Секс АНДЭ!
Сейчас, когда каждый чайник что-нибудь пропел из К-РОР, а каждая девочка имеет своего Оппочку, Южной Кореей никого на свете не удивишь.
В 1999 все было иначе. Мы ехали наудачу, ехали вопреки самым страшным рассказам, что будет ТАМ… Ехали, полагаясь на честность работодателя. За приключениями, деньгами или просто так – посмотреть.
Эта книга основана на реальных событиях. Я действительно ездила в Южную Корею, с рассчетом написать книгу. И написала.
Она была издана в 2002 году Издательским домом "Приамурские ведомости".
Многие, конечно были разочарованы, поскольку ожидали рассказа о проституции, насилии, ежедневных побоях и наркоте, а я писала о том, как нам было весело, как мы любили, страдали, ссорились и мирились… Примеряли красивую заграничную жизнь.
И хотя тема хостесс никого кроме нас самих, бывших хостесс почти не интересует, я все же решила дать этой книге новую жизнь.
Хотя бы потому, что она – хорошая!
Содержит нецензурную брань.
Пролог.
Хабаровск, 1999 год
Дождь шел стеной.
А в воздухе все равно висел запах дыма. Я то смеялась, то плакала. Подбородок горел. На языке остался вкус лосьона после бритья…
Не было ни радости от перехода на новый уровень, ни ощущения себя взрослой. Было чувство, что меня положили на стол для вскрытия и… вскрыли.
Я истерически рассмеялась и вытерла слезы.
«У тебя, что, месячные?..»
Трус проклятый… Господи! Какой же ты трус!..
Отчаянно сигналя, мимо пролетела машина, окатив меня до шеи грязной водой. Я отпрянула и только тогда почувствовала, что по ноге течет еще что-то. Густое. Белесо-красное. Почти по Стендалю. Не думая, я оттянула подол пониже и вытерла.
Большое, человеческое спасибо! Урод!..
– …ты дрожишь, – сказал он пятнадцать минут назад.
– Я вся мокрая, – ответила я.
В его офисе царил полумрак; он сидел, отодвинувшись от ровного круга света.
– Правда?
Лишь когда он встал на ноги, я поняла, что Кан пьян. Так пьян, что на ногах едва держится. Да и то, лишь опираясь рукой о стену. Мне надо было уйти. Но я осталась, хотя и знала, к чему он клонит. Трезвый он никогда бы не сделал этого…
Кажется, он целовал меня. В памяти почти что ничего не осталось. Сердце трепыхалось, как бешеное, когда мое платье влажно шмякнулось на пол. Он всем весом вжал меня в кожаный диван. Запах кожи напомнил другой острый запах, запах мазута.
Кажется, я расслабилась…
Я всегда хотела, чтобы первым был Он.
Дима…
Корейская сказка.
Гуд бай, маменька! С «корабля» на бал. Ангела стала Линой. Великолепная семерка. Огурец в тазу. Я влюбилась в Канг Та. Нас стало семеро.
Хабаровск – Пхохан.
26.08.99 г.
I. Чучу, маман и другие папины бывшие
Боже, ну почему сегодня такая омерзительная погода?!
Дождь все усиливается. Впрочем, просто сказать «дождь», значит промолчать. Те, кто не успел принять душ до работы, могут сделать это прямо на улице. Так, наверное, начался всемирный потоп.
Это второй.
Впрочем, мне уже все равно. Пусть будет потоп. Пусть будет землетрясение! Если сегодня мы опять не уедем, я спячу.
Я больше так не могу! Меня убивают этот дом, эта комната, этот вид из окна! Маменька отравляет жизнь своими советами. Ходит за мной по пятам и все нудит, нудит. Тема: «Как поймать и окольцевать корейца». Если такая умная, почему сама до сих пор не замужем?
Ха-ха!
Она убьет меня, если просто заподозрит про Кана. Все лето его окучивает… Сука!
Но для меня все кончено: сегодня – последний день. Я уезжаю! На целых полгода. Отмучилась наконец.
Все лето мы с девчонками репетировали свое несчастное шоу! Сперва для китайцев, которые появились только неделю назад. Опоздали слегка! Всего на три месяца… Потом для японцев. Они приехали вовремя и были жутко довольны. Но лицензии на вывоз девушек у них не нашлось.
Из десяти человек начального состава осталось лишь пятеро. Остальные махнули на затею рукой. Я, кстати, тоже собиралась уйти, но стоило Димочке протрезветь с окровавленными трусами, как он отыскал где-то мистера Чжона и… Мы едем в Корею.
Ура!
Спасибо, что хоть не в Северную.
Из-за дождя маман вела очень медленно, и я немного опоздала в аэропорт. Елена, наша руководительница, чуть не разложила меня на фрагменты. Подлетела, как Медуза Горгона; зашипела, словно ее прическа:
– Где ты была?! Мы все волновались!
Волновались они! Ага. Прямо исхудали в процесс ожидания. Можно подумать, это они бы остались с моей мамашей. Я уже открыла рот, чтобы возмутиться, но вспомнила, как выбыла на два дня, блевать «постинором». И ничего не сказала. Матери, к слову, тоже!
– Прос… – начала было я, но меня вдруг перебила мамаша.
– Мы! – сказала она, вбивая в Елену слова, как гвозди. – Застряли! В пробке!
Я удивленно застыла с открытым ртом и медленно обернулась: что это с ней? Маман ведь фея при посторонних. Елена удивилась не меньше. Просто остолбенела, уставившись на нее. Маман зло сдула прилипший локон. Она очень красивая, даже без макияжа. Но метать взглядом молнии и сурово водить бровями, не удается.
– Мама! – сказала я, ужасно довольная.
Сама я так не осмелилась бы.
Елена пришла в себе и медленно указав на стойку регистрации, отошла.
– Ты офигела, мать? – спросила я. – Мне с ней жить полгода!
– Да по фигу, – ответила Мать, поправляя прическу и послала сама себе поцелуйчик в зеркальце. – Так и думала, что я ее где-то видела…
Я не ответила. Решила, что вдоль и поперек проехавшись по внешности нашей старшей, маменька примется за меня; начала готовиться, но… маменька быстрым шепотом сообщила:
– Эта Чучу за Андроновым рассекала! Мы с Оксанкой ей за него наваляли… Эх, знала бы я, что эта…
– Хочешь сказать?.. – на миг ошалела я и запнулась. – Елена и
– Ага. Тварь корявая!..
– У тебя все корявые. Нормальная она.
– Но я ведь, я моложе выгляжу? – не унималась родительница. – А ведь она даже не рожала!
– Лучше бы ты – тоже! – буркнула я.
Мать хмыкнула и захлопнула пудреницу. Посмотрела на меня выгнув бровь.
– Могла бы быть благодарнее! Знаешь, чего мне стоило в таком возрасте решиться оставить ребенка?
– Знаю! Ты не даешь мне об этом забыть.
Она закатила глаза, украдкой показала мне средний палец и принялась изучать моих девок. Те стояли с родителями, Алька – с любимым парнем, и с интересом смотрели на мою мать. Прочуяв важность момента, та сладко всем улыбалась. Мне было не до улыбок. Я напряглась, гадая, сколько в Корее, если все станет плохо, будет стоить аборт. Мне как-то не хотелось оказаться на ее месте.
– Ты меня родила, потому что по своей тупости, пропустила все сроки, – сказала я вслух. – Ну, типа, спасибо тебе, что ты считать не умеешь! ВиктОр, хотя бы был хоккеист. А вот у тебя какие оправдания, Дочерь двух хирургов?
– Хм, – сказала маман и сузила глаза, притворившись, что не расслышала. – Вон та рыжая – очень даже ничего. Ноги коротковаты, но сиськи есть. Никогда не забывай учитывать преимущества других женщин… Остальные тебе уж точно не конкуренция.
– Уау! – не по-русски сказала я. – Ты даже не скажешь на прощанье, что я уродина?
Она непонимающе распахнула глаза.
– Я никогда не говорила, что ты уродина!
– Да, ты говорила: «Я не могу понять, как у нас со Андроновым получилась такая дочь».
– Я имела в виду, что ты – пресная, в тебе нет никакой…
– …«изюминки»! – перебила я. – А в тебе есть целая горсть! Бла-бла-бла! Он не приедет!
– Кто – он?
– Дима.
Маман не дрогнула и сделала вид, что оскорблена.
– Твой Дима, кроме тебя, никого не интересует!..
– Ню-ню, – согласилась я. – То-то ты все лето носилась вокруг его офиса, вывалив сиськи.
Ее взгляд был одновременно насмешливым и сочувственным:
– Ты мне просто завидуешь. Тебе, что в пять лет было нечего ему показать, что теперь. А Димочка любит сиськи. Ты видела Оксанкины буфера?
– Нет, но папуля видел, – обиделась я.
– Задолбала уже! Хватит со мной ругаться, как сестры! Я твоя мать и теперь, когда бабушка умерла, изволь слушаться. А насчет Оксанки с Андроновым, иди, попробуй с Каном эту тему развить!
– Извини, – пробурчала я, ощутив укол совести. – Постарайся не спиться, как Окси, пока меня нет.
– С чего вдруг? – парировала она. – Кто станет доводить меня, если ты уедешь?
Туше.
II. Что будет, если мы разобьемся?..
Я была единственной, кто даже тайком не вытирал слезы, когда объявили посадку. Зато мамочка, изящно прикладывая платочек к глазам, покорила всех обаянием и любимой фразой:
– Нет-нет, мы не сестры! Мне уже сорок два…
Все начали, конечно же, ахать и спрашивать, как ей удалось так хорошо сохраниться. А она – «смущаться» и пожимать плечами. «Как?..» Меня затошнило. Элементарно – этой гадине тридцать пять.
Вылет, хоть и на пятнадцать минут позже, но состоялся.
Когда самолет взмыл в воздух, я ощутила себя счастливой. Впервые за много лет. Тем более, Алька сидела далеко впереди и ее писк едва долетал через гул моторов.
Наверное, она продолжала бубнить о том, какие катастрофы произошли этим летом. В зале ожидания я ее сама едва не убила.
– Ой, девчоночки, что будет, если мы разобьемся?! – горестно вздыхала она, размахивая своими изящными ручками.
И вопросительно смотрела на нас.
Мы были заняты.
Лерка рылась в сумке, искала свои таблетки от тошноты. Мысль, что она их забыла, пугала ее куда больше, чем авиакатастрофа. Елена с умным видом перекладывала содержимое собственной аптечки и делала вид, что ей не плевать. Криста крутила на палец рыжую прядь и рассеянно улыбалась, думая о чем-то своем. Мы с Ольгой рассматривали мужчин и кривились, не в силах скрыть разочарование.
– Ангелочка, – спросила вдруг Алька, самоубийца чертова.
Мало я с ней ругалась на репетициях.
– А?..
– Я говорю, что будет, если мы разобьемся?..
Я перестала рассматривать мужиков и очень подробно ей рассказала – что.
– Сперва, конечно, объявят о катастрофе по телевизору. Потом начнут разыскивать самолет. Я же говорила, да, что моя бабка врач? Так вот, лечить будет нечего… Ты знаешь, когда самолет падает с большой высоты, трупы голые?.. Пуговицы срывает напрочь… Я, к примеру, надела футболку без пуговиц и спокойна.
Алькины, без того круглые глаза, были словно две плошки. Я почесала в затылке, додумала, что потом, когда нас всех опознают, то вернут безутешным родственникам деньги за билеты. Так что, по крайней мере, тут она может не волноваться.
– …а затем нас забудут. Перейдут к другим новостям.
Алька громко сглотнула, кожа стала совсем молочной… Она опустила глаза и больше уже ничего не спрашивала.
Во-всяком случае, у меня.
III. Темное прошлое белобрысин
Почти все мужики летели, как выяснилось, не с нами. Фирма выкупила почти весь рейс. Куда не плюнь – простые рабочие девушки. Будущие хостесс. Тоненькие, беленькие, маленькие. Они смотрят на нас, высоких, как лилипуты на великанов и сплетничают на незнакомом мне языке.
– Такое чувство, что у Дмитрия Сергеевича что-то личное против белобрысых, – сказала Ольга. – Он всех нас высылает из города…
– Ага, – согласилась я, хотя и знала, что у него слабость к светловолосым.
– Везучая же ты, – завистливо вздохнула она и накрутила на палец одну из моих прядей. – Чем ты их осветляешь, что они ни фига не портятся?
– Это мой цвет, – в сотый раз ответила я. – Ты же видела
– У тебя ресницы и брови черные!
Это была больная для Оли тема. Она все лето ждала, пока мои «белобрысины покажут темное прошлое» и теперь ожидание вступало в финальную фазу.
– Ты разбираешься в генетике? – спросила я с умным видом.
Ее глаза доверчиво заглянули в мои.
– Неа…
– Как бы тебе объяснить попроще, – задумалась я. – Понимаешь, мои родители были такими молоденькими, что папа почти что сразу спускал. Не успело как следует размешаться!
Ольга обиделась и, отгородившись кроссвордом, дала мне это понять. Я какое-то время пыталась быть независимой. Оглядывалась в поисках других собеседников. Но рядом, через проход, сидели только два зеленых корейца. Видимо, как Лера, не выносили полетов.
Я дала им по леденцу, чтобы завязать диалог. Читала где-то, что это помогает от тошноты. Меня синхронно, по-английски, поблагодарили и сунули леденцы в карманы. Легче им, конечно, не стало.
– Какие-то они не очень, как мужики, – сказала я Оле. – Хотя, чисто теоретически, мне очень нравятся азиаты.
Она убрала кроссворд, и мы подробно это все обсудили.
IV. Как нас в бордель не свезли
Сеул встретил нас солнцем и теплыми улыбками персонала. Даже таможенники улыбались. После наших, которые смотрели на нас волками, впечатление было сильным. Я даже решила, что мне здесь понравится, но тут увидела мистера Чжона.
Он еще в Хабаровске произвел на всех неизгладимое впечатление. Как клоун в фильме «Оно». Если бы он раздал нам сейчас по шарику, я рванула бы прочь, визжа. Но Чжон лишь хмуро собрал наши паспорта и велел садиться в микроавтобус.
Мы сели, тупо глядя на Елену, которая осталась стоять. Автобус тронулся с места…
Мы схватились за трусики!
Алька сразу же принялась пищать, что нас всех продадут в бордель. Я ответила, что фирма – проверенная и ни в какой бордель нас не продадут. Что я босса не знаю? Он бывший врач, а не сутенер…
– Нас привезли на органы.
Алька умолкла, едва не умерев от охватившего ее ужаса, а Лера сказала, точнее простонала (ее опять начало тошнить):
– Заткнись, Лина! Спроси, лучше водилу, когда приедет Елена!
Водила по-английски не понимал; все попытки выведать „Where is our teacher?“ закончились там же, где начались. Алька закатила истерику. Лера, забыв про то, что ее тошнит, начала по-русски грозить водиле, что набьет ему морду. Ему и тому парню, что с ним сидит.
А Женю и Тичера вообще удавит.
– Понял?! – сурово интересовалась она, по-русски. – Ты меня
Водила слов, конечно, не понимал. Но интонация испугала его, и он пытался выкупить свою жизнь: предложил кулек карамелек. Лерка кулек взяла, но угрожать ему продолжала.
Хотя, гораздо миролюбивее.
Алькины страхи разделяли мы все. Даже я, хоть и пыталась над ней издеваться. Тогда я принялась молча ухмылялась и Лерка задумалась, не пригрозить ли и мне. Вспомнила, как я, решив все бросить, пропустила два дня, а потом вернулась. Ее мысль, кажется, разделяли все.
– Да кончайте вы! – слегка испугалась я. – Вы же знаете, что проституток давным-давно набирают открыто. У них зарплата больше и вообще…
Мне, естественно, не поверили. Только еще больше насторожились.
– Слушайте, я такая же, как все вы! – обиделась я. – И сижу в одном с вами микроавтобусе. Вот если водила сейчас вдруг скажет: «
Они сурово спросили: восстановится ли моя голова, если ее отделить от тела. Предупредили, что выяснят это наверняка, если я что-либо от них скрываю.
– Здорово! – огрызнулась я. – Будет шанс посетить местный морг.
– В качестве обезглавленного трупа! – Ольга подняла вверх указательный палец, и длинный пурпурный ноготь зловеще блеснул на солнце. – И-и-и…
Мы уставились на нее, как евреи на Моисея, но Ольга разрушила волшебство, проскрипев:
– …я заберу себе твои во-о-о-лосы!
Все дружно расхохотались и тут у парня, сидящего рядом с водителем, зазвонил телефон. Бедняга залопотал по-своему, без конца повторяя «тичер». Потом повернулся к нам, сообщил, улыбаясь:
– Тичер – окей!
Все расслабились.
– Я же говорила! – вызвалась я, пытаясь породить в них ощущение собственной значимости. – Я вам это говорила!
– Ну, – рассеянно отозвались девки; да еще с таким видом, словно я им весь день испортила. – Мало ли что ты там бубнила себе под нос.
V. Босс, Тичер, купальники и бесхозная сетка
Елена и Ко отлучились, чтобы купить нам костюмы в которых предстояло работать.
– Глупышки, – сказала она, узнав, как все волновались. – Не надо тебе ничего бояться, мой Котик!
И обняла меня. Я хотела было сказать, что ничего не боялась, но тут увидела наши «костюмы» и навеки закрыла рот. Это – бикини. Бикини и плотные, ден так на пятьдесят, колготки. Убейте меня! Лучше бы в бордель отвезли.
…Мы ехали долго, но очень весело.
Рассказывали смешные истории, ржали, как лошади, и пели песни. Корейцев явно смущало пение девушек, которых привезли танцевать. В другое время я сама бы заткнула уши, но в этот мне самой позволили петь, и я пела, невзирая на страдания слушателей.
Потом мы въехали в город и впечатления захватили нас.
Во-первых, все вокруг были корейцами. Во-вторых, бесхозяйственными. Скалы, затянутые защитной сеткой, чтобы случайный обвал не похоронил автомобильный поток, до глубины души возмутили Ольгу.
– Нет, вы видели это?! – возмущалась она. – Вы только взгляните! Сетка на улице! Висит! Сама по себе! И ни один идиот не догадался снять ее, чтоб увезти на дачу!
– Может, у них нет дач? – спросила Криста, пытаясь ее утешить.
– Ну, мало ли чего у них нет?! – еще больше вскипела Ольга. – Все равно надо снять и спрятать! На случай, если в будущем пригодится!
Она еще недоумевала, когда мы остановились на заправочной станции, чтобы посетить туалет. Там возмущение бесхозяйственностью местных, вскипело в ней с новой силой.
– Бумага – висит! Мыло – лежит! Салфетки для рук лежат! Ужас!!!
Мы пожимали плечами и воздевали руки, как египтяне. Слов не было. Туалеты, залитые освежителем воздуха, отделанные до блеска натертыми зеркалами, поражали до глубины души. Желая продлить волшебство и побольше израсходовать бесплатного мыла, мы тщательно, по несколько раз, мыли руки.
Смотрительницы ласково улыбались, глядя на нас.
VI. «Секс андэ» и другие запреты работодателей.
На работу мы вышли в первый же день.
Заглянули в клуб, – познакомиться по словам Жени, с официантами и менеджером. И остались там до трех ночи: познакомились заодно с дискотаймами и гостями. Танцевать мне понравилось, хоть я и не привыкла танцевать в купальнике, на десятисантиметровых шпильках, а вот гости напугали до дрожи.
Нет, ничего такого они не делали. Держались вежливо и даже «секс –
Меня, по крайней мере. Мать, судя по наличию меня, имела больше свободы. А я даже на свидании не была. За исключением, воображаемых, с Бэкстрит Бойз, Ван Даммом и Лундгреном. Ну, и с Киану, конечно же, хотя в моих мечтах он всегда представлялся Димой.
Сейчас все было сразу по-настоящему.
Сидя в вечернем платье, я нервно скалила зубы, отчаянно выпучив при этом глаза и смотрела на такую же испуганную Леру. У нее был опыт свиданий, но явно, что не таких. Мы то и дело посматривали на ее часы, чтобы не пропустить дискотайм и время тянулось, словно резиновое.
Двадцать минут на узком, напоминающем подиум стейдже, сорок – в руме, улыбаешься, тараща глаза, не до конца понимая, что должна делать.
Тичер нас коротко просветила: напитки разливать, поддерживая правую руку под локоть левой рукой, да говорить, что не пьешь. Петь караоке. Говорить, «секс –
Хрен знает, что это значит, я не запомнила!
И, самое главное: думать о деньгах. Двадцать вонючек, – двадцать тысяч вон, – приблизительно двадцать долларов. Почти что пятьсот рублей! Моя мать получает полторы тысячи в месяц и это не так уж плохо по нынешним временам.
В клубе же нам подарили каждой по двадцать тысяч вон, чтобы призвать в новый клуб удачу, а еще столько каждая получила за тэйбл.
У меня их в тот вечер было, аж, три.
Я бледна и офигеваю от счастья.
За последний позвали перед самым закрытием. Официант зашел, спросить, кому из нас тут девятнадцать и все с готовностью показали ему на меня. По умолчанию, было решено, что деньги – это ужасно и сидеть за столами, – тоже. И я постаралась, следуя общему настроению, притвориться, что не хочу идти.
– Тебе тоже девятнадцать, – сказала я Лерке.
– О-о, – сказала она. – Иди лучше ты!
И на всякий случай, отодвинулась вглубь дивана. А я пошла и… встала в дверях, узрев сидевшего за столом мужчину. Лет сорок, с благородной сединой на висках. Но как красив! Такой высокий, подтянутый… И по-английски шпарил даже быстрее, чем я. Я так и не поняла, зачем он позвал меня. Расспросить о возрасте, угостить фруктами и рассказать, будто я красива? Сердце оттаивало, мне комплиментов пока что никто на свете не говорил. Разве что Ольга, но у нас с нею бартер.
А он… Он был красавчик.
Я бы охотно отдала назад пятьдесят вонючек, что он подарил мне, лишь бы еще немного побыть рядом с ним. Ощущая бедром сукно дорогого костюма и незнакомый мужской парфюм.
Лишь потом, когда мы уже лежали в своей гостиничной широкой постели… В смысле, лежали Лерка и я, – красавец-мужчина попрощался со мною в клубе, – до меня вдруг дошло, что я за один только вечер заработала больше, чем моя мать – за месяц!
27.08.99 г.
I. Тичер в рисовом поле
Пхохан, – так называется город, – жутко бесит Елену.
Она-де думала, что мы будем работать в Сеуле. Не знаю, чем она думала, пока мы ехали сюда пять часов подряд, но стоило ей проснуться и оглядеться по сторонам, как она рванула звонить на фирму.
Жаловаться Кану, что ее вывезли на рисовые поля.
По мне, так город красивый и маленький, что вообще замечательно, потому что не говоря по-корейски, очень сложно исследовать мегаполис. Надеюсь, что обещание «поговорить с Чжоном», которое Елена выбила, ограничится разговором.
Мне нравится здесь, я вовсе не хочу уезжать.
С утра идет дождь и пошлепав немного по мокрым улицам, мы накупили вкусняшек и залегли у Ольги и Кристы в номере. Возбужденные и сдержанно радостные по поводу того, что мы – за границей, в бордель не проданы и всего за ночь заработали кучу бабок!
Сидя среди безмятежно влюбленных друг в друга девочек, я ощущала себя сидящей на марципановом облаке. Кристина, та сама рыжая, красила ногти. Она на самом деле очень красива и глядя в ее зеленые кошачьи глаза, я думала, что моя мать мне польстила. Сказав, что лишь она может быть моей конкуренткой. Сама я оцениваю себя гораздо скромнее, но… Комплименты сильно бьют в голову, и я боюсь, что уже привыкла. Шутка!
На прошлой неделе Кристине стукнуло двадцать два, и она собирается замуж за уведенного у соседки мужчину, которого соседка, в свою очередь, увела однажды у первой жены.
Предложение она получила прямо в аэропорту и тут же его приняла, что на мой взгляд глупо, ибо парень – толстяк. Будь я красива, как Криста, я бы просила у Жизни большего.
Ольга, крашенная в соломенно-желтый блондинка, на мой взгляд, совсем недурна, но вот кожа на ее лице изрядно попорчена подкожным клещом и без макияжа Ольга старается не появляться на людях. Она мазала лицо какой-то белой болтанкой и уверяла Кристу, что выходить замуж за разведенца – глупо. Особенно, когда он еще не развелся.
Ольге уже исполнилось двадцать три, и она встречается с женатиком, которого, – мечтательно закатив глаза, зовет крутым мафиози. Мы с Леркой сомневаемся, что он действительно крут. Причина: Макс, этот бык, который друг Кана, не здоровается с ним за руку. А Макс – крут. Лерка, к слову, от него без ума. Не от Ольгиного мафиози, от Макса… Хоть он и явно Не-Русский.
Лерка – моя ровесница. Девочка-прутик с повадками поручика Ржевского. Единственная из нас брюнетка с волосами до бедер. Она грубо шутит и много, как оказалось, пьет.
Альке двадцать пять. Она из нас самая старшая и при этом, самая беспомощная. Липучка, нытик и невротичка. Стоит кому-то расслабиться, она обнаруживает себя кивающей под сетования Альбины, что ее жизнь отчего-то не задалась и вот почему.
Каждая ее попытка поговорить с кем-то по душам, заканчивается тем, что ее посылают на хрен. В грубой форме.
Лерка не может этого выносить.
– Девочки, прекратите! – просит она. – Алька такая беззлобная.
С этим никто не спорит. Злобная – это я. С утра мы с Леркой уже успели здорово поругаться. Мы с ней еще летом то и дело расходились во мнениях и тоже, в основном, из-за Альки. Но летом нас сдерживало то, что танцевальный зал находится в опасной близости от офиса Дмитрия Сергеевича.
Говорят, он как-то зашел по делам в танцзал и услыхал, как две девушки угрожают друг друга убить. Да так громко, что под окнами, собрались все дворовые гопники и записывают некоторые выражения, чтобы не забыть. Вместо того, чтобы разнимать спорщиц, Кан сказал, что у них есть выбор: драться тут до смерти, как обещали, или заткнуться и идти на хер, не оборачиваясь, потому что от него они уже не поедут.
Сегодня Дмитрий Сергеевич был далеко, но мы с Леркой орали так, что он вполне мог нас слышать из своего офиса в Хабаре.
Высказав друг другу все сразу, мы с Леркой выдохлись, засмущались, извинились и пообещали онемевшей Елене, что больше не будем. Она спросила, что же произошло, но ни Лерка, ни я не сумели вспомнить. Вроде, Лера сказала, что Ник из Бэкстрит Бойс – слизняк и похож на бабу, а я – что она-то, всяко, выглядит мужественнее. Особенно в берцах и кожаной куртке своего парня. Лерка ответила, что у меня самой, к слову, парня нет. И вряд ли появится…
В общем, одна из тех женских ссор, где одно цепляется за другое и в итоге смысл тонет под шквалом оскорблений внешности оппонентки и ее морально-волевых качеств.
Что я знаю наверняка, так это какой бесценный вклад внесла в мое развитие бабка. Что бы там Лера не говорила о моих недостатках, ее попытки задеть меня лишь смешили.
Не родилась еще женщина, способная унизить другую сильнее, чем собственная мать… В смысле, бабка… Она у меня всю жизнь работала в хирургии. Зав отделением. Скальпель ей был ни к чему: она языком могла кого угодно вскрыть. У нее мужики по струнке ходили, мы с матерью просто парили в воздухе, чтобы не нарываться. Лера против бабки была дитем.
Я ругалась чисто из принципа и азарта.
– Сука ты! – сказала Лерка, когда Елена ушла. – Не сученька, а именно сука!..
Я сделала реверанс и склонила голову:
– Для комплиментов уже поздняк!
II. Главный зверь «Фараона».
Наш клуб называется «Фараон».
Внутри саркофаги, факелы, стены отделаны под песчаные плиты и сладковато-гнетущий запах. Нет только мумий, но я уверена, что все поправимо. Поживем, освоимся, поругаемся с кем-нибудь.
Заведует хозяйством чудеснейший человек по имени Пак. Он похож на прижавшего уши волка и так суров, что мы не сговариваясь назвали его Зверюгой.
– Слушайтесь мистера Пака, – уговаривал наш босс мистер Чжон – Женя, – тогда у вас будет много денег и мало проблем.
Пак кивал.
Я поглядывала на него, гадая как он выглядит в полнолуние. «
– Секс –
– Че это значит? – спросила Лерка.
– «Нельзя», – прошептала я. – Мы же вчера с тобой всю ночь гостям говорили!
– Я думала, это значит «отстань!».
– Шшш! – злобно зыркнув на нас, шипела Елена.
–
Ее поддержали.
Женя слов не понял, но, уловив суть, обиделся.
– Лера – крейзи! – тут же вскинулась я и строго спросила Женю. – Почему – это, кориан бойфренд андэ?!
Он смягчился и чуть внимательнее на меня посмотрел.
– Потому что
И я всерьез задумалась, как именно размножаются при кориан стайле. Женя покраснел и хихикая погрозил мне пальцем.
Выдав нам деньги за столы, он решил нас угостить корейской едой. Повел в «чуфалку», как назвала это заведение опытная Елена.
Внутри почти пусто, если не считать низких столиков с небольшими железными дисками посередине. Посетители входят в зал босиком, а обувь оставляют у входа. Сидят тут прямо на полу, подложив под зад маленькую подушечку. У нас сразу же возникла проблема этнического характера. Мы привыкли сидеть на стульях и теперь не знали, что делать с ногами. Под стол они вмещались только абсолютно прямые, но торчащие сбоку чужие ступни портили аппетит. К тому же, ныли колени. А по-турецки мы присесть не могли, потому что все пришли в миниюбках.
Елена села на пятки и принялась умничать, строя из себя бывалого йога:
– Котики, садитесь в ваджрасану, как я.
Никто, кроме меня не врубился, о чем она: моя мать тоже сходит с ума по йоге. Это позволило Тичеру еще немного нас поучить, а Женя, тем временем, заказал еду.
Две одинаково завитые тетечки, принялись подавать.
Обе они были похожи, как чечевичные зернышки. Смотрели на нас с любопытством и хихикали, прикрывая ладонями рот. Это не мешало им споро расставлять по столу закуски в маленьких «розетках». На дисках появилось по электрической плитке. Каждая тетенька опустила на плитки по сковороде.
Мы с любопытством следили за тем, как уверенно, синхронно и быстро движутся женщины. Одна резала специальными ножницами мясо, вторая ножом крошила какие-то листья и палочкам, ловко перекладывала из миски на сковороду прозрачную лапшу.
Сунув мне деревянную ложку, тетенька знаками показала: мешай! От переизбытка чувств, у меня заболело сердце: дома мне даже чайник не позволяли вскипятить, говорили, что я его на себя опрокину. Я так и застыла с ложкой, не решаясь начать. Мистер Чжон, – Женя, – похлопал меня ладошкой по голове и забрал ложку.
– Бэйби! – ласково умилился он.
По-английски, это «ребенок». Или «малыш». А по-корейски, наверное, что-то вроде «пиздося».
Мясо мы ели, обернув по примеру хозяев, в виноградные листья и макнув в бобовую пасту. Рис в небольших стальных мисочках, шел вместо хлеба. И, как и хлеб, его нужно было доедать до конца.
Босс спросил, кто хочет майонеза и все, не сговариваясь, принялись выдавливать его в рис. Корейцы смеялись, я опасливо присматривалась: что эта за херня, о которой так много говорится.
У нас дома майонеза испокон веков не водилось. Бабка боялась холестерина в артериях, а мать – растолстеть. Она, скорее намазала бы на рис собачье дерьмо. Я протянула руку и выдавила в миску полтюбика.
III. Собачку кормить нельзя, собачку уже доели
Ольга увлеченно лопала все подряд и темно-зеленый перчик заставил ее за это поплатиться. Едва она откусила у него носик, как стала ярко-малиновой. Из глаз брызнули слезы. Мы чуть не померли со смеху, пока взбудораженные корейцы, хрустевшие этими перчиками, как яблоками, отпаивали беднягу водой.
И хотя ржали все, виноватой оказалась лишь я.
– Предательница! – прохрипела она.
– Я?!
– Кто сказал, что это дерьмо – не острое?!
– Они, – я кивнула на босса и его двух помощников. – А я – всего лишь скромная переводчица.
В ответ изобиженная Ольга сказала, что я такая же переводчица, как и скромница. Ее особенно возмущало то, что вместо того, чтобы умереть от сострадания к ее мукам, я ржала громче всех остальных.
– Даже не покраснела! – кипятилась она.
– Понимаешь, после того как ты стала похожей на индейца, – я уклонилась от пролетевшего мимо перца, – было глупо пытаться с тобой конкурировать.
Когда все вкусное съели, а невкусное надкусили, Ольга вспомнила про идею-фикс – накормить какого-нибудь бездомного песика. Поскольку на улице мы таких не встречали, она принялась выпытывать у корейцев, где их можно найти. Корейцы никак не могли взять в толк, чего она хочет. Ибо по-русски они говорили, как Оля по-английски, а по-английски не говорили совсем.
Тичер, правда, предупредила нас, что делать вид, будто бы ни слова не знают на нашем Великом, у них чуть ли не традиция. Так боссы любят послушать, что девушки говорят у них за спиной. Но они так упорно не понимали Олю, что мы почти что поверили.
– Заткнись, Злобина! – предупредила она, когда я хотела прийти на помощь. – Переведи хоть одно только слово, я тебе рот неострым перцем заткну! – и опять пристала к измученному Жене. – Dog! Eat! Покормить собачку! – и отчего-то, запутавшись, сделала такой жест, словно наворачивает что-то здоровой ложкой.
Женя прояснился челом. Закивал, улыбнулся. Торжественно указав ладонью на сковородку, представил.
– Dog!
IV. Кориан стайл и немного танцев.
Переодеваемся мы в маленькой каморке под лестницей.
Как у папы Карло. Только вместо картинки с очагом, на ней висит расписание шоу и дискотаймов. Ясное дело, тоже не греет.
Мистер Зверюга, который пришел посмотреть костюмы, остался недоволен «испанскими». Это абсолютно глухие спереди бархатные платья с широкими юбками и голой спиной.
– Может, нам их задом-наперед надеть?
– Хм! – заинтересовался Пак.
– Заткнись! – в один голос закричали вдруг все.
А говорили, что не говорят по-английски.
– Я пошутила, – сказала я.
Мне указали на ждущего господина Пака.
Он явно снова не понял шутки.
Он вообще нас не понимает.
Вчера, насмотревшись, как мы обеими руками жрем фрукты за тэйблами, велел наладить поставки в каморку. Думает, что мы наедимся, что ли? Наивный. Перестройка. Разруха. Бедность.
В Хабаровске мы такие фрукты могли лишь по телевизору видеть. Ну и еще во сне.
Ему не понять: как это. Не иметь возможности купить себе фруктов. Но объяснять было некогда: надо жрать, пока не сожрали подруги.
– Осторожнее, – предсказала Елена. – Вас будет пучить.
Мы услышали ее лишь пару часов спустя, сидя с застывшими лицами и крепко сжатыми ягодицами. К счастью, гостей было мало. И большую часть ночи мы провели с приоткрытой дверью.
Теперь Елену слушали внимательнее и она, впав в оральное вдохновение, рассказала нам все, что знает о корейских обычаях в ночных клубах.
Про все четыре.
Стакан гостю следует передавать лишь двумя руками. Если он сидит далеко, то правой, держа левую либо у локтя, либо у сердца. Точно так же следует брать что-либо у него. Если это корпоратив, то все внимание – боссу. Если не корпоратив – старшему в компании. Если босс чего-то хочет – это закон. Если босс ничего не хочет, надо сделать так, чтобы он чего-нибудь захотел. Как минимум, спеть ему караоке, или попросить его самого вам спеть.
Выучили еще два слова:
28.08.99 г.
I. Гости и деньги
Темнеет в Корее рано.
С шести вечера, хоть глаз выколи. «Саннимам, чтобы дорогу в клуб не нашли!» – как сказала Лерка.
А я возмутилась: ты спятила?!
И теперь надо мной все ржут. Не видят связи между приходом гостей и получением денег?
Когда я сломя голову, как всегда, самая последняя, выбежала из мотеля, девки уже стояли на переходе. И на весь город орали:
– Быстрее! Тебя там саннимы ждут!
Никто не ждал меня. Девок – тоже. Мы сидели по очереди в каморке (двое из нас каждые двадцать минут выходят на сцену), совершенно одни и говорили о главном. Детишках-соплишках-пеленках-и-распашонках.
Алька опять тоскует. Мало ей в жизни бед, ребеночка не хватает. Ну, Алька на то и Алька, чтобы на ровном месте сесть и затосковать, меня не это смутило. Я даже сама, устав бояться всего на свете, задумалась, будет ли зачатый по пьяни ребенок Димы дебилом, и если да, то возместит ли он мне аборт. Пока я об этом думала, Елена вдруг обняла меня. Она уже полчаса сидела с грустной коровьей улыбкой, смотрела на меня грустным взором, но никто не придавал этому значения… и она меня обняла.
– Подумать только!.. Ведь ты могла бы быть
Все удивленно умолкли, я внутренне содрогнулась от непонятного отвращения, а она вдруг помрачнела и вышла.
– Что она имеет в виду? – прищурилась Лера.
К счастью, говорить об этом нам не пришлось: в каморку вошел один из официантов и сообщил:
– Тэйбл!
И я вскочила, по привычке вскинув руку, словно за партой.
– Я!
II. Корейцы: русские, корейские и… немецкие.
Рабочая ночь прошла своим чередом.
Стол-стэйдж-стол-стэйдж. Все морщились, ахали, но за столы ходили с затаенным ощущением превосходства. Особенно, когда официанты влетал не просто со словом «тэйбл», а с конкретным «ты, ты и ты, тэйбл!» Теперь уже никто не рвался на стэйдж.
Все уловили суть работы и хотели больше бабла.
У всех с непривычки болели ноги. Я танцевала, словно Русалочка. Словно босиком по разбитым стеклам. И без всякого стимула в виде Принца, хоть я и в любилась в первый же вечер в молодого певца из банды, как Елена называет клубную группу. Если Лерка узнает, что я влюбилась в него, она меня из кровати вышвырнет. И так уже меня в чем-то подозревает, увидев, как я смотрела концерт корейской попсы. Пришлось ей напомнить, что расизм – это гадко и некрасиво. И приписать цитату мистеру Кану, который наполовину кореец.
– Ха! – не смутилась Лерка. – Когда мистер Кан в черных очках, он даже близко не похож на корейца. И, вообще, он русский наполовину.
– Немец, – сказала я.
Эта информация сбила Лерку с темы.
Утром, после работы, когда девки ждали, пока им разогреют рис в минимаркете, я торчала на улице, в надежде случайно встретить певца. Встретила. Он улыбнулся, проходя мимо и подмигнул мне, сказав по-английски: «Привет!»
Как и два дня до этого.
Я покраснела, побледнела и промычала что-то в ответ.
В своих мечтах я легко отвечала на его флирт, шутила, улыбалась и стреляла в него такими пылкими взглядами, что под слоем мускулов, начинало плавиться его корейское сердце.... В жизни я обмирала, как человек, пораженный молнией и издавала горлом странные звуки. Певец удивлялся, слегка пугался и отступал. Я снова ощущала себя Русалочкой.
Беспомощной и немой.
Девки, тем временем, вышли, обсуждая вечную тему первой любви.
Оказалось, что я из всех нас самая ранняя. В пять лет впервые влюбилась, а Криста – поздняя. Аж, в пятнадцать. Наверное, потому что Дима жил не в ее дворе. Об этом они и так знали, поэтому принялись расспрашивать, как именно все произошло.
Про молодого Диму.
Я честно задумалась и… не сумела вспомнить. Эта любовь, казалось, родилась со мной. И рассказала другое: как мы все вместе были на даче. Семьями. Как он копался в моторе отцовских «жигулей». Гладкий, мускулистый, словно отлитый из солнца, и густая черная челка падала ему на глаза. Как я стояла рядом, привстав на цыпочки и подавала ему инстурументы, а Дима улыбался мне белыми зубами.
Моя бабка и его родители сидели поодаль, под навесом. А на лужайке, на полотенцах, развалились Оксанка и моя мать. Дима улыбался мне, что-то говорил, но слов я не помнила. Только белые зубы на загорелом лице…
Да, правильно,
Я вздохнула, мечтательно задрав подбородок к небу. Вспомнился запах мазута, диминой кожи и нагретой пластиковой крышки на банке с водой.
Певец запахнул на грудях пиджак и исчез из моих фантазий. Дима сменил его, поднявшись из-за стола.
– …ты вся дрожишь, – как наяву сказал его голос.
И я действительно задрожала. Запах кожаной обивки дивана ударил в нос, как на самом деле. Я резко села, опустила вниз голову и заткнулась.
29.08.99 г.
I. Если ли лыжи не едут, – не по моде обутый…
Сегодня весь день бродили по городу. Самое яркое впечатление? Мода! Они носят что-то в стиле «Маленький Мук». Ботинки с длинными, как у лыж, носами. Ходить в этом жутко неудобно. Модники ковыляют, заворачивая носки ног внутрь, шаркают, сжав колени.
Лерка.
На то она и Лерка.
В фаворе у молодых парней широкие джинсы, которые волочатся по асфальту и широкие джемперы. Или же узкие джинсы и обтягивающие футболочки. А девушки одеты, словно картинки. Как из модных журналов. Такие красивые, что глаз не оторвать.
Вечером, когда мы с Леркой сидели в одном караоке-руме с корейской мапией (они не могут произнести звук «Ф»), я просто залюбовалась нашими двумя проститутками. Сначала, я, правда, решила, что эти две красавицы в умопомрачительных костюмах – это модели, подруги «мапии», как у нас.
«Мапия» на нас безумно обиделась. Но потом вновь утешилась и предложила научить нас нюхать с ней кокаин. Не будь со мною правильной Лерки, я бы непременно попробовала. Я все хотела попробовать: алкоголь, наркотики, секс… Но Лерка – это реинкарнация моей, помешанной на добродетели, бабки.
К слову сказать, история ничего не знает о том, как именно умер мой дедка. И умер ли… Так, в копилку семейных традиций.
– Кто препятствует сексу? – спрашивали мафиози, безошибочным мужским чутьем чуя мои потаенные мысли.
– Менеджер, – кося лиловым глазом на горку белого порошка, я мрачно ела зеленую грушу.
– Менеджер хванасо, – горячо подтверждала Лерка.
– Мапия?
– Менеджер – мапия?
– Мапия, – обреченно сказала я.
Наша «мапия» допила алкоголь, донюхала кокаин и забарав с собой корейских красавиц, отчалила в ночь.
– Какая мерзость! – высказалась Лерка.
Я стиснула себе горло и подтвердила, как можно искреннее: «Ужасно!»
– Я б в жизни так не смогла! – не сводя с меня глаз, сообщила Лерка.
Я не ответила. Боже мой! Что может быть противнее секса с симпатичными мужиками?..
II. Добро пожаловать в семью, или «Он – снова не для тебя!»
Эта же мысль терзала меня на вечеринке «фэмили».
Клуб был новый и по традиции, после работы все, за исключением нас с Леркой, уселись за составленные в один ряд столы. Мы все еще восседали с мапией, когда персонал клуба, включая мадам с ее девочками, Елену с нашими, официантов и руководства, начал рассаживаться. Я напряглась, заметив, что банда сворачивает свои инструменты. Занервничала, когда они тоже пошли за стол. И окончательно умерла, когда увидела, где сел мой красавчик.
Забыв, как ужасен этот печальный мир, Алька улыбалась певцу и, следуя традиции, двумя руками, подавала ему пиво.
– Убью суку! – забыв про мафию, прошептала я.
– Она такая беззлобная, – машинально напомнила Лерка. – Э-э-э, погоди-ка! Тебе, что?! Нравится этот хер?
Тут я вспомнила, что так и не открыла ей свое сердце и смылась на другой конец зала.
Господин Пак был пьян и лез обниматься. Я мрачно, не замечая вкуса, ела порезанные квадратиками листы сухой морской капусты. На моем плече сидел ди-джей, пытаясь впечатлить своей многогранностью.
– Этот телефон у меня для работы, – хвастался он, – а этот – для девушек!
В России я была бы впечатлена. В Корее мобильные телефоны были у всех. Люди даже ездили с ними в автобусах и делали вид, будто бы ничего более тривиального, чем иметь сотовый, в мире нет. Но я, которая видела только старые модели, с батарейками в ранце, сходила с ума от невозможности завести такой же.
– Me an Playboy! – сообщил ди-джей.
– „I am Playboy“! – машинально поправила я, не сводя глаз с Альки, с которой не сводил глаз певец.
–
Он был пьян и не понимал, что рискует: меня мутило от ревности, зависти и вечного чувства чужого предназначения. Чувства, что я родилась лишь затем, чтобы сидя на краю чужой жизни, смотреть, как твой возлюбленный, глядит на другую девушку. И пускай я была влюблена в него всего лишь три дня, со вчерашнего, я успела здорово продвинуться в фантазиях по поводу нашего будущего.
Похоже, оно будет очень похоже на мое прошлое с Димой.
Я вспомнила его свадьбу. Оксанка в тот день сверкала. Кто бы мог подумать, что вскоре эта красавица превратится в вечно опухшую с будунища, невнятную беззубую бабу с покрытым синяками лицом?..
Уж, точно не я. Если бы я могла, мне точно было бы не так больно.
Я тоже была красивая! С завитыми волосами, огромным пышным бантом. У меня были белоснежные гольфики и китайское дефицитное платье с целым морем оборок и рюш. У меня были новые белоснежные сандалики, а он не сводил сияющих глаз с Оксанки и посмотрел на меня лишь раз: когда я принесла кольца.
На свадьбе были мои родители. Была моя бабушка, Жанна Валерьевна и дядя Сережа – Димин отец. Но я видела и помнила лишь одно: какой красивой была Оксанка, каким красивым был Дима. Как он светился от счастья… Какой белой и яркой была моя боль.
Пока я предавалась воспоминаниям, певец, сияя, как солнышко, беспечно улыбался Альбине. Мистер Пак, тем временем, мучил Лерку. Что-то ей рассказывал на корейском, которым она владеет на уровне «секс – андэ!» и «менеджер – хванасо!». Но так как Пак и был менеджер, не был зол и не желал с нею секса, разговор не клеился.
– До ю спик Ынглиш? – с надеждой вдруг возопила Лера.
И мистер Пак, точно так же возбужденно ответил:
– Ноу! Энд ю?
– Нет, – ответила Лера.
И разговор оборвался вновь.
Босс клуба, кругленький, толстенький коротышка, велел танцевать и все послушно просеменили на танцплощадку. Включая нас! Хотя мы за ночь, вот честно, натанцевались!
– Это же босс, котики! – прошептала Елена. – Слово босса – закон.
– Но мы не хотим танцевать! – проскулила Алька.
– Никто не хочет! – Елена окинула выразительным взглядом танцпол.
Все танцевали и улыбались, словно в последний раз.
Все танцевали так, словно от этого зависели жизни. Особенно мистер Пак старался. Он был так пьян, что не мог стоять вертикально, но не желал расстраивать босса. Опершись рукой о пол, пропустив свободную руку между широко расставленных ног, мистер Пак очень звонко хлопал себя по заднице – и в ритм качал головой.
Босс отошел на миг, все тут же расселись.
Босс возвратился. Встав на пороге, махнул руками: «Что за херня!?» И все мы стадом, не сговариваясь, побежали на танцплощадку. Заиграла медленная мелодия. Я уставилась на певца. Я уже выпила и пыталась вспомнить, как будет по-корейски «Давай, потанцуем?»
–
Проклиная его самыми страшными проклятиями, вплоть до появления геморроя и диареи, я опустила руку на дорогой пиджак. Босс обнял меня за талию и задрал голову, чтобы видеть мои глаза, которые возвышались над ним сантиметров на тридцать.
– Корейский талант, – рассказывал мне Босс по-английски, – талантами они называют своих певцов, – был очень тобой доволен. Вот только не понимает, зачем такой красивой и образованной девушке работать в подобном клубе.
Я тихо поржала.
Мой английский очень многих с толку сбивал. Я сама его учила, по фильмам, вроде «Универсального солдата». Старательно записывала в тетрадочку полезные фразы. «Кисс май эс!» и «Ю, йёллоу трейтор мада факер!», чтобы было о чем поговорить в школе… на уроке французского.
Потом уже, позже, выучила буквы и стала учиться читать и писать по-английски, я случайно запомнила пару слов поприличнее. Так и пошло, поехало…
Что же касалось образования, то я с трудом закончила школу.
Тут до меня дошло, что мои встречи с певцом происходили только у меня же в воображении. Сам он уже кружил в танце Альку и даже не смотрел на меня… Я пожелала и ему геморроя. И диареи…
– Погодите! Какой именно Талант?
От возмущения Босс наступил мне сразу на обе, израненные туфлями ноги. Я вскрикнула. Босс смутился. Смягчился. Объяснил мне, что сидела я с Талантом в свой первый день.
– О, – закивала я, глядя в бок. Алька хихикала, игриво бия певца кулачком в плечо, и я третий раз уже без эмоций, пожелала геморроя и ей. – Помню, конечно.
Босс оказался проницательным дядечкой. Уловил, что с памятью у меня не все гладко, почесал тыковку и напомнил мне о больших чаевых.
– Тот, красивый мужчина, с которым я сидела в конце? – вспомнила я. – Правда? Сказал, будто я – красивая.
Босс закивал и принялся рассказывать мне долгую, лишенную всякой практической пользы сагу о том, что за человек тот Талант и чем он прославился. Я кисло кивала: после Димы, мужики меня волновали лишь с точки зрения пола. Если бы Талант потребовал секса и мне пришлось бы ему отдаться (ради спасения мира, или, там, репутации клуба), я бы еще порадовалась. А так…
Комплименты, падали под ноги, как сухие листья.
Я подошвами растирала их в пыль. Когда танец кончился, и босс велел продолжать веселиться сидя, у меня был настолько несчастный вид, что девчонки решили, что меня сочли слишком молодой и теперь уволят.
Жаль было их огорчать, но, увы, пришлось.
Судя по тому, как все трое проклятых уверенно сидели на жопах, мои проклятья не сработали.
– Котик мой, – спросила Елена. – Кто тебе больше нравится? – перед ней, словно первоклашки перед учительницей, улыбались двое клубных ди-джеев. Один был похож на человека, которого сильно избили, а потом замазали синяки белилами. Второй, на человека, который утонул и неделю прокачался на волнах. – Они оба хотят на тебе жениться!
Я издала тихий вопль души, вступающей в юдоль вечной скорби.
– Певец мне нравится! С которым Алька сидит!
– Так тебе корейцы все-таки нравятся! – запищала та, травмируя мою, и без того ущербную психику, своим голосом.
Остальные гаденько захихикали.
Вчера я жаловалась им на Кое-кого, пока не слышала Лерка. Что Кое-кто стоять-то у клуба стоит, и глазками своими подмигивает, но сам не подходит, а я не знаю, как к нему подойти. И вообще, меня преследуют смутные сомнения, что первый шаг обязан делать мужчина.
(Даже если это будет неровный и пьяный шаг, вроде того, что сделал ко мне Димон).
А девки ржали и вспоминали, как я сама вертелась вокруг Димона (как лента, вокруг гимнастки). Мне было стыдно. Лето казалось тяжелым посхмельным сном. Может, Дима считает, что одолжение сделал? Напился и принудил себя…
Мне стало стыдно. Меня неправильно поняли.
Лерка выпучила глаза.
– Ты что, влюбилась в корейца?!!
Я отвела свои и встретилась взглядом с певицей. Та, видимо, уже давно меня изучала. И я улыбнулась ей, на случай, что она заговорит обо мне со своим коллегой. Та что-то сказала третьему певцу и басисту.
Тот сказал на ломаном английском:
– У тебя очень злое лицо!
Я выругалась; он отшатнулся.
Решив, что завоевать хорошую репутацию среди членов группы мне не удастся, я села за стол, подперла кулаком лицо и загрузилась уже серьезно.
– Линчик, не грузись! – сказала Кристина. – Хочешь яблочко?
– Отравленное? – с надеждой спросила я.
Она сочувственно рассмеялась.
Когда я в первый раз увидела Кристу, а она – меня, между нами сразу же вспыхнуло теплое и искреннее чувство. Жгучая ненависть. Но это уже прошло. Мы стали подругами.
Она мне сочувствовала: знала про моего певца.
– Мама! – сказала Лерка. Таким тоном, словно ее напугали до смерти. – Ты глянь, какой он урод!
Я глянула.
Басист банды, разомлев от выпитого, снял с себя панамку, затем очки и мы убедились, что Лерка права. Хотя, пожалуй, чуть перебарщивает, тыча пальцами в рот и притворяясь, что покажет всей «фэмили» съеденное за ночь.
– Он не виноват! – услышала я свой голос. – Не виноват, что таким родился!
Все русские лица в радиусе, повернулись ко мне.
Криста, Ольга, Лерка и Тичер, разом поймали челюсти. Алька не успела и наклонилась, чтобы поднять свою.
– Вы все это слышали? Скорее, звоните в Россию, пусть пришлют съемочную группу из «Очевидное – невероятное!»
– Да пошли вы! – окрысилась я. – Унижать других – значит расписываться в собственной неполноценности!
– А-а-а-а! Дайте мне диктофон! – визжала от смеха Ольга. – Я должна это записать! Завтра ведь она не поверит!
Лерка ржала еще заливистее:
– Ты точно ничего не понюхала?!
Я тупо молчала, оскорбленно кусая губу. А потом они спросят, чего я такая злая. Действительно! Ведь все так и ждут, пока я что-то доброе изреку…
– Она в корейца влюбилась! – визжала от смеха Ольга – Такое не нюхают! Такое надо колоть!
– А Дмитрий Сергеевич? – напомнила я. Все знали, что он ей нравится. – Он не кореец?
– Ха! – ответили хором все. – Он только наполовину кореец, к тому же, он – босс.
Даже не так.
ПиЭс: он не босс, он бог…
30.08.99г.
I. Как отец полишал нас денег.
После вчерашней «фэмили» все мы: официанты, банда, Мадам и ее девочки, стали одной большой и дружной семьей! Мистер Пак – наша мама, а босс – папа.
Он нам и впрямь как отец! Его маленькие глазки зорко следят за нашей душевной чистотой, а ножки топают, как барабанные палочки, когда «папочка» бежит к нам, дабы оберечь от зла в виде денег.
Какой-то санним, решивший развратить нас своими похабными чеками (самая крупная купюра в Корее 10 000 вон, а чек стоит 100 000, что составляет примерно сто долларов), получил от него хорошую взбучку. «Папочка» накатился на него колючим колобком, и тот убрал свои чеки назад. Под скрежет зубов Елены.
Черт бы подрал этого «папашу»!
А заодно, гостей, старых дураков, которые даже пить не умеют. Рюмочку в себя залили и пошло:
– Секс
–
–
А потому, мерзкий кретин! Ты себя, свою пьяную харю видел в зеркале? Да я лучше под поезд лягу, чем под тебя!!! Старые перечники! Вам нужно грелку под бок положить, а не девку. Я им это объясняю на русском (не будь тебя, как не впасть в отчаянье, о Великий и Непонятный им, Русский Язык!), но чего мне стоит продолжать улыбаться.
Хоть бы на чай дали, за все страдания. Так нет же! Только то, что за стол заплачено и вопросы: «А почему нельзя?!»
Вслух мы, конечно, придумываем «милые» объяснения, вроде:
– У нас по контракту запрещено и менеджер злой!
Единственное светлое пятно в этой работе – «караоке». Я уже все свои знакомые песни на них перепела. Лучше петь, чем объясняться, но… Тут как-то автомат изменяет голос, и я звучу хорошо. Поэтому, для гостей мои песни – не наказание.
II. Братья
Наши вэйтера, они же официанты, просто «коры ходячие», как выражается Лерка. Один из них, по кличке Ёжик, наша особенная гордость. Ёжке тридцать лет, но он хорошо сохранился. Наверно, благодаря фруктам. Такой умничка! Все понимает. Даже с тем, что у него теперь новое имя, Ёжка смирился, – для Оли. А ведь еще пару дней назад он еще бил себя в пухленькую грудь своим же, миниатюрным кулачком и бубнил, что его «name is…».
Далее следовало что-то непонятное, как он умудряется это выговаривать?! Пришлось проводить с ним сеансы внушения и повторять, словно какой-нибудь попсовик худшего разлива, пищащий свою песню из двух нот и одного слова: «No! Теперь твой name is Ёжик!» и так до бесконечности.
За это время можно даже Лерке навязать свое мнение. Ёжка тем более проникся и теперь откликается на все разновидности своего нового имени. Добрый он и милый, хотя и колючий.
Надо, как-нибудь выучить корейский и посоветовать ему экономить гель. На его волосы, которые торчат, как колючки, правда можно нанизывать яблочки.
Официально Ёжик – Ольгин, но мы с ней донимаем его вдвоем. Говорим комплименты и спрашиваем, на ком из нас он хочет жениться. Ежуня делает вид, что не понимает. Показывает нам свои бицепсы и гордо говорит, что он – очень сильный. А Оля, раньше мечтавшая о собаке, теперь говорит о ежиках…
У всех наших вейтеров теперь новые имена. Первый, Ёжик. Второй – придурок Пуфик. Он похож на диванный пуф и такой же тупой. Третий – самый длинный и самый злой, Годзилла.
Тичер предложила нам коварный план избавления от этой шпалы – подлезть к нему в постель, немного оголиться и устроить так, чтобы это увидел Пак. План всем понравился, но желающих его осуществить не нашлось.
Зато я тотчас ухватилась за мысль, что певец меня очень хочет, но при этом ужасно боится Пака. Бедняга. Что его вот так прямо возьмут за ухо, отберут микрофон и выбросят в душную липкую ночь. Это все ужасно нелепо, но утешительно.
Хоть я и знаю, что с тем же успехом могла бы себе внушать себе, что меня и Кан хочет, но не знает как мне об этом сказать. Поэтому он спит не со мной и по ночам рыдает в плечо какую-нибудь костлявой модели.
Ладно, хрен с ними обоими.
Стоит набраться мужества и сказать себе, что ты не нужна, все становится проще. И парень теряет власть над твоим тоскующим сердцем. Кстати, я придумала, как мне заполучить Диму Кана. Надо просто выйти за корейца по фамилии Кан и родить ему сына, чтобы Димой назвать.
А чтобы сходство было полнейшим, вырастить его озлобленной тварью.
Я все это придумала, пока у нас в каморке гостил наш повар. Он немного говорит по-английски и вечно торчит у нас в кондейке, рассказывая, что если мы будем слушаться мистера Шпака и хорошо себя вести, у нас будет много денег. А если наоборот, то мало. Шпак торчит рядом и кивает. И его волчий прищур наводит меня на мысль, что наш с ним сын мог бы смотреть на меня, как оригинальный Дима…
Да, кстати! Как хорошо мы должны вести себя, чтобы в клуб начали приходить саннимы? Вот, что мне хотелось бы знать.
Похоже, мистеру Паку – тоже.
III. А Смерть сидела за его столиком…
Как всегда собирались у Кристы с Ольгой. Лера хотела рассказать о своем госте, который произвел на нее неизгладимое впечатление.
Рассказывает она здорово! Так все обыгрывает, что мы просто умираем со смеху. Мимикой и жестами Лера ставит просто хиты. К сожалению, речь у нее не так развита как пантомима, поэтому, напишу своими словами:
Старичок попался совсем дряхлый и легкий, как перышко.
Смерть уже сидела за его столиком и нетерпеливо покачивала косой, но старичок испросил у нее разрешения сказать последнее «люблю» всем, кто радовал его при жизни. Она не смогла отказать: последнее желание все-таки…
Старый господин Янг долго благодарил Леру за приятное общество и звал в «нумера». Лера говорила «
Убедившись, что секса у них не будет, старичок потащил Леру на танцплощадку. Учил танцевать танго, корейский блюз и, корейское же, техно.
Последнее легче всего – выставила руку вперед, вытянула указательный палец, ноги на ширине плеч, колени присогнуты и мотаешь головой из стороны в сторону. Все! Ты танцуешь корейское техно!
А Ольга в сотый раз вспоминала саннима, который вывел ее на площадку и велел стоять, не двигаясь. Сам он тоже застыл, как изваяние и они стояли так минут двадцать. После чего, он сказал, что она прекрасно танцует и снова повел за стол…
Ладно, вернемся к старичку.
Уразумев, что Лера не понимает ни слова, мистер Янг посеменил к сцене. Благодарить банду. Он подошел, вытащил из кармана деньги и сделал певцу знак нагнуться. Банда как раз собиралась начать петь, но при виде бабосов, певец послушно встал в любимую корейскую позу «срачка в откорячку», склонил голову и молитвенно сложил ручки.
Так он стоял минут десять, ожидая, как говорит Лерка, что-нибудь поматериальнее, чем «спасибо». Наконец, набор комплиментов иссяк. Старичок протянул свою хилую лапку и потрепал певца по плечу – дал знать, что ничего, кроме комплиментов, он ничего не получит.
Тот все понял и распрямился. Старичок, посмотрел на вторую руку и вдруг узрел в ней купюры. Певец поспешил согнуться вновь… Но, то ли он оказался недостаточно вежливым, то ли у него поясницу заклинило… В любом случае, старик неожиданно чихнул и все лицо отвергнувшего меня негодяя, оказалось в слюне!
– Это очень мерзонько – размазывать чужие слюни по собственной морде рукавом кожаного пиджака! – заключила Лерка, радостно сверкая глазами и глядя на меня.
– Рассказывай дальше! – потребовала я.
…Пела банда, вся в белых костюмах.
Стояли навытяжку официанты.
Сидевший в углу мистер Шпак, изображавший гостя, не в силах боле был кушать пиво. По площадке кружились двое.
Она была выше; намного. Привстав на цыпочки, Он доверчиво держался за ее голени.
Лера была пьяна и методично метала саннима в танце. С таким рвением, будто пыталась вытрясти из него душу. Душа крепко держалась за тело и не желала покидать ветхое свое пристанище…
IV. Где я видела его тело.
– Если я когда-нибудь втюрюсь в корейца, – сказала Ольга и вдруг мечтательно обхватила себя за колени, – это будет наш мистер Кан.
Лерка презрительно наморщила нос. По ее мнению, «мистеру Кану» следовало бы сесть в кресло-каталку и, уютно укутавшись в теплый плед, гоняться за «скорой помощью», так он был стар. Она вообще не понимала, как можно влюбиться в парня, разница в возрасте, с которым составляет больше трех лет.
– В мистера Чжона влюбись, – посоветовала она Ольге. – Кан!.. Ха! – она наморщила нос. – Ему же лет тридцать шесть!
В ее устах это прозвучало, как расстояние от Земли до Солнца.
– Тридцать пять! – уточнила я. – И вообще, зря ты на него так фыркаешь. Ты хоть видела его тело?
Девки перестали жевать и обернулись ко мне.
– Ты видела его тело?..
31.08.99 г.
I. Краткий обзор достопримечательностей.
Пхохан стоит на берегу моря, благодаря чему здесь очень тепло, но совсем не влажно, как в Ха. Дышится легко, и, даже после целого дня беготни по улицам, не потеешь.
Аккуратные, узкие улочки, сплошь усеяны универсальными, продуктовыми, бытовой техники, и прочими магазинами; салонами красоты.
В одном из этих салонов Ира проколола вторую дырку в ухе, а из другого они за уши вытащили меня: я надумала вдеть колечко в пупок. Я упиралась и пыталась всем объяснить, что сейчас очень модно – носить в пупке серебряное колечко. Но меня засунули в такси и увезли прочь.
«Иначе, – заявили они, – ты замрешь от восторга при виде своего пуза в витрине, отстанешь и потеряешься!»
Это действительно так.
Мне эти улицы кажутся лабиринтами! Будучи по природе рассеянной, я постоянно витаю в облаках и на землю спускаюсь только в том случае, когда жизнь с размаху бьет меня лицом об асфальт.
Такие мелочи, как направление и элементарное ориентирование на местности, мне в жизни не одолеть. Я редко обращаю внимание на то, где я нахожусь, но никогда не теряюсь и домой из любого места дойду, ориентируясь на внутренний голос.
Это у меня с детства, а девчонки не верят и утверждают, что если бы они не водили меня за руку, то потеряли бы за первым же поворотом. Мечтательницы! От меня не так-то просто избавиться!
Много раз слышала о том, что за границей люди себя чувствуют намного свободнее и избавляются от многих комплексов. Теперь могу это повторить от первого лица. Я смотрю на себя в зеркало и не понимаю, что случилось? Выгляжу точно так же, а чувствую себя намного увереннее. Даже не задумываюсь теперь о том, лучше или хуже меня окружающие. Просто принимаю себя такой, какая я есть, и мне это нравится!
Я перестала сомневаться в себе.
Наверное, потому что прохожие, вэйтеры и саннимы говорят мне, что я красивая. А русские парни никогда в жизни ничего подобного не сказали. Кроме Димы, конечно… Но тогда мне было пять лет и меня нарядили в «китайское» платье с рюшами и пышным бантом на спине.
А второй раз этот придурок просто был пьян…
Кристина говорит, будто в Хабаровске, я хожу по улицам с таким видом, что люди меня боятся. Если бы я улыбалась в России, люди бы улыбались мне в ответ.
Ага! Если бы я улыбалась в России, меня бы заперли в психушке на Кубяка. Пожалуй, если бы у меня появилась возможность остаться здесь навсегда, я бы осталась.
Здесь потрясающе! Когда на улице дождь, люди оставляют зонты у входа в магазин, а на выходе берут только свой, а не три чужих. В больших торговых центрах дают пакетики для зонтиков. Сегодня мы были в одном, просто огромном! Этажей семь. Эскалатор, обстановка – мечта! Цены, правда, очень реальные, поэтому мы делаем покупки на рынке неподалеку. Но как здорово просто там побывать!
Все ходят с мобильными телефонами, у некоторых даже по два и больше, вот бы мне так жить! Полно дешевых фруктов, которыми мы объелись, разных йогуртов, шоколада, булочек!
Конечно, в Хабаровске тоже полно. Но здесь я тоже могу себе это позволить! Хоть каждый день.
В общем, здесь только один минус – жадные саннимы и их отсутствие. Но, как говорится, на каждую бочку меда по ложке дегтя. С них тоже можно похихикать. Когда сидишь без Елены, которая вечно нас пугает отправлением домой, все вообще волшебно.
Вспоминаю, как мы дрожали в этих «румах» в первый день, до сих пор мороз по коже.
Сидели там, как студентки на экзамене, слово лишнее сказать боялись. Криста с Ольгой вообще с разговорником ходили. Ха-ха! Теперь уже все привыкли, прикалываемся над ними, веселимся, а потом друг другу рассказываем.
Особенно Лерка разошлась. Которая корейцев терпеть не может и блевать хочет от унижения, когда за столик идет. Ничего, не блюет. Танцует с ними «танго» и «тэквондо» показывает. В смысле машет у них перед носом руками, изображая боевые приемы.
II. Жадность боссов и криминальные наклонности Ёжика.
Бегая по магазинам, встретили Ёжика с папкой листовок в руках. Он лез в стеклянную Витрину-холодильник, полную напитков:
– Ой, а что он тут делает? – спросила Алька.
– Лимонад ворует! – страшным шепотом сказала я.
На самом же деле, Ёжик просто рекламирует наш клуб. Старым способом, проверенным глубиной веков (неужели у них нет телевизионной рекламы?) – ходит и раздает листовочки, а глаза такие грустные, что сердце дрожит.
Надо будет отвести его в ветлечебницу.
А все почему? Потому что наш клуб пользуется бешеной популярностью… среди персонала. Лично я там от заката до рассвета тусуюсь, а гостюшки приходят намного позже и уходят намного раньше. Но меньше десяти человек в зале не сидит. Это банда, Пак, ди-джеи, «подсиднушки» (проститутки) и Мадам, которые изображают массовку.
Завтра, кажется, все мы с листочками вдоль трассы пойдем…
III. Огурцы-помидоры и… сауна.
…Сегодня открыли для себя корейскую сауну. Такие разбросаны на каждом шагу, и сегодня мы решились туда заглянуть. Все необходимое (вихотку, одноразовые пакетики мыла, шампуня и полотенце) можно приобрести прямо на месте, что мы и сделали.
Первым делом влезли на весы. Ольга – 57, Алька – 53, я – 55, а подлые Лерка с Кристой, всего 52 и 50 кг соответственно!!! При этом у обеих красивые фигуры, особенно у Леры с ее ногами-ходулями.
Внутри все очень просто: две парные, два мелких бассейна с холодной и горячей водой, вдоль стен – душевые шланги, на стенах зеркала. Единственное, новое впечатление – краны. Один из них включает воду, а второй регулирует ее температуру. Я, по неопытности, повернула второй до отказа, решила, что он не работает, попробовала первый. Спасибо Кристе, попросившей передать мыло – я вышла из-под душа до того, как оттуда хлынул кипяток.
Кореянки, с любопытством поглядывали в нашу сторону и о чем-то переговаривались, что не мешало им методично тереть друг друга вихотками. С такой силой, что мне стало не по себе: боялась увидеть, как у них кожа лопнет или вытрется до дыр!
– Натереть кого-нибудь? – предложила Ольга, кровожадно улыбаясь.
– Да пошла ты, мерзонькое животное! – отказалась Лера и, зачерпнув таз воды, окатила Ольгу, чтобы та охладилась.
Она завизжала, как поросенок на бойне. Не столько потому, что вода была холодной, сколько от испуга перед чем-то длинным и зеленым, вылетевшим из таза.
Мы столпились вокруг.
– Огурец, – сказала Лерка.
– Огурец, – задумчиво повторила Криста.
– Огурец? – не поняли Ольга и Алька.
– Да нет, это помидор. – не могла не высказаться и я.
– Интересно, зачем он здесь? – спросила Алька.
– Я скажу, но пусть Линка с Леркой, заткнут ушки! – сказала Ольга, закидывая овощ обратно и пошло улыбаясь.
– Извращенка! – гордо поморщились мы.
– Сами вы извращенки! Это для масок! Вечно вы опошляете!
Она всегда так – на слове не поймаешь. Мы ржали, пав на колени.
Интерес кореянок стал явным: они, наверное, подумали, что русские ходят в сауну для того, чтобы кидаться огурцами и смеяться на весь квартал.
– К их сведению, русские в сауну ходят пить! – обиделась Лерка. – Пусть скажут спасибо, что мы всего лишь смеялись!
Не желая выступать в роли идиоток, мы пошли в парилку, где я опять чуть не задохнулась. От жары… А вот местные просто жаронепроницаемые! Сидят в этой душегубке, обернув головы полотенцами и медитируют (а что еще можно делать в позе лотоса?)
Короче говоря, мне там не сиделось, и я бултыхалась в бассейне. Его ширина и глубина заставляли желать большего. Это еще одна корейская особенность – бассейны, точнее, большие ванны, в которых можно только лежать (или болтать ногами, утверждая, что это хорошая нагрузка для мышц, как делаю я), устроены так, что вода в них все время свежая: льется, не переставая.
Мне понравилось.
А вообще, у них все маленькое: дома, рост и уровень преступности. Машины по ночам даже на сигнализацию не ставят! А по утрам находят на том же месте, где и оставили. Оля клянется, что если от возмущения не умрет, обязательно научит их следить за своими вещами.
2.09.1999 г.
I. Стайл и жадность.
В День знаний мы открыли для себя новое словосочетание. «Ходить на пиали». Это обозначает раздавать листовки. В обществе вэйтеров будем ходить по городу, и совать рекламки в руки ни в чем не повинных прохожих.
Елена знает о Корее буквально все и очень хочет, чтобы мы знали, что она все знает. Говорит, боссы жопятся. Не хотят платить за рекламу по телевидению. Печатные листовки дешевле, а мы – вообще бесплатные. Поэтому, делать нечего, придется ходить.
Такое чувство, что она думает, будто бы мы тоже этого не хотим! Лично я была только рада увидеть вечерний город. Мы с Олей ходили с Ёжиком. И раздавать листовки мне очень понравилось; жители Пхохана относятся к нам так, словно мы кинозвезды. А я, видит бог, не привыкла к тому, что люди бывают мне рады.
Строгий Ёжик очень старался испортить мне удовольствие, размахивая своим коротким пальчиком у меня перед носом и что-то бормоча по-корейски. Хотя «
Еще он никак не хотел понять, что если мы разбросаем пачки в почтовые ящики, кузова пролетавших мимо грузовичков и мусорные баки, то сможет пойти выпить кофе или какую-нибудь вкусняшку спокойно съесть.
Этот ход – единственная полезная вещь, донесенная до нас многоопытным Тичером. И то, что Ёжик его не одобряет, волнует меня еще меньше, чем Ольгу, которую это вообще не волнует. Главное – побыстрее отделаться от стопки «папируса» в его лапках, из-за которого Ёжку самого не видно, и почтить своим присутствием все близлежащие магазины.
Благодаря пиалям, мы нашли столько потрясающих мест, что хватит на три дня!
Собравшись вместе на автобусной станции, мы пришли к заключению, как много замечательных вещей ускользало от нас в Роще! Это и наклейки с собственными мордахами, которые можно сделать всего за несколько минут, и обилие разных милых вещиц, сувениров, распродаж, музыкальных магазинов. Кое-кто скупил все диски Бэкстит Бойз и N'Sync, что продавщица даже пыталась угостить меня кофе.
Я отказалась, тем более Ёжка уже начал скулить у входа, как щенок:
– Го-у, го-у-у! Каджа!
Чтобы я не зашла под колеса какой-нибудь машины, уткнувшись носом во вкладыши от дисков, Оля с Ёжкой отобрали их у меня и отправили раздавать листовки.
Я и тут отличилась.
Подбежала к белому мужику, размером с носорога, сунула ему в руки листовку и крикнула:
– Оль, смотри какая жирная червивая харя!
Привыкла, что нас никто не понимает, а мужик-то был белый!!!
К счастью, не русский, иначе я начала бы собирать зубы по всему тротуару…
А у девок все прошло скучно. Только Лерка купила двух огромных плюшевых собак, которых с трудом дотащила.
II. Ноги в туфли, собаки в постель.
Помимо Ёжки, есть еще один вейтер, желающий проводить с нами, больше времени. Пуфа. Постоянно торчит у нас в кондейке и пытается нас всех строить.
Конечно, его никто не слушает, но Пуфа продолжает пытаться, пока не огребет по башке. Еще он любит людей смешить, наш маленький душечка. Сегодня пришел разулся и с какого-то перепугу сунул свои ножки, в вонючих черных носочках, прямо в Ольгины туфли на каблуке.
Они оказались великоваты, и Пуфа начал приглядываться к Леркиным. Та заявила, что не позволит типу, который носит вонючие носки, мерить свою обувь. И прижав к груди туфли, стала отбиваться от притязаний ногами. Пуфа сконфуженно отступил, и чтобы утешить его, я разрешила ему примерить лифчик от дискодресса.
Он надел его тут же, поверх рубашки и как раз бегал в нем взад-вперед, когда из рума вернулась Алька. Эта дура сразу принялась возбухать. Оскорбилась, что официант берет ее вещи без разрешения.
И прорыдавшись, я объяснила, что все в порядке: я ему разрешила.
Вечером мне было не смешно: выяснилось, что Лерины собаки будут спать с нами. А они здоровые! Из-за этого мы с ней опять пореругались.
– Собаки тебе мешают? – орала она. – А может быть, тебе я мешаю?!
– При чем тут это? – не уступала я. – Может, завтра ты к нам в постель мотоцикл уложишь, мне и это терпеть?!!
Закончилось тем, что пришла Елена, угрожая призвать на наши головы гнев Дмитрия Сергеевича. Это бы мы еще пережили, но она предложила нам выпить всем вместе кофе и помириться. Мы с Леркой переглянулись и поняли, что совсем не сердимся. Только жутко, прямо сейчас, хотим спать.
3.09.1999 г.
I. Норм и пивная норма.
Раздавая накануне пиали, я столкнулась с чрезвычайно интересным белым мужчиной, который стоит всех Бэкстритов вместе взятых! Даже если каждый положит себе в карман по гантеле. Шепну на ушко: он больше двух, вместе взятых, Леркиных псов. И именно на ней он остановил свой выбор.
Так, я понимаю, работает карма.
На расходы чувак скупился.
Заплатив за столик и получив к нему фрукты и три бутылки пива, он долго мучился, но заказал еще целую мисочку арахиса. Затем долго пытал вэйтера, скрупулезно отсчитывал деньги и интересовался Тичером.
Та была занята.
Наскоро намекнув о том, как она прекрасна, Елена улетела за стол. А мы чуть не умерли со смеху, представляя этого жирнягу, танцующим с девушкой, к примеру! Лера очень здорово это демонстрировала, выгнув спину дугой и вытянув руки, будто тянется к его шее.
Мне было не смешно: примерно в этой позе, я провела остаток ночи, пытаясь найти себе место между пустотой и плюшевым боком собаки. Смеяться я начала, когда пришел Пак и велел Лерке отправляться за столик к толстому мужику.
– Они там танцуют, – ввалились через десять минут Кристина и Ольга. И попадали на диван, задыхаясь от смеха. – Иди посмотри.
Я не могла себе в этом отказать. Надо же взглянуть, как я выгляжу, пытаясь обернуться вокруг собаки. Реальность все ожидания превзошла. Мужик был высок и Лере не хватало рук, чтобы обогнув живот, дотянуться до его шеи.
Не видя мира перед собой, истерически гогоча, я доползла до кондейки и задыхаясь от смеха, сказала два слова:
– Бог есть!
Лера чуть не сдохла сегодня вечером! Норм пытался говорить с ней по-английски, Лера не понимала! Норма это задело. Он возмутился, что она слишком часто уходит на дискотайм, и Пак заменил ее Алькой.
Норм держал ее за руки, под предлогом пылавшей в нем нежности. Стоя на стэйдже, я наблюдала, как испуганно вращались его глаза под очками, когда Лера умудрялась высвободить руки и все-таки ухватить кусок.
Мы с Алькой заключили пари. Я ставила десять вонючек на то, что Лерка станет есть прямо ртом с блюда, лишь бы этот мудак ушел. Алька ставила двадцать, что он не позволит. Даже если ему придется ее оглушить.
Это был первый со дня знакомства, нормальный, человеческий разговор.
Норм волновался, глядя на нас. Мы с Алькой, шатаясь, ржали в голос прямо на стэйдже. А когда я, согнувшись, чуть не упала, решил, что, пожалуй, ему пора.
– Теперь, – сказала я Лерке, когда после работы, мы как обычно сидели у девок, – ты знаешь, каково это – спать с твоими собаками.
Она метнула в меня подушкой.
Я увернулась и Ольга, мирно собиравшая на столе пасьянс, поплатилась за мою ловкость…
– Осторожнее! – яростно заорала она. —Я «Узника» собираю! Этот пасьянс сходится раз в десять лет!
А у Ольги каждый день. Она нам плешь проела намеками на свою мудрость и прозорливость…
Я ей сказала, что пасьянс сходится не поэтому, а потому, что книга – фуфло. Тогда она запретила мне по ней гадать, пока я не заберу свои слова обратно.
Как истинная хозяйка своего слова, я забрала, но все равно посоветовала ей не собирать эту мутоту так часто: мы не в том возрасте, когда можно запросто кидаться десятилетиями.
– Это Линка ему листовку дала, – парировала она, обращаясь к Лерке.
– А-а! – возопила жертва. – Да чтоб ты замуж за Женю вышла! Чтоб у вас секс каждую ночь был
Я яростно переслала ей подушку «air male», но попала в Кристину. Та не стерпела и на их с Олей кровати вновь закипела битва. Жаль, что подушек было лишь две…
– Он весь вечер меня за руки держал! – снова начала жаловаться Лера.
– Естественно, должен же он был как-то оберегать от тебя свою еду! – сказала я и мы опять обменялись подушками. – А про Женю, это уж чересчур!
– Да ладно, – сказала беззаботная Лерка. – Может, он человек хороший.
По мне, так пусть лучше будет плохой, но мускулистый.
II. Домой и в Диснейленд.
***Алька вышла на стэйдж в носочках с сердечками, все в восторге от ее милой экстраординарности, собираемся повторить.
***Я нарушила запрет Елены на какую бы то ни было другую одежду на стэйдже, кроме этого пошлого бикини. Надела шорты и топ (костюм от «Диско»). Вопреки ее заверениям, никто и слова не сказал (кроме нее). Завтра все решили идти в этих костюмах! Опять же, кроме нее.
***Пак отменил запрет на общение с нами (наложил из-за того, что мы требовали нас кормить) и начал выдавать по две «вонючки» на завтрак, а после пиалей кормить лапшой, от которой у меня огонь из горла пышет. Круче, чем у Змея Горыныча! Лучше бы мы сами питались.
***Дмитрий Сергеевич,
3.09.99г.
I. Исполняя ритуальные пляски…
Просто не верится, что все происходит со мной.
Я сама зарабатываю деньги, сама покупаю себе одежду, которая мне! Могу ходить по улицам полуголая с утра до заката, никто и слова не скажет, в машину не запихает, за город не увезет.
Хотела сложить свои старые шмотки в кучу, облить бензином и сжечь, исполняя при этом ритуальные танцы. Но решила, что местные этого не поймут и Тичер снова побежит звонить Кану.
Кстати, сегодня, когда поговорив с ним по поводу «вчерашнего», она вдруг пришла в мотель и заговорила о том, как много в Корее американских солдат. Я как раз грызла ногти, размышляя с чего эта сука снова на меня взъелась и не до конца поняла, к чему такой поворот.
Не поняла, но сразу же заинтересовалась. Американские солдаты – это моя первая большая любовь после Димы. И Тичер, улыбаясь мне, аки мать, подробно рассказала, где они водятся, чем интересуются и кого едят.
Даже Лера стала подозревать неладное.
Кажется, Тичер допрыгалась: Кан ей вставил. Только не туда и не то, чего ей хотелось.
II. Нас не нае… обманешь!
После этого день пошел кувырком.
Ездили с Олей на пляж. Таксист, козел, привез, а потом сказал: «Лето закончилось, уже никто не купается!» Решил, что мы расплачемся и на его же такси поедем обратно. Люблю, когда люди думают, что самые умные.
Нет такого знака, который остановит двух русских девушек, которые намерены искупаться! А если еще и знака нет…
Мы послали таксиста нах и мужественно искупались в грязном, – по-моему начался прилив, – море. Выполаскивали песок из трусов, снова храбрились и плавали. Море же!.. К тому же бесплатное.
На пляже, похоже, была какая-то грандиозная пьянка и кроме уборщиков, которые это все убирали, и нас, вокруг никого не было. И мы как-то молча решили, что выполнили гражданский долг: искупались.
Легли загорать.
Вокруг, минут двадцать кружили какие-то парни на белой тачке. Стеснялись к нам подойти. В итоге, даже нам стало интересно: решатся ли и мы стали за них болеть. Парни вышли.
Явно не красавцы, даже одеты так себе, но Оле взбрендило покататься на их машине. Пришлось с ними знакомиться. Потом переводить ее доводы в пользу разрешения порулить. Потом наблюдать, как она гоняет по пляжу, радостно вереща, чтобы заглушить испуганные вопли хозяина…
Я пишу, чтобы понять, в чем была не права на этот раз. Почему ее удовольствие, стало вдруг нашим? Мы из-за этого с ней поссорилась. А еще из-за денег.
Она обещала заплатить за такси на обратном пути (туда заплатила я), но потом заявила, что раз она подцепила нам этих крокодилов, то больше ничего не должна.
Я, конечно, взбесилась.
Во-первых, если бы я не знала английского, она бы даже близко к их машине не подошла. Во-вторых, договор – это договор. В-третьих, если она пытается зажать две вонючки, почему жлобка – я, которая желает получить их обратно?
Забыв про угрозы нашего русского босса, я довольно резко изложила ей свою длинную мысль. Прибежала Елена. В руках с телефонной карточкой. Видимо, получилось чуть громче, чем я считала…
Ольга фыркнула и ушла к себе. Я – к себе. Ждать звонка из Хабаровска. Звонка не последовало и с трясущимся от злости лицом, я отправилась на «пиали». С Олей и Ежиком.
Оля мне все простила. Ха-а-ха!
– Лин, одолжи десятку, – засмотревшись на кофточку, говорит.
– Хер тебе, – отвечаю я, стараясь контролировать децибелы. – Попробуй развести продавца.
Как она оскорбилась, мамочка дорогая!
Такое чувство, что это я ей за все должна, а не наоборот. Лера в каморке негодовала. Мол, до чего же некоторые жадные, и что она бы, мол, ни за что до того не опустилась. Я молчала. Да и что я могла сказать? У меня почти возникло такое чувство, что я и впрямь не имела права отказывать кому-то в деньгах.
Но утром, после работы, когда Оля демонстративно вернула мне долг, я взяла. Мне пришло вдруг в голову, что в прошлом я так сильно прогнулась, что даже маленькая попытка вернуть свое, теперь считается госизменой.
На хер с пляжа мне такие друзья!..
4.09.99 г.
I. Не ждали, но смирились.
Сегодня, когда мы вернулись из магазинов, нагруженные, как купеческий караван, к нам с Лерой забрела Елена. Пить кофе. Мы не ждали ее, но смирились и хмуро достали кружки. Не знаю, что там вчера между ними произошло, но сегодня Лера и Оля не разговаривают друг с другом, отчего Лера снова разговаривает со мной.
Покритиковав то, что мы купили и печенье, которое Аля привезла из Хабаровска и все еще ест на завтрак, Елена предложила посмотреть телевизор.
Концерт корейской попсы.
Люблю я их музыку. Что мальчики, что девочки заливаются соловьями, не прекращая при том с завидной синхронностью танцевать. А уж красивые!..
– Хотела бы я тaк танцевать, – не выдержала я, глядя, как группа Sechs Kies шестеро мальчиков в кожаных костюмах выдают какую-то умопомрачительную, вариацию из техно-рэпа и джаза.
– Тебе
– Как у индейцев? – съехидничала я.
Елена не обратила на «колючку» внимания и продолжала бредить на тему своего шоу. Оно, по ее мнению, должно стать хитом в Китае, а я с моими «белокурыми локонами», буду главной «звездой» постановки.
Когда у нее случаются приступы просветления, Тичер начинает меня любить и приписывать все свои чувства, мечты и помыслы. У меня то и дело начиналось ощущение дежа-вю. Словно из Хабаровска даже не уезжала. Скоро начну ее мамой звать. Там то же самое: «Девочка моя, моя бедная маленькая принцесса…», «Тварь никчемная, бездарная уродина, чтоб ты сдохла!»
– Не поеду я ни в какой Китай! – ответила я. – Особенно с вами.
С меня хватило корейской эпопеи с ее шоу!
Его один раз увидели и навсегда отменили. Собственно, из-за этого она и впадает периодически в необъяснимую ярость и начинает придираться ко всем вообще, и ко мне в частности. Стоит мне хоть слово в свою защиту сказать, она уже несется звонить в Хабаровск.
– Как это?! – удивилась она. – Ты же говорила, что мечтаешь танцевать шоу.
– Мало ли, что я там говорила? – еще мрачнее ответила я. – Я мечтала уехать от своей матери. И вовсе не для того, чтобы ругаться тут с вами! Я не ваша дочка, Елена Викторовна. И я не ваше переиздание! Поэтому,
Лерка тихо хрюкнула в свою чашку. Как хорошие слова, так она по-английски не понимает. А как «закройте рот», так сразу же поняла. Это все потому, что я тут не единственное «переиздание» Тичера. Она то и дело пытается нас с собой сравнивать, чтобы рассорить, а потом примирить.
Та на нее внешне похожа, та – внутренне. У этой такие же бедра, а у другой будут такие же икры, если подкачать. Меня же она то и дело пытается считать дочерью. Словно папа мой не из мамы, а из Тичера вовремя вытащить не успел.
– И кто тебе из них нравится? – спросила она, словно собиралась познакомиться с зятем.
– Сунг Хун, – я ткнула пальцем в мелированного красавчика. Уточнила ехидно. – Вы, надеюсь, не против?
– Против, – сказала она. – Я расистка. Он же узкоглазый!
Я рассмеялась в голос: это было смешно! Для того, чтобы быть расисткой не требуются ни ума, ни особенной силы воли. Достаточно быть глупой, самонадеянной и высокомерной.
– А Дмитрий Сергеевич в курсе? – спросила я, ощетинившись, потому что все шуточки про корейцев, неизменно воспринимала в штыки. – Он очень щепетилен по этой части.
Sechs Kies уже убежали, вдоволь и в пол накланявшись, а Елена все размышляла. Я молча смотрела в ящик. Зал на экране плакал и ломал руки, как в религиозном экстазе: на сцену под начальные аккорды, выходила группа номер один Н.О.Т.
– Канг Та! – простонала и я, молитвенно воздевая руки. – О-о-о, господи! Он бог! Бог!
– Тьфу! – сказала Елена и зло насупилась. – Прекрати это! Иначе, я не выдержу и уйду!
Я едва сдержалась, чтобы не застонать, как в немецком порно. Малодушно зажала ладонью рот. И внезапно Лера, которая терпеть не могла корейцев и норовила переключить мою музыку на канал, где показывали рестлинг и Рока, вдруг заломила руки:
– Как можно молчать, когда Кантар – бог?! О-о-о! Я не могу! Я его обожаю!.. Сделай погромче! Боже!.. Как он красив!
В этот момент на первый план выскочил вдруг другой солист и страшным голосом заорал:
– Ай я! Ай я!
Очень похоже на русское «А я?» получилось.
– А ты нет! – прикрикнула Лерка и обернулась ко мне. – Господи! Да Кантар даже красивее, чем сам Кан!
II. Имена и даты.
Елена грациозно поднялась и хлопнула дверью. Я подождала, чтобы убедиться, что она не вернется.
– Вообще, его зовут Канг Та.
– Пофигу, – ответила Лера. – Я хоть саннима самого страшного полюблю, если Тичерина перестанет ходить к нам в гости. Расистка, блин! Ага!.. Ты ее вчера видела?
Я фыркнула: вчера Елена взасос целовала саннима, превратившего ее лифчик в кассу.
– Что тут такого? – не смутилась она, когда ее призвали к ответу. – За чек я позволяю себя поцеловать!
Лерка закатила глаза и застрелилась из сложенных вместе пальцев, а я опять призадумалась: в этом действительно был смысл. Никто не спорит, что целовать старика – противно. Но отвращение можно преодолеть, а чек – это целых сто долларов.
В общем, я фыркнула, но смолчала. Трудно мне ее осуждать, когда речь идет о бабосах.
– Почему она все время на тебя Кану жалуется? – спросила Лерка, меняя тему. – Даже не Жене, а сразу Кану.
– Не знаю.
Лерка почесала затылок:
– Слушай, а что у вас случилось в тот вечер? Ну, когда ты поехала на фирму завезти справки… Он еще тебя в кабинет потом вызывал, когда ты пришла.
– Да так, – сказала я, ухмыляясь. – Сказал, что ему Елена нравится. Не могли бы они делать вид, что созваниваются из-за меня. Ну и попросил, чтобы я с тобой почаще ругалась. Чтобы никто ничего не заподозрил.
Лера уставилась на меня.
– Серьезно?!
Я покрутила у виска пальцем.
– Я пошутила, Лера. Я же сказала: я отравилась. Два дня меня не было, потом Кан просто спросил, почему я так испарилась. Он же в нас бабки вкладывает… Ну и… Ну, ты же знаешь, что его мать и моя бабка дружили.
Она притворилась, будто поверила.
5.09.99г.
I. Тичер – раз, Тичер – два.
Мы с Леркой вернулись с прогулки и, желая кое-что уточнить, постучались к Тичеру.
Заходим, а там, на кровати, сидит незнакомая пухлая блондинка с хорошенькой мордочкой. Я даже растерялась в первый момент, решив, что зашла не в тот номер.
– Привет! – сказала она.
Таким тоном, будто пыталась быть снисходительнее с рабыней.
– Здравствуй! – ответила я несмело. – А ты – кто?
– Я вас учить приехала. Меня зовут Лена.
Мы с Леркой недоуменно переглянулись: это что, шутка?
Это была не шутка.
Наш босс Женя, которому сообщили, что кроме Тичера никто тут не умеет вести себя за столом, привез нам эту толстую коротышку. Важную, как мартовский кот и такую же круглую.
– Вы и есть – шоугруппа? – уточнила она.
Подумала.
– А! Это все ненадолго. Вы шоу свое танцуете? Нет! Значит, вас скоро разделят и разбросают по разным клубам. Да не бойтесь вы так: у Дмитрия Сергеевича только чистые клубы…
– Ты – кто? Его доверенное лицо? – вскинулась я, ревниво.
Леночка в момент просекла ситуацию. Произнесла насмешливо:
– Еще одна! Конечно, ничего зазорного в этом нет: в него все влюбляются… Но тем не менее, я бы на твоем месте не расслаблялась: он всем улыбается. Работа такая.
Наверное, она бы рассказала подробнее, но Лерка уже шла к двери и я последовала ее примеру. Злая, как три собаки, связанных вместе. Работа, мать его!
Мне он за все лето, вообще ни разу не улыбнулся.
Ни разу.
II. Грош и Елена.
Тичер была у девок. Пила валерьянку и толкала обвинительный спич.
– Она меня совершенно ни в грош не ставит! «Тыкает», поучает, а я, между прочим, в Корее не первый раз. А как она матерится!
– Позвоните Дмитрию Сергеевичу, – посоветовала я.
Наша многострадальная наставница закатила глаза и глубоко вздохнула:
– Он не берет трубку!.. Ну ничего, зайки, придется вам потерпеть!
– Что значит
– Я лично хочу вернуться домой! – заявила она. – Не девочка уже по столам бегать! Раз мы не танцуем шоу…
– Моментик! – вскинулась Оля. – А мы? А что с нами будет?! Мы, вообще-то, тоже собирались танцевать шоу!
Тичер вздохнула, но как-то испуганно и поспешила вновь сменить тему.
6.09.99 г.
I. Уайт-блонд один тэйбл.
Как-то так вчера получилось, что мы с Леной сидели за одним тэйблом. У нее были длинные белые волосы, цвета льна. Светлее моих, но гости так сурово не придирались. Назвали нас обеих уайт-блонд и заказали петь в караоке.
Это было куда приятнее, чем сидеть с моими праведными подругами, или Тичером, которая говорила, будто бы ей всего лишь двадцать четыре года. Стоило нам оказаться в «руме», как Лена мигом отбросила свое чванство и распустила чары. Совсем, как моя маман. Я, которая девятнадцать лет наблюдала эти метаморфозы, бросилась повторять.
Конечно, я не была настолько красива, как моя мать, но и Лена не была тоже. Тем не менее, она вела себя, как маман и у нее получалось. Я мигом подстроилась, включилась в игру: заговорила сладко, засюсюкала, словно девочка. Захлопала ресницами… Гости потеплели глазами и принялись открывать кошельки.
Лена слегка удивилась, но вовсе не растерялась.
– Не надо с ними говорить на твоем «оксфордском», – шепнула она. – Говори так, чтобы они тебя поняли. Они сюда пришли развлекаться и, если повезет, облапать смазливую
– Толку-то, – насупилась я, вспомнив, как мои подруги доказывали друг другу и мне, что лучше умрут, чем станут заниматься тем, ради чего приехали. Развлекать мужиков.
Такое чувство, что у нас тут саннимы не источники заработка, а какие-то буржуины, которых нужно наказывать за то, что они – буржуины. Нет бы, сидеть всем вместе, улыбаясь и нежно глядя в глаза. Как Тичер. Подливать им бухло, слушать их пение и хлопать, как будто перед тобой Канг Та и Сунг Хун дуэтом поют.
– Толку-то? – возмутилась Лена. – Деньги, тебе, значит, не нужны?!
Я покраснела, перепугавшись до смерти. Я так недавно получила права принимать решения, что еще не была уверена в правильности того, что я принимаю.
– Нужны…
– То-то же! – наставительно подытожила Лена.
И тут вслух решив, что мы с ней подружимся, принялась за мною «присматривать».
II. Красивая женщина средних лет.
Лерка была у девок: я-то с Ольгой еще окончательно не помирилась после поездки на море, поэтому, после обеда Лена зашла ко мне и осталась. Учила жизни, расспрашивала о том, о сем и рассказывала о некой красивой женщине, «в возрасте», которая все лето бьет к Кану клинья.
Я морщилась: красивая женщина, кажется, всякий стыд пропила! Пожимала плечами:
– Может, из первой плеяды его проституток? Мне-то откуда знать?..
– Ты ведь, вроде бы, с ним амуры крутишь.
– Кто тебе такую чушь рассказал?!
Леночка не ответила: к нам ворвалась Елена. Бешено вращая глазами, она оглядела комнату и вдруг заорала:
– Почему ты до сих пор не накрашена?!!
– В кондейке накрашусь, – проблеяла я.
Елена не успокоилась. Когда ей хочется крови, она так просто не отступает. Даже то, что у нас полчаса свободного времени, она не считала веским доводом. Швырнула мне косметичку и приказала краситься прямо сейчас. При ней.
Будь со мною кто-то из наших, я бы накрасилась. Но рядом сидела Лена и тупо, как неизвестный науке вид, наблюдала беснующегося Тичера.
– Лен, ты в своем уме? – поинтересовалась она
У Тичерины стал такой вид, что мне захотелось накапать тетушке валерьянки. Или, вообще, мышьяку. Чтобы она уж точно утихомирилась.
– Красься, – прошелестела Тичер.
И я вскипела. Кто ты такая, мать твою? Сука злобная! Я встала, уперлась руками в бока. Сузила глаза, совсем, как моя родительница, когда собиралась дать отпор бабке и сделала шаг вперед.
– Я сказала, что я накрашусь в кондейке. Не надо со мною так разговаривать!..
Тичер отступила, но не сдалась.
– Ну, я тебе это еще припомню! – пообещала она.
III. Все равны, но некоторые все равно равнее.
После работы, как всегда, сидели, рядом с «Фэмили Март» за пластиковым столиком, как в уличных кафе и ждали, пока парнишка за прилавком разогреет все полуфабрикаты, которые мы вознамерились слопать на сон грядущий.
Даже не разговаривали. Просто молчали и смотрели на небо.
Оно здесь какое-то необычное. Не темно-синее и чистое, как у нас, а желто-фиолетовое с примесью темно-серого. Звезд не видно. Какое-то оно «низкое». Падает на голову, навевая депрессию и тоску.
В телефонной будке через дорогу бесновалась Елена.
– Что значит, «мы все равны»?! Я старшая, а она мне абсолютно не подчиняется! Я хочу, чтобы ты убрал ее из моей команды!..
Я оторвала пластиковую пленку от обжигающе горячего контейнера с пловом и принюхалась. После первого обеда в чуфалке, собачье мясо мерещится мне повсюду.
В рисе с овощами и мясом, в мантах и даже в гамбургерах. А поскольку я делюсь своими открытиями с подругами, мне уже не раз угрожали.
– По-моему, тут Бобик, – бесстрашно сказала я, чтобы их позлить. – Вот это, красное, похоже на кусочек ошейника.
– Лина!!! – воскликнули они.
– Что? – спросила я.
– Заткнись, ради бо-о-ога! – сказала Оля и кивнула на телефонную будку с Тичером.
Леночка говорила, что кто-то из девок, сравнив Кана с богом, придумал шутку, что все мы мол, под Богом ходим. То бишь, под Каном. Ольга неспроста сейчас об этом заговорила.
Тичер грохнула трубку на рычаг и, вся в слезах, помчалась к мотелю. Я облегченно выдохнула: кажется, на этот раз пронесло.
– На все воля божья, – сказала Ольга и сложила ладони. – Я бы ему дала… А вы?
Лера оскорбленно скрипнула стулом, Леночка мечтательно закусила губу, Криста улыбнулась, Альбина хмыкнула. Я пожала плечами:
– Только, если мистер Чжон разрешит мне спать с корейским бойфрендом.
И все рассмеялись.
7.09.99 г.
I. Итальянец и дежа-вю.
Когда раздавали пиали, я встретила какого-то итальянца.
Мама, какой мужик! Он так на меня посмотрел, что у меня чуть сердце не лопнуло.
Не то, чтобы он – сверхкрасивый. Обычный: квадратный подбородок, орлиный нос и черные, чуть волнистые волосы до подбородка, лет тридцать… Он сек-су-аль-ный!!! Чем-то напомнил мне Диму в молодости. Только Дима реально красивый, а этот нет. Но я с ним себя куда увереннее почувствовала. Хотя бы потому, что мне не приходилось задирать голову, держась ручонками за его коленку.
Мы столкнулись в дверях и застыли, глядя друг другу прямо в глаза. Держась за листовку, которую я ему уже отдала, но пока что не отпустила. На меня так ни один мужик не смотрел. И не рокотал грудным шепотом:
– Бэлла!
А у меня от страсти все на части рвалось.
На мне опять то самое платье было, которое я надевала
И я отчего-то вообразила, что платье – волшебное.
Золушка недоделанная.
II. Недопринц.
У клуба меня ждал Принц. Певец.
– Привет! – сказал он и сморщил в гримасе нос.
И я вдруг взбесилась. Вспомнила и про «фэмили», про танцульки с Алькой, про то, что, гад со мною здоровается, не будучи при этом влюблен… В общем, меня занесло, я здорово психанула и постучала пальцами по виску. Он отшатнулся.
Конец истории.
Точнее, не конец, а начало, ибо я понеслась к подругам на женсовет. Девки тщательно взвесили каждое мое слово и постановили, что он мудила. Определенно мудила, который явно влюблен в меня, но делает вид, будто не влюблен, чтобы посильней набить себе цену.
Конечно же, Леночка влезла, – сказать, что, если я ему так вот нравилась, мог бы и подойти, но Тичер чуть ее не прибила. Она мне сегодня опять, как мать, которой у меня никогда не было.
Похоже, с Димой она ругалась из-за нее.
8.09.99г.
I. Сдержался – значит не захотел.
Мы уезжаем!
Позвонил Чжон и велел собираться! Почему мне всю жизнь не везет?! Господин Внезапность! Мерзкий толстый мудак! Никто ничего не знает, мы собираемся на пиали. Тут бац, звонок! Собирайте сумки!
В какой-то Сараксан, куда девять часов тащиться.
Яду мне, яду!!!
Дело в том, что у нас почти не было столов.
Кстати, я знаю, почему у нас не было. Барабанщик и второй гитарист из банды, которые с нами не разговаривали (наравне с певицей и клавишницей), все время торчали за столиками, разливали пивко и отлично говорили по-корейски! Все саннимы к ним и шли. К тому же, они постоянно бегали в гостиницу, а раз они там не живут (я точно знаю), значит, секс у них
А Лена-маленькая говорит, что многие музыканты из банд и на самом деле спят с саннимками. И еще о том, что если бы мой певец меня на самом деле хотел, то сделал бы что-нибудь вместо того, чтобы рожи корчить.
Я, краснея, отвернулась к окну. Она была чертовски права: те, кто меня хотел, не замедлили о том поведать на вечеринке. Певец воздержался, значит, он не хотел. Сразу же накатила злая тоска. Как я умудряюсь на пустом месте вообразить равнодушного мужика влюбленным? Ну, как?!
Лена права: когда мужик тебя хочет, то соберется с духом и даст понять. Каким бы он скромным ни был… Боже, что я несу? Это Джун-то – скромный?..
Страдания, к слову, длились недолго – винтообразная дорога заставила переключить внимание на настоящие тяготы жизни.
Тошнило поначалу невыносимо!
Потом я отложила дневник, подышала глубоко через нос и мне полегчало.
II. Пупсик.
Мы с девками славно провели время, своим смехом, не давая боссу уснуть. Бедный Пупсик (так Женю все девки из фирмы зовут за глаза), то и дело поворачивался к нам и с надеждой спрашивал, не устали ли мы смеяться. На что получал краткий и огорчительный ответ:
– Нет еще!
Леночка погрузилась в рассказы про свой Чхунчхон и мужчин, которые там ее безумно любили. Менеджер Очко, например, ее любил. Очень!.. Но почему-то вышвырнул через две недели. Лена сказала, что он ревновал к двум ди-джеям, которые сейчас уже не в Чхунчхоне, а в Сеуле – записывают свой первый диск.
Наверное, целиком посвященный Леночке. Девушке, которую любили менеджеры, ди-джеи и даже, один мальчонка-официант!.. Эти ее рассказы напоминали байки моей мамаши. Не хватало только бутылки водки и потеков туши по морде. И дочери, которую можно было бы во всем обвинить.
Это сильно укрепило упавшую было самооценку: неважно, насколько девушка опытна. Дай ей парня, и она вообразит себе, будто он влюблен.
…Чем дальше мы отдалялись от Пхохана, тем грустнее всем становилось. И тем яростнее мы принимались шутить.
– Помните Ёжку? – спросила Ольга.
Причем, таким тоном, будто рассталась с ним, по меньшей мере, два года, а не два часа назад.
– Нет, – сказала я, – у нас склероз.
Женя, сидевший закинув свои короткие ножки на бардачок, повернулся ко мне. Как-то странно на меня посмотрел:
– Ты! Дриньк?
– Окей! – я протянула руку.
Он рассмеялся. Вывернувшись на сиденье, меня за щеку вдруг ущипнул.
– Проблемная!.. Тичер каждый день звонить, говорить: Лина – проблема. Почему?
– Тичер тебя хочет, – сказала я. – Это предлог…
Женя не понял, что такое «предлог» и я попыталась ему объяснить, косясь на дремавшую рядом Елену. Мы ехали мимо пляжей, волны вздымались на три метра и с грохотом падали на прибрежные скалы.
– Ноу Тичер! – ответил Женя. – Тичер, я – секс андэ!..
Жизнь выпускает колючки.
Я вам не Гела! Прыжки в высоту. Воровство – не для меня. Хорошие девочки VS. Плохие девочки! Босс предлагает руку и сердце. Иностранцы без очереди.
Сокчхо.
9.09.99 г.
I. На новом месте, приснись жених невесте
В шесть утра подъехали к месту работы.
Отель «Сорак Парк». Стоит на горе Сорак, посреди огромного парка. Красота вокруг буквально неописуемая, поэтому описывать я не буду. Коротко: все белое и зеленое. Высший уровень, первый класс. Газоны словно под линейку пострижены, подъездная дорожка – как отутюжена.
Показав нам, как живут богатые люди, Женя отвез нас в отель поплоше, поменьше.
Мне снился Дима…
Мы шли по ухоженному парку, рука в руке. Парк был холодным, Дима еще холодней молчал, но его рука сжимала мою ладонь так ласково, словно он хотел мне сказать: «Не верь глазам своим и ничего не бойся!»
II. Приличную девушку неприличным словом.
День, как и утро – серый; мир насквозь пропах осенью и холодным дождем. Я проснулась, обнаружив, что пытаюсь целоваться с подушкой и депрессия накрыла меня с головой.
И… не успел еще Женя поверить, что Тичер все нагло про меня врет, как мы с Валерией чуть не заляпали кровью наши апартаменты.
Все из-за Альки!.. Зовет меня Гелей. Ну, правильно! А почему бы и нет? Если ей так нравится больше, кого волнует, что это совсем не нравится мне? И когда Алька третий раз обратилась ко мне:
– Э-э, Геля…
Я впала в истерику:
– Что тебе надо, тупая блядь?! Она разрыдалась. Вот как же так? Ее, приличную девушку, да таким непристойным словом? Тичер тут же зашептала Жене на ухо. Тот прищурился понимающе, закивал. И меня понесло. Есть что-то ужасно предопределенное в том, когда понимаешь: тебе конец, но остановиться не можешь. И потому пытаешь разрушить как можно больше. Чтобы если уж помереть, то за дело.
Альбина была немедля извещена, что ее тупость – хуже всякого блуда.
Елена, что сколько бы она не пользовалась мною, как поводом названивать Кану, она все равно не помолодеет; а он, как все мы тут знаем, молодых девчонок ебет.
Леночке, которая пыталась все это запомнить, чтобы подруженькам передать, я сообщила, что таких, как она, «Ди-и-има» величает «мустангами» и покупает лишь для перепродажи. Сам же седлает только стройных и длинноногих кобыл. Вроде первой жены Оксаны.
А Жене, который слушал, открыв свой маленький ротик, я сказала, что я ни при чем: они меня довели.
Похлопав глазками, Женя сказал нам всем собираться. Через час они с водителем покидали наши сумки обратно в машину.
Мы поехали вниз с горы, поплутали по городу и высадились у хибары, в которой мы будем жить.
Тут уж, как водится, хором заговорили все.
Вонь, ванны нет, туалет разбит, на полу усеянные пятнами, грязные матрасы…
Не в силах смириться, я вышла на лестницу – рыдая в голос, мысленно призывать к себе смерть. Елена прибежала меня утешать.
– Ну, не расстраивайся. Ну, не сложилось у вас с Лерой… Зато я все время на твоей стороне!
Пришла и Лера. Ее ужасно мучила совесть.
– Ну, хватит, – жалобно сказала она. – Ясно-понятно, что ты расстроена. Но Алька-то тут при чем?..
И пока я пыталась ей объяснить, что меня зовут Лина, не Геля, Женя пришел прощаться.
– Секс –
III. Крыса.
В двенадцать ночи, мы, как вампиры выбрались из пропахшего тухлыми яйцами мавзолея и устремились прочь, в поисках жратвы. Меня все еще бесило все, что может бесить. И пока я ждала свои манты в чуфалке, то вдоволь наслушалась, что «не надо делать такое лицо!», а также шипеть, закатывать глаза и корчить мерзкую рожу.
Да-да! Легко быть терпимыми, когда твою еду уже принесли.
Ожидание скрасила огромная, размером с котенка, крыса. Она вылезла из-под порога, ведущего в кухню. Сгребла кусочек мяса своими мерзкими лапами и принялась его жрать!
Даже сбежать куда-то не потрудилась!
Я онемела, глядя на нее. Крыса, вдумчиво дернула усиками, поглядев на меня. Утерла мордочку и двинулась в мою сторону.
Так я не орала даже на свою мать.
Подскочив на полтора метра, я приземлилась ногами на сиденье своего стула и трясущейся рукой, указала на крысу, продолжая визжать. Та удивленно присела, свесив лапки, словно ее унижал мой крик.
Прибежала хозяйка, без церемоний пнула крысу метлой. И рассмеялась.
– Слезь со стула, – сказала Леночка. – Она говорит, что ты сиденье испачкаешь.
– Правда? – слегка офигела я. – А как она это поймет?
10.09.99г.
I. Русский стайл и капуста.
Нас разбудила хозяйка клуба.
Завтрак, то бишь, обед, сегодня по расписанию. Купили продуктов, приготовили на кухне отеля. Поругались с водителем, который видя наш страх, закладывал особенно резкие виражи на крутых горных поворотах. Потом убедили хозяйку, что мять капусту в салат руками, надо именно так, как делаем мы. А свои перчаточки, пусть она оставит для повара и сели за стол.
Обожравшись впрок, словно хрюшки, мы поплелись смотреть клуб.
Красивый клуб. Всем сразу понравился. Даже Елена не бубнила, что ей «не очень-то», а Леночка не пыталась принизить его словами «а вот у нас в Чхунчхоне!» Только я осталась себе верна:
– Им понадобится до фига персонала, чтобы заполнить его.
– Не гунди. Здешняя банда приехала с Филиппин! – сказала Ольга, сладко зажмурившись.
Елена сказала ей, что филиппинцы – мускулистые красавцы-мулаты и в предвкушении, заполнившись какими-то прекрасными розовыми мечтами, я перестала рычать и тоже полюбовалась клубом.
11.09.99г.
I. Виды мечт.
Опять!
Я снова знаю, на что похожа Мечта, о которую вытерла ноги Реальность. Мускулистые красавцы-мулаты. Х-ха-а!
Такое чувство, что наша банда – финалисты конкурса задохликов-коротышек…
Примерно это я высказала Жене, который прикопался ко мне, вопрошая, чего я такая злая. Я молча, широким жестом показала ему на сцену. Женя понимающе прищурился. Его рука как-то опять невзначай легла на мое плечо, и я старалась не шевелиться, чтобы он не убрал ее.
Сама не понимаю, почему меня так чудовищно сильно к нему влечет? Из-за первого впечатления? Ну, когда он нагнал на нас всех столько страху? Или, меня так взбудоражил тот итальянец в Пхохане? Не знаю, чем это объяснить, но внешне Женя меня отталкивает, а внутренне – привлекает. И его запах, и гладкое сукно его дорогих костюмов. И то, что он —
На этот раз я абсолютно уверена, что нравлюсь ему.
Заметить несложно: он от меня не отходит. А если отходит, то только после того, как вдоволь нащиплется за, – пардон, – щечку.
Его общество очень радует Лерку. Да и Елена смотрит с такой приязнью, что я не знаю, что думать: денег, что ли, он нашей расистке дал? Ольга пытается с ним заигрывать, Криста улыбается, дав понять, что с нею может немного позаигрывать он. А Женя… Пупсик мой толстенький, говорит им всем:
– Лина – красивая!
От этих заявлений у Ольги пузырится лицо.
II. Когда он хочет…
Комплименты мне она уже давно не отвешивает, но критиковать начала впервые. Мол, как это по-крестьянски выглядит: светлые волосы и темные брови. Я комплексую, но ничего ей не говорю. Жду, пока Женя, наглядевшись на меня и со стороны, и в упор, изречет в наступившей вокруг нас тишине:
– Красивая! – и прищелкнет языком, в тишине еще более оглушающей.
Но он только говорит, свинья. Никаких шагов навстречу не делает. Не зовет меня с собой в койку и даже руками не трогает. (за щеку – это ведь не всерьез). Кто-то ему сказал, что я – еще девственница и это убивает меня.
Если он думает, что все так, то я в жопе. Как-то совсем не хочется ему объяснять, что однажды вечером элегантный мистер Кан ужрался в говнину, и…
Какое-то время я игралась с идеей, намекнуть Жене, что его общество мне со всех сторон симпатично. Но… Поразмыслив, понаблюдав за Олей, которая мужчинам насильственно себя предлагает, я передумала. Когда мужчина не делает первый шаг, он просто не хочет.
Не хочет и все, почему – неважно. Поэтому певец ко мне и не подходил. Все бы было отлично, но это возвращает меня к мужчине, который сделал свой шаг. И спросил потом: у тебя что, месячные? И потом еще, когда я подумала и вернулась на репетиции: – Не хочешь поговорить о том, что произошло?
У меня просто глаз выпал!
О, ну еще бы я не хотела! Хорошо, что ты спрашиваешь… Я тут набросала краткие тезисы и начну с разогревающей шутки!..
Конечно, вслух я была скромнее: нет, не хочу. Кан подумал, крутя в руках ручку и молча кивнул на дверь. Типа, давай, катись. Пусть следующая входит, – я очень занятой человек. Это было куда унизительнее, чем то, о чем он хотел со мною поговорить.
Так я выучила свой первый урок.
Мужики могут трахаться, ничего не испытывая к партнерше. Особенно, если пьяные. И лучшее, что ты можешь сделать, это позаботиться о том, чтобы за грех своего отца, не пришлось платить еще одной маленькой, ни в чем не повинной девочке.
Пока я раздумывала, как дать Жене понять, что мне бы хотелось повторить урок с другим боссом, Ольга неделикатно меня подвинула и сама подсела к нему. Смотри, мол, Пупсика у тебя увела!
Что мне оставалось делать? Смотреть? Ну, нет! Настолько я низко больше падать не буду. Спасибо Джуну-Певцу. Если Жене все равно, с какой блондинкой трепаться, я тоже сумею обойтись без него.
12.09.99 г.
I. Пиали.
Ездили по городу на пиали.
Красивый город. Чистенький. Принимает какую-то выставку «Экспо-Трэвэл-99». Поэтому Сокчхо наполнен туристами, а площади увешаны флагами разных стран. Наша родная
– Флаг Кореи, – гордо ткнул пальцем Женя.
– Флаг России! – гордо ткнули пальцами мы. Все разом и все… в разные. Нет, мы знали, конечно, что у нас теперь триколор. Но вот расположения полосок, толком, не уяснили. А там таких полосатых флагов висело штук пять. Какой из них наш, мы так и не уяснили. Чем им так тот красный не угодил? С серпом и молотом? В нем чувствовался класс! В нем была несокрушимая такая оригинальность.
II. Если мужчина твой босс.
…За ужином я снова присматривалась к Жене. Пыталась понять, почему он так меня привлекает. Это здорово помогает не тосковать по певцу и любви, которая у нас могла бы случиться. И по Диме, с которым случилась однажды, но больше не повторится. От итальянца…
Короче, я смотрела на Женю и размышляла о том, как вид человека отличается от того, что он собой представляет. Вот взять Женю. Я думала, он отмороженный, как наш мистер Кан. А он не такой. Он жутко забавный, милый и очень хвастлив, как большой ребенок.
Я даже спросила Леночку, не приезжает ли он конкретно ко мне, но… Леночка, хотя и сказала «возможно», объяснила, что эти визиты близко к сердцу лучше не принимать. Обычная инспекция «точек».
Сеул тут рядом и Женя будет часто нас навещать.
Как в доказательство, сегодня он даже ни разу не ущипнул меня. Обсуждал свои шесть машин с Лерой. Одна из них – новейшей модели, на ней наш Женя ездит по городу, другая – микроавтобус для агащи, есть та, на которой он мотается по стране, не особенно дорогая. Есть очень красивый джип. Но самая главная тачка – с посольскими номерами. На ней он может гонять с любой скоростью.
Я писала матери и улыбалась сквозь боль: у Димы тоже такая тачка была. С красными номерами. Новейшей модели джип, величиной с танк. На нем он мог с любой скоростью гонять по Хабаровску.
Письмо матери тоже все было в пятнах.
Она, видать, пила и плакала, пока мне писала. О том, что зарегистрировалась на сайте знакомств и теперь пытается выйти замуж за иностранца. Просила разрешения выписать меня из квартиры, чтобы продать ее и поделить деньги. Я радовалась тому, что могу ей хоть как-то напакостить. Присланная доверенность украшала мусорное ведро.
III. Какая ж ты мама!
Письмо лежало передо мной на тот случай, чтобы я случайно не проболталась, что получила его. И, делая вид, что не получила, описывала матери Женю.
"…это типичный корейский парень, лет тридцати. Невысокий – на пол головы меня ниже. Пухленький, но не рыхлый. С типичным длинным торсом и куцыми конечностями, какие тут встречаются на каждом шагу. От наших длинных рук и ног, местные с ума сходят.
Голова у Жени плавно переходила в торс, верхушку украшала стрижка, как у гитлеровских молодчиков: бритые виски и «шапка волос, разделенная на косой пробор…"
Середину определяли ушки в форме пельменей. Тичер говорила, что низкая посадка ушей говорит о том, что босс не слишком умен. Я же, по состоянию ушных раковин, видела, что босс занимался каким-то бойцовским спортом. Это еще больше располагало меня к нему.
Заметив мой взгляд, он втянул живот и сообщил, что сидит на диете и ест лишь рис. Затем достал телефон – заказать нам пиццу. Я рассмеялась. Он спросил, почему я смеюсь. Я пожала плечами, и он похлопал ладонью по полу, позвав меня подойти.
Принялся рассказывать историю из своей богатой, наполненной событиями, жизни. В свои тридцать два он успел и на флоте послужить и в тюрьме посидеть, и еще много всего, о чем я уже забыла, так как не особенно внимательно его слушала. Патриот до носков ботинок!
Наверное, именно поэтому они так хорошо ладят с Лерой.
Им постоянно есть о чем говорить: Женя кричит, что лучшая в мире страна – Корея, а Лера – Россия. Так говорить она может до бесконечности, поэтому Женя обычно проигрывает все споры.
Ну как можно доказать что-то человеку, который орет свое, даже не слушая аргументы противника? Никак.
Конечно, на самом деле, Лера не орет, а говорит, как обычно, но Женя слишком плохо знает ее обычаи и побаивается.
Сегодня она ему доказывала превосходство длинных ног над короткими. Женя спорил по-корейски: свернул из листовки две трубочки, длинную дал Лерке, короткую оставил себе и предложил дуэль. Длинная трубочка тут же была согнута.
Лера скривила губы и доказала по-русски.
– Смотри! – сказала она, выпрямляя свою ножищу в его сторону и предлагая Жене сделать то же самое. – Пока ты своей ножкой до меня достанешь, я тебя так своей пну, что ты в космос улетишь.
Женя понял лишь треть, но все равно проникся. Его нога была короче сантиметров на тридцать. Он перестал с ней спорить и принялся нам рассказывать про свою отсидку в тюрьме.
Говорит он ужасно смешно. Не потому, что очень остроумный, конечно. Просто из-за акцента его речь похожа на детский лепет – раз, он смешно открывает свой маленький ротик – два, когда мы смеемся над этим, он вытягивает пухлую ручку, гладит себя по темечку ладошкой и говорит, округляя глазки:
– ПравЫда.
И не понимает, почему мы падаем под стол от смеха.
А еще его кто-то научил жаргонным выражениям и Женя запросто, – с самым невинным видом, – говорит такое, что даже я краснею! Причем, считает, что это нормальные русские слова. Зато когда я, заслушавшись, начала писать в своем письме матери:
«
Поняла, что придется переписывать из-за этого пол листа, и сказала: «щибаль», Пупсик чуть не отшлепал меня по попке.
– Лина! Нельзя «щибаль»! – внушал он, грозя мне коротким пальчиком, унизанным золотым перстнем. –
Все понятно:
Кстати, сегодня Женя меня убил!
– Белые, – говорит, – красивые, но ужасно злые. Думают, что корейцы – хуже их из-за цвета кожи.
Все было сказано мне в лицо, исподлобья, в меланхоличном, но осуждающем тоне. И я решительно говорю: мол, я – не такая.
– Но ты бы ведь не вышла замуж за корейского парня! – с мычанием, пантомимой и спряжением всех знакомых языков сказал Женя.
Мы всегда на такой тарабарщине говорим, что я ее цитирую своими словами.
Я вспомнила про моих котиков, старательно забыла про Диму и сказала, что если бы не его запрет, я уже была бы замужем за корейским парнем.
Женя одобрительно улыбнулся, а я сказала:
– Но вообще, самые красивые тела не у белых, а у негритянок…
Пупсик возмущенно уставился на меня.
– Ты что?!! Крейзи??? Они же черные!!!
Вот вам и гуманизм антирасиста.
Я еще обтекала, когда Елена, вдруг, ни с того ни с сего спросила:
– А вы знаете, что у Дмитрия появилась постоянная девушка? У-гу!.. Кореянка!
Господи, боже мой!..
Я после этого всю ночь дрожала, как в лихорадке. Меня то и дело подрывало взять карточку, позвонить ему и сказать, что люблю его, что с ума по нему схожу… Или что там говорят мужикам прежде, чем нас пошлют и мы, с чувством выполненного долга можем начать бухать и плакать?
Кореянка, мать его!
Это все! Конец! Он точно женится! Готова зуб дать… Ему ведь раньше только блондинки нравились. Все бывшие дворовые красотки в блонд перекрасились, едва он немного разбогател.
Но Жанна Валерьевна не раз говорила бабке, что если он притащит к ней русскую, он ей больше не сын. Что либо он женится на корейской девушке, либо не женится вообще.
Кан не слюнтяй, но мать свою все равно очень любит. Зря я так перед нею била хвостом. Детский сад, блин. Старалась понравиться маме, пока не в силах по возрасту понравиться Диме…
Пора спуститься на землю. Начать присматриваться к тем, кто полюбит меня, такой, как есть. Со всеми недостатками.
Отзовитесь же, извращенцы!..
Кстати, об извращенцах.
Ольга, похоже, спятила. Положила глаз на Томато (это наш вэйтер). Самый красивый, но и самый маленький. Не знаю, почему он себя Томатом зовет, но он зовет, и мы подчиняемся его выбору.
После закрытия мы с девчонками сидели на каменной ограде у клуба. Обсуждали Ольгины привязанности и Томатика. Он торчал рядом и смотрел на нас с таким лицом, что Лерка сказала, будто бы он похож на «Тампакс». Никто опять же не понял —чем именно, но все засмеялись. Он засмущался и начал допытываться, что нас так развеселило. Лерке стало его очень жалко, и она сказала, что он – красивый.
Это правда, на самом деле. Но вот с мозгами у него не того. Томато посмотрел на лица окружающих и принялся нас критиковать. Начал с Лены-маленькой. Сказал, что лицо у нее – окей, а тело некрасивое: толстое.
– На себя посмотри! – парировала Леночка. – Коротышка!
Все снова засмеялись, а он оскорбился.
– Сама коротышка. Я смеюсь над тобой, с высоты моей женщины, – заявил Томато и как обезьянка, по фонарю, взобрался на каменные перила мостика.
Рискуя свернуть себе шею, встал на колени рядом со мной.
В этом выборе не было ничего личного. Даже я не могла бы себе этого придумать, а ведь я могла вообразить любовь где угодно! Я просто стояла, напротив Леночки, вот и все. Но Ольга посчитала иначе и сделала пометку в уме. Томато вскинул вверх кулачок, продолжая меня обнимать, сунул мне прямо под нос сгиб локтя:
– Ты только не думай, что раз я маленький, ты будешь плакать ночами. У меня вот такой вот здоровый член!
– Покажи, – потребовала Ольга, пока я пыталась выбраться из удушающих объятий маленького извращенца.
– Тебе расскажет твоя подруга! Не бойся, – сказал он мне, – я буду нежен.
Мы ржали в голос. Кто бы мог подумать, что маленький Помидорчик такой большой извращенец?
Лерка, которая теперь дружит с Ольгой и в курсе ее пристрастий, сказала Томату, – просто удивительно, как много можно сказать на языке жестов, – что у него вся рука короче, чем пенис русского парня.
Томат рассмеялся. Сказал, что у русских мужчин, размер не больше кончика его мизинца и чуть не погиб, упав с мостика: Лера же у нас патриотка.
15.09.99г.
Новости становятся все короче и с заголовками все сложней… Ничего не приходит в голову, так что буду просто писать. Это все-таки дневник, а не заметки в газету. Если потеряю навыки, значит потеряю…
Последние дни мы сидим за столами друг с другом и не танцуем: гостей нет. Нам дают фрукты и напитки и велят развлекаться. Такое ощущение, что мы здесь на отдыхе…
А сегодня нас согрело солнце «удачи»: и так столов почти не было, но Женина счастливая идея дополнить нас Леночкиными подружками-коротышками, заставила немногочисленных саннимов предпочесть их.
Чтобы не прыгать вокруг нас, как зайки под елочкой.
Как я поняла из их разговоров, Очко, менеджер из Чхунчхона, выставил «подружек» за дверь. Наверное, тоже очень любил. Он не выдал им деньги за столы за три дня, а они плюнули на него и ушли в загул.
Тоже на три дня.
А когда вернулись, он не впустил их в квартиру и не впускал, пока не приехал Женя.
Уезжая, они вынесли из квартиры этого Паскаля, так Очко сам себя зовет, все. Диски, утюг, весы и даже плакат Бреда Питта.
Маты заменяют им все слова, но это не единственная причина, почему они мне не нравятся. Я ненавижу, когда меня поучают, тем более не собираюсь выслушивать это от девиц, которые двух нормальных слов связать не могут. Они даже танцевать нас обязались научить.
Мы, видишь ли, не так танцуем «диско».
Это все равно, что мы стали бы их учить сидеть за столами. Почему все люди так любят учить других тем вещам, которых они не умеют сами?
Больше всего они раздражают Елену, и это нас снова сплотило. Девки категорически отказались говорить ей «Вы» и аргументировали это тем, что она не их руководительница.
Сегодня мы с Еленой случайно оказались наедине с девочкой Юлей, она принялась нам рассказывать про то, какой красивый город этот Чхунчхон и как там много зелени. Я спросила:
– Долларов или десятитысячных «вонючек»? (они тоже зеленые)
Елена расхохоталась и даже зааплодировала. Юля обиделась.
Спросила, не я ли та самая знаменитая истеричка-Ангела, про которую говорит весь хабаровский офис? Моя челюсть упала на пол, и я с такой ненавистью глянула на Еле-ну, что рассмеялась Юля.
– Погоди-ка, – сказала я. – Можно подробнее? С чего я так знаменита в хабаровском офисе?
– Ну, как же! – ехидно сказала Юля. – Лена каждую неделю Диме звонит, а он по-сле каждого звонка только о тебе одной говорит. Что-то в духе: я не еще ни одну девушку даже не ударил, но эту – как только встречу, убью.
У меня вдруг похолодело сердце. Скакнуло в горло. Я проглотила его обратно. Тичер встала: ей срочно потребовалось поссать. Да и что я могла ей сделать? Лишь сидела и хлопала, задыхаясь, глазами.
– Потише надо быть, – сжалилась Юля. – Мужики не любят, когда их напрягают какой-то там левой бабой.
– Пальцем не тронул, да?! – возопила я, но тут же, испугавшись своего вопля, села и замолчала.
В техническом смысле это и впрямь – не палец.
16.09.99 г.
Шиздец!
Сидим в своем «руме», поем «караоке» As Long As You Love Me. На самом романтичном моменте врывается Женя, злющий, как бультерьер, кто-то из боссов клуба и еще один мужик – разбираться с Олей и Леночкой из-за пропажи бумажника у саннима. Накурили так, хоть топор вешай.
– Брали?!! – говорил багровый от ярости Женя.
– Нет, – в один голос отвечали обвиняемые Иры.
Это был уже пятый дубль, но Женя продолжал упрямо биться головой о стену.
– Женя! – с придыханиями говорила Елена. – Я точно знаю, Оля ничего не брала! Мои девочки не воруют!
Мы неловко молчали: Оля умудряется из магазина половину товара в рукавах выносить. Конечно, это они стянули бумажник! Женя тоже знал это, но доказать не мог и кричал, что хочет верить в обратное. Очень хочет, но он не видел, его там не было. А гость был.
Надоели со своими воплями! Я попеть хотела. Лена-маленькая обещала меня научить мотиву One Summer Night! И я встала на ее сторону, за что получила от Жени:
– Ты там быть? Нет! Все, молчи!
Я обиделась. Так резко со мной даже Дима не разговаривал. Маринка, – одна из новеньких, – нервно закурила. Вмешалась Елена, заголосив:
– А ну-ка выйди немедленно! Мы здесь не курим!
И все охренели. Наши и даже не наши девки, и Женя, и клубный босс.
Ну, какая разница? Дышать все равно нечем. Пусть бы и Марина курнула, мир бы не рухнул. Но нет! Все должны ползать перед Тичером на коленях!
– Выйди! – бесновалась она.
– Но тут уже накурено.
– А ты – выйди!!!
Мне понравилось, как Марина ответила:
– Я никуда не пойду, – спокойно и холодно.
Елена чуть не разрыдалась от ярости, выскочила прочь с карточкой, но тут, опомнившись, вернулась. И я почему-то ощутила себя счастливой. Быть может, она по-стоянно звонила насчет меня Диме, потому что он хотел быть в курсе того, что проис-ходит со мной?
И я откинулась на спинку дивана. В этом, определенно, был смысл.
…С чеком девки отмазались.
Позже, прямо в гримерке, поделили между собой. А дома выяснилось, что нам поставили «титан» в ванную и можно спокойно принимать душ с горячей водой. Пока мы все это праздновали и утешали Елену, которая все еще не могла прийти в себя от неуважения Тех Девочек, за окнами рассвело.
Я вышла из ванной, собираясь повесить на улице свежевыстиранные колготки.
В углу спал почтенный босс, но стоило мне сунуть ноги в шлепки и взяться за ручку двери, как он подскочил:
–
По его мнению, наверно, я разгуливаю по улицам в короткой ночнушке и сабо!
– Вешаться! – сказала я и предъявила ему мокрые колготки. – Ты меня не любишь! Кричишь! Ты –
Женя удивленно открыл свой маленький ротик. Похоже, у него нет даже зачатков како-гото чувства юмора. Но прежде, чем босс успел сказать мне, что он не злой, я выскользнула во дворик.
Воздух был свеж и чист. После заточения в дымном руме я все еще не могла надышаться им. И я постояла немного, забыв обо всем на свете. Мысль, что Диму волнует, что и как я тут делаю, наполняла меня любовью. И я подумала, что к черту весь этот здравый смысл. Я любила его всю жизнь, любовь к нему никогда не мешала возникновению параллельных любовей… Но если мне все равно не дано взаимности, почему бы не продолжать любить и его?
По крайней мере, он – единственный, кто меня захотел. Хотя бы, по пьяни…
…Когда я вернулась в дом, в углу, из-под одеяла, сверкал Женин глаз.
–
– Да, господин, – поклонилась я по-корейски, но он опять не понял, что я прикалываюсь.
Я уже устраивалась на матрасе, рядом со спящей Леркой, когда Женя вдруг сел и позвал:
– Псс… Лина! Почему ты говорить «не люблю»?
17.09.99г.
Сегодня Елена опять перегнула палку.
Сидим в нашем клубном «руме», все вместе. Те Девочки курят, болтают о чем-то, естественно, не без матов. Наши молчат, но так – с любопытством. Прислушиваются. Какие-то смешки даже отпускают. Вчера сплотились помимо воли, в нелюбви к Тичеру. Тем более, что Те не просто болтают, а конкретно – о Дмитрии Сергеевиче и его неженатости, которую все мечтают исправить. Про его телку старую, про его телку новую, которую никто кроме меня, отчего-то, не принимает всерьез. Обо мне, – единственной девушке, которую он по-настоящему хочет… убить. Прикалывают, конечно, но как-то приятно, с оттенком зависти.
Кто бы мог подумать, что в его фирме его хотят ВСЕ!? В молодости он таким успехом не пользовался. Хотя, должна признать: в молодости, он просто не был таким богатым. Девки шепчутся, что там счет на миллионы и не рублей. И о том, что повезет же кому-то. Елену от этих разговоров трясет.
И чтобы добавить ей радости, я принялась рассказывать всем им о том, каким наш босс был в молодости.
Про то, как его обошли с медалью и выставили из армии, после того, как Дима заменил павшего сержанта и вывел своих товарищей из-под обстрела… Все это я знала от Жан-ны Валерьевны, но немного добавила от себя. Отчего-то героическая повесть о Диме и моджахедах, задела Тичера за живое.
Ни с того, ни с сего, она вдруг сорвалась с места, вылетела из рума, но вскоре верну-лась и приказала нам:
– Девочки, все в другую комнату!
Те просто застыли от удивления. Новая демонстрация мозговой недостаточности. Я чуть не расхохоталась. У Тех глаза по пятьсот «вонючек» стали.
– Я историю рассказываю, – сказала я.
– ЗАТКНИСЬ! – взревела она.
Больше никто ей возражать не посмел.
– Видите, – шепнула я Леночке и ее лучшей подруге Юльке, – кто тут на самом деле ебнутый?
Они покивали.
Я надеюсь, это запустит обратную волну сплетен. Мне всегда хотелось прославиться, но больше, как автор книг. Не как долбанутая баба, которую мечтает прикончить Дима. И я спросила:
– Почему вы не скажете ему, что Тичер на вас наезжает? Вы даже не в ее группе.
– А почему ты, – спросила Леночка, – просто тупо не позвонишь ему и не скажешь, что ваша старушка дернулась? Ты, все-таки, не чужой ему человек…
Я фыркнула и сказала серьезно, хотя и пафосно.
– Тот, которому я была своим человеком, больше не существует. Он больше не мой дя-дя-Димочка… Пусть разбираются сами.
Кажется, это произвело на них впечатление.
Я спешно пошла в другой «рум»: там начиналась другая постановочная трагедия. Шекспир бы умер от зависти, Гомер бы прозрел от слез…
– Я – артистка балета! – кричала Елена.
Она всегда начинает так свои показательные выступления. Никуда, дальше подтанцовки в театре, она не продвинулась, но говорит о себе, как о второй Плисецкой. —…а они так ко мне относятся! Совершенно ни в грош не ставят!
Сама она оценивает себя в «вонючках».
– Я буду разговаривать с Женей! Пусть или нас увозит отсюда…
Вот это дело! А то я скоро умру в нашей конурке.
–…или их! Вместе нам не работать!
Тоже точно: какая же это работа? Мы на «стэйдже», а они за «тэйблом», изображают гостей вместе с филиппинцами.
– Вы все должны меня поддержать. Кричать и возмущаться. Громко, чтобы он видел. Вы поняли?
Все нечленораздельно мычали.
– А я не буду! – сказала я.
Елена повернулась ко мне. Очень медленно, словно Цезарь к Бруту.
– Это еще почему?
– Почему?! – возопила я. – Благодаря вам, Дима считает меня ебанутой и хочет прибить! Вы, блядь, понимаете, что он прибьет, если на самом деле захочет? Идите вы на хер, ясно?!
– Не смей материться при мне!
Я села на канапе, нервно качая ногой.
– Сами кричите и возмущайтесь. Лично мне они нравятся. Я буду молчать.
Разговор с Женей ничего не дал.
Он утверждает, что мы одна семья и должны быть вместе. Наши голосят, что не хотят быть одной семьей с потаскушками. Женя говорит: надо. Зря Елена полчаса говорила о том, что ее не слушаются и не уважают. Женя, хоть и зовет ее своей старшей сестрой, предпочитает пользоваться своими мозгами.
– Девочки, ну что вы стоите? Возмущайтесь! – прошипела она, обращаясь к помощи «зала».
Все начали орать, но Женя все равно остался при своем мнении.
– Не понимаю! – твердил он и махал руками, пока они не плюнули и не разошлись по комнатам. – Почему нельзя?
Он остался сидеть в гостиной один. Почти. Я закрыла книгу и посмотрела ему в глаза:
– Видишь?
– Ты –
Двери открылись,
Наша конура для Жени, как медом намазана! Нет бы переместить свою толстую попу в направлении «Сорака» и разговаривать с «кошелками». По его словам, очень хорошие девочки! Их он, кстати, поселил в той миленькой гостинице, где мы ночевали в первый день, а нас даже на экскурсию свозить не может или на «Экспо».
Вместо того чтобы спать или смотреть телевизор, мы просиживаем ночи вокруг него и прослушиваем истории из его напряженной мафиозной жизни. Как он, герой наш, желчь медвежью вывозит, бриллианты, девушек и т.д. Как мама его ругает за то, что он – «
Вчера он вновь спал у нас; храпел, как буйвол, лежа в гостиной! Можно подумать, жара, комары и вонь – это недостаточно тяжело, еще Женин храп пришлось всю ночь слушать.
Я не выдержала и поднялась, чтобы пойти и пнуть его.
– Неудобно как-то! – засомневалась Лера. – Босс все-таки.
Утром он поднялся.
Как раз тогда, когда мне все же удалось задремать. Пихал в плечо, пока я не открыла глаза и все, чтобы сообщить:
– Я пойду в сауну спать! Здесь спать плохо.
Интересно, ему кто мешал?
Хорошо, хоть поверил, будто я знаю, где эти сауны, а то ведь показать рвался…
В общем, когда съели пиццу, а Женя начал как-то нехорошо посматривать на матрас в углу, я напряглась. Он все еще говорил, но я не слушала. Я думала, да так, что мозги искрили. Если он еще раз останется, я умру. Или его убью! Это невозможно! Дождавшись затишья, – нельзя перебивать старших, – в его монологе, посвященном составу семьи и любви к маме, я «робко» спросила:
– Жень, а у тебя жена есть?
Он очень засмущался и застенчиво ковыряясь пальчиком в ладошке, признался, что холост. Я впала в садистское настроение и, всплеснув руками, сказала:
– Женись на мне!
Застенчиво изучая свои пальчики, сплошь унизанные золотыми перстнями, Женя принялся бубнить, что еще меня не знает и жениться пока не может, вдруг я злая. Как у него язык повернулся на «вдруг»? Девчонки, учуяв развлечение, набросились на него, как мошка на дачника.
– Женя, Лина – красивая, ты же сам говорил! Женись!
– Мэйби, злая. – артачился он. – Красивая герл всегда злая!
– Добрая! – орали ему в уши мои заботливые подруги.
– Красивая!
– Ноги длинные!
– Волосы белые!
– Детей любит!
Чего???
– Аля, – не выдержала я, – я не люблю детей!
– Ничего, – отвечает, – полюбишь, когда появятся!
Пока я с ней по этому поводу ругалась, Женя вышел покурить и больше не вернулся. Я могу собой гордиться: благодаря мне, мы сможем спать спокойно. Без Жениного храпа.
Ура!!!
Единственное, что плохо – я гадала по просьбах трудящихся, когда наши новые «подруги» сделают отсюда ручкой, карты сказали мне, что не скоро.
– Лина! – молитвенно протягивала ко мне руки Елена. – Скажи, что ты пошутила!
Я, конечно, могу сказать что угодно, но вот карты говорят то, что я уже сказала. Они не уедут. Сейчас вот думаю: надо бы погадать, когда отсюда уедем мы?..
– Девочки, – торжественно объявила Елена. – Я не верю в Линочку, как в гадалку. Настоящей гадалке должно быть лет тридцать, а Лине – только в декабре девятнадцать исполнится…
Я обиделась и, вывернувшись из примирительных объятий, буркнула:
– А мне и есть тридцать! Про девятнадцать я только саннимам вру!
Уловив намек, Елена обиделась и ушла в свою комнату. Наверное, сочинять повод для разговора с Димой.
18.09.99г.
Сегодня была такая «корка»!
Сидим в новом руме, вдруг заваливаются наши коллеги-кошелки и начинают наезжать на Тичера. Лера, конечно, за нее бронежилетом. Вот нечего ей делать, да? За всех заступается. Юля – на Елену, как танк на гору, а Лера – на Юлю. Чуть не подрались. Вмешалась Ольга и вытащила Юлю за дверь.
Та говорит:
– Оля, так в Корее не поступают! Мы все должны здесь быть, как одна семья, а Лена себя ведет неправильно! За такое здесь пиздят!
Что все, мол, удивляются, почему русские девушки сидят в разных «румах». И, – самое прекрасное, – у вас тут и правда ебнутая одна, но не Лина, а Лена! Мы с Олей еле-еле успокоили Юлю. Вернулись в рум, а там уже взбушевалась Лера. Начала выступать, что вот, мол, я только и делаю, что брыззжу на всех слюной, а когда пришел миг, не заступились за Тичера.
Я молчала, нервно качая нижней лапкой.
Они что, шутят? Это Юля на меня бочку катит и Кана злит, или, все-таки, Тичер? Так с какой, простите, стати, я должна нарываться на драку с Юлей, которая явно может драться лучше, чем я? Чтобы подтверждать слухи?
Да идите вы на хер, с флагом и барабанами.
Так я ей и сказала.
– Я Диме все расскажу! – пригрозила Тичер. – И девочки подтвердят!
– Давайте, – я сделала очень широкий жест. – А я вступлю в преступный сговор с другими девочками. Они ему тоже много что подтвердят.
19.09.99г.
Живем, как на отдыхе!
Клуб закрылся уже в двенадцать. По причине, ставшей нашей визитной карточкой – отсутствие саннимов. Нас отвезли в нашу милую конуру, и Елена сразу предложила прогуляться в сторону какой-нибудь дискотеки.
Это был тот самый, редкий, случай, когда мы пришли в восторг от ее идеи и моментально «нырнули» в свои сумки.
Переодеться во что-нибудь более обтягивающее.
Я так заметила, что мое «обтягивающее» стало облегать куда теснее, чем я привыкла. Наверное, сушилка дурацкая. Портит вещи…
Но неважно.
Мы с Леркой вышли на улицу и тут же привлекли к себе внимание мальчиков, идущих по противоположной стороне улицы. Те шли на танцы и стали звать нас с собой. А мы – хихикать, закрывая руками рты.
Все еще хихикая, я обернулась на дорогу и увидела незнакомую сверкающую машину, которая готовила сворачивать к нашему «берегу». В окошке торчало большое, кхм-кхм, лицо хозяина, который очень чему-то радовался. Я улыбнулась в ответ и повернулась к Лерке. Спросить, не кажется ли ей этот тип, похожим на Женю, а она уже смотрела на меня дикими глазами, и испуганно говорила:
– Погуляли!
Именно в этот момент, как будто не могли покопаться еще несколько минут, вылезли оставшиеся любительницы нарушать запреты. Не далее, чем вчера, Женя долго и нудно говорил
Мы слушали, кивали и клялись, что даже носа не высунем из своей конурки. И вот, пожалуйста.
Сменил машину, надел пуловер вместо костюма, и я его не узнала, хотя и увидела. Зато он узнал и увидел, как мне нравятся корейские пацаны. Странно, что это его не радует. Что не все мы, белые, злые.
Чжон вышел со стороны заднего дворика, вертя на пальце ключи от машины и сияя глазами:
– Что, гуляти хочу?
– Не-е-ет! – хором пропели мы, радостно расплываясь в улыбках, похожих на оскал Гумплена. – Мы тебя встретить вышли!
Женя, хихикая, мотал головой. Пригрозил нам всем своим пухлым пальчиком, который, впрочем, быстро трансформировался в карающий перст, указующий на меня:
– Ты! Молодой
– Нет, конечно! – ответила я, продолжая улыбаться. – Тебя люблю! А ты –
Пупсик смущенно потупил глазки, а Лерка буркнула, что я опять дошучусь. Так и сказала: «опять дошутишься!» и меня потом прошибло: она, что – знает?..
– Идите домой, – сказал Женя. – Я вам говорить новость.
Господи, спасибо! Я знала, что ты есть! Неужели, мы, правда, поедем в Сеул? Ура!!! Вчера я не зря страдала, наводя порядок в сумке! Сижу сейчас на готовом к отправке багаже и расписываю сегодняшний вечер. Рядом со мной сидит Женя и странно на меня смотрит.
Будто я ему миллион задолжала. Спрашивает, почему я не собираюсь и что пишу.
– Письмо, – говорю. – Всем девушкам, которые верили твоим красивым словам.
И тут …
МА-А-МА-А!!!
– Лина,
Я сперва подумала: шутит. Говорю ему гордо так: да не надо! Поздно, мол, поезд ушел. Все со смеху ножками в воздухе брыкают, а он смотрит на меня, совершенно серьезно и спрашивает, почему ушел? Что я хочу в подарок, вот что он хочет знать.
Тут наша Елена кричит, что я хочу много-много драгоценностей, Женя говорит:
– Нет проблем, сколько?
И тут Ольга говорит: «Все, Линку пристроили!»
Оказывается, все поняли, что он серьезен, как перелом со смещением и думали, что я тоже серьезно собралась за него замуж.
Мама, роди меня в следующей жизни с мозгами! Допрыгалась!
Что теперь делать – ума не приложу. Вот обидится, отправит меня в родную Рощу, да еще и без денег, тогда буду думать, прежде чем снова позволять языку полную независимость от мозга!
Ну, когда я уже пойму, что не все понимают такие предложения за шутку! Мне уже все говорили, чтобы я такими словами не швырялась.
Хотя, с другой стороны… А почему бы и нет?
Босс в роли свахи. Девки в полиции. Бедный Зая! Спала ли я с негром?
Сеул.
20.09.99г.
Приехали туда, измотанные, страшные, как не знаю кто. Но… не слушая протестов и возражений, Женя потащил нас прямиком в клуб. К боссу. Там мы огляделись и поняли, что мы страшные, как это самое заведеньице. Полутемное, старое, ободранное… Не хочу я здесь работать! И я не единственная… Только Тичер взбодрилась: она теперь жи-вет ожиданием повода позвонить в Хабаровск.
До самого утра мы репетировали свое шоу под счет: музыки у нас не было. Спать легли с рассветом, голодные и ужасно злые. Да еще мне на картах выпало, что в Сеуле мы не останемся. У меня – на картах; у Ольги – на книге и у Тичера – на словах. Она считает, будто мы танцуем так плохо, только чтобы ей досадить.
Кстати, Женя, который так глупо вляпался, не в силах видеть других свободными. Привез с собой двух парней, которых традиционно представил братьями. Они тут в Корее – все братья. Первый сказал, что его зовут О Ян, второй игриво представился Зайчиком. По-русски. Женя стал сватать их девкам.
– Каждая герл моя
Я мгновенно вскинулась, ощутив себя уязвленной:
– А я?!
– Ты – моя жена, я тебе деньги давать много! Понимаю?
Как не понять? Дима в моей голове завернулся в свой черный плащ, как Дракула, и выбросился в ухо. Я подсела ближе к Жене, не в силах перестать улыбаться.
– Много – это сколько?
Он рассмеялся.
– Много!
Алька, которой было сходу предложено стать женой О Яна, – к слову, не им самим, а Женей, – прикидывала шансы. Женя все поглядывал на меня, не переставая при этом ехидно щуриться. Пусть Ольга и говорит, что ничего ехидного в этом нет, у них вся страна так щурится, – мне кажется, что он надо мной смеется.
21.09.99г.
День был на букву «Х»!
Началось с того, что переписать все песни для шоу на одну пленку, Тичер с Женей никак не могли без меня. Пока девки с Зайчиком и О Яном разъезжали по городу, тусили и веселились, я торчала у дверей музыкального салона. Слушала Женины рассказы о том, что у него то и дело болит голова и времени на секс абсолютно не остается.
Это не добавляло энтузиазма. Ладно – Дима. Он еще красивее стал с годами, такой весь гладкий и сильный и плавный, как тигр. Но Женя?! Женя, который меня не хочет, это просто плевок в лицо.
– Ничего, – сказала я зло. – Выпьешь водки, пройдет твоя голова. Секс андэ – ноу мэрридж.
Женя сиял и смеялся.
За неимением более интересного занятия я гадала, какого черта ему понадобилось на мне жениться? Соглашаться, я имею в виду? Мало ли, что я там сказала? Мог бы сделать вид, что забыл. Или, он просто видит, что у меня все чешется и намекает, что женам секс ни к чему?..
Тичер, видя мое смятение, безудержно рисковала жизнью. ТО невзначай пошутит, то Женю к себе прижмет, а в конце едва ли не по моей спине пробежала, чтобы рядом с водителем сесть. Не то, чтобы я так уж хотела бросить кости рядом с Женей. Но, если что, это я его будущая жена, а не эта сука. Прострелив Мадам навылет тяжелым взглядом, я села на заднее сиденье, между Жениных костюмов, которые он только что забрал из химчистки.
– Лина, что хочу подарок?
– Секс дэ, – проворчала я.
Это значит «можно».
– Ноу секс, – втолковывал Женя. – Подарок!
– Не надо.
Посадил к себе Елену, козел, вот пусть теперь с ней милуется. Яблок пусть этой лошади купит! Елена, правда, шипела: «Ты что, с ума сошла? Соглашайся!», но я ее не слушала. Плевать мне, сколько у него денег получает, и сколько от папы унаследовал.
Если уж мне суждено всю жизнь быть ненужной, то пусть меня не хочет такой, как Кан.
…Сижу у Жени в офисе и пишу, а он сидит за столом напротив и проектирует эмблему для своей фирмы. Время от времени настороженно поднимает голову – поглядеть на меня. Не понимаю, почему всех так удивляет, что я знаю буквы и могу их писать? Спрашивает, что я пишу, говорю, письмо на фирму в Хабаровск. Раз уж, говорю, ты хочешь высоких детей, а на секс нет времени, пусть мистер Кан приедет и сделает нам с тобой подарок на свадьбу.
Мистер Кан – очень высокий.
Женя, похоже, не рад такому подарку, но от меня отстал. А может, просто не понял. Девчонки все еще не прибыли, а Елена бродит по офису. Намекает, чтобы я, когда выйду замуж, ее сюда перетащила. Ага! Щаз-зэ!
– Где девочки? – спросила я Женю. –
Он что-то объяснял, но я не так поняла. Как они умудрились попасть в полицию? Наверное, неправильно его поняла. Ладно, пусть рисует, спрошу у них самих, когда появятся.
– Женя, – влезла Тичер, закончив осмотр офиса, – я хочу здесь работать. Окей?
– Окей, – сказал Женя. – Пол мыть, хорошо?
И я опять его полюбила.
Они на самом деле были в полиции!
Зайчик злостно нарушил правила и всех замели в участок, где девчонкам очень понравилось. Там было много симпатичных полицейских, у которых они пытались потребовать право на один телефонный звонок. В Россию.
– Жаль, тебя с нами не было! Они говорили по-английски…
Пока я слушала их рассказ, кусая локти от зависти, Женя куда-то вышел с Зайчиком. Последний вернулся на четырех лапах и забился в уголок, держась за животик.
Оля сразу заволновалась, что он с ним сделал.
Мне тоже было жаль Зайчика. И я пригрозила Жене, что буду жаловаться в Green Peace. Женя смеялся. Если бы он так меня за задницу щипал, как за щеку, я бы уже, наверное, в него втрескалась. Но задница корейцев, похоже, не очень интересует. Их девушки тоненькие, коротконогие и грудастые.
Одно утешение: Димина девушка, как мне рассказали Те Девочки, плоская, как коленка. Она – модель. Но красивая, что дух вон… «Как долбаный закат над Амуром».
После того, как мы станцевали свое «Диско» в Пхохане, следовало окончательно убрать его из программы! То, как мы его запороли, даже писать было стыдно. Но Елена заартачилась, и в этот раз все стало еще хуже. Мы привыкли танцевать перед зеркалом и ориентироваться по отражению, а не по музыке. Пришлось опять делать вид, что это – комический номер.
Босс клуба, правда, не взял нас не потому, что ему не понравилось, как сказал гуманный Женя, а потому, что после вчерашней репетиции решил, будто мы танцуем стриптиз.
Хотя, я не поняла, почему он не мог спросить?
Вернулись в офис, устроили там свое шоу – фигурное катание на стульях (они на колесиках). Ездили паровозиком, играли в «пятнашки» и дурачились, дожидаясь, пока у испуганно замерших вдоль стеночки Жени, Яна, Зайчика и Чжана, по глазу выпадет.
Было ужасно весело: дал о себе знать адреналин, выброшенный в кровь во время выступления. Поэтому, мы разряжались, исполняя сольные номера.
Приглядевшись к тому, как Зайчик косит в мою сторону сверкающим черным глазом, Женя перестал рассказывать, что времени на секс у него не будет и начал что-то подозревать.
– Я, – сказал он сурово, – много детей хочу. Девять.
Я с размаху присела на краешек стула; чуть не перевернулась, от такой радости. Все уставились на меня, словно на приговоренную к смерти.
– Это ж хана! – прошептала Алька.
Женя покачал пальчиком, и мы вспомнили, что хана по-корейски значит – один.
– Один – нельзя, девять!
Хочу, мол, всеми силами помогать тому, чтобы
Не желая оставаться у этого юмориста в долгу, я прикинула рост стоящего рядом Зайчика. Он был сантиметров так на двадцать выше своего босса, и я сложила молитвенно руки, поклонилась, как подобает послушной корейской жене.
– Ноу проблем, мой садданим, то есть господин. Поезжай по делам и ни о чем не волнуйся. Не хочешь от мистера Кана, нам Зайка сделает.
Ангелы тоже плачут.
Где ты, Дима?! «Бабкины панталоны». Дух Есенина, я призываю тебя!.. Пали-пали в Сеул.
Янгпенг.
22.09.99г.
Наш Пупсик – подлое и весьма глумливое существо. Вчера, сообщив нам, что очень устал и теперь ему нужно дня три – выспаться, он намекнул нам, что мы в Сеуле останемся. Все мы! А сам загрузил нас в микроавтобус и с ветерком доставил в отель «Парадис».
Я так поняла, это – черный юмор. Вокруг никого! Ни магазинов, ни дискотеки. Только лес, шоссе и гулкий пустой отель, стоящий, по традиции, на вершине горы. Все мои муки совести испарились. Я выпила и поклялась подругам, что он только что, сам того не подозревая, подтолкнул меня к браку с ним. Что я ему, сволочи, всю жизнь искурочу.
После чего достала помолвочное кольцо, которое собиралась ему вернуть и принципиально надела. Так в кино рыцари, препоясывают чресла, собираясь в крестовый поход. Девки переглянулись. Тичер, лишенная развлечений, напомнила:
– Это не бриллиант!
Я фыркнула, показав ей соседний палец (средний).
Женя сам вчера сообщил, что кольцо с цирконом. Бриллиант, дескать, слишком дорогой, а он во мне не уверен. Но на всякий случай, – как он добавил, – чтобы я была уверена в нем, вот мне кольцо на палец.
И часы.
Часы он мне давно обещал купить, чтобы я не опаздывала на дискотаймы и вот, купил. Красивые, кстати, часики. Тичеру он подарил такие же, но она хочет мое кольцо. Не удивлюсь, если вместе с Женей. Что-то есть такое-этакое в мужчине, который твой босс… Особенно, если он хочет другую девушку.
Кстати, по поводу «хочет».
Я как-то не до конца поняла, чего именно…
Тоска тут смертная!
От безделья уже тошнит… Я страдаю депрессией и жру все подряд. Магазинчик внизу – единственный повод развеяться. Хочется музыки, хочется танцевать, хочется флиртовать с саннимами… Да! Да, я это написала, мне хочется!..
Но единственный мужчина, которого я сегодня вижу – мой загадочный корейский «жених».
Пишу в кавычках, потому что я ни черта не понимаю. Такое чувство, что он надо мной прикалывается. Зовет женой и обсуждает с девками покупку приданного. Лучше бы со мной, скотина, обсудил занятия производством детей. Хоть бы на свидание пригласил… Скотина!
Волнение слегка улеглось, но все эти шутки окончательно сгубили все волшебство. Я смотрю на него трезвым взглядом и не знаю, как мы сможем лечь в постель.
Опыта у меня мало, но… Если я с любимым мужчиной себя ощущала, словно бревно, то что же будет, когда я лягу в постель с нелюбимым? И вообще, как это происходит у людей, которые собираются пожениться? И кто из нас должен сделать шаг? И, может быть, он уже делает, а я его просто не понимаю? Или, я все правильно понимаю: он надо мной смеется?
Я вообще ни черта не понимаю в мужчинах. Все вокруг обсуждают какую-то хрень. Девки требуют подарков, Тичер – золота на каждый палец и должность (для себя) в офисе. А я сижу, как овца и думаю лишь об одном. И чем больше думаю, тем больше меня пугает собственная неопытность и неактивность Жени.
И я опять сняла кольцо. Раздумала.
Ольга говорит, что я спятила. Что ради Жениных денег, можно и потерпеть. А я не знаю, как объяснить ей, что меня волнует не то, что мне будет противно, а то, что я Женю разочарую. Пугает до тошноты. Во-первых, я не могу им сказать, что меня тут технически обесчестили накануне отъезда. Во-вторых, не могу сказать – кто.
Потому что стыдно.
Скучно, надо сказать, тут всем.
И постоянное присутствие корейского босса, наталкивает на разговоры о русском. Девки знают, конечно, что я его знаю. Как друга детства родителей. Если можно назвать их «родителями». В школе Кан, моя мать, Оксанка и донор спермы, забрюхативший мою мать, дружили довольно плотно. Моя бабка и Димины родители буквально ночей не спали, надеялись, что Дима и моя мать поженятся, объединив две хирургические семьи и, так сказать, продолжат династию. Но моя мать влюбилась в спортсмена Витю, а Дима в Оксанку.
Но это было очень и очень давно. Еще до моего рождения.
А потом Димины родители уехали в Германию по немецкой линии, а Дима… Только боги знают, где все эти годы таскался Дима. Судя по кличке, в операционной практиковал.
Конечно, Жанна и бабка перезванивались, но последняя считала, что нечего мои фантазии поощрять и на все мои вопросы молчала. Если бабка что-то там для себя решала, можно было поставить на этом крест.
Когда мы встретились, я выросла, а Дима стал мудаком.
– Да, – сказал он, с несвойственной ему раньше грубостью, когда я замерла, открыв рот, – я охуительно похож на Киану Ривза! Что-нибудь еще?
– Еще на Жанну Валерьевну, – ответила я, охрипнув. – Я Ангела Злобина.
Кан моргнул, потом вновь моргнул, швырнул сигарету и сделав вид, что не помнит меня, запрыгнул в свой джип. Не знаю, как мне это удалось, но я решила, что он так выражает свою любовь и принялась с ним заигрывать.
– …Женя – еще неопытный, – умничала Елена. – А Дима – уже прожженный. Я его с детства знаю… – она зыркнула в мою сторону, но я промолчала. – Я с его лучшим другом гуляла.
– А что за друг? – с интересом спросила Ольга. – Красивый?
Глаза Елены затуманились от волнения. Она сжала шею ладонью, словно задохнулась вдруг от любви.
– Очень. На Диму тогда никто и не смотрел рядом с ним.
Я фыркнула про себя: но ничего не сказала, а так, как имя ВиктОра никому, кроме меня, на самом деле ничего не сказало, разговор завершился перечислением Диминых достоинств и рассказов как, когда и как долго, он на каждую из нас при встрече смотрел.
Вечером девкам взбрендило идти в боулинг, и они принялись мучить Женю. Женя сопротивлялся. Говорил, что играть они все равно не умеют. Он всегда что-нибудь придумывает, чтобы не тратить деньги. Или, чтобы с нами в люди не выходить. Например, когда мы просили его сводить нас в парк, прогуляться, он говорил, что сводит, но позже. Когда там будет красиво. А в боулинг не хотел идти, потому что у женщины и у мужчин «степ разный». «Ноу одинаковый!»
Ха! Ха! Ха!
Девки так на него нажали, что он не сумел отказаться.
Пришли без него: оказалось, Оля приметила себе парня в жертву и попыталась собою очаровать, но пришла его мама и увела парня за ухо. Я поржала: знаем мы эти корей-ских мам. Видели бы они, как Жанна Валерьевна командует Димой.
Но речь была не о том.
– Боссяра обиделся! – сказала Елена. – Лина, подъем!
Похоже, теперь, когда Кан нашел девушку, мы будем ходить с нею к Жене. Неважно, виновата я, или нет. Меня даже в боулинге-то не было!
Елена вчера идею подкинула – книгу написать. Не про «Бэкстрит Бойз» и русскую девушку, как я собиралась, а про Корею. И я с утра работала с записями. Кое-что видоизменяла… Дима теперь у меня хоккеист по имени Влад. Влад, в честь Дракулы, потому что Кан – вурдалак. Надеюсь, Дракула не обидится, а Дима никогда не поймет, что был моим другом детства. Иначе будет лучше, если бы на меня обиделся Дракула.
В общем, я была вся такая легкая и слегка расфокусированная. Меня позвали к боссу, и я пошла.
Женя уже лег в постель, обвешавшись золотыми оберегами всех корейских святых, но дверь на замок, как обычно, не запер. Зачем, запирать вашу дверь, когда у вас обереги? Но все эти фантазии о Владе Орлове распирали меня изнутри, и Женя показался довольно занятным. И его запах, запах чистого здорового парня, только что принявшего душ, тоже.
Я загадала про себя: позовет, останусь. И будь что будет!.. Но Женя даже не намекнул. Только обереги гладил пухлыми ручками и ухмылялся, считывая мои. И я устало поняла спинным мозгом: он не хочет меня. И кольцо его – совсем ничего не значит.
Уничтоженная, я купила себе по дороге пива и позвонила матери. Если кто и знает толк в ощущении, что ты не нужна, так это моя родительница.
– Не будь тупицей, – сказала она. – Успеешь еще натрахаться… Есть только один способ удержать мужика: сделать так, чтобы тебя хотел он, ясно? Все. Сунь свои искрящие провода в песок и думай о мертвых щенках. Чтобы мужик захотел тебя, твои трусы должны быть сухими. Ясно?
Я смолчала. Как-то неловко было ей признаваться, что за пределами
23.09.99г.
Спим на полу.
На двух матраса и трех подушках. Как местные. У них тут пол с подогревом. Елена и Алька – в другой комнате, на кровати. Елена, правда, пыталась меня в свою постель затащить. Не из любви, из-за запаха: у Альки какое-то гормональное расстройство, из-за которого бедная девка воняет, как раздевалка в хоккейном клубе. И что она только не делала, ничего ей не помогает.
Всем ее жаль до боли, но быть с ней рядом – до слез.
– Девочки, – возмущалась Лера, – заткните вы уже свои экскаваторные ковшички, я спать хочу!
Но мы не могли заткнуть их: я была немного пьяна и даже, впервые в жизни, обласкана своей матерью. Она подтвердила мои опасения. Посоветовала держаться. Даже «своей девочкой» назвала! Карточка закончилась до того, как она попросила денег, но я пыта-лась представить, что мне показалось.
За окном ревела вода: это полудохлая речка превратилась вдруг в полноводный поток и Лера, проснувшись, принялась метаться по номеру в панике. Она, мол, знает, чем это чревато! Она уже видела, как быстро при наводнении прибывает вода и не собирается умирать.
Более того – ей нравится жить!
Мы проснулись и посмотрели с балкона. С пятого этажа было видно, что для того, что-бы затопить равнину и сам отель, реке придется запросить помощи с неба и моря. Лера с большой неохотой это признала. И с еще большей неохотой разобрала необходимые для эвакуации с помощью вертолета, вещи.
24.09.99г.
Дождь, дождь, дождь… Опять дождь!
Здесь и без того было тоскливо, но теперь, когда из номера в буквальном смысле, не выйти, мы все вдруг повредились кукушкой. Играем в детские игры. «Бабкины панталоны», «Ладушки», «Летела стая».
Весело – жутко. Наверное, дело в пиве… Мы визжали и падали на пол, когда кому-то из нас приходилось однобоко отвечать на косые вопросы. В чем ты в первый раз вышла на сцену? Чем можно впечатлить мужчину? Самый эротичный предмет? Что на тебе надето?..
Ответ на все был один – бабкины панталоны. Но почему-то чем чаще звучал, тем ве-селее нам становилось. Я не предполагала, насколько глупо мы выглядим, ползая по полу и задыхаясь от смеха, пока не пришел мой муж Женя.
– Успокойтесь, девочки, – велела Елена.
Но Женя уже все видел. Хлопая глазками, он отступил к дверям.
–
Мы вскинулись, с криками:
–
Когда?
–
Чуть позже.
Женино «чуть позже» равняется русскому «около двух». Оно может длиться час, а может, как мы узнали от Леночки, месяцами. Поэтому, решили, что обсуждать его слова – глупо. Надо погадать.
Сначала, вытолкав за дверь недоверчивую Лерку, мы вызывали гномика, как в пионерском лагере.
Гномик отвечал уклончиво и исключительно Ольге. Взяв на себя роль медиума, она держала на нитке иголку, которая указывала нам буквы, и сама же их складывала в слова. Свечи у нас не было, а при попытках прокалить иглу на огне зажигалки, то и дело занималась пламенем нить.
– В жопу! – сказала Оля, полная решимости отобрать у меня сегодня лавры провидицы. – Будем вызывать духов!
Она выдрала из моей будущей книги лист, разорвала его на тонкие ровные полосы и притащила с кухоньки ложки. Полоска сгибалась пополам, на них клалась ручка ложки, оба конца бумажной полоски сжимались и заворачивались вокруг.
Ольга рассадила нас вокруг стола, велела положить на него ладони и загробным голосом призвала:
– Дух Есенина! Я призываю тебя! Приди!
Раздался грохот: это я, не справившись с чувствами, ударилась головой об стол, а по-том сползла на пол, не в силах прекратить ржать. Кристина смеялась и плакала, прижавшись к столу щекой. Ольга нас обругала, велела заткнуться и призвала сама.
– Он не придет, – сказала я, не сдержавшись. – У него тэйбл!
Меня выгнали к Лерке.
Сидя под дверью, мы прижимали ладонь ко рту, глядя друг на друга сверкающими от слез глазами. Ольга призывала дух Петра Великого.
– Он в Европу окно прорубил, а мы в Азии! – крикнула я.
– Заткнитесь! – крикнула Ольга.
Дух Петра не подвел. Вскоре послышались счастливые стоны Кристы и сопение Тичера. Она спросила, выйдет ли замуж за того, за кого она думает и дух ответил, что нет. Я ревниво напряглась и обретя серьезность, высунула нос.
– Можно мне спросить?
Ольга волком на меня посмотрела, но смягчилась, узрев серьезное, как инфаркт, лицо.
– Выйду ли я замуж за нашего босса? – спросила я, ревниво зыркнув в сторону Тичера.
Та окрысилась, зверем посмотрев на меня.
– Дух Петра, – призвала Ольга зычно, но я даже не рассмеялась. – Выйдет ли Лина замуж за Женю?
– В задницу Женю, – сердце билось, как бешеное. – Я говорю про Диму.
Под общее, изумленное молчание, Ольга моргнула. Фыркнула:
– Выйдет ли Лина замуж за Диму Кана, – брякнула она, забыв даже обратиться к Петру.
Я затаила дыхание, бессознательно стиснув пальцы. Тичер тоже ждала. Ольга выдохнула.
– Выйдешь, – она беспомощно смотрела то на бумагу, то на ложку в своих руках. – Странно…
Тичер с грохотом отодвинула стул и делано рассмеялась:
– Спроси, одеть ли ей бабкины панталоны в первую ночь!
Грянувший смех должен был распугать всех духов в Южной Корее.
P.S. Я перегадала на картах; просто чтобы убедиться, что это все – бред. Сама не знаю, что на меня нашло, зачем я вообще такое спросила? Но карты сами не понимали, чего я хочу от них. Выпадало то да, то нет. И в итоге, расплакавшись, я бросила их в коробку и дрожа от бессилия, завалилась спать.
Конечный итог: «Да, выйдешь, но счастья в этом не обретешь!»
25.09.99г.
Нас разбудил администратор отеля.
Два часа дал на сборы: оказывается, завтра нечто вроде корейского Дня Благодарения, и все номера забронированы. Интересно, кто согласился приехать сюда добровольно? Да еще, за собственный счет? С трудом дождавшись приезда микроавтобуса, бы с удивлением узнали, что теперь нас будет возить мистер Чжан, Саша.
Проглотив обиду, я села в машину и попыталась прикинуться, что ничего особенного в этом нет.
Я снова в поисках. Обманщик Джон из Нью-Джерси и шейх из Алма-Аты. Кроватное побоище.
Сеул.
26.09.99г.
Нас поселили на Итэвоне.
Райончик, так себе. Чисто для иностранцев. Белых тут даже больше, чем негров, а негров вообще до фига. Лерка их боится до ужаса! Шарахается, выпучив глаза и тут же делает вид, что все хорошо. Ну, не может она людей обижать из-за цвета кожи!
Со стороны – довольно забавно.
– Вы погодите, – сказал Саша-Чжан. – Тут все сначала говорят: «Фу!», а потом: «Не оставляй меня, Мганга!»
Мы только посмеялись в ответ. Саша, как и Женя – расист, но при этом очень болезненно относится к проявлениям расизма у окружающих. Тичер, которая очень рада тому, что Женя нас бросил, не в силах это скрывать.
– Я, – говорит, – на собственном опыте убедилась, что девушки любят боссов. Неважно, каких. Кан, Чжон, Чжан? Был бы босс!..
И на меня глядит. Мол, что ты думаешь? В Чжана ты еще не влюблялась.
Я промолчала: я ведь скоро за Кана замуж пойду. А Чжан, кстати говоря, еще толще Чжона. И одевается, черт знает как. К счастью, смотрел он не на меня, а на Кристу. Ей это вряд ли льстило, но в вопросах деликатности, она вроде Леры. Жертвует собой, молчит и так улыбается, что вот-вот глаза лопнут.
– Кристи – Чжан, Лина – Чжон… Кто – Кан? – спросил Чжан. Потер подбородок. – А-а-а, Тичер Кан хочу!
Тичер покраснела и засмущалась.
– Да, – ответила я. – Замуж.
– Тичер – Кан?!
Чжан захохотал, как мы в «Парадизе». Чуть не лопнул. А Тичер обиделась. Она всегда очень обижается, когда с ней обращаются, как она. И то, что в глазах Саши-Чжана, она стара, ей не понравилось еще больше.
Дальше гуляли молча.
Я башкой крутила, как подводная лодка – телескопом. Столько парней вокруг и все, на подбор, красавчики. Американцы. Высокие, мускулистые… Как в кино. Дома я бы свалилась в обморок, посмотри на меня такой вот мужчина, а тут – разошлась. Иду – улыбаюсь. И парни улыбаются мне в ответ. Почему-то, особенно ярко те, что шли со своими подругами-кореянками. Меня еще терзала обида на то, что меня даже Женя не захотела и я мстила за обиду корейским женщинам.
– Не прекратишь подмахивать чужим мужикам, – предупредила Ольга, – не доживешь до свадьбы!
Судя по ехидной ухмылке, она имела в виду не Женю. Уточнять я не стала: яростная попытка свое лицо сохранить. Но настроение улыбаться парням пропало. Оля тут же этим воспользовалась и стала улыбаться вместо меня.
– Я – пидорас! – рявкнул какой-то огромный чернокожий чувак. – That’s mean I am very generous!
Это значит, я очень щедрый, типа.
Я усомнилась, что это действительно означает именно это. Вряд ли щедрого человека назовут пидорасом.
– Это плохое слово, – попыталась Алька по-русски.
Он не понял ее.
Мы стояли на углу, возле пиццерии и ждали Тичера. Видимо, род наших занятий бросался в глаза. Примерно так же, как короткие шорты. На нас то и дело кидали особые взгляды. Кое-кто даже пытался с нами знакомиться, но я была единственной, кто говорил по-английски, а я была не в том настроении.
Мужской поток иссяк, я очень здорово могу изобразить взгляд, которым смотрит на весь мир мой любимый Дима: холодный, презрительный и до того безразличный, что мало кто осмелится подойти. Но «мало кто», не означает «никто»…
Минуты так две спустя, я обнаружила себя смотрящей в лицо красивого смуглого и дерзкого парня «кавказской национальности». Весь в белом, с
Девки тоже перепугались.
Как-то вылетело из головы, что мобильные тут у всех, кому боссы не запрещают. А светлая одежда – не показатель богатства. Пара «вонючек» – химчистки на каждом углу! Вот мы стояли и блеяли, как бы нам ему объяснить, что мы – не проститутки, а хостес. Типа, честные девушки,
Не зная, как от него отвязаться и не решаясь прямо послать, мы не заметили, как вернулась Елена.
–
Убирайся.
Кавказец дрогнул и торопливо свалил. Обещание позвонить менеджеру, смутило его без упоминания каких-то имен.
– Да он тут еще меньше прав имеет, чем мы, – сказала Елена. – Все знают, что девушек возит корейская мафия…
Тичер потом долго не унималась, пытала нас своим опытом и ни за что не желал верить, что мы – испугались, а вовсе не пали жертвами его чар. Все бубнила, как она в нас разочарована. Что пакистанцы ищут русских девушек только для того, чтоб жить за их счет. Вторыми в списке идут африканцы. Но и американцы, мол, не откажутся поживиться. Зависит от конкретно взятого парня и его конкретной, личной, морали.
– От тебя, Котик, я уже всего ожидаю! – сказала она, закончив свой монолог.
– В таком случае, мне будет сложно вас удивить, – ответила я.
После ужина мы побывали в «Кинг Клабе».
Это самый известный и грязный на Итэвоне клуб, как утверждала Елена. Приличным девушкам, там нечего делать, говорила она. Это единственное место, где можно американца подснять, спохватилась Тичер, видя, что мы раздумали.
– Идемте! – вскинулась я и первая побежала к себе – переодеваться во что-нибудь менее удобное.
У входа Лерка предприняла позорную попытку сбежать. Так ее обуял вдруг страх перед неграми. Елена схватила ее за руку, я ладонями уперлась в поясницу:
– Не смей со мною так поступать! Меня не захотели два корейца подряд!.. Мне нужно моральное удовлетворение!
Лера все понимала, но рвалась на свободу. Я пыталась ее убедить, что эти негры, что перед ней, давно оставили свои каннибальские пищевые привычки. Что это – очень цивилизованные ребята. Что из ее костей можно сварить исключительно холодец, а негры такое вообще не едят… к тому же они не умеют его готовить.
– Девочки, – скомандовала Елена, видя, как разбиваются мои аргументы об пол.
И Лерку силой, поднатужившись, затащили внутрь.
Мы заказали пиво. Мне велели сесть ниже и перестать вертеть головой, словно в зоопарке. Им-то хорошо, а для меня это первая дискотека!.. Не желая позориться еще и этим, я села и стала смотреть вокруг чуть более сдержанно.
Вокруг была куча народу: негры, пакистанцы, американцы…
Были все, но красавчиков среди них не было. Сделав пару глоточков, я пробила себе дорогу на танцплощадку и принялась подпевать Хэддэвэю. «Что насчет меня?»
Если бы моя бабка на минуточку ожила, то умерла бы вновь, увидев, как я танцую. Что все ее старания вытравить из меня «папашины» гены, не увенчались успехом. Хирурги – они такие: им кажется, что проблему всегда можно вырезать…
Когда я вернулась, за столиком напротив сидела примечательная компания: двое парней-красавцев и ничем, абсолютно ничем, непримечательная девушка. Я позавидовала. Да, честно. Особенно, когда девица принялась ходить туда-сюда танцевать то с одним, то с другим. Вот бы мне так: по правую руку тот старшенький, а по левую – молодой.
Расслабившись, я, очевидно, перестала смотреть, как Дима. И ко мне, один за другим, принялись подходить кавалеры. Крошечный черный гномик, сутулый пакистанец без передних зубов, рыжий-рыжий, весь в конопушках чувак, наверняка убивший лопатой дедушку. Я не хотела их, я отсылала всех, но на меня смотрел Американец Постарше и я старалась делать это приветливо.
–
Вообще, это обозначает: «Ты очень придирчива!», но дословно – «у тебя чересчур большой выбор» и я решила попробовать его впечатлить.
– Уродов, – пожаловалась я и постаралась вложить в свой взгляд мысль: «Мне очень-очень-очень нужен такой, как ты. Которому я могла бы отдаться!»
Он улыбнулся, я тоже.
Он спросил, что значит «
А я, под испуганным взором Мальчика Помоложе, осталась пасти своих ежиков.
Мне всегда нравились зрелые мужчины, но этот, по крайней мере, в упор на меня смотрел. И я грустно, от безысходности, ему улыбнулась. Мои подруги не были так придирчивы. Они-то были опытными и не кидались с голодухи на все подряд. Пришли плясать и плясали. Без всяких там планов разделить с партнером постель.
Тичер была с каким-то огромным негром, чей бритый затылок украшала крошечная детская кепочка.
– Она спадает! – словно прочитав мои мысли, сказала она. – Мы все время ловим ее.
–
Да-да, знаю! Я охрененно красива, только не настолько пьяна, чтобы верить, что ты на самом деле так думаешь! А самое прекрасное во мне – это мои волосы и нет, сука, они не крашенные и нет, это не парик. И нет, ты заебал, они не снимаются!
Я поняла, что слишком громко все это думаю, хоть и про себя. Отвернулась, вспомнив, что негритенок не виноват. Переключила внимание на танцующих. Может быть, для него я и впрямь, красива. Это я зарываюсь, прыгая через все барьеры к парням, которым кажусь уродиной.
Пока я зондировала взглядом толпу, в глаза бросилась высокая девица в светлых джинсах, лихо отплясывающая с каким-то маленьким африканцем, едва достигающим ее виска своей курчавой макушкой.
«Могла бы и повыше найти!» – фыркнула я и тут обнаружила, что знаю эту неразборчивую бабенку! Лера больше не боялась и веселилась на полную!
Пораженная в самое сердце, я закатила глаза. В таком состоянии меня застала Кристина с недовольным лицом, идущая к столику. Следом плелся пакистанец.
– Не закатывай глаза! И не делай рожу!… Лерку видела? – спросила она и тут же пожаловалась. – Как мне от этого типа избавиться?!Телефон просит! Вот ты дала бы ему свой телефон?
– Только, если бы ослепла! Я бы тому дала… – сказала я, кивая на соседний столик, и так получилось, что парень Помоложе, как раз смотрел на меня. Я изобразила фальшивую улыбку и хотела отвернуться, но он позвал меня танцевать.
Его звали Джон. И он из Нью-Джерси. Когда он это сказал, я жутко обрадовалась: вспомнила, как будет называться команда Влада! Там, к слову, Александр Могильный играет. Еще один парень из Южного. На случай, если Дима вдруг прочтет мою книгу и станет что-то подозревать. А если вдруг мою книгу прочтет Могильный, – три раза ха-ха, то у меня алиби: мы с ним незнакомы.
Естественно, я тут же сказала это всем подругам, а Джон очень удивился, решив, что я лично знаю Александра Могильного. Я таинственно промолчала: не могу же я всем на каждом углу говорить правду. Я улыбнулась и не стала заострять на этом внимание. Джон заинтересовался. Когда мы вернулись за столики (каждый за свой), на меня накинулись подруги.
– Ты видела, как я с негром танцевала? – спросила Лерка, возбужденно сверкая очами и как-то странно улыбаясь на все тридцать два зуба.
То, как она танцевала, трудно было не заметить: партнер носил ее на руках и крутился на месте вместе с ней, а окружающим приходилось резво уворачиваться, чтобы не получить в нос Леркиным ботинком на толстенной подошве.
– Больше не боишься? – спросила я, пытаясь выудить из памяти то немногое, что знаю об Александре Могильном.
– Нет, – Валерия понизила голос и в условиях строжайшей секретности сказала. – Но он такой маленький, а я хочу вон с тем здоровым потанцевать… Слушай, придумай, как мне от этого отвязаться, ты же спец! – проникновенно попросила она.
Здрасьте, приехали! Что она обо мне думает?! Но тут Криста схватила меня за руку, и взмолилась:
– Линочка, убери его от меня!!!
– Ну, скажи нам, как ты от себя всех разгоняешь! Мы видели! – потребовала Лера, с такой силой встряхивая меня за другую, что я чуть было не распрощалась со своей рукой навсегда.
– Ладно, сейчас, – сказала я и посмотрела на пакистанца.
Кристинин ночной кошмар поклонился и назвался персидским шейхом из… Алма-Аты! Очевидно, это название он считал вполне персидским. Я спросила, с кем, из жен, он прибыл в Корею, с ним ли его любимый верблюд и не родственник ли он султану Брунея. А он все проигнорировал! Меня!!! Сказал, что с первого взгляда полюбил нашу Кристи, и за ночь с ней, отдаст три тысячи долларов! Слушать, о том, что Кристи с ним не пойдет даже за все золото мира, он не желал.
Лерка махнула на него рукой и принялась рассказывать про то, как познакомилась со своим. Поскольку рассказывать хоть что-то серьезно, Лера не в состоянии, мы с Кристой смеялись, как две истерички. Бедный негритенок заерзал на стуле. Дождавшись затишья в ее монологе и нашем смехе, он спросил, почему мы над ним смеемся.
При этом, у парня был настолько несчастный вид, что нас троих обуяла прямо-таки материнская нежность. Мне было велено перевести, что мы смеемся вовсе не над ним.
– Тогда почему вы смотрите на меня? – не утешался он.
– Просто, ты сидишь перед нами, вот мы на тебя и смотрим! – ласково говорила я и сама себе верила.
Наконец, он утешился и повел Лерку танцевать. Криста тут же прыгнула на ее место, в стремлении оказаться подальше от своего «шейха», который, по причине отсутствия мест, стоял у нее над душой. Я не стала дожидаться, пока он сядет рядом со мной и кивком позвала Джона. Видя нашу популярность среди мужской половины посетителей, милый Помоложе быстро пересел за наш столик.
– Ой, какой хорошенький! – запищала Алька, отворачиваясь от своего пакистанца, и уже на английском продолжила, – Привет, я – Альбина! Очень приятно с тобой познакомиться!
– Я – Кристи, – улыбаясь и выглядывая из-за моей спины, доложила Кристина.
– А меня зовут Оля!
Джон тоже представился и выразил восхищение тем, как мы все хорошо говорим по-английски. Правда, поняла его только я.
– Девочки, – сказала я, – он из Нью-Джерси! А знаете, что хорошего есть в Нью-Джерси?
– Твой воображаемый и очень любимый Владик! – хором сказали девочки.
Джону двадцать лет и он – лапочка, но прискорбно много понимает в хоккее. Пришлось прослушать все, что он о нем знает, ни на миг не прекращая скучать. Зря я сказала ему, что мой отец играл. Лучше бы рассказала, как мой отец проводил досуг. И то бы польза. Может, Джон и в сексе толк знает. Я бы с радостью у него поучилась.
Когда время стало подходить к двум часам ночи, Елена и девки, утомленные пакистанцами, решили идти домой. Причем, одновременно так решили друзья Джона. Девушка, похоже, его сестра: она так старалась, чтобы у нас все «срослось», минут десять со мной беседовала. Милая… Но ее мужичок мне все ж милее!
Короче: Джон сказал, что должен идти и я, едва не расплакавшись, сказала ему: «Пока!». И убежала с Кристой на улицу. Подальше от мыслей о том, как это здорово – танцевать с красивым и крепким парнем, ощущать его плечи, руки… И о том, почему он так меня и не поцеловал? Как я только не намекала. Ладно, хрен с ним. Похоже, недостаточно ясно. Быть может, американцы слишком вежливы, чтобы просто взять и свалить, если девушка им не нравится. Работают номер, продолжая при этом широко улыбаться.
На улице, на бампере какой-то машины, сидела Лера, пьяная, как муха и почему-то кричала:
– Understand?!!
А рядом стоял испуганный негр и осторожно спрашивал:
– What?
По акценту он явно был не американец и я побежала ее спасать. Лера была спокойна. Оказывается, ее новый друг прямиком из Кении и напоил ее какой-то «красненькой фигней в малюсеньком стаканчике». Прочистив ей мозги лекцией: «Не пей все подряд!», мы стали объектом внимания сразу трех огромадных негров из какой-то страны, которую я сходу не повторю.
Такие классные!!!
Боже! Что я пишу?! Правильно Тичер сказала, что ее ничего не удивит. Ладно, хрен с ней. Мой дневник, мои впечатления!
У них такая грубая кожа на ладонях! И в то же время, такая нежная на бицепсах… Они накачаные, как культуристы. Наверное, любой из них мог бы переносить меня километрами и не страдать от грыжи, как Зайка после тети Оли!…
Так, все!!! Хватит! Никаких негров! Я люблю белых! Я люблю белых! Я люблю белых!
Дальше больше. Вышел Джон, дал мне свой номер телефона, глядя на меня влажным взором. Я чуть ли уже сама ему свои губы под нос не сунула. Все тщетно. Потом вышли Леркин негр и Кристин пакистанец. Первый оказался очень понятливым и отстал от нее, едва услышал о возможных проблемах Леры с боссом. От второго пришлось спасаться бегством.
Елена рассталась со своим негром без эксцессов. Правда, долго врала, будто он хочет забрать ее к себе жить. Учитывая то, что по утрам она имеет мерзкую привычку меня обнимать и бормотать:
– Грей меня! – я готова помочь ей собраться.
27.09.99г.
Паршивое у меня сегодня настроение…
Как-то неохота признаваться себе в том, что я попала в зависимость от этого Джона: всю ночь о нем думала. Ненавижу это чувство, он делает меня слабой и взвинченной.
Не знаю, стоит ли ему звонить. Целый день откладываю, девки уже говорят мне: «Звони!», а мне все страшно: вдруг он дал мне номер просто так. А на самом деле, сегодня он проснулся и, как и я вчера, решил что может найти и получше?… Чем симпатичнее парень, тем больше у него выбор. Может, он тоже пробует все, чтобы выбрать лучшее?..
28.09.99г.
Ну и денек вчера выдался!
Во-первых, вчера поругалась с Еленой, которая вдруг уперлась и сказала, что сегодня нас на дискотеку не отпустит. Мол, это не место для порядочных девушек. Вместо этого она повезла всех на экскурсию в центр. Я не поехала.
Сегодня мы помирились, стали друзьями, скрипя зубами и она решила сделать жест доброй воли и сходить со мной на Итэвон – познакомиться с американцем. А я не хочу ни с кем знакомиться! Я хочу получить назад этого ублюдка Джона и скормить ему проклятую бумажку с непонятными цифрами на тему телефонного номера! Все вместе расшифровывали целую ночь. А то, что у нас получилось, отвечает:
– Вами набран несуществующий номер!
Это не просто удар! Это удар под дых!
Сукин сын! Какой смысл был так поступать?!! Сволочь! Ненавижу тебя!
Я себя чувствую такой униженной! Боже, какая я дура! Как я могла поверить, что кому-то могу нравиться? Может быть, его сестра решила, что уйти, не дав девушке номер – это невежливо? Ведь он меня даже поцелуем не одарил.
И я решила, что в «Кинг-Клаб» не пойду.
Поехала гулять с Леркой и Алькой, делая вид, что этот урод мне и не нужен. Хорошо, что я еще могу притворяться. Правда, состояние было: метр до истерики, но я держалась.
Елена оскорбилась, но это ее проблемы. Так я в тот миг решила, наивная.
Приехали в центр, попали на молодежный праздник. Танцевальный фестиваль. Все было отвратно. Выступали какие-то малолетки. Я встала посмотреть. Они плясали-плясали, потом один, видимо лидер, повернулся ко мне, гнида желтая и кричит:
«Эй, зачем ты приехала в Корею?»
И ручонкой своей прикрывается, изогнулся весь от смеха. Сволочь! Все вокруг тоже захихикали.
Хорошо, что девчонки пошли в магазин за ликером и я была одна, иначе я бы уже не вынесла унижения. Но я ответила! Он свою «смешинку», которую проглотил, с кровью выблевал! Я сладко улыбнулась и говорю:
– Я приехала посмотреть на красивых парней, которые хорошо танцуют!
Он решил, что я про него и самодовольно заулыбался:
– На меня?
– Я сказала: «НА КРАСИВЫХ»!
Он мигом перестал ржать и покраснел. Зато, смеялись все остальные.
Я отошла, чувствуя себя последней уродиной и потеряла интерес к танцам. Потом еще Лера с Алей! Познакомились с какими-то крокодилами! Пошли с ними гулять. Я решила, что пора бы домой – в мотель, плакать. И Ким Сон, который понравился Лерке начал мне высказывать на ломаном английском:
– Что, если у парня нет денег, значит, твое сердце остывает?
Он бы меня реально всем устыдил, если бы не то, что вчера. Если бы не эта бумажка с номером. И не память о Джоне. Приехала домой… Никого нет. Решила сходить в «Кинг-Клаб».
Сходила! Такое чувство, что Кан, лишив меня девственности, вовлек меня в какой-то говняный шторм. Мало того, что меня крутит в воздухе вверх ногами, так я еще и все время в дерьме.
Дело было так: я вошла в клуб и сразу же заметила девчонок Ольгу с Кристиной. Подошла к ним… Не знаю, почему Елена взбесилась, но визг был такой, что музыку заглушил:
– Убирайся!
Людей в клубе было немного, но все обернулись. У меня был выбор: взять Тичера за волосы и как следует примерить ее носом к своему колену, или сохранить олимпийское спокойствие, потому что я от нее завишу.
– Немедленно вон!!! – голосила она. – Я запретила вам шляться по улицам по одной!
Я молчала, глядя ей в глаза, пока Мадам, наконец, не поняла, что выглядит истеричкой и не сменила тон. Прошипев:
– Пошли выйдем! – она потащила меня за собой.
Больно и не было, но я кипела от уже полученных унижений и не собиралась терпеть их вновь. Резко остановившись, я выдернула руку и заявила:
– Я сама могу ходить!
Елена посмотрела на меня с удивлением, как на внезапно заговорившую кошку. Это не помешало ей убрать пальцы. На меня такое бешенство часто находит, но я уже на взводе пришла и теперь мне было плевать. Я дошла до точки. Если бы она не отцепилась, я бы уложила ее на грязный пол и как следует, поразмяла шею коленом. За все ее звонки Диме, за все, что мне пришлось от нее стерпеть, за мою мать, за бабку, за Джона, за Чжона и Чжуна (певца).
Она требовала, чтобы я ушла: она ведь запретила гулять по одной, а я ее ослушалась. Ладно, здесь я была не права, признаю! Но она должна была оставить меня и идти домой всем вместе. Если и наказывать, то там, в мотеле. Но она ведь требовала, чтобы я снова шла по улице и в не менее гордом одиночестве! Поэтому, ее речи убедили меня в одном: единственное, что по-настоящему ей небезразлично – это ее же, все больше теряющийся в прошлом, престиж, а отнюдь не моя безопасность.
Поэтому я плюнула на все и решила умереть в бою.
– Кто разрешил тебе сюда приходить?
– Я.
– Немедленно убирайся домой!
– Следующий самолет только в четверг.
– В мотель!!! – завизжала она.
Следивший за нами охранник испуганно вздрогнул, а я ухмыльнулась:
– Определитесь в желаниях.
Она проиграла, но не сдалась.
– Так, все, ты меня вывела! Чтобы к моему столику не подходила, а когда я вернусь в мотель, чтобы духу твоего там не было!
Вышедший вслед за нами негр, свидетель Тичерининой истерики внутри, сочувственно улыбнулся и слегка подмигнул. Похоже, он собирался меня отбить в случае опасности.
Если что, у него сегодня переночую. Ха-ха.
Это меня отвлекло. Я немного воспряла духом и успокоилась. Не дала, короче, этой старой твари по морде, чтобы она со ступенек кувыркнулась. Фантазируя, как когда-нибудь я ее прибью, а кишки вырву и развешу, как гирлянды, я выпила еще пива и побрела домой, отказав в любви заботливому негру.
Говорят, у них такие здоровые члены, что я переживу повторную дефлорацию.
Криста с Иркой не стали вмешиваться. Кому нужны лишние проблемы? Я и сама делаю то, что должна, а не то, что хотела бы. Мы танцевали вместе, так Елена выскочила и вытеснила меня из круга.
Как ребенок, честное слово!Думаю, она была бы намного счастливее, если бы получила бы от меня в челюсть прямо на дискотеке. Тогда она бы выглядела бы жертвой, а не истеричной дурой в глазах окружающих! И могла бы с чистой совестью идти звонить Кану.
На этом я вернулась в мотель, зная, что еще не конец и с дрожью ожидая развязки.
Нервы ни к черту! Стоит мне заволноваться и меня начинает трясти, как осину. Записала все в дневник, чтобы еще раз прокрутить в мозгу, теперь думаю. Почему я так, до дрожи ее боюсь? Ну, кто она мне такая? Лена права: сидит за столами, как мы, да бегает жаловаться Диме. Или Жене… Она не может выгнать меня из Кореи. Даже из группы уже не может: Женя за меня заплатил. Теперь он решает. Что же касается Димы, Те Девочки правы. Он мне не чужой человек и кое-что мне должен.
Я пошла купить себе еще пива, устроилась перед телеком и стала ждать.
Шиздец!
Лежу, такая, в постели, полная смирения и раскаяния, когда в номер врывается тетя Тичер. Злющая на меня, как инфляция на рубль:
– Немедленно убирайся! – орет. – Я велела, чтобы тебя здесь не было! Я тебя уничтожу!
Прежде, чем я успела опомниться, она вырвала у меня бутылку, швырнула ее в ведро и поволокла за дверь мою сумку. Это я ей бы еще простила, но пиво! Пиво!!!
– Да ты совсем спятила, идиотка?!
Через секунду мы уже орали на два голоса.
Примчался испуганный хозяин. Несмотря на ярость, я все же догадалась о том, что Женя узнает, как активно проводят свой досуг его «жена» и «старшая сестра». Быстро включив воду из глаз и жалобно пропищала:
– Вызовите полицию, пожалуйста!
Хозяин поспешил мне на помощь, пытаясь вразумить Тичера. Та решила поиграть в двуликого Януса и прижав ладони к груди, лепетала:
– I’m sorry!
За чем тут же следовали душераздирающие вопли, посвященные мне. Я тихо плакала, строя из себя невинную жертву режима. Хозяин проникся и куда-то сбежал.
– Оставь мои вещи в покое, старая дура! – крикнула я, оставив свою игру.
– Кто?!! – взбесилась она и пошла в рукопашную, точнее, попыталась…
Тичер размахнулась, но прежде, чем она нанесла запланированную пощечину, я увернулась, перехватила тянущиеся ко мне руки и вонзила ногти в ее «нежную, тонкую кожу». В ту же секунду, не давая ей опомниться, я опрокинулась на спину, согнула ноги в коленях и с силой ударила Елену в живот, не отпуская ее запястий. И снова, и снова. Последний удар был настолько сильным, что Мадам отнесло к стене, об которую она ощутимо треснулась затылком.
Это, видимо, вернуло часть ее мозга на место.
Я в жизни никогда еще не дралась и это совершенно новое, пьянящее ощущение своей силы, вдруг потрясло меня. Я, которая всю жизнь пригибала голову, дала кому-то отпор! Я! Я привстала, готовая броситься на Тичера снова, схватить за волосы, снять скальп и отрезать ухо в качестве военного трофея, как сержант Скотт, но… Вернулся хозяин и я со слезами опустилась на кровать.
– Все в порядке, мы разберемся! – объяснила старичку Тичер, отлипая от стенки и мы остались «разбираться».
Из разборок я вынесла следующее:
а) «ты язва на теле коллектива»
б) «нет ни одного человека, с которым бы ты еще не поссорилась!»
в) «никто с тобой жить вместе не хочет»
и прочие, небезынтересные мелочи, которые не совсем правда. Не далее, чем всего полчаса назад, Лера и Аля, которые ненавидят меня больше всех, позвали меня к себе в номер.
Я, встретила их, когда ходила за пивом. Тичер, видимо, об этом не знала.
–…у меня ангельское терпение! – говорила она.
«А у меня – сильные ноги» – мысленно комментировала я, одновременно желая врезать ей снова и хлюпая носом, если нас вдруг кто-нибудь слышит.
– …но с меня хватит! Ты поедешь домой! – закончила Тичерина и ушла к девчонкам – замазывать раны йодом.
Я довольно сильно ее подрала. И так, как я была пьяна, покинута еще одним парнем и зла на весь мир, то унизительнее быть уже не могло. Я встала, умылась, достала карточку и пошла звонить Диме.
Что может быть приятнее, чем звонок любимому в четыре утра?
Дима спал, но проснулся и узнав, кто ему звонит, немедленно закурил. Голос у него был хриплый и виноватый.
– Ну, наконец-то, – выдохнул он.
Я усомнилась в его рассудке. В смысле: «Наконец-то?» Тичер что, уже ему позвонила?
– Давай, говори, – сказал Кан. – Я весь открыт, как к кресту прибит.
– Я подралась с Еленой, – напомнила я, решив, что он висел на своем кресте без панамки и теперь сам не понимает, что говорит.
– Э-а?.. – отрывисто не врубился Дима.
– Я подралась с Еленой, – сказала я. – Она пыталась выгнать меня из гостиницы…
– Чег-о-о-о? – не поверил Дима. – Ночью?.. Так, стоп. Все с начала…
– Она тебе не звонила?
– Нет.
И я объяснила ему. Сначала. Про «Кинг-Клаб», нашу ссору, угрозы Тичера. Добавила от себя, что Елена спятила, а я невинна, как агнец. И, конечно, не заслужила всего, что со мною происходит.
– Ты мне звонишь только из-за этого? – еще точнее уточнил Дима.
– Ну, да! – возопила я. – Ты что, не понимаешь? Я не хочу домой!
Мужчины – странные существа. Они говорят, что мы что-то там накручиваем, но стоит нам не накручивать, они все это делают сами! Дима затушил сигарету и заговорил иначе. Как босс.
– То есть, ты не ругаешься с девочками, не дерзишь Елене… Она просто так, на ровном месте, захотела тебе влепить?
– Меня подставили! – я смутилась, крутя на палец гладкий спиральный шнур трубки. – Спроси у девочек с которыми мы работали в Сараксане!
– Я говорил с Чжоном и он подтвердил мне…
– Ой! – перебила я. – Да все он пиздит… В смысле, врет! Ну, не то, что врет, он просто все на так понял.
– Уточни.
– Ну… Это… Он случайно попал на плохой период!..
– Который весь месяц длился?
– Ой, все! – оскорбилась я. – Все ясно. Ты просто ненавидишь меня и все!..
– Я не ненавижу тебя! – буркнул Кан, но как-то не очень уверенно и просипел, смущенно. – Я тебя почти любил…
– Да, в детстве, помню! Слушай, плевать мне кого ты любишь! Я тебе не по любви звоню, а как боссу. Сделай что-нибудь с этой дурой. Она меня ненавидит из-за отца… Когда не ненавидит из-за тебя.
– Она что?.. – он невнятно выругался. Пробормотал: – С какой стати?.. она что, знает?
– Да нет, конечно! – яростно опровергла я. – Никто не знает. Я не хочу это обсуждать, пожалуйста!.. Просто объясняю. Я устала быть козлом отпущения, понимаешь? Я не виновата в том, что тебе или ей Витя сделал. Мне очень жаль, но я ни при чем! И я устала вечно отвечать за его грехи…
– Не ломай трагедию, – даже по телефону было слышно, как Кан поморщился. –
– Быть уверенной, что ты не отправишь меня домой.
– Я? – он вдруг рассмеялся. – Лин, я – посредник, а не арендодатель. Вы работаете на Женю, не на меня. Я не решаю такие вещи. Я могу поговорить с ним, если он станет плохо с вами обращаться, или попытается кому-то перепродать. Но я не могу сказать ему, кого из вас отправлять домой.
– Тогда зачем она названивает тебе?
Он вздохнул.
– Потому что я попросил ее за тобой приглядывать.
– Зачем?..
– Так попросила Таня.
– Ты теперь все делаешь что попросит
– Нас многое связывает…
Меня обожгло изнутри, словно обварило ледяным кипятком и не справившись с болью, я молча бросила трубку.
29.09.99г.
Прошлая ночь выходит Елене боком, будем делать «кесарево» на живую!
Она побила мой рекорд по разбиванию взаимоотношений! Сначала чуть не вцепилась Ольге в лицо за то, что та, покупая ей жвачку, заодно «нашла» еще пачечку для себя. Мадам голосила, требуя, чтобы ей вернули деньги.
– Пожалуйста, – ответила Ольга, – а Вы мне жвачку.
Но Елена не желала возвращать жвачку. Упирая на то, что Ольга украла пачку, следовательно, не платила, она требовала, чтобы ей отдали и ее, и деньги. Конечно, ее послали, да так, что Елена чуть не тронулась окончательно.
В этот момент в ее поле зрения попали Лера и Алька, которые пытались проползти незамеченными.
– Стойте! – заорала она и бросилась к ним.
Это случилось как раз после нашей встречи, когда я описала им спектакль, в «Кинг Клабе». Они как раз это обсуждали, когда увидели, как Тичер налетела на Ольгу, а потом бросилась на них.
Прямо при парнях налетела и начала орать, кто не позволяла им шляться по ночному Сеулу. Грубая Лерка сказала, что она ей не дочь, чтобы отчитываться, поэтому все шишки посыпались на Альку.
– Чтобы через час были в мотеле! Ты меня поняла, Аля? Ведешь себя, как проститутка!
– Будем, когда нагуляемся! – сказала Лерка и потянула Альку за рукав, давая Мадам понять, что разговор окончен. Взбешенная, та оседлала свою метлу и полетела ко мне…
После кроватного побоища она, как ни в чем ни бывало, пошла к девчонкам – прижигать раны йодом. А заодно рассказывать им, что я, дескать, такая талантливая. И в танцах, и в английском, и в пении… Знаю, дескать, о том, какая исключительная, и посему, меня нужно постоянно так одергивать, иначе я совсем на шею сяду.
Девки молчали и слушали, не понимая, как именно Елена собирается это воплотить. Они все слышали; все как было. Включая тот миг, когда она со всего маху врезалась в стену. И ничего не поняли про мои таланты.
– Хотя, – признала Ольга, смеясь, – ты здорово вытянула «сука» на верхнем до.
Итак, мы сидели в комнате, сплоченные своей ненавистью к Мадам и поддерживали друг друга. Популярность Тичера падала быстрее, чем акции спиртзавода в «сухой» закон. Она пыталась в последний раз: угрожала нам тем, что пойдет позвонить на фирму и я прибила ее к стене. На этот раз – фигурально.
– Вы все нам врете! Дима – только посредник. Он распоряжается лишь в Хабаровске, а не здесь. Вы можете звонить ему до второго пришествия. Это ничего не изменит.
Она повернулась спиной и вышла; заперлась в нашем номере и до вечера не высовывалась. Я, как и собиралась, слова про нее плохого не сказала, не хотела соперничать с Олей, которая рта не закрывала по этому поводу. Но я кивала и смеялась над всеми шутками.
Кажется, я выиграла заезд.
Лера, которая влюбилась этой ночью в Ким Сона, искренне каялась в том, что говорила мне раньше и просила прощения. Я прощала, – от всей души и сама просила прощения у Альбины. Ольга просила прощения у меня.
И только Криста, невинная, слушала нас, крепко-крепко сжав губы.
Обгадив Тичера, Лера стала говорить о любви. Она снова собиралась на свидание этим вечером и в предвкушении нового восхождения на вершины (вчера они были на какой-то башне, а потом лазили на гору, где, по словам Ким Сона, влюбленные дают друг другу клятвы верности) с особым прилежанием пыталась распрямить волосы.
Я оплакала Джона и заявила, что возвращаюсь к своим кумирам. Оля сказала, что к неграм идти не хочет, а Криста, как приличная помолвленная девушка, предложила нам вызвать духов.
Настроение в миг улучшилось: мы снова вместе. Снова одна команда! Господи, как же это прекрасно.
Женя нас увозит!
Пришел со своим другом, что-то ему про меня говорил, я чуть не умерла от напряжения: думала про вчерашнее, а он…
– Люблю? – спрашивает Женя и по груди себя хлопает.
Пронесло-о! Я, конечно, сказала, что очень, а он посмеялся, говорит:
– Проблемная!
На этом момента в комнату вошла Тичерина, прямая, как лыжа и поздоровалась, оторвав Женю от его излюбленного занятия – щипать меня за щечку. Он стал серьезным, сел на пол и объявил, что мы отправляемся танцевать свое шоу в Чхунчхон, к тому самому, Очко, то есть, Паскалю!
Трое из нас, включая меня, захотели вскрыть себе вены…
Женя долго поглядывал на меня искоса, а потом заявил:
– Тичер – красивая, Тичер быть молодая, я говорить: «Пошли!» – и сделал хватательное движение рукой.
Елена аж зарделась от счастья. Уставилась на меня и «переводит»:
– Поняли, да, девочки? Он сказал, что я красивая, была бы помоложе, он бы на мне женился
Интересно, с каких пор «пошли», обозначает «жениться»? Но я подняла перчатку прежде, чем об этом задумалась и в упор посмотрела на нашу Мадам.
– Да, поняли… Жаль, только, что Тичер – старая.
Пупсик даже тихо хрюкнул от удовольствия, девчонки с трудом спрятали улыбки, а состояние Мадам было очень точно описано Есениным:
На этом мы отправились укладывать вещи. У меня опять все было готово к отправке: я еще не успела распаковать сумку у девчонок. Кстати, эта зараза, Тичер, спокойным тоном велела прийти и забрать платье, которое хозяин принес сверху. Интересно, откуда он узнал, что оно – именно мое? Наверное, сама сняла, чтобы показать, какая она незлобливая… По имени меня назвала.
А в машине вновь поругалась с Ольгой: та села у окошка, а Елена стала шипеть, что там – ее место.
Оля, не выдержав, обложила ее таким матом, что Тетушка аж расплакалась. Все радостно промолчали и только Лера, насилуя себя, прошептала:
– Не плачьте, Елена Викторовна.
Елена проплакала всю дорогу.
Тичер становится Веником. Грязная свинья Кёрт. Мы побеждаем армию США. «Лена отвали!» Зачем ты приехала?.. Губит людей не пиво, а молоко. Святой Цыпленок. Банда филиппинок. Стекловата и шприц – секретное оружие хостесс! Падение кумира.
Чхунчхон.
29.09.99г.
Жить будем на десятом этаже. Квартира отличная, но запах в ней!.. Он стоит на том самом уровне, где начинает считаться вонью.
Здесь четыре комнаты: Паскаля, гардеробная и две наши, плюс кухня и гостиная. Два балкона со стеклянными дверями от пола до потолка, которые открываются не как обычно, а сдвигаются вбок. Наверное, завтра тут все будет залито солнцем, но сейчас покрыто слоем пыли и пропитано «ароматом» тухлых яиц. Особенно матрасы и вода в ванне, которая чем-то забита.
Сразу принялись за уборку.
Чтобы моим подругам, роща агащи не было скучно, я включила им Бэкстрит Бойз – для моральной поддержки (тут есть музыкальный центр). Благодаря этому, девочки так взбодрились, что готовы были навести порядок во всем доме и даже улицу подмести, при условии, что я их выключу.
Пришлось идти на уступки.
Когда диск закончился, я уступила бразды правления центром Валериану. Та, конечно, не нашла ничего более жестокого, чем обречь нас на прослушивание своей любимой песни – «Какая же ты падла!». Тут все решили, что из двух зол нужно выбирать третье и уборка продолжилась в тишине.
Паскаль куда-то ушел, натянув спортивные штаны и белую кепку. Бегает, что ли по утрам? Перед уходом он все же собрал грязные постели в мешок и закинул их в кладовку. Это не было жестом доброй воли, Кощей Бессмертный долго сопротивлялся, кричал, что на этих постелях спали русские девушки и они еще чистые. Тогда мы предложили ему их понюхать.
Он яростно и безрассудно понюхал… Потом, придя в сознание, он согласился, что постели и правда необходимо сменить.
Интересно, что девки сделали с этими матрасами? В навозе, что ли, вымочили?
Наш мудрый Тичер утверждает, что так «пахнут» удобрения с рисовых полей. Наверное, поля где-то рядом. Со мной она не разговаривает, строит из оскорбленную и, наверно, ждет, что я приползу к ней на коленях, обливаясь слезами и буду умолять о прощении.
Щаз-зэ!!!
Дима сказал, что никуда меня не отправит, а Женя – мастер прикидываться ветошью. «Почему отправить? Вэ – проблемная?»
Я вообще не знаю, что она думает: в Сеуле со мной ворковала перед отъездом. Теперь игнорирует… Но логика – это вообще не ее.
Нападает на всех, без разбора. Без логики, без страха и без причины. Только что наехала на Беляевну, за то, что та постирала свою наволочку, а ее – нет. Интересно, за какие заслуги, та «должна и о ней заботиться», как Елена изволила выражаться?
За то, что она ее проституткой обозвала?
Ободренная общим бунтом, Алька храбро открыла рот и заявила, что она не рабыня и постирать наволочку самой, Елене вполне по силам. Та оскорбленно поджала губы, покачала головой. Мы так в детстве говорили «Ладно-ладно! Еще попросишь у меня что-нибудь!» и приказала:
– Дай мне мыло!
Но Альбинушка вновь не смешалась. Она, хоть и пропищала, но очень решительно, что у Елены и есть свое. Та ответила, что своим она лицо моет.
– Я тоже своим лицо мою! – ответила наша Беляночка.
Мы чуть не зааплодировали, прослезившись от умиления. Неужели наша Алька станет нормальным человеком, умеющим за себя постоять и сказать «нет»?
– В таком случае, не смей гладить моим утюгом! – выкрикнула Елена.
Я думала, мне послышалось! Ведь это именно Алька перевозила утюг через границу, и именно она с ним таскается во время всех наших переездов.
Похоже, кое-кто слишком сильно ударился головой.
…Паскаль ушел, не проведя экскурсии, мы принялись осматривать квартиру самостоятельно. Помимо матрасов, грязными были ковры, полы и… журналы, которые Ольга, абсолютно случайно, обнаружила в потайном ящичке.
Усаживаясь, я мельком посмотрела на улицу сквозь огромные панорамные двери купе, ведущие на балкон. С черного неба мне то и дело подмигивали огоньки, летающих ту-да-сюда вертолетов. Это навело меня на параноидальную мысль:
– Представьте себе, сидим мы тут, порнуху листаем и вдруг, БА-БАХ!!!
Все испуганно дернулись и посмотрели на меня, чтобы узнать какое существо может произвести такой звук.
– Ну, вертолет залетает!
– Сядь и попробуй представить что-нибудь менее дебильное! – сказала Лера.
– Да, – пропищала Альбина, решив, что самое время рассказать о своем отношении к моему юмору.
Видимо, ей тоже очень понравилось давать кому-то отпор, но едва она открыла свой рот, я быстро помогла ей его закрыть. Тичер, похоже, пронюхала про мой ночной звонок Димы и теперь все слегка побаиваются меня.
Тыча пальцами в загорелых блондинок, вкачавших себе под кожу футбольные мячики, мы обсуждали преимущества и недостатки силикона. Ничто не предвещало беды. Ночь была тиха и спокойна… И в один, особенно тихий момент, раздался предсказанный мною грохот.
Конечно, влетел к нам не вертолет, но эффект внезапности произвел почти такое же впечатление. Мы вскочили, с визгом бросив журналы, и выпученными глазами устави-лись на балкон.
Распластанное по стеклу знакомое личико, укрепило меня в вере.
– Говорила вам, есть Бог на свете! – спросила я. – А вы мне все: Кан, да Кан!
После чего эзотерически объяснила случившееся. Наша Елена, как йог, достигла небывалого просветления. В хорошее время суток она бы запросто прошла сквозь стекло. Увы, злые мысли отяготили ей карму. Вот почему наша Тичер, со всей дури врезалась в дверь выступающими частями лица.
Особенно, зубами и носом.
Нам стоило бы больших усилий сдержать смех, и мы не стали так напрягаться.
Елена и Алька уже свернулись клубочками на своих грязных матрасиках, а мы все сидели на кухне и вспоминали, утирая, набегающие от смеха слезы. Даже на балкон сходили. Три раза. Чтобы насмотреться на дорогой образ, что отпечатался на стекле. Обратно просто ползли, не в силах оторваться от пола. Прижатые к нему переизбытком эмоций, мы задыхались от смеха.
Ольга и я все спорили об оформлении отпечатков. Я предлагала засыпать все пудрой, а она – обвести помадой по контуру. Победила дружба. Окончательный вариант: запудрить, а помадой нарисовать рамочку-сердечко и подписать: «Наш любимый Тичер!»
Других у нас все равно не было: взбешенная Елена выскочила из своей комнаты в «лавровом веночке» из бигуди и брызгая слюной, дала нам знать, что несколько недовольна.
30.09.99г.
Ходили звонить Ким Сону.
Он так расстроился, что вчера они не встретились. Я сказала, что нас перевезли в другой город и что сегодня Леркин день рождения. Он спросил, в каком клубе мы работаем и …приехал.
Прибежала Алька и говорит:
– Наши приехали!
У Лерки сразу истерика.
– Девочки, я не могу перед ним в таком виде!
Опасалась она не зря. Когда Ким Сон нас увидел в этих бикини, то закрыл голову руками и даже не взглянул ни разу. Даже мне стало стыдно, хоть я и не строила из себя приличную женщину, карабкаясь с ним по всем сеульским горам. Привычка. Мне всегда за все стыдно. Без разницы, виновата я или нет.
Ким Сон привез Лерке какой-то подарок, а Елена, веник моченый, даже не позволила подойти к нему и поговорить! Велела спросить у Паскаля. Тот, естественно, не позволил. Его все упрашивали, кроме, конечно, Тичера. Но Паскаль стоял, как за Сеул! Нет и все.
Правильно я говорила, что нужно было идти и все! Не спрашивая: Тичер все время врет, чтобы нас контролировать. Но, Лера решила, что я просто хочу самоутвердиться. Она сегодня проснулась с мыслью: «Хватит нам изводить Елену!» И весь день за это сражалась. Ну, вот, возьми, на. Выкуси. Добро никогда не остается безнаказанным.
Вот Алька сходила, пока мы ругались с Поской, и поговорила с парнями.
Поска ушел и Лерка, вдохновленная примером Альбины, хотела сама идти вниз. Но тут Тичер встала у нее на пути, толкнула и начала вопить, чтобы она не смела этого делать! Зачем-то мокрую салфетку ей за пазуху сунула и тут же выбежала. Не знаю, как Лера не прибила ее на месте. Елена еще точно не видела, как дерутся люди, которые по жизни за мир.
Конечно, Ким Сон – это худшее из всего, что Лера могла выбрать в тот день, в Сеуле, но он хотя бы приехал. В отличие от моего красивого Джона. На почве бесконечных предательств, бед, разочарований и того, что Ольга мне предсказала, я встала на сторо-ну «молодых». Упирая на дружбу народов, Леркин день рождения, дядюшкину вообра-жаемую доброту, я так старалась, чтобы он позволил ей пообщаться с парнем, что все решили, будто я спятила.
Поска, конечно, не разрешил. Но Лера, кажется, мне этого не забудет.
2.10.99г.
Сегодня приехал мой муженек, Женя, естественно. Диму теперь никто предпочитает всуе не поминать. Особенно после того, как Тичер рассказала нам, что он – не просто сутенер в красивых черных костюмах, а натуральный отмороженный уголовник. Что его кличка в неких кругах, – Дима-Гестапо. И получил он ее за то, что особенно жестко расправлялся с конкурентами.
На меня аж тошнота накатила. Неужели, она не врет? Неужели Дима, который слова плохого не произнес, если поблизости были дети и женщины, ставил утюги на чьи-то там животы, выдирал кому-то ногти и резал людей на ломтики, убеждая поделиться с ним деньгами?..
Я хотела уже возразить, но вспомнила, как он припер меня к стенке, глядя холодными пустыми глазами, словно Чужой на Рипли. Развернул, стянул с меня то глупое платье, которым я надеялась его соблазнить, опрокинул на спину и тут же трахнул. Механически и совершенно бездумно.
Этот человек мог многое. Люди меняются. Он воевал, он убивал… Почему не расширить репертуар до пыток? Он ведь тоже хирург, а хирурги – они все садисты. И психопаты.
Ладно, черт с ним, Тичер и не такое расскажет. Она у нас – братья Гримм и Стивен Кинг в теле стареющей балерины… Так вот! Приехал мой муж – Женя. Елена чуть от счастья не умерла: прибежала в рум, сияя рыбьими зенками и вопит:
– Допрыгалась, Лера! Босс лишает тебя зарплаты за месяц!
Она просто пузырилась от радости. Так и хотелось сунуть ее счастливое личико в унитаз и не отпускать, пока пузырики не закончатся. А все из-за письма, которое написал Ким Сон. Сей шедевр эпистолярного жанра попал к Лерке в руки только после того, как побывал у всех, умеющих читать на корявом английском.
Нам его принес Женя.
Он благородно позволил Лерке ознакомиться с содержанием. Точнее, не Лерке, а мне, поскольку Лерка не говорит по-английски. Тичер протянула было ручонки, чтобы его прочесть, но едва не получила по ним ботинком.
Содержание, если опустить все вклеенные фотки Ким Сона и объяснения в его вечной и бесконечной саранх, было кратким:
«Валерия! Убегай из этого клуба! Будем жить у меня в комнате!»
Представив себе неподдельную радость его родителей, я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
Лера, которой было, в отличие от меня, не смешно, торжественно порвала письмо надвое и бросила в стоящую на столе пепельницу. Женя, вопреки толкованию его низко посаженных ушек, оказался совсем не глуп.
Письмо было изорвано на конфетти и отправлено в ведро под столом.
После этого Пупсик удалился. Только похихикал, над моим вопросом: «
Лера полезла в ведро, но если она надеялась, что ей удастся вдоволь наиграться в мозаику, то ревнивая Тетушка (теперь она перенесла всю свою любовь на Леру и до вчерашнего дня ее Котиком была она) не позволила ей так напрягать мозги.
– Не смей этого делать! – завизжала она, схватила ведро и побежала с ним в туалет.
Котик-2 чуть не прыгнул на нее уссурийским тигром! К счастью, Альке удалось подобрать одну из мелких фотографий и сунуть Лере в ладошку прежде, чем Тичер отошла в мир иной (с ведерком на голове и яблоком в заднице).
Вернувшись, даже не заподозрив, что жива сейчас лишь по счастливой случайности, она укуталась в шаль и принялась бормотать, что Женя рассержен. Сам он об этом не знал и когда мы стояли у клуба, ожидая машину, подошел сказать, что ему очень жаль, что так получилось.
В молодости он был влюблен в одну мексиканку, но капитан его корабля запретил им встречаться. Поэтому, он очень сочувствует Лере. Сочувствует, но ничем не может помочь: он знает, что русским девушкам нельзя доверять. Стоит им влюбиться, они бегут сломя голову. К тому же, за первым встречным, что может быть опасно.
Он не хочет проблем ни для Леры, ни для себя.
Я кисло молчала, понимая, что я ревную. Со мной он никогда так нежно не разговаривал. Да и с чего ему? Женя обещал своей мамочке, что женится на девушке, которая его об этом попросит. Глупое совпадение. Ничего личного. Жениться – не означает влюбиться.
А вот его мексиканка?..
Мне мерещилась Сальма Хайек со змеей на голое тело и зависть становилась невыносима.
После работы напьюсь и буду реветь.
4.10.99г.
Почему, стоит моей жизни хоть немного наладиться, моя собственная мать спускает все в канализацию?! Мне никто до сих пор не верит, что в Корею меня отправила моя мать.
Со словами:
«Задолбалась уже тебя содержать! Вот твой папаша…» – и бла-бла-бла, как тяжело растить ребенка одной.
Можно подумать, она меня на самом деле растила. Если бы не бабка, мы бы еще раньше с голоду сдохли. Но бабка умерла и теперь, не зная, кто будет кормить ее, мать пребывает в истерическом трепыхании.
Мозги у нее, наверное, всегда были слабоваты, она брала красотой. Но красота, даже такая, как у нее – не вечная… Особенно, для мужчины, который одного с нею возраста.
Когда она узнала, что я уже не выхожу замуж за Женю, то выдала следующее:
– Ты дура, законченная и набитая! Пожалуйста, можешь и дальше губить себя! Продолжай обжиматься с американцами и предлагай себя каждому, кто на тебя взглянет. Лично я умываю руки.
После обещания умыть руки, она спросила, не могла бы я прислать ей немного денег. Она, мол, уже просила у Кана, в счет моей будущей зарплаты, но тот ее довольно грубо послал. Я сделала тоже самое и бросила трубку.
Никогда-никогда я не заведу ребенка, пока не пойму, зачем мне это нужно! Потому что на собственном опыте испытала, что значит иметь мать, которая сделала это неосознанно. Господи, как же я ее ненавижу. Где она вообще взяла денег, чтобы мне сюда позвонить?.. Да еще пять минут рассказывать, как подло с нею поступил мой папаша.
Но еще интереснее было другое. То, с чего начался разговор о Жене!
– Слушай, Кан, интересовался, девственница ли ты. Прикинь?! Я, конечно, сделала вид, что не поняла, зачем. Видимо, кореец твой хочет девственницу. Не вздумай кому-нибудь дать просто так, поняла меня? Сперва замужество, а потом уже ноги раздвинешь!..
Я чуть не задохнулась от мысли, что Дима задает такие вопросы и рассеянно ляпнула, что больше за Женю не выхожу. На этом тема девственности была снята. Мать принялась орать, что я идиотка.
Выходит, Дима не так изменился, как я боялась. То, что он сделал со мною, не было в порядке вещей. Теперь мне остается только одно: ждать.
…После цирка с перепиской, который устроил Ким Сон, Паскаль очень настороженно относится к тому, что мы пишем. В смысле, к действию, а не к содержанию, в которое не вникает, хотя и нельзя сказать, что не старается. В данный момент он стоит у меня за спиной и как раз пытается. Чтобы не отвращать его пытливый разум неудачными попытками, я решила ему перевести.
«Мой дорогой корейский парень Канг Та, приезжай скорее ко мне, и мы пойдем в отель! Секс будет дэ, бесплатно. Ты можешь жить в моей комнате, но твои друзья должны спать в гостиной!»
Дядюшке так понравилась моя шутка, что я получила устное разрешение отправляться туда прямо сейчас.
– Вместо дискотайма?
– После!..
– Чуота, – согласилась я, это значит «хорошо». Извлекла из блокнота фотку Канг Та и страстно поцеловала. – Потерпи, мой прекрасный корейский принц!
Посочка чуть в обморок не упал. Здесь фотки знаменитостей продаются не в виде открыток, а в виде обычных фотографий, которую с оборота от обычной не отличишь,
–
Нельзя!
К счастью, Канг Та достаточно известен, и дядюшка опознал любимца родной молодежи прежде, чем свершил акт вандализма над его фотографией.
– Иди! – заулыбался он и полный своего остроумия, удалился. Лишил нас своего очаровательного общества.
– Ну, – вздохнула я, – полдела сделано, осталось только уговорить Канг Та.
Мои добрые подруги принялись утверждать, что вряд ли он будет упираться, если ему предоставится шанс, цитирую: «Поваляться в постельке с такой девочкой, как ты!»
Как приятно слышать такие приятные вещи. Особенно, теперь, когда меня даже Женя не захотел.
Я только возразила из скромности, что к Канг Та, небось, очередь на годы вперед расписана, так они популярны; а девки выдали шутку дня: «Ты подойдешь с торца. Ко входу «Только для иностранцев!»
Кстати, об иностранцах.
У нас тут, под боком, американская вертолетная база. В клубе постоянно тусуются двое: лысый толстяк и его друг с жидкими усиками. Красотой они, понятно, не блещут (иначе я описала бы их гораздо раньше), но все равно забавно на них смотреть. Не знаю, что им так нравится в «Рио», наверное, общаться с диджиком, который носит форму вертолетного механика и танцевать для нас.
Танцы у них специфические – напоминают боксерские движения, но главное, Ди-джуня то и дело кричит по-английски: «Отжиматься!», а они падают на пол и начинают это делать. Особенно интересно смотрится в окружении танцующих корейцев! Те очень удивляются и вопросительно смотрят на нас.
Ждут, пока мы займемся шейпингом, что ли?
Толстяк предлагает и нам поотжиматься, но мы отказываемся. А сегодня они предложили нам чипсов «Принглз». Мы, конечно, не стали, как ограниченные, повторять вечное «No. Thanks!” и взяли. Потом написали им благодарственную записку, где, как обычно пожаловались на то, что голодаем, а Тичер приписала просьбу о пиве, упомянув, что страдает от жажды.
Положив бумажку в тубу из-под чипсов, мы вернули ее американцам, соблюдая все ме-ры предосторожности. Толстячок побежал в туалет – читать.
– Видишь, мисс Лина, как у вас много общего: ты тоже читаешь в туалете, а мы стоим под дверью и страдаем! – сказала Ольга. – Почему бы тебе не забыть Канг Та и рух-нуть в его объятья? Выпей, закрой глаза, пари…
– А, по-моему, он очень красив, – подала голос Елена.
Она последнее время совсем повредилась в нервах. То вверх, то вниз. То голосит, то воркует. Мы даже как-то ее побаиваемся: вдруг укусит, а мы еще не заработали на шестьдесят уколов от бешенства. В общем, спорить не стали – пусть будет красивым, если ей так уж хочется. Лишь бы пожрать принес.
Когда мы уже забыли надежду, в комнату постучали.
– Войдите! – важно разрешила Елена, причем, по-русски.
Дверь открылась, и мы увидели Толстячка с коробкой пиццы в руках. За ним плечо к плечу, стояли Паскаль и Стукач, старший вэйтер. Наверное, на случай, что парень бросится нас насиловать, а то еще и письмо напишет и в своей комнате нас жить позовет.
5.10.99г.
У нас крайне опасный район: на каждом шагу кондитерские, а там столько всего вкусного! Взять хотя бы эти шикарные торты, которые выглядят, как сказка! А пирожные, а пирожки, а печенье?.. Господи, я скоро лопну, останови меня!
Кстати, о весе и остальном. Обычно, у нас только я по поводу своей внешности немного комплексовала, но сейчас меня Оля поддерживает. Целыми днями ноет о том, как ей не повезло с внешностью и выискивает все новые причины.
У нас уже комплекс вины появляется!
Зарядку, которую я делаю, Оля рассматривает как преступление века. Можно подумать, если я буду быстрее толстеть, она сама похудеет. Если я зарядку не делаю, она рассматривает Кристины лифчики и завидует размеру груди. А когда устает от этого, – кроме Кристы, ни у кого из нас на ребрах ничего не растет, – то начинает спрашивать, не находим ли мы, что быть в девятнадцать лет девственницей – ненормально.
И я не могу сказать, что больше не девственница. Ей так хочется быть в центре внимания, хочется сверкать какой угодно ценой, что Ольга не задумываясь, принесет меня в жертву.
Это самое страшное – когда ты ни капли не виновата в том, что произошло, но знаешь, что тебя такой выставят. Я пытаюсь отнестись ко всему философски, но получается плохо. «У тебя что, месячные?» – это чуть-чуть не то, что ожидаешь услышать от первого парня. Спасибо, хоть тетя Света прописала мне «постинор». Еще не хватало родить гарантированно высокого корейского мэна, с легкой примесью чистой арийской крови.
Кстати, о кориан мэнах. Елена им внушает всем, что ей – всего лишь года. Гости офигевают! Они поворачиваются к нам и очень конфиденциально спрашивают:
– Сколько лет твоей тете?
У них, как я уже говорила, все тут: тети, дяди, братья и сестры.
Мы говорим, что аджуме – сорок. Реально ей тридцать шесть. Делала бы, как моя маменька и не была бы посмешищем! Маман тридцать пять и она вполне потянет на меньше, чем тридцать. Но вместо того, чтобы молодиться, когда нас в очередной раз принимают за сестер, она возмущенно вопит:
– Мне уже сорок два, молодые люди!
В результате, маменьку просто умоляют признаться, что она шутит, а над Тичером издеваются и говорят:
– Каджума, аджума!
Врете, тетя!
Но Тичер считает, что эти гости – полные дураки и мечтает потерять паспорт, чтобы в новом убавить себе года. Отличная мысль! Кто будет считать морщины на морде, если в паспорте ты – по-прежнему девочка?
Она в это верит, кажется. Ночи напролет занимается йогой и разными гимнастиками для подтяжки мышц лица. Лучше бы спала – намного эффективнее, чем гримасы перед зеркалом строить, вкручивание виски и стоять на голове, вверх ногами. Правда, последним она уже не занимается: никто не желает поддерживать ее за ноги и засекать пять минут. А Оля, как-то озлобившись, вообще обещала прибить ее в таком положении к стенке.
…Сегодня у корейской Мадам, – с нами, как всегда, работает команда проституток, – был день рождения и ее подопечные измазали ее тортом. Это все корейские обычаи. Когда кто-то отмечает в баре свой день рождения, его мажут тортом и обливают шампанским и пивом. Не знаю зачем, но если именинник сидит рядом со стэйджем, нам тоже достается.
Бедняжка красавица-мадам. Ее девки чуть не утопили ее в шампанском и опрокинули на голову огромный, покрытый взбитыми сливками, торт. Даже не знаю, умышленно, или нет. Ей пришлось принять душ и переодеться. Я уже спросила у Тичера, когда ей самой исполнится двадцать пять, но она мне не говорит.
После работы попросили Поску прочистить ванну. Он сказал «окей!», вычерпал воду тазиком, где мы смешиваем салат и вымыл полы! «Камсапнида!» Спасибо вам, до земли.
Интересно, а когда у него день рождения?
…Ночью мы разговаривали о мужчинах. Я начала. Но я хотела поговорить с Кристиной о хоккеистах, а не с Олей, обо всех, кто носит штаны! Она быстро смела меня с темы вымышленного Владика и начала мечтать о том, как бог внесет в нашу комнату красивого мужчину. Не знаю, какого бога она имела в виду. Шутки про то, что бог – Дима, вроде бы, позади.
Поскольку бог не появился даже после того, как мы устали смеяться, Оля начала рваться к Поске. Потом, конечно, передумала, сказала, что он свои штанишки испортит: кончит на месте, едва ее увидев. А у него, мол, всего одна пижамка…
И оглядевшись по сторонам, вдруг бросилась на меня.
То ли сочла меня очень мужественной, то ли решила, будто бы моя девственность – знак того, что я латентная лесбиянка. Пока я ржала и вырвалась, она успела нечаянно поранить мне зубами губу.
М-да, по крайней мере, я не единственная, кто тут хочет мужчину.
6.10.99г.
Лера тратит почти всю свою карточку на то, чтобы узнать российские новости. Особенно ее волнует «чеченская» тема, потому что ее отец – военный. И она на полном серьезе полагает, что и нас это интересует. Кто бы ни шел звонить, Лера кричит:
– Спросите про новости!!!
Какие там новости?! Я из Рощи уехала не для того, чтобы здесь мучиться над проблемами, которые мне не разрешить. У меня с детства, еще с тех пор, как Дима в первый раз ушел в армию, навсегда поселилось гнетущее чувство тревоги в душе. Тогда я еще не знала, что Дима выживет и вырастет мудаком.
Тогда я еще боялась, что он умрет и не узнает, как я люблю его. Ха-ха! Надо позвонить и сказать. Представляю себе счастье на его лице. И слезы. Да, обязательно, слез. Мужики не плачут, но от такого-то счастья, как моя любовь, можно. Его поймут.
К Ольге пришел ее постоянный гость – Ун Дэ, высохший старичок, который всех нас кормит и показывает разные балетные движения. Сегодня нас опередил Поска и уже воет в их «руме» на тему «
Желающих целовать его не находится, но есть сегодня нам придется на свои деньги. Наверное, закажем пиццу. А может, курицу… А может, салат.
Нам бы не помешал салат.
Я уже почти его заказала, но речь зашла о преимуществах парней-ровесников над зрелыми мужчинами. Точнее, Лера топала ногой и громко говорила, что первые лучше, а старики пусть ее обнимут… с разбегу, через дерево. И я вспомнила вдруг, что худая я или толстая, меня не хотят ни те, не другие.
И заказала себе и пиццу, и курицу.
8.10.99 г.
Сегодня сидели с таким придурком, что просто ужас! Хотя, если бы не Ольга, он мог бы свои придури и утаить. Она начала выпрашивать у него чаевые, а он начал снимать штаны и требовать группового секса. Тут Ира меня вообще добила!
– Посмотри, Лин, хоть что это такое! – про его крошку-член.
Я готова была сквозь землю провалиться. И в то же время, ржала: жаль, у кое-кого там – немецкий размер. Будь у него такой маленький, мне было бы не так больно. Да и диван был бы чист. И ладно бы ее речи на этом закончились! Но Оля довела мужика до того, что он набросился на… меня! Конечно, я вырвалась, но Оля все равно рассказывает, что мне чертовски понравилось, как он меня лапает.
– У меня уже кишки без мужчины сводит, – вставила Веня.
Веня – это Елена. Лерка так удачно придумала ей кличку – Веник Моченый, что теперь мы ее просто не называем по-другому. Она целенаправленно извивается перед толстым янки, которого зовут Керт, но он хочет ее еще меньше, чем мой муж Женя – меня. Она догадывается и срывает свою ярость на нас.
Иногда я вижу в ней себя в будущем…
Господи, умоляю тебя, не дай мне стать такой же старой, завистливой кикиморой, которую все ненавидят! Сделай так, чтобы я нашла себе парня. Пусть даже не такого красивого, как Дима. Обычного. Пусть бы он просто меня любил, и я буду любить его…
У меня от всех этих мыслей депрессия. Тоска жуткая! Хочется прямо выть на луну. Такое ощущение, что я самый ничтожный человек на планете. И самый толстый.
Вижу, что меня прет во все стороны, но вместо того, чтобы как-то остановиться, я продолжаю жрать. И пузо, господи, ну у меня и пузо! Меня то и дело колбасит от страха, что постинор не сработал.
Единственное мое развлечение, утешение и немного хобби: жрать, пить, мять пальцами свой живот и бояться.
10.10.99г.
Ходили на свидание к американцам. Ольга весь вечер комплексовала, опасаясь встречи с Кертом при свете дня. А потом старалась держаться от него подальше, потому что он неряха. И жадные они. Оба.
Мы были в «Кафе С». Сделали заказ и спрашиваем этих двоих:
– Вы что-нибудь будете?
– Нет! – хором говорят они. – Мы уже пообедали в армейской столовой! И денег у нас нет!
Как-то странно: пиццу они нам в прошлый раз подарили. Ну, да не мое дело: я там, как переводчик была. Лера чуть не сдохла, зато!
Когда она гуляла со своим Ким Соном, тот за все платил сам. Даже не позволял ей заикнуться о том, чтобы она платила. И мы были тут же, несколько раз, со всеми подробностями об этом извещены. Ну и о том, что она думает о «наших» американцах.
Ничего нового, ничего печатного.
Видимо, ребята стали что-то подозревать. Чтобы хоть немного приблизиться к недостижимому идеалу Ким Сона, они потащили нас на какую-то гору. Горы в Корее не редкость. Корея вся сплошь – горы. Но это не повод пытаться убить нас физическими нагрузками.
А все для чего? Чтобы показать нам виды Чхунчхона!
Можно подумать, их главная улица с красивыми магазинами, была недостаточно хороша. По мне, так она вообще прекрасна!.. Видя по нашим лицам, – говорить мы смогли не сразу, – что мы не в восторге от восхождения, Керт принялся пытаться нас позабавить.
Там была башенка с колоколом на перекладине; поблизости валялась веревка. Керт тут же соорудил из нее петлю и сказал, что это – для нашего Тичера. Она вчера его чуть возле туалета не изнасиловала. Чуть, – ключевое слово. Он-то отбился, а нам всю ночь пришлось истерику слушать. Кстати, «истерика» в переводе с древнегреческого, обозначает «бешенство матки».
Но по мнению Керта, смерть и не таких успокаивает.
А у Гэри, оказывается, есть сын. Правда, его усыновила Гэрина сестра, так как мать ребенка бросила его Гэри и уехала. Ему сейчас четыре года, а Гарику двадцать два. Это напомнило мне о Диме, Оксанке и об Олежике. И я взгрустнула, сказав, что у меня есть младший брат, которого я никогда не видела и вряд ли увижу. На словах «мой отец – мудак!», Гарри слегка расстроился, и я поспешила заткнуться.
В конце концов, Олег устроился лучше меня. Финансово, во всяком случае.
16.10.99г.
В бар пришла какая-то команда молодежи и я сразу увидела Его. Он высокий (где-то на голову выше, чем я), красивый и накачанный. Но старший группы запретил им к нам подходить. Было обидно, но ожидаемо. Не все корейцы так прутся по россиянкам. Да и вообще по белым. Мы вчера с американцами обсуждали «Чертову службу в госпитале МЭШ», это у них – вечный хит, и один из моих любимейших сериалов. Как раз про войну между двумя Кореями и мобильный армейский госпиталь.
Там, как раз, была эта тема. Мальчиков, прижитых от американских солдат, корейцы кастрировали, а девочек – убивали. Чтобы не смешивать кровь. Сейчас они, конечно же, не такие дикие. Но больше из вежливости, так я считаю.
Куда не сунься – сплошной расизм. Вот Дима, например полукровка. У него отец – немец. И его фамилия Кан – это не корейская Kang (с дифтонгом), а абсолютно четко энная, немецкая Kahn. Понятно, что приличная корейская семья его близко к своей дочери не подпустит. Может, его бы даже кастрировали, родись он лет так на десять раньше и здесь. Но Дима очень любит бить себя в грудь и зваться корейцем. А еще больше, Дима любит бить в морду тем, кто посмеет его корейцем назвать.
И они тут такие – все. Гордятся собой и в то же время себя стыдятся.
В общем, когда этот старший группы, громким рыком велел своим парням отойти от нас, я как-то даже и не слишком обиделась. Меня с детства воспитывали с мыслью, что я – недостаточно хороша. Особенно, для высоких мускулистых азиатов. Но девки-то, девки! Думали, что все корейцы одинаково расположены к иностранкам. Были бы только белыми.
Ню-ню! Добро пожаловать, в мой тоскливый мир.
Мне лучше быть готовой к тому, что Кан опять женится и опять не на мне. Так что пара-тройка унижений, я считаю, не повредит. Чувство униженности – это знак, что ты мнишь о себе больше, чем стоишь. Чистый, ни на чем не основанный эгоизм и ненужное самомнение.
Мантра на будущее: Он – бог, а я – обычная, растолстевшая хостесс. Во мне нет ничего особенного.
Повторять, пока не перестанет саднить внутри.
20.10.99г.
Три дня боролась с собой. Смотрела по сторонам, на реакцию красивых мужчин. Убеждалась в том, что ни фига не особенная. Пила. Жрала. Кажется, становится легче. Нет на свете такой беды, с которой не справится бутылочка виски.
Аминь!
Кстати, о самомнении.
Сегодня, как обычно поехали в сауну. Дядюшка уточнил время, в которое мы выйдем и уехал.
Мы с девками намылись, вышли, ожидая увидеть машину, но на ее месте сидела Оля, которая вышла на несколько минут раньше. Она пыталась внушить маленькой светло-песочной собачке, что приходится ей мамочкой. Собачка радостно лезла к ней на колени, а ее хозяин, торговец едой с фургона, пытался намекнуть песику, кто кормил и воспитывал его до встречи с Олей.
С лавочки вскочил какой-то незнакомый кореец и набросился на нас с какими-то объяснениями на родной
Это, знаешь ли, не так просто, как может показаться на первый взгляд. Короче, хочешь нас, приходи к нам в клуб! В «Рио».
– «Рио»! – страстно мычал мужик.
– Да, в «Рио», – отвечали непреклонные мы.
И гордо так, откормленные ряхи от него отворачивали. Не фиг!
В итоге мужик не выдержал и куда-то убежал. Затем вернулся… на нашей машине!
Вот, чего он от нас хотел! Домой отвезти. Получите, чушечки, распишитесь!
21.10.99г.
Новый день я начала, ругаясь с Еленой. Точнее, для нас это был еще старый день, мы только вернулись с работы, но часы на стене уже отсчитали три часа с тех пор, как началось 21-ое.
Я как раз несла свой толстый попа из ванной, когда увидела в гостиной дядю Поску, застывшего перед Венькой в полупоклоне. И сразу же уловила запах раздачи денег: Дядюшка единственное теплокровное в нашем доме, которое ненавидит Тичера даже больше, чем мы. Я была права: он стоял в такой позе, ибо отсчитывал деньги. Бросив полотенце, я поплыла туда, и я уселась рядом с Поскуалиньо, подбодрив его улыбкой.
А вот Мадам повела себя грубо, заграбастав все деньги и заявив:
– Выдача денег на питание, сегодня производиться не будет. Мы собираемся приобретать продукты общего пользования.
Так и сказала. Я ни слова не изменила. Тичер все время так говорит. Несмотря на то, что научно-публицистический стиль изложения бесит меня, я постаралась сохранить на губах улыбку.
– Какие именно продукты общего пользования, Вы собираетесь приобрести? – говорю. – Мне было бы небезынтересно это выяснить и, согласуя с заложенной в мой мозг системой ценностей, определить, являются ли они необходимыми для меня.
Елена, несмотря на истеричность и импульсивность, порой мешающую ей мыслить разумно, все же далеко не полная дура. Она – все еще худая. Догадалась, что при Поске я не сорвусь и орать не стану, с шумом втянула в себя слюну. Представляю, как она, наверное, тоскует и злится, что Керт не босс и она не может ему названивать по поводу и без повода.
– Рис, кофе и сливки.
Это, как раз то, чего я не ем и не пью. От кофе у меня давление, сухие сливки без него не нужны, а рис… Ну, какая дура будет жрать рис, если может заказать себе пиццу?
Я протянула руку, предлагая поскорее перейти к расчету и не смотреть друг другу в глаза ни секундой больше, чем требуется.
С душевными терзаниями и почти физическими муками, она протянула мне эти несчастные четыре «вонючки» и я вернулась в комнату под звуки фанфар. Девчонки приветствовали мое появление символическими аплодисментами.
Сами они, конечно, так низко не пали. Но я никак не могу успокоиться. У нас с Тичером какая-то прущая изнутри неприязнь друг к другу. Я ее видеть не могу. Как она ест, пьет, говорит… Физически рядом с ней не могу находиться. И бесит, бесит, бесит, как она постоянно, не отрывая глаз на меня глядит. Словно его черты в моих чертах ищет.
Мне даже интересно становится: что в нем такого было, что ни одна девчонка не может его забыть? Эгоизм и самовлюбленность? Бабка так говорила. И на всякий случай, чтобы его гены не проснулись во мне, одевала меня в такое, что я стеснялась выйти на улицу.
Кстати, кто бы мог подумать, что она так внезапно умрет? Кто знал, что упыри умирают?.. Но мне плевать: что с нею, что без нее у меня уродливые шмотки и полный игнор от мальчишек. Если бы не Корея, я бы пошла учиться на медсестру.
Бррр!.. Если уж возиться со стариками, то лучше здесь.
Думаю, моя мать, которая хоть и работает операционной сестрой, предпочла бы поехать хостес. Все равно, все знают, что ее «достижения» – роман с женатым хирургом. Это он протащил ее в операционную, иначе бы горшки была. Но если так и дальше пойдет, она закончит, как и ее бывшая лучшая подруга Окси. Ползаньем по пьяни вокруг песочницы и рассказами о том, как была красива. Может, даже и хорошо родиться не такой яркой? По крайней мере, привыкаешь добиваться чего-то умом, а не только внешностью.
Вот, как Тичер… Хотя, нет, гоню. Ума у нее не так много, как ей хотелось бы думать. Но, с другой стороны, хватило же ей ума быть здесь и сейчас, зарабатывая больше, чем все мы вместе взятые. А ей уже тридцать шесть, и она на них выглядит.
Пока я размышляла о смысле жизни, Тичер думала о жратве. Порылась в кладовых памяти и прибежала и вспомнила-таки, как я пила кофе из автомата месяц назад и в Пхохане, в наш первый «фэмили»-обед с Женей, ела в чуфалке рис. То, как мне было плохо после того стаканчика кофе и как от риса кислотность повысилась, она не упоминала.
– Ты! Ты съедаешь всю нашу еду! С кухни не выходишь!
– Конечно, – вмешалась справедливая Лерка, которая по-английски не говорит, но хочет каждый день общаться с Ким Соном. – Как она может выходить откуда-то, куда не заходит?
Пока Тичерина обдумывала ответ, я успела взять себя в руки.
– Верни деньги! – сказала Веня.
Я предложила ей немецкого господина: хер вам.
– Я сама буду следить! – бесновалась она.
– Валяйте! – я ничего не имела против. – Окоп в холодильнике, цейсовский бинокль, связка ручных гранат… А я запишу «Мелодию смерти» на диск. Чтобы все было пафосно и красиво. Пойду, Дмитрию Сергеевичу звякну. Он мог бы дать нам кучу советов по ведению партизанской войны.
Это, кстати, чистая правда. Жанна Валерьевна показывала его медали. Но сильно пе-реживала, что Дима испортил руки и никогда уже не сможет вернуться в операцион-ную.
Как он, страдает наверное, качая в искалеченных руках свои миллионы. А мог бы сейчас в хирургии работать, зарплату в три копеечки получать. Бедный. Наверное, плачет по ночам. В какую-нибудь модель уткнется и плачет…
Я сейчас всеми силами пытаюсь выкорчевать его из своих фантазий. А это очень непросто. Все равно, что пытаться выдернуть карту из основания карточного домика. Когда из моих мечт пропадает Дима, я обнаруживаю себя саму плачущей. Только не в модель, а в подушку. И настолько пьяной, что остаток ночи провожу, обняв унитаз.
– Веди себя со мной вежливо! – пригрозила Тичер.
– А то – что? – подчеркнуто вежливо перебила я. – Побьете?
Елена недовольно нахмурилась. Вспомнила подробности того далекого вечера, когда рискнула и сделала вид, будто пацифистка.
– Вот еще!
– Правильно, – одобрила я, взбивая подушку. – Миру – мир, детям – май, а цветам – конфеты.
На этом мы расстались.
Я проснулась от того, что кто-то толкнул меня в бок и прошипел «У нас воды нет!», я с трудом открыла правый глаз и непонимающе посмотрела на Лерку.
– Как – нет?
– А вот так!
Проведя ревизию на кухне, я обнаружила отсутствие половины остававшегося у меня майонеза. Предсказав Тичеру долгую и мучительную смерть, я рванула к ней в комнату:
– Ты, сука старая!..
Испуганная Алька выглянула из-под одеяла, не в силах спросонья понять, чем она опять насолила.
– Она уже свалила! – с досадой в голосе, пробормотала Лерка и продолжая тихо говорить про Тичера гадости, пошла чистить зубы.
Вскоре, она примчалась назад с повторным сообщением:
– У нас воды нет!
На этот раз, ни горячей, ни холодной…
От такой «приятной» неожиданности нас охватила ностальгия.
Совсем, как дома!
Проснешься, бывало, утром и выясняешь, что воду отключили. На месяц. Правда, впечатление немного портили воспоминания об объявлении, мозолившем глаза всю неделю, но мы только сейчас догадались, что произойдет 10.21.99 с 13:00 до 18:00, так что, это предупреждение нас не коснулось.
Пришлось умываться остатками питьевой из бутылки и сидеть дома.
Дело двигалось к вечеру и делать нам было нечего. Мы включили музычку и быстро выучив припев из одной песни, весело подпевали. Вскоре, Ольга совсем разбушевалась и потащила на балкон колонку, голосящую:
Плачь, плачь,
Танцуй, танцуй!
Беги от меня, пока не поздно!
Удивленные корейцы задрали вверх головушки и как-то странно посмотрели на
Поэтому, на балконе меня не было и честь перемолвиться парой слов с охранником, что сидит во дворе в специальной будочке днем и ночью, выпала на мою долю. Не успела я даже сообщить ему, что
Третьим пришел разъяренный дядюшка.
Брызгая слюной, дал понять, что он недоволен. Избаловался в своей Корее, не оценил российской эстрады. В общем, мы покивали, поклялись больше не нарушать покой Чхунчхона и петь только в «караоке». Посочка обиделся, что ему больше не за что на нас орать, потому что мы даже не пьяные! И ушел в свою комнату.
Пострадала ни в чем, на этот раз, не повинная Елена, которую он позвал с собой, и мы решили, что сегодня, в виде исключения, не будем ее дергать, разве, если она будет очень настаивать!
P.S. Воду дали ровно в 18:00, как и обещали!
22.10.99г.
Эпическая сила японских богов!
Оказывается, Венька действительно кувыркалась с моим отцом! Не разово, а посменно. Когда он не спал с маман, или с ее дорогой подругой Оксаной.
Ничто, как говорится, не предвещало беды, когда мне опять позвонила маменька. Она, кстати, единственная, кроме Жени, кто нам звонит. У остальных нет денег на международные разговоры. Лерка, сидевшая рядом с телефоном, послушала и кивнула:
– Линка, тебя! Мама.
Тичер выхватила трубку:
– Таня? Здравствуй! Это Лена Семенеченко… Из школы!.. Да… Нам надо с тобой серьезно поговорить.
Мы как раз ели в общей комнате, где стоит телефон, а в трубке очень сильный динамик и все все слышали.
– Семечка, ты шутить изволишь? – закудахтала со смеху моя мать. – Я тебе неясно тогда вписала по почкам?.. Кан сказал мне, Злобина на тебя кладет, так же резко, как ее незабвенный папочка, но…
– Девочки, выйдите! – жестами приказала Елена.
Никто и с места не двинулся.
Нам не терпелось знать больше.
– …но что она тебя бьет! – смех. – Блин! Ты бы не позорилась, что ли?
– Твоя дочь поедет домой, если не уймется! Кан мне пообещал.
–Ты-и, – сказала маман, растягивая гласные, из чего я сделала вывод, что женщина напилась, – ты – су-у-ука! Ты че это о себе возомнила, а?! Мне по хер, что ты к нему ласты свои, усохшие клеишь, но мою дочку в это дерьмо не вмешивай.
– Это Кан тебе сказал, что я ласты клею?! – взвизгнула она, теряя терпение и я рассмеялась.
Дословно, Кан сказал следующее: «Я – что, второй выбор всех тех, кого ебал Витя?!»
– Не прикидывайся дурой! Я говорю про Андронова. Не смей впутывать в это моего ребенка… И дай ей трубку!
Тичер издала горлом непонятный звук.
– Трубку ей дай, – повторила маменька, – иначе я тебе клянусь: я тебя встречу прямо в аэропорту и так уделаю, что то, что в молодости, тебе покажется гаремными ласками!
Глядя на Тичера, как советский солдат на фашистское знамя, я взяла протянутую мне трубку и ворчливо сказала:
– Ты мне сегодня, словно родная мать… Курнула что-то не то?..
– Зайка, не говори так. Я ведь лишь одного хочу… Ты говорила с папой?
Я вздохнула и села.
– Нет. С чего ты взяла?
– Дима собирался… Неважно, – она расплакалась. – Я думала, он поможет… Ты ведь его единственная дочь.
– Мама, не плачь, хорошо? Он тебя не стоил. Он твоей слезинки не стоил. Он просто больной на всю голову, он мудак и скотина. Мы не нужны ему, он никогда ей на этой почве не позвонит. Успокойся, ладно? Я пришлю денег.
Она все плакала. Прощения у меня просила за то, что тогда наговорила про Женю. Хотела признаться, что любит меня больше всех на свете и хочет, чтобы я была счастлива. Она хотела сказать, что не заслужила такого отношения и все, что она делала – делала исключительно для моего блага.
– Я пришлю денег!
– Мне нужно продать квартиру!
– Ты спятила?! А жить мы где будем?
Она чуть было не вякнула: «Что значит «мы»?», но в последний момент сдержалась.
– У Димы друг недвижимостью занимается. Максим. Помнишь? Такой здоровый. У него две девушки-журналистки снимают квартиру. Они как раз ищут третью девочку, и ты могла бы… Ты ведь тоже журналист… Ну, внештатный, конечно, но все равно. Твой Шеф звонил, спрашивает, когда ты вернешься…
– Да никогда!
Журналистикой я занималась с шестнадцати, когда, помыкавшись с сочинением поздравлений, начала названивать по всем городским редакциям. Но особого успеха в ней не достигла. Финансового, во всяком случае. Моих «гонораров» хватало всего-то навсего, на проезд и парочку «сникерсов».
А мой отец, тем временем, играл в Суперлиге и зарабатывал немногим меньше, чем до хера…
– Придумаешь что-нибудь.
– Иди в жопу!
Она разрыдалась и принялась говорить, что я совсем ее не люблю, а она просто из кожи вон лезет, чтобы у нас были деньги. И я такая подлая, такая неблагодарная тварь, что… она не закончила. Мужской голос что-то сказал и с грохотом опустил на рычаг телефонную трубку.
Я так и не поняла, с кем она была.
Конечно, я не стала выспрашивать Елену про отца. Она сама мне все рассказала. Повела на прогулку после обеда. Мне, мол, не повредит немного размяться. Судя по тону, отказ мог и повредить. Я согласилась.
Мы вышли.
Она смотрела на меня с доброй улыбкой феи-крестной, и мне хотелось плюнуть ей в лицо сильнее, чем когда-либо.
Мы сидели на одной из лавочек, стоящих на берегу небольшой протоки за домами, и она пыталась казаться моей лучшей подругой. Она улыбалась, глаза были влажными, губы дрожали. Мне было противно. Поэтому я смотрела только на воду и плавающих по ней уточек.
– Наверное, стоит начать с того, откуда я знаю Витю.
Я стиснула зубы, подавив вдох. Терпеть не могу эти мыльные оперы! Почему было сразу не сказать, что она с подружкой была на каком-то средней паршивости, хоккейном матче. И втрескалась в нападающего по имени Витя Андронов. Он, как потом выяснилось, жил в соседнем дворе и давно мечтал познакомиться с Леночкой.
Нет, она все это описывала два часа, подробнее, чем в «Санта-Барбаре»! Спасибо, хоть не принялась петь и танцевать, как в индийских мелодрамах. В результате, правда, выяснилось, что такие знакомства у Витеньки случаются каждый день, и всем своим жертвам он шепчет одно и тоже. Что я могла сказать? Мечты сбываются: Леночка ему отдалась.
Когда моя мать с Оксаной выяснили, что очередная Мечта снизошла, то устроили Леночке «темную». Выловили после репетиции у танцзала и отлупили. Я видела, как они между собою дрались и потому, поежилась. Не хотелось мне быть на месте кого-то, кого эти двое мутузили бы вдвоем.
Естественно, после этого, Лена долго не могла выходить на сцену, и Витя ее забыл. К тому же мать забеременела, и моя бабка взяла его за «ракушку».
– Вот поэтому, я тебя вначале и любила: потому, что ты его дочь! Но в тебе больше от Тани!
– Вы и Леру любили, – безжалостно напомнила я. – Она моя сестра, с которой нас разлучили в детстве? Ее мама тоже была его ожившей Мечтой?.. Он в самом деле так выражался? И вы, реально, прямо верили ему и велись?..
– Я понимаю, ты хочешь меня уязвить…
Какое редкостное умение видеть то, что лежит перед носом!
– …и ты это умеешь. Но речь сейчас о другом. Вместе нам не ужиться!
Я закатила глаза. Кто-нибудь, скажите ей, что мы не в кино снимаемся, а просто ругаемся на свежем воздухе!
– Я хочу, чтобы ты позвонила Диме и сказала, что хочешь вернуться домой.
– Сами позвоните. Я не на той ступени развития, чтобы ему желания на ухо шептать.
– Ты не можешь жить в коллективе. Ты не умеешь танцевать. Ты!.. Ты!.. Ты!..
– Слушайте, – устало сказала я. – Мне жаль, что ВиктОр вас трахнул, ладно? Судя по количеству баб, что его искали, он весь город переебал. Но я – не он. Ваши проблемы с ним – ваши проблемы. Решайте их со своим психотерапевтом.
– А ты знаешь, почему он сбежал? – мстительно спросила она. – Потому что не желал возиться с твоими пеленками! Пари держу, ты даже его не видела.
Детский сад! Он сбежал, потому что трус. Потому что знал, от кого родила Оксанка.
Я пожала плечами: она что, правда думала, что я сейчас зарыдаю и побегу, как в прекрасных и грустных корейских фильмах? Все-таки, я была права, когда написала, что надо всегда точно знать, кто ты и что собой представляешь. Тогда тебя никто не сможет обидеть и за живое задеть.
– А вас – почему?
Она не ответила.
Сегодня у нас в клубе, на первом этаже был какой-то званый вечер, и мы торчали наверху в компании Диджи и нескольких вэйторов, смотрели. Наши друзья-американцы, которых в виде исключения посадили к нам, чтобы они не мешали корейцам веселиться, рассказывали какие-то веселые анекдоты.
Я вышла в туалет, а когда вернулась, мне навстречу спускался бог. У меня перехватило дыхание. А я-то думала, что кроме Димы, не существует других богов… Высокий, мускулистый смуглый, словно индеец. А какой у него был взгляд! Я почувствовала, как задрожали колени, но глаз не отвела. Да и какая разница? Надоело себя стыдиться. Да, я толстая, невостребованная русская дура. Но можно я хотя бы еще секундочку на тебя посмотрю?..
Он улыбнулся и коротко подмигнул.
От счастья я чуть не упала в обморок. Точнее, я бы упала, но меня вдруг взяли под локти: с одной стороны Кристина, с другой Валерия и повели, как Вия. Я оборачивалась: кажется, мне бы вот-вот сказали: «Я давно тебя заприметил и страстно хочу познакомиться!» А я бы ответила: «О-оуггггыыыыгыгыгыг!»
– Ты спятила? – шипела Лера.
– Ты совсем уже? Ты видела, какой он огромный? – шипела Криста.
Я плохо соображала, а потому отвечала неразборчивым, но очень томным мычанием.
– Вот это мужик…
– У него такой взгляд, как будто он женщину сто лет не видел!
– И вообще, какой-то маньяк!
– Кто? Кто? – услыхав, что речь идет о мужчинах, тотчас заинтересовалась Оля.
– Тот хрен здоровый… Который с Кертом поцапался, – ответила Криста.
– О-о-о! – не своим голосом, провыла она.
Хоть у кого-то в этой каморке был вкус!
– Ага! – пролаяла я, высвободив руки. – Пошли еще раз на него посмотрим?
– Пошли! – согласилась Оля. – Я бы с ним того… Сходила в
– А-а-а! Я бы ему в
– Мерзонькие животное! – сказала нам Лера, перегораживая собой дверь.
– Он на меня так пялился в коридоре! – сказала Оля.
– И на меня!
– Он на всех пялится! – отрезвила Криста, хватая меня за плечи и встряхивая, как следует. – Оля, хватит! Ангела, утихомирься!
К счастью, Поска велел ей отправляться за «тэйбл». Следом ушли Тичер с Алькой и Ольга с Леркой. Осталось одна Ангела. И, конечно же, побежала вниз. Искать того мужика.
Кто ищет – найдет.
Он торчал у лестницы, наполовину скрытый бархатными портьерами. Я ахнула и чуть не упала, он ухмыльнулся и коротко огляделся по сторонам. Холл был пуст. В густом желто-сером мраке тускло светились настенные лампы…
На этот раз я не растерялась и не испугалась. Мы поняли друг друга без слов. Когда он обнял меня за талию и притянул к себе, я даже не пыталась делать вид, что я «не такая». Только бы чужие губы почувствовать. Еще раз! Я привстала на цыпочки и обхватив за плечи, всем телом прижалась к нему. Если парень и удивился такой реакции, то виду не подал.
Он целовал меня! Целовал, целовал, целовал.
Я растворилась. Я чуть не потеряла сознание. Я не фригидная. Я вся в папочку, – бабка была права. Мать явно никогда не получала от «этого» удовольствия. Иначе бы ни за что на свете не залетела.
Как – так все вышло? Когда меня целовал мужчина моей мечты, у меня дрожали колени от страха. А сейчас, когда первый встречный, названный девками «маньяком», чувак целует меня в пустом холле, я вся пылаю и трепещу… И то, про пол и самоотдачу, уже не шутка.
Но этот трепет был, как оказалось, еще не все. По-настоящему я затрепетала, когда приоткрыла глаз и вдруг увидела лицо Жени.
Примчавшись в «рум», я первым делом кинулась гадать Ольгина книга говорит о нас с тем американцем: «Один достоин другого!», а мои карты, что мы еще встретимся, но вместе не будем. Какая-то темная история. Травма, кровь, слезы… Секс будет. Ура! Не скоро… О-о-о, что за гадство?
У Ольги выпало то же самое, а потом я гадала ей. Она тут как-то спонтанно решила влюбиться в парня, который возит нас с работы и на работу. И уже все уши нам прожужжала о том, какой он хорошенький!
На мой взгляд, он далеко не «хорошенький». У него рожа не то, что кирпича, целого кирпичного особняка просит. Да и ростом ей по плечо! Но это еще половина беды. Самое плохое – Оля ему не нравится! Ни по его реакции, ни по картам.
Но если ему Оля нелюбовь прощает, то мне и моим картам, конечно, нет. Пока Женя с Поской решали вопросы внизу, а я молчала, как обычно, про то, что меня поцеловал самый сексапильный в мире маньяк, Ольга выпила и со мной поругалась.
Из-за того, что я «завидую, что у нее есть мужчина, который хочет ее, а у меня нет!»
Мы как раз на эту тему шипели, не желая привлекать внимания Жени, когда он вошел и одарив меня ледяным взором, спросил, где Тичер.
Вывод: неважно, насколько мужчине насрать на тебя. Если ты была его, он всегда захочет тебя, если увидит с более красивым парнем.
24.10.99 г.
Сегодня мы ходили на свидания.
Я с Леркой, Ким Соном и его другом Тэ Илем, а Криста и Ольга с американцами. С ними еще пошла эта девица, которая приходила в клуб, Селина. Ольга была на грани истерики и не хотела идти гулять с Кертом. Все ждала, что ее Водила опомнится и ей позвонит.
А я ничего не ждала. Я своим картам верю. Если не скоро – значит, нескоро. Вряд ли тот Черный Красавчик ломанется ко мне, сметая грудью стоящие на пути препятствия. Собственно, поэтому я и пошла с Ким Соном и Леркой. Чтобы не расспрашивать Керта с Гарри о том, другом.
Корейский парень был так себе. Мой ровесник. Я не особенно люблю мальчиков, но этот был тоже не особенно впечатлен. Невзирая на мои волосы. Никто не верит, что это – мой натуральный цвет и потому, не особенно на это ведется.
И тем не менее, поскольку я там была, он спросил целовалась ли я когда-нибудь. Я скривилась: у него изо рта пахло чипсами. Но сказала вслух: на первом свидании не целуются.
Ким Сон оскорбился! Попер на меня, как маленький боевой ослик, что, мол: «Я и Ва-лерия в первое свидание…».
Я и не спорила, свалив все на любовь с первого взгляда. Такое чувство, что он своему другу пообещал, что
Ким Сон отстал. К сожалению, мысли о любви и о поцелуях, заставили меня во все стороны начать вертеть башкой. А вдруг?..
Когда мы все встретились у здания «Seoul Bank», я уже не могла быть гордой. Я хотела его. Я должна была знать!
Селина отозвалась о моем увлечении очень неделикатно. Сначала она сказала, что его зовут Hole Ass.
Я подумала.
До меня дошло!
– Ладно, а как его в лицо называют? – спрашиваю. – Я плохо знаю кунг-фу.
Селина изумленно уставилась на меня и рассмеялась.
– Говорил тебе, – сказал Керт, – она знает больше матов, чем наш командир.
И мне:
– Что ты нашла в этом идиоте?..
В общем, они все трое долго и нудно мне говорили о том, какой он засранец, бабник, скотина. И абсолютно не стоит меня…
Это меня всегда больше всего напрягает. Когда тебе говорят, что мужчина, который к тебе, если что, не рвется, НЕ СТОИТ тебя. Ну, не смешно ли? Это, я так понимаю, вежливый код. Обозначает, что ты на хер ему не сдалась.
Было обидно, честно. До слез. Но я не заплакала. Все равно он не из Чхунчхона. На прошлой неделе его перевели обратно в Сеул. Это так был, визит вежливости.
– Скотту следовало бы, как следует надрать задницу! – сказала Селина.
– Так что же вы не надерете? – спросила я.
– Он этого недостоин! – гордо ответил Керт.
Еще один код. Означает: Скотт намного сильнее.
Я позволила себе маленькую преступную слабость: еще раз вспомнила его плечи, губы, мощную грудь и, скомкав, выбросила из памяти. Когда женщина хочет парня, – я это вижу на примере Оли и Леры, она стену башкой проломит, чтобы быть с ним. И я не верю, что парень, который хочет, не в силах сам прийти и сказать.
Он просто прикололся, скорее всего. Ну, может быть, удивился. Не каждый день встретишь дуру, готовую сцепиться языками с первым же встречным. Мне ли не знать, чем это может закончиться? Еще одной «мной».
Я все еще размышляла о том, что мне это нужно больше, чем Скотту, когда до меня дошло, что сижу в такси, а девки смеются.
Оказывается, Оля заглянула в уши сидевшего рядом Керта и сочла годными для посадки картофеля. Теперь они все ржали, представляя себе, как много всего там посадят. Такие, мол, грязные. И только потом, мельком, кто-то опомнился и спросил:
– А Дмитрий Сергеевич тоже приедет, или он только до Сеула?..
И у меня, в первый раз в жизни, ничто не похолодело внутри. Вывод: чем больше парней тебя обламывает, тем меньше боль. Наверное, это нечто, вроде закалки. Настанет день, и я стану смеяться над тем, что кто-то там, не хочет меня…
Блин! До меня дошло!
Лина, новость: он – НЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ! Если он не хочет меня, а он меня явно больше не хочет, почему я не забью на него, как на Джона?!
Блин! Да я, чертов гений!
26.10.99г.
Отмечали два месяца в Корее. Это было ужасно! Оля притащила своего водителя и его друга, такого же некрасивого. Половину времени они с Лерой на них орали, а потом Ольга лезла к водителю целоваться и жаловалась, что он ей язык не дает.
Было ужасно неловко. Отчасти из-за нее, отчасти из-за проекции на себя. Задумавшись над тем, насколько я дорогому Диме противна, я предложила Кристе пойти домой. Не для того, чтобы страдать, а для того, чтобы не видеть.
Когда домой подтянулись две эти подруги, нам было высказано все. И как некоторые тут нос задирают, а самих даже Женя побрезговал разложить. Как другие некоторые из себя строят, хотя кроме доек, предложить им нечего. И еще про все, что навскидку вспомнилось. Про американцев, про внешность, про невостребованность.
Скандал был что надо!
И в самом его разгаре, оглядев оскаленные щекастые лица, я вспомнила вдруг Сокчхо. Кошелки? Так Лерка их называла. Тех Девочек. Ну, так теперь мы сами – те самые Те. Жирные, помятые с вечного будуна и позабывшие все слова, кроме матов.
И я задумалась, что жить с журналистками, наверное, было бы не так плохо. Наверняка, это классные, интеллигентные девочки. С которыми мы будем мило и славно жить в Ха. Как с этими вот коровами, мы в Пхохане жили.
И кое-что еще.
Хватит жрать!
P.S. В голову пришло: раньше я все время ругалась, требуя какого-то особого к себе отношения, или защищая свои права… А теперь – со мной. Значит ли это, что я – «выросла», или, что девки деградировали еще сильнее?
28.10.99г.
Сегодня я опять ходила на свидание. Мне показалось, что это Скотт. Они и правда чем-то похожи. Сидя. Я написала ему записку и предложила встретиться. Он сказал, что придет и пришел. Так выяснилось, что никакой он не Скотт, а Эдам, приятель «наших» американцев. Ростом едва с меня!
Решив, что карты ошиблись, я про себя подумала: да, он не Скотт. Но где Скотт? Наверное, сидит в «Кинг Клабе» с Джоном и ржет, какие русские бабы – дуры. А кто такая, вообще, я? Толстая хрюшка, которая должна кланяться Эдаму до земли, за то, что он так оголодал. К тому же не буду врать. В темноте он очень похож на Скотта.
Как только я напилась, то сам факт, что у Скотта губы твердые и упругие, а у Эдама мягкие и тонкие, перестал меня беспокоить.
Как и то, что в самом начале, Эдам вел себя почти, как Ольгин Водила. Правда, когда я напилась и расслабилась, спросил: «Могу я поцеловать тебя?» Что же, лучше поздно, чем никогда…
О-о-о, мама и папа!
Не бывает некрасивых мужчин.
Я поняла, почему ничего не почувствовала с Димой. Дима слишком крутой. Надо было быть полной дурой, чтобы поверить, будто бы для него, наш секс, был чем-то личным. И в глубине души, я всегда это знала. Даже в тот миг, когда лежала под ним.
А Эдам…
Если бы не девки, я бы с ним трахнулась. Неважно, что он – не принц. Я реально, не умом и сердцем, а телом его хотела. Когда ТАК хотят, наверное, неважно, кто твой партнер за стенами спальни. Интересно, через сколько свиданий приличный американский юноша осмеливается спросить: «Можно я тебя теперь трахну?»
Пока он был в туалете, я пожаловалась на это Селине, а она принялась меня обнимать и говорить, что мужики меня недостойны. Я, мол, слишком хороша для них.
Я все еще была под градусом, но не могу свалить ее поведение на глюк. Она явно пыталась погладить меня по груди! Ну, по лифчику, не буду уж себе льстить.
Гос-с-поди! Какая гадость, она лесбиянка, клянусь своей зарплатой! Криста говорит, что у меня слишком живое воображение, а Ольга спросила:
– Ты бы с кем скорее пошла, с ней или со мной?
Сказать по правде, меня ни одна из них на это не вдохновляет.
3.11.99г.
В бар идти не было совсем никакого повода, а хотелось.
Я вспомнила, что сегодня День рождения Кевина из BSB. Он тут же стал для нас всех родным, и мы поехали в город – пить за здоровье Кевина. Теперь он может просто выбросить свою медстраховку.
Но в бар, каким-то, грешным делом, заглянули наши американцы. Кертофель был бледен и раздражен. Ему так скучно и плохо в Корее, что он не видит смысла в службе Своей Стране.
Именно так. Моя Страна, он произносит с таким выражением на лице, что за его спиной должен немедля возникнуть орел с распахнутыми крыльями и зазвучать гимн.
Я ему немного завидую: любить что-либо всем сердцем мне не дано, а после того, как я внушила себе, что Кан – не бог и поступил, как скотина, в душе пустует святое место. Мне тоже хочется перед чем-то благоговеть. он даже не может применить свои воинские навыки.
В общем, его тоска по кровопролитию, в котором он никогда не бывал, задела меня. Вскипел в крови алкоголь.
– Езжай в Чечню! – предложила я. – Там весело: боевики с автоматами бегают, все стреляют, вокруг снаряды грохочут, тра-та-та! Только немного опасно: могут убить.
В памяти эхом отозвалось то время, когда я верила, будто Кан убит и скорбела, аки вдова. И толстая рожа Керта, хотевшего воевать, показалась еще противнее. Ведь где-то, на самом деле, сейчас шла война. Чьи-то любимые падали на чужую землю, глядя широко раскрытыми глазами в чужое небо, а этот мудозвон сидел в баре, и хотел еще убивать.
Услыхав о Чечне, Керт важно надулся и тоном киногероя сказал:
– Мне очень неприятно вам это говорить, девочки, но, если Россия и дальше будет продолжать войну в Чечне, США будут вынуждены вмешаться!
Я подавилась своим пивасом, откашлялась, поржала и громко перевела. И Керт получил войну.
– Попробуйте только суньтесь! – голосила Лерка. – Мы вам не Югославия, мы вам так уебем, что звезды с флага посыплются.
Ее нога в здоровенном ботинке, едва не попала Кертофелю в ухо. Не попала, потому что Лерка утратила равновесие и повалилась набок. Иначе, попала бы: с таким опозданием Керт вскочил.
Интересно, что он с такой реакцией собирался делать в бою?
Я не успевала переводить.
Девки орали, перебивая друг друга и махали руками, как крыльями. Что-то патриотическое. Керт ни черта не понимал. Он знал, что Америка – величайшая страна в мире. Кто мог подумать, что в мире существуют людишки, которые так не думают?..
Он так пыхтел, пытаясь что-то нам доказать, что у него чуть не сгорели предохранители.
А может быть и сгорели.
Не может же нормальный, здоровый тип, говорить русским, что Вторую Мировую выиграла Америка. В одиночестве. Ага! А мировой войной она называется, потому что после этого все жили в мире… И вообще, клевая была война, мировая!
– Ты, козел! – перебила я, стуча пальцем по стулу. – Слушай сюда, скотина…
И Керт узнал, что у нас осталось очень много военных заводов, которые очень быстро перестроятся обратно на выпуск снарядов и оружия.
– И вообще, объясни-ка мне, на фига ваши войска увешали Рейхстаг советскими флагами?
Селина и Гэри, не были столь стойкими патриотами. Они уже охрипли, пытаясь успокоить Кертофеля. Но он не желал успокаиваться, пока не будет доказана великая мощь его великой страны.
Ага! Которая по дешевке скупает оружие моей, потерявшей свое величие, Родины.
Керт махал у меня перед носом своей фотографией на фоне «черной акулы» и спрашивал:
– А? Видала?!
Впав в творческий экстаз, я смеялась ему в глаза:
– «Оружие»! Да у нас на такой рухляди никто не летает. Оружие!.. Ха! Мой бывший торгует оружием. И позволь тебе сказать кое-что…
Я по-ковбойски выпила виски и наклонилась к нему, как Джон Уэйн.
– Есть такая хуйня в моторе, друг мой… Нет, не спрашивай меня, что значит
Картофель и впрямь прислушался, после чего побледнел, быстро встал и вышел. Гари с Селиной, не выдержав, упали лицом вперед. Мы все вместе смотрели, как прижав к уху
– Супермен, рядом с ним, смотрелся бы феей! – умилилась Селина. – А все же, что такое «huinya»?
– Bull shit, – прикинув, перевела я.
Гарри с Селиной снова упали лицами в свои руки.
– Что ты ему сказала? – нервно спросила Лерка.
– Что продавая вертолет американцам, наши вмонтировали в мотор специальное устройство. Одно нажатие кнопки и взрыв разнесет «акулу» на «килек».
Я ожидала, что Лерка, дочка военного, оценит шутку, как наши американские френды, но… она была на уровне Керта.
– Они надежные? – тревожно спросила она. – Ну, эти устройства?..
Видимо, человек может выбрать что-то одно: либо слепой патриотизм, либо немного мозга. Я рухнула.
– Точно не знаю, – рыдая, сказала я. – Я этот вертолет лишь два раза видела. У Керта на фотографиях.
P.S. Я вспомнила, что День рождения Кева был третьего октября. Сегодня, День рождения Дольфа Лундгрена! И мы выпили еще по одной – за Лундгрена и сержанта Скотта.
– А что насчет Картера? – спросила Селина.
– У Ника? У него двадцать восьмого января.
Селина не сразу врубилась, о ком я, а потом, когда поняла, поправилась:
– Да нет, Скотта Картера. Ты им интересовалась на днях…
Совпадение? Знак? Судьба?
– Он целуется, как бог!
5.11.99г.
Кертофель гуляет с…Тичером!
Порылась в Кристиной сумке, выписала номер и позвонила. Керт бросил все и помчался к ней. Даже забыл все то, что говорил нам о ее внешности. Я его всегда не переваривала, но после этого, даже не знаю, что испытываю.
Они уже два дня вместе, но Елена скрывает. Ходит счастливая, как будто с суперзвездой встречается и носит нам мандарины и бананы.
– Угощайтесь, – говорит, – девочки, мне не жалко: меня любимый угостил.
Мы, конечно, едим и делаем вид, что верим. Секс ей явно на пользу. Я еще ни разу не видела у нее таких влажных, таких сияющих глаз. У нее даже морщины разгладились и видно, что наша Тичер – красива.
Вывод: дело не в чертах лица, а в его выражении. Сегодня весь вечер старалась: вспоминала про Скотта, сидя у зеркала и пыталась запомнить, как это выражение сохранить.
Хорошая новость: не обязательно вспоминать именно Скотта, любой мужик подойдет. Желательно, от которого по ногам течет… Только не кровь со спермой…
Блин! Как этот мудак мог так поступить?! А если бы я залетела?!!
Чем больше я думаю, тем меньше его люблю. И чем меньше я люблю его, тем меньше оправдываю и тем больше уважаю себя. Не знаю, как это происходит, но на работе обратила внимание, что большинство гостей не уродливы, а очень даже так ничего.
P.S. Новая тема: кто покупает фрукты?
По-моему, сама Елена. Девки говорят, она скорее удавится, чем нам хоть что-нибудь купит, а я стою говорю, что Керт скорее признает свои USA страной Третьего Мира, чем лишнюю «вонючку» потратит.
В общем, маленький детектив.
Ольга сегодня напилась до потери пульса. На пьяную голову она оказалась намного умнее и полчаса жаловалась мне на то, какой урод ее любимый водитель, к тому же, не любит ее. Я с этим абсолютно согласна, но все-таки, ей не стоило хватать чувака за шиворот и пинком выставлять за дверь.
Хотя бы потому, что он приходил не к ней, а сменить микрофон в «караоке». Водила быстро притащил подаренный ему альбом с Олиными фото и велел мне ей передать, что между ними все finish.
Еще одно доказательство: как быстро уходят те, кому ты нах не упала.
Поска взялся за старое: перестал платить за столы.
Направляясь в
И напрасно заулыбались гости, возжелавшие нашего общества! Дружно рявкнув: «
Мужички просто обалдели!
– Вы что? Голодные?
– Ну, а то?! – ответили мы, разливая виски на шестерых.
Вместо того, чтобы возмутиться и нас прогнать, как делали остальные, эти гости вдруг всполошились.
– Вы когда последний раз ели?
Мне стало стыдно. Мне и Тичеру.
– Ах. Спасибо, что спрашиваете… Менеджер наш – козел, не кормит. Еле ноги таскаем…
Гости что-то возмущенно заговорили, а один побежал в коридор, как выяснилось позже, за «стэйком». Мы смутились и принялись наливать и им, и вообще стали вежливее. Дядюшка примчался, с личным визитом и как-то совсем уж сомлел, когда его сурово призвали к ответу за то, что мы голодаем. Мы слушали и кивали, подпускали слезу и пытались втянуть в себя налитые щеки.
В наказание Поска решил нам спеть. И затянул свою «
Сидя за столом, я сплевывала виски в баночку из-под чая, делая вид, будто запиваю. Очень удобный трюк. Вот только коварный: забудешься, не из той банки глотнешь… И ладно еще, если из своей!
Тут мне в голову постучалась Идея!
Паскаль, наконец, допел, вытер лоб с зеленого лба. Опять бухал вчера, сволочь. Скотина, неразумная. Не может, а пьет. Потом лежит пластом, мучается, никак отойти не может.
Я поставила банку на стол, взяла стакан и щедро плеснула туда вискаря из бутылки. Не потому, что я – добрая, а потому, что знаю, как тяжело бывает с похмелья.
Поску передернул, он сильно позеленел и отказался. Я развела руками: видите, господа саннимы? Сплошное неуважение к трудящимся из советских стран!
Тогда мой гость взял стакан и настойчиво предложил его Паскалю. На этот раз дядюшка отказаться уже не смог. Он полоснул меня взором, тоскливо посмотрев на вискарь, набрал в рот воздуха, опрокинул спиртное в свое тощее горло и с дрожью выдохнул.
Улыбаясь, как добрая фея, я двумя руками, плеснула в пустой стакан «чаю». Запить. В его глазах на миг что-то отразилось: он явно не верил мне, но… проглоченное уже просилось назад и запить было просто необходимо. Паскаль схватил словно ястреб, схватил бокал и запрокинув голову… проглотил.
Никогда не забуду его глаза, когда он понял, что это был чай и взвился под купол комнаты.
– А, щщщибаль! – возопил он и зажав рот, рванул прочь из рума.
– Ниче я не блядь, – возразила я и сделала книксен.
– Это жестокая шутка, – сказал Ольгин гость.
Я кротко кивнула: вчера мы каждые двадцать минут, в бикини, танцевали при пустом зале, пока Поска стоял в пальто и следил за временем по часам. Очень живо так, танцевали. Чтобы не околеть.
Гость смущенно потупил взгляд и попросил прощения.
– Лина! – сказал суетливый очкарик, мой гость, поправляя свои очочки, болтавшиеся на тонком носике. – Как хорошо ты говоришь по-английски! Ты умная и красивая. Ты должна найти себе работу получше.
– Обязательно! – заверила я. – Вот, вернусь домой, напишу книгу и стану звездой.
– Глупости! – сказал он, не поверив, что я была юным журналистом. – Ты должна пойти ко мне в секретарши.
Прямо анекдот. «Что еще она может делать?»
– Зачем?
– Я хочу тебя! – сказал он.
Я демонически рассмеялась. У бога дурацкое чувство юмора. Чем больше я стараюсь ничего о себе не мнить, тем худших экземпляров он мне подсовывает. Это, например, похож на цыпленка, побывавшего в Бухенвальде.
– Секс андэ!
– Нет, не секс! Мы будем разговаривать и целоваться!
Я посмотрела на его обветренные губки, вечно мокрые из-за того, что он постоянно их облизывает и сказала, что говорить мы с ним будем здесь.
7.11.99г.
Эта компания, они политики, сегодня снова явилась в клуб, специально к нам. Чику, – это я так своего гостя вчера почему-то обозвала, тоже зовут мистер Чжон и Ольгиного – Чжон. А двух остальных – Ким. Мало у них фамилий, что ли?
Зато их шефа, внимание, плачьте неверные, как и нашего зовут мистер Кан.
Тоже было весело. Особенно, когда Поска залетел в наш рум, при пустом-то клубе, с воплями:
– Андрес! Го дэнсин!
А мы обняли его и расцеловав в обвислые щеки, объявили, что у нас «тэйбл». Ну и рожа же у него была.
8.11.99г.
И кто же у нас вчера читал лекции, приводил примеры и блевал на меня розовыми радугами? За то, что смеюсь над Чикеном, который пытается меня опрокинуть?
Ах, да! Те самые девушки, что сегодня считают, что Чикена унизили недостаточно. На свидание он не приехал. Правильно сделал, кстати, иначе его либо девки положили бы, либо его же парни.
Сначала те повезли нас в ювелирный шоп и, давясь от жадности, купили каждой по какой-то цепочке шириной с паутинку. Мне тоже предлагали, от имени мистера Чикена-Чжона, который звонил и просил прощения.
Я тут, кстати, как Ольгин водитель съехала: обиделась и накричав, отказалась. Хотя, теперь думаю – на фига? Надо как-то убирать этот тренд: «Мы, мол, бедные, но гордые!» Даже бабка не фыркала, брала бабло под столом. И конфеты брала, и духи, и все, что ей приносили.
Мать бы меня одобрила.
Итак, всем купили подарки, свозили в «Лесной домик» – поесть, прогуляли вокруг живописного озера Соянг, – местной достопримечательности и… приступили к делу.
Мистер Ким-Леркин сообщил мне, что хочет в отель. Немедленно. Моя отвисшая челюсть насторожила его: они ведь все сделали именно так, как я объяснила Чикену. Подарки, обед, прогулка…
Да, я так и сказала, базара нет!
Сначала свидания, подарки, прогулки и только потом ложатся в постель! Но с чего они взяли, что все это происходит в один и тот же день!?
Мистер Ким, надо отдать ему должное, ужасно смутился и умолил меня сохранить все в тайне. Мы требовали отвезти нас домой и немедленно, но Ольгин гость, самый молодой из них и очень красивый, не прекращая извиняться за всех, повез нас, девок, в кофейню – пить кофе и есть пирожные.
Оля дулась: она была не против «хотеля» и жестами намекала, что нам пора бы валить. Мы бы с радостью, но Политик расслабился и начал рассказ о том, как добился своего высокого положения.
Я переводила, умирая от скуки. Оля сверкала глазами и смотрела на него с немым обожанием. Наверное, так я сама все лето смотрела на Диму. Это не взгляд Тичер-после-секса, это взгляд голодной собаки на колбасу, которую ест хозяин. Ничего сексуального. Надо запомнить и больше никогда и ни на кого вот так не смотреть!
– Девочки, у меня такое чувство, что мы поженимся.
Я подавилась кофе: политик ей раза три повторил, что ему нельзя жениться на иностранке. Я это трижды, мягко, но очень точно перевела. Оля, махнув на меня рукой, сообщила, что завтра же сядет учить корейский, чтобы быть ему хорошей женой. Криста мягко попыталась ей намекнуть, что политик на ней не женится. Лера же заверила, что ради любви политик бросит карьеру.
Я посмеялась бы, но в душе плакала.
Как я могла быть такой слепой? Разве Кан дал мне повод? Что он сделал, чтобы я вообразила, что наша встреча – судьба? Случайности случаются. Случайности – это то, из чего состоит наша жизнь. Любовь – это танцевальный номер для пары и если второй не хочет его учить, бесполезно говорить, как сильно тебе бы того хотелось.
Ответ – никак. Иногда есть вещи, которые не в твоей власти. Стоит просто не позволять себе возноситься в мечтах слишком высоко. Мы можем выбирать лишь из тех, кто доступен. И лишь до тех пор, пока они готовы быть твоим выбором. Если человек говорит тебе, что не женится, надо верить ему.
Не надо считать, что сумеешь его переубедить.
Кстати, о совпадениях. Сегодня я сидела одна, с каким-то мафиозным боссом. Сидела-балдела. Наслаждалась каждым мгновением.
Дядя Поска и все остальные ходили вокруг него на цыпочках и старались не слишком громко дышать. От мужика прямо веяло какой-то скрытой силой. Я даже подумала, что согласилась бы пойти с ним в «
Но он не унижался до попрошайничества. Пришлось довольствоваться тяжестью руки на плечах, да запахом дорогого сукна костюма. Хотя, я думаю, это мог быть запах химчистки.
Мапия-босс лишь дежурно спросил, зачем такая умная и красивая Я, работаю в таком плохом месте. И мне пришло в голову, что это – кодовое начало игры в отношения. Когда они говорят «
Но он мне так нравился, что я рассказала ему не обычную свою обычную, жалостливую историю про то, что мы с мамочкой живем в нищете, а почти правду. Что я с шестнадцати лет пытаюсь писать и подрабатываю в газете. Что времена сейчас тяжелые, но быть может, если мне повезет, я сумею написать книгу. То, чем наши девушки зарабатывают в Японии и Корее, это горячая тема. Наш хабаровский босс – старый друг семьи, отправил меня сюда, в «чистый» клуб. Да-да, он тоже, конечно, мапия. Но он бы не был, если бы мир не был так жесток, и он смог стать хирургом. Мафия чуть не плакала. Босс тайно дал мне сто тысяч вон и заказал «стэйк».
Пока я, наслаждаясь едой и тем, как его «шестерки» меня развлекают, он вызвал в рум Дядюшку и устроил ему «выговор» с занесением в грудную клетку. Дядюшка бледнел, краснел, заикался и… кажется, обещал решить вопрос и выдать зарплату. Я кайфовала, от ощущения своей принадлежности к кому-то великому, но… Недолго.
В «рум» вполз на коленях какой-то мужичок.
Что-то среднее между Булгаковским Шариковым и мелкой гориллой. Как я поняла, он за что-то просил прощения. Боже мой! Он полчаса на коленях простоял! Было ужасно неприятно за этим наблюдать. Во мне даже что-то перевернулось от жалости и отвращения. Я представила себе Кана, который сидит в своем офисе, приглушив верхний свет. А перед ним валяется какой-нибудь «шариков», размазывая сопли по ковролину.
Но воображение не справилось и нарисовало мне Кана в лесу, играющего желваками. А «шариков» рыл сам себе могилу, рыдая и умоляя…
Меня передернуло. Эта власть и харизма мафии хороша лишь в кино. В жизни страх – это не уважение. Это нечто, что позволяет о самоуважении позабыть.
Я как-то напряглась и мне стало мерещиться, что благородный мафиозный профиль корейца, слишком уж зловеще и беспощадно выглядит. Но… я должна признаться, что что-то пошло не так и приглашения встретиться еще раз, я не получила.
Облом-с.
10.11.99 г.
По заведенной традиции, после завтрака (в три часа дня) мы пошли в бар.
Пригласили туда американцев, а они пригласили Эдама.
После мафиозного босса он выглядел не ахти и разговор не клеился. Я пыталась не думать о том, что я не так сделала и никак не могла понять. Девки, как назло, то и дело заговаривали о Кане. Он в Сеуле сейчас и всем приспичило размечтаться, что он приедет.
Мне – тоже, не буду врать.
Разумеется, он не приедет; ведь он посредник и сбыв нас с рук, уже не занимается нами, если только ничего чрезвычайного не произойдет. Но и тогда, как он сказал, он будет говорить не с нами, а с Женей. Этими мыслями я пыталась укрепить крышу.
Думаю, будь на месте Эдама настоящий Скотт, я ощущала бы себя по-другому. В Скотте есть это: опасная темная мощь и психопатическое начало (с) Тичер. Но Эдам – обычный простой пацан. Честный и пресный. Теперь я понимала, что мать имела в виду. Он был красив, да. Но не был мне интересен. Девки были правы: сегодня, по трезвяку, Эдам вызывает лишь отвращение. И он сам и то, что он пришел продолжать со мной целоваться и то, как я до одурения хотела его.
Памятуя, как от его поцелуев промокли джинсы (их пришлось выбросить, шов стал деревянным), я не пила и старалась держаться подальше. И думала, почему все равные, все те, кто хочет меня, кажутся мне недостаточно сексапильными?
Лера быстро дошла до нужного настроения и размахивая ногой в огромном ботинке над головой, – даже не подозревала, что у нее такая растяжка, – стала горлопанить о жарком пламени любви, что горит в ее «нутрях» для Ким Сона. Потом резко сменила тему и наехала на меня:
– Ты – мерзонькое, похотливое животное. Эдам – классный паря! Что ты морду свою воротишь, опять?
– Забирай!
Лера оскорбилась:
– Да?! Чтобы жить с ним на ферме и смотреть на то, как он изображает игуану?! Я лучше повешусь! – она посмотрела на Эдама. – Не обижайся на Линку, она все равно тебя любит!
– Что она говорит? – не понял Эдам.
– Она напилась и несет всякую хрень… Лера, – я перешла на русский, – убери сигареты! Не смей сейчас дышать на огонь.
Эдам попытался меня обнять, я инстинктивно съежилась и вдруг поняла кое-что! Дело не во мне, – в вопросах, что во мне было не так, для Димы, – дело всегда было в нем. В том, чего он хотел, или не хотел. Я просто не имела значения для него. Возможно, он просто… хотел потрахаться. Возможно, в тот миг, он хотел меня. Но потом в его мозгу что-то щелкнуло, и он перестал хотеть. Совсем, как я перестала хотеть сидевшего передо мной чувака.
Эдам ничего не сделал. Я – тоже. Нечего было столько месяцев загоняться. И Джон… Его почерк был неразборчивым, я не знаю, как выглядят сеульские номера. Он, как и я приехал недавно, он мог ошибиться.
Не было в его поступке ничего столь ужасного. Не была я ему противна, наоборот. Это я противна сама себе. И думаю, что того же мнения обо мне другие.
– Прости меня, – сказала я Эдаму, невнятное энергетическое облако в моей голове, сейчас отчетливо напоминало Диму. – Я была пьяна и мне хотелось секса. Мне постоянно хочется секса… Особенно, когда я пьяна. Я тебя хотела, клянусь. До одури. Я бы в туалете тебе отдалась, если бы ты тогда попросил. Но сегодня все по-другому. Я ничего не чувствую. Все прошло. Я сама себе противна за то, что я… озабоченная.
– Спасибо, что ты объяснила, – он, если и верил, то все равно ощущал себя дураком. – Я лучше пойду.
– Прости, – прошептала я, вспомнив Димины руки, беспомощно крутившие шариковую ручку. И свое тупое, дитячье молчание. Ожидание, что он сам все должен понять.
Накатили слезы и отвращение. Почему я не сказала тогда, что люблю его? Почему я струсила и не сказала ему, что это были не месячные? Зачем я вела себя, словно он меня изнасиловал?..
Тогда я не знала и половины того, что знала о мужчинах сейчас. Кан готов был поговорить. Он готов был меня услышать.
Тогда.
Теперь уже поздно. Поезд ушел.
Сжав мою ладонь на прощание, ушел и Эдам.
Лера, пока мы прощались, пила, как верблюд. Все, что нальют! Приняла на душу больше обычного и душа не выдержала. Подцепив тело под локти, Оля с Кристой потащили его на выход. Лерка трясла головой, что не мешало ей быстро передвигать ножками и причитала разными голосами:
– Девочки, бросьте меня здесь, пьяную тварь! Я в клуб сама подойду.
Ее не бросили: память о Роще, как ни как!.. И зря: в машине ее шумно вырвало: прямо Ольге в ладони. Она это все держала, словно хирург. А мы с Кристой ржали —самозабвенно, до боли в животе, до спазмов. Как могут ржать зеваки, которых миновала «чаша сия».
Если бы мне сказали, что Лерка так пьет, я бы не поверила! Она казалась такой миленькой и утонченной девочкой. Не то, чтобы она совсем уж хроническая пьянчуга, просто любит «покуражиться», как она говорит. Ну, если это – кураж, то явно не по-английски.
– Боже мой! – выдохнула Алька.
Мы ввалились в квартиру за десять минут до прибытия машины, везущей нас в клуб. С Лерой на руках и все вместе заволокли ее в туалет. Было смешно, как бывает смешно четверым, у которых нервы растрепаны, а мозги пребывают в нирване.
– Что случилось?! – бегала кругами Елена.
– Идите на хер! – кричала Лера, давясь своей рвотой и хохоча.
Мы задыхались.
Я привалилась к Ольге, пытаясь хоть чуть-чуть отдышаться и она ухватилась за меня чисто вымытыми руками. От смеха у меня уже не было сил. Я крутила башкой, хохоча, словно полоумная. Ольга пыталась залезть на меня – я из-под ней вылезти.
Она взяла моду ко мне приставать, потому что решила, что я лесбиянка. А может, думает, что я хочу ее, но не в силах поверить своему счастью. В общем, мы опрокинулись, дверь распахнулась, я треснулась затылком о чьи-то туфли.
Не больно, но так. Чувствительно…
Подняла голову, удивленно рассмотрев идущие из туфель темные брюки, пролетела глазами до воротничка белой рубашки и выдохнула, едва не лишившись чувств:
– Здрасьте…
Благодарение господу, я была не слишком пьяна.
Оля слезла с меня, Криста, покраснев, выпорхнула из ванной. Только Лера осталась над унитазом. Блевать. Она ничего не могла с собою поделать. Женя молча и хмуро на нас смотрел. Видимо, гадал, с кем он меня в следующий раз встретит.
– Много-много дриньк-дриньк-дриньк?
– Нет, – ответила я. – Немного.
Мне было ужасно стыдно.
– Ты ставать совсем ебанютяя, – погрустил Женя и покачал головой. – Я тогда приезжать – ты
Я ужасно смутилась и зачем-то напомнила:
–
–
Клуб.
Лера спит на диване, мы по очереди за нее танцуем, чтобы Поска не орал, Тичер причитает, Ольга «достает» меня с непристойными предложениями. Женя хмур и так зол, что кажется почти сексапильным. Такое чувство, что он думает, будто бы ему не было на меня насрать. И начинают всякие дурацкие мечты лезть в голову. Типа, как бы мне исхитриться, раздобыть себе мужика, при виде которого Кан задумается и скажет: «Блин! Хочу, заверните!»
Или, лучше мне найти себе бабу?..
А потом сбылась моя «мечта» познакомиться с каким-нибудь знаменитостями.
– Star, – то и дело повторял Поска, словно чабан подгоняющий овец, подталкивая нас к руму. Он сказал правду гости были стары, но чем они прославились, Дядюшка нам не сказал.
– Вот бы мои Н.О.Т пришли! – мечтала я вслух.
– Ты же их разлюбила.
– Не лезьте в мое маленькое сердечко!
– У тебя не сердце, а общага! – грубо сравнила Лерка.
Пока я на это дулась, уверяя, что в моем сердце – крутой отель, ко мне подсел самый молодой из всех старов. Одет он был в стиле Ивана Царевича: ковбойские сапоги с загнутыми носами, украшенные железными украшениями, широкие брюки, которые саннимушка заправил в свои сапоги и приталенный кожаный тренч до колен.
– Квак! – сказала я, не собираясь с ним целоваться.
–
–
И мы пошли танцевать.
Я понимаю, что он тут гость и должен о чем-нибудь со мной разговаривать. Что моя история так же безразлична ему, как и мне его… Но эти комплименты… Я ведь жирная! Жир-на-я! О какой красоте идет речь? О внутренней, то ли?
Пока я над этим думала, Ольга, ведьмински хохоча, вдруг ворвалась в наш рум и принялась щелкать фотоаппаратом.
Увы! Но запечатленную на снимке Веньку, которая целует с языком старичка, нам не показывать ей в ответ на каждое «Я – расистка!» Его «шестерки» изъяли пленку. Конечно, все прошло мирно. Они даже отдали за нее десять вонючек, хотя сама пленка стоит две, но… я готова была неделю работать бесплатно. За фотографию.
Ольга билась головой об диван, горюя о своей пленке, где были очень интересные кадры. Она ездила в ресторан с одним гостем и что-то там наснимала. Вернулась Елена:
– Ой, котики, меня чуть от вас не увезли!
– Идите на хер! – рявкнули на нее все разом.
Тогда Елена заявила, что за чек она позволяет себя поцеловать и находит это в порядке вещей. Интересно, что она позволит с собой сделать за два? Ненавижу эту старую вешалку. Лично я не стану облизывать какого-то старикашку даже за все золото мира. С другой стороны. У меня и трат таких нет, как у Тичера. То фрукты нам покупает, от имени Керта. То за гостиницу платит.
Не верю я, что Керт сам будет платить.
А когда у женщины траты, у нее летят тормоза.
Пока я это подробно описывала, стоя перед девками, словно Петросян, а они рыдали от смеха, стало ясно еще кое-что. Меня опять любят. И не только за знание английского, еще и за знание русского.
Когда мы вернулись в «рум», я громко и с выражением, прочла им из своего дневника. Эффект был тот же, что в школе. Мораль: если хочешь, чтобы тебя любили – учись делать то, что всем нравится.
За вторым
– Я, мол, тоже хочу секса, но менеджер не отпускает!
При этом она глаз не спускала с хмурого Паскаля. И тут Дядюшка, который знает лишь одну шутку – не давать нам денег, вдруг выдал:
– Нет проблем, Тичер, иди в отель!
Мы все просто под стол съехали. Дядюшка раздулся, как гордый индюк и даже не отобрал у нас чаевые.
Мораль №2.
Иногда, люди съезжают под стол, потому что ненавидят того, над кем шутят, а не потому, что любят тебя.
И, под занавес, веселая история без морали:
У «Фэмили-марта» Лера с водилой стали соревноваться, кто громче назовет другого блядью и громко-громко орали друг на друга:
–
Лера выиграла и торжествующе показала сразу два средних пальца, а он швырнул в нее кассетой. Тогда Лерка схватила баул, перегнулась через сидение и принялась лупить его сумкой по голове, приговаривая при этом:
– Учись достойно проигрывать, сукин кот!
11.11.99 г.
Теперь с нами будут жить четыре филиппинки – новая банда. Я до сих пор удивляюсь, как они умудрились разместить весь свой багаж и себя в малюсенькой гардеробной. Они и сами малюсенькие. Трудно поверить, что им под тридцать. Злая Лера говорит, что маленькая собачка до старости щенок.
Вроде, мирные. Мы немного поболтали и решили, что рассказы о драках с филиппинками – очередной выпуск русско-корейского фольклора.
– Вы замужем? – спросила Елена.
– Нет, – ответили ей. – Вы в России женитесь потому, что у вас холодно спать по одной, а у нас на Филиппинах тепло и мужик не нужен!
Тичер тут же заявила, что они – лесбиянки и начала мне подмигивать. И еще – Альке, которая здорово подружилась с Селиной. Там я была права: Селина – действительно лесбиянка. Даже забавно. Они ведь, правда, думают, что я – тоже. Ольге, как ни странно, Тичер ничего не сказала. Хотя, это именно она ко мне пристает.
Интересно, чем закончились Женины переговоры с дядюшкой?
Он к нам вчера даже не зашел. Тичер, умница, говорит, что Поска – предлог. Он тут, якобы, с Димой. По его военным, якобы, делам. Она нам рассказывает, что когда Дима не торгует девками, то торгует оружием. Поэтому, мол, нам не разрешают ни с кем встречаться. Чтобы скандалов не было, чтобы полиция не смогла случайно зацепиться за ниточку.
Мы, типа, прикрытие.
Аминь!
Пойду пожру, чтобы Дима чувствовал себя спокойнее под моим прикрытием. И только мы с Олей знаем, что на самом деле произошло.
P.S. Вот прикол будет, если он связан с продажами вертолетов. Я, прямо, чувствую, что со мной сделают за историю, которую я спонтанно сочинила для Керта.
12.11.99 г.
Сижу одна дома. Остальные поехали в центр – есть пиццу. Запивать, думаю, будут не кока-колой и даже не пепси. А у меня нет настроения, куда-то идти. Потому, что я сижу на диете. И потому что Эдам может прийти.
Сижу, в общем, точнее, лежу – пресс качаю и вдруг…
Звонит телефон. Я сперва вставать не хотела, но он звонил и звонил. Я встала: мало ли, может, Жене что-то понадобилось. Мужской голос. По-русски. Спрашивает меня. Я, онемев, мычу в трубку, словно Русалочка. Дима прокашливается.
– Ну, здравствуй, маленькая девственница. Как ты?
– А-а… Ээ… М-м… Дима?
Самое смешное, я себе примерно так этот разговор себе представляла. Что он позвонит. А я буду отстраненно приветлива и искрометно умна.
Ум так и пер.
– Это и правда, ты?
– Нет, блядь! – огрызнулся он. – Это тот здоровый пацан, который сделал тебе языком лапароскопию желудка! У Чжона на глазах! Ты совсем уже охренела? Ты что творишь?!
Мне было так стыдно сказать ему правду, что предпочла смолчать. Да он и не ждал ответов. Только коротко просветил меня по поводу девичьей чести, верности слову и скромности. И ни одного печатного слова при этом не потребил.
Я молча выслушала. Мысль, что Женя нажалуется Диме, никогда не приходила мне в голову. Как и то, что Дима станет меня отчитывать. Интересно, как он себя вообще в этой роли видит? Как мой ментальный гуру? Как босс хабаровской фирмы? Как друг семьи?
Как дефлоратор?
– Прости, а по какому праву ты на меня орешь? Ты что, мой отец? Или, Женин? Ты, если ты вдруг забыл, что произошло в твоем кабинете…
– Я не забыл, – прошипел он так яростно, что мою барабанную перепонку словно сверлом пронзило. – Но это не имеет к нашему разговору ни малейшего отношения. Человек к тебе хорошо относился. Человеку ты нравилась… И как ты с ним поступила? Сперва с мужиком, потом еще и с бабой!
И у меня сдали нервы.
– А я тебя вообще любила! Я на тебя молилась, я ноги бы тебе целовала, если бы ты позволил. Я даже не просила ничего, просто любила на расстоянии. И как ты со мной поступил?! Женя, к слову, думает, что я девственница. Девки не в курсе, я им не говорила. Ты ему расскажи, окей? Как другу. А то я сама стесняюсь.
Это тоже был чисто риторический спич. Не дожидаясь ответа, я бросила трубку и, рыдая, убежала к себе. Телефон тут же принялся звонить вновь, но я закрыла уши подушкой и пролежала не двигаясь, пока Кану не надоело набирать номер.
14.11.99г.
Сегодня мы с Ольгой ездили на свидание с дядей Полей, так мы прозвали ее политика. Не знаю, зачем ей понадобилась я: с Ун Дэ она ездит одна и справляется, а с красивым дядей Полей, ей отчего-то треба поговорить. Альтернативы у меня не было: разве что лежать и жалеть себя. Поэтому, я решила, что лишний раз посмотреть, как глупо выглядит девушка в розовых соплях, будет даже полезно.
Хотя бы для того, чтобы видеть: я не одна такая. Нас, дур, влюбленных в статусных мужиков, много. Короче, лучше бы я по Кану страдала.
Одно и то же, одно и то же.
Все эти мужики только и делают, что бубнят, какая у нас плохая работа. Ну, так какого хера ты шляешься по подобным клубам?! Сидел бы дома, думал о благе своих избирателей! Как же задолбали эти герои в белых пальто!
Все эти сказки, что он, дядя Поля, найдет нам другую работу, бесят. Кем? Уборщицами? Что такого ужасного в том, что я сижу за столами с такими же вот кретинами, которые спрашивают, зачем я работаю на такой ужасной работе?
А ты зачем ходишь в этот ужасный клуб? Шел бы в церковь, или куда там буддисты ходят? Наконец, он это понял и оставил меня в покое. Занялся Олей. Она была счастлива, как поросенок в луже. И так же блаженно лыбилась, когда обнимала своего дядю Полю.
Тот перешел на тему, более интересную – отель.
И, – вот этого я уже абсолютно не понимаю: почему она не хочет спать с ним, если он так ей нравится и хочет ее? Пытается на брак развести?.. Мляяяяя…
Бабушка, мать твою, почему ты не выпускала меня из дома?.. Если бы я выучила то, что сейчас еще в подростковом возрасте, все было бы иначе… Почему ты считала меня настолько тупой?
Все это я обдумывала, сидя на ледяном ветру, пока Оля с Полей целовалась в теплой машине.
– Лина, – торжественно сказал он, – если бы я был женщиной, то мечтал бы о такой подруге, как ты! Но я – мужчина и хочу Олю.
– Ноу проблем, – сказала я. – Меня никто не хочет, поэтому я сама, для внутреннего спокойствия, хочу Канг Та из Н.О.Т
– Я знаю Канг Та! – сказал дядя Поля. – Мой босс – мистер Канг – большой человек в Корее.
Мой босс мистер Кан – тоже очень большой человек в Корее, – подумала я. – По крайней мере, выше него, я пока что ни одного корейца не видела…
– Когда он говорит: «Иди сюда!» Канг Та кланяется ему вот так.
Политик изобразил, но я не врубилась: они все тут так кланяются. Я сама уже так кланяюсь, если что.
–Я попрошу и мой босс велит Канг Та расписаться на фото. Только для тебя.
Я вздохнула: какая честь. Если бы мне хотелось, я взяла бы ручку и расписалась бы от имени Канг Та. Только для меня. Без посредников. От сердца, так сказать, к сердцу!
19.11.99г.
Что меня утешает, так это сам факт, что я – не до конца дура. И еще, я – сильная. Да, я бухаю и нажираюсь, но я хотя бы отдаю себе отчет в том, что Диме я не нужна. Я пытаюсь вылечиться от своей боли.
Если я гадаю на картах и вижу, что в его мыслях меня просто нет, я верю им. Я не гово-рю, что Диме запрещает со мною видеться его мама. Или моя. Я просто знаю правду и пытаюсь смириться с ней, не вскрывая вены зубами.
Он это доказал, когда наорал на меня из-за Жени. Чего еще? Хотя, уверена, будь на мо-ем месте Лера или же Оля, они нашли бы в его истерике ревность и стали бы от этого танцевать. Только я понимаю, что если бы он хотел меня, я не поехала бы в Корею. Я осталась бы с ним.
Себе я больше не вру.
И меня бесит-бесит-бесит, когда меня заставляют врать кому-то еще. Я вообще, как почти-журналист, ненавижу, когда люди врут без предварительной подготовки!
Вот, Ким Сон, например, не приехал на свидание, причем, нес такую чушь по этому поводу что я чуть с ума не сошла и наорала на него, назвав трусом. С тех пор, Лера ходит несчастная и звонит ему целыми днями. Сама. А я, по умолчанию, виновата.
То я, то его отец. Лерка думает, что ему, наверное, отец запрещает с ней видеться. Я понимаю, что ей обидно! Сама знаю, что творится на душе, когда тот, кого любишь не хочет тебя, какую бы причину он не исповедовал. Я совсем не против того, чтобы об этом поговорить. Но не понимаю, зачем навязываться ему?
Все так думают, кроме Лерки! Ей кажется, что он ее любит. Что им мешает кто-то другой. Для нее два часа на автобусе – это не расстояние. А для студента без денег?.. Знаю, что я и сама такая же. Время от времени, меня опрокидывает лицом в подушку и я реву, вспоминая Димин диван.
Может быть, будь я красивее, или будь у меня грудь, как у мамы, или будь я опытнее, он бы запал на меня. Если бы я не бревном лежала, а шевелилась, как героиня из «Шоугерлз» в той сцене с Кайлом Маклахленом.
Но я повторяю себе, через боль: Кан был пьян. Иначе никогда бы он не сделал этого. Я видела, как он добивался Оксанку. Пусть мне и было всего пять лет, дети прекрасно запоминают такие вещи. А его мать только об этом с моей бабкой и говорила. Я знаю разницу между мужчиной, который хочет девушку и тем, которому на нее наплевать.
Я видела ее собственными глазами. Эдам хотел меня – он пришел. А Скотт – не хотел. Иначе бы тоже в наш клуб вернулся. Когда Ким Сон хотел, он приехал. Теперь он просто не хочет.
А Лерка в упор этого не видит. Потому что с нею такого, видимо, не случалось. И потому она страдает, требуя у Вселенной подать ей Ким Сона на блюдечке.
Вчера она сделала гордый жест и в очередной раз поклявшись не звонить этому несчастному, отдала нам свой блокнот, где записан номер его телефона. Мы, кучка доверчивых идиоток, поверили, прослезились и пропели в ее честь несколько хвалебных гимнов, а вечером выяснилось, что она опять ходила ему звонить с Алькой и номер знает наизусть!
Пришла, такая расстроенная, говорит:
– Девочки, я никогда не смогу о нем позабыть!
И мне опять пришло в голову: единственных не бывает. Мы сами вцепляемся в кого-то, не спрашивая, согласен ли он. А потом не имеем мужества, признать, что наша любовь ему не нужна. Я тут спросила у Кристы, – Гэри подхватил какую-то простуду, которая проявляется лишь тогда, когда мы ему звоним, – обидно ли ей.
Она пожала плечами: да, конечно, обидно. Но она понимает, что это все было несерьезно. Когда-то это закончилось бы. Так почему не сейчас?
20.11.99г.
Опять звонила маман.
Повизжать, как я посмела трахнуться с Каном и ничего ей не рассказать.
Вот, как это понимать? Он что, ебнулся?!! Может, меня по приезду пресс-конференция будет ждать?
– Он был так пьян от страсти, что не заметил, кого ебет. А когда заметил, то так расстроился, что почти протрезвел. Конец истории. Что еще тебе рассказать?
– Ах, это от страсти?! – хохотнула она. – Так я тебе скажу еще кое-что о страсти! Он обвинил меня в том, что это я тебя под него подложила. И еще: в твою девственность верит меньше, чем в справедливость. Цитата. Ты была целкой, мужики это ценят, мать твою! Особенно, такие, как Кан. И ты была вллюблена, как суслик, с самого детства! Но ты и это умудрилась просрать! Этот мудак тебя дешево где-то трахнул и выбросил, так? И вместо того, чтобы немедленно сказать мне, пойти к врачу и взять этого мудака за яйца, позвонив Жанне, ты, дрянь такая, все скрыла. Еще и постинор сожрала! Тайком!
– Действительно! Как я сразу не догадалась залететь от пьяного мужика?
– Его ребенок, даже будь он гидроцефалом, получил бы от него все!
– Как я от Андронова… Ты дура?!
– Это ты дура. Если бы ты сразу сказала об этом мне, если бы только тетя Жанна узнала!.. Господи, да ей бы узнавать не пришлось! Достаточно было бы намекнуть ему, что она узнает… Но… Теперь поздняк. Он мне открытым текстом сказал, что скорее женится на уличной проститутке, чем на тебе. Они, мол, сразу же называют цену.
Я положила трубку: для бога, это было довольно мелко и мелочно.
Холод в клубе стоит арктический! В руме сидим в куртках и перчатках, вокруг – ни души, а Поска, словно взбесился! Танцуем каждый дискотайм, ровно по двадцать минут, этот гад стоит наверху в пальто и наблюдает.
Сам не знает, что делает. Мапия-босс насчет зарплаты не пошутил. Он нас рассчитал в тот же вечер. Увы, это не отменяет отсутствия столов вообще. Гостей нет. Никто не хочет мерзнуть за свои деньги.
Тичер на высоте. Бегает вдоль страдающих, как целительница и пытается подбодрить. Единственное, что дает силы жить, это план мести. Поска еще ничего не подозревает. Он бегает вокруг нас с воплями «
Но, ничего. Посмотрим, как ему понравится наш сюрприз. Дома у нас тепло. Очень. Что очень хорошо для нашего плана.
21.11.99г.
Тичер счастлива.
Вот, что с бабой секс животворящий творит. Раньше она была слишком напористой в стремлении нас подчинить, но добилась того, что сплотила против себя. Теперь она щебечет и воркует. Мы помирились с ней и отделились друг от друга. Я всегда говорила, что если бы не Тичер, мы все давно уже грызлись. Если бы не Поска, именно это бы сейчас и произошло.
Я не могу поверить, что те вечера, когда мы сидели все вместе в номере мотеля и делились всем, что на душе, были наяву! Здесь все изменилось и в худшую сторону. Больше мы ничего не рассказываем. И если все еще дружим, то только против кого-нибудь.
Но этим все и должно было закончиться. Если исключить Кристу, ни у одной из них не было друзей в Хабаровске, так с чего бы мы изменились в Корее? Заграница не меняет сущности. То короткое время, что мы продержались вместе, было обусловлено новизной среды. Что-то, вроде стадного инстинкта, заставляющего держаться себе подобных, пока не удостоверишься в собственной безопасности. Потом, когда опасность стала конкретной – Тичером, мы стали дружить даже с Алькой.
Я всегда считала себя самой слабой, самой зависимой, но первая могу заявить, что одиночество устраивает меня куда больше, чем дружба с бывшими «сестрами». Лера – единственная, кому еще нужна эта дружба. Во всяком случае, дружба Ольги. И Кристы. А я чересчур циничная, как они говорят.
Из-за того, что прямо смотрю на такие вещи, как отношения.
Но что я могу поделать? Сесть рядом и врать, что черное – это белое, а игнор и враки – такая форма любви?
Я и раньше интересовалась психологией, но теперь, прочитав все Еленины книжки, она их целый чемодан навезла, стала многое понимать лучше. Если девкам хочется продолжать себе врать – это их выбор.
22.11.99г.
Сейчас мы с Кристой сидели на лавочке у берега и разговаривали о жизни. Она спросила о моей. О матери, о бабке, о Диме… Я, зачем-то все выложила. Не назвала его имя, но объяснила суть. Криста мне не то, чтобы поверила. Но как-то все равно заинтересовалась.
– Ты очень неопытная, – сказала она. – Ты подаешь неправильные сигналы. Ты говоришь: возьми меня, а когда мужик оборачивается, добавляешь: вот только попробуй!
Я ни черта не поняла.
– Если этот твой «Влад» так волнуется, пытается докопаться до сути, ему не плевать! – сказала она. – Как Лерке с ее Ким Соном. Когда мужику все равно, он просто молча уходит.
– Но может быть, у него есть совесть, – предположила я.
– Как он тогда пережил девяностые? – рассмеялась она. – Лин, ты перебарщиваешь. Кроме любви и ненависти, есть такие вещи, как начальный интерес, симпатия, простое равнодушие и еще очень много всего. Если ты правда думаешь, что разлюбила – что мешает тебе с ним поговорить? Признай, что все еще надеешься и потому боишься…
Спасибо, Крисочка! Может, правда, позвонить ему?..
НЕТ!
Он знает, где я живу, он знает, как позвонить. Она права в одном: если бы Дима был таким трепетным, как я пытаюсь представить, его бы еще в восьмидесятые пристрелили.
У нас опять новости, из серии «Сегодня подрался с Васькой».
Вечером поругалась с Кристой из-за вэйтера, которого я треснула по голове кошельком. Он меня достал. А она начала орать, что я себя не контролирую, что мне плевать на то, как мои проблемы отражаются на них. Она, мол, пытается мне помочь! Я сказала, что тоже ей помогаю. И всем остальным! А она…
Она сказала, что я становлюсь дикой и неуправляемой. Совсем, как… маньяк (так они называют Скотта).
Господи, как они меня задолбали… Почему мы не можем просто жить рядом, опираясь каждая сама на себя? Почему они желают моих бесплатных услуг, но ничего не хотят за это давать?
Знаете, что? Да идите вы!
Я поставила крест на Диме, который был для меня всем.
Теперь только я, только мои цели, только заработки. Начну с того, что начну с
23.11.99г.
Перечитала.
Несбыточно и красиво. Стоило мне рожу сварливую сделать и на все вопросы, «Как это по-английски?» отвечать пожатием плеч, как все сразу поняли, что не такая уж я и злая. И вообще, замечательный, приятный со всех сторон, человек.
Учите иностранные языки! Это способствует укреплению связей.
Кстати, о связях.
Вот уже два дня, как наш Паскуалиньо не появляется. Он – на бабах, а мы на бобах. Если бы он оставил деньги на еду, да выдал за столы, мы бы только порадовались за то, что Дядюшка получил шанс сбросить напряжение. Он не оставил.
Сегодня мы скинулись, накупили на последние деньги яиц и, с помощью шприца, сделали дядюшкиному матрасу несколько инъекций. Если верить словам инициатора, то через несколько дней, яйца протухнут и Посочка лучше поймет, как пахнет в аду.
Это мне нравится. Вот это я называю командный дух!
Кстати, филиппинки очень любят восхищаться тем, что мы всюду вместе. Поска запретил ходить в город по одиночке и мы ездим туда на такси, все вместе и возвращаемся, тоже вместе.
Они же не знают, что мы там расходимся. А еще они сказали Тичеру:
– Елена, у тебя такие вежливые девочки!
– Мои девочки? – удивилась та. – Вежливые?
– Ну как же? Когда одна вторую о чем-то просит, вторая всегда говорит: «Плят!» На нашем языке это тоже обозначает «пожалуйста»!
Ага! «Пожалуйста»!
Вчера, правда, по телеку показывали «Джонни Мнемоника» и Киану был так божественно красив и так орал на свою охранницу ни за что, ни про что, что я чуть не умерла от приступа ностальгии. Но теперь мне гораздо легче. Я подумала, что если взаимности не дано, почему бы мне не влюбиться опять в Киану?
В Киану, Дольфика и еще в Канг Та. Вчера купила журнал, где полно его фотографий и пищу, как резиновый утенок. Ему так идет эти черные костюмы и длинные плащи. Лапочка! Вот бы его увидеть! Ну, хоть одним глазком!
25.11.99г.
Давно собирались худеть и наконец начали!
Только не посредством этого мерзкого чая, от которого из туалета не выходишь! Сегодня, купили здоровую банку протеинового коктейля, молока и бананов, чтобы все это взбить и пить дома, вместо того, чтобы бегать по всем близлежащим пиццериям и запихивать в свои несчастные желудки то, что предлагается там!
Ольга еще сперла чай за 53.000! Теперь не бегает в туалет, а просто летает. Предлагает и нам, но мы пока медлим. Даже невзирая на то, что мы – одна похудательная команда.
Тичер, правда, сказала, что это не для диеты, это для бодибилдеров, чтобы мышцы росли, но мы ей все равно не поверили. Леркин парень ходит в спортзал – качаться, пьет протеин и тощий. Мы ей поверили. Не спортом же, в самом деле, начать заниматься.
Нам же надо в бары ходить…
Для того, чтобы протеиновый коктейль размешать, нужен был миксер и Лерка тут же выудила из стола какой-то древний, всеми забытый экземпляр. Там много всего осталось от поколений живших тут девочек. Но переходника к нему, не нашлось.
Лерка взялась за нож. Моментально избавившись от неподходящей вилки, она заголила провода и полезла за удлинителем. Еще один вызов: отверстия для вилки были защищены от детей, который любят совать в розетки нечто, роде всяких подвижных проволочек.
Тут извилинами пошевелила я.
Сунула в каждую дурочку по спичке, а вдоль них пропустила по проводку. Пока я бегала по квартире, радуясь своей природной смекалке, Лерка чуть не включила удлинитель в розетку.
Тут в игру вступила и Ольга.
– Стойте, спички не вытащили!
Криста покачала головой и дала отмашку.
Включили.
Миксер завращался с грохотом трактора и в один миг заполнил дымом всю кухню! Такой шум поднял, что даже филиппинки прибежали с воплями и надеждой узнать, что происходит.
Отмахиваясь и откашливаясь от едкого дыма, мы с испугом посмотрели на Лерку:
– А ты уверена, что это был ничей миксер?
Лера не была уверена и тоже с некоторым беспокойством посмотрела на нервно изучающих миксер,
– Это ваш? – осторожно спросила я.
И вздохнула с очищенной совестью. Судя по запаху, который все еще источал прибор, он сгорел на работе. Зато нам, по дороге на нашу, снова было что обсудить.
P.S.
Яйца все еще не протухли!
Одолжили денег у Тичера и купили еще. На этот раз достали приличный шприц, – что я зря, что ли все эти медицинские разговоры годами слушала?! На шприцы, заинтересовавшись нашей вендеттой, скинулись филиппинки. Им он тоже денег не выдает.
Приехали домой и общими силами принялись вводить яйца во все, что попадалось под руку. Точнее, одни кололи, а другие следили, чтобы им под руку попадалось как можно больше вещей.
– Осторожнее, Оль, обольешься! – сказала я, наблюдая за тем, как она яростно дергает поршень.
– Ничего страшного, это же всего лишь яйца, – философски постановила Лерка, методично натирая Поскину одежду стекловатой. Мы «нашли» ее совершенно случайно, на стройке и бегством спасались от сторожа, который бежал за нами, крича по-английски: зачем?
Зря спешили: Поска дома не ночевал.
27.11.99г.
Я не понимаю, почему люди не могут честно признаться в том, что больше не хотят кого-то видеть? Ким Сон, Гэри… Теперь уже и дядя Поля.
– Может быть! – пролепетал дядя Поля, когда я в добровольно вынужденном порядке, звонила ему, чтобы уточнить насчет сегодняшнего свидания.
И велел перезвонить ему, часов в одиннадцать. Лично меня эти выкрутасы уже бесят! Я ведь всем звоню и переживаю, как за себя! То у Ким Сона экзамены по воскресеньям, то у Гэри резкий кашель при звуках моего голоса и ослабевающий писк о том, как он болен. Я уже молчу про самих девчонок. Мне пора с собой капельницу с успокоительным носить. Кто бы мог подумать, что из всех них, польза будет лишь от Кертофеля.
У Тичера вон как глаза блестят.
В общем, поплатился за всех дядя Поля. Я даже не стала у него доверительно выспрашивать, может он уже не хочет встречаться с Ольгой, а сразу прошипела:
– Как это «может быть»?
– Я, может быть, приеду, а может быть и не, – жеманничал он.
– Хорошо, только в одиннадцать мы будем еще спать, а потом, часа в два, может и позвоним, – сказала я.
– Как это «может быть»?! – возмутился он.
– Может быть мы тебе позвоним, а может быть, пойдем на свидание к американцам, – сказала я.
– Позвоните мне в час.
– В два.
– В час, – торговался, несносный политик.
– В два! – с нажимом сказала я, но заметила, что можем и вообще не звонить.
Он согласился на два.
На бедную Олю было жалко смотреть.
Мы позвонили в два, но дядя Поля стал нести такой бред, что я попрощалась и бросила трубку. Ненавижу такие ситуации. Пришлось еще и ей объяснять, что да как. Почему я могу сказать Эдаму. Что что-то пошло не так, а они не могут? Криста права: я веду себя, как мужик.
Может быть, я понимаю, что едва знакомая девчонка и даром никому не нужна, не представляет из себя ничего особенного, а мужики – нет? Думают, что раз они мужики, то нужны всем и сразу. Вот и мнят о себе, что девки вены зубами вскроют, если узнают, что им плевать?
В общем, пошли в бар с американцами, снова все вместе. Хоть что-то хорошее в этой жизни. Оля вспоминала нашу предыдущую поездку с дядей Полей и нудила, как он тогда на нее смотрел. Я кивала. На меня саму смотрел Эдам. Селина с какой-то своей подругой пришла. Тоже по нашей, по женской части. Ничего, никто нас не съел. Нормальные такие, две боевые бабы.
Обсудили, что мужики – скоты, кроме Эдама. Особенно, Скотт. Жаль, по-английски это не каламбурится.
– Мы тебе говорили, предупреждали, – сказала Селина.
– Так ты его хотела? – обиделся Эдам.
– Тебя я тоже хотела, – сказала я. – Может быть, если бы ты сбежал, я бы тебя до сих пор хотела… Вопрос дистанции. Но к нему, вообще-то, вопросов нет. Он ушел и все. Он не трахает мне мозги, как те, о ком я только что рассказала.
– Он бы тебя саму трахнул! – окрысился Эдам. – И послал бы на хер, как ты меня.
– Если бы ты трахнул меня, я бы тебя не послала!
–
Благодаря несдержанности Эдама, я обиделась и ушла из бара. И тут же, прямо на площади увидела сцену, а на ней… О, господи, Н.О.Т!
Малолетние поклонницы очень огорчились, при виде толстой русской блондинки, а общие кумиры так же сильно удивились, но продолжали танцевать, искоса поглядывая на меня и постукивая зубами в такт музыке. Несмотря на резкое похолодание (вчера началось), боссы джинсового салона, пригласившие Н.О.Т на презентацию, обрядили их в свою продукцию, как и было задумано.
Вот бы нам встретиться вечером и все это обсудить.
Лерка, выбежала за мной. Она обладает просто паранормальными способностями отравлять мне удовольствие, даже когда этого не хочет. Найдя в толпе, встала рядом и долго рассматривала накрашенные лица певцов:
– Тебе все-таки девки нравятся? – аккуратно поинтересовалась она.
И я чуть на колени не упала от смеха. Пришлось уйти. Не хватало еще, чтобы меня Канг Та спросил, какого черта я приперлась в Корею. Как тот уличный танцор в Сеуле.
После работы я делала маникюр и старательно слушала Н.О.Т; даже подпевала, чтобы внушить себе, будто бы Канг Та – в жизни, так же прекрасен, как в телевизоре.
Появление Лерки, с гроздью винограда в руке, стало сигналом запеть еще яростнее.
– Да, ладно! – сказала она и плюхнулась рядом и с тоской посмотрела на свой виноград. – Расслабься в бедрах, не пой. Ты молодец! Ты хотя бы пытаешься. А я даже к этому себя принудить не могу… Это мистер Кан, да? Ну, Влад Орлов.
Теперь мы все зовем его «мистером». Я кисло поморщилась. Лерка вежливо оставила тему. Что хорошо, когда все сразу страдают, так это то, что все желают говорить только о своих мужиках.
Вчера нам пришлось влезть в заначку и это спровоцировало покупательскую истерику.
– Не могу уже есть, а надо! – сказала Лерка, глядя на виноград. – А то пропадет. Давай, устроим завтра разгрузочный день?
– Давай! – сразу же согласилась я. – Только торт купим…
Подтянулись Ольга и Криста.
Последняя испытывает самые большие трудности с весом. То грудь, то попа перетягивают и Кристиана вечно балансирует на грани того, чтобы не кататься, как неваляшка. Тяжело упав между мной и Леркой, она вонзила зубы в яблоко.
– Ну куда ты тянешь?! – возмутилась Ольга. – Твое бедное горлышко уже не выдерживает, думает: «Дай мне хотя бы отдохнуть!», а она: «Нет! Я в тебя еще яблочко сейчас пропихну!»
Последней к нам присоединилась Альбина и с порога объявила, что все еще плохо себя чувствует. Я подняла голову и промурлыкала:
– А надо меньше пить!
– Мне хуже всех! – заявила Лера. – Пили одинаково, а мучаюсь только я!
– Если бы я выпила столько же, сколько ты, я бы умерла! – отреклась Алька.
Ее усталый взгляд остановился на мне:
– Миссис Мистер Кан, ты, реально, стала такая стерва!!!
Это у меня, забыла сказать, такая новая кличка. Я заметила: в женском коллективе, если пытаешься о ком-то не говорить, то за тебя это тут же начинают делать другие. Он теперь – мистер Кан, а я – миссис Мистер Кан. Если говорить с разными интонаци-ями, выходит или заклинание вуду или армейский марш.
– Я старалась, – ответила я. – Хотя, из нас всех, только ты пока не влюбилась… Холодная, дрянь!
Алька не повелась.
– Ты все время ноешь, что никому не нужна, но если ты ко всем относишься так, как к Эдаму, то меня уже не удивляет почему!
– Как я к нему отношусь? – говорю.
Я, как бы, была уверена, что мы с Эдамом прекрасно друг друга поняли. Ему просто было скучно, и он решил пойти с нами в бар. Тут на меня воззрились все.
– Ты что, шутишь? – нехорошо так спросила Лерка. – Да он же только ради тебя приходит. Надеется!.. А ты обсуждала этого своего Маньяка. Да еще сказала, что спутала Эдама с ним.
– Ну, это говорит о том, что тогда они мне оба были одинаково привлекательны.
– Да, но ты-то кажешься привлекательной лишь одному из них!
Мораль: неважно, сказала ты что-то там, или нет. Люди все равно будут хотеть чего-то или чего-то там не хотеть. Я не могу влиять на отношение ко мне мальчиков. Неважно, что я делаю или не делаю. Те, кто хочет, продолжат меня хотеть. Те, кто не хочет – уйдут.
Мораль №2: все сложно.
Мы могли бы продолжать беседу до бесконечности, но вернулась Елена с полным пакетом бананов и такая счастливая, будто только что открыла секрет вечной молодости.
– Угощайтесь, девочки, мне любимый подарил! Котик, чем ты так обидела своего Эдама? Мы встретились с ним баре и он был такой расстроенный!
О, господи!.. Кто-нибудь понимает, что это
30.11.99г.
Чем пахнет победа?
Это зависит от ситуации. В нашем случае она, скорее, воняла тухлыми яйцами, но все равно оставалась нашей победой!
Я проснулась, потому что Кто-то в коридоре, незатейливо ругаясь себе под нос, тащил по полу Что-то. Поразмыслив, я без труда поняла, что наш дорогой месье Паскуалиньо, вернулся и… яйца протухли!
Я осторожно встала и приоткрыла дверь.
Поска, в своем белом спортивном костюмчике, который мы щедро натерли стекловатой, тащил к дверям два пакета с мусором и как-то неуютно поеживался. Видимо, наши протирания не прошли даром.
Торжествующе прошептав «Ура!», я принялась будить девок.
Радостная новость заставила их дружно вскочить и быстро выбежать на балкон, оттуда открывался отличный вид на помойку и бредущего туда Паскаля. Окно комнаты последнего было открыто настежь и «аромат» яиц породил единый возглас:
– Валериан! Ты – гений! – и мы полезли к ней обниматься.
Следующей жертвой стекловаты мы наметили Елену… Вообще-то мне запретили писать это в дневник, опасаясь, что первой его прочту не я через пару лет, а она при первом же удобном случае, но я все равно написала.
Белявна – идиотка! Уже полдня ходит по квартире, пищит:
– Девочки, у меня все тело чешется из-за вашей стекловаты, вы в нашей комнате, точно пока не мазали?
Как мне нравится это ее пока! Тичер, наверное, в эти мгновения затыкает уши.
P.S. Мы долго думали, почему Алька чешется. Оказалось, что эта дура, просто догадалась вытереться дядюшкиным полотенцем! Зла на ее тупость не хватает! Еще бы трусы его надела! Никакой брезгливости. И мозгов,
31.11.99г.
В клубе начали топить, но столов все равно нет.
У нас нет. Зато у кореянок есть! У этих мымр ни чаевых не отбирают, ни оплату не задерживают, которая у них в два-три раза больше нашей! Сегодня были на распродаже и встретили там Чи Нхи, она гребла в сумку все подряд! Спросила сколько мы получаем и чуть не легла под свой баул, как под памятник.
– Так вот, – говорит, – почему вы всегда голодные!
Ага! От голода пухнем. Лерка вчера залечила зуб и повеселела: говорит, не уедет из Кореи, пока все не съест.
1.12.99 г.
Наша многострадальная банда решила объявить бойкот и на работу не выходить, к чему у них есть все основания. Филиппинок здесь жалуют еще меньше, чем нас. Такое ощущение, что весь персонал объединился против них. Ходят, орут, придираются. То тише пойте, то громче! Предыдущая банда, которая врубала свою «фанеру» на такую мощность, что со стен обои отклеивались, всех устраивала, а эти, видишь ли, слишком громко!
Еще из заставляли в зале сидеть, для массовки, правда, без еды и напитков. Учитывая то, что до последнего дня здесь было холодно, как в морозилке, удовольствие сомнительное.
Даже по-моему, это несправедливо!
2.12.99г.
Сегодня ждем Женю.
Тичер, готовая на все, лишь бы не покидать Картофеля, поддалась здравому смыслу. Вообще-то, она согласилась бы остаться, голодать, мерзнуть, сидеть без денег, но в Чхунчхоне. Мы – нет. Заставили ее позвонить и сказать, что у нас нет денег и мы хотим жрать!
Мы должны были получить карточки еще неделю назад. После трех месяцев в Корее карточка считается чем-то, вроде паспорта и мы надеялись, что он повезет нас в Сеул и мы хоть немного отдохнем… Фиг!
И вот, сидим, тоскуем, смотрим все тот же телевизионный «Пентхауз» и кидаемся в телевизор с худыми красивыми девками шкурками от бананов, мандаринов и огрызками яблок.
– Мне кажется, он сегодня не приедет! – сказала Елена, которая все еще предпочитает интеллектуальные развлечения, например разговоры. – Может быть, нам стоит попробовать уладить все с Паскалем?..
Мы оторвались от своих упражнений в меткости и возмущенно уставились на нее. Возразить не успели: дверь распахнулась и в нее ввалился наш темный гость.
– Ура!!! – закричали мы. – Женя!
– Голова болить! – сказал он, прикрывая ладонью ухо и едва сдерживая улыбку, чтобы скрыть, как ему приятно видеть такой восторг.
–
Соскучился?
Ничего не могу поделать: стоит его увидеть, хочется клювом на части рвать.
Он усмехнулся.
–
Врешь!
В комнату заглянуло еще одно знакомое лицо и следующий вопль был даже более ра-достным:
– Зайчик!!!
– Морковки хочешь?
Зая улыбнулся и что-то сказал Жене. Тот мгновенно стал серьезным и даже строгим.
– Кто вэйтера по голове кошельком ударил?
Я прыснула и пожала плечами.
– А водителю кто говорити
Лера фыркнула и тоже пожала плечами. Женя с трудом сдерживал улыбку, чтобы разразиться поучительной речью.
– А что, вэйтеру больно было? – не выдержала Лерка.
– Ты!?
– Нет, я просто спрашиваю! – возмутилась она и села – пнуть меня, упавшую от смеха под стол.
Я вылезла, смеясь и плача одновременно. Задумчивый Женин взор прошелся по нашим лицам. Несколько секунд он молчал, а потом вынес приговор:
– Ты могла, ты могла, – заявил он указывая на меня и Лерку, затем на Ольгу. – Ты – фифти-фифти, Кристина, Альбина, – ноу могла! Кто?
Все скромно молчали. По истечении какого-то времени, Женя понял, что чистосердечного признания не дождется и приступил к разбору наших жалоб.
– Почему в России вы денег много-много ждати, а здесь чуть-чуть не могу? – недоумевал он.
– Хотим жить
Женя улыбнулся, довольный таким объяснением, как и подобает стойкому патриоту, и разразился длинной речью, которую все привычно пропустили мимо ушей. Конечно, свист, с которым его слова пролетали мимо наших мозгов, он игнорировать не мог и перешел к вопросу карточек и переезда. Здесь он, гад, был краток: «Четыре герл – Мокхпо go, две –
– Я понимала, но когда поняла, что «две герл» которые остаются – это я и Елена, моему пониманию пришел конец. Подскочив над диваном, я закатила истерику.
– Не хочу! Почему я?
– А потому, Котик, что мы с тобой повязаны, – мстительно сказала Елена.
Я посмотрела в ее бесцветные глаза и поняла, что хочу крови.
– Чоком итога – опять качи! – сказал Женя и поспешил смотаться, пока не умер не своей смертью. К тому же ему вовсе не хотелось стать свидетелем новой пьесы «Лина в истерике». Он предпочел общество дядюшки в тот самый момент, когда я брала верхнюю октаву, исполняя на бис: «Почему я?»
Сам Поска еще ни разу не слышал, чтобы кто-то голосил еще сильнее, чем он и очень хотел послушать. Это явно читалось в его, заинтересованно блеснувших за дверью, очках. Но стоило Жене дать Дядюшке знак, что готов его выслушать, как тот предал ораторское искусство и потащил его к себе. А я лишилась единственного заинтересованного слушателя.
Слезы, как назло, не шли, но я их выдавила, чем ни чуть ни кого не растрогала. Девок больше волновали собственные задницы: они боялись, что Женя сошлет их на остров, где они будут развлекать местных аборигенов. Когда Тича и Белявна ушли на диско-тайм, Ольга дала себе труд изобразить сожаление по поводу того, что с ними едет Алька, а не я. Криста тоже расстроилась:
– Как же мы теперь будем, без переводчика?
И я поняла, что рыдать нет смысла. Дружба, это в каком-то смысле, почти как любовь. Если тебя не хотят саму по себе, бесполезно рыдать и плакать.
Пусть разделяет, без них лучше будет!
Но стоило мне решить, что так будет лучше, как Дядюшка отказался от нас с Тичером в ультимативной форме.
Тут зарыдала уже она…
Филиппинки устроили нам прощальный ужин, так что двигаться теперь сложновато. Сидим, собираем вещи.
– Боже, зачем я столько накупила! – сокрушалась Ольга.
«Не накупила, а наворовала!» – мысленно поправляла я, глядя, как она утрамбовывает вещи в сумке и, в тоже время, отчаянно ей завидовала. Ну почему я не такая наглая, до сих пор не могу себе простить этого несчастного карандаша, который стянула сама и сгущенку, которую предложила «найти» она? Вот Ольга ворует все подряд и ничего! А у меня тут же просыпается совесть и сокрушенно нудит: «Ой, Лина, что ты надела-ла?!»
Собирая вещи со своей полки, я наткнулась на кольцо, которое мне подарил Женя и стало мерзко. Ольга тут же влезла:
– Почему не носишь?
Я почесала в затылке:
– Мистер Мистер-Кан ужасно ревнив.
Проводы были шикарными! Поска улыбался, помогая нам снести вниз вещи, часть из которых была его. Теперь я понимаю тех девок: мы вынесли все, что не успели вынести они. В том числе его общество.
Если ты не пришла. От кого ты беременна, Лина?! Нужен добрый эгрегор. Пей до дна! Секонд босс мапии.
Мокхпо.
3.12.99г.
Семь часов непрерывной тряски в машине, прошли для меня почти безболезненно. Душа громко пела, а сердце плясало. Я так была благодарна судьбе, что даже поддерживала разговор с Сашей-Чжаном (нас везут он, Ян и Зайчик). Тема у него лишь одна: русская девушка плюс африканский негр. Американские не считаются, они приличные мальчики.
У нас даже «философский» спор разгорелся по этому вопросу. Я сказала, что недавно прочла «Хижину дяди Тома» и мне нравится шутка: «Работать, негры! Солнце еще высоко!». Это роднит нас, русских девок с теми, давними, африканскими рабами. Саша-Чжан возмутился: не хотите вы работать! Ни негры, ни русские. Давай, мол, поближе к сексу!
– Секс –
Саша-Чжан прикинулся рыбаком. Его глазки замаслились, когда он широко развел руки.
– У негров во-о-от такие вот!..
Я промолчала. От его эротических фантазий меня тошнило. И не только меня одну. Елена, время от времени начинала плакать по Кёрту; тогда уже тошнило нас всех. А когда мне надоело говорить по-английски, Саша перешел на такой же хороший русский.
Так многие боссы делают, чтобы узнать, что именно их девочки, действительно думают на их счет. Увы, но в тот день все мысли и разговоры были только о Жене.
Мы прибыли; едва я вылезла из машины запах моря и полежавшей рыбы с силой ударил в нос.
«Лучше бы я осталась в Чхунчхоне!» – я зажала ладонью рот.
– Чует мое сердце, единственными посетителями будут рыбаки! – озвучила Тетушка. – Лучше бы мы с тобой в Чхунчхоне остались, да, Котик?
Я уставилась на нее и вдруг поняла, что запах тухлой рыбы – прекрасен. Стоит только привыкнуть.
– А я люблю йибаков! – прогнусавила я. – И йибок!
Все растрепанные, мы вышли из машины, потягиваясь. Мечтали лишь об одном – поскорее растечься по постели и спать. Но наш новый босс хотел наших танцев. Мы хмуро переоделись и стадом вышли на стейдж.
Босс вытаращил глаза, замахал руками. Тыча Саше под нос какие-то фотографии, возмущенно заверещал. Мы, ухмыляясь, переглянулись.
После просмотра к нам подошли Саша и Зайчик.
– Вы стали такие толстые! – грустно сказал первый. – Когда вы приехали, то были такие, – и он, своими маленькими ладошками, описал в воздухе контуры стройной фигурки, – а теперь такие!
Его руки разъехались на всю возможную ширину, совсем, как в машине.
– Шире негритянских куёв, – подытожила я.
Но никто не смеялся и, с ужасом посмотрев на себя, я вдруг поняла, что лишние килограммы очень даже заметны! Особенно, в этих тесных, врезающихся в плоть, шортах, которые мне шили в Хабаровске.
Пока мы истерически пытались втянуть в себя щеки, ляжки и животы, Ольга, которая понравилась равномерно и отрастила сиськи, нисколько не огорчилась.
– Кажется, я влюбилась! – мечтательно щурясь, поделилась она. – Я еще в Чхунчхоне заметила, что он от меня без ума.
Мы послушно огляделись по сторонам. В поиске обезумевшего от Оли мужчины.
– Зайчик! – оскорбилась она. – Ну, вы че?! Слепые?
Мы послушно склонили головы влево и уставились на «пушистика». Зайчик по-русски не понимал и не сводил глаз с Леры.
– Какой коварный притворщик, – сказала я.
Лера смутилась: они с Олей теперь – подруги и соперничество за Зайку было ей ни к чему. Но Зайке явно плевать на женскую дружбу. Сколько бы Лера не «дакала», в ответ на Олино: «Я так нравлюсь ему!», коварный кореец упрямо бил клинья к ней, чтобы окончательно сбить Олю со следа.
Когда до Оли дошло, она обозлилась. Взъелась на Леру и перестала с ней разговаривать. Лерка, которая все сделала, чтобы Зайка достался Оле, тоже обиделась.
Мы с Кристой, пытались как-то их примирить. Выбора не было: Тичер плакала, а Алька была занята О Яном. Алька, как я и предполагала, была из тех хитрожопых лисонек, что лишь прикидываются бедняжечками.
Вот и сейчас, когда поблизости нарисовался мужик, она не ныла, не скулила, не жалобилась… Спокойно так, с расстановкой, напоминала Яну, как Женя хотел их с ним поженить. Ян, вроде бы отвечал ей взаимностью, но это не мешало ему крутиться вокруг меня и обнимать при каждом удобном случае.
О Ян, к слову, секси. Высокий и широкоплечий. Я бы ему того, дэ…ла. И я певца того еще не забыла!
И вскоре, Лерка, Ольга и Заяц стали неинтересны.
Ян отвлекся от Альки и с интересом посмотрел на меня. Я улыбнулась, перекинув волосы через плечо, чтобы он имел в виду, что я – блонд.
– Ты с Женей! – возмущенно вскинулась Алька. – Не фиг тут О Яну свои растолстевшие щеки пихать!
– А мне, может, тоже хочется секса! Пусть выбирает.
Девки уставились на меня, переглянулись и хором заржали: тебе?! Секса? Зачем?
Пока я дулась, а Лерка, не выдержав, утешала Тичера, Ян выбрал Альку, а Оля мертвой хваткой вцепилась в Кристину.
– Крисочка, давай, мы опять будем жить с тобой?
Все заинтересованные лица просто онемели. Особенно Лерка. Она-то вообразила, что их с Ольгой «дружба» и правда, дружба. Я ржала. У нас с ней тоже «дружба» была. До первых парней и отжатых «вонючек».
– А ты как думала? – спросила я Лерку. – Тут Ун Дэ нет, на кой ты теперь ей сдалась?
Это было прямым объявлением войны посреди худого, но мира и все опять уставились на меня. Я сладко щурилась: о, это ощущение – свобода от устаревших связей.
– Ты охренела? – на всякий случай, спросила Ольга.
– Я? Нет. Но я над этим работаю… – и пока Оля пучила на меня глаза, я взяла Зайку под руку и умильно посмотрела в глаза ему. – Зайчик, – блаженны те, кто учил английский. – Оля сегодня спит с Кристиной, а с Лерой, я. Но ты можешь спать с нами!
Заяц вдохновленно заулыбался и ласково ухватил меня за растолстевшую щеку.
– С вами двумя? Окей! – вдохновился он так открыто, что даже языковой барьер не смог удержать кого-то от понимания.
Он обнял меня одной рукой, другой обвил толстую тушку Леры и радостно прижал нас к себе. Увы, пока мы все втроем обнимались, Ян окончательно понял, что хочет Альку.
P.S. «Хочешь мстить, вырой сразу же две могилы!»
Саша устроил вечеринку в Ольгином и Кристином номере, пригласив всех, кроме Тичера. Пошли все, кроме меня. Все из-за номера. Бежевые оттенки, кожаный диванчик и освещение регулируется.
И зеркала!
Я просто в себя влюбилась. Девки, кажется, тоже. В дверь начали ломиться все, кому не лень. Лерка, Криста, Ольга, Алька. С чего-то решили, будто мне скучно. Только всех выпровожу, снова бегут, а когда они действительно нужны, ни одна так не жаждет общения.
Мораль: если ты занята чем-то интересным, счастлива и довольна, ты вырабатываешь особую субстанцию, которая притягивает к тебе людей.
Ха-ха!
На самом деле, все эти бежевые стены и полумрак, напоминают мне Димин офис. И то, как я в этом освещении выгляжу… Ооо-о-о! – как поется в корейской песне. Я достала из чемодана то платье и натянула.
Платье налезло. Платье было стрейч. Цвет шел, как ни что на свете…
А ведь тогда я даже была худой! И, не будь он тогда моим богом, будь он тогда для меня обычный мужик, то я признала бы очевидное: да он охренел, если так на меня набросился.
В хорошем смысле.
И я задумалась на вечную тему: что если?
Что если, я была бы опытнее. Что если бы, когда Дима поцеловал меня, я среагировала бы так, как в Чхунчхоне? Когда меня вдруг поцеловал Скотт. Что, если бы я не была так испугана, не стеснялась бы так себя. Что, если бы я не была такой отмороженной?..
Может быть, тогда все было бы совершенно иначе?..
В такие моменты, я начинаю лучше понимать ту же Лерку. Хотя бы потому, что мне хочется набрать Димин номер и спросить его: «Что я сделала, мать твою, не так?» И начинает казаться, что если он мне ответит, я тут же сумею его забыть.
Тут я понимаю, что не сумею. Лишь еще сильнее к нему мыслями привяжусь и вместо того, чтобы звонить ему, я сама себя начинаю убеждать в том, что я – крокодил, а он – все еще красавчик. И мысли о самоубийстве отвлекают от мысли о том, чтобы навязываться ему.
Проблема в том, что в таком освещении, я – красива. И это не дает мне покоя. Хорошо, хоть телефонной карточки нет.
Альбинушкин дар доводить меня до ручки превзошел все мои ожидания!
– Смотри! Это Чжан мне дал! – ворвалась она, потрясая перед моими невинными очами презервативом в серебристом пакетике.
– На меня не рассчитывай! – не сдержалась я.
Если бы она знала, что ирония – это скрытая агрессия, то не стала бы весело хихикать. А я вот очень правильно поняла, к чему этот писк о том, что к презервативу она получила еще О Яна и отдельный номер.
Я перестала зевать и обиделась. Впервые в жизни, признала, что попросту завидую ей. Что как женщина, Алька со своей молочно-белой кожей, привлекает корейцев гораздо больше, чем я… Мать права. Нельзя недооценивать конкуренток. Неважно, что я думаю о внешности другой девушки. Важно, что о ней думают мужчины.
И еще кое-что: ей было передо мной неловко. Она решила, что я сижу одна из-за Яна.
– Аля, – сказала я, забыв, что глупо играть мать девушки, которая на пять лет старше, или на что-то там налагать запреты, – ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло?.. Нет? Так пойми и иди уже, наслаждайся!
Чтобы вознаградить саму себя за свое благородство, я обрызгала подушку одеколоном, которым пользуется Кан. (Мне пробник случайно дали, но я решила, что позже флакон куплю). И позволила себе помечтать о том, что было бы, будь я готова к тому, что произошло в его кабинете.
4.12.99г.
Разбудила нас тоже Алька:
– Эта лесбичка ко мне пристает! – с порога заявила она. – Шаркает по мне своими мозолистыми ластами!
Неужели у Тичера все настолько плохо? Алька же, могла провести ночь и с Яном. Я закрыла глаза и уткнулась носом в подушку, успев пробормотать:
– Она вообще офигела.
– А что ты у Яна не осталась? – озвучила Лерка, зевая и поднялась на локтях.
Алька потупила свои глазищи и принялась бессовестно врать о том, что у них с Яном все закончилось поцелуями и платоническими объятиями. От такого наглого вранья, у меня сон пропал. Нашла дур! Если мы младше, это не значит, что дуры. Тем более после того, как она поведала о его выходе из ванной в первозданном виде.
– Естественно, – зевнула я, – не в пальто же ему мыться. Кстати, чур, я первая в душ!
И я улетела прежде, чем Алька успела досыта накормить меня лапшой собственного изготовления!
Не прошло и получаса, как в дверь ванной затарабанили:
– Лина, к телефону! Бегом!
Я мгновенно выскочила из душа и обернувшись полотенцем помчалась на зов. Звонила моя мамаша. Опять квартиру хочет продать. Стоило из-за этого так бежать? Стоит только раз позволить себе расслабиться, становится очень трудно снова собраться.
Выкричав свое разочарование, я бросила трубку. И лишь тогда подумала: откуда эта дрянь номер знает?!
Дима…
– Злобина, ты хоть иногда вспоминай, что ты еще и Ангелина! – начала Лерка. – Ты же скоро в собственном дерьме захлебнешься!..
– Не волнуйся, я замечательно плаваю! – отрезала я, сквозь слезы.
– Она – твоя мама!
Я вспомнила, как-то сразу все. В непрерывном потоке сознания. Пощечины, затрещины, наказания ни за что ни про что. Бабкины вопли: «Ты в подоле принесла!» и материны: «Я хотела ее в детдом сдать! Это ты не позволила!»
Как тут не прослезиться?
Мамуля…
Но Лерке я не стала рассказывать. Слишком была зла на то, что звонил не Дима. Не знаю, почему я решила, что звонит он? Наверное, парфюма его обнюхалась.
В общем, ор такой стоял, как в самом начале.
– Мне на тебя насрать! – заключила Лерка.
–
Лерка скептически усмехнулась:
– Вообще-то,
– О-о-о! – ветром в трубах пропела я. – Как же здорово, что ты выучила язык. Будешь теперь общаться с мужиками без моей помощи!
– «Без моей помощи!» – передразнила Лерка, так же упираясь в бока. – Тебе бы самой кто помог в общении с мужиками! Знаешь, что вчера о тебе говорили? Знаешь?!
– Девочки… – умоляюще пищала Альбина Беляевна, страдальчески скривив лицо и хлопая ресницами. – Не ссорьтесь…
– … все говорили, – игнорируя ее, закончила Лерка, – как хорошо, что ты пошла спать!
Позже, уже на квартире, выяснилось: Лерка была так зла не из-за меня, а из-за того, что Криста и Ольга ушли без нее на диско. Сегодня Оля оправдывалась, будто бы на этом настаивали Чжан и Заяц. И Лера верила, невзирая на то, что видела: Зайчик хотел ее.
Криста потом рассказала, что лучше бы они и без нее свалили. Сначала их даже не хотели пускать в тот клуб, в который их повел Саша. Пришлось долго ждать на входе, пока он ругался. Но девки говорят, что ради внутреннего убранства, стоило подождать. Сцена там поднимается прямо из-под пола, вместе с бандой и такая цветомузыка, что мы бы умерли, если б увидели.
– Спасибо! – не преминула Лерка. – Я только твоими заботами не подохла!
– Главное, – вставила я, – не спрашивай никого, что они говорили, пока тебя не было. Это может оказаться болезненно.
У Леры хватило совести замолчать.
Оля, сразу же после завтрака, повела себя по заветам Александра Великого. «Разделяй и властвуй!» Так он сказал. «Обсирай и сладствуй!» – решила для себя Оля. Дел у нее было по горло, но девка она упорная. Все успевала. То Кристе нашепчет про дискотеку, – но так, чтобы Лерка слышала. То к Альке подсядет: фотки вчерашние посмотреть.
– Смотри-ка, что Злобина вытворяет?! Она же везде с твоим Яном!
То с Тичером покурить сбегает, то ко мне подсядет:
– Ты только Лерке не верь: я про тебя ничего плохого не говорила. Ты же моя маленькая любимая девочка. Хочешь пирожное? Нет? А бухнуть пойти?
В общем, к вечеру мы все грызлись не хуже, чем голодные собаки у скотобойни. Только Тичеру было «не-до-сук». До вечера все по Керту плакала. А к вечеру, когда в клубе, в честь открытия нарисовался какой-то известный певец, Елена утешилась и, рискуя простудиться, побежала его собой соблазнять.
– Девочки! – сказала она. – У него папа американец, а мама кореянка! Почти, как у Дмитрия Сергеевича. Только у него отец – немец. Знаете, что он про нашу Лину сказал? Что у нее очень большой животик.
С таким видом, будто нам после этого зарплату повысят! Я так, со злости, шарахнула дверью, что все в один голос заорали:
– Лина!
– Я что, Стара пришибла? – поинтересовалась я. – Сорри!
Алька принялась выяснять:
– Он пригласил нас на подтанцовку?..
– Нет, блядь, – ответила я, пытаясь втянуть свое пузо, – это мы пригласили его на подпевку! А что касается Дмитрия Сергеевича…
– Ах, Котик, – театрально вздохнув, перебила Елена. – Нельзя в твоем возрасте всю жизнь класть под ноги взрослому, востребованному мужчине…
– А в вашем, – нашлась вдруг я, – ложиться вянущей плотью под молодого.
…Домик наш маленький и мерзкий, зато есть телевизор, показывающий 60 каналов. Готовить будет специальная тетечка, все ее так и зовут,
Помимо нас тут живут две банды, диджей, сразу влюбившийся в Альбину Белявну (ради разнообразия, я не успела влюбиться в него ДО того, как узнаю) и четыре роща агащи.
Маленькие, не очень толстенькие, но ужасно высокомерные. Бедная Тичер уже пожаловалась, что ее снова не уважают.
– Девочки, мы должны быть все вместе, иначе с ними будут проблемы!
Проблемы, как она и ждала, начались, едва речь, как водится, зашла о боссярах. Сперва о Саше, потом – о Жене, потом, о хабаровских. Девочки приехали через какого-то Агазара Альбертовича. Посмотрев на нас, они усомнились в том, что Кан поставляет лишь «элитный товар». Вслух.
Мы, конечно, обиделись, показали им старые фото, повыступали… Но отношения не заладились. Что, значит, «элитный». Алька?.. А что, если она нравится не только певцу и Яну, что если?..
Господи, дай мне сил! Что, если она – во вкусе Димона???
Когда Тичер рыдает по Кёрту, некоторые дуры снова начинают проникаться к ней симпатией. Я, например.
Как странно устроена человеческая сущность! Когда я вижу, как она плачет, то забываю, как сама из-за нее плакала. Как она Диме про меня рассказывала всякую дичь. А потом приходит отвращение: взрослая баба, мать ее! Мне тоже больно, но разве я реву? Разве я давлю кому-то на жалость рассказами о том, что мой Принц мне сказал? А потом накрывает чувством вины. Потому что, если бы Тичер не названивала Диме, он, вероятно, вообще бы давно обо мне забыл. И я размечталась бы…
Непременно бы размечталась.
И я подаю ей салфетки, мучаясь желанием рассказать, что Керт никогда не любил ее. Просто однажды, он оказался в Корее, была гроза и ее платье слишком плотно прилипло к телу.
Опять поругалась с Ольгой.
Я сидела, гадала на картах. Никого, кроме них не трогала. Ну, да. Согласна. Мне опять лезут в головы всякие мысли и периодически приходится обращаться к картам, чтобы поставить мозги на место. Оле, конечно, нужно было сказать, что я свое счастье прогадаю и что-то еще в таком духе. Словно, оно у меня там есть. Счастье.
Я же не на счастье, гадаю, а на любовь…
Сказала же, главное, четко, куда ей идти и попросила оставить меня в покое. Она оскорбилась и противным тоном доброй подруги начала молоть высокопарную чушь на тему: «Чем к тебе лучше, тем ты хуже!.. Ты опять на Дмитрия Сергеевича гадаешь?.. Расскажи мне, что между вами произошло?..»
И еще:
«Скоро твои карты выложатся словами: «Оставь нас в покое!»
Странно, но когда я сказала ей: «Оставь в покое меня!», она ужасно обиделась и не отстала.
Я же на что гадала: вчера Елена дала мне одну потрясающую книжечку про то, как добиться исполнения своих желаний. Она называется «Эгрегоры». Это такие энергоинформационные сущности, типа ангелов-хранителей и мелких бесов. Так вот, если загадать какое-то желание и думать о нем постоянно, оно исполнится.
При этом нужно быть добрым, тогда твои мысли будут подниматься до более могущественных, добрых эгрегоров. Злые могут исполнить твое желание лишь в меру своих, ограниченных возможностей. К примеру, я хочу стать знаменитой, чтобы мои фото печатали в газетах. А мой маленький злобный эгрегор делает меня жертвой какого-нибудь зверского убийства – и вот, мои фото в газете. Только не в том разделе, где хотелось бы.
Можно сравнить эгрегор с лампочкой: чем она мощнее, тем больше света дает…
Так вот, я решила стать доброй-доброй, как мне по имени написано. А Оля свела все мои потуги к нолю. Единственное, что меня на самом деле озадачивает, так это результаты гаданий.
Полная сбыча мечт.
Дима в мужья? Будет! Только «чуть-чуть подожди».
Сиськи сделать? Все будет! Только
Я смеха ради спросила, будет ли у меня роман с Диминым другом, с тем, что недвижимостью занимается… Коротков, что ли?.. Или Короткий? Так вот, будет и Коротков! Без проблем.
Да! Чуть не забыла! Встреча со Скоттом близится. С тем здоровым красавчиком, что меня в Чхунчхоне поцеловал. Не, ну, а почему нет? Чем он, простой американский пацан, хуже Димы с его быками?
Всем дам, пацаны, никому не откажу.
Я уже вообще, прикалываясь, спросила: будет у меня роман с Диминой любовницей. С этой кореяночкой. Угадай, дневник?!
БУДЕТ!
Прямо на знаю, талончики им выдавать, что ли? Мне же так, пардон, поссать будет некогда.
P.S. Самое смешное, что эти мысли действительно помогают худеть.
6.12.99г.
Плюнули на Тичера и свою элитность, пошли в кондитерскую с девчонками, которые будут работать с нами. Немного сладостей, немного бухла и мы все показались друг другу такими классными!
Дальше, конечно, пошел информационный поток. Что, мол, мы, «канские», знаем о настоящих проблемах? Дядя Посочка забывает выдать нам деньги на питание в течение трех дней, отозвавшись на зов природы? Фигня!
«Ким Сон» пишет письма о любви, а потом сбегает. Фигня!
Плохо – это когда ты сидишь месяц на «вэйтинге», без еды и без денег; потому что босс решил, что ты слишком толстая. Плохо, это когда, обнаружив письмо твой менеджер не сочувственно качает башкой, повторяя, как ему жаль. Плохо, когда тебя отсылают в богом забытый клуб, предварительно оштрафовав на две зарплаты. Плохо, когда «ким сон» сбегает, сделав тебе маленького ким-сончика и босс, оштрафовав тебя на все деньги сразу, отсылает тебя домой! И упаси тебя бог, пытаться избавиться от ребенка «народными методами».
Лечение в счет «экскурсии» не включили. И отправление тела родственникам – тоже.
Девчонки тут не только толстеют и безобидно тупеют, играя в «Бабкины панталоны», здесь еще и глотают снотворное пачками и режут себе вены. Наш Женя – это ангел с крыльями. А Дима, – тут я готова расплакаться, – прям вообще святой. Мол, нам повезло, что мы на него работаем. Будь мы не такими высокими, работали бы в очень хороших клубах. Но нам, как минимум, не надо за безопасность переживать.
Нас, может быть, заставят танцевать в пустом клубе, но в американский бордель, с нормой десять клиентов за ночь, не продадут. А вот Агазар Альбертович – запросто. Мы как-то притихли и очень смирные, очень тихо пришли домой. Там нас уже ждала Тичер. Боссы клуба потребовали, чтобы мы танцевали шоу.
Ага, щаз-зэ!
Девки получают столько же, сколько и мы, без всякого шоу! Почему это мы должны надрываться? Я, конечно, могла бы вспомнить, но кому это нужно? Мы уже в костюмы не влезаем!
В общем, начался бунт. Елена принялась угрожать:
– Не забывайте, что зарплату вам я буду выдавать!
Мы обернулись. В ушах заиграла «Мелодия смерти».
– А Вы не забывайте, что нас тут пятеро…
– В родную
– Я слышала легенду о хрупкой женщине, которую зверски избили пять свиноматок…
Она пыталась прикрыться авторитетом Димы, мы ржали. Не будь нас, бабушка, работать вам на Агазара Альбретовича.
Елена сменила тактику, принялась упрашивать, но все упорно стояли на своем. Шоу-танцовщицы получают по $600! Если мы их не получили, значит корейцы не получат шоу.
Оскорбленная, та объявила, что с нами больше не разговаривает и ушла в дом. Мы остались на стейдже.
– Крошки, – сказала я, пользуясь тем, что место наставницы временно вакантно. – Я предлагаю, сдружиться с
7.12.99г.
Босс клуба – как всегда второй человек в корейской «
А главное, угодить ему – как два пальца, пардон, об асфальт ударить.
Кто лучший менеджер? Ты лучший менеджер. Кто лучший повар? Ты лучший повар! Кто самый симпатичный мужчина в доме? Как забавно, что именно ты этого не знаешь! Ведь это – ТЫ!
Я от него в особенном восторге. Передразнивая, наши танцы на стэйже, Сека очень здорово уловил стиль каждой и конкретные, смешные особенности. Всех показал, помимо меня и смутился.
– А Лина как танцует? – спросила Ольга.
Сека помолчал и сказал:
– Лина – хорошо!
Ну, тут он прав: я, действительно, хорошо танцую. Так все говорят. Я еще в «Кинг-Клабе» заметила.
Ольга тут же в него влюбилась и заявила, что он – ее. Никто не возражал. Лично я вообще научилась держать язык за зубами. Так легче. Так тебя не станут высмеивать. Короче, мне тоже нравится Сека. Увы, но с ним у меня ничего не будет. Карты проявили вдруг твердость: нельзя же спать со всем миром.
Оу, чьерт! Как такое могло случиться?! Неужто, карты врут не всегда?
Кстати, о вранье. Меня убивает корейская прямолинейность. В Чхунчхоне нас видели каждый день и как-то не обращали внимания на то, как мы растолстели (если и обращали, то про себя. Мы-то с ними не общались). Зато здесь, общаемся.
Каждая толстая свинья считает, что мы обязаны знать, какие мы толстые.
Менеджер «черной» банды сегодня лепту вносил. Показывал, как мы выглядим. Рисовал руками в пространстве очертания наших фигур.
Прямоугольник – Кристи, шар – лицо Валерии, полукруг – живот Альбины (Ты, —говорит, – беременная?), гигантская лампочка – Линина попа… Тоже мне, Пикассо нашелся! Ольга поправилась равномерно (раньше она была костлявая, а теперь округлилась) и ей он ничего не сказал.
– По-моему, я ему нравлюсь, – заключила она.
Мы молча обтекли. А что делать?
Почти смирились с тем, какие мы свиньи, но тут пришел гитарист из этой же банды. В пижаме с Микки Маусами и с размаху хлопнул меня по жопе.
–
Больше он ничего не сказал, потому что я не сразу сообразила, что это обозначает «красивая» и… по инерции ответила хлопком по макушке. Микки пролетел к стенке, после чего обиделся и ушел к себе.
Кажется, я только что потеряла фаната.
За обедом выяснилось, что тех, других девочек, увезли. Сека сказал, что они проститутки и их переселили в отель, чтобы
У нас глаза полопались. А Секонд чуть не умер от смеха: это был искрометный корейский юмор. На самом деле, босс клуба решил оставить нас, а от них отказался. Мол, мы – хоть и толстые, но еще красивые. А те, другие, те старые. Возраст для корейцев, хуже, чем лишний вес.
Так и есть, но… Я завела привычку, выпивать перед едой стакан зеленого чаю и накладывать себе половину обычной порции.
Клуб мне нравится.
Во-первых, танцуем на сцене, а не на столе; во-вторых, здесь всего одни «рум» и гости, в основном, сидят в зале, а потому быстро уходят и у нас, очень много столов. В-третьих, тут не приходится хитрить и выливать виски и пиво в ведро, так как пить нам запрещено официально. Сам управляющий, мистер Хам, так его зовут, подходит к гостям и объясняет, чтобы даже и не пытались нам наливать. Так мы, мол, молоды.
Хозяин клуба – огромный толстяк, похожий на сумоиста, часто приходит к нам – пить кофе и возит по всему городу на экскурсии. Пусть, Елена и хрюкает, что это все – исключительно для рекламы. Какая разница? Официанты – душечки. Банды и диджеи – лапушечки.
Ну, а Сека, Сека просто вообще лучший…
8.12.99г.
Сегодня, как и собиралась, встала пораньше. Сделала зарядку, позавтракала, сходила в сауну и игнорировала жратву, пока на самом деле не проголодалась. Но и тогда, я выпила чаю. И съела лишь половину порции.
Ничто не предвещало беды, но проснулась Оля:
– Ты позвонила моему дяде Поле? – сухо осведомилась она.
Я подавилась своей хорошестью:
– Я – кто?! Твоя личная секретарша?!
Права дорогая мама: «Не хочешь иметь врагов, не делай добра людям!» Хотя я и не знаю, как она подобные выводы сделала… Не добро же ведь, сотворила.
Сначала Оля только просила, теперь приказывает.
Я как-то сразу сегодня все это просекла. Не знаю, что со мной происходит. Словно по мере похудения, я наливаюсь силой. После той ночи в мотеле, когда я назвала подушку «Димусиком!» и признала, что ненавижу Альку лишь потому, что завидую ей из-за мужиков, меня так и прет еще что-нибудь такое признать и преодолеть.
Раньше, еще в Хабаровске, я думала, что меня все любят. Теперь я знаю, что меня терпят, потому что я – единственная, кто знает английский. А я, не желая это признать, не решаюсь слова им поперек вякнуть. Словно, если я перестану быть им полезной, меня отведут в лесок и пристрелят. Словно я – все еще ребенок и меня могут как-либо наказать. Молчанием, домашним арестом, выпороть… Епа-мать! На меня даже собственная мать уже не решается поднять руку, стоило ее разок стулом приложить. Тичер, вон, получила и уважением прониклась. Так какого хрена я тут перед Олей стелюсь?
Мне с нее толку – ноль. Это я им нужна. Не они мне! Я им. Я без них могла бы с Секой поговорить. А вот они – не смогут.
В общем я смерила ее взглядом, а-ля Дима-Кан-Не-В-Духе:
– Я что, обязана вечно, выслушивать причины, по которым он не хочет видеть тебя?
У Оли челюсть отпала. Но слов она не нашла. И я поняла, что была права: я не обязана. Вообще. Никому. Ничем. Не. Обязана.
Черт! Если бы меня оставили в Чхунчхоне одну, с Тичером, я была бы намного счастливее!.. Тичер по-английски, хоть и хреново, но говорит.
9.12.99г.
Обожаю сидеть с мафией! Они не платят за нас клубу, только нам и ни разу не жмотятся.
Сегодня каждой дали по семьдесят, плюс, личные гости подбавили. У меня сто двадцать. Конечно, я могла бы заработать на приличную пачку десяток больше, если бы позволила Ольгиному уроду сунуть их мне в лифчик, но что-то во мне воспротивилось, и я отказалась, умирая от жадности. Какое-то внутреннее чувство, граница, которую я не могу преступить.
Деньги – это хорошо, но быть дешевкой плохо.
Тичер, как всегда, бушевала! Извивалась, как шлюха и все с ней, так и вели себя. Плевали на деньги и лепили в вырез кофточки. Ее санним то и дело бил ее ладонью по голове. Не сильно, конечно, но все равно унизительно. И я думала: вот оно? Вот это – работа? Унижаться за деньги? Падать ниже и ниже, подбирая как можно больше бабла? А потом строить из себя королеву? Прежде, чем не пробьет ровно девять и тебя не отведут за очередной тэйбл?..
Мы ели фрукты. Что-то нашло, и мы хватали их, как удавы, под испуганные взгляды мистера Хама. Мафия заказывала еще: им нравилось смотреть, как мы жрем. Хам был близок к обмороку.
Мой санним, с длинным шрамом у виска, был хмур и не разговорчив. Я спросила, откуда у него шрам. Просто так, чтобы не сидеть, как кукла. Гость вдруг ожил и долго что-то рассказывал, а я сочувственно кивала. Ольгин схватил меня за руку, собираясь потанцевать, – он вообще какое-то агрессивное, отвратительное мурло, – но мой на него рявкнул и его воспитание мгновенно улучшилось.
Ольгин тогда подошел к Тичеру, достал из кармана свои деньги, демонстративно предъявил их мне и знаками показал, что дает мне шанс передумать. Все умолкли и уставились на меня. Я закусила губу: решалась моя судьба. Смогу я переступить себя или нет?
Я не смогла.
Но в итоге все равно не особенно потеряла. Во-первых, мой санним дал мне еще больше, не заставляя при этом так унижаться. Во-вторых, он у них, как я поняла, самый главный и мы просидели в обнимку, как голубки до самого их ухода.
Как папа и дочка.
Почему, блин, меня не хочет никто?!!
После работы Саша повез нас есть.
Сидели в «Чикене»… На одной половине стола он, Тичер, Кристина и я, на другой —остальные.
Чжан тянул свои липкие ручонки и гладил Кристу по волосам.
– Нельзя! – говорила я, обнимая Кристу сама и скидывая его руку. – Деньги давай!
– Сколько?
– Двадцать.
На жадного Чжана что-то нашло. Он сунул руку в карман и достал двадцатидолларовую бумажку.
– ОК?
Мы даже пискнуть не успели! В воздухе мелькнула рука и двадцатка исчезла у Тичера в лифчике. Она гоготала и хрюкала, считая, видимо, что случившееся ужасно смешно.
Саша-Чжан чуть в обморок не грохнулся! Он же жадный, как два, вместе связанных Жени. Мы-то шутили и он это знал, иначе не стал бы так деньгами размахивать. А вот Елена – нет. Она похоже, переступила черту и теперь идет напролом. Поняла, что игры в Тичера кончились и любым способом зарабатывает деньги.
От такой шутки у Саши пропало желание и позабыв про секс, он заплатил по счету и велел нам идти домой.
Дома Мадам собралась идти в сауну. Ушла, захлопнула дверь. Мы сразу принялись обсуждать ее поведение. Я решила сходить за водой, а чтобы никто не попросил что-нибудь принести, пошла за ней молча. И…кто же сидел в гостиной и грел уши?!
Тичер!
Когда она, все-таки ушла. На самом деле ушла, перестав пытаться притаиться под окнами, мы залезли к ней в сумку и подсчитали доход: она заработала триста тысяч вонн! Триста баксов почти. Там же лежала наша двадцатка. Мы переглянулись и не сговариваясь, кивнули Лерке, которая отсчитала у Тичера три десятки. Чуть выше курса, но мы рассудили, что лишнее – это за моральный ущерб.
И пусть только попробует вякнуть, будто мы что-то взяли.
10.12.99 г.
Я влюблена в Ю Сынг Джуна.
Это корейский певец, номер Раз. Поет, танцует, в кино снимается… Но на самом деле, я не за это в него влюбилась.
Все было так: по телеку крутили «Джонни-Мнемоника». Сам фильм никакой, но в нем есть две «фишки». Первое – Дмитрий Сергеевич мне не соврал. Он на самом деле «охуительно» похож на Киану Ривза. Второе, весь фильм Киану Ривз ходит ужасно злой и орет ни за что ни про что на Дину Майер и это делает его «охуительно» похожим на Дмитрия Сергеевича.
Побрызгав на салфетку одеколоном Кана, я плакала теплыми слезами, сходя с ума от переполняющих меня чувств… И даже наш секс казался мне томным и почти нежным.
В этот момент, в наш домик зашел наш Сека. Уставился на экран. На меня. Опять в телевизор. Потянул носом, учуяв одеколон.
Очнувшись, я переключила, на первый же попавшийся музыкальный канал. Мы с девками часто смотрим корейские клипы, они настолько прекрасные и пронзительные. И обязательно кто-нибудь в них трогательно умирает… но!.. На этот раз все были живы и так скакали по сцене, что вряд ли им в ближайшее время грозила смерть.
Сека слегка озадачился. Но к счастью, быстро нашелся:
– О, – сказал он не по-русски, – ты влюблена в Ю Сынг Джуна!
– И как! – подтвердила я, сморкаясь в салфеточку. – Прям кушать не могу!..
Сека покачал головой. И отдал мне коробку – письма из дома.
Это делается так: родители пишут письма и присылают или приносят их в фирму; секретарши сортируют, и те девушки, что едут из Хабаровска, захватывают с собой корреспонденцию, чтобы передать ее боссам, а те, в свою очередь, передают ее нам. Не удивлюсь, что Дима по конвертам что-то раскладывает. Женя уже нам рассказывал, как они «дарят» девушкам бриллиантовые кольца, а когда те перевозят их в Сеул, забирают обратно.
Но, может быть, я слишком плохо думаю о мужчинах.
В общем, я взяла письма, готовая, отвалить. Но тут Сека конфиденциально огляделся по сторонам и сказал:
– Не плачь! Скоро Ю Сынг Джун приедет сюда!
Я спешно взвизгнула и повисла у Секи на шее, как полагается приличной поклоннице. Но в этот момент, как водится, вошла Оля. И в то, что я в такой экстаз пришла от вести о Ю Сынг Джуне, она не поверила.
Правильно, конечно. Я так визжала, только чтобы Секу обнять. Но ей не обязательно было ему докладывать, что я визжала тише, видя перед собою Канг Та. Какой мужчина устоит перед новостью, что он – желаннее, чем самый желанный во всей Корее певец?
– Не люби Ю Сынг Джуна, люби меня! – предложил Секонд, не давая мне прекратить его обнимать. – Поехали, кофе пить!
Как я могла отказать начальнику? Да еще в присутствии Оли? Только одну глупость сделала: письма бросила на кровати. За что и расплачиваюсь.
Я не знаю, каким идиотом ты должен быть, милый Дима, любовь моя.
Но так просто писать мне письма от своего имени? В своей же собственной фирме, где кто угодно может распечатать и по дороге прочесть?! Не знаю, что там случилось, он специально ждал, пока мы переедем в дом, где нет телефона? Или, контузия дала себя знать?..
Прихожу домой, все по углам затаились. Зырят, как злые вОроны. А на кровати конверт со следами длительного облапывания пальцами. Внутри листок. Даже пополам не сложен, – чего нам с Димой стыдиться посторонних людей? Они же нам «фэмили».
«Позвони мне домой; срочно!
Кан»
Простенько и со вкусом. Жаль, он не написал, зачем и не поделился подробностями.
К счастью, Оля, которая могла бы сама работать в гестапо, как он, со мною не разговаривает. Злится на то, что я ездила с Секой пить кофе, а еще за то, что он мне диск Ю Сынг Джуна купил. «Я готов» называется.
Блин, Джун, че ж ты раньше молчал?
Кстати, карты мои перестали «дакать». Дима в меня ни фига не влюблен. Дима зол и в чем-то нехорошем подозревает. Но женится, тут уж без вариантов. А вот, Джун, согласно картам, не приедет в Мокхпо. Хотя я точно знаю, что он приедет.
Ну, вообще здорово!
Карты взялись мне врать. Решила пока не звонить. Мало ли? Может, у меня карточки нет? И денег. Задолбал уже, ведет себя так, словно я его силой на себя уложила.
Честно, сука! Он ведет себя, как слизняк.
После первого дискотайма Ольга все еще злилась на меня из-за Секи и двадцать минут прыжков по сцене ее нисколько не успокоили. Мы с Кристой сидели и разговаривали о ее госте, который жутко ей нравится, и она раздумывала, идти ли ей на свидание. На мой взгляд, этот гость был некрасив до безобразия, что я и сказала. Но раз ей нравится, почему бы и не пойти?
– Что такого, – спросила я, – если ты проведешь с ним пару часов? Тебе же не обязательно изменять своему бойфренду.
Криста заколебалась. Тут и вмешалась Оля:
– Вот именно! – поддакнула она. – Бери пример с профи. Маленькая Ангелочка уже со всеми боссами по паре часов провела. Вы босс? – она издевательски приложила к уху воображаемую телефонную трубку. – Моментик! Ангелочка уже идет к вам!
Вокруг мгновенно образовался кружок:
– Кстати, а что от тебя понадобилось Кану?
– Могут у людей быть какие-то свои дела?! – попыталась я, ощущая себя христианкой, которую бросили сексуально-озабоченным львам.
– Это у людей могут, а ты, Ангелина, не человек, – вмешалась Елена, которую, вообще-то, ну никто не просил открывать свою мерзкую пачку.
Упершись руками в бедра, я обернулась к ней.
– Да, вы правы: я ангел в юной плоти!
Девки дружно засмеялись, а Оля, которая чуть не придушила меня секунду назад, принялась меня же в объятиях душить и спрашивать, где я прячу свою арфу.
– У Дмитрия Сергеевича в офисе! – томно сказала я. – Срок хранения истекает!
Тичер краснела и натужно всем улыбалась. Делала вид, что не понимает. Стоит ей попытаться сделать к нам шаг, – все мелкие ссоры и дрязги тотчас забыты. Чтобы отбиться, совместными усилиями.
Кстати, именно поэтому я не хочу, чтобы наша Мадам уезжала. Тичер – наша связующая цепь. Стоит ей уехать, мы друг другу глотки перегрызем.
– Люцифер, поначалу, тоже был ангелом, – мягко и очень двусмысленно, сказала она.
– Был, – согласилась я, – самым красивым и умным.
– Но он был слишком самоуверен… – продолжала она тем же тоном.
– Лучше править на Земле, чем служить в Небесах, – отвечала ей я.
Сека, ставший свидетелем этой пьесы, застыл у порога. На последних словах всем известный текст кончился, а в импровизации Елена никогда не была сильна.
–
– О чем вы говорили? – спросил Сека.
– О Дьяволе, – сказала я и таинственно подняла указательный палец.
Потом обернулась к Ольге:
– Оля, хватит уже на меня пургу гнать! Я не нравлюсь ему. Мы просто друзья.
Мы обнялись и почти простили друг друга. Но Секонд сказал:
– Идем ко мне в офис. Надо поговорить…
Помирились?.. Какое странное, забавное слово.
13.12.99г.
Продолжаем бойкотировать Веньку и ее шоу. Она почему-то считает, что это я виновата. Ха! Больно надо тратить энергию на всякую чушь. Я же теперь все свои мысли направляю добрым эгрегорам, чтобы в меня Дима Кан влюбился, женился и сделал самой главной Боссихой.
Я тогда первым королевским указом уволю Тичера, а вторым повелю, чтобы все мужики, которых захочет Оля, немедленно хотели ее. Я ей вчера по-пьяни пообещала. Мы, жены боссов, своим подругам не врем. Тем более, я, как владелица маленького гарема из целых трех боссов.
Господи, что мы там вчера пили, чтобы решить, будто бы это – жутко смешно.
14.12.99г
Не помню, писала ли, что в перерывах между дискотаймами мы смотрим разные сериальчики по Star TV. В это время обычно показывают «Баффи, истребительница вампиров» и “Xena Warrior Princess”, так вот, мы их просто обожаем. Представляем себя на месте главных героинь, а на месте их врагов – мужиков, которые нас бросили и кайфуем! То колом в сердце, то мечом в пузо или шакрамом по горлу!
Раньше мне нравилась Ксина, но недавно там появилась новая героиня, если я правильно поняла, Калисто, вот это девушка! Ксина немного великовата, а эта тоненькая, как топ-модель и такая красавица. Я ее просто обожаю. Потому что мы с ней чем-то похожи. Разумеется, когда я – худая.
И я теперь сижу на строжайшей диете. Маман говорит, что можно здорово снизить вес, если не есть ничего, кроме однопроцентных йогуртов. Хотя бы неделю. И танцевать поритмичнее. У нее, правда, другое сложение, у нее все в живот и сиськи идет. А я, видимо, в другую родню. У меня все съеденное падает в ляжки. У меня ляжки, блин, как у богинь плодородия!
Как бы копыта не двинуть с такой диетой.
Короче, я злая.
Бесит буквально все.
Особенно, толстый хам из «черной» банды. Он платит мне взаимностью и сегодня, когда ничто не предвещало беды, а Калисто на экране вышибала дерьмо из ему подобного толстяка, я сказала: похудею и то же самое сделаю с тобой!
Он показал мне «фак» и он назвал сумасшедшей психопаткой.
В кино она попала бы ему в пузо и вышла, разворотив кишки. В реале он поймал палочку и посмотрел на меня нехорошим взглядом. Палочка, кувыркаясь в воздухе, метнулась ко мне. Я отскочила за кресло, и невредимая поднялась, презрительно хохоча.
Толстое корейское сердце не выдержало моих русских пальцев. (я показывала ими американские жесты). Он бросился, я увернулась и побежала.
Я бегала по комнате. Кругами. С радостным улюлюканьем: хотела подбодрить противника и, заодно, позлить. Срезать он не мог: перед телеком очень плотно сидели живущие в доме люди, а потому был вынужден носиться за мной.
Зрители были очень довольны. Даже не стали заново включать телевизор. Наши, все кроме Тичера, болели за меня, «черная» банда – за своего коллегу. Симпатии «белой» банды – разделились.
На третьем кругу я начала уставать. Я не особенно спортивная, а сейчас еще и не жру, поэтому быстро выдохлась. И мне в голову пришла опасная мысль.
Я решила, что раз у Калисто, Ксины и даже ее подруги Габриэль получается, то почему у меня не получится? Тем более, что я уже так славно подралась с Тичером, а в пятнадцать лет даже целый месяц ходила на кик-боксинг! И я остановилась, резко присела и ударила толстяка ступней по лодыжкам. Во всяком случае, попыталась.
Толстяк подпрыгнул, как мишка-гамми, и, опустившись рядом со мной, схватил за шиворот. Я вывернулась, оставив ему на память свою олимпийку. Он вскочил. Я сильно хлопнула его ладонями по ушам.
Он заорал, как ужаленный в задницу павиан. Я мысленно попрощалась с жизнью, но… Дверь внезапно открылась и в нее вошел Ян.
– Ян! – взвизгнула я и быстро спряталась за его спиной
Толстяк сделал попытку меня оттуда достать, но Ян так рявкнул, что тот передумал и отступил. Как он был хорош в этот миг: такой весь брутально-свирепый. В порыве чувств я бросилась ему на шею и чмокнула в губы.
–
Спасибо, то бишь!
Ян вернул мне поцелуй! Якобы, по инерции. Он все еще держал меня в своих сильных мужских руках, – не может же такой мачо взять и отпустить девушку, которая едва избежала смерти, – когда дверь снова раскрылась. И в дом вошли Сека, Саша и… ка-кой-то незнакомый мужик в шикарном черном пальто.
Под его рык Ян в миг убрал руки.
– Ты, – сказал несостоявшийся бывший муж Женя, которого я вновь не сразу признала, –
15.12.99г.
Сидя с Кристой и Ольгой, у телевизора я ела рис с майонезом и кетчупом, смотрела хоккей и думала о смысле жизни. Во-первых, надо бы как-то запомнить своих мужей и научиться узнавать мужа Женю. Во-вторых, надо как-то реальнее себя воспринимать глазами мужчин. Потому что мне вот кажется, что Ян хочет меня, а потом оказывается, что он по-прежнему хочет Альку, а я выгляжу, как глупый и навязчивый неликвид.
Женя, зато, о Женя! Мой пухленький, со вкусом разодетый герой! Разобравшись, в чем дело, он выволок жирнягу во двор и набил ему морду! Ну, надо же. Мой рейтинг среди девок поднялся до потолка. А уж его, Женин… Он, кстати, очень подвижный для своей комплекции. Говорит, что с детства занимается тэквондо. Конечно, я была уже списанный с расчетов материал, но… я ощутила себя принцессой, когда он подошел ко мне и коварно улыбаясь указал пальцем на себя:
– Целуй!
Я, уже почти опытная, обняла его и чмокнула его в неподвижные губы.
Девки зааплодировали.
– Люблю? – спросил Женя, ухмыляясь еще нахальнее и тыча большим пальцем в свою же грудь.
– Не-э, – ответила я.
Так, чтобы прозвучало двояко. Нет – для девок, и нэ, то бишь да – для него. Женя перестал улыбаться и строго буркнул:
– Дима! Мистер Кан
– Нет, – улыбнулась я. – Мистер Кан – злой!
И лицом показала – насколько. Женя рассмеялся и ущипнул меня за щечку, чтобы ласково-назидательно при этом промолвить:
– Бэби!
Теперь ему куда удобнее меня за щеку щипать: щека еще будь здоров. Невзирая на то, что я три килограмма сбросила.
– Секс дэ? – привычно спросила я. – Можно?
Девки посмотрели в мою сторону с кривыми ухмылками, но ничего не сказали. К этому моменту мы знали, что Женя перетрахал всю свою фирму, кроме меня. Он отмахнулся.
–
– Больше ничего не болити? – спросила Ольга, вместо меня.
Женя вдруг сузил глазки:
– Ты! Жена хочу?
И Ольга вдруг… раскраснелась.
– Одевайся! – приказал Женя, вне всякой логики. – Со мной гоу.
Я побежала в комнату, как газель и в три секунды побрила еще раз ноги. Думала, мы идем в хотель, но мы пошли в телефонную будку. Холодный ветер корябал по свежевыбритой коже ног.
Женя сам набрал номер, поздоровался, сунул мне трубку в руке и вышел, подперев плечом дверь. Мне стало еще мерзее. На другом конце провода обозначился набыченный Кан. Я даже по голосу понимала, что он – набычился.
Вот, что я говорила? Когда мужику что-то надо, он тебя из-под пола достанет. И он достал.
Кан говорил очень сухо.
Настолько сухо, что у меня во рту пересохло. Так террористы диктуют требования. Было время, да, еще в детстве, он очень хорошо ко мне относился. Он даже почти что меня любил, ведь я была такая милая девочка. И в память об этой девочке, он все еще говорит вот так. По-человечески, без мешка на голове.
Я промолчала, так как понятия не имела, что он имел в виду. Наверное, ему рассказали, что я худею и Кан испугался, что увидит меня и снова не устоит. Я гарцевала в телефонной будке, как лошадь, стараясь не забиться в истерике. Выйти не могла: дверь держал Женя.
Мы с Димой явно жили в разных измерениях. В его измерении я вынуждала его поступить, как честный мужчина. Жениться, или чего-то там.
– Короче, Ангела. Чего ты хочешь?
ЛЮБВИ! – мое бедное сердце почти кричало.
– В смысле, чего я хочу? Ничего я от тебя не хочу. Чтоб ты оставил меня в покое! – орала я и прохожие оборачивались, чтобы увидеть бесноватую блондинку, – хватит меня позорить! Хватит всем рассказывать, хватит спрашивать всех, была ли я девственницей!.. Я думала… Думала, ты вырос и стал умнее!
– Кто научил тебя думать?
– Ты! I learned it a hard way.
Я это уяснила на горьком опыте, – в общем.
– Не можешь что-либо по-русски сказать, то и не выебывайся английским. Это означает, что ты не до конца осилила смысл… Твоя мать уже задрала меня намеками.
– Я слова не говорила матери. Ты сам ей все рассказал. Ты. Не я.
Димон стоял на своем. Стоял, словно памятник. Как же я хотела бы встать сейчас перед ним и обмотать телефонным проводом его шею.
– Я спрашиваю, в последний раз.
Меня трясло. Еще немного и я останусь Кану должна. За дефлорацию и испорченную обивку дивана.
– Ладно, – сказала я. – Окей! Я хочу, чтобы ты убил мою мать.
– Хорошо… ЧТО?!
Помимо воли, я расплылась в улыбке. Представила себе ее тело, распростертое у Диминых ног, дымок, струящийся из пистолетного дула. Лужу темной крови под ее головой.
– Ты слышал.
– А папу не надо?
Что в нем по-прежнему неизменно, так это понимание того, что я не шучу.
– Нет, – ответила я. – У нас с папой идеальные отношения: мы незнакомы.
– Ты больна, – сказал он, повторив диагноз толстяка из «черной» банды.
– Ты врач. Ты спросил, чего я хочу. Я ответила.
Кан вздохнул и велел отдать трубку Жене; сказать, что наш разговор закончен. И чего тогда было ему звонить?
Женя повел нас всех в «KFC», куда принес и нашей родной русской водки. Ну, все так обрадовались… Даже, я, которая сроду ее не пила! Решила, что виски, соджу и «Афтер Шок» меня закалили и я могу, как Лера, пить все, что горит. К тому же мне хотелось напиться до бесчувствия!
Все начали пить «one shot» и я тоже… Три рюмки залпом. Сидящий рядом с ней Ян упал в обморок. На него свалилась вдребезги пьяная я.
Меня качало из стороны в сторону, как взбесившуюся неваляшку, а самой мне казалось, что мозг наблюдает эту картину как бы со стороны. Словом, сидит себе на диване, смотрит новый фильм про Лину под градусом, а тело само пытается собой управлять.
Я плакала, смеялась и рассказывала всем, кто готов был слушать, что я не знаю, как это произошло. Не знаю, как умудрилась так «улететь» от трех маленьких рюмочек.
Кто-то прислонил меня к спинке стула, и я сидела, стараясь не шевелиться. Комната кружила вокруг, словно я сидела на карусели. Словно сквозь сон услышала хлопок двери и попыталась открыть хотя бы один глаз.
– Пошли! – прогудел где-то Кристин голос.
Я вскочила, точнее, попыталась, но почувствовала, что куда-то падаю. Ян снова был рядом и мое то, что когда-то было лицом, избежало чрезмерно тесного знакомства с полом. Девки подхватили меня под руки и потащили домой. Когда я это поняла, началось самое незабываемое. Я вырывалась и на весь город орала о том, как они меня все обижают, не берут с собой в клуб и как я их за это ненавижу, и хочу танцевать.
– Ты уже отплясалась! – сказала мне Криста.
Я не успокаивалась и орала, что не хочу домой к Тичеру, что она лесбиянка и будет ко мне приставать, но они все же бросили мой будущий труп на Леркину и Алькину кровать и ушли.
– Осторожнее, она буйная, – посоветовали они насмерть перепуганной Елене, которая бормотала:
– Не оставляйте меня с ней одну!
– Да Вы не волнуйтесь, – сказали они на прощанье, – она все равно на ногах не стоит.
Полежав немного, я поднялась и поползла на улицу. Там стояла кучка старушенций, которые уставились на меня интересом.
– Большой английский, братственному народу! В смысле, «Хай!», а не хуй.
Из дома выскочил басист «черной» банды в паре с барабанщиком из «белой», с явным намерением удалить меня от Народа. Я пыталась сопротивляться, но победила мужская доминантная мощь. Запертая в комнате, я валялась на матрасе и ужасно жалела себя. Мне хотелось поговорить.
– Елена Викторовна, – гундела я, – а, Елена Викторовна? Ну, расскажите мне о моем отце? А какой он был? А вы любили его?..
Она прониклась, но вряд ли успела что-то мне рассказать: заговорил мой желудок. Я с трудом доползла до унитаза и меня вывернуло наизнанку. Боже, как это было ужасно – сидеть на ледяном, мокром полу и переправлять содержимое желудка в канализацию! Когда все кончилось, я поднялась, держась за стену и посмотрела на нечто ужасное, во что превратилось мое лицо.
Днем я подумала:
«Я умерла и уже в аду?»
Чувствую себя, как зомби. В желудке кислотная зона, в голове атомная война, ноги демобилизованы по состоянию нестояния, а руки дрожат, как после удара током. Человек такого вынести не может, значит, я умерла. Я зомби. Буду бояться соли и серебра, медленно разлагаться и вонять на весь клуб…
А какой мерзкий пот. Липкий и холодный, я уже три раза была в душе, а мне по-прежнему мерещится его запах, хотя все говорят, что от меня пахнет весенней клумбой. Такое ощущение, что все поры забиты чем-то липким, чувствую себя грязной. Зачем я все это описываю? Вырежу лист и буду носить с собой, а как снова захочется выпить, освежать эту ночь в памяти. Впрочем, мне еще не скоро этого захочется.
При одном слове «водка» мне хочется снова обнять унитаз. И при мысли о том, как я лежала, обняв Елену за ноги, а она мне что-то рассказывала «о Вите».
Ольга, с плохо скрываемым злорадством, уже три раза намекала на то, что Криста этой ночью с Женей спала. Мол, подхватил ее у самых дверей и повел «пить кофе». Кристиана в этот момент уже на ногах не держалась, но пошла с ним. Лично мне было не до сплетен. И чего она так на всех кидается? Даже если Криста и переспит с Женей, – не думаю, что это возможно, но чисто гипотетически, – то это их личное дело. Она уже большая девочка, хотя и не такая продажная, как некоторые.
Они подтянулись домой к четырем. Криста с Алькой обнимали огромных плюшевых медведей, чем сразу вызвали в Ольгином организме разрыв железы с ядом.
– Видишь, Альке-то понятно за что! А вот Кристе? Значит, тоже, заработала! Не просто же так!
Я поморщилась, но не ответила, надеясь, что это у нее пройдет Ольга не успокаивалась и продолжала зудеть, пока я не сделала простодушное лицо и не сказала:
– Ну ты же с Ун Дэ ездила «просто так» …
Она мигом закрыла рот и оставила меня в покое. К несчастью, ее сменил Ян. Его волновало, как я себя чувствую.
– Еще водки? – спрашивал он.
Мой бедный организм не выдержал, и я снова ринулась опустошать желудок.
Когда я вернулась, еще раз приняв холодный душ, Ян все еще сидел на моей кровати и улыбался, как Мона Лиза. Я легла на живот и уткнулась носом в подушку а Алькин друг принялся ласково поглаживать мои, мокрые волосы. Его прикосновения были приятны. Я помнила о том, как хотела отомстить ей за того первого певца, но в данный момент мне хотелось лишь умереть.
Алька мужественно делала вид, что ей все равно, а Ян, что ее здесь нет и продолжал меня оглаживать, пока не пришел Женя и не послал его в аптеку за лекарством.
Женя был хмур и зол. Вряд ли его так расстроило мое нездоровье, значит, виновата Криста! Так-то, Олечка, обломись! Вряд ли она с ним спала.
– Миссис Мистер-Кан, крепись, сейчас тебе принесут опохмелиться. – «подбодрила» Ольга, которая не знала, о чем я думаю.
Лекарство было на редкость мерзким, но я послушно засыпала в горло предложенную горсть таблеток и запила особой женьшеневой настойкой. Подействовало быстро.
Спустя несколько минут я поняла, что жизнь продолжается, а тошнота отступает. Да уж, вот это вещь. Припрятала бутылочку, на тот случай, если мне понадобится в будущем и этикетку, что лежала в пакетике с таблетками. Жаль, что нет подобного лекарства для сердца. Чтобы беседу с Димой забыть.
Что он за сволочь такая? Господи!
А ведь он не был таким…
Или, был?..
Неважно. Пусть думает обо мне, что захочет. Пусть пристрелит, если так хочется… Плевать. Если он по умолчанию считает меня дерьмом, мне вряд ли удастся доказать, что я шоколадка.
Мы с Леркой сидели у стола и репетировали Пасху – бились яйцами. Я проиграла и решив прекратить маяться дурью, принялась смешивать кофе. Молча наблюдавшая за нами Ольга, пришла к выводу, что я готова начать разговор.
– Лина, Дима трахал тебя?
От неожиданности я уронила ложку и полезла за ней под стол. К сожалению, под ним не оказалось подземного хода.
– Какой Дима? – осторожно спросила я.
– Дмитрий Сергеевич. Ты вчера в чуфалке Жене все рассказала.
– Понятия не имею! – глаза, наверное, при этом бегали по сторонам, а дрожащие пальцы теребили салфетку.
Ольга многозначительно посмотрела на Лерку и снова повернулась ко мне.
Я выдавила нервный смешок.
– Мало ли Дим на свете?
Но Ольгу было не так легко провести. Как инквизитор, с помощью пыток внушающий жертве мысль признать, что та спала с Дьяволом, она смотрела мне в глаза и медленно пересказывала все, что я говорила о Диме и даже то, чего явно не говорила.
– Я просто была пьяна! – буркнула я, позавидовав ее бурной фантазии и, допив свой кофе, гордо удалилась в комнату.
Конечно, она потащилась следом.
– Линочка, девочка моя, почему ты нам не доверяешь? Он что-то сделал с тобой тем вечером, когда ты поехала отвезти ему справки?.. Или, еще раньше?..
Я молчала, как партизан и на все ее расспросы я твердила одно: «У нас с ним ничего не было!», пока она не отстала, твердо убежденная в том, что Кан – извращенец.
Причем, настолько страшный, что даже я не решаюсь сказать о том, что он со мной сотворил.
17.12.99г.
Тичер просто из кожи лезет, чтобы нам насолить.
Особенно мне. Сегодня пришел вэйтер – требовать самую низенькую. Но у нас все одинаковые. У меня три дня не было стола, и послали меня. Я начала собираться, а Елена побежала в коридор. Вернулась, встала в балетную позу и заявила:
– Кристина, иди ты. Вэйтер сказал, что Лина некрасивая… Дима, наверно, тоже так считает.
– Вы просто злитесь, – сказала я, – потому что мой отец считал, что вы некрасивая. Во-всяком случае, вы – единственная, кому он не заделал ребенка.
Тичер мигом умолкла. Строит тут из себя.
За столами до сих пор говорит:
– Мне двадцать четыре.
Мы зовем ее роща аджума, русская тетя, и всем говорим, что ей сорок. В домике ее уже немного боятся. Вчера девчонка из «черной» банды пришла к нам в гости, когда Елена собиралась лечь спать. Она начала шипеть, чтобы певица уходила, а мы, нарочно, принялись обсуждать сверхважный вопрос – приезд и выступление в нашем клубе Ю Сынг Джуна. Певица, конечно, поняла, почему Мадам вылетела из комнаты хлопнув дверью и спросила:
– Она из-за меня?
– Да, – ответили мы. – Приходи к нам почаще!
Кстати, вчера я в этого Джуна решила на самом деле влюбиться. Потому что у него умопомрачительное тело! И танцует он здорово. Ну, и голос, само собой. Просто в Корее у всех такие голоса, что канарейки от зависти дохнут. А вчера я шла мимо магазина, где торгуют дисками и кассетами, и увидела плакат. Джун – топлесс, весь намазанный маслом, чтобы мышцы были рельефнее, сидит на полу и смотрит в объектив, закусив губу. А наверху надпись: «I’m ready!»
Я споткнулась обо что-то и чуть не треснулась носом об эту дверь с плакатом. Поднимаю глаза и… Раньше он мне не нравился, а тут вдруг, как током ударило.
Как ехидничает Ольга, током с импульсом: «Я хочу тебя!»
18.12.99г.
Сегодня моя дорогая Елена Викторовна, пусть плоть ее сгниет, а дьявол примет душу, очень плохо спала. Я так подозреваю, что кто-то злобный натер ее «чудесный» костюм остатками стекловаты, хранившейся в боковом кармане моей сумки. И, похоже, основательно! Кто бы это мог быть, кроме меня?..
Елена всю ночь вошкалась и чесалась.
– Если это клопы, то почему они кусали только ее? Линка говорит, что у нее все нормально было…– недоумевали мои коллеги.
Конечно, у Линки все нормально! Линка любит страдать, но не настолько, чтобы и свою ночнушечку мазать стекловатой.
– Может, – предположила я, – у нее чесотка? Какое трагическое и непонятное совпадение. А главное – абсолютно недоказуемое!
Судя по ледяному молчанию слушателей, шутка не удалась.
Ольгино желание превзойти всех мужчин в округе по уму и сообразительности, заставляет их обходить ее за версту. Все началось с того, что она научилась играть в эту корейскую игру, вроде шашек и обыграла всех корейцев, начиная с Диджи и заканчивая Секой.
Она это сделала, но результат превзошел даже самые злобные прогнозы Ангелочки, то есть, мои. Чтобы их сделать, я даже на пять минут оторвалась от телевизора. И была права. Всех просто удивило то, насколько хорошо я знаю мужчин, «учитывая твою явную от них отдаленность.» Спасибо,
Это же просто, – я про свои прогнозы. Ни один уважающий себя парень не потерпит, чтобы его превосходили в уме, да еще и пытались это доказать. Особенно, если доказывали. Тем более, корейцы. Они очень гордые.
Вот и сидит теперь Ольга перед телевизором, смотрит программу, где учат играть в эту игру и кусает локти. Рядом с ней сидит преданная Лера и бормочет, что мужики – дураки. А Сека сидит со мной, Кристой и Алькой, напрягает бицепсы, чтобы мы ими восхищались и, аж мурчит.
Мне иногда кажется, что я не настолько глупая, как говорила бабка. Да, мой папаша спортсмен, а мать – выше обычной медсестры не продвинулась, но мозги у меня все же есть. Наверное, в бабку. А может, из-за книжек, которые я читала, чтобы из скуки не выброситься в окно.
Вот я смотрю на людей вокруг и учусь вести себя так, как нужно. У меня это словно в крови, а на самом деле, просто вычитано в книгах. Это, как язык выучить, а потом приехать в страну, в которой все на нем говорят. Сперва все страшно и тебя очень мало кто понимает, но чем дальше, тем лучше.
Так было с английским, так с моими контактами.
Например, раньше я вела себя как Лерка и Ольга, но мужики липнут к Альке и Кристе. И я поняла, что надо вести себя, как они. Как моя мать, если на то пошло. Только моя мать слишком быстро вцепляется парню в глотку.
Совсем, как я.
И требует «вознаграждения» за свою любовь. А Криста и Алька не ждут никаких компенсаций. Они, прежде всего, думают, как доставить удовольствие парню. На самом деле, это не так уж сложно: делать им комплименты, восхищаться вслух тем, что тебе в них нравится и за каждую мелочь благодарить так громко, чтобы им захотелось сделать для тебя что-то еще.
Вот если парень ничего не дает взамен, тогда они просто уходят. У них нет этого «срочно нужен Единственный», им очень много мужчин одинаково и одновременно кажутся достаточно симпатичными, чтобы с ними пофлиртовать.
Я тоже пытаюсь. Я не хочу закончить, как моя мать. На сайте знакомств, пытаясь заскочить в последний вагончик. Читаю умные книжки Тичера и пытаюсь эти знания применять.
Я хочу нормального мужа, нормальные отношения. Значит, мне нужен нормальный парень. Не босс. Обычный. Вроде меня…
…О, господи! Кому я вру? Я хочу, мать его, Кана! Сильнее, чем когда-либо. Только не знаю как. Но явно не при помощи верности. Верности он от Оксанки хотел, от той женщины, которую он любил. Меня он сейчас ненавидит, но все же пытается прояснить вопрос. А если так, в глубине души он понимает, что я ни в чем перед ним и не виновата. Он виноват. Значит, мне нужен опыт, пока до него дойдет и он явится с извинениями.
Опыт, опыт, опыт… с другими мужчинами. Причем, не с теми, которые мне нравятся. А с теми, для начала, которым нравлюсь я.
Сека сегодня готовил лапшу с «мантюшками». Стоит только сказать, что ты на диете, как все вокруг начинают усиленно заниматься твоим питанием. Сека все смеется, что я беременна. По пузу хлопает. На себя бы взглянул. Пришел сегодня с пакетами и заявил, что на йогуртах я копыта двину. Ну, что-то в таком духе.
Он, как лучший менеджер, не может этого допустить!
Я прониклась и тут же ему рассказала, как он хорош. Сын родится, я его Секондом назову. Сека разулыбался и встал к плите.
Оля с Лерой, при виде такого блядства, взяли у певицы из «черной» банды магнитофон и включив на полную громкость «Падлу». Принялись беситься под музыку, дабы обратить на себя его внимание. Неужели нельзя было просто выйти и посидеть всем вместе? Но нет!
По телеку прыгал Ю Сынг Джун, которого я теперь без всякого нажима люблю, и Сека сказал мне в шутку:
– Не люби Джуна! Люби меня! Я лучший повар!
– И лучший менеджер, – пропела Кристина.
Сека скромно лыбился, до смерти довольный собой.
– And very handsome! – в унисон подхватили Алька и я.
Очень привлекательный.
Из комнаты раздался дьявольский хохот. После чего девки увеличили громкость. Можно подумать, если сделать погромче, Сека поймет, какая же он падла. Сека покрутил пальцем у виска и велел нам садиться за стол.
Концерт закончился, мы переключились. На другом канале как раз начиналась «Ксина».
– Оу-ух-ух! – заухала я, увидев своего любимца Ареса, бога войны.
Сека ухмылялся, словно Чеширский кот: не люби Ареса, люби меня…
– Секс
Скажу честно, я дошла до ручки, как Оля и уже не знаю, кого и как мне на себя уложить; только бы сдвинуться с мертвой точки. И как от Оли, Сека испуганно отшатнулся и почесал подбородок.
Я сделала хорошую мину и пожав плечами, сказала:
– Видишь? Зачем мне любить тебя, если ты не любишь? Он, хотя бы, далек.
И устремила в телевизор влюбленный взгляд. Это совсем нетрудно: Арес весь в коже, мускулист и очень хорош собой. А у Секи уже выросло кругленькое пузико и если не брать доступность, он сильно проигрывает актеру. Он это тоже понял и сильно засомневался.
– Я подумаю, Лина.
– Ну, вот еще! – обиделась я. –
Сека грустно покивал, кося на Ареса. Он тужился, втягивал живот и задумчиво прикидывал готовность к самоотдаче.
– Ты – мерзонькое животное! – сообщила Лерка, проходя в туалет. – Прижала парня к стене.
Когда не надо, она способна считывать информацию буквально из воздуха.
Лерка на полном серьезе считает, что Сека – подлец. Из-за того, что намекал и шутил, а сам не желает отдаться Ольге. То, что он именно пошутил, а все его обещания из него были выбиты, она не принимает в расчет. Я же, по своей новой методике, сперва поймала на слове, а потом отступила, обидевшись. И она поняла: еще немного и Сека – мой.
Как преданная подруга, она не могла пройти мимо и промолчать. Тем более, в этот миг, когда она уже подпила.
– Прямо, как с Каном. Сперва перед ними жопу раскладываешь, а потом пропускаешь две репетиции и навеки затыкаешь фонтанчик.
– Ты ебнулась?! – побелела я.
– Я-то нет! Думаешь, мы не видели, как ты извивалась, увидев Кана? Как он от тебя ебальничек отворачивал, а ты обегала его и снова совала свою жопу под нос?! И что в итоге? Молчишь. Допрыгалась! Выебал он тебя? Ведь выебал же, ты из-за этого так притихла!..
Пока я хлопала глазами, Лерка сделала приглашающий жест в сторону Секонда.
– Лина
Сека натянуто посмеялся. Такое можно, как угодно, перевести. Лина говорит, будто секс в порядке, а немного позже Лина так больше не говорит, но все еще хочет секса. И плачет, вместо того, чтобы говорить.
Но меня колотило, и он догадался, что что-то пошло не так. Мне было не до него и я обернулась к девкам.
– Когда это я перед Каном жопой крутила?
Лерка лишь рассмеялась.
– Когда ты этого НЕ делала!?
– Че за бред! – обратилась я к Кристе и Альке.
Девки сникли и виновато переглянулись.
– Когда?..
Женская дружба, это такой эластичный, но очень плотный материал. Правда в него вплетается в очень малых количествах. И выдается лишь тем, против кого мы, девушки, дружим. Лера сказала правду, потому что я претендовала на Секу. Девки пытались этого избежать…
– Лин, – сказала Криста, уставившись в пол. – Ты, действительно, сама в этом виновата. Нельзя, понимаешь?.. Нельзя говорить мужчине, что хочешь его, когда это действительно так. Особенно тому, который тебя не хочет. Потому что придет такой день, когда он тобой воспользуется и выбросит. И будет по-своему прав, ведь ты сама себя предложила.
Я выпучила глаза. Под кожей волнами пульсировала лава. Хотелось умереть от стыда, воскреснуть и опять умереть.
– Послушай, – сказала Криста. – Раз уж мы об этом заговорили. Я не знаю, что вас с ним связывает, помимо твоего детства, но Кана очень волнует то, что произошло. Пока мужчине не все равно, все еще можно переиграть. Ты любишь его? Ты его хочешь? Тогда прекрати всем подряд себя предлагать, как Оля. Если бы Сека хотел тебя, сам бы предложил. Понимаешь? И Женя – тоже. До Кана, стопроцентно, доходят слухи. И, разумеется, он не настолько тупой, чтобы не понять, что ты была девственницей; что ты ни черта не понимала. Он взрослый, опытный мужик, так что виноват, если правильно все оформить, он. И он это понимает, потому и сходит с ума.
– Крис, я не хочу его ни в чем обвинять, ты что не врубаешься? Он моя единственная и самая большая любовь! Я скорее реально дам себя изнасиловать, чем в чем-либо его обвиню!
– Тогда скажи это ему. Спокойно. Трезвая.
– Ему наплевать.
– Когда мужчине плевать… он просто плюет. Поверь, это очень трудно с чем-либо перепутать.
Послезавтра приедет Джун. На два дня! Уау! Такое предчувствие, что его приезд очень важен. Что-то произойдет.
Конечно, все умные советы девок у меня из головы тут же вылетели. Привычка.
– Сека, – говорю, – зачем Джуну ездить туда-сюда. Пусть у нас ночует. В моей постели.
– А Тичер где? – забеспокоился Сека.
– Здесь! Под столом.
Секонд захохотал. Наконец-то он, высокий кореец, мог взять реванш над знаменитым собратом. Он раздвинул тарелки и нарисовал на столе прямоугольник – нашу кровать.
– Здесь ты, – полоска вдоль него, – здесь Тичер…
– А здесь Ю Сынг Джун! – он улыбнулся и чиркнул пальцем в изножье кровати: поперек.
Осознав, что Сека не шутит и любимый певец может запросто заглядывать мне под юбку, лишь подняв голову, я сильно расстроилась. Сама не знаю, из-за чего.
После работы Лера и Оля отменили бойкот и напросились с Секондом в ресторан. Он хотел пригласить нас всех, но Ольга сказала, что мы не хотим. Сека не стал настаивать. Девки вырядились во все лучшее сразу и сели ждать. Елена, не отрывая глаз от книги, которую читает, сказала Лере:
– Сними это платье! Ты похожа в нем на арбуз!
Чуть не схлопотав по очкам, она вызвала на подмогу аудиторию. Я все еще злилась на то, что Лерка заставила меня признать позор с Димой, а потому поддержала Тичера. И от себя еще добавила:
– Только дело не в платье, а в пузе.
– На свое посмотри! – ответила Лера.
Я посмотрела. Пожала плечами и пошла качать пресс. Это не жир. Это, пардон мой французский, кишечник. Газики, которые не хотят выходить.
Сека, который отключил телефон и не ехал, отвлек их гнев на себя. Поездки они ждали часа три. Не меньше. А я смотрела. Без злорадства. Просто, чтобы запомнить, как следует, на что это все похоже со стороны.
В шесть утра, мрачный и злой, словно сам себя принес в жертву, явился Сека.
Девки вернулись днем.
Злобные и надутые. Они спали в мотеле, втроем, а Ольга бузила, требуя, чтобы Лерка ушла и оставила их с Секондом предаваться плотским утехам.
Именно, ушла. Пешком. По городу, где такси еще реже, чем мое хорошее настроение. Впрочем, эта размолвка не помешала девкам в четыре руки обворовать номер. Они вернулись с кучей салфеток и туалетной бумаги.
Ольга громко и вслух намекала мне, что Сека и она, теперь, мол, повязаны половыми органами. Я тихо ржала в душе: знаем мы эти прочные связи. Плавали! Но вслух молчала. Теперь я официально НЕ-девственница, меня сам Кан «вязал». Пусть пыжится. Все равно не сумеет меня обойти.
Ольга продолжает пытаться.
Я лежала на кровати с «Унесенными ветром», и пыталась читать, а она ходила вокруг и изводила меня намеками. Никак не могла поверить, что мне, во-первых, мне плевать с кем он спит, во-вторых, мне плевать с кем спит она, а в-третьих, это просто противно – слушать о том, как она затащила мужика, который ее не любит, в постель.
Если сравнить наши с Олей методы, они чертовски похожи. Быть может, она тоже думает, что недостаточно ясно намекнула на то, что хочет его?.. Совсем, как я верила, будто Дима не в состоянии вычесть 1980 из 1999 и осознать, что я уже год, как совершеннолетняя.
Ну, мы обе можем быть удовлетворены: смогли. Навязались.
Но пока я не вышла из себя и не послала Ольгу на то место, с которого она только что вернулась, – на хер, – Ольга не успокоилась.
Нормально?
Такое чувство, что она думает, будто мы с нею вели войну, оспаривая внимание Секонда.
А еще, такое чувство, что мне надают по почкам. Девки сплошь и рядом дерутся за мужиков. Что в Хабаровске, что в Корее.
С чего я взяла, что у меня – иммунитет?
…Господи, спасибо тебе, что создал Веньку! Стоило этой старой перхоти вернуться домой, как все помирились, чтобы наехать на нее, как и собирались.
Это было отвратительно. Ольга сошла на истерику, Лерка тоже разоралась, а Елена была спокойна… Она не пошла на конфликт! Сколько они ее не оскорбляли, Елена продолжала говорить медленно и спокойно. Может она и испугалась, но все равно выиграла…
Ольга потом утверждала, что Мадам в штаны наложила! Боялась на нас голос повысить!
Чушь! Конечно, она не повышала голос, она же понимала, что после этого начнется групповое избиение, вот и не позволила им его начать. Ее уже били и, возможно, не раз. Лера и Оля могут хоть до посинения хвалиться тем, как ее напугали. Факт: они ничего из запланированного не сделали. А Оля совсем уже глупость сделала, когда начала голосить, что Елена увела у нее Кёрта. Можно подумать, что этот хряк был любовью всей ее жизни!
Елена, кстати, так и подумала. Сидит и очень собой гордится.
Мы танцевали. К стэйджу подошел мужик, отсчитал около двенадцати бумажек, протянул их Оле и знаками показал, чтобы разделила, между нами.
После дискотайма она заявила, что он дал всего двадцать и только ей. И порысила к нему за стол.
Там ее поджидала карма. Через десять минут Оля прибежала, в слезах:
– Меня чуть не изнасиловали!
Меня чуть не вытошнило! Так и хотелось дать ей по морде, чтобы не выла, тварь жадная. Да эти джинсы, которые на ней, она по пять минут снимает – такие узкие. Колготки – та же история! Если он на самом деле все с нее снял, значит, она ему позволила. Наверное, надеялась, еще на одну «двадцатку». Мутировала в Тичера.
Та тоже, ходит за тэйблы в короткой юбочке, позволяет себя лапать, а потом сидит и рыдает о том, как ей было противно. До следующего раза.
Вот меня почему-то, никто не насилует и не лапает!
Тичер сказала, что меня просто, никто не хочет и я из-за этого бешусь.
– Вас, зато, хотят все. Гордитесь, – ответила я. – Хрен ли вы жалуетесь?
19.12.99г.
Вот я сижу, сейчас и думаю о том, что меня ждет.
Эта сука права: меня ведь реально никто не хочет. У меня нет ни внешности, ни сисек, ни выдержки. Здесь, в Корее, я хотя бы могу что-то из себя изображать, потому что меня посадят за
Неприятное, честно сказать, открытие. Шокирующее.
Мне казалось, что все принесут на блюдечке, стоит лишь вырасти. Дима же и принесет.
Или, допустим, оставит бабка меня в покое, я выйду на улицу, а там – мужики! Ждут и машут.
Ага! Хрен вам. Дима скоро свихнется на почве своих же параноидальных фантазий, а другие парни смотрят сквозь меня, словно сквозь стекло. Даже этот его друг-Макс с блядскими глазками, который ни одну бабу мимо не пропускает, не подмигнув, в упор не видит меня.
И тут до меня дошло: а я ведь точно такая же, как Ольга и Тичер. Думаю, что мужики – грибы, которые можно пощупать, принюхаться и положить в корзину. А потом, когда грибы вдруг проявляют собственную волю, я сама же себе становлюсь противна. Что с Димой, что с Эдамом… Пусть с последним были лишь поцелуи. И с тем же Скоттом в клубе. Сначала мозг отказал и колени в желе превратились, а потом я все думала, какая же я овца, если мужик спокойно так, не спрашивая, сгреб меня и сделал языком лапароскопию?..
Кстати, да! Я же похудела.
На йогуртах и плясках. Но не так, как была. Теперь я крупная, но не жирная. На йогуртах больше не протяну. С сегодняшнего дня ем курицу, только вареную, и морскую капусту.
Вечером пошел уютный снег. Крупные хлопья летали за окном и навевали на всех романтическое настроение. Я сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, мечтая о встрече с Джуном, которой, как твердят мои гнусные картишки, не состоится.
По снежку прикатили Ян и Саша, якобы, отчалившие вместе с Женей еще вчера.
– One shot? – радостно спросил первый.
Это значит: «Залпом!». Он со мной теперь иначе не здоровается.
– Залей себе в одно место, – грустно отмахнулась я, глядя на себя в зеркало.
Ян по-русски не понимал и потому не обиделся, а по-отечески потрепал меня по голове и назвал бэби.
– Вон твоя бэби! – не особенно вежливо стряхнув его руку, сказала я, указав на Альку.
Ян снова рассмеялся и объяснил, что я ребенок в его глазах. Ему ведь уже под тридцать. Какой взрослый, сука.
– Что же ты в ребенка столько водки влил? – спросила я на нашем русско-корейско-английском сленге.
– Ты сама пила! – на том же тарабарском ответил Ян.
– А ты наливал! – упрямилась я. – Вот скажу Жене, что ты меня спаиваешь!
– А я ему скажу, что у тебя хэндфон есть.
Я остекленела и посмотрела на Альку, которая пыталась провалиться сквозь пол. Злобно прищурилась:
– Спасибо тебе, Альбинушка!
– Я просто хотела, чтобы он мне через тебя звонил…– пропищала она
Ну как можно быть такой идиоткой?! Знает же, что нам запрещено иметь телефон!
Ян встал между нами и ободряюще похлопал меня по плечу:
– Не волнуйся, я никому не скажу!
Конечно, не скажет он. Алька, вон, уже до него смолчала!..
20.12.99 г.
Сегодня полдня просидела за картами, насчет Джуна, а они уперлись: «Нет!» и все, хоть головой об стенку бейся! Я столько раз раскладывала, что можно было бы дойти до похорон правнуков, но ничего утешительного не получила
Весь день провела с Леркой, которая плохо себя чувствует после вчерашнего. Есть и то не выходила.
– Линка, если бы ты была компьютером, тебя следовало бы перепрограммировать.
– Отстань! – сказала я. – Видишь, я гадаю.
В ответ она заявила, что я не гадаю, а просто пытаю свои бедные карты. Мне, мол, нужно заняться делом и уборка – отличнейшее средство от пиздостраданий. Потом она раскритиковала мой выбор и прочла длинную лекцию о том, что еще могла понять, если не все мои предыдущие увлечения, то хотя бы реальные, но теперь у нее мозг просто «зависает».
А то я не знаю. Она же помешалась на этом своем Ким Соне! Все время его цитирует и сравнивает все в отношениях с компьютерами. Хотя готова поспорить, только по телевизору компьютеры видела. Меня уже тошнит от этого. Если хочет излить душу, пусть сделает это в унитаз. Я же ее не спрашиваю, что она там думает о моих увлечениях и отчего ее перегруженный выпивкой мозг все время «зависает». Так и не нужно мне об этом говорить!
…Как мне все это надоело! Невозможно побыть одной ни секунды! Стоит взяться за гадания, все собираются и кричат, что я уже свое счастье прогадала. Судьба, мол, не любит, когда ее пытают. Ну и что? Меня она вообще ненавидит, что может быть еще хуже?
Все уже опротивело: магазины, еда (из-за своей диеты я ем только рис и кимчхи, плюс супы из морской капусты и само это слово «еда» тошноту вызывает), кумиры надоели, а особенно,
Есть нечто необъяснимо гадкое в том, что я хочу секса, хоть и не с ними. А меня хотят лишь они. Да и то, не факт. По-моему, спросить нас, хотим ли мы секса, нечто вроде ритуального вопроса о том, откуда мы родом и сколько нам лет.
Под вечер наконец, повеселились!
Приехал какой-то Секин друг, тоже «мапия». Хотя и не самый стройный, но достаточно симпатичный мужичок… Мне, правда, даже голову поднимать не хотелось, когда они пришли. Сека говорит:
– Это мистер…
Ну, имя назвал. Я его уже забыла. Какое-то корейское.
Ну, я и не поднимала голову: смысл мне знать, как он выглядит, если он все равно мне не даст? Сижу, смотрю на его джинсы. Тот решил, что меня это интересует и гордо так заявляет, настоящие, мол, «Армани». Вообще-то, мне это было до неприличия безразлично, но из вредности я пощупала ткань и сказала, будто это – подделка:
–
И тут началось веселье. Мистер Х аж взвился!
– «Армани»! – кричит.
– Нет! – спокойно отвечаю я, – «Армани» очень дорогие. Откуда у тебя деньги? Это подделка.
– Я – богатый! – топал ножками приезжий. —Я корейская
И делал попытки выпрыгнуть из штанов, чтобы убедить меня показом фирменного лейбла.
– Подделка! – твердила я с самым серьезным видом. – И вообще, никакая ты не мафия! У тебя лицо слишком честное. Ты японский полицейский, небось! Палочками есть можешь? Вот то-то же. Все японцы ими едят.
Если до этих слов мистер Имитэйшн как-то сдерживался, то теперь он просто оскорбился и надул губы, требуя извинений.
– Корейцы тоже палочками едят! – вопил он в священном раже.
Я крутила головой, и доказывала, что он похож на моего знакомого самурая. Вокруг лежали всхлипывающие от смеха девчонки и Сека, умолявшие меня перестать.
Кажется, мой юмор задел струну в душе Имитэйшна.
Мы с ним очень подружились, пока он бегал за мной в перерывах между дискотаймами и доказывал, что кореец. А я крутила головой, словно Скарлетт и твердила, что не поверю ни единому его слову. Мол, позвоню сейчас в иммиграционную службу и его вышлют назад в Японию. Будет там гейшам врать, будто у него есть деньги на то, чтобы покупать себе дорогие джинсы. А меня, роща агащи, меня так просто не проведешь. Что я, настоящие «Армани» от подделки не отличу?
К середине ночи мы с Имитейшном совсем подружились. Он придурковатый, но очень смешной. И здоровый такой, как Сека. Мускулы, брюшко, и конечно же – тэквондо. Куда уж без тэквондо? Я подумала, что, если он уже всерьез хочет снять свои джинсы… и позволила себя приобнять.
Оказалось, он показывает приемы.
Было весело. Он бросал меня через бедро и подхватывал в полуметре от пола. Я летала в воздухе и визжала от счастья.
– А других я швыряю! – говорил Имитейшн, чтобы его доброта по отношению ко мне не прошла незамеченной.
– Швырни и меня, – попросила я. – Я не хочу жить, я страшная.
Тут Имитейшн совсем расчувствовался и, подхватив меня на руки, принялся щипать за щечку.
– Какой же ты славный и милый ребенок! – постановил он.
Сука! Жаль он не самурай… Я украла бы меч и сделала себе харакири.
21.12.99г.
Карты не врали: Ю Сынг Джун не приехал…
Когда они предсказывают что-то плохое, то никогда не ошибаются.
У нас началась эпидемия гриппа. Заболело пять человек, у меня самая легкая форма, но пропал голос и в горле такое ощущение, будто я толченное стекло глотала. Зато, бедная Криста вообще слегла. Она ничего не ест, кроме таблеток, у нее жуткая температура… Тичер лежит с ней, за компанию. А днем вылезает в холл, чтобы все видели, какая она несчастная!
Попутно с нами болеют все три певицы из обеих банд, но никто, кроме Тичера не кашляет в общей комнате. Она домой собралась и я, в порыве, все еще расстроенная отменой концерта, вякнула, что тоже хочу домой.
Женя посмотрел на меня, вздохнул и сказал: «Ноу проблем! Ты – везти документы, Дима передавать, хорошо?»
Козел!
Тичер, заслышав о Диме, тоже захотела отвезти ему документы. Женя засомневался и сказал, что позвонит ему и спросит. Тичер сверкнула глазами. Дима-Дима, знал ли ты, что через каких-то паршивых парочку миллионов долларов, все бывшие Витины женщины будут у твоих ног?..
Мне интересно, оправился ли он до конца, после той истории? С Оксанкой и ее сыном? Сумел ли преодолеть? Похоже, что не сумел.
Вон, думает, что я соблазнила его. Я! Маленькое, серое ничтожество, которое из дому не выпускали… Его! Мужчину моей мечты, которым он стал еще в те давние годы, ко-гда он не был богат… Ага! Пришла в мокром платье и соблазнила.
В принципе, он это прямым текстом сказал…
И я все думаю. Это не дает мне покоя: что, если я ничтожество лишь в своих глазах? Что, если Дима видит меня иначе. И самого себя, к слову? Не так, как вижу я… Что, если он, в своих глазах, все тот же наивный лох, которому мой папочка сделал сына?..
Лера, Аля и Оля, лечатся соджу. По словам Оли от выпивки худеют, а по мнению Леры, спиртное убивает грипп. Пока они не заболели, но и не похудели.
Босс клуба – консервативный традиционщик, снабжает больных таблетками. Аджума варит супы, которые хоть можно глотать… Я тоже страдаю. Джун не приехал, я подыхаю, и, что самое страшное, не могу об этом поговорить.
Когда я дошла до лечения при помощи соджу, которое ударило мне в голову, ожил мой хэндфон. Ольга схватила трубку. Я не обиделась: пусть если хочет, с мамашей моею поговорит. Мне все равно не хочется. Но из динамика послышался мужской голос. Сразу же, с места в карьер понес:
– Все, мать твою, ты задрала своими выходками!..
Я подавилась соджу. Оно полилось мне на колени сквозь нос. У Димы очень характерные интонации. Он первые слова рубит, как рыбные головы, а остаток предложения говорит в одно слово.
– А кто это? – сладко спросила Оля и замахала рукой, всем видом давая нам понять – КТО.
– Где Ангела? – недружелюбно ответил Кан.
Ольга обиделась и поскольку он не представился, решила пройти вперед:
– Поздно хватились! Вчера она выпила уксуса, и говорить с ней теперь сложновато! – заявила она.
И Дима взвился. Мы дрогнули, когда он заорал:
– Что?! Где она?! Ее отвезли в больницу?!!
– Дай сюда! – прохрипела я, отбирая трубку, прежде чем Ольга не оставит себе пути к отступлению. Чтобы не подставлять ее, спросила: – Кто это? Э… Саша?
– Что с голосом?! – не повелся Кан.
– Я простыла.
Он выдохнул. Судорожно. Словно и в самом деле испытал облегчение.
– А уксус?!
– Мы думали это… мой парень.
– У тебя парень есть? – усомнился Дима.
– А почему бы и нет?! – оскорбилась я. – По-твоему, я такая страшная, что у меня не может быть парня?!!
Судя по паузе, он именно так и думал. Поэтому, сменил тему.
– Женя сказал, ты домой собралась. Это так, или ты его просто заебала?
– Я его заебала.
Кан помялся.
– Он говорит, у тебя живот размером с Китай.
Молчание. Мы с недоумением оглядывали друг друга и сами себя.
– Ой, все! На себя пусть глянет.
– Да че ты тупишь?! – взорвался он. – Ты знаешь – от кого это?
– Я не бере…
Я не договорила: трубка пискнула, разрядившись и я поняла, что он вообще, скорее всего, ни черта не слышал. Я судорожно искала зарядку, едва не плача от напряжения. Эти его вопросы… Я посмотрела на свое пузо, оно было кругленькое и твердое. Я приняла «постинор». Я попыталась припомнить, когда у меня в последний раз были месячные и с облегчением вспомнила, что в Корее покупала тампоны. Значит, месячные у меня были.
Но ведь бывает, что месячные идут до самых родов.
Мысль о том, что я залетела и целых четыре месяца ношу в себе возможного дауна, вновь довела до слез. Чтобы не думать, кого я могу родить от пьяного «донора», бухая четыре месяца в режиме нон-стоп, я встала, глотнула соджу и вытерла рот рукавом. Зарядки нигде не было видно, хоть я и перерыла и свою сумку и дом. Карточки тоже. Ни у кого. Мы все из дому не выходили.
Был лишь один способ не поддаваться панике.
– Елена, мать вашу, Викторовна, – кладбищенскими воротами проскрипела я. – Вы, простите меня, совсем уже охуели?!
Она пожала плечами.
– Когда ты пришла в танцкласс, у тебя живот прилипал к позвоночнику. А теперь, ты почти не ешь, а пузо растет.
– Это газы, – буркнула я. – От морской капусты! У меня были месячные!..
– Дима спросил мое мнение, я его озвучила. Могу тебе повторить: твой живот очень даже беременный. Даже певец заметил.
27.12.99г.
Три дня пролетели мгновенно. Даже описать нечего: носилась по городу, как ошалелая и все валилось из рук.
Всю ночь я собиралась и не могла уснуть от волнения. Уезжать теперь хотелось меньше всего на свете, ведь все снова стало так чудесно: мы перестали «кусаться» и сдружились, как в начале.
Девчонки проводили меня до машины, расцеловав на прощанье и пообещали звонить. Я расчувствовалась, пустив слезы и начала прощальный плач. Они тоже расплакались и никак не могли прекратить меня обнимать.
– Лина! – сказал Саша. – Ты все еще хочешь успеть на автобус или останешься здесь?
Я быстро перестала рыдать и села в машину, рядом с дорогим Тичером.
– В чем дело? – спросила она. – Почему ты так смотришь?
– Нравитесь вы мне. Очень!
Сбыча мечт. Цена счастья. Ты пойдешь со мной. Нелюбитель случайных баб.
Сеул – Хабаровск.
28.12.99г.
Как-то непривычно: проснуться совершенно одной в незнакомом городе, когда. Я так хотела этого – хоть немного побыть одной. И вот, получила. Сбылась мечта. От нечего делать, я пошаталась немного по улице, ничего интересного не нашла, поэтому, купила себе тест на беременность.
Тест показал, что я не беременна, но я все равно позвонила теть Свете в Хабаровск и расспросила, могу ли я быть беременна, невзирая на тест. Теть Света сказала, что во-обще-то, есть вещи хуже беременности, например – рак и велела первым же делом, завтра же, нести свое пузо к ней.
Я засмущалась и соврала, что я во Владивостоке.
Побродила немного по номеру, поплакала, что умру от рака, так и не потрахавшись, подышала парфюмом мистера Кана и решила ему позвонить.
Я ему с того раза пытаюсь дозвониться, но все никак не могу застать дома.
Он и в этот раз не ответил. Видимо, занят какой-нибудь другой, более важной, хренью.
Тичер свалила, едва приняв душ. Еще вчера вечером. В Чхунчхон, конечно же. К Керту.
Везучая…
А я одна. Совершенно одна.
29.01.99г.
Я! Встретила! Скотта! Того, самого из Чхунчхона, который меня в «Рио» поцеловал. Даже рада, что Кану не дозвонилась. Пошла я с горя на Итэвон, поела, побродила туда-сюда, немного посидела в пустом «Кинг-Клабе».
Там мне на хвост свалился какой-то негр.
Народу – я, барменша, охранник и эта пьяная тварь, здоровенная, как нильская лошадь. Гиппопотам, по-нашему. И вот этому, мать его, гиппо-поппо-потаму, взбрело на ум, что мы должны непременно провести ночь вместе.
Я не расистка, в отличие от нашего Тичера, но сука, жирных я не люблю! Я ему вежливо и прямо сказала: «Нет!» На что он ответил: «Да, бэйби!» Охранник, видя его навязчивый интерес, проявил бдительность и попросил чувака уйти.
Я тоже решила не рисковать. Посидела еще чуть-чуть, попросила мне такси вызвать, невзирая на то, что до мотеля пять метров и десять шагов. Выхожу, сажусь в тачку… А дальше начинается какая-то комедийно-жуткая ситуация. Как в «Ночи живых мертвецов».
Откуда не возьмись, появляется мой пьяный черный друг, распахивает дверцу и схватив меня за руку, мычит:
– Ты пойдешь со мной!
Я ору! Громче, чем бухгалтерша в «Психо». Отбиваюсь руками и ногами. Женины ча-сики, – такое чувство, что он прямо знал, когда их дарил, – врезались мне в запястье. Боли не было, боль я почувствовала позже. Когда увидела, что этот гипопотам мне буквально лоскут кожи с запястья снял.
И сейчас болит очень сильно.
А вокруг стояла толпа и таращилась: что может быть обыденнее, чем негр и русская девушка? Саша-Чжан был прав.
И тогда я поняла, что то, что со мной сделал Дима – далеко не самое неприятное. Неприятное случится сегодня. Когда этот хер вытащит меня из машины…
Я толком не поняла, что случилось. У него голова буквально в сторону отлетела. Он всей своей тушей навалился на дверцу, да так, что машина в сторону накренилась и сполз на асфальт. В толпе приветственно завопили. Какой-то черноволосый парень, с искаженным от злости лицом, яростно лупил ногой поверженного негра.
Я против того, чтобы бить лежачего, но этого мне хотелось добить. И я вылезла из такси, не заметив, что из меня кровь хлещет, как из свиньи и со всей силы ударила в окровавленное лицо.
Послышался вой полицейской сирены, сильная мужская рука перехватила меня поперек туловища. Моя нога ударила в воздух, улица сменила «картинку», как в компьютерной игре. Мои подошвы стукнулись об асфальт.
– Бежим, – крикнул мой спаситель, хватая меня за правую руку, и мы побежали.
Час спустя мы возвращались из госпиталя; я – с забинтованной рукой, вся взъерошенная, как ушибленный молнией ежик. И он, возбужденный, то и дело сверкающий зубами в улыбке.
– Мне кажется, тебе надо выпить, – произнес он, почти касаясь носом моей щеки.
– Мне надо переодеться. Я вся в крови, – прошептала я.
– Я провожу тебя, – так он ответил. – Я тебя провожу.
Потом мы пристально посмотрели друг другу в глаза и принялись целоваться.
Итак, Скотт Картер, двадцать четыре года.
Голова не болит, время есть, телефонный номер, что он мне дал – отвечает. Секс
До обеда у него были дела по службе. Но в четыре, как договаривались, Скотт позвонил мне на сотовый и сказал, что едет.
И, уау, чудо!
Приехал! Не знаю, чем он Селине и Ко – мудак. Он даже не знает, кто они все эти люди. Ах, так они его знают? Он не хотел бы хвастаться, но он довольно известен.
Хозяин мотеля, при виде такого четкого экземпляра спрятался под матрас и даже не настучал Жене. Хотя, может быть, настучал, не знаю. Мне на него плевать. У меня есть «джокер». На сегодня Скотт снял нам номер в другой гостинице. Гулять не ходили, ему пришлось уйти в час ночи, поскольку завтра рано вставать. Я не в обиде. Я за четыре месяца нагулялась, а секс у таких, как я, бывает довольно редко.
Завтра в четыре мы снова встретимся.
Скотт сказал, что постарается устроить все так, чтобы проводить вместе чуть больше времени. Покажет мне город и все дела. А я, не подумав, ляпнула, что в этом городе, самое прекрасное – это он, Скотт. И больше мне ничего от жизни не нужно.
Он улыбнулся и пошутил: «Как выгодно!». Хотя, быть может, не пошутил…
Такое чувство, будто бы я по-настоящему ему нравлюсь… Он помнит меня, что на самом деле невероятно! Спросил, работала ли я в Чхунчхоне. Сказал, что был пьян, конечно, но мой белый купальник прожег ему мозг, иначе, он, конечно же, не стал бы так рисковать. Наверное. Может быть, стал бы. Ему, вообще-то, очень нравится рисковать.
Особенно, если девчонка стоящая.
Я знаю, что дура, знаю.
Но когда он так улыбается и целует меня в живот, остатки мозгов вытекают из уха. Приходится собирать их горстью обратно в череп. По словам Скотта, я со своим паспортом – первый кандидат на депорт. Женя не делает своим девкам карточки, как положено, через три месяца и я, практически, вне закона.
Если меня возьмет за жопу полиция, все будет очень и очень плохо. Поэтому будет лучше, если я буду как можно меньше таскаться одна по городу. Особенно, по таким местам, как «Кинг-Клаб». Когда я спросила, откуда он столько знает, Скотт чуть поморщился и сказал, что у него много русских «знакомых».
Ну, как говорится: добро пожаловать в прекрасный реальный мир. Легким движением руки, прекрасный принц превращается…
– Слушай, – сказал он, пока я пыталась представить себе, в какую земноводную тварь он обращается, когда снимает корону. – Слушай, давай на чистоту, бэйб? Ты обираешь мужиков, которые приходят в твой клуб. Это твоя работа, это то, что ты делаешь, потому что работать честно не умеешь, или не хочешь. А я обираю баб, которые обирают мужиков. Чем я хуже тебя? Почему я должен работать честно, если могу по-лучать деньги просто за то, что я есть?
– Я не говорю, что ты – хуже. Я просто… шокирована.
Скотт рассмеялся.
И я подумала, что Дима мой драгоценный, ничуть не лучше него. А раз уж сам Дима не гнушается зарабатывать на девчонках, почему бы и Скотту этим не промышлять? У меня вообще довольно пластичная совесть, когда речь заходит о мужиках. Тем более, что деньги Женя нам выдаст только перед отлетом.
– Не очень, насколько я вижу.
– Ты спас мне жизнь, – ответила я, подумав. – Я херово развожу мужиков. У меня есть с собой где-то двести долларов. Если хочешь, можешь их взять.
Тут он рассмеялся.
– Сто восемьдесят пять. Я их в сейф положил. Ты даже не заметила, что ли? Нельзя так слепо доверять незнакомцам.
Я посмеялась, но в душе какой-то неприятный осадок.
Карты говорят, – я снова им верю, ибо они себя реабилитировали, – что я действительно нравлюсь Скотту. Если верить им полностью, он почти что влюблен. Я тоже в него влюблена, но вместе мы с ним не будем.
Какая-то кровь, ссора, драка. Разбитое сердце. Тройка Мечей. То ли операция, то ли любовный треугольник.
Пока я расслабленно отмокала в ванне, вспоминая самые прекрасные мгновения, проведенные со Скоттом в постели, мне на сотовый три раза позвонил мистер Кан. Я не слышала, пока он не позвонил на телефон в мотеле.
– Где ты была всю ночь, блядь? – приветствовал мой будущий муж, но я не обиделась.
Это было просто вводное слово. Не адресное.
– Прогуливалась, – ответила я. – А ты?
– Бля-а-адь! Что за мужик к тебе ходит?
– Мой парень.
– В смысле?
– В прямом. А что такого? – я не стала бы задавать ему этот вопрос, если бы не то, что Скотт рассказал мне, но… задав его, я ощутила себя еще хуже, чем если бы не спросила.
– У тебя виза просрочена. Постарайся не нарываться на неприятности.
– Знаю, – сказала я. – Постараюсь. Мы редко куда выходим, не беспокойся.
Кан вздохнул.
– Мобильный, когда выходишь, всюду носи с собой. Запиши телефон адвоката. Если вдруг напорешься, сразу же, слышишь, сразу же позвони ему. Его зовут мистер Ю, он говорит по-английски. Скажешь, кто ты такая и что звонишь от меня. И ни слова не говори в полиции. Вообще ни слова.
Я колебалась:
– А девки?
– Думай о себе! – приказал он грубо. Опять вздохнул. – Слушай, Ангела, ты от него беременна, мать твою? Или от меня?
– Я вообще не беременна! – ответила я. – Я пыталась тебе дозвониться, но не смогла. Я не беременна, не была и не собираюсь. Прекрати уже меня этим доставать!
Он помолчал. Сказал в пустоту эфира:
– Жаль…
– Ты что, издеваешься?..
Он не ответил, и я взбесилась.
– Чего тебе жаль?! Что у меня не родится даун? Что не родится еще один, никому не нужный ублюдок, вроде меня?! Чего именно тебе жаль, Дима?!!
– Не ори на меня, – оборвал он хмуро. – Я сказал не подумав. Не знаю. Вырвалось… Мой ребенок был бы законнорожденным, не беспокойся. Даже от дуры, вроде тебя.
И я задумалась, против воли, что было бы если… Что было бы, если бы я действительно залетела? Женился бы он на мне?
– Что дает тебе повод считать меня дурой? Любовь к тебе? Я это переборола!..
– Женя тебе документы для меня передаст, – заговорил Кан снова, – не сдавай их в багаж, но и с папкой в руках не таскайся. Я не в Хабаровске, так что Макса пришлю в аэропорт, он тебя встретит и отвезет домой.
– А что с моей матерью?
– В больнице.
– Серьезно? – я оживилась.
– Она подтягивает лицо, – Кан тяжело вздохнул и, я готова была поспорить, закатил глаза. – Мы должны встретиться, хорошо? В Хабаровске. Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
На этот раз уже я тяжело вздохнула.
– Я не пыталась тебя на себе женить.
– Я знаю… Я…
– Хватит! Я знаю, что тебе жаль. Я знаю, что ты никогда бы не сделал этого, если бы ты был трезв. Знаю, что ты встречаешься с моделькой по имени Соня и она красива, как ебаный закат над Амуром. Мне не нужна твоя жалость, ясно? Моя любовь к тебя была просто детская ненужная глупость. Я знать тебя не хочу! Я не хочу тебя больше видеть.
31.12.99г.
Новый год Скотт и я встретим вместе.
Я знаю, что все его девки завтра работают: иначе никак. Но что-то на душе неспокойно. Наверное, полнолуние. Или, похолодание. Скотт приходил ко мне. Я сказала, что главный босс знает, что я с ним сплю, а раз так, то незачем швыряться деньгами на другую гостиницу.
Он только глаза закатил и сказал, что это – ужасно мило.
– А еще говорят, будто бы русские девушки агрессивны и ненавидят других русских девушек.
– Дело не в девушках, дело в деньгах. Не хочу, чтобы ты на меня тратился.
– Я понял, – ответил он, улыбаясь, – ты хочешь, чтобы я окончательно втрескался.
– Очень, – сказала я, – но завтра я улетаю и никогда тебя больше не увижу.
– Не говори ерунды! – отмахнулся он. – Приедешь домой, смени имя. Это очень легко: ты просто идешь туда, где регистрируют детей, пишешь заявление и выбираешь новые имя и фамилию. Затем меняешь русский паспорт и получаешь новый заграничный. Вуаля. Это по-французски обозначает: «Ты вновь чиста, тебя нет в базе».
– И что потом? Не факт, что я смогу работать в Сеуле.
– Кто сказал, что ты будешь работать? – Скотт улыбнулся, и я поняла, что он специально, все выведал. Лишь для меня. Возможно, у кого-то из своих девушек. – Верь мне, детка.
Я улыбнулась.
Ага! «Убегай от своего менеджера, мы будем жить в моей комнате».
Скотт заметил мои колебания и припер меня к стенке. В переносном смысле. Всю нежность, словно рукой сняло.
Потребовал все мои номера: домашний, рабочий, сотовый. Не верит, что сотовые в России – только для богачей. Лично проверил, что у меня его номер есть. Неужели, я правда не безразлична ему?..
Покатаемся?.. Он просто не знал, как проститься.
Хабаровск
16.06.2002г.
Забавно, перечитывала сейчас дневник.
Как другой человек писал. Книга получилась такая вся правильная. А я там, ну прямо святая. Хоть крылья к спине прибивай. Высокоморальная, словно ни разу хер в руках не держала. А Влад Орлов – почти Дима, только чуть младше.
В какой-то степени Дима, в какой-то степени Скотт…
В тетради осталось несколько пустых страниц, и я хочу их заполнить.
По поводу Скотта.
Мы вместе встретили Новый 2000 год.
Ничто не предвещало беды. Все пили, пели и танцевали. «Кинг-Клаб» стоял на ушах. Я вышла в туалет; мыла руки, когда увидела краем глаза, что на меня несется рыжая, разъяренная девка. Мое счастье, что все корейские тэйбл-труженницы, ростом мне примерно по пояс. Ну, максимум, если встанут на каблуки и нос задерут.
И вот это клокочущее говном недоразумение, решило со мной подраться.
Толкнула в спину. Я чуть не пропахала носом вперед.
И меня перекрыло.
До сих пор помню, как зла была. Замах, удар, кровь повсюду… Крики помню. Помню, как Скотт, мгновенно оценив ситуацию, натянул мне куртку на голову и выволок в пропахшую фейерверками ночь…
У мотеля стояла машина. Женина.
– Тебе нельзя со мной, – прошептала я.
Волны адреналина вымывали из меня алкоголь. Мы обнялись. Поцеловались, словно в последний раз… Да он и был последним.
– Послушай, – сказал мне Скотт. – Не вздумай ничего говорить ему. Вообще. Ничего не было. Ты просто гуляла. Я позвоню тебе в Россию. Ясно? Пока не будешь в безопасности, не звони и мне, поняла?
Я заливалась слезами: от его слов пахло безнадежностью. В глубине души, я, наверное, еще тогда это знала. И мне не было ни малейшего дела до этой девки. Я вспомнила, как разжала пальцы и бросила бутылочное горлышко в унитаз. Как спустила воду.
Когда прибудет полиция, не останется ни единого отпечатка пальцев.
Разумеется, Скотт мне не позвонил.
Зато три месяца названивал и являлся Дима. Они всегда появляются, когда уже не нужны. Рассказывал мне, что мой Скотт – мудак. Я ответила, что сама уже догадалась. Таким тоном, чтобы он понял: кто тут скот и мудак. Но тут же не выдержала и намекнула доходчивее:
– Он, во всяком случае, не говорит, что я его изнасиловала.
Кан проглотил, а его друг – Макс, – Кроткий, а не Короткий, спросил:
– Может, он просто не хотел тебя обижать? Мне тоже, пиздец, как трудно бабе сказать, чтобы отвалила.
Не зная, как ему объяснить, в чем дело, я просто пустила слезу, и они оба, быстро вспомнили о своих делах и дружно свалили. Кстати, это тот самый друг-Кроткий, с которым у меня тоже будет роман. Он все еще делает вид, что я его не волную, коварный! Совсем, как Сека притворялся, что ему не нравится Оля.
Ха-ха!
Что еще сказать?
Квартиру нам пришлось продать. Долги за коммуналку были такие огромные, что еще чуть-чуть и у нас бы так и так ее отобрали. Но мне без разницы: мать все равно все захапала, пока я лежала в депрессии. Да еще у меня одолжила то, что я заработала в Корее.
Она теперь замужем. За каким-то немцем. Я – в Хабаровске, работаю журналисткой. Интервью у хоккеистов беру. Живу с девчонками-журналистками. Своих пару раз тоже видела, но мы не общаемся.
Лерка вышла замуж и уехала с мужем в Читу, Криста бэбика родила. Ольга с Алькой по-прежнему ездят в Корею. А Тичер сделала зубы и подтянула лицо.
Я написала книгу, как я уже сказала. Выйдет в декабре-январе. Живу опять по соседству с Димой. Теоретически. На самом деле, он все время в разъездах. То в Германии, то в Корее, то в Штатах. Но иногда появляется. Вот, сейчас, например, я вижу, что Дима дома. Лежит на подоконнике и курит, задумчиво рассматривая наше окно. Не знаю, видит ли он меня.
Позавчера мы столкнулись у круглосуточного киоска, и я спросила Кана, нельзя ли мне, если я похудею, в Корею вернуться. Он так взбеленился, словно я попросила на мне жениться. Он, мне кажется, после своих афганских вояжей, чердаком повредился.
А может, из-за того, чем промышлял в 90-ые…
Кан в окне выпрямляется. Давит окурок в пепельнице и, помедлив, закрывает окно. Звонит телефон. Его номер.
Значит, он меня видел и знает, что я – одна. Значит, его моделька фотографируется на выезде и ему абсолютно нечем себе занять. В отличие от Максима, Кан терпеть не может случайных баб. Мы уже сто тысяч раз кружили по городу на его джипе. Молча. Я стала кое-что понимать, но зачем-то врала себе, что не понимаю. Он просто чувствует себя виноватым.
Он все такой же, простой и честный, каким он был. Он знает, каково это – когда ты любишь всем сердцем, а тебя – нет.
– Поехали, покатаемся? – спрашивает Кан.
Передо мной открытый дневник и две последние строчки. И ни малейшего настроения часами кружить вокруг города, молча глядя в окно. Пора заканчивать эту нескончаемую историю, но вместо того, чтобы отказать, я говорю.
– Поехали…
КОНЕЦ.
Для обложки использованы иллюстрации автора.
Продолжение серии:
«Парень для «Sекса»
«Sекс в браке»