Среднее Поднепровье является колыбелью Руси, метрополией восточного славянства. И не случайно за малой Родиной Руси закрепилось понятие «Малая Русь». Собственно, эта территория совсем невелика – с севера начало где-то в полесских болотах, на юге – до начала степей, примерно до впадения в Днепр рек Роси или Сулы. Границы на восток и запад также достаточно условны. В самом узком смысле Малая Русь – это территория, включающая в себя земли нынешних Киевской, Черкасской, Полтавской областей и южной части Черниговской области. При этом Волынь и Галиция не относили себя к днепровской Малой Руси. В более широком значении под Малороссией надо понимать территорию распространения малорусских диалектов русского языка, то есть примерно половину территории современной Украины (без Новороссии). Но уже давно, с начала нашей эры, со среднего течения Днепра начиналось великое колонизационное движение славян, результатом чего стало не только громадное увеличение этнической восточнославянской территории, но и превращение самой метрополии восточного славянства в окраинную территорию – украйну. В силу многих обстоятельств из десятка исторических украйн Руси именно за Средним Поднепровьем закрепилось наименование «Украина». При этом созданная большевиками Украинская республика включала в себя Новороссию и прочие регионы, никогда украинскими не числившиеся. В настоящее время на Украине утвердилось понятие «Надднепрянщина» для обозначения Малой Руси, дабы не упоминать слово «Русь», равно как и для того, чтобы понятие «Украина» было шире нескольких областей современной Украины.

Но и это еще не все. Само по себе понятие «Малая Русь» могло возникнуть только тогда, когда будет существовать еще другая, большая Русь. Судя по всему, первоначально Русью (без прилагательных) и называлась небольшая территория по среднему Днепру. Исследователи уже давно обратили внимание на то, что в летописях термин «Русь» («Русская земля») имеет двоякое значение. С одной стороны, Русью называются все земли восточных славян. Еще в XIII веке неизвестный автор «Слова о погибели Русской земли» писал о пределах тогдашней Руси: «О, светло светлая и украсно украшена, земля Руськая! <…> Отселе до угорь и до ляховъ, до чаховъ, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от немець до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоймици поганин, и за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ до чермисъ, от чермисъ до моръдви».

Но вместе с тем Русь – небольшой участок Среднего Поднепровья, в основном Полянская земля. Еще в XI–XII веках Киевщина под названием Руси, Русской земли противопоставляется не только северным областям – Новгородской, Полоцкой, Смоленской, Суздальской и Рязанским землям, но и западным и южным, – древлянская земля, Волынь и Галичина также летописцами не считались Русью. Очевидно, Русь – местное название области Киевского Поднепровья, упоминаемое в арабских источниках с середины I тысячелетия н. э.[19] Это название сначала перешло на полян, а из Киевщины – на всех восточных славян. Впрочем, делать из этого далеко идущие выводы не стоит. Киевщина считалась столичным центром Руси, овладеть которым стремились все князья. И столичную область вполне могли называть и общегосударственным именем. Так, например, столичная область Франции называется до сих пор Иль-де-Франс (Французский остров).

Таким образом, в этих понятиях немудрено и запутаться, тем более что различные политические силы намеренно стараются усилить эту путаницу в своих интересах. И все же примем к сведению, что изначальная Малая Русь есть Среднее Поднепровье.

Природные условия изначальной Малой Руси достаточно благоприятны. Расположена Малороссия на границе между лесом и степью в полосе лесостепи с преобладанием плодородных черноземных почв. Не случайно обитавшие здесь славяне называли себя полянами. Продолжительных морозов, засух и излишней влажности воздуха здесь почти не бывает.

Еще в скифское время эта область была широко освоена земледельческим населением. В период славянского освоения данной территории здесь было много плодородных пашен, которые перемежались рощами и дубравами. Этот район заметно отличался от сплошных лесных массивов, заселенных западными, северными и восточными соседями полян – древлянами, радимичами и северянами. Плодородие почв, полноводные реки – Днепр и его притоки – способствовали быстрому хозяйственному развитию Поднепровья. Другое дело, что соседство со степью, откуда веками нападали на оседлых жителей кочевники, наложило свой отпечаток на этническое, культурное и социальное развитие этих земель.

Этнический состав древнего населения обоих берегов Днепра, существовавший полтора тысячелетия назад, не вполне ясен. Вероятно, первоначально здесь преобладало иранское население (напомним, что скифы-кочевники были именно иранцами). Об иранском присутствии свидетельствуют топонимика и гидрография региона. В верховьях Днепра жили балты. Но, вероятно, с глубокой древности, по меньшей мере со II тысячелетия до и. э., здесь обитали славяне. Подавляющее большинство жителей Поднепровья имели славянскую гаплогруппу Rla. В конце II века до и. э. по течению Припяти и среднему Днепру стала складываться так называемая Зарубинецкая археологическая культура. Позднее, примерно во II–III веках зарубинецкие переселенцы появляются на Оке[20], где сложилась своя оригинальная Мощинская археологическая культура. Потомками зарубинецкого населения были и представители киевской археологической культуры. В дальнейшем археологи выделяют в этих местах колочинскую и роменскую культуры, несомненно, славянского происхождения. В свою очередь, все эти археологические культуры были частью большой Черняховской культуры, охватывавшей значительную часть степных и лесостепных пространств европейской России.

В IV–VI веках район Среднего Поднепровья занимали анты – одно из самых сильных племен, вступивших в борьбу с готами. Об антах почти не осталось свидетельств историков, причем все упоминания об антах датированы не ранее VI веком. После 602 года все письменные упоминания про антов вообще исчезают со страниц исторических сочинений. Как можно судить по археологическим находкам, анты заселяли обширную территорию от Дуная до Донца и северного берега Азовского моря. Анты сражались с готами в 376 году, но потерпели поражение. Предводитель антов Бож и 70 старейшин были распяты на крестах. Впрочем, если сами готы вскоре под ударами гуннов бежали за Дунай, то анты остались на родной земле. Результатом вторжений гуннов была гибель Черняховской культуры. На антах также отразились последствия гуннских нашествий. Заметно упростилось и огрубилось искусство антов. Исчез гончарный круг, производство стекла также исчезло, бронзовые изделия стали редкими и более простыми по сравнению с ювелирным искусством догуннского времени. Но постепенно анты возродились как сильное и культурное племя. В царствование византийского императора Юстина (518–527) анты совершали вторжения в дунайские провинции империи. Императоры Юстин и его преемник Юстиниан в ознаменование своих побед над антами приняли почетные титулы «Антские». Многие анты служили наемниками в византийской армии. Известно, что при Юстиниане был крупный военачальник Добрагаст – родом ант. Имя Доброгаст (или Доброгост) является славянским.

Византийские авторы отмечали, что анты отличаются высоким ростом и большой физической силой. В бой они идут со щитами и копьями, но панцирей не носят. В дальнейшем анты, видимо, разделились на ряд племен, среди которых были и жившие по среднему течению Днепра среди лесостепей поляне.

Уже в первые века нашей эры славяне составляли если не большую, то весьма значительную часть местного населения, постепенно ассимилирую иноэтническое население. Иначе не объяснить то обстоятельство, что к VI–IX векам все Среднее

Поднепровье без следов крупных миграций и переселений имело уже чисто славянский характер. При этом, например, весьма стабильными оставались виды художественных ремесел жителей Поднепровья.

В частности, известный ученый, исследователь древнего искусства, В. М. Василенко (1905–1991) установил, что орнаменты керамических изделий Зарубинецкой культуры III в. до н. э. – II в. н. э. практически идентичны орнаментам русских аналогичных изделий XIX века. В керамике более поздней Черняховской культуры III–IV веков, например, в узорах кувшина, найденного в кладе в деревне Ромашково, можно увидеть узоры народного орнамента в русской вышивке. Обратил внимание В. М. Василенко и на древнеславянское ювелирное искусство. В частности, уже в IV веке у славян Поднепровья существовала выемчатая эмаль, а несколько веков позже, в VIII–X столетиях, славяне украшали ювелирные изделия тиснением и зернью, причем древние технологические приемы сохранялись тысячелетие.

После ухода на запад гуннов славяне перешли в наступление на степь. В V–VI веках н. э. из Верхнего Поднепровья, с Припяти, Сожа и Десны многочисленные группы славянского населения стали продвигаться в полосу лесостепи, в области, некогда принадлежавшие их отдаленным предкам. Их многочисленные поселения появились на Днепре вплоть до порогов, в бассейне Роси и Тясмина, в верхнем течении Южного Буга и, по-видимому, в некоторых областях днепровского Левобережья[21].

К IX веку Среднее Поднепровье заселяло крупное и высококультурное племя полян. В область расселения полян входили города Киев, Любеч, Переяславль, что полностью согласуется с данными русских летописей. Чернигов находился в пограничной смешанной, полянско-северянской полосе. На юге, в степях, обитали кочевники, периодически вторгавшиеся в землю славян. Скифы, сарматы, аланы, гунны, авары, хазары – все они оставляли свой след в виде сожженных поселений, погибших и угнанных в неволю людей.

В VIII веке поляне попали под власть хазар. Впрочем, в основном хазарское господство сводилось к выплате дани. Но для сбора дани и контроля над населением хазарам необходим был свой административный центр в земле полян. Вероятно, таким центром был Киев. Первое упоминание города Киева в письменных источниках, датированное X веком, найдено в синагоге Каира и является письмом еврейской общины Киева с просьбой помочь единоверцу[22]. Впрочем, ряд славянских поселений на месте Киева существовали еще за несколько веков до появления хазар. Само слово «Киев» (от кия – деревянного молота) известно во всех славянских землях. В Восточной и Центральной Европе известны 18 населенных пунктов с названием Киево (в Моравии, в Сербии), Киева (в Черногории) и пр. Это не считая более поздних названий на Северном Кавказе и в Сибири, когда переселенцы из Киевской губернии давали названия своим поселениям типа Киевское, Киево, Киевка или Новокиевка.

Итак, Киев был стольным градом полян, имея, вероятно, благодаря своему выгодному географическому положению на пути «из варяг в греки» значение несравненно более важное, чем просто столица одного из племенных княжеств. Киев X века располагался на высотах над Днепром и не имел пока еще прибрежного квартала – «Подола». Тем не менее это был уже настоящий город – с княжеским дворцом, языческими святилищами и христианской церковью[23].

С господством хазар было покончено в IX веке, еще до завоевания Киева князем Олегом. Летописец описывал, как поляне передали хазарам вместо обычной дани по мечу. С 882 года (если принимать эту сообщенную летописцем дату начала правления Олега над Киевом) земля полян стала центром быстро растущего Русского государства. Постепенно чисто племенное понятие «поляне» сменилось на общерусское слово «русин».

С этого времени Поднепровье переживает бурный, хотя и короткий, расцвет. В конце X века, после успешных отражений набегов печенегов, князь Владимир ставил крепости по рекам Десне, Остру, Трубежу, Стугне и Суле. По словам летописца, в 988 году «И рече Володимеръ: Се не добро, еже мало городовъ около Киева. И нача ставити городы по Деснѣ, и по Востри, и по Трубежеви, и по Сулѣ, и по Стугне. И поча нарубати мужѣ лучшиѣ отъ словень, и от кривичь, и от чюди, и от вятичь, и от сихъ насели грады: бѣ бо рать отъ печенѣгъ, и бѣ воюяся с ними и одолея имъ». Так возникла целая оборонительная линия. По реке Суле проходил рубеж между Русью и степными народами. Под защитой этих крепостей земледельцы распахивали черноземы.

Процветание Руси отразилось и на столице. Если первоначально Киев был лишь княжеской резиденцией, то многие древние города, например, Чернигов, были в X веке значительно крупнее. Но уже при князе Владимире развернулось большое городское строительство. В частности, Титмар Мерзебургский под 1017 годом со ссылками на немецких путешественников и купцов утверждал, что в Киеве во времена Владимира было 400 церквей и 8 торгов. Несколько позже суздальская летопись сообщала о том, что во время пожара 1124 года в Киеве «только церквей сгорело больше шестисот». В последнем случае летописец мог благочестиво преувеличить количество церквей, но вряд ли можно сомневаться, что счет городским храмам (с учетом домовых церквей и приделов при больших соборах) шел на сотни. При Ярославе Мудром (1019–1054) Киев застраивался по предварительному плану. Это вообще исключительный случай для средневековых городов, которые обычно развивались стихийно без всякого плана. Именно при Ярославе был построен Софийский собор, застроен обширный район Подола. Жилая застройка древнего Киева составляла 230 гектаров, на которых находились 8 тыс. усадеб[24]. Население Киева составляло не менее 50 тыс. постоянных жителей. (Ряд историков прошлого, в частности, Д. И. Иловайский, даже насчитывали в Киеве 100 тыс. жителей). Это был по меркам Средневековья настоящий мегаполис. Киев, за исключением нескольких каменных церквей и княжеских дворцов, был деревянным городом и часто страдал от пожаров.

Как и положено мегаполису, Киев был многонациональным городом. В нем проживали армяне (из жизнеописания безмездного лекаря Агапита известно, что личным врачом Владимира Мономаха был армянин, и армян в Киеве было множество). Проживали в Киеве и выходцы из Западной Европы, католики по вероисповеданию. Их духовные потребности удовлетворяла католическая церковь ордена доминиканцев, существование которой в Киеве упоминается в источниках под 1228 годом. Также проживали в Киеве евреи, вероятно, еще со времен хазар. Известно, что в Киеве были Жидовские ворота, к которым примыкал еврейский квартал. В конце XII века еврейский путешественник из мавританской Испании Вениамин Тудельский застал в Киеве многих соплеменников. Наконец, жили в Киеве и выходцы из степных народов.

Летописи упоминают в Киевской земле несколько десятков населенных мест, в том числе городов. Наиболее крупные города стояли поблизости от Киева (Вышгород, Белгород, Василев, Канев). Они окружали столицу Древней Руси кольцом непрерывных укреплений. Но названные пункты не были только замками. Перед нами развивающиеся городские центры, из которых особенно крупные размеры имели Вышгород и Белгород. Вообще, ни в одной части Руси XI–XIII веков мы не видим такой насыщенности городами, как в Киевской земле[25]. Несколько в стороне, на притоке Припяти, находился город Вручий (позднее Овруч). Этот город имел в X–XII веках важное хозяйственное значение. Овруч славился производством шиферных пряслица. Поскольку именно в Овруче находилось единственное в Европе месторождение особого красного шифера, то неудивительно, что овручские пряслица археологи находят не только по всей Древней Руси, но и в Крыму и Балканах.

Но уже с конца XI века Киевская земля подвергается половецким вторжениям. По подсчетам летописцев, с 1061 года (первым нападением половцев на Русь) по начало XIII века степняки совершили 46 больших походов на Русь. При этом 19 нападений пришлись на Переяславское княжество, 16 – на Киевскую землю, 7 – на Чернигово-Северскую землю, 4 – на Рязань. Русские поселения в Поднепровье, даже весьма небольшие, были хорошо укреплены, а жители имели оружие, которым умели пользоваться. С середины XII века в Киевской земле существовали 115 укрепленных поселений, в Переяславской – 78[26]. Более обширное и богатое, также граничащее со степью Черниговское княжество имело 268 укрепленных поселений[27].

Одновременно начинается борьба за Киев наиболее сильных удельных князей. Киев в XII столетии перестал быть столицей в полном смысле этого слова, оставаясь лишь первым среди равных. Он не потерял своей притягательности для князей; более того, даже после монголо-татарского нашествия и разорения Киев был все так же важен и привлекателен для них. После распада Руси на удельные княжества Киев превратился в своего рода спортивный кубок, который захватывал самый сильный на тот момент князь. Неудивительно, что за столетие между 1146 и 1246 годами правитель Киева менялся 47 раз, в целом же в Киеве сменились 24 князя, причем 35 княжений продолжались менее года. Князь Рюрик Ростиславович на протяжении 37 лет (между 1173 и 1210 годами) шесть раз захватывал киевский престол и шесть раз был изгоняем киевским боярством. В 1169 году князь Андрей Боголюбский захватил Киев, подвергнув город грабежу (что шокировало русских летописцев). Как отмечает Воскресенская летопись: «…грабиша два дни весь градъ, Подоліе и Гору, и монастыри, и Софію, и Десятинную Богородицю, и не бе никомуже помилованы ни отъ кого, и взяша множество именій…»[28] но захватив Киев, Андрей сам жить в нем не остался. Резиденцией Андрея Боголюбского как князя Всея Руси, а затем его преемников, был Владимир-на-Клязьме, что фактически сделало именно этот город столицей Руси.

Впрочем, Киев и после 1169 года, утратив статус столицы всей Руси, оставался важным и богатым городом, резиденцией митрополита, то есть главным церковным центром страны, обладание которым очень повышало престиж местного князя. Как писал летописец: «…да и кто не полюбит киевского княжения? Ведь здесь вся честь и слава, и величие, глава всем землям русским

Киев; сюда от многих дальних царств стекаются всякие люди и купцы, и всякое добро от всех стран собирается в нем»[29].

При этом в Киеве так и не сложилась своя местная княжеская династия. Киевские бояре то приглашали, то изгоняли князей из различных ветвей Рюриковичей. При этом захвативший Киев военной силой суздальский князь Юрий Долгорукий был отравлен на пиру киевскими боярами, недовольными господством суздальцев. Одно время в Киеве даже сложился своеобразный дуумвират, когда одновременно там правили два князя, причем непременно из враждующих семей. Определенную роль в Киеве продолжало играть вече. Из 50 киевских князей 14 стали княжить по приглашению веча[30]. В 1147 году по приговору веча был убит князь Игорь Ольгович, хотя тот и успел принять монашество. Позднее Игорь Ольгович был канонизирован церковью как святой страстотерпец. Но в отличие от Великого Новгорода вечевая республика в Киеве не возникла. Вероятно, причиной был именно определенный упадок Поднепровских земель в результате усобиц и половецких вторжений. При этом распри за Киев продолжались даже при монгольском вторжении. С 1235 по 1240 год Киев переходил из рук в руки семь раз.

Киевское княжество занимало земли на правом берегу Днепра. Левобережье в бассейне левобережных притоков – Сулы, Супоя, Пела – было во владении Переяславских князей. Стольным городом княжества был Переяслав (обычно его называли Переяслав-Русский или Переяслав-Южный, чтобы не путать с Переяславлем-Залесским и Переяславом-Рязанским). Город Переяслав возник в X веке – по разным источникам, в 907 году или после поединка некоего кожемяки с печенежским богатырем в 992 году. Переяслав был центром южной части левобережья Днепра и одним из самых богатых городов Руси. И не случайно на севере появились еще два Переяслава. Расположенное рядом с Киевом Переяславское княжество считалось одним из самых важных княжений на Руси. Первоначально переяславские князья владели также Ростово-Суздальскими землями.

Со временем эти северо-восточные земли обособились, но тем не менее в Переяславе, как и во Владимиро-Суздальском княжестве, правили потомки Владимира Мономаха. Постоянные половецкие вторжения сильно ослабили Переяславское княжество. Учитывая, что хозяйственный и политический центр Руси переместился в Волжско-Окское междуречье, для рода Мономаховичей Переяславская земля стала отдаленной окраинной территорией – украйной. В Ипатьевском списке «Повести временных лет», где летописец рассказывает о смерти переяславского князя Владимира Глебовича в 1187 году, сказано: «И плакали по нему все переяславцы… За ним же Украина много потужила».

Эпоха усобиц отразилась и на этническом составе населения Киевской земли. Еще в 1031 году, после успешного похода в Польшу, Ярослав Мудрый поселил по реке Рось многих пленных поляков. С конца XI века в степях между Днепром и его притоками Росью и Стугной стали селиться в качестве союзников мелкие тюркские племена, изгнанные из степей половцами, – торки, берендеи, остатки печенегов, ковуи, турпеи. Позднее эти племена составили племенной союз Черных Клобуков. Несомненно, в рядах Черных Клобуков были и славяне, избравшие для себя полную опасностей жизнь на степном пограничье. Черные клобуки заселяли города Торческ, Канев, Юрьев (в районе современного Бердичева), Корсунь, Володарев, Дверен и др. Вероятно, от племени берендеев происходит и название города Бердичев (Берендичев). Тогда же среди местных славян окончательно растворяются остатки ираноязычных ясов (древних алан).

В степях в XII веке существовало весьма многочисленное славянское население, которое летописцы называли бродниками. Впрочем, о бродниках будет отдельный разговор в главе о Новороссии.

Жизнь Поднепровья, как и всей Руси, изменилась после сокрушительного нашествия монголо-татар. В марте 1239 года пал Переяслав. 6 декабря 1240 года, после упорного сопротивления, продолжавшегося 74 дня, Бату-ханом был взят Киев. При этом командующему обороной воеводе Дмитру Бату-хан даровал жизнь, уважая храбрость достойного неприятеля.

Город был практически полностью разрушен. Учитывая, что к приходу монголо-татар на Русь Киев, как и другие города Руси на юге, был истощен в этой борьбе, то само нашествие окончательно подорвало былое могущество столицы некогда одного из наиболее сильных государств Восточной Европы.

Киев после страшного разгрома представлял из себя незначительное поселение, где было примерно 200 обитаемых домов (по мнению папского посла Плано Карпини, проезжавшего через Киев в 1246 году), жители которого ютились на пепелищах прежнего стольного града. Вряд ли в тогдашнем Киеве было более 2 тыс. жителей. Впрочем, после 1240 года исчезло киевское летописание, так что полтора века от разорения Киева Батыем и до конца XIV столетия историки почти ничего не знают об истории Поднепровья. Лишь по очень малочисленным косвенным источникам немногое становится известно. Как раннее Средневековье историки называли «Темными веками», учитывая скудость письменных свидетельств, так и «Темным» веком (точнее, примерно полтора века) можно считать историю Поднепровской украйны Руси между 1240 годом и концом XIV столетия.

Но даже при общей скудости источников мы можем констатировать страшную катастрофу этих земель в первые полтора века ордынского ига. Свидетельством громадных людских потерь русского населения служит исчезновение княжения в Переяславе. Также была упразднена Переяславская епархия (по причине резкого уменьшения паствы).

Вероятно, княжение исчезло и в Киеве. В 1241 году тогдашний киевский князь Михаил Всеволодович (который за год до этого сбежал из Киева в страхе перед Батыем), вернулся в город, но поселился не в разрушенном Киеве, а на одном из островов на Днепре. Михаил вскоре был казнен в Орде. Батый в 1243 году дал ярлык на великое княжение князю Ярославу Всеволодовичу, на основании которого Ярослав стал одновременно также и князем Киевским, хотя в Киеве он так и не был. В 1243–1246 годах Киевом (точнее, его развалинами) владел князь Михаил Черниговский. Александр Невский, получив в 1250 году от хана ярлык на Киев, не остался жить там и даже не оставил в Киеве наместника. Вероятно, управлять было некем. Князья Владимирские среди прочих титулов именовались также Киевскими князьями, но никто из них в городе не бывал. В начале XIV века в Киеве правили мелкие князья, не имеющие никакого влияния на дела Руси.

Вконец опустошенный Киев в 1299 году оставил и митрополит Максим, причем летописцы прямо писали, что духовный владыка уехал от безденежья. Митрополит не только сам уехал, но и увез с собой книги, ученых монахов, переписчиков, знатоков истории. Митрополиты всея Руси, живя во Владимире, а затем в Москве, по-прежнему именовали себя митрополитами Киевскими вплоть до 1461 года.

Киевская земля пережила страшную демографическую катастрофу. Вероятно, убыль населения на плодородных лесостепных открытых пространствах была более значительна, чем в Залесской (Великой) Руси. Спасаясь от татар, многие жители Поднепровья уходили на север, в лесные княжества. Население Киевской земли не только бежало, но и уносило с собой древнерусскую культуру. Недаром былины «киевского цикла» совершенно исчезли в самом Киеве, но были записаны исследователями уже в XIX веке в полосе от Москвы до Архангельска. Уходили не только простые люди. Так, в 1300 году на Москву из Киева ушел некий знатный боярин Родион Несторович, уведший с собой свой двор в количестве 1700 человек. Его сын – Иван Родионович по прозвищу Квашня – стал родоначальником известной фамилии Квашниных.

Многие города Среднего Поднепровья несколько веков представляли из себя заброшенные городища, лишенные населения. Так, Вышгород, северный форпост Киева, один из древнейших городов Руси, упомянутый еще в сочинении Константина Порфирородного в середине X века, после 1240 года вообще не существовал как населенный пункт вплоть до XVI века. Причем возродился в качестве бедной маленькой деревеньки. Овруч, некогда важный ремесленный город Киевской земли, имевший собственных князей, после татарского нашествия сохранился как деревня.

Но Киев все же сохранился как город. Слишком великое прошлое было у него, он оставался религиозным центром с многочисленными почитаемыми на Руси святынями, да и географическое положение не давало окончательно угаснуть городу. Постепенно, примерно в 1274 году, возродилась Киево-Печерская Лавра, был восстановлен Софийский собор, в котором в 1280-х годах уже вновь совершались службы и рукоположения духовенства. На поклон к киевским святыням стали вновь прибывать паломники со всей Руси. Вслед за возрождением религиозной жизни начал развиваться Киев и как хозяйственный, культурный и политический центр. Правда, число жителей в Киеве не превышало 3 тыс. человек, целые районы города (например, Гора, откуда, собственно, Киев и начинался) стояли ненаселенными. Некоторые территории древнего Киева – Копырев конец, Щекавица, Дорогожичи – вплоть до XVI века вовсе не имели жителей и использовались как сельхозугодий. Десятинная церковь, первая каменная церковь на Руси, построенная в 989–996 годах и рухнувшая во время взятия Батыем Киева, лежала в развалинах четыре века, вплоть до 1630-х годов.

Периодически Киев и окрестные земли опустошали эпидемии. Так, в 1352 и 1366 годах свирепствовал «мор» (чума). Деревянный город часто страдал от пожаров. Все это не способствовало росту населения. В таком состоянии Поднепровье попало под власть литовских князей.

В 1324 году после битвы на реке Ирпень литовский князь Гедемин разгромил некоего киевского князя Станислава (о котором, впрочем, более ничего не известно, и не случайно ряд историков даже предполагали, что никакого Станислава не было и он был придуман летописцами для описания победы Гедемина). После этой битвы литовские князья стали верховными сюзеренами Киевской земли. Впрочем, в Киеве по-прежнему сидели свои князья. Так, в 1331 году киевский князь Федор напал на новгородского епископа, проезжавшего через его владения, и взял с него «окуп». Несмотря на подчинение великому князю Литовскому, в Киеве находился ханский баскак, так что литовская власть еще не означала свержения ордынского ига. Князь Федор, вассал Гедемина, правил лишь городом Киевом и северной частью Киевской земли. Южная часть Киевщины – Поросье с замками Канев, Корсунь и Черкассы – оставалась подчиненной непосредственно ордынской администрации вплоть до середины 1390-х годов.

В 1362 году Федора изгнал из Киева великий князь Литовский Ольгерд. С вокняжением его сына Владимира начнется новая пора в истории Киева – литовская. В том же 1362 году Ольгерд одержал победу над татарами у реки Синие Воды (левый приток Южного Буга). Это означало конец ордынского владычества над киевскими землями.

Захватив Киев, Ольгерд оставил в нем править «Володимира, сына своего; и нача над сими владети, им же отци его дань даяху». Владимир был сыном Ольгерда от витебской княжны Марии и был крещен в православии. Таким образом, киевляне ничего не имели против русского православного князя, даже жмудина наполовину. С вокняжением Владимира Ольгердовича возродилось Киевское княжество.

Владимир Ольгердович правил больше 30 лет (1362–1395), при этом он не вмешивался в конфликты литовских князей, а действительно был полным хозяином киевской земли. Татары после битвы на Синих Водах и особенно после Куликовской битвы (в которой в составе русских войск сражались родные братья Владимира – Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский Ольгердовичи) не тревожили край своими набегами. Правда, осторожный Владимир предпочитал дипломатию военным подвигам. Он стал чеканить свою монету, на которой первоначально еще ставился ордынский знак – тамга.

Киевское княжество в XIV веке занимало довольно большую территорию. Оно значительно превзошло территорию Киевского княжества XII века, располагаясь на обоих берегах Днепра. Киевское княжество теперь занимало все земли прежнего Переяславского княжества, а также некоторых земель Черниговского княжества. В дальнейшем владения киевских князей пополнились южными степными пространствами, ранее находившимися под властью Орды.

Летописи называют в числе киевских «пригородков», признавших в 1324 году вслед за Киевом власть Гедемина, такие города, как Черкассы, Канев, Путивль, Снепород и Переяславль-Русский. «Список русских городов дальних и ближних», датированный 1396 годом в рубрике «А се Киевьскыи гроди», дает 71 наименование укрепленных населенных пунктов. Помимо самого Киева, к киевским городам относились Житомир, Вручий, Туров, Могилев, Брянск, Трубчевск, Курск, Чернигов, Новгород-Северский, Рыльск, Путивль, Корсунь, Переяслав. Из них 35 городов указаны по берегам рек Сулы, Пела и Ворсклы, вплоть до их верховьев[31]. Из этого следует, что к концу XIV века значительная часть днепровского левобережья уже была присоединена к Киевскому княжеству.

Одной из главных причин твердости власти Владимира и его потомков в Киеве было то, что князья Ольгердовичи выступали не в роли завоевателей, а как защитники местных законов и обычаев. Они гарантировали монопольное право местного боярства «держать» в ней волости и занимать административные должности («уряды»): «А волости Киевские Кияном держати, а иному никому. А городки Киевские в нашей воли: Кияном будем давати, кому ся будет годити. А Киянина, как и Литвина, во чти держати и во всех врядех ни в чом не понизити». Древнейшими также являются статьи, подтверждающие права феодалов Киевской земли на их земельную собственность и иммунитет: «В церковные люди, в князские и в панские и в боярский, и в земли и во вси приходы не вступатися, а без права нам людей не казнити, а ни губити, а именей не отнимати»[32].

В 1385 году Великое княжество Литовское и Польское королевство заключили унию (государственный союз). Одним из требований этой унии было крещение Литвы по католическому обряду. В следующем году литовские (жмудинские) язычники были крещены. Попытка же распространить католичество на православных натолкнулась на всеобщее неприятие русского населения. Впрочем, католический орден доминиканцев в 1387 году прибыл в Киев и начал пропаганду католицизма, которая, впрочем, целое столетие не имела никакого успеха. В 1412 году в Киеве появился католический епископ. Хотя в Киеве и всей киевской земле католиков было совсем немного и почти все они вовсе не были местными уроженцами, католическая церковь, понимая значение Киева для православия, упорно пыталась вести на Днепре свою деятельность. В Ватикане понимали, что без окатоличивания Киева невозможно распространение католицизма на Руси.

В 1395 году литовские князья Витовт и Скиргайло подошли с войсками к Киеву. Владимир уступил, получив в качестве отступного за Киев город Копыль на территории современной Белоруссии. Владимир вскоре бежал из Копыля в Москву. Но вообще его дальнейшая судьба неизвестна.

Впрочем, для киевлян ничего не изменилось, кроме персоны князя. Новым князем в Киеве стал Скиргайло, в православии Иоанн, сводный брат Владимира. Он также покровительствовал православию, твердо отстаивал интересы своей земли. Прославился Скригайло как храбрый военачальник, справедливый судья и умелый хозяин. Не случайно летописцы называли его «добрым князем».

В 1395 году Скиргайло совершил удачную военную операцию против Золотой Орды. Вероятно, результатом этого похода и стало возвращение в пределы Киевской земли Поросья и степных территорий. Во второй половине XIV века Золотая Орда переживала кризис. Эпидемия чумы выкосила до половины населения Орды, перманентная гражданская война и чехарда на троне (когда за 20 лет сменилось 25 ханов, причем воцарение каждого сопровождалось резней), громадные людские потери в битвах при Синих Водах, на реке Воже, на Куликовом поле – все это невероятно ослабило ордынцев. В 1395 году сильнейший удар по Золотой Орде нанес Тамерлан, разрушивший почти все ордынские города, но при этом вскоре ушедший обратно в Среднюю Азию. Вероятно, кризисом Орды и воспользовался Скиргайло, покончивший с формальным подчинением хану и вернувший Киеву ряд земель в степях внизу по течению Днепра.

С конца XIV столетия и весь XV век Поднепровье переживало хозяйственный и демографический подъем, несмотря на периодические набеги крымских татар. Население значительно увеличилось. Вновь стала возвращаться жизнь в разрушенные ранее татарами города. Так, на месте основанного еще Ярославом Мудрым города Юрьев возник новый город Белая Церковь. Возродился город Богуслав.

Но при этом Киевскую землю заселяли уже не только и не столько потомки полян. Вообще, вопрос о характере населения украинных земель Руси в Поднепровья является весьма сложным в науке. Если ранее, в эпоху Киевской Руси, жители Киева разговаривали на языке, практически одинаковом с языком Великого Новгорода и Суздальской земли, то в литовскую эпоху в местных говорах возникают специфические особенности, большое количество заимствований из тюркских языков, из латыни, польского и чешского языков. Быт и культура украинных жителей также начинают отличаться от быта и культуры Великой Руси. Не случайно в XIX веке многие историки, например, М. П. Погодин, считали, что значительная часть исконных жителей Киевской и Переяславской Руси ушла на север, а опустевшие земли веком спустя были заселены выходцами с Карпатских и западнорусских земель. Против этого выступил известный историк и фольклорист М. А. Максимович в статье «О мнимом запустении Украины в нашествие Батыево и населении ее новопришлым народом»[33]. В сущности, правы были оба автора. Немалая часть уцелевшего населения ушла с Киевщины в леса Залесской Руси. Но полностью оседлый народ переселиться на новое место не может. Так что в Среднем Поднепровье продолжала теплиться русская православная жизнь. Как только ордынское иго ослабло, а затем исчезло, население днепровской украйны стало быстро расти как за счет повышенного естественного прироста, так и за счет переселенцев с различных русских земель, потянувшихся в эти благодатные места.

И действительно, в XIV и XV веках в захваченной Польшей Галицкой Руси и землях Волыни и Белой Руси, находящихся под властью литовских князей, шло резкое усиление крепостнического гнета и католической агрессии. Началось бегство с запада и с северо-запада на вольное и уже относительно спокойное Приднепровье под твердой властью православных князей. За отдельными беглецами и семьями, создавшими там поселения, потянулись магнаты, получившие от короля грамоты на земли и старавшиеся их заселить новыми переселенцами, привлекая их обещаниями разных льгот и привилегий.

Одновременно, также с конца XIV столетия, начали переселяться и выходцы из разваливающейся Золотой Орды. Так, потомки Мамая стали князьями Глинскими. Переселились в Киевскую землю и сыновья злейшего врага Мамая хана Тохтамыша. Город Бердичев получил свое название от поселившегося здесь на правах вассала киевского князя ордынского царевича Бердича (по другой версии, как упоминалось, от берендеев, которые также проживали в этих местах еще в эпоху Киевской Руси). По данным конца XV века, среди служилых людей почти треть носила татарские имена, такие как Бай-Буза, Батура, Берендей, Булгак, Кайдаш, Калантай, Кучук, Шаула, Шемет и т. п. Вполне возможно, что многие из степных воинов чисто славянского происхождения имели прозвища и клички на татарский манер. И все же большинство обладателей татарских имен были татарами. Другое дело, что воины из числа бывших степняков получали земли на тех же условиях, что и русское боярство. Потомки татар принимали православие и очень быстро вливались в ряды местной русской аристократии. При этом, кроме ордынской знати, в Киевскую землю переселялись и простые татарские воины с семьями. Вокруг города Черкассы, под Овручем, Чернобылем, в юго-западной части современной Житомирской области существовали татарские селения, ославянившиеся через несколько поколений.

В XV веке в Киеве вновь появляются евреи. Многие из них занимались сбором податей в интересах казны, что вызывало всеобщее недовольство киевлян. В 1495 году евреи были официально изгнаны из всего Великого княжества Литовского. Правда, в основном это распоряжение княжеской власти осталось на бумаге, а уже в 1503 году указ об изгнании был отменен.

В результате к началу XVI столетия Приднепровье из полупустынной области с редкими и малочисленными городами превратилось в богатый, густо населенный край.

В 1397 году Скиргайло умер, вероятно, от яда. Похоронен был Иоанн Скиргайло в Киево-Печерской лавре. Одной из причин вероятного отравления Скиргайло были откровенные опасения Витовта, что сильное и процветающее Киевское княжество сможет отделиться от Литвы.

Витовт попытался править Киевом самостоятельно. В 1399 году Киев стал местом сбора огромной рати, которую Витовт собрал со всего Великого княжества Литовского, с участием также польских и немецких рыцарей. Князь Витовт обещал свергнутому ордынскому хану Тохтамышу вернуть власть, а в обмен Тохтамыш должен был помочь Витовту покорить Московское княжество. По словам летописца, Витовт договорился с Тохтамышем так: «азъ тя посажу на царстве, а ты меня посади на великом княжении Московском и на всей Русской земли». Но Витовт переоценил степень упадка Орды. В битве на реке Ворскле в августе 1399 года войска хана Тимур-Кутлука, который тогда правил в Золотой Орде, разгромили совместные силы Витовта и Тохтамыша. В этой битве погибли Андрей Ольгердович Полоцкий, Дмитрий Ольгердович Брянский и Дмитрий Боброк Волынский. Все они были героями Куликовской битвы 1380 года. Татары преследовали противников и разорили Киевскую землю. Хан Тимур-Кутлук «пришедъ самъ сталь подъ градомъ подъ Кіевомь» и взял город в осаду. Киев заплатил откуп в 3 тыс. рублей, но татары все же разорили город.

Поражение Витовта отразилось на Киевской земле тем, что она вновь стала подвергаться татарским набегам. Особенно крупный набег был в 1416 году, когда правитель Золотой Орды Едигей захватил и разграбил город, а также сжег Печерский монастырь. Как сообщает Густинская летопись, «оттоле Киев погуби красоту свою и даже доселе уже не може быти таков». В 1431 году татары вновь опустошили пределы Великого княжества Литовского, разгромили княжеское войско возле Мценска, взяв в плен княжеского наместника Григория Протасьева.

Князей в Киеве некоторое время не было, от имени великого князя Литовского городом и Киевским княжеством управляли наместники. Впрочем, Киев был далеко от Вильны (столицы Великого княжества Литовского), оборона от татар делала местных бояр весьма самостоятельными фигурами, так что наместники во всем следовали интересам Киева.

В 1443 году, после ряда усобиц в Литве, благодаря поддержке православных бояр Киевское княжество, номинально зависимое от Великого княжества Литовского, было восстановлено. Князем стал Александр (более известный по прозвищу Олелько) Владимирович, сын прежнего киевского князя Владимира Ольгердовича. Он был женат на дочери московского князя Василия Дмитриевича и Софьи Витовтовны Анастасии, сестре Василия II Темного. В целом князь Олелько дружил с Москвой, всецело поддерживал православие. В середине и второй половине XV века в Великом княжестве Литовском резко усилилось господство католической знати. Если князь Витовт, считаясь католиком, был поразительно веротерпимым для Средневековья правителем, то его преемники все больше и больше внедряли католицизм, дискриминируя православных. Видя упорство в защите отеческой веры у русского населения, литовские князья стали навязывать унию с католицизмом, которая была провозглашена на Флорентийском соборе в 1439 году. Впрочем, в 1441 году митрополит Исидор, поставивший свою подпись под договором об унии, возвращаясь с Флорентийского собора, заехал в Киев с целью провозгласить здесь унию, то киевляне, увидев его «в кардинальской одежде, оттуда изгнаша его».

Олелько скончался в 1455 году, приняв перед смертью монашество. Киев унаследовал его старший сын Симеон, младший сын Михаил получил в вотчину Копыль и Слуцк. От него пошли князья Слуцкие, игравшие позднее важную роль в жизни Западной Руси. Симеон Олелькович, хотя и считался вассалом великого князя Литовского, управлял своими землями самостоятельно. Он также поддерживал православие, храбро сражался с крымскими татарами, которые вновь стали совершать набеги на Поднепровье.

Правда, защищать православие в условиях господства при виленском великняжеском дворе католиков стало затруднительно. В 1458 году Киев был объявлен столицей особой православной Киевской митрополии. Это было сделано в противовес московскому митрополиту, который отказался признавать церковную унию с Ватиканом 1439 года. Согласно папской булле, власть киевского митрополита распространялась на «Нижнюю Русь» (епархии Малой и Белой Руси). Зато «Верхняя Русь» была объявлена «землей схизматиков» (то есть раскольников, хотя, строго говоря, это папство раскололо единую Церковь). Не подчинившегося папству московского митрополита Иону объявили «сыном зла»!

В 1455 году последовал запрет литовских властей строить, ремонтировать и отстраивать православные церкви. Впрочем, при князьях Олельковичах этот запрет игнорировался.

Симеон Олелькович умер в 1470 году. После его смерти великий князь Литовский Казимир, ревностный католик, опасаясь независимых православных князей, упразднил Киевское княжество, превратив его в воеводство. Управлять Киевской землей Казимир отправил католика Мартина Гаштольда. Киевляне не приняли воеводу, и Гаштольду пришлось брать город с помощью военной силы.

Православные пытались бороться. Русские князья Михаил Олелькович, Иван Юрьевич Голынанский и Федор Иванович Бельский составили заговор, надеясь свергнуть католика Казимира. Возвести на престол заговорщики планировали Михаила Олельковича. Заговор был раскрыт, Михаил Олелькович и Иван Голынанский были в 1482 году казнены, Федор Бельский сумел бежать в Москву.

Новым защитником православия стал князь Михаил Львович Глинский. Прямой потомок Мамая, проведший всю молодость в ренессансной Европе, Глинский, пользуясь своими связями, успешно противодействовал католикам. Те обвиняли Глинского в симпатиях к Москве. В этих условиях Глинский поднял восстание за русское единство и веру православную. Киев восторженно принял его брата, Василия Глинского. Однако в силу многих военных превратностей Глинский потерпел поражение и бежал в Москву. Там его племянница Елена Васильевна вышла замуж за великого князя Московского Василия III и стала матерью Ивана Грозного.

И все же православные проиграли. Началась эпоха католического натиска, ополячивания и борьбы за русский характер Днепровской украйны.

Ликвидация Киевского княжества ослабило оборону края. Уже в 1482 году крымские татары опустошили и разграбили Киев, сожгли многие соборы и монастыри. Киевский воевода Иван Ходкевич попал к татарам в плен. Новые крупные вторжения крымцев проходили в 1489, 1497, 1499, 1500 и 1503 годах. Всякие мелкие набеги с участием нескольких сотен, а то и десятков, человек проходили ежегодно.

Правда, дальнейшее развитие Киевской земли это не остановило. Киев в 1490-х годах получил самоуправление на основании Магдебургского права. Руководство городом осуществлялось двумя коллегиями – лавой, которую возглавлял войт, и радой, члены которой по очереди выполняли функции бурмистра. Со временем городская власть получила название «магистрат».

Первая половина XVI века Киевская земля продолжала развиваться. Но это не было мирным периодом. Крымское ханство, «хозяйственной специализацией» которого был захват рабов, практически ежегодно совершало набеги вглубь всех русских земель. При этом Поднепровью, слишком близко находившемуся на пути набегов, доставалось особенно сильно. Татарские кочевья начинались уже вскоре за Каневом. Укрепленная линия состояла из нескольких крепостей – Канев, Черкассы, Звенигород (ныне – Звенигородка в Черкасской области), Винница, Брацлав и др. Местное русское население, сильно, впрочем, разбавленное выходцами из степи, было поголовно вооружено и ничуть не хуже татар стремилось делать набеги. За этим воинственным населением утвердилось название «казаки». Напомним, что само тюркское слово «казак» означает человека, оторвавшегося от своего племени. Именно так татары стали называть и тех «сходцев» из Малой Руси, которые стали проникать в степи. Первоначально казаками называли различных изгоев из татарских ханств, превратившихся в шайки разбойников. Так, в 1474 году «казаки» татарского «царевича» Касима грабили купцов, ехавших из Крыма. Но уже в 1492 году упоминаются казаки-христиане из числа «киян» (киевлян) и черкасов (жителей Черкасс), грабивших турецкий корабль в устье Днепра. В 1499 году в указе великого князя Литовского упоминаются казаки на Днепре. В 1503 году становится известно об особой казачьей воинской части в Черкассах[34].

Постепенно понятие «казак» стало означать вольного человек, ведущего особый казачий образ жизни, но при этом русского и православного. Впрочем, очень долгое время казачество было занятием, а не социальным положением. Легко заметить, что славяне в степях, живущие промыслами и разбоем, были известны и в домонгольской Руси под именем бродников. Так что в значительной степени казачество исторически было старым явлением – новым же было только тюркское название.

На защите родной земли казаки покрыли себя неувядаемой славой. В 1508 году некий киевский служилый человек Симеон Полозович («Полоз русак, славный казак») разгромил крупный отряд татар. Прославился подвигами среди казаков и польский аристократ Предслав Лянцкоронский, староста городка Хмельник. В 1516 году во главе казаков он ходил на Акерман (Белгород), сражаясь с турками, отбивая у них невольников. В 1523 году казаки напали на турецкую крепость Очаков, которую сожгли, а в 1528 году вновь взяли и разрушили Очаков.

Среди казаков выделялись командиры, чьи имена и подвиги стали темой народных песен. Так, черкасский староста в 1514–1535 годах Остафий (Остап) Дашкович многократно одерживал победы над татарами. Впрочем, он не брезговал грабить и своих земляков, ходил вместе с крымцами в набеги на Москву.

С самого начала в рядах казаков были уроженцы многих земель. Помимо «своих» крещеных татар, среди казаков были уроженцы Балканского полуострова. Были поляки (скорее, принявшие католичество малороссы). На протяжении двух десятилетий (1540–1561) бился с татарами в качестве казачьего командира немец из Силезии Бернард Претвич.

Самым же знаменитым казачьим атаманом XVI века был Дмитрий Вишневецкий, известный в народных песнях как Байда (по-татарски «беззаботный»). Выходец из семьи православных магнатов Волыни, Вишневецкий прославился подвигами в битвах с татарами и турками. Командуя казаками, он совершил походы на турецкие крепости на Черноморском побережье. В 1555 году на острове Малая Хортица он основал укрепленный лагерь, который считается началом Запорожской Сечи. Со своими казаками Вишневецкий поступил на службу к русскому царю Ивану Грозному. Вместе с московскими воеводами Вишневецкий участвовал в двух походах в Крым. За ратную службу царь пожаловал Вишневецкому город Белёв. Таким образом, Вишневецкий стал служилым князем Московского царства. Город Белёв находился на Веховской украйне (окраинных территорий Московского царства в верховьях Оки) на Тульской засечной черте. Здесь, на степном рубеже, Вишневецкий занимался своим прежним делом – защищал русскую землю от кочевников. Интересно, что еще в 1620-х годах в Белёве существовала Вишневецкая слобода, в которой жили потомки казаков, приведенных князем Дмитрием. В дальнейшем Вишневецкий был направлен на Северный Кавказ. Впрочем, присущий Вишневецкому дух авантюризма привел его к возвращению в Литву. В 1563 году Вишневецкий с казаками совершил поход в Молдавию, но потерпел поражение от турок, попал к ним в плен и был ими замучен.

В народных преданиях Байда стал первым гетманом. Напомним, что гетманом (от немецкого Hauptmann – начальник, командир) в Речи Посполитой и ряде других государств назывался командующий вооруженными силами, подчинявшийся непосредственно королю. Когда гетманами стали называть себя казачьи атаманы, то уже этим они демонстрировали свою самостоятельность от польских властей.

В целом к концу XVI века казачество стало мощной и довольно организованной силой. Татарские набеги отбивались успешно; более того, теперь сами казаки ходили в набеги в Крым и османские владения.

Долгое соседство с восточными народами степи, тем более что многие степняки оседали на украинных землях Малой Руси, привели к очень сильной культурной ориентализации (овосточниванию) малороссов, особенно казаков. Широкие шаровары турецкого типа, баранья шапка, широкие пояса – все эти особенности народного костюма жителя Поднепровья представляли собой заимствования из одежды восточных народов степи и турок. Запорожская прическа также имеет восточное происхождение. Еще древние булгары брили свои головы, оставляя оселедец. Запорожцы бороду и голову брили, оставляя прядь волос в виде косы, которую закручивали за левое ухо три-четыре раза. Все это было характерным и для тюркских народов древности. Кстати, повлияли на народный костюм и многие элементы польской одежды. Но необходимо учитывать, что в самой Польше в то время господствовала теория «сарматизма» о якобы неславянском происхождении шляхты – по праву завоевателей правящих простым славянским быдлом. «Сарматский» костюм также имел много восточных (преимущественно турецких) элементов. В этом смысле жупан, кунтуш, чамарка, которые носили шляхтичи, со временем стали частью и подражавшим шляхте одеяниям запорожской старшины.

В язык населения Поднепровья вошло большое количество (до 4 тыс.) слов из тюркских языков. Были также заимствования из польского языка и латыни.

Тем временем ситуация на украинных землях Малой Руси вновь изменилась.

В 1569 году на сейме в городе Люблине была заключена уния, объединившая Польшу и Литовское великое княжество в единое государство – Речь Посполитую. Строго говоря, Литва сохранила в этом едином государстве определенную автономию. Гораздо более важным для Малой Руси стало то обстоятельство, что четыре воеводства – Киевское, Волынское, Брацлавское и Подольское – отошли непосредственно к Польше. Эти земли иногда назывались Украиной (заметим, и по-польски, и по-русски звучит одинаково). Юго-восточные воеводства для Польши также были окраинной территорией, как и для жителей Московского царства.

Результаты присоединения к Польше были парадоксальными. Начался бурный хозяйственный и демографический подъем, продолжавшийся свыше полувека. Возникли тысячи деревень, слобод, хуторов. Появилось до 300 новых городов (другое дело, что в большинстве своем это были небольшие поселения, имевшие менее 100 дворов). При этом большинство из этих «новых» городов существовали со времен древних полян. Другое дело, что теперь эти поселения окружались стенами и получали определенное самоуправление. Некоторые из новых населенных пунктов ставились на старых городищах селений домонгольской Руси. Так, князьями Вишневецкими был отстроен Корсунь, также Вишневецкие восстановили сожженный еще в 1239 году город Лубны. На месте сожженного татарами древнерусского городка возник город Чигирин (название образовалось от татарского собственного имени Чигир), игравший важную роль в истории

Приднепровских земель в XVI–XVII веках. На месте древнего городища в 1575 году возник город Батурин (носивший имя короля Стефана Батория).

Наконец, появились и действительно новые города. В 1571 году был построен Кременчуг, в 1616 году – Умань, в 1633 году – Смела. Также в эту эпоху возникли Миргород, Кобеляки, Зеньков, Гадяч, Оржица и ряд других известных городков Малороссии.

Быстро росло население и большинства «старых» городов. Киев вновь пережил короткий расцвет. По переписи 1571 года в Киеве насчитывалось уже 40 тыс. домов. При этом Киев оставался разделенным на три исторические части: Верхний город, Подол и Печерск. Были восстановлены многие церкви и монастыри, разрушенные еще при монголо-татарском нашествии. Выдающуюся роль в культурном подъеме Киева в первой половине XVII века сыграл киевский митрополит Петр Могила. Именно он был инициатором восстановления Софийского и Успенского соборов, церкви Спаса на Берестове – древнейших памятников Киева. Именно им было основано первое в городе высшее учебное заведение – Киево-Могилянская академия.

Если в эпоху Ярослава Мудрого Киев строился по плану, то теперь в городе преобладала совершенно хаотическая застройка, как и в большинстве городов Европы. Подавляющее большинство киевлян были русинами. Об этом свидетельствуют упорно сохраняющиеся ими русские обычаи. Как писал побывавший здесь в 1584 году львовский купец Груневег, каждый двор имеет сад, огород и строения для скота. Особенно уроженца европеизированного Львова поразило то, что в домах киевлян были собственные бани. «Они топят в них почти каждый день наподобие московитов, которые постоянно купаются», – отмечал он[35]. Большинство киевских улиц не имели названий, в ратушных книгах нередко просто указывались только имена владельцев домов. Из-за частых пожаров топография Киева активно менялась, что объясняет неупорядоченность застройки и отсутствие названий улиц.

Общая численность населения Поднепровья составляла к середине XVII века 550 тыс. человек. Примерно столько же проживало в Брацлавском воеводстве, занимавшем часть земель прежнего Киевского княжества (ныне – основная часть Винницкой области).

В чем же причина такого подъема? Сказалось ослабление татарской опасности, вызванной деятельностью окончательно сложившегося к этому времени казачества. Кроме того, польские власти также больше внимания уделяли защите украинных земель, чем Великое княжества Литовское. Разумеется, опасность не исчезла. Эрих Ласота, представитель Австрийской империи, проезжая в 1594 году в Запорожье, отмечал, что «каждый из крестьян, отправляясь в поле, нес на плечах своих ружье и прицеплял сбоку саблю или тесак»[36]. Впрочем, на степной границе быт и ранее был сильно военизирован. Теперь хоть стало больше покоя и можно было заняться своим хозяйством. Стабильность на границе вызвала и демографический взрыв общества, которое отличалось высокой рождаемостью.

Но наряду с высоким естественным приростом весьма существенную роль в быстром росте населения стала играть миграция на берега Днепра из других регионов Малой и Белой Руси. При этом осуществлялись сразу две колонизации: народная и шляхетская. Множество крестьян двинулись на плодородные и, как им казалось, «ничейные» земли. Размах добровольных (и часто незаконных) переселений из Галичины и Волыни действительно был высок. Согласно данным судебных книг, учитывавших беглых крепостных, в первой половине XVII века жители покинули 2000 сел Галицкого и Холмского воеводства, уйдя на восток. По документам Каменец-Подольского суда 1603–1624 годов зафиксирован побег 9502 семей с Русского (Галицкого), Подольского, Волынского и Белзского воеводств. Гораздо больше переселенцев оказались неучтенными. Хотя не все переселенцы ушли на Киевщину, многие двигались дальше на восток, в пределы Московского царства, в Слободскую Украину, но все же большинство из них осели в Поднепровье.

Одновременно проходила колонизация приднепровских земель польскими магнатами и шляхтой. Законом 1590 года территория к югу и юго-востоку от Белой Церкви (то есть большая часть Украины) была объявлена «пустыней». Королю было предоставлено право раздавать эти земли польским магнатам и шляхте, причем местные крестьяне попадали в крепостную зависимость от польских феодалов. Захват земель проходил в условиях ожесточенной борьбы из-за нее между самими феодалами. Паны и шляхтичи совершали «наезды» на имения друг друга, грабили и жгли деревни своих соседей, от чего в первую очередь страдали крестьяне. Магнаты объявляли крепостными жителей якобы «пустынных» мест (хотя крестьяне могли жить здесь веками на протяжении многих поколений). Таким образом, когда речь шла о строительстве польскими магнатами городов, сел и поместий, надо учитывать, что большинство этих населенных пунктов и ранее существовали. Тем не менее определенная организованная колонизация все же проходила. Плотность населения в Поднепровье была небольшой, и магнаты и шляхта переселяли на новые земли, в свои новые владения крепостных с Волыни и Галичины. В свое время польский историк Карл Шайноха даже заявлял, что Украина – добыча польского плуга (Zdobycze pluga polskiego). Но плуг-то был русским, хотя сам пахарь часто являлся собственностью польского помещика.

Кроме крестьян, на берега Днепра потянулись и мещане. Короли давали определенные льготы жителям новопостроенных городов. Так, «яко люди украинные» были полностью освобождены от уплаты торговой пошлины на всей Речи Посполитой купцы Канева, Черкасс, Переяслава, Брацлава, Белой Церкви[37].

Одной из причин хозяйственного подъема украинных земель на Днепре была особая ситуация в Европе. Переживавшая подъем мануфактурной промышленности, Западная Европа нуждалась в сельскохозяйственной продукции, особенно хлеба, а также леса, смол, кожи, льна. В результате страны Восточной Европы, в том числе Польша, стали активно развивать фольварки. Так называлось крупное помещичье хозяйство, производящее продукцию на рынок. В сущности, фольварк во многом напоминал плантационное хозяйство в колониях, поставляя сырье для метрополии. При этом восточноевропейские страны также стали нуждаться в большом количестве рабочей силы. Результатом явилось «вторичное закрепощение» крестьян в Восточной Европе. Но восточноевропейское крестьянство оказывается в новых условиях не просто возвращенным в своем социальном статусе в Средневековье. Если ранее, в самом глубоком феодализме при господстве натурального хозяйства взаимоотношения между господином и крепостным регулировались вековыми обычаями, то теперь барину требовалось все более и более произвести и продать, при этом помещики жаждали все больше и больше потреблять. Все это придало особо жесткие черты эксплуатации крестьян и особую ожесточенность социальной борьбы. В Малой Руси, особенно на Днепровской украйне, где почвы были особенно плодородными, эксплуатация крестьян приняла наиболее свирепый характер. Но при этом в краю, где все население было вооружено, сопротивление было более упорным. Навязывание крепостничества вызвало целую полосу казацких восстаний, почти непрерывно продолжавшихся на протяжении 40 лет. В основном поляки торжествовали. Часть казаков ушла в пределы Московского царства, большая часть сосредоточилась за Днепровскими порогами, где возникла легендарная Запорожская Сечь. В целом к середине XVII века казачество окончательно стало и образом жизни, и особым социальным статусом, и даже понятием географическим, тесно связанным с Сечью. Хотя «показачиться» мог каждый, но все же возникла ощутимая разница между казаком и крестьянином. При этом внутри казачества все более ярко выступали противоречия между казачьей голытьбой – «сиромахой» – и старшиной, стремящейся получить права шляхты. В дальнейшем не случайно старшина будет раз за разом предавать русское дело, а народные массы всегда будут за Москву, единую православную Русь.

Королевские власти колебались между идеей уничтожения казачества как класса с превращением казаков в крепостных и стремлением использовать ратные способности казачества в своих интересах. В 1570-х годах было создано так называемое Реестровое казачье войско. Название происходит от особого списка, в который были внесены имена казаков на королевской службе. Реестровые казаки получили особый сословный статус, что ставило их положение шляхты. Во главе реестровцев стоял особый гетман. Польские власти должны были сквозь пальцы смотреть на православную религию казаков. Впрочем, реестровых казаков было немного, королевская казна была пуста, и жалованье казакам выплачивалось нерегулярно. Магнаты и шляхта смотрели на реестровых казаков как на потенциальных мятежников. Таким образом, создание реестрового казачества сыграло роль в определенном расколе между казаками, внесенными в реестр, и основной массой казачества.

Еще больше запутали ситуацию и изменения в этническом развитии Поднепровья. Помимо появления большого числа поляков, которые чувствовали себя полными хозяевами страны, изменилась и социальная роль старых знакомых киевлянам евреев. Из евреев состояла большая часть городского населения, занимавшаяся ростовщичеством, торговлей, содержанием кабаков. Кроме того, учитывая презрение благородных панов к работе, евреи в основном были управляющими шляхетских имений, нещадно эксплуатировавшие православное крестьянское «быдло». Не случайно возникла поговорка: «Нет пана без Абрама». Сплоченные и организованные евреи достаточно быстро вытеснили русское население почти из всех видов городской деятельности и экономически подчинили себе деревню, став арендаторами или управляющими большинства панских имений. На селе именно евреи были сборщиками налогов, арендовали корчмы и мельницы. Не случайно автор еврейской хроники времен Хмельниччины Натан Ганновер вспоминал слова Богдана Хмельницкого накануне восстания: «Мало того, что нас поработили паны, ведь даже племя, наиболее униженное среди всех народов, владычествует над нами»[38].

Поскольку религия запрещала верующим иудеям возделывать «землю изгнания», то понятно, что евреи в Малой и Белой Руси сельским трудом не занимались. Не случайно евреи в основном жили в городах или местечках – сельских населенных пунктах, жители которых, однако, не пашут землю. На государственную службу иудеев также не принимали, поскольку они не могли принести присягу верности христианскому государю. Зато христианство осуждает ростовщичество, которое, напротив, очень уважаемое занятие у иудеев. Понятно, что именно ростовщичество, шинкарство, торговля стали еврейскими занятиями в крае.

Государственная несостоятельность Литвы и Польши во многом была вызвана именно тем, что в этих странах, включая западнорусские земли, евреи фактически задушили зарождавшиеся городские средние слои. Задолжавшее и заложившееся еврейским кредиторам благородное шляхетство всю свою энергию тратило на дальнейшее ограбление своих крепостных, разоряя их и тем самым свою страну.

Наконец, для жителей Украины в те времена самым важным из всех вопросов был вопрос религиозный. Господствующий класс все больше становился католическим. Если паны издевались лишь телами зависимых от них русских, то католическая церковь пыталась вытравить из народа Западной Руси его русскую душу. Каких только ухищрений не придумывали в Ватикане с целью окатоличивания русских! Только католик мог занимать даже самые незначительные административные должности, получать образование в университетах и коллегиумах Речи Посполитой. Существовало множество оскорбительных для православных запретов и ограничений, одно перечисление которых займет много места. Впрочем, все то же самое, лишь с поправкой на технологические достижения XXI века, существует в отношении русских в новоявленных постсоветских «государствах». Но особым успехом в обращении католики похвастаться не могли. Сами католические священники не пользовались ни малейшим авторитетом. Папский посланник в Киеве Козимо де Торрес в отчете 1622 года жаловался, что русины «завидев латинского ксендза, плюют на землю от ужаса и отвращения»[39]. Даже орден иезуитов не мог действовать в Киеве из-за сопротивления православных и своей резиденцией сделал город Фастов.

Видя, что просвещенные и имущие слои в Малой и Белой Руси почти полностью стали ревностными католиками, а простой народ упорно держится за православную веру отцов, Ватикан и его знаменитый Орден Иезуитов решили окатоличить православных не мытьем, так катаньем. С этой целью была создана существующая и поныне на Западной Украине так называемая греко-римская, или же униатская, церковь, сохранившая большинство православных обрядов, но подчинившаяся римскому папе. Церковная уния была провозглашена иерархами-вероотступни-ками на церковном соборе в Брест-Литовске в 1596 году. Среди этих предателей был и киевский митрополит Михаил Рогоза. Но вскоре униатские пастыри остались без паствы. Большинство русского населения Малой и Белой Руси отказалось признавать унию. Среди них были лишь несколько иерархов и один из магнатов – православный князь Константин Острожский.

Киев стал центром сопротивления униатству. Киево-Печерская лавра отказалась подчиняться униатскому митрополиту и даже сумела добиться своей самостоятельности на польском сейме. Архимандрит Елисей Плетенецкий, уроженец Галичины, организовал в Лавре типографию и братскую школу. С помощью казаков Плетенецкий в 1613 году отбил имения Лавры, ранее конфискованные униатами. В Киев был направлен униатской верхушкой управлять церковными делами Антоний Грекович, который в начале 1618 года пытался захватить Михайловский Златоверхий монастырь. Но казаки просто утопили Грековича в Днепре, с грубым юмором заявив, что «под лед подсадили воды попить». Позднее казаки убили униатского сборщика податей Оклинского, униатского священника Юзефовича и др.

В 1620 году благодаря казакам и православным братствам иерусалимский патриарх восстановил православную иерархию, назначив митрополитом Киевским Иова Борецкого, который ранее был руководителем православной братской школы. Кстати, Борецкий был уроженцем Галичины. Постепенно почти все униатские приходы и церкви начали возвращаться к православию. В 1633 году польское правительство вынуждено было признать православие. Униатство не исчезло, при этом за пределами Киевщины в условиях сильных позиций латинского католического духовенства многие православные предпочитали формально признать унию, сохранив православную обрядность.

Выдающуюся роль в возрождении православия во всей Западной Руси сыграл митрополит Петр Могила, занимавший свой пост в 1632–1647 годах). Выходец из семьи молдавских князей, новый митрополит благодаря своей энергии и организаторским способностям вернул православной церкви прежнее видное место. Понимая значение науки, Могила превратил возникшую ранее Киевскую братскую школу в Академию – высшее учебное заведение университетского типа. В 1643 году митрополит Петр Могила напечатал текст молебна с поминанием небесных заступников – «в Малой Руси просиявших». Таким образом, католический и униатский натиск был отбит. Это, впрочем, не обещало спокойствия в будущем. Взаимоотношения между православным русинским большинством и католическо-униатским господствующим меньшинством обострялись все больше.

Весь этот клубок противоречий рано или поздно должен был закончиться взрывом.

Грандиозное народное движение, связанное с именем Богдана Хмельницкого, или Хмельниччина, стало по существу настоящей революцией, одной из самых грандиозных в XVII столетии. Это была и социальная революция против крепостничества и помещичьего произвола. Одновременно это было и национально-освободительное движение против иноземного господства. Это было также и религиозное движение в защиту угнетаемого православия. Хмельниччина была и движением казачьей старшины за присвоение прав и привилегий наподобие шляхетских. Наконец, восстанием Хмельницкого в своих интересах пользовались и все соседи Речи Посполитой – и Русское царство, и Швеция, и Османская империя. Названные обстоятельств и привели к крайней запутанности и противоречивости самого движения. Результатом было страшное разорение и запустение Малороссии, ее разделение по Днепру. Но вместе с тем нельзя не признать, что на полтора века на левом берегу Днепра исчезло крепостное право и сложилась достаточно демократическая система управления. В этом смысле революция Хмельницкого могла считаться первой в истории революцией, которая закончилась победой социальных низов. Через полтора века по просьбам украинской старшины, потомков казачьих атаманов, крепостное право вновь было введено в Гетманской Украине (и заодно в Слобожанщино). Примерно так же советские партократы организовали «перестройку» и приватизировали то, что было создано в советский период русской истории.

До восстания Хмельницкого в 1648 году Поднепровье неоднократно становилось ареной народных восстаний. Восстание Косинского в 1591–1593 годах, Наливайко в 1594–1596 годах, Жмайло в 1625 году, Федоровича в 1630 году, Павлюка, Гуни и Остряницы в 1637–1638 годах – все это были свидетельства надвигающейся бури. И вот полыхнуло.

Не будем пересказывать историю кровавых событий 1648– 67 годов. Обратим внимание на этнические изменения в ходе революции. Как поляки, так и казаки совершали многочисленные зверства. Ополяченный магнат Иеремия Вишневецкий («князь Ярема» в народных песнях и сказаниях), внук казачьего командира Байды, с патологической жестокостью подавлял восстания своих холопов. Так, в местечке Погребище Вишневецкий приказал убить всех жителей поголовно. С невероятной жестокостью подавлял Вишневецкий восстание в Немирове. Немилосердно казаки расправлялись и с католиками. Так, при взятии Киева, как писал историк С. М. Соловьев, «на улицах началась потеха: начали разбивать католические монастыри, до остатка выграбили все, что еще оставалось, и монахов и ксендзов волочили по улицам, за шляхтою гонялись, как за зайцами, с торжеством великим и смехом хватали их и побивали. Набравши на челны 113 человек ксендзов, шляхтичей и шляхтянок с детьми, побросали в воду, запретивши под смертною казнию, чтоб ни один мещанин не смел укрывать шляхту в своем доме, и вот испуганные мещане погнали несчастных из домов своих на верную смерть; тела убитых оставались собакам. Ворвались и в склепы, где хоронили мертвых, трупы выбросили собакам, а которые еще были целы, те поставили по углам, подперши палками и вложили книжки в руки. Три дня гуляли казаки и отправили на тот свет 300 душ: спаслись только те шляхтичи, которые успели скрыться в православных монастырях»[40].

Доставалось и евреям. Расправлялись не только с ростовщиками и управляющими панскими имениями, но и с простыми местечковыми сапожниками и портными. Прекратили существование свыше 300 еврейских общин. Тогдашние еврейские хронисты сообщали огромные цифры убитых евреев, называя цифры в 300 тыс. человек. В XX веке еврейские историки, ознакомившись с широким корпусом доступных источников, определили более точно количество еврейских жертв Хмельниччины. Так, по оценке Б. Вейнриба, на всей территории Речи Посполитой, охваченной восстаниями и войнами, в 1648–1667 годах погибло, а также умерло от эпидемий и голода 40–50 тыс. евреев, что составляло 20–25 % еврейского населения страны по максимальным оценкам; еще пять-десять тысяч бежали (или не вернулись из плена). По данным Ш. Эттингера, на Украине до восстания Хмельницкого проживала 51 тыс. евреев; из них 30–35 тыс. (около ⅔) погибли или навсегда покинули край[41].

Особенную ярость у восставших вызывали униатские священники, с которыми расправлялись самым диким образом. Если поляка или еврея казаки могли оставить в живых, чтобы получить выкуп, то пленного униата ждала только смерть.

Так самыми грубыми и жестокими методами крестьяне и казаки расправились с иноземными эксплуататорами. Народная песня 1648 года пела о счастье:

После ряда сражений, временных перемирий с Польшей, постоянно нарушавшегося союза с крымским ханом Хмельницкий убедился, что в одиночку победы не добиться. С самого начала восстания он обращался с просьбами о помощи к русскому царю, однако в Москве резонно считали, что Россия не готова к большой войне. Но в конце 1653 года, когда угроза поражения Хмельницкого стала реальной, Земский собор в Москве принял решении о взятии Малой Руси «под высокую государеву руку». 8 января (18 января по новому стилю) 1654 года на Раде (общей сходке казачества) в Переяславе казаки 14 полков присягнули в верности русскому царю. Это событие считается датой воссоединения Украины с Россией (хотя самого слова «Украина» не было ни в одном из документов соглашения). Всего присягу дали 127 328 казаков, мещан и вольных войсковых селян (женщины, дети и крепостные, а также все лица не православного вероисповедания к присяге не приводились). Православное духовенство также не присягало, пока не получило одобрения от Константинопольского патриарха.

Самым же главным было то, что Малороссия получила широкое самоуправление. Казачья старшина выбирала из своей среды пожизненного гетмана. Число реестровых казаков (теперь на царской службе) было доведено до 60 тыс. человек. Города сохранили самоуправление. Все налоговые поступления оставались в Малороссии.

Не менее важными были изменения в социальной сфере. Было ликвидировано крупное и среднее светское землевладение, фольварочно-барщинная система хозяйствования. Наконец, фактически исчезло крепостничество – местные крестьяне «показачились». Разумеется, никаких официальных указов о ликвидации крепостного права никто не издавал. Для тех времен личная зависимость человека от другого была чем-то само собой разумеющимся. Но по факту крепостничество исчезло, и это был удивительный пример победоносной социальной революции. Зато формировалась казацкая, крестьянская, а также государственная собственность на землю. В условиях долгой войны казачья старшина старалась удержать земледельцев на земле. Польская магнатерия (магнатство) и шляхетство были ликвидированы как класс. Их земельные владения были большей частью присвоены казачьей старшиной, частично достались крестьянам. Также исчезло католическое духовенство. Количество евреев резко сократилось, хотя многие из них, притворно принимая православие, остались на месте.

Эта автономия в составе Русского царства получила неофициальное название Гетманщины. Но, впрочем, в 1654 году история только начиналась. Россия вступила в войну с Речью Посполитой. Затем в войну против Польши вступил шведский король, захвативший Варшаву и Краков. В Москве, считая, что поляки почти добиты, заключили перемирие с Польшей и начали войну со шведами, которая тянулась в 1656–1661 годах.

Между тем в 1657 году умер Богдан Хмельницкий. Как это часто бывает с харизматическими вождями, его преемники были слабые и бесхарактерные. Сказались и желания казачьей старшины заделаться шляхтой в Малороссии. Строгой власти самодержавного царя многие казачьи полковники были готовы предпочесть «золотую вольность» польского шляхетства. Не случайно гетман Выговский тайно заключил в Гадяче соглашение с Польшей о возвращении Малороссии под власть польского короля, который должен был создать в районах, занятых казаками, Великое княжество Русское. Оно должно было стать третьей частью Речи Посполитой наряду с Королевством Польским и Великим княжеством Литовским. Но измена Выговского вызвала восстание против него сразу нескольких полков. Выговский заключил союз с крымским ханом, и в июне 1659 года татары вместе с поляками и некоторым количеством казаков, верных Выговскому, нанесли поражение русскому войску при Конотопе. Позднее украинские националисты невероятно раздули масштаб сражения. Во время президентства на Украине В. Ющенко (2004–2010) пышно отмечалась 350-я годовщина сей битвы. «Украинские историки» объявили о разгроме «украинцами» 300-тысячной русской армии, больше чем в десять раз преувеличив реальное число русских воинов. Поскольку разрядные книги, посвященные этой войне, сохранились до наших дней, то число сражавшихся было установлено с точностью до последнего кашевара. Всего русская армия имела 28 тыс. человек, из которых четверть составляли запорожские казаки[42]. Согласно российским архивным данным, русская армия потеряла убитыми и пленными 4769 человек[43], в том числе 249 дворян и начальных людей. Главными победителями при Конотопе были крымские татары, составлявшие большую часть войска Выговского. Так что надо быть или полным идиотом, или украинским националистом (что, впрочем, одно и то же), чтобы видеть в сражении победу «украинского» оружия.

После этой победы Выговский окончательно потерял влияние среди казаков. Он перебежал к полякам и позднее был убит.

Но затем ситуация запутывалась все более. Польша возобновила войну с Россией. В 1660 году русские потерпели поражение под Чудновым. Опять главную роль в сражении сыграли крымские татары, которые были союзниками поляков. Не случайно именно татарам поляки уступили взятого в плен русского командующего воеводу Василия Шереметева, который провел в крымском плену больше 20 лет.

Известие о поражении при Чуднове опять вызвало пропольские настроения казачьей старшины. Шедший на соединение с Шереметевым гетман Юрий Хмельницкий, бесталанный сын Богдана Хмельницкого, перешел на сторону поляков. И опять основная масса казачества отвернулась от гетмана-предателя. Юрий Хмельницкий быстро потерпел поражение и принял монашество. Впрочем, позднее он вновь стал игрушкой в чужих руках, на сей раз турок. Он был номинальным правителем оккупированной турками части Правобережной Украины. Как только в нем отпала надобность, турки его казнили.

Затем все запуталось еще больше. Теперь были уже два гетмана – один на левом берегу Днепра, другой – на правом. Множество раз казаки сходились друг с другом в жестоких битвах. Помимо сторонников Москвы и Варшавы, появились еще сторонники протурецкой ориентации. Словом, шла война всех против всех. Русско-польская война тоже продолжалась. Впрочем, обе стороны были настолько измотаны, что пошли на перемирие, подписанное в начале 1667 года в Андрусове. Обычно Андрусовский мир считается датой окончания войны. Смоленск, а также земли по левому берега Днепра и Киев с прилегающими землями передавались России, причем Киев только сроком на два года, но Россия смогла удержать его и закрепила за собой. Правобережная Малороссия осталась под контролем Польши. Ее освобождение поначалу представлялось делом ближайшего будущего, тем более что Речь Посполитую продолжали потрясать русские восстания.

Но на деле в 1667 году мир не наступил, и боевые действия шли еще почти полтора десятилетия. Помимо распрей гетманов земли Малороссии стали жертвой турецкого вторжения. Россия и Речь Посполитая в очередной раз оказались союзниками. Начиная с 1674 года русские воска стали действовать на правом берегу Днепра, не смущаясь тем, что, вообще-то, по Андрусовскому миру это была территория Речи Посполитой. В 1677 и 1678 годах русские войска (при активной помощи запорожских казаков) отбили турецкие натиски на крепость Чигирин. В условиях всеобщей усталости в 1681 году был заключен Бахчисарайский мир с Османской империей. Наконец стихли выстрелы.

Каков же был результат всех этих кровавых событий? Хотя считается, что Переяславская Рада 1654 года и Андрусовский мир 1667 года обеспечили воссоединение Украины с Россией, но, строго говоря, это было лишь перемирие. «Настоящий» мирный договор был подписан в мае 1686 года и получил название «вечного мира» между Россией и Речью Посполитой. Обеим странам в тот момент угрожала Османская империя. В результате Россия замирилась в Польшей, обещая вступить в антиосманскую коалицию. По условиям «вечного мира» Левобережная Украина с Киевом, Запорожье, чернигово-северские земли с Черниговом и Стародубом, а также Смоленск с окрестностями признавались навсегда принадлежащими России. Русские власти обязались разорвать мир с Османской империей и послать свои войска в Крым. Стороны приняли решение, что Россия в качестве вознаграждения за Киев заплатит Речи Посполитой 146 тыс. рублей. В договоре имелась статья о положении православного населения в Речи Посполитой, которое не должно было подвергаться каким-либо притеснениям со стороны католиков и униатов. Провозглашалась свобода торговли и передвижения для купцов (кроме евреев), для них открывались Москва, Вильно, Варшава, Краков. Заключение «вечного мира» было важным международным событием, выводившим на новый уровень русско-польские отношения. Однако «вечный мир» признавал всю Малороссию западнее Днепра (за исключением Киева) частью Речи Посполитой. Таким образом, воссоединилась с Россией не вся Малороссия, а только лево-бережная украина Малороссии.

На левом берегу Днепра, таким образом, сложилось особое автономное образование. Поскольку во главе его стоял гетман, то неофициально это образование получило название «Гетманщина», или «Гетманская Украина».

Гетману принадлежала высшая военная, исполнительная и судебная власть. Гетман также определял внешнеполитический курс, руководил финансами. При гетмане имелась «рада» (совет) из высшей казачьей старшины. Впрочем, то был совещательный орган, с мнением которого гетман мог и не считаться. В Раду входили: генеральный судья, генеральный обозный – второй после гетмана чин (командовал артиллерией, снабжением войска, руководил строительством военных лагерей, был их комендантом), генеральный подскарбий (казначей), генеральный писарь (административно-политические дела, хранитель войсковой печати, во время войны – начальник штаба), два генеральных есаула (непосредственные помощники гетмана), генеральный хорунжий (хранитель знамени – хоругви, глава охраны гетмана), генеральный бунчужный (хранитель бунчука – символа войсковой власти, выполнял особые поручения гетмана).

Для решения важнейших дел созывали Генеральную («полную») раду. Генеральная рада была высшим представительным органом государственной власти Гетманщины. В ее состав входили гетман, старшина, представители рядового казачества, представители православной церкви, иногда представители городов и других государств (посольства). Гетман и старшина, как правило, легко манипулировали Генеральной радой.

Административно Гетманщина разделялась на полки и сотни. Количество полков и сотен не было постоянным. Всего было учреждено 16 полков: 9 на правом берегу Днепра и 7 – на левом. На правом берегу Днепра: Чигиринский, Черкасский, Каневский, Корсуньский, Белоцерковский, Уманский, Брацлавский, Кальницкий и Киевский. На левом берегу: Переяславский, Кропивенский, Миргородский, Полтавский, Прилукский, Нежинский и Черниговский. Со временем территория полков и их названия могли меняться. Неодинаковым было и число сотен. В некоторых полках их было около десятка, в других до двух десятков. Отличалась и численность казаков в сотнях: в некоторых было 200–300 казаков, в других – от двух до нескольких десятков. На Левобережной Украине в 1672 году насчитывалось 117 сотен, а в конце XVII века – 163 сотни.

Главой полка был полковник. Его выбирали казаки полка или назначал гетман. Полковник осуществлял военную, административную и судебную власть. Основным исполнительным органом были полковые канцелярии, куда входили полковые старшины: обозный, два есаула, судья, писарь, хорунжий. Эти чины были выборными. Вспомогательным органом власти был полковой совет казаков и старшин. Сотнями управляли сотники, которых выбирали казаки или назначал полковник. При сотниках существовала сотенная старшина: писарь, хорунжий, обозный, есаул. Существовал также сотенный совет. Судебную власть осуществляли полковые и сотенные суды.

В поселках и селах казаки входили в курень, который выбирал атамана, а селяне и мещане выбирали войта. Атаманы и войты представляли низшее звено войсковой администрации. В городах, как полковых, так и сотенных, был выборный городской атаман. Одновременно существовало и городское самоуправление – магистраты и ратуши, состоявшие из выборных от городского населения.

В конце XVII века на Левобережной Гетманщине было около 2 тыс. населенных пунктов, в которых проживало порядка 1,5 млн человек. Города с Магдебургским правом сохраняли свои права и возглавлялись войтами. В состав городского управления входили бурмистры, райцы и лавники. Другие города и поселки, имевшие самоуправление, назывались ратушными; в то же время в них власть имели казацкие старшины, которым подчинялись казаки.

Резиденцией гетмана (и тем самым столицей Гетманщины) был сначала город Чигирин (1649–1669), затем Батурин (1669–1708) и наконец Глухов (1708–1764).

Основную массу населения составляли крестьяне. Хотя они и были лично свободными, но постепенно оказывались в зависимости от старшины. Гетман Мазепа ввел для крестьян двухдневную барщину. Со временем барщина стала трехдневной. К концу существования Гетманщины свободных сел оставалось около 10 %. Остальные населенные пункты со всеми жителями становились зависимыми от старшинских семейств. Крестьяне сопротивлялись закрепощению. Это нашло отражение в побегах в Запорожье и Слобожанщину. В 1761 году гетман Кирилл Разумовский запретил переходить крестьянам на новое место в самой Гетманщине без предъявления особого документа от старого владельца. Так медленно, но верно шло вторичное закрепощение крестьянства.

Казаки, которые считались основой Гетманщины, должны были нести воинскую службу, на которую должны были являться со своими конями и оружием. Общее число казаков при всеобщей мобилизации доходило до 50–60 тыс. В 1723 году при мобилизации на службу явился 55 241 казак. Постепенно среди казаков все больше становилось совершенно неимущих. Появилась даже определенная категория «подсоседков» – так стали называть казаков, живущих трудом батраков, не имеющих собственного жилья. Многие казаки со временем перестали отличаться от зависимых крестьян.

Мещане, то есть жители городов, имеющие особые права, насчитывали 34 тыс. человек. Реально городских жителей было больше, но казаки, священнослужители, чиновники, жившие в городах, учитывались по принадлежности к своим сословиям.

Хозяином Гетманщины была казачья старшина. Хотя подняться до самого высоко уровня казачьей службы было возможно с самых низов, но старшина старалась превратиться в замкнутую группу. Со временем старшина приобрела все самые отрицательные черты польского шляхетства. «Значные» люди стремились как можно дальше отделиться от народа, стать полновластными хозяевами земель и людей. Представители казачьей старшины старались придумать себе пышные шляхетские родословные, всячески демонстрируя свое отличие от простонародья. Понимая свою слабость, старшина все больше и больше стремилась к окончательному упразднению Гетманщины и превращения ее в провинцию какой-нибудь европейской страны (Польша, переживавшая упадок, все меньше привлекала старшину). Большинство старшины стремилось превратить Гетманщину в «нормальную» российскую губернию, в которой старшина могла бы занять место дворянства.

Одной из причин подписания с Польшей «вечного мира» в 1686 году было присоединение России к антитурецкой коалиции. Правда, новая русско-турецкая война, главными событиями которой стали два крымских похода (1687 и 1689 годов) и две азовские осады (1695 и 1696 годов), велась за пределами Малороссии, так что для Гетманщины наступил мирный период. Как раз это время совпало с гетманством Ивана Мазепы.

Относительно мирная жизнь способствовала росту Киева. Ряд полковых городов также стали превращаться из чисто военных укреплений с гарнизонами в благоустроенные города. В конце XVII – начале XVIII веков начинается новый всплеск строительства каменных церквей. Строились они в основном на деньги богатых казаков. При этом строители каменных храмов во многом ориентировались на образцы деревянного зодчества. Архитектурный стиль этих построек так и стал называться – «казацкое барокко». Позднее историки под влиянием политической конъюнктуры стали называть этот стиль украинским барокко.

В школьном образовании Гетманщина также достигла немалых успехов. Путешественник Павел Алеппский, проезжая в Москву через Гетманщину в середине XVII века, писал, что «все умеют читать, даже сироты». На Левобережье в конце XVII века действовали школы при полках – Нежинском, Черниговском, Полтавском, Переяславском, Лубенском, Прилуцком, Миргородском.

Статус Гетманщины определить сложно. Украинские историки однозначно считают ее национальным украинским государством, находящимся в договорных отношениях с Московским царством. Но вообще на Переяславской раде и других сходках казачества никаких договоров не подписывалось. Гетманщина была особой административной единицей России. В разные эпохи в пределах России существовали Касимовское царство, были (вплоть до XIX века) «владетельные князья», сохраняющие свои феодальные владения. Смысл таких образований заключался в мягкой постепенной инкорпорации местных элит в состав единого Российского государства. В советскую эпоху большевики также создавали «красную Бессарабию» на левом берегу Днестра, «красную Финляндию» в виде Карело-Финской советской республики. Так что и Гетманщину рассматривали в Москве как такое же временное образование. Гетманщина была автономией не национальной, а военно-сословной. Особые права Гетманщины проистекали из пограничного стратегического положения. После того как Гетманщина по мере расширения Российской империи оказалась внутренней территорией страны, участь автономии была решена.

Развитие Гетманщины было на какой-то момент прервано Северной войной и изменой гетмана Мазепы. В 1708 году, считая, что шведы разгромили московитов, Мазепа решил переметнуться на сторону победителя. Но исход войны был другим, подавляющее большинство жителей Гетманщины сохранило верность единому государству России, а Мазепа кончил так, как в истории кончали все гетманы-предатели.

Петр Великий, несмотря на измену Мазепы, подтвердил прежние права Малороссии. Но это признание сопровождалось рядом оговорок. В частности, назначение и смещение гетманов и полковников стало прерогативой царя. К гетману для надзора был приставлен специальный чиновник, называвшийся резидентом. Еще в 1708 году Петр создал Киевскую губернию, охватывавшую обширную территорию южнее Москвы. Но в Петровскую эпоху губернии были не административными единицами, а играли такую же роль, как современные военные и налоговые округа. В силу этого первоначально губернские власти не вмешивались в дела старшин и гетманов.

В 1722 году была создана подчиненная непосредственно Сенату специальная Малороссийская коллегия, своего рода министерство по делам Гетманщины. Коллегия состояла из шести штаб-офицеров полков, расквартированных в Малороссии. В ведении коллегии были сбор налогов, комплектование казачьих частей, осуществление правосудия и пр. Гетман и старшина утратили значительную часть своих полномочий. Впрочем, уже после смерти Петра I и Екатерины I официальный Петербург изменил политику в отношении Гетманщины, прямо указав, что это делается с целью «приласкания тамошнего народа». В 1727 году Малороссийская коллегия была ликвидирована, а населению было позволено выбрать гетмана. При этом власти не скрывали, что голосовать надо за правительственного кандидата Даниила Апостола, давнего друга всемогущего в тот момент Меншикова. Неожиданностей не произошло: Апостол был избран гетманом единогласно. Взаимоотношения между центральной властью и Гетманщиной регулировались так называемыми Решительными пунктами 1728 года. Согласно им, Гетманщина получала ряд вольностей. Хотя гетман подчинялся военному командованию империи, но во внутренних делах оставался самостоятельным. Гражданский наместник из Петербурга был только советником гетмана. Наконец, хотя гетмана и полковников назначал император, но, по крайней мере, гетман предлагал на должность полковников несколько кандидатур. Генеральный суд состоял из трех назначенных императором чиновников и трех представителей гетмана. Несколько позднее, в 1744 году, был принят новый судебный кодекс «Права, по которым судится малороссийский народ».

Но в целом Гетманщина угасала, все больше превращаясь в «нормальную» российскую губернию. После смерти Апостола Малороссией управляло Правление гетманского уряда, своего рода вариант Малороссийской коллегии. Наконец, совершенно декоративное гетманство было восстановлено в 1750 году, когда младший брат фаворита императрицы Елизаветы Петровны Кирилл Разумовский был заочно «избран» гетманом. 14 лет он управлял Малороссией. Как человек Разумовский отличался многими добрыми качествами, но при этом был обычным большим вельможей XVIII века. Он завел в своих резиденциях пышный двор, имел итальянскую оперу и французский театр, петербургские архитекторы строили ему дворцы. Казачья старшина превратилась в обычных русских помещиков. Потомки казачьих атаманов снова начали сочинять себе пышные родословные, объявив своими предками не степных головорезов, а неких благородных аристократов с красивыми «родовыми» гербами.

Многие из малороссов на протяжении всего XVIII века делали неплохую карьеру в Петербурге. Феофан Прокопович, Стефан Яворский, Алексей и Кирилл Разумовские, Александр Безбородко, Петр Завадовский, Дмитрий Трощинский, Виктор Кочубей – все они были влиятельнейшими вельможами, столпами империи галантного века. Существовало даже определенное засилье малороссов в русском дворянстве, что вызвало раздраженные строки Пушкина, что его предок «в князья не прыгал из хохлов». Но, вероятно, поэт предпочел не вспоминать, что его супруга, Наталья Николаевна Гончарова, была правнучкой гетмана Петра Дорошенко.

Когда наступило царствование Екатерины II, то ее указом от 21 ноября 1764 года гетманское достоинство было упразднено. Вслед за этим последовала ликвидация всех особенностей управления Гетманщиной. Екатерины II справедливо считала, что наличие автономий внутри единой империи противоречит эффективности управления и стабильности страны. Наряду с Гетманщиной ликвидировались особенности местного управления ряда других провинций Российской империи. Екатерина II писала в одном из писем прокурору Сената князю Александру Вяземскому: «Малая Россия, Лифляндия и Финляндия – суть провинции, которые правятся конфирмованными им привилегиями: нарушить оные все вдруг весьма непристойно б было, однакож и называть их чужестранными, и обходиться с ними на таком же основании есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностию глупостию. Сии провинции, также и Смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть как волки к лесу… когда же в Малороссии гетмана не будет, то должно стараться, чтоб навек и имя гетманов исчезло»[44]. Обычно современные украинские историки с радостью приводят эту цитату, чтобы «доказать», что уже тогда в Петербурге собирались обрусить украинский народ. Но ведь речь в письме императрицы шла о распространении общероссийских законов на те провинции, которые жили по своим кодексам законов. Так, в чисто великорусской Смоленской губернии сохранялись некоторые права местного дворянства, которые оно имело еще со времен польского господства над Смоленщиной в 1611–1654 годах. Аналогичным образом свои сословные права имело немецкое дворянство в Лифляндии и других прибалтийских губерниях, а также шведское дворянство в Финляндской (Выборгской) губернии.

Итак, все специфические особенности Гетманщины были упразднены вместе с самой Гетманщиной. Старшина теперь стала российским дворянством юридически. И 3 мая 1783 года после долгих нижайших просьб бывшей старшины вышел императорский указ, согласно которому крестьяне на землях бывшей Гетманщины, а также Слободской Украины прикреплялись к месту своего проживания с запретом покидать прежнего владельца. Так было вновь установлено крепостное право на левом берегу Днепра.

В эти же годы Россия твердой ногой встала на Черном море. Одновременно была разделена Речь Посполитая, в результате чего Россия вернула большую часть восточнославянских земель.

Правобережная Малороссия, оставшаяся под польской властью по Андрусовскому перемирию 1667 года, так же как и восточная, переживала еще почти два десятилетия смуты и хаос. Здесь также сменялись гетманы, периодически предавая друг друга, переходя на сторону то Москвы, то Варшавы, то Стамбула. На Правобережье действовали пять полков (Фастовский, Богуславский, Брацлавский, Корсунский и Кальницкий). В принципе, на правом берегу Днепра сложилось социально-политическое устройство, напоминавшее Левобережную Гетманщину. Только в 1714 году польские власти сумели ликвидировать Правобережную Гетманщину и восстановить свое господство над этими землями. После этого, казалось, вернулось панское господство наподобие того, что было до Хмельницкого. Шляхта потихоньку возвращалась в свои владения и налаживала тот же экономический механизм, который существовал до восстания Богдана Хмельницкого. Управлять обширными земельными владениями лично магнаты не желали – слишком хлопотно. Они предпочитали сдавать их в аренду предприимчивым еврейским бизнесменам, официально не имевшим права владеть землей. В результате православные крестьяне, на эксплуатации которых процветала эта система, ненавидели и тех и других[45].

Одновременно поляки стали восстанавливать униатскую церковь. При этом после Замойского собора 1720 года в униатское богослужение были введены латинские обряды. Теперь даже внешне униатская церковь почти не отличалась от римско-католической.

Но превратить в крепостное «быдло» потомков казаков было затруднительно. Не случайно на Правобережье почти постоянно шла гайдамачина. Так назывались действия народных разбойников – гайдамаков (по-турецки «разбойник»). Гайдамаки порой собирали крупные отряды и захватывали замки и города. Несколько раз гайдамаки поднимали крупные народные восстания – в 1734, 1750, 1754 годах.

Особенно крупную роль гайдамаки сыграли в Колиивщине – грандиозном крестьянском восстании 1768 года, названного так потому, что восставшие сражались нередко кольями. Собственно, Колиивщина была частью многих политических событий, итогами которых стали раздел Речи Посполитой и воссоединение с Россией Правобережной Малороссии. Посол России в Польше Николай Репнин сумел добиться от короля и сейма уравнения в правах с католиками «диссидентов», то есть православных и протестантов. Однако это вызвало бурное недовольство католической церкви, магнатов и всегда склонной к мятежам шляхты. В начале 1768 года противники равенства с православными, собравшись в городе Бар, создали свою конфедерацию (союз против короля). То, что среди конфедератов видную роль играли католические фанатики, только усилило религиозное напряжение. Казаки под руководством Железняка вторглись за Днепр, поднимая крестьян и казаков, истребляя ляхов и жидов. На деревьях висели вместе: поляк, жид и собака – с надписью: «Лях, жид, собака – вера однака»[46]. Спасаясь от повстанцев, множество поляков и евреев скопились в городке Умань. Но казаки и гайдамаки стремительной ночной атакой без потерь взяли Умань. В городе началась резня, в ходе которой было перебито множество евреев, поляков и униатов. Историки насчитали 12 тыс. жертв резни, хотя никаких точных статистических материалов, естественно, в тех условиях просто не было. Сама резня стала показателем ожесточения межэтнических и социальных противоречий.

Восстание гайдамаков было подавлено русскими войсками, которые одновременно продолжали сражаться против барских конфедератов. Разгромлены были конфедераты окончательно к 1772 году. После этого последовал первый раздел Речи Посполитой между Россией, Пруссией и Австрией. Россия вернула себе восточную часть Белой Руси с Полоцком, Витебском, а также Латгалию (часть Латвии, в период Ливонской войны, после распада Ливонского Ордена, отошедшая к Литве). Но Правобережная Малороссия осталась под польской властью.

Только по второму разделу Речи Посполитой в 1793 году большая часть Малороссии и восточная Волынь вошли в Россию. Одновременно к России отошла и центральная часть Белой Руси.

Всего Россия расширилась на территорию, составляющую около 250 000 квадратных километров, и увеличилась на 4 млн жителей. Наконец, в 1795 году, после третьего окончательного раздела Речи Посполитой, Россия вернула себе Волынь, западную часть Белой Руси, а также Литву вместе с Курляндией.

Однако решительных социальных изменений в возвращенных краях не произошло. Помещиками на Правобережье остались те же польские паны. Интересно, что левобережные помещики, потомки казачьей старшины, носили простые имена (вспомним гоголевских Ивана Ивановича Перепенко и Ивана Никифоровича Довгочхуна) и владели достаточно небольшими имениями. Зато правобережные помещики владели многими тысячами десятин, превышающими по размерам многие германские и итальянские государства, и тысячами душ крепостных и носили графские и княжеские титулы, имели родственников среди многих царствующих домов Европы. В целом свыше половины земли в провобережных малороссийских губерниях принадлежало польским помещикам Браницким (250 тыс. десятин), Потоцким (170 тыс. десятин), Саданкиским, Сангушко и др. Другой вопрос, что русские власти существенно урезали права панов в отношении крестьян, запретили их убивать и т. д. Прекратились налеты вооруженной панской дворни на соседей и небольшие городки, равно как и набеги гайдамаков и крымских татар. Сохранилось крепостное право, причем носившее весьма жестокий характер. Накануне отмены крепостного права в 1860 году на Правобережье крепостные составляли 3 млн человек (58 % всего населения трех правобережных губерний), в Левобережье – 1,7 млн (35 %), в Новороссии – 690 тыс. (25 %).

Униатская церковь начала разваливаться. Более 2 млн униатов вернулись в православие уже к концу 1796 года. Однако при императоре Павле I, все делавшего наперекор своей великой матери, униатство вдруг стало получать поддержку официального Петербурга. Став великим магистром Мальтийского (католического!) ордена, окруженный иезуитами Павел возвратил униатам ряд прежних исчезнувших епархий. При этом униатская церковь была подчинена общему управлению католической церкви в России. Это вызвало переход ряда бывших униатов в «чистый» римский католицизм.

Осталась на Правобережье и прежняя польская католическая система образования. Более того, в царствование Александра I сеть польских учебных заведений весьма расширилась. Впервые в истории появились уездные (поветовые) школы даже в крупных селах, но преподавание шло на польском. Обучение в школах, гимназиях, Кременецком лицее и Виленском университете также шло на польском языке. Все общественные дисциплины в учебных заведениях любого уровня прославляли старую Польшу и скорбели о ее падении. Полонизация населения парадоксальным образом после крушения Речи Посполитой пошла стремительно. Даже среди русского дворянства в малороссийских губерниях возникла мода на принятие католицизма. В городах поверхностно образованные мещане также стали стремиться говорить в обществе по-польски.

Таким образом, различия между левым и правым берегами Днепра в Малороссии сохранились даже при единой имперской власти.

Малороссия административно делилась на губернии: Полтавскую, Черниговскую – на левом берегу Днепра, и Киевскую – на правом. Регион развивался в среднероссийских темпах. Не было стремительного индустриального подъема, как в Донбассе, но и не было застоя. Показателем развития Поднепровья стал расцвет Киева. Под руководством видных администраторов, таких как генерал-губернатор Юго-Западного края (в состав которого входила и Киевская губерния) Д. Г. Бибиков и киевский гражданский губернатор И. И. Фундуклей город начал стремительно развиваться. Впрочем, во второй половине XIX века, после отмены крепостного права, Киев и Поднепровье начали развиваться стремительно. После того как через Киев прошли железнодорожные пути от Москвы до Черного моря, наряду с бурным развитием судоходства по Днепру Киев становится крупным транспортным и торговым центром. Торги на киевской хлебной и сахарной биржах определяли мировые цены на эти продукты. В 1871 году открыли первый постоянный цепной мост через Днепр, самый длинный на то время в Европе. Первый в России (и второй в Европе) электрический трамвай был пущен в Киеве в 1892 году по маршруту, соединявшему Подол и Верхний город и проходившему по нынешнему Владимирскому спуску. Город рос очень быстрыми темпами. После пожара 1811 года, уничтожившего большую часть города, Киев стал вновь отстраиваться по плану. Как и в Москве, по словам Грибоедова, «пожар способствовал ей много украшения». Город стал застраиваться по разработанным выдающимися архитекторами планам. Хотя по численности населения в XIX веке Киев уступал Одессе и Харькову, все же выгодное географическое положение и великая история город способствовали быстрому росту населения.

Если в 1863 году здесь зафиксировано 68 424 жителя, то в 1897 году – уже 247 723 человека. К концу XIX века Киев стал одним из крупнейших городов страны, занимая пятое место по численности населения после Петербурга, Москвы, Одессы и Риги. Концентрация населения в нем, как и в других наиболее крупных городах, происходила вдвое быстрее, чем рост городского населения в целом. К 1913 году население Киева достигло 520 тыс. человек.

Киев становился важным промышленным городом Российской империи. Также развивалось в городе и образование. Еще в 1833 году был создан Университет имени Святого Владимира. В 1898 году появился Киевский политехнический институт.

По сословному признаку население Киева, согласно городской переписи, проведенной в 1874 году, выглядело так: дворян – 19 693 человека (15,47 %), духовенство – 3 506 (2,76 %), потомственных почетных и личных граждан – 1 420 (1,11 %), купцов – 4 362 (3,43 %), мещан 41 421 (32,56 %), крестьян – 22 342 (17,56 %), нижних чинов – 2 945 (23,15 %), иностранцев – 2 449 (1,92 %), остальных – 2 607 человек (2,04 %). Однако в новых условиях сословные отличия постепенно утрачивали свое значение. Старая сословная структура городского населения постепенно разрушалась, уступая место новой, капиталистической структуре.

Этнический состав Киева был весьма сложным. Перепись 1897 года, определявшая национальное деление населения по родному языку, зафиксировала проживание в Киеве русских (включая украинцев и белорусов), евреев, поляков, чехов, сербов, болгар, армян, греков, молдаван, французов, итальянцев, немцев, финнов и др. Однако 135 278 человек (54,6 % населения) считали своим родным русский язык (в эту группу входили не только русские, но и представители других национальностей). Украинцев (говоривших на мове малороссов) по языку было 55 064 человека (22,2 %), евреев – 29 937 (12,1 %), поляков – 16 579 человек (6,7 %). Остальные национальные группы были немногочисленными. Социальная структура городского населения к концу XIX века отражала сложившиеся буржуазные отношения.

Помимо малороссов, местных уроженцев, Киев стремительно заполняли евреи и поляки. Хотя с 1648 года евреям было запрещено жить в Киеве, все же они прибывали в город. В 1793 году, после присоединения к России Правобережной Малороссии, бывшие польские евреи устремились в Киев. Поскольку евреи занимались ростовщичеством, а также содержанием кабаков, то отношение к ним со стороны местного населения было, скажем так, настороженное. В 1827 году император Николай I распорядился выселить евреев из Киева, однако подкупленное евреями местное чиновничество всячески саботировало выполнение распоряжения. В 1843 году генерал-губернатор добился у царя разрешения на временное проживание в Киеве (в двух арендуемых евреями подворьях) еврейских купцов и ремесленников, так как, по его словам, без евреев экономическая жизнь города пришла в упадок. Содержатели подворий доносили в полицию на евреев, которые останавливались не у них. Начался быстрый рост еврейского населения Киева: 1 411 человек в 1862 году; 3 013 – 3 % от общей численности населения – в 1863 году; 13 803 (11,8 %) в 1872 году; свыше 50 тыс. к 1910 году; 81 256, то есть 13 % всего населения, в 1913 году. На самом деле число евреев было больше, так как многие уклонились от регистрации. Также многие евреи жили в пригородных местечках вокруг Киева и только приезжали в город ежедневно по делам. В городе существовали 20 синагог, включая большую хоральную, ряд еврейских школ и больниц. В период Первой мировой войны было разрешено селиться в Киеве евреям, эвакуированным из прифронтовой зоны (и выдававших себя за таких). В результате к 1919 году евреи стали составлять 21 % населения Киева.

Как всегда, когда евреев становится много, они начинают вести себя слишком вызывающе, что порождает соответствующую реакцию населения. В 1881 и 1905 годах в Киеве происходят крупные антиеврейские выступления, которые еврейская пресса называла погромами. В 1905 году в результате столкновений погибло около 50 евреев.

После крушения Речи Посполитой в Киев стали переселяться польские помещики с правого берега Днепра. В результате парадоксальным образом Киев стал одним из крупнейших польских городов мира. Еще в 1812 году в Киеве возникла Первая гимназия с польским языком обучения. В первой половине XIX века в культурном отношении Киев был наполовину польским городом. В университете святого Владимира большинство преподавателей и студентов также были поляками. В учебном 1838/1839 году поляки составляли 62,5 % всех студентов Киевского университета. Строились католические костелы, издавались польские газеты. В 1863 году, в период польского восстания, польские организаторы всерьез пытались действовать на Киевщине. Поскольку мятежники почему-то вообразили, что будущая Польша будет создана после успешной интервенции западных государств и распада России в тех границах, где действуют польские повстанцы, то неудивительно, что шайки мятежников пытались действовать под Киевом и даже в тех местах, где ничего польского не было со времен Хмельницкого. Планировалось распространение мятежа на Смоленщину и Лифляндию.

Еще до мятежа, в 1861 году на Киевщине была создана польская подпольная организация, которой руководил Комитет Киевский (называемый также Центральным комитетом на Руси), в состав которого входили Александр Яблоновский и Александр Юревич. Восстание на Киевщине началось в ночь с 8 на 9 мая 1863 года, когда выступил отряд мятежников в 300 человек под командованием Владислава Боровского, дезертировавшего из российской императорской армии. Впрочем, польские мятежники на Правобережной Малороссии были уничтожены за одну неделю.

Со второй половины XIX века в Малороссии начинает действовать украинское сепаратистское движение. Но Киев, который самостийники заранее определили своей «столицей», был совершенно невосприимчив к пропаганде украинства. Город был полностью русскоязычным, хотя и существовал особый киевский говор русского языка. Видный самостийник Е. Чикаленко жаловался, что на весь Киев едва ли наберется три интеллигентные семьи, в которой дома говорят на мове. Полтавская губерния, говор которой считался эталоном украинской мовы, отличалась весь XIX век и вплоть до времени перед революцией истинно русскими настроениями. Показательно, что когда на Полтавщину приехал с агитационными целями знатный «самостийник» Павел Чубинский (автор гимна «Ще не вмерла Украина»), то он был попросту избит полтавскими крестьянами.

Но революция и большевистская «национальная политика» все изменили.

Период 1917–1920 годов был на редкость сложным и запутанным во всей России, но в Малороссии все оказалось значительно сложнее и запутаннее. Помимо красных и белых, здесь противоборствовали «жовто-блакитные» (украинские самостийники), анархисты-махновцы и бесчисленное количество «зеленых» банд, обычно придумывающих себе какую-нибудь «идейную платформу». В силу этого не стоит изучать историю Украины того времени по всяким «Центральным Радам», «Директориям», «Гетманатам» и прочим режимам, ничего не контролирующим и ни на что не способным. Тем более не стоит уделять серьезное внимание различным «Манифестам», «Универсалам», «Воззваниям» и прочим бумажным документам, переполненным красивыми и абстрактными словами.

После падения монархии в феврале 1917 года в Малороссии сложилось даже не двоевластие, как на большей части России, а многовластие. В советах, помимо всероссийских партий большевиков, меньшевиков и эсеров, определенное влияние имели анархисты (под руководством Н. Махно установивших власть в Гуляй-Поле и на других территориях Восточной Новороссии). Большевики имели сильное влияние в Донбассе. В Киеве у них также были сильные позиции на ряде промышленных предприятий. С лета 1917 года большевики во многих городах Малороссии стали формировать части Красной гвардии.

В Малороссии появилась еще одна сила, претендующая на власть. Это была так называемая Центральная рада. Собственно, ее никто не выбирал, она была образована функционерами различных партий, в большинстве своем весьма мелких. Создателями Центральной рады были Товарищество украинских постепеновцев (ТУП), своего рода местного филиала кадетской партии, а также местные меньшевики и эсеры. Уже по аббревиатуре ведущей партии Центральной рады можно понять, что на позитивные действия рада была неспособна. Председателем Центральной рады стал, естественно, М. С. Грушевский.

Центральная рада принимала всякие универсалы, пыталась создать воинские части посредством «украинизации армии», то есть создания отдельных подразделений из частей прежней императорской армии с преобладанием малороссов. Тем временем власть в Петрограде взяли большевики. Вскоре они начали прибирать к рукам и малороссийские губернии. 11–12 (24–25) декабря 1917 года в Харькове большевики провели Всеукраинский съезд Советов, который провозгласил Украину Республикой Советов, объявил «решительную борьбу гибельной для рабоче-крестьянских масс политике Центральной рады», установил федеративные связи Советской Украины с советской Россией. Центральная рада 22 января провозгласила независимость Украины. Уже 16 (29) января 1918 года в Киеве началось восстание рабочих завода «Арсенал». «Украинизированные» части старой армии восстание подавили после целой недели боев, причем уже после поражения свыше 300 пленных повстанцев были расстреляны. Всего в боях погибли свыше полутора тысяч человек. На фоне почти бескровных триумфальных захватов власти большевиками по всей России поражение «арсенальцев» было действительно первой крупной неудачей. Показателен и такой факт: особого желания сражаться за самостийность не проявляли и солдаты украинизированных частей. Главную роль в подавлении арсенальцев сыграл сформированный из пленных галичан «буковинский курень» под командованием Коновальца. Вообще, в начальный период Гражданской войны все противоборствующие стороны широко использовали подразделения из нацменьшинств и иностранцев. Так, опорой большевиков были латышские стрелки. Известна также значительная роль Чехословацкого корпуса в антибольшевистской деятельности в Поволжье и Сибири. Украинские самостийники опирались на галичан.

В день начала восстания «арсенальцев» красные отряды под командованием М. Муравьева уже приближались к Киеву. У станции Круты в 130 км к северо-востоку от Киева, произошел бой, в котором превосходящими силами красногвардейцев был разбит украинский отряд, состоящий в основном из учащейся молодежи (юнкера, студенты, гимназисты). В украинской традиции этот бой почитается как героический эпизод борьбы за независимость и боевое крещение украинской армии. Как всегда в украинской мифологии, мелкое событие обрастает невероятным количеством преувеличений и полностью вымышленных событий. Под Крутами примерно 900 человек украинцев столкнулись с 3,5 тыс. красных. После первых же выстрелов, потеряв 11 (или, по другим данным, 18) человек убитыми, украинцы обратились в бегство. Отряды Муравьева уже 8 февраля 1918 года заняли Киев. Центральная рада, не дожидаясь прихода красных, в полном составе бежала к немцам. Уже 9 февраля делегация Центральной рады на переговорах в Брест-Литовске заключила с Германией сепаратный мир и обратилась к Германии за помощью. Как всегда, украинская идея сводилась к подчинению сильнейшей на тот момент державе.

Советская власть, впрочем, также оказалась на Украине слабой. Следует заметить, что индустриальные Харьков и Донбасс не хотели подчиняться аграрной Киевщине и 12 февраля провозгласили отдельную Донецко-Криворожскую республику.

Дальше события сводились к калейдоскопической смене «властей». Немцы заняли Киев и вернули Центральную раду, затем, когда они убедились, что от рады толку не будет, ее разогнали. Дальше была так называемая «Украинская держава» гетмана П. Скоропадского. Впрочем, в Киеве с марта 1917 года по июнь 1920 года власть менялась 14 раз, так что перечислять все эфемерные режимы на территории Малороссии будет слишком утомительно. К весне 1921 года большевики разгромили все вооруженные формирования своих противников. 30 декабря 1922 года Украинская советская республика стала одним из четырех создателей Союза Советских Социалистических республик (СССР). Столицей Украинской ССР первоначально был Харьков, но в 1934 году республиканская столица была перенесена в Киев.

Главным результатом советской власти стала украинизация Поднепровья. При этом большевики столкнулись с нехваткой «национальных кадров». Доходило до того, что деканом факультета Киевского университета был назначен студент 2-го курса. Основную массу «совслужащих» Украинской ССР составляли евреи. К 1939 году в Киеве проживали 224 тыс. евреев (из 848 тыс. всех жителей Киева). Реально евреев было больше, поскольку многие из них объявили себя «украинцами». Для евреев была создана сеть еврейских школ, художественный техникум, ряд еврейских факультетов в высших учебных заведениях, отделение еврейской культуры при Украинской академии наук (Институт еврейской пролетарской культуры), еврейский театр и детский еврейский театр, множество еврейских профессиональных и районных клубов, литературные издательства, периодическая печать и т. д. Большинство преподавателей украинской мовы также были евреями.

Тем не менее Украинская ССР стремительно развивалась. Индустриализация и коллективизация в республике проводилась беспощадно. В 1932 году многие хлеборобные районы республики были охвачены голодом. Как всегда, самостийники пытаются объявить этот голод (для которого придумали неологизм «голодомор») как стремление зловещего Сталина подорвать некий национальный дух украинцев. То, что голодомор совпадал по времени с украинизацией, самостийники, как положено сектантам, сей факт игнорируют.

В годы Великой Отечественной войны в стратегическом плане под Киевом советские войска потерпели тяжелое поражение, но все же мужественная оборона города на некоторое время задержала немецкое продвижение на восток. Киев был освобожден 6 ноября 1943 года. Сильно пострадавший город был отстроен напряженным трудом советских людей. По справедливому мнению многочисленных гостей Киева, он был одним из самых красивых городов Советского Союза. Население Киева превысило 3 млн человек, что сделало столицу Украинской ССР третьим по величине городом страны.

А потом наступила «незалежность» со всеми кризисами и переворотами. Город и сегодня остается русскоязычным, однако он одновременно наиболее продажная часть Украины. Именно в Киеве делаются большие деньги. На незалежности киевляне весьма разбогатели. Киев в постсоветские времена превратился в самостийный вариант лужковской Москвы. И не случайно, что именно в этом городе, где почти никто не говорит чисто по-украински, самостийники имеют серьезную поддержку. Кадров для «цветных революций» в Киеве было предостаточно. И все же трудно поверить, что Киев и Поднепровье, историческая колыбель России, стали какой-то Украиной. Нет, историческая Малороссия обязана возродиться.

Слобожанщина, или Слободская Украина, – историко-географический регион на территории нынешней северо-восточной части Украины и юго-востока Черноземья в России. Этот регион родился на стыке русского Черноземья, бывшего «Дикого Поля», и Малороссии.

Название региона пошло от казацких поселений, пользовавшихся большими вольностями, – слобод, жители которых были «ослобождены» (то есть освобождены) от многих податей и тягла. В настоящее время термин «Слобожанщина» используется как неформальное название Харьковской области.

По административно-территориальному делению регион охватывает почти целиком Харьковскую область, а также соседние ей южные районы Сумской и северные части Донецкой и Луганской областей Украины. На территории Российской Федерации к Слобожанщине относятся большая часть Белгородской области и соседние южные районы Курской и юго-восточные районы Воронежской областей.

В дореволюционной географии Харьковскую губернию вместе с Черниговской и Полтавской губерниями относили к Малороссии. В советские времена экономические географы Слобожанщину не выделяли в отдельный регион, относя ее вместе с Донбассом к Юго-Западному экономическому району. Наконец, обычно Слобожанщину объединяют под общим названием Левобережная Украина, и иногда еще более неопределенно – восточная Украина. Однако по своей этнической истории этот небольшой регион отличается от соседних земель по левому берегу Днепра, от Новороссии и тем более от остальных территорий Украины. Следовательно, с этнологической точки зрения Слобожанщину необходимо рассмотреть как самостоятельный регион.

На заселение «Дикого Поля» значительное влияние оказывали местные реки. Регион находится на водоразделе бассейнов Днепра и Дона. Днепровские притоки Псёл, Сула, Ворскла связывали Слобожанщину с Полтавщиной; река Сейм, которая впадает в Десну, давала возможность общаться с Черниговщиной. На территории Слобожанщины днепровские реки сближаются с донскими.

В настоящее время этот край считается степным. Лесов во времена заселения было, однако, несоизмеримо больше, чем в настоящее время. Леса и поляны чередовались по всему краю. Северная часть района (север Сумской области) находится в зоне смешанных лесов, Харьковская область почти полностью находится в лесостепной зоне, только восточная часть Харьковской области является чисто степной.

Природа щедро наделила Слобожанщину. Почвы края – благодатный чернозем. Водилась птица, дикие животные (зубры, медведи, волки, лоси, кабаны), была пушнина; в степях встречались сайгаки и дикие кони. В широких степях легко было разводить табуны коней, рогатый скот, овец. Росли плодовые деревья. Прекрасные условия были для пчеловодства. Минералов было мало. В достатке имелась только соль. Добывали камни для жерновов, мел, который использовали для строительства хат-мазанок, гончарную глину.

Территория Слободской Украины была заселена еще во время раннего палеолита. Множество следов оставили проживавшие в краю в разные времена скифы, разноэтнические племена Черняховской культуры, среди которых были и предки славян. Видимо, славяне стали преобладающим населением края достаточно давно. Археологи открыли поселение северян VIII–IX веков.

С конца IX века часть территории Слобожанщины вошла в состав Киевского государства. После распада Киевской Руси на удельные княжества эта земля принадлежала черниговским князьям. Некоторые территории принадлежали Переяславскому и Новгород-Северскому княжествам.

В X–XII веках вблизи современного Харькова располагалась древнерусская крепость Донец – один из самых отдаленных форпостов Киевской Руси в борьбе со степняками.

Половецкий натиск конца XI – начала XII веков отбросил славянское население под защиту северных лесов. Территория будущей Слободской Украины стала пограничьем между Половецкой степью и Русью. Разумеется, какое-то разноплеменное население здесь оставалось, но в целом этот край стал ничейной территорией.

В первой половине XIII века во время монголо-татарского нашествия Донец и другие славянские поселения были уничтожены, а край окончательно опустошен. Таким образом, первая славянская попытка закрепиться на Востоке закончилась поражением, и на несколько столетий будущая Слобожанщина остается безлюдным «Диким Полем».

Дикое Поле было коридором для кочевых татар между Донским казачеством и Гетманщиной. Через него татары хорошо знали пути в заселенную Русь и выбирали те, по которым не приходилось переплавляться через глубокие и широкие реки. Древняя «Книга Большому Чертежу» перечисляет одиннадцать татарских бродов – Каганский, Абашкин, Шебелинский, Изюмский, Татарский и др.

Многие известные в Диком Поле пути также использовались татарами при набегах на Русь. Муравский шлях начинался от крымского Перекопа и лежал до Тулы (а это всего 160 верст до Москвы) по междуречью Донского и Днепровского водозаборов. От Муравского ответвлялись Изюмский и Кальмиусский шляхи, которые большей частью пролегали по территории Харьковщины.

В течение XV – первой половины XVI веков, по мере ослабления Золотой Орды, территория опять начинает заселяться крестьянами и казаками. Однако только с конца XVI века начинается регулярное и массовое заселение края. Еще в 1571 году

Царь Иван Васильевич Грозный устраивает сторожевую службу на Слобожанщине для защиты от татар. Князь Воротынский, дьяк Матвей Ржевский, князь Михаил Тюфякин и боярин Юрий Булгаков получают начальство над пограничной линией. На столетних дубах по их распоряжениям вырезались двуглавые орлы – символ российского владения этими землями[47]. Нужно отметить, что в росписи мест, которые должен был объезжать рыльский голова для наблюдения за татарами, сказано: «…да вниз по реке Удам, через Павлово селище, к Донецкому городищу, да к Хорошеву городищу, через Хорошев колодезь, да чрез Удския ровни». Таким образом, уже в это время эпизодический контроль над незаселенной территорией осуществляло московское правительство.

В конце XVI столетия при Федоре Иоанновиче построены были Воронеж, Валуйки, Белгород, Курск, Ливны. Степная граница теперь продвигается на юг, на так называемую «польскую», то есть степную, украйну.

Продолжавшееся продвижение русских в южные черноземные степи неминуемо привело их к появлению на некогда славянской земле, ставшей Слобожанщиной. Строительство Белгородской и Изюмской «засечных черт» не только обезопасило край, но и способствовало быстрому заселению и хозяйственному освоению этих благодатных земель. Характерной чертой заселяемого края было то обстоятельство, что среди переселенцев весьма значительную часть составляли «черкасы» – малороссы, бежавшие от польского владычества в пределы Московского царства. Кроме того, поскольку край граничил не только с Диким Полем, но и с Речью Посполитой, здесь сложился особый порядок управления. Здесь не было ни «чисто» казачьего самоуправления, ни централизованной воеводской власти. Крепостнические отношения практически отсутствовали в крае вплоть до конца XVIII столетия.

В 1591 году приказ царя Федора Иоанновича (точнее, правителя Бориса Годунова) гласил: «…другую станицу послать к Донцу, до Изюмскаго кургана, меж Донца и Оскола, а переезжати той станице на Донце перевозы: Бишкинской, да Шабалинской, да Булуклейской, да Савинской, да Изюмской».

Семь лет спустя только что вступивший на престол Борис Годунов положил построить на правом берегу Оскола, 50 км южнее нынешнего Чугуєва, город «в свое имя» – Царев-Борисов – в защиту с крымской стороны.

Разразившаяся в начале XVII века Смута на время приостановила русское продвижение в степи. Напротив, были сожжены и разграблены многие русские города и крепости на степных рубежах. Однако вскоре после воцарения Михаила Романова и «успокоения» Московского царства продвижение в степь продолжилось. Помимо московских служилых людей, сюда устремились и черкасы.

В 1617 году 10 тыс. казаков из Запорожья поселились на реке Донец. В 1638 году запорожский гетман Яков Остряница со своими людьми, примерно с 1 тыс. казаков, оставив пределы Речи Посполитой, с позволения Московского царя поселились на месте нынешнего Чугуєва. Вместе с казаками в Чугуєве поселились также московские стрельцы. В 1640 году еще 5 тыс. черкасов селятся в том краю под «высокой рукой» русского царя. Одновременно была построена крепость Хотмыжск. Речь Посполитая требовала от Москвы выдачи черкасов как своих подданных, называя цифру ушедших в московскую сторону в 20 тыс. человек, но получила отказ.

Массовый исход днепровских казаков на Слобожанщину начался в период освободительного восстания против Польши, поднятого Богданом Хмельницким. Количество переселенцев из польских владений теперь исчислялось сотнями тысяч. Большинство из них поселились в соседних владениях Московского царства.

В 1651 году казаки из Корсуня основали Краснокутск. В 1652 году переселенцы из Черниговского и Нежинского полков во главе с полковником Иваном Дзинковским основали Острогожск и создали первый и самый большой на Слободской Украине Острогожский полк. В этом же году прибыли переселенцы из городка Ставище Белоцерковского полка во главе с Герасимом Кондратьевым и, основав Сумы, создали там Сумской полк. В 1654 году переселенцы из прежних польских владений, основав Ахтырку, сформировали Ахтырский полк. В том же 1654 году строятся Змиёв, Печенеги, Хорошево.

В 1654 году (по другим данным, в 1656 году) был основан город Харьков, ставший центром края. Название связывают с легендарным казаком Харько (Харитоном), имевшим здесь хутор и погибшим в бою с татарами. Харьковом стала называться местная река, и, видимо, уже в честь реки и назвали город. В свою очередь, в честь города был назван Харьковский полк.

В 1654 году на Слободской Украине насчитывалось уже 80 тыс. жителей, состоявших из казаков, несущих военную службу и владельческих крестьян-подданных, которых было не так много. Великорусская колонизация края осуществлялась путем переселения на Слобожанщину служилых людей – стрельцов, детей боярских, русских казаков и т. д.

Новые крупные переселения черкасов происходили и позднее.

В 1659 году осадчим Иваном Семененком основан Салтов. В 1660-х годах Яков Черниговец основывает Балаклею. Поселения продолжаются и в дальнейшем: в 1674 году запорожец Мартын Старочудный строит Волчанск.

В 1679–1680 годах была сооружена Изюмская черта (Новая линия). От города Царева-Борисова вдоль рек Северский Донец и Мжа она протянулась на 530 верст[48]. Под прикрытием укреплений Июмской черты строились новые города и селения.

В 1680 году была воздвигнута крепость Изюм, ставшая южным форпостом Слободского войска. В Изюм в 1682 году был перенесен центр Балаклейского полка. На базе Балаклейского и части Харьковского полков в 1685 году создан Изюмский полк. К концу 1680-х население Слободской Украины превышало 250 тыс. человек[49].

Для своевременного оповещения о татарской угрозе близ каждого укрепления, каждого хутора сооружались, по древнему казачьему обыкновению, маяки из хвороста и соломы, пропитанные смолой и дегтем. Впрочем, вплоть до 1736 года крымские татары проникали на Слобожанщину, жгли, грабили и убивали.

В 1680 году Слобожанщина подверглась особенно крупному массированному натиску крымских татар. Но в жестокой битве под Золочевом их наголову разбил харьковский полковник Григорий Донец-Захаржевский. В 1688 и 1692 годах татары подступали к Змиёву, в 1697-м – к Харькову, но всякий раз были отбиты. Последними боевыми действиями на Слобажанщине стали события 1736 года, когда татары в третий раз пытались взять Змиёвскую крепость, но были разгромлены.

Окончательно как своеобразная этническая территория Слобожанщина сформировалась в первой половине XVIII столетия. В 1731–1733 годах для защиты границ Российской империи от турецко-татарских набегов усилиями казаков левобережных и слободских полков и крестьян была построена система укреплений – Украинская линия. Заселена она была почти исключительно однодворцами-великороссами. Но вообще великороссы составляли в Слобожанщине лишь 6 % населения. Впрочем, это объясняется тем, что великороссами считались однодворцы и другие представители неказачьего сословия. В Чугуевском уезде великороссы преобладали абсолютно, их было здесь в XVIII столетии более 86 %.

Для России Слобожанщина была продолжением Засечной черты, жители которой выступали как охрана южных границ царства от крымских и ногайских татар, именно поэтому царское правительство освобождало поселенцев от уплаты налогов, позволяло свободно заниматься промыслами. Переселенцы безвозмездно владели определенным количеством свободной земли (право заимки), за ними сохранялись казацкие привилегии и самоуправление. Поселения, которые создавались переселенцами, назывались слободами, откуда и название «Слободская Украина». Слово «Украина» означало только окраинное местонахождение края в пределах России, а вовсе не украинское население, тем более что вплоть до начала XX столетия местные жители считали себя русскими.

Помимо московских служилых людей и черкасов с конца XVII века здесь стали селиться старообрядцы. Впрочем, сколько их было на самом деле, сосчитать невозможно, поскольку они всячески старались избегать переписчиков официальной власти.

Наконец, для заселения присоединяемых территорий привлекались в большом количестве крещеные татары, чуваши, мордвины и другие народности, переходившие в подданство московского царя. Так, в 1696 году в Чугуєве поселились 1,5 тыс. калмыков.

Как и Север, южные степи активно осваивало и православное духовенство, основавшее ряд монастырей.

Постепенно, по мере того как исчезла многовековая опасность со стороны степей, край все более терял свой военный характер. Казачество превращалось в мирных земледельцев, ремесленников, городских торговцев. Казачья старшина все больше сближалась с российским дворянством по своему быту и ментальности.

Развивалось постепенно в крае и образование.

В 1732 году в четырех полках Слобожанщины действовали 124 школы. В Харьковской коллегии училось около 500 учеников. На Слобожанщино жил философ Григорий Сковорода. Основанные во второй половине XVII века как крепости Харьков, Сумы, Ахтырка, Острогожск превратились в XVIII столетии в торгово-ремесленные центры. Здесь возникли Ахтырская табачная, Глушковская суконная и другие мануфактуры. В Харькове и Сумах действовали большие ярмарки.

С момента начала колонизации в конце XVI и вплоть до второй половины XVIII века Слобожанщина имела особое самоуправление. Здесь сложилось полково-сотенное устройство, где полк одновременно был как военной, так и территориальной единицей. Всего имелось пять полков – Острогожский (иначе – Рыбинский), Харьковский, Сумской, Ахтырский и Изюмский. В отличие от Гетманщины слободские полки не имели выборных войсковых или кошевых атаманов, и вся военная, административная и судебная власть на территории полка принадлежала назначенному царем полковнику. Он имел при себе символы власти полка: печать, литавры, полковую хоругвь. В военную и гражданскую администрацию входила полковая старшина (аналог офицерства): обозный, судья, есаул, хорунжий и два писаря, – которая составляла полковой Совет.

Все пять слободских полков разделялись на сотни. Сотенное управление осуществляли избираемые казаками сотник, атаман, есаул, хорунжий и писарь. Каждый десяток имел десятника.

В политическом и военном отношении слободские полковники подчинялись белгородскому воеводе, назначенному из Москвы (позже из Петербурга). Взаимоотношения с ними были далеко не безоблачными. В Москве жестко пресекали все попытки старшины стать независимой по запорожскому образцу. В свою очередь, казачья старшина все более тяготилась особым статусом края, не позволявшим ввести здесь крепостное право, как в обычных «нормальных» уездах России.

В середине XVII века слободские полки были подчинены Разрядному приказу, а с 1688 года – Великороссийскому отделу Посольского приказа. Заметим, что Гетманщина управлялась отдельным Малороссийским приказом. Ни власть малороссийского гетмана, ни какие-либо административные меры из Москвы в отношении Малороссии никогда не касались Слободской окраины.

Шестым полком Слободской Украины был Чугуевский. Как уже говорилось, он в основном состоял из великороссов. Чугуевцы напрямую подчинялись Белгородскому воеводе.

Полки Слободской Украины: 1 – Сумской; 2 – Ахтырский; 3 – Харьковский; 4 – Изюмский; 5 – Острогожский

При Петре Великом автономия слободских полков была серьезно ослаблена. Так, в 1711 году Петр I наделил перешедших в русское подданство молдавского князя Дмитрия Кантемира и его приближенных черноземными угодьями из резервов Харьковского полка. Мнения самих казаков по поводу такой бесцеремонности царь не спросил.

При создании в России губерний вся территория Слобожанщины вошла в состав Киевской губернии. С 1726 года казацкие полки Слобожанщины переданы в ведение Военной коллегии. Следует заметить, что слободские казаки были верными царю, храбро сражаясь против шведов и прочих врагов России.

Указом Анны Иоанновны от 12 марта 1732 года казацкие полки были преобразованы в армейские, полковники названы премьер-майорами, ликвидировано право заимки, внедрен подушный налог, запрещен свободный выход из Слободской Украины. В том же 1732 году столицей Слобожанщины стали Сумы.

Императрица Елизавета Петровна в 1743 году упразднила указ 1732 года и возобновила автономию Слобожанщины. Столица края была перенесена в Харьков.

Впрочем, и при Елизавете продолжалось наступление на автономию Слобожанщины. В 1749 году, например, служащим казакам было запрещено не только покидать Слобожанщину, но и оставлять свои полки.

Благодатные природные условия, отсутствие крепостничества, прекращение татарских набегов способствовали быстрому росту населения. Между 1745 и 1762 годами оно увеличилось на 22, 8 %.

Концом Слобожанщины как автономии в составе России можно считать манифест Екатерины II от 28 июля 1765 года. Казаки лишились привилегий и были превращены в военных обывателей, вынужденных платить подушный налог. При этом казачьей старшине был предоставлен выбор либо уйти в отставку, либо вступить в регулярные полки. В случае последнего казачьи чины менялись на армейские. Старшины без боевого опыта получали звание чином ниже.

Этим же манифестом все слободские полки были упразднены. На месте их создались Харьковский и Чугуевский уланские и Сумской, Острогожский, Ахтырский и Изюмский гусарские полки. Многие казаки остались служить, и в дальнейшем все эти полки отличились во многих войнах Российской империи.

Сама Слобожанщина была преобразована в Слободско-Украинскую губернию с административным центром в Харькове. Согласно переписи 1773 года, в Слободско-Украинской губернии проживало свыше 660 тыс. человек, в том числе 390 тыс. военных обывателей, 226 тыс. государственных и помещичьих крестьян. В 1780 году Слободско-Украинская губерния была упразднена и, за исключением Острогожского уезда, вошла в состав Харьковского наместничества. В 1796 году после упразднения наместничества вновь создана Слободско-Украинская губерния, к которой присоединили также Купянский уезд Воронежской губернии. Наконец, в 1802 году была создана Харьковская губерния. Это была уже «обычная» российская губерния без каких-либо особенностей в управлении. Так завершилась история Слободской Украины.

Харьковская губерния, примерно охватившая всю территорию прежней Слободской Украины, быстро развивалась благодаря благоприятным природным условиям, выгодному географическому положению и особенностям социального устройства края, в котором крепостничество было слабо развито. В масштабах всей Российской империи губерния и город Харьков стали довольно заметным экономическим и культурным центром.

В 1789 году в Харькове открылся театр, в 1805 году в городе был основан университет, пятый по времени создания в России. В 1812 году были учреждены институт благородных девиц и кадетский корпус. Особенно впечатляет то обстоятельство, что сам Харьков на тот момент был еще крайне незначительным городом с 12 тыс. жителей. Впрочем, «отцы города» смотрели в будущее с оптимизмом, понимая, что выгодное расположение города, центра процветающего края, быстро отразится на его росте. И они не ошиблись.

Основным занятием харьковчан в первой половине XIX столетия было земледелие. Получили распространение и ремесла – гончарство, скорнячество (выделка овчин), рымарство (выделка кожи), чеботарство, коцарство (потопление шерстяных ковров – коцов), кузнечное ремесло, изготовление одежды, а также ювелирных изделий – перстней, сережек, разнообразных украшений. Значительный вес в экономике города имели винокурение и кирпичное производство. Наряду с ремеслами и промыслами развивалась торговля – в Харькове несколько раз в год проводились ярмарки. В середине XIX века товарооборот харьковских ярмарок составлял почти 50 % товарооборота всех ярмарок на Украине.

Харьков стал одним из центров газетного дела Южной России. В 1804 году при университете была открыта одна из первых типографий Харькова, в которой печатались книги, газеты и журналы. В 1816 году начали издаваться журналы – в частности, сатирический журнал «Харьковский Демокрит», а также журнал «Украинский вестник». В 1830-х годах издаются литературные сборники.

Население города увеличилось с 11 000 в 1794 году до 41 861 человека в 1850 году.

После отмены крепостного права развитие Слобожанщины пошло особенно стремительно. В конце XIX века Слобожанщина по производству промышленной продукции занимала одно из ведущих мест Южной России. Здесь насчитывалось свыше 900 промышленных предприятий. Если до 1870-х годов в Слободской Украине ведущей отраслью промышленности было сахароварение, то к началу XX века – металлообрабатывающая промышленность и машиностроение.

Харьков стал узлом нескольких важных железных дорог. Близость к Донбассу и Криворожью с их развивающейся каменноугольной и железорудной промышленностью, повышение спроса на машины для нужд сельского хозяйства определили основное направление развития промышленности Харькова, ставшего центром машиностроения и металлообработки всероссийского масштаба.

Быстро росло население Слобожанщины. В 1851 году население Харьковской губернии насчитывало 1866 тыс. жителей, а в 1897 году – уже 2510 тыс. Впечатляет рост Харькова: в 1861 году городское население составляло 50 тыс. человек, в 1897-м – 175 тыс., в 1901-м – 198 тыс., в 1917 году – 382 тыс. человек.

В конце XIX века в Харькове находились университет, духовная семинария, ветеринарный институт, 3 классические гимназии, классическая прогимназия, коммерческое училище, реальное училище, техническое железнодорожное училище, институт благородных девиц, 6 женских гимназий, 9 частных учебных заведений, 6 городских училищ, 3 воскресные школы, 72 начальных народных училищ, 7 церковно-приходских школ, 3 еврейские хедеры, издавались свыше 20 городских газет. Но, как и прежде, школы в основном были доступны лишь детям из зажиточных слоев населения. В 1878 году в 68 учебных заведениях обучалось 7849 человек, что было значительно меньше, чем в других крупных городах России. Около 70 % населения Харькова до революции оставалось неграмотным.

Тем не менее Харькова превратился в научный центр общероссийского значения. Профессор Харьковского университета Н. Бекетов относится к числу самых выдающихся химиков XIX столетия. На Харьковщине родился И. Мечников, провел первую в мире операцию на сердце А. Пидриз, В. Данилевский стал одним из основателей энцефалографии.

В 1897 году в городе было 259 фабрик и заводов с 11 тыс. рабочих, с годовым производством свыше 16 млн рублей. Ремесленников здесь числилось до 4100 человек.

В начале XX века Харьков продолжает расти как крупный промышленный центр юга России. К 1917 году количество рабочих в Харькове увеличилось по сравнению с 1899 годом более чем в три раза и составляло свыше 35 тыс. человек. В конце XIX – начале XX веков в городе открывается ряд банков, здесь обосновались конторы крупнейших в России синдикатов «Продамет» и «Продуголь», проходили съезды горнопромышленников.

Велись работы по благоустройству города. На центральных магистралях строились мостовые. В 1871 году в Харькове на смену масляным фонарям пришли газовые, а в начале XX века – электрические. В 1882 году проложена первая линия городской конной железной дороги (конки). В 1897 году в Харькове построена электростанция, появилось трамвайное сообщение.

Впрочем, социальные проблемы привели к тому, что край стал одним из центров революционного движения. Еще в 1872 году в городе произошло стихийное выступление рабочих и ремесленников против произвола полиции и местных властей. Два дня продолжались волнения, в которых приняло участие около 3 тыс. человек. Рабочие и городская беднота разгромили полицейские участки и квартиры некоторых чинов полиции. На подавление выступления была мобилизована вся полиция города, а также воинские части. Чуть позже в Харькове действовала местная организация «Народной Воли», организовавшая покушение на харьковского губернатора. В начале 1890-х годов возникли первые марксистские кружки. В 1898 году создан харьковский комитет РСДРП. В дальнейшем Харьков был одним из центров большевизма.

Впрочем, в Харькове появились также и украинские самостийнические организации. Летом 1891 года несколько харьковских студентов создали организацию «Братство тарасовцев». В 1897 году в Харькове возникло тайное Украинское студенческое общество. Наконец, в январе 1900 года на собраниях студенческих обществ Харькова создана первая в России украинская политическая партия – Революционная украинская партия (РУП), по своим программным целям близкая к социал-демократам. Впрочем, «руповцы» быстро раскололись и сошли со сцены. Как и во всей Малороссии, харьковские самостийники были малочисленными – не более 100 человек во всех вместе взятых организациях, и были совершенно незаметны на фоне социал-демократов, эсеров или кадетов.

В начале XX века в Харькове неоднократно происходили забастовки и массовые манифестации. Во время революции 1905–1907 годов на Слобожанщине состоялся ряд политических забастовок и вооруженных выступлений рабочих, крестьянских беспорядков.

Харьковская губерния также переживала экономический подъем, хотя губернский центр «оттянул» на себя большую часть промышленности. В 1901 году в губернии проживало 2 773 047 человек (1 427 869 мужчин и 1 345 178 женщин). В городах проживали 395 738 человек, или 14 % всего населения; в селениях – 2 377 309 человек, или 86 %. На 1 кв. версту приходилось 57,9 жителей. Малороссы – 80,6 %, русские – 17,7 %. Естественный прирост населения был велик. Так, в 1901 году он равнялся 2 % в год.

После падения монархии в феврале 1917 года в Харькове, как и во всей России, стали активно возникать советы. Кроме советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, в Харькове был образован совет студенческих депутатов – сказывалось наличие университета, студенты которого были проникнуты радикальными взглядами.

24 декабря 1917 года в здании Дворянского собрания открылся I Всеукраинский съезд Советов. Съезд принял решение о признании на Украине всех декретов и постановлений правительства Ленина и провозгласил советскую Украину федеративной частью Советской России. Практически сразу же развернулась гражданская война, которая на Украине носила особенно ожесточенный и запутанный характер. Власти в Харькове менялись с калейдоскопической быстротой.

Город побывал столицей Донецко-Криворожской республики (февраль-май 1918 года), находился под германской оккупацией (май-ноябрь 1918 года), под властью Директории УНР (ноябрь-декабрь 1918 года), после чего в нем во второй раз была установлена советская власть (январь-июнь 1919 года), затем город был взят деникинской армией (июнь-декабрь 1919 года), а с декабря 1919 года в нем в третий раз установилась советская власть. 19 декабря 1919 года Харьков был объявлен столицей Украинской Советской Социалистической Республики. Вплоть до 1934 года он был столицей Украины. Впрочем, и уступив полномочия республиканской столицы Киеву, Харьков оставался важнейшим центром промышленности и науки всесоюзного уровня.

Харьков в эти годы стремительно развивался. Советская индустриализация проявила себя в этом городе особенно заметно. Город стремительно рос – в 1939 году здесь проживали уже 833 тыс. человек.

Национальный состав Харькова на 1939 год, в тыс. человек, был таков:

По своему экономическому развитию город стал третьим после Москвы и Ленинграда индустриальным центром СССР.

Машиностроение Харькова до Великой Отечественной войны давало около 40 % продукции всей машиностроительной промышленности Украины и 5 % – СССР.

В 1930–1931 годах под Харьковом был в рекордные сроки построен тракторный завод – один из крупнейших в мире. В годы первых пятилеток в Харькове были возведены многие заводы-гиганты. Символом роли Харькова в советской индустрии был знаменитый Дом государственной промышленности – первый советский небоскреб высотой 63 метра, построенный в стиле конструктивизма на центральной площади города в 1928 году. Сама же площадь считается самой большой в Европе и второй по величине в мире (после площади Тяньаньмэнь в Пекине).

Развивалась и наука. В Харькове впервые в СССР в 1932 году было осуществлено расщепление атомного ядра. В Харькове жили и творили многие выдающиеся ученые. Например, с этим городом связано имя геометра Алексея Погорелова, автора не только математических расчетов, но и учебника по геометрии, по которому училось целое поколение школьников Советского Союза. Здесь же физик А. Щукарев создал «машину логических мышлений» – прообраз компьютера. В целом Харьков превратился в третий по значению научный центр Советского Союза.

Не лишено пикантности, что русскоязычный Харьков, будучи столицей УССР в годы масштабной украинизации, сам почти не воспринял украинскую мову, сохранив русский язык и культуру.

В годы Великой Отечественной войны Харьков в силу своего экономического значения стал ареной жестоких боев. Немецкие войска заняли Харьков в октябре 1941 года. Он оказался самым крупным из всех советских городов, оккупированных в годы войны. Советские войска в общей сложности предприняли четыре попытки вернуть Харьков. В феврале-марте 1943 года город был освобожден, но в результате немецкого контрнаступления вновь занят противником. Только в августе 1943 года Харьков был освобожден окончательно.

Город жестоко пострадал за время оккупации. Была уничтожена значительная часть городских кварталов. Но благодаря напряженному труду советских людей Харьков был достаточно быстро – к середине 1950-х годов – восстановлен.

Послевоенные годы были для Харькова временем определенного экономического процветания. Хотя в политическом смысле Харьков, перестав быть республиканской столицей, уже не влиял на принятие политических решений в стране, он оставался индустриальным городом всесоюзного значения. Здесь был открыт метрополитен. На харьковских предприятиях производилось продукции на многие миллиарды рублей.

Население Харькова достигло осенью 1962 года рубежа в миллион жителей. Два десятилетия спустя харьковчан стало уже полтора миллиона.

Харьковская область, историческая Слобожанщина, оставалась в тени своей столицы. Тем не менее область прошла стадию индустриализации, ее население достигло 3 млн человек, из которых половина приходилась на сам областной центр.

В области сложились свои центры промышленности. Так, Купянский литейный завод поставлял детали для транспортного и сельхозмашиностроения. Цементно-шиферный завод в Балаклее, один из крупнейших в Европе, снабжал своей продукцией весь регион. Родина художника И. Е. Репина город Изюм известен как центр производства оптики. Химический завод в Первомайском также был известен как один из крупнейших в Европе.

Все изменилось после провозглашения «незалежносте» Украины. Как и вся Украина, Слобожанщина пришла в жесточайший всеобъемлющий кризис. Рухнула индустрия региона. Исчезли многие знаменитые предприятия Харькова. Например, обанкротились и были закрыты завод тракторных двигателей, приборостроительный завод «Серп и молот», завод «Радиодеталь», научно-производственное объединение «Хартрон», изготовлявшее системы управления ракет и спутников (в самом деле, самостийной Украине не нужны спутники, ей нужны только «писанки» и довольные жизнью рабы, говорящие на «мове»).

Как и в большинстве новоявленных «постсоветских государств», сокращается население в результате депопуляции и выезда в РФ. Так, население Харькова уменьшилось на 200 тыс. человек. Мало где так наглядно проявила себя несостоятельность Украины как государства, как в прежней Слободской Украине.

Тем не менее Слобожанщина сохраняет определенный промышленный и научный потенциал, оставаясь одним их главнейших центров русского языка и культуры на Украине. Это обстоятельство вызывает оптимизм относительно Слобожанщины в ее дальнейшем историческом развитии.

Слобожанщина на карте нынешней Украины. Верные себе самостийники пририсовали «восточную Слобожанщину», или Подонье, то есть территории, которые в период освоения Дикого Поля входили в состав слободских полков

Обширные земли по течению Десны, левого притока Днепра, и реки Сейм, притока Десны, а также далее на восток, до долин Дона и Северского Донца, издревле заселенные славянами, по имени племени северян получили название Северского края, или Северщины. Подобно многим другим историческим регионам Руси, границы Северской земли были весьма подвижны. Области расселения племени северян, границы владений Черниговских и Переяславских князей уходили далеко за пределы исторической Северщины. Тем не менее можно констатировать, что исторический центр Северской земли (Северщина в собственном смысле слова) представляет территории современных Черниговской и Сумской областей Украины, западных частей современных Брянской, Курской и Белгородской областей РФ, а также небольшой территории современной Белоруссии до реки Сож. На юге и юго-востоке Северские земли граничат со степью, борьба с обитателями которой во многом и определяла древнюю историю края. Земли Северщины в древности были покрыты густыми лесами, и только на юг и восток леса постепенно сменялись лесостепью и степью.

О северянах так гласила в начале XII века «Повесть временных лет»: «…А друзии седоша по Десне, и по Семи, по Суле, и нарекошася северъ». Племя северян («Северы», по словам летописца), имя которых дало название краю, считается одним из самых древних восточнославянских племен. Уже во II веке географ Птолемей упоминал неких саваров или савиров, живших в этих местах. Собственно, савиры были иранским этносом скифско-сарматского происхождения. Само название «Северяне», вероятно, искаженное славянами от иранского слова seu (sew – «черный»). Тогда становится понятным и название Чернигова – главного города края, и гидронимы (Хорол – от иранского «течь», Сейм – от иранского же «Темная река», Эсмань – «удобная»). Кстати, в короткий период польского господства в 1618–1654 годах гербом Северщины был черный двуглавый орел. По всей видимости, изначально иранское население края было ославянено еще в первых веках нашей эры. Антропологи действительно доказывают некоторую антропологическую несхожесть северян с другими восточными славянами. Впрочем, в результате дальнейшего смешения со славянами северяне окончательно приобрели восточнославянский антропологический облик.

При этом славянизация савиров началась достаточно рано. Вероятно, что когда савиры впервые были упомянуты Птолемеем, они уже были смешанным народом. Показательно, что река Десна, главная речная артерия края, изначально имела славянское название. Кстати, слово «Десна» означает «правая». Мы знаем, что Десна, вообще-то, является левым притоком Днепра, но ведь славяне продвигались с юга, и для них Десна действительно была справа. Интересно, что название «северяне» было переосмыслено славянами, поскольку долгое время, вплоть до массовой миграции славян на северо-восток, северяне на самом деле были одним из самых северных славянских племен.

Северяне, как можно судить по археологическим раскопкам, уже в VIII–X веках были одним из самых развитых и культурных славянских племен. (К ним относилась так называемая Роменско-Борщевская археологическая культура.)

Северяне активно участвовали в заселении земель, лежавших по всем направлениям от их родины. Вероятно, северяне участвовали в заседании славянами Балкан (так, в VII веке на Дунае, в пределах современной Болгарии, упоминаются некие «севери»). С Северской земли шла значительная миграция на север и северо-восток, в Волжско-Окское междуречье. Здесь северяне смешивались с вятичами, а также аборигенами этих земель – финскими племенами мери. Северяне в VIII–IX веках находились под властью Хазарского каганата. Впрочем, владычество хазар сводилось к получению дани, зато северяне стали широко расселяться в лесостепных и степных районах Хазарии. Поселения северян распространялись далеко к югу за реку Сулу, а также в долинах по рекам Псел и Ворскла. Именно северяне проникли в Крым и Тамань, составив основу славянского населения Тмутаракани. Северские земли процветали, поскольку, владея городом Любеч на Днепре, северяне могли контролировать важную часть пути «из варяг в греки», а также торговый путь к Каспийскому морю. Не случайно на землях северян найдены клады арабских и персидских серебряных монет.

В начале IX века, в условиях охватившей Хазарский каганат анархии, вызванной попыткой введения иудаизма в качестве государственной религии, северские земли добились независимости. В Северской земле археологическим отражением этих бурных событий стало возведение многочисленных укрепленных крепостей-городищ, призванных защитить их обитателей. Северские земли защищали мощные крепости-городища. Обычно они возводились на крутых береговых мысах, дополнительно укреплялись рвами, валами и частоколами. Как правило, городища располагались в 6–8 км друг от друга.

Северская земля ІХ-Х веков не была монолитным политическим образованием, а состояла из нескольких объединений, входивших в состав северянского племенного союза. По мнению В. В. Енукова, в X веке крупнейшим объединением северян было летописное «Посемье»[50]. На его территории выявлено 289 памятников этого периода (48 городищ, 204 селища и 37 курганных групп). Исследования, проведенные В. В. Енуковым на Ратском городище (Курский район), позволили восстановить внешний вид оборонительных сооружений северян, живших по реке Сейм. Выяснилось, что при возведении частокола городища строители использовали расколотые пополам дубовые бревна, которые устанавливались у подножия внешней стороны вала, при этом плоская сторона бревен обращалась внутрь, а выпуклая – наружу. Частокол устраивался с небольшим наклоном в сторону площадки городища, из-за чего исчезал неизбежный зазор между отдельными бревнами (комель бревна шире вершины) и убиралась так называемая «мертвая зона» у основания стены, в которой защитники не могли обстреливать нападавших. К тому же оборонявшиеся были защищены и от стрел, пущенных навесом, так как сверху их закрывал нависающий «козырек» наклонного частокола. Вероятно, в верхней части частокола устраивались бойницы. Въезд на городище обычно располагался с правой стороны. Это делалось для того, чтобы штурмующие ворота вражеские воины вынуждены были поворачиваться правым, незащищенным щитом, боком под стелы и копья стоявших на стенах защитников крепости. Аналогичные укрепления были раскопаны археологами у деревни Капыстычи (Рыльский район Курской области). Еще одно укрепленное поселение северян – Горнальское – несколько раз сжигалось неприятелем, но восстанавливалось. У северной границы Горнальского поселения располагался огромный курганный могильник, насчитывавший в начале XX века около 2000 насыпей.

Во второй половине IX века (в 884 году, согласно летописям) северяне вошли в состав единого Русского государства. Они участвовали в походах киевских князей, и уже в договоре с Византией упоминается город Чернигов – главный город края. В X веке Чернигов был крупнее Киева. Детинец (внутренняя цитадель) Чернигова имела площадь в 16 га. В 992 году, то есть сразу после Крещения Руси, Чернигов стал центром епархии. Показательно, что в Чернигове находится самый старейший из всех русских соборных храмов – Спасо-Преображенский, построенный в 1030-х годах.

Впрочем, довольно долго Северская земля управлялась своими племенными князьями. В договоре с Византией упоминались некие «светлые князья» северян. Когда Владимир Святославич (980-1015) давал своим сыновьям уделы, то столь значительный город, как Чернигов, своего удельного князя не получил. Известный историк М. Н. Тихомиров предположил, что или Чернигов оставался за самим Владимиром, или Черниговом и Северской землей управляла своя династия. Существование «Черной могилы», в которой похоронен неизвестный князь конца X века, говорит в пользу второго предположения[51]. В 1024 году Чернигов своевольно захватил и стал там княжить Мстислав Владимирович, брат Ярослава Мудрого. Мстислав был князем в Тмутаракани, опираясь на ресурсы которой сумел разгромить в битве под Лиственом Ярослава Мудрого и захватить Чернигов. Впрочем, Мстислав помирился со старшим братом, забрав себе половину Руси по левой стороне Днепра. После смерти Мстислава в 1036 году Черниговом стал управлять киевский князь. Впрочем, Ярослав Мудрый перед смертью в 1054 году разделил Русь между сыновьями. Чернигов достался второму сыну – Святославу Ярославину. Этот факт являлся лучшим свидетельством значения Северской земли на Руси. Его потомки правили (с небольшими перерывами) Черниговским княжеством на протяжении веков. Но тогда же часть земли северян была включена в состав отдельного Переяславского княжества, стол которого занял Всеволод, четвертый сын Ярослава Мудрого. Переяславщина занимала слишком выгодное географическое и стратегическое положение, находясь на пути вторжения кочевников степи на Русь, и поэтому стала отдельным княжеством под властью одного из сыновей князя Всея Руси.

Черниговское княжество было обширным, занимая площадь до 400 тыс. кв. км, простираясь от Днепра на западе до Москвы-реки на востоке, от современной Южной Белоруссии до Тамани с Тмутараканским княжеством на Черном море. Не только потомки северян, но также и потомки радимичеи, полян и вятичеи населяли Черниговское княжество. Не менее 60 древнерусских городов, упомянутых летописцами до середины XIII столетия, находились в Черниговском княжестве. Среди самых древних городов Северщины был Любеч, находящийся на Днепре, родина Малуши-Любечанки, матери князя Владимира и, соответственно, родоначальницы всех Рюриковичей. Не случайно именно в Любече в 1097 году состоялся известный съезд всех русских князей. Город Путивль на Сейме впервые упоминается в летописях в 1146 году как уже крупный самостоятельный город, жители которого славились своим богатством. Под тем же 1146 годом упоминается Новгород-Северский – столица одного из удельных княжеств Черниговского великого княжества. Тогда же упоминается в летописях и город Дебрянск (современный Брянск), расположенный в дебрях. Впрочем, тогда это был еще не очень значительный город. Город Курск, впервые упомянутый в 1095 году, родился намного ранее. В XII веке в Курске уже сидели свои удельные князья, подчиненные великому князю Черниговскому. Из других городов Черниговской земли летописи упоминают Сновск (1068), Нежатина Нива, будущий Нежин (1078), Стародуб (1080), Прилуки (1085), Вщижь (1112), Козельск (1146), Севск (1146), Карачев (1146), Всеволож (1147), Трубчевск (1185), Глухов (1152), Брягин, Мглин (1154), Гомий, ныне Гомель (1142), Донец (ныне не существующий город на реке Уде на Харьковщине) и др. Но самым крупным городом Северщины оставался Чернигов.

Великое княжество Черниговское включало земли не только северян, но и радимичей (Гомий на реке Сож), полян и вятичей. При этом часть северских земель оставалась в Переяславском княжестве. Как видим, старая племенная идентичность исчезала, заменяясь территориальной («черниговцы»). Племенное понятие «Северяне» исчезло, уступив географическому определению Черниговской земли. Как и всюду на Руси, «племя» в народной идентичности было заменено на «землю». Но воспоминания о длительном и славном существовании северян не исчезли. Не случайно основная часть Черниговского княжества сохранила в веках имя «Северской земли».

Черниговскими землями правила ветвь Рюриковичей, получивших прозвище Ольговичей от имени Олега Святославича, внука Ярослава Мудрого, который с помощью половцев сумел отвоевать свою «отчину» в 1094 году и удерживать вплоть до смерти в 1115 году. Ольговичи даже захватывали Киев и претендовали на роль князей Всея Руси. Правда, Киев Ольговичи не смогли закрепить за собой, что во многом объяснялось упадком самого Киева, превратившегося в своего рода почетный кубок, который захватывал самый сильный на тот момент князь. Впрочем, Чернигов Ольговичи сумели удержать.

Батыево нашествие оказалось страшным ударом для Черниговского княжества. Чернигов и многие другие города были сожжены и разграблены. Население Северской земли значительно сократилось, особенно в районах, прилегающих к степи. В Переяславе, некогда одном из самых значительных княжеских столов Руси, вообще исчезло княжение и была упразднена местная епархия по причине резкого уменьшения паствы.

Город Чернигов пережил такой упадок, что столицей Черниговского княжества стал Брянск (Дебрянск), надежно прикрытый лесными дебрями. Туда же была перенесена и кафедра Черниговского епископа. Князь Михаил Черниговский, отказавшийся выполнять унизительный языческий обряд, пройдя между пылающими кострами, был в 1246 году замучен в Орде. Но постепенно Северская земля начала возрождаться. Примерно в 1350 году Черниговщина попала под власть литовских князей. Впрочем, далекие литовские князья во внутреннюю жизнь Черниговского княжества не вмешивались. Показательно, что до 1415 года в церковном отношении Северская земля полностью зависела от Московского митрополита и подчинялась ему.

Тем не менее постепенно Северская земля стала все больше дробиться на уделы. Собственно, уже в середине XII века из Черниговского княжества выделилась Северская земля (в узком смысле слова) с городами, удельными столицами Новгород-Северским, Путивлем, Рыльском и Курском. В годы ордынского ига и литовского господства дробление только усилилось. К концу XIV века в верховьях реки Оки сложилась целая группа так называемых Верховских княжеств. Они существовали как буферные образования между Литвой и Москвой, пытаясь сохранить свою автономию, используя конфликты между Вильной и Москвой. Однако постепенно верховские князья «отъезжали» вместе со своими владениями на Москву. К 1494 году большинство Верховских земель были присоединены к Московскому государству. Верховские князья, потомки Ольговичей, влились в ряды московской аристократии, дав России князей Барятинских, Волконских, Воротынских, Новосильских, Оболенских и других, сыгравших выдающуюся роль в истории страны. В 1500 году, в ходе следующей русско-литовской войны, Брянск и Чернигов и весь край были также присоединены к Московскому государству. Как писали летописцы, «князь московский забрал вси земли сиверские и всю Сивер… все городы северские и всее Северу».

В целом в Московском государстве оказались Северские земли с городами Брянск, Гомель, Дроков, Курск, Мглин, Моровск, Новгород-Северский, Почеп, Путивль, Радогощ, Рыльск, Стародуб, Трубчевск, Чернигов. И в Москве, и в Вильне считали Северскую землю единым территориальным и этническим образованием. Мысль о том, что Чернигов станет частью Украины, Гомель – Белоруссии, а Брянск – Великороссии, немало бы удивила в те времена даже законченных русофобов. Главным городом края считался Путивль. Московское правительство уделяло этому важному стратегическому пункту значительное внимание, и не случайно именно Путивль имел каменную крепость, единственную на степной окраине России.

Целое столетие Чернигово-Северская земля была частью Русского государства, отличаясь от остальных регионов державы тем, что здесь еще до возвращения в состав единого государства сложилась особая категория населения, потенциально новый русский субэтнос – севрюки. Так назывались прямые потомки древних северян, оставшихся на своих местах и после татарских нашествий. В устном народном творчестве также нашло отражение представление о севрюках как о древних, исконных жителях своей земли. Так в одной из исторических песен XVI века севрюки называются людьми «стародавними», «живущими здесь давно». Показательно, что область расселения севрюков XIV–XVII столетий совпадала с областью расселения северян ІХ-Х веков.

Севрюки по образу жизни напоминали казачество. Севрюки сложились из военизированного населения степного пограничья, вероятно, еще в киевский период. Наиболее ранние сведения о севрюках в известных нам русских источниках относятся к концу XV века. Они сообщают, что по рекам Трубеж, Сула, Псел, Ворскла, Орель жили севрюки. В Никоновской летописи упоминается, что в Новгород-Северском княжестве были люди, которых называли северскими казаками или севрюками. Так же как казаки, они защищали свою землю от татар, занимались рыболовством, бортничеством, охотой в далеких уходах по Донцу, Осколу и в бассейне Дона, а иногда не прочь были и пограбить. Впервые севрюки в официальных документах упоминаются в 1549 году в жалобе ногайского князя Юсуфа Ивану Грозному: «…наши люди ходили в Москву с торгом, и как шли назад, ваши казаки и севрюки их побили».

В «украинных городах» Московского царства именно севрюки несли пограничную службу на степных заставах. При этом севрюки и в официальных документах, и по своему быту резко отличались от «черкасов» (выходцев из Малороссии), казаков и «сведенцев» (московских служилых людей, переведенных на жительство из Центральной России). В сословном плане севрюки четко отделяли себя от крестьян, торговых людей и дворян. Но севрюки не имели единого центра и руководства, что отличало их от казаков и, вероятно, стало причиной быстрого исчезновения севрюков как социальной группы. В период русско-литовских войн XVI века севрюки активно участвовали на местном театре военных действий как своего рода спецназ. Еще более прославились севрюки, защищая русскую землю от набегов крымских и ногайских татар. Впрочем, нередко севрюки просто занимались разбоем, не брезгуя грабить и своих соотечественников.

В начале XVII века севрюки, как и весь Северский край, поднялись против царя Бориса Годунова, присягнув на верность Лжедмитрию. На северских землях произошел ряд кровопролитных сражений, правительственные войска весьма зверски подавляли восстания. Так, была совершенно опустошена Комарицкая волость. Впрочем, севрюки активно сражались в восках Ивана Болотникова, а также в рядах различных противоборствующих сторон в период Смуты.

Вероятно, именно активное участие в восстаниях времен Смуты и привело к тому, что термин «севрюки» стал исчезать. На протяжении XVII века под севрюками московские дьяки называли в основном не служилое сословие Северской земли, а просто жителей приграничных уездов. При этом чаще всего именовали севрюков по чисто территориальным признакам – путивльцами, рылянами, белгородцами, черниговцами. К концу XVII века само понятие «севрюк» больше не упоминается ни в каком официальном документе. Причина была проста: севрюки в основном слились частью со служилым слободским казачеством, частью стали просто крестьянами. В обоих случаях они утратили свои специфические черты, присущие именно военно-служилому сословию Северской земли как этносоциальной группе.

Северщина не только стала центром антиправительственных восстаний, но и театром боевых действий в период польского вторжения в Россию. В 1609 году началось открытое вторжение войск Речи Посполитой в Россию. В марте 1610 года поляки с помощью хитрости захватили Чернигов, при этом город подвергся грабежу, напомнившему времена Батыевы. Во время всеобщего городского пожара наиболее пострадал Елецкий монастырь – сгорели все деревянные постройки, а в древнем Успенском соборе рухнули наземь все его главы.

По Деулинскому миру 1618 года Северская земля отошла к Польше. В составе Речи Посполитой из присоединенных Черниговских земель было создано отдельное Черниговское воеводство. Чернигов получил в 1623 году права самоуправления (что, впрочем, в условиях XVII века было уже не актуально). Главным последствием Деулинского мира стало то, что Северский край был разделен. Черниговские земли оказались под польской властью, но Брянск, Курск и Орел остались в составе России. Так границей была разделена единая на протяжении тысячелетия Северская земля. Хотя между государственными границами Северщина пребывала разделенной недолго, но даже после воссоединения с Россией Северская земля оставалась разделенной внутренними административными границами.

Польское господство продолжалось недолго. Уже в 1648 году казаки Хмельницкого заняли всю территорию Черниговского воеводства. По Зборовскому миру 1649 года казаки добились запрещения въезда на землю бывшего Черниговского воеводства евреям и иезуитам. После Переяславской рады 1654 года Черниговщина вошла в состав России, сохраняя, впрочем, автономию как часть Гетманщины. Польша по Андрусовскому миру 1667 года, а также договору «о вечном мире» 1686 года вынуждена была признать Черниговские (как и Смоленские) земли частью России. Впрочем, польский король еще целое столетие, вплоть до разделов Польши, «назначал» Черниговских воевод и каштелянов, а «черниговская шляхта», никогда не видевшая настоящей Черниговщины, собиралась на сеймике во Владимире-Волынском.

Разумеется, к реальной жизни Черниговско-Северского края эти польские фантомные боли не оказывали ни малейшего влияния. Северская земля жила своей жизнью. Город Чернигов стал центром особой военно-политической и административной единицей Гетманщины – Черниговского полка. Напомним, что «полк» (делившийся на «сотни») означал также и определенную территорию. Все местные крестьяне показачились, свободно владели землей и управлялись выборными ими же атаманами. Городами, которые имели Магдебургское право (Киев, Нежин, Чернигов, Переяслав, Стародуб, Глухов, Полтава, Батурин и др.), руководили магистраты во главе с войтом.

Гетманщина была упразднена в 1764 году. Несколько позднее, в 1782 году, было упразднено полковое административное управление. Вместо Черниговского полка возникло Черниговское наместничество. Наконец, в 1802 году была создана Черниговская губерния, обычная, можно сказать, стандартная российская губерния. История губернии почти не отличалась от истории других губерний империи. Единственное, что отличало бывшие земли Гетманщины, было отсутствие крепостного права. Однако по настоятельным просьбам местного дворянства, происходившего из потомков казачьей старшины, Екатерина II действительно распространила крепостничество на Левобережье Днепра. Но в целом Черниговская губерния развивалась недостаточно стремительно на фоне подъема Донбасса и Новороссии, оставаясь аграрной. Население по переписи 1897 года составляло 2,3 млн человек. При этом в губернском центре, городе Чернигове, было лишь 27 тыс. жителей, Глухов имел 14 тыс. жителей, в Конотопе насчитывалось 19 тыс. горожан, а в Стародубе – 12 тыс. Северная часть Северщины с историческими городами (Брянск) входила в состав Орловской губернии, все более приобретая черты особого региона.

А потом грянули потрясения XX века. С 1917 года стремительно менялись власти. Образовалась Украинская республика. В 1919 году четыре северных уезда Черниговщины в состав Украинской советской республики не вошли и остались в России в составе Брянской губернии. Собственно Черниговская область была образована в 1932 году. В 1939 году Президиум Верховного Совета СССР разделил Черниговскую область и отдал 17 районов в новообразованную Сумскую область УССР.

На Северщине началась украинизация. Впрочем, как и повсюду, украинизация встретила серьезное сопротивление. Известен такой курьезный случай. В августе 1924 года в одном из городов Черниговской области было получено предписание вести делопроизводство на украинском языке, местные партийные власти «бросились искать украинцев, могущих хотя бы чему-нибудь научить по-украински. Нет никого. Наконец, нашли кого-то, но оказался исключенный из профсоюза как чуждый элемент. Пришлось пойти на поклон – предложить принять вновь его в профсоюз – учи только. Разве не анекдот!»[52] Однако все же украинизация Северщины оказалась более масштабной и успешной, чем в Донбассе и Новороссии. Поскольку до 90 % населения Черниговщины составляли сельские жители, то образование и вообще основы грамоты они усвоили на украинской мове. Таким образом, в Черниговщине процент украиномовных оказался весьма большим, хотя общерусское самосознание не исчезло.

Все это проявилось с особой силой в период Великой Отечественной войны. Черниговская и Северская области были заняты немцами уже в сентябре 1941 года. Но уже вскоре оккупанты столкнулись с партизанами. В Спадщанском лесу под Путивлем 18 октября 1941 года С. А. Ковпаком был создан партизанский отряд, который успешно действовал, совершая рейды далеко за пределы края. В Черниговской области осенью 1941 года путем слияния нескольких самочинно возникших партизанских групп было создано партизанское соединение А. Ф. Федорова. Существовали также и другие партизанские отряды.

Вскоре партизаны начали проводить уже крупные боевые операции. 27 мая 1942 года Ковпак даже занял на сутки город Путивль, в июле 1942 года ковпаковцы овладели большим селом Старая Гута, из которого осенью двинулись рейдом на Правобережную Украину.

Осенью 1943 года, накануне форсирования Днепра, партизаны действовали особенно активно. Они захватили и удержали ряд стратегически важных переправ через Днепр, Десну и Припять.

Брянская область, которая во многом была частью исторической Северщины, также показала примеры партизанской славы. Лесные массивы по берегам Десны стали центром крупного партизанского очага. Именно здесь базировались, готовясь к рейдам, отряды Ковпака, Сабурова и Федорова. Партизаны самостоятельно взяли город Бежицу и активно содействовали Красной армии при освобождении Брянска.

После войны Северщина, разделенная между Черниговской и Сумской областями Украинской ССР и отдельными территориями Брянской, Орловской и Курской областей РФССР, развивалась как часть единой державы – СССР. Здесь не было каких-либо грандиозных всесоюзных строек, и вместе с тем нельзя сказать, что край не развивался. Уровень развития областей исторической Северщины был среднесоветским.

После распада СССР Северщина оказалась разделенной между РФ и Украиной. Украинская часть в значительной степени является украиномовной, но даже после «майданов» самостийники остаются маргинальной частью населения. В основном «жовто-блакитные» взгляды на Черниговщине выражают лишь отдельные профессиональные украинцы. Черниговщина переживает острейший кризис. Особенно показателен демографический кризис. В Черниговской области в 1989 году жило 1415,9 тыс. человек, а в 2010 году – 1101,9 тыс. (чистая убыль населения – 22,2 %).

Спасение может прийти только через русское единство. Думается, что земля древних северян останется единой частью единой России.

Самый «очевидный» регион Западной Украины – Галичина (или, на западный манер, Галиция). Более того, обычно всю Западную Украину смешивают с Галицией, игнорируя особенности Буковины, Закарпатья и Закерзонья. Однако, справедливости ради, надо признать, что Галиция – действительно «ведет» за собой (в какую сторону – это уже другой вопрос) все западные земли Украины, так что подобное упрощение вполне объяснимо. Но особенного внимания этническая истории Галиции заслуживает потому, что именно этот край является самой антирусской Русью. Именно здесь сложился патологически злобный русофобский украинский национализм, который, в отличие от других регионов Украины, имеет тут массовую поддержку. При этом именно в силу антирусскости Галиции жители региона считают (и с этим бывают согласны остальные самостийники), что галичане представляют собой первооснову украинства. Но, впрочем, именно роль галичан неоднократно становилась роковой для Украины. В свое время украинский президент, косноязычный В. Янукович в своем выступлении назвал галичан «геноцидом нации», имея в виду, естественно, генофонд. Но, как ни странно, Янукович был полностью прав…

В наши дни Галиция включает в себя три области Украины – Львовскую, Ивано-Франковскую и Тернопольскую. Вплоть до 1945 года в состав Галиции включались земли по течению реки Сян (или Сан) с городами Перемышлем и Ярославом (Надсянье), а также город Холм и окрестной Холмщиной. Общая площадь Галиции в современных границах – 50 тыс. кв. км. Население – 5 млн человек.

Исторически Галиция была тесно связана также с Волынью, но все-таки этническая история Волыни отличалась от галицкой.

Природные условия Галиции вполне благоприятны. Климат здесь умеренно-континентальный, с теплым влажным продолжительным летом и весьма мягкой зимой (нередко с оттепелями; устойчивый снежный покров присутствует только в горах). Большая часть Галиции в природном отношении относится к Прикарпатью. Подольская возвышенность резко упирается в Карпатские горы, которые в регионе достигают высоты 1000 м (самая высокая гора Говерла, ранее – Руска, имеет высоту 2600 м). Карпатские горы густо поросли лесами, причем здесь произрастают ценные породы дерева, почти не известные в Великороссии. Речная сеть Галиции очень густа. Именно здесь в Карпатах начинаются реки Днестр и Прут. Почвы тут очень плодородны, так что неудивительно, что эти земли заселены были человеком очень давно, со времен палеолита, и в наше время отличаются высокой плотностью населения. Из природных ресурсов имеются богатые залежи серы, калийных солей, строительного камня, минеральных вод. Как видим, край богат и обилен, что, впрочем, всегда привлекало сюда завоевателей. И это наложило неизгладимый отпечаток на всю историю края.

В древности эти земли населяли разные народы – в частности, родственные фракийцам карпы (от них происходит название Карпатских гор), кельты (вероятно, именно им обязано название города Галич, откуда и название всего региона). Возможно, также от кельтского племени бойев (давших название Богемия, как ранее называлась Чехия) происходит название бойков – субэтнической группы местных русинов. Но уже в начале нашей эры край становится славянским. Здесь были владения антов, дулебов, белых хорватов, образовавших свои племенные княжества. В X веке тут упоминается город Червей (вероятно, столица края), почему и остальные города назывались Червенскими. В их число входили Луческ (Луцк), Сутейск, Броды и др. Кроме того, известны города Белз и Перемышль. Вероятно, именно по Червенским городам образовалось название Червонная Русь.

Червенские города находились на границе Руси и Польши и потому были предметом постоянных споров и военных столкновений. Русские летописцы отмечали, что Червенские города входили в состав единой Руси еще при Олеге Вещем (то есть в 882–912 годах). Так, например, белые хорваты участвовали в походе Олега на Царьград. Польский король Мешко в 981 году захватил было Червенские города, но в том же 981 году их отвоевал киевский князь Владимир Святославич. Летописец кратко упомянул под 981 годом: «Иде Володимер к ляхомъ и зая грады ихъ: Перемышль, Червень и ины городы, иже суть до сего дне подъ Русью»[53]. Тогда же Владимир заложил чуть севернее, на современной Волыни, град «во имя свое», современный город Владимир-Волынский. Существует также рассказ об утверждении в новом городе в 982 году, то есть еще за шесть лет до крещения всей Руси, православной епархии. Из этого можно сделать вывод, что христианство, причем именно в восточном греческом варианте, уже проникло в эти края. Впрочем, поскольку земли местных восточных славян граничили с Великоморавской державой, где в конце IX века развернулась деятельность Кирилла, Мефодия и их сподвижников, христианство вполне могло иметь последователей в будущей Галицкой земле еще в языческий период русской истории.

За Червенские города Русь вновь воевала с Польшей в 992 году. Затем, пользуясь усобицами сыновей Владимира, Польша снова захватила этот край в 1018 году, но в 1030 году Ярослав Мудрый выбил поляков отсюда. В 1031 году, подражая отцу, Ярослав также построил город «во имя свое» – Ярослав на реке Сян, ставший самым западным городом Руси и вплоть до 1947 года также самым западным городом восточного славянства.

До конца XI века волынские и прикарпатские земли подчиняли киевскому княжескому столу. Но постепенно, по мере распада Киевской Руси, земли Червонной Руси приобретают все больше самостоятельности. Край переживал бурный хозяйственный и демографический подъем. Поднимались новые города – Галич (впервые упомянут в 1098 году, хотя поселение на его месте существовало еще в VII–VIII веках), Кременец (1064), Звенигород (1086), Броды (1084), Дрогобыч (1091), Теребовль (ныне – Теребовля, впервые упомянут в 1097 году), Удеч (ныне – Жидачов, 1164), Рогатин (конец XII века). Плодородие почв, богатство недр (в частности, каменной соли и ценных пород дерева), относительная защищенность от половецких набегов (хотя половцы и проникали сюда, но в основном их удар принимали на себя приднепровские земли), торговые пути на Запад, на Дунай – все это способствовало процветанию края. Разумеется, большая часть выгоды от процветания получило местное боярство, ставшее одним из самых могущественных на Руси.

Галицкие бояре имели такое влияние, подобного которому не было нигде на Руси. Так, каждый боярин имел свое военное ополчение, а поскольку боярские полки часто превосходили численностью княжеские, в случае разногласий бояре могли спорить с князем, применяя военную силу. Верховная судебная власть князей в случае разногласия с боярами переходила к боярской верхушке. Бояре осуществляли свою власть с помощью совета бояр. В его состав входили крупнейшие землевладельцы, епископы и лица, занимавшие высшие государственные должности. Боярский совет созывался, как правило, по инициативе самого боярства. Князь не имел права созвать совет по своему желанию, не мог издать ни одного государственного акта без его согласия. Совет ревностно охранял интересы боярства, вмешиваясь даже в семейные дела князя.

Бояре выгоняли неугодных им князей, а двоих сыновей князя Игоря Черниговского, которые, вокняжившись в Галиче, попытались было править самостоятельно, бояре повесили. Любовница князя Ярослава Осмомысла, пытавшаяся влиять на политику, была заживо сожжена боярами под предлогом «аморальности».

Галицко-волынские князья время от времени созывали вече, но оно не имело особого влияния. На нем могли присутствовать мелкие купцы и ремесленники, однако решающую роль играла верхушка боярства.

Итак, в Галицком княжестве сложился свой тип политической власти – боярская олигархия. В этом было принципиальное отличие Галича от Новгородской республики и Суздальского самодержавия. Те князья, которые пытались править самостоятельно, неминуемо вступали в конфликт с боярством. Впрочем, хотя бояре и старались превратить князя в свою марионетку, все же традиции легитимной монархии дома Рюриковичей были крепки. Когда в период усобиц начала XIII века боярин Владислав Кормильчич, не будучи Рюриковичем, провозгласил себя князем, то это вызвало единодушное возмущение боярства: «Не есть лепо боярину княжити». В результате Владислав, несмотря на свои военные силы и богатство, потерпел неудачу. Но важен сам прецедент попытки вокняжения боярина. Ничего подобного нигде на Руси не было и быть не могло.

Удельное Галицкое княжество отделилось от Киева в конце XI века. В 1084 году в Прикарпатье по приглашению местного боярства вокняжились стразу три брата – Рюрик, Володарь и Василько Ростиславичи, правнуки Ярослава Мудрого, овладевшие, соответственно, Перемышлем, Звенигородом и Теребовлем. Постепенно все три мелких княжества объединились в одно, центром которого с 1141 года стал город Галич. Постепенно Галицкое княжество превратилось в одно из самых развитых и богатых среди всех остальных древнерусских земель.

О богатстве города Галича свидетельствовало то, что археологи открыли около 30 каменных храмов XII века. Город стоял на Днестре (точнее, на его полноводном притоке Лукве, недалеко от впадения в Днестр). Дворец князя, связанный системой высоких переходов с церковью Спаса, поразительно напоминает созданный князем Андреем Боголюбским дворцовый комплекс в Боголюбове. Вероятно, оба замка построили одни и те же зодчие. Ремесленный квартал Галича, Предградье, по площади был равен Подолу Киева XII–XIII веков.

Процветали и другие города княжества. В начале XIII века летописцам были известны 60 галицких городов, и они были богатыми и многолюдными. Здесь любили каменную архитектуру, что свидетельствовало о развитии края. Сохранилось в истории имя некоего архитектора и камнереза Авдея.

В 1199 году, воспользовавшись пересечением династии Ростиславичей, Галич захватил волынский князь Роман Мстиславович, объединив оба княжества под своей властью.

Роман Мстиславович овладел также и Киевом, став, таким образом, хозяином всей Юго-Западной Руси. Подобно Андрею Боголюбскому, Роман именовал себя самодержцем. Он был хорошо известен и в Западной Европе, где его величали королем. Интересно, что в Германии, в католическом монастыре города Эрфурта, сохранилась запись о человеке, внесшем богатые пожертвования, которого звали «Роман, король Руси» (Romanus Rex Ruthenorum). На Западе Галицко-Волынское княжество получило название «королевство Галиции и Лодомерии» (так называли Волынь по городу Владимиру-Волынскому). Это название жило до 1918 года.

В 1205 году Роман погиб во время похода в Польшу, после чего в объединенном Галицко-Волынском княжестве начались усобицы, осложненные вторжениями поляков и венгров. За 1205–1238 годы сменились 18 князей, ставленников различных группировок боярства. В ходе тянувшихся более трех десятилетий усобиц выдвинулся сын Романа, Даниил Галицкий – один из самых выдающихся деятелей Руси. Ему удалось вернуть себе трон, разгромив иноземных интервентов и смирив бояр, прибегая к террору. Не случайно один из его сподвижников советовал князю: «Не погнетши пчел – мед не едать!»

При Данииле Галицко-Волынское княжество вновь стало одним из самых развитых земель на Руси. Даниил основал новые города – Данилов, сделав его своей резиденцией, еще одной резиденцией сделал основанный им же город Холм. Даниил построил также Львов, в котором был двор его сына и наследника Льва Даниловича, Коломыю, Самбор, а также еще ряд городов.

Галицко-Волынское княжество занимало обширную территорию – от южной части современной Литвы, всю Западную Беларусь, Волынь, Галичину, а также Буковину, Закарпатье, и обширные земли между грядой Восточных Карпат и Черным морем, включавших низовья Дуная (ныне – территория Молдавии, и Северо-Восточной Румынии).

В начале 1241 года Галицко-Волынское княжество испытало удар монголо-татар. Были взяты и сожжены Галич и «инии грады мнози, им же несть числа». Впрочем, татары уже были ослаблены трехлетней военной кампанией на Руси, в результате чего некоторые города Галицкой Руси сумели отбиться от татар, как, например, Кременец и Данилов. Пройдя сквозь Галицко-Волынское княжество, татары обрушились на Европу, опустошив Польшу, Венгрию, сербские и болгарские земли. В 1242–1243 годах Батый ушел в степи Нижнего Поволжья, требуя дани с русских князей.

В Галицком княжестве бояре попытались вернуть себе самовластье. Даниилу Романовичу пришлось вновь отвоевывать себе княжество. Усобицей вновь предпочли воспользоваться соседи, несмотря на то что сами только что пережили Батыево нашествие. В 1245 году крупное польско-венгерское войско осадило пограничный галицкий город Ярослав. Даниил сразился с ними, причем в его войске были также литовцы и половцы. Битва под Ярославом закончилась блестящей победой Даниила. Так Русь была спасена и от вторжения с запада.

Однако главной проблемой для всей Руси были взаимоотношения с Ордой. Если современник Даниила Александр Невский предпочел откупаться от Орды и отражать натиск с запада, то Даниил сделал ставку на союз с Западом против Орды. История показала, чей расчет оказался правильным.

Папа римский обещал Даниилу помощь, пытаясь организовать крестовый поход против татар, взамен требуя подчинения православной церкви, соглашаясь, впрочем, на сохранение в ней восточного обряда. Даниил пошел на эти условия, и папа объявил его королем и в 1253 году в городе Дорогичине (на территории современной Польши, в исторической области Подляшье) Даниил был коронован папским представителем. Как писал летописец: «Принял же Данила от Бога венец в городе Дорогичине, когда он шел на войну против ятвягов со своим сыном Львом и с Сомовитом, князем лядским». Несколько ранее Даниил разрешил постоянно пребывать в своих владениях католическим монашеским орденам. Так, доминиканцы в 1238 году основали свой монастырь в Галиче. Францисканцы прибыли около 1241 года в Перемышль.

Однако никакой помощи с Запада Даниил не получил, и в результате он предпочел отказаться от церковного союза. Титул короля Руси (rex Russiae) Даниил оставил за собой. Последним, кто носил его, был внук Даниила Юрий Львович, умерший в 1308 году.

В принципе, согласие Даниила на соединение церквей, несо-стоявшееся по причине невыполнения папством договора, и принятие им западного титула короля в тот исторический момент были малозначительными эпизодами. Однако эти зловещие плоды дали всходы значительно позднее.

Герб Русского воеводства

В 1772 году, по первому разделу Речи Посполитой, Галиция вместе с южными землями собственно Польши, размером в 83 тыс. кв. км (из которых примерно 55 тыс. кв. км занимали русские земли), с населением 2650 тыс. человек, отошла к Австрийской империи. Это событие стало важным рубежом в истории этого края. В составе лоскутной империи Габсбургов новая провинция получила название «Королевство Галиции и Лодомерии». Австрия заняла Галицию, ссылаясь на то, что в XIII в. Галицко-Волынское княжество было короткое время под господством венгерских королей, которые титуловали себя rex Galiciae et Lodomeriae. Этот титул унаследовали и императоры дома Габсбургов. И вот в 1772 году титул неожиданно стал соответствовать истине.

Правда, в данное «королевство» вошли, как уже сказано, и чисто польские земли (историческая область Малая Польша), которые никогда не входили в Галицко-Волынское княжество. Поэтому уже в те времена, чтобы определить восточнославянские и польские районы, широко употребляли понятия Западная Галиция (Westgalizien), куда входила Малая Польша с Краковом, и Восточная Галиция (Ostgalizien), то есть изначальная Галичина со Львовом. Впрочем, нередко Галицию австрийцы назвали Рутенией, признавая ее русский характер. 2/3 населения «Королевства» приходились на Восточную Галицию. Русины составляли 79 % всех галичан к моменту присоединения к Австрии. Русинов в Австрийской империи называли «рутенами» (на латинский манер), «rusen» (русин), сохранялось и название Rothrussen (червоноруссы).

Австрия застала Галичину в огромном запустения, без школ, без дорог, без больших городов, без промысла и торговли, с бедным, полностью закрепощенным польской шляхтой сельским населением. Крепостничество напоминало плантационное рабство – барщина доходила до 300 дней в году! Шляхта составляла примерно 3,6 % населения, среди которой магнатские роды князей Радивилов, Яблоновских, Любомирских, графов Потоцких, Дидушицких, Лянцкоронских и т. д. владели десятками и сотнями галицких сел и местечек. Вся польская аристократия и ее шляхетская клиентела без комплексов подчинилась Австрии в обмен на сохранение своего прежнего социального статуса. Поскольку спрос на сельскохозяйственную продукции из Польши в Европе упал, помещики нашли выход из положения, начав масштабное винокурение, главным потребителем которого делали своих крестьян, силой спаивая их. Некогда развитая городская жизнь пришла в упадок.

И поэтому неудивительно, что население Галиции радостно приветствовало оккупацию Австрии, веря, что хуже никак не может быть, чем под польским господством. Эти надежды, хотя бы на время владения Марии Терезии (1772–1780) и ее сына Иосифа II (1780–1790), несколько оправдались. Для укрепления своего влияния австрийскими властями были проведены реформы, способствовавшие культурному и хозяйственному подъему края. Так, в 1783 году во Львове была открыта униатская духовная семинария, а в следующем году открылся Львовский университет. Лекции читались на немецком языке, но, в принципе, ограничений по вероисповеданию и национальности при поступлении в университет не было. Другое дело, что забитые и нищие русины практически были лишены права получить образование.

Униаты получили определенное равенство в правах с католиками, а униатскую церковь в 1806 году возглавил особый униатский митрополит, что выглядело как повышение статуса этой церкви.

Важнейшей реформой австрийской власти при присоединении к себе Галиции была отмена в 1782 году крепостного права (точнее, наиболее диких его форм) и введение вместо него барщины. Как видим, личная зависимость от помещика сохранилась, но теперь пан не мог карать или миловать своего крепостного. Повинности крестьянина определялись законом, а не волей помещика. Реально крепостное право было отменено в Галиции только в 1850 году. Но и после этого сохранились многие возможности помещиков законно грабить своих крестьян. По условиям раскрепощения помещики сохраняли за собой право владения сервитутами, то есть лесами и пастбищами, пользоваться которыми до этого могли и крестьяне. Это означало, что теперь крестьянам приходилось платить любую назначаемую помещиком цену, чтобы нарубить дрова или накосить сено.

Тем не менее многовековое крепостничество действительно было ограничено, и благодарность русинов выражалась в преданности австрийскому императору. Вплоть до 1918 года галичане были Kaisertreu (верными императору). Это особенно проявилось уже в 1809 году, когда в ходе войны Австрии с Наполеоном галицийские поляки подняли восстание, надеясь на то, что французский император возродит Польшу в прежних границах. Однако униатское население под руководством митрополита Антония Ангеловича выступило против мятежников с оружием в руках и помогло австрийским войскам навести порядок. Сам митрополит Ангелович был даже награжден высшим австрийским орденом.

Вновь верность австрийскому кайзеру русины продемонстрировали в феврале 1846 года, когда поляки в Кракове подняли очередное восстание. Поскольку целью мятежников было восстановление прежней Польши, то эта перспектива, мягко говоря, не вызвала восторга не только у русинов, но и у самого польского крестьянства. И буквально вслед за польским дворянским мятежом началось крестьянское восстание против мятежников. Восставшие разорили более 500 панских усадеб, расправлялись порой совершенно зверским образом с попавшими под руку помещиками, ксендзами и вообще по-европейски одетыми людьми. Были убиты более тысячи помещиков и многие сотни католиков. Польские повстанческие отряды были разгромлены и уничтожены крестьянскими отрядами верноподданных мятежников. Австрийские власти сами не ожидали такой лояльности русинов. Когда же власти объявили, что будут выплачивать денежное вознаграждение за головы польских мятежников, то крестьяне, буквально поняв это обещание, с энтузиазмом принялись отпиливать головы своим пленникам, принося мешки с отрезанными головами в распоряжение австрийских правительственных чиновников. Порой, чтобы «товар не испортился», крестьяне пригоняли в город пленных помещиков и уже там отпиливали им головы и со свежей панской головой отправлялись за получением честно заработанных наград. Дикие жестокости поразили не только тогдашних жителей края, но даже советских историков. Хотя «галицийская резня» отвечала всем канонам марксистского понимания истории (классовая борьба, интернационализм в виде совместного выступления польских и русинских крестьян), но в целом историки советского времени старались не упоминать события 1846 года вообще как исторический факт.

«Галицийская резня». Картина польского художника Яна Левицкого. Крестьяне приносят отрубленные головы польских шляхтичей, чтобы получить вознаграждение

Так века угнетения и приниженности отозвались взрывом страстей, в том числе и самых низменных. Хмельниччина в 1648 году, Уманская резня в 1768 году, Галиция 1846 года и Волынь 1943 года – все эти дикие всплески жестокости в отношении поляков-католиков были актами возмездия за вековые обиды всей предшествующей истории.

Подобную верность «наияснейшему цисарю» русины продемонстрировали и во время «весны Европы» – революции 1848–1849 годов, охватившей многие страны Европы, в том числе Австрию. В условиях, когда против Габсбургов бунтовала имперская столица Вена, Венгрия отделилась полностью, галичане оказались верны Габсбургам.

В апреле 1848 года галицийские поляки, ничему не научившись в 1846 году, вновь взбунтовались, ставя перед собой старую цель – восстановление Речи Посполитой в прежних границах. Центром революции стала Рада Народова во Львове, под руководством которой в городах и местечках провинции была создана целая сеть революционных органов управления и части национальной гвардии. Выборы в имперский парламент способствовали развитию местной прессы и сплочению польского дворянства, горожан и интеллигенции вокруг Рады Народовой.

В противовес полякам русины создали свою организацию – Главную Русскую раду, лидером которой был униатский епископ Григорий Яхимович. Возник также Собор русских ученых, в университете открылась кафедра русского языка. Возникла также, по примеру различных славянских «матиц» (буквально «ульев», как назывались славянские общественно-просветительские организации), и Галицко-русская матица, занимавшаяся вопросами просвещения. При Главной Русской раде был сформирован особый полк «русских стрельцов» по типу национальной гвардии. Эти «стрельцы» позднее участвовали в составе императорских войск в усмирении венгров. Особенностями русинского национального движения данного периода были резкая враждебность по отношению к польским либералам, представляющим интересы помещиков, и подчеркнутая лояльность императору. Впрочем, энтузиазм русинов подкреплялся официальной отменой барщинных повинностей для крестьян, которые провозгласил имперский наместник Галиции. Русинские деятели выдвинули также предложение о разделе провинции Галиция на русинскую восточную и западную польскую.

На выборах в австрийский имперский парламент, проходивших на основании очень либерального закона о выборах, большинство галичан проголосовало за умеренных, лояльных монархии деятелей. Показательно, что в парламент были выбраны 31 крестьянин, 26 помещиков, 17 служителей церкви (9 униатов, 6 ксендзов, 2 раввина). В дальнейшем национальный конфликт между поляками и русинами только усилился. Кончилось все восстанием поляков во Львове, при подавлении которого участвовали не только правительственные войска, но и русины. События 1848 года стали рубежом для дальнейшего этнического, культурного и идеологического развития Галиции.

Однако лояльность русинов империи не была вознаграждена, Вена быстро нашла общий язык с польской аристократией. Галиция получила в 1860 году довольно широкую автономию в составе империи, но вся полнота власти по-прежнему оставалась в руках поляков. В целом Галиция стала фактически автономным польским государством. Не случайно польские политические деятели начали называть Галицию «польским Пьемонтом». Напомним, что Пьемонтом называлось одно из итальянских государств, ставшее базой объединения всей Италии. Польские деятели рассчитывали, что Галиция станет основной базой восстановления Речи Посполитой.

Образование полностью находилось в руках поляков, и в 1869 году официальным языком образования и делопроизводства в провинции стал польский. Краевой сейм (местный парламент) формировался на основании избирательной системы, выгодной аристократии и буржуазии, что в галицких условиях автоматически означало невыгодность для русинов. Члены провинциальных сеймов избирались по четырем куриям: крупных помещиков, торговых палат, мещан и сельских общин, каждая из которых имела право на определенное количество депутатов. В галицком сейме из 150 депутатов 44 были избраны от крупных помещиков, 3 – от торговых палат, 28 – от мещан и 74 – от сельских общин (где тоже могли пройти помещики). Для выбора одного депутата по курии помещиков нужно было 52 голоса, а по курии сельских общин – 8764. В результате доля русинов в составе депутатов краевого сейма никогда не превышала 15 %. Так, в результате выборов 1889 года из 151 депутата сейма было только 16 русинов, которые были к тому же расколоты на русское и украинское направления. (Разумеется, нынешние самостийники радостно сообщают, что «украинцы» Галиции были приобщены к европейской демократии.)

Под скипетром Габсбургов все же Галиция могла похвастаться ростом населения. Так, в 1831 году в Восточной Галиции проживало 2 957 700 человек. В 1849 году население Восточной Галиции выросло до 3 113 320 человек. Русинов из них было 2 210 460 человек, или 71 % населения. Реально русинов было несколько больше, поскольку владевшие польским языком или исповедующие римский католицизм (а за 1801–1850 годы 210 тыс. униатов перешли в католичество) автоматически учитывались как поляки. Тогда же в Галиции насчитывалось: поляков – 635 113 человек (или 21 %), евреев – 245 950 (7,9 %), немцев – 18 680 (0,6 %). В городах Галиции евреи составляли самую большую группу населения: например, в 1842 году в Тернополе – 54 %, а в Станиславе – 53,5 %.

По переписи 1910 года в Восточной Галиции насчитывалось уже 5 334 193 человек. По данным австрийской переписи, сделанным на основании использования «обиходного языка», в уездах Восточной Галиции превалировали русины: 3124 тыс. человек, или 62,5 %, говорили в быту на разных русинских диалектах, в том числе на том, что считалось «украинской мовой». С учетом всех грекокатоликов русинов было 3293 тыс. человек. Как видим, относительная доля русинов в общем составе населения уменьшилась.

Зато увеличилось и в абсолютной, превысив отметку в 1 млн, и в относительной численности, составляя уже 22,4 % всех жителей края, польское население (хотя его естественный прирост был меньше русинского), что объяснялось не только лучшими жизненными условиями, но и ассимиляцией русинов. Не менее 400 тыс. русинов приняли римский католицизм и полностью ополячились. Особенно впечатлял рост еврейского населения – с 6 до 13 % всех жителей края, несмотря на массовую эмиграцию. К концу XIX века практически полностью исчезло ранее многочисленное армянское население. Как отмечал в 1900 году русский автор А. Василевский, в городе Куты, где все мещанское население состояло из армян, еще были старики, помнившие немного по-армянски, на армянском языке шли службы в церкви, но проповеди читались по-польски[60].

При Габсбургах Галиция испытала новый приток немецких колонистов. В 1786 году их было 12 тыс., а в 1861 году – уже 126 тыс.[61] в дальнейшем, впрочем, численность начала сокращаться из-за оттока в немецкоязычные провинции, и уже в 1910 году галицких немцев оставалось 70 тыс. человек.

Однако прирост галичан всех национальностей не может считаться высоким на фоне бурного роста населения в России и большинстве регионов Австро-Венгрии. Согласно статистике, в Галиции умирало больше, чем рождалось в 1831, 1847, 1848, 1853, 1854, 1855, 1866, 1873 годах, когда голод и эпидемии косили людей сотнями тысяч[62]. Безземельные крестьяне, которые не могли податься в город, где для них не было работы, массами эмигрировали за океан. Особый размах эмиграция приняла на рубеже веков. Так, за 1880–1913 годы эмигрировало свыше миллиона галичан, то есть почти каждый пятый житель. Из галицких эмигрантов русины составляли 36 %. За 1890–1920 годы из Галиции в США эмигрировало 321 тыс. украинцев, в Канаду – 120 тыс., в Аргентину и Бразилию – 62 тыс. (1890–1910). Около 60 тыс. украинцев каждый год выезжало на сезонные полевые работы в Германию[63]. Только в Канаду в 1896–1900 годах прибыло из Галиции почти 23 тыс. человек. В 1901–1910 годах в Канаду из Галиции переселилось еще 66 тыс. человек. Только в одном 1895 году в Бразилию отправились 8142 человека. В Бразилии русины из Галиции в 1906 году основали город Прудентополис, который и поныне считается самым большим в мире украинским городом за пределами Украины (из 50 тыс. жителей 75 % считают себя украинцами).

Здесь учитывалась только заокеанская эмиграция. Но немало галичан переселялось в Российскую империю. Так, многие гуцулы и покутяне перебирались в Бессарабскую губернию. Селились галичане и на Кубани. Только в одном 1892 году, по данным украинофильского журнала «Діло», в Россию перебрались 3 тыс. крестьян. В Россию переселялись не только русины, но и галицийские поляки. Вопреки расхожим мнениям о жуткой участи евреев в России, галицкие евреи также переселялись из своей «Галилеи» во владения царя. Галицких евреев часто называли «бродскими», поскольку город Броды на австро-российской границе был для них местом перехода в соседнее государство.

Наконец, в Австро-Венгрии за пределами Галиции проживали 107 тыс. уроженцев этой провинции.

Однако не эмиграция оказывала основное воздействие на демографию Галиции. Главными причинами пониженного естественного прироста при очень высокой рождаемости были социальные условия австрийской Галиции.

В экономическом плане Галиция оставалась беднейшим регионом Европы, хотя по сравнению с последним столетием Речи Посполитой развитие под скипетром Габсбургов могло показаться огромным прогрессом. Официальная Вена рассматривала Галицию лишь как поставщицу сырья и никаких попыток индустриализации не предпринимала. К тому же польская землевладельческая элита провинции отнюдь не горела желанием проводить экономические изменения, боясь, что развитие региона, особенно индустриальное, лишит ее дешевой и многочисленной рабочей силы. Крестьянство Галиции беднело из-за разделов имущества и земельных участков, из-за уплаты своим прежним помещикам, падения цен на сельскохозяйственную продукцию при отсутствии в крае альтернативных источников развития. В 1902 году 80 % крестьян даже по официальной статистике считались бедными, имеющими менее 4 га земли. Восточная Галичина была краем, где около 40 % пахотных земель принадлежали 2,4 тыс. крупных землевладельцев, а на сотни тысяч крестьян с их крохотными наделами приходилось 60 % обрабатываемой земли[64].

В 1900 году в Восточной Галичине одна корчма (или шинок) проходилась на каждые 220 жителей (и только одна начальная школа на каждые 1500). Самым крупным предприятием Львова вплоть до «советской оккупации» был пивзавод. Здравоохранение в крае также было самым заброшенным в империи. Если в собственно Австрии одна больница приходилась на 295 жителей, то в Галичине это соотношение равнялось 1:1,2 тыс. Свыше половины детей не доживали и до пяти лет, обычно умирая в результате эпидемий или недоедания. Каждый год голодной смертью умирало около 50 тыс. человек[65].

Еще в 1888 году депутат сейма и имперского парламента С. Щепанский писал, что в среднем галичане питаются хуже, чем обитатели английских приютов для нищих, а так как определенная часть населения Галиции все-таки обеспечивает себя нормальным питанием, то положение остальных жителей в этом отношении является совершенно бедственным. Количество и качество питания галичан было недостаточным не только для воспроизводства рабочей силы, но и для поддержания здоровья и жизни. Из всех коронных земель Австро-Венгрии Галиция давала наибольший процент людей, непригодных по состоянию здоровья к военной службе.

Только около десятой части населения Галичины проживало в городах, при этом в 1900 году свыше 75 % населения городов провинции разговаривало по-польски, лишь 14 % – на местном русинском диалекте (или, если угодно, по-украински), остальные – по-немецки и на идиш. В то же время евреями были 40–45 % горожан, в некоторых городах, таких как Броды, их насчитывалось до 70 %. Единственным значительным городом Восточной Галиции был Львов, имевший в 1857 году 70 тыс. жителей и 212 тыс. В 1914 году. 54 тыс. жителей имел Перемышль, 42 тыс. – Коломыя, по 33 тыс. имели Тернополь и Станислав[66]. Русины составляли не более 10 % всего городского населения. Остальные города были небольшими еврейскими местечками.

Даже начавшаяся нефтедобыча практически ничего не дала Галиции. В 1880-х годах началась промышленная добыча нефти в Бориславском месторождении. В начале XX века уровень добычи нефти на территории Галиции достиг своего первого максимума – около 2 млн тонн в год. Но от этого нефтяного бума сами галичане не получили ничего, кроме загаженной территории. Почти вся прибыль от нефтедобычи уходила в Вену, и даже галицийская еврейская и польская буржуазия не получила почти ничего.

Если Галиция была наиболее отсталой из провинций Австро-Венгрии, то среди населяющих Галицию национальностей в самом незавидном положении находились галицкие русины. Тогда как в целом в крае число жителей, занятых в сельском хозяйстве, составляло 74 %, среди русинов – 95 %. В городах русины в основном трудились на малоквалифицированных работах и были в прислуге.

Неграмотные среди русинов составляли 76 % от всей их численности. Из 56 гимназий лишь 5 были малороссийскими (с русским, а затем, с украинской мовой в качестве основного языка преподавания). В Львовском университете в первые годы XX века 63 % студентов составляли поляки, 26 % – евреи и только 22 % – русины. В Политехническом институте Львова студентов-русинов было 5 %. Но это не помешало главарю украинофилов М. Грушевскому объявить, что Галиция является «передовой частью украинского народа»!

Возникала, конечно, и местная русинская интеллигенция, но она была немногочисленной, причем в ее число включались и униатские священники. Кстати, большинство деятелей культуры из числа русинов, как правило, были сыновьями священников. Именно этой малочисленной интеллигенции предстояло бороться против казавшейся неминуемой полной ассимиляции русинов. И самое трагичное, все это пришлось делать в условиях глубочайшего раскола.

Исчезновение русинов и растворение их в польском населении в середине XIX века казалось неизбежным и близким. В самом деле, вся аристократия и почти все городское население стало польским, то почему их примеру не последовать крестьянству? В период революции 1848 года даже возникла организация «Собор Русский», состоявшая преимущественно из ополяченных русинов, которые полагали, что галицкие русины составляют только разновидность польского «племени», и верили в общность интересов обеих народностей, объединенных идеей одной общей «matki» – Польши.

После компромисса с польским дворянством в 1860 году, когда Галиция получила автономию, официальную Вену русинский вопрос не интересовал. Один из австрийских деятель высказал эту мысль с полной откровенностью: «Могут ли существовать русины и в какой мере – этот вопрос остается на усмотрение галицкого сейма».

На самом деле австрийские власти вовсе не отстранились от проблем Галиции. Одна из особенностей австрийской монархии, сумевшей просуществовать три века в качестве великой державы, властвуя над полутора десятком народов, заключалась в проведении в жизнь старого имперского принципа – divide et impera (разделяй и властвуй). По этой причине австрийские власти старались не допустить чрезмерного усиления в империи ни одной народности. Поэтому, стремясь не допустить чрезмерного усиления поляков, Вена периодически поддерживала русинов.

Однако, что имело гораздо важное значение, еще больше Вена опасалась возрождения русского самосознания у русинов. Именно по этой причине Вена развивала у галицких русинов особый национализм, одновременно антипольский и, самое существенное, антирусский.

С большой Россией (Российской империей) власти империи Австрийской вплоть до Крымской войны имели союзнические отношения, но это никак не отражалось на распространении русской литературы в пределах владений Габсбургов. Так, уже в 1822 году ввоз русских книг в Австрийские владения был запрещен. Впрочем, они попали в Галицию подпольно. Но этого было явно недостаточно для распространения литературного русского языка среди русинских масс.

В первой половине XIX века в Галиции началось определенное культурное возрождение русинов. Началось оно со споров, которые, кстати, не окончились и по сей день, о языке. Поскольку много веков Галиция была отрезана от остальной Руси и при этом здесь фактически исчез письменный русский язык, а языком образования, канцелярии и армии был польский, а при австрийцах также немецкий, то именно возрождение родного языка стало главной проблемой галицких просветителей. Большинство из них считали необходимым распространение в Галиции русского литературного языка. Были и сторонники развития литературы на основе местных говоров. Так, в 1837 году трое молодых ученых литераторов – М. Шашкевич, Я. Головацкий, И. Вагилевич – выпустили на русинском диалекте альманах «Русалка Днестровская», в котором были опубликованы народные песни, стихи, переводы, отрывки из древних документов. Впрочем, в первой половине XIX века в самой России еще создавались нормы литературного русского языка, а среди галичан существовали многочисленные собственные говоры, так что выбирать из чего было сложно.

Единственный язык, который знали как все русины, так и все русские Российской империи, был церковнославянский (ведь униатская церковь также пользовалась им при богослужениях). Неудивительно, что русины пользовались в качестве письменного языка церковнославянским с местными словами и выражениями. Этот язык назывался галицко-русским и рассматривался пишущими на нем лишь как этап при переходе на литературный русский язык. Позднее украинофилы прозвали его «язычием», что носило презрительный оттенок, хотя им не помешало позднее произведения на галицко-русском языке объявить примерами украинской литературы.

С самого начала деятельности галицких просветителей им пришлось бороться не только с прямой и грубой полонизацией, которую проводили власти, но и с распространившимися среди некоторых русинских деятелей стремлением ввести латинский алфавит в создаваемую галицкую письменность. Большую часть XIX века шла борьба за кириллицу, которая увенчалась успехом. Еще в 1830-х годах предпринимались попытки издавать для русинов книжки духовного содержания польским вариантом латинского алфавита. А в 1859 году австрийский наместник Галиции польский граф Агенор Голуховский распорядился ввести латинский алфавит («абецадло» по первым буквам алфавита) во всех русинских школах. Но, натолкнувшись на единодушное сопротивление всех русинов и даже униатской церкви, властям пришлось в этом вопросе отступить. Впрочем, галицийский украинофильский журнал «Правда», редактируемый О. Огоновским, издаваемый на кириллице, выходил в свет с предуведомлением редакции, что, как только просвещение народа поднимется до более высокого уровня, журнал перейдет на латиницу. При этом австрийские власти постарались сделать кириллицу для русинов отличной от русской.

Но вот на каком языке будут писать кириллицей галичане, этот вопрос оказался самым сложным, не решенным до нашего времени. В основном галицкие деятели стремились перейти на литературный русский язык, хотя в основном в силу объективных обстоятельств, в частности, малодоступности русских книг, им приходилось пользоваться «язычием», более или менее понятным русинам и «москалям» (русским Российской империи).

Кем же считали себя галицкие русины? В период революции 1848 года верноподданные Австрийской монархии русины совершенно определенно считали себя русскими, не видя никаких противоречий в своей русскости и верности дому Габсбургов. Так, в разгар революционных потрясений в Габсбургской монархии 19 апреля 1848 года львовское духовенство обратилось к австрийскому императору Фердинанду I с петицией, в которой особо подчеркивалось, что население края «принадлежит к великой русской нации… И все говорят на одном языке». Позднее галичане могли высказаться еще более конкретно.

В 1866 году видный галицийский просветитель И. Г. Наумович не без гордости писал в журнале «Слово», издававшемся в Галиции на русском языке: «Все усилия дипломатии и поляков сделать из нас особый народ рутенов – униатов, оказались тщетными… Русь Галицкая, Угорская, Киевская, Московская, Тобольская и пр., с точки зрения этнографической, исторической, языковой, литературной, обрядовой, – это одна и та же Русь… Мы не можем отделиться китайской стеной от наших братьев и отказаться от… связи со всем русским миром. Мы больше не русины 1848 г.; мы настоящие русские»[67].

На Славянском съезде 1867 года другой видный галицийский деятель Яков Головацкий говорил, обращаясь к великороссам: «Да придут все в сознание того убеждения, что мы по роду и по племени, по вере и по языку, по крови и по кости, искони один народ. Да живет великий, славянский, многомиллионный, русский народ!»[68]

«Трехмиллионный народ наш русский, под скипетром австрийским живущий, есть одною только частью одного и того же народа русского, мало-, бело– и великорусского», – говорилось в принятой в марте 1871 года программе «Русской Рады» – организации, представлявшей тогда интересы всего галицко-русского населения.

Галичане, рассматривавшие русинов как часть большой русской нации от Карпат до Камчатки, получили прозвище москвофилов. Девизом москвофилов были слова: «Лучше утонуть в русском море, чем в польском болоте!»

Действительно, трудно было представить себе, что со временем Галиция превратится в Западную Украину. В ней развился особый национализм, распространивший свое влияние на российскую Малороссию, подчинивший себе и самостийников в пределах Российской империи. В этом огромная заслуга австрийских властей, польских помещиков и униатской церкви.

Украинство начало развиваться с начала 1860-х годов по прямым распоряжениям австрийских властей и при полном одобрении польской аристократии. Последняя, видя провал попыток ополячивания русинов, решила придерживаться по отношении к русинам принципа: «Если не поляки, то, по крайней мере, не русские!» Естественно также, что украинофилы Галиции называли себя «народовцами», демагогически разглагольствуя о защите народа. Учитывая, что москвофилы действительно занимали консервативные позиции в социальных проблемах, считая их малозначимыми по сравнению с великими задачами объединения русского народа, то народовцы смогли привлечь на свою сторону немало галичан. Так, примкнул к «украинцам» действительно талантливый писатель и поэт Иван Франко, начинавший как москвофил. (Впрочем, по своим взглядам Франко был социалистом и отрицательно относился к большинству украинофилов.)

Народовцы издавали на «мове» и на «язычии» свои газеты, которые, как правило, были недолговечными и почти не имели читателя. Правда, в 1863 году, в разгар польского восстания в России, в номере львовского журнала «Мета» было впервые опубликовано стихотворение П. П. Чубинского «Ще не вмерла Украина», подражание польскому гимну «Еще Польска не згинела…», с учетом времени и места опубликования это было фактическим призывом примкнуть к мятежникам. Позднее, положенное униатским священником Михаилом Вербицким на музыку сербской народной песни, «Ще не вмерла…» стало в XX веке гимном украинских националистов, а в несколько переработанной форме – и гимном Украинской республики.

В 1868 году в Галиции на австрийские деньги и при поддержке властей было создано общество «Просвита», начавшее выпуск книг на «мове» с использованием «кулишовки» (факт правительственной поддержки не скрывался, и об этом написано в отчете «Просвиты»).

Определенный результат эта деятельность дала. Среди русинов действительно появились украинцы. Впрочем, как и в России, это было название члена партии. Но один из основателей самостийничества в России М. П. Драгоманов так оценивал галичан в украинском движении: «Галицкий элемент – узколобый, реакционный и лакейско-карьерный».

Чтобы «доказать» отличие галичан от великороссов и одновременно подтвердить свою лояльность Австрии, украинофилы писали, что галицкие русины являются вовсе не славянами, а потомками готов. Как всегда, украинские деятели оказались плагиаторами, поскольку именно о своем готском происхождении писали хорватские националисты, доказывая свое отличие от сербов. Впрочем, для подавляющего большинства русинов все рассуждения о «наших предках готах» были чем-то непонятным. В основном украинство привлекло к себе часть населения Галиции за счет антипольской и антиеврейской риторики. Но к началу XX века украинофилы еще не доминировали в крае.

О расстановке сил в Галиции свидетельствовали такие факты: в Восточной Галиции издавалось 17 газет и 50 журналов на русском языке (51 газета и 136 журналов на польском, 8 газет и 7 журналов на немецком, 4 газеты и 4 журнала на идиш)[69]. Если русинские издания, такие как «Галичанин», «Прикарпатская Русь», издавались на средства подписки, то украинские («Діло», «Руслан») пользовались субсидиями австрийского МИДа[70]. Общество «Просвита» имело во всей Галиции в 1876 году 6 читален, а у возникшего в 1872 году пророссийского «Общества имени Качковского» (названного в честь мецената, завещавшего все свое состояние на развитие русского образования в крае) в том же 1876 году была 161 читальня[71]. В таких условиях у украинофилов не было никакой возможности победить в честной конкуренции. Пришлось идти на поклон к хозяевам.

Львовская газета «Галицкая Русь» (1893)

В 1890 году депутат галицийского сейма Ю. С. Романчук провозгласил соглашение («угоду») с поляками. В его заявлении утверждалась «национальная отдельность» «руського» народа, проживавшего в Галиции, от «российского». В подтверждение существования отдельного «руського» народа австрийские власти начали создавать отдельную письменность. Поскольку латинский алфавит был для русинов неприемлем, то после нескольких попыток с 1892 года в Галиции было введено фонетическое написание слов на основе «кулишовки» вместо характерного также для великорусского языка этимологического письма. Напомним, что смысл фонетического письма заключается в том, что слова пишутся так, как произносятся. Учитывая, что среди русских рубежа ХІХ-ХХ веков существовало 19 диалектных особенностей, то внедрение фонетики могло привести к возникновению 19 «языковых норм». К счастью, фонетика применялась только к галицийскому говору малорусского диалекта в Австро-Венгрии. Со временем, однако, именно это фонетическое написание стало основой современного украинского алфавита. Целесообразность этой азбучной «реформы» мотивировалась тем, что подданным австрийского императора «и лучше, и безопаснее не пользоваться тем самым правописанием, какое принято в России»[72].

В 1891 году были проведены реформы в униатской церкви, в результате которых богослужение и обряды еще более приблизились к римскому католицизму. Вообще, униатская церковь стала главным «украинизатором» Галичины. Причина понятна: само существование этой гибридной церкви зависело от украинства, ведь победа общерусской идентичности рано или поздно привела бы к разрыву унии. И действительно, уже 1880-х годах началось довольно массовое движение русинов за возвращение в православие. Поскольку самые образованные русины были или сами священниками, или вышли из духовной среды, поэтому и большинство москвофилов также в большинстве своем были поповичами. Но борьба за русскую Галицию была их индивидуальным выбором. А вот униатская церковь как институт оказывалась непримиримым противником русского единства.

В 1900 году митрополитом униатской церкви стал Андрей Шептицкий, польский аристократ, католик, родной брат которого был австрийским генералом. Тем не менее Андрей перешел в униатство и быстро сделал карьеру, став в 35 лет митрополитом. Шептицкий все же был сильной личностью, в отличие от бесхребетных предшественников на посту пастырей грекокатолической церкви, и действительно стал виднейшим политическим деятелем Галиции на четыре десятилетия. В украинизации Галичины он сыграл огромную роль. Конечно, только один Шептицкий вряд ли превратил русинов в украинцев. Власти Австро-Венгрии и кнутом, и пряником пытались украинизировать русинов.

Так, например, австрийские банки давали ссуды только тем крестьянам, которые согласны называть себя украинцами. Вскоре в Галиции начинается бурный рост различных экономических, культурных и социальных организаций украинской ориентации. Эти организации были в большинстве своем сходными с уже существовавшими организациями «москвофильских» настроений и повели с ними ожесточенную борьбу за руководство широкими народными массами. Эти украинские организации могли, однако, опираться на неприкрытую поддержку властей и явно превосходили московофилов в финансовом отношении.

Видный москвофил О. А. Мончаловский в 1903 году приводил такие факты по финансированию украинства: «Явную поддержку украинофильства со стороны центрального правительства доказывает ежегодное пособие в количестве 20 000 корон, получаемое Обществом имени Тараса Шевченко во Львове. От галицкого сейма, то есть от поляков, украйнофильские общества и редакции ежегодно получают следующие суммы: общество “Бесіда” во Львове на содержание театра – 14 500 корон; певческое общество “Боян” во Львов – 600; редакция журнала “Учитель” – 1000; общество “Просвіта” – 10 000; Общество имени Т. Шевченко – 8000; редакция детского журнала “Дзвінок” – 400; издательство книжек – 12 000; девичье училище в Перемышле – 400; Общество педагогическое на издательство “украинско-русской” библиотеки – 600; женская школа во Львове – 3200; базилиане на издание брошюр – 400; на содержание пансионов для бедной учащейся молодежи – 5000, итого – 50 100 корон, между тем как русские общества не получают ни гроша»[73]. Но здесь не учитывались средства, перечисленные украинофилам униатской церковью и крупными землевладельцами.

Финансировала украинское движение в Галиции и Германия. В 1910 году бывший германский агент во Львове Раковский предал гласности факты поддержки ряда украинских изданий и организаций немцами. По его данным, из секретных прусских фондов журнал «Украинише Рундшау» получил в 1907 году 5400 немецких марок, а в 1909 году – уже 12 000; газета «Діло» (Львов) в 1907 году получила 3450 немецких марок, а в 1908 году – 2600; в 1910 году на спонсирование украинской национальной прессы выделялось 15 000 марок. «Науково товариство имени Т. Шевченка», Украинский студенческий союз и Львовская украинская читальня получили по 600 марок в год и т. д.

Из России москвофилы получали только незначительную и крайне нерегулярную финансовую поддержку. Причем основными благодеяниями были пожертвования частных лиц. Так, когда видный деятель русского движения Иван Наумович оказался в сложном финансовом положении, он получил помощь от российского славянофила князя В. Черкасского[74]. Но это было частной инициативой Черкасского.

С конца 1860-х годов периодическую поддержку галицким москвофилам оказывали Славянские благотворительные комитеты. Некоторые субсидии получили галицкие газеты. В 1876–1880 годах небольшие субсидии (по 300–500 рублей в год) из Петербурга стала получать галицкая газета «Слово».

В 1902 году в России возникло Галицко-русское благотворительное общество под председательством Владимира Бобринского, оказывавшее финансовую помощь (в основном из личных средств самого Бобринского) различным галицким деятелям, проживавшим в России.

Наконец, в 1911 году галицкая Русская народная партия, весьма удачно проведшая избирательную кампанию и пославшая своих депутатов в австро-венгерский имперский парламент, получила на покрытие части избирательных расходов от российского премьер-министра П. Столыпина одноразовую субсидию в 15 тыс. рублей.

Как видим, всего этого было недостаточно для столь масштабного движения. Тем не менее до сих пор украинские историки повторяют одну и ту же мантру – о «золотых царских рублях». Впрочем, свидомых можно понять – им не приходит в голову, что люди могут бороться за идею! Каждый судит о других в меру собственной испорченности.

Чтобы национальный раскол был незаметным, достаточно долго в Галиции использовали понятие «Украина – Русь», не вызывавшее протеста у сторонников русского единства, ведь Галиция действительно была «украинной» (окраинной) частью исторической Руси. Не случайно созданная галицийскими самостийниками в 1890 году воинственно-русофобская партия официально называлась Русско-Украинская радикальная партия (РУРП).

После того как в головы Галицким русинам была вбита мысль об их отдельности от москалей и возникла привычка к слову «Украина», австро-венгерским властям удалось добиться еще более важного успеха – распространить Галицкое украинство в пределы российской Украины. Как откровенно высказывал пожелание министр иностранных дел Автро-Венгрии А. Эренталь, надлежало Галицию сделать «центром притяжения всей украинской национальности»[75]. И это действительно в значительной мере удалось сделать. В 1895 году Ю. Бачинским была опубликована брошюра «Украина irredenta» (то есть «неискупленная Украина»). Бачинский, хотя и признавал отсутствие этнического и языкового различия великороссов и малороссов, выдвигал идею Соборной (Воссоединенной) Украины, включающей в себя Галицию, Буковину и малороссийские губернии Российской империи. Идея Соборной Украины действительно вдохнула жизнь в украинский национализм в Галиции. В самом деле, без идеи Соборной Украины галицкое движение могло или добиваться воссоединения с Россией, чтобы Галиции стать в ней одной из российских губерний, или же развить свой маленький галицкий национализм. Учитывая, что Галиция была одной из самых бедных и отсталых частей Австро-Венгрии, русины составляли в Галиции лишь около 60 % населения, причем наиболее бедную и необразованную часть, то создание отдельного галицкого государства вряд ли пошло на пользу самим галичанам. Но вот возможность создания Соборной Украины не могло не вдохновить галицких деятелей. Правда, галичанам для этого надо было стать противниками России и всячески способствовать ее ослаблению. Это, естественно, очень устраивало Австро-Венгрию, которая теперь могла быть спокойна за свою провинцию Галицию, и Германию, рассчитывавшую на использование украинского движения в России в своих интересах. В результате Галиция начала превращаться в «украинский Пьемонт» (как видим, и здесь не обошлось без плагиата: украинские самостийники, совершенно не способные придумать чего-нибудь самостоятельного, естественно, позаимствовали понятие «Пьемонт» у поляков).

Весьма странно понималась «национально-освободительная» миссия «украинского Пьемонта»: «освобождение Украины за Збручем от московского ярма», но не своей земли от Австрии. Возникает простой вопрос: какой смысл навязывать освобождение другим, которые вовсе не считают себя отдельной и к тому же угнетенной нацией, при этом самим оставаться несвободными? Но, разумеется, «национально-сознательных украинцев» такой вопрос не смущал.

Правда, «настоящий» украинский национализм будет создан позднее, уже на рубеже ХІХ-ХХ веков, и будет связан с деятельностью Михаила Грушевского и «Наукова товариства имени Т. Шевченка», о которых уже говорилось.

Позиция же официальной Вены была вполне понятна. Деятели русского движения подвергались в конституционной Австро-Венгрии преследованиям. За симпатии к России множество людей были осуждены на различных судебных процессах. Периодически подвергались арестам москвофильские деятели.

А вот как выглядели демократические выборы в конституционной Австро-Венгрии. Так было, например, во время выборов 1907 года в селе Горуцко: «Все село проголосовало за русского кандидата, даже еврей-корчмарь. И вдруг ожидавшие результатов селяне узнают от “украинского” священника, бывшего председателем избирательной комиссии, что якобы избран украинский депутат. Это вызвало естественное негодование. Внезапно в селе появляются никогда до того не бывавшие здесь жандармы, стреляют в толпу и убивают четырех человек, причем одного старика прямо в его доме, а 10 тяжело ранят»[76].

В целом на выборах в имперский парламент в 1907 году русины провели 27 депутатов. И только 5 – москвофилов. Впрочем, все депутаты от Галиции, плюс также 5 депутатов-русинов от Буковины, создали Русский парламентский клуб (внепартийную фракцию). Как видим, даже украинские деятели пока именовали себя русскими. Иначе избиратели бы их не выбрали. Но как раз с этого времени власти начинают проводить масштабную украинизацию в преддверии большой войны с Россией.

Русины Галиции теперь стали именоваться во всех официальных австро-венгерских документах украинцами. В учебнике литературы на первом месте помещается в искаженном переводе на галицко-русское наречие монография М. Костомарова «Две русские народности», где слова Малороссия, Южная Русь заменяются термином «Украина» и где подчеркивается, что «москали» похитили у малороссов имя «Русь», что с тех пор они остались как бы без имени и им пришлось искать другое название. По всей Галичине распространяется литература об угнетении украинцев москалями[77]. В учебнике по литературе А. Барвинского чуть ли не на каждой странице содержались ругательства в адрес «Московщины»[78], но вообще никакой литературы в учебнике литературы на деле не было, кроме нескольких жалких переводов с польского. В школах и гимназиях был введен курс истории, которая сводилась к краткому описанию истории Галицкого княжества до князя Льва, а затем излагалась польская история. Впрочем, в ней не было ничего про Хмельницкого и казацкие восстания.

Родившаяся в Галиции украинская литература была весьма жалка, подражательна, и почти не имела читателя. Даже М. Грушевский жаловался в 1911 году: «Десять-пятнадцать лет проходит, пока книга Франко, Коцюбинского, Кобылянской разойдется в тысяче – полторы тысяче экземпляров, покроет типографские расходы и какой-нибудь маленький гонорарчик, заплаченный автору. Возможна ли в таких обстоятельствах какая-нибудь литературная работа, какое-то энергичное движение книжное? Разумеется, нет»[79].

Поскольку в Галиции не было ни одного русского среднего и тем более высшего учебного заведения, то своего рода учебными центрами стали бурсы (студенческие общежития). При бурсах были русские библиотеки, проводились занятия по русскому языку и истории. Фактически бурсы стали параллельной образовательной системой, к тому же, в отличие от лояльных Габсбургам политических партий, в бурсах высказывались совершенно антиправительственные взгляды. Власти встревожились ив 1910 году бурсы были запрещены.

Одновременно посыпались запреты на использование русского языка во всех не только казенных документах, но и в частной переписке. Накануне проведения переписи 1910 года австрийские власти особым циркуляром перечислили языки народов Австро-Венгерской империи, которые должны были быть указанными в переписных анкетах, и русского языка в списке языков страны не было. Так русский язык в Австро-Венгрии оказался вне закона.

Правда, учитывая, что русины мало поддавались ассимиляции, австрийцы делали ставку на развитие местного диалекта, годного к экспорту в Россию. В 1912 году австрийскими властями было объявлено о создании украинского университета. То, что его задача вовсе не высшее образование для галичан, а создание курсов пропагандистов украинского движения, было ясно практически всем. Кстати, именно по случаю открытия этого университета император Франц Иосиф в своем письме от 18 июня 1912 года впервые употребил термин «украинский» вместо традиционного «рутенский» (Ruthenen). Так, наконец, в 1912 году русины Галиции (о Буковине и Карпатской Руси речь не шла) были официально объявлены украинцами.

Это заявление вызвало бурное недовольство не только русинов, но и ряда австрийских партий. Министр внутренних дел Австро-Венгрии барон Гейнольд вынужден был извиняться за «ошибку при переводе». Таким образом, в 1912 году украинство еще не овладело русинами.

Показателем этого стала деятельность галицких эмигрантов за океаном, где над ними не довлели ни австрийские власти, ни польские помещики, ни униатские церковные иерархи. Только в США русинов к 1914 году проживало свыше 500 тыс., в Канаде – 150–160 тыс.[80] Кроме того, десятки тысяч русинов оказались в Аргентине и ряде других стран Латинской Америки, в Австралии и Южной Африке. Заметим, что речь идет именно о русинах, поскольку огромное количество евреев из Галиции (а их эмигрировало до 1914 года свыше 250 тыс.) и поляков примыкало к «своим» диаспорам. Русинов в США было значительно больше, чем собственно русских из России. Среди них были православные русины Буковины, но большинство относилось к униатской церкви.

И вот среди эмигрантов началось массовое движение возвращения в православие. Так, только в 1890-е годы почти 100 тыс. эмигрантов-униатов по инициативе и под руководством униатского священника Алексия Товта (1854–1909) вновь стали православными. Этот процесс продолжался многие десятилетия и после смерти А. Товта. Впоследствии, в 1994 году, А. Товт был причислен американской православной церковью к лику святых[81].

Перешедшие в православие русины стали наиболее крупной на тот момент группой православных в Северной Америке. Так, епископ Тихон (будущий патриарх) в своем отчете за 1899 год сообщал о наличии среди своих прихожан 7498 русских, причем «в том числе из России до 600 человек»[82]. Остальные его прихожане были галицкими русинами.

Большинство галицких эмигрантских газет также были прорусского направления. Это сохранилось вплоть до XXI века. Среди них выделялся журнал «Свободное слово Карпатской Руси» (ныне – «Свободное слово»), который 30 лет редактировал Михаил Туряница, активно выступавший против всех расчлени-телей Руси.

В самой Галиции в 1900 году москвофилы создали Русскую народную партию, среди основных программных установок были введение именно русского литературного языка в качестве основного в Галиции, возвращение русинов в православие.

Но все же в Галиции украинство превратилось в большую силу. Усиленное промывание мозгов галичанам, которым внушалось, что они не русские и даже не русины, а отдельная украинская нация, вместе с многовековым отрывом от основной массы восточных славян дали свои плоды.

Разумеется, полной победы «украинцы» не достигли. Как только в первые годы XX века в Вене решили, что украинское движение стало слишком сильным и может пытаться вести собственную игру, власти ослабили давление на москвофилов, и на выборах в Галицкий Сейм те неожиданно одержали серьезные победы, потеснив украинофилов. В порыве ревности украинские активисты даже убили наместника Галиции, считая его прорусски настроенным. Разумеется, получив от украинофилов заверения в совершенной верности, власти снова начали им потворствовать.

В таком положении пребывала Галиция перед Первой мировой войной.

Первая мировая война, одним из главных виновников которой была Австро-Венгрия, стала роковой для этой монархии, но посеянные ею зубы дракона еще неоднократно после 1918 года давали кровавые всходы.

Власти Дунайской монархии потому так старательно готовили украинский национализм, что рассчитывали не только удержать в своих руках Галицию, но и присоединить всю остальную российскую Украину. Размах приготовлений не может не впечатлять. Так, заранее был подготовлен будущий «король» Украины – эрцгерцог Вильгельм Франц Габсбург, которого с юности воспитывали к будущей роли, так что он владел украинской мовой, носил под австрийским военным мундиром вышиванку и командовал кавалерийским полком из галицких русинов. На украинский манер эрцгерцога Вильгельма в вышиванке называли Василь Вышиванный.

О том, каковы были планы Вены в отношении Украины, говорил протокол, составленный 28 апреля 1915 года начальником жандармского управления русского военного генерал-губернаторства Галичины полковником Мезенцевым об обнаруженном в тайнике в здании при соборе святого Юра секретного соглашения между униатским митрополитом Шептицким и австро-венгерским правительством относительно присоединения Украины к Австро-Венгрии. В этом документе говорилось: «Как только победоносная австрийская армия вступит на территорию российской Украины, нам придется решать тройную задачу – военную, правовую и церковную. Выполнение этих задач должно быть совершено по возможности какой-нибудь мирной конференцией не только для того, чтобы поддержать деятельность нашей армии, но и для того, чтобы эти области отделились от России и предоставить им статус национальной области, независимой от России… Чтобы не одни политические комбинации не могли уничтожить следов нашей победы.

I. Военная организация. Она должна базироваться на традициях запорожских казаков… Один из самых способных военноначальников нашей армии после одной из побед может быть назначен нашим императором – гетманом… (На роль будущего «гетмана» и был впоследствии выдвинут австрийскими властями Вильгельм Габсбург.)

II. Правовая организация. Под грохот орудий населению необходимо точно объяснить, что российское законодательство было к нему несправедливым и угнетало его…

III. Церковная организация. Она должна иметь ту же цель: отделить украинскую церковь от русской. Необходимо издать целый ряд церковных декретов (например: украинская церковь отделяется из подчинения Петроградского Синода и т. д.). Все эти декреты должны исходить от митрополита Галича и всей Украины…»[83]

Для такой благой цели украинцы должны были служить Габсбургам верой и правдой. Многочисленные военизированные организации Галиции должны были дать Австро-Венгрии многотысячную армию бойцов.

Еще в 1912 году на совещании в Вене представители основных украинских партий в Галиции приняли заявление о лояльности правительству Австро-Венгерской империи и о поддержке его в грядущей войне с Российской империей.

Перед самой войной были мобилизованы поэты, воспевающие грядущую счастливую жизнь украинцев под немецким сапогом. «Поэт» из Львова В. Пачовский писал:

Впрочем, сие творение предназначалось для «образованных», не случайно использовалось название «Германия» вместо «Нимеччина». Для «простых» же, но уже «национально-сознательных» украинцев в преддверии войны выпускались такие «народные» песни:

Или вот еще один «шедевр» «народной» поэзии:

Да, немецкая аккуратность и организованность – это нечто величественное. Даже «народные» песни были подготовлены заранее! Также заранее было рассчитано, что сторонники русского единства в Галиции будут брошены в концлагерь Талергоф. Но война против России, как всегда, пошла не по плану.

Для Австро-Венгрии война с Россией началась 6 августа 1914 года и с самого начала была для дунайской монархии неудачной. Русские войска быстро заняли Галицию, нанеся тяжелые поражения австро-венграм. Но для русского движения в Галиции война оказалась гибельной. Уже 31 июля, то есть еще до начала войны, австрийские власти осуществили превентивные аресты практически всех деятелей движения. Арестовывали и депутатов парламента, и простых крестьян, и священников, и адвокатов. К 28 августа только во Львове оказалось около 2 тыс. узников из числа москвофилов (все восточнославянское население Львова насчитывало 34 тыс. человек). За решеткой оказалась практически вся и без того немногочисленная русинская элита. В сентябре специально для арестованных галицких русофилов был создан концентрационный лагерь Талергоф в глубине чисто австрийских земель. Разумеется, все арестованные были невиновны, что признал не кто иной, как последний австро-венгерский император Карл I, сменивший на троне Франца Иосифа. 7 мая 1917 года он объявил амнистию для всех заключенных Талергофа. В своем рескрипте Карл I написал: «Все арестованные русские невиновны, но были арестованы, чтобы не стать ими»[84]. Арестованные русины находились также и в других лагерях (Терезин, Куфштайн и ряд других). Всего через Талергоф и другие лагеря прошло более 80 тыс. человек, многие из них погибли. По подсчетам польского историка Дашинского, число казненных составляло 30 тыс.[85]

Над арестованными депутатами парламента и политическими деятелями, представлявшими «твердо-русское» направление, после почти года заключения, в июне 1915 года, был проведен суд. Депутатов обвинили в государственной измене. Разумеется, найти доказательства измены со стороны лояльных династии русинов обвинители не смогли. Выступавшие в качестве «экспертов» украинские деятели могли инкриминировать москвофилам лишь одно доказательство измены: «Кто употребляет русский язык, не может быть хорошим австрийцем»[86]. Семеро обвиняемых были приговорены к смертной казни, но по ходатайству испанского короля, которого попросил заступиться за осужденных Николай II, казнь была заменена пожизненным заключением.

Некоторые галицкие деятели, оказавшиеся в России, 11 августа 1914 года образовали в Киеве «Карпаторусский Освободительный комитет», который выступил с воззванием к Галицкому народу поддержать Российскую империю. К галичанам обратился с воззванием Главнокомандующий русской армии великий князь Николай Николаевич:

«Братья! Творится суд Божий. Терпеливо, с христианским смирением в течение веков томился русский народ под чужеземным игом, но ни лестью, ни гонением нельзя было сломить в нем чаяний свободы. Как бурный поток рвет камни, чтобы слиться с морем, так нет силы, которая остановила бы русский народ в его порыве к объединению.

Да не будет больше подъяремной Руси. Достояние Владимира Святого, земля Ярослава Осмомысла, князей Даниила и Романа, сбросив иго, да водрузит стяг единой, великой, нераздельной России.

Да свершится промысел Божий, благословивший дело великих собирателей земли русской. Да поможет Господь царственному своему помазаннику императору Николаю Александровичу всея России завершить дело великого князя Ивана Калиты. А ты, многострадальная братская Русь, встань на сретение русской рати.

Освобождаемые русские братья! Всем вам найдется место на лоне матери России. Не обижая мирных людей, какой бы они ни были народности, не полагая своего счастья в притеснении иноземцев, как это делали швабы, обратите меч свой на врага, а сердца свои – к Богу с молитвой за Россию, за русского царя.

Верховный главнокомандующий, генерал-адъютант Николай.

5 августа 1914 года»[87].

В результате стремительного наступления русская армия заняла большую часть Галиции, включая Львов, уже к концу сентября 1914 года. Население торжественно встречало освободителей. Во многих селах навстречу им выходили крестьянские депутации с хлебом-солью. При вступлении во Львов огромная толпа забрасывала солдат цветами. Значительное число жителей Галиции, Буковины и Закарпатья вступило добровольцами в русскую армию. Ликование по случаю освобождения от шестисотлетнего иноземного ига было всеобщим. Радость и восторг царили повсюду, вплоть до галицкой диаспоры в Соединенных Штатах. «Наш Львов – русский, наш Галич – русский! Господи, слава Тебе, из миллионов русских сердец шлет Тебе вся Русь свою щирую молитву, Боже великий, могучий Спаситель, объедини нас, як Ты один в трех лицах, так Русь наша в своих частях одна будет во веки!» – писала газета американских галичан «Світ»[88].

Русские казаки во Львове. Сентябрь 1914 года

На занятой территории было образовано особое генерал-губернаторство во главе с генералом графом Г. А. Бобринским. Это не был военно-оккупационный режим в буквальном виде, поскольку изначально к вопросам управления вплоть до самого высокого уровня привлекали гражданских служащих из местных жителей. Показателен и такой факт: австрийские военные русинского происхождения, оказавшиеся в русском плену, освобождались и отправлялись по домам при обещании больше не воевать против России. Этот, казалось, совершенно неуместный в условиях тотальных войн XX века рыцарский жест дал значительный эффект – большинство русинов сдержали свое обещание. Следует заметить, что австрийские власти, изначально не доверяя русинам, почти всех мобилизованных русинов отправили воевать на Балканы и Итальянский фронт. По этой причине российские военные власти отказались от формирования особых галицких частей под русским знаменем, резонно считая, что пусть лучше пророссийски настроенные русины служат в гражданских структурах.

Во всей контролируемой русскими властями Галиции за все время их пребывания там было проведено 1200 арестов (это в условиях войны на занятой вражеской территории!). Учитывая, что на занятых русскими территории Галиции и Буковины проживали перед войной около 4 млн жителей, такая цифра может считаться минимальной. За время русского контроля над Восточной Галицией из нее было выслано 1568 человек. Во внутренние губернии под надзор полиции было выслано: евреев – 585 человек (38 %); русинов-галичан – 455 (29 %); поляков – 412 (25 %); немцев и венгров – 76 (5 %); русских подданных – 28 (2 %); итальянцев, греков и чехов – 12 человек. Ни одному гражданскому лицу не был вынесен смертный приговор. Как видим, это даже неуместно сравнивать с террором австрийских властей против собственных граждан.

Весной 1915 года австро-венгерские и германские войска перешли в наступление, и русские войска оставили Галицию. Вместе с русской армией из Галиции двинулись в Россию сотни тысяч беженцев. Сколько их было, никто из историков не смог подсчитать. Известно, что во Львове только за одну неделю перед оставлением города канцелярией русского военного генерал-губернатора было выдано 10 926 специальных пропусков для уходивших в Россию[89]. Эти пропуска выдавались мужчинам призывного возраста, причем они могли вписать в пропуск любое количество членов семьи. Только в Киеве 18 мая 1915 года было зафиксировано 2 тыс. беженцев, а на 4 июня 1915 года их было уже 15 тыс. человек. В Ростове-на-Дону было 6 тыс. беженцев-галичан. Специальные лагеря беженцев из Галиции были созданы также в Люблине, Холме, Луцке и Ковеле. В целом примерно 10 % русинов покинули родные края вместе с отступающей русской армией.

Возвращающихся австрийцев галичане воспринимали отнюдь не как освободителей. Так, начальник разведывательного бюро австрийского Генерального штаба Макс Ронге вспоминал об ощущениях военного командования на собственной территории: «Мы очутились перед враждебностью, которая не снилась даже пессимистам. Пришлось прибегнуть к таким же мероприятиям, как и в Боснии, – брать заложников, главным образом, волостных старост и православных священников»[90].

Возвратившиеся власти Габсбургской монархии продолжили массовые репрессии против русинов, хоть в чем-то показавших себя недостаточно лояльными. Не осталось ни одного населенного пункта Галиции, в котором не было арестованных, а нередко и казненных за русофильство. Одновременно были предприняты меры по полной дерусификации русинов. Так, летом 1915 года венгерское правительство создало специальную комиссию грекокатоликов Карпатской Руси, призванную внести изменения в церковную литературу, ввести григорианский календарь и заменить традиционный кириллический алфавит русинов латиницей. На униатских священников, симпатизирующих православию, обрушились репрессии. Более 300 священников были отданы на заклание за симпатии к вере отцов.

Как видим, все полтора века австрийского господства галичане были искренними верноподданными Габсбургов, но чувство русского единства оказалось выше традиционной лояльности. И многолетнее взращивание украинства не помогло.

Правда, наиболее умные деятели Австро-Венгрии изначально не переоценивали мощь украинского движения. Сам главнокомандующий австро-венгерской армией эрцгерцог Фридрих в докладной записке Францу Иосифу свидетельствовал, что среди коренного населения Галиции, Буковины и Закарпатья существует «уверенность в том, что оно по расе, языку и религии принадлежит к России»[91].

Как же вели себя свидомые украинцы Галиции? с начала войны все украинские партии, как и следовало ожидать, объявили о своей поддержке правительства и призвали сознательных украинцев вступать в специальный легион, получивший название «Украинские сичевые стрельцы» (УСС). Добровольцев, годных к военной службе, оказалось 2,5 тыс. человек. 3 сентября 1914 года члены УСС приняли присягу на верность Австро-Венгрии. Впрочем, лавров бойцы УСС (усусы, или усесяки) не сыскали, трижды полностью обновив свой личный состав в результате потерь на фронте. Поскольку на фоне мировой войны, когда во враждующих армиях бились 70 млн солдат, из них было 9 млн из Австро-Венгрии, несколько тысяч усесяков при всем желании не могли играть какой-либо значимой роли в войне.

Высоким боевым духом усесяки явно не отличались. Вот что писал в своем письме брату-митрополиту полковник С. Шептицкий: «Россияне атакуют. Мы понесли поражение. В районе Гнилой Липы идут тяжелые бои. Твое крестьянское войско, твои Украинские Сичевые Стрельцы, боя еще не видели даже издалека, но известно, что при первой же возможности собираются “со славой” сдаться москалям»[92].

Украинским политикам пришлось срочно придумывать боевые подвиги УСС в оправдание их существования. Так, в анналы украинства вошла битва за гору Маковка в апреле-мае 1915 года. Не имевшая даже тактического значения окопная кампания в Карпатах, сопровождавшаяся атаками и контратаками противоборствующих сторон, которые даже не упоминались в военных сводках, получила известность только потому, что в ходе одного из таких боев местного значения участвовали усесяки. О «размахе» боев за Маковку говорит тот факт, что за два месяца ратных «подвигов» в сей эпохальной битве сечевые стрельцы потеряли 42 человека убитыми, 76 ранеными и 35 пленными (в основном перебежавших к русским). На Маковке попал в русский плен прапорщик австрийской армии Евгений Коновалец. Позднее он стал одним из создателей украинских националистических организаций, так что для своего пленения ему также пришлось выдумывать подвиги в грандиозном сражении мирового масштаба.

Но раз уж никаких других подвигов усесяки не совершили, то пришлось украинским националистам создавать культ Маковки. Еще в 1920-е годы активисты националистических организаций установили на Маковке крест и стали совершать паломничество на места «боевой славы». Да и в дальнейшем самостийники устраивали на Маковке свои тусовки. О сражении на Маковке написано книг больше, чем было участников сего события.

Вообще, реальных ратных подвигов русинов в австро-венгерском мундире можно было бы сыскать много. Русины составляли 8 % солдат армии Дунайской монархии, то есть свыше 700 тыс. человек. Интересно, что в ряде случаев общепонятным языком военных команд для русинов в австро-венгерской армии оказывался русский язык[93]. На итальянском фронте русины покрыли себя славой, отражая атаки итальянцев в предгорьях Альп. В общем, когда дело не касалось России, галичане оставались все теми же Kaisertreu – верными императору. Но раз уж украинский национализм направлен исключительно против русских, то героизм, который проявили русины (или, если угодно, западные украинцы) в боях с цивилизованными западноевропейцами, остается неизвестным.

В 1914–1918 годах погибли свыше 300 тыс. галичан из числа гражданского населения, свыше 400 тыс. бежало в Россию. В 1918 году Галицию охватила эпидемия гриппа, которая унесла больше жизней, чем военные стычки[94].

Первая мировая война закончилась распадом Австро-Венгрии в начале ноября 1918 года. Правда, мира галицийским землям это сразу не принесло. Немедленно после развала монархии Габсбургов начались этнические конфликты и войны между новоявленными государствами, образовавшимися на развалинах Австро-Венгрии. В Галиции сразу же местные поляки провозгласили присоединение к возрожденной Польше. Русины (или украинцы, в тех условиях эти понятия уже стали синонимами), забыв о прежних разногласиях, объединились против поляков. Еще 10 октября 1917 года украинская фракция австрийского парламента (поскольку русская фракция была арестована еще в 1914 году) во главе с Евгением Петрушевичем приняла решение созвать во Львове Украинский национальный совет (УНС) – нечто вроде временного правительства края. Совет провозгласил своей целью создание украинского государства на территории Галиции, Буковины и Закарпатья.

Разумеется, между польскими и украинскими властями, каждая из которых опиралась на национальные части прежней австро-венгерской армии, раздоры быстро переросли в боевые действия. Во Львове и других городах Галиции шли уличные бои, и под аккомпанемент выстрелов 10 ноября 1918 года была провозглашена Западно-Украинская республика (ЗУНР), а на другой день в Варшаве была провозглашена независимость Польши, границы которой не были указаны, но подразумевалось, что вся Галиция отойдет к Польше. Украинцы сформировали украинскую Галицкую армию (УГА), которая вела бои с польскими частями. При этом в рядах УГА сражались и многие великороссы, оказавшиеся в тот момент в Галиции. Так, в мае 1919 года главкомом УГА стал российский генерал Александр Греков, ранее командир лейб-гвардии гренадерского полка.

Поляки имели численное превосходство и поддержку Антанты, и украинцы к лету 1919 года потерпели поражение. Остатки УГА отошли на территорию прежней Российской империи и влились в ряды армии Деникина. Таким образом, галичане продолжали сражаться уже в русской гражданской войне.

Обратим внимание на тот факт, что галичане примкнули в России не к украинским самостийникам Петлюры, а к воюющим за «единую и неделимую Россию» белым армиям. Значит, галичане по-прежнему относили себя к единому русскому народу. Интересно, что часть галичан примкнула к красным, создав ЧУГА – Червонную украинскую галицкую армию.

В целом украино-польская война, которая шла с ноября 1918 по июль 1919 года сопровождалась взаимными жестокостями с обеих сторон. ЗУНР потеряла 15 тыс. бойцов и от 70 тыс. до 100 тыс. населения, погибшего от террора и умершего в лагерях. Потери польской стороны – 10 тыс. солдат. У потерпевших поражение украинцев не пропадало стремление к реваншу.

Бесславное поражение ЗУНР объяснялось не только превосходством поляков, но и личными качествами украинских политиков. Известный писатель и незадачливый политический деятель российской Украины В. Винниченко справедливо охарактеризовал галицких политиканов: «Сыновья сельских священников или мелких чиновников, дети бедной, маленькой, забитой страны… с ограниченным миропониманием – где им было понять революционный дух борьбы? Они знали мелкую кулуарную суету: там выпросить должность для земляка и дать взятку, там школу для маленького городка. Это была сфера их политической деятельности. Еще, конечно, речи на выборах в парламенте – где они чемпионы пустопорожней болтовни. Наученные и приученные только выпрашивать и подхватывать крохи со стола австрийских панов – как и когда они могли успеть сменить свою суть, природу и стать лидерами масс?»

Между тем очередной вожак самостийников российской Украины Симон Петлюра заключил союз с Польшей, отдав всю Галицию полякам. Как всегда, личная власть для украинского атамана несравненно важнее, чем какие-то там украинские земли.

Галиция вскоре вновь стала театром военных действий, теперь уже советско-польской войне 1920–1921 годов. Красная армия заняла значительную часть Галиции и штурмовала Львов (впрочем, безуспешно), но общий перелом в войне привел красных к отступлению. Галиция, таким образом, осталась за Польшей.

Сколько всего потеряли народы Галиции в 1914–1920 годах погибшими, ранеными и эмигрировавшими, никто из историков подсчитать не брался. Ясно, что речь может идти о сотнях тысяч человек. Резко сократилось количество евреев, большие людские потери понесли остальные народы. Для русинов самым главным последствием периода 1914–1920 годов стало торжество украинской идентичности. Причина была понятна: почти вся русская элита была уничтожена или изгнана. При этом после Октябрьской революции новые власти России провозгласили принципы интернационализма, одним из проявлений которого стала украинизация Малороссии, что для большинства русских галицких деятелей как бы выбило почву из-под ног. Ориентироваться на Россию и православие в условиях, когда сама Россия стала теперь СССР, а православие стало гонимой верой, оказалось затруднительно. Вот так в огне и крови трех войн – мировой, украино-польской и советско-польской – украинское самосознание стало доминировать в Галиции.

В межвоенный период юридически не было не только никакой Западной Украины, но и даже Галиции, поскольку край официально назывался «Малопольска Всхудня» (Восточная Малополына) – прямое заимствование из «Западной Малороссии». Как видим, польские лидеры в области фантазии такие же скудоумные, как и их противники – украинские националисты.

Согласно польской переписи 1931 года, в Восточной Галиции проживало 4 729 515 жителей, из них 2 875 725 – восточные славяне, почти все они относились к униатской церкви. Из них 1 196 855 галичан назвали себя русскими, или русинами, и 1 675 870 – украинцами. Выходит, что немало русинов сохраняли русскую идентичность, несмотря на всяческое покровительство «украинцам» со стороны официальных властей и униатской церкви[95]. 2808 тыс. галичан говорили в быту на украинской мове. 3240 тыс. человек были униатами по вероисповеданию. При этом многие галичане-католики предпочли называть себя поляками. В смешанных браках состояли 8,7 % жителей, так что процессы слияния и ассимиляции продолжались. Увы, украинцами назвали себя уже более половины галицких русинов, так что украинизаторы могли с облегчением считать, что украинство теснит русское самосознание.

Этнический состав населения Восточной Галиции в 1931 году был таков: украинцы и русины вместе – 59,1 %, поляки – 29,9 % (1378 тыс. человек), евреи – 10,3 % и совсем небольшое количество немцев, чехов и пр. Восточные славяне по сравнению с 1910 годом уменьшились на полмиллиона человек, сократилась их доля в населении края. Таковы были последствия войн, репрессий и эмиграции. Увеличение доли поляков отчасти объясняется расселением в Галиции по меньшей мере 100 тыс. осадников. Только в 1921–1923 годах во Львовском воеводстве было создано 4661 хозяйство осадников в 285 поселениях. Создавались такие хозяйства на стратегических направлениях – вдоль важнейших железнодорожных путей и автодорог.

Во Львове в 1931 году проживало 312 тыс. человек. Этнический состав горожан был таков: украинцев – 24 245 человек (7,8 %); русинов – 10 892 (3,5 %); поляков – 198 212 (63,5 %); евреев – 75 316 (24,1 %), прочих – 3566 (1,1 %). Как видим, восточные славяне составляли лишь 11 % львовян. Их численность – 35 137 человек – была практически такая же, как в 1900 году! При этом количество поляков во Львове за 1900–1931 годы выросло более чем вдвое, евреев – на 66 %.

Среди восточных славян Львова 23 % были неграмотны, 73 % являлись работниками физического труда (среди поляков – 50 %, среди евреев – 32 %). На 30 000 всех украинцев и украинок, которые зарабатывали во Львове, было 9700 слуг, 2000 сторожей, 1400 неквалифицированных рабочих и 9000 квалифицированных рабочих и ремесленников. Таков был оплот украинского духа!

К концу 1930-х годов этнический состав населения края был примерно таким же. Численность русинов и украинцев достигла 3,3 млн человек, из 487 тыс. В быту пользовались польским языком и только грекокатолическая религия сохраняла их идентичность, русинскую или украинскую. Галицких поляков к 1939 году было 1,5 млн Немцев в Галиции насчитывалось 40 тыс.

По внутренним областям в 1939 году этнический расклад выглядел так: в Львовском воеводстве проживало 58 % украинцев, 29 % поляков, 13 % евреев; в Тернопольском – 6 1 % украинцев, 30 % поляков, 8 % евреев; в Станиславском – 75 % украинцев, 15 % поляков, 9 % евреев.

Рождаемость у галичан всех национальностей оставалась достаточно высокой. Заокеанская эмиграция уменьшилась из-за введенных в США и Канаде ограничений на въезд. За межвоенные годы эмигрировали примерно 200 тыс. человек, то есть вдвое меньше, чем за двадцать предвоенных лет. С учетом высокого естественного прироста как «старых», так и «новых» эмигрантов, в Канаде в 1941 году статистикой учитывалось 306 тыс. «украинцев» (включая буковинцев и закарпатцев). Почти 50 тыс. галичан осели в Аргентине и еще 20 тыс. – в других латиноамериканских странах. Новым явлением стала трудовая эмиграция в Европу. Тысячи галичан работали, например, на угольных шахтах Франции.

В социальном плане мало что изменилось со времен Австро-Венгрии. Так, свыше 75 % крестьянских наделов не превышали своими размерами около 4 га. В то же время приблизительно на 2 тыс. крупных польских владений, некоторые из которых достигали размеров в 4–8 тыс. га, приходилось 25 % земель. В одном Станиславском воеводстве 630 польских помещиков владели больше половины земли, а 200 тыс. бедняцких имели немногим больше четверти земельной площади. В области экономики и без того отсталая Галиция так и не достигла уровня 1913 года.

Понятно, что социальные и этнические противоречия в Галиции были весьма напряженными. Так, галичане дружно бойкотировали попытку проведения переписи польскими властями. Против поляков действовали непримиримые противники – большевики и самостийники. Самостийники уже 25 ноября 1921 года устроили покушение на Пилсудского, главнокомандующего польской армией и «начальника государства». Вплоть до 1925 года в Галичине действовали пробольшевистские партизанские отряды. Осенью 1922 года красные партизаны действовали в 19 районах Галиции. В дальнейшем, однако, партизанское движение начала угасать, мало получая помощи и поддержки от местного населения и окончательно было свернуто в 1925 году.

Одновременно начались диверсионно-террористические действия самостийников, создавших в 1920 году Украинскую военную организацию (УВО), руководителем которой стал бывший офицер австро-венгерской армии Евгений Коновалец. Вскоре, в 1929 году, после объединения УВО с рядом других украинских радикальных групп была создана зловещая Организация украинских националистов (ОУН) во главе с тем же Коновальцем. Среди оуновцев все более выдвигался молодой Степан Бандера.

Забастовки, демонстрации, нередко сопровождающиеся столкновениями с полицией, поджоги, покушения, взрывы, уличные перестрелки, стали повседневностью для Галиции 1920-х годов. Только в 1922 году в Галиции было осуществлено 223 акции саботажа, 17 покушений на польских деятелей и 15 покушений на украинцев-«предателей», 129 поджогов и т. и.[96] Когда же грянул мировой экономический кризис (Великая депрессия), то положение в Галиции, где рухнула вся экономика, а сельское хозяйство страдало от резкого падения цен на сельхозпродукцию, стало особенно напряженным.

Правивший в Польше диктатор Пилсудский начал в 1930 году «пацификацию» (умиротворение) края. Армейские части, заняв около 800 сел, громили украинские клубы и читальни, отбирали имущество и продукты, избивали всех, кто пытался протестовать. Арестовано было 5 тыс. человек, несколько десятков убито. Одновременно польские власти осуществили массовое закрытие украинских школ (русских школ уже давно не было). Министр внутренних дел Ф. Славой-Складковский позже признал: «…если б не пацификация, то в Западной Украине мы имели б вооруженное восстание, для подавления которого необходимы были бы пушки и дивизии солдат»[97]. В 1935 году Польша официально отказалась от своих обязательств перед Лигой Наций по обеспечению прав национальных меньшинств.

Как легко догадаться, подобные меры только привели к еще большему ожесточению. Если прокоммунистические элементы после 1925 года занимались пропагандистской работой, то националисты развернули террор против представителей власти. За 1930-е годы ОУН организовала более 60 покушений и убийств. Только с 12 июля по 24 сентября 1930 года оуновцы организовали 199 диверсий[98]. Среди наиболее знаменитых терактов ОУН было убийство министра внутренних дел Б. Перацкого, непосредственно осуществлявшего «пацификацию». Организатором убийства Перацкого был Бандера, который польским судом приговорен к смертной казни, замененной на пожизненное заключение. Поскольку большинство украинских деятелей всегда в случае опасности удирают за кордон, то Бандера, который довольно мужественно вел себя на суде, обрел ореол мученика и стал героем для самостийников.

В ответ правительство развернуло массовые репрессии, для заключенных создав специальный концлагерь в местечке Береза-Картузска. Националисты покушались не только на поляков, но и на местных коммунистов и советских дипломатов. Так, в 1933 году ими был убит генконсул СССР во Львове А. Майлов. При всей враждебности СССР и Польши такое событие вызвало волну новых репрессий со стороны польского правительства.

Это не сбило волну протестов. 16 апреля 1936 года во Львове происходили настоящие баррикадные бои с десятками убитых и сотнями раненых. В августе 1937 года вновь начались поджоги и разгромы панских усадеб. Край стоял на пороге революции, и основной проблемой стало: кто ее возглавит – коммунисты или украинские националисты. При этом к концу 1930-х годов и коммунисты, и националисты оказались расколотыми. Компартия Западной Украины в 1938 году была распущена, многие ее активисты, выехавшие в СССР, были репрессированы. Правда, основную силу коммунистов представляла не сама эта подпольная партия, а массовое крестьянское объединение «Сельроб». Но в нем также произошли расколы, и к 1939 году организация оказалась резко ослабленной.

Свои проблемы были у националистов. Руководитель ОУН Коновалец был ликвидирован советскими спецслужбами в 1938 году, что вызвало серию расколов в ОУН и непрерывную многолетнюю войну между отдельными группировками украинских националистов. Слово «война» здесь не преувеличение, поскольку различные фракции ОУН действительно убивали своих «неправильных» товарищей по оружию, при этом количество убитых во внутренних разборках исчислялось сотнями. За предвоенный период жертвами междоусобиц в ОУН стали около 400 мельниковцев и около 200 членов ОУН(Б) (бандеровцев)[99]. Никаких идейных противоречий у передравшихся националистов не было, шла элементарная борьба за власть. Кстати, немцы, которые еще с 1920-х годах, до прихода Гитлера к власти, взяли на содержание самостийников, сами поощряли вражду между группировками ОУН.

Правомерен вопрос: почему поляки, столь долго и настойчиво выращивавшие украинский национализм, вдруг стали так решительно подавлять его? Ответ будет прост: ранее украинство рассматривалось польскими деятелями, мечтавшими о восстановлении Речи Посполитой в прежних границах, как средство дерусификации малороссов. Теперь же, когда, как казалось, дело было сделано, украинский национализм внутри восстановленного польского государства стал не нужен. Правда, украинство пытались использовать против СССР, надеясь на распад страны и присоединение остальных украинских земель. В этом смысле украинство в «экспортном» варианте против СССР продолжали развивать. Но в самой Польше, особенно в таком регионе, как Галиция, украинцы должны были ассимилироваться с поляками.

Меры для этого применялись самые грубые и жестокие. Но джинна украинства уже выпустили из бутылки, и вскоре многим кресовым полякам довелось стать его жертвой.

Не лишено трагической пикантности и то, что в 1920-1930-х годах одним из спонсоров украинского движения в Галиции (как, впрочем, и на Буковине) стал Советский Союз. Как раз в это время в новосозданной Украинской ССР проводилась политика «украинизации», для которой использовались бежавшие из Галиции самостийники. Большевики рассчитывали использовать оставшихся не у дел самостийников с целью подрыва Польши, которая на тот исторический момент была едва ли не самым опасным противником СССР. Советские деятели стали финансировать украинские культурные организации. Так, одиозное «Науково товариство имени Т. Шевченка», начиная с 1921 года регулярно получало финансовую помощь из СССР. Только в одном 1927 году эта контора получила 12 тыс. американских долларов[100] (учитывая тогдашнюю покупательную способность доллара, сумма просто огромная). Украинские писатели В. С. Стефаник, вдова Ивана Франко, семья ученого В. Гнатюка получали из СССР пенсии. Впрочем, более выгодным вариантом финансирования были огромные гонорары, которые получали галицийские деятели культуры, гастролируя по СССР. Заметим, что в самом СССР наблюдалась жесточайшая нехватка валюты, население жило впроголодь, но за счет советских трудящихся ряд галицких деятелей могли вести вполне буржуазный образ жизни. Причина была проста: убедившись, что местные коммунисты имеют незначительное влияние, советские лидеры опасались возрождения русского движения в Галиции, которое заранее считалось более опасным, чем искусственное украинское.

Русское движение Галиции действительно переживало определенное возрождение. При этом русофилы не могли опираться на поддержку России, за период 1914–1921 годов они потеряли большинство своих лидеров, лишились практически всех своих газет, библиотек и вообще материальных средств. Все отказавшиеся принести присягу верности Польше немедленно увольнялись с должности. (Кстати, в Австро-Венгрии ничего подобного не было.) Тем не менее уже в 1921 году возникла Русская народная организация (РНО). Возродились и ряд других русских организаций австрийских времен. Некоторые из русских организаций были весьма массовыми. С 1924 года стали издаваться сборники «Талергофского альманаха», посвященные увековечиванию памяти жертв австрийских репрессий. В 1929 году возникла Русская аграрная партия, насчитывавшая свыше 100 тыс. членов и имевшая влияние на селе. Как пишет Н. М. Пашаева: «Работа русских галичан в межвоенную пору была настоящим подвигом. Польский националистический пресс, нажим украинских националистов. И тяжелейшие материальные условия – многие русские деятели просто голодали»[101].

При этом русскому движению приходилось противостоять не только польским властям, украинским самостийникам, но и коммунистическим организациям, которые, выполняя указы Москвы, объявили всех галицких русинов украинцами.

Наиболее заметным в русском движении стало возвращение к православию многих русинов. Правда, в основном этот процесс охватил Карпатскую Русь, оказавшуюся в Чехословакии, и русинские районы Румынии. В Галиции число вернувшихся в православие к 1933 году дошло до 60 тыс. человек. Эта цифра не может считаться незначительной, учитывая тогдашние политические реалии, ведь порывать с унией было уголовным преступлением.

И тем не менее при всей самоотверженности деятелей русского движения украинство овладело массами.

Вторая мировая война радикально изменила этническую ситуацию в Галиции. В сентябре 1939 года Польша рухнула под ударами немецких войск как карточный домик. На 17-й день войны в стране не было уже ни правительства, ни военного командования, бежавшего за границу. Тогда Красная армия перешла границу и заняла почти без боевых действий всю Западную Украину, включая Галицию.

Львовяне приветствуют Красную армию

При проведении советизации возвращенных русских земель советские власти присоединили Галицию к советской Украине и начали украинизацию. Деятели русского движения как «реакционеры» подверглись репрессиям. Впрочем, осуществлялись также и депортации подозрительных и социально-чуждых элементов. Всего к концу 1939 года в Галиции было арестовано по разным статьям, включая уголовные, 18 260 человек. В советской Галиции разместились также 83 тыс. беженцев из оккупированной немцами Польши.

Как и в исторической Малороссии, советские власти немедленно развернули украинизацию новоприсоединенных территорий. Разумеется, «восточная Малополына» официально не стала вновь Галицией и даже Галичиной, а превратилось в Западную Украину. Украинизация новоявленной Западной Украины за неполные два года (1939–1941) была весьма масштабной. К середине 1940 года количество начальных школ достигло 6900, из них 6 тыс. украинских. Львовский университет получил имя Ивана Франко и перешел на украинский язык преподавания. Улучшилось медицинское обслуживание, особенно на селе. Были национализированы промышленность и торговля, которой ранее владели поляки и евреи. Были национализированы земли крупных польских землевладельцев с обещанием раздать их крестьянам. Украинская интеллигенция получила работу в культурных и образовательных учреждениях. В 1940–1941 годах большевики проводили коллективизацию в новоприсоединенных землях достаточно осторожно. К июню 1941 года в западноукраинских областях было коллективизировано только 13 % крестьянских хозяйств[102].

Политика советской украинизации сопровождалась борьбой с украинским национализмом. ОУН действовала в подполье. С апреля по ноябрь 1940 года НКВД ликвидировал 38 групп националистов общей численностью 486 человек. В западных областях Украины с января по июнь 1941 года было ликвидировано 38 политических и 25 уголовных банд (273 участника). Кроме того, за апрель-май 1941 года было задержано 747 нелегалов и выселено 1865 активных членов ОУН[103].

Одновременно НКВД вел борьбу с польскими националистическими группировками. Поскольку в ноябре 1939 года осевшее в Лондоне польское эмигрантское правительство объявило войну СССР, то подчиняющиеся сему правительству польские организации на Западной Украине также пытались начать вооруженную борьбу. Впрочем, «органы» не дремали. Согласно докладной записке управления НКВД по Тернопольской области № 1597489, только с 22 марта по 25 апреля 1940 года на территории области было арестовано 540 человек, у которых изъято 98 винтовок, револьверов и пистолетов, 3 пулемета, около 6000 патронов и 13 ручных гранат[104]. В такой атмосфере Галичина и встретила начало Великой Отечественной войны.

22 июня 1941 года на советскую Галицию обрушились бомбы, и началось немецкое вторжение. Вместе с немцами действовали и украинские самостийники. Советские и, как ни странно, современные украинские историки называют всех украинских националистов бандеровцами, хотя это не совсем правильно. Помимо бандеровцев, существовали еще мельниковцы, которые воевали (в буквальном смысле) с людьми Бандеры.

В последней неделе июня 1941 года ОУН, пользуясь поражениями Красной армии и хаосом в управлении края, захватила власть в 213 населенных пунктах Галиции. 24 июня самостийники попытались поднять восстание во Львове, которое было быстро подавлено. Впрочем, уже 30 июня Львов был занят немцами.

Перед нападением на СССР в немецкой армии из пробандеровски настроенных националистов был создан «Легион украинских националистов» в количестве 600 человек в составе двух батальонов – «Роланд» и «Нахтигаль». Немцы хотели использовать их для диверсионных целей в советском тылу. Разумеется, два батальона – это крайне мало для края с 4 млн жителей, что не мешает многочисленным западным и украинским «историкам» говорить о «всенародной поддержке» бандеровского движения.

Ворвавшись во Львов, бандеровцы даже успели провозгласить создание «Украинской державы». Помощник Бандеры Я. Стецко зачитал по радио некий «Акт возрождения Украинской державы». Как должна была возродиться ранее никогда не существовавшая «Держава», разумеется, сказано не было. Впрочем, немцы быстро пресекли это своевольство лакеев, что, конечно, не помешало тем служить хозяевам верой и правдой. Самого Бандеру немцы даже посадили в лагерь Заксенхаузен. Но пребывал он в весьма комфортных условиях, вместе с рядом интернированных немцами западноевропейских политиков, которые могли быть полезными. Помимо наглости лакеев, пытавшихся самостоятельно говорить о какой-то «державе», немцев возмутил факт нечистоплотности Бандеры в финансовых делах. Например, сотрудник абвера (военной разведки Германии) Эрвин Штольце показал на допросе в мае 1945 года: «…последний [Бандера] в 1940 году, получив от абвера большую сумму денег для финансирования созданного подполья в целях организации подрывной деятельности, пытался их присвоить и перевел в один из швейцарских банков…»[105] в результате Бандера и был арестован. Так лакеям было указано их место.

Зато душу бандеровцы отводили на местных евреях. Подавляющее большинство евреев Галиции были уничтожены в первые же месяцы оккупации. Летом 1943 года руководство СС с удовольствием констатировало, что при активном участии украинских сил Галиция стала «юденфрай» – свободна от евреев. Считается, что погибло свыше 500 тыс. галицких евреев.

Массовый террор осуществлялся и против польского населения, хотя таких дикостей, как на Волыни, в Галиции не было. На Волыни большинство поляков были крестьянами, и немцы не препятствовали их уничтожению. В Галиции среди поляков было много квалифицированных специалистов, которых немцы собирались использовать при эксплуатации занятой территории. Но многих польских ученых с мировым именем, среди которых были 70 академиков и профессоров Львовского университета, бандеровцы все же убили. В 1944 году, когда фронт начал приближаться к Галичине и немцы уже не были заинтересованы в польских рабочих, бандеровцы наконец приступили к очищению края от поляков.

Партизаны и подпольщики советской ориентации в условиях галицкой специфики имели небольшое влияние. В 1942 году советским командованием сбрасывались на парашютах небольшие диверсионно-партизанские группы, но они были быстро уничтожены немцами и бандеровцами. В 1942–1944 годах во Львове действовали просоветские подпольные группы, из которых некоторое значение имела «народная гвардия имени Ивана Франко». Во Львове знаменитый разведчик Николай Кузнецов лично ликвидировал немецкого вице-губернатора Галиции Бауэра и начальника канцелярии губернаторства Шнайдера.

В 1943 году героический рейд в Карпаты совершили партизанский отряд под командованием Сидора Артемьевича Ковпака. Сформированный из восточных украинцев, отряд Ковпака прошел через всю Галичину, уничтожая железнодорожные мосты, нефтепромыслы, истребляя оккупантов и их пособников.

Погром во Львове в июне 1941 года

Поскольку украинские самостийники, которые были доблестны только в расправах с безоружными, оказать серьезного сопротивления ковпаковцам не могли, разбегаясь сразу при их появлении, то германскому командованию пришлось бросить против партизан немецкие фронтовые части. Против ковпаковцев сражались части из горной немецкой дивизии «Эдельвейс», переброшенный из Норвегии 26-й горно-полицейский полк СС, три венгерских горнострелковых полка, батальон бельгийцев, батальон кавказских добровольцев, другие «национально-карательные» части. Всего против 2 тыс. партизан Ковпака было задействовано свыше 50 тыс. солдат, применялась авиация и танки. Но Ковпак прорывал все окружения, и его отряд вернулся на свои прежние базы в Восточной Украине.

И все же показателен тот факт, что ковпаковцы не остались в Карпатах, не создали здесь долговременного партизанского края и почти не получали пополнения из местных жителей.

Некоторую поддержку со стороны местного польского населения в 1941–1944 годах имели польские группы сопротивления Армии Крайовой (АК). По уверениям польских историков, в рядах галицийских частей АК насчитывалось 25 тыс. человек. Впрочем, даже если их численность была именно такой, то оружия аковцы имели совсем немного. В основном местным полякам приходилось не воевать с оккупантами, а защищаться от бандеровцев, приступившим, начиная с февраля 1944 года, к методическому истреблению польского населения. Стремясь сохранить Галицию в составе Польши, польское эмигрантское правительство в Лондоне распорядилось провести операцию «Буря», чтобы захватить свои прежние восточные «кресы» до того, как их займет Красная армия. Летом 1944 года аковцы действительно пытались захватить Львов, Тернополь, Самбор и ряд других городов Галиции, но все эти попытки были поразительно бездарно подготовлены и проведены, так что все закончилось разгромом поляков. Когда Львов был занят Советской армией, поляки подсуетились и водрузили свои красно-белые флаги на административных зданиях городах. Но советские офицеры без церемоний сорвали эти флаги и повесили свои.

Попытки АК и другой польской организации НСЗ («Народовы силы збройне») оказать вооруженное сопротивление установлению советской власти были пресечены спецорганами, и концу 1945 года польское вооруженное движение было ликвидировано.

Следует заметить, что история второго падения Польши в 1939 году ничему не научила польских лидеров. В 1943 году в оккупированной немцами Варшаве в глубоком подполье был организован «Комитет восточных земель» (KZW). Исходя из того, что восточные границы послевоенной Польши будут такими же, как в 1939 году, поскольку западные демократии не отдадут прежние польские восточные территории Сталину, члены «Комитета» предлагали такое окончательное решение украинского вопроса: выселить из «восточных кресов» всех русинов и разместить их в глубине собственно польских земель из расчета 2–3 украинские семьи в одной польской деревне. В результате галицкие восточные славяне должны были полностью исчезнуть[106]. Это, повторим, планировалось в оккупированной Варшаве, когда немцы методично уничтожали самих поляков.

Но вернемся в Галицию, в которой в 1941–1944 годах, помимо советских, польских партизан, пронемецки настроенных и воюющих между собой мельниковцев и бандеровцев, действовали различные украинские неуправляемые формирования, воюющие со всеми. Понятно, что за пределами крупных городов Галиции царила анархия.

Поскольку бардак в тылу мешал организации фронта, немцы время от времени наводили порядок, расстреливая или бросая в концлагеря излишне буйных самостийников, а попутно также устраняя опасных свидетелей, которые, впрочем, в глазах нацистов были такими же унтерменшами, как и все украинцы. Иногда, впрочем, немцы ликвидировали своих лакеев из-за ловких операций советских спецслужб. Так, видный разведчик Д. Н. Медведев в своей книге «Это было под Ровно» описывает такую операцию: в одной из стычек «с бандой националистов» был захвачен «один из эмиссаров Степана Бандеры… Мы начали с того, что пополнили бумажник. Мы положили в него примерно то, что обыкновенно находили у каждого взятого в плен или убитого в бою националиста: десятка полтора рейхсмарок, столько же американских долларов, купюру в пять фунтов стерлингов, советские деньги. Положили также несколько коронок от зубов… в последний момент, стараясь предусмотреть все, чтобы гитлеровцы этот фокус приняли за чистую монету, мы прибавили к содержимому бумажника три золотые десятки царской чеканки». Но, главное, заменили оригинальную директиву новой – в которой речь шла о том, что пора выступать против немцев и «акция послужит сигналом для дальнейших действий против швабов». Реакция немцев «на бумажник» оказалась вполне предсказуема: только в Ровно, как утверждал Медведев, было арестовано и расстреляно 38 видных функционеров ОУН, причем «аресты не ограничились только Ровно»…

Факты таких преследований максимально используются современными самостийниками, дабы доказать, что самостийники, оказывается, «боролись» с немецкими оккупантами. При этом тот факт, что будущий главком Украинской повстанческой армии (УПА) Шухевич, внук великого этнографа, исследователя быта и культуры гуцулов Владимира Шухевича, был дважды кавалером немецкого Железного креста и гауптштурмфюрером (капитаном) СС, видимо, свидетельствует о специфике бандеровского «сопротивления» немцам.

Оккупированная Галиция немцами была включена в состав Варшавского генерал-губернаторства Рейха. Обратим внимание на тот факт, что Галиция была отделена от остальной Украины. Немцы четко проводили грань между Галицией и Украиной. Более того, даже в диверсионных школах для коллаборационистов не только восточные украинцы, но и уроженцы Волыни были отделены от галичан.

В 1944 году из числа галичан немцами была создана дивизия СС «Галичина» численностью в 11 тыс. человек. Присяга членов дивизии была такой же, как у членов других добровольческих подразделений Третьего рейха: «Я служу тебе, Адольф Гитлер, как фюреру и канцлеру германского рейха верностью и отвагой. Я клянусь покоряться тебе до смерти. Да поможет мне Бог!»[107] Как видим, ни о какой Украине речи и быть не могло. Командовали дивизией также немецкие офицеры. Дивизия принимала участие в карательных акциях. В дальнейшем она вступила в единственное боевое столкновение с Советской армией под Бродами в июле 1944 года и была почти полностью уничтожена. На самом завершающем этапе боевых действий дивизия отошла на территорию, занятую англичанами, и была интернирована. Отметим также, что украинские эсэсовцы, оказавшись в лагере для интернированных в окрестностях Римини (Италия) были отделены от немецких солдат. Из-за вмешательства Ватикана англичане изменили их статус с военнопленных на «сдавшийся вражеский персонал». Эта переквалификация позволила не передать их Советскому Союзу так, как это было сделано в отношении остальных коллаборационистов из СССР.

Галиция была освобождена весной 1944 года. В 1944–1945 годах 750 тыс. уроженцев края влились в советскую армию-победительницу. Половина из них за боевые заслуги удостоилась государственных наград, а 23 человека стали героями Советского Союза.

Впрочем, мир здесь не наступил и после бегства немцев, так как украинские националисты начали вооруженную борьбу против советской власти. Следует заметить, что среди бандеровцев далеко не все были свидомыми украинцами. Большинство ушло в лес в 1944 году, уклоняясь от призыва в Советскую армию, что каралось по законам военного времени. Многие примкнули к бандеровцам, поскольку были замараны сотрудничеством с оккупантами, участием в расправах над евреями и поляками. Был и социальный фактор, подтолкнувший многих галичан в ряды бандеровцев. После ликвидации польского помещичьего и осаднического землевладения в 1939 году, а также исчезновения еврейского ростовщичества (вместе с евреями) крестьяне Галиции стали считать себя хозяевами бывшей панской земли, которую вдруг заняли «москали». Вместе с советской властью в 1944 году на запад Украины вернулась коллективизация и прочие прелести «социалистического строительства». Это не могло понравиться местному разбогатевшему крестьянству (кулачеству, по советской терминологии). В результате началась вооруженная борьба. Как видим, война с бандеровщиной в западных областях Украинской ССР была продолжением российской гражданской войны 1918–1922 годов. О главарях бандеровского движения в свое время их хозяева – немцы, высказывались не очень лестно. Так, полковник Генерального штаба немецкой армии Карл-Фридрих-Вильгельм фон Роде отмечал: «Руководство украинских повстанцев в своем большинстве воры и проходимцы – гнилой человеческий материал»[108]. Но в тех конкретных условиях именно такие кадры и были нужны «движению».

Хотя сам Степан Бандера, живший после войны в Западной Германии, вряд ли был способен вообще чем-либо руководить (командовал боевиками в Галиции Роман Шухевич), но движение почему-то стало носить имя Бандеры. Его ликвидация советскими спецслужбами в 1959 году окончательно сделала его имя символичным. С точки зрения пропаганды, разумеется, было выгоднее оставить Бандеру в покое и дать ему умереть в немецком сумасшедшем доме, чем превратить в мученика идеи. В настоящее время вся Галиция (и некоторые другие области Украины) покрыты памятниками Бандере. Правда, на памятниках предстает молодой атлетически сложенный человек со взором фанатика, а вовсе не толстый плешивый обрюзгший коротышка (ростом 1 м 59 см) с кривыми ногами (последствия перенесенного в детстве рахита), каким был Бандера в те годы, когда он как бы «руководил» вооруженным движением имени себя. Следует напомнить, что вечные распри среди самостийников продолжались и в условиях, когда все движение переживало крах. Так, помимо бандеровцев, оставались еще воюющие с ними мельниковцы. А в феврале 1954 года состоялся очередной раскол ОУН, в результате чего появилась еще «закордонная ОУН» («ОУН за границей»), в которой сразу было два руководителя – Лев Ребет (кстати, еврей по происхождению, классический профессиональный украинец) и Зиновий Матла.

Несколько иной характер приняло бандеровское движение в тех землях, что и после 1945 года остались в Польше, в Закерзонье. Но об этом поговорим далее.

Всего через ряды так называемой УПА за 1944–1954 годы, по подсчетам украинского историка А. В. Кентия, прошло не менее 100 тыс. боевиков[109].

Ответные меры на бандеровщину не замедлили последовать. 31 марта 1944 года вышло распоряжение НКВД СССР № 7129, которым утверждался порядок и перечень лиц, подлежащих ссылке в отдаленные районы СССР членов семей и активных повстанцев. Согласно ей, ссылке подлежали все совершеннолетние члены семей оуновцев и активных повстанцев, как арестованных, так и убитых при столкновениях. Высылаемым разрешалось брать с собой до 500 кг вещей и имущества (вес продуктов не ограничивался).

Всего с 1944 по 1952 год было депортировано 203 тыс. человек, из них большинство составляли «бандпособники». Жуткие цифры в миллионы высланных в Сибирь, которыми любят потрясать чувства публики, являются, мягко говоря, преувеличенными.

Одновременно объявлялись амнистии для тех, кто был готов сдаться властям. Амнистии объявлялись в марте и ноябре 1944 года, в мае 1945-го, в декабре 1947-го, в декабре 1949-го. За период с февраля 1944 по июль 1946 года добровольно сдались 52 452 человека. В справке министра внутренних дел УССР Тимофея Строкача от 28 мая 1946 года отмечалось: «Если на 1 января 1945 года насчитывалось 58 208 участников банд, то на 25 мая 1946 года их числится 1247 человек»[110]. Впрочем, несколько позднее, в 1947–1948 годах, после начала коллективизации, численность бандеровских формирований вновь стала расти. По данным МТБ, на 1 января 1947 года в вооруженном подполье насчитывалось 530 боевых единиц и 4456 бойцов. На 3 марта 1948 года на учете в западных областях Украины было 647 организаций численностью 3176 человек, 188 «бандгрупп» численностью 1229 человек и 2019 «бандитов-одиночек», всего 6424 человека[111].

Война с самостийниками на советской Украине была долгой и ожесточенной. Достаточно сказать, что только войска министерства внутренних дел и Советской армии потеряли 6223 человека, в том числе 5635 убитыми[112]. Общее число погибших бойцов ОУН-УПА составило 155 108 человек. Явилось с повинной 76 753 человека. Арестовано за принадлежность к повстанцам 103 866 человек, из них 87 756 было осуждено[113]. То обстоятельство, что количество убитых боевиков превышало численность УПА, объяснялось тем, что в перечень убитых, арестованных, сдавшихся входили «бандпособники», члены самостоятельных, никому не подчиненных банд, дезертиры из Советской армии, уголовники и случайные люди, оказавшиеся под огнем.

Но главную роль в разгроме бандеровщины сыграли «истребительные батальоны», состоящие из местных жителей. К январю 1951 года из них было организовано 6158 групп охраны общественного порядка численностью около 54 тыс. человек. На них же и пришлась большая часть потерь. Жертвами повстанцев стали 30 676 человек гражданского населения. По словам известного исследователя Второй мировой войны М. И. Семиряги, «по официальным данным, от террора ОУН и в борьбе против нее погибло не менее 60 тыс. советских граждан. Среди них было 30 секретарей райисполкомов, 37 секретарей обкомов и райкомов комсомола, сотни депутатов областных, районных и местных советов, 50 православных священников, а также свыше 30 тыс. других активистов»[114].

В 2002 году украинскими исследователями были опубликованы более точные цифры. По данным 10-го (архивно-учетного) отдела КГБ при Совете министров УССР, суммарные потери советской стороны в 1944–1953 годах насчитывали 30 676 погибших, среди которых: сотрудников НКГБ-МГБ – 678 человек; сотрудников органов внутренних дел – 1864; военнослужащих внутренних, погранвойск и Советской армии – 3199; участников истребительных батальонов – 2590; работников аппарата комсомола, КП(б)У и органов советской власти – 3504; колхозников и селян – 15 355; рабочих – 676; представителей интеллигенции – 1931 (включая 50 священников); детей, стариков, домохозяек – 860. Подполье совершило в указанных годах 14 424 операций[115]. Вероятно, общее число погибших может быть увеличено с 30 тыс. примерно до 35 тыс., так как в данной сводке не учитываются убитые повстанцами люди, чьи тела найдены не были и которые по сию пору значатся пропавшими без вести.

Вообще-то, Карпатские горы, густо заросшие лесами, являются идеальным краем для партизанской войны. В принципе, здесь можно было организовать масштабную герилью типа Югославии 1941-44 годов. Однако для этого требовалось одно: полная поддержка или хотя бы благожелательный нейтралитет местного населения. И хотя действительно бандеровцы в ряде мест имели серьезную поддержку среди местных жителей, все же говорить о «всенародной войне» не приходится. Собственно, бандеровцы и не рассчитывали на победу, а просто ждали, когда начнется новая мировая война и на Украине высадятся американцы, и тогда они, бандеровцы, смогут вновь вернуться к любимой работе карателей на благо новых хозяев. Об этих настроениях повстанцев УПА свидетельствует, как ни парадоксально, распространение схронов, что является своего рода символом бандеровского движения, как, впрочем, и прибалтийских «лесных братьев». Заметим, что ни советские партизаны в Белоруссии, ни партизаны Тито в Югославии, ни латиноамериканские герильерос, ни вьетконговцы во Вьетнаме никогда не строили массивных схронов. Эти схроны, представлявшие собой оборудованную яму, сверху прикрытую замаскированным люком, позволяли порой месяцами прятаться в земле, не вылезая на поверхность. Такие убежища предназначены для того, чтобы укрываться и пережидать, но не для того, чтобы вести маневренную партизанскую войну.

Боевые действия против бандеровцев продолжались довольно долго. Так, в 1946 году произошло около 2 тыс. боев и вооруженных стычек, в 1948-м – около 1,5 тыс. В марте 1950 года был уничтожен главком УПА Роман Шухевич, что окончательно привело движение к агонии. Как бы то ни было, в 1954 году повстанцы осуществили всего лишь 13 акций, включая 7 терактов. Последний командующий УПА Василий Кук был арестован 24 мая 1954 года. Из заключения он обратился с воззванием к членам УПА с призывом прекратить вооруженную борьбу. К марту 1955 года на территории Западной Украины было зарегистрировано всего 11 боевых групп (32 человека), 17 боевиков-одиночек и 500 человек в розыске[116]. В целом бандеровщина была ликвидирована, и Западная Украина впервые за 600 лет стала частью единого восточного славянства.

Галиция за период 1939–1950 годов пережила радикальнейшие этнические изменения. Потери украинской части жителей Галичины в период немецкой оккупации составляли около 875 тыс. погибших и 300 тыс., вывезенных в Германию. На протяжении 1941–1944 годов население галицких областей уменьшилось на 60 %. Сразу после войны край продолжали покидать отдельные категории населения и прибывать в него другие.

Почти полностью исчезло в Галиции столь многочисленное польское население. Уже осенью 1944 года, по договору с коммунистическим правительством Польши, подписанному в Люблине 9 сентября 1944 года, началось выселение поляков Галиции в Польшу (часть, впрочем, бежала от «москалей» и от бандеровцев добровольно). За 1944–1946 годы из трех областей Галичины в Польшу выехало 812 688 человек (из них 352 тыс. – из Львовской области, 229 тыс. – из Тернопольской, 228 тыс. – из Ивано-Франковской). Последние поляки, примерно 217 тыс. человек, выезжали в Польшу из Галиции к 1958 году.

В результате из полуторамиллионного польского населения Галиции в 1959 году осталось только 93 тыс. человек. В основном это были польки, вышедшие замуж за украинцев. Малочисленные поляки стремительно ассимилировались среди украинцев, и в 1989 году поляков Галиции осталось 37 тыс. человек, что составляло 0,7 % всех жителей! Так закончилась шестивековая история галицкой Полонии.

Еврейское население погибло почти полностью в период немецкой оккупации. Немецкое население бежало вместе с немецкой армией. В результате край стал почти полностью этнически «чистым». Доминировали в населении теперь русины, практически полностью усвоившие украинскую идентичность. Украинизацию усилило прибытие полумиллиона русинов (точнее, 482 170 человек) из Закерзонья.

Еще больше сблизила Галичину (теперь край можно было называть русским словом) ликвидация главной идеологической силы западноукраинского отщепенства – униатской церкви. Хотя даже не симпатизирующие украинским самостийникам (которым, впрочем, мало кто в мире симпатизирует) заявляют, что разрыв унии и возвращение в православие были реализованы по приказу Сталина, но на деле стремление вернуться к вере предков существовало в Галиции всегда. В православие еще в начале 1930-х годов обратилась вся Лемковина. Даже среди части духовенства униатской церкви возникло стремление к «очищению» восточного обряда от латинских заимствований. Сразу после победы стремление к разрыву унии охватило и мирян, и духовенство. Инициатором возврата в православие стал священник Гавриил Костельник (1886–1948).

В марте 1946 года во Львове состоялся церковный собор, на котором голосами подавляющего большинства (997 из 1270 священников) уния была расторгнута. Гавриил Костельник, инициатор разрыва с Ватиканом, заплатил за это жизнью. Он был убит бандеровцами прямо на пороге своего храма. Вообще, священников, вернувшихся в православие, убивали в не меньшем количестве, чем членов компартии. При этом советские власти относились к униатам с поразительным гуманизмом. Лишь 35 униатских священников были арестованы[117], причем не за веру, а за политику.

Но униатство не исчезло. Поскольку религия – единственное, наряду с мовой, что отличало галичанина от москалей и восточных украинцев, то все самостийническое движение на Западной Украине, большинство активистов которого были атеистами, носило внешне грекокатолический характер.

В послевоенные годы в Галичине появилась новая, доселе почти отсутствовавшая, этническая группа – великороссы, или собственно русские. Во второй половине 1940-1950-х годов в отсталую Галичину прибыли со всего Советского Союза инженеры, техники и специалисты. Вообще-то, большинство присланных сюда специалистов были уроженцами Восточной Украины и в основном по паспорту украинцами, и только специалисты особенно высокой квалификации были русскими. В принципе, русских было немного, в основном они жили во Львове, где их насчитывалось чуть более четверти жителей.

В Ивано-Франковской и Тернопольской областях, где развитой промышленности так и не появилось, русских было чуть более 1 %. В 1959 году русских (великороссов) в Галичине было 246 тыс. человек (4,5 % населения). Другое дело, что в силу образования русские были весьма заметными в хозяйственной жизни.

Население края, в котором сохранялись традиции многодетности, росло быстро. За 1959–1989 годы население Галичины выросло на миллион человек, достигнув 5,3 млн, из которых 93 % были украинцами, значительно превзойдя довоенную численность. Впервые галичане стали составлять подавляющее число жителей своих городов. В 1989 году население Львова насчитывало 818 тыс. человек. Во Львове было 137 больших предприятий, которые изготавливали автобусы, автопогрузчики, телевизоры и т. п.

Так москали угнетали «украинский Пьемонт»! Ну а когда настала «незалежность», начался кризис. Регион вновь стал отсталым поставщиком эмигрантов.

Западная Украина была одним из тех немногих регионов СССР, где самостийнические настроения имели действительно массовую поддержку. И после провозглашения независимости Украины «западенцы», казалось, могли считать свою «миссию» выполненной – «Соборная Украина», территорией почти от Сяна и почти до Дона была создана. Только вот, как и во всех делах самостийников, ничего хорошего народу, который они «освобождали», это не принесло. Всеохватывающий кризис тяжело поразил и «украинский Пьемонт», не пощадив его национально-сознательных жителей.

Рухнула практически вся промышленность Галичины, причем, как и в Прибалтике, скудоумные националисты даже радовались закрытию заводов, считая, что в результате уедут все русские инженеры и техники, оставив свои квартиры и собственность настоящим украинцам. Однако когда нет в крае промышленности, то никакой национальных дух долго не проживет. В 1998 году Львовская область заняла первое место на Украине по показателю падения объемов промышленного производства – 27 % от уровня 1990 года, тогда как в целом по Украине он составлял 50 %. И галичане массами, как во времена Австро-Венгрии, потянулись на заработки в чужие края, а Галичина вновь становится самым нищим регионом Европы. Регион стал депрессивным, живя только на дотации промышленных русскоязычных областей Юго-Восточной Украины, что, впрочем, не мешает галичанам считать себя элитой новоявленного украинского «государства». Впрочем, свидомым украинцам не привыкать жить в мире самими созданных иллюзий.

В начале XXI века положение Галичины несколько улучшилось, но только за счет роста денежных переводов галицких гастарбайтеров на родину. Другим положительным показателем для Галичины на фоне остальной Украины является несколько более высокий естественный прирост населения. Но эмиграция «съедает» весь прирост, так что сокращение населения, столь характерное для Украины, охватило и самый самостийнический регион.

Так, по данным Всеукраинской переписи 2001 года, население Львова составляло 732 тыс. человек, то есть сократилось с 1989 года более чем на 86 тыс. Почти одновременно с переписью, в декабре 2000 года, специальное исследование населения города предпринял львовский Институт развития города. По данным этого исследования, во Львове 85 % относили себя к украинцам, 12 % – к русским, 79 % общались на украинском языке, 20 % – на русском. Аналогичная ситуация с Ивано-Франковщиной и Тернопольской областями.

Все это однозначно свидетельствует о полной несостоятельности украинства даже в самой «украинской» территории.

Как видим, Галиция действительно имеет этническую историю, принципиально отличающую ее от истории всех других регионов исторической России, включая и Малороссию. Во-первых, в силу описанных выше условий среди галичан сохраняется четкое деление на субэтнические группы и кланы. Это не способствует слиянию их в нечто единое даже в региональном масштабе. И не случайно бойки, лемки и особенно гуцулы четко отличают себя от всех прочих «украинцев», в том числе всех равнинных западенцев. К смущению самостийников, по данным первой Всеукраинской переписи населения 2001 года, 21 400 жителей Украины назвали себя гуцулами, а не украинцами. Так что вслед за неизбежным распадом Украины последует распад и Галиции.

Во-вторых, главной духовной объединяющей силой всей Галиции является униатство. Однако лемки сохраняли верность православию, да и униатская религия, видимо, в силу ее искусственности носит многие черты язычества. Народную культуру гуцулов начала XX столетия так охарактеризовал украинский писатель М. Коцюбинский: «Гуцулы – оригинальный народ, с богатой фантазией, со своеобразной психикой. Глубокий язычник, гуцул всю свою жизнь проводит в борьбе со злыми духами, населяющими леса, горы и воды. Христианством он воспользовался лишь для того, чтобы украсить языческий культ»[118]. Гуцулы действительно поклонялись огню, и в ночь на Ивана Купалу на вершинах гор разжигали множество огней. Таким образом, для галичан характерно именно смешение языческих обрядов с латинокатолическими и православными.

В-третьих, большую часть своей истории галичане были нацменами в собственном крае. Да, русины составляли 2/3 населения Галиции, но, будучи лишь сельскими жителями, к тому же расколотыми на кланы и землячества, на униатов и православных, жители Галиции субъективно чувствовали себя меньшинством на своей земле. Великороссы никогда не были под чужеземным господством (ордынское иго сводилось к выплате дани), малороссы и белорусы жили под господством Польши несколько веков, но составляли большинство на своей этнической территории. Поэтому-то большинство восточных славян и не знает, каково быть представителем и социально, и национально, и религиозно угнетаемого меньшинства. В силу этого многие галицийские комплексы просто непонятны не только москалям, но и большинству тех, кто считает себя украинцем, но живет за пределами Галиции. Психология нацмена своеобразна. Не державность, а мелкие групповые интересы составляли основу политического мышления галичанина. Он склонен только поддерживать своих родичей, включая, впрочем, и весьма отдаленных, но интересы государства для галичанина чужды. Поскольку на протяжении веков галичане всегда были «под кем-то», то это выработало у них особую трудовую этику. У них все заточено на то, как «надурить пана», а не на «заработать», и тем более «создать». Так было и при Речи Посполитой, и при Австро-Венгрии, и при СССР, и при «незалежной» Украине.

Отсюда проистекает и последнее обстоятельство. Самые слабые духом русины ополячились и затем их потомки разделили судьбу галицийских поляков. Наиболее активные, не мирящиеся с собственным жалким положением, уехали в Россию или за океан. Остались лишь те, кто был готов терпеть рабство. Но, заметим, если раб борется, то вовсе не за свободу, а за месть своим хозяевам и из желания занять их место. Дикие расправы во время галицийской резни 1846-го или в годы фашистской оккупации свидетельствуют о том, на что способна месть бунтующего раба. И именно стремление занять место вырезанных или изгнанных панов и определяло сущность бандеровского движения и «майдан» 2013–2014 годов. Но слабые меньшинства всегда склонны надеяться на какую-нибудь внешнюю силу, которая повысит их статус и даст возможность почувствовать себя в их понимании «цивилизованным человеком», способным за счет унижения перед сильным угнетать более слабого. Так бандеровцы 1930-1940-х годов надеялись занять место любимого раба у немцев, а необандеровцы нашего времени питают надежды на подобное в единой Европе. Именно этим объясняется такой парадокс, что откровенно фашистская партия «Свобода» борется за права украинцев стать унтерменшами в Европе. Да, украинский национализм – это болезнь, а в Галиции симптомы этой болезни особенно яркие.

Впрочем, случайно ли город Львов стал родиной мазохизма? Да-да, тот самый Леопольд фон Захер-Мазох (1836–1891), уроженец Львова, который в своих романах на немецком языке описывал свои комплексы, стал самым знаменитым выходцем из столицы Галиции. Мазоху во Львове поставлен памятник. В настоящее время большинство западных туристов прибывает во Львов именно для того, чтобы пройтись по местам, связанным с жизнью этого эротомана.

Гораздо менее знаменит другой истинный львовянин – полковник австро-венгерской армии Альфред Редль (1864–1913), руководивший разведкой и контрразведкой империи Габсбургов и одновременно – российский шпион, выдавший чуть ли не все военные тайны Австро-Венгрии. Беспринципный, алчный, к тому же гомосексуалист, Редль был куплен русской разведкой, став самым ценным агентом спецслужб Российской империи. Однако, поскольку Редль работал на москалей, он, при полном родстве своей души с украинскими самостийниками, так и не сподобился чести стать национальным героем Украины.

Правомерен вопрос: может, Галиция – это отрезанный ломоть для Русского мира и ее надо вернуть полякам или дать права галичанам жить в своем отдельном бантустане, но не отравлять остальную Малороссию? Однако не будем спешить с выводами. Исторически Галиция – все равно русская Галичина. Конечно, более столетия галичан пытались превратить в украинцев, и, как видим, не без успеха. Вероятно, понадобится не меньше времени для рерусификации сознания галичанина.

К сожалению, перспективы возрождения русского движения в крае на сегодня пока незначительны. Однако думается, что край, сохранивший свой восточнославянский характер, рано или поздно вольется в единую русскую семью.

К числу самых своеобразных этнических регионов исторической России относится Буковина. Этот край очень невелик по своим размерам – 8,1 тыс. кв. км. Всю эту территорию занимает Черновицкая область Украины. Впрочем, есть еще Южная Буковина, находящаяся в составе Румынии. Строго говоря, исторически Буковина занимала не всю территорию современной Черновицкой области, поскольку современный Хотинский район нынешней области принадлежал Российской империи, а Герцаевский район – Румынии, не входя, таким образом, в состав австрийской Буковины. Тем не менее все же будем рассматривать Черновицкую область и Буковину как синонимы в силу очень схожей судьбы и этнографии этих земель. Несмотря на свои незначительные размеры (в Советском Союзе Черновицкая область была самой маленькой по территории среди всех областей страны и одной из самых маленьких по числу жителей), этническая история Буковины уникальна.

Природные условия Буковины очень благоприятны. Южную и центральную часть области занимают Карпаты и их предгорья, северную часть – возвышенная равнина в междуречье Прута и Днестра. Наиболее высокие горы на юге: хребты Максимец, Томнатик, Черный Дил, Яровица с самой высокой точкой горой Яровицей (1565 м). В горах и предгорьях распространены леса. Климат умеренно-континентальный, влажный с теплым летом и мягкой зимой, с выраженной высотной зональностью. Черновицкая область богата водными ресурсами, по ее небольшой территории протекает 75 рек длиной более 10 км; все реки относятся к бассейну Черного моря, крупнейшими из них являются Днестр, Прут, Черемош (с притоками Белым Черемошем и Путилой) и Сирет (с Малым Сиретом). Полезные ископаемые представлены в основном минерально-строительным сырьем; много источников минеральных вод.

Черновицкая область (Северная Буковина)

На территории Черновицкой области в 2001 году проживали 922,8 тыс. жителей более 60 национальностей. Наиболее многочисленны среди них, согласно официальной украинской переписи, украинцы. Впрочем, напомним, что украинцами на Украине официально считаются карпатские русины.

Согласно украинской переписи 2001 года, в населении области представлены: украинцы – 75,0 % (693 000); румыны – 12,5 % (115 000); молдаване – 7,3 % (67 000); русские – 4,1 % (38 000); поляки – 0,4 % (4 000); белорусы – 0,2 %; евреи – 0,2 %; прочие – 0,4 %.

Как и во всех украинских переписях, эти цифры, мягко говоря, нуждаются в пояснении. В частности, «украинцев» здесь на самом деле мало, преобладают русины, учитываемые официальной статистикой как украинцы. При этом буковинские русины отличаются от русинов Галиции и Закарпатья.

Районы с преобладанием русинского («украинского») населения занимают западную, северную и северо-восточную части области. Следует отметить, что среди украинского населения Черновицкой области выделяются три довольно крупные самоидентифицирующиеся субэтнические группы: буковинские гуцулы, проживающие преимущественно в западных высокогорных районах, русинки (или «бессарабцы»), населяющие северо-восточные районы области, и собственно русины (или подоляне), проживающие в северо-западной части области на равнине в междуречье Днестра и Прута. Все эти субэтнические группы отличаются друг от друга бытом и диалектными особенностями. Кроме того, украинское самосознание присуще далеко не всем буковинским русинам. Наконец, ранее значительную роль в хозяйственной жизни Буковины играли русские старообрядцы, которых здесь называют липованами.

Вторая по численности населения национальная группа – румыны. Третьей по численности этнической группой являются молдаване. Разница между румынами и молдаванами в Черновицкой области достаточно условна – молдаванами считаются те восточнороманские жители, которые проживают на территории, входившей в состав Молдавского княжества до 1774 года, до присоединения к Австрии, румынами – те восточные романцы, что переселились сюда с территории румынской Трансильвании и других румынских земель. В сущности, молдаване и румыны Черновицкой области являются одной отдельной этнической группой, отличающейся от молдаван Молдавии и румын Румынии. При этом 10 % черновицких румын в 1989 году назвали родным языком украинский (то есть местный восточнославянский).

Черновицкая область на общеукраинском фоне выделяется сравнительно невысокой долей русского населения – менее 5 % жителей идентифицируют себя как русские. Но одновременно с этим, по числу русскоговорящих жителей Буковина занимает первое место среди областей Западной Украины. На многих парламентских и президентских выборах Украины Черновицкая область голосует совсем не так, как ожидается от Западной Украины. Причины этого парадокса кроются в особенностях истории края.

Не менее показательно, что из всех религиозных объединений в области наиболее многочисленны общины Украинской православной церкви Московского Патриархата. Среди прочих традиционных для Черновицкой области религиозных течений следует указать (в порядке убывания численности последователей) Римско-католическую, Украинскую грекокатолическую, Русскую православную старообрядческую и Евангельско-лютеранскую церкви, а также общины иудейского культа. Кроме того, в области весьма многочислен ряд нетрадиционных протестантских конфессий, среди которых прежде всего выделяются евангельские христиане баптисты, адвентисты седьмого дня и христиане веры евангельской.

Славяне заселяли этот край еще в древности. Вероятно, Буковина была одной из колыбелей восточного славянства. Здесь проживали анты, белые хорваты и тиверцы. Многие элементы бытовой культуры древних славян остались характерными и для культуры буковинцев. На территории Северной Буковины славянские селища VI–VII веков обнаружены в 40 пунктах, а VIII–IX веков – более чем в 150 пунктах.

С X века Буковина входила в состав Киевской Руси. После распада Руси на удельные княжества Буковиной правили Галицкие князья. Вероятно, при Ярославе Осмомысле (1153–1187) на реке Прут была построена крепость, ставшая в дальнейшем городом Черновцы. Крепость с торгово-ремесленным поселением называлась Черн, или Черный город, видимо, из-за черных деревянных стен. Также сохранилось упоминание о Черне в известном летописном «Списке городов русских дальних и ближних». Развалины крепости сохранились до нашего времени возле современного села Ленковцы (ныне в городской черте Черновиц).

Только с XIV века история Буковины начинает отличаться от истории других западнорусских земель. Опустошенные татарскими нашествиями предгорья Карпат начинают заселять романоязычные пастухи валахи. Постепенно их становится все больше и больше, и равнинные местности между реками Днестр и Прут становятся валашскими. Горные районы современной Буковины остаются славянскими, но попадают под власть валахов. В 1340 году, после падения Галицкого княжества, захваченного Польшей, местные русины предпочли перейти под власть православных валахов. В результате Буковина становится центром Молдавского княжества. Здесь находятся древняя столица Молдавии Сучва, монастырь Путна с гробницами князей и самые почитаемые древние монастыри Молдавии.

Под названием Буковина эта область упоминается в договоре 1482 года между польским королем Владиславом Ягайло и венгерским королем Зигмундом. Происхождение названия понятно – бук действительно произрастает повсюду в регионе.

С XV столетия Буковина вместе со всей Молдавией попадает под власть Османской империи. От остальных молдавских территорий Буковина отличалась только тем, что славянское русинское население тут преобладало абсолютно. Постоянные войны между Габсбургами и турками разоряли здешние земли. К концу турецкого владычества в третьей четверти XVIII столетия на всей Буковине осталось лишь 75 тыс. жителей. В городе Черновцы, столице края, было около 200 деревянных домов, три церкви и примерно 1200 жителей.

В ходе русско-турецкой войны 1768–1774 годов Буковина была занята русской армией. Однако, несмотря на блестящую победу России в этой войне, Буковина отошла к Австрии! Это была плата за австрийский нейтралитет в войне. Так Австрия в результате чужой победы присоединила к себе кусочек русской территории.

Итак, в 1774 году Буковина попадает под власть Австрийской империи, и 144 года остается частью Габсбургской монархии. И вновь ее история начинает отличаться от истории остальных русских земель.

В отличие от Галиции буковинская аристократия была молдавского происхождения, церковная уния не получила здесь широкого распространения. Местные жители называли себя русинами и относили себя к Русскому православному миру. Что, впрочем, не мешало им одновременно быть верноподданными Австрийской монархии. При этом на Буковине не было крепостного права, хотя различные формы личной зависимости существовали вплоть до 1918 года. Буковинские русины отличались вольнолюбием и были готовы с оружием в руках отстаивать свои права. Так, в 1843 году гуцул Лукьян Кобылица возглавил восстание местных крестьян. Отряд Кобылицы громил помещичьи хозяйства, отменял панщину и прочие феодальные повинности. Восстание было подавлено, но это еще не означало конец истории. В 1848 году, в период революции в Австрийской империи, Лукьян Кобылица был даже избран в австрийский парламент, с трибуны которого требовал окончательного упразднения феодальных повинностей. Убедившись, что в парламенте добиться чего-либо невозможно, Кобылица вернулся на Буковину и вновь создал повстанческий отряд, целый год сражаясь с австрийскими войсками. Кобылица был арестован и вскоре умер в заключении, но остался одной из самых известных фигур Карпатских земель. Не случайно о нем были сложены многие народные песни.

Буковина была многонациональным краем. Помимо русинов и валахов, с эпохи Молдавского княжества здесь проживали евреи, занимавшиеся торговлей. Со времени австрийского владычества в крае стали появляться немцы. Уже в 1782 году здесь возникли первые немецкие селения. В дальнейшем немецкая колонизация Буковины продолжалась. Немецкий язык как государственный язык Австрийской империи, на котором говорили немецкие колонисты, который более или менее усвоили говорящие на идиш евреи, на котором велось обучение в школах и, наконец, на котором заполнялись официальные документы, постепенно превратился в язык межнационального общения всех буковинцев. Показательно, что буковинкая писательница Ольга Кобылянская (1863–1942), считающаяся классиком украинской литературы, значительную часть своих произведений создала на немецком языке. Расселялись в крае и русины из Галиции. В конце XVIII века в Буковину прибыли также русские старообрядцы-липоване.

В целом городское население края было германизировано, аристократия также постепенно вливалась в состав дворянства Австрийской империи, получая приставку «фон» к своей фамилии. Русскими в крае оставались только «поп да холоп».

Русины ревностно исповедовали православие, отличались языковыми и культурными отличиями от малорусов Галиции и российской Малороссии. Исторически сложились и специфические черты русинского этнического характера. Ряд исследователей жизни и быта буковинских русинов (такие как П. Несторовский, Г. Купчанко, В. Кельсиев) давали следующие характеристики буковинским русинам конца XIX столетия. Буковинские русины гораздо подвижнее, предприимчивее и энергичнее приднестровских. Это заметно и в занятиях буковинцев. У них, помимо хлебопашества, процветали садоводство, огородничество, кустарное производство и т. п. Отхожий промысел, особенно на сезонные работы в Россию, также был развит. Все это, несомненно, говорит об энергичности буковинцев. Вовсе не противоречит предприимчивости буковинцев описанный учеными их характер как дружелюбный, мягкий. Этнографы подчеркивали присущие русинам вежливость и скромность. В семье воспитывались почитание и уважение к старшим, особенно к родителям. Младший всегда обращался к старшим на «вы». Буковинцы – народ опрятный, щеголеватый и франтоватый. Вкус к изящному у них развит больше, чем у других русинов.

Дома русинов почти всегда обращены фасадом на юг. Каждый дом имел «прысьбу» (завалинку) и был выкрашен, кроме тыльной стороны, белой известкой. Дома содержались опрятно, так как часто мазались снаружи и внутри.

Языковая специфика русинов была обусловлена тем обстоятельством, что русины в основном избежали процесса языковой «украинизации». Это позволило русинам сохранить больше древнерусских языковых форм, чем это удалось украинцам. Язык русинов изо всех южнорусских наречий ближе к великорусскому[119]. По словам советского историка В. В. Мавродина, опустошения и перемещения населения на юге Киевской Руси привели к исчезновению древних местных диалектных форм языка, однако они долгое время сохранялись на севере Руси, а также в Прикарпатье и Закарпатье[120].

Итак, в Карпатских горах, в том числе на Буковине, сохранились, совсем как на Русском Севере, многие черты культуры и языка Киевской Руси.

Прекращение постоянных войн способствовало процветанию края. В 1849 году Буковина получила определенную автономию, став коронной провинцией империи. С 1867 года Буковина получила автономный статус «герцогства» в составе Австро-Венгрии. В герцогстве существовал местный парламент (сейм) из 31 депутата. В общеимперском парламенте Австро-Венгрии Буковину представляли 9 депутатов. Впрочем, среди депутатов сейма, кроме местного православного митрополита, практически не было русинов. Так что большинство буковинцев так и не знали, что такое демократия. Территория герцогства составляла 10 441 кв. км.

Тем не менее нельзя отрицать, что австрийская эпоха для Буковины была временем экономического подъема и культурного развития. Показателем этого был значительный рост населения. Если в 1790 году на Буковине проживали всего 80 тыс. жителей, в 1835-м – уже 230 тыс, в 1851-м – 380 тыс. Во второй половине XIX столетия рост населения продолжался стремительно. К 1914 году в Буковине проживали уже около 800 тыс. человек. Как видим, меньше чем за полтора века население увеличилось более чем в 10 раз.

Согласно российской энциклопедии Брокгауза и Эфрона начала XX века, в 1887 году в Буковине (включая и нынешнюю румынскую Южную Буковину) проживали 627 786 человек, составляющих население 4 городов, 6 местечек и 325 деревень. По происхождению, по данным австрийской переписи, на Буковине было: 42 % русинов, 12 % евреев, 8 % немцев, 3,25 % румын, 3 % поляков, 1,7 % венгров, 0,5 % армян и 0,3 % чехов. На самом деле русинов было значительно больше, о чем свидетельствовали данные учета вероисповедания. Необходимо иметь в виду, что православные называли свою веру «волошской». По этим данным, на Буковине было православных 71 % всех жителей. Еще 3,3 % составляли греко-римские униаты. Униаты Буковины считали себя русскими. Униатская церковь в Черновцах назвалась «русской» и находилась на улице Руссише Гассе. Из представителей других вероисповеданий составляли: 11 % – римско-католики, 2,3 % – евангелисты (протестанты) и 12 % – иудеи.

Показателем процветания края стал рост населения города Черновцы. Так, в 1816 году все население Черновцов составляло 5416 человек, в 1880-м – уже 45 600, в 1890-м – 54 171. В 1866 году была проложена железная дорога Черновцы – Львов, в 1895-м построена электростанция, в 1897-м введен в действие электрический трамвай, к 1912-м – водопровод и канализация. Город был преимущественно немецкоязычным (на немецком говорили немцы и большинство евреев, а также многие местные жители самого разного происхождения).

В 1890 году, согласно австрийской переписи, в Черновцах был такой этнический состав населения по языку: по-немецки говорили 55 162 человека (60,7 %); по-румынски – 19 918 (21,9 %); на местном русинском (по-украински, как пишут современные украинские историки) – 12 984 (14,3 %); поляки, мадьяры и прочие, указавшие другие языки как родные, – 2781 (3,1 %). Город Черновцы стал одним из центров немецкой, еврейской и румынской культуры. Что касается русинов, то в силу их бедности, неграмотности, а также раскола между москвофилами и украинофилами, их культурные достижения не велики. Впрочем, творчество Ольги Кобылянской и Юрия Федьковича также входит в копилку культурных достижений Буковины.

Процесс ассимиляции русинов румынами и в меньшей степени немцами, а также постепенная украинизация – все это также происходило в жизни русинов в австрийский период их истории. Румынизация приобрела большие масштабы. По подсчетам украинского ученого Г. Пиддубного, за 1900–1910 годы 32 села из русинских стали румынскими[121]. Как выглядел процесс «орумынивания» русинов, можно проследить по родословным многих известных румын. Такова, например, родословная великого румынского поэта (уроженца Южной Буковины) Михаила Эминеску (1850–1889). Его отец Георгий Еминович был уроженцем села Калинешты (Калиновка) близ Сучавы и внешне был типичный русин: «имел синие глаза, хорошо говорил по-русински и по-русски». Мать поэта, по имени Рареша, была дочерью Василия Юрашку (Юрашко), уроженца Хотинского уезда (Русская Бессарабия), и Параскивы Донцу. Отец Параскивы был русский донской казак Алексей Потлов. И только одна из прабабушек поэта, возможно, была молдаванкой.

Также русинское происхождение имел лидер румынской ультранационалистической организации «Легион Михаила Архангела» 1920-1930-х годов Корнелиу Желько-Кодряну (предки его носили фамилию Зеленские).

Зато среди лидеров украинского движения был местный аристократ, румынский дворянин Николаус фон Василько (!), не владевший ни русским языком, ни тем более украинской мовой.

Как и везде на Украине, основателями украинства были совсем не украинцы.

Конечно, австрийская власть вовсе не означала какого-либо приобщения буковинцев к некоей европейской цивилизации. Количество неграмотных составляло примерно 90 % всех жителей края. Справедливости ради надо заметить, что неграмотность нередко была обусловлена тем, что образование в Буковине шло на немецком языке. При этом австрийские власти очень боялись русского влияния и всячески препятствовали появлению школ с русским языком обучения. Некоторое распространение получили в крае румынские школы. В еврейских учебных заведениях образование шло также на немецком языке. В 1875 году был создан Черновицкий университет с тремя факультетами: православной теологии, философии и права.

Русское («московофильское») движение развивалось на Буковине в сложных условиях. Русская общественная жизнь Черновиц начинается с основанием в 1869 году общества «Руська Бесіда», политического общества «Руська Рада» (1870), студенческого общества «Союз» (1875).

В противовес движению москвофилов австрийские власти стали поощрять украинство, открывая школы с «мовой» в качестве одного из языков преподавания и газеты на кулишовке. То, что текст украинских изданий был непонятен русинам, австрийцев не смущало. Так постепенно Буковина начала украинизироваться, хотя этот процесс не носил столь масштабного характера, как в Галиции. Примерно с 1884 года движение буковинских русинов приняло украинский характер. Австрийские власти, недовольные медлительностью украинцев, принимали и чисто карательные акции против русского движения. Так, в мае 1910 года буковинский губернатор закрыл все русские общества и организации, включая общество русских женщин, которое содержало школу кройки и шитья, вероятно представлявшую угрозу единству Австро-Венгрии. При этом правительство конфисковало все имущество организаций, в том числе и библиотеку, общества русских (то есть русскоязычных с русским самосознанием) студентов.

Развивать украинство австрийским властям в Буковине было значительно сложнее, чем в Галиции, где главным оплотом украинцев была униатская церковь. На Буковине преобладало православие, и властям приходилось прибегать к полицейским мерам.

В начале XX века выпускники православной духовной семинарии на Буковине давали такое письменное обязательство: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, лишь украинцем и только украинцем»[122]. Отказавшиеся подписать этот документ семинаристы не получали прихода. Текст этой клятвы верности украинству произносился по-немецки.

Профессор С. Смаль-Стоцкий, еще один из украинских деятелей Буковины, причем единственный из них русинского происхождения, также дал такое письменное обязательство на немецком языке: «В случае назначения меня профессором рутенского языка в черновицком университете я обязываюсь защищать научную точку зрения, что рутенский язык самостоятельный язык, а не наречие русского языка»[123]. Кстати, позднее Смаль-Стоцкий угодил под австрийский уголовный суд за хищение нескольких миллионов крон из банка, председателем которого он был.

Тем не менее украинство на Буковине к началу XX столетия не могло похвастаться никакими достижениями, и «сознательных» украинцев насчитывалось к 1914 году лишь несколько десятков человек. В результате раскола русинского движения на москвофилов и украинофилов русины, являясь этническим большинством в крае, не имели сильных позиций ни в политике, ни в экономике, ни в культуре. Русинское движение в целом значительно уступало по организованности румынскому. При этом никаких русинских организаций не было в южной части Буковины.

Существовало также и буковинское автономистское движение, ставившее своей целью расширение автономии Буковины в рамках Австро-Венгерской империи. В основном автономистами были местные немцы и евреи, равно опасавшиеся и русского и украинского движений. Впрочем, некоторую поддержку у православных русинов, недовольных лидерством в украинстве галицийских униатов, автономисты имели. Вообще, буковинцы любого этнического происхождения отличались сильным местным патриотизмом. Интересно, что буковинские литераторы, творившие на местном варианте русского языка и считавшие себя русскими (Ольга Кобылянская и Юрий Федькович) писали исключительно на буковинские темы. При этом Федькович был в первую очередь гуцульским буковинским писателем, отражая в своем творчестве гуцульские сюжеты.

В целом, заметим справедливости ради, межнациональные противоречия в Буковине не носили характера конфронтации, каких-либо этнических конфликтов в крае практически не было.

Несмотря на экономический подъем, край все же оставался достаточно отсталым. Безземелье, обострение национальных и социальных проблем привели к довольно значительной эмиграции буковинцев, в том числе и русинов. За 1880–1914 годы около 225 тыс. русинов выехали в страны Нового Света. Не менее значительным был выезд буковинских русинов в Российскую империю. Особенно много русинов селилось в Бессарабской губернии, поскольку, помимо соседства этих регионов, бытовая культура молдаван и бессарабских руснаков была очень похожа на буковинские. Перепись 1897 года учла в одной Бессарабской губернии России 16 тыс. австрийских подданных, без учета принявших российское подданство.

В годы Первой мировой войны Буковина стала театром военных действий. Русские войска трижды занимали Черновцы и трижды откатывались назад.

После распада Австро-Венгрии 3 ноября 1918 года в Черновцах состоялось Буковинское народное вече. Оно провозгласило «объединение не только с большевистской Украиной, но и с большевистской Москвой». В ноябре 1918 года в Буковину были введены румынские войска. Вплоть до 1940 года Румыния распоряжалась Буковиной.

При румынской власти положение Буковины было несравненно лучше, чем, например, в Бессарабии. Последнее объяснялось тем, что здесь в силу отсутствия значительного русского (в значении великорусского) населения политика подавления нероманских народностей была мягче. Впрочем, опасаясь усиления русского движения, румынские власти продолжали политику Австро-Венгрии по украинизации русинов Буковины. Под контролем властей возникали различные украинские организации, выпускались газеты и журналы с названиями типа «Самостийнисть» и «Самостийна думка». Парадоксально, что определенную финансовую поддержку украинскому движению оказал СССР. В частности, писательница Ольга Кобылянская получала из СССР пенсию. Но даже робкие поползновения на создание русских организаций пресекались немедленно.

Конечно, это не означало отсутствия социальных и национальных проблем. В январе 1919 года вспыхнуло большое крестьянское восстание в Хотинском районе, охватившее северную Бессарабию и запад Буковины. После подавления восстания не меньше 50 тыс. русинов бежали на советский берег Днестра. В ноябре 1919 года в Черновцах восстал 113-й Буковинский полк, состоявший в основном из русинов. Бросив против восставших четыре полка, румынское командование подавило восстание.

В целом в румынской Буковине в 1930 году проживало 853 тыс. жителей. Состав населения, по румынским официальным данным, был таков: украинцы (русины) – 38 %, румыны – 34 %, евреи – 13 %, немцы – 8 %, поляки – 4 %. Также в небольших количествах проживали венгры, русские (старообрядцы-липова-не), словаки, армяне, цыгане. Следует заметить, что румынские власти, пытаясь объявить русинов украинцами, в переписном листе указали такую «национальность»: «рутены или украинцы». Понятно, что многие русины просто не могли знать значения этих терминов и назвали себя румынами, декларируя лояльность румынской государственности. Кроме того, 12 437 человек назвали себя гуцулами.

В Черновцах в 1930 году жило 112 тыс. человек. Из них 29 % составляли евреи, 26 % – румыны, 23 % – немцы, украинцы (русины) – только 11 %. Город продолжал оставаться в значительной степени немецкоязычным. Румынский язык и речь местных русинов все же стали более распространены, чем в австрийские времена.

Буковина при румынском господстве в целом была бедным краем. Из 173 тыс. крестьянских хозяйств в 1930-е годы 72,5 тыс. были безземельными и 30 тыс. имели наделы не более половины гектара.

Румынские власти провозглашали, что буковинские русины – это забывшие свой родной язык румыны (хотя справедливее будет говорить, что это румыны – забывшие свой язык славяне). Исходя из этой официальной точки зрения, с 1926 года преподавание местного варианта украинского языка в школах было прекращено. Только румынский язык оставался единственным языком преподавания в школах.

В 1940 году северная часть Буковины отошла к Советскому Союзу и стала Черновицкой областью Украины. Южная Буковина осталась частью Румынии.

Раздел Буковины в 1940 году. Вверху (выделенная желтым цветом) – Северная Буковина, отошедшая к СССР; южная (зеленая) часть – территория, оставшаяся в составе Румынии

В ходе начавшихся социалистических преобразованиях в советской части Буковины была осуществлена масштабная национализация, началась ликвидация неграмотности. Как и в Галиции, парадоксальным образом воссоединение восточнославянских земель привело к победе украинизации, поскольку русины были опять объявлены украинцами, немногочисленные русские организации как «черносотенные» закрывались, а их активисты подвергались репрессиям. В 1940 году произошло еще одно событие этнической истории Буковины – почти все немецкое население выехало в Германию.

В июне-июле 1941 года Черновицкая область была занята румынскими войсками, воевавшими на стороне Германии против СССР в 1941–1944 годах. Оккупационный режим румын был не намного мягче немецкого. Румынские власти, несмотря на официальную пропаганду, возвещавшую о «возвращении» Буковины в лоно Матери-Румынии, относились ко всем буковинцам как к людям второго сорта. Особенно плохо пришлось столь многочисленным в крае евреям. Помимо румын, их истребляли различные бандгрупы и украинские самостийники. Большая часть евреев была уничтожена, часть сумела бежать из Буковины.

Нельзя скрывать и того, что на Буковине украинскими самостийниками был сформирован так называемый «Буковинский курень» общей численностью в 800 человек, прославившийся, как, впрочем, и практически все самостийнические формирования времен Второй мировой войны, исключительно своими карательными «подвигами». Именно боевики этого «куреня» занимались массовыми расстрелами в Бабьем Яру под Киевом. И именно «Буковинский курень» уничтожил белорусскую деревню Хатынь.

Из местных коллаборационистов румынами была создана Буковинская самооборонная армия (БУСА) численностью в 600 человек. В политическом смысле БУСА ориентировалась на ОУН мельниковцев.

Но большинство буковинцев все же не поддерживали самостийников.

В период оккупации на Буковине стали возникать, чаще всего стихийно, подпольные организации. С лета 1942 года советский штаб партизанского движения начал заброску специально обученных парашютистов в Черновицкую область с целью организации партизанского движения. Вскоре партизанско-диверсионные группы начали действовать в ряде районов области. В 1943 году через Буковину прошли рейдом партизаны С. А. Ковпака. Весной 1944 года количество забрасываемых партизанских групп значительно возросло. Всего в буковинских партизанских соединениях принимали активное участие 1200, а в подполье – 900 жителей Черновицкой области.

В конце марта 1944 года Буковина была освобождена. Примерно 100 тыс. буковинцев были призваны в Советскую армию, 26 тыс. из них погибли или пропали без вести.

Вскоре после освобождения в Черновицкой области действовали группы УПА. В отличие от Галиции какого-либо массового участия местного населения в бандеровском движении не было. Всего за 1944–1952 годы в Черновицкой области было привлечено к ответственности за «бандпособничество» около 10 тыс. человек, из них 2 тыс. сдались, воспользовавшись амнистией. Однако подавляющее большинство из «бандитов и бандпособников» составляли дезертиры из Советской армии, лица, скомпрометировавшиеся в период румынской оккупации, и уголовники.

В 1944 году часть румынского населения бежала в Румынию, опасаясь наказания за сотрудничество с оккупационными властями. Также бежали и «буржуазные элементы» самого разного происхождения. В 1946 году в Румынию из Буковины выехали 33 тыс. человек. Таким образом, этнический состав Буковины сильно изменился – почти полностью исчезли немцы, резко сократилось количество евреев, уменьшилась доля румын.

После войны советская часть Буковины развивалась быстрыми темпами. Были созданы машиностроительные и химические предприятия. Появилась сеть крупных приборостроительных заводов, активно развивалась наука. Население города Черновцы значительно увеличивалось за счет притока сельского населения из области и многих регионов Украины и всего СССР. В 1959 году в Черновцах проживали 152 тыс. жителей, а в 1989 году – уже 256,6 тыс. Расширялись и географические границы Черновцов. Город был крупным железнодорожным узлом, функционировал международный аэропорт.

За советскую эпоху русинское население Буковины в основном украинизировалось – точнее, привыкло ассоциировать себя с украинцами. В городах, в первую очередь в Черновцах, поселилось немало русскоязычных жителей Восточной Украины и других республик СССР. В результате русский язык стал распространен в области значительно шире, чем в других западноукраинских областях.

В «незалежной» Украине Черновицкая область переживает экономический кризис и депопуляцию. Смертность превышает рождаемость; кроме того, происходит значительная эмиграция буковинцев за рубеж (по числу «заробитчан» Черновицкая область оказалась рекордсменом на Украине). В результате этого население области сокращается.

Географически считаясь частью Западной Украины, буковинцы ментально далеки от нее. В отличие от львовян здесь равнодушно относятся к Бандере и истории его «движения». Правда, все же стоит в Черновцах памятник «героям» «Буковинского куреня» в виде ангела, раскинувшего широко свои крылья, готового прикрыть ими «героев»-карателей. Но заметим, что в Черновцах сохранились «советские» улицы имени Юрия Гагарина, Аркадия Гайдара. Наряду с ностальгическими воспоминаниями о советской эпохе в ментальности буковинцев сохраняются представления о времени Австро-Венгрии как о своего рода «золотом веке». Не случайно в 2008 году в Черновцах был установлен памятник Австрийскому императору Францу Иосифу.

В целом русины Буковины еще не стали ярыми украинцами галицийского типа, но при этом движение русинского возрождения, получившее значительное развитие в Закарпатье, на Буковине также не нашло сильного отклика.

В 1940 году к СССР была присоединена только северная часть Буковины. Южная часть края осталась в составе Румынии. С этого времени этническая история южнобуковинских русинов резко отличается от соплеменников, живущих чуть севернее. Единственное, что роднит русинов Южной Буковины с северянами, так это то, что они тоже подвергались украинизации.

Восточные славяне являются коренными жителями края, и только с XIII–XIV веков валашская колонизация привела к появлению здесь романоязычных валахов. Примерно с 1359 года Южная Буковина становится центром Молдавского княжества. Постепенно происходила романизация славян, чему благоприятствовали единая православная вера и очень схожие быт и культура валахов и русинов. Румынизация Южной Буковины была несравненно более эффективной, чем Северной. Русины в XIX веке стали в родном краю меньшинством, и в 1900 году они составляли примерно 20 % населения.

При австрийской переписи населения 1910 года в Южной Буковине проживали 43 тыс. русинов, и при этом не менее 30 тыс. человек, проживавших южнее Черновиц, «поменяли» определение своего родного языка с русинского на румынский. Тогда впервые за все время проведения переписей населения в Буковине количество русинского населения снизилось на 2,5 %. Хотя часть этого сокращения пришлось на русинов, более или менее владевших румынским языком благодаря наличию румынских школ, сохранивших при этом русинское самосознание, все же процессы ассимиляции зашли далеко.

С 1918 года румынизация русинского населения значительно ускорилась. Украинское движение, при всей своей незначительности, сумело сыграть свою подлую роль, расколов возможность любого культурно-языкового сопротивления. Впрочем, и сделавшие свое дело украинские деятели также оказались не у дел. Если в Северной Буковине все это время сохранялась русинско-украинская языковая и культурная среда, в Южной – ничего этого не было. Результатом стало сокращение численности русинов: в 1930 году, согласно переписи, их было 35 тыс.

События 1940 года и присоединение Северной Буковины к СССР происходили стихийно и совершенно неожиданно для населения края. Русины Южной Буковины окончательно оказались отрезанными от основного славянского массива края.

При этом русинское население Буковины никогда не было полностью единым в этническом плане, заметно разделяясь на собственно русинов и гуцулов, сохраняющих существенные отличия от остального населения края и в территориальном плане, и в образе жизни. Значительная часть населения горной части Буковины во время румынской переписи населения 1930 года выбрало этноним «гуцул», а не «украинец» или «русин». После территориального раздела 1940 года на территории Румынии оказалась значительная часть гуцулов, составляющих сейчас около трети славянского населения Южной Буковины. Контакты между обеими группами были существенно затруднены в силу различных причин.

Правда, после прихода к власти в 1944 году в Румынии коммунистов, для русинов Южной Буковины на какое-то время наступили относительно благоприятные времена. Открывались украинские школы, была создана система подготовки преподавателей и т. д. Это в определенной мере способствовало закреплению украинской идентичности у русинов Южной Буковины. Численность жителей края, указавших украинский язык в качестве родного, доходила до 7,3 %. Но при правлении Чаушеску (1965–1989), несмотря на декларирование принципов пролетарского интернационализма, в Румынии резко усилилось притеснение национальных меньшинств. К тому же происходил отток сельского населения (а подавляющее большинство русинов жили в деревнях) в города, практически полностью румыноязычные. Таким образом, для русина, переехавшего из села в город, менялся не только образ жизни, но и язык, а затем и этническая идентичность.

После установления в декабре 1989 года в Румынии демократического режима, положение русинов не улучшилось. В румынском парламенте украинцам (официально все восточные славяне Румынии, кроме старообрядцев-липован, считаются украинцами) отведено одно место. При этом конфликты между теми, кто себя считает украинцем, русином или гуцулом, приводят к тому, что какого-либо организованного движения русинов в Южной Буковине нет.

Никакой помощи со стороны Украины южнобуковинские русины, даже назвавшись украинцами, не получают. Впрочем, украинских самостийников интересует только канадская украинская диаспора, от которой рассчитывают получить финансовую и иную поддержку, а помогать каким-то крестьянам в Карпатских горах считают смешным. Но поскольку предательство – это и есть суть украинства, то чего же еще ждать?

В настоящее время происходит усиленная румынизация русинов-«украинцев», что ставит под сомнение дальнейшее существование их в этом крае. По всеобщей переписи населения, проведенной в 1992 году в Румынии, всего лишь около 10 тыс. человек (1,4 %), проживающих в уезде Сучава, посчитали себя украинцами. Немногим более, около 14 тыс. (2 %), определили украинский язык своим родным. Несмотря на небольшие цифры, уже само несоответствие украинцев по языку и этнической принадлежности вызывает ряд вопросов.

Сегодня можно говорить о количестве восточных славян в Румынии в 130–140 тыс. человек. Точную цифру назвать проблематично не только из-за позиции румынских властей, старающихся завысить численность румын, но и из-за сложностей с самоидентификацией самих восточных славян. В большой (около 6 тыс. жителей) коммуне Дарманешты, практически полностью говорящей на украинском языке, украинцами назвали себя всего 250 человек. Аналогичная картина складывалась и в других городах и селах края[124].

Буковина (Черновицкая область) на карте Украины. Заштрихована Южная (румынская) Буковина

Однако все это не меняет факта постепенного исчезновения русского этнического элемента, коренного в данном крае, Буковина (Черновицкая область) на карте Украины. Заштрихована Южная (румынская) Буковина

Одним из самых своеобразных регионов Украины является Волынь. Целую тысячу лет жители Волыни упорно боролись за сохранение своей русскости, в начале XX столетия Волынская губерния была оплотом партии «Союз Русского Народа» и отличалась истинно-русскими настроениями. Но в двадцатилетие между мировыми войнами Волынь была украинизирована и до нашего времени остается «жовто-блакитной» областью Украины, хотя проявляется это не столь ярко, как в Галиции.

Расположена Волынь в верховьях Западного Буга и притоков Припяти. Леса и болота, патриархальный уклад жизни, некоторая медлительность, искренние душевность и простоватость людей – все это было свойственно Волыни и в прошлом, и по сей день. Впрочем, есть на Волыни и Кременецкие горы, отроги Карпат, отделяющие бассейн Черного моря от бассейна Балтийского. Земли Волыни очень плодородны, и традиционно волынские черноземы давали земледельцам богатые урожаи зерновых. По берегам рек тянулись луга, что весьма способствовало скотоводству. В летописные времена Волынь славилась и богатым животным миром. Водились туры (зубры), олени, бобры, медведи, лисы. Северная часть, так называемое Волынское Полесье, представляет собой сплошные топи. Впрочем, Полесье как особый этнографический регион необходимо рассматривать отдельно.

Волынь может относиться и к Правобережной Украине, и к Западной Украине, но фактически всегда была как бы в стороне. Волынь занимает территории современных Волынской и Ровенской областей, хотя их северная часть относится к Полесью. Исторически также к Волыни относятся западная часть Житомирской области и северная часть Тернопольской и Хмельницкой областей. Наконец, исторически к Волыни в прошлом относились Холмская земля и некоторые другие области, расположенные западнее Буга, в Закерзонье. (Напомним, что так называли территории, находящиеся западнее «линии Керзона», по которой проходила довольно условная линия этнического разграничения восточных и западных славян.)

Волынь была заселена славянами с глубокой древности. Вероятно, земли Волыни являются частью исторической прародины славян. Несомненно, славяне жили здесь еще до нашей эры[147]. Летописцы упоминают племена дулебов и бужан, а затем и волынян. Дулебы вели во второй половине VI века (примерно в 561 году) войну с аварами, в которой потерпели поражение. Летописец описал издевательства аваров над дулебами, когда авары впрягали женщин славянского племени дулебов в свои колесницы. Древний летописец отметил, что «бяху бо обры телом велице, а умом горды». Но именно гордыня и погубила их: «…и истребил их Бог – и умерли все, и ни остался ни один обрин… и есть притча в Руси и до сего дня: погибоша аки обре, их не несть ни племени, ни наследка…»

Название «Волынь» происходило от города Волынь (или Велынь), расположенного примерно в 20 км от современного города Владимира-Волынского при впадении реки Гучвы в Западный Буг. В настоящее время территория вокруг исторического города принадлежит Польше, и на месте города Волыни находится населенный пункт Гродек Надбужный. Племя волынян оставалось достаточно многочисленным, культурным и богатым. Анонимный баварский географ IX века писал, что у волынян насчитывается 70 укрепленных городов. В X веке у волынян были города Луцк (Луческ), Бужск, а впоследствии Брест, Дорогочин, Пересопница, Холм, Кременец и др. Волыняне участвовали и в заселении земель, расположенных севернее.

Волынь и волыняне вошли в состав Киевской Руси при правлении князя Владимира около 988 года. Князь в ознаменовании своей победы и с целью укрепления власти над краем построил город Владимир-Волынский недалеко от старого города Волыни. Владимир расположен при впадении реки Смочи в реку Луг, на правом берегу Луга, среди болот, что имело большое значение для обороны.

Непосредственно Волынь стала уделом Всеволода, сына Владимира, за тем уделом Святополка Окаянного. Волынь благодаря плодородию почв считалась весьма важным уделом. В период усобиц после смерти Владимира Волынь стала полем битв между Святополком и поддерживавшим его польским королем Болеславом и Ярославом Мудрым, который и одержал победу. После Ярослава Мудрого в 1054 году Волынь досталась в удел Игорю Ярославину. Правда, уже через два года Игорь стал княжить в Киеве, а на Волыни утвердились потомки Ростислава Владимировича, внука Ярослава Мудрого. С 1118 года на Волыни утвердились потомки Владимира Мономаха.

Примерно в 1078 году Волынское княжество стало практически полностью независимо от Киева. В XII веке Волынское княжество стало одним из самых сильных на Руси. Земли княжества простирались дальше, чем современная историческая область Волынь. Под властью Волынских князей находились Берестейская земля (с главным городом Берестье, ныне – Брест) и земли, заселенные балтским племенем ятвягов. Показателем процветания Волынского княжества был величественный Успенский собор, построенный при князе Изяславе Мстиславовиче во Владимире-Волынском. Согласно Никоновской летописи, в 1160 году «князь Мстислав Изяславич расписал святую церковь во Владимире-Волынском и украсил ее дивно святыми и дорогими иконами и вещами многими чюдными и священными сосудами златыми и серебряными, с жемчугом и с каменьем дорогим». Предание и называет собор Мстиславским. Этот собор по ширине был равен церкви Святой Софии в Киеве, а по длине превосходил ее. Под храмом обнаружены шесть великокняжеских и две епископские гробницы, остатки фресок и т. д.[148] Кроме Успенского собора, во Владимире-Волынском существовали и другие храмы. Археологами найдены остатки еще семи древнерусских храмов.

В политической жизни города большое участие принимали горожане. Владимирское вече уже в конце XI столетия заставило князя Давыда подчиниться своим решениям[149].

Впрочем, постепенно само Волынское княжество стало дробиться на уделы. По летописным свидетельствам, существовали удельные Луцкое, Холмское, Белзское, Острожское, Городненское,

Степанское княжества. Само появление этих удельных княжеств было показателем развития волынских городов.

В городах и при храмах существовали школы. Так, в Татищевской летописи под 1097 годом приводится рассказ некоего Василия о том, как он ездил во Владимир-Волынский для инспекции тамошних школ и наставления учителей[150].

Волынский князь Роман Мстиславович в 1199 году захватил Галицкое княжество, результатом чего стало рождение объединенного Галицко-Волынского княжества. По своим размерам объединенное княжество Волыни и Галичины превосходило многие королевства Европы. Роман Мстиславович правил лишь до 1205 года, но оставил после себя весьма крепкое и богатое государство. После гибели Романа в битве с поляками последовали годы усобиц, но все же молодой князь Даниил Романович сумел отвоевать себе Волынь в 1221 году и лишь после многолетних кампаний против поляков и венгров к 1234 году отвоевать еще и Галич. Сам Даниил оставил княжить на Волыни своего младшего брата Василько (1238–1269), с которым всегда действовал сообща.

В 1238 году Волынь подверглась вторжению Батыя. Были сожжены Каменец и Заславль, во Владимире-Волынском не осталось в живых ни одного человека. Как и везде на Руси, ордынцы встретили упорное сопротивление. Город Колодяжин монголам удалось захватить только обманом, а города Данилов, Холм и Кременец сумели отбиться. Впрочем, сказалось то обстоятельство, что силы монголов были уже изрядно ослаблены в более ранних военных кампаниях на Руси. Ордынские вторжения слабо задели Волынь по сравнению с полностью опустошенными землями Южной Руси, но князь Василько и его наследник и преемник Владимир (1269–1289) платили хану дань и участвовали в татарских походах на Польшу и Венгрию.

Волынь потихоньку оживала. Восстанавливались сожженные монголами города, возникали новые (так, с 1283 года в летописях упоминается город Ровно). Показателем определенного культурного и хозяйственного развития Волыни является сохранившаяся до нашего времени в городе Каменец белая башня – Белая Вежа (построена в 1271–1288 годах), давшая название знаменитой лесной пуще. Еще одна подобная башня сохранилась у села Столп на территории современной Польши. Во Владимире-Волынском сохранилась Васильевская церковь, построенная на рубеже XIII–XIV веков, – уникальный пример древнерусского храма-ротонды.

Князь Владимир Василькович проводил политику привлечения иноземных колонистов в восстанавливаемые города. Так, во Владимире-Волынском жили «немцы, сурожцы, новгородцы и жидове»[151]. Под «немцами» понимались западноевропейцы любого происхождения, «сурожцы» – уроженцы Крыма армянского и греческого происхождения, «жидове» – евреи из Польши. Непонятно только, кто такие «новгородцы». Возможно, выходцы из Великого Новгорода, не пострадавшего от Батыева нашествия. Завещание князя Владимира Васильковича было прочитано в соборной церкви, куда он созвал «бояры володимерьския брата своего и местиче русци и немце»[152]. «Местич» – это позднейшее название горожанина. Таким образом, «местичи» были русскими и немцами – наглядное свидетельство этнических изменений ВОЛЫНСКИХ городов.

Развивалась и волынская литература. Во Владимире и Холме переписывались церковные книги и составлялись летописи, до нас дошло рукописное «Галицкое Евангелие поповича Евсевия», написанное в Холме в 1283 году, и «Холмское Евангелие» (XIII–XIV века)[153]. Расцвет литературы падает на время княжения во Владимире-Волынском Владимира Васильковича, которого летописец называет «философом и книжником». Князь лично переписал несколько экземпляров «Апостола» и Евангелий.

На 1292 годе обрывается Галицко-Волынская летопись, и поэтому историкам весьма сложно составить последовательный ход событий в княжестве в дальнейшем. В конце XIII – начале XIV века Волынская земля подвергалась вторжениям литовцев и была захвачена примерно в 1320 году. По договору с Польшей, Волынь в 1352 году была окончательно присоединена к Великому княжеству Литовскому. При этом Холм и Белз с уделами отошли к Польше. Один из последних представителей местной династии Дмитрий Михайлович Боброк уехал в 1360-е годы в Москву и позднее отличился в Куликовской битве. От него пошел род князей Волынских. Впрочем, первоначально для волынцев при переходе под власть Литвы мало что изменилось. Литовские князья рода Гедеминовичей, правившие Волынью, были православными и уважали местные русские порядки. Владимир-Волынский первым из русских городов получил в 1324 году Магдебургское право, центром литовской Волыни стал Луцк, где князь Любарт Гедеминович (умер в 1386 году) выстроил замок, почти без изменений сохранившийся до наших дней. В первой половине XV века Волынь была владением князя Свидригайло Ольгердовича, лидера православных магнатов Литвы. Сам Свидригайло был довольно отвратительной личностью. Как политик, он прославился своей аморальностью и беспринципностью в борьбе за власть, но православию он не изменял никогда (притом что формально оставался католиком)! Поэтому Свидригайло всегда имел поддержку на Волыни. Правда, в одном случае Свидригайло повел себя как цивилизованный европеец той эпохи – он приказал сжечь на костре живьем не угодившего ему митрополита Киевского Герасима. И не случайно Ф. М. Достоевский дал фамилию Свидригайлов одному из персонажей «Преступления и наказания» – законченному мерзавцу, оказавшемуся тем не менее способным делать и добро.

В 1429 году в Луцке состоялась своего рода конференция виднейших монархов Европы, обсуждавших вопросы, вызванные турецкими вторжениями на Балканы, династическими и территориальными спорами. Главным же вопросом была претензия великого князя Литовского Витовта на королевскую корону. В Луцк прибыли: великий князь Московский Василий II, князья Твери и Рязанские, митрополит Фотий, практически все православные и католические князья Литвы, король Польши, император Священной римской империи (и одновременно король Чехии и Венгрии), король Дании (и одновременно король Норвегии и Швеции), Великий магистр Тевтонского ордена, а также ряд татарских ханов. Своих представителей прислали в Луцк византийский император и папа римский. Учитывая, что каждый монарх приезжал со своей свитой, то общее число участников конференции превысил 15 тыс. человек. В целом съезд монархов не решил никаких вопросов, но сам факт проведения его именно на Волыни стал свидетельством важности края.

В XV – первой половине XVI веков на Волыни существовали самостоятельные русские княжества, формально признающие верховный сюзеренитет великого князя Литовского. Определенный подъем переживали города. При этом, в отличие от Галицкой земли, в которой русины стали меньшинством городского населения, на Волыни города сохраняли русский характер. Правда, в Волынских городах все более росла доля еврейского населения.

С конца XV века католицизм и полонизация получили распространение на Волыни. Вольная жизнь магнатов и шляхты весьма привлекала волынских князей и бояр. Впрочем, и православные иерархи не могли устоять перед «золотой вольностью» высших слоев Польши и Литвы. Луцкая епископия располагала не только храмами и монастырями, но, подобно католическим иерархам, владели городами. Так, епископские города Жабче и Хорлуй представляли собой крепости с укреплениями и артиллерией[154]. Луцкий и Острожский епископ Кирилл Терлецкий вел праздную жизнь магната, даже вел частные войны против своих соседей. Неудивительно, что Терлецкий стал одним из инициаторов унии с папством. Впрочем, еще целое столетие Волынские магнаты были преимущественно православными, и только после 1569 года, после слияния Польши и Литвы в Речь Посполитую, господствующий класс Волыни стал полностью католическим. Князья Острожские, Чарторыйские, Корецкие, Любецкие, Сангушко, Четвертинские, Массальские, Огинские, Ходкевичи, Хребтовичи, Воловичи, Корсаки и другие волынские княжеские роды, потомки Рюрика и Гедемина, приняли католичество и ополячились.

Конечно, произошло окатоличивание волынских князей не сразу. Боролся за православие крупный магнат князь Константин Острожский. Он был сказочно богат – имел в Малороссии 2760 сел и 80 городов и местечек. В случае надобности Острожский мог бросить в бой свою частную армию в 15 тыс. человек. (Когда род Острожских пресекся в 1620 году, то в их владениях одного только золота и монеты было на сумму, вдвое превышающих бюджет Речи Посполитой.)[155] в своем городе Остроге князь Константин в 1576 году создал Академию – первый университет на русских землях. Первым ректором Академии был Герасим Смотрицкий, крупный публицист и педагог, отец создателя русской грамматики Мелетия Смотрицкого. Одновременно князь Острожский открыл типографию, в которой работал, в частности, московский первопечатник Иван Федоров. Он в 1581 году издал «Острожскую Библию» невероятным для той эпохи тиражом в 1500 экземпляров. Греческий аутентичный текст Библии специально привез в Острог крупный церковный деятель греческих земель Дионисий Ралли (в миру – Дионисий Палеолог, представитель последней династии византийских императоров).

Но после смерти князя в 1608 году его наследники перешли в католичество и ликвидировали все дела своего предка. Академия пришла в упадок и закрылась, типография была передана униатам. Князь Константин Острожский среди волынских князей был исключением, остальные магнаты Речи Посполитой на Волыни не желали иметь ничего общего с верой своих крепостных.

Постепенно на Волыни, как и во всей Малороссии, сложилось положение, когда господа считались поляками, говорили по-польски и исповедовали католицизм, а крепостные «хлопы» оставались верны своему языку и вере. Крепостничество на Волыни носило весьма жесткий характер. За XVIII век отработки с крестьянского двора в пользу панского хозяйства выросли в среднем с 194 до 240 дней в году[156]. Своего рода посредниками между панами и хлопами стали евреи. Они занимались торговлей и ростовщичеством. Кроме того, евреи часто были управляющими панскими имениями, часто выступали в роли их арендаторов. Они не только следили за выполнениями крестьянами всех феодальных повинностей, но даже имели право предавать провинившихся крестьян смертной казни[157].

Восстания Наливайко, Хмельницкого и другие социальные движения Малороссии на Волыни имели массовую поддержку населения, но для самого края не имели никаких последствий. Крепостное право на волынских плодородных землях носило особенно жестокий характер. Города были заселены евреями и в меньшей степени ополяченным мещанством. Русское крестьянство, однако, сохраняло свой язык и веру. Упорно сопротивлялись католицизму Иово-Почаевская лавра, Дерманскй монастырь, но постепенно и они попали в руки униатов. Уния распространилась на Волыни только в 1711 году, причем обряд оставался византийским, не воспринимая никаких латинских новшеств.

Общий кризис Речи Посполитой со второй половины XVII века отразился и на Волыни. Пришли в упадок волынские города. 9/10 городов были частновладельческими, в которых мещане были фактически приравнены к крепостным. Торговля и ремесла в таких городах работали на обслуживание панского двора. Остальные города, именовавшиеся «свободными», также переживали упадок, сокращалась численность населения, при этом немалая часть жителей «свободных» городов относилась к зависимым категориям населения, неподвластную магистратам. Постепенно волынские города превратились в еврейские местечки.

Основными очагами хозяйства и культуры стали панские усадьбы. Магнаты и шляхта на Волыни были людьми весьма амбициозными, считая себя столпами Речи Посполитой. Не случайно именно волынские паны активно участвовали в восстании барских конфедератов против короля Станислава-Августа Понятовского, когда тот пытался дать равные права «диссидентам» (то есть всем некатоликам) и ограничить произвол магнатов. Когда же в Польше так называемый Четырехлетний сейм провозгласил 3 мая 1791 года конституцию, то именно волынские магнаты активно выступили в защиту старых «вольностей» Речи Посполитой. И конец Речи Посполитой был предрешен господством такой магнатской олигархии.

В 1795 году после третьего раздела Речи Посполитой Волынь вернулась в состав единого Русского государства. На землях Подолья и Волыни, по переписи 1795 года, общая численность крестьян составляла – 2 млн 946 тыс. человек. Из них крепостных – 2 млн 511 тыс., или 85 %. (Для сравнения: в 1795 году общая численность крестьян Великороссии – 20 млн 689 тыс. человек, из них крепостных – 12 млн 223 тыс., или 59 %, причем подавляющая часть крепостных была в губерниях, прилегающих к Москве и Петербургу.) Таким образом, нигде крепостничество не было столь массовым и не выглядело настолько похожим на плантационное рабство, как в Правобережной Украине. Это, разумеется, не мешало польским авторам писать о гибели «свободы» вместе с Речью Посполитой. Почти все крепостные и сразу после 1795 года остались под властью польской шляхты.

Уже в 1794 году, то есть до окончательного воссоединения Волыни с Россией, местные польские помещики пытались поднять восстание, примкнув к восстанию Костюшко. Впрочем, на Волыни восстание было очень быстро усмирено, причем главную роль сыграли даже не действия русских войск, а страх перед всеобщим восстанием крестьян, которые собирались истребить всю шляхту (а заодно и евреев)[158]. Угроза того, что на Волыни может случиться нечто вроде Уманской резни 1768 года, подействовала отрезвляюще на поляков. И не случайно один волынский помещик писал: «В некоторых отношениях теперь нам лучше, чем в польское время; в значительной мере мы имеем все, что давала нам отчизна, но мы не несем тягот и опасностей Уманской резни. И хотя без Польши, мы находимся в Польше и остаемся поляками»[159].

Волынские земли составили Волынскую губернию со столицей в Житомире площадью 71 851 кв. км. Жителей Волынской губернии в 1805 году насчитывалось 1 073 459 человек. В этническом отношении 89 % жителей Волынской и Киевской, а также 85 % Подольской губерний составляли малороссы[160].

Население росло, несмотря на высокий уровень смертности, несколько опустошительных эпидемий и масштабные переселения в Сибирь. Но в целом естественный прирост на Правобережной Украине был значительно ниже, чем в целом по России. Между 1805 и 1849 годами, то есть за 45 лет смертность превышала рождаемость 5 лет[161]. За 1841–1850 годы население увеличилось на 2 %[162]. Причиной была жесткая феодальная эксплуатация крестьян. Не случайно естественный прирост польского и особенно еврейского населения был значительно выше. В 1858 году русины составляли уже 79 % жителей губернии. После отмены крепостного права прирост существенно увеличился. К 1881 году население Волынской губернии достигло 2 050 929 человек, в 1897 году – уже 2,3 млн.

В первые десятилетия российской власти на всем Правобережье Днепра, казалось, сохранялись времена Речи Посполитой. Примерно 7 тыс. польских помещиков владели к середине XIX века 3 млн «душ» крепостных, до 1839 года существовала униатская церковь. Волынская губерния в этом смысле не отличалась от Подольской и Киевской правобережных губерний. Сохранив почти полностью всю полноту экономической власти, польские помещики пытались вернуть себе власть политическую, как во времена Речи Посполитой. С этой целью началась массированная полонизация (ополячивание) местных малороссов. Главным орудием этого стала система просвещения. Вплоть до пореформенных времен местное образование находилось в руках католической церкви и попечителей из числа местных польских помещиков. Русских школ не было вовсе. На государственные средства в школах западных губерний откровенно пропагандировались русофобия и «полонизм». Доходило до таких трагических парадоксов, как использование польского языка в качестве основного языка преподавания в православных духовных семинариях на правом берегу Днепра. В первой половине XIX века для украинца и белоруса получение образования означало принятие католичества и ополячивание. Не случайно через несколько десятилетий после падения Польши ополячивание восточных славян шло несравненно более быстрыми темпами, чем за несколько веков пребывания в составе Речи Посполитой. Из числа ополяченных восточных славян и литовцев вышел целый ряд вождей польского националистического движения и большинство деятелей культуры.

«Полонизм» был привлекателен и для многих русских дворян в западных губерниях. Деятель просвещения на Украине М. В. Юзефович вспоминал, что в царствование благоволившего полякам Александра I целый ряд русских помещиков на Киевщине принял католичество, что в тех условиях означало и ополячивание. Польские католические учебные заведения в западных губерниях долгое время пользовались покровительством официального Петербурга.

Центром польской культурной пропаганды стал Виленский учебный округ, попечителем которого долгое время был А. Чарторыйский. Уже в 1803 году был открыт Виленский польский университет (в самой Варшаве свой университет был создан в 1817 году). Курьезно, что в созданном в 1804 году Харьковском университете, преподавание первоначально так же велось по-польски, хотя Слободская Украина, центром которой был Харьков, вообще никогда не входила в состав Польши.

В польских школах, вузах, книгах и газетах открыто велась пропаганда восстановления Речи Посполитой в границах, далеко отстоящих от этнографической Польши. При этом в польско-католическом духе воспитывались молодые поколения местного русского (малорусского и белорусского) населения. В своих мемуарах А. Чарторыйский, говоря о своей деятельности на посту попечителя Виленского учебного округа, честно признавал: «Несколько лет спустя вся Польша (имелись в виду белорусские и украинские земли, входившие в состав Речи Посполитой до разделов. – Авт.) наполнилась училищами, в котором польское национальное чувство могло совершенно спокойно развиваться… Данное мною направление никого тогда не поражало; только впоследствии оно возбудило против себя негодование русского общества, но тогда император ему великодушно покровительствовал… Само собою разумеется, что я воспользовался счастливым расположением государя и главное мое усилие – на народное образование, которому я дал национальный характер»[163]. Таким образом, высокий уровень образования в западных губерниях только способствовал подрыву российского влияния в крае.

Среди самых важных и знаменитых образовательных учреждений Волыни был Кременецкий лицей, созданный в 1805 году по инициативе видного польского деятеля Тадеуша Чацкого (того самого, который впервые писал, что по Днепру живет, оказывается, некий народ украинцев, потомков древних укров, создав, таким образом, теорию самостоятельного происхождения украинцев). Содержался лицей на средства российского правительства и пожертвования меценатов. Лицей имел свою астрономическую обсерваторию, ботанический сад. В библиотеке было собрано свыше 34 тыс. томов, среди которых были уникальные рукописные и первопечатные издания. В учебной галерее висели полотна Рафаэля, Рубенса и других выдающихся художников. Правда, происхождение этих полотен было не очень почетное – их подарил один из попечителей лицея Джевицкий, участник итальянского похода Наполеона, который в Италии и награбил эти картины[164]. Неудивительно, что в 1830 году, во время польского восстания, поголовно все лицеисты, в том числе волынские православные с промытыми мозгами, примкнули к мятежникам. После усмирения мятежа лицей был закрыт.

Огромные земельные владения имела в крае католическая церковь. В 1831 году киевский губернатор сообщил, что в его губернии католическая церковь владеет 5209 крепостными, из которых только 17 католиков и 3 униата[165].

Когда вспыхнул польский мятеж 1830–1831 годов, то волынские помещики, несмотря на свое сочувствие мятежникам, все же не бунтовали, резонно опасаясь ответных бунтов своих крепостных, надеющихся получить волю из рук царя. Вторгшиеся в марте-апреле 1831 года на Волынь польские войска генералов Дверницкого и Колышко не получили никакой поддержки (к ним примкнули лишь несколько десятков человек, включая студентов Кременецкого лицея, не имевших оружия и боевого опыта), были разбиты русскими войсками при активной помощи местного ополчения и вытеснены на территорию Австрии.

Только после польского восстания 1830–1831 годов официальный Петербург обратил внимание на местное дворянство, совершенно нелояльное, но фактически заправляющее всеми делами на юго-западных губерниях империи. В 1837 году генерал-губернатором трех правобережных губерний (Волынской, Киевской и Подольской) был назначен генерал Дмитрий Гаврилович Бибиков (1792–1870). Участник войн с Наполеоном, потерявший руку при Бородине, Бибиков отличался личными качествами, которые особенно были нужны на этой должности. Он был прекрасным администратором, отличался феноменальной работоспособностью, имел большой управленческий опыт, будучи ранее вице-губернатором во Владимире, Саратове и Москве и возглавляя департамент внешней торговли министерства финансов. На этих постах Бибиков прославился борьбой с хищениями и злоупотреблениями чиновничества. Самым же главным качеством Бибикова было то, что по взглядам он был государственником, готовым во имя государственных интересов ограничивать права дворянства. В те времена это было чем-то удивительным. В условиях, когда российская власть не могла опереться на польскую дворянскую элиту юго-западного края, Бибиков сделал ставку на ослабление польского дворянства, католицизма и облегчение участи русских крепостных. Свое кредо он сформулировал в одном из докладов: «Нельзя ручаться за будущее спокойствие края и его безопасность, доколе положение крестьян не будет улучшено и обеспечено мерами, исходящими от верховной власти»[166].

Это не были только слова. Вскоре Бибиков начал действовать. Им были разработаны так называемые Инвентарные правила, нормировавшие отношения крестьян и помещиков. Этими правилами устанавливался высший предел крестьянских отработок за земельные участки и другие угодья. Правила были утверждены Николаем I вопреки мнению министров государственных имуществ и внутренних дел. В 1847–1848 годы в крае были инвентаризованы помещичьи имения и зафиксированы размеры земельных наделов крепостных крестьян. Была установлена земельная норма, которая не могла быть уменьшена помещиком. Реформа встретила яростное сопротивление, у губернатора появилось немало врагов, в Петербург валом пошли доносы, но Бибиков проводил реформу «с большой настойчивостью и резкостью».

Одновременно Бибиков проводил политику на окончательное слияние юго-западных губерний со всей Россией. В 1840 году был отменен Литовский Статут (местное законодательство) и введено общероссийское законодательство. Вместо польского языка теперь был введен русский язык для всех инстанций. Многие чиновники-поляки были уволены и заменены на русских чиновников. Впрочем, поскольку чиновников из Центральной России было мало (никаких прибавок к жалованью и льгот Петербург чиновникам предложить не мог, а объем работы был несравненно больше, так что притока желающих занять канцелярии Юго-Западного края было немного), то в основном аппарат чиновников стал комплектоваться за счет местных православных.

Социальной базой польских восстаний была шляхта, очень многочисленная. В трех губерниях Юго-Западного края шляхтичей было огромное количество – примерно 240 тыс. человек (7 % всего населения)[167]. Почти вся эта шляхетская масса была бедна и полностью зависима от знати. Российские власти и ранее пытались сократить эту склонную к анархии группу населения. В одной Киевской губернии к 1823 году 7 тыс. человек, которые не смогли доказать свое шляхетство, просто деклассировали, то есть вычеркнули из списков дворянства. Но только Бибиков организовал полную проверку прав шляхты на российское дворянство, после которой значительное число лиц обращено в податное сословие. Всего деклассированию по Российской империи подверглось 340 тыс. шляхты[168]. Лишь 70 тыс. сохранили дворянство. Результаты деятельности Бибикова сказались в 1863 году, когда юго-западные губернии оказались почти не затронуты очередным польским мятежом.

Хотя польские подпольные организации действовали в Юго-Западном крае очень активно, но особым успехом похвастаться они не могли. Еще в 1860 году поляки создали подпольный Волынский комитет, возглавляемый писателем Аполлоном Корженёвским с центром в Житомире, который выпустил ряд прокламаций и организовал ряд польских патриотических манифестаций. Впрочем, вскоре Корженёвский был арестован и выслан. Готовясь к восстанию, поляки назначили военным командиром на Правобережье Днепра Эдмунда Ружицкого, уроженца Волыни, бывшего офицера русской армии. В апреле 1863 года поляки подняли было восстание, но никакой поддержки ни среди русского крестьянства, ненавидевшего польское дворянство, ни среди польского дворянства, боявшегося русского крестьянства, не получили. Пытаясь взбунтовать крестьян, Ружицкий распространял подложные «золотые грамоты» о наделении землей крестьян, которые примкнут к восстанию. Но крестьяне справедливо относились к этим обещаниям как к обману. Русский царь действительно освободил их от власти помещика, и ласковые обещания бывших душевладельцев на крестьян не действовали. Крестьяне действительно бунтовали, но против панов, разгромив ряд помещичьих усадеб, чьи хозяева пытались было примкнуть к мятежникам. Правда, в отличие от Белоруссии, где генерал-губернатор М. Н. Муравьев поощрял крестьян выступать против польских мятежников, генерал-губернатор Юго-Западного края Н. Н. Анненков рассматривал крестьян, бунтующих против бунтовщиков, как опасных возмутителей, которые не должны выступать против своих господ. Доходило даже до подавления правительственными войсками крестьянских бунтов против помещиков. Так, в Звенигородском уезде Киевской губернии крестьяне отказались работать на помещиков, примкнувших к мятежникам, но против них были посланы войска, о чем с негодованием писала русская консервативная пресса[169].

Накануне мятежа польские деятели начали активно развивать украинство, надеясь привлечь украинофилов к мятежу. Польские мятежники в отряде Ружицкого были одеты в шаровары и одежду запорожских казаков, во время марша они пели украинские песни. Но на них смотрели с усмешками как на ряженых. В то время на Волыни украинство не имело распространения и, самое главное, отнюдь не было пропольским. Ружицкий был быстро разгромлен и с остатками своего воинства бежал за кордон. Волынь, как и все губернии на правом берегу Днепра, доказала, что она населена русским народом, и показала свою верность России.

Во второй половине XIX века и до 1914 года юго-западные губернии развивались, хотя на фоне быстрого промышленного роста Донбасса и Российской империи в целом подъем Правобережной Малороссии и Волыни мог считаться замедленным. Получили развитие сахарная промышленность, промышленное табаководство. Через губернию прошли линии железных дорог. Но в общем губерния оставалась аграрной. Польское дворянство постепенно разорялось. К 1914 году польские помещики владели лишь половиной земельной собственности в губернии. Заметим, что это было не следствием конфискации (поскольку польские дворяне Волыни не бунтовали, то и не пережили конфискаций своих имений), а именно разорением, вызванным неумением и нежеланием заниматься хозяйством при тяге к «красивой жизни». Вообще, польское дворянство во всех трех губерниях Юго-Западного края замыкалось в себе. Польские аристократы заключали браки только между собой, в основном в пределах губернии. За 1815–1880 годы 440 браков соединили всего 130 семей[170].

Население достигло численности 2 989 000 человек в 1897 году и 3 501 600 человек к началу 1913 года. Уровень грамотности был очень невысокий: в 1897 году лишь 7,8 % малороссов – жителей губернии умели читать и писать. Помимо малороссов, поляков и евреев, в конце XIX века на Волыни появились еще две этнические группы – немцы и чехи.

В 1860-х годах, сразу после усмирения очередного польского восстания 1863 года, в ходе которого местные немцы поддерживали правительственные усилия, российские власти стали только поощрять расселение в губернии немцев, считая, что они окажут культурное воздействие на местных украинцев. Плотность населения на Волыни была высока, целинных земель, как в Поволжье веком раньше, здесь не было, так что власти надеялись не на поднятие целинных земель, а на культуртрегерскую миссию грамотных, обладающих капиталами и технологиями переселенцев. Численность немцев в губернии действительно стала расти очень быстро, и, согласно переписи 1897 года, на Волыни проживало уже 171 тыс. немцев, или 5,7 % населения губернии. В Житомирском уезде они составляли 20 %, в Луцком – 12 % от общей численности населения. Большинство переселенцев были выходцы из польских губерний (то есть не были иммигрантами из-за рубежа, а лишь российскими подданными, сменившими место проживания). Лишь меньшая часть прибыла из Пруссии и Австрии. Согласно данным переписи, немецкое население Волыни в 1897 году насчитывало 172 330 человек, которые в то время жили в 550 селах. К 1914 году число волынских немцев превысило 200 тыс. человек.

В 1863 году на Волынь переселилась первая группа крестьян из Чехии – 17 семей. В Дубенском уезде они основали поселение Людгардовку. Продолжающаяся иммиграция и высокий уровень рождаемости очень быстро сделали чехов заметной этнической группой в губернии. Так, в 1878 году на Волыни проживало свыше 13 тыс. чехов, а до конца XIX века – более 40 тыс. 97 % чешских семей осели в селах. Чешские поселенцы выращивали разнообразные культуры, которые на Волыни из-за нехватки средств для возделывания почти не сеяли (кроме зерновых), а также сахарную свеклу, картофель, клевер, люцерну. Прежде поля в этой местности обрабатывали деревянной сохой, жали и молотили вручную. А чехи привезли с собой металлические плуги, бороны, культиваторы. На Волыни переселенцы разрабатывали каменоломни, имели в собственности кирпичные заводы, цеха для изготовления черепицы, мастерские для ремонта сельскохозяйственных машин, большие слесарни и другие мастерские. Отличались чехи высоким уровнем грамотности. Не случайно в губернии было свыше 30 чешских школ. Издавалась чешская газета «Hlas Volyne»[171].

В целом 73,6 % составляли русские (преимущественно малороссы), 13,2 % – евреи, 6,2 % – поляки, 5,7 % – немцы, 3,5 % – великороссы. Города Волынской губернии почти не отличались от уездных городов Центральной России, за исключением только тянущихся в небо шпилей католических костелов да обилия евреев на улицах. Губерния отличалась истинно русскими настроениями.

Местные православные называли себя русскими, реже – русинами, иногда – малороссами. В Полесье жители называли себя полещуками и тутэйшими. О самосознании волынских крестьян лучше всяких социологических исследований ответил в своем рассказе «Без языка» волынский уроженец, писатель В. Г. Короленко: «Сторона спокойная, тихая, немного даже сонная. Местечко похоже более на село, чем на город, но когда-то оно знало если не лучшие, то, во всяком случае, менее дремотные дни… Невдалеке от этого местечка, над извилистой речушкой, стоял, а может быть, и теперь еще стоит, небольшой поселок. Речка от лозы, обильно растущей на ее берегах, получила название Лозовой; от речки поселок назван Лозищами, а уже от поселка жители все сплошь носят фамилии Лозинских. А чтобы точнее различить друг друга, то Лозинские к общей фамилии прибавляли прозвища: были Лозинские птицы и звери, одного звали Мазницей, другого Колесом, третьего даже Голенищем… Трудно сказать, когда этот поселок засел под самым боком у города. Было это еще в те времена, когда на валах виднелись пушки, а пушкари у них постоянно сменялись: то стояли с фитилями поляки, в своих пестрых кунтушах, а казаки и «голота» подымали кругом пыль, облегая город… то, наоборот, из пушек палили казаки, а польские отряды кидались на окопы. Говорили, будто Лозинские были когда-то «реестровыми» казаками и получили разные привилегии от польских королей. Ходили даже слухи, будто они были когда-то и за что-то пожалованы дворянством. Все это, однако, давно забылось. Сами они (лозищане) давно уже запахали в землю все привилегии и жили под самым местечком ни мужиками, ни мещанами. Говорили как будто по-малорусски, но на особом Волынском наречии, с примесью польских и русских слов, исповедовали когда-то грекоуниатскую веру, а потом, после некоторых замешательств, были причислены к православному приходу, а старая церковка была закрыта и постепенно развалилась… Пахали землю, ходили в белых и серых свитах, с синими или красными поясами, штаны носили широкие, шапки бараньи. И хотя, может быть, были беднее своих соседей, но все же смутная память о каком-то лучшем прошлом держалась под соломенными стрехами лозищанских хат. Ходили лозищане чище крестьян, были почти все грамотны по церковному, и об них говорили, что они держат себя слишком гордо. Правда, это очень трудно было бы заметить постороннему, потому что при встрече с господами или начальством они так же торопливо сворачивали с дороги, так же низко кланялись и так же иной раз целовали смиренно господские руки. Но все-таки было что-то, и опытные люди что-то замечали. О лозищанах говорили, что они что-то вспоминают, о чем-то воображают и чем-то недовольны».

Итак, волынские крестьяне и мещане в большинстве своем говорили на местном малороссийском диалекте, который, впрочем, был гораздо ближе к литературному русскому языку, чем изобретаемая в это время украинская мова. И считали себя русскими. Это они наглядно продемонстрировали в ходже смут начала XX столетия.

В период первой русской революции 1905–1907 годов правобережные губернии Юго-Западного края стали оплотом Союза Русского Народа (СРН), а Волынская губерния стала считаться «черной», то есть черносотенной. Фактически правящей партией между 1905 и 1914 годами стал Почаевский отдел Союза Русского Народа. Несмотря на то что формально это было лишь местное отделение всероссийской партии, по существу почаевцы стали совершенно самостоятельной организацией и по идеологии, и по проводимым действиям.

Почаевский отдел Союза Русского Народа (ПО СРН) был создан в 1906 году, и центром его стала Почаевская лавра. Председателем отдела стал архимандрит Лавры Виталий (Максименко), духовное и идейное руководство отделом осуществлял архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий). Почаевский отдел СРН открыто выступил против столыпинской реформы. Собравшийся в январе 1907 года съезд уполномоченных местных отделов, помимо критики правительственных мероприятий, требовал ликвидации польского помещичьего землевладения и передачи земель малорусским и белорусским крестьянам под лозунгом «Власть – царю, землю – крестьянам!». Одновременно шла яростная кампания против еврейских торговцев и ростовщиков. За такие проповеди Синод закрыл в 1909 году газету «Почаевские новости», полиция неоднократно проводила аресты черносотенных агитаторов.

Однако именно почаевские черносотенцы получили массовую поддержку. В 1908 году Почаевский отдел СРН имел 1155 подотделов, объединяющих 104 289 членов[172]. Год спустя делегация почаевских черносотенцев привезла в Петербург миллион подписей под верноподданнейшим адресом царю[173].

Для того чтобы вырвать волынских крестьян из рук евреев-посредников и освободить их от поземельной зависимости от польских помещиков, стараниями председателя ПО СРН архимандрита Виталия в начале 1911 года был открыт специальный банк «Почаево-Волынский народный кредит». Капитал банка состоял из членских взносов и займов от Министерства финансов. Основным полем деятельности банка была выдача ссуд крестьянам на покупку земли.

ПО СРН также были открыты несколько кооперативных коммерческих предприятий, стремившихся ликвидировать монополию евреев-посредников в торговле продуктами крестьянского труда и повысить тем самым рентабельность и экономическую устойчивость крестьянских хозяйств.

Показательно, что вопреки распространенным взглядам, что черносотенцы занимались только еврейскими погромами, как раз в Волынской губернии погромов и не было, что признает даже еврейская конфедерация Украины[174].

Увы, деятельность почаевцев, несмотря на самоотверженность большинства его членов, оказалась малоэффективной. В первую очередь это объяснялось отсутствием поддержки официального Петербурга. Движение, одновременно верноподданническое в отношении к монархии и политическому строю России и оппозиционное к социальным порядкам в крае, могло поднять под своим знаменем социальные низы, но вызывало опасение правящих кругов империи.

Увеличить политическое и экономическое значение русского населения западных губерний могло распространение на них земского самоуправления. В свое время земства не были введены в губерниях, бывших польских владениях, из-за обоснованного недоверия официального Петербурга к польскому дворянству. Если в великорусских губерниях, Новороссии и Левобережной Малороссии земства контролировались дворянством (а после «Указа о земских начальниках» 1890 года этот контроль стал всеобщим), то в губерниях с польским дворянством земства решили ввести потом, когда созреют условия. К началу XX века условия действительно могли считаться созревшими. В 1911 году земские положения были распространены на шесть западных губерний, включая Волынскую. Главной особенностью западных земств было введение национальных курий, в том числе отдельной избирательной курии для польского дворянства. Это гарантировало, что большинство гласных (депутатов) земских органов будут русскими. Законопроект долго обсуждался в Государственной Думе и был отвергнут в Государственном Совете. Сказалась дворянская солидарность русских и польских помещиков. Тогда по просьбе П. А. Столыпина закон о западных земствах был введен именным императорским указом. Но западные земства ничего не успели сделать – началась война.

Первая мировая война превратила Волынь в поле сражений. Именно здесь прогремели кровопролитные бои на реке Стоход, под Луцком было главное направление Брусиловского прорыва. Затем на Волыни сходились в схватках воюющие армии в период Гражданской и советско-польской войн. По Рижскому миру Волынь (точнее, западная часть дореволюционной губернии) отошла к Польше, в составе которой пребывала до сентября 1939 года. Как все «восточные кресы» (восточные окраины) Польши, Волынь переживала застой, нищету населения, острые социальные конфликты, которые в тех конкретных условиях чаще всего носили этнический характер. Еще в период войны многие жители Волыни были эвакуированы из прифронтовой полосы, немцы и часть поляков как не внушающие доверия были депортированы. Лишь часть из них смогли потом вернуться назад. Многие евреи эмигрировали. В результате население сократилось весьма серьезно. В 1921 году, по официальным польским данным, на Волыни (Волынском воеводстве) проживали 1487 тыс. жителей. Впрочем, высокий уровень рождаемости сохранялся, и население вновь стало быстро увеличиваться. Через 10 лет, в 1931 году, на польской Волыни проживали 2085 тыс. жителей. Плотность населения была 48 человек на кв. км. По российским меркам плотность населения была высокой, хотя в собственно Польше значительно выше – 83 человека на кв. км.

Польские власти постарались восстановить польское помещичье землевладение, хотя все же полного восстановления прав собственности добиться не удалось. Зато польское правительство объявило о национализации поместий, ранее принадлежавших русским помещикам, земель, брошенных прежними хозяевами, а также земельных угодий, бывших во времена Российской империи казенной собственностью. Многие волынские крестьяне, которые не имели на руках документов о своем праве на владение землей (что в условиях военного хаоса было понятным), лишились своей земли или, по крайней мере, стали считаться арендаторами на земле, которую считали своей многими поколениями.

С целью изменения этнического состава населения и усиления польского элемента власти возрожденной Польши на Волыни стали активно расселять «осадников» – отставных солдат и офицеров польской армии, участников только что закончившейся советско-польской войны 1920 года. Цель расселения осадников официальной Варшавой не скрывалась. Так, лидер польской Крестьянской партии («Стронництво людове») Винценты Витое прямо писал, что только польский крестьянин способен закрепить за Польшей земли восточнее Буга[175]. Правитель Польши Юзеф Пилсудский подвел под идею осадничества целую философскую концепцию, изложенную с прямотой солдата. В своем выступлении перед польской общественностью Волыни в январе 1920 года он сказал: «Когда мы говорим о Кресах, мы должны отдавать себе отчет, что это такое. Кресы – это столкновение одного народа с другим, одной культуры с другой, одного воспитания с другим воспитанием. Поэтому самым трудным заданием приграничной политики властей является формирование среди населения крепкого, непоколебимого уважения к самим себе. Во всем мире приграничная политика похожа. Я не знаю другой приграничной политики, кроме выражающейся лозунгом: «Горе побежденным!»[176]

Уже весной 1921 года стали прибывать первые осадники. Они бесплатно или по символической цене получали земельные участки от 12 до 45 гектаров на семью. Затем на «восточные кресы» устремились гражданские осадники, то есть колонисты, не имевшие военных заслуг. Всего на Волыни обосновались 3159 хозяйств «гражданских» поселенцев, и 3432 хозяйства «осадников», навербованных из числа демобилизованных военнослужащих. Сюда же были направлены многочисленные чиновники из Центральной Польши, а также нахлынули всякие проходимцы, которые стремились обогатиться за счет волынского мужика. Согласно польской статистике, всего было переселено порядка 78 тыс. человек, по советской – 115–130 тыс. человек[177]. (Советские органы учитывали также тех выходцев из Центральной Польши на Волыни, которые юридически не относились к осадникам.) Вся эта масса отличалась весьма грубыми манерами, отсутствием всякого желания заниматься трудом в поте лица. При этом осадники имели право владеть оружием, а также обладали полномочиями вершить суд над местными жителями. Почти 400 осадников занимали должности войтов (глав районной администрации). Все это привело к чудовищному произволу со стороны осадников. Большие льготы и полномочия, предоставленные им официальными властями, совсем не способствовали фермерству на земле. Мало кто из осадников действительно занимался сельским хозяйством. Большинство же предпочли немедленно сдать в аренду предоставленную им землю и вести паразитический образ жизни. Волынские осадники относились к самым крупным должникам (в 1932 году задолженность их оценивалась в среднем по 458 злотых на гектар, притом что максимальная прибыль на гектар не превышала 90 злотых). В 1935 году власти пошли на погашение долгов на 50 %, в следующем году – на очередные 30 % с учетом предыдущего погашения.

Таким образом, надежды Витоса на сельскохозяйственную колонизацию поляками восточных земель не оправдались. Скорее напротив, осадничество только разоряло бюджет и так небогатой Польши.

Впрочем, и в самой Варшаве постоянно опасались всеобщего бунта и прихода Красной армии. Понятно, что никаких инвестиций в восстановление опустошенной в результате войн Волыни практически не было. Таким образом, к старой классовой и этнической вражде русских крестьян к польским помещикам добавилась теперь жгучая ненависть к осадникам и польской государственности в целом. И очень скоро это дало кровавый результат.

В 1931 году, согласно польской переписи, в Волынском воеводстве проживало, как уже говорилось, 2085,6 тыс. жителей, из которых украинцы (как официально были переименованы малороссы и полещуки), составляли 1426,9 тыс. (68,4 %), поляки – 346,6 тыс. (16,6 %), евреи – 205,5 тыс. (9,8 %), немцы – 46,8 тыс., остальные великороссы, которых поляки выделили в отдельную категорию, а также чехи и пр. Волынь оставалась аграрным краем, где 90 % населения составляли крестьяне. Самым крупным городом был Ровно, имевший 40 тыс. жителей, в основном евреев. Малороссов в Ровно насчитывалось 3200 человек. Волынь оставалась бедным и отсталым краем, причем бедность и отсталость только увеличились с установлением польской власти. Например, на одного врача в 1926 году приходилось 3130 жителей городов и 15 640 человек, проживающих в селах, а в больницах всей Волыни было лишь 500 коек (на два миллиона населения!).

Хотя Волынь имела то отличие от малороссийских губерний Российской империи, что в ней было довольно крупное польское меньшинство, к тому же представленное не только помещиками и средними городскими слоями, но и большим количеством крестьян, а также осадников, этого все же оказывалось недостаточно для твердой польской власти. Уже осенью 1921 года жители Волыни (как, впрочем, и Галиции) бойкотировали перепись населения, проводимую польскими властями. Показательно, что на выборах в сейм в 1922 году от Волыни не был избран ни один поляк. Возникла попытка признать выборы недействительными, но не было никаких доказательств, что волынские избиратели имели какие-то нарушения, ибо Верховный суд так и не разрешил это дело.

Подавляющее большинство жителей Волыни считали свое пребывание под польской властью чем-то временным. При этом, если в Галиции среди тех, кто считал себя украинцами, господствовало желание создания своего украинского государства, волынцы видели свое будущее в возвращении в состав России. Не случайно на Волыни определенную популярность имела местная компартия. Мир с Польшей был подписан 18 марта 1921 года, но на Волыни продолжали греметь выстрелы. К лету 1921 года партизанским движением были охвачены Дубновский, Ровенский, Сарненский, Острожский, Ковельский и Владимир-Волынский уезды. В последнем уезде действовало до 3 тыс. красных бойцов. Партизанско-диверсионная деятельность на Волыни (как и в Западной Белоруссии) продолжалась до лета 1925 года, когда советский Разведупр принял решение временно свернуть «активную разведку» на территории тогдашней Польши. Волынские партизаны имели полную поддержку среди местного населения. Уверенные в скором крушении Польши, волынские коммунисты в конце 1924 года взяли непосредственный курс на подготовку всеобщего вооруженного восстания. При этом волынцы под руководством Петра Кравченко, известного тогда под псевдонимом Форналь, действовали самостоятельно, не очень слушая указы из Москвы и не подчиняясь Польской компартии. Но весной 1925 года при помощи своего агента польская полиция произвела массовые аресты, обезглавив всю боевую организацию, арестовав 1500 человек. Впрочем, как раз к этому времени в Москве приняли решение остановить действия партизан. В результате партизаны перешли границу, уйдя в СССР, частью остались нелегально на Волыни, ожидая «часа икс». Последняя точка в споре за Волынь еще не была поставлена.

Официальная Варшава в своей политике в отношении жителей «восточных кресов» (восточных территорий возрожденной Польши) стремилась к полной ассимиляции восточнославянского населения. Роман Дмовский, лидер польской партии национал-демократов (эндеков), ставший одним из главных творцов политики Польши, в одной из своих работ, написанной еще в начале XX века, задолго до возрождения Польши, откровенно отзывался о белорусах, литовцах и украинцах как о «поляках низшего сорта», неспособных к собственной государственности[178].

Польские власти были озабочены тем, что на Волыни большинство населения – православного вероисповедания. По этой причине, в противоположность Галиции, где Польша начала борьбу с украинством с целью окончательной полонизации галичан, на Волыни, напротив, проводилась украинизация. Главную роль играл в этом волынский воевода (с перерывами в 1928–1938 гг.) Генрик Юзевский. Он был одним из организаторов украинства в новых условиях. Не случайно во время Гражданской войны он даже был «министром» в «правительстве» Петлюры. Политика Юзевского получила название «волынского эксперимента» и заключалась в «государственной ассимиляции» украинизированных волынцев. Иначе говоря, поскольку быстрое ополячивание большинства жителей Волыни было невозможно, их надлежало дерусифицировать посредством проверенных методик украинизации. Юзевский считал, что необходимо осуществить синтез украинской и польской культур, осуществив «насыщение украинских национальных черт побегами польской» культуры[179]. Ампутация русского самосознания у галичан свидетельствовала, что дерусификация вполне возможна. Таким образом, считающие себя украинцами должны были стать лояльными польскому государству без усвоения католицизма и польского языка. При этом учитывалось также, что украинство может быть эффективной силой в противоборстве с большевиками, которые сами затеяли украинизацию в Украинской Советской республике. Юзевский считал, что Волынь может стать очередным украинским «Пьемонтом» – основой строительства независимой Украины, естественно, под польским руководством. Подобно Тадеушу Чацкому, Юзевский был убежден, что для полного отрыва Волыни от Русского мира необходима школа, но не польская школа для элиты, а массовая польская школа для украинцев с идеологически правильной программой. С этой целью Юзевский стал открывать польские школы с обязательным преподаванием украинской мовы, а также так называемые ультраквистские (двуязычные польско-украинские) школы. В 1932–1933 годах в Волынском воеводстве было 853 польские школы с обязательным украинским языком преподавания, 555 польских школ и 520 двуязычных. Русских школ не было вообще, да и сама попытка преподавать по-русски рассматривалась как подрывная деятельность. Впрочем, и «только» украинских школ не было. Украинский язык в школах должен был лишь ускорить усвоение польского. Юзевский, несмотря на нехватку учительских кадров, уволил практически всех «старорежимных» учителей, в том числе и поляков, пригласив на Волынь в качестве учителей людей из собственно Польши. Украинство в массы должны были нести осевшие на Волыни бывшие петлюровцы и прочие активисты самостийников, слишком запятнавшие свою репутацию и поэтому не привлеченные «украинизировать» советскую Украину. Впрочем, на Волыни эти бывшие петлюровцы занимались той же работой украинизации малороссов. Только если в СССР «украинцы» должны были стать частью всемирной республики трудящихся, то в восточных кресах Польши от украинцев требовалось стать счастливыми и верными холопами у пана.

Одновременно Юзевский стал издавать в Луцке газету «Украинская Нива», открывал «Ридны хаты» – клубы для украинской интеллигенции, на селе организовывались «Просвитянски хаты», а также различные фольклорные и музыкальные украинские общества. Вся идеология этих обществ была проста: украинцы есть нация, ничего общего с москалями не имеющая, счастливая жить под отеческой властью поляков. При этом все украинские организации из Галиции подвергались на Волыни преследованиям – галичане стали заниматься антипольской деятельностью, а волынцы должны были стать лояльными украинцами.

Особую тревогу у Юзевского и правительства в Варшаве вызывала православная церковь. Власти пытались возродить на Волыни униатство. Впрочем, особых успехов в деле возрождения унии не было. К 1937 году во всей Польше появилось лишь 20 тыс. «католиков восточного обряда», перешедших из православия. Впрочем, учитывая, что униатская церковь в Галиции все более занимала антипольские позиции, реанимация унии стала выглядеть не очень привлекательно в глазах официальной Варшавы. Гораздо большего можно было достигнуть, размывая православную церковь посредством украинизации богослужения.

Юзевский начал активно украинизировать богослужение, удалив большую часть прежней русской иерархии. Украинизация православия, или «размосковление» церкви, собственно, началась еще до воеводства Юзевского, сразу после окончания советско-польской войны. Уже осенью 1921 году в Почаевской лавре состоялся Волынский епархиальный съезд, на котором было признано необходимым украинизировать церковь путем замены церковнославянского языка на разговорный. Самое курьезное заключалось в том, что предлагаемый язык был галицкий, гораздо меньше понятный волынцам, чем привычные языки – церковнославянский и литературный русский. Главным украинизатором церкви стал очередной профессиональный украинец, епископ Дионисий Кременецкий, провозглашенный в 1923 году митрополитом автокефальной польской православной церкви. Уроженец Центральной России, родом из Мурома, кондовый москаль, Дионисий начал обращаться к пастве на каком-то странном жаргоне, который не понимали даже активисты украинского движения. Украинской мовой Дионисий так и не овладел до конца своих дней (что, впрочем, было понятно, учитывая, что этим искусственным языком, только создаваемым в то время, вообще не владел никто, а крестьяне разговаривали на своих диалектах русского языка).

Украинизаторами церкви стала небольшая, но шумная группа из весьма темных личностей. Как отмечал в 1937 году один эмигрантский автор: «Лидеры этого (церковного) украинства – бывшие псаломщики, ремесленники, учителя, мелкие кооператоры, базарные торговцы»[180]. Ведущим украинизатором церкви был врач по профессии Арсений Репинский, издававший специальный журнал «На Варти». Нашлись, увы, и некоторые иерархи, из корыстных побуждений заделавшиеся «украинцами». Главным украинизатором стал Алексий (Громадский). Некогда член Союза Русского Народа, в новых условиях он пошел на службу польскому правительству, покорно выполняя распоряжения об украинизации церкви. В 1932 году Алексий стал правящим епископом всей Волынской епархии, начав масштабную украинизацию. Впрочем, в 1939 году, после воссоединения Волыни с исторической Россией, он присоединился к Московской патриархии, но осенью 1941 года в условиях немецкой оккупации был провозглашен «экзархом» Украины. Впрочем, как и большинство «профессиональных» украинцев, его ждал бесславный конец: Алексий был убит в результате нападения банды самостийников в окрестностях Ровно.

Также видным церковным украинизатором был луцкий епископ Поликарп (Сикорский). Он усердно внедрял наспех сочиненные «украинские» церковные термины в богослужебную литературу, повсюду проповедуя лояльность Польше. Но после падения Польши вернулся в Русскую православную церковь. Наконец, сделал еще один кульбит – в декабре 1941 года все тем же митрополитом Дионисием был назначен Временным администратором Православной автокефальной церкви на освобожденных (то есть оккупированных немцами) землях Украины. На соборе, состоявшемся в феврале 1942 года, архиепископ Поликарп объявил себя главой Украинской православной автокефалии. Определением от 28 марта 1942 года за № 12, согласно судебному делу на него как на изменника Родины, наложено запрещение Русской православной церкви[181]. После поражения Германии он бежал за границу, где провозгласил себя митрополитом Украинской автокефальной православной церкви. В условиях начавшейся холодной войны Поликарп со своей малочисленной паствой поступил на службу спецслужбам США. Таковы были церковные (да и светские) украинизаторы. Но это все ждало впереди, а в 1920-1930-е годы украинизаторы церкви настойчиво пытались сделать церковь украинской.

Но даже при полной поддержке властей украинизация церкви не имела ни малейшего успеха. И духовенство, и простые верующие отказывались молиться по-украински. Тогда украинизацию православия стали проводить грубой силой. Летом 1927 года в Луцке был проведен украинский церковный съезд, резко выступивший против русских православных традиций в богослужении. Путем запугивания и откровенного подкупа иереев удалось украинизировать примерно 30 % приходов Волыни. Впрочем, чаще всего эта украинизация была формальной, священник подписывал обязательство, и продолжал служить по староотеческим обрядам. Виновником власть считала Дионисия, хотя тот, как положено ренегату, изо всех сил бился за украинизацию своей паствы. Недовольные медленным ходом украинизации православия, польские власти и самостийники в 1933 году организовали настоящий переворот в церкви, устроив в Иово-Почаевской лавре демонстрацию с требованием назначить свидомого украинца главой церкви.

В итоге, по данным современной исследовательницы Е. Ю. Борисенок, к концу 1937 года из 687 храмов епархии украинский язык употреблялся в 415. При этом исключительно на украинском языке богослужение совершалось в 124 храмах, поочередно в 40 храмах, периодически в 126 храмах, а в 99 храмах богослужение проводилось на церковнославянском, но чтение Священного Писания, молитв «Отче наш» и «Символ веры» – на украинском, в 26 – на церковнославянском языке с украинским произношением[182].

Впрочем, украинизация церкви немедленно сменилась полонизацией. Созданный в 1935 году Комитет по национальным вопросам при Совете министров Польши на своем первом заседании принял решение о том, что «православная церковь должна стать инструментом для распространения польской культуры на восточных землях»[183]. Закон Божий (православный) должен был преподаваться в школах на польском языке. По распоряжению министерства вероисповеданий, начиная с 11 ноября 1936 года абсолютно все богослужения в день польских государственных праздников должны совершаться только на польском языке.

На Волынь, как и на Западную Белоруссию, устремились различные протестантские секты. Если в собственно польских землях сектанты подвергались преследованиям, то на оккупированных восточнославянских территориях для деятельности сектантов были созданы все условия. В Варшаве надеялись на углубление расколов среди русского населения. Впрочем, особыми успехами сектанты похвастаться не могли, обратив в свою «веру» примерно 90 тыс. человек.

Православные все равно преобладали среди населения. По данным статистики, состав Волынской епархии на 1 января 1936 года был такой: православных – 1 405 299 человек, римо-католиков – 315 272, евреев – 198 885, евангелистов – 51 555, других сектантов – 39 326 человек[184].

Для ускорения дерусификации православных священников были реорганизованы на польский лад все духовные православные образовательные учреждения. Единственным языком преподавания всех учебных дисциплин стал польский язык. Расчет был прост: при таком обучении официальная Варшава надеялась получить кадры православных священников, полностью польских по духу. В 1938 году был издан президентский декрет, полностью подчинивший православную церковь в Польше государству. Все церковные должности могли заниматься только с разрешения правительства. Рукополагаться в церковный сан могли только лица, окончившие полонизированные духовные учебные заведения. В армии православные должны были молиться на польском языке (притом что католики читают молитвы на латыни). Имена православных должны были писаться на польский манер, метрики и выписки из церковно-приходских книг должны были писаться по-польски и все православные имена и понятия должны были писаться по правилам польской орфографии.

Впрочем, уверовав в ослабление православия, польские власти в 1937 году начали кампанию по «возвращению» волынцев в католицизм. При этом сие «возращение» проводилось грубыми полицейскими мерами и имело противоположный результат. Даже формально перешедшие в католичество крестьяне, которых оказалось лишь 4 тыс. человек, исповедовались и каялись православным священникам. Тогда власти начали целенаправленное уничтожение православных храмов. Особый размах этот вандализм принял на территории Холмщины, в которой преобладало католическое население, так что власти могли надеяться на поддержку своих действий у большинства населения. Всего в отдельно взятой Волыни в 1938 году в католические костелы были превращены 139 православных церквей, включая православную церковь XII века в селе Вышгородок, а уничтожено 189. Все эти действия вызвали широкий протест за рубежом и поставили Волынь, как и Западную Белоруссию, на грань восстания. Поняв, что зашли слишком далеко, польские власти приостановили уничтожение православных храмов в начале 1939 года. Впрочем, жить «Второй Речи Посполитой» оставалось совсем немного.

Политика полонизации волынцев через украинизацию имела парадоксальные последствия: русские Волыни не стали поляками, но превратились в украинцев. Ополячить волынцев не только не удалось, но грубые методы полонизации вызвали резкие анти-польские настроения, что и проявилось в ходе войны. Провал полонизации во многом объяснялся также и тем, что сами польские паны стремились лишь выбить из своих бывших крепостных русское самосознание, дабы у работавшего на них быдла не было никаких надежд на объединение с другой частью русского народа – основой великой державы, но не хотели превращения потомков своих крепостных в поляков. Ведь полная полонизация уравнивала панов и бывших малороссов, что совсем не нравилось панам. (Именно по этим же соображениям остзейские немцы в Прибалтике не поощряли германизацию эстонцев и латышей). Украинство, как полагали польские деятели украинизации, сделает малороссов полностью зависимыми от их «младших братьев». Вот что писал в своих мемуарах, изданных в 1980 году, генерал Зигмунд Подхорский, один из военных руководителей Польши в роковом 1939 году: «…мою хлопоманию усиливало то, что я любил этот украинский народ и, прекрасно зная его язык, с легкостью с ним объяснялся. Мне казалось, что я понял его нужды, и я мечтал о том, чтобы создать условия для сосуществования поляков высших слоев и русского крестьянства в симбиозе, в котором поляки были бы наставниками и вели бы этот народ к более высокому уровню культуры и морали, приучая его к идее общей родины, Польской республике, на основе принципов Гадячского договора, под дорогими каждому символами орла, Погони и Михаила Архангела»[185]. Впрочем, где-нибудь на юге США многие плантаторы, вскормленные черными кормилицами и воспитанные черными няньками, да и белая беднота, могли искренне желать успеха «своим» неграм, ценить их музыку и фольклор, заботиться об их благосостоянии. Но в то же время эти белые негролюбы всегда считали, что негры пусть остаются неграми и знают свое место в мире белых господ.

И вот украинизация действительно увенчалась успехом. За два межвоенных десятилетия Волынь приобрела особые черты, став областью, населенной «украинцами».

В сентябре 1939 года начался новый этап истории Волыни. После разгрома польской армии и бегства за границу польского военного и политического руководства Красная армия 17 сентября 1939 года перешла границу и быстро заняла «восточные кресы» бывшей Польши. Местное население Волыни, как и в Западной Белоруссии (но не в Галиции и Виленщине), восторженно встречало Красную армию. Уже к 19 сентября Красная армия вышла на линии разграничения с немецкими войсками. Наступил «золотой сентябрь», как называли в массах сентябрь 1939 года (заметим, что в советской пропаганде этого понятия никогда не употребляли). Хотя на Волыни и не было народных восстаний против польской власти, как в Западной Белоруссии, и не действовали антисоветские формирования, как в Галиции, все же советские органы отметили со стороны волынских крестьян многие случаи самосуда и расправ над осадниками, польскими чиновниками и военными.

Советизация Волыни началась немедленно. Уже 28 сентября был подписан советско-германский договор «о дружбе и границах», юридически закрепивший очередной раздел Польши между Германией и Россией. Линия разграничения войск стала государственной границей. 22 октября 1939 года было создано Народное собрание Западной Украины, состоявшее из крестьян, рабочих, служащих, представлявших все национальности края. На основе обращения Народного собрания V внеочередная сессия Верховного Совета СССР (1–2 ноября 1939 года) приняла закон о включении Западной Украины в состав СССР и воссоединении ее с Украинской ССР. 13–15 ноября 1939 года состоялась внеочередная третья сессия Верховного Совета УССР, единогласно одобрившая Закон о вхождении Западной Украины в состав УССР. На вновь присоединенной территории Волыни были образованы Волынская и Ровенская области.

Начались социалистические преобразования. Частная собственность заменялась общенародной. Было экспроприировано большинство промышленных предприятий (впрочем, в отсталой Волыни их было немного, да и сами предприятия являлись скорее кустарными). Значительная часть помещичьей земли, а также земель осадников, вместе со скотом, семенами и техникой была передана безземельным и малоземельным крестьянским хозяйствам. Расширилась сеть больниц, поликлиник. Была реорганизована система народного образования. Но, как и на других «западноукраинских» территориях, все местные русские были объявлены украинцами, мова стала языком преподавания и официальных документов.

Вскоре начались депортации «классово чуждых» категорий населения. «Сталинские депортации» стали таким же образцом тенденциозного преувеличения, как и «ГУЛАГ». Поэтому некорректны цифры в миллионы депортируемых, о которых писали некоторые историки (так, канадский украинец О. Субтельный называл цифру в 1200 тыс. поляков и 400 тыс. украинцев, депортируемых в 1939–1941 годах из Западной Украины). Огромные цифры присутствуют в любом сочинении про пакт Молотова-Риббентропа и «оккупацию» Восточной Польши. Но закордонные историки подводят под категорию «депортированных» всех – и интернированных солдат польской армии (это более 190 тыс.), и призванных в Красную армию в 1940 году, и местных безработных, трудоустроенных в других местах УССР (от 50 тыс. до 140 тыс.), и отселенных из погранзоны (более 36 тыс.), и даже беженцев, самовольно уезжавших вглубь УССР (около 78 тыс.). Заметим, что один человек при этом мог быть сосчитан несколько раз. По данным современной исследовательницы В. С. Парсадановой, всего депортированных из Западной Украины и Западной Белоруссии бывших польских граждан было 387 932 человек[186]. По данным Центрального архива ФСБ РФ на август 1941 года, когда последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР о предоставлении амнистии польским гражданам, содержащимся в заключении на территории СССР, численность арестованных, осужденных к заключению в лагерях, высланных, военнопленных и интернированных польских граждан составляла 391 575 человек (то есть данные почти совпадают с цифрами Парсадановой).

К февралю 1940 года были депортированы осадники общей численностью 140 тыс. человек (из них 18 тыс. из Волыни). Вторая волна депортации охватила семьи польских военнопленных (напомним, что 18 декабря 1939 года правительство Польши в изгнании объявило войну СССР, что автоматически сделало интернированных польских военных в СССР военнопленными), а также семьи политических заключенных из тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии и семьи военнослужащих, бежавших за границу. Третья волна – беженцы с территории Польши, оккупированной немцами, среди которых самой многочисленной группой оказались польские граждане еврейской национальности.

К лету 1941 года не только резко сократилось число Волынских поляков, но и практически полностью исчезла немецкая этническая община.

16 ноября 1939 года в Москве был подписан советско-германский договор о переселении этнических немцев, ранее проживавших на территориях Польши, отошедших к СССР, на «историческую Родину». Переселение проходило довольно быстро, и уже к 5 февраля 1940 года с Волыни выселились 66 297 немцев[187]. Понятие «волынские немцы» ушло в историю.

На Волынь вернулись уроженцы края, которые в сентябре 1939 года находились за пределами новых советских территорий. СССР и Германия заключили соглашение, по которому все военнопленные, призванные в польскую армию с территории, отошедшей СССР, но взятые в плен немцами, передавались Советскому Союзу, и наоборот. В результате обмена в октябре и ноябре 1939 года СССР было передано около 25 тыс. военнопленных – граждан бывшей Польши, уроженцев территорий, отошедших Советскому Союзу, а Германии – более 40 тыс. Большую их часть, рядовых и сержантов, распустили по домам.

В целом по состоянию на 1 января 1941 года в Волынской области проживали 1031 тыс. жителей, в Ровенской – 1223 тыс. Всего – 2254 тыс. человек. Война вскоре внесла коррективы в эту статистику.

22 июня 1941 года Волынь оказалась на острие немецкого удара. В первую неделю Великой Отечественной войны между Луцком, Бродами и Ровно развернулось грандиозное танковое сражение, закончившееся тяжелым поражением советских войск. Волынская и Ровенская области были полностью заняты немцами уже к началу июля. Рейхскомиссар Эрих Кох, полный хозяин оккупированных территорий, разместил свою резиденцию в Ровно. Это вызвало повышенное сосредоточение немецких войск и полиции на Волыни, а также особенно жесткий режим надзора за местным населением.

На оккупированной территории установился гитлеровский «новый порядок». Но в отличие от «старых» земель СССР (в границах 1939 года) новоприсоединенные регионы, включая Волынь, отличались своими этническими и социальными особенностями, что отразилось на ходе всех событий в военный и послевоенный период в этих краях. В отличие от Галиции и Прибалтики, где немецкие захватчики встретили довольно массовую поддержку населения, Волынь была несравненно более просоветской. Но этнические противоречия привели к тому, что на Волыни происходила не только война с немецкими оккупантами, но одновременно и несколько местных гражданских войн.

На Волыни действовали советские партизаны. 20-летний бывший батрак Николай Струтинский создал партизанский отряд из членов своей семьи, друзей и знакомых в полсотню человек и начал действовать в волынских лесах против немцев и самостийников. Летом 1942 года на Волынь был заброшен отряд «Победители» под командованием Дмитрия Медведева. Объединившись с отрядом Струтинского и установив связь с городским подпольем в Ровно, Луцке, Здолбунове и других городах, «Победители» развернули очень эффективную диверсионно-партизанскую деятельность. Партизаны провели более 120 боевых акций, уничтожив свыше 2 тыс. немцев. Легендарный разведчик Николай Кузнецов, переброшенный вместе с группой Медведева, действовавший под видом немецкого офицера, лично застрелил нескольких видных нацистов, а также сообщил в центр о готовящемся покушении на «Большую Тройку» в Тегеране.

Осенью 1942 года по Правобережной Украине прошел рейд партизанского соединения А. Н. Сабурова. В конце 1942 года северную часть Волыни прошли партизанские части С. А. Ковпака. В декабре 1942 года ковпаковцы парализовали железнодорожный узел Сарны. Летом 1943 года был создан оперативно-разведывательный центр во главе с А. П. Бринским, действовавший в районе городов Ковель и Каменец-Подольский.

Но вместе с тем самостоятельно возникли и другие партизанские группы, устанавливавшие свой контроль над определенными территориями и вступавшие в боевые действия со всеми, кто был другой национальности и придерживался другой политической ориентации. Советская власть не успела провести мобилизацию волынцев, так что многие крестьянские парни предпочли укрыться в лесах, чтобы не быть угнанными на работы в Германию. «Идейными» борцами им предстояло стать позднее, причем «идеи» эти понадобились потом, когда надо было найти оправдание своим действиям. Уже осенью 1941 года, воспользовавшись тем, что южнее Припяти никаких активных действий в начале войны не велось, некий Тарас Боровец, действовавший под кличкой Бульба, попытался на временно ничейном куске украинской земли основать «Новую Украину». Набранные Бульбой-Боровцом небольшие группы дезертиров (называющие себя «Полесской Сечью»), заняли оставленный Красной армией без боя городок Олевск и провозгласили свою самостийную республику. Немцы, у которых и так в разгар войны хватало забот, зато не хватало солдат, чтобы контролировать всю оккупированную территорию, 8 августа 1941 года дали Боровцу разрешение на формирование полка в одну тысячу штыков. «Бульбовцы» оказали немцам помощь в захвате и зачистке Ровенской области от рассеявшихся в лесах красноармейцев, а также участвовали в убийствах сторонников советской власти и ликвидации евреев в Сарнах, Олевске и Дубровицах. В октябре 1941 года у «Волынских» появилось новое название – «Украинская повстанческая армия – Полесская Сечь» (УПА-ПС). Однако просуществовала она недолго и вскоре была разоружена немецкими войсками, а ее бойцы разбрелись по хатам. Впрочем, уже весной 1942 года «бульбовцы» вновь сбились в стаю и захватили бесхозные территории Волыни и Житомирщины. Немецкие военные оценивали УПА-ПС на сентябрь 1943 года в 350 человек[188].

Появились на Волыни и группировки ОУН (организации украинских националистов), причем сразу обеих фракций – и мельниковцы (с которыми Боровец заключил союз), и бандеровцы. Результатом была война между мельниковцами и бандеровцами, которые, впрочем, иногда объединялись для борьбы с советскими партизанами.

Собранная немцами из местных жителей вспомогательная украинская полиция активно участвовала в «окончательном решении еврейского вопроса» на Волыни.

Появились волынские польские партизанские группы, считающие себя частями Армии Крайовой. Впрочем, как и повсюду, в основном аковцы «стояли с оружием у ноги».

Таким образом, в 1941–1943 годах на Волыни действовали сразу несколько воюющих сторон: немецкая оккупационная армия и подчиненная им украинская вспомогательная полиция, советские партизаны, «Полесская Сечь», ОУН-мельниковцы, ОУН-бандеровцы, Армия Крайова. При этом реально действующих сил было еще больше, поскольку многие отряды «бульбовцев» и мельниковцев представляли из себя совершенно независимые группы, чисто формально признавая над собой командование своих атаманов, и поэтому их сложно считать структурами «Полесской Сечи» или ОУН. И все они воевали друг с другом. В общем, Волынь напоминала Восточную Украину в 1918–1919 годах, когда в каждом уезде был свой «батька»-атаман и действовали никому не подконтрольные банды.

Осенью 1942 года ОУН-бандеровцы сумели разгромить и уничтожить ОУН-мельниковцев. Одновременно им удалось перетянуть на свою сторону многие независимые бандгруппы в лесах, в том числе многих бульбовцев. Осенью 1942 года ОУН объявили о создании некоей Украинской повстанческой армии (УПА). В исторической литературе эта УПА часто называется ОУН-УПА, чтобы подчеркнуть идеологическое и политическое руководство ОУН фракции Бандеры. Впоследствии датой создания УПА стало считаться 14 октября 1942 года. Собственно, об этом дне только несколько лет спустя после войны объявили украинские эмигранты, указывая на дату праздника Покрова Богородицы, всегда чтимого на Украине. Историк А. Волк отмечает, что деятельность первых повстанческих подразделений и сотен, подконтрольных ОУН, относится к февралю-марту 1943 года. Вскоре бандеровцы начали насильственную мобилизацию в свои ряды местных украинцев, причем родственники мобилизованных рассматривались как заложники. Ряды УПА стали быстро расти за счет притока бывших украинских полицейских, которые как бы «дезертировали» целыми частями из вспомогательной полиции оккупационного режима. Например, 20 марта в лес ушел Хозяйственный батальон из Луцкой полицейской школы общей численностью в 320 человек[189].

Разумеется, поверить в то, что немцы не увидели ухода сразу 5 тыс. полицейских, уже успевших показать себя при уничтожении евреев, могут только современные украинские историки. Могло быть дезертирство отдельных полицаев, на худой конец, целого взвода, но немцы немедленно пресекли бы все попытки дезертирства любого крупного подразделения и при этом спокойно ликвидировали всех недостаточно верных им унтерменшей. Немецкие правила предусматривали убийство всей семьи украинского полицая, дезертировавшего со службы, и уничтожение всей деревни украинского полицая, дезертировавшего с оружием в руках. Таким образом, просто «уйти в леса», оставив всю семью и родную деревню под немецким контролем, украинским полицаям было затруднительно.

Насчет того, воевали ли бандеровцы против немцев, ответ дали сами немецкие историки. В архивах Германии нет документальных свидетельств о боевых операциях отрядов ОУН-УПА против подразделений гитлеровской армии. Однако у немецких историков есть приблизительные сведения о нескольких нападениях украинских националистов на тыловые склады. Об этом говорится в письмах ряда немецких научных учреждений, располагающих обширными архивами документов времен Второй мировой войны, присланных в ответ на запрос председателя Союза советских офицеров Крыма Сергея Никулина[190]. Как видим, мародерством в тыловой полосе бандеровцы, как, впрочем, и другие бандгруппы самостийников, действительно занимались, но считать это «вооруженным сопротивлением», мягко говоря, невозможно.

Вслед за странным уходом украинцев немцы мобилизовали новую полицию преимущественно из поляков; кроме того, на Волынь был переброшен польский батальон вспомогательной полиции («шуцманов»). К тому же весной 1943 года немецкие органы очень своевременно разоблачили «Катынское преступление», что привело к разрыву отношений между СССР и эмигрантским правительством Польши в Лондоне. Так что в таких условиях советские партизаны могли смотреть на волынских поляков как на врагов. Зато на территории собственно Польши (в так называемом генерал-губернаторстве) немецкие власти активно привлекали украинцев. Еще в 1941 году на территории Закерзонья действовало 929 украинских школ и 2 украинские гимназии[191]. Подготовка к межславянской резне шла полным ходом. Понятно, что в условиях развертывающегося советского партизанского движения на Волыни оккупационные власти с удовольствием стравили между собой две одинаково для них чуждые расово-неполноценные группы населения. При этом масса крестьян, как украинских, так и польских, которые потенциально могли присоединиться к красным, теперь уничтожали друг друга, а заодно и красных. Самым главным же было то, что, приняв участие в массовых убийствах поляков, которые считались, как и западные украинцы, гражданами СССР, участники этих событий, в большинстве своем крестьянская беднота, то есть социально близкие, по советской терминологии, к советской системе, были повязаны кровью. Для них после расправ над такими же крестьянами (помещики и осадники, то есть главные эксплуататоры волынского крестьянства, были депортированы еще в 1939–1940 годах) теперь оставалась одна дорога – в лагерь к бандеровцам. Так на Волыни появились «национально-сознательные украинцы» с оружием в руках.

На руку бандеровцам летом 1943 года играло и то обстоятельство, что крупные советские партизанские отряды Сабурова, Федорова и Ковпака были отведены в начале зимы 1942/ 1943 годов на белорусское Полесье и зимовали в основном в белорусских лесах. Отряд Медведева в основном должен был обеспечивать разведывательную деятельность Н. Кузнецова. А польские части АК на Волыни существовали только в передачах лондонского радио. Поскольку некоторые волынские поляки начали вступать в ряды советских партизан, Делегатура (командование АК на Волыни) выступила с воззванием, в котором объявило, что сотрудничество с русскими является таким же преступлением, как сотрудничество с немцами[192].

Уже скоро после создания УПА начала истреблять польские деревни. Хотя большинство ВОЛЫНСКИХ поляков были потомками принявших католичество малороссов, именно они должны были быть уничтожены во имя украинской идеи. Впрочем, в ответ следовали кровавые акции возмездия со стороны поляков. Своего пика взаимная резня достигла летом 1943 года. 11 июля этого года считается датой начала «Волынской резни», поскольку УПА атаковала сразу 167 польских деревень. Отряды бандеровцев окружали и методично уничтожали польские деревни и хутора, поголовно вырезая население ножами, топорами и косами. Общее количество погибших польских крестьян историки оценивают так: от 30 тыс. до 100 тыс. человек. В ответ на это отряды АК также начали совершать налеты на украинские деревни, истребив несколько тысяч украинцев.

Советские партизаны пытались защитить местных жителей, независимо от национальности. Заместитель Ковпака, а затем командир прославленной Первой партизанской дивизии Петр Вершигора писал о буднях советских партизан лета 1943 года: «Один раз мы спасаем польскую деревушку от украинских националистов, другой – украинскую от польских полицаев… Одно только типично для тех и других: ни разу ни те, ни другие не оказали нам вооруженного сопротивления. Как шакалы по следам крупного зверя, так и эта мразь ходила по кровавым тропам немецкого фашизма и делала свое шакалье дело. И, подобно шакалам, бежала при первом чувствительном ударе палкой по хребту. А затем снова нападала из-за угла»[193].

Многие поляки, видя, что только советские партизаны защищают их, вступили в их ряды. Кроме того, возникли и чисто польские партизанские отряды просоветской ориентации. Уже в августе 1943 года их было четыре[194].

Но зато украинское население, ограбившее своих польских соседей и нередко также ими ограбленное, теперь не симпатизировало советским партизанам. Не случайно комиссар партизанского отряда Ковпака Семен Руднев во время прохождения по территории Волыни 22 июня 1943 года записал в дневнике такую фразу: «Все села заражены национализмом»[195].

В целом Волынь была основательно «зачищена» от польского (как ранее – от еврейского) населения. В отчете Службы безопасности ОУН (Б) района Млынив Ровенской области казенным бюрократическим языком было отмечено: «За отчетный период было ликвидировано 17 польских семей (58 человек)… Местность в целом очищена. Ляхов чистокровных нет. Дело смешанных семей рассматривается»[196].

Какие же были последствия этой кровавой вакханалии? По мнению современного исследователя Ю. Шевцова, «главный итог резни поляков на Волыни и Полесье в 1943 г. – это формирование непримиримой, неспособной к примирению с Советским Союзом критической массы украинского националистического движения фашистского толка. Этой критической массы хватило для того, чтобы сдержать действия советских партизан в критический для немцев на Восточном фронте момент и обеспечить немцам более менее устойчивые транспортные коммуникации между Германией и фронтом»[197].

В самом деле, летом 1943 года партизаны на оккупированных территориях СССР проводили операцию «Рельсовая война». Но через Волынь немецкие воинские эшелоны шли на Курскую дугу без всяких проблем. Приходится признать, что «волынская резня» оказалась одной из наиболее эффективных операций германских спецслужб во время Второй мировой войны.

Поздней осенью 1943 года Красная армия вплотную приблизилась к довоенным границам Польши. Это обстоятельство напугало не только немецкое руководство, но и эмигрантское «правительство» Польши в Лондоне. В течение октября 1943 года лондонским «правительством» были разработаны директивы операции с красивым названием «Буря» (Burza). Предусматривалось поднять восстание и занять территорию Польши в границах 1939 года перед тем, как ее займет Красная армия. На польских лидеров магнетически действовал опыт 1918 года, когда поляки, как они считали, смогли обхитрить и немцев, и москалей, и западные демократии. «Буря» весной и летом 1944 года ознаменовалась партизанскими действиями на Волыни, восстаниями в Вильне, Львове и Варшаве. Все эти восстания характеризовались мужеством и храбростью повстанцев и феноменальной бездарностью проведения операции.

Зимой 1944 года Красная армия освободила Луцк, Ровно и некоторые другие города Волыни. После этого фронт стабилизировался вплоть до июля 1944 года, до проведения Львовско-Сандомирской операции.

Затишье на фронте старались использовать в своих интересах польские эмигрантские круги. В январе-марте 1944 года Армия Крайова сформировала 27-ю пехотную дивизию (Волынскую) численностью в 6558 человек. Следует заметить, что, желая произвести впечатление и на врагов, и на друзей, поляки называли свои отряды по номерам и названиям армейских частей довоенной польской армии. Именно этим объясняется наличие в Армии Крайовой «полков», «бригад» и «дивизий» с длинными порядковыми номерами, которые в реальности могли насчитывать несколько десятков невооруженных бойцов. Также необходимо учитывать, что точная численность для подпольных организаций всегда условна. Так что рассуждения о сотнях тысяч бойцов подпольных организаций в оккупированной Польше, которые за 1939–1944 годы убили целую одну тысячу немцев, являются патриотическим преувеличением. 27-я Волынская дивизия АК, впрочем, была действительно боевой частью, сражавшейся с УПА, ведь она возникла на базе польских отрядов самообороны. Эта дивизия была единственным реально сражавшимся подразделением АК.

В конце марта командир дивизии Ян Войцех Киверский встретился с советским генералом Сергеевым и договорился о взаимодействии своей дивизии с частями Красной армии. В оперативных вопросах 27-я Волынская дивизия АК переходила в распоряжение советского командования, но пользовалась определенной свободой действий. В марте-апреле АК пыталась начать самостоятельные боевые действия против немцев и взять Владимир-Волынский и Ковель. Но сидевшее в Лондоне командование АК не рассчитало, что эти города укреплены, и к тому же в ожидании удара Красной армии на Волынь прибыли свежие подкрепления вермахта. В результате поляки были быстро разгромлены, понеся большие потери. На помощь полякам прибыли части 13-й кавалерийской дивизии Красной армии. 18 апреля 1944 года польская Волынская «дивизия» вместе с советскими частями попала в окружение, а затем прорвалась в Полесье и с боями перешла на западный берег Буга, потеряв большую часть своего личного состава. На этом закончилась «Буря» на Волыни. Впрочем, последствиями «Бури» на Волыни стало подозрительное отношение не только политического руководства СССР, но и советского военного командования к совместным военным операциям с поляками. Все это непосредственно отразилось в период польских восстаний в Вильне, Львове и Варшаве.

Несколько позднее, 3 августа 1944 года, на переговорах в Москве премьер-министр эмигрантского правительства С. Миколайчик гордо заявил, что «поляки создали в Польше подпольную армию». На это Сталин резонно заметил: «Борьбы с немцами она не ведет. Отряды этой армии скрываются в лесах. Когда спрашивают представителей этих отрядов, почему они не ведут борьбы против немцев, они отвечают, что это не так легко, так как если они убивают одного немца, то немцы за это убивают десять поляков… наши войска встретили под Ковелем две дивизии этой армии, но когда наши войска подошли к ним, оказалось, что они не могут драться с немцами, так как у них нет вооружения… отряды польской подпольной армии не дерутся против немцев, ибо их тактика состоит в том, чтобы беречь себя и затем объявиться, когда в Польшу придут англичане или русские»[198].

Волынь была освобождена летом 1944 года. Вскоре Волынская и Ровенская области были окончательно украинизированы. Польское население стремительно таяло. Из-за действий бандеровцев поляки в массовом порядке бежали из сел. Они сосредотачивались в райцентрах, городах или больших лагерях в лесах, где их охраняли либо польские коллаборационисты из немецкой вспомогательной полиции, либо польские партизаны из АК. Десятки тысяч поляков с Волыни, а позже и из Галиции бежало на территорию оккупированной немцами Польши[199]. Но назад на Волынь они не вернулись. Советская военная администрация в Польше и новое просоветское правительство в этой стране вежливо объявили волынским полякам, оказавшимся на территории собственно Польши, что им надлежит остаться на своей «исторической Родине». В скором времени добровольно-принудительно выехали с Волыни и остальные поляки.

Уже с конца 1944 года началась репатриация поляков на территорию собственно Польши, а также на земли, отошедшие к Польше от Германии. Польское население почти полностью исчезло. Так пришел конец волынской «Полонии» (как традиционно называют польские этнические общины за пределами собственно Польши).

Также за время войны почти исчезло некогда многочисленное еврейское население, уничтоженное нацистами и бандеровцами.

Резко сократилось чешское население. С 1944–1945 годов чехов стали призывать в армию, но не все попали в Красную армию. Согласно призывным протоколам, почти 12 тыс. чехов из Волыни вступили в 1-й Чехословацкий армейский корпус в СССР. 1480 волынских чехов погибли, умерли от ран или пропали без вести. Почти 650 человек чешской национальности отдали жизнь, воюя в Войске Польском, отрядах советских партизан и польской Армии Крайовой. В июле 1946 года Сталин по личной просьбе президента Чехословакии Эдварда Бенеша подписал договор о репатриации волынских чехов на историческую Родину. Первый транспорт из Дубно выехал 30 января 1947 года, а операция возвращения чехов на родину продолжалась 109 дней. Переселились более 33 тыс. человек. Правда, некоторые чехи отказались выезжать. Но ассимиляция и смешанные браки еще более сократили численность чехов Волыни. После провозглашения независимости Украины в 1991–1993 годах еще почти 2 тыс. чехов уехали в Чехию. В 2001 году на Волыни проживали 2 тыс. чехов. Но после «майдана» 2013–2014 годов и начавшейся гражданской войны последние волынские чехи покидают Волынь.

Восточнославянское население Волыни, впрочем, осталось на своей Родине. Более того, численность украинцев даже возросла, поскольку прибыли украинцы из Закерзонья, в основном из Холмщины.

В целом в конце 1944 года освобожденная Волынь еще не стала полностью «своей». В тылу Красной армии действовали бандформирования, которые обычно назывались словом «бандеровцы». Это было не вполне справедливо, поскольку среди бойцов антисоветских формирований были «бульбовцы», мельниковцы, различные идейно немотивированные бандиты и только некоторые бандгруппы из ОУН-УПА. Ряды бандформирований стали расти после того, как в леса устремились уклонисты, не желавшие вступать в ряды Красной армии. С ними поступали соответственно с законами военного времени.

Еще в ходе боев за освобождение Волыни в тылу Красной армии развернулась деятельность украинских самостийников. Только с января по февраль 1944 года в Ровенской области было зарегистрировано 154 нападения на подразделения и отдельных военнослужащих Красной армии, в результате чего было убито 439 советских военнослужащих. В феврале 1944 года в результате нападения диверсионной группы ОУН неподалеку от Ровно был смертельно ранен выдающийся советский военачальник генерал армии Н. Ф. Ватутин.

УПА уже тогда пыталась объявить себя также антинемецкой группировкой. В наши дни украинские историки вовсю трубят о том, что бандеровцы сражались против Сталина и против Гитлера. Сами немцы, впрочем, и не знали, что бандеровцы, оказывается, «воюют» с ними, да еще за самостийную Украину. Так, 23 мая 1944 года немцы раскидали с самолета листовки в тылу 1-го Украинского фронта, в которых называли УПА армией, «борющейся против сталинской власти, за народную власть без большевиков, помещиков и капиталистов»[200]. Таким образом, бандеровцы были действовавшей в тылу вражеской группировкой.

Главной задачей восстановленной советской власти стала ликвидация украинского националистического подполья. На Волыни, где действительно было много лиц, запятнавших себя участием в уничтожении евреев и резне поляков, борьба предстояла нешуточная. Достаточно сказать, что в Волынской области в 1945–1946 годах было размещено 3400 бойцов внутренних войск, в Ровенской – 3100[201]. Работали «вэвэшники» весьма эффективно, и бандеровщина на Волыни была ликвидирована довольно быстро. Под влиянием поражений внутри бандеровского движения начались внутренние разборки. Руководить СБ (службы безопасности) ОУН(Б) на Волыни М. Козак в течение января-сентября 1945 года рассмотрел дела 938 боевиков и по обвинению в измене ликвидировал 889 человек из их числа[202]. Интересно, что непосредственно в боях с советскими внутренними войсками и частями Министерства госбезопасности (МТБ) к лету 1945 года в Волынской области было убито 186 боевиков, в Ровенской – 1604. В целом, в отличие от Галичины, бандеровское движение было подавлено к 1946 году, хотя отдельные бандгруппы действовали еще до конца 1940-х годов.

Но борьба была все же серьезная, трудная и кровавая. Бандеровцы не рисковали вступать в бои с армейскими частями и спецгруппами МГБ. В основном они занимались диверсионно-террористической деятельностью. В Ровенской области сожжено и уничтожено 50 школ, поголовно уничтожались члены семей красноармейцев и сторонников советской власти. В двух волынских областях от рук бандеровцев погибли 7,5 тыс. человек, в большинстве своем мирных жителей, а также бойцов истребительных батальонов, сотрудников НКВД-МГБ, военнослужащих и сдавшихся по амнистии бывших боевиков ОУН.

После разгрома бандеровщины начались мирные будни края, ставшего чисто украинским и по официальным анкетам, и по самоощущению своих жителей. Поскольку все местные малороссы были объявлены украинцами, то советская власть закончила украинизацию. Свыше 90 % жителей Волынской и Ровенской областей согласно переписям, называли себя украинцами. В школах образование шло в основном на украинской мове, так что именно местный вариант мовы стал языком общения. При этом Волынская и Ровенская области оставались преимущественно аграрными, самыми крупными промышленными предприятиями были азотно-туковые предприятия, сахарные заводы, деревообрабатывающие предприятия и заводы по переработке сельскохозяйственной продукции. Главная энергетическая мощность региона – Ровенская АЭС. Каких-то огромных «великих строек» здесь не было, – соответственно, не было и массового притока новых переселенцев. В результате украинский язык даже в городах имел сильные позиции. Урбанизация обеих областей исторической Волыни была слабой. Самыми крупными городами были Луцк (с 200 тыс. жителей), Ровно (240 тыс.), Ковель (60 тыс.). Остальные города имели меньше 50 тыс. жителей. В целом сельское население составляет половину всех жителей. Зато Волынь отличалась высоким естественным приростом. Население выросло за советские времена, превзойдя довоенную численность. По состоянию на 1 июля 1946 года Волынская область имела 809 тыс. жителей, Ровенская – 779 тыс. Но в 1989 году Волынская область насчитывала 1063 тыс. человек населения, Ровенская – 1169 тыс.

Даже в первые годы независимости Украины на Волыни продолжался рост населения. И лишь с середины 1990-х Волынь стала вымирать вместе со всей Украиной.

Но почти полностью украиномовная Волынь сохраняет верность православию. Большинство верующих относятся к церкви Московского патриархата. Автокефалыцики, а также расплодившиеся за годы «незалежности» сектанты, вместе взятые, составляют около трети верующих. Волынцы остаются лояльными украинской государственности. На выборах волынцы голосовали за самостийнические партии. В период военных действий на Донбассе во время «Русской весны» Новороссии уроженцы Волынской и Ровенской областей, в отличие от национально-свидомых галичан, не говоря уже о русскоязычных неонацистов из Киева или Днепропетровска, воевали весьма стойко. Но это объясняется, впрочем, традиционной крестьянской лояльности к власти.

Так чем же является Волынь сегодня и в обозримом будущем? Может ли она вновь стать частью Русского мира, вспомнят ли волынцы, что они часть Союза Русского народа? Или же украинство окончательно и бесповоротно овладело помыслами жителей исконно русского края? Хочется верить, что Волынь была и останется Волынской Русью. Конечно, рерусификация не произойдет быстро и просто. Перестрелять всяких бандеровцев было лишь вопросом техники, а вот вернуть русское самосознание – это задача для целых поколений. Но край, который целое тысячелетие был русским, должен русским и остаться.

Бойки, или верховинцы, – название одной из субэтнических групп населения Западной Украины. Собственно, бойки являются частью карпатских русинов. Однако украинизация, которая носила в Галиции тотальный характер, привела к тому, что современные бойки относят себя к украинцам. Более того, бойки Галиции являют собой просто эталон «западенца». При этом бойки сохранили немало архаичных черт быта и культуры, восходящих еще ко временам язычества. Язык бойков – местный вариант русинского с сильным влиянием церковно-славянского, с заимствованиями из словацкого и румынского.

Бойки проживают в Восточных Карпатах. Ареал расселения бойков расположен по обоим склонам Водораздельного хребта и ограничен границей гор и всхолмленного предгорья (на севере), междуречьем Сана и Днестра, Ужа и Жденивки (на северо-западе), Латорицко-Быстрицко-Надворнянским и Мокрянско-Брустрянским междуречьем (на юго-востоке), а также Полонинским хребтом (на юге). На административной карте земли бойков (Бойковщина) включает в себя Долинский и часть Рожнятовского районов Ивано-Франковской области, Сколевский, Турковский, части Стрыйского, Дрогобычского, Самборского и Старосамборского районов Львовской области, Воловецкий и части Межгорского и Великоберезнянского районов Закарпатской области, до 1947 года часть этнической территории бойков располагалась на юго-восточных землях Польши, но после операции «Висла» бойки были выселены с родных мест и расселены на западных землях Польши. Историческая территория Бойковщины занимала примерно 8 тыс. кв. км.

Общую численность бойков в начале XX века энциклопедия Брокгауза и Эфрона определяла в 100 тыс. человек. В 1930-х годах здесь проживало до 400 тыс. бойков. Такая разница в цифрах объяснялась именно тем, что самоназвание «бойки» к 1930-м годам стало весьма популярно и было усвоено многими карпатскими горцами, которые еще недавно не знали, что они бойки. Крупнейшие городские поселения Бойковщины – Турка, Сколе, Бориня, Воловец, Межгорье, Старый Самбор, Борислав, Долина, Калуш и др.

Особенность географического положения ареала их расселения (отсутствует компактное иноэтническое окружение) и культурная изоляция, присущая любой горной местности, способствовали сохранению бойков как этнографической группы, серьезно выделяющейся от иного восточнославянского населения Карпатских гор (гуцулов, лемков, долынян).

При этом бойки долго не имели, в отличие от своих соседей лемков и гуцулов, единого этнонима. Вплоть до XX века среди карпатских горцев бытовали самоназвания верховинцы, горальцы, подгоряне. И только в начале XX столетия этноним «бойки» более или менее утвердился – сначала среди галицкой интеллигенции и лишь затем среди самих бойков.

Самое первое упоминание о бойках датировано 1607 годом. Впервые слово «бойки» для обозначения целой группы населения употребил в 1831 году униатский священник, русинский поэт и любитель-этнограф Иосиф Левицкий. В своей «Грамматике языка русинского» Левицкий выделил среди русинов языковую группу, употреблявшую в своем языке частицы «бо є» («только»), в единственном числе мужского рода «бойко», в женском роде – «бойкеня», в отличие от лемков, говоривших «лем», и «лишаков», говоривших «лише», «лишень». Впрочем, Левицкий не придумал слово «бойки», ведь еще в начале нашей эры в Карпатах жило кельтское племя «боейев» (от которых произошли названия Бавария и Богемия), так что этноним «бойки» вполне мог существовать и ранее, но до Левицкого ученая публика его не знала. Современный исследователь Михаил Худаш считал, что название происходит от антропонима Бойко. Наконец, в народном представлении бойков прозвали так за свой бойкий характер.

Первым исследователем бойков стал Иван Вагилевич, член «Русской Троицы» Галиции. В 1839 году он опубликовал в чешском журнале большую статью «Бойки, русско-славянский люд в Галиции», где всесторонне описал историю, быт, территорию расселения бойков.

Во второй половине XIX и начале XX веков жизнь и быт бойков изучал и описывал Иван Франко, который сам был бойком. Он посвятил истории и культуре этого края ряд художественных, публицистических и научных произведений («Этнографическая экспедиция на Бойковщину», «Карпаторусское писательство» и др.). В 1934–1939 годах в городе Самборе выходила «Летопись Бойковщины» – издание, целиком посвященное исследованию истории, культуры и быта бойков и Бойковщины.

Исторически бойки, как и большинство галичан, являются потомками белых хорватов. Впрочем, в Карпатах была и историческая прародина сербов. Известный антрополог Федор Волк (Вовк) находил антропологическое сходство бойков с южными славянами и большое сходство в верованиях и обычаях.

Откуда и когда появились бойки? Иван Вагилевич считал их потомками кельтов – бойев. Впрочем, польский этнограф Роман Рейнфусс утверждал, что бойки появились лишь в XVI веке, в период «влашской колонизации», и являются ославяненными влахами. Понятно, что польские авторы стремились изобразить бойков как можно более поздними жителями Бойковщины, которые пришли на земли Польской короны как иммигранты, что давало бы право Польше на господство над этим краем. Впрочем, документированных свидетельств о бойках действительно мало. Но по данным археологии, хотя Карпатские горы были заселены восточными славянами по меньшей мере с начала нашей эры, однако многие горные котловины, малопригодные к земледелию, действительно были заселены и освоены в XVI–XVIII веках.

История бойков неотделима от общей истории Галиции и Закарпатья. В 1772–1918 годах Бойковщина находилась в составе владений Габсбургов (впоследствии Австрийская империя и Австро-Венгрия), в 1919–1939 – Польши. После присоединения в 1939 году Галиции и в 1945 году Закарпатья Бойковщина входит в состав СССР.

Антропологически бойки коренастые, плотные, с большой головой; закарпатские бойки, как правило, смуглые, черноволосые и черноглазые, а прикарпатские – наоборот, светлые. Жившие в своих горах тихо и уединенно, бойки еще в Австро-Венгрии славились своей деловитостью – так, они контролировали почти всю торговлю фруктами в империи.

Бойковские села находятся в долинах и имеют в основном скученный характер. Только в более высотной зоне они частично рассеяны. Немало поселений Бойковщины очень древнего происхождения и упоминались еще в Галицко-Волынской летописи (Ступница, Погонщик, Старый Город, Спас, Старая Соль и др.).

Бойки занимались горным земледелием, скотоводством, лесным и сельским хозяйством. Для хранения сена и соломы бойки разработали обориг – конструкцию из вертикальных многометровых столбцов и подвижной крыши из коры, соломы или драныц (специальных дощечек для покрытия крыш). Под пашню они осваивали не только долины, но и горные склоны. Как это часто бывает с жителями гор, бойки сохранили очень много архаичного и в языке, и в способах ведения хозяйства. Так, на Бойковщине вплоть до 1920-1930-х годов сохранялись архаичные способы подсечно-огневого освоения земляных участков. При этом основным сельскохозяйственным орудием была мотыга. В условиях малоплодородных почв, климатических режимов различных высотных зон на Бойковщине сложились традиционный, не меняющийся веками ассортимент выращиваемых культур и своя агротехника. В животноводстве преобладал крупный рогатый скот.

Развивались на Бойковщине различные ремесла и промыслы. Карпаты очень богаты лесом, и не случайно карпатские горцы всегда славились обработкой дерева. Одним из самых распространенных занятий бойков была рубка леса, а также сплав древесины. Местные мастера-плотники строили для себя и на продажу дома и хозяйственные здания, возводили церкви, производили из дерева почти все сельскохозяйственные орудия, транспортные средства, домашнюю утварь, посуду и др. Поскольку в Карпатах нередко бывают дожди, то на Бойковщине храмы имеют своеобразные ступенчатые кровли, из-за которых церкви напоминают пагоды. Народные зодчие удачно использовали рельеф местности, тонко чувствовали природу, искали с ней гармонии и прекрасно знали качества дерева. Массивные формы крыши зданий чем-то похожи на горы, а расположение их повторяет очертания рельефа. Благодаря умелому конструктивному решению здания выглядят легкими и как бы возвышаются над склонами гор. Жилые дома бойки строили с высокой острой, слегка выгнутой крышей. Жилые дома, усадьбы, двор загораживали чаще всего жердями, прикрепленными к столбам деревянными гвоздями, заключая их среди двух столбов и перевязывая лозой.

Традиционная бойковская народная одежда до конца XX века сохраняла очень древнюю форму и крой. Одежду шили из домотканого полотна, шерстяного сукна и овечьего меха. Девушки носили вышитые рубашки, белые юбки с вышитым краем, а также украшенный вышивкой фартук, на голове – светлый платок. Замужние женщины на рубахи надевали лейбик из коричневого сукна, украшенный на груди шнурами и самодельными пуговицами из того же сукна. Мужской костюм был строгим: рубашка и штаны из белого полотна с узкими, в основном черного цвета, вышивками. Брюки иногда вышивали внизу и по швам. Летом носили соломенную шляпу, зимой – кучму (баранью шапку). В древности бойки отпускали длинные до плеч волосы, которые даже заплетали в косы. Бороды брили.

Весьма развито у бойков традиционное декоративное искусство. Вышивка, резьба по дереву, ювелирное искусство, роспись писанок, художественная обработка кожи – все это имеет очень самобытный характер, до нашего времени дошли произведения народной живописи XVI–XVIII веков, свидетельствующие о высоком уровне бойковского искусства. Многие бойковские орнаменты очень архаичны. Например, примитивное изображение солнца в виде радиальных линий, выходящих из центра круга, что дошло неизменным от языческих времен. Развивались также ткачество, гончарное дело и бондарство.

В целом Бойковщина была бедным и отсталым краем. Горцы страдали от безземелья, голод, эпидемии и войны часто опустошали край. Галицией и Карпатской Русью правил инонациональный правящий класс. При этом в силу нелюбви панов к работе помещичьи хозяйства разорялись и продавались. Их перекупали земельные перекупщики-спекулянты – евреи-ростовщики, врачи, купцы, адвокаты и т. и., продавая либо сдавая в аренду крестьянам и шляхте.

В 1914–1920 годах Галиция стала театром военных действий трех войн – Первой мировой, польско-украинской и советско-польской. В ходе последних из этих войн в августе 1920 года была провозглашена недолговечная Войковская Советская республика во время большевистского восстания под руководством Коммунистической партии Восточной Галиции. Большевики вели пропагандистскую работу среди бойцов Украинской Галицкой армии (УГА), интернированных в Чехословакии. Начало восстания координировалось с командованием Красной армии и Галицким революционным комитетом (Галревкомом). Вооруженное выступление началось в Сколевском районе Львовщины прибывшим из Карпатской Руси отрядом во главе с Ф. Бекешем. Первоначально восстание имело успех. К нему присоединились лесорубы и крестьяне. 21 августа повстанцы разоружили польскую пограничную заставу и взяли населенный пункт Опорец. На проведенном митинге Бекеш зачитал листовку «За что бьются большевики» и провозгласил создание Войковской Советской республики. 22 августа повстанцы выгнали польских пограничников из села Лавочное и избрали ревком во главе с Бекешем. 23 августа по дороге отряд добрался до сел Тухля и Гребни. Под селом Славское повстанцы разгромили польский отряд и пытались овладеть городом Стрый вместе с 8-й кавалерийской дивизией В. Примакова. Из-за отступления Красной армии 26 сентября повстанцы под давлением польских войск перешли в Закарпатье, где и были интернированы чехословацкими властями. На том и закончилась история единственного государственного образования бойков.

В период между мировыми войнами произошла масштабная украинизация бойков. Советская эпоха превратила бойков в местную группу украинцев. Урбанизация и всеобщее школьное образование на украинской мове окончательно украинизировали бойков, в значительной степени утративших отдельную бойковскую идентичность. Старый этноним «русины» полностью исчез, да и имя «бойки» стало обозначать чисто местную разновидность украинцев. В целом в настоящее время принципиальной разницы между просто западными украинцами и бойками практически почти нет. Но это «почти» все же сохраняется. Этому способствует проведение разнообразных культурно-художественных мероприятий (в частности, Международный фольклорный фестиваль бойков «Бойкивска ватра» и др.), сохранение памятников народной бойковской архитектуры. Таким образом, о полной украинизации бойков говорить еще преждевременно.

Среди регионов метрополии восточного славянства – Малой Руси – выделяется весьма специфический субрегион – Гуцульщина. Этот субрегион, с одной стороны, является вполне «очевидным», поскольку заселен гуцулами – одной из самых интересных и древних этнических групп малороссийской ветви русского народа. С другой стороны, Гуцульщина включает в себя земли сразу трех различных исторических областей Западной Украины – Галиции, Буковины и Закарпатья. Гуцульщина никогда не была отдельной политической или экономической общностью. Но отдельным субрегионом Гуцулыцину делает то обстоятельство, что она является уникальным историко-этнографическим краем.

Географически Гуцульщина включает в себя горные районы Восточных Карпат (и верховья рек Черный и Белый Черемош, Прут, Черная и Белая Тиса), входящие в состав Ивано-Франковской, Черновицкой и Закарпатской областей современной Украины. Гуцульщина включает в себя современные Косовский и Верховинский районы Ивано-Франковской области, Раховский район Закарпатья и западные части Черновицкой области, часть Гуцулыцины находится на территории Румынии, Польши и Словакии. Территория Гуцулыцины на Украине – 6,5 тыс. кв. км.

В 1878 году, по данным Я. Головацкого, гуцулов насчитывалось в Галичине 79 031 человек, в Буковине – 13 205, в Угрии (Закарпатье) – 15 384 человек. Итого всех гуцулов – 107 610 человек[203].

По данным первой Всеукраинской переписи населения 2001 года, 21 400 жителей Украины называли себя гуцулами. Учитывая, что большинство гуцулов относят себя к украинцам, то в целом с учетом постоянных жителей Гуцулыцины эту цифру можно смело увеличить в 10 раз. Более того, с учетом большой русинской диаспоры в странах Западного полушария (а среди полумиллиона русинов в США до половины из них составляют гуцулы), численность гуцулов в мире определяют в 2 млн человек.

Несмотря на малочисленность, гуцулы широко известны за пределами своего расселения. Нередко всех жителей Западной Украины считают гуцулами (подобно тому, как порой всех жителей Русского Севера считают поморами), хотя слово «гуцулы» носит не этнический и даже не географический, а скорее профессионально-хозяйственный характер. Гуцулы издавна занимались горно-пастбищным скотоводство, лесными промыслами, сплавом леса по горным рекам. Земледелие (главным образом садоводство и огородничество) имело второстепенное значение, что принципиально отличало гуцулов от русинов равнинной части Галиции, Буковины и Закапартья. Были развиты у гуцулов художественные промыслы (резьба и выжигание по дереву, производство кожаных и медных изделий, гончарство, ткачество). Гуцулы резко отличаются от других малороссов, в том числе живущих в Карпатах русинов, своим говором, одеждой, строением жилья, традиционно-прикладным искусством.

Благодаря географической изолированности гуцулы, подобно многим горцам, смогли уберечь в своей культуре и обычаях древние славянские черты, давно утерянные жителями долин и тем более городов.

Гуцулы в антропологическом плане относятся к карпатскому антропологическому комплексу, отличаясь от других восточнославянских групп более темной окраской волос, широким лицом и широкоовальным его контуром. В первой половине XX века ученые производили исследование антропологических особенностей жителей Гуцулыцины. В 1904–1906 годах систематическим изучением населения Карпат занимался Федор Волков (Вовк). Он пришел к следующим выводам: гуцулы, живущие в верховьях Прута и Черемошей, на 86, 9 % темноволосые и на 58 % темноглазые. Средний рост составляет 169 см.

По словам исследователя славянских горцев Карпат В. Шухевича, гуцулы – «народ пригожий и красивый. Сильное телосложение, свобода движений, обыкновенно свойственная жителям гор, наконец, отвага и ловкость – прирожденны вместе и гуцулам и бойкам. Горцы различаются между собою в частности, но они имеют много общего, их вяжет с собою особый быт и особый характер страны. Горный мир – особый мир, различный от остального мира низменных стран; жизнь горца, пастуха, полукочевника, совсем другая жизнь. Песни горцев по своему выражению, по своему метру, ритму и напеву напоминают журчание воды по камням и мелким порогам горных притоков. В этих песнях особенно выпукло обнаруживаются любовь горца к родной стране, мягкость и нежность чувства, его способности к заявлению глубокой любви, и при всей жестокости натуры обнаруживается в нем много честных, благородных качеств, делающих это племя для каждого весьма сочувственным»[204].

По мнению Ф. Головацкого, «гуцулы и вообще верховинцы отличаются стройным телосложением и заметной телесной силой. Гуцул возьмет один на плечо такое бревно, которое есть кому и двоим понести; он зарубит топор в длинный ствол ели, и одной рукой тянет ее к реке на сплав. Гуцул оборотный, ловкий, охоч к работе и труду, но на досуге он любит отдохнуть и полежать, куря трубку. Он добродушен, простосердечен, чувствительный, хлебосольный до расточительности, но и хитер и непостоянен. Он любит щеголять своим яркоцветным убранством, дорожит своей блистающей сбруей, Сяном, писанным топорцом».

У гуцулов довольно долго, вплоть до XX века, сохранялись родо-клановые отношения. Существовала у гуцулов кровная месть. В романе М. Коцюбинского «Тени забытых предков», по которому был снят известный фильм, речь идет именно о традициях вендетты среди гуцулов. Даже в середине XX века в Карпатах были зафиксированы случаи убийств по почве кровной мести. И в настоящее время отголоски тех давних времен проявляются в запрете вступления в брак с представителями определенных родов.

Подобно горцам многих мест Европы и Азии, ранее гуцулы постоянно ходили вооруженными. У каждого гуцула вплоть до второй половины XIX века было ружье, за поясом пистолеты, рогатина (кинжал), наконец, знаменитый гуцульский топорик, который мог применяться и как оружие. Правительство Австро-Венгрии несколько раз проводило кампании по разоружению горцев, применяя для этого войска, но успехов не добилось. Еще в начале XX столетия у каждого гуцула за кушаком всегда был длинный нож в металлической оправе (чепалик), топорик, а в доме ружье. 6 мая, в день Георгия Победоносца, гуцулы не только разжигали костры на всех значимых для них местах, но и усердно стреляли в воздух. В 1940-х среди сотрудников НКВД ходила шутка, что каждое гуцульское село может вооружить дивизию.

Впрочем, главным оружием гуцула были не ружья, пистолеты или кинжалы, а знаменитый небольшой топорик на высокой ручке – бартка. Его использовали и как трость, чтобы опираться во время ходьбы по горным склонам, и как топор для колки дров, и как оружие. Черенки топорика украшали резьбой, стальные лезвия отливали с узорами. Впрочем, подобные топорики были и у горцев всех карпатских этносов. У словаков подобный топорик назывался валашка, у венгров – фокош, у гуралей (карпатских поляков) – цулаг.

Гуцульские топорики

Традиционная одежда гуцулов также резко отличается от одеяний жителей равнины, зато очень похожа на одежду карпатских горцев других этносов. Гуцулы носили меховые безрукавки из овчины. В праздничной одежде гуцулы стремились к ярким, кричащим расцветкам. Польский ученый XIX века Винцент Поль считал гуцулов осевшим в горах восточным кочевым племенем на том основании, что гуцулы отличались любовью к животным и ярким цветам. Свою народную одежду гуцулы повсеместно носили еще в 1950-х годах. Впрочем, и доныне практически каждая уважающая себя гуцульская семья хранит старинные наряды.

Помимо бартки, гуцулы славятся своим музыкальным инструментом – трембитой. Трембита – род деревянной трубы длиной до четырех метров, обернутой березовой корой без вентилей и клапанов. Изготовляется исключительно из стволов деревьев, в которые ранее ударила молния, что придает трембите, по мнению гуцулов, уникальное звучание (впрочем, скорее в этом проявляются языческие представления гуцулов). Диаметр – около 30 мм, увеличивается в раструбе; в узкий конец трембиты вставляется роговое или металлическое дульце (пищик). Высота звукового ряда трембиты зависит от ее величины. Мелодию играют преимущественно в верхнем регистре. Трембита исполняет роль информатора о разных событиях на селе (о колядовщиках, которые приближаются, о свадьбе, смерти, похоронах) соответствующей призывной, печальной или тоскливой мелодией. На трембите исполняются также пастушьи мотивы. Временами игру трембиты включают в оркестры.

Этноним «гуцул» появился только к XVIII века, причем гуцулами называли карпатских разбойников. Так, в 1703 году Иван Пискливый предводительствовал шайкой опришков, в которых участвовали валахи, бойки и гуцулы. В 1712 году некий Иван Панчишин в сообществе двоих волохов и шести гуцулов ночью напал на Коломыю и ограбил одного торговца. Это первые упоминания гуцулов, однако это название уже явно устоявшееся и всем известное, не требующее разъяснений.

Впрочем, происхождение слова «гуцул», как и его значение, остается загадочным. Одни ученые связывают его со словом «гоцалы» (так называли ранее Карпаты), другие – с «кочулами» (кочевниками), а также со словом «гуц» (разбойник).

Происхождение гуцулов загадочно. Ученые высказывают прямо противоположные мнения о происхождении этой этнической группы. Одни аргументированно считают гуцулов прямыми потомками древних славян, живущими в краю по меньшей мере с рубежа нашей эры и сохранившими наиболее архаичные черты славянской культуры и быта. Наряду с этим существуют не менее научно подтверждаемые мнения авторитетных ученых, считающих, что гуцулы – ославяненные потомки древнего дако-фракийского и валашского населения Карпат.

Каким бы ни было происхождение карпатских горцев в древности, за последние полтора тысячелетия они совершенно определенно являются восточными славянами, относящимися к антам, а в дальнейшем к белым хорватам. Не случайны такие названия карпатских гор, как Бабья, Поп-Иван, Попадья, Черногора, Кукуль, Ясель, Гусля, Сивуля, Хомяк и т. п. Интересно, что даже для кратера угасшего вулкана местными гуцулами дано имя Говерла, то есть от глагола «выгорлать», то есть «выбрасывать горлом»[205]. Впрочем, вплоть до XX века Говерла называлась Русской Горой.

В конце VIII – начале IX веков на территории верховий Тисы возникают славянские городища Шаришки-Соколовцы, Смижаны, Земплин, Бреков, Вары, Солотвино, Ужгород и др. В IX веке местные земли входили в Великоморавскую державу. Вероятно, уже тогда, почти на век ранее остальной Руси, здесь распространилось православное христианство. По сообщению венгерского летописца Анонима (жившего в начале XII века), в 903 году пришедшие в Паннонию венгры захватили славянские города Ужгород и Вары (Боржаву), причем вся территория Верхнего Потисья до этого находилась под властью местного князя Лаборца. Так самые западные земли будущей Гуцулыцины оказались под властью венгров. Большая часть карпатских горцев в X–XIV веках находились под властью галицких князей. Впрочем, общины гулов высоко в горах жили совершенно независимо. Крепостное право на Гуцулыцине не получило распространения.

В XIV веке гуцульские земли попали под власть Польши и Молдавии. В период постоянных войн между Габсбургами и турками Гуцулыцина часто становилась театром военных действий.

В дальнейшем предки гуцулов разделяли судьбу жителей трех исторических регионов Украины. Но, будучи разрезаны государственными и административными границами, гуцулы всегда сохраняли осознание своего единства. В XVII–XVIII веках большинство гуцулов Галиции и Закарпатья перешли в униатство, что, впрочем, почти не оказало влияния на их традиционный быт, в котором сохранилось множество пережитков язычества.

Все попытки иноземных владык ассимилировать гуцулов натыкались на их упорное сопротивление. Горцы вообще проявляли непримиримость к чужеземцам, что способствовало сохранению у них многих архаичных черт быта и культуры. В XVI–XVIII веках на Гуцулыцине действовали опришки – народные мстители, благородные разбойники. Действуя небольшими отрядами по несколько десятков человек, опришки совершали набеги на поместья, грабили и сжигали их, чинили суд и расправу, делясь с крестьянами добычей. Один из самых знаменитых предводителей опришков, Олекса Довбуш (убитый в 1745 году) стал самым популярным персонажем гуцульского фольклора, о котором сложено множество баллад и песен.

После раздела Польши в 1772 году и присоединения Буковины в 1774 году все гуцульские земли оказались в составе Австрийской монархии Габсбургов. Впрочем, административно гуцулы все равно оставались разделены. Закарпатские гуцулы были во власти венгерской части Габсбургской монархии, Галиция и Буковина имели определенную автономию в собственно австрийской части империи.

С этого времени западноевропейские ученые «открывают» гуцулов. В 1788–1793 годах профессор Б. Гаке прошел вдоль и поперек Карпаты, подробно описав гуцулов наряду с другими жителями гор. Однако первые научные работы по этнографии и народному творчеству гуцулов появились только в 1870-1880-е годах. Обширный материал по жизни и быту гуцулов собрал виднейший галицкий москвофил Яков Головацкий (1814–1888). В 1894 году немецкий ученый, уроженец Черновцов Раймунд Кайндль (1866–1930) на основании своих многолетних экспедиций и исследований опубликовал основательный труд «Гуцулы, их жизнь, нравы и народные предания». В дальнейшем гуцулам были посвящены исследования Ф. Волкова (Вовка). Наконец, после двадцати лет изучений пятитомный труд о гуцулах в 1899–1908 годах опубликовал Владимир Шухевич.

Гуцулы стали привлекать внимание и писателей. Иван Франко, Юрий Федькович, Василий Стефаник, Марко Черемшина и другие украинские авторы (среди которых только М. Черемшина был гуцулом) посвящали карпатским горцам многие свои произведения.

Искусство гуцулов вдохновляющее подействовало на ряд архитекторов самых разных национальностей Австро-Венгрии. Во Львове и ряде городов Прикарпатья в начале XX века стали строиться здания в «гуцульском стиле» («гуцульская сецессия»). Для стиля характерны выразительная конфигурация дверных прорезов, окон, навесов, сложные очертания крыш с большими склонами, которые иногда украшаются башней, подобной колокольне гуцульской церкви. Декор и колористическая гамма народного искусства обыгрывались в украшении зданий металлом и керамическими вставками, напоминающими рушники.

В Австрийской монархии Гуцулыцина была довольно отсталым краем, занимая почти по всем экономическим показателям последнее место. Также на последнем месте в Австро-Венгрии стояла Гуцулыцина по уровню образования, здравоохранения, социальной защиты. Многие горцы переселялись в города на равнине, постепенно утрачивая свои характерные черты. Немало гуцулов перебиралось в пределы Российской империи. Особенно много осело их в Бессарабской губернии. В губернском центре Кишиневе в начале XX века существовало предместье Гуцулевка, населенное гуцулами[206]. Впрочем, нищета нередко гнала гуцулов и за океан. В Канаде, США, Аргентине, Бразилии и других странах осели десятки тысяч неграмотных, не знающих местных языков и законов, но зато готовых к любой работе гуцулов.

Разумеется, определенное развитие Гуцулыцины все же происходило. Карпатские горы, обильно заросшие лесом, способствовали развитию деревообрабатывающей промышленности в Австро-Венгрии. При этом, поскольку лес сначала надо срубить и доставить на деревообрабатывающую фабрику, для гуцулов рубка и сплав по рекам леса стала одной из самых распространенных профессий. Впрочем, значительная часть прибыли от переработки леса Гуцулыцины получали предприятия, находящиеся далеко за пределами края. Да и в самой Гуцулыцине практически все доходы от труда лесорубов и плотогонов доставались посредникам. Таким образом, развитие края шло замедленными темпами. Гуцульские города Косов, Жабье, Яремча были похожи на большие села. Впрочем, мост в Яремче был самым высоким в Европе и вторым по высоте в мире. Город Коломыя постепенно разрастался, причем гуцулы стали в нем меньшинством. Быт гуцулов в горах почти не менялся.

Как отмечал Я. Ф. Головацкий: «…у гуцулов развивалась своя промышленность: между ними находятся искусные плотники для построения домов, которые, срубив целые дома, разбирают весь сруб и сплавляют в безлесные страны Надпрутовской долины, где продают их по ярмаркам в Заболотове, Снятине и др. городах. Они делают хорошую деревянную посуду. Есть между ними и другие мастера. Гуцул умеет плавить металлы и довольно искусно выделывает желтомедные крестики, пуговицы, заколки, цепочки, топорики, поясы, порошницы; он сумеет починить или сделать ружье, конную сбрую и проч. изделия для собственного употребления и на продажу. Женщины-гуцулки – мастерицы красить овечью волну и козью шерсть на разные яркие цвета: алый, малиновый, голубой, желтый, зеленый и коричневый; руками гуцулок перерабатывается не только весь запас домашних рун, но иная деревня (Яворов, Соколовка и др.) прикупают несколько сот пудов волны и перерабатывают ее домашним (не фабричным) образом на сукна, ожники, килимы, фоты, опинки, катраны, крайки, рукавицы и др. изделия. Замечательно, что это искусство вовсе не перенято от немцев, ни от Запада, а все у них своедельно и по преданию сохраняется и переходит из поколения в поколение, от самых, может быть, доисторических времен. Вообще, у карпатских горцев, особенно у гуцулов, в домашнем быту, хозяйственных приборах и уборах незаметно ни малейшего влияния западных образов, все у них по-своему, по-старинному. И ныне гуцулы так выделывают бриндзу (брынзу), урду, гуслянку, как ее выделывали два, три столетия тому назад; так одеваются в самодельное платье, как это описал Гаке; и ныне они так пляшут гайдука, смело подбрасывая на сажень вверх свои топоры и с верностию ловя их над головами… Форма и материал орудий и снастей, снадобья, убранства домашней обстановки – все как бы в первобытных лесах. Они строят дома по обычаю своих предков; лошадиная сбруя, убранство мужчин и ожерелье женщин, до малейшей пуговицы и пряжки, покрой одеяния до малейшей каймы и обшивки, все столь определенно, неизменно, как бы в статуе вылито или долотом ваятеля выковано. Гражданственность Европы не дотронулась гуцулов. Как среди постоянно движимых волн на поверхности моря недвижимые массы воды лежат внизу, которых не касается никакая буря, никакой ураган»[207].

В годы Первой мировой войны Гуцулыцина стала местом жестоких боев между русскими и австрийскими войсками. После распада Австро-Венгрии в последовавшем хаосе даже возникла Гуцульская республика, просуществовавшая шесть месяцев (с ноября 1918 по июль 1919 года). Впрочем, хотя эта республика была совершенно крохотной, вбиравшая в себя около полутора десятка деревень, не включая даже большинство гуцульских районов и занимая только нынешний Раховский район Закарпатской области, важен был сам факт того, что гуцулы оказались способны на создание собственного государственного образования. На территорию маленькой новоявленной республики немедленно двинулись воинские формирования другой маленькой новоявленной республики – Западно-Украинской народной республики (ЗУНР). Впрочем, попытки руководства ЗУНР присоединить территории венгерских русинов очень быстро провалились по причине крайне негативного отношения местного русинского населения к украинским войскам из Галиции, которые нередко занимались открытыми грабежами местного населения. По признанию одной львовской газеты, «везде на Венгерской Руси… нападают на украинцев, ругают Петрушевича и открыто требуют русинских школ, носят трехцветные русинские бантики, а сине-желтые срывают и топчут»[208].

С 1919 года гуцулы оказались разделенными государственными границами между Польшей, Румынией и Чехословакией.

В жизни гуцулов в этот период мало что изменилось в хозяйственной жизни, но зато происходили определенные изменения в самосознании. На протяжении целого тысячелетия, со времен Киевской Руси, гуцулы считали себя русинами (то есть русскими в архаичном произношении этого слова). Но в 1920-1930-х годах гуцулы, жившие в тогдашней польской Галиции, в значительной степени усвоили украинскую идентичность. Закарпатские и буковинские гуцулы, впрочем, продолжали считать себя русинами.

В хозяйственной жизни гуцулов за межвоенное двадцатилетие ничего принципиально не изменилось. Голод, нищета и эмиграция были свойственны Гуцулыцине, как и во времена Австро-Венгрии. Так, в 1932 году Гуцулыцину поразил особенно сильный неурожай, вызвавший голод. По данным польской газеты «Nowy Czas», в 1932 году «в марте голодало полностью около 40 сел Косовского, 12 сел Наддворнянского и 10 – Коломыйского уездов»… Люди повально пухнут с голоду и умирают на ходу. Особенно лютует голод в селах Перехресних, Старой Гвоздцы, Островце. Вместе с голодом быстро распространились брюшной тиф и туберкулез»[209]

В сентябре 1939 года Гуцулыцина, как и вся «Западная Украина», вошла в состав Советского Союза. Впрочем, первоначально замкнутые в своих горах гуцулы никак не реагировали на это. Однако в годы Второй мировой войны и особенно в первые послевоенные годы Гуцулыцина стала одним из центров бандеровского движения.

Горно-лесной характер местности, идеально приспособленной для партизанской войны, беспрекословное повиновение своим клановым вождям, наличие огромного количества оружия у прекрасно владевшего им населения – все это сделало Гуцулыцину оплотом украинских самостийников. Пикантность ситуации, заключавшаяся в том, что гуцулы сражались не столько «за» самостийность, сколько «против» всего того, что изменяло устоявшийся в веках образ жизни, осталась незамеченной ни советскими властям, ни тем более их жовто-блакитными противниками. В определенном смысле не некая «украинская идея», чуждая большинству гуцулов, а лишь нежелание подчиняться чужакам с долины толкнуло многих гуцулов на вооруженную борьбу с советской властью.

Как бы то ни было, к 1953 году бандеровщина в Карпатах была пресечена. Была проведена коллективизация, ликвидирована неграмотность (обучение проводилось на украинской мове, что способствовало дальнейшей украинизации). Гуцулыцина стала достаточно средним советским регионом.

Началась постепенная индустриализация края. Наряду с лесным хозяйством Гуцулыцина стала поставлять на всесоюзный и мировой рынки мебель. Помимо этого, Гуцулыцина с ее первозданными красотами и минеральными источниками стала одним из туристических центров СССР. Традиционное гуцульское искусство получило определенное развитие. Гуцульские деревянные резные изделия, керамика, рушники, писанки и другие произведения народных промыслов – все это увозилось туристами во разные концы Советского Союза, популяризируя Гуцулыцину и гуцулов.

Распад СССР больно отразился на Гуцулыцине. При этом сами гуцулы с присущим горцам консерватизмом не увлекались мифами о свободе и не проявляли особых самостийнических настроений. Заметим, что во время выборов 1990 года в Верховный совет Украинской ССР единственными районами Ивано-Франковской области, в которых выбирали депутатов от компартии, а не от самостийнического «Руха», были именно истинно гуцульские Верховинский и Косовский районы.

В незалежной Украине Гуцулыцина переживает упадок экономики, массовую эмиграцию населения. После закрытия большинства промышленных предприятий и колхозов многие горцы вновь вернулись к натуральному хозяйству. Массовая неконтролируемая вырубка лесов привела к массовым затоплениям территории в период весенних паводков. Произошла серьезная архаизация жизни и быта гуцулов, возродились многие старинные и порой совершенно дикие обычаи.

Тем не менее не любившие никогда жаловаться, привыкшие к самостоятельности упрямые горцы по-прежнему остаются гордыми хозяевами своих зеленых гор, воспринимая украинскую незалежность как очередную чужую, далекую и несправедливую власть.

Холмская Русь, или Холмщина, – такое название некогда имела восточнославянская историко-этнографическая область, часть исконной Руси. Собственно, исторически Холмщина всегда была частью Волыни. Но с 1795 года история Холмщины стала отличаться от истории собственно Волыни.

Расположена Холмская Русь по левому берегу Западного Буга, почему ее также называют Забужьем. Историческая Холмщина простиралась между Волынью, Галичиной, Люблинской землей Польши и так называемым Подляшьем. Собственно, исторически Подляшье было частью Холмщины, от которой была отделена лишь небольшой речкой Влодавой, и только в силу катаклизмов XX века стало считаться самостоятельной историко-этнографической областью. Главным «разделителем» Холмщины и Подляшья было то, что холмщаки относились к малорусской ветви русского народа, а «подляшские» – к белорусской.

Название Холмской Руси происходит от ее центрального города Холм, расположенном всего в 30 км от границы с современной Украиной. Территория Холмщины невелика – Холмская губерния Российской империи, созданная в 1912 году, охватывала территорию 10 460 кв. км и была самой маленькой по территории губернией России. Проживали в Холмской губернии примерно 720 тыс. человек. Но само понятие «Холмская Русь» уже ушло в прошлое. Теперь это просто Холмщина. Как и все «Закерзонье» (восточнославянские территории, расположенные западнее «линии Керзона»), Холмщина пережила полное замещение русского местного населения. Сейчас Холмщина входит в состав Польши (Люблинское и небольшая часть Мазовецкого воеводства), и там уже почти нет русских, причем немногие оставшиеся восточные славяне считаются и, что особенно трагично, сами считают себя украинцами…

Холмщина была заселена с глубокой древности. Первыми известными обитателями края было восточнославянское племя дулебов. При князе Владимире Волынь вместе с будущей Холмщиной вошла в состав Руси. Нестор повествует, что в год 981 «иде Володимер к ляхомъ и зая грады ихъ: Перемышль, Червень и ины городы, иже суть до сего дне подъ Русью»[210]. Холм в этом перечне городов не упомянут, но вся территории Холмщины входила в состав Червенских городов (сам город Червень – это современное польское село Чермно в 50 км от Холма). Практически все археологические находки свидетельствуют об абсолютном преобладании в крае восточнославянского населения. Более того, вероятно, в IX веке местные земли или входили в состав, или были тесно связаны с Великоморавской державой, в которой и развернулась миссионерская деятельность Кирилла и Мефодия. Поэтому вполне резонными кажутся представления о том, что христианство в православной форме стало известно местным жителям еще за столетие до Крещения Руси. Не случайно в основанном Владимиром городе Владимире-Волынском в 982 году (то есть еще до крещения Руси) уже был православный епископ.

За Червенские города Русь вновь воевала с Польшей в 992 году. Затем, пользуясь усобицами сыновей Владимира, Польша снова захватила этот край в 1018 году, но в 1030 году Ярослав Мудрый опять выбил поляков отсюда. Пограничный характер Холмщины привел к тому, что за этим небольшим, но важным краем закрепилось понятие «украйны» (как и за другими окраинными территориями Руси). Так, в Ипатьевской летописи под 1213 годом говорится, что князь Даниил Галицкий взял забужские города и всю «украйну». Но, собственно, ни Волынь, ни Галичина тогда не считались «украйной». Эти земли были частью Руси. Зато поляков, жителей граничащей с Холмщиной территории, русские летописцы называли «ляхове украиняне»[211].

Вероятно, именно в это время появляется на свет город Холм, хотя неясно время возникновения города. В Галицко-Волынской летописи рассказ об основании Холма записан под 1259 годом в связи с описанием пожара. По-видимому, на месте Холма раньше существовало неукрепленное поселение, в котором жили восточные славяне. Позже это поселение переросло в город. Об этом свидетельствуют деревянные конструкции на валах и керамика XI века, найденная здесь археологами. По свидетельству польского летописца Длугоша, в 1074 году в Холме правил некий князь Григорий.

Сохранилась легенда о том, что на холме, давшем название городу, находилась языческая святыня. Согласно преданиям, когда на нее напали враги, то отбиться от неприятеля защитникам святыни помог белый медведь, который вышел из недр горы. И поныне белый медведь изображен на гербе Холма.

Город Холм, вероятно, потому и не был указан летописцами, что в нем не имелось серьезных оборонительных укреплений, по крайней мере, до 1241 года, когда Холм не смогли взять татары. Создателем города как крепости и своей столицы стал Даниил Галицкий. По преданию, князь спросил у местных жителей: «Како именуется место се?» – и получил ответ: «Холм ему имя есть»[212]. Даниил построил в Холме мощные укрепления («град иный, его же татарове не нозмогоша прияти, егда Батый всю землю Русскую пойма»[213], писали летописцы) и почти постоянно находился в городе, который, таким образом, стал стольным градом Галицко-Волынского княжества. Чтобы еще более развить город, Даниил стал щедро привлекать переселенцев со всех краев: «Данило нача призывати приходне немциирусь, иноязычники и ляхи. Идяху день и во день и уноты и мастери всяции бежаху ис татар, седельници, и лучници, и тульници и кузнеци железу, и меди, и серебру; и бе жизнь, и наполниша дворы окрест, поле и села»[214]. Как видим, Холм во времена князя Даниила был чем-то вроде Санкт-Петербурга при Петре I – новый город, основанный державной волей правителя, стоящий прямо возле вражеского рубежа, быстро заселяемый смешанным населением. Вероятно, Холм привлекал внимание Даниила не только своими укреплениями, но и тем, что находился на стыке обоих владений князя – Галицкой и Волынской земель, а также определенной отдаленностью от татарских набегов. В Холме Даниил умер и был похоронен.

0 большой численности населения города и округе свидетельствовало создание отдельной Хомской епископской епархии. Первый епископ Холмский Иоанн был не только духовным лидером, но и занимался политической деятельностью. Как дипломат Иоанн ездил уговариваться о мире с татарскими военачальниками. Развивалась на Холмщине и православная культура, до нас дошло рукописное «Галицкое Евангелие поповича Евсевия», написанное в Холме в 1283 году и «Холмское Евангелие» XIII–XIV веков[215]. Впрочем, соседство с католическими землями также сказывалось на местном православии. Так, собор Холма был украшен витражами («римским стеклом»), что, вообще-то, несвойственно древнерусским храмам.

После смерти Даниила Холм стал стольным городом особого удельного княжества Холмского в составе Великого княжества Галицко-Волынского. Свидетельством важности города было то, что княжили здесь старшие сыновья Галицких князей. В состав Холмского княжества входили также города Белз, Червен, Сутейск, Верещин, Щекарев (впоследствии – Красный Став). Всего на Холмской Руси в XIII веке насчитывалось около 20 городов.

В 1349 году Холм, как и вся Галицкая земля, был завоеван польским королем Казимиром III. При этом Подляшье отошло к Литве. Вообще-то, окончательное покорение Галицкой Руси вместе с Холмщиной произошло только в 1387 году, после окончания длительных войн между поляками, литвой, венграми и русскими. Впрочем, Холмский князь, подчинившись польскому королю как вассал, сохранял свою власть над Холмщиной. Холмские князья, служа польским королям, неоднократно отличались в битвах. В 1399 году князь Иван Холмский погиб в битве с татарами на реке Ворскле. После это Холмским князем стал князь старинного города Белз. Княжество, таким образом, стало Холмско-Белзским. В 1410 году в битве под Грюнвальдом в составе польских войск была «хоругвь» (воинская часть под своим знаменем) из Холма. Лишь в 1462 году после пресечения местной династии Холмщина стала частью Польского королевства, утратив все остатки автономии. Последний из русских князей в 1481 году бежал из Литвы в Московское царство. Подляшье, находившееся в составе Великого княжества Литовского, было присоединено к Польше в 1569 году, на основании Люблинской унии.

Холмщина была частью Русского воеводства Польского королевства. Непосредственно Холмщиной управлял кастелян с резиденцией в Холме. В свою очередь, Холмщина состояла из уездов (по-польски повятов) – Холмского и Красноставского (с центром в городе Красный Став). В целом история Холмщины до разделов Речи Посполитой практически не отличалась от истории Волыни и Галичины того времени. Холм получил самоуправление по Магдебургскому праву (магдебургию), а также впоследствии еще ряд привилегий от польских королей. Правда, город развивался довольно медленно. В 1504 и 1519 годах город сжигали татары. Несколько раз он выгорал полностью из-за пожаров. Периодически город и всю Холмскую Русь опустошали эпидемии. В 1612 году в городе Холме проживало 2200 человек, в том числе 800 евреев. Некоторое культурное значение Холм имел как главный город епархии, средоточие церковных школ.

В 1648 году войско Богдана Хмельницкого заняло на короткое время Холмщину и Подляшье. В конце XVII – начале XVIII века Холмщина была полем битв польско-шведских войн. Также город сильно пострадал во время Северной войны (1700–1721). В конце XVIII века в Холме проживало около 2500 человек, в том числе более 1000 евреев, 1000 поляков, и только 200 русинов.

То, что Холмщина соседствовала с польской этнической территорией и вошла непосредственно в состав Польши, привело к окатоличиванию и ополячиванию местного русского населения. Ранее не только вся Холмщина была православной, но, по свидетельству самих католических деятелей, еще в XIII–XIV веках вплоть до реки Вислы, в городах Сандомире, Завихвосте, Вилице, а также в Кракове, существовали православные церкви с греческим обрядом, паству которых составляли местные жители[216]. Польский летописец Кадлубек писал, что в Люблине православная Никольская церковь была построена еще в конце X века. В Люблине же в 1287 году существовал православный монастырь. Лишь постепенно, к середине XVI века, католикам удалось перевести в свою веру православных южной Польши.

Но попытки окатоличивания Холмщины, как и всей Галиции, натолкнулись на упорное сопротивление. Католиков на Холмщине первоначально было очень мало, да и те в основном были из числа переселившихся сюда поляков и немцев. Только в 1414 году на Холмщине появился католический епископ, причем в силу малочисленности местных католиков основной задачей епископства было обращение в латинство православных. Интересно, что католический епископ Холмщины, несмотря на свой титул, имел резиденцию в Грубешове, затем в Красноставе, а затем и вовсе в польском Люблине. Пропаганда католицизма имела незначительный успех. В 1500 году краковский каноник писал: «По упорстве в своей схизме (православии) русские не верят никакой предлагаемой им истине, не принимают никакого убеждения и всегда противоречат… убегают ученых католиков, ненавидят их учение и отвращаются от наставлений… русские до того ненавидят веру латинян, что желали бы не только вредить ей, но даже искоренить во всем мире»[217].

С целью окатоличивания вводились (как, впрочем, и по всей Малой и Белой Руси) такие меры, как лишение православных всех прав, запрет на межконфессиональный брак католиков с православными, если не произойдет принятие православным католической веры, и другие подобные меры. По средам и пятницам в костелах читались особые молитвы об обращении в католичество Руси. Впрочем, не надеясь на силу молитв, католические иерархи и польские магнаты быстро перешли к давлению с помощью грубой силы. В 1500 году папа Александр VI Борджиа официально разрешил применять оружие и смертную казнь для упорствующих в православии. В 1533 году у православного Холмского епископа были отобраны несколько русских сел с новыми, только что построенными храмами, и переданы латинскому епископу под тем предлогом, будто кто-то из крестьян пожелал перейти в католичество. При этом с восхитительной откровенностью захват чужой собственности мотивировался тем, что католическое духовенство должно быть обеспечено материально лучше православного[218]. Православным запретили открыто проводить богослужения, звонить в колокола и строить новые храмы. Зато строились костелы даже там, где насчитывалось лишь несколько семей католического вероисповедания. Так, повелением короля Стефана Батория в 1581 году был сооружен костел в уезде, в котором проживали лишь 23 католика на несколько десятков тысяч православных (которые и должны были строить этот костел за свой счет и которым запрещено было строить свои храмы). Но еще в конце XVI века Холмская римско-католическая епархия имела всего около 60 приходов, а православная – в десять раз больше.

Культурно-образовательное сопротивление католичеству и униатству вели в городе Холм православное братство и церковные школы. Одним из первых православных братств в Польше было Щекаревское (Красноставское), добившееся в 1550 году от короля признания своей самостоятельности.

Провозглашение церковной унии на Брестском соборе 1596 года вызвало на Холмщине всеобщее отторжение, несмотря на то что среди инициаторов унии был Холмский епископ Дионисий Збируйский.

В 1599 году холмский воевода Андрей Уровецкий создал «конфедерацию» (объединение панов и шляхты) в защиту православной веры. Дело дошло до того, что мещане Холма в 1649 году отказались похоронить в городе грекокатолического епископа Мефодия Терлецкого, и католики были вынуждены забрать его в кафедральный костел в Красноставе. В 1621 году иерусалимским патриархом был поставлен православный епископ Холмский Паисий. Но действовать владыке пришлось чуть ли не подпольно. Униаты не пускали его в Холм, и Паисию пришлось жить на окраине своей епархии, в монастыре над Бугом. После смерти Паисия православное епископство в Холме не имело предстоятеля. В самом Холме свирепствовали униаты. Православный собор Холма был перестроен в 1638 году, при этом были выброшены и уничтожены многие православные реликвии. При соборе была открыта униатская семинария для дальнейшего распространения унии. Даже когда король разрешил вернуть православным ряд отобранных униатами у них церквей, то местные униаты воспротивились этому.

Разумеется, Холмщина горячо поддержала восстание Богдана Хмельницкого, и горожане сдали Холм казакам почти без боя. Но после многих сражений русско-польской войны 1654–1667 годов, когда граница была установлена по Днепру, самые западные русские земли, включая Холмщину, остались за Польшей. Насаждение унии, а вслед за ней «чистого» римского католицизма, после чего неизбежно следовала полонизация, приняло огромный масштаб. В 1690 году исчезло православное братство в городе Белз. В 1700 году в унию перешел львовский епископ Иосиф Шумлянский, после чего почти вся Львовщина (за исключением Манявского монастыря) перешла в унию. Холмщина окончательно стала униатской. Все высшие слои ополячились. Постепенно росло число католиков за счет перехода в латинство бывших униатов. Еще во второй половине XVII века Холмская православная епархия имела свыше 400 приходов, униатская епархия насчитывала свыше 300, а всего на Холмщине существовало 700 русских приходов. В 1749 году православных приходов уже не было, униаты имели лишь 285 приходов. Остальные перешли в латинство, до 1711 года все метрические записи жителей всех вероисповеданий велись на русском языке, но постепенно все метрические записи, включая регистрацию браков и рождений православных, переходят на польский и латынь[219].

Следует заметить, что многие иерархи новоявленной церкви не проявляли особого усердия в насаждении латинских обрядов в церкви, опасаясь бунта собственной паствы, сохраняя византийский обряд и привычный православный быт. Интересно, что некоторые иерархи униатской церкви в силу многих обстоятельств защищали православных. Выдающиеся епископы Яков Суша (1652–1687), Филипп Володкович (1731–1756),

Максимилиян Рыло (1756–1784), будучи униатами, сыграли огромную роль в защите интересов православного населения. Впрочем, в основном мотивами их поступков было опасение, что уния, сделав свое дело по отрыву православных от своей веры, будет вскоре упразднена за ненадобностью. По этой причине эти униаты пытались затормозить введение латинского обряда и окончательное окатоличивание церкви. Справедливости ради надо отметить, что многие, если не большинство холмских русинов были униатами достаточно формально. Так, в 1680 году один из перешедших в католицизм спрашивал западнорусских крестьян об их вере, те называли себя православными, хотя числились уже много поколений униатами. Обрядность оставалась византийской православной, богослужебный язык был церковнославянский. И все же медленно, но верно римское католичество распространялось среди униатов. К концу существования Речи Посполитой на Холмщине существовало уже более 170 костелов. Но даже и перейдя в католичество многие русины сохраняли свой язык (пусть даже и засоренный полонизмами) и быт. Вплоть до начала XX века определенную часть населения Холмщины составляли «латинники», или калакуты, – русины римско-католической веры с русским языком и образом жизни. Униатство окончательно связывало свои судьбы с Польшей, что, впрочем, было логичным, ведь воссоединение с православием привело бы к ликвидации этой униатской церкви. И не случайно в 1794 году Холмский грекокатолический епископ Порфирий Важинский возглавил борьбу против России, присоединился к восстанию Костюшко и сформировал из местных униатов полк, командование которым поручил полковнику Гроховскому. Впрочем, этот полк не снискал никаких лавров на поле боя, да и основная масса крестьян, поляков и русинов, совсем не поддерживала восстание «панов».

К концу существования Польши Холмщина была отсталым и нищим краем. В городе Холм проживало лишь 2,5 тыс. жителей, из которых русинов униатского вероисповедания было около 200 человек, остальные примерно поровну составляли евреи и поляки.

В 1795 году Речь Посполитая была окончательно разделена. Холмская земля и Подляшье отошли к Австрии. С этого времени исторические судьбы Холмской Руси начинают отличаться от истории других западнорусских земель. Это было только начало бурных политических потрясений. Уже в 1807 году, разгромив Пруссию, Наполеон создал марионеточное государство Герцогство Варшавское. Через два года, в 1809 году, после того, как Наполеон в очередной раз разгромил Австрию, Холмская Русь была присоединена к Герцогству Варшавскому. Это дало краю некоторые изменения. Например, было отменено крепостное право. Зато резко усилилась полонизация. Так, в 1810 году холмский епископ Цехановский ввел во всех грекокатолических церквях службу на польском языке. На польском шло преподавание в школах, велось делопроизводство в канцеляриях, отдавались команды в армии Герцогства Варшавского, теперь же по-польски звучали проповеди в костелах и униатских храмах. Полонизация пошла стремительно. Политические реалии XIX века отнюдь не способствовали русскому делу.

После поражения Наполеона по решению Венского конгресса значительная часть польских земель составила так называемое Царство (или Королевство) Польское, связанное лишь личной династической унией с Российской империей. Холмская Русь и Подляшье оказались в составе этого Царства. Как видим, ничего для местных русинов не изменилось, несмотря на то что во главе их стоял император Всероссийский (более существенно для них было то, что император был одновременно королем Польским).

В 1830–1831 годах поляки пытались восстановить Польшу в границах 1772 года. После разгрома поляков император Николай I упразднил Царство Польское, создав на его территории ряд губерний под общим контролем варшавского генерал-губернатора. Однако польские губернии сохранили ряд особенностей, отличающих их от остальных российских губерний. Законодательство, язык документов и администрация оставались польскими, католическая церковь сохраняла свое положение как первенствующая во всех губерниях бывшего Царства Польского.

Холм с округой вошел в состав Люблинского воеводства, преобразованного в 1837 году в губернию. Холм в 1837–1866 годах не был даже уездным городом и принадлежал к Красноставскому уезду. Холмщина переживала хозяйственный застой, город Холм в 1860 году имел 3600 жителей, из которых 2480 составляли евреи. В целом Холм был скорее еврейским местечком, чем городом. Однако все это время оставался центром униатской епархии, которая занимала также земли Подляшья.

Во второй половине XIX столетия Холмщина переживала весьма вялый экономический подъем, особенно контрастный на фоне бурного промышленного роста всей Российской империи и русской Польши. В 1877 году через Холм прошла железная дорога. Появились небольшие промышленные предприятия. Медленно росло население города. В 1873 году на 5595 жителей города приходилось: православных – 263, униатов – 530, римо-католиков – 1294, евреев – 1503 человек, остальные относились к «прочим». К 1911 году население возросло до 21 425 жителей. По вероисповеданию жителей было: 5181 православных, 3820 римо-католиков, 12 100 евреев, 315 лютеран. Самым главным явлением для Холмской Руси стало то, что теперь православие вновь возродилось. Одновременно край снова стал ощущать себя русским. Польский язык начал вытесняться литературным русским языком. Этому способствовало развитие русских школ в крае. Общее число русских школ (церковноприходских и министерских) здесь было доведено до 825. Все польские школы закрыты. На одного православного священника приходилось 1052 жителя, а на одного ксендза – 4041. Возрождение православия и русской жизни на Холмской Руси произошло в очень тяжелых условиях.

Еще в 1839 году в западных российских губерниях была ликвидирована уния, и бывшие униаты вернулись в православие. Однако в польских губерниях униатство осталось. Таким образом, Холмская епархия оказалась единственной униатской епархией во всей Российской империи. (Униатство осталось также в Галиции, вошедшей в состав Австрийской империи, где сохранилось и до наших дней.)

Польские власти в условиях, когда униаты были уже в меньшинстве местного населения, а их обряд был приближен к латинскому, рьяно взялись за окончательную полонизацию Холмской

Руси. В XIX веке латинизация униатской церкви на Холмщине значительно усилилась. Почти повсеместно из храмов были устранены иконостасы, введены органы; ликвидированы некоторые древние восточные церковные праздники и введены латинские; проповеди все чаще велись по-польски. Все больше униаты становились неотличимыми от католиков. Все больше местный русский язык заменялся польским даже в быту. Холмская Русь все менее оставалась Русью. Переход униатов в римский католицизм стал массовым явлением. Исчезли все униатские приходы в Красном Ставе (Красныставе), в оставшихся городах и сельской местности униатство влачило жалкое существование. Смешанные браки, которых было много в этнически смешанном крае, также сокращали число холмских русинов. Так, русинка Эмилия Качоровская, выйдя замуж за поляка Кароля Войтылу, стала матерью будущего папы римского Иоанна Павла II, которого в миру звали Каролем Войтылой-младшим.

Количество униатов в XIX веке практически не увеличивалось, несмотря на высокий естественный прирост – переход в католичество «съедал» практически прирост. А православия не было уже полтора века. То, к чему упорно стремились на протяжении нескольких веков католическая церковь и польские магнаты, стало торжествовать, по горькой иронии судьбы, в период, когда край находился под скипетром российского императора.

После польского восстания 1863 года российское правительство осознало угрозу полной полонизации населения Холмщины и решило ликвидировать униатскую церковь и освободить верующих от польского влияния. Оптимизм в правительственных мероприятиях усиливало то обстоятельство, что среди части униатов были тенденции тяготения к православию. Среди сторонников возвращения в православие был видный униатский деятель, уроженец австрийской Галиции Маркелл Попель. Он переселился в Россию и с 1871 года возглавлял Холмскую епархию. 18 февраля 1875 года по инициативе Попеля духовенство консистории и Холмского кафедрального собора постановило составить акт о воссоединении Холмской грекоуниатской епархии с православной церковью. 260 тыс. холмских униатов вернулись в православие.

Однако возвращение к православию стало проводиться весьма грубыми административными мерами. При этом взять и просто отменить указом начальства ставшие уже привычными для холмских крестьян обряды совсем не значило, что они превратятся сразу в православные. Католическая церковь максимально использовала открывшиеся перед ней возможности, вовлекая бывших униатов в римский католицизм, благо финансовые и административные возможности у нее были куда более значительные, чем у групп местных сторонников возвращения в православие. В разыгравшихся беспорядках среди арестованных подстрекателей оказались вовсе не униаты, а поляки, в том числе католический ксендз Яцковский. Многие польские помещики отказывались нанимать на работу православных из числа бывших униатов, подстрекая их к принятию католицизма.

В официальном Петербурге космополитическое чиновничество просто не понимало сути развернувшейся борьбы, ограничиваясь формальными заявлениями о ликвидации унии. Считается, что за XIX век не менее 200 тыс. униатов Холмщины перешли в римскую церковь и, следовательно, ополячились. Так непродуманное «располячивание» с помощью полиции дало прямо противоположный эффект. Когда 17 апреля 1905 года Николай II издал указ о веротерпимости, многие из числа бывших униатов перешли на римский обряд. Перед изданием указа на Холмщине и Подляшье жило 450 тыс. православных, в начале 1908 года их было уже только 280 тыс., то есть 170 тыс. человек, перешло из православия в римо-католичество. Эти данные, которые приводил митрополит Евлогий, были несколько преувеличены. По другим сведениям, реально окатоличенных оказалось около 119 тыс. человек. Впрочем, для Холмщины это все равно была огромная цифра.

Начиная со второй половины XIX века, особенно после упразднения унии, среди русских патриотов начала возникать идея вычленения из состава польских губерний прежнего Царства Польского территорий с преобладанием русского православного населения. Однако десятилетиями все проекты реорганизации административного устройства польских губерний не находили ни малейшего сочувствия в космополитизированных высших сферах. На протяжении почти полувека эти проекты обсуждались в правительстве восемь раз и столько же раз отвергались. Все варшавские генерал-губернаторы были против нее по чисто деловым соображениям. По их мнению, административная ломка, которая потребовалась бы при выделении Холмщины в отдельную губернию, создала бы массу неудобств административного и военно-стратегического характера.

В первые годах XX столетия лидером борьбы за русскую православную Холмщину стал крупный церковный деятель архиепископ (в дальнейшем – митрополит) Евлогий Георгиевский (1868–1946). Правой рукой его стал крупный публицист, уроженец города Холм Иван Порфирьевич Филевич (1856–1913), сын униатского священника, одним из первых вернувшегося в православие. Главной организационной силой русских деятелей Холмщины стало созданное еще в 1879 году «Холмское Православное Свято-Богородицкое братство», попечителем которого и стал Евлогий, председателем совета братства был протоиерей Александр Будилович. Братство издавало книги, двухнедельник «Холмская жизнь», еженедельник «Братская беседа», массовый «Холмский народный календарь» и другие издания. «Братство» действовало прямо как политическая партия, ведя агитацию, яростно полемизируя со своими противниками (не столько с католиками, сколько с петербургской бюрократией). Именно в столице империи русское движение Холмщины встречало самое яростное противодействие. Как вспоминал митрополит Евлогий: «Значения проекта никто не хотел понять. Для правительственных инстанций дело шло просто о видоизменении черты на географической карте России. Между тем проект отвечал самым насущным потребностям холмского народа, он защищал от полонизации вкрапленное в административный округ Польши русское население, отнимал право рассматривать Холмщину как часть Польского края. Русские патриоты понимали, что выделение Холмщины в отдельную губернию было бы административной реформой огромного психологического значения. Однако проект встречал оппозицию даже в лице варшавского генерал-губернатора. Он видел в нем проявление недоверия к мощи и нравственному авторитету его власти. Так рассуждали и другие противники холмской административной самостоятельности. Объяснялось это полным незнанием народной жизни. Так, например, когда я по должности викарного епископа был в Варшаве с визитом у генерал-губернатора Максимовича, он с удивлением спросил меня: “А что такое Холмщина? Это Холмский уезд?” У него не было самого элементарного понятия об области, входившей в состав подчиненных ему губерний. Где ж ему было знать многовековую историю многострадального холмского народа!»[220]

Лишь после 1905 года, когда проблема с добровольным переходом в католичество недавних православных, ранее бывших униатами, стала наглядным свидетельством упадка русского самосознания в самой западной части исторической России, в Петербурге наконец обратили внимание на Холмскую Русь. В декабре 1909 года в Холме был проведен созванный братством съезд русских деятелей. В съезде приняли участие местное православное духовенство, учителя сельских школ, преподаватели семинарий и гимназий, чиновники и представители крестьян. Съезд потребовал скорейшего выделения Холмщины из состава Польши и введения земства в будущей Холмской губернии на тех же основаниях, на которых создавалось земство в шести западных губерниях Российской империи[221]. (Напомним, что в западных губерниях на выборах в земства – местные органы власти, создавались национальные курии, что обеспечивало гарантированное большинство мест в земских органах национальному большинству губернии.) Евлогий собрал свыше 50 тыс. подписей местных жителей в поддержку ходатайства о выделении Холмщины в качестве самостоятельной русской губернии.

Премьер-министр П. А. Столыпин поддержал проект создания отдельной Холмской губернии. Впрочем, это еще не означало немедленного создания новой административной единицы. Не забудем, что Российская империя с 1906 года была парламентской монархией с законодательной Государственной Думой. В стенах российского парламента и закипела ожесточенная борьба по «холмскому вопросу».

Законопроект о выделении Холмщины рассматривался в общем собрании III Государственной Думы на 5-й сессии 25 ноября 1911 года. В прениях выступили более сотни депутатов, причем порой выступали и по несколько раз. Докладчиком по законопроекту был Д. Н. Чихачев (член фракции русских националистов), который провел огромную работу по отысканию и систематизации обширного справочного материала. Его письменный доклад составил том в 426 страниц. Изложив в своем выступлении в общем собрании Думы историю религиозных и национальных отношений в Холмском крае, Д. Н. Чихачев призвал к отделению этнографического принципа от вероисповедного: «Этнографический состав населения в данном крае, как и на всем протяжении Западной России, не совпадает с признаком религиозным… Стремление, направленное к тому, чтобы отождествить понятие католик и поляк, с одной стороны, и русский и православный, с другой, это стремление общее для всего Западнорусского края. Несомненно, одним фактом перехода из православия в католичество русская народность никоим образом утрачиваться не может, утрата национального облика может быть делом только нескольких поколений благодаря взаимодействию целого ряда факторов, именно в первую очередь польского костела, затем польских помещичьих усадеб в данном крае и, наконец, польских тайных школ. Только при взаимодействии всех этих факторов на протяжении многих десятков лет можно достигнуть определенных результатов в смысле ополячения». Исходя из оценки населения, говорящего на малорусском наречии, в 450 тыс. душ, Д. Н. Чихачев подчеркнул, что русская народность является численно преобладающей в этом крае, и вся история и этнография края приводят к заключению, что Холмщина вместе с Галицией составляют одно целое со всей Западной Россией[222].

Разумеется, резко против выступили польские депутаты Думы. С ними солидаризировались также многие депутаты от национальных меньшинств. Польский депутат И. М. Наконечный заявил, что польские паны не только никогда не угнетали холмских крестьян, но, наоборот, помогали им. Если же и был такой гнет, то он ничто по сравнению с тем, что творилось в глубине Русского[223] государства[224]. Трогательное единство с католическими ксендзами и польскими помещиками проявили российские либералы и социал-демократы. Позицию социал-демократической фракции выразил в своей речи депутат И. П. Покровский: «Русский национализм к народу русскому, к демократическим массам относится со всей ненавистью, как и ко всей демократии – будь она русской, великороссийской, малороссийской, польской, литовской и еврейской… Заверение в любви своей к русским… им нужно для того, чтобы открыть себе путь травить другие национальности»[225]. Поскольку законопроект не предполагает наделения землей малорусских крестьян, заявлял И. П. Покровский, то и поддерживать его с точки зрения социал-демократии нечего.

Закон об отделении Холмской губернии был все же принят и вступил в силу 23 июня 1912 года. Официальное открытие Холмской губернии состоялось 8 сентября 1913 года. Холмскую губернию создали по этнографическому принципу из заселенных малорусами частей Люблинской и Седлецкой губернии. По национальному составу население губернии выглядело так: малороссы – 52,6 %, поляки – 24,4 %, евреи – 15,3 %, немцы – 4 %, русские (великороссы) – 3,7 %. На самом деле этнический состав населения был более запутанным. Многие католики из числа латинников, говоривших в быту на малорусском диалекте, отметились как поляки, некоторые жители Холмщины, включая евреев, имевшие образование, называли себя русскими или поляками. Напомним, что главным критерием для отнесения в ходе дореволюционных переписей к отдельной национальности, лежал языковой принцип. Но на Холмщине практически все жители были двух– и даже трехъязычными. Почти все холмщаки знали и польский язык, и местный вариант малороссийского наречия, и, правда в меньшей степени, литературный русский язык. Евреи в основном говорили на идиш, но также почти все могли объясняться и с поляками, и с малороссами. Немного более точные сведения сообщали данные о вероисповедании жителей новой губернии.

Католиков насчитывалось 311 тыс. человек, православных – 305 тыс., иудеев – 115 тыс., протестантов – 28 тыс.

Подавляющее большинство жителей Холмщины все же не имели четко выраженного национального самосознания. Как правило, все они, и католики, и православные, называли себя «холмщаками», что вполне соответствует белорусским «тутейшим» (здешним, тутошним). Разговорным языком большинства холмщаков был местный вариант малорусского (отличающегося от языка малороссов Поднепровья), а также местный говор («гвара») польского.

Развитию Холмской губернии помешала начавшаяся Первая мировая война. Уже летом 1915 года Холмщина была занята немецкими и австро-венгерскими войсками. Значительная часть местного населения была эвакуирована или (в значительно большем количестве) ушла на восток вместе с отступающей русской армией. Именно так с Холма в Донбасс попала будущая жена Н. Хрущева Нина Кухарчук. Затем последовали революции в России, Гражданская и советско-польская войны. Холмщина оказалась в составе возрожденного Польского государства.

В составе Польши Холм окончательно превратился в город, где русские были в меньшинстве. В 1921 году из 23 221 жителя было 12 064 еврея, 9492 римо-католика, 1369 православных, 207 лютеран. В целом на Холмщине восточные славяне теперь составляли не более 15 % населения.

Польский характер Холмщины был уже настолько очевиден, что когда в 1920 году по инициативе британского министра иностранных дел Керзона была предложена как линия перемирия между советской Россией и Польшей этнографическая линия, разделявшая районы с преобладанием польского населения от районов с преобладанием восточных славян, в дальнейшем известная как «линия Керзона», то Холмщина была отнесена к польским территориям.

Польские власти неохотно разрешали репатриацию холмщаков с русским самосознанием на родину. Считается, что до 150 тыс. жителей Холмщины, включая даже некоторых поляков и евреев, остались в Советской России после окончания войн. Тем не менее местная православная епархия насчитывала около 250 тыс. прихожан. Они и стали объектом гонений и преследований.

Официальная Варшава настойчиво проводила политику ассимиляции под лозунгом: «Русских в Польше нет!» Варварски уничтожалось все связанное с православием и Россией. Так, церковь св. Кирилла и Мефодия была взорвана в Великую субботу 1921 года, Святодуховская церковь была разобрана в 1935 году. Также были уничтожены еще несколько православных храмов. Под католические костелы были переданы многие православные церкви. Так, храм св. Троицы стал костелом св. Казимира, церковь св. Варвары стала костелом св. Андрея. Храмовые сооружения в помещении холмской духовной семинарии передали в польскую светскую школу. В результате этого вандализма город Холм совершенно перестал быть чисто внешне похожим на русские города.

Вскоре кампания по уничтожению православных храмов докатилась и до сельских церквей. В конце 1937 года поляки начали массовое уничтожение церквей как «ненужных объектов». Из 389 православных церквей, действовавших на Холмщине и Подляшье в 1914 году, осталось 51 (149 превращены в костелы, а 189 – разрушено). Среди разобранных церквей были старинные храмы постройки XVI века (в посаде Тышовцы). Православные кладбища и еще не разобранные храмы переосвящались католическими ксендзами, разъезжавшими по селениям в сопровождении полиции[226].

В сентябре 1939 года Польша была разгромлена германскими войсками. Но если большая часть восточнославянских земель отошла к СССР, то Холмщина вместе с так называемым Закерзоньем была оккупирована Германией и стала частью генерал-губернаторства. Немецкое владычество над Холмщиной (а также над другими восточнославянскими землями Закерзонья, такими как Лемковина) имело несколько неожиданные формы – на Холмщине началась украинизация.

С середины XIX века на территории российской Малороссии, а также австрийской Галиции начало действовать украинское движение. Причиной, по которому польское дворянство и австрийский генштаб создавали украинство, были понятны: для создания Польши «от моря до моря» необходимо было привлечь на свою сторону малороссов. Аналогичным образом сепаратизм в Малороссии был необходим всем, кто собирался воевать с Россией. Но пусть не покажется странным то обстоятельство, что украинства на Холмщине не было вплоть до Второй мировой войны. Дело в том, что поляки управляли Холмщиной и в условиях отсутствия польского государства. Кроме того, здесь изначально было многочисленное польское население, и процесс полонизации проходил достаточно заметно. Свою роль по разделению местных русских вполне выполняла униатская церковь. И в этих условиях создавать какое-то еще украинское движение было бы пустой тратой времени и средств. Но польские лидеры не подумали, что создаваемый ими украинский национализм для подрывной деятельности в Малороссии вполне может действовать против своих создателей.

Вообще-то, впервые свои претензии на Холмскую Русь украинские деятели заявили в 1917 году. После падения монархии многие холмщаки, находившиеся во внутренних районах России, оказались в сложном положении. В этих условиях некоторые из них действительно заинтересовались украинством. Так, беженцы из Холмщины провели 7-12 сентября 1917 года в Киеве так называемый Всенародный съезд Холмщины. Съезд был проведен в доме, где заседала Украинская Центральная рада. В съезде принял участие украинский политикан и псевдоисторик М. Грушевский, сам уроженец Холма. На Съезде было принято несколько резолюций, в которых заявлялось, что холмщаки являются частью «украинского народа», а Холмщина должна войти в состав Украинского государства. В 1917 году аналогичных «съездов», принимавших громкие резолюции, которые были не подкреплены никакими реальными делами, было великое множество, так что большинство холмщаков даже и не узнали, что они, оказывается, украинцы. Но в период немецкой оккупации Польши германское командование стало развивать украинство.

Немецкие оккупационные власти начали давать различные льготы всем русинам, которые согласятся признать себя украинцами. В 1940 году немцы передали Кафедральный Богородчанский собор в Холме Украинской автокефальной церкви. Православным вернули многие церкви, недавно отобранные католиками, но зато во всех 220 православных храмах Холмщины теперь должна была идти служба по-украински. Была создана (впервые в истории Холмщины) сеть школ с преподаванием на украинской мове.

Из местных «украинцев» стали формировать вспомогательную полицию. Руками этих новоявленных «украинцев» делалась вся «грязная» работа типа уничтожения обитателей еврейского гетто осенью 1942 года, охрана лагерей для военнопленных и пр. Понятно, что к «украинцам» с ненавистью относились почти все холмщаки – и поляки, и русины. Однако немцам посредством украинизации удалось столкнуть друг с другом славян Холмщины. Польское сопротивление, в частности, Армия Крайова (АК), не рискуя воевать против немцев, начало террор против восточнославянского населения, ничуть не смущаясь тем, что подавляющее большинство русинов не считали себя украинцами. Так, аковцами были сожжены села Сагрынь и Бересть и перебито большинство их жителей, несколько сотен человек. Таким образом, украинство присутствовало в крае всего лишь несколько лет, но сделало все, что всегда делало украинство, – внесло смуту и разлад и, в конце концов, погубило местных малороссов.

В июле 1944 года Холм был занят Красной армией. Поскольку именно Холм стал первым более или менее значительным городом Польши западнее Буга за пределами тех территорий, что отошли к СССР в 1939 году, то именно здесь разместилось первое коммунистическое просоветское польское правительство. 22 июля 1944 года, день провозглашения нового правительства, отмечался в Польской народной республике как государственный праздник.

Возможность сохранить русский характер Холмской земли существовала еще некоторое время. На рубеже 1943–1944 годов тогдашний нарком иностранных дел УССР О. Корнийчук публично выдвинул требование присоединить к Украине «исторические украинские земли» – Подляшье, Холмщину, Надсянье. Была даже отпечатана карта Холмской области Украинской ССР. Среди советских деятелей, выступающих за присоединение к СССР земель западнее Буга, выделялся Н. С. Хрущев, руководитель советской Украины, женатый на холмщанке. Но Сталин решил оставить границу в районе Холма неизменной. После создания в Люблине в июле 1944 года польскими коммунистами Польского комитета национального освобождения (ПКНО), ставшего временным правительством на первых же освобожденных от немецких оккупантов польских территориях, Сталин решил успокоить поляков, не настаивая на присоединении земель западнее «линии Керзона». Согласно советско-польскому договору от 16 августа 1945 года, устанавливалась граница между СССР и Польшей примерно по «линии Керзона» с некоторыми отклонениями в пользу Польши. В результате за Польшей остались Холмщина, Подляшье, Лемковина и при этом были уступлены Перемышль и Ярослав (входившие в СССР с сентября 1939 года). Но еще до этого договора, начиная с сентября 1944 года, началась акция по выселению этнических русинов из Польши в Украинскую ССР и поляков, проживающих в западных регионах советских республик, в Польшу. Остававшимся в Польше русинам предоставлена была другая альтернатива – переселяться на север и запад Польши, на новые земли, оставленные немцами. При этом даже польское антикоммунистическое подполье также начало расправы над русинами. Среди актов насилия против «украинцев» известна трагедия украинского села Верховины в Красниставском уезде Польши 6 июня 1945 года. Отряд NSZ («Народовы силы збройне», польская антикоммунистическая организация фашистского типа) количеством 300 человек под командованием майора Мечислава Пазерского осуществил поголовное уничтожение жителей села и зверски казнил 194 украинцев. Для ликвидации банды из города Холм была срочно направлена оперативная группа, состоявшая из сотрудников отдела общественной безопасности, милиции и курсантов школы подхорунжих Войска Польского. Однако после начала боя 30 человек перешли на сторону бандитов, остальные же в панике бежали, бросив две машины и бронетранспортер с вооружением.

Тогда в дело вступил 2-й батальон 98-го пограничного полка войск НКВД СССР. Преследуемая им банда была окружена в селе Гута и 11 июня, после продолжительного боя, полностью разгромлена. При этом было убито 170 «борцов за независимую Польшу», в том числе главарь банды Сокол и его заместитель Стрый. Еще около 30 раненых бандитов сгорели во время боя в домах, а 7 человек попало в плен. Можно предположить, что, зная о совершенных бандитами зверствах, советские бойцы не особенно стремились брать пленных. Было захвачено 5 крупнокалиберных пулеметов, 1 станковый пулемет, 4 ручных пулемета, 32 автомата, 62 винтовки, 8 пистолетов, 35 гранат, отбиты обратно бронетранспортер и две машины. В свою очередь батальон НКВД потерял 5 убитых и был 1 раненый[227].

В этих условиях большинство холмщаков действительно предпочли объявить себя украинцами и переехать (фактически бежать) в советскую Украину.

До августа 1946 года в СССР переселили 482 тыс. закерзонских «украинцев», среди них 193 тыс. человек были с Холмщины и Подляшья. Почти всех украинцев, оставшихся в Польше после переселения (более 150 тыс., в том числе около 29 тыс. холмщаков) в 1947 году переселили на северо-западные земли, вошедшие в состав польского государства после Второй мировой войны.

Что касается северной части Забужской Руси – Подляшья, то в сентябре 1939 года часть этой территории отошла к СССР и стала Белостокской областью Белорусской ССР. 20 сентября 1944 года Подляшье было передано Польше, которая, в рамках обмена населением с СССР, начала проводить политику насильственного выселения оттуда восточнославянского населения.

Так окончательно исчезла Холмская Русь. Теперь это чисто польский край. Город, носящий польское имя Хелм, почти ничем не напоминает древний русский город, столицу Даниила Галицкого. Остатки восточных славян, которых и польские и советские власти объявили украинцами, постепенно усвоили украинскую идентичность. Показательно, что на Холмщине для русинов существуют только украинские школы. Вызывает осторожный оптимизм возрождение православия на Холмской земле. И все же (как хочется в этом ошибиться!), Холмская Русь навсегда исчезла. Но в памяти русских людей жизнь, борьба и гибель Холмской Руси должна остаться навсегда.

В наши дни это географическое понятие неизвестно большинству россиян. В массовой, да и в научной литературе понятие «Новороссия» практически не используется, в силу чего и произошло забвение данного понятия. Даже самые образованные люди обычно могут лишь сказать, что под Новороссией когда-то, с середины XVIII века (точнее, с 1764 года, когда была создана одноименная губерния) и до 1917 года, подразумевалась территория по северному берегу Черного и Азовского морей. В силу такого названия региона можно вспомнить, что город Екатеринослав (ныне Днепропетровск) при императоре Павле назывался Новороссийском, университет в Одессе до революции официально назывался Новороссийским. В советскую эпоху этот край назывался Северным Причерноморьем, а теперь его обычно именуют Южной Украиной. Однако в силу своей этнической истории этот край заслуживает особого рассмотрения. Новороссия – не часть Украины, а совершенно особая часть исторической России, отличающаяся от всех других регионов страны. История края резко отличается от истории всех регионов России, в том числе от истории Украины.

Думается, что пришло время реабилитировать старое доброе название края.

Географически территория Новороссии достаточно часто изменялась. В XVIII веке, когда появилось само понятие «Новороссия», под ней подразумевались степные территории с неопределенными рубежами на юге Российской империи, освоение которых только начиналось. В царствование Екатерины II, когда к России были присоединены причерноморские степи и Крым, эти территории и стали называть Новороссией. В первой половине XIX века к Новороссии относили также Бессарабию. Довольно долго к Новороссии относили и земли на Северном Кавказе (именно этим объясняется название города Новороссийск на Черноморском побережье Кавказа).

Дореволюционные ученые обычно относили к Новороссии в широком смысле все земли на юге империи, присоединенные начиная с царствования Екатерины II. Но в более распространенном значении под Новороссией имелись в виду территории трех причерноморских губерний – Херсонской, Екатеринославской и Таврической, а также Бессарабская губерния, имевшая особый статус, и область Войска Донского. В наши дни территории этих губерний соответствуют территориям Одесской, Николаевской, Херсонской, Днепропетровской, Донецкой, Луганской, Запорожской, Кировоградской областей и Автономной республики Крым на Украине, республики Молдавия, Приднестровья, Ростовской области с городами Ростов-на-Дону и Таганрог в РФ.

Природные условия края очень благоприятны. Хлеборобная степь тянется до Черного моря. Именно эта степь, распаханная в XIX веке, была житницей всей России, поставляя хлеб и в Европу. Здесь выращивали пшеницу, сою, хлопок, подсолнечник, арбузы, дыни, виноград и другие, экзотические для большей части России продукты. В крае добывают уголь, марганец, известняк, железную руду. Новороссия имела серьезное экономическое значение и в Российской империи, и в СССР.

В Черное море впадают такие крупные реки, как Днепр, Днестр, Южный Буг, Дунай. Удобные транспортные пути, благоприятный климат, обильная степь, богатые минеральные ресурсы – все это делало Новороссию желанной добычей для многих народов в истории. И не случайно этническая история Новороссии едва ли не самая сложная среди всех регионов России. При этом своим своеобразием отличаются отдельные части Новороссии, такие как Крым, Бессарабия, Донбасс.

Черное море издревле было знакомо нашим предкам. Уже во времена киммерийцев и скифов праславяне, как можно судить по археологическим данным, были в числе изначальных обитателей северного побережья Черного моря. Это море было совсем близко к восточнославянской прародине. По словам Б. А. Рыбакова, «здесь ловят рыбу, плавают на кораблях, здесь находится девичье царство (сарматов) с каменными городами; отсюда, от морских берегов, Змей Горыныч, олицетворение степняков, направляется в свои налеты на Святую Русь. Это реальное историческое черноморско-азовское море, издавна известное славянам и даже носившее временами название Русского моря. «До этого моря от лесостепной окраины славянства… можно доскакать «скорою ездою», как говаривали в XVI веке, всего лишь за три дня. В этом море есть сказочный остров Буян, в котором без труда угадывается остров Березань (Борисфен), лежавший на наезженном пути в греческие земли; на этом острове в X веке оснащались русские торговые корабли. Как видим, Черное море не связано с космологическими представлениями о конце земли; наоборот, за этим морем начиналось все «заморское», притягательное и лишь наполовину неведомое»[246].

Однако особенностью Черного моря было и то, что его северный берег представляет собой степь, часть Евразийской великой степи. Взаимоотношения между Русью и степью, о чем говорилось выше, напрямую отражались на положении моря, которое периодически бывало то по-настоящему Русским морем, то логовищем Змея Горыныча. Несколько раз напор степняков отбрасывал славян от берегов моря под защиту леса. Но всякий раз, собравшись с силами, Русь вновь и вновь стремилась вернуться к Русскому морю. Это повторялось слишком часто, при самых разных правителях, режимах, экономических и социальных условиях, чтобы быть случайностью. Есть какая-то мистика в той величественной борьбе – тяге русских людей к морю.

Впрочем, и современное название моря – Черное – также дано, судя по всему, нашими предками. Среди множества гипотез о происхождении названия моря наиболее убедительна версия члена-корреспондента АН СССР О. Н. Трубачева и профессора Ю. Карпенко. Еще в III–II тыс. до и. э. На северных берегах Азовского моря жили арийские (индоевропейские) племена синдов и меотов, называвших море Темарун, что буквально и означает Черное. Происхождение такого названия связано с чисто визуальным восприятием цвета поверхности двух соседних морей, ныне именуемых Черным и Азовским. С гористых берегов Кавказа Черное море действительно кажется значительно темнее, чем Азовское. Иными словами, у ариев, живших в закубанских и донских степях до их ухода в Индию, привыкших к светлой поверхности «своего» моря, созерцание соседнего не могло вызывать иного восклицания, чем «Черное море». А ведь праславяне именно в это время отпочковывались от общеарийской (индоевропейской) этноязыковой семьи, так что синды и меоты в определенном смысле тоже предки русского этноса. Синдов и меотов сменили ираноязычные скифы, которые также называли море словом «Ахшаэна», то есть «черное», или «темное», море. Это название, как видим, пережило тысячелетия и дошло до наших дней.

В древности на этих степях сменяли друг друга киммерийцы, скифы, сарматы, готы, гунны, аланы. В горном Крыму жили тавры. Начиная с VII века до и. э. происходила греческая колонизация. Греки основали многие города – некоторые из них (правда, уже с другим этническим населением) существуют и поныне.

Но начнем по порядку. Древние авторы писали о том, что на огромном степном пространстве от Дуная до Волги первоначально жили кочевые племена киммерийцев. Киммерийцев упоминают ассирийские авторы под 714 годом до и. э., когда эти племена проникли в Малую Азию. В следующем столетии киммерийцы также принимали участие в войнах в Передней Азии. Вероятно, киммерийцы относились к группе иранских народов. Они носили штаны, приталенные рубахи, на голове башлык. Нечто похожее носили и русские казаки даже в начале XX века. Как видим, степная мода оказалась весьма консервативна.

Впрочем, киммерийцы из Причерноморья исчезли в VII веке. Греки уже не застали их, но у сменивших киммерийцев кочевых скифов сохранились предания о своих предшественниках. По словам «отца истории» Геродота, киммерийцы ушли из Причерноморья в страхе перед скифами. Как бы то ни было, от киммерийцев остались географические понятия, как Боспор Киммерийский (ныне – Керченский пролив), так называемые «Киммерийские переправы» через этот пролив, город Кимерик на берегу этого пролива. Скифы, под которыми греки подразумевали все «варварские» племена самого разного этнического происхождения, жившие по северным берегам Черного моря, пришли на место киммерийцев надолго. В узком смысле под скифами понимаются ираноязычные кочевые племена, жившие в степях от Дуная до Алтая, включая степной Крым. Кочевые скифы хозяйничали в крае более пяти столетий (VIII–III века до и. э.). Скифы были известны в античности как кочевой скотоводческий народ, живший в кибитках, питавшийся молоком и мясом скота, имевший жестокие воинственные нравы, позволившие им снискать славу непобедимых. Со своих поверженных врагов скифы снимали скальп, из содранной вместе с ногтями с правой руки вражеских трупов кожи изготовляли чехлы для своих колчанов, из черепов наиболее достойных своих поверженных врагов делали чаши для вина.

В VII веке до и. э. скифы совершали дальние походы в Переднюю Азию, и 28 лет господствовали на востоке, пока мидийский царь не перебил на пиру скифских вождей, а затем и оставшееся без командиров скифское войско. Но, прекратив дальние походы, скифы по-прежнему оставались хозяевами Причерноморья. В 512 году до и. э. скифы уничтожили огромное персидское войско царя Дария, вторгшееся было в их владения.

Скифы были высокими (до 172 см) европеоидами. Скифы, кстати, были носителями гаплогруппы Rla, то есть очень близкими родственниками славян.

Как отмечает западная исследовательница Т. Райс: «…по изображениям на сосудах из Куль-Оба, Чертомлыка и Воронежа можно предположить, что скифы имели ошеломляющее сходство с крестьянами дореволюционной России… Внешнее сходство скифов, как это видно из работ греческих мастеров по металлу, с крестьянским населением дореволюционной Центральной России может до определенной степени быть случайным, являющимся результатом того, что и те и другие предпочитали носить одинаковые прически и длинные бороды. Но есть и другие сходства, объяснить которые значительно сложнее. Так, коренастое телосложение и большие округлые носы были характерны и для тех и для других, и вдобавок аналогичные особенности заметны и в темпераментах обоих народов. И те и другие любили музыку и пляски; и те и другие были настолько увлечены искусством, что могли восхищаться, перенимать и переделывать совершенно инородные стили в нечто абсолютно новое, национальное; у обоих народов был талант к графическим искусствам, а также у них можно отметить почти всенародную любовь к красному цвету. И опять-таки оба народа демонстрировали готовность прибегнуть к политике выжженной земли в случае нашествия. Смешанные браки вполне могли сыграть свою роль в сохранении в России черт скифов, которые и по сей день продолжают находить свое выражение в национальном облике»[247].

Российский антрополог В. П. Алексеев еще в 1985 году указывал на значительное сходство антропологического типа восточных славян, в том числе и русских, «…с тем антропологическим вариантом, который зафиксирован в скифских могильниках Причерноморья», добавляя при этом: «…несомненно, что большая часть населения проживавшего в южнорусских степях в середине I тыс. до н. э., является физическими предками восточнославянских племен эпохи Средневековья». При этом В. П. Алексеев отмечал и изменение антропологического типа восточных славян, произошедшее в первые века II тыс. н. э. В пользу западнославянского, и связывал это с миграциями «нового пришлого населения из прикарпатских районов – прародины славян, и его брачных контактов с местными популяциями»[248].

Древние греки стали селиться на северном берегу Черного моря, начиная с VII века до и. э. В Восточном Крыму, вокруг Боспора Киммерийского, в V веке до и. э. сложилось Боспорское царство. Для своего времени это было достаточно большое и богатое царство. Столица Боспора, город Пантикапей, имел площадь около 100 га. Проживало в царстве не менее 60 тыс. горожан и примерно вдвое больше селян. Немалую часть населения составляли скифы, синды и тавры.

Еще одним значительным центром греческой колонизации был основанный в 422 году до и. э. Херсонес, имевший до 100 тыс. жителей.

Восточнее скифов жили родственные им савроматы (в дальнейшем, с ш века до и. э., название изменилось на «сарматы»). Они вытеснили скифов из северного Причерноморья. Впрочем, большинство скифов растворились в среде родственных и имеющих схожий образ жизни сарматов.

Впрочем, часть скифов осталась в Крыму вплоть до III века, создав там свое царство. Скифское государство в Крыму превратилось в земледельческую страну. Военные поражения и захват сарматами большей части степных кочевий вынудили скифов изменить образ жизни. Большинство крымских скифов жили теперь оседло, и только аристократия сохраняла кочевые традиции. На местах старых зимников выросли крупные земледельческие поселения. Скифы теперь сеяли пшеницу, ячмень, просо, занимались виноградарством и виноделием, разводили лошадей, мелкий и крупный рогатый скот. Скифские цари строили города и крепости. Столицей царства был Неаполь Скифский, его городище расположено по соседству с современным Симферополем. Город защищала каменная оборонительная стена с квадратными башнями. Он стоял на пересечении торговых путей, которые шли из крымских степей к побережью Черного моря. Главной статьей государственного дохода была хлебная торговля. Скифские цари чеканили монету, боролись с пиратством и стремились подчинить своей власти торговых соперников – греческие колонии.

В горах и на южном берегу Крыма жили тавры. Не случайно греки Крым назвали Тавридой, или Таврикой. В отличие от подвижных скифов и сарматов тавры были оседлыми жителями. Впрочем, они не брезговали пиратством, принося пленников в жертву своей богине Деве.

Происхождение тавров неизвестно. Самоназвание их также неизвестно, по-гречески «тавр» означает «бык». Произошло ли это название от культа быка, распространенного у многих древних народов, или просто по созвучию слов, или от переноса греками названия горной цепи Тавр в Малой Азии, мы, видимо, никогда не узнаем. Живя вместе с греческими колонистами и скифами, тавры к II–III векам ассимилировались. Археологами раскопаны семейные погребения, в которых мужчина похоронен со скифским оружием, а женщина – с таврскими украшениями. В I веке историки и географы стали употреблять термин «тавроскифы» для обозначения смешанного негреческого населения Крыма.

Впрочем, наряду с эллинизацией варваров в Северном Причерноморье проходила также и варваризация греческих колонистов. Дион Хризостом, посетивший Причерноморье около 100 года, отмечал, что жители Ольвии уже нечисто говорили по-гречески, живя среди варваров, хотя и не утратили эллинского чувства и знали почти всю Илиаду наизусть, боготворя ее героев, больше всего Ахилла. Одевались они уже по-скифски, нося шаровары и плащи черного цвета.

Савроматы, ставшие хозяевами скифских степей, были типичными кочевниками. Особенностью савроматов было высокое положение женщин, их активное участие в общественной жизни и военных действиях. Древние писатели часто называют савроматов женоуправляемым народом. Геродот пересказал легенду об их происхождении от браков скифских юношей с амазонками – легендарным племенем женщин-воительниц. Эта легенда была призвана объяснить, почему савроматские женщины ездят верхом, владеют оружием, охотятся и выступают на войну, носят одинаковую с мужчинами одежду и даже замуж не выходят, пока в бою не убьют врага.

Среди сарматов выделились племена роксоланов, аорсов, языгов, сираков, аланов. Со временем самыми сильными из них стали аланы, подчинившие остальных сарматов. Вместе с готами в середине III века аланы вторглись в Крым. Этот удар окончательно сокрушил античные города Причерноморья. Правда, городская жизнь здесь не замирает. Города с греческим населением, которое пополняется византийскими греками, армянами, и разноплеменными выходцами из степей, продолжают существовать.

Ираноязычные аланы и германцы-готы поселились в юго-западной части Крыма, которую стали называть Дори. Сам Крым долго назывался Готией. Среди готов и аланов распространилось православие, они постепенно стали переходить к оседлому образу жизни. Из византийских хроник известно, что в 528 году крымскими готами правил некий Грод (византийцы иногда называли его Гордием, или Гордианом). Он прибыл в Константинополь, в котором крестился, но когда по возвращении стал уничтожать языческих готских идолов, сделанных из серебра и янтаря, то готы взбунтовались и убили Грода[249]. Однако со временем православное христианство утвердилось среди готов и аланов. Поскольку готы и аланы жили смешанно, при этом имели общую религию, культуру и быт и использовали в качестве письменного языка греческий, то неудивительно, что в XV веке итальянец Иосаф Барбаро писал о народе «готаланов».

Впрочем, в степях севернее Крымских гор этническая картина без конца менялась. В IV веке здесь господствуют гунны, правда быстро ушедшие на запад в поисках добычи, которую сулила им разваливающаяся Римская империя. Затем волна за волной сменяются здесь авары, булгары, хазары, печенеги, половцы.

Постепенно в крае стали все больше выделяться славяне. Они жили на черноморских берегах еще задолго до нашей эры. Славяне еще в древности были известны как замечательные мореходы, господствующие на Черном море. В 626 году тысячи славян – союзников аварского кагана – осаждали Константинополь, причем не только с суши, но и блокировав царственный город с моря. Только с большим трудом византийцам удалось отбиться.

С возникновением Киевской Руси начинается период гегемонии русских на этом море. Морские навыки у них были значительно развиты. Основным судном руссов была морская ладья, представлявшая собой колоду-однодеревку, на борта которой набивались доски. Ладья могла ходить на веслах и под парусом. Регулярного постоянного морского флота в Древней Руси не было. Для морских походов по мере надобности создавался ладейный флот. Каждая ладья представляла самостоятельную боевую единицу, ее личный состав (40 человек) разбивался на десятки. Грузоподъемность этих судов составляла от 4 до 16 тонн, они имели длину не менее 16 м, ширину не менее 3 м, а осадку около 1,2 м. Ладьи объединялись в отряды, составляющие флот во главе с князем[250]. Впрочем, были корабли, вмещавшие и до 100 человек.

Именно такие эскадры руссов и совершали знаменитые походы на Византию в 860 году, при Аскольде и Дире. В 907 году Олег Вещий с флотом в 2 тыс. судов не только одержал победу и обрел славу и добычу, но и добился подписания первого в истории письменного русско-византийского договора. Два морских похода – 941 и 944 годов – совершил князь Игорь. Как раз в 940-х годах арабский ученый аль-Масуди, упоминая Черное море, писал: «…которое есть Русское море; никто, кроме них (руссов), не плавает по нему, и они живут на одном из его берегов». Морские походы руссов продолжались и в более поздние времена. Так, другой арабский ученый Мухаммед Ауфи в начале XIII века писал о руссах: «Они совершают походы на отдаленные земли, постоянно странствуют по морю на судах, нападают на каждое встречное судно и грабят его».

После побед Святослава над хазарами и Владимира над печенегами, давших Руси временный перевес над степью, в Северном Причерноморье образовалось Тмутараканское княжество. Тмутаракань как город-крепость возник на месте древнего поселения около 965 года, после походов Святослава Игоревича на юг, разгрома хазар и присоединения этого края к древнерусскому государству. В этих местах жили греки (потомки античных колонистов и эллинизированных тавров и скифов), касоги (черкесы), ираноязычные ясы (аланы), тюркоязычные хазары и булгары, угры, готы, а со временем сюда начало постепенно проникать русское население. Когда точно первые славяне появились в Крыму, сказать трудно. Но, как отмечал академик Б. А. Рыбаков, «мы можем проследить проникновение славян в Крым и Тамань почти за тысячу лет до образования Тмутараканского княжества»[251]. На одной из греческих надписей в Боспоре, датируемой III веком, упомянуто имя Ант. В VIII–X веках Восточный Крым и азовское побережье Северного Кавказа были под властью хазар. Вероятно, именно в хазарскую эпоху славянское население Северного Причерноморья значительно увеличилось, поскольку многие славяне, будучи зависимыми от хазарского кагана, могли беспрепятственно расселяться в его владениях. По мере ослабления Хазарии славяне сами стали устраивать вторжения в Крым. Так, из одного византийского жития известно, что некий новгородский князь Бравлин (о котором, впрочем, в русских летописях нет никаких упоминаний) в начале IX века разграбил все побережье Крыма. К концу X века, к моменту падения Хазарского каганата, славяне уже заметно выделялись своей численностью среди полиэтнического населения берегов Керченского пролива. Совершенно понятным становится появление по берегам Керченского пролива после разгрома хазар славянского Тмутараканского княжества

Название Тмутаракань образовалось от искаженного хазарского слова «тумен-тархан», что означало название ставки тархана – хазарского военачальника, располагавшего войском в 10 тыс. воинов («туменов»). В первый раз это название упоминается в «Повести временных лет» под 988 годом, когда Владимир Святославич образовал там княжество и посадил в нем своего сына Мстислава.

Сам факт возникновения Тмутараканского княжества, отрезанного от Киева степными просторами, свидетельствует не только о могуществе Руси, но и о том, что значительное славянское население обитало в Крыму и на Северном Кавказе, причем задолго до создания государства на Руси (поскольку нет никаких исторических свидетельств об организации киевскими князьями массового переселения руссов в Причерноморье). Как писал известный историк В. В. Мавродин: «Русь Черноморско-Азовского побережья до времени Святослава – это и славянские купцы, и воины, появившиеся в городах и селениях Хазарии, Крыма, Кавказа, Нижнего Дона, и отдельные колонии переселенцев, и гнезда русифицированных этнических групп, перевоплотившихся из племен сарматского мира, близких социально и в культурно-языковом отношении другим племенам, скрещивающимся в северной и лесостепной зоне уже с подлинными славянами»[252]. После присоединения края при Святославе в 965 году этнический состав населения Тмутаракани не изменился[253].

0 значении Тмутаракани свидетельствуют такие данные: именно опираясь на эти земли, князь Мстислав вступил в борьбу за отцовское наследство с братом Ярославом Мудрым и смог отвоевать у него все русские земли по левому берегу Днепра. По словам исследователя М. И. Артамонова, «Тмутаракань не была отдаленным от Руси маленьким княжеством, а крупным политическим центром, располагавшим силами чуть ли не всего юго-востока европейской части нашей страны, опираясь на которые Мстислав мог не только одолеть Ярослава с его варягами, но и овладеть всей левобережной частью днепровской Руси»[254].

Тмутараканское княжество в X–XI веках переживало быстрый хозяйственный подъем. В столичном городе княжества при князе Владимире Красно Солнышко (980-1015 гг.) были сооружены стены мощной крепости. Как отмечали археологи, строительные приемы, применявшиеся в Тмутаракани, также применялись и при строительстве крепостей на реке Стугне под Киевом[255]. Тмутараканский князь Олег (1083–1094 гг.) выпускал собственную серебряную монету со своим портретом и надписью «Господи помози». Его жена, Феофания Музалон из Византии, имела печать, где она была названа «архонтессой (княгиней) Руси».

О том, что среди тмутараканцев преобладало русское и обрусевшее население, свидетельствуют многочисленные граффити (настенные надписи) на древнерусском языке, иконки, печати местного посадника Ратибора. Показательно также, что, хотя большинство местных оседлых жителей были христианами еще с IV века, со времен римского императора Константина Тмутаракань стала независимой в церковном отношении от византийского духовенства.

Помимо Тмутаракани и находившегося в этом же княжестве Корчева (Керчи), известны и другие русские города на Русском море или вблизи от него: Олешье (Алешки, в 1928–2016 гг. – Цюрупинск) в низовьях Днепра, Белгород-Днестровский в Днестровском лимане, основанный на развалинах разрушенного готами античного города Тира, Малый Галич (ныне Галац в Румынии).

Однако господствующее положение Руси на Черном море было недолгим. Между основной территорией Руси и русскими поселениями на Черном море лежали сотни километров выжженной солнцем степи, распахать которые при тогдашней агротехнике было невозможно. Когда со второй половины XI века начался половецкий натиск, совпавший со временем распада Киевской Руси на уделы, то связи Поднепровья с Тмутараканью прервались. Под половецкими ударами русское население причерноморских земель было большей частью оттеснено на север, частью погибло.

После 1094 года русские летописи ничего не сообщают о Тмутаракани, а тмутараканские летописи до наших дней не дошли. Тмутаракань, вероятно, вошла в вассальные отношения с Византией, поскольку связываться по морю с Константинополем было проще и удобнее, чем идти через половецкие степи на Русь. Впрочем, зависимость от Византии носила характер военного союза, поскольку в Тмутаракани правили местные князья, имена которых неизвестны. Кроме того, Тмутаракань платила дань одному из половецких ханов, владевшему степным Крымом. Русское население Крыма и Тамани продолжало жить здесь и позднее. Во всяком случае, арабский географ Идриси около 1154 года называл Таматарху (то есть Тмутаракань) густо населенным городом, а реку Дон именовал Русской рекой. В договорах Византии с Генуей в 1169 и 1192 годах говорилось, что севернее Керченского пролива находится торжище с названием «росия» (с одним «с»)![256]Археологами раскопано славянское поселение на холме Тепсель (поселок Планерное), датируемое XII – началом XIII века.

Но все же Русь была отрезана от Русского моря.

Конечно, на Руси не забыли о причерноморских землях. Не случайно в «Слове о полку Игореве» князь Игорь собирался «поискать града Тмутаракани», отправляясь в поход на половцев. Но разделенная на уделы Русь не была в состоянии возвратиться на берега Черного моря. Возвращение произошло лишь через семь веков!

О Тмутаракани в памяти русских вскоре не осталось ничего, кроме смутных воспоминаний о чем-то, находящемся очень далеко. Даже местонахождение Тмутаракани полностью забыли, так что в XVI веке московские летописцы считали Тмутараканью город Астрахань[257].

Вторжения половцев, первое из которых произошло еще в 1061 году, три десятилетия спустя приняли характер массового вторжения. В 1090-х годах половцы почти непрерывно вторгаются на Русь. Занятые усобицами русские князья не только не способны были отбить половецкий натиск, но нередко и сами приглашали половцев пограбить владения своих соперников. У половцев выдвинулись крупные полководцы Тугоркан (в русских былинах его называли Тугарин Змеевич) и Боняк Шелудивый. В 1093 году половцы разгромили дружины русских князей под Треполем (на реке Стугне), а три года спустя разграбили окрестности Киева и сожгли Печерский монастырь.

Степная граница Руси теперь проходила неустойчивой ломаной линией от Межибожья к нижнему течению реки Роси, откуда круто поворачивала на северо-восток к верховьям рек Сулы, Пела, Воркслы, Северского Донца, Дона и Прони.

Русские князья под давлением половецкой опасности начали сплачиваться. Уже в 1096 году Владимир Мономах нанес поражение половцам на реке Трубеж. Под руководством Владимира Мономаха объединенные русские дружины совершили ряд удачных походов против половцев в 1103, 1107, 1111 годах. В ходе последнего похода половцы потерпели особенно тяжелое поражение на реке Сальнице. Мономаху удалось приостановить половецкие вторжения, благодаря чему авторитет этого князя поднялся очень высоко. В 1113 году он стал великим князем Руси. Владимир Мономах стал последним князем, правившим всей Русью. Парадоксальным образом, именно в результате побед Мономаха и ослабления половецкой угрозы удельные князья теперь не нуждались в единой центральной власти великого князя, и поэтому, по словам летописца, «раздрася земля Русская». Половецкие набеги на русские земли продолжались, но уже не столь масштабные, как при Тугоркане и Боняке. Русские же князья по-прежнему «приводили» половцев на земли своих соперников.

Из-за половецких вторжений значительно было оттеснено на лесной север славянское население с Приднестровья и Побужья (среднего и нижнего течений реки Южный Буг), где когда-то проживали уличи и тиверцы. Но в XII веке их плодородные земли стали напоминать пустынную степь. На среднем Днепре «Половецкое поле» подходило уже к самому Киеву. На Дону славянское население осталось лишь у самых истоков реки. В степях на нижнем Дону еще существовали небольшие городки, где проживали славяне, ясы (аланы), остатки хазар, исповедующие православие. Летописец описал городок Шарукань, жители которого вышли встречать русские дружины православной духовной процессией.

Можно точно назвать дату, когда руссы оставили степные территории. В 1117 году «беловежцы», то есть жители Белой Вежи, бывшего хазарского Саркела, населенного руссами, пришли на Русь. Так прошла эвакуация оседлого христианского славянского населения из зоны степей.

Правда, в степях все равно оставались еще весьма многочисленные и воинственные славяне. Их называли бродниками. Они довольно часто упоминаются в русских летописях, участвуя в междоусобицах русских князей, а также в войнах с половцами. Впервые о бродниках наши летописи упоминают под 1146 годом. Во время борьбы Святослава Ольговича с Изяславом Мстиславовичем союзник Святослава, Юрий Долгорукий, присылает ему отряд «бродников». В 1147 году «Бродники и Половци приидоша [к черниговскому князю] мнози».

В 1190 году византийский хронист Никита Акоминат описывал, как бродники – ветвь русских, по его словам, участвовали в нападении на Византию. «Людьми, презирающими смерть» – называет их византиец. В 1216 году бродники участвовали в битве на реке Липице в период усобицы суздальских князей.

Бродниками становились «выгонцы», то есть беглые холопы, предпочитавшие «бродить» по степям, чем находиться в боярской кабале. «Выгонцев» с Руси степи привлекали богатыми «ухожаями» – звериными, рыбными и пчелиными угодьями. Во главе бродников становились выбранные ими воеводы. И происхождение, и образ жизни бродников поразительно напоминает позднейших казаков.

Бродники стали настолько многочисленны, что в одном из документов папы римского Гонория III, датированных 1227 годом, южнорусские степи именуются brodnic terra – «землей бродников».

Впрочем, бродники сыграли не очень благовидную роль в истории. В 1223 году, во время битвы при Калке, они во главе с Плоскиней оказались на стороне монголо-татар. Также бродники участвовали в монголо-татарских вторжениях на южные земли Руси и Венгрии. Во всяком случае, венгерские монахи жаловались, что в монгольском войске находится множество «злочестивейших христиан». В 1227 году в «землю бродников» был назначен папский архиепископ. Однако каких-либо сведений об обращении бродников в католицизм нам неизвестно. В 1254 году венгерский король Бела IV жаловался папе, что его теснят с востока, то есть из Карпато-Днестровских земель, русские и бродники. Как видим, венгерские монархи отличали бродников от основной массы русских. Но, с другой стороны, речь не шла о бродниках как об отдельном народе.

После XIII века сведения о бродниках из летописей исчезают.

Почти одновременно с бродниками летописцы сообщают о неких берладниках. Собственно, берладники были частью бродников и имели свой центр – город Берладь (ныне – Бырлад в Румынии). Земли между низовьями Дуная, Карпатами и Днепром, которые ранее населяли племена уличей и тиверцев, сильно пострадали от половецких вторжений рубежа XI–XII веков. Население сократилось во много раз, частью погибло, частью бежало на север, под защиту лесов и Карпатских гор. Однако полностью эти земли не опустели. Здесь еще сохранись города – Берладь (ставший столицей края), Текуч, Малый Галич, Дичин, Дерст и ряд других. В 1116 году Владимир Мономах направил сюда воеводой Ивана Войтишича, который должен был собирать дань с городов на Дунае. После распада Киевской Руси эти земли признавали верховную власть Галицкого князя, но в целом были достаточно независимы. Византийская принцесса Анна Комнин в поэме, посвященной жизни своего отца, правившего в 1081–1118 годах, упоминала о самостоятельных князьях, правивших на нижнем Дунае. В частности, в городе Дичин правил некий Всеслав. Но затем центром края стала Берладь.

Фактически Берладь представляла собой вечевую республику. В Берлади правили выбранные местными жителями воеводы, но иногда берладники принимали у себя отдельных Галицких князей. Один из таких князей так и вошел в историю под именем Ивана Берладника.

Точные границы Берлади не поддаются определению. Скорее всего, Берладь занимала территорию между Карпатами, нижним Дунаем и Днестром. Сейчас это северо-восточная часть Румынии, Молдавия и Приднестровье.

Население Берлади было весьма смешанным, включая в себя как русских (видимо, преобладавших), так и выходцев из различных племен степи и романоязычных валахов (на основании чего современные румынские историки считают Берладь «национальным румынским государством»). Впрочем, русский язык и верность дому галицких князей означают, что Берладь была все-таки русским политическим образованием, совмещавшим в себе черты как Тмутараканского княжества, такого же отрезанного от основной территории и многоязычного, такого же свободного, как Господин Великий Новгород, имевшего «вольность в князьях», так и устройства будущих казачьих войск.

Берладники имели репутацию отважных воинов. Они захватили порт Олешье в Южно-Бугском лимане, нанеся большой ущерб киевским купцам. О многочисленности берладников свидетельствует такой факт, что в 1159 году, воюя с собственным дядей, князь Иван Берладник собрал 6 тыс. воинов из Берлади. (Для той эпохи, когда самые могущественные монархи собирали по несколько сотен воинов, число берладников выглядит внушительным.)

Дальнейшая история Берлади нам неизвестна.

Однако в этом же крае на рубеже XII–XIII веков летописцы упоминают неких «подунайцев». Происходившие из «выгонцев» (под этим древнерусским термином понимались изгнанные или добровольно ушедшие из своей общины) выходцы из южных русских княжеств, осевших в низовьях Дуная и Днестра, эти «подунайцы» имели свои города – стоявшие на правом берегу Днестра Тисмяница (впервые упоминаемые под 1144 годом) и Кучелмин впервые упомянутый в 1159 году. Вероятно, «подунайцы» и берладники – одно и то же. Известны воеводы подунайцев – Юрий Домажирович и Держикрай Володиславович, происходившие из знатных боярских галицких семей. В 1223 году подунайцы составляли целый полк Мстислава Удалого в битве при Калке. Интересно, что «выгонцы галичские» в количестве 1 тыс. лодий вышли по Днестру в Черное море, а оттуда вошли в Днепр.

Бродники, частью которых были берладники, по мнению некоторых историков (В. Т. Пашуто), фактически были на пути превращения в отдельный кочевой народ славянского происхождения. Впрочем, большинство ученых с этим не соглашается, считая, что бродники были примерно такой же частью русского этноса, как впоследствии казаки.

На южной, степной границе Руси сложился весьма военизированный быт местных жителей. Большинство жителей границы владело оружием и могло постоять за себя во время отдельных, не столь масштабных, как во времена Тугоркана и Боняка, набегов. Быт жителей степного пограничья напоминал быт казачества следующих веков.

В «Слове о полку Игореве» князь Игорь с гордостью говорит: «А мои куряне – дружина бывалая: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены; пути ими исхожены, овраги ведомы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наострены; сами скачут, как серые волки в поле, себе ища чести, а князю славы». Жители Курска (куряне) действительно были, выросшие в вечной степной войне, словно с конца копья вскормлены.

Интересно, что среди воинов границы были и женщины, которых называли поляницами, или поленицами. Они храбро сражались вместе с богатырями и как равные участвовали в княжеских пирах.

В одной из древнерусских былин про князя Владимира Красно Солнышко говорится:

Поляницы упоминаются также в одной из былин про Илью Муромца. Согласно одной из былин, в поединке Илья чуть было не уступил полянице.

Князья пограничных территорий стали широко использовать в борьбе со степняками других, «своих», степняков. В середине XII века, около 1146 года, на степной границе, по реке Рось, сложился племенной союз из зависимых от Руси тюркских кочевых племен. Киевские летописцы называли степных союзников Руси «черными клобуками» (то есть черными шапками). В этот союз входили остатки печенегов (собственно, в последний раз печенеги появляются на страницах летописи в 1168 году именно в качестве «черных клобуков»), а также берендеи, торки, ковуи, турпеи и прочие мелкие половецкие племена. Многие из них долгое время сохраняли язычество, поэтому летописцы называли «своими погаными». Конница «черных клобуков» верой и правдой служила русским князьям как в их противостоянии степи, так и в их междоусобицах. Центром «черных клобуков» был город Торческ, стоявший на реке Рось и заселенный, видимо, племенем торков. Сами торки, пришедшие с Приаралья, впервые упомянуты в летописях еще в 985 году как союзники Руси, воевавшие вместе с ней против хазар и волжских болгар. Под ударами половцев торки оказались на русской границе. В 1055 году они были побеждены сыном Ярослава Мудрого Всеволодом. В дальнейшем часть торков подчинилась половцам, другая поступила на службу к старым знакомым русским князьям.

«Черные клобуки» не только защищали южные рубежи Руси, но и использовались в качестве элитных конных частей на других русских землях, где в них возникала нужда. Такие названия, как Берендеево болото, где сражался с монголо-татарами Евпатий Коловрат, и ряд других названий с прилагательным «берендеево» до сих пор существуют во Владимирской и Ярославской областях. На Украине в Житомирской области есть город Бердичев, который еще два века тому назад назывался Берендичев.

Итак, русские были значительно оттеснены из причерноморских степей и вынуждены были упорно защищаться от половецких набегов.

Монголо-татарское нашествие особенно сильно опустошило южные степи. Остававшееся к XIII веку немногочисленное русское население было частью уничтожено, частью оттеснено еще дальше от моря на север. В Причерноморье стал господствовать новый этнос – крымские татары, в состав которых вошли половцы, и остатки других степных народов. Этот благословенный край совершенно опустел, и лишь отдельные костры чабанов и следы их стад свидетельствовали, что род людской еще обитает здесь. Только в Крыму благодаря горам еще сохранились города, ремесла, международная торговля, да и там был заметен упадок.

Городами на южном берегу Крыма в 1260-х годах овладели генуэзцы, добившись он золотоордынского хана права иметь свои торговые фактории. Постепенно к середине XIV века генуэзцы стали хозяевами всего южного берега. Ордынских ханов это вполне устраивало, ведь генуэзские колонии стали главным покупателем угнанных из Руси невольников.

В горах примерно в начале XIII века, сложилось небольшое христианское княжество Феодоро, основным населением которого были греки и потомки эллинизированных скифов, готов и аланов. Правила в Феодоро княжеская династия Гаврасов – ветвь знаменитого византийского рода, известного с X века. В горах существовали еще несколько небольших феодальных образований – в частности, Кырк-Орское и Эски-Керменское княжества со смешанным населением.

Но в целом Причерноморье оставалось пустынным заброшенным краем. Даже распад Золотой Орды не изменил положение к лучшему. Скорее, напротив. В Крыму и прилегающих степях возникло Крымское ханство, быстро попавшее в вассальную зависимость от Османской империи и превратившееся на три столетие в государство-паразит. «Хозяйственной специализацией» ханства стали набеги за рабами и добычей на Малую и Великую Русь. Благодаря турецкой поддержке, некоторым особенностям географического положения, а также перманентной войне между Москвой и Речью Посполитой, Крымское ханство оказалось не только самым сильным и хищным, но и самым долговечным из всех ханств распавшейся Золотой Орды.

Это был очень сильный враг. Еще в 1482 году татары сожгли и разграбили Киев, принадлежавший тогда Великому княжеству Литовскому.

Известно, что лишь за первую половину XVI века на Московскую Русь было 50 «крымских ратей», то есть военных грабительских вторжений. Крупное вторжение произошло в 1507 году. Пять лет спустя два крымских принца опустошили окрестности Алексина, Белева, Брянска и Коломны, осаждали Рязань, захватив «полон многий». В 1521 году крымцы вместе с казанцами осаждали Москву.

Во второй половине XVI столетия московско-крымские войны принимали грандиозный масштаб. В крупных набегах крымцев участвовало чуть ли не все взрослое мужское население ханства, со стороны московских ратей сражались десятки тысяч воинов.

Так, в 1555 году недалеко от Тулы при Судьбищах крымцы потерпели неудачу от русских войск. В 1564 году татары сожгли Рязань. В 1571 году хан Девлет-Гирей сжигает Москву, а в следующем году объединенное войско земских и опричных воевод разбивает крымцев при Молоди на полпути между Москвой и Серпуховым. Но набеги не прекращались. В 1591 году новое крымское войско во главе с ханом Казы-Гиреем было отражено у села Воробьево (ныне в черте Москвы). На месте сражения был воздвигнут Донской монастырь. За XVI век нет сведений о набегах только по восьми годам, но зато восемь раз татары делали по два набега в год, и один раз – три набега! Дважды они приходили под Москву и один раз сожгли ее, сожгли Рязань, доходили до Серпухова и Коломны.

В XVII веке также не проходит и года без крымского набега. Тульская засечная черта была разрушена в 1607–1617 годах, во время Смуты. Тогда «татары ходили на Русь до утомления», а иранский шах, знакомый с состоянием восточных рынков рабов, выражал удивление, что в России еще остались жители. Только в 1607–1617 годах крымцами было угнано из России не менее 100 тыс. человек, а всего за первую половину XVII века – не менее 150–200 тыс. Не меньшими были потери русского населения на территории Речи Посполитой, куда за то же время (1606–1649 годы) было совершено 76 набегов. Пользуясь отсутствием укреплений на степных «украйнах» Московского государства, крымские татары вновь заходили вглубь страны. В 1632 году крымские набеги способствовали неудаче России в Смоленской войне 1632–1634 годов. В 1633 году крымцы разбойничали в окрестностях Серпухова, Тулы и Рязани.

Только сооружение Белгородской засечной черты привело к относительному спокойствию в окрестностях Москвы. Впрочем, в 1644 году татары опустошили тамбовские, курские и северские земли. В следующем году новое нашествие из Крыма было разгромлено, но татары все же увели с собой более 6 тыс. пленников. Крымские татары и в дальнейшем систематически разоряли русские земли, снова доходя порой до Серпухова и Каширы. Общее число уведенных татарами в плен для продажи на невольничьих рынках в первой половине XVII века составило примерно около 200 тыс. человек. России приходилось платить крымскому хану дань («поминки») во второй половине XVII века свыше 26 тыс. рублей ежегодно.

На Украине, охваченной междоусобиями различных гетманов, сменявших друг друга после смерти Богдана Хмельницкого, татарам было весьма просто захватывать пленников. Только за несколько лет, с 1654-го по 1657-й, с Украины угнали в рабство свыше 50 тыс. человек.

В XVIII веке вторгаться в Россию татарам стало сложнее, поскольку им пришлось бы преодолевать укрепления Изюмской черты. Тем не менее набеги продолжались. Так, в 1735–1736 годах в Бахмутской провинции «обывателей мужска и женска полу многое число взято в полон и побито, и хлеб стоячий и молоченый весь без остатка пожжен, и скот отогнан»[259]. Были опустошены и «заднепровские места» (по правому притоку Днепра Тясмину).

В первой половине XVIII века из Крыма, по свидетельству католического миссионера К. Дюбаи, ежегодно вывозилось 20 тыс. рабов. Около 60 тыс. невольников использовалось в самом ханстве, в основном для сельскохозяйственных работ.

Последний набег крымского хана пришелся на зиму 1768–1769 годов. В Елисаветградской провинции, как сообщал один из очевидцев, татары сожгли 150 деревень, «огромное дымное облако распространилось на 20 миль в пределы Польши», были уведены в плен 20 тыс. человек[260].

Но все эти грандиозные вторжения имели только одну цель – захват пленников. Поскольку охота за живым товаром была главной отраслью хозяйства ханства, а рабы были его главным экспортным товаром, то неудивительно, что организация набегов была отработана до совершенства.

По числу участников набеги делились на три вида: большой (сефери) совершался под руководством самого хана, в нем участвовало свыше 100 тыс. человек. Приносил такой набег не менее 5 тыс. пленников. В среднемасштабном походе (чапуле) участвовало до 50 тыс. воинов под командованием одного из беев и обычно захватывалось до 3 тыс. пленников. Небольшие набеги («беш-баш», буквально «пять голов») совершались во главе с мурзой или же вольной промысловой артелью во главе с собственным выборным командиром. Приносил такой набег несколько сотен пленников.

Интересно, что обычно в поход татары не брали оружия, ограничиваясь саблей, луком и несколькими десятками стрел, но непременно запасались ремнями, чтобы вязать пленных. С русскими военными отрядами татары стремились в бой не вступать, продвигаясь вглубь чужой территории крайне осторожно, по-звериному путая следы. Захватив врасплох деревню или город, татары захватывали пленных, убивая оказывающих сопротивление, после чего стремительно уходили в степь. В случае преследования татары рассеивались на мелкие группы, затем собиравшиеся в условленном месте. Только в случае своего подавляющего численного превосходства крымцы вступали в сражение.

Подсчитать количество жертв крымских набегов за три века не представляется возможным. Ясно только, что общее число жертв исчисляется миллионами.

Захваченных в набегах рабов в основном тут же покупали купцы преимущественно еврейского происхождения, которые в дальнейшем перепродавали свой «товар» с большой прибылью всем нуждающимся в рабах, готовым за них щедро заплатить.

Покупателем невольников была преимущественно Османская империя, широко использовавшая труд рабов в сферах хозяйственной жизни. Впрочем, в XIV и XV веках славянских рабов покупали купцы итальянских городских республик, переживавших период Возрождения, что никак не отразилось на судьбе русских невольников. Рабы славянского происхождения как что-то обыденное отмечаются в XIV веке в нотариальных актах некоторых итальянских и южнофранцузских городов. В частности, одним из главных покупателей русских рабов была область Руссильон на юге Франции. О рабах-«скифах» упоминает знаменитый поэт Петрарка в своем письме архиепископу Генуэзскому Гвидо Сетте. Современный украинский автор Олесь Бузина саркастически напоминает: «…надеюсь, теперь всем ясно, откуда на полотнах тогдашних итальянских художников развелось так много блондинок. При хроническом-то их дефиците среди аборигенок Италии…»

Позднее в число самых важных покупателей «живого товара», доставленного из Крыма, вышла Франция. В царствование «короля-солнца» Людовика XIV русских невольников широко использовали в качестве гребцов на галерах. Ни «христианнейшие» монархи, ни благочестивые буржуа, ни гуманисты Ренессанса не видели ничего зазорного в том, чтобы покупать невольников-христиан у мусульманских владык через посредников-евреев.

Характерно, что само Крымское ханство, расположенное в благодатном Крыму с его плодороднейшими почвами и выгоднейшим географическим положением, представляло собой совершенно примитивное государственное устройство. Даже такой автор, как В. Е. Возгрин, автор книги «Исторические судьбы крымских татар», посвятив весь свой труд в 450 страниц «доказательствам» того, что ни в чем не повинные крымские татары стали жертвой агрессии царизма, тем не менее признавал: «…факт совершенно уникальной (если ни в мировом масштабе, то по крайней мере для Европы) стагнации всей экономики Крыма в XIII–XVIII веках»[261]. Действительно, к концу своей истории в Крымском ханстве проживало меньше людей, чем при его возникновении, а хозяйство оставалось на уровне 500-летней давности.

Причина застоя понятна: сами крымские татары считали для себя позором любой труд, кроме разбоя, поэтому ремеслами, торговлей, садоводством и другими видами хозяйственной деятельности в ханстве занимались греки, армяне, караимы, а также захваченные в набегах рабы. Когда Екатерина II решила окончательно подорвать экономику Крымского ханства, она распорядилась выселить греков и армян, проживающих на полуострове. Этого было достаточно, чтобы ханство сделать беззащитным и русские смогли взять его голыми руками в 1783 году.

В борьбе с турецкими агрессорами и татарскими хищниками прославили себя вольные казаки. Мощным заслоном на пути вторжений татарских орд встала Запорожская Сечь. В ответ на татарские набеги запорожцы и донцы устраивали ответные походы на Крым и турецкие крепости на Черном море, освобождая пленников. На своих легких лодках-«чайках» запорожцы пересекали Черное море, нападая даже на окрестности Стамбула. Запорожцы порой на годы прерывали турецкие плавания по Черному морю, топя или захватывая на абордаж даже крупные турецкие корабли. Лишь с 1575 по 1637 год казаки совершили до двадцати походов по Черному морю, нередко вступая в морские сражения с турецким флотом. В 1675 году запорожский кошевой атаман Иван Серко вторгся в Крым, опустошив полуостров, освободив 7 тыс. пленников. Наконец, во время русско-турецкой войны 1735–1740 годов русские войска под командованием фельдмаршала И. X. Миниха вторглись в Крым, разгромив столицу ханства Бахчисарай.

Земли между Днестром и Днепром принадлежали Турции, но фактически не были заселены. С середины XVIII века здесь появляются украинско-молдаванские селения, платившие дань крымскому хану (так называемая Ханская Украина).

Жизненные интересы России требовали ликвидации крымско-татарской и турецкой угрозы и возвращения выхода к Черному морю.

Россия добилась выхода к Черному морю во второй половине XVIII века, в царствование Екатерины II Великой, после двух войн – 1768–1774 и 1787–1791 годов. Из 11 русско-турецких войн эти две были самые знаменитые благодаря полководческому искусству П. А. Румянцева, Г. А. Потемкина и особенно А. В. Суворова, а также подвигам молодого Черноморского флота. Главным результатом этих войн было решение великой исторической задачи возвращения России к Русскому морю.

О подвигах «чудо-богатырей» в тех войнах известно достаточно хорошо, и поэтому не будем останавливаться на всех перипетиях «времен Очаковских и покорения Крыма». Обратим лучше внимание на хозяйственное освоение и заселение этих земель, получивших после возвращения в состав России имя Новороссия.

Еще в царствование Елизаветы Петровны в 1750-х годах в край стали прибывать сербские переселенцы. Они основали ряд военно-земледельческих поселений, делившихся на полки, роты и шанцы и составивших две вновь образованные провинции: Новосербию в северной части Херсонской губернии (Елизаветградский уезд) и Славяносербию в северо-восточной части Екатеринославской губернии (Славяносербский уезд). Правда, сербских переселенцев было сравнительно немного, но важен был факт начала колонизации земель, составлявших северную часть будущей Новороссии. В 1764 году, при правлении Екатерины II, создается Новороссийская губерния, включавшая в себя только южные степные уезды Малороссии.

После побед над турками, уступившими по Кючук-Кайнарджийском миру Азов, Керчь и другие территории, в 1774 году создается Новороссийский край. Генерал-губернатором Новороссии стал светлейший князь Г. А. Потемкин. В 1783 году Россия присоединяет Крымское ханство, из которого была образована Таврическая область (с 1802 года – губерния). По Ясскому миру 1791 года, территория края увеличивается еще на Очаковскую область. Новороссия теперь простиралась от Днестра до Кубани. Наконец, в 1812 году, по Бухарестскому миру, завершившему очередную войну с турками, в состав России входит Бессарабия (междуречье Днестра и Прута).

Итак, победы в «Век Екатерины» раздвинули пределы России «до естественных границ Великой Русской равнины, то есть до северных берегов Черного моря, и предоставили в распоряжение российских народов огромные черноземные пространства девственных земель, которые покрылись городами и селами, заколосились пшеничными полями и сделались «житницей Европы»[262].

Быстрота заселения и освоения Новороссии не могут не впечатлять. Население Крымского ханства насчитывало более 400 тыс. человек. После присоединения Крыма к России часть феодальной верхушки ханства, духовенства и устрашенных муллами простых татар эмигрировала в Турцию, так что остались лишь около 130 тыс. жителей. В конце 1783 года население Крымского полуострова насчитывало порядка 60 тыс. человек. Но, разумеется, эти благодатные земли не могли остаться пустыми.

Население края стало стремительно расти начиная с 1760-х годов. Уже Потемкин переселил в новый край 700 тыс. человек из внутренних губерний России, а также так называемых «задунайских переселенцев» из числа балканских славян и греков. После ликвидации Запорожской Сечи большинство казаков превратились в мирных пахарей. В Новороссии не преследовались беглые крепостные крестьяне, не притеснялись старообрядцы. Ее население, по данным на 1782 год, составляли: уроженцы малороссийских губерний – 74,4 %; великороссы – 5,8 %; молдаване – 9 %; греки – 4,3 %; армяне – 3,5 %; еще 2,5 % составляли болгары, волохи, албанцы, поляки, шведы, немцы. В последующее время заселение продолжалось. Уже к 1812 году население края превысило 1 млн человек[263]. А за 75 лет после присоединения к России население Новороссии возросло почти в 100 раз![264]

Но рост населения мог быть еще значительнее, если бы на него не влияли периодические засухи, вызывающие голод, и эпидемии холеры, производившие большие опустошения, а также эмиграция ногайцев и крымских татар между 1856 и 1864 годами. Однако в целом население края продолжало быстро расти.

С невероятной быстротой поднялись города Таганрог (восстановлен в 1768 г.), Херсон (основанный в 1778 г.), Екатеринослав (1783 г.), Севастополь (1783 г.), Симферополь (1784 г.), Николаев (1789 г.). В 1794 году была основана Одесса, в начале XX века ставшая четвертым по численности населения городом Российской империи.

По темпам заселения и развития Новороссию уже в те времена сравнивали с поднимающимися Соединенными Штатами Америки. Так, в речи де Рибаса при основании Одессы в 1794 году говорилось: «Как и народ объединенных штатов, народ России Новой о двунадесяти языках, большей частью за приверженность к свободам изгнанный из различных мест прежнего жительства и обретший здесь новое отечество. Народ сей прилежен к труду и нетерпим к насильству». В книге американского путешественника Стефенса, вышедшей в 1836 году в Нью-Йорке, говорилось, что ни в одной стране мира города не возникают так быстро, как в Америке, но Одесса выросла быстрее. Посетивший Одессу Марк Твен отметил, что она напоминает города американского запада[265].

В 1897 году, согласно общероссийской переписи населения, в Херсонской губернии насчитывалось 2,9 млн жителей, в области Войска Донского – 2,6 млн, в Бессарабской губернии проживало 1,9 млн человек, в Екатеринославской – 1,8 млн, в Таврической – 1,4 млн. Всего – 10 875 тыс. жителей. В начале XX столетия быстрый рост населения продолжался как в результате продолжающегося притока населения, так и в результате естественного прироста, самого высокого в стране. К 1914 году в Новороссии проживало 14 782 тыс. жителей. Русские (включая украинцев) составляли 87 % населения.

В городах Юга 44,7 % жителей говорили на русском языке, 18,2 % – на украинском диалекте, 37, 1 % горожан говорили на идиш, молдавском, немецком, крымско-татарском и других языках.

Хотя Новороссия с самого начала оказалась многонациональным краем, среди новоселов стали преобладать малороссы (украинцы). Украинские переселенцы лучше были приспособлены к условиям жизни в Новороссии, так как природно-климатические условия многих районов Слободской Украины и Гетманщины мало чем отличались от Новороссии. Многие запорожские казаки являлись выходцами с территории Гетманщины и могли с успехом помочь переселенцам-крестьянам оттуда освоить земли Запорожской Сечи. Наконец, нельзя не считаться и с тем фактом, что переселенцам из Гетманщины и Слобожанщины необходимо было преодолеть гораздо меньшее расстояние до места водворения, чем русским однодворцам или крестьянам. Кроме того, крепостное право на Украине, уничтоженное еще в эпоху Богдана Хмельницкого, было восстановлено в Слободской и Гетманской Украине только в 1783 году. Поэтому свободные украинские крестьяне хлынули в Новороссию сразу за победоносными армиями Румянцева и Суворова.

Устремились сюда и беглые крепостные. Так, из девяти уездов Киевской и четырех уездов Черниговской губернии в 1782–1791 годах бежало 20 683 помещичьих крестьян, причем основная масса беглецов (16 358 человек, или 87 %) осела на землях Екатеринославской губернии[266]. Хотя русское законодательство запрещало принимать беглых, Потемкин сознательно не принимал мер к розыску и возвращению владельцам беглых крестьян, так как это способствовало более быстрому заселению всего Северного Причерноморья.

Кроме русских малороссийского и великороссийского происхождения, здесь селились греки, сербы, болгары, немцы, гагаузы (редкий в истории пример, когда этнос почти полностью покинул свою историческую родину в Северо-Западной Болгарии). Российские власти охотно принимали переселенцев из своих стран, готовых своим трудом возделывать земли и быть верными своей новой Родине. Первыми начали прибывать еще в 1751-1753-х годах австрийские сербы. В качестве военных поселенцев они были расселены в местностях, получивших название Новая Сербия и Славяно-Сербия. Интересно, что большинство населения в сербских районах составляли молдаване. Впрочем, районы сербских поселений уже два десятилетия после выхода России к Черному морю утратили прежнее значение.

В 1764 году в созданную Новороссийскую губернию было разрешено переселение всем желающим «иностранным выходцам», а также «проживающим в Польше и других государствах российским подданным» и запорожцам. Иностранцы получали «на обзаведение» по 30 рублей «без возврата», если они записывались на военную службу. Все же прочие «иностранцы», русские выходцы и запорожцы, поступающие в «разряд поселян», получали по 12 рублей на каждую душу «без возврата». Неимущие переселенцы для ведения хозяйства получали земельные наделы и освобождались от несения податей в срок от 6 до 16 лет. Помещики должны были селить на своих землях людей «своим коштом». Иностранным колонистам раздавались земли при условии их заселения и устройстве на них хозяйств различного направления. Эти земли были собственностью колоний и находились в подворном наследственном пользовании отдельных семей, у которых могли быть отобраны за нарушение правил или нежелание заниматься сельским хозяйством. Колонисты получали от российского правительства денежные ссуды и различные льготы – например, освобождение от рекрутской повинности.

Понятно, что желавших переселиться на новые российские земли было достаточно. Так, сразу же после окончания войны 1787–1791 годов, в результате которой к России отошла область вокруг Очакова, большое число жителей Молдавии сразу перешло через Днестр и осело в Тираспольском уезде. С 1786 года в Новороссии стали селиться меннониты – члены германской пацифистской секты, основавшие несколько поселений. Уже в 1796 году в Новороссии проживали 5,5 тыс. немцев.

С первых лет XIX века в Херсонской губернии ежегодно водворяется значительное число немецких колонистов других вероисповеданий. В 1804–1805 годах в Крыму возникли шесть немецких колоний, основанных выходцами из Бадена, Вюртемберга, Пфальца, Рейнской Баварии и Цюрихского кантона Швейцарии. Несколькими годами позже (1810–1818) были укрупнены прежние и образованы еще две новые колонии. Новые переселенцы прибыли из Эльзаса, Бадена, Баварии, Вюртемберга, Пфальца, а также районов Австрии и Швейцарии.

В 1826 году в восьми немецких колониях Крыма насчитывалось 1300 человек.

Благодаря притоку колонистов и характерной для них в то время высокой рождаемости немецкое население Новороссии росло быстро: уже в 1858 году немцев было 138 тыс. человек, в 1897 году – 377,8 тыс. К 1914 году новороссийских немцев было уже 526 тыс.

В 1802 году был опубликован указ о водворении в Новороссии «вышедших из Турции греков и болгар», по которому указанные переселенцы освобождались от платежа податей и повинностей на десять лет, а также от воинских постоев.

В Херсонской губернии с 1801 по 1809 год возникло 47 новых селений, среди которых были 31 немецкое, 8 еврейских и 8 греческих и болгарских.

В Крыму в 1802–1810 годах образовались первые болгарские колонии. Их основали болгары, переселившиеся после окончания русско-турецкой войны 1806–1812 годов из Румелии и Бессарабии. Основными занятиями этих переселенцев было выращивание табака, садоводство, огородничество, выжигание угля. В 1826 году на полуострове насчитывалось около 1000 болгар. В 1829–1831 годах в Крым переселилась еще одна большая группа болгар численностью около 2500 человек. Вместе с болгарами в Крым переселялись также греки. Как болгары, так и греки в основном обосновались в Феодосийском уезде.

Переселение иностранцев в Россию в значительных размерах было прекращено указом от 5 августа 1819 года. К этому времени в Новороссии практически не осталось «ничейных» земель, а население было уже вполне многочисленным.

Наконец, в Новороссии с самого начала освоения появляются российские подданные, но имеющие статус колонистов, – евреи. Губернии Новороссии вошли в «черту оседлости», что способствовало быстрому переселению сюда евреев с Правобережной Украины. Во второй половине XIX века евреи стали составлять свыше трети населения Одессы и существенную часть населения других городов Новороссии (за исключением Севастополя). В Херсонской губернии евреи составляли почти 12 % населения, в Екатеринославской – 4,7 %, в Таврической – 3,8 %.

Следует заметить, что довольно долго льготы и особый статус имели только иммигранты из-за границы и евреи, зато собственные российские подданные русского происхождения селились на новых землях, не имея никаких льгот. На ненормальность этого положения обратил внимание иностранец, генерал-губернатор Новороссии в 1805–1815 годах герцог Ришелье. По его настоянию правительственным распоряжением наконец к категории «колонистов» причислялись также государственные крестьяне из внутренних губерний, переселившихся в Новороссию. Они были на шесть лет освобождены от подушной подати.

Впрочем, не менее четверти населения края составляли крепостные, переведенные на новые земли своими помещиками. (Помните, гоголевский Чичиков уверял, что собирается вывезти свои приобретенные «души» в Херсонскую губернию?) Однако помещики не только переселяли своих крестьян из внутренних губерний страны. Удельный вес таких переселенцев не был высок. В гораздо более широких масштабах они поселяли на своих землях добровольно пришедших сюда украинских крестьян, которые до 1782 года пользовались таким правом. Кроме того, многие помещики, получив землю в Новороссии, но не имевшие собственных крепостных, расселяли в своих поместьях свободных крестьян, которые соглашались на определенных условиях работать на помещика. Появляется многочисленная прослойка населения, так называемые помещичьи подданные, которая оказывается в двусмысленном положении – и не крепостные, и не свободные.

5 мая 1779 года был опубликован манифест «О вызове воинских нижних чинов, крестьян и посполитых людей, самовольно отлучившихся за границу». Манифест не только разрешал безнаказанно возвращаться в Россию всем беглым, но и предоставлял им шестилетнюю льготу от уплаты податей. Помещичьи крестьяне могли не возвращаться к своим помещикам, а переходить на положение государственных крестьян[267].

Уже с 1780-1790-х годов население Новороссии стало расти в первую очередь за счет высокого естественного прироста.

Между 1782 и 1795 годами в Новороссию переселились 70 тыс. человек, а родилось в крае – 113 тыс.[268]

Плодородный чернозем, благоприятный климат, но в первую очередь несравненно лучшие, чем в Центральной России, условия хозяйственной деятельности привели к бурному развитию сельского хозяйства Новороссии, губернии которой давали четверть всех зерновых в стране и еще большую долю в хлебном экспорте. Здесь же развивалось табаководство, бахчеводство, виноградарство. Слабое развитие крепостного права при наличии больших городов, потребителей сельскохозяйственной продукции, способствовало быстрому развитию капиталистического хозяйства в сельской местности. Одной из ведущих форм производства в крае стали крупные имения-экономии, основанные на вольнонаемном труде. К концу XIX века в новороссийских губерниях существовало свыше 1200 экономий. Быстро росла и прослойка зажиточных крестьян-хуторян (кулаков в марксистской терминологии). Отдельные кулацкие хозяйства достигали размеров помещичьих имений, доходя до 1000 десятин.

Промышленное производство, особенно после отмены крепостного права, также отличалось особо быстрыми темпами. Известно, например, что создание на базе донецкого угля и криворожской руды черной металлургии Юга России шло невиданными в мировой истории темпами. За 30 лет, с 1867 по 1897 год металлургия Юга увеличила выплавку чугуна в 828 раз! Необходимо отметить, что если Россия между 1861 и 1914 годами занимала первое место в мире по промышленному росту, то в самой России наиболее быстро развивался именно причерноморский регион. Донбасс к началу XX века вообще стал одним из важнейших в экономическом плане районов страны.

Но именно здесь особенно были обострены все экономические, социальные, аграрные и национальные проблемы. Мало где в России наблюдались столь сильные социальные контрасты, смешанное в этническом плане население, в котором преобладали украинцы, в основном говорящие на не очень правильном русском языке. Именно резкие контрасты привели к тому, что в Новороссии как революционные, так и контрреволюционные силы имели массовую поддержку. И при этом значительным влиянием пользовались не только основные партии и организации, но и такие, какие обычно не имели никакого значения за пределами края (например, анархисты махновского движения или украинские самостийники). Не случайно гражданская война носила в крае долгий и очень ожесточенный характер. Именно в Донской области уже 2(15) ноября 1917 года начала формироваться Добровольческая белая армия. Три года спустя взятие Перекопа Красной армией считается концом гражданской войны в европейской части России.

Показательно, что Екатеринослав переходил из рук в руки за 1918–1920 годы 18 раз! Многократно менялись власти и практически во всех населенных пунктах. В результате боевых действий, массовых расправ, которые производили все менявшиеся как в калейдоскопе власти, голода и эпидемии сыпного тифа, наконец, эмиграции, население края значительно уменьшилось.

В советскую эпоху произошли значительные административные изменения в устройстве этих земель. «Старорежимное» понятие «Новороссия» полностью исчезло. Большая часть новороссийских губерний отошла к Украинской Советской республике. На левом берегу Днестра была образована автономная Молдавская республика. В Крыму в октябре 1921 года была образована Автономная республика в составе РСФСР. Бессарабия была захвачена Румынией. Город Ростов-на-Дону стал центром области, поглотившей большую часть прежней области Войска Донского.

Однако большевики прекрасно понимали хозяйственное значение этих земель. В первых пятилетках развернулось значительное промышленное строительство. Возникли такие промышленные гиганты, как «Ростсельмаш», «Азовсталь», Краматорский металлургический завод. На угольных шахтах Донбасса к 1940 году получали в четыре раза больше угля, чем до революции. Крым превратился во всесоюзную здравницу.

Продолжалась и урбанизация Северного Причерноморья. Так, население Мариуполя (Жданова) увеличилось с 50 тыс. жителей в 1926 году до 221,5 тыс. В 1939 году. Население Донецка выросло за те же годы в пять раз, Никополя – в семь раз.

Не столь значительно, но все же увеличили свою численность за 1926–1939 годы и другие черноморские города: в Одессе население с 411 тыс. выросло до 600 тыс., в Днепропетровске (бывшем Екатеринославе) – с 237 тыс. до 500 тыс. Из железнодорожной станции в крупный город превратился Краматорск.

Главным изменением в этнической истории Северного Причерноморья стало то, что теперь эти земли относились к УССР. Началась массированная украинизация, которая, впрочем, не могла похвастаться здесь особым успехом. Правда, значительная часть нового городского населения составляли украинские крестьяне. Если ранее, перебравшись в город, бывшие крестьяне быстро усваивали литературный русский язык и общерусское самосознание, то теперь, в силу политики украинизации, этот естественный процесс старались повернуть в другую сторону. Во всяком случае, согласно официальной статистике, украинцы стали составлять большинство населения бывшей Новороссии.

В 1940 году Советский Союз вернул прежнюю Бессарабскую губернию. На большей части Бессарабии вместе с прежней автономией на левом берегу Днестра была создана Молдавская ССР. Южная часть Бессарабии вошла в состав Одесской области.

В годы Великой Отечественной войны весь край был оккупирован немецкими захватчиками. Жестокие бои, геноцид, организованный оккупантами, депортации некоторых этносов – все это привело к значительному изменению этнического населения Северного Причерноморья. Резко сократилась численность некогда многочисленных евреев, на время исчезли крымские татары, греки, армяне. После войны продолжалось переселение украинских крестьян в промышленные города.

В 1954 году Крымская область РСФСР была передана в состав УССР. Правда, украинизация Крыма оказалась еще менее эффективна, чем в других причерноморских городах.

В послевоенные годы Северное Причерноморье развивалось вместе со всей страной. В Херсоне и Николаеве были построены крупные судоверфи. Одесса, Донецк, Днепропетровск стали городами-миллионерами.

Численность населения украинского Северного Причерноморья в 1989 году достигла 23 412 тыс. жителей, в том числе в Донецкой области – 5334 тыс., Луганской – 2862 тыс., Днепропетровской – 3881 тыс., Запорожской – 2800 тыс., Кировоградской – 1240 тыс., Одесской – 2662 тыс., Николаевской – 1330 тыс., Херсонской – 1240 тыс., Крымской – 2063 тыс. человек. Быстро росло население Молдавии, достигшее в 1989 году 4341 тыс. жителей.

Итак, прежняя Новороссия превратилась в средний советский регион, разделенный между тремя союзными республиками.

С 1991 года регион оказался разорван между тремя новоявленными государствами. Экономический и социальный кризис здесь принял более масштабный характер, чем на большинстве постсоветских территорий. Экономика в падении украинского Северного Причерноморья превысила показатели Великой Отечественной войны. Демографический кризис был также более глубоким, чем в большинстве других регионов Украины. За первые десять лет «незалежности» Луганская область потеряла более 11 % населения, Донецкая область – 9 %, Днепропетровская – 8 %, Запорожская – 7,3 %, и т. д. Превышение смертности над рождаемостью и массовая трудовая эмиграция в Россию привели к таким последствиям. Впрочем, украинских лидеров может утешить то, что в Молдавии положение еще хуже. Треть населения (600 тыс. человек) выехали на заработки за рубеж. «Русская весна» 2014 года, которая далеко не окончилась, внушает надежду на лучшее будущее Новороссии.

В составе Новороссии находится уникальный регион – Запорожье. Впрочем, поскольку знаменитые днепровские пороги были затоплены в 1932 году, к тому же это название уже закрепилось за областным центром, то в наше время для обозначения данного субрегиона используют не очень точное название – Нижнее Поднепровье. И хотя низовья Днепра относятся уже к Таврии, другому субрегиону Новороссии, все же данное географическое название постепенно утвердилось в научной литературе и в обыденном сознании. В настоящее время под Нижним Поднепровьем понимаются территории прежней Екатеринославской губернии, а ныне – Днепропетровской и Запорожской областей Украины. Нижнее Поднепровье занимает примерно 10 % территории Украины и имеет 12 % населения республики.

Вплоть до ликвидации Крымского ханства в 1783 году этот край был фронтиром в истинном понимании этого слова на протяжении тысячи лет. Почти 75 км от нынешнего Днепропетровска и до современного города Запорожье тянулись днепровские пороги. Они делали судоходство в этих местах практически невозможным. Река здесь резко сужается до 300–800 м, а ниже последнего порога, возле поселка Кичкаса, и до 175 м. Насчитывалось 9 больших порогов и до 60 мелких глыб, делавших Днепр труднопроходимым. Правда, мелкие корабли, подвергаясь опасности, по узкой стремнине реки под командой опытных кормщиков все же могли сплавляться вниз по Днепру. Но крупные торговые караваны, идущие по пути «из варяг в греки», в местах порогов вынуждены были перегружать свои грузы на телеги и идти берегом по степям, в любой момент ожидая нападения печенегов. Битвы с подстерегавшими купцов разбойниками проходили здесь непрерывно. Именно в районе порогов погиб в 972 году князь Святослав Игоревич. И в дальнейшем район порогов был постоянным театром боевых действий русских князей с различными кочевыми народами степи. После того как пороги заканчивались, купцы приносили жертвы языческим богам под тысячелетним дубом, росшим на острове Хортица, и дальше могли плыть без приключений.

В конце XI века, в период половецких вторжений, Русь была оттеснена от порогов. После Батыева нашествия, когда славянское население было оттеснено на север, в лесные регионы, этот край совершенно опустел. Город Канев, расположенный немного южнее Киева, стал крайней южной точкой расположения русских поселений на Днепре. Путь «из варяг в греки» вообще прекратил свое существование, так что некогда оживленное движение по Днепру почти прервалось. Таким образом, Днепр среди порогов пересекал пустынное Дикое Поле, и лишь древние курганы и остатки славянских городищ свидетельствовали о том, что когда-то здесь кипела жизнь.

Конечно, эти земли не были полностью пустынными. В XII веке здесь находились бродники. В период татарского ига в степях также находилась весьма воинственная публика. Посол французского короля к хану Гильом де Рубрук описал свой ужас во время поездки по этим территориям в 1253 году: «Русские, венгры и аланы, рабы татар, число которых у них весьма велико, собираются по 20 или 30 человек, выбегают ночью с колчанами и луками и убивают всякого, кого только застают. Днем они скрываются, а когда лошади их утомляются, они подбираются ночью к табунам лошадей на пастбищах, обменивают лошадей, а одну или двух уводят с собой, чтобы в случае нужды съесть. Наш проводник сильно боялся такой встречи»[269].

Лишь в самом конце XIV века вновь началось движение славян вниз по течению Днепра. Примерно в 1394 году литовскими князьями была построена крепость Черкассы, на два столетия ставшая крайним пределом русских земель по Днепру. Низовья же Днепра принадлежали крымским татарам.

Между тем в конце XV века практически одновременно с донским казаками в степных районах нижнего Днепра начали скапливаться отряды казаков из Малой Руси. Одним из центров стала именно земля, расположенная за порогами, в результате чего казаки были ограждены от угрозы вторжения королевских войск, плывших по реке. От вторжений по суше казаки были защищены засекой (Сечью), представлявшей собой сплошной частокол. Впервые казачество за Днепровскими порогами упоминается в литовских источниках под 1489 годом, хотя, несомненно, казаки появились в этих местах значительно раньше. Впрочем, по-настоящему запорожские казаки становятся заметной военной и политической силой начиная с середины XVI века. К этому времени социальный гнет на украинных землях прежней Киевской Руси, соединенный с началом жесткого национального и религиозного притеснения со стороны польской власти после слияния Польши и Литвы, принял особенно жестокий характер. Многие малороссы устремились за пороги к казакам.

В 1552 году православный литовский князь Дмитрий Иванович Вишневецкий, известный среди казаков по прозвищу Байда (по-татарски «беззаботный»), основал на острове Хортица небольшую крепость, опираясь на которую совершил ряд удачных походов против турок и крымских татар. В дальнейшем из разрозненных казачьих отрядов стало формироваться уже целое войско Запорожское, имевшее социальную организацию и территорию.

Запорожцы делились на сечевых и зимовых казаков. Первые жили в казачьей столице – Сечи – по куреням. Сечевые казаки были привилегированной частью запорожского казачества. Только они имели право выбирать из своей среды старшину, получать денежное и хлебное жалованье, участвовать в дележе добычи, вершить все дела войска. Все они были холостыми или по крайней мере считались таковыми.

Зимовые казаки жили в хуторах, имели семьи, хозяйство. Сечевики презрительно называли их «гнездюшниками», «сиднями». Занимались зимовые казаки хлебопашеством, скотоводством, рыболовством. Понятно, что основная масса казаков относилась к зимовым.

Главными занятиями всех казаков были рыбная ловля, охота и разные ремесла. Часто казаки подстерегали возвращающихся с набега татар и отбивали у них пленных. Нередко казаки сами совершали нападения на Крым и турецкие города, расположенные на берегах Черного моря.

Среди казаков преобладали малороссы, но было немало и великорусских выходцев с Дона (в Запорожском войске существовал свой Донской, или Динский, полк), молдаван, татар. Последние оказали немалое влияние на быт запорожцев, их одежду и язык. Тем не менее сами запорожцы считали себя русскими (то, что они были «украинцами», домыслили «историки» XIX и XX веков) и православными.

Какова же была численность запорожцев? Понятно, что при их образе жизни трудно было ожидать демографического взрыва в Сечи. «В 1534 г. всех запорожских казаков считалось не более 2000 человек, а в 1535 г. около 3000 человек. В 1594 г. иностранцы насчитывали у них 3000, а они сами показывали 6000 человек. В 1657 г. всего сечевого войска считалось 5000 человек. В 1663 г. стряпчий Григорий Косагов писал в Москву, что запорожские казаки все разбежались по городам, и в Сичи осталось всего лишь 200 человек. В 1675 г. кошевой атаман Иван Дмитриевич Серко (Сирко), задумав большой поход на Крым, собрал 20 000 человек запорожцев и с ними “несчадно струснул” (то есть беспощадно потряс) Крым и счастливо возвратился в Сечь. Но это число кажется слишком преувеличенным. В 1727 г. Христофор Манштейн определял всю численность войска запорожского от 12 000 до 15 000 человек. В 1732 г. сами запорожцы показывали, что у них “добрых и вооруженных воинов” наберется до 10 000 человек, а в 1735 г. сообщали, что о “числе всего войска подлинно никак показать нельзя, потому что оно ежедневно прибывает и убывает”, но надеются собрать хорошо вооруженных 7000 человек»[270]. В 1775 году, когда Запорожская Сечь была ликвидирована, общее число запорожских казаков составляло примерно 60 тыс. человек, из них 36 тыс. были женаты и имели хозяйство вне Сечи.

Как видим, количество запорожцев было не очень значительным, но зато их ряды постоянно пополнялись беглыми. В целом запорожское казачество занимало земли по Днепру от города Чигирина на севере до острова Хортица на юге, на западе земли запорожцев доходили до Южного Буга, на востоке – до реки Кальмиус, по которой шла граница с донским казачеством.

Но не будем подробно рассматривать весьма увлекательную историю Запорожской Сечи, тем более с конца первой трети

XVIII века здесь начался бурный рост населения, в том числе не связанного с казачеством. В 1734–1737 годах российскими властями была построена Украинская линия между Днепром и Северским Донцом. По мирному договору с турками, закончившему войну 1735–1740 годов, власти Османской империи признали территорию Запорожского войска российской территорией. Сюда устремилось новое население.

Уже в 1752 году между реками Тясмином и Синюхой поселились 16 тыс. сербов, прибывших из Турции и Австрийской империи. Край получил название Новая Сербия. Впрочем, уже вскоре сербы «растворились» в массе новых переселенцев из малороссийских земель.

В 1775 году Запорожская Сечь была ликвидирована. После этого часть казаков превратились в свободных крестьян. Те казаки, которые хотели сохранить свой образ жизни, составили «войско верных казаков», храбро сражавшихся в русско-турецкой войне 1787–1791 годов. Размещались «верные» запорожцы между Южным Бугом и Днестром (почему их иногда называли бугскими казаками). В 1792 году большинство «верных» казаков были переселены на Кубань, где они составили Черноморское казачье войско, в дальнейшем ставшее Кубанским.

Около 5 тыс. запорожцев ушли в турецкие владения, создав Задунайскую Сечь. Но уже в ходе следующей русско-турецкой войны 1806–1812 гг. задунайские казаки перешли на сторону России. В дальнейшем они частью переселились на Кубань, частью остались в Бессарабии.

После разгрома Запорожской Сечи в 1775 году история Запорожья уже не отличается от истории Новороссии. В 1776 году был построен город под названием Екатеринослав, который, по мысли фаворита императрицы Г. Потемкина, должен был стать третьей столицей Российской империи. В 1787 году новый город посетила Екатерина II в ходе своего знаменитого путешествия на юг. Но, впрочем, первые десятилетия своей истории Екатеринослав не мог похвастаться никакими достижениями. В 1850 году в городе насчитывались 9 тыс. жителей. В «Военно-статистическом обозрении Российской империи» за 1850 год военные географы писали: «Трудно ожидать, чтобы Екатеринослав возвысился когда-либо на степень значительного торгового города».

Похожее вялое развитие переживал расположенный напротив Хортицы город Александровск (ныне Запорожье), основанный в 1770 году. В нем к 1850 году насчитывалось лишь три каменных здания и около 3 тыс. жителей.

Большинство людей, живших в Екатеринославской губернии, были малороссами. В городах весьма значительную часть населения составляли евреи. Существовали также поселения немцев и «задунайских» переселенцев.

Но во второй половине XIX века все изменилось. Железная руда, залежи которой находились в пределах Екатеринославской губернии, сыграли такую же роль в развитии субрегиона, как уголь в подъеме Донбасса. С 1881 года начинается добыча железной руды Криворожского бассейна, а поскольку совсем рядом находился донецкий уголь и черноморские порты, то неудивительно, что прежнее Запорожье стремительно превратилось в одну из самых быстроразвивающихся промышленных зон мира. Все это отразилось на стремительном росте городов. В Екатеринославе в 1887 году насчитывалось 48 тыс. жителей, а уже десять лет спустя их было 121 тыс. В 1910 году Екатеринослав имел уже более 157 тыс. жителей. В Александровске население возросло с 6 тыс. В 1885 году до 63 тыс. К 1913 году. Село Каменское (ныне город Днепродзержинск) после строительства металлургического завода превратилось в город с 40-тысячным населением. Впрочем, развитие металлургии Южной России отразилось на бурном росте Харькова и Одессы.

Революция и Гражданская война нанесли большой ущерб краю, но только ненадолго приостановили его развитие. Хотя боевые действия, сопровождавшиеся постоянной сменой властей, нанесли серьезный ущерб местной экономики, все же возрождение хозяйства началось быстро. Уже в 1921 году началась реализация плана электрификации России ГОЭЛРО, одной из важнейших частей которого было строительство плотины на Днепре. Непосредственно строительство ДнепроГЭСа развернулось в 1927 году, и уже через пять лет не только плотина, но и целый ряд заводов, использующих дешевую днепровскую энергию, были готовы. Знаменитые днепровские пороги были затоплены, и Днепр стал судоходен по всему течению.

Город Запорожье (переименованный из Александровска в 1921 году) стремительно вырос, насчитывая в 1939 году 289 тыс. жителей.

Не менее масштабное строительство развернулось севернее, в городе Днепропетровске (так в честь видного большевика Григория Петровского с 1926 года стал называться Екатеринослав), население которого удвоилось и составило к 1939 году 500 тыс. жителей. Днепродзержинск имел к началу войны 150 тыс. жителей, Никополь – 70 тыс. В целом край превратился в один из важнейших металлургических промышленных центров страны.

В годы Великой Отечественной войны земли исторического Запорожья подверглись немецкой оккупации. Боевые действия, а также проводимая оккупантами политика «выжженной земли» привели к тяжелым разрушениям. Однако власти СССР стремились быстро восстановить металлургию Юга, и благодаря талантам инженеров и трудовой доблести рабочих экономика была достаточно быстро восстановлена. Не случайно в 1951 году была даже создана специальная медаль «За восстановление черной металлургии Юга», которой награждали отличившихся в деле восстановления. Более 60 тыс. человек были награждены этой медалью. В дальнейшем субрегион продолжал активно развиваться как один из главных машиностроительных центров. Так, в Днепропетровске возник знаменитый Южный машиностроительный завод (Южмаш), выпускавший уникальные ракеты, в том числе самую мощную в мире ракету Р36М «Сатана».

Как и ранее, продолжалась масштабная урбанизация. В 1989 году Днепропетровск имел уже 1200 тыс. жителей. Город Запорожье – 900 тыс., Кривой Рог – более 760 тыс., Днепродзержинск – 280 тыс., Никополь – 150 тыс.

В 1950-1980-е годы Запорожский регион был одним из важнейших экономических центров СССР. Не случайно из Днепропетровска вышел целый ряд видных столпов тогдашней советской элиты. В 1981 году в высшем советском ареопаге – Политбюро ЦК КПСС – из 14 членов было сразу 3 днепропетровца (генеральный секретарь Л. И. Брежнев, премьер-министр Н. А. Тихонов, руководитель Украины В. В. Щербицкий). Наряду с этим, многие днепропетровцы входили в состав хозяйственной, военной и научной элиты страны. Не случайно политологи говорили о «днепропетровской команде», управлявшей тогда страной. В фольклоре того времени говорилось, что в истории России было три периода: допетровский, петровский и днепропетровский.

Конечно, не все было прекрасно в этом крае в ту эпоху. Так, экологические проблемы стояли здесь острее, чем в большинстве регионов СССР. Остро стояли также социальные проблемы, естественный прирост населения начал снижаться.

Распад единого государства и провозглашение независимой Украины больно ударили по местной промышленности, ориентированный на всесоюзный рынок. К тому же по советам западных суфлеров киевскими политиками были целенаправленно уничтожены многие передовые предприятия, уникальные технологии, и научные патенты в буквальном смысле как макулатура были вывезены на Запад. Одновременно украинские власти вновь начали осуществлять массированную украинизацию, что в почти полностью русскоязычных городах Поднепровья вызвало резкое неприятие.

Тем не менее, в отличие от Крыма и Донбасса, успешно добивавшихся в борьбе с украинизаторами региональной автономии, подобного «контрсамостийничества» здесь не возникло. Причина этого заключалась, во-первых, в том, что «днепропетровцы» продолжали в значительной степени управлять Украиной, не забывая про себя при приватизациях. Уже в 1994 году бывший директор Южмаша Л. Д. Кучма стал президентом Украины, приведя во власть очередную днепропетровскую команду. Даже после «оранжевой революции», а затем прихода во власть «донецкой» команды во главе с В. Януковичем «днепропетровцы» остаются одной из влиятельнейших финансово-политических группировок на Украине. Претендуя на власть во всей Украине, а не только в пределах своего региона, «днепропетровцы» не давали возможности развернуться местному регионалистскому движению.

Стоит также отметить, что громкая слава Запорожской Сечи привела к тому, что большинство жителей субрегиона, причем вовсе не потомки запорожцев, почти не владея «мовой», считали себя украинцами. В результате Нижнее Поднепровье в политическом смысле отличается своеобразием – проукраинскими, но не антирусскими настроениями.

Весьма показательно, что с полного одобрения официального Киева города субрегиона заполонили различные сектанты. Считается, что различные протестантские и псевдохристианские секты имеют в своих рядах до трети жителей ряда городов Нижнего Поднепровья.

Тем временем субрегион переживает многообразие кризисов – экономического, социального, демографического, идеологического. Население сокращается, и Днепропетровск, имевший в 1990 году 1200 тыс. жителей, потерял за два десятилетия незалежности 15 % населения, и теперь в городе столько жителей, сколько было в 1975 году. Город Запорожье с 918 тыс. жителей в 1989 году двадцать лет спустя имел 770 тыс. В Никополе население с 1989 по 2012 год сократилось с 157 до 120 тыс. человек. Словом, мало где так отчетливо видна несостоятельность Украины как государства. Но пока местная элита с энтузиазмом пытается «рулить» всей Украиной, а местные жители, раздваиваясь между украинской самоидентичностью и общерусскими культурными предпочтениями, дезориентированные разноцветными сектами, не проявляют самостоятельности, трагедия Нижнего Поднепровья продолжается.

Территория между Днепром и Доном, ограниченная с юга Азовским морем, а с севера – условной линией лесов, называется Донбассом, от сокращения ДОНецкий угольный БАССейн. В широком смысле Донбассом (Большой Донбасс) называют обширный регион, включающий в себя территории современных Донецкой и Луганской областей Украины, отдельные районы Днепропетровской области и небольшую полосу вдоль украинской границы Ростовской области РФ с городами Шахты и Миллерово. Но обычно под Донбассом имеют в виду территорию двух украинских областей с населением в 8 млн человек (Малый Донбасс).

В настоящее время северная половина Донецкой и южная половина Луганской областей, тесно связанные между собой, представляют из себя один сплошной семимиллионный мегаполис – один из крупнейших в Европе. Мегаполис, протянувшийся на 250 км с запада на восток и на 200 км с юга на север, имеющий обширные предместья, сельскохозяйственные и рекреационные зоны, развитую сеть коммуникаций, включая крупный морской порт и несколько аэропортов. Третья часть больших городов Украины с населением более 100 тыс. человек входит в состав этого мегаполиса. Всего в составе мегаполиса порядка 70 городов с населением более 10 тыс. человек в каждом.

В этнической, экономической и политической жизни исторической России Донбасс занимает особое место.

Основным богатством края является каменный уголь. Именно уголь, который вплоть до середины XX века именовался «хлебом промышленности», радикально изменил этот край, превратив его в один из важнейших промышленных центров России. Но именно уголь, когда он в определенной степени утратил свое значение, стал причиной экономической депрессии Донбасса.

Этот регион сложился на стыке Слобожанщины и Новороссии в историческом смысле сравнительно недавно – на рубеже XIX – начала XX века. Хотя обитаем этот край был с глубокой древности, и в состав России вошел еще в XVII столетии, но по-настоящему всероссийское и мировое хозяйственное значение приобрел значительно позднее. Выжженные солнцем и иссушенные восточными ветрами-суховеями ковыльные и полынные травы, оголенные участки лишенной влаги и потрескавшейся земли, скальные выходы известняков и песчаников, изредка дополняемых зарослями кустарников, а еще реже – небольшими лесами, – таков был в недалеком прошлом пейзаж Донецкого края. Для многих обитавших в крае народов донецкие степи были лишь местом пастбищного животноводства с отдельными очагами земледелия. Донецкие степи стояли на пути переселений народов и были открыты всем ветрам. Неудивительно, что через степи прошли скифы, сарматы, гунны, готы, аланы, хазары, печенеги и половцы, оставившие здесь немалые следы своей материальной культуры.

С VIII века в крае начинают преобладать славяне, особенно племя северян. От северян остались названия реки Северский Донец, города Новгород-Северский (где княжил Игорь, воспетый в «Слове о полку Игореве»). Славяне недолго удерживались в этих степях. Уже в конце XI столетия половецкий натиск отбросил их на север и запад, под спасительную сень лесов, и донецкие степи вновь стали «Диким Полем». В районе нынешнего города Славянска находилась ставка хана Кончака. Именно на территории нынешней Донецкой области произошла битва на реке Каяле в 1185 году, когда потерпел поражение и попал в плен к половцам князь Игорь. На реке Калке, ныне Кальчик, притоке Кальмиуса, в 1223 году произошла первая битва русских князей с монголами.

С этого времени и вплоть до эпохи XVII века хозяевами края были татары, до наших дней дошли остатки некоторых золотоордынских городищ. По мере упадка Золотой Орды и превращения татарского населения края, подчиненного Крымскому хану, в профессионалов набегов на Русь, татарские города исчезли, и степи вновь приняли первобытный пустынный вид. В политическом отношении донецкий край оказался «ничейной» землей между Крымским ханством, Московским царством, Речью Посполитой и Запорожской Сечью. В XVII веке граница Русского государства и земель Войска Донского с Крымским ханством проходила по Северскому Донцу. Выше Святогорского монастыря ее охраняли слободские казаки, а ниже, по течению Донца, находились укрепленные городки донцев.

В 1571 году после очередного татарского набега здесь по распоряжению Ивана Грозного побывали с инспекционной поездкой князь Тюфякин и дьяк Ржевский, установившие в истоке Миуса пограничный знак в виде креста. В 1579 году правительство сформировало специальные подвижные конные части для патрулирования степных шляхов от реки Миус до реки Самары.

Впрочем, уже в XVI и особенно XVII веках в донецких степях активно действуют запорожские и донские казаки. Продвигаясь по реке Кальмиус к Азовскому морю, казаки стали создавать по берегам реки укрепленные зимовники. В начале XVII века здесь стали оседать русские служилые люди Изюмской черты, а также черкасы (малороссы, ушедшие от польского господства с территории польских владений на Украине). В 1600 году возникли Алексеевка, Чернухино, слобода Старая Белая (ныне Луганской области), в 1637-м – Осиновый острог, в 1644-м для защиты солеварен от набегов крымцев был построен острог Тор (названный так по одноименной реке). Не отставали и донские казаки: в 1607 году после разгрома восстания Болотникова его соратник атаман Шульгейко ушел в Дикое Поле и на Айдаре заложил Шульгин-городок. В 1640 году на реке Борове возник Боровской городок, в 1642-м – Старый Айдар, затем Трехизбянка, Луганский и другие казачьи городки.

Во второй половине XVII века началась масштабная миграция малороссов на восток, в Слободскую Украину. Северная часть нынешнего Донбасса стала в те времена частью Слобожанщины. На Торских озерах выросли Маяцкий (1663), Соляной (1676), Райгородок (1684) и еще ряд поселений, что свидетельствовало о быстром росте населения. Здесь вперемешку селились донские и запорожские казаки, беглые крестьяне из Левобережной Украины и Южной России. В 1668 году в Маяках, например, жили 100 русских московских «людей» и 37 «черкасов» (украинцев).

В северной части края, в районе нынешнего города Славянска, еще в 1625 году русские поселенцы начали добычу соли. В казачьих поселениях и городках вдоль Северского Донца и Дона было налажено металлургическое, горное и кузнечное производство. Изюмские и донские казаки стали варить соль не только в Славянске, но и на Бахмутке – притоке Северского Донца. Возле новых соляных промыслов вырос городок Бахмут (известен с 1663 года). Помимо соли, казаки прекрасно знали о каменном угле, который применяли для разжигания костров. Кроме того, казаки научились добывать свинцовые руды, выплавляя металл в особых ковшах. Тем не менее близость к Крымскому ханству, превращавшая условную степную границу России и Крыма в постоянное поле боя, отнюдь не способствовала развитию края.

Однако развитие края не останавливалось. В 1703 году был создан Бахмутский уезд (в составе Азовской, в дальнейшем Воронежской губернии), включавший практически все существующие на тот момент поселения современного Донбасса.

В 1730 году создается новая укрепленная Украинская линия, соединившая цепью укрепленных мест среднее течение Днепра с Северским Донцом. При Екатерине II была проведена Днепровская линия укреплений по южной границе Екатеринославской губернии. В результате обширные пустынные территории, прикрытые укрепленными линиями, стали доступны для заселения.

По первой ревизии 1719 года в уезде проживало 8747 душ (6994 русских и 1753 украинца). В 1738 году их стало 8809 (6223 русских и 2586 украинцев). Как видим, темпы заселения были слабыми, что вызывало определенную озабоченность в Петербурге. Именно в этом крае впервые в России были предприняты попытки создавать поселения иностранных колонистов.

В царствие Елизаветы Петровны большие размеры приняло переселение южных славян. В край с 1752 года стали прибывать сербские переселенцы. Они основали ряд военно-земледельческих поселений, делившихся на полки, роты и шанцы и составивших Славяносербию в северо-восточной части Екатеринославской губернии (Славяносербский уезд).

Число сербов среди поселенцев было невелико, к 1762 году все население Славяносербии составляло 10 076 человек (2627 молдаван, 378 сербов, остальное население состояло из болгар, великороссов-старообрядцев, малороссов и поляков). Впоследствии эта пестрая и разноязычная масса ассимилировалась с коренным малорусским населением и приняла его язык и внешний облик.

После русско-турецкой войны 1768–1774 годов в состав России вошло побережье Азовского моря. Теперь край мог развиваться в мирных условиях. Как и во всей Новороссии, началось быстрое возникновение новых городов. Так, в 1795 году появился поселок при заводе, вскоре ставший городом Луганском.

Систематическое заселение края иноземцами продолжалось: еще в 1771–1773 годах, в условиях продолжавшейся войны с турками, здесь расселили 3595 молдаван и волохов, сдавшихся в плен во время очередной русско-турецкой войны (они основали селение Ясиноватая, ныне железнодорожный центр).

Уже в 1778 году, как уже говорилось, на южном берегу поселились выведенные из Крыма греки численностью 31 тыс. человек, осевшие на территории от реки Берды до реки Кальмиус. Центром греческих поселений стал город Мариуполь. Впрочем, и в дальнейшем к крымским грекам стали добавляться греки из Анатолии и Фракии, основавшие ряд поселений.

В 1788 году стали селиться немцы-колонисты. Первая группа переселенцев-меннонитов (так называлась пацифистская протестантская секта) из 228 семей (910 человек) осела на реке Конке и под Екатеринославом. В 1790–1796 годах в Мариупольский округ переселилось еще 117 семей. Каждому колонисту выделялось 60 десятин земли. Кроме меннонитов, в Россию прибыло более 900 душ лютеран и католиков. В Приазовье к 1823 году возникло 17 немецких колоний, центром которых стал Остгейм (ныне Тельманово).

В 1804 году правительство разрешило выезд евреев из Белоруссии. Часть их осела на этих землях, образовав в 1823–1825 годах здесь три колонии. Новая волна еврейского расселения относится к 1817 году, когда было создано Общество израильских христиан для «обращения евреев в христианство и к земледельческим занятиям». Несколько сотен евреев из Одессы воспользовались этим призывом и осели между Кальчиком и Мариуполем на землях, не занятых греками.

Наконец, в 1860-х годах Приазовье покинули кочевавшие здесь ранее ногайцы, перебравшиеся в Турцию (вместе с частью крымских татар), зато появились поселения бессарабских болгар, которые покинули Южную Бессарабию, отошедшую в 1856 году от России к Молдавскому княжеству.

Итак, к середине XIX века Донбасс развивался наравне с остальными регионами Новороссии. Все резко изменило начало промышленной добычи донецкого угля, а также развитие черной металлургии.

В 1696 году, возвращаясь из Азовского похода, Петр I познакомился с донецким углем. Во время отдыха на берегу Кальмиуса царю показали кусок черного, хорошо горящего минерала. «Сей минерал, если не нам, то потомкам нашим зело полезен будет», – сказал Петр. В период его правление добыча угля начинает приобретать достаточно большие масштабы. Русский рудознатец крепостной крестьянин Григорий Капустин в 1721 году открыл каменный уголь близ притоков Северского Донца и доказал его пригодность для использования в кузнечном и железоделательном производствах. В декабре 1722 года Петр I именным указом послал Капустина за пробами угля, а затем было предписано снаряжение специальных экспедиций для разведки угля и руды. Казалось бы, что это открытие послужит толчком для развития угольной и металлургической промышленности, но после смерти Петра о донецком угле в Петербурге надолго забыли.

Интерес к донецкому углю возродился в XIX веке. В 1827 году под руководством Е. П. Ковалевского, крупного ученого и организатора промышленности, в дальнейшем ставшего министром финансов России, были организованы три геологические экспедиции. По результатам экспедиций Е. П. Ковалевский опубликовал статью, в которой впервые упомянул название «Донецкий бассейн», в сокращенной форме ставшее названием края.

В середине XIX столетия в России начинается бурное железнодорожное строительство. Для него требуются металл и уголь. Все это было в донецких степях, которые к тому же находились рядом с черноморскими и азовскими портовыми городами.

В 1841 году для организации поставок топлива на паровые корабли азово-черноморской флотилии была введена в эксплуатацию первая технически оснащенная донецкая шахта. В 1858 году на территории современного Енакиево был заложен доменный завод, названный в честь Петра I Петровским. В 1869 году англичанин Джон Хьюз, которого в России называли Юзом, приобрел концессию на чугунное и рельсовое производство на Юге России, построил на берегу реки Кальмиус первое крупное металлургическое предприятие, вокруг которого вскоре вырос поселок Юзовка.

Всего в Донбассе к 1900 году существовало до 300 разного рода предприятий и заведений металлообрабатывающей, химической, местной обрабатывающей и пищевкусовой промышленности.

Железные дороги соединили донецкий уголь с криворожской рудой, создав благоприятные условия для быстрого развития тяжелой промышленности в регионе. Добыча угля выросла с 295,6 млн пудов в 1894 году до 671,1 млн в 1900-м, то есть в 2,5 раза. К 1913 году в Донбассе добывалось более 1,5 млрд пудов угля. Удельный вес Донецкого бассейна в каменноугольной промышленности страны возрос до 74 %, причем почти все коксующиеся угли добывались в Донбассе.

Бурный рост промышленности вызвал также и быстрый рост населения. К концу XVIII века население Донецкого края составляло 250 тыс. человек. К середине XIX века в Донбассе уже существовало большинство (около 500) современных населенных пунктов с населением около 400 тыс. человек. Во второй половине XIX века население территории современного Донбасса увеличивалось в пять раз быстрее, чем в других регионах Российской империи. Согласно переписи 1897 года в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии проживало уже 333 478 человек, а в Мариупольском – 254 056. В начале XX века крупными промышленными центрами Донецкого края становятся: Горловка – 30 тыс. жителей, Бахмут (ныне Артемовен) – более 30 тыс., Макеевка – 20 тыс., Енакиево – 16 тыс., Краматорск – 12 тыс., Дружковка – более 13 тыс. Только с 1900 по 1914 год численность работного населения Донецкого региона увеличилась вдвое.

Показателен рост Юзовки, возникшей в 1869 году. В 1884 году в ней проживали 6 тыс. жителей, в 1897-м – 28 тыс., в 1914-м – 70 тыс. При этом только в 1917 году Юзовка получила статус города!

Донбасс, который изначально отличался многонационально-стью, в период бурного развития рубежа XIX–XX веков принял в себя сотни тысяч переселенцев самых разных национальностей.

К началу XX века численность и национальный состав населения Донбасса (Бахмутский уезд, Мариупольский уезд, Славяносербский уезд, Старобельский уезд, г. Славянск), по данным Всероссийской переписи 1897 года, были следующими: русские – 985 887 человек (86,7 %) (малороссы – 710 613 (62,5 %), великороссы – 275 274 (24,2 %), белорусы – 11 061 (1,0 %)); греки – 48 452 (4,2 %); немцы – 33 774 (3,0 %); евреи – 22 416 (2,0 %); татары – 15 992 (1,4 %). Всего 1 136 361 человек.

В Юзовке в 1884 году, согласно городской переписи, из 6 тыс. жителей составляли: 32,6 % «местные» – жители Бахмутского и других уездов Екатеринославской губернии; 26 % – жители центральных губерний (Орловской, Владимирской, Калужской, Смоленской, Рязанской, Тамбовской и др.); 19 % – выходцы из южных и юго-западных губерний (Донской области, Воронежской, Курской, Киевской, Черниговской, Таврической, Харьковской, Полтавской и др.); 17,4 % – жители других губерний; 5 % – иностранцы (англичане, итальянцы, немцы, румыны и др.)[271]. К началу XX века Юзовка не изменила своего интернационального характера: «Этнический состав населения поселка, а затем города Юзовка к началу XX века был пестрым: русские – 31 952, евреи – 9934, украинцы – 7086, поляки – 2120, белорусы – 1465»[272].

Именно в то время сложились основные пропорции этнической структуры Донбасса, со сравнительно незначительными изменениями дошедшие до наших дней. Результатом стало формирование полиэтнической общности из представителей около 130 этнических групп с абсолютным преобладанием в ней русских и весьма обрусевших украинцев (правильнее – малороссов), являющихся украинцами по паспорту.

Постепенно под влиянием ряда факторов (природная среда, условия труда и т. д.) население Донбасса стало преобразовываться в устойчивую региональную общность с единой ценностной базой, мировоззрением, культурой, бытом. Особенно важную роль в формировании единой региональной общности Донбасса играл и продолжает играть языковой фактор. Его характерные черты формировались в период динамичных качественных и количественных изменений населения Донбасса последних веков. Результатом стало доминирование русского языка, несмотря на большую численность говорящих на суржике малороссов, поселившихся в крае в первой половине XX века, и политикой украинизации, которую проводили различные власти.

Итак, за каких-нибудь 30–40 лет между 1860-ми и 1900-ми годами вследствие гибкой протекционистской политики правительства усилиями российских и иностранных предпринимателей обширная область от Северского Донца до Приазовья превратилась в крупнейший промышленный центр Европы, иногда называемый «русским Руром».

Именно в это время Донбасс складывается в единый взаимосвязанный экономический регион, охватывающий Екатеринославскую, Харьковскую и частично Херсонскую губернии и область Войска Донского.

В начале прошлого века Александр Блок, посетив Донбасс, назвал его Новой Америкой – за невиданный динамизм развития, предприимчивость менеджеров и смешение народностей в едином «плавильном котле».

Впрочем, быстрое развитие края осуществлялось за счет беспощадной эксплуатации местных шахтеров. В отличие от «старомодных» предпринимателей Урала или «ситцевого пояса» вокруг Москвы, сохранивших патерналистские отношения к своим рабочим, донецкие предприниматели никакими сентиментальными чувствами к рабочей силе не отличались. При этом донецкие рабочие, в большинстве своем грамотные, почти оторвавшиеся от деревни, несмотря на достаточно высокую заработную плату, отличались весьма боевым духом и организованностью. Не случайно Донбасс стал одним из центров забастовочного движения в Российской империи. Партия большевиков пользовалась значительным влиянием в крае еще в 1905 году. После Февральской революции влияние большевиков выросло особенно значительно, что сделало Донбасс одним из оплотов большевизма в стране. К маю 1917 года большинство местных советов перешли на сторону большевиков, оставив эсеров и меньшевиков в меньшинстве. При этом буржуазные партии и украинские самостийники вообще не имели никакого успеха. О влиянии местных большевиков свидетельствовали итоги муниципальных выборов. Председателем Луганской городской думы в августе 1917 года избрали большевика Климента Ворошилова. Таким образом, большевики взяли власть в Луганске еще до октябрьского переворота в Петрограде. Впрочем, в сельской местности большим успехом пользовались анархисты, лидером которых стал Нестор Махно, уже в конце марта 1917 года возглавивший совет в Гуляй-Поле. В области Всевеликого Войска Донского, на землях которого существовал ряд шахтерских городов, успехом пользовались монархисты, что превратило Дон в оплот белого движения.

В годы Гражданской войны Донбасс стал ареной жестоких боев, поскольку все противоборствующие силы стремились овладеть этим промышленным краем. С февраля по май 1918 года здесь существовала Донецко-Криворожская республика в составе РСФСР, управляемая большевиками. Затем был период немецкой оккупации и хаотичной смены самых разнообразных властей. Боевые действия в крае завершились лишь в 1921 году после поражения махновского движения. Восстановление советской власти привело, однако, к тому, что Донбасс оказался в составе советской Украины.

В результате в Донбассе, как и во всей республике, началась украинизация. Украинский язык стал в регионе, где преобладало русское население и где большинство людей, считающих себя украинцами, говорили на суржике, стал языком делопроизводства и печати уже к началу 1925 года. Если в 1923 году украинских школ было 7, в 1924-м – 129, то в 1928-м – уже 181 школа. В 1932 году в Мариуполе не осталось ни одного школьного русского класса.

Современный исследователь истории края Ю. Носко только в Артемовске насчитал 54 различные комиссии по украинизации. Тут уже не только переводились на другой язык документация, вывески, газеты, но даже разговаривать в учреждениях запрещали на русском языке. И просто увольнениями уже не ограничивались. В июле 1930 года президиум Сталинского окрисполкома принял решение «привлекать к уголовной ответственности руководителей организаций, формально относящихся к украинизации, не нашедших способов украинизировать подчиненных, нарушающих действующее законодательство в деле украинизации», при этом прокуратуре поручалось проводить показательные суды над «преступниками». В те времена «привлечение к ответственности» могло привести к самым строгим мерам наказания.

В Донбассе украинизация вызвала всеобщее отторжение. Даже в сельской местности жители предпочитали учить своих детей русскому языку, а не «ридной мове».

Сопротивление украинизации, расцениваемое как «контрреволюционное», могло быть только пассивным. Выглядело оно по-советски: критические выступления на партсобраниях, письма в центральные газеты. Так, учитель из Славянска Н. Тарасова написала в газету: «В школе идет двойная трата времени в связи с украинизацией – учитель проводит беседу сначала с учениками по-украински, а потом по-русски, чтобы дети лучше поняли». Но чаще люди шли на глухой протест: они не посещали принудительных курсов украинского языка, не слушали украинского радио, не выписывали навязываемых газет. Многие донецкие газеты вынуждены были идти на хитрость, печатая все заголовки по-украински, а статьи по-русски. Неудивительно, что при малейшем послаблении в системе репрессивных мер цифры «украинизированных» школ, газет, учреждений региона резко падали вниз. В результате всеобщего неприятия украинизация в Донбассе в основном была свернута в конце 1930-х годов.

Впрочем, история советского Донбасса не сводится только к украинизации. Донбасс сохранил, а скорее, даже приумножил свое значение одного из важнейших промышленных центров страны. В годы предвоенных пятилеток в Донбассе продолжалось масштабное промышленное строительство, вступали в строй новые угольные шахты, строились металлургические заводы на криворожской руде. Появились машиностроение и химическая промышленность, ранее отсутствовавшие в крае.

В 1940 году Донбасс давал более половины всего производившегося в стране чугуна (6 млн тонн), около четверти союзного производства стали и проката (соответственно 4,5 и 3 млн тонн). Многие предприятия Донбасса снискали себе мировую славу. Один только гигант тяжелого машиностроения – Ново-Краматорский завод – ежегодно направлял во все концы страны более 200 железнодорожных эшелонов различных машин и оборудования.

Продолжался быстрый рост населения, достигшего к

1940 году 5 млн человек, из которых 3,5 млн проживали в городах. В целом Донбасс стал самым урбанизированным регионом в СССР.

Показателем может служить рост населения бывшей Юзовки, переименованной в 1924 году в Сталино. С 106 тыс. человек населения в 1926 году Сталино выросло до 507 тыс. жителей к началу

1941 года! за эти же годы в 4,5 раза выросло население Мариуполя (который стал называться Ждановым). Аналогичный рост был характерен для большинства населенных пунктов края. Миграции способствовал голод 1932–1933 годов, когда многие голодающие украинские крестьяне перебирались на стройки Донбасса. В результате к началу Великой Отечественной войны украинцы, согласно официальной статистике, стали преобладать в населении.

В 1920-1930-е годы в Донецкой области в целом сформировалась система образования. Начинает развиваться система высшего образования. В 1939 году насчитывается уже семь вузов. Правда, политика украинизации принесла значительный вред развитию высшего образования в Донбассе (как и во всей республике), так как достаточно долго преподавание шло на «мове». Поскольку при этом отсутствовала разработанная научная украинская терминология, то вместо международных геологических терминов «гнейсы» и «сланцы» студенты учили на украинском термины «лупаки» и «лосняки».

В годы Великой Отечественной войны все предприятия Донбасса были полностью разрушены. С большим трудом происходило восстановление структуры народного хозяйства региона. Этот процесс значительно усложнялся сильной засухой, которая охватила Донбасс, голодом 1946–1947 годов. Но благодаря упорному труду донбассцев хозяйство региона было быстро восстановлено. В дальнейшем промышленный рост региона продолжался.

О размерах индустриализации Донбасса свидетельствовало то обстоятельство, что в Донецкой области в городах к концу советской эпохи проживало 90 % населения, в Луганской – 88 %. При этом фактическая урбанизация края была еще более значительной, поскольку многие жители сельской местности работали в городах. Впрочем, сельское хозяйство Донбасса также было высокоэффективным, урожайность вдвое превышала среднереспубликанский уровень, Донбасс полностью обеспечивал себя хлебом и другими сельхозпродуктами. К концу XX века Донбасс давал свыше четверти промышленного производства Украины.

В целом население Донбасса к 1989 году достигло 8196 тыс. жителей (в Донецкой области – 5334 тыс., в Луганской – 2862 тыс.). В шахтерских районах Ростовской области также проживало еще около 1 млн человек.

Быстро росли города. Донецк (так стал называться с 1961 года Сталино, прежняя Юзовка) в 1959 году имел уже 700 тыс. жителей, в 1979-м – 1020 тыс., в 1989-м – 1109 тыс. В Макеевке, одном из городов Донецкой агломерации, в 1989 году было 432 тыс. жителей. Луганск по количеству населения достиг отметки в 524 тыс. жителей.

Советский период истории Донбасса завершил процесс создания в его рамках особой региональной общности. Как отмечает исследователь из Луганска В. Ю. Даренский: «Статистический факт численного доминирования “украинцев” (южноруссов) и великороссов среди населения Донбасса при наличии здесь весьма крупных неславянских этнических групп имел место примерно до середины XX века. Во второй половине XX века на Донбассе происходили интенсивные процессы этногенеза, обусловленные последней “волной” урбанизации и развития массовых коммуникаций… Никаких реальных социокультурных различий, например, между потомками украинцев и русских на Донбассе, уже как минимум во втором поколении говорящих на одном языке и усвоивших одни и те же ментальные и поведенческие модели жизни, практически не существует… Традиционные этнические идентификации имеют на Донбассе реликтовый и маргинальный характер. Этнические украинцы и великороссы, сохранившие свои языковые, ментальные и поведенческие особенности, в настоящее время здесь не превышают численно представителей других “национальных меньшинств” (кавказских народов, греков, евреев, цыган и др.)… Донбасс – полностью моноязычный регион, в котором количество реальных носителей украинского языка не превышает количество представителей кавказских диаспор»[273].

Именно благодаря влиянию стабилизирующего русского этнического компонента в Донбассе, где проживают более 100 национальностей, никогда не было серьезных этнических конфликтов.

Многих выдающихся сынов подарил русскому народу Донбасс. Это композитор Сергей Прокофьев, филолог Владимир Даль, писатель Всеволод Гаршин, военный и политический деятель Климент Ворошилов, политический деятель Никита Хрущев, советский украинский политический деятель Николай Скрыпник, актер Василий Быков, певцы Юрий Гуляев и Юрий Богатиков, полярный исследователь Георгий Седов, пионер российского кинематографа Александр Ханжонков, Герои Социалистического Труда Прасковья (Паша) Ангелина, Алексей Стаханов и Никита Изотов, тяжелоатлет, четырехкратный чемпион мира и писатель Юрий Власов, украинский поэт Владимир Сосюра и сотни тысяч других достойных людей.

В 1960-1980-х годах Донбасс имел репутацию одного из самых развитых регионов СССР с весьма зажиточным населением. Выходцы из Донбасса были обильно представлены в советской хозяйственной и политической элите. Однако постепенно в Донбассе стали все более обостряться проблемы. Стали истощаться минеральные запасы, что делало все более сложной и при этом нерентабельной добычу значительной части угля. Сам уголь постепенно уступал нефти свое значение как «хлеба промышленности». Наконец, экологические проблемы, на которые ранее не обращали внимания, невероятно обострились. Годовые выбросы вредных веществ в металлургических центрах достигают 200–300 тыс. тонн. Например, на каждого жителя в Макеевке приходится 1420 кг загрязненных и ядовитых веществ, в Мариуполе – 691 кг, в Донецке – 661 кг. Концентрация пыли в воздухе превышает предельно допустимые нормы в 6-15 раз, сернистого газа – в 6–9 раз, фенолов – в 10–20 раз. Карьерные выемки и отвалы превращены в лишенные жизни территории с измененными гидрогеологией, структурой почв. Азовское море стало превращаться в зону экологического бедствия. Это все сделало Донбасс одним из самых экологически грязных мест в СССР.

С таким грузом достижений и проблем Донбасс вступил в смутную эпоху распада СССР и провозглашения «незалежности» Украины.

Малый Донбасс (Донецкая и Луганская области) в составе Украины

Мало где на территории исторической России кризис 1090-х годов вызвал такие тяжкие последствия. Разрыв хозяйственных связей с предприятиями, оставшимися в РФ, намеренная политика деиндустриализации, проводимая украинскими властями по требованию западных суфлеров, криминальные захваты и переделы собственности – все стало причиной глубочайшего экономического кризиса в Донбассе. При этом местные региональные политики, несмотря на сохранявшееся экономическое значение Донбасса, долгое время оставались на периферии украинской политики. О донбасских «диких 90-х» говорит, например, такой факт: общее количество людей, убитых в крае, исчислялось тысячами. Только в книге Сергея Кузина «Донецкая мафия», вышедшей в 2006 году, перечислены имена и даты гибели более 60 представителей уголовного мира, бизнесменов и журналистов, погибших в период с 1992 по 2002 год в одном Донецке. Был убит брат губернатора Донецкой области, не скрывавшего своих президентских амбиций. Лишь в первые годы XXI века, после того как область возглавил Виктор Янукович, Донбасс перестал быть «диким востоком Украины».

В целом годы «незалежности» привели к жестокому демографическому кризису. Численность населения Донбасса на 1 января 2009 года составляла 6832,3 тыс. человек (Донецкая обл. – 4500,5 тыс., Луганская обл. – 2331,8 тыс.). Проведенный анализ демографической ситуации в Донецком регионе показал, что численность населения за 1995–2009 годы уменьшилась на 1261,7 тыс. человек, или на 15,6 %.

Произошло уменьшение численности населения практически всех городов Донбасса. Так, Донецк перестал быть городом-миллионером.

Исправление демографической ситуации маловероятно. Коэффициент естественного прироста Донецкой области составляет минус 8,3 %. В 2008 году число умерших превысило число родившихся в 1,8 раза. За один 2010 год население Донецкой области сократилось почти на 9,5 тыс. человек (стало 4 млн 423 тыс.). Увеличился миграционный отток из области.

Регион удерживает одно из первых мест на Украине по коэффициенту детской смертности (12 человек на 1 тыс. рожденных). Процент населения старше трудоспособного возраста в городах составляет почти 25 %, а в селах – 28 %. Трудоспособное население региона в среднем составляет более 53 %, молодежь – 21 %, пенсионеры – 26 %. В половой структуре людности женщины количественно преобладают. Так, на 1000 женщин приходится 846 мужчин, тогда как на Украине в целом эта величина достигает 862.

Официальный Киев долгое время был занят только очередной украинизацией. Кроме того, переживавшая кризис Донецкая область стала главным плательщиком налогов на Украине, содержа за свой счет депрессивные, но зато населенные «национально-мыслящими» украинцами области запада республики.

И не случайно государственный переворот в Киеве в феврале 2014 года (так называемая «революция гидности») немедленно вызвал в Донбассе восстание. Началась война, итог которой, независимо от исхода, будет прост: в любом случае Донбасс не останется на Украине. Две народные республики – Донецкая и Луганская, – возникшие «Русской весной» 2014 года, стали замечательным примером борьбы за русское единство на землях исторической России.

Одесса является не просто крупным городом Новороссии, ее финансовой и культурной столицей. В этнической истории Одесса имеет свои особенности, что требует уделить этому городу особое внимание.

На месте Одессы в XIII–XIV веках была стоянка генуэзских кораблей Джинестра. В 1415 году упоминается поселение Качибей (или Хаджибей). В 1760-х годах, готовясь к войне с Россией, турки построили рядом с Хаджибеем крепость Ени-Дунья (Новый Свет). 14 сентября 1789 года (в ходе русско-турецкой войны 1787–1791 гг.) она была взята штурмом отряда генерал-майора Иосифа де Рибаса и отрядом Черноморских казаков под командованием Антона Головатого и Захария Чепиги.

К концу турецкой власти на территории Очаковской области, отошедшей к России по Ясскому договору 1791 года, центром которой и стала вскоре Одесса, насчитывалось до 150 мелких поселений, населенных молдаванами и беглыми из Малороссии.

Из-за обилия последних не случайно этот край получил название «Ханская Украина».

Вскоре после окончания войны 27 мая 1794 года правительство России утвердило «План пристани и города Хаджибей», предусматривавший создание нового портового города на Черном море. Впрочем, уже в январе 1795 года новый город был назван Одессой (в честь античного города Одессос, когда-то стоявшего на Черном море).

Строился город довольно быстро, и в 1803 году был выделен со своими окраинами в отдельную административно-территориальную единицу – Одесское градоначальство. При этом Одесса продолжала оставаться уездным городом Херсонской губернии.

В 1815 году на Одессу приходилось свыше половины грузооборота всех черноморских и азовских портов.

Введение в 1819 году порто-франко – свободного беспошлинного ввоза и хранения импортных товаров – весьма благоприятно сказалось на жизни и развитии города. Просуществовав 40 лет, оно положительно влияло на рост торговли, увеличение оборотов, в частности, экспортных. В 1830–1850 годах Одесский порт становится самым большим портом на Черном море и в Российской империи по вывозу пшеницы.

Во второй половине XIX века развитие экономики города пошло еще более быстрыми темпами. Железнодорожные дороги связали город с внутренними районами России. А строительство Суэцкого канала в 1869 году открыло более выгодные морские пути из Одессы к портам Южной и Восточной Азии. Российская империя через Одессу получила устойчивую связь с Дальним Востоком.

Все это заметно сказалось на росте грузооборота Одесского порта. Если в 1862 году через него прошло товаров на 37 млн рублей, то в 1893-м – на 128 млн. В 1903 году грузооборот достиг 174 млн рублей. Одесса стала вторым портом Российской империи после Петербурга. В 1877 году Одесса превзошла и Петербург размерами своей торговли. Порт был значительно расширен и технически переоборудован.

Одесса уже в первые десятилетия своего существования становится значительным культурным центром. Открытый в 1817 году Ришельевский лицей в 1865 году был реорганизован в Новороссийский (ныне Одесский) университет. В 1810 году открылся городской театр. В 1883–1887 годах было возведено нынешнее здание театра оперы и балета, до сих пор принадлежащее к лучшим театральным сооружениям мира, занесенное в соответствующий реестр ЮНЕСКО. В 1825 году создан музей древностей, в 1839-м образовано Одесское общество истории и древностей, в 1871-м открыта астрономическая обсерватория, в 1886-м – первая в России бактериологическая станция. В 1899-м – художественный музей, в 1908-м – первый в стране аэроклуб, в мастерской которого в 1912 году было построено около 20 аэропланов различных систем.

Не может не впечатлять рост населения молодого города. Уже в 1829 году в Одессе проживало 53 тыс. человек, в 1859-м насчитывалось 111 тыс., в 1875-м в нем числилось 193 тыс., в 1897-м – 404 тыс., а в 1914-м – 669 тыс. Одесса стала четвертым (после Петербурга, Москвы и Варшавы) городом Российской империи по числу жителей.

События 1914–1920 годов тяжело отразились на жизни города. Многие предприятия и четвертая часть домов были разрушены, прекратилась внешняя торговля, значительно уменьшилось население, часть которого оставила город, эмигрировав в зарубежные страны. В 1920 году в Одессе насчитывалось 428 тыс. человек. Большие опустошения принес голод 1921–1922 годов. В 1924 году в городе осталось только 324 тыс. жителей, то есть половина населения довоенного времени. Поскольку граница с Румынией проходила буквально в окрестностях города, а значение международной торговли в условиях блокады Советской России резко сократилось, то, казалось, Одесса обречена на угасание. Тем не менее большевики были настроены на создание новой, истинно советской Одессы.

В 1922–1940 годах в Одессе был построен ряд новых крупных предприятий, реконструировано много старых. В 1940 году одесская промышленность дала продукции в 8 раз больше, чем в 1913-м. Значительно увеличилось население. Если в 1926 году Одесса насчитывала около 430 тыс. жителей, то по переписи 1939 года – более 600 тыс. Основную массу новых жителей составляли украинские крестьяне, в результате чего Одесса стала терять свой прежний космополитический характер.

Однако в области культуры город сохранял и приумножал прежние позиции. В. Катаев, И. Бабель, Ю. Олеша, Э. Багрицкий, Е. Петров, И. Ильф, С. Кирсанов, В. Инбер – все это писатели советской Одессы.

В годы Великой Отечественной войны гарнизон Одессы 73 дня сражался с превосходящими силами румыно-германских войск. Врагу не удалось взять город штурмом, и лишь после изменения ситуации на других участках фронта гарнизон Одессы был организованно эвакуирован в Крым. В Одессе остались около 250 тыс. жителей, не успевших эвакуироваться. Им пришлось на себе испытать все ужасы оккупации. В 1941–1944 годах была истреблена значительная часть неэвакуированного еврейского населения. Погибли десятки тысяч одесситов всех национальностей. Численность довоенного населения Одесса восстановила лишь к 1955 году. В период румынской оккупации одесситы никогда не теряли присущего им чувства юмора. Так, встречая румынских солдат, они вместо румынского «Буня дименеяца» («Доброе утро») говорили: «Будемте меняться»! В этих словах сквозило и презрение к оккупантам, в большинстве своем малограмотным, а подчас и вовсе неграмотным солдатам, которые, по официальной румынской пропаганде, были передовым форпостом латинской культуры на востоке. Но также здесь чувствовался и торгашеский дух, никогда не оставлявший одесситов.

После освобождения город быстро восстанавливался. В нем развивалась промышленность, Одесса становилась всесоюзным туристическим центром. В 1974 году население города достигло 1 млн жителей, а 15 лет спустя, в 1989 году, одесситов насчитывалось 1115 тыс. Из них 48,9 % украинцев, 39,4 % русских, 5,9 % евреев, 1,5 % болгар и представителей других национальностей. Увы, в «незалежной» Украине Одесса стала приходить в упадок. Массовая эмиграция, особенно одесских евреев и греков, превышение смертности над рождаемостью сократили население Одессы более чем на 100 тыс. человек. Правда, с 2008 года в Одессе начался слабый рост населения, и она вновь стала городом-миллионером.

В 2001 году среди примерно 1 млн одесситов, согласно официальной статистике, украинцев насчитывалось 622 тыс. (61,6 %), русских – 292 тыс. (29 %). Впрочем, подавляющее большинство одесситов общается на своеобразном одесском говоре русского языка. Кроме того, среди потомственных одесситов вообще трудно найти этнически «чистых», учитывая громадный процент смешанных браков, которыми всегда отличался город. То, что теперь в Одессе преобладают украинцы, не говорящие на «мове», только подтверждает, что одесситы не утратили чувство юмора.

С самого начала истории Одесса отличалась полиэтническим составом населения, выделяясь в этом не только в Новороссии, но и во всей Российской империи. Даже меньшинства, типичные для Новороссии, такие как греки и евреи, представлены здесь более обильно, чем в целом по региону.

Например, уже в 1795 году в только что основанном городе среди жителей-мещан значилось 106 русских, 213 украинцев, 224 грека и 240 евреев. Но уже вскоре после начала строительства города сюда стали прибывать переселенцы со всего Средиземноморского бассейна. Это обстоятельство, впрочем, придало городу свойственное только Одессе культурное своеобразие. Пушкин так описывал одесситов 1820-х годов:

С самого момента основания Одессы в ней поселились греки. В 1797 году здесь жило 813 греков, что составляло 10 % населения города. Большинство из них были «арнаутами», то есть добровольцами, вступившими в русскую армию во время недавней войны 1787–1791 годов с турками. Кстати, от «арнаутов» остались названия знаменитых Большой и Малой Арнаутских улиц в Одессе и села Арнаутка в окрестностях города.

В русско-турецкой войне 1806–1812 годов также приняли участие три конных арнаутских полка, состоящие главным образом из греко-молдавских волонтеров. В дальнейшем греки все же занимались в Одессе мирными занятиями.

В первый век города греки продолжали оставаться одной из крупнейших этнических групп в городе. Именно в Одессе в 1814 году была основана тайная организация «Филики Этерия» («Общество друзей»), ставившая своей целью свержение турецкого ига над землей древней Эллады. В 1821 году Александр Ипсиланти, российский грек, генерал русской армии, отличившийся в войне против Наполеона, стал руководителем восстания балканских народов против Османской империи. Хотя восстание Ипсиланти потерпело поражение, оно стало началом национально-освободительной войны греческого народа за независимость. Эта борьба завершилась частичным успехом (рождением на части греческих земель независимого греческого королевства) после русско-турецкой войны 1828–1829 годов. Таким образом, Одесса стала для греков (а в дальнейшем и для других балканских народов) центром возрождения национальной культуры и освободительного движения. Греки прибывали в Одессу частью из самой Греции, а также из Константинополя и Дунайских княжеств.

В дальнейшем Одесса продолжала оставаться одним из крупнейших греческих городов. В 1879 году градоначальником Одессы выбирают богатого греческого коммерсанта Григория Маразли. Он много сделал для города. В конце жизни Маразли передал в дар Одессе свою богатую библиотеку. В его часть названа одна из красивейших улиц города.

В советское время основная масса одесских греков ассимилировалась. Только греческие фамилии, как, например, академика Папалекси, напоминают о греческой Одессе.

В городе, впрочем, проживали и представители таких народов, которых практически невозможно найти в других городах и землях России. Например, итальянцев в Одессе было так много, что она стала одним из самых крупных итальянских городов Европы за пределами Италии.

Итальянцы появились в Одессе буквально со дня ее основания. К 1797 году город насчитывал уже около 800 итальянцев на 7–8 тыс. жителей, то есть они составляли 10 % всего населения Одессы. А в первые годы XIX века итальянская диаспора стала настолько заметной в общественной жизни и коммерческой деятельности города, а итальянский язык получил столь широкое распространение, что вывески учреждений и магазинов составлялись на русском и итальянском языках. Еще в 1823 году даже некоторые таблички с названиями улиц были на итальянском языке. Итальянский язык в то время в Одессе был распространен среди торгового люда. Счета, векселя, чеки деловые договоры, коммерческая корреспонденция, бухгалтерия – все составлялось на итальянском. Большинство одесситов в начале XIX века в той или иной степени могли объясняться по-итальянски.

В составе итальянской колонии преобладали на первых порах торговые люди, моряки и военные, несущие службу в русской армии. В основном это были неаполитанцы, генуэзцы и жители Ливорно. За ними потянулись представители искусства и техники, ремесленники фармацевты и преподаватели различных областей.

Показательно, что уже в первом в Одессе учебном заведении, основанном в 1800 году, обучали русскому, греческому и итальянскому языкам. В первых городских вузах – «Благородном институте» и в Ришельевском лицее – также обязательным было изучение итальянского языка. Даже в церковном училище при евангелической церкви, открытом в 1824 году, обучали итальянскому.

Итальянцы, помимо развития городской коммерции, внесли огромный вклад в развитие культуры. Именно итальянцы дали Одессе большое количество архитекторов, ювелиров, театральных деятелей, издателей, музыкантов, художников, преподавателей гимназий и университета.

Вплоть до 1870-х годов число итальянцев продолжало неуклонно расти, но затем рост итальянской группы приостановился, и в то же время итальянцы начали растворяться в окружающей их русской среде. Появились двойные фамилии, часто сокращающие до неузнаваемости итальянскую часть, а многие итальянские фамилии и вовсе полностью исчезли в смешанных браках.

В 1905 году в Одессе насчитывалось всего 50 постоянно проживавших в городе итальянских подданных, и еще 600 одесситов, назвавших себя итальянцами, итальянским языком не владели. В советский период истории одесские итальянцы исчезли как этническая группа, смешавшись с разноплеменным русскоязычным населением города.

Особую роль в истории Одессы сыграли французы. Герцог Ришелье, которого одесситы фамильярно и поныне называют Дюком, и сменивший его Александр Ланжерон справедливо считаются теми, кто создал Одессу. Но помимо градоначальников, французы дали городу множество других деятелей экономики и культуры. Они создали в Одессе первые банки. Одесский коммерческий суд возглавлял граф де Сен При, коммерцией с Европой занималась фирма Франже. Среди самых первых предприятий Одессы – заводы стеариновых свечей (Ж. Питансье), ваксы (А. Жако), мыла (Лабер), пудры (Пишон).

Неудивительно, что первая городская газета печаталась по-французски. А когда в 1827 году начал выходить «Одесский вестник», то и он печатался на двух языках – французском и русском. Впрочем, французы не были столь многочисленными, как итальянцы или греки, так что ассимилировались они уже к концу XIX века.

Как и во многих крупных городах Российской империи, в Одессе проживало много немцев. Уже в 1803 году их в молодом годе было 558 человек. Среди первых одесских базаров был и Немецкий рынок. По переписи 1897 года в Одессе числилось 10 248 немцев, в том числе 7217 лютеран, 2217 католиков, 247 реформатов (кальвинистов), 567 представителей других вероисповеданий. Немцы имели сильные позиции в деловой жизни города. Всего в начале XX века в Одессе им принадлежало свыше 20 различных предприятий: механических, чугунолитейных, машиностроительных, лакокрасочных, мыловаренных, мукомольных, пивоваренных, ювелирных и др.

Самой же знаменитой одесской группой были евреи. В первой половине XIX века происходил быстрый рост численности еврейского населения Одессы. Так, в середине 1840-х годов одесских евреев было около 12 тыс. (или 20 % населения), в 1855-м – 17 тыс. (21,7 %) благодаря массовому переселению в Одессу как русских евреев, так и иностранных, преимущественно из Германии и Галиции, называвшихся «бродскими», поскольку многие из них были из города Броды. Что ж, когда Бог сотворил Одессу, он увидел, какой это прекрасный город и испугался, что одесситы не будут озабочены тем, как попасть в Царство Небесное. И для того, чтобы одесситы Бога не забывали, Всевышний послал в Одессу евреев. Так что у Одессы украинская территория, русский язык и еврейское счастье.

Основным занятием евреев в этот период была торговля зерном. Многие евреи были мелкими торговцами, посредниками (главным образом между помещиками и экспортерами), агентами крупных иностранных и местных, в основном греческих, хлеботорговых компаний, маклерами. Евреи работали на зерновой бирже оценщиками, кассирами, весовщиками, а также занимались ремеслами, торговлей мануфактурными и бакалейными товарами.

Во второй половине XIX века темпы роста еврейского населения Одессы возросли. По переписи 1897 года, в Одессе проживало 138 935 евреев (34,4 % населения). К этому времени они заняли господствующие позиции в хозяйственной жизни города. Евреи вытеснили греков из торговли зерном. В 1910 году евреям принадлежало 43 % фабрично-заводских предприятий, евреи преобладали в бумажной и пищевой промышленности. Из десяти крупнейших городских банков семь принадлежали евреям. Большинство городских газет также принадлежали евреям. Специфической чертой еврейской жизни Одессы был многочисленный преступный мир. С конца XIX века Одесса стала одним из мировых центров сионистского движения.

Экономическое засилье евреев вызывало погромы в 1821, 1859, 1870, 1881, 1905, 1906 годах, а также в период гражданской войны.

Несмотря на потери в годы гражданской войны и массовую эмиграцию, численность евреев в советской Одессе продолжала возрастать. В 1926 году их было 153 194 человека (36,4 % населения), в 1939-м – 180 тыс. (29,8 %). В годы румыно-немецкой оккупации, как уже отмечалось, погибла значительная часть еврейского населения.

Однако после возвращения из эвакуации, а также продолжающегося переселения в Одессу как в «еврейский город» евреев со всего Советского Союза еврейское население Одессы продолжало оставаться значительным. В 1959 году еврейское население города составляло, согласно официальной переписи, 106 700 человек (16 % населения), но в действительности число евреев было значительно выше. По переписи 1970 года, в городах Одесской области проживало 117 223 еврея (из них лишь 10 763 назвали идиш родным языком).

Однако как раз с этого времени численность одесских евреев начинает сокращаться и в абсолютных, и в относительных цифрах. За 1968–1990 годы около 35 тыс. евреев эмигрировали в Израиль и США. Еще более массовый исход евреев начался из независимой Украины.

В 2001 году, согласно всеукраинской переписи, евреев в Одессе насчитывалось 12,4 тыс. человек, или 1,2 % населения города.

Наконец, в Одессе от начала города проживали болгары, гагаузы, сербы, немцы, молдаване, армяне и представители многих других народов. Самым же крупным этносом среди одесситов тем не менее были русские. Все они в целом и составили особую территориально-этническую группу, которая и называется одесситами.

Конечно, в Одессе с «национальным вопросом» все гораздо проще. Большинство браков в Одессе было смешанными, так что у каждого одессита найдутся родственники самой экзотической национальности. Разумеется, могут найтись одесситы, которые будут утверждать, что они «чистокровные» (русские, евреи, украинцы или еще кто), но это такая же нелепость, как одессит, лишенный чувства юмора.

Веселость, несгибаемый оптимизм, особый язык, нонконформизм, что делало одесситов «неудобными» для любой власти, предпринимательская жилка, умение находить выход из любой ситуации, своеобразный индивидуализм (Одесса не насчитывает миллион жителей, а делится на это число) – все эти качества присущи каждому одесситу.

Последствия войн и эмиграций привели к утрате особой этнической и культурной специфики Одессы, которая становится все более похожей на средний украинский областной центр. Но, думается, Одесса никогда не потеряет свое лицо, которое определяли и многонациональность города, и свободолюбие его населения, всегда находившегося далеко (и в географическом, и в политическом смысле) от столиц империи, и знаменитый одесский юмор, и дух жителей прежнего вольного города.

Бессарабией в XIX и первой половине XX века называли географическую область, представляющую треугольник между реками Днестр и Прут и Черным морем. Древние славяне называли эту местность словом «Угол», откуда и происходит племенной этноним «уличи» (правильнее – угличи). Южную часть Бессарабии турки также называли словом «Буджак», что также означает «угол». На сегодняшний день исторический район Бессарабия большей частью занимает республика Молдова (Молдавия), при этом часть Молдавии занимает автономная республика Гагаузия. Южная часть Бессарабии входит в состав Одесской области Украины.

Бессарабия была присоединена к России по Бухарестскому миру, завершившему очередную войну с Турцией в 1812 году. Правда, еще в 1807 году буджакские татары были выселены русскими властями в Крым, в результате чего Буджак совершенно обезлюдел. Российские имперские власти начали заселять буджакские степи «задунйскими переселенцами», то есть бывшими турецкоподданными христианского вероисповедания. Сюда устремились тысячи молдаван из-за реки Прут (где сохранялось Молдавское княжество), а также греки, армяне и особенно в большом количестве гагаузы и болгары – эти два этноса и поныне составляют весьма важную часть в местном населении.

В Южной Бессарабии проживает уникальный этнос – гагаузы. Они уникальны по многим причинам. Во-первых, относятся к тем немногим оседлым этносам, которые почти полностью переселились на новую родину из Северо-Восточной Болгарии; во-вторых, гагаузы являются тюркским народом, исповедующим православие. В Бессарабию гагаузы переселились в XIX веке из Болгарии. Ныне на их исторической родине, в Болгарии, проживает лишь около 10 тыс. гагаузов. В мире гагаузов около 250 тыс. человек. В Бессарабии их примерно 180 тыс., из них большинство проживает в Молдавии, в автономной Гагаузии. Около 40 тыс. гагаузов живут в южной части Бессарабии, на территории Одесской области Украины.

Происхождение гагаузов загадочно. Их считают то ли потомками печенегов и других тюркских кочевников Дикого Поля, отброшенных на Балканы, то ли отуреченными болгарами, перешедшими на турецкий язык, но сохранившими православие.

На своей родине гагаузы занимались в основном скотоводством. Впервые в истории гагаузы упоминаются в XIII веке. Вскоре гагаузы оказались под властью турок. В конце XVIII века христианским подданным Османской империи приходилось особенно нелегко из-за усиливавшегося религиозного и социального гнета, а Российская империя, твердой ногой ставшая при Черном море, нуждалась в трудолюбивых крестьянах, которые могли бы поднять пустынные земли Новороссии. В результате многие переселенцы из-за Дуная, принадлежавшие к самым разным народам Балкан, начали переселяться в Россию. Гагаузы также приняли активное участие в этой иммиграции, причем переселенческий поток увлек за собой большую часть этноса.

Гагаузов особенно привлекал Буджак – южная степная часть Бессарабии, во многом напоминавшая им Северо-Восточную Болгарию. Гагаузы обосновали селения Авдарма, Комрат, Конгаз, Томай, Чишмикиой и другие, располагавшиеся в основном в центральном Буджаке. Поселения задунайских переселенцев, в том числе гагаузов, согласно Указу Сената от 1819 года, имели статус иностранных колонистов. Это означало автономию для живущего здесь населения, значительную часть которого составили компактно расселенные гагаузы.

Тяжелым трудом переселенцам удалось превратить пустынную буджакскую степь в обжитый сельскохозяйственный район. В целом гагаузы мирно пахали землю и пасли скот, мало проявляя себя в политической жизни России.

Румынская власть в 1918–1940 годах затронула гагаузов значительно серьезней. Они не только утратили льготы колонистов, но и подверглись национальной дискриминации и румыни-зации. Когда Бессарабия вошла в состав СССР, то гагаузы неожиданно оказались разделенным народом, поскольку, напомним, южная часть Бессарабии, в которой проживали 20 % гагаузов, была присоединена к Украине, а на большей части Бессарабии была создана Молдавская ССР. Таким образом, 80 % гагаузов оказались в Молдавии, остальные – на Украине. Трагические последствия этого выразились в том, что на многие десятилетия гагаузский народ оказался на своей же этнической территории рассредоточенным по различным административным районам. Разведенный границей двух национальных республик, распятый по административно-территориальным весям, народ на своей этнической территории был лишен возможности консолидироваться для решения проблем своего выживания и национального возрождения. В целом гагаузы оказались мало представлены в правлении, обслуживании, науке и культуре Молдавии и Украины. Районы компактного проживания гагаузов были довольно отсталыми сельскохозяйственными районами, почти лишенными промышленных предприятий.

В конце 1980-х годов, когда в Молдавии начались националистические прорумынские выступления, гагаузы впервые в истории создали свое политическое движение. Активисты из числа гагаузской интеллигенции, объединив усилия с другими этническими меньшинствами Молдавии, в 1988 году создали движение «Гагауз Халкы». В 1989 году «Гагауз Халкы» провели свой первый съезд, где было принято решение о создании гагаузской автономии на юге Молдовы со столицей в городе Комрат. В августе 1990 года в Комрате было декларировано создание Гагаузской республики, но правительство Молдовы аннулировало декларацию. Национальное движение получило всенародный характер, когда румынский язык был принят как государственный язык в Молдове. Многонациональное население Юга Молдовы отнеслось к этому решению неоднозначно. Обострившиеся языковые, культурные и экономические проблемы подтолкнули население региона не повиноваться кишиневским властям и поддержать стремление гагаузского народа к независимости. То, что в Гагаузии дело не дошло до войны, как в Приднестровье, можно объяснить только счастливым стечением обстоятельств. Лишь в 1994 году парламент Республики Молдова принял закон об особом правовом статусе Гагаузии (Гагауз Ери), решив конфликт мирным путем. 23 декабря – день образования Гагаузии – является национальным праздником.

Во главе автономной Гагаузии стоит Башкан (глава) и местный парламент – Народное собрание. Основным языком Гагаузии является русский. Школы, лицеи, колледжи и Комратский университет работают на русском языке. По переписи 2004 года в Молдавии проживали 155,6 тыс. гагаузов (40 тыс. – на Украине).

Увы, экономика Гагаузии, которая была незначительной и в советскую эпоху, в немалой степени разрушена. Наряду со многими гражданами Молдавии гагаузы в большом количестве эмигрируют. Однако думается, что малый народ, сумевший сохранить самостоятельные язык и культуру, завоевавший мирными средствами автономию, сумеет преодолеть все трудности и вызовы XXI века.

До сих пор речь шла в основном о тех этносах, которые проживают на территории Молдавии. Однако в Южной Бессарабии, большей частью входящей в состав Одесской области Украины, и в некоторых районах Молдавии, проживает еще один местный этнос переселенческого происхождения – болгары.

Судьба болгар Бессарабии очень похожа на судьбу переселившихся вместе с ними гагаузов. После каждой русско-турецкой войны в Россию устремлялись тысячи болгар. Особенно массовый характер приняло болгарское переселение еще в ходе войны 1806–1812 годов. Уже в 1809 году несколько тысяч болгар поселились в буджакских степях, откуда к этому времени были выселены буджакские татары. В дальнейшем процесс иммиграции болгар в Россию продолжался. В 1818 году учтенных болгарских переселенцев (вместе с которыми учитывали и гагаузов) было 27 тыс. человек. Попечителем переселенцев в Бессарабии (официальное название должности) стал генерал И. Н. Инзов. Он искренне покровительствовал болгарам, и память о нем бессарабские болгары сохранили навсегда. Не случайно много десятилетий спустя портреты Инзова висели в домах болгар вместе с иконами.

В 1819 году задунайские переселенцы получили статус колонистов. Новоприбывшие колонисты освобождались от уплаты налогов в течение семи лет, а те, кто прибыл раньше, – на три года; на каждого человека выделялось по 60 десятин земли бесплатно. Обещались беспошлинная продажа вина, табака, освобождение от военной службы, свобода вероисповедания.

После удачной для России русско-турецкой войны 1828–1829 годов в Бессарабию переехали еще 25 тыс. болгар и гагаузов. Это переселение стало самым многочисленным во всей истории их заселения новых российских земель.

Центром болгарских колоний стал город Болград. Переселенцы основали также город Тараклия. В губернии насчитывалось также 60 болгарских сел (некоторые из них, правда, были гагаузскими, поскольку гагаузов как выходцев из Болгарии не отделяли в официальных переписях от собственно болгар). Наконец, немало болгар поселилось в городах Измаил, Килия, Рени, Аккерман (Белгород-Днестровский).

Хотя несколько массовых эпидемий чумы, отъезд части болгар в другие российские губернии, а также реэмиграция некоторых болгар, не выдержавших новых условий жизни в новом крае, и замедляли рост болгарского населения, но все же этот рост оставался значительным. К 1834 году в Бессарабии существовали уже 83 колонии задунайских переселенцев. К 1844 году болгары составляли 3,3 % населения Новороссии[274].

Известный российских деятель А. Скальковский в 1848 году издал статистический труд, посвященный болгарским поселениям в Бессарабии, в котором констатировал многие особенности жизни и быта болгар. Болгары жили большими семьями, по 3–4 поколения под одной крышей, возраст за 80 лет был обычным в их колониях. Они владели искусством отыскивать воду, что также помогло выжить в безводных буджакских степях. Сеяли в основном пшеницу и кукурузу. С особой любовью занимались огородничеством. Из Болгарии переселенцы привезли и стали выращивать капусту, огурцы, фасоль и другие овощи. Занимались садоводством, виноделием, шелководством, выращивали табак. Болгарами был построен первый в губернии сахарный завод. На засушливых землях Буджака болгары стали применять особый плуг, известный как «бессарабский». К 1847 году почти во всех болгарских колониях были учреждены школы. Достаточно быстро болгарские колонисты достигли процветания. Показателен тот факт, что во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов богатый одесский купец Априлов за свой счет вооружил и оснастил добровольческий болгарский полк, сражавшийся с турками.

С Крымской войной 1853–1856 годов связано новое переселение болгар. Как и в предыдущие русско-турецкие войны, они участвовали в ней на стороне России. Однако неудачный ход боевых действий и отступление русской армии из Болгарии привело к переселению всех жителей 29 сел из окрестностей города Силистрии в количестве 6,6 тыс. человек (около 900 семей). Но, как уже отмечалось, по результатам Крымской войны Россия утратила часть Южной Бессарабии, где проживали многие болгары. Это вызвало массовый выезд бессарабских болгар в приазовские степи, которые оставляли эмигрирующие в Турцию ногайцы. Таким образом, несмотря на новую иммиграцию болгар в Россию, в самой Бессарабии количество сократилось. В 1868 году в Бессарабии оставались 46 болгарских колоний, в которых проживали 57 тыс. человек. Впрочем, высокий естественный прирост быстро увеличивал и абсолютную, и относительную численность бессарабских болгар.

В 1897 году в Бессарабии проживали 103 тыс. болгар, что составляло 5,3 % населения губернии. (Всего в новороссийских губерниях болгар насчитывалось 170 тыс.)

Потрясения XX века тяжело отразились на болгарах. В период румынской оккупации бессарабские болгары подвергались определенным притеснениям, поскольку отношения между Румынией и Болгарией были весьма напряженными, а бессарабские болгары к тому же считались пророссийски настроенными. В 1930 году, согласно данным румынской переписи, болгар в Бессарабии – 163,7 тыс. человек, что составляло 5,7 % населения Бессарабии. В 1940 году болгар насчитывалось примерно 180 тыс.

Вместе с большинством бессарабцев болгары восторженно встречали Красную армию в 1940 году. Война, голод 1946 года, массовые депортации «буржуазных элементов» (которых было много среди зажиточных болгар) в конце 1940-х – все это серьезно подорвало этнокультурную общность бессарабских болгар.

Самой же важной проблемой, хотя вплоть до 1991 года на нее не обращали внимания, стало то, что болгары оказались разделенными административными границами. Большинство болгар стали жителями Одесской области Украины, примерно треть – жителями Молдавии. Распад СССР привел к тому, что теперь болгары были жителями двух постсоветских государств. При этом село Парканы оказалось в непризнанной Приднестровской республике. Почти половина молдавских болгар стали жителями Гагаузской автономии.

Буджак (Южная Бессарабия) в составе Украины

Общее число болгар сокращается. Так, в 1989 году в Молдавии проживало 88,5 тыс. болгар и 233 тыс. На Украине. Депопуляциия, ассимиляция и эмиграция сокращают численность этноса. В начале XXI века примерно 140 тыс. бессарабских болгар проживали на Украине, 65 тыс. – в Молдавии, из них 28 тыс. – в Гагаузии. Доминируют болгары в своей столице – Болграде. По данным статистики, в Болградском районе Одесской области проживают: болгары – 61 %, гагаузы – 19 %, русские – 8 %, украинцы – 7 %, албанцы – 2 %, молдаване – 1,5 %. Таким образом, бессарабские болгары сохраняют определенный «очаг», благодаря которому у них остаются значительные шансы сохраниться как уникальный этнос.

«Русская весна» в исторической Новороссии охватывает не только территории, пока находящиеся в составе территориального образования «Украина». Первой освобожденной территорией Новороссии стала Приднестровская молдавская республика (ПМР), родившаяся еще в 1990-м году! Все эти годы никем не признанная ПМР жила одной только надеждой на воссоединение с Большой Россией. И вот теперь ситуация радикально меняется в связи с кризисом на Украине, а также сложной ситуацией в Молдавии и Румынии. Российский президент Владимир Путин в ходе «прямой линии» 17 апреля на вопрос о судьбе ПМР прямо сказал, что «людям должно быть позволено самим решать свою судьбу. Вот над этим мы вместе со всеми партнерами и будем работать, конечно опираясь прежде всего на тех людей, которые в Приднестровье проживают». Эти слова моментально вызвали истерику киевской хунты, которая немедленно приступила к сооружению укрепленных линий по границе ПМР и Украины. Впрочем, ПМР все годы своего существования жила в условиях блокады, так что все эти меры киевских временщиков могут служить лишь иллюстрацией к ее неадекватности. Одновременно в очередной раз власти Румынии во главе с амбициозным президентом Траяном Бесеску начали кампанию по аннексии республики Молдова (Молдавии) к Румынии, что в условиях неурегулирования отношений Молдавии с Приднестровьем вновь обостряет конфликт на Днестре.

Так что же такое Приднестровье, кто его населяет и за что борются его жители?

Под Приднестровьем подразумевается узкая полоса левого берега Днестра с центром в Тирасполе общей площадью 4,163 тыс. кв. км (11 % территории прежней Молдавской ССР). Здесь проживает свыше полумиллиона жителей, в основном потомков суворовских солдат, запорожских казаков и молдавских «волонтиров» (так назывались молдаване, сражавшиеся в рядах русской армии во время русско-турецких войн XVIII–XIX веков). В 1995 году в Приднестровье проживало, по данным Госкомстата республики, 696 тыс. человек, из них 233,5 тыс. (33,5 %) молдаван, 200,8 тыс. русских (28,8 %). Остальные – украинцы и некоторые балканские этносы, в основном русскоязычные. К началу XXI века в результате демографического кризиса и выезда приднестровцев в РФ население ПМР уменьшилось до 660 тыс. человек. В 2012 году в Приднестровье осталось лишь 513,4 тыс. жителей[275]. За один 2011 год население уменьшилось на 46 тыс. человек. Примерно 200 тыс. приднестровцев имеют гражданство Российской Федерации.

На территорию Приднестровья приходилось около трети промышленного потенциала и вырабатывалось более 90 % электроэнергии Молдавской ССР.

Земли на левом берегу Днестра были заселены издревле. Здесь проживали скифы, сарматы, аланы (вероятно, название реки Днестр происходит из иранских языков, на которых говорили эти народы). С начала VI века страна была заселена славянскими племенами уличей и тиверцев, а затем находилась в составе Киевской Руси и Галицко-Волынского княжества. Еще в конце X века, по сведениям, сообщаемым византийским императором и историком Константином Багрянородным, на Днестре было шесть русских городов: Белгород, Тунгала (современные Бендеры), Кракикаты (Сороки), Салмакаты, Сакакаты, Гианкаты (местонахождение которых неизвестно). Названия этих городов даны в греческом произношении, так что, как они назывались на языке местных жителей, не вполне ясно.

В период половецких вторжений рубежа XI–XII веков славянское население этого края частью погибло, частью бежало в более безопасные места. Впрочем, русские продолжали жить здесь и после половецких вторжений. Во второй половине XII века тут существовала своеобразная республика Берладь. Однако Батыево нашествие и последовавшие за ним татарские набеги превратили этот край в «дикое поле». Лишь в Карпатских горах, в Буковине и Покутье, сохранилось русское население. Остатки славянского населения покорились татарам. В 1257 году Галицкий князь Даниил, воюя с татарами, сжег города Болохов, Губин, Кобуд и некоторые другие, расположенные по нижнему течению Днестра. Из этого следовало, что здесь еще оставались русские города под ордынской властью.

В XIV веке по соседству, между дугой Восточных Карпат и рекой Днестр, сложилось Молдавское княжество. Говорившие на романских языках потомки даков, которых славяне обычно называли влахами или валахами, начали заселять эти благодатные и полупустынные земли.

Общая православная вера, церковнославянский язык, который был официальным языком Молдавского княжества, общий образ жизни способствовал быстрому слиянию славян и валахов в новый молдавский этнос. Славянское культурное влияние в Молдавии было огромным. Церковнославянский язык являлся государственным. Когда позднее появились книги на молдавском языке, то печатались они кириллицей. В молдавском языке значительная часть словарного состава – славянизмы. Всего в молдавском языке насчитывается около 2000 только восточнославянских заимствований.

В ряде средневековых документов Молдавское княжество даже называлось Русовлахией[276].

Глава Молдавии официально называется славянским термином «воевода», а с XV века носил титул «господарь». Крупные феодалы назывались боярами, придворные должности звучали совсем по-славянски – воевода, постельник, чашник, стольник, ключар. Главы крестьянских общин носили титулы кнез (князь), жуде (напоминающее южнославянское «жупан»), ватаман (атаман). Славянского происхождения персонажи свадебного обряда «старосте» и «ворничел». Восемь из десяти сельскохозяйственных терминов в молдавском языке, как доказал известный молдавский ученый и писатель Б. П. Хашдеу, славянского происхождения.

Некоторые молдавские и румынские названия ремесленных специальностей и орудий ремесел тоже обнаруживают славянское влияние: каменщик – zidar, золотых дел мастер – zlatar, портной – croitor, токарь – strugar (стругарь), пила – pila, скоба – scoaba, батог – batoc, топор – topor и т. д. В господарских грамотах и молдавских летописях с конца XIV по XVII век встречаются явно славянские имена бояр: Яцко, Стецко, Гренько и другие[277].

Показательна высокая доля славянских слов и в языке молдавской мифологии. Славянского происхождения в молдавском языке некоторые названия языческих божеств. Русалок молдаване называли русалиями, богиню любви – Ладо, Леле (Ладо и Лель у славян), бог зимнего солнцестояния, а позднее – обряд у славян – Коляда, а у молдаван – Колинда. В славянских сказках действует Змей-Горыныч, в молдавских – «змеу», сказки по-молдавски называются «повеете» («повесть»), или «басм» («басня»).

Множество географических названий в Молдавии являются славянскими. Из 60 известных населенных пунктов Молдавии XIV века 40 – славянские. Восточные славяне, по данным румынской исследовательницы Маргареты Штефэнеску, оставили на территории Молдавского княжества в общей сложности 548 названий с чисто славянскими корнями и 321 название со славянским суффиксом – овца.

О том, как проходила «валахизация» славянских земель, свидетельствуют данные топонимики. Так, в 1392 и 1431 годах в господарских грамотах упомянуто село Шербовцы. Но уже в 1488 году это село упомянуто уже под восточнороманским названием Шербенешть. Село Аверовицы, упомянутое в 1403 году, 40 лет спустя известно уже как Аверешть[278].

Но земли по левому берегу Днестра не входили в состав Молдавии, оставаясь во владении Крымского ханства. Левобережье Днестра отошло к России в 1791 году и стало Тираспольским уездом Херсонской губернии. Отличием Приднестровья от остальных регионов Новороссии был лишь более значительный процент молдаван в составе населения. Основную массу первых поселенцев на левом берегу Днестра составляли «волонтеры» (или волонтиры) – молдаване, сражавшиеся в рядах русской армии во время русско-турецкой войны 1787–1791 годов. Это обстоятельство, вероятно, способствовало тому, что мышление приднестровских молдаван всегда было пророссийским, что особенно сказалось ровно два века спустя, в период приднестровского конфликта.

Первая половина XIX века была периодом наиболее интенсивной колонизации Тираспольского уезда. Только в 1836–1857 годах сюда переселилось более 19 тыс. жителей разных губерний Российской империи, главным образом украинских. Переселенцы либо образовывали новые населенные пункты, либо оседали в существовавших. По приглашению российского правительства сюда прибывали и иностранные колонисты. В пределах Приднестровья немецкие поселенцы основали колонии Гликсталь (Глинное, 1805 г.), Бергдорф (Колосово) и Нейдорф (Караманово, 1809 г.), а болгарские – колонию Парканы (1804 г.).

В 1859 году в Южном Приднестровье проживало 6 тыс. человек, в 1905 году – уже 242 тыс.

К началу XX века численность молдаван Приднестровья Тираспольского уезда дошла до 64,2 тыс., их удельный вес в этническом составе населения составлял 42,3 %. Доля других этнических групп была такой: украинцев – 21,2 %, русских – 14,2 %, евреев – 9,2 %, немцев – 4,1 %, болгар – 3,3 %.

В 1918 году Румыния, пользуясь воцарившимся в России после революции хаосом, захватила Бессарабскую губернию. Левобережье Днестра было отвоевано большевиками. Река Днестр вновь стала границей.

В том же 1924 году на левом берегу Днестра, где часть населения составляли молдаване, численность которыхктому же выросла из-за эмиграции из оккупированной румынами Бессарабии, была создана Молдавская Автономная Советская Социалистическая республика (МАССР) в составе Украины. В МАССР входили города Тирасполь, Дубоссары, Рыбница, Слободзея. Хотя земли МАССР никогда не входили в состав Молдавского княжества, советские власти рассматривали автономию как своего рода «красную Бессарабию» (кстати, именно так называлась официальная партийная газета автономии). Молдаване составляли в МАССР примерно треть из 600-тысячного населения.

Несмотря на голод 1932 года, раскулачивание и другие черты советской жизни, МАССР могла похвастаться многими достижениями. Если до 1917 года в Левобережной Молдавии имелось более 80 % неграмотных, то к 1937 году в Молдавской АССР лишь 3 % населения оставалось неграмотным и 5,5 % – малограмотным. Были созданы Союз писателей МАССР, драматический театр, хоровая капелла и т. д.

Как и в других национальных автономиях Советского Союза, в МАССР проводилась «коренизация» кадров. К моменту образования МАССР в ней существовало всего 11 школ с молдавским языком обучения, а к 1939 году их численность возросла до 135[279]. В противоположность румынской Бессарабии, неграмотность в МАССР была ликвидирована.

28 июня 1940 года, после ультиматума СССР, королевское правительство Румынии согласилось с требованиями Москвы возвратить Бессарабию и передать СССР Северную Буковину. Румынские войска и администрацию из этих областей надлежало вывести в четырехдневный срок. Бессарабский вопрос удалось решить без войны.

В результате операции была занята территория площадью 50 762 кв. км (из них 8,1 тыс. кв. км – территория Буковины), на ней проживали 3776 тыс. человек. 2 августа 1940 года на большей части Бессарабии была создана Молдавская Советская республика. Буковина, ставшая Черновицкой областью, и Южная Бессарабия, где первоначально образовалась Аккерманская область площадью 12,4 тыс. кв. км, были присоединены к Украинской ССР. Зато к Молдавской ССР отошла территория упраздненной МАССР на левом берегу Днестра. Площадь республики составляла 33,7 тыс. кв. км. Мотив присоединения МАССР к новой союзной республике был прост: аграрной Молдавии дали солидный промышленный регион. Кроме того, управленческие кадры союзной республики Молдавии вплоть до конца советской эпохи комплектовались в основном из левобережных молдаван.

В августе 1941 года вся Молдавия была оккупирована. Однако румынские власти сразу же убедились, что молдаване не только Левобережья, но и Бессарабии, которых в Бухаресте считали румынами, вовсе не рады «освобождению». Оккупационный порядок Румынии мало отличался от аналогичного порядка немецких захватчиков.

Помимо Бессарабии, румынские союзники Гитлера получили также часть земель на левом берегу Днестра. Здесь была создана так называемая Транснистрия с центром в Одессе.

Оккупационный румынский режим в «освобожденной» Бессарабии и «присоединенной» Транснистрии был и жесток, и примитивен. По распоряжению румынских властей были закрыты все издания на русском языке, причем все старые тиражи русских газет и журналов уничтожены. Из библиотек были изъяты все книги на русском языке, в том числе дореволюционные и даже опубликованные в период 1918–1940 годов. В городе Кишиневе официально было запрещено разговаривать на русском языке. Для нарушителей этого распоряжения был предусмотрен огромный штраф и три года тюремного заключения. Даже в современной Прибалтике гонения на русский язык еще не дошли до подобных методов!

Освобождена Молдавия была в августе 1944 года. После войны Молдавия быстро развивалась как аграрно-промышленная республика. Развивалась молдавская культура. Весь Советский Союз знал имена певицы Софии Ротару (молдаванки из Буковины), кинорежиссера Эмиля Лотяну, композитора Евгения Доги, певицы Марии Биешу, писателя Иона Друцэ, и многих других деятелей культуры.

Разумеется, будет неправильным и нетактичным описывать период послевоенной советской Молдавии как идиллию. Голод 1946–1947 годов унес жизни не менее 100 тыс. жителей республики. В 1948 году 35 796 человек были депортированы. И все же послевоенная эпоха была едва ли не самой светлой в истории Молдавии.

Высокая рождаемость и миграция населения из других регионов СССР привели к тому, что в демографическом плане советская Молдавия демонстрировала высокие темпы прироста населения. В 1950 году в республике проживали 2340 тыс. человек (столько же, сколько в 1910 году), а уже в 1959-м – 3 млн, в 1970-м – 3, 6 млн, в 1979-м – 4 млн, в 1989-м – 4,4 млн. В 1989 году молдаване составляли 64,5 % населения республики, украинцы – 13,8 %, русские – 13,0 %, гагаузы – 3,5 %, болгары – 2,0 %, евреи – 1,5 %, другие – 1,7 %.

На деле определить точную численность представителей каждого этноса, проживавшего в Молдавской ССР, довольно затруднительно, ведь республика занимала четвертое место в Советском Союзе по числу этнически смешанных браков.

На 1000 жителей приходилось 360 этнически смешанных браков в городах, и 113 – в сельской местности.

Перестройка в СССР, перешедшая в малую гражданскую войну и распад единой страны, на Молдавии отразилась сильнее, чем в большинстве регионов Советского Союза. Распалась в огне войны и сама Молдавия. На территории прежней самой малой по территории из республик СССР возникло сразу три государственно-политических образования: Приднестровье, Гагаузия и оставшаяся собственно Молдавия; при этом появилась реальная угроза присоединения уменьшенной территории Молдавии к Румынии. Эти политические события привели край к острейшему социально-экономическому кризису.

Во второй половине 1980-х годов в Молдавии, как и в большинстве союзных республик СССР, началось «национальное пробуждение», сопровождавшееся кровавыми расправами над «некоренными» жителями республики, особенно русскими, и гонениями на русский язык и культуру. Массовые митинги, вой перестроечной прессы о сталинизме, уличные беспорядки, возникновение «Народных фронтов», навязывание «языковых» ограничений, массовое увольнение служащих «некоренной» национальности – все это было характерным для многих советских республик, особенно для Прибалтики. Но в Молдавии эти методы натолкнулись на сопротивление местного русского населения, поддержанного немалой частью просоветски настроенных молдаван. Показателем сопротивления и стало рождение Приднестровской Молдавской республики (ПМР) в 1990 году.

После жаркого лета 1989 года, когда Молдавию захлестнули «лингвистические» конфликты, в ответ на суверенизацию Молдавии левобережные районы начали свою суверенизацию. 2 сентября 1990 года была провозглашена Приднестровская Молдавская Советская Социалистическая республика, пока еще в рамках Молдавской ССР. Впрочем, было ясно, что попытка молдавских властей к отделению от СССР вызовет соответствующую реакцию просоветски настроенного населения Приднестровья. Тем не менее власти Молдавии пошли на это, сознавая, что без приднестровского экономического потенциала Молдавия представляет собой в хозяйственном смысле кукурузное поле. Идея присоединения Молдавии к Румынии, которую отстаивали некоторые молдавские политические партии, пришедшие к власти в Кишиневе, не вызывала никакого энтузиазма у самих молдаван, с опаской смотревших на «Эфиопию Европы», то есть Румынию. При этом если у «коренных» прибалтов история своего края между 1918 и 1940 годами вызывала поток теплых чувств и размышлений о «свободе», то у даже самых антисоветски настроенных молдаван история румынской Бессарабии вызывала скорее отрицательную реакцию. Из-за этого силы сепаратизма в Молдавии изначально не пользовались поддержкой большинства коренного населения республики. «Молдованисты» (то есть сторонники самостоятельного развития республики) всегда пользовались несравненно большей популярностью, чем «унионисты» (сторонники присоединения к Румынии). С другой стороны, русские Молдавии из-за того, что большинство из них являлись потомками суворовских солдат и запорожских казаков, были более активны, чем анемичные русские из Прибалтики.

У приднестровцев идея присоединения к Румынии (вызывавшая воспоминания об оккупации в 1941–1944 годов), только усилила антикишиневские настроения. Не случайно своих противников приднестровцы стали называть румынами, независимо от их происхождения. Зато слово «молдаванин» на левом берегу Днестра звучало гордо и почетно. Так стали называть тех молдаван, которые поддерживали приднестровское движение.

Действительно, молдаване левого берега Днестра, потомки «волонтиров», отличались особым отношением к российской государственности. Многие этнические молдаване составили руководство Приднестровской республики. Человеком № 2 республики периода ее становления был Григорий Маракуца, воинскими частями приднестровцев командовал Степан Кицак, его сын капитан Андрей Кицак руководил приднестровскими формированиями, обороняющими Дубоссары, и был ранен в ходе боев.

Попытки официального Кишинева усмирить мятежный регион силой вызвали вооруженные столкновения. Уже в ноябре 1990 года в Дубоссарах произошло вооруженное столкновение, в котором приднестровская сторона потеряла трех человек погибшими. Все они были молдаванами, что только усилило раскол Молдавской республики. Наконец, уже после провозглашения распада СССР, весной 1992 года началась масштабная война. На помощь приднестровцам стали прибывать добровольцы (в основном казаки) со всего прежнего СССР. На стороне кишиневских властей воевали румыны и боевики из Прибалтики. 19–21 июня в Бендерах шли кровопролитные сражения. Исход войны решил переход на сторону Приднестровья расквартированной здесь 14-й армии советских вооруженных сил. В ходе военных действий в Приднестровье со стороны приднестровцев и казаков погибло около 500 человек (молдавская сторона так и не объявила о потерях). Летом 1992 года начались переговоры, которые вяло продолжаются до сих пор, так и не определив статус Приднестровья.

Молдаване левобережья Днестра приняли массовое участие в вооруженной защите Приднестровской государственности. Они составили 30 % личного состава вооруженных формирований ПМР. Это было чуть меньше доли молдаван среди населения Приднестровья, но превосходило их долю среди горожан. Молдаване участвовали в обороне Дубоссар и Бендер от сил официального Кишинева.

Следует заметить, что во время войны 1992 года и позднее приднестровские лидеры рассчитывали на победу национально-патриотических сил в самой России. В таком случае Приднестровье немедленно присоединилось бы к России. Но после победы ельцинизма осенью 1993 года и затягивания российского кризиса приднестровским властям пришлось задуматься о выживании республики. ПМР переживала жесткий экономический кризис. В 1993 году производство в ПМР сократилось по сравнению с уровнем 1990 года на 34 %. В результате Приднестровье превратилось в экономически депрессивный регион, живущий в основном за счет денежных переводов своих граждан, работающих в РФ. Впрочем, многие отрасли приднестровской промышленности по-прежнему могут иметь мировое значение. Так, в 2001 году власти США под надуманным предлогом ввели пошлины на приднестровскую сталь в размере 232 % от стоимости. Причина проста: американская промышленность не способна выпускать сталь такого высокого уровня, и для борьбы с конкурентом американцы приняли меры, мягко говоря, противоречащие «свободным рыночным отношениям».

Тем не менее при всех экономических трудностях Приднестровье остается надежным форпостом России в регионе. Надеемся, что возвращение Приднестровья домой, в Россию, не только неизбежно, но и последует очень скоро.

Крым был как бы долгожданной наградой тем, кто, двигаясь из глубин России, сумел преодолеть спаленные зноем степи. Степи, горы и субтропики Южного берега – такие природные условия больше нигде не встречаются в России. Впрочем, и в мире тоже…

Этническая история Крыма также необычна и уникальна. Крым был заселен первобытными людьми еще 150 тыс. лет назад и всю свою историю постоянно принимал новых переселенцев. Но поскольку на этом небольшом полуострове есть горы, которые более или менее, могли защитить обитателей Крыма, а также есть море, со стороны которого могли приплывать новые переселенцы, товары и идеи, а приморские города также могли дать защиту крымчанам, то неудивительно, что тут смогли сохраниться некоторые исторические этносы. Здесь всегда происходили смешения народов, и не случайно историки говорят о проживающих здесь «тавроскифов» и «готоаланов».

В 1783 году Крым (вместе с небольшой территорией за пределами полуострова) вошел в состав России. К этому времени в Крыму насчитывалось 1474 поселения, в основном очень маленьких. При этом большинство крымских поселений были многонациональны. Но с 1783 года этническая история Крыма радикально меняется.

Первые греческие переселенцы прибыли на землю Крыма еще 27 веков назад. И именно в Крыму сумел сохраниться маленький греческий этнос, единственный из всех греческих этнических групп за пределами Греции. Собственно, в Крыму жили два греческих этноса – крымские греки и потомки «настоящих» греков из Греции, переселившихся в Крым в конце XVIII и в XIX веках.

Разумеется, крымские греки, помимо потомков древних колонистов, вобрали в себя многие этнические элементы. Под влиянием и обаянием греческой культуры эллинизировались многие тавры. Так, сохранилось надгробие некоего Тихона, родом тавра, относящееся еще к V веку до и. э. Также эллинизировались многие скифы. В частности, явно скифского происхождения были некоторые царские династии в Боспорском царстве. Сильнейшее культурное влияние греков испытали готы и аланы.

Уже с I века в Тавриде начинает распространяться христианство, найдя многих приверженцев. Христианство приняли не только греки, но и потомки скифов, готы и аланы. Уже в 325 году на Первом Вселенском соборе в Никее присутствовал Кадм, епископ Боспора, и Феофил, епископ Готии. В дальнейшем именно православное христианство станет тем, что объединило в единый этнос разноплеменное население Крыма.

Себя византийские греки и православное грекоязычное население Крыма называли «ромеями» (буквально римлянами), подчеркивая свою принадлежность к официальной религии Византийской империи. Как известно, византийские греки называли себя ромеями и несколько веков после падения Византии. Только в XIX веке под влиянием западноевропейских путешественников греки в Греции вернулись к самоназванию «эллины». За пределами Греции этноним «ромеи» (или в турецком произношении «урумы») сохранялся до XX века. В наше время за всеми разнообразными греческими этническими группами в Крыму и всей Новороссии утвердилось название «понтийских» (черноморских) греков (или «понти»).

Готы и аланы, жившие в юго-западной части Крыма, которую называли «страной Дори», хотя еще много веков сохраняли в быту свои языки, но письменным языком у них оставался греческий. Общая религия, схожий быт и культура, распространение греческого языка привели к тому, что со временем готы и аланы, а также православные потомки «тавроскифов» влились в состав крымских греков. Разумеется, произошло это не сразу. Еще в XIII веке епископ Феодор и западный миссионер Г. Рубрук встречали в Крыму алан. По-видимому, только к XVI веку аланы окончательно слились с греками и татарами.

Примерно тогда же исчезают и крымские готы. С IX века готы перестают упоминаться в исторических документах. Однако готы еще продолжали существовать как небольшой православный этнос. В 1253 году Рубрук, наряду с аланами, также встречал в Крыму готов, которые жили в укрепленных замках и язык которых был германский. Сам Рубрук, фламандец по происхождению, разумеется, мог отличить германские языки от других. Готы сохраняли верность православию, о чем с сожалением писал в 1333 году римский папа Иоанн XXII.

Интересно, что первоиерарх православной церкви Крыма официально именовался митрополитом Готским (в церковнославянском звучании – Готфейским) и Кафайским (Кафинским, то есть Феодосийским).

Именно из эллинизированных готов, аланов и других этносов Крыма состояло населении княжества Феодоро со столицей в Мангупе, просуществовавшее до 1475 года. Вероятно, в состав крымских греков вошли также и единоверные русские из прежнего Тмутараканского княжества.

Однако с конца XV и особенно в XVI веке, после падения Феодоро, когда крымские татары начали усиленно обращать в ислам своих подданных, готы и аланы окончательно забыли свои языки, перейдя частью на греческий, который и так был им всем знаком, и частью на татарский, ставший престижным языком господствующего народа.

В XIII–XV веках на Руси были хорошо известны «сурожане» – купцы из города Сурож (ныне – Судак). Привозили они на Русь особые сурожские товары – шелковые изделия. Интересно, что даже в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля есть сохранившиеся до XIX века такие понятия, как «суровские» (то есть сурожские) товары и «суровский ряд». Большинство из купцов-сурожан были греками, часть армянами и итальянцами, жившими под властью генуэзцев в городах Южного берега Крыма. Многие из сурожан со временем перебрались в Москву. Из потомков сурожан происходили знаменитые купеческие династии Московской Руси – Ховрины, Саларевы, Тропаревы, Шиховы. Многие из потомков сурожан стали в Москве богатыми и влиятельными людьми. Семейство Ховриных, предки которых происходили из Мангупского княжества, даже получило боярство. С купеческими фамилиями потомков сурожан связаны названия подмосковных деревень – Ховрино, Саларево, Софрино, Тропарево.

Но сами крымские греки не исчезли, несмотря на эмиграцию в Россию сурожан, на обращение части их в ислам (что превращало новообращенных в татар), а также на все более усиливающееся восточное влияние в культурной и языковой сферах. В Крымском ханстве из греков состояла большая часть земледельцев, рыбаков, виноградарей.

Греки были угнетенной частью населения. Постепенно среди них все более распространялись татарский язык и восточные обычаи. Одежда крымских греков мало отличалась от одежды крымчан любого другого происхождения и вероисповедания.

Постепенно в Крыму сложилась этническая группа «урумов» (то есть «ромеев» по-тюркски), обозначающая тюркоязычных греков, сохранивших православную веру и греческое самосознание. За греками, сохранившими местный диалект греческого языка, осталось название «ромеи». Они продолжали общаться на пяти говорах местного греческого языка. К концу XVIII века греки проживали в 80 деревнях в горах и на Южном берегу, примерно 1 /4 греков жила в городах ханства. Около половины греков говорили на крымско-татарском языке, остальные – на местных диалектах, отличающихся как от языка древней Эллады, так и от разговорных языков собственно Греции.

В 1778 году по распоряжению Екатерины II с целью подрыва экономики Крымского ханства проживающие в Крыму христиане – греки и армяне, были выселены с полуострова в Приазовье. Как докладывал А. В. Суворов, осуществлявший переселение, всего 18 395 греков оставили Крым. Переселенцы основали на берегу Азовского моря город Мариуполь и 18 сел. Часть выселенных греков впоследствии вернулись в Крым, но большинство остались на новой Родине на северном берегу Азовского моря. Ученые обычно называли их мариупольскими греками. Сейчас это Донецкая область Украины.

На сегодняшний день насчитывается 77 тыс. крымских греков (согласно Украинской переписи 2001 года), большинство из которых живет в Приазовье. Из их числа вышли многие выдающиеся деятели российской политики, культуры и хозяйства. Художник А. Куинджи, историк Ф. А. Хартахай, ученый К. Ф. Челпанов, философ и психолог Г. И. Челпанов, искусствовед Д. В. Айналов, трактористка П. Н. Ангелина, летчик-испытатель Г. Я. Бахчиванджи, полярник И. Д. Папанин, политический деятель, мэр Москвы в 1991–1992 годах Г. X. Попов – все это мариупольские (в прошлом – крымские) греки. Таким образом, история самого древнего этноса Европы продолжается.

Хотя значительная часть крымских греков покинула полуостров, в Крыму уже в 1774–1775 годах появились новые, «греческие» греки из Греции. Речь идет о тех уроженцах греческих островов в Средиземном море, которые во время русско-турецкой войны 1768-74 годов помогали русскому флоту. После окончания войны многие из них переселились в Россию. Из них Потемкиным был сформирован Балаклавский батальон, который нес охрану побережья от Севастополя до Феодосии с центром в Балаклаве. Уже в 1792 году новых греческих переселенцев насчитывалось 1,8 тыс. человек. Вскоре численность греков стала быстро расти из-за развернувшейся иммиграции греков из Османской империи. Многие греки поселились в Крыму. При этом приезжали греки из различных регионов Османской империи, говорили на разных диалектах, имели свои особенности быта и культуры, отличаясь и друг от друга, и от балаклавских греков, и от «старых» крымских греков.

Балаклавские греки храбро сражались в войнах с турками и в годы Крымской войны. Многие греки служили в Черноморском флоте.

В частности, из числа греческих беженцев вышли такие выдающиеся военные и политические российские деятели, как русские адмиралы Черноморского флота братья Алексиано, герой русско-турецкой войны 1787–1791 годов адмирал Ф. П. Лалли, павший в 1812 году под Смоленском генерал А. И. Белла, генерал Властов, один из главных героев победы русских войск на реке Березине, граф А. Д. Курута, командующий русскими войсками в польской войне 1830–1831 годов.

В целом служили греки усердно, и не случайным является обилие греческих фамилий в списках российской дипломатии, военной и военно-морской деятельности. Многие греки были городскими головами, предводителями дворянства, градоначальниками. Греки занимались бизнесом и были хорошо представлены в деловом мире южных губерний.

В 1859 году Балаклавский батальон был упразднен, и теперь большинство греков стали заниматься мирными делами – виноградарством, табаководством, рыболовством. Грекам принадлежали лавки, гостиницы, таверны и кофейни во всех уголках Крыма.

После установления в Крыму советской власти у греков произошли многие социальные и культурные изменения. В 1921 году в Крыму проживало 23 868 греков (3,3 % населения). При этом 65 % греков жило в городах. Грамотных греков было 47,2 % от общего числа. В Крыму было 5 греческих сельских советов, в которых делопроизводство велось на греческом языке, существовало 25 греческих школ с 1500 учащимися, издавались несколько греческих газет и журналов. В конце 1930-х многие греки стали жертвой репрессий.

Весьма сложной была языковая проблема греков. Как уже говорилось, часть «старых» греков Крыма говорила на крымско-татарском языке (до конца 1930-х годов существовал даже термин «греко-татары» для их обозначения). Остальные греки говорили на различных взаимонепонимаемых диалектах, далеких от современного литературного греческого языка. Понятно, что греки, преимущественно городские жители, к концу 1930-х перешли на русский язык, сохранив свое этническое самосознание.

В 1939 году в Крыму проживали 20,6 тыс. греков (1,8 %). Уменьшение их численности объясняется в основном ассимиляцией.

В годы Великой Отечественной войны многие греки погибли от рук гитлеровцев и их пособников из числа крымских татар. В частности, татарские каратели уничтожили все население греческой деревни Лаки. К моменту освобождения Крыма там осталось около 15 тыс. греков. Однако, несмотря на верность Родине, которую продемонстрировало подавляющее большинство крымских греков, в мае-июне 1944 года они были депортированы вместе с татарами и армянами. Некоторое количество лиц греческого происхождения, которые считались по анкетным данным лицами другой национальности, остались в Крыму, но понятно, что они постарались избавиться от всего греческого.

После снятия ограничений в правовом положении с греков, армян, болгар и членов их семей, находящихся на спецпоселении, по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1956 года спецпереселенцы обрели некоторую свободу. Но этот же Указ лишал их возможности получения назад конфискованного имущества и права возвращения в Крым. Все эти годы греки были лишены возможности изучения греческого языка. Обучение проходило в школах на русском языке, что привело к утрате родного языка у молодежи. Начиная с 1956 года греки постепенно возвращаются в Крым. Большинство прибывших оказывались на родной земле оторванными друг от друга и жили отдельными семьями по всему Крыму. В 1989 году в Крыму проживали 2684 грека. Общая численность греков из Крыма и их потомков в СССР составляла 20 тыс. человек.

В 1990-е продолжалось возвращение греков в Крым. В 1994 году их проживало уже около 4 тыс. Несмотря на малочисленность, греки активно участвуют в хозяйственной, культурной и политической жизни Крыма, находясь на ряде видных постов в администрации автономной республики Крым, а также занимаясь (с большим успехом) предпринимательской деятельностью.

В Крыму более тысячелетия проживает еще один этнос – армяне. Здесь сложился один из самых ярких и самобытных центров армянской культуры. Армяне появились на полуострове очень давно. Во всяком случае, еще в 711 году некий армянин Вардан именно в Крыму был объявлен византийским императором. Массовая иммиграция армян в Крым началась в XI веке, после того как турки-сельджуки разгромили Армянское царство, что вызвало массовое бегство населения. В XIII–XIV веках армян становится особенно много. Крым даже именуют в некоторых генуэзских документах «морской Арменией». В ряде городов, в том числе в самом крупном на тот момент городе полуострова Кафе (Феодосия), армяне составляют большинство населения. На полуострове были построены сотни армянских церквей, при которых существовали школы. При этом некоторые крымские армяне переселялись в южные земли Руси. В частности, весьма многочисленная армянская община сложилась во Львове. В Крыму до сих пор сохранились многочисленные армянские церкви, монастыри, хозяйственные постройки.

Армяне проживали по всему Крыму, но до 1475 года большинство армян селились в генуэзских колониях. Под давлением католической церкви часть армян перешла в унию. Большинство, впрочем, осталось верно традиционной армяно-григорианской церкви. Религиозная жизнь армян была весьма интенсивной. В одной Кафе было 45 армянских храмов. Управлялись армяне своими общинными старшинами. Судились армяне по своим законам согласно своему судебнику.

Армяне занимались торговлей, финансовой деятельностью, среди них было много искусных ремесленников, строителей. В целом армянская община в XIII–XV веках процветала.

В 1475 году Крым перешел в зависимость от Османской империи, причем города Южного берега, где проживала основная часть армян, перешли под непосредственный контроль турок. Завоевание Крыма турками сопровождалось гибелью многих армян, уводом части населения в рабство. Численность армянского населения резко сократилась. Только в XVII веке их количество стало возрастать.

За три века турецкого господства многие армяне приняли ислам, что привело их к ассимиляции с татарами. Среди сохранивших христианскую веру армян получили распространение татарский язык и восточные обычаи. Тем не менее крымские армяне как этнос не исчезли. Подавляющее большинство армян (до 90 %) проживали в городах, занимаясь торговлей и ремеслами.

В 1778 году армяне вместе с греками были выселены в Приазовье, в низовья Дона. Всего, согласно донесениям А. В. Суворова, было выселено 12 600 армян. Они основали город Нахичевань (ныне – часть Ростова-на-Дону), а также пять сел. В Крыму остались только 300 армян.

Впрочем, многие армяне вскоре вернулись в Крым, а в 1811 году им официально было разрешено возвращаться на прежнее место жительства. Примерно треть армян воспользовались этим разрешением. Им были возвращены храмы, земли, городские кварталы; в Старом Крыму и Карасубазаре созданы городские национальные самоуправляемые общины, до 1870-х годов действовал особый армянский суд. Город Старый Крым, некогда столица ханства, давший название полуострову, весь XIX век был по населению преимущественно армянским городом.

Результатом этих правительственных мер наряду со свойственной армянам предприимчивостью стало процветание этого крымского этноса. XIX век в жизни крымских армян ознаменовался замечательными достижениями, в особенности в области образования и культуры, связанными с именами художника И. Айвазовского, композитора А. Спендиарова, художника

В. Суренянца и др. На военном поприще проявил себя адмирал российского флота Лазарь Серебряков (Арцатагорцян), основавший в 1838 году город-порт Новороссийск. Среди банкиров, судовладельцев, предпринимателей крымские армяне также представлены весьма значительно.

Крымское армянское население постоянно пополнялось за счет притока армян из Османской империи. К моменту Октябрьской революции армян на полуострове насчитывалось 17 тыс. 70 % из них жили в городах.

Годы гражданской войны тяжело отразились на армянах. Хотя из крымских армян вышли некоторые видные большевики (например, Николай Бабахай, Лаура Багатурьянц и др), сыгравшие большую роль в победе своей партии, но все же значительная часть армян полуострова относилась, по большевистской терминологии, к «буржуазным и мелкобуржуазным элементам». Война, репрессии всех крымских правительств, голод 1921 года, эмиграция армян, среди которых действительно было немало представителей буржуазии, привели к тому, что к началу 1920-х численность армянского населения сократилась на треть. В 1926 году в Крыму армян было 11,5 тыс. К 1939 году их численность достигала 12,9 тыс. (1,1 %).

В 1944 году армяне были депортированы. После 1956 года началось их возвращение в Крым. В конце XX века армян в Крыму насчитывалось около 5 тыс. человек. Однако памятником крымским армянам навсегда останется название крымского города Армянск.

Крым является родиной одного из малых этносов – караимов. Они относятся к тюркским народам, но отличаются своей религией. Караимы являются иудаистами, причем относятся к его особой ветви, представителей которой так и называют караимами (буквально «чтецами»). Происхождение караимов загадочно. Первое упоминание о караимах относится лишь к 1278 году, но проживали они в Крыму еще несколько веков ранее. Вероятно, караимы являются потомками хазар.

Тюркское происхождение крымских караимов доказано антропологическими исследованиями. Группы крови караимов, их антропологический облик более характерны для тюркских этносов (например, для чувашей), чем для семитов. По мнению антрополога академика В. П. Алексеева, подробно исследовавшего краниологию (строение черепов) караимов, этот этнос действительно возник из смешения хазар с местным населением Крыма.

Напомним, что хазары владели Крымом в VIII–X веках. По религии хазары были иудеями, не являясь этническими евреями. Вполне возможно, что некоторые хазары, поселившиеся в горном Крыму, сохранили иудейскую веру. Правда, единственной проблемой у хазарской теории происхождения караимов является то принципиальное обстоятельство, что хазары приняли ортодоксальный талмудический иудаизм, а караимы даже имеют имя другого направления в иудаизме. Но крымские хазары после падения Хазарии вполне могли отойти от талмудического иудаизма хотя бы потому, что талмудические евреи и ранее не признавали хазар, как и других иудеев нееврейского происхождения, своими единоверцами. Когда хазары принимали иудаизм, учение караимов еще только рождалось среди евреев в Багдаде. Понятно, что те хазары, что сохранили веру после падения Хазарии, могли принять то направление в религии, которое подчеркивало их отличие от евреев. Вражда между «талмудистами» (то есть основной массой евреев) и «начетчиками» (караимами) всегда была характерна для иудеев Крыма. Крымские татары называли караимов «евреями без пейсов».

После разгрома Святославом Хазарии, произошедшем в 966 году, караимы сохраняли независимость в границах исторической территории Кырк Пера – округи в междуречье рек Альмы и Качи – и обрели собственную государственность в рамках небольшого княжества со столицей в городе-крепости Кале (ныне – Чуфут-Кале). Здесь пребывал их князь – cap, или бий, в руках которого находилась административно-гражданская и военная власть, и духовный глава – каган, или гахан, – всех караимов Крыма (а не только княжества). В его компетенцию входила и судебно-правовая деятельность. Двойственность власти, выражавшаяся в наличии и светского, и духовного глав, унаследована караимами от хазар.

В 1246 году крымские караимы частично переселились в Галицию, а в 1397–1398 годах часть воинов-караимов (383 семьи) попала в Литву. С тех пор, кроме исторической родины, караимы постоянно живут в Галиции и Литве. В местах проживания караимы пользовались добрым отношением окружающих властей, сохраняли национальную самобытность, имели определенные льготы и преимущества.

В начале XV века князь Элиазар добровольно подчинился крымскому хану. В благодарность хан дал караимам автономию в религиозных делах.

Караимы жили в Крыму, особо не выделяясь среди местных жителей. Они составляли большую часть населения пещерного города Чуфут-Кале, заселяли кварталы в Старом Крыме, Гезлеве (Евпатории), Кафе (Феодосии).

Присоединение Крыма к России стало звездным часом для этого народа. Караимы были освобождены от многих налогов, им разрешалось приобретать землю, что было очень выгодным, когда многие земли оказались пустыми после выселения греков, армян и эмиграции многих татар. Караимы были освобождены от рекрутской повинности, хотя их добровольное поступление на военную службу приветствовалось. Многие караимы действительно выбирали военные профессии. Немало из них отличились в боях при защите Отечества. Среди них, например, герои русско-японской войны поручик М. Тапсашар, генерал Я. Кефели. В Первой мировой войне участвовало 500 кадровых офицеров и 200 добровольцев караимского происхождения. Многие стали Георгиевскими кавалерами, а некий Гаммал, храбрый рядовой солдат, произведенный на поле боя в офицеры, заслужил полный комплект солдатских Георгиевских крестов и вместе с тем также офицерский Георгий.

Маленький караимский народ стал одним из самых образованных и богатых народов Российской империи. Караимы почти монополизировали торговлю табаком в стране. К 1913 году среди караимов имелось 11 миллионеров. Караимы переживали демографический взрыв. К 1914 году их численность достигла 16 тыс., из них 8 тыс. проживали в Крыму (в конце XVIII века их было около 2 тыс.). Показателем как богатства общины, так и расселения караимов по землям Российской империи стало строительство кенас (караимских храмов) в Харькове, Киеве, Бердянске.

Процветание кончилось в 1914 году. Войны и революция привели к потере караимами прежнего экономического положения. Вообще, караимы в массе не приняли революцию. Большинство офицеров и 18 генералов из числа караимов сражались в белой армии. Соломон Крым был министром финансов в правительстве Врангеля.

В результате войн, голода, эмиграции и репрессий резко сократилась караимов численность прежде всего за счет военной и гражданской элиты. В 1926 году в Крыму оставались 4213 караимов.

В Великой Отечественной войне участвовало свыше 600 караимов, многие удостоены боевых наград, более половины погибли и пропали без вести. Прославились среди караимов в Советской армии артиллерист Д. Паша, морской офицер Е. Ефет и многие другие. Самым же знаменитым из советских военачальников-караимов был генерал-полковник В. Я. Колпакчи, участник первой мировой и гражданской войн, военный советник в Испании во время войны 1936–1939 годов, командующий армиями в годы Великой Отечественной войны. Следует заметить, что к караимам часто относят маршала Р. Я. Малиновского (1898–1967), дважды Героя Советского Союза, министра обороны СССР в 1957–1967 годах, хотя его караимское происхождение не доказано.

В других сферах караимы также дали большое число выдающихся людей. Знаменитый разведчик, дипломат и одновременно писатель И. Р. Григулевич, композитор С. М. Майкапар, актер

С. Тонгур и многие другие – все это караимы.

Смешанные браки, языковая и культурная ассимиляция, низкая рождаемость и эмиграция приводят к тому, что количество караимов сокращается. В Советском Союзе, по переписям 1979 и 1989 годов, проживало соответственно 3341 и 2803, в том числе в Крыму – 1200 и 898, караимов. В XXI веке в Крыму осталось около 800 караимов.

Крым является родиной еще одного иудейского этноса – крымчаков. Собственно, крымчаки, как и караимы, не являются евреями. Они при этом исповедуют талмудический иудаизм, как и большинство евреев мира, и их язык близок к крымско-татарскому.

Евреи появились в Крыму еще до н. э., о чем свидетельствуют иудейские захоронения, остатки синагог, надписи на иврите. Одна из таких надписей датируется I веком до и. э. В Средние века евреи проживали в городах полуострова, занимаясь торговлей и ремеслами. Еще в VII веке византиец Феофан Исповедник писал о многочисленности евреев, живших в Фанагории (на Тамани) и других городах на северном берегу Черного моря. В 1309 году в Феодосии была построена синагога, что свидетельствовало о многочисленности крымских евреев.

Следует заметить, что в основном крымские евреи происходили из потомков обращенных в иудаизм местных жителей, а не эмигрировавших сюда евреев Палестины, до нашего времени дошли документы, датированные I веком, об освобождении рабов при условии обращения их в иудаизм их владельцами-евреями.

В 1920-х годах исследования групп крови крымчаков, проведенные В. Заболотным, подтвердили, что крымчаки не относились к семитским народам. Тем не менее иудейская религия способствовала еврейской самоидентификации крымчаков, которые сами считали себя евреями.

Среди них распространиллись тюркский язык (близкий к крымско-татарскому), восточные обычаи и быт, отличающий крымских евреев от соплеменников в Европе. Самоназванием их стало слово «крымчак», означающее по-тюркски жителя Крыма. К концу XVIII века в Крыму проживало около 800 иудеев.

После присоединения Крыма к России крымчаки оставались бедной и немногочисленной конфессиональной общиной. В отличие от караимов, крымчаки никак не проявили себя в коммерции и политике. Правда, численность их стала быстро возрастать за счет высокого естественного прироста. К 1912 году их насчитывалось 7,5 тыс. человек. Гражданская война, сопровождавшаяся многочисленными антиеврейскими расправами, которые проводили все менявшиеся в Крыму власти, голод и эмиграция привели к резкому сокращению численности крымчаков. В 1926 году их насчитывалось 6 тыс. человек.

В годы Великой Отечественной войны большинство крымчаков были уничтожены немецкими оккупантами. После войны в СССР осталось не более 1,5 тыс. крымчаков.

В наши дни эмиграция, ассимиляция (приводящая к тому, что крымчаки больше ассоциируют себя с евреями), эмиграция в Израиль и США и депопуляция окончательно ставят крест на судьбе этого малого крымского этноса.

И все же будем надеяться, что маленький древний этнос, давший России поэта И. Сельвинского, партизанского командира, Героя Советского Союза Я. И. Чапичева, крупного ленинградского инженера, лауреата Государственной премии М. А. Тревгоду и ряда других видных деятелей науки, искусства, политики и экономики, не исчезнет.

Несравненно более многочисленными в Крыму были собственно евреи, говорящие на идиш. Поскольку Крым входил в «черту оседлости», то достаточно много евреев с Правобережной Украины стали селиться в этом благодатном краю. В 1897 году в Крыму проживало 24,2 тыс. евреев. К революции их численность удвоилась. В результате евреи стали одной из самых крупных и заметных этнических групп на полуострове.

Несмотря на сокращение численности евреев в годы Гражданской войны, они по-прежнему оставались третьим (после русских и татар) этносом Крыма. В 1926 году их было 40 тыс. (5,5 %). К 1939 году их численность возросла до 65 тыс. (6 % населения).

Причина была проста: Крым в 1920–1940 годах рассматривался не только и не столько советскими, сколько мировыми сионистскими лидерами как «национальный очаг» для евреев всего мира. Не случайно переселение евреев в Крым приняло значительные масштабы. Показательно, что если во всем Крыму, как и в стране в целом, происходила урбанизация, то среди крымских евреев происходил противоположный процесс.

Проект переселения евреев в Крым и создания там еврейской автономии был разработан еще в 1923 году видным большевиком Ю. Лариным (Лурье) и весной следующего года одобрен большевистскими руководителями Л. Д. Троцким, Л. Б. Каменевым, Н. И. Бухариным. Планировалось переселить в Крым 96 тыс. еврейских семей (около 500 тыс. человек). Впрочем, были и более оптимистические цифры – 700 тыс. К 1936 году. Ларин открыто говорил о необходимости создания в Крыму еврейской республики.

16 декабря 1924 года был подписан даже документ под интригующим названием «О Крымской Калифорнии» между «Джойнтом» (Американский еврейский объединенный распределительный комитет – American Jewish Joint Distribution Committee, как называлась американская еврейская организация, представлявшая в первые годы советской власти США) и ЦИК РСФСР. По этому соглашению «Джойнт» выделял СССР по 1,5 млн долларов в год для нужд еврейских сельскохозяйственных коммун. То, что большинство евреев в Крыму сельским хозяйством не занимались, не имело значения.

В 1926 году в СССР приезжал руководитель «Джойнта» Джеймс Н. Розенберг, в результате встреч с руководителями страны была достигнута договоренность о финансировании Д. Розенбергом мероприятий по переселению евреев Украины и Белоруссии в Крымскую АССР. Помощь оказывали также Французское еврейское общество, Американское общество помощи еврейской колонизации в Советской России и другие организации аналогичного типа. 31 января 1927 года был заключен новый договор с «Агро-Джойнтом» (дочерней компанией собственно «Джойнта»). По нему организация выделяла 20 млн рублей на процесс переселения, советское правительство выделяло для этих целей 5 млн рублей.

Плановое переселение евреев началось уже в 1924 году. Реальность оказалась не такой оптимистичной. Для занятия сельским хозяйством в Крыму подъемные деньги получили 47 740 человек. За 10 лет в Крыму осели 22 тыс. человек. Им было предоставлено 21 тыс. га земли, построено 4534 квартиры[280]. Вопросами расселения евреев занималось Крымское республиканское представительство Комитета по земельному вопросу трудящихся евреев при Президиуме Совета национальностей ВЦИКа (КомЗет). Заметим, что на каждого еврея приходилось почти 1 тыс. га земли. Практически каждая еврейская семья получила квартиру. (Это в условиях жилищного кризиса, который в курортном Крыму был даже более острым, чем в целом по стране.)

Большинство переселенцев землю не обрабатывали и в основном разошлись по городам. К 1933 году из переселенцев 1924 года по колхозам Фрайдорфской МТС осталось всего 20 %, а по Лариндорфской МТС – 11 %. По отдельным колхозам текучесть доходила до 70 %. К 1939 году в деревнях оставалось 18 065 еврея[281]. К началу Великой Отечественной войны лишь 17 тыс. евреев в Крыму жили в сельской местности (из 47 тыс.). Проект провалился. В 1938 году переселение евреев было прекращено, а КомЗет распущен. Отделение «Джойнт» в СССР было ликвидировано по Постановлению Политбюро ВКП(б) от 4 мая 1938 года.

Массовый отток переселенцев привел к тому, что еврейское население возросло не столь значительно, как можно было ожидать. К 1941 году в Крыму проживало 70 тыс. евреев (без учета крымчаков).

В годы Великой Отечественной войны более 100 тыс. крымчан, в том числе много евреев, были эвакуированы с полуострова. Тем, кто остался в Крыму, пришлось испытать на себе все особенности гитлеровского «нового порядка», когда оккупанты начали окончательное решение еврейского вопроса. И уже 26 апреля 1942 года полуостров был объявлен «очищенным от евреев». Погибли практически все, кто не успел эвакуироваться, включая большинство крымчаков.

Однако идея еврейской автономии не только не исчезла, но и приобрела новое дыхание.

Идея создания в Крыму Еврейской автономной республики вновь возникла поздней весной 1943 года, когда Красная армия, разгромив противника под Сталинградом и на Северном Кавказе, освободила Ростов-на-Дону и вступила на территорию Украины. В 1941 году с этих территорий бежали или эвакуировались в более организованном порядке около 5–6 млн человек. Среди них более миллиона были евреями.

В практическом плане вопрос о создании еврейской крымской автономии возник при подготовке пропагандистской и деловой поездки двух видных советских евреев – актера С. Михоэлса и поэта И. Фефера в США летом 1943 года. Предполагалось, что американские евреи воспримут эту идею с энтузиазмом и согласятся финансировать все связанные с ней расходы. Поэтому отправлявшаяся в США делегация из двух человек получила разрешение на обсуждение этого проекта в сионистских организациях.

Среди еврейских кругов в США создание еврейской республики в Крыму действительно казалось вполне реальным делом. Сталин, как предполагалось, не был против. Члены созданного в годы войны ЕАК (Еврейского антифашистского комитета) во время посещений США о создании республики в Крыму говорили открыто как о чем-то предрешенном.

Конечно, Сталин вовсе не собирался создавать в Крыму Израиль. Он хотел максимально использовать в советских интересах влиятельную еврейскую общину в США. Советский разведчик П. А. Судоплатов, начальник 4-го управления НКВД, ответственный за спецоперации, вспоминал: «…сразу же после образования Еврейского антифашистского комитета советская разведка решила использовать связи еврейской интеллигенции для выяснения возможности получить дополнительную экономическую помощь через сионистские круги… С этой целью Михоэлсу и Феферу, нашему проверенному агенту, было поручено прозондировать реакцию влиятельных сионистских организаций на создание еврейской республики в Крыму. Эта задача специального разведывательного зондажа была успешно выполнена»[282].

В январе 1944 года некоторыми еврейскими деятелями СССР был составлен проект докладной записки Сталину, текст которой был одобрен Лозовским и Михоэлсом. В «Записке», в частности, говорилось: «С целью нормализации экономического роста и развития еврейской советской культуры, с целью максимальной мобилизации всех сил еврейского населения на благо Советской Родины, с целью полного уравнения положения еврейских масс среди братских народов, мы считаем своевременной и целесообразной, в порядке решения послевоенных проблем, постановку вопроса о созданий еврейской советской социалистической республики… Нам кажется, что одной из наиболее подходящих областей явилась бы территория Крыма, которая в наибольшей степени соответствует требованиям как в отношении вместительности для переселения, так и вследствие имеющегося успешного опыта в развитии там еврейских национальных районов… в строительстве еврейской советской республики оказали бы нам существенную помощь и еврейские народные массы всех стран мира, где бы они ни находились»[283].

Еще до освобождения Крыма «Джойнт» настаивал на передаче Крыма евреям, выселении крымских татар, выводе Черноморского флота из Севастополя, образовании НЕЗАВИСИМОГО еврейского государства в Крыму. Причем открытие 2-го фронта в 1943 году еврейское лобби увязывало с выполнением Сталиным долговых обязательств перед «Джойнтом».

Депортация из Крыма татар и представителей других крымских этносов привела к запустению полуострова. Казалось, что теперь места для прибывающих евреев будет предостаточно.

По утверждению известного югославского деятеля М. Джиласа, на вопрос о причинах высылки из Крыма половины населения Сталин сослался на данные Рузвельту обязательства расчистить Крым для евреев, для чего американцы обещали льготный 10-миллиардный кредит.

Однако крымский проект не был реализован. Сталин, максимально использовав финансовую помощь от еврейских организаций, создавать в Крыму автономию евреев не стал. Более того, даже возвращение в Крым тех евреев, что были эвакуированы в годы войны, оказалось затрудненным. Тем не менее в 1959 году в Крыму насчитывалось 26 тыс. евреев. В дальнейшем эмиграция в Израиль привела к значительному сокращению численности крымских евреев.

Еще со времен гуннов и Хазарского каганата в Крым начали проникать тюркские народы, заселявшие пока только степную часть полуострова. В 1223 году на Крым впервые обрушились монголо-татары. Но это был только набег. В 1239 году Крым был завоеван монголами и вошел в состав Золотой Орды. Южный берег Крыма находился под властью генуэзцев, в горном Крыму было небольшое княжество Феодоро и еще более маленькое княжество караимов.

Постепенно из смешения многих народов начал складываться новый тюркский этнос. В начале XIV века византийский историк Георгий Пахимер (1242–1310 гг.) писал: «С течением времени, смешавшись с ними (татарами. – Ред.) народы, обитавшие внутри тех стран, я разумею: аланы, зикхи (кавказские черкесы, жившие на берегу Таманского полуострова. – Ред.), готы, русские и различные с ними народы, научаются их обычаям, вместе с обычаями усваивают язык и одежду и делаются их союзниками»[284]. Объединяющим началом для складывающегося этноса были ислам и тюркский язык. Постепенно татары Крыма (которые, впрочем, не называли тогда себя татарами) становятся весьма многочисленными и могущественными. Не случайно именно ордынский наместник в Крыму Мамай сумел на время захватить власть во всей Золотой Орде. Столицей ордынского наместника был город Къырым – «Крым» (ныне – город Старый Крым), построенный золотоордынцами в долине реки Чурук-Су на юго-востоке Крымского полуострова. В XIV веке название города Крым постепенно переходит на весь полуостров. Жители полуострова стали называть себя «къырымлы» – крымцами. Русские называли их татарами, как и все восточные мусульманские народы. Называть себя татарами крымцы стали, только уже находясь в составе России. Но для удобства будем называть их все-таки крымскими татарами, даже говоря о более ранних эпохах.

В 1441 году татары Крыма создали собственное ханство под властью династии Гиреев.

Первоначально татары были жителями степного Крыма, горы и южный берег по-прежнему заселяли различные христианские народы, причем они численно преобладали над татарами. Однако по мере распространения ислама в ряды татар стали вливаться и новообращенные из числа коренного населения. В 1269 году из Малой Азии в Крым переселилась большая группа турок-сельджуков во главе с сыном Иконийского султана, что способствовало увеличению доли мусульман на южном берегу и усилением тюркизации. В 1475 году турки-османы разгромили колонии генуэзцев и Феодоро, что привело к подчинению мусульманам всего Крыма.

В самом начале XVI века хан Менгли-Гирей, разгромив Большую Орду, привел в Крым целые улусы татар с Волги. Их потомков впоследствии так и называли Яволгскими (то есть Заволжскими) татарами. Наконец, уже в XVII веке в степях возле Крыма поселились многие ногайцы. Все это привело к сильнейшей тюркизации Крыма, в том числе части христианского населения.

Отатарилась значительная часть населения гор, составившая особую группу татар, известных под названием «таты». В расовом отношении таты относятся к среднеевропейской расе, то есть внешне похожи на представителей народов Центральной и Восточной Европы. Также постепенно влились в число татар и многие принявшие ислам жители Южного берега, потомки греков, тавроскифов, итальянцев и других обитателей края. У жителей основной массы татарских деревень Южного берега вплоть до депортации 1944 года сохранялись элементы христианских обрядов, унаследованных ими от греческих предков. В расовом отношении южно-бережцы принадлежат к южноевропейской (средиземноморской) расе и внешне похожи на турок, греков, итальянцев. Они составили особую группу крымских татар – ялыбойлу. Только у степных ногаев сохранялись элементы традиционной кочевой культуры и некоторые монголоидные черты в физическом облике.

Влились в крымских татар также потомки пленников и пленниц, в основном из восточных славян, оставшихся на полуострове. Невольницы, ставшие женами татар, а также некоторые мужчины из числа пленных, принявшие ислам или знавшие какие-нибудь полезные ремесла, также становились татарами. «Тумы», как называли дети русских пленников, родившихся в Крыму, составляли весьма крупную часть крымско-татарского населения. Показателен такой исторический факт: в 1675 году запорожский атаман Иван Сирко в ходе удачного набега в Крым освободил 7 тыс. русских рабов. Однако на обратном пути примерно 3 тыс. из них попросили Сирко отпустить их в Крым обратно. В большинстве своем эти рабы были мусульманами или тумами. Сирко отпустил их, но затем приказал своим казакам догнать и перебить их всех. Этот приказ был выполнен. Сирко подъехал к месту бойни и сказал: «Простите нас, братья, а сами спите тут до Страшного суда Господня, вместо того, чтобы размножаться вам в Крыму, между басурманами на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без прощения погибель»[285].

Разумеется, несмотря на подобные этнические чистки, количество тумов и отатаренных славян в Крыму оставалось значительным.

После присоединения Крыма к России часть татар покинула Родину, перебравшись в Османскую империю. К началу 1785 года в Крыму было учтено 43,5 тыс. душ мужского пола. Крымские татары составляли 84,1 % всех жителей (39,1 тыс. человек). Несмотря на высокий естественный прирост, доля татар постоянно снижалась из-за притока на полуостров новых русских переселенцев и иностранных колонистов. Тем не менее татары составляли подавляющее большинство населения Крыма.

После Крымской войны 1853–1856 годов под воздействием турецкой агитации среди татар началось движение за эмиграцию в Турцию. Военные действия разорили Крым, татарские крестьяне не получили никакой компенсации за свои материальные потери, поэтому появились дополнительные причины для эмиграции.

Уже в 1859 году начался уход в Турцию ногайцев Приазовья. В 1860 году начался массовый исход татар с самого полуострова. К 1864 году численность татар в Крыму сократилась на 138,8 тыс. человек (с 241,7 тыс. до 102,9 тыс.). Масштаб эмиграции напугал губернские власти. Уже в 1862 году начались аннулирование ранее выданных загранпаспортов и отказы выдавать новые. Впрочем, главным фактором прекращения эмиграции стали известия о том, что ждет татар в единоверной Турции. Масса татар погибла еще в пути на перегруженных фелюгах в Черном море. Турецкие власти просто выбрасывали переселенцев на берегу, не предоставляя им никакого продовольствия, до трети татар погибли в первый год жизни в единоверной стране. И теперь началась уже реэмиграция в Крым. Но ни турецкие власти, понимавшие, что возвращение мусульман из-под власти халифа опять под власть русского царя произведет крайне невыгодное впечатление на мусульман мира, ни российские власти, также опасавшиеся возвращения озлобленных, все потерявших людей, не собирались помогать возвращению в Крым.

Менее масштабные татарские исходы в Османскую империю происходили в 1874–1875 годах, в начале 1890-х, в 1902–1903 годах. В результате большая часть крымских татар оказалась за пределами Крыма.

Так татары по собственной воле стали этническим меньшинством на своей земле. Благодаря высокому естественному приросту их численность к 1917 году дошла до 216 тыс. человек, что составляло 26 % населения Крыма. В целом в годы Гражданской войны татары были политически расколоты, сражаясь в рядах всех борющихся сил.

То, что татары составляли чуть больше четверти населения Крыма, большевиков не смущало. Руководствуясь своей национальной политикой, они пошли на создание автономной республики. 18 октября 1921 года ВЦИК и Совнарком РСФСР издали декрет об образовании Крымской Автономной Советской Социалистической Республики в составе РСФСР. 7 ноября 1-й Всекрымский учредительный съезд Советов в Симферополе провозгласил образование Крымской АССР, избрал руководство республики и принял ее Конституцию.

Эта республика не была, строго говоря, чисто национальной. Заметим, что она не называлась татарской. Но «коренизация кадров» последовательно проводилась и здесь. Большинство руководящих кадров также были татарами. Татарский язык являлся, наряду с русским, языком делопроизводства и школьного обучения. В 1936 году в Крыму существовало 386 татарских школ.

В годы Великой Отечественной войны судьба крымских татар сложилась драматически. Часть татар честно сражалась в рядах Советской армии. Среди них были 4 генерала, 85 полковников и несколько сотен офицеров. 2 крымских татарина стали полными кавалерами Ордена Славы, 5 – Героями Советского Союза, летчик Амет-хан Султан – дважды Героем.

В родном Крыму некоторые татары сражались в партизанских отрядах. Так, по состоянию на 15 января 1944 года, в Крыму насчитывалось 3733 партизана, из них русских – 1944, украинцев – 348, крымских татар – 598. В отместку за действия партизан гитлеровцы сожгли 134 населенных пункта в предгорной и горной местностях Крыма, 132 из которых были преимущественно крымско-татарскими.

Однако из песни слов не выкинешь. Во время оккупации Крыма многие татары оказались на стороне гитлеровцев. 20 тыс. татар (то есть 1/10 всего татарского населения) служили в рядах добровольческих соединений. Они привлекались к борьбе с партизанами и особенно активно участвовали в расправах над мирным населением.

В мае 1944 года, буквально сразу после освобождения Крыма, крымские татары были депортированы. Общая численность депортированных составила 191 тыс. человек. От депортации были освобождены члены семей бойцов Советской армии, участников подполья и партизанской борьбы, а также татарки, вышедшие замуж за представителей другой национальности.

С 1989 года началось возвращение татар в Крым. Репатриации активно содействовали украинские власти, надеясь, что татары ослабят русское движение за присоединение Крыма к России. Отчасти эти ожидания украинских властей подтвердились. На выборах в украинский парламент татары в массе своей голосовали за «Рух» и другие самостийнические партии.

В 2001 году татары составляли уже 12 % населения полуострова – 243 433 человека.

На полуострове с момента присоединения к России проживают еще представители нескольких небольших этносов, также ставших крымчанами. Речь идет о крымских болгарах, поляках, немцах, чехах. Живя далеко от своей основной этнической территории, эти крымчане стали самостоятельными этническим группами.

Болгары в Крыму появились уже в конце XVIII века, сразу после присоединения полуострова к России. Первое болгарское поселение в Крыму появилось в 1801 году. Российские власти ценили трудолюбие болгар, а также умение вести хозяйство в условиях субтропиков. Поэтому болгарские переселенцы получали от казны суточные в размере 10 копеек на душу, каждой болгарской семье отводилось до 60 десятин государственной земли. Каждому болгарскому переселенцу были предоставлены льготы в податях и других повинностях финансового порядка на 10 лет. По истечении их они в значительной степени сохранялись в течение следующих 10 лет: болгары облагались лишь податью в размере 15–20 копеек с десятины. Только после истечения 20 лет после своего прибытия в Крым переселенцы из Турции уравнивались в податном отношении с татарами, переселенцами с Украины и России.

Вторая волна переселения болгар в Крым пришлась на время русско-турецкой войны 1828–1829 годов. Прибыло около

1 тыс. человек. Наконец, в 1860-х годах в Крым прибыла третья волна болгарских переселенцев. В 1897 году в Крыму проживали 7528 болгар. Следует заметить, что религиозная и языковая близость болгар и русских приводили к ассимиляции части крымских болгар.

Войны и революции тяжело отразились на болгарах Крыма. Их численность росла довольно медленно из-за ассимиляции. В 1939 году в Крыму проживало 17,9 тыс. болгар (или 1,4 % всего населения полуострова).

В 1944 году болгары были депортированы с полуострова, хотя, в отличие от крымских татар, никаких свидетельств сотрудничества болгар с немецкими оккупантами не имелось. Тем не менее весь крымско-болгарский этнос был депортирован. После реабилитации начался медленный процесс репатриации болгар в Крым. В начале XXI века в Крыму проживали несколько более 2 тыс. болгар.

Чехи появились в Крыму полтора века назад. В 1860-х годах появились четыре чешские колонии. Чехи отличались высоким уровнем образования, что парадоксальным образом способствовало их быстрой ассимиляции. В 1930 году чехов и словаков в Крыму насчитывалось 1400 человек. На начало XXI века на полуострове проживала лишь 1 тыс. лиц чешского происхождения.

Еще один славянский этнос Крыма представлен поляками. Первые поселенцы смогли прибыть в Крым уже в 1798 году, хотя массовое переселение поляков в Крым началось лишь в 1860-х годах. Следует заметить, что, поскольку поляки не внушали доверия, особенно после восстания 1863 года, им не только не предоставляли никаких льгот, как колонистам других национальностей, но даже запретили селиться в обособленных поселениях. В результате «чисто» польских сел в Крыму не возникло, и поляки проживали вместе с русскими. Во всех больших селах наряду с церковью действовал и костел. Костелы были также во всех крупных городах – Ялте, Феодосии, Симферополе, Севастополе. По мере утраты религией своего прежнего влияния на простых поляков, проходила быстрая ассимиляция польского населения Крыма. В конце XX столетия в Крыму проживало около 7 тыс. поляков (0,3 % населения).

Немцы появились в Крыму уже в 1787 году. С 1805 года на полуострове стали возникать немецкие колонии со своим внутренним самоуправлением, школами и церквями. Немцы прибывали из самых разных германских земель, а также из Швейцарии, Австрии и Эльзаса. В 1865 году в Крыму уже было 45 населенных пунктов с немецким населением.

Предоставленные колонистам льготы, благодатные природные условия Крыма, трудолюбие и организованность немцев привели колонии к быстрому хозяйственному процветанию. В свою очередь, известия о хозяйственных успехах колоний способствовали дальнейшему притоку немцев в Крым. Для колонистов была характерна высокая рождаемость, так что немецкое население Крыма быстро росло. По данным первой всероссийской переписи 1897 года, в Крыму проживало 31 590 немцев (5,8 % от общего числа населения), из них 30 027 – сельские жители.

Среди немцев практически все были грамотными, жизненный уровень был значительно выше среднего. Эти обстоятельства отразились на поведении крымских немцев во время Гражданской войны.

Большая часть немцев старалась быть «над схваткой», не участвуя в междоусобии. Но часть немцев сражалась за советскую власть. В 1918 году был образован Первый екатеринославский коммунистический кавалерийский полк, воевавший против немецких оккупантов на Украине и в Крыму. В 1919 году Первый немецкий кавалерийский полк в составе армии Буденного вел вооруженную борьбу на Юге Украины против Врангеля и Махно. Часть немцев сражалась на стороне белых. Так, в армии Деникина воевала Егерская стрелковая бригада из немцев. Особый полк из меннонитов сражался в армии Врангеля.

В ноябре 1920 года в Крыму была окончательно установлена советская власть. Немцы, признавшие ее, продолжали жить своими колониями и своими хозяйствами, практически не меняя их уклада: хозяйства были по-прежнему крепкими; дети ходили в свои школы с преподаванием на немецком языке; все вопросы решали сообща внутри колоний. На полуострове официально образовалось два немецких района – Биюк-Онларский (ныне Октябрьский) и Тельмановский (ныне Красногвардейский). Хотя немало немцев проживало и в других местах Крыма. В Крыму выходили газеты на немецком языке «Красный Крым» и «Молот и плуг», действовали школы с преподаванием на немецком языке, работало более 30 немецких библиотек. 6 % немецкого населения производили 20 % валового дохода от всей сельскохозяйственной продукции Крымской АССР. Демонстрируя полную лояльность советской власти, немцы старались «не лезть в политику». Показательно, что за 1920-е годы лишь 10 крымских немцев вступили в большевистскую партию.

Уровень жизни немецкого населения продолжал быть гораздо выше, чем в других национальных группах, поэтому грянувшая коллективизация, а за ней и массовое раскулачивание коснулись прежде всего немецких хозяйств. Несмотря на потери в Гражданской войне, репрессии и эмиграцию, численность немецкого населения Крыма продолжала возрастать. В 1921 году крымских немцев насчитывалось 42 547 человек (5,9 % от общего числа населения), в 1926-м – 43 631 (6,1 %), в 1939-м – 51 299 (4,5 %), в 1941-м – 53 000 (4,7 %).

Великая Отечественная война стала величайшей трагедией для крымско-немецкого этноса. В августе-сентябре 1941 года депортировано более 61 тыс. человек (в том числе примерно 11 тыс. лиц других национальностей, связанных с немцами семейными узами). Окончательная реабилитация всех советских немцев, в том числе крымских, последовала только в 1972 году. С этого времени немцы начали возвращаться в Крым. По данным на 1989 год, в Крыму проживало 2356 немцев. Увы, часть депортированных крымских немцев эмигрирует в Германию, а не на свой полуостров.

Большую часть жителей Крыма составляют восточные славяне (будем политкорректно называть их так, учитывая украинское самосознание части русских в Крыму).

Как уже говорилось, славяне жили в Крыму еще с глубокой древности. В XI–XIII веках в восточной части Крыма существовало Тмутараканское княжество. Да и в эпоху Крымского ханства на полуострове постоянно находилась часть пленников из Великой и Малой Руси, монахи, купцы, дипломаты из России. Таким образом, восточные славяне на протяжении веков были частью постоянного коренного населения Крыма.

В 1771 году, когда Крым был занят русскими войсками, около 9 тыс. русских рабов были освобождены. Большинство из них остались в Крыму, но уже в качестве лично свободных российских подданных.

С присоединением Крыма к России в 1783 году начинается заселение полуострова переселенцами со всей Российской империи. Буквально сразу же после манифеста 1783 года о присоединении Крыма по приказу Г. А. Потемкина в Крыму были оставлены на жительство воины Екатеринославского и Фанагорийского полков. Женатым солдатам давали отпуск за казенный счет, чтобы они могли забрать в Крым свои семьи. Помимо этого, из всех уголков России были вызваны девушки и вдовы, согласные на брак с солдатами и на переезд в Крым.

Многие дворяне, получившие в Крыму поместья, стали переводить в Крым своих крепостных. На казенные земли полуострова переселялись также государственные крестьяне.

Уже в 1783–1784 годах в одном только Симферопольском уезде переселенцы образовали восемь новых селений и, кроме того, разместились вместе с татарами в трех селениях. Всего здесь к началу 1785 года был учтен 1021 человек мужского пола из числа русских поселенцев. Новая русско-турецкая война 1787-91 годов несколько затормозила приток переселенцев в Крым, но не остановила его. За 1785–1793 годы количество учтенных русских переселенцев достигло 12,6 тыс. душ мужского пола. В целом русские (вместе с малороссами) уже за несколько лет пребывания Крыма в составе России составили примерно 5 % населения полуострова. Фактически русских было еще больше, поскольку многие беглые крепостные, дезертиры и старообрядцы стремились избегать всяких контактов с представителями официальных властей. Не учитывались освобожденные бывшие рабы. Кроме того, в стратегически важном Крыму регулярно находились десятки тысяч военных.

Постоянная миграция восточных славян в Крым продолжалась весь XIX век. После Крымской войны и массовой эмиграции татар в Османскую империю, что привело к появлению большого количества «ничейной» плодородной земли, в Крым прибыли новые тысячи русских переселенцев.

Постепенно у местных русских жителей стали формироваться особые черты хозяйства и быта, вызванные как особенностями географии полуострова, так и его многонациональным характером. В статистическом отчете о народонаселении Таврической губернии за 1851 год отмечалось, что русские (великороссы и малороссы) и татары ходят в одежде и обуви, мало чем отличаясь друг от друга. Посуда используется одинаково глиняная, выполненная в домашних условиях, и медная, изготавливаемая татарскими мастерами. Обычные русские повозки вскоре по прибытии в Крым были заменены татарскими арбами.

Со второй половины XIX века главное богатство Крыма – его природа – сделало полуостров центром отдыха и туризма. На побережье начали возникать дворцы императорской фамилии и влиятельных вельмож, на отдых и лечение стали прибывать тысячи туристов. У многих русских возникло стремление поселиться в благодатном Крыму. Так что приток русских в Крым продолжался. В начале XX столетия русские стали преобладающим этносом Крыма. Учитывая высокую степень русификации многих крымских этносов, следует отметить, что русский язык и культура (в значительной степени утратившие свои локальные особенности) преобладали в Крыму абсолютно.

После революции и Гражданской войны Крым, превратившийся во «всесоюзную здравницу», по-прежнему продолжал притягивать к себе русских. Впрочем, стали прибывать и малороссы, считавшиеся особым народом – украинцами. Их доля в населении в 1920-1930-е годы повысилась с 8 % до 14 %.

В 1954 году Н. С. Хрущев волюнтаристским жестом присоединил Крым к Украинской советской республике. Результатом стала украинизация крымских школ и канцелярий. Помимо этого, резко выросла численность крымских украинцев. Собственно, часть «настоящих» украинцев стала прибывать в Крым еще в 1950 году, согласно правительственным «Планам по вселению и перемещению населения в колхозы Крымской области». После 1954 года в Крым стали прибывать новоселы из западных украинских областей. Переселенцам для переезда выделяли целые вагоны, где могло поместиться все имущество (мебель, утварь, убранство, одежда, многометровые холсты домотканины), скот, птицу, пасеки и пр. В Крым, имевший статус обычной области в составе УССР, прибыли многочисленные украинские чиновники. Наконец, поскольку украинцем стало быть престижно, некоторые крымчане также превратились в украинцев по паспорту.

В 1989 году в Крыму проживало 2 430 500 человек (67,1 % русских, 25,8 % украинцев, 1,6 % крымских татар, 0,7 % евреев, 0,3 % поляков, 0,1 % греков).

Распад СССР и провозглашение независимости Украины вызвали в Крыму экономическую и демографическую катастрофу. В 2001 году в Крыму насчитывалось 2 024 056 жителей. Но на самом деле демографическая катастрофа Крыма еще ужаснее, поскольку частично убыль населения компенсировали возвращающиеся в Крым татары.

В целом на начало XXI века Крым, несмотря на свою многовековую полиэтничность, остается преимущественно русским по населению. За два десятилетия пребывания в составе независимой Украины Крым неоднократно демонстрировал свою русскость. За эти годы в Крыму увеличилось количество украинцев и вернувшихся крымских татар, благодаря чему официальный Киев смог получить некоторое количество своих сторонников. Тем не менее существование Крыма именно в составе Украины оставалось проблематичным.

И вот весной 2014 года именно Крым стал центром «Русской весны» Новороссии. Последним оказавшимся из всех регионов в составе Украины, Крым первым покинул это территориально-политическое недоразумение. И последние станут первыми!