Из глубин
Не первый раз Джезайя Монро выходил в это море на промысел и не последний. Клетки с добычей всегда перегружены, ворох денег в карманах, а совесть стала разменной монетой. Как ни крути, русалочья чешуя в Нантакете нынче в цене.
«Королева Мария» причалила к берегам Нантакета ночью. Бесшумно и совсем незаметно, она вышла из тумана, будто корабль-призрак.
– Выгружайте добычу быстрее. Я не хочу из-за вас, лентяев, задержаться здесь до рассвета. К утру причалы будут кишеть ищейками-полисменами. Не мне вам объяснять, сколько начнется расспросов, если вас, идиотов, увидят.
– Увидят и тебя, Джезайя, не только нас.
Старый и жилистый матрос Мок оскалился в щербатой улыбке. У него не хватало почти каждого второго зуба, а те, что еще оставались, выглядели точно надгробные плиты на кладбище.
– Не только нас, красавчик, хе-хе… Тебя первого допросят, как капитана. А мы, может, еще улизнем.
Джезайя Монро пнул его сапогом пониже спины. Старикашка уткнулся носом прямиком в ворох канатов, облепленных водорослями. Остальная команда услужливо загоготала.
– Раз такой острый на язык, старик, может, тебе и вовсе обрезать его? – капитан легонько пнул его второй раз, уже для острастки. – Ну так я его быстро поправлю, дай только знать.
– Так его, кэп! Приложи еще раз!
Капитан не ответил команде. Уже час ночи. Если они поспешат, он еще успеет и в таверну, и снять себе комнату, и опрокинуть в глотку кружку-другую горячего грога. В этом паршивом тумане даже у молодых кости ломит, что же говорить о таких стариках, как Мок. Он посмотрел, как беззубый встает и под хохот товарищей отплевывается от водорослей. Он не знал, зачем взял его на «Королеву Марию». Признаться, он не знал и зачем взял всех остальных восьмерых идиотов. В Нантакете прорва отличных моряков. Он-то знал. Вырос среди них. И отец его ходил под парусом, и оба дяди по матери тоже. Все трое сгинули в море. Мать запила, когда ему было четырнадцать. Поди пьет до сих пор, он точно не знал, еще юнцом ушел на первое попавшееся судно матросом. Там и научился всему. Как вязать узлы, закреплять паруса, карабкаться обезьяной на самый верх и, конечно же, драить палубу. Драить палубу трижды в день. Этому он научился в первую очередь.
Джезайя смотрел, как его люди суматошно и неумело мечутся по палубе, вылезая из трюма. «Они чему-то научились», – уговаривал себя капитан, потирая ноющее плечо. «Это только наше третье плавание. В любом случае – где я найду других таких же отпетых?» Найти моряков поопытнее? Они бы к нему не пошли. В Нантакете каждый второй либо моряк, либо девица с причала. Только плавают тут либо на «торговцах», либо на китобойных. Ему не было нужно ни то, ни другое. Ему было нужно нечто особенное. И люди такие, чтобы не задавали много вопросов.
Он приложил холодную ладонь ко лбу. Провел пальцами по спутанным волосам и удивленно уставился на руку. Уже год прошел, он никак не привыкнет, что мизинца не достает. Зубастая тварь оказалась. Давно уже лежит под слоем земли где-то на острове.
– Треклятый туман, – выругался капитан. За все его тридцать лет жизни в этом проклятом городишке еще ни разу не было таких белых молочных клубов. – Уроните клетки за борт – я выброшу вас следом, – крикнул он команде и начал в уме подсчитывать прибыль. Это занятие всегда возвращало улыбку на его лицо. Может, и не страшно, что с моря туман. Меньше любопытных глаз увидят их, выходящих с грузом из порта. Меньше слухов поползет по острову. Меньше глоток придется заткнуть Здоровяку Джону. Этот был готов махать кулаками даже без жалования. Когда они были в море, Джезайе приходилось разнимать не одну драку.
– А я слышал, – продолжал кряхтеть неугомонный Мок, ворочая с еще тремя ребятами клетку. – Что у китобоев платят поболе, чем здесь. И кормят лучше, намного лучше…
– Ради собственной дуры-матери, что родила тебя на свет, – простонал капитан. – Замолчи ты хоть на минутку – ты же сам у нас кок!
Старик покряхтел, но не заткнулся.
– Все так, кэп, – упрямо продолжил он. – Да только все равно кормят лучше.
Он пошамкал губами и опустил клетку на причал. Крохотные колесики заскрипели.
– А еще, – продолжил он заливать юнге по имени Элия. – Я слыхал будто тот одноногий капитан набирает снова команду. Угробил одну – набирает другую. На «Пекод». Говорил, будто видел в море белого кита. Только представьте, сколько за него отгрузят в порту.
Юнга молчал и нервно покусывал нижнюю губу. Старика он давно побаивался. Маленький трус.
– Хватит забивать парню голову чушью, – прикрикнул Джезайя. – Вас на «китобоя» на пушечный выстрел не пустят, криворуких лентяев. Тебе, Мок, даже эти твари чуть было глаза не выцарапали. Представь, что сделает с тобой кашалот. Представил? А теперь помолчи и дай другим поработать.
Через четверть часа все клетки были выгружены и поставлены на колесики на причале. Каждая клетка была немаленькой, с человеческий рост, но даже так они были забиты битком. Капитан Монро чиркнул спичкой и зажег старый масляный фонарь. Огонек затрепетал и свет стал пробиваться сквозь замызганные грязные стекла. Он поднес фонарь к клетке.
– Ух, ну и образина, тьфу, – плюнул старик, снова подлезая под руку. – У нас бы таких топили в младенчестве.
– Очень даже милые крошки, – пробасил Здоровяк Джон и придвинулся ближе. – На свою морду посмотри, Мок. Милашки наградили тебя таким шрамом, что тебя теперь ни в одной таверне на постой даже не примут.
Джезайя хмыкнул и посмотрел на улов. Да, этим походом он был доволен. Хвосты были длинные, все в крупной чешуе. Пластинки длиной с целый палец. Одни серебристые, другие золотые, третьи зеленые, точно водоросли на дне. Поди удобно прятаться среди них. Если тебя, конечно, не ловят сетью по дну. На него смотрело несколько пар широко распахнутых глаз. Испуганных и озлобленных. А личики и вправду хорошенькие, Здоровяк Джон был прав. Даже жаль, что придется портить такую красу. Хотя какая ему разница – платят-то очень неплохо.
Джезайя сплюнул на старые доски.
– Срамота-то какая, – гундел Мок. – Хоть бы прикрылись. Не смотри на них, парень.
– Пусть смотрит, сколько захочет, – капитан пожал плечами. – Ничего людского в них нет. Торопитесь, сведем их к Зансону. Этот скользкий датчанин знает, что делать с русалочьей поганью. Скоро заработаем парни, никто обиженным не останется.
Туман был таким густым, что на улицах уже не было ни души. Ни один пьянчуга не выйдет наружу, так и назад дорогу можно не сразу найти. А они шли. Шли по узким улочкам города, таща за собой на канате сцепленные клетки. Груз молчал. Джезайя подозревал, что русалки говорить не умеют. Обычные бессловесные твари. Вроде осьминогов, но с человечьим лицом. Если можно ловить различных гадов из глубин и употреблять из в пользу, то почему нельзя то же самое делать с русалкой? Все можно. Главное только, чтобы про них не прознали.
Два коротких удара в дверь и один долгий. Так они условились еще перед отплытием. Дверь открыл сухонький и сгорбленный человечек лет сорока. Он был подслеповат, огромные очки грозились слететь с его носа.
– К-капитан Монро? – заикаясь проговорил он, потирая в предвкушении руки. – Какая встреча, я так…
– Да, да, – перебил Джезайя и тут же прошел в открытые двери. – Затаскивайте товар. Любуйся, проныра, в этот раз добыли для тебя нечто особенное.
Зансон зажег коптящие фонари на китовом жире и поставил их на столе. В комнате в миг стало ярко, из клеток донеслось шипение.
– Эти красотки не привыкли к свету, – Джезайя ударил ногой по прутьям одной из клеток. – Привыкли ютиться на глубине.
Датчанин поправил очки.
– Смотрю, ты раздобыл одного самца, хе-хе. Недурно, очень недурно. Ты только посмотри, какая у него борода. Интересно, зачем она им…
– Совершенно не интересно, – перебил капитан. – Мы доставили тебе товар – ты нам должен плату. С красотками теперь разбирайся сам, пока я не загарпунил тебе еще парочку.
Скупщик посмеивался, обходя клетки. Просовывал руки, трогал липкие хвосты все в слизи. Русалки не сопротивлялись, только слабо шипели.
– Отлично, отлично, все живые.
Капитан пожал плечами.
– Хорошо, что у этих тварей есть легкие. Они, видимо, как киты. Всплывают, а потом воздуха им надолго хватает.
– Чешуя отменная. Особенно, знаешь, у этой. Такая крупная. Говоришь, загарпунишь? Нет, мой дорогой. Эти пластины не пробьет ни одна пуля. Я их соскоблю. Придется очистить их, как селедок.
Капитан представил это дело и скривился.
– Я посылаю их потом в Питтсбург, – доверительно продолжал датчанин. – Или в Вашингтон, в Атланту – куда примут. Мои друзья очень заинтересованы в новом материале, непробиваемом пулями ружей.
– Ну, пусть бессловесные твари послужат на благо страны, – Джезайе было без разницы. – Лишь бы я получил свои денежки. Мы сговорились на восьмистах долларах?
– На пятистах двадцати, капитан.
– Я привез тебе отменного самца. Их вообще нигде не найдешь. Семьсот двадцать и ни долларом меньше. Я знаю, что за чешую ты выручишь в три раза больше. Не жадничай, а то будешь торговаться со Здоровяком.
Здоровяк Джон радостно выступил вперед в надежде подраться.
– Ладно-ладно, семьсот двадцать, – вскинул руки Зансон. – Все, что угодно, для таких приятных людей.
– Другое дело, – Джезайя протянул руку за конвертом с деньгами.
– Эй, капитан, – услышал он тихий мальчишеский голос. Элии уже девятнадцать, но выглядит он и говорит, точно девчонка. – Вы говорили, они как животные.
– Именно, мальчик, – Монро засунул деньги за пазуху. – Поэтому можешь их не жалеть. Они первые бы обглодали тебе лицо. Как попытались это сделать со стариной Моком.
– Смотрите, капитан, – юнга ткнул пальцем в одну из русалок у самых прутьев клетки. Глаза у нее были закрыты. Кажется, она потеряла сознание. Джезайя пригляделся и увидел на ней ожерелье. Жемчужный цветок, в каждом жемчуге дырочка, все сплетено ниточками из водорослей. Жемчуг мелкий, точно речной, походил на зернышки риса. Джезайя опешил.
– Не знал, что звери плетут себе побрякушки, – добродушно пробасил Здоровяк Джон.
Монро протянул руку, дернул, и ожерелье оказалось в его ладони. Русалка так и не очнулась. Жемчужинки поблескивали у него между пальцами.
– Они – звери, – мрачно добавил он, обводя взглядом команду. – Звери, за которых мы выручили немалый куш. Советую это запомнить. А теперь айда в «Треску», делить долю.
Слова были встречены радостным гулом и мычанием. Джезайя кивнул скупщику и вышел за порог. Рука в кармане все еще сжимала жемчужины, а в голове вертелась назойливая мысль, что дурак Джон прав – звери не плетут себе из жемчуга розы.
– Капитан, – прошептал Элия, когда они проходили вдоль каменистого берега.
– Что, мальчик?
– Там кто-то есть. Я слышал плеск. И… и видел тень.
Джезайя обернулся на шумные волны. Только туман, и ветер колышет его черные волосы, покрытые корочкой соли и стянутые в морскую косицу.
– Там ничего, Элия. Идем. У нас наконец-то есть деньги, чтобы напоить тебя и посмотреть, как ты держишься на ногах.
На следующее утро капитан проснулся с болью во всем теле. Четыре месяца на корабле, а как только добрался до нормальной постели, так хуже и не придумаешь. Во рту чувствовался неприятный вкус вчерашнего пиршества. Они таки вломились вчера в последнюю открытую таверну и заставили толстую сонную хозяйку вынести им все, что оставалось в печи. Благо вид денег ее впечатлил. Она вынесла им и холодного поросенка с печеными луковицами, и пива, и грога, немного мягкого сыра, и, за что Джезайя был благодарен Небесам – свежий хлеб. Наконец-то свежий хлеб после сотни дней черствых галет.
Сейчас вся команда дрыхла без задних ног, хотя был уже полдень и шум с кухни мог разбудить и глухого. Он толкнул носком сапога дверь в комнату команды. Мальчишку Элию согнали спать на пол возле двери, как собаку. Впрочем, он моряк, пусть привыкает и дальше. Из трех плаваний этой разношерстной команды Элия был только в последнем. И на русалок он смотрел с ужасом и восхищением, пока одна из них не оскалилась и не попыталась откусить ему ухо. Джезайя похлопал себя по карманам. Конверт с деньгами был при нем. Как капитану ему отошло чуть больше. Восемьдесят четыре доллара были у него на руках. Он наконец-то был на твердой земле. В окна светило такое редкое в Нантакете солнце – сегодня он может позволить себе расслабиться. Впервые за последние четыре месяца он распустил косицу и тщательно смыл соль и грязь с волос. Придал бородке опрятный вид и даже улыбнулся себе в зеркало. Бойня русалок – дело прибыльное. Через пару лет он сколотит состояние и, может, поедет в Нью-Йорк. Найдет себе жену из высшего общества. Эдакую дуру с красивыми глазками и при деньгах. По женщинам он соскучился.
Шляпу надевать он не стал, побродить по городу и размять ноги он сможет и без нее. Рука опустилась в карман и нащупала жемчужную побрякушку, которую снял с русалки. На солнце жемчуг переливался еще ярче, чем в свете фонаря. Сколько он выручит за нее? Долларов семь, может восемь, больно уж хороша работа. Неужто эти твари вправду разумны? Капитан Монро пожал плечами и ступил за порог. Где-то в городе была отличная лавочка, скупающая у дам и воров драгоценности.
Народ на улице толпился возле палаток со свежей рыбой, с горячими пирожками, с прочей ерундой, на которую даже Джезайя с удовольствием засматривался. Он купил себе у торговки пирог с капустой, новый носовой платок, даже отполировал себе туфли у мальчишки-чистильщика. Он чувствовал себя королем сегодня и хотел себе позволить им быть. Он скупал все, что видел, снова дорвавшись до денег. Через четверть часа он обнаружил, что приценивается к трубке из слоновой кости с посеребренными краями. Джезайя никогда не курил, но отчего-то ему казалось, что сейчас самое время попробовать. Он взял ее в рот и начал оценивающе оглядывать себя в соседней лавке с зеркалами. В отражении зеркала он заметил, что на него смотрят.
Он обернулся. За ним стояла молодая женщина в скромном платье серо-голубого цвета. В руке у нее была корзинка с ракушками. Заметив взгляд капитана, она опустила глаза. "Поздно, рыбонька", – подумал Джезайя. Он пятерней взъерошил себе волосы. Отсюда не очень-то просто разглядеть ее личико, но, кажется, девица и впрямь недурна. День начинался превосходно. Он чуть ли не мурлыкал, подходя поближе.
– Добрый день, – галантно шепнул он девице на ухо, заходя со спины. Он ожидал, что она вскрикнет. Уронит корзинку, он ей поможет, а там в переулке она и подарит ему поцелуй или два.
Девица медленно повернулась к нему, пристально заглянула в глаза, склонила голову на бок. С ее губ не слетело ни слова.
Улыбка Джезайи слегка прилипла к лицу.
– Я сказал добрый день, красавица.
Та лишь моргнула.
«Вот досада, видно дурочка городская, – капитан скривился. – Не повезло.»
– Ты что же, немая?
Девушка сделала над собой усилие и разлепила губы. Она говорила, да. Только рот ее двигался как-то чудно. Будто видела, как это делается и решила вдруг повторить. Голос у нее был недурной, только слов порой было не разобрать.
«Иностранка, – подумал Монро. – Что ж, немного экзотики не повредит.»
– С-сударь, – негромко промямлила девушка. – Сударь, добрый день. Что вам угодно, сударь?
– Мне угодно узнать, где ты раздобыла такие прелестные глазки. А заодно, почему на меня так ими смотрела. Я что же, приглянулся тебе?
Он надеялся, что она зальется краской, как все девчонки, начнет глупо хихикать, но она лишь заглянула ему в глаза. Они были зелеными, точно болото, и, как болото, затягивали. «За какой радостью я назвал их прелестными?» Но взгляда он не отвел.
– Может, назовешь мне хоть имя?
Девчонка вновь разлепила губы. Что у нее на них? Мед, жир, масло?
– Мое имя Этер.
– Этер, – повторил капитан. – Этер, Эстер, Эсфирь… "И не сказывала Эсфирь о народе своем", – пробормотал он что-то, что вроде бы слышал в другой жизни, в воскресной школе еще в детстве. – Ты мне точно ничего не расскажешь, безмолвная моя красота?
Она накрыла его руку своей ладонью. Джезайя почувствовал, что пронзило его точно холодом, а легкие наполнились солью и пеной. Ему показалось, что он не сможет больше сделать ни вздоха, что год назад откушенный палец будто снова терзали и грызли, сдирали мясо с кости.
Он вновь встретился с ее глазами и все исчезло.
Она больше не походила на городскую безумную.
Не походила и на потерянную иностранку, еще не знавшую верный язык. Солнце светило сквозь ее золотистые кудряшки, спутанные и непослушные. Глаза больше не казались болотом. Светло-зеленые, точно крохотный изумруд. Алый ротик изогнулся в прелестной улыбке. У Джезайи в миг перехватило дыхание. Ее крохотная ручка все еще лежала на его ладони.
– А как же вас зовут, господин мой хороший? – проворковала она и речь ее была плавнее и чище, чем речь королевы из Старого света.
Капитан сглотнул.
– Монро, – отозвался он. Треклятое горло, отчего он хрипит? – Джезайя Монро. Капитан.
– Ну что ж, капитан. Может, я и смогу уделить вам минутку. Потом.
Потом. Вечно потом.
– Может, пройдешься со мной?
Она осторожно выскользнула из его рук. Какая гладкая кожа, чтоб ее. Его собственная точно наждак.
– Нет, капитан, нет, – она извернулась и положила свою ладошку ему на грудь. – Не сейчас.
Монро отпрянул и раздраженно засунул руки в карманы. Все шло не так, как он рассчитывал. И это странное чувство… Может, ему голову напекло? Он моргал и перед глазами снова мелькали радужки цвета болота, неуклюжие слипшиеся губы. Привидится же. С остатков похмелья, усталости и долгого сна. Он понял, что в кармане перебирает жемчужную подвеску, сорванную с шеи русалки. Он хотел продать ее в лавке, выручить денег на ворох новых рубашек и приличный сюртук. Он снова моргнул, стер капельки пота со лба. Солнце жарило нещадно. Джезайя Монро достал из кармана жемчуг и раскрыл перед девицей ладонь. Перламутр поблескивал на свету.
– Хочешь? – грубовато спросил он, отмечая, как же жемчуг пойдет к ее бледно-золотистым кудрям. Хотелось вырвать язык себе с корнем. Он не ждал ничего особенного от этой девицы – как и обычно – но как-то ни разу он не предлагал им ничего взамен.
Глаза Этер широко распахнулись. Уголки губ дернулись вниз, фарфоровое личико исказилось гримасой. Только на миг. Тонкие пальчики потянулись вперед и через мгновение жемчуг уже лежал у нее на груди. Ни слова благодарности не сорвалось с ее губ. Капитан потянулся ее поцеловать, но она оттолкнула его. На лице витала такая же милая улыбка, за которую многие пошли бы на дно. Многие, но не он. Целый ряд белоснежных зубов.
– Не сейчас, – повторила она.
Джезайя сплюнул себе под ноги. Потом удивленно присвистнул. Башмачки его новой знакомой намокли от крови, на носках и пятках расползались темно-алые пятна.
– Немудрено, что ты не можешь идти.
Она накрыла туфли подолом.
– Я их натерла, – девица поморщилась, точно от сильной боли. Хихикнула. Затем развернулась и, припадая на ногу, поплелась под палящим солнцем по площади.
Капитан смотрел ей вслед и, только когда она скрылась за поворотом понял, что они даже не условились о месте их новой встречи. Он сжал кулак и ногти больно впились в ладонь. Что на него нашло, что его обвели, как юнца, вокруг пальца. И потом…
– За каким лешим я отдал ей жемчуг, – пробормотал капитан, хлопая себя по пустым карманам.
Отлично, только имя – Этер. И еще запах соли. Он потянул носом. С моря опять несло подгнившими водорослями.
– Не дело это, капитан, – гнусавил Мок. – Улов принадлежал нам всем. Побрякушку нашел Элия – как ни крути, придется делиться. Или плати из кармана.
Джезайя раздраженно оглядел свою команду. В "Треску" он возвратился только с четверть часа назад, проболтавшись весь день в шумном городе. Он спрашивал у прохожих о девице Этер, о том, где ее дом, кто родня. Но прохожие посмеивались над ним, и он уходил восвояси. Под конец дня Джезайя даже думал пойти к полисмену, ну да что тот ему скажет. Жемчуг девчонке он сам в руки отдал. Это же надо быть таким несусветным ослом! Он вспоминал ее зеленый взгляд, непослушные пряди – слишком юна, слишком молода, чтобы быть вертихвосткой, она же сказала – потом. Может, все же вернется?
– Идиот ты, Джезайя Монро, – презрительно бросил старик. Объяснения капитана ему пришлись не по сердцу. – Еще и под ливень попал. Ступай хоть к камину да обсушись. Я бы, может, на ту пятерку купил бы козу. Вернулся домой. Молоком приторговывал.
– Тебе что ни дай, так ты все едино спустишь на выпивку, – огрызнулся Джезайя, стягивая с себя промокшую куртку. – Вон опять со стаканом.
Старик обиженно выпятил губу.
– Это вообще-то тебе, капитан. Для сугреву. Не первый ты, кого баба обвела вокруг пальца. Но первый, кого так глупо, хе-хе.
Джезайя вырвал стакан из его лап и опрокинул его в себя одним махом. Ром был паршивым, ну да он и не ожидал ничего другого. Он знал, что в этой дыре даже рома нормального нет. Оттого и гнал его ветер отсюда при первом же случае.
– И тут вот еще что, – пробасил Здоровяк. – Мок считает, что и хорошо, что не у нас та побрякушка осталась. Выменять бы, конечно, на деньги неплохо… Но не дело русалочьи цацки с собою таскать. Жди беды. Пусть теперь девчонка твоя с ними мается, да.
Капитан отставил стакан и скривился.
– Я знал, что моряки суеверны, но не знал, что они идиоты. Наслушались мамкиных сказок? Испугались проклятий, старушечьих баек, чего еще? Девять из вас стоит сейчас передо мной – девять же из вас грузило этих хвостатых рыбонек в трюмы. Ну да, Моку попытались отгрызть все лицо. Велика потеря для такого красавца. Те же звери, что и дельфины. Что и киты. Что-то я не слыхал, чтобы кто-то из вас клеймил китобоев. Ничего разумного в этих тварях нет и не будет. Так что заткнитесь.
– Мы то заткнемся, – добродушно ответил Джон. – Ты только денежки заплати. И можешь дальше мечтать о девицах.
Раздались смешки и Джезайя вспыхнул. Это отрепье еще смеет смеяться над ним. Он сунул руку за пазуху и достал деньги. От дождя они промокли, но не сильно. Капитан скрепя сердце отобрал от своей добычи пятнадцать долларов и бросил их команде.
– Да подавитесь, крысы помойные.
– Помойные – не помойные, а при деньгах, – пробормотал Мок, любовно поглаживая ассигнации. – Другое дело ты, капитан. Благодарствуем.
Джезайя одарил их презрительным взглядом и уставился на огонь в камине. Ему надо обсохнуть, это верно. Не хватало еще схватить простуду, вот команда-то посмеется. Через месяц новый заказ от Зансона. За это время надо подготовить корабль и вычистить клетки. И меньше чем за сто пятьдесят за русалку он не согласен.
Тепло проникало все глубже, от ног, положенных на каминную решетку, до самой макушки. Постепенно злоба затихла, а жемчуг – да и пес с ним. Через пару лет у него весь дом будет завален жемчугом, если захочет. Мока с корабля, конечно, придется турнуть. Он разболтает все и каждому, это правда. Что ж, ему всегда можно отрезать язык или припугнуть хорошенько. Капитан улыбнулся и прикрыл глаза. Да, идея была неплохая.
Где-то за его плечом раздался смешок. Он открыл глаза и обернулся. Вгляделся в полумрак таверны. На лавке у окна сидела она. Та самая девчонка, что так хитро ушла у него из-под носа утром.
«Ах ты бесстыжая», – подумалось капитану, и он почувствовал, как против воли его заполняет чем-то похожим на радость. Он встал, решил подойти к ней. Вдруг кто-то схватил его за рукав. Он обернулся и снова увидел вездесущего Мока. Старикашка держал его за рубаху своими крючковатыми пальцами, решительно сжав зубы.
– Куда это ты заспешил, капитан? – прокряхтел он.
– Не твое дело, – Джезайя пытался отцепиться, но пальцы старика были крепкими. – Пусти.
– Ежели вон к той девице, – кивнул старик, – то я тебя не пущу. Да тебя никто из наших ребят не пустит.
Джезайя на мгновение перестал вырываться и недоуменно уставился на своего кока. Старик, видно, действительно умом тронулся. Он бы пожалел его, если бы ему не было так наплевать.
– Неужто, – проговорил капитан. – Это еще почему?
– Да дрянь-девка, сразу видно, – Мок сплюнул на пол. – На что тебе такая нужна, знаешь, сколько красоток в порту…
– А эта чем хуже?
– Да ты ее видел? – старик всплеснул руками. – Ходит, будто калека, хромает на обе ноги. Говорить будто вчера научилась. Губами шевелит-шевелит, а что толку, не разобрать ничего. Еле рот разлепляет. Хорошо Элия по губам читает, поняли, что она тебя, капитан, искала. Хотя я лучше бы повесился, если б такая девица меня бы нашла, аж мороз по коже, хоть и на лицо ладная. Но глазищи-то, глазищи.
– Ты опять надрался, старик, – брезгливо пробормотал Джезайя, глядя через плечо на точеный профиль своей обманщицы, на ее золотистые кудри. Интересно, сколько ей лет? Может двадцать, может чуть больше. Он всегда был плох касательно возраста. – Что тебе еще примерещилось?
Остальная команда молчала, потупив глаза.
«Они смеются надо мною, – подумал капитан. – Смеются, идиоты, довольны, что я им денег отдал и повел себя, как дурак.»
Он с силой толкнул старика и тот, на свое счастье, приземлился в дряхлое кресло.
– С этого дня ты больше не у меня в команде, – Джезайя со злобой посмотрел на него. – Можешь идти, куда хочешь. А мы найдем себе другого кока.
Старик побледнел, губы его скривились.
– Кэп, да как же так, кэп! За что же выгоняешь? Я больше года с тобой плаваю. Я нашел тебе человека, который продал «Королеву Марию». Я нашел тебе по дешевке клетки для русалок, когда у тебя ничего не было. Да я же тебе, песий ты сын, каждый вечер приносил подогретого рома с лимоном в каюту, прятал его от команды, чтоб не выхлебали все подчистую.
– Не нервируй меня, – перебил капитан. – Убирайся.
Старик осклабился.
– Что, из таверны даже выгонишь? Из круга друзей? И куда я пойду, Джезайя? Я стар, и кости мои ноют. На корабль меня не возьмут. Разве что милостыню просить у причала. И все за что, гордый поганец? Что к девке тебя не пустили? Да хоть она сожрет тебя целиком – нету мне больше заботы.
Старик свернулся калачиком в кресле, подтянул ноги и стал смотреть на огонь, как ни в чем не бывало. Здоровяк Джон хотел было накрыть его свой курткой, но тот отмахнулся.
– Капитан, вы бы и вправду не ходили к ней, – проговорил мальчишка Элия. Он единственный из команды поднял на него взгляд. – Мок не соврал вам. Никто не соврал. У ребят от нее мурашки по коже.
– Ты просто не знаешь еще, что женщины на всех так действуют, – Джезайя похлопал паренька по плечу. – Не зли меня тоже и не перечь. Ты уже видел, что бывает за спор с капитаном. Выше нос, ребята, – крикнул он остальным. – Теперь доля добычи у вас будет побольше.
Команда промолчала. Юнга спрятался за спины товарищей.
Капитан презрительно фыркнул и наконец направился к своей избраннице на сегодня. Та подняла голову и одарила его прелестной улыбкой. Сидит в мягком полумраке, в углу. Никто не помешает им перекинуться словом. Джезайя почувствовал, как в груди становится тепло и приятно. На шее у нее блестел подаренный жемчуг. На простом платье он смотрелся нелепо, но вместе с тем удивительно шел ей.
– Здравствуй, Этер, – он сел рядом, поднес ее руку к губам – в этот раз она не противилась. – Смотрю, подарок тебе по вкусу.
Она тронула пальцами ожерелье. Оно тускло блеснуло.
– Как вижу, ты вернулась. Наверно, я был несправедлив к тебе. Думал, ты меня обманула.
– Я вернулась, капитан. Я держу свое слово.
– Моей команде ты пришлась не по вкусу.
– Потому что я пришла к вам, а не к ним, капитан.
Джезайя расхохотался. Такой ответ его убедил. Он коснулся пальцами ее шеи и погладил до тонких ключиц. Она повернула к нему голову, но снова смолчала. Впрочем, ему с ней не судьбы мира решать.
– У меня из окна прелестный вид на ратушу.
– Предпочла бы вид на морские волны.
Капитан продолжал ее гладить.
– Любишь море?
Она кивнула.
– Куда больше шумных улиц этого острова.
Он взял ее за руку и потянул за собой. На команду у камина он даже не обернулся. Ночной воздух ударил ему в лицо.
– Куда ты меня ведешь? – спросила Этер, когда они переступили порог таверны.
– На свой корабль. Ты же хотела морской волны и просторов?
Она засмеялась.
С моря наползал такой же густой туман, как и вчера. Одежда его уже просохла, и он спешил, наступая во все лужи и таща девушку за собой. Часы на крохотной церквушке показывали чуть больше полуночи. У него еще вся ночь впереди. Он поднялся по трапу и помог Этер взобраться на палубу. Она огляделась.
– Добро пожаловать на «Королеву Марию», – улыбнулся Джезайя и взял ее за обе ладони. – Теперь ты поверила мне, что я капитан?
– А вдруг ты всего лишь старпом, что строит из себя главаря? – она улыбнулась.
Этер медленно ходила вокруг него, поглаживала мачту, борт корабля, тугие канаты. То появлялась, то исчезала в мутном тумане. Джезайя поймал себя на мысли, что откровенно любуется ей.
– Иди ко мне, – прошептал он хриплым голосом и протянул к ней руки. – Ну же.
Она шагнула к нему в объятия, руки легли на ее тонкую талию.
– Поцелуй же меня наконец, – прошептал он, и губы Этер накрыли его.
Они были мягкими, немного влажными и на удивление ледяными. Будто прильнул он к железу на сильном морозе. Джезайя на миг отпрянул, но девушка смотрела на него все так же нежно. Она сомкнула руки у него на шее, поцеловала снова. Холод пронизывал его теперь. Пронизывал насквозь. Казалось, он тек из ее пальцев на его шее, из губ, из самого ее тела. Он хотел расцепить ее руки, но та только сильнее прижала капитана к себе.
А потом хлынула морская вода. Он не знал, откуда она взялась, но, казалось, что из ее рта. Вода затекала ему в горло, он пытался глотать ее, отплевываться от горько-соленого вкуса, но ее было все больше и больше, будто все легкие были полны. Он тонул и захлебывался, стоя на прочном надежном дереве. Он отступил на шаг и упал на спину. Она отпустила его. Джезайя закашлялся, внутри все клокотало. Он вдыхал и кашлял до боли в груди, вдыхал и кашлял.
– Что… что это было? – прохрипел он, с подбородка стекали капли. – Что ты наделала? Что ты со мной сотворила?
Он поднял голову и увидел то, о чем говорил Мок. И болотную зелень глаз, и неуклюжие губы, и мертвенную бледность ее белоснежной кожи. С волос ее капало. Она слизнула соленые капли.
– Что я наделала, капитан? – губы ее шевелились, но он еле различал ее слова. – Ничего, ровным счетом ничего такого, на что у меня не было бы права, – она присела рядом на корточки.
– Кто ты? – Джезайя судорожно пытался припомнить, взял ли он с собой нож. Что бы это ни было, ее надо пырнуть и как можно скорее делать ноги с корабля.
Этер наклонила голову на бок. Капли воды с ее волос стекали ему на лицо.
– Тебе бы задать этот вопрос пораньше, – прошептала она. – Но ты оказался наивен и глуп, капитан. Наивен и глуп.
Ножа в кармане не оказалось. Он начал медленно отползать. В таком тумане она потеряет его, стоит ему только выбраться с корабля.
– А ведь мы с тобой не чужие, капитан, – усмехнулась она. – Родню мою ты давно уже знаешь. И сестер. И отца моего. Как давно ты отдал их всех на убой? Даже суток еще не прошло. Дорого ли заплатили тебе за убийство? Мою младшую сестру сетью твоей вырвало из моих рук. И это ее жемчуг ты мне отдал, сорвал с ее шеи. И теперь лежит она в яме где-то за городом, вместо того чтобы покоиться на дне морском, в вольных волнах. Я долго плыла за твоим кораблем к этому берегу, капитан. Проклинала тебя, ждала бури, что потопит тебя, порвет твои паруса. Но ты доплыл, а я рыдала на берегу.
– Это тебя тогда видел Элия, – пробормотал Джезайя. – В ту ночь.
– Только вот я была не одна, – кивнула Этер.
Джезайя запустил пальцы в волосы.
– Это все бред. Ты сумасшедшая и дурачишь меня. Возомнила себя русалкой. Ты хочешь денег? Денег за молчание? Какая из тебя русалка, дура, у тебя две ноги!
Этер приподняла подол своего длинного платья. Крошечные башмачки снова были все в темной крови.
– Что же ты замолчал, лихой капитан? Про русалок ты слышал, а о морских колдуньях ни слова? Тетка моя из таких. Сестра матери. Она приняла меня, она и утешила, она подарила мне две подпорки, что вы, люди, зовете ногами, чтобы я разыскала тебя на суше. Каждый шаг мой – боль, и с каждым шагом точно кинжалом по нежным ступням. Но я согласилась…
Она подошла чуть ближе и рассмеялась.
– Первые часы так сложно было слово сказать. Вы люди, ваш людской язык не зазвучит под водой, как и наш на земле. Я думала, что останусь немая, что ни единым словечком не смогу тебя обмануть. Кожа моя иссыхала на солнце, тоскуя по соли и влаге, всего одни сутки вне дома. А родня моя в клетках сидела недели. Скажи, дорогой капитан, выжил бы ты сутки под толщей воды?
Он наконец-то встал на ноги и бросился к борту, надеясь выпрыгнуть, а потом доплыть до мостков.
Этер не двинулась с места.
– Куда же ты, погоди. Или не видишь, не чувствуешь, что мы снялись с якоря…
Джезайя повертел головой и увидел, что огни города остались далеко позади. Их выносило в открытое море. Этер подошла к нему тихо, почти незаметно. Прижалась к нему ледяным своим телом.
– Ну что же, родной, ты знаешь и отца, и сестер. Не хочешь ли познакомиться с теткой?
Она подтолкнула его к борту корабля и тот заглянул в темную воду. Сначала он не видел ничего кроме волн. Затем из-под корабля начало выплывать бледное женское тело. Длинные белые волосы спадали на плечи, на грудь, доставали до худых и острых коленей. Она очень походила на труп, выброшенный с корабля после бури. Но потом она открыла глаза. И закричала. Истошно и громко, протягивая к нему свои белые руки.
Он отшатнулся, но Этер прижала его к борту.
– Смотри, – прошипела она ему на ухо. – Смотри и не дергайся. Ты заслужил. Ты все заслужил.
Джезайя вцепился в края борта. Женщина теперь смотрела прямо на него и глаза ее были белыми, точно молоко. Волосы ее удлинялись. Они скручивались, точно веревки, ползли по палубе, опутывали корабль. Что-то коснулось его ноги. Он вскрикнул, попытался это отбросить. Чей-то влажный язык коснулся его голени. Капитан посмотрел вниз и на него зашипела белая змейка. Справа зашипела вторая, через борт перевесилась третья и раскрыла алую пасть.
Джезайя прижался к холодному телу Этер.
– Змеи! Почему ее волосы – змеи? – с диким хохотом закричал он, стараясь отшатнуться как можно дальше, лишь бы не видеть молочно-белых глаз.
– Как же мало ты знаешь о морях, капитан, – прошептала ему на ухо Этер. – Как же мало. Зря ты полез к нам. Не лезь в глубину, капитан, у нее острые клыки. И не бывает пощады.
В ушах Джезайи все еще стоял визг белой женщины из воды. Толстые белые змеи опутали его ноги. Он пытался протыкать их острием крупной булавки от шейного платка. Змеи шипели, плевались, а на третий раз булавка царапнула по чешуе и разломилась надвое.
– Не трону я больше твою родню! – закричал он, когда змеи, окончательно опутав, подняли его над палубой. – Не трону!
Русалка разлепила влажные губы.
– Поздно. У меня и нет больше родни.
Белая женщина кричала так пронзительно, что больше он уже ничего не слышал. Змеи перенесли его за корабль, и водная гладь приблизилась быстро. Женщина раскинула бледные руки, открыла широкий рот. Два змеиных клыка блеснули у него перед самым лицом. Она приняла его в свои объятия, еще более холодные, чем у Этер. Капитан почувствовал острую боль в плече. Потом в горле. Потом его отпустили.
Джезайя никогда не думал, что дно морское – такое жесткое ложе.
– Спасибо, что пригнала корабль к причалу.
Белая женщина кивнула и погладила ее по руке. Этер вцепилась в ее пальцы, сжала их и закрыла глаза.
Она сидела на краю причала, сняв башмачки. Кровавые ниточки текли по воде от ее ног, становясь все тоньше и тоньше.
– Ты говоришь уже почти, как они. Ты учишься быстро. Привыкнешь со временем. Год, может два.
Этер улыбнулась. Улыбка кривая и горькая. Ей хотелось снова нырнуть в соленую воду. Проплыть мимо косяка рыб, поймать одну, вонзить в нее зубы. Только теперь этот путь ей заказан. Она вытянула свои израненные ноги над водой.
– Ты ведь не можешь вернуть все, как было?
Та тихо покачала головой.
– Ты знала, на что шла, становясь человеком. Знала, чего стоит месть за отца и сестер. Ты ведь видишь, твоя кровь стала алой и горячеет с каждой минутой. Тебе нет места в море. И век твой короче в два раза. Вставай и иди.
Этер отпустила ее руку, и белая женщина стала опускаться под воду. Волны сомкнулись над ее головой.
Она посидела еще немного, а потом еще пару часов. Соленая пена засыхала теперь на ее ногах корочкой. «Королева Мария» снова стояла пришвартованная у причала.
Она подобрала башмачки, ступила босыми ногами на мостки. Потом сделала первый шаг прочь от моря. На выскобленном дереве оставались крохотные алые пятна.