Революция 1917 года
Книга «Революция 1917 года» основана на курсе просветительского проекта Arzamas Academy. Курс состоит из цикла лекций Бориса Колоницкого, ведущего мирового специалиста по истории русской революции, и сопроводительных материалов, которые позволяют увидеть описываемые в лекциях события с разных ракурсов.
© Текст. Колоницкий Б. И., 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018
Вступительное слово
«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию», – пишет на листке бумаги мальчик в 1917 году.
Случившееся в 1917 году по-прежнему влияет на нас. Возможно, еще и потому, что это была первая встреча всей страны с большой историей. И каждый из миллионов жителей страны по-своему переживал эту встречу – спасался, выигрывал, терял, – но так или иначе входил в эти отношения.
Книга, которую вы держите в руках, создана на основе курса просветительского проекта Arzamas.academy. Курс состоит из цикла коротких лекций Бориса Колоницкого и сопроводительных материалов, подготовленных несколькими авторами и редакцией Arzamas.
Борис Колоницкий – ведущий мировой специалист по истории Русской революции. Его работа по исследованию часов и дней, перевернувших мир, выражается в сотне статей, публикаций документов, монографий, лекционных курсов. Для проекта Arzamas он подготовил цикл лекций, которые будут полезны каждому, кто интересуется ключевой темой в истории XX века.
Это последовательный рассказ о нескольких месяцах, которые изменили историю. В сущности, мы и сейчас живем внутри этого катаклизма, так и не поняв до конца, как он устроен. Единственный способ разобраться – слушать экспертов. Чтобы, услышав, что случилось сто лет назад, понять и мир сегодняшнего дня.
Помимо лекций Колоницкого в книгу вошли материалы, позволяющие увидеть тему с других ракурсов. Фантастический документ времени: рисунки и дневниковые записи детей – свидетелей 1917 года, собранные Евгением Лукьяновым, старшим научным сотрудником отдела изобразительных материалов Государственного исторического музея. Хронологическая табличка, показывающая исторический контекст: в ней собраны главные события в России и мире с января по декабрь 1917 года (процесс над Матой Хари, явление Девы Марии, первый матч в истории Национальной хоккейной лиги…). Рассказ Дмитрия Иванова, историка, сотрудника Европейского университета в Санкт-Петербурге, о важнейших исторических работах и свидетельствах очевидцев, которые помогут в дальнейшем изучении Русской революции и всего, что с ней связано.
Это главный принцип работы Arzamas: мы стараемся рассказывать о любом понятии, событии, эпохе так, чтобы читатель увидел их во всей полноте и захотел продолжить путешествие. На сайте Arzamas – десяток других курсов, образовательных игр и видеороликов, созданных лучшими гуманитарными учеными. А к ним (как и в этой книге) – вспомогательные материалы, шпаргалки, рекомендации.
«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию». В центре этой истории – люди, человек, мы сами. Что может быть интереснее?
I
Лекция Бориса Колоницкого
«Измена и обман»: политический кризис кануна революции
Николай II на балконе Зимнего дворца перед провозглашением Манифеста о вступлении России в войну. 1 августа 1914 года
Последний российский император Николай II был скрытным и сдержанным человеком и обычно в своих дневниковых записях не позволял себе откровенности. Но после отречения он написал, что видит «кругом измену… и обман». Почему в ключевой момент своей жизни российский император оказался в одиночестве и изоляции? Это важный и интересный вопрос – мало кто в 1914 году мог представить себе, что так случится.
Начало Первой мировой войны привело к росту популярности Николая II. Он ездил по стране и всюду встречал хороший прием. Судя по всему, люди искренне поддерживали российского императора. Впрочем, руководствовались они разными соображениями: некоторые были убежденными монархистами, другие были монархистами ситуативными, прагматичными, кто-то считал, что во время войны нужно поддержать главу государства. В письмах студенты признавались: «Сейчас мы поем не „Марсельезу“, сейчас мы поем „Боже, царя храни!“» Что не обязательно означало приверженность монархизму, скорее это была демонстрация специфического патриотизма военной поры. Даже к обычно не слишком популярной императрице Александре Федоровне относились доброжелательно – ее портреты можно увидеть на некоторых фотографиях патриотических манифестаций 1914 года.
И все же постепенно популярность царя падала, о чем свидетельствуют различные источники: дневниковые записи и переписка современников. Эти настроения фиксировала даже цензура – и полицейская, и военная.
22 января (9 января по старому стилю), в годовщину Кровавого воскресенья, в Петрограде началась самая крупная забастовка за время войны, в ней приняли участие более 145 тысяч рабочих Выборгского, Нарвского и Московского районов. Демонстрации были разогнаны казаками. Забастовки также прошли в Москве, Казани, Харькове и других крупных городах Российской империи; в общей сложности в январе 1917 года бастовали более 200 тысяч человек.
5 января (23 декабря 1916 года по старому стилю) российская армия начала наступление на Северном фронте в районе Митавы (современная Елгава в Латвии). Неожиданный удар позволил прорвать линию укреплений германской армии и отодвинуть фронт от Риги. Первоначальный успех Митавской операции закрепить не удалось: солдаты 2-го и 6-го Сибирских корпусов взбунтовались и отказались принимать участие в боевых действиях. Кроме того, командование Северного фронта отказалось предоставлять подкрепление. Операция была прекращена 11 января (29 декабря).
10 января у Белого дома в Вашингтоне начинается пикет суфражистского движения, известного как «Тихие стражи». На протяжении следующих двух с половиной лет шесть дней в неделю женщины пикетировали резиденцию американского президента, требуя равных с мужчинами избирательных прав. За это время их неоднократно избивали, задерживали за «препятствование движению», пытали во время арестов. Пикет прекратился 4 июня 1919 года, когда обе палаты Конгресса приняли 19-ю поправку к Конституции США: «Право голоса граждан Соединенных Штатов не должно отрицаться или ограничиваться Соединенными Штатами или каким-либо штатом по признаку пола».
Достаточно и других свидетельств. Например, немалый интерес для историков представляют дела об оскорблении членов царской семьи. В дореволюционной России большинство государственных преступников были не социал-демократами, распространявшими антиправительственные листовки, и не социалистами-революционерами, готовившими террористические акты. Самым распространенным видом государственного преступления было оскорбление члена царской семьи.
Как следует из этого источника, чаще всего ругали государя императора. Говорили о нем разное. Были слухи, совершенно не соответствовавшие действительности, – в основном о том, что царь не хотел победы России, искал сепаратного мира. Иногда воспаленное воображение современников рисовало царя чуть ли не предателем. В деле одного простолюдина записано, что он рассказывал, как царь якобы продал Россию за бочку золота и уехал в Германию. Это, конечно, совершенно абсурдный слух. Интересно, что в нем есть вкрапления деталей эпохи модерна – элементы детективной истории: царь сбегает из страны по подземному ходу на автомобиле.
Однако чаще всего в разговорах простых крестьян, ругавших царя, появляется другая тема. Николая II называли дураком, который не подготовил Россию к войне. В этих обвинениях звучали даже отголоски российской правительственной пропаганды, перевернутой совершенно непредсказуемым образом. В пропагандистских материалах миролюбивое отечество было противопоставлено воинственной Германии, главным антигероем был кайзер Вильгельм II. Но было известно, что Германия примерно сорок лет не воевала, и для многих людей это было доказательством сообразительности германского императора. Они говорили: «Вот германский император сорок лет готовился к войне, пушки заготавливал и снаряды отливал. А наш-то дурак только водкой торговал» (намек на водочную государственную монополию). Получается, что царь проявил свою профессиональную непригодность: он не готовился к тяжелой године заранее, его страна оказалась небоеспособной и беспомощной перед тяжелыми военными испытаниями. Конечно, так говорили малограмотные и вовсе не грамотные крестьяне, но похожие настроения охватывали и гораздо более образованных современников. Многие, в том числе и убежденные монархисты, накануне 1917 года считали, что с этим царем войну России не выиграть.
Очень важный персонаж слухов военной поры – императрица Александра Федоровна. Она никогда не была особенно популярной, хотя, как уже было сказано, добилась в начале войны некоторых успехов благодаря своим патриотическим инициативам. Императрица и две ее старшие дочери прошли курсы сестер милосердия, сдали соответствующие экзамены, получили необходимые дипломы и участвовали в медицинских операциях. При этом царица сама была больным человеком и иногда сидя ассистировала хирургам. Она на самом деле выполняла тяжелый патриотический долг и во многом видела картину яснее, чем ее супруг император. Он посещал фронт, но смотрел на специально подготовленные и аккуратно выстроенные войска. Царица же видела жертв войны, истерзанную человеческую плоть, смерть – люди, к которым и она, и ее дочери успевали привязаться, которых они старались вылечить, умирали буквально на ее глазах.
Бесспорно, царица была большой патриоткой России, однако удивительным образом даже ее патриотические инициативы воспринимались порой негативно. Это было связано, в частности, с тем, что изменился культурный контекст.
В начале Первой мировой войны образ сестры милосердия в российской пропаганде и в российском искусстве был символом мобилизующейся нации. Сестра милосердия – русская женщина, которая выполняет свой патриотический и христианский долг. Но постепенно ситуация изменилась. Сестру милосердия все чаще воспринимали как символ разгульного тыла, лихачества и даже разврата. Ходила такая поговорка: «Японскую войну господа офицеры пропили, а эту с сестрами милосердия прогуляли». Некоторые профессиональные проститутки одевались в костюмы сестер милосердия – считалось, что это привлекает клиентов. В таком контексте многочисленные почтовые открытки и плакаты, на которых императрица и ее старшие дочери были изображены в форме сестер милосердия, могли восприниматься совершенно не так, как задумывалось, и подтверждали самые невероятные и несправедливые слухи, в том числе о близости царицы с Распутиным.
Про Александру Федоровну говорили и другое – что она приобрела слишком большую власть над царем. Николай II в таких слухах представал зомбированным существом, подкаблучником, которым манипулируют царица и так называемая немецкая партия. Действительно, в годы Первой мировой войны реальное влияние Александры Федоровны несколько возросло. Это видно даже по переписке царя и царицы: она дает ему политические советы, и иногда их взгляды совпадают. Тем не менее слухи о ее влиянии были фантастически преувеличенны.
В некоторых слухах императрица изображалась прогерманским политическим деятелем, иногда сторонницей сепаратного мира, а бывало и вовсе германским агентом влияния. Говорили даже, что в царском дворце расположена радиотелеграфная станция, которая передает секретную информацию в Германию, – и этим объясняются поражения русской армии на фронте. После революции эту телеграфную станцию пытались найти, но, конечно, безрезультатно.
Слухам верило так много людей, что уже не имело значения, насколько они правдивы. Слухи распространялись не только необразованным населением, но и дипломатами, офицерами Генерального штаба и императорской гвардии.
Кто же придумывал слухи? Обычно у слухов не один автор, а много. Иногда говорят, что слухи намеренно распространял противник – действительно, в годы Первой мировой войны этим занимались все воюющие державы. Или что источниками слухов были различные оппозиционные организации, которые хотели таким образом дискредитировать монархию – возможно, в определенных случаях так и было. Но некоторые слухи появлялись снизу, они напоминали фольклорные сказания, анекдоты и не распространялись ни в каких других слоях общества. Интересно, что в делах об оскорблении царской семьи, заведенных на неграмотных или малограмотных крестьян, есть упоминания вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Но в слухах, формировавшихся в интеллигентных кругах, ее имя практически никогда не встречается. Слухи возникали по разным причинам, на разном уровне и по разным образцам. А распространению самых невероятных слухов способствовала атмосфера Первой мировой войны – атмосфера шпиономании и германофобии.
Немалую роль в распространении слухов о шпионах сыграла Ставка Верховного главнокомандующего. В 1915 году в результате расследования, инициированного командованием Северо-Западного фронта и поддержанного Ставкой, был арестован, обвинен в измене, осужден и довольно быстро – даже подозрительно быстро – казнен офицер Мясоедов, ранее служивший в жандармерии, а в годы Первой мировой оказавшийся в военной разведке. Были арестованы и связанные с ним люди, нескольких из них потом казнили. Сейчас историки установили, что для такого обвинения и тем более для такого приговора реальных оснований не было. Мясоедов должен был стать козлом отпущения: изменой можно было объяснить поражения русской армии. После этого дела шпиономания и ксенофобия стали распространяться по стране еще быстрее.
Слухи поползли наверх: обвиняли уже не только отдельных офицеров, но и военного министра Владимира Сухомлинова. Его сняли с должности, назначили следствие, арестовали. Царь понимал, что в вину Сухомлинову можно было вменить разве что халатность, но никак не измену Родине, и свидетельства против него были явно сфабрикованы. Он изменил Сухомлинову меру пресечения на домашний арест, и это лишь подогрело слухи – теперь уже в измене стали обвинять не только генералов, не только бывшего военного министра, но и самого царя.
Неудивительно, что в критический момент своего царствования Николай чувствовал себя покинутым всеми, окруженным изменой и обманом. Накануне Февральской революции значительная часть населения страны, в том числе и многие представители политической элиты, искренне верили, что измена проникла на самый верх, а сам царь если не изменник, то покровитель изменников. Это было, конечно, не так – и царь, и царица были патриотами России, они хотели ее победы в войне. Но если миллионы верят слухам, слухи становятся фактором не менее значимым, чем сама реальность.
«Критический словарь Русской революции: 1914–1921»
Список авторов этого фундаментального труда – своего рода справочник, кто есть кто в исследованиях Русской революции: в нем полсотни специалистов из разных университетов, научных школ и стран. Эта исследовательская среда появилась во многом благодаря начавшейся в Ленинграде в 1990 году серии международных коллоквиумов по проблемам истории революции, участники которых и создали «Критический словарь».
Книга изначально вышла на английском языке в 1997 году, а для последовавшего через некоторое время русского издания была несколько дополнена и переработана авторами. Вопреки заглавию это не столько словарь, сколько аналитический справочник, представляющий взгляд ведущих мировых специалистов по Русской революции на ее отдельные аспекты (социальные, военные, политические), события (от предпосылок и последствий до отдельных поворотных моментов), акторов (общественные, религиозные и этнические группы, политические партии, институции и пр.) и индивидуальных деятелей. Статью о Ленине, например, написал автор двухтомной научной биографии вождя большевиков Роберт Сервис. О фабрично-заводских комитетах – один из ведущих мировых специалистов по рабочему движению в революционной России Стив Смит. События, связанные с переходом Советской России к нэпу, обрисовал Сергей Яров, автор нескольких монографий по началу 1920-х годов.
«Критический словарь» не претендует на то, чтобы закрыть тему. По словам одного из его редакторов, Эдварда Актона, одна из целей работы – «выявить границы нынешних знаний, вопросы, остающиеся без ответа, задачи для будущих исследований».
II
Лекция Бориса Колоницкого
Февральская революция: спонтанная или организованная
Революционные баррикады на Литейном проспекте в Петрограде. 27 февраля 1917 года
Как началась революция? Кто ее начал? Кто организовал? Эти вопросы историки задают о каждой революции, и российская не исключение. В советское время по понятным причинам все факты складывались в большое повествование об организующей роли партии. Есть другие теории, и их популярность растет. Одни авторы писали и пишут о роли германских спецслужб в организации российской революции, другие говорят о роли союзников, например Великобритании, в подготовке свержения монархии и об их контактах с российской либеральной оппозицией. Третьи – о роли российских масонов, четвертые – о заговорах предреволюционной поры, в обсуждении которых принимали участие не только общественные деятели, но даже генералы, гвардейские офицеры и члены российской императорской семьи.
Все это было. И заговоры, и подпольщики, и масоны, и спецслужбы. Но можем ли мы российскую революцию объяснить заговорами? Предположим, будут найдены некие новые источники, которые дополнят наши знания о действиях специальных служб или заговорщиков. Все равно эти действия нельзя будет назвать единственной причиной революции, таких причин было много. Чтобы понять это, полезно посмотреть на сам ход российской революции и на то, что ей непосредственно предшествовало. И тут главным героем нашего повествования становится город.
27 февраля (14 февраля по старому стилю) открылось первое в 1917 году заседание Государственной думы. Оно должно было пройти еще в январе, но в начале года указом императора было перенесено на более позднюю дату. У Таврического дворца прошла демонстрация, многие депутаты на заседании требовали отставки правительства. Лидер фракции трудовиков Александр Керенский призывал бороться с властью не только законными средствами, но и с помощью «физического устранения».
1 февраля Германия начала неограниченную подводную войну. Немецкие подлодки беспрепятственно преодолевали заграждения и атаковали как военные конвои, так и гражданские суда. За первую неделю февраля в Ла-Манше и на западных подходах к нему было потоплено 35 пароходов. За весь месяц германский флот потерял только 4 подлодки из 34, а английские войска были отрезаны от снабжения из-за постоянных атак на торговые суда в проливе и в Атлантике.
5 февраля в Мексике опубликован текст Конституции, принятой в январе Учредительным собранием. Новый Основной закон передал все земли государству, свел до минимума полномочия церкви, разделил ветви власти и установил восьмичасовой рабочий день. Таким образом, революционеры добились исполнения всех своих требований. Впрочем, вооруженная борьба правительства с лидерами повстанцев продолжалась и после этого. Революция началась в 1910 году борьбой с диктатурой президента Порфирио Диаса. Затем к движению присоединились крестьяне, и главной целью стала земельная реформа.
Бывший Петербург, после начала Первой мировой войны ставший Петроградом, очень изменился. На его улицах стало меньше солдат гвардейских полков в их яркой форме, но появились другие люди – беженцы из западных губерний Российской империи, некоторые в страшном состоянии. Иногда встречались дезертиры, к Февральской революции их было уже довольно много. Все это – благоприятная питательная среда для преступности, рост которой отмечали современники.
Для кого-то война была тяжелым страданием, для кого-то – шансом. На улицах появились так называемые мародеры тыла, люди, сделавшие деньги на войне, и таких было немало. В основном они занимались контрабандой. Например, закупали в нейтральных странах немецкие медикаменты – до Первой мировой войны Германия была крупнейшим производителем лекарств, а в России их практически не было, – переправляли через границу и продавали здесь втридорога. Это были новые деньги – не только новые, но и не очень чистые. Можно себе представить, как люди, потерявшие своих близких, терпевшие различные лишения в годы войны, смотрели на этих новых богачей. Ощущение несправедливости подпитывало недовольство режимом.
У коррупционеров появилось новое поле для деятельности – призыв в армию. Люди, приезжавшие в Петроград из столиц других воюющих стран – из Лондона, Парижа, – были потрясены тем, как много мужчин призывного возраста, внешне вполне здоровых, гуляют по столице, какая веселая жизнь царит на центральных улицах этого города.
Важной чертой городского пейзажа стали «хвосты» – очереди перед магазинами, лавками, в основном перед булочными. Следующим поколениям жителей России это не показалось бы необычным, но тогда хвосты считались чем-то странным и вызывали особое раздражение. Говорили, что очереди стали фабриками по производству слухов – возбужденные люди на улице порой готовы были поверить самой невероятной молве.
Градус недовольства поддерживался и речами депутатов Государственной думы. Особенно современникам запомнилась речь лидера Конституционно-демократической партии Павла Милюкова, которую он произнес 1 ноября (14 ноября по новому стилю) 1916 года. Милюков обличал власть и каждый фрагмент своей речи заканчивал риторическим вопросом: «Что это – глупость или измена?» Большинство современников Милюкова как в Думе, так и за ее пределами выбирали второй вариант. Ощущение измены подтачивало режим.
Некоторые депутаты Государственной думы поднимали планку осуждения еще выше. Александр Федорович Керенский, лидер фракции трудовиков, назвал режим оккупационным и фактически призвал к его свержению, даже физическому уничтожению его высших представителей. От ареста Керенского уберегла только депутатская неприкосновенность.
Обличали власть не только традиционные оппозиционеры. Близкие к режиму политики, такие как Владимир Пуришкевич, лидер правых, выступали с зажигательными речами, которые отражали настроения многих современников. Даже самые лояльные монархисты к этому моменту перестали быть опорой режима, они просто не могли его поддерживать.
Очередь у продовольственного магазина в Петрограде. 1917 год
Вот в такой атмосфере и началась Российская революция. Чаще всего историки называют дату 23 февраля по старому стилю – речь идет о забастовках на Выборгской стороне Петрограда. Есть и другая точка зрения, когда революцию отсчитывают от выступления Милюкова. Некоторые историки напоминают, что огромный Путиловский завод бастовал за несколько дней до стачки на Выборгской стороне, и реакция властей была достаточно жесткой: был объявлен локаут, то есть предприятие фактически приостановило работу. Путиловский – гигантский завод, забастовка затронула десятки тысяч рабочих, но все-таки он находился на окраине. А Выборгская сторона – это, во-первых, необычайно развитый индустриальный район города с огромной концентрацией промышленных предприятий и рабочей силы. Во-вторых, он в двух шагах от центра – достаточно пересечь Неву по Литейному мосту, и вот уже вокруг правительственные здания, недалеко Государственная дума, особняки, доходные комфортабельные дома.
23 февраля (8 марта по новому стилю) – не случайный день. Еще до начала Первой мировой войны Интернационал объявил его Международным днем солидарности трудящихся женщин. В годы войны эта инициатива была забыта почти везде, но не в России. Социалисты – и большевики, и меньшевики, и социалисты-революционеры, и представители более мелких групп – планировали на этот день акции, печатали листовки, готовили речи. Но они не ожидали, что их выступления приведут к революции – считалось, что это неподходящее время, подпольщики готовились к большим акциям поздней весной 1917 года.
23 февраля несколько фабрик забастовали. Инициаторами выступления неожиданно для активистов-социалистов стали не рабочие-металлисты – грамотные, политизированные, так называемый авангард рабочего класса, – а работницы-текстильщицы, ранее политикой не интересовавшиеся. Они шли на соседние фабрики и заставляли своих товарищей принять участие в забастовке.
Почему инициаторами Российской революции стали простые женщины? Во-первых, женщины оказались в тяжелой ситуации: они должны были обеспечивать семьи продуктами, а это становилось все более трудным делом. Во-вторых, женщины были более решительно настроены, чем мужчины, которые боялись потерять работу и попасть на фронт – к 1917 году все меньше людей хотели там оказаться. Однако столкнувшись с тем, что женщины снимают их с работы, мужчины, с большей или меньшей охотой, присоединялись к забастовкам. Постепенно, одна за другой, фабрики Выборгской стороны встали. Когда толпы возбужденных забастовщиков хлынули на улицы, они смешались с очередями, стоявшими перед лавками. Начались погромы, иногда в магазинах находили спрятанные продукты. Это подстегивало самые невероятные слухи: некоторые лавочники придерживали продукты для того, чтобы продать потом дороже, но в городе говорили, что кто-то намеренно провоцирует голод.
Когда забастовщики хлынули на улицы, сил полиции просто не хватило, чтобы их сдержать. И это была серьезная проблема. Дореволюционную Россию можно назвать полицейским государством, но с недостаточным количеством полиции. Хорошая полиция стоила дорого, гораздо проще было использовать для решения полицейских задач вооруженные силы, в первую очередь казаков. Отношения с ними у городского населения были непростыми, и когда забастовщики и манифестанты встретили отряды чубатых всадников на лошадях, они ожидали худшего. Однако казаки действовали по принципу итальянской забастовки – беспрекословно выполняли приказы своих офицеров, но никакой инициативы не проявляли, не было ни жестоких атак, ни ударов нагайками. Люди почувствовали, что в казаках они сопротивления не встретят.
Выборгская сторона была отрезана от центральной части города Невой, и полиция попыталась блокировать Литейный мост, чтобы не допустить забастовщиков в центр города. В значительной степени это удалось, однако Нева была покрыта льдом, и группы людей ринулись в центр города по реке. Рядом, фактически напротив, на той стороне Невы, находилось здание Государственной думы – Таврический дворец. К нему призывали идти меньшевики: так они хотели, с одной стороны, поддержать депутатов-оппозиционеров, а с другой – подтолкнуть Думу к более решительным действиям. Но бóльшая часть манифестантов пошла другим путем.
Традиционным местом политического протеста в городе был Невский проспект, в особенности площадь перед Казанским собором. Невский проспект – место демонстративного потребления, здесь находились рестораны, дорогие магазины, театры, банки, правительственные ведомства. Здесь были студенты, офицеры, банковские клерки, дамы что-то покупали в магазинах. Нельзя было предсказать, как эта публика примет манифестантов-забастовщиков, но часто она относилась к ним сочувственно. Первые группы протестующих пробивались именно на Невский проспект, останавливались на перекрестках, кричали «Хлеба, хлеба!». Иногда поднимались импровизированные красные флаги, иногда звучали революционные песни. Полиция поначалу достаточно быстро справлялась с этими небольшими группами, но протестующие все прибывали, начались импровизированные манифестации, их поддерживала публика.
Если бы революцию организовали и начали заговорщики и она развивалась в соответствии с их замыслами, целью протестующих стало бы разрушение инфраструктуры власти. Однако в эти дни – 23, 24 и 25 февраля – участники антиправительственных манифестаций не атаковали министерства и ведомства, не уделяли внимание почте, телефону, телеграфу. Люди некоординированно действовали в одном направлении, руководствуясь только политической традицией радикального протеста. И это стихийное начало сыграло огромную роль в Февральской революции.
Владимир Булдаков. «Красная смута»
Книга Владимира Булдакова написана скорее в жанре эссеистики, чем как академическая работа. Однако за эпатажностью словесного воплощения стоит скрупулезное исследование. Булдаков стремится разобраться в психологии революции, опираясь на богатые и разнообразные источники. Они позволяют Булдакову описать формы революционного насилия, которое он считает порожденным прежде всего Первой мировой. В условиях распада патерналистской имперской системы маргинализированные массы (толпа, чернь, охлос) были одержимы политическим психозом, который, по мнению исследователя, создал «истероидную полифонию революции».
Именно революция с ее сломом ограничений позволяет раскрыться варварской природе человека, особенно человека толпы. В том, что во время черного передела, общинной революции в деревне, за запаханную полоску спорной земли вся семья убивала соседа вилами и топорами, автор видит «нравственный вывих растащиловки, типичной для психопатологии революции». Жестокие убийства офицеров в армии и на фронте, особенно многочисленные в первые дни Февраля, вполне могли иметь рациональную мотивацию: убивали за попытки сопротивления, нападали на обладателей немецких фамилий, в которых видели изменников. Но зачастую расправы, в которых участвовали толпы, переходили в проявления «массового исступления или уголовного куража».
«В сущности, природа смуты одна – психоз бунта, вызванный бытовой болезненностью ощущений несовершенства власти. Теперь методом жутких проб и ошибок отыскивался идеал, точнее, его видимость. При этом принять желаемое за действительное было тем легче, чем ощутимее были жертвы».
Борис Колоницкий. «Символы власти и борьба за власть»
«Революцию нельзя понять без изучения политических символов эпохи», – утверждает профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Борис Колоницкий. И на множестве живых и ярких примеров из документов, писем, литературы, мемуаров и прессы показывает роль символических аспектов революции. Символы – «своеобразные ключи для интерпретации» политической культуры: иногда они отражали массовые настроения, иногда использовались как инструмент в борьбе за власть, а порой провоцировали политические конфликты.
Символы и сами формировали массовую политическую культуру. Они даже в большей степени, чем пропагандистские материалы, делали политику доступней. Имперские символы – герб с короной, гимн «Боже, царя храни!» и т. п. – однозначно отрицались революцией, свергнувшей династию Романовых. Восстановление Временным правительством старых символов, таких как военно-морской флаг, воспринималось «носителями революционной политической культуры» как реакционная деятельность. Приверженность «устаревшим» государственным символам могла провоцировать острые конфликты. Известны, к примеру, случаи убийств солдатами и матросами офицеров, которые не желали отказываться от погон. Эту стихийно возникшую борьбу вокруг символов зачастую использовали для мобилизации сторонников – так, выступления нижних чинов против «золотопогонников» были на руку войсковым комитетам и Советам.
На смену царским флагам и гимнам, названиям кораблей и наградам пришли не либерально-демократические символы, казалось бы, естественные для буржуазно-демократического Февраля, а символы революционного социалистического подполья – красные флаги, «Марсельеза», «Интернационал». Даже консервативно настроенные политики и военные, например военный министр Александр Гучков или генерал Лавр Корнилов, ходили с красными бантами. Эти символы говорили на языке классовой борьбы и гражданской войны, что не могло не отразиться на росте популярности крайне левых – большевики и другие сторонники революционного максимализма воспринимались как законные носители революционной культуры.
«В 1917 году политическая революция переплеталась с революцией религиозной. В этих условиях революционные символы, язык революции проникали в жизнь российской православной церкви и активно использовались во внутрицерковных конфликтах противоборствующими группировками. Оборотной стороной политизации религиозной жизни стала особая сакрализация политики, сакрализация революционных символов. Для многих сторонников революции, придерживавшихся разных политических взглядов, они становились священными символами. Но в то же время и для противников революции политическая борьба, и в частности борьба с революционной символикой, также приобретала глубокий революционный смысл».
Виктор Булла. Солдаты и матросы, перешедшие на сторону восставших, в Екатерининском зале Таврического дворца (в центре – Михаил Родзянко). 1917 год
III
Лекция Бориса Колоницкого
Победа революции: солдаты и депутаты против царя
К 25 февраля власти огромной империи уже не контролировали главную улицу столицы Невский проспект. Его заполнили манифестанты, они пели революционные песни и выкрикивали антиправительственные лозунги. Почему, если полиция и казаки не справлялись, власти не использовали войска?
Российская империя много внимания уделяла безопасности. В мирное время было сложно устроить беспорядки, во всяком случае в Петербурге, где значительную часть гарнизона составляла российская императорская гвардия. В столице и ее пригородах находились несколько дивизий императорской гвардейской пехоты, две дивизии императорской гвардейской кавалерии плюс несколько полков гвардейских казаков, императорский конвой, гвардейские саперы, гвардейский экипаж, морской экипаж, гвардейская артиллерия, гвардейская конная артиллерия, батальоны стрелков императорской фамилии. Это была настоящая армия с артиллерией и вспомогательными войсками, главной задачей которой была защита императорской семьи.
Личный состав гвардии до войны подбирался особенно тщательно. Только крепкие парни, получившие должные характеристики полицейских властей, из крестьянских районов империи, не тронутых влиянием города, могли попасть в гвардию. О них заботились, их снабжали, кормили и обучали. В разные полки старались набирать похожих солдат: в один полк – рыжих, в другой – блондинов, в третий – брюнетов. Курносых ребят направляли в Павловский полк – в память об императоре Павле I.
8 марта (23 февраля по старому стилю), в Международный день работниц, началась очередная забастовка, которая переросла во всеобщую. Рабочие с Выборгской стороны прорвались на Невский проспект, забастовка превратилась в политическую акцию. 11 марта (26 февраля) в результате столкновений погибли демонстранты, гвардейские полки стали переходить на сторону восставших, беспорядки погасить не удалось.
15 (2) марта в Пскове Николай II подписал акт об отречении, в Петрограде было сформировано Временное правительство во главе с лидером Земского союза князем Георгием Львовым.
11 марта британские войска заняли Багдад, заставив отступить османскую армию. Великобритания взяла реванш за поражение при Эль-Куте в начале 1916 года, когда защитники крепости были вынуждены капитулировать после продолжительной осады. В январе 1917 года британские войска сначала отбили Эль-Кут, а затем продвинулись к северу, нанесли неожиданный удар османской армии и вошли в Багдад. Это позволило британцам закрепиться в Месопотамии, а Османская империя потеряла контроль еще над одной территорией.
7 марта в открытую продажу поступает первая коммерческая джазовая запись – сингл «Livery Stable Blues» белого оркестра Original Dixieland Jass Band. С выходом этой пластинки связывают взрыв популярности джаза. В 1917 году также появились на свет будущие джазовые музыканты Элла Фицджеральд (25 апреля), Телониус Монк (10 октября) и Диззи Гиллеспи (21 октября).
Специальным был и отбор в офицеры. В кавалерийских полках служили представители аристократии, а в первых кавалерийских полках – представители очень богатой аристократии. Очень часто в одном полку служили члены одной семьи: гвардеец мог сидеть на том же стуле, на котором когда-то сидел его дед, есть из той же тарелки, что и его отец, а напротив него мог сидеть его дядя-офицер.
Гвардейские полки соревновались в преданности императорской семье. И это сыграло немалую роль во время революции 1905 года – когда в декабре началось восстание в Москве, туда перебросили Семеновский полк, который действовал решительно и крайне жестоко. Противостоять этой силе было очень сложно. Почему же гвардию не использовали в дни Февральской революции? Просто этой силы уже не существовало.
Российскую императорскую гвардию двинули на фронт, многие солдаты и офицеры погибли на полях Польши и Галиции. В столице остались только запасные батальоны, главной задачей которых была подготовка солдат – их набирали в армию, направляли в гвардейские казармы в Петрограде, где они проходили начальный курс обучения, после чего отправляли на фронт. Из этих солдат формировались батальоны, но необычайно разбухшие: в каждом по несколько тысяч человек. Офицеров не хватало, к тому же это был уже не специально отобранный офицерский состав, а прапорщики военного времени, иногда из студентов, люди совсем другой культуры и с другими представлениями о военной дисциплине. Некоторые из них понимали, что вскоре их самих пошлют на фронт, и не уделяли должного внимания своим обязанностям командиров.
Солдаты часто находились не в лучших условиях. В казармах не хватало стекол, не всегда хорошо кормили. Многие солдаты болели и попадали в госпитали, не доехав до фронта. В таком виде императорская гвардия могла превратиться из опоры режима в толпу вооруженных людей, для режима опасных, – генералы побаивались использовать эту силу. Тем не менее они получили приказ от императора, который находился в это время в Ставке в Могилеве: он повелел прекратить беспорядки, совершенно недопустимые во время войны с Германией и Австро-Венгрией. Было решено использовать учебные команды гвардейских полков – солдат, готовившихся стать унтер-офицерами и проходивших специальную подготовку. О них лучше заботились, и они были более дисциплинированными.
26 февраля учебные команды запасных батальонов различных гвардейских полков расположились на улицах столицы. Подчиняясь приказу своих офицеров – пусть даже без особого энтузиазма, – они стреляли по толпе. Однако немедленного эффекта это не оказало. Эйфория предшествующих дней сменилась ожесточением. Толпы собирались после обстрелов вновь и вновь, люди оттаскивали убитых, раненых. На молодых солдат кричали, они оказались под мощным психологическим давлением.
В этот же день, 26 февраля, произошел первый бунт. Бунтовщиками стали ветераны Павловского полка, которые были выписаны из госпиталей и перед отправкой на фронт находились в своем батальоне. Они не хотели, чтобы их полк участвовал в полицейской акции, и бросились к Невскому проспекту, чтобы снять свою учебную команду и вернуть ее в казармы. Однако до Невского проспекта солдаты не добежали, они столкнулись с конным отрядом полиции и обстреляли его. Стало ясно, что это уже бунт с использованием силы, и запасной батальон Павловского полка забурлил. Во время выступления были убиты несколько офицеров, но восставшими солдатами никто не руководил и они не знали, что делать – некоторые даже сочли за лучшее попросту уйти. Ночью казарма Павловского полка была окружена надежными войсками. Зачинщиков или тех, кого считали зачинщиками, вывели на улицу и под конвоем отправили в Петропавловскую крепость. Это были последние узники старого режима, оказавшиеся в этой знаменитой тюрьме.
Казалось, первая попытка восстания была подавлена. Однако в это же время важные события происходили на другом конце города в огромном квартале гвардейских казарм, где был расположен запасной батальон Волынского полка. Унтер-офицеры учебной команды полка решили, что не будут участвовать в обстрелах и не станут подавлять движение на улицах, и договорились об этом с солдатами. Наутро, 27 февраля, когда перед солдатами начал выступать командир роты, они стали его перебивать криками «Ура!». Это была демонстрация неповиновения. Офицер попытался взять ситуацию под контроль, но ему не удалось, и он побежал. Вслед раздались выстрелы, офицер был убит. Для солдат пути назад не было: они не только восстали во время войны, но и убили своего командира. Они бросились на плац и стали выводить на улицы солдат других частей, находившихся рядом, – квартал гвардейских казарм, военный городок в центре города, был буквально набит солдатами. Не все хотели выходить на улицы, некоторых пришлось заставлять силой, кто-то убежал. Однако и тех, кто вышел, было очень много. У них не было командиров, к офицерам они относились с подозрением.
Среди солдат оказалось два оркестра, которые стали играть «Марсельезу», и толпа, как цунами, двинулась параллельными улицами по направлению к Литейному проспекту. Солдаты шли на Выборгскую сторону, которая в предшествующие дни была эпицентром протестного движения. Их пытались задержать на Литейном мосту, но этих неорганизованных, плохо дисциплинированных солдат было так много, что они буквально прорвали оцепление. Солдаты оказались на территории мятежного рабочего района, и этот момент стал точкой невозврата: две силы – бастующие рабочие и восставшие солдаты – соединились. Возникла мысль освободить заключенных из «Крестов», тюрьмы, которую называли так по форме корпусов. Стражу заставили открыть ворота и выпустить всех, кто был внутри. Вышли не только политические, но и уголовные преступники, те, кого обвиняли в шпионаже в пользу противника, финские сепаратисты.
Солдаты призывали, а иногда и заставляли присоединяться к ним всё новые воинские части. Впоследствии в эмиграции немало говорилось о том, что хватило бы одного дисциплинированного батальона, чтобы разогнать эти солдатские толпы. Но в условиях восстания обычная дисциплина и стандартная логика военного повиновения действуют не всегда. В эти дни в Петрограде оказался один очень решительный боевой гвардейский офицер – Александр Кутепов. Получив приказ противостоять восставшим, он повел сводный отряд по городу, наполненному революционными толпами манифестантов, и через некоторое время обнаружил, что никто за ним не идет. Как кусок сахара, брошенный в стакан с горячим чаем, его отряд просто растворился в толпе. Так что не было в городе тех, кто мог бы противостоять восставшим, проправительственные силы таяли и таяли.
Тем временем в Государственной думе, в Таврическом дворце, депутаты, получившие повеление императора о роспуске Думы, собрались на частное совещание. Нарушить царское повеление означало бросить открытый вызов власти, и депутаты обсуждали, как им поступить. Левые, прежде всего Керенский, призывали Думу к решительным действиям. Думское большинство было к ним не готово, но изменилась сама ситуация – толпы солдат и манифестантов подходили к Таврическому дворцу. В какой-то момент солдаты оказались в здании Думы. И депутаты приняли решение, пусть и не без колебаний, создать Временный комитет Государственной думы.
Сначала его задачи были сформулированы неопределенно. Фактически Дума действовала как протоправительство, как некий центр власти, который пытается взять ситуацию под контроль. Однако в тот же самый день в Государственной думе возник еще один центр власти, которым стал Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Активисты-социалисты и радикальные интеллигенты, оказавшиеся в Думе, при поддержке Керенского и некоторых других депутатов выпустили обращение к рабочим. Они призывали рабочих избирать своих представителей и направлять их в здание Таврического дворца. Так сложилась сложная комбинация, которая вошла в историю как двоевластие.
Яков Штейнберг. Митинг у Таврического дворца. Февраль 1917 года
Государственная дума пользовалась авторитетом у многих людей, не только чиновников, офицеров, генералов – не будь Думы, вряд ли восстание смогло бы одерживать такие победы. Но и появление Петроградского совета было необычайно важным, оно подталкивало к более решительным действиям, и для людей, уже втянутых в противостояние на улицах в предшествующие дни, совет был достаточно авторитетным органом. Свой авторитет Петроградский совет укрепил 1 марта (14 марта по новому стилю), когда издал Приказ № 1. Это один из важнейших документов в истории Российской революции. Приказ был обращен к армии, в первую очередь к Петроградскому гарнизону: солдатам предоставлялись гражданские права, но главное – приказ требовал создания войсковых выборных комитетов в частях и подразделениях. Таким образом, армия тоже оказалась в ситуации двоевластия: с одной стороны, офицеры, власть которых ограничивалась, но не отменялась, с другой – структура военных комитетов.
Революция побеждала на улицах Петрограда, но положение в стране в целом оставалось непонятным, и в Таврическом дворце начались переговоры между представителями либеральных политических партий и социалистов о создании Временного правительства. Оно начало действовать 2 марта (15 марта по новому стилю). Возглавил его московский общественный деятель князь Георгий Львов, получивший широкую известность как лидер Земского союза – общественной организации, отвечавшей за снабжение армии в годы Первой мировой войны. Львов был необычайно популярен, его считали крепким хозяйственником и эффективным менеджером, способным навести порядок в стране.
Николай II, который понимал, что ему нужно быть ближе к столице, и беспокоился за судьбу своей семьи, решил покинуть Ставку Верховного командования в Могилеве. Однако комиссары Временного комитета Государственной думы уже контролировали железные дороги, пробиться в Петроград императору было достаточно сложно, и он оказался в Пскове, где находился Штаб Северного фронта. Фактически он был там заперт. В Пскове Николай II принял решение об отречении.
Предполагалось, что он отречется в пользу своего сына, царевича Алексея, но царь изменил свое решение и отрекся в пользу брата, великого князя Михаила. Впрочем, он не предполагал, что произойдет дальше: великий князь Михаил Александрович, находившийся в Петрограде, после совещания с представителями Государственной думы решил, что не сможет занять престол, и отказался. Таким образом, власть перешла к Временному правительству, которое должно было действовать вплоть до созыва Всероссийского учредительного собрания. Однако де-факто власть Временного правительства с самого начала была ограничена Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов.
Василий Шульгин. «Дни»
Василий Витальевич Шульгин (1878–1976) был одним из наиболее ярких деятелей националистического движения Российской империи. Сын редактора, пасынок следующего редактора и затем сам редактор крайне правой газеты «Киевлянин», в последние годы царизма Шульгин отошел от традиционных монархических организаций. В 1915 году созданная в Думе при его участии «Прогрессивная группа националистов» вошла в блок с либералами. После революции Шульгин участвовал в Белом движении. В 1944 году СМЕРШ[1] арестовал его в Югославии. Проведя 12 лет в заключении, Шульгин примирился с советской властью и участвовал в пропагандистской работе.
Оказавшись в 1920 году в эмиграции, Шульгин взялся за мемуары. Книга «Дни», в которой он рассказывает о Февральской революции, была впервые опубликована в эмигрантском журнале «Русская мысль» в 1922-м. Первое отдельное издание вышло в 1925 году в Белграде. Шульгин, в том же году тайно пробравшийся в СССР, смог купить советскую перепечатку своей книги.
Описание истории Февраля Шульгин начинает издалека – с момента издания Октябрьского манифеста 1905 года, который он винит в разрушении традиционных отношений между монархией и подданными. Конституция «началась еврейским погромом и кончилась разгромом династии». Автор тогда защищал редакцию «Киевлянина» от революционной толпы и во главе взвода солдат подавлял погромы, которые, как он считал, были вызваны атакой евреев на царизм. Когда антиправительственная думская речь Шульгина в ноябре 1916 года была запрещена цензурой, он увидел в этом продолжение распада отношений между народом и самодержцем. Шульгин в поисках «какого-нибудь выхода» участвует в организации Временного комитета Государственной думы и приходит к выводу о необходимости отречения Николая II. Он нервно и мизантропично описывает толпы, проходящие сквозь Таврический дворец, аресты, политические совещания, сложные отношения думцев с лидерами Петроградского совета. Но в историю Шульгин вошел как монархист, который принял отречение последнего российского императора и затем – отречение его брата, великого князя Михаила.
Многолетний опыт журналиста и парламентского оратора помог Шульгину в описании революционного хаоса. Впрочем, он признается в том, что воспоминания его иногда спутываются в «кошмарную кашу». Некоторые факты он и вовсе искажает: утверждает, что императрица Александра Федоровна была за «уступки» оппозиции, представляет великого князя Михаила Александровича «олицетворением хрупкости», хотя тот предпринимал активные усилия по спасению монархии. Современного читателя может шокировать зоологический антисемитизм Шульгина, хотя для своего времени он был достаточно умеренным – это скорее отвращение, чем активная ненависть. Публицист считал еврейские погромы вредными и выступал против фабрикации «дела Бейлиса»[2].
«Я не знаю, как это случилось… Я не могу припомнить. Я помню уже то мгновение, когда черно-серая гуща, прессуясь в дверях, непрерывным врывающимся потоком затопляла Думу…
Солдаты, рабочие, студенты, интеллигенты, просто люди… Живым, вязким человеческим повидлом они залили растерянный Таврический дворец, залепили зал за залом, комнату за комнатой, помещение за помещением…
С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу, и с тех пор оно не оставляло меня во всю длительность „великой“ Русской революции.
Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водопровода бросала в Думу все новые и новые лица… Но сколько их ни было – у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное…
Боже, как это было гадко!.. Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому еще более злобное бешенство…
Пулеметов!
Пулеметов – вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя…
Увы – этот зверь был… его величество русский народ…
То, чего мы так боялись, чего во что бы то ни стало хотели избежать, уже было фактом. Революция началась».
Революция для самых маленьких
В 1919 году Василий Воронов, ученый и преподаватель графических искусств, передал Российскому историческому музею коллекцию детских рисунков, посвященных Первой мировой войне и революции. Воронов преподавал с 1906 года в Московском реальном училище Ивана Александрова, а с 1910 года – и в Мужской гимназии имени Ломоносова. В 1914 году он начал собирать детские рисунки о войне, а через три года к ним добавились рисунки о революции.
Коллекция Воронова составлена из рисунков мальчиков старшего дошкольного возраста, учащихся младших классов городских училищ и средних учебных заведений Москвы – в возрасте от семи до тринадцати лет. В основном это работы его учеников. Почти все рисунки, по свидетельству самого собирателя, исполнялись дома как работы на свободные темы, без помощи и указаний учителя, только лишь под влиянием событий и настроений, которыми жил город в годы войны и революций.
В 1917 году Воронов помимо рисунков начал собирать и детские тексты, посвященные происходившим в это время событиям. Часть этих записей (в авторской орфографии) были опубликованы ученым в 1927 году, к десятилетию Февральской и Октябрьской революций. Имена авторов текстов, как и большинства рисунков, неизвестны.
Демонстрация с лозунгом «Да здравствует свободная Россия!». Рисунок подписан фамилией Яцкевич. Февраль 1917 года
Неизвестный автор. Митинг у Красных ворот. Весна 1917 года
На рисунке видны барочная арка триумфальных Красных ворот и колокольня церкви Трех Святителей (снесены в 1927 году).
Неизвестный автор. Демонстрация на широкой улице. Лето 1917 года
Одна из многочисленных демонстраций лета 1917 года. Лозунги на плакатах даны лишь начальными буквами: «ДЗСДРП» – «Да здравствует социал-демократическая рабочая партия»; «ДЗДР» – «Да здравствует демократическая Россия»; «ПВСС» – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».
Неизвестный автор. Демонстрация возле Большого театра с лозунгом «Да здравствует демократическая республика!». Август 1917 года
На Театральной площади собрались тысячи москвичей, чтобы выразить протест Московскому государственному совещанию. Оно было созвано Временным правительством и проходило 12–15 августа 1917 года под председательством Александра Керенского в помещении Большого театра. Посреди красных полотнищ – черное знамя анархистов. На первом плане – красный плакат железнодорожников станции «Сортировочная» с надписью: «Да здравствует демократическая республика!»
Неизвестный автор. Митинг возле памятника Пушкину. Лето 1917 года
Изображен один из митингов лета 1917 года. Памятник Пушкину стоит на своем первоначальном месте, в начале Тверского бульвара на Пушкинской площади (в 1950 году он был перенесен на противоположную сторону площади).
Неизвестный автор. Очередь в булочную Чуева на Солянке. 1917 год
Очереди («хвосты») стали главной приметой конца 1916 года и начала 1917 года. Продовольственный кризис затронул в первую очередь крупные города, и для детей это было первым признаком неблагополучия.
Неизвестный автор. Спекулянт. 1917 год
А. Константинов. Большевик, идущий на митинг. 1917 год
На рисунке изображен большевик, идущий на предвыборный митинг. В руках у него – флаг с цифрой 5, которая обозначает номер возглавляемой Лениным Российской социал-демократической рабочей партии (партии большевиков) в избирательных списках на выборах в Учредительное собрание.
Неизвестный автор. Бой на Театральной площади. Ноябрь 1917 года
На Театральной площади в Москве в октябре 1917-го шли ожесточенные бои. На рисунке – зеленый броневик с надписью «С. Р. и С. Д.», то есть «Совет рабочих и солдатских депутатов».
Неизвестный автор. Большевик и меньшевик. 1917 год
Большевик и меньшевик противопоставлены друг другу: меньшевик – крохотный и одет в дорогую шубу; больше вик – огромен, он в кожанке, штанах с разноцветными заплатками, валенках и вооружен.
Неизвестный автор. Большевик и буржуй. 1917 год
Неизвестный автор. Бой за Кремль. Ноябрь 1917 года
Кремль изображен со стороны Красной площади. Над зубчатой стеной летают ядра, Никольская башня – в зияющих пробоинах.
Неизвестный автор. У раскрытой братской могилы. Ноябрь 1917 года
10 ноября 1917 года в Москве хоронили красногвардейцев, погибших в революционных боях. 238 гробов опустили в могилы на Красной площади. Две братские могилы распо ложены возле стен Кремля, по обеим сторонам от Сенатской башни.
IV
Лекция Бориса Колоницкого
Культ «вождя революции»: взлет Александра Керенского
Александр Керенский в кабинете в Зимнем дворце. 1917 год
В марте 1917 года в России пала монархия. Вряд ли мы сможем сейчас представить, насколько шокирующим это событие стало для современников. Дело не только в том, что монархия существовала так долго, что казалась прочной и привычной: внезапно изменился весь политический мир, раньше замыкавшийся на императоре.
Монарха следовало любить, даже язык монархии насыщен эмоциями – довольно часто встречаются такие словосочетания как «возлюбленный государь». А следует ли любить лидера республики? Можно ли над ним смеяться? Требовались новые слова, новые отношения, символы, ритуалы. Требовалось изобрести, принять и усвоить новый политический язык.
Для многих в стране Февральскую революцию сначала олицетворял председатель Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко, который стал председателем Временного комитета Думы – своего рода прототипом современного правительства. Родзянко – бывшего гвардейского офицера, представителя очень известного дворянского рода, владельца больших имений, человека, связанного с дореволюционной политической элитой, – называли борцом за свободу; ему было адресовано множество приветственных писем и телеграмм, написанных с разной степенью искренности людьми со всей России.
Определение «борец за свободу» выбрано не случайно. В строительстве политической культуры новой революционной России использовались блоки подпольной, альтернативной политической культуры, которая складывалась десятилетиями. Немало креативных людей создавали символы, ритуалы, песни, стихи, тексты революционного подполья. Важным элементом этой альтернативной политической культуры стал культ борцов за свободу – мучеников и героев, делавших все, чтобы начать революцию. После свержения монархии этот культ фактически стал государственным, различные церемонии в память павших борцов за свободу проходили по всей стране. Образ использовали и при описании новых лидеров революционной России. Со временем словосочетание «борец за свободу» стало своего рода титулом, и называли так в первую очередь Александра Федоровича Керенского – депутата Государственной думы, главу фракции трудовиков, который был связан с революционным подпольем и сыграл важную роль в Февральской революции.
9 апреля (27 марта по старому стилю) Временное правительство направило телеграмму Франции и Великобритании, в которой заверило союзников в том, что Россия не выйдет из войны и не станет заключать сепаратный мир. В ответ Петроградский совет, состоявший из большевиков и эсеров, вывел солдат и рабочих на антивоенную демонстрацию. Апрельский кризис привел к расколу между Временным правительством и Советами. Тогда же Ленин опубликовал свои «Апрельские тезисы» – программу действий большевиков: прекращение войны; отказ от поддержки Временного правительства; новая, пролетарская революция.
6 апреля США вступили в Первую мировую войну. До этого момента Соединенные Штаты соблюдали нейтралитет, но жертвами подводной войны, которую Германия вела с февраля, все чаще становились американские суда. Поводом для войны также стала телеграмма министра иностранных дел Германии Артура Циммермана, в которой он просил немецкого посла в США добиться союза с Мексикой. Британцы перехватили телеграмму, расшифровали и представили президенту США Вудро Вильсону, который обнародовал ее. Вскоре после этого, когда еще несколько американских судов были потоплены в Атлантике, Конгресс объявил войну Германии.
10 апреля 47-летний юрист и общественный активист Мохандас Ганди начал первую кампанию гражданского неповиновения в Индии. Ганди назвал эту форму протеста сатьяграхой (на санскрите «сатья» – «истина», а «аграха» – «твердость»). Он начал борьбу с колониальными властями, заставлявшими крестьян выращивать индиго и другие коммерческие культуры вместо съедобных злаков. Главной же целью была независимость Индии от Британской империи. Первый этап мирного сопротивления закончился для Ганди арестом. Тысячи людей требовали его освобождения, называя его Махатмой – Великой Душой, и полиции пришлось выпустить Ганди.
Почему именно Керенский стал олицетворением Февральской революции? Отчасти это объясняется его политической позицией: он был членом Временного комитета Государственной думы, он вошел во Временное правительство в качестве министра юстиции, он также был заместителем председателя исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. То есть в ситуации двоевластия он одновременно находился по обе стороны баррикад. Такое положение может оказаться довольно сложным: ведь нередко, когда говорят о политиках, мы слышим слова «нельзя сидеть на двух стульях». Но все зависит от техники усидчивости – иногда такое положение может оказаться достаточно прочным. У Керенского, например, получалось пользоваться тем, что он оказался сразу в двух институтах власти.
Керенский не был лидером какой-либо политической партии. После Февральской революции он объявил, что является членом партии социалистов-революционеров, которая вышла из подполья. Эта партия набирала силу и в итоге стала самой массовой в России: по некоторым данным, ее численность достигла миллиона человек. Но Керенский в этой партии был новичком и не пользовался большим влиянием в ее руководстве. Произошел даже скандал после того, как Керенского не избрали в Центральный комитет эсеров.
После февраля правительство распадалось, создавалось вновь, однако каждый раз в его основе лежало соглашение, которое потом было оформлено в виде коалиции либералов и умеренных социалистов. Керенский не принадлежал ни к тем, ни к другим, он был как раз между этими силами. Но не только политическая позиция определяла роль и первые успехи Керенского, у него была особая специализация: политик-оратор.
Апрельский кризис, прежде всего заявление министра иностранных дел Милюкова о «войне до победного конца», привел к смене правительства. В новую коалицию вошли шесть социалистов: эсер Керенский стал военным и морским министром, лидер партии эсеров Виктор Чернов – министром земледелия, также в коалицию вошли меньшевики Ираклий Церетели и Матвей Скобелев, трудовик Павел Переверзев и народный социалист Алексей Пешехонов.
15 мая главнокомандующим французской армией стал генерал Анри Филипп Петен. После битвы при Вердене, длившейся почти весь 1916 год, Петен стал одним из самых почитаемых солдатами генералов. Весной 1917-го главнокомандующий Робер Нивель бросил войска на прорыв германского фронта, потери французской армии доходили до 100 тысяч человек убитыми и ранеными. В армии начался кризис – солдаты бунтовали. Петен успокоил войска, пообещал отказаться от самоубийственных атак, а зачинщиков мятежа расстрелял. Позже, в 1940 году, он возглавит правительство режима Виши, сотрудничавшего с нацистами.
18 мая появился термин «сюрреализм». Это определение поэт Гийом Аполлинер применил к балету «Парад». Спектакль с музыкой Эрика Сати, сценарием Жана Кокто, костюмами Пабло Пикассо и хореографией Леонида Мясина, в основе которого был парад артистов балаганного цирка, вызвал настоящий скандал. Публика свистела, критики после премьеры называли постановку пятном на репутации «Русского балета» Сергея Дягилева и ударом по французскому обществу. Аполлинер горячо защищал балет в своем манифесте «„Парад“ и новый дух», объясняя, что подобное единение декораций, костюмов и хореографии «привело к своего рода сверхреализму (sur-réalisme)», в котором может начаться взлет Нового духа.
Александр Керенский выступает в Петрограде. 1917 год
После Февральской революции в России начинают легально издавать работы Ленина, написанные в эмиграции. «Апрельские тезисы», в которых сформулирована программа партии, напечатаны в газете «Правда». Появляются и старые теоретические труды, ранее издававшиеся подпольно. Лидер большевиков пока подписывается Н. Ленин (Вл. Ильин). После июльских событий Ленин пишет в Разливе книгу «Государство и революция», в которой предупреждает о международной пролетарской революции, но издана она была только в 1918 году.
«На Керенского, этого тщедушного и щуплого человека, устремлены сейчас взоры не только многострадальной России, но и всего мира… Его несут на руках. И я сам видел, как юноша с восторженными глазами молитвенно тянулся к рукаву его платья, чтобы только прикоснуться. Так тянутся к источнику жизни и света». Это одна из многочисленных брошюр, прославляющих Керенского, «солнце свободы России», как его называли сочинители панегириков. Автор этой брошюры, Олег Леонидов, впоследствии восторженно писал и о советских вождях.
Как политические лидеры в то время руководили своими сторонниками? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно подойти к книжной полке с полным собранием сочинений Ленина – из работ, написанных им в 1917 году, состоит несколько томов. То есть значительную часть того года он провел за письменным столом, сочиняя статьи, письма, а также небольшие брошюры и книги. К тому же, для того чтобы писать, нужно было немало читать. Так же проводили свое время и другие политические лидеры. Например, Павел Милюков, возглавлявший русских либералов, почти ежедневно писал для газеты своей политической партии. Эсер Виктор Чернов, меньшевик Юлий Мартов, большевик Лев Троцкий и многие другие деятели Российской революции – все они пытались руководить своими сторонниками с помощью текстов, продолжая известную российскую традицию: политический деятель должен быть одновременно и властителем дум.
Керенский мало писал, но довольно много говорил. Он был публичным политиком с опытом парламентских выступлений, но по-настоящему проявил себя в эпоху революции, когда стал митинговым оратором.
После Февральской революции политика стала более театрализованной. А Керенский в детстве подумывал о карьере оперного певца и даже брал уроки, поэтому хорошо поставленный голос очень пригодился ему для выступлений перед огромными аудиториями на площадях, в первую очередь в театрах. Лучшие театры страны: московский Большой театр, Александринский театр в Петрограде, Одесский театр, театральные площадки других городов – все они видели Керенского в 1917 году. Он руководил своими сторонниками, произнося речи, и получал от этого явное удовольствие. Довольна была и публика – ей нужны были именно такие выступления, где политика смешивалась с театром.
16 июня (3 июня по старому стилю) в Петрограде открылся Съезд рабочих и солдатских депутатов. Большинство на нем составляли эсеры и меньшевики. «Апрельские тезисы» Ленина о прекращении войны и передаче власти Советам были отвергнуты. По итогам съезда депутаты выбрали себе руководство – ВЦИК (Всероссийский центральный исполнительный комитет), главой которого стал меньшевик Николай Чхеидзе.
11 июня король Греции Константин I отрекся от престола под давлением Антанты. С начала войны монарх придерживался нейтралитета, несмотря на противодействие правительства. Константин I был женат на сестре германского кайзера Вильгельма II, что давало повод для упреков в прогерманской позиции короля. Глава правительства Элефтериос Венизелос одобрил высадку британского десанта в Салониках, был отправлен в отставку, но затем сформировал оппозиционное Временное правительство национальной обороны. В стране возникло двоевластие, и в результате Константин I отрекся от престола и уехал в Швейцарию, передав трон своему сыну Александру, который реальной власти в качестве короля не имел.
15 июня в США принят «акт о шпионаже» – федеральный закон, который был призван укрепить национальную безопасность страны, только что вступившей в Первую мировую, но сразу же был воспринят как атака на свободу слова. Он, в частности, запрещает распространение информации, которая может навредить американским вооруженным силам или способствовать успеху их врагов. Акт о шпионаже применяется до сих пор – в частности, его нарушение вменяется в вину Эдварду Сноудену, который предал огласке данные о том, как американские спецслужбы следят за людьми по всему миру.
После февральских дней людей охватили необычайная эйфория и колоссальный, очень наивный энтузиазм. Казалось, сказка революции делает возможным всё. Как в стихотворении той эпохи:
Казалось, отомрет преступность, станут ненужными тюрьмы, в новой жизни будут совершенно недопустимы бордели и даже ругательства: это была наивная вера во всемогущество революции, которая меняет все стороны жизни. Такая вера не могла быть долгой, но даже короткий период энтузиазма был важным политическим ресурсом, и многие политики старались его использовать – правда, с разной степенью искренности.
С точки зрения многих либеральных политических деятелей, а не только консерваторов, Февральская революция зашла слишком далеко влево, для них она была немного далека от здравого смысла. Для социалистов, даже для меньшевиков и эсеров, революция была все-таки буржуазной, не совсем своей. А вот Керенский, энтузиаст Февральской революции, полностью отождествлявший себя с ней, был адекватен этому состоянию эйфории. Действия Керенского как министра юстиции были популярны. Отмена смертной казни, политическая амнистия, реорганизация суда – все это нравилось большинству населения. А после апрельского кризиса, когда было реорганизовано Временное правительство, Керенский занял новую должность, еще более важную: он стал военным и морским министром.
В этой сфере единства в стране не существовало, вопрос об армии и об участии или неучастии России в войне раскалывал общество. Керенский взял на себя колоссальную задачу: перестроить армию на основе революционной дисциплины, провести ее демократизацию, использовать военные комитеты. Он связал свою судьбу с подготовкой наступления.
18 июня (1 июля по новому стилю) российская армия пошла в свое последнее наступление. Начато оно было на участке Юго-Западного фронта. Наступлению предшествовала колоссальная артиллерийская канонада, войска шли в атаку под красными знаменами, оркестры играли «Марсельезу». Сначала атакующие колонны добились некоторых успехов, но затем последовал мощный контрудар немецких войск, часть из которых была переброшена заранее с Западного фронта – Германия и ее союзники знали о готовящемся наступлении. Удар был страшным, многие части и соединения российской армии его не выдержали. Отступление превращалось в бегство. При отсутствии снабжения армия переходила на самообеспечение, иногда оно перерастало в погромы. И современники, и историки очень часто спорили о том, почему это наступление закончилось поражением. Спорить на самом деле не о чем: наступление было обречено с самого начала.
17–18 июля (4–5 июля по старому стилю) в Петрограде демонстрации анархистов и большевиков приводят к столкновениям с правительственными войсками. Вооруженное выступление провалилось, лидерам большевиков Ленину и Зиновьеву пришлось бежать из столицы. В то же самое время кризис происходит и во Временном правительстве: его сначала покидают кадеты в знак протеста против предоставления широких полномочий украинской Центральной раде, а затем в отставку уходит и председатель правительства князь Георгий Львов.
В конце июня русская армия начала подготовку к масштабному стратегическому наступлению. 1 июля (18 июня) наступление началось на Юго-Западном фронте в направлении Львова. В первые два дня войска значительно продвинулись вперед, что позволило военному и морскому министру Керенскому заявить о «великом торжестве революции». 6 июля (23 июня) 8-я армия генерала Лавра Корнилова нанесла удар по позициям австро-венгерских войск. Но через неделю порыв иссяк: в армии началось брожение, войсковые комитеты принимали решение отказаться от боевых действий. Тем временем австро-германское командование перебросило на этот участок фронта дополнительные силы. Контрнаступление обернулось для российской армии катастрофой: целые дивизии бежали с фронта.
24 июля во Франции начался процесс над голландской танцовщицей Маргаретой Гертрудой Зелле, больше известной под сценическим псевдонимом Мата Хари. Она обвинялась в шпионаже в пользу Германии и передаче немцам сведений, которые стали причиной гибели нескольких дивизий. Уже на следующий день суд приговорил Мату Хари к смерти. Она была расстреляна 15 октября 1917-го, ей был 41 год.
Демонстранты с лозунгом «Война до победного конца». 1917 год
Многие из нас носят наручные часы, обычный и привычный для нас инструмент измерения времени. Но на самом деле наручные часы – мода эпохи Первой мировой войны, до этого часы носили в кармане. На фронте минуты, а иногда и секунды могли спасти жизнь. Если атакующая пехота поднимется на несколько минут раньше, она может попасть под огонь собственной артиллерии, которая еще не закончила обстрел. А если она поднимется на полминуты позже, то пулеметчики противника смогут выбежать из укрытия и занять свои позиции, и тогда пехоту встретит мощный огонь. В такой ситуации был необходим точный и не требовавший лишних движений инструмент для измерения времени. И наручные часы стали знаком эпохи. В британской армии, к примеру, их сверяли дважды в день. Оказалось, что координация нужна везде, так же как дисциплина и точность исполнения приказа.
Российская же армия после Февральской революции была демократизирована. Многие важные приказы обсуждались, иногда выносились на голосование – причем не только в военных комитетах, но и на общих собраниях частей. В такой ситуации уместно ставить вопрос не о том, почему российская армия потерпела поражение, а как она вообще смогла начать наступление. Ведь солдаты демократическим путем обсуждали, идти ли им в бой, и многие голосовали за то, чтобы подвергнуть собственную жизнь смертельному риску. Как случилось, что тысячи и тысячи солдат добровольно, по собственному выбору участвовали в такой сложной операции? Дело в пропагандистской обработке – многие верили, что идут в бой за демократический мир, что несут свободу и революцию народам Европы. Некоторые пропагандисты призывали водрузить красный флаг над германским Рейхстагом и обещали, что своим наступлением русские солдаты помогут германским социал-демократам и приблизят революцию к лагерю противника.
Огромную роль в пропагандистской обработке солдат сыграл Керенский: он ездил по фронту и очень много выступал. Впоследствии Керенского даже называли «главноуговаривающим». Это прозвище носило, конечно, негативную окраску. Однако в тех условиях, которые сложились в мае-июне 1917 года, только так можно было организовать гигантское наступление. Керенского поддерживали члены войсковых комитетов – активисты, младшие офицеры, унтер-офицеры, вольноопределяющиеся. Те, кто делал карьеру в эпоху революции, считали его образцом для подражания. Керенский мог исполнять свои обязанности «главноуговаривающего», потому что его поддерживали десятки тысяч «уговаривающих» батальонного, полкового, дивизионного, корпусного и армейского уровней.
Наступление закончилось страшным поражением. Однако иногда поражение становится политическим ресурсом. В июле 1917 года в Петрограде большевики и их политические союзники, в первую очередь анархисты, бросили вызов Временному правительству. Они инициировали демонстрации на улицах города и надеялись, что те перерастут в штурм, который приведет к реорганизации власти, и в новых институтах им тоже найдется место. Большевики требовали от лидеров Советов и комитетов, находившихся под контролем меньшевиков и эсеров, взять власть в свои руки. Этого не случилось. Большевиков арестовали, некоторые их газеты были закрыты, а часть сторонников – разоружены. Керенский и его сторонники обвинили большевиков и их союзников в том, что они нанесли удар в спину наступающей армии. Таким образом, вся ответственность за поражение была переложена на них. Более того – после июльского кризиса Керенский, сохранив за собой пост военного и морского министра, стал главой Временного правительства.
Во время наступления возник настоящий культ Керенского как вождя. Многие слова, которые впоследствии большевики произносили в адрес своих политических лидеров, были найдены в это время для описания Керенского и укрепления его авторитета.
Владимир Набоков. «Временное правительство и большевистский переворот»
Один из самых главных деятелей партии конституционных демократов Владимир Дмитриевич Набоков (1869–1922) находился в самом центре революционных событий. Крупный юрист, сын министра юстиции в царском правительстве, он стал соавтором акта об отказе от принятия престола великого князя Михаила Александровича, а затем был управляющим делами Временного правительства первого состава и работал в правительственном Юридическом совещании[3]. Погиб в Берлине во время покушения монархистов на лидера кадетов Павла Милюкова.
После начала большевистских репрессий Набоков оказался в Крыму. Полагаясь в качестве источника лишь на подшивку кадетской газеты «Речь», он описал пережитое им, начиная с февральских беспорядков в Петрограде и заканчивая кратким арестом в ноябре 1917 года в Смольном. Воспоминаниями Набокова о Временном правительстве открывается первый выпуск альманаха «Архив Русской революции», который кадет Иосиф Гессен начал издавать в 1921 году. В 1924-м книгу переиздали в СССР.
Набоков-мемуарист уделяет основное внимание тому, что он непосредственно наблюдал. Будучи военнослужащим, он, кажется, одним из последних среди кадетских лидеров добрался до Таврического дворца, где формировалось Временное правительство. Он же стал чуть ли не последним представителем правительства в Зимнем дворце.
В своих кратких записках Набоков ярко обрисовывает коллег по правительству, оценивая их как политиков, ораторов, а главное – как деятелей революции. Министр юстиции Александр Керенский – болезненно тщеславен и недостаточно уверен; обер-прокурор Синода Владимир Львов – наивен и невероятно легкомыслен; министр земледелия Андрей Шингарев – способен и трудолюбив, но лишен способностей государственного масштаба. Основные политические и социальные противоречия 1917 года Набоков видит четко, осознавая их фатальную неразрешимость – и фатальную непригодность практически всех лидеров к тому, чтобы решать стоящие перед страной задачи.
Опытный публицист и отец знаменитого писателя, Набоков пишет очень ярко. Память мемуариста замечательная: больше чем через год после событий, в 1918-м, он точно воспроизводит маршруты, которыми пробирался среди революционных толп Петрограда в феврале, июле или октябре.
«…Я все-таки не могу присоединиться к тому потоку хулы и анафематствования, которым теперь сопровождается всякое упоминание имени Керенского. Я не стану отрицать, что он сыграл поистине роковую роль в истории Русской революции, но произошло это потому, что бездарная, бессознательная бунтарская стихия случайно вознесла на неподходящую высоту недостаточно сильную личность. Худшее, что можно сказать о Керенском, касается оценки основных свойств его ума и характера. Но о нем можно повторить те слова, которые он недавно – с таким изумительным отсутствием нравственного чутья и элементарного такта – произнес по адресу Корнилова. „По-своему“ он любил родину, – он в самом деле горел революционным пафосом, – и бывали случаи, когда из-под маски актера пробивалось подлинное чувство. Вспомним его речь о взбунтовавшихся рабах, его вопль отчаяния, когда он почуял ту пропасть, в которую влечет Россию разнузданная демагогия. Конечно, здесь не чувствовалось ни подлинной силы, ни ясных велений разума, но был какой-то искренний, хотя и бесплодный порыв. Керенский был в плену у своих бездарных друзей, у своего прошлого. Он органически не мог действовать прямо и смело, и, при всем его самомнении и самолюбии, у него не было той спокойной и непреклонной уверенности, которая свойственна действительно сильным людям. „Героического“ в смысле Карлейля в нем не было решительно ничего».
Статья «Ленин и Ко» в журнале «Искры». 1917 год
Статья посвящена розыску лидеров большевиков. После июльских событий 1917 го да многие партийные вожди были арестованы; другим, таким как Ленину и Зиновьеву, удалось бежать. В статье рассказывается о «государственной измене, совершенной большевиками». Ленин и Зиновьев в это время прячутся в шалаше на озере Разлив под Сестрорецком.
Федор Раскольников. «Кронштадт и Питер в 1917 году»
Федор Федорович Раскольников (настоящая фамилия – Ильин, 1892–1939) сделал фантастическую карьеру благодаря активному участию в партии большевиков, в которую он вступил еще студентом. Мичман Раскольников был избран товарищем председателя Кронштадтского совета. Он активно работал в партийной прессе и в большевистском движении на Балтийском флоте. В годы Гражданской войны Раскольников воевал лихо, хотя и с переменным успехом. В декабре 1918 года англичане захватили на Балтике два миноносца под его командованием, и флотоводцу пришлось провести несколько месяцев в лондонской тюрьме. Одно время Раскольников служил заместителем наркомвоенмора Троцкого по морским делам, несколько месяцев командовал Балтийским флотом. В 1920–30-е он занимал ответственные дипломатические посты, а в 1938-м стал невозвращенцем, узнав по дороге в Москву из газет о своем снятии с должности полпреда в Болгарии. Через несколько дней после написания обличительного открытого письма Сталину Раскольников оказался во французской психиатрической клинике, не справившись с известием о заключении пакта Молотова – Риббентропа[4].
Раскольников-мемуарист дебютировал в 1925 году, опубликовав после возвращения из Афганистана книгу воспоминаний о своей деятельности в Кронштадте и Петрограде в 1917 году. В подвергнутой цензуре версии книга была переиздана в 1964-м, после посмертной реабилитации Раскольникова; полностью – в годы перестройки.
Мемуары Раскольникова – достаточно простое, бесхитростное повествование. Автор щедро делится радостью победы в революционной борьбе, которую он описывает в хронологическом порядке. Февральскую революцию он встретил гардемарином, и партия отправила его в «цитадель революции» Кронштадт редактировать газету «Голос правды»; он стал одним из ведущих большевистских организаторов и агитаторов на Балтике. В Июльские дни Раскольников «фактически превратился в нелегального командующего войсками», из-за чего до середины октября сидел в «Крестах». Завершается книга описанием приключений Раскольникова в отрядах матросов-балтийцев, оборонявших Петроград от сил Керенского и Краснова и затем захватывавших белый бронепоезд[5]. Точка зрения Раскольникова вполне соответствует ортодоксальной партийной идеологической позиции, которую он излагал в статьях и на митингах в 1917 году.
Перо цензора или хотя бы редактора, похоже, не прошлось по тексту Раскольникова. В тексте встречаются стилистически небезупречные фразы, например: «приезд Владимира Ильича вообще положил резкий рубикон в тактике большевиков». Раскольников в середине 1920-х работал редактором журналов и издательств, стал даже начальником Главискусства, и редакторы ему были не страшны. Идеологические клише также даются ему легко. Собственно, Раскольников был одним из тех, кто их придумывал и пускал в ход.
«Тов. Ленин появился на балконе, встреченный долго не смолкавшим громом аплодисментов. Овация еще не успела окончательно стихнуть, как Ильич уже начал говорить. Его речь была очень коротка. Владимир Ильич прежде всего извинился за то, что по болезни вынужден ограничиться только несколькими словами, и передал кронштадтцам привет от имени петербургских рабочих, а по поводу политического положения выразил уверенность, что, несмотря на временные зигзаги, наш лозунг „Вся власть Советам!“ должен победить и в конце концов победит, во имя чего от нас требуются колоссальная стойкость, выдержка и сугубая бдительность. Никаких конкретных призывов, которые потом пыталась приписать тов. Ленину переверзевская прокуратура[6], в его речи не содержалось. Ильич закончил под аккомпанемент еще более горячей и дружной овации.
После этих приветствий кронштадтцы, как и подобает организованным воинским частям и отрядам рабочих, снова выстроились и под звуки нескольких военных оркестров, непрерывно игравших революционные мотивы, в полном порядке вступили на Троицкий мост. Здесь уже мы стали предметом внимания со стороны кокетливых, нарядно одетых офицериков, толстых, пышущих здоровьем и сытостью буржуев в новых котелках, дам и барышень в шляпках. Они проезжали на извозчиках, проходили мимо, взявшись под ручку, но на всех лицах, смотревших на нас широко открытыми глазами, отпечатлевался неподдельный ужас».
Генерал Лавр Корнилов. 1917 год
V
Лекция Бориса Колоницкого
Керенский и Корнилов: предчувствие гражданской войны
В августе 1917 года возник конфликт между главой Временного правительства Александром Керенским и Верховным главнокомандующим генералом Лавром Корниловым. У этого конфликта были очень серьезные последствия – гражданская война в России стала неизбежной.
Июльский кризис дал Керенскому необычайные возможности – он потерпел поражение на фронте, но власть Временного правительства, казалось, укрепилась, и появилась возможность для некоторой стабилизации страны. Двоевластие прекратило свое существование – лидеры меньшевиков и эсеров, которые выступали против всех предыдущих составов правительства, объявили кабинет министров Керенского «правительством спасения революции» и декларировали ему свою безусловную поддержку. Но, несмотря на это, единовластие Временного правительства так и не наступило. Изрядную долю своего влияния сумели сохранить некоторые Советы рабочих и солдатских депутатов, войсковые комитеты в армии и другие организации, которые возникли в это время в империи, например – Центральная рада в Киеве, созданная украинскими национальными активистами.
Ситуация осложнялась тем, что в результате июльского кризиса, после наступления, сменившегося поражением, резко возросла роль Ставки Верховного главнокомандующего, как институции, и роль человека, возглавившего этот орган власти. Новым верховным главнокомандующим был назначен Лавр Георгиевич Корнилов. Удивительно смелый человек, крайне решительный, уверенный в себе. Он с детства знал несколько восточных языков, получил академическое образование, действовал в качестве разведчика на территории различных азиатских стран. Корнилов был довольно известным путешественником, своего рода герой Киплинга на русский лад. Его отчет о путешествии в Кашгарию, Восточный Туркестан, территорию, контролируемую Китаем, представляет собой том, который мог бы потянуть на докторскую диссертацию. Вместе с тем этот смелый, образованный и решительный человек был, как и многие другие генералы того времени, политически наивным. Традиция российской армии требовала от офицеров быть людьми аполитичными, и суждения многих генералов в годы революции поражают своей простотой и неосведомленностью.
6 августа (24 июля по старому стилю) было сформировано второе коалиционное правительство, уже во главе с Александром Керенским. Временное правительство после Июльских дней вернуло смертную казнь и заявило о намерениях ликвидировать Советы. В Москве по инициативе правительства было созвано Государственное совещание с участием всех политических сил, кроме большевиков, потребовавшее постепенной ликвидации войсковых комитетов, запрета митингов и собраний и возвращения смертной казни. Большевики, в свою очередь, провели в Петрограде партийный съезд, на котором заявили о необходимости вооруженного восстания.
В августе начался самый тяжелый этап сражения при Пашендейле в Бельгии (третья битва при Ипре), которое шло с 11 июля. Британские войска решили прорвать германский фронт, главной целью была база германских подводных лодок. На третий день сражения немецкая армия применила новый отравляющий газ – иприт: он поражал кожу и глаза, потери от него были больше, чем от любого другого химического оружия. В августе из-за дождей местность превратилась в непроходимое болото. Танки увязли в грязи. Британцам не удавалось преодолеть немецкие укрепления, и только в октябре они смогли продвинуться вперед.
С мая по октябрь 1917 года, каждое 13-е число, троим детям из португальского города Фатима – Лусии Сантуш и ее двоюродным брату и сестре Франсишку и Жасинте Марту, – по их словам, являлась Дева Мария. Исключением стало 13 августа, когда детей арестовал местный чиновник и журналист Артур Сантуш, известный в округе антиклерикал и антимонархист. Он пытался добиться от них признания, что никаких чудес они на самом деле не видели, но тщетно. Выйдя из-под ареста, дети стали свидетелями очередного явления Богородицы 19 августа. Поле, на котором это происходило, еще в 1917 году стало местом массового паломничества.
Офицеры приветствуют Лавра Корнилова. Июль 1917 года
Корнилов отличился во время июньского наступления на Юго-Западном фронте, после чего стал наиболее популярной фигурой среди офицеров. В августе 1917 года он прибыл в Москву на Государственное совещание, созванное Керенским для консолидации политических сил в борьбе с большевиками. У поезда генерала встречали офицеры Текинского конного полка и юнкера, которые затем несли Корнилова на руках под восторженные крики толпы.
При этом Керенский и Корнилов во многих отношениях были похожи. Оба – провинциалы, оба – люди внешние по отношению к дореволюционной элите, оба – безусловные патриоты. Керенский пытался по-своему восстановить боеспособность российской армии. А Корнилов готов был сотрудничать с революционной властью: он носил красный бант, пользовался риторикой революционного времени, приветствовал Керенского с красным знаменем в руках и для некоторых старорежимных генералов, в душе своей сохранявших лояльность императору, тоже был выскочкой революционного времени. Так что точки соприкосновения у Корнилова с Керенским были. Но союза не получилось.
8 сентября (26 августа по старому стилю) Верховный главнокомандующий Лавр Корнилов предъявил ультиматум Временному правительству. Он потребовал передать ему всю полноту власти до созыва Учредительного собрания. В ответ Корнилов был назван мятежником. На Петроград двинулись верные Верховному главнокомандующему войска, но под влиянием агитаторов остановились на подходах к столице. После провала мятежа правительство развалилось: его покинули кадеты, поддержавшие выступление Корнилова. В переходный период был сформирован высший орган власти – Директория во главе с Керенским.
1 сентября германские войска начали обстрел позиций русской армии под Ригой. За этим последовало массированное наступление, целью которого было окружение 12-й армии. За два дня российские войска потеряли 25 тысяч человек убитыми и уже 3 сентября оставили Ригу. Впрочем, 12-я армия из окружения вышла. Город был одной из главных целей германской армии на Восточном фронте. После взятия Риги появились опасения, что немцы смогут занять Петроград. В российской столице возникла паника и началась подготовка к эвакуации.
3 сентября франкоканадский микробиолог Феликс д’Эрелль, работавший в парижском Институте Пастера, опубликовал статью с описанием бактериофагов – вирусов, которые поражают бактерии. Это одна из самых древних и многочисленных групп вирусов, которая сейчас используется в медицине как альтернатива антибиотикам, а в биологии – как один из инструментов генной инженерии. Изначально бактериофагов описал в 1915 году англичанин Фредерик Туорт (называя их бактериолитическими агентами), однако его исследование прошло незамеченным, и д’Эрелль сделал свое открытие самостоятельно.
Политические круги – либеральные, консервативные и правые – решили, что настало время остановить революцию, обратить ее вспять, и своим инструментом они избрали генерала Корнилова. Если раньше в качестве уникального спасителя страны рекламировался Керенский, то теперь на эту роль претендовал Корнилов. У страны не может быть двух уникальных вождей-спасителей, и уже это закладывало основы для конфликта.
Сторонники Корнилова решили расширить фронт атаки на политические партии и стали обвинять в бедах России не только большевиков и анархистов – всё чаще огонь критики сосредотачивался на лидере самой крупной политической партии России, партии социалистов-революционеров, в которой формально состоял и Керенский, – Викторе Михайловиче Чернове.
Тем не менее Керенский и Корнилов пытались договориться. Разговор был непростой, стороны преследовали разные цели, при этом и Корнилов, и Керенский весьма зависели от своего окружения. Но им удалось достичь соглашения: Корнилов перебрасывал под Петроград несколько элитных кавалерийских дивизий российской армии, с тем чтобы потом командование могло, опираясь на эти войска, навести порядок в Петроградском гарнизоне, подтянуть дисциплину сначала в Петрограде и Кронштадте, а потом и во всей стране. Теоретически предполагалось, что тем самым укрепится власть Временного правительства.
Статья «Корнилов среди друзей и врагов» в журнале «Искры», июль 1917 года
Фото Корнилова сделано в Китае в 1910 году: рядом с ним стоят немецкие, французские, китайские и английские офицеры. Популярность в армии Кор нилов получил после Русско-японской войны: совсем еще молодой офицер смог в одиночку вывести из окружения целый корпус. В 1916 году известности ему добавил и дерзкий побег из австрийского плена. Летом 1917 го да популярность Корнилова достигла пика.
Однако соглашение оказалось очень непрочным, его участники не доверяли друг другу. Керенский и его сторонники продолжали интриговать против Корнилова, а тот со своими сторонниками – против Керенского. К тому же Корнилов бóльшую часть времени находился в Могилеве, где была Ставка Верховного главнокомандующего, а посредники между Керенским и Корниловым иногда вели свою игру и недостаточно точно передавали послания.
Вопросом, почему Керенский и Корнилов в итоге так и не смогли договориться, задавались не только историки, но и современники. Так, Федор Степун, русский философ, в годы войны офицер-артиллерист, который в то время служил начальником политического управления армии, то есть был сотрудником Керенского, и при этом во многом симпатизировал Корнилову, видел за этим противостоянием некий культурный конфликт, раскол в русском обществе. Для Керенского, хотя он и пытался восстановить армейскую дисциплину, армия все-таки была чем-то чужим. Он смотрел на нее с позиции радикального интеллигента, с антимилитаристским зарядом. Он не чувствовал внутренней дисциплины традиционной армии, не понимал ее красоты. В свою очередь и Корнилов не был обычным генералом, генералом-солдафоном. Но и для него Керенский был не просто человеком, а олицетворением совершенно иной и чуждой ему социальной группы. Для Корнилова, кадрового офицера, Керенский – интеллигент, адвокат, краснобай, человек, заменяющий дела словами. Они пытались найти некоторые точки соприкосновения, но им это не удалось.
Политика не бывает без интриг, но в этом случае их было слишком много, и они затеняли политические решения. Керенский получил сведения, что Корнилов нарушает достигнутое между ними соглашение в отдельных очень важных деталях. Действуя, возможно, чрезмерно импульсивно, без должной проверки, он объявил об отстранении Корнилова от должности верховного главнокомандующего. Знай он Корнилова лучше, мог бы предположить, каким будет его ответ. Корнилов не только отказался уйти со своего поста, но фактически объявил, что во Временном правительстве сидят предатели России. Корнилов бросал вызов уже не только Советам и комитетам, но и власти Временного правительства.
Казалось, у Керенского нет шансов на победу. В Петрограде находился демократизированный, не очень дисциплинированный гарнизон – а к городу двигались по трем железным дорогам три боевые элитные кавалерийские дивизии российской армии. Казалось, они сметут всех и вся. Однако логика политического конфликта отличается от логики военного времени. Брошенные в политический конфликт дисциплинированные части оказались далеко не таким эффективным механизмом и застыли, не достигнув Петрограда. А деморализованный и непригодный к большой войне Петроградский гарнизон продемонстрировал готовность оказать, если потребуется, сопротивление Корнилову.
В конце концов Корнилова арестовали, но на самом деле он потерпел поражение еще до того, как выступил против Керенского. Вызов, брошенный им войсковым комитетам, фактически лишил его шансов на политическую победу. Укрепления власти Корнилова не хотел никто: ни дезертиры, ни боевые солдаты. Для них, хотя и по разным причинам, Корнилов олицетворял абсолютное зло. Нельзя провести военный переворот против воли армии. Корнилов недооценил влияние войсковых комитетов, и это стало его огромной ошибкой.
Если мы поместим конфликт Керенского с Корниловым, который не был, конечно, конфликтом только личным, в международный контекст, то получим материал для сравнения. Вскоре после начала Российской революции произошло немало других революций. Всякая революция – потенциальная гражданская война, и это нужно понимать тем, кто в ней участвует и в ней живет. В ноябре 1918 года началась революция в Германии. В январе 1919 года произошел конфликт в Берлине, который закончился убийством коммунистов Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Была подавлена Советская республика в Баварии, после чего там начался «белый» террор. Эти конфликты вспыхивали в Германии вплоть до 1923 года. Но там локальные гражданские войны не переросли в общую гражданскую войну. Отчасти это объяснялось тем, что с самого начала был заключен некоторый пакт между немецкими социал-демократами и генералитетом. Генералы и социал-демократы не очень-то любили друг друга, они были из разного теста. Но в годы Первой мировой войны некоторые из них получили опыт сотрудничества. Они смогли притереться друг к другу, и при сохранившемся недоверии им удалось заключить брак по расчету, который просуществовал некоторое время.
В России было не так. Российские социалисты – гораздо более левые и менее опытные, чем их немецкие партийные товарищи, – не обладали никаким фактическим опытом участия в государственной деятельности. А российские генералы совершенно не представляли себе социалистов. Стабилизирующий союз, который мог бы удержать страну от сползания к гражданской войне, не сложился, и это одно из важнейших последствий так называемого дела Корнилова. Механизм гражданской войны был запущен.
Казалось, Керенский выиграл от поражения Корнилова. Но на самом деле он тоже проиграл в этом конфликте, потому что начал терять базу своей поддержки. Всевозможные революционные комитеты, созданные для борьбы с Корниловым, остались и после его ареста. Они контролировали запасы оружия и осуществляли цензуру, то есть во многие рабочие поселки Центрального промышленного района Октябрь пришел уже в сентябре. Страна распадалась на регионы с совершенно разными политическими режимами. Линия соглашения между либералами и умеренными социалистами, между кадетами, с одной стороны, и меньшевиками и эсерами – с другой, становилась все более неопределенной, а коалиция – все менее вероятной.
В конце концов Керенскому удалось создать коалиционное правительство, в которое вроде бы вошли и меньшевики, и эсеры, и представители тех, кого тогда называли буржуазией. Но показательно, что в это правительство не вошел ни один крупный политический деятель ни с одной, ни с другой стороны. Это правительство оставалось в первую очередь правительством Керенского, терявшего свою популярность.
Антон Деникин. «Очерки русской смуты»
Антон Иванович Деникин (1872–1947) – сын ставшего офицером крепостного крестьянина, родился и вырос в Польше. В ходе Русско-японской войны он ходил в штыковые атаки. Звание генерал-лейтенанта получил за взятие в 1915 году города Луцка. Деникин начал публиковать свои беллетристические и публицистические тексты еще в 1890-х, критикуя бюрократизм царской армии, грубость и произвол по отношению к нижним чинам. Февральскую революцию он принял, однако активно сопротивлялся мерам по демократизации армии, которые считал подрывающими дисциплину, и стал одним из лидеров корниловского и затем Белого движения. После поражения Вооруженных сил Юга России Деникин подал в отставку и отправился в эмиграцию. В годы Второй мировой выступал с резкой критикой сотрудничества русских эмигрантов с гитлеровцами; последние два года жизни провел в США.
К работе над «Очерками русской смуты» Деникин приступил в Бельгии в 1920 году, через несколько месяцев после того, как покинул пост исполняющего обязанности верховного правителя России, а затем и страну. Всего историко-биографическая работа Деникина включает пять томов, но революции посвящены два первых: «Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917 года» и «Борьба генерала Корнилова. Август 1917 года – апрель 1918 года». Первая часть появилась в 1921-м, последний том, написанный уже в Венгрии, вышел в 1926 году. В СССР отдельные отрывки из «Очерков» печатали в 1920-х, но полное издание вышло лишь в годы перестройки.
Произведение одного из лидеров Белого движения не совсем похоже на обычные «генеральские мемуары». Не только из-за явной литературной одаренности Деникина, не только из-за проникновенно эмоциональной интонации, характерной для текстов российских интеллигентов. В первом томе и в первой половине второго он практически не рассказывает о боевых действиях, которыми руководил. Вместо этого Деникин представляет широкую, основанную на множестве разнообразных источников картину жизни захваченного революционным вихрем российского общества, прежде всего армии и офицерства.
Часть использованных в работе документов автор смог вывезти с собой за границу. Опирается Деникин и на воспоминания своих соратников, например Леонида Новосильцева, которые были записаны специально по его просьбе. Деникин ссылается на газеты и на произведения других участников событий – как сторонников, так и противников, иногда подвергая свидетельства своего рода «перекрестному допросу». Но и как непосредственный наблюдатель Деникин находился в центре многих важных событий. Например, он уверенно называет именно моральное состояние войск основной причиной неудачи летнего наступления 1917 года, так как «во всех районах наступления [российские войска] обладали превосходством сил и технических средств над противником и в частности небывалым доселе количеством тяжелой артиллерии».
Одна из мыслей, которую Деникин усиленно подчеркивает в своем описании событий 1917 года, – офицерское движение не было по своей природе и целям монархическим, реакционным, контрреволюционным. Офицерство и генералитет в целом приняли Февральскую революцию и понимали ее как освобождение от царизма, препятствовавшего успешной борьбе с внешним врагом. Корниловское движение «было вызвано высоким патриотизмом и ясным, жгучим сознанием той бездонной пропасти, в которую бешено катился русский народ». Причиной, по которой страна оказалась в таком положении, Деникин считает альянс германского Генерального штаба и связанной с ним «невидимыми, но ясно ощущаемыми психологическими и реальными нитями» революционной демократии. Впрочем, его утверждение о прямой связи «пораженцев» с германским командованием столь же сомнительно, сколь и тезис о массовом притоке бывших полицейских и жандармов в партию большевиков.
Военная диктатура должна была изменить соотношение сил и спасти либерально-демократические завоевания Февраля. Но Деникин мало останавливается на роли монархистов в корниловском движении, преподносит конфронтацию между Ставкой и Временным правительством как вину последнего и его сторонников слева, а также оставляет за кадром те массовые бессудные казни, ценой которых только и мог бы быть достигнут хотя бы временный успех Корниловского выступления. Подобная предвзятость свойственна всем мемуаристам, даже лучшим из них, но у Деникина хватает мужества признать, что причинами поражения переворота были «энергичная борьба Керенского за сохранение власти и борьба Советов за самосохранение, полная несостоятельность технической подготовки Корниловского выступления и инертное сопротивление массы».
«Старый губернаторский дом на высоком, крутом берегу Днепра, в течение полугода бывший свидетелем стольких исторических драм, хранил гробовое молчание. По мере ухудшения положения стены его странно пустели, и в них водворилась какая-то жуткая, гнетущая тишина, словно в доме был покойник. Редкие доклады и много досуга. Опальный Верховный[7], потрясенный духовно, с воспаленными глазами и тоскою в сердце, целыми часами оставался один, переживая внутри себя свою великую драму, драму России. В редкие минуты общения с близкими, услышав робко брошенную фразу с выражением надежды на скорый подход к столице войск Крымова, он резко обрывал:
– Бросьте, не надо.
Все понемногу рушилось. Последние надежды на возрождение армии и спасение страны исчезали».
Генрих Иоффе. «Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов»
Последняя пока что монография одного из основоположников научного изучения контрреволюционного Белого движения в России. Генрих Зиновьевич Иоффе представляет историю революционных потрясений – с начала 1917 года до первых месяцев 1918-го – через анализ действий трех основных политических сил. Ради наглядности крайне левый радикализм персонифицируется в фигуре Владимира Ленина – но отнюдь не сводится к ней. Правые, консервативные силы революционной экосистемы показаны через деятельность генерала Лавра Корнилова и его сподвижников. Наконец, демократический, умеренно-социалистический центризм связывается с личностью Александра Керенского.
Стоявший перед страной выбор между тремя лидерами не был просто выбором между тремя личностями. Персональные качества и воззрения Керенского, Корнилова или Ленина не являлись единственно важными факторами по сравнению с общественными и экономическими силами, внешне– и внутриполитическими обстоятельствами. Именно они, их сложные соотношения обеспечивали различным вождям бо́льшую или меньшую поддержку в политических органах страны, среди восторженных или враждебных уличных толп, вооруженных людей на фронте или в столице. Все трое лидеров были потенциальными бонапартами, но устойчивую диктатуру удалось создать лишь Ленину – возможно, благодаря изначально вождистскому характеру возглавляемой им партии большевиков.
Лавирование правительственного центра между правыми и левыми ослабляло позиции демократических, умеренных сил. Июльские дни, неудачное вооруженное восстание в Петрограде, казалось, поставили крест на политических перспективах большевиков и других крайне левых. Однако уже в следующем месяце попытка установить военную диктатуру (Корниловское выступление) подорвала веру в правительство как у правых, подозревавших провокацию, так и у левых, которые обвиняли правительственные круги в потворстве Корнилову. Общество все больше поляризировалось, и демократические силы слабели. Свержение Временного правительства и разгон Учредительного собрания дались большевикам и их союзникам сравнительно легко. Но на политической сцене с потерей центристами массовой поддержки остались только непримиримые противники, крайне правые и крайне левые, и Корнилов схватился с Лениным. Революция перешла в гражданскую войну. Это был закономерный, но не единственно возможный итог.
VI
Лекция Бориса Колоницкого
Неизбежность Октября: крах Временного правительства
Колонна солдат с транспарантом. 2 ноября 1917 года
В советское время, в 1920–30-е годы, многим детям давали революционные имена. Часто детей называли в честь Ленина – например, один мальчик получил в качестве имени аббревиатуру Вилсор: «Владимир Ильич Ленин совершил Октябрьскую революцию». Это имя отражало марксистские представления о роли личности в истории, удивительным образом сочетаясь с точкой зрения, что вождь всемогущ и только его точные и своевременные действия сделали революцию возможной.
Если посмотреть исторические работы, окажется, что они в основном лениноцентричны. И тут авторы-антикоммунисты ничем от коммунистов не отличаются: знак оценки разный, но в центре повествования всегда находится Ленин, его тексты, его поступки. Авторы совершенно разных взглядов говорят: не будь Ленина, не было бы и Октября.
Допустим, что Ленина по каким-то причинам действительно не было. Например, Ленину на голову упал кирпич и он был исключен из политического процесса той поры. Допустим для простоты, что и Троцкого, другого вождя, который тоже многое сделал для того, чтобы произошли октябрьские события, не было. Например, его переехал трамвай. Как могли бы развиваться события в этой ситуации? Я думаю, что в любом случае коридор возможностей был достаточно узок. В его рамках могли действовать и Ленин, и Троцкий, и другие, может быть, не столь известные персонажи. Однако некоторые конфликты были запрограммированы самой логикой взаимодействия институтов власти.
8 октября (25 сентября по старому стилю) объявлен состав третьего коалиционного правительства, председателем которого остался Керенский. В это время в Петрограде большевики начали подготовку вооруженного восстания. Они получили большинство в Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов, и 29 (16) октября было одобрено предложение главы Петросовета Льва Троцкого создать Военно-революционный комитет, формально – для защиты от корниловцев и подступавших к столице германских войск. После этого Петроградский гарнизон оказался под контролем Петросовета.
12 октября германские войска начали операцию по захвату принадлежавших России Моонзундских островов в Балтийском море. Операция была комбинированной: в ней участвовали и сухопутные войска, и флот, и авиация (самолеты и дирижабли). Германские ВМС неожиданно столкнулись с ожесточенным сопротивлением со стороны русского флота. Только к 17 октября немецким дредноутам удалось пройти к архипелагу и получить контроль над ним.
14 октября в прокат выходит «Клеопатра» – самый дорогой фильм своего времени, бюджет которого составил 500 тысяч долларов (почти 10 миллионов долларов на сегодняшние деньги). В заглавной роли снялась Теда Бара, один из главных секс-символов 1910-х. Фильм подвергся существенной цензуре – так, при показах в Чикаго из первой части была вырезана сцена, в которой Клеопатра стоит перед Цезарем с «непокрытым пупком» и «двусмысленно склоняется» к римскому правителю. Две последние полные копии фильма сгорели при пожаре на студии Fox в 1937 году, в настоящий момент он считается утерянным, сохранились только незначительные фрагменты.
С самого начала Февральской революции Временное правительство и Петроградский совет боролись за власть. Главным объектом этой борьбы были Вооруженные силы России – в первую очередь Петроградский гарнизон. От контроля над ним зависело очень многое. Борьба за власть в Петроградском гарнизоне началась не осенью 1917 года, а значительно раньше, еще когда Петроградский совет контролировали меньшевики и эсеры. После дела Корнилова исполком Петроградского совета возглавил Троцкий, уже вступивший к этому моменту в партию большевиков. Он получил прежде всего довольно большой и слаженный аппарат Петроградского совета: комнаты, телефоны, другие материальные ресурсы. Но самое главное – у Петроградского совета был уже сложившийся авторитет, и теперь большевики могли действовать от его имени. Немногие солдаты Петроградского гарнизона готовы были что-то делать ради большевиков, а вот для Петроградского совета – совсем другое дело.
Тем временем на фронте возникла довольно сложная ситуация. Немецкая армия совершенно неожиданно захватила Моонзундские острова. Это была одна из первых в мировой истории операций с совершенно новым уровнем координации, где взаимодействовали армия, флот и авиация. Захватив острова, немцы, казалось бы, прокладывали себе дорогу в Финский залив – то есть опасность приближалась к Петрограду. Правительство требовало посылки из Петрограда подкрепления на фронт.
Большевики на посту у кабинета Ленина в Смольном. Ноябрь 1917 года
Это одна из нескольких подлинных фотографий октябрьских событий в Петрограде. Она хоть и постановочная, но не вызывает сомнений в подлинности, в отличие от большинства других, сделанных через десять лет после революции. На двери кабинета – надпись «Классная дама»: до революции в Смольном располагался Институт благородных девиц.
Но тут Петроградский совет во главе с Троцким сделал очень сильный тактический ход. Совет заявил, что генералам он не доверяет, потому что они поддерживают Корнилова, и создает Военно-революционный комитет. Формально целью комитета было обеспечить защиту революционного Петрограда от немцев, но де-факто он становился органом легальной подготовки к противостоянию Временному правительству. Через Военно-революционный комитет Петроградский совет рассылал своих комиссаров в полки и другие части Петроградского гарнизона.
Когда речь идет о событиях Октября, мы должны говорить не только о большевиках и не только о Петрограде. Если Февральскую революцию можно описывать как реакцию огромной страны на то, что происходило в столице, то Октябрь – явление гораздо более сложное. Октябрей было много, они были разные и по-разному протекали в разных частях страны.
Где-то Октябрь начался уже в сентябре. Чрезвычайные органы власти, революционные комитеты, созданные для борьбы с Корниловым, несмотря на все призывы Керенского, далеко не везде были распущены. Они продолжали действовать в первую очередь в различных рабочих поселках промышленных областей. Например, в Харькове, который был центром важного индустриального района России, большевики, действуя вместе с левыми украинскими эсерами, фактически получили власть.
Временное правительство теряло Финляндию. С одной стороны, финские элиты, чувствуя, насколько опасно то, что происходило в России, уже решили к этому моменту максимально дистанцироваться от Временного правительства. С другой – вызов Временному правительству бросали и расположенные в Финляндии гарнизоны российских войск.
Гельсингфорс, нынешний Хельсинки, был главной базой Балтийского флота. Там, в частности, находились броненосцы, в том числе и первая бригада линейных кораблей, состоявшая из дредноутов. Дредноуты были своеобразной входной карточкой в клуб военных держав. Если после Второй мировой войны членство в этом клубе определялось наличием ядерного оружия, то во время Первой мировой статус великой державы получали обладатели дредноутов. И вот первая бригада – четыре дредноута Российского военно-морского флота – вместе с другими соединениями Балтийского флота бросили вызов Временному правительству, заявив, что не подчиняются его распоряжениям.
Выступали против центральной власти не только левые. На Дону казаки избрали свое казачье правительство во главе с генералом Калединым и тоже далеко не во всем следовали указаниям Временного правительства.
Еще до октябрьских событий в России появились области с разными политическими режимами. Их можно назвать протобелыми и протокрасными областями, но установить какой-то общий знаменатель уже в это время было достаточно сложно. Механизм гражданской войны уже работал.
Постараемся взглянуть на ситуацию не со стороны большевиков и других противников Временного правительства, а со стороны самого правительства. Его власть ослабевала, что проявлялось в том числе и в падении авторитета Керенского. Так же как накануне Февральской революции циркулировали совершенно немыслимые слухи о Николае II, Александре Федоровне или Распутине, так и накануне Октября левые и правые передавали невероятные слухи о Керенском – о его пьянстве, любовных похождениях, пристрастии к наркотикам.
Были и политические слухи. В английских архивах есть документ, полученный британским Министерством иностранных дел от своих агентов, где говорится, что Керенский заключил соглашение с Германией о перемирии и его противостояние большевикам просто внешняя маскировка. Я не хочу сказать, что английское министерство иностранных дел на сто процентов верило этим донесениям. Но можно утверждать, что они не отбрасывали такой вариант, как совершенную чушь и абсолютную ложь, чем эти сведения и были на самом деле.
В пропагандистских материалах большевиков встречаются утверждения, что германский империализм и английское правительство вошли в тайный сговор против мировой революции и у них есть коварный план сдачи революционного Петрограда немцам. Эта мысль совершенно абсурдна, невозможно представить, чтобы в это время, в момент напряженной борьбы, англичане и немцы о чем-либо могли говорить. Но многие люди верили: «Вот смотрите, у нас идут бои на Балтике, мы потеряли Моонзундский архипелаг, а что делал в это время хваленый английский королевский флот? Союзники не помогли нам ничем». Или, например, Керенский и Временное правительство рассматривали планы переноса столицы в Москву, потому что ситуация была достаточно опасной. И люди говорили: «Видите, это они хотят намеренно сдать Петроград немцам, чтобы тем самым подорвать революцию».
Против Керенского плели интриги не только левые – большевики, левые эсеры, анархисты, меньшевики-интернационалисты, составлявшие достаточно широкий и противоречивый фронт. Против Керенского интриговали и правые силы. В уличной прессе в это время шли колоссальные яростные атаки на Керенского. Аргументы левых и правых были иногда одинаковыми.
Само по себе это свидетельствует о фантастическом сужении политической базы Керенского. Мало кто хотел умирать за большевиков, за установление власти Советов, но уж точно никто не хотел поддерживать Керенского. Кроме того, происходившее казалось эпизодом политической игры. Керенский – отыгранная карта, на Учредительное собрание надежды нет – так считали многие генералы, представители консервативных и даже некоторых либеральных кругов. Учредительное собрание все равно будет социалистическим, вряд ли из него получится работающий правительственный орган; может быть, и неплохо, если большевики скинут Керенского: их опереточная власть продержится недолго и окажется естественным шагом на пути к установлению нормальной крепкой военной диктатуры. Многие искренне верили, что хуже Керенского никого быть не может. Вполне образованные современники говорили: «Ну что большевики? У нас уже был Керенский, большевики – примерно то же самое».
Многочисленные словари, выпущенные после Февральской революции, доходчиво разъясняли гражданам новые термины и трактовки. «Социалисты – это люди, которые добиваются такого порядка в государстве, чтобы не было ни хозяев, ни рабов. Все люди должны трудиться». Или о сепаратном мире: «Когда мы, например, в лесу работаем, а один уйдет от нас, оставив нас дорабатывать дело одним и за него, то этим он выдает своих товарищей по работе».
Толковники были подробнее словарей и еще более популярны. Например, про «женский вопрос» следовало такое разъяснение: «Женщины ограничены в своих правах. У нас в России женский вопрос перестанет существовать, потому что женщины будут избираться наравне с мужчинами и в Учредительное собрание, и в Государственную думу».
Такое отношение к Керенскому и последнему Временному правительству отражало не только сложившуюся политическую ситуацию, но и более глубокие процессы. Февральская революция пробудила колоссальный энтузиазм, люди невероятно политизировались. Выпускались политические брошюры, многие ходили на всевозможные митинги. Появилось слово «помитинговать»: «я пойду вечерком помитингую» – в смысле «поучаствую в митинге, послушаю, поговорю». Люди готовы были тратить время и деньги на политические мероприятия. Но этот энтузиазм и вера в чудо революции к осени 1917 года обернулись разочарованием. На смену политизации пришли нарастающая аполитичность и пессимизм. Людей все меньше заботили революция и судьбы страны, они все больше думали о выживании.
Неполитические газеты осени 1917 года о большевиках пишут гораздо меньше, чем о других проблемах. Дефицит, в особенности продовольствия, холод, рост преступности – это беспокоило жителей многих городов. Люди уходили из политики, разочаровывались в ней. Мы обычно описываем революции как действия необычайно активных людей. На самом деле эффект политической мобилизации, которую провели большевики и их союзники, был напрямую связан с политической демобилизацией их врагов. Временное правительство оказалось в тяжелом положении не только потому, что активизировались его противники слева, но и из-за действий его оппонентов справа и нарастающей аполитичности тех, кто раньше поддерживал Керенского.
Возвращаясь к вопросу о роли Ленина, нужно сказать, что он был безусловно политиком очень высокого класса и без него конфигурация сил оказалась бы совершенно другой. Но даже если бы Ленина не было, России вряд ли удалось бы избежать гражданской войны.
Александр Рабинович. «Большевики приходят к власти»
Работа американского историка Александра Рабиновича – плотная, густо насыщенная фактурой политическая история периода от Июльских дней 1917 года до Октябрьского переворота. В фокусе его внимания – события в Петрограде и роль в них большевистской партии. Этой темой американский исследователь занимается уже больше полувека. Написанная на основе мемуаров, газет, западных архивов (советские были для Рабиновича закрыты), книга «Большевики приходят к власти» вышла на английском языке в 1976 году. Она встретила враждебную реакцию официальной советской исторической науки, так как противоречила догматической трактовке истории Октября. С приходом перестройки, однако, книга стала первым переведенным в СССР крупным исследованием революции, сделанным в западной академической среде.
Рабинович описывает революцию не как внезапное событие – переворот или заговор, а как длительный процесс, который двигали вперед самые разные, зачастую случайные обстоятельства. Важнейшую роль в этой «революции снизу» играли массы, которые не только использовались большевиками для достижения политических целей, но и сами использовали их. Во многом рост влияния большевистской партии был обусловлен страхом рабочих, солдат и крестьян перед реакцией. Сам захват власти в октябре был, по мнению ученого, спровоцирован начавшимся наступлением Временного правительства на крайне левые силы. Впрочем, субъективный фактор в революции также имел значение – Рабинович не скрывает уважения к Ленину и его лидерским качествам: «Едва ли можно в недавнем историческом прошлом отыскать пример, более наглядно и убедительно показывающий, какой огромной, даже решающей может быть роль личности в истории».
Внутрипартийная демократия большевиков образца 1917 года, подробно описанная Рабиновичем, перекликалась с перестройкой. Различные группировки и организации внутри партии имели свои интересы, мотивы и идеологические устремления, и это сильно отличалось от созданной советской историографией железной когорты исполнителей гениальной ленинской воли. Попутно автор разделывался с рядом историографических мифов поменьше, например о большевистской инициативе в создании Военно-революционного комитета и о том, что он изначально был предназначен для свержения Временного правительства. Революционная демократия 1917 года не сводилась только к большевикам, которым приходилось прибегать к помощи союзников, например левых эсеров или анархо-синдикалистов. Они не были слепыми исполнителями воли Ленина – для них важнее было защитить советы, комитеты и другие органы от контрреволюции.
Максим Горький. «Несвоевременные мысли»
Классик пролетарской литературы Максим Горький был не просто беллетристом и культуртрегером. Еще до революции он принимал активное участие в социал-демократическом движении. Перед Первой мировой он короткое время редактировал большевистскую газету «Правда», в годы войны его журнал «Летопись» был одним из немногих легальных «пораженческих» изданий[8].
После Февральской революции Горький предлагал свои статьи вновь легализовавшимся газетам большевиков, но те отвергали его тексты из-за идеологических расхождений. Писатель и ряд других близких к меньшевикам-интернационалистам публицистов основали весной 1917-го газету «Новая жизнь», выходившую чуть больше года. В ней регулярно появлялись публицистические тексты Горького – преимущественно в его авторской рубрике «Несвоевременные мысли». В 1918 году Горький собрал их в две книги – «Революция и культура» и «Несвоевременные мысли». Писатель подготовил третью, более объемную компиляцию своих статей, но она так и пролежала в архиве до конца 1980-х, пока антибольшевистская публицистика Горького не оказалась вновь востребованной в годы перестройки, когда и была издана.
В своих «новожизненских» статьях Горький вел хронику возмущавших его проявлений «тяжкой российской глупости». Он писал о провокаторах, самосудах, унижениях, о захватившей страну эпидемии насилия. Революционный народ, по крайней мере в форме бескультурной озверевшей толпы, для Горького является воплощением «зоологического анархизма», противостоять которому должна интеллигенция. Просвещение, распространение книг и научных знаний видятся ему способом спасти страну и революцию. В этих статьях вообще заметно преклонение Горького перед достижениями покоряющей природу цивилизации вроде каналов или тоннелей – это преклонение впоследствии будет чувствоваться и в горьковском воспевании Беломорско-Балтийского канала.
Но в период «Несвоевременных мыслей» Горький выражал позицию независимых социалистов. Он писал «о дикой грубости, о жестокости большевиков, восходящей до садизма, о некультурности их, о незнании ими психологии русского народа, о том, что они производят над народом отвратительный опыт и уничтожают рабочий класс». Горький имел все основания написать, что он «по мере своего разумения» боролся против большевиков. Впрочем, атаковал он не только их, но и, например, политику кадетской партии.
Статьи Горького оказались в книге практически в том же виде, в котором они печатались в газете. Тексты, впрочем, перераспределены предметно – вместе поставлены статьи о культуре, об Октябре и т. д. Значительная часть политической борьбы в революционную эпоху проходила, разумеется, в газетах. Кроме собственных наблюдений и разговоров Горький отталкивается также от полемики с другими авторами, например сотрудниками большевистских изданий Ильей Ионовым или Иваном Книжником-Ветровым. Жестокий дух времени проявляется также в письмах читателей, многие из которых угрожали публицисту расправой из-за политических разногласий.
«Ленин „вождь“ и – русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого ушедшего в небытие сословия, а потому он считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу.
Измученный и разоренный войною народ уже заплатил за этот опыт тысячами жизней и принужден будет заплатить десятками тысяч, что надолго обезглавит его.
Эта неизбежная трагедия не смущает Ленина, раба догмы, и его приспешников – его рабов. Жизнь, во всей ее сложности, не ведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он – по книжкам – узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем – всего легче – разъярить ее инстинкты. Рабочий класс для Лениных то же, что для металлиста руда. Возможно ли – при всех данных условиях – отлить из этой руды социалистическое государство? По-видимому – невозможно; однако – отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся?
Он работает, как химик в лаборатории, с тою разницей, что химик пользуется мертвой материей, но его работа дает ценный для жизни результат, а Ленин работает над живым материалом и ведет к гибели революцию. Сознательные рабочие, идущие за Лениным, должны понять, что с русским рабочим классом проделывается безжалостный опыт, который уничтожит лучшие силы рабочих и надолго остановит нормальное развитие русской революции».
VII
Лекция Бориса Колоницкого
Мифы о революции и начало Гражданской войны
Отряд юнкеров в Белом зале Зимнего дворца. Февраль 1917 года
Со временем вокруг Октябрьской революции сложился миф, главными элементами которого стали события в Смольном, залп «Авроры», штурм Зимнего дворца. Множество талантливых людей работали над укреплением этого мифа. Сила текстов и образов, созданных, например, Маяковским или Эйзенштейном, такова, что, представляя себе те дни, мы все равно вспоминаем придуманные ими слова и картинки. Фильм Эйзенштейна «Октябрь» – гениальная фальсификация. Все происходило совсем не так, как он изображает. И у Маяковского: «Каждой лестницы каждый выступ брали, перешагивая через юнкеров». К тому моменту, когда красногвардейцы и матросы ворвались в Зимний дворец, оставшихся там юнкеров было явно недостаточно, чтобы разложить на каждом выступе каждой лестницы.
Для многих десакрализация этого мифа в эпоху перестройки стала культурным шоком. Оказалось, что картинки, которые они видели с детского возраста в школьных учебниках, не имеют ничего общего с действительностью. Появился другой миф: какая-то компания пьяных или полупьяных матросов забрела в Зимний дворец и его захватила. Это тоже неправда. Штурм Зимнего, конечно, был неорганизованным, но достаточно масштабным. Историки, которые профессионально занимаются изучением этого важного события, точно не знают, сколько людей противостояло в этом районе правительственным силам. Но, наверное, там было не менее десяти тысяч человек: матросов, красногвардейцев и солдат полков, поддерживавших Военно-революционный комитет. Сначала и в Зимнем дворце находилось несколько тысяч человек: юнкера и артиллеристы различных военных училищ, военнослужащие женского ударного батальона, казаки. Но постепенно людей, готовых защищать правительство, становилось все меньше. Снабжение было плохим, но самое главное, они чувствовали себя в изоляции и понимали, что теряют поддержку в столице.
7 ноября (25 октября по старому стилю) Петроград практически полностью находился в руках Военно-революционного комитета, который выпустил воззвание «К гражданам России!», сообщавшее о том, что власть перешла к Петросовету. В ночь с 7 на 8 ноября (с 25 на 26 октября) большевики и их политические союзники взяли Зимний дворец и арестовали министров Временного правительства. На следующий день II Съезд рабочих и солдатских депутатов сформировал органы власти и принял Декреты о мире и о земле.
9 ноября завершилась активная фаза битвы при Капоретто на северо-востоке Италии. Она началась 24 октября, когда 14-я армия под командованием генерала Отто фон Белова, состоявшая из германских и австро-венгерских дивизий, прорвала Итальянский фронт. Итальянская армия, деморализованная химической атакой, стала отступать. Союзники по Антанте перебросили дополнительные силы на этот участок, но немецко-австрийские войска продолжали продвигаться вперед. К 9 ноября итальянская армия была вынуждена отойти за реку Пьяве. Эрнест Хемингуэй описал это отступление в романе «Прощай, оружие!». Разгром при Капоретто привел к отставке итальянского правительства и главнокомандующего Луиджи Кадорны, армия королевства потеряла более 70 тысяч человек убитыми и раненными.
2 ноября министр иностранных дел Великобритании Артур Бальфур направил официальное письмо лорду Уолтеру Ротшильду, представителю британской еврейской общины, для последующей передачи Сионистской федерации Великобритании и Ирландии. Целью письма было заручиться поддержкой не только британских, но и американских представителей диаспоры, чтобы те способствовали более активному участию США в Первой мировой. Министр Бальфур заявил, что правительство «с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа». Этот документ получил название Декларация Бальфура и стал основой для послевоенного урегулирования в Палестине и получения Великобританией мандата над территориями, а в будущем – для создания Государства Израиль.
Город отнесся к штурму безучастно. Многие даже не замечали того, что происходило в центре. Ушли казаки, ушли отряды юнкеров, за ними артиллеристы-юнкера, несколько орудий было захвачено. Но не стоит полагать, что все произошло мирно и спокойно. Зимний дворец подвергся артиллерийскому обстрелу, особенно сильному со стороны Петропавловской крепости. Некоторые снаряды разорвались над Невой, но отдельные шрапнели попали в здание дворца – что тоже психологически подействовало на тех, кто его оборонял. К тому моменту, когда силы Военно-революционного комитета ворвались в Зимний, там оставалось всего несколько сотен защитников, не оказавших существенного сопротивления.
Когда речь идет о мифах, связанных со штурмом Зимнего дворца, с событиями 25 октября (7 ноября по новому стилю), мы должны говорить не только о деталях, которые намеренно искажались или неточно изображались. Мы должны понимать масштаб и значение того, что произошло, смотреть в более широкой перспективе.
Центральным событием истории России ХХ века была Гражданская война. Я глубоко убежден, что ужасы коллективизации, которая унесла миллионы людей, а потом и массовые политические репрессии, направленные уже и против советской политической, культурной, интеллектуальной элиты, были бы невозможны без страшного травматического опыта Гражданской войны. Основные потери тогда понесли не воюющие армии – больше всего пострадало мирное население. Многие пали жертвой террора – и красного, и других политических сил. Многие погибли в этнических конфликтах. Но еще больше жизней унес голод и сопутствовавшие ему эпидемии, которые бушевали в стране. Это было страшное время, когда миллионы людей старались выжить и спасти своих близких, что определяло их действия внутри тех многочисленных конфликтов, в которых они оказались.
Современный историк Игорь Нарский написал большую книгу «Жизнь в катастрофе», где он попытался описать состояние маленьких людей в эпоху этого грандиозного конфликта. И там он приводит совершенно потрясающие факты о голоде на Урале. Мы знаем, что в некоторых районах нашей страны были случаи каннибализма. Об этом мало писали впоследствии по многим причинам. Вспоминать это страшно. В книге Нарского приводятся свидетельства о том, что население нескольких деревень приняло резолюцию, в которой они просили у властей разрешения употреблять в пищу мясо погибших односельчан. Они просили разрешить им быть людоедами.
К середине декабря в состав нового правительства, Совета Народных Комиссаров, и высшего органа власти, ВЦИК, вошли левые эсеры. 20 декабря (7 декабря по старому стилю) Совнарком создал Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). А 26 (13) декабря в «Правде» появились ленинские «Тезисы об Учредительном собрании», в которых говорилось, что состав собрания (где большинство было у правых эсеров) не соответствует воле народа.
3 декабря (20 ноября) в Брест-Литовске начинаются переговоры между Германией и Советской Россией о перемирии. Приняв, с одной стороны, на II съезде Советов Декрет о мире и надеясь на скорую революцию в странах Центральной Европы – с другой, большевики инициировали эти переговоры, но изо всех сил пытались их затянуть. Через три месяца, 3 марта, несмотря на отчаянную внутрипартийную борьбу большевиков, мир был заключен, но даже главный сторонник Владимир Ленин называл его «похабным»: Россия согласилась на выплаты колоссальных репараций и потерю западных территорий общей площадью 780 тысяч квадратных километров с населением более 50 миллионов человек. Антанта назвала Брестский мир «политическим преступлением». Впрочем, выполнять его условия России, по сути, не пришлось: в ноябре 1918 года Германия потерпела поражение в Первой мировой. Часть отторгнутых территорий вошла в состав СССР по итогам Гражданской войны, часть – была оккупирована Советским Союзом в начале Второй мировой.
19 декабря состоялся первый матч в истории Национальной хоккейной лиги. В матче открытия НХЛ играли «Торонто Аренас» и «Монреаль Уондерерз». В первом чемпионате участвовали еще две канадские команды – «Монреаль Канадиенс» и «Оттава Сенаторз», которые, в отличие от первых двух клубов, существуют до сих пор. Чемпионом первого сезона стал «Торонто». НХЛ предрекали скорый развал: на третий год войны многие хоккеисты отправились на фронт. Однако лига оказалась успешным проектом и вскоре привлекла клубы не только из Канады, но и из США.
Такой, если угодно, демократический каннибализм – одна из наиболее ярких характеристик Гражданской войны. Мы до сих пор находимся под влиянием травмы, нанесенной этим ужасным конфликтом. Кто виноват в Гражданской войне? Когда она началась? Каков был ее исход? Безусловно, ответственность за начало войны несут большевики и их политические союзники. Ленин говорил, что империалистическую войну (так он характеризовал Первую мировую) следует превратить в войну гражданскую, только так можно закончить мировую бойню. То есть гражданской войны и он, и многие его союзники не боялись.
Не боялись ее не только большевики. Некоторые генералы готовы были пойти на риск гражданской войны, чтобы продолжать Первую мировую в союзе с Англией, Францией и Соединенными Штатами. Один из лидеров российских социалистов, эсер Виктор Чернов, сказал: «Или война убьет революцию, или революция убьет войну». Но началась Гражданская война, и этот страшный конфликт привел к победе большевиков. Правда, и большевики сильно изменились за время Гражданской войны: они отказались от некоторых своих программных установок, у них появились другие политические лозунги.
Такое событие, как Гражданская война, подготавливалось предшествующими десятилетиями, в том числе и культурно. Если посмотреть тексты революционных песен, то окажется, что они довольно свирепы и кровавы. Гражданская война была подготовлена многократным проговариванием, пропеванием жестокости, освящавшей революционный террор.
Очень важная характеристика общества – это культура конфликта. Как проходят различные общества через политические конфликты? Идут ли они на компромиссы и как эти компромиссы оцениваются? Как проговариваются соглашения? Такая практическая подготовка важна для того, чтобы пройти потом большие кризисы сравнительно мягко. В годы, предшествовавшие революции, конфликты протекали как малые гражданские войны, причем без фазы умиротворения. В них участвовали войска, которые при подавлении забастовок, бунтов, этнических столкновений стреляли, кололи штыками. Все это готовило людей к большому конфликту.
Гражданская война – очень сложный феномен, даже трудно сказать, когда она началась. В советское время началом Гражданской войны называли события мая – июня 1918 года – восстание Чехословацкого корпуса. У такой позиции была очевидная идеологическая нагрузка: ответственность за Гражданскую войну можно было возложить на «международный империализм», на Антанту, орудием которой выступали чехословаки. Идеология идеологией, но в этом была своя правда: действительно, в июне 1918 года Гражданская война приняла другие масштабы. Но началась она гораздо раньше – некоторые события октября-ноября 1917 года были не чем иным, как Гражданской войной. Прежде всего – борьба за власть в Москве, обстрел Кремля артиллерийскими орудиями по приказу большевиков и их политических союзников. Даже в советское время некоторые историки мягко, осторожно, но говорили о том, что это – начальный этап Гражданской войны.
Женский батальон. 1917 год
Женские батальоны были созданы летом 1917 года Временным правительством по инициативе председателя Государственной думы Михаила Родзянко. Женские добровольческие формирования должны были поднять воинский дух, но в итоге принесли не слишком много пользы. На фронте батальон приходилось дополнять специальной частью для охраны женщин от революционных солдат, полностью потерявших дисциплину. Женский батальон был одной из последних частей, оставшихся защищать Зимний дворец во время октябрьских событий.
На самом деле все было еще сложнее. Недавно британский историк Джонатан Смил выпустил книгу, которая называется «Гражданские войны России: 1916–1926». Можно, конечно, не соглашаться с этим автором, но важно понять его логику. В 1916 году началось массовое восстание в Средней Азии и в Казахстане – и для сотен тысяч людей это уже была Гражданская война. И, конечно же, для многих регионов огромной страны война не закончилась ни в 1920 году, когда белые эвакуировали Крым, ни даже в 1922 году, когда Красная армия подошла к Тихому океану. Она продолжалась и позже.
Гражданская война до сих пор описывается как война «белых» и «красных». Смил же совершенно справедливо пишет, что в разных регионах страны были разные политические комбинации, и иногда белые или красные были лишь одной из сил, и далеко не всегда самой главной.
Почему же в Гражданской войне победили красные? Историки не всегда могут ответить на подобные вопросы. Мы выдумываем некую причинно-следственную связь, и разные специалисты могут конструировать ее по-своему. Но в этом случае все-таки можно дать первый, грубый, приблизительный ответ. Красная армия победила потому, что у нее было огромное численное превосходство: к концу Гражданской войны она формально насчитывала несколько миллионов человек. Правда, немалая часть красноармейцев занималась преимущественно поеданием красноармейских пайков, но все-таки несколько миллионов бойцов у этой армии было. Если сравнить это с силами, которые мобилизовали белые, то численное превосходство красных становится очевидным. Когда генерал Николай Юденич подошел к Петрограду и создал реальную угрозу для Красной армии осенью 1919 года, у него было меньше двадцати тысяч человек. Конечно, иногда качество важнее количества, и у Юденича была более профессиональная армия, но все-таки этот фактор не мог работать долго.
Впрочем, такой простой ответ на вопрос, почему красные победили, требует пояснений. Ведь их огромную армию нужно было мобилизовать, одеть, обуть, кормить, лечить. Большевики и их политические союзники смогли создать эффективную военную машину. И тут я хотел бы сказать еще об одном историке – американце Питере Холквисте, который опубликовал одну из самых интересных книг последнего времени по истории Гражданской войны.
Холквист пишет о Донской области. Ею занимались и другие историки, но он пытается через региональное исследование посмотреть на причины и ход боевых действий и политической борьбы на протяжении всего периода эпохи войн и революций. Холквист рассматривает отрезок с 1914-го по начало 1922 года, преодолевая, таким образом, символический рубеж 1917 года. И он достаточно убедительно показывает: то, что мы часто связываем исключительно с большевиками, было характерно не только для них и не только для России. Ограничение рыночных механизмов для снабжения населения, всевозможные реквизиции, мобилизация, контроль над населением с помощью осведомления, цензуры и террора – эти практики распространились во время Первой мировой войны во многих странах.
Специфика же России заключается в том, что если другие страны после окончания Первой мировой войны отказались от этих чрезвычайных практик, то в России и потом в Советском Союзе они сохранились. Государство было создано во время Первой мировой, укреплялось для победы в Гражданской, и это повлияло на всю его последующую историю.
Поэтому так важно возвращаться к событиям 1917 года. И важно понимать, что не случайно так сложно выбрать дату, которая могла бы стать днем памяти о революции. Она была лишь звеном в цепи событий, лишь эпизодом того кризиса, который начался в 1914 году.
Виталий Старцев. «Штурм Зимнего»
Вышедшая к 70-й годовщине Октябрьской революции научно-популярная книга Виталия Старцева, как сообщалось в аннотации, была «рассчитана на идеологический актив». Однако работа, подробно описывающая «главное событие Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде», интересна и сейчас. Несмотря на то что само событие в идеологии страны лишилось своего сакрального статуса, а гигантское панно около станции «Ланской» с маршрутом Ленина в Смольный, упоминаемое Старцевым, сейчас уничтожено[9].
Виталий Старцев был одним из ведущих представителей так называемой ленинградской школы историков революции, сформировавшейся в 1960-е. Эта группа исследователей, работавших в Ленинградском отделении Института истории АН СССР, опиралась на критическое восприятие источников и стремилась к объективному отражению событий. Разумеется, они не могли не признавать единственную и постоянную правильность позиции Ленина и курса партии большевиков. Однако авторы ленинградской школы излагали также аргументацию и точку зрения оппонентов и конкурентов ленинцев.
Плотная сеть событий, сопоставление мемуарных, документальных и иных свидетельств, проверка их достоверности объективными данными – все это несомненные достоинства книги. Благодаря скрупулезно воссозданной хронологии петроградских событий Старцев убедительно показывает инициативу Временного правительства в развязывании военных действий. Работа во многом построена на использовании данных городской географии, почти до микротопографического уровня. Старцев при этом опирался на интервью со свидетелями и консультации специалистов Эрмитажа, которые даже простукивали стены Зимнего дворца. Географические данные, например, дают автору возможность показать: поворот большевиков и их союзников к наступательным действиям вечером 24 октября был вызван тем, что Ленин успел дойти до Смольного с Выборгской стороны именно тогда. Зимний дворец – такой, каким он был в конце октября 1917-го, – становится своего рода персонажем книги, во многом определяющим логику и последовательность действий и оборонявшихся, и участников штурма.
Штурм Зимнего дворца. Кадр из фильма «Октябрь», режиссеры Сергей Эйзенштейн и Григорий Александров. 1927 год
Джон Рид. «Десять дней, которые потрясли мир»
Американский журналист Джон Рид (1887–1920) был из тех авторов, которых называют «неистовыми репортерами». Он писал о стачках текстильщиков в США – и попадал в кутузку вместе с забастовщиками. Отправлялся к мексиканскому революционеру Панчо Вилье – и рассказывал ему, бывшему бандиту, о социализме. Выпускник престижного Гарвардского университета, Рид связал судьбу с социалистическим движением и его прессой. Он был сторонником профсоюза «Индустриальные рабочие мира» и одним из основателей Коммунистической партии США.
В Россию, на фронтах которой он уже побывал в 1915 году, Рид вернулся осенью 1917-го – и сразу оказался в центре революционных событий. Репортер говорил с промышленниками, генералами и министрами Временного правительства, с вождями большевиков, с вернувшимися из Нью-Йорка русскими анархистами и с простыми солдатами. Рид очень плохо знал русский язык и был вынужден пользоваться услугами переводчика или полагаться на знавших европейские языки собеседников. При этом вышедшая в 1919 году книга фактически точна в описаниях. Писал ее Рид уже в Нью-Йорке, вооруженный не только блокнотом, но и кипами газет, листовок и объявлений, часть из которых он приводит в качестве приложений.
Вездесущий Рид успевал побывать в Зимнем дворце в последние часы пребывания там Временного правительства – и вернуться на съезд Советов в Смольный, где было объявлено о свержении прежней власти. На улицах Петрограда он увертывался от пуль, а под Царским Селом его едва не расстреляли революционные солдаты. Обо всем этом он пишет спокойно, по-деловому. Имя Сталина в тексте встречается лишь пару раз – в каких-то списках. Заметнее фигура Ленина, написавшего предисловие к американскому изданию («я от всей души рекомендую это сочинение рабочим всех стран»). Но Ленин скрывался в подполье или предпочитал кабинетную работу поездкам в горячие точки, так что чаще всего на страницах мелькает другой вождь большевизма – пламенный оратор Троцкий. Этим объясняется тот факт, что после очередного русскоязычного издания книги в 1929 году ее не переиздавали до 1950-х. Текст Рида был реабилитирован лишь после ХХ съезда КПСС.
Рид, по его словам, «старался рассматривать события оком добросовестного летописца, заинтересованного в том, чтобы запечатлеть истину». Он не скрывает своих симпатий к большевикам и их союзникам, но не героизирует их – и не демонизирует их противников. Для того чтобы стать просто партийным агитатором, он слишком честный репортер. Даже считая победу большевиков закономерной, он не замалчивает сопровождавшее эту победу насилие. Например, Рид упоминает, что некоторые из защищавших Зимний дворец военнослужащих женского батальона смерти, сдавшись в плен, были изнасилованы выступавшими на стороне Советов солдатами. Впрочем, журналист обсуждает и сильно преувеличенные сообщения об этом в «буржуазной» прессе.
«Мы пошли в город. У выхода из вокзала стояло двое солдат с винтовками и примкнутыми штыками. Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов. Вся эта толпа набрасывалась на них с криками и бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети.
Атаку вел высокий молодой человек в студенческой форме, с очень высокомерным выражением лица.
„Я думаю, вам ясно, – вызывающе говорил он, – что, поднимая оружие против своих братьев, вы становитесь орудием в руках разбойников и предателей“.
„Нет, братишка, – серьезно отвечал солдат, – не понимаете вы. Ведь на свете есть два класса: пролетариат и буржуазия. Так, что ли? Мы…“
„Знаю я эту глупую болтовню! – грубо оборвал его студент. – Темные мужики вроде вот тебя наслушались лозунгов, а кто это говорит и что это значит – это вам невдомек. Повторяешь, как попугай!..“ В толпе засмеялись… „Я сам марксист! Говорю тебе, что то, за что вы сражаетесь, – это не социализм. Это просто анархия, и выгодно это только немцам“.
„Ну да, я понимаю, – отвечал солдат. На лбу его выступил пот. – Вы, видно, человек ученый, а я ведь простой человек. Но только думается мне…“
„Ты, верно, думаешь, – презрительно перебил студент, – что Ленин – истинный друг пролетариата?“
„Да, думаю“, – отвечал солдат. Ему было очень тяжело.
„Хорошо, дружок! А знаешь ли ты, что Ленина прислали из Германии в запломбированном вагоне? Знаешь, что Ленин получает деньги от немцев?“
„Ну, этого я не знаю, – упрямо отвечал солдат. – Но мне кажется, Ленин говорит то самое, что мне хотелось бы слышать. И весь простой народ говорит так. Ведь есть два класса: буржуазия и пролетариат…“
‹…›
„…Я борюсь с большевиками потому, что они губят Россию и нашу свободную революцию. Что ты теперь скажешь?“
Солдат почесал затылок. „Ничего я не могу сказать! – его лицо было искажено умственным напряжением. – По-моему, дело ясное, только вот неученый я человек!.. Выходит словно бы так: есть два класса – пролетариат и буржуазия…“
„Опять ты с этой глупой формулой!“ – закричал студент.
„…только два класса, – упрямо продолжал солдат. – И кто не за один класс, тот, значит, за другой…“».
