Капрал Марк Кройц закончил рапорт и отжал кнопку рации. Сквозь помехи в наушниках пробился голос лейтенанта Юстаса Дирова:

– Принято. Будем через сорок минут.

– Группа может не успеть, сэр.

– Раньше не получится. Скоординируете нас по прибытии. Конец связи.

Капрал отключил передатчик, вышел из рубки и переглянулся с караулившим дверь великаном Павлом Атлидом. К счастью, их не заметили. Вильгельм Горрент ходил внизу, разговаривая с Ашуром. Птерикс в ответ шелестел крыльями и булькал, словно понимал каждое слово.

Марк сомневался, что капитан и ее команда одобрили бы его решение. Но инструкции Дирова насчет подобных ситуаций были предельно ясными. К тому же капитан Лем Декс, по мнению капрала, неоправданно рисковала не только своим экипажем, но и Даниилом Кипулой с Ольгом Фолакрисом.

– Кройц, спускайтесь! – позвал Вильгельм. – Капитан вернулась!

Марк перегнулся через фальшборт и увидел, как в ангар вошли капитан, Константин Ивин и незнакомая рыжая женщина в длинном плаще и кожаной шляпе. Вильгельм и Устин Гризек поспешили к ним.

– Какие новости? – штурман положил дробовик на раскладной стул и налил себе из термоса чай.

Верахвия Талвак оглянулась на Константина. Тот понял намек и повернул ключ газовой трубы. По периметру ангара вспыхнули светильные рожки.

Она передала ему кожаный тубус. Механик открыл его и разложил на ящике карту.

Окраинные районы обладали печальной славой. Десять лет назад там началось строительство зоны пограничной торговли. Вскоре консулы отменили проект из-за каких-то внутренних разногласий. Брошенные здания достались нищим, бродягам и бандитам.

– Не спрашивайте, откуда карта, – предупредила вопросы Верахвия. – И… Декс, с тебя еще сотня.

Капитан раздраженно полезла в карман за деньгами.

Марк и Павел обменялись взглядами. Капрал наклонил голову, изучая карту, и мысленно отметил расположение кварталов относительно аэродрома, чтобы сообщить Дирову. Потом задумался, не предупредить ли Лем об отряде, но быстро отказался от идеи. Капитан не стала бы его слушать: она считала, что справится со всем самостоятельно.

– Короче, там прочно обосновались Зубы, – получив деньги, продолжила Верахвия. – Банде года полтора. Парни суровые и быстро всем объяснили, что им никто не указ. Их около дюжины.

– Здание огорожено? – спросила Лем.

Археолог отрицательно мотнула головой.

– Сколько выходов?

– Считай и окна – стекла не вставляли. Хотя на первом этаже наверняка заколочены. Дверей две: парадная и задняя. Не знаю, какая заперта. Глаз ставлю, есть охрана. Главари половины вердийских банд спят и видят, как повыбивать все «зубы».

– Насколько дом укреплен? – проигнорировав неуместный каламбур, Марк уступил Павлу место над картой.

– Обычная стройка. Пара шашек динамита в правильных местах… Бах! – Верахвия вскинула руки. – И руины.

– Еще что-нибудь? – пристально посмотрела на нее капитан.

– Вот тут остатки лесов, – археолог обвела пальцем контур дома, подчеркнув ногтем восточную оконечность. – Куцые, но… какие есть.

Марк разгладил ладонью усы. Он сомневался в Лем. По его подсчетам получалось, что в здании около двух десятков бандитов, включая людей со склада. Со штурмом справился бы небольшой отряд Крылатой пехоты с грамотным командиром, но не разношерстная кучка контрабандистов. Капрал не представлял, как Лем планирует спасать Ольга и Даниила.

Вильгельм поднял взгляд от карты на капитана. Лем поглаживала пальцами переносицу. От серых глаз веяло холодом.

«Холодным математическим расчетом», – подумал штурман.

Вильгельм привык ей доверять. Капитан не единожды вытаскивала команду из опасных передряг. Однажды на Фелимане «Аве Асандаро» заперли в ущелье, желая отобрать груз. Она вывела корабль из засады без потерь, пусть и пришлось чиниться целый месяц. Одни Младшие Боги знали, какие комбинации сменялись в ее черноволосой голове.

Лем достала «луковицу», откинула крышку и шепотом выругалась – рассвет приближался на форсаже.

Ее визит к Рэйету Леворукому и старания пехотинцев вызвали ожидаемый эффект. Сообщники Измаила Чевли задергались. Попытка переманить Даниила, Ольга и Устина не стала сюрпризом. Ошарашило другое: Джейс упомянул Службу. Это наводило на подозрения, что Измаил не только крайне тщательно продумал джаллийскую часть сделки и ожидал пристального внимания агентов, но и имел возможность наблюдать за ними. При таком раскладе атака на «Аве Асандаро» выглядела отвлекающим маневром.

Как и груз-фальшивка.

Ничем другим капитан не могла объяснить, почему Измаил заплатил семь тысяч гата за перевозку хлама. Альконцы и заказчик обменялись подделками. Третья копия все еще находилась на Арконе. Местонахождение оригинала оставалось загадкой. Лем уже путалась в «дланях».

Капитан отогнала ненужные сомнения и закрыла часы.

«Пусть поисками реликвии занимается Служба, – она убрала „луковицу“ в карман. – Мне пока стоит молиться, чтобы Лис и Даниил были живы, а Джейс ошивался неподалеку. Раз он распоряжается имуществом Измаила, через него можно добраться до плешивого мерзавца. И вытрясти из последнего, зачем ему понадобилось шоу с контрабандой».

Вильгельм молча прихлебывал чай. Устин рассказывал Павлу про вердийские банды. Константин прислонился к стене, не сводя глаз с Верахвии. Марк въедливо расспрашивал ее о дороге к Зубастому логову.

Лем перевела внимание с капрала на великана и решила взять с собой Павла. Марк был опытным и трезвомыслящим командиром, но во время рейда мог оспорить руководство. К тому же сейчас он требовался на «Аве Асандаро»: поддерживать связь с «Вентас Аэрис».

– Постараемся не поднимать шума, – Лем пыталась не думать о том, что станет с ее репутацией вольного капитана, если вскроется сотрудничество с Альконтом. – Раз Джейс не пришел к нам, значит, ждет у себя. Знаток, что на крыше?

– Чердачный люк? – съехидничала она. – Пара стволов?

Лем обвела взглядом команду «Аве Асандаро» и пехотинцев.

– Кас, нужны веревки и кошки. Греза, еще раз проверь оружие. Павел, идешь с нами. Лазить по стенам умеешь?

– Конечно.

– Виго и Кройц…

– Мы здесь, – припомнил предыдущие распоряжения капрал.

Лем благодарно кивнула ему, не желая вдаваться в детали при Верахвии, и продолжила, обращаясь уже к одному штурману:

– Как отъедем, поднимай «Аве Асандаро». Свяжись с остальными, передай, что скоро возвращаемся. Нас подберешь у логова. Посадишь Кройца за гашетки и подстрахуешь с воздуха, но не раньше, чем все окажутся внутри. Вопросы?

– Нет.

– Рацию не беру – тишина превыше. – Капитан повернулась к археологу: – Спасибо за помощь.

– Приятно работать с теми, кто платит, – Верахвия сжала протянутую руку. – Ничего не хочу знать об «остальных», но ты забыла: я – с вами. Ружьишко есть?

Лем почти не колебалась:

– Виго, выдай ей «скопу́».

Марк нахмурился. Штурман наклонился, вытянул из сумки короткое ружье с деревянным цевьем и бросил археологу. Она поймала «скопу» и с привычкой охотника осмотрела простой надежный механизм.

– Капитан Декс, вы ей доверяете? – напряженно спросил капрал.

– У нее нет выбора, – ответила Верахвия за Лем, повесив ружье на плечо. – Каждая пушка на счету. К тому же я не в команде, так что ей плевать, если сдохну. Но вот почему она не берет с собой тебя, красавчик…

– Потому что Виго не может одновременно вести корабль и стрелять, – отрезала капитан.

– Дурные шансы… – пробормотал Марк. – Пятеро против двух десятков…

– Добро пожаловать в клуб. Я тоже вечно поражаюсь Декс, – археолог вытянула из кармана папиросу, вложила в рот и чиркнула спичкой.

– Оптимизму или наглости? – хмыкнул Вильгельм.

– Что она еще жива со своим чистоплюйством, – Верахвия встретилась с Лем взглядами.

Капитан скрестила руки на груди, отчетливо ощущая на поясе тяжесть «кейцев». На нее смотрели Вильгельм, Константин, Устин, Павел, Марк и даже Ашур. Лем заставляла их рисковать и не дала возможности отступить. Она не хотела пикироваться с археологом, но Верахвия, нарочно или нет, подрывала уверенность команды в капитане.

Поэтому Лем осклабилась и ответила:

– Кто пытался им воспользоваться – уже у Подгорной Хозяйки. Закончили трепаться, проверили снаряжение и поехали.

Константин, Устин и Павел собрались за минуту.

«Серла́к» Верахвии вместил всех. Археолог и капитан сели в кабину. Остальные забрались в кузов на откидные скамейки.

Невзрачный, но надежный пикап песочного цвета выплюнул газы и с утробным ревом покатился в сторону западной окраины, собирая пыль на решетку радиатора. Шины оставляли на земле глубокие полосы, пара запасных колес по бортам вращались, помогая переезжать через груды мусора. Вдалеке остался прорастающий солнечными корнями в жемчужное небо рассвет.

Лем рассматривала своих людей через зеркало заднего вида. Павел сидел напротив Константина и по-прежнему молчал. Черты хмурого лица затвердели, в глазах читалась сосредоточенность. Широкие плечи укрыла темная куртка, на голову великан повязал платок. Он разминал пальцы, стискивая и разжимая кулаки-кувалды. Капитан подумала, что не хотела бы встретиться с ним на ринге. Павел мог покалечить одним ударом.

Устин ворочался, то и дело хватаясь за кобуру. Он вообще часто нервничал, но, если речь шла об «Аве Асандаро», изводился совсем.

Константин оставался невозмутимым. Лем была ему за это благодарна: его спокойствие будто передавалось и ей. Он негромко переговаривался с Верахвией через металлическую сетку на задней стене кабины. Археолог вела экипаж и курила, небрежно сбрасывая пепел в открытое окно.

Лем мрачно вспомнила, что сама водить не научилась. Когда приходилось удирать на колесах, за рулем сидел Вильгельм, Константин или Устин, а ей отводилось место стрелка.

Рассветный Вердич навевал дрему, но поездка не заняла и четверти часа.

Верахвия остановила экипаж за два квартала от бандитского логова, заглушила мотор и выбралась из кабины. Жестом предложив идти следом, археолог переулками направилась к Зубастой дыре.

Вокруг темнели жалкие, немыслимые пародии на жилые дома. Двухэтажные коробки пропитались запахами мха, мокрого камня, гниющего дерева. Они навевали мысли о беспризорниках и нищих, которые делили сырые подвалы и тесные комнаты с крысами и обнаглевшими птицами.

Устин что-то вспомнил, поежился и догнал Лем. Капитан сдвинулась в сторону, чтобы он оказался между ней и стеной, словно прикрывала в небе ведомого. Подворотни сочились опасностью.

– Здесь не только Зубы арендуют жилье, верно? – тихо спросила Лем у Верахвии.

– Еще три-четыре банды, но они уважают соседей, – археолог замедлила шаг. – Почти пришли.

Здание, прямоугольник из обшарпанного кирпича под двускатной крышей, не отличалось от близлежащих. Такое же покосившееся из-за просевшего фундамента, облепленное лишайниками и разъедаемое пробивающейся из трещин травой. С одной стороны через дорогу серел пустырь, где были припаркованы три пестрых из-за частого ремонта «серлака», побитые ржавчиной и куда старее, чем пикап Верахвии. Охраны не наблюдалось.

– Они че, совсем борзые? – поразился Устин.

– Ну, зайчонок, их боятся, – ответила археолог.

Парень громко фыркнул, услышав обращение.

– Ждите здесь, – распорядилась капитан. – Павел, за мной.

Великан безмолвно двинулся с места. Несмотря на размеры, он ступал легко и бесшумно.

Строительные леса, о которых упоминала Верахвия, прилегали к боковой стене дома и поднимались к крыше подгнившим деревянным скелетом. Часть рам разошлась – сломались хомуты; оставшиеся покосились и едва держались. Конструкция выглядела ненадежной, опасной, но была единственной дорогой на крышу с внешней стороны. Сверху нападения точно не ждали.

В чердачном окне промелькнул силуэт. Лем напрягла глаза, тронула великана за локоть и спросила одними губами:

– Справишься?

Павел кивнул.

Они прошли дальше, изучая убежище Зубов из переулков. Окна на первом этаже банда заколотила наглухо. Люк в подвал – засыпали кирпичами. У задней двери дежурил амбал в растянутом свитере, жамкая в губах самокрутку. Лем решила: с ним разберутся Константин и Верахвия. Боковые стены были глухими. Парадная дверь, казалось, могла выдержать прямое попадание из крупнокалиберного орудия. Однако здание дышало на ладан, и знай капитан, где Даниил и Ольг, воспользовалась бы по совету археолога динамитом.

Лем знаком приказала Павлу возвращаться и ненадолго задержалась, всматриваясь в окна второго этажа. Стекол через раз не хватало, местами рамы затянули газетами, и за бумагой подрагивал свет газовых ламп. Двое мужчин показались в центральном окне, обменялись парой слов и исчезли в глубине дома.

Капитан недовольно прищурилась. Бандитов наверху было немного, и, скорее всего, пленников держали внизу, в укрепленной части убежища. Задача сильно усложнялась.

Опасаясь внимания дозорных, Лем поспешила за Павлом.

– Знаток, что в подвалах? – вернувшись, спросила она.

Верахвия недоуменно повела плечами. Устин громко фыркнул, словно вновь услышал «зайчонок».

– Понятно, – капитан закусила верхнюю губу – худшее предположение подтверждалось. – Павел, полезешь наверх после первого выстрела. Кас, пока я и Греза пробираемся за ним, отвлекаешь дозорных со Знаток.

Константин взглянул на Верахвию – та провела двумя пальцами вдоль ружейного ремня.

– Расположитесь на втором этаже того дома, – Лем махнула рукой на полуразрушенное здание напротив Зубастой дыры. – Первым снимите охранника у черного входа и палите по окнам. Греза…

– Кэп, а мы точно не надорвемся? Нас пять, а «зубов», как в пасти, чуть ли не тридцать две шту…

– Лезешь после Павла, передо мной. Поговорку слышал?

– Какую?

– Я – один, зато флотский. Шевелимся, господа и дамы. Инструктаж окончен.

Группа разошлась по переулкам вокруг бандитского убежища.

Верахвия и Константин какое-то время искали вход в разрушенный дом. Окна и двери крест-накрест закрывали доски, и Верахвия предложила перелезть через обвалившуюся стену. Механик согласился.

Он ее подсадил. Археолог перемахнула через кирпичный завал и, спрыгнув, достала из сумки фонарик. Электрический свет выбелил полумрак, распугав крыс и разбудив спавшего под дерюгой нищего. Бездомный не успел даже пикнуть. В руке Верахвии сверкнул нож, и он обмяк.

Константин приземлился у нее за спиной.

– Меня не должны здесь видеть, – не обернувшись, произнесла она.

– Знаю, – откликнулся Константин.

Они миновали несколько пустых комнат и подошли к лестнице. Перил не было, ступени осыпались.

Держась за стену, Верахвия начала подниматься. Механик следил, чтобы она не сорвалась.

Из-под ее сапога с треском вывалился кирпич. Археолог закачалась, и Константин подался вперед. Правой рукой поймал напарницу за талию, а левой закрыл ей рот, заглушив вскрик. Верахвия зажмурилась и благодарно прикусила механику указательный палец. Потом освободилась и преодолела оставшиеся ступени одним прыжком.

Лишенный крыши второй этаж заливало предрассветное марево. Оно обманывало восприятие, раздвигало стены и превращало мусор на полу в странный нечитаемый узор.

Под ногами скрипели доски, хрустели камни, хлюпал мох. Рухнувшие балки перекрывали подход к окнам. Пригнувшись, Верахвия и Константин пробрались под ними и устроили дула «скоп» в соседних проемах. Механик провел большим пальцем по мушке и прикрыл один глаз.

– Кто снимет дозорного? – осведомилась археолог.

Константин промолчал. Его палец скользнул по спусковому крючку. Охранник в растянутом свитере дернулся и отскочил – на дверном косяке осталась выбоина. Охранник сорвал с плеча винтовку, вскинул и выстрелил.

Константин упал на пол, уйдя от пули. Верахвия открыла огонь.

Бандит исчез в коридоре.

Едва стихло эхо первого выстрела, Павел, укрывавшийся за строительными лесами, закинул на крышу кошку. Проверив, что крюк надежно зацепился, великан полез наверх. Ему аккомпанировали набиравшие силу крики «зубов» и звонкие хлопки ружей.

Из парадной двери выскочил худой бандит. Не заметив великана, он побежал вокруг дома, намереваясь через переулки зайти атаковавшим с фланга. Устин прицелился ему в спину.

– Нет, – Лем перехватила руку парня. – Привлечешь внимание. Живо за Павлом.

Капитану не пришлось повторять. Устин сиганул под строительные леса и вскарабкался по рамам на нижнюю платформу. Лем подпрыгнула и ухватилась за доски обеими руками.

Тем временем Павел лез выше. Могучая фигура мелькала между ячейками рам, но ни один столб не заскрипел, ни одна балка не прогнулась. В глазах поднимавшегося следом Устина застыл немой восторг. Засмотревшись, он оцарапался о сломанную доску. На тыльной стороне ладони забагровел зигзаг. Парень остановился, вытирая кровь об куртку. Лем поторопила его, дважды хлопнув по лодыжке и мотнув головой в сторону пустыря. В небе стремительно увеличивалась черная точка – «Аве Асандаро».

Наверху Павел вылез на козырек. Секунда – и он, пробежав по скату, нырнул в чердачное окно. Выбираясь на крышу, капитан подумала, что ему с такими навыками место не в Крылатой пехоте, а в Беркутах, личной гвардии Его Величества Алега VI Маркавина.

Когда они с Грезой нагнали Павла, он затягивал удавку на шее бандита. При этом повернулся так, чтобы жертва оказалась между ним и дозорным, перезаряжавшим ружье в десяти ярдах от них.

Тот смерти напарника не заметил. Павел опустил тело на пол и, пригнувшись, скользнул вперед, точно харанский тигр сквозь джунгли. В руке пехотинца возник широкий нож.

Дозорный потянулся к патронташу, обратился к напарнику:

– Эй, послушай… – и поднял глаза.

Больше «зуб» ничего сделать не успел. Рука пехотинца запечатала ему рот, лезвие ножа вошло сверху под ключицу. Павел придержал вздрогнувшее в агонии тело и прислонил труп к свае.

«Двумя меньше», – Лем пролезла за Устином внутрь.

Заметив нечеткий силуэт на противоположном конце чердака, она выхватила из кобуры левый «кейц». Увлеченный стрельбой противник не смотрел по сторонам, но обернулся на хлопок револьвера.

Пуля вошла бандиту под подбородок. «Зуб» выронил ружье, обхватил руками шею и опустился на колени.

Павел пристально, очень пристально, посмотрел на капитана: выстрел был на грани человеческих возможностей.

– Вниз, – не дожидаясь, пока жертва затихнет, она подошла к люку и прислушалась.

Со второго этажа на чердак вела узкая крепкая деревянная лестница. Внизу звучали голоса.

Лем осторожно выглянула.

Комната была бы просторной, если бы не стоуны хлама по углам. Помещение задумывалось как холл: из него вели несколько дверей, на стене виднелись прямоугольники окон. Трое бандитов отстреливались, укрываясь за кладкой от пуль Верахвии и Константина.

Устин подполз к краю люка, присмотрелся и на вопросительный взгляд капитана отрицательно покачал головой. Нет, он не видел этих парней на складе.

Оба отпрянули, когда один из «зубов» обернулся.

Вовремя – их не заметили.

– Зачищаем, – сказала Лем. – Павел – налево, Греза – направо. Встречаемся посередине. Корабль на подходе, поэтому действуем быст…

Ее голос утонул в реве дизелей, так что дважды повторять не пришлось.

Павел спустился и размытой тенью метнулся к намеченному проходу. Устин задержал дыхание, боясь, что того увидят, но бандиты на миг завороженно застыли. Затем бросились на пол, как по команде.

Кладка взорвалась кирпичной крошкой, перемешанной с обрывками газет, заменявших стекла. Пулеметные очереди прострочили ветхое здание, словно прогнивший брезент.

За окнами скользнула большая серая тень, и Устин победно ухмыльнулся.

Лем понимала его. Ей тоже начинало казаться, что любой безумный план обречен на успех, если «Аве Асандаро» поблизости.

Парень соскочил вниз и спрятался за большим ящиком. Убедившись, что не привлек внимания, он скрылся в правом коридоре.

Лем приготовилась прыгнуть за Устином, но снова взвыли пулеметы. С крыши потек шифер – треск смешался с грохотом выстрелов. Очередь прошибла разлом в скате. Пули выбили облачка пыли из пола. Трещина света пробежала к капитану, точно молния.

«Молодец, Виго!» – беззвучно похвалила штурмана Лем и скатилась с чердака. За два года она ни разу не пожалела, что взяла угрюмого данкельца с темным прошлым на корабль.

Наверху обрушилось крепление крыши – обломки запечатали люк.

Скрывшись в облаке пыли, Лем ползком пробралась к третьей и последней двери – средней. Перед капитаном оказалась уходившая вниз лестница. Лем прижалась к стене, поджидая Павла и Устина. Она хотела было проверить, остались ли еще живые в холле, но на нее выскочил ополоумевший от страха «зуб». Последний из троицы и безоружный.

Лем среагировала мгновенно. Схватила его за плечо, развернула к себе и ударила двумя пальцами в солнечное сплетение. Наставник с Фелимана объяснял: так боль ощущалась даже при хорошем брюшном прессе. Согнувшегося бандита капитан добила рукоятью револьвера по затылку. С трудом удержав рухнувшее тело, она привалила тушу к стене.

Павел возник из «своего» коридора так же беззвучно, как туда канул, и одобрительно хмыкнул. Он встал с другой стороны от двери, покачал головой – никого.

Устин появился вторым и развел руками:

– Все на первом, по ходу.

– Ищем дальше, – Лем начала спускаться.

Первый этаж встретил темнотой. Ее не могли разогнать ни рассеянный свет, сочившийся в щели между досками на окнах, ни затухавшая у стены перевернутая газовая лампа.

Лестницу от остального помещения отделяла стена. Лем подкралась туда и напрягла глаза, осматривая комнату. Павел тронул ее за плечо и указал в дальний угол. Капитан с трудом различила очертания затаившегося человека и забаррикадированную парадную дверь. Коснувшись ее плеча снова, пехотинец поднял три пальца. Лем оставалось только позавидовать кошачьему зрению или опыту заметившего засаду великана.

«Сразу не пройдем», – помрачнела капитан и жестами объяснила напарникам, что они должны окружить бандитов, а она отвлечет внимание на себя.

Павел и Устин приготовились. Лем подняла револьвер, прищурилась, медленно надавила на спусковой крючок.

Выстрел вспорол темноту, и две тени брызнули в комнату, разделившись. Павел налево, Устин направо.

Крик раненого «зуба» прозвучал мигом позже. В лицо капитану ударил луч фонаря, и она отступила в укрытие.

Стена над ее головой дважды не то щелкнула, не то крякнула – камень раскололся, макушку обожгло жаром, нос зачесался от пыли и запаха раскаленного металла.

Не целясь, Лем выстрелила на свет. Тут же отдернула руку, отодвинувшись от края.

Ненадолго все стихло.

Затем едва устоявшаяся тишина в который раз взорвалась выстрелами.

«Четыре, пять, шесть…» – сосчитала Лем, доставая правый «кейц» и гадая, какие из них принадлежали Павлу и Устину.

Рванулась вперед, дважды выстрелила с обеих рук. Чужая пуля свистнула под левым рукавом, и капитан опять вжалась в стену.

В правом «кейце» осталось четыре патрона, в левом – два. Достаточно. На этих «зубов» хватит с лихвой.

«Четыре, пять… – повторно начала Лем, – шесть…»

Она приготовилась стрелять, но вдруг уловила едва слышный шорох. Капитан повернулась на звук и только теперь заметила дыру в стене напротив лестницы.

«Хозяйкины псы!» – успела подумать Лем.

Из черноты выпрыгнула и набросилась на нее массивная фигура.

Капитан уклонилась, оттолкнула запястьем нацеленный в горло нож – лезвие лишь чиркнуло по стене. Вторым ударом выбила оружие из руки нападавшего. Пригнулась, избежав бокового по лицу. Отшатнулась от пинка – и вместе с противником оказалась на виду у засевших в комнате «зубов».

Противник дернулся от бандитской пули, отбросил Лем на ступени и метнулся под укрытие стены, вдавливая капитана в лестницу. Она уперла револьвер ему в грудь и внезапно узнала.

Палец занемел: «Я ведь почти нажала на спуск!»

– Какого цверга?!..

– Заткнитесь, мисс, – Диров тоже узнал Лем и откатился в сторону, выхватив рацию: – Кейтид, пора!

Каким-то шестым чувством капитан поняла, что сейчас произойдет. Внутри все оборвалось от страха за своих людей. Она зажала уши и пригнула голову к коленям, как и Диров.

В следующую секунду дом содрогнулся до основания. Пехотинцы взорвали парадную дверь. С потолка посыпались щепки и каменная крошка. Вокруг резко стало светлее. Клубы пыли и дыма выкатились из комнаты и расстелились ковром перед ступенями.

Лем закашлялась. Диров сплюнул песок и встал, опираясь на стену. Лейтенант зажимал рану на бедре – штанина блестела от крови. Капитан попыталась подхватить его, но он оттолкнул руку.

– Где пленники? – злость, клокоча, подступила к горлу Лем: «Нашел время ерошить хохолок!» – Вы хоть узнали до подрывных работ? Павел? Греза? Я, в конце концов?..

– Павел здесь. Остальные в противоположном крыле. Мы умеем работать.

– З-заметно.

«Я придушу Кройца, – Лем сдавила рукояти револьверов дрожащими пальцами. Она не сомневалась, благодаря кому отряд Дирова оказался в Зубастой дыре. Ей полегчало от новости, что Павел с Устином в порядке, но худшие сценарии все равно проносились в голове со свистом перехватчиков. – Мы могли к цвергам перестрелять друг друга!»

Возле лестницы показался Никлас Кейтид.

– Рвануло идеально. Подонки в дальнем коридоре, – передвинув на лоб защитные очки с синими стеклами, сообщил гитец и заметил кровь. – Эм, сэр… Вам бы…

– Ему нужна помощь, – буркнула Лем и направилась в комнату, оставив Дирова на Кейтида. Она почти физически ощущала, как взгляд лейтенанта прожигал дыру в ее жакете.

Дверь снесло с петель. Сквозь брешь лилось утреннее солнце. Под упавшей створой лежал раздавленный труп. Оставшиеся два бандита валялись с простреленными головами.

В тени стены сидел Павел, тяжело смотря в сторону коридора, где «зубы» удерживали пленников. Возле него стояли еще трое пехотинцев. В серых куртках без знаков различия они выглядели наемниками или рейдерами, но отнюдь не рядовыми Флота Его Величества.

Пехотинцы развернулись к Лем с оружием на изготовку, но Павел сказал:

– Своя, – и те мигом потеряли к ней интерес.

Капитан благодарно кивнула. Великан в ответ доброжелательно хмыкнул.

– Где Греза?

Павел угрюмо качнул головой в сторону коридора.

У Лем засосало под ложечкой. Слова «Устин» и «осторожность» в словаре антонимов стояли на одной строке. То, что он застрял на оккупированной бандитами половине дома, ни капли не повышало его шансы на выживание. Парня могли серьезно ранить, даже убить.

Кейтид привел в комнату Дирова и усадил на груду обломков. Вместо боевого нагрудника гитец носил разгрузочный жилет. Похоже, он был мастером на все руки и выручал отряд в самых разных ситуациях. Сейчас – достал из подсумка аптечку и передал лейтенанту перевязочный пакет. Тот вскрыл промасленную бумагу и заткнул рану тампоном. Кейтид помог ему перетянуть ногу жгутом.

Лем скользнула по ним взглядом, отметив слаженность работы и бледность Дирова.

– У тебя человек в том крыле?

– Восхитительная интуиция.

– Сколько целей?

– Шесть наверху, двое в подвале с Кипулой и Фолакрисом… – лейтенант замолчал.

«Ты думаешь, их пристрелят, если мы туда сунемся, но не скажешь этого вслух», – поняла Лем.

Она присела на корточки, положила перед собой оружие, достала обоймы и, загнав тревогу вглубь, начала перезаряжать револьверы. В голове роились идеи, как отвлечь бандитов. Пока неудачные.

– Полезные мысли? – прищурился Диров.

– Есть связь с тем парнем?

– Ну?

– А с моим кораблем?

– Чем нам поможет ваше корыто?

Лем поставила барабан левого «кейца» на место, с трудом промолчав.

Происходило то, чего она опасалась, когда решала, оставлять ли Марка на галиоте. На Ану лишь в сказках встречались многоголовые змеи и маленькие отряды с несколькими командирами.

Пехотинцы слушались лейтенанта. Капитан не могла вынудить их подчиниться себе, а споры только настроили бы бойцов против нее. Чтобы получить отряд, Лем должна была убедить Дирова.

– «Зубы» в ловушке, – заявила она. – Вряд ли они готовы стоять до последнего. Я знаю подобных людей. Выйду, поговорю с ними. Это даст твоему человеку возможность подобраться к пленникам. Потом «Аве Асандаро» наведет шороху. Ольг с Даниилом получат шанс.

– Думаете, бандиты не попробовали договориться, если бы хотели?

– Уверена, главный смылся. Парень, схвативший твоих людей, умен. Сиди там он, – Лем кивнула на коридор, – давно попытался бы выбраться, используя заложников. Скорее всего, пленников не успели допросить и бросили, едва запахло паленым. Теперь шестерки не знают, что делать.

– Обожаете подставляться под пули, мисс?

– Лис с Даниилом сейчас и мои люди тоже, – резко указала она.

Диров скривился.

Капитан ощущала его неприязнь и видела, как он пытался отбросить ее доводы. В подобной ситуации в ней боролись бы схожие чувства. Она не доверила бы «Аве Асандаро» проходимцу без поистине серьезных оснований.

«Да даже при их наличии!» – простонала Лем, осознавая, что еще чуть-чуть – и лейтенант пошлет ее к Хозяйкиным псам…

– Я ее прикрою, – внезапно сказал Павел.

Кейтид вытаращился на него. Остальные пехотинцы переглянулись. На лице Дирова промелькнуло удивление. Лейтенант опустил голову, пошевелил раненой ногой, стиснул зубы и кинул Лем рацию:

– Зовите развалюху.

«С каких пор офицеры прислушиваются к рядовым?..» – поразилась она, но было не время для вопросов.

– Виго-Виго, прием? – щелкнула Лем переключателем.

– Капитан? – затрещала рация. – Как вы?

– Пока целы, – от голоса штурмана у нее потеплело на душе. – Видишь леса? Покачаешь боковой фасад?

Диров снова вонзил в Лем обжигающий взгляд. Она решила не обращать внимания.

– Ты ненормальная, – Вильгельм словно прочел мысли лейтенанта. – Вас завалит.

– После отбоя у тебя три минуты. Кстати, о Кройце поговорим потом.

– Понял тебя, – после паузы недовольно ответил штурман и отключился.

– Я на позицию, – Лем бросила рацию обратно Дирову. – У твоего человека мало времени. Кейтид, на поясе – дымовая? Ты не мог бы швырнуть ее поглубже в коридор, когда оттуда полетят пули?

Гитец вопросительно посмотрел на лейтенанта.

– Выполняй, – подтвердил тот и безразлично добавил: – Я не запрещаю людям самоубийств.

Капитан крутанула «кейцы» на пальцах и, выпрямляясь, отправила револьверы в расстегнутые кобуры. Она не стала отвечать. Просто подняла руки и широким шагом направилась к зеву коридора. Павел встал и переместился на угол перед ним вместе с Кейтидом.

Лем остановилась на входе, на границе тени и света, даже не взглянув в их сторону. Меткая пуля предупреждающе звякнула перед ее сапогами. Между лопаток капитана скользнула капля холодного пота.

Она прочистила горло:

– Может, покончим с этим? Мы все не особо…

– Р-рвемся умир-р-рать? – ответил из темноты голос с раскатистым греонским акцентом. Раздался безумный смех. – Как вер-р-рно!

«Стриж», – догадалась Лем, отскочив за миг до второй пули.

Люди, знавшие о принципах капитана «Аве Асандаро», обычно не возражали поболтать. «Зубы» точно наводили о ней справки. Отказ от переговоров оказался внезапным. Они решили сопротивляться, хотя их загнали в угол. Видимо, смерть прельщала больше, чем…

«Что?..» – Лем потянулась к оружию.

Третий выстрел прозвучал одновременно со звоном проскользившей по полу шашки. Она клацнула, зашипела, и сумрак в конце коридора вспучился клубами дыма. Павел выдернул Лем с линии огня. Рядом засвистели пули бандитов и пехотинцев. Шальная стальная оса рассекла капитану предплечье.

Фигуры смешались в дыму. Крикам аккомпанировали вспышки выстрелов. Держась подальше от «зубов», капитан двинулась вдоль стены под прикрытием великана. Клубы по левую руку от них бурлили схваткой: противники перемещались, пули рикошетили.

Пехотинцы ворвались в свалку – крик Стрижа отозвался у Лем в ушах. Греонец рухнул ей под ноги; лицо заливала кровь, стекая на шею по шраму на подбородке, как по желобу. Он осклабился, поднимая руку с револьвером. Павел наступил ему на запястье и выстрелил в голову.

Стриж затих.

Сорвавшись с места, капитан миновала дымовую завесу и заметила отступавшего в подвал человека в деловой рубашке.

«Джейс? Кто-то из подельников?» – Лем выстрелила навскидку и ранила его в плечо.

Павел прыгнул, попытавшись схватить «белого воротничка», но тот заорал и скатился в сырой колодец.

– Не подходи! – раздалось из подвала. – Не подходи, а то мозги обоим вышибу!

Павел подобрался.

Крики в коридоре стихали, но у Лем не было времени ждать подкрепления. Внизу не горело ни единой лампы – только в глубине колебался желтовато-охристый блик газового светильника.

Капитан опустилась на одно колено, стараясь рассмотреть, что происходит в подвале, и нервно дернула цепочку «луковицы»: «Где ты, Виго?.. Дружище, поторопись!..»

– Цвергов Кеч!.. Цвергов Кеч!.. – истерил «белый воротничок».

«Он их бросил», – Лем быстро сунула «луковицу» в карман и достала револьверы.

От запаниковавшего бандита, без командира и с заложниками, не приходилось ждать ничего хорошего. Если его не пристрелят свои же – те двое, что увели Даниила и Ольга в подвал.

«Давай, Виго… Пора…»

Будто в ответ на просьбу, здание вновь покачнулось.

За стеной взревели двигатели. Внутри поднялась пыль – точно бросили вторую дымовую шашку.

«Белый воротничок» завыл. В подвале загремели выстрелы.

Лем облизнула внезапно ставшие сухими губы и кинулась по ступеням. Ладони, наоборот, вспотели – «кейцы» скользили в пальцах.

Помещение оказалось темным, сырым, узким. Свет единственной лампы плясал на грудах коробок. «Белый воротничок» распластался на полу, мертвый. Двое «зубов» прятались среди хлама. За черным металлическим ящиком, до боли похожим на вместилище Длани, укрывался Даниил с обрезом в руках. Рядом стонал скорчившийся от боли Ольг.

Лем сняла неосторожно высунувшегося бандита и залегла возле пехотинцев.

Павел смерчем накинулся на последнего «зуба». Противник не продержался против великана и двух секунд.

Наступившая в подвале тишина показалась всем четверым оглушительной. Капитан помотала головой, вытрясая ее из ушей.

Павел склонился над Ольгом:

– Держись, пройдоха…

– Вот тебе и «Гадалкин сынуля»… – закашлялся Лис.

– Тихо. Тебе еще смерть обыгрывать.

По лестнице сбежали целые и невредимые Устин и Кейтид. Последний окинул подвал взглядом и поднял рацию, сообщив Дирову о раненом. После кинулся к Ольгу, с ворчанием подвинул Павла и достал аптечку. Лис получил дробью почти в упор. Лем подумала, что он вряд ли выживет.

Ей стало мерзко. Она могла спасти его, но не справилась. Взяла на себя ответственность и не оправдала доверие.

Голова закружилась. Капитан сползла по стене. В двух ярдах от нее стоял черный ящик размером шесть на восемь футов и весом приблизительно в двадцать стоунов. Она угрюмо уставилась на него.

«Определенно, работа Измаила Чевли», – опознала Лем, однако открытие не принесло ей радости.

Я полагаю, что немалую роль в успехе Службы государственного спокойствия Альконта играют ее фокус на эффективности сотрудников, а не на их происхождении, и понятная и простая иерархия.

Первый принцип был заложен еще создательницей Службы, королевой Элеонорой Иларинд. Она сказала: «Мне неинтересно, с кем вы будете работать. Мне важен результат».

Задолго до Гражданской войны в Службу принимали гитцев и венетрийцев. Вместе со знаками отличия сотрудники получали право называться джентльменами и дамами. Альконцы нередко выказывали недовольство насчет тех, кто не мог похвастаться чистой родословной, но постепенно смирились с разнообразием среди коллег.

Второй принцип появился позднее, когда выяснилось, что бюрократические проволочки мешают быстро решать возникавшие проблемы. Со временем фраза «эффективность на благо королевства» стала девизом Службы и основным критерием оценки успешности операций и при отборе новых кандидатов на должности.

Севан Ленид

Едва узнав о случившемся в Вердиче, Севан Ленид взял курьерский корабль и отправился в город.

Гитец прибыл под видом частного судовладельца. В девять утра, спустя три часа после предпринятого капитаном «Аве Асандаро» рейда, он уже подходил к антикварной лавке Верахвии Талвак.

Севан встречал имя археолога в отчетах, но никому из резидентов не удалось наладить с ней связь. Теперь это было критически необходимо.

Дверь оказалась заперта. Севан дергал за шнур рынды и колотил по косяку, пока на пороге не возникла Верахвия. Мятое домашнее платье, поверх – яркое пончо. Серо-желтый свет газовых ламп и пятна глубокой тени превращали археолога в бесформенную тряпичную куклу.

Однако кукла держала в руках обрез. Два дула смотрели Севану в грудь.

– Доброе утро, – прокуренным сонным голосом произнесла археолог. – Чем могу помочь?

– Доброе утро, – Севан глазами указал вниз: «таган» в его руке целился ей в живот. – Я друг капитана Лем Декс и хотел бы поговорить с вами кое о чем.

– Друг или «друг»? – палец Верахвии дернулся на спусковом крючке, но она не стала проверять, кто стреляет быстрее.

– Наниматель, – не моргнув глазом, соврал гитец.

– Серье-о-озно?

– Вы видели, что она работает не одна. Так я могу войти, мисс Талвак?

Верахвия оценивающе осмотрела посетителя.

Визитер выглядел человеком среднего достатка. Он определенно обладал чувством меры и умел одеваться: и костюм, и наброшенное на плечи расстегнутое пальто были простого, но элегантного покроя. Темно-серые, без единого пятнышка перчатки точно соответствовали цвету шарфа и каким-то неуловимым образом сочетались с лентой в традиционной альконской косе. Однако гость скорее происходил из Гита.

Она отступила, впустив его в дом и отведя обрез.

Внутри утренний свет золотил запыленные шкафы, стулья, комоды и зеркала. Огромный кот спрыгнул на пол с табурета у входа, обнюхал сапоги гитца и потерся головой о его колени.

– Сэр, ты – маленький предатель, – прокомментировала Верахвия. – Во что встряла Декс?

– Встрял Измаил Чевли, – Севан не позволил ей перехватить инициативу. – Он перешел дорогу людям, которые не любят, когда их обманывают.

– Чевли сам не промах, раз прикрыл задницу целой бандой.

– Отряд опытных рейдеров стоит дороже. Мы можем побеседовать в более конфиденциальной обстановке?

– Думаешь, стану с тобой разговаривать?

– Во-первых, вы уже это делаете. Во-вторых, опустили обрез, забыв, что я по-прежнему вооружен. В-третьих, у меня есть деньги, а торговля информацией – ваш бизнес. Не отрицайте. Наконец, если вы не станете со мной сотрудничать, мои покровители превратят вашу жизнь в такой кошмар, что бездны Подгорной Хозяйки покажутся вам желанным домом.

– И кто ты… то бишь, кого представляешь? – подозрительно прищурилась Верахвия.

Севан вкрадчиво улыбнулся, оставив вопрос без ответа.

Он не рассчитывал, что археолог легко ему поверит. Судя по докладам вердийских осведомителей, только страх вынудил бы ее выложить на стол все карты. Она жила в мире, где продавалось и покупалось что угодно. Гитец был готов платить, но кто-то другой уже мог дать больше за молчание. Принципами Верахвии правили гата: пустая трата слов – взывать к идеалам. Для шантажа Севан ничего не имел, поэтому выбрал угрозы.

Провалившись, он рисковал головой.

Слава Белому Солнцу, Верахвия не выстрелила. Севан не опередил бы ее с изувеченной рукой. Малоподвижные пальцы с трудом и болью дожимали спуск до удара бойка.

– Ладушки, айда наверх, – сплюнула археолог. – Меньше знаешь – крепче спишь.

– Вы или лжете, – обронил Севан, кладя руку на перила лестницы, – или плохая торговка сведениями.

Кот взбежал по ступеням и призывно мяукнул.

– Опять жрать просит… – проигнорировала замечание Верахвия.

Они вошли в захламленный кабинет на втором этаже. Сэр с видом владельца дома запрыгнул в кресло возле не топленного с начала лета камина и подмял под себя старую газету. Археолог убрала с одного из стульев стопку томов по истории и предложила место гостю.

Севан снял пальто, перекинул через руку и сел, глядя Верахвии в глаза. «Таган» он продолжал держать на виду.

В кабинете пахло старостью. Именно старостью, а не стариной. Потолок, стены, пол, мебель – все пропиталось тем специфическим запахом разложения, который обитал в домах умиравших стариков. Рукописи выглядели ветхими, чучела – гнилыми, скалившиеся из-за книг деревянные идолы Текле́ча – рассохшимися. Бронзовые статуэтки Инженеров наводили на мысли о погребенных тысячелетия назад отвратительных мумиях.

Стрелка на циферблате памяти передвинулась на одиннадцать лет назад. Севан словно наяву увидел себя в отцовской спальне.

Минас Ленид считался лучшим охотником и таксидермистом Лагды, маленького гитского городка… пока не сошел с ума.

Умирая, впавший в детство старик просил набить из своего тела чучело. Он изрезал бы плоть, если бы смог, но его сторожила жена. Это сумасшествие навсегда оставило след скорби на губах Станы Ленид и запомнилось Севану, как нечто вязкое и горькое, будто смола.

Верахвия открыла лежавшую на столе коробку папирос, взяла одну, сжала губами и чиркнула спичкой. Выдохнула пряный дым. Дешевый харанский табак, к облегчению Севана, перебил запах старости.

– «Желтый восток»?

– Хочешь?

– Нет.

– Мне не надо представляться, да? Тебя-то как называть?

– Без имен.

– Ты хотел о чем-то поговорить и дать деньжат.

– У меня в кармане лежат две тысячи гата, – усмехнулся Севан. – Что вы знаете об Измаиле Чевли?

– Он… – археолог затянулась. – Заба-а-авненько. Ты не первый, кто о нем спрашивает. Декс, в общем-то, тоже… Хотя она с его парнями и разбиралась. За голову Чевли объявили награду, а я не в курсе?

Гитец промолчал, зная, что к Верахвии уже приходили вердийские агенты Службы государственного спокойствия Альконта.

– Ну… – она продолжала его оценивать. – Говоришь, два косаря?.. Моим старикам придется найти себе другого курьера. Чевли – псевдоним. Торгаша зовут барон Э́мрик Архе́йм. Года три назад ему потребовалось тихое и надежное место с невысокими налогами, откуда можно пересылать редкости. Отец посоветовал одного несклочного арендодателя. Старикашка вцепился в жалкие ярды, как Подгорная Хозяйка в своих псов, и срубает деньги. Его сложно упрекнуть, учитывая, насколько тут временами нестабильно…

– Сдаете мне своего перекупщика?

– Таких «перекупщиков» – как грязи. Найду другого. Новая компашка Декс меня напрягает. Вы, походу, можете подгадить. Оно мне надо? Я без покровителей. Лучше уж побуду тебе полезной.

– Разумное решение, – Севан ощутил удовлетворение, но внешне остался невозмутим. Он блефовал, и блеф прошел. Разговор продвигался по плану. – Барон Архейм сменил имя?

– Да нет, тупо купил энные по счету документы. У него обширные связи… Ха! Он нагрел твое начальство?

Гитец не стал ее разуверять в неправильном предположении и кивнул.

– Подставил Декс, значит. Красавчик!.. – археолог с хохотом стряхнула пепел в перламутровую раковину на столе. – Ясно, чего она мечется, словно цвергом за задницу укушенная. Хотелось бы, конечно, знать, что Чевли стырил… Так-так-так… У вас – рейдеры, у него – сбродец… Моя голова сейчас на плечах, милый. Она ведь там и останется, гарантируешь?

Севан разглядел за бравадой страх. Он посмотрел в колючие карие глаза и помедлил с ответом, заставляя собеседницу сильнее нервничать. Ему начинал нравиться спектакль.

– Мои покровители вас защитят, – он достал из внутреннего кармана узкий кожаный тубус, вытащил семь аккуратно свернутых листов бумаги и расстелил на столе. – Посмотрите сюда.

Первый портрет изображал полноватого темноволосого человека с округлым лицом, залысинами на висках и цепкими черными глазами. Второй – плотного мужчину с небольшими русыми усиками. На третьем листе художник несколькими штрихами наметил взъерошенного молодого парня. На четвертом и пятом – пару бугаев, похожих, как братья. Шестой рисунок – клерк в круглых очках с холодной улыбкой на узких губах. Последний же портрет принадлежал вроде бы непримечательному узколицему типу, вот только глаза… смотрели с волчьей свирепостью.

– Барон Эмрик Архейм. Второго не знаю. Третий – недотепа Милош Астазия. Вообще, Адриана и Сенье Лангалей не хватает. Вот эту парочку Рэйет Леворукий выдал Декс, – Верахвия задумалась. – Леворукому больше подошло бы «цвергозадый», но это софистика… Бухгалтер – Джейс Кеч. Он похитил парней Декс. Чевли оставил его закрывать делишки. Последний – тварь. Заметишь – драпай на другой конец материка не оглядываясь.

– Кто он? – напрягся Севан.

– Лейд Сэ́йтон, – четко произнесла имя археолог. – Наемник, убийца. В Вердиче многих так называют, но Лейд… особенный. Психопат.

Гитец посмотрел на нее, ожидая продолжения. Она брезгливо скривилась.

– Знаешь, обычно работу делают бесстрастно. Заказчик тебе деньги, ты заказчику – труп. Но Лейд другой. Ему нравится, когда люди умирают у него на глазах, – Верахвия выдвинула верхний ящик стола и нашарила что-то в глубине. – Редкостный ушлепок… Я бы держалась подальше.

На свет показалась тяжелая коробка-сейф.

– Он вердиец? – Севан следил за движениями археолога.

– Данкелец. Иначе с чего бы ему тронуться? – Верахвия поежилась и закуталась в пончо, словно ей стало холодно. – Я видела беженцев: шарахаются от каждого шороха, постоянно кричат…

Она отвела взгляд и, выпустив дым через ноздри, оцепенела, будто вспомнив что-то страшное. Вздрогнула. Сняла с шеи маленький ключ, открыла сейф и достала длинный список.

Положив пальто на колени, Севан взял его в свободную от «тагана» руку и отметил, что страх окончательно пересилил в археологе осторожность: она открыла тайник при незнакомце.

– Лейд Сэйтон работает с Чевли, – целенаправленно заметил гитец, убирая портреты обратно в тубус.

К Верахвии требовался особый подход. Она умела оценивать опасность. Чтобы убедить сотрудничать, ее следовало вначале загнать в ловушку, а затем показать оттуда легкий выход.

– Не хотите ли исчезнуть в какую-нибудь продолжительную экспедицию?

– Проспонсируешь еще тремя кусками?

– И не раз, если не попытаетесь нас обмануть, подставить или продать.

– Слово торговки сведениями.

– Это сделка, и Роза Ветров тому свидетель, – ответил Севан, отложил «таган» и протянул Верахвии ладонь.

Он не поклонялся Младшим Богам, и ритуальная фраза не накладывала на него никаких обязательств.

– Остальное принесет другой человек, – обещанные две тысячи гата перекочевали археологу с рукопожатием. – Поедете к родителям?

– Да, в Виджа́й. Проваливай, пока тебя не увидели.

– Желание дамы – закон. – Севан убрал револьвер в кобуру под мышкой, встал и небрежно закинул пальто на плечо. – Постарайтесь узнать, кто прикрывает Чевли, и мои покровители в долгу не останутся.

Выйдя на улицу, он с облегчением вдохнул свежий воздух и усилием воли прогнал прочь воспоминание о смраде захламленного дома. Вонь старости точно отравляла его успех.

Он завербовал осведомителя, о которого сломали зубы все вердийские резиденты, и получил ответ на вопрос, кому понадобилась Длань. Интуиция не зря погнала его в Вердич.

Севан убрал в карман полученный от Верахвии список. Зацепка могла оказаться ложной, но он вернулся на «Вентас Аэрис».

Мария Гейц привезла от Леворукого, казалось бы, бесполезных тупиц. Однако просветленный-чтец Колин Лелев, лишь три года назад поступивший в Службу из Церковной школы, легко вытащил из них крохи полезных сведений. Один из работяг запомнил название шхуны, на которой Вейс покинул их в Греоне, перед тем как отправить с копией дальше в Вердич. Севан перерыл ворох путевых, но нашел необходимые записи.

Шхуна была зарегистрирована в Кадоме, столице Гита.

Севан напрямую связался с сэром Андрием Гранским, баронетом, руководителем местного отделения Службы, и уже через полчаса знал, что хозяин корабля проживал в пригороде с супругой, четырьмя дочерьми и обманывал налоговое управление из-за нужды в деньгах. Он вспомнил Вейса, и даже назвал его имя – Се́ннет. Тот представился торговцем антиквариатом и сказал, что должен доставить покупателю груз.

Черный металлический ящик.

Обнаружив в Зубастом логове копию, гитец не сомневался, что теперь нашел подлинник.

Кому понадобилась Длань, Севан увидел в списке Верахвии. Питай он слабость к табаку, выкурил бы целую коробку «Желтого востока». Справившись с собой, гитец ограничился тремя чашками крепчайшего кофе за разговором с Гектором Варлиным и Колином.

Они пересказали ему, что удалось узнать от экипажа «Аве Асандаро» и Крылатой пехоты. Картина дополнилась неприятной деталью. Джейс Кеч заявил, что Сеннет Вейс в курсе о расследовании Службы.

Гитец понял, что не может никому доверять. Даже сейчас – собеседникам. Из штаб-квартиры произошла утечка. На Джаллии похитители знали о ловушке и водили агентов за нос.

Не сказав коллегам о своих догадках, Севан отпустил их отдыхать. Он не собирался дважды попадаться на один трюк. Действовать требовалось деликатно. На ум сразу пришло нужное имя.

Обдумав план, Севан выдернул с мостика Леовена Алеманда.

– Итак, лейтенант Ленид, чем я могу вам помочь на этот раз? – учтиво осведомился тот.

– Вы помните фамилию Вейс? – Севана покоробило от невозмутимого голоса. Он соскользнул на официальный тон, как всегда с теми, кто был выше по положению на работе или в обществе.

– Человек, который встречал на Джаллии «Аве Асандаро»?

– Он ведет дела с достопочтенным графом Кадом.

– С Рэмом Варди́дом? – переспросил Алеманд.

– С лордом Кадом, – Севан, в отличие от него, не мог позволить себе фамильярности. – Точнее, с ним ведет дела Измаил Чевли, а Сеннет Вейс привез Длань в столицу Гита.

– Белое Солнце… – потрясенно пробормотал офицер и опустился в кресло, отстраненно поблагодарив Руфина Бертрева за чай.

Севан взял у валета четвертую чашку кофе.

Гитец смотрел на Алеманда и думал, что тот считает, будто только безродный фермер мог покуситься на святыню. Однако народ видел Вардидов героями. Они заслужили уважение и любовь жителей Гита бесстрашием и отвагой во времена Гражданской войны.

Рэму в восьмидесятом году исполнилось шестнадцать. Он участвовал в боях наравне с отцом. После победы отслужил в Крылатой пехоте и оставил армию в звании младшего офицера.

За подвиги Вардидам пожаловали Кадом. Они стали первыми гитскими аристократами. Рэм унаследовал титул после смерти отца. Подобно многим представителям молодых родов он старался насытить короткую семейную историю множеством деталей для солидности – частый способ утвердиться в глазах влиятельных людей. Все новые фамилии грешили чем-то похожим, стесняясь скромного генеалогического древа.

– Когда Служба собирается арестовать преступника?

– Ситуация деликатная, – обтекаемо ответил Севан.

Алеманд мог называть «преступником» как графа, так и Вейса. Гитец не был уверен, что последний еще в Кадоме, но чувствовал: реликвия пока не покинула графство.

– У вас есть кузина, леди Ами́лла Ке́лтрин… Вы не могли бы представить ей капитана Декс?

– Почему именно ей? – с легким недоумением спросил офицер.

– Потому что она – леди Службы, – ровно сообщил Севан.

Леди Амилла Келтрин, дочь погибшего в альконско-россонской войне достопочтенного графа Га́мчева, была просветленной-чтицей. Закончив церковное обучение, она не захотела вернуться к тихой жизни в доме матери и написала заявление в Службу государственного спокойствия Альконта. Женщинам разрешали занимать должности еще со времен королевы Элеоноры, и через неделю один из чтецов взял над Амиллой шефство.

Вскоре стало понятно, что она прекрасно работает с информацией – но не с документами, а с людьми. За полчаса разговора Амилла узнавала о собеседнике больше, чем он сам рассказал бы о себе на допросе. В этом была не только заслуга дара. Чтица умела подбирать слова, направляя чужие мысли в нужное русло.

Севан и Амилла познакомились через год после ее поступления в Службу, во время расследования убийства секретаря россонского посольства. Она, как всегда, работала, сохраняя должность чтицы в тайне. Пока гитец перебирал подозреваемых, Амилла шутя отыскала преступника. Беседа на приеме, ужин – архивариус посольства даже не узнал, где оступился. Ее нетипичный подход искренне восхитил Севана.

Архивариус принадлежал к радикальной группе, выступавшей против мирного договора между Альконтом и Россоном. Секретарь стал случайным свидетелем встречи заговорщиков. Преступник застрелил его и сжег труп. Поймав архивариуса, Служба раскрыла всю сеть.

Больше Севану сотрудничать с Амиллой не доводилось, о чем он искренне сожалел. Среди многих девушек чтица выделялась не только умом. Миловидная, веселая и словно озаренная аурой непринужденного очарования, она обладала и прекрасными манерами, и безупречным чувством такта. Изредка сталкиваясь с ней в городе, гитец снова и снова чувствовал себя околдованным мальчишкой. Она пьянила, как сладкое вино.

По счастью, Амилла редко появлялась в штабе. Севан в ее присутствии изо всех сил старался думать о чем-нибудь бытовом, банальном, чтобы ненароком не оскорбить истинную леди восхищением безродного гитца. Он давно хотел пригласить Амиллу на прогулку или на обед, но не смел. Происхождение разделяло их глубокой, бездонной пропастью.

О чувствах Севана знал лишь Колин, однажды подслушавший его мысли. Чтец относился к несчастью друга с сочувствием, хотя и бессовестно подшучивал над влюбленностью. Гитец огрызался и втайне ему завидовал. Он мечтал пройти церковное обучение, но не обладал даром. Звание просветленного позволило бы ему ухаживать за леди Амиллой на равных и заставило бы остальных не обращать внимания на отвратительное увечье.

– Впервые слышу, – раздраженно ответил Алеманд. Кузина никогда не говорила ничего о работе, и ему не понравился тон гитца. – Вы интересуетесь родственными связями всех своих коллег?

Севан скрыл замешательство, глотнув кофе и отправив внутрь вместе с напитком стыд. Офицер находился выше него на социальной лестнице, и гитец не имел возможности противостоять ему в обществе. Однако слишком уж явно прозвучал намек, будто Севан охотился за богатой невестой.

– Случайность.

– Ваша просьба выходит за рамки оговоренного с Флотом сотрудничества, – прохладно отказал офицер. – Я веду дела с капитаном Декс только в небе и устал терпеть эту женщину. Из-за нее пострадали мои люди.

– Мне сообщили о лейтенанте Юстасе Дирове, – гитец не собирался ничего объяснять и тем более спорить. – Служба одобрила четыре кандидатуры для вердийской группы. Приказа на отряд лейтенанта Дирова не поступало.

– Так, – нейтрально ответил Алеманд.

Он сразу понял, куда клонит гитец. Офицер не предполагал подобных последствий своего отказа.

– Коммандер Алеманд, вам известно, что действия Службы и Флота на территории других государств являются крайне деликатной темой? – Севан погрузил шпагу по эфес и тщательно провернул в ране.

– Да, – офицер стиснул зубы.

Он не любил политику, но разбирался в ней достаточно и понял, на что рассчитывал гитец. Севан знал: Алеманд должен был получить на рейд Дирова отдельное распоряжение, не сделал этого и даже не подал никакого запроса ни Гектору Варлину, ни командиру эскадры. За действия в обход руководства ему грозили серьезные неприятности. Шесть лет назад с похожего инцидента началась альконско-россонская война.

Взглянув в лицо Севану, Алеманд понял чувства Дирова к капитану «Аве Асандаро». Лейтенант высказывался много и жарко, его трясло от одной перспективы вновь оказаться рядом с «ненормальной контрабандисткой на ржавом корыте». Тем не менее Севан заслуживал уважения. Он поступил к лорду Альберту Корвунд, а не проедал инвалидную пенсию.

– Лейтенант Ленид, – сухо сказал офицер, – ваши методы недостойны джентльмена.

Выверенная улыбка Севана стала на мил[12] шире.

– Любой эффективный метод достоин джентльмена Службы.

Команда «Аве Асандаро». Бурная беседа. 7.07.2015

Одна из самых загадочных и в то же время наиболее явных милостей Белого Солнца – дар, пробуждающий силы сознания.

Первыми обрели просветление Элиас Чистый и его ученики. Они учили применять мастерство согласно Второй Заповеди.

В Писании Света отражены многие таланты, но подробно даны лишь следующие четыре.

Чтение – искусство зреть чужие мысли и безупречно понимать других, проникая в тайны душ. Неизмеримо число секретов Ану, открытых благодаря дару Артемием Мудрым.

Звучание – талант направлять собственную волю в сознания друзей и врагов, вдохновлять на подвиги. Обретший Голос Кирий Сильный сразил множество тех, кто посягал на свет Белого Солнца.

Целительский дар лечит болезни и возвращает раненым былую крепость тела. Он может поднять человека со смертного одра. Этим мастерством прославился сам Элиас Чистый.

Видение – удивительное просветление зреть будущее и ясно различать дороги судеб. Дар столь редок, что среди учеников Элиаса им обладал один только Си́мард Зоркий.

Остальные грани просветления описаны меньше, но не потому, что неважны. Они, словно солнечные блики на воде, непостоянны и случайны. Порой Голоса могут исцелять больные души, а иной лекарь способен превратить кости врага в труху и кровь – в яд.

Отец Ра́ун, капеллан «Вентас Аэрис»

Седой человек водил руками по груди Ольга Фолакриса, снова и снова очерчивая скрытые повязкой раны. При каждом движении серебристый халат с отличительным знаком просветленного на правом плече, Белым Солнцем, чуть-чуть шуршал. Узловатые пальцы целителя были напряжены; воздух вокруг них слегка дрожал. Острое лицо с резкими ястребиными чертами выражало глубокую сосредоточенность. Плотно сжатые губы выдавали напряжение.

Капитан Лем Декс наблюдала за ними издалека. Когда она вошла, военный врач попросил подождать, пока просветленный-целитель Тит Ро́сев завершит процедуру. Капитан предпочла бы услышать, что Ольг выживет.

Она помотала головой.

Виски ломило, точно тысячи цвергов забрались в череп и колотили по нему изнутри кирками. После рейда у нее не получилось отдохнуть из-за разговора с джентльменами Службы государственного спокойствия, Гектором Варлиным и Колином Лелевым. Они методично допросили капитана, экипаж «Аве Асандаро», капрала Марка Кройца, великана Павла Атлида, Даниила Кипулу, отряд лейтенанта Юстаса Дирова и выданных Рэйетом Леворуким работяг. Ей предоставилась возможность не единожды прокрутить в голове события минувшей ночи.

Сцены вспыхивали в памяти кадрами испорченной киноленты. Капитан тасовала их, но не могла соединить место, время, участников и оправдать себя, Дирова или Леовена Алеманда.

Она откинула голову, прижавшись затылком к холодной переборке и скользя взглядом по медицинскому отсеку. Он находился в глубине корабля и мало отличался от знакомых ей.

В разделенном на несколько зон крупном помещении было светло и свежо, витал запах лекарств. К стене возле входа прижимались шкафы с медикаментами, в углу серел стол. Остальную часть ближней зоны занимали две дюжины коек. Все пустовали, кроме двух в конце. На одной крепко спал Диров, другую занимал Ольг. Росев сидел между ними на стуле.

Процедура уже длилась четверть часа. Гримаса боли на лице Лиса медленно сменялась усталостью.

Лем доводилось видеть целителей – пару раз в Академии и два или три на маневрах, – но она никогда не наблюдала их работу воочию, поэтому подглядывала за пассами Росева. Вскоре тот медленно распрямился и вздохнул. Коснулся век Ольга благословляющим жестом и, убедившись, что пациент заснул, поднялся и подошел к двери.

– В чем дело? – негромко осведомился целитель у Лем.

Капитан поспешно встала.

Росева словно окружал солнечный ореол – или это насмехался над Лем уставший разум? Целитель смотрел строго. Под проницательным взглядом она невольно выпрямилась.

Капитан испытывала перед просветленными смешанный с почтением страх. Воспитанники Церкви прозревали будущее, заглядывали в прошлое и читали людей, как раскрытые книги. Рассказы о них напоминали легенды о волшебнике Эмрисе, только были правдой.

– Вы язык проглотили?

– Добрый день, сэр, – собралась капитан; позади открылась дверь, и кто-то вошел. – Я хотела узнать, как Фолакрис.

– На все воля Белого Солнца, – лаконично ответил Росев и пристально посмотрел ей в лицо.

Лем отвела глаза. Церковь утверждала, что таланты целителей, голосов, чтецов и провидцев – дары, ниспосланные Белым Солнцем. Многочисленные скептики спорили со святыми отцами, но альтернативного объяснения не находили. Ей стало не по себе.

– Вы из церковных мозголомов?

– Придерживайтесь точных терминов, мадам. Целителей. Коммодор Велесов всегда старался заполучить в Серебряную эскадру побольше просветленных. Не так ли, коммандер Алеманд?

Лем оглянулась. Офицер стоял на пороге.

– Я рад, что вы здесь, – подтвердил он. – С вами у Фолакриса есть шанс поправиться. Лейтенант Диров в порядке?

– Через неделю вернется в строй.

– Прекрасно. – Алеманд холодно посмотрел на Лем: – Капитан Декс, нужно поговорить.

Воспользовавшись поводом, она ретировалась из лазарета. Сидевший на входе врач проводил обоих озадаченным взглядом. По фрегату уже ходили легенды о вздорном характере капитана. Было удивительно видеть, как нерешительно она вела себя с Росевым.

– Если бы вы позволили связаться с лейтенантом Дировым раньше, обошлось бы без жертв, – бросил Алеманд, быстро шагая вперед.

– Этого нельзя утверждать, – огрызнулась Лем.

– Полагаете, не безумие – атаковать впятером укрепленное бандитское логово?

– Все шло гладко, пока не вмешались пехотинцы. Хотелось бы знать, какой грязнозадый цверг впихнул в твою тупую высокомерную голову ненормальную идею устраивать мне подобные сюрпризы посреди перестрелки.

– Ваши манеры ухудшаются от визита к визиту, – процедил офицер.

– Диров мне едва глотку не перерезал! – капитан сжала кулаки.

Алеманд развернулся, вонзил в нее застывший взгляд. Грубо схватил за шкирку и втолкнул в ближайшую каюту – тренировочный зал. Захлопнул дверь, подпер спиной и замер морозным изваянием.

Лейтенант и капрал детально описали ему ситуацию в Зубастом логове и необдуманное поведение капитана. Алеманд не мог оправдать ее даже тем, что она зачистила половину дома всего с двумя людьми. Впрочем, одним из них был Павел, бывший боец Белых сов. Именно на такой случай офицер убедил Дирова подключить его к делу.

«Белое Солнце, когда-нибудь ее убьет собственное безрассудство», – Алеманду захотелось взять Лем за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она вернулась в реальный мир и вспомнила, чему их учили пять лет в Летной академии Его Величества.

– Без поддержки лейтенанта Дирова вы столкнулись бы с куда более серьезным сопротивлением на первом этаже.

– Джейс Кеч кинул свою команду. Бандиты не знали, что делать. Диров до колик напугал их динамитом.

– Я рассчитывал на совместную, – Алеманд выделил слово, – операцию. Однако вы отказались слушать доводы мистера Кройца и пошли напролом с «дальновидностью» тираннозавра.

– Мы бы справились. Кроме остального, ты едва не уничтожил лично мою репутацию!

– Вы должны были беспокоиться о результате, – офицер усилием воли напомнил себе, что перед ним женщина.

– О результате?.. О Младшие Боги, спасибо, что уберегли от службы Короне! Я беспокоилась о своей команде! Они доверяют мне, идут за мной. Я не могу заставить их враждовать со всем нелегальным небом. Ты знаешь, что такое Бюро погибших кораблей? – Лем встала с офицером лицом к лицу. – Когда кому-то кто-то серьезно не нравится, Бюро решает эту проблему. Быстро. У меня опасные знакомства. Если всплывет сотрудничество с тобой, «Аве Асандаро» достанут хоть в Теклече! А теперь – прочь с дороги!

– Вы не выйдете отсюда, пока не успокоитесь, – Алеманд выпрямился. – Мне не нужна скандалистка на фрегате.

– Я успокоюсь, только когда сотру с твоей голубокровной рожи это самодовольное выражение!

– Вы слишком устали, – нелепый вызов его рассмешил, однако он не нашел в себе сил даже на вежливую улыбку.

– На тебя хватит!

«Так больше продолжаться не может», – Алеманд медленно выдохнул, чтобы не сорваться. Безумие капитана Декс перешло допустимые границы. Пора было поставить ее на место и напомнить, что она на альконском корабле, а не в Россоне или в бандитском кабаке.

Он смерил Лем взглядом и вспомнил отчаянно лаявшую на отцовского волкодава болонку тетушки.

– Верно, – сухо согласился офицер. – Одну минуту.

Вдоль стен стояли снаряды: стенды с оружием, защитами и перчатками для бокса, сложная конструкция из гладко обтесанных балок для отработки ударов и в дальнем конце – ряд манекенов. Хорошо вентилируемое и отделанное темным деревом помещение предназначалось всего для трех пар занимавшихся. Зал использовали офицеры.

Каюту заливало полуденное солнце, но Алеманд рассеянно включил свет. Он привык приходить сюда по вечерам. Офицер снял мундир и рубашку, оставшись в майке. Повесил одежду на угол стенда со шпагами и задумался, прежде чем снять сапоги. Мелькнула мысль предложить Лем фехтовальный поединок. Алеманд не хотел ее случайно покалечить.

Когда он обернулся, капитан стояла босиком, уже скинув жакет и рубашку, и зубами застегивала ремешок бойцовской перчатки на левой руке. Перетянутую грудь облегал плотный топ.

Сдержав раздражение, офицер взял пару перчаток и себе. В другой ситуации он никогда бы не поднял руку на женщину, но, видит Белое Солнце, Лем следовало проучить. Она именовала себя капитаном, а в Королевстве Альконт капитанами называли только мужчин. Алеманд не отказался бы от этого поединка, даже если бы Лем передумала.

Они встали друг напротив друга.

– Начали?.. – спросил офицер.

И в следующее мгновение сам не понял, как оказался на полу.

Капитан отскочила назад и самодовольно встряхнула головой.

Однажды она предложила Вильгельму Горренту помериться силами – хотела понять, что он умеет. От штурмана за милю разило военным прошлым. Он тогда тоже сильно удивился. Несмотря на разницу в весе и росте, Лем дралась с ним на равных и победила.

За умение использовать габариты противника против него же ей следовало поблагодарить наставника с Фелимана. Мелкий шустрик с глазами-угольками часто повторял: кулаки не главное. Побеждают внимание, скорость, гибкие мышцы и отменный баланс.

Алеманд поднялся. Он двинулся к Лем, но капитан метнулась вперед и вниз. Грубая подсечка отправила офицера обратно на пол.

Ему удалось превратить падение в перекат, однако он чувствительно приложился плечом – по иронии случая, о подставку изрубленного манекена. Именно того, на котором выместил злость после знакомства с Лем. Каждый удар будто предназначался живому противнику: от обитого коричневым войлоком деревянного болвана почти ничего не осталось. Офицер в совершенстве владел шпагой.

Поднимаясь во второй раз, он передумал насчет болонки. Лем больше походила на запугавшую всех собак в округе кошку его матери. Конечно, он умел справляться с агрессивной тварью, но ему стало интересно.

Лейтенант Диров оговорился, что Павел поддержал капитана.

«Чем она ему приглянулась?» – офицер ушел в сторону от следующего удара и с удивлением обнаружил, что оказался вплотную к Лем. Ее кулак яростно впечатался ему под дых.

Офицер охнул. Она добавила удар коленом в живот и оттолкнула противника.

Взглянув ей в лицо, Алеманд понял, что Лем всерьез вознамерилась разукрасить его всеми оттенками фиолетового.

Драка действительно доставляла капитану удовольствие, пусть в ситуации с рейдом не было по-настоящему правых или виноватых. Сейчас ей совершенно не хотелось думать ни о Вердиче, ни о сбежавшем Измаиле Чевли, ни о собственной команде. Тянуло просто поквитаться. Алеманд воплощал все, что она ненавидела в королевстве. Преклонение перед чистотой крови, снобизм, ханжество, снисходительное отношение к женщинам. Даже шовинистический Аранчай в последние годы не поддерживал альконские патриархальные взгляды.

Офицер рванулся к ней. Лем вскинула кулаки. Противники обменялись несколькими ударами. Первый капитан заблокировала, второй и третий отвела. Четвертый заставил ее отступить.

Она поморщилась, понимая, что проигрывает в весе и силе.

Алеманд снова двинулся вперед, пригнувшись, прикрывая кулаками корпус и голову.

Лем отлично держалась. Ее хорошо обучили, и явно не в Академии. Он ни разу не видел подобной техники: плавной, текучей, невероятно стремительной. Капитан напоминала воздушную змею-хару́та. Легкая. Быстрая. Смертоносная. Этим она очаровывала.

Офицер наметил выпад справа – кулак вперед, удар левой в корпус, – но Лем раскусила финт. Перехватила его руку за кисть и локоть, вынудила сильно наклониться и уронила.

– Принцесса не хочет отдохнуть? – издевательски прищурилась она.

– Нет, хотя дамы с Лервентской улицы и то меньше утомляют.

– Мне не льстит сравнение со шлюхой.

– Я выбираю только самых приличных компаньонок, – заверил Алеманд, едва избежав пинка. Прыжком встал.

Они вновь схлестнулись.

Офицер начал наслаждаться схваткой. Он различал движения Лем, стал понимать их последовательность и логику возникновения. Поймал себя на том, что оценивает обстановку, точно на поле боя. Как в небе. Сближение, маневры… необходимость постоянно менять тактику. Алеманд проникся стилем капитана, и злость полностью уступила место расчету.

В его взгляде слились внимание и восторг. Лем была юркой, но легкой и недостаточно высокой. Для хорошего удара ей требовалось приблизиться. Длинные руки давали ему преимущество.

Офицер попробовал загнать Лем в угол и измотать градом атак. Поначалу сработало. Капитан уперлась спиной в стену, на время ушла в глухую оборону, но, улучив момент, кинулась вперед.

Ее локоть проскользил под рукой Алеманда и врезался ему в бок, заставив отшатнуться.

Оказавшись на свободе, Лем поманила офицера к себе.

Алеманд покачал головой. Да, он не знал грязных бандитских трюков, но и Лем – тонкостей фехтовальной тактики. К тому же офицер заметил, что она улыбается, расслабившись. У него появился шанс.

Запал злости в ней впрямь иссяк – остался азарт. Лем не думала, что Алеманд сдастся. Однако капитану хотелось увидеть, как он рухнет, вымотанный. Сама она держалась на одном упрямстве. Волосы слиплись от пота, топ на спине промок насквозь. Офицер, судя по утомленной улыбке, устал не меньше.

Собравшись, Лем двинула Алеманду в плечо. Он пропустил джэб и мгновенно ударил сверху вниз всем весом, удовлетворенно пригвоздив капитана к полу. Примерно полсекунды офицер считал, что наконец-то уложил ее на лопатки. Потом Лем изогнулась, сгребла его рукой под коленями и обрушила рядом с собой.

Противники сцепились в клинче, не давая друг другу пошевелиться. Руки в захвате. Глаза в глаза. Запах чужого пота щекотал Лем ноздри. В расширенных зрачках офицера она видела свое отражение: округлый подбородок, тонкие губы, нос с горбинкой перелома. Фигуру кольцом окружал ореол цвета морской волны, плавно перетекавший в светлевшую у края радужки зелень. Потрясающий оттенок. Совсем как у Эйцвега Итье.

Лем сумасшедше скучала по греонскому подлецу. Ей до боли его не хватало.

Она подалась вперед и поцеловала мужские губы.

На лице офицера впервые за время знакомства отразились живые и неподдельные эмоции: недоумение, удивление. Сильные пальцы, сдавливавшие ее запястья, разжались. Капитан оказалась на спине. Алеманд прижал Лем к полу, отвечая на поцелуй, забыв, кто она и где они находятся. От нее веяло кофе, порохом, ружейной сталью. Кожа, казалось, обжигала ладони. В Лем полыхало столько огня, что он вырвался на волю, охватив и офицера.

«Вейн…» – вдруг прозвучал в мыслях Алеманда голос младшего брата.

Офицер уперся одной рукой в пол. Капитан приподняла голову, вопросительно смотря ему в глаза.

Он зажмурился.

Не сейчас. Не здесь, на корабле его величества. Не с этой женщиной.

Офицер уже однажды оступился из-за такой, как она. Теперь Тиму́р не мог нормально летать и смертельно рисковал, просто поднимаясь в небо. Чувствуя себя виновным в его увечье, старший брат помогал младшему обманывать Адмиралтейство. Алеманд годами бился со своими несдержанностью и горячностью, искалечившими Тимура, но научился побеждать – с трудом, загоняя все вглубь, пряча за стиснутыми зубами, манерами и маской безупречной вежливости.

Алеманд сжал правую руку в кулак и с размаху ударил в пол, чтобы очнуться. Погасить перекинувшееся с Лем пламя.

Не оставить и пепла.

Когда он открыл глаза, капитан продолжала смотреть ему в лицо. Кулак впечатался в доски у ее щеки.

– Убирайтесь, – потребовал Алеманд и отвернулся, измотанно ссутулившись. Правая рука саднила: костяшки сбились в кровь, пальцы свело судорогой.

За его спиной Лем поднялась и молча пошла одеваться. Вскинула руку, коснулась скулы. Щеку пекло фантомной болью. Капитан не успела испугаться, но внезапный всплеск эмоций офицера выбил ее из колеи.

От злости остались почерневшие угли. Остыв, Лем была готова признать, что работа с Дировым пошла рейду на пользу. Вряд ли Алеманда волновала судьба «Аве Асандаро», но ради собственных людей он, похоже, мог пробраться в Хозяйкины бездны и устроить среди цвергов революцию.

Лем натянула сапоги, застегнула рубашку, набросила на плечи жакет. Она видела: Алеманда сейчас лучше не трогать. Победа в схватке осталась за ней, а альконский военный мог признать поражение лишь под давлением действительно серьезных обстоятельств. Что до прочего – капитан почти сожалела о своем необдуманном поступке.

Губы слегка пощипывало…

Накрыв ладонью дверную ручку, Лем обернулась. Услышав, что она уходит, офицер медленно распрямился; под майкой обрисовались литые мышцы.

Капитан быстро потянула на себя дверь и неожиданно столкнулась с валетом Алеманда.

Для шестидесяти лет Руфин Бертрев сохранился отлично. Темно-русые с густой проседью волосы расчесаны и уложены в безупречную прическу. Над верхней губой золотились подстриженные волосок к волоску усы. Положенный по статусу серый военный костюм выглядел идеально чистым и выглаженным тщательнее, чем белье в отеле на Игорендской площади.

Он вежливо склонил голову перед Лем, посмотрел ей за плечо и произнес:

– Сэр, я вас искал. Сообщение готово.

– Что?.. – не поняла Лем.

– То, о чем я поначалу хотел с вами поговорить, капитан Декс, – Алеманд снял со стенда рубашку. – Мы возвращаемся на Аркон. Служба настоятельно попросила меня представить вас завтра одной леди.

1928

Во внутреннем дворе роскошной виллы на побережье Россона звенят клинки. Тренировочные шпаги сталкиваются, блестя на солнце и разбрасывая блики. Никаких игр в поддавки: противники не жалеют друг друга.

Маэстро-россонец в свободной белой рубашке фехтует правой рукой, заложив левую за спину. Раздетый по пояс альконец – левой; на месте правой руки багровеет запекшаяся шрамом культя.

Алхимик наблюдает поединок с опоясывающей двор галереи. Еще полтора года назад маэстро-россонец обезоруживал альконца одним ударом. Сейчас тот по-прежнему проигрывает, но схватки длятся уже по пять-десять минут. Альконец цепляется за любой шанс на победу, как цеплялся за жизнь после крушения перехватчика. Упорства ему точно не занимать.

Его память возвращается пока обрывками, но Алхимик не торопит события. Долгая жизнь научила терпению. Всплыло имя – Эдуард, аристократическое происхождение, лица кое-кого из родных. Однако в памяти не восстановились ни военные годы, ни заседания Коронной Коллегии, ни как он оказался над Аркаллайским хребтом в подбитой машине.

– Надо же… Жив, – раздается тихий голос. – Ты умолчала о нем на Встречах.

Алхимик резко поворачивается. У соседней колонны стоит коренастый светловолосый человек с деревянным чемоданом в руке. С виду простой мастеровой, но она давно не обманывается его внешностью: рыхлой фигурой, грубой косовороткой, жилетом и брюками из рыжеватой кожи и потертыми ботинками. Часть лица скрывает полумаска из такой же кожи с монокуляром вместо левого глаза. Когда Часовщик присматривается к чему-то, прибор щелкает и выдвигается вперед; в глубине линз загорается, ровно мигая, синяя искра.

Никто, даже Алхимик, несмотря на всю близость с Часовщиком, не знает, есть ли под монокуляром глаз, или трубка и шестеренки уходят прямо в череп. Он никому не раскрывает тайну. Среди них вообще не приветствуется раскрывать тайны. Ее отношения с Часовщиком скорее исключение из правил. Членам Высшего круга обычно не известны лица коллег.

– Эдуард пока не пришел в форму, – отвечает Алхимик.

– А что ты от него хочешь?

– У меня давно не было правой руки.

– Иронично, – хмыкает Часовщик. – Он сам без правой руки. Минус на минус дает плюс?

Она смеется. Крепко обнявшись, Алхимик и Часовщик целуются в обе щеки.

– Пойдем в гостиную. Ты привез?..

– Конечно, – он приподнимает чемодан. – Ты же прислала мерки. Но неужели альконец настолько полезен?

– Перспективен. Отличные способности к языкам и общественным наукам, не говоря уже о прекрасной физической подготовке. Скоро оправится, и привлеку к операциям нижнего уровня.

– Значит, я не зря потрудился, хотя у Высшего круга могут возникнуть претензии… Ты не согласовывала кандидатуру.

Они входят в гостиную с просторным балконом, минимумом мебели и парой жардиньерок с плющами. Двери на балкон распахнуты, бриз колеблет белоснежные гардины. Вид – на Великий Океан, сегодня спокойный. До вечера неблизко; солнце пока высоко, и в затененном зале витает прохлада.

Часовщик пододвигает на край журнального столика шахматную доску с неначатой партией и ставит посередине чемодан. Садится на кушетку. Алхимик устраивается лицом к балкону на диване, звонит в колокольчик и просит служанку позвать Эдуарда и принести кофе.

Какое-то время старые друзья разговаривают. Часовщик пересказывает хозяйке виллы новости из Данкеля и Вердича, своего домена, но осекается, едва заслышав тяжелые шаги.

– Пришел твой протеже.

– Эдуард, – улыбнувшись, оглядывается Алхимик, – позвольте представить вам моего коллегу – Часовщик.

– Часовщик? – отрывисто переспрашивает альконец, садясь в кресло у столика. Взглянув на шахматную доску, он напористо двигает в атаку белую пешку. – Это профессия, или мне следует вспомнить «Путешествие за Великий Океан» Петера Корницкого?

Алхимик качает головой. За несколько лет она неплохо изучила характер Эдуарда. Потерпев неудачу, альконец раздражается, излишне прямолинеен и игнорирует простейший этикет.

– Вы чем-то обеспокоены? – интересуется она, выставив черную пешку навстречу белой.

Эдуард окидывает Алхимик хмурым взглядом.

– Я до сих пор не освоил левую руку, – цедит он. – Тяжело удерживать баланс.

– И все?

Он молчит. Часовщик цокает языком:

– До чего типичный альконец! А ну-ка, поглядите на меня, иначе прожжете в миледи дыру!

Эдуард разворачивается, пристально смотрит на Часовщика.

– Выполнено. Что дальше, книжный персонаж?

Словно в ответ, монокуляр щелкает и выдвигается вперед, настраиваясь на лицо альконца.

– Чудо, – насмешливо отвечает Часовщик и открывает чемодан.

В полумраке вспыхивает сталь: штыри, шарниры, поршни, трубки, шестеренки и идеально подогнанные подвижные пластины, скрывающие мелкие детали. Плавные изгибы соединяются во вполне ясный контур.

– Несмешная шутка! – альконец бешено сметает фигуры с шахматной доски на Часовщика. Пара падает на пол, какие-то закатываются под кушетку, а белая пешка залетает в чемодан.

Глаза Алхимик темнеют.

– Не смейте так обращаться с моими шахматами. Мне они дороги как память. Думаете, я бы стала над вами шутить? – отрезвляюще спрашивает она. – Часовщик создает необыкновенные вещи. Да, совсем как в романе Петера. Его история – не просто сказка.

– Ну-ну, – отмахивается Часовщик. – Не надо защищать меня, я все-таки взрослый мальчик.

Встав с кушетки, он накрывает руками крышку чемодана и громко барабанит по дереву пальцами. В чемодане лежит протез правой руки, выполненный тщательно и детально.

– Итак, Эдуард, будем мерить и подгонять, или мне увезти подарок от миледи обратно?..

Кадом Команда «Аве Асандаро». Прекрасная кузина. 8.07.2015

Мятеж Кровавого герцога – одно из наиболее ярких и печальных событий в новейшей истории Королевства Альконт.

В 1924 г. стало очевидно, что правление династии Ре́стеровых подошло к концу. Королю Роману II исполнилось семьдесят. Он тяжело болел, а его единственный наследник погиб в авиакатастрофе. По закону власть должен был принять принц Николай Игоренд, Его королевское Высочество герцог Арконский, двоюродный племянник монарха.

Однако этого не случилось.

Когда Рестеров отправился в Чертоги Солнца, принц находился в Россоне. Получив телеграмму, он вылетел на Аркон. По пути корабль атаковали пираты, и принц проиграл сражение. Вместе с ним погибли экипажи яхты и двух кораблей сопровождения.

Права на трон немедля предъявил Его Светлость герцог Ветск, находившийся в списке претендентов сразу за принцем. Началась подготовка к коронации, но церемония опять не состоялась.

Небольшая группа аристократов, к которым присоединился и руководитель венетрийского отделения Службы государственного спокойствия, представили доказательства, что пиратский налет организовал герцог Ветск. Это возмутило высшее общество, и многие отказались признать его королем.

Лют Та́ргед, профессор истории Джаллийской академии философии

«Книга высоких родов Королевства Альконт», обновленное издание от 21 марта 2015 г. Том в темном переплете со знаками Генеалогической коллегии на обложке выглядел до невозможности солидно.

Когда пришел курьер, доктор общественных наук Мария Гейц листала справочник в поисках фамилии «Алеманд». Она сидела на трапе галиота, подложив под спину свернутый рулоном жакет и попивая кофе. Мария слышала о семье офицера раньше, но не помнила, в связи с чем.

Беглое чтение вскоре дало результаты. Конечно, достопочтенные графы Кре́чет! Герб – серебряный дуб на лазурном фоне, девиз – «Бесконечна небесная глубина».

Основателя рода звали Олев Алеманд (4.12.1577—10.11.1632 гг.). Отслужив пять лет в военном атташате дипломатического представительства Альконта в Греоне, он устроился секретарем к Его Светлости герцогу Ветск и быстро поднялся по карьерной лестнице. Настолько высоко, насколько это вообще было возможно для простолюдина.

Умный и осторожный Олев умел наблюдать за происходившим вокруг и делать правильные выводы. Именно он примирил герцогов Ветск и Ард, когда их затянувшееся противостояние едва не выплеснулось в открытое военное столкновение. Олев убедил своего господина выдать дочь за старшего сына и наследника противника, приложив все усилия, чтобы свадьба состоялась.

В 1620 г., после заключения брака между молодыми, королева Элеонора Иларинд пожаловала Олеву медаль миротворца «Золотую горлицу», графский титул и земли. Судя по всему, он отличился не только на дипломатическом и матримониальном фронтах.

Оказавшись в Коронной Коллегии, новый достопочтенный граф Кречет с головой окунулся в политику. Дарованный надел его не интересовал, и им занялся старший сын. Тимур Алеманд, к сожалению, не обладал талантом землевладельца и вскоре предпочел последовать по стопам отца.

Графство ожидал неминуемый упадок, но, к счастью, домой вернулся Леовен, младший сын Олева.

Дочитав до этого места, Мария усмехнулась. Имена в семье графов Кречет переходили из поколения в поколение.

От брата и четырех сестер Леовена всегда отличала тяга к путешествиям и риску. Еще подростком он, не рассчитывая на наследство, выбрал военную карьеру и нашел себе покровителя. Пройдя обучение у рыцаря, Леовен взял в банке под его поручительство ссуду на перехватчик и поступил на Флот. Долг он выплатил уже через четыре с половиной года.

Леовен упорно продвигался по службе. Стал командующим эскадрой, получил под начало три боевых группы. Удача исчерпала себя в битве над Аркалла́йским хребтом. Леовен разбил рейдерский флот, но был серьезно ранен в бедро, и ногу пришлось отнять.

Личная трагедия Леовена обернулась для семьи успехом, хотя сам он понял это не сразу. Столица вгоняла его в тоску – слишком часто видел бывших сослуживцев, – и военный отправился в Кречет.

Дела графства постепенно увлекли Леовена. Он отбросил хандру, женился на дочери соседнего барона. В течение следующих четырех лет на свет появились двое сыновей и дочь, окончательно развеявшие его печаль. Всего детей было восемь: шесть мальчиков и две девочки.

Через год Горная лихорадка скосила Олева и Тимура, которые оказались в самом эпицентре эпидемии, в столице. Леовен унаследовал титул и земли, став истинным основателем рода.

Все мужчины семьи служили в армии и после обязательного срока или продолжали карьеру, или обращались к политике – миротворческие идеи Илариндов требовали обширного аппарата чиновников.

Однако с приходом к власти династии Романдов ситуация изменилась. Войны возобновились, и Алеманды временно оставили сцену Коронной Коллегии. Один из них даже дослужился до адмирала и командовал в годы Пятой альконско-греонской войны.

При династии Рестеровых достопочтенные графы Кречет снова увлеклись политикой, но ненадолго. Грянул Кровавый мятеж, и находившиеся на пике славы Алеманды почему-то ушли в тень.

Мария задумалась. Добровольная потеря влияния выглядела необычно. Наиболее вероятно, Алеманды заплатили властью за сохранение титула и владений. Его Величество Эдгар I Маркавин относился к союзникам великодушно, но имел четкий план развития королевства. Он тонко манипулировал людьми, событиями и постарался задвинуть подальше лоббировавших свои идеи графов Кречет.

От размышлений о причинах ухода Алемандов из политики доктора и отвлек курьер.

Посланник ушел, озираясь и словно не веря, что человека из подобного захолустья позвали в приличное место. Дома рядом с Игорендской площадью содержали только очень состоятельные семьи.

Увидев в приглашении подпись Леовена Алеманда, капитан Лем Декс вначале подумала, что особняк принадлежит ему, но отказалась от этой мысли. Офицер точно не рвался свести частное знакомство и к тому же собирался ее кому-то представить.

Лем заглянула в «Балансир» вызвать экипаж и вернулась в ангар переодеться. С легким недовольством оценила свой скудный гардероб и выбрала серую рубашку, похожего цвета туфли на невысоком каблуке и костюм из темно-синего льна в пепельную полоску: жакет и узкие брюки.

Поправив шейный платок и натянув летние перчатки, капитан вышла навстречу «скорду», окрашенному в фирменный голубой цвет такси. Водитель открыл перед ней дверь и вернулся за руль. Лем откинулась на сиденье. Ей давно следовало научиться водить, но на земле она чувствовала себя неуверенно.

Через полчаса Мария стояла перед красивым особняком. Табличка на столбе у ворот гласила, что дом принадлежит семье Келтрин, достопочтенным графам Гамчевым.

Доктор запомнила фамилию, решив потом еще раз пролистать справочник, и залюбовалась. Она давно не гуляла по Игорендскому кварталу и позабыла, как восхитительны утопавшие в зелени старинные особняки. Такие больше не строили. В последнее десятилетие архитекторы тяготели к ампиру. Марии новый стиль казался недостаточно выразительным, не то что творения прошлого. Дом Келтрин с тонкими колоннами в илариндском стиле будто парил над Арконом – маленькое облако над большим. Здание окружал роскошный сад, изумрудно блестевший в разгар нежаркого июля.

Мария разглядывала аллею за оградой слишком долго и пристально – подошел привратник.

Очнувшись, капитан помахала приглашением. Слуга открыл дверь в арке возле ворот и изучил карточку.

– Прошу, доктор Гейц. Леди Амилла и коммандер Алеманд у пруда. Идите по этой аллее, в конце поверните направо. Вас проводить?

– Показывайте. Я не просветленная и местоположение людей по наитию не определяю.

Привратник ответил вежливой и ничего не выражавшей улыбкой:

– Прошу сюда.

Лем направилась за ним, убрав руки в карманы брюк и негромко насвистывая.

Классический сад вмиг очаровал Марию лаконичностью линий и простотой форм: невысокими деревьями, идеально подстриженными живыми изгородями и ровными коврами газонов. В зелени кустов прятались белоснежные мраморные скульптуры, в чашах фонтанов отражалось небо. Дорожка повернула, выведя к пруду. Над водой изгибался ажурный мост, дальним концом упиравшийся в ступени миниатюрной беседки, оплетенной ручьями вьюнков; колонны поддерживали невесомый купол. Ее отражение неподвижно лежало на воде. Слетевший с дерева листок пустил по глади рябь.

В беседке виднелись двое. Алеманд обернулся на звук шагов, а молодая девушка в светло-голубом платье и жемчужных сережках приветливо улыбнулась слуге и гостье.

– Добрый день, – произнес офицер. – Амилла, позволь представить тебе Лем Декс, капитана галиота «Аве Асандаро». Капитан Декс, это леди Амилла Келтрин.

Лем обратила внимание на ее глаза: серо-голубые, но удивительно яркие. Золотисто-русые волосы, уложенные в замысловатую прическу, открывали овальное лицо с крупноватым носом, крепким подбородком и густыми бровями, делавшими взгляд еще выразительнее.

– Добрый день, – отозвалась Лем. Вспомнив завершение вчерашней схватки, она не удержалась и поддела офицера: – Ваша невеста?

– Не удостоился подобной чести. Моя кузина.

– Добро пожаловать, – у Амиллы оказалось мягкое бархатное сопрано. – Проходите, капитан Декс, составьте нам компанию.

Алеманд отодвинулся вглубь, уступив Лем место и стараясь держаться от нее подальше. Он не хотел думать ни о поединке, ни об унизительном разговоре с лейтенантом Севаном Ленидом.

«Этот… „многоуважаемый“ гитский джентльмен…» – офицер мысленно поморщился.

«Эффективность» Севана дурно пахла, хотя тот, похоже, не видел в своем шантаже ничего предосудительного. Не следовало ждать от невоспитанного фермера высоких моральных качеств.

– Скажите, – поинтересовалась Амилла у Лем, быстро взглянув на Алеманда из-под ресниц, – вы действительно пересекли полмира с незаконными товарами на борту?

– Полмира многовато, всего лишь половину Ану. И почему сразу с «незаконными»?

– Вам платили харанскими монетами?

– Коллекционируете?

– Немного, – призналась девушка.

– Кое-что найдется, – капитан сверкнула улыбкой.

– Вы знаете, – глаза Амиллы засияли ярче, – любая коллекция обладает огромным потенциалом. Когда один лорд захотел сделать мне предложение, я пригласила его посмотреть на монеты. Через десять минут он забыл, зачем пришел, и покинул дом, полагая, что мы просто вместе обедали.

– Кхм, да вы умеете обращаться с мужчинами!

– О, этому несложно научиться. Просто следует использовать что-то поделикатнее револьвера. Я слышала, вы хорошо стреляете?

– Лучший стрелок в Северном и Центральном регионах материка.

– Это титул?

– Пожаловала сама себе. Никто пока не рвался оспорить.

Алеманд кашлянул, и Амилла, вновь стрельнув глазами в его сторону, обмахнулась белым веером:

– Ах, Леовен, иногда ты совершенно невозможен… Но под светом Белого Солнца должны существовать вечные вещи. Например, незыблемость Короны… или твое чувство долга.

Лем громко рассмеялась.

– Прошу прощения, Амилла, – кисло ответил офицер. – Я осознаю, что вмешиваться в женскую беседу столь же полезно, сколь прогуливаться на яхте между двумя перестреливающимися фрегатами. Тем не менее вынужден тебе напомнить о цели визита капитана Декс.

– Неужели ты думаешь, я забыла, что мы с доктором Марией Гейц летим в Кадом? – наигранно возмутилась Амилла.

Капитан оборвала смех: «Доктором Марией Гейц?..»

– О, – девушка заговорщически придвинулась к ней и взяла за руку, – в конце недели вы и я отправляемся в Гит на ежегодный прием лорда Кадом в честь праздника Золотого лета. Сейчас все расскажу. Кстати, Леовен тоже там будет, не так ли?

– Я не смог убедить тетушку отказаться от шанса показать Фаину свету, – помрачнел офицер. – Не думаю, что дом предателя Короны – безопасное место для моей сестры. Сама понимаешь, настоящую причину было не назвать.

– Не обвиняй лорда Кадом заранее. К слову, ты крайне огорчил наш флагман альконских леди, попытавшись оспорить ее мнение насчет того, что лучше для Фаиночки. Нехорошо расстраивать любимую тетушку…

«Кадом?.. Прием?.. Предатели?.. Тетушка?..» – Лем нахмурилась.

Амилла в ответ загадочно улыбнулась, словно незнакомка на старинном портрете.

– Капитан Декс, – не выдержал Алеманд, – леди Амилла состоит в Службе лорда Корвунд. Они снова хотят привлечь вас к расследованию.

– Военная служба плохо влияет на твое красноречие, Леовен…

– Зачем? – спросила Лем в лоб, отчаявшись разобраться в отношениях Амиллы и Алеманда и связать воедино их разрозненные фразы.

– Вейс, – обронила девушка. – Вы же не откажетесь от возможности поквитаться, капитан Декс?

«Вейс?! – Лем прикрыла глаза. – Нет, капитан Декс не откажется…»

Амилла словно читала ее мысли. Лем отлично помнила разговор с Вильгельмом Горрентом и Устином Гризеком накануне вердийской авантюры. Экипаж был прав: месть оставалась единственной наградой.

Однако теперь, когда фрагменты мозаики начали складываться в полную картину, капитан зациклилась на словах «предатель Короны». Они вцепились в череп и не желали убираться вон, источая гнев. Раскаленный добела, нестерпимый – чуждый привычкам небесной бродяги.

Это заставляло капитана нервничать.

– Никогда, – ответила Мария, прежде чем успела понять, чего хочет больше: рассчитаться с врагами капитана Декс или доставить похитителей Длани с бантиками на запястьях джентльменам лорда Корвунд.

И внезапно ей стало очень страшно.

Прием. Высшее общество. Она не хотела снова окунаться в манерные игры аристократии. За десять лет мир знати стал для нее далеким, ненастоящим, призрачным. Он не подходил капитану Декс, хотя когда-то Мария едва не стала его частью.

Вдруг она столкнется на приеме с Анто́нием Аксаневым, сыном Коршуна?.. Что скажет ему об угоне «лейкора»?.. Как объяснит «Аве Асандаро»?.. А свою репутацию в нелегальном небе?..

«Перестань паниковать, – разозлилась капитан. – Нет ничего, с чем ты не справишься».

– Кхм, – открыв глаза, произнесла Лем, – перед визитом в приличное место доктору Гейц потребуются услуги цирюльника и портнихи.

– Во-о-от как… – Келтрин напомнила ей кошку, сцапавшую канарейку.

– Никаких платьев пастельных тонов, иначе я буду выглядеть как дух вашей покойной прабабушки.

– В свое время она считалась первой модницей столицы…

– Она не была брюнеткой, – отрезала капитан.

Алеманд покачал головой, удивившись, как легко Амилла нашла общий язык с Марией. Они разговорились о платьях, украшениях и прическах, будто его здесь не было вовсе. Офицер же думал только о сестре. Капитан повсюду сеяла хаос. Ее визит к лорду Кадом мог легко обернуться катастрофой.

В голове некстати крутилась любимая фраза старшего лейтенанта Виктора Карсова: «Кажется, у меня плохое предчувствие».

Обычно предчувствия командира связистов «Вентас Аэрис» сбывались.

Амилла Келтрин. Мастерство подслушивать. 10.07.2015

Чтецы улавливают чувства окружающих. Развившие дар, сосредоточившись, могут проникать в чужие мысли. Самые сильные из этих просветленных способны «слушать» одновременно несколько человек. Однако чем больше людей, тем поверхностней ощущения.

Пределы таланта чтеца ограничены, как ограничены зрение, слух и обоняние. Число источников мыслей за раз не превышает десятка, а радиус досягаемости – двух дюжин ярдов. Погружение же в глубины сознания всегда сопряжено с тратами времени и сил. Например, просветленные, занимающиеся исцелением травм разума, нередко проводят со своими пациентами дни и даже недели.

Оборотной стороной Чтения является чувствительность. Люди с тонким слухом страдают от шума, и точно так же просветленные могут испытывать головные боли от переизбытка чужих ощущений. Именно поэтому в первую очередь Церковь учит одаренных возводить мысленные стены и открывать врата сознания лишь по собственной воле.

Отец Раун, капеллан «Вентас Аэрис»

Герольд объявил гостей, и леди Амилла Келтрин проводила доктора Марию Гейц по лестнице в бежевый с молочно-золотым зал, где прогуливались приглашенные. Звучали виолончели – на балконе играл квартет. Из альковов удушающе сладко пахло розами. От тяжелого аромата у доктора закружилась голова. Она остановилась и зажмурилась. Амилла обмахнулась веером, ожидая, когда Мария почувствует себя лучше.

Устин Гризек воспользовался моментом и затерялся среди гостей.

Дни перед приемом выдались насыщенными. Чтица не поставила Марию в известность о своих способностях просветленной – Севан Ленид запретил разглашать тайну, – но считала, что должна проследить за ее внешностью и состоянием. Чутко наблюдая за ее настроением, она познакомила Марию со своей модисткой, провела по салонам и магазинам Аркона и подобрала доктору вечернее платье, несколько повседневных костюмов, обувь и аксессуары. Не обошла вниманием и напросившегося с ними Устина.

Парень отчаянно уговаривал взять с собой. В конце концов Мария уступила и согласилась представить его своим учеником. Она понимала: ему не место на приеме, но не рискнула запереть на «Аве Асандаро» из опасения обнаружить в собственном чемодане уже в поместье. Устин дал честное слово молчать и не позорить имя доктора абсолютным незнанием якобы изучаемых дисциплин; чтица помогла получить дополнительное приглашение. А вот галиоту и Вильгельму Горренту с Константином Ивином пришлось скучать на Арконе.

Во время перелета Амилла с энтузиазмом расспрашивала Марию о ее путешествиях и нисколько не смущалась незаконных деталей – от чрезмерной щепетильности Службу государственного спокойствия Альконта заставила отказаться еще Элеонора Иларинд. Сама она делилась светскими новостями и метко характеризовала политиков, знакомых аристократов и любителей искусства, уделяя последним особенное внимание, поскольку интересовалась жизнью богемы. Истории звучали непринужденно и легко. Амилла вплетала в них ироничные уточнения, забавные сравнения и анекдоты о том или ином участнике событий. Подобная манера изложения нравилась ей куда больше сухого стиля отчетов Службы.

Постепенно беседа перешла к Гиту. Амилла подробно описала семью Рэма Вардида и самых видных гостей. Рассказала, как Служба отыскала Сеннета Вейса, и объяснила, что требовалось от Марии.

Спускаясь в Кадоме по трапу яхты, доктор представляла, куда попадет, но все же чувствовала замешательство от необходимости вновь окунуться в мир вежливых расшаркиваний. Амиллу пригласила лично супруга графа, пообещав уютные комнаты и все удобства. Чтица думала, это успокоит Марию, но та из-за привилегированного статуса занервничала лишь сильнее. Он накладывал определенные обязательства, а доктор плохо помнила, как вести себя в высшем обществе.

Амилла заглянула в ее разум. Мария не умела – точнее, как однажды подчеркнул капитан Родион Аксанев, достопочтенный граф Ломинск, – не хотела играть по правилам аристократии.

Девчонка из авиаремонтной мастерской, путешественница, ученая, ас, капитан…

«Да кто угодно, кроме светской дамы!» – доктор с трудом вернулась мыслями в заполненный людьми зал.

– Не беспокойтесь, все будет хорошо, – Амилла заскользила рядом. – Скандалы недолговечны. Многие и не знают, как вы подровняли газон Коронной Коллегии. А кто помнит, промолчит. Правила хорошего тона. Иначе это будет выглядеть нелепой попыткой оспорить «Причины Гражданской войны», рассказывая, будто в юности вы носили слишком короткую юбку. За мной.

Амилла поздоровалась с пожилой полной дамой, обменялась несколькими словами с удивительно похожими друг на друга молодыми людьми, ловко увернулась от старухи с хищными повадками и, наконец, подошла к рослому мужчине во фраке и пухлой женщине с простым округлым лицом и розой в руках.

– Добрый вечер, лорд и леди Кадом, – прожурчала чтица.

Рэм Вардид, достопочтенный граф Кадом, обернулся и вежливо наклонил голову. Весной он разменял пятый десяток. Крепко сложенный, с короткой густой черной бородой и импозантный, Вардид казался надежным и честным человеком. Амиллу это одновременно смущало и настораживало. В нем отсутствовала верткость, свойственная людям, умевшим подолгу планировать преступления.

– Леди Амилла! – искренне обрадовалась Аделаида, его супруга. Она вставила цветок в прическу. – Я безмерно рада, что вы все же приехали. Вижу, не одна, как и обещали.

– Вы совершенно правы. Милорд, миледи – доктор общественных наук Мария Гейц.

– Добрый вечер, – поразившись собственным мягким интонациям, Мария сделала книксен. – Для меня честь присутствовать здесь.

– Мне доводилось читать кое-что из ваших книг, – в глазах графа мгновенно возник интерес.

– Наверное, «Причины Гражданской войны»? Сейчас я работаю над историей гитских семей, получивших привилегии после восемьдесят третьего года…

– Это будет похоже на вашу книгу про венетрийцев? – полюбопытствовала Аделаида. – Там очень скрупулезные описания и весьма познавательные исторические справки. Вы ничего и никого не обошли вниманием.

– Обязательно, – доктор посмотрела ей в глаза. – Я пишу только правду.

Амилла взмахнула веером, одобрив слова Марии. Еще до приема чтица попросила ее поговорить с графской четой о книге и акцентировать их внимание на том, что религиозные разногласия тоже были одной из причин Гражданской войны. Не вникая в продолжение беседы Вардидов и доктора, Амилла сосредоточилась на мыслях супругов. Ей следовало проверить, действительно ли кто-то из них работал с Вейсом и имел отношение к похищению Длани.

Вот сейчас, например, граф занервничал и подумал о гостях в восточном крыле и своей драгоценной харанской коллекции.

– Давайте вернемся к нашему разговору попозже? – Вардид воспользовался тем, что новые гости подошли поприветствовать их с супругой, и закончил неудобную беседу.

– Великолепная идея, – просияла Амилла и легко коснулась пальцев Аделаиды, попросив встретиться, как только та освободится. Насчет восточного крыла нужно было выяснить немедленно.

Амилла и Мария уступили место пожилой супружеской паре.

Оказавшись за пределами слышимости графской четы, чтица похвалила доктора:

– Вы бесценны. – И вдруг замерла, увидев нечто интересное: – О-о!..

Леовен Алеманд, капитан фрегата «Вентас Аэрис», командир восемнадцатой боевой группы, под руку с миловидной девушкой лет шестнадцати миновал герольда и спустился в зал.

Ослепительную белизну его мундира и золото эполет подчеркивали темные ножны парадного клинка и блеск трех тщательно подобранных наград. Черно-желтый «Россонский крест» – участник битвы при Савалере, решающем сражении альконско-россонской войны. Холодное мерцание «Белой звезды» – тяжело ранен на службе Короны. Стальная черта «Меча Флота» – одержал победу в небе над превосходившим противником.

Спутница офицера удивительно походила на него лицом. Она была одета в платье с рукавами-фонариками оттенка просыпавшегося рассвета. Пастельно-розовый шелк ниспадал от груди легковесными складками, кое-где разбавленными завитками кру́жева. Из-под подола виднелись ажурные туфельки. Изящные руки скрыты белыми перчатками; на правом запястье висели бальная книжечка в обложке с накладками из слоновой кости и веер.

Брат и сестра держались одинаково спокойно, хотя она тайком бросала лукавые взгляды по сторонам.

Заметив Амиллу, девушка что-то шепнула Алеманду. Тот неохотно обернулся.

Мария отвела глаза, сделав вид, будто их не заметила. Амилла чуть не рассмеялась, услышав ее мысли.

Они пронеслись одна за одной. «Встреча совершенно некстати». «Ему слишком идет парадный мундир». «Награды демонстрируют такой послужной список, что теперь грубить будет просто неловко…»

Последнюю мысль приправила обида на судьбу, подстроившую неловкую ситуацию.

– Кто-то важный? – небрежно поинтересовалась Мария.

– Для вас – несомненно, – Амилла хитро улыбнулась. – И мой способ вновь пообщаться с леди Кадом… Мари-и-ия! Даже не думайте уйти. Вы привлечете ненужное внимание.

– Проклятье.

Алеманд вежливо улыбнулся Амилле и Марии, скользнув по доктору взглядом. Та соединила укрытые кружевом перчаток ладони на легком муслине юбки, и офицер на миг потерял дар речи.

В темно-синем, как безлунная ночь, платье разнузданная капитан «Аве Асандаро» выглядела обворожительно женственной и вместе с тем излучала спокойную силу уверенного в себе человека. Цвет подчеркивал белизну кожи и редкий, невероятно светлый, оттенок серых глаз. Черные волосы, подстриженные под каре, были аккуратно уложены, а с левого плеча спускалась бордовая докторская лента Джаллийской академии философии.

Контраст доктора общественных наук Марии Гейц и капитана Лем Декс поражал.

Алеманд внезапно осознал, что она выглядит истинной дамой, что лента звания ей исключительно к лицу и что спарринг на фрегате он сейчас припомнил со смущением, а не со смесью гнева и неприязни.

Офицер невольно кашлянул. Сестра бросила на брата быстрый взгляд, и ее глаза весело заискрились. Уловив мысли девушки, Амилла вздохнула про себя. Кузину воспитывали истинной леди, но она сокрушалась, что не родилась мальчиком. Стоило родственникам отвернуться, егоза искала приключений. К ее чести – ни разу не попалась, иначе сидела бы под замком.

– Леовен, рада тебя видеть, – произнесла чтица.

– Взаимно, – офицер кивнул и еще раз пристально посмотрел на Марию. – Доктор Гейц, позвольте представить вам мою младшую сестру, леди Фаину Алеманд.

Мария ответила книксеном.

Амилла подавила улыбку, наслаждаясь ситуацией. Она видела дражайшего кузена Алеманда насквозь, сколько бы он ни изображал невозмутимого альконского аристократа. Доктора Гейц тоже. За бандитскими замашками скрывалась истинная подданная Короны.

– Фаиночка, это твой первый выход в свет после дебюта? – ласково обратилась чтица к девушке.

– Да, леди Амилла, – зарделась та. – Я так волновалась, когда меня представляли Его Величеству!

– Готова утверждать, ты больше боялась запутаться в шлейфе… Ох уж эти дебютные платья!

– О да! Но я справилась. Теперь тетушка хочет, чтобы я побывала во всех частях королевства. Следующий бал – на Венетре. Я буду гостить у лорда и леди Орма́нд.

– Идем, хочу все услышать. Заодно познакомлю с хозяевами приема, раз тетушка бросила тебя на безнадежно погрязшего в военщине брата. У него и идей нет, как представить в выгодном свете свою очаровательную сестренку. Леовен, не давай скучать моей подруге. Мария, я вас скоро найду. Не теряйтесь!

Амилла поймала Фаину за руку и опять устремилась к графской чете в надежде заполучить Аделаиду раньше, чем прибудут все гости.

Обмен приветствиями повторился.

Вардид сказал Фаине комплимент, супруга восхитилась ее платьем. Девушка сразу захватила внимание – она была очень обаятельной. Улыбалась, смеялась, шутила. Чтица воспользовалась моментом и попросила Вардидов познакомить кузину с их старшей дочерью. Потом вскользь намекнула, что та – просто загляденье и гости обрадуются ей не меньше, чем самой графине.

Вскоре Фаина разговорилась с ровесницей, а Аделаида оказалась вдали от супруга в цепких руках Амиллы.

– Сюда… – чтица решительно направилась к восточной галерее. Она нередко навещала Вардидов и прекрасно знала расположение комнат.

По дороге Амилла напряженно придумывала, как объяснить Аделаиде, зачем ведет ее туда. Как назло, все идеи испарились.

Будь чуть больше времени, Амилла отправила бы проверять спальни свою камеристку. Бойкая длинноносая гитка сопровождала ее во всех поездках и потому тоже давно принесла присягу Службе. Она тщательно берегла секреты чтицы. Могла заболтать любого собеседника, не сказав и половины ценного слова, и обычно не только прислуживала, но и собирала слухи.

Визит в Кадом не являлся исключением. Однако Севан попросил Амиллу не медлить. В другой ситуации чтица поступила бы по-своему, но прежде она не видела его таким встревоженным. Он не рискнул появиться на приеме, опасаясь спугнуть похитителей, и сказал, что не ляжет спать, пока не дождется новостей. Амилла не спорила, хотя выводы Севана показались ей поспешными.

Теперь чтица убеждалась в его невероятной интуиции на собственном опыте. Вардиды определенно что-то скрывали. Она не верила в целые цепочки совпадений.

– Погодите, леди Амилла, куда вы так торопитесь? – Аделаида запыхалась.

– Вроде здесь… – Амилла рассеянно остановилась и прислушалась. Не к словам графини, а к витавшим вокруг чувствам и мыслям.

Вардид точно думал об апартаментах за стеной либо этого, либо следующего зала. Изменившийся с прошлого визита интерьер подсказал чтице повод для незапланированной экскурсии.

– Я заметила, что тут появились новые картины. Кто их вам привозит? Совершенно обворожительная дама… – она замерла перед ростовым портретом надменной женщины в светлом платье.

Аделаида отреагировала благодарными мыслями: «Хоть кто-то замечает мои старания, а не коллекцию Рэма. Он совсем обезумел, поселив здесь этого вороватого оскирийца…»

«Вороватого оскирийца?.. Да, Вейс похож на выходца оттуда…» – Амилла сосредоточилась.

– Точно, вы же давно не приезжали. Мы закончили ремонт. Теперь здесь родственники мужа и мои, – графиня охотно начала рассказывать о семье. – Это моя мать…

Через пару минут Амилла с облегчением убедилась: Аделаида не имеет отношения к похищению. Чтице она нравилась. В графине гармонично сочетались исконно гитские черты: жизнерадостность, любовь к земле, доброжелательность. Она была старше супруга, но нисколько этого не стеснялась. Аделаида знала Вейса как путешественника и представителя «господина Измаила Чевли», поставлявшего супругу харанские древности. Вардид охотно привечал оскирийца и многое ему позволял. Тот жил в поместье с середины июня, порой без предупреждения уезжая на день или два.

– Вы проделали огромную работу.

– Это было настоящее удовольствие, – призналась графиня и продолжила рассказывать. Она знала о своей семье предостаточно и решила сообщить благодарной слушательнице все мелочи.

Благодарной, конечно, с ее точки зрения.

Предки Вардидов интересовали Амиллу в последнюю очередь, хотя внешне она поддерживала видимость оживленной беседы. Простое искусство пропускать чужие монологи мимо ушей чтица освоила еще в ранней юности – в разговорах с матушкой. Сейчас она хотела лишь подойти поближе к дальним комнатам и услышать мысли Вейса.

Амилла сосредоточенно отслеживала все происходившее за стеной. Несколько раз улавливала ощущения гостей, но отметала их за ненадобностью.

Леди перешли в следующий зал. Амилла медленно двинулась в его конец:

– Необычные портреты…

– Здесь – предыдущий достопочтенный лорд Кадом, отец моего мужа. Когда город оккупировали, он с четырьмя дюжинами людей отбил аэродром и удерживал позиции, пока не прибыли альконцы.

Детали боя Амилла не услышала, сконцентрировавшись на чьем-то разуме. Ощущения окрасились в холодные и расчетливые полутона, а праздничную беззаботность сменила замаскированная осторожность. Это был определенно не слуга и не гость.

– Он – выдающаяся личность…

– Согласна, – внимание Амиллы умчалось далеко от фамильной истории. – В алькове – ваша сестра?

– Какая проницательность! Посмотрим поближе?

– Благодарю, – искренне ответила чтица – там мысли незнакомца звучали гораздо громче.

Через миг Амилла разочаровалась. Она засекла не Вейса, а какого-то авиатора.

Не желая так просто отступаться, чтица вплотную подошла к портрету и прислушалась.

– Наша младшая, – с нежностью сказала Аделаида.

Амилла не обратила внимания на ее слова, обрадовавшись. По нескольким фразам она поняла, что авиатор работал на Вейса. Они говорили о еде.

«Неужели оба такие гурманы?» – чтица с досадой свела к переносице брови.

Однако вскоре ее лицо просветлело. За стеной обсуждали припасы для долгого путешествия.

«В Харане сезон дождей… – донеслись мысли авиатора. – Влажно… Ливни… Как мне надоели эти неясности… Эти шатания с места на место…»

– Кто писал портрет? – спросила Амилла.

«До чего собачья работа! Харан – Альконт… Альконт – Венетра… Венетра – Кадом… Сам бы свой ящик к горцам пер, кретин! Спасибо хоть, за кверко́рский док платишь!»

Чтица победно улыбнулась. Кверко́р был самым маленьким из воздушных портов Кадома.

– Если хотите, я познакомлю вас с художником, – предложила графиня.

«Снова болтанка… Грозы… В Виджа́е порт мелкий, как сортир. Переться туда с Венетры крюками… – продолжал ворчать авиатор. – Достало! Сезон дождей же! Ничего толком к утру не подготовлю!»

Амилла вместо ответа взмахнула веером. Аделаида расценила жест как согласие:

– Завтра приглашу его. Но вам не кажется – мы задержались? Мне очень приятно, что вы обратили внимание на мои труды, но нехорошо надолго оставлять гостей…

– Верно, верно… – Амилла отошла от портрета, чтобы не вызвать подозрений.

«Да куда ты посреди ночи?!» – долетела до нее последняя, полная негодования мысль авиатора.

Чтица сделала несколько шагов под руку с графиней.

Внезапно в стене открылась дверь. В зал вошел среднего роста плотный мужчина в бежевом плаще, на ходу накручивая на шею алый шарф. Увидев леди, он галантно поклонился.

Аделаида недовольно кивнула ему, а Амилла замерла оцепенев.

Бледное лицо, карие глаза, запятые русых усов над верхней губой.

Выпрямившись, Сеннет Вейс внимательно посмотрел на чтицу и подумал: «Здесь не должно было никого быть».

Команда «Аве Асандаро». Любимые книги. 10.07.2015

Праздник Золотого лета (Середины лета) – один из самых важных в Гите. Долгое время он был исключительно равнинной традицией, однако альконцы охотно переняли обычай, увидев в нем отголоски собственной религии.

Истоки праздника лежат в древних обрядах, восхвалявших землю и, главное, солнце. Гитцы благодарили Богов за собранный урожай и хорошую погоду и просили обильных всходов, богатства и удачи в следующем году.

Со временем праздник утратил обрядовое значение и превратился в приятную традицию. Считается, если в день Золотого лета небо ясное, то хорошая погода продержится до конца зимы. Также утверждают, что подписанные в праздник сделки всегда успешны – конечно, когда заключены с благой целью.

17 мая 1600 г. Элеонора Иларинд с разрешения Церкви провозгласила 25 июля выходным днем.

Томас Фенкере. Заметки о традициях и суевериях Королевства Альконт

Леди Амилла Келтрин и малышка Фаина упорхнули прочь, и Леовен Алеманд проводил их возмущенным взглядом.

Доктор Мария Гейц поднесла ко лбу запястье, словно ей стало дурно, и виновато посмотрела на офицера. Слова Амиллы загнали ее в ту же ловушку. На приеме они не могли ни высказать все, что думают, ни даже косо посмотреть друг на друга. Покинув доктора, Алеманд показался бы грубым и неучтивым; она же – просто подчинялась Амилле, а та сказала никуда не уходить.

«Проклятое аристократическое лицемерие», – Мария тоскливо приняла предложенную офицером руку:

– Здесь слегка душно, не правда ли?

– Утверждают, что будет гроза, – он подхватил светский тон. – Перед грозами всегда душно.

Обменявшись еще парой фраз, оба почувствовали: разговор не сложится.

Мария догадывалась, что Алеманд способен вести подобные малозначащие беседы часами, пусть и без удовольствия. Однако эта его тяготила. На бессмысленный вопрос доктора офицер ответил похожей бессмысленной фразой, нашел глазами щебетавшую с дочкой Вардидов Фаину и неохотно отвернулся. Он волновался за сестру.

– Мы можем… – Мария думала присоединиться к ним, но вдруг встретилась взглядом с внимательно изучавшим ее низкорослым шатеном.

Он пригладил щегольски подстриженную бородку, поправил приколотую к фраку профессорскую ленту Высшей школы точных наук Альконта на Арконе и решительно подошел.

Мария прищурилась: его лицо, узкое и с длинным носом-крючком, выглядело знакомо.

– Ми-и-исс Ге-е-ейц… – писклявым голосом протянул шатен.

Противный тембр и грубое игнорирование докторского звания развеяли последние сомнения. Мария сделала вид, будто не помнит Эрнеста Мерсева, в надежде что тот извинится и уйдет.

Но нет.

– Вижу, вы нашли в себе силы получить хоть какое-то образование? – он пренебрежительно кивнул на докторскую ленту.

Алеманд нахмурился. Слова Мерсева граничили с откровенной грубостью.

– Доктор общественных наук, Джаллийская академия философии, мистер Мерсев.

– Профессор, – поправил он, поджав бескровные губы. – Общественных наук? Ми-и-исс… то есть до-о-октор Ге-е-ейц, неужели вы поняли, что ваших способностей недостаточно для математики?

Едкий ответ мгновенно возник на языке капитана Лем Декс. Однако доктор Мария Гейц не могла нарушить указания Амиллы и выйти из роли. Даже столкнись она с желтоглазым убийцей с Джаллии – не то что с Мерсевым.

Они вместе учились. Недолго.

Доктор не питала к сокурснику теплых чувств. Она обошла его на балл в конкурсе стипендиатов, и он не сумел принять поражение.

Точнее, Мерсев вел себя достойно, лишь пока загадочным образом не узнал о разбирательстве в деканате насчет неполной родовой карты Марии. Экзаменационная комиссия не обратила внимания на отсутствие в ее личном деле записи об отце. Но наверху кто-то счел это достаточным основанием отказать в стипендии. Если бы результаты к тому моменту уже не опубликовали, Мерсев получил бы желанные привилегии.

Его привело в бешенство, что он уступил незаконнорожденной, и до сих пор припоминал Марии свое унижение, не упуская возможности поквитаться.

Алеманд увидел в глазах доктора замешательство и растерянность.

– Профессор Мерсев, – негромко произнес офицер, загородив собой Марию, – полагаю, мы не представлены. Коммандер Леовен Алеманд, капитан фрегата Королевского флота.

Унылое лицо Мерсева застыло. Он с грацией манекена прижал руку к груди, поклонился и сообщил деревянным голосом:

– Простите, что вмешался в вашу беседу.

– Зато я оценил ваш философский склад ума, – бесстрастно ответил Алеманд. – Всего наилучшего.

Мария с силой сжала руку офицера, не проводив Мерсева и краем взгляда.

– Вам не стоит изображать из себя рыцаря…

– Вы в Альконте, доктор Гейц, – Алеманд посмотрел на нее снисходительно. – К счастью, у нас еще не забыли, что женщины – хрупкие и нежные создания. Даже если они способны покатать по полу офицера Флота.

Вспомнив схватку с ней, он усмехнулся.

– Маркавин определенно об этом помнил, когда…

– Леовен! – молодой человек в парадном мундире разведывательного корпуса окликнул нахмурившегося из-за слов Марии Алеманда. – Не ожидал тебя здесь увидеть!

Он подошел, по дороге оставив на ближайшем столе пустой бокал и оправив серебристо-серые с коричневым манжеты.

Военные пожали друг другу руки. Мария заметила, как по лицу Алеманда промелькнула тень. Он представил ей собеседника – лейтенанта Рена́та Рейса, младшего лорда и наследника полковника Александра Рейса, достопочтенного графа Ри́волл. Горный домен располагался на севере королевства, входил в состав Венетрийского герцогства и невероятно прославился в Гражданской войне благодаря достопочтеннейшей вдовствующей графине. Майе́ра Рейс, леди Риволл, собрала ополчение и выставила мятежников с семейных земель, а после войны по праву заняла должность руководительницы венетрийского отделения Службы.

– Что ты здесь делаешь, Ренат? – сдержанно поинтересовался Алеманд.

Доктор не ошиблась в своем наблюдении. Он и Ренат состояли в одном офицерском клубе, и мнение Алеманда о личных качествах лейтенанта не стремилось к облакам. Знакомый увлекался азартными играми, выпивкой и млел от женского внимания. Его оправдывало лишь то, что он исправно служил и числился среди лучших пилотов Западного разведывательного крыла. Его отец командовал Восточным.

Правда, поговаривали, Ренат в скором времени планировал покинуть Флот.

– Отец прислал, узнав, что я свободен. Он сам, как всегда, занят. – Ренат улыбнулся Марии: – Знаете, доктор Гейц, когда я впервые увидел ваше фото в газете, то подумал, что вы как две капли похожи на матушку моего отца. В юности ее называли «самоцветом Венетры»…

– Это комплимент? – улыбнулась доктор.

– Чтобы знакомство началось как надо! – без малейшего смущения заявил лейтенант. – Надеюсь на автограф на своем экземпляре «Причин».

– Никогда не думал, что ты увлекаешься серьезной литературой, – изумился Алеманд.

– Книгу активно обсуждали, и я заинтересовался, – Ренат встряхнул золотой гривой. – Высохшие еще в прошлом тысячелетии традиционалисты брызгали ядом и говорили, что одной юной особе не стоит и пытаться рассуждать на политические темы.

– Они предпочли бы, чтобы «Причины» запретили. Однако никто не хотел скандала, – Мария выразительно взглянула на Алеманда, намекая на их первую встречу.

Офицер проигнорировал пассаж и принюхался – от Рената пахло скотчем.

– Слава Белому Солнцу, хоть кто-то сказал правду! Раньше ее стыдливо прикрывали мишурой веры, точно школьница – коленки юбчонкой! Я был рад, честное слово!

– Визит сюда – хорошая подготовка, Ренат, – Алеманд попробовал сменить тему. – Слышал, ты собираешься соприкоснуться с дипломатической службой?

– Да, хочу должность в военном атташате в Россоне…

– Маркавины не стремятся «прикрывать коленки». В разумных пределах, конечно, – желая отыграться за «хрупких и нежных созданий», Мария нарочно не заметила попытки Алеманда. – Я дала беспристрастный обзор общих тенденций. Если бы не Гражданская война, мы пришли бы к уравнивающим законам не в восемьдесят третьем, а в восемьдесят пятом году.

– Неужели? – заинтересовался Ренат. – Не сказал бы, что все «уравнивающие» законы прижились. Эм… Вы понимаете, да?

– О женской воинской службе по россонскому образцу? Эдгар II тщательно проработал пакет изменений. Я искала материалы в архивах Королевской библиотеки. У меня есть основания так утверждать.

Ренат весело прищурился:

– А как насчет того, что многие венетрийцы до сих пор считают альконцев чужаками? Да и гитцы не исключение.

– Гиту было проще принять альконское господство, поскольку он никогда не имел развитого государственного механизма, – Мария неосознанно перешла на лекторский тон. – Венетра же переняла и сохранила многие этранейские принципы правления. До покорения Альконтом она являлась сильным мононациональным государством, во главе которого стоял царь, и могла не только прокормить восемь миллионов жителей, но и защитить себя и на земле, и в небе. Когда альконцы оккупировали Катуэ́йский массив, они не просто навязали новые порядки – они разрушили до основания существовавшие. Многие горные семьи, занимавшие влиятельное положение и гордившиеся родословной, погибли или лишились статуса. Альконцы глубоко оскорбили покоренных, отказав им в праве на высокое положение. Это оскорбление на протяжении всех веков беспокоило венетрийцев сильнее, чем чужая Церковь. То, что сейчас две религии сосуществуют в мире и брачные церемонии проводятся по двум обрядам сразу, лишь подтверждает мою гипотезу.

Ренат коротко поаплодировал.

– Очень точная характеристика, доктор Гейц, – рядом возник Рэм Вардид, достопочтенный граф Кадом, и протянул ей бокал. – Джентльмены, вы не возражаете, если мы с профессором Таргедом ненадолго похитим у вас даму?

Марию прошиб пот.

Она нервно сделала глоток, обмахнулась веером и натянуто улыбнулась спутнику графа: «Какой неприятный сюрприз…»

Низкорослый упитанный человек с круглым лицом, большим носом и очень густыми, сросшимися у переносицы бровями дружелюбно улыбнулся доктору и как истинный республиканец пожал ей руку.

– Безмерно рад вас видеть, моя очаровательная ученица.

– Я тоже, профессор Таргед.

«Что ты здесь забыл? Ведь не переносишь же Альконт…» – доктор в последнюю очередь ожидала увидеть в Кадоме своего преподавателя.

Профессор истории Джаллийской академии философии Лют Таргед, кроме всего прочего, знал ее как штурмана «Аве Асандаро», когда галиот еще принадлежал Вермингу Готье.

– Лорд Кадом, вы ведете себя жестоко, – укоризненно заметил Ренат.

– Я готов искупить вину ужином, – отшутился граф.

– Полагаю, мы воспользуемся возможностью, – ответил за себя и Рената Алеманд, мысленно поблагодарил Вардида за своевременное вмешательство и увел хмельного лейтенанта подальше.

По скрытым в альковах столам начали разносить блюда. Вардид проводил одного из вышколенных лакеев взглядом и, судя по обозначившейся в уголках глаз улыбке, остался доволен.

Мария посмотрела через плечо. Герольд больше не выкрикивал имена – все гости прибыли. Амилла куда-то исчезла. Алеманд разговаривал с Ренатом. Фаина слушала виолончелистов.

Задумавшись, доктор встретилась взглядом с девушкой. Та откровенно любопытничала, словно чувствуя, как взрослые скрывают от нее нечто по-настоящему интересное.

Через секунду человеческий узор изменился, и гости скрыли Фаину от Марии.

– Вы интересуетесь историей, милорд? – припомнив рассказ Амиллы о графе, доктор повернулась к Вардиду.

– Скорее искусством. История всегда тесно связана с искусством, – он смотрел на нее оценивающе. – Вы должны это понимать.

– Граф про «Леди в жемчужном ободе», – засмеялся Лют. – У картины долгая и поразительная история. Триста сорок четыре года полотно переходило из рук в руки, пока не оказалось тут, в Кадоме. Я помог выяснить детали путешествия. Потом мы затронули тему альконско-россонских отношений и углубились в события последнего столкновения. Заодно рассмотрели конфликты и с другими странами…

«Боюсь, лорд Кадом говорил не о картинах…» – подумала Мария и спросила вслух:

– А конфликты внутри королевства?

– Мой конек!

– Доктор Гейц, я невольно подслушал ваш разговор с лейтенантом Рейсом, – продолжил Вардид. – Не согласен с вами насчет Гита. Здесь был государственный механизм.

– Вы подразумеваете земельные традиции?

– Вы правы. Гит всегда отличало бережное отношение к земле. Когда-то давно…

«Очень давно», – беззвучно дополнила Мария, подчеркнув первое слово.

– …у нас существовали общины и старейшины. Они пережили владычество Этране́и, власть Россона, и в том числе завоевание Альконтом.

Лют улыбнулся, словно сам читал графу эту лекцию.

– Да… Несколько лет назад я изучала гитские традиции. Не сказала бы, что сейчас их можно считать отдельной системой. Они скорее дополняют существующие законы, защищая права крестьян. Например, разрушенный стихийным бедствием дом полагается восстанавливать хозяину земли, а не арендатору. Верно? – Доктор дождалась, пока Вардид кивнет, и закончила: – Я читала о предложенной вами земельной реформе и других инновационных идеях. Вы не выглядите сторонником традиций.

– Разве мы не можем идти в ногу со временем и сохранять свои корни? – поинтересовался граф, пощипывая бороду.

Мария почувствовала подвох.

– Кхм… Вы опасаетесь не естественного взаимовлияния с Альконтом и Венетрой, а создания некоего сонма, – она специально использовала архаизм, – суррогатных традиций, которые навяжут всем подданным королевства?

– Профессор Таргед был совершенно прав… – восхищенно ответил Вардид. – Вы – находка. Желание спаять свое королевство в единое целое – разумное, правильное стремление любого хорошего монарха, но…

– Не ценой самобытности народов?

– Раньше нас вообще не пускали в Коронную Коллегию. Теперь многие вынуждены пренебрегать землей и отдавать годы небу ради офицерского звания – чтобы их не считали людьми второго сорта. До сих пор обрести влияние можно только через военную службу. Словно ничего и не изменилось за века.

Вардид явно заговорил на любимую больную тему. Мария любезно подтолкнула его к пропасти:

– В Греоне существует закон, по которому любой человек, внесший серьезный вклад в развитие королевства, вправе просить о привилегиях. Вы слышали о Жера́не Кернье́?

Этот греонский придворный деятель жил два века назад. Под его влиянием внутренняя политика Короны сильно изменилась. Благодаря Кернье социальные границы размылись, доступ в высшие круги получили промышленники, владельцы крупных фермерских хозяйств и богатые предприниматели. Упрощение законов сделало классовую систему гибче, но привело к ослаблению монарха. Сегодня его величество король Греона являлся скорее символом, чем правителем, хотя и не декоративной куклой, как в Россоне. До прихода Маркавинов к власти книги Кернье были в Альконте под запретом.

– Я сторонник некоторых его предложений, – наклонил голову граф.

– Неужели? – Мария вскинула брови и обвела рукой зал: – Не боитесь заявлять в свете о таких своих симпатиях?

– Я у себя дома, – припечатал Вардид; от него повеяло угрюмой, как гитские леса, силой. – Меня заинтересовали идеи, воплощение которых расширило бы перспективы перед теми неординарными людьми, что не могут или не хотят тратить годы на военную службу. Я составил несколько предложений и планировал зачитать их на следующем заседании Коллегии.

– Вы окажетесь в меньшинстве, – предупредила доктор.

– Не я первый, не я последний, – ответил пословицей граф.

– Мария, а вы помните, что выкладки Кернье использовали джаллийцы при создании последней конституции? – придирчиво уточнил Лют, которому в ее вопросе послышался недостаток уважения к политику. – Кстати, на Венетре целая школа энтузиастов, изучающих его труды. Милорд состоит с ними в переписке.

Мария насторожилась. Граф недовольно поджал губы – последняя фраза определенно ему не понравилась, – но подтвердил:

– Несколько промышленников, пара фермеров и крупный финансист. Меня познакомил с ними человек, который временами находит интересные вещи для моей харанской коллекции.

– Я собираюсь их навестить, – оживленно добавил Лют. – Затем и приехал, не только к графу. Не хотите отправиться со мной, Мария? Мне кажется, вы почерпнете из поездки немало интересного. Я же получу внимательную слушательницу и приятную собеседницу.

Доктор смешалась. Вряд ли внезапное путешествие входило в планы Амиллы.

– Как скоро вы планируете отбыть?

– Завтра вечером. Лорд Кадом – великолепный хозяин, но, как говорят в Альконте, порядочному джентльмену не подобает надоедать своим присутствием.

– Не преувеличивайте, – отмахнулся Вардид. – Не хочу вас огорчать, однако доктор Гейц на приеме с подругой. Скорее всего, у них есть договоренности.

– Мы не планировали так далеко, милорд, – возразила Мария.

Перспектива показалась ей интересной. Пройдоха, которого Ольг Фолакрис вогнал в долги, выяснил, что Измаил Чевли отправился в сторону Венетры. Это не могло быть просто совпадением.

– Профессор Таргед, мне нужно подумать.

Лют замахал руками, показывая, что не настаивает на немедленном решении.

Мария снова внимательно посмотрела на графа. Он выглядел увлекающейся натурой и говорил о Гите и соотечественниках со страстью истинного патриота. Поэтому не хотел афишировать переписку с последователями Кернье и чтобы Мария отправилась на Венетру. Она могла потом написать о поездке. Знакомство с подобными людьми плохо отразилось бы на репутации Вардида и ослабило бы его влияние среди альконской аристократии.

К графу подошел лакей:

– Леди Кадом просит вашего внимания.

Вардид поднял руку, показав, что принял сообщение к сведению, и извинился перед собеседниками:

– Боюсь, мне не следует забывать о других гостях. Профессор Таргед, доктор Гейц, прошу вас, присоединяйтесь к ужину.

Граф ушел. Лют оглянулся на свой стол.

– Откуда у него интерес к Кернье? – задумчиво спросила Мария, пытаясь вытянуть из профессора побольше. – Мне говорили, он страстно увлечен искусством.

– Искусство и Гит. Гит и искусство. Граф поддерживает молодых и перспективных художников: покупает работы самородков, устраивает выставки, привлекает критиков. А его старинная коллекция…

– Харанская? В смысле та, которой занимается человек, познакомивший его с венетрийцами…

– Она самая большая… – Лют сдвинул брови.

Марии не понравился его взгляд. Она оборвала подозрительный разговор:

– Впрочем, неважно. Я бы тоже не отказалась поужинать. Еще увидимся?

– Да… Сообщите, как выясните, сможете ли со мной поехать. Я был бы неимоверно счастлив. Хорошо, что вы перестали тратить время в небе, – он улыбнулся. – Пишите чаще.

«Ошибаетесь, профессор Таргед», – подумала доктор.

Пожелав ему хорошего вечера, она двинулась сквозь изменчивую вязь гостей. За коротким разговором с графом и Лютом крылось нечто важное, но оно ускользало ящерицей, оставляя бесполезный хвост ощущений. Мария тщетно силилась понять, что происходит.

Приглашенные неторопливо беседовали, касаясь исключительно светских тем. Рассказывали о знакомых, вспоминали чьи-то свадьбы. Изредка дамы поглядывали в зал, ожидая начала танцев. Одна из них посмотрела на Марию поверх бокала и наклонилась к уху подруги. Доктор чинно отвела глаза, списав все на собственную мнительность, и чуть не столкнулась с Алемандом. Он придержал ее за локоть и непроницаемо предложил:

– Пойдемте к столу.

За столом сидела одна Фаина. Амиллы до сих пор не было. Марии пришлось выдержать еще несколько раундов светских бесед, прежде чем заиграли виелы и герольд объявил начало танцев.

Достопочтенные граф и графиня Кадом открыли бал. Фаина нетерпеливо посмотрела на брата. Алеманд понял намек, встал и предложил ей руку. Девушка просияла, зеленые глаза офицера потеплели.

Он извинился перед доктором, задержал на ней взгляд и в очередной раз с трудом сохранил на лице невозмутимое выражение. Ему оставалось лишь благодарить судьбу за приобретенную выдержку. Мария выглядела непринужденной и женственной – настоящей альконкой.

Пары закружились по залу, а доктор неожиданно ощутила усталость от необходимости продолжать наполненную расшаркиваниями игру. Мысли вернулись к разговору с графом.

Историки много писали о Королевстве Альконт и гораздо больше говорили, считая по-своему уникальным. В статьях мелькали определения от «военной диктатуры» до «сбалансированного монаршего аппарата» и еще одни цверги знают что.

Споры были яростными, но история оставалась историей. Мария бесстрастно оценивала факты и порой, подобно многим коллегам, приходила в замешательство.

Самое молодое в Северном и Центральном регионах материка государство быстро развилось, окрепло и проскочило те этапы, через которые медленно и болезненно прошли Россон и Греон.

Альконцев, гитцев и венетрийцев, несмотря на внутренние распри, объединяло желание бороться за лучшую жизнь. Конечно, все понимали «лучшую жизнь» по-своему. Однако кризисы, сломившие соседей, лишь закалили упрямых варваров, крестьян и горцев.

Альконцы прибыли с западной оконечности Аркаллайского хребта на четырех воздушных городах: Арконе, Ветске, Ард и Ле́нкове – и доказали всем, что прочно обоснуются в завоеванных небесах.

«Мирным государством» королевство называли лишь в правление Илариндов и только потому, что соседи опасались крупнейшего флота в регионе. Это были времена культурного расцвета.

Когда Альконту объявили торговое эмбарго, стране помогли продержаться Гит и Венетра. Гит был кладовой, Венетра – мастерской. Финал Холодной альконско-греонской войны не стал ни для кого сюрпризом.

Все объяснялось закономерностями истории, как и прочие события при Игорендах, Илариндах, Романдах и Рестеровых.

Потом к власти пришли Маркавины и сотворили Альконское чудо.

Его изучали россонцы, джаллийцы, греонцы, аранчайцы – все. Никто так и не дал феномену внятного объяснения.

Многие решения Эдгара I, Анатолия и Эдгара II выглядели случайными, но итоги заставляли ученых считать, что правители разыгрывают долгосрочную и тщательно продуманную комбинацию. За последние девяносто лет королевство сильно изменилось, догнав и перегнав большинство соседей.

Альконт всегда перемалывал ресурсы, как жернова перемалывают зерно: армия, земледелие, промышленность.

Флот требовал людей, корабли, оружие и продовольствие. Земледельцы нуждались в технологиях для облегчения труда и лучших результатов. Фабрикам и горнодобывающим цехам было необходимо оборудование. Люди погибали в небе, в горных обвалах, от рук рейдеров и пиратов. Корабли списывались и отправлялись на металлолом. Многомиллионное государство каждый день переваривало в чреве тысячи тонн хлеба, мяса, рыбы, овощей. Земледельцы просили двойную плату за снимаемый несколько раз в год урожай, а рабочие и шахтеры – льготы за вредное производство.

Шестерни гигантской машины крутились, котлы кипели, трубы дымили, вздымались валы, раздувались меха, мигали лампы. Механизм кряхтел, скрипел, выл, визжал, потрескивал электрическими вспышками.

Доктор Мария Гейц всегда представляла Королевство Альконт как необъятных размеров промышленный цех, работающий подобно единому организму.

Маркавины наладили замкнутый цикл огромной живой машины и получали все, что нужно, удовлетворив практически всех. Именно при Эдгаре I в Альконте начали выплачивать льготы крупным семьям и ввели девять бесплатных обязательных общеобразовательных классов.

«Как им это удалось?» – Марии стало душно.

Она поднялась из-за стола.

Голова кружилась, мысли тоже подражали вальсировавшим парам. Доктор с трудом собирала их вместе, не в силах определить, какую роль в похищении Длани играл граф. Вардид не казался дураком, но для заговорщика излишне открыто говорил о своих взглядах. Пригласил болтуна Люта, рассказал ему о переписке с последователями Кернье. Дал понять, как сильно не хочет, чтобы Мария летела на Венетру…

«Это тебя не касается», – попыталась сказать себе Лем.

Две личности спорили в ее сознании.

Капитана Лем Декс не интересовали Альконт и устойчивость маркавинского трона. Ей нравилось путешествовать, кутить в кабаках и рисковать в гонках. Она любила «Аве Асандаро», свою команду и хорошее оружие. Терпеть не могла рамки этикета, ненавидела правила. Ее жизнь состояла из неба и вольного ветра, а не из душных залов и фальшивых улыбок. Лем не желала находиться здесь, в Кадоме…

Только вот доктор общественных наук Мария Гейц чувствовала, что попала именно туда, где нужна больше всего. Она потратила полжизни, стараясь получить возможность служить Короне.

Сейчас ей предоставили шанс.

От духоты и бардака в мыслях доктор ощутила дурноту. Боясь упасть от головокружения и потому крепко держась за перила лестницы, она медленно вышла из зала.

Полумрак длинного коридора смягчали неяркие электрические лампы. Здесь легче дышалось: не было музыки, навязчивого аромата роз и толпы. Тут прогуливались увлеченные исключительно друг другом парочки, а люди на украшавших стены портретах выглядели или бесконечно далекими от глупой суеты, или слишком надменными, чтобы обращать на гостей внимание.

Мария бросила взгляд назад – там теплел свет бального зала. Поколебавшись, она толкнула ближайшую дверь и оказалась в библиотеке.

Первым доктор заметила гостеприимно приоткрытый бар. Плеснула в бокал бренди и выпила залпом. Крепкий алкоголь наждачкой прочистил разум и помог собраться.

Мария встряхнула головой, отстранившись от недовольного капитана; налила еще и осмотрелась.

Здесь не хранились раритеты. Место предназначалось для приятного времяпрепровождения. На полках стояли надежная классика и дюжины две достойных книг последнего десятилетия. Подборка отражала предпочтения графа. Или, скорее, создавала у посетителей нужное, с точки зрения Вардида, впечатление о вкусах хозяина дома.

Марию всегда очаровывали книги. Ее с детства тянуло к корешкам за пыльными стеклами шкафов.

Она взяла с полки светло-бежевый том с изображением несущегося над волнами корабля и витиеватой надписью на обложке. Издание оказалось новым, но качественным и очень красивым. С копиями старинных гравюр, тонким рубленым шрифтом и миниатюрами в началах глав.

Доктор подошла к дивану возле не топленного и вычищенного до блеска камина и присела, листая любимый с детства роман.

Каким простым все казалось, когда она впервые познакомилась с историями Петера Корницкого!

В детском мире еще не звучали слова: «правила», «приличия», «традиции», «предрассудки». Тогда Мария думала: ее будут оценивать по поступкам, а не по записям в Семейном реестре и годовому заработку семьи. Но чем старше она становилась, тем яснее осознавала, насколько реальность отличается от волшебных приключений.

В книгах Корницкого герои всегда поступали по совести. Не доказывали каждый раз, что имеют право учиться в этой школе, общаться с этими людьми, сдавать экзамены в этот университет. Они не искали себе влиятельных покровителей ради должности на этой работе. Им не приходилось собирать кипы бумаг, чтобы остаться жить в родном доме… Мария с яростью вспомнила, как из-за сплетен соседей матери пришлось обивать пороги адвокатских контор.

Доктор открыла книгу на любимой главе, но прочитала лишь пару абзацев.

Мысли летели наперегонки вереницами. Образы уже случившихся событий сменялись размышлениями о будущем, те – вопросами о прошлом.

А если бы она не поступила в Летную академию? Жег бы ее тогда стыд за собственную слабость?

А если бы Верминг не взял девушку на корабль? Вернулась бы она на Аркон изучать точные науки?

Как получилось, что команда «Аве Асандаро» стала для нее ближе родной семьи?..

Доктор снова опорожнила бокал и отложила книгу: буквы начали расплываться перед глазами. Сев на край дивана, она остановила взгляд на сером камне стены за витой каминной решеткой и не услышала чужих шагов.

Леовен Алеманд прикрыл дверь и двинулся вдоль полок, скользя взглядом по переплетам. Одно из названий вызвало у офицера улыбку. Он взял книгу и подошел к камину, лишь здесь заметив, что не один.

– Доктор Гейц?..

– Вы не пригласили меня на танец, коммандер Алеманд, – не обернувшись, откликнулась Мария.

– Вы не показались мне склонной к подобному времяпрепровождению, – иронично отозвался офицер, заметив в ее руках бокал. – К тому же я не мог не уделить время сестре.

– Вы намеренно хотите меня задеть? – Мария восприняла шутливый тон в штыки.

– Нет, нисколько, – Алеманд покачал головой. – Разве вы не должны помогать Амилле в зале?

Доктор моргнула и убрала пустой бокал на подлокотник. Она не хотела возвращаться в зал.

– Где леди Фаина?

– Танцует, – офицер решил не настаивать на ответе. – Полагаю, ее бальная книжка расписана до последней страницы. Что вы читаете, если не секрет?

Он раскрыл «Жизнь Ольгреда».

Знаменитый роман начала четырнадцатого века оставался популярным и по сей день. Даже те, кто не читал книгу, нередко вплетали в свою речь крылатые фразы, однажды где-нибудь их услышав, или упоминали прославленные символы вроде чудесного Пламень-меча.

– Секрет.

Алеманд заметил прикрытую ладонью иллюстрацию и смело предположил:

– «Путешествие за Великий Океан»?

В присутствии «капитана Лем Декс» название авантюрного романа прозвучало неожиданно забавно.

– Вы подсмотрели, – пожурила доктор.

– Чуть-чуть, – открыто улыбнулся офицер и сел на другом краю дивана.

– Удивительно, что вы читаете не только военные трактаты и Речную поэзию.

– Не все любимые книги получается взять в небо.

– Какой отрывок вам нравится больше всего?

– Пожалуй, седьмая глава, – офицер перевернул несколько страниц. – Та, где Ольгред летит сквозь бурю на только что построенном корабле. А ваш – у Корницкого?

– «В путь».

– Дорога в неизведанные дали? Вы – романтик, доктор Гейц…

– А я не сомневалась, что вы любите рыцарские саги, – фыркнула она.

Алеманд развел руками, не собираясь отрицать.

– Они… обучают… чести… – пробормотала доктор и поднялась наполнить бокал.

– И бесстрашию, – добавил офицер.

Он заметил легкую нечеткость в ее движениях и хотел предупредить о коварстве алкоголя, но передумал. Пусть сейчас Мария и не напоминала знакомую по прошлым встречам сорвиголову, но наверняка привыкла к крепким напиткам больше, чем многие из знакомых ему офицеров.

Доктор налила бренди в бокал и поставила на каминную полку. Вереницы неприятных мыслей никуда не делись. Она утомленно коснулась пальцами век. Дальнозоркость доставляла ей немало неудобств при чтении, и привыкшие к очкам глаза разболелись.

– Вы чего-нибудь боитесь? – спросила она, думая о капитане Декс. Та не хотела идти искать Амиллу.

Офицер задумчиво ответил:

– В бою – ничего.

– А вне боя?

– Вне боя… – он внимательно изучал профиль Марии, очерченный краем черных волос, как углем.

Алеманд переплел пальцы и наклонился вперед, переведя взгляд на камин и жалея, что не горит огонь. Пламя всегда успокаивало его и помогало подбирать слова.

– Например, я боюсь, что воинский долг не позволит мне выполнить долг сыновний.

– Что вы не сможете проводить отца в Чертоги Солнца?

– Да, – честно ответил Алеманд.

До сегодняшнего вечера доктор лишь однажды, после схватки на фрегате, видела на его лице настоящие чувства. Сейчас офицер действительно переживал. Тронутая искренностью, Мария подошла к нему, наклонилась и взяла за руки. Алеманд сжал ее пальцы.

– А вы?.. – встречный вопрос повис в воздухе.

– В отличие от Лема из книги я, к сожалению, умею бояться, – доктор со вздохом села рядом. – На ваш взгляд, наверное, странных вещей. Не оправдать надежды матери, разочаровать людей, которые мне доверяют, оставить плохую память… Встретиться с отцом.

– Понимаю, – обронил Алеманд.

– Не думаю, – она высвободила руки и стиснула кулаки на коленях. – У меня словно две жизни: доктора общественных наук Марии Гейц и капитана «Аве Асандаро» Лем Декс. Лем нахамит вам, наговорит двусмысленных острот или отколет номер похуже. Мария за последние годы почти превратилась в тень под ее солнцем. Но все-таки не утратила себя. Скажем, Лем не вспоминает о том диком дне, когда коллегия профессоров не потрудилась выставить студентку из кабинета и обсуждала прямо при ней, почему незаконнорожденная получила стипендию. А Мария вспоминает.

Доктору захотелось выпить еще, однако бокал стоял слишком далеко.

– Вот о чем говорил Мерсев.

– Стипендия назначается за знания, – Алеманда кольнуло отвращение к профессору. – Как награды – за подвиги, а не за имена. Не сомневаюсь, вы ее заслужили.

– Вас никогда не макали в происхождение, словно оно – большая грязная лужа. А та история в Летной академии? Все посчитали мой поступок оскорблением. Изощренным способом отомстить за предрассудки, с которыми пришлось бороться целых пять лет. Со стороны, пожалуй, выглядело восхитительно: курсант вначале оказывается среди лучших, а потом бросает успехи, как мусор, в лицо воплощающим аппарат условностей преподавателям.

Мария встала, прошлась от одного стеллажа к другому и вернулась.

– Многие, учившиеся со мной, думают так до сих пор. Они не могут понять, что любой, кто потратил столько времени для достижения цели, не способен пустить усилия псу под хвост из-за каприза. В тот день я была ошарашена, не могла привести мысли в порядок, сосредоточиться хоть на чем-нибудь… О Младшие Боги, как разозлился Коршун! Я думала, он меня убьет!..

Алеманд слушал доктора не перебивая, но знакомое прозвище заставило его вскинуться. В памяти всплыл давний разговор с кем-то из курсантов, на который он тогда не обратил внимания, сочтя забавным слухом. Офицер вспомнил снимок в ангаре с «лейкором» на частном аэродроме и все понял.

– Погодите, значит, это были вы? Я слышал, Коршун заботился о ком-то из молодых летчиков.

– Да, – Мария остановилась. – Не знаю, что он во мне увидел. Капитан Аксанев не выходит у меня из головы. Он дал мне так много… Научил практически всему, что знаю о небе. Был как отец, а я… угнала его «лейкор». Цверг… Я даже не почтила его память!.. Не заставила себя прийти… Не смогла заставить… Да и не пустили бы меня, наверное, в Офицерский мемориальный сад…

Алеманд задумчиво побарабанил пальцами по обложке «Жизни Ольгреда».

– Да, не пустили бы. Особенно после фигур высшего пилотажа на Игорендской площади. Вы не из семьи военных и не родственница. Если не возражаете… Двадцать восьмого августа годовщина смерти капитана Аксанева… Я бы хотел навестить его могилу вместе с вами.

Мария вздрогнула. Офицер увидел предательский блеск в ее глазах. Она закусила верхнюю губу, и Алеманд растерялся. Он никогда не умел обращаться с расстроенными женщинами и считал такие моменты хуже критической ситуации в воздушном сражении.

– Я… – офицер кашлянул, – обязательно это сделаю.

– Спасибо.

– К вашим услугам, – прошептал он.

– Вы – необычный человек, – доктор отвернулась, скрывая эмоции. Плотнее сжала губы и на несколько секунд зажмурилась, загоняя слезы вглубь. Даже пьяной она не могла позволить себе расплакаться в присутствии альконского офицера и аристократа.

– Благодарю, – Алеманд не знал, как отнестись к комплименту.

– Должна вас предупредить, – продолжила Мария, – завтра я вновь буду оскорблять ваш слух самыми изощренными ругательствами и дразнить «принцессой».

– Не преувеличивайте, я всего лишь сын графа, виконт.

Красивых женских губ коснулась еще одна печальная улыбка:

– Я очень боюсь встречаться с Антонием…

– Антонием? – Алеманд понял, что речь о нынешнем достопочтенном графе Ломинск.

– Мы хотели объявить о помолвке после моего выпуска. Я думаю, он меня ненавидит.

«Помолвке? – офицер с трудом не переспросил вслух. – Надо же».

– Я постараюсь, чтобы мы с ним не встретились. – Он встал, взял ее за запястье и потянул к себе. – Доктор Гейц…

– Я же вам не нравлюсь, коммандер Алеманд, – она пьяно рассмеялась, остановившись с ним лицом к лицу.

Офицер внимательно посмотрел ей в глаза. Не то цвета летнего неба за полярным кругом, не то шлифованной стали. От волос пахло резкой и холодной смесью духов и бренди. Кулон-капля из голубого граната светлел над ямочкой между грудей, оттеняя синее платье. Черные брови удивленно приподнялись. Алеманд поймал себя на том, что завороженно наблюдает за лицом Марии.

– Я вел сокрушитель, который вы едва не протаранили, курсант.

Стянутый с головы шлемофон, развернувшаяся по спине коса, извещение об увольнении… Алеманд так и не поздравил Марию с успешным итоговым вылетом.

Не успел.

Офицер отчаянно пожалел, что не познакомился с ней раньше. Он обязательно убедил бы ее остаться, оградил от нелегального неба. Бандитские притоны были не местом для альконской женщины, что бы там она о себе ни воображала.

– Вы… – начала Мария.

Алеманд поддался импульсу и поцеловал приоткрытые губы, мысленно послав в Тень все правила приличий и первого же, кто рискнет по неосторожности войти в библиотеку.

В этот момент громко хлопнула дверь.

Команда «Аве Асандаро». Опасные игры. 10.07.2015

«Таган» – самовзводный семизарядный револьвер производства Королевства Альконт, разработанный в 1911 г. братьями Демидом и Ларионом Таганисами.

Конструкцию отличают наличие ударно-спускового механизма двойного действия, монолитная рама, в которую ввинчен ствол, и дверца, заслоняющая каморы барабана и откидывающаяся вбок.

Револьверы серии известны высокой надежностью и пользуются большой популярностью на материке. Последние модели предусматривают использование глушителей и прицельных приспособлений.

С 1914 г. «таган» принят на вооружение альконской армии.

Справочник современного огнестрельного оружия

Леди Фаина Алеманд выпорхнула из круговорота пар, оказалась возле окна и улыбнулась ночному небу. Музыка продолжала звучать, но девушка с утомленным вздохом присела на банкетку у стены. Щеки раскраснелись; Фаина обмахнула лицо веером и довольно зажмурилась.

Все семь танцев похитили разные кавалеры. Последним был сын Рэма Вардида, достопочтенного графа Кадом. Девушка обвела сияющим взглядом зал и встретилась глазами с русым молодым человеком в темно-синем костюме. Леди Амилла Келтрин упоминала о нем как об ученике доктора Гейц. Вспомнить имя Фаина не успела. Гостя заслонил золотоволосый офицер разведки, приглашая на танец.

– Благодарю, – Фаина покачала головой, узнав лейтенанта Рената Рейса, знакомого брата, – но мне хотелось бы отдохнуть.

– Я настаиваю, – Ренат сжал тонкую ладонь.

– Лейтенант Рейс! – воскликнула она. – Проявите уважение к моему желанию.

– Танец вас мгновенно развеет!

– Мне повторить в третий раз?..

Фаина попыталась высвободить руку, но крепко выпивший Ренат потянул девушку к себе. Он вынудил ее привстать, однако – внезапно разжал пальцы, согнувшись на левый бок. Русый парень, которого Фаина заметила в зале прежде, рассыпался в извинениях:

– Простите! Мне так неловко! Какая жалость! Проклятая неуклюжесть!

– Безглазый ид… – Ренат осекся, вспомнив о девушке.

– О, лейтенант Рейс! – между ними птичкой впорхнула запыхавшаяся и раскрасневшаяся Амилла. – Я как раз решила побеседовать с леди Фаиной, и вы так благородно ее мне уступаете… Устин, вас, кажется, ждала Мария. Да-да, во-о-он там. Я сейчас туда подойду.

Тревожный взгляд Амиллы и гневный – Рената подсказали Устину не спорить.

Парень потер локоть, которым врезал пьянице в бок, и пошел в указанном направлении. Через какое-то время, как он и ожидал, Амилла нагнала его и шепотом произнесла:

– С террасы ведет лестница в сад. Идите по левой стороне. Вейс где-то гуляет. Найдите его и проследите.

Парень кивнул, проводил Амиллу до ближайшего алькова и направился к террасе, лавируя между парами. Перехватил у официанта бокал шампанского, выпил, оставил на перилах и уже собирался спускаться по лестнице, когда на пути возникла Фаина.

Растерявшись, Устин натянуто улыбнулся:

– Я вам нужен?

– Да, – ответила девушка и бросила взгляд назад, проверяя, не слышат ли ее посторонние. – Амилла сказала мне пойти с вами.

Устин окончательно смешался. Он молча сбежал по лестнице, миновал открытую площадку возле фонтана и углубился в лабиринт аллей. Фаина спешила за ним не отставая. Однако минуты через три она поймала его за запястье, заставив обернуться и остановиться:

– Вообще-то я соврала.

– Как соврала? – опешил парень. – Ты ж леди.

– Девушки из благородных семей виртуозно умеют хитрить, – вздернула нос Фаина и тоже перешла на «ты»: – Я хотела выразить тебе благодарность.

– А, алкаш?.. – недовольный, что попал впросак, Устин почесал пятерней натертую воротником шею. – Мелочь.

– Нет, не мелочь, – возразила девушка. – Ты не случайно толкнул лейтенанта Рейса, правда? Очень вовремя. Заметь случившееся мой брат…

– Белобрысый круто отделал бы лейтенантика, – ухмыльнулся Устин.

– Конечно, – Фаина не скрывала гордости за брата. – Скандал мог закончиться дуэлью и неприятными последствиями и для лордов Риволл, и для лордов Кречет.

– То есть я – типа герой?

– А разве нет? – Фаина вскинула бровь, подражая брату. – Героем можно стать в любом возрасте, правда?

Устин расхохотался.

– Ты тоже была молодцом, – похвалил, отсмеявшись, он. – Думал, сама ему врежешь.

– Приличной леди не положено поступать подобным образом, – девушка на мгновение превратилась в точную копию своего невозмутимого брата, хотя голубые глаза все-таки озорно сияли. – Впрочем, порой я не стесняюсь быть исключением. Это приятно.

– А «приличной леди» положено шастать ночью по саду цверг знает с кем?

– Если она не попадается.

«Ух ты! – присвистнул Устин, убирая руки в карманы и смерив ее оценивающим взглядом. Про Вейса он совершенно забыл. – Да у тебя, пигалица, не только мордашка ниче, но и характер есть!»

– А я хорошо дерусь. И стрелять учусь, как кэп. То есть доктор Гейц.

Фаина не до конца поняла, что он сказал, зато уловила главное:

– Из чего стреляешь?

– У меня «таган». Показать?

– У тебя револьвер? – переспросила она и будто засветилась в ночном полумраке. – Прямо здесь? Конечно!

– Только ни слова кэпу… – Устин понял, что проболтался.

Не предупредив капитана, он тайком пронес оружие через охрану. Узнай Лем про выходку, никогда больше не взяла бы его с собой и отвесила бы подзатыльников по самое «не горюй».

– Тут есть какое-нибудь тихое местечко посветлее?

В поместье точно было стрельбище, но Фаина не знала, где именно. Она решила найти лужайку и двинулась вдоль живой изгороди, стараясь ее не задеть. Днем прошел дождь, и на листьях еще блестела вода.

Поразмыслив, она засомневалась, подойдет ли лужайка, и беспокойно оглянулась. Уверенный вид Устина слегка ее приободрил. Девушка вывела спутника на окруженную фонарями маленькую поляну и по тому, как он оживился, поняла, что все отлично.

– Сейчас… – Устин вытащил из кармана платок и обвязал им ствол дерева на краю лужайки.

Вернулся, закатал штанину, достал из сапога «таган» и длинный темный цилиндр.

Фаина наблюдала за ним во все глаза.

Накрутив цилиндр на ствол револьвера, парень туманно пояснил:

– Чтоб негромко было… Хотя выстрелов через семь будет в хлам.

Он взвесил оружие в руке и прицелился. Раздался тихий хлопок.

Платок на дереве всколыхнулся.

– Ого! – восхитилась Фаина и кинулась к краю поляны убедиться в меткости стрелка. – Прекрасное попадание!

Устин шутливо поклонился.

Девушка вернулась и попросила:

– Еще.

– А хочешь сама? – предложил парень.

– Можно?

– Ток руки не вышиби.

– Да! – выдохнула она, не услышав предупреждения.

Устин придирчиво осмотрел ее запястья и с сомнением покачал головой. Однако в голубых глазах горела такая мольба, что он стянул перчатки и отдал Фаине.

– Надевай и бери «таган». Я помогу. Двумя руками, поняла?

Фаина подпрыгнула от радости и старательно выполнила все инструкции. Взяв револьвер, девушка едва его не уронила. Устин помог ей удержать оружие, встав позади и зафиксировав ее ладони.

«Если милахе выбьет кисти, белобрысый оторвет мне подвески…» – вздохнул он.

– Упрись ногами. Крепче. Целься. Не дрейфь. Ща долбанет!..

Фаина медленно надавила на спусковой крючок.

«Таган» дернулся, барабан провернулся. Пальцы девушки пронзила боль, отдавшаяся в запястья и плечи.

– Ой! – Фаину швырнуло назад.

Устин крепко ее обнял, уткнувшись носом в пахнущую фиалками прическу, и сказал на ухо:

– Смотри, платок покосился…

– Правда? – смутилась она.

– Ага. Давай опять. Упрись хорошенько левой. Ну?

Девушка последовала его совету. Сосредоточившись на оружии и решительно наклонив голову, она и думать забыла, насколько двусмысленно сцена выглядит со стороны.

Хлопок. Поворот барабана. Тишина…

– Круто, – прокомментировал Устин. – Иди глянь, а то не поверишь.

Фаина радостно пискнула и убежала.

«До чего забавная малявка!» – подумал парень.

– Мне кажется, у меня получается!

– И неплохо! – откликнулся Устин.

Девушка отвязала платок и вернулась, разглядывая кружево лоскутов:

– Мы его совсем испортили.

Устин отмахнулся и поправил упавшую на глаза прядь, ненадолго приоткрыв шрам на лбу. Фаина поняла, почему он так сильно щурился, но не стала спрашивать, откуда рубец.

– Тебе бы чаще тренироваться, – парень плюхнулся на траву, положив «таган» остывать. – Только ствол полегче найди.

– Это сложно, – вздохнула Фаина, остановившись рядом.

Устин покосился на светлое платье и, молча расстегнув жакет, расстелил его на земле. Девушка благодарно кивнула и присела.

– Самое тяжелое, что я держала в руках, – кинжал младшего брата.

– Еще одного? Сколько их вообще?

– Леовен и Тимур – старшие, Эми́лиан – младший, – пояснила девушка. – Эл младше меня на два года. Ве… Леовен старше Тимура на три.

– «Ве…»?

– Вейн. Домашнее прозвище Леовена.

– Скажу кэпу – ей понравится. Это ток тебя за куколку держат или с девками по всему Альконту так?

– По всему, – нахохлилась Фаина. – Даже на Венетре, где у меня следующий бал. А ведь были королевы, которые и армии вели. Давно… и в Греоне, правда. Но вот в Россоне вообще служат и мужчины, и женщины!

Устин передернул плечами. Он рос с бродягами, ростовщиками и нелегалами и не понимал таких сложностей. Для него девки отличались лишь тем, что с ними можно пообжиматься в укромном местечке. Конечно, еще были дамочки вроде капитана и Верахвии Талвак, которые за дурные поползновения могли и на месте пристрелить… К ним он не лез.

Парень уловил уже знакомый аромат фиалок от белоснежно-золотистых волос и засмотрелся на едва-едва подкрашенные розовой помадой губы.

«Кэп с белобрысиком меня уроют», – отвернувшись, твердо напомнил себе Устин.

– Разве ты не должна защищать себя? Умела бы, я бы седня не помогал.

– Правда… – вздохнула Фаина и вдруг лукаво раскрыла веер: – Хотя…

– Этим, что ли, драться?

– Я как-то читала, что в Талае веера куют из стали.

– Выдумщица, – хмыкнул парень, свинчивая глушитель и убирая остывшее оружие в сапог. – Дай посмотрю.

Девушка протянула ему веер. Устин потрогал тончайший бледно-розовый шелк и похожие на цветочные стебли хрупкие костяные спицы.

– Тронь – и в труху, – скептически оценил он. – Кас бы точно сказал, можно ли на стали сделать… Он крутой, наш механик.

– Дюжины кинжалов разом – вжик! – Фаина взмахнула рукой и неожиданно замолчала.

Она быстро поднялась, прислушавшись. Устин насторожился – ему тоже почудились чьи-то шаги.

В наступившей тишине отчетливо раздалась известная мелодия. Гость шагал по саду, насвистывая «Милую сестричку».

Парня точно окатило ледяной водой. Он узнал и мотив, и манеру исполнения. А самое главное, вспомнил приказ Амиллы, о котором, увидев хорошенькую мордашку, забыл как последний кретин!

«Сеннет Вейс!»

– Тихо, – схватив жакет, парень потянул Фаину прочь с открытого места. – Уходим. Потом объясню.

Едва подростки скрылись за живой изгородью, на поляну вышел человек в длинном шарфе.

Вейс оглянулся на шелест зашуршавших ветвей, насмешливо посмотрел в сторону окон бального зала и пожал плечами. На нем были бежевый плащ и рубашка со стильно приподнятым воротником, точно в тот день, на Джаллии. Подвитые усики надменно топорщились.

Устин сдавил пальцы Фаины в шероховатой ладони. Девушка застыла мышкой, боясь даже дышать.

Вейс прошел мимо дерева, по которому стреляли, и весело хмыкнул, заметив выбоины от пуль. Он коснулся их кончиками пальцев и, продолжив вполголоса напевать «Сестричку», запрокинул голову.

Парень проследил его взгляд. Между облаками проскользила тень не то большой птицы, не то птерикса. Вейс кивнул своим мыслям, достал из кармана металлический ободок с наушниками и надел на голову.

– Прием?.. Прием… Раз, два… – Он с минуту ходил по поляне, подкручивая верньер на правом наушнике. Наконец перестал хмуриться и подпер спиной одно из деревьев.

Устин прижал палец к губам, призвав девушку к тишине.

– Внимательно слушаю, Эмрик. Ты долго молчал. Что?.. Планировал вылет завтра утром. Только перехватил разговор?.. Не проходило через штаб?.. А как тогда?.. Ухо у графа сработало?.. Ясно, а я думал, чего это барышни по закоулкам шляются. Следователь, выходит, не совсем дурак. Понял… Свяжись с Джеем, он на корабле. Пусть вылетает немедленно. Да, запускай план отхода. Сейчас выезжаю… Ага, Венетра ждет. Конец связи.

Вейс сдернул с головы обруч, убрал обратно в карман и поспешил к дому. Устин двинулся за ним вдоль изгороди.

Фаина подождала, пока парень доберется до поворота, и, подобрав юбку, покралась следом. Ее светлое платье выделялось на темном фоне. Она держалась подальше, чтобы не мешать. Голубые глаза настороженно блестели, но страха в них не было: Алеманды ничего не боялись.

Вейс, раздраженный неприятными новостями, не заметил слежки и взбежал по лестнице восточного гостевого крыла.

Устин остановился внизу, его сердце бешено колотилось.

– Что здесь происходит? – требовательно спросила Фаина.

Парень вздрогнул. Он резко повернулся и уставился на нее так, словно впервые увидел.

– Теперь я точно труп, – Устин схватился за голову. – Цверг, цверг, цве… – под требовательным взглядом девушки он проглотил последнее ругательство и промямлил: – Фини, не спрашивай, а?

– А ты бы не спрашивал? – она упрямо наклонила голову.

Парень мученически посмотрел в строгие голубые глаза, почувствовав себя точно под дулом револьвера.

– Нет. Но проболтаюсь – подставлю кэ…

– Я клянусь молчать, если ты мне все объяснишь, – перебила девушка.

Устин колебался еще несколько секунд.

– Его зовут Вейс. Он стырил ценную вещь. Мы выясняем, для кого.

– «Мы», – обличающе повторила Фаина. – Значит, поэтому ты называешь доктора Гейц «капитаном»?

– Человек Вейса едва ее не пристрелил, – уклончиво ответил парень.

– А Вейн вас знает… Следовательно, вы работаете вместе и ловите заказчика сообща. «Капитан». Женщины не служат на Флоте. Значит, это операция Службы лорда Корвунд. Как интересно.

Устин сжался, будто от него живьем отрезали кусок, и девушка смилостивилась:

– Достаточно. Об остальном я попробую догадаться сама. Нужно сообщить, что он уходит.

– Точняк, – спохватился парень. – Побежали!

Он повернулся, но Фаина дернула его в противоположном направлении, мельком подумав, что Устин без нее бы заблудился. Они пошли не через сад, а коридором для слуг. Девушка вела так, чтобы их никто не заметил, – она свято блюла завет «не попадайся».

Некоторое время подростки шли молча. Потом Устин не выдержал и поинтересовался:

– Как вышло, что у чугунного котелка такая чудесная сестренка?

– Не смей говорить о Вейне плохо. Он просто очень сдержанный.

– Ты на офицерчика непохожа. Живая, веселая – ничешная.

– Ты тоже забавный, но не умеешь притворяться. Как тебя не раскрыли?

– Я молчал и сторонился гостей. Стеснялся типа, как обещал кэпу. Верни перчатки, а?

Фаина ойкнула и отдала их. Устин нахмурился, увидев, что пальцы девушки покраснели под кружевом ее собственных, бальных, перчаток.

Она расстроенно поднесла руки к лицу:

– Плохо… Должно скоро пройти, правда?

– Ага. Когда будешь стрелять в следующий раз, возьми перчи потолще. Теперь нам надо Амиллу или кэпа…

Подростки вернулись в зал. Они быстро проверили террасу и галереи, прогулялись среди пар, но доктора Марию Гейц не обнаружили. Зато Амилла заметила их сама и подошла, с ужасом в глазах смотря на кузину. Фаина превзошла себя. Лишь бы никто не засек ее отлучку!

Чтице потребовалось не более минуты, чтобы разобраться в мыслях подростков. Она выслушала сбивчивый рассказ Устина, резким движением веера приказала ему закрыть рот и зажмурилась.

Амилла не думала, что Вейс среагирует настолько быстро. Чтица позвонила Севану Лениду четверть часа назад, и гитец уже выехал в Кверкор. Сама она не могла задержать преступника. Вейс расправился бы с ней в два счета.

Надежда оставалась только на Марию. Последний раз чтица видела ее, уводя Фаину от Рената. Та направлялась в сторону библиотеки.

– Идемте, – распорядилась Амилла.

Устин оказался у библиотеки первым, с грохотом распахнул дверь и обрадованно заорал:

– Кэп, ты здесь!

Леовен Алеманд и Мария отскочили друг от друга как ошпаренные, но парень ничего не заметил.

– Мистер Гризек, – произнес офицер сухим недовольным тоном, – вы переступаете все допустимые границы приличий.

– Кэп, врежь ему и пошли. Поговорить надо.

Мария заметила за его плечом Амиллу с Фаиной и подбородком указала на них Алеманду. Офицер напрягся и в мгновение ока оказался рядом с сестрой.

Чтица почувствовала его ярость и утомленно прислонилась к стене, выстраивая щит. Эмоции клокотали в Алеманде точно вулкан, пусть лицо оставалось каменной маской.

«Как будто сам только что не позволил себе лишнего с Марией…» – укоризненно подумала Амилла, понимая, что мигрень станет ее верной спутницей на ближайшие сутки, а то и двое.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросил у сестры Алеманд.

– Я много танцевала, потом гуляла по саду и столкнулась с Устином. Он искал доктора Гейц, – девушка захлопала ресницами и доверительно взяла брата за руку.

Чтица едва не рассмеялась от подобной неумелой лжи. Как Фаина раньше выкручивалась?!

– Тебе не стоило ходить одной…

– Разве в этом уважаемом доме может случиться что-то плохое? – риторически поинтересовалась Фаина и сменила тему: – А почему ты с доктором Гейц в библиотеке наедине?

– Ты хоть догадываешься, на что намекаешь? – офицер иронично выгнул бровь.

– Нет, – смутилась она. – Но ведь не просто так, правда?

Алеманд ласково погладил ее пальцы:

– Фини, милая, послушай… – и замолчал, уловив знакомый запах. Едкий, дымный, ржавый. Тон изменился: – Объясни-ка мне, пожалуйста, почему от тебя пахнет порохом?

– В саду упражнялись. Я оказалась рядом и смотрела на стрелков, – быстро ответила Фаина, и офицер, даже не став уточнять, кому взбрело в голову тренироваться посреди ночи, понял, что она врет. – Они…

Под откровенно скептическим взглядом девушка замолчала и попыталась убрать руку, но Алеманд удержал ее, присмотревшись к потемневшему кружеву перчаток.

– Итак, Фаина, кто дал тебе оружие? – офицер безмолвно посочувствовал будущему зятю.

– Никто, – ответила она, но сразу поправилась: – Не скажу.

Алеманд перевел тяжелый взгляд на Устина. Парень попятился.

– Леовен, достаточно, – Амилла потеряла терпение. – Мария, Вейс уходит.

Доктор сдавила пальцами переносицу, неохотно выныривая из пьяной расслабленности.

Алеманд сориентировался быстрее. Отчасти потому, что был трезв. Отчасти из-за нежданных гостей в библиотеке и беспокойства за сестру. Упоминание Вейса окончательно привело его в форму. Он не стал укорять Амиллу, что прием оказался не столь безопасен, как она уверяла, и кратко спросил:

– Где он?

– Собирает манатки – и сматывается, – ответил Устин.

– Молодец, – Лем похлопала парня по плечу. – Дай «таган». Доставай-доставай. Думаешь, я не знаю, что ты с ним не расстаешься? Алеманд, где парковка?

– Южное крыло. Я покажу… – он покачал головой, когда Устин вытянул из сапога оружие. – Револьвер на приеме, прекрасно… У вас совсем головы нет, мистер Гризек.

– Зато пригодился, – Лем переломила «таган» и поморщилась, увидев всего четыре патрона. – Маловато…

– Кэ-эп… – нахмурился парень. – Ты че, пьяная?..

Мария пожала плечами и, сказав Амилле:

– Присмотрите за детьми, – устремилась к выходу.

– Белое Солнце! Вашим отцом определенно был самый ненормальный россонец на материке! – Алеманд догнал ее и схватил за плечо. – Я не пущу вас в таком состоянии!

Доктор остановилась, вонзив в него ледяной взгляд.

Амилла застонала, рухнув в кресло и прижав к вискам пальцы. Если Алеманд был бурлящим вулканом, то Мария – бурей. В стальных глазах взвилось единственное желание: убить его на месте. Офицер безмолвной вспышки не заметил. Однако Амилла почувствовала: он перешел какую-то неявную, но крайне важную для доктора границу.

Рука Марии с револьвером дернулась. Чтица вскрикнула – ей показалось, доктор выстрелит.

– Амиллочка, ты в порядке? – Фаина присела на подлокотник.

– Сильные эмоции доносят существенные неприятные отголоски… – сдавленно прошептала чтица. – Иногда… это болезненно.

– Отлично, вы еще и мозголом! – Мария зло развернулась к ней.

Леовен вздрогнул и бросил на Амиллу быстрый взгляд – он тоже слышал об этом впервые.

– Это… закрытые сведения. Но если они необходимы, чтобы вы прекратили ссориться и схватили Вейса… – Амилла собралась: – Да!

– Ваш кузен, надеюсь, таким даром не обладает? – прошипела доктор.

– Нет… И я не сомневаюсь, вы выскажете ему вслух все, что сейчас подумали. Идите уже!

Мария ответила руганью, а Алеманд решил немедленно отправиться за беглецом, пока не узнал об Амилле новые неприятные факты. Офицера передергивало от одной мысли, что она копалась у него в голове. Шагая по коридорам, он заставил себя об этом не думать.

Мария спешила за ним, замешкавшись, лишь чтобы снять туфли.

Они прошли несколько коридоров, и Алеманд сорвался на бег. Попавшийся на пути слуга шарахнулся в сторону. В памяти офицера отпечатались вытаращенные глаза и изумление на лице. Мария подмигнула лакею, свернув за угол следом за Алемандом. Он сбежал по лестнице, толкнул тяжелую дверь и машинально придержал ее перед доктором.

В лица плеснул ночной ветер, пропитанный запахами парковки: песка, металла, бензина.

– Вон он! – Мария указала на выезжавший за ворота серебристый «сте́ккер».

Алеманд нашел взглядом за другими экипажами приземистый тупоносый экземпляр с закрытым кузовом. Повозки стояли рядами: высокие и низкие, длинные и короткие, с четырьмя и восемью колесами. В ночи светились хромированные и бронзовые детали. У исчезнувшего во тьме «стеккера» зеркала и дверные ручки сияли медью. Маленькое овальное стекло на задней стенке салона блеснуло под полной луной.

Мария кинулась к ближайшему экипажу. Офицер заметил на двери герб графов Риволл – угрюмого горного медведя – и перехватил ее. Угон шел поперек всех заповедей Белого Солнца и предвещал роскошный скандал в высшем свете с участием графов Кречет.

– Сюда, – прорычал Алеманд, подтолкнув Марию к спортивному «э́рвису», на котором приехал с сестрой.

Доктор хлопнула дверцей изящного экипажа с открытым верхом и вытянутым вперед кузовом, где скрывался мощный мотор. Алый корпус казался в ночи фиолетовым, белый салон – лиловым. Однако Марию занимали не краски, а Вейс. Она зашарила рукой по рычагам, и офицер осознал, что неловкость движений вызвана отнюдь не количеством выпитого бренди.

– Вы умеете водить?

– Ну… знаю. Примерно…

– Прочь!

Под яростным взглядом она соскользнула на соседнее сиденье.

Алеманд сел за руль. В экипаже он оказывался реже, чем в кабине перехватчика, но водил прекрасно. Навык отработан до автоматизма: выжать сцепление, повернуть ключ…

Вспыхнули фары. Два желтых луча рассекли темную пасть ворот. «Эрвис» взревел и сорвался с места – песок фонтанами взвился из-под колес. Сторож отпрыгнул от выезда, и экипаж канул в ночь.

Офицер повис у «стеккера» на хвосте, точно преследовал вражеский перехватчик. Не хватало лишь рычага управления. Пальцы сжимали руль. Впрочем, и вместо крыльев были колеса.

Вейс уже поворачивал на перекрестке. Алеманд заметил медный блик на заднем бампере и нажал на педаль акселератора, взвинчивая скорость и разрывая тьму диким воем мотора.

Лем небрежно забросила туфли на заднее сиденье.

– Бертрев порадуется, когда будет убирать, – прокомментировал офицер.

Капитан промолчала, схватилась за дверцу и привстала, всматриваясь вперед. Из «стеккера» выглянул человек. Острый взгляд Лем выхватил русые волосы, бежевый плащ, плещущий по ветру алый шарф.

На ее лице сверкнул оскал.

– Вейс там, – она вскинула руку с револьвером. – Пассажиром.

Офицер повернул руль, заложив вираж. «Эрвис» плавно вписался в поворот, не отставая от цели.

Капитан крепче схватилась за дверцу свободной рукой, стиснула зубы.

– Трезвеете? – хмыкнул Алеманд.

– Не упусти его, – Лем щелкнула курком.

Впереди намечался прямой участок дороги. Ни развилки, ни изгиба. Офицер прибавил скорость, сокращая дистанцию, но в «стеккере» уже поняли, что за ними погоня. Экипаж Вейса буквально прыгнул вперед. Назад плеснул рев двигателя, приправленный выхлопными газами. Медные зеркала лихо блеснули, и Лем выстрелила.

Пуля прошла мимо. Капитан прошипела проклятье.

Алеманд переключил скорость. По «эрвису» заколотили мелкие камешки, взбитые в воздух «стеккером».

Экипаж Вейса подскочил на крупном булыжнике. Офицер заметил препятствие и обогнул его не замедляясь. Он прислушивался к «эрвису», стараясь слиться, стать с ним единым целым, как с «Сиаллой» в небе. Получалось: экипаж откликался на каждое движение.

Поля закончились. Повозки въехали в предлесок. Дорога извивалась ужом. По обочинам замелькала ежевика, и Лем пришлось снова сесть. Темноту над головой расчерчивал узор крон. За ветвями мелькала луна, свет фар летел по стволам, выбеливая кору. «Эрвис» подпрыгивал на ухабах.

Алеманд сосредоточился на экипаже, но едва успел среагировать, когда «стеккер» лихо нырнул на боковую тропу и проломил кусты. «Эрвис» влетел в образовавшуюся прореху. Длинная ветка бузины бичом хлестнула по лобовому стеклу, остальные заскребли по кузову. Лем попыталась опять выстрелить, оцарапалась о шипы и, поминая цвергов, спряталась в салон.

Через миг бузина осталась позади. Алеманд выкрутил руль, вырываясь за «стеккером» на шоссе. Впереди засверкали огни Кадома, и Лем встала, в который раз целясь в «стеккер».

– Вам недостаточно? Не попадете в такой темноте, – Алеманд не отвлекался от дороги.

– Заткнись и пошевеливайся.

Офицеру захотелось высказать все, что он думает о хамках, алкоголизме и стрельбе в нетрезвом виде. Но речь пришлось проглотить – экипаж мерзавца Вейса снова ушел в отрыв.

Под колесами плеснула лужа. «Эрвис» повело, и Алеманд с трудом удержал экипаж на дороге. Выровнялся. Лем выстрелила снова. До них эхом долетел звон разбитого стекла.

«Стеккер» лишился окна на задней стенке салона.

– Вы попали! – поразился офицер.

– Я целилась в колесо, – с отвращением ответила капитан.

Барабан прокрутился, следующий патрон встал под боек.

Впереди заблестела река. Экипажи влетели на подвесной мост с высокими пилонами – цепи со скрипом закачались. Шины зашелестели по стальному полотну. Расстояние между повозками предельно сократилось. Лем надавила на спусковой крючок, но рука дрогнула. Зеркало «стеккера» с пассажирской стороны отлетело – звездочкой сверкнуло в ночи и плюхнулось в воду.

К мосту двигалась баржа, с нее донесся гудок. Черная тень втянулась между опор, а экипажи помчались дальше.

Дорогу за рекой ремонтировали. «Эрвис» и «стеккер» завиляли по грязи.

Внезапно экипаж Вейса потерял управление, закрутившись на месте. Колеса завизжали, мотор расчихался. «Стеккер» едва не вылетел на обочину и остановился. Алеманд сбавил скорость.

Казалось, беглецам не спастись. Однако в последний момент экипаж Вейса зарычал – из-под задних колес плеснула грязь. «Стеккер» рванулся дальше, обдав брызгами капот «эрвиса».

Алеманд щелкнул переключателем – по стеклу заметались «дворники».

– Не нравится грязь? – хмыкнула Лем.

– Лучше она, чем пули, – нашел в себе силы отшутиться офицер.

«Стеккер» свернул с шоссе, снеся бампером указатель «На Кверкор». Алеманд объехал упавший столб и вновь прибавил скорость.

Под колесами теперь шуршала грунтовка. Лобовое стекло облепила пыль. Она взвивалась в воздух целыми облаками, мешая дышать. Офицер закашлялся, сузил заслезившиеся глаза.

Лем закрыла нос локтем и надсадно просипела:

– Прибавь!.. Еще!..

«Стеккер» мчался к воздушному порту.

До въезда оставалось не больше десятка миль, и Алеманд чувствовал: они рисковали упустить Вейса. Офицер до боли в пальцах стиснул руль, жалея, что «эрвису» недостает скорости «Сиаллы» и ее пулеметов. Лем с последним патроном в «тагане» не могла заменить орудия перехватчика.

Перед техническим въездом в порт дорога расширялась. Сюда подвозили грузы – большим экипажам требовалось место.

Лем напряженно целилась по «стеккеру». У нее не осталось права на ошибку.

– Слева зайди! – крикнула капитан.

Алеманд послушно вывернул руль. «Эрвис» поравнялся со «стеккером».

Тот попытался вырваться вперед, но выстрел «тагана» пресек маневр. Гулко хлопнула простреленная шина – Лем попала по переднему колесу. Воздух со свистом вырвался на свободу.

«Стеккер» занесло. Он на полной скорости врезался в темно-серый, обшитый сталью фургон. Взвились искры, которые металл вышиб об металл. В небо потекла струйка дыма.

Алеманд ударил по тормозам. Колеса «эрвиса» протестующе завизжали.

Офицер выскочил наружу одновременно с Лем и вместе с ней подбежал к расплющенному экипажу.

Внутри оказался всего один человек – на водительском сиденье. Руль впечатался ему в живот, куртку заливала кровь. Рассеченное осколками лобового стекла лицо исковеркала безумная гримаса.

– Где Вейс? – капитан направила «таган» на водителя.

Он растянул губы в жуткой, рваной улыбке и протолкнул сквозь них клокочущий смех. На соседнем с водительским кресле валялись красный шарф и скомканный бежевый плащ.

Одновременно воздух разорвал рык дизелей.

Лем и Алеманд вскинули головы – в небо поднималась плоскодонная шхуна. На сгибе рамы болталась человеческая фигурка.

«Вейс? – капитана захлестнуло отчаяние. – Не надо было оставлять „Аве Асандаро“ на Арконе!»

Она просунула руку в разбитое окно, нащупала на поясе водителя кобуру и стянула скользкий от крови ремешок клапана.

– Туда! – сжав чужой револьвер в кулаке, Лем побежала к причалам.

Севан Ленид. Джентльмен рискует. 10.07.2015

Просветление Видения пробуждается крайне редко и менее остальных понятно людям. Его появление и радостная, и тревожная весть для Церкви. Оно может быть связано как с веками процветания, так и со временами бедствий.

Чтецы, голоса и целители воочию наблюдают действие своих даров, но провидцам этого не дано. Даже Симард Зоркий, ученик Элиаса Чистого, не сумел достичь совершенства и вызывать предсказания по собственной воле.

Самое слабое проявление дара – интуиция, способность предчувствовать ближайшие события. Более сильное позволяет узреть аллегорические образы будущего. Истинное Видение же разворачивает перед владельцем полотно, где каждое решение меняет узор судьбы.

Со времен Кровавого мятежа никто не обладал даром подобной силы, и венец Оракула с тех пор хранится под замком.

Провидцы более других просветленных нуждаются в обучении. Иначе они перестают отличать будущее от настоящего и сходят с ума.

Отец Раун, капеллан «Вентас Аэрис»

Леди Амилла Келтрин связалась с Севаном Ленидом в половину одиннадцатого. Севан мгновенно поднял трубку. Услышав, что Сеннет Вейс завтра планирует отбыть из Кверкора и его уже ждет корабль, гитец сорвался из гостиницы в местное отделение Службы государственного спокойствия Альконта.

Севан показал охраннику на входе разрешение от лорда Корвунд и смерчем влетел в оперативный отдел. Дежурный, сухопарый немолодой мужчина с рябым отталкивающим лицом, лениво посмотрел на него поверх газеты, зевнул и вообще не подумал убрать ноги со стола.

– Собирайте группу, – Севан с размаху припечатал перед ним разрешение. – У вас – минута.

Уорент-офицер третьего ранга Фадде́й Ни́кис взглянул на подпись и справился даже быстрее.

Обшитый сталью фургон с двустворчатой задней дверью выехал из гаража отделения. Двое агентов Никиса проверяли снаряжение. Севан сидел напротив них.

Первый был щурящимся сутулым блондином, второй – молодым крепышом с редкой, совершенно не шедшей ему кучерявой бородой. Они штатно перешучивались, словно к ним каждую ночь врывались джентльмены, уполномоченные вести расследование лично лордом Корвунд.

Агенты поделились с Севаном снаряжением. Он надел боевой жилет и взял дымовую шашку.

Темно-серый экипаж промчался по спящим улицам Кадома и выехал на окраины. Никис не задавал лишних вопросов и уверенно гнал к Кверкору, игнорируя указатели и срезая путь по ухабистым проселочным дорогам.

«Местный», – понял Севан.

Они бросили фургон перед техническим въездом в порт, где дорога превращалась в просторную площадку для грузовых экипажей. Севан выскочил первым, метнулся к охранникам.

«Служба государственного спокойствия Альконта», четыре волшебных слова, открыли ворота.

Джентльмены оказались на взлетно-посадочном поле.

– Куда? – развернулся к Севану Никис.

Тот не имел понятия: Амилле не удалось узнать номер причала.

Его взгляд лихорадочно заметался по ряду стыковочных механизмов. Освещен был лишь один. На причале суетились люди; над их головами поворачивались краны погрузчиков – блестевшие в ночи дырявошеие стальные диплодоки. Экипаж шхуны, узкого остроносого корабля, прогревал дизели и проверял напряжение на сверкавших фиолетовым балансирах.

Команда Вейса готовилась к взлету.

Севан кивнул на корабль.

– В кольцо! – Никис разделил агентов, чтобы те зашли с соседних причалов; сам отправился с Севаном.

Технические коридоры паутиной опутывали Кверкор. Нижние – проходили под гигантскими клешнями стыковочных механизмов. Верхние – нависали над ними мостиками, позволяя поддерживать в порядке кабели и высотное оборудование. Севан и Никис выбрали второй путь.

Кверкор чудом пережил Гражданскую войну. Его построили в конце восемнадцатого века и за прошедшие столетия не раз ремонтировали. На плане здание представляло собой вытянутый прямоугольник. Со стороны города находились зал ожидания, кассы и офис обслуживания. Со стороны аэродрома – два десятка причалов. Здешними услугами, довольно посредственными, зато дешевыми, в основном пользовались небогатые судовладельцы.

Шхуна Вейса занимала семнадцатый причал. Севан и Никис добрались до балкона над ним и осторожно выглянули.

Корабль покоился в тисках стыковочного механизма. В свете электрических ламп клешни отливали желто-белым. Четырехкрылая шхуна с тремя килями подрагивала, точно хотела вырваться из плена. По серебристому корпусу вспыхивали цепочки навигационных огней.

На причале Севан увидел трех человек. Двумя грузчиками командовал толстяк в красном жилете. На большом носу блестели круглые очки, багровую шею охватывал воротник белой рубашки. Он достал из кармана платок и, пыхтя, промокнул пот на лбу.

Гитец вспомнил портреты, узнал Джейса Кеча, порадовался своей интуиции и нахмурился: «Отлет же планировался утром?..»

Мысль прогнал укол странного ощущения. На секунду Севан увидел луч света, скользящий по трюму шхуны, – и удивленно заморгал. Прежде с ним не случалось ничего подобного.

Он в замешательстве кивнул Никису. Тот поднял рацию:

– Начали.

Агенты показались одновременно.

Блондин напрыгнул на ближайшего грузчика, отработанным движением завернул ему руку за спину и уложил на пол – на запястьях защелкнулись наручники. Крепыш выстрелил во второго. Потом агенты синхронно рванули к Джейсу, но толстяк уже бежал по трапу.

Стремительно раскрылась сфера балансира, и шхуна затрепыхалась в сомкнутых клешнях. Стыковочный механизм надсадно заскрипел, крепления протяжно заскрежетали. Джейс закатился внутрь, дернул рычаг, и трап с грохотом начал подниматься.

Дизели корабля взвыли – он пытался освободиться из тисков. Клешни задрожали от неимоверного напряжения. Потом две неохотно лязгнули и раскрылись. Еще две продолжали скрипеть, но нос шхуны победно задрался к усыпанному звездами ясному небу.

Корабль висел перед глазами Севана. Близкий и одновременно недосягаемый.

Погрузочный люк закрывался – агенты не успевали залезть по клешням внутрь.

Севан оглянулся на Никиса – того перекосило от осознания провала – и послал все в Тень.

Возможность была только одна.

«Длань там, – Севан вскочил на перила балкона. – Сейчас или никогда».

И оттолкнулся, выбросив вперед руки.

Холодный металл рампы вонзился в пальцы. Удар сотряс тело гитца, отозвался болью в левой руке и чудовищным взрывом в правой. В голове зазвенело, желудок сжался.

Севан бросил взгляд вниз.

Оставшиеся две клешни не выдержали, отпустив шхуну в небо.

Аэродром отдалялся. Глаза Севана заслезились от ветра – широкая полоса огней, озарявших здание порта, подернулась дымкой. За ним виднелся извив реки: черная лента отражала небо и тончайшей нитью исчезала за горизонтом.

Внутри гитца точно распрямилась невидимая пружина.

Он подтянулся, протиснулся сквозь сужавшуюся щель в ледяной трюм. Пересчитал плечами ступеньки подтрапника и выдохнул, почувствовав под лопатками жесткую ровную поверхность. Быстро огляделся, встал, стараясь не обращать внимания на боль и благодаря Белое Солнце, что здесь никого не оказалось. Застигни его кто-либо, тяжело дышащего и оглушенного, авантюра закончилась бы, не успев начаться.

Севан достал «таган» и пристроил оружие в непослушной руке, просунув палец в кольцо спусковой скобы. Отдышался и двинулся к трапу на верхние палубы.

Подготовку к отлету заканчивали в спешке. Бочки и коробки стояли незакрепленными и как придется. Под ноги попались раскрытый ящик с инструментами и смятый брезент – захрустели высыпавшиеся из жестяной банки болты и шурупы.

«Сколько их? Один был в кабине. Плюс Джейс…» – Севан усмехнулся: поздновато считать.

Он положил руку на перила трапа, но услышал шаги и застыл. Увидев две пары ног в тяжелых ботинках, гитец отпрянул.

Авиаторы спускались в трюм, перекрикивая шум дизелей.

– Проверь люк, а я грузы попривяжу! – бросил один.

– Гадалкину кость ставлю, все в порядке! – хмыкнул второй.

– Сам это аранчайцу объясняй! Он же перфе… перф… тьфу!.. Порядок любит!

Пока они спорили, Севан лихорадочно соображал, где укрыться. Покалеченная рука мешала быстро пристрелить обоих.

«Спрятаться под лестницей?» – взгляд гитца задержался на ступенях. Затем скользнул по грузам, замер на ящике с инструментами и брезенте.

Спустившись, авиаторы никого не увидели и разошлись в разные стороны.

Первый захрустел ботинками по болтам, ругнулся и наклонился, сгребая инструменты в ящик. В тот же миг за его спиной взметнулся брезент – в желтом свете матово блеснул гаечный ключ.

Севан вложил в удар левой рукой всю силу. Раздался хруст. Ключ проломил череп, и авиатор рухнул на пол. На брезент и одежду гитца брызнула кровь. Его передернуло.

Второй авиатор обернулся, и Севан надавил искореженным пальцем на спуск «тагана». Он стрелял плохо, но промазать с нескольких футов почти невозможно. Противник не успел схватиться за оружие: пуля настигла его, когда он только потянулся к кобуре. Прошила куртку, вошла в грудь и отбросила к переборке.

«Белое С-с-с-солнце!» – словно в отместку, боль охватила кисть Севана раскаленным наручником. Он будто вернулся в прошлое, когда лежал, придавленный обломками перехватчика.

Гитец выронил гаечный ключ, сдавил пятерней запястье и застонал.

Обожженная рука не привыкла к нагрузкам, зато он верно рассчитал время. Поступивших на работу в Службу с первых дней отучали от инерции мышления и заставляли быстро ориентироваться в любой ситуации.

Идея с брезентом возникла в голове мгновенной вспышкой. Теперь следовало торопиться. Выстрел наверняка услышали, а Севан не знал, сколько людей еще осталось на корабле. «Аранчайцем» авиаторы могли называть как Джейса, так и любого другого выходца из нации наемников.

Севан поднялся по трапу и двинулся вперед, вспоминая, как обычно устроены шхуны. Технический отсек располагался на корме, каюты – в средней части, у носа – трап в капитанскую рубку.

Коридор перед трапом наверх пересекал дугообразный переход, обоими концами упиравшийся с разных сторон в кубрик.

У развилки Севан услышал чьи-то шаги. Кажется, слева.

Пространства для маневра было немного, но гитец легко нашел укрытие: пятно тени под перегоревшим настенным светильником. Он поднял револьвер на уровень груди и напряг скрюченные пальцы, ожидая, когда противник приблизится, и начав выжимать спуск.

Щелкнул боек.

Выстрел разорвал напряженную тишину. Пуля высекла искры из трапа, но никого не задела.

Интуиция приказала Севану броситься в сторону. Две пули зазвенели об переборку, где он стоял секунду назад. Гитец стукнулся о противоположную стену плечом, прижался к ней и запоздало сообразил, что вспышки выстрелов сверкнули выше, чем он ожидал.

Атаковали сверху.

Севан спрятался за угол и запрокинул голову. Противник затаился за дверью рубки. Присев, он высматривал гитца.

Севан понял, что сглупил. Открыв огонь первым, он выдал себя, стал легкой мишенью и окончательно оказался в проигрышном положении. У засевшего в засаде позиция была куда выгодней: лестница и развилка просматривались как на ладони. Севан не мог подняться в рубку незамеченным.

«Что же делать?..» – время утекало сквозь пальцы.

Он почувствовал, как в бок что-то давит. Протянув руку, Севан нащупал небольшой стальной баллон с головкой-вентилем на верхушке и отходившим оттуда соплом с конусовидным раструбом.

Гитец сдернул огнетушитель со стены и отпрыгнул к кубрику от новой пули. Удерживая тяжелый баллон, он поспешно убрал «таган» в кобуру. Ему приходилось вновь надеяться на единственный козырь, но вариантов не осталось.

Совсем.

Севан сорвал с пояса взятую у агентов дымовую шашку, набрал побольше воздуха в легкие, задержал дыхание и метнул ее на лестницу.

Или ему повезло, или он не потерял сноровки со времен Летной академии – шашка свистнула между рамами перил, проскользила по ступеньке и замерла на краю. Трап заволокло клубами дыма.

Из рубки послышалась ругань на два голоса и разразился гром выстрелов.

Севан рванул наверх, перепрыгивая через ступеньки и пронзая вихрь пуль: «Что за бесконечный барабан?!..»

Мундир вздулся, разорванный попаданиями, но гитец не почувствовал боли. Несколько пуль остановил боевой жилет, хотя Севана едва не снесло с лестницы. Он повернул вентиль огнетушителя и ворвался внутрь, заливая рубку сжиженной двуокисью углерода. Сдавившие раструб обгоревшие пальцы занемели – тонкая перчатка не спасла от низких температур.

На пару секунд наступила зима. Снежный вихрь обжег лицо вскочившему с кресла пилоту. Авиатор заорал и закрыл ладонями глаза.

Севан развернулся, швырнув огнетушитель в отскочившего к стене стрелка.

«Джейс!»

Джейс уклонился, двуствольный «акта́нд» в его руке четырежды холосто звякнул. Вот и ответ про барабан – тот вмещал двадцать четыре патрона. Толстяк отшвырнул бесполезное оружие, выхватил нож и бросился на Севана; на рукаве янтарной звездочкой сверкнула запонка.

Краем глаза гитец заметил, как пилот, слепо дернувшись, поскользнулся и ударился виском о бортовую панель. Затем Севану стало не до него.

Он попытался перехватить руку противника, но лезвие метнулось в сторону и полоснуло по кисти. Перчатка разошлась. В разрыве показалась обгоревшая кожа в красноватых трещинах, из которых сочилась кровь.

Гитец потянулся к кобуре, но не успел достать «таган». Крепкий кулак впечатался ему в скулу. Севан отлетел назад, не сдержав вскрика и едва не скатившись кубарем по трапу.

«Таган» выпал и закрутился на полу.

Из клубов дыма возникла приземистая фигура с узким ножом в правой руке. По багровому лицу Джейса катился пот. Глаза блестели холодно и беспощадно, уголок левого века нервно подрагивал. Пепельные волосы стояли дыбом. С рубашки отлетели две верхние пуговицы, и в распахнутом воротнике Севан разглядел татуировку: клыкастый череп на фоне розы ветров.

«Бюро погибших кораблей?.. Тень!..» – гитец схватился за перила, поднимаясь.

Аранчайцам пришлось стать наемниками и оружейниками, чтобы выжить на границе с Араха́нским массивом. Многие из них пытались исследовать горы. Они или пропадали навсегда, или возвращались наглухо безумными. Те, кто опасался соваться, тоже не были в безопасности. С массива нападали ящероподобные изгои. Возникали в небе на чудовищных кораблях из мусора и обломков других судов, захватывали в плен целые деревни и вновь исчезали в лабиринтах ущелий.

Рассказывали, Бюро погибших кораблей, самая опасная контора наемников на материке, начиналась не как организация охотников за головами, а как орден защиты от изгоев. Вечное противостояние сделало аранчайцев практичными и безжалостными. Именно про них говорили: «Не убивают без нужды. Убивают без колебаний».

Джейс окинул Севана цепким взглядом, присмотревшись к покалеченной руке, и кинулся вперед.

Гитцу удалось отклонить направленный в горло нож, но лезвие на излете рассекло обожженную кожу запястья. Он зашипел и, упав на пол, дотянулся до «тагана». Джейс наступил ему на пальцы, коротко, без замаха, врезал ботинком по лицу и крутанул в руке нож.

Взгляд Севана застыл на кончике острия.

«Это конец», – осознал гитец.

Однако шхуна вдруг резко накренилась на правое крыло – пилот лежал на полу, и кораблем никто не управлял. Джейс потерял равновесие и упал. Севан воспользовался возможностью.

Противники заскользили по полу, сцепившись. Севан перехватил запястья толстяка, пытаясь отобрать нож. Джейс быстро вырвал одну руку, и тяжелый кулак дважды обрушился на изувеченную кисть.

Гитец заорал, едва не потеряв сознание. Враг осклабился. Севан его выпустил.

Корабль вновь повело.

Гитец откатился в сторону, и «таган» буквально скользнул ему в ладонь. Он перебросил оружие в левую руку; правая отказывала – боль просачивалась даже через адреналин. Нажал на спуск, и аранчаец дернулся. Еще раз – Джейс ушел в сторону, швырнув в него нож.

Правая щека гитца вспыхнула. Дюймом выше – и Севан остался бы без глаза.

Он выстрелил в третий раз, но из-за качки пуля ушла в потолок. Джейс навалился на него и вырвал револьвер.

Борьба продолжилась. Корабль болтало, и их швыряло из стороны в сторону. Севан чувствовал, как слабеет, но противник тоже сдавал. В какой-то момент гитец заметил: алый жилет пропитался кровью.

«Верно, я же попал…» – он зажмурился, когда Джейс приложил его затылком об пилотское кресло и сел верхом.

Внезапно Севану захотелось сдаться, лишь бы прекратились удары. Лечь, не шевелиться. Сдохнуть, чтобы ушла боль и проклятая рука больше не напоминала о себе. Отправиться в Чертоги, раствориться в свете Белого Солнца и вечно купаться в благословенном тепле – воздаянии за пережитые мучения.

Багровое лицо Джейса размылось перед глазами.

В памяти гитца всплыл день, когда он впервые оказался в храме Белого Солнца. Отца укусила змея, и мать, Стана Ленид, привела Севана помолиться за выздоровление.

Он шагнул под светлые своды и замер. В глазах зарябило от сверкающих фресок. Голова закружилась, и его поддержал седеющий светловолосый мужчина с безмятежным взглядом. Незнакомец помог ему сесть и указал на Стану Ленид, склонившуюся перед образом Элиаса Чистого:

– Мама прежде приводила тебя сюда?

Севан отрицательно покачал головой. Его отец почитал Младших Богов, а она – Белое Солнце. Родители решили, что сын должен сам выбрать себе веру, когда вырастет.

– А твой отец?

– Он болен… змеиный яд… – с трудом вытолкнул из сжавшегося горла Севан.

– Помолись вместе с ней. Белое Солнце обязательно услышит.

– Услышит?

– Я уверен, – незнакомец улыбнулся.

Дальнейшее Севан помнил словно в тумане. Он держал мать за руку, смотрел на лик Элиаса Чистого и говорил, говорил, говорил…

Выйдя на свежий воздух, Севан едва устоял на ногах, вымотанный неумелой детской молитвой. Он оперся на стену; мать дала ему воды и принялась встревоженно хлопотать.

На следующее утро отцу стало легче.

– Один из целителей был в Лагде проездом и всю ночь помогал в больнице, – рассказал лечивший отца доктор, обнимая и успокаивая расчувствовавшуюся Стану Ленид.

Зубы гитца клацнули, когда Джейс едва не свернул ему челюсть. Хук вышел донельзя похожим на пощечину, и что-то внутри Севана взорвалось.

Его избивал вор, посягнувший на реликвию. Еретик, безразличный к заветам Церкви Белого Солнца.

Внутри поднялась обжигающая волна. Севан увидел, что нужно сделать.

Время для него словно растянулось. Севан отклонился в сторону, позволив кулаку Джейса врезаться в спинку кресла, и не глядя поднял с пола нож. Искалеченная рука подчинилась, будто здоровая. Севан не знал, куда оружие отлетело после броска, но пальцы сомкнулись точно на рукояти.

Клинок метнулся вверх – бритвенно-острое лезвие распороло Джейсу горло.

Кровь брызнула Севану в лицо. Он стер ее рукавом и встал, продолжая двигаться, как в трансе. Развернул пилотское кресло, сел перед бортовой панелью. Последний раз ему доводилось пилотировать крупные корабли еще в Летной академии, однако сейчас даже не потребовалось вспоминать уроки. Руки делали все сами.

Шхуна поднялась слишком высоко из-за распахнутой настежь сферы, но Севан выровнял ее за несколько секунд: прикрыл балансир и убавил мощность дизелей, хотя без механика сделать это было не так просто.

Где-то за гранью происходившего осталась мысль, что он давно не летал по-настоящему и впервые видит часть датчиков. Вряд ли Севан смог бы повторить маневр снова. Он погрузился в немыслимую смесь воспоминаний из обрывков прочитанных книг и прослушанных лекций – разум молниеносно анализировал поступавшую информацию. Гитец настроил автопилот на снижение и зафиксировал штурвал. Вышел из рубки, не отдавая себе отчета в собственных действиях, подобрав «таган» и отстраненно отметив, что кожа на правой руке висела лохмотьями. Обожженная рука теперь стала еще и обмороженной.

Севан уже должен был свалиться без сознания, но его словно поддерживала незримая сила. Тянула, даже тащила вперед. Властно, неумолимо, точно воля альконского монарха.

Ноги сами привели в трюм. Там – к скопищу коробок. Несколькими резкими движениями Севан раскидал пирамиду и уставился на металлический ящик.

Матовый, абсолютно черный. Шесть на восемь футов. То, что притягивало Севана, находилось внутри.

Он подобрал с пола лом, сбил замки, отбросил крышку и уставился на белоснежное, без единого украшения солнце с отпечатками трех пальцев посередине.

У Севана подогнулись колени.

Он упал, закрыв ладонями глаза и истово шепча молитву. По щекам заскользили слезы, смывая пот, грязь и кровь. Дыхание сперло, но с плеч словно свалились Катуэйские горы.

Расследование было завершено.

У Севана не осталось сомнений, что священная реликвия вернется на алтарь Главной церкви Альконта на Арконе, где ей и место. Он не понимал, откуда взялась уверенность, что эта реликвия – подлинная. Просто чувствовал. Ощущал всем естеством.

Он мог возвратиться к лорду Корвунд с победой.

Гитец опустил дрожавшие руки, не отрывая взгляда от Длани, точно она могла исчезнуть в любую секунду. Ему хотелось дотронуться до нее, но все внутри орало о кощунстве.

Однако словно кто-то невидимый улыбнулся Севану и направил его. Гитец возложил истерзанную ладонь на кипенное солнце. Безымянный, указательный и средний пальцы легли на три маленьких оттиска. Заполняя углубления, из ран сочилась густая кровь.

Боль вернулась. Севан закричал.

Сознание взорвалось калейдоскопом огней. Видение штыком вонзилось в разум: огонь, охвативший кисть.

Севан отдернул руку и содрал с изувеченного запястья остатки перчатки, с ужасом уставившись на жуткие раны. Выхватил из кармана флакон с мазью и неловко выронил – подпрыгивая, склянка покатилась прочь. Севан попробовал дотянуться до нее, но ноги больше не держали.

Он растянулся на полу. Беспомощный, скрюченный судорогами калека.

В следующее мгновение шхуна сотряслась от основания до рубки, врезавшись в землю и заскрежетав днищем по взлетно-посадочной полосе. Севана отшвырнуло к ящику. Черный угол впечатался ему в лоб.

Гитец потерял сознание.

Команда «Аве Асандаро». Изменившиеся приоритеты. 11.07.2015

Гитское отделение отличает склонность к дипломатичной и тонкой работе в родном регионе. Лорд Юлиан Аркинд рассматривал кадомский филиал как дополнительную возможность связать Альконт и провинции в единое целое. Многие сотрудники отделения набираются из гитцев и обязаны безупречно знать местные обычаи, общество и географию.

Подготовленные подобным образом джентльмены и дамы способны не только мгновенно реагировать на любую опасность, но и получать информацию из неофициальных источников. Правда, у жителей равнины это вызывает неоднозначные чувства. Кто-то считает такие методы проявлением лицемерия, другие – наоборот, знаком доверия.

Гитское отделение всегда в состоянии быстро предоставить сведения обо всем в своей сфере ответственности. Когда возникает необходимость прямых действий, его сотрудники склонны работать предельно осторожно и деликатно, не нарушая связи с народом.

А́ндрий Гра́нский

Капитан Лем Декс и Леовен Алеманд не успели добраться до причалов.

Тональность дизелей уходившей в небо шхуны внезапно изменилась. Капитан запрокинула голову, недоумевая, что произошло.

Корабль перестал набирать высоту и задергался из стороны в сторону, точно отказали все системы или пилот вылакал бутылку виски прямо за штурвалом. Шхуна закачалась на месте.

– Аварийная посадка! – Лем сорвалась с места. – В конец ВПП[13]!

Алеманд последовал за ней, не пытаясь остановить. Во-первых, он был согласен. Во-вторых, она послала бы его в Тень.

Капитан двигалась с целеустремленностью увидевшего финиш спринтера. Босые пятки мелькали в лепестках задравшейся выше колен муслиновой юбки. В руках тускло серебрились два револьвера. Прическа растрепалась, кожа влажно поблескивала во вспышках импульсных огней. Алеманд тоже взопрел под плотной тканью парадного мундира; потерявшие лоск эполеты мешали бежать.

Из-за азарта погони оба не услышали, как их догнали.

– Служба государственного спокойствия Альконта! – гаркнул каркающий голос. – Стоять!

Алеманд остановился первым, рефлекторно накрыв ладонью рукоять шпаги.

Лем затормозила, обернулась и увидела рябого сухопарого мужчину в расстегнутом мундире с серебряными дубовыми листами на воротнике. Он держал ее на прицеле. Позади незнакомца маячили еще двое: сутулый блондин и бородатый крепыш – без мундиров, зато в боевых жилетах.

Первый навел оружие на капитана. Второй взял на мушку офицера.

– Коммандер Леовен Алеманд, Королевский флот! – Алеманд убрал руку от эфеса и мысленно поморщился. С ним, офицером, обращались как с преступником, невзирая на парадный мундир и награды.

– Откуда мне знать, что вы не враги? – грубо ответил рябой. – Ты – руки!

Лем сплюнула и разжала пальцы, уронив револьверы на землю. Агенты объявились не вовремя и сейчас скорее мешали, чем помогали.

– На въезде два экипажа: «эрвис» и «стеккер», – процедил Алеманд. – Мы гнались за Сеннетом Вейсом. Он ушел. Водитель мертв.

Рябой кивнул блондину. Тот развернулся и побежал к воротам.

– Мы думали, Вейс на шхуне, – продолжил офицер в подчеркнуто официальной манере. – Увидели, как она потеряла управление, и выдвинулись к точке предполагаемого приземления. Здесь вы нас остановили.

– Прозвучало бы складно, если б не она, – дуло продолжало смотреть Лем в грудь.

– Я, цверг побери, на вас работаю!

У рябого дернулось веко.

Он окинул ее параноидальным взглядом: от босых ног до торчащих дыбом волос. Алеманд представил Лем глазами агента и мысленно поблагодарил Белое Солнце, что капитан не выбрала карьеру дипломата. Будь у рябого чуть меньше терпения, он уже арестовал бы обоих.

От фиаско спас убежавший проверять их слова блондин – на поясе рябого зашипела рация. Он взял ее свободной рукой.

– Похоже, правда, сэр. Они еще и врезались в наш фургон.

– Это был «стеккер» Вейса, – уточнил Алеманд.

Рябой опустил револьвер и смачно выругался. Лем вскинула брови. Даже Устин Гризек мог бы у него подучиться.

– Не при даме, – машинально одернул офицер.

– В Тень даму! За шхуной! – рябой с крепышом рванули к месту посадки.

Подобрав оружие, Лем переглянулась с Алемандом, и они кинулись следом.

Шхуну прекратило качать. Теперь она целеустремленно двигалась к земле. Фиолетовые перекрестья балансиров превратились в маленькие плюсы. Днищевые прожекторы осветили место посадки.

Замигали бортовые огни. Капитан считала по ним «готовность к приземлению» и интуитивно засекла ошибку пилота. Он неверно ввел установки высоты и скорости перед запуском автоматики.

Шхуна врезалась в землю в двадцати ярдах от агентов Службы – на краю взлетно-посадочной полосы. Они синхронно отшатнулись, заслонившись руками от разлетевшихся камней и ошметков травы.

Инерция протащила корабль дальше, накренив на правые крылья. Нижнее врубилось в край полотна, вздыбив гребень искр, и разломилось надвое. Фюзеляж пошел от столкновения волнами.

Лем замерла позади агентов.

– Сейчас загорится!.. – Алеманд словно прочел ее мысли.

– Вызывай пожарных! – приказал подчиненному рябой, сбросил мундир и двинулся к кораблю. Крепыш послушно поднял рацию. – Иметь их слоном!.. Надо достать его оттуда!

– Кого? – не поняла Лем. – Вейса?

– Шефа! Где открывается эта хрень?!

– Аварийный рычаг здесь, – Алеманд обогнул агентов и подбежал к грузовому люку. – И это – шхуна.

– Да хоть Подгорная Хозяйка с двадцатью рогами! Где?!

Офицер осмотрел фюзеляж возле люка. Еще в Академии Алеманд посчитал своим долгом изучить все типы вспомогательных кораблей, хотя знал: ему никогда не работать механиком. Командир был обязан представлять особенности стоявшей на вооружении Флота авиатехники.

Алеманд поддел пальцами крышку панели аварийного блока и схватился за рычаг.

Механизм крякнул, но не поддался.

– Помогите! – крикнул рябому офицер.

Они попробовали открыть люк вместе.

Раз. Другой. Третий.

Лицо агента покраснело от напряжения.

Рычаг безнадежно заклинило.

– Придется действовать по-другому, – отрешенно произнесла Лем и отдала разряженный «таган» Устина крепышу: – Подержи.

Она наклонилась, окинула взглядом лохмотья юбки, одним движением укоротила платье до колен и направилась к носу корабля.

– Я открою вам изнутри! – капитан вскочила на сломанное крыло и перебралась на его уцелевшего близнеца чуть выше.

– За вами! – немедленно откликнулся Алеманд.

Капитан благодарно кивнула и опустилась на колени, протягивая ему руку. Указала взглядом на искрившую внутри разломанного крыла электропроводку: времени оставалось мало.

– Возьмите, – рябой отдал Алеманду свой револьвер. – Без понятия, кто там внутри, кроме шефа.

Алеманд убрал оружие за пояс и поднялся на крыло, крепко сжав запястье Лем и заметив, что от кружева перчаток остались одни воспоминания. Капитана утрата не волновала. Она опасливо принюхивалась, осознавая, что полезла в эпицентр потенциального пожара. Будто ей не хватило джаллийского!

Встряхнув головой, Лем в два прыжка достигла верхней палубы. В другой момент офицер повосхищался бы ее ловкостью, особенно с нижнего ракурса, но его куда сильнее беспокоил начавший щекотать ноздри запах гари.

Воистину, капитан Лем Декс повсюду сеяла хаос! Ее визит к лорду Кадом обернулся катастрофой. Плохое предчувствие сбылось полностью. Начиная с того, что Фаина едва не столкнулась с преступником, и заканчивая тем, что сам Алеманд рисковал сгореть заживо.

Оказавшись наверху, они двинулись к рубке. Лем подергала дверную ручку – заперто. Алеманд положил ладонь ей на плечо, отодвинул в сторону и дважды выстрелил в замок.

Капитан одобрительно хмыкнула и толкнула дверь.

Офицер осторожно заглянул внутрь. Царивший в рубке погром не оставлял сомнений, что живых там нет.

Лем пропустила Алеманда вперед. Он перешагнул порог и повел носом. Керосином пока не пахло.

– Может, обойдется, – выдохнула Лем, – если баки целы.

– Все равно не стоит медлить, – Алеманд осмотрелся. – Их «шеф» неплохо справился.

По рубке словно смерч прошелся. Клочья белой пены свисали с кресел, штурвалов, даже с потолка. На их фоне особенно ярко выделялись багровые подтеки – например, на углу бортовой панели. Под ней неподвижно лежал пилот. Рядом распростерся толстяк в малиновом жилете: горло вспорото, голова откинута назад, глаза выпучены.

– Он похож на Джейса Кеча, – Лем нахмурилась.

– Захватившего моих пехотинцев в Вердиче? – офицер ощутил в себе симпатию к неведомому «шефу».

Капитан утвердительно наклонила голову и нагнулась, поднимая с пола разряженный «актанд».

– Джейсов, – она указала на кобуру мертвеца и бросила оружие ему на колени. – И вон тот нож, похоже, его. Был… Идем.

Из рубки вниз по трапу вел кровавый след. Лем постаралась не наступать на него босыми ногами и невольно поежилась, на мгновение ощутив себя на призрачном корабле, чья команда исчезла неизвестно куда.

В коридорах царила тишина. Ее нарушали лишь скрежет покалеченных механизмов и шипение порванной проводки.

В кубрике и каютах было пусто. Из-за деформации фюзеляжа лопнули трубы системы охлаждения, и пол кое-где заливала вода. Алеманду и Лем несколько раз пришлось перепрыгивать через опасно искрившие лужи. Технический отсек впереди озаряло мигание аварийных ламп.

Возле лестницы офицер остановился и жестами объяснил, что пойдет вперед. Лем кивнула, а затем – едва успела поймать его за пояс.

Внизу раздался хлопок, и красный свет разбавили оранжевые блики. Дыхнуло жаром.

Алеманд пригнулся, прислушиваясь.

Кровавая дорожка спускалась по ступенькам, но никто в техническом отсеке не отреагировал на вспышку.

Лем покачала головой. Она не видела, чтобы от шхуны отделялась шлюпка. Значит, «шеф» или валялся без сознания от потери крови, или, если кровь не его, добил беглеца и слег.

Теперь точно не следовало медлить.

Внизу они обнаружили два трупа и разбросанные грузы.

– Кого сюда послали? Белую сову? – пробормотала капитан.

– Просто профессионала… – Алеманд покрутил головой в поисках источника хлопка.

Пожар разгорался в дальнем углу. Пламя охватило электрогенератор и расползалось от него оранжевыми струйками.

Однако кровавый след уводил в противоположный конец, к рампе.

Офицер вопросительно взглянул на Лем. Она пожала плечами:

– Гаси, – и легко перемахнула через преграждавшие дорогу коробки.

Алеманд ринулся к огнетушителю, но его остановил пораженный возглас:

– Твою мать! Белое Солнце!

Офицер развернулся, клипером протаранил грузы и замер как вкопанный.

Капитан стояла перед открытым металлическим ящиком. Внутри сиял белоснежный диск. Он словно светился изнутри, отталкивая прочь мерцание аварийных ламп, и слепил глаза.

Кипенное солнце с отпечатком трех пальцев ровно в центре. Идеально чистое. Асболютно нетронутое.

Длань. Святая реликвия.

Величайшая драгоценность Церкви.

Алеманд на секунду прижал ладони к векам и кинулся к ящику:

– Нужно немедленно вынести Длань отсюда!

– И его тоже, – Лем перевернула лежавшего ничком рядом человека и осеклась: – Ленид?!

– Тот самый «шеф»? – поразился Алеманд.

Лейтенант Севан Ленид застонал и бессильно протянул покрытую ожогами руку к маленькому флакону.

Лем чуть не врезала старому знакомому. Однако приступ ярости – на «Вентас Аэрис» мерзавец солгал ей в лицо! – пересилила жалость. Севан выглядел так, словно Хозяйкины псы затащили его в бездны, помотали там и вышвырнули обратно. На боевом жилете вмятины от пуль, мундир в дырах. Лицо лиловое от синяков, щека залита кровью, ногти обломаны. Искалеченная рука скрючена, как петушиная лапа, в беззвучной мольбе об ампутации.

– Кхм, надеюсь, он взял с собой перевязку… – Лем не успела договорить.

Возле электрогенератора раздался еще один хлопок. Пламя саламандрой рванулось к лестнице, вцепилось раскаленными когтями в брезент и стало карабкаться по нему к ящикам.

– Выходим! Быстро! – рыкнул на капитана Алеманд.

Она метнулась к люку и вцепилась обеими руками в вентиль справа от него; на плечах обрисовались мышцы. Офицер, бледный от напряжения, встал рядом помогая.

Вскоре кольцо неохотно поддалось. Еще… Чуть-чуть…

С неприятным высоким шипением запустилась пневматическая система. Рампа начала медленно опускаться.

Алеманд выдохнул и кинулся обратно к ящику, чтобы подтянуть его к выходу.

Лем оглянулась. Пламя стало выше, жар тянул свои щупальца к свежему воздуху. Языки огня приближались, перепрыгивая с коробки на коробку. Керосином просто несло. Баки могли вот-вот вспыхнуть, превратив недра шхуны в жерло вулкана.

Капитан отбросила панику и посмотрела на Севана. Скривилась. Закинув здоровую руку гитца себе на плечо, с трудом подняла его. Рядом звякнул флакон. Лем подхватила скользкую от крови склянку и запихнула старому знакомому поглубже в карман. Тяжело дыша, она дотащила Севана до опустившейся рампы. Дальше с ним помог сутулый блондин.

Крепыш и рябой бросились к Алеманду.

Ящик был неподъемным. У Алеманда пронеслась мысль, что, едва схлынет адреналин, мышцы разорвет. Но, если не выбраться из корабля до возгорания баков, болеть будет уже нечему. Офицер чувствовал едкий керосиновый запах, а раскалившиеся ножны жгли бедро через ткань штанов. Он навалился на ящик с крепышом и рябым.

Ящик неохотно съехал по наклоненной рампе.

Шхуна все-таки полыхнула. Поток пламени вырвался из люка, пытаясь дотянуться до беглецов.

Алеманд заслонил собой груз.

– Бросьте!!! – рябой попытался его оттащить.

Офицер вцепился в крышку:

– Это Длань! – и опять толкнул. Ящик продвинулся еще немного.

Одновременно с этим над их головами ударила по огню брандспойтная струя. Раздалось шипение, взметнулся закипевший пар. Алеманду обожгло затылок. Рябой с ругательствами бросился на землю.

Водяной поток схватился с пламенем, загоняя его вглубь трюма. Духоту перекрыл шлейф ледяной взвеси.

Лем с помощью блондина сгрузила Севана на траву и обвела глазами команду техников Кверкора.

Они справятся с пожаром.

Все будет хорошо.

Лем с облегчением повалилась рядом с гитцем. Накатила дикая усталость. Капитан смежила веки, ощущая, как травинки покалывают кожу и земля холодит спину через ткань платья.

Мир отдалился, словно во сне. Лем окружила дремотная патока, затуманившая восприятие и приглушившая суматоху. Все стало нереальным: свист брандспойта, шипение пара, перекрикивания пожарных.

Алеманд чеканным голосом раздавал указания. Аристократические интонации и безупречный альконский выговор наверняка создавали у техников впечатление, что офицер крепче стали. Однако жизненный опыт подсказывал капитану: тот едва держался на ногах.

Она не знала, сколько пролежала на грани сна и яви. Выли сирены. Люди ходили мимо. Приезжали и уезжали экипажи. Постепенно темнота под веками начала рассеиваться – поднималось солнце.

– Пойдемте, – разбудил ее знакомый утомленный голос.

Капитан приоткрыла глаза. Силуэт Алеманда на фоне рассвета казался лиловым.

– Нас вызывают к лорду Корвунд.

Необходимость встать и что-то сделать вызвала у Лем отвращение.

Хотелось проспать еще сутки и ни о чем не думать. Вчерашний бал и погоня слились в поток смазанных кинокадров. Ярко запомнился лишь разговор с Алемандом в библиотеке – и не начало, а конец: «Вашим отцом определенно был самый ненормальный россонец на материке!»

Лем неохотно приподнялась. Алеманд помог ей встать и усталым движением протянул серый от копоти мундир.

– Возьмите, не смущайте джентльменов.

Капитан не отказалась.

Пожар потушили. Вокруг остова шхуны суетились люди в синих мундирах. Эксперты Службы собирали то, что не успел пожрать огонь. Крепыш и блондин разбирали уцелевшие грузы.

Ни Севана, ни ящика с Дланью видно не было. Техническая команда Кверкора маячила неподалеку – на всякий случай. Ярдах в двадцати стоял черный «скорд». К нему прислонился рябой, небрежно перекинув через плечо измятый мундир.

– Мистер Никис, мы готовы, – сообщил Алеманд.

Агент отвез их к зданию порта и отвел в кабинет управляющего.

Офицер оглядел обшарпанные стены, потертую фанерную дверь и подумал, что тут давно стоило бы навести порядок.

Лем села на предложенный ей стул. Из присутствовавших она знала лишь Леовена Алеманда, Севана Ленида и леди Амиллу Келтрин.

Гитцу оказали первую помощь, но он едва держался на стуле. Амилла, переодевшаяся в темный костюм с длинной юбкой, сидела ровно, как статуэтка, и встревоженно поглядывала в его сторону.

У окна стоял высокий, шести с половиной футов ростом, альконец с проницательным взглядом. Лем никогда не видела лорда Альберта Корвунд, но не сомневалась, кого встретила. В нем ощущались сила и власть. Этот человек знал обо всем в королевстве.

А вот облокотившийся о стену молодой мужчина был ей незнаком. На длинном носу золотились дольки очков; светлые волосы причесаны, дубовые листы на фоне лун надраены до блеска.

Никис встал с одной стороны от двери. С другой – переминался с ноги на ногу молодой парень с пышной челкой и по-детски большими голубыми глазами, похожий на милого пони.

Лорд Корвунд быстро представил всех друг другу. Парень с челкой оказался просветленным-чтецом Колином Лелевым. Обладатель очков – руководителем гитского отделения Службы, сэром Андрием Гранским, баронетом.

Севан продолжил прерванный приходом Фаддея Никиса, Алеманда и Лем рассказ:

– …в частности, я выяснил: настоящее имя Измаила Чевли – Эмрик Архейм.

– Барон Эмрик Архейм? – уточнил лорд Корвунд.

Севан утвердительно качнул головой. Движение получилось заторможенным.

Лем посмотрела в другую сторону. Севан выглядел донельзя жалко, а ей хотелось свернуть ему челюсть. Никис по дороге обмолвился, что «шеф» руководил поисками Длани. Именно гитец нашел компромат на нее и втравил экипаж «Аве Асандаро» в расследование.

Марию заколотило, когда она вспомнила про Дмитрия. Амилла и Колин испуганно вздрогнули, ощутив ее гнев.

Глава Службы вопросительно повернулся к чтецам.

– Вам он знаком, милорд? – скрыла свое замешательство Амилла.

– Увы, да. Главный вдохновитель дела «Жемчуг».

– Не слышал о нем, – Гранский говорил резко, быстро. – Старое?

– Очень. Хотя я отлично его помню, – лорд Корвунд присел на подоконник. – Если вкратце…

Эмрик Архейм родился в Греоне первого июня 1971 г. О его родителях, Изабелле и Ротгере Архейм, как и о нем самом, было практически ничего не известно.

В 1999 г. он купил за семьсот гата баронский титул и открыл на родине небольшой банк. Вскоре продал его, отправился путешествовать и получил россонское гражданство.

Двенадцать лет назад «россонец» Архейм под настоящим именем прибыл в Альконт и за два месяца быстро завоевал симпатии света безупречными манерами, мягким чувством юмора и увлекательнейшими историями. Однако на харизме зиждилась лишь часть успеха – общество привлекли обширные связи гостя. Тот прекрасно знал деловые круги разных стран и подсказал паре новых знакомых, как удачно вложить средства.

Обретя популярность, Архейм начал плести паутину интриг, размах которой вскрылся гораздо позже. Он договорился с работниками нескольких министерств и дал взятки почти десятку чиновников ради секретов распределения казны. На допросах продажные клерки утверждали, что считали Архейма простым любителем легких денег. Желавшие обогатиться нередко выкупали доли в интересных государству отраслях и проектах.

Планы Архейма оказались масштабнее.

Он долго распускал выгодные ему слухи, сплетая воедино полученные от чиновников факты и собственную ложь, пока не создал крепкую иллюзию, будто Корона планирует предприятие с неимоверной прибылью. Дополнив сплетни толикой личной фантазии, аристократы убедили себя, что Архейм прибыл на Аркон по приглашению монарха – организовать «особый проект».

В примечаниях к делу эксперт Службы по криминальному профилированию охарактеризовал его как искусного манипулятора. Архейм сотворил безупречную легенду. Те, кто мог ее проверить, натыкались на факты из министерств. Остальным же хватило обычных слухов.

Когда Архейма принялись осаждать желавшие попасть «в долю», он отрицал существование «проекта», тем самым лишь убеждая их в обратном. Наиболее настойчивые визитеры шантажировали его, угрожая раскрыть Коронной Коллегии, что он не сохранил секрет. Архейм вздыхал и с демонстративной неохотой соглашался принять вложения.

Список попавшихся в сети мошенника был длинным. Архейм не допускал ошибок, играл осторожно, но его подвела чужая беспечность. Человеческий фактор малопредсказуем.

Один из подкупленных чиновников стал активно тратить полученные деньги, чем привлек внимание налоговой инспекции. Взятка вскрылась. В Службу поступил соответствующий запрос, и джентльмены лорда Корвунд немедленно начали расследование.

Им удалось добраться до всех участников спектакля, за исключением режиссера. Архейм проявил достойное провидца чутье и исчез из королевства раньше, чем его арестовали.

На глупости, жадности и доверчивости аристократии он заработал, по оценкам финансового эксперта Службы, порядка двух миллионов тендов, что составляло примерно шестьдесят процентов от запланированной им выгоды. Сумма заоблачная: годовой доход какой-нибудь баронской семьи насчитывал в среднем сто тысяч в год. Необходимо отдать должное следователям – наружу практически ничего не просочилось.

Исключение составил всего один случай.

Некая престарелая леди, не имевшая личных средств, захотела принять участие в предприятии и втайне от супруга заложила дорогое жемчужное ожерелье. Тот решил, что украшение похитили, и устроил в гостинице скандал. Неприятный инцидент стал в свете шуткой, а в Службе лорда Корвунд дал название великолепной авантюре барона Эмрика Архейма.

– Так все и было, – лорд Корвунд замолчал.

Никис присвистнул. Гранский покачал головой, снял очки и принялся их протирать.

– Мне кажется, я слышал об этом, милорд, – произнес Алеманд. – Без подробностей, вскользь. Я тогда был предельно занят службой и мало интересовался событиями света. Моя тетушка упоминала о некоем «недостойном скандале с украшением»…

– Понятно, как он работает… – Лем потерла двумя пальцами переносицу.

Лорд Корвунд пристально на нее посмотрел, ожидая продолжения.

– Это спектакль. Иллюзион. Пока вы искали Длань на одном конце материка, она преспокойно лежала в Кадоме. Флот оттянули гоняться за какой-то контрабандисткой. Служба стояла на ушах и трясла всех, а Измаил Чевли отслеживал ваши поиски.

– Стало понятно с Вердича… – слабо подтвердил Севан. – Помните, я…

– У меня хорошая память, мистер Ленид, – сухо перебил лорд Корвунд. – Я займусь «кротом» лично. Доктор Гейц, вы считаете, реликвию использовали как отвлекающий маневр?

– Когда умный контрабандист хочет перевезти груз через границу, он устраивает взрыв в паре миль от места, где планирует ее пересечь. Вы знали, что на Венетре завелся клуб последователей Кернье?

Севан вдруг застонал и рухнул со стула. Амилла выдохнула и бросилась к нему.

Алеманд недоуменно вскинул брови.

«Эпилептический припадок?» – озадачилась Лем.

Колин ошарашенно распахнул голубые глаза. Он хотел что-то сказать, но лишь приоткрыл рот.

Севан свернулся клубком, обхватил голову руками и стиснул зубы. Его дыхание участилось. Пошла носом кровь. Он не хотел говорить, однако точно не мог удержаться:

– Вене… Вулкан… Сев… Нет, замолчи!.. Штормовые облака… А-а-а-а-а-а-а!..

Никис, похоже, пришел к схожему с Лем выводу. Он подался вперед, вытащив из кармана платок, сворачивая его в жгут и намереваясь вставить Севану между зубами.

– Отойдите, – внезапно потребовал лорд Корвунд.

В его голосе прозвучал приказ, и все отшатнулись прочь.

Глава Службы пересек кабинет, склонился над Севаном:

– Посмотрите на меня, мистер Ленид.

Лем ощутила, что почти не в силах отвести взгляда от лорда Корвунд.

Севан, истово шепча, вскинул голову и встретился с ним глазами.

– Венетра… Искра, – гитец облизнул губы, – мерцает, разгорается, обращается в огонь… Пламя охватывает палубы, склоны… Лава вулканов… Дома вспыхивают… Улицы тонут… Парки и пепел… Реки и пар… Все… Уничтожено все! Шторм… Буря… С севера… Севе… Сев… – его затрясло, по смуглым щекам покатились слезы. – Я видел, когда коснулся Длани… Белое Солнце, оно… П-простите м-меня, м-милорд…

Капитан нервно сжалась. Старый знакомый напоминал безумца. От сбивчивого шепота веяло жутью.

– Вы потом расскажете мне, что увидели, – лорд Корвунд придерживал Севану голову; каждое слово пропитывала направленная воля. – Сейчас вам следует отдохнуть. Спите.

Лем клюнула носом и тут же заставила себя встряхнуться, прогнав внезапную сонливость. Она поежилась, осмотрелась. Ясность взгляда сохранили только Гранский и лорд Корвунд. Алеманд задремал.

По спине капитана пробежали мурашки. Она поняла, что попала под просветление Звучания.

Севан обмяк; черты разгладились, дыхание выровнялось. Глава Службы осторожно опустил его голову на пол и выпрямился.

– Чтец Лелев, доложите в Церковную школу, – на лице лорда Корвунд не было и тени удивления. – Вы, кажется, сами успели все считать.

Амилла ахнула. Колин поспешно ретировался.

– Еще один мозголом? – не выдержала Лем.

– Что?.. – Алеманд дернул головой и, очнувшись, нервно вскинул руку к виску.

– Это не ваше дело, доктор Гейц. Забудьте об услышанном, – лорд Корвунд вернулся к окну. – Напомните, что вы недавно сказали о последователях Кернье на Венетре?

Лем потребовалось несколько секунд – собраться с мыслями.

Она пересказала беседу с Рэмом Вардидом, достопочтенным графом Кадом, и профессором Джаллийской академии философии Лютом Таргедом. Однако ее вопросительный взгляд то и дело возвращался к Севану. Амилла сидела рядом с ним и осторожно поглаживала по темным волосам.

Алеманд смотрел на них с абсолютно каменным лицом. Чтица делала вид, что не замечает ярости кузена.

– Леди Кадом ни в чем не замешана, – тихо сказала Амилла, едва Лем замолчала. – Лорд Кадом занимался с Вейсом в основном харанской коллекцией. Он стал подозревать поставщика, когда тот познакомил его с последователями Кернье. Граф искренне радеет за Гит и больше похож на неосторожного реформатора, чем на заговорщика. Я думаю, с ним нужно поговорить: посоветовать реже оглядываться на соседние страны и больше заботиться о благе королевства.

– Его могли шантажировать, – во второй раз заговорил Гранский. – Я бы не рекомендовал задерживать лорда Кадом надолго. Он пользуется уважением и любовью соотечественников. Его арест может настроить Гит против Службы и Короны.

– Я передам Его Величеству, – подумав, ответил лорд Корвунд. – Жаль, Вейс ушел. Он мог бы на многое пролить свет.

– Его лодка под мостом ждала, – буркнул Никис.

– Нисколько не удивлен. Архейм заботится о полезных людях. Хм… – пронзительный взгляд лорда Корвунд переместился на Лем и Алеманда. – Пожалуй, я последую его примеру. Доктор Гейц, вы бы хотели продолжить сотрудничество со Службой?

– У меня есть выбор? – фыркнула Лем. – Или это предложение работы? А то в пачке от Вейса было больше фальшивок, чем гата.

– Ставка вольного капитана вам, обычная – команде. Вы полетите на Венетру, как если бы входили в число моих «соколов».

– Представить себя в военно-воздушном корпусе? – Лем развеселилась. – Смешно, но реально.

– ВВСК[14] входит в состав Флота, но подчиняется Службе, – пояснил лорд Корвунд. – На Венетре с вами свяжутся. «Аве Асандаро» передадут ваши координаты. Коммандер Алеманд, где вы патрулировали в июне?

– У Джаллии, – он прекратил сверлить Амиллу взглядом. – Там в последнее время появилось много харанских караванов. Коммодор Велесов… «слегка раздражен», выразимся так. Неделю назад он… сокрушался, что у Флота скоро закончится топливо гоняться за южанами вдоль границы.

– Архейм – умный контрабандист. Гипотеза доктора Гейц насчет отвлекающего маневра вполне логична. Возвращайтесь на пост и тщательно проверяйте все корабли. Сэр Андрий…

– Я улажу дела в Кадоме, милорд, – Гранский отделился от стены и задумчиво посмотрел в окно на розовевшее небо. – Здесь мирный край. Заговорщикам в нем не место. Гит – моя зона ответственности. У вас есть Его Величество и Духовный наставник Альконта.

Лорд Корвунд развел руками, не споря. Им обоим предстоял долгий день.

Сейчас глава Службы остро жалел, что рядом нет Романа Тенева. Секретарь мирно спал у себя дома на Арконе. Лорд Корвунд всегда мог положиться на его помощь и память. Тенев помнил все.

– Они уже едут, – добавил Гранский, глядя на дорогу.

Капитан поднялась, осознав, что разговор окончен. Алеманд открыл ей дверь.

1933

Прошло время. Эдуард полностью восстановился и овладел протезом. В памяти еще зияют лакуны, но Алхимик уже привлекает его к простым операциям, ожидая, когда альконец начнет задавать вопросы. Они не могут не возникнуть. Эдуард слишком умен, невзирая на бешеный нрав.

Однажды, вернувшись из поездки на Встречу, Алхимик обнаруживает, что горничные и лакеи избегают гостиной, и сразу понимает: дело в Эдуарде. Вспомнив вкус власти, он не дает слугам спуску.

На пороге зала Алхимик замедляет шаг и удивленно приподнимает брови. Ей доводилось видеть альконца за чтением, за письмом, но она впервые наблюдает его в роли… исследователя?

Везде громоздятся стопки книг. Журнальный столик покрыт ворохом газет, как мятой скатертью; пестреют вырезки с заголовками и снимками. Кушетка тоже завалена – заметками. Любимые шахматные фигуры хозяйки виллы прижимают часть из них. Осиротевшая доска ютится на каминной полке. Сам Эдуард сидит в кресле: глядит на открывающийся с балкона вид на Великий Океан и постукивает по подлокотнику белой ладьей.

– Вы подались в журналисты? – Алхимик опускается на диван, внимательно смотря на записи альконца: цепочки имен, дат, событий и географических названий.

Эдуард переводит на нее взгляд:

– Не люблю передавать новости. Всегда предпочитал их творить. Как, похоже, и сейчас, не так ли?

Неопределенно пожав плечами, Алхимик снимает с пояса кисет, достает спички и трубку с табаком.

– В тридцатом я по вашему поручению ездил в Харан и помог деньгами малоизвестному художнику. В прошлом году его картины превратились в символ восстания против Великого князя. В тридцать первом – отвез от вас подарок греонскому финансисту. Он вскоре обанкротился, и его экспедиция в Великий Океан не состоялась. В начале тридцать второго я выверил генеалогическую карту аристократических семей Данкеля…

– И?..

– Одна из матриархов недавно заняла пост Духовной наставницы королевства.

– Совпадения? – утрамбовав большим пальцем табак в чаше трубки, Алхимик чиркает спичкой.

– Одно, два, даже три – возможно, но я нашел десятки…

– Считаете, я обладаю Видением?

– Это не похоже на просветление, – задумчиво отвечает Эдуард. – Скорее, на точный анализ и умелую манипуляцию обществом. Вы свиваете фитиль, поджигаете – взрыв! Обвал акций, научное открытие, война или еще что-нибудь. Вы – крупный игрок с обширными связями, многочисленными союзниками, наемниками… Думаю, лишь единицы подчиненных знают вас в лицо. При этом вы такая не одна. Я заметил, после ваших долгих поездок у меня всегда много работы, словно мы каждый раз готовим новый проект…

Алхимик молча раскуривает трубку, изучая Эдуарда сквозь дым. Высокий, прямой. В глубине серо-зеленых глаз горит новая, прежде незнакомая искра. Как она упустила? Грубейшая ошибка с ее стороны… Слишком к нему привыкла… Дети меняются настолько быстро, что и не замечаешь как, хотя Эдуард – вовсе не ребенок…

– Ваша память полностью вернулась?

Он ставит ладью на подлокотник.

– Как вы поняли?..

– Без некоторых своих прошлых знаний вы не сложили бы кое-какие факты. Не чувствуете себя обманутым?

– Нет… – Эдуард качает головой. – Нет, я не оскорблен. Заинтригован. Вы – благородного происхождения, спасли мне жизнь, сделали доверенным лицом и ни разу не использовали против Альконта. Ваша… таинственная деятельность поистине завораживает. Однако зачем это все?

– Ответ довольно прост, – Алхимик откидывается на спинку дивана, выпустив к потолку кольцо дыма. – Нашему сообществу время от времени нужна свежая кровь. А мне рано или поздно потребуется преемник. Вы показались подходящим кандидатом.

Глаза Эдуарда ожидаемо вспыхивают.

– Чем занимается ваше сообщество?

– Следит за исполнением Плана Инженеров.

– Вы инженеристы? – с неприятным удивлением переспрашивает он.

– Инженеристы во многом заблуждаются, и мы им не мешаем, – отмахивается Алхимик. – Пока не могу посвятить вас в детали, но, помните, я однажды сказала: «Путешествие за Великий Океан» Петера Корницкого – не просто сказка? Он – весьма известная среди нас личность.

Эдуард кивает и, помедлив, продолжает, аккуратно подбирая слова:

– Скажите, а став… частью вашего сообщества, смогу ли я отомстить?

Алхимик внутренне торжествует, но не торопится с ответом. Эдуард действительно вспомнил все. Глупо думать, что альконец с такими амбициями и яростным нравом смирился бы с крахом своих планов. Он превратится в настоящее сокровище, когда излечится от горечи поражения.

– Обещаю, наше сотрудничество будет плодотворным.

– Тогда у меня последний вопрос, – прищуривается Эдуард. – Кто же вы?

– Мы называем себя «Организацией».

Не нужно, коммандер

Леовен Алеманд вел «эрвис» к поместью Рэма Вардида, достопочтенного графа Кадом. Сэр Андрий Гранский, баронет, и леди Амилла Келтрин поехали вперед. Доктор Мария Гейц сидела на соседнем с офицером кресле, провожая глазами поля и сады. Раннее солнце золотило пшеницу и пробивалось сквозь густую листву деревьев.

Где-то позади, в Кверкоре, лорд Корвунд докладывался Его Величеству Алегу VI Маркавину и Духовному наставнику Альконта.

Мария знала, что произойдет в доме графа.

На первый взгляд ничего не изменится. Слуги будут заниматься повседневными делами, гости – оживленно обсуждать вчерашний бал. Только Вардид внезапно отлучится куда-то с Гранским, а Аделаида запрется в спальне, сославшись на нездоровье.

В поместье объявятся новые люди, нанятые в одночасье. Дворецкому о них доложат постфактум. Со стороны новичков не получится отличить от остальных слуг, но старожилы почувствуют: те слишком пристально наблюдают за обитателями. Жизнь будет течь своим чередом.

Под присмотром.

Дорога шуршала под колесами. Бешеная погоня осталась в растворившейся ночи. Алеманд вел спокойно и ровно.

– Амилла заберет меня у поворота к поместью, – негромко напомнила Мария. – Я не могу показаться в таком виде.

– Меня встретит Бертрев. Не забудьте забрать туфли, – офицер повел плечом в сторону заднего сиденья.

Мария не ответила. Алеманд какое-то время терпел.

– Я должен перед вами извиниться, – произнес он, глядя на дорогу. – Я недооценивал вас.

– В чем же?

– Вы защищаете свое королевство. Наше королевство. Вы – истинная дочь Альконта.

– Я уже перестала быть дочерью ненормального россонца?

Офицер вздохнул:

– Я непростительно ошибся… – и только привычка соблюдать этикет не позволила ему добавить «Мария».

Доктор снова промолчала.

Мимо мелькали маленькие аккуратные дома. Люди просыпались, принимались за свои дела.

Как много на них держалось!

Мария прищурилась: «Гит – кормилец и поилец, одна из трех опор. Убери ее – и королевство зашатается».

Она не сожалела, что капитан Лем Декс приняла предложение Службы государственного спокойствия Альконта. В конце концов, «Аве Асандаро» нужно было на что-то дырявить облака. Однако Алеманд угадал – Мария всю жизнь хотела служить Короне.

Но…

– Я могу надеяться на прощение? – осторожно спросил офицер, сбрасывая скорость. У поворота уже виднелся экипаж Службы.

Доктор подождала, пока он остановится, и открыла дверь.

– Мария… – не выдержал Алеманд.

– Не нужно, коммандер, – негромко попросила она. – Моим отцом был такой же офицер, как ты.

Мария вышла, взяла туфли и, не оглядываясь, направилась к ожидавшему экипажу.

Поднявшееся солнце залило босоногий силуэт расплавленным золотом. Ночь прошла, и оно вернулось в свои владения. Доктор на секунду остановилась и посмотрела на белый шар из-под козырька ладони.

На лице сверкнула улыбка.

1985

– Вечером вы летите в Греон, Эдуард, – Алхимик врывается в гостиную, едва вернувшись с очередной Встречи.

– Неожиданно, – переставив белого коня, альконец отвлекается от шахматной доски. Привычку играть с самим собой он подхватил у хозяйки виллы.

– В Бронгальде собирают экспедицию. Вот информация, – она бросает на журнальный столик папку, падает на диван, достает кисет и нервно дергает завязки. – Дело срочное.

– Почему?

– Экспедиция – в Араханский массив.

– Отчаянные или ненормальные?.. – цинично интересуется Эдуард. – Оттуда никто не возвращался, кроме пары безумцев.

– У этих – высокие шансы, – Алхимик закуривает. – Взгляните.

Эдуард начинает просматривать материалы.

– Надо же, – удивленно качает головой он, – цвет научной мысли Центрального региона решил покончить жизнь самоубийством. Археологи, криптографы, биологи, этнографы, геологи, химики, физики… О, и наемники. Знаю этих. Им платят суммы с шестью нулями.

– Дальше, дальше… Бюджет, закупки, корабли сопровождения… Даже у кретинов появилась бы возможность выжить! Сорвите экспедицию. Любыми способами.

– Помешать отлету – не выход, слишком хорошее финансирование… – Эдуард изучает документы. – Перехватить и уничтожить? Плохой вариант. Рейдеров хоть из Тени достанут. Хм, а вот и список поставщиков… Да… Есть один прекрасный способ…

Алхимик курит. Мягкосердечие не в характере Эдуарда, и за десятилетия совместной работы он стал только изощреннее. Дела, где следовало кого-то тихо убрать, были его любимыми.

– Вы в курсе порядка закупок? Заказ, оплата, хранение, доставка на корабли ближе к вылету. Белые пешки испортят и подменят грузы еще на складах и задержат отправление, чтобы членам экспедиции не хватило времени проверить контейнеры. Гнилые консервы, бракованные запчасти, больные динозавры… И найду авиатехника, который при предполетном осмотре прицепит к каждому двигателю ма-а-аленький сюрприз с таймером.

Алхимик глубоко вдыхает насыщенный дым:

– Пусть экспедиция пропадет в глубине массива. И сразу подумайте, как подать новость обществу так, чтобы желающих поизучать Арахан не нашлось пару поколений.

Закрыв папку, Эдуард медленно откидывается в кресле.

– Снова План Инженеров?

– Некоторым секретам лучше лежать в могиле, – резковато отвечает Алхимик. – Если изгойская зараза выплеснется за пределы Арахана – никому несдобровать. Никому!

– Не слышу всей правды. До сих пор мне не доверяете?

Она встает с дивана, наклоняется над шахматами и передвигает черного коня.

– Вам опять шах и мат, Эдуард. Теперь собирайтесь в Греон.

– Кэп, да это же… – потрясенно выдохнул Устин Гризек на ухо Лем.

– Сэйтон. Я вижу, Греза, – ответила она, отведя рацию в сторону, чтобы не услышал барон Эмрик Архейм. – Какого цверга ты еще не в оружейной?

– План меняется, капитан? – саркастически поинтересовался Вильгельм Горрент.

– Заткнись, умоляю.

Фары озаряли обзорный купол бежевой шхуны, подсвечивая людей в рубке, как актеров на сцене, и название «Стригас». Пилот был Лем незнаком, но она сразу узнала Лейда Сэйтона, «финансиста Клауса Тейда» и леди Фаину. Архейм собирался шантажировать Леовена Алеманда жизнью младшей сестры!

«Ублюдок!» – психанула капитан Лем Декс. План действительно менялся.

– Мне казалось, – произнес Архейм, – вы сполна получили гонорар.

– Сполна… – Лем криво улыбнулась, вспомнив наполовину фальшивые семь тысяч гата. – Значит, я задолжала тебе сдачу.

– Можете на нее освободить дорогу, – зашкаливающе любезно предложил барон.

Пилот перевел недоуменный взгляд с галиота на Архейма. Он не понимал, почему мистера Тейда называли «Измаилом».

Барон ему что-то сказал. Пилот передвинул несколько рычагов. Балансиры шхуны вспыхнули, дизельные двигатели смолкли, крылья опустились горизонтально. «Стригас» зависла напротив «Аве Асандаро» в режиме парения.

Сэйтон хищно провел языком по зубам, желто-карие глаза полыхнули. Фаина сложила руки на зонте и наклонила голову, талантливо изображая смущение от встречи с малознакомыми людьми.

– Не растерялась девочка… – прошептала Лем.

– Я говорил, кэп, она крутая…

– В о-ру-жей-ну-ю, Греза.

Устин ретировался, прекратив испытывать терпение капитана.

– Считаю до трех, капитан Декс, – Архейм сделал знак Сэйтону. Убийца достал нож и поднес к лицу Фаины – девушка вздрогнула. – Вы же не позволите юной особе лишиться уха или, скажем, носа по вашей вине?

– Ты разговариваешь с нелегальным мусором, забыл?

– Один…

– Мне плевать, – скучающим тоном добавила Лем. – Мы виделись раз в жизни.

– Два…

– А вот твоим попыткам надавить на Алеманда – конец, если ты ее покалечишь.

Барон жестом остановил Сэйтона.

– Мне выгодно, чтобы сделка сорвалась. Офицерчик тебя живьем сожрет, а я получу премию. Служба обожает эффективные решения.

– Отличный блеф… – тихо прокомментировал Вильгельм.

– Я даю ему то, что он хочет во мне видеть, – Лем запустила пальцы в волосы и убрала свалявшиеся пряди за уши. Она нервничала – заныл оставленный Сэйтоном шрам на животе.

Архейм уперся ладонями в бортовую панель и, щурясь, посмотрел прямо на галиот:

– Как насчет встречного предложения, капитан Декс? «Аве Асандаро» платит Служба? Я десятикратно перебью любую предложенную лордом Корвунд сумму. Что скажете?

Он дал несколько секунд обдумать ответ.

– Во сколько обойдутся ваши услуги? И, прошу, пригасите уже фары на своей лохани! Слезы текут!

– Слышала, капитан? – хмыкнул штурман. – Мы летаем на лоха-а-ани… И сколько стоит наша лоха-а-ань?

– Бесценна, – криво улыбнулась Лем и ответила барону: – Пятьдесят тысяч в джаллийской валюте и твоя шхуна. Мы давно хотим новый корабль взамен нашего корыта. И я не торгуюсь.

– Звонкий Господин вас в жены без приданого взял бы, капитан Декс! – возмутился Архейм. – Что ж, тогда всем придется хорошо поработать. Служба доверяет вам и знает ваш галиот – станете моим этранейским конем.

– Хочешь подняться на борт «Аве Асандаро» и выпрыгнуть, как цверг из кошелька?

– Читаете мои мысли…

– Ты ведь догадываешься, что он попробует нас прикончить, едва перекинем трап? – уточнил Вильгельм.

– Я скажу тебе больше, – Лем не сводила глаз с барона. – Мы с ним оба это понимаем. Архейм не попытался изрешетить нас на месте только потому, что у него безоружное гражданское судно, а на галиоте по-прежнему стоят пулеметы. Уверена, он спрашивал насчет них еще в Вердиче, опасаясь, как бы мы не подорвались на собственных боеприпасах, и гениальный финт с поддельной реликвией со свистом не полетел в бездны Подгорной Хозяйки.

– Кстати, о боеприпасах. У особняка мы высадили почти все.

– Я помню. Но Архейм не в курсе.

– Капитан Декс, вы согласны? – поторопил барон. – Я редко делаю столь щедрые предложения.

– Мы подойдем к вам с левого борта и сами выпустим фиксатор. Отбой, – Лем выключила связь. – Надеюсь, Греза не просто втюрился, и девчонка сообразит…

Шанс был всего один.

«Стригас» продолжала парить рядом с «Аве Асандаро». Лем развернула галиот, ненадолго потеряв из виду рубку шхуны. Она могла лишь предполагать, какие указания раздал подчиненным Архейм и сколько у него людей, кроме пилота и Сэйтона. Капитан не собиралась затягивать с дракой, но не хотела, показавшись на верхней палубе, мигом превратиться в решето.

Лем поручила Вильгельму управление и крикнула Устина. Парень примчался вихрем. Они вместе вышли наружу, обогнули рубку и встали на носу. Ветер сек лица, дробинки мороси простреливали до костей.

Лем кивнула смотревшему изнутри обзорного купола штурману. «Аве Асандаро» сместился, встав под углом в сорок пять градусов к «Стригас» и почти клюнув ее носом. Ветер норовил снести галиот в сторону, но Вильгельм вовремя подключил Константина Ивина. В передней части корабля открылось овальное отверстие, откуда выстрелил шестигранный фиксатор и крепко примагнитился к фюзеляжу шхуны. Механик запустил брашпиль, подтягиваясь к «Стригас».

Архейм, Сэйтон и Фаина тоже вышли из рубки на нос. Барон – во главе троицы, убийца – последний, девушка – посередине. Она встретилась глазами с Лем и одной рукой прижала к груди зонт; другой рукой ей приходилось цепляться за планширь, чтобы не вылететь за борт, на скалы внизу.

Капитан указала ей взглядом на Устина. Тот пристегнул к поясу карабин страховочного троса, лихо перескочил на шхуну, обмотал канат перекидного трапа вокруг кнехта и завязал узлом.

Фальшивым узлом.

«Лишь бы Архейм не разбирался в узлах…» – Лем закусила верхнюю губу и вдруг заметила, что Сэйтон смотрит на нее. Прямо сверлит глазами. Темные штаны и черная кожаная куртка превращали его в тень на фоне рассветного неба – горели лишь по-волчьи желтые глаза. В равнодушных зрачках отражалось лицо капитана: уродливый череп с ошметками плоти.

Сэйтон хотел ее убить. Лем это чувствовала.

Архейм подошел к трапу и схватился обеими руками за поручни, едва не потеряв трость. Ненадежная конструкция ходила волнами от ветра. Под ногами в ячейках мелкой сетки виднелись фиолетовая масса гор и извив глубокого ущелья с серебром реки. Лететь – долго, падать – больно.

– Это сделка, и Роза Ветров тому свидетель! – прокричал барон; опасливо разжав правую руку, он протянул ее капитану.

– Слова сказаны, – Лем подалась вперед, – и договор!..

Архейм понял: она смотрит ему не в лицо, а за спину. Барон приказал Сэйтону снять капитана, пока сам будет заговаривать ей зубы. Но что-то пошло не по плану. Он начал поворачивать голову, стараясь выцепить убийцу краем взгляда – и в затылок прилетел зонт. Архейм отшатнулся, громко охнув, – он не ждал от примерной аристократки настолько дерзкой выходки. Фаина ящеркой проскочила у него под рукой и кинулась к Устину.

Схватив девушку, парень перевалился через планширь на «Аве Асандаро». Одновременно воздух взорвали три выстрела, жалобный вскрик Фаины и безумное рычание Сэйтона.

– Достань девчонку! – рявкнул Архейм, укрываясь за фальшбортом.

Ферритовый держатель со щелчком втянулся обратно, и галиот завалился набок. Разгорелись балансиры, взревели дизельные двигатели. Фальшивый узел, последняя соединяющая ниточка, развязался: трап клацнул по борту «Аве Асандаро», а трос заметался в воздухе.

Чуть не выпустив горячие после выстрелов «кейцы», Лем распласталась по палубе. Устин с Фаиной заскользили в кормовую часть. Страховка натянулась, не дав подросткам свалиться за борт. За ними змеились багровые разводы, которые быстро смывал дождь. Фаина обвила руками шею парня, закусила губы и зажмурилась. Нежно-зеленый рукав пропитался кровью.

– Тащи ее в лазарет!!! – заорала капитан.

«Стригас» коршуном рванула за «Аве Асандаро». Вильгельм выровнял корабль и прибавил скорость, заходя на разворот. Он не собирался удирать и отпускать барона на свободу. Лем показала ему знаком, чтобы не забыл связаться со Службой по переговорнику Архейма, и попыталась встать. Чья-то меткая пуля, прошив рукав, вынудила капитана вжаться обратно в палубу.

«Какого цверга?» – она приподняла голову, выискивая, кто и откуда стрелял.

Ее чиркнул по щеке маленький металлический диск и, точно монетка, закрутился по внутренней стороне фальшборта.

Щелк!

Глаза обожгло ярким светом.

Обзорный купол содрогнулся от удара и застонал под тяжелыми подошвами. Лейд Сэйтон отчетливо произнес:

– Ты раздражающе живучая, – и опять выстрелил из «тагана», спрыгивая на палубу.

Лем инстинктивно откатилась в сторону. Цверговски жаль – при стыковке она промахнулась. Капитан надеялась, что залп «кейцев» покончит с убийцей, но крен «Аве Асандаро» сбил ей прицел.

И как только Сэйтон подстрелил Фаину?!

Сморгнув слезы, Лем метнулась с носа к двери рубки. Пуля Сэйтона продырявила ей плащ, едва не раздробив колено. От следующей – капитан отпрыгнула и кубарем пролетела по палубе. Боевой жилет мешал двигаться, ноги скользили по воде, веки горели, но смертельная опасность обострила все чувства. Капитан не собиралась подыхать, пока «Аве Асандаро» дырявил облака.

Убийца не отставал. Грохот шестого выстрела взорвал небеса, затерявшись эхом среди гор. Капитан слышала шаги Сэйтона: быстрые, точные, вспарывавшие плеск воды и рев дизелей, как лопасти винта. Ни дождь, ни ветер ему не мешали. Он не сомневался, что настигнет добычу. У любого уже сдали бы нервы, но Лем впала в ярость. Разлепив опухшие веки, капитан развернулась и выкрикнула:

– Я тебя не боюсь!!!

«Кейцы» синхронно рявкнули. Лем не целилась: для нее фигура убийцы сплавилась с небом.

Сэйтон дернулся. Рука с «таганом» дрогнула – новая пуля лишь оцарапала капитану висок. Зарычав, убийца загнал в револьвер свежую обойму и побежал вперед, стреляя без остановки.

Сложно не попасть с расстояния в несколько футов. Лем обожгло правый бок – спас боевой жилет.

«Кейцы» еще раз грянули практически в упор, и Сэйтон выронил «таган». Револьвер ударился о палубу – выбитый барабан закрутился юлой. Убийца прыгнул к Лем и со звериной мощью стиснул ее запястья, заставив разжать пальцы и бросить револьверы. Один «кейц» ударился о сапог капитана и отлетел в сторону; Сэйтон пнул второй в мутную воду у фальшборта.

– Я всегда доделываю работу, – выплюнул он в лицо капитану.

Лем выдрала левую руку, однако убийца вывернул правую так, что захрустело плечо. Схватив капитана за волосы, Сэйтон впечатал ее лицом в трап рубки и оскалился. Он был лучшим в своем деле. Выскочке-контрабандистке не сравниться. Ему хотелось переломать ей кости и ослепить. Выколоть эти пронзительные глаза цвета ружейной стали. Они смотрели в душу, а он ненавидел, когда туда пялились.

Ступенька врезалась под челюсть. Лем закусила разбитую губу и свободной рукой попыталась оттолкнуть Сэйтона. Внезапно пальцы нащупали на его поясе нож и мигом сомкнулись на рукояти – лезвие воткнулось убийце в бедро.

Сэйтон зло оттолкнул Лем, и нож зазвенел по фюзеляжу. Он любил непокорных жертв, любил рассматривать старые шрамы и вспоминать, как добыча трепыхалась, но живучесть капитана впрямь бесила.

Лем выхватила джаллийский шестизарядник. Закоченевшая рука с трудом держала оружие. Выстрел – и отдача вынудила отпустить револьвер. Стиснув кулаки и кривясь от жжения на веках, сквозь слезы – или дождь? – капитан различила хищные глаза Лейда Сэйтона.

Глаза ее убийцы.

– Ты сдохнешь, – пугающе ласково прошептал он.

Они обменялись ударами, и Сэйтон прищурился, глядя капитану в лицо. Он словно хотел что-то добавить, но просто ударил.

«„Профессиональный убийца“? Так писала Служба в отчетах?» – облизнула губы Лем.

Блокировав первые два удара, она поняла: долго не выдержит. Сэйтон весил больше, двигался быстрее, рассчитывал каждое движение и бил, как гидравлический молот. Он мог бы потягаться на равных с Павлом Атлидом – вот уж с кем Лем не полезла бы в драку. Великан отправит ее в нокдаун одним ударом, несмотря на все фелиманские трюки. Сейчас надежда одна – на ловкость и точность, но капитан ни цверга не видела, а Сэйтон оказался немыслимо хорошим бойцом.

Из-за маневров «Аве Асандаро» обоих кидало по палубе, хотя, помня про Лем, Вильгельм избегал крутых виражей. Сбоку виднелась «Стригас». Архейм хотел получить Фаину, а штурман прикидывал, как подсечь шхуну и лишить ее дизелей последней пригоршней патронов.

Лем и Сэйтон то сталкивались, то расходились: две тени на небесном полотне. Внутри капитана родилось глупое желание, чтобы кто-нибудь появился и вытащил ее из проигрышного боя.

– «Не боюсь», значит? – учуял отчаянье Сэйтон.

И в голове Лем прояснилось – щелчком, будто включили фары. Капитан презрительно откинула жалкую надежду и собрала остатки сил. Она полжизни никому не уступала. Не сдастся и Сэйтону.

«Аве Асандаро» в очередной раз накренился, и Лем «поскользнулась». Сэйтон бросился к ней, нарвавшись на горячую встречу: мощнейший удар в челюсть. Капитан била от души – костяшки пальцев аж хрустнули, и подбородок убийцы залила кровь с лопнувших губ. Сэйтон не издал ни звука. Волчьи глаза полыхнули. Он отшвырнул Лем к фальшборту и вытер лицо.

– Проклятый психопат! – капитан увернулась от пинка, вскочила, дважды уклонилась от кулаков.

Сэйтон схватил ее и снова притиснул к палубе. Воздух вышибло у Лем из груди.

Пальцы-клещи сдавили горло капитана. Убийца повозил Лем лицом по фюзеляжу, сдирая кожу со скулы. Едва восстановившееся зрение опять помутилось. Из носа текла кровь. Сознание меркло от удушья.

– Точно «не боюсь»?.. – с присвистом спросил Сэйтон на ухо.

Лем двинула кулаком ему в висок. Он оглушенно замотал головой. Сделав глубокий вдох, капитан опрокинула убийцу, и клубок сцепившихся тел забарахтался в лужах. Слышались глухие удары.

Перед глазами Лем плыли пятна. Она увидела джаллийский шестизарядник, но гораздо ближе лежал нож Сэйтона. Капитан потянулась к рукояти, однако убийца предугадал движение и пнул Лем обеими ногами в живот, толкнув к фальшборту. Сам схватил оружие и поднялся, отряхиваясь. Капитан нащупала револьвер и тоже, с трудом разогнувшись, выпрямилась.

В голове отрешенно мелькнуло: «Слишком много воды. Не выстрелит».

– Здесь еще четверо, – она сплюнула кровью. – Ты не выберешься…

Сэйтон скривил губы в презрительной ухмылке. Мысль, что он проиграет выскочке-контрабандистке, была смехотворной. Убийца демонстративно, медленно, провел лезвием ножа у своего горла. Лем пробрала дрожь, отдавшаяся даже в кончиках пальцев. Капитан представила, как Сэйтон идет внутрь «Аве Асандаро» и расправляется с командой: Вильгельм, Константин, Устин, Ашур…

В кормовой части галиота раздался грохот.

«Рампа? Кас, ты спятил?!..» – Лем невольно покосилась на корму.

Сэйтон прыгнул вперед, игнорируя револьвер. Точно знал, что тот клацнет вхолостую.

Капитан вжалась в фальшборт и отвела руку, замахиваясь. Нож промчался под ее запястьем. Вложив в удар последние силы, Лем впечатала курок шестизарядника над правой бровью убийцы.

Сэйтон выронил нож, зашипел и навалился на капитана, выталкивая за борт. Плевать на глаза – пусть просто сдохнет. Падением на скалы ей раздробит кости. Потом он найдет месиво: полюбоваться.

Планширь врезался Лем в поясницу. Сапоги заскользили, теряя опору, и она ощутила спиной пропасть. Убийца пропал из поля зрения. Взгляд уперся в небо: тучи, утренние звезды, дымка рассвета и… массивный крест «колубриума», падающий на галиот; правое крыло перехватчика дымилось.

Машина изменила траекторию в дюйме над рубкой «Аве Асандаро» и выпустила пулеметную очередь в «Стригас».

Лем схватилась за Сэйтона, чтобы не упасть.

В этот момент над ними раздалось громкое бульканье. Ашур рассек небо сильными крыльями и, разогнавшись, накинулся на убийцу. Когти яростно вцепились в кожаную куртку.

Лем осознала, что падает, но по-прежнему держалась за Сэйтона. Волчьи глаза потрясенно расширились. Он не сразу осмыслил случившееся – он не думал погибать! А в следующую секунду Лем со всей мочи его оттолкнула. Ветер закрутил силуэт Сэйтона и швырнул в ущелье.

Ашур сцапал капитана когтями за плечи. Лем рвануло вверх. Она в ужасе стиснула ребристые лапы, понимая: отпустит – смерть. Ветер болтал ее, как тряпку. Птерикс, булькая, натужно махал крыльями. Он мог поднять ребенка, но Лем была на порядок тяжелее.

«Аве Асандаро» слетел по потоку воздуха вниз – явно не случайно. Ашур оказался над кораблем. Лем разжала пальцы, упала и прокатилась по палубе, врезавшись в трап рубки. С губ сорвался стон. На теле не осталось живого места: раны жгли болью от любого тычка.

Капитан заползла наверх, поднялась, схватившись за поручень и ручку двери, и почти рухнула внутрь. Чудом добравшись до своего кресла, дрожащими руками надела наушники.

– Как я устал тебя зашивать… – покосился на нее Вильгельм. – Ты вообще лететь можешь?

– Хоть во сне… – сипло выдавила она. – Что с Археймом?

– Салочки, – штурман заложил вираж, тесня «Стригас» к скалистому склону. – «Вентас Аэрис» на связи. Алеманд меня чуть к земле не отправил, что тебя нет. Вот, подкинул… выпендрежника.

«Колубриум» прожужжал впереди, осыпав «Стригас» короткими очередями, и ушел на новый круг. Машина двигалась медленно, тяжело, оставляя позади черно-серый след. И без диплома авиатехника очевидно: перехватчик не протянет долго, и пилоту пора на посадку.

Лем проводила машину глазами: «„Вентас Аэрис“…»

Почему-то от мысли, что фрегат Леовена Алеманда рядом, отступила боль.

«Стригас» набрала скорость. Потеряв Сэйтона и надежду вернуть Фаину, Архейм бежал. Лем всмотрелась в дизели шхуны, спокойно оценивая шансы. Снять – и пусть Служба с Флотом выковыривают барона с дрейфующего корабля, а она покараулит, чтобы не улизнул на шлюпке.

– Вызови «колубриум», – приказала капитан.

Вильгельм щелкнул верньером – у обоих в наушниках раздалось короткое пиликанье.

– Эй ты, извини, не знаю позывного, тебе бы обратно в группу… – начала Лем.

– О, провидец!.. – насмешливо отозвался пилот «колубриума». – К делу давай!

– Ты мне тоже понравился. Лупим по дизелям. Жми с кормы, мы – слева.

– Не-а. Боекомплект на ноле. Маринуем до подкрепления.

– Уйдет раньше. Она свеженькая. Прикрой тогда.

– А ты рисковая!.. – пилот «колубриума» сменил курс. – Удачи.

– Везунчику дурной тон выпрашивать фарт у Слепой Гадалки… – прошептала Лем и добавила по внутренней связи: – Всем пристегнуться! Греза, слышишь меня? Патронов – на заход.

– Угу, кэп.

Перехватчик снизился на высоту «Стригас». Лем выровняла «Аве Асандаро» за шхуной. Реальность сжалась до бежевой кормы с сиянием балансира, эллипсоидов дизелей и мелькавших слева и справа скалистых склонов: серый камень, зеленая хвоя, желтизна лишайников.

«Стригас» направилась к туману у подножия, и капитан устремилась за ней. Обожженные глаза пересохли, к горлу подступала дурнота. Не следовало врать Вильгельму и садиться за штурвал, но штурману не хватило бы решимости смять барона. Севан хотел, чтобы она «взяла» Архейма. Мерзавца, похитившего Длань и учинившего беспредел на Венетре.

– Сейчас, Греза!

Две сияющие ленты пуль отбарабанили по крыльям «Стригас» и растворились в белесой дымке. Левый двигатель шхуны вспыхнул, но правый остался невредим. Лем проглотила емкий эпитет в адрес косоглазого Устина, прибавила скорость. Перехватчик вильнул на очередной круг.

«Псих, – подумала Лем про пилота „колубриума“, – или на всю голову Солнцем озаренный… Или понимает, что мы все на одном ошметке феррита…»

«Стригас» погрузилась в туман. Капитан еще крепче стиснула штурвал скользкими от крови пальцами. Стоит шхуне оторваться – ее не найдут ни «Аве Асандаро», ни «колубриум», ни Флот, ни Служба.

– Кас, жми на полную, – прохрипела Лем.

– Ты что задумала?.. – ахнул Вильгельм, увидев заплясавшие на багровых областях шкал стрелки приборов.

Капитан не ответила. Она начала вжимать регуляторы скорости в пол, сжигая последние капли топлива. «Стригас» снижалась, чтобы окончательно затеряться в густевшем у земли тумане, но подбитый двигатель мешал включить форсаж и оторваться от погони.

«Аве Асандаро» влетел ей в корму, толкнув вперед. «Стригас» повело, и галиот навалился сильнее, тесня шхуну к ближайшему склону. Ее правое крыло заскрежетало по камням, а «Аве Асандаро» замотало, как бочку с шурупами. Тряска отдалась капитану в руки – локти и плечи занемели. Лем моргнула: мир плыл, подергиваясь черными пятнами. Однако капитан настойчиво вдавливала «Стригас» в скалы. Черные пятна – сияние балансира, черные пятна – эллипсоиды дизелей… Треснувшее крыло отвалилось с визгливым скрежетом, и двигатель шхуны взорвался. Огонь взметнулся смертоносным парашютом.

«„Взять“ Архейма. Севан ведь хотел живым…» – руки Лем упали со штурвала.

Она сглотнула желчь и запрокинула голову.

Над Катуэйскими горами поднялось солнце. Все растворилось в золоте: и окутавшее «Стригас» облако пламени, и матерящийся в наушниках пилот «колубриума», и трехэтажная ругань уводящего «Аве Асандаро» от взрыва Вильгельма…

Капитан ощутила себя перышком и закрыла глаза, доверившись небу.

Венетрийское отделение создали последним. Нежелание горцев принимать альконские традиции затрудняло работу джентльменов, но лорд Аркинд нашел эффективный выход. Первым руководителем венетрийского отделения стал ветеран альконско-греонской войны полковник Белых сов.

Успех превысил все ожидания. Венетрийцы с гордостью приняли руководителя и вскоре привыкли к новому зданию на носу корабля. Взаимодействие между филиалами наконец наладилось. Чтобы оперативно отслеживать общественные настроения, полковник внедрил джентльменов на промышленные объекты, в финансовые организации, рабочие гильдии и учебные заведения.

Когда спустя семь лет он под гнетом возраста отошел от дел, лорд Аркинд назначил на освободившееся место более подходящего кандидата, который, впрочем, тоже был прославленным венетрийцем.

Впоследствии традиция сохранилась.

Майера Рейс

Лейтенант Севан Ленид исполнил свой долг джентльмена Службы: солгал Леовену Алеманду не колеблясь. На кону стоял Альконт. Гитец не имел права на угрызения совести. Служба государственного спокойствия возвращала контроль над городом – уступить боевые группы мятежникам было недопустимо, какой бы козырь барон Эмрик Архейм ни выложил офицеру.

Вскоре с «Аве Асандаро» доложили об успехе операции, и Севан переключился на другие задачи. Победителей не судят, даже если кому-то придет в голову сверить точное время всех событий.

На пылающей мятежом Венетре герцогская диспетчерская стала маяком порядка и королевской власти. Металлические створки запечатали иллюминаторы, двери, но Трифон Иклид время от времени тщательно их осматривал. Фаддей Никис сидел в кресле, следил за Лангалем. Очкарик, привязанный к вращающемуся стулу, смотрел на прикрытое навигационной картой тело брата, безучастно и лаконично объясняя Георгию Гейцу суть незнакомых настроек, когда тот с ними сталкивался.

Севан изредка поглядывал на старого механика. Его работа завораживала. Натруженные руки летали над оборудованием, и перемежавшиеся шипением щелчки складывались в гипнотизирующий ритм. За ритмом неотрывно следовала ласкавшая слух исправная связь.

Вначале вызовы неслись без умолку. Севан принимал и передавал сообщения каждую секунду. Потом они упорядочились в такт сухим распоряжениям Майеры Рейс, достопочтеннейшей вдовствующей графини Риволл, руководительницы венетрийского отделения. Севан смог передохнуть. Не снимая наушников, он оперся локтями на стойку управления перед микрофоном и опустил подбородок на переплетенные в кулак пальцы.

Немигающий взгляд замер на закрывшей иллюминатор бронированной створке. Севану не хватало технических знаний, чтобы разобраться в манипуляциях Георгия или аппаратуре Лангалей, зато текст Археймовой пьесы возник в голове до последних ремарок. Гитец прокручивал ее в голове. Без интуиции он боялся упустить детали, чувствуя себя ущербным не только физически, но и умственно. Ожог руки казался пустяком на фоне притупившейся остроты мыслей.

Болезненная улыбка изломала губы. Еще никогда ему не было так плохо. Если просветленные Церковной школы не распечатают его дар в ближайшие дни, он спятит, как покойный отец.

Севан вспомнил рассказ Марии Гейц о визите к подполковнику Микаилу Цейсу, достопочтенному виконту Орманд. «Финансист Клаус Тейд», журналистка Илона Майм, профессор истории Джаллийской академии философии Лют Таргед крутились на виду. Однако больший интерес представляли прочие гости. Герман, хозяйка типографий, вдова снабженца, субтильный диспетчер – никого случайного.

Архейм все продумал. Простые люди сотворили мятеж. Они привлекали массы и завязывали нужные знакомства, прокладывая тропинки за вроде бы обычные двери. Обладатели высокого статуса лишь платили деньги и служили гарантами благополучного будущего.

Поэтому сегодня службу на квартердеке несли одни верные барону охранники, а непримечательный субтильный диспетчер впустил Лангалей как коллег, и близнецов никто не заподозрил.

Понял Севан задачи и остальных гостей Микаила.

Зрачки темно-синих глаз расширились. Диспетчерская вокруг расплылась. Ребристая створка подернулась дымкой. Трескучие голоса окутало многослойное эхо. Белые строки на синих экранах смазались. Севан увидел Венетру, точно с высоты птичьего полета, и продолжавшие поступать сообщения восходящими потоками удерживали его в предрассветном небе.

– …тринадцатый отряд, на Сиреневую!

– …вас поняли. РВП[20] – шестнадцать минут.

– …на связи Морин. Пожар на Торговой. Гоню поджигателей.

– …вышли на очередную группу псевдо-Бастиона.

Обрывки фраз, сжатые доклады, коды – с каждым словом Видение дорисовывало развернувшееся перед Севаном полотно. Гитец перестал осознавать, что сидит в диспетчерской за стойкой управления.

«Рейлы» Службы виляли по узким улицам. Джентльмены и дамы лорда Корвунд бросали экипажи, где приходилось, и прорывались к больницам, пожарным частям, полицейским отделениям. Иногда шли напролом, иногда – по крышам или проскальзывали через канализацию и потайные тоннели, которыми горная столица славилась на весь Альконт. Объединившись с добровольцами, констеблями и отрядами настоящего «Бастиона», агенты разгоняли погромщиков, выжимали мятежников из захваченных зданий. Направляли городские службы тушить огонь, лечить раненых, помогать пострадавшим в обуявшем Венетру хаосе.

Представление Архейма выплеснулось за подмостки и накрыло зрительный зал. Повсюду гремели выстрелы, голосили сирены и люди, с хлопками разлетались от жара кирпичи и стекла. Пламя освещало темный город полуденным солнцем. От яркого света хотелось зажмуриться.

Самые ожесточенные бои охватили промышленные кварталы Венетры.

Люди Германа взорвали металлический резервуар с газом, вызвав оползень и озлобив район. Завал похоронил кораблестроительный комплекс, треть жилых улиц и пять сотен жизней, не разбирая мужчин, женщин, стариков и детей. Равнодушный взгляд Севана заметил торчавшую из грязи тонкую руку и вцепившегося в нее, глотающего слезы мальчика лет двух.

Германовцы дрались со вчерашними соседями. Такими же работягами, как они сами. Никто из них пока не осознавал: утром всем оплакивать могилы на общем кладбище, если не одну яму.

Севан отрешенно представил, чтó именно через день-два прочитает в газетах. Девяносто процентов его отчета ляжет под гриф секретности. Над десятью – тщательно поработают секретари Службы. Часть событий выкинут, другие приукрасят, о третьих упомянут, не заострив внимания. Крупная пресса и мелкие издания сначала разойдутся во мнениях, но под давлением властей быстро остановятся на единственной, самой удобной точке зрения.

Правда исказится до неузнаваемости. Он, Севан, запомнит настоящую историю.

– Восьмой, – произнес гитец, – Герман уезжает по Угольной к окраинам. Вы – ближайший.

– Вас понял, центр.

– Данные об остальных зачинщиках? – спросила леди Риволл.

– Я сообщу.

Голоса по-прежнему окутывало эхо. На экраны Севан не смотрел: строки утратили для него смысл. Ощущения были незнакомыми, похожими на реалистичный сон. Над головой тикали часы, отмеряя время, но гитец уже знал итоги мятежа и цену за вырвавшийся из-под печатей дар Видения.

Цена. Сознание не задержалось на этой мысли. Есть вещи, на которые не повлиять, – Тень с ними. Принципы Службы требовали от Севана сосредоточиться на текущих задачах и действовать предельно эффективно, пусть по завершении дела он не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой.

Гитец указал, где искать владельца серебряных шахт. Сообщил, что хозяйку типографий застрелил дома погромщик. Наследница снабженческого бизнеса покинула Венетру до отключения света. Чета овцеводов бежала в предместья. Студента взяли в общежитии. Германа – на выезде из города. Арест диспетчера и трех присутствовавших на встрече у Микаила офицеров являлся лишь вопросом времени: они завязли в бою на колоннаде герцогского дворца.

Севан моргнул и переключился на квартердек.

Жилое крыло дворца полыхало, но герцогская семья не пострадала. Архейм не планировал убивать аристократов сразу. Агенты вместе с отрядом «Бастиона» пробились к ним после возвращения связи, хотя потеряли две с половиной дюжины человек в перестрелке с Белыми совами под командованием Микаила. Шальная пуля снесла виконту половину черепа, избавив от позорного трибунала.

– Мистер Ленид… – позвал Георгий.

Два тихих слова прозвучали как выстрел, грубо выдернув Севана из транса.

Темные брови сдвинулись к переносице. Он нехотя повернул голову и увидел, что механик, агенты и даже Лангаль сверлят его взглядами.

Никис проронил:

– Стихло все, шеф.

Севан непонимающе прислушался.

Еще недавно по коридорам разносились топот, крики, очереди и взрывы. Теперь – стояла тишина, в которой слышалось только рабочее попискивание систем и треск стабильной связи.

Раздались неторопливые шаги. К двери диспетчерской подошла маленькая группа.

Напряжение в зале резко подскочило. Никис и Иклид замерли по обе стороны от входа с оружием на изготовку. Георгий оттолкнул кресло с Лангалем к стене и поднял свой карабин. Севан, выпучив глаза на подчиненных, отрицательно замотал головой и судорожно стиснул подлокотники.

– Рубка под контролем Службы, – отчетливо проговорил пожилой женский голос, усталый, но уверенный. – Центр, вы не могли бы нас впустить? Совершенно не хочется ломать королевское имущество.

– Леди Риволл… – прохрипел гитец.

– Собственной персоной! – раздраженно ответила она. – Открывайте!

– Я вас ждал… – выдохнул Севан и сполз на пол в кататонии.

Севан Ленид. Дело закрывается. 25.07.2015

Итоги Гражданской войны неутешительны. Потери с обеих сторон исчисляются сотнями тысяч. Уничтожены несколько крупных альконских аристократических родов и влиятельных венетрийских семей. Вспыхнула эпидемия, унесшая еще множество жизней. Все сопровождалось массовой эмиграцией. Альконт покинуло порядка миллиона человек; численность населения на тот момент не превышала тридцать девять миллионов.

Сильно пострадал Гит: объем сельского хозяйства уменьшился на пятнадцать процентов. Из-за бомбежек Катуэйских шахт сократилось и промышленное производство. Ухудшилось благосостояние населения, нарушились связи между городами и деревнями. Общий ущерб оценивается в тридцать пять миллиардов тендов – трехлетний бюджет Альконта мирного времени.

Но королевство выстояло. Гибель альконских родов и новые законы открыли путь в аристократию венетрийцам и гитцам, оздоровив угасавшие из-за кровосмесительных связей семьи. Всего за пять лет королевство преодолело кризис, и многие эмигранты вернулись на родину.

Его Величество Эдгар II Маркавин сотворил Альконское чудо.

Мария Гейц

Лейтенанта Севана Ленида разбудили яркое полуденное солнце и запах медикаментов. Свет падал из большого арочного окна. Гитец прикрыл глаза ладонью и посмотрел сквозь перебинтованные пальцы покалеченной руки на белоснежный потолок госпиталя. Кисть охватывала манжета вчерашней рубашки, но он чувствовал себя на удивление здоровым и полным сил.

– Вами занимались мой целитель и просветленный-чтец из Церковной школы. Вы снова воспользовались своим даром. Не стоило так рисковать, могли и рассудком повредиться.

Севан повернул голову на голос и увидел еще одну койку. На ней лежала доктор Мария Гейц. За койкой, в кресле у стены, сидела, задумчиво подперев кулаком подбородок, Майера Рейс, достопочтеннейшая вдовствующая графиня Риволл, руководительница венетрийского отделения Службы.

Севан знал, что она разменяла восьмой десяток, но не дал бы ей больше пятидесяти. В забранных в пучок седых волосах темнели угольные пряди; серых глаз не коснулось старческое угасание. Она носила белую рубашку, заправленную в черные бархатные брюки с высокой талией по россонской моде, и ботильоны на низком каблуке. На шее переливался дымом шелковый платок с заколкой в виде серебряного дубового листа. В ушах блестели жемчужины пусет. Кашемировое пальто, пропитавшееся пожарами минувшей ночи, висело на подлокотнике.

Стальная леди. Леди Сталь. Женщина, защитившая и прославившая семейные земли в Гражданской войне.

Хотя леди Риволл обращалась к Севану, смотрела она на Марию. Гитец хорошо знал подобный взгляд. Лорд Альберт Корвунд изучал людей примерно так же: сосредоточенно, пристально, оценивающе. Однако во взгляде леди Риволл крылось что-то еще… Гнев? Сожаление? Горечь? Она словно искала ответ на невысказанный и известный лишь ей вопрос, но не находила.

Севан сам посмотрел на Марию.

– Белое Солнце… – прошептал он. – Она вообще жива?..

Мария напоминала марлевую куклу; на бинтах местами проступили розоватые пятна. Где не было повязок, виднелись синяки и кровоподтеки. Грудь вздымалась неровно, сиплое дыхание тяжело срывалось с распухших губ. У койки стоял штатив, с которого свисал пакет на пятьдесят жидких унций. По трубке сбегал прозрачный раствор. Между указательным и большим пальцами левой руки блестела игла для внутривенных инъекций, зафиксированная лейкопластырем.

– Вы даже не представляете насколько, – ответила леди Риволл с непонятной иронией.

– П-простите, – Севан вспомнил, с кем говорит, соскочил с койки и низко опустил голову: – Миледи…

Она неспешно поднялась, и гитец осекся. Он посмотрел леди Риволл в глаза, оторопело взглянул на Марию и снова на руководительницу венетрийского отделения. Его прострелила дикая мысль.

Убрать синяки, горбинку перелома на носу, разбитые губы… Сходство просто ошеломляло. Севан мысленно поместил рядом двух женщин, старую и молодую, и медленно слил их лица в одно.

– Вы…

– Не волнуйтесь, – с нажимом сказала леди Риволл. – Вы едва очнулись. Вряд ли после приступа приходили хорошие сновидения.

Взяв пальто, она шагнула к выходу из палаты:

– Ваш мундир в ногах койки, перчатки в кармане. За мной.

Севан схватил его и в смешанных чувствах последовал за леди Риволл. Интуиция опять молчала, не иначе как благодаря просветленному-чтецу из Церковной школы. Леди Риволл поняла: он заметил фамильные черты. Подобная связь опозорила бы родовитую семью, и в словах прозвучало предостережение. Но она определенно не приходилась Марии матерью. Значит, оступился полковник Александр Рейс, достопочтенный граф Риволл.

В Летной академии Севан слышал сплетни о сокурснице, не говоря уже о том, что недавно тщательно изучал ее досье. Альконцы придавали немало значения наследственности. Сведения о происхождении, как и многое другое, досконально фиксировались в Семейном реестре. Детей с неполной картой или записями о преступлениях родственников ждала непростая жизнь.

Ироничная, статная, с тяжелой косой и глазами оттенка шлифованной стали, Мария числилась среди лучших и всем помогала. Доброта наделяла ее какой-то особенной светлой силой. Севан не считал сокурсницу привлекательной – он любил блондинок – и называл «подругой». Ему казалось, они похожи: дочь порицаемой обществом женщины и сын обезумевшего таксидермиста.

Судьба шутя продемонстрировала, что гитец ошибался. Между вольным капитаном с джаллийским материковым сертификатом в кармане и искалеченным джентльменом Службы – разлом бездонной Тени.

Севан доставил на итоговый вылет Марии приказ об ее увольнении по просьбе асессора Коронной Коллегии. Вызвался добровольцем и выполнил свой долг. Сокурсники посмотрели косо, словно не видели неуловимого преломления лучей обязанностей внутри кристалла человеческих взаимоотношений. Кто-то все равно принес бы капитану Родиону Аксаневу злополучный конверт. Кто-то все равно поймал бы Марию с Дланью. На кого-то все равно взирали бы с неприязнью.

За любым решением всегда – человек. Севан не испытывал чувства вины. Он сделал правильный выбор.

Мария ненавидела проигрывать. Получив вызов, она шла ради победы на невозможные риски, точно лишившись инстинкта самосохранения. Без ее упорства Служба не вмешалась бы в мятеж вовремя.

Понимала ли это леди Риволл? Знал ли о корнях Марии лорд Корвунд? Увидев обеих, он не мог не заметить сходства.

Севан терялся в догадках.

Тишину просторного зала приемной нарушали лишь шаги медсестер и храп с единственного дивана. Севан удивленно остановился. Леди Риволл нетерпеливо сверилась с наручными часами:

– Только в северном корпусе госпиталя так тихо. Прочие гудят, но врачей и коек предостаточно. А эти… наотрез отказались уходить. Спасибо, что не притащили свою курицу. Поторопимся. К часу приедут Альберт и А́ндрий. Его Величество тоже заинтересован, но ему небезопасно покидать Аркон.

– Курицу… – обескураженно повторил Севан.

«Невероятно…» – он покачал головой. Две стремительные, как ураган, женщины воистину были одинаковыми. Ему не раз говорили, что леди Риволл не любила расшаркиваний, но он не предполагал в ней… такой граничащей с грубостью прямоты, отнюдь не свойственной альконской аристократке. Понятно, почему ее раздражала внучка.

Диван занимала команда «Аве Асандаро». Наверняка торчали в госпитале с тех пор, как Марию положили под капельницу, будто их присутствие могло ее вылечить. Вильгельм Горрент откинулся на спинку и храпел. Константин Ивин, напротив, свесил голову на грудь и дышал ровно, спокойно. Устин Гризек разлегся поперек обоих с открытым ртом. Ашур дремал на ветке за окном – «курица» притащилась сама.

Перед госпиталем ждал служебный «рейл».

Леди Риволл села в водительское кресло, Севан – рядом, и она на высокой скорости повела экипаж к носу Венетры.

Город успокоился, но его уродовали отметины ночных столкновений. Белые стены домов замарала копоть; кое-где еще поднимались к небу столбы дыма. Витрины пестрели антимонархическими призывами, окна щерились трещинами. Отмывавший вывеску антикварной лавки грузный мужчина проводил «рейл» настороженным взглядом, однако в основном встречались рабочие городских служб и волонтеры. Простые обыватели прятались по домам.

На улицах громоздились баррикады. Леди Риволл дважды меняла маршрут, сквозь зубы комментируя труды мятежников. Когда «рейл» выехал на серпантин, Севан увидел на склоне промышленный район. Сход лавины крепко засел в голове, и его снова передернуло. Остовы домов склепами высились над застывшими потоками грязи. Среди руин бродили обездоленные люди и лавировали экипажи медицинских бригад; мелькали оранжевые спецовки спасателей. Севан машинально поискал глазами ребенка из видения, но, конечно, не нашел.

– В каком состоянии квартердек? – спросил он.

– Цел. Хуже всего пришлось рабочим и среднему классу. Барон Эмрик Архейм знал, кто не готов к мятежу и кого проще разозлить. Даже самого лучшего саблиста толпа повалит на землю и банально забьет вырванными из мостовой булыжниками.

– И чем жестче мы пытались бы ее подавлять…

– …тем скорее беспорядки стали бы войной.

Севан кивнул. Он не знал, как именно Служба подаст события обществу, но не сомневался – выгоднейшим для его величества образом. Леди Риволл знала подход к соотечественникам. Ее уважали за то, что после гибели супруга в Гражданской войне она собрала ополчение и не пускала мятежников в графство, пока силы Короны не разгромили восставших.

– Почему вы сами приехали за мной, а не отправили кого-нибудь?

– Вы знаете ответ.

«Не за вами», – услышал Севан.

– Сегодня все слишком устали, чтобы всматриваться, – леди Риволл пожала плечами. – Другой возможности могло и не представиться. Но вы… мистер Параноик. Я вас недооценила.

Гитец смешался. Леди Риволл обидно рассмеялась и вырулила на полубак Венетры.

Выйдя из экипажа, Севан не сразу нашел вход в помещения Службы. Они располагались внутри корабля – снаружи виднелась лишь одноэтажная надстройка с коваными украшениями на иллюминаторах и орнаментированной массивной дверью. Оплетавшие наличники узоры в виде сов и дубовых листьев появились по прихоти первого руководителя венетрийского отделения.

Леди Риволл с Севаном подошли к двери, и им открыли. В холле, не обращая внимания на двух агентов, ходил сухощавый альконец – Роман Тенев, бессменный секретарь лорда Корвунд.

– Добрый день, вас уже ждут, – сказал он и направился к лифту в центре холла.

Три человека с трудом поместились в маленькую квадратную кабину с ажурными стенами: снова дубовые листья, снова совы. Тенев запустил механизм поворотом колеса на двери, и лифт поехал вниз. Мимо пассажиров проплыли древние переборки с потускневшими от времени заклепками и покрытые вековой пылью трубы внутренних коммуникаций с безжизненными датчиками. Венетра давно умерла как корабль, а Службу не интересовали артефакты.

Леди Риволл вышла первой, толкнула единственную дверь на палубе – в обзорный зал на носу.

Севан прищурился. Каюту с большим овальным столом заливало солнце. Она опасно нависала над ущельем – гигантский иллюминатор смотрел на подпиравший горизонт кряж. Полдень смыл тени, и скованные льдом пики сливались с бледневшим в вышине небом. Властвовали белый, черный и зеленый: снег, камень, сосны. Катуэйские горы во всем великолепии.

– …ничего нельзя было сделать! Я даже не заметил, пока не сработало! – в запале договорил просветленный-чтец Колин Лелев.

Услышав Колина, Севан дернулся. Он забыл про него, Янниса Ропулуса, остальных агентов и Георгия Гейца. Последние трое хотя бы находились в диспетчерской, когда появилась леди Риволл. Однако не сообщить о раненых – серьезный промах. Севану полагалось сказать о них сразу после возвращения связи, или в худшем случае, едва очнулся в госпитале. Он попросту забыл о Колине и Ропулусе, и халатность не оправдать запечатанной интуицией.

Чтец успокаивающе улыбнулся Севану, явно заглянув в его мысли.

– Никто вас не винит, чтец Лелев, – ответил лорд Корвунд.

Высокий, с внимательными серыми глазами и стянутыми в косу пышными седыми волосами, он сидел на стуле спиной к иллюминатору. От спокойного, но глубокого голоса волоски на коже Севана выпрямились иголочками. Он вспомнил, как в Кадоме, столице Гита, глава Службы приказал ему заснуть.

– Извините, Майера, чтец Лелев принес срочные новости.

– Я догадалась, – леди Риволл расстегнула пальто и передала Теневу. Секретарь повесил его на крючок у двери. – Да и вы с Андрием приехали раньше.

Сэр Андрий Гра́нский, баронет, руководитель гитского отделения, поднял голову от стопки лежавших перед ним досье. На длинном носу сверкнули дольки очков, на воротнике мундира – надраенные до блеска дубовые листья. Он встал, резкий и угловатый, как начерченный с сильным нажимом зигзаг, и протянул леди Риволл руку. Та сдержанно вложила в пальцы ладонь. Гранский наклонился к черной бархатной перчатке, изобразив символический поцелуй.

Лорд Корвунд тоже поднялся. Майера подошла к нему поздороваться, покончив с приветствиями.

– Мистер Тенев, – вернулся на стул лорд Корвунд, – помогите чтецу Лелеву подготовить все полагающиеся бумаги касательно трагической ситуации на допросе. Потом я вас вызову.

Севан удивленно моргнул. Раньше глава Службы по возможности держал секретаря рядом с собой.

– Слушаюсь, милорд.

Тенев и Лелев вышли. Севан остался с руководителями Службы. Гранский протер очки и отодвинул от себя досье.

– Итак, что за новости принес Пони? – леди Риволл сняла перчатки. Севан отметил, как легко она раздавала прозвища. По виду Гранского и лорда Корвунд – привычка возникла у нее не вчера.

– Адриан Лангаль умер во время допроса, – переплел пальцы глава Службы.

Севан проглотил скоропалительную догадку. Будь у Лангаля яд, он раскусил бы капсулу еще в диспетчерской, раньше, чем раскололся. Прочее Никис обнаружил бы при обыске и изъял.

– Кто-нибудь из вас слышал про «вложенные приказы»? – продолжил лорд Корвунд.

– Практика просветленных? – спросил Гранский.

– Да, из моей области. Церковная школа мало кого этому обучает. Вложенный приказ инициируется при заданных условиях. Судя по всему, Лангалю полагалось умереть, если захочет рассказать о чем-то или о ком-то. В нашем случае Лелев допытывался о нанимателях Архейма.

– Бедный Пони, – искренне сказала леди Риволл. – Застрять в голове трупа – шок для чтеца. Думаете на Илону Майм, Альберт?

– Очевидный вариант.

– Мне претит мысль, что такие практики доступны еретикам, – признался Гранский. – Особенно, если эти еретики работают на Греон. Духовный наставник Альконта придет в ярость. Не направить ли сразу запрос разведкрыльям?

– Направьте, пусть выясняют о просветленных в Греоне. Можете переориентировать и нескольких резидентов. Насчет Майм церковники захотят разобраться самостоятельно. Они не любят вмешательства посторонних. Надеюсь, обойдется без охоты на ведьм… – лорд Корвунд задумчиво барабанил пальцами по столу, подводя в голове итоги, но пока не делясь ими. – Мистер Ленид, давайте отчет. Майера, подключайтесь и дополняйте по необходимости.

Севан начал подниматься из-за стола, точно примерный курсант, которого профессор вызвал отвечать на кафедру, но под насмешливым взглядом леди Риволл сел обратно. С минуту собирался с мыслями. Его никто не торопил. В тишине отчетливо постукивали пальцы лорда Корвунд.

Севан снова рассказал о двухнедельном ожидании встречи с последователями Жерана Кернье, визите Марии к подполковнику Микаилу Цейсу, достопочтенному виконту Орманд, и ловушке Илоны. Затем перешел к свежим сведениям. Детально описал западню в особняке Микаила, события перед отключением связи и света и полет к Георгию. Поймав себя на симпатии к старому механику, Севан нарочно сухо изложил часть про технические палубы и диспетчерскую.

Однако леди Риволл заинтересовалась и спросила о маршруте. Получив пояснения, она, к облегчению Севана, дала свой обзор ситуации. Он не перебивал, решив не заострять внимание на козыре Архейма и лжи Алеманду. Севан до сих пор не знал, чем конкретно барон планировал шантажировать офицера, и надеялся услышать ответ до того, как расписался бы в действиях наугад.

– Кстати, как леди Фаина? – спросил Гранский.

– В порядке, – ответила леди Риволл. – Мой целитель – дикий сноб. Рана дочери графа – дело нешуточное, а какой-то гитский джентльмен с подозрительными наемниками подождут, невзирая на прямой приказ.

Севан нервно сглотнул: «Амилла не должна узнать…»

– Уже нашли часть обломков «Стригас». Мистер… – леди Риволл скользнула взглядом по досье, – ах да, Горрент сообщил координаты места крушения. Но тела поисковый отряд еще не обнаружил.

– В смерти Архейма меня убедит лишь его труп, – отрезал лорд Корвунд. – Орманд погиб. Суд над Белыми совами – внутреннее дело Флота и не выйдет за пределы Адмиралтейства. Что с последователями Кернье?

– Мистер Параноик отыскал всех, кто присутствовал на встрече. Я задержала их родственников, партнеров, семью виконта и пару его близких друзей. Проверки займут время, но им безопаснее под охраной. Лавина в промышленном районе взбесила горцев, – на последней фразе из голоса леди Риволл пропали ироничные нотки. Она дотронулась пальцами до мочки уха и встала у иллюминатора, скрестив руки на груди. Глаза потемнели, словно небо накануне шторма.

– Стелете жестче, чем я в Гите, – заметил Гранский.

– Жестче? – резко переспросила она. – А знаете, шутят, следующая альконско-греонская война будет десятой, юбилейной! Вы считали, они заглянут к нам на вечерний чай и уйдут, не разнеся полдома?!

– Майера… – проронил лорд Корвунд.

– Я не вижу иных причин этого безумия, Альберт!

– Леди Риволл, – он вложил в голос Звучание и дипломатично, но безжалостно закончил: – Я доверяю вам и вашим решениям и прошу помочь Его Светлости поскорее подготовить Венетру на случай визита греонского флота.

Она зажмурилась в немом бешенстве.

– «Мистер Параноик», – лорд Корвунд устремил взгляд на Севана. – Вам подходит. Можете идти. Сдайте дело и вместе с Лелевым езжайте в местный филиал Церковной школы. Майера рассказала, как вы попали в госпиталь? Не пробуйте больше силы без наставника, пока не научитесь их контролировать.

– Милорд, – нерешительно возразил Севан, – учитывая степень моего участия в деле, мне стоило бы…

– Мистер Ленид, – мягко прервал лорд Корвунд и улыбнулся, – вы благополучно разрешили греонскую, – он сделал упор на слове, – ситуацию и предотвратили большую беду. Дело о последователях Жерана Кернье закрыто. Я рекомендую вам отдохнуть, восстановить силы, написать подробный отчет и заняться обучением. Уставший, нервный и припадочный сотрудник малоэффективен в отличие от спокойного, отдохнувшего и ясновидящего.

Тон не предполагал споров. Севан вежливо наклонил голову.

– Вопросы?

– Кто соберет показания коммандера Алеманда и леди Фаины?

– Мог бы Варлин, но ему ночью досталось – он не скоро поправится. Направлю Лелева. Так лучше, учитывая ваш стиль работы и характер младшего Кречета. Он не вышвырнул вас в небо только из уважения к дубовым листам на воротнике – вы служите, невзирая на травму.

Севан побледнел и потер зазудевшую под бинтами кисть. Его пугала уже одна мысль оказаться среди бесполезных калек.

– Альконт ответит греонцам?

– Порой полезнее сделать вид, будто мы ничего не заметили. Я порекомендую Его Величеству брать с собой больше Беркутов в охрану и не увеличивать, по крайней мере явно, пограничное присутствие Флота на юго-востоке.

– Вы… – Севан поколебался, – нашли, как утекала информация?

– Конечно, – глава Службы посмотрел гитцу в глаза. – Достаточно глядеть под ноги, чтобы не спотыкаться. Все?

Теперь Севан понял. Он получил ответ, еще когда лорд Корвунд отослал со встречи секретаря.

– Последний вопрос…

Он не сожалел, что втянул Марию в смертоубийственное дело, но ощущал некоторую ответственность за ее будущее. Перед ней открылась возможность завязать с нелегальным прошлым и служить Короне. К тому же за время расследования члены экипажа «Аве Асандаро» узнали много секретных сведений. В любой момент они могли выкинуть финт, не укладывавшийся в планы его величества. Было опасно отпускать их в вольное воздухоплавание.

– Если насчет доктора Гейц, то я собираюсь расширить штат, – просто ответил лорд Корвунд.

Леди Риволл медленно повернулась:

– Что?!..

2012

За последний век Эдуард не единожды посещал Бронгальд, хотя не выносит этот город. Неприязнь ко всему греонскому у альконцев в крови. Столица королевства напоминает ему улей отвратительных насекомых – не спасает даже выверенная планировка пересекающихся под прямыми углами улиц. Греонцы гонятся за геометрическим совершенством, не заботясь об архитектурном ансамбле: однообразные стены черны от смога, за трубами не видно неба.

Эдуарда всегда приводят в Бронгальд дела. Нынешняя поездка – не исключение. Алхимик хочет, чтобы он завербовал человека, который обобрал до нитки треть лордов Коронной Коллегии и вышел сухим из воды. Она искала его много лет. Мошенник умело скрывался, меняя лица.

Наконец о нем доложил один из бронгальдских информаторов.

Маленький ресторанчик возле железнодорожного музея называется «Толстый король». На вывеске красуется белая шахматная фигура. Однако Эдуарда она не интересует. Тот, кто нужен альконцу, носит иной титул и сейчас наслаждается обедом у окна под вывеской.

Эдуард входит в ресторанчик и, кивнув ему как старому знакомому, присаживается за стол. Со стороны – встреча приятелей. Рядом мигом возникает гарсон. Эдуард выбирает из меню мясную закуску и бутылку относительно сносного красного вина.

Обедающий цепко его изучает. Альконец задумывается, хватило ли тому внимательности заметить необычный покрой плаща, скрывающий металлическую руку, или нет.

– Вопреки заблуждениям персонала, мы не представлены, – замечает человек, едва гарсон отходит.

– Я вам – несомненно. Вы, барон Эмрик Архейм, мне заочно знакомы.

– При добрых обстоятельствах, надеюсь?

– Ваши успехи меня радуют. Наверное, у вас еще хватает планов на будущее?

– …Слишком личный вопрос, – Архейм промокает полные губы бумажной салфеткой.

С минуту оба молчат. Барон явно дает собеседнику возможность объяснить свой интерес.

– Вам никогда не казалось, что вы достойны большего, чем звание афериста? – спрашивает Эдуард.

– Внезапно. Разве альконцы высокого мнения о греонских титулоносителях?

– Давайте начистоту. Я знаю про все ваши дела. «Жемчуг» в Альконте, восток Россона, центр Харана…

Архейм любезно улыбается, но в глазах светится сосредоточенное напряжение.

– Вы – очень талантливый человек: живы, на свободе и не в бегах. Но сколько еще сможете заниматься любимым делом?

– Пока на покой не собираюсь, – сдержанно отвечает Архейм.

– Рано или поздно о вас узнают везде, кроме захолустья. Готовы провести остаток жизни в оскирийской деревне?

Возвращается гарсон, избавив барона от необходимости ответить немедленно. Расставляет закуски и бокалы, открывает вино. Эдуард не отрывает взгляда от Архейма. Барон слишком благоразумен, слишком осторожен.

– Я легко затеряюсь и на Джаллии… – произносит он, обведя рукой стол. – У меня скромные запросы.

– Материальные – да…

Барон театрально вздыхает.

– Я вижу творца, – продолжает Эдуард. – Вы уже набили руку, навострились, велоцираптора съели – достигли вершин мастерства, проще говоря, но… в равной весовой категории. Побеждаете легко. Без усилий. Не встречая по-настоящему сложных задач для своего отточенного интеллекта.

В глазах Архейма мелькает вспышка. Вольно процитированная догма Института Инженеризма задевает что-то в его душе.

– Я хочу предложить вам крайне сложную задачу, – Эдуард таинственно понижает голос.

– В другой «весовой категории»? – взяв бокал с вином, Архейм наклоняется к собеседнику.

– Да… Кое-что насчет Альконта.

– Мне там не обрадуются, – предупреждает барон.

– Поверьте на слово – я дам вам все для поистине пламенной премьеры, – альконец поднимает бокал для тоста. – Готовы обсудить?

Столица Команда «Аве Асандаро». Прощальное письмо. 28.08.2015

Первые столкновения между традиционалистами и сторонниками Эдуа́рда Фиа́рина, Его Светлости герцога Ветск, датируются мартом 1925 г. Фиарин решил заставить силой признать свою власть и начал уничтожать претендентов на престол. За развязанную междоусобную войну и жестокость его прозвали Кровавым герцогом.

Противостояние длилось полгода. Традиционалистов сплотил Эдгар I Маркавин, Его Светлость герцог Гитский. Он долго придерживался нейтралитета и тайно собирал сторонников, хотя сам находился в середине списка престолонаследников. Однако благодаря Фиарину очередь сильно сократилась. Когда Маркавин выступил против него, обвинил в измене и поклялся изгнать из королевства, то имел все шансы стать новым монархом.

Заявление «гитского выскочки» разъярило Фиарина. Он атаковал владения Маркавина и попал в тщательно спланированную ловушку. Пятичасовое сражение закончилось для Фиарина разгромом. Он бежал на запад, был сбит на перехватчике у россонской границы и считается погибшим. Место крушения не нашли.

Лют Таргед, профессор истории Джаллийской академии философии

Капитан Лем Декс стояла перед зданием Адмиралтейства на Арконе и озадаченно покусывала верхнюю губу.

Трехэтажное П-образное строение выходило двором на площадь Наримова. По его бокам выстреливали ввысь две башни, а между ними тянулась колоннада цвета парного молока. На правом шпиле развевался флаг Альконта, кипенный с золотым кругом посередине, на левом – Кирийский стяг, бело-голубое полотнище Флота с расходящимися из центра солнечными лучами. Купол отливал бронзой; над главным входом играли тенями барельефы с самыми значимыми воздушными битвами в истории королевства.

Мимо Лем проходили офицеры: белые мундиры военно-воздушного корабельного корпуса, кожаные куртки пилотов, черная форма Крылатой пехоты. На капитана бросали недоуменные взгляды. Женщинам здесь было не место.

Лем покрутила в руках конверт. На сломанном сургуче виднелся оттиск дубовых листьев Службы государственного спокойствия Альконта. Набранный на машинке текст предписывал посетить Адмиралтейство двадцать восьмого августа в пять вечера. Внизу – печать лорда Альберта Корвунд, будто Лем являлась постоянным агентом, а не временной сотрудницей. Капитан не понимала, почему лорд не пригласил ее для беседы в свой кабинет: штаб Службы располагался неподалеку.

По правде, ей не хотелось встречаться с лордом Корвунд – смертоубийственный визит к Илоне Майм не заронил внезапную любовь к просветленным. Однако после работы на родное королевство и ремонта «Аве Асандаро» у нее не хватало денег даже на кофе. Галиоту запретили покидать столицу, и Константин снял часть личных сбережений, чтобы команда не голодала из-за простоя.

В стрельчатых окнах Адмиралтейства плавилось вечернее солнце. Мария сморгнула капнувший в глаза блик и спрятала конверт в дымчато-синий клатч: «Надеюсь, нам наконец заплатят…»

Она откинула назад полы серого льняного жакета. За месяц раны зарубцевались, переломы срослись. Вильгельм Горрент снова удивился, как быстро все зажило, и предложил отсечь ей мизинец – проверить, не отрастет ли, точно хвост у ящерицы. Самое страшное, что, возможно, отрос бы… Доктор потрогала языком клык, качавшийся после драки с Лейдом Сэйтоном. Зуб встал обратно, словно ничего не случилось.

Мария пока придержала открытие при себе. Оно ее испугало.

Поправив узел шейного платка и воротник рубашки, она щелкнула «луковицей» и убрала руки в карманы зауженных брюк длиной до щиколоток. Невысокие каблуки процокали по булыжникам двора. Игнорируя взгляды военных, Мария поднялась к главному входу и шагнула в холл.

– Добрый вечер, – обратилась она к молодому человеку за секретарской стойкой, – я – доктор Мария Гейц. Мне назначена встреча.

– Одну минуту, – он недоверчиво открыл журнал. Изучив последнюю страницу, секретарь поспешно схватился за телефон.

– Не нужно, я уже здесь, – от стены отделился неприметный силуэт. Пепельноволосый альконец в форме без знаков различия окинул Марию пристальным взглядом, будто разобрав на косточки. – Здравствуйте, доктор Гейц. Вы без оружия?

– А на Арконе появилась мода навещать министерства с револьвером? Конечно, – она демонстративно крутанулась на месте.

Альконец еще раз ее оглядел.

– Идемте со мной.

Провожатый обогнул секретарскую стойку и направился мимо главной лестницы в правое крыло. Его шаги гулко отдавались под арочным сводом коридора. Мария шла следом и гадала, кто он. Погон нет, форма темно-зеленая с золотистыми пуговицами и лампасами. Манера поведения ни о чем не говорила. Альконец мог оказаться и мелким чиновником, и личным посыльным адмирала.

Вскоре ряды дубовых дверей в кабинеты закончились, и он подождал Марию перед винтовой лестницей в башню.

Подъем занял несколько минут. Спираль из неравных отрезков тени и лившегося из узких окон света пронзала башню снизу доверху. Ступени завершились площадкой, заключенной в обшитый деревянными панелями цилиндр. В помещение под крышей вела единственная дверь с резным медальоном. На вертикальном овале красовались корона монарха и воздушный фрегат, герб Адмиралтейства, а между венцом и кораблем – скрещенные скипетр и церемониальный меч.

Мария ощутила некоторую нереальность происходящего.

Альконец постучал. Из-за двери раздалось «входите». Он пропустил доктора внутрь и остался на площадке.

Мария заглянула в кабинет. Вход располагался по центру, и комнату не было видно целиком. Интерьер строгий. На стенах – дубовая облицовка с геометрическим орнаментом, на окнах – бежевые портьеры. Вид на площадь Наримова и задний фасад Игорендского дворца; за часовней клонилось к горизонту солнце. В углу – застекленный стеллаж с искусными моделями воздушных кораблей. Сбоку заметен край заваленного бумагами рабочего стола.

Мария вошла и растерянно осмотрелась. Альконец бесшумно закрыл дверь.

– Добрый вечер, доктор Гейц. Встреча неофициальная – смело присаживайтесь, пожалуйста, – сказал Его Величество Алег VI Маркавин и указал на второе кресло. Он сидел у стены, невидимой от входа, и водил над подлокотником остро наточенным простым карандашом, будто записывал что-то на невидимом листе бумаги.

– Добрый вечер… Ваше Величество, – Мария изобразила реверанс.

Маркавин кивнул и подождал, пока она сядет. Карандаш сделал новую пометку.

«Как на листе собственной памяти», – подумала Мария.

Шептались, что его величество обладал редким проявлением просветления. Он запоминал все и прекрасно разбирался в человеческих эмоциях. Вроде бы именно за это, а не за герб Алега и прозвали Маркавинским Лисом.

Повисла неловкая пауза.

– А я думал, вы теперь не лезете за словом в карман, – сказал Маркавин с неподдельным обаянием. – Или по-прежнему предпочитаете отвечать, подстригая газон Коронной Коллегии?

Мария невольно улыбнулась. Его величество опять сделал пометку.

– Так-то лучше.

В начале лета ему исполнился тридцать один год. Маркавин был младше Марии, но правил уже десять лет и имел наследника. За время у власти он провел немало успешных реформ, добился пересмотра торгового соглашения с Джаллией на выгодных для Альконта условиях и выиграл войну с Россоном.

Когда умер Эдгар II, Маркавин учился в Летной академии, и Мария пару раз видела его издалека. Он выпустился досрочно. После коронации о службе не шло и речи, кроме символических вахт на мостике Аркона. Поэтому до россонского конфликта политологи считали положение юного монарха шатким. В глазах традиционалистов только победа над соседом подтвердила его право на трон.

Маркавин провел карандашом по ежику платиновых волос – он заплетал в косу лишь несколько длинных прядей на затылке. Грифель лег за ухо, и его величество протянул Марии ладонь для рукопожатия:

– Мне приятно познакомиться с вами.

Помедлив, доктор твердо стиснула тонкие и длинные, словно у музыканта, пальцы. В юности она и помыслить боялась о подобной чести. Повзрослев и набравшись опыта – отнеслась без замирания сердца и по-деловому, подозревая тонкую манипуляцию. Мария не обманывалась на свой счет.

Улыбка на заостренном лице Маркавина стала шире. Он снова взял карандаш, и тот продолжил виться над подлокотником.

– Честно говоря, не был уверен, что вы не откажетесь от рукопожатия.

Мария не спросила почему. Она помнила скандал из-за угона «лейкора» и ажиотаж вокруг «Причин Гражданской войны». Ее статьи регулярно портили аппетит Коронной Коллегии и лично Маркавину. Да, Высшая школа истории Альконта на Арконе как-то пригласила прочитать курс лекций, но доктор не верила в признание на родине. Соотечественники скорее стремились показать материку, что не чужды либеральным взглядам, чем прониклись исследованием.

– Чем же я обязана подобной… высокой встрече? – Мария и впрямь будто разучилась говорить. Слова отказывались соединяться в предложения, а протискиваться сквозь губы и подавно.

Маркавин взял с колен кожаный тубус и протянул ей.

Доктор достала бумаги с гербовой печатью его величества, кирийской лентой Адмиралтейства и серебряным дубовым листом Службы на цепочке. Скользнула по тексту глазами и, удивленно хмыкнув, вынула из клатча футляр с очками. Надела оправу на кончик носа и внимательно перечитала документ.

– Вас живьем сожрут, – холодно резюмировала она.

– Я сам сожру кого угодно, – Маркавин по-лисьи прищурил малахитовые глаза.

– Вы правда думаете, что это сотрет жирный крест с моего досье? Или заставит меня забыть увольнение под финал итогового вылета?

– Это не извинения и не просьба о прощении. Сейчас вы слишком хорошо разбираетесь в политике, чтобы не понимать причин отмены закона о женской воинской службе на фоне обострявшихся в то время отношений с Россоном.

– Тогда что это?

Маркавин со вздохом встал и подошел к окнам.

Сквозь ромбы наборного стекла искрился калейдоскоп Аркона: пересекающиеся под прямыми углами улицы, вкрапления парков, пруды и фонтаны, Главная церковь, роскошные особняки аристократии, кварталы обывателей и черневшие по краям небесного города спальные районы. Великолепие и бедность. Томившийся на аэродроме-свалке «Аве Асандаро» был отсюда не виден.

– Прошло десять лет, многое изменилось. Сегодня вы не захотите сесть в перехватчик и подчиняться человеку, для которого будете лишь новым неоперившимся юнцом… Хуже – девкой. Вы уже капитан, а на Флоте вас не воспримут всерьез, постараются выжить, – Маркавин крутил карандаш в пальцах. – Одни вас ненавидят, другие открыто презирают. Вы даже превратитесь в мишень, если сильно привлечете внимание в высшем свете и возникнет риск скандала вокруг какой-то влиятельной семьи.

– Неужели? – Мария вскинула бровь.

– Аристократы не любят выглядеть плохо. Вы олицетворяете собой все – или почти все, – идущее вразрез с традициями. Я наслышан о вашем упорстве. Вы не просто добились бы звания адмирала, но и выдрали бы из меня титул, при необходимости зубами. Исключительно доказывая, что лучше любого альконца с наибезупречнейшей родословной, – Маркавин постучал обратной стороной карандаша по подоконнику. – Но зачем бессмысленная борьба, когда вы и так… хороши?

– Лесть?..

– Нет. Не вы ли вынудили лордов покинуть Коронную Коллегию через двери для прислуги? Меня, признаться, тоже. Только альконцы ценят в женщинах совсем иные достоинства. Я в состоянии представить и, как ни странно, понять, что вынудило вас переродиться подобным образом. Время не стоит на месте – чужие веяния давят. И я предпочел бы избежать пикетов разъяренных суфражисток. В моих силах создать прецедент. Пусть вы не пойдете в авиационный корпус, но я даю вам ключ открыть двери мечтающим завоевать небо. Однажды общество их примет.

– А что получите лично вы? – спросила Мария.

– Кого. Надежного человека, капитан Гейц.

– «Капитан Гейц»… – она цокнула языком. – Я пока не согласилась.

– У вас неделя на ответ, – Маркавин передернул плечами. – Возьмите бумаги. Никто не принуждает, но второго предложения не поступит, тем более лично от меня. Вашу оплату за работу на Венетре перевели в Королевский банк. Надеюсь, премия приятно удивит и покроет все летние расходы.

Маркавин достал кожаный портсигар с золотым тиснением, открыл и ненадолго замер. Еще раз вздохнул. Опять убрав карандаш за ухо, он взял узкую сигарету.

– Капитану Аксаневу бы понравилось… К слову, без его ходатайства выходка с «лейкором» не прошла бы для вас безнаказанно. Он был убедителен. Подумайте об этом. Можете идти.

Мария направилась к дверям и взялась за ручку, но остановилась.

– У меня есть просьба.

– Я слушаю.

– Возле Крайнего аэродрома находится участок с разрушенным домом. Последние владельцы – Ивины. Земля давно без хозяев и вернулась Короне. Мой механик жил там в детстве, – доктор сделала паузу и с трудом вытолкнула: – Нужно или целое состояние, или ваше разрешение.

– Неужели все? – Маркавин держал сигарету как карандаш.

– И два гражданства.

– Пусть мистер Ивин поговорит с юристами Королевского банка хоть завтра. Мистеру Горренту и мистеру Гризеку – дорога в Генеалогическую коллегию. За мистера Ашура не просите. Обойдется.

Мария поняла: разговор окончен. Попрощавшись, она в глубокой задумчивости вышла на лестницу. Когда закрылась дверь, Маркавин закурил.

Напоминание о капитане Родионе Аксаневе, достопочтенном графе Ло́минск, выбило Марию из колеи. Она напрочь забыла про годовщину его смерти. Прозванный в Летной академии за выразительный нос Коршуном инструктор во многих отношениях заменил ей отца. Доктор ощутила прилив глубочайшего стыда и шепотом пообещала зажечь дома свечу у траурной фотографии. В конце концов, в Офицерский мемориальный сад ее не пустят. Алеманд обещал отвести туда, но пропал с завершением венетрийского расследования. Мария его не винила. После похищения леди Фаины и захвата «Вентас Аэрис» ему грозило строчить отчеты до старости.

Пепельноволосый альконец проводил Марию обратно в холл. Теперь, зная, что искать, она легко нашла на лацкане мундира маленького золотого беркута. Провожатый принадлежал к гвардии его величества.

В холле Мария встала у окна, открыла тубус и поднесла бумаги к свету. Она чувствовала, как любопытный секретарь наблюдал за ней из-за стойки, но хотела убедиться, что предложение не приснилось.

«Точно, Лис!» – Мария звонко рассмеялась.

– Полагаю, у вас есть веская причина радоваться? – негромко поинтересовался знакомый голос за ее спиной.

Оборвав смех, Мария обернулась. Позади стоял Леовен Алеманд, капитан фрегата «Вентас Аэрис», командир восемнадцатой боевой группы. Левой рукой офицер придерживал у бедра кожаный планшет. Мундир выглажен, фуражка снята, волосы уложены волосок к волоску.

Доктор не думала его здесь встретить, но неожиданно для себя искренне улыбнулась.

– Премия, – она быстро свернула бумаги и спрятала тубус в клатч. Сомнительно, что Алеманду понравился бы «прецедент» Маркавина, а спорить на виду у всего Адмиралтейства не хотелось.

– Я искал вас, – он тепло посмотрел ей в глаза. – Мистер Ивин сказал, Служба прислала вам вызов, чтобы подвести итоги. А тут… Знаете, порой военные как старые сплетницы. Вас было легко найти.

Мария обеими руками убрала волосы за уши.

– Сложно не заметить дочь ненормального россонца там, где она вообще не должна появляться?..

Последний раз они разговаривали в Кадоме. Обидные слова Алеманда въелись в память. Марию всю жизнь макали в происхождение, словно в грязь. Однако никто не преступал невидимую черту – не называл дочерью безымянного мерзавца. Она не хотела иметь с отцом ничего общего.

– Я пришел не ругаться или настаивать, чтобы вы приняли мои извинения за грубость в библиотеке, – Алеманд продолжал изучать ее лицо. – Офицерский мемориальный сад открыт до ночи, и мне…

– Хотелось бы выполнить обещание?..

– Окажете честь? – он с непроницаемым видом подал руку.

Смерив офицера взглядом, Мария сдержанно взяла его под локоть. Алеманд с облегчением выдохнул, словно прошел минное поле.

Они покинули Адмиралтейство, миновали двор и свернули на кленовую аллею. Мария напряженно молчала. Алеманд оттолкнул ее в тренировочном зале «Вентас Аэрис» и сам поцеловал в Кадоме. Она не представляла, чего ждать, и не понимала, как к нему относиться. Он притягивал – мужеством, рассудительностью. Привлекал и физически – Лем предсказуемо сорвалась в запале. Но его снобизм навевал тоску. Мария знала ее причины и не хотела над ними размышлять.

Широкие кленовые аллеи тянулись к скверу перед Мемориальным садом с обеих сторон Адмиралтейства. Кроны еще не начали краснеть. Под деревьями отдыхали влюбленные, у фонтана устроила пикник маленькая семья, юная леди читала на скамейке под присмотром дуэньи. Марию и Леовена провожали взглядами. Доктор запоздало подумал, что прогулкой под руку с неизвестной брюнеткой в брюках он дал свету повод для сплетен до конца осеннего сезона.

Алеманда, похоже, это не волновало. Офицер накрыл пальцы Марии на своем рукаве ладонью и тихо произнес:

– Мы с сестрой в неоплатном долгу перед вами.

– Меня наняла Служба, – отмахнулась она.

– Я не верю вам. Вы – не наемница. Вас нельзя просто купить, – Алеманд остановился и свободной рукой убрал упавшую на серые глаза прядь. Мария отстранилась. – Не считайте, что я не способен увидеть небо за облаками.

«Вы воображаете то, чего нет», – собиралась возразить она, но, решив не лгать, перевела тему:

– Вы раньше навещали Коршуна?

– Реже, чем хотел бы, – признался Алеманд.

Часовые Мемориального сада мазнули взглядами по мундиру офицера и молча дали посетителям войти.

Мария грустно усмехнулась. Было слегка несправедливо пускать сюда лишь военных и их близких, зато память усопших не тревожили понапрасну. Ниши в колумбариях выделяли только за заслуги перед Короной. Прах Коршуна находился здесь по праву.

Алеманд знал: тут есть урны с пеплом предков. Родным разрешат оставить в Мемориальном саду и его прах – в планшете лежала обтянутая голубым бархатом коробочка с «Благодарностью Элеоноры». Награда клеймом жгла бедро через шкатулку, сумку и плотную ткань брюк.

«Озаренные Солнцем нередко совершают сложные выборы», – писал Марильд.[21]

Отшлифованный до зеркального блеска диск делили фрегат и дубовый лист. Награду даровали членам Флота, которые помогли Службе сохранить незыблемость королевской власти. В кулуарах шептались – тем, кто чем-то пожертвовал. Алеманд едва не потерял сестру и остро осознавал: из-за его собственного выбора Фаина погибла бы, не спаси ее Мария.

Он никогда не простит себе этого.

– Давай отойдем, – Мария вдруг потянула его на боковую дорожку.

Алеманд послушался. Бросив взгляд назад, он увидел высокого коротко стриженного военного. Альконец шел по центральной аллее, опустив голову, но офицер узнал характерный профиль. Коммодор Анто́ний Аксанев, нынешний достопочтенный граф Ломинск, приходил почтить память отца.

Мария избегала бывшего жениха.

– Сюда, – повел Алеманд.

За Мемориальным садом тщательно ухаживали. Аллеи утопали в зелени, цветах и сиянии мрамора. По обеим сторонам возвышались стены колумбариев с плашками фарфоровых фотографий и бронзовыми табличками. Снимки помнили лица и юношей, и глубоких стариков. Буквы хранили имена и эпитафии. Цифры бесстрастно сообщали время, которое Белое Солнце отмерило усопшим. Под каждым столбцом фотографий находились каменные чаши в виде облаков, где сжигали поминальные письма. Возле них стояли деревянные кафедры и на высоких треножниках – шкатулки с бумагой, писчими принадлежностями и спичками.

Алеманд отвел с пути ветку розового гибискуса и указал Марии на колумбарий из бело-голубого мрамора. Следовало напомнить смотрителям о разросшемся кусте, но нетронутость цветов казалась ему умиротворяющей – очень естественной для Мемориального сада.

Мария остановилась перед стеной и прочитала:

– Капитан Родион Аксанев, достопочтенный двенадцатый граф Ломинск. Семнадцатое августа одна тысяча девятьсот тридцать восьмого – двадцать восьмое августа две тысячи восьмого года. Он дал нам крылья и подарил небеса.

Коршун был ей как отец. Родного отца она не знала, и седой капитан навсегда занял в душе его место.

Алеманд вынул из планшета блокнот и карандаш, прежде чем Мария потянулась к шкатулке. Доктор благодарно взяла их и подошла к кафедре. У офицера потеплело внутри: она не отказалась от его помощи.

Мария начала писать. Каллиграфически выверенные строки ложились на бумагу ровно, точно по линиям.

Вечер, ясный и безоблачный, идеально подходил для поминовения. По чистому небу письмо быстро достигнет вечного света Чертогов Солнца. В Церкви верили: предки наблюдают за потомками – послания усопшим составляли суть поминального ритуала. Сожженные, они дымом возносились к адресатам. Мария считала церемонию красивой и тоже писала мертвым письма, пусть поклонялась Младшим Богам и чаще зажигала в память о почивших свечи.

Закончив, доктор вырвала лист из блокнота и сложила вдвое. Опустив письмо на свежий пепел в еще теплую после визита Антония чашу, она достала из шкатулки коробок. Такие спички, толстые, с бронзово-желтыми головками, выдавали курсантам на ежесезонных сборах. Мария хранила один коробок, с гербом Летной академии, среди немногих памятных и дорогих ей вещей.

Порыв ветра погасил первую спичку. Мария недовольно хмыкнула, взяла вторую. Алеманд помог ей, прикрыв огонек ладонью от ветра. Пламя потанцевало на головке, окрепло и, разгоревшись, перескочило на письмо. Разбежалось по краям листа, закрутило его спиралью. Жаркие пальцы смяли бумагу и разорвали на части. Имя Коршуна на табличке зажглось в отблесках.

Алеманд дотронулся до козырька фуражки и зашептал молитву. Мария наклонила голову. Она молча смотрела, как огонь превращал воспоминания в пепел. Маленькое графство, зеленые луга, тенистые леса и звенящие на шиверах реки. Аэродром в чистом поле, пешие прогулки, вдумчивые беседы у камина с Коршуном и Антонием под красное вино в пузатых бокалах…

Ей нравились те дни. Она чувствовала себя счастливой, как никогда потом.

По щеке скатилась единственная слеза.

Алеманд, поколебавшись, сделал шаг назад, осторожно приобнял ее за плечи и притянул к груди. Узкие лопатки вздрогнули, но Мария не вырвалась, не скинула его руки – замерла, затихла.

От черных волос сегодня пахло не духами и бренди, а дюралюминием и свежим ветром. Аромат пьянил. Мария простит ему «дочь ненормального россонца» – он сделает все, чтобы простила.

Письмо догорело. Последние струйки дыма растворились в небе.

* * *

Добрый вечер, отец.

Я знаю, раньше не обращалась так вслух, но, верю, ты простишь мне маленькое нарушение этикета. Кощунственно предполагать между нами кровное родство. В отличие от моего настоящего отца, ты всегда отвечал за свои решения, слова и поступки.

Я ни разу не связывалась с тобой со дня итогового вылета и сожалею об этом. Однако стоять в шаге от цели и оказаться отброшенной назад без права оспорить приговор – губительное чувство. Внутри вспыхнуло столько ярости, обиды, горечи, что самый близкий и родной мне человек превратился лишь в свидетеля моего унижения.

Я годами убеждала себя, будто ты не примешь вспыльчивую угонщицу обратно, хотя внутри знала: понял бы, простил и помог вернуться домой с достоинством.

Я была несправедлива.

Я бросила Антония, не попрощавшись, и разочаровала его, может, даже сильнее, чем тебя. Он искал встречи, но я не отвечала на звонки и письма – слабовольно спряталась, не желая бередить раны. Я упустила шанс в действительности стать твоей дочерью. А мне хотелось, по-настоящему хотелось иметь такого отца. Я тобой восхищалась.

Восхищаюсь до сих пор.

Вместо извинений я потратила годы, стараясь доказать, что Летная академия лишилась лучшего пилота. Зачем? Кому?.. Дважды выиграла, едва не разбившись, Фелиманские гонки; научилась стрелять, как Молчаливый Братишка, и драться, точно цверг, – размазывала каждого, кто бросал мне вызов. Раньше я росла над собой ради Альконта, но моя преданность королевству отступила на второй, третий… десятый план. Я стала просто капитаном, способным круче других справиться с делом.

Я полюбила свободу. Вольный ветер. Возможность выбирать направления, друзей, работу. Сбросила цепи прошлого и больше не хотела к нему возвращаться. Через миг никогда и не обернулась бы назад… Но Альконт опять ворвался в мою жизнь – как прежде напористо, властно, авторитарно… Такова душа нашего королевства.

Должна тебе сказать: мне предложили вернуться.

Нелепо? Немного.

Я давно не прежняя идеалистка, пусть и продолжаю бережно хранить твои наставления. Они сотворили меня наравне с позорными записями в карточке Семейного реестра и предубеждениями, против которых я борюсь. Порой эта борьба выжимает до капли.

Ты знаешь меня. Ты знаешь, как я отвечу.

Надеюсь, я достаточно хороший командир, чтобы за мной пошла и моя команда.

Твоя дочь,

капитан Мария Гейц.

2015

В гостиной виллы на россонском побережье Алхимик аккуратно водит паяльником внутри металлической руки Эдуарда, соединяя провода. Монокуляр и кожаный фартук придают ей легкое сходство с Часовщиком. Альконец сидит в кресле и ждет, когда она закончит с ремонтом.

– Готово, – Алхимик откладывает паяльник, снимает монокль и фартук, берет с журнального столика дымящуюся трубку. – Проверяйте.

Эдуард крутит кистью, пару раз сжимает металлические пальцы в кулак.

– Лучше прежнего.

– Превосходно, – она защелкивает плечевую крышку и, выходя на балкон, затягивается.

Бриз качает подол легкой юбки и шевелит кончики волос. Эдуард задумчиво смотрит на хозяйку виллы. Он с Алхимик уже много лет, но до сих пор не может предугадывать ее решения.

– Сворачивайте проект и уберите следы нашего присутствия в Альконте, – распоряжается она.

Эдуард напрягается. Он не ожидал подобного поворота.

– Ситуацию еще легко обернуть против Маркавина. Я проделал огромную работу: влияние, люди, оружие…

– И потеряли подавляющее большинство легких и тяжелых фигур партии, – обрывает Алхимик. – Достаточно игр. Убили Часовщика. Мне нужны абсолютно все ресурсы. Нужно выяснить, кто и как.

– Часовщика?.. – Эдуард переводит взгляд на свой протез. – Серьезная потеря… Гениальный человек… Был.

– Со мной связались двое его людей. Они чудом спаслись. Кто-то натравил на Часовщика убийц – и это угроза самой Организации, – Алхимик упирается обеими руками в ограждение балкона, с силой прикусывает мундштук. – Они направляются к «Наследнику Кирия». Прибудут – доставите ко мне, а штаб уничтожите.

– Алхимик, вы торопитесь…

– Погиб король, – напоминает она.

– В Северном Данкеле, – возражает Эдуард. – Мы не знаем, что там на самом деле происходит…

– Вот и узнаем. Прибирайтесь, увозите всех с «Наследника» и доставьте мне людей Часовщика.

Эдуард на пару секунд прикрывает глаза. Потом встает, натягивает рубашку на металлическую руку и неспешно застегивает манжету. На журнальном столике перед ним шахматная доска – фигуры еще не расставлены снова после завершенной партии. В глазах альконца горят опасные огоньки.

Алхимик не видит этого. Она продолжает смотреть на Великий Океан, бесконечный, но равнодушный к ее тревогам. Табак горчит во рту. Часовщик много для нее значил. Она по-прежнему не знает, чем закончился их последний проект, но ответ ей по-прежнему важен.

– Ваше слово – закон, Алхимик.

Эдуард не добавляет «для меня». С него хватит ее приказов.

Эпилог

– …Пока жива, добровольно и верно. Так надлежит мне поступать во всем как преданному воину Его Величества и не нарушать присяги из-за корысти, родства, дружбы или вражды. Ниже подписываюсь и клянусь.

В абсолютной тишине скрипнул росчерк золотого пера.

– Мы принимаем вашу присягу, капитан Гейц, – прозвучало в ответ. Эхо слов разнеслось под сводами парадного зала Адмиралтейства.

Марию и Его Величество Алега VI Маркавина разделяли кафедра, где лежали устав Королевского флота и подписанный теперь приказ, и две ступени. Он сидел в кресле на возвышении. Позади – флаги, альконский и Кирийский, и фреска с изображением Белого Солнца.

На губах его величества Мария заметила мимолетную улыбку. На лицах прочих немногих присутствовавших улыбок не было и в помине. Маркавин разыграл свой «прецедент» с вниманием к деталям. Он не сделал из скандального назначения фарс на общей присяге близившегося Дня Флота, но и не свел клятву Марии к тайному подписанию бумаг.

Лично его величество, два гвардейца, адмирал Королевского флота, пара генералов, глава Службы лорд Альберт Корвунд, ведущий хронику секретарь и военный церемониймейстер – минимум людей, чтобы четко обозначить точку зрения монарха для Коронной Коллегии и общества, не допустив двойного толкования. Дальше новость разлетится в кулуарах.

Стоявший справа от Маркавина адмирал сверлил Марию неприязненным взглядом. Капитан встретилась с ним глазами, выдержав давление. Она – не гость и заслужила право здесь находиться.

Маркавин выдал ей Соколиный патент.

В пятнадцатом веке патент покупали. Он делал вольных капитанов частью Флота, узаконивая право «соколов его величества» захватывать вражеские корабли. Разношерстный сброд портил репутацию армии, и королева Элеонора Иларинд переписала закон. Она решила выдавать патенты только присягнувшим лично ей капитанам, превратив лихих приватиров в самый быстрый военно-воздушный соколиный корпус. А так как «соколы» не годились для сугубо боевых задач, ее величество передала управление ими первому главе Службы, достопочтенному графу Юлиану Аркинд.

Де-юре «соколы» остались в составе Флота. Де-факто – перешли в подчинение Службе с момента ее образования. Маркавин действительно создал забавный прецедент. Лорд Корвунд подал запрос на зачисление Марии в штат, а его величество выписал для дамы Службы патент. Приняв назначение, она попала на Флот. «Соколы» не входили официально ни в одну линейку званий, но причислялись к офицерам как капитаны собственных кораблей.

Мария никогда не думала однажды надеть мундир соколиного корпуса, тем более парадный. Сланцево-синий, двубортный, обрезанный спереди по талии и спускавшийся сзади птичьим хвостом. Белые брюки, высокие сапоги. На серебристых пуговицах и пряжке ремня – герб Флота. Знаков различия пока нет, но церемониймейстер уже поместил на кафедру голубую подушечку с искорками стальных соколов, державших в клювах дубовые листы.

Прихрамывая, адмирал спустился вниз и молча закрепил первую птицу на правом рукаве Марии. Следующим подошел лорд Корвунд, взял второго сокола и задумчиво покрутил в пальцах.

– Куда бы ни повел вас долг, капитан Гейц, – сказал глава Службы, прикалывая значок к ее левому рукаву, и шепотом добавил: – Десять лет – немалый срок. Помните, чего вам это стоило.