Сказка о Бар-Муразе

Сказка о Бар-Муразе

Легенды и сказки

К читателям

Перед вами сборник стихотворных сказок, написанных по мотивам курдского народного творчества. В этой книге представлены произведения девяти современных авторов-курдов, живущих в Грузии и Армении.

Курдский фольклор богат и разнообразен. В эпических сказаниях, легендах, песнях, сказках воспевается свободолюбие и храбрость, доброта и верность в дружбе, непримиримость к предательству, трусости, лжи. Среди курдских сказок особенно широко бытуют героические и волшебные сказки, воспевающие отважных героев, которые борются за правду и справедливость. Несколько лет назад в нашем издательстве вышел в свет сборник курдских народных сказок в пересказе известного курдского писателя и общественного деятеля Араба Шамилова.

Курды издревле населяли обширную территорию горных районов Малой Азии. Они живут в Турции, Иране, Ираке, Сирии и в Советском Союзе. Всего их в мире около семи миллионов человек. Занимаются курды в основном скотоводством и земледелием. В многочисленных трудах географов и путешественников прошлого описаны быт и нравы курдов - людей свободолюбивых, храбрых, гостеприимных.

Земли курдов с древнейших времен беспрерывно подвергались нашествиям чужеземцев.

Шла ли война между древними Ираном и Грецией, двигались ли чужеземные войска на завоевание новых земель, решались ли военные споры, шли ли европейские государства устанавливать колониальное господство на Среднем Востоке - их путь всегда лежал через Курдистан. И всякий раз курды грудью вставали на защиту своей родины. Но на чьей бы из сторон ни оказывалась победа, неизменно на долю курдов выпадали потери и страдания. Вот почему история курдского народа - это история непрерывных восстаний против поработителей и борьбы за национальную независимость.

Часть курдов, перешедшая в начале прошлого века в российское подданство, живет в настоящее время в советских республиках Закавказья. За годы Советской власти в их жизни произошли огромные изменения. Великий Октябрь освободил курдов от национального и феодального гнета. У нас в стране впервые создан курдский алфавит. В Ереване издается газета, ведутся передачи на курдском языке, при Союзе писателей Армении работает секция курдских советских писателей, в Академии наук Армении - отдел курдоведения, а в Ереванском государственном университете есть курдское отделение. Писателями-курдами созданы романы, повести, поэмы, и произведения эти печатаются не только на курдском, но переводятся на языки других народов СССР и зарубежных стран.

Издание этого сборника является первым шагом на пути знакомства юных читателей с произведениями современных писателей-курдов. В книгу вошли произведения далеко не всех курдских поэтов, живущих в Советском Союзе. Выпуск этого сборника - лишь начало большой коллективной работы, которая поможет развернуть широкое полотно жизни и творчества курдов нашей страны.

Тогаре Бро

ТОГАРЕ БРО (Тогар Теджирович Броев) родился в 1923 году в селе Корбулах, Апаранского района, Армянской ССР, в семье рабочего. Среднее образование получил в Тбилиси. В 1961 году окончил Киевский институт гражданского воздушного флота.

Еще в юности Тогар Броев увлекался народным творчеством, записывал образцы курдского фольклора. С 1953 года начал печатать свои стихи в курдской газете «Рйа таза», выходящей в Ереване. В переводах на русский, грузинский и армянский языки стихи Броева публиковались в различных газетах, журналах и сборниках. Сейчас Броев живет в Тбилиси, занимается творческой работой и сотрудничает в газете «Рйа таза».

СКАЗКА О БАР-МУРАЗЕ

В далекой дали, меле высоких гор,

Стоял красивый город с давних пор,

И снежный пик сверкал над ним алмазом.

В его предместье, с сыном Бар-Муразом,

Жила вдова по имени Симе.

Нужда царила в маленькой семье.

Был юноша зимою дровосеком,

А летом богачам служил и бекам.

Он потом обливался за гроши,

Изведал унижение души.

Когда дошло терпенье до предела,

Он матери, что с горя поседела,

Сказал однажды горькие слова:

- Моим трудом мы кормимся едва,

Спасения от нищеты не зная.

Так дальше жить нельзя, о мать родная!

Задумал я, чтоб справиться со злом,

Заняться благородным ремеслом:

Я нарублю в лесу помягче чурки

И стану вырезать из них фигурки.

Ребенку радость, взрослому - намек.

Сказала мать: - Тебе видней, сынок.

Казалась ей пустой его затея.

Но сын, искусством резчика владея,

Набор ножей особых раздобыл,

Весь день строгал, вырезывал, долбил

И сотворил, насыпав на пол стружки,

Забавные фигурки и игрушки.

А на рассвете юный Бар-Мураз

Шел на базар с товаром в первый раз.

Он с небывалым торговал успехом!

Глядели люди, заливаясь смехом,

Как богатей-брюхач с добром в мешке

На изможденном ездит бедняке;

Как важно держит голову вельможа,

Которая на тыкву столь похожа,

И не рука людская, а камча[1]

Растет у бека прямо из плеча.

Да, нарасхват игрушки эти были,

И люди их мгновенно раскупили.

В тот день домой вернулся Бар-Мураз,

С судьбой своей впервые примирясь.

Шли месяцы, минуло меньше года,

А юноша снискал любовь народа.

Его игрушки, словно сталь мечей,

Разили богачей и палачей,

И смех людей, познавших страх гнетущий,

Пугал их угнетателей все пуще.

К тому же у базарных заправил

Умелец покупателей отбил.

Купцы, вожди ремесленного цеха,

Страшились Бар-Муразова успеха.

Все те, кому наш резчик угрожал,

Кто за казну, за власть свою дрожал,

Решили дружно отомстить смутьяну

И с жалобой пошли к царю Гасану:

- О, повелитель! Появился вдруг

Хулитель злой твоих достойных слуг;

Он возмущает чернь, и клеветою

Колеблет трона твоего устои.

Великий царь, казнить его вели! -

Разгневанный, вскричал Гасан-Али:

- Того, кто царство наше губит смутой,

Казнить немедля казнью самой лютой!

Позволь мне дать совет, - сказал визирь. -

Есть далеко за городом пустырь

С высокой башней. Бунтовщик преступный

Там, на ее верхушке недоступной,

Останется без нищи и воды,

И вскоре от прожорливой орды

Стервятников не сможет он отбиться,

И расклюют его живого птицы.

Так мы без шума лишнего, тайком,

Расправимся с опаснейшим врагом. -

Совет пришелся по душе владыке,

И он сказал под радостные крики:

- Визирь наш прав, и с ним согласны мы … -

И той же ночью, под покровом тьмы,

Был схвачен стражей юноша бесстрашный

И заточен на вышке мрачной башни.

Неумолимо тек за часом час…

Как пленный барс, метался Бар-Мураз;

Его томила жажда, мучил голод,

Днем солнце жгло, корежил ночью холод,

Он вопрошал созвездья, но пути

К спасенью и по ним не мог найти.

Он потерял надежду, впал в унынье

И только смерти скорой ждал отныне.

Оставим Бар-Мураза одного

И возвратимся к матери его.

* * *

Дошло к Симе, где сын её томится,

Ее дитя, очей её зеница.

Внимая сердцу, любящая мать

Сумела вскоре башню отыскать,

Взглянула - высока стена крутая!

И стала мать ходить вокруг, рыдая:

- Господь, создатель неба и земли,

Спасенье сыну моему пошли!

Был голос слаб, как шелест камышины,

А башни мрачной далека вершина,

Но почему-то вздрогнул Бар-Мураз;

Он глянул вниз, надеждой озарясь,

Ему не зренье - сердце подсказало,

Что матушка в отчаянье взывала.

- О, мать, - взмолился он, - я изнемог!

Достань скорее шелковый клубок,

Канат длиной в два роста башни этой,

И к жизни я вернусь, тобой согретый…

Все в точности исполнила Симе:

С клубком, с веревкой вновь пришла к тюрьме.

- Смотри, вот муравьи, - сказал ей узник, -

Вверх-вниз снуют, и каждый - мне союзник!

Так моему спасенью послужи:

Ты нитку отмотай и привяжи

Один её конец к веревке длинной,

Другой - к проворной лапке муравьиной.

Повиновалась мать. И муравей

Вверх по тропинке каменной своей

Донес до сына кончик шелковинки,

А тот втащил веревку без заминки.

Он молвил: - Мать, ты силу обрети,

Тяжелый камень к башне подкати

И обвяжи его концом каната.

С трудом, но мать все сделала, как надо.

Стоит и ждет. И видит вдруг она:

Веревка натянулась как струна -

То по другую сторону темницы

Спускался сын… Лишились жертвы птицы!

На землю Бар-Мураз ступил опять,

Спасительницу-мать спешил обнять.

Сказал: - Бежим, пока еще охрана

Не знает, что ушел я из капкана.

Зарыли в землю нитку и канат

И в чащу углубились наугад.

- О, горе мне, - промолвил сын, стеная,

Капканом стала мне страна родная,

И стал мой отчий дом ловушкой зла!

Ты, мать, мне жизнь дала и жизнь спасла,

Но нам опасно оставаться вместе.

В горах укроюсь я от царской мести.

Оставим Бар-Мураза среди гор,

Теперь другой начнется разговор.

Проходит день, приходит время тьмы,

К царю Гасану возвратимся мы.

* * *

Семь дней прошло с тех пор, как резчик бедный

Спустился с башни и пропал бесследно.

Вдруг вспомнил царь о нем и дал приказ

Узнать немедля, жив ли Бар-Мураз.

Послали к башне стражников. О, чудо!

Она пуста, «злодей» исчез оттуда.

Рассвирепел, взревел Гасан-Али,

Когда ему об этом донесли.

Царь на визиря весь свой гнев обрушил:

- Зачем тебя, безмозглого, я слушал?

Смотри - вот что совет наделал твой:

Проклятый резчик ускользнул живой!

Где хочешь разыщи его, иначе

Я самого тебя в тюрьму упрячу!

Понурившись, побрел вельможа прочь.

Страшась царя, он думал день и ночь,

И, наконец, он посчитал бесспорным,

Что Бар-Мураз в ауле скрылся горном.

Но нелегко поймать такую дичь!…

Чтобы верней желанного достичь,

Визирь созвал, пока еще не поздно,

Аульных беков и сказал им грозно:

- Эй, вы! Я испытать ваш ум хочу!

Я каждому из вас овцу вручу,

С которой шерсть сострижена досрочно

И вес которой нам известен точно.

Чрез месяц вы должны - таков приказ -

Вернуть её такой же, как сейчас:

Руна лишённой и того же веса.

Не поддавайтесь наущеньям беса -

Овцу не подменяйте, тридцать дней

Не прикасайтесь ножницами к ней.

Кто в срок приказ мой не исполнит, беки,

Простится с головой своей навеки!

Повиновались беки хитрецу,

И каждый бек увел с собой овцу.

Теперь визиря мы оставим сразу,

И возвратимся в горы к Бар-Муразу.

* * *

В ауле отдаленном и глухом

Беглец служил у бека пастухом.

Его хозяин, бек Халиф, в ту пору

Как будто жизни потерял опору -

Угрозами визиря удручён,

Как быть с его овцой, не ведал он.

Сказал пастух смиренный господину!

- Открой мне горя твоего причину.

Быть может, я могу тебе помочь.

Но тот ответил: - Убирайся прочь!

И пастуху свою беду Халиф

Поведал, ничего не утаив.

Подумал Бар-Мураз и молвил слово:

- Ну что ж, перехитрю визиря снова!

Отправимся охотиться вдвоем -

Должны мы волка захватить живьем;

В овчарне мы его к кольцу привяжем

В одном углу, в другом - овцу привяжем

Мы волку - мяса, сена - ей дадим;

От страха перед хищником таким

Овца, и сено съев, жирней не станет,

И даже шерсть расти на ней не станет.

Овцу вернешь такою же, как есть,

И тем спасешь и жизнь свою и честь.

Бек подивился, речь услышав эту.

Но в точности последовал совету.

Все было так, как предсказал пастух:

Курдюк овцы за месяц не распух,

Жена с укором обратилась к беку:

- Зачем же гнать? Доверься человеку. -

И шерсть не отросла. Был Бар-Муразом,

Который хитрость проявил и разум,

Доволен бек: он без боязни смог

Вести овцу к визирю в должный срок.

Визирь же был доволен Халиф-беком -

Ведь горец не был мудрым человеком

И, значит, кто-то за него другой,

С головоломкой справился такой.

А тем другим мог быть в глуши далекой

Лишь тот, кто с башни убежал высокой.

- Скажи мне, верный бек, спросил визирь,

Кто в этом деле был твой поводырь?

- О, светоч царства! Правды я не прячу:

Решил пастух мой хитрую задачу.

- Так вот, Халиф: ты хочешь жить?

Тогда Скорее пастуха доставь сюда!

И снова бек домой вернулся хмурый -

Опять он рисковал своею шкурой -

И пастуху велел: - Готовься в путь,

Визирь желает на тебя взглянуть.

Пастух ответил, скрыв свою тревогу.

- Я до рассвета соберусь в дорогу. -

Ночь. Суета дневная улеглась.

Лишь Бар-Мураз сомкнуть не может глаз.

Опять визирь свои расставил путы…

Бежать, бежать, не медля ни минуты!

Хозяин спал, но и во сне грустил.

А пастуха уже и след простыл.

Проснулся бек, а Бар-Мураза нету.

Как принести визирю новость эту?

Шел во дворец в великом страхе он

И видел уж себя на плахе он…

Но вдруг визирь, разгневанный вначале,

Велел, чтоб торца просто взашей гнали:

Ведь устеречь не мог какой-то бек

Того, кто с башни совершил побег!

Оставим размышлять визиря злого

И к Бар-Муразу возвратимся снова.

* * *

В соседнем царстве правил царь Ахмед.

Там отыскался Бар-Муразов след.

Беглец в лачуге на краю столицы

Нашел приют у старенькой вдовицы.

По городу бродил он без конца,

И, проходя у царского дворца,

В одном окне он девушку заметил,

Чей дивный лик был словно солнце светел.

Был юноша красавицей пленен.

Придя домой, спросил старуху он:

- Кого увидел я в окне дворцовом?

Всели в меня надежду добрым словом!

- То дочь царя Ахмеда - Майяне.

Забудь о ней, сынок. Известно мне:

Её в уединенье держат строгом,

И, если царь узнает ненароком,

Что загляделся на неё чужой,

Предаст он смерти дерзкого душой.

Но юный резчик непоколебимо

Решил добиться доступа к любимой,

Решил, как раньше, на родной земле

Достичь вершин в искусном ремесле.

И снова он прославился повсюду,

Стал другом обездоленному люду.

Своим искусством в редкостной резьбе

Он угнетённых пробуждал к борьбе,

Творил добро, не думая о плате,

И вызвал гнев у богачей и знати.

Врагов своих он возмутил вконец,

Когда возвел красивейший дворец

И бедняков позвал в нем поселиться.

Купцы, чины почетные столицы

Царю Ахмеду жалобу несут:

- О, государь, твори свой правый суд!

Ты покарай безвестного пришельца,

Зловредного, бесчестного умельца:

Он хочет бедных к бунту возмутить

И твой дворец своим дворцом затмить.

Смутьяна царь велел без канители

В дворцовое упрятать подземелье.

(Покой царевны Майяне самой

Как раз был расположен над тюрьмой.)

На башне раньше узника скрывали,

Теперь томился Бар-Мураз в подвале.

Но было утешение одно:

Ему еду носить разрешено.

Друзья его кормили понемножку.

Однажды принесли ему лепешку,

С трудом он разломил ее, зато

Нашел в ней молоток и долото.

И с той поры он по ночам бессменно

Долбил темницы каменную стену.

Лишь через сорок суток Бар-Мураз

Сумел пробить наружу узкий лаз.

Куда же вел он? В сад, где в час полдневный

Любила отдыхать в тени царевна,

И узник, выйдя через лаз в стене,

Мог любоваться милой Майяне.

Влюбленный сладкой предавался неге -

Забыл и думать даже о побеге.

Увидел он в один из жарких дней

Царевну спящей - и пробрался к ней.

Не удержался юноша мятежный -

Губами прикоснулся к щечке нежной

И скрылся… Встрепенулась Майяне

И в зеркало взглянула в полусне:

Горит одна щека от поцелуя!

Но кто же в сад проник, собой рискуя?

Царевна тайну разгадать должна!

Назавтра, прежде чем прилечь, она

Посыпала порез на пальце солью,

Чтоб отогнать дремоту легкой болью.

Царевна ждет, не открывая глаз…

Вот кто-то тихо, как и в прошлый раз,

Коснулся вдруг её щеки атласной.

Глядит - пред нею юноша прекрасный

Подумала она: «Вот человек,

Которого я полюблю навек!»

Смутило Бар-Мураза пробужденье

Царевны - он молил о снисхожденье:

- О, радость жизни! Не гони меня,

А там - захочешь - хоть казни меня!

Такой ответ из уст услышал милых:

- О, юноша, я гнать тебя не в силах.

Хотела крикнуть - отказал язык.

Но как, поведай, ты в мои сад проник?

Ты добрый ангел или демон злобный?

- Я человек, во всем тебе подобный, -

Не дух небесный и не чародей,

Я - царский узник, жертва злых людей.

Поверил твой отец их наговору,

И заперли меня в сырую нору.

Но всё же благодарен я судьбе:

Через тюрьму нашел я путь к тебе.

- Так это ты, - воскликнула царевна, -

Чью мудрость восхваляют повседневно,

Кого за доброту и мастерство

Народ воспел как друга своего!

Пускай обычай скромности нарушу,

Но я признаюсь: ты запал мне в душу…

Оставим тех, к кому пришла любовь,

К царю Гасану возвратимся вновь.

* * *

«Где: Бар-Мураз?» - об этом неустанно

Тревожился визирь царя Гасана.

В соседних землях, где царил Ахмед,

Терялся беглеца последний след.

Визирь сказал царю: - Мы наудачу

Попробуем соседу дать задачу -

Ту, что решил бы только Бар-Мураз;

Коли он там, найдем его как раз.

И вскоре - царь царю, сосед соседу -

Гасан-Али посланье шлет Ахмеду:

«Был на верхушке башни заточен

Преступник, но исчез бесследно он.

Как он бежал? Дня через три с ответом

Пришли того, кто разберется в этом.

Не отгадаешь - мы начнем войну

И разорим дотла твою страну».

Вот царь Ахмед, прочтя слова посланья,

Созвал к себе мужей ума и знанья.

Но не нашел никто, каков ответ,

Прошло два дня, а все решенья нет.

Страна перед угрозою великой

Скорбела вместе со своим владыкой.

Царь не хотел войны, как и народ,

Но кто удар от царства отведет?

А в это время узник и царевна

Тайком в саду встречались ежедневно.

Однажды Майяне, уже впотьмах,

Явилась к Бар-Муразу вся в слезах.

Спросил он: - Кто посмел тебя обидеть? -

Сказала: - Через день, как солнце выйдет,

Гасан-Али войной пойдет на нас,

А мы слабей его во много раз.

И объяснила, предаваясь плачу,

Какую дал коварный царь задачу.

- Зачем же ты молчала, боль тая! -

Воскликнул узник. - Тайну знаю я,

И нет в разгадке никакого чуда.

Но раньше должен выйти я отсюда.

К царю помчалась Майяне: - Отец,

Не мог помочь нам ни один мудрец,

Но узник есть без звания и сана,

Он может сам перехитрить Гасана! -

Царь повелел скорее привести

Того, кто знал к спасению пути.

А Бар-Мураз, представ перед Ахмедом,

Сказал: - Мне грех злопамятства неведом.

Хотя ты был несправедлив ко мне,

Но я готов служить твоей стране.

Ответил царь: - Ты без вины наказан,

Но если миром буду я обязан

Твоей смекалке и твоим трудам,

Тебе я в жены дочь свою отдам.

И часа не замешкавшись, влюбленный

Пустился в путь, надеждой окрыленный.

Вот прибыл он к Гасану во дворец,

Былой, никем не узнанный беглец.

К царю с таким он обратился словом:

- О, государь! На пустыре суровом,

У старой башни, собери народ:

Где ложь, где правда, сам он разберет.

Коль я тебе неправильно отвечу,

Вели казнить - я смерть на плахе встречу.

А если разгадаю злую блажь,

Ты двум народам мир навечно дашь.

Согласье дал властитель вероломный.

И вот у башни пред толпой огромной

Прибегнул Бар-Мураз к таким словам:

- Я из страны соседней прибыл к вам.

Спросили нас, грозя войной жестокой,

Как мог преступник с башни столь высокой,

Следов не оставляя, убежать?

Даю ответ: спасала сына мать.

Она канат в два роста башни этой

Достала по сыновнему совету,

А также ниток шелковых клубок…

Вы видите, как в самый солнцепек

По башне вверх ползут живые точки;

То хлопотливых муравьев цепочки.

Мать отмотала шелковую нить

И изловчилась присоединить

Один её конец к веревке длинной,

Другой - к проворной лапке муравьиной;

И по тропинке каменной своей

Пополз к верхушке башни муравей.

Схватил преступник кончик шелковинки

И вверх втащил веревку без заминки.

Тут к башне камень подкатила мать.

Чтоб свой конец веревки привязать.

Преступник по другой стене темницы

Вниз, за канат держась, сумел спуститься.

А чтоб никто уловки не открыл,

Канат и нитку в землю он зарыл.

Могу поклясться перед целым светом -

Все было так. Доволен царь ответом?

- Но где же доказательства твои? -

Вскричал визирь. - Одни лишь муравьи?

Тут Бар-Мураз из тайника былого

Веревку вырыл, не сказав ни слова.

Царь побледнел: - А где же сам мудрец?

И Бар-Мураз признался наконец,

Что это он был жертвой злостных козней,

Что это он бежал из башни грозной.

Народ узнал любимца своего

И громко славил правды торжество.

- Ты справедлив и мудр! -гремели клики.

Вернулся к нам защитник наш великий!

Довольно гнет и нищету терпеть!

Пусть Бар-Мураз страною правит впредь!

Страшась народной ярости открытой,

Гасан-Али бежал со всею свитой.

Стал мудрый резчик во главе страны,

Избавленной от гнета и войны.

Кто добывал свой хлеб трудом прилежным,

Тот пребывал в покое безмятежном.

Дошла и до царя Ахмеда весть

О том, что узник спас державы честь.

Его умом, отвагой восхищенный,

Ахмед ему царевну отдал в жены.

Правитель юный через десять дней

Привез невесту к матери своей,

И вся страна на свадьбе пировала.

Такого здесь веселья не бывало -

Везде гремела громкая хвала

Тому, кто свергнул силы тьмы и зла.

Давайте же и мы в конце рассказа

Поздравим Майяне и Бар-Мураза…

Ферике Усыв

ФЕРИКЕ УСЫВ (Ферик Усывович Ибоян) родился в 1934 году в селе Курдски Памб, Апаранского района, Армянской ССР, в семье крестьянина.

После окончания неполной средней школы поступил в Ереванское педагогическое училище. Далее учился в Ереванском педагогическом институте. Закончив институт, Ибоян занимался педагогической деятельностью.

Стихи Ферика Ибояна систематически появлялись на страницах курдской газеты «Рйа таза», в учебниках и сборниках.

Ф. Усыв - автор трех книг стихов.

СОН МИРМЕГА

Мирмег от смерти ускользнул,

Покинул он родной аул,

Сказал: - Пойду в широкий свет

Искать страну, где смерти нет,

Где нет хлопот, где нет забот,

Где вечно человек живет.

Он шел - дорога далека! -

И по лесам, и по полям,

И вот он видит старика,

И говорит ему: - Салям! -

Старик спросил его тогда:

- С добром ли ты пришел сюда?

- С добром, но правды не таю -

Хочу лишь полного добра.

Ты стар, прошла твоя пора.

Но есть ли смерть в твоём краю? -

Старик с усмешкою сказал:

- Господь, начало всех начал,

Так создал мир: умрет одно,

Взамен другое рождено.

Расчистив новому пути,

Все старое должно уйти:

Опали с розы лепестки,

Но семена дадут ростки;

Уходит, в океан река -

Другую копят облака;

Гора обрубилась - возник

Неподалеку новый пик;

Восходит новая; звезда -

Другая меркнет навсегда.

Во всем такая круговерть -

Неразлучимы жизнь и смерть!

Мне та же участь суждена:

В ущелье, где не видно дна,

Раз в день, прервав свои труды,

Я выливаю ковш воды;

Когда заполнится провал,

То будет знак - мой день настал…

Мирмег прищелкнул языком,

Простился с мудрым стариком.

Его всё дальше по земле

Дорога новая вела,

И вот увидел на скале

Он кривоклювого орла.

Мирмег сказал: - Салям, орел!

Ты всех пернатых превзошел,

Тебя собратом звезды чтут.

Ответь мне: смерть бывает тут?

Орел с усмешкою сказал:

- Господь, начало всех начал,

Так создал мир: умрет одно,

Взамен другое рождено.

Мне та же участь суждена.

Смотри: вон там гора зерна.

Раз в день, кляня судьбу свою,

По одному зерну клюю.

Когда же кончится гора,

То будет знак: и мне пора…

Мирмег свой посох взял опять.

Не думал он вернуться вспять,

А шёл и шёл, в жару и стынь,

Семнадцать исходил пустынь,

Пятнадцать обошел озер;

Перевалил тринадцать гор,

Прошел сто семь болот и рек

И незаметно пересек

Границу неба и земли.

Вдруг рядом, в золотой пыли,

Неведомо отколь и как

Возник жилец небес - фалак[2].

Сказал: - О, жизнелюб Мирмег!

О, смерть клянущий человек!

Бог услыхал твою мольбу

И указал свою тропу;

Вот райский сад тебя зовет -

Живи в нем вечно без забот,

Вкушая сладость райских благ. -

Сказал и вмиг исчез фалак.

* * *

В саду средь роскоши несметной

Блаженствует Мирмег бессмертный.

Здесь что ни шаг - то вид иной,

В сто раз прекрасней, чем земной:

В той стороне - одни лишь розы,

А в этой - только вьются лозы,

А там - на ветке на одной

Гранат соседствует с хурмой,

И рядом с желтым апельсином

Мигает слива глазом синим.

С короною на голове

Павлин ступает по траве,

Хвост распустив, как опахало.

Вот соловей над розой алой,

И птиц алмазных голоса,

Певуний разных голоса

Звенят, как сазы или флейты;

На состязаниях пичуг

Воркуют горлинки вокруг,

Газелей распевая бейты.

И всё тут праздник для очей!

В бассейнах, как снопы лучей,

Фонтаны блещут, влагой веют,

И пары лебедей белеют.

Мирмег подумать лишь успел:

«Я лебедятины бы съел», -

Как лебеди исчезли разом,

А блюдо с лебединым мясом

И крепкий кофе в пиале

Стоят на золотом столе.

Он съел два-три куска, но снова

Полна тарелка, как была.

Отпил два-три глотка, но снова

Полна с краями пиала.

Мирмег, подумав: «Вот так чудо!»,

Весь кофе выпил. Но посуда,

Едва на стол успела стать,

Сама наполнилась опять.

Мирмег испуг свой пересилил,

Мирмег на землю кофе вылил,

Закинул колдовской сосуд,

А тот уж снова тут как тут.

Воскликнув: - Что за наважденье! -

Мирмег покинул стол в смятенье,

И стол, исполненный чудес,

Мгновенно сгинул с глаз, исчез.

А лебеди опять, как были,

Живые по бассейну плыли.

Мирмег увидел - обомлел:

«Так, значит, я их и не ел?»

Потом под деревом плодовым

Стоял он словно околдован,

Когда же пошатал он ствол,

Как будто град цветной пошел:

Плоды диковинной окраски

Траву устлали, словно в сказке.

Но зря из груши брызжет сок:

Мирмег был сыт и есть не мог.

Впервые спал в раю Мирмег.

Был сладостным его ночлег.

Зарю он в райской тишине

В блаженном встретил полусне.

Сквозь дрему он подумал: «В поле

Я ныне потружусь поболе,

Чтоб завтра отдохнуть полней!»

Но тут алмазный соловей

Над ним запел, и пленник рая

Очнулся, с грустью повторяя:

- Какой там труд! Здесь все игра,

Здесь нет ни завтра, ни вчера,

Без вёсен лето вечно длится.

Нет осени с зимой вослед,

Ни сева нет, ни косовицы,

И мельниц с мельниками нет.

Бежал от смерти в мире тесном?

Вот и скучай в раю небесном!

В раю с зари до тьмы - досуг.

Мирмег достал стрелу и лук,

Чтоб позабавиться охотой;

Оглядывается вокруг,

Но всюду очень тихо что-то.

Сказал: - Добычи не видать,

И духа дичи не слыхать,

Тут нет ни волка, ни лисицы,

Ни лани, ни болотной птицы,

Нет ни оленя, ни быка,

Ни тетерева, ни хорька,

Зайчонка - и того в кустах нет,

А тиграми тут и не пахнет! -

Едва успел замолкнуть он,

Послышались со всех сторон

И крик, и рык, и рев, и рокот,

Звериный вой и птичий клекот…

Охотник! Для тебя тут рай:

Любую цель ты выбирай!

Мирмег заметил: тигр могучий

Лег возле дерева под кручей

И ствол обвил тугим хвостом.

Мирмег укрылся за кустом,

Прицелился - и в миг единый

Стрела вонзилась в лоб тигриный!

Но зверь и глазом не моргнул -

Охотнику стрелу вернул,

Лежит, целехонький, у древа.

Мирмег весь покраснел от гнева:

Зачем охотиться? И вдруг

Ударил о скалу свой лук,

А тот подпрыгнул и с разбега

Опять упал к ногам Мирмега…

Не радовал Мирмега рай -

Таинственный и странный край.

Сказал: - Уж слишком много здесь

Волшебств, загадок и чудес!

Пьешь - пиала еще полней;

Ты зверя бьешь - он жив и цел;

В бассейне видишь лебедей,

Которых только что ты съел.

Наверно, это озорной

Фалак смеется надо мной.

Скажите, что это за рай,

В котором, что ни пожелай,

Осуществляется, но так,

Что попадаешь ты впросак?! -

И захотелось потому

Из рая выбраться ему,

Но тут возник пред ним фалак.

Сказал: - О, жизнелюб Мирмег!

О, смерть клянущий человек!

Бог услыхал твою мольбу

И указал свою тропу.

Вот райский сад тебя зовет,

Живи в нем вечно без забот,

Вкушая сладость райских благ. -

Сказал и вмиг исчез фалак.

Мирмег прошелся по аллее.

Стенами лунными белея,

Вдруг засиял пред ним чертог;

В нем гладкий пол и потолок

Из серебра литого были

И блеском пламенным слепили,

И что-то в нем скрывал от глаз

Расшитый жемчугом атлас.

Раскрылся полог, и из двери

Семь ангелоподобных пери[3]

Явились жителю Земли

И чередой к пруду прошли.

Зарей в тумане - еле-еле -

В воде тела их розовели,

И вновь увидел их Мирмег

В одеждах белых точно снег.

Вокруг в сиянье все тонуло,

Но холодом от них тянуло,

Ни звука не слетало с уст,

И взгляд их был как будто пуст.

Вот обитательницы рай

Мирмег коснулся, замирая,

Но пеной стало под рукой

То, что блистало красотой.

Вздохнул Мирмег простосердечный:

«Как неуютно в жизни вечной!

Вкусивший сладость райских благ,

Он вспомнил свой родной очаг

В стране отцов благословенной,

И перенесся он мгновенно

На чудотворных крыльях дум

К своей жене, к своей ханум[4].

Она улыбкою сверкнула -

Всю душу в нем перевернула,

Как сон туманный, далека,

Как явь желанная, близка.

Сказал Мирмег: - Да, жизнь есть чудо!

Все люди смертны, но покуда

Их очи не застлала мгла,

Им жизнь и краткая мила!

В страданьях женщина рожает;

Быть может, смерть ей угрожает,

Но ей вернет её дитя

Живую радость бытия.

Есть солнце, есть ненастье в жизни,

Но это все есть счастье жизни!

Так размышлял беглец Земли.

Запели соловьи вдали,

И показалось - это дети

На том забытом милом свете

Зовут Мирмега: «К нам спеши!…»

Он оглянулся - ни души.

Тоскою сердце раздирая,

Он так страдал, извелся так,

Что захотел уйти из рая.

Но тут пред ним возник фалак.

Сказал: - О, жизнелюб Мирмег!

О, смерть клянущий человек!

Бог услыхал твою мольбу

И указал свою тропу.

Вот райский сад тебя зовет:

Живи в нем вечно без забот,

Вкушая сладость райских благ. -

Сказал и вновь исчез фалак.

Мирмег шагал. А справа, слева

За древом поднималось древо,

Но там, где их кончалась тень,

Мирмег увидел странный пень:

Златою цепью огорожен,

На старый жертвенник похож он,

И вместе с тем - вот чудеса! -

Он служит втулкой колеса.

Мирмег приподнял цепь. Однако

Он вспомнил про наказ фалака:

«На цепь златую не гляди,

На пень волшебный не всходи!»

И все ж, отвергнув неба милость,

Душа людская возмутилась;

По горло скукой рая сыт,

Мирмег сказал: - Чем ни грозит

Мне ослушанье - я не трушу.

Запрет фалака я нарушу!

Все тайны надоели мне.

А ну, что скрыто в этом пне? -

Он стал на пень, являя смелость,

И колесо вдруг завертелось,

Всё ускоряя свой разбег,

И закружился с ним Мирмег…

Вокруг завыло, загремело,

В глазах Мирмега потемнело,-

Невольный страх его объял,

И он без памяти упал…

Очнулся, глянул - рот разинул:

Где райский сад, где мир иной?

Пред ним степную ширь раскинул

Обыкновенный мир земной.

На землю чудом возвращенный,

Как будто заново рожденный,

Кричал от радости Мирмег.

Он розы увидал побег,

Сорвал её и сжал в ладони -

Милее райских благовоний

Был скромной розы аромат!

Покинувший небесный сад

Склонил колени и, ликуя,

Стал землю целовать родную.

Казалось, пела в нем душа:

«Жизнь хороша! Жизнь хороша!»

Он миновал леса и горы,

Одолевал степей просторы,

Спешил он к дому своему:

«Я скоро сына обниму

С моей ханум, с моей отрадой,

Друзей я встречу и родню,

Гусей на речку погоню,

На пастбище отправлю стадо,

Засею поле, луг скошу,

К дружку на мельницу схожу…»

Облитый светом, скрытый тьмой,

Шел жизнелюб Мирмег домой.

Была дорога далека.

Он вновь увидел старика,

Который воду из ковша

Сливал в ущелье не спеша.

И что же? Час пришел - оно

Водою доверху полно,

И при смерти лежал старик -

В нём жизни иссякал родник.

Отвергший сладость райских благ

Испуганно ускорил шаг,

Но умирающий с тоской

Воззвал к его душе людской.

Сказал: - Не уходи, Миро,

Ты ныне сотвори добро:

Насыпь мне гореть земли на грудь

И с миром продолжай свой путь. -

Мирмег вернулся, и старик

Простился с жизнью в тот же миг.

На грудь отжившему свой век

Насыпал горсть земли Мирмег,

Потом, как от волков овца,

Стремглав бежал от мертвеца.

И путь туда его привел,

Где хлебный высился увал,

Где кривоклювый жил орел,

Что в день по зернышку клевал.

И что ж? Пришла его пора:

Исчезла хлебная гора,

Орел в предсмертном сне поник -

В нём жизни иссякал родник.

Отвергший сладость райских благ

Испуганно ускорил шаг,

Но умирающий с тоской

Воззвал к душе его людской.

Сказал: - Не уходи, Миро,

Ты ныне сотвори добро:

Насыпь мне горсть земли на грудь

И с миром продолжай свой путь-

Мирмег вернулся, и орел

Простился с жизнью, отошел.

На грудь отжившему свой век

Насыпал горсть земли Мирмег,

Потом, как от волков овца,

Стремглав бежал от мертвеца.

Был путь и долог, и далек,

И крут, и ровен, и полог,

Шел по пустыням и лесам,

Шел по долинам и горам,

По руслам пересохших рек -

И все преодолел Мирмег!

Но вот однажды видит он:

Стоит у ямы человек

И плачет, в горе погружен.

Спросил скиталец: - Что с тобой? -

А человек ему с мольбой:

- Я брата хороню, мой друг.

Могила для него была

Без мерки вырыта.

А вдруг она окажется мала?

Вы оба роста одного.

Во имя бога твоего

Прошу: будь милостив и благ,

В могилу на минуту ляг;

Примерим, точно ли она

Для брата моего годна.

Мирмег сказал: - Ну что же, смерь! -

И в яму прыгнул наш храбрец.

Но тут же понял: это Смерть,

Его поймала наконец.

Бедняга молит: - Отпусти… -

А Смерть: - Нельзя тебя спасти.

Как тот старик и тот орел,

Ты до своей черты дошел,

А дальше жизни нет тебе -

Смирись и покорись судьбе!

- Но жизнь зовет, зовет, маня,

О, сжалься, вытащи меня!

Хочу бессмертным быть вовек…

- Но вечной жизни нет, Мирмег,

Её не знает этот свет.

Где смерти нет, там жизни нет,

Бессмертие - есть ложь!

- Ты врёшь!

А ты, а разве ты - не ложь?

Коли всему положен срок,

Так как же ты живешь и бог?

Нет, оба вы обман пустой,

Вы перед жизни красотой

Бессильны оба…

И едва

Мирмег сказал свои слова -

Исчезло всё, проснулся он

В своей постели: то был сон!

Джалиле Аджо

ДЖАЛИЛЕ АДЖО (Джалил Шакрович Аджоев) родился в 1909 году в семье крестьянина-бедняка.

Трудовая деятельность его началась в 1923 году в городе Тбилиси. Работал и одновременно учился в средней школе. С 1931 до 1955 года служил в рядах Советской Армии. Участник Великой Отечественной войны. Награжден боевыми орденами и медалями. Литературной деятельностью начал заниматься в годы войны.

САМАНД И ХАТУН

Как мне подсказывает совесть -

Не ради красного словца, -

Друзья, поведаю вам повесть,

Как разбивал адат[5] сердца.

История многострадальна,

Но боль тех дней, обида, страх

Еще живут, как ни печально,

И до сих пор у нас в горах.

В горах, где прятались абреки,

Село стояло - Гозалдар.

Цвел виноград,

Плескались реки.

Пылали маки, как пожар.

В усадьбе, возле Арагаца,

Жил-поживал богач Хато,

И с ним богатством потягаться

В округе всей не мог никто.

А у реки,

В долине дальней,

Жил кое-как бедняк Кото,

Вовек его судьбе печальной

Не позавидовал никто.

Бежали дни, менялись луны,

И друг от друга в стороне,

Как тополя, стройны и юны,

Росли Саманд и Хатунэ.

И должен пояснить вам сразу

В начале моего рассказа:

Бедняк Саманд

Был сын Кото;

Хатун - дочь богача Хато.

Они случайно повстречались

У синих скал, где был родник;

Едва лишь взглядом обменялись,

И полюбили

В тот же миг.

Но был дремучий и суровый

Адат - закон моей земли,

И за пять лет они ни слова

Сказать друг другу не смогли.

Они прекрасны оба были

И встречи ждали каждый час;

Запретно, издали, любили,

Как любят в жизни только раз.

И вдруг узнал

Саманд несчастный,

Что, привезя калым родне,

Старик купец, от пьянства красный,

Приехал сватать Хатунэ.

Саманд убит был

Вестью черной,

И с Хатунэ на тропке горной,

Навлечь рискуя гнев родни,

Под вечер

Встретились они.

- Саманд, моя любовь и счастье!

Погас мой полдень голубой:

Ничто теперь не в нашей власти,

Он увезет меня с собой!

- Хатун!

Отцу калым лишь нужен,

Что наше счастье для него?!

Тебе я буду верным мужем,

И ты не бойся ничего.

Ну, не печаль, родная, взора,

Ты в сердце у меня царишь!

Бежим сегодня ночью в горы,

Коль любишь так, как говоришь.

- Люблю!…

Саманд наш осторожно,

Пока неведомо родне,

Подговорил друзей надежных

И утром выкрал Хатунэ.

Среди холодных скал зеленых

При свете блекнущей луны

Несли сияющих влюбленных

Породистые скакуны.

Но в полдень притомились кони,

И тут усталых беглецов

Нагнала, как на грех, погоня

Пятнадцать дюжих молодцов.

До темноты

У речки мелкой

Не утихала перестрелка…

Черна, как бурка, пала ночь.

Погоня ускакала прочь.

Саманд -

Храбрец на поле брани -

Был в грудь жестокой пулей ранен;

Когда б не помощь Хатунэ,

Не удержался б на коне.

С друзьями наш Саманд простился

И в путь неведомый пустился.

Скакали пять часов подряд

Во тьме, сквозь горы, наугад.

Когда же небо поседело,

Хатун в ущелье разглядела

Вдали на выступе крутом

Стоящий одиноко дом.

Они помедлили вначале

И в дверь негромко постучали.

Хозяйка вышла на порог:

- Салам вам!

Что с тобой, сынок?

Ты бледен, слаб, в крови одежда…

- На вас, хозяйка, вся надежда!

Он еле держится в седле…

- Вы - гости. Звать меня - Гуле.

Мой дом - ваш дом. Давайте руку

Мой хлеб - ваш хлеб,

Мой двор - ваш двор.

Должны мы помогать друг другу,

Как нам велит обычай гор.

Гуле их вкусно накормила,

Постели пышно постелила.

Они проспали средь ковров

И день и ночь, не видя снов.

За завтраком Хатун: - О горе! -

Заплакала: - О, горе мне!

Ведь пять семей,

Поймите, в ссоре,

И это по моей вине.

(Тут пояснить, наверно, надо,

Что в перестрелке над рекой

Убит был

Лучший друг Саманда

И ранен в голову другой.)

- Гуле, да разве я достойна,

Чтобы меня пускали в дом? -

А та ответила спокойно:

- Ты ешь! Поговорим потом.

Я тоже много горевала,

И в жизни всякое бывало.

Мой сын убит, и я вдова,

Но, видишь, всё-таки жива! -

…Немало дней они гостили

У доброй женщины - Гуле.

Ковры её пушисты были,

И сытен завтрак на столе.

Хатун по дому помогала:

Доила коз,

Белье стирала

И для Гуле, хозяйки гор,

Прекрасный выткала ковер.

Саманд встал на ноги, но рано:

Нескоро подживала рана.

Пил молоко,

Ел сыр и хлеб -

Набрался силы и окреп.

Но срок настал. Они простились

И снова в дальний путь пустились.

Решили - дальше от родни -

Жить в знойной Грузии они.

(Тут я рассказывать не стану,

Поскольку надобности нет,

Как в щедрой дали Гурджистана

Они прожили много лет.

Скажу лишь,

Что добра нажили,

Друг друга преданно любили,

Но с грустью думали порой

О стороне своей родной.

Добавлю, чтоб понятно было:

Им небо щедро подарило

Двух стройных сыновей и дочь

С косою черною как ночь.)

Года тянулись.

Дни летели.

И как-то на закате дня

Саманд и Хатунэ сидели,

Скучая молча у огня.

Хатун вдруг вытерла ресницы:

- Уж я стара, ты тоже стар!

Здесь хорошо,

Но все мне снится

Село родное - Гозалдар.

Конь девять раз разбил копыта,

и дни уходят, как вода, -

Наверно, все уже забыто,

Давно закончилась вражда.

Ты поезжай,

Саманд мой милый,

В село родное над рекой,

Там наших прадедов могилы,

Там сердце наше, наш покой.

Ведь через столько лет не мстят,

Даст бог, нас примут и простят.

Саманд,

Собравшись понемногу,

С зарей отправился в дорогу.

И ровно через девять дней

Стучался у родных дверей.

Седа, слепа наполовину,

Не сразу мать узнала сына,

Но вскоре добрые глаза

Омыла радости слеза.

О да, теперь она узнала!

Узнала!

Тихо рассказала,

Как много-много лет назад

Погибли и отец, и брат.

Саманд не произнес ни слова,

Сидел в углу, у камелька, -

Лишь брови сдвинулись сурово

И губы дрогнули слегка.

Сидел,

Молчание храня,

Весь долгий вечер у огня.

Потом пахал,

Плуг старый правил,

В хозяйстве помогал как мог,

Готовил сыр, забор поставил -

И вдруг нежданно занемог.

Он заболел болезнью странной:

Ходил рассеянный, туманный,

С соседями не говорил,

И есть не ел, и пить не пил.

Он вспоминал всю жизнь печально,

Как вспоминают старики, -

То встречу,

Где родник хрустальный,

То перестрелку у реки,

То дом в долине Гурджистана,

Где сыновья его и дочь, -

И таял, таял тихо, странно,

Никто не мог ему помочь.

И незадолго до кончины

Сказал он матери своей:

- Люби их,

Как любила сына, -

Хатун, и дочь, и сыновей.

Их позови из Гурджистана…

А я… а я уже не встану.

Забыл меня, наверно, бог,

Уже конец мой недалек.

Дрожу, мне у огня морозно,

И смерть стучится у двери.

Ты завтра, мать,

Пока не поздно,

Всех родственников собери.

Мать плакала и горевала

И поутру родню созвала-

Они заполнили весь дом.

Саманд заговорил с трудом:

- Я умираю…

Вы простите

Мне все, в чем был я виноват.

Прошу: детей моих любите

И ту, на ком я был женат. -

Он всех обвел тяжелым взглядом,

Холодный пот утер с лица:

- Меня похороните рядом

С могилой моего отца… -

Горел очаг.

Дрова трещали.

Негромко женщины рыдали.

Саманд опять глаза открыл

И медленно заговорил:

- Не надо, женщины, не надо!

Зачем? Я жив еще пока.

Лишь над могильною оградой

Уместны слезы и тоска.

Все, что со мной стряслось когда-то,

И гибель друга моего -

Все от проклятого адата,

От древней дикости его.

Прошло у многих счастье мимо -

У тех, кто пылко мог любить,

Не мог лишь уплатить калыма,

Как лошадь,

Девушку купить.

А месть? Ее как ветер носит,

Она - на горе матерей -

Все новой алой крови просит

И сторожит нас у дверей.

Прощайте все!

Я умираю…

Мне уготован рай иль ад,

Но перед богом проклинаю

Позорный, дикий наш адат.

Я умираю… Душно… душно… -

Его последние слова.

И на измятую подушку

Упала тихо голова.

Теперь от той судьбы жестокой

(Пора рассказ закончить мне!)

Перенесемся в край далекий -

В дом овдовевшей Хатунэ.

Она ждала,

Ждала от мужа

Хотя б словечка одного!

«Ну почему же, почему же

Нет даже вести от него?»

И Хатунэ сказала детям:

- Ждать больше не могу,

Мы едем!

Я исстрадалась, истомилась,

Устала от тревожных снов.

Боюсь, беды бы не случилось:

Хватает у отца врагов!

Они зарезали барана,

Скарб разместили на арбе

И тронулись - на зорьке рано -

Навстречу собственной судьбе.

И сто забот

Легло на плечи.

В заботах время быстро шло.

Предчувствие желанной встречи

Хатун обманчиво влекло.

Но все не так,

Как ей мечталось:

«Мы будем счастливы, бог даст…»

И у села ей повстречалась

Подруга юных лет - Алмаст.

- Алмаст!

А ты не изменилась!

- Как, это ты? О Хатунэ!

Поверь, любимая, ты снилась

Не раз за эти годы мне!

Как видеть мне тебя отрадно?

Дай расцелую, обниму!…

А что Саманд мой ненаглядный?

Как он?… Молчишь ты почему?

Подругу нежно обнимая,

Алмаст застыла, как немая,

И вырвалось, как плач, как стон:

- Хатун, любимая, родная,

Он умер, муж твой,

Умер он!…

Хатун рыдала на могиле,

Сознанье потеряв почти.

Отец и мать не в силах были

Ее оттуда увести.

В слезах стояли рядом дети,

Уйти домой её моля.

- Зачем, зачем мне жить на свете,

Коль умерла любовь моя! -

Над кладбищем висели тучи,

Вечерняя сгущалась мгла.

И пред бедою неминучей

Собрались жители села.

Хатун любимого звала,

Рыдала,

Волосы рвала,

Могильный камень обнимала,

Не видя ничего вокруг,

Увещеваньям не внимала

И сердце разорвалось вдруг.

Так на глазах всего села

Хатун от горя умерла…

И на печальной той могиле

Нередко люди говорили:

- Вот так любите, как любили

Друг друга Лейла и Меджнун,

Как преданны до смерти были

Саманд и бедная Хатун!

Да, их судьба многострадальна,

Но боль тех дней, обида, страх

Еще живут, как ни печально,

И до сих пор у нас в горах…

Адое Джанго

АДОЕ ДЖАНГО (Адо Адамович Джангоев) родился в 1910 году в Турции, в семье крестьянина-бедняка. В 1914 году семья Джангоева вместе с другими беженцами переселилась в Россию. Среднее образование Адо Джангоев получил в Тбилиси. В 1928 году был послан в Ленинград на рабфак при Восточном институте. По окончании рабфака продолжил учебу в Ленинградском институте философии, литературы и истории. Институт закончил в 1936 году, после чего ряд лет занимался педагогической и научной деятельностью.

А. Джангоев - участник Великой Отечественной войны. Первое его стихотворение «Алагёз» было опубликовано в 1936 году. В дальнейшем его стихи печатались в различных журналах и сборниках.

ЗЛАТОКУДРАЯ ХАДЖЕ И СИАБАНД СЛИВИЙСКИЙ

(По мотивам курдской народной поэмы)

Где до звезд подать рукою,

Где гроза

Гремит в набат,

Жил в селенье над рекою

Славный малый - Сиабанд.

Хоть и беден был, да честен;

Хоть и молод, да силен.

Целый день

С другими вместе

До зари трудился он.

Как-то раз -

Был вечер светел,

Месяц выглянул уже -

У ручья

Герой наш встретил

Златокудрую Хадже.

У горянки косы вились

Небывалой красоты,

И в глазах её светились

Две небесные звезды.

Шла она легко, упруго

По тропинке, напрямик…

Посмотрели друг на друга

И влюбились в тот же миг.

По адату, Как известно,

По обычаям былым

Перед свадьбой за невесту

Надо выплатить калым.

А богатство Сиабанда

Старый плуг

Да две руки.

Что ж ему поделать?

Надо наниматься в батраки.

Он старался, малый бедный, - В чабанах ходил семь лет.

По одной монетке медной - Накопил мешок монет.

Так трудиться б

Смог не каждый:

Меньше спать, поменьше есть…

Но услышал он однажды

Очень горестную весть:

Сын владыки полумира,

Сын великого эмира,

Будто сватает уже

Златокудрую Хадже.

Хоть она и не согласна,

Только всем, однако, ясно -

Через семь недолгих дней

Свадьбу он сыграет с ней.

Сердце гневом закипело,

И, судьбу свою кляня,

Оседлал джигит умело

Быстроногого коня.

По горам,

Дождем омытым,

Время гонит молодца.

Смолкли звонкие копыта

У эмирского дворца.

Двор широк.

Людей немало.

И, наряжена уже,

Под парчовым покрывалом

На ковре сидит Хадже.

В жемчугах,

В Сапожках складных.

Златотканое шитье…

Стайка девушек нарядных

Танцем ходит вкруг нее.

Барабаны громогласны,

Надрывается зурна…

«Ну, а вдруг

Хадже согласна,

Золотом ослеплена?!»

И при этой

Мысли страшной

Побледнел джигит как мел,

Пред народом, перед стражей

Песню громкую запел:

- Эй, красавицы!

Эй, девицы!

Воль и скорбь в моей душе.

Я могу ль еще надеяться

На любовь моей Хадже?

Если дорог ей по-прежнему,

Если пламень не погас,

Пусть она мне руку нежную

На виду у всех подаст.

В те края,

Где птицы вольные,

Где горит зари огонь, -

В наши горы хлебосольные

Нас умчит буланый конь.

Увезу с собою милую

В поднебесное житье

Не украдкою,

Не силою -

Лишь с согласия ее!

Златокудрая невеста,

Веря сердцу своему,

Вся в слезах

Вспорхнула с места

И - в объятия к нему:

- Как же мог ты усомниться!

Одного тебя ждала!

Есть пословица: орлице

Надо жить в гнезде орла. -

Слуги,

Стражи набежали,

Крик летел во все концы.

Но, как сон, вдали пропали,

Скрылись наши беглецы.

Сын эмира,

Чуть не плача,

В страшном гневе приказал,

Чтоб погоня без удачи

Не являлась на глаза.

Здесь обязан рассказать я:

У Хадже в краях родных

Было семь отважных братьев,

Семь джигитов удалых.

При дворце они служили…

Тут, однако, порешили:

«Защитим сестру свою

От эмирских козней или -

Сложим головы в бою.

Пусть изъездим мы полмира,

Будем биться до конца,

Но спасем

От слуг эмира

Сиабанда молодца!»

…А эмирские дозоры

Зря старались между тем, -

Обыскав леса и горы,

Возвратилися ни с чем.

Где ж они,

Герои наши?

От погони лютой прочь

Через реки, через пашни

Нес их конь и день и ночь.

День и ночь они спешили

И, скрываясь до поры,

Оказались на вершине

Голубой Сипан-горы.

Сиабанд сказал устало:

- Ты, Хадже,

Прости меня,

Я часок посплю, пожалуй:

Не сходил с коня три дня.

Месяц в небе

Плыл лучистый,

Ветерок прохладный дул,

Сиабанд в траве душистой

Богатырским сном уснул.

А Хадже сидела робко,

Вся во власти дум своих,

И завидела на тропке

Семь оленей молодых.

Шли они в туманах белых,

Высоко неся рога…

«Где ж мои

Семь братьев смелых?

Как судьба ко мне строга!

Впрочем, что ж,

Наверно, служат

Все эмиру своему

И по горным кручам кружат,

Чтоб вернуть меня к нему».

В этот миг

Герой усталый

Потому открыл глаза,

Что на лоб ему упала

С неба девичья слеза.

«Это дождь», - решил вначале,

Но, узнав причину слез:

- Кто Хадже мою печалит,

Тот погибнет, - произнес.

Приподнялся на колени,

Гибкий лук

Схватил с седла-

И в ближайшего оленя

Впилась звонкая стрела.

Витязь наш,

В удачу веря,

Лихо выхватил кинжал:

«Подарю ей сердце зверя», -

И к оленю подбежал.

Гравий скользок под ногами…

И, собрав остаток сил,

Зверь могучими рогами

Насмерть витязя пронзил.

- Горе мне! -

Хадже вскричала.

- Где же, бог, моя звезда?!

Только счастье повстречала

И теряю навсегда!

И увидела в смятенье,

Как поодаль, за холмом,

Показались чьи-то тени…

Братья! Семеро. Верхом.

- Не отдамся братьям в руки!

Пусть они

Запомнят впредь:

Жизнь с эмирским сыном - муки,

Счастье - с милым умереть.

За тобой иду я, милый,

Я навек тебе жена!… -

И в слезах, собравшись с силой,

В пропасть кинулась она.

Долго братья горевали

И под сенью скал седых

На высоком перевале

Схоронили молодых.

Люди многое забыли -

Дни слагаются в века,

Но весной на той могиле

Расцветают два цветка.

И в сказаниях об этом

Вспоминают старики,

И о той любви поэты

Пишут грустные стихи.

Азизе Иско

АЗИЗЕ ИСКО (Азис Искоевич Слоев) родился в 1927 году в Тбилиси, в семье рабочего. Среднее образование получил в Тбилиси. В 1959 году А. Слоев заочно окончил Тбилисский педагогический институт имени Пушкина и начал работать педагогом в тбилисском Дворце пионеров и школьников. В настоящее время занят педагогической деятельностью. Азис Слоев является депутатом Ленинского районного Совета Города Тбилиси.

В 1966 году вышла его первая книга стихов «Моя песня» на курдском языке.

ЧЕЛКАЗИ

На золотом - в рубинах - троне

Царил владыка и кумир:

Семь стран слилось в его короне

И слава облетела мир.

Безжалостен,

Как сталь кинжала,

Он был тираном всей страны -

Здесь все ему принадлежало,

Все, кроме солнца и луны.

Здесь на пирах в бокалы лились

Шербет и мед - как две реки,

Столы от пряностей ломились,

От вин пьянели бурдюки.

Народы гнет и кнут терпели,

Певцы ж тирану славу пели;

Несчетно резал главный жрец

Оленей, туров и овец.

А на окраине округи,

Одними лишь детьми богат,

Жил-был чабан в своей лачуге -

В шатре, стоцветном от заплат.

Худой, босой,

В халате драном,

Лишь ветер бродит по карманам, -

Он день и ночь работать рад,

Чтоб только прокормить ребят.

Не раз держал совет с женою:

- Как дальше жить?

Как быть с семьею?…

Да, надо сына - что ж гадать! -

Слугою во дворец отдать. -

Вот наконец

Чабан решился

И на заре к царю явился.

(Усубом звался старший сын,

Он был неписаной красы.)

И в тронный зал ввела их стража.

Надменный царь не глянул даже:

- Как ты посмел, такой-сякой,

Нарушить царский мой покой?!

- Прости и гневайся не очень!

Мне прокормить семью нет мочи…

Ты наш владыка и пророк,

Пусть триста лет тебе даст бог!

В семье моей разор, недуги…

Возьми, владыка, сына в слуги -

Он будет преданным рабом -

И поддержи мой нищий дом. -

Усуба царь измерил взглядом

И горсть монет

Швырнул в награду.

К царевичу Усуб младой

Тотчас приставлен был слугой. …

Шли дни. Менялось все на свете.

Мужали незаметно дети.

Царевич рос лукав и хил,

Усуб могуч и ловок был.

Любили юношу в народе

За ум, за правду все сильней,

Стал уважать Усуба вроде

Сам всемогущий царь царей.

Усуб за бедных заступался

И от несчастья многих спас,

За что темницею карался

Не раз, не два, а много раз. …

Однажды как-то

В дочь вельможи

Кузнец влюбился молодой.

Вельможа в гневе был.

И что же -

Прибег он к хитрости простой:

- Питают многие надежды,

Но станет зятем только тот,

Кто на морозе, без одежды,

Всю ночь пробудет напролет. -

Кузнец был человек заметный,

И этот сговор неспроста

Был подтвержден

Печатью медной,

И судьи заняли места.

В степи мороз стоял в ту пору,

От часа к часу он крепчал.

Кузнец, согласно уговора,

Всю ночь зубами простучал.

Наутро взбешенный вельможа

Пристрастный учинил допрос:

- Как так не умер ты от дрожи

И лютый холод перенес?!

- А я любовью согревался,

Хоть ветер лютый на дворе,

И, замерзая, любовался

Костром, горящим на горе.

- Ага! - Вельможа рад придраться.-

Он нас надул! Каков наглец!

Эй, люди, надо разобраться:

Он грелся у костра, кузнец! -

С решеньем судьи поспешили,

Единогласно порешили:

«Обманом выиграл кузнец,

И не пойдет он под венец».

Кузнец обиженный - к Усубу.

А тот:

- Шельмуют судьи грубо!

Но потерпи, и в свой черед

Над кривдой правда верх возьмет. …-

Однажды

Ехал царь с охоты,

Его печалили заботы;

Удача обошла его:

Ни лис, ни туров - ничего.

Окрестность лаем оглашала

Большая свора гончих псов,

Поодаль свита поспешала

И сотня дюжих молодцов.

С утра в седле без передышки -

Все люди выбились из сил.

Усуб их ждал в лесном домишке

И на жаркое пригласил.

Усуб готовил не по книгам:

Кинжал брусочком наточил,

Разделал тушу лани мигом,

Добавил соли, поперчил,

Корицу всыпал, лук зеленый,

Залил лесной водой студеной,

Занес на крышу чан - и вот

Воздвиг его на дымоход.

А в доме, чтоб огонь не чах,

Охапку бросил дров в очаг.

Царь ждет…

Проходит час и два,

А мясо теплое едва.

Царь в нетерпенье:

- Что ж такое!

Да где, Усуб, твое жаркое?!

Я целый день не ел, не пил,

Ты что же, про меня забыл?!

- О, властелин! - при всем народе

Сказал Усуб. -

Взгляни, вон там

Чан греется на дымоходе.

Поспеет мясо - я подам. -

Царь рассердился:

- Что за шутки!

Давно ли глупым стал таким?

Лишь тот, кто не в своем рассудке,

На крышу ставит чан с жарким.

И слыхано ль такое дело -

Смотри, несдобровать тебе, -

Чтоб пламя в очаге горело,

А мясо стыло на трубе!

- А слыхано ли, царь, - доныне

Такого не было вовек! -

Чтоб от костра в горах -

В долине,

Вдали согрелся человек?! -

Вельможа сник, притихли гости,

Лишь ворон каркал на суку…

Царь прикусил

Губу от злости

И грозно глянул на слугу.

Он наказать Усуба рад бы,

Но видит - не уйти от правды,

И, в гневе побелен как мел,

Устроить свадьбу повелел.

На площадь у ворот старинных

Сошелся люд со всех сторон.

Под златотканым балдахином

Стоит в рубинах царский трон.

По чину занимая ложи,

Сверкают перстнями вельможи,

В сторонке -

В арках, у ворот -

Толпится и шумит народ.

Борцы по пояс обнажились,

Являя силу, красоту,

И, как всегда, бойцы разбились

На богачей и бедноту.

Вот из рядов вельмож один

Чванливый вышел исполин:

Как грабли руки,

Грудь крепка,

И шея, словно у быка.

Кто с ним осмелится сравниться?

Ну кто, скажите, наконец?

И вышел с богачом сразиться

Вода, известный нам кузнец.

Два исполина, два титана,

Два загорелых великана

На голубом ковре сошлись;

Как корни,

Руки их сплелись.

Они друг друга гнули грозно,

И в напряженной тишине

Кузнец вдруг ахнул,

Взвился в воздух

И оказался на спине.

Борец от знати -

Мощный, хваткий…

Смеялись богачи: «Ха, ха!»,

Когда он бросил на лопатки

И гончара; и пастуха.

Но вот пред знатью, бедняками,

Улыбку затаив у губ,

Играя мощно кулаками,

Вперед шагнул храбрец Усуб.

Схватился с богачом не в шутку -

Под небо поднял на минутку,

Потряс, входя в бойцовский раж,

И шлепнул оземь, как лаваш.[6]

Народ кричит.

Царь словно замер.

На бой выходит сын судьи,

Вращая мутными глазами

И плечи выпятив свои.

Но миг - и пал он на лопатки,

Лишь ноги кверху, как рогатки.

Все - пекарь, знахарь, лесоруб -

Кричат: - Да славится Усуб!…

Слабы они в коленках оба!… -

В роскошных ложах

Плещет злоба.

Царь не стерпел и сгоряча

На площадь вызвал палача.

Но на ухо визирь: - Меж нами,

Зачем, о, царь,

Лить масло в пламя!

Ты пореши наоборот,

Пускай утешится народ.

Всё в наших силах!

Может статься,

Найдем причины расквитаться.

Покуда с казнью подожди,

Покуда щедро награди. -

Владыка заскрипел зубами:

- Считаться с подлыми рабами! -

Но спорить с визирем не стал,

Перстом глашатая позвал.

Глашатай,

Высясь над толпою,

Трехкратно восхвалил героя

И наградил его притом

Мечом дамасским и щитом.

Сам царь борца поздравил даже,

Но во дворце сказал:

- Эй, стража!

Усуба в цепи заковать

И в пятницу четвертовать.

Гостил в те дни

У знати местной

Заезжий звездочет известный.

Он рассказал царю царей

О Челкази, красе Востока,

Прекрасной деве луноокой,

Сестре семи богатырей:

- Ах, как умна!

А как играет!

А голос звонкий, как родник!

Всех лунным взором покоряет

И станом гибким, как тростник,

И по плечам её вразброс

Струятся сорок черных кос. -

Царевич в тот же миг влюбился.

(Поспешны юные сердца!)

Он день и ночь грустил, томился

И стал упрашивать отца

Пустить в дорогу,

В край далекий,

Чтоб там красавицу найти,

Похитить сердце луноокой,

Домой невесту привезти.

Царь призадумался немного.

А хитрый визирь

Тут как тут:

- Благослови его в дорогу,

Не будь с любимым чадом крут

Вернется поздно или рано…

Но вот в пути нужна охрана.

Из всех вельмож, мой господин,

Здесь не подходит ни один,

Никто с Усубом не сравнится!… -

Слуга бежит за ним в темницу.

И он явился, как заря,

Пред очи грозного царя.

Царь на диване развалился:

- Считай, что вновь

На свет родился!

Когда ж, разбойник и шельмец,

Ты поумнеешь наконец?

Скажи царевичу спасибо:

Хоть голова твоя красива,

Но тело наглое твое

Лишилось вскоре бы ее.

С зарей поедешь в край далекий,

Храни царевича в дороге!

Смотри: хоть волос упадет -

Луна твоей семьи зайдет.

Сражайся с недругом жестоко

И, хоть полмира обойди,

Но Челкази,

Красу Востока,

В краю неведомом найди.

Забуду все и награжу.

Я слово царское сдержу!

То лес загадочный, дремучий,

То кручи - на горе гора,

То солнце жжет,

То мчатся тучи

И ливень льет как из ведра.

Уже семь дней в дороге двое.

Несутся скакуны, пыля.

…Вдруг скрылось

Небо голубое

И гулко дрогнула земля.

Летят каменья на тропинки,

Деревья гнутся, как былинки.

Из-за горы возник циклоп:

Горящий глаз,

Чугунный лоб.

Царевич языка лишился,

Когда циклоп над ним склонился,

Скалу рукою раскачал

И громче грома закричал:

- Ха-ха! Отменная удача!

Запахло мясом, не иначе.

Два молодца и два коня -

Отличный завтрак у меня! -

Усуб бесстрашно улыбался:

- А ты не слишком размечтался?

Презренный пес,

Хоть ты и дюж,

Но туп, как дуб, и неуклюж.

Ну что ж,

Скрестились наши тропы… -

Стрела на тетиву легла,

И в глаз единственный циклопа

Впилась каленая стрела.

Рожденный храбрецом недаром,

Усуб схватил дамасский меч

И, подскакав, одним ударом

Снес голову с аршинных плеч.

Тогда рванулся оголтело

Царевич наш,

Придя в себя, -

С мечом накинулся на тело,

На части мелкие рубя.

Топтал конем, дрожа пугливо,

Унять не в силах эту дрожь,

Но приговаривал хвастливо:

- Со мной, Усуб, не пропадешь!

У моря, небо подпирая,

Стоял могучий, старый дуб.

Вблизи сидели, отдыхая,

Царевич и герой Усуб.

Над головой,

Где ветки вились,

На невозможной высоте

Птенцы беспечные резвились

В огромном, словно дом, гнезде.

Вдруг засверкали стрелы молний,

Ударил гром со всех сторон,

Вскипели,

Расступились волны

И выполз на берег дракон.

Он, извиваясь на ходу,

Скользнул по дереву к гнезду.

Скрипел и гнулся дуб могучий,

Птенцы затихли, сбились кучей.

Усуб взмахнул

Мечом до звезд

И отрубил дракону хвост.

Дракон взревел, свалился с дуба -

Как куль с песком, о землю шмяк! -

И обхватил кольцом Усуба…

Тот мускулы свои напряг,

Рванулся, но не тут-то было:

Его чудовище скрутило,

По горло утонул в витках

И меч не удержал в руках.

Герой наш

Зубы сжал до стона:

- Где ты, царевич? Нападай!

Мужчиной будь! Руби дракона

Или хотя бы меч подай! -

Царевич - как окаменелый:

Глаза навыкате, весь белый,

От самой головы до пят

Смертельным ужасом объят.

Зубастый, страшный зев раскрылся…

Усуб от смерти близок был,

Однако как-то изловчился,

За горло чудище схватил,

Сдавил его

Что было силы…

Пощады чудище просило,

Но, дотянувшись до меча,

Усуб рассек врага сплеча.

И тут, с улыбкой лицемерной,

Царевич, стоя в стороне,

Воскликнул:

- Эй, слуга мой верный!

Ты звал иль показалось мне? -

Герой наш не успел ответить,

Как сделалось темно на свете,

Ударил ветер по ногам,

Как будто грянул ураган,

И, описав над морем круг,

Упала с неба птица Рух.

(Глаза сверкают,

Как зарницы,

Рождают бурю крылья птицы,

Скалой гранитной - голова,

И когти крепче, чем у льва.)

И бросилась к Усубу прямо,

Но за него птенцы горой:

- Стой, мама!

Ты ошиблась, мама!

Ой наш спаситель, он герой,

Сражался он, как тигр, с драконом

И победил. Не то - беда… -

И птица грозная с поклоном

Сказала витязю тогда:

- Прими мою навеки дружбу!

Исполню все,

Что только нужно,

Все, что желаешь, попроси…

- Ищу я, птица, Челкази,

Ту, у которой сорок кос

Стекают по плечам вразброс. -

И птица Рух сказала.:

- Чудно! Исполнить это мне не трудно,

Лишь прикажи мне: отвези

В страну прекрасной Челкази! -

В кустах царевич наш скрывался,

Но мигом на крыло забрался,

Кричим слуге:

- Не будь же глуп.

Давай садись и ты, Усуб! -

Усуб насмешливо ответил:

- Немало храбрецов на свете!

Сегодня ж подвигов твоих,

Царевич, хватит на троих. …

Вот, споря с синими ветрами,

Над жарким морем, над горами

Летит стрелою птица Рух,

Так, что захватывает дух.

Семь лун в дороге обогнала,

Семь стран заморских миновала

И села посреди полей

В стране семи богатырей.

- Мое перо, -

Сказала птица, -

Возьми с собою, пригодится.

Да будет жизнь твоя легка! -

И унеслась за облака.

О, Челкази, газель лесная!

Как мрамор, лик,

Небесный взор…

Подобной красоты не знали

Нигде на свете до сих пор!

Она сердца героев ранит;

Её завидев, роза вянет,

И принимают соловьи

Её напевы за свои.

…Сидит царевна одиноко,

Шьет жемчугами полотно…

Кто там приехал издалёка?

Взгляни, красавица, в окно.

Царевич и Усуб отважный

Явились от царя царей -

Был окружен почетом каждый

В стране семи богатырей.

Столы просторные накрыли,

Шербет душистый в чаши лили,

Подали вина всех сортов,

Сыры, шашлык

И жирный плов.

Семь дней и семь ночей на диво

Был щедр и весел курдский стол!

Тогда-то наш Усуб учтиво,

Неспешно к делу перешел:

- Я к вам с высоким порученьем,

И, как царевича слуга,

Привез царевне украшенья - Сапфиры, кольца, жемчуга.

Наш царь - владыка полумира, Подвластен богу одному,

Султаны, шахи и эмиры -

Все подчиняются ему.

Наслышан он о вашей силе,

Вас хвалят все,

Где ни спроси.

Царевича ж давно пленили

Глаза прекрасной Челкази.

Как сват, хочу решенье знать я:

Прошу у вас руки сестры… -

Переглянулись молча братья,

Глаза лукавы и остры.

- Любовь одно лишь время судит,-

Поднялся самый старший брат, -

Что порешим мы,

То и будет!

А как в народе говорят:

Любая девушка - невеста,

На вороном коне она;

Конь рад скакать, да неизвестно,

Кому в супруги суждена.

- Мы можем так договориться, -

Сказал, подумав, средний брат. -

Калым - морская кобылица

И сорок резвых жеребят. -

…И состоялось обрученье!

Весь город,

Все без исключенья

Желали молодым добра

И веселились до утра.

Бесплатно чайханы открылись,

И сладко звуки сазов лились,

Народ ел мясо и пшено

И дармовое пил вино.

Наутро был царевич краток:

- Я болен с головы до пяток!

Ты - мой слуга, я - господин.

Давай-ка поезжай один.

Обещанный за Челкази

Калым найди и привези! -

…Семь дней

И семь ночей в дороге -

Усуб устал, изранил ноги

И под вечер у синих скал

Чудного старца повстречал:

С роскошной белой бородой

И ликом ясен, как святой.

Не старец, а земное диво!

Усуб раскланялся учтиво

И, пожелавши долгих лет,

Открыл святому свой секрет.

Промолвил старец:

- Это сложно!

Поймать её, однако, можно.

Достань вина семь бурдюков

И серой шерсти семь мешков.

Вдоль моря поезжай на север -

Там есть два мраморных бассейна;

Один из них

Всегда пустой,

Другой с водою ключевой.

Начни, не мешкая, с пустого,

Налей туда вина хмельного,

А в тот, что полон до краев,

Всыпь серой шерсти

Семь мешков.

И ровно в полдень кобылица

И сорок резвых жеребят

Из моря выйдут, чтоб напиться,

Но с шерстью пить не захотят.

Когда ж морская кобылица

Вина осмелится напиться,

Тут не зевай

Вскочи верхом

И трижды бей её кнутом.

Держись на ней,

Пусть чертом носит,

Хлещи и спуску не давай…

И победишь! Но если сбросит,

Тогда уж на себя пеняй! -

…Усуб в ауле, за рекою,

Шерсть закупил, вино хмельное

И все советы мудреца

Исполнил в срок и до конца.

Вот жеребята с кобылицей

Из моря вышли порезвиться,

И кобылица от вина

Изрядно сделалась пьяна.

А наш герой, как говорится,

Не зря рожден был пастухом, -

Догнав морскую кобылицу,

Он на неё вскочил верхом.

Она заржала и рванулась

И словно птицей обернулась

И, обгоняя облака,

Взнесла под звезды седока.

Так час и два она бесилась,

По рощам,

По горам носилась,

Но был Усуб наш молодец -

Она смирилась наконец.

Покорная у моря встала,

Покорно жеребят призвала.

Усуб их напоил водой

И с ними тронулся домой.

Как Челкази добра, радушна!

Скучать минутки не дает:

Несет шербет,

Коль гостю душно,

И для царевича поет.

Гостеприимно показала

Ему дворец свой:

Башни, залы.

И, чтоб взглянуть на белый свет,

Они взошли на минарет.

Царевич осмотрел в подвале

Щиты, мечи булатной стали…

Не отворила лишь она

Ту дверь, что так мрачна, черна.

В саду фонтаны звонко пели.

Царевич с Челкази присели.

Был жаркий день, и неспроста

Пришла к царевне дремота.

Царевич гладил косы тайно,

Любуясь юной красотой,

И в волосах узрел случайно

Блестящий ключик золотой.

«Узнаю наконец теперь я,

Что скрыто там,

За черной дверью».

Заветный ключик тихо взял

И с ним направился в подвал.

Поспешно ключик вставил в щелку,

Замок пудовый

Трижды щелкнул.

Ступил царевич на порог

И дрожи удержать не мог.

В том мрачном,

Отсыревшем склепе

Стоял чугунный чан с водой,

В углу лежал, закован в цепи,

Ужасный карлик с бородой.

Глаза навыкат, нос горбатый,

Два зуба, словно два клыка,

С кривыми ножками, пузатый,

А ростом только три вершка.

- За что, скажи мне; карлик бедный,

Тебя упрятали в подвал

И кто тяжелой цепью медной

Тебя жестоко приковал?

- Наверное, вы удивитесь,

Но это мой дворец, о, витязь!

Теперь судьба моя горька…

Кто пожалеет старика?

Я окружен был

Льстивой знатью,

А вот теперь лежу в грязи.

Я воспитал их, этих братьев,

И гордость нашу - Челкази.

Но как-то братья среди ночи

Цепями спутали меня.

Глоток воды

И семь пощечин

Я получаю раз в два дня.

Коль добро сердце молодое,

Придвиньте, милый, чан с водою. -

Царевич явно поспешил…

Посуду карлик осушил,

Вздохнул, напрягся

Что есть духу,

Порвал, как нитку, цепь, вскочил…

И в благодарность оплеуху

Царевич тут же получил.

А карлик - рысью по газонам,

Через фонтан, к царевне сонной.

Схватил её за сорок кос,

Взвалил на плечи и унес…

Кто ж тот старик неблагодарный -

Пузат, горбат и бородат?

То был могучий и коварный

Бессмертный карлик Джанполат.

Сын колдуна и ведьмы тощей,

Он прожил лет уже с полтыщи, -

Ни меч булатный, ни стрела

Ему не причиняли зла.

И, может быть,

Никто на свете

Не знал секрет его бессмертья,

При встрече даже смерть сама

Его боялась без ума.

Он наделен был страшной властью,

Он людям приносил несчастье,

Красавиц юных воровал

И вскоре смерти предавал.

Семь братьев

Бились с Джанполатом,

Сражались дружно - брат за брата,

Им удалось его поймать,

Скрутить и в цепи заковать.

…Уже и сумерки сгустились,

Когда дорогою лесной

С охоты братья воротились

Веселой, шумною гурьбой.

Узнав нерадостные вести,

В погоню бросились все вместе.

Но всё же без сестры родной

Вернулись на заре домой.

Глаза строги,

Угрюмы лица…

В саду дремала кобылица,

А сорок резвых жеребят

Резвились, как толпа ребят.

- Беда, - сказал Усуб, - большая!

Но дайте срок недолгий мне -

Найду царевну, обещаю,

Хоть в скалах снежных,

Хоть на дне!

Не день, не два Усуб скитался…

На пятый день ему попался

В пустыне знойной, наконец,

Известный нам уже мудрец.

Он выслушал рассказ героя,

Седые пряди теребя:

- Все это дело не простое,

Однако выручу тебя.

Уже известно

Мне лет двести,

Что страшен карлику

Меч Мести,

Но спрятал грозный тот булат

В семи пещерах Джанполат.

Там темные владычат силы,

Там ночь ужасна,

Полдень - сер,

И многие свою могилу

Нашли среди семи пещер.

Там в первой - мрачной и холодной -

К кольцу привязан бык голодный,

Он дышит дымом и огнем,

И дыбом шерсть встает на нем.

В другой - волк с красными глазами,

Рычит и щелкает зубами.

Перед быком баран лежит,

А волк стог сена сторожит.

Ты, не раздумывая долго,

Перенеси барана к волку,

А сено - тут уж не зевай!

- Быку голодному отдай.

А в третьей -

Девять негров черных

Стоят при топорах точеных.

Ты опусти им топоры,

Чтоб отдохнули до поры.

В четвертой, в пятой -

Слева, справа -

Журчат маняще родники,

Но не вода в них, а отрава,

Терпи - напьешься из реки.

В шестой пещере - под замками

Величиной с пудовый камень -

Семь медью кованных дверей.

И ты взломай их поскорей.

А вот в седьмой,

В укромном месте,

Где черти стерегут углы,

В смоле густой

Увяз Меч Мести.

Его ты вырви из смолы

И сразу поспешай обратно

И все руби, как лесоруб.

- Благодарю, мудрец, понятно.

Благодарю! - сказал Усуб.

Он всё. До тонкости запомнил,

Советы мудреца исполнил

И, семь дверей взломав плечом,

Волшебным завладел мечом.

И, не давая вороному

Минуточки передохнуть,

По лесу, солнцем залитому,

Отправился в опасный путь.

Ни ночью, ни рассветной ранью

Он повод не ронял из рук…

А конь глотает расстоянья,

И все меняется, вокруг.

До горизонта

Тучи стынут,

Почти касаясь головы,

Повсюду мертвая пустыня:

Ни птиц, ни ветра, ни травы.

Вот на краю долины сонной,

Уродлива и тяжела,

Над черной пропастью бездонной

Возникла черная скала.

Усуб вдали остановился,

На перекрестке трех дорог,

Неторопливо помолился

И затрубил в железный рог.

Тут Джанполат

Скалу покинул,

Рванулся вниз, как булава.

Усуб свой щит дамасский вскинул

И выдержал удар едва.

Но, львиной резвостью владея,

Схватил за бороду злодея,

Над головою раскрутил

И в черную скалу влепил.

Скала - в куски!

А карлик злой

Захохотал - и снова в бой.

Плевал отравленной слюною,

Душил Усуба бородою…

Но, Джанполата сбросив с плеч,

Достал Усуб волшебный меч.

Он ждал врага,

Застыв на месте,

А карлик вился тут и там…

Сверкнул, как молния, Меч Мести,

Рассек злодея пополам.

И вдруг - откуда только! - птицы

Запели, начали резвиться,

Из мертвой, высохшей земли

Цветы душистые взошли,

Лучами небо засветилось.

Из плена Челкази явилась,

Усубу подарила взгляд,

Который слаще всех наград.

Они, смущенные немного,

Немедля тронулись в дорогу -

Помчались, горяча коней,

В страну семи богатырей.

Встречать Усуба вышли братья -

Могучи были их объятья.

Царевич в стороне сидел

И мрачно в сторону глядел.

Героя все благодарили

И кобылицу подарили.

…Под звуки флейт,

Под барабан

Собрался пышный караван,

Шагали важные верблюды,

Неся шелка, парчу, посуду,

Алмазы, золото, вино -

Все, что в приданое дано.

В пути устали иноходцы.

Бивак разбили у колодца.

Усуб, красавец молодой,

Спустился в бездну за водой.

Когда же он наполнил ловко

Водою сорок бурдюков,

Царевич разрубил веревку

Своим мечом -

И был таков!

Уже ночной покров спустился -

Никто Усуба не хватился, -

И в темный лес,

В густой туман,

Как в воду, канул караван.

Неспешно ходят караваны!

Но, миновав чужие страны.

Он ровно через девять дней

Достиг дворца царя царей.

Царевича встречали чинно…

Царь рад был

Возвращенью сына,

Царевну дивную обнял

И трижды в лоб поцеловал.

Шумели люди, волновались,

Красой Востока любовались.

В толпу бросая жемчуга,

Царь молвил: - Где же твой слуга? -

Царевич не повел и усом,

Брезгливо лишь пожал плечом:

- Он оказался жалким трусом,

Я покарал его мечом. -

Тут царь:

- Всем прочим в назиданье

Семью Усуба заковать

И перед свадьбой ранней ранью

На площади четвертовать! -

…День свадьбы.

Вся гудит столица.

А луноокая царица

С зарей взошла на минарет

И так сказала на весь свет:

- Хочу, о, царь, я убедиться,

Что смел жених мой и удал:

Чтоб он морскую кобылицу

При всем народе оседлал. -

Царевич раз и два пытался,

Но чуть без глаза не остался.

На кобылицу страшно злясь,

Он отступил,

Стирая грязь.

И тут царица рассказала

Народу и царю царей

Все то, что про Усуба знала, -

Всю правду, ведомую ей.

Под гул ремесленного люда

Царь, чтоб народ не бунтовал,

Казнь злую

Отложил покуда,

Царевну ж в цепи заковал.

«А как Усуб?» - теперь мы спросим,

Поскольку наш герой в беде.

Стоял он день, и два, и восемь

По горло в ледяной воде.

И вспомнил Рух

В своей темнице,

Достал перо волшебной птицы,

И издалека, во весь дух,

К нему примчалась птица Рух.

- Ты храбр, умен,

И не пойму я,

Как в западню попал такую?

- Не знал, что мне отплатят злом,

И мне досталось поделом! -

Птенцы из трав веревку свили,

В сырой колодец опустили,

На солнце выбрался Усуб -

Не попадает зуб на зуб!

- Ну не тужи, - сказала птица, -

Я отвезу тебя в столицу. -

И синим небом в тот же миг

Усуб наш города достиг.

Узнав его,

Густой толпою

Весь город бросился к герою:

- Усуб, живем мы в нищете,

И в голоде, и в темноте.

Мы гнем, не видя солнца, спину,

Мы для богатых как скотина.

Наш царь жесток, коварен, глуп,

Хотим в цари тебя, Усуб!

Тут дружно

Выступили вместе

Гончар, кожевенник, кузнец,

И выхватил Усуб Меч Мести,

И царский задрожал дворец.

Сражались сколько было мочи,

Три дня рубились

И три ночи.

Наутро бледная заря

Узрела мертвого царя.

Всем узникам свободу дали,

От счастья женщины рыдали,

Рабам нарезали земли,

А тюрьмы мрачные сожгли.

Царевна обняла Усуба,

Поцеловала сладко в губы, -

И свадьба длилась сорок дней.

Как жаль,

Что не был я на ней!

Карлэнэ Чачани

КАРЛЕНЭ ЧАЧАНИ (Карлен Арамович Чачанян) родился в 1930 году в селе Джарджарис, Апаранского района, Армянской ССР, в семье служащего. Учился в Алагезской средней школе. В 1048 году поступил в Ереванский педагогический институт имени X. Абовяна.

К. Чачани член КПСС.

По окончании института работал в Ереване, был заведующим отделом редакции газеты «Рйа таза», работал в Академии наук Армянской ССР. В 1965 году получил ученую степень кандидата исторических наук. С 1965 года - член Союза писателей СССР, председатель секции курдских писателей при Союзе писателей Армении.

Чачани член правления Союза писателей Армении, он был участником V съезда писателей СССР.

Чачани автор пяти сборников стихов и ряда научно-исторических книг.

ЗОЛОТАЯ ЧАША

В городке одном когда-то

Горе мыкали три брата.

Звали старшего Халил,

Бедняком всю жизнь прожил.

Средним братом был Вали,

Век сидел он на мели,

Нищетой сравниться с ним

Мог лишь младший брат, Салим.

Сохнут братья от забот.

Вот уже который год

Без работы ходят братья:

Не найдут себе занятья.

И задумались: как быть?

Как на жизнь себе добыть?

И однажды брат Салим

Братьям предложил своим:

- Чтобы нас не мучил голод,

Не пойти ль в соседний город?

Может, дело там найдем,

Справимся с любым трудом… -

Что ж? На том и порешили

И в дорогу поспешили.

Целый день три брата шли -

Лес увидели вдали.

Братья в темный лес ступили,

Ключевой воды испили,

Под кустом легли вздремнуть,

Чтоб с утра продолжить путь.

Мрак поутру разомкнулся.

Раньше всех Салим проснулся

И воскликнул: - Хватит спать! -

Вот в пути они опять…

Вдруг на просеке лесной

Слышат топот за спиной.

Под собой не чуя ног,

Братья в страхе наутек.

Топот сзади тише стал:

Видно, зверь от них отстал.

Дух они перевели,

Оглянулись - и вдали

Медвежонка братья видят…

- Нас звереныш не обидит, -

Молвил братьям старший брат. -

Сочиним ему наряд,

И по селам все втроем

С медвежонком мы пойдем.

- Стой! - кричат они вдогонку

Струсившему медвежонку.

И догнали, и связали,

И с собой в дорогу взяли.

И в дороге брат Халил

Вот что братьям предложил:

- Станем развлекать народ.

Жить мы будем без хлопот,

Лучше не найдем занятья.

Зверя научу плясать я… -

Возразил ему Салим:

- Жить хочу трудом своим.

Что ж, по-твоему, теперь

Прокормить нас должен зверь?

Это мне неинтересно,

Я хочу работать честно,

В жизнь бродячую не верю.

Лучше дать свободу зверю!

- Если так, не брат я вам,

Я пойду по селам сам, -

Двинулся вперед Халил

И медведя потащил.

Как тут быть? Салим с Вали

За Халилом вслед пошли.

Обучили зверя танцам:

И кружиться, и топтаться,

И отправились в селенье,

Чтобы дать там представленье.

Младший в барабан стучал,

Старший что есть сил кричал:

- Эй, сюда спеши, народ!

Всех медведь ученый ждет,

Представлением своим

Нынче всех развеселим! -

Средний пел и бил в ладоши:

- Медвежонок мой хороший,

Не ленись, дружок, спляши,

Ребятишек рассмеши! -

Шапку в руки взял Халил

И по кругу с ней ходил…

Но не захотел медведь

Братьев выручать и впредь.

Ночью убежал он в лес

И в густом лесу исчез.

Братья лишь к утру хватились

И на поиски пустились.

Но кормильца нет как нет.

Что искать! Простыл и след…

Безутешен старший брат,

А Салим побегу рад:

- Медвежонку место в чаще,

Труд поищем настоящий.

Дело в городе найдется… -

Но назавтра у колодца

Увидал Халил сосуд:

- Ни к чему теперь нам труд.

Эта чаша не простая,

Эта чаша золотая!

Расколю её на части -

В чаше этой наше счастье. -

Поднял камень брат Халил,

Камнем чашу он разбил.

Только было не с руки -

Золотые черепки

Он в колодец уронил.

Прыгнул в воду брат Халил…

Вот беда! Салим с Вали,

Как ни бились, не смогли

Брата жадного спасти…

Грустно молвили: - Прости! -

Посидели, помолчали

И, задумавшись, в печали,

Брат Салим и брат Вали

В ближний город побрели.

И сказал Салим, что лучше

Не надеяться на случай,

Что, конечно, честный труд

Братья в городе найдут…

САПОЖНИК И АГА

Чато, сапожник, был бедняк,

Перебивался кое-как,

Однако жалоб от Чато

Не слышал в городе никто.

Вокруг сапожника с утра

Всегда толпилась детвора, -

Он никогда не унывал

И за работой распевал.

Чинил и шил он башмаки,

К нему спешили бедняки.

Он шило брал и молоток

И людям помогал, как мог.

Получит несколько грошей

На пропитанье малышей -

И вот спокоен он и рад,

Других не надобно наград.

Но как-то он попал впросак.

К нему пришел ага-толстяк

И так сказал: - Уж сколько лет

Мне от тебя покою нет!

Сидишь ты под моим окном,

Стучишь до ночи молотком.

У дорогой моей ханум

От стука помутился ум.

Так дело не пойдет на лад -

Ступай куда глаза глядят!

Сапожник возразил ему:

- Где труд я по душе возьму?

Чем прокормлю мою семью?

Работу я люблю свою,

Все знают в городе меня.

Уйду - не проживу и дня. -

Ага-богач рассвирепел,

Побагровел и засопел

И крикнул бедняку в ответ:

- Вот полный золота кисет.

Лови - и быстро с глаз долой! -

Сапожник поспешил домой,

Нежданному подарку рад.

Но где же спрятать этот клад?

Он ямку вырыл во дворе.

Кисет он спрятал в той норе,

Поверх он камень положил.

Всю ночь богатство сторожил.

И так сапожник день за днем

Не думал больше ни о чем,

Не делал больше ничего

И лишь от клада своего

Не отходил ни шагу прочь.

И стало наконец невмочь.

Однажды, чуть забрезжил свет,

Из ямы вырыл он кисет,

Его понес он богачу

И в гневе молвил: - Не хочу

Я подаяньем этим жить,

Кисет проклятый сторожить!

С подачками ко мне не лезь!

Богатство хуже, чем болезнь.

Он на кисет и не взглянул,

В лицо аге его швырнул.

Пошел и сел за свой станок

И шило взял и молоток.

С тех пор Чато не унывал:

Как прежде, песни распевал.

ЗЛОЙ ВИЗИРЬ

Послушайте рассказ о том,

Что приключилось встарь.

Когда-то в городе одном

Жил-был суровый царь.

Всегда визирь был рядом с ним,

Советчик неизменный:

Как пес, был злобой одержим,

Хитрец и враль отменный.

Однажды царь его зовет:

- Скорей сбирайся в путь!

Как в городе народ живет,

Хочу я сам взглянуть.

Чтоб люди не узнали нас,

Костюм наденем бедный.

Мы всё увидим без прикрас,

Коль будем незаметны. -

Вот им лохмотья принесли,

И, бедняков бедней,

Они по городу пошли…

Стояли у дверей

И слушали, что говорят

О них простые люди,

Чтоб знать, кто их правленью рад,

А кто порядку судит.

Вот дом и кособок, и слеп

На улочке одной.

В лачуге этой черствый хлеб

Был лакомой едой.

Пастух Надо жил в доме том

И не роптал на бога,

И обходили этот дом

Несчастье и тревога.

Царь и визирь, замедлив шаг,

Вдруг услыхали смех.

Царь удивлен: - Какой чудак!

Видать, беднее всех,

А веселится…

В дом зайдем,

Посмотрим, что случилось,

И посмеемся с бедняком,

Ему окажем милость. -

Они ступили на порог.

Пастух был рад гостям:

- Родился у меня сынок,

Друзья, входите к нам! -

Гостей надо к столу подвел,

Проговорил в смущенье:

- Прошу простить, коль скромен стол

И бедно угощенье.

Вот не побрезгуйте сырком,

Я лук и хлеб добыл. -

И луковицу кулаком

На части раздавил.

Визирь, давясь такой едой

И усмехаясь криво,

Сказал царю: - Пора домой! -

Поднялся суетливо.

Царь вышел вместе с ним за дверь,

Простившись кое-как.

Визирь сказал ему: - Поверь,

Там родился твой враг.

Когда мальчишка подрастет.

Слетит твоя корона.

Он на тебя войной пойдет,

Тебя прогонит с трона.

Коварен будет он и смел,

Хитер не по летам,

И все, чем ты, мой царь, владел,

Раздаст он беднякам.

Не дом - разбойничье гнездо, -

Добавил с миной постной, -

Гони из города Надо,

Пока еще не поздно!

Но царь заметил, помолчав:

- Мне по душе пастух!

- О нет, владыка, ты неправ,

В том доме вредный дух! -

А царь смеется: - Пустяки!

Брось домыслы шальные!

Мне не опасны бедняки

И дети их грудные. -

Визирь озлился: как же так -

Не сладил он с царем!

Поплатится Надо-бедняк,

Он виноват во всем.

Царь не поверил первый раз

Злодейским наговорам.

Визирь - пролаза из пролаз -

В стране был главным вором,

Был вероломною лисой,

Забыл о слове «честь»,

Он не гнушался клеветой

И щедро сыпал лесть;

Внушал всем ненависть одну,

Был всех подлей на свете,

Он грабил царскую казну,

Царю расставил сети:

Прошло еще семнадцать лет,

И царь был разорен.

Визирь же - в золото одет

И зарится на трон.

Семнадцать лет прошли не зря

Он подбирался к цели…

Но давние враги царя

В то время осмелели

И на царя пошли войной.

И отдал царь приказ:

- Всем, кто здоров, собраться в бой,

Немедля, в тот же час! -

На площадях глашатай звал

Народ на подвиг ратный,

Кричал, что на страну напал

Противник беспощадный!

Визирь ликует, и не зря:

Мол, царь пойдет в поход,

И на войне убьют царя,

А он престол займет…

Увы, пришлось прогнать мечты

И помышленья эти.

Царь приказал: - Отныне ты

За армию в ответе.

Вели скорей взнуздать коня,

Повозку мне запрячь!

Сегодня до исхода дня

Созвать ты должен рать.

Вели скорее распахнуть

Ворота арсенала!

Хоть впереди нелегкий путь,

Я не страшусь нимало…

Визирь, угодлив и труслив,

Чуть ноги уволок

И, с перепугу еле жив,

Забился в уголок.

А царь задолго до зари

Собрал своих придворных:

- Здесь остается Гюльпери,

Вы будьте ей покорны.

Моя единственная дочь

Всех девушек мудрей, -

Во всем сумеет вам помочь,

Вверяю царство ей.

Глаз не сводя с его лица,

Стояла дочь у трона.

Склонясь, взяла из рук отца

Тяжелую корону:

- Отец, спокоен будь в бою,

Не раз ты воевал… -

Царь крепко обнял дочь свою

И в лоб поцеловал.

И вот в поход зовет зурна,

Ей вторят барабаны.

Длинна дорога и трудна

До вражеского стана…

Вот схватка первая с врагом,

А утром - снова бой.

И боль кругом, и смерть кругом,

Но лишь один герой

Был с каждой битвой все смелей

И тверже, и спокойней;

Как лев, сражался много дней

В кровопролитной бойне.

А злой визирь исподтишка

Следил за ним давно:

Сгубить задумал смельчака

По имени Хано.

Вельможа отомстить хотел

Надо - простолюдину,

И парню, что в боях так смел, -

Пастушескому сыну.

В палатке черной полумрак,

Визирь царю твердит:

- Хано - шпион, предатель, враг,

Коварство он таит.

О, мудрый царь, на твой престол

Он хочет покуситься.

В доверье к нам не зря вошел

Расчетливый убийца… -

И царь, от гнева сам не свой:

- Мерзавца пусть найдут,

Тугою свяжут бечевой

И принесут мой кнут!

- О, царь! Зачем рубить сплеча?

Не надо торопиться.

Хано накажем сгоряча -

И войско разбежится.

Не лучше ли Хано послать

К царевне Гюльпери,

В письме два слова написать: «Посланца убери!» -

И обратился царь к Хано,

И вежлив, и спокоен:

- Есть дело важное одно, Лишь ты его достоин.

За то, что смелым был в бою,

Скачи в родимый край.

Там навести ты дочь мою

И ей письмо отдай. -

И вот Хано к исходу дня

Помчался в край родимый.

Без передышки гнал коня

Ездок неутомимый.

Скакал он весело и пел.

Проехал сто дорог.

Конь от усталости храпел;

Но был упрям седок.

Посланцу царскому народ

Путь уступал с почтеньем,

А храбрый юноша был горд

Особым порученьем.

Без сна, без отдыха герой

Скакал семь дней подряд.

И видит он перед собой

Прекрасный царский сад.

Он въехал в сад, а там родник

Под яблоней ветвистой;

К струе холодной он приник,

Воды напился чистой.

Благоухал огромный сад,

Цветами напоен.

Клонилось солнце на закат,

Сморил героя сон.

Заснул он после всех тревог,

Дорогой утомленный,

Его баюкал ветерок,

Журчал родник студеный.

Царевна в это время в сад

Выходит из дворца;

Она грустна, потуплен взгляд -

Царевна ждет отца.

Тревожно, неспокойно ей -

Убит он или ранен?

Давно ей царь не шлет вестей,

Далеко поле брани.

Давно её гнетет тоска,

Давно лишилась сна…

Вдруг юношу у родника

Увидела она.

Он спал, его в тени густой

Свалила с ног усталость.

И Гюльпери его красой

Тайком залюбовалась.

Откуда он, ей невдомек.

Куда он держит путь?

И, чуть дыша, кладет цветок

Она ему на грудь.

Хано от запаха цветка

Глаза открыл - и что же?

Красавица у родника,

Всех девушек пригожей!…

- Да это продолженье сна

Иль сказка? Не пойму. -

Но Гюльпери, гибка, стройна,

Приблизилась к нему.

Хано навстречу ей вскочил,

А девушка сказала:

- Пойдем со мной, ты сердцу мил,

Я о тебе мечтала.

Не знаю, кто ты, - все равно

Душа твоя светла. -

И руку подала Хано,

И во дворец ввела.

И в радости своей они

Часов не замечали.

Счастливые настали дни,

Забыты все печали.

Посланец бедный полюбил

Царевну Гюльпери,

А про письмо царя забыл…

День минул, два и три -

И вот он вспомнил наконец

О царском порученье,

Своей возлюбленной гонец

Письмо отдал в смущенье.

Послание прочла она,

И свет в глазах погас:

- Хано, да в чем твоя вина?

Признайся мне тотчас!

Неужто все мечты пусты?

Кого-нибудь ты предал?

Хано, я требую, чтоб ты

Всю правду мне поведал.

Хано никак не мог понять

Любимую свою:

- Зачем ты стала мне пенять?

Не трусил я в бою,

Всегда я честно воевал,

С врагом сражался смело

И никого не предавал.

Так объясни, в чем дело? -

В глубоком горе Гюльпери

Сдержать не может слез:

- Нет, лучше сам ты посмотри,

Какой приказ привез.

Отец велел убить гонца…

Но жить ты будешь, милый!

Пускай ослушаюсь отца -

Казнить тебя нет силы.

- Визирь хотел, чтоб на войне

Погиб я поскорей,

Он завистью пылал ко мне, -

Хано ответил ей. -

Царь видел, как я воевал,

Мне доверял всецело.

Клянусь, меня визирь-шакал

Оклеветал умело!

- Тебе я верю всей душой,

Чисты твои слова,

И не расстанусь я с тобой,

Покуда я жива.

За клевету мы отомстим,

Визиря обесславим.

Скажи родителям своим,

Что скоро свадьбу справим.-

И, радуясь таким речам,

Хано пошел в свой дом.

Отец и мать тужили там

О сыне дорогом,

Мечтали, чтобы он скорей

Вернулся в дом родимый.

И вот стоит он у дверей,

Живой и невредимый.

Старушка сына обняла.

Решил пастух-отец,

Что туча черная прошла

И что войне конец.

Когда же сын поведал им

О свадьбе и невесте,

Их радость превратилась в дым

От этой странной вести.

- Судьба меня послала в путь,

Впустила в царский сад.

Не знатен я, да в том ли суть -

Кто беден, кто богат? -

Надо стал сына укорять:

К чему такие шутки? -

Решили и отец и мать:

Сын не в своем рассудке.

Но сын родителям сказал:

- Мой ум не замутнен. -

И с гордостью им показал

Кольцо царевны он…

Ну, если сын и впрямь жених,

Что он на пир наденет?

Знакомых обошли, родных

И в долг достали денег.

Готовить свадьбу принялись,

Не тратя лишних слов,

Семь дней коротких пронеслись -

И пир уже готов.

Всех во дворец зовет зурна,

Грохочут барабаны,

Нет счета бурдюкам вина,

Заколоты бараны.

Ломился стол от редких блюд,

Рекой текло вино.

Повеселился бедный люд

На свадьбе у Хано.

А после свадьбы он жене

Стал помогать в правленье.

Но вот пришел конец войне,

И царь, по возвращенье

Узнав, что жив-здоров Хано,

Что не был он казнен,

Что царским зятем стал давно,

Воскликнул, разъярен:

- Бедняк посмел занять дворец!

Задам я самозванцу…-

И рад визирь: «Теперь конец

Мальчишке-оборванцу!»

Царю в глаза он заглянул:

- О, царь мой, был я прав:

Хано царевну обманул,

Твое письмо порвав,

И, гнусный замысел тая,

На Гюльпери женился. -

Царь возмутился: - Чтобы я

Да с нищим породнился!…

Но как же дочь моя могла

Поверить подлецу?

Тут Гюльпери, тонка, смугла,

Приблизилась к отцу.

- Не дочь я вырастил - змею! -

Сказал ей царь с укором.

Ты запятнала честь свою,

Меня покрыв позором.

Так где он, этот негодяй,

Что на тебе женат?

- Отец, меня ты покарай,

А он не виноват.

Одну меня казнить вели,

А милого не трогай!

И дочь склонилась до земли.

- Прочь! Скатертью дорога!

Куда пойдешь, мне все равно, -

Отец ей отвечал. -

Визирь, вели казнить Хано! -

Он в гневе закричал.

Юлил визирь:

- Поступим так,

Чтоб было шито-крыто.

Зачем нам попадать впросак

Из-за Хано-бандита?

Садовников я приведу

К тебе, о царь царей!

Пусть яму выроют в саду,

Поглубже, почерней.

Кто первый утром в сад войдет,

Того пусть в яму сбросят,

Землей засыплют, и народ

Нас ни о чем не спросит. -

И злой визирь привел тотчас

Садовников к царю.

- Я золотом осыплю вас,

По-царски одарю, -

Сказал им царь. - Вы лишь язык

Держите за зубами.

Кто б в сад под утро ни проник,

Его тащите к яме,

Вяжите, кто бы ни был он,

Не бойтесь ничего,

Пусть будет в яме погребен -

Он заслужил того! -

Царь бросил несколько монет

Двум слугам удивленным.

И начали они чуть, свет

Копать в саду зеленом.

А рано утром царь седой

К себе Хано позвал,

За родниковою водой

Он в сад его послал.

Что недалеко до беды,

Жена подозревала.

- Успеешь принести воды, -

Она Хано сказала.

Старалась мужа задержать,

Чтоб не свершилось зло…

В сад поспешил визирь узнать,

Что там произошло.

Наемные убийцы там,

Послушные приказу,

И по рукам и по ногам

Его связали сразу

И в яму бросили, потом

Засыпали землей…

Был за коварство поделом

Визирь наказан злой.

За то, что яму рыл другим,

Сам оказался в яме…

Царевна с мужем молодым

Страною правят сами.

(Когда скончался старый царь,

Его сменил Хано.)

Так вот что приключилось встарь,

Давным-давным-давно…

Усувэ Бако

УСУВЭ БАКО (Бакоев) родился в 1909 году в семье крестьянина-бедняка. В 1918 году семья Усувэ Бако переселилась из села в Ереван. Бако учился на рабфаке в Ленинграде. После этого он окончил юридический факультет Ереванского государственного университета.

Много лет Усувэ Бако был на ответственной работе в Верховном суде Армянской ССР.

С первых дней Великой Отечественной войны до конца 1944 года находился в рядах Советской Армии и был тяжело ранен. За боевые заслуги награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны И степени, многими медалями. Усувэ Бако один из наиболее известных курдских поэтов, автор нескольких книг. Его стихи и поэмы переведены на русский и армянский языки. Своей простотой и образностью они близки к народным песням.

МУДРЫЙ СТАРИК

Жил в старину жестокий царь

В неведомой стране.

Он сон однажды потерял.

Мечтал о сладком сне.

Не знал покоя царь,

Без сил

Бродил за ночью ночь,

И не сумел ему никто

Из лекарей помочь.

Сказал тогда один мудрец:

- Поможет сказка тут.

Пускай со всех концов земли

Сказители придут.

Кто сможет сказку растянуть

Хоть на семь вечеров -

Царю вернет желанный сон,

Вновь будет царь здоров.

И вот сказители пришли

Со всех концов земли,

Но сказок не нашлось у них

Желаемой длины.

Царь гнал их прочь,

Измучен, зол,

Метался по палате,

Всем врачевателям своим

Слал гневные проклятья.

О чём ни велся бы рассказ,

Нет никакого прока.

Но вот однажды подошел

К дворцовому порогу

Старик крестьянин.

Пред царем

Предстал он без опаски,

Сказал, что для него принес

Спасительную сказку.

Промолвил царь:

- Коль сможешь ты

Вернуть мне сна отраду,

Получишь золота кисет,

А нет -

Не жди пощады!

- Ну что ж, - сказал старик, -

Царю

Желаю долго жить!

Достойной сказкой царский слух

Могу я ублажить.

Богата, царь, твоя страна,

Богат и пышен двор.

Но самой главной тайны ты

Не знаешь до сих пор.

А уж кому как не тебе,

Достойному владыке,

Узнать о том, что должен знать

Всяк государь великий.

Пусть здравствует

Наш славный царь!

Дозволь мне сказ начать.

О главной тайне не могу

Я долее молчать!

Доволен любопытный царь

Подобным был началом,

И благосклонным старику

Согласьем отвечал он.

Таких сказителей ему

Не встретилось ни разу…

Сел поудобнее старик

И приступил к рассказу.

- Жил некогда великий царь,

Его в живых уж нет.

Он был могуществом своим

На весь прославлен свет.

Владыку звали Абдулла.

Всех почестей достойный,

Любил он добрые дела

И ненавидел войны.

Он царской тайною

Владел, -

Был благостен

Его удел.

Цвела отчизна Абдуллы,

Как сад среди долин.

Иссох от зависти злодей,

Соседний властелин.

С гонцом посланье шлет:

«Отдай

Владений часть.

Не скрою -

Мне люб твой край.

Не то пойду

Я на тебя войною!»

Что было делать?

Абдулла;

Готовит войско к бою.

На всякий случай, он велел

Поглубже вырыть яму,

Чтоб тайной царскою вовек

Не овладеть смутьяну.

Спустили тайный клад на дно

Поверх насыпали зерно -

Сто мер отборного зерна,

Пшеницы чистой, зрелой,

А в крышке вырезали щель,

Чтобы зерно не прело.

Теперь оставим двух владык

С их войском в стороне.

О вольных птицах рассказать

Настало время мне.

Узнали птицы

Про зерно.

Всегда прельщает

Птиц оно.

С лугов и нив

Летят они,

И каждая стремится

Проникнуть в щель,

Скользнуть, как шмель,

И поклевать пшеницы.

Набивши зоб -

В который раз! -

Выпархивают

Через лаз,

А в клювах

Зерна про запас.

Летят они

Во все концы, -

Ведь есть у всех

Семья, птенцы.

И так летают взад вперед,

Все дни одно и то же… -

Правитель сердится;

- Постой,

А дальше?

Дальше что же?

- Про то я завтра расскажу,

Будь, государь, спокоен,

Хоть дело и нелегкое

Рассказывать такое.

Назавтра сказочник пришел

И в предвечерний час

Невозмутимо принялся

За прерванный рассказ

- Царь, здравствуй век на радость нам.

Дозволь мне продолжать.

Сам понимаешь, жадных птиц

Уже не удержать.

И хоть от них

Один урон,

С лугов и нив

Со всех сторон -

Из ближних мест,

С кустов окрест

И с дальних

Расстояний -

Спешат к заветной

Яме…

- Опять про этих гадких птиц!

Рассержен царь державный.

Когда же очередь дойдет

До царской тайны главной?

Зачем явился ты, незван?

Достоин смерти за обман!?

- Царь, к смерти я давно готов,

Все ж ты грозишься зря:

Кто сможет без меня открыть

Тебе секрет царя?

Все меньше в яме той

Зерна,

Уже недалеко

До дна.

А птицы

Всё летят, летят,

Помочь, о царь,

Тебе хотят.

Напрасно сердишься

На них,

Дослушай

Терпеливо… -

Зевнул тут раза два подряд

Владыка, всем на диво.

И в третий раз пришел старик,

Уселся поудобнее.

- Царь, не легко рассказывать,

Признаюсь я, подобное.

Тебя другим занять бы рад,

Да птицы

Всё летят, летят…

Наевшись,

Мчат во все концы.

Ждут зерен

Жадные птенцы,

Глотают

За зерном зерно…

Будь счастлив, царь, -

Я вижу дно!

Кончает сказ твой верный раб…

Зевает царь, совсем ослаб.

Прилег,

Глаза сомкнул,

Зевнул,

Еще зевнул,

Всхрапнул…

Уснул!

Шкое Гасан

ШКОЕ ГАСАН (Шко Ахмедович Гасанян) родился в 1928 году в селе Джамушван, Армянской ССР, в семье крестьянина.

После окончания средней школы поступил на филологический факультет Ереванского государственного университета. По окончании университета Ш. Гасанян занимался педагогической деятельностью, окончил аспирантуру Ленинградского отделения института народов Азии Академии наук СССР.

Стихи начал писать еще будучи студентом. Его первые поэтические опыты опубликовывались в университетской газете.

В дальнейшем стихи Ш. Гасаняна систематически появлялись на страницах курдской газеты в Ереване. Печатались они и в Иракском Курдистане на страницах журнала «Гива» («Надежда»).

В 1961 году был издан сборник Ш. Гасана «Подснежник» на курдском языке.

СКАЗ ПРО ЖАРКОЕ ИЗ ЧЕРЕПАХИ

Это было, говорят,

Сотни лет тому назад.

Черепаха как-то раз

На чинару взобралась.

Ветром ветку

Раскачало,

Черепаха

Закричала

И, сорвавшись

Вниз стремглав,

Превратилась

В жирный сплав.

От удара вспыхнув, словно

Заготовленные бревна,

Камни в котловине гор

Разгорелись, как костер.

Заметался пламень жаркий,

Превратилось сало в шкварки,

В гору шкварок золотых.

Вот бы нам отведать их!

Тут подъехал, говорят,

Храбрых всадников отряд.

Хоть и был их путь далек,

Запах всадников привлек.

Как увидели такое

Небывалое жаркое,

Стали шкварки уплетать.

Что за шкварки - благодать!

Ели, ели,

Залоснились,

Разжирели.

Но гора

Не убыла -

Все такая,

Как была!

Через горы, долы, пашни

Про жаркое черепашье

Чуть прошел по селам слух,

В путь пустились во весь дух,

Снедь смакуя ту заране,

На арбах своих крестьяне.

Опустели сразу сёла, -

Суток семь шел пир веселый.

Но гора

Не убыла -

Все такая,

Как была!

Только до глухой старухи

Не дошли о шкварках слухи.

По воду она пошла,

На горбу кувшин несла.

Наклонилась,

Оступилась

И в потоке

Очутилась!

Вынесли её оттуда,

Дали шкварок…

Что за чудо!

Лишь наелась до отвала,

Горба как и не бывало!

Тут собралось все село,

На поклон к горе пошло.

Взяли бубны,

Барабаны

И с напитком крепким

Жбаны.

Били в бубны

До зари

Хлеборобы,

Косари.

Вот до города дошла

Весть про чудные дела.

Подмастерья,

И вельможи,

И купцы,

И стражи тоже,

Богатеи,

Пекари,

Грамотеи,

Лекари,

Чудаки

И мастера,

Мясники

И повара,

Судьи,

Воры,

И обжоры,

И рвачи,

И крючкотворы

На фургонах,

На телегах,

На верблюдах,

На ослах,

Все оставив

Впопыхах,

В путь пустились

На заре

К той невиданной

Горе.

Поползли, как муравьи,

К вкусному жаркому…

Как сокровища свои

Уступить другому?

И крестьяне собрались

С кольями и вилами:

- Отправляйтесь-ка пастись

Восвояси, милые!

Прочь, деляги и скупцы,

Выше горла сытые! -

А пришельцы им: - Глупцы,

Мужики немытые!

Храмы, власть

У нас в руках

И законы тоже;

Вас стереть

Немедля в прах

Мы, поверьте, можем.

Вот мы вам

Покажем,

Поколотим,

Свяжем,

На суках повесить

Палачам

Прикажем! -

А крестьяне, те в ответ:

- Без того не мил нам свет!

Счастья мы не видели,

Век в нужде, в обиде мы.

Нашего сокровища

Вам не отдадим,

На гостей непрошеных

Встанем как один! -

Камни в ход пошли и палки…

Вскоре все смешались в свалке-

Бил друг друга,

Мял народ,

Проливались

Кровь и пот.

Вот дошла до падишаха

Весть про чудо-черепаху -

То бишь слава про жаркое,

И лишился тот покоя.

Полон зависти и злобы,

Проглотил властитель пробу,

Даже пальцы откусил.

Как дракон, что было сил

Зарычал на всех придворных:

- Ваша преданность притворна!

Как вы смели вести эти

От меня держать в секрете?! -

Дал советнику пинок,

Сбил судью

Ударом с ног,

Стража вывалял в земле,

Вырвал бороду

Мулле.

До предела

Озверел,

Палкой визиря

Огрел:

- Не визирь ты -

Подлый пес! -

Ноги тот

Едва унес.

- Тайну, бережно храня,

Вы скрывали от меня

Про неслыханное чудо,

Про божественное блюдо,

Падишахам лишь под стать.

Снаряжайте спешно рать,

Покарайте без разбора

Всех, кто грабил эту гору,

Всех, кто шкварки эти ел,

Разжиреть на них посмел!

Дан приказ, и утром рано

Двинулись войска тирана.

Охватил пожар

Дома.

Дым стелился,

Точно тьма.

Грозный шквал

Деревни снес,

Стали нивы

Морем слез.

Море слез

Забушевало,

Поглотило

Гору сала.

Эта черная

Беда

Длилась долгие

Года.

Все же тот старинный сказ

Сквозь века дошел до нас.

Повторяя эти слухи,

Всё надеются старухи

Снедь волшебную найти,

Чтобы стройность обрести.

Бахчое Иско

БАХЧОЕ ИСКО (Бахчо Искоевич Слоян) родился в 1912 году в селе Ходулджа Дигорского района (бывшей Карской области), в семье крестьянина-бедняка. В 1917 году семья переселилась в Армению, а затем - в город Тбилиси. Бахчое Иско окончил Ереванский педагогический техникум, затем Тбилисский педагогический институт имени Пушкина. Многие годы работал в Грузии и Армении. Был педагогом, воспитателем в трудовой колонии, директором школы. Он первым из курдов получил почетное звание заслуженного учителя Грузинской ССР. За свою педагогическую деятельность Бахчое Иско был награжден несколькими медалями и грамотами. Неоднократно избирался депутатом в местные Советы.

Бахчое Иско - член КПСС.

Литературной деятельностью Бахчое Иско занимается с 1937 года. Его стихи, баллады, поэмы издавались на курдском языке и в переводах на русский, грузинский и армянский языки. Он автор многих статей о курдской литературе и фольклоре.

КАР И КУЛЫК

Средь зеленых альпийских лугов

Кочевые палатки пестреют,

А вверху, над шатрами снегов,

Выси вечно спокойные реют.

Это курдов земля.

Их простор,

Их вершины над птичьим весельем,

И судьба, что покруче их гор,

Скорбь, темнее, чем мгла по ущельям.

В этой самой стране в незапамятный век

Жил богатый, и важный, и злой человек.

У Гасан-аги золото ломит казну,

Глух к добру он, Гасан, и привержен ко злу.

У Гасана служанка жила.

И как раз

Я с неё и начну этот долгий рассказ.

Был отрадой старухи единственный сын -

Сулейман. Был Гасан и над ним господин.

На Гасана батрачили целые дни

Мать и сын, а кормились лишь хлебом они.

Так и жили. Шли дни, как со склонов вода.

Так и жили. Пока не случилась беда.

Раз старуха хозяйскую лошадь пасла,

Привязала её, а сама отошла…

Прибежали к Гасану; взволнован весь стан -

Волк кобылу загрыз!… Разъярился Гасан

И старуху тотчас привести он велел.

Был от злобы хозяин то красен, то бел,

Он кричал, он рычал, подлетел к ней рывком

И ударил старуху в лицо кулаком.

Пошатнулась она. Он ударил в живот.

И упала служанка. Померк небосвод…

Только смертью её не утешен Гасан.

- Где мальчишка? Найти! Пусть умрет

Сулейман! -

Но прослышал про то Сулейман: - Нет, ага,

Осторожней меня ты не сыщешь врага! -

И поджег он хозяйской пшеницы скирды

И покинул свой край, край беды и нужды.

И пустился в скитанья по дальнему миру,

Беспокойным и мстительным духом влеком,

И пришел, наконец, во владенья эмира,

И у Асе Дуде стал служить пастухом.

Так семь лет пас он скот, а когда было надо,

Шел за храбрым Дуде в дым и грохот атак,

Был отважен и предан. И другу в награду

Отдал Асе Дуде в жены дочку Вардак.

Годы тучками по сини

Шли и шли. Был год, как миг.

Родилось у них два сына -

Кар их звали и Кулык…

Но все чаще, все упорней

Вспоминает Сулейман

Край другой - зеленый, горный, -

Свой родимый Курдистан.

И Вардак, печаль приметив,

Всполошилась: - Нездоров?

- Я тоскую, - он ответил, -

По земле моих отцов,

По рассветам, по туманам,

По ущельям, скрывшим мрак…-

И сказала Сулейману

Озабоченно Вардак:

- Что же ты таил, скрывался,

Как же мог ты так молчать?

- Я тебя, Вардак, боялся

С отчим домом разлучать… -

Тут пошли приготовленья

В путь-дорогу, в Курдистан.

Дал Дуде благословенье

И отправил караван.

Но, конечно, не к Гасану

Лег их путь. Они - враги!

Едут грузы Сулеймана

В дальний стан Омар-аги.

Годы тучками по сини

Шли и Шли. Был срок велик.

Подрастали оба сына:

Кар взрослел, за ним Кулык.

Но однажды враг, как ветер,

Налетел на Курдистан,

И последний бой свой встретил

Добрый воин Сулейман.

Сыновья возмужали уже без отца,

Стали ладными, статными стали,

Два красавца, два сокола, два храбреца

И умом и отвагой блистали.

А Кулык был еще знаменит на весь стан

Звонкой песней особенной силы,

И не зря его часто сама Паришан,

Дочь Омар-аги, петь ей просила,

В стане юноши дружно вздыхали по ней,

По красавице гордой и стройной,

Но Кулык - тот, чья песня была всех звучней, -

Ей казался премногих достойней.

Да и сам он к красавице страстью пылал,

И любовь свою вкладывал в песню…

И казалось ему, день над миром стоял

Лишь тогда, когда был он с ней вместе.

Все родичи Омар-аги

В дом засылали сватов, -

Все удальцы, все молодцы,

Сынки отцов богатых.

Мечтали все о Паришан,

Завиднейшей невесте,

Уж сам Омар-ага не рад

Был этой высшей чести.

- Отдам за родственника дочь -

Бегларов[7] разобижу;

Отдам беглару - и врагов

В своих родных увижу. -

Встревожилась жена аги:

- На нас войной идут враги?

Ты болен, ты невесел,

Ты голову повесил!…

- Ах, - отвечал Омар, - война

Была бы легче вдвое,

Войну б я перенес, жена,

А здесь - похуже боя.

- Да что ж стряслось такое?

Скажи мне, ведь тревожусь я…

- Мне наказанье - дочь твоя!

Прогнать вас с нею впору,

От вас одни раздоры.

Все сватаются, все кругом

Себе в невесты прочат,

Так скоро станешь всем врагом

Из-за пригожей дочки…

- Мне жаль тебя, Омар-ага,

Отец отцов, мужчина!

Как ни была б судьба строга,

Дочь злобе не причина.

- Жена, мать дочери своей,

Пусть жизнь твоя продлится,

Скажи: как поступить мне с ней?

Ведь льву под пару - львица.

- Я научу тебя, Омар,

Пусть грусть тебя не гложет.

У женщин есть прозренья дар -

Пусть нас вывозит… лошадь!

Сзывай храбрейших сыновей,

Сведи на пир всех вместе,

Тех, кто о дочери твоей

Мечтал как о невесте.

Отважных нужно испытать,

Но не в забавах пира.

Храбрейших нужно отослать

В край страшного эмира,

Туда, за горный перевал,

Где вряд ли кто из них бывал,

Там у эмирского сынка

Есть лошадь, что как вихрь легка,

Беджан её зовут,

Такой не сыщешь тут.

Её всегда поят водой

Из чаши чистозолотой,

И от хвоста до холки

Беджан в парче и шелке.

Когда ж гремит военный клич,

Её и птице не настичь:

Она летит стрелой

Над непроглядной мглой.

Так пусть же всех зурна зовет,

Пусть пляшет барабан,

Пусть хоровод сама ведет

На праздник Паришан.

Пусть на подносе золотом

Шербет сверкает в чаше,

И пусть блестит в шербете том

Кольцо невесты нашей.

А ты скажи гостям: «Друзья,

Решить ваш бурный спор

Теперь придумал способ я

Без драк, обид и ссор…»

И правда, вскоре пир гудит.

Гостям хозяин говорит:

- Друзья мои, кто всех храбрей,

Осушит чашу эту,

Где перстень дочери моей

Сверкает под шербетом.

Пускай на пальце храбреца

Зажжется перстень чуден…

Но - пусть достоин он кольца

Своей невесты будет:

Тотчас простится с Паришан

И тут же, прямо с пира,

Поедет вдаль, за Курдистан,

В край гордого эмира.

Пусть у эмирского сынка

Смельчак угонит лошадь -

Быстра Беджан, сильна, легка,

Лишь черт с ней сладить может.

По силам будет пусть ему

Путь по пескам палимым…

Лишь эту лошадь я приму

За дочь мою калымом!… -

…Молчат, застыли храбрецы,

Бледны, в гроб сходят краше,

Не рвутся к подвигам юнцы

И не подходят к чаше.

Тогда сказал Омар-ага:

- Сородичи, беклары!

Где храбрецы? Их нет пока.

Где молодежь? Все - стары.

А слуги здесь? Ну, хоть слуга

Найдется похрабрее? -

И слышит: - Слуги здесь, ага,

Лишь Кара нет и Кулыка…

- Призвать их поскорее! -

И, запыхавшись, прибежал

Один из слуг к вдове Вардак,

Он красен был, он весь дрожал,

Рассказывая, что и как.

Про пир, про перстень Паришан,

Про то, как в страхе сникла знать,

Про быстроногую Беджан,

Как нелегко её угнать.

Печально Кар внимал ему

И слушал сбивчивый рассказ.

Кулык сказал: - Я не пойму,

О чем ты, брат, грустишь сейчас?

К бесстрашью приучили нас,

И этот вызов я приму.

Я приведу Омар-аге

Кобылу чудную Беджан,

И пусть отдаст он мне, слуге,

Прекраснейшую Паришан!

- Постой, о брат, разумным будь,

И молод ты, и труден путь!

- Нет, добрый Кар! - Кулык вскричал.-

Что разум! Здесь мечта моя…

Ведь ты же знаешь, как мечтал

О, Паришан бессонно я!

А смерть - я смерти не боюсь,

Оставит шкуру мертвый лев

И славу храбрый муж… Лишь трус

Несет позор и будит гнев. -

И Кар сказал: - Раз ты решил,

Я этот путь с тобой пройду.

И пусть судьба придаст нам сил,

Молитвой мать уймет беду.

И вот уж достают её,

Одежду храбрецов:

Кольчугу, щит, кинжал, копье, -

Гремит военный зов.

И вот все четче их шаги,

Вот братья входят в круг.

И средь гостей Омар-аги

Раздался шепот вдруг.

Омар-ага взглянул на них:

- Кто принял вызов мой?

- Я, - поклонясь, сказал Кулык, -

Я принимаю бой. -

Омар взглянул ему в лицо:

- Кулык? Решил рискнуть?

Так пей шербет, надень кольцо

И отправляйся в путь. -

…Окончен пир. И млад и стар

Спешат уйти скорей.

И вот уже Кулык и Кар

Седлают лошадей.

Но в этот самый миг домой

Пришла их мать, Вардак:

- Куда вы, что вы?! Боже мой!

Какой вас гонит враг? -

И, не дослушав их рассказ,

Бежит к Омараге тотчас

И так кричит в лицо ему:

- Ты - корень горю моему!

Как смел ты для своих затей

Погнать на смерть моих детей?!

- Я их на смерть не посылал.

Поехал тот, кто пожелал.

- Молчи! За одного коня

Двоих детей берешь с меня!

О люди добрые, друзья!

В бою лишилась мужа я,

За стан аги, за весь ваш стан,

Погиб мой добрый Сулейман.

Теперь конец семье моей -

Судьба берет и сыновей!

О люди, пожалейте их,

Не отпускайте прочь одних!

Пускай из храбрых кто-нибудь

Поедет с ними в этот путь. -

И тут сказал Шамиль-пастух:

- Я слышу, мать, небось не глух.

Иду! Возьмете пастуха?

Дорога в ночь и впрямь лиха! -

Мамед-охотник тут сказал:

- И я готов. Вот мой кинжал…

- Спасибо, детки, вам двоим: -

Мать низко поклонилась им.

И, обратясь к мулле Али,

Вардак сказала:

-Чем могли,

С тобой делились мы, мулла,

Спасай нас, очередь пришла.

Жесток приказ Омар-аги.

Моим сыночкам помоги,

Их в дальний край сопроводи

И братьев там моих найди.

В чести сыны Асе Дуде.

Скажи им всем, что мы в беде,

Скажи, что едут сыновья

Сестры Вардак, что плачу я.

Пускай без крови, без огня

Они нам отдадут коня.

Иди, Али, спаси, Али! -

Мулла сказал: - Ну что ж, пошли! -

А сам решил: «Как бы не так!

Пусть всех их перебьют, Вардак,

Тогда Беджан я пригоню

И к свадьбе Паришан склоню».

- Спасибо, друг! Еще, Али,

Запомни: там, в гнилой дали,

Вам встретится гнилой овраг.

Увидишь - вспомни речь Вардак.

Не подпускай коней к воде -

Опасен край Асе Дуде!

Гнилая кончится вода,

А там, за ней, его стада.

Есть у Дуде семь сыновей -

Все дети матери моей.

Я им сестра, всем семерым,

Они - дядья сынам моим.

Все семь похожи меж собой,

Любой - высокий и рябой.

Все в черных шапках и плащах,

С бесстрашьем в голубых глазах.

В сраженьях братья знают толк -

Ведь каждый в бой выводит полк.

Недаром эти семь полков

Наводят ужас на врагов!

Ты им скажи, мулла Али,

Что их племянники пришли,

Что я вас шлю - не враг ведет,

Скажи, не то вас гибель ждет!…

- Спасибо, мать, - сказал Кулык. -

Благослови! - И в тот же миг

Их всех благословила мать

Суровый, тяжкий путь начать.

Едут всадники день, едут всадники ночь,

Вверх по кручам, вниз, в сумрак ущелий,

По равнинам и долам летят во всю мочь,

Приближаются всадники к цели.

Вот гнилая долина, овраг и вода…

Осторожно, подальше отсюда!

Кар Кулыку сказал: - Помни, брат, здесь беда!

Прочь коней, тут тревожно и худо… -

И когда на привале всех выморил сон,

Кар стерег лошадей неустанно,

Но, укутанный мраком, забылся и он…

Тут мулла и поднялся нежданно.

Отвязал незаметно кобылу Сосык

И пустил её прямо к оврагу…

И тихонько назад воротился, и вмиг

Лег, как будто не делал ни шагу.

Кар, проснувшись, увидел: случилась беда-

Нет Сосык. Стал искать её всюду.

И, распухшую, в корчах, нашел у пруда.

- Что с тобою, гривастое чудо?… -

Кар пытался поднять и подбодрить Сосык,

Стал гонять, чтобы вытрясти воду…

- Ах, - сказал он, вернувшись, - несчастье, Кулык,

Кто-то предал нас, злобный и подлый! -

А когда, наконец, перевал, точно мост,

Одолели, уж солнце всходило,

Им открылась долина: как на небе звезд,

Там палаток рассеяно было!

- Пора Беджан искать идти!

Иду! - Кулык спешит.

И только вышел, на пути

Услышал стук копыт.

Увидел: вниз ведет джигит

Разряженную лошадь -

Блестит парча, и шелк горит…

Неужто? Быть не может!

Должно быть, так…

Конечно, так!

Вон чаша золотая -

Все, как предсказано Вардак…

- Эй, слушай, чья такая?

- Да ты ослеп, иль, может, пьян,

Иль из другого мира?

Ведь это ж я веду Беджан,

Любимицу эмира!… -

Кулык схватился со слугой

И лошадь отнял в схватке.

И так сказал: - Я, дорогой,

Сам отведу лошадку.

Скажи эмиру: «Взял её

Кулык из Курдистана».

Знай, слово верное мое,

Я ждать до солнца стану.

Коль хочет, пусть сюда придет

И сам вернет кобылу…

И вот Кулык уж речь ведет

О том, как дело было.

Кар спрашивает, что да как,

Все на Беджан дивятся,

И все решают: должен враг

От них ни с чем убраться!

Пастух сказал: - Мулла, прости,

Ты не забыл, что братьев

Вардак просила здесь найти

И просьбу передать им?

- Да, помню! Обещаю вам

К ним поспешить тотчас я,

Всё, как просили, передам.

Чтоб не было несчастья! -

А про себя решил мулла

Зайти в шатер ближайший.

Прийти, сказать, что все дела

Исполнил надлежаще.

Так он и сделал, злой мулла,

Сказал, что был у братьев,

Что встреча тягостной была.

Решенья ж утром ждать им.

На рассвете стало ясно,

Что они окружены,

Что ответа ждать напрасно.

Значит, бой мы дать должны!

Кар сказал: - Кулык, опасно

В этот день седлать Сосык.

Говорят, Беджан прекрасна…

- Нет уж, я к своей привык.

В стольких войнах, в схватках разных

Я делил с ней ратный путь

Неотлучно, неотвязно…

Как-нибудь уж, как-нибудь!… -

А мулла шептал: - Ужасный

Будет бой на этот раз.

Вы идите, я ж всечасно

Господу молюсь за вас.

Впереди полков эмирских

Семь вождей лихих,

Одинаковые кисти

На мечах у них.

Семь плащей, семь шапок черных,

Все как на подбор.

На рябых похожих лицах

Серый взгляд в упор.

Закричал Кулык: - Салам вам,

Здравствуйте, дядья!

Сын Вардак из Курдистана,

Ваш племянник я!

Кар и я к вам с мирной просьбой

От сестры пришли,

Вам вчера её подробно

Изложил Али.

Кто вы нам, скажите сразу, -

Други иль враги?… -

И в ответ раздался хохот:

- Прочь, болван, беги!

Ишь племянничек нашелся!

Кто такой Али?

Убирайтесь, самозванцы!

Вы зачем пришли?

Чтоб украсть Беджан? Держите!

Отдадим! Как раз!

Уведете, коль убьете

Всех, кто здесь сейчас! -

И - пошло!… Вскипела битва!

Вот он, грянул бой!

В самый дым Кулык помчался:

- Не бранись со мной! -

Вот уж дрогнул враг и спину

Показал в бою,

И Кулык вослед бегущим

Шлет стрелу свою.

Но разверзся ров внезапно

Прямо у копыт,

И Сосык, качнувшись резко,

В темный ров летит.

А враги, заметив это,

Гонят вспять коней

И в лежачего вонзают

Сразу семь мечей.

Но полки их, видя бегство,

Всех вождей своих,

Растерялись, заметались…

То-то били их!

Кар, Шамиль, Мамед-охотник

Гнали прочь врагов

По сверкающей пустыне

Средь сухих песков.

А когда сражение затихло,

Кар воскликнул: - Боже, где Кулык?!

- Где Кулык? - все закричали сразу…

И тогда мулла Али возник.

Он сказал, что видел всё, как было,

Как Кулык преследовал врагов,

Как под ним задергалась кобыла,

Как он с ней с размаху рухнул в ров.

И тогда все бросились на поиск,

Стали звать его: - Кулык, Кулык!… -

И нашли. Уже не беспокоясь

Ни о чем, Кулык к земле приник.

Но сказал им: - Знайте, обманул нас,

Предал нас вчера мулла Али,

Сыновьям Дуде не передал он,

Кто мы, чьи, зачем сюда пришли.

Оттого пески набухли кровью,

Оттого простерт я на земле… -

Не дослушал Кар, насупил брови

И мечом снял голову мулле…

А еще сказал Кулык: - Не стройте

Мне последний дом в чужой стране,

В крае курдов прах мой упокойте,

Отвезите тело на коне.

Там Беджан Омар-аге вручите…

Брат мой Кар, женись на Паришан…

И живите, счастливо живите…

И пускай… цветет… наш Курдистан. -

Так сказал слабеющий Кулык

В самый свой последний, смертный, миг.

Завидев лошадь с телом сына,

Вардак забилась, затряслась,

Завыла и заголосила:

- Убили, умер, скрылся с глаз!…

Омар-ага всему виною,

Огнем горит пусть дом его!

Омар-ага! Ты проклят мною,

Убийца сына моего!

Тебя еще постигнет кара,

Иди, бери свою Беджан!

А Паришан отдай за Кара, -

Храбрец, он стоит Паришан.

Омар-ага сказал уныло:

- Ну, расскажите всё, как было. -

И начался, пошел рассказ,

Который я писал для вас…

Когда все, бывшие вокруг,

Узнали, сколько горьких мук

Отважные перенесли,

Узнали про обман Али,

Про страшный бой, про тяжкий путь,

Сказали все: - Омар, не будь

Обманщиком, за жизнь хоть раз

Исполни свой обет сейчас.

Отдай за Кара Паришан,

Мы просим все тебя, весь стан.

Не говори бесчестно: нет!

Омар ага, сдержи обет! -

И тут сказал Омар-ага:

- Пускай решает дочь моя!…

- Да, нету больше Кулыка,

Об этом горько плачу я… -

В слезах сказала Паришан. -

В удел мне скорбный жребий дан,

Судьба до свадьбы стать вдовой…

Но славен, Кар, поступок твой!

Ты впрямь - брат брата своего,

Достойный имени его.

Кулык в свой самый трудный час

Благословил на счастье нас.

Так видно, Кар, дано судьбой

Нам вместе жизнь прожить с тобой! -

Так и решили. Через год

Сыграли свадьбу ровно в срок.

Плясал и пел там весь народ,

И я плясал и пел, как мог.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно её удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам