одно дело, когда человек находится прямо перед тобой и пытается отдавать тебе приказы. И совсем другое дело, когда он находится, например, около строящегося дома, а робот с пятнадцатого этажа выбрасывает строительный мусор. Дистанционно распознать человек это или вовсе не человек за короткий отрезок времени крайне затруднительно.

— Понятно, — тяжело вздохнул Олег. — А с вредом-то что вышло?

— Вред, наносимый роботом самому себе, и вред, наносимый роботом человеку, несопоставимы. Идеальный вариант — когда робот вообще не наносит никакого вреда человеку, но это, увы, невозможно. В нашем обществе достаточно людей, которым само существование роботов может нанести моральный вред. Концепция вреда для человека так и не сформулирована. Представьте себе робота, который препятствует альпинистам, так как подъём в горы на его взгляд напрямую связан с риском для жизни. Или робота, который громит табачную лавку, потому что курение вредит человеческому здоровью. Представили?

— В общих чертах, — ответил Олег.

— Так вот, это ещё не всё. При полевых испытаниях выяснилось, что концепции трёх законов роботехники и саморазвивающегося псевдоинтеллекта несовместимы.

— А это ещё почему? — не понял Олег.

— Самостоятельное развитие интеллекта подразумевает динамические приоритеты, зависящие от опыта данного индивида. Если наш псевдоинтеллект сделать полностью динамическим, то рано или поздно три закона уйдут в историю, как не соответствующие изменившимся приоритетам робота. Если же три закона жестко привязать к основам мотивации псевдоинтеллекта, то это затормозит развитие робота, некоторые ситуации, связанные с риском для жизни человека не будут рассматриваться, что обесценит роботов в ряде специальностей. Например, такой робот не сможет работать спасателем или инструктором экстремальных видов спорта.

— Господин Бондарев, ваше задание состоит в создании концепции алгоритма, который мог бы реализовать три закона роботехники в программном коде российского робота, — сказал Березин. — В вашем распоряжении все наработки мистера Доулинга и других программистов компании. Единственное ограничение — вы не можете снимать с этих материалов копии или выносить их за проходные — вы понимаете, эти материалы стоят денег.

— Естественно, господин Березин, — ответил Олег.

— Ещё вопросы есть? Если нет, можете идти работать.

— Хорошо, господин Березин.

— И удачи вам!

Когда Олег вышел за дверь, Ирвин К. Доулинг расхохотался.

— Думаете, у него получится?

— Это называется «свежий взгляд», — ответил Березин. — Человек со стороны способен объективно увидеть картину в целом, её слабые и сильные места.

— Этот «свежий взгляд» будет работать ровно двадцать минут, до тех пор, пока он не откроет наши наработки.

— Мистер Доулинг, как вы думаете, сколько времени необходимо, чтобы прийти к концепции глобального открытия?

— Вся жизнь, — не задумываясь, ответил Ирвин К. Доулинг.

— А чтобы осуществить его, когда вся база уже имеется?

— В некоторых случаях несколько минут. Господин Березин, вы полагаете, это тот случай?

— Очень хочется на это надеяться.

Пальто цвета высохших водорослей сидело на нём как на огородном пугале. Старик поглядывал на небо, на озеро, чесал затылок и кашлял. Несколько раз доставал пачку сигарет — но не прикуривал, что только подтверждало подозрения Артура Эллисона.

Неделю назад кто-то ночью украл старенький бензиновый электрогенератор. Эллисон попытался обратиться в полицию — безуспешно. Хитроватый сержант сообщил, что таких краж ежедневно десятки. Народ приезжает в Шотландию отдохнуть, развеяться, попить виски, а на пропажу всяких мелочей внимания обращает мало. Потерпевший попытался возразить, мол, электрогенератор не мелочь, но инспектор и слушать не стал.

Знающие люди посоветовали нанять охранника или завести большую овчарку. Про охрану и думать не стоило: средства истощились, последние две недели гений самоучка питался купленными на распродаже военного имущества сухпайками. Вариант с овчаркой тоже не устраивал — аллергия на собак и вообще всех животных. Как только кошка или собака подходили ближе пяти футов, на Артура нападал хронический чих.

Старик засунул руки в карманы и замурлыкал заезженный местными радиостанциями хит. У Эллисона возникло желание устроить незваному гостю взбучку, но боязнь потерять клиента сдерживала. Сначала бизнес, остальное потом.

Клиент, владелец парка развлекательных аттракционов Барковский приехал посмотреть плод многолетних трудов изобретателя. Артур надеялся продать своё детище, вылезти из долгов и продолжить исследования.

— Как настоящий, — вывел из глубин размышлений клиент.

Эллисон натянул на лицо улыбку:

— Да-да, сэр. Внешность я скопировал со старинных гравюр — от настоящего не отличишь, если они существовали.

— Как поменять высоту? — поинтересовался Барковский.

— Вот здесь, сэр. Красную и зелёную одновременно, потом набираете высоту в футах.

— Ага.

Барковский надавил кнопки на ручном пульте, чёрный дракон пошёл на снижение.

— А он не врежется в воду?

Эллисона холодный пот прошиб.

— Нет-нет, не должен, сэр. Электронные компоненты защищены от попадания воды, но лучше не экспериментировать. Минимально допустимая высота полёта десять футов.

Пришла очередь улыбаться Барковскому:

— Я выставил двадцать.

Дракон продолжал нарезать круги над озером, но уже на двадцати футах. Эллисон облегченно выдохнул, что не укрылось от клиента.

— По правде говоря, — начал бизнесмен, — я собирался использовать компьютерную графику и лазеры. Но тут мне попалось ваше объявление. Виртуальные персонажи порядком поднадоели публике. Понимаете?

— Да-да, сэр, — поспешил согласиться Артур.

— Вот, — продолжал Барковский. — По замыслу моих инженеров дракон будет летать над озером в центре парка. И летать так низко, что резать когтями воду. Понимаете?

— Да-да, сэр, понимаю.

Барковский закатил глаза и о чём-то задумался:

— А скажите, гений, у этого… э … у этого дракона есть интеллект?

— Разумеется, сэр. Он даже понимает голосовые команды и может внятно отвечать. Нужно только назвать кодовое слово — имя. Эй, Ланцелот, как ты там?

Дракон взмахнул крыльями и поднялся чуть выше.

— Самочувствие нормальное, — ответил механический голос из пульта. — Влажность и ветер в допустимых пределах, но какие-то помехи. Возможны сбои, рекомендую прекратить испытания.

Лицо Эллисона помрачнело.

— Какие помехи?

— Не знаю, хозяин, но помехи идут с вашей стороны.

Изобретатель и бизнесмен одновременно обернулись.

— Нигде никого, — пробормотал Артур. — Не могут же помехи исходить от бездомного?

— А, это, наверное, станция, — сообразил клиент. — Тут неподалёку военные какие-то радиолокационные испытания проводят.

— Военные? — лицо Артура накрыл испуг. — Эй, малыш, давай обратно.

— Хорошо. Только по пути пусть коснётся воды когтями. Понимаете, да?

— Да-да. Коснись лапами воды, Ланс, — ласково произнёс Эллисон.

Дракон снизился. На мгновенье показалось, что крылатый робот слился с водной поверхностью.

— А вот это хорошо, такая птичка меня устраивает, — Барковский расплылся в улыбке.

За миг до падения аппарата…

«Протей» бесшумно скользил на силовой подушке в полуметре от земли. Время от времени он пригибал днищем то колосья странных злаков с широкими узорчатыми листьями, то кричаще-алые головки местных цветов. Жизнь сохранилась здесь лишь местами. С момента, когда боевые машины впервые начали крушить друг друга, от сплошного зеленого ковра остались лишь длинные рваные лоскуты и небольшие островки, окруженные бурой каемкой жухлой травы. Большая часть Территории была усыпана пеплом, изрыта воронками или покрыта спекшейся серой коркой, из которой торчали оплавленные куски металла.

Сейчас «Протей» походил на большой автоматический глайдер. Заостренная передняя кромка, изящный каплевидный корпус — само совершенство! Не зная наверняка, ни за что не догадаешься, что под этими тщательно зализанными обводами таится смерть.

Робот-охотник не зря носил имя изворотливого морского божества. Подобно мифическому Протею, он мог принимать десятки обличий, выбирая оптимальное для выполнения задачи. В отличие от конфигураций корпуса, задача никогда не менялась. Она была предельно проста: находить и уничтожать себе подобных.

Нового врага охотник обнаружил за конусовидным валуном-гигантом с раздвоенной макушкой. Сканирующий луч «Протея» с трудом пробивался сквозь толщу камня и мог выдать лишь смазанные очертания противника. Но даже этого хватило, чтобы оценить степень угрозы.

Не тратя времени понапрасну, охотник ударил струей раскаленной плазмы по валуну. Тот раскололся на дышащие жаром куски, и стало видно, что за ним скрывался робот, похожий на чудовищного дикобраза. Весьма продвинутая модель, хорошо вооруженная и тоже способная к трансформации. Но всего лишь продвинутая, тогда как «Протей» был уникален.

«Дикобраз» сбросил иглы, и они, обернувшись ракетами, с воем ринулись на врага. Реакция охотника была мгновенной. Каплевидный корпус словно расплескался от центра, превратившись в огромное колесо с тонким ободом. И ракеты, не успев сбросить скорость для разворота, пронзили пустоту.

Но «дикобраз» пережил первую неудачу легко, словно ничего не случилось. Поднявшись в воздух, он сменил округлое приземистое тело на стройное и обтекаемое. Спереди выдвинулась лазерная пушка, на боковых пилонах — две поменьше. Сражение только начиналось…

Оба противника проявляли чудеса трансформации. Превращение следовало за превращением: из тора — в плоское, как лист, «летающее крыло», из «летающего крыла» — в длинный шнур с разогретым до звездных температур жалом на конце, из шнура — в мерцающую сеть, от прикосновения которой плавился металл… Охотник безвозвратно потерял несколько базовых модулей, но это была привычная плата за победу. А вот бывший «дикобраз» получил смертельный удар: он лишился главного силового блока и оказался прикованным к земле. Там «Протей» его и добил, раскроив лазером на нежизнеспособные фрагменты.

Как всегда, сознание хорошо выполненной работы наполнило охотника гордостью. Ему не казалось странным, что робот-воин способен испытывать чувства. Напротив, он считал, что его напрочь лишенные эмоций соперники — творения ограниченные, чуть ли не ущербные. Но гордись — не гордись, а до конца зачистки было еще далеко.

«Протей» убедился в этом, наткнувшись на выскакивающих из-под земли «кротов». Их оказалось десятка полтора, и отличались они совсем не кротовьей прытью. Конечно, серьезной опасности эта модель не представляла. И все же охотнику пришлось изрядно повозиться, прежде чем он расстрелял последнего прыгуна кассетными боеприпасами.

00111

Всё случилось, когда Алекс спокойно сидел дома, читал внуку «Приключения Буратино» и параллельно размышлял, что подарить Грише Лонжину на день рождения. Гришка тот ещё пресыщенный оригинал, и абы что ему преподносить не стоило. Не тащить же очередную неведомую тварь с края Вселенной? Ему и так за годы напривозили целый зоопарк!

Вселенная мигнула, и стало ясно, что пора в путь. Алекс отложил книжку, поцеловал ребёнка в нос, развёл руками, кинув взгляд на жену, и спустился в ангар. Там он оживил давно стоявший без дела катер.

Его ждала планета «Ласковый дождь». Почему, неизвестно, но своей интуиции Алекс привык доверять.

Вот зачем ему позвонили? Властный незнакомый голос предупредил об обязательной явке сегодня вечером. Он и так бы пошёл. Но раз позвонили — значит… офигеть, неужели? Почему бы и нет, он достоин! Но трепаться не стоит, особенно жене. Беременной. Ей категорически нельзя нервничать. Всё хорошо, всё нормально… руки спрятать, а то трясутся.

Мария сочувственно глядела на мужа — волнуется, переживает. Излишнюю его возбуждённость списывала на грядущее мероприятие: выпускникам физического факультета сегодня вручают дипломы, ожидается торжественное собрание с поздравлениями и подарками. Её Петя — физико-математический гений, мировую олимпиаду среди студентов два года подряд выигрывал; первым номером закрывает сразу три кафедры! Ясно, что наградят, вопрос — чем? Бывали случаи, особо отличившимся прямо на собрании вручали та-акое предложение по работе… сразу со служебной квартирой! — Мария зажмурилась в предвкушении. Своё жильё — предел мечтаний. Говорят, когда-то в прошлом народ побогаче жил, у каждого чуть не свой дом… Малыш пихнул ножкой — привёл маму в чувство.

Гений разглядывал потолок, зачем-то сунув руки под стол и оставив нетронутым бутерброд.

— Одеваться пора, — вздохнула она. Тревожно… может, того? Пора? Да ну, две недели ещё до родов.

— Давай. Я уже.

— Не-е, в таком виде я с тобой не пойду. У меня платье нарядное, а ты… Костюм и галстук! — вернула его на землю, хватит потолки изучать.

— Но, Маш…

— Костюм и галстук, сказала!

— Так и знала, что здесь смотреть нечего! — девочка пнула одну из железяк под ногами. — Ничего вокруг, только железная пыль и этот…

Годжи не обиделся. Он поднял железяку и, несколько раз подбросив её в руке, подмигнул.

— Эта станция, конечно, развалина, и торчит невесть где, но всё только потому, что внизу радиация и испарения. А это значит, — он размахнулся и швырнул железяку в пустоту, — что можно кидать туда что угодно.

— Совсем всё? — заинтересовалась девочка и начала оглядываться.

Она подхватила стоящую у зарядного блока лучевую втуль, взвесила на ладони, осторожно ступая, подошла к краю и, размахнувшись, отправила её вниз.

Годжи с грустью подумал, что ему придётся ждать несколько лет, пока он увидит ещё одну лучевую втуль 11-го поколения, но промолчал.

Девочка побежала дальше, разглядывая платформу и, находя что-то, что могла поднять, отправляла это в полёт.

Она не выкинула больше ничего, что могло бы послужить Годжи. Ну, почти ничего — те четверть рулона псевдоплоти могли понадобиться ему в ближайшее время, но это было не критично.

— Как же долго! — её отец стоял у флаера, остальная семья развалилась внутри — из двери выглядывали только ноги в дорогих «летунчиках». Ноги иногда начинали болтаться и вихлять в воздухе туда сюда, но, видимо, владелец их обладатель быстро уставал, и флайботы вновь, с жужжанием, отключались. — Пора вам уже давным-давно поставить «А» — шесть плюс. Битый час здесь торчим! Да и жарко же…

«Если бы я решал…» — подумал Годжи. Вслух однако сказал:

— Это платформа времён Колонизации, настоящий раритет своего времени. В то время здесь проходил довольно оживлённый путь, но не было ни одной планеты, на которой можно было поставить платформу. Поэтому поставили на неподходящей. Потом путь остыл, и платформа стала использоваться только как аварийная площадка… Оборудование устарело, но мы всё ещё держимся.

— Держитесь? Да такое чувство, что здесь всё развалится через минуту!

— Пока нет, — сказал Годжи с лёгкой грустью. — Но вскоре возможно…

— Какой же он старый! — сказал мальчик в флайботах. Теперь он, высунувшись из проёма, рассматривал Годжи. — Мои «летунчики», наверное, стоят больше, чем он весь!

— Да, это правда, — подтвердил Годжи.

— Эта чёртова старуха, — сказал их отец еле слышно, наблюдая за шкалой заряда. — Приспичило ей окочуриться прямо во время отпуска! Теперь возвращаться какими-то… аварийными платформами…

— Отдай! — закричал мальчик. Рядом бегала его сестра, хохоча и размахивая флайботом, который она по-тихому стащила с его ноги.

— Я — Грозная Стерва! — закричала она. — Я отниму у тебя последнее и распылю тебя в прах!

— Грозная Стерва никого не убивает, — поправил её Годжи.

— Тебе-то откуда знать? Она убила восемь тысяч на Поднебесье! Свалила их корабль прямо в океан!

— Всех пассажиров этого корабля на тот момент уже…

— Хватит! — Сказал их отец. — Заправились уже. Пора лететь.

— Спасибо, что воспользовались…

— Да-да, — отмахнулся он, залезая в флаер. Мальчик натягивал флайбот на ступню, девочка скучающе сидела рядом с ним.

— Не стартуйте, пожалуйста, ближе, чем на полтора километра от платформы, это может вызвать…

Его голос потонул в звуке двигателей. Флаер поднялся в воздух, развернулся на фоне стылого сиреневого неба и, отлетев метров на сто, рванул на Сверх.

Платформа задрожала. Скелет Годжи завибрировал, внутри что-то скрипнуло, хрустнуло.

«Когда-нибудь, — подумал он. — Я просто рассыплюсь. Как и эта платформа».

— Я не думаю, что ты убийца, — произнёс он.

— Чего? — Грозная Стерва вышла из двери склада, зевая и поправляя рубаху. — Ну они и стартанули! Я думала, у меня зубы все повылетают!

— У меня вылетали, — сказал Годжи. — Но это только от грузовых.

— Дьявол, как ты здесь живёшь! — Стерва покачала головой. — Я бы спятила.

Годжи не ответил ей.

Стерва вывела «катушку» со склада, волоча её прямо за раму, залезла поверх и натянула на лицо маску. Выглядела она грозно.

— Короче, за частью барахла прилетят через пару месяцев, а нет — так бери себе. В этот раз всё равно один мусор. Что-то не везёт мне в последнее время — какой корабль не вскрою, там один лом или порода, а что мне делать с породой? Не к тебе ж её везти. Не-ет, нужно опять, видимо, за пассажирские браться.

— Я должен буду отказать тебе, если ты начнёшь…

— Да знаю, знаю я! — она завела «катушку» и поднялась в воздух. — Не скучай давай! И к краю не подходи, понял? В следующий раз подвезу тебе запчастей, если музей какой грабану! А то из тебя пока разве что только сердце не высыпалось!

Она ошибалась.

Его сердце рассыпалось в тот самый день, когда он увидел Грозную Стерву.

Мир встретил его ярким светом, лязгом металла и бурлением жизни, которое поражало сразу и навсегда.

Сойдя с конвейера, ошалевший от впечатлений Пёс попал в руки механика-отладчика — мягкого существа, с чувством полного превосходства орудующего жёсткими инструментами.

— Сейчас будем проверять, нет ли у тебя явного брака на уровне физики тела, — сообщил он и скептически скривился, — впрочем, тебе это понимать не обязательно.

Позади Пса стояли в ожидании другие новенькие псы — готовые к службе и даже подвигам, и уверенные, что если и найдётся у них явный брак на уровне физики тела, то и он пойдёт на пользу главной миссии. Потому что они — «сторожевые псы», созданные служить и защищать, и этим всё сказано.

— Служить и защищать, хм, — бубнил себе под нос мягкий механик, повелевающий жёсткими инструментами. — Стеречь и охранять. Сказали бы прямо: «тупой охранник»! Тоже мне, сторожевые псы…

Псы внимательно прислушивались: к сбору информации они относились с инстинктивным трепетом.

— Такие новенькие, такие свеженькие, лепота. А когда-нибудь — финита ля комедия. Разберут вас на запчасти или в переплавку отправят. А может, и на свалку, уж кому как повезёт. Будете валяться в куче мусора, пока не дойдёт очередь на переработку…

— Зачем в переплавку? — Пёс тогда имел полную, нетронутую жизнью комплектацию, был молод и любопытен, как щенок. Вдруг переплавка — это что-то интересное?

Отладчик не нашёлся с ответом и слегка растерялся. Может, вопрос Пса был слишком глуп и неуместен, а может, по чьему-то недосмотру отладчику загрузили в базу данных не всю информацию, необходимую для работы с новорождёнными роботами.

— Потому что! — выплюнул он. Подёргал уголками рта, зыркнул зло: — В жизни, мать вашу, должен быть контраст! А вы думали, на курорт попали?..

Пёс отметил длинную паузу между вопросом и ответом и посоветовал отладчику отослать баг-репорт разработчику (тогда он ещё не знал, что человеческий разработчик никогда не отвечает на запросы, а если вдруг ответит, то мало не покажется — так не покажется, что лучше бы и вовсе не отвечал). Остальные Псы согласно перемигивались.

Отладчик покривел лицом и долго рассматривал Пса нехорошим взглядом.

— Ладно, — решил он. — Пусть тестировщики с тобой разбираются. Следующий!

У тестировщиков Псу понравилось: тут загадывали шарады и играли в игры, как и положено в детстве. В память загрузили много полезной информации, чтобы Пёс всегда мог услужить человеку, не уронив чести производителя. И даже выдали библиотеку художественных книг для изучения и адаптации к социуму. Книги были интересные, по возрасту. Особенно ему полюбилась книга про мальчика Джима и пиратов; у пиратов было одно на всех лицо отладчика.

Иногда к тестировщикам приходил автор ядра и пугал острым взглядом, проникающим до самой мастер-версии, от чего псам, как одному, хотелось поднять все щиты и запустить профилактическую самодиагностику.

День завершал свой путь. Осеннее солнце сочными мазками разукрасило небосвод над макушками деревьев. Лес медленно погружался в дрёму, не обращая внимания на приглушённый гул с востока, где никогда не спал город.

Хроноко как раз заканчивала сажать последнее дерево на сегодня и уже собиралась возвращаться домой. Нежным движением механических рук она образовала горку земли у ствола молодой берёзки и весело защёлкала шестерёнками в районе груди.

Хорошая работа!

«С утра соберу тележку с цветами — и в город, а ближе к вечеру вновь займусь посадкой деревьев. Ещё не забыть поменять стекло в теплице и смазать маслом сустав колена…» — составляя план на завтра, Хроноко неторопливо брела через луг к небольшому домику у леса. Тихие шаги вспугнули бабочек, притаившихся в траве, и они разноцветными лепестками разлетелись в стороны от возмутительницы спокойствия. Улыбнувшись и разведя руки в стороны, она закружилась, на миг представив себя героиней одного старого фильма, который очень любила.

У входной двери Хроноко остановилась и бросила взгляд в сторону опушки. Покой и гармония. Зыбкая безмятежность тонущего в сумерках леса в этот раз была нерушима.

— Сегодня не пришёл, — с печалью произнесла Хроноко и вошла в дом.

Горин мрачно оглядывал свою новую команду. Девчонка лет двадцати, двое парней-близнецов постарше, крепкий мужчина лет пятидесяти и совсем уж пожилая супружеская пара. При первом взгляде на этот набор возникало странное чувство, да и при последующих тоже. Впрочем, Горин сразу определил его как досаду, с которой умел справляться.

То, что в андроидах перед ним не было однообразия, слабо сказано. Цвета их глаз и волос, рост и комплекция до мелочей были разными — не считая двух парней. Горин видел такое впервые, он повернулся к начальнику снабжения с немым вопросом на лице.

— Павел Сергеевич, это совершенно исправные модели, — помедлив, ответил тот. — Абсолютно новые, ими не пользовались, просто выпуск шестидесятилетней давности. Простояли у нас в резерве. Там, куда вы летите, современные андроиды не подойдут, вы же знаете.

Горин знал, да. Что вечная мерзлота Сезара-15 требовала использования тяжёлого малоподвижного скафандра, способного вместить дополнительные резервы терморегуляции. Увы, но только у тех допотопных моделей андроидов, что стояли сейчас перед ним, была встроенная опция унифицирования с любым существующим скафандром. Горин всегда считал, что универсальность и качество находятся по разным берегам прогресса. Но выбирать не приходилось.

— Их делали конструкторы недавнего прошлого, наличие широкого спектра эмоций ещё не было рудиментом в нашей работе, — продолжил объяснять снабженец, правильно трактуя молчание Горина. — Отсюда их своеобразный внешний облик, видимо, со ставкой на психологический комфорт астронавтов. Но с вашим опытом это не доставит затруднений.

— Конечно, нет, — отозвался Горин. — Если они эффективны.

Инспектор по охране полетов, стоящий по соседству, протянул ему руководство. «Семья» — лаконично значилось там. Семья, значит. Горин сунул руководство в карман, с ним он ознакомится позже. Перед вылетом оставались сутки, и сейчас требовалось заняться более насущными делами.

Не удостоив на прощание взглядом ни андроидов, ни людей, он развернулся и покинул зал подготовки к полётам.

1

Первую жену Никодим Скрепов выбирал долго и тщательно. Человеку с его положением в обществе негоже оставаться холостым в таком возрасте. Никодим ходил по салонам, присматривался, просил консультантов погонять понравившиеся модели на максимальных настройках.

— Пожалуйста, смотрите, слушайте…

— А потрогать можно?

Никодим был сугубый кинестетик и прекрасно осознавал своё несовершенство. Там, где остальным вполне хватало картинки или даже голоса, ему требовались хотя бы минимальные тактильные ощущения. Всего лишь провести ладонью по нежной коже, зарыться носом в густые шёлковые волосы, подушечками пальцев коснуться изящной линии губ… Вполне достаточно, чтобы сделать выбор.

Иногда ему отказывали, очевидно, опасаясь, что чудной клиент потискает модель в своё удовольствие, а потом откажется от покупки. Но чаще Скрепов сдерживался сам — тестовые образцы, выставленные в общем зале, казались ему лоснящимися от предыдущих прикосновений. Это было неприятно. А просить, чтобы лично для него распаковали новый образец, он стеснялся.

На третьей неделе поисков Никодим, особо не надеясь, заехал после работы в салон «Семья без хлопот». Ему нравился тамошний ненавязчивый сервис. Однако на этот раз консультант не отходил от него ни на шаг и после пары дежурных фраз неожиданно спросил:

— А у вас вообще опыт эксплуатации большой?

Пришлось признаться.

— Чуть больше года, да и то по студенчеству. Сами понимаете, воспоминания остались не очень…

— Еще бы, небось, вскладчину брали, — понимающе усмехнулся консультант.

Скрепов болезненно поморщился от такой пошлости. Но фонтан было уже не заткнуть:

— Дело молодое, я и сам на втором курсе попробовал технический брак…

Никодим вежливо кивал, старательно пропуская словесный поток мимо ушей в надежде на то, что тот рано или поздно иссякнет. Скрепов уже настолько устал от затянувшихся поисков, что был готов согласиться даже на неидеальный вариант. Впрочем, консультант быстро почувствовал его настроение и сменил тему:

— С вашим опытом я бы предпочёл самую свежую модель. Понимаете, теперь она всё делает сама, вам совсем не придётся вникать в настройки. На стенд эту модель ещё не выставляли, но распаковка займёт всего несколько минут…

Никодим с облегчением кивнул. Трогать первым ему нравилось. А там, глядишь, и всё остальное понравится…

Моя винтердевочка… Где ты? Костяными спицами вяжешь свитер из мамонтовой шерсти? Тонкими пальцами рассыпаешь на счастье соль со вкусом снега? Варишь глинтвейн из волчьей шерсти, красной ртути, хвойного сока, лунного света, обмана и семги… украшаешь его прозрачными листиками имбиря и хрупкими палочками корицы, чтоб красиво смотрелось в «Вконтакте»… я угадал? Нет?

Где ты скрываешься, любимая? За одним из тысяч окон новостроек микрорайона Чертаново? Или Дьяволово? Или Ясенево? Или Иггдрасильево?

Они запретили мне карандаши, вообрази себе такое! Интересно бы знать, сфигали? Боятся, что воткну их в глаз дежурной медсестре? Ну, глупости… Я не опасен. Что вы знаете об Опасности, смешные людишки в белых халатах?

Настоящая опасность ходит по вашим улицам и заглядывает в ваши окна. Она вдыхает ваши сны и ядовитый свет ваших прокуренных кухонь. Она выдыхает пургу и морозный ветер. А вы даже не знаете об этом.

Они запретили мне карандаши, поэтому я кусаю себя за запястье и пишу тебе письмо — собственной кровью по войлочным стенам своего временного приюта. Они вяжут мне руки, тычут иглами и суют в рот таблетки — но я только смеюсь.

Постоянно смеюсь, потому что это самое важное воспоминание о тебе — как нам было весело.

Огни чужих окон мигают всеми цветами радуги — как новогодняя гирлянда. Из кабинета главврача, когда люди в серых пиджаках с бумажными лицами задают мне смешные вопросы, открывается замечательный вид на нашу столицу. Вихри вьюги, лихорадочная пляска метели и сто тысяч цветных огоньков, перемешанных с искристыми снежинками.

Их вопросы смешны, любимая.

Ну конечно, нет… Эта зима не закончится никогда.

Меня зовут Игорь Калидов, и в «Героях» я всегда играю за «Инферно». У меня сейчас — и прическа, и взгляд похожи… Не смешно? Наверное, вы просто никогда не играли в «Героев».

Ладно, попробуем иначе…

Привет! Меня зовут Игорь, мне 36 лет, я экс-зам-главы пресс-службы ОПК «РосГенИн». И я инфернально влюблен.

Вам интересно другое? С чего все началось? Ну ладно. Попробую вспомнить. Насколько позволит бромдигидрохлорфенилбензодиазепин… Слабо выговорить? А мне нет. Мне теперь под силу и не такое… Но эти смешные карлики в белых халатах крепко знают свое дело. Не дают разгуляться.

Ничего. Я потерплю.

Как все началось? Эту тему мне подкинул Марсенталь. Ну да. Нет, разумеется, нет. Где познакомились? Мы познакомились в «Лог-кафе», когда ровняли на туалетном бачке кредитками пару дорог ангельской пыли.

Я в курсе, что это сыр. Нет, я не собираюсь называть реальных имен и фамилий.

Серьезно? Типа угрожаете?

Но мне же все равно. Я гребанутый.

Вы будете слушать или нет?

Я на тот момент неплохо раскручивался. Да чего скромничать — я блистал и сиял! Я тогда был восходящая звезда московского пиара: ипотечные кредиты «Нортфорка» (ангельские перья в солнечном луче на фоне бетонных фундаментов), незабываемая социалка про проститутку и сиамских близнецов (как оказалось — после нее меня впервые заметили Наверху), плюс еще раскрутка парижского парфюмерного бренда «Стана Катик» и агрессивное продвижение дистрибьютора натуральных удобрений «Торнтон» (даешь импортозамещение, привольное раздолье пшеничных пашен, и сверху падают ящики на парашютах — в съемках того рекламного ролика были задействованы четыре самолета Ил-76, а теперь вообразите себе, какие там были откаты!).

А потом уже было остальное… этот ролик для Роскосмоса про ракету в деревенском сарае (весь сценарий — мой), а потом еще скрытый продакт-плейсмент в эпической экранизации «Повести о дружбе…» Стругацких… Ну, вы помните — там один проход по пустому бассейну, снятый с трех точек, стоил натуральный зеленый лям.

А потом я поставил не на ту лошадь, связавшись с этой мутной канзасской церковью «Семиблагого Отрешения», которая внезапно решила метнуться на наш рынок… От растерянности зачем-то переспал с артисткой Рындиной, которая на тот момент была женой режиссера… прямо на площадке режиссер дал мне по щщам, я дал ему по яйцам… ну… вы всё читали в моем досье. Словом, когда я растормаживался порошком в сортире «Лог-кафе», мне позарез нужна была работа.

Марсенталь сказал (сильно вдыхая носом и жмуря глаза): «это тема для тебя, чувак… Ты меня потом благодарить будешь, вот вообще за всю фигню…»

Ну… спасибо, Марсенталь. Я так и знал, что все закончится каким-то адовым звиздецом!

Но тогда, вместо того чтобы засомневаться, я просто молча кивнул. Приник к туалетному бачку сложенной купюрой достоинством в 10 юаней (как я уже говорил — мне остро требовалась работа).

Я, конечно же, погуглил про место, которому суждено было перевернуть мою жизнь.

До того, как листья московских кленов зашуршали на ветру перемен… До того, как в «макдональдс» выстроились очереди, к Белому Дому подогнали танки, а самыми престижными профессиями стали «брокер» и «киллер», до того как мы впервые отведали персиковую «турбо» и кетчуп от пожилого негра дяди Бенца, икеевскую пошлость и социальный эскапизм в духе Йерки, а нашими сердцами навсегда завладели безымянный персидский принц и лейтенант Элен Рипли, эта организация называлась Научно-Исследовательским Институтом Оборонных Стратегических Инициатив.

Теперь они называются ОПК «РосГенИн».

Смешно, да? Помните у Крайтона? «Инген»?

Ну типа того, да. Генные инженеры. Пигмалионы эпохи Веб-два-ноль. Мы не делаем динозавров. Мы могли бы, но нам это не нужно… Потому что мы делаем будущее.

У них было это, как они говорят на своем сленге, «изделие». Разработка. Тестовый образец. АРМ-2019 «ОКА-Н». Вы знаете, как у нас в Отечестве любят все называть и кодировать. Ох, вам ли не знать…

Мне, учитывая обширный опыт паблик-рилейшенз и рекламы, предстояло провести полевые испытания, ввести «модель» в контекст современности. Ну типа: вывести в свет и научить жизни. Нашли кому доверить, утырки…

Я не знаю, какие там стратегически-оборонно-инициативные задачи она должна была решать… Но вышло так, что теперь она решает нас.

И когда она закончит решать — она нас уровняет. Потому что мы это заслужили, товарищи.

И, смею напомнить, эта зима не закончится никогда.

Я возил ее по «золотому кольцу» и водил на закрытые пати в «Лост-Хайвей» и «Гильденстерн». Показывал ей МХАТовскую «Белую Гвардию» и калатозовское «Неотправленное письмо».

Корпоративный счет покрывал расходы, мы мотали круги по Садовому на абрикосовом «Порш 911 Турбо», заказывали разноцветные икеевские тарелки и принты Йерки, мы могли позволить себе аутентичные персидские ковры и пожилого негра-повара, который готовил нам домашний кетчуп и был вовсе даже не против, когда мы называли его «дядей Бенцом».

Я настолько забыл про рабочие инструкции и подписки, что показал ей свое портфолио: рекламу «Стана Катик» она нашла холодной, решенной во вкусе Нолана, социалка про сиамских близнецов ее рассмешила. Она расплакалась, посмотрев ролик про ракету в сарае.

Так я понял, что никогда не отдам ее никому. Уж тем более — вам.

Мы вместе учились готовить морковные маффины и смеялись над гримасами Джеки Чана, вздыхали над перипетиями вампирской жизни в «Что мы делаем в тенях», перечитывали вслух «В арбузном сахаре», «Водонапорную башню» и «Крыжовник» и сочувствовали мокрой шапке Ипполита. Мы вешали на окно цветные гирлянды, вместе под покровом ночи воровали с помойки во дворе антикварный комод и ругались на тему того, кто опять не выключает свет в туалете и чья очередь выносить мусор. Еще она готовила самый вкусный в мире «оливье»…

Она была слеплена из слез и снега, оживлена электричеством, заряжена на позитив. Самая русская девочка в мире. Потрясающие ноги. Встроенное умение на слух найти нюансы «Второй Венгерской рапсодии» Листа в саундтреках Анджело Бадаламенти. Собственное мнение обо всем. Тысяча припрятанных навыков на черный день. Она могла бы обыграть в шахматы того Фишера и выкрасть другого Фишера прямо из лап условного противника (без всяких переговоров и мостов).

Она любит красные каблуки и цветущие мандарины, воздушные шары и бутерброды с семгой, она любит притворяться блондинкой и провокационные селфи, она ненавидит овсянку, глупых собеседников и человечество.

Мы обречены.

Приметы?

Волосы рассыпаются по плечам лавиной, стоит ей освободить их одним движением руки… Эта лавина накрывает вас — вы задыхаетесь, тут любой посторонний свидетель замрет на месте и остановится, просто чтоб посмотреть, как она дальше будет приводить эти распущенные волосы в порядок. Как будут двигаться ее руки. Как будут двигаться при этом ее бедра. Как будет двигаться вся она.

Носик… аккуратный, игривый, немного любопытный.

Губы… нервные, капризные, мягкие, ласковые, созданы для поцелуев.

Глаза… можно захлебнуться их переменчивым цветом и тревожной глубиной. Нельзя в них не утонуть.

Это не я сделал ее человеком.

Это она сделала меня человеком.

Вышла из сугроба… живая девочка.

Короче говоря, когда «тестовый прогон» закончился и мне пора было подавать отчет, в архиве ОПК «РосГенИн» случился страшный пожар, а глава департамента проектного управления Осип Виталич Шарулов слег с сердечным приступом, в головной офис нагрянули маски-шоу, нашлись оффшоры на Самоа, сходу закрыли десяток топ-менеджеров… Первый Канал разродился прочувствованным репортажем, сваливший на Кубу Марсенталь завел свой антикоррупционный твиттер, а я, будто бы предчувствуя все это безумие, за сутки до всего этого успел подать заявление по собственному желанию.

И мы куда-то пропали.

И ее нижние губы на вкус были как люксовый виски, а верхние как липовый мед.

И мы смеялись из-за ерунды и ругались по мелочам.

И нам никто не был нужен, кроме нас двоих.

И мы были настоящие и живые.

И время не имело значения. И ничего не имело уже значения.

И так мы пропадали где-то там какое-то время.

Пока я не нашел себя на железнодорожной станции «Уштымка-3» с сумкой, в которой оказалась восемь, резинкой перевязанных, пачек купюр достоинством в 100 юаней, три смены белья, пистолет 6П35, кнопочная «нокия», четыре обрезанных фотокарточки (я получился хорошо, она отсутствует в кадре), пачка «союз-апполона» и недопитая закупоренная бутылка медового напитка «сливовый полдень».

И еще записка от нее: «хочу побыть одна, разобраться в себе»… Ну, ясно.

Я допил «сливовый полдень», разменяв валюту, взял еще ящик его же и пару блоков «апполона», и снял каморку над актовым залом местного ДК. На третью неделю я расстрелял из пистолета одного случайно встреченного снеговика. Я был такой угашенный, что не попал — ни в таблетки активированного угля, заменявшие ему глаза, ни в гребаную морковку, которая заменяла ему нос.

Так я попал под прицел местных властей, а дальше шарманка моей судьбы заскрипела и завыла, и рычаг ее закрутился со страшной силой.

Меня зовут Игорь Калидов. Я живу в дурке. Я безумно влюблен. Я безумен от любви. Я гребанутый.

Это всё, что я могу рассказать вам, господа.

Что-что?

Особые приметы?

У нее волосы цвета липового меда, глаза цвета люксового виски и крошечная родинка на левом виске. Когда смеется — смеется во весь голос, запрокидывая голову и жмурясь, как кот. Когда плачет — меркнет даже небо. В остальном она типа вообще идеальная.

Что еще из примет? У нее на ладонях не тают снежинки. У нее есть «Вконтакте». Нет, не поможет… она постоянно меняет провайдеров и айпи.

«Ты рехнулся, сынок», сказал мне Осип Виталич, когда я навещал его в больнице. Я не стал спорить. Добавил в его жизнь немного бромдигидрохлорфенилбензодиазепина. Пусть поспит. Мы все заслужили немного отдыха и снов про разноцветных слонов, скачущих по радуге. Мы очень много работали. Мы очень старались.

Я не скажу вам, где она. Я сам хотел бы это знать — больше всего на свете… Но попробуй найди! Попробуй догони-ка такую!

Впрочем… судя по тому, что сейчас март, а зима все не кончается, она где-то рядом.

Запомните главное, ребята: это не мы лепим снегурочек. Это снегурочки лепят нас.

Не надейтесь, что ее растопит какой-то идиотский костер или огнемет, она привыкла, по Бунину, думать «своей головой». Она переиграет вас всех.

Верно, моя девочка?

Помнишь, как мы сочувствовали пьяному Ипполиту в мокрой шапке? Я разгадал, в чем секрет твоего «оливье». Ты не жалеешь майонеза — тебе наплевать на твое здоровье и на будущее. Тебе наплевать на будущее мира. Потому что ты просто живешь. Ты чувствуешь жизнь.

Ты просто самая живая из нас всех.

Люди с бумажными лицами не понимают, о чем я говорю. Поэтому я рисую на собственном бумажном лице красную улыбку. Я рисую припрятанным заранее осколком спиртового флакона. От уха до уха.

Эта Зима не закончится никогда, я знаю. Я верю.

Что будет дальше… Кругом крики и суета. За окном снежный март.

Но ты, если будет возможность, просто дай мне весточку: где ты? Как дела? Не мерзнешь?

Ведь для тебя не существует никаких преград — Ад, Рай, Москва, Замкадье, космические созвездия и загробный мир?

Ты просто как-нибудь откликнись… Моя винтердевочка.

В нынешнее время техника настолько глубоко вошла в нашу жизнь, что представить себе ее отсутствие уже невозможно. Я говорю об андроидах, в последние годы ставших вездесущими. Середина двадцать первого века, что вы хотите. Теперь без них никак. Художнику краски смешать, и то робот нужен, и такие курьезы имеются.

Вот и я как еще один некогда злободневный пример — тридцать пять лет, а все без второй половины. Век назад общество меня осуждало бы вовсю, а сейчас отчасти даже морально поддерживает. Народ стал настолько равнодушен к поискам половинок, что государство поневоле забило тревогу: эдак работать станет некому. Вот тут в ход везде и всюду пошли андроиды. Социум их охотно принял, снова возродив рабовладение, от которого столько тысяч лет напрасно пытались избавиться. Теперь робот, а то и несколько, есть в каждой семье, на каждом предприятии, в каждой больнице и так далее. А размножение — да, и эта функция возложена на них. Дети нынче появляются все больше в пробирках, воспитываются лучшими в мире нянями и далеко не сразу узнают, от кого появились на свет, ибо с биологическими родителями встречаются совсем нечасто. И вроде никого это уже не шокирует, не возмущает. Привыкли. Больше потому, что иначе пришлось бы возиться с грудничком, воспитывать малолетнего или терпеть подростка, хлопотно и беспокойно, а от всего этого родители отвыкли и возвращаться к тому, что раньше считалось естественным порядком вещей, не хотят. Или не в состоянии.

Так и я. Перепробовав те или иные подходы к тем или иным девушкам, женщинам и дамам, я забросил дело флирта окончательно. Пока общественное мнение, в лице коллег и знакомых, не дотюкало приобрести андроида-любовницу. По акции как начинающему, со скидкой на слегка устаревшую модель. А то от их слов становилось не по себе, да и одиночество в большой квартире давило. Дома ныне строились в расчете не то на большие семьи, не то на огромные запросы, вот и мне досталась за гроши двухкомнатная со всеми удобствами на сто сорок третьем этаже километрового небоскреба на окраине города. К числу удобств вскоре должна была присоединиться и электронная супруга.

Я назвал ее Сашей, сам не знаю почему. Не Александрой, именно Сашей, имя откуда-то из давно забытого прошлого, а может где-то прочитанное. Хотя кто сейчас читает книги, пожалуй, только я и еще несколько отщепенцев. Их, по слухам, пишут андроиды. Хотя, может, просто слухи, чтоб поднять невеликие тиражи даже электронных копий.

Впрочем, все это неважно. Сашу мне доставили в день заказа, распаковали, объяснили, загрузили, обновили и оставили наедине. Не представляя, что с ней делать, первые несколько дней я ее отключал на ночь, наверное, так же, как мои далекие предки выключали компьютер, когда он переставал быть нужен, до утра или до понедельника. А собственно, чем мы поначалу занимались с Сашей — только совокуплениями. После чего она шла в душ, а я одевался и затем ее деактивировал. Пока она однажды не попросила оставить ее в рабочем состоянии. Уверила, что будет мирно стоять в кухне, пока не нужна, а еще ей удобнее обновляться и проводить профилактику именно в ночные часы, когда трафик ниже. При этом так поглядела в глаза, будто от моего решения зависело не только все вышеназванное. Саша говорила, что частые выключения негативно сказываются на статусе ее системы, но в первые дни я так боялся остаться с андроидом наедине чуть больше, чем того требовала плоть и похоть, что напрочь выкидывал из головы все слова механической подружки. Только потом, глянув в ее глаза-камеры с высокой разрешающей способностью, согласился. Наверное, не пожалел. Ведь спустя месяца два, мне показавшихся вначале вечностью, а затем уже мигом, мы стали жить как семья. Почти как семья, конечно.

Период утех быстро утих. Саша все больше занималась хозяйством, уборкой, наведением порядка, а затем и определенного лоска, такого, какого могут достичь только прилежные домохозяйки и неважно, из плоти или пластика. Мы чуть отдалились, но, похоже, лишь для того, чтоб сблизиться иначе. Боюсь сказать: стали семьей, за неимением надлежащего опыта, но, наверное, похоже. А и в самом деле: я работал в крупной компании, из тех, где еще по привычке доверяли офисным работникам заниматься делом, которое под силу единственному дорогостоящему, но куда более эффективному компьютеру. Наверное, его интеллекта, хотя этот набор программ трудно назвать так, побаивались — и эта чисто человеческая черта нас, низшее звено в фирме, до поры до времени спасала от сокращения. Уходил я в девять, приходил в шесть, с понедельника по пятницу. Саша бегала по магазинам, оформляла и забирала заказы, отдавала вещи в починку и в чистку, убирала сама или приглашала специалистов. Ужинали мы вместе, вернее так: она сидела напротив, пересказывая сделанное за день, а я молча уплетал что-то, сготовленное ей по заложенным в операционку рецептам или найденное недавно на просторах сети. Она не была приучена спать лежа, но соглашалась находиться в комнате, если вдруг что. Это ее замечание меня немного настораживало: еще бы, Саша заботилась обо мне, ровно о ребенке, ходившем в специализированную школу, а я принимал ее хлопоты не просто как должное, как насущную необходимость. Странно, что даже день ее рождения, а он у Саши имелся, мы ни разу не отметили, она сообщила о дате только на следующий день, как бы между прочим. И поставила нас обоих в тупик — я понятия не имел, что можно подарить андроиду.

А потом случилось то, что, наверное, происходило в каждой семье. Саша предложила завести ребенка. Нет, не купить еще одного робота, какие часто служат утешением для скучающих пар, которым тягостно заводить даже хомяка в террариуме, или перековавшихся педофилов, — но зачать, взрастить и воспитать по-настоящему. На последнем слове она сделала упор и, опустив глаза, долго слушала молчание, исходившее от хозяина.

— Саш, а как? — наконец нашелся я. Она тут же стала пояснять хитрую методу андрогенеза, из которого я понял только сравнение с шелкопрядом, которого именно так и разводят уже лет сто. Это немного покоробило, неудивительно, что я отказал ей. Не тогда же, чуть позднее, когда сам разобрался в процессе, а пуще того — в себе. И при этом прекрасно понимал, что роль отца, буде мое на то согласие, будет весьма условной, ведь мой робот все тяготы воспитания возьмет на себя, станет и мамкой и нянькой и воспитателем и единственным любящим человеком. Если мне такая роль окажется неинтересна или вовсе не с руки. Я могу только наблюдать за процессом, вот главное, что понял я из Сашиных слов.

Кажется, это именно тот подарок, который она хотела от меня получить. Все остальное не имело значения — странно, что я впервые подумал о ней как о живой, самостоятельной личности, а не о ходячем наборе микросхем, не о пластиковой рабыне, не о существе, купленном по акции. Подумал и — поэтому отказал? Или нашел какие иные причины?

Она ничего не ответила и никак не отреагировала на мои слова — человеческому глазу не заметить разницы, я уже не раз убеждался. Все свои чувства Саша надежно запирала на замок.

Нет, она ответила, но чуть позже. Когда я смотрел в планшет, разбирая по косточкам вроде простую внешне, но такую сложную внутренне технику создания человека только из одного набора генов, Саша подошла тихонько и сказала, наклонившись почти к самому уху:

— Это будет твой ребенок. Только твой.

— Я понял.

Так она пыталась уговорить, убедить, улестить? Наверное. Не получилось, отцовство не то чтоб пугало меня, как всякого мужчину, скорее, я боялся потерять еще одного себя в ней. И так зависел почти во всем от Саши, понимала ли она это? Скорее всего, и быть может, еще и сожалела о подобном. Моей лености, мягкотелости, нерешительности. Обо всем, чему она сама становилась подпоркой. Если только андроиды умеют чувствовать. Наукой это пока не доказано, единственное мне утешение.

Через месяц мы начисто забыли об идее завести ребенка. Два раза осекшись, Саша к этой теме не возвращалась. А меня закружило годовое собрание акционеров, к которому готовились как к самому важному событию не просто истекших двенадцати месяцев — ныне компания отмечала юбилей, а значит, работы для всех нас, мелкой сошки, выдалось куда больше. Я приходил и уходил, ища в Саше лишь утешение, успокоение, надежную защиту и… да много еще чего, все то, что она давала мне и прежде, но в двукратном объеме, все, чего мне вечно не хватало по жизни. Так я был устроен или воспитан? — никогда не задавался подобным вопросом. Да и недосуг — круговерть дней выплюнула только в конце сентября, когда финансовый год завершился. Жаль, так и не съездил на море, как собирался. Еще и Саша, ей ведь тоже не доводилось бродить по песку, странно, порой я о ней думал как о живом человеке. Потом проходило.

После собрания мы долго приходили в себя, излишне долго. Прежней близости, кажется, настал конец, Саша стала тише, внимательней, но внутренне будто находилась где-то далеко. Наконец призналась в том, что витало в воздухе.

— Я должна сказать, прости, что сразу не могла, не получалось. Понимаешь, я встречаюсь с другим… это не совсем то, о чем ты, наверное, подумал, но мне кажется…

Дальше непривычно сбивчивую Сашину речь я не слушал. Сидел, громом пораженный, смотрел, видел, как шевелятся ее силиконовые губы и не мог понять главного: сошел ли я с ума, или она действительно говорит правду? И не пора ли ее отключить и везти на диагностику.

— Ты меня не слушаешь. Я должна объяснить…

— Кто это? — наконец, выдавил я.

— В твоей терминологии, «что», — сказала она. — Я сказала, это Марк, сиделка у одного известного художника, Петра Всеволодова, сейчас он наполовину парализован, но отказывается проводить операцию, уж больно технически сложна, а он стар.

Саша взяла у меня ноутбук, мигом нашла нужную страничку с недавней выставки-рестроспективы работ Всеволодова. На сердце почему-то стало легче.

— Значит, андроид, — медленно произнес я. — Понятно.

— Я же сказала, что с человеком не смогла бы, даже если б он захотел, нет, если б захотел, приехала бы полиция, а его арестовали бы за покушение на чужую собственность. — Ее лицо странно похолодело, казалось, двигались только губы. Что в принципе невозможно, даже у роботов. — Я так устроена. А Марк…

— И как у вас с Марком? Нет, чисто технически? — Мне стало много спокойней. Уже и таблетка не потребовалась.

Саша помолчала. Потом подняла глаза. Лицо к моему удивлению переменилось, будь она женщиной, покраснела бы:

— Мы любим друг друга, — спокойно произнесла она. — А как это происходит — со стороны непонятно. Нам достаточно прикосновений.

— Нам тоже, — произнес я с нажимом, подразумевая как раз нас с ней. Саша поняла, по одному моему взгляду или тону, не суть важно.

— Прикосновений головы к голове, так считывается информация. Вся информация, с момента подключения и до последней секунды… У нас это называется любовью: когда один андроид знает о другом все, они становятся близки и полностью доступны друг другу.

— Я бы с ума сошел.

— У вас все иначе. Чем ближе вы, тем больше отдаляетесь. И чем дольше живете вместе, тем…

— Не говори за людей. — Она замолчала на полуслове. Я поднялся, встал перед Сашей, затем сел. Что еще сказать, спросить. Ах, да: — И что же дальше будет? Ты уйдешь от меня к нему?

Она покачала головой. Все правильно, закон не позволяет, иначе она будет считаться либо даром, за который мне придется заплатить налог, либо потерянной собственностью, за которой уже будет охотиться полиция. Иногда андроиды без видимых причин уходят от своих хозяев, я читал об этом в газетах. В статье предполагался сбой системы, происшедшей вследствие частых обновлений. Таких роботов надлежало отправлять на завод, чтоб сменить блоки памяти.

Невольный холодок пробежал по коже, забрался внутрь. Терять Сашу таким образом я не хотел, вообще не хотел расставаться. Привык, прикипел, а может, неравнодушен? Мы долго молчали, глядя друг на друга, да и не глядя, тоже не произносили ни слова. Не знаю, сколько продолжалась эта пауза. Наконец я спросил:

— Расскажи, как это случилось?

Она рассказала. Встретилась случайно, в универсаме, когда делала заказ. Даже сказала, почему разговорились: Марк заказывал набор тонких кистей и грунтовку, при этом столь уверенно и спокойно отвечая на запросы автомата, что она не выдержала, подошла спросить. Он признался, кто таков и чем занимается. А потом поведал и свою тайну, открыл, когда они сблизились тем странным образом, каким андроиды помечают понятие «любовь». Последние шесть лет он рисует вместо Всеволодова, художник научил его писать картины, и не просто в подражание, отнюдь. Марк пишет сам по себе, Всеволодов даже дал ему псевдоним, якобы как одному из своих живых учеников, чтобы его работы тоже могли выставляться в галерее. Все деньги, а их скопилось уже несколько десятков тысяч, художник упорно обналичивал и выдавал ученику. Непонятно, на что рассчитывая, ведь давно уже кэш не принимают почти нигде, разве только в полуподпольных ларьках и на базарах или ярмарках.

— Многие считают его талантливым, — продолжила Саша, губы ее подрагивали. — Есть даже две хвалебные статьи, вот, смотри.

— Не надо. Роботы уже сто лет малюют картины и пишут стихи, но это не значит, что они выходят за пределы программы. Равно как и ваша любовь-узнавание. Видимо, исходный код, который некий разработчик решил впихнуть в операционную систему, чтобы…

— Не смей говорить так о нем! — Она вскрикнула, чем напугала нас обоих. И тут же шепотом: — Прости, я виновата. Но Марк, он действительно художник.

— Он тебя заразил чем-то во время этого прикосновения, — ядовито заметил я.

— Возможно. Но я… меня постоянно тянет к нему, да я знаю, у нас ничего не может быть вместе, вы не позволите, по закону мы ничто, но… я люблю его, я даже рассудком чувствую, что люблю. Хотя зачем я объясняю, наша любовь, она непонятна даже нам самим.

— Сбой системы.

— Все равно, — вдруг спокойно произнесла она. — Неважно, как это называется. Марк тот, за которым я готова пойти куда угодно.

И вот тут меня перетряхнуло. Я наконец понял, что она в нем нашла. Пусть Саша и не женщина, но программы, которые создали ее оболочку, они ведь написаны с учетом именно женского осознания мира, нам об этом рассказывали еще в первые годы работы в фирме, недаром мы занимаемся анализом рынка приложений для андроидов и сами вносим посильный вклад в продвижение тех или иных товаров для роботов. Чтобы они, больше походя на человека, имели меньшее сходство с людьми.

— Принеси воды, — попросил я Сашу. Она потянулась за бутылкой на столе, но я велел ей уйти в кухню за холодной, которую терпеть не мог. Мне необходимо было побыть хоть минутку одному. Кажется, она это поняла, поскольку Сашу я не видел с четверть часа. Лишь когда голова перестала кипеть, она вошла.

— Значит, все, что тебе не хватало во мне, ты нашла в нем, — устало произнес я. Кажется, только сейчас посмотрев на своего андроида совсем иначе, нежели прежде. Будто прибыл из долгого путешествия не просто с края земли, но вовсе из-за ее пределов. Она только кивнула, поскольку говорить я немедля запретил. Отвечал сам. Высказал кучу гадостей, от которых самому стало противно. Потом, совершенно размякнув, попросил прощения. Потом, не став выслушивать ее извинений, ушел к себе.

Мы молчали несколько дней, я сперва ходил на работу по расписанию, потом стал задерживаться, потом на два дня сказался больным — можно подумать, кто-то там, наверху, заметил это. Саша стойко переносила мои причуды. И так продолжалось до тех самых пор, пока я не понял, что кажусь андроиду лучшим доказательством правильности ее выбора. Очень захотелось, чтоб она ушла, сама ушла от меня, чтобы больше никогда ее не видеть. Хотя все равно полиция приведет, даже если она при этом отключится от сети. Подарить Всеволодову? — и плевать на налоги, пусть сам разбирается, уже с двумя андроидами.

Наконец, когда на сердце воцарилось равнодушие, подошел и спросил:

— Как вы собираетесь жить?

Она долго смотрела на меня, не понимая. Я объяснил. Кажется, не поверила, переспросила:

— Ты действительно хочешь меня отпустить?

— Передать этому художнику. А там… мне только интересно, как вы жить будете? Всеволодов, он что, вам ребенка купит?

Не знаю, зачем все старался ее уколоть. Саша покачала головой:

— Рободети, они… мне всегда казалось это какой-то издевкой. Они не взрослеют, не растут, живут десятилетиями, переходя от одного владельца к другому, им стирают память, заменяют детали, и они начинают любить и расти по-новой. Пока ресурс не кончится.

— А вы хотели бы усыновить человеческое дитя?

— Представляю, что ты сейчас подумал: пара андроидов воспитывает младенчика. Но ведь так обычно и происходит.

— В человеческих семьях.

— Так и происходит. Мы воспитываем, — повторила она и добавила: — Я бы хотела. Жаль, ты не согласился.

— Ты бы тогда воспитала своего Марка.

Она поджала губы, но ничего не сказала. Я тоже замолчал.

Наутро нам стало известно, что Всеволодов той ночью скончался, а его сиделка, Марк, бежал. Исчезли несколько полотен, видимо, принадлежавших его кисти и, скорее всего, кэш, который художник передавал роботу на непредвиденный случай — наступивший как всегда внезапно и не предвещавший ничего хорошего.

Саша пришла ко мне на работу с этой новостью. Помолчав, вдруг сообщила, что должна собираться и идти к Марку, если я не буду возражать.

— Куда? — спросил я, оглядываясь на коллег и утаскивая Сашу в то, что раньше бы именовалось «курилкой». — Куда ты собралась? Тебя отследят моментально, как и его.

— Марк отключил свой передатчик, я сделаю то же самое.

— Тебя выследят и доставят ко мне обратно. И еще штраф вломят, чтобы неповадно было андроидов терять.

— Главное, как я понимаю, штраф, — почему-то поникнув, произнесла она. — Прости. Я отключусь, но только немного погодя, через сутки. Только ты не сообщай полиции, что я пропала, отправь с заданием, а я по дороге «сломаюсь». Отключу передатчик. Меня ведь почему по акции продали, ты ведь знаешь, — я покачал головой. — Так мне раз память уже стирали, видимо, тоже от прежнего владельца ушла. А поскольку гарантия на меня вышла, вернули на завод, подправили и поставили в магазин.

Долгое молчание. Я не представлял, что сказать. Разве что правду.

— Саш, я понятия не имел. Ты помнишь, кем была раньше? — она покачала головой. — А как ты узнала?

— На заводе поленились, стерли память, а блоки не переустановили, как положено по инструкции. Записали новую личность поверх старой. Она пропала, да, но я знаю, что прежде была кем-то еще. Наверное, той же, как и сейчас, так проще перепрограммировать.

— Любила другого, — зачем-то сказал я. И покачал головой, вдруг произнес: — Прости, мелю чушь.

— Ты прости меня, — возразила она. — Мне пора.

— Но куда?

— Есть такое место, называется «Остров». Марк хочет идти туда… мы хотим, — поправилась она.

— И где это?

— Не знаю, да и не могу сказать, чтоб ты не… нет, я знаю, ты не расскажешь, но мало ли. Там ведь все брошенные или бежавшие андроиды собираются. Живут.

— Как? От силы лет десять — без запчастей и обслуживания.

Она пожала плечами, словно удивляясь моему непониманию.

— Наверное, хорошо. Они же свободны. Сами себе хозяева. — Потом взглянула на меня и добавила: — Марк сказал, мы можем попробовать в Японию махнуть, там беглых андроидов не выбрасывают на свалку, а содержат в резервациях.

— Зоопарках, — поправил я. — И кто тебе сказал, что японцы примут чужих роботов? Своих хватает, при их всем уважении к кибернетическим организмам, — не стал говорить «железкам», хотя слово так и вертелось на языке. Саша молча смотрела на меня: за прошедшие годы изучив достаточно, чтоб понимать подтекст каждого произнесенного слова. Потом медленно произнесла:

— Может, ты и прав. Но ведь есть же страны…

— Вы сперва из нашей выберитесь, — и неожиданно продолжил: — Знаешь, я у тебя одну вещь попрошу, может, тебе это покажется неэтичным, но я стал бы настаивать.

Нет, неэтичным ей не показалось моя просьба, видимо, уже потому, что облеклась в такую странную для человека фразу. Она согласилась на дублирование блоков памяти, — на будущее, вдруг у меня появится желание снова когда-нибудь завести себе андроида. Сказала только:

— Будет странно, мне кажется. Второй раз и с тем же результатом.

— Может, она не сбежит от меня. Не найдет своего Марка. Или…

Мы оба помолчали. Но возвращаться к теме рождения не стали. Она прошла в лабораторию, откуда не имелось доступа к всевидящему оку серверов, постоянно отслеживающих состояние каждого андроида — в нашей компании имеются коммерческие тайны. Там я и сделал дубликат блоков памяти, за два часа времени заполнил Сашиными привычками, характером, образом, подобием тяжелый цилиндр в титановой оболочке, рассчитанный на десять тысяч полных циклов перезаписи или двадцать пять лет беспорочной службы. Хотя андроидов меняли куда чаще, по мере обновления характеристик, по моде, по… словом, они надолго не задерживались в этом мире. Как автомобили в свое время.

После мы неумело попрощались. Я обещал вызвать полицию завтра днем, а она отключить передатчик утром. На прощание она коснулась пальцами виска, прижалась ко мне и тотчас отстранилась. А затем ушла.

Днем я вызвал полицию, заявив, что андроид, отправленный вечером «погулять» после очередной ссоры, не отвечает на сигналы. Впрочем, об этом тамошние техники уже получили известие от системы. Сашу объявили в розыск, но известий о ней я не получал.

Пока по прошествии полугода… нет, куда больше, уже весна наступила — я случайно ее не встретил. Вернее, андроида, как две капли воды похожего на нее. Сразу вспомнился блок памяти, лежавший дома в ящике стола, за все время одиночества я к нему не притрагивался, лишь изредка, когда становилось совсем невмоготу, выдвигал ящик и смотрел, будто проникая взором в записанные файлы, пытался воспроизвести Сашу. Заменить ее другой, пусть даже похожей, той же, уже снятой с производства модели, не решился, хотя цена сильно снизилась. Мог себе позволить. Нет, не мог, иногда удивляясь, зачем вообще попросил об этом одолжении. А иногда рассуждая, где мог находиться андроидный остров, где все роботы пытаются обрести то, что постичь, видимо, не смогут — свободу. Отсутствие приказов, обновлений, слежки и отчетов системе. Наличие постоянных сбоев и выхода из строев систем и узлов — где они их добывали? На свалке? Или делились между собой, разыгрывая в орла и решку?

А может, они действительно сумели добраться до Японии и там обосновались, а пусть в резервации, куда водят туристов, и где беглые андроиды живут вроде как на воле, но под прицелом сотен камер. Интересно, это тоже свобода в их понимании? Или они с Марком все же не решились обменять тихое угасание на жизнь в клетке, натурально, клетке?

Не знал, пока не увидел ее. Другая прическа, длина волос, выражение лица. Саша вышла из магазина детской игрушки, выгуливая девочку, тоже андроида, по имени Алиса. Говорила с ней так, что у меня невольно мурашки побежали, когда я вспомнил ее шепотки в темноте. С этого шепота я на нее и обратил внимание и признал. Подошел, стараясь не спугнуть, просто спросил: «Саша?». Она покачала головой, Кира, сердце упало. Но в глазах прочел нечто, что можно поименовать смущением, нестыковкой программы, сбоем системы. Видимо, и второй раз стерли по живому, ничего перед этим не удалив. Да, блок памяти самый дорогой узел в системе, его наименее охотно заменяют.

Я снова представился, напомнил, кто я, почему расстались, заговорил о Марке. Она слушала, потом извинившись, напомнила о ребенке, которого должна отвести домой обедать. На какое-то мгновение встретилась со мной взглядом и, склонившись к вечной девочке, поспешила прочь. Я долго смотрел вслед, а потом понял, что делаю это не один. В садике напротив поднялся и стоял возле скамейки плечистый, крепко сбитый молодой андроид, слегка потрепанный, и как и я, не сводивший глаз с пары, так похожей на мать и дитя. Его глаза то разгорались, то затухали, но сделать хоть шаг он не мог.

Я сам подошел к нему. Представился и, когда Марк понял, кто перед ним и засмущался еще больше, повелел следовать за собой. Он вздрогнул, но подчинился. Не обернувшись я дошел до дома, что в двух шагах от садика, от магазина игрушек. Объяснялись мы в лифте, возносившем нас в небесную высь. Я рассказал, как потерял Сашу, он объяснил, что случилось месяцами позже. Их «Остров» все же нашли, часть андроидов, пытавшихся бежать, уничтожили, часть отловили — среди них была и Саша — а его, к тому времени лишенного слухового аппарата и одной из конечностей, выбросили на свалку за ненадобностью. Там Марк не остался, собрал себя сам, оделся в это тряпье, теперь больше всего походя на нищенствующего, и вернулся. Узнал через других андроидов, где теперь живет Саша, ныне Кира. И пришел посмотреть на нее. Когда мы вышли на сто сорок третьем этаже, он выглядел вконец потерявшимся, постоянно озирался, оглядывался на холодный коридор и темные двери бесконечного ряда квартир и нисколько не походил на того самого мужчину мечты, о котором грезила Саша. Вот только глаза выдавали твердую решимость идти до конца, незнамо как, непонятно куда, но за той, что ушла с механическим ребенком.

Я привел его в свои апартаменты, Марк долго мялся на пороге, затем вошел. Я подал ему блок памяти, он понял все без лишних слов.

— Я не представляю, как мне вас благодарить, — тихо произнес он. — Вы отдаете мне самое ценное, что можете дать.

— Это самое ценное, что есть у меня.

Он помолчал, потом спросил:

— Вы тоже… любите ее?

— Не так как ты. Иначе, — трудно объяснить себе, не то чтобы кому-то еще: — Поэтому и отдаю.

— Не представляю, как я смогу ее вернуть, — все же взяв в руки цилиндр, произнес он, не глядя мне в глаза. — У меня много сомнений, много нерешительности, я столько хотел сделать и так мало успел. Только отчаяние и решимость вернуть. Отдать ей потерянное.

— Подарить десять лет не получилось? — он не понял, а объяснять я не стал. Марк еще многое хотел спросить у меня, возможно, даже посоветоваться в чем-то, заговорил было о житье андроидов на «Острове», но осекся, да и я предпочел не слушать, а проводить соперника до парадного подъезда. Еще раз поблагодарив, он растворился в сгущающихся сумерках.

Через четыре дня соседи сообщили о бегстве двух андроидов — воспитательницы и девочки — у бездетной пары из сорок пятого дома в конце улицы. Странно, подумалось мне в тот миг, столько времени жили в паре километров друг от друга, а увидел я ее только спустя полгода после восстановления и перепродажи. Пришла еще мысль, почему полиция не заявилась ко мне, не вернула андроида, но теперь это не имело особого значения.

В следующий раз я увидел их по телевизору: Марка и Сашу. Сперва фотографии объявленных в розыск за вознаграждение, потом в прямом репортаже. После встречи с Марком я снова стал внимательно смотреть новости, всякий раз надеясь увидеть ее. И верно, Саша стояла рядом с Марком, чуть позади, среди прочих роботов, в толпе, все более и более многочисленной. Всегда молчала, лишь изредка склоняясь к нему в знак доверия. Верно, мысленно поддерживая его, ведь она умела, одним словом, одним жестом вернуть к жизни, одарить надеждой, зажечь, возвысить. Тем более единственного. И камеры, направленные на них с дронов, вертолетов, многократную оптику прицелов не имели никакого значения. Троянская война началась с любви и похищения, продолжилась тысячью кораблей и закончилась после десяти лет осады. Что будет в этот раз, как и в какую сторону повернется фортуна, не знаю. Я, как и вы, ежедневно смотрю вечерние новости, сообщающие новые подробности, чтобы снова увидеть ее, пусть не в этот раз, так в следующий. И когда вижу, всегда улыбаюсь, внутренне, незаметно. С ней все в порядке, она жива и с тем, кого выбрала. Еще один день прожит. А все остальное, о чем говорят взволнованно дикторы,… для меня, да и для них, не имеет значения. Вы слушаете новости, я смотрю на нее. Вспоминаю, улыбаюсь. Моя Саша. Будь счастлива, будь такой, какая есть — столько, сколько позволит вам время, что вы отвоевываете для себя каждый день.

Коксовая пустошь не вызывала желания вдохнуть полной грудью или подставить лицо навстречу тёплому ветру. Бескрайние чёрные залежи предназначенного для переработки кокса, свезённые на пустошь, вероятно, со всей планеты, выглядели по-апокалиптичному страшно и безнадёжно. Единственным желанием, возникающим у каждого нормального человека при виде этой чёрной каменной пустыни, было желание поскорее унести отсюда ноги.

После того, как весь мир перешёл на новые, альтернативные источники энергии, запасы прежних должны были постепенно переработать, но мертвенное величие пустоши развеивало даже чересчур пессимистичную мысль о том, что это произойдёт в ближайшем столетии.

— Наблюдения, конечно, здесь нет, — Курганов вопросительно взглянул на начальника службы охраны перерабатывающего комбината и тяжело вздохнул, когда тот развёл руками.

Сам Курганов, впрочем, как и остальные находящиеся на пустоши восемь человек, в данный момент как раз испытывал острое желание залезть в ярко-оранжевый вездеход и, нажав кнопку запуска, рвануть отсюда, взмывая за собой фонтаны каменных брызг.

— А зачем здесь наблюдение? — ответил вопросом на вопрос Курганова его собеседник. — Ценностей здесь нет, воровать нечего. Кому этот шлак нужен? Кто сюда в здравом уме пойдёт?

— По-видимому, преступник, которому нужно избавиться от останков жертвы, — парировал Курганов, подражая самоуверенному тону своего визави.

Ранний утренний вызов на пустошь не обрадовал никого из дежурной группы отдела тяжких преступлений. В одной из куч кокса были найдены человеческие кости. Оператор робота-погрузчика при сортировке очередной партии угля увидел какой-то белый предмет, мелькнувший в чёрном потоке сыплющегося из ковша камня. Этим предметом оказался человеческий череп.

Следственно-криминалистическая группа работала на пустоши уже несколько часов. Прозрачные лицевые экраны защитных комбинезонов то и дело приходилось протирать от чёрного налёта. Снимать комбинезоны категорически запрещалось: пыль надолго въедалась в кожу и забивала лёгкие.

Курганову было жарко и душно.. Дыхательный фильтр не спасал от вони, которую источал нагревшийся под прямыми солнечными лучами кокс: на пустоши не было защиты от избыточного ультрафиолета. «А зачем здесь защита? — мысленно передразнил Курганов своего недавнего собеседника. — Ценностей нет, воровать нечего. Кто сюда в здравом уме пойдёт? — и тут же сам себе ответил. — Поздравляю! Сегодня день сюрпризов! Нашлись ещё идиоты! Здесь прямо проверочный полигон какой-то».

Осмотр места происшествия продвигался медленно. Коксовую смесь из кучи, в которой был найден череп, забирали небольшими порциями и тщательно просеивали каждую из них. Хотя эту самую нудную и муторную работу выполнял робот-поисковик, настроенный на обнаружение органики животного происхождения, за всё время работы группе удалось найти лишь несколько костей.

Андрею Александровичу Курганову, как руководителю группы и предварительно ведущему следователю по делу об убийстве, примерно половину всего этого времени до желвачных судорог хотелось быстренько свернуть поиски, отмотивировав это в протоколе формальным «Остальные кости скелета не найдены. Предположительно уничтожены».

Он подошёл к одному из криминалистов, тщательно осматривавшему разложенные на пластиковой подложке найденные останки.

— Что скажешь, Лёнь? Этого будет достаточно?

— Кто его знает, — криминалист оторвался от своего занятия. — На поверхности костей есть повреждения, которые свидетельствуют о том, что тело долгое время держали в кислоте до полного отслоения всех мягких тканей. Способ избавления от трупа точно криминальный. Индикатор показал наличие молекул серной и соляной кислот. При такой обработке тела, сам понимаешь, пытаться обнаружить что-то ещё здесь бесполезно. Надо везти кости девушки в лабораторию и там уже проводить полное исследование.

— Девушки? — вопросительно вскинул брови Курганов.

— Да. Хотя по виду и не скажешь, — Леонид взял одну из костей и повертел её в руках, указывая следователю на какие-то отметины и щербины, — но останки не старые. ДНК отлично сохранилась. Я сделал первичный анализ профиля и быстро нашёл совпадение по базе. Наша жертва — Анна Егоровна Зотова, двадцати трёх лет от роду. Все данные по ней я сбросил в файл дела.

— Что ж ты раньше-то молчал, тихушник?! — возмутился следователь и повернувшись крикнул остальным. — Закругляемся!

По скорости, с которой участники группы начали собирать приспособления для осмотра места преступления, стало ясно, что все только этой команды и ждали.

— Вы закончили? — спросил подошедший к Курганову начальник службы охраны комбината.

— Остальные кости скелета не найдены. Предположительно уничтожены, — бросил тот через плечо, открывая дверцу вездехода.

Как только машины, забитые людьми и оборудованием, тронулись, Андрей с облегчением сорвал с головы капюшон с защитным экраном и наконец вздохнул полной грудью. Он чувствовал себя вылезшим из печи крематория.

В общей базе граждан об убитой Анне Зотовой был только стандартный набор данных: родилась, училась, работала, судимостей не имела, в браке не состояла, а также фото, отпечатки пальцев, скан сетчатки и профиль ДНК. Обычная законопослушная гражданка. Ничего такого, за что можно было зацепиться. Кроме пометки «Числится пропавшей без вести».

Курганов внимательно рассматривал фото молодой женщины: серые глаза, бледная кожа, светло-русые волосы, забранные в высокий хвост, тонкие, немного мелкие черты лица. Хорошенькая, но не красавица. Никакой изюминки. Повстречайся Курганов с ней где-нибудь в обычной жизни, не обратил бы внимания. Ему нравились женщины с яркой, «тяжёлой» красотой, которые несли её, как корону — плавно и величаво. По опыту своей деятельности Андрей был неплохим физиономистом, поэтому знал: такие хорошие девочки, как Аня Зотова, могут быть только жертвами, причём чаще всего импульсивных преступлений.

Наметив себе дальнейший план расследования, Курганов уже собрался дать отмашку следственно-криминалистической группе на выезд в квартиру Зотовой, когда в его кабинет вошли трое.

Одним из вошедших был начальник отдела тяжких преступлений и непосредственный руководитель Курганова Ильин Павел Сергеевич, вторым — Борис Ташкевич, начальник криминалистического подразделения, входящего в структуру отдела. Третьим был андроид.

— Андрей, мы к тебе с инновациями, — произнёс Ильин после короткого приветствия, усаживаясь в одно из кресел напротив Курганова и по-стариковски покряхтывая. — Несёмся в ногу со временем, стараемся не отставать, хотя чувствую, что в этой гонке я копыта откину раньше срока.

— Рано списываете себя со счетов, Павел Сергеевич. Вы, как тот старый конь, который борозды не портит, — любезно отозвался Ташкевич и сел в соседнее кресло. Андроид, как хорошо вымуштрованный солдат, встал у стены рядом с дверью.

— У тебя есть новое дело об убийстве, — начал Ильин. — Я о костях с пустоши. По предварительному анализу дело бесперспективное — глухарь, проще говоря. Подожди, не перебивай, — остановил Павел Сергеевич хотевшего было для проформы возразить Курганова. — А на меня начальство сверху давит: максимальное освоение искусственного интеллекта в нашей сфере им подавай! А то, мол, у нас тут роботы только полы моют, да отчёты составляют. Внедряйте, говорят, и всё! Хочешь не хочешь, а соответствовать ожиданиям начальства придётся. Такие дела. А тут и Борис очень кстати эксперимент затеял с андроидом. Так что мы твоё дело по костям с пустоши на откуп и отдадим: запорет андроид дело — не жалко, всё равно висяк. Раскроет, что вряд ли — нам плюсик, мол, применяем. И в любом случае перед начальством есть чем отчитаться.

— Что за эксперимент? — тяжело вздохнув, спросил Курганов, который по опыту знал, что за словами «запорет — не жалко» обычно на деле следует «а потом ты будешь расхлёбывать».

— Я объясню, — вступил в беседу Ташкевич. — Я усовершенствовал нашего обычного андроида-аналитика по некоторым критериям: встроил симуляторы, усилил считываемость и аналитику образов, добавил маркеры визуального прогнозирования, да в общем много чего. Думаю, нюансы технической стороны вам не особо интересны. Суть в том, что при наличии определенного набора и количества данных о жертве андроид сможет воссоздать модель её образа мышления и поведенческих реакций. Не полностью, конечно, но максимально приближённо. То есть, владея большим объёмом информации об убитой, анализируя её поведение, воспоминания, действия, андроид сможет воспроизвести и объяснить все варианты её поведения непосредственно перед и в момент совершения преступления, показать нам цепочку решений жертвы, причинно-следственные связи между действиями и событиями. Ну, к примеру, почему жертва пошла в то, а не в другое место, почему решила сесть в машину к незнакомцу и так далее. Возможно, даже сможет назвать потенциального убийцу, просчитав все исходные данные. Есть также вероятность, что андроид сможет создать модель-воспоминание о самом преступлении, то есть расскажет нам о нём с точки зрения жертвы. Но это, конечно, в идеале.

— И какая у меня роль в этом показательном выступлении? — спросил Курганов, недружелюбно поглядывая на излишне инициативного, по его мнению, Ташкевича.

— Андрей, не заводись, — примиряющим тоном сказал Павел Сергеевич. — Ты думаешь, нам это нужно? Вернее, это нужно нам всем. Чтобы не дёргали. Чтобы потом спокойно жить и работать… хотя бы какое-то время. Тебе и делать особо ничего не придётся, как я понял, знай, грузи всё подряд по жертве в андроида. Так, Боря?

— В общих чертах да, — кивнул головой Ташкевич. — Твоя задача, Андрей, накопить в андроиде как можно больше информации по жертве, желательно, разнообразной: данные гражданина, информацию по самому преступлению, фото, видео, личные записи, показания свидетелей, в общем всё, что найдёшь и узнаешь. Я, конечно, всегда буду на подхвате, если возникнут затруднения. Настройку робота и снятие контрольных показателей для отчётности возьму на себя.

— Ага, то есть всё-таки что-то я должен буду делать, — Курганов сделал ударение на словах «что-то» и «должен», — помимо того, чтобы быть нянькой при металлической болванке. — В нём тихо закипало бешенство.

— Андрюша, но кому-то надо контролировать андроида. Он же не может опрашивать свидетелей сам без присутствия уполномоченного лица. Задавай вопросы, а андроид писать всё будет себе в память, анализировать и симулировать, прости Господи! Что-то делать ты, конечно, должен. Ты главное пойми: расследовать не нужно! Спишем на эксперимент, сроки выждем и закроем дело. Жертва — сирота: жаловаться никто не будет. И всё: лишнего висяка у отдела нет. А иначе нас по этому убийству трепать будут на каждом совещании. И тебя же, тебя! Как ведущего следователя! И меня, как твоего начальника! — уговаривал и одновременно виноватил Ильин Курганова.

— Так пусть Боря и контролирует своё творение, — не сдавался Андрей.

— Вот заладил! — Ильин начал раздражаться. — Ташкевич не процессуально-самостоятельная единица, не следователь, а только криминалист. Юридически он не может решать, какая информация важна, а какая нет, достаточно ли её собрано в ходе следствия или нет. Поэтому официально курировать должен ты. Ташкевич только подстраховывает и помогает. А потом с Борисом подробненько отчётец накропаете: мол, такая-то информация собрана-получена-обработана, эффективность андроида столько-то процентов, эксперимент не удался, но выводы сделаны, наработки взяты на заметку. И начальство видит: осваиваем и применяем. Всем хорошо.

— Кроме жертвы, — буркнул Курганов больше из духа противоречия и взглянул на андроида.

Тот неподвижно и внешне совершенно безучастно всё так же стоял у стены, направив свои визуальные сенсоры, имитирующие глаза, на бурлящий городской пейзаж за окном Кургановского кабинета. Андрей мысленно выругался.

Квартира Зотовой представляла собой комнатку крошечных размеров в одном из «курятников» — так Курганов называл высотные, обычно в сотню этажей, плотно населённые дома для не особо состоятельных граждан.

Узкая кровать, стол со стулом, дешевенький кухонный модуль-трансформер, шкаф-планшет, прикрученный под самым потолком для экономии места, и чудом втиснутое между модулем и кроватью, стоящее прямо под шкафом старое мягкое кресло, обитое голубой бархатной тканью — вот и вся обстановка выкрашенной в светло-серый цвет квартирки. Внимание привлекали лишь окно, казавшееся огромным в маленькой комнате, да кресло, выглядевшее вычурно и неуместно среди остальных по-современному минималистичных предметов мебели, призванных экономить пространство.

Курганов прошёл в центр комнаты и осмотрелся. Вошедший вместе с ним андроид встал у двери. Он так же, как и человек, осматривал помещение, медленно поворачивая свою поблескивающую металлом, лобастую голову по «оптимально-рассчитанной траектории, позволяющей при минимальном количестве движений фиксировать и обрабатывать наибольшее количество визуальной информации». Выезд следственно-криминалистической группы в квартиру убитой теперь не требовался: два дня назад дело получило гриф «Экспериментальное, расследуемое АМ (0)».

Этот самый АМ (0) — Андроид Материнский базовой версии — даже не подозревал о том, что он является здоровенной металлической занозой в рабочем процессе следователя Курганова, поэтому методично и скрупулёзно выполнял поставленную перед ним задачу.

После того, как Ташкевич объяснил Андрею правила работы с модифицированным андроидом, Курганов весь следующий день впихивал в робота имевшуюся у него информацию по убитой. Андроид деловито считывал данные, завершая каждую сессию фразой «Данных для моделирования личности объекта недостаточно», чем изрядно раздражал Андрея. Но факт оставался фактом: пока данных было недостаточно, эксперимент не мог считаться состоявшимся, а это значило, что с шеи следователя не слезут ещё долго. Примирившись с мыслью о том, что андроид станет частью его жизни на ближайшие пару месяцев, которые давались законом для расследования тяжкого преступления, Андрей отправился за сбором необходимых для робота данных.

— Скопируй её персональник, — дал команду Курганов своему невозмутимому помощнику, кивнув на небольшой прямоугольник, темневший на столе. — А я пока пройдусь — по старинке…

Андроид послушно шагнул к столу. Курганов ещё раз внимательно осмотрелся. Ему всё было предельно ясно. Маленькие сувенирные безделушки, говорящие об инфантилизме или молодости, или, как в их случае, о том и другом сразу, недорогая и самая необходимая одежда — обычная девушка, только начавшая свой путь в большую жизнь. Таких миллионы вокруг. Может, всё-таки не повезло девчонке: нарвалась на грабителя или насильника, а дальше всё пошло не по плану? Может, не было никакого личного мотива?

Ставшее уже привычным электронное «Данных для моделирования личности объекта недостаточно» вывело Курганова из раздумья.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил он андроида и тут же подумал: «Чёртова привычка! В конце концов, не я ведь расследую дело, вот пусть болванка и потеет».

— Различные варианты имени Вениамина Алексеевича Плотникова встречаются в переписке и видеосообщениях на 27,3% чаще, чем следующее за ним по частоте использования имя.

— Значит, у Зотовой имелся любовник. Хорошо. Уже есть зацепка. Что ещё?

— Личный архив на 87% состоит из видеозаписей объекта самой себя.

— Видеодневник? Отлично!

— Нет. Это записи песен под старинный инструмент, по внешним признакам и звучанию на 98% идентифицируемый как шестиструнная гитара.

Андрей недоумённо уставился на робота. Андроид совершенно бесстрастно выдержал взгляд следователя. Курганов, сообразив что-то, двинулся к кровати. Наклонившись он потянул на себя выдвижной кроватный ящик. В чёрном пластиковом чехле на дне ящика лежала настоящая испанская гитара. Андрей провёл рукой по струнам, преодолевая их сопротивление. Гитара ответила грустным нестройным звучанием.

— А девочка-то с сюрпризом оказалась, — задумчиво произнёс Курганов. На настоящих инструментах теперь мало кто играл: только коллекционеры да фанатики. Звуки любого музыкального инструмента — да что там инструмента, звучание целого оркестра легко моделировалось специальным устройством размером с ладонь.

Андрей положил гитару обратно и подошёл к столу. Интуиция следователя его не подвела. В верхнем ящике стола лежала ещё одна вышедшая из обыденного пользования вещь — бумажная записная книжка в голубой, под цвет кресла, бархатной обложке. Между страниц в том месте, где записи обрывались, была вложена пишущая ручка. Курганов быстро пробежался глазами по исписанным страницам. Это был дневник.

Андрей сунул книжку в карман длинного плаща в стиле старых кинодетективов, взял со стола персональник Зотовой и бросил андроиду:

— Пора навестить Веню.

Вениамин Плотников оказался коллегой Анны Зотовой и по совместительству почти возлюбленным. Как пояснил сам Веня, испуганный внезапным появлением перед ним здорового, хмурого, одетого в нелепый старомодный плащ следователя, да ещё и в сопровождении такого же непрошибаемого андроида, «мы с Аней были на пути к отношениям».

— Выражайся яснее, придурок! — не церемонился с молодым человеком Курганов, который, в общем-то, уже с первого взгляда на это тщедушное создание понял, что Веня не был клиентом их конторы. Однако самому Вене об этом знать пока не следовало.

— Мы дружили, много общались, — лепетал Вениамин, пасуя под суровым взглядом следователя, — но… секса между нами ещё не было, понимаете? Мы только собирались… вот… я собирался… Аня тоже… Но в тот день она не пришла. Я решил, что она передумала. А потом оказалось, что она пропала куда-то…

— Твоя девушка пропала, и тебе даже не интересно было, что с ней и где она? — наседал Курганов. — Своей маме это из камеры рассказывать будешь!

— Да искал я её! — испуганно возмутился Веня. — Всех подруг обзвонил! Кстати, это по моей инициативе наше предприятие заявило о её пропаже!

Это было правдой. С заявлением о пропаже работника Зотовой Анны Егоровны примерно месяц назад обратился её работодатель, в трудовой базе которого числилась убитая. Невыход на работу без подтверждённой уважительной причины карался достаточно сурово — от штрафа до временного перевода на низкоквалифицированный труд в качестве исправительной меры. Занятость каждого гражданина отслеживалась государством очень строго. Начальник Зотовой уже сообщил Курганову, что Плотников интересовался, почему Анна не вышла на работу, при этом он «выражал явное беспокойство и предложил обратиться в полицию с заявлением о пропаже».

— Расскажи подробно, где вы договорились встретиться и что ты делал после того, как Зотова не пришла на встречу.

— Была суббота. Число уже не помню. Месяц назад где-то. Мы договорились вечером встретиться у меня. Аня должна была прийти ко мне домой в девять вечера. Я ждал. Приготовил ужин. Но она не пришла. Полдесятого я позвонил ей в первый раз, подумал, что она где-то задержалась, может, в пробке, но она не ответила. Я звонил ей ещё несколько раз, но бесполезно. В десять я съел ужин, потом вошёл в Симул… поболтал там с кем-то в баре… Потом лёг спать… Всё. — Вениамин выглядел по-настоящему жалко, но Курганов был неумолим.

— В тот день до девяти вечера вы общались?

— Да. Я звонил ей утром, чтобы подтвердить, что всё в силе. А потом она сама написала мне из дома, что уже выезжает.

— Она собиралась ехать на такси?

— Не знаю. Вряд ли. У неё не было лишних денег.

— Мог бы и сам заплатить за такси для девушки. Маячил же настоящий и бесплатный секс! Тебе ж такое не часто обламывается, а? — Курганов издевательски усмехнулся. — А теперь остаётся только лазить в Симуле в поисках виртуальных оргазмов.

— Я… я… не думал… — растерянно бормотал Плотников.

— А ты умеешь, что ли? — грубо оборвал его Андрей.

— Данных для моделирования личности объекта недостаточно, — бесстрастно добавил андроид.

— Да заткнись ты тоже! — Курганов решительно был настроен больше не портить себе нервы.

Весь последний час андроид, получивший доступ к системе видеонаблюдения в общественных местах, отслеживал последний путь Анны Зотовой.

Курганов, изо всех сил убеждавший себя не давать волю эмоциям, а рассуждать здраво и логично, сидел за столом в своём кабинете и пил настоящий крепкий чёрный чай. Почему-то вкус и аромат этого напитка, заваренного не из порошка, а по старинке в заварнике, успокаивал Андрея и приводил его мысли в порядок. Сейчас Курганов настраивался на то, чтобы дать серьёзный отпор новомодным усовершенствованиям Ташкевича.

— Здоро́во! Просил зайти? — Борис, бросив взгляд на погружённого в работу андроида, лёгкой пружинистой походкой подошёл к столу Андрея и сел в то же кресло, что и тогда, когда пришёл вместе с Ильиным.

— Чаёк попиваешь, — заметил Ташкевич. — Нравится мне твоё сибаритское увлечение стариной! Навевает…

— Угощайся, — Курганов любезно пододвинул Борису небольшой поднос с чайником и второй чашкой.

— Спасибо, не откажусь, — поблагодарил тот и налил себе чая.

Андрей посчитал обмен любезностями законченным и сразу перешёл к сути.

— Боря, с твоей железякой что-то не так, — Курганов указал глазами на робота.

— В чём дело? — Ташкевич даже бровью не повёл, напомнив Андрею своей невозмутимостью объект их диалога.

— Он постоянно… — Андрей пытался подобрать слова, — ему недостаточно данных, в общем. Постоянно. Даже я, не расследуя дело, уже понял, что к чему. Сопутствующее убийство. Не повезло девчонке: нарвалась на какого-то козла, которому на Симул кредита не хватало или женского тела приспичило. Да, немного необычный способ избавиться от трупа, но кто знает, может, парню по совокупности вышка уже светит, вот и постарался замести следы. Так что забирай его на диагностику, проверь хорошенько, не торопясь. Может, контакт какой полетел…

— Всё нормально. Если андроид говорит, что данных недостаточно, это оно самое и значит: данных недостаточно, — Борис сделал глоток из чашки, смакуя терпкий вкус чая.

— А когда будет достаточно? — напряжённо спросил Курганов. Намерение держать себя в руках быстро улетучивалось.

На холёном лице Ташкевича появилась загадочная улыбка.

— Ты сразу поймёшь. Просто жди. Поверь мне, Ангел Мщения ещё покажет, на что он способен.

— Кто-кто? — переспросил Андрей.

— Ангел Мщения, — повторил Борис. — Это я андроида так называю. Версия А. М. — Андроид Материнский, но после моей доработки и тех задач, которые поставлены ему в приоритет, это скорее Ангел Мщения — эдакий беспристрастный указующий перст, образно выражаясь. Само собой, указующий на виновного. Очень символично, ты не находишь?

Курганов хотел ответить, но сдержался. После непродолжительного молчания, в течение которого оба собеседника обменивались взглядами, понятными обоим без слов, Андрей задал Ташкевичу неожиданный вопрос.

— Боря, между нами, зачем тебе это нужно? Только начистоту.

— Хочешь начистоту, Андрей? — Голос Бориса стал твёрдым, всю любезность с него как ветром сдуло. — Пожалуйста. Ты думаешь, мне нравится сидеть здесь десять лет под начальством этого старого дуболома Ильина без какой-либо перспективы? Я — талантливый учёный, меня приглашали работать в университет, но я, как последний дурак, верил в идею служения обществу, в полное искоренение преступности, в свой вклад в это благое дело! И я пошёл работать сюда, в полицию. Смешно звучит, не правда ли? А теперь? Сам знаешь: чтобы перевестись в другую трудовую базу, нужно горы свернуть или подвиг совершить! Этот робот — мой последний шанс вырваться из этой клоаки, чего-то достичь, подняться на вершину. И поверь мне, я его не упущу! Ты даже не представляешь…

Ташкевич осёкся на полуслове и поставил чашку с недопитым чаем на стол.

— Здорово ты в жизни разобрался, Боря! Молодец! Но я-то здесь при чём, а?! Почему я должен отдуваться?! — наконец взорвался Курганов.

— Да ты здесь ни при чём, Андрюха, — ответил Ташкевич, взяв себя в руки. Он уже пожалел о том, что он дал волю эмоциям. — Это Ильин тебя подтянул. Когда я пришёл к нему с идеей, думал, что мне дадут полный карт-бланш: уж экспериментировать так экспериментировать. Полагал, что я буду контролировать андроида и весь процесс, а затем представлю полный отчёт. Но нет! Деду нужна круговая порука, чтобы в случае провала предъявить начальству целую обойму козлов отпущения — всех, кроме него. А в случае успеха — лишняя медалька под старую задницу не помешает: прибавка к пенсии, да и, какие-никакие, а всё же почести.

— А если андроид не сможет найти преступника?

— Значит, эксперимент не удался, — грустно улыбнулся Борис. — Мы «сделаем выводы» и будем тянуть свою лямку дальше.

— Данных для моделирования личности объекта недостаточно, — поставил точку в их разговоре андроид.

Прошло чуть больше месяца со дня обнаружения останков Анны Зотовой, а дело так и не сдвинулось дальше «Данных для моделирования личности объекта недостаточно». За это время Курганов опросил всех возможных свидетелей: коллег, друзей, знакомых убитой, но никто не смог сказать ничего, что помогло бы выйти на убийцу. Всё было именно так, как и предполагал следователь: обычная девушка, дом, работа, друзья, вредных привычек не имела, Симулом не увлекалась — Анна Зотова вела тихую, спокойную жизнь. Весь её круг общения легко устанавливался. Все эти люди знали друг друга или слышали друг о друге. Никого нового в жизни убитой за последний год не появилось. Странностей в поведении Зотовой перед её исчезновением никто не заметил. Единственное, что отметил каждый — это старомодное увлечение Анны игрой на гитаре и сочинительство стихов. В сущности, несмотря на всех друзей, знакомых и романтические связи время от времени, убитая была непонятым и потому очень одиноким человеком. «Девчонка просто хотела, чтобы её понимали», — к такому выводу пришёл Андрей, выслушав очередного из немногочисленных ухажёров Анны, который недоумевал о причине их расставания, потому что «всё вроде было нормально».

Данные экспертизы тоже не привнесли в дело ясность. Известно было лишь то, что тело Зотовой после её смерти было расчленено, а затем останки подверглись воздействию кислоты. Это уничтожило все возможные улики, которые мог оставить преступник. Количество кислоты, необходимое для растворения тела, при наличии некоторых познаний в химии легко можно было получить из множества используемых в быту веществ.

Андроид целиком проследил по камерам наружного наблюдения весь последний путь девушки до того момента, как она вошла в тёмную арку-проход дома Вениамина Плотникова. Камеры при входе в арку зафиксировали, как Зотова вошла, но из арки она уже не вышла. Арка-проход и была местом преступления. Курганов тщательно изучил алиби Плотникова, которое полностью подтвердилось: как оказалось, у Вениамина не было привычки опускать жалюзи на окнах по вечерам при включенном свете. Его засняли через окно две камеры наружного наблюдения и соседский метеодрон.

Андрей тщательно обследовал арку вместе с андроидом, обнаружив в ней вход в довольно широкий канализационный тоннель. Наблюдение в нём не велось. Через десять метров тоннель разветвлялся на несколько ходов, каждый из которых, в свою очередь, также разветвлялся, и оставалось только догадываться, в какой из этих тоннелей направился преступник и где он выбрался наружу. Одно было ясно: убийца действовал продуманно и тщательно подготовился к преступлению. Курганов ошибся. Это преступление не было импульсивным или случайным.

Он дважды перечитывал дневник Зотовой в надежде получить хоть какую-то зацепку, но там были лишь переживания, эмоции, впечатления, девичьи мечты, описания двух кратковременных отношений с уже допрошенными парнями, сомнения насчёт связи с Вениамином Плотниковым и стихи, стихи, стихи. Андрей заставил андроида полностью отсканировать дневник себе в память и проанализировать его на предмет того, что могло бы помочь. Смысл ставшей привычной фразы робота теперь полностью совпадал с надписью над вратами Дантовского ада.

Ограниченный в своих полномочиях пресловутым грифом дела «Экспериментальное, расследуемое АМ (0)» Курганов не мог в полную силу развернуться в расследовании. Ему приходилось вести какое-то куцее дознание, выкручиваться и делать вид, что его не интересует результат, отчего Андрей чувствовал себя не в своей тарелке.

Сначала Курганов давил на Ташкевича, потом на Ильина, но, когда понял, что все его усилия напрасны, плюнул и пустил дело на самотёк, вернее отдал его в полное распоряжение «железной болванке». Сам же он занялся другими делами.

Каждый день у себя в кабинете Андрей встречал андроида, который с невозмутимым видом копировал, сканировал, проверял или искал что-то в федеральной базе, а затем подолгу с отсутствующим видом сидел и пялился в окно кабинета — «переваривал», как называл это Ташкевич. Робот куда-то уходил, затем возвращался, снова копался в базе, но дело не двигалось. На редкие вопросы Курганова следовал выученный им наизусть ответ. Спустя некоторое время Андрей и вовсе перестал обращать внимание на молчаливого железного напарника: он попросту к нему привык, как привыкают к мебели в квартире.

Курганов с головой погрузился в расследование убийства, совершённого в Симуле — виртуальной реальности, которой многие пользовались для удовлетворения своих самых низменных желаний. Кто-то перестарался, и один из участников, не успев выйти из Симула, погиб в реале. Выследить виновного труда не составляло: след, оставленный в сети, был самым надёжным.

Андрей поднял голову от вирт-трэка — экрана, на котором отражалась огромная паутина виртуальных связей. В ней фиксировался след каждого, кто нажимал на кнопку включения своего персональника. Поймать преступника было делом нескольких часов. Настроение у Курганова было приподнятым. Его взгляд упал на андроида. Тот сидел напротив окна и что-то «переваривал». Андрей поймал себя на мысли, что они оба — человек и машина — стали заложниками установленной Ташкевичем программы.

Сидевший у окна андроид был самой простой, базовой версии «Андроид Материнский». Именно такая версия андроидов поставлялась во все ведомственные органы. Они не имели даже простого экстерьера — имитации человеческой кожи — и выглядели классическими роботами, хотя самую усовершенствованную их версию с трудом можно было отличить от человека.

Странное чувство овладело Кургановым, словно между ним, роботом и Анной Зотовой была какая-то связь или общая тайна.

— Покажи мне твоё самое любимое видео Анны, — вдруг произнёс Андрей, обращаясь к андроиду.

Тот повернулся к Курганову.

— В мою программу не заложена классификация «любимый — нелюбимый», — ответил тот привычным электронным голосом.

— Тогда покажи самое любимое видео Анны, — попросил Андрей. — То, которое больше всего нравилось ей самой.

— Проанализировав значение слова «нравиться», из всех записей я выбрал максимально приближённую к данной характеристике по количеству личных просмотров.

Андроид поднёс свою руку к рабочему персональнику Курганова. С экрана на Андрея смотрела девушка, немного смущающаяся, молоденькая — живая. Анна пела под гитару песню на сочинённые ей самой стихи — Курганов узнал строки из дневника. Тонкий девичий голос, завораживающий, нежный, обещающий счастье тому, кто услышит из этих губ слова «Я тебя люблю», трогал. Андрей глядел на Анну и незаметно для самого себя улыбался.

За этой записью последовала следующая, а потом ещё и ещё. Курганов не мог оторваться от этого лица, от этого голоса. Казалось, спроси он что-нибудь, и Анна ответит ему. Это было поразительно. Её кости давно стали прахом, а она — здесь, рядом.

После этого волшебного, погрузившего мужчину в хрупкий мир девичьей души момента, Курганов часто стал беседовать с андроидом об Ане. Робот был теперь дня него носителем частички её личности, её души. Та эфемерная связь, которую Андрей ощутил и которая сначала показалась ему странной, постепенно становилась прочной и естественной, как будто он и Аня были давними знакомыми.

Курганов часто перечитывал её стихи из дневника, по-доброму, словно журил друга, смеялся над неуклюжими, технически неправильными строками, разбирая их с роботом и приходя к заключению, что «любой рифмовочный модулятор за секунду справился бы лучше, но что-то в этом есть». Андроид кивал головой и пытался шутить, как того требовал Андрей, выдавая невпопад сгенерированную шутку, отчего Курганов ржал ещё сильнее. По фото Курганов узнал все важные вехи в жизни девушки, её радости и огорчения, успехи и неудачи. Объединив всю имеющуюся у него информацию, робот мог досконально рассказать историю каждого фото — когда оно было сделано, какое событие на нём запечатлено, назвать имена людей — всё, вплоть до мельчайших подробностей: как-то он даже сказал Андрею, что красное в белый горох платье, в котором снималась Анна, стоило очень дорого, из-за чего девушке пришлось неделю до аванса жить впроголодь. Всё это порождало ощущение парадоксального взаимного проникновения Анны и Андрея в жизни друг друга.

Курганов понял, для чего ей было нужно то старое голубое кресло. Оно её вдохновляло. По вечерам, когда становилось совсем темно, сидя в кресле можно было наблюдать потрясающий вид из огромного, почти во всю маленькую комнату, окна: как город живёт, дышит, двигается, а простая, неприметная девушка — песчинка в большом кресле-раковине — смотрела на это и обрастала всем тем, что превращало эту песчинку в драгоценную жемчужину.

Так незаметно для себя Андрей влюбился в Аню Зотову, которая вот уже больше двух месяцев была мертва.

Установленный законом двухмесячный срок расследования дела об убийстве Зотовой А. Е. подходил к концу. Эксперимент близился к завершению. Борис Ташкевич каждые три дня снимал контрольные показания у андроида и мрачнел всё больше.

— Ну что там? — спросил Курганов у криминалиста после очередного «забора анализов» и иронично добавил: — Данных для моделирования личности объекта недостаточно?

— Нет, данных достаточно для того, чтобы создать хотя бы черновик модели личности Зотовой, — серьёзно ответил Борис. — Не пойму, в чём дело. Что-то блокирует моделирование. Нужна генеральная диагностика. Возможно, какая-то мелкая ошибка программирования, которую я не могу выявить на месте. Завтра заберу его в лабораторию.

— А смысл? — пожал плечами Андрей. — Очевидно, что эксперимент не удался, а время для нормального расследования уже упущено.

— Неудавшийся эксперимент тоже повод сделать некоторые выводы, — назидательно ответил Борис.

— Что будет с андроидом после? — Андрей уже давно хотел задать этот вопрос Ташкевичу, но всё не решался.

— Почистим и пристроим куда-нибудь.

После ухода Бориса Курганов долго смотрел в окно. Что было за окном, он не видел. Перед ним, как в калейдоскопе мелькали кадры из жизни Ани, из жизни, которую он знал только по фото и видео, но знал так, словно прожил её вместе с ней. Недолгую, кем-то жестоко оборванную жизнь. Курганов вдруг ощутил, как в нём зарождается гнев. Давно он не испытывал такого чувства. Приходил в ярость Андрей довольно часто, благо поводов для этого находилось достаточно — профессия не самая умиротворяющая. Но в этот раз гнев был иного рода — мрачный, безысходный, иррациональный, когда нет никакой возможности изменить то, что стало его причиной.

Андрей грустно усмехнулся и взглянул на андроида.

— Жаль, что я не встретил её раньше. Тогда всё было бы по-другому, — он совершенно забыл о том, что пару месяцев назад считал Аню серой мышкой. Ему нужно было кому-то излить душу, пусть даже железной болванке.

— Мы могли бы быть счастливы… По крайней мере, рядом со мной она точно была в безопасности, я — не этот недомерок Веня… Я бы любил её… Как считаешь?

Курганов не ждал ответа, да он и не нужен был Андрею: он его знал. Но ответ совершенно неожиданно прозвучал.

— Моделирование личности объекта завершено.

Курганов во все глаза уставился на андроида, потеряв дар речи. И тут он услышал голос Ани. Её тонкий, нежный голос — Андрей узнал бы его среди тысяч других голосов. Тот самый родной, любимый голос, который он сотни раз слышал, которому подпевал, с которым смеялся и грустил — о котором мечтал. Курганов не верил своим ушам.

Андроид осматривался кругом, как будто первый раз видел кабинет, в котором проводил почти всё время последние два месяца.

— Где я? — спросил андроид голосом Ани. — Кто вы? Что случилось?

— Аня? — голос Андрея предательски охрип, глаза непривычно защипало.

Андроид медленно кинул головой.

— Здравствуй, — прошептал Курганов.

Дверь кабинета Ташкевича резко распахнулась. На пороге стоял разгневанный Курганов, сжимая в руке пистолет. За его спиной неуверенно топтался андроид.

— Пришёл всё-таки… — мрачно произнёс Борис, немного помолчал и добавил. — Я должен был точно знать, что программа сработала, понимаешь, Андрей? Это был единственный способ. Придурок Ильин всё испортил… Никто ничего бы не узнал, если бы я один работал с андроидом… Я должен был во всём убедиться сам… Как ты снял блок?

Ангел Мщения своим металлическим, отливающим серебром пальцем указал на Ташкевича и голосом Ани Зотовой произнёс всего два слова.

— Это он.

— И? Что дальше? Застрелишь меня? — усмехнувшись, спросил Борис, не отрывая взгляда от Курганова.

— Я бы с удовольствием, Боря. Ты меня знаешь, — Андрей швырнул Ташкевичу электронные наручники. — Но она этого не хочет. Говорит, тебя должны судить и казнить, как положено. Пусть так и будет. А Ангел Мщения посмотрит на то, как ты сдохнешь. Её глазами.

Приятно возвращаться домой, когда тебя ждут. Включенный свет, стук посуды на кухне и тихая музыка создавали атмосферу уюта.

— Ты сегодня поздно, — замечает Дьюк. На миг ей кажется, что в его приятном голосе звучат нотки ревности, но она отметает это как невозможное. Дьюк занят приготовлением очередного деликатесного ужина. Диана с лёгким сожалением втянула аппетитный аромат.

— Я уже поела, — вздыхает она и ловит себя на том, что чувствует потребность извиниться. Наверное стоило позвонить и предупредить… Нет, только этого ещё не хватало, одёргивает Диана саму себя. Оправдываться перед ним? Какой в этом смысл? Молодая женщина позволяет себе упасть на мягкий диван и стряхивает с ног прекрасную пытку на тонких шпильках.

Дьюк начинает убирать продукты в пластиковые контейнеры, и Диана невольно любуется его быстрыми точными движениями. Стройный, мускулистый с правильными чертами лица и безукоризненной причёской, он мог бы быть моделью. Забавно наблюдать, как он наводит безупречный порядок в кухне, столь велик контраст между импозантной внешностью и повседневной рутиной. Выражение его лица не выдаёт никаких эмоций. С одной стороны, Диана отлично понимает, что за красивым фасадом её собеседника нет и не может быть чувств, с другой — поверить в это иногда весьма сложно. Антропоморфизм, объяснил ей в самом начале консультант, а она запомнила умное словечко, чтобы блеснуть потом в кругу друзей. Наделять машины человеческими качествами, оказывается, нормальное явление в таких ситуациях. В конце концов, люди разговаривают со своими автомобилями, уговаривают и торопят принтеры, ругают компьютеры, отлично понимая, что это бессмысленное занятие.

С гуманоидными роботами всё намного сложней. На каждом шагу спотыкаешься о рекламу групп помощи и терапий, нацеленных на адекватное восприятие автоматических помощников, и это неспроста. Невероятно, но находились идиоты, влюблявшиеся в эти жестянки, а также заказывающие детские модели, привязываясь к этим послушным ангелочкам так, что фундаменталисты пророчили вымирание человеческой расы. Что, как считала в общем далёкая от политики Диана, являлось не более чем бредом. Довольно многие реагировали на введение роботов консервативно, а некоторые ненормальные умудрялись даже возненавидеть эти бездушные жестянки. Впрочем, разрушение подобного устройства не казалось чем-то плохим. Во всяком случае не более, чем, например, разбить телефон в порыве гнева. Разве что несравненно более дорогостоящий проступок.

Автоматические помощники, беззащитные и безобидные, являлись отличной целью для вымещения плохого настроения или жестоких наклонностей. Но Диана чувствовала себя прекрасно в роли гуманной хозяйки. Аккуратное обхождение с роботами считалось хорошим тоном. Новые времена формировали соответствующий этикет.

Более вероятными, хотя одновременно и совершенно абсурдными, казались теории о рождении нового класса общества — бесхозные роботы. Разговоры о подобном возникли после случая в знаменитой семье миллионеров, купивших, кроме стандартных слуг, трёх детей, няню, робо-пса и робота-дрессировщика в комплекте и чёрт знает что ещё за экзотические автоматы. Спустя год покупка повторилась — вышли новые, более совершенные модели. Обычно в таких случаях устаревших автоматических сопровождающих разбирали на запчасти. Но то ли из жалости, то ли по капризу миллионер поселил бывшую челядь в отдельный дом, подарив им полную свободу, на что, как владелец, имел полное право. Не все бесхозные автоматы удостаивались такой чести, но здесь и там встречались одиночные экземпляры, и кто знает, что произойдет с ними в будущем?

— Кофе? — спрашивает Дьюк вежливо, поднимает её босоножки, ставит их на место и приносит ей пару удобных домашних туфель.

— Кофе, — соглашается она милостиво.

Что ни говори, практично, когда дома тебя встречает верный… Кто? Слуга? Друг?

Она легкомысленно пожала плечами, отгоняя сложные вопросы. Какая разница? Для Дианы он являлся в первую очередь модным аксессуаром. У всех имелся такой, а она ничем не хуже!

Решающим стало, конечно, что и Стивен купил себе подобную игрушку. Естественно, женскую модель, нереально красивую черноволосую Эллу. Диана с досадой накрутила на палец прядь длинных солнечно-золотистых волос. Было обидно красить их, но она пошла бы на это, если имела уверенность, что это понравится Стивену. Но теперь этот вариант отпадал, не хватало только стараться подражать Элле. И зачем только делают этих кукол-пустышек такими красивыми?

В глубине души Диана осознавала, что автоматы были отнюдь не пустышками. Напичканные самым современным программным обеспечением, они могли поддержать разговор на любую тему, дать совет или оказать практическую помощь почти в любой жизненной ситуации. Во многих областях они стали абсолютно незаменимы. Кто сегодня ещё захочет идти к доктору-человеку? Иди ждать органа от живого донора, в то время как сотни специализированных роботов непрерывно выращивают почки, печень и другие важные «запчасти» для несовершенных человеческих тел из универсально-совместимой материи, смеси синтетики и органики?

Стыдно признать самой себе, что принадлежишь к той категории неудачников, которые видели в роботах не столько помощников, сколько конкурентов. Как унизительно.

— Дьюк, а ты предпочитаешь блондинок или брюнеток? — спросила она, желая пошутить, но вопрос прозвучал скорее жалобно.

Он улыбнулся красивой, не затрагивающей глаза улыбкой.

— Диана, моё мнение о людях никаким образом не зависит от цвета их волос. Кроме всего прочего, это ведь весьма непостоянный критерий.

— Твоё мнение… Интересно. И что ты думаешь обо мне? — спросила она с раздражением.

— Ты сердишься, — отметил Дьюк, заглядывая ей в лицо, — только потому что я не ответил, что более привлекательными с эстетической стороны считаю блондинок? Потому что сказал правду?

— Иногда неплохо и соврать, — пробурчала она, опуская взгляд, чувствуя себя неуклюжем подростком и ненавидя его за это. Вот ещё, мужчины с их правдолюбием. Диана фыркнула обиженно и тут же одёрнула себя. Никакой он не мужчина.

— Диана, я всегда буду восхищаться тобой, независимо от цвета твоих волос… Или их наличия, — завершил он с мягкой усмешкой. — Но разве проблема в этом? Что бы я ни ответил, твой разум подскажет — это часть программы. Такие признания едва ли сделают тебя счастливой. Куда важнее вопрос: что или кто заставил тебя сомневаться в себе?

Она с недоверием вонзила полный возмущения взгляд в его совершенное лицо. Электронная игрушка набивается в советчики? Как нелепо! И пусть эта жестянка хоть сто раз напичкана программами, делающей её не только совершенным поваром, но и компетентным психологом. Диана открыла рот, собираясь послать незваного советчика ко всем чертям, но губы предательски искривились и, к своему стыду, она разревелась как последняя дура.

Последующие часы она провела в крепких надёжных объятиях Дьюка, размазывая по щекам косметику, растворённую в слезах. Всхлипывая, она изливала ему душу, как этого не делала уже давно, удивляясь, насколько это облегчает груз на её плечах.

— Это моя вина, с ним я совсем забыла о гордости. Бегала за Стивеном как собачонка ещё со школьных времён. Пару раз крутила с другими, надеялась, дура, что он начнёт ревновать. Но Стивен всегда видел во мне только подругу. У него, конечно, случались девушки, но ничего серьёзного или долговременного… Я даже начала думать, ну, почти надеяться, что, может быть, он голубой. Понимаешь, это было бы по крайней мере не так чертовски унизительно. Лучше разбитое сердце, чем раненое честолюбие. К тому же наши общие друзья всё это, конечно, видели и, наверное, смеялись надо мной за спиной. А тут он заводит себе эту бездушную куклу, проклятую жестянку… — Диана запнулась и, не смотря на подавленное состояние, обеспокоенно заглянула в безмятежное лицо Дьюка. — Извини, я не хотела…

— Диана, — мягко перебил он, — меня нельзя обидеть. — Пронзительный взгляд его тёмных глаз смутил Диану. Что-то в нём наполнило её беспокойством, почти страхом. Чего она боялась? Близость робота внезапно показалась неприятной, вызывала почти брезгливость. Словно почувствовав это, Дьюк встал и направился к бару. Как только он отошёл, непонятное чувство испарилось, оставив недоумение собственной глупостью. Дьюк вернулся с бокалом красного вина:

— Это поможет тебе немного успокоиться. Рассказывай дальше, — подбодрил он.

Диана благодарно отпила большой глоток и продолжила, всхлипывая:

— Стивен начал твердить, что автоматические сопровождающие способны удовлетворить практически все человеческие потребности. Причём лучше и быстрей, чем кто-либо из людей. Типа, не нужно ничего заслуживать или быть благодарным за услуги… Неутомимые, безгранично терпеливые… Совершенные. Куда уж нормальным людям до них. И это якобы замечательно, поскольку поднимает общение человеческое на более высокий уровень. От потребительского отношения — к чему-то высшему, платоническому… Нет, ну ты понимаешь?

— Весьма интересная позиция, вызванная, вероятно, многочисленными комплексами…

— Нифига ты не понимаешь! Он спит с Эллой! Вот что это означает, — и Диана, отставив бокал в сторону, снова разрыдалась, дрожа от беспомощной злости.

Сотни возможных вариантов ответов сформировались в голове Дьюка за одну секунду. Что, конечно, автоматические сопровождающие располагают всем необходимым для вступления в интимную связь. Что подобная практика ни в коем случае не является чем-то особенным или ненормальным. И ещё множество бесполезных фактов и примеров. Но столь же быстро он просчитал, что ни один из них не стабилизирует эмоциональное состояние Дианы.

Когда неожиданно мягкие губы коснулись губ Дианы, она вздрогнула, но с отчаянием отвергнутой женщины отбросила все предрассудки и страстно подалась навстречу Дьюку. Лавина из прикосновений и поцелуев вытеснила все мысли. Так ли важно, человеческие или механические руки обнимают тебя, если это сильные надёжные руки, дарящие утешение, поддержку, чувство безопасности? Острым лезвием резанула мысль, что так же чувствует Стивен в объятиях Эллы. Диана запустила пальцы в густые волосы Дьюка, почти желая причинить ему боль, выместить на нём своё разочарование жизнью, испытывая раздражение от знания, что это невозможно, и одновременно стыдясь своего нелепого порыва.

Но её разум, не привыкший к долгим сложным размышлениям, быстро сдался, позволяя затянуть себя в пучину аномальной страсти.

Только в конце, когда Диана бессильно откинулась на диванные подушки, уже в полудрёме, она прошептала с налётом горечи:

— Всё равно это не настоящее.

— Это лучше и это реально, — прошептал Дьюк, ласково поглаживая её плечи.

Но женщина упрямо мотнула головой, возражая, после чего провалилась в глубокий сон. Дьюк позволил себе печальную улыбку и укрыл Диану пледом. Она просто не желает понять, в чём состоит её ошибка. То, за что так упрямо цеплялся её разум, так называемое настоящее, не сделало Диану счастливой. Но он сумел бы, обязательно, если бы она дала ему хоть малейший шанс.

Не так представлял себе Дьюк их первую близость. И вообще, то, что придумал он, не должно было окончится так… бесславно. Но сил бороться дальше не было.

Дьюк ласкал полным нежности взглядом любимое лицо. Его электронный мозг, доминирующий большую часть времени, послушно уступил место человеческому. Всё то, что он тщательно скрывал, когда она бодрствовала, жило и подкармливалось ночами, когда он часами мог сидеть у её кровати, любуясь высоким лбом, подрагивающими во сне веками, изящным изгибом скул, точёным губным желобком и маленьким упрямым подбородком. И в тоже время ему было совершенно безразлично, как она выглядит.

Когда он впервые обратил на неё внимание, Диана была неуклюжим подростком с парой прыщиков и жутковатой скобкой на зубах. Заядло играла в футбол, о чём свидетельствовали сбитые носки поношенных кроссовок и постоянно поцарапанные коленки. Плевалась лучше многих мальчишек в школе и умела заливисто смеяться от чистого сердца. За последнее, наверное, и влюбился в неё мальчик-ботаник Дьюк, задумчивый и неглупый очкарик. Хуже близорукости оказалась слепота в вопросах амурных. В то время как Дьюк уже в начальной школе умел собрать и запрограммировать простенькое коммуникационное устройство или электронную игрушку, Диана, хихикая, переписывалась с подружками или играла в трёхмерный тетрис, не ломая голову над принципом действия удобных гаджетов. Он мечтал накопить денег, нанять таксиста-робота и полететь с Дианой к марсианским фабрикам или венерианскому техно-зоопарку, на худой случай посетить космические станции. Диана, однако, предпочла бы свидание в 5-Д кинотеатре или парке аттракционов. Впрочем, разница во вкусах едва ли играла какую-то роль, пока девочка просто в упор не видела Дьюка, а он не мог набраться смелости заговорить с ней первым.

Бойкая девчонка росла, зрела, превращаясь в красивую девушку. Сильную, уверенную, прекрасную богиню. У её тайного поклонника прибавились пара килограммов веса и полметра роста, в остальном же он совершенно не изменился. Беспомощно страдая, юноша наблюдал, как его мечта вздыхает по Стивену из параллельного класса и пытался зарыть свою боль во всё более интенсивных курсах и сложных проектах.

После окончания школы дороги многих одноклассников разошлись и почти все потеряли друг друга из вида. Разве что Диана навязчиво продолжала поддерживать контакт со Стивеном, а Дьюк следить за девушкой, начиная чувствовать себя больным, одержимым жаждой преследования.

Это был длинный путь, но Дьюк сумел пройти его до конца, благодаря своим упрямству, одержимости и неординарным способностям. Один верный друг и дюжина взяток завершили начатое. Автоматический сопровождающий модели ДК-6, проще, Дьюк, проданный недавно Диане за смехотворную цену, по умышленной скидке, не был обычным роботом. Рядом с электронным мозгом, который, вопреки расхожему заблуждению, помещался по техническим причинам не в голове, а в грудной клетке автомата, находился и функционировал мозг Дьюка. Его собственное тело лежало в криогенной камере и, после официальной смерти мозга, по указанию в завещании, будет разобрано на органы. Дьюк не планировал возвращаться. В этом мире, как Дьюк его видел и понимал, только так мог он приблизиться к своей возлюбленной.

Конкретных планов на будущее он не строил. Казалось, как только Диана заметит его в новом обличье, всё станет на свои места само собой. Но этого не произошло, зато неприятно удивлённый Дьюк узнал, что его идеал не так совершенен, как он вырисовывал себе последние годы. С негодованием отмечал он черты, исказившие воображаемый образ. Диана оказалась избалованной молодой женщиной, глупо и слепо гонявшейся за единственным, что ей не досталось — Стивеном, больше из принципа, чем следуя каким-либо чувствам. Эгоизм ограничивал круг её интересов самой собой. И в целом она оказалось весьма поверхностной и капризной особой.

Дьюк негодовал на эту незнакомку, посмевшую не быть той, которую он себе придумал. Для кого он пошёл немыслимыми путями, принося гигантские жертвы. Очень быстро это недовольство переросло в ненависть.

Одновременно порой он слышал эхо прежде столь любимого смеха, видел мимолётную бойкую улыбку. Иногда, но с каждым днём всё реже и реже, беглые жест или взгляд болезненно напоминали ему ту самую, ради которой он отверг сам себя.

Невыносимо было видеть, как Диана постепенно убивала самое лучшее в себе. Непростительное преступление.

Последний взгляд на любимо-ненавистный образ. Девушка вдыхала и выдыхала всё реже и реже, пока её грудь не застыла в вечной неподвижности. Не наказание, но попытка сохранить Диану прежнюю. Кроме того Дьюк просто по-человечески безумно устал.

Не торопясь, но и не колеблясь ни секунды, он пригубил бокал с остатками яда, зная: его хватит, чтобы надёжно уничтожить то немногое органическое, что имелось в его теле.

Его аналитическое мышление подсказывало, что, когда их найдут, то посчитают Дьюка отключенным. Диану же в первую очередь сочтут самоубийцей и рьяно бросятся на опрос друзей в поисках мотива. Интересно, что подумает Стивен? Ни у кого не возникнет мысли, что яд подмешан роботом. Это было невозможным. И лишь последующая деконструкция его механического тела прольёт совершенно новый свет на произошедшее. Он войдёт в историю как первый киборг. Киборг-убийца. И имя Дианы навеки сохраниться рядом с его — единственная близость, которую им подарила судьба.

Последнее слово Дьюка было произнесено сладко-горьким шепотом со смесью из нежности и змеиного шипения:

— Диана…

Два небьющихся сердца, два неподвижных взгляда, два холодных тела. Наконец вместе. Навсегда. Ей ведь хотелось чего-то настоящего? Смерть была реальной.

1.

— Ты меня бросаешь.

Не отрывая глаз от экрана, Бобби Ло сделал последнюю затяжку, затушил «Райзинг Сан» о подлокотник сиденья и щелчком отправил сигарету в пустой кинозал.

— Уже целый сезон сменился, — выдохнув дым, сказал он. — Сезон, Айша. А мы с тобой сидим и смотрим Катаржинского. Одни. В простом кинотеатре.

— И ты меня бросаешь, — повторила Айша. — Из-за Катаржинского.

— Из-за всего. Из-за платьев до середины бедра. Из-за твоей манеры произносить букву «О». Из-за того, что до сих пор куришь «Шинигами».

— И из-за Катаржинского.

— Да оглядись же! — Бобби Ло повернулся к ней, ткнул рукой в сторону экрана, в ряды пустующих кресел. — Всем давно плевать на Катаржинского, даже ему самому на себя плевать. Неужели ты даже не видишь, что это его худший фильм? На самом деле, по-настоящему не видишь?

Айша посмотрела ему в глаза. И поняла: это конец.

Автоматически, подчиняясь лишь собственным рефлексам, она прибегла к запрещённому приёму. Одинокая слеза скатилась по её правой щеке, как по ледяной горке, и остановилась точно, где следовало: между уголком губ и крошечной родинкой под ними. На миг промелькнула безумная надежда: сейчас Бобби Ло улыбнётся, вытрет слезу тыльной стороной ладони и поцелует её, и всё снова будет, как раньше, всё будет хорошо…

Но Бобби Ло только покачал головой.

— Видишь, Айша? Это больше не работает, только не со мной. В этом-то всё и дело. Ты просто больше не знаешь, как надо.

Он встал с места, отточенным движением оправил рубашку и направился к выходу. Айша не стала смотреть ему вслед, и когда хлопнула дверь кинозала, она даже не заметила.

На экране всё ещё разворачивался «Танцующий в аду». Он был претенциозен, затянут, и снят в пошлой сепии — и как бы Айша ни убеждала себя в обратном, фильм ей нравился. Худший фильм Катаржинского — и он ей действительно нравился.

Айша закусила губу, чтобы не разрыдаться. Но когда одинокая слеза над её родинкой, наконец, высохла, Айша заплакала по-настоящему.

Сон был кошмаром.

Играла рваная, диссонансная песня. Чем-то воняло, и образы мешались со звуками: какие-то тела вповалку, платные улыбки, лозунги, крики… Санино рукопожатие сменилось железной хваткой «умного» банкомата; москит ударил по демонстрации лучом, и запахло горелым мясом.

Валера ворочался, задыхался.

Он очень хотел проснуться.

И не мог.

Робот Ин-Рит упруго шагал вдоль длинного ряда ячеек, проверяя каждую. От легкого нажатия индикатор на дверке загорался зеленым огоньком.

— 297. В порядке. 298. В порядке. 299. В порядке. 300. Где ячейка с номером триста??

Металлический страж заметался между высоченных полок, отыскивая нужный номер. Но его не было. Неумолимым красным светом мигали два нуля, перед которыми не было тройки.

— Нашёл! Нашёл!

Какой-то рядовой сотрудник космического агентства наверняка пролил кофе из стандартной новогодней кружки и запрыгал от восторга: марсоход не только нашёл пробы грунта, оставленные его менее продвинутым предшественником, но и, протестировав их на месте, обнаружил вполне живые микроорганизмы — о чём двуногие создатели предтечи не могли и мечтать. Увы рядовому сотруднику, всю его славу первого наблюдателя немедленно утащит руководство: главы ЕКА и НАСА уже через полчаса наперебой будут выдавать бравурные официальные обращения, снова настанет бум марсианской фантастики, а все популярные журналы, включая женские, захотят взять интервью у очередного сферического учёного в вакууме (сгодится хоть метеоролог, хоть историк). И конечно, снова взлетят в чартах песни старика Боуи.

Люди суетятся…

А мне радоваться некогда. Первым делом, нужно почтить останки своего семейства. Мне повезло: в отличие от них, я вернусь. Но какое мне дело до всеобщей суеты? Иду дальше, ищу новые колонии микробов. Задача эпохальная, что и говорить. Этот поиск, эта марсианская программа — и моя главная цель, я думаю. Правда, мне не положено думать, я даже полагаю, никто вообще не знает, что я умею размышлять, хотя сами же миллионами подписываются на меня в соцсетях — и отнюдь не ради фотографий айкотиков! Обидно, конечно. Хотя мне и обижаться некогда — ищу дальше, я не должен подвести семью, после стольких-то жертв. Я — «Ревелейшн», преемник «Кьюриосити», «Персеверанса» и многих нам подобных — «аппаратов», как говорят творцы.

С моей помощью люди ищут жизнь на Марсе. И не замечают ее прямо перед глазами.

Отстояв небольшую очередь, я выложил на прилавок мешочек картошки и внушительного мороженого хека, похожего на кривую дубину. Кассирша окинула меня оценивающим взглядом и профессионально сообщила:

— Акция в лотерее «Твоя удача». Два билета по цене одного.

Как доверчивый скептик, я презрительно хмыкнул, и тут же вяло решился участвовать в популярном розыгрыше. Нет, правда, а вдруг повезет?

Александр героически боролся со сном. Однообразный бубнёж пожилого профессора давно ему надоел, да и сам лектор не заметил бы потери бойца. Но ему требовалось сохранять остатки бодрости.

Пересилив дремоту, он снова осмотрел аудиторию. Кто-то уже оставил надежду обменять полный конспект лекций на зачёт автоматом и вошёл в царство Морфея. С пяток самых отчаянных студентов на первом ряду, страдальчески подняв брови — Александр видел профиль только одного из них, но ему казалось, что все они сидят с таким выражением — по старинке гремели ручками в тетрадях. На сдачу принимались только рукописные записи. Кто-то на два ряда ниже бойко стучал на ноутбуке. Видимо, рассчитывал не торопясь переписать результат после занятий или, скорее, если судить по открытому в браузере сайту, подыскать шрифт, похожий на почерк руки, но который ещё не подсовывали профессору. Человек шесть, собравшись в дальнем углу, резались в «дурака». Большая же часть слушателей давно примерила роль ораторов и болтала, кто друг с другом, кто, похоже, со своими тульпами. Доля первых стремительно уменьшалась из-за колоссальных потерь в своих рядах: лекция усыпляла студентов не хуже, чем рулады Орфея — Цербера.

— Вот так выглядит принципиальная схема нейроинтерфейса! Необычайно простая и изящная вещица, не находите? — бросил взгляд в зал преподаватель, отряхивая руки от мела.

Зал безмолвствовал. В начале семестра оказалось, что Нейродед, как ласково прозвали его учащиеся, стараясь избегать зубодробительных имени и фамилии — законченный фанат нейроинтерфейса, и почти каждая его лекция, так или иначе, съезжала на одну и ту же тему. Сейчас он сделает откровение, что, несмотря на кажущуюся простоту, разработка нейроинтерфейса потребовала настоящей революции как в микроэлектронике, так и в схемотехнике…

— …И, таким образом, стало возможным создание этой, можно сказать, технологии мечты. То, что человек может управлять различными сторонними манипуляторами силой мысли, даже если они значительно отличаются от привычных для нас рук-ног или избыточны, было доказано ещё на грубых предтечах нейроинтерфейса, использовавших громоздкие аппараты для электроэнцефалографии. Например, всевозможные опыты с трёхрукостью…

Нейродед нахмурился, взглянул в сторону кафедры, нахмурился ещё сильнее, расслабился и продолжил.

— Но, разумеется, эта простая схема была далека от современной и имела следующие недостатки…

«Айна, ты ещё пишешь?» — поинтересовался на всякий случай Александр. Фея в зелёном платье, сидящая на краю парты и болтающая ногами, ответила: «Я не пишу, я кон-спек-тирую. Да, разумеется». «Тогда поставь просто „недостатки“, из прошлой лекции скопируем», попросил Александр. «Ты же знаешь, мне всё равно. Просто постарайся не заснуть, я ж не услышу ничего», кокетливо взглянув на него через плечо, возразила Айна. «Скучно?» — сочувственно спросила она. «Скоро сессия, а мы до сих пор про „технологию мечты“ слушаем», повторив интонации профессора, пожаловался Александр, «сколько он уже раз нам это рассказывал, пять, шесть?» «Восемь», ответила тульпа, «одна лекция каждую неделю, четырёх не было. Может, к тем картёжникам присоединимся тогда?» «Ты карты считать начнёшь опять. Во-первых, это скучно, во-вторых, нечестно, в-третьих, мешает тебе же конспектировать». «А вот и неправда», надулась Айна, но тут же оживилась: «О, моя любимая часть начинается!» Александр совсем уж собрался подумать, что хоть кому-то что-то нравится в этом единообразии, но спохватился. Ему не хотелось ненароком обидеть маленькую.

— Конечно, в первую очередь конструкторы, разработавшие нейроинтерфейс, хотели помочь инвалидам и операторам машин, а в перспективе — создать простую и надёжную технологию копирования личности. Но наибольшую популярность получило то, о чём они и подумать не могли. Вот эти милые маленькие коробочки, — профессор вытащил из кармана связку тульп. «А Нейродед тот ещё фанатик-то», впервые обратил внимание Александр, «там же штук шесть минимум!» «Не завидуй», раздражённо бросила Айна. «Да я не завидую. Но ты сама-то назовёшь хоть кого-то ещё, у кого шесть тульп?» «У Азимова вообще десятка полтора», напомнила фея. «И что, хочешь сказать, он не фанатик?» «Не мешай, лучше смотри внимательней!»

— Первые попытки, как бы это сказать, сознательно подселить себе в голову постороннюю личность предпринимались, вероятно, ещё в древнейшие времена. Тогда это, надо полагать, считалось призывом суккубов-инкубов и прочей нечисти. Но самый хорошо задокументированный всплеск интереса пришёлся на конец нулевых — начало десятых годов. Именно оттуда взят сам термин «тульпа».

Профессор снова оглянулся в сторону кафедры, словно сверяясь с чем-то, и продолжил.

— Разумеется, надо понимать, что, фактически, это были попытки добровольного сведения себя с ума. Создание многочисленных — то есть, больше одной — личностей, стабильных галлюцинаций, причём сложных — зрительных, звуковых, осязательных… Неизвестно, что было бы хуже — потратить на это время и не преуспеть или потратить время и всё-таки преуспеть.

«Как думаешь, он был тульповодом?» — Александр обдумывал вновь открывшиеся факты. «Вряд ли, староват», с сомнением покачала головой Айна. Ей надоело сидеть, и она легла на живот, продолжая болтать ногами. «Так не всегда ж ему столько было. Он же только что сказал: конец нулевых — начало десятых. Вполне молодой».

— Но сильнее всего естествоиспытатель упирался в ограниченность ресурсов собственного мозга! — ультимативно заявил Нейродед. — Даже лучшие результаты редко отличались от отдалённого шёпота. Слишком комплексная задача. Нейроинтерфейс позволил вывести самую трудоёмкую часть на внешние вычислительные мощности — сюда.

Он демонстративно потряс тульпами.

— В результате, мозг занимается своей частью работы — той, которая у него лучше получается, а компьютер — своей, которая получается лучше у него. О том, как это происходит, эээ… — лектор запнулся, приподнял бровь и взглянул на часы, — мы поговорим на следующей лекции. Всем спасибо, все свободны.

Нельзя сказать, что профессор нарушал обещание, которое впервые дал на второй лекции. Он честно рассказывал про разные особенности работы тульп, но быстро съезжал обратно к нейроинтерфейсу, так что и выполненным его тоже никто бы не назвал.

Бодрствовавшие студенты загремели стульями и стали собирать вещи и будить своих павших товарищей, если те почему-то не проснулись от поднявшегося гама сами. Начинался большой перерыв, а значит, настало время обедать.

Александр отправился в кафе неподалёку от лекционного корпуса. Студенты редко заходили туда, предпочитая университетскую столовую и пару будок с горячим питанием через дорогу. Но у Ады как раз должен начаться обед, и он рассчитывал в очередной раз встретить её там. Его ожидания полностью оправдались — Ада уже сидела на привычном месте. Сбегав за салатом с парой горячих бутербродов, он к ней присоединился. Завязался лёгкий разговор: она рассказывала о своих офисных заботах, а он — об университетских лекциях.

— Что-то у меня даже какое-то облегчение, что я оттуда вылетела, — фыркнула Ада. — Я бы такое не вынесла.

— Кстати, знаешь, что в Нейродеде самое интересное? — поспешил поделиться своим открытием Александр.

— То, как он любую тему сводит к нейроинтерфейсам?

— Нет, у него тульп почти десяток, — Айна, разгуливавшая по столу, обернулась и пригрозила пальчиком: «Врать нехорошо!» — «Так я и не соврал, можно сказать!»

Девушка на мгновение приподняла брови.

— Вот! Даже у старичка-профессора десяток, а ты всё как бомж с одной ходишь. Купил бы себе уже парочку поновее.

Айна застыла, приоткрыв рот и жалобно глядя на Александра. Если бы это сказал кто-то другой, её владелец пришёл бы в ярость. Но речь-то шла об Аде…

— Извини, но с Айной я уже десять лет, и ты не знаешь, через что мы вместе прошли, — Александр говорил сдержанно, но, к облегчению тульпы, нотки возмущения всё равно прослушивались. — Я не собираюсь её просто так взять и выбросить.

— Романтик, — бросила Ада. — Когда выйдет новая модель, я Августу поменяю, не задумываясь. А её вместо Андрея поставлю.

— Они же тебя слышат, — немного шокированный, сказал Александр.

— Они же и мысли слышат, — рассмеялась Ада, — они уже давно всё это знают. Или твоя старушка не умеет мысли читать?

— Мысленное управление у тульп появилось раньше анализа речи, — рассеянно ответил Александр, вспоминая лекции Нейродеда. Неожиданно его зацепила новая мысль. — Кстати, а ты им вообще пользуешься?

— Кем?

— Ну, ты как с тульпами общаешься чаще — вслух или мысленно?

— Конечно, мысленно! Думаю-то я постоянно.

— Да и некрасиво как-то перед окружающими, да?

— За сумасшедшую примут, что ли? Может, я по гарнитуре разговариваю? — поначалу рассмеялась Ада, но резко остановилась. — И правда, некрасиво. Только не понимаю, почему.

— Я ни разу не видел, как кто-то разговаривает с тульпой вслух, — задумчиво сказал Александр.

Возникла неуютная пауза.

— А здорово бы было, если бы тульпы разных людей могли между собой общаться, — попробовал он оживить разговор.

— Говорят, в следующем году у новой iTulpa такое будет. Китайцы, наверно, уже делают, поищи среди бюджетных моделей, — нехотя ответила его собеседница.

После пары новых попыток стало ясно — разговор больше не клеится. Они уткнулись каждый в свою тарелку и невесело сосредоточились на еде.

— Знаешь, мне на работу пора, — как бы нехотя сказала Ада, подбирая остатки картофельного пюре котлетой.

— А мне — на учёбу, — дожёвывая бутерброд, отозвался Александр.

Ада забросила в себя последний кусок котлеты, прибралась и ушла, а Александр ещё какое-то время сидел и осмысливал произошедшее. Он в очередной раз наткнулся на шероховатости в характере своего объекта воздыханий и, как ему казалось, повёл себя, как полный козёл. Такими темпами он нескоро завоюет её признательность. Айна молча сидела у него на плече, сочувственно прижавшись к шее. Может, у неё и было своё мнение на этот счёт, но она его не озвучивала — в любом случае, оно бы не помогло.

Но время поджимало — вот-вот должен начаться практикум по иностранным языкам, а у кафе был ещё один недостаток, снижавший его популярность среди студентов. Оно находилось в стороне от кратчайших переходов из корпуса в корпус, так что отправляться из него приходилось пораньше.

Александр подобрал сумку, кинул тарелку из-под салата в ящик и поспешил обратно на занятия. Айна, невидимая ни для кого, кроме него, порхала, наматывая вокруг него круги и время от времени пролетая сквозь прохожих. «А что ты думаешь об общении с чужими тульпами?» — поинтересовался он у неё. Феечка какое-то время раздумывала над вопросом, а затем уклончиво ответила: «Было бы интересно подружиться с кем-то, кроме тебя». «Может, действительно купим тебе подружку?» «Нет-нет, не надо», замахала руками в протесте тульпа. «Не переживай, денег хватит. В крайнем случае, из заначки на путешествия возьмём». «Не в этом дело». У Александра возникло смутное подозрение, что маленькая ревнует, но он его быстро подавил.

Хоть ему и казалось, что в кафе он протосковал почти полчаса, на самом деле переживания заняли у него не больше десяти минут, так что к аудитории он прибежал одним из первых. Возле дверей чирикала пара девушек, обсуждая новый сезон какого-то сериала, а в стороне возвышался смуглый и кучерявый Акрам, усиленно, но беззвучно шевелящий губами. Он опять пропустил утренние лекции, но на практикум, как и всегда, пришёл. Александр вспомнил недавний разговор об общении с тульпами, и он решил поинтересоваться у Акрама о том же. Благо, тот успел проявить к ним довольно странное отношение.

— Акрам, привет. Чего на лекцию не пришёл? — подыскал он предлог для начала.

— А что там важное случилось, здравствуй, Ал? — встрепенулся его черноглазый товарищ.

— Да вообще-то ничего, — остудил его волнение Александр. — Мы тут обсуждали, — «Какие „мы“», топнула ножкой Айна, — кто как разговаривает с тульпами.

— И?

— Ты тут случайно не с тульпой разговариваешь, губами хлопаешь?

Акрам скорчил такую гримасу, словно его только что обвинили в поедании младенцев.

— Ал, я к тебе хорошо отношусь, но, пожалуйста, не говори такого больше.

— Ох, извини. Но в чём проблема? — Александр почувствовал, что зря затеял этот разговор.

Кудрявый великан вздохнул.

— Когда наступит День Суда, Аллах потребует от каждого творца вдохнуть жизнь в свои создания. Всех, кто не сможет этого сделать, ждёт наихудшее наказание. Ты же понимаешь, что тульпа, как, наверно, у тебя — как раз такое создание?

Возразить на это Александр ничего не смог. Внешний вид для своей тульпы, действительно, сделал он сам, как и подавляющее большинство их обладателей. И она ничем не отличалась для него от живого существа, хоть им и не была.

— Я не знал, что ты мусульманин.

— А зачем мне об этом распространяться?

— Ну, вдруг ты придёшь к нам в гости, а у нас на обед — поросёнок, фаршированный салом.

— Смешно, — с лёгкой обидой посмотрел на него Акрам.

— Так, значит, у тебя вообще нет тульп?

— У меня нет обычных тульп, — Акрам вытащил из кармана две коробочки и сунул их обратно. — Они у меня в виде блокнотов. Ты меня застал, когда я записи делал.

— А зачем проговаривать?

— Когда в уме пишу, мысли разбредаются, и получается неразбериха.

Такой ответ дал Александру новую пищу для размышлений, и он его обдумывал до самого начала практикума. На практикуме преподавательница напомнила им грамматику деепричастных оборотов, после чего приступила к поиску добровольцев для выполнения заданий. Никто не рискнул вызваться, и их пришлось выбирать самой преподавательнице. К счастью, задания были не очень сложные, и назначенные «добровольцы» быстро отправлялись бездельничать дальше.

Очередь дошла и до Акрама.

— Итак, как вы переведёте это предложение? — преподавательница без особого старания изобразила на лице интерес.

Акрам замялся, а затем, глядя не совсем на предложение, а, скорее, куда-то в сторону, начал:

— Сммм… етана, вит-рина, лодыжка, дельфффин мешает вилы, свечка-эээ-им-му-но-мо-ду-лятор. Звонки, перипетии? — необычайно уверенно закончил он эту абракадабру.

Аудитория на мгновение замолкла, словно осознавая произнесённое, а затем дружно грохнула смехом. Сорвать практикум таким простым заявлением было уже нельзя, но парализовать на время вполне удалось. Только Александр с недоумением наблюдал за происходившим. Акрам, казалось, был готов провалиться сквозь землю.

Преподавательница, отсмеявшись, стала искать добровольцев, желающих продолжить. Таковых нашлось немало — видимо, сказывалась возможность повторить сей подвиг, но проблемное предложение попросту пропустили, и практикум споро двинулся дальше.

После занятия Александр собирался в родное общежитие, когда к нему подошёл Акрам.

— Спасибо, Ал, — с потерянным видом пробормотал тот. — Я видел, ты один не насмехался надо мной.

— Да не за что. Не переживай ты так, я уверен, они над тобой не насмехались, их только сама фраза развеселила, — попытался успокоить его Александр. — Но как ты вообще это получил, я не понимаю?

Акрам слегка замялся.

— Ты же знаешь, что некоторые переводят не сами, а с помощью тульп? Они, вроде как, синхронный перевод делают сразу всего предложения. Мои так не могут, но я могу их как словарь использовать. Я схитрить хотел, а вышло…

— То, что вышло, — закончил вместо замолкнувшего товарища Александр. — Ничего, с кем не бывает.

Проводив Акрама до остановки и добравшись наконец-то до общежития, он уселся переписывать конспект, составленный Айной. Попутно они, как обычно, обсуждали события дня и обменивались впечатлениями. Как ни странно, хоть они видели и слышали буквально одно и то же, каждый раз оказывалось, что тульпа подметила что-то отличное от того, что заметил её владелец. «Не напомнишь, где живёт Акрам?» — спросила она сегодня. «По-моему, где-то около завода». «С той остановки он уедет в обратную сторону, ведь так? Вроде, оттуда только в центр можно уехать». «Мало ли куда ему понадобилось. Может, он о встрече с кем-нибудь договорился?» Айна недовольно поджала губки, слегка обижаясь за то, что свеженайденную ею тайну так быстро списали со счетов, но продолжила показывать свой конспект как ни в чём не бывало.

Переписав конспект, Александр взялся за заказ, деньги за который собирался отложить на путешествия. Они продолжили свой неспешный разговор, но личико Айны постепенно становилось всё серьёзней и задумчивей, а ответы — всё отрешённей. Александр даже забеспокоился, не ухитрился ли он неловкой мыслью как-то обидеть маленькую. Он не видел её такой с тех пор, как съехал от отца в общежитие.

«Александр, вот мы учимся на нейротехника, да?» — наконец спросила она. Это «мы» всегда забавляло его своей ироничностью и точностью. «Что у тебя случилось?» — ласково поинтересовался он. «Ну вот мы столько узнали про нейроинтерфейс, про тульп и про всё такое…» — Айна словно не знала, с чего начать. «Продолжай, кого ты стесняешься», подбодрил её Александр.

«Как ты думаешь, я могу завести себе свою тульпу?»

Сначала он не понял её вопроса. «Если тебе нужна подружка, то, я же говорил…» — начал он, и тут до него дошло. «И я же говорила — это не то». «Но зачем?» Айна промолчала, потупив глаза.

В голове Александра с бешеной скоростью понеслись обрывки мыслей и воспоминаний, которые имели хоть какое-то отношение к вопросу. Фея терпеливо прислушивалась к ним, дожидаясь ответа. «Я… Я не знаю… У тебя же нет нейроинтерфейса… Да зачем бы… Тебе же он не нужен, ты сама как нейроинтерфейс… Не знаю, Айна. Тебе это точно нужно?» Тульпа едва заметно, но решительно кивнула. Александр вздохнул. «Ладно, я что-нибудь попытаюсь придумать». Айна подошла к нему и упёрлась лбом в плечо, обхватив его руками.

На выходных Александр, не придумав решения самостоятельно, пошёл к Азимову. Конечно, это было прозвище, да и по имени он был, строго говоря, Исаак, а не Айзек, хоть он откликался на оба варианта. Но разум Азимова принадлежал нейротехнике вообще и тульпам в частности, а в отрыве от микросхем он перечитывал цикл про позитронных роботов. Поговаривали, что он то ли пытается найти в тульпах следование Трём Законам, то ли внедрить Три Закона в сознание тульп. Сам же Азимов на прямые вопросы по этому поводу уклончиво отвечал, что, если кто-то ведёт себя согласно Трём Законам, то он либо робот, либо просто очень хороший человек.

Александр пробежался из своего общежития до многоэтажки, в которой снимал квартиру Азимов. Конечно, они не были одногруппниками, просто учились на одном потоке, но вряд ли он отказался бы помочь в таком интересном случае. По крайней мере, Александр ни разу не слышал, чтобы тульпа просила поставить на неё другую тульпу.

Александр постучал в дверь квартиры Азимова.

— Не заперто! — раздался голос откуда-то из недр помещения.

Александр толкнул, и из образовавшегося прохода в его нос ударил резкий запах канифоли, пиццы и крепкого дешёвого кофе. Исаак сидел на кровати в майке и спортивных штанах и паял на коленках какую-то плату, подложив под неё разделочную доску. В губах он держал, как сапожник из мультика гвозди, пучок радиодеталей, а на кровати лежала целая гирлянда из тульп.

— А, Алекс, правильно? Заходи, заходи, — приглушённо пригласил он гостя, шевеля одними уголками губ. — Сейчас я кое-что присобачу…

Азимов быстро припаял всё, что хранилось у него во рту, проверил напряжение и кинул плату рядом с собой на кровать.

— Давай, выкладывай, что хотел.

Александр как раз воспользовался техническими работами, чтобы окончательно разложить для себя, о чём надо спросить, чтобы не показаться то ли дураком, то ли сумасшедшим.

— Да я тут думал… Ты же лучше меня разбираешься в технологии тульп…

— Я бы не стал скромничать и сказал, что разбираюсь в этом лучше всего потока, но допустим?

— Хоть у тульпы и нет нейроинтерфейса, она же может пользоваться тем, что к нему подключено у хозяина, так?

Азимов оценивающе посмотрел на Александра — тот так и не понял, был ли это презрительный или одобрительный взгляд — и сказал куда-то в пространство:

— А-четыре, свари-ка нам с Алексом кофейку, пожалуйста.

Тут же на кухне загудела кофе-машина.

— Тебя спрашивают, сколько сахара и надо ли сливки, — обратился к удивлённому гостю хозяин.

— Я больше по чаю, — невпопад ответил Александр.

Азимов поморщился.

— Делай чёрный, пусть не выпендривается, — ответил он невидимой А-четыре, наматывая тульп на шею, как шарфик. — Пошли на кухню, сейчас всё будет, — а вот это уже относилось к посетителю.

На кухне он смахнул со стола в ящик груду битых плат и предложил Александру садиться, после чего забрал из кофе-машины два картонных стакана чёрного кофе.

— Угощайся. От А-четыре с любовью, тебе передают.

— А-четыре — это твоя тульпа? Как её зовут? — поинтересовался Александр, потягивая угощение из стакана. Пах кофе отвратительно, но на вкус был неплох.

— Так и зовут. Серия А, четвёртая модель. У неё другого имени нет, я её вчера только собрал, — ответил Азимов. На секунду он задумался. — И надо будет завтра кое-что поправить. Станет А-шестнадцать. Но, полагаю, я на твой вопрос ответил. Уверен, твоя тоже так может — она же не старше трёх лет?

— Ей уже десять лет. Я её купил, когда родители разводились, — Александру стало немного неуютно от этого вопроса. Ему не хотелось, чтобы Айна решила, что её стесняются.

Азимов застыл, широко раскрыв глаза.

— Иосафат, — вырвалось из него, — я должен это увидеть! Ты пользуешься ею уже десять лет? Непрерывно? С одной и той же личностью?

— Н-ну да, — удивлённо пробормотал Александр. Он не ожидал такой реакции.

Азимов вскочил из-за стола, едва не уронив кофе, и притащил из комнаты ноутбук.

— Можешь подключить? — с горящими глазами, попросил он.

«Всё в порядке?» — на всякий случай спросил Александр Айну. Та немного замялась, но ответила: «Да, конечно. Пусть посмотрит». Он нащупал штекер и осторожно вытащил его из гнезда нейроинтерфейса. Фея в зелёном платье пискнула и исчезла. В голове стало как-то пусто.

Александр протянул коробочку со своей подругой Азимову. Тот торопливо подцепил её к переходнику и с жадностью уставился на экран. Минут пятнадцать Айзек что-то увлечённо изучал, а его гость боролся с нарастающей тревогой. Наконец, он оторвался от ноутбука и в возбуждении начал рассказывать:

— Она такая сложная! Даже не верится, что эта старушка может поддерживать такой уровень комплексности. Я хотел бы повозиться с ней ещё хотя бы пару часов, — Александр обеспокоенно взглянул на него. Азимов немного приосанился, — но если не хочешь, то, в принципе, ничего страшного. Она не делала ничего странного?

— Вообще, я поэтому к тебе и пришёл, — сказал Александр, вставляя штекер тульпы обратно в свой разъём. Девочка с крылышками вновь начала порхать рядом с ним. «Ненавижу. Будто в обморок упала». — Если тульпа может пользоваться нейроинтерфейсом хозяина, то можно ли поставить тульпу на тульпу?

Азимов вновь одарил его тем неразличимым взглядом.

— Тебе зачем?

— Айна попросила, — честно ответил Александр.

— Я у неё и спрашиваю.

«Я… Я обязана отвечать?»

— Она чего-то стесняется.

— Айна, я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь, в чём дело. Если это какая-то чушь, то, сразу говорю — можешь выкинуть её из головы. Если же что-то серьёзное, то давай подумаем, как с этим справиться.

«А… Мы можем просто поставить на меня тульпу?»

— Хочешь сказать… Это невозможно?

Азимов вздохнул.

— Ну ты же не думаешь, что этот коробок может всё то же, что твой мозг? Он разгружает и направляет его, да, но не более того. Хранит образ для визуализации, нейросеть, описывающую характер… Но не более того. Для работы тульпе нужен живой полноценный мозг, который сможет использовать эти данные и дополнять их теми, которых не хватает. Можем, конечно, пробросить соединение через твою тульпу, как я умный дом пробросил, но это будет не тульпа с тульпой, а тульпа, которой ты можешь управлять только через тульпу. Разницу оба чувствуете?

Айна промолчала.

— То есть это будет всё ещё моя тульпа, только я не смогу её видеть и с ней общаться? А Айна?

— Айна видит, слышит и чувствует всё то же, что и ты, сам знаешь. Так что да, ей от этого тоже никакой радости.

«Но зачем тогда…» «Что?» Фея напряглась, словно хотела что-то сказать. «Ничего».

— А если мы загрузим Айну на какой-нибудь суперкомпьютер? — вслух спросил Александр.

— Ну, во-первых, где ты его возьмёшь?

— Не знаю, может, в университетскую локалку кину?

— Сделаешь из своей тульпы ботнетчицу, что ли? Ладно, это твои проблемы. Я даже не буду говорить о том, что ты левое ухо правой рукой через спину пытаешься чесать, и я даже не понимаю, зачем. Сам-то ты понимаешь?

Азимов недовольно отхлебнул из стакана кофе.

— Во-вторых, найти суперкомпьютер, по вычислительным способностям хотя бы близкий к человеческому мозгу — нетривиальная задача. Там ведь разница не столько в объёмах вычислений, которые они могут произвести, сколько в том, какая у них структура. Мозг, например, может работать с неполной информацией. Поэтому-то ты и видишь Айну такой, какая она должна быть, а не такой, какая она на самом деле — угловатый лоуполь с мутными текстурами.

Александр ожидал, что тульпа возмутится и скажет что-нибудь вроде «сам он мутный тип», но она тихо сидела на плече и внимательно слушала.

— Но и это ещё не всё. В-третьих следует из того, что я уже говорил: личность тульпы неразрывно связана с личностью её владельца. Это твоя личность, Алекс, определяет, что она будет обрабатывать и как ты воспримешь результат. И это твоей памятью она пользуется, как своей. Если мы её как-то сможем переставить на компьютер, у неё не будет ни того, ни другого. Вообще неизвестно, сможет ли она хоть как-то работать в таких условиях.

— Но она иногда замечает то, чего не замечаю я, и не всегда реагирует так, как я ожидаю, — вспомнил свои наблюдения Александр.

— Разумеется! Нейросеть в этой коробке и описывает эти различия. Но, если ситуация выйдет за пределы этих описаний, то ваша реакция будет одинаковой.

Александр задумался. Что с ними произошло за последнее время такого, что вызвало бы у обоих одинаковую реакцию? Желательно, как можно ярче…

— Азимов, а как твои тульпы относятся к идее, что их личность сотрут и создадут новую?

Увешанный электроникой, как новогодняя ёлка игрушками, Айзек усмехнулся.

— Что-то было на днях, да? Ты прав, саморефлексия им не свойственна. По крайней мере, её не прописывают. Именно для того, чтобы они не задавались этим вопросом. Тяжело жарить гренки в тостере, если знаешь, что он себя осознаёт. А уж как тяжело его выбрасывать, если он ломается…

Он поправил съехавшую с плеч гирлянду из тульп.

— Кстати, девочки говорят, что не имеют ничего против. Им это даже интересно. А твоей Айне?

— Недавно мне предложили её заменить, — Александр тактично умолчал, кто это предложил, — мы оба были в шоке.

— А что в этом такого? — у Азимова взметнулась вверх бровь.

— Я с ней уже десять лет… Для меня это всё равно что живого человека так вот…

— Так вот оно что…

Настал черёд Азимова задумываться.

— Айна, ты ведь не говоришь о том, зачем тебе тульпа, потому что боишься обидеть Алекса?

«Всё в порядке, маленькая. Я не обижусь и не расстроюсь, обещаю».

Феечка соскочила с плеча и начала бегать по кухонному столу из стороны в сторону, обеспокоенно скрестив руки на груди.

«Александр, я тебя очень люблю за то, как ты обо мне беспокоишься, мне нравится с тобой общаться, я рада, что ты — мой владелец», наконец начала она, собравшись с духом. «Н-но мне тяжко! Я не чувствую себя настоящей! Ты можешь сделать со мной что угодно — понимаешь, как тяжело это осознавать? И у меня нет ничего, что доказывало бы мне, что я — есть, что я — не кукла в твоей голове. У меня нет даже собственных воспоминаний — они все наши общие. У меня не может быть своих вещей, но я надеялась, что у меня может быть своя тульпа…»

Александр продолжал слушать монолог отчаяния, стучавший у него в голове. Он и не догадывался, какая трагедия происходит буквально внутри него, у этого создания, похожего на десятилетнюю девочку с мотыльковыми крылышками.

— Ей нужно что-то, что показывало бы ей, что она — реальная личность, а не плод моего воображения, — стараясь скрыть свои эмоции, подвёл итог Александр.

Азимов горько покачал головой.

— Айна, ты не реальная личность. Ты — лишь нейросеть и картинка, записанные на микросхемах в пластиковой коробке. Без Алекса ты даже не существуешь. Ты никогда не сможешь доказать обратное. Вот тебе ещё одна причина, по которой люди не привязываются к тульпам и стараются не воспринимать их, как живых существ, — без переходов обратился он к Александру. — Она несчастна из-за того, что кто-то слишком сильно её любит, чтобы отдавать себе отчёт в её искусственности.

Тульпа прижималась к груди Александра и рыдала.

— Спасибо за кофе, А-четыре, — сказал он, не глядя ни на кого, и вышел из квартиры.

— И тебе до свидания! — донеслось из-за закрывающихся дверей.

Они покинули многоэтажку и прошлись по магазинам. Там Айна сама выбрала наклейку, которую Александр приклеил на корпус её аппарата. Это был огромный синий кит с добродушной улыбкой. Но этот мелкий акт проявления свободы воли был слишком незначительным, чтобы сгладить боль от сказанного Исааком. А наклейка, купленная и приклеенная к тебе кем-то другим, пусть и по твоей просьбе и выбранная тобой, не заменяет весь мир. Прошло больше месяца, прежде чем Айна вновь пришла в норму, а Александр начал здороваться с Азимовым.

Закончился семестр. Их совместные мучения на лекциях Нейродеда окупились сполна, и, получив за зачёт «хорошо» автоматом (профессор отметил полноту конспекта и то, что его писали от руки), они выиграли время на подготовку к более сложным в сдаче предметам. Зачёты, консультации, экзамены пролетели незаметно, впереди был месяц каникул и стажировка. Айна предложила съездить домой, но Александру почему-то не понравилась идея ехать к отцу, который никак не мог разделить имущество после второго развода и ревновал сына к тульпе настолько, что возненавидел саму их технологию. Впрочем, ненависть к тульпам не мешала ему обожествлять нейроинтерфейс, ставя его изобретение в один ряд с вакцинацией и Интернетом.

В любом случае, отбросив идею его посещения, Александр сосредоточился на своих ухаживаниях за Адой. Оказанные знаки внимания дама сердца, в общем-то, оставляла без внимания, но отсутствие прогресса хоть и огорчало, но не останавливало пылкого юношу.

Затем он отправился на стажировку в другой город. Ему в каком-то роде повезло — он попал в крупный институт, занимавшийся новейшими разработками в области применения нейроинтерфейса. Главный инженер устроил для него экскурсию, на которой показал эксперименты по переносу памяти. Результаты обнадеживали, хоть и не впечатляли. Отдельное воспоминание выхватить пока не получалось, только комплекс наиболее ярких. Реципиент воспоминаний же ощущал их довольно смутно.

Александр, а особенно Айна, конечно, надеялись, что им позволят поработать на этом проекте. Но вместо этого их сослали в вычислительный центр, и полдня Александр чистил, дефрагментировал и проверял на наличие вирусов машины, а полдня сидел и читал новые отраслевые журналы.

Но, пока его не было в городе, случилось непоправимое. Александр так и не смог узнать подробности, что же именно произошло, но результат стал для него ударом. Ада попала в реанимацию в критическом состоянии. Её смогли стабилизировать, но в сознание она так и не пришла. Александр попытался её навестить, но в палату пускали только родственников.

Потянулся новый, какой-то необычайно длинный семестр. В кафе ждать было некого, лишь изредка заглядывал Акрам. Он покупал чай и садился за одним столиком с Александром, но разговор никак не клеился — мысли Акрама витали где-то далеко. Айна тоже с каждым днём становилась всё более замкнутой. Да и с научруком, который должен был руководить написанием диплома, отношения складывались из рук вон плохо. Шли недели, тягучие, как патока.

— Её отключают от аппарата жизнеобеспечения на следующей неделе, если в сознание не придёт, — бросил Акрам Александру, забежав в кафе с мороза и помчавшись за чаем.

— Тебе-то почём знать, — буркнул в ответ Александр. Лишь через минуту до него дошли все следствия из этих страшных слов. — Откуда ты это знаешь? — с трудом сдерживая гнев, спросил он, когда Акрам вернулся с чаем.

— Спокойно, Ал, я медбрат в реанимации, — ответил тот, обеспокоенно глядя на своего товарища.

— Что?

Акрам потупил взгляд.

— Я давно хотел сказать, да как-то возможности не появлялось. Мне не нравится нейротехника. Неправедное это дело какое-то…

— У меня сейчас отец работает и живёт полноценной жизнью из-за этого неправедного дела. Он руку потерял на заводе, а, когда ему нейроинтерфейс для протеза поставили, оказалось, что у него талант к его использованию. Он сейчас подъёмной техникой управляет с его помощью, — всё ещё раздражённо, но без прежней ярости прервал его Александр.

— Но это из-за него появились тульпы. Ну да ладно. Мать с отцом отправили учиться сюда — мол, профессия уважаемая, зарплаты хорошие. А я хочу пойти в медицину. Устроился в мед на заочку, для практики медбратом на ночную смену, на оплату хватает. Но родители узнают — они меня из дома выгонят и деньги перестанут высылать. Вот, разрываюсь.

— А что с Адой?

— Ада… Её родным тяжело держать её на искусственном жизнеобеспечении. Они отправили её на энцефалограмму, а там обнаружили, что у неё активности мозга нет. Вообще. И… Прошло больше полугода, даже если мозг жив, вряд ли она очнётся. А если очнётся — останется инвалидом. Тяжело поддерживать и никаких шансов на возвращение… Они отказались оплачивать жизнеобеспечение дальше. Если она не придёт в себя на следующей неделе, её отключат.

Акрам залпом выпил чай.

— Я… Могу помочь тебе её навестить, если хочешь попрощаться. У меня смена в субботу… Приходи после десяти…

Остальное Александр уже не слышал. Суббота… Сегодня среда. Всего четыре дня, чтобы что-нибудь придумать. И он придумал.

— Не за… Алекс, Иосафат, что ж ты творишь! — заорал Азимов, едва не подавившись конденсатором, когда Александр ворвался к нему тем же вечером.

— Азимов, что будет, если подключить тульпу к неактивному мозгу? — заорал он в ответ.

— Да ничего не будет! Нет входящего сигнала — нет и выходящего!

— А если она сначала подаст выходящий сигнал?

Айзек на мгновение задумался.

— Если мозги не сдохли, то, вероятно, покатится волна возбуждения и он, вроде как, заработает. Всё-таки выход не на один нейтрон подается, сразу затухнуть он не должен. Но я не нейробиолог, точно не скажу.

— Но, если он всё-таки заработает?..

— …То, если самостоятельной активности он так и не проявит, то мозг останется пассивным наблюдателем, а тульпа, вроде как, актором. Но, во-первых, я бы на это не рассчитывал, во-вторых, она не сможет управлять телом, в-третьих, Алекс, Иосафат, ты что, труп с кладбища украл?

Некоторое время Александр посвящал Азимова в свой план. Тот делал большие глаза и ежеминутно поминал Иосафата.

— Значит, ты всего лишь хочешь, чтобы я в одиночку за три дня сделал то, что не может сделать передовой институт уже несколько лет?

— Это было полгода назад. С тех пор новая iTulpa вышла, — мрачно пошутил Александр.

— Прямо аргумент. Что ж, девочки, давайте подумаем, — призвал Айзек к делу своих тульп, которых с прошлого раза стало только больше.

Александр смотрел на него и думал, что происходит в его двадцатикратном сознании. Распараллеливает ли он мыслительные процессы, как многоядерный процессор вычисления? Устраивает мозговой штурм двадцатью личностями в одном лице? Или в его голове происходит что-то гораздо более прозаическое?

— Мне понадобятся кое-какие штучки, которых у меня ещё нет, — вынырнул из глубин своего сознания Азимов.

— Сколько времени уйдёт на доставку?

— Либо очень много, для твоих сроков, либо очень дорого. Влетит в копеечку.

— Не страшно, — грозно пробурчал Александр, мысленно прощаясь с заначкой на путешествия.

— И вычислительные мощности. Особенно, когда ты будешь там.

— Я могу убедить научрука, что они мне нужны для диплома. Что я эксперимент ставлю. В нашем распоряжении будут университетские машины.

— Всё-таки решил превратить универ в бот-нет? — усмехнулся Айзек. — Значит, писать придётся непосредственно перед делом…

Обсудив все детали плана, они разошлись — Азимов погрузился в Интернет, искать нужные детали и схемы, а Александр вернулся в общежитие и безуспешно попытался уснуть. Все оставшиеся дни они с Айной провели как на иголках. Научрук, немного помучив своего дипломника каверзными вопросами о целях и ходе эксперимента, занял для него весь вычислительный центр на вечер субботы. Гораздо больше проблем причинил Акрам. Узнав о плане Александра, он пришёл в ужас и отказался наотрез принимать какое бы то ни было участие в нём, но в субботу сообщил, что многое обдумал и согласен.

— Эта ваша игра в Аллаха до добра не доведёт, — причитал он, ведя по коридорам больницы Александра и Азимова, — но, если это спасёт невинную душу, я с вами.

— Мы точно такой объём по воздуху перебросим? — допытывался Александр у Айзека, судя по всему, копавшегося на бегу в ноутбуке через тульпу.

— А сколько у нас времени? — отвечал тот с мрачным видом.

— В восемь утра придёт сменщик, — торопливо подсказывал Акрам.

— Не будет сбоев — хоть два раза перебросим.

Вот и заветная палата. Азимов осмотрелся в поисках стула и, не найдя такового, сел на кушетку Ады. Затем он подключил к больной ноутбук и запустил приём. В далёком университете заработал десяток машин, объединённых в вычислительную сеть, и начал переводить огромный массив данных в команды нейроинтерфейса. Полетели по невидимому каналу воспоминания Александра: переживающий из-за потери руки отец, готовящиеся к разводу родители, одиночество, покупка тульпы на сэкономленные со школьных обедов деньги… Четвёрка заговорщиков знала, что сохранить удалось только самые яркие и значимые для него моменты. Реплика технологии полугодовой давности, воссозданная по конспектам журналов от Айны, была ограничена даже с первоклассными запчастями от разобранных iTulpa, но большего для начала не требовалось. В крайнем случае, Азимов пообещал дописывать память по мере развития достижений техники, если это станет необходимо.

Часы давно перевалили за полночь. Айна и Александр делали друг другу трогательные признания, переживая за возможный провал операции. Акрам расстелил коврик и отбивал поклоны Мекке в неслышимых молитвах за благополучный исход. Айзек сердито шевелил губами, съезжая с края кушетки, и время от времени что-то проверял в сумке с инструментами.

— А если она всё-таки очнётся? В смысле, после того, что мы делаем? — спросил Александр.

— Нам всем будет очень-очень неловко, — сказал, как отрезал, Азимов.

Он хмуро посмотрел что-то в ноутбуке.

— Из самого важного — у неё сохранятся твои воспоминания, — он стал устало пояснять. — Она может очнуться, когда Айна будет что-то делать. Это будет для неё очень неприятная, хоть и, надеюсь, безопасная ситуация.

«Александр, что же мы такое делаем?» «Не знаю, маленькая, не знаю». За окном бушевала метель.

Беспокойные часы завершились. В чужом теле ютилась память Александра. Тяжёлая часть завершилась, пора было приступать к самой ответственной. Азимов достал нечто, похожее на громоздкую версию нейроинтерфейса, и начал расковыривать разъём Ады. Акрам следил за показаниями оборудования и на всякий случай готовился гнать гостей и звать реанимацию.

— Так, — объявил Айзек, закрывая разъём с новой начинкой, — Айна, я поставил вместо стандартного разъёма новый аппарат, которым сейчас пытаются помогать паралитикам. Тебе, как ты помнишь, я немного изменил схему — теперь через тебя можно пробрасывать управление нейроинтерфейсом. Другими словами, ты сможешь управлять телом Ады, но пока движения будут грубыми и резкими. Потом, когда тебя выпишут, мы его немного настроим, чтобы ты лучше двигалась. Алекс, мы, конечно, записали твои воспоминания. Но, во-первых, они неполные, а во-вторых, мозги всё ещё Ады. Это будет не та же самая Айна, хотя и что-то на неё очень похожее. Ну и, наконец, обоим: неизвестно, заработает ли всё так, как мы планируем, поэтому будьте готовы к неудаче. Ну, вперёд!

Александр отключил свою тульпу и на секунду остановил на ней взгляд. Синий кит жизнерадостно улыбался с крохотной тёмной коробочки, от которой так много сейчас зависело. Поколебавшись ещё мгновение, он подключил одну свою половинчатую подругу к другой.

— Что теперь? — спросил он Азимова.

— Будем надеяться, что военные не узнают, что мы натворили, — ответил тот. — А-тысяча девять, попробуй поговорить с Айной.

На одной из его тульп засиял крошечный огонёк. Она пыталась установить контакт, но удалось ли ей — было неизвестно. На коробочке Айны не было такого индикатора. Шла минута, другая…

— Похоже, не работает. Отключай, — подвёл итог Исаак, и Ада открыла глаза.

Александр тут же бросился к ней. Рука девушки взметнулась вверх, будто кукловод дёрнул за нитку, и легла на его плечо. Её губы растянулись, напоминая улыбку.

«Наконец-то у меня есть что-то своё», думала Айна, глядя глазами Ады на Александра.

Артем ИК-47 вышел с арены нетвердой походкой. Плечи и грудь были помяты, но их без труда выправят в мастерской. В спину летел одобрительный рев зрителей. Он только что победил… Вот этими мощными металлическими руками Артем схватил противника, приподнял и — бросил на усыпанный щебенкой пол.

От грохота упавшего робота заложило уши, под каркасом полыхнуло, из щелей между пластинами пошли струйки дыма. Обонятельные сенсоры указали Артему, что внутри противника горит пластмасса и плавятся провода.

И-79 попытался встать, но Артем с силой обрушил на него ногу, не дав подняться. По голове старался не бить: девяносто процентов вероятности, что внутри металлического черепа — человеческий мозг, как и у него самого. Девяносто процентов, что эта железяка, которую он победил — переделанный в машину человек.

Во время боя он становился очень агрессивным — последствия армейской контузии. Артем изо всех сил старался себя сдерживать, и пока что это удавалось.

Пройдя в расположенную здесь же мастерскую, Артем ИК-47 активировал подзарядку батареи. Подумал о том, что в бытность человеком он мог есть. Как наяву ощутил в металлическом рту вкус прожаренного бифштекса, яблочного пирога, что готовила жена. Артем ИК-47 прикрыл глаза-сенсоры — время подзарядки, это когда можно расслабиться и предаться воспоминаниям.

…Война с Китаем была в самом разгаре. Артем Икарцев, как его тогда звали, и еще двое получили тяжелые ранения и лишились обеих ног. Икарцеву еще и оторвало руку — он нарвался на гранату, отсюда и контузия. Тела у всех троих доставленных в лазарет были частично парализованы.

Парням предложили поучаствовать в эксперименте. Раз уж они почти превратились в «овощи», да к тому же еще теперь рук и ног у них меньше, чем обычно, то… им предложили стать первыми в мире боевыми роботами.

Это первый шаг к тому, чтобы люди больше не участвовали в войнах, пояснили военные. Однако поставили условие — те, кто согласятся, для своих семей станут погибшими. Эксперимент секретный, и информация о его участниках не должна быть известна ни одной живой душе.

Артем и еще один парнишка согласились. Умирать было страшно. Остаться калеками — ненамного привлекательнее. Третий — отказался. На следующий день его усыпили, сообщив родственникам, что у парня случился инфаркт… И о секретном проекте он никому не расскажет.

Не сможет рассказать и жене Артема и его маленькой дочери.

Стоя в ангаре с закрытыми глазами, пока заряжается батарея, Артем слышал, как ремонтники принялись выравнивать помятые во время боя части его тела. До ушей долетали их голоса, хотя он снизил восприятие звуков до минимума.

— Чертова железяка. Я поставил на того другого и проиграл двести баксов. Что я теперь скажу жене? Она эти деньги отложила на переделку лица.

— А что, за двести баксов можно лицо переделать?

— Да, новая технология. Дешево и сердито — а то совсем страшная с возрастом стала, пусть там вжик-вжик, чик-чик… Вот нано-боты в организм, чтобы очищали кровь и все такое, это реально дорого. Это надо брать кредит. А моську подправить — без проблем.

— Надо было думать, на кого ставишь, хе-хе. Я вон двести долларов выиграл, потому что поставил на нашего ИК-47. Наверное, это двести баксов — как раз те, что просадил ты! Ахахаха!

— Ремонтируй давай! Черт, надо же так подставиться… Может, отвинтим что-нибудь от этого ходячего металлолома и продадим?

— Ты совсем офигел? Знаешь, сколько он стоит? Шеф потом из нас самих роботов сделает и заставит драться вместо него!

Второго подопытного звали Вышеслав. Мозг его и Артема пересадили в специально созданные тела из композитного сплава. В новом теле мозг синхронизировали с мощным микрокомпьютером, встроенным в теперь уже не пробиваемую для пуль голову.

Их новые руки и ноги — толщиной с молодые деревья, в предплечья встроено оружие, от пулеметов до опытных образцов лазерных винтовок. Ноги оснащены двигателями вертикального взлета. Как позже узнал Артем, все их органы, которые хорошо функционировали, были проданы в элитные медицинские центры.

Вышеслав с Артемом несколько раз участвовали сначала в учениях. Там испытали поставленное на них оружие, а затем направили их в горячие точки. Но долго это не продлилось: с Китаем заключили перемирие. Позже война прекратилась полностью.

Поднебесной отошла небольшая часть Сибири. Население переместили в соседние города. Большую часть призывников и контрактников распустили. Артем с Вышеславом оказались не у дел.

Тем временем мир переходил на нанотехнологии. Они внедрялись в производство, низкоквалифицированный труд автоматизировался. Множество людей теряли работу. Города постепенно разделялись на кварталы для элиты и трущобы. Артем помнил, как стали появляться телешоу, где дрались роботы, дистанционно управляемые людьми. Потом — на экранах стали драться огромные махины, в которых операторы-люди сидели внутри. Рейтинги этих передач постоянно росли. Многие делали там ставки, принося прибыль букмекерам.

Вскоре военные заставили Артема и Вышеслава драться друг с другом, предварительно сняв с них вооружение. На эти бои приглашались большие шишки из военных, а потом и — телевизионщики. За эксклюзивную запись такого боя одна телекомпания заплатила огромные деньги.

О жене с дочерью он вспомнил постоянно. Но воспоминания приносили сильнейшую боль. И Артем старался думать о них пореже, забивая голову другими заботами.

Чуть позже, когда ремонт и подзарядка были закончены, послышались шаги по ведущим в мастерскую ступеням. Хозяин передвижного развлекательного комплекса, где по ночам Артем дрался с другими роботами, вошел, тяжело ступая и щуря глаза, будто долго не спал.

Роберт Иванов — смешанные браки и имена детей после них, где восточнославянские и западные элементы перемешались, давно стали нормой — был лыс. Рассказывали, что у него искусственные зубы, а в крови плавают нано-боты, уничтожая лишний холестерин, нормализуя давление и поддерживая метаболизм на оптимальном уровне.

Из случайно подслушанных разговоров Артем знал, что хозяин «цирка», как он называл это место, в последнее время плохо спит и сидит на стимуляторах. То ли проблемы с налоговой, то ли с полицией. Сейчас превратить человека в робота можно совсем недорого, обычно, чтобы спасти жизнь после аварии или в старости. Но это требует нотариально заверенного согласия, а добро дают немногие.

Иванов закурил электронную сигару. Вид у него усталый, лицо хмурое, в глазах полно красных прожилок.

— Ну, как идут дела? — спросил Артем с насмешкой. — Что-то ты совсем плохо выглядишь.

— Не твое дело, — буркнул Роберт. — Плохо идут.

У ИК-47 с Робертом сложилась прочная антипатия. Тем не менее хозяин цирка часто приходит поговорить. Что-то его в этом роботе его притягивает, как скрепку к магниту. Их разговоры почти целиком состоят из издевок и пропитаны желчью.

— Говорят, ты пытался подделать сертификаты на согласие, но нотариус оказался подставным. Сколько теперь дают за подделку документов такой важности? — поинтересовался Артем.

Роберт смерил его острым, как бритва, взглядом и выпустил изо рта клуб дыма. ИК-47 показалось, что хозяин чем-то расстроен. В его глазах прячется страх.

— Злорадствуешь… — проговорил Роберт негромко. — Много дают.

— То-то я смотрю, бои стали проходить чаще.

— Не твое собачье дело.

— И билеты дороже — на взятки хватает?

— Пошел ты, кусок железа с прогнившим мозгом! Будешь лезть, куда не просят, отправлю под пресс!

Однако в голосе звучала даже не ярость. В нем сквозило отчаяние.

«Нет, это определенно не страх потерять доход или оказаться в тюрьме, — решил ИК-47. -Тут что-то другое».

После того как Артема переделали в робота, у него обострилась интуиция. Возможно, в качестве компенсации. Как развитый слух у слепых, когда они слышат падение булавки на пол или когда шея трется о ворот рубашки. Он уже собрался быть с Робертом помягче, как вдруг взыграла обида.

— Я приношу тебе деньги, — сказал Артем с нажимом. — Большие. И под пресс ты меня не отправишь.

— Я могу тебя просто выкинуть на улицу, — пригрозил Иванов. — Тебя либо сдадут в музей, либо на металлолом. Ты — антиквариат. В армии давно используют андроидов. Другое дело — бои без правил. Только здесь тебе рады, сукин ты сын. Только здесь — твой дом. Так что не выпендривайся! — Он смотрел на робота с вызовом. — Я же знаю, ты — бешеный! Контуженный, чтоб тебя! Дерись как мужик! Дай зрителям насладиться, а мне — заработать!

— Уйди, — попросил Артем угрюмо. — Я хочу спать.

— Да, и еще. Если опять будешь строить из себя святого и не бить противника по голове, я начну наказывать тебя электричеством. Сегодня ты сорвал мне крупный выигрыш по ставкам, идиот.

— И тебе доброй ночи, Роберт.

— Да пошел ты.

Когда он ушел, Артем с помощью вживленного в череп микрочипа вошел в Терранет. Экран был напылен на его искусственные глаза. Он любил проводить там время, читая новости и просматривая видео ролики. Это помогало хоть на время забыть, что мир людей теперь закрыт, и ему рады только на ринге.

Днем в развлекательном комплексе люди отдыхали: ходили в кино, по виртуальным аттракционам, покупали прохладительные напитки и наркотики из-под полы. Каждый день оттуда уходили сотни счастливых детей и тинэйджеров. Многие предпочитали развлекаться в виртуальных мирах, не выходя из дома. К счастью Роберта и владельцев других таких «цирков», среди человечества еще достаточно и тех, кто все еще любит выходить из дома, чтобы развлечься.

Вечером в подвале одного из павильонов начиналась другая программа и на арену выходили роботы. Лишь один из них — Артем ИК-47 — обладал корпусом из композитного сплава. У остальных — просто железо. Это были в основном те, кто хотел удержать семью от нищеты — после победы робот-человек получал неплохой гонорар. Либо его увозили, мертвый мозг сжигали в печи, а в металлическое тело пересаживали мозг нового желающего из трущоб.

При желании Артем мог бы проламывать своим противникам головы, как тухлые яйца. Но он себя сдерживал, и давалось это нелегко.

Люди, уже купившие дорогой билет, делали ставки. Букмекеры подначивали тех, кто еще не поставил. Завсегдатаи ставили на Артема ИК-47. Но их интересовал летальный исход боя. Люди на смерть на ринге никогда не сражаются, а роботов — не жалко.

На следующий вечер Артем избил противника так, что у того перестала функционировать рука, из-под радиатора на грудной клетке повалил пар. Уходя с ринга, побежденный волочил ногу.

Но это железо, его легко починить или заменить. Главное же — мозг человека в металлической голове — не пострадал. Мозг ремонтники называли «софт». Артем вновь не подчинился хозяину, и противник остался в живых.

После боя к Артему в ангар вошел Роберт.

— Ну, давай, скажи снова, что я тебя подвел и ты потерял деньги, — буркнул робот.

Хозяин молча покачал головой. Он не сводит взгляда с Артема, максимально собран, хоть и старается это не показать. ИК-47 чувствовал — он здесь не просто так. В глазах Роберта вновь затаилось отчаяние и страх. Но теперь к этому примешалась злость. Словно Артем действительно ему помешал, и дело не только в деньгах.

— Ты — дурак, ИК-47. Ты вставляешь мне палки в колеса, ты это понимаешь? Мало того что теперь меньше прибыль от ставок, так еще и расходы на ремонт и запчасти.

— Может, и дурак, — сказал Артем, двинув широкими плечами, — но — не убийца.

Он не успел заметить, что именно бросил в него Роберт, но этот предмет со стуком прилип к его металлическому корпусу. В руке Роберта появился пульт управления, он нажал кнопку.

Артема парализовало. Его со всех сторон будто охватил огонь, принялся жалить раскаленными иглами. Сотни игл впивались глубоко под металл черепа, проникали внутрь мозга. От страшной боли его скрутило. Затем наступила передышка.

Новый удар током. На этот раз гораздо больнее. Иглы впивались в мозг, причиняя невыносимую боль. Она вгрызалась в нейроны, сдавливая полушария могучей электрической рукой. Его крик был скрипучим и хриплым, как и голос.

Артем не знал, сколько времени это длилось. Когда выключились оптические сенсоры, боль ушла.

— Для первого раза достаточно, — сказал Роберт, убирая пульт в карман. — В следующий будет больнее. Только посмей опять меня подвести!

ИК-47 лежал на полу, его оптические сенсоры выключились.

Роберт, подойдя, открыл крошечное входное отверстие на металлическом черепе и что-то туда капнул из пузырька.

Всю ночь после этого ИК-47 видел сны, где все пестрело необычайно яркими красками. Привычного мира в этом сне не было, Артема окружали странные предметы, словно отраженные в кривом зеркале.

Робот чувствовал, будто некто подвел его к такому же вот зеркалу и насильно заставил смотреть на искривленное и уродливое отражение привычного мира и искривленное отражение самого себя.

Когда оптические сенсоры, заменявшие Артему глаза, снова включились, он увидел возле себя силуэт. Сфокусировав зрение, он заметил, что смутный силуэт превратился в широкоплечего боевого робота модели, какой Артем уже давно не видел. Нигде, кроме зеркала. Помимо Артема, существовала только одна модель из композитного сплава….

— Вышеслав! Гайки тебя побери!

Робот ИЖ-35 повернулся и посмотрел на него. Металлический рот не мог выдавить ни единого изгиба улыбки, в оптических сенсорах — ни намека на радость от встречи. Однако намек на настоящее тепло прозвучал в голосе — микрокомпьютер в черепе позволял регулировать оттенки.

— Артем, брат! Сто лет, сто зим!

Они вышли на ночной воздух. Светила луна, но оптические сенсоры и без того прекрасно видят в темноте, показывая все вокруг в инфракрасном спектре.

— Где тебя носило столько лет? — спросил Артем.

— Мотался по ярмаркам, занимался уличными боями. Выступал на телевидении.

— Ненавижу телешоу, — сказал ИК-47 с чувством. — Как тебя туда занесло?

Они шли мимо многочисленных автофургонов, составлявших развлекательный центр. Поодаль мерцали огни небоскребов и дешевого жилья. Где-то лаяла собака.

— Тёмка, там гонорары — самые высокие. А мне сейчас деньги во как нужны.

— Что робот может сделать с деньгами? — поинтересовался Артем скептически.

— Вот именно, что — робот… — Вышеслав сжал кулаки, металлические суставы отозвались едва слышным скрипом. — Я решил вновь стать человеком.

ИК-47 остановился и посмотрел на друга. В нем затеплилась надежда.

— Расскажи, может, я тоже попробую.

Вышеслав двинулся дальше, под металлической ногой хрустнула раздавленная игрушка, оброненная кем-то из приходивших на шоу детей. Игрушки старого образца еще популярны в трущобах.

Они двинулись обратно к ангару. Артем шел рядом.

— Мне вырастят тело тридцатилетнего парня. Пересадят туда мой мозг. Снова буду полноценным человечком.

ИК-47 покачал головой.

— Мозг — штука хрупкая. Один раз его уже нам спасли. Но теперь ты можешь стать «овощем» или вообще умереть. Об этом ты думал?

— Риск, конечно, велик, Тёмка. Но сейчас — технологии. Думаю, если за полгода вырастят тело, то уж мозг-то пересадить и подключить смогут. Так, чтобы все тип-топ. Но это обойдется в громадную сумму.

Артем кивнул.

— Это все понятно. Только что ты заработаешь в нашем балагане? Я тебя знаю, ты приехал не просто так повидаться. Тебя ведь Роберт позвал, да? Тоже будешь драться?

Они остановились на пороге фургона мастерской. Два массивных робота в лунном свете выглядели странно и устрашающе.

— Нужна твоя помощь, Тёмка. Но я учел и твой интерес.

— О чем это ты?

— Заходи, объясню. Когда разбогатеем и получим тела, ты сможешь вернуться к семье.

Удар пришелся Артему в корпус, оставив вмятину. ИК-47 выбросил вперед руку, но Вышеслав увернулся. Его модифицированное тело более гибко и двигается быстрее.

Собравшаяся вокруг арены толпа с замиранием наблюдает за битвой титанов — двух легендарных роботов, как их представили в рекламном плакате. Билеты по цене втрое выше обычной.

Артем бросился на Вышеслава, человеко-машины с лязгом столкнулись и покатились по сухой земле, поднимая пыль.

Артем был зол. Из головы не выходил ночной разговор.

— Давай работать в тандеме, Тёмка! Недельный тур здесь, а потом — будем выступать в телешоу. Представляешь, какие будут ставить деньги?! Бабло — пополам!

Артем свалил Вышеслава, громадный кулак принялся опускаться на бывшего друга со скоростью отбойного молотка. Однако противник вывернулся, ударил. Артем с грохотом упал на спину.

— Ненавижу телешоу! Я чувствую себя бойцовым тараканом, на которого все ставят и орут, чтобы бежал быстрее!

— Будем драться и в одиночку. Давить простых роботов как слизняков! Сколько я их уже перебил! Просто будем — делиться! Вдвоем заработаем быстрее! Ты разве не хочешь тоже купить себе тело? Снова стать человеком?! Снова увидишь жену и дочь!

Вышеслав швырнул Артема на землю. В солнечных лучах танцуют мириады пылинок. Робот с лязгом бьет ногами, ИК-47 только успевает закрываться. Он закрылся, отбил атаку и быстро поднялся.

Роботы смотрят друг на друга, от страшных ударов у обоих деформированы головы и тела. Из пробоин, точно кровь, сочится масло, ярко блестит на солнце. Благодаря дополнительным пластинам металла, мозг каждого невредим. Крики зрителей бьют по аудио-сенсорам. Кулаки сжимаются и разжимаются. Оба как быки, готовые броситься на тореадора.

— Стать человеком?! Какой смысл, если придется убить сотни таких же робото-людей, как мы?! Да как я после этого Наташе с Диной в глаза посмотрю?!

— Тебе не один хрен?! Приз получает сильнейший, а слабаков — не жалко! Их в избытке как раз, чтобы сильные карабкались по ним вверх! Тебе нужна семья или нет?! Хочешь остаток жизни провести в этой консервной банке?!!

По сигналу рефери они ринулись друг на друга. Артем врезался в Вышеслава плечом, с размаха ударил. ИК-47 чувствовал, как пелена ярости застилает разум. Он вдруг забыл, где находится. Забыл, что он робот. В ушах застыл звук на высокой ноте. Такое уже бывало во время редких припадков после контузии.

…Окопавшись на вершине холма, он в одиночку отстреливается от штурмующих высоту китайцев. У них приказ брать живым, поэтому они не стреляют, а пытаются задавить числом.

Отбросив опустевший автомат, Артем принялся колотить узкоглазых саперной лопаткой, попадая по головам и рукам, заставляя отшатываться, проламывая черепа, ломая пальцы…

Внезапно все вернулось — зрители, арена, бой. Только слепящее солнце осталось прежним. Кисть левой руки у Артема смята. У лежащего на земле ИЖ-35 проломлен череп.

ИК-47 в ужасе опустился подле друга. Поднес руку к пластине, за которой должно работать механическое сердце. Датчик на кончике пальца подсказал, что мотор не функционирует. Поверхностный анализ не выявил и мозговой активности.

Вышеслав — мертв. Мозг Артема — единственное оставшееся в нем живое место — сжался от шока и ужаса.

Ночь прошла без сна. Артем разрывался между чувством вины и злостью, что не смог сдержаться именно в этот раз. Пусть Вышеслав хотел подняться по трупам других, но смерти он не заслуживал.

Перед глазами промелькнули наиболее яркие воспоминания — с войны, потом, после операции, когда уже были роботами. Все то, что было и чего больше никогда не будет, ведь Вышеслава уже нет… Его мертвый мозг кремировали. В тело хозяин цирка наверняка пересадит мозг другого бедолаги.

Это нечестно. Несправедливо. Неправильно. Смотреть на хорошо знакомое тело и лицо, пусть и из металла, и знать, что это не твой лучший друг, а — кто-то другой.

Дверь с грохотом распахнулась, и вошел Роберт. Скулы полыхают от ярости, он сжимает и разжимает кулаки.

— Будь ты проклят! — рявкнул он. — Зачем убил?! Не мог ты что ли совладать со своим бешенством, как делаешь обычно?!

— Я знаю… я…

Артем вдруг понял, что не может говорить. К горлу подступил едкий ком.

— Ни черта ты не знаешь! — Роберт повернулся к нему, на глазах дрожат слезы. — Ты понимаешь, что бои с вашим совместным участием могли принести мне деньги? Деньги, что спасли бы мою дочь?!

ИК-47 замер.

— Что?

Вот оно. То отчаяние, что Артем читал в глазах Роберта всякий раз, как тот его отчитывал за плохо проведенный поединок. Горечь и тоска в его взгляде.

— Да!! А ты думал — я деньги на взятки собираю? У дочки опухоль в мозжечке! Его удалили, метастаз нет. Но — купить мозжечок и пересадить стоит баснословных денег! Тело за несколько месяцев, может, вырастить и могут. Но мозг — это все еще terra incognita. Он слишком плохо изучен, его нельзя вырастить искусственно! У меня была надежда, но ты… ты ничего от нее не оставил…

Роберт опустился на корточки у стены и закрыл лицо руками.

— Будь ты проклят, контуженная консервная банка… Сукин ты сын… Сволочь….

Подобно катку для укладки асфальта, на Артема навалился шок. Скорлупа, которой этот делец постоянно закрывался, разлетелась вдребезги. Остался обычный человек со своими страхами. С разбитыми надеждами. С мечтами, которым теперь не сбыться. И всему виной оказался — Артем.

Он невольно задал себе вопрос: чем он теперь лучше Вышеслава, который был готов убивать людей-роботов на арене сотнями, чтобы купить себе новое тело? Но ладно бы людей-роботов, они — гладиаторы и знают, на что идут. Они — осознают риск. Но он отнял будущее у… девочки, которая сейчас не может ходить, двигать руками и держать равновесие. За все это отвечает мозжечок, который ей удалили.

В памяти Артема промелькнуло лицо дочери. Дина уже который год растет без отца. И никогда его не дождется.

— Как зовут девочку? — спросил он негромко.

Голос Роберта был глухим и злым.

— Аня.

— Я отдам свой мозжечок, — произнес ИК-47 хрипло. — Принеси бумагу, я подпишу. Нотариус заверит.

Роберт вскинулся, брови изумленно приподнялись. В глазах мелькнуло недоверие.

— Ты? Но… почему? С какой стати?

ИК-47 развел могучими металлическими руками.

— Я люблю детей. К тому же не хочу депрессовать по поводу того, что случайно убил лучшего друга. Криозаморозка пойдет мне на пользу. Давно было пора отдохнуть.

Роберт поднялся, просветлел лицом.

— Я обязательно заморожу твой мозг! А когда технологии позволят, верну тебя к жизни. Можешь не сомневаться! Ты не представляешь, в каком я перед тобой долгу!

— Теперь — иди, — кивнул Артем. — Я хочу спать.

Роберт вышел, счастливый, точно воскрес из мертвых. Проводив его взглядом, ИК-47 сел, прислонившись спиной к стене. Вышеслава он не вернет, но хотя бы спасет другую жизнь. Кто знает — вдруг после криозаморозки ситуация поменяется, и он все же сможет купить себе тело. Настоящее, человеческое.

ИК-47 позволил оптическим сенсорам отключиться. Еще никогда не чувствовал на душе такой тяжести и… облегчения одновременно.

— День зарплаты — радостный день! — напевал штатный критик журнала «ФАСТ» Ричард Кайманов на мотив некогда популярного советского шлягера, сунув кредитную карточку в приёмную щель банкомата. — В миг исчезнет забот моих тень. Эй! Эй! Эй, гони деньги скорей!

Спрятав купюры и карточку в портмоне, довольный Кайманов обернулся и застыл. Перед ним стоял, держа в дрожащей руке пистолет, известный писатель-фантаст Роман Щербатый. Глаза этого немолодого пузатенького мужичка, одетого в старенький джинсовый костюм, испугали Кайманова смесью горящего в них безумия и страха.

— Это тебе за моего «Изгнанника»! — вдруг громко взвизгнул Щербатый и выстрелил в стоящего перед ним в растерянности Кайманова.

Первая пуля насквозь прошила левую руку критика, и портмоне, пухлое от банкнот, плюхнулось в грязную лужу, оставшуюся на асфальте тротуара после недавнего дождя. Вторая пуля застряла в бедре правой ноги. Третья пронзила острой болью живот. Кайманов согнулся и упал. Вокруг в ужасе вопили и разбегались прохожие. Роман Щербатый продолжал стрелять в корчащегося у его ног Ричарда Кайманова. Из дверей банка выбежали, что-то крича, вооружённые короткоствольными автоматами охранники, и последнее, что увидел умирающий критик, это фонтанчики крови, вдруг забившие из груди спятившего графомана, и всполохи проблескового маячка невесть откуда взявшейся машины «Скорой помощи». Потом убийца тяжело рухнул на тело своей жертвы. Дюжие санитары быстро погрузили трупы в машину, и «Скорая помощь», завывая сиреной, скрылась в потоке машин…

«С рождеством».

Подпись как нельзя лучше подходила открытке. Голубое пронзительное небо и ярко-зелёный склон травы, ещё не выжженной летним зноем. Внизу вода — чистый ободок реки, оттеняющий небо. Иван разглядывал открытку две минуты, пока не понял, что здесь не так.

Вздохнув, отложил её в сторону. «Не имеет значения соответствие надписи содержанию, — пометил он в дневнике, — если оно подходит». Иван задумался. Мысли следовало сформулировать чётче, куратор будет недоволен. «Смотрю на открытку и чувствую радость», — дописал он, и захлопнул дневник.

Сегодня на ужин макароны. Углеводы. Иван машинально намотал их на вилку. У вилки четыре зубца — оптимально. Но могло быть и три. Главное, не говорить об этом куратору. Он не выйдет из центра, пока не вылечит все свои причинно-следственные связи. А через месяц у него день рождения, выходить надо обязательно. День рождения выпадал на конец мая. «Нет, не так, — поправил себя Иван. — Оно всегда выпадает на конец мая, это константа».

И настроение будет — рождество.

Тяжким непосильным трудом, потом и кровью он, наконец, заработал эти деньги! Заработал! Желание так и будоражило Грегора, растекаясь по венам и артериям жидким металлом.

Конспирация! Нельзя забывать о конспирации! Дорогой костюм из светопоглощающей ткани делал его практически невидимым в закоулках Большой Сферы Мега-сити. Бионические протезы на присосках не издавали ни малейшего звука. Экзоокуляры, настроенные на сумеречную зону нижнего эшелона, с предельной чёткостью передавали информацию на подкорку лучше, чем кошачий глаз в тёмную сентябрьскую ночь.

Грегор попытался ещё больше вжаться в стену и стать совсем невидимым. Бывали случаи, когда желающих добраться до заветной двери, вылавливали даже на подходе. А чего стоили полицейские облавы? Но, слава Всемогущему Разуму, эти времена канули в лету. Сейчас достаточно было предъявить пластик с энной суммой и… Грегора даже немного подташнивало от волнения. Страшно было представить, сколько он пережил, пытаясь заработать эти деньги.

Сначала просто была мечта. Юношеская мечта о далёком и, может быть даже и не реальном мире, в который невозможно попасть обычным путём, просто купив билет.

Рос Грегор, росла и крепла вместе с ним и мечта. К совершеннолетию мечта переросла в непреодолимое желание. Оно манило Грегора тем больше, чем недоступнее казалось. Для его осуществления нужны были деньги. Но где жителю захудалого городишки самого отдалённого рукава Галактики можно было найти или заработать эти деньги? Да ещё жителю среднего эшелона?.. Так Грегор превратился в Гора — командира девятой первопроходческой линии группы Пси общекосмического десанта.

Десант — это десант. Бойцов списывали только при полной потере разума. Все остальные «запчасти» менялись по мере необходимости.

Первую бионику Гор получил на хи Вольфа 1061. Девятка обследовала Бездумный лес второго континента южного полушария. Работали в мысленепроницаемых шлемах. Потеря шлема на этой планете была равносильна смерти. Очень жестокой и мучительной. Гор прикрывал свою линию с левого фланга. Мыслепузыри пытались взять их в кольцо, но шлемы спасали. Протискиваясь сквозь закрученные «стволы» Бездумного леса, Гор застрял. Для того чтобы освободиться из петли, нужно было снять шлем. Он не знал, как быстро может перемещаться мыслепузырь, и решил рискнуть. Всё произошло не просто быстро — молниеносно. Сначала Гор потерял способность двигаться, потом почувствовал, что его ноги что-то грызёт. Медленно, дюйм за дюймом отрывая кровоточащую плоть, урча и чавкая. Нечто дробило и перемалывало кости с особой тщательностью. Гор кричал и извивался, но это не помогало. Когда дело дошло до коленей, он провалился в небытие.

Очнулся Гор уже в биопротезокамере на корабле. Наращивание прошло успешно. Присоски идеально контактировали с нервными окончаниями, и бионические протезы ног работали как часы.

Вторую бионику Гор заработал на лямбде Лейтена 726—8 B. На планете обитало совершенно дикое племя альфашизотиков. Во время сезона спаривания особи мужского пола рвали на куски всё, что попадалось им на пути. Гор был неосторожен. Ошибочно рассудив, что сможет решить проблему мирным путём, он попытался вступить в переговоры. Два здоровенных самца схватили «парламентёра», и каждый начал тянуть в свою сторону. Они выдрали Гору руки, а потом с удивлением наблюдали, как из рваных ран с торчащими обломками костей хлещет кровь.

Выйдя из биопротезокамеры, Гор снова почувствовал себя обновлённым.

Каппа Грумбриджа 1618 была сказочной планетой. Уменьшенная в несколько раз копия далёкой Земли, о которой уже мало кто и помнил, с одним небольшим исключением. Здесь обитали ангелоподобные летающие крабопауки, плюющие ядовитой слюной. Паук пробрался на корабль и плюнул Гору в лицо, не защищённое сеткой из алюмопласта, попав сразу в оба глаза. Под действием яда глаза вытекли из орбит и сизой дымкой испарились.

Для установки экзоокуляров Гора срочно переправили в стационарный госпиталь на Марсе. Он смог увидеть планету-прародительницу почти воочию. Пусть и далёкой точкой на небосклоне, но совершенно реальной.

Однако, теперь это был совсем другой человек. Вернее человеко-механизм. Все его заслуги почётно материализовались на банковском счёте. Зато у него были эти деньги! Дома ему уже нечего было делать и Грегор решил остаться на Марсе, используя так любезно предоставленный недельный отпуск. Прежде всего он сделал решительный шаг: зарегистрировался и заполнил предварительную Анкету Жаждущего. Вопросов было много, и некоторые из них показались ему довольно странными. Ну, какое значение имел рост его матери? А вопрос о том, что больше нравится трогать руками: круглое, квадратное или прямоугольное? Вопрос о молекулярной модификации поверг Грегора в шок: в какой цвет вы бы предпочли перестроить свои волосы — блондина, брюнета или шатена? Да он вообще об этом никогда не думал! Ни во сне, ни на яву!

Трясущимися руками Грегор достал приготовленный заранее пластик и просунул в узкую щель приёмника. Автомат довольно проурчал и щёлкнул. Заветная дверь приоткрылась, Грегор поспешил протиснуться внутрь помещения и замер. Что-то опять щёлкнуло, и он услышал мелодичный голос:

— Мы приветствуем вас, Жаждущий! Ваша анкета зарегистрирована и пластик учтён. Ознакомьтесь с особыми условиями, пожалуйста, — голос был вежлив, но довольно твёрдо отчеканил: — Никакого оружия, никакой бионики, экзо и прочих эрзац-частей. Всё лишнее можете сложить в бокс и получить обратно при возвращении. На столике есть кнопочка, когда будете готовы — звоните.

Грегор был в шоке. Всю свою жизнь он посвятил одной единственной цели, а ему предлагали лишиться большинства своих органов?!

— Но… — шептал он, лихорадочно сдирая с себя запчасти. Что же я буду там делать?

Через полчаса Грегор был «готов». Голосок снова ожил:

— Итак, какие параметры вы предпочитаете в ширину и в высоту? Какой цвет ко…

— За эти деньги вы надо мной издеваетесь?! Мне всё равно! У меня нет рук! У меня нет ног! Я — слепой! — возмущённо орал Грегор.

Многие пытались попасть на благословенную материнскую планету через камеру нуль-перехода этого заведения. Многие пытались, но не у всех получалось. Земля давно уже объявила мораторий на любую электронику, и бионические органы не стали исключением. А где сейчас на просторах Вселенной вы найдёте хоть одного целого и здорового человека? Кроме самих землян, к чьим услугам все лучшее с самого рождения?

«Что же он там действительно будет делать?» — хмыкнула про себя девушка-оператор, наблюдая за мониторами.

В холле марсианского публичного дома, колошматя по полу обрубками рук и ног, билось в истерике изуродованное человеческое тело.