Возрождение

Глава 1

В которой Миша находит заказчика, получает массу полезных советов, копается в чужом белье и становится свидетелем побоища

Есть у телефонов такое свойство — звонить неожиданно. Даже если вы будете битый час сидеть и пялиться на эту адскую машинку, внезапный акустический удар (и плевать, что звонок может быть нежным и мелодичным) заставит вас вздрогнуть. И наоборот — если ваш аппарат, дымясь от перегрузки, напоминает о своём существовании каждую минуту, все равно каждый следующий звонок рвёт и без того истрёпанные нервы.

Наверное, к этому можно привыкнуть — если очень постараться. Только вот надо ли? В жизни есть много вещей, «привыкнуть» к которым куда важнее. Скажем, к звонку будильника — не секрет ведь, что человек, разбуженный будильником, испытывает какие угодно чувства, кроме благостных. Приходится привыкать… в определенный момент ловишь себя на том, что просыпаешься сам ровно за двадцать секунд до запланированной побудки и мысленно собираешься с силами, чтобы заткнуть это богопротивное устройство при первом же аккорде. Я уже давно так просыпаюсь, если не ожидается «актированный» день. Вот тогда организм, без всякого понукания, будильник игнорирует напрочь, пусть тот хоть взорвётся. Слух отключается, что ли? Вместе с биологическими часами — организм сказал «можно спать» и баста, всё остальное — побоку.

Сегодня как раз тот самый день, когда будильник никакими усилиями не может достучаться до пребывающего в блаженном беспамятстве разума. И потому звонок телефона был воспринят как самое настоящее издевательство. Как акт агрессии… видит Бог, человек, нагло покусившийся на мои законные и горячо любимые утренние часы, имеет все шансы попасть в число врагов навечно.

Хотя о чём это я?.. кто бы там ни попал ко мне в число врагов, ему от этого ни горячо ни холодно. Нет у меня ни влияния, ни денег, ни достаточно серьёзной группы поддержки, способной навалять моему врагу просто так, «не ради славы», а из одной только любви к самому процессу. Да и сам я тот ещё боец… нет, если сильно припрёт, могу и в зубы двинуть, и посерьёзней что-то тоже могу, особенно при наличии соответствующего повода и если буду уверен, что мне это сойдет с рук. Не то, чтобы я считал это достойной жизненной позицией, но в нашей работе иначе как-то не получается. Ладно, когда имеешь дело с цивилизованным оппонентом, с ним или договориться можно, или припугнуть на крайняк… а вот там, куда нас заносило с дядей Фёдором, за попытку припугнуть обычно сразу бьют в лоб. И ладно, если просто кулаком. Хотя в тот раз и обошлось.

Я лежал, натянув на голову одеяло, и искренне надеялся одержать верх в поединке с пока неведомым мне абонентом. В смысле, кто кого переупрямит. Телефон продолжал звонить, но сдаваться я не собирался. Чёрт подери, сегодняшний день целиком и полностью принадлежит мне. Как и вчерашний, как и завтрашний… Проклятье!

Я встал и потянулся к трубке. Телефон, разумеется, тут же умолк.

— Скотина! — сообщил я то ли ни в чём неповинному аппарату, то ли нетерпеливому абоненту. Подумаешь, жалкий десяток гудков. Если бы мне было что-то по-настоящему нужно, я бы…

Кто сказал, что мысли не могут передаваться на расстоянии? Не говоря уже о том, что да, могут — другое дело, что мало кому об этом известно — но вот же вам вполне реальное подтверждение. Телефон снова завибрировал и разорвал милую моему сердцу тишину отвратительно резкой трелью. Смирившись с неизбежным, я снял трубку.

— Слушаю.

Почему-то никогда не пользовался стандартным «алло». Наверное, это слово не ассоциируется у меня ни с чем реальным, просто бессвязный и бессмысленный набор звуков… Я, как человек в меру образованный (то есть, знающий, как в интернете вызвать строку Яндекса или Гугла), знаю, что это словечко когда-то переняли от французов, да ещё неправильно при этом интерпретировав. Думали, что это аналог английского «hello» в значении «здравствуйте» или, на худой конец, «привет», а по факту это ближе к раздраженному «ну?». Скажите, вы хотели бы, чтобы абонент мрачно бросал в трубку это «ну?», демонстрируя вам раздражение и неготовность к конструктивному общению? Вот и я бы не хотел.

— Господин Орлов?

Голос абсолютно незнакомый. Но, откровенно говоря, тех, кто когда-либо звонил на этот номер или потенциально мог позвонить в ближайшем будущем, я всё равно не знал. Была надежда услышать в трубке голос дяди Фёдора, но он знал номер моего мобильного и уж если бы захотел (или смог) выйти на связь, то наверняка этим знанием воспользовался бы.

— Да, это я.

Вытолкнув из себя эти слова, я с опозданием понял, что непреднамеренно ввёл невидимого собеседника в заблуждение. Я действительно Орлов, Михаил Орлов, прошу любить и жаловать. Но телефон этот мне, если разобраться, не принадлежит. А вот дядя Фёдор, хозяин этой квартиры и всего, что в ней находится — в том числе и сего допотопного аппарата, который он до сих пор не поменял явно из ностальгических соображений — тоже Орлов. Он мой дядя, папин двоюродный брат, приютивший меня после той катастрофы, когда я разом остался без родителей и без Машки, мой милой сестрёнки… Вряд ли голос в трубке желал услышать именно меня, но… но пока что разочаровывать владельца голоса мы не будем. Не та нынче ситуация, чтобы позволить себе отпугивать клиента до того, как он выложит навалившиеся на него беды и печали. Ибо в кармане три мятых сторублевки — последние остатки заначки, которую я нашел на шестой день после исчезновения дяди Фёдора. Может (я бы сказал, наверняка), в доме удалось бы найти ещё какой-нибудь тайничок, дядька был человеком предусмотрительным, но его предусмотрительности, к сожалению, не хватило на то, чтобы своевременно посвятить меня в тайну «вкладов на чёрный день».

Это неудивительно. Чёрный день, как правило, наступает внезапно. Да и не был дядя Фёдор миллионером, его и «успешным бизнесменом» назвать было трудно. Не бедствовал, но и особых изысков себе не позволял. А потом и я на его шее оказался… великовозрастный оболтус без образования, без работы, без «полезных обществу» навыков. Зато с кучей конструктивных недостатков. Балласт, в общем.

К слову о недостатках… Есть за мной такая беда — тяга разговаривать с самим собой. Вот и сейчас человек в трубке что-то бубнит, а я слышу только свои невесёлые мысли.

— Простите, плохо слышно, повторите, пожалуйста.

— Я говорю, — в голосе послышалось раздражение, — что нам необходимо встретиться, г-господин Орлов.

Ага, знаю я это придыхание-заикание. Так дают понять, что «господином» в нашем тандеме считают исключительно себя, а собеседника — так… обслуживающим персоналом, может рангом и повыше шестёрки, но уж никак не ровней себе любимому.

— У меня к вам деловое предложение.

— Минутку, я проверю расписание.

Где-то я это то ли вычитал, то ли высмотрел. Подразумевалось, что таким образом можно повысить свою ценность в глазах потенциального клиента, дать ему понять, что он у вас не один такой, и что ваше время — даже если оно будет потрачено впустую — тоже чего-то стоит. На самом деле, приём избитый и неизвестный разве что первокласснику… хотя нет, дети этот прием осваивают лучше всех — стоит родителям позвать их, как оказывается, что именно в этот момент он, ребёнок, занят наиболее важным в его короткой жизни делом. Или мультфильм «на самом интересном месте», или игра «почти финал».

— Хм… так… в пятницу вас устроит?

Учитывая, что сегодня суббота, предложение заведомо проходило по категории «неприемлемых». Если собеседник достаточно умён и, что важнее, не связан по рукам и ногам тем, что принято называть «острой необходимостью», сейчас он вежливо попрощается и… и три сотенные бумажки так и останутся на ближайшее время фундаментом моего благополучия. Пожалуй, я поторопился — надо было предложить понедельник.

— Не устроит, — отрезал голос и, после короткой паузы, добавил, — к сожалению, моё дело не терпит отлагательства. Мы можем встретиться сегодня?

О как! Стало быть, это как раз тот самый случай, с острой необходимостью. Ещё бы он добавил что-нибудь типа «цена не имеет значения», но такими фразами люди разбрасываются разве что в фильмах. Да и там подобные заявления, как показывает время, мало что реально означают.

Я тяжело вздохнул, надеясь, что микрофон потрёпанного аппарата донесет до собеседника всю неловкость ситуации, в которую он меня, занятого человека, поставил. Мол, не могу отказать хорошему человеку, иду на жертвы. В тон надо добавить капельку недовольства, но самую малость — чтобы это не было воспринято как высокомерие. Всё ж таки клиент.

— Хорошо, приезжайте прямо сейчас.

— Диктуйте адрес.

Дядя Фёдор редко принимал клиентов дома. Только тех, кому доверял… или нет, не так. Он никому особенно не доверял, при нашей работе излишняя доверчивость может выйти боком. Но у дядьки были друзья — и для них дверь его дома всегда была открыта, вне зависимости от того, заходили ли они по делу или просто так, попить пива и предаться воспоминаниям. А для остальных — либо какое-нибудь кафе, пользующееся более-менее приличной славой типа «здесь вам никто не помешает», либо вообще… какая-нибудь рощица в двадцати километрах от городской черты.

Вы не подумайте плохого… небось уже решили, что мы с дядькой — киллеры. Или что похуже. Никакого криминала, но и о законности нашей деятельности тоже говорить не стоит. Потому как законов, её регулирующих, не придумано пока.

Продиктовав собеседнику адрес, я повесил трубку и огляделся. Мда… Я, как и многие мужчины, не любитель наводить в квартире образцовый порядок, но за последние дни хижина дяди Фёдора, как сам он иногда именовал свою двушку, приобрела основательно запущенный вид. Интересно, сколько времени моему визави понадобится на дорогу? И, между прочим, он так и не назвался — забывчивость, осторожность или намеренно продемонстрированная доля презрения? Да какая, к бесу, разница?

Следующий час прошел в лихорадочных попытках придать холостяцкой берлоге более или менее пристойный вид. Не скажу, что я в этом полностью преуспел, но… скажем, девушку сюда пригласить уже не стыдно. А делового партнёра? Ладно, фиг с ним, он пока не партнёр и станет ли — бабушка надвое сказала. Надо что-то присмотреть в качестве угощения. Пустая банка кофе. Пустая коробка из-под чайных пакетиков. Початая пачка печенья… так, печенье подальше, кому оно нужно, если нет кофе или чая. А что у нас в «баре для гостей»? У дяди Фёдора два бара. Один для повседневного использования, там напитки поскромнее — водочка, вино не из дорогих, бутылка шампанского и несколько небольших трехсотграммовых бутылочек с разноцветными ликёрами, неизвестно каким образом здесь очутившихся. Сам дядя Фёдор ликёры не уважал, да и среди его приятелей я что-то любителей этого сладкого пойла не припомню. Ага, вот коньяк. Не шедевр, обычный дьютифришный «Camus» долларов эдак за сорок-пятьдесят, не больше. Дядя Фёдор привез две бутылки в прошлом году из Египта, прокомментировав покупку в том ключе, что «нельзя же вообще без сувениров, Мишка, а папирусы тебе и нахрен не нужны». Одну мы уговорили в честь приезда, а вторая вот осталась. Сойдёт. В другой бар, который для избранных, мы заглядывать не станем, там напитки такие, что посетителя инфаркт хватить может.

Пузатые коньячные бокалы имелись. Пять штук. Шестой приказал долго жить в незапамятные времена. Вроде бы некомплект, несолидно как-то, но гостей больше пары человек за раз в этом доме я что-то не припомню. Решено, пожертвуем гостю коньяк.

В дверь позвонили. Я бросил взгляд на часы и мысленно поставил себе высшую оценку за проявленную силу воли. Два часа кряду посвятить уборке — это, знаете ли, показатель. Для меня.

Как оказалось, пока что ещё безымянный собеседник заявился в гости не один. Невысокого пухлого мужчину с лицом обрюзгшим и довольно неприятным, зато одетого демонстративно дорого (я не специалист, но вот сложилось такое ощущение), сопровождала столь же упитанная дама лет сорока, с избытком косметики и прической типа «ах какой я крутой стилист». То, что на ней было надето, я оценить не сумел, но блестяшки в её серьгах, колье и перстнях явно ничего общего со стеклом не имели. Убейте меня, нельзя к человеку, в чьих услугах вы остро нуждаетесь и который находится (печально, но факт) ниже вас по социальной лестнице, являться в таком прикиде. Цена услуги тут же вырастет в полтора-два раза, просто из-за резко обострившегося чувства классовой ненависти.

— Господин Орлов? — в его голосе сквозило удивление.

— Да. Проходите, пожалуйста.

— Я считал, вы старше, — он недовольно поджал губы, явно добавляя разницу в возрасте к и без того разделявшей нас социальной пропасти.

— Вероятно, вы имели в виду Фёдора Ивановича Орлова. Я его родственник и партнёр, Михаил Сергеевич Орлов.

Как-то нехорошо это — на пороге заниматься выяснением кто кем кому приходится. К тому же я испытывал некоторую неловкость — и да простит мне дядя Фёдор сию невинную ложь. В общем-то, подразумевалось, что я стану его помощником и, со временем, полноправным партнёром — но это со временем. Пока же о партнёрстве и речи не заходило, да я и не претендовал, понимая, что в тех делах, которыми занимался мой горячо уважаемый родственник, сам я пока ноль без палочки и долго буду таковым оставаться. Но где сейчас дядя Фёдор — одному богу известно, а мне и кушать хочется каждый день, и за квартиру платить надо, да и бизнес похерить было бы глупо. Пусть его и нельзя назвать налаженным или устоявшимся, но какой ни есть — а он, простите за невольный каламбур, есть.

Преодолев замешательство и сжав в кулак готовое выплеснуться недовольство (как же, вместо уважаемого господина Орлова-старшего придётся иметь дело с каким-то сопляком), гость соизволил зайти в дом. Его спутница тоже переступила порог, чуть заметно — а скорее, демонстративно — сморщив нос. Мол, ради дела можно и в эту халупу войти, но лишней минуты здесь она пребывать не желает.

— Присаживайтесь.

Я опустился в кресло на долю мгновения раньше пухлого господинчика, испытав чуть заметный укол удовольствия. Он — проситель. Я — хозяин. И плевать, что скоро (ох, надеюсь) наши статусы в глазах друг друга изменятся, он станет уважаемым (ну, неуважаемым, что роли не играет) работодателем, а я — наемным работником. Добавив в голос каплю холодка — а пусть не забывает, что оторвал меня от сверхважных дел — я напомнил:

— Вы не представились.

— Друзов, Владимир Викторович. Это моя супруга, Екатерина Леопольдовна.

И почему я не удивлен? Эта дамочка просто не может быть какой-нибудь заурядной «Ивановной» или «Петровной». Хотя в русской истории хватает царей со столь простонародными именами, среди нынешней скороспелой аристократии как-то подобные имена не приживаются.

— Изложите проблему, а я посмотрю, смогу ли вам помочь.

Гости переглянулись. Признаться, я ожидал, что говорить в итоге будет всё же женщина, она в этом тандеме явно лидирует. Ошибся.

— Прежде я хотел бы уточнить, — он помялся, словно собираясь сказать непристойность в приличном обществе, — правильно ли я понимаю, что вы оказываете услуги розыска с использованием… нетрадиционных способов?

— Если вы имеете в виду экстрасенсорику, то вы правы. В какой-то мере. Мы не разглашаем наших методов, но, как правило, добиваемся результата. Что у вас пропало?

Он поморщился.

— К сожалению, не «что», а «кто». Пропала моя… наша дочь.

— Вот как? — я поудобнее устроился в кресле, давая понять, что готов к диалогу. — Тогда извольте подробности.

Оговорка от моего внимания не ускользнула, и теперь стало понятно, почему, при явно ведомом положении в семье, именно Владимир Викторович сейчас будет давать информацию и вести торг, а его супруга сохранит статус стороннего наблюдателя. Дочь, очевидно, не её.

— Её зовут Елена. Елена Владимировна Друзова. Ей восемнадцать лет. Три дня назад она ушла из дома.

Он замолчал, словно сказанное всё объясняло. С моей точки зрения, объясняло многое — совершеннолетие, переходный возраст (сам недавно из него вышел, знаю, что говорю), вероятные трения с мачехой, да и отец не производит впечатления душевного человека. Девочка ощутила себя взрослой и сбежала при первой же возможности… может, прихватив содержимое папиного сейфа, может просто так, на одних романтических настроениях. Бывает.

Но с такими проблемами надо в полицию.

— В полицию обращались?

Екатерина Леопольдовна фыркнула, изобразив высшую степень презрения — то ли в адрес упомянутой госструктуры, то ли в мой. Её муж вздохнул.

— Да, но безрезультатно. Нам ясно дали понять, что раз девушка уже взрослая, искать её не имеет смысла. Тем более что она оставила записку.

— Если вы хотите, чтобы мы смогли помочь, вам придётся изложить все факты и все возможные гипотезы, — сухо заметил я. — А заодно предоставить вещественные свидетельства, на основании которых можно сделать вывод, что девушка была похищена. Записку, дневник, что-то ещё. Возможно, придётся осмотреть квартиру. Сами понимаете, если она и в самом деле ушла добровольно с намерением разорвать с вами отношения, искать её практически бесполезно. Не потому, что не найдём, а потому, что для неё это будет излишним стрессом и налаживанию отношений не поможет.

— Я не думаю, что она была похищена, — признался толстяк. — Скорее, просто минутная прихоть, каприз… она девочка импульсивная, да и в семье у нас имели место некоторые сложности. Бывало и раньше — хлопнуть дверью, переночевать у подруги…

— Или у друга, — подсказал я не без некоторого, тщательно скрытого, злорадства.

— Или так, — не стал спорить он. — Я взрослый человек, я понимаю, что рано или поздно это случится, если не случилось давно. Леночка не любит пускать меня в свою жизнь, так что я, как это бывает, обо всём узнаю последним. А современная молодежь…

Он осекся, понимая, что я как раз принадлежу к этой самой молодежи, и его сетований на падение нравов и устоев могу не оценить.

— Так вот, такое было. Пару раз. Ну три-четыре, не больше. На второй, максимум на третий день Леночка возвращалась как ни в чём ни бывало. Мы обычно не начинали бить тревогу, понимали, что это эмоции, а так-то она девочка вполне трезвомыслящая и понимает, что её будущее на данном этапе целиком и полностью зависит от родителей.

Я не стал говорить, что именно эта зависимость несколько лет назад и толкнула лично меня на то, чтобы пойти в армию наперекор родительской воле. Отмазать меня папе было вполне по силам, он почти успел обо всем договориться — только я его опередил. Не то, чтобы я так уж хотел служить Отчизне, хотя и ярко выраженного страха перед военкоматом не испытывал. Но очень уж хотелось проявить самостоятельность, доказать, что могу сам принимать решения. Известную роль сыграл и тот факт, что дядя Фёдор мою затею одобрил целиком и полностью — а его мнение для меня всегда имело значение, зачастую более весомое, чем позиция отца. Дядя Фёдор с братом не то чтобы не ладил, нет. На первый взгляд всё было тихо-мирно. И на второй тоже. Но иногда, когда они оставались наедине (а кто в детстве не подслушивал «взрослые» разговоры при любом удобном случае?), проскальзывали в беседе некоторые фразы, заставлявшие сделать вывод, что не так уж у них в отношениях всё безоблачно.

Думаю, это было вполне закономерно. В жизни отца и, соответственно, в моей, дядя Фёдор появился уже когда я вполне освоил передвижение на задних конечностях. До этого момента папка даже не был в курсе, что у него есть двоюродный братец. Признаться, я так и не разобрался, почему так вышло. Меня, пацана, в подобные детали никто посвящать не собирался, да и сам я интереса не проявлял. Есть дядя Фёдор — и здорово. Особенно если учесть, что он мне времени уделял, пожалуй, побольше, чем родной отец. А уж потом, когда родители погибли… Вопросы дяде Фёдору я задавал, не без этого, но он лишь морщился — мол, история не самая красивая, чего уж прошлое ворошить. В общем, хотя дядя Фёдор и старался быть душой общества, но добрые братские отношения между ним и отцом так и не развились. Они часто использовали в разговоре слово «брат», но и не слишком опытному слушателю было заметно, что делается это больше формальности ради, чем по велению сердца.

Тем временем, Владимир Викторович излагал отцовский взгляд на жизнь Елены в семье и за её пределами. Излагал, стоит отметить, достаточно связно и местами весьма образно, но от манеры подавать факты и строить гипотезы лично мне становилось не по себе. Похоже, что этот дядечка признавал правильным единственно своё мнение… ну, при условии, что оно не шло вразрез с позицией дражайшей супруги. Желания, устремления и настроения дочери априори считались блажью, ветром в голове и «вырастет — поймёт». Ха, да она могла бы сбежать куда раньше.

По словам клиента, лет до семнадцати Елена была типичной «девочкой из богатой семьи». Хорошая школа, затем — поступление в престижный университет. Общение в пределах определённого круга — состоящего, в основном, из таких же деток обеспеченных родителей. К дорогим клубам, модным шмоткам или драгоценностям особой страсти не питала, хотя отказа ни в чём не имела. Училась хорошо, пусть и не хватая звёзд с неба. Много читала, хотя круг интересов ограничивался фэнтези, детективами и слезливыми мелодрамами, ничто более серьёзное Лену не интересовало. Это и не удивительно, сейчас многие так живут. Как в анекдоте — «при пожаре погибла вся библиотека, обе книги, и одна из них ещё не раскрашена». Интернет — преимущественно игры, блоги и социальные сети. Регулярные выезды за границу — только с родителями и, как следствие, под присмотром. В общем, заурядная представительница «золотой молодёжи», может, с некоторым уклоном в домоседство. Между прочим, опасения отца можно понять, такие детки как раз из дома не сбегают, даже от большой любви или от большой обиды, у них бунтарского духа на это не хватает. Нам уже приходилось искать «заблудших овец», но там ситуация была иной, там подростки всей душой рвались уйти из привычной рутины, порвать с ней. И лишь позже, столкнувшись с реалиями нового для себя образа жизни, спохватывались и были до визга счастливы, когда (и если) нам удавалось вернуть их в прежнюю среду обитания. Не все, но большинство. Дядя Фёдор лишь посмеивался и говорил, что жизнь здорово умеет обламывать, но иногда делает это физически. Тут он был прав, в его практике доля успехов составляла едва ли треть от числа неудач. А неудача, как правило, имела весьма неприятный привкус. Часто — летальный.

Итак, начиная с семнадцатилетия Елена изменилась. Прежние школьные друзья оказались не у дел, папа особо отметил, что на дочкином компьютере непрочитанные письма от её приятелей накапливались десятками (интересно, как должна отреагировать молодая девушка, выяснив, что папа перлюстрирует её личную переписку?), учёба явно пошла под откос, да и свободное время дочка стала проводить не у себя комнате за компьютером, а чёрт знает где. В доме стали появляться — ненадолго, ибо уважаемая Екатерина Леопольдовна с готовностью выражала недовольство — раздражающего вида молодые (и не очень) люди с длинными волосами, в странной одежде. Бывало, как ни смешно об этом упоминать, с мечами и луками. Сам папаша называл новых друзей дочери «толкиенутыми», явно почерпнув этот термин на просторах Интернета и не желая вникать в подробности. Время от времени Елена в компании с новыми приятелями отправлялась на какие-то «мероприятия», о сути которых объяснений родителям не давала. Потребовала от отца приобрести для неё лук. Тот денег не пожалел, подарил дочери спортивный блочный лук Hoyt «UltraElite», хотя и высказал мнение, что таскаться по лесам со столь дорогой игрушкой не слишком разумно. На первый взгляд, Елена к мнению родителя прислушалась, несколько раз ездила тренироваться на стрельбище (пришлось оплатить весьма не дешёвые услуги инструктора — всё-таки увлечение стрельбой из лука не относится к числу распространённых), затем вроде бы успокоилась. Сомнительные приятели стали появляться реже, а затем и вовсе перестали оскорблять чувства хозяев дома своим вульгарным видом. Лук отправился в кладовку, где, по мнению взрослых, ему было самое место, а девочка чуть не сутками сидела в Интернете, окончательно наплевав на учебу. Это было неприятно, но… но как-то спокойнее.

А потом, как раз через неделю после восемнадцатого дня рождения, Елена исчезла. Вместе с ней исчез лук со всеми аксессуарами, кое-что из вещей, более подходящих для отдыха на природе, чем для появления в обществе, немного денег и разные мелочи.

— Сколько было денег? — поинтересовался я.

— Да так, — с явной рисовкой пожал плечами клиент. — Тысяч двадцать или около того. Рублей, я имею в виду. В сейфе было гораздо больше.

То есть, он даёт мне понять, что эта сумма, с его точки зрения, проходит по категории «немного». Ну-ну, запомним. И припомним.

— Документы?

— Паспорт остался дома.

— Оба?

— В смысле? Ах, да, вы имеете в виду заграничный… да, оба. Студенческий билет, свидетельство о рождении и все остальные бумаги тоже на месте.

С его точки зрения, это было более чем странно. Уйти из дома, взять деньги и вещи — это в понятия среднестатистического человека укладывается. Особенно, если барахла взять чемодан, а деньги — попросту все, до которых дотягивается рука. Взять «сущие гроши» и одежду на раз — глупо и непредусмотрительно, но, в целом, объяснимо. Прихватить дорогую игрушку — запросто. А вот оставить паспорт, без которого уехать подальше от Москвы можно разве что на попутках или, если повезёт, на междугороднем автобусе — глупость несусветная. Но девочка Леночка не производит впечатления классической дуры. Чутка поверхностной и избалованной — возможно, не слишком приспособленной к реальностям жизни — наверняка. Но не более того. Так что обеспокоенность отца вполне объяснима.

А вот я именно в этот момент понял, что уважаемый господин Друзов пришел как раз по адресу. Все признаки налицо… Пожалуй, дядя Фёдор сумел бы уже сделать далекоидущие выводы и, возможно, предложить более-менее подходящее решение, но я — не он. Опыта не хватает.

— Теперь вернёмся к записке.

Он молча вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул мне. В конверте — листок бумаги, на котором ровным, аккуратным почерком была написана, опять-таки с точки зрения среднестатистического человека, полная чушь. Или откровение — это уж с какой стороны посмотреть.

Папа, я так жить больше не могу. Это болото, ты разве сам не понимаешь? Этот мир засосал тебя, а теперь хочет добраться и до меня. Нет уж. Я хочу другой жизни и знаю, что нужно сделать. Не мешай мне и не ищи меня, только хуже сделаешь, поверь хоть раз в жизни. Если все пройдёт так, как я планирую, позже я с тобой свяжусь. Но это будет не очень скоро. За меня не переживай. Целую, я. P.S. Прости, что взяла деньги без спросу.

— Вы что-нибудь понимаете?

В его голосе сквозила искренняя надежда. В этот момент он даже стал мне слегка симпатичен, хотя первое и общее впечатления были, скорее, негативными. Неприятный всё-таки тип этот господин Друзов-старший. Для него и дочка — предмет престижа. Повод гордиться её оценками, её внешностью (кстати, симпатичная девочка, если судить по фотографии), да и вообще — благополучием семьи. И уход дочери из дома — удар по самолюбию, вызывающий явно проскальзывающее в речи раздражение. Но и беспокойство там однозначно присутствовало, и не только беспокойство о собственном имидже, но и страх за непутёвую дочку.

— Мы попробуем найти Елену.

Я старательно подчеркивал это «мы», дабы клиент ни на мгновение не забывал, что имеет дело не с молодым парнем невыразительной наружности и сомнительных достоинств, а с имеющей определенную репутацию фирмой. Пусть и состоящей всего из двух человек… а если самому себе не врать, то из меня одного, ибо где сейчас находится дядя Фёдор и вообще, жив ли он, я не знал.

Сумму гонорара и аванса мы обговорили быстро. Вопреки ожиданиям, скаредностью Друзов либо не страдал, либо умело это скрыл. Чего нельзя сказать о его супруге, которую названная мной сумма заставила прямо-таки перекоситься. Но смолчала, торопливо стерев с лица смесь возмущения и жадности. Вероятно, позже она всё муженьку выскажет, в том числе и мнение обо мне, как о специалисте.

Ничего я ему, кстати, не обещал. Это я у дяди Фёдора перенял сразу — никаких конкретных обязательств на свою голову. Попробуем. Постараемся. Сделаем всё возможное. Слова-пустышки, на исполнение которых можно надеяться, но сами по себе они ничего не значат. Ведь «постараемся» отнюдь не означает «непременно найдём», верно? А если подтвердятся мои подозрения, то шансов найти девчонку и в самом деле немного. В смысле, найти живой и здоровой.

Не стал я ему объяснять и то, каким именно способом я планирую отыскать сбежавшее из дома чадо. Во-первых, это профессиональный секрет — такие, как Друзов, сами имеют достаточно тайн, чтобы понимать моё нежелание раскрывать методы работы, которая меня кормит. Несколько терминов вроде «метафизического поиска», «астрального зондирования» и «экстрасенсорного анализа» дополнительно напустили тумана. А что? Если ему хочется обыденности — пусть обращается к нашей доблестной полиции. Те работают по старинке — объявят беглянку во всесоюзный розыск, разошлют фотографии по городам и весям… на этом, кстати, и умоют руки. Потому как найти добровольно ушедшую из дома девушку (нет криминала — нет и повода ставить на уши сотрудников) таким способом можно разве что случайно. Или если она сама хочет, чтобы её нашли.

Во-вторых, если я всё-таки попытался бы объяснить клиенту некоторые методы, применяемые дядей Фёдором (а теперь, в силу сложившихся обстоятельств, и мною), то уважаемый господин Друзов, как минимум, покрутит пальцем у виска, заберёт деньги и уйдёт. Как максимум — вызовет неотложку и объяснит санитарам, что на сего молодого человека требуется как можно быстрее надеть рубашечку с длинными рукавами, поскольку юноша явно погнал. И не исключено, что убедит. Поскольку рассказывать благоглупости о влиянии Марса на судьбу рождённого в январе, об энергетических хвостах, сглазе и порче можно, а говорить правду — нельзя. Не поймут-с.

— Да, и ещё… фотографию Елены я у вас заберу, эту записку — тоже. И мне необходимо осмотреть её комнату. Причём без понятых.

— В смысле?

— В смысле, я должен побыть там один. Осмотреть вещи, возможно, что-то пригодится для поиска. Просто посидеть, ощутить остатки ауры девушки. Ваше присутствие сильно исказит энергетические поля, а я должен ощутить её тайные устремления, в том числе и такие, которые она сама толком не осознаёт, но они могут оказывать влияние на принимаемые ею решения. Придётся покопаться и в её компьютере.

— А как современная техника сочетается с этим вашим «метафизическим поиском»? — не удержался от колкости Владимир Викторович.

Я пожал плечами.

— Вам важен антураж или результат?

— Результат, — сразу пошел он на попятную.

— Ну а если результат, то, согласитесь, глупо пренебрегать источником информации лишь потому, что он происходит из материального мира, а не даётся нам в виде откровения свыше. В нашей практике бывали случаи, когда пропавшего находили без всякой магии, просто благодаря кое-каким мелочам, оставленным без внимания «компетентными органами».

И ведь не соврал. Как можно легко исказить правду, переставив акценты. Магии в наших с дядей Фёдором действиях обычно не было ни на грош. Не обладал он такими способностями, это мы выяснили с абсолютной достоверностью. Насчет меня — ещё вопрос, но обольщаться не стоило. Как объяснил дядя Фёдор, если способности не проявились лет до десяти, то уже и не проявятся, по крайней мере, в полную силу. Планировали мы переговорить со знатоком этого дела, чтобы удостовериться окончательно, да так и не собрались. Так что обходились мы без магии — и будем без неё обходиться и впредь, только вот клиентам знать это совершенно не обязательно. А то и вредно. Если совсем уж припрёт — найдём, к кому обратиться за помощью.

Ох, чует моё сердце — помощь мне потребуется.

Дом четы Друзовых, надо признать, производил впечатление. Ну, может, не на людей их круга, но на тех, для кого и «двушка» в спальном районе есть почти недоступная роскошь — наверняка. Я рассматривал этот симпатичный двухэтажный домик и думал, что я, человек по натуре городской и жизнь «поближе к земле» не понимающий и не принимающий, на такую фазенду согласился бы сразу и без раздумий. Признаться, в понятии «дача» меня всегда отпугивал тот неистребимый элемент сельской жизни, который так дорог девяноста девяти процентам людей, имеющих «загородный домик». Я имею в виду вездесущие грядки, хозпостройки, сарайчики и прочее… Нет, я прекрасно понимаю, что для большинства дачников продукция своего огорода является немалым, а то и важнейшим подспорьем в вопросе банального выживания. Но когда люди вполне обеспеченные предпочитают что-то там сажать, поливать, окучивать, полоть… в то время, как можно просто выбраться в загородный дом и расслабиться вдали от городской суеты, от выхлопных газов — не понимаю. И никогда не пойму. Вот такой вариант мне ближе — ухоженный домик, ровно подстриженный газон, заборчик аккуратный и не производящий впечатления крепостной стены.

Наверное, Елене здесь неплохо жилось. А что до её бегства — как говорит дядя Фёдор, в молодости мы не умеем ценить то, что спустя годы покажется нам пределом мечтаний.

Друзов-старший встретил меня на пороге, сунул вялую влажную ладонь и изобразил на лице подобие улыбки. Его супруга от столь бурного проявления эмоций воздержалась — лишь сухо кивнула и тут же повернулась спиной, демонстрируя неудовольствие. Как ни странно, я её вполне понимал. Когда создаешь себе маленький личный мирок, зачастую стремишься сделать его закрытым от окружающих. И не потому, что ты такой уж закоренелый эгоист — просто собственная уютная раковина становится тем местом, куда можно спрятаться от любых проблем. Пока полиция с ордером на обыск не пожалует, или конкуренты не заявятся выяснять отношения… неизвестно, кстати, что хуже. Но пока это не произошло, любой нежеланный посетитель становится той самой песчинкой, что хоть и инициирует появление жемчужины, но одним своим существованием причиняет обитателю раковины изрядный дискомфорт.

Я хотел бы уточнить — не стоит думать, что это меня в философствования тянет. Тянет туда обычно дядю Фёдора, который на десять лет старше отца и, следовательно, более чем на тридцатник — меня. А с возрастом — это он так говорит, и я не вижу причин сомневаться в правоте родственника, повидавшего в жизни куда больше, чем я — появляется неудержимое желание осмыслить собственное существование. И если учитывать знаменитую фразу, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», то оценивая свою жизнь, неизбежно начинаешь размышлять обо всем остальном.

Во мне дядя Фёдор нашел благодарного слушателя. В основном, его мысли, пусть и не блещущие особой оригинальностью, вполне удачно накладывались на моё мироощущение. Дядя Фёдор на этот счёт говорил, что мой биологический возраст не соответствует психологическому. Не в том смысле, что я стал мудрым — а в том, что научился увлеченно брюзжать на излюбленную тему «а вот в наше время молодёжь была не такая…». С его точки зрения, излишняя рассудительность для молодого человека имеет ряд негативных моментов. В частности, такого «рассудительного» равно плохо принимают и в компании сверстников, и в обществе тех, кто постарше. Мне было плевать — общество дяди Фёдора меня вполне устраивало.

— Как вы намерены осматривать комнату Леночки?

Сбил меня с настроя, зараза. Но что поделать, я сюда и в самом деле пришёл работать, а не предаваться размышлениям. Самое забавное, что я понятия не имею, что искать.

— Покажите мне её комнату и оставьте одного.

А что ещё сказать? Не признаваться же ему, что я толком не знаю, с какого конца браться за проблему. Насчёт того, куда умотала его непутёвая дочка, пара предположений у меня есть и, если учесть все сопутствующие факторы, я могу оказаться правым. А лучше было бы, чтобы ошибся — тогда через несколько дней блудное дитя вернётся в отчий дом, без денег и в растрёпанных чувствах, быть может, с неплановой беременностью… но относительно целая. Поскольку, если я прав, то насчет её целостности есть немалые сомнения.

— Вам понадобится много времени? Час, два? Так получилось… — он отвёл глаза и я понял, что вина в сложившейся ситуации целиком лежит на его лучшей и большей половине, — в общем, мы ожидаем гостей. К вечеру, но…

— Сожалею, — пожал я плечами, осознавая, что никакого сожаления в моём голосе и близко не присутствует, — но ничего заранее сказать не могу. Быть может, на всё уйдёт минут пятнадцать. Или пара часов. Не исключаю, что мне придётся медитировать всю ночь. Просто не обращайте внимания, я не стану докучать вашим гостям и постараюсь не шуметь.

— А что конкретно вы собираетесь делать?

Кажется, вчера на этот вопрос я уже отвечал.

— Владимир Викторович, простите, но есть вещи, относящиеся к разряду профессиональных секретов.

— Вы… собираетесь осматривать её личные вещи?

— Непременно, — я понимал, что он рассчитывает на иной ответ, но не собирался ограничивать круг своих поисков. — Вплоть до ящиков с нижним бельем. Поверьте, приятного в этом мало и для вас, и для меня, но иного выхода нет. Если это неприемлемо, мы с вами можем прекратить наше сотрудничество. В конце концов, есть же полиция — их дело искать, вот пусть и ищут.

Грешно издеваться над попавшим в беду человеком, но дядя Фёдор всегда говорил, что если клиент начинается вмешиваться в наши методы работы, на более или менее удовлетворительном результате стоит заранее поставить крест. Сделай одну уступку, затем вторую — и вот уже ты не ведёшь расследование, а попросту пляшешь под дудку человека, совершенно не представляющего, с чем имеет дело.

Интересно, а если когда-нибудь среди наших клиентов (я верю, что дядя Фёдор вернётся, пусть даже на это уйдет бездна времени) появится по-настоящему понимающий человек, он тоже будет качать права и ставить палки в колёса?

— Да что вы, я ж ничего, я так… Леночкины комнаты на втором этаже, прошу.

В дверях мелькнул надменный профиль Екатерины Леопольдовны, явно слышавшей наш короткий диалог и теперь демонстрирующей высшую степень раздражения.

Комнат у сбежавшей дочурки оказалось целых три — такое впечатление, что внутри этот дом несколько больше, чем снаружи, вроде знаменитой «Тардис» Доктора Кто. Я задержался на лестнице и попытался уловить магический фон… да, я не владею магией, но поймать отголосок пространственных заклинаний может любой человек. По большому счёту, каждому что-то подобное в жизни переживать доводилось. Фразы «стены давят» или «какое-то здесь мрачное место» знакомы? Иногда такие ощущения всего лишь порождение эмоций, но если пребывать в подходящем настроении, то можно уловить что-то, лежащее глубже пресловутого «первого впечатления». Что-то на ином, более тонком уровне реальности…

Впрочем, зря я это объясняю. Дом как дом, никаких отголосков метафизических проявлений. Просто грамотный архитектор проект составлял.

Первая комната — кабинет. Иногда такая жаба душит… Я, в этом отношении, относительно счастливый человек, если счастье можно измерить площадью личного пространства. В том смысле, что у меня была своя комната. Квартира родителей хорошая, четырехкомнатная. И у меня, и у Машки были свои собственнае норки, куда можно было спрятаться от всего мира. Только вот я в той квартире не был уже давно. И не хочу — там всё напоминает о родителях. Ну, было дело, временами мы с ними не ладили, но родители… по-настоящему понимаешь, что они значат в твоей жизни, лишь тогда, когда они уходят. То есть, понимаешь поздно. А Машка… не знаю, как это бывает в других семьях, но у нас с ней отношения всегда складывались идеально. Я был сильным старшим братом, а она — восторженно обожающей младшей сестрой. Возможно, переходный возраст многое изменил бы… но я уже этого не узнаю.

Итак, кабинет. Дверь, что характерно, запирается изнутри — очередное свидетельство тому, что девочка в доме пользовалась известной самостоятельностью. Я, между прочим, права на простенький шпингалет для себя не выторговал в своё время. А замок мы закроем, не надо господам Друзовым заглядывать сюда. Потому что когда я сказал, что буду перерывать ящики с Леночкиными трусиками, я ни в малейшей степени не кривил душой. Буду. Если раньше не найду то, что прольёт свет на её исчезновение.

А начнём мы с объекта, для современной молодежи культового. С компьютера. Надеюсь, паранойя у Леночки не развилась и никаких паролей на этом симпатичном ноутбуке я не встречу.

Хм…

Ладно, будем считать, что некоторую тенденцию к сохранению личных тайн она имеет. Есть такая шутка — чайник набирает пароль с третьей попытки, а хакер подбирает со второй. Я не хакер, но… но фантазия при выборе личных паролей в 99 % случаев на удивление бедна. Попробуем.

С десятого раза пароль я угадал. Дурацкое сочетание — имя с годом рождения, таким паролем только в детском саду пользоваться. Ну-ка, что тут у нас?

Часа через полтора я разочарованно захлопнул крышку ноутбука, признав, что ничего особо полезного выудить оттуда не сумею. Не то, чтобы уж абсолютно ничего, личная переписка девушки в известной мере подтверждала мою рабочую гипотезу и, одновременно, вполне гармонировала с рассказом папы Друзова об увлечениях дочери. Девочка вела активную полемику с несколькими подругами, в которой бурно обсуждалась столь животрепещущая для современных реалий тема, как характер эльфов. Сама Леночка стояла на наиболее канонической позиции, согласно которой эльфы есть раса высшая, бесконечно мудрая, столь же бесконечно прозорливая и оттого благостная до медовой приторности. Её оппонентки возражали язвительно и, что приятно, вполне трезвомысляще. Мол, существа, живущие многие тысячи лет, и взаправду набираются мудрости по самые заостренные уши, но именно поэтому ни добрыми, ни приятными в общении они быть не могут по определению. Мир короткоживущих людей им попросту не интересен, наши сиюминутные проблемы для бессмертных — всё равно, что трагедия ребёнка в песочнице, потерявшего любимый совочек. Если вспомнить надпись на кольце Соломона о том, что «все пройдёт», то для эльфов это не какая-то там великая мудрость, а образ жизни. Любые трагедии кажутся мелкими, если их можно пережить. В буквальном смысле этого слова.

Спорить тоже надо уметь. Леночка не умела — она то срывалась в оскорбления, то начинала эмоционально и бессистемно вываливать слабенькие аргументы, основанные не на знании (откуда бы) и не на логике (ха, не будем про пресловутую женскую логику, к тому же в некоторых вопросах женским рассуждениям любой мужчина может только позавидовать), а на одних только растрёпанных чувствах. Как следствие, её доводы моментально разбивались в пух и прах. Надо будет пообщаться с этими девицами, по почте или телефону, а лучше лично.

Как многие, проигрывающие в споре, Леночка финишировала под лозунгом «я докажу вам всем, как вы ошибаетесь». В жизни, к сожалению (или к счастью), доказать всем и каждому свою правоту, как правило, не удаётся. Потому как правота бывает разная, а то и у каждого своя. Это не арифметика, где дважды два четыре, как бы тебе ни хотелось убедить всех в обратном.

Ладно, данная информация в схему укладывается. Правда, её «прощальная» записка стоит несколько особняком, нарушая целостность картины… но, как говорится, если единичный факт не стыкуется с теорией, факт можно безболезненно отбросить как случайную флуктуацию, возникшую под воздействием мирового хаоса. Вот и отбросим, временно. Теперь придётся заняться тем, чего мне делать не очень хотелось. Обыском. Пусть Друзов считает, что я ухожу в астрал и вопрошаю вселенский разум о судьбе его доченьки, а я лучше как следует поворошу её вещи. Что-то мне подсказывает, что одну неприятную штуковину я здесь-таки обнаружу. Блин, вот дядя Фёдор обошёлся бы без тотального шмона. Он хоть и чужд магии, но какое-то шестое чувство у него явно имеется, хотя Кэсси уверяла, что ничего такого в его душе она не видит.

Кэсси — это одна наша знакомая экстрасенс. Или экстрасенша, пусть даже нет такого слова. Или ведьма, хотя так о Кэсси в её присутствии лучше не говорить, потом проблем не оберёшься. Вообще по паспорту она Катерина, вот именно так, без буквы «Е» в начале имени. А по сценическому псевдониму — Кассандра, что, на мой взгляд, слишком претенциозно. Кэсси — это для друзей, каковым являлся дядя Фёдор. Понятие «друга» было милостиво перенесено и на меня, за что я Кэсси весьма благодарен, личность она и в самом деле уникальная. Ладно, о ней потом, сейчас мне надо сосредоточиться. Как говорит Кэсси, моя сильная сторона — интуиция, ещё бы добавить хоть каплю сверхчувственного восприятия, и я стал бы идеальным сыскарём. Но чего нет — того нет.

Итак, если бы я хотел спрятать маленький предмет, куда бы я его спрятал? В среднестатистической квартире для этого найдётся тысяча мест. И мне совсем не улыбается проверять их все, одно за другим. Знать бы, что именно я надеюсь найти… Будем рассуждать логически. Искомый предмет однозначно невелик. Это может быть каменный обломок, фрагмент статуэтки, увесистая гайка, древесный лист… в худшем случае — что-то иное, мне незнакомое, тогда уж только на интуицию вся надежда. Тумбочки письменного стола — слишком очевидно, следовательно, там будем искать в последнюю очередь. Карманы одежды, ящики с колготками, бельем и прочим добром — более вероятно, но тоже достаточно очевидно. В книгу? Банально, но именно эта банальность первой пришла бы девушке на ум. Начнем с книг.

А книг здесь много. Кстати, зачем девчонке три комнаты? Спальня, кабинет (уйди, жаба!), а третья-то на что?

Ух ты!

Мда, до утра мне здесь точно сидеть. Третья комната оказалась библиотекой. Похоже, что книги в этом доме пользовались уважением, и, если судить по обложкам, большей частью их коллекционированием занимались родители Владимира Викторовича и сама Леночка. Книги на полках были или откровенно старые, выпущенные в шестидесятых-семидесятых годах прошлого века, или же откровенно новые, в ярких обложках. Допустим, я хочу что-то спрятать в книге… какую я выберу?

Ключевое слово здесь — «спрятать». Перво-наперво отпадают те тома, которые чётко соответствуют известным вкусам юницы. То есть, просматривать всякого рода фэнтезийные циклы и бесконечные похождения ироничных дам-детективов мы не станем. Или станем — но в последнюю очередь. Книги-раритеты — их здесь немало — мы попросту отметём. Подразумевается, что фолиант, в который будет что-то засунуто, никто не возьмёт с полки, но также и не выбросит. Взгляд скользнул по нескольким рядам старых, доперестроечных ещё, подписных изданий. Оранжевые томики Марка Твена. Синие — Джек Лондон. Тёмно-зелёное собрание сочинений Александра Грина. Хм… да, это определённая ценность, но, в то же время, сейчас не модная. Так что будет блистательный Янки из Коннектикута пылиться на полке, демонстрируя гостям культурный уровень хозяев, но не более того. Пожалуй, с Янки и начнем.

Марк Твен, к сожалению, ничем не порадовал. «Бегущая по волнам» вкупе с «Алыми парусами» — аналогично, хотя на Грина я рассчитывал всерьёз. Я так расстроился, что ненадолго изменил собственным умозаключениям и пролистал почти три десятка ярких томов фантастики разных издательств, по большей части — свежих, максимум трёхлетней давности. Как и ожидалось — безрезультатно. Повторно прошёлся по комнате, разглядывая корешки книг. Лондон. Голсуорси. Фейхтвангер. О'Генри… ну-ка… нет, опять ничего. Стейнбек — слишком сложно, пожалуй, для девочки-подростка. Или не слишком? Мне он как-то не давался, скучно показалось. Пушкин. Пушкин — это наше всё… жаль, пусто. Не в смысле, смысла нет, а в смысле… тьфу, запутался. Ничего в этих томиках не спрятано, кроме сторублёвки брежневской эпохи. Наверняка заныкал кто-то из Леночкиных предков денюжку, а потом так и не нашёл её. И неудивительно, прятать надо так, чтобы потом найти.

Что-то вертится в голове, но мысль ускользает. В самом деле, не сунешь же заначку в первый попавшийся том, потом до морковкиного заговенья искать придётся. Надо что-то ассоциативное. Скажем, девушка, увлекающаяся вопросами эльфийской психологии, выберет… хм… учебник по психологии? Может, тут такой и есть, но я его не вижу. А если пойти от противного? Отбросим эльфов. Забудем о них, как о страшном сне — тем более что сон, и в самом деле, получится не из приятных. Какая ассоциация может быть у дочери обеспеченных родителей, ни в чем не нуждающейся? «Финансист»? Драйзера я тут где-то видел. Мимо… «Капитал»? Нету тут такого. Продолжим наши рассуждения, а то ведь всю библиотеку перерыть — тут на неделю поселиться. Итак, девушка обеспеченная, папина любимица. А мачеха её не любит, а почему? А потому, что в случае чего прав на наследство у девочки больше. И достанутся ей папины денежки. И дом этот. Большой дом.

Интуиция подскочила и издала победный вопль. Если и сейчас облом — ну, я тогда и не знаю…

Я подошёл к стеллажу и, чувствуя, как мелко подрагивают пальцы, вытащил двенадцатый том собрания сочинений Джека Лондона. «Маленькая хозяйка большого дома».

Он лежал даже не между страницами — прямо под обложкой.

Зелёный лист.

Свежий. Совершенно свежий, словно сорванный с дерева несколько минут назад.

Вот дерьмо-то!

Господин Друзов-старший явно собирался наброситься на меня с расспросами, но вдруг осёкся на полуслове и замолчал. Интересно, почему? Неужели моё лицо выглядело настолько расстроенным, что он решил потребовать отчёт как-нибудь позже? Правильно, вообще говоря, сейчас я совершенно не в настроении что-то объяснять. Например, сообщить страдающему папочке, что его блудная дочь в настоящий момент, скорее всего, уже мертва. И если оно так — а вероятность колеблется от традиционного блондинистого пятьдесят-на-пятьдесят до практически ста процентов — то мне, в лучшем случае, удастся вернуть ему… нет, не тело, это уж слишком большое везение. Так, что-то из её личных вещей.

Вопрос лишь в том, а стоит ли мне в сложившейся ситуации совать башку в капкан? С одной стороны, лично я этой малолетке ничем не обязан. Аванс заказчик выплатил, отчёт получит. Только не поверит. Года два назад и я бы не поверил, ни единому слову, а то и психушку вызвал бы. Понятное дело, Друзов имел некоторое представление о том, к кому обратился за помощью, но одно дело допускать существование некоторых метафизических явлений и иное — получить прямой и недвусмысленный ответ, который для любого нормального человека прозвучит как бред сивой кобылы.

С другой стороны, как говорил дядя Фёдор, дело надо доводить до конца или уж лучше вовсе за него не браться. На самом деле я немного сгущаю краски, шансы у девчонки есть, пусть и небольшие. Просто шансы «уцелеть» и шансы «уцелеть и вернуться» — несопоставимы.

Ладно, бросать её на произвол судьбы, не выяснив всё — непорядочно. Не подумайте, никакого азарта я не испытывал, напротив, прекрасно понимал, что лезу в ту же западню, куда не так давно сунулась прекраснодушная Леночка, искренне верящая в духовную красоту вечноживых эльфов. Но в памяти всё время всплывали беседы с дядей Фёдором, и я понимал, что такого пораженчества он не одобрил бы. Не знаю, встретимся мы когда-нибудь или нет, но его одобрение для меня всегда было важным и сейчас, когда я остался один, ничего не изменилось. По-прежнему свои поступки я, часто не вполне осознанно, взвешивал на весах «а что бы сказал по этому поводу дядя Фёдор».

В общем, домой я вернулся в совершенно растрёпанных чувствах, разрываясь между позицией «а оно мне надо?» и чувством долга. Да, итоговая сумма гонорара — это весомый довод, поскольку жрать хочется каждый день, а если я провалю первое же самостоятельное задание, это среди тех, кто в курсе, достаточно быстро станет известно. И фиг тогда кто-то явится ко мне с очередным заказом.

Наша с дядей Фёдором по сравнению с домом Друзовых выглядела… убого, пожалуй, вот лучшее сравнение. Старая мебель, явно нуждающиеся в замене обои, ковровое покрытие, которое не мешало бы как следует почистить. Нет, смотря с чем сравнивать, конечно. На взгляд людей с достатком ниже среднего, это вполне приличная двушка, не особо запущенная, но и не «уютное гнездышко». Жить можно.

Я заглянул в холодильник — чуда не случилось, пустые полки так пустыми и остались. Одинокая бутылка подсолнечного масла, с полкило картошки. Ладно, какой-никакой, а ужин. Между прочим, клиент мог бы и за стол пригласить, жлоб.

Или плюнуть на готовку и сходить куда-нибудь перекусить? Скажем, в «Ёлки-палки» или в «Макдональдс», сейчас я вполне могу себе это позволить. И если эта авантюра не увенчается успехом, деньги мне всё равно больше не понадобятся. Решено, иду искать себе ужин.

Но моим планам не суждено было реализоваться, поскольку уже почти на пороге дома меня остановил резкий телефонный звонок. Неожиданный… ну, я уже говорил.

— Миша?

Хм… Как говаривал дядя Фёдор, если ты добровольно обратился за помощью к Кэсси, значит, у тебя явно впереди неприятности. А если она обратилась к тебе — то неприятности уже совсем рядом. Наша добрая знакомая очень не любит всякие проявления технической мысли, в том числе и телефонные аппараты. Исключение делается лишь в том случае, если на сию доморощенную провидицу опять «накатило». Будучи от природы человеком добрейшей души, Кэсси тут же впадает в панику и начинает суетиться, стараясь увиденное предотвратить или, напротив, спровоцировать. В зависимости от того, считает ли она ожидаемое событие положительным или видит в нём трагедию. При этом Кэсси совершенно не волнует, что её мнение может банально не совпасть с мнением тех, в чью жизнь она начинает активно вмешиваться.

— Добрый вечер, Кэсси! — я постарался изобразить в голосе радость.

— Миша, ты таки влез в самое натуральное дерьмо.

Это, чтоб вы знали, её визитная карточка. Слова типа «здравствуй» в лексиконе Кассандры отсутствуют. Зато присутствует ярко выраженный еврейский акцент, причём заимствованный напрямую из анекдотов. Ни идиш, ни иврита она не знает, зато сплошь и рядом пересыпает свою речь словечками, которые, по её мнению, характерны для настоящей еврейской мамочки. Поначалу это раздражает, потом привыкаешь.

— Кэсси, у меня работа такая.

— Миша, ты мне ещё расскажи про ту работу, вдруг старая Кэсси таки узнает что-то новое. Но это будет в другой раз. А ты сейчас приедешь ко мне, я имею сказать тебе пару слов.

Я вздохнул и бросил взгляд за окно. Смеркалось. Тащиться куда-то — в том числе и ради беседы с Кэсси — совершенно не хотелось.

— Кэсси, а нельзя сказать пару слов по телефону?

— А шо, КГБ уже отменили?

— Двадцать лет назад[1].

— Ой, я тебя умоляю. Если на мастерскую Кацмана прицепить вывеску Baldinini, он шо, таки станет по-другому работать? Правда, Кацман цену поставит, словно его нааляйм[2] таки сделана в Италии. Миша, не пудри мне мозги, приезжай сейчас же или я не знаю шо сделаю. И не надо говорить тёте Кэсси много разных слов, за которые тебе потом будет стыдно. Ты всё равно приедешь, я так видела.

В трубке послышались короткие гудки. Есть во всем этом один момент, то ли смешной, то ли грустный. Как правило, видения Кассандры лишены чёткости в деталях, но это мало что меняет. Она знает, что нам необходимо и суждено встретиться. Это может произойти сегодня, завтра, через неделю или через год. Но практика показывает, что приглашение провидицы игнорировать не стоит, поскольку её видения имеют нехорошую тенденцию сбываться «любой ценой». Я вполне могу демонстративно плюнуть на её звонок (а я этого не сделаю — я ж сам себе не враг) и завалиться в постель. И не удивлюсь, если ночью в квартире случится пожар и мне придётся выскакивать на улицу в чём мать родила. Я могу не внять и этому предупреждению… и, скажем, попаду под машину, после чего тётя Кэсси посетит меня в больнице, где, скорбно опустив уголки губ, будет пенять мне на моё непослушание. Таким образом, встреча всё равно состоится, но неприятностей я огребу по полной.

Так что придётся ехать. Но сначала обязательно заскочить в магазин, Кэсси до умопомрачения любит сладкое (при её фигуре — это преступление), и являться к ней в гости без коробки конфет… дядя Фёдор не рисковал, и я не стану.

Город мок под дождём. Мок ещё с ночи, да и дождь, к несчастью, выдался не мелкий и противный, изрядно раздражающий, но не успевающий превратить прохожих в мокрых куриц, а улицы — в болота. Такой дождь можно было бы и приветствовать — он приносит облегчение от летней жары, прибивает к земле неистребимый смог и делает воздух… ну, пусть не свежим, но приемлемым. Свежий воздух в большом городе в разгар лета — это что-то из области фантастики. А уж в Москве — так и говорить не о чем.

В общем, тихо моросящий дождик я бы одобрил. А тот кошмар, что творился вокруг, ни малейших положительных эмоций не вызывал. Низкие, быстро несущиеся по небу тёмно-серые тучи, косые струи воды, хлещущие по тебе, словно из шланга. Зонт не спасает абсолютно, да и ветер норовит в любую секунду вывернуть его или вовсе вырвать из рук. У пешеходов одна надежда — побыстрее найти себе хоть какое-нибудь укрытие, спрятаться, переждать водяной шквал. Только сейчас это не слишком-то получается… Обычно проливные дожди — если они летние — долго не длятся. Налетел заряд, расплескался по улицам и крышам, да и исчез — глядишь, через какое-то время снова с голубого неба будет жарить солнце, торопливо испаряя упавшую на город влагу.

А вот сейчас облом-с вышел. Ливень как зарядил через час после полуночи, так и продолжается до сих пор. Дренажные системы не справляются, вода мутным потоком несется по проезжей части, отпрыгивая в стороны от проносящихся машин и, по закону подлости, дополнительно окатывая и без того не имеющих на теле ни единой сухой нитки прохожих. Кто-то пытается спрятаться под зонтом — сплошь и рядом зонтики у людей покорёженные, с выгнутыми или сломанными спицами. Ветер, чтоб его… А иные уже махнули на всё рукой, сложили бесполезные зонты и торопливо бегут по тротуарам, надеясь побыстрее добраться до дома. Из окна на такой дождь смотреть — одно удовольствие. Особенно, если тебе никуда идти не надо. Стоять и смотреть на тех, кто вынужден в непогоду выходить из дома и понимать, что ты, пускай лишь в эту минуту, самую капельку счастливее их.

Сейчас кто-то наверняка так и делал. Стоял в сухой комнате, в тепле и уюте, и пялился сквозь тройной стеклопакет на мокрых людей. И на меня, в том числе.

Вчерашний поход к Кэсси мало что прояснил. Поначалу провидица в присущей ей манере начала сетовать на то, что «этот милый мальчик из такой приличной семьи связался с нехорошей компанией». При этом подразумевалось, что «приличная семья» — это исключительно дядя Фёдор. Моих родителей Кэсси не знала, Машку видела один-единственный раз и не сумела почувствовать висящего над сестрой рока. Очень, кстати, переживала по этому поводу — «хорошая девочка, и не скажешь, что гойка». Причитания Кэсси, по теории, должны были развернуться в более или менее детальное предсказание, но увы — в этот раз талант провидицы дал сбой и ничего, кроме туманных разглагольствований о будущих неприятностях, выжать из неё не удалось.

А потом на стол легла здоровенная коробка конфет (ну, аванс от Друзова я получил, могу и шикануть), из бара явилась бутылка коньяка — и понеслось. Кэсси, кстати, пьет исключительно коньяк, а когда я пытаюсь выяснить, почему ортодоксальная еврейка, каковой она себя считает, без меры употребляет спиртное, натыкаюсь на стену непонимания. Мол, неужели такой хороший мальчик желает отобрать у старухи единственную жизненную радость? Тем более, что употреблять можно — злоупотреблять нельзя. А Бог — он всё понимает и разберётся, кто и в чём виноват. И если он и в самом деле таков, как о нём говорят раввины (я что-то сомневаюсь, чтобы Кэсси хоть раз общалась с настоящим раввином, хотя кто её знает), то уж он-то не станет упрекать старую больную женщину за столь невинную слабость. В общем, бутылка коньяка скоро опустела, ей на смену пришла вторая… Господи, как голова-то болит!

Под коньяк наша беседа как-то сама собой перетекла в иное русло, и мы битых два часа угробили на обсуждение не самой, на мой взгляд, животрепещущей темы — чем провидцы отличаются от пророков, а те, в свою очередь, от предсказателей. На мой взгляд, все они одним миром мазаны, но услышав столь дилетантскую точку зрения, Кэсси возмутилась и принялась меня просвещать. Мол, у неё на родине, где люди знают толк в подобных вещах, никому и в голову прийти не могло бы перепутать эти концепции. Поскольку уйти прежде, чем Кассандра соизволит отпустить, ещё никому не удавалось, мне приходилось сидеть, слушать и изредка вставлять осторожные комментарии.

По её словам, люди неграмотные — в смысле, в части метафизических явлений — склонны собирать в одну кучу все способности, связанные с видением будущего. Пророки и ясновидцы, оракулы и предсказатели, провидцы — в их понимании всё это или одно и то же, или настолько друг к другу близко, что разница становится ускользающее малой. В интернете, который Кэсси не жаловала, но признавала за ним определенную пользу, встречались более верные точки зрения… но истина так и оставалась где-то рядом.

Я прекрасно понимал, что Кэсси оперирует знаниями, которые ни современной науке, ни наукам древним и не снились. Но это отнюдь не означало, что она права, хотя определенная логика в её объяснениях присутствовала.

Итак, предсказатель — это человек, способный предсказывать наступление тех или иных событий, имеющих привязку к конкретной личности. И для того, чтобы предсказание родилось, необходимо присутствие этой личности в пределах видимости. Допустимо — по телевизору. Или, скажем, по голосу — с телефона или записи. Но предсказатель не может увидеть то, что ожидает совершенно постороннего человека. Скажем, не сумеет почувствовать грядущее наводнение, если здесь и сейчас рядом не окажется никого, кого эта стихия затронет. Точность предсказаний тем выше, чем меньше заинтересованное лицо о них знает. Поэтому ко всякого рода гадалкам Кэсси относилась с высокомерным презрением — рассказывать клиенту о том, что его ждёт, бессмысленно. Реализуемость предсказания при этом сползает к нулю, и если прогноз осуществится, то лишь случайно.

Если предсказатель лишь с некоторой степенью достоверности угадывает судьбу, то прорицатель в известной степени на человека воздействует, направляя его по пути, изложенному в прорицании. Сойти с этой дорожки немыслимо сложно, хотя сильным личностям зачастую удается изменить навязанное будущее, пусть и в мелочах. На родине Кэсси прорицателей сильно не любят. Настолько сильно, что ни один пребывающий в здравом уме прорицатель не рискнет заявить о таких способностях даже ближайшим родственникам. Никому не хочется, чтобы тобой управляли, словно марионеткой. Не стоит думать, что прорицатель стремится к получению власти над личностью — это действие дара, неподконтрольного разуму. Единственный способ бороться с негативными последствиями способности к прорицанию — не произносить суть видений вслух, не доверять их бумаге и не обнародовать каким-либо иным способом.

Провидец — дело иное. Провидец воспринимает вероятностную картину будущего, на год, на два… да хоть на сто. Предвидение не отличается точностью деталей (а чем дальше в грядущее, тем меньше подробностей), зато и мало зависит от действий конкретных людей. Провидец работает в одиночестве, присутствие посторонних нарушает тонкую паутину его дара, если говорить по-современному, «сбивая настройку». Ощущения приходят к провидцу в виде туманных картин, больше на уровне эмоционального фона. Скажем, наводнения, землетрясения и цунами Кэсси чувствует чуть ли не за месяц, но определить, где произойдёт катастрофа, не может при всём желании. В самом лучшем случае, ощутит связь между бедствием и кем-нибудь из тех, кого знает лично.

Если же говорить о пророках и пророчествах, то к ним Кэсси относилась с безграничным уважением, поскольку этот дар считался у неё на родине самым ценным. Вообще считается, что устами пророков говорят боги. Так это или нет, Кассандра достоверно не знала, встречаться с богами ей не довелось (после этой фразы у меня холодок по коже пробежал), но то, что пророчества сбываются всегда — это, по её мнению, было неоспоримым фактом. Другое дело, что пророк, в первую очередь — учитель народа, человек, который не только объявляет грядущие события, но и ведет к ним, готовит общество к тому, что считает неизбежным. И если он является достаточно сильной личностью (а личностей слабых и ничтожных среди истинных пророков не замечено), то рано или поздно посеянные им в людских душах зерна дают пышные всходы. И тогда пророчество исполняется. Только времени на это нужно, как правило, очень много. Десятилетия. Века. Или эпохи.

Сама она была почти классической провидицей. Поэтому как следует заработать на своём даре, достаточно сильном, она ни малейшей возможности не имела. Поначалу пыталась предупреждать власти о тех картинах, что открывались её мысленному взору, но каждый раз натыкалась на недоверие, непонимание или вовсе пренебрежение. Капля способностей к прорицанию у неё тоже имелась, и лишь благодаря этому бабке удавалось сводить концы с концами, что (в её понимании) подразумевало регулярно покупать себе сладости и коньяк. Исходя из каких-то принципов, навеянных, видимо, полученным в детстве воспитанием, Кэсси прорицала лишь события, с её точки зрения для клиентов благоприятные. А если в будущем у посетителя ничего подобного не ожидалась, то молчала как рыба, разводила руками и отказывалась брать деньги. Естественно, при таком подходе от наплыва восторженных поклонников она не страдала.

Тот факт, что касательно моего будущего Кэсси видела лишь туманные образы, на какой-то миг меня слегка испугал. Похоже, ничего хорошего меня впереди не ждёт, а наша с дядей Фёдором старая знакомая надеется молчанием обмануть линии вероятности, положившись на игру слепого случая. Молчит-то она молчит, но уже тот факт, что старуха всполошилась и пригласила меня в гости, говорит о многом. Да и её слова о дерьме, в которое я влез, не добавляли оптимизма.

На прощание она сунула мне пакет, пробормотав — «ну, возьми, пригодится, а то ведь не поможет». Я сделал удивлённое лицо.

— Ты же к Денису идешь?

Не в предвидении тут дело. Умная она просто, и два плюс два складывать научилась достаточно давно. С одной стороны, на Денисе свет клином не сошелся, есть ещё парочка знакомых, которые могут помочь. С другой — Денис, если захочет, поможет наверняка, а вот остальные…

Так что для понимающего человека мой выбор очевиден. Хотя толком-то я с Денисом не знаком. Видел один раз, какие-то дела у дяди Фёдора с ним были, а я просто присутствовал в качестве статиста.

— Можно подумать, есть варианты… — вздохнул я.

— Вот подарочек ему и сделаешь. Только ты не перепутай, скажешь, что со мной дружен, это рекомендация такая. Не самая худшая, ежели кто понимает. Так вот, моим другом представишься, но дашь понять, что подарок — это исключительно твоя инициатива. Он-то, ясное дело, всё поймёт, таки не дурак, но примет правила игры. Принцип у него такой.

А бабка-то волнуется… еврейские словечки из речи как ветром сдуло. Я заглянул в лежащую в пакете картонную коробку. Присвистнул.

— Спасибо!

— Ох, Миша… и попросила бы тебя не ввязываться в это дело, так уже ввязался. Что ж теперь… ну и девку выручать надо.

— Так она жива?

Кэсси погрозила мне пальцем.

— Миша, ты надеешься, что сумеешь перехитрить старую Кэсси? Как говорили древние, «делай что должно — и будь, что будет».

В общем, разговор этот мало что прояснил. О судьбе Леночки старая ведьма так толком ничего и не сказала, единственное, что я понял — эта судьба пока не определена, и от моих (в том числе) действий зависит, удастся мне вернуть её живой и относительно здоровой, или же придётся доставить папе Друзову что-нибудь из вещей его навсегда покинувшей этот мир дочурки. Проклятье, самое противное, что видения Кэсси — даже когда они относительно конкретны, что бывает нечасто — напрочь лишены однозначности. Она вполне могла бы заявить, что девушка уже покинула этот мир. И это будет абсолютно точным, профессиональным заключением. Только толковать эту фразу можно по-всякому.

И вот теперь мне надо встретиться с Денисом, который и сам по себе не подарок, а уж если обращаться к нему с просьбами… не любит он этого. Дядя Фёдор, помнится, в тот раз что-то от Дениса хотел, но так и ушёл несолоно хлебавши. Как ни странно, ушёл без обиды, чему я тогда несказанно удивился. В конце концов, если искатель… Я не говорил? Ну, дядя Фёдор себя называл «искателем», не в честь журнала, а в том смысле, что наша основная задача в любом деле — бороться и искать, найти и не сдаваться. Если первый, второй и последний лозунг я вполне понимаю, то вот с третьим как раз может выйти облом-с. У дяди Фёдора, насколько мне известно, неудач не было. Ну… таких, чтобы клиент остался полностью неудовлетворенным. Недовольство — это было. Отказ платить — сталкивались. К последним проявлениям несовпадений в позиции работодателя и исполнителя дядька относился философски. Но задача выполнялась всегда. Если мне придётся привезти Друзову, скажем, колечко дочери и сведения о том, что её более нет среди живых (в определенных ситуациях и это — не окончательный приговор), я буду считать, что работа выполнена. В общем, теперь я и сам «искатель». Начинающий. Так вот, если искатель обращается за помощью — особенно к такому, как Денис — это означает, что дело у него по-настоящему важное. Некрасиво это как-то — отказывать искателю. Подленько.

О Денисе и своих с ним взаимоотношениях дядька рассказывал много и охотно, и позже его пофигистское отношение к полученному отказу я уже воспринимал как само собой разумеющееся. Но осадочек-то остался.

В общем, на кнопку звонка у Денисовой двери я нажал не в самом лучшем расположении духа. Мокрый, як цуцик, на душе муторно после беседы с Кэсси, да и ожидания от предстоящего разговора не самые радостные.

Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий блондинистый мужик. В одних трусах. Босиком. И был он пьян в дымину… в лоскуты… в стельку… в общем — до полной потери восприимчивости. Вообще говоря, с позиции любой девчонки, Денис — парень красивый. Как и с позиции некоторых особо «современных» парней. Телосложение изящное, глаза пронзительно-голубые, пальцы как у пианиста, черты лица из серии «был бы ты бабой — какая это была бы баба!», но без ярко выраженной голубизны. Правда, сейчас Денис выглядел паршиво.

— П-привет, — он добрую минуту таращился на меня, затем икнул. — Ты хто?

— Я друг…

Договорить он мне не дал.

— Д-друг? Это класс! Эт-то просто суп-перски… — в обычное время Денис не заикался, но сейчас, очевидно, даже короткие слова представляли для него определённую проблему. — Мне об-бязательно нужен д-друг! Ты, з-заходи, д-друг!

Он повернулся ко мне спиной и направился в комнату.

Я один раз видел, как Денис двигался. Избави меня боже от такого спарринг-партнера, и неважно, пойдёт ли речь о холодном оружии, банальных кулаках или о пистолете. Никаких шансов. Двигался он тогда плавно и неуловимо-быстро, словно ртуть, перетекая из одной позы в другую. Перетекал он и сейчас, только по стеночке. Добравшись до глубокого кресла (на вид — цены неимоверной), хозяин квартиры слился в него, приняв несколько странную, но достаточно устойчивую позу.

— Садись, д-друг! Наливай! — он указал на стол, заставленный батареей бутылок с разноцветными этикетками. Пустых.

— Я вот д-думаю, д-друг, какое в-вино тут сам-мое лушшее? Вот эт-то сам-мое, как щитаешь, д-друг? — он поднял бутылку Amontilliado Cherry, великолепного испанского хереса восьмилетней выдержки, наклонил её над бокалом. Увы, в бокал упало лишь несколько капель. Он грустно посмотрел на пустую посуду и вздохнул. Взял другую бутылку — Markiz De Riscal, тоже испанское, примерно того же класса. — П-пусто, д-друг. Везде п-пусто. А я так и не п-понял, какое тут само-само-самое…

Судя по количеству пустой посуды, либо тут долго веселилась немаленькая компания, либо Денис решил всерьёз наклюкаться в одиночку и старательно претворяет эту идею в жизнь. Только не как нормальные люди — водочкой, коньячком или, на худой конец, какими-нибудь скромными напитками молдавского производства. Дядя Фёдор говорил, что Денис практически не пьянеет, и если он уж догнал себя до такого состояния — значит, за дело взялся основательно. Особым снобизмом он не страдал, но и что попало не употреблял, благо средства позволяли.

— Усё кончилось, д-друг! — в уголках его глаз засияли слезинки. — Как грустно, да? Скажи, д-друг, у тебя есть выпить? Что-нибудь по-настоящему п-прекрасное? Только не водку, д-друг, вы всё в-время пьёте водку… как вы её пьёте, скажи, д-друг?

Я достал полученную от Кэсси коробку и протянул хозяину дома. Денис заглянул внутрь, расплылся в счастливой пьяной улыбке и вытащил на свет божий небольшую бутыль из чуточку мутноватого синего стекла. Пробка — или что там у неё — была залита чем-то вроде сургуча или пластика. Только густо-синего цвета. Никаких этикеток, никаких рельефных излишеств вроде года разлива или, скажем, логотипа кампании. Просто синее стекло… да и бутылка не слишком напоминает продукт промышленного производства. Явно ручная работа.

Несколько минут Денис рассматривал подарок, чуть ли не пуская слёзы умиления.

— Это круто, д-друг! Это по-дружески, я те говорю. Ты м-молодец! У меня давно не было такого д-друга. Такого зам-мечательного д-друга, как ты. Ща, м-минутку…

Он попытался сосредоточиться. Удалось примерно с четвёртой попытки — губы шевельнулись, в воздухе прозвучала мелодичная фраза.

Словно поток холодного ветра промчался по комнате. Исчез тяжёлый винный дух, воздух наполнился ароматом неведомых цветов, куда-то бесследно пропала моя головная боль, растворилась в прохладном дуновении усталость. Словно и не было бессонной ночи, я был свеж и бодр — не помню, когда в последний раз я был настолько свеж. С Дениса разом слетел хмель, заодно его лицо, ещё несколько секунд назад одутловатое, уставшее и помятое, теперь выглядело как из какой-нибудь рекламы дорогого средства по уходу за кожей для мужчин.

— Это необычный подарок… друг.

Он больше не заикался. Только теперь его уже набившее оскомину «друг» прозвучало не слезливо-радостно, как раньше, а насмешливо и чуточку недоверчиво. И голубые глаза смотрели серьёзно, изучающе, холодно. Опасный взгляд — особенно, если понимать, что из себя представляет Денис и чем может закончиться беседа, если я ему сильно не понравлюсь.

— Это очень необычный подарок. Могу ли я узнать, зачем ты пришёл… друг?

— Денис, ты меня не совсем правильно понял, — вздохнул я. Пока меня не вышвырнули за дверь, лучше объясниться. И не врать, ложь Денис почувствует легко и непринужденно, он и не на такое способен. — Меня зовут Михаил Орлов. Я действительно друг, но не совсем твой, хотя был бы рад этому. Я друг Кэсси… в смысле, Кассандры.

— Кассандра… — он коротко пробарабанил пальцами по столику. — Не буду говорить избитые фразы о том, что друзья Кассандры — мои друзья, учитывая, что часто это совсем не так. Но я хорошо к ней отношусь, нас кое-что связывало раньше. Давно. И я знал одного Орлова, Фёдора. Ах да… я помню тебя, Михаил, ты приходил ко мне вместе с Фёдором несколько месяцев назад.

Я сидел неподвижно, чувствуя, как неприятный холодок ползет по позвоночнику. «Я знал Фёдора Орлова». Невинная фраза, в иное время и в ином месте ничего существенного не значащая. Только вот Денис часто придает словам, как выражался дядя Фёдор, «истинное» значение. Упоминая моего дядьку в прошедшем времени, он словно хотел сказать — не надейся. Не жди.

А может, и нет тут никакого второго смысла, никакого истинного значения. В конце концов, Денис живет здесь уже чёрт его знает сколько времени, давно, небось, понял, что слова люди часто произносят лишь затем, чтобы поддержать разговор. И совсем не обязательно полировать до блеска каждую фразу.

— Я понимаю, что решив подарить мне иштан, — он кивнул на синюю бутылку, покоящуюся в его ладонях, — ты рассчитываешь на ответную услугу. Я слушаю.

— Нет, Денис, — покачал я головой. — Это подарок — не в качестве оплаты, не ради ответной услуги. Хотя, честно признаться, она мне нужна. Просто мой подарок, и если ты считаешь себя обязанным, скажи — я уйду.

Вот интересно, ощутит ли он… нет, не прямую ложь, скорее, некую двусмысленность? Фактически, я был искренен — Дениса подкупить невозможно. Запугать… ну, пожалуй, это может произойти. Уговорить. Разжалобить. Он может помочь от скуки. Или из любопытства. Или из какой-то мимолетной прихоти, что, в общем-то, тоже соответствует понятию скуки. Но вот задобрить его дорогим (точно не знаю, что такое «иштан», но догадываюсь) подарком — дохлый номер. Я не убеждал себя в этом, фальшь от Дениса не скрыть… я просто знал, что так оно и есть. И шел к нему ради дела. А бутылка… ну, не дала бы Кэсси бутылку, явился бы я сюда просто так. С теми же просьбами. С теми же аргументами.

— Интересно, — он буквально сверлил меня взглядом. — А ты знаешь, что в этом сосуде?

Кэсси могла бы и просветить. Хотя догадаться не так уж и трудно, что ещё можно подарить Денису в рамках многодневного запоя.

— Эльфийское вино.

Денис поморщился.

— Два слова, две ошибки.

— А почему две? — удивился я. — Ну, допустим, насчёт термина «эльф» я понимаю, только сам знаешь, нормальный человек выговорить правильное название в принципе не сможет.

— А вторая ошибка, соответственно, в слове «вино». Сей напиток, — Денис погладил синее стекло с таким трепетом, будто сосуд был изготовлен из цельного сапфира, — к вульгарному винограду не имеет ни малейшего отношения.

— Как коньяк — к копытным, — парировал я. — И вообще, не в названии же дело. Если напиток слабоалкогольный, значит, это вино.

— Или ликёр, пиво, настойка, — не сдавался Денис. — Пожалуй, как раз «настойка» тут подходит лучше всего. Но ты прав… хм… друг, дело не в терминах. Пусть будет эльфийское вино, если кому-то простые пути приятнее. Прими мою благодарность. Но, поскольку я не верю, чтобы кому-то захотелось притащиться ко мне в гости в такую погоду без веского на то основания, давай, рассказывай, что тебе нужно.

— Тень мэллорна. И ключ с якорем.

Он молчал, разглядывая то меня, то бутылку, словно решая, а не послать ли меня по известному любому русскому и большинству иностранцев адресу. Вообще говоря, я только что нанес ему маленькое оскорбление. Сродни тому, как в присутствии ортодоксального христианина упомянуть о «пророке Исе»[3]. Ну и фиг с ним, выговорить правильное название этого эльфийского священного дерева гораздо труднее, чем воспроизвести самоназвание их расы. Они и сами по полгода учатся произносить имя Духа леса — по их мнению, неправильно названное имя оскорбляет его владельца. Эта позиция имеет, кстати, несколько неожиданное следствие — своих имен эльфы не раскрывают никому, кроме самых близких, чтобы случайно не получить оскорбление, смывать которое придётся кровью. Пользуются псевдонимами, кличками, прозвищами — в общем, любой подручной идентификацией. Мэллорн (прости меня, Дух леса) в этом отношении беззащитен, поскольку выбрать себе псевдоним самостоятельно не имеет возможности — всё ж таки он дерево — а навесить на лесное божество ярлык ни одному эльфу в голову не придёт. Так что «мэллорн» — исключительно наше изобретение, с точки зрения этого лесного народа, оскорбительное донельзя. Одна радость, что к людям они относятся в достаточной мере снисходительно, чтобы не хвататься за оружие при каждом проявлении дефекта нашей дикции.

— Нихрена ж себе, — наконец выдал он, бережно ставя бутылку на столик. Затем, чуть подумав, поднялся и унёс её в другую комнату. Не иначе, спрятал до лучших времен.

Я-то прекрасно понимаю, что подарок получился воистину роскошный. У Дениса с родичами проблемы, так что вино из родного леса ему раздобыть сложно. Не то, чтобы совсем невозможно — уж проблемы что-то «достать» в России традиционно так или иначе решались, если не деньгами, так по знакомству. Вот именно по знакомству ему сейчас бутылочка и перепала. Хотел бы я только знать, откуда эта настоечка у Кэсси взялась, она-то явно на экскурсии в Вечный Лес не ездит.

Кстати, на будущее, надо пояснить, если кто не понял — эльфы, Вечный лес, иштан… в общем, масса терминов, которые мне придётся употребить в предстоящем разговоре и, далее, в ходе порученного мне папой-Друзовым расследования, имеют мало общего с их истинным звучанием. Профессор[4] был великим человеком, его книги пусть и имеют ряд значительных расхождений с реальностью (в части антуража), а исторически и вовсе являются вымыслом чистейшей воды, но всё же в достаточной мере дают представление о бессмертных созданиях, живущих рядом с человеком. Не в этой реальности — но факт остается фактом. Нравится это Денису или нет, но его называли, называют и будут называть эльфом. Как и наиболее опасных противников эльфов упрямо называют орками, хотя там, насколько я слышал, лишь намёк на созвучие.

А вот в описаниях внешности сходства — выше крыши. Кроме ушей, нормальные у них уши, разве что чуть более, чем у людей, прижатые к черепу. По мнению дяди Фёдора, тут не обошлось без утечки информации. Эльфы — те, кто помоложе, ибо с возрастом у них любопытство отмирает, как ненужный элемент психики — активно пользовались порталами ещё в те времена, когда и понятия не имели, что за существо такое — «человек». Мало ли, куда заносило их молодёжь в поисках приключений на изящные эльфийские задницы. В общем, то ли Профессор сам оказался гением, то ли до него дошли слухи и он их мастерски использовал.

Денис вернулся и снова устроился в кресле.

— Итак, тень мэллорна. Допустим, с этим я могу помочь, не такая уж это и тайна. Да и способ самоубийства каждый выбирает себе самостоятельно, и кто я такой, чтобы вмешиваться в выбор человека?

Риторический такой вопрос. Но с намёком.

— А вот что касается ключа с якорем… Послушай, Михаил, я понимаю, что причины обращаться с такой просьбой у тебя есть, но, в отличие от некоторых наших общих знакомых, видеть будущее не умею. Так что рассказывай всё по порядку, а я подумаю, смогу ли и, что важнее, стану ли тебе помогать.

А кто бы сомневался? Я ж не настолько наивен, чтобы рассчитывать на помощь бессмертного (кто-то ещё не сообразил, с кем я имею дело?) без необходимых пояснений.

Но сначала нужно мне самому кое-что прояснить. Как уже говорилось, любознательность — детская болезнь, которой страдают где-то процентов семьдесят эльфов в возрасте лет до трёхсот-четрёхсот. В этот период они лезут во всякого рода неприятности, предаются порокам, крутят романы с кем попало, путешествуют, тесно общаются с людьми. Да и не только с людьми. Традиционные войны с орками — это всё от избытка энергии и от неуёмной любознательности. Типа, а что получится, если набрать ватагу сорвиголов и испытать на прочность какую-нибудь из горных крепостей? Заканчивается это, как правило, плачевно. Эльфы хоть и отменные стрелки, но бойцы, мягко скажем, так себе. Ну а орки — не те существа, которых можно донимать безнаказанно, они сами не дураки подраться, а обиды на вечноживущих у них передаются из поколения в поколение и имеют тенденцию накапливаться. Вообще говоря, образ «созданий тьмы» им не слишком подходит, сами они тяги к экспансии не проявляют, но и за своё кровное готовы стоять горой. В том числе, и за те понятия, которые люди называют «честью» и «долгом перед видом». В общем, юные эльфы традиционно мутят воду, а расплачиваться за это приходится и им самим, и старшему поколению бессмертных (неправильный, кстати, термин — лучше «нестареющих», поскольку долголетие хреново помогает от клинка, воткнутого в брюхо), и людям. Последним — в особенности, ибо втягивать в разборки соотечественников часто не получается, а придурков среди людей найти не сложно. Или купить — скопидомство эльфов распространяется на некоторые артефакты и родовые древности, а монетами с профилями человеческих королей лесные жители разбрасываются с демонстративной щедростью.

Ну и люди тоже хороши. Им только дай возможность подраться… соваться в Лес — больных мало, а попытаться пощипать горные крепости орков охотники неизменно находятся.

Об эльфах, орках и тамошних людях дядя Фёдор знал много. Или от Дениса, или от других таких же. Только в Москве, по его словам, эльфов наберется с десяток, если не больше. На контакт с обычными людьми они идут неохотно — в смысле, чтобы до полной откровенности. А вот набрать десяток-другой мордоворотов, да отправить к себе в Эллану, в качестве пушечного мяса — это запросто. Есть у меня подозрение, что дядя Фёдор когда-то и сам имел дело с вербовщиками. Об Эллане он рассказывал с явным знанием дела.

Постепенно тяга к перемене мест и различным авантюрам уходит, сменяясь стремлением постичь смысл жизни, любовью к уюту и покою. Тогда эльфы завязывают со странствиями и драками, возвращаются в родной Лес, чтобы под кронами мэллорнов предаваться философским размышлениям. И всех развлечений — всадить стрелу в горло всякому, кто посмеет отвлечь созерцателей от погружения в тайны мироздания. Договориться с ними, по словам дяди Фёдора, дохлый номер — вне зависимости от предмета спора. Поэтому, эльфийские правители всегда относительно молоды. То есть, именно юнцы (в их понимании) правят, заключают и нарушают союзы, посещают людские государства с дипломатическими миссиями, объявляют войны и так далее. С таким подходом, по прошествии нескольких тысяч лет под каждым деревом в Великом Лесу сидело бы по десятку «старцев». Но, благодаря детской болезни, до истинного взросления доживает ладно если десятая часть. Остальные либо гибнут, либо уходят в иные миры, да так оттуда и не возвращаются. Как Денис, к примеру. Ему уже давно пора перейти от этапа «я существую» к этапу «я мыслю». Дядя Фёдор говорил, что лет Денису уж с полтыщи, если не больше.

Правда, бывает, что возрастная болезнь принимает затяжную, хроническую форму. Казалось бы, собрав воедино жизненный опыт и юношеский задор, можно стать выдающимся правителем. Но сами эльфы таких вот особей, застрявших в периоде инфантильности, не жалуют.

Ладно, я отвлёкся.

Выслушав мой рассказ о пропавшей девушке, Денис равнодушно пожал плечами.

— Допустим, ты прав, и эта твоя Лена воспользовалась якорным ключом. И что дальше? Мэллорны (тут он поморщился) на опушке не растут, значит, вышла она где-то в самом Лесу. Думаешь, ей там удастся выжить достаточно долго, чтобы добрести до людских поселений?

— Боюсь, она не станет искать людские, — я сделал ударение на этом слове, — поселения. У девчонки крыша поехала на почве эльфийской психологии, она будет искать кого-то из ваших. И полезет с расспросами…

— И получит стрелу прежде, чем сумеет выдавить из себя банальное «здрасьте».

— А говорят, что ваши… соплеменники мужского пола не прочь поразвлечься с человеческими женщинами.

— Не прочь, — не стал спорить Денис. Могу поклясться, сам он «развлекался» на полную катушку, обаяния ему не занимать. — Но чтобы попасть не в категорию «враг», а в категорию «ах какая милашка», ей потребуется изрядное везение. Встретить кого-то из молодых до того, как её шлёпнут. И не просто встретить, а вызвать симпатию.

— Шанс имеется.

— Мизерный. И этот мизерный шанс имеется именно у неё, а не у тебя. Ты же не думаешь, что способен вызвать у эльфийки сексуальный интерес?

Мне бы обидеться, но он ведь прав, пусть и высказывает эту правоту в несколько грубой форме. Вообще говоря, девчонки, с которыми Леночка спорила по переписке, во многом лучше понимают предмет полемики. Эльфы, большей частью, создания в общении достаточно неприятные. Щадить чувства собеседника они не умеют и не любят. А их «прекрасные половины» в этом вопросе, как правило, и вовсе невыносимы, поскольку считают представителей других рас чем-то вроде навоза на дороге — на вид мерзость, на запах отвратительны, и вообще, лучше ничего общего с дерьмом не иметь. Встречаются исключения, но редко.

— Не думаю.

— И то хорошо…

Он долго молчал. Молчал и я, не желая форсировать события.

У дяди Фёдора с Денисом были какие-то дела и до того, как я впервые увидел нашего местного эльфа. А поскольку поговорить дядька любил, а меня после той встречи распирало от вопросов, беседовали мы долго. И в этот день, и потом. Рассказывал дядя Фёдор много, другое дело, что толком и не определишь — где в его словах достоверная информация, а где чистой воды вымысел. Пофантазировать мой родственничек был не дурак. К примеру, в то, что эльфы, в поисках новых ощущений, могут переспать не только с обычной человеческой девчонкой (по меркам лесных жителей, красотой людской род не отличается), но и с кем угодно. Вплоть до оркской… забыл, как дядька их называл, вроде как «самкой» — невежливо, а «женщиной» — язык не поворачивается.

Но главное, что я вынес из этого разговора — эльфы, в большинстве своём, рабы так называемого «первого порыва». То есть, раз выбранная модель поведения меняется с крайней неохотой. Это я к чему — если уж Денис не послал меня в известный всему миру пеший эротический маршрут, значит, что-то я с этого визита всё-таки поимею. Может, и не в полном объеме, но Денис так или иначе поможет. Главное — не торопить его, а то ведь он в России неведомо сколько лет прожил, может, научился оперативно менять точку зрения в зависимости от внешних факторов.

— Почему сам за это дело взялся? — поинтересовался эльф тоном столь равнодушным, что в иной компании тут же получил бы в ответ «не твоё дело».

— Дядя Фёдор куда-то пропал…

О, вот тут как раз пора прояснить, почему я его так называю. Как я уже говорил, дядя Фёдор нарисовался в нашем доме ещё когда я только встал на ноги. Но поначалу заглядывал в гости редко… это не я так помню, это потом, по разговорам выводы сделал. А когда мне лет пять стукнуло, стал появляться куда чаще, временами — каждый день. И отношения с отцом, поначалу относительно прохладные, более или менее выровнялись. Наверное, отца подкупил тот неоспоримый факт, что его новоявленный брательник всерьёз ко мне привязался. Дарил подарки, не то чтобы дорогие — но регулярно, никогда не отказывал в плане «посидеть с мальцом», охотно таскал меня в кино или в парк, когда родителям было малость не до того. В общем, отца это устраивало. И меня тоже — только вот я почему-то никак не мог запомнить его имени. Странно — нормальное ведь имя, достаточно распространённое… а не застревало в памяти, хоть ты тресни. Ну он и ляпнул как-то — мол, Мишаня, да меня ж как мальчика из твоего любимого мультика зовут, ну, где там кот Матроскин и пёс Шарик… помнишь? Я ему — «дядя Фёдор, да?». Вот с тех пор и повелось… уже потом, когда я вырос, он часто говорил — ну прекращай этого неизменного «дядю» каждый раз вставлять, перед знакомыми неудобно, что здоровенный лоб постоянно «дядькает». А привычка, что теперь с ней сделаешь. Так и остался он дядей Фёдором — и в общении, и в мыслях.

— Вот как? — Денис изобразил вялый интерес.

— Оставил записку — мол, наклёвывается интересное дельце, потом расскажу. И уже два месяца как ни одной весточки.

— А Кассандра?

— Никакой конкретики. Или ему ничего серьёзного не грозит, или он… в общем, видения, касающиеся мертвых, её не посещают.

— Жаль, если погиб.

Мы помолчали. Если он ждёт, что я сдамся и уйду сам — хрен дождётся. Мне спешить некуда.

— Ну хорошо, — медленно протянул он. — Допустим, у тебя и в самом деле нет иного выбора, если не говорить о полном отказе от заказа. Сначала несколько вопросов. Мечом владеешь?

— Посредственно.

Историческому фехтованию меня учили — один из знакомых дяди Фёдора. Причём задолго до того, как я узнал род дядькиных занятий. Сперва этот хитрый лис сумел меня заинтересовать холодным оружием, потом — ненавязчиво свести с нужными людьми. Заплатил он им, или просто попросил так, что ему не смогли отказать, но полгода я пару раз в неделю посещал тренировки. Русский меч, турецкий ятаган, японская катана, бастард, двуручник — всего понемногу. Поначалу Потапыч, мой инструктор, надеялся нащупать-таки истинно «мой» вид оружия. Но потом сдался, убедившись, что до сколько-нибудь значимых высот мне не подняться.

— Жаль. Лук, арбалет?

— Вообще никак.

— Хм… нож, рукопашка?

— С этим получше. Можно даже сказать, хорошо… если противник — человек.

— Значит, плохо. Михаил, я могу дать тебе ключ и укажу на Тень. Но тебя там ухлопают. Подумай очень тщательно — оно тебе и правда столь сильно надо? Я понимаю, эта твоя Леночка — красивая девчонка, её жаль. И гонорар тебе определили достаточно неплохой. Но давай рассуждать здраво — вернуть её ты вряд ли сможешь, да и весьма вероятно, что поздно уже для спасательной экспедиции. Пребывать в неведении отцу всё легче, чем наверняка узнать о кончине дочки. Гонорар… хочешь, я тебе три таких гонорара просто так дам? Деньги — пыль под ногами, как бы ни банально это звучало. Они приносят кратковременные удовольствия, но платить за это иногда приходится непомерную цену. Подумай, ведь можно заработать безо всякого риска. Хочешь? Прямо сейчас. Три гонорара… нет, пять. Сохранишь свою жизнь, нервы отца этой беглянки. И уцелеет хороший парень Миша. Не будет рыдать Кассандра… она ведь тебя любит, у неё родственников здесь нет, а к тебе бабка привязалась.

Вот выдай он эту тираду дяде Фёдору — не знаю, каков был бы итог. Дядька человек рассудительный, для него трезвый анализ ситуации — первейшее дело. Если шансов нет или они мизерны, стоит ли совать голову в петлю? С другой стороны, что подумал бы дядя Фёдор, если я сейчас сдамся? Он часто говорил красивые слова о чести, долге и так далее, и что-то мне подсказывает, что отступления перед одними лишь обещаниями грядущих проблем мой родственник совсем не одобрил бы.

Ключ с якорем, шанс на возвращение. Без якоря шансов немного, это эльфы вычислили многие тысячи лет назад и с тех пор почти ничего не изменилось. Без якоря — идти наугад, то есть, где-то один шанс из полусотни, что я окажусь на Земле. Хотел бы я знать, кто надоумил Леночку заякориться? Ведь кто-то знающий, кто-то с опытом. Так почему не удержал, не растолковал на худой конец… на верную смерть ведь отправил. И этот «кто-то» реально существует, ибо ключи (да к тому же якорные) на дорогах не валяются.

— Денис, ты прав.

— Мы договорились?

— Нет, я всего лишь признаю, что ты прав. Дело почти безнадёжное, думаешь, я не понимаю? Но дело всё как раз в этом «почти». Тебе слово «совесть» о чём-нибудь говорит?

— Его люди выдумали, чтобы оправдывать бессмысленные поступки.

— Смысл в том, чтобы поступать по совести.

Эльф рассмеялся.

— Миша, ты сам-то веришь в то, что говоришь? В чем смысл жизни настоящего мужчины? Ну, если ориентироваться на ваши ценности. Посадить дерево, построить дом, вырастить сына… Несмотря на банальность, в каждой паре слов можно найти мудрость, особенно если не пытаться понимать сказанное буквально. Приумножить богатства природы, приумножить богатства цивилизации, продолжить род. Это вполне оправданные, логичные и, в целом, верные цели. Мы отказались от «построить дом» в смысле технического прогресса, но считаем, что необходимо развивать свой духовный мир. Это тоже, в какой-то мере, дом — обитель того, что вы люди зовёте душой. Кстати, отказывая всем, кроме вас, в праве на обладание ею.

— А чем тебе не нравится?

— Душа, молодой человек, это…

— Денис, я не о душе. Чем тебе не нравится лозунг насчёт вырастить-посадить?

Улыбка исчезла с лица эльфа, словно её выключили.

— Нравится. Но в этом лозунге, как ты можешь и сам заметить, ничего не сказано о совести. Людям принадлежит ещё одна замечательная фраза — «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Каждый понимает её по-своему… я предпочитаю интерпретировать в том смысле, что именно благими порывами, совестливыми поступками, добрыми намерениями и персональным пониманием справедливости человек способен превратить в кошмар и собственную жизнь, и жизнь окружающих. Потому что каждый негодяй, по сути, одиночка. Он не хочет, чтобы все остальные ему уподоблялись, ведь тогда он не сумеет ощутить превосходства над толпой. С негодяем легко бороться, потому, что его позиция очевидно отвратительна всем вокруг.

Да, похоже, Дениса понесло. Одна из причин, почему эльфов, мягко скажем, не любят в их родном мире — так это потому, что они в любой момент готовы опрокинуть на голову собеседнику ушат нравоучений. И ведь не скажешь, что говорят полную ерунду… Самое главное, что спорить с ними — себе дороже. Подбирать аргументы веками… это хорошее подспорье в любой дискуссии.

Теперь придётся слушать. Пока не выговорится, к делу не приступит, это уж как пить дать. При этом головы он не потеряет, ничего по-настоящему важного не выболтает. Разглагольствования, правильные только на первый взгляд или же, что сути не меняет, правильные на все сто процентов, направлены лишь на упражнения для ума, не принося реальной пользы. Если бы Денис хотел — с его возможностями он мог бы в кратчайшие сроки стать мировым светилом хоть в области медицины, хоть в биологии, хоть в органической химии… да много в чём. Только не хочет, предпочитая оставаться наблюдателем и не вмешиваться в жизнь чужого мира. Хм… кажется, это он и имел в виду, говоря о неприятии активной жизненной позиции с поправкой на «делай людям добро».

— Люди, наполненные по самые уши так называемым «добром», — продолжал развивать мысль словоохотливый эльф, — часто попросту не в состоянии удержать эту начинку в себе. Им надо выплеснуть своё мировоззрение в мир и, что важнее, привести этот мир к сходной позиции. Заставить всех шагать с ними в ногу. Под общую песню. Как сказал один ваш поэт, «А бояться-то надо только того, кто скажет: „Я знаю, как надо!“[5]».

— По-твоему, все беды от людей с добром в душе? — я скривился, чувствуя, что спор этот мне нипочем не выиграть, но и молчать… ну не в моём характере смолчать, если собеседник несет явную, на мой взгляд, чушь.

— Не все, не всегда. Но часто. Среднестатистический человек и понятия добра и зла воспринимает так же средне. Где-то ущемит себя во имя вбитых в детство прописных истин, где-то переступит через них, если выгода — моральная или материальная — окажется весомей душевных терзаний. Куда хуже, если приверженность добру или, как сейчас у вас модно говорить, Свету окажется возведенной в абсолют.

А ведь я знаю, о чем он скажет дальше. Начнет рассуждать о Сталине, о Петре Первом и Иване Грозном. По большому счету, каждый из деятелей, оставивших о себе недобрую память, действительно был олицетворением Света. Видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий… Вести за собой, невзирая на потери, зная, что цель оправдывает всё. Ибо цель — Добро с большой буквы. В его, лидера, понимании. А кто не согласен… Вот Брежнева сейчас многие вспоминают чуть ли не с умилением, а почему? Да просто он не стремился насадить добро везде и всем, в том числе и тем, кто не очень-то этого и жаждал. Стабильность, как ни странно, уже упомянутому среднестатистическому человеку часто куда милее перемен. Особенно, если понимание «перемен к лучшему» навязывается, хоть и с разумными, доходчивыми объяснениями.

Только спор этот сейчас совершенно не к месту. Я и сам понимаю, что сую голову в капкан, но от того, что любые мои аргументы Денис разнесёт в пух и прах, решение не изменится.

Может, попытаться сбить его на другую тему? Более полезную.

— Денис, давай не углубляться в высокие материи. Ты можешь сказать прямо — поможешь или нет?

Он что-то пробормотал себе под нос на журчащем языке. Понять невозможно, но смысл угадывается без труда, что-нибудь насчёт «метать бисер перед свиньями» с поправкой на изящную эльфийскую словесность. Затем вздохнул.

— Помогу. Но если тебя там убьют, меня не обвиняй.

В нашем, земном понимании эта фраза звучала немного неуклюжей шуткой. Но я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Кто его знает… не удивлюсь, если, погибнув где-то в далеком мире, таки смогу вернуться и предъявить Денису претензии. Мол, как же ты, не уберёг, а ещё мудрым считаешься.

Он поднялся, вышел в соседнюю комнату и через несколько минут вернулся. Не с пустыми руками.

— На, вымогатель.

Интересно, почему это я вымогатель? Можно подумать, нож ему к горлу приставил.

Ключ с якорем. Или, если говорить менее пафосно, щепка с короткой веточкой, на которой зеленеет листик. Точно такой же, как и ныне лежавший под обложкой «Маленькой хозяйки большого дома». Кусочек истинного мэллорна, да простят меня все эльфы мира за столь неблагозвучное, с их точки зрения, именование священного дерева. Пропуск в иной мир. И, благодаря этому самому листочку, пропуск двусторонний. Так утверждал дядя Фёдор.

Нет, я знал, как будет выглядеть ключ, хотя подсознательно ожидал чего-то менее банального. Ну да, щепка, невянущий лист… хоть бы светилась она, что ли. А то странно получается — передо мной на столе лежит кусочек величайшей святыни древнего народа, а на вид — деревяшка деревяшкой. Будет на земле лежать — взгляд не зацепится.

— Разочарован?

Интересно, у меня и впрямь эмоции на лбу написаны, или Денис такой прозорливый? Наверное, он прав, разочарован я. Никогда не любил смотреть передачи, где фокусники делятся секретами мастерства. Сразу пропадает ощущение волшебства — какое это, к бесу, волшебство, просто двойное дно, зеркала, ловкость пальцев. И порядком замученный кролик, которому до смерти надоели софиты, шумные зрители и хозяин, решивший, что лучшее для кролика место — шляпа. Проза.

— Да не особо. Я примерно представлял себе…

— Та-ак, — медленно протянул Денис, и я понял, что только что нажил на свою голову неприятности в виде очередной лекции. — Оказывается, друг Миша, ты не только в боевых искусствах мало чего можешь, ты и в том, за чем пришёл, не разбираешься.

— А ты просвети, — обреченно усмехнулся я.

Не подумайте, что мне не интересно. Очень интересно, учитывая, что с этим ключом мне работать в самое ближайшее время. Я заранее точно знал, как ключ будет выглядеть — доводилось сталкиваться. Насчёт того, как им правильно воспользоваться, я знал гораздо меньше, разве что общие принципы. А тут, как часто случается, самое важное — в нюансах. Бывает, обычную-то дверь не открыть, если хитрости не знаешь — где коленом надавить, где на себя чутка потянуть. А это же не просто ключик от заурядного висячего замка, это способ открыть проход между параллельными вселенными… или как их там правильно назвать. Истинная магия.

Но интерес этот сейчас носит больше практический характер. Лекцию по истории, философии и этике межпространственных перемещений я бы с удовольствием махнул на пару дельных советов относительно того, как пережить встречу с соплеменниками Дениса. Но до подобной банальщины он не снизойдёт, эльфы вообще убеждены, что каждый заслуживает той судьбы, которую сам и выбирает. Поэтому, кстати, свой молодняк не осаживают, когда те лезут на рожон[6]. В обоих смыслах. И, кстати, попытка Дениса меня отговорить от самоубийственной затеи говорит о том, что он либо попал сюда совсем юным, не впитав в плоть и кровь философию родичей, либо порядком «очеловечился».

— Просветить его, — буркнул Денис, но глаза его приобрели мечтательное выражение. — Не в коня корм. Распинаться перед тем, кто в ближайшее время пойдет на удобрение для… гм… мэллорнов. Хотя, если посмотреть на это с другой стороны, всё равно заняться нечем.

Эльфы во всём считают себя первыми. Ну, или почти во всём. Применительно к межпространственным переходам или, как они предпочитают называть это явление, к «тонким путям» они, скрепя сердце, всё-таки признают, что и до вечноживущих кто-то уже пользовался этим способом перехода из мира в мир. Но тут же заявляют, что из ныне существующих рас именно эльфы первыми освоили тонкие пути. В те времена, когда люди, орки, гномы и многие другие расы, названия которым в русском языке пока не придумали, ещё и не помышляли о том, чтобы куда-то там отправиться. В смысле, куда-то кроме соседнего поселения.

При этом подразумевается, что тонкие пути существуют с незапамятных времен. Возможно, упомянутые люди только задумывались, как правильно нужно охотиться на мамонтов, а кто-то уже отправлялся на экскурсию в параллельные вселенные, используя технологию (или магию, что при ближайшем рассмотрении почти одно и то же), разгадать которую оказалось не под силу ни мудрейшим из эльфов, ни их коллегам из иных миров, более тяготеющих к техническому типу цивилизации. Разгадать — не разгадали, но пользоваться не побрезговали. Хотя не все — скажем, те же версийцы наложили на тонкие пути запрет и, что интересно, весьма в этом деле преуспели. Теперь и к ним не попасть, и от них гостей можно не ждать.

Но лучше по порядку… Денис не особо заморачивался насчет систематизации фактов, и большая часть его лекции напоминала салат «Оливье» — кусочек огурчика, кусочек картошки, ломтик колбаски… оп-па, опять огрызок огурчика. И как связать их вместе — великая загадка. По сути, сейчас я излагаю не только сведения, полученные от Дениса, но и то, что мне было известно раньше (дядя Фёдор, ясное дело, в наших с ним долгих беседах никак не мог обойти стороной столь уникальное явление). Ну и не без собственных домыслов — в условиях недостатка достоверной информации без домыслов никак не обойтись. Увы, историю тонких путей бесполезно искать в интернете. Вот и приходится собирать паззл… причём, насколько я понимаю, в коробку с детальками ссыпали несколько разных, да и неполных, к тому же, головоломок. Поди тут разберись.

Итак, тонкие пути… нет, не с этого надо начинать. Начать следует с понимания того, что мы, может быть (я сам-то в это не верю, но кто его знает) и одиноки во вселенной, но разве что в этой вселенной. А их — бесчисленное множество.

С точки зрения логики, возможность существования параллельных вселенных вполне допустима. Обычно в качестве примера приводят книгу. Каждый лист — самодостаточное двумерное пространство, и его обитатели-буквы, ежели они не способны перемещаться в третьем измерении, могут и не предполагать (буквы ничего не предполагают, это так, в качестве доступного образа, если кто не понял), что существуют пространства помимо их уютной и привычной плоскости. Но стоит сместиться на ничтожную величину в третьем измерении, и мы оказываемся на другом «листе». Буквы там уже другие, и собраны они в другие слова… в общем, надеюсь, аналогия понятна.

Поэтому, если говорить о том, где именно расположен тонкий путь, соединяющий две параллельные вселенные, то правильным ответом будет «везде». В любой точке мира можно сделать этот крошечный шаг в каком-то там по счету измерении, и оказаться в ином пространственно-временном континууме. Проще говоря, в параллельном мире.

Сколько страниц у этой «книги»? Никто не знает. Эльфы считают, что число параллельных миров конечно, хотя и очень велико. Я же считаю, что нет никакой логики в подобном утверждении. Но логика и эльфы — вещь плохо совместимая, в их жизни слишком многое замешано на эмоциях и слишком мало — на точном знании.

Если распространить на теорию параллельных миров принцип «книги», то получится, что каждый мир соседствует с двумя другими. Это не так. У каждого мира есть несколько, от трёх до десятка «ближайших соседей», ещё около полусотни просто «соседей» и с тысячу «дальних родственников». Денис утверждал, что кто-то из его соплеменников находил путь в мир изначальный, который, если можно так выразиться, граничит с одной-единственной вселенной. Только достоверность этих сведений, по его же собственному признанию, не выше, чем у сказки про колобка. Да и не так уж это и важно.

Таким образом, из нашей вселенной можно попасть в некоторое, достаточно большое, количество параллельных миров. Вопрос лишь в том, как это сделать. Очевидно, надо открыть дверь. То есть, иначе говоря, найти способ сместить своё тело на некоторое расстояние по новой, ранее недоступной, оси координат. Перешагнуть с текущей странички на соседнюю.

Никто не знает, что на самом деле представляет собой «тонкий путь», кроме очевидного факта, что, ступив на него, как раз и переносишься в параллельный мир. Дело за малым — открыть тонкий путь и сделать шаг.

Эльфы уверены, хотя и без всякой аргументации, что тонкие пути — не природное образование. Их создали искусственно, какое-то время попользовались, а потом забросили. Эдакое мёртвое метро, позабытое хозяевами, но оприходованное… хм… почему-то на ум приходит ассоциация с крысами. Крысы — это мы. Мы поселились там, где правили бал разумные, мудрые и изобретательные. Мы бродим по тёмным тоннелям, выползаем на пустые станции, карабкаемся по тесным вентиляционным шахтам. И не очень-то понимаем, зачем это было построено. Только ли в качестве транспортной системы, или у создателей тонких путей были иные задачи. Наверняка эти задачи решены, но мы, то ли по скудоумию, то ли всего лишь по недостатку образованности, не способны понять всё величие этих целей. Кто знает, может, за неведомыми далями тонких путей кроются ответы на все извечные вопросы. В чём смысл жизни. Как понять женщину. Куда деваются деньги.

Ну, я отвлёкся. Тонкие пути, созданные в неведомые времена, заброшены. Следа не осталось от их создателей, не лежат (может, и лежат, но пока не найдены) на пыльных полках инструкции по эксплуатации. Способ полноценного управления путями давно утрачен, а потому в пользовании этим явлением есть две очень большие проблемы. Первая — как открыть дверь. Вторая — как попасть именно туда, куда требуется.

По словам Дениса, почти каждая достаточно развитая цивилизация порождает некие сущности, способные самопроизвольно или по чьему-то приказу открывать доступ к тонким путям. Эта сущность совершенно не обязательно должна быть живой, в определенных ситуациях роль «привратника» могут исполнять и творения рук человеческих, и природные явления. Но чаще двери открываются либо разумом, либо жизненной силой.

Эллана изначально целиком и полностью принадлежала эльфам. Так утверждали сами эльфы, и не было никого, кто сумел бы опровергнуть это утверждение. Тысячелетие за тысячелетием они ухаживали за своими лесами, создавая из послушных растений то величественные дворцы, то милые сердцу уголки «почти нетронутой» природы. Время от времени воевали друг с другом — осторожно, можно сказать, бережно, дабы невзначай не испортить ландшафт. Склонность к созерцанию и размышлениям, помноженная на чудовищный, по меркам человека, иммунитет и отсутствие естественного старения, не особо способствует заботам о продолжении рода. Как следствие — эльфов было немного. Несколько сотен тысяч, может, пара-тройка миллионов — для планеты это совсем крохи.

Долгая жизнь — не всегда дар. Проведя несколько веков в поисках приключений, стычках друг с другом или в экспериментах над живой природой, эльфы часто удалялись от общества и коротали неспешно бредущие столетия в одиночестве. Иногда — умирали. Не от старости или болезней, не путем суицида (хотя и такие случаи бывали), просто однажды не просыпались. Их душа — так считалось официально — сливалась с лесом, переходя на новый уровень существования. И потому к Духам леса, величественным мэллорнам, вечноживые относились с бесконечным почтением. В понимании человека, для эльфов любой мэллорн был почти что богом. Но это — лишь в грубом приближении. Фактически, эльфы допускали возможность существования создателя всего сущего, но не считали нужным высказывать ему за это благодарность или просить каких-либо милостей. Иное дело — мэллорн. Практически вечное дерево, неподвластное ни времени, ни стихиям. Способное передавать лесным жителям простейшие эмоции — радость встречи, горечь расставания, тоску одиночества. Эльфы считали, что именно в мэллорнов вселяются души ушедших в небытие жителей леса, и относились к ним с затаённым трепетом.

Именно мэллорны оказались той самой сущностью, что смогла открыть доступ к тонким путям. Это свойство Духов леса эльфы открыли почти двадцать тысяч лет назад — и молодежь, не утратившая тяги к новым ощущениям, отправилась путешествовать, заодно постигая, пусть и в незначительной части, законы древних дорог меж мирами. Многие не возвращались, то ли погибая в неведомых далях, то ли находя там для себя новый дом. Вернувшиеся же приносили с собой крупицы знаний, постепенно складывающихся в более или менее логичную картину.

Примерно три тысячи лет назад идиллия закончилась. Тонкие пути, открытые из какого-то другого мира, привели в Эллану новых существ. Орков. Термин людской, я, кажется, упоминал об этом… Поначалу эльфы и не заметили, что рядом с ними поселились соседи. Если вечноживущие осваивали леса и луга, то оркам милее были горы и предгорья. К тому времени, как первые мэллорны пали под топорами орков, вознамерившихся пустить не поддающуюся гниению древесину на банальные стройматериалы для возводимых крепостей и прокладываемых шахт, делать что-то было уже поздно. Новые обитатели Элланы на новом месте освоились и сдавать позиции не собирались. После нескольких довольно-таки кровавых стычек установилось некое равновесие сил. Орки, без острой необходимости, не заглядывали в леса. Лесные жители не упускали случая продемонстрировать той или иной горной крепости мужество и умение своих стрелков, но… скажем так, старались не увлекаться. Проливалась кровь регулярно, но до серьёзного противостояния дело больше не доходило.

Откуда явились орки, в общем и целом, было известно. Чем был вызван исход — нет… сами орки об этом не распространялись, а эльфы не особо и интересовались. Считалось, что орки бежали от каких-то проблем, но это было их личным делом и никого не касалось.

Новая напасть обрушилась на долгожителей Элланы, если по нашему счёту, где-то около двух тысяч лет назад. До милых сердцам эльфов лесов добрались люди. На этот раз источник бедствия был установлен, как и причины его возникновения.

В 40–60 годах новой эры римские войска под руководством сначала будущего императора Веспасиана, а потом — губернатора Гая Светония Паулина активно продвигались вглубь Британии. Прогибаясь под натиском непобедимых легионов, кельты отступали. Наибольшей ненавистью римлян пользовались друиды — лекари, хранители знаний и, не в последнюю очередь, маги. По сути, ненависть была вполне обоюдной, друиды выступали идейными вдохновителями сопротивления, поскольку захват Британии означал для них, как минимум, утрату власти. Пусть эта власть была, в основном, над умами, но друиды не всё время проводили у священных дубов, часто они стояли в тени королевских тронов.

Сжигая священные друидские рощи, уничтожая магов при каждой возможности и сметая плохо организованные, хотя и отважные отряды пиктов, легионеры в целом завершили экспансию в 60 году новой эры, захватив остров Мона. Незадолго до этого, признавая безнадёжность дальнейшего сопротивления, уцелевшие друиды сумели, применив массовые человеческие жертвы, пробудить скрытую магию Стоунхенджа и открыть тонкий путь, ведущий в Эллану. Уйти успело почти двадцать тысяч человек, затем часть менгиров рухнула и тонкий путь закрылся. Лишившиеся пути к отступлению воины и друиды отступали к острову Мона, где и были поголовно уничтожены. О том, что изрядная часть пиктов избежала легионерских гладиев, римляне так и не узнали. Последние друиды предпочли умереть, но не раскрыть тайну Стоунхенджа. Да и прояви они самую полную откровенность, это не помогло бы захватчикам — смещение камней, составляющих древнее сооружение, разрушило магию этого места.

Поначалу люди с хозяевами не конфликтовали. Друиды (среди ушедших их было не так уж много) с готовностью возносили жертвы величественным мэллорнам, простолюдины униженно испрашивали разрешения занять то или иное пастбище, охотиться в не слишком нужном эльфам лесу или ловить рыбу в реках (последнее вечноживущих и вовсе волновало мало). И сердца эльфов грело преклонение новых соседей перед ними, бессмертными и мудрыми.

Потом появились первые укреплённые поселения, обнесённые каменными стенами. Задымили кузницы, зазвенели молоты — земля Элланы была щедра на доселе ненужный хозяевам металл. Орки, не поделив что-то с одним из человеческих поселений, напали — и откатились, зализывая раны. А над входами жилищ пиктов появились клыкастые головы, свидетельствуя о том, что враг повержен и уже не сможет ожить, дабы вернуться и отомстить. Это понравилось эльфам… поначалу. А потом пикты дали понять, что эльфийская голова является ничуть не менее желанной добычей, чем орочья.

В общем, я снова отвлёкся. Хотя и не без причины — большая часть того, что рассказал мне Денис, как раз и относилось к этим преданьям старины глубокой. Видно было, что древние события вызывают у моего (посмею так его назвать) приятеля неподдельную скорбь. Мол, была бы возможность исправить прошлое…. Увы. Короче говоря, эльфы — возможно, своими активными исследованиями соседних миров, поневоле способствовали распространению знаний. Знаний, опасных, прежде всего, для них самих.

Каждый привратник открывает доступ к тонкому пути по-особому. Стоунхенджу потребовались сотни человеческих жертв и усилия десятков жрецов, фокусирующих и направляющих высвобождающуюся жизненную силу. Мэллорна достаточно было просто попросить… ну, иногда просить приходилось долго. К чьим-то словам Дух леса был более снисходителен, кому-то в помощи отказывал… последнее, следует заметить, случалось редко. Но эльфы так и не сумели придумать способ точного определения мира, в который предстояло попасть через открытую привратником дверь. Словно бросаешь игральную кость с немыслимым (теоретически — до тысячи, практически — где-то в пределах полусотни) количеством граней в надежде, что выпадет именно нужное сочетание. Зато, раз попав в подходящий мир, в него можно было возвращаться снова и снова — если иметь ключ с якорем. Если не иметь ключа… тогда в этом мире можно было застрять надолго. А применительно к эльфам, «надолго» — это и в самом деле немало.

Итак, что же такое ключ? Для начала надо знать, что любой привратник, впервые предоставив соискателю проход на тонкий путь, отправляет по этому пути и частичку своей сущности, «тень», приобретающую в ином мире вполне материальную форму. Чтобы вернуться обратно в исходный мир, необходимо найти такую тень и соединить с ней ключ — элемент, связанный с истинным привратником. Каждый тип привратника оперирует особым ключевым предметом. У мэллорна это, к примеру, кусочек коры. Тень не способна открыть дверь на тонкий путь самостоятельно (дядя Фёдор говорит, что, теоретически, способна, Денис утверждает обратное и, в теории, ему виднее), её не надо упрашивать и бессмысленно пытаться воздействовать на неё магией или иными средствами. Зато она и не обладает возможностью выбора, возвращая соискателя, выполнившего условия открытия двери, прямо к первоисточнику.

Помимо простого ключа существует ключ якорный. В случае с мэллорном — это тот же кусочек коры, но с веточкой и листиком. Лист должен быть один, ветка — не иметь ветвлений и быть не длиннее пяти сантиметров. Находясь в мире, который в будущем захочется посетить снова, необходимо оставить лист-якорь в нём. Желательно в таком месте, где ничто не будет ему угрожать. Если лист сместится от точки, в которой его отделили от ветки, больше чем на пару сотен метров — связь его с ключом будет потеряна навсегда. Поэтому я, кстати, оставил свою находку там же, где обнаружил — под обложкой книги. Надеюсь, господин Друзов не затеет переезд или не пожелает отдать часть книжных запасов в какую-нибудь бедствующую библиотеку… на месте Леночки я бы нашел для якоря местечко поукромнее. Да хоть бы под обои засунул и клеем залил. Могла бы и догадаться… хотя, не исключено, о свойствах якоря она знает не всё. Интересно, кто ей ключик-то подбросил?

В общем, заякорив ключ, можно использовать его в контакте с истинным привратником, чтобы направить вектор перемещения, исключив случайность выбора места назначения.

Теперь вы понимаете, почему мне абсолютно необходим был именно ключ с якорем. Найду я Леночку или нет, но самому хотелось бы вернуться.

А вот в квартире дяди Фёдора я лист не оставлю. Мало ли что… прослышат люди, по коим тюрьма плачет, что квартира длительное время пустует — и всё, вернёшься, а в родных (почти) стенах уже совсем другие хозяева, твоё имущество давно на свалке, сделан ремонт и все документы на владение в идеальном порядке. Нет уж, лучше пусть его Кэсси сохранит, вот с ней точно ничего не случится, и я искренне соболезную всякому, кто попытается обидеть бабушку Кассандру. А что до её возраста… есть у меня подозрение, что старушка не так проста, как кажется на первый взгляд. Не то чтобы Дениса пережить, это сомнительно, но моих правнуков, буде таковые появятся, она ещё будет наставлять на путь истинный.

Итак, меня ждут тонкие пути. Древняя магия (или столь же древняя технология) кое-что даст в подарок. Иммунитет перед местными болячками. Совместимость с местной пищей, хотя бы приблизительно подходящей по химическому составу. Знание языка, наиболее распространённого в месте появления среди биологического вида, максимально близкого путнику — кстати, именно поэтому на халяву выучить эльфийский мне не светит, даже если в точке прибытия всё будет кишмя кишеть эльфами. Также, говорят, нельзя пройти через тонкий путь и принести с собой что-нибудь заразное, создатели транспортной сети позаботились о бактериологической и противовирусной защите. Приятственная штука, однозначно… дядя Фёдор говорил, что проход по тонкому пути не то что банальный грипп — лихорадку Эбола убивает на корню. А вот раны не лечит… сунешься в переход с дыркой в животе и за милую душу схлопочешь сепсис в пункте назначения.

Я в последний раз оглядел квартиру, раздумывая, что забыл взять. Насколько показывает практика, всегда что-нибудь забываешь, в лучшем случае — какую-нибудь полезную мелочь, без которой можно и обойтись, но досада гложет. В худшем случае будешь потом рвать на себе волосы и проклинать собственную непредусмотрительность.

Нет, ну я верю в то, что кто-то сумеет настолько точно спланировать путешествие, что не упустит ни одной, в том числе самой незначительной детали. Только я к таким самородкам не отношусь. Помню, как в первый раз отправившись в Египет (кстати, спонсировал поездку дядя Фёдор, за что я ему бесконечно благодарен, хотя чувство неловкости до сих пор не отпускает), я умудрился забыть шорты. Сорок градусов в тени, а всей одежды из группы «ниже пояса» — чёрные джинсы. Мда…

Итак, по порядку. Оружие. Когда я говорил Денису, что некоторыми навыками в обращении с холодным оружием обладаю, я не скромничал. Именно что «некоторыми». Не стоит тешить себя иллюзиями, несмотря на все тренировки, против воина, который учился владению оружием с детства, я не выстою и минуты. Другое дело, что меч в Эллане является признаком свободного человека не из самого низшего сословия. В обществе, где паспорт не в ходу, принимают «по одёжке». Если человек выглядит рабом, он является рабом — или же ему придётся постоянно доказывать обратное всем и каждому. Золотая цепь на шее, кружева на камзоле, перстень с крупным драгоценным камнем — и трактирщик согнётся в угодливом поклоне в расчёте на щедрую мзду. Простую селянку любой солдат или, пуще того, дворянин без малейших угрызений совести потащит на сеновал, и ни муж (если таковой имеется), ни другие родственники слова не скажут. Зло затаят наверняка, могут попытаться отомстить тёмной ночью… но открыто не воспротивятся. А если дама в шелках и драгоценностях — тут подход будет иным, тут и сам король должен будет искать расположения, делать подарки, уговаривать, в конце концов. Хотя… кто их, королей, знает.

Если некто носит клинок, но одет не то чтобы богато — значит, человек это вольный, статуса невысокого, но и постоять за себя может. Дорогу дворянину уступит, но на оскорбление может и ударом ответить. Ну и главное — человеку с мечом простят странности в поведении и некое незнание местных реалий. Мало ли, где носило бродягу, а задирать его — себе дороже, у таких парней характер подстать внешности.

Меч у меня неплохой. То есть, по нынешним меркам совершенно заурядный, не булат — но сейчас время такое, были бы деньги, а специалист найдётся. Хоть самоцветами эфес усыпать, хоть рисунок по лезвию вытравить, хоть ножны из кожи крокодила изготовить. Ну а материал клинка — вообще разговор особый, от текстолита и дюраля до легированной стали и коленчатого булата. В зависимости от толщины кошелька.

Оружием я обзавелся месяца три назад… да, опять по совету дяди Фёдора. Взял достаточно простенький клинок из рессорной стали, безо всяких изысков, всего за две с небольшим сотни долларов (да полста баксов пришлось за ножны отдать). Зато надёжный, и в руке удобно сидит. Два только что купленных ножа, оба — так называемые «туристические», на которые наша доблестная полиция сквозь пальцы смотрит. Хотя почему так — понять не могу. Ну да ладно, главное, на эти ножи никакого разрешения не нужно. Ещё в кармане лежит замечательное творение швейцарских мастеров, складной нож Victorinox Handyman. Вообще говоря, декларируется, что он включает в себя 23 инструмента… но это если считать всё, включая кольцо для ключей. Удобнейшая штука вдали от дома, но местным жителям эту цацку лучше не показывать.

Огнестрельного оружия нет. И не только потому, что у меня его в принципе нет (надо, кстати, будет оформить разрешение, а то мало ли когда может пригодиться), а потому, что огнестрел в Эллане не стреляет. Почему — понятия не имею, Денис говорил, что это какой-то побочный эффект от распространения магии. А вот газовые баллончики «Оружие пролетариата» (в количестве трёх штук) могут оказаться весьма полезны. Полезнее меча. Одним из компонентов начинки является перечный экстракт, так что и от собак поможет… да там водится живность поопасней собак, эльфы-экспериментаторы наплодили.

Далее, валюта. Местной валюты у меня, к сожалению, нет. Есть некоторые идеи, но насколько удастся их реализовать — покажет будущее. Думаю, даже при самом плохом раскладе несколько серебряных монет я раздобуду. Не бог весть какая сумма в мире, где аристократ может бросить трактирщику золотую монету и не потребовать сдачи, но на первое время хватит. А дальше, если поиски затянутся, придётся искать подработку.

Одежда и обувь…

Мне захотелось завыть от бессилия. Да, меч — вещь достаточно универсальная, каждый мастер делает его на свой вкус и лад, хотя и имеются некоторые местечковые тенденции. Но фламберг[7] или катана[8] в, скажем, средневековой Руси вызовут разве что повышенный интерес и вопрос «где взял», но не более того. Возможно — презрительную ухмылку. Одежда — дело иное. И дело не в том, чтобы точно угадать местную моду, хотя это было бы неплохо. Куда хуже, если вещи вызовут непонимание и шок… ну типа блестящей молнии на моей косухе[9] или, скажем, рельефных подошв кроссовок. Да одни простроченные и проклепанные джинсы чего стоят… Мне стрелу в брюхо всадят просто так, для подстраховки, мало ли какой демон в мир явился.

Придётся отложить путешествие… прости, Леночка, но не хотелось бы быть отволочённым на очистительный костёр только за то, что одет не так, как допустимо в данную эпоху.

Я утешал себя мыслью, что счёт в этом предприятии на минуты и секунды не идёт. И на часы не идёт. Найти девушку в Эллане могло стать вопросом недель или месяцев. Самая большая проблема заключалась в том, что я понятия не имел, какой из «теней мэллорна» она воспользовалась, а их только в непосредственной близости от Москвы, по словам Дениса, было штук восемь. Если я ошибусь — а я стопроцентно ошибусь — то мои с Леной «точки выхода» в Эллану могут быть разнесены на десятки километров. Или на сотни. К тому же, у неё было в запасе достаточно времени, чтобы перебраться в неизвестное далёко, попасть в рабство, примкнуть к какому-нибудь каравану… или просто умереть. Так что искать её следы придётся долго. Начну ли я делать это сейчас или через пару дней — роли не играет. Или опоздаю, или нет, шансы пятьдесят на пятьдесят. Если по блондинистому счету. Я, кстати, такой подход, воспетый в анекдотах, очень уважаю, поскольку он хоть какие-то шансы обещает. А если начать прикидывать более-менее истинные вероятности, то и в самом деле проще заранее признать поражение.

Я снял трубку и набрал номер. Трубку на том конце взяли, но вместо традиционного «алло» или официального «я вас слушаю» в динамике прозвучало раздражённое «ну». Тренер в своём репертуаре, вечно чем-то занят.

— Привет, Потапыч.

— А, Миша. Здоров. Чего надо? Только коротко.

— Если коротко, то надо поговорить. Не коротко.

Трубка на минуту замолчала.

— Лады, подъезжай в шесть. Пообщаемся нормально.

И короткие гудки. Потапыч — мужик своеобразный. Для друзей сделает всё, последнюю рубаху с себя снимет, за нанесённую приятелю обиду в морду даст не раздумывая, но вот под общением понимает только стол, пиво и неспешную беседу. Телефонные разговоры, в его понимании, это баловство и пустопорожняя трата времени. Как и общение через интернет, хотя электронной почтой он, ясное дело, пользуется, куда сейчас без этого. Пользуется, но презирает. Мол, жили раньше люди без телефонов — и ничего, встречались, общались. Друзей заводили и врагов наживали. А нынче изрядная часть коммуникативных проблем происходит оттого, что собеседники вживую друг друга не видят и не могут, в случае отсутствия фильтра для базара, тут же схлопотать в бубен.

В общем, помощь мастера мне понадобится. Специфику нашей с дядей Фёдором деятельности он не знает и узнать не должен, так что придётся информацию выдавать дозировано, но что ему соврать, я знаю. Поскольку, договариваясь о тренировках, уже выработал нужную тактику.

Затрезвонил телефон.

— Миша, ты таки срочно должен…

— Добрый день, Кэсси.

— Ой, шоб он таки был добрым, Миша. Так ты меня слушай, сейчас ты поедешь…

— Кэсси, подожди. Ты можешь медленно и спокойно объяснить, в чём дело? Откровенно говоря, сейчас я никуда ехать не могу, у меня встреча назначена.

— Ну ты ещё мне расскажи про свои встречи и мы вместе посмеёмся.

Я не стал это комментировать, поскольку фраза могла оказаться как обычной бравадой, так и намёком на то, что видения, меня касающиеся, продолжают регулярно бабку посещать. И попытаться выпытать у неё детали — дело безнадёжное. Не скажет.

— Ладно, Миша, я тебе объясню, если тебе не хватает такта просто поверить старухе на слово, — теперь она говорила серьёзно, и я ощутил, как чуть заметно задрожали колени. Тётка Кэсси не имела привычки разговаривать таким тоном. — Шансов найти девушку у тебя мало, а я помочь не смогу. Но есть у меня одна знакомая, в таких делах кое-что понимающая. Сейчас поедешь к папаше твоей пропащей, возьмёшь у него что-нибудь из личных вещей девчонки. Что-то такое, к чему прикасались её руки, прикасались часто. Потом отправишься к моей подруге, записывай адрес…

Я торопливо схватил маркер, подвешенный на ниточке возле телефона. Не слишком эстетично, зато удобно. Прилепленная к стене пластиковая дощечка идеально подходила для кратковременных заметок, которые потом, в более спокойной обстановке, можно будет переписать куда-нибудь на долговременное хранение, если они того заслуживают. Убедившись, что адрес я записал верно (для этого его пришлось прочитать вслух дважды), провидица продолжила:

— То, что она тебе скажет, запомни крепко, она дело знает. И, Миша, будь осторожен. Опыта у тебя толком нет… Самое главное — не потеряй ключ. Не знаю, сколько в том правды, но поговаривают, что заякоренный ключ даёт владельцу шанс избежать гибели. Не спасает в любой ситуации, заметь, а именно что даёт шанс. Чуть-чуть повышает вероятность удачного исхода в сложных обстоятельствах. Рассчитывать на такую помощь не следует, но потеряешь ключ — дело совсем худо станет. В общем, давай, ноги в руки и вперёд. Она тебя ждёт.

— Так может завтра?

— Сейчас!

Распрощавшись с Кэсси, я взглянул на часы и принялся прикидывать, получится ли у меня провернуть всё это до назначенной встречи с Потапычем. Получалось, что по-любому не успею. Пришлось звонить Потапычу и переносить встречу. Мастер был явно недоволен, но согласился безропотно — видать, сообразил, что без должного повода я дёргать его не стал бы.

Потом на звонок ответил господин Друзов, холодно сообщивший, что дома он появится не ранее двадцати трёх ноль-ноль. Так и сказал… словно подчинённому. Я понимаю, что он сейчас работодатель, но хамства, пусть и прикрытого демонстративной вежливостью, не выношу — пришлось намекнуть папаше, что если он не оторвёт жопу от кресла и не будет у себя дома ровно через тридцать минут, я верну ему аванс (чистой воды блеф) и с дочуркой он будет разбираться сам. Если первое я, в определённых ситуациях, допускал, то второму и сам не верил, но папа Друзов купился, сменил тон и пообещал, что если и не через тридцать минут («Господин Орлов, ну вы же знаете, какие в Москве пробки!»), то уж через час он обязательно будет меня ждать.

Я-то про пробки знаю, но, в отличие от заказчика, передвигаюсь большей частью на метро. Толкучка и духота, не без этого, зато часто получается существенно быстрее. И, хотя Владимиру Викторовичу от офиса до дома было заметно ближе, чем мне — к месту встречи я прибыл первым. Выслушав мои пожелания, он поначалу скривился, как будто я потребовал найти использованный тампакс его дочурки, затем пожал плечами и предложил подняться в комнату его дочери и выбрать самому то, что подойдет.

Дверь, перекрывавшая вход в квартиру, расположенную по продиктованному Кэсси адресу, производила впечатление.

Вот что меня всегда поражало в американских фильмах, так это их двери. У нас принято твердить об их разгуле преступности, о бандах и разборках, о всякого рода жестоких отморозках, коих там, за океаном, просто немеряно. Не знаю, не знаю… Жить в доме, дверь которого состоит из реечек и стекляшек, и чувствовать себя при этом совершенно спокойно, я бы в России не смог. А там живут, и, что характерно, живут так очень многие. Даже если дверь без стеклянных вставок, она всё равно, как правило, хлипкая — не то что плечом, пинком вышибается. А замки и вовсе вскрываются шпилькой… ну да, в кино показывают. Это я к тому, что российская мода на стальные многослойные насыпные двери с ригельными замками и девиаторами[10], а также системами видеонаблюдения, сигнализации и так далее, наводят на вполне очевидный вопрос, где жить страшнее. Как и решетки на окнах первых этажей. У нас, кстати, такие двери некогда были поводом для издёвки — к примеру, в «Бриллиантовой руке». А сейчас по любому подъезду пройди — такое впечатление, что не жилой дом, а сейфовое хранилище банка. Жаль, что общество никак не может осознать, что понятие «Мой дом — моя крепость» говорит не о том, что стены следует строить в два метра толщиной, дверь изготавливать из танковой брони, а из окон должны торчать пулеметы. Упомянутый принцип поддерживается законом, нормальной работой правоохранительных органов… ну и, в какой-то мере, правом граждан на самозащиту, если полиции нет поблизости.

Итак, дверь… если опять-таки вспомнить американские боевики, где полицейский лихо стреляет в замок из пистолета, после чего дверь открывается с полпинка, то здесь больше сгодился бы гранатомет. И то не факт, что подействует. Я уверен, что и глазок на этой дверке ни разу не дырочка со стеклышками, а камера, выведенная на монитор или компьютер. Стучать в такую дверь бесполезно, разве что ногами. С разбегу.

Я протянул руку к серебристому прямоугольничку звонка, но в этот момент дверь тихо приоткрылась. На пороге стояла симпатичная девчонка лет восемнадцати максимум. Одета довольно-таки легкомысленно, мордашка почти без макияжа, длинные светлые волосы небрежно стянуты в хвост дешёвой китайской резинкой. На ногах (и почему это я не удивлён?) пушистые тапочки с ушками.

— Привет, — улыбнулся я. — Галину можно?

— Можно. А вы — Михаил, верно?

Не дождавшись утвердительного ответа, она отступила вглубь квартиры.

— Проходите. Куртку на вешалку, обувь в угол, вон, тапочки наденьте.

Тапки, к слову, были почти такие же, как у нее. Только на десять размеров больше. И серые. У девчонки «зайчики», мне достались «мышки».

Внутри квартира сияла чистотой и… ну, я раньше считал, что господин Друзов выпячивает нажитое богатство. По сравнению с этой квартирой, дом моего нанимателя свидетельствовал не о богатстве, а так… о достатке чуть выше среднего. Как-то не по себе становится… я понимаю, что хозяйка дома поможет бесплатно, раз уж Кэсси нас свела, но странные у бабки знакомства, очень странные.

— Чаю, кофе или сразу к делу? — поинтересовалась девчонка.

До меня медленно начало доходить.

— Э-э… простите, так Галина — это Вы?

— Я, я, — тряхнула она хвостом. — И не надо «выкать». Кэсси звонила, говорила, что у тебя со временем напряги. Но должна же я хоть попытаться проявить гостеприимство? Так что не отказывайся, на улице погода не фонтан. За чашкой чая ты мне как раз и объяснишь, что именно нужно сделать.

Заметив мою растерянную физиономию, торопливо пояснила:

— В смысле, о своём деле расскажешь. В деталях.

Чай оказался и впрямь замечательный, а Галина отлично умела слушать и задавать наводящие вопросы. Более того, беседуя с ней, я испытывал какое-то не вполне осознанное, не очень навязчивое, но вполне реальное желание поделиться с этой милой девушкой моими проблемами во всех, пусть и самых малозначительных деталях. Так что уже через полчаса я выложил ей целиком и полностью и про Леночку, и про беседу с Денисом, и про столь не вовремя пропавшего дядю Фёдора. Галина не сводила с меня внимательного, сочувствующего взгляда огромных зелёных глаз, чуть застенчиво улыбалась, подкладывая мне на блюдце сдобное печенье, заливисто смеялась, слушая историю про пьяного в дымину эльфа… Лишь потом, когда она предложила пройти в другую комнату, где будет удобнее разобраться с вещами потеряшки, мне вдруг показалось, что вся моя откровенность явно носит не вполне естественный характер. Да и с чего бы так откровенничать? Всерьёз рассчитывать на помощь этой пигалицы? Она, безусловно, очень симпатична и дружелюбна, но этого мало…

Клянусь, я не настолько расслабился, чтобы произнести эти слова вслух. Но то ли они были написаны у меня на лице, то ли Галя (после второй чашки чая от официального «Галина» мы дружно решили отказаться) умела читать мысли, но она вмиг согнала с лица улыбку и серьёзно заявила:

— Миша, не стоит меня недооценивать. Кэсси не зря отправила тебя ко мне, знала, что кое в чём я смогу помочь. И не суди о собеседнике по внешнему виду, там, куда ты отправляешься, это может тебя здорово подвести. К слову, Кэсси я знаю с детства.

Она несколько мгновений помолчала, затем добавила без тени насмешки.

— С её детства.

Поверил я сразу. Почти. Подумаешь, вечно юная… на фоне эльфов, параллельных миров и древних тонких путей, обучающих языкам и устраняющих насморк, обычное бессмертие кажется вещью вполне заурядной. Но в первый момент шок всё-таки присутствовал. Дав мне минуту, чтобы прийти в себя, Галя потребовала показать ей вещи Елены. Я достал из сумки результат мини-ограбления девичьей горницы и разложил на низком журнальном столике, инкрустированном малахитом.

Часть трофеев Галина отмела сразу.

— Это свежестиранное, не годится. Понапридумывали Тайдов с Ариэлями… Это не только она носила, поди потом разберись. А этот кулончик ей подарили без любви и приязни, так что от него вред один, лучше просто выбросить. Это, пожалуй, можно использовать. Ножницы не понадобятся, металл ауру не принимает. Перчатки… думаю, сгодятся. О… это точно подойдёт.

На столике остались перчатки из тонкой лайки, слегка обгрызенный карандаш и мятый носовой платок. Подумав, Галина присоединила перчатки к кучке отвергнутых вещей.

— Сам-то руками не трогал?

Я что, похож на идиота? Пусть мне и не доступна магия дальнего поиска, но азы я знаю. Бессмысленно прикасаться к вещи, заряженной аурой владельца, и после этого ждать от неё правильных подсказок. На наиболее сильный отпечаток и укажет — в смысле, на тот, что свежее.

— Ладно, не обижайся. Должна ж была я спросить, — фыркнула девушка. — Ну-с, приступим. Твоя задача — сидеть, дышать через раз и меня разговорами не отвлекать.

Натянув резиновые перчатки и вооружившись длинным пинцетом и скальпелем, Галина принялась разделять карандаш на щепки, а платок — на нитки. Работала она очень аккуратно, стараясь случайно не притронуться к драгоценному материалу пальцами, хотя синтетическая резина, материал мёртвый изначально, хоть и имеющий отношение к биологическому первоисточнику, должна была бы обеспечить надёжную изоляцию от передачи слепка ауры. Но что я знал про эту защиту? Может, это только для людей верно, а Галя, кем бы там она ни была, вряд ли имеет много общего с Homo Sapiens.

Закончив обматывать щепки хлопчатобумажной нитью, Галя принесла свечу, зажгла её и принялась аккуратно обмазывать полученную штуковину расплавленным воском.

— Это не воск, — пояснила она, то ли прочитав мои мысли, то ли просто догадавшись. — Воск не подойдёт, он слишком живой. Парафин лучше. Оптимальна была бы ЭВА[11], но под руками нет. Так, готово. Теперь самую капельку магии…

Её пальцы на мгновение окутало голубое сияние. Облачко света, сорвавшись с указательного пальца, коснулось одной из щепок и тут же втянулось в неё. Белый парафин сразу приобрёл чуть заметный зеленоватый оттенок. Обработав таким же образом ещё две щепки, Галина стянула с рук перчатки и пододвинула изделия мне, уже не опасаясь дотрагиваться до них пальцами.

— Ну вот, бери и пользуйся. Способ знаешь, или подсказать?

— Да вроде дело нехитрое. Подвесить на ниточку и, когда отвес успокоится, указатель отклонится в ту сторону, где находится объект.

— Почти верно, но я ж всё-таки не деревенская знахарка, так что эти стрелки чуть получше обычных. Чем больше угол отклонения, тем ближе цель. Когда до твоей Елены останется менее сотни метров, нитка вообще вытянется горизонтально. А если начнёт вращаться, значит, девчонка заэкранирована.

— А это возможно?

— Всё возможно, — вздохнула Галина. — Эльфы по части магии обнаружения не сильны. Они вообще не такие уж крутые волшебники, как о них говорят. Кое-что по части сил природы, да и то с целым рядом ограничений. Преимущественно в сторону генетики и медицины. Но это не означает, что среди них не может появиться какой-нибудь самородок. Люди… друиды, что уводили людей на Эллану, были мастерами своего дела, но почти все они остались на Земле и погибли. Только вот кровь даёт о себе знать, а что там за прошедшие века успело народиться, я и предполагать не хочу. Может, людская магия окончательно захирела, а может и наоборот. Да и мало ли, с кем ты там столкнуться можешь, кроме людей и эльфов.

Я начал складывать в сумку отвергнутые хозяйкой дома вещи (надо вернуть папе Друзову, всё-таки барахло его дочери), но вдруг ощутил смутное беспокойство. Эдакое ощущение взгляда в спину, взгляда недоброго, оценивающего и, в то же время, содержащего в себе приговор. Словно некая злая сила прикидывает, окажу ли я сопротивление, но при этом совершенно убеждена, что толку от такой попытки не будет. И чувства эти были совсем не связаны со словами Галины.

Она вдруг тоже напряглась, зыркнула по сторонам, словно высматривая невесть откуда взявшуюся угрозу, затем медленно, грациозно поднялась с кресла — но от этого плавного движения по коже пробежал холодок, настолько опасным оно выглядело.

— Кажется, у меня сейчас будут гости. Миша, быстро убери стрелки и запомни — ни во что не вмешиваться. Ни в коем случае.

Девушка шагнула к двери, ведущей в необъятную прихожую… тут-то всё и началось. Раздался чудовищный грохот, волна воздуха чуть не сбила меня с ног, звенящим водопадом обрушились на пол разбитые прозрачные дверцы изящной горки, окна звякнули, но устояли — явно не обычное стекло. Входную дверь (это я потом разглядел) вынесло вместе с изрядной частью стены, причём вынесло наружу, что было совершенно неожиданно. А в открывшийся проем, куда теперь можно было рояль внести, ворвались люди. В момент стресса не до подсчёта, поэтому, по первому ощущению — много, толпа.

На Галю уставились стволы по меньшей мере трёх пистолетов. За мгновение до того, как пальцы вдавили спусковые крючки и бойки устремились к капсюлям, девушка выбросила вперёд растопыренную пятерню. Загрохотали выстрелы, в полуметре перед Галиной засияли яркие синие сполохи. А в следующую секунду с пальцев другой руки волшебницы сорвалась крошечная жёлтая искорка и, ткнувшись в грудь ближайшему из нападавших, расцвела пышным, ослепительным цветком. Снова грохнуло, уцелевшие (чудом) картины в этот раз смело со стен вместе с изрядной частью обоев, веером жалящих осколков разлетелась люстра. Человека с пистолетом разорвало в клочья, стоявшие рядом с ним врезались в стены и сползли к плинтусам безжизненными комками плоти. А из коридора уже лезли другие парни, все в коже и блестящих металлических цепях и заклепках, с ножами, обрезками арматуры и железными цепями.

Ещё один взмах рукой — тело одного из нападавших покрылось инеем, он пошатнулся и упал. Рука с ножом от удара о пол отломилась, словно сделанная изо льда… хотя, похоже, на данный момент так оно и было. Кто-то из напирающих сзади наступил на упавшего — хрупнуло, по полу раскатились пронизанные прожилками льда обломки того, что совсем недавно было мясом и костями. Раздавивший напарника мужик, заросший бородой чуть ли не по самые брови, пережил погибшего ненадолго — очередной золотистый цветок вырос у него в боку. Взрыв на этот раз был слабее, и жертву не размазало по стенам, лишь опрокинуло — вся левая часть туловища представляла собой дымящуюся обугленную рану.

Девушка рубанула воздух ладонью — словно невидимое лезвие вспороло пространство, оставляя за собой глубокую каверну в стене и, попутно, рассекая пополам болезненно-худого парня, уже занёсшего руку, дабы метнуть нож.

Снова раздались выстрелы. Галя взвизгнула — её магический щит не сумел отразить все пули и один комочек свинца чиркнул по плечу, вспарывая кожу. В ответ полетела третья звёздочка, совсем хилая — стрелок взвыл и отскочил назад, баюкая сожжённую до кости руку. Прожить чуть подольше у него не получилось — с пола взлетел осколок некогда роскошного, на полстены, зеркала и с противным чавканьем вонзился громиле в глаз. Бритвенно-острые стрелы достали ещё двоих, и в прихожей стало тихо. Галя стояла, прислонившись к стене, и тяжело дышала, лоб её был покрыт испариной, бессильно опущенные руки мелко дрожали.

— Что за… — начал было я произносить традиционную фразу из американских боевиков, но закончить не успел. На поле боя появился новый участник.

Невысокий мужчина был одет примерно так же, как и бандиты. На первый взгляд. Но каждая вещь, похоже, вышла из мастерской дорогого модельера, сидела словно влитая. Красивое лицо, роскошная грива совершенно седых волос, руки с тонкими длинными пальцами, затянутыми в чёрные перчатки. Слегка диссонирующие с нарядом лаковые остроносые туфли. Узкие бескровные губы изогнуты в насмешливой гримасе. Не улыбке, улыбка — это нечто доброе и душевное. А то, что получилось у гостя, следовало называть именно гримасой.

В руке он держал недлинный, сантиметров шестьдесят всего, меч. Клинок молочно-белого цвета, словно отлитый из матового стекла, чуть поблёскивал, словно внутри его моргали скрытые светодиоды. Что-то подсказывало мне, что меч этот явно не был бутафорией.

— Ай-ай, Гэль, разве так встречают старых друзей? — голос человека был холодным и равнодушным.

— Друзья договариваются о встрече и не приходят туда, где им не рады, — прошипела хозяйка дома, медленно разводя руки в стороны.

— Я дал тебе почувствовать своё приближение, — несмотря на очередную ухмылку, голос звучал нейтрально, констатируя факт. — Позволил напоследок отвести душу. Теперь не дёргайся, умри достойно.

— Перебьёшься.

— Ну-ну, какие мы страшные… Гэль, ты почти выдохлась. Но и будь ты в самой лучшей форме — я всегда был сильнее. Расслабься и прими судьбу, обещаю, в память о прошлом я сделаю это быстро.

— Перебьёшься, — повторила она и сделала выпад ладонью. Стена брызнула крошевом, но, на полпути к шее седого, незримое лезвие столкнулось с аккуратно подставленным белым клинком, раздался резкий звон, девушка отпрянула, тряся явно повреждённой кистью. С пальцев соскользнули на пол капли крови.

Она метнула очередную звёздочку, но и эта попытка ни к чему не привела, белый меч взметнулся навстречу угрозе, принял искру в себя, на мгновение сменив цвет на алый, а затем вернувшись к первоначальной белизне. Всё, чего Галина добилась этим выпадом, так это возможности сместиться в сторону и сделать пару шагов назад. На мгновение я встретился с ней взглядом, и зелёные глаза волшебницы словно завопили — «беги, беги». Она снова отступила, и седой шагнул за ней, поворачиваясь ко мне боком. Почему, кстати? Не считает опасным?

Шанс был. Мизерный, призрачный — но всё же был. Если он немного пройдёт вперёд, я сумею проскользнуть за его спиной и, чем чёрт не шутит, могу добежать и до выбитой двери. А там — лестница…

— Зачем? — прошипела она. — Зачем тебе это надо?

— Старая песня, — пожал он плечами. — Думаешь, девочка, что пока я буду объяснять причины своих поступков, ты сумеешь поднакопить силёнок на выпад? Не получится. Да и всё ты прекрасно понимаешь. Ты играешь не на той стороне. Все апелляции отклонены.

— Когда это было? — ещё один шаг назад.

— Неважно. Было ведь, ты же знаешь. Приговор вынесен и тебе не удастся оспорить вердикт. Так что…

Я знаю, что надо было бежать. Получилось бы или нет, бабушка надвое сказала, только вот шансов на успех было бы чуточку больше, чем просто «ноль». Но вместо этого я тупо швырнул Леночкины ножницы, которые так и держал в руке, в голову седому.

Он среагировал мгновенно — обернулся, коротко махнул молочным лезвием — и увесистые стальные ножницы, словно вмиг ставшие стеклянными, разлетелись сияющей пылью. А я ощутил, как меня обдало порывом леденящего ветра, волосы зашевелились и сердце замерло от осознания простой истины — сейчас моя очередь.

Долей секунды позже белый клинок упал на пол. Вместе с рукой, его сжимающей. Вместе с изрядным куском туловища, к этой руке непосредственно примыкающим. Оставшаяся часть организма осталась стоять, фонтаном ударила кровь, лицо гостя вытянулось, словно в безмерном удивлении, а затем он мешком завалился на пол. Тело, несколько раз судорожно дёрнувшись, вдруг окуталось золотистой дымкой, затем раздался негромкий хлопок — и покойник исчез. Вместе с ним исчезла и кровавая лужа… только меч остался лежать на изуродованном паркете.

— Выглядишь ты дерьмово, — заметил Потапыч, доставая из холодильника пару бутылок пива.

— День не удался, — буркнул я, сковыривая крышку и делая жадный глоток. Горло чуть судорогой не перехватило, холодильник у Потапыча работает на износ, поставить туда что-нибудь не содержащее спирта, замерзнет нафиг.

Признаться, я до сих пор не мог отойти от происшествия в квартире Галины. Общаясь с дядей Фёдором, Денисом и, в особенности, с Кэсси, я имел некоторое представление о магии. То есть, знал, что она существует на самом деле и может иметь довольно разнообразные проявления. Но схватка хрупкой девушки с толпой охреневших байкеров, закончившаяся грудой трупов, произвела на меня совершенно неизгладимое впечатление. Неизгладимое настолько, что лишь закрыть глаза — и снова возвращаются картины разлетающихся по стенам внутренностей, разваливающихся на части тел, стеклянных осколков, впивающихся в глаза и шеи. Да уж, как там Галина говорила — «не стоит недооценивать»… Тут она полностью права.

Ушел я от неё почти сразу. Девушка заверила, что порядок наведёт сама и от трупов избавится способом, нынешним полицейским экспертам незнакомым. В том смысле, что и искать-то будут — не найдут. А искать будут наверняка, потому как седой вряд ли снизошёл до того, чтобы озаботиться отвлечением внимания силовых структур. Ему важно было убить Галю лично, а толпа отморозков с ножами и стволами сыграла очень скромную роль — вынудила волшебницу преждевременно растратить силы. Расходный материал, не вызывающий сожалений ни у хозяина, ни у волшебницы. Вот это её спокойное, равнодушное обещание «навести порядок» меня порядком покоробило. Ну да, она свою жизнь защищала и если что — озверевшие парни её бы не помиловали, но относиться с подобным безразличием к куче загубленных жизней… я бы так не смог.

Хотя кое-чего я не понимал. Ну ладно, науськал их седой на «богатую хату», может, и стволов подкинул, если у тех вдруг недоставало. Но ведь всему есть пределы, и когда твой приятель разлетается клочьями мяса, должно же что-то в мозгу щёлкнуть? Это ж не ветераны спецназа, умеющие сквозь огонь к цели идти. Должны были стушеваться… да хотя бы матом изойти. Нет, нападали молча, словно зомби какие-то. А может и зомби, кто их, магов, разберёт.

Наслушался «спасибов» на полгода вперёд, удостоился и поцелуя… тот ещё поцелуй был, честно скажу. Может, не такой уж я в этом деле специалист, но словам Галины о том, что она знала Кэсси с младенчества, поверил сразу и окончательно. За поцелуем чувствовался такой опыт, такой… словами не объяснить. Крышу начало уносить сразу, как ураганом.

— Миша, ты тут?

— Ох, извини, мастер, задумался.

— Выкладывай, в чём дело.

Поначалу я почему-то решил, что тренер требует рассказать ему о происшествии на квартире волшебницы, но потом вспомнил, что встречу эту назначил сам и имел на то достаточно серьёзный повод.

— Тут дело такое, Потапыч, — вздохнул я, примерно представляя реакцию собеседника. — Надо мне кое-какие шмотки купить. С историческим, так сказать, соответствием.

— В ролевики решил податься? — презрительно скривился мастер.

Странный он, все-таки, человек. С одной стороны, изрядный знаток всего, что связано с холодным оружием. Мечом владеет так, что зависть гложет, с ножом просто бог. Способен часами рассуждать об особенностях клинкового оружия всех стран и народов, описывать отличия в способах изготовления луков у гуннов и индейцев, разъяснять технологии производства разных сталей. С другой — отдавая всё свободное время фехтованию, он с полным презрением относился к всякого рода антуражу, столь милому сердцам реконструкторов[12] и ролевиков[13], считая это баловством, недостойным внимания серьёзного мужчины. Хотя на тренировках кольчуги и латы терпел, признавая, что овладеть древним мастерством без ограничений, накладываемых бронёй, нереально.

— Не то чтобы решил… — я вздохнул, понимая, что придётся врать, а врать надо уметь. — Заказ у меня, Потапыч. Неприятный заказ, девчонка без вести пропала, и видели её именно с ролевиками. Так что вынужден внедряться.

— Лоха изображать будешь?

— Почему сразу лоха? — обиделся я.

— А кого? Знаешь, Мишка, почему ты фехтовальщиком не стал? Мало желания, нужно внутреннюю сопричастность к этому делу иметь, а вот её-то тебе и не хватало. Для тебя фехтование было мало того что игрой, так к тому же и не твоей игрой. Это когда кто-то на компе в файтинг[14] режется, а ты за спиной стоишь и не знаешь, то ли болеть за товарища, то ли посмеяться над его инфантильностью. Так же и тут… каждый второй ролевик почувствует, что ты не из их круга. Чтобы, как ты говоришь, внедриться, потребуется не день и не неделя.

— Ну, допустим, — не стал спорить я. Мастер был прав, не моё это, изучать придуманный эльфийский язык, сочинять себе звучное имя с окончанием на «эль» и разыгрывать сценки с текстолитовым мечом в руках, старательно намечая удары и следуя указаниям мастеров. Хотя и в другом Потапыч меня уел — я и в самом деле эту субкультуру нихрена не знаю. Может, узнаю — проникнусь… только этого мне не хватало.

Да, легенда слабовата. И без помощи Потапыча можно было бы обойтись, мало ли магазинов для ролевиков, в интернете нужный найти — не проблема. Сейчас я и сам не понимал, зачем обратился к мастеру.

Собственно, он тут же ответил на мои сомнения.

— Стало быть, тебе нужен человек, который и совет дельный даст, и расспросами заниматься не станет… — протянул он. — Что ж, есть у меня один такой знакомый, Романом кличут. Торгует он всяким ролевым добром б/у, так что цены особо не заламывает. Бизнес у него другой, а это так, для души. И вещи новыми не выглядят, тоже плюс. Я с ним переговорю, думаю, на недельке и встретишься…

— Потапыч, тут дело такое, срочное. Завтра бы, с утра.

— Хм, — мастер почесал затылок. — Ну, насчет «с утра», это как повезёт. Говорю ж, бизнес у него другой. Правда, занят Ромка не то чтобы сильно, может, и выкроит часик. Что тебе конкретно надо?

— Ну… одёжку, обувь. Я и кольчугу б взял.

Потапыч помолчал, затем неторопливо, с вызовом пробарабанил пальцами по столу.

— Мишка, я не первый день как народился. Темнишь ты, парень, нутром чую. Для кратковременного внедрежа кольчуга нахрен не нужна. И не забывай, что даже относительно простой вариант встанет тебе штук в семь-десять. Ну, сделает Ромка скидку по дружбе, сотен на пять от минимальной цены. Это в том случае, если у него что-то подходящее найдётся.

Мысль появилась внезапно. Может, и гниловата отмазка, но лучше нет.

— Потапыч, клиент мне расходы оплатит. А я давно мечтал… ну не ролевик я, согласен, а вот кольчугу хочется. У нас с дядей Фёдором разные случаи бывают, иногда и ножом ткнуть могут. Не в броннике же ходить, а кольчуга под одеждой незаметна. Вот и будет… на будущее.

Судя по взгляду мастера, доверия к моим словам у него ни капли не прибавилось.

— А как ты думаешь, мил друг Миша, шлем тебе на этом внедреже не пригодится?

Я промолчал.

— Ясно, говорить не хочешь… или не можешь?

— Не могу, — буркнул я.

До боли не хотелось обижать Потапыча, но рассказать ему о сути нашей с дядей Фёдором деятельности я не мог. Хотя бы потому, что дядька не давал такой санкции. Если подумать, в нашем деле Потапыч с его навыками мог бы оказаться весьма полезным членом команды. Среди параллельных нашему миров — в смысле, относительно ближних — высоким развитием технологий страдала разве что матушка Земля, ну и ещё буквально один-два мира. Остальные же, как Эллана, пребывали в глухом средневековье. Не знаю почему, может, тому виной распространение магии, может, есть и другие причины, но почти везде меч и кольчуга были достаточно уместными элементами экипировки.

Вот вернётся дядя Фёдор — надо будет с ним серьёзно поговорить. Пусть не о том, чтобы брать в долю, но хоть какие-то контакты завязать. С Потапычем. Если повезёт — то и с Галиной, она (да, да, я опять сужу по внешнему виду) производит впечатление девушки, склонной к авантюрам. Ну вот кажется мне это, хоть убейте. Не будет она млеть от бразильских сериалов или от иронических детективов, не тот случай.

— Так бы сразу и сказал, — неожиданно для меня усмехнулся Потапыч. — А то вешаешь мне тут лапшу на уши… «Не могу» — это я понимаю, разные бывают ситуации. С Романом поговорю, утром не обещаю, но в течение дня встречу вам организую. Если денег не хватит — скажешь ему, он подождет. Или мне счёт выставит, мы с ним свои люди, сочтёмся.

Просидели за пивом мы, в общей сложности, часа полтора. Могли бы и больше — но на душе было неспокойно. Не то чтобы я ощущал приближение каких-то неприятностей, это больше по части Кэсси, но события сегодняшнего дня никак не шли из головы, а потому я был не настроен на мирную беседу старых знакомых под ледяное пивко.

Признаться, волновали меня в этот момент совершенно не потенциальные неприятности Елены Друзовой. С ней пока ясно лишь то, что ничего не ясно. Если погибла — судьба такая. Если жива — то никто толком сказать не может, что день грядущий ей готовит. И Кэсси ничего гарантировать не сможет, её дар не особо действовал через межмировые барьеры. Вот пройду тонкими путями и тогда наступит время разбираться. Как правильно говорится, «давайте решать проблемы по мере их возникновения».

Так что все мысли были направлены как раз в сторону уже возникших проблем. Прямо здесь, в Москве (если как следует почитать российских фантастов, так почти все подобные события именно в Москве и происходят) состоялся конфликт двух людей не от мира сего. И не уверен, что вообще «людей». С применением боевой магии. Допустим, факт того, что Галя и седой пустили в действие заклинания, меня волновал не так чтобы очень. Не на кулачках же им драться, если оба обладают куда более эффективными навыками. Если самую быструю победу обещает магия — летите, фаерболы и молнии.

Вопрос в другом — что послужило поводом для магического поединка? Седой сказал, что Галя попыталась играть на чужом поле… или он как-то иначе сказал? Не помню, да и не суть важно. Общий смысл понятен. Некие действия Галины, совершённые ранее или планируемые в будущем, заставили кого-то пожелать её смерти. Причём этот гипотетический «кто-то» (дать разъяснения Галя отказалась, заявив, что не моего ума это дело, абыдна, да?) не остановился перед тем, чтобы привлечь к мероприятию в качестве мальчиков для битья толпу байкеров. Заранее зная, что никто из них акцию не переживёт — зуб даю, не Галя, так седой бы их прищучил в итоге. Значит, вопрос устранения волшебницы был достаточно важен — ни Кэсси, ни Денис, ни, как мне кажется, Галя не заинтересованы афишировать свою сущность перед людьми. Ну, Кэсси не особо шифруется, но кто сейчас всерьёз верит в магию? Вернее, кто верит тем, кто верит в магов, ведьм, колдунов, гадалок и так далее? Несмотря на популярность всякого рода экстрасенсов, в целом общество стало с куда большим скепсисом относиться к явлениям, ещё сотню-две лет назад воспринимаемым как нечто вполне обыденное и реальное. Те, кто действительно владеет чем-то паранормальным, старается особо не высовываться, дабы не забрали в какую-нибудь закрытую спецклинику для опытов. А противник Галины такими вопросами не задавался.

Только вот, насколько я заметил, не очень-то Галя удивлена была визиту седого. Нет никаких доказательств, но мне почему-то кажется, что нападение на волшебницу каким-то боком связано с той помощью, которую она мне в этот момент оказывала. Словно бы некто хотел ей помешать, да опоздал самую малость.

В общем, из-за всех этих размышлений посиделки не удались. Беседа разваливалась, пару раз вопросы Потапыча и вовсе повисали в воздухе. Наконец ему это надоело и, сославшись на занятость, он пожал мне руку (чуть не раздавив при этом) и закрыл за мной дверь. Я, правда, успел пробормотать извинения, мол, прости, мастер, и в самом деле тяжёлый день выдался… Потапыч зла держать не будет, не тот человек, но всё равно неловко как-то получилось.

Признаться, я ожидал, что приятель Потапыча, откликающийся на имя Ромка, окажется парнем лет двадцати с мелочью. А встретил меня мужик лет под сорок, с изрядной долей седины в волосах и, как раньше говорилось, косой саженью в плечах. Потапыч производил впечатление сурового и сильного дядьки, но в сравнении с Романом явно проигрывал. И голос у торговца псевдоантиквариатом был соответствующим — гулкий бас, таким только проповеди читать.

— Рома, — сунул он мне огромную ладонь. — Заходи.

Магазинчик с забавным названием «Осколки славы» некогда представлял собой однокомнатную квартиру первого этажа, из которой была пробита дверь на улицу. Вывеска демонстрировала потенциальным покупателям изуродованный щербинами меч на фоне расколотого щита и гнутого шлема. Всё — вполне натуральное, тускло блестящая сталь, облупленная краска, следы ржавчины. Впечатляет. С любовью вывеску делали, это не тривиальная неоновая завлекаловка, не оставляющая впоследствии никаких воспоминаний.

— Бэр звонил, просил тебе помочь, — завидев мои удивленно поднятые брови, он пояснил: — Борис, в смысле.

Угу, я уже понял. Если подумать, когда я в последний раз мастера по имени называл? Если очень хорошо подумать — то в первый день. А потом так и пошло — то мастер, то учитель. А то и просто Потапыч. А он вона как — «Бэр».

— Кликуха у него с Афгана такая, — сообщил Рома. — Там и познакомились. Ладно, времени немного, давай, рассказывай, что тебе конкретно надо.

— Одежда…

— Это понятно, — хмыкнул хозяин, — ко мне за хлебом не ходят. Век, регион, социальный статус?

— А у тебя… у Вас всё есть?

— На «ты». Нет, конечно, у меня не совсем магазин, скорее лавка старьёвщика. Увлекался истфехом одно время, да и на ролёвки ходил. Потом надоело, а барахло осталось. Не в том суть, что выбросить жалко — а вдруг кому понадобится. Выставил на продажу, кое-что сразу ушло, кое-что потом. Ну и знакомые стали мне неликвид спихивать, что самим уже не нужно, а на помойку снести — с души воротит. И людям хоть какая-то копейка, и мне развлечение. Так что на многое не рассчитывай, но что-нибудь подберём.

Я задумался. Признаться, первоначально предполагалось, что я приду в этот магазинчик, ткну пальцем в пару-тройку шмоток, выслушаю цену, повздыхаю, получу скидку и уйду, довольный приобретением. О том, что персидский халат в Эллане будет смотреться столь же дико, как и до-мару[15], я как-то не подумал. А вот что там будет уместно?

О вооружении кельтов я кое-что знал от Потапыча, которому прочитать лекцию по вооружению любой страны и любого века — одно удовольствие. В принципе, ничего особо экстраординарного. Шлемы с назатыльниками, кольчуги, здоровенные щиты, копья и обоюдоострые мечи. Кстати, вроде как кольчугу как раз кельты и изобрели. Но переселенцы покинули Британию две тысячи лет назад, кто их знает, до чего дошел прогресс.

Об одежде я не знал ничего.

— Ну, что-нибудь английское, где-нибудь четырнадцатый-пятнадцатый век. Наёмник, искатель приключений… что-то в таком роде. Стеснённый в средствах. Не особо привлекающий внимание, но и не из тех, об кого вытирают ноги.

— Значит, йомен[16]. Бедный, но гордый. Знающий, как обращаться с мечом, но предпочитающий пускать его в ход не за так, а за деньги.

Я обратил внимание, что Рома сказанное воспринял спокойно, не стал задавать вопросы. То ли по природе был не слишком любопытен, то ли Потапыч ему намекнул, что помочь надо, а выуживать информацию не стоит.

— Ща посмотрим, что есть. Сам понимаешь, с размерчиками у меня туго. Кстати, ничего, что вещи не новые?

— Самое то.

Рома только многозначительно хмыкнул. Я и сам понимал, что веду себя, по меньшей мере, неадекватно, но тут уж ничего не поделаешь. Пусть думает что захочет, мне с ним водку не пить и задушевные беседы не вести.

На небольшой столик плюхнулись сапоги из светло-жёлтой кожи, порядком потёртые. За обувью последовала грязно-зелёная плотная куртка, такого же цвета штаны, коричневый широкий ремень, усыпанный металлическими бляшками. Рядом пристроился свёрток тёмно-серой ткани, видимо, плащ.

Я внимательно осмотрел одежду. Предыдущий хозяин относился к вещам без особого пиетета — несколько прорех, сейчас не слишком аккуратно заштопанных, свидетельствовали о том, что в этом наряде не только красиво дефилировали по лужайкам. Кое-где ткань была заляпана тёмными пятнами, что тоже не добавляло красоты, зато вполне удовлетворяло моим потребностям. В любом случае, мне лишь бы поначалу не привлечь к себе излишнего внимания — если поиски затянутся (стопудово), придётся переодеться во что-нибудь совсем местное.

— Размер твой, у меня глаз намётанный, — неверно истолковал мое молчание Роман. — Да и один хрен лучше ничего нет.

— Да нет, нормально всё. А насчёт кольчуги?

— Этого добра хватает, — пожал плечами Рома. — Тебе аутентичную[17] или современную?

— Что лучше?

— По качеству современная лучше. Сталь, плетение «восемь в двух», кольца внутренним диаметром шесть миллиметров, диаметр проволоки — один и восемь. И размер есть подходящий, как раз поверх вот этого, — он кивнул на зелёную куртку — налезет. Только рукав короткий. Но я наручи за так отдам, типа впридачу. Их помяли сильно, а рихтовать в лом. Ну, молоток тебе в руки, сам управишься, невелика хитрость. Если аутентичную брать, там металл похуже будет, а кольца покрупнее. Зато подешевле малость.

— Сколько просишь за всё?

Он помолчал, прикидывая. Затем усмехнулся.

— По-божески или по-дружески?

— А разница?

— Если по-божески, то цена, установленная владельцем, плюс мои комиссионные. Я немного беру, так, чтобы накладные расходы отбить. Если по-дружески, то отдам как есть, без навара.

Я мысленно прикинул остатки полученного от папы Друзова аванса и решил, что экономить не стоит. В конце концов, может, мне в первый же день башку оторвут.

— Давай по-божески.

— Угу… погодь, шлем-то тебе нужен? Есть неплохой сферический англо-саксонский шлем, почти не мятый. С подшлемником, его отдельно как шапку носить можно. Только без бармицы[18], уж извини.

Тут же вспомнилось, как ехидно постукивал пальцами мастер. Зуб даю, не преминул напомнить Роману, чтобы тот мне шлем предложил.

— Отлично, беру. Так сколько?

Роман достал из кармана маленький калькулятор и принялся что-то старательно высчитывать. Затем вздохнул, с сомнением посмотрел на меня и принялся вновь щёлкать по клавишам, явно определяя максимально возможную скидку. Наконец закончил, снова вздохнул и поднял на меня глаза.

— Пятнадцать штук потянешь? Кольчуга дорогая, но не только в ней дело. Барахло это, — он кивнул в сторону куртки, — тоже, знаешь ли… Ручная работа.

— Потяну, не вопрос, — торопливо кивнул я. Не хватало, чтобы Роман или, не приведи господь, Потапыч за свой счёт меня одевали.

— Ну и славно, а то ты скажи, что-нибудь придумаем.

Хороший, всё-таки, человек Роман. Явно понимает, что я не фанатею по средневековым шмоткам, и лишнего не запросил. Я цены-то примерно представляю, такая кольчуга минимум восемь штук стоит, если не слишком новая. Новая — так и вообще… Да и побитые ботфорты, за счет ручной работы, ничуть не дешевле вполне приличного зимнего Ralf'а. Брал бы новьё — вышло бы штук двадцать-двадцать пять, как пить дать. Ох, недешёвое это удовольствие — ролевые игры.

Я достал деньги.

— Да всё нормально.

Странно ощущение. В другое время меня бы конкретно задушила жаба — такие деньги выбросить непонятно на что. На поношенные сапоги, не слишком новую и местами драную одежду, в которой ни с девушкой в кино, ни вообще в приличное общество. Только в лес, дабы петь эльфийские песни под раскидистым мэллорном, будь он неладен. Да и кольчуга… нет, ну то, что я сказал Потапычу насчет нынешних неспокойных времён — это правда. Только, как бы сказать, не совсем вся правда. Так взрослый и серьёзный человек, первый раз в жизни покупая домой компьютер, может до посинения убеждать себя и окружающих, что собирается использовать сей прибор исключительно для просмотра биржевых новостей. Но мы-то знаем, что постепенно благие намерения будут вытеснены играми, фильмами, порнухой, социальными сетями и многим-многим другим. И ладно, если для первоначального замысла останется немного времени — а то ведь часто выдвигается лозунг «работать буду на работе, а дома надо отдыхать». Не хочу сказать, что исключений не бывает. Их много. Но они не перешибают общую тенденцию.

Вот и я так же… ну да, кольчуга и в самом деле может оказаться полезной просто в качестве последней линии обороны. Но, черт подери, и просто висящая на стене она будет мне душу греть. И меч эдак художественно пристроить рядом.

Только тут я сообразил, что Роман меня о чем-то спрашивает, а я тупо стою и лыблюсь на обновку.

— Э… прости, задумался.

— Говорю, ещё надо что-нибудь? А то я закроюсь на сегодня, дела, — голос Романа звучал немножко виновато. То ли оттого, что вытуривает меня из магазина, то ли из-за того опустошения, что я, с его помощью, устроил своему кошельку.

— Да вроде бы нет.

Уже у выхода взгляд упал на полочку, где лежало десятка два разного рода финтифлюшек. Статуэтки, медальончики, массивные деревянные и металлические кресты. Ну да, местный контингент друг друга не золотым Rolex'ом поражает, а каким-нибудь амулетом из медвежьего клыка.

— Что, заинтересовало? — ухмыльнулся Роман. — Приятель мой делает. Игрушки для ортодоксов.

— В смысле?

— Ну, есть отдельные личности… которым, скажем, сигареты с собой таскать западло. Или фонарик. Мол, высокотехнологичные предметы, — судя по выражению лица, он явно цитировал кого-то из знакомых, — не позволяют полностью вжиться в образ и ощутить глубину бытия.

Он подошёл к полке и взял массивный медный крест на толстой якорной цепи. Таким, при случае, и по голове дать можно — не хуже, чем кистенем.

— Но прикол в том, что и этим фанатам иногда приходится от правил отступать. Например, когда в мертвятнике[19] сидишь.

Он крутанул крест и тот развалился на две части. Из внутренней полости вывалилось несколько сигарет и узкая зажигалка.

— Забавно, — мне идея действительно понравилась. — Остальное в том же духе?

— Типа того. Вот эти, — Роман ткнул пальцем в кресты, — в основном либо под зажигалки с сигаретами, либо под фонарики. В поле вещица полезная. Статуэтки большей частью под Викториноксы. Они дорогие, по полторы штуки и выше, потому как уже с ножами внутри. Зато оцени, как сделано.

Я взял в руки упитанного деревянного кабанчика и попытался определить место, где фигурка раскрывалась. Бесполезно… Нельзя сказать, чтобы статуэтка была сделана особо тщательно, местами так просто грубо — но за этой грубостью как раз и маскировались стыки отдельных частей. Наконец мне удалось сообразить, где именно надавить и как повернуть. Голова кабана отделилась, явив миру всем хорошо знакомый красный пластик и блестящую сталь швейцарского армейского ножа.

— Этот кабан что-то означает?

Роман пожал плечами.

— Вообще говоря, он означает кабана для хранения ножика. Но если угодно, — его голос изменился, став заунывно-пафосным, — то сие есть изображение Тевтата, жестокого бога кельтов, покровителя воинов и кровавых битв.

— Ладно, ладно, я понял. А вот это что такое? — я поднял с полки увесистую круглую металлическую бляху толщиной с палец и диаметром чуть не в десять сантиметров. К ней прилагалась цепочка, массивная и на вид довольно надёжная. В центре бляхи — тусклый красный камень… стекло, наверняка.

— Это, в некотором роде, латенский диск[20], амулет воинов и друидов. Вообще говоря, их вроде бы делали поменьше раза в два, но тут в нём зажигалка и фонарик. Ручная работа… хотя тут всё ручная. В общем, если интересно, кабана могу отдать за штуку, а вот диск стоит трояк. Уступить не могу, извини, не мой товар.

Я надавил на стекляшку — она тут же ушла вглубь диска, послушно щелкнул пьезоэлемент и над крошечной дырочкой в ребре амулета засвистел конус голубого пламени. Хорошая зажигалка, кстати. Их «турбо» называют… света не добавит, зато и на ветру не гаснет.

— Фонарик — кнопка с обратной стороны, — подсказал Роман. — А зажигалка перезаправляемая.

Я задумался, но лишь на мгновение. Да и что тут думать? Там, куда я иду, наверняка до сих пор огонь добывают кремнем и трутом. Или магией. Я не собираюсь изображать из себя мага, но костёр чем-то разводить придётся. Амулет — вещь в средневековом обществе обычная… а вот на простую зажигалку там могут обратить внимание. Мне это надо? И фонарик может очень пригодиться. Про нож вообще молчу… я бы и так складничок взял, но раз уж тут прямо по размеру подогнан, значит, так тому и быть.

— Беру!

Думаете, это вышеперечисленными аргументами я себя убедил в необходимости выложить четыре тысячи за сувениры? Как же… Понравились мне эти штуки, вот и все дела.

Почему на тонкий путь, создаваемый тенью мэллорна, нельзя встать днём? Не знаю. Может, всё дело в тайне? Тайны часто свершаются под покровом ночи, когда не разобрать деталей, когда мирные граждане спят по своим домам… или по чужим. А на улицы выходят те, для кого ночь — кормилица, убежище и боевая подруга. Но это в городе. В лесу же что днём, что ночью — один чёрт. Тихо, безлюдно. Правда, ночью ещё и страшновато чуть-чуть.

— Не передумал? — без особой надежды спросил Денис.

— Нет.

— И не боишься?

Я вздохнул.

— Ясное дело, боюсь.

— Ну, хоть это хорошо, — Денис старательно изобразил не слишком бурные аплодисменты. — Бояться тебе надо обязательно. И я бы не стал слишком уж рассчитывать на сувениры твоей Галины… вот интересно, кстати, кто она такая? Ладно, попозже разберусь. Так вот, судя по твоему рассказу, волшебница она не из слабых, только поисковое заклинание — ломкая штука. Как найдёшь более или менее безопасное место, срежь у себя несколько волосков… хм… ну, в общем, там, куда свет редко попадает. Смочи каплей крови, каплей слюны, каплей пота и слезой, потом закопай в лесу. Если тебя кто-то недобрый будет искать, то стрелка как раз к этой захоронке и приведёт. Ну и если порчу наведут — захоронка первой под удар попадёт. И сам почувствуешь — если кто на твою плоть заговор плетёт.

— Спасибо.

— На здоровье. Оно тебе понадобится… если сразу не шлёпнут. И ещё один момент. Ты о «холмах фей» что-нибудь слышал?

Я задумался, понимая, что Денис задает вопрос не просто для того, чтобы оттянуть начало моего путешествия в неизвестность.

— Так, краем уха что-то.

— Этот мир погубят дилетанты, — вздохнул эльф. — У вас, людей, есть такое поверье, что если в неурочный час войти в холм, жилище фей, и провести в нём ночь, то на поверхности пройдут годы. В общем-то, это не более, чем легенда. Но в каждой сказке можно найти каплю полезной информации. Время в моём родном мире и здесь движется с разной скоростью. Грубо говоря, один к трём. То есть, трое суток здесь соответствуют примерно одним там. Если девчонка выжила, то времени для неё прошло не так уж много, у тебя есть шансы.

— Раньше сказать не мог? — ощерился я.

— Думал, ты знаешь, — Денис явно не испытывал ни малейшего раскаяния. — Твой дядька точно знал. Ладно, не тяни резину… а то простоишь тут до рассвета.

Я подошёл к необъятному стволу старого дуба. Обычного дуба… вон, старых желудей у корней целая куча. Но с полуночи и до первых лучей солнца это дерево превращалось в тень мэллорна[21], межпространственное отражение величественного эльфийского дерева-святыни.

Щепка стиснута мелко дрожащими пальцами. Я не сказал Денису всей правды. Что бы вы там ни подумали исходя из моих разглагольствований, выходить на тонкие пути мне ещё ни разу не доводилось. Понимаете, ни разу! Я не просто боюсь, я в дикой панике! Другой мир. Другие законы. Другие люди. Я там ничего, ни-че-го не знаю, кроме языка. Я спалюсь на первой же беседе. Меня примут за демона. Меня отправят на костёр…. Нет, сперва убьют, а потом на костёр… или костёр будет сначала… Уже не только пальцы, уже и колени трясутся. Нет, меня не убьют, меня закуют в кандалы и будут показывать в цирке. Демон из другого мира. Очень беспомощный демон — огонь из пасти не извергает, магией не владеет, да и драться толком не научился. Смех, а не демон.

— Будь спокойнее, — слышится сзади голос Дениса. — И прими совет, поначалу изображай немого. Не глухонемого от рождения, те и в моём мире языком жестов владеют. Именно немого, частично. Речь потерял от удара по голове, бывает.

Я киваю, ничуть не интересуясь, видит ли он меня в кромешной тьме. Видит, не сомневаюсь.

Шаг вперёд. Щепка касается морщинистого ствола, разбрасывая вокруг веер ослепительных, после темени, искр. Они кружатся в хороводе, постепенно заполняя небольшой — едва пройти, не сгибаясь — проём. Вот в последний раз вспыхивают, сливаясь в одно сплошное горящее золотом полотнище, чуть колышущееся, словно под порывами ветра. Здесь ветра нет… может, там, с другой стороны?

— Удачи!

Лучше бы сказал «ни пуха». Хотя почему? Я ж не на охоту иду.

— Я вернусь.

Пафосно и совершенно безосновательно. I’ll be back[22], как говорил Арни. Ему и в самом деле довелось возвращаться. Правда, каждый раз — с обязательным летальным исходом. Я не терминатор, у меня нет в запасе множества копий, которые можно ввести в бой при неудаче.

Неудачи быть не должно. Её просто не может быть. Никогда.

Пальцы успокоились. Дрожь в коленях прошла.

Я сделал шаг вперёд, сквозь сияние двери в иной мир.

Глава 2

В которой Руфус общается с руководством, встречает нового подчинённого и размышляет о будущем

Каждый человек в глубине души всегда любит какое-то из времён года больше остальных. Даже если вслух он нравоучительным тоном заявляет, что волею Сирилл людям даны и время цветений, и время снегов, и время садов, и время увядания. А раз богиня поступила именно так — следовательно, в каждом времени есть свой смысл и своё величие.

Наверное, это и в самом деле так. Иначе не получилось бы, что одним больше по душе сочная зелень и обжигающее солнце времени садов, другим нравятся укутывающие землю искрящиеся снежные покрывала, третьим — красно-золотая листва увядающего леса. Да и шумные дожди, приходящие на смену снегопадам, тоже имеют поклонников.

Руфус стоял у окна и наблюдал, как тугие струи дождя секут белые стены домов, от влаги сейчас заметно посеревшие, разбрызгиваются по желтоватой уличной брусчатке, пригибают к земле ветки кустов с пока не слишком распустившимися листьями. Он как раз любил эту пору… хотя нет, сказать так означало бы погрешить против истины. Одна лишь мысль о том, чтобы покинуть уютный домик, такой же белый с красной черепичной крышей, как и почти все остальные в Сольфелле, вызывала неприятную дрожь. В этом-то и было всё дело — как раз в такую погоду Руфусу куда реже приходилось расставаться с уютным креслом и пышущим жаром камином. Это только в детских сказках Зло, во всех его мерзких проявлениях, демонстративно действует глухими ночами, под проливным дождём или в противном, липком тумане. Ну, насчет ночи — относительно близко к истине, хотя большая часть отродий Зла замечательно чувствует себя и днём. А вот насчёт погоды… Тот же Рыцарь Смерти, нечувствительный к боли, равнодушный к огню и легко игнорирующий большую часть боевых заклинаний, применяемых экзорцистами, весьма негативно относится к холодной влаге, способной проникнуть в малейшую щель его архаичных доспехов. Демоны огня вообще ненавидят воду. Призраки, особенно овеществлённые, недолюбливают дожди по не вполне понятной причине — намокнуть им не грозит. Ни один оборотень не придёт в восторг от луж под лапами. А потому, пока на дворе ливень, эти твари постараются отсидеться где-нибудь под крышей. Избавив тем самым старого экзорциста от необходимости месить грязь и мёрзнуть.

Улица была пустынна. Дождь зарядил надолго, по уверениям Карлуса, мага-погодника, не менее чем на два дня. В иное время пришлось бы старику вспомнить былое мастерство, да отправить тучи куда-нибудь подальше от села, но сейчас в этом не было особого смысла. Пусть льёт — снега в этом году было не так уж много, окрестные поля нуждались в дополнительном поливе. А тратить энергию, чтобы оградить от воды лишь территорию самого Сольфелла — роскошь непозволительная, сколько там сил осталось у Карлуса… Нового мага из столицы не пришлют, имей они возможность — давно подобрали бы старику замену. Да где их взять, молодых и сильных? Измельчали родовые линии волшебников, скоро уже и приличного экзорциста днём с огнём не найти будет.

Ладно Видящие — их во все времена было мало, да и не сидится им, как правило, на одном месте. И не всегда по доброй воле. Стоит провидцу или, того хуже, прорицателю ощутить свои силы — как тут же находится масса недоброжелателей, способных выстроить вокруг проклюнувшегося таланта стену отчуждения. Никто не хочет знать будущее. Шарлатанов терпят, им платят, иногда они становятся модными, популярными — в определённых кругах. А истинных Видящих попросту боятся. Слово Видящего — клеймо, от которого простому обывателю не избавиться. Вот и уходят они, кто просто подальше от обжитых мест, а кто и в иные Слои[23]. Стоит ли удивляться, что с каждым веком их появляется всё меньше.

Но чаша сия не миновала и тех, кого принято называть «обычными людьми с хорошим уровнем магического дара». Эдакий эвфемизм… поскольку назвать мага «нелюдью» для здоровья часто небезопасно. Да и не вполне верно. Существует теория, что за наличие способностей отвечает некая древняя кровь, пришедшая в Суонн тысячи лет назад, одновременно с Сирилл. Сколько её осталось, той древней крови? Уже пять или шесть веков, как не появлялся в Суонне человек с чистой родословной, те, что есть — не полукровки даже, так — несколько капель на кварту. И с каждым поколением процент «древности» всё ниже, в том числе и у тех родов, что берегут кровную линию как зеницу ока. Первые по силе лишь немногим уступали самой Сирилл… кое-кто считает, что богиня была такой же по крови, как и её спутники, просто, в отличие от последних, приняла беды Суонна близко к сердцу, за что потом была сочтена богиней и покровительницей мира. А её сородичи явились сюда просто жить. В общем, мало магов, мало.

Руфус вздохнул, бросив короткий взгляд на высокий, в потолок, шкаф, плотно уставленный фолиантами. В основном, недавних лет выпуска — оригиналов книг, написанных в первые века после прихода Сирилл, не сохранилось. Официально. Если неофициально — вроде бы несколько десятков томов сберегались в тайниках библиотеки Ордена. Но переписывались, а позднее и перепечатывались эти раритеты регулярно. С определёнными купюрами, не без этого. История — не самая приятная вещь, если разглядывать её глазами потомков. То, что для предков было нормой, сегодня кого-то вполне может шокировать.

Вон стоит «История Кертанской резни». Если сравнить этот аккуратный томик, вышедший из типографии четыре года назад, с более ранним изданием, увидевшем свет в конце прошлого столетия, многое становится понятным. Смягчены акценты, кое-что опущено, слегка подправлено количество жертв. И так далее, по мелочам. Но события тысячелетней давности, когда в одну ночь в одной только Кертане погибло почти девяносто процентов людей с относительно чистой «древней кровью», теперь выглядят как банальная междоусобица, ничем, кроме недоброй памяти, влияния на развитие Суонна не оказавшая. Интересно бы почитать первое издание этого труда. Да кто ж разрешит… Инквизиция Ордена иные тайны прячет не только от обывателей, но и от своих, кто не достиг должного уровня. Ему, вполне заурядному экзорцисту Руфусу Гордону, уже который десяток лет прозябающему в никому не интересном селе, этого уровня уже и не достичь.

Полсотни лет — не возраст для того, кто несет в себе изрядную порцию древней крови. И сотня. И три. А вот Руфус, не принадлежавший ни к одной из Первых семей, уже явственно ощущал на плечах груз прошедшего времени. Какие-то капли субстанции, дающей власть над магическими силами, в нём, безусловно, были — иначе не стал бы экзорцистом, не вышел бы живым из десятков схваток с порождениями Зла. Но долголетие, наряду со многими другими формулами высшей магии — даже теми, что не относились к числу особо оберегаемых Орденом тайн — было ему недоступно. Почти. Так, больше по мелочи — не бояться простуд, относительно быстро заращивать раны, коих в его работе не избежать при всём желании, ну, может, выглядеть в полвека на десяток лет моложе. Сотня — его предел, да и то — если повезёт. Уже сейчас нет былой скорости движений, не та и реакция, да и заклинания даются капельку труднее, чем в юности. При своём не таком уж высоком росте, он несколько располнел, и теперь выглядел уже не крепким, а грузным. Хоть не толстым пока, но… но дальше будет только хуже.

Да и спокойная жизнь сказывается. Лет тридцать назад он плюнул бы в лицо каждому, кто посмел бы сказать, что вечер у камина с книгой куда приятнее, чем яростная схватка с Рыцарем Смерти или выслеживание оборотня в ночь полнолуния. Но проходили годы, и тёплый плед начал выглядеть привлекательнее стальной кольчуги, запах потрескивающих в камине дров радовал больше, чем резкая вонь сгоревшего под лучами «солнечного клинка» вампира, тихий спокойный вечер казался куда предпочтительнее ещё одной победы. Самое забавное, что он мог променять рутину сельской жизни на работу в столице. Мог… да и сейчас не поздно. Только вот не тянет.

Словно в ответ на эти мысли, на столе часто замигал голубым светом хрустальный шар.

Руфус опустился в глубокое кожаное кресло, коснулся шара пальцем и мысленно сообщил о готовности к диалогу. Синева тут же залила хрусталь, а затем разом схлынула, уступив место лицу немолодого мужчины, резкие черты лица которого выдавали человека жёсткого, волевого и, наверняка, не слишком лёгкого в общении.

— Зантор? — экзорцист чуть наклонил голову, губы тронула улыбка. — Давно не виделись. Забыл старика…

— Не прибедняйся, — хмыкнул собеседник. — Тебе до старости, как мне пешком до южного моря. Полсотни лет — не возраст.

— Годы… — вздохнул Руфус, — какой смысл их считать? Важно, как человек себя ощущает.

— Кресло, камин, плед, кружка чая с мёдом, — перечислил Зантор Клумм, третий магистр Ордена и, по роду деятельности, куратор всех сельских экзорцистов Суонна. Ну и старый друг, что немаловажно. — Я ничего не упустил?

— Толстые шерстяные носки, — подсказал Руфус.

— Ах, ну да… очевидно, мой подарок до тебя добрался.

— Я оценил, — хмыкнул Гордон. — И намёк понял.

— Так сделай выводы… — Зантор нахмурился. — Сколько можно сидеть в этой дыре, Руф? Приезжай, у меня шесть вакансий квестора и две — экзекутора. Поработаешь в столице пару лет, получишь место инквизитора. А там…

— Скажи, друг мой, — прервал поток обещаний Руфус, — скольких квесторов ты потерял за прошедший год? Только честно, я ведь и проверить могу.

Собеседник помолчал, по скулам прокатились желваки.

— Одиннадцать. Но, Руф, клянусь, никто из них тебе…

— Угу, и в подмётки не годился. Одиннадцать, значит? Это прогресс, годом раньше потери доходили до двух десятков. Знаешь, мне бы не хотелось пополнять собой эту печальную статистику. Даже если принимать твои комплименты за чистую монету.

— Трусишь? — скривился магистр.

— Не без этого, — экзекутор уже давно вышел из того возраста, когда ведутся на подначки. — В определённом смысле ты прав. Камин, чай с мёдом… слишком много лет прошло с тех пор, когда мне было в радость часами гоняться за ошалелым от крови упырём или долбить ледяными стрелами Рыцаря Смерти. Не могу сказать, что у меня тут слишком уж спокойно, всякое случается, но я привык к этому селу, к людям. И они привыкли ко мне, это ведь тоже немаловажно.

Послышался лёгкий стук, дверь кабинета чуть шелохнулась, словно собираясь открыться, затем прямо сквозь тёмно-красное, натёртое воском дерево просунулась милая девичья головка в обрамлении белокурых локонов.

— Простите, господин, не желаете ли чашечку чаю? Мне послышалось, вы говорили о чае с мёдом…

— Да, будь добра, Ната. И пару зернышек кардамона, если тебя не затруднит.

— Сию секунду, господин.

Девушка исчезла, растворившись в дверном полотне.

— Она так и служит у тебя? — ухмыльнулся Зантор. — Я недавно рассказал об этом в одной компании, так меня подняли на смех. Жаль, надо было поспорить, деньги лишними не бывают.

— А куда ей деваться?

— Ну, не знаю. По логике, призраки должны обходить экзорциста десятой дорогой, тем паче, призраки овеществлённые.

— Почему тем паче?

— Потому что они умнее.

— Ты же меня знаешь, Зан, я не убиваю тех, кто не несёт угрозы. И потом, Ната — не служанка. Она мой личный секретарь и весьма полезна на этом поприще.

— Всё равно она порождение Зла.

— Спорно, — поморщился экзорцист, — более чем спорно. Ната была милейшей девушкой при жизни, такой же осталась и в посмертии. А вот среди людей вполне живых часто встречаются такие, гм, особи, для которых жизнь — незаслуженная награда.

Зантор покачал головой. Не то чтобы с явным неодобрением, к причудам живущих на отшибе экзорцистов и магов он давно привык, и эта прихоть — держать в доме овеществлённого призрака в качестве прислуги — была далеко не самой экзотической. Скорее, сказывались столичные привычки, там на подобные эскапады смотрели косо. Что было вполне объяснимо — случаев, когда от рук (ног, жал, клыков, когтей и так далее) порождений Зла гибли люди, в столице набиралось не по паре в год, как в Сольфелле, а по десятку за декаду[24].

— Она подслушивала нашу беседу, ты заметил?

— Она всегда подслушивает. У девушки в последние двадцать лет не слишком много развлечений. К тому же ей положено быть в курсе моих дел, иначе как она сможет помочь мне в них разобраться.

— Неужели уже прошло двадцать лет? — удивление магистра выглядело вполне искренним. — Подумать только… Постой, но ведь, если мне не изменяет память, первоначально подразумевалось, что она будет тебе служить лишь пока не вырастет её дочь. Ведь, как я понимаю, договор был именно таким? Но дочери сейчас…

— Не выросла она, — мрачно сообщил Руфус, понизив голос в надежде, что Ната не услышит. Как и сама служанка, надежда была призрачной. — Был тут пять лет назад инцидент… В общем, завалил какой-то ублюдок девчонку на сеновал. Ну и дальше как обычно — беременность, роды… Ребёнок выжил, мать спасти не удалось. Я ж не целитель, ты знаешь. В общем, Ната теперь бабушка, и наш контракт продлён на неопределенный срок.

— Насильника нашли? — в голосе магистра прозвенел металл.

Внебрачная беременность была событием вполне ординарным, в обычной ситуации насильника вряд ли ждало бы особо суровое наказание, поскольку речь шла о селянке, а не о благородной даме. Вероятно — солидный штраф. Если мужчина не слишком отличался от новоявленной матери по социальному статусу, штраф вполне мог быть заменен принудительной женитьбой, имелись прецеденты. Но тут случай был иной, совершено покушение на подзащитную орденского экзорциста, а это, при некоторой натяжке, могло бы быть расценено как плевок в сторону Ордена. Так что ничего хорошего любителю молодого девичьего тела не светило.

— Куда там… дурочка почти шесть декад молчала, стыдно ей было, понимаешь. А когда всё вскрылось, этого урода и след простыл. Да и не местный, так, человек прохожий.

Дверь открылась, в комнату бесшумно вплыла Ната. В отличие от свежеиспечённого призрака, её уровень овеществления был достаточно высок, чтобы, при желании, управляться с не слишком тяжелыми предметами, вроде посуды. Правда, стоило девушке расслабиться — и на кухне становилось одной чашкой или тарелкой меньше. Сейчас большую чашку, наполненную дымящимся чаем, она несла, плотно обхватив ладонями. Судя по тому, каким сосредоточенным было её лицо, Ната как раз и опасалась утратить контроль, следовательно, слова о своей дочери и внуке она слышала. Призраки не плачут… Но страдают ничуть не меньше, а иногда и больше, чем обычные люди. И дольше.

— Спасибо, Ната.

— Ещё чего-нибудь желаете, господин?

— Нет, спасибо. Только хочу попросить, — Руфус на мгновение замялся, — в общем, постарайся в ближайшее время не очень прислушиваться к тому, о чём мы с уважаемым магистром говорим, ладно? Орденские тайны, сама понимаешь, вещь серьёзная.

— Хорошо, господин. Я буду в беседке… если понадоблюсь, крикните погромче.

— Иди, Ната, иди.

Не утруждая себя излишним общением с дверью, девушка чуть тряхнула головой, сбрасывая сосредоточенность, и легко покинула кабинет прямо сквозь стену, выходившую во двор дома.

— Идиллия, — вздохнул магистр с лёгким оттенком зависти. — Руфус, отдай её мне. Я ей платить буду в два раза больше.

— Увы… не мне тебе объяснять, что призраки…

— Ну да, ну да, привязаны к своим останкам. У неё какой поводок[25]?

— Чуть больше четырёх миль[26].

— Ты постарался?

— А кто ж? Кладбище отсюда далеко, не хоронить же несчастную девушку во дворе моего дома.

— А вот скажи, Руф, с чего ты взял, что мы с тобой будем говорить об орденских тайнах?

Руфус помолчал, с лёгкой насмешкой разглядывая магистра, затем пожал плечами.

— Если ты скажешь, что вызвал меня лишь ради предложения старому приятелю места столичного квестора, я решу, что ты стал не по должности сентиментальным.

— Что ж, ты прав, не только поэтому. Хотя и поэтому тоже. Мне на самом деле не хватает опытных людей.

— Давай к делу, Зан.

— С какой новости начать, с хорошей или с плохой?

— С хорошей, пожалуй.

В то, что магистр способен приносить по-настоящему хорошие новости, экзорцист не верил ни на мгновение. Максимум — хорошие лично для самого магистра, что не означает подобного же отношения к новостям со стороны окружающих.

— Помнится, ты подавал запрос о помощнике?

Хм… может, магистры всё-таки умеют быть добрыми вестниками? Ну, пусть в виде исключения?

— Ты хочешь сказать, что мою просьбу удовлетворили?

— Да. Заметь, это несмотря на то, что мне чудовищно не хватает людей.

— Брось, Зан, — криво усмехнулся Руфус. — Тебе не хватает опытных, это совсем другое дело. Итак, кого ты мне подсунул?

— Новичка, разумеется. Или ты ждал чего-то иного?

— Совсем зелёный?

— Набор шестьдесят седьмого года.

Что ж, не самый худший вариант. Обучение в орденской Академии занимало полных шесть лет, следовательно, молодой человек окончил её в семьдесят третьем. Два года назад. Пара лет — не такой уж долгий срок, но раз уж юноша уцелел, значит, не полная бездарь.

— Спасибо.

— Чем богат. С каждым годом число кадетов сокращается, в последнем наборе пришлось взять нескольких, вообще не имеющих дара.

Экзорцист поморщился.

— Им придётся несладко.

— Они и сами это понимают. Будем оберегать… по возможности. И делать ставку на оружие. Наука Ордена не стоит на месте, к тому же мы получили кое-какие новые образцы со Слоя Земли. Гораздо эффективнее всего того, что наши эмиссары доставляли раньше.

— Эффективней? Надеюсь. То, с чем я имел дело, кое-как годилось против банальных оборотней, но против Рыцаря Смерти я бы не то что с пистолетом, с автоматом не пошёл бы.

— Когда мы наладим репликацию, отправлю тебе кое-что из новинок. Не в первую очередь, сам понимаешь, но отправлю. Сейчас наибольшие проблемы у нас на севере, из Мглистых болот создания Зла появляются уже каждую декаду, и не по одному. Пока мы сдерживаем эту экспансию, но перспективы невесёлые. Великий Магистр отдал приказ о строительстве сплошного оборонительного рубежа.

— Когда это война выигрывалась в обороне?

— Не наступай мне на больную мозоль, — вздохнул Клумм. — Лет пятьсот назад зачистить болота было делом относительно простым, но тянули, тянули — и дотянулись. Сейчас бы сдержать атаки.

— Это и есть та плохая новость?

— Это, к сожалению, просто рутина. А что до плохой новости…

Магистр замолчал, то ли раздумывая, стоит ли вообще сообщать по-настоящему дурные вести, то ли подбирая нужные слова. Последнее вернее, если уж Клумм вознамерился проинформировать сельского экзорциста о какой-то действительно серьёзной неприятности, значит, вынашивает в отношении него некие далеко идущие планы. Может, Руфус и не великий маг, но многолетний опыт чего-то да стоит. А самое главное, скорее всего, состоит в том, что именно на Руфуса магистр мог по-настоящему положиться. Как на самого себя. А вот среди непосредственного окружения Клумма таких людей вряд ли много, если вообще есть.

— Тебе доводилось читать работы Магистра Шолласа?

Вопрос оказался довольно неожиданным. Великий Магистр Вим Шоллас жил более полутора тысяч лет назад. Особо исторически значимых деяний за ним не числилось. Глава Ордена предпочитал политику осторожного невмешательства — что на практике означало демонстративное бездействие практически при любой кризисной ситуации. Может, именно благодаря такому подходу, не слишком длительный — всего-то десяток лет — период нахождения Шолласа у власти выдался относительно спокойным. Зато Великий Магистр много и с удовольствием писал… Правда, последующие специалисты расценивали большую часть его творений как попытки систематизации древних мифов, по большей части возникших задолго до прихода Сирилл. То есть, работы занятные, но практической пользы не имеющие. Из уважения к памяти Великого Магистра, его труды время от времени переиздавались, обрастая комментариями и толкованиями, становясь только более запутанными и бессмысленными.

— Что-то конкретное?

— «Последний Привратник».

— Во имя Сирилл, кто ж его не читал? Душещипательная история о геройски погибших привратниках, способных по своей воле открывать пути в любой требуемый им Слой. О последнем из них, сумевшем спрятать ключ в веках и оставившем Стражей приглядывать за последующими реинкарнациями носителя ключа. Эту сказку читают детям. Не на ночь.

Руфус ожидал, что собеседник улыбнется, но лицо магистра было предельно серьёзным.

— Читают, не спорю. Отредактированную версию.

— В оригинале было что-то иное?

— Из по-настоящему значимого — всего несколько нюансов. Прежде всего, Шоллас высказал предположение, что Сирилл и привратники были одной расы. Предположение совершенно бездоказательное, основанное исключительно на косвенных признаках. Стражи вроде бы как людьми не являлись, но…

— Про стражей там написано мало. Насколько я помню, их было шестеро — два воина, два мага, две связанные химеры [27].

— Эту часть изрядно, гм, сократили при переписывании. Воины и волшебницы относились к той же расе, что и привратники, или к какой-то достаточно к ним близкой. Только способностями открывать пути не обладали. Химеры были созданы последним Привратником как бойцы с магическим даром.

— Понимаю, почему этот момент вымарали, — поморщился Руфус. — Химеры, по определению, создания Зла. Привратник — слишком романтизированная фигура, герой и страдалец. Образец мужества и самоотверженности… принесший себя в жертву ради грядущих поколений. Если написано, что он подчинил химер ради определённой цели, это одно. Если создал — совсем другое… пятно на репутации.

— Да, согласен. Второй удалённый кусочек куда интереснее. Начну издалека. Привратников уничтожили. Почему, кто — неизвестно, если Сирилл и была одного с ними рода, она о своём прошлом особо не распространялась. Вообще есть сомнения, что легенда о последнем Привратнике появилась в нашем мире благодаря богине, Шоллас утверждает, что тексты, из которых он получил информацию, существенно старше.

— Если это так, и если его теория насчет биологического происхождения Сирилл верна, значит, тот Привратник на самом деле последним не был, — хмыкнул Руфус.

— Да, но это не так важно. Последний, предпоследний… да хоть один из последней сотни. В любом случае, были уничтожены все или почти все. При этом заметь, привратники были очень сильными магами. Тот, кто с ними расправился, был куда могущественнее. Не думаю, что враг был одиночкой, скорее, привратники перешли кому-то дорогу и их вырезали. Легенда есть легенда, о какой достоверности тут может идти речь? Но если это не красивая выдумка, то человек-ключ существует.

— Момент! Его могли давным-давно убить.

— Всё-таки жаль, что ты читал только усечённый вариант. В способе, которым Последний спрятал ключ, как там сказано, «в веках», особого секрета нет, хотя из ныне живущих магов ни один такого фокуса повторить не сможет. Силёнок не хватит. Описание из книги изъяли просто на всякий случай, но его можно найти и в других трудах по практической магии. В закрытых фондах.

— Куда рядового экзорциста не пустят даже по твоему прямому указанию.

— Не пустят и правильно сделают. В общем, генетический код человека-ключа рассеивается фрагментами среди достаточно большого количества людей, причём эти гены доминантны. За достаточно большой срок они расползаются по всей планете, в итоге вероятность того, что весь требуемый набор окажется у очередного новорожденного, постоянно повышается.

— Однако… То есть, это не столько попытка «спрятать ключ в веках», сколько далеко идущий план по возрождению расы.

— Именно так. План, рассчитанный на тысячелетия.

— И что дальше?

— Раз о возможности реинкарнации ключа знаем мы, логично предположить, что это известно и тем, кто уничтожил Привратников.

— Сколько веков прошло… Думаешь, они не угомонились?

— Если некто прилагает огромные усилия, чтобы под корень вырезать неугодную ему расу — заметь, Руф, не группу людей, не село или город, целую расу, миллионы особей — станет ли он останавливаться на достигнутом? Итак, я бы рискнул утверждать, что охота на носителей ключевых генов не прекращалась.

— Это только теория. И я пока что не услышал, в чём состоит плохая новость.

— Я к этому подвожу. Как ты понимаешь, сигнатура магии, применяемой Сирилл и её спутниками, нам известна…

Руфус кивнул. Каждое заклинание имеет характерный эфирный след, сигнатуру, уникальный рисунок, который можно ощутить в момент использования этого заклинания. Чем сильнее творимая магия, тем с большего расстояния можно засечь сигнатуру. Скажем, его, Руфуса, ледяную стрелу опытный маг сумеет почуять и опознать миль за десять. Считывание сигнатуры позволяет оценить уровень силы волшебника и некоторые характерные расовые особенности, не более того. Выследить активно колдующего мага по оставляемому им эфирному следу не получится, сигнатура не показывает направление на точку применения заклинания. Любого кадета Академии учат ловить сигнатуры в самом начале обучения, это достаточно просто, нужно лишь понимание принципов и постоянная практика. Имелись и соответствующие каталоги, кадеты должны легко отличать магию человека от магии, скажем, Рыцаря Смерти. Или вампира. Рисунок, оставляемый в эфире силой богини и её присных был запротоколирован в незапамятные времена. И входил в программу обучения — как дань традиции.

Магистр помолчал, затем тяжело вздохнул.

— Два моих агента находились на Слое Земли. Очень опытные специалисты, по части дара — посильнее меня. Они решали вопросы поставки оружия, если это для тебя важно. Четыре дня назад один из них погиб. В момент его гибели напарник ощутил последовательно два всплеска сигнатуры. Первый — вполне характерный для погибшего. Второй — очень мощный и совершенно неизвестный. Такое впечатление, что мой человек и некий исключительно сильный маг обменялись ударами, итогом чего стала смерть. Как ты понимаешь, погиб наш человек. Уцелевший агент должен был вернуться незамедлительно, но решил довести сделку до конца. Собственно, и довёл, но это к делу не относится. Спустя сутки он ощутил эту же неизвестную сигнатуру, только куда более интенсивную. И, одновременно, зафиксировал следы, характерные для расы Сирилл. Не сто процентов соответствия, но очень близко. Стоит заметить, в этом случае дело не ограничилось парой выпадов, там явно был настоящий бой.

— Дай-ка я угадаю, — Руфус отхлебнул из чашки уже порядком остывшего чая. — Ты предполагаешь, что некто, имеющий здоровенный зуб на представителя расы Сирилл, которая, опять-таки предположительно, имеет генетическое сходство или тождество с привратниками, вступил в схватку с реинкарнировавшимся человеком-ключом?

— С ключом или с кем-то из Стражей. Это означает, что Последний рассеял генокод привратников именно на Земле.

— Брось, Клумм, всё это притянуто за уши. В конце концов, вероятность того, что Стражи пережили тысячелетия, вообще незначительна, да и тождество расы Сирилл и привратников — всего лишь гипотеза, высказанная много веков назад и не имеющая никаких подтверждающих фактов. Допустим, столкнулись два мага. Что-то не поделили, мало ли… один из них — из того же мира, что и Сирилл. Второй — чужак.

— Но шанс есть. Люди Сирилл были беглецами из своего мира и не скрывали этого.

— Возможно, спорить не буду, хотя доказательства косвенные. Мало ли, кому дома не сидится. Сколько на той же Земле беглецов из Суонна? Сотня, две? А в Эллане? В Фалгосе? Я даже не исключаю, что наши соплеменники есть и на Версуме, хоть этот Слой и считается наглухо закрытым. Просто тебе хочется считать нашу богиню Привратницей, вот ты и видишь то, что так жаждешь. Иллюзия, не больше. Но если ты вдруг окажешься прав, лучше отбросить эти теории и не вспоминать их… никогда.

— Почему?

— Допустим, всё верно. На Земле появился реинкарнировавшийся Привратник. Те, кто вели за ними охоту в прошлом, могут попытаться уничтожить ключ, но с поправкой на рассеянные гены им придётся выжечь всю планету. С учётом развития земных технологий, особенно военных, сделать это будет непросто, быть может, они откажутся от геноцида, ограничившись отловом и ликвидацией людей, несущих полный генетический код древней расы. Если же ты сумеешь вычислить ключ и привести его сюда… Вспомни, Зан, его гены доминантны. Влив его кровь в нашу расу, ты получишь полноценного Привратника в каждом потомке. В каждом! И тогда их будут уничтожать уже на нашей земле. А заодно и нас. И, поверь, сделать это окажется проще, чем перебить землян вместе с их боевыми машинами, ракетами и прочей смертоносной дрянью. Мне вполне достаточно неприятностей с Рыцарями Смерти, оборотнями, ламиями и остальными порождениями Зла. Не хватало ещё встрять в древнюю войну, которая нас совершенно не касается.

Руфус покачал головой и посмотрел на старого друга с явно выраженным неодобрением.

— Если это решение подтверждено Великим Магистром, то ты прав — это действительно плохая новость.

Послышались размеренные хлопки. В хрустальном шаре можно было увидеть только голову и часть плеч магистра Клумма, но Руфус был уверен, что аплодирует именно он. Вряд ли на беседу Зан пригласил кого-то третьего.

— Вот что значит старая дружба! — улыбка магистра больше напоминала злобный оскал оборотня, готовящегося к безнадёжной схватке. — Поздравляю, Руф, ты почти дословно воспроизвел все те возражения, что я изложил Великому Магистру на большом Совете. Да, как и ты, я считаю, что охота за Привратником может обернуться для нас большими проблемами. К сожалению, аргументы действия не возымели. Совет решил, что нам необходимая свежая кровь расы богини, сколь бы ни были малы шансы на успех, сколь бы ни был высок риск. Не исключено, что мы и в самом деле окажемся втянуты в древнюю, ранее нас не касавшуюся, войну. Но если мы не найдем способ усилить наших магов — порождения Зла сомнут нас наверняка. Несмотря на новинки земного оружия. Не через год, может быть и не через полвека, но сомнут. В первом случае гибель вероятна. Во втором — практически гарантирована.

Он помолчал, затем его голос изменился, приобретя нотки официальности.

— Великий Магистр утвердил охоту на Привратника. Я, как служитель Ордена, обязан подчиниться.

— Как и я, — неохотно кивнул Руфус.

Можно сколько угодно осуждать политику Ордена, скептически высказываться об умственных способностях его высших иерархов, включая лично Великого Магистра — каждый служитель имел право на собственное мнение. До тех пор, пока не получал прямой приказ. Оспорить приказ квестора, инквизитора или магистра было, в принципе, возможно — обратившись к занимающему более высокое положение. Оспорить приказ главы Ордена — немыслимо.

— Да, как и ты. Прости, не моя вина.

— Что от меня потребуется?

— То же, что и от всех нас. Оповести твои контакты на Земле. Тем, кто обладает даром — дай описание сигнатуры Сирилл и неизвестного мага-убийцы. Задача-минимум — обнаружить кого-то из Стражей, если они живы. Задача-максимум — выявить Привратника и склонить его к сотрудничеству. Добровольному.

— Руфус, к тебе посетитель.

Голос Наты вырвал экзорциста из глубоких раздумий. С момента беседы с магистром прошло уже четыре дня, на протяжении которых Руфус толком ничего и не сделал. Во всяком случае, об установлении связи со своими конфидентами[28] на Земле он пока не думал. Вместо этого снова перечитал «Последнего Привратника», сам удивляясь, почему ему раньше не бросались в глаза недоговоренности и шероховатости, которых в книге, выйди она именно в этом виде из-под пера Шолласа, не должно было быть вовсе. Заодно пришлось освежить в памяти описания сигнатур Сирилл и её соплеменников. Ну и остальные дела никто не отменял — местная нечисть, словно стараясь отвлечь экзорциста от исполнения полученных приказов, неожиданно активизировалась, и два вечера пришлось посвятить наведению порядка.

В настоящее время Руфус находился в процессе принятия важного решения. Отправиться ли на Землю, дабы лично встретиться с Тео и с Кетари дель Рио? Тео, конечно, старый приятель, но, безусловно, не подчиненный. Его можно заинтересовать вставшей перед Орденом проблемой, можно предложить деньги — Теодор хронически стеснён в средствах. Можно убедить в том, что обнаружение и переправка человека-ключа в Суонн исключительно полезно для его, Тео, родины, поскольку избавит Землю от ряда серьёзных потрясений. Другое дело, что у этого человека весьма своеобразные принципы, и если Тео занят каким-нибудь проектом, он вполне способен отказаться от сколь угодно интересного и выгодного предложения. Несмотря на это, с ним вполне можно пообщаться посредством шара.

Кетари дель Рио — дело совсем иное. Фактически она беглянка, давным-давно не поддерживающая никаких связей с Семьей. Поскольку бегство было личным выбором Кетти, пусть и сделанным под давлением определенных обстоятельств, интересы Суонна вообще и Ордена в частности ей глубоко безразличны. В то же время, по закону, она не перестала являться членом Семьи Рио, по-прежнему числится в списках наследования, где-то в середине. Любая попытка давления на неё будет воспринята одной из самых влиятельных семей Суонна как оскорбление. Легко Клумму давать указания — мол, проинформируй, нацель, объясни задачу… Кетари придётся уговаривать оказать помощь. И уж точно — в ходе личной встречи.

— Руф?

— Прости, Ната, задумался. Кто там?

— Какой-то юнец, — девушка набросила на лицо лёгкую гримаску пренебрежения. Затем, с оттенком недовольства, добавила: — Кстати, он попытался меня развоплотить. Довольно бездарно, на мой взгляд.

Руфус демонстративно пробежался взглядом по помощнице.

— Если бы ты выглядела, как подобает скромной девушке из уважаемой сельской семьи, он был бы более сдержан.

Ната лишь фыркнула. Скромной девушкой из уважаемой сельской семьи она была в далёком прошлом, когда считалась служанкой в этом доме. Но с тех пор многое изменилось. Для Руфуса — и он готов был это признать — она стала почти незаменимой помощницей, что не могло не оказать влияния на характер девушки. Теперь Ната если и казалась простушкой — то лишь тогда, когда сама того хотела. Например, когда экзорцист общался с кем-нибудь из достаточно высоких чинов Ордена. Или с управляющим Сольфелла. Тогда голос призрака становился подчеркнуто уважительным, временами срываясь на подобострастие, слова «господин» или «хозяин» вставлялись в речь предельно часто, а наряд приобретал черты, характерные для воспитанных горничных.

Но стоило дверям закрыться за спинами уважаемых гостей, как Ната преображалась. Суждения становились независимыми, реплики — ироничными, «господин» моментально превращался просто в «Руфуса», а длинное, в пол, скромное платье из неяркой ткани уступало место… ну, тут уж всё зависело от настроения девушки.

Глубоко ошибаются те, кто считает, что призракам положено ходить исключительно в саванах. Вернее, так бывает — если призрак практически не овеществлён. Тогда он и в самом деле больше похож на туманное облако, облачённое в подобие белого балахона, в которые, традиционно, обряжают умерших. Да и речь больше похожа на невразумительный стон. Но чем лучше призрак овладевает своей посмертной сущностью — что выражается термином «овеществление» — тем лучше он контролирует собственную внешность, голос. И, заодно, одежду, которая является частью эфирной субстанции, составляющей тело призрака и, поэтому, замечательно поддаётся управлению и изменению.

Любая живая женщина может только позавидовать способности призрака «переодеться», лишь пожелав этого. Всегда точно по размеру. И никаких трат.

Поначалу Ната экспериментировала с нарядами дочерей управляющего Сольфелла, жены местного торговца, девушек-комедианток из состава время от времени проезжающих через село трупп. Покусилась и на мантии жриц Сирилл, которые на подобные фокусы смотрели без особого восторга. Затем заставляла Руфуса выуживать из памяти фасоны платьев столичных модниц. Толку от этого было немного, поскольку экзорцист уже давно не покидал окрестностей села.

А затем в их доме появился Тео, гость со Слоя Земли. В первый раз он категорически отказался обсуждать с милым белокурым привидением особенности моды иного мира, сославшись на неумение описать словами то, что надо попросту видеть, после чего они расстались более чем холодно. Зато во второй свой приход он сделал Нате подарок, за который девушка простила гостю все грехи, которые тот когда-либо совершал или был намерен совершить впредь. Тео вручил ей стопку необычных книг, названных им незнакомым словом «журналы».

Руфус схватился за голову — в его планы отнюдь не входило устроить на Суонне катастрофу. Экзорцисту пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить ассистентку хотя бы на улице не появляться в земных нарядах, ограничившись их демонстрацией в доме и лишь в присутствии людей, не склонных трепать языком. Некоторое время Ната честно старалась следовать договорённости, но в последнее время всё чаще об этом забывала. Случалось, госпожа супруга управляющего, сопровождавшая мужа в его визитах к экзорцисту, демонстративно хваталась за сердце при виде Наты. И отнюдь не только потому, что девушка была не вполне материальна. Лишь устоявшиеся представления о приличиях в области женских нарядов не позволяли первой даме Сольфелла существенно облегчить кошелек мужа и создать массу неразрешимых проблем для местных портних.

Сейчас на Нате был надет костюм из ослепительно-алой ткани, состоящий из короткой до совершеннейшего неприличия юбки и чего-то вроде узкого камзола, который можно было бы назвать мужским, если бы его изгибы не подчеркивали все прелести стройного девичьего тела. Полы камзола лишь на ладонь были короче юбки. Юбка, кстати, тоже очень плотно прилегала к бёдрам, и будь Руфус чуть моложе, а девушка — чуть, как бы это сказать, материальней… Под камзолом на Нате явно больше ничего не было — лишь кроваво-красный медальон на тонкой цепочке, охватывающей длинную изящную шею. Рубин размером с перепелиное яйцо являлся такой же иллюзией, как и весь остальной наряд. На ногах — странная обувь того же алого цвета с неимоверной высоты каблуками. Экзорцисту доводилось бывать на Земле, он видел, что женщины там и в самом деле вышагивают на подобных ходулях. Пусть не все, но некоторые. Как они это делали, оставалось за пределами его понимания. Ладно призрак — Ната не споткнётся и не упадёт. Но живой человек не простоит на этих конструкциях и получаса. А если простоит — потом, наверняка, будет страдать от болей в ногах.

— Так что делать с посетителем? — поинтересовалась девушка, чуть изменив позу, явно копируя её с одного из подаренных Теодором журналов.

— Пусть войдёт. Ната, вызови, пожалуйста, Тео и спроси, найдется ли у него время для встречи в ближайшие дня три.

Девушка кивнула и вышла. Ничего нового в просьбе Руфуса не было. Хрустальный шар — вещь не из простых, установление контакта даже с соседним селом требовало определенных навыков и, что важнее, наличия дара. А заставить шар достучаться до соседнего Слоя было и вовсе делом нелёгким. Призраки, практически неспособные к применению обычных заклинаний, по части управления дальней связью могли дать даже очень опытному магу сотню очков вперёд. Считалось, что причиной этому является некое сродство нематериальной сущности призраков с той энергией, что использовалась для соединения хрустальных шаров.

Дверь снова распахнулась, и на пороге появился гость.

В своём отношении к одежде Руфус предпочитал придерживаться принципа рациональности. Дома и наедине с самим собой (Нату можно в расчёт не принимать) — мягкие широкие панталоны и давно утративший первоначальный цвет свитер, растянутый, просторный и уютный. Ещё неплохо накинуть на плечи толстый стёганый халат, особенно если погода за стенами дома сыра и промозгла. Обязательно — толстые шерстяные носки, именно такие и прислал Клумм.

Если ожидался приём гостя, не столь важно — управляющего с его вечно недовольной всем и вся женой, или простого селянина, пришедшего поведать о каких-нибудь проблемах, вызванных очередным порождением Зла, экзорцист одевался официальнее. Синий камзол, положенный ему по рангу, чёрные узкие панталоны, сапоги или массивные туфли с серебряными пряжками, широкий пояс истребителя Зла, отделанный серебряной же нитью. Если встреча за пределами дома — обязательно синий плащ, в холодное время года отделанный серебристым мехом, в иное — просто шитый серебром.

А уж когда речь шла об охоте на очередную нежить, предпочтение и вовсе отдавалось грубой толстой коже, а то и кольчуге. Не от любого врага спасут посеребренные стальные кольца, но шансы на выживание всяко поднимут.

В общем, если Ната выглядела демонстративно вызывающе и, по провинциальным меркам, прямо-таки неприлично, а сам Руфус, пребывая в исключительно домашнем настроении, был одет более чем скромно, то гость в его кабинет явился во всём великолепии избыточного богатства и недостаточного вкуса.

Дикие сочетания зелёного, малинового и голубого в камзоле, обилие золотых и серебряных шнуров везде, где только можно было их пристроить, высоченные, до середины бедра, ботфорты из синей кожи — может, в столице это облачение и было бы сочтено уместным. Кто скажет, что способен понять изгибы моды? Но здесь, в захолустном селе, правил бал консерватизм и сдержанность.

Кстати, и шпаги с инкрустированными драгоценными камнями эфесами здесь не носили. Не потому, что подобная роскошь мало кому была по карману — просто среди не отличающегося богатством местного населения могли найтись те, кто пожелает помочь дорогому оружию переменить владельца. Орден боролся с разбойниками ничуть не менее усердно, чем с порождениями Зла, но с куда меньшим успехом. Опознать вампира или оборотня не так уж сложно, но догадаться, что человек, сегодня мирно возделывающий своё поле, завтра выйдет на большую дорогу, а послезавтра снова вернётся к мотыге и сохе, было гораздо труднее. Таскать такой клинок — либо глупость, либо снобизм. Да и одно другого не исключает.

Следовало отметить, что и внешне молодой человек не производил особо приятного впечатления. Бледное худое лицо, тонкие усики, ничуть не придающие мужественности, довольно редкие русые волосы, собранные в хвост. Лишь глаза чуть улучшали общую картину — серые, того льдисто-стального оттенка, что показывает внутреннюю силу и готовность действовать без жалости и сомнений.

— Господин Руфус Гордон, если не ошибаюсь? — голос высокий, не очень приятный.

— К вашим услугам, — кивнул экзорцист, демонстративно не делая попытки подняться из кресла. — С кем имею честь?

— Николаус дер Торрин.

Руфус приподнял бровь, демонстрируя то ли удивление, то ли иронию.

— Необычайно лестно… Представитель Семьи Торрин, в моём скромном жилище — это воистину знаменательное событие. Чем обязан, милорд дер Торрин?

Юноша чуть заметно поморщился.

— Я полагал, Вам должны были сообщить о моём прибытии. Мне назначено проходить службу Ордену под Вашим руководством.

Той пары минут, на которую Руфус напрочь утратил дар речи, ему хватило, чтобы вспомнить беседу с магистром Зантором и тот достойный всяческого сожаления факт, что обрадованный известием о выделении ему помощника, он так и не удосужился поинтересоваться, кто именно этим помощником станет. А стоило бы. Иметь представительницу одной из Семей в качестве конфидента составляло определенную сложность (хорошо хоть, что встречи с Кетари дель Рио случались достаточно редко), но заполучить отпрыска Торринов в качестве постоянного ассистента — это следовало бы квалифицировать как катастрофу. Большинство членов Семей отнюдь не подарки, но родовая спесь Торринов наверняка заставит этого Николауса на их фоне выделиться особо ярким пятном.

Вот уж точно, не бывает магистров, приносящих по-настоящему добрые вести.

— Да, мне сообщили, — Руфус постарался взять себя в руки. — Могу ли я узнать причины, по которым Вас сосла… простите, послали в Сольфелл? Насколько мне известно, законные члены Семей имеют привилегию выбирать себе место службы.

Николаус сел, не дожидаясь приглашения. Да оно и не требовалось — исходя из социального статуса Торринов, это Руфусу бы надлежало стоять в присутствии такого гостя. На подобные условности часто смотрят сквозь пальцы, но «часто» не означает «всегда».

— Мы можем называть друг друга по имени, господин Гордон? В конце концов, нам предстоит провести вместе определенное время.

— Если вы так желаете, Николаус.

— Просто Ник, — усмехнулся парень. — И можно обойтись без «вы», пока в пределах слышимости не покажется кто-нибудь из моей уважаемой родни.

Экзорцист хмыкнул — похоже, у парня есть некоторые шансы понравиться своему будущему руководителю.

— Хорошо, Ник. Что же привело тебя в наше захолустье?

Юноша помолчал.

— У меня возникли проблемы с отцом. И в Академии тоже. Если кратко, то… — он на несколько мгновений замялся, затем махнул рукой. — А, к демонам всё это! Узнать все детали не составит труда, было бы желание. Признаться, я и в самом деле не уделял учёбе должного внимания, к тому же всегда находились занятия поинтереснее. Меня отчислили из Академии, что, как ты понимаешь, для родителей было событием не слишком приятным. Отец принял меры, я вернулся к учёбе… на какое-то время. В общем, всё повторилось, да ещё пара неудачных дуэлей, неприятная история с одной дамой, не буду называть её имени. Отцу снова удалось вернуть меня в число кадетов, хотя во второй раз это потребовало больше усилий и золота. Как ты понимаешь, скандал такого рода не нужен Семье.

Руфус кивнул, соглашаясь, что ситуация выходила не самая лучшая. Для любого человека, обладающего частичкой дара, служить Ордену было особой честью. Заодно — и способом обеспечить себя и близких. Хотя шанс погибнуть на этой службе был достаточно велик, мало кто из молодых людей, обнаруживших в себе хотя бы мизерные способности к магии, готов был добровольно отказаться от шанса встать в ряды тех, кто денно и нощно защищает мир от порождений Зла. К чести Ордена, место в его рядах находилось для всех — в том числе и для тех, кто не слишком-то рвался совершать подвиги в схватках с нечистью. Орден — не только могущественная, но и весьма многочисленная организация. Ему нужны не только воины, но и маги-репликаторы, специалисты по управлению погодой, эксперты в области растений, алхимики, интенданты, архивариусы…

Но для членов Семей служба являлась не только честью, но и обязанностью. Если этот юноша обладает значительным уровнем дара — а это, несомненно, так — то изгнание из Академии для его родителей стало серьёзным ударом по престижу. Серьёзным настолько, что другие Семьи — скажем, те же Рио — вполне могут попытаться изменить баланс сил при троне Великого Магистра в свою пользу.

— В этот раз я продержался чуть дольше, — Ник сокрушённо вздохнул, хотя Руфус мог бы поклясться, что особого сожаления юноша не испытывает. Вернее, не слишком переживает о том ущербе, который подобным поведением мог нанести Семье. — Когда меня опять отчислили, отец едва с ума не сошёл от ярости. А когда сам Великий Магистр заявил, что в подобной ситуации сделать более ничего нельзя, отец чуть было не лишил меня имени…

Это было очень жёстко. Лишение имени — то есть, фактически, права считать себя членом Семьи — очень редко было пустой формальностью. Как правило, через несколько декад где-нибудь в канаве обнаруживался изуродованный труп, и глава Семьи с нарочитым формализмом в голосе заявлял, что «не знает этого человека». Сохранение лица — превыше всего. По сути, отец собирался вынести не оправдавшему его надежд сыну смертный приговор. Несомненно, мальчик испугался. Да и кто бы не испугался? Воевать можно с конкретным противником, но устоять против Семьи — для этого надо, как минимум, принадлежать к какой-нибудь другой Семье. Или иметь под рукой личную армию.

— К счастью, третий магистр Зантор предложил выход. Не знаю, право, почему он обратил на меня своё внимание, но предложение отца устроило. Если я прослужу три года под твоим… под вашим началом, Руфус, и заслужу при этом более или менее удовлетворительную характеристику, то мне позволят вернуться в Академию.

— Понимаю.

Экзорцист помолчал, стараясь поровнее уложить тот груз, которым его наградил старый приятель. Итак, имеется юноша, не лишённый способностей, но пока что толком не обученный их использовать. Юноша носит фамилию, которая защищает его от многих проблем куда лучше, чем отточенное искусство мага или фехтовальщика. Ещё у юноши имеется определенное наплевательское отношение к себе, семье, знаниям и порученному делу. Тут остаётся лишь надеяться, что какие-то выводы из прошедших событий он для себя сделал. Подразумевается, что парня надо вплотную познакомить с порождениями Зла и научить с ними худо-бедно справляться. И иметь в виду, что если с головы недоросля упадёт хоть один волосок — для Руфуса это может обернуться значительными неприятностями.

А куда деваться?

— Прежде всего, тебе потребуется жилье. Обратишься к Марле Кинни, она сдаёт комнаты. Если только ты не пожелаешь купить какой-нибудь дом, — не удержался Руфус от лёгкой издёвки.

— Не пожелаю, — вздохнул Ник. — Как сказал отец, я должен научиться ценить деньги. Не могу сказать, что эта идея мне нравится, но и выбора нет, так?

— В таком случае, напишу Марле записку, — кивнул экзорцист. — Она замечательно готовит, столоваться будешь у неё. Рекомендую пройтись по лавкам, подобрать одежду, гм, попроще и попрактичнее. Оружием я тебя как-нибудь обеспечу.

Юноша несколько картинно похлопал ладонью по эфесу вычурной шпаги.

— Этот клинок изготовлен из иллирийской стали и инкрустирован серебром. И, смею уверить, я недурно им владею.

Руфус поморщился.

— Недурно для дуэли — вполне допускаю. Быть может, шпага поможет тебе уцелеть при встрече с оборотнем, они не любят серебра. Но и оборотень не будет настолько глуп, чтобы стоять и ждать, пока ты проткнёшь его клинком. А тыкать шпагой в Рыцаря Смерти можно сколь угодно долго… впрочем, как ты можешь догадаться, долго не получится. Им такое название придумали не зря.

Юноша кивнул, но было видно, что мнения не изменил. Типичное отношение к порождениям Зла со стороны тех, кто считает себя мастером фехтования, вне зависимости от того, оправдана такая оценка или нет. Сколько их было — гордых воинов, готовых встретить врага закованной в сталь грудью и верящих в бесконечное превосходство родового клинка над любой угрозой. Кости этих героев давно истлели…

— И, если не затруднит, оставь в покое мою помощницу.

— Я думал, что задачей экзорцистов является искоренение Зла во всех его проявлениях, — вспыхнул юноша.

— Именно так. А что, в твоем понимании, есть порождение Зла?

— Это же общеизвестно, — несколько пренебрежительно пожал плечами Ник. — Порождения Зла есть существа, созданные по воле или по попустительству враждебных человеку сил, явившиеся в мир, дабы сеять смерть. Каждое порождение Зла, будучи выявленным, подлежит незамедлительному уничтожению всеми силами…

— Да, да, я понял, что эту часть начального курса ты выучил. В общем-то, всё верно, но, смею заметить, ключевое понятие здесь — «сеять смерть, мор и иные беды». Если ты подумаешь, то поймешь, что практически все призраки, овеществлённые или нет, отнюдь не пытаются навредить людям. Скорее напротив, призраки склонны к оказанию помощи, особенно тем из живых, с кем состояли ранее в родстве, хотя иногда понимают эту помощь весьма своеобразно. Появление призраков и в самом деле расценивается как случающееся «по попустительству», но тут не всё так однозначно… В общем, я бы не рекомендовал тебе пытаться развеивать призраков, если только на то нет указа Ордена или если призрак не угрожает тебе лично. Причём, в последнем случае стоит попытаться разобраться, действительно ли призрак намеревается причинить тебе вред.

— Э-э…

— И я буду признателен, если ты извинишься перед Натой.

— Очень оно мне нужно, — послышался из-за двери голос призрака.

— Э-э… — Ник снова не нашёл, что сказать.

— В будущем вам придётся часто общаться. Ната — моя помощница, и ничего в этом доме не делается без её ведома. А в некоторых вопросах она просто незаменима.

— Я… — Ник помялся, затем вдруг улыбнулся, отчего его лицо стало вполне приятным и открытым, — я прошу прощения у вас, Руфус. В первую очередь, у вас. Мне и в самом деле необходимо многому научиться. И вас, Ната, я искренне прошу меня простить. Такого больше не повторится.

Мысленно Руфус отметил, что обращаться на «вы» к призраку простолюдинки — это, как ни посмотри, всё-таки перебор, но поправлять молодого человека не стал. Не исключено, что юноша не безнадёжен. Большинство Торринов скорее умрут, чем принесут кому-либо, стоящему хоть бы и немногим ниже на Тронных ступенях, свои извинения.

Он торопливо черкнул несколько слов на клочке бумаги и протянул записку юноше.

— Иди, Ник, Марла Кинни живет через три дома от моего, если идти в сторону храма. По этой же стороне улицы. Не пропустишь, там вывеска висит, «Кров и стол». Это не гостиница, Марла весьма придирчиво подходит к выбору постояльцев, но мне она не откажет. Жду тебя завтра… ну, скажем, через два часа после рассвета.

Николаус дер Торрин, коротко поклонившись, вышел.

Руфус тяжело опустился в кресло, в который уж раз положил ладони на хрустальный шар и сосредоточился. По пальцам пробежала лёгкая дрожь, шар стал ощутимо холоднее. Несколько минут ничего не происходило, и экзорцист собирался было прекратить сеанс, полагая, что магистра Клумма нет в кабинете, но вот шар заволокло голубым сиянием и сквозь него проступило знакомое лицо. Старый приятель был не в лучшем настроении.

— Руфус? Что-то случилось? — не тратя времени на приветствия, спросил магистр.

— Ну, в какой-то мере, — сварливо ответил экзорцист. — Сегодня прибыл обещанный тобой ассистент. Вот, хочу выразить признательность.

— Если я верно понял твой тон, ты недоволен? — сухо поинтересовался магистр.

— Скажем, я ожидал иного.

— Иного? — криво усмехнулся Клумм. — Прости, но я сказал истинную правду. Нам не хватает людей. И здесь, в Сириборге[29], и там, у болот. Ты должен понять, друг мой, что к вам, на относительно спокойную территорию, я не направлю хорошо подготовленного бойца. И плохо подготовленного тоже. Только — никакого.

— И что я должен с ним делать?

Магистр пожал плечами.

— Учить. Затыкать им все дыры. Вытирать об него ноги. Скажу больше — если он погибнет, это не слишком огорчит его родителей. Нет, не так… если он погибнет в стычке с порождением Зла, это, не исключаю, будет принято с удовлетворением. Не то чтобы мальчишка кому-то откровенно мешал, но его поведение порочит Семью. Лучше лишиться блудного сына, чем потерять лицо.

— Я бы так не смог.

— Для Семьи, а в особенности для таких, как Торрины, честь рода важнее одного юного балбеса. Особенно если учитывать, что женщины Торринов достаточно… гм… плодовиты.

Руфус обречённо вздохнул. Много лет ему удавалось оставаться в стороне от столичных интриг. Но теперь чаша сия его не миновала.

— И всё-таки, я должен его беречь? Или поспособствовать… устранению гнойного прыща на благородном лике Торринов?

На этот раз магистр молчал долго. Затем заговорил медленно, словно взвешивая каждое слово:

— Руфус, не восприми мои слова как приказ, это лишь совет. Дружеский совет. Совет, который я не дал бы кому-то иному. Но тебя я знаю давно и верю, что ты не побежишь сочинять на меня донос. Семьи прогнили. Одна из причин, почему Великий Магистр утвердил охоту на Привратника, состоит в том, что Семьи уже не являются надёжной опорой трона и Ордена. Они куда больше интересуются борьбой за власть и за доходы, чем старыми принципами чести и служения. Поэтому нам нужна свежая кровь. Если Привратник придёт в наш мир, никто из Торринов, Рио, Вельдов и многих других фамилий не получит доступа к его генам. Ордену нужны новые соратники, сильные — это так, но, в первую очередь, верные. Этот юноша… да, признаю, с позиции Торринов он скорее угроза, чем кровный родич. Это не ново, как ты понимаешь, нередко именно родственник становится злейшим врагом. Так или иначе, но я дал тебе в руки кусок глины, из которой можно что-то вылепить. Или ещё одного Торрина, заносчивого, высокомерного и самовлюблённого, или нечто новое и, возможно, полезное для Ордена. Рано или поздно, знамёна Семей падут. Быть может, молодой Николаус сумеет поднять упавший стяг… если будет к тому времени жив, и если ты сумеешь сделать из него человека. Попробуй.

— Большая ответственность, — экзорцист постарался отбросить мысли о том, что сказанное старым другом лишь на волосок не дотягивает до государственной измены. А может и вполне дотягивает. Другое дело, что вряд ли Клумм говорит столь крамольные вещи, не опираясь на мнение, пусть и завуалировано высказанное, Великого Магистра.

— Не особенно, — ухмыльнулся магистр. — Не больше, чем обычная ответственность учителя за своего ученика. Но хватит об этом молодом балбесе. Тебе удалось связаться со твоими конфидентами?

Руфус покачал головой.

— Ната пробовала установить связь уже раз двадцать. У меня на Земле всего двое, хрустальные шары есть у обоих. Не отвечают…

Магистр кивнул.

— У всех та же проблема. Эксперты считают, что кому-то удалось изобрести способ блокировать дальнюю связь. В пределах нашего мира шары действуют исправно. Отправляйся на Землю сам. И Николауса возьми, ему полезно.

Немного помолчав, экзорцист осторожно поинтересовался:

— А тебе, друг мой, известно, где расположен ближайший к моему селу монолит Портала?

— Хм… не помню, признаться.

— Прямо в сердце болота. Понимаю, это не ваши Мглистые, но и тут порождений Зла хватает. Придётся пробиваться с боем.

— Может, поищешь другой путь? — в голосе магистра прорезалось явно ощутимое сомнение. — В конце концов, порталов на Землю не так уж и мало, только возле Сириборга есть четыре или пять.

— До Сириборга далеко ехать, — вздохнул экзорцист. — А потом, знаю я ваши порталы. Они ведут не в самые подходящие для меня места. Чтобы потом добраться до моих конфидентов, придётся полмира исколесить. Без местных документов это может оказаться не самым простым делом.

На самом деле, он почти не лукавил. Действительно, порталы, расположенные неподалёку от столицы, открывались в разные точки Земли, хотя монолиты стояли всего лишь в часе неспешной ходьбы друг от друга. Это и не удивительно, законы построения системы порталов так никто и не сумел постичь. Спасибо, что кое-как пользоваться научились… Это, кстати, дополнительный повод искать контакта с представителем расы привратников, те, говорят, могли не только легко определить мир, в который собираются войти, но и выбрать место, куда откроется путь. Да и вообще, они, легендарные Привратники, Хозяева Дорог, Создатели Путей — как их только не называли — не нуждались в столь грубых инструментах, как суоннские монолиты, элланские деревья или земные каменные кольца. Земле по этой части вообще не слишком повезло — чтобы использовать каменные сооружения для открытия порталов, необходимо было или полностью отказаться от каких-либо моральных принципов, или находиться в совершенно безвыходном положении. С монолитами хоть проще…

Кстати, вот ведь тема для размышления — откуда эти монолиты взялись? Использовать их начали лет через двадцать-тридцать после появления Сирилл. Поначалу это было уделом одиночек, искателей приключений — а Орден, в то время только народившийся, был больше озабочен проблемами выживания, чем научными изысканиями. В последующие годы и порождения Зла стали появляться всё чаще и чаще, так что не до исследований было. Каталогизировать и изучать камни Орден стал полутора десятками лет позже, когда вопросы удержания власти чуть отошли на второй план, уступив место задачам укрепления собственной мощи, немыслимым без расширения границ познания. Тогда же появилась теория, что богиня и создала монолиты, раскидав по территории Суонна без всякого видимого порядка. Её спросили. И она не ответила — как не отвечала и на многие другие вопросы. Богиня вообще не была склонна к просветительству, хотя кое-какие крупицы знания людям перепали. Методы активации монолитов, к примеру, она объяснила довольно подробно — только вот никто не мог сказать, какие при этом Сирилл преследовала цели. Она поощряла дальние странствия, с интересом выслушивая рассказы вернувшихся путешественников, не обходя наградами тех, чьи истории показались ей наиболее занятными. Кто-то нашёл свидетелей, из числа стариков, утверждавших, что эти белые камни стояли на своих местах задолго до того, как богиня явилась миру. Но слова — всего лишь слова.

Так или иначе, но монолитов и в самом деле было немало. Одни позволяли добраться лишь до одного из соседних Слоёв, другие являлись настоящими перекрёстками дорог, третьи — несмотря на очевидные признаки, позволявшие относить камни к монолитам Портала — так и не удалось активировать, хотя эксперименты продолжаются до сих пор. По количеству доступных точек перехода с Суонном могла бы поспорить разве что Эллана — эльфам достаточно было вырастить священное дерево (это проделывалось очень быстро, чуть ли не за десяток дней) и дать ему, так сказать, созреть (что занимало лет сто), после чего в их распоряжении оказывался вполне работоспособный портал. Другое дело, что монолиты работали без особых ухищрений, в то время как с деревьями приходилось договариваться.

— О чём задумался? — прервал размышления экзорциста голос Клумма.

— О том, откуда взялись монолиты, — честно признался Руфус.

— Найдешь ответ, расскажи, — едко заметил Зантор. — Мы тебе памятник в Сольфелле поставим. Бронзовый. В общем, прости, друг мой, но я сейчас очень занят. Половина моих людей сейчас на Земле, все пытаются уловить проявление магических сигнатур чужака или стражей. Половина другой половины брошены на помощь орденским отрядам у северных болот, там идёт самая настоящая война. Завтра утром я тоже отправляюсь туда, и ещё надо сделать массу дел.

— Понимаю.

— И ты постарайся не терять время зря. Да, самое главное… Если сумеешь засечь чужака — не пытайся его захватить или убить. Ни в коем случае не пытайся, друг мой. Я достаточно высокого мнения о твоих способностях, но, боюсь, эта рыба тебе не по зубам. Да и вообще не знаю, найдётся ли среди нас достойный противник для этого существа? Мне бы не хотелось оплакивать твою смерть.

— Я буду осторожен, — усмехнулся Руфус. — Поверь, с годами собственная шкура становится заметно дороже.

— Что ж, желаю удачи, думаю, она тебе понадобится.

Шар погас. Некоторое время экзорцист разглядывал ставший прозрачным хрусталь, затем снова прижал к нему ладони, пытаясь вызвать на контакт Кетари. Тщетно. Попробовал снова, на этот раз сосредоточившись на образе Теодора. На какое-то мгновение ему показалось, что гладкая поверхность под пальцами стала чуть холоднее… но ощущение быстро прошло.

Странно всё это. Магия — штука нестабильная. К примеру, ледяная стрела, любимое оружие магов, могла выйти сильнее или слабее, в зависимости как от самочувствия или настроения самого мастера, так и от воздействия внешних факторов. В присутствии ламий создать ледяную стрелу вообще было довольно сложно, холоднокровные твари словно поглощали вкладываемую в боевое заклинание энергию. Хорошо, что против этих полуженщин-полузмей вполне годилось обычное оружие, способное поражать на расстоянии.

А магия дальней связи, заложенная в хрустальный шар, считалась одной из самых надёжных. Насколько Руфус знал, никому и никогда не удавалось заблокировать работу хрустальных шаров. Подразумевалось, что способность управлять магией дальней связи является для каждого мага константой, варьируемой в не очень широком диапазоне. Овеществлённые призраки справлялись с этим делом лучше, те же ламии — вообще блестяще. Теоретики допускали, что некий уровень способностей к дальней связи был и у Рыцарей Смерти, и у других порождений Зла. Правда, заставить Рыцаря Смерти служить человеку пока никому не удавалось, а вот «связать» ламию было делом не самым сложным.

Подумав, Руфус решил, что хрустальный шар надо будет обязательно прихватить с собой. На болоте встретить ламию весьма вероятно, подчинить её — пусть ненадолго — сил ему вполне хватит. Может, там, где не справилась Ната, ламия добьётся успеха?

Широкий, хорошо укатанный тракт остался позади. Время от времени по дорогам проходили маги, мастера стихии Земли, укрепляя почву, делая её маловосприимчивой к дождям и снежной каше. Работа не из трудных — если оценивать сложность творимых заклинаний, но донельзя скучная и не так чтобы высокооплачиваемая. Другое дело, что мостить дороги камнем, как это делалось в городах и претендующих на столичный шик селениях, оказывалось и дороже, и труднее… и результат сохранялся не так долго, как того хотелось бы.

Но тракт вел вдоль кромки леса, редкого и большей частью довольно молодого. С тех пор, как болота начали исторгать порожденья Зла не только на севере, а и по всему Суонну, лес двинулся в робкое, но несомненное наступление. За последние пару сотен лет деревья, прикрывающие болото, отвоевали не так много, пять сотен шагов от силы. Из-за дровосеков, в основном, им-то лишь бы под ногами не слишком сильно хлюпало… да и не обосновывались они тут надолго. Нарубили, сколько надо — Орден не запрещал, плати лишь вполне посильный налог, да работай — и уходили из потенциально опасного места до следующего раза. Зато большинство пахарей старались и вовсе не приближаться к этому месту, предпочитая скорее потратить время на выкорчевывание не тронутых болотом деревьев к западу от Сольфелла, чем сеять зерно на пашнях, что возделывали их прадеды. Уважение к роду, оно дорогого стоит, но своя шкура дороже. Тот же экзорцист… он, понятно, порождение Зла выследит и уничтожит, только много ли с того проку будет и самому пахарю, разорванному в клочья оборотнем, изрубленному в кровавую кашу Рыцарем смерти или заживо сгнившему от яда ламии, и его оставшейся без кормильца семье. Лучше уж перебраться подальше от болота, а землица… что ж, она-то везде родит, где лучше, где хуже — неважно. Лишь бы безопаснее.

Так что тропа, по которой шагали Руфус с Ником, выглядела изрядно заброшенной. Люди здесь бывали, не без этого. И уже упомянутые дровосеки, и стражники, состоящие на жаловании у управляющего Сольфеллом, и сам Руфус… да, пожалуй, этим перечень и ограничивался.

Экзорцист остановился, внимательно вгляделся в порядком раскисшую от недавнего дождя тропу, и вздохнул.

— Ты что-то заметил, Руфус?

Ник принял участие в великой битве, навязанной ему новоиспечённым наставником (на стороне которого выступила эта странная Ната), и, как это можно было ожидать, проиграл. А потому ему пришлось оставить в запечатанном сталью, камнем и магией хранилище Руфуса и свою иллирийскую шпагу, и почти все золотые и серебряные побрякушки, и щёгольскую одежду. Сейчас на нём была надета куртка из чёрной кожи, на вид довольно грубая и вполне прозаическая. Правда, между слоями кожи была вшита тонкая стальная кольчуга, каждое звено которой было покрыто серебряным напылением, да натирала плечи непривычная сбруя, удерживающая подмышкой слева увесистую штуковину, которую Руфус называл пистолетом. Эффективности этого оружия, доставленного со Слоя Земли и сматрицированного магами Ордена, Ник не особо доверял. Успел уже убедиться, что попасть маленькой свинцовой пулькой именно туда, куда требуется, совсем не так просто, как кончиком привычной с детства шпаги.

Пришлось расстаться и со штанами, скроенными почти что самым лучшим из портных Сириборга, и с любимыми ботфортами. Их сменили простые, не слишком удобные штаны из чёрной же кожи, и невысокие сапоги, что уже успели слегка натереть пятку левой ноги.

Немного утешал только тот факт, что одежда экзорциста почти ничем не отличалась от наряда его ученика.

Ник с некоторым раздражением подумал о том, что сам-то Руфус от меча не отказался, хотя и спрятал клинок под личиной обычной трости, что было делом не таким уж простым, сам Ник этой магией владел не слишком хорошо… как, если уж говорить откровенно, и другими видами боевого, лечебного или иллюзионного колдовства. Способностей хватало, а вот образования изрядно недоставало.

— Похоже, несколько часов назад здесь кто-то прошёл.

— Это плохо?

Руфус пожал плечами.

— Не знаю. Если это очередной молодой глупец, решивший отправиться в иной Слой за славой или добычей, то, пожалуй, не слишком хорошо. Болото всколыхнётся… он-то, может, и до монолита не дойдёт живым, зато нам по-тихому уже не пробраться будет. А если это просто посыльный из таверны доставил господам стражникам пару кувшинов пива и корзинку пирожков, то и ничего.

Он зашагал вперёд чуть быстрее, словно рассчитывая догнать неизвестного, оставившего след на тропе. Ник последовал за наставником, весьма неловко чувствуя себя без оружия — ну не считать же за оружие эту железную штуку, одним выстрелом способную переполошить все порождения Зла на сотни шагов вокруг.

Тропа сделала очередной поворот, затем нырнула в кусты и вывела путников на большую поляну. Посреди поляны располагался небольшой лагерь, обнесенный частоколом. Над заостренными концами брёвен виднелся верх изрядно вылинявшей под солнцем и дождями палатки, из-за приоткрытой калитки (назвать это проём воротами было бы слишком пафосно) тянуло дымом и жареным мясом. На собранной из брёвен башенке, высотой едва ли больше трёх человеческих ростов, скучал стражник, несмотря на более чем тёплый день, надевший кованые латы, густо, хотя и без изысков, увитые серебряной проволокой. Защита от порождений Зла не то чтобы надёжная, но лучше уж такая…

— Добра и удачи, господин экзорцист! — стражник склонил голову. Руфуса здесь знали и уважали. Хотя и не особо любили — слишком уж часто экзорцистам приходится иметь дело с нежитью, что, по мнению обывателей, не может не накладывать на представителей орденской инквизиции тёмного отпечатка. — И спутнику твоему того же.

— И тебе добра и удачи, Калтус, — Руфус тоже изобразил сдержанный поклон. — Всё спокойно?

— Как бы… — стражник изобразил некое движение, подразумевающее пожатие плечами. — У нас-то тихо, никаких тварей уж, пожалуй, с месяц не видали. А вот паренек тут один…

— К монолиту пошагал?

— Именно, господин экзорцист, — раздался голос за спиной у Руфуса, и Ник резко обернулся, шаря рукой у пояса, где, по всем канонам, ладони полагалось встретиться с эфесом шпаги. — Не дёргайся, парень, не враг я вам.

— Добра и удачи, Сидр, — на этот раз в голосе Руфуса сквозило куда больше тепла. — Давно не виделись, приятель.

— Уж давненько, то верно, — осклабился десятник, так же, как и дозорный, весь увешанный железом. — Всё ж грозился за кружечкой пива посидеть со мной, да только обещаешь.

— Дела, Сидр, дела, — развёл руками экзорцист. — Вот, помощника Орден выделил, знакомься.

— Ник, — кратко представился отпрыск одной из самых влиятельных Семей Суонна.

Ещё утром они договорились, что не стоит слишком уж афишировать в Сольфелле и окрестностях факт происхождения юноши. В конце концов, ни к чему селянам лишние потрясения. Оно ведь как — большие люди из столицы редко когда приезжают с добром. Или наказывать за что-либо, или развлекаться — что, порой, выходит таким боком, что уж лучше наказание какое.

— Будешь натаскивать? — десятник с некоторым сомнением окинул довольно-таки субтильного парня. — Что ж, оно, конечно, дело доброе. Маг, небось, э?

— Маг, маг, — кивнул Руфус. — Молодой только, опыта нет. Но опыт, сам знаешь, дело наживное.

— Эт верно, наживное… если жив останешься, — хохотнул своей немудрёной шутке десятник. — Ну, что ж, добра и удачи тебе, маг. И ты, это… береги Руфуса, и слушайся во всём. Наш экзорцист он того… дурного не посоветует.

— А вот позволь поинтересоваться, друг мой Сидр, зачем вы вообще пропустили к монолиту того парня?

Улыбка сползла с лица десятника, брови взъерошились, но чувствовалось, что недоволен он не столько вопросом экзорциста, сколько собственными недавними действиями.

— Я ж это… по закону всё, — буркнул воин. — Он так и заявил, мол, к монолиту. А ты, Руф, закон-то получше меня знаешь.

Гордон вздохнул.

Да… так уж повелось с тех самых времён, когда ноги прекрасной Сирилл касались земли Суонна. Таким был её завет — тем, кто ищет пути в Слои, неважно, с какими целями — ради золота, ради подвигов или ради спасения от преследований — преград не чинить. Нередко случалось, что и матерые преступники, спасавшиеся от висящей на плечах погони, выходили вот к такому посту, традиционно стоящему у дороги к монолиту, и их пропускали невозбранно. Что поделать, воля богини… пусть уже прошли века с той поры, когда последний раз она отдавала приказы. Другое дело, что и преследователям не воспрещалось пустить лиходею арбалетный болт в спину, особенно, если на руках беглеца кровь невинных загубленных душ. Но только так — а вот преградить дорогу никак нельзя. Успеет злодей добежать до монолита, успеет ухватит ключ и пустить его в дело — его счастье. Правда, ежели вернуться попытается — тут у стражи руки развязаны будут. В разговоры вступать не станут, просто нашпигуют стрелами, что швея подушечку для иголок. Поскольку прощать зло богиня отнюдь не требовала.

— А хоть…

— Пусть и не по праву, но попытался я его отговорить, — буркнул Сидр. — Да куда там… втемяшилось в тупую башку, что, мол, только шаг ступи, и золото само тебе в суму посыплется… Жениться надумал, дурень, подарок девке своей хотел сделать, чтоб отец ейный помягчее стал. Как бы девке той теперь другого муженька не искать. В общем, не послушал… ну, съездил я ему разок по морде, вразумить надеялся. Может, и два разка. Не в полную силу, ясное дело, так, для доходчивости. А толку-то…

— На болотах тихо, может и пройдёт.

— Может и так, — кивнул десятник, явно без особой веры в столь благоприятный исход. — Провожатого ему, сам понимаешь, я не дал. Пропустить — того закон требует, а жизнь его дурную спасать, на то указаний не было. Да и то сказать… ну, послал бы я с ним кого-то, пусть и двоих. Он, поди, пока до монолита доберётся, всё болото раздразнит, а моим парням после возвращаться. Ты-то, экзорцист, дунешь-плюнешь, и любую нечисть снесёт, а мы так больше честной сталью… Ну а сталь — она когда поможет, а когда и совсем наоборот.

— Да что ты оправдываешься, Сидр, словно молодка, с любезным другом на сеновале пойманная, — ухмыльнулся Руфус. — Всё я понимаю. Что отговорить попытался — это правильно. Законы, оно конечно, законы, но ведь вы ж здесь не просто так поставлены, а жизни людские беречь. Что мог — сделал, и хорошо. Не послушал тебя этот молодой осёл, что ж, его право. Глядишь, и девка его поумнее мужика себе найдёт.

— Ладно, Руф, а ты-то зачем пожаловал?

— А я, друг мой, представь себе, тоже к монолиту. Правда, попутно дельце одно надо будет сделать, — экзорцист замялся, явно не желая вдаваться в объяснения. — В общем, вы тут в оба глядите… Может статься, что на болоте пошуметь доведётся.

— Угу, знаю я твоё «пошуметь», — набычился воин. — После таких «шумелок», глядишь, нам тут жарко придётся. Полезет всякое…

— Врать не буду, и такое может случиться, — серьёзно кивнул Гордон. — Но дело есть дело, Сидр. У тебя своя служба, у меня своя.

— Да я что, — обреченно махнул рукой десятник, — я так, разговора ради. И то сказать, что-то давно уж тишь да гладь, так и мечи в ножнах заржавеют. Ничо, разомнёмся малость, не во вред. Но если уж совсем туго — ты уж пособи, сделай милость. Прям сейчас пойдёшь? А то у нас мясцо поспело, да и бочонок с пивом дна не кажет. Передохнул бы с дороги. И это… Руф, может, помощнику твоему меч какой дать? У нас тут небогато, но кое-что в запасниках имеется.

При упоминании о мече глаза у Ника загорелись, но, вспомнив утреннюю перебранку, он лишь вздохнул и отрицательно помотал головой.

— Спасибо, уважаемый, но я уж так.

Жареного мяса пришлось отведать — не обижать же ветерана. И пива кружечку опрокинуть. Пиво не ахти, да и согрелось порядком, на лесной заставе погреба с ледником не водится. Но ведь иной раз и простая вода, с добрым сердцем поданная, слаще вина покажется. Так что отправиться дальше по тропе, совсем уж заросшей и местами едва видимой, удалось только через час. На прощанье десятник крепко обнял экзорциста, что-то прошептал ему на ухо и, сокрушённо покачав головой, ушел за частокол.

— Что он сказал тебе, Руфус? — поинтересовался Ник, когда застава скрылась за деревьями.

— Посоветовал тебя беречь, — усмехнулся экзорцист. — Говорит, кровь у «вьюноша твого» горяча больно, а болото осторожности требует.

— А ещё можно вопрос?

Гордон задумчиво посмотрел на парня. Интересно, он всегда был таким, или радикально изменился за последние несколько дней? Если подумать, когда это кто-то из Торринов или тех же Вельдов спрашивал разрешения у того, кто стоял неизмеримо ниже их на Тронных ступенях? Или, как любит выражаться Тео, на «социальной лестнице».

Что такое эта «социальная лестница», Руфус себе представлял весьма приблизительно. На Земле много слишком сложных для понимания символов. Вот как, к примеру, определить с точностью, кто стоит на этой самой лестнице выше или ниже тебя? По одежде, по богатству дома, по золоту в кубышке… нет точного способа. У иного и золота того почти нет, а стоящими у власти обласкан, и в иной ситуации окажется поважнее и богача, и полководца. Другое дело — Тронные ступени. Тут всё просто. Шесть раз в год Великий Магистр Ордена садится на трон, стоящий на верхней площадке Пирамиды Истины, и в течение трёх часов каждый желающий может подняться по ступеням и испросить справедливого суда или высказать просьбу. Или выступить с советом — дозволялось и такое. А на ступенях Пирамиды стоят те, кто олицетворяет собой власть в Суонне. Чем выше стоит человек, тем больше у него влияния, тем весомее его слово. Просителю необязательно подниматься на самый верх — он может обратиться не к самому Великому Магистру, а к одному из тех, кто стоит на Тронных ступенях ниже Главы Ордена. И его выслушают… возможно, что и помогут. Такова традиция, а традиции — это то, что Орден хранит с особым тщанием. В стародавние времена Великий Магистр не сидел на троне, а стоял на ступень ниже. А в каменном кресле восседала сиятельная Сирилл…

В общем, уже одно то, что молодой дер Торрин просит разрешения задать вопрос, несомненно, говорит в его пользу.

— Спрашивай.

— Ты сказал этому воину, что намерен… гм… пошуметь, так? Разве мы не на Землю отправляемся?

— На Землю, — кивнул Руфус. — Но попутно надо кое-что сделать.

Брови Николауса изогнулись, изображая немой вопрос.

— Что ты знаешь о ламиях?

Парень почесал подбородок, некоторое время помолчал, старательно и почти безуспешно пытаясь воскресить в памяти услышанное на немногочисленных посещённых в Академии лекциях.

— Ну… ламии, это… — начал он неуверенно, — это, само собой, порожденья Зла. Полуженщина, полузмея. Укус, удар когтей или шипов на кончике хвоста ядовит, противоядия не существует. На самом деле это не совсем яд, скорее некая субстанция, вытягивающая жизнь и передающая жизненные силы хозяйке-ламии. Считается не самым опасным противником, хорошо обученный и укрытый надёжными доспехами воин с ней может справиться. Особенно, если не в одиночку.

— Дальше?

— Ламии владеют магией, — про это Ник только слышал, в части магических способностей порождения Зла его образование зияло изрядными пробелами. — Э-э… вроде бы могут зачаровать противника, лишить его способности сопротивляться…

Заметив, что экзорцист явно ожидает продолжения, парень вздохнул и опустил голову.

— Это всё, что мне известно.

— Мда… — протянул Руфус. — Первый курс, да и то… В общем, слушай. Ламии — необычные существа. Когда ламия умирает, её разум сливается с разумом всех других ламий, растворяется в нём, но, одновременно, и сохраняет какую-то часть своей целостности, воспоминания, чувства. И эта вторая не-жизнь длится вечно… ну или пока жива хоть одна подобная тварь. Учитывая, что ламии, в отличие от тех же Рыцарей смерти, вполне могут пользоваться монолитами, встретить их можно не только в нашем мире, поэтому было бы излишне оптимистично предполагать, что кому-либо удастся уничтожить всех ламий, а вместе с этим — и память их рода.

— Получается, что ламии хранят воспоминания обо всём, с чем в прошлой жизни сталкивалась хотя бы одна из них? — глаза Ника загорелись от возбуждения.

— Да. Правда, они очень не любят делиться этими воспоминаниями. Кстати, как надо поступать с ламиями, помнишь?

— Да, была соответствующая энциклика… Ламий надлежит убивать всенепременно и, по возможности, быстро. А почему быстро? Ведь человек, пораженный ядом, умирает медленно и мучительно, было бы справедливо отплатить этим тварям тем же.

Руфус неодобрительно покачал головой.

— Ты не пытаешься думать, Ник. Сам посуди, если ламию запытать до смерти, если заставить её страдать час за часом и день за днём, что принесёт её ушедший к роду разум тем, кто жив? Ага, вижу, сообразил. Да, память о боли и муках. Память, которая никуда и никогда не исчезнет. И её остаточная сущность будет мучиться вечность, и живым добавится горечи. Так что не стоит удивляться тому, что ламии, не будучи самым опасными из порождений Зла, являются при этом самыми жестокими и совершенно безжалостными убийцами, каких только видело это небо. Они мстят — и никак не могут насытиться этой местью. Поэтому не стоит умножать их злобу сверх необходимого. Надо убить — убей, но и только. Поэтому ламии, кстати, не боятся смерти, но вот угроза пыток для них по-настоящему страшна. Они, в отличие от нас, людей, не смогут ускользнуть от боли в посмертие.

— И что нам это даёт? — вопрос прозвучал настолько по-деловому, что Руфус усмехнулся.

— Многое. Скажем, одними лишь угрозами пыток от ламии можно получить кое-какую информацию. Именно это нам и надо.

— Будем её искать?

— Нет, что ты. Она сама нас найдёт… если, как ты понимаешь, в этом болоте есть хоть одна ламия, вошедшая в пору зрелости.

— Но… Руфус, я вынужден заметить, что Орден запрещает переговоры с порождениями Зла.

Печально усмехнувшись, экзорцист похлопал юношу по плечу.

— Ну да, запрещает. А почему?

— Э-э…

— Соображай, соображай!

— Может, потому, что не дело… гм… всяким-разным сельским экзорцистам черпать из столь бездонного колодца знаний? — осторожно высказал предположение дер Торрин.

— Именно, — улыбнулся Гордон. — Так что сегодня нам с тобой придётся нарушить, как минимум, пару энциклик Великого Магистра и пяток заповедей Ордена. Наказанием за содеянное может быть избрано что угодно, начиная от отлучения от Ордена и кончая казнью «с отягощением»[30]. Но… если тебе когда-нибудь станет по-настоящему интересно, и ты попытаешься выяснить, как часто подобные меры предпринимались в отношении тех, кто нарушил запрет на заключение соглашений с порождениями Зла, ты будешь весьма удивлён.

— Редко? — высказал смелую догадку Ник.

— Не то слово. За всю историю Ордена подобные случаи можно пересчитать по пальцам, и двух рук вполне хватит. Просто это не слишком афишируется.

— Но почему?

— Это очевидно. Ордену, безусловно, очень нужны верные и послушные его воле служители. Но столь же нужны люди ищущие и готовые пойти на риск ради расширения границ познания. Просто первые остаются рядовыми воинами, а вторые… если не сложат голову во время тех изысканий, вполне могут достичь немалых высот.

Тропа исчезла окончательно, поглощённая медленно, но верно наступающим болотом. Пожалуй, ещё год-два, и заставу придётся переносить ближе к опушке. Теперь ноги путников ступали по гати, поначалу выложенной явно недавно, а через сотню шагов — уже старой, собранной местами из массивных, покрытых мхом брёвен, неведомо в какое время доставленных сюда, местами из связок хвороста. Связки раскисли, удерживающие их веревки подгнили и готовы были расползтись в любой миг. Идти было трудно, ноги скользили, норовя отправить своего владельца в подёрнутую ряской дурнопахнущую жижу.

Увы, почти все монолиты располагались в местах, не слишком пригодных для регулярного посещения. Несколько раз Орден предпринимал попытки помочь тем, кого судьба, долг, честь или жадность зовёт отправиться в неведомые края. Вывезти монолиты в город или посёлок было попросту невозможно, они составляли единое целое со скалами, прячущимися в глубине болот, песков или — были такие на дальнем севере — нетающих льдов. Пробовали проложить к монолиту добрую дорогу, мощёную камнем или укреплённую магией, построить лагерь, поселить там стражу… да и тот же трактир, на пороге чужих Слоёв, представлялся нелишним. Но стоило кому-то из людей обосноваться в непосредственной близости от монолита, и волшебство странного камня исчезало. И более не возвращалось. После полудесятка подобных провалов Орден решил, что монолиты слишком уж ценны, чтобы продолжать рискованные эксперименты.

Что интересно — на всяких там порождений Зла эти правила не распространялись. Действующие монолиты притягивали к себе тварей, словно мух — блюдечко со сладким сиропом. Правда, эти создания не торчали столбами прямо у монолита, но те, кто слишком долго стояли у путеводного камня, ожидая откровения свыше, как правило, дожидались. И отнюдь не откровения.

В общем, путь к камню служители Ордена старались поддерживать в более или менее приемлемом состоянии, но этим дело и ограничивалось.

— Не знаю, как ламии, а эти кровососы меня сведут в могилу, — прошипел Ник, пытаясь веткой отмахнуться от тучи мошки, считавшей забредших в болото странников законной добычей. Ветка помогала плохо.

Юноша из богатой семьи, с детства великолепно сидевший в седле и способный в долю мгновения оценить достоинства и недостатки дорогой кареты, он абсолютно не умел ходить по дороге, не вымощенной камнем или, на худой конец, не утоптанной до почти каменного состояния ногами путников, тележными колёсами и магией служителей Ордена, денно и нощно проявляющих похвальную заботу о благоустроенности суоннских трактов. Вот и гать, доставлявшая Руфусу лишь известное беспокойство, для его молодого спутника превратилась в настоящую пытку. Уже пару раз потеряв равновесие и соскользнув с неустойчивых, но относительно надёжных бревен, Ник набрал полные сапоги воды. Противное хлюпанье свидетельствовало о том, что к мокрым ногам наверняка в ближайшем будущем добавятся и весьма неприятные мозоли. А попытки вести безнадёжную битву с мошкарой приводили к ещё большим проблемам в удержании равновесия.

К экзорцисту комары не подлетали ближе, чем на пол-локтя. Пока что парень этого не замечал — с наблюдательностью у него тоже было плохо.

— Если тебе мешают кровососы, — с лёгким налётом ехидства заметил Гордон, — то кто тебе мешает их разогнать? Ты же маг по крови.

— Когда в Академии давали уроки по воздействию на мелкую живность, — мрачно пояснил Николаус, — я, помнится, изучал содержимое винного погреба в одном кабачке. К слову, погреб там был весьма неплох, весьма.

— И очень помогает тебе это исследование? — вздохнул Руфус. — Ладно, слушай и запо… нет, лучше слушай и действуй. Левую ладонь к сердцу, правую подними над головой. Так, правильно, теперь вливай силу в правую ладонь с преобразованием потока в тепло. Это ты умеешь?

— Вроде бы… — без особой уверенности сообщил Ник. — Получается, чувствую жар. Макушкой.

— Нет, не так, а то облысеешь прежде времени. Не выпускай тепло из ладони, ощути горячий шарик у её тыльной стороны, у самой кожи, точнее, немного над ней. Готово? Теперь резко опускай правую руку перед собой, одновременно рассеивая жар. Так, словно у тебя в руке щит, который отрывается от кисти и летит вперёд, вверх, вниз — в общем, во все стороны. Ох…

Комаров сдуло. Руфусу показалось, что отдельные мошки, натыкаясь на корявые стволы деревьев, своими тщедушными тельцами пробивали кору насквозь, глубоко врезаясь в упругую древесную плоть. Ближайшая к путникам ива, словно под ударом ураганного порыва ветра, изогнулась, теряя листву. Пару чахлых кустиков выдрало из болотистой почвы с корнем.

Душу экзорциста кольнула острая игла зависти. Вот что значит быть магом по крови. Вернее, по изрядной доли этой самой крови. Да, он, Гордон, сумел был создать волну отражения и посерьёзнее. Только вот сил на это ушло бы не в пример больше. Да и готовить заклинание пришлось бы не так, затратив считанные мгновения, а копить в ладони тепло минут пять, а то и все десять. В реальной стычке кто ж даст противнику десять минут?

Он с некоторым трудом отогнал от себя грустные мысли. Что есть — то есть. Знания, богатая практика — всё это дорогого стоит, но человек может использовать не более того, чем располагает. Молодому дер Торрину дано больше… Хочется сказать, «с него больше и спросится», но, увы, в жизни далеко всё не так очевидно. Многие ли главы Семей готовы послать отпрысков-кровиночек в самые горячие места, к тем же северным рубежам, к Мглистым болотам? Да, отправить сыновей на службу Ордену — это святая обязанность, которой не пренебрегают. Но отправить — не означает позволить сунуться в схватку с порождениями Зла. Большинство тех, кто имеет право носить древние фамилии, предпочитают необременительную службу в столице, в крайнем случае — в гарнизонах «Стального кольца», крепостей, построенных в незапамятные времена для защиты Кертаны. Столица-то сейчас в Сириборге, но крепости никуда не делись, так и стоят, прикрывая давно умершее сердце Суонна от каких-то никому не ведомых угроз. Никто и никогда не штурмовал их стен. И служба там соответствующая.

Прав Клумм, старый друг. Гниют Семьи, как есть гниют.

— Ну, ты силён! — Руфус с некоторым сожалением оглядел гать, порядком пострадавшую от удара. — Не знаю, как там комары, а вся нечисть в этом лесу уже знает, что сюда заявился сильномогучий маг. Знаешь, Ник, говорят, что маги для порождений Зла куда более желанная добыча, чем какой-нибудь пахарь.

Парень сунул руку подмышку, ухватил непривычную рукоятку пистолета, и затравлено огляделся, словно из-под каждого куста к нему уже ползли оборотни или моховики.

На всякий случай, Руфус тоже потратил несколько мгновений на изучение ближайших кустов. Моховик — тварь весьма неприятная. Живёт она исключительно на болотах, на твердую почву старается не выбираться, да и передвигается медленно — хромой удрать сумеет. Зато атаковать тварь способна поистине молниеносно, выбрасывая длинные гибкие руки-ветви, оплетая противника и утягивая его в трясину. Заметить притаившегося моховика очень сложно.

Но вокруг было тихо.

— Так теперь-то что? Отогнал я комаров, так они сейчас снова слетятся.

— Остаточной эманации волны отражения хватит, чтобы не подпускать к тебе кровосов часа три. А теперь пойдём, Ник, да побыстрее. Нам бы у монолита оказаться раньше, чем местная нежить разберётся, где искать грозу комаров и мошек.

Ник вспыхнул, но смолчал и рванулся вперёд с похвальным рвением, но без должной ловкости. И тут же снова ухнулся в воду, пополнив запасы жижи в сапогах.

До вожделенного монолита оставалось не так уж и далеко, когда Руфус, шагавший впереди, внезапно остановился. Ник, измотанный, натёрший ноги и проклинающий (ладно хоть, мысленно) это болото, этот поход и этого горе-наставника, попёршегося куда-то в гнилой вонючий лес, вместо того, чтобы сидеть дома и пить хорошее вино у камина, чуть не врезался Гордону в спину. Тот никак это очередное проявление неловкости не прокомментировал. Перетянув висевший за плечом мешок на грудь, экзорцист принялся в нём копаться, словно лишь сейчас сообразил, что забыл дома нечто чрезвычайно важное.

— В чём дело? — поинтересовался Николаус, переводя сбитое дыхание и стараясь стоять на одной левой ноге — правая горела огнем, водянки наверняка успели не только нарасти, но и лопнуть, обнажив кровоточащее мясо.

— Да так… — буркнул Гордон. — Ник, у тебя с выдержкой как?

— Нормально, — юноша решил, что можно немного и обидеться. В конце концов он воин и маг, пусть недоучившийся и не слишком приспособленный к блужданию по гатям и кочкам.

— В таком случае, очень аккуратно посмотри в сторону кустов, что по левую руку от гати. На воду. И постарайся не дёргаться.

Ник послушно уставился на кусты. Ну и что? Самые обычные… вялая листва, комки паутины. Торчат почти прямо из воды, затянутой зелёной ряской, какие-то скрученные ветки. Под ними — поросшие серым влажным мхом кочки, стоптанная подошва сапога… Что?

К чести юноши стоило отметить, что спокойствие он более или менее сохранил.

— Теперь вот что, — губы экзорциста едва шевелились, — теперь говори. Рассказывай всё, что угодно, только громко.

— Э?..

— Просто говори. Громко. Что хочешь, — прошептал Гордон, старательно перерывая содержимое мешка.

— Ага… — не сказать, что Ник понял поставленную задачу, но раз уж наставнику надо, можно и поговорить. — Вот был у меня случай один. Собрались мы как-то хорошей компанией завалиться в один знатный кабачок. «Весёлый кабатчик» называется. Хотя все его не иначе, как «Весёлым кабанчиком» звали. Хозяин держал повара-иллирийца, а эти мастера умеют молочного поросёнка готовить так, что и ножа не надо. Клянусь, сам видел, как повар запечённого поросёнка разделывал ребром глиняной тарелки. Я его спрашиваю…

— По всей видимости, это тот бедолага, что прошёл заставу перед нами, — шептал Руфус, не поднимая головы. — Не добрался, выходит. Жаль парня.

— … зачем, мол, тарелкой-то? Что, ножа нет? А он мне, значит, отвечает, что нож-то есть, куда ж без ножа. Только вот когда тарелкой, так всякий гость видит, какой поросёнок вышел нежный. В общем, заказали мы поросят, вина тоже. Если разобраться, самое…

— Из всех порождений, которые я знаю, только моховик старается утопить жертву в болоте, — продолжал бормотать экзорцист. — И сейчас эта тварь сидит в засаде и ждёт нас. Головой не верти, но старайся очень внимательно осмотреть кусты. Он точно где-то там.

— …знатное вино, оно в таверне «Орденская честь», хотя, как мне кажется, не лучшая это слава для Ордена, чтобы его честью таверну называли. Но в «Кабанчике» и впрямь доброе винцо водилось, если к хозяину подход иметь. Принесли нам кувшин… — Ник на мгновение запнулся, затем продолжил, старательно выговаривая слова. — Стало быть, принесли кувшин, только мы разлили по кружкам, как заваливается в кабак один наш приятель, Михас. Я соседа в бок толкаю, мол, видишь, кто заявился? А он мне — «вижу его, не слепой же».

— Молодец, соображаешь. Далеко?

— А Михас нас не замечает. Стоит в дверях, только глазами во все стороны зыркает. Хотя между нами шагов-то с десяток, от силы.

— Огненный шар сделать сумеешь? — Ник, сосредоточившийся на своей речи, едва разобрал еле слышно заданный вопрос.

— Ну, Михас — он всегда такой. Я-то сумею найти нужного человека в толпе, а он только и может, что смазливых служанок высматривать. Правда, в этом он дока, ничего не скажешь. Со служанками у меня опыта маловато.

— Ничего, живы будем, будет и опыт. Силы только в шар вложи побольше. Сейчас я шуметь стану, а ты, как будешь готов, сразу и бей, — Гордон вытащил из мешка какую-то блестящую вещицу и резко заговорил в полный голос. — Ох ты, ну слава светлой Сирилл, я уж думал, возвращаться придётся. Без этой штуки, друг мой Николаус, нам у монолита делать нечего было бы. Так что ты там говорил насчет вина-то? Я, помнится, в этом «Кабанчике» когда-то бывал. Так скажу как на духу, хуже той кислятины, что мне там подали, была разве что…

Он не договорил. Ник вскинул руку, с пальцев сорвался комок огня и, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах, рванулся к кустам. Метнул огненный шар и экзорцист. Две вспышки полыхнули почти одновременно, одна, как и говорил юный дер Торрин, в десятке шагов впереди, вторая — не более чем в пяти шагах у него за спиной. Правда, вспышка впереди была раза в четыре ярче.

— Уф… — Руфус мазнул рукавом по лбу. Жёсткая кожа куртки не слишком подходила для таких дел, но смахнуть заливающий глаза пот кое-как удалось. — Слава Сирилл… Это ж надо, в такую ловушку забрести. Никогда не слышал, чтобы моховики парами охотились. Не любят они друг друга. Вернее, они вообще никого не любят. На вкус, разве что.

Ник поднёс руку к самым глазам, перевел взгляд на дёргающееся в столбе пламени приземистое существо, состоящее словно из одних только перекрученных корешков и веточек, затем снова поглядел на руку. Пальцы явственно дрожали.

Огонь постепенно опадал. Магическое пламя затушить непросто, но здесь, в болоте, ему просто нечем было кормиться. Тщедушные тельца порождений Зла уже распались жирными чёрными хлопьями, ближайшие кусты дымились, но лесного пожара можно было не опасаться.

— А мне и правда необходимо было нести эту чушь?

Руфус пожал плечами. Признаться, сейчас он и сам чувствовал себя не слишком хорошо. Ведь, если разобраться, с Ника спрос невелик, он в болоте, небось, впервые в жизни. А вот опытному экзорцисту попадать в подобные ловушки негоже.

— Моховик бегать не любит. Подойди мы к нему шага на три — точно утянул бы или тебя, или меня. Одна радость, не слишком эта тварь сообразительна. Если б догадался, что мы его заметили, наверняка напал бы. Гать узкая, от его рук особо не увернёшься, а схватит — уже не выпустит. И меч мой не поможет, тут топор бы, а лучше алебарду. Но решил, что мы просто тут разговоры разговариваем, а затем дальше пойдём, прямо к нему в лапы. А второй, что к тебе со спины подбирался, поначалу больше думал, как нам обратную дорогу перекрыть. Он-то поумнее оказался, почувствовал что-то, начал ближе подползать. Так что вовремя ты…

— И ты тоже.

— И я, верно. Ну, с почином тебя, Николаус дер Торрин. Считай, первое порождение Зла уничтожил.

— Довольно просто вышло, — хмыкнул юноша.

Не понять, чего в этой реплике было больше — скромности и нежелания выпячивать своё столь удачно проявленное мастерство или же, напротив, гонора вроде «да мы, маги по крови, и не такое сумеем». Руфус надеялся на скромность, хотя деньги на это не поставил бы.

— Моховик здесь не самая опасная тварь, — вздохнул он, снова забрасывая мешок за спину, — есть и похуже. Его сила в неприметности и скрытности. Сумей его заметить издалека, шагов хотя бы с тридцати — и тебе нечего опасаться. Если моховик бросится в атаку, сумеешь его спалить прежде, чем он до тебя дотянется. А вот если не увидишь вовремя… Я бы посоветовал, гуляя по болоту, держать заклинание огненного шара наготове, если не всё время, то хоть сколько сможешь. Устал — дай заклинанию развеяться, но и сам на месте стой, отдыхай. Да, утомляет это весьма, но усталость — она только здоровому помеха, а покойнику, сам понимаешь, ни бодрость, ни усталость уже не интересны.

Он внимательно оглядел кусты, окончательно переставшие дымиться, словно ожидал приметить ещё одного притаившегося болотного уродца, затем двинулся вперёд.

Монолит и в самом деле оказался совсем недалеко. К магическому месту болото подступать не отваживалось, поэтому путники выбрались на пусть и небольшую, шагов двадцать в поперечнике, но практически сухую поляну, покрытую совершенно неуместно выглядевшей здесь, посреди хлябей, ярко-зелёной сочной травой. Кстати, это один из характерных признаков действующих путеводных камней — трава у их подножия не жухнет ни в засуху, ни по осени. И морозы ей не страшны, да и снег вокруг монолитов не ложится никогда.

Очень густые ивы стояли стеной, словно отгораживая изумрудную зелень поляны от мрачной затхлости болота. Гибкие ветви, свисавшие до самой земли, как и трава, не боялись ни зимней стужи, ни осеннего увядания. К тому же они создавали известную преграду для любого существа, желающего подойти к монолиту не по проложенной гати. Безусловно, ива — не усыпанный шипами терновник, сквозь который не то что человек — и тот же оборотень не полезет без очень острой нужды. Но некую иллюзию безопасности деревья давали.

В самом центре поляны возвышался монолит. Вернее — самый простой на вид светло-серый, почти белый камень, неровный, покрытый неглубокими кавернами. Высотой он едва доходил Руфусу до плеча, и если не знать, что это есть сосредоточение древней магии, толком до настоящего времени непознанной, но исправно выполняющей неизвестно кем отданные приказы — пройдёшь мимо и взгляда не задержишь. Камень и камень, большой — но попадаются и побольше. В темноте не светится, ничем особым не пахнет, руку приложи — тёплый на солнце, прохладный в тени, как скале и положено.

Монолит. Врата в иные миры.

Ник с утробным стоном завалился прямо на траву и принялся лихорадочно стаскивать с себя сапоги.

— Пиявки? — участливо поинтересовался Руфус, настороженно оглядывающий окрестности и держащий свою трость так, что лишь человек, ничегошеньки не сведущий в магии, не сумел бы догадаться, что никакая это не полированная палка.

— Мо-озоли!

— Ничего, впредь аккуратней будешь. Готов к приходу следующего порождения?

— Какого? — парень тут же ухватился за мокрый сапог, сплошь покрытый тиной, словно обувка должна была прибавить ему шансов в схватке с лесными чудовищами.

— Сейчас будем ламию приманивать, — буднично сообщил экзорцист. — Я же тебе говорил.

Особой уверенности в удачном завершении задуманного он не испытывал. Ламия, в отличие от тупого моховика, весьма разумна и вооружена опытом поколений. Обвести её вокруг пальца достаточно сложно, да и в рукопашном бою она чрезвычайно опасна. Одна царапина — и лучше уж руки на себя наложить, чем прожить лишний час, не имея надежды оправиться от незначительной, на первый взгляд, раны, и постепенно превращаясь в обтянутый кожей скелет. Правда, есть у ламий одна черта, дающая надежду на успех. Как большая часть по-настоящему разумных существ, ламии весьма любопытны. А принимая в расчёт тот факт, что их память после смерти достаётся всему роду, у любопытства имеется и практическое обоснование. Как-никак, всё увиденное рано или поздно попадет в эту копилку, и кто знает, может, у ламий так и заведено — чем больше нового и важного ты принесёшь роду, тем больше в посмертии уважения к остаткам твоей сущности. Правда, следовало отметить, мало осталось в этом мире такого, что может заинтересовать ламию настолько, что она потеряет осторожность.

Кое-что Руфус в запасе имел. Не из этого мира.

— Какое оружие против ламии годится, знаешь?

Ник почесал затылок, затем предположил:

— Огонь?

— В целом, верно, — кивнул экзорцист. — Ламия, суть порождение Зла, родственное водной стихии, малоуязвима для магии воды и воздуха, в то же время плохо защищена от огненных заклинаний и от проявлений тверди земной. Говоря проще, от каменного, деревянного и железного оружия. Но убивать её нам не надо, поэтому если это создание удастся приманить, я накину на неё «оковы мороза».

— Но ведь… — брови Ника поползли вверх, — если я правильно понимаю, оковы на водное создание не подействуют?

— Лёд, друг мой, скуёт кого угодно. Другое дело, что там, где ты простоишь в ледяном плену дня три, ламия освободится через пару десятков ударов сердца, не позднее. Но нам, в данный момент, только это и нужно. Твоя задача — за эти мгновения замотать её в сеть как можно плотнее, чтобы шевельнуться не могла. Сеть с адамантовой нитью, её не порвёшь.

— Это ж надо, адамантовая сеть! — совершенно по-детски восхитился Ник. — А правда, что её из алмазов делают?

— Нет, что ты. Но я на самом деле точно не знаю, как маги создают эти нити. Слышал, что используется дерево и щёлочь, чтобы получить что-то вроде нити, затем пускают в дело «драконий огонь». В общем, никогда особо не интересовался, это работа для алхимиков. А адамантовой нить называют лишь потому, что очень уж прочна[31].

Гордон извлёк из мешка довольно объёмный свёрток. Сеть была и в самом деле знатная — лёгкая, прочная, способная выдержать не только отчаянные рывки могучей ламии, но и магический огонь. Кроме, ясное дело, «драконьего» — тот, при должном старании и умении, сожжёт всё, что угодно. Кварц — и тот кипит под его ударом.

Такая сеть стоила очень дорого, и заурядный сельский экзорцист позволить себе подобную роскошь не мог. Правда, сам Руфус был не столь уж и зауряден… если принимать во внимание его близкое знакомство с третьим магистром Ордена, уважаемым Зантором Клуммом. Тот старался друга не забывать, подбрасывая ему с оказией ту или иную вещицу, весьма полезную в многотрудной деятельности охотника на порождения Зла.

— Запомни, Ник, не успеешь её опутать сетью — нам конец. Хуже разбушевавшейся ламии… ну, я уж и не знаю. И второй раз «оковы мороза» не сработают, эта тварь водяную магию отобьёт запросто, вся надежда только на неожиданность.

— Может не стоит и начинать?

Не то, чтобы Ник откровенно трусил, но перспектива связываться с порождением Зла, которое почему-то нельзя убивать, его не радовала. О, истории о том, как доблестные рыцари выходили против этих полуженщин-полузмей с одним мечом и побеждали, можно было послушать в любом трактире. И, главное, истории не лгали. Да, рыцарь. Да, выходил. Да, с одним мечом. Правда, при этом умалчивалось, что рыцарь, как правило, был закован в тяжёлые доспехи с ног до головы.

— Стоит, непременно стоит. Слушай дальше. Если тебе рассказывали о том, что ламия не способна увидеть неподвижного человека — не верь. Способна. Другое дело, что движущегося человека она видит гораздо лучше, поэтому на затаившегося противника часто не обращает особого внимания. Я бы предпочёл, чтобы ты её развлекал, пока я буду накидывать «оковы», но, увы, не получится. Если только ты не скажешь, что в Академии стал мастером по водяной магии третьего круга.

— Я и первого-то… не очень, — признался Ник.

— Поэтому встанешь вот здесь, — Руфус для верности притопнул ногой, — и будешь изображать памятник благородному рыцарю Тувору Ловкому, который, как известно, прославился поимкой трёх ламий живьём. Четвертая, кстати, его сожрала. Главное — не двигайся, дыши через раз. И будь готов накинуть сеть. Двадцать ударов сердца, не больше. Вероятно — меньше.

— Я понял.

Ник взял в руки сеть, поразившись лёгкости свертка, и замер.

— Да погоди, — усмехнулся экзорцист. — Думаешь, ламия под ивой притаилась? Её ещё приманить нужно, это дело небыстрое. Моховиков на болоте встретить несложно, здесь им самое раздолье, а ламии попадаются редко.

Теперь из мешка был извлечён совсем уж необычный предмет. Небольшая ярко-жёлтая коробочка, украшенная какими-то серебряными штуковинами. С одной стороны коробка выглядела гладкой, с другой к ней были приделаны диски из чёрной сетки. Руфус установил коробку на верхушку монолита и вдавил одно из серебряных украшений.

И тут же поляну заполнил звук, чистый и чарующий, заставляющий дрожать душу. Нику не раз и не сто раз приходилось слушать менестрелей, умевших не только петь, но и аккомпанировать себе на самых разных инструментах. Но ни один из них, сколь угодно великий, не сумел бы и на полшага приблизиться к совершенству этого колдовского звучания.

— Чт-то это? — заикаясь, выдавил себя Ник.

— Это музыка, мой мальчик, — вздохнул экзорцист. — Это великая музыка, созданная глухим менестрелем, жившем давным-давно на Земле. Он посвятил эту мелодию женщине, которую звали Элизой.

А музыка плыла над зелёной травой, проскальзывала меж ветвей ив, уходила всё дальше и дальше вглубь обширного болота. Нику казалось, что сейчас все — и порождения Зла, и люди (окажись они тут), и обычная живность — должны замереть и внимать волшебным звукам, боясь пропустить хотя бы самую малость.

Прошло совсем немного времени, и звуки угасли. Ник чувствовал, как к горлу подступает комок, ему до боли хотелось услышать эти звуки снова, и он уже открыл было рот, чтобы попросить наставника вернуть магию музыки, как коробочка зазвучала снова.

Это была совсем другая мелодия. Грозная и торжественная, она вдруг плавно перетекала в щемяще-нежную, а затем снова взрывалась мощными аккордами.

— Это одно из последних произведений того глухого менестреля, — подал голос экзорцист. — «Девятая симфония», так называют эту музыку.

— Велика та страна, в которой есть такие менестрели, — прошептал Николаус. — Я никогда…

— Замри!

Ник послушно осёкся на полуслове и обратился в статую, продолжая с наслаждением впитывать в себя волны чарующей музыки. И, странно, куда-то пропал страх, перестали дрожать руки, хотя глаза прекрасно видели, как из узкого прохода между ивами выплывает одновременно и жуткое и красивое создание.

Женское тело от немыслимо узкой талии и выше, большие груди идеальной формы, нежная шея и странно узкое лицо, украшенное чувственными алыми губами и огромными лимонно-жёлтыми глазами. Водопад вьющихся волос, чёрных с зеленоватым оттенком, стекал по покатым плечам, опускаясь до… До той части, где прекрасные женские формы сменялись мощным змеиным телом. Надёжные пластинки чешуи, которую и не всяким ударом можно пробить, длинный, не меньше трёх метров, хвост скользил по траве. Обычно ламии передвигались именно в таком положении, казавшемся весьма неудобным — держа торс вертикально и опираясь на гибкий хвост. Но если бы потребовалось — этот хвост, свернувшись в спираль и с силой распрямившись, мог буквально выстрелить телом ламии вперёд, и многие воины поплатились жизнью, слишком понадеявшись на обманчиво-медлительные движения этого порождения Зла.

В данный момент тварь явно не собиралась атаковать, да и толком не видела ничего вокруг. Всё её внимание было приковано к источнику никогда ранее не звучавшей в этом мире музыки.

Хотя Руфусу, согласно плану, полагалось сейчас изо всех сил привлекать внимание чудовища к себе, он решил изменить тактику. Воспользовавшись тем, что звуки из жёлтой коробочки буквально загипнотизировали ламию, он лихорадочно плёл вязь заклинания. Не стоило сомневаться, что рано или поздно тварь почувствует чары, это было неизбежной сложностью в применении магии воды к родственному этой стихии существу. Если бессмертному творению давно умершего менестреля удастся удержать внимание ламии ещё на несколько мгновений, то…

Из всех порождений Зла именно ламии считались наиболее разумными. Оборотень, почуяв запах свежей крови, становится совершенно шальным, не обращает внимания ни на что вокруг. К моховику, присмотревшему себе жертву, можно спокойно подойти сзади с топором и покончить с ним одним-двумя ударами. Рыцарь Смерти, осыпаемый зарядами боевой магии, будет тупо атаковать, не пытаясь уклониться.

Ламия оказалась умнее.

Совершенно неожиданно для Руфуса она метнулась к нему, выставив перед собой руки с длинными, острыми, как стилеты, когтями. Экзорцист уклонился в последний миг, лишь чудом не порушив столь старательно выстраиваемое заклинание. Промахнувшаяся тварь зашипела, хвост стеганул воздух, пронёсшись всего лишь в паре пальцев от лица Гордона, а уже мгновением позже ламия атаковала снова. Прекрасно владея данным от рождения оружием — когтями — она снова и снова кидалась на врага, а тот кружил вокруг монолита, подставляя под удары неподатливый камень. Пока что Руфусу отчаянно везло, но не стоило сомневаться, что долго это не продлится. Достаточно одной царапины, и яд ламии сделает своё чёрное дело.

При этой мысли у Ника из головы разом вылетели все наставления, полученные от наставника. Он дёрнулся, а затем выхватил этот неуклюжий пистолет, горько сожалея об отсутствии привычной шпаги, и выпалил в ламию. Грохот выстрела, слившийся со рвущей струны души музыкой, прозвучал истинным святотатством.

В ламию он не попал. К счастью, не попал и в Руфуса. Но внимание твари, следовало отдать ему должное, привлёк.

Несущая в себе память бесчисленных поколений, ламия с этим оружием уже была знакома, хоть и не лично. Знала и то, что увернуться от выпускаемых в неё крошечных стрел будет куда сложнее, чем от стрел обычных. А потому решила оставить шустрого противника на потом и в первую очередь разобраться с более опасным. В конце концов, у этого вертлявого человечка оружия не видно, а магия, которую ощущало чудовище, не вызывала особых опасений. Она, ламия, рождена в воде, провела в ней большую часть жизни и, если повезёт, из воды и уйдёт в посмертие. Ей ли страшиться родной стихии?

Ник понимал, что сейчас порождение Зла бросится на него. Что надо будет уклониться, нырнуть куда-то в сторону, уйти от взмаха длинных когтей. Но не мог. Его тело словно само превратилось в камень, напрочь отказываясь подчиняться хозяину.

Человек и полузмея замерли друг напротив друга. Ненадолго, не более чем на три удара сердца.

Именно этого времени хватило Руфусу, чтобы завершить плетение заклинания.

Облако голубых искорок окутало ламию, стремительно сгущаясь и превращаясь в тонкую льдисто-сверкающую оболочку, охватывающую тварь целиком, от макушки до увенчанного шипами кончика хвоста. «Оковы мороза» на время, отведённое действию заклинания, превращали жертву в статую. Только вот в случае с этой жертвой на долгую неподвижность рассчитывать не стоит.

— Ник, сеть! — заорал Руфус, срывая голос. — Ну же, быстрее!

Но парень продолжал стоять, словно его тоже накрыло морозным облаком. Экзорцист бросился к напарнику, выдернул из безвольных рук свёрток с сетью и принялся лихорадочно опутывать обледеневшее создание. Он едва успел — заклятье, не выдержав борьбы с родственной сущностью, рассыпалось с мелодичным звоном, брызнув во все стороны быстро гаснущими голубыми искрами. Ламия, так и не сумевшая толком понять, что произошло, рванулась к пребывающей в ступоре жертве — и тут же грузно завалилась набок.

— Уф… — Гордон тяжело опустился на траву и принялся вытирать со лба пот. — Ник, чтоб тебя… Сказано было — не шевелиться. Куда полез, спрашивается?

— Я думал, она тебя…

— Думал он, — недовольно фыркнул экзорцист. — До меня ей тянуться надо было, а ты стоял, как запечённый поросёнок на столе, подходи и угощайся. Спасибо, конечно, что отвлёк, но в следующий раз ты уж лучше меня слушайся. А что растерялся — не переживай, это со всеми бывает в первый-второй раз. Выжили — и славно. Со временем поймёшь, что бояться порождений Зла не стоит. Опасаться — это обязательно, это весьма для здоровья пользительно. А бояться тут нечего. Сильная, ядовитая, опасная… но ведь и мы не просты, а, друг мой?

— Ну что ж, приступим, пожалуй…

Руфус вновь развязал свой мешок, содержащий, пожалуй, всё, что угодно, кроме вещей, действительно необходимых двум путникам в дальней дороге, сунул туда замолчавшую жёлтую коробочку, а затем принялся раскладывать на заботливо расстеленной прямо на траве тряпице устрашающего вида инструменты. Крючья, щипцы, зазубренные ножи, длинные иглы, покрытые насечками, не мешающими вонзить иглу в тело, но порядком затрудняющими последующее извлечение — весь этот палаческий инвентарь носил явственные следы частого использования по назначению. Похоже, с последнего применения никто не озаботился отмыть сталь от крови, и теперь некогда блестящую поверхность пыточных орудий покрывали самого недвусмысленного вида тёмные пятна.

— Ник, друг мой, выйди-ка с поляны и набери немного хвороста. Я понимаю, что на болоте с сухими дровами сложно… ну, веток наломай каких, что ли. Нам костерок разложить надо, — Гордон поднял какую-то железку, задумчиво повертел её перед глазами и пояснил, — поверишь ли, для поддержания беседы раскалённый металл часто полезнее, чем любые увещевания.

Юноша содрогнулся всем телом, но спорить не рискнул и молча отправился выполнять поручение. При этом его спина выражала самое искреннее неодобрение тому, что в ближайшем будущем должно будет произойти с пленницей.

Ламия уже не дёргалась, оценив прочность сети, и просто лежала на боку, глядя на Гордона в упор огромными жёлтыми глазами. Если бы не эти глаза, её вполне можно было назвать красивой… но именно они заставляли сразу же понять, что ничего общего у этого создания с человеком нет и быть не может. Даже хвост, по-своему изящный и немного завораживающий, не производил столь отталкивающего впечатления. Впрочем, если на хвост посмотреть внимательнее, по коже пробегал неприятный холодок — там, где концевые шипы касались земли, вечнозелёная трава уже увяла, образовав пока что небольшой, с пару ладоней, серо-желтоватый круг. Это существо питалась жизненными силами окружающего мира… Да, она предпочитала убивать людей. Но могла подкармливаться чем угодно, в противном случае ламии вымерли бы много веков назад.

— Пошшему проссто не убьёшшь? — внезапно прошипела тварь.

— Глупый вопрос от столь разумного создания, — хмыкнул Руфус, не поворачивая головы и продолжая извлекать из мешка всё новые и новые хитроумные приспособления. — Если я потратил столько сил, чтобы захватить тебя живой, следовательно, мне от тебя что-то надо.

— Шшто?

— Правдивые ответы на вопросы, — словно малолетнему глупышу, объяснил экзорцист. — Нет, ну сама посуди, о чём говорить с существом, хранящем в памяти всю историю мира. И не только нашего.

Ламия перевела взгляд на инструменты и по могучему телу пробежала судорога отвращения.

— Пошшему шше ты не ссадаёшшь ссвои вопроссы?

— Сейчас костерок запалим, нагреем в нём кое-что, затем и для вопросов придёт черёд.

Из прохода меж ивами появился Ник с охапкой веток толщиной от пальца и менее. С сухостоем на болоте действительно было сложно, поэтому Руфус и не думал укорять молодого напарника в недостатке прилежания.

— О, отлично, друг мой, отлично! У меня уже всё готово.

— Не надо косстра, — торопливо прошипела ламия, предварительно ещё раз, без особой надежды, попытавшись вырваться. — Ссадавай вопроссы, шшеловек. Я отвешшу. Ессли пообещаешшь, шшто убьёшшь бысстро.

— Правду ответишь? — экзорцист недоверчиво приподнял бровь. — Как мне опыт подсказывает, сперва с пленником надо поговорить на языке огня и железа, вот после этого он всегда по-особому честен. И искренне рвётся сказать вопрошающему всё, включая то, о чём его не спрашивают.

Ламию передёрнуло, словно ей в тело только что вогнали раскалённое жало.

— Лошшь ссвойсственна только людям. Мы не лшшём никогда. Обещай, шшто не будешшь мушшить. Я сскажу вссё.

— Что ж, — с явным разочарованием вздохнул Руфус, откладывая зазубренное шило на толстой деревянной рукояти. — Попробую тебе поверить. Обещаю, что мучиться не будешь, если твои ответы меня удовлетворят.

— Ссабавно, — не удержалась от колкости ламия, — и шшто тебе помешшает сспроссить, сскашшем, о сспоссобе превращения ссвинсса в ссолото, а потом сскассать, шшто мой ответ тебе не понравилсся?

— Ты уже торгуешься? — удивлённо поинтересовался Гордон.

— Нет, шшеловек, — тут же пошла напопятную женщина-змея. — Не торгуюссь. Сспрашшивай.

— Некоторое время назад стало невозможно связаться с другими слоями посредством хрустальных шаров. Вернее, не со всеми слоями, а со слоем Земли. Он тебе знаком?

— Сснаком, мои предки поссещали её в древноссти.

— Ты можешь сказать, в чём причина?

— Нушшен хрусстальный шшар. И обрасс того, сс кем ты шшелаешшь бесседовать.

Экзорцист извлёк из мешка хрустальный шар и поднёс его к самому лицу пленницы. Затем закрыл глаза, старательно вызвал перед внутренним взором лицо Теодора, и передал эту картинку ламии. Довольно простая магия, её учат на первом курсе Академии. Язык человека ненадёжен, иногда свидетель какого-то происшествия, хоть он даже высокообразован, не способен связно описать то, что видел. В этих случаях подобная магия и применяется. Можно передать свою мысль, можно перехватить чужую — если человек этому не противится. Кстати, умение блокировать мысли входило в тот же курс, и именно в этом вопросе преподаватели не знали снисхождения. У Ордена немало секретов, хранить их — первейшая обязанность каждого, кто посвящён в тайны.

Ламия упёрлась взглядом в шар и словно окаменела. Прождав минут пять, Руфус предположил, что тварь сейчас пойдёт на хитрость и потребует развязать ей руки, дабы контакт с шаром получился полноценным. В общем-то, это было правдой, хотя иногда и самому экзорцисту удавалось пользоваться шаром без физического контакта. Не для пользы дела, а так, из чистого интереса. Ну а если взять, к примеру, Нату — там вообще взаимодействие с шаром осуществляется исключительно на уровне магических потоков, заподозрить призрака в наличии у того каких-либо частей тела ну никак нельзя.

Но никаких просьб от ламии не поступало. Всё тот же остановившийся взгляд, всё то же абсолютно неподвижное тело. Наконец потерявший терпение Гордон подошёл к пленнице и взял шар в руки, прерывая контакт. Одновременно с этим по телу твари пробежала конвульсивная волна, хвост забился, пятная траву ядом, пальцы, прижатые к змеиной части тела сетью, скрючились, когти проскрежетали по чешуе.

— Ссерая мгла, — прошипела ламия, продолжая дёргаться в судорогах. — Не могла ссама вырватьсся, ты правильно посступил, шшеловек, шшто ссабрал шшар.

— Что за серая мгла?

— Магия. Ссильная. Сстарая.

— Магия? С её помощью блокируются шары?

— Нет, шшеловек, — сквозь шипение женщины-змеи пробилась явственная насмешка. — Сс её помощью убивают любопытных.

— Таких, как я? — недобро прищурился Гордон.

Яркие губы ламии растянулись в презрительной усмешке.

— Ты сслишшком сслаб, шшеловек. Это — для ссильных. Для тех, кто намного ссильнее и меня, и тебя.

Гордон задумался. Рассказ старого друга Клумма стал приобретать интересные оттенки. Кто-то воспользовался древними силами, чтобы не только обезопасить Землю от контактов с другими слоями — по меньшей мере, контактов посредством магии хрустальных шаров — но и убить неосторожных, решивших этим средством воспользоваться. И выходит, что жертвами должны были стать не обычные волшебники, а некто особо великий.

— Кто мог использовать эту, как её?..

— Ссерая мгла — ссаклинание боевых волшшебников народа шша-де-ссинн. Не сснала, что кто-то из них ещё шшив. Память рода говорит, шшто это ссильные маги. Пошшти бессмертные.

— Боги?

— Ты ссчитаешшь вашшу Ссирилл богиней? — чуть надменно поинтересовалась ламия. — Это не исстина. Ссирилл — из рассы ссуашши, Открывающих пути. Шша-де-ссинн — их враги. Сстарая война, никто не сснает пришшин. Она нашшалассь до того, как первая ламия увидела ссвет дня.

Руфус внимательно посмотрел на ламию. В её словах содержалась какая-то странность, и он лихорадочно пытался понять, что же резануло слух. К его удивлению, следующий вопрос прозвучал из уст Ника.

— Первая ламия? Ты хочешь сказать…

— Насс ссоссдали ссуашши. Нам дали память поколений, шштобы мы ушшилиссь на ошшибках тех, кто погиб в бою. Мы бились с шша-де-ссинн, но они окассалиссь ссильнее. Все ссуашши погибли. Мы надеялиссь, шшто шша-де-ссинн тошше. Ссирилл была одной из посследних. Насс поссылали на поисски шша-де-ссинн в рассные миры, и ессли мы там умирали, осстальные усснавали, где исскать врагов. Но Ссирилл погибла, погибли и другие. Ссуашши большше нет. Нам некому сслушшить.

— А Рыцари Смерти, — снова встрял Ник, — и они создания суаши?

— Эти, как вы их нассываете, Рыссари, вссего лишшь боевые големы. Магия, соссдавшшая их, не иссякла, но у Рыссарей нет цели, им не отдают прикассов. Оборотни — тупые твари, натассканные на охоту за шша-де-ссинн, но не брессгающие любой кровью. Моховики, пессчаники, ледяные тролли, драконы… вссех их ссоссдали для войны. Но ссуашши иссчессли, и их ссоссдания не сснают, сс кем надо ссрашшаться. Мы помним прошшлое, мы сснаем, кто нашш враг.

Мир переворачивался с ног на голову. Всю свою жизнь Руфус верил в то, что светлая Сирилл принесла его народу мудрость и процветание… а выходит, что эта женщина, как и другие, ей подобные, попросту использовала Суонн в качестве плацдарма в безнадёжной войне. И твари, с которыми уже столько веков насмерть бьются воины и маги, есть не более чем одичавшие слуги богини. С именем которой, кстати, зачастую войска Ордена идут в очередной бой. Бесспорно, для того, чтобы осуждать или преклоняться, надо было бы выяснить причины той войны. Вполне вероятно, что создание армий из подобных чудовищ — не самая высокая цена и уплачена ради благого дела. Только вот взгляды на добро и справедливость у противоборствующих сторон, как правило, различаются.

Вообще говоря, уважаемому третьему магистру Затору Клумму следовало бы узнать об этом, но что-то подсказывало Руфусу, что старый друг вряд ли обрадуется подобному сотрясанию устоев. В конце концов, Орден был построен во славу и по слову Сирилл, её имя свято, её образ вдохновляет рыцарей и магов. Не решит ли Великий Магистр, выслушав доклад о сведениях, добытых каким-то сельским экзорцистом, что для государства будет гораздо полезнее отправить этого искателя истины в иной мир? Где он, если верить основам веры, сумеет лично задать богине интересующие его вопросы, но не будет иметь возможности распространять ответы, буде они окажутся «неудобными», среди истинно верующих. Ведь кто-то из этих самых верующих вполне может соотнести эту информацию и термин «порождение Зла». И задать вопрос — а кто является олицетворением этого Зла?

И вот что интересно. На Земле погибли люди Ордена, и тут же оказалась использована древняя магия, характерная для заклятых врагов Сирилл и её народа. Не означает ли это, что все предположения Зантора близки к истине? В мир пришел возродившийся суаши, и их древние враги снова начали охоту.

— Ты говоришь, эти ша-де-синн почти бессмертны? — спросил он.

— Исстинно, — ламия снова содрогнулась, словно выдернутые из глубин родовой памяти картины вызывали у неё отвращение. — Обышшная ссталь против них бессильна, боевые ссаклинания тошше.

— А что поможет? — что-то подсказывало Руфусу, что ответ на этот вопрос в обозримом будущем для него может оказаться весьма важным.

— Сслюна оборотня, яд транссформы вампира, ссок шшизни ламии, огонь дракона, приссрашшный мешщ Рыссаря, ледяное дыхание сснешшного тролля… Большшая шшассть ссоссданий ссуашши могли ссрашшаться с шша-де-ссинн и имели шшанссы на усспех.

— В армиях суаши было место для воинов-людей?

— В этих армиях было мессто для вссех, — лицо ламии казалось равнодушным, но Гордон почувствовал, что, по мнению его пленницы, место людей в этой армии находилось в самом низу иерархии. — Люди исспольссовали орушшие из холодного шшелесса.

— Холодное железо! — встрял Ник. — Я про него слышал… или читал где-то. Но только упоминание. А что это такое, холодное железо?

— Вы вссё ссабыли, люди, — почти по-человечески вздохнула женщина-змея. — Вы нессовершшенные соссдания…

— Неумение забывать — не самая лучшая черта, — буркнул Руфус.

Ламия некоторое время молчала, затем кивнула — насколько ей позволяла опутывающая сеть.

— Ссправедливые сслова. Не сскрою, ессть вещи, которые мои ссородичи хотели бы не всспоминать. А холодное шшелессо — это металл, который приходит сс небесс. Его нельсся плавить, инашше он утратит ссвои ссвойсства.

— Металл с неба? — недоумённо спросил Николаус.

— А что тебя удивляет? — пожал плечами Руфус. — Ну да, бывает, падают с небес камни, попадаются среди них и куски железа. Не слишком хорошее железо, хоть оружие из него и не ржавеет. Только вот у нас уже лет с тысячу назад мастера разгадали секрет, как избавить сталь от ржавчины. С тех пор эти небесные подарки мало кому интересны.

— Ты усснал вссё, шшто хотел, шшеловек? — голос ламии чуть дрожал. — Ты обещал…

— Да, ты мне помогла. Я могу оставить тебе в живых, — Руфус без особой аккуратности свернул разложенную на траве ткань вместе инструментами и сунул сверток Нику. — На, прикопай это где-нибудь в приметном месте. Дорогая штука, не выбрасывать же… Потом заберём.

— В шшивых? — в голосе ламии послышалось нескрываемое удивление.

— Почему бы и нет? Поклянись памятью рода, что не будешь убивать людей, и можешь ползти хоть на все четыре стороны.

Пленница раздумывала недолго.

— Я ссоглассна. Я клянуссь памятью рода, шшто не нападу на шшеловека… первой.

Руфус усмехнулся и погрозил ламии пальцем. Та скривилась.

— … и не сстану провоссировать шшеловека напассть первым. Именем ссвоим, бессмертным в памяти рода, я, Шшасса, даю…

Экзорцист покачал головой. Ламия вздохнула, смиряясь с неизбежным.

— … я, Шшассиен сси Шшои асса Ссуашши, даю сслово иссполнить клятву или умереть, пытаяссь ссделать это.

Она замолчала, затем с горечью поинтересовалась:

— Ты удовлетворён, шшеловек?

— Вполне.

К вящему изумлению Ника, его наставник подошёл к ламии и принялся безо всякой опаски разматывать стягивающую её сеть. Появилось неприятное чувство, что вот ещё мгновение — и шипастый хвост или когти полоснут по телу Руфуса, однако ничего подобного не произошло. Освободившаяся тварь распрямилась, несколько раз качнулась, словно проверяя, не утратила ли она за время пленения способности удерживать равновесие, после чего, более не удостоив своих пленителей и взглядом, стремительно унеслась с поляны.

— Э-э… но как же… — выдавил из себя юный дер Торрин.

— Никакой опасности для людей она сейчас не представляет, — Руфус старательно сворачивал сеть, которую, в отличие от покрытых запёкшейся кровью и так и не потребовавшихся инструментов, бросать здесь явно не собирался. — Клятва рода — сильная штука. Она не посмеет её нарушить. Или ты о формулировке? Согласись, вариант «не буду убивать людей и точка» на самом деле неосуществим. Право на самозащиту есть у любого разумного существа.

— Мы не имели права её отпускать, — набычился молодой человек. — Законы…

— Ну я ж тебе говорил, что энциклики и заповеди нам нарушать придётся.

— То есть… — в глазах юноши начало понемногу проявляться понимание, — то есть, вы и не собирались её убивать? И пытать, небось, тоже?

— Ты уж определись, на «вы» мы или на «ты», — ухмыльнулся Руфус.

— Под настроение, — в тон ему ответил дер Торрин. — И всё же?

— Я не убиваю беспомощных, хоть они и враги, — экзорцист резким движением затянул горловину мешка и закинул его за плечо. — И тебе не советую. Но если хочешь объяснений — изволь. Как ты знаешь, каждая ламия, умирая, приносит роду память о врагах, которые её убили. И о тех жизнях, которые сумела отнять она. Я бы хотел, чтобы Шасса — не думаю, что мне доставит удовольствие выговорить её полное имя — принесла в род понимание того, что можно прожить жизнь, не охотясь на людей. И это понимание станет частью наследия всех ламий во всех мирах, где они встречаются.

Молодой человек замолчал, раздумывая над мудростью столь далеко идущих планов, а Руфус подошёл к монолиту. В верхней части камня располагалась выемка, в которой кучкой были свалены небольшие вещички, которые вряд ли могли бы заинтересовать и самого нуждающегося в средствах грабителя. Вырезанные из дерева фигурки зверей, медные и оловянные безделушки, пара старых подков из дрянного железа — в общем, всякий хлам, имеющий тенденцию накапливаться в любом доме. Только вот полежав хоть сутки здесь, на вершине монолита, хлам этот приобретал особые свойства. Каждая вещица, не имевшая ценности ранее, превращалась в ключ, дающий возможность страннику, ушедшему в иной Слой, вернуться домой.

— Так-с, поглядим… — экзорцист покопался в этой кучке барахла и, удовлетворенно хмыкнув, достал откуда-то с самого дна грубо вырезанную из тёмного дерева куклу размером чуть больше пальца. Руки и ноги куклы, прижатые к телу, были едва намечены, зато голова с кривовато намалёванными синей краской глазами и ртом сидела на штырьке и могла быть отделена. — Подойдёт, пожалуй. Смотри, Ник, какая замечательная штуковина.

— Эта? — юноша поморщился. — Да нищий своему ребёнку такое не предложит.

— Верно. Эту куклу делали не для детей. Что такое ключ с якорем, тебе объяснять надо?

— Не надо, — слегка обиделся Николаус. — Это все знают.

— Ну, положим, не все, но ты прав, кому надо — тот знает. На всякий случай я тебе напомню. Чтобы вернуться домой из другого Слоя, тебе нужен ключ. А чтобы потом снова попасть именно в тот Слой, надо оставить в нём якорь — в данном случае, голову этой куколки. Держи, пусть у тебя будет персональный путь на Землю. Дерево хорошее, почти не гниёт. Да и маслом пропитано щедро, видишь, какое тёмное? Можешь смело её хоть в землю закопать, хоть в болоте утопить — лет сто пролежит, а то и больше.

— А у вас?

— У меня там якорей немало спрятано, — усмехнулся Руфус. — Были времена, я Землю посещал чуть не по пяти раз за год. Правда, давно это было, не скрою. И в Эллане у меня якоря есть, и в Фалгосе… но сейчас нам туда не надо.

Он снова развязал мешок и извлёк из него небольшой сверток. Развернув ткань, экзорцист высыпал в кучу безделушек с десяток новых. Сделаны они были ничуть не лучше того барахла, что уже заполняло выемку. Только все, как и выбранная им кукла, были разборными.

— Пусть силой напитываются, — пояснил он. — Мне плотник наш эти вещички задёшево делает, медная монета за пару. Глядишь, кому-то и пригодятся. Ну что, друг мой, а не пора ли нам в путь?

За спинами странников, уже готовых встать на ведущую в иной Слой дорогу, раздалось шипение. Руфус резко развернулся, рука сжала замаскированный под трость меч.

Шагах в трёх от них стояла во всей красе ламия, чуть покачиваясь на скрученном в спираль могучем хвосте.

— Шасса? — Руфус не был уверен в своей способности отличить одну ламию от другой и лишь надеялся, что в этом болоте не окажется другой твари. Иначе их поход вполне может окончиться, так и не начавшись толком.

Женщина-змея наклонила голову.

— Мы же обо всём договорились, разве не так?

— Договорилиссь. Но теперь у меня ессть вопросс к тебе, шшеловек. Дашше два вопросса.

Руфус пожал плечами. Как ни крути, а это было справедливо.

— Я слушаю тебя.

— Первый вопросс. Как твое имя? Ессли ты не хошшешшь его сскрыть.

— Не вижу причины, — ухмыльнулся экзорцист, хотя на душе у него было весьма неспокойно. — Меня зовут Руфус Гордон.

— Руфусс… я ссапомню. Второй вопросс. К шшему были твои расспроссы?

По большому счету, такие вещи рассказывать ламии не стоило бы. И не потому, что эта информация могла быть ею использована во вред Ордену, а просто по той очевидной причине, что юный дер Торрин, и без того весьма шокированный самим фактом дарования порождению Зла свободы и жизни, попросту придёт в ужас от предоставления этой твари какой-либо ценной информации. Он наверняка уверен, несмотря на все аргументы наставника, что и жизнь-то для чудовища в данной ситуации — совершенно излишнее благо.

С другой стороны… Если буквально понимать решение Великого Магистра, то возродившийся привратник — или уж лучше суаши — является потенциальным союзником Ордена, в то время как неизвестный маг, убивший личного конфидента Клумма на Земле, относится к категории врагов, как для Ордена в целом, так и для созданий, подобных ламии. В рамках подобного противостоянии не помешают никакие союзники.

— У меня есть сведения, что, по меньшей мере, один из суаши уцелел. Вернее, не столько уцелел, сколько возродился. Объяснять слишком долго. И на него идёт охота, причём охотников, если я правильно всё понял, возглавляет маг, один из ша-де-синн. Вероятно, он и использовал серую мглу. От его руки погиб эмиссар Ордена. Кроме того, этот маг вступил в схватку с кем-то, кто пользовался заклинаниями, свойственными Сирилл.

— Как ссобираетсся посступить Орден?

— Вообще говоря, это уже третий вопрос. Я не знаю всех планов Ордена, я всего лишь рядовой экзорцист, но приказы, полученные мной, требуют оказать суаши всяческую помощь и убедить его — или её, что нельзя исключать — в том, что наиболее безопасным местом для него является Суонн. Орден верен заветам Сирилл и, думаю, будет оберегать её родича всеми силами.

— Хорошшо, — ламия приблизилась ещё на шаг. — В таком сслушшае, экссорссисст, у меня к тебе большше нет вопроссов. Ссато ессть проссьба. Убей меня.

— Что? — слова ламии повергли Руфуса в самый настоящий шок. — Ты сошла с ума?

— Сслова, сскассанные тобой, сслишшком вашшны. Вссе дошшери моего рода долшшны усснать о том, шшто ессть шшанс обрессти ссмыссл нашшего ссущесствования. Ессли ссуашши жив, мы обяссаны сслушшить ему. Ессли он в опассноссти, мы долшшны защитить его. Ессли Орден помошшет ссуашши, ламии сстанут ссамым надешшным ссоюссником Ордена.

— Но убивать-то тебя зачем?

Ответ стал очевиден до того, как Руфус закончил выдавливать из себя эту короткую фразу. И в самом деле, существует ли более быстрый способ передачи сведений разбросанному по этому и другим мирам роду, если не так — умереть и отдать память всем живущим. Гордон мрачно посмотрел на бывшую пленницу, мысленно задаваясь вопросом, а смог бы он сам вот так отдать жизнь? Не в бою, не стоя на пути очередного порождения Зла, подбирающегося к мирным селянам — а просто попросить о смерти и покорно склонить голову.

— Я… я не смогу.

— Пуссть это ссделает твой сспутник. Он хошшет, я шшувсствую.

Руфус молчал. В его душе, впервые в жизни, поднималась волна уважения к существу, которое он привык называть порождением Зла и которое, в ином месте и в иное время, он уничтожил бы, не задумываясь, испытывая только чувство удовлетворения от хорошо выполненной работы.

— Я прошшу тебя, шшеловек, окассать мне милоссть.

Ламия опустила голову, руки со смертельно опасными когтями подхватили густую гриву волос, обнажая золотистую кожу тонкой шеи. Существо — назвать её «тварью» уже как-то не поворачивался язык — замерло. И лишь невидимые сейчас из-за волн чёрной гривы губы снова прошептали:

— Прошшу…

Быть может, Ник и в самом деле сумел бы это сделать. Быть может, он желал бы этого — как возмущался совсем недавно тем, что его наставник, вопреки орденским принципам и гласу разума, даровал ламии свободу и жизнь. Но Руфус понимал, что пройдёт не так много времени, юноша осознает произошедшее и — если его душа не очерствела — будет страдать. Иногда человеку приходится становиться палачом… Но и те, кто сделал это занятие своей работой, предпочитают закрывать лица масками.

По трости, сжимаемой экзорцистом в руке, прошла рябь, открывая истинный вид упрятанного под покровом иллюзии клинка. Руфус поднял меч над головой, сжал эфес двумя руками и…

И с силой опустил.

За мгновение до того, как остро отточенное лезвие рассекло нежную кожу, он успел услышать:

— Сспассибо.

Глава 3

В которой Лена делает глупости, попадает в рабство, обзаводится новым именем и выслушивает нравоучения

Лена бежала, глядя вперёд и только вперёд. И ещё под ноги, что было ничуть не менее важно. Сбитые до крови костяшки пальцев, сломанные ногти — это полбеды, это, можно сказать, мелочи. Как и две царапины на щеке, которые она видеть не могла, зато замечательно могла чувствовать. Если споткнуться и упасть — можно обзавестись новыми ссадинами, которые тоже ничуть не страшны. В сравнении с тем, что с ней произойдёт, если преследователи догонят.

Думать было некогда. И представлять себе картины ближайшего и весьма вероятного будущего было не ко времени, но эти картины упорно лезли в мысли, заставляя сходить с ума от страха.

Свистнула над плечом стрела, вспарывая лёгкую куртку. Аккуратно и расчётливо — рассечь ткань до кожи, и при этом не коснуться плоти. Суки ушастые… намекают — мол, шустрее, девочка, шустрее.

Может, плюнуть и остановиться?

Она перепрыгнула очередной корень, словно из вредности выбравшийся из-под земли прямо на её пути. Оступилась, боль пронзила ногу. Слава богу, не растяжение — похромав несколько шагов, она с радостью почувствовала, что боль отпускает. Снова можно бежать — если бы в этом был хоть какой-то смысл.

Минуты через три появилось ощущение, что преследователи отстали. Прислонившись к толстому древесному стволу, девушка попыталась успокоить дыхание, одновременно стараясь понять, что же именно пошло не так. Эльфы — они же мудрые и добрые, почему же её ожидания оказались столь жестоко обманутыми? Ведь и приветствовала их предельно вежливо, поклон изобразила, насколько смогла. И улыбалась, дура, как лучшим друзьям.

А лучшие друзья стояли шагах в десяти и о чём-то переговаривались на языке, в котором слова состояли преимущественно из одних гласных. Как там… «ауэлиоо эя уайелей»… что бы это значило? Потом один из этих уродов заявил на языке незнакомом, но, как и обещал тот мужик, вполне понятном:

— Забавная зверушка, ты не находишь?

Обращался он явно к напарнику, но не было никаких сомнений — оскорбление было намеренным. Иначе продолжал бы свои «аля-улю».

— Смертные совсем обнаглели, — не поддержал второй эльф шутливого тона. — Дай им волю, они здесь вообще дорогу проложат. Уж, казалось бы, веками объясняем, что наш лес для них — запретное место.

— Не понимают, — вздохнул первый. — Ну и что с них взять? Пока человеку что-то объяснишь, он от старости умирает.

— А если не объяснять, умрёт так… не от старости, — ухмыльнулся второй.

Некоторое время она обескуражено смотрела на высоких красавцев в лёгких кольчугах то ли из зелёного металла, то ли из пластика (в принципе, пластика здесь быть не должно, но кто их знает) и зелёных же коротких плащах. Оба в узких зелёных лосинах, в мягких коричневых (это ж надо, какое разнообразие цветовой гаммы) полусапожках.

И с луками.

Вроде на вид и простые совсем, не то, что её «хойт», только веет от этих деревяшек чем-то очень нехорошим. И по мечу у каждого за спиной — аж мороз по коже идёт от одного взгляда на вытертую оплётку рукоятей. Эти мечи часто пускали в дело.

Но почему же они настолько негостеприимны? С одной стороны понять можно, если кто-то впёрся без приглашения в твой дом, истоптал твои половички и развёл огонь прямо на полу посреди кухни, радости это не вызовет. Но ведь можно же сделать скидку на то, что гость — человек в этом мире новый и понятия не имеет, куда попал и что делать дальше.

Если точнее, определённое понятие об этом у неё не так давно было. Цель ставилась однозначная и, на первый взгляд, вполне реальная — найти эльфов, поговорить, выпросить какой-нибудь сувенирчик на память и вернуться домой. И сказать Илайне и Этуаль, в миру соответственно Таньке и Ольге, что эльфы, что бы там подруги себе ни навоображали, на самом деле именно такие, какими их Лена и представляла — мудрые, всепонимающие, склонные к поэзии.

Дело было за малым — найти бессмертных и пообщаться. Допустим, жечь костёр не стоило, все источники хором говорят, что огня в своих владениях эльфы не выносят. А мясо они, простите, сырым едят? Лена совершенно не собиралась устроить пожар, но ночь была не столь уж и тёплой, а сухих веток вокруг предостаточно. И потом, она же не совсем дура… аккуратно под кострище место очистила, убедилась, что ручеёк рядом журчит. Все по уму.

И костерок вышел замечательный, аккуратный, тёплый. Она ненадолго задремала, прислонившись к этому самому… мэллорну, или как там его. А потом что-то хлопнуло, и ей на голову обрушился целый водопад. Да ещё вода не слишком чистая, с тиной. То ли эльф в полузатухшие угли метил, да промахнулся слегка, то ли… да хрен там он промахнулся. Нарочно гостью облил, ублюдок. А вода в ручье чистая, небось, специально, гад, тину где-то искал.

Костёр он, правда, тоже потушил — теперь, при свете дня, идея с огнём уже не казалась Лене столь удачной, поляна у подножия мэллорна была изуродована чёрным выжженным кругом.

— Эй, соплячка, — прервал её размышления первый, более жизнерадостный эльф. — Ты сама понимаешь, что тебя ждёт?

— А что? — Леночка, признаться, не привыкла к подобному невниманию со стороны мужчин. Обычно ей достаточно было томно прикрыть глаза, чуть улыбнуться — и мужики таяли, готовые если и не на любые безумства, то уж на некоторое потакание её капризам — наверняка. И оттого, что два красавца блондина над ней явно насмехаются, сама начала медленно съезжать с катушек. — А что меня ждёт? Я всего-то и хотела на вас посмотреть, поговорить. Там, откуда я пришла, эльфов считают мудрыми и…

— … и добрыми, — подсказал бессмертный. — Скажи, дитя человеческое, ты любишь кошек?

— Ну, допустим.

— А тараканов?

Помимо воли Лена передернулась от отвращения.

Она и в самом деле очень не любила насекомых. Если комары и мухи вызывали у неё просто раздражение, то тараканы, пауки, крупные жуки и прочая гадость заставляли трястись от смеси страха с омерзением. Во время турпоездки в Египет, года полтора назад, ей довелось ночевать в гостинице в Каире — экскурсия из Хургады на пирамиды планировалась на два дня. О самой поездке Лена вспоминала без особой радости, кроме жары, дикого акцента гида (мало что понять можно было) и навязчивых заездов во всякого рода торговые точки, высокопарно именовавшиеся «институтом папируса», «академией ароматов» и так далее, ничего толком и не запомнилось. Каирский музей показался скучным, пирамиды — и вовсе сплошное нагромождение камней. Может, по телевизору это смотрится и здорово, а вот вживую — как-то не очень. Но самый ужасный сюрприз ожидал её именно в гостинице. Вечером, уже собираясь ложиться спать, Лена увидела, как прямо через всю комнату, вальяжно, с чувством собственного достоинства, шествует таракан. Размером со спичечный коробок. Позже она и вспомнить не могла, как выскочила из номера, зато не забыла, как до утра слонялась по вестибюлю отеля, категорически отказываясь вернуться в постель. От одной мысли, что ночью, возможно, по её телу будет ползать ЭТО, начинало тошнить.

— Вот тебе и мудрость, которую ты искала, — наставительно заметил эльф, от которого не укрылась дрожь девушки. Причин он знать не мог, но выводы сделал верные. — Ты с добротою относишься к одним существам и без тени любви — к другим. Вопрос лишь в том, кто ты для эльфов.

— А кто? — с вызовом поинтересовалась Леночка. Она себя считала как раз кошкой. Или зайчиком. В общем, белой и пушистой.

— Сама-то как считаешь? Милое создание, приносящее в жизнь красоту и уют, либо же мерзкое надоедливое насекомое, пытающееся забраться туда, где ему не рады, и, — он кивнул в сторону кострища, — гадящее на своём пути.

— Я… я не хотела, простите.

— Вот тебе вторая мудрость, дитя. Правильно было бы сказать «не подумала о последствиях». Выбирай правильные слова, если желаешь, чтобы собеседник принял то, что ты намерена сказать. Нельзя разжечь огонь, если не хочешь этого. Поняла?

«Демагог» — подумала Лена, но спорить смысла не было.

— Да. Простите, я действительно не думала…

— Что ж, уже лучше. Ты признаёшь, что думать тебе не свойственно, как и большинству представителей твоей расы. И отсюда вытекает третья мудрость. Ошибки, совершённые из благих намерений, можно простить. Ошибки, допущенные от нежелания думать над последствиями, прощать нельзя.

Лена мрачно посмотрела на эльфа. «Мудрости» уровня книг для дошкольников отнюдь не казались ей смешными, в то время как хозяин леса прямо лучился радостью, словно он и в самом деле изрекает бессмертные истины, сравнимые с понятием «в чём смысл жизни».

— Итак, ты вкусила от нашей мудрости, — продолжал изгаляться блондин. — Теперь настал черед доброты. Я дам тебе немного времени и укажу путь. Сумеешь выбраться из леса прежде, чем тебя догонят стрелы — твоё счастье. Не сумеешь… что толку дарить добро тем, кто не может им воспользоваться?

Он протянул руку, указывая куда-то в гущу леса.

— Беги. И беги быстро, так, чтобы обогнать наши стрелы.

Она тряхнула головой, отгоняя недавние воспоминания. Всё пошло не так. Ожидаемая мудрость обернулась ёрничаньем, пресловутая доброта — откровенным издевательством. Лена всегда считала себя вполне спортивной, она и фитнес-центр посещала, и физкультурные пары в универе не пропускала, в отличие от большинства сокурсников, имевших хоть какую-нибудь возможность сачкануть. Её подруги и приятели искренне считали, что занятия спортом «для души» — дело святое, а вот «для галочки» тратить время на прыжки через коня, бег на время и лазанье по канату — глупость несусветная. Есть масса куда более интересных занятий. Самое забавное, что некоторые преподаватели, не признаваясь в этом открыто, считали физкультуру не просто второстепенным предметом, а вообще лишним. Пусть и немного её, всего-то две пары в неделю, но программа столь насыщенная, что и эти три часа можно было бы использовать с куда большим толком. А дабы о здоровье заботиться — так пусть молодежь сама об этом думает. В конце концов, тренажёрных залов, теннисных кортов, бассейнов и прочего в Москве — завались.

Лена занятия посещала исправно, хотя особого удовольствия от этого не испытывала. Просто не любила прогуливать без веской причины. При этом с пониманием относилась к тем, кто подобными причинами обзаводился. Не хотят — да и ради бога. Умение подтягиваться полезно солдату, но для карьеры польза от подобных навыков весьма сомнительна.

Сейчас создавалось ощущение, что умение бегать и прыгать через препятствия очень способствует карьере. Поскольку, если сбежать не удастся, карьеры может и вовсе не быть. Никакой.

А на практике вышло так, что вся её физическая подготовка — пустой звук. Потому как бегать по специальной дорожке, предварительно размявшись и, по большому счету, не особеннорассчитывая на выдающиеся результаты — это одно, а нестись сломя голову по лесу, срывая дыхание, обдирая кожу о деревья, путаясь ногами в низких (слава всевышнему) кустах и спотыкаясь о корни — совсем иное. А уж если тебе в спину ещё и стрелы летят…

Дерево вздрогнуло, и Лена взвизгнула от резкой боли — длинная стрела с белоснежным оперением торчала из ствола, уйдя настолько глубоко, что и наконечника не видно. Но он там точно был — поскольку рассёк в очередной раз куртку, теперь зацепив и кожу. Царапина, и крови-то почти нет…. Неожиданно для себя самой, девушка не бросилась бежать. Она с какой-то отрешённостью взглянула на разрез, убедилась, что кровь не хлещет фонтаном (едва сочится, если честно), и лишь потом сделала первый шаг.

Следующая стрела словно ножом срезала ветку над её головой.

— Суки! — выдохнула она. На крик не было сил.

Но они услышали. Очередная стрела чиркнула по предплечью, оставив новую царапину. На этот раз — довольно глубокую.

Окажись на месте Лены настоящий боец, он сейчас бы более всего жалел об утрате лука и целого колчана отличных углепластиковых стрел с вполне боевыми наконечниками. Но у девушки, чьё знакомство со схватками не на жизнь а на смерть исчерпывалось просмотром боевиков, подобных мыслей не могло возникнуть в принципе. Героизм, самопожертвование — всё это требует определённого склада характера. Большинство людей, оказавшись в безвыходной и смертельно опасной ситуации, попросту опускают руки. Немногие способны отбросить налёт цивилизации и драться насмерть, защищая свою жизнь или иные, не менее (а то и более) значимые ценности. Считанные единицы способны при этом победить. Речь не идёт о солдатах — армия, пусть состоящая из вчерашних призывников, толком ничего не умеющих, сильна не только тем оружием, которое всунуло правительство в руки мальчишек. Армия — это единение, где рядом чувствуется плечо товарища, пусть столь же ненадёжное, как и твоё собственное, но дающее психологическую поддержку.

А в одиночку… Если ты один, то в голову потоком лезут мысли о том, что шансы уцелеть наверняка есть. Сбежать, спрятаться, покориться, разжалобить врага, вымолить пощаду. И никто не узнает, что тебе пришлось стоять на коленях — неважно, в прямом или переносном смысле. Одиночка — не воин. Если только его не обучили пониманию того, что одинокий волк может быть куда опаснее целой отары взбесившихся овец. Именно пониманию — можно прочитать сколько угодно книг, просмотреть массу фильмов, выслушать умные речи и, на волне энтузиазма, обзавестись каким-нибудь поясом. Всё это будет знанием — но не пониманием.

Лена бежала. Минутная… нет, десятисекундная вспышка мужества там, возле дерева, уже исчезла, растворившись во всепоглощающем страхе. Она не думала о том, что можно упасть на землю и, пресмыкаясь, молить о снисхождении этих мудрых, чтоб они провалились, бессмертных моральных уродов. Страх утверждал, что прощения не будет. Страх требовал бежать без оглядки, куда угодно — в лес, в болото, в неизвестность. Поскольку любая неизвестность лучше, чем стрелы, время от времени вспарывавшие уже превратившуюся в лохмотья одежду.

И она бежала. Упала, покатившись по земле, с треском лопнули швы и рукав модной кожаной курточки повис, держась на честном слове. Девушка тут же вскочила — очередная стрела впилась в то место, где мгновением раньше была её нога — и метнулась в сторону, отчаянно надеясь избежать смертельного оперённого подарочка. И снова бег, хриплое дыхание, пот, заливающий глаза, мокрая от крови рука, лопнувшие на бедре узкие джинсы.

А потом вдруг она поняла, что деревьев вокруг нет. Не слишком густая трава местами сменялась участками, сплошь заросшими красным луговым клевером, влажная земля, тут же налипшая на кроссовки. Лена затравлено оглянулась — да, вот они, деревья. Всего в десяти шагах.

Убийцы стояли как раз на границе леса и поля. Один неторопливо снимал с лука тетиву, второй просто ухмылялся, глядя на девушку. Затем смачно плюнул в её сторону.

— Тебя пощадили, дитя человеческое. Преисполнись благодарности.

— Сволочи вы, — прошептала Лена, не задумываясь о том, что в ответ на немудрёное оскорбление вполне может прилететь стрела. На этот раз, в чистом поле, шансов уцелеть будет мало.

Эльф пожал узкими плечами.

— Ты явилась в этот мир, не зная правил. И, как я вижу, не стремясь их узнать. Что ж, надеюсь, что один из законов ты усвоила. В наш лес людям хода нет… если только их не пригласят. У тебя впереди будет возможность изучить местные обычаи и порядки. Если повезёт — выживешь. Если нет — вина будет только твоей. На прощание я подарю тебе ещё одну каплю нашей мудрости, хотя и не думаю, что это пойдёт тебе на пользу. Запомни, грубое слово больно бьёт, даже когда исходит от бессильного. А жители Элланы привыкли отвечать на удары.

Лена не успела понять, в какой момент эльфы исчезли. Они не растворились в воздухе, нет — просто сделали шаг назад, сливаясь с зеленью листвы и коричневой корой могучих стволов… и, спустя всего лишь мгновение, взгляд уже не мог отыскать бессмертных.

— И все равно вы твари, — прошептала девушка.

В ответ из леса вылетел небольшой, с палец, камешек, больно ударивший её в щёку.

До обжитых мест Лена добралась часа через четыре, когда висящее над головой солнце уже заставило ее подумать о том, что сдохнуть в лесу было бы не самым плохим выходом. Пот, грязь, кровь… выглядела она сейчас настолько ужасно, что аборигены, по логике, должны были пристрелить её либо из жалости, либо из чувства самосохранения. Детей только пугать.

Вид на деревню открылся с небольшого холма. Два десятка больших и столько же маленьких низких домов, сложенных — насколько удалось разглядеть — из камня. Сочно-зелёные крыши, словно поросшие травой. Наверное, дёрном крытые. Неподалёку — невысокая, этажа в три, каменная башня (до замка это сооружение явно недотягивало), окружённая частоколом. Возле домов — люди. В основном — дети в длинных, до колена, рубахах, и женщины в довольно ярких платьях. Мужчин не видно. Лена лежала в траве, надеясь, что стража — скорее всего, в башне есть стражники — её не заметит. Ей повезло — соседство с эльфийским лесом сказывалось, воины приглядывали за противоположной стороной долины, прекрасно понимая, что никакой угрозы от лесных жителей быть не может. А уж если бессмертные захотят спалить людское поселение — десяток местных воинов и полдесятка приезжих, обосновавшихся в таверне, всё равно ничего противопоставить такому нападению не смогут.

Сейчас, когда непосредственной угрозы для жизни не было, девушка получила время на размышления, и, в итоге, решила, что общение с аборигенами лучше отложить до вечера. В желудке уже урчало, горло пересохло настолько, что нёбо, казалось, вот-вот потрескается и начнёт отваливаться кусками, но соваться к людям при свете дня, да ещё в таком виде? После общения с эльфами она понимала, что с распростёртыми объятьями никто её встречать не будет. Идти на контакт придётся, куда ж деваться — оставалось только прикинуть, какую роль при этом играть.

Выбор был, к сожалению, невелик.

Несколько серебряных монет, приобрести которые ей хватило предусмотрительности, находились сейчас в лесу вместе с небольшим запасом продуктов, сменной одеждой, косметикой и массой разных полезных мелочей. Добраться до рюкзачка не было ни малейшей возможности. Изрезанная стрелами, испятнанная кровью куртка и лопнувшие, грязные джинсы должны были бы, по идее, вызвать у местных сострадание, но избыточное внимание и, как следствие, расспросы девушку никак не устраивали. Кто знает, как аборигены отнесутся к пришелице из другого мира. Вдруг сочтут ведьмой и на костёр отправят? Или, в лучшем случае, куда-нибудь в тюрьму — до особого распоряжения.

— Какая ж я идиотка.

Возле деревни обнаружился небольшой, затянутый ряской пруд. Добравшись до него (где короткими перебежками, а где и ползком), Лена убедилась, что дурно попахивающая вода никому в данный момент не требуется, и попыталась хоть немного привести себя в порядок.

С курткой, изодранной ветками и стрелами, пришлось расстаться — она неизбежно привлекла бы внимание. По счастью, неподалёку обнаружилось самое натуральное пугало — голова из тыквы, растопыренные руки-палки и, что гораздо важнее, накинутый сверху драный балахон. Ну, не то чтобы совершенно драный — похоже, жители деревни особо не бедствовали и «одежда» Страшилы была тому свидетельством. Несколько прорех, выцветшая под жгучим солнцем ткань, некогда украшенная цветным орнаментом… в целом, приемлемо. Балахон укрывал Лену практически до пяток, так что джинсы можно было сохранить. И кроссовки… нищенка, каковой она собиралась прикинуться, должна была бы передвигаться босиком или в чём-нибудь очень местном, так сказать, «национальном», но если вдруг придётся бежать — что может быть для этого дела лучше хорошего американского «Nike». В джинсах нашёлся неведомо как завалившийся туда десятирублёвик. Обычно Лена не носила мелочь в карманах, а тут повезло — какая-никакая, а монета. Вдруг пригодится?

Смыв кровь, она заклеила ранки подорожником — кто ж не узнает эти чуть вытянутые листики — и кое-как замотала рассечённое предплечье полоской ткани, оторванной от подола блузки. На первое время сойдёт. Натянув украденную у пугала хламиду, девушка критично осмотрела себя, остро сожалея об отсутствии зеркала. Что ж, лучшего результата уже не достигнуть.

Солнце медленно скатывалось к горизонту, и Лена решила, что ждать дальше нет смысла. Вечером и, пуще того, ночью стража — если она есть в деревне — наверняка будет более подозрительна, так что если уж идти, то лучше идти сейчас. Выбравшись на некое подобие дороги, она демонстративно-неторопливо побрела к жилью.

Её некогда белые, а сейчас грязно-серо-буро-зелёные кроссовки оставляли в пыли весьма интересные следы. Но Лена об этом не думала.

Деревня встретила её полнейшим равнодушием. Несколько скользнувших по бродяжке взглядов — не более. Остановившись у первого дома, Лена сглотнула слюну — ветерок донес до неё аромат свежего хлеба. Подумать только, не так давно она искренне считала, что хлеб — это не более чем атрибут нормального обеда, да и то не всякий, а исключительно дорогой, зерновой, со всякого рода экзотическими добавками. Сейчас была бы, пожалуй, рада и чёрствой краюхе. И воды… пить хотелось до одури. Она попыталась напиться из пруда, но неприятный запах цветущей воды чуть не вызвал рвоту.

— Простите, добрая женщина… — знание языка, как оказалось, мало помогало в выборе манеры общения, поскольку дородная селянка в синем платье, расшитом по подолу причудливым красным узором, надменно вскинула бровь и презрительно оттопырила губу, услышав это обращение от нищенки. — Простите, я… я два дня ничего не ела.

— Всего два дня? — фыркнула толстуха. — И уже проголодалась?

Она явно не прочь была бы спустить на бродяжку собаку или просто взять в руки палку, чтобы прогнать попрошайку от своего дома, но в итоге решила проявить милосердие.

— Проваливай отсюда. Вон, там таверна. Может, хозяин найдёт для тебя каких-нибудь объедков. И чтобы я тебя здесь не видела. А украдёшь что — гляди, крикну стражу.

— Спасибо, госпожа.

Лена опустила голову и медленно побрела в указанном направлении.

Таверна ничем не отличалась от остальных домов этой деревни. Разве что небольшой вывеской, на которой был довольно бездарно намалёван белый петух. Название не было предусмотрено, да и присутствуй на вывеске буквы — толку с того. Знание языка не особо помогало в понимании письменной речи, как говорил мужик, снабдивший Лену ключом. Низкая, едва пройти не склоняясь, дверь распахнулась, и на голодную девушку обрушился вал ароматов жареного мяса, пива, овощей, дыма, горелого масла, смолы, застарелого пота…. Ядрёная смесь, вызвавшая бы отвращение у обычного современного человека, сейчас заставила Лену чуть не захлебнуться слюной.

Она огляделась. В слегка задымленном помещении размещалось штук восемь больших, на дюжину гостей каждый, столов, но сейчас посетителей было немного. В дальнем углу устроилась компания из полудесятка мужиков, увешанных мечами, топорами и прочим боевым железом (что характерно, садясь ужинать, эти люди постарались не расставаться с оружием). Учитывая, что на краю стола громоздились одинаковые шлемы, да и одеты все пятеро были примерно похоже, можно было сделать вывод, что сия тёплая (в смысле, уже изрядно подогретая выпивкой) компания состояла из местных стражников. За другим столом в гордом одиночестве поглощал пиво некрупный мужчина, совершенно лысый, зато с аккуратной ухоженной бородкой. Судя по количеству объедков, заполнявших большое деревянное блюдо, аппетит бородатого абсолютно не соответствовал комплекции. Ещё двое посетителей пристроились за третьим столом — их более всего интересовали катающиеся по толстой и довольно-таки грязной столешнице игральные кости.

Последний из гостей таверны сидел у самого входа. Стол перед ним был пуст, если не считать кружки с пивом — видимо, зашёл только что и не успел сделать заказ. Или не голоден.

— Чего надо?

Лена вздрогнула. Увлекшись разглядыванием настоящей средневековой таверны, она прозевала появление хозяина.

Если попытаться изобразить некоего «классического» трактирщика в понимании авторов большей части фэнтези-произведений, то получится эдакое не в меру толстое создание, обязательно с напяленным поверх мешковатой одежды засаленным передником. Лицо, если следовать канонам, должно быть одутловатым, но угодливым.

Хозяин этого заведения был именно таковым… в части, касающейся размера необъятного пуза, обвисших жирных щёк и грязного фартука. Только вот угодливости не было и в помине — ну и в самом деле, кому тут угождать, нищенке?

— Чего тебе надо, спрашиваю?

— Простите, господин, — Лена изобразила поклон, судя по кислому выражению лица хозяина, недостаточно низкий, — нельзя ли попросить немного еды?

— Попросить? — скривился толстяк. — Что, и мелкой медяшки нет?

— У меня есть это, господин… — Лена протянула трактирщику червонец. — Это дорогая вещь…

Дурную шутку с девушкой сыграл голод. После стольких усилий, направленных на маскировку, не стоило демонстрировать деньги другого мира, но в тот момент Лена думала только о тарелке с чем-нибудь съедобным. И о большой кружке… да чего угодно, хоть простокваши, хоть прокисшего пива, хоть просто воды. Вообще говоря, она и не рассчитывала, что хозяин сочтёт монету серебром или, тем паче, золотом. С другой стороны, можно было предположить, что качеством исполнения десятирублёвка с изображением Юрия Гагарина на голову превосходит любую продукцию местных монетных дворов и должна, как минимум вызвать интерес. Может, за неё удастся сколько-нибудь выручить, чтобы на первое время хватило.

Вопреки ожиданиям, трактирщик посмотрел на монету с полным равнодушием. Затем подошёл к стойке, за которой обычно ожидал посетителей, и достал из-под неё небольшую дощечку, на которой были закреплены три неглубоких мисочки — жёлтая, серебристая и медно-красноватая. Установив дощечку на стол, он поднёс монету к жёлтой миске и разжал пальцы. Лена ожидала услышать протяжный звон, но металл не издал ни звука, словно монета упала на пуховую подушку. Затем подобный же фокус повторился с серебристой чашей. И только соприкоснувшись с медью, десятирублёвик издал еле слышное позвякивание.

— Эта вещь ничего не стоит, — буркнул трактирщик. — Ни золота, ни серебра, одна лишь медь, да и то мало. Могу дать тебе миску похлёбки из бараньих потрохов и кружку… — он скользнул взглядом по невысокой фигурке и расщедрился, — молока.

— Спасибо, господин. Да поселится богатство в твоём доме.

— Откуда взяться богатству, если кормить себе в убыток всяких… — пробурчал толстяк. — Вон, в угол садись, а то мне всех гостей распугаешь.

Лена пристроилась на широкой скамье, отполированной многочисленными задницами посетителей, и замерла в ожидании. Через несколько минут невысокий, болезненно худой мальчишка бухнул перед ней грубую деревянную миску, наполненную густым варевом, толстый ломоть серого хлеба и глиняную кружку с молоком. Заметив растерянный взгляд девушки, хмыкнул и добавил извлечённую из-за голенища сапога ложку.

— На вот, отдашь потом, — надменно бросил он Лене. — И не утащи, смотри мне!

Кое-как обтерев ложку подолом балахона, Лена осторожно зачерпнула похлёбку. Пожалуй, потрохов в миске было не так уж и много, от силы четверть, всё остальное — разваренная фасоль, лук и ещё какие-то овощи. Выглядело не слишком аппетитно, но на вкус вышло очень недурно. А молоко… оно было просто потрясающим — густое, пахучее, жирное. И миска, и кружка опустели в считанные минуты… пожалуй, было бы неплохо повторить, но хозяин явно считал, что дал за сомнительную монету вполне достойную цену и предлагать добавку не торопился.

Таверна постепенно заполнялась посетителями. Явились два здоровенных мужика при оружии, взяли вина и мяса, после чего пристроились в углу, так, чтобы дверь была перед глазами, а надёжная стена из толстых брёвен — за спиной. Потом ввалилась шумная компания молодых парней, явно безденежных — заказали только пива и хлеба. Зато заняли самый большой стол в центре зала и, заполучив в руки кружки, принялись неторопливо цедить напиток, явно рассчитывая растянуть его на подольше. Ведь любой хозяин неодобрительно смотрит на тех, кто попусту занимает место, не принося заведению прибыли, а тут ничего и не сделает — сидят люди, пивко потягивают… клиенты, как-никак. Из разговоров парней следовало, что в самом обозримом будущем эльфы затевают очередной поход куда-то — куда именно, Лена не поняла, но явно не за покупками на ярмарку — и готовы платить тем, кто согласится принять в этом мероприятии участие. При этом юноши изображали из себя героев, а предстоящую кампанию расценивали как средство быстро и легко пополнить свои тощие кошельки. Быть может, Лена и не имела ни малейшего представления о сути здешней жизни, но в то, что кто-то будет за просто так раздавать деньги, не верила. Скорее всего, мальчишек втянут в какие-нибудь неприятности, которые некоторым из них (а то и всем) однозначно выйдут боком.

Но проблемы молодых людей, ищущих приключения на собственные задницы, Лену сейчас волновали меньше всего. Отщипывая кусочки от хлебного ломтя (пропечен неважно, да и на вкус как пластилин), она думала над свалившимися на неё приключениями и о том, как из них выпутаться.

Ничего хорошего как-то не придумывалось. Ключ — единственный способ вернуться домой — в настоящее время валялся в лесу, вместе с остальными вещами, ценными или не очень. Она, не раздумывая, отдала бы всё, что имела, за возможность оказаться возле мэллорна с заветным кусочком коры и маленькой, с полпальца, веточкой. Лист… или якорь, как называл его тот мужик, надёжно спрятан. Лена была совершенно уверена, что никому в голову не придет заглядывать под обложку книги — отец мало внимания уделяет литературе, зато ценит её в качестве «элемента дизайна», а мачеха и вовсе читает только глянцевые журналы, ревниво разглядывая светских львиц и отпуская при этом язвительные замечания в их адрес. Пока лист находится в сохранности, шансы на возвращение имеются. Пусть и призрачные. Дело не в том, что эльфы могли выпотрошить её рюкзак… и смешно было бы предполагать, что они не опознают ключ. Куда хуже другое — рюкзак вполне может до сих пор мирно лежать под деревом, но добраться до него нет никакой возможности. Просто не найти… Для неё, человека до мозга костей городского, лес — это одна большая загадка. Очень большая. Все деревья в нём кажутся одинаковыми, все направления — ведущими непонятно куда. Как найти одну нужную полянку из сотен таких же, как не пройти мимо искомого места на расстоянии в несколько шагов?

А альтернативы? Она довольно много читала, в том числе (объективно говоря — в основном) фантастику и, будучи девушкой относительно трезвомыслящей, понимала, что вжиться в чужую среду, найти нужных людей, склонить их к сотрудничеству, при этом не имея ни гроша за душой — это даже не фантастика, это так… сказка для дошколят. Пойти по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом, лезть с разговорами к каждому встречному и, в самые короткие сроки, обзавестись проводником (Страшилой) и парой телохранителей (Лев и Железный дровосек), а также некоторым количеством волшебных предметов — так не бывает.

Она осознавала, что её нынешняя рассудительность, мягко сказать, запоздала. Не стоило связываться с этой идеей — заявиться в эльфийский лес, познакомиться с местными жителями, которые — как она искренне считала — тут же проникнутся к ней симпатией. Не прониклись. Но теперь рвать на себе волосы поздно и неэффективно. Только вот никаких идей в голову не приходило.

Хорошо этим… попаданцам. Стоит тебе оказаться в другом мире или в другом времени, как тут же начинается стремительный карьерный взлёт. Пусть дома ты был никому не нужным мелким уголовником, отставным офицером или заурядным бизнесменом, в ином мире ты раскроешься, подобно невиданной красоты цветку. Тебя зауважают пираты, к твоим советам станет прислушиваться Сталин (как вариант — Александр Невский, Иван Грозный или какой-нибудь другой лидер нации), рядом тут же образуется толпа соратников, что за тебя готовы в огонь и в воду… Ах да, тебя до дрожи в коленках начнут бояться враги, коими ты тут же непременно обзаведёшься в количестве, достаточном для динамичного развития сюжета. А ты тут же спасёшь мир! Ну или, на худой конец, изрядную его часть. Правда, при этом придётся угробить часть друзей и массу врагов — так ведь цель святая.

А сейчас цель самая что ни на есть прозаическая — домой вернуться.

— Мир тебе.

Она не сразу поняла, что слова обращены к ней. Подняла глаза — на скамье за её столиком сидел мужчина лет сорока. Тот самый, что раньше занимал место у двери и довольствовался исключительно пивом.

— И вам мир, господин.

— У тебя беда? — его голос звучал сочувственно, но… как бы сказать… не то чтобы фальшиво, скорее, просто формально. Вот положено задавать вопрос «Как дела?» с выраженным интересом, при этом каждому ясно, что состояние твоих дел собеседника ни в малейшей степени не волнует.

Лена кивнула.

— Вижу, ты совсем без денег?

Девушка кивнула снова.

— Что, ни единой монетки?

— Ни единой, — вздохнула она, разглядывая собеседника.

На вид он производил вполне приятное впечатление. Поджарый, чёрные волосы слегка тронуты сединой, лицо немного хищное — но такой тип мужчин Лене нравился. Слегка похож на Дэниела Крэйга[32], если того в брюнета перекрасить. На правой щеке — пара тонких шрамов, старых, едва видимых. Одет в чёрную кожу, усыпанную металлическими заклёпками. Сложно судить о его роде занятий, особенно толком ничего не зная об этом мире, но вряд ли такой человек занимается, скажем, торговлей. Или земледелием. Не тот типаж. Может — воин.

Помощь опытного воина была бы кстати. Будем брать на жалость…

— Последнюю отдала за ужин, — пояснила она.

— Может, тебе нужна помощь? — участливо поинтересовался он. — Куда ты направляешься? Где живут твои родители?

Лена на мгновение задумалась. С одной стороны, родители вполне себе живут… только ведь не объяснить, где именно. С другой — кто их, местных, знает, может, у них тут правило хорошего тона — возвращать блудных девиц к родительскому очагу. Только этого не хватало. И потом — ляпнуть что-то про родичей, так следующим вопросом будет «а где они живут».

«Прости, папа».

— Нет у меня родителей. Ни родителей, ни других родственников.

Наверное, она сказала это слишком громко — кое-кто из посетителей заинтересованно повернулся в её сторону.

— Печально… — протянул незнакомец. — Может, имеется кто-нибудь, кто заботится о тебе?

«Интересуешься, нет ли у меня спонсора? — мысленно хмыкнула Леночка. — Ты им и станешь».

Начало разговора ей нравилось. Здорово, если этот мужчина и в самом деле готов ей помочь… знать бы, исходя из каких побуждений. Вряд ли исключительно из рыцарских чувств, скорее просто от скуки. Или девушка вызывает у искателя приключений родственные чувства. Или совсем не родственные… Да и плевать — если ради того, чтобы вернуться домой, необходимо будет лечь с ним в постель, то Леночка с готовностью продемонстрирует ему весь свой, не такой уж большой, опыт в этом деле. В конце концов, невинность осталась в десятом классе, так что не убудет. А защитник и помощник ей жизненно необходим.

— Если бы обо мне было кому заботиться, я не бродила бы по дорогам в таком виде, — невесело усмехнулась Лена.

И снова поймала на себе заинтересованные взгляды посетителей. В таверне стало заметно тише — уже изрядная часть гостей прислушивалась к разговору. Она заметила, как поморщился лысый, словно прозвучала некая непристойность. Хотя кто знает, может, по местным меркам, женщина не имеет права столь откровенно набиваться в содержанки… а девушка понимала, что именно этим она сейчас и занимается.

— Прости, но я ещё хочу узнать, — продолжал допрос потенциальный «спутник главного героя», — ты, случаем, не беглая? У тебя есть господин, которому ты должна служить?

— Нет! — она возмущённо вскинула подбородок, — Я свободна. Я никому не…

— Это хорошо, — прервал её мужчина.

Он встал и медленно оглядел всех собравшихся в зале. Лена вдруг почувствовала, как по коже пробежал холодок. Не слишком-то доброжелательным был этот взгляд. Появилось ощущение, что только что ею была допущена ошибка. Очень серьёзная ошибка, которая вполне может повлечь за собой весьма и весьма неблагоприятные последствия.

— Эта женщина дала четыре ответа, в чём призываю всех в свидетели. Она сказала, что у неё нет денег, нет родителей, нет защитника и нет господина. По праву, даруемому законом Идена Пятого Заступника, я, всадник[33] Фаррел Оррин, предъявляю на неё права.

— Этот закон не применялся уж лет двести, — буркнул лысый. Но, при этом, в глаза Фаррелу он не смотрел.

— Закон есть закон, — нравоучительно хмыкнул трактирщик, разглядывая Лену с откровенной насмешкой. — Я, Арт Мак Куилл, буду твоим свидетелем, всадник. Да и все здесь будут, вон хоть и Тристан, пускай ты ему и не нравишься. Баба сказала, никто за язык её не тянул.

— Ты же сам у неё последнюю монету и забрал, — не удержался от выпада лысый, вероятно, и бывший упомянутым Тристаном, — а то не знал?

— Денег у этой девки не было, — отрезал трактирщик. — То не монета, так… безделушка. А в законе речь о деньгах.

Лена лихорадочно пыталась понять, что же произошло. По всему выходило, что она, признавшись в своей полной беспомощности и в отсутствии покровителя, тут же этого покровителя заполучила. Только вот вряд ли речь пойдет о взаимоотношениях доброго дядюшки и любимой племянницы.

— Простите, господин…

— Ты будешь называть меня хозяином, — резко прервал её Фаррел. — И никак иначе. Все эти господа, — он обвёл рукой притихший зал, — явились свидетелями того, что ты не имеешь прав ни на свободу, ни на саму жизнь. Таков закон. Теперь ты будешь прислуживать мне. И молись Тевтату[34] или Эпоне[35], если я сочту, что ты стараешься недостаточно. А сейчас молчи, я не склонен к беседе.

Лена послушно заткнулась. В этой дикой стране служанку за непослушание наверняка могли наказать не только поркой, но и чем-то похуже. В конце концов, если возвышенные эльфы потчуют стрелами безобидную девчонку, которая не сделала им ничего дурного, то с чего бы людям вести себя лучше.

— Эй, Арт Мак Куилл, — всадник метнул в сторону трактирщика массивную серебряную монету, которую тот, проявив неожиданную для его туши ловкости, одним плавным движением буквально взял из воздуха. — Найди для этой оборванки какую-нибудь одежонку. В этом рванье она недостойна и дерьмо за свиньями убирать.

Немудрёная (а на взгляд Лены — так и вовсе несмешная) шутка вызвала взрыв хохота почти у всех собравшихся в таверне. Только бородатый Тристан, окинув всадника неприязненным взглядом, ограничился нарочито-сдержанным растягиванием губ в жалком подобие улыбки. Явно было видно, что Фаррел бородатому не просто не нравится, а вызывает прочти нескрываемую ненависть. Что-то пробурчав под нос, коротышка швырнул на стол несколько медных монет и вышел наружу.

— И пусть её запрут до утра, — добавил всадник. — Чтобы не удрала.

Пущенное в дело серебро заставило трактирщика действовать вполне расторопно. Уже буквально через минуту из задней комнаты таверны, отделённой от общего зала потёртой кожаной занавеской, вышла полная женщина в длинном платье из некогда белой, а сейчас серой от времени и многочисленных стирок без «Ласки» ткани, стянутом массивным поясом из начищенных медных колец на том месте, где положено было бы находиться талии. Её волосы цвета меди были заплетены в толстую косу, венцом уложенную вокруг головы, что придавало женщине ещё большую массивность и, при этом, некоторую величественность. Она махнула Лене рукой, приказывая следовать за собой, и, не дожидаясь реакции девушки, вновь скрылась за занавесью.

Как ни странно, в таверне хранились не только изрядные запасы еды и хмельных напитков, но и достаточно одежды, чтобы нарядить не менее пары десятков женщин самой разной комплекции. Критически окинув девушку взглядом, хозяйка извлекла из стоящего в самом дальнем от входа углу сундука кусок ткани тускло-синего цвета, явно не раз палимого солнцем. Затем добавила к нему что-то белёсое, донельзя бесформенное. Подумав, достала грязновато-коричневый свёрток.

— Худющая-то какая, — вздохнула она, снова бросая на Лену взгляд, в котором презрение смешивалось с ноткой жалости. — На вот, надень. Куда лучше твоих обносков.

Лена, не раздумывая, стянула с себя некогда принадлежавший Страшиле балахон и лишь потом сообразила, что не стоило демонстрировать местным жителям наряд образца начала третьего тысячелетия, прибывший из другого мира. Пусть и порядком пострадавший во время памятного бега по лесу. Если плохо отстиранные джинсы в тусклом свете кое как сошли бы за мужские штаны, то уж белые кроссовки точно не могли ассоциироваться у хозяйки с чем-то привычным.

— Эту тряпку снимай, — женщина махнула рукой в сторону рваной и попятнанной кровавыми разводами блузки. — Может, починю потом… кто ж это тебя так? Ох ты, добрая Дану-мать[36], неужто стрелами? Да кому ж это в голову придёт, бродяжку из лука стрелять?

— В лес я случайно забрела, госпожа, — смиренно призналась Лена. — Эльфы и объяснили, что гостям не рады…

Женщина вздохнула.

— Да, эти могут. Даром что вечно сынов наших, едва в пору возмужания вошедших, на всякие недобрые дела сманивают, так и забавы эти… не ты первая, не ты последняя. Жива осталась — так и благодари Дану-заступницу. Снимай рваньё, негоже девушке, хоть и рабыне, ходить в пятнах кровавых. Вот, тунику надень, сверху пеплум[37]… Да погоди ж, штаны эти срамные сними да выбрось, пока кто из мужчин не увидел. Ладно, коли только засмеют… а то ведь хозяин твой, гляжу, добрым сердцем не богат, может и плетей дать за то, что мужское надела. А обувка-то у тебя нездешняя, сразу видно…

— В лесу нашла, — торопливо заявила Лена, справедливо решив, что вряд ли кому придёт в голову идея задавать эльфам неудобные вопросы. — Видать, бросил кто-то, а мне как раз по ноге. Может, они за то и взъярились, что я ихнюю вещь подобрала?

— Может и так, — пожала плечами женщина. — Избавилась бы ты… Да только нет у меня сейчас другой обувки, походи уж так, ежели босой не желаешь. Но как вымолишь у хозяина сапожки, али другое что — выбрось эту эльфийскую погань, девка, а лучше и вовсе сожги. Не будет от неё добра.

Со слезами в душе — и хорошо хоть, что не на глазах — избавившись от любимых и таких удобных джинсов, девушка натянула поверх туники пеплум. Довольно-таки грубая и явно далеко не новая ткань неожиданно легла вполне симпатичными складками, весьма неплохо рисуя точёную фигурку Елены. Правда вряд ли кто это оценит — здесь тонкие талии, похоже, не в моде. Подол пеплума спускался ниже щиколоток, в таком наряде уж точно не побегаешь.

Коричневый свёрток оказался чем-то вроде шерстяного плаща без рукавов, с пришитым сверху капюшоном. При всей неказистости, он оказался довольно удобным и обещал более или менее приличную защиту от дождя, если только последний не перейдёт в ливень. Напоследок хозяйка сколола плащ у горла девушки небольшой медной фибулой с порядком вытершимся от времени изображением женской фигуры, держащей в опущенных руках что-то вроде блюда или тазика.

— Да убережёт тебя мать Дану.

— Спасибо, госпожа, — Лена склонила голову, понимая, что уделённое ей внимание далеко ушло за пределы уплаченного за одежду серебра. — А не прогневаетесь ли, если спрошу…

— Спрашивай, чего уж там.

— Этот господин… что сказал называть его хозяином — почему ж это он моим хозяином вдруг стал, а я его служанкой?

Женщина снова вздохнула.

— Зови меня Мерна. А ты?..

— Елена, — девушка постаралась выговорить имя как можно более невнятно и, к своей радости, не прогадала.

— Лавена? Хорошее имя[38]. Так вот, Лавена, не слишком-то благосклонна нынче к тебе была Мать-прародительница. Закон этот и впрямь древний, король Иден Пятый, именуемый также Заступником, правил, почитай, лет так сотен пять тому назад. Говорят, хороший то был король, людей зря не обижал, с эльфами не ссорился, на горных орков ходил без особой охоты, но и не без успеха. Только вот очень не любил нищих да бездомных, мол, ежели руки не отсохли, да голова на плечах есть, должен человек и на еду, и на одежду себе заработать трудом. И повелел, что если кто из его добрых подданных встретит убогого, что не сможет показать хоть бы и медной монеты, не сумеет указать своего господина или защитника, а так же и не назовёт родичей, что примут и прокормят, то надлежит такого человека брать рабом. И ежели любая служанка может при великой нужде кинуться в ноги тэну[39] или даже самому королю и молить о защите, то рабыню не станет слушать и последний кэрл[40]. Хозяин может её убить, может призвать к себе в постель, может продать — никто ему худого слова не скажет.

— Понятно… — тоскливо протянула Лена.

— Ты это… ты не плачь до времени, Лавена, — Мерна чисто материнским жестом провела ладонью по светлым волосам девушки. — Собой ты недурна, только уж больно худа. Может, и не станет этот всадник мучить тебя непосильной работой. Глядишь, потискает раз-третий, а там кто знает. Окажет милость мать-прародительница, может, и прикипит он к тебе сердцем.

— А кто он вообще такой?

— Да кто ж его знает-то, — пожала плечами Мерна. — Всадник, да не из бедных, сразу видать. Бывает тут время от времени, зачем, для чего — не говорит, да мы и не спрашиваем, не принято. В этот раз приехал дней с десяток тому. В первый же день с кэрлом Тристаном чего-то не поделил, дело кулаками закончилось. Правда, руками махать твой хозяин диво как ловок, Тристан и оглянуться не успел, как под столом оказался.

— Никто за него не вступился?

— Да кто ж вступится, — удивилась женщина. — Тристан, он-то тоже пришлый, кэрлом себя зовёт, да как-то больше на соглядатая какого похож. Всё что-то высматривает, разговоры разные разговаривает, про короля Брендана Шестого, государя нашего, про супругу его, королеву Бригантию. Вроде и правильные слова произносит, а всё как-то не по-хорошему выходит. Никто этого Тристана здесь не привечает, а и уйдёт куда — добром не помянут. Да и к слову сказать, всадник-то Тристана честно одолел, без крови, даром что тот уже почти за нож схватился.

В последний раз оглядев девушку, Мерна внезапно всплеснула руками и, нырнув всё в тот же сундук, извлекла длинный ремешок из мягкой кожи.

— На вот, поясок надень. И иди уже, твой-то хозяин, поди, заждался. Как бы не осерчал… ты, Лавена, будь покорна да ласкова, глядишь, не такой уж горькой станет рабская доля. Да пребудет с тобой милость Дану.

— И да не оставит её милость вас, госпожа, за ласку вашу и доброту, — поклон вышел, может, и не особо изящный, всё-таки практики в этом деле у Лены не было вообще, зато более чем искренний.

«Всё-таки, этот мир не безнадёжен, — подумала она. — Не все здесь звери и хамы, не все. Ведь не за серебряную же монетку эта женщина так старалась. А что до всадника Фаррела — что ж, поглядим. Хороший воин мне сейчас нужен, а что до статуса рабыни… это мы ещё посмотрим».

Лену и в самом деле заперли. Только не в какой-нибудь комнате, как того можно было ожидать, а на сеновале. Видимо, рабыне по статусу место в доме не полагалось — или же серебряной монеты оказалось недостаточно. Впрочем, особых сожалений на этот счёт Лена не испытывала — усталость, до этого гнездившаяся в самой глубине организма, разом прорвалась наружу, как только в пределах досягаемости оказалось место, где можно было лечь. Да ещё и запах свежего сена кружил голову — городскому человеку, к подобному аромату непривычному, этот мощный травяной дух казался изумительно приятным. Расстелив плащ, сняв пеплум и оставшись в одной тунике, она легла, укрылась полой плаща и сама не заметила, как уснула.

Проснулась оттого, что чья-то рука дёргала её за ногу.

— Эй, Лавена! Просыпайся, да побыстрее! Твой хозяин вот-вот гневаться начнёт. Где ж видано, чтобы служанка, тем более и рабыня, в постели чуть не до полудня нежилась?

Мерна, убедившись, что девушка проснулась, сунула той в руки краюху тёплого хлеба и большую глинаную кружку с молоком.

— Понимаю, девка, досталось тебе вчера. Но день ушедший не вернёшь, теперь жизнь у тебя новая… не скажу, что хорошая, про то не знаю, но смилостивится над тобою мать Дану — не пропадёшь. Только не ленись, да хозяину угождай.

Лена попыталась собрать глаза в кучу. Сонливость упорно не желала уходить, травяные запахи действовали не хуже сильного транквилизатора, да и перенесённый стресс давал о себе знать. Но добрая Мерна права, не стоит злить всадника. Ведь тут всё по-простому — вытянет плёткой поперёк спины, и никакие защитники прав человека ему и слова не скажут. Поскольку таковые в этих местах не водятся.

— Спасибо, госпожа.

— Ешь, да побыстрее. Хозяин твой чуть не затемно поднялся, всё с мужем моим рядится. Может, и не до тебя ему сейчас, но ты не рискуй.

— Да-да, госпожа… я уже… я сейчас…

Проглотив скудный завтрак, девушка оделась, тщательно стряхнула с плаща сухие травинки и двинулась навстречу неизвестности.

Всадник Фаррел Оррин окинул свою новоявленную рабыню, вышедшую к нему в новом образе, коротким взглядом и, чуть скривив губы, буркнул что-то вроде «сойдёт и так». Затем повернулся к угодливо улыбающемуся трактирщику.

— Припасы собрал?

— Всё, как пожелал господин, — Арт Мак Куилл попытался отвесить поклон, но, с учётом бычьей шеи и объёмного живота, этот жест вежливости вышел не сказать чтобы очень удачно. — Лошадка, скажу прямо, неказиста, но тут уж не осерчайте, иной-то и нету. Почитай, посланцы Его величества всех добрых коней забрали. Платили серебром, слова дурного не скажу, и цену дали верную. Да только теперь во всей округе поди сыщи лошадку. Эту вот, для вас, господин, почитай что от сердца отрываю. Нам ведь без лошади никуда…

Говорить он явно мог долго, переливая из пустого в порожнее, но Оррин резко махнул рукой, прерывая словесный понос.

— Я заплатил тебе достаточно, Мак Куилл, чтобы ты, если постараешься, нашёл себе другую лошадь. И другую телегу, хоть ты по забывчивости о ней и не упомянул.

— Да, господин, конечно, господин.

— Запрягли уже?

— Эй, Кевен! — рявкнул трактирщик, и в дверях таверны тут же нарисовался щуплый парнишка, босой, одетый в одну лишь длинную рубаху. Вихры пацана вполне были способны соперничать яркостью с пламенем, бьющемся в очаге. — Кевен, негодник, лошадь господина всадника запряжена?

— Да давно уж, — без особого пиетета заявил паренёк.

Лена отметила, что в лице мальчишки и, особенно, в цвете его волос проглядывается явное фамильное сходство с супругой почтенного трактирщика. Неудивительно, что парёнек не раболепствует. Он тут не столько прислуга, сколько, теоретически, наследник и будущий хозяин.

— Прикажете оседлать и вашего коня, господин? — этот вопрос Кевен адресовал уже Оррину.

Тот качнул головой.

— Запомни, малец, своим конём истинный воин всегда занимается сам. Ибо только себя потом сможет винить, если в бою ослабнет подпруга или собьётся попона.

Взглядом приказав Лене следовать за собой, всадник вышел во двор. Шагах в десяти от таверны стоял небольшой возок, в который была впряжена грустная и явно не отличающаяся ни силой, ни резвостью, лошадка. Лена не была знатоком лошадей, ей-то и верхом доводилось ездить от силы пяток раз, но при одном лишь взгляде на эту несчастную животину девушка поняла, что сколько бы Оррин за эту клячу не отдал, он явно переплатил.

В возок были загружены какие-то мешки, из-под которых выглядывал бок порядком закопчённого котла, что подразумевало предстоящие ночёвки в лесу. Видимо, Лене-Лавене придётся освоить искусство готовки на костре, вряд ли её хозяин, имея под руками послушную рабыни, снизойдёт до самостоятельного приготовления пищи.

— Твоё имя? — холодно поинтересовался Оррин.

— Л… Лавена, хозяин, — смиренно опустив глаза долу, ответила девушка.

Воин чуть приподнял бровь, то ли заметив заминку, то ли по какой другой причине.

— Лошадью править доводилось?

Вообще говоря, вопрос следовало бы отнести к категории «странных». В этом мире, не создавшем автомобилей и самолётов (первыми Лена управлять умела, пусть и на уровне классической «блондинки»), лошади и их более мелкие собратья вроде ослов являлись единственным наземным видом транспорта. Скорее всего, любой человек здесь, будь то ребёнок, нищий или женщина, если и не имел богатой практики управления гужевой повозкой, то, по меньшей мере, вполне владел теорией. Но подобные рассуждения сейчас Лену занимали в последнюю очередь. Вопрос задан — надо отвечать, а то вон, плеть у всадника в руке. Может ведь и огреть, чтобы место знала и на вопросы отвечала ещё до того, как хозяин их сформулирует.

— Не доводилось, хозяин, но я буду очень стараться.

— Тогда берись за поводья, да поживее, — сухо бросил Оррин.

По непонятным пока Лене причинам, всадник явно тяготился лишним временем, проведённым в этой деревне. Не прошло и пяти минут, как он взлетел в седло огромного вороного красавца, сделавшего бы честь и королевским конюшням, и, не оглядываясь на рабыню, направил коня по уходящей в сторону видневшегося вдалеке леса дороге. Как с явным облегчением решила Лена, лес был явно не тем, из которого её выпроводили свистом стрел и насмешками.

К радости девушки, знакомой с управлением гужевым транспортом исключительно по фильмам, кобыла, впряжённая в повозку, оказалась существом меланхоличным и послушным. Ей было совершенно всё равно, куда брести — лишь бы не нестись вскачь. Подгонять её не требовалось, хотя развитая животиной скорость вряд ли позволяла бы повозке обогнать и обычного пешехода. Ну разве что тот будет плестись, как очень больная черепаха. С другой стороны, медленно ехать, как это ни банально, по любому лучше, чем бодро шагать по пыльному тракту, путаясь в складках пеплума. Хотя доска, на которой полагалось сидеть водителю кобылы, по уровню комфорта явно не дотягивала до сиденья самого заурядного из автомобилей.

Длинные дома под зелёными травяными крышами (зелёными они больше казались, чем были таковыми) постепенно удалялись. Вдоль дороги тянулись поля, на которых копошились люди, то ли эти, как их тут называли, кэрлы со своими домочадцами, то ли нанятые ими на сезон рабочие. Удовольствия от верчения головой по сторонам хватило минут на пять, после чего Лена принялась раздумывать о ситуации, в которой оказалась. По сути, сейчас впервые, с момента её появления в селе, выдалось по-настоящему свободное время. Оррин на огромном жеребце маячил шагах в тридцати впереди, всем видом демонстрируя старое восточное правило, когда мужчина изображает из себя авангард, а женщина с пожитками тянется за ним следом. Такое положение девушку устраивало, хотя она прекрасно понимала, что расспросов ей не избежать.

Солнце почти поднялось к зениту, ветра практически не было, что заставляло пыль, поднятую чёрным жеребцом, старой кобылой и колёсами тряского возка, висеть в воздухе желтоватым маревом. Очень хотелось пить, но пока что Лена решила повременить с просьбами. Мало ли, как отреагирует хозяин… может достать какую-нибудь ёмкость, а может и плетью огреть за то, что посмела открыть рот без разрешения.

Как она сейчас жалела, что поддалась на провокацию тогда, две недели назад! Хотя, если разобраться, опрометчивое решение она приняла гораздо позже, но истоком его послужил разговор, которому, видит Бог, лучше бы не состояться.

Началось всё во время одной из ролёвок, на которую Лену затащила Этуаль, она же Ольга Шадрина, искренне считавшая себя старой и верной подругой Лены, а потому с энтузиазмом, достойным лучшего применения, таскавшая её на все сколько-нибудь значимые для ролевиков события, будь то очередная игра, концерт «Мельницы» или выставка-продажа «аутентичной» эльфийской одежды и украшений. Последнее предпринималось не без корыстных побуждений, поскольку у Друзовой карманные деньги водились в размерах, существенно превышавших суммы, на которые Ольге приходилось жить месяц.

Именующая себя «светлой эльфийкой», девушка, вероятно, заставила бы любого настоящего эльфа повеситься от смертной тоски, нахлынувшей от одной лишь мысли, что среди бессмертных и мудрых могут попадаться подобные личности. Была она полненькой, но совсем без того шарма, что часто встречается у пампушек-хохотушек, легко становящихся центром внимания в любой компании и часто пользующихся чуть ли не большими симпатиями, чем красавицы с точёными фигурами, знающие себе цену и не забывающие этим знанием делиться с окружающими. Увы, обаяния Ольге природа выделила явно недостаточно, зато компенсировала этот печальный факт изрядной дозой необидчивости и готовности к самопожертвованию. Последнее проявлялось, обычно, в том, что когда кому-то необходимо было заняться делом важным, но не столь интересным, как демонстрация эльфийских платьев или сочинение наполненных тайным смыслом стихов на квенья[41], Ольга с готовностью принимала удар на себя. Забавно было смотреть, как упитанная деваха в длинном платье, прикрывшая по случаю очередной игры свои короткие каштановые волосы длинным, до пояса, белым париком, помогает убирать оставшийся от лагеря ролевиков мусор. В общем-то, нельзя сказать, что в компании её не ценили. Но и на ведущие роли девушка никогда не попадала.

Это не мешало Ольге вовсю пропагандировать прелесть эльфийской жизни среди приятелей и приятельниц, ещё не вкусивших этого счастья. К участию в ролёвках Лену привлекла именно она. Поначалу Друзовой-младшей вся эта фэнтезийная романтика нравилась, она взяла себе имя «Эльданна», обзавелась луком и однажды умудрилась занять второе место в одном из состязаний стрелков-новичков. Потом стало скучно… Походам в лес она всё чаще предпочитала трёп в чатах и на форумах, где и был в очередной, неясно какой по счёту, раз поднят вопрос о том, каковы же на самом деле истинные эльфы.

Сама Лена считала, что создания, живущие века и тысячелетия, получают достаточно времени на то, чтобы буквально слиться с окружающим миром, найти в нём гармонию и перестать бурно проявлять свойственные лишь незрелой личности чувства, такие как гнев, поспешность в суждениях, нетерпимость и стремление унизить окружающих. То есть, эльфам полагалось быть добрыми, всепонимающими, знающими ответы на любые вопросы и готовыми поделиться этими знаниями с каждым, кто пожелает заполучить крошку мудрости со стола тысячелетий.

Её оппоненты с пеной у рта доказывали, что Лена ассоциирует эльфов с добрыми и любящими бабушками-дедушками, а себя, соответственно, с любимой внучкой. И тыкали пальцами (в прямом смысле — в клавиатуру) в тот неоспоримый факт, что большинство этих самых бабушек и дедушек, проживших на свете всего лишь на несколько десятилетий дольше, абсолютно убеждены, что нынешняя молодежь совсем не та. Проблемы этой молодёжи казались старшему поколению не стоящими и выеденного яйца, поступки — преисполненными глупости и несобранности, манера одеваться — вызывающей и лишённой вкуса, речь — переполненной жаргоном… Ну, и так далее. То есть, проводя аналогию и повышая «несколько десятилетий» до «нескольких веков», можно (по мнению оппонентов — и нужно) было сделать вывод, что эльфы должны относиться к людям как к бабочкам-однодневкам. Может, и стоит полюбоваться игрой цвета на крылышках, но заботиться, делиться знаниями, помогать — да с чего бы? Придёт завтра, от этих мотыльков не останется и следа, а вечноживущие будут продолжать размышлять над своими проблемами, имеющими значимость на уровне не дней — тысячелетий.

С таким подходом Лена была не согласна категорически и, бывало, полемика перерастала интеллектуальную дуэль и превращалась в банальную пикировку, когда в ход шли и насмешки, и прямые оскорбления.

Самое забавное, что оказавшись с Ольгой в данном вопросе по разные стороны баррикад, Лена умудрилась сохранить дружбу с Шадриной. Хотя, наверное, в этом было больше заслуг самой Оли, не умеющей (или старательно не желающей) обижаться подолгу. В общем, как раз после одного такого примирения, последовавшего за непродолжительной ссорой на почве всё той же эльфийской мудрости, Лена и дала себя привлечь к участию в очередной игре.

Встреча, послужившая толчком к последующим событиям, состоялась ночью, когда ролевики, порядком умаявшиеся за день, восседали у костров и предавались греху чревоугодия. Кто-то играл на гитаре, напевая «Молитву к Элберет» и явно при этом не дотягивая до качества оригинального исполнения[42], кто-то вяло переругивался с недавним противником на предмет выяснения, чьё владение мечом в большей мере соответствовало высокому эльфийскому искусству. Лена откровенно скучала.

— Тускло как-то, а? — спросил мужской голос из-за спины.

— Да нет, нормально, — ответила она, не оборачиваясь, подавив зевок.

— Эльфы… дети малые.

— Забавно такое слышать от человека, принимающего участие в игре, — хмыкнула Лена без особой теплоты в голосе.

На самом деле, подобных реплик она наслушалась более чем достаточно. И от родителей, и от одногруппников, не разделявших её увлечение.

— Да я здесь не ради игр. Больше за порядком присматриваю. Ну и забавно немного… если бы эти ребята видели настоящих эльфов.

— Ага, а ты видел, — язвительно парировала она.

Мужчина долгое время молчал, и Лена пожалела о допущенной резкости. Ну в самом деле, зачем обижать человека? К тому же, подобные разговоры никого ни к чему не обязывают. Здесь собрались люди, увлечённые до такой степени, что говорить друг с другом на совершенно оторванные от реальности темы получалось у них легко и свободно. Если разобраться, это ничем не хуже и не лучше, чем, скажем, с пеной у рта обсуждать мотивы поступков героев какого-нибудь сериала.

— Видел, представь себе, — наконец ответил незримый собеседник.

Девушка по-прежнему смотрела на огонь. Она чувствовала, что стоит обернуться, стоит увидеть его лицо — и беседа, окутанная лёгким флером тайны, превратится в банальное обсуждение игрового процесса.

— И какие они, эти настоящие эльфы? — Лена собралась взобраться на любимого конька, то ли надеясь на поддержку в давнем споре с подругами, то ли, напротив, рассчитывая слегка отточить ранее применявшиеся аргументы.

— Ты же не про внешность, да?

— Разумеется. Я про их отношение к людям.

— Сложный вопрос, сразу и не ответишь. Во-первых, они, как ты понимаешь, разные. Но если усреднённо… Я бы сказал так — при необходимости делать выбор между своими интересами и интересами человека, эльф всегда встанет на сторону родичей. Ты «Аватар» смотрела?

— Кто ж его не смотрел, — усмехнулась Лена.

— Ну вот, показанная в «Аватаре» ситуация с эльфом в принципе произойти не могла бы. Я имею в виду — факт измены собственной расе. Да, ситуация может быть разной, эльф может переругаться с родичами до кровной вражды, может уйти от них сам или быть изгнан — но он никогда не встанет на сторону людей в конфликте, в котором интересы его народа задеты хоть краем.

— А у Толкина…

— Профессор знал многое из того, что принято относить на долю его богатой фантазии, — глубокомысленно произнес мужчина, явственно делая ударения на слове «знал». — Однако следует иметь в виду, что описанные им действия эльфов отнюдь не раскрывали ни истинные причины принятых решений, ни их последствия. Особенно последствия. Понимаешь, раса, умеющая планировать на века и располагающая опытом реализации подобных планов, вполне способна не зацикливаться на достижении сиюминутного положительного результата.

— Не поняла…

— Ну вот, скажем, пример. Некий король собирается воевать крепость горных орков. Досаждают они ему безмерно, скот угоняют, сервов обижают. Сразу хочу отметить, что это вовсе не означает вину самих орков — просто таковы донесения. Не так уж и сложно продать стадо, а затем заявить, что явились ужасные твари и всё отобрали. И потребовать от короля компенсацию — ведь он обязан защищать своих подданных. Король попросту обязан отреагировать. Его цель близка и понятна — навести порядок на границах так, чтобы до конца его правления, то есть лет двадцать, никто не покушался на добро и жизни подданных королевства. Он не двинет войска, не имея минимум пятидесятипроцентной уверенности в победе, в противном случае предпочтёт строительство оборонительных сооружений и наращивание сил. Нарастит — тогда и ударит. Чтобы одним разом — и в победители.

— А эльфы?

Мужчина хмыкнул.

— А эльфы в аналогичной ситуации вполне могут затеять войну, которая, на первый взгляд, выглядит безнадёжной… да они это и делают уже не знаю сколько веков. Атака, сбор павших, отход. Иногда удаётся откуда-нибудь орков выбить, но удержать завоёванное дольше пары лет эльфам ни разу не удалось. Бессмысленная затея, а?

— Разве нет? — не сказать, чтобы этот рассказ Лену так уж заинтересовал. Скорее, интриговала манера рассказчика излагать гипотетические события как свершившиеся на самом деле. Без пафоса, без свойственной сочинителям витиеватости. И без излишних деталей, которыми неуёмный фантазёр мог бы постараться придать достоверности излагаемой истории. Таким тоном говорят о вещах вполне обыденных, которые собеседнику в той или иной степени могут быть известны.

— Но вот что получается… Тысячи три лет остались позади. Эльфы, проигрывающие в четырёх стычках из пяти и не одержавшие за весь этот период ни одной по-настоящему значительной победы, вполне себе благоденствуют. Более того, люди, живущие с ними рядом, считают длинноухих — кстати, это не совсем так, уши у них относительно нормальные — почти святыми и с готовностью, пусть и за плату, поддерживают их в очередном бессмысленном начинании. А орки, существа внешне неприятные, но довольно мирные, беря верх над агрессорами снова и снова, постепенно начинают считаться чуть ли не олицетворением мирового зла. Что, кстати, Толкин в известной книге и показал. И вынуждены они отступать подальше от людских и эльфийских территорий, в горы, где и с провиантом проблема, и с деревом для очагов, да и климат здоровью не способствует. Потерпевшие победу, так сказать.

— Интересно, — вежливо заметила Лена. — Это вам сами эльфы рассказали?

— И они, и люди. С орками я тоже встречался, — ответил невидимый собеседник тоном, каким говорят о вчерашнем визите к стоматологу. — Если хочешь, пообщайся с ними сама, составь личное мнение.

— И где же мне найти бессмертных эльфов? — Лена кивнула в сторону горящих костров. — Эти, как я понимаю, не подойдут?

— Эти — нет, эти точно не подойдут, — в голосе мужчины послышался пренебрежительный смешок. — А где найти… Ладошку подставь.

— Глаза закрывать? — не удержалась от колкости девушка, но послушно отвела назад руку и раскрыла ладонь.

Мгновением позже пальцев коснулся какой-то предмет. В пляшущем свете костра Лена увидела, что это небольшой кусочек коры с короткой веточкой и ярко-зелёным листиком.

— Это так называемый «якорный ключ». Сейчас я расскажу, как им пользоваться. Да, если не решишься отправиться в страну эльфов, просто припрячь ключик куда-нибудь. Вещь ценная и редкая, потом заберу при случае. В общем, слушай…

Дорога уже с полчаса как нырнула в лес, и сейчас возок, потряхиваясь на неровностях явно не асфальтового тракта, тащился меж двух почти непроглядных коричнево-зелёных стен. Вернее, преимущественно зелёных — основную часть леса составляли густые высокие ели, стоящие настолько плотно, что им давно следовало попросту погибнуть от недостатка солнца.

Лошадка мерно цокала копытами, жара уже не давила так, как среди полей, да и пыль практически исчезла. Зато воздух был напоён хвойным ароматом и Лена начала получать от поездки самое настоящее удовольствие. Ещё бы что-то на сиденье подложить, а то ведь благодаря этой гадской доске к вечеру её зад превратится в один сплошной синяк. И хорошо, если без кровавых мозолей.

Сейчас, прокрутив в памяти события недавних дней, девушка понимала, что поддаться искушению и отправиться в страну эльфов было совершеннейшей глупостью. Уже один тот факт, что она поверила так и не появившемуся в поле её зрения собеседнику, говорил о многом. Ну как может нормальный городской житель начала третьего тысячелетия, имеющий за плечами полное среднее и небольшой кусочек высшего образования, воспитанный в окружении высоких технологий, допустить существование настоящих эльфов, орков и путей в миры, где они живут и процветают? Ведь участие в ролёвках воспринималось исключительно как игра, способ приятно провести время в не самой плохой компании. Безусловно, среди ролевиков попадались разные личности, в том числе и достаточно экзальтированные. Кое-кто вообще в ходе переписи объявил себя эльфом, хотя это вряд ли можно было бы назвать поступком зрелого человека. Но, в основном, участники игр просто развлекались.

Екатерина — мачеху Лена всегда называла только так, по имени и без сокращений, поскольку использовать термин «мама» казалось ей предательством по отношению к настоящей своей матери, а любые сокращения отдавали оттенком дружелюбия, коего между мачехой и падчерицей не было и в помине — подобное времяпрепровождение резко не одобряла, навешивая на Лениных приятелей ярлыки один красочнее другого. Отец, хотя и не поощрял увлечение дочери, но относился к нему достаточно терпимо. По его мнению, компания ролевиков лучше, чем компания алкашей и наркоманов, что в нынешние времена, к несчастью, не редкость. Да, он предпочёл бы для дочери компанию успешных бизнесменов, но уж не сложилось — значит, не сложилось. Время от времени в доме появлялись молодые люди, которые, по мнению Друзова-старшего, могли составить компанию (в идеале — партию) его дочери, но у самой Лены эти парни, привыкшие получать от жизни всё, сразу и в красивом пакете с бантиком, особо положительных эмоций не вызывали. Наверное, многие из молодых девчонок, не обделённых материальным благополучием и внешними данными и, потому, склонные к греху переборчивости, проходили этот этап. Когда сверстники, пусть и вполне «упакованные», кажутся сопливыми малолетками, живущими на папины-мамины денежки (что, довольно часто, соответствует истине), а душа просит чего-то необычного. Да, принца на белом коне — но принц должен быть брутален, могуч и способен постоять за себя не только путём вызова по телефону папиных секьюрити. К сожалению, люди, отвечающие этому списку требований, как правило, отнюдь не принадлежат к «прынцам». Потому как принцы редко попадали в горячие точки, а их рельефная мускулатура была следствием посещения тренажёрных залов и далеко не всегда могла быть применена по назначению. В этом отношении парни, упорно машущие текстолитовыми или стальными мечами, выглядели куда привлекательнее.

Лена понимала, что подобные предпочтения продержатся, как это часто бывает, недолго. С милым рай и в шалаше, это верно, но гораздо лучше, когда этот шалаш расположен где-нибудь в элитном районе, имеет хороший метраж и красивый вид из окна. Папа-Друзов приличное жильё дочери мог обеспечить без особых сложностей, но тут вставал вопрос о том, кто с ней это жильё разделит. К известной досаде девушки, большинство молодых людей, которые имели шанс ей понравиться, не слишком-то на неё заглядывались. Эдакое клеймо «блондинки из богатой семьи» — то есть, существа избалованного, ветреного и к жизни не приспособленного. В общем, рано или поздно ей предстояло выбрать среди предлагаемых отцом вариантов если не идеального, то хотя бы приемлемого кандидата в мужья.

Не исключено, что именно осознание неизбежности этого выбора и заставило Лену ухватиться за идею посетить иной мир. От предложения тайного «доброжелателя» за версту несло шизой, это так, но к запаху психиатрической больницы примешивался и чуть заметный, но явственный аромат чего-то необычайного. Так человек, вполне знающий не только банальную математику, но и теорию вероятности, покупает лотерейный билет или садится к рулетке. Потому что в определённые моменты вся логика вдребезги разбивается о заставляющее трепетать душу «а вдруг».

Ну вот, это «вдруг» тебе перепало полной мерой. Довольна, авантюристка?

На мгновение вынырнув из раздумий, Лена с удивлением обнаружила, что её спутник и, по совместительству, хозяин уже не гарцует где-то в отдалении, а едет совсем рядом с возком. Лицо его, и ранее не лучившееся весёлостью, стало совсем мрачным.

— Что-то случилось? — не удержалась она, забыв добавить обязательное «хозяин».

Оррин, похоже, недоукомплектованности фразы не заметил.

— В лесу люди, — сообщил он. — Если они здесь по наши души, чуть что — падай на дно возка. Борта толстые, не каждая стрела пробьёт.

Тон всадника был на удивление спокоен, словно он только что поведал не о потенциальной засаде, а о чём-то донельзя обыденном. Хотя кто их тут знает, может, разбойники на дорогах в здешних местах — самое обычное и популярное в народе дело. Кроме того, Лену слегка удивило, что слова Оррина как-то не очень вязались с обращением к бесправной рабыне. Может, она ему уже нравится и воин таким образом проявляет заботу? Или он просто беспокоится о недавно обретённом имуществе? В смысле, о рабыне.

То ли затаившиеся в засаде враги услышали слова всадника, то ли просто пришло им время показать себя во всей красе, но на дорогу шагах в десяти от путников выбрались трое.

Любой, взглянув на загородивших дорогу мужчин, сразу понял бы, что разбойниками здесь и не пахнет. Добротно одеты, кольчуги не выглядели старыми и драными, плащи на плечах все были одного цвета, да и оружием этой троице служили тяжёлые мечи, а не более свойственные обычным душегубам дубины и топоры.

Оррин оглянулся и присвистнул. Леночка последовала его примеру — по части оглядывания — и увидела, что дорога назад отрезана. Опять трое, в таких же плащах и кольчугах. Только у двоих в руках длинные, в рост человека, луки. И стрелы уже наложены на тетивы — выстрелить смогут в мгновение ока, а промахнуться с такой дистанции… ну, Лена бы не промахнулась, пусть её никогда и не учили пускать стрелы на скорость.

Впереди послышалось конское ржание. Из-за деревьев появился всадник на красивой гнедой лошади. Сбруя блестела от набитых серебряных пластин, да и сам всадник производил впечатление человека весьма обеспеченного. И очень знакомого, к тому же.

— Кэрл Тристан, — усмехнулся Оррин. — Какая встреча.

Бородатый коротышка криво усмехнулся и сплюнул, едва не попав на сапог одному из стоящих рядом воинов.

— Это для деревенского отребья я кэрл Тристан, всадник. А для тебя я тэн Воган…

Оррин вдруг многозначительно хмыкнул. Причину этого Лена не поняла, зато, по всей видимости, более чем хорошо понял бородатый, и его круглое лицо начало стремительно заливаться краской[43].

— И если ты действительно всадник Фаррел Оррин, чему пока свидетелем является только твой язык, то ты должен был бы знать меня в лицо. Потому, что все, бывавшие при дворе Его Величества, знают тэна Вогана Мак Ибера…

— Только не все сумели его там разглядеть, — пробормотал Оррин так, что расслышала только с трудом сдержавшая хихиканье Лена, а затем добавил в полный голос: — Что ж, тэн Воган Мак Ибер, теперь я знаю тебя. Насколько я понимаю, спрашивать, почему благородный тэн сидит в паршивой харчевне и скрывает своё истинное имя, не стоит. Стоит спросить иное — а что тебе нужно от меня, тэн Воган? Если ты хотел задать вопрос или сделать предложение, тебе никто не мешал поговорить со мной там, в деревне. Если я где-то перешёл тебе дорогу, и ты желаешь увидеть цвет моей крови — для этого тоже не нужно таиться в лесу, что более приличествовало бы какому-нибудь сброду.

— Ты складно говоришь, называющий себя Фаррелом Оррином, — скривился Воган, прекрасно понимающий, что над ним в настоящее время вполне открыто издеваются. — Ты появился в селе, где я занимался делом, знать о котором тебе не положено. Ты оскорбил меня и нанёс мне ущерб. Ты унизил меня в присутствии этих сервов…

— Вообще говоря, я унизил всего лишь какого-то кэрла Тристана, — уточнил Оррин, насмешливо улыбаясь. — Не понимаю, какое отношение это имеет к благородному тэну из славного рода Мак Иберов.

— …ты присвоил себе эту девку, хотя право вершить суд и назначать кару в этих землях принадлежит не тебе, — закончил фразу Воган, демонстративно проигнорировав реплику оппонента.

— Так тебе нужна девка! — рассмеялся Оррин. — Право же, благородный тэн, рабыня не повод для ссоры. Если хочешь, можешь забрать её… за пару марок серебром. Клянусь Эпоной, это справедливая цена. Я потратил марку на её одежду. Забирай, и разойдёмся миром.

Лена вспыхнула от возмущения, разом утратив все добрые чувства к недавно обретённому хозяину, если таковые и были. Основой этого возмущения, как ни странно, была не готовность так легко её продать, а названная при этом сумма, всего лишь вдвое превышавшая цену поношенных тряпок.

— Мне плевать на эту девку, — тэн, в подтверждение этих слов, таки плюнул в сторону возка. — Меня куда больше интересуешь ты, называющий себя всадником. Что-то мне подсказывает, что Его Величеству будет интересно узнать, что делает в его землях орочий прихвостень. Или ты думал, что тебя не узнают? Один из моих людей, ходивший с эльфами на штурм Каэр Тора, видел тебя на стенах рядом с этими мерзкими тварями. А девкой твоей мои парни попользуются… если захотят. Уж больно костлява.

Оррин посерьезнел, медленно извлёк из ножен длинный меч и повертел его в руках, словно раздумывая, бросить ли оружие в дорожную пыль или торжественно вручить тэну.

— Знаешь, тэн Воган из Мак Иберов, ты меня порадовал, — негромко заговорил он, и от этих слов по коже Лены пробежали мурашки. Сейчас, когда речь воина была не глумливо-ироничной и не демонстративно-резкой, девушка поняла, что уже слышала этот голос. И вспомнила, где именно. — Более всего я опасался, тэн, что тебе и в самом деле нужна эта девица. Это означало бы, что тебя послали мои враги. А так выходит, что никто тебя не посылал, самодовольный осёл. Ты прав, я и в самом деле был в Каэр Торе, когда эльфы и купленные их золотом глупцы из числа людей пытались в очередной раз напоить своей кровью сталь благородных аррауков. И ты прав, тэн, королю Брэндону неплохо было бы узнать и о том, что я там делал, и о том, на чью мельницу на самом деле лили воду его подданные, умиравшие под стенами крепости. Только вот в чём беда, тэн Воган, я уже пытался объяснить это королю. Он не захотел прислушаться к моим словам… короли, тэн Воган, редко слышат кого-либо, кроме себя, даже если это его ближайшие советники и полководцы. В другое время я, пожалуй, повторил бы попытку… но сейчас у меня другие дела. Поэтому я не поеду к королю.

Он повернулся к Лене и коротко приказал:

— Падай!

И девушка, выполнив эту команду и вжавшись в днище возка между мешками с припасами, запоздало поняла, что приказ прозвучал на привычном ей русском языке.

Один из лучников умер сразу — завалился на спину с ножом в глазнице. Второй оказался ловок, успел рвануть тетиву. Всадник вскинул меч, и два обрубка стрелы упали на землю, а уже в следующее мгновение второй нож вошёл стрелку в горло.

Может, Воган не вышел ростом, но трусом он не был. В атаку бородатый рванулся сразу же. Его удар, вполне умелый, пришёлся в пустоту, а в следующее мгновение клинок Фаррела молнией пронёсся над плечами тэна, попутно перерубив тому шею, словно былинку. Голова Мак Ибера ещё катилась по земле, а Фаррел уже соскочил с седла и один из воинов, едва успевший обнажить оружие, начал медленно опускаться на колени, заливая всё вокруг кровью — его пальцы по-прежнему сжимали рукоять меча, только вот сами пальцы вместе с изрядной частью руки валялись прямо у него под ногами.

Трое оставшихся воинов то ли решив, что отступление противно их чести, то ли искренне веря, что втроём уж как-нибудь справятся с невероятно быстрым противником, атаковали Оррина с трёх сторон. Особой пользы им это не принесло. Один тут же отшатнулся, рефлекторно пытаясь ладонями удержать внутренности, вываливающиеся из вспоротого живота — кольчуга лезвие Фаррелова меча почти не задержала. Секундой позже второй получил удар по шлему, пробивший и металл, и толстую кожу подшлемника, и череп. Третий оказался самым умелым, ему удалось дважды парировать клинок всадника, но на большее выучки уже не хватило. От момента первого взмаха клинка прошло от силы секунд тридцать, и на лесной дороге осталось лишь двое живых — сам Фаррел и Лена. И лошади. Девушка, к своему счастью, всю эту скоротечную схватку пролежала, уткнувшись носом в дно возка, а потому и не видела, как её спутник подошёл к лишившемуся руки воину и спокойно, без злобы и ненависти, перерезал тому горло.

Впрочем, когда Лена попыталась встать и оценить обстановку, рвотные спазмы заставили её надолго утратить интерес к картине «мы победили».

— Вот скажи мне, уважаемая Елена Владимировна, за каким хреном тебе понадобилось разжигать костёр в эльфийском лесу, прямо у подножия этого их священного мэллорна?

Место схватки осталось далеко позади. Возок, слегка потяжелевший от уложенной в него военной добычи — Оррин, не терзаясь угрызениями совести, беззастенчиво снял с поверженных воинов всё сколько-нибудь ценное, за исключением изрядно залитой кровью одежды — но лошадка к увеличению нагрузки отнеслась довольно равнодушно. Сейчас всадник ехал рядом с повозкой. До сего момента он напряженно прислушивался к звукам, доносящимся из окружающего дорогу леса, но теперь расслабился — видимо, решил, что угрозы больше нет.

— А откуда я знала? — вспыхнула Лена, и тут же прикусила язык. Как обычно в таких случаях, поздновато.

— Ха! Да сейчас, наверное, любой человек, вышедший из дошкольного возраста, имеет хотя бы общее представление о том, кто такие эльфы и как они трясутся над родными лесами, — пожал плечами воин. — И уж, согласись, о таких вещах надо знать тебе, принимавшей участие в этих ваших игрищах.

— Я же аккуратно! — упрямо продолжала отстаивать свою невиновность, в данном случае весьма сомнительную, девушка. — Что я, не знаю про костры в лесу? Там вокруг всё было достаточно сыро, потом я кострище камнями обложила и дёрн срезала вокруг, чтобы огонь никуда не пошёл.

Всадник нарочито печально вздохнул, некоторое время помолчал, затем всё же решил пуститься в разъяснения. Возможно, ему хотелось немного оттянуть ту часть разговора, в которой предстояло коснуться вопроса прибытия Лены в этот мир и весьма неласкового приёма, который её здесь ожидал.

— Мэллорны, если подойти к вопросу формально, не совсем деревья. Выглядят-то они вполне по-древесному, но это только внешне. Не в смысле камуфляж, просто по какой-то причине мэллорнов устраивает этот экстерьер. Термин знаком?

— Не дура, — буркнула девушка.

— Да? — иронично поднятая бровь всадника выглядела почти что оскорбительно. — Ну так вот, первые лет пятьдесят своей жизни — а с вмешательством эльфов этот период можно сократить до пары-тройки недель — мэллорн и в самом деле мало отличается от обычного дерева, и занимается одним-единственным делом. Он просто растёт. По достижению определённого размера, запускается процесс созревания, который занимает от ста до двухсот тридцати лет. Зрелый мэллорн выступает в роли узловой точки регулирования местной экосистемы. То есть, взаимодействуя с мэллорном, эльфы, тем самым, оказывают воздействие на всю биосферу в пределах его, так сказать, зоны ответственности. Поэтому, во-первых, мэллорны не растут близко один от другого, чтобы не возникал конфликт от противоречивых команд и, во-вторых, повреждение мэллорна для окружающей среды оборачивается весьма печальными последствиями.

Эльфы, что бы там они ни говорили, отнюдь не являются древнейшими существами во вселенной, зато вряд ли можно найти мир, в котором нет ни одного эльфа или который они не посещали. При их долголетии дальние путешествия — вещь вполне нормальная. Поскольку их цивилизация изначально пошла по пути биологического развития, изучая природу родного… ну, они считают этот мир своим родным, хотя есть у меня некоторые сомнения на этот счёт. Так вот, изучая природу этого мира вообще и мэллорны — как я предполагаю, созданные кем-то задолго до появления эльфов — в частности, они довольно легко разобрались в сути этих деревьев и вступили с ними в некоего рода симбиоз. Не забавы ради, а больше из необходимости — вне леса эльфы, как правило, чувствуют себя не лучшим образом. Я знавал одного, вынужденного жить в городе — он время от времени уходил в длительный запой, дабы попытаться заглушить тоску по родным рощам и дубравам. Причём обычные леса, лишённые покровительства мэллорнов, эльфам не то чтобы в тягость… но, как те поддельные ёлочные игрушки, не радуют.

Считается, что мэллорны обладают сознанием. Хотя, пожалуй, это не самый правильный термин. Скорее, так называемое «сознание» мэллорна представляет собой что-то вроде искусственного интеллекта. Получив порцию исходных данных, он оценивает суть запроса, его непротиворечивость с ранее полученными командами, целесообразность и возможность реализации… в общем, взвешивает кучу факторов и принимает решение об исполнении задания или об его игнорировании. Договариваться с этими «деревьями» лучше всего получается, как ты понимаешь, именно у эльфов. Подконтрольные им леса не страдают от засухи, там не бывает болот, хищники никогда не расплодятся сверх меры, а всё, что может плодоносить, будет делать это с максимальной эффективностью. С точки зрения человека это прямо-таки волшебством отдаёт. Если эльфу надо, чтобы на яблоне появились спелые плоды, и он сумеет убедить мэллорна в целесообразности этого — появятся. Примерно дней за семь-восемь.

Но, как ты понимаешь, система контроля не может существовать без обратной связи. Поэтому любые повреждения, наносимые биосфере в зоне контроля мэллорна, негативно отражаются на нём самом. Твой костёр для него — как зажжённая сигарета, прижатая к коже.

— А сами эльфы что, огнём не пользуются? — ехидно поинтересовалась девушка.

— Пользуются. Ты мангал когда-нибудь видела?

Лена покраснела. В самом деле, нетрудно было бы и самой догадаться.

— Как ты понимаешь, пригласив тебя в этот мир, я предпринял меры, чтобы твоё пребывание у эльфов было, по возможности, комфортным. Видишь ли, они не слишком приятны в общении и людей считают низшей расой, имеющей право только служить сильным мира сего. К последним они причисляют, ясное дело, не королей из людского племени, а исключительно себя. С другой стороны, эльфы — существа достаточно разумные, чтобы понять отношение человечества к тем, кто вознамерился назначить себя «старшим братом». Люди и сами с удовольствием примеряют на себя этот ярлык. Тех же орков — на самом деле они называют себя аррауками, но и людям, и эльфам на этот факт наплевать — все, от короля до последнего нищего, считают исчадьями зла и безмозглыми кровожадными тварями, но когда ты с ними познакомишься…

Всё, читанное или виденное в кино про орков тут же явственно встало у Лены перед глазами. По телу пробежала дрожь.

— М-может, не надо?

— Надо, Лена, надо. Или Лавена… это будет, пожалуй, лучше. Имя «Елена» здесь тоже встречается, наследие древних времен, пришедшее от римлян, но лучше использовать имя, для местных привычное. Ты имя в интернете выкопала?

— Мерна подсказала.

— Умнейшая женщина. Так вот, Лавена, познакомиться с орками-аррауками обязательно надо, и если ты научишься не считать их гм… лица отвратительными, ты поймёшь, что они — такая же разумная раса, как и многие другие. И отнюдь не отмеченная печатью вселенского зла. Но продолжу. Эльфы прекрасно понимают, что если слишком часто указывать людям на их место, рано или поздно это выльется в войну. А эти вечно юные создания, как я уже рассказывал, довольно паршивые тактики, но весьма мудрые стратеги. Доводить королевства людей до того, что те образуют альянс и устроят «высшей расе» геноцид, вряд ли разумно. Кто спорит, если дело дойдёт до прямого столкновения, люди умоются кровью, но когда это останавливало королей? А мэллорны, при всей их могущественности, к топорам относятся ничуть не лучше обычных деревьев. Поэтому эльфы уже много веков изображают из себя добрых и мудрых соседей, помогая местным магией, советами и, время от времени, золотом. Но, при этом, следят, чтобы королевства не набрали слишком большой силы и, по возможности, стараются сталкивать правителей друг с другом.

— Как-то это… подло.

— Это политика, девочка. Так вот, договориться с эльфами можно, если они сочтут, что договор пойдёт им на пользу. В данном случае свою роль сыграло их тщеславие. Считая себя высшими существами, они всё-таки хотели бы видеть понимание этого и у людей. Поэтому, когда я сказал, что одна милая девушка из сопредельного мира, где про эльфов сочиняют легенды, желает воочию убедиться в величии и мудрости древней расы, они милостиво согласились встретиться с тобой и поговорить. После чего вывести из леса для встречи со мной.

Сказав это, Фаррел укоризненно посмотрел на Лену и вздохнул.

— Когда они увидели кострище у корней мэллорна, у них, выражаясь по-простому, сорвало крышу. Напрочь. Я, признаться, не знаю, почему они тебя не убили. То ли всё-таки сыграла некую роль наша договорённость, то ли посчитали тебя неразумным дитём.

— Может, они тебя боятся? Вон, как ты этих, на дороге… бр-р, вспомнить страшно.

— Никто в известных мне мирах не владеет луком лучше эльфов. И не в одном мастерстве дело, тут замешана магия. Стоит заметить, не магия самих эльфов, вне родных лесов они становятся обычными стрелками, меткими и быстрыми, но ничего сверхъестественного. А вот в лесу… ты видела когда-нибудь, чтобы посланная в цель стрела петляла между деревьями? Я видел. Скорее всего, симбионты-мэллорны помогают.

— Я не поняла, эти мэллорны — они разумны или всё же нет?

— Сложно сказать, — пожал плечами Фаррел. — Есть теория, что их создали сразу с несколькими целями. Есть такой термин — терраформирование, слышала?

— Слышала.

— Ну так вот, мэллорн практически идеальное средство для терраформирования. Ты заметила, что здешние леса неотличимы от земных, если сравнивать с соответствующим климатическим поясом? А ведь мы в другом мире. Но не столько этот мир похож на наш, сколько и этот, и наш, и многие другие похожи на мир, где жили создатели мэллорнов. Попадая в относительно пригодную для жизни среду, мэллорн начинает её видоизменять в соответствии с заложенной в него программой и с поправкой на климат. Очень медленно изменять, счёт пойдёт не на века — на тысячелетия.

— Так и на Земле, получается, мэллорны есть?

— Не всё так просто. Я же говорю, целей создания этих биорегуляторов было несколько. Вторая — а кто знает, может, и первая — в том, чтобы открывать проходы между мирами. Эльфы называют это явление «тонкими путями», в других мирах используют собственные термины. И способов открыть переход существует немало, хотя все они кое в чём похожи, например, в части применения ключа и якоря. Меньше всего повезло Земле. Чтобы открыть портал из вашего мира в соседний, необходима магия и фокусирующее её сооружение. Насчёт сооружений — проблем нет. Пирамиды, Стоунхендж, Аркаим, лабиринт Минотавра на острове Крит. Вот с магией хуже. Её на Земле попросту не хватает. Если здесь…

— А здесь, кстати, это где?

— Я не говорил? Этот мир называется Эллана. Название ему дали эльфы, то ли обитавшие здесь изначально, то ли первыми сумевшие занять облагороженную мэллорнами территорию, которую кто-то явно готовил для себя. Так вот, здесь магических потоков хватает, поэтому, кстати, мэллорны тут и вполне хорошо себя чувствуют. Для них магические потоки являются оптимальным источником энергии. А на Земле таковых почти нет, и чтобы набрать заряд, достаточный для открытия портала, его приходится… — Фаррел на мгновение замялся, подбирая слова помягче, — собирать по крупицам из человеческих аур.

Он вздохнул.

— Человеческие жертвы нужны, в общем. Предки местных людей заявились сюда с Земли, через Стоунхендж, но крови при этом было пролито немало. А мэллорны способны открывать пути с минимальными энергозатратами. Правда, очень узкие пути — максимум для пары десятков путников.

— Но я-то сюда попала без всяких жертв.

— Ты не открыла переход, ты вернулась по нему, с ключом. Любая система, способная открыть тонкий путь, посылает в сопредельный мир свой образ. Так называемая «тень». Попутно отвечаю на твой вопрос — в твоём мире мэллорнов нет, им там не выжить, слишком слаба природная магия. Зато их «теней» — более чем достаточно, и эти «тени» тоже влияют на природу Земли, только очень медленно, в десятки раз медленнее, чем это делал бы, так сказать, оригинал.

Он на мгновение замолчал, глотнул воды из фляги, после чего продолжил:

— Так вот, ты прикоснулась ключом к «тени» и тебе разрешили вернуться. С позиции мэллорна, ты на Земле находилась в гостях.

— То есть, если найти местную тень Стоунхенджа…

Фаррел внимательно посмотрел на девушку.

— Соображаешь. Да, если найти и использовать ключ, взятый с Земли — вернёшься на Землю. Правда, в Англию, где тебе придётся объяснять, как ты туда попала без документов, денег и в вышедшем из моды уже с пару тысяч лет наряде. К тому же где взять ключ? С тех пор, как был использован Стоунхендж, прошло немногим менее двух тысячелетий у нас и где-то шесть с половиной веков по местному времени. Если друиды, открывающие проход, знали о назначении ключей… хотя они многое знали, надо отдать им должное — то где сейчас эти ключи искать? С учётом того, что неизвестно, как они вообще выглядели.

— Так как же мне вернуться? — девушка почувствовала, как на глазах набухают слёзы. — Я что, так навсегда и останусь в этой глуши?

— Если хочешь, свожу тебя к местному королю, — ухмыльнулся Фаррел. — В его замке есть горячий водопровод. Правда, вода подается по свинцовым трубам, и пить её я бы не рекомендовал, но всё ж таки цивилизация. У него в донжоне замка есть и лифт, представляешь? С ручным приводом — но там ворот крутит специально обученный персонал, так что можно покататься.

Лена представила себе долгие годы без привычных удобств, без компьютеров и нормального транспорта, без медицины, в конце концов — небось, местные лекари пользуют пациентов исключительно травами и наговорами — и разрыдалась. Фаррел недоумённо посмотрел на девушку, словно не понимая, как жизнь на свежем воздухе и употребление экологически чистых продуктов могут казаться хуже, чем существование в загаженных городах. Затем свесился с лошади, дотянулся до девушки и погладил её по голове.

— Да не плачь. Вернуться — не проблема.

Его лицо стало серьёзным и несколько мрачным.

— Проблема в том, безопасно ли тебе возвращаться.

Глава 4

В которой Миша занимается бизнесом, вспоминает свои приключения, обзаводится транспортом и выходит на след

Я стоял в лесу. Можно было бы сказать — в таком же лесу, как тот, где мы только что находились вместе с Денисом. Но вокруг царила всё та же ночь, поэтому разглядеть что-либо не представлялось возможным. Только дерево было уже не тем дубом, который Денис назвал тенью мэллорна. Дуб был не из маленьких, но дерево, у корней которого я сейчас стоял, вымахало до размеров настоящего исполина. Какое там руками обхватить, тут таких как я троих надо — и то вряд ли получится соединить пальцы.

Лес был тих. Мне не раз доводилось ночевать в летнем лесу. Может, на мою долю перепало не так уж и много совместных с дядей Фёдором дел, но были среди них и уводившие нас от городского шума в непролазные дебри. Больше всего запомнился один случай… Не знаю, кто в тот раз был заказчиком, я с ним так и не встретился, ни на момент заключения договора, ни потом. Дядя Фёдор сказал, что обо всем договорился — ну и ладно. Аванс, кстати, был более чем неплох.

Лететь пришлось далеко. В Магадан. «Мой друг уехал в Магадан, — пел Высоцкий, — Снимите шляпу. Уехал сам, уехал сам, Не по этапу. Не то чтоб другу не везло, Не чтоб кому-нибудь назло, Не для молвы, что, мол, чудак, А просто так, а просто так». Мы летели туда не просто так, а исключительно ради дела. По словам дяди Фёдора, заказчик, заплатив за одни билеты весьма круглую сумму и щедрой рукой отсыпав нам на дорожные расходы, пожелал найти схрон, упрятанный в глубинах магаданской тайги. Вернее, заказчика интересовал не сам схрон, а то, что было в нём спрятано.

— А что там?

— Хм… — дядя Фёдор поскреб подбородок, как делал всегда, когда его не слишком тянуло откровенничать. Видимо, решив, что держать меня в непонятках не стоит, нехотя ответил: — Собственно, не «что», а «кто».

— Там что, человека держат? — поразился я.

Вообще говоря, в подобных случаях клиенту давалась рекомендация обратиться в полицию. Пару раз мы именно так и поступали, когда в пропаже человека, поиском которого были озабочены безутешные родственники, ни на первый, ни на второй взгляд не обнаруживалось ничего сверхъестественного. Дядя Фёдор во всём, что касалось работы, никогда не гнался за количеством — только за качеством. У меня вообще возникло ощущение, что принимая решение, согласиться ли на предложение очередного клиента или послать его, в зависимости от ситуации, либо в полицию, либо ко всяким гадалкам, ясновидящим и прочим экстрасенсам, либо (бывали случаи) в пеший эротический маршрут, дядька руководствовался одним-единственным критерием — будет ему интересно или нет. В этот раз, вероятно, он решил, что интересно будет. Правда, причины не объяснил и, похоже, не собирался делать этого и впредь.

— Эх, Мишка… для тебя любой «кто» — однозначно человек? Пора уходить от стереотипов.

— Так кого мы ищем?

— Не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку.

— Пушкина в школе проходят, — буркнул я.

Дядька ухмыльнулся.

— Обиделся, что ли? Брось. Я правду сказал, ищем мы весьма странное и загадочное существо, которое назвать зверем можно ровно в такой же степени, как и любого из людей. Все мы звери, если разобраться. Существо это попало в плен, нам надо его освободить. Всё просто.

— Освободить и доставить заказчику?

— Я ж говорю, оно вполне разумное. Так что освободить в самом прямом смысле этого слова. Предоставить свободу.

— И как мы его найдём?

Я о Магадане и его окрестностях представление имел самое смутное. Вроде как жилья там мало, леса много, а медведи ходят прямо возле этого редкого жилья. Говорят, там где копнёшь — там и золото найдёшь. Глупости это, понимаю, но что поделать — так уж повелось, что у многих, в том числе и у меня, Магадан стойко ассоциировался с золотыми россыпями, лагерями и медведями. Да, ещё и со словами из очередной песни Высоцкого, мол, если не видел Нагаевской бухты — «дурррррак ты». Дураком быть не хотелось, поэтому следовало воспользоваться моментом и эту самую Нагаевскую бухту увидеть. Хотя, сильно подозреваю, вряд ли зрелище особо завораживающее.

— Для этого у нас будут две вещи, незаменимые при поиске в незнакомой местности, — глубокомысленно заметил дядя Фёдор. — Во-первых, есть у меня там знакомец один, охотник. Он там все леса вдоль и поперёк исходил. Во-вторых… ты про заклинание поиска слышал?

Я демонстративно поднял глаза к потолку и сделал вид, что лихорадочно роюсь в памяти.

— Ясно. В общем, суть этого заклинания такова. Каждый человек своим существованием, а точнее, своим разумом воздействует на окружающий мир. То есть, этот окружающий мир, биосфера, чувствует этот источник разума и знает, где он в текущий момент находится. Спросить у биосферы можно, только вот ответ не получишь. Тут надо быть эльфом… хотя — тоже не гарантия. Но способ добиться от биосферы если и не прямого ответа, то нужной реакции, всё-таки есть. Как говорили древние латиняне — «Accesio cedit principali». Это один из основополагающих принципов магии, который по-русски звучит как «Придаток следует судьбе главной вещи». Заклинание поиска основано именно на этом принципе. Если взять некую вещь, принадлежавшую человеку… ну, в нашем случае речь не о человеке, но разницы никакой, лишь бы подразумевалось разумное существо — в общем, по этой вещи можно найти владельца. Тут самый главный нюанс — разыскиваемый этой вещью должен был пользоваться регулярно. При этом вещь принимает на себя часть ауры владельца, становится его подобием — в магическо-энергетическом смысле, как бы ни глупо это звучало — и, если читать упомянутый принцип буквально, хозяин словно зовёт эту вещь, притягивает к себе.

— Это что угодно можно так найти? — восхитился я.

Дядька сокрушённо покачал головой.

— Мобильник, который ты посеял на прошлой неделе, таким образом не найдёшь. А вот тебя с использованием твоего несчастного телефона — запросто. Только нюанс есть…

— Как же без этого, — хмыкнул я.

— А ты не ёрничай, не ёрничай, — нахмурился дядька. — Магия вообще состоит из сплошных нюансов и условностей. Это в математике два плюс два всегда четыре, а в магии — что угодно, в зависимости от положения звёзд, личности мага, его настроения и так далее. В заклятье поиска главное, чтобы человек, которого ты ищешь, был последним, кто касался предмета, используемого для поиска. Вот если руки, что поднимут обронённый тобой телефон, будут упакованы в резиновые перчатки или в полиэтилен — тогда чужая аура не забьёт твой отпечаток.

— Очевидно, у нас есть предмет, принадлежавший искомому существу.

— Именно так. В общем, найти-то мы его найдём. А вот дальше… — он почему-то выглядел слишком мрачно, если учесть, что успешное завершение задания было практически у нас… у него в кармане. — Дальше видно будет.

Вспомнив эту беседу, я также вспомнил о совете, который мне дал Денис. Учитывая, что вокруг царила почти абсолютная тьма и идти куда-то, рискуя сломать себе ноги или выколоть глаз о неудачно подвернувшуюся ветку, было делом заведомо неразумным, я решил воспользоваться моментом и сделать захоронку, которая, по словам моего эльфийского «друга», должна была отвести от моего пути возможных преследователей. Правда, я понятия не имел, кому и зачем понадобилось бы за мной гоняться по лесам чужого и для меня, и для гипотетических врагов, мира. Да и не было у меня врагов…

А вот были ли враги у дяди Фёдора?

Я аккуратно срезал ножом несколько волосинок из подмышечной впадины, провел ими по лбу, смачивая потом, потом плюнул на ладонь и извозюкал волоски в слюне. Осталась капля крови и слеза. С кровью проблемы нет, а вот как насчет слезы? Что сделать, вспомнить что-нибудь грустное? Так, чтобы прослезиться от переизбытка чувств…

Нет, ну это же полнейший дурдом. Как заставить себя плакать, если плакать совершенно не хочется? Я потер глаза. Повторил, на этот раз сильнее. Понимаю, что добром это не кончится, но как ещё заставить их слезиться?

К тому времени, как из глаз потекли слёзы, я уже чувствовал, что с раздражением придётся повозиться. Будь я дома — замазал бы какой-нибудь глазной мазью или, на худой конец, приложил бы пакетик запаренного в кипятке чая. Не то что «как рукой бы сняло», но полегчало бы уж наверняка. Здесь же подручных средств не было, так что единственный доступный способ унять резь в растревоженной слизистой — закрыть глаза минут на тридцать. А лучше — больше.

Намочив волоски слезой и кольнув палец, дабы добыть последний составляющий элемент магического рецепта, я завернул полученный образец ДНК в лист и, подсвечивая себе вмонтированным в латенский диск светодиодом, аккуратно разрыхлил пальцами землю у корней огромного дерева и упрятал полученный свёрточек как можно глубже. Вряд ли его можно будет тут найти, пусть и при свете дня.

Закончив с первоочередным делом, я огляделся по сторонам. Светодиод давал неплохое освещение на малой дистанции, но уже шагах в трёх всё тонуло в кромешной мгле. О том, чтобы в таких потёмках пытаться найти путь из леса, не могло быть и речи. Будь я дома — попытался бы, пожалуй. Но здесь следовало помнить о том, что рано или поздно мне понадобится вернуться в свой мир, а для этого необходимо будет найти эту поляну и именно этот мэллорн. По теории, любое из магических эльфийских деревьев способно отправить меня на Землю — заякоренный ключ откроет единственно верный путь из всех возможных. Другое дело, что мне никак не улыбалось оказаться где-нибудь вне пределов России, без денег, документов и внятного объяснения, откуда я свалился. Так что, как ни крути, а рассвета ждать придётся… Присмотреть какие-нибудь характерные приметы и лишь потом отправляться на поиски цивилизации. Вернее, сначала на поиски госпожи Друзовой-младшей, а уж коли из этого благого начинания ничего не выйдет — искать людей и задавать вопросы.

Священное дерево эльфов уходило в вышину, теряясь во тьме — рассеянный, хоть и яркий, свет фонарика позволял увидеть ближайшие ветви, толстые и надёжные. Опять-таки, будь я в земном лесу, можно было забраться на дерево и устроиться ночевать там, привязав себя для верности поясом к какой-нибудь подходящей ветке. Но здесь… это было всё равно что забраться в церковь и свернуться калачиком у алтаря. Выспаться, может, и выспишься — но хозяева не поймут.

Я прислонился лбом к морщинистой коре дерева.

— Прости, Дух Великого Леса, если я вдруг, по незнанию или скудоумию оскорблю твое величие, но сейчас мне некуда идти. Позволь дождаться утра у твоих корней, Защити меня, если сочтёшь, что я заслуживаю защиты. Не прогоняй меня, если решишь, что я достоин лишь равнодушия. Если же моё присутствие тебе в тягость — дай знать, и я уйду.

Я говорил шёпотом, говорил на местном языке — почему-то привычный русский казался здесь неуместным. Более того, я ловил себя на мысли, что не просто валяю ваньку, обращаясь с просьбами к дереву, а и в самом деле прошу помощи и убежища, прошу искренне — так, наверное, истинно верующий обращается к Богу, не моля о каких-либо благах, но стремясь открыть душу. Почему я решил, что с деревом надо говорить именно так… почему я вообще решил, что нужно попросить у мэллорна разрешения уснуть у его подножия? Не знаю. Быть может, сказалось всё то, что когда-то рассказывал об этих уже не совсем растениях дядя Фёдор.

Дерево молчало. Что ж, спасибо и за то, что мне не «указывали на дверь» — я не сомневался, что если мэллорн пожелает, подобное указание будет совершенно недвусмысленным.

Плотнее запахнув куртку, я лёг на мягкий мох, сунул под голову дорожный мешок и закрыл глаза.

И снова вспомнилась та поездка.

До Магадана мы долетели сравнительно комфортно. Неизвестный заказчик не расщедрился настолько, чтобы предоставить нам возможность следовать первым классом, но это и не понадобилось. Самолёт был наполовину пуст, и я вполне удобно расположился на двух соседних креслах. Погода в пункте назначения не радовала, накрапывал мелкий дождик, да и прохладно было, от силы градусов двенадцать. После двадцати пяти московских, это было как попасть из лета прямиком в осень, или раннюю весну. Скорее всё же весну — на окружающих аэропорт невысоких горах («сопки» — подсказал дядя Фёдор) местами виднелись белые пятна. Словно и не июнь… как они тут живут?

Обещанный проводник нас встречал. Это был мрачного вида мужчина лет пятидесяти, с короткими седыми волосами и минимум недельной небритостью, одетый явно по-походному, в брезентовую куртку, такие же штаны, заправленные в высокие берцы. Он крепко пожал руку дяде Фёдору, зато на меня посмотрел с некоторым удивлением, словно я тут был не вполне уместным багажом.

— Познакомься, Миша, это Игнат Петрович, я тебе о нём рассказывал. Игнат, это Миша, мой помощник.

— Рад, — буркнул Игнат Петрович, стискивая мне ладонь так, что я явственно услышал хруст сминаемых костей. — Можно просто Игнат.

Он повернулся к дяде Фёдору.

— Машина готова, снаряжение я собрал. То, что ты просил… к сожалению, только китайский новодел, правда, мужики в «Братине»[44] сказали — качество вполне достойное, не ширпотреб. Было бы время — раздобыл бы что-нибудь получше, но тут сам понимаешь, проблема доставки.

— Сгодится, — отмахнулся дядька. — Не драться же сюда приехали. Так, для самоуспокоения.

— Хрен поймёшь твои успокоения, — хмыкнул Игнат. — Меня вот «тигр»[45] успокаивает до самого не хочу. Иль вот «новый Беня»[46], тож способствует. Возьмёшь? Или пацану дать?

Он посмотрел на меня и подмигнул.

— С ружья-то стрелял?

— Не доводилось. С автомата только, в армии.

— О, служил? — Игнат хлопнул меня по плечу. — Что ж, нормальный пацан у тебя, Федя. Правильный. Что ж, автомата нет, возьмёшь «Сайгу»[47]. Самое то будет.

— Ты что, весь арсенал свой прихватил? — поморщился дядя Фёдор.

— Ну, не то чтобы весь, — многозначительно протянул проводник, — но ты, Федька, меня не на прогулку по парку подписываешь. Скажешь, нет?

— Надеюсь, что нет.

— Надеется он, — вздохнул Игнат. — Ладно, пошли уж. Вон, багаж ваш привезли. Забирайте шмотьё и шагайте к машине, как выйдете — справа крайняя стоит.

Игнат оказался обладателем немолодого Nissan Patrol 93-го года, порядком побитого и местами заметно проржавевшего. На первый взгляд разве что зубастые покрышки вызывали уважение, да несколько радовало наличие вполне исправной на вид лебёдки.

— Ты что, не можешь себе машину поновее взять? — поинтересовался дядя Фёдор, закидывая наши вещи в багажник.

— Могу, — пожал плечами проводник. — Если пожелаешь, можем в лес поехать на той, что «поновее». Примерно до первой колдобины дотянет, а дальше пёхом.

Он похлопал ветерана по капоту.

— Не смотри на внешний вид. Машина зверь, отвечаю. Передняя часть рамы и кузов усилены, мосты и движок перебраны, всё, что можно заменить — заменено, кенгурятник вон поставили — с танком бодаться можно. Только вот, Федя, я не знал, что ты с пацаном. Да если б и знал — один хрен, всё равно на «Патруле» ехать. В общем, два кресла в норме, а одно так… складное. Дерьмо, откровенно говоря, всё заменить порываюсь, да руки не доходят. И не нужно оно мне, я больше один езжу, ну редко когда вдвоём. Зато сзади койка есть, пока дорога хорошая, хоть дрыхни. Хотя какие тут, ядрёна вошь, хорошие дороги.

То ли дядька наметил проводнику маршрут загодя, то ли, как в бессмертном фильме «тут одна дорога», но «Патруль» уверенно пожирал километры, а мой наставник оставался безучастным. И по сторонам особо не смотрел, словно бывать в этих краях ему доводилось уже не раз. Может, и доводилось — почём мне знать. Где-то ж этого знакомца он нашёл. А я, напротив, не отлипал от окна. Когда ещё придётся посетить эти места. И тот факт, что пейзажи, по большому счёту, не отличались разнообразием, сейчас меня не огорчал. Время от времени машина пролетала мимо посёлков, когда подающих признаки жизни, а когда и откровенно вымерших. Больше всего поразили пятиэтажные дома, выглядевшие в этой глуши несколько неуместно, смотрящие на проезжающие по дороге (как её именовал Игнат — Колымской трассе) пустыми чёрными провалами окон. Словно здесь пронеслась война, оставив за собой руины и забвение. Столь же печальное впечатление производили время от времени попадающиеся сопки, покрытые остатками некогда выгоревшего леса. Белёсые стволы лиственниц, которым уже никогда не доведется покрыться зеленью, выглядели шипами, которыми природа пыталась отгородиться от человека.

Дорога обогнула очередную сопку, и перед нами открылась долина, вся изувеченная чёрными шрамами.

— Это что здесь случилось-то? — спросил я, ожидая услышать что угодно, от испытаний ядерного оружия до банального «лесной пожар».

— Драга прошла, — охотно объяснил Игнат. — Золото добывали. Вот после золота такая земля и остаётся. Мёртвая почти. Оживёт со временем, но не скоро.

Несколько километров пролетели в молчании, затем дядя Фёдор заметил, что пора бы и привал сделать. Игнат кивнул и сообщил, что скоро будет неплохой ручей, там можно и остановиться.

Ручей действительно оказался замечательным. Вода ледяная, вкусная — невозможно оторваться. Костёр жечь не стали — у запасливого проводника в заначке оказался термос с крепко заваренным чаем и пластиковый контейнер с бутербродами, которых хватило бы и на десятерых. Правда, на раздачу тут же собралась изрядная стая мошкары, но, к счастью, на хлеб с ветчиной и ломтиками огурца кровососы не претендовали. Зато претендовали на нас, поэтому пришлось пустить в дело химию, которая на незваных гостей обещанного рекламой впечатления не произвела, но, в целом, сделала наше пребывание на открытом воздухе более или менее сносным.

Распаковали багаж, сменили городскую одежду на нечто туристическое. Игнат выдал каждому по ножу в толстых кожаных ножнах, безапелляционно заявив, что нож и зажигалка в лесу являются предметами, обязательными по определению, а кто не согласен, — при этом он бросил многозначительный взгляд в сторону дяди Фёдора, — тот никуда не пойдёт и будет охранять машину.

Лично я против ножа ничего не имел. Откровенно говоря, и против полученной во временное пользование «Сайги» тоже. Что бы там дядя Фёдор ни говорил, а я с оружием в руках себя чувствую всё-таки лучше, чем без него. Может, это лишь иллюзия, способная привести к весьма неприятным последствиям, но, чёрт подери, здесь, говорят, встречаются медведи. И волки обитают. Да и люди бывают такие, что в сравнении с ними волк покажется болонкой. Хотя, по словам того же Игната, лагерей в этих краях почти что и не осталось — но всё равно как-то спокойнее.

Зато когда Игнат протянул дядьке длинный свёрток и тот, аккуратно развернув брезент, извлёк на свет божий меч, я решил, что повод для зубоскальства обретён надолго. С моей точки зрения, это был тати[48]. Хотя я мог и ошибаться, Потапыч пытался вбить в меня какие-то знания о холодном оружии, но особых успехов не достиг.

Меч смотрелся неплохо. Обтянутая чёрной кожей рукоять, небольшая серебристая цуба[49], чёрные же лакированные ножны. Однако, оглядев клинок, дядька покачал головой, явно не одобряя его качество.

— Я ж говорю, что было, — буркнул Игнат, явно огорчённый низкой оценкой оружия.

— Сойдёт, — дядька пристроил ножны за спиной, где им, по японским канонам, было совсем не место. Убедившись, что клинок можно извлечь более или менее удобно, он снял меч и положил его в машину.

— Так что, други, куда теперь? — задал проводник вопрос, который и меня интересовал ничуть не в меньшей степени.

— Сейчас поглядим.

Мой наставник извлёк из кармана небольшой прозрачный пакетик. Упакованный в него предмет представлял собой зубочистку, обмотанную чёрными волосками и залитую воском — хотя теперь, после объяснений волшебницы Гали, я понимаю, что это был или парафин, или какой-то синтетический клей. Натянув резиновые хирургические перчатки, дядя Фёдор вытащил зубочистку из пакета, привязал к ней длинную нитку и, зажав кончик нити пальцами, предоставил магическому предмету возможность свободно свисать. Поболтавшись таким образом несколько секунд и прекратив колебаться, зубочистка внезапно потянулась в сторону, отклоняя нитку от вертикали. Несильно — таким образом её могло сдвинуть и смещение воздуха… только ветра не было.

— Карта есть?

— А то ж, — Игнат изобразил праведное возмущение.

На капоте машины тут же была расстелена карта. На мой взгляд — весьма посредственная, но я ведь и не такой уж знаток. Игнат, почесав затылок, отметил на карте наше местоположение и сориентировал её относительно дороги, возле которой мы расположились. Зубочистка, по прежнему, вопреки законам физики, отклоняющая нить от вертикали, указывала куда-то в сторону леса.

— Линейка найдётся? — поинтересовался дядька.

— Шомпол устроит?

— Вполне.

На карте появилась линия, уводящая куда-то в неизвестность.

— Так, хорошо, один вектор у нас есть. Теперь отмотаем километров пятьдесят, сделаем повторный замер. В идеале нужно хотя бы четыре-пять, всё-таки точность оставляет желать лучшего, но на худой конец хватит и двух.

Игнат кивнул и принялся убирать термос и остатки бутербродов.

Заснул я, так и не успев прокрутить эти воспоминания до конца. А проснулся от шума дождя — тяжёлые капли, срываясь с мрачного неба, секли аккуратную, словно регулярно подстригаемую траву, разбивались о ветви и листья окружающих поляну деревьев. Огромное дерево, у корней которого я провёл ночь, стояло одиноко, не подпуская к себе меньших собратьев ближе, чем на пару десятков шагов. Дождь старательно поливал и величественного мэллорна, но вот что странно — место, где я лежал, оставалось абсолютно сухим. Буквально на расстоянии вытянутой руки падали капли, тут же впитываясь в землю, но ни одна из них не упала на меня. То ли я в потёмках совершенно случайно выбрал для ночлега единственное столь удачное место, то ли — и в это как-то больше верилось — сам Дух Леса счёл нужным защитить путника от непогоды.

Странности этим не исчерпывались. Я абсолютно не ощущал голода, хотя всегда расценивал завтрак как безусловно необходимое мероприятие. Обычно я легко обходился без обеда, случалось, мог отказаться и от ужина, но вкинуть в себя что-нибудь существенное с утра считал первейшим делом. А вот сейчас — не хотелось. Совершенно.

Что ж, может, оно и к лучшему. Припасов у меня не так много, а сочтут ли эльфы возможным кормить незваного гостя — большой вопрос. Да и сколько времени придётся ухлопать на то, чтобы найти хозяев этого леса? Говорят же, что увидеть в лесу эльфа можно лишь в том случае, если он сам того пожелает.

Оглядевшись по сторонам, я, к своему безмерному удивлению, увидел шагах в пяти от мэллорна чёрную плешь кострища. Не очень свежего, по моей не вполне компетентной оценке, месячной давности… но что-то мне подсказывало, что оценка эта неверна.

— Какой идиот жёг здесь костёр? — пробормотал я, словно рассчитывая, что мэллорн тут же назовёт имя обидчика.

— Не ведаю, отроча, что есть «идиот», — послышался вполне человеческий голос из-за моей спины, — но ежели это слово неласково, то сие вполне уместно.

Я резко обернулся, усилием воли запретив руке цепляться за эфес меча. Не дело, приходя в гости, хвататься за оружие.

Шагах в пяти от меня, посреди поляны, стоял высокий, на полголовы выше отнюдь немаленького меня, человек. Или, если присмотреться внимательнее и как следует вспомнить Дениса, эльф. Как и мой недавно обретённый «друг», он выглядел очень молодо, от силы лет на двадцать пять — хотя именно что выглядел. А сколько эльфу на самом деле лет — про то знают только они сами… если вообще считают нужным помнить такие мелочи. На госте (хм… это я тут гость, а он, получается, хозяин) был надет длинный, до земли, белый плащ с откинутым на спину капюшоном. Ног не видно — не удивлюсь, если обувью хозяин пренебрёг. Что характерно, дождевые капли старались не досаждать бессмертному, меняя траекторию полёта примерно в метре над его головой.

Я поклонился, постаравшись вложить в это движение максимум вежливости, но и не скатиться при этом в раболепие.

— Пусть будет светел твой путь под сенью вечного леса, уважаемый.

Приветствие мне подсказал, как вы понимаете, Денис. По его словам, это была наиболее приемлемая фраза, которую мог сказать человек эльфу, хотя сами они приветствовали друг друга иначе. Но применить в данном случае слова равного по крови означало вызвать недоумение и, как минимум, неодобрение.

Эльф помолчал, затем медленно кивнул.

— Не в радость мне лицезреть человека в сем месте, то истина. Но Великий, — видимо, эльф не считал возможным в присутствии чужака произнести пресловутое истинное имя мэллорна, поэтому ограничился эвфемизмом и бросил короткий взгляд в сторону дерева, давая понять, о чём идет речь, — даровал тебе убежище, да и слова твои исполнены вежества. Потому желаю я, чтобы беседа наша была поелику возможно краткой, но и для замыслов твоих небесполезной.

Говорил он, что характерно, по-русски, правда, используя какие-то уж совсем старорежимные обороты. Из чего, если подумать, можно было сделать очевидный вывод — на Земле этот старец в юном теле, несомненно, бывал, причём именно в России. Только было это очень давно.

— Благодарю тебя, господин, — я вновь поклонился. Мне не трудно, а хозяину, возможно, приятно. — Я разыскиваю девушку. Она, по всей видимости, сумела воспользоваться тонкими путями и оказалась где-то в этих местах. Её отец поручил мне вернуть непутёвое чадо домой.

Я предположил, что термин «непутёвое чадо» окажется для собеседника более понятным, чем термин «разгильдяйка» или «дура». Последнее вообще было наиболее верным, поскольку было полнейшей глупостью отправиться в другой мир без должной подготовки… да и с подготовкой тоже — это в том смысле, что мнение Дениса о моих собственных умственных способностях я в известной степени разделял.

— Мне ведомо, о ком ты ведешь речь, — снова кивнул бессмертный и бросил недобрый взгляд на полузаросшее кострище. — Сия девица имела неосторожность появиться в нашем лесу и нанести оскорбление Великому, вызвав злобный огонь у его обиталища. Признаю, юные воины нашего рода были извещены о визите, и готовы были внять просьбе человека, облечённого толикой нашего доверия, одарить гостью беседой и прогулкой. Но гнев, возникший при виде сего святотатства, застил их разумы.

Мысль о том, что я чудом воспользовался услугами той же самой тени, что и искомая беглянка, мелькнула и тут же растворилась под давлением волны очень обоснованного беспокойства. Значит, это Лена развела тут костёр… интересно, её хоть похоронили, или банально скормили лесному зверью? И, кстати, что это за «облечённый доверием» человек, к просьбам которого прислушиваются сами бессмертные эльфы? Выходит, сумасбродная эскапада Леночки была не совсем её или, может, совсем не её идеей? Найти бы этого «облечённого», да поспрошать с пристрастием. И обязательно с мордобитием.

— Ей сохранили жизнь, — поспешил успокоить меня велеречивый хозяин, — но пребывание сей юницы в Вечном лесу было сочтено неприемлемым. Ей указали дорогу к людскому поселению, сделав путь тот нелёгким и безрадостным. Но ни тело, ни душа её весомого ущерба не претерпели.

Ага, переводя всё это на вразумительный русский, девочку высекли и выгнали. Спасибо и на этом. Значит, папа Друзов имеет некоторый шанс встретиться со своей дочуркой.

— Ты, гость, удостоился благодати Великого, — снова намекнул эльф на что-то, очевидное ему и не вполне понятное мне. Скорее всего, моё предположение было верным и тот факт, что ливень ни в малейшей степени не затронул меня, явился свидетельством этой благодати. Не думаю, что мэллорны готовы вот так защищать всякого, кто останавливается у их корней ночевать. — Ты обратился к нему с верными словами и открыл сердце…

— Простите, господин, — невежливо перебил я юного старца, — но слова те были произнесены в одиночестве.

Патриарх поморщился — по всей видимости, он не привык, чтобы кто-либо прерывал его речь.

— Меж мною и Великим крепка духовная связь, — снизошёл он до пояснения. — Твои слова были услышаны и мной, и сочтены достойными и преисполненными искренности. А посему внемли, человече. Тебе укажут путь, по коему проследовала сия девица. Тебе вернут её имущество, дабы никто не посмел упрекнуть обитателей Вечного леса в том, что они позарились на чужое. И тебе дарована милость единожды возвратиться сюда, приведя с собой означенную юницу, дабы проследовать тонким путём в твой родной мир.

Нет, если я успешно вернусь, обязательно надо будет пересказать этот разговор Денису. Он будет в шоке. Я отвесил хозяину очередной поклон.

— Благодарю тебя, господин. И прими мои извинения за поведение девушки. Она почти ребёнок, не знает ваших обычаев и не ведает, что творит.

Повернувшись к мэллорну, я поклонился и ему, мысленно благодаря за поддержку и заступничество, затем подхватил с земли вещмешок и, распрямившись, продолжил:

— Я готов…

Обращался я к пустому месту. Там, где мгновение назад стоял старо-юный эльф, не было никого, и даже трава не выглядела примятой.

— Старший ушёл, — послышалось с другой стороны, на этот раз не по-русски, но вполне понятно. — Он сказал всё, что хотел.

Этот посетитель тоже, разумеется, был эльфом. Только в нём не чувствовались пронёсшиеся века, да и одет он был не как какой-то жрец, а вполне как человек местной исторической эпохи. Зелёная куртка и обтягивающие ноги зелёные же лосины, удобные на вид невысокие сапоги. На поясе — тонкий меч или, скорее шпага с лезивем шириной в два пальца и с чашеобразной гардой, надёжно закрывающей кисть. В одной руке эльф держал длинный шест, в котором нетрудно было опознать лук со снятой тетивой, в другой — небольшой рюкзачок вполне современного вида, и мощный сине-серый блочный лук с пристёгнутым к нему кивером[50] с пятью стрелами.

— Эти вещи принадлежали девчонке, — эльф небрежно бросил рюкзак и лук к моим ногам, чуть тряхнув пальцами, словно очищаясь от какой-то скверны.

Не имело смысла говорить о том, что с чужим имуществом можно было бы обращаться и поаккуратнее. Спасибо что вообще вернули, а тот факт, что Hoyt «UltraElite» стоит две штуки баксов, вряд ли здесь кого-то заинтересует.

— Я выведу тебя из леса, — проинформировал молодой эльф. — Иди за мной.

Путь занял не слишком много времени, зато весьма негативно сказался на моём самоуважении. Эльф не шёл, он струился, обтекая препятствия и не задев ни одной веточки. По сравнению с ним, я, наверное, напоминал слона в посудной лавке, и возникало стойкое ощущение, что стоит оглянуться — и я увижу просеку, образовавшуюся за моей спиной. Там, где перед моим провожатым расступались кусты, мне приходилось в буквальном смысле слова продираться, рискуя изуродовать одежду и порвать обувь. По всей вероятности, указание «проводить меня к людскому поселению» не предусматривало обеспечение комфорта на этом пути.

По счастью, от места моего, если можно так сказать, «приземления» до опушки леса было рукой подать. Нет, ну не в самом прямом смысле слова, но процесс разрушения подлеска благополучно завершился минут за двадцать. Учитывая, что провожатый держал довольно приличный темп, заставив меня порядком взмокнуть, по расстоянию получилась максимум пара километров. Хотя на этой скромной дистанции мне пришлось раза четыре дать себе самое клятвенное обещание, что как только это приключение закончится, я обязательно начну регулярно посещать спортзал, дабы привести себя в приличную форму.

Остановившись у могучего дуба, изображающего из себя часового на границе эльфийских владений и людских земель, проводник вскинул руку, указывая направление.

— Тебе туда, человек.

— Спасибо за помощь.

Эльф помолчал, затем нехотя выдавил:

— Ты под сенью Великого, человек. Это бывает редко. Не знаю, почему тебе оказана эта милость, но не мне оспаривать его волю, — он снова помолчал, затем добавил: — Когда пожелаешь вернуться — подойди к этому дереву и жди. Кто-то явится, поможет найти дорогу.

— Благодарю. И пусть будет светел твой путь под сенью вечного леса.

Эльф кивнул и сделал пару шагов назад, моментально растворившись среди древесных стволов. Вот он был — и его не стало. Ни шороха, ни скрипа, ни треска ломаемой под ногой ветви. Желать мне удачи явно не входило в его планы… да и чёрт с ним, если на то пошло.

Прежде всего, я достал созданный волшебницей Галей магический компас и с замиранием сердца уставился на облепленную стеарином щепку. Новостей было две, как водится, одна хорошая, другая ожидаемая. Лена находилась в этом мире, щепка пришла в движение и явственно отклонила нитку от вертикали. На этом хорошие новости заканчивались. Компас показывал совершенно не то направление, по которому я собирался следовать в ближайшее время. Если Лена и была в поселении, куда меня направил провожатый, то она его уже покинула. И, судя по углу наклона, успела уйти достаточно далеко. Интуиция подсказывала мне, что девушка, мало приспособленная для выживания во враждебном окружении, всё-таки в первую очередь направится к людям. И искать её следы необходимо именно там.

Отсюда людского поселения было не разглядеть, никто не желал селиться слишком уж близко к местам, где из леса могла прилететь стрела просто потому, что какому-то из бессмертных не понравился твой взгляд, брошенный в сторону стены деревьев. Хотя, на самом деле, я сомневался, что отношения между землепашцами и лесными жителями так уж напряжены. В конце концов, они тут соседствуют уже много веков, наверное, сумели достигнуть каких-то компромиссов, раз уж не вырезали друг друга давным-давно. Да и, насколько я успел узнать у Дениса, в определённых пределах эльфы… ну, не то чтобы откровенно нуждались в людях, но, скажем так, не отказывались от помощи и готовы были за неё неплохо платить. Правда, эти отношения не распространялись настолько далеко, чтобы высокие договаривающиеся стороны вступали в беседу «на равных». Эльфы давно и прочно утвердили здесь себя в качестве «старшего брата», в свои дела людей не посвящали, в людские дела же, напротив, имели привычку время от времени вмешиваться, но делали это достаточно тонко, чтобы не вызвать ненависти. Неприязнь присутствовала, но, при наличии потребности, вполне лечилась деньгами.

Кстати, о деньгах.

Как и в любом нормальном мире, где товарно-денежные отношения превалировали над «волчьими законами» — а просвещённая монархия, созданная за многие века выходцами из Британии, в целом была именно таковой — в вопросах выживания на первое место выходило не виртуозное владение оружием, а наличие материальных ценностей, представлявших собой или деньги, или то, что можно, при необходимости, в деньги обратить. Информация, полученная от Дениса, устарела весьма и весьма существенно, он давно уж не посещал родные пенаты, но и из того, что рассказал склонный к запоям изгнанник, следовало, что попытка набить кошель путем экспроприации экспроприаторов здесь может закончиться весьма плачевно. Королевские стражники, может, и не слишком рвались прочёсывать округу в поисках очередной компании любителей лёгкой наживы, но и от возложенных на них обязанностей отлынивать опасались. Здесь, на границе с эльфийскими владениями, такая служба считалась если и не синекурой, то, по меньшей мере, делом вполне спокойным и неопасным. Если где-то в округе и объявлялись романтики с большой дороги, банды эти редко численностью превышали десяток человек, а потому общения со стражниками старались избежать любой ценой. За выучкой солдат приглядывали опытные деканы из числа ветеранов, которые гоняли подчинённых и в хвост и в гриву, не давая им обзавестись брюшком — во всяком случае, в те времена, о которых мог рассказать Денис — а потому в случае стычки ничего хорошего преступникам не светило.

Вообще, как я понял, кельты, покинув родину под ударами ненавистных римлян, унесли с собой не только дедовские мечи. Изрядно порасшибав себе лбы о несокрушимую стену легионерских скутумов[51], кельты решили, что героический наскок — вещь хорошая и славная, но для здоровья часто не слишком полезная. Поэтому последующие века прошли под лозунгом «хорошо для врагов — не значит, что плохо для нас». Кое-что из принципов формирования римской армии было сочтено правильным и для кельтской «в новых условиях». А, поскольку в дело пускались чужие изобретения, часто и терминология использовалась авторская. Так в армии появились деканы-десятники, центурионы и легионы. Правда, «трибуны», в римские времена командовавшие легионами, не прижились, на эту роль претендовали благородные тэны и богатые всадники. Но куда важнее другое — из опыта борьбы с римскими легионами кельты переняли принципы пехотного строя и воинской дисциплины. Не отказавшись от излюбленных колесниц и кавалерии, новые короли новой страны сумели достаточно быстро сформировать сильную пехоту, с которой приходилось считаться и оркам и уж, тем более, эльфам. Последние, к слову, в качестве пеших воинов оценивались не слишком высоко… вот лучники — это да, в этой части с лесными жителями не могли конкурировать и лучшие стрелки из числа людей.

И пусть королевские стражники не относились к категории легионеров, за их выучкой следили и спуску им не давали. Поэтому пяток хорошо экипированных стражников вполне мог порвать в клочья и десяток бандитов, и полтора. Так что любители лёгкой наживы в этом мире долго не жили и богатством не отличались.

Вариант «заработать деньги честным трудом», как ни печально, здесь был столь же труднореализуем, сколь и на моей родине. Нет, наскрести на более или менее сносное существование было вполне возможно, но… но для этого требовались, как минимум, руки, растущие из правильного места. Я же, по меркам этого мира, не умел вообще ничего. Ни толком держать в руках меч (насчет эффекта от взятых у Потапыча уроков я не обольщался), ни что-либо полезное мастерить, ни… в общем, как член общества я был бесполезен.

Оставался третий способ раздобыть монеты. Это, говоря словами небезызвестного Шарика, «продать что-нибудь ненужное».

В первую очередь мне пришла в голову идея на остатки денег, полученных от папы Друзова, купить в Сбербанке серебряные слитки. Увы, Денис внёс в мои планы серьёзные, местами фатальные коррективы. Во-первых, пятидесятиграммовый серебряный слиток, купленный в России за пару тысяч или что-то около того, соответствовал примерно семи серебряным монетам местной чеканки, что позволило бы мне максимум десять раз переночевать и более или менее нормально поесть в довольно посредственной таверне. И то, если хозяин окажется широкой души человеком. Пятиграммовый золотой слиток, не дотягивающий по весу до местного статера, стоил у нас уже более девяти тысяч рублей, но его покупательная способность здесь была не столь уж и высока. Скажем, весьма посредственный меч стоил не менее статера, а при покупке приличного коня счёт шёл на десятки, а иногда и на сотни.

Но это было только «во-первых» и, следовательно, существовало и «во-вторых». Местные короли очень быстро поняли, что тот, кто держит в своих руках деньги — держит всё. Поэтому фальшивомонетничество каралось в Бритте (так кельты, бежавшие с Земли, назвали новую родину) чуть ли не более жестоко, чем разбой на большой дороге. И если где-нибудь в глуши у меня в качестве оплаты могли принять серебряную вещицу или, скажем, кусочек драгоценного металла на вес, то в более или менее крупном городке попытка расплатиться чем-либо, кроме монет с профилем одного из Их Величеств, вполне могла окончиться приходом стражи и крупными неприятностями. Правда, наряду со статерами и серебряными драхмами, имели хождение и эльфийские золотые монеты (на серебро лесные жители смотрели несколько свысока).

Эльфийская золотая монета у меня была. Одна. Подарок Дениса. Другое дело, что я предпочёл бы сохранить её в качестве сувенира.

В общем, все мои надежды строились на том, что в ближайшем поселении мне удастся более или менее удачно продать что-нибудь из «ненужного». Желательно так, чтобы не привлечь при этом к себе излишнего внимания. Идея «торгануть» одноразовыми зажигалками, выдавая их за мастерскую работу местных гномов, была пресечена на корню. По словам Дениса, эти воспетые в фэнтези коротышки здесь водились, и регулярно вели кое-какую торговлю с людьми, но выставляли на продажу либо оружие, либо драгоценные камни. И за то, и за другое запрашивались совершенно неприличные деньги, часто, в самом буквальном смысле этого слова, товар отдавался «на вес золота». По словам эльфа-изгнанника, как правило, дело того стоило. Всякого рода блестяшки, вроде синтетических драгоценных камней, тоже могли «довести до цугундера». Уж не знаю, как местные ювелиры (в большинстве своём либо обладавшие толикой магического дара, либо, в противном случае, обречённые на разорение) определяли подлинность камней, но делали это они вполне уверенно.

Итак, чем я располагал?

В моём дорожном мешке лежали два ножа. Вполне обычных ножа, как их принято называть, туристическо-бытового назначения. Но — если верить ценнику и внешнему виду — клинки этих ножей были изготовлены из дамасской стали. По словам Дениса, подобная сталь в Бритте была неизвестна. Вернее, гномы-то, вероятно, вполне владели необходимыми технологиями, но почитали их не самыми лучшими. Лезвие из гномьей голубой стали могло настрогать клинок моего ножа как карандаш. Но в сравнении с изделиями людских кузнецов такие ножи выглядели весьма впечатляюще, как в части узора на клинке, так и в части общей отделки.

Вдобавок я, мысленно попросив прощения у матери, прихватил несколько оставшихся от неё колец. В серебряную оправу были вставлены камни, пусть и не считающиеся драгоценными, но вполне натуральные — чароит, малахит, лазурит. Мама не увлекалась ювелирными украшениями, это были подарки друзей на всякого рода события, вещицы недорогие и не сказать чтобы особо эффектные, но, в самом крайнем случае, можно попытаться продать и их.

За безделушками я забежал на родительскую квартиру перед визитом к Галине — опасался, что потом может не остаться времени. А ножи купил сразу после беседы с Денисом.

Местное поселение (я как-то не удосужился узнать, как следует называть подобные места — село, деревня или как-то иначе) постепенно приближалось. С вышки, где скучал одинокий стражник, меня заметили, но особого интереса не проявили. Один человек по определению не несёт угрозы, идёт — и пусть себе идёт. Никто не торопился перегораживать дорогу и требовать платы за вход. И то ладно — в городах, по словам Дениса, могли бы и потребовать, не столько ради пополнения городской казны, а исключительно как критерий отсева. Мол, если ты не готов расстаться с несколькими медяшками, то и в городе тебе делать нечего, тут и местной голытьбы хватает.

В целом, деревня — какого-либо подобия храма я не наблюдал, хотя это и не означало, что его нет, но всё равно буду называть это деревней — выглядела достаточно мирно. Детишки бегают, люди какими-то делами занимаются. Куда-то протопали двое стражников, взбивая клубы пыли подкованными сапогами и позвякивая кольчугами. На меня они внимания также не обратили.

Нужный мне субъект был мною замечен сразу. Седой дед, истинный возраст которого определить не представлялось возможным, поскольку в мире, лишённом современной мне медицины, люди стареют рано, сидел на скамье у дома и ловко что-то строгал. Нож в его руках так и летал, стружка брызгала во все стороны — в общем, дед казался вполне бодрым и, следовательно, вполне мог ответить на пару простых вопросов.

— Доброго дня тебе, отец.

— И тебе лёгкой дороги, путник, — старик отложил в сторону почти законченную деревянную ложку и медленно склонил голову.

— Скажи, где я могу найти торговца?

Дед посмотрел на меня с явным неодобрением, по всей видимости, я сказал что-то не так. Знание языка, увы, не сопровождается автоматическим знанием традиций. Может, следовало сперва поговорить о чём-то отвлечённом, и лишь потом сообщать о своих потребностях? Не знаю… в любом варианте, я не желал сейчас вступать в длительный диалог, чревато осложнениями.

Взгляд старика скользнул по моей кольчуге и мечу, на мгновение задержался на выглядывающем из-за плеча луке — спорю на сто золотых, подобных конструкций здесь никогда не видывали — и благоразумно решил, что указывать вооруженному человеку на какие-то нарушения общепринятых норм не стоит.

— У нас один торговец, его зовут Охан Мак Кормик. Его лавка там, — дед ложкой указал направление. — Ты не ошибёшься, воин, над дверью лавки доска с рисунком зайца.

Заяц, священное животное кельтов, являлся символом процветания, изобилия, хорошей жизни, но лавке глубокоуважаемого Охана зверёк помогать явно не торопился. С моей точки зрения, большая часть выставленного товара вполне подходила под определение «хлам». С другой стороны, а чего ожидать от торговца, ведущего дела в забытой всеми кельтскими богами деревне, где не то что богатого покупателя — обычного-то днём с огнём не сыщешь.

Хозяин, весьма уже немолодой человек, высохший до состояния жерди, бросил на меня не слишком благожелательный взгляд. Создавалось впечатление, что мой визит оторвал его от размышлений о бренности всего сущего вообще и убыточности бизнеса в частности. Ему потребовалось несколько секунд, дабы пересилить плохое настроение и растянуть губы в гримасе, которую следовало воспринимать как приветственную улыбку.

— Да будет Луг[52] благосклонен к тебе, воин.

— Пусть светлый Бел[53] не оставит вниманием твой дом, уважаемый Охан.

Мои познания в кельтской мифологии были почти нулевыми. Стоило бы как следует покопаться в интернете и собрать информацию о том, кого в каких случаях упоминать, да вот не удосужился. Одна радость — в большинстве своём местные боги были достаточно универсальными. И вообще, я, как воин, мог спокойно по любому поводу поминать Тевтата, вполне годящегося как на роль военного покровителя, так и на должность «смотрящего» за самыми разными аспектами мирной деятельности. Впрочем, в данный момент упоминание Бела, местного аналога Аполлона, вполне сошло.

— Какая нужда привела славного воина в мою скромную лавку?

Судя по кислой улыбке, торговец предполагал, что особого дохода с этого визита ему не обломится. А если так — стоит ли стелиться перед посетителем?

— Мой путь был нелёгок, и не всегда Тевтат был ко мне благосклонен, — доступно объяснил я ситуацию. — Увы, монеты в моём кошеле сейчас уже не радуют меня мелодичным звоном.

— Воин желает что-то продать? — вздохнул торговец.

Я выложил на стол перед ним один из ножей.

— Этот клинок вышел из рук великого мастера, живущего далеко на юге.

Торговец взял нож, извлёк его из ножен и повертел перед глазами, словно был слабоват зрением. Признаю, лишённое блеска лезвие, покрытое тёмными разводами, смотрелось куда менее эффектно, чем полированная сталь, в которую можно было смотреться, как в зеркало. Охан поковырял клинок ногтем, словно собирался соскрести тёмно-серый налет.

— За этим ножом не ухаживали должным образом, — сообщил он мне.

— Это не так, уважаемый, — я понял, что слова Дениса подтвердились, и дамасскую сталь в этих местах не видывали. — Это весьма искусная работа. Мастер, создавший нож, сумел овладеть кое-какими секретами гномов. Это узорчатый металл намного прочнее обычного, он не ржавеет и весьма гибок. Но, самое главное, его острота не знает себе равных… среди клинков, созданных людьми.

На самом деле, дамасская сталь ржавеет. Но это не значит, что о подобных свойствах стоит говорить каждому, кто увидел её впервые в жизни.

Торговец достал какую-то палку, чиркнул по ней ножом. Заточка была новой и достаточно качественной, срез вышел весьма гладким.

— Что за мастер сделал этот клинок?

— Никто не знает его имени, — вздохнул я, решив, что подпустить немного туману не повредит. — По слухам, его мать сошлась с одним из гномов. Конечно, гном не повёл женщину в родовые пещеры, но подарил сыну что-то из умений. Это не голубая сталь, почтенный Охан понимает, что подобные секреты гномы берегут ценой жизни. Но и эта тайна досталась юноше не даром. Гном отобрал у него имя…

Понятия не имею, на кой хрен гному имя человеческого отпрыска-полукровки. И не знаю, возможны ли вообще общие дети у людей и этих, для меня пока чисто мифических, коротышек. Но, на мой взгляд, звучал этот бред вполне таинственно, учитывая, что Денис говорил о гномах, как об очень закрытой касте, тщательно избегавшей с людьми контактов, выходящих за рамки торговых сделок по строго ограниченному ассортименту. Так что опровергнуть мои слова было попросту невозможно.

— … и дал сыну вместо имени прозвище. Мастера называют «Золотые уста».

— Он обучен красиво говорить?

— О, нет, уважаемый. Говорят, — я понизил голос до шёпота, словно тут по углам толкалась целая толпа, желающая подслушать секреты изготовления узорчатых клинков, — что для закалки таких ножей молодой мастер использует собственную слюну. А потому таких ножей создано всего два. Много ли слюны у человека…

Подумав, мастер предложил мне за уникальный клинок, созданный неведомым здесь Златоустом и (бред, признаю) закалённый его слюной, два статера. Если привезти эти монеты на Землю и продать как золотой лом, подобных ножей можно было бы купить штук пять. Хорошая сделка… но, увы, для моих целей этого было недостаточно. Я вежливо улыбнулся и заявил, что право обладания одним из двух уникальных изделий стоит дороже. Торговец поинтересовался, какая сумма способна спасти гиганта мыс… в смысле, поиздержавшегося в походах и боях воина. Я ответил, что двенадцать статеров, пожалуй, способны были бы заставить меня расстаться с продуктом «гномьих технологий».

В общем, после долгого торга нож ушёл к уважаемому Мак Кормику за шесть статеров. Самое забавное, что я бы отдал его и за первоначально предложенные две монеты. По сути, столь дорогой нож здесь попросту не был востребован. Люди низших сословий, чтобы резать мясо или строгать дерево, пользовались клинками поскромнее. Ну, точить чаще — зато и стоит такое убогое изделие немного. Люди богатые наверняка пользовались за столом ножами, украшенными резьбой, камнями и драгоценными металлами. А при встрече с врагом отдавали предпочтение клинкам побольше… в общем, ножик, удобный для туриста, местным был интересен разве что как диковинка.

Ссыпав монеты в приятно потяжелевший кошель — один из статеров Охан сразу разменял на два десятка серебряных драхм, я решил продолжить общение.

— Посмотри и на эти кольца, уважаемый.

На первое время денег мне должно было хватить, и продавать побрякушки я не собирался. Но необходимо было примерно знать, на что рассчитывать в случае крайней нужды.

Малахит и чароит торговца не заинтересовали. Презрительно заявив, что подобная оправа не сделала бы чести и младшему подметателю мусора в мастерской ювелира, Охан предложил мне по серебряной драхме за каждое из колец и, насколько я понял, совсем не расстроился, когда я убрал их в карман. А вот массивный перстень с лазуритом явно произвел впечатление.

Не помню, откуда у матери появилось это кольцо. Я, как и большинство мужчин, не обременённых избыточными доходами, не способен ни оценить женские украшения, ни толком их запомнить. Оправа сделана грубо, я бы сказал, нарочито грубо, имитируя старину и ручную работу. Крупный кабошон[54] красивого синего цвета имел белые полупрозрачные вкрапления, образующие что-то вроде неровной звезды с лучами разной длины. Ни разу не видел, чтобы мама его носила — скорее всего, с того момента, как кто-то вручил ей этот подарок, перстень так и провалялся в шкатулке с немногочисленными цепочками и другими подобными недорогими украшениями. Да и обращались с ним явно без должного пиетета, оправа была чуть погнута, металл — серебро или мельхиор, кто его разберёт — утратил былой блеск, что добавляло кольцу «возраста», но не красоты.

Тем временем, торговец вертел кольцо в руках, явно раздумывая над возможностью урвать заинтересовавший его предмет по дешёвке. Мысленно я предложил ему действовать — бизнес не срастётся, но, зато, я получу совершенно бесплатную информацию.

Видимо решив, что возможностей человеческих глаз для оценки камня недостаточно, почтенный Мак Кормик достал из ящика стола небольшой кожаный футляр, откуда извлёк странный прибор вроде монокля, только не с бесцветным, а с густо-синим стеклом. Неизвестно, что сквозь это стекло можно было разглядеть, но процесс занял у Охана минуты три, не меньше.

— Это редкий камень, — наконец сообщил он. — Луг послал тебе удачу, воин. Я готов дать тебе… двадцать четыре статера.

Я мысленно присвистнул. Статер весил чуть больше восьми граммов и выходило, что за кольцо, цена которому от силы три тысячи рублей, я получу двести граммов пусть и не слишком чистого, но золота. С другой стороны, уже тот факт, что торговец предложил подобную сумму сразу, означал, что кольцо стоит, как минимум, раза в два-три дороже. Я это знал. И Охан знал, что я знаю, ожидая долгого торга… что ж, придётся его разочаровать.

— Увы, уважаемый, я не собираюсь продавать камень. Хотел лишь узнать цену…

— Подожди, воин, — лавочник явно забеспокоился, — подожди. Быть может, я и понесу убытки, но это кольцо заставляет меня рискнуть. Я удвою названную сумму — поверь, нигде в королевстве ты не сумеешь получить за эту вещь больше сорока восьми статеров.

— Э, клянусь Тевтатом, я не отдал бы его и за сотню золотых, — усмехнулся я, припоминая, что у меня дома лазурит не относился к числу драгоценных камней. Эдак можно было бы наладить неплохой бизнес. Десять граммов синего камня в обмен на полкило золота. Де Бирс удавится от зависти. В полном составе.

Пальцы Мак Кормика сжались, пряча кольцо в кулаке.

— Тогда я заплачу тебе сто десять!

На мой взгляд, если продать эту лавку с молотка, включая стены и самого хозяина, то и тогда сотню статеров набрать не удастся. Может, меня хотят тупо развести?

— Эта вещь передаётся в моём роду из поколения в поколение, — я решил, при случае, заявить, что оправу меняли неоднократно, — и было бы недостойно продать камень даже при большой нужде…

— Двести!

На торговца было жалко смотреть. Интересно, он дойдет до того, что бросится на меня со свежекупленным ножиком? На всякий случай, я сделал шаг назад и положил руку на эфес меча.

— Прости, но камень не продаётся. Не соблаговолишь ли вернуть его мне?

Мак Кормик и в самом деле бросил взгляд на нож. Только мне показалось, что он в этот момент думал не о попытке отправить пришлого воина в иной мир, завладев столь приглянувшимся торговцу имуществом, сколько о том, что ему придётся отрезать себе руку — добровольно пальцы не разожмутся.

Прошло не меньше минуты, прежде чем кольцо, освободившись от покрывшейся потом руки, упало на столешницу.

— Триста десять статеров… — прошептал Охан, лицо которого уже пошло красными пятнами. — И двенадцать серебряных драхм. Клянусь, у меня нет больше… впридачу ты сможешь забрать любой товар в лавке… во имя светлого Бела и грозного Тевтата, забери всё!

Я забрал кольцо и вышел из лавки, раздумывая, не допустил ли я огромную ошибку. Три сотни золотых монет… нет, дело не в деньгах. Если торговец готов был отдать за заурядный камень такую груду золота, значит, кольцо стоит дороже, намного дороже. Но в этих местах человеку вполне могут перерезать горло за пару серебряных драхм. Отдай я кольцо лавочнику за толику золота, и он тут же утратил бы ко мне всякий интерес, подсчитывая барыши. Или я ничего не понимаю в людях, или я теперь для уважаемого Охана Мак Кормика являюсь ходячим источником благосостояния. Не думаю, что ему будет трудно найти пару человек, способных всадить мне в спину стрелу и обшмонать карманы.

Пойдёт ли торговец на подобную сделку с совестью? Что-то мне подсказывало, что и не задумается.

Смогу ли я обеспечить собственную безопасность? Ой, не смешите! Максимум, от кого я, с моими навыками, смогу отбиться, так это от заурядного крестьянина. Да и то большой вопрос — в этих местах человеческая жизнь ценится не сказать чтобы дорого, а потому вопросы самозащиты вбиваются в людей с детства. Не то, что у нас — хобби… Армейские навыки у меня были, но и там нас больше учили строевому шагу, чем полезным в средневековом мире навыкам. Автомат бы…

Надо отсюда убираться.

Но, с другой стороны, хотелось бы собрать хоть какую-то информацию о Лене. Вряд ли девчонка, явившаяся сюда из другого мира и слабо ориентирующаяся в новом для себя окружении, никому не бросилась в глаза. Раз здесь не задержалась — следовательно, были тому причины. А где можно узнать свежие сплетни? Думаю, что самое подходящее для этих целей место там, где люди пьют пиво и что покрепче.

Найти таверну труда не составило. Как и лавка, это заведение было единственным на всю деревню и все дороги (в том числе тропки) вели туда. По причине относительно раннего времени — народ, преимущественно, пребывал в поле — зал с низким потолком, грубой мебелью был совершенно пуст. Мне пришлось несколько раз смачно хлопнуть кулаком по стойке, пока не откинулась занавесь, перекрывающая доступ во внутренние помещения, и не явилась хозяйка — я так решил, ибо на служанку она не слишком походила — этого заведения. Я не поклонник рубенсовских форм, да и возраст успел оставить на женщине довольно жестокие следы, но лет десять назад она была, пожалуй, предметом неровного дыхания всей округи. Могучая стать, огненно-рыжие волосы, не утратившие былой красоты черты лица.

— Да принесет Тевтат безопасность твоему дому, уважаемая.

По уровню доходов хозяйка таверны могла заткнуть за пояс десяток таких, по словам Романа, «бедных, но гордых йоменов», каким предполагал выглядеть я. Но на социальной лестнице воин стоял выше.

— Пусть направит Тевтат твой меч, господин, — она поклонилась, без подобострастия, но и не как равному. — Желаете подкрепиться с дороги?

— Было бы неплохо. Но сначала — несколько ответов на вопросы.

На стол легла серебряная монета. Драхма. Почти восемь граммов серебра. Вполне достаточно, чтобы считаться щедрым клиентом. Это ж не у нас придумали принцип «клиент всегда прав». Это принцип, вполне успешно действующий во всех мирах… ну, я так думаю. Потому, что обиженный клиент не склонен расставаться с монетами, это любой нормальный торговец усваивает накрепко.

— Слушаю, господин.

— Я здесь кое-кого ищу…

Признаться, я имел весьма смутное представление насчёт того, как построить беседу. Лена могла — и, вообще говоря, должна была — нарваться на неприятности. Здесь, в отличие от древней Руси, не привечали блаженных и юродивых. В этом мире жили свободные люди… и даже тех, кто находился на положении рабов и рабами же назывался, не всегда легко было отличить от хозяина и членов его семьи. Одежда поплоше — и всё, пожалуй. Каждый знал своё место, определённое многовековыми традициями. Кому пахать и сеять, кому воевать, кому торговать. Лена в эту схему не вписывалась. Может, поначалу она и собиралась изображать из себя эдакую амазонку-лучницу, не знаю, но после кострища у корней мэллорна и последующего общения с эльфами у неё, думаю, выбор невелик. Я бы прикинулся нищенкой — самый хороший способ присмотреться к окружающим и решить, что делать дальше. Нищенку могут прогнать, могут ударить — но никто не станет убивать побирушку.

Хотя, как я уже говорил, знание языка не дает автоматически и знания местных реалий. Может, я заблуждаюсь. Но, как мне кажется, любая попытка выдать себя за кого-то другого может привести к весьма плачевному результату. Например, объявят ведьмой и отправят на костёр. Или утопят. Понятия не имею, как древние кельты решали проблемы с ведьминским сословием.

Таким образом, мой вопрос был максимально общим и предполагал, что собеседница сама дополнит его деталями, прежде чем дать обстоятельный ответ.

— О, воин, если ты слуга всадника Фаррела Оррина, то увы, он не дождался тебя и уехал два дня назад. То-то я смотрю… ведь негоже всаднику не иметь оруженосцев.

Два дня назад… ага, как раз тогда, когда Лена должна была появиться в этой деревне. Совпадение? Да запросто.

— Не повезло, — вздохнул я, справедливо решив, что раз неведомый мне всадник отбыл, то и опровергнуть любую чушь, которую мне заблагорассудится нести, он не сможет. — Дела задержали меня, да и коня в дороге потерял, но всё ж надеялся успеть.

— О да, — с готовностью развила мысль женщина. — Он ждал тебя, воин, почти десять дней.

— Как твое имя, красавица? — поинтересовался я.

Быть может, комплимент из уст более… гм… взрослого человека произвел бы лучшее впечатление, но, видимо, хозяйку этого заведения не так уж часто баловали добрым словом. Она покраснела от смущения, улыбнулась.

— Мерна.

— Мерна… красивое имя, — нифига красивого, но почему бы не сказать, если мне это ничего не стоит. — Оррин ведь в твоей таверне ночевал?

Сомнительно, чтобы у проезжего человека было здесь жилье, как сомнительно и то, что в этом захолустье найдется другая гостиница.

— Истинно так, воин, — она снова улыбнулась, открыто и доброжелательно.

— Не сказал ли Оррин, почему уехал столь внезапно? Да ещё и в одиночку?

На мой взгляд, только сверхважные дела могли заставить благородного всадника — это, как я понимал, местный аналог рыцаря — торчать в этой дыре дольше, чем потребовалось бы на перекус и пересып.

— Кто я такая, чтобы всадник что-либо объяснял мне, — развела руками женщина. — Да уж, если на то пошло, и кому-либо другому. Только вот уехал он не один. Рабыню взял, как раз накануне.

— Рабыню? — я старательно изобразил удивление, одновременно мысленно благодаря местных богов за идею заглянуть в таверну. Чует мое сердце след сумасшедшей девчонки, ох, чует. — Зачем Оррину рабыня? Хотя… небось, молода и собой хороша?

Я постарался изобразить глумливую ухмылку, но тут же согнал её, заметив, как нахмурилась хозяйка.

— Пришла тут в нашу таверну девушка, нищенка, — пояснила она явно без особого воодушевления. — Худая, видать, давно голодала. Правда, ежели еды давать вдосталь, дабы в тело вошла, так и вовсе собой недурна будет. Видать, заприметил то твой всадник. Ну а она и сболтнула лишнего… про закон Идена-Заступника, что про нищих гласит, доводилось слышать?

На всякий случай я решил пожать плечами. Понимай как хочешь, то ли «бес его знает, что это за закон», то ли «да кто ж его не знает». Мерна решила, что я имею в виду первый вариант, и тут же пояснила:

— Старый закон, его сейчас не всякий и вспомнит. Мол, ежели у человека денег нет, да хозяина, да заступника, да родителей тоже — никого, кто мог бы за бедняка слово замолвить — то любой может такого назвать рабом. Фаррел и назвал. Лавена — она и не поняла, что вмиг свободы лишилась, улыбалась ему, глупая… хотя ведь закона не знала. А то, может, и промолчала бы.

— Лавена?

— Девку Лавеной звать. Купил он ей из одежды кое-что, у меня купил, не поскупился. На возок посадил, да сразу и отбыл.

Она подумала и помрачнела.

— Тут дело-то вишь какое, воин. Сцепился он тут с кэрлом из пришлых, Тристаном звать. Сцепился вроде как и по пустяку, охолонил того маленько, да вот мира меж ними так и не стало. У нас ведь как — могут друг другу и бока намять, и зубы покрошить, дело обычное. Потом пива по паре кружек в себя зальют — и смотри ж ты, друзья друзьями, словно с детства вместе росли. Потом снова подерутся, да опять помирятся. А тут уж не поладили так не поладили, Тристан на твоего Оррина волком смотрел, да и всадник кэрла не жаловал. И, видать, задело кэрла-то, что всадник девку себе в рабыни взял. Может, он и сам того хотел бы, не ведаю.

Она вздохнула.

— Может, потому и в путь торопился. От беды подальше. А Тристан то ли с зависти недоброе замыслил, то ли просто по своим каким-то надобностям уехал, про то не скажу. Но отбыл сразу, как только Оррин права заявил на Лавену. Только вот ежели Тристан и в самом деле чего удумал, найти помощников ему не в труд будет. Деньги у него водятся, а места тут неспокойные. Стражники, есть такое дело, разбойников ловят — да разве ж их всех выловишь… А у всадника и оружье дорогое, и конь немало статеров стоит. Про другую справу уж и не говорю, сразу ж видно, не бедствует.

— А куда уехал-то Фаррел?

— Да тут одна дорога…

Пообщавшись со словоохотливой Мерной минут пять, я одарил её ещё одной драхмой, получив от хозяйки головку сыра, каравай хлеба, несколько аппетитных на вид колбас и изрядный кусок окорока. Предложение отведать чего-нибудь горячего я отверг, ссылаясь на необходимость как можно быстрее отправиться в путь, дабы догнать господина.

В том, что этот всадник увёз Лену, я теперь не сомневался. Совпадали приметы, совпадал цвет волос — но это были признаки косвенные, хотя и многообещающие. А вот слова женщины о том, что бродяжку Лавену эльфы стрелами порезали — аргумент непрошибаемый. Никто из местных по доброй воле в лес не пойдёт, а если и пойдёт — получит от ворот поворот, но без членовредительства. Не нужны эльфам конфликты на пустом месте, настраивать против себя соседей, с которыми ведёшь дела — последнее дело. Ленка костёр у мэллорна развела, вот у вечно юных крыши-то и посрывало.

Теперь оставалась одна, но зато вполне серьёзная проблема. Транспорт. Всадник, как ему и положено по должности, уехал верхом. Девушка сопровождала его тоже не пешим ходом, следовательно, догнать их на своих двоих не представлялось возможным. Нужна была лошадь.

Я уж не знаю, зачем это понадобилось дяде Фёдору, но ездить верхом он меня обучил. Может, предполагал, что рано или поздно мы с ним пройдем по Тонкому пути и окажемся в мире, где водительские права, мягко скажем, не востребованы. Может просто считал, что верховая езда, как и владение оружием, умение ориентироваться на местности или навыки разведения костра в дождливую погоду, являются умением, необходимым мужчине, выбравшему столь необычный род занятий. Так или иначе, но несколько уроков я получил и теперь мог, пусть и без особой уверенности, лошадь оседлать и худо-бедно на ней усидеть.

На вопрос, где тут продают лошадей, Мерна покачала головой и объяснила, что всех хоть сколько-нибудь годных под седло животин скупили королевские посланцы. А те коняги, что привыкли тянуть плуг или телегу, под седло никак не пойдут, да и зазорно оруженосцу на кляче-то, ему конь добрый нужен.

Как подсказывала логика, если лошади скуплены здесь, то точно так же они скуплены и во всех ближайших деревнях. И либо оруженосец благородного всадника Фаррела Оррина отправится в дальнейший путь пёхом, либо — это в лучшем случае — на какой-нибудь телеге.

Внезапно на улице послышались крики.

— Что-то случилось?

Говорил я уже в спину женщине, торопливо выбегающей из таверны.

Небольшая толпа, из которой доносились вопли и плач, собралась у недавно покинутой мною лавки уважаемого и обиженного Охана Мак Кормика. Подойдя поближе, я понял, что мой отказ продать злополучное кольцо стал не последней неприятностью для торговца. Предпоследней. Потому как только что с ним случилась воистину последняя неприятность. Усатый, невысокий и невероятно широкоплечий стражник в весьма приличного вида кольчуге (как я чуть позже понял, это был десятник, командовавший местным крошечным гарнизоном) как раз проводил дознание, порыкивая на особо визгливых и довольно ловко вытягивая информацию из относительно вменяемых граждан.

Как я понял, почти сразу после моего ухода Мак Кормик покинул свою лавку, наказав какой-то женщине, сейчас громче всех голосившей и заливающейся слезами, приглядывать за хозяйским добром, оседлал лошадь и, взгромоздившись на неё, собрался куда-то отправляться. То ли упряжь оказалась с гнильцой, то ли изношена была сверх всякой меры — в общем, лопнула подпруга, вследствие чего седло съехало набок и торговец плюхнулся на землю. Лошадка была невысока, падение ничем особо серьёзным ему не грозило, но вмешался его величество «закон подлости». И теперь Охан лежал пластом, не подавая признаков жизни, а вокруг его разбитой о случайно подвернувшийся камень головы расплывалось тёмное пятно. У меня мелькнула мысль хоть пульс пощупать у торговца, но я решил, что местные не поймут. Да и опытному десятнику определить, что перед ним лежит труп, труда не составило.

Признаться, несмотря на всю трагичность ситуации, мне стало немного легче. Всё-таки кольцо, за которое мне совсем недавно давали немыслимые по местным понятиям деньги (и торговую точку впридачу), изрядно жгло карман. Почему-то не оставляла мысль о том, что Охан собирался отнюдь не «посидеть с приятелями за кружечкой пива», не иначе как собирался избавить меня от драгоценного груза. Иначе с чего бы он так внезапно с места сорвался… хотя, возможно, у меня просто паранойя.

— Слышь-ка, воин, — внезапно раздался у меня за спиной голос Мерны, — ты ж говорил, что коня ищешь? Сколь отдать готов?

— За этого? — сразу понял я, кивнув в сторону понуро стоящей лошади.

— Ты не смотри, что кобылка неказиста, — торопливо зашептала трактирщица, — она вынослива и послушна. А что немолода, так другой-то и нет. Эдана, вдова, отдаст задёшево, недобрая это примета — лошадь, от которой хозяин смерть принял, в доме держать. Да и ей каждая медяшка теперь в радость, дела-то у покойного шли неважно…

Я не стал говорить, что упомянутый покойный не так давно сулил мне за простенькое кольцо два с половиной кила золота.

— Четыре статера могу дать, — изобразил я некоторое сомнение. Цену лошадей в местном обществе я, несмотря на объяснения одного знакомого эльфа, представлял себе более чем смутно. Пусть трактует мою неуверенность как считает нужным. То ли я в стеснённых обстоятельствах и пытаюсь сбить цену, то ли, напротив, склонен переплатить по причине нужды в транспортном средстве.

— Четыре драхмы добавь, воин, — нахмурилась Мерна, — не осла покупаешь.

— Хорошо, — вздохнул я, — четыре так четыре. А лучше так, я даю четыре статера и десять драхм, но лошадь беру со сбруей… и чтобы не гнилая.

— Прослежу, — кивнула трактирщица. — Жди здесь.

Солнце вот-вот собиралось скатиться за горизонт, и я решил, что пора искать место для ночлега. Вернее, насчёт солнца — это я так, образно. Никакого солнца здесь не было, кроны деревьев формировали на лесной дороге густую тень, которая с каждым часом — нет, с каждой минутой становилась всё гуще и вот-вот обещала превратиться в потёмки, а затем и вовсе в непроглядную темень.

У каждого человека в жизни бывают моменты, когда он сначала принимает какое-то решение, а потом образно, с фантазией высказывает сам себе мысли о собственных умственных способностях. В настоящий момент я пытался оправдать свою же дурость — ну зачем, спрашивается, мне надо было пускаться в путь в середине дня? Чтобы иметь сомнительное счастье ночевать в лесу, под неумолчный писк комариных облаков и отдалённый, но весьма тревожащий волчий вой. Это вам не лесопосадки городов, там, максимум, что можно встретить — бездомных собак. Тоже не подарок, особенно для невооруженного человека. Собаки чувствуют слабость потенциальной жертвы, а собираясь в стаю, вообще наглеют беспредельно. Но собаки — ладно, у них чинопочитание… ну, в смысле, человекопочитание закреплено, наверное, на генном уровне. Боятся. Боятся окрика, боятся палки, камня. Не всегда, не все — но стая, даже голодная, совершенно не обязательно нападёт.

Здесь собак не было. Здесь были волки — а у них пиетет перед людьми отсутствовал. И уж перед лошадьми-то… Лошадь — это не только ценный… гм… транспорт, но и хренова туча мяса. И второй кусок мяса, поменьше, сидит сверху, сжимает в потной ладони рукоять меча и думает, а не достать ли лук. Правда, этот кусок мяса стрелок тот ещё. И стрел всего пять штук, а если хищника не убить, а только оцарапать — можно огрести целый комплекс печальных последствий.

В общем, в этих местах в одиночку ездить — либо признак отчаянной храбрости, либо беспросветной глупости. Судя по тому, каким взглядом провожала меня Мерна, она склонялась ко второму варианту оценки. Сейчас я готов был с ней согласиться.

С другой стороны, было бы немного глупо спрашивать, как долго мне добираться до следующего поселения. Подразумевалось, что я, пусть и не совсем местный, но хоть немного представляю, куда двигаюсь.

Я и представляю. Направление.

Вообще говоря, как подсказывает логика, расстояние от деревни до деревни не должно превышать километров сорок — дневной переход более или менее подготовленного путника, готового шагать от рассвета до заката с перерывом на обед и непродолжительный полуденный отдых. Ну не сорок — так пятьдесят. Если мне не доставляет удовольствия идея ночевать в лесу, где заунывно воют волки, не думаю, что она придётся по сердцу кому угодно другому.

Не исключено, что примерно так и было. Часа два назад я миновал развилку. Не классическое сказочное «направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдешь — жена башку открутит», а простую лесную развилку. Основная — читай, «самую малость более утоптанная» дорога продолжала двигаться в прежнем направлении, отпочковавшаяся от неё — активно забирала вправо, скрываясь между деревьями. Без знания местности, на мой взгляд, оба пути были практически равнозначны — ну, разве что, типа наезженный тракт обещал в перспективе какое-то жилье. Похоже, я ошибся. Интересно, кому пришло в голову в этой средневековой глухомани прокладывать эдакую магистраль федерального значения? Хотя кто знает этих кельтов… Познакомившись с римлянами и их дорожным строительством, они, быть может, решили, что транспортные артерии — «это наше всё».

В общем, уж вечер близится, а гостиницы всё нет. И не предвидится.

Ночёвка в лесу, который относится к категории «потенциально враждебный», должна организовываться по правилам. Костёр, не затухающий до утра. Бодрствующие посменно стражи, способные вовремя поднять тревогу и дать потенциальному противнику первый отпор, пока остальные члены группы протрут глаза и возьмутся за оружие. В идеале — как поступали те же римляне, которым, как известно, палец в рот не клади — оборудование бивуака, в том числе и хоть каким-то подобием защитного периметра.

Ночевка «в одиночку» под эти, вполне разумные, принципы как-то не подпадала. Но и выхода не было.

Выбрав первый попавшийся проход между деревьями, я отдалился от дороги на сотню шагов. Заснуть прямо на обочине, на мой взгляд, было верхом самоуверенности. Кто их знает, местных, может тут отдельные особи и по ночам ходють. Или ездють. Разденут ведь, лишат всего, нажитого непосильным трудом. Нет уж, в чаще как-то поспокойнее будет. А волки — ну, они тут звери свободные, ходят где хотят, и нарваться на них на проезжем тракте можно с точно такой же вероятностью, как и в глухом лесу.

Следующим шагом было найти дерево, на которое можно взгромоздиться и хоть этим как-то обезопасить себя от наиболее реальной угрозы. Волки по деревьям не лазают. На всякий случай, я решил не думать о том, встречаются ли здесь рыси, барсы и другие твари, способные перемещаться не только в одной плоскости.

Подходящее дерево нашлось. Да здесь, если не слишком привередничать, под определённые мною цели годилось каждое второе. Не величественный мэллорн — представляю, как бы повели себя эльфы, если бы я пристроился на ночлег на ветвях обожествляемого ими лесного великана — но вполне приличные деревья.

Я остановил свою лошадку и спрыгнул на землю.

У-у-у…!!!

Замерев в позе «враскорячку», я даже боялся дышать.

Первые мысли: лошадь — на шашлыки, седло в костёр, мама, я хочу умереть.

Потом я подумал, что два двухчасовых (из этих двух часов — три четверти теории и возни с упряжью) занятия на ипподроме в неделю, всего лишь на протяжении месяца, это маловато будет. Понимая, что опытный всадник может в седле провести целый день и не выть потом волком от боли в натёртых до кровавых пузырей ляжках, я также понимал, что мне до того опытного — как отсюда до Москвы. Причём именно вот так, в позе «буквой зю» и пешком.

Печально посмотрев на торчащие в двухметровой вышине толстые ветви облюбованного для ночлега дерева и представив, как с такими ногами и с седалищем, превратившимся в один сплошной оголённый нерв, буду карабкаться наверх, я решил, что потенциальная встреча с волчьей стаей — не самое страшное, что меня может здесь ожидать.

К моей радости, альтернатива верхолазанью отыскалась довольно быстро. Буквально в десятке шагов от дуба — судя по листьям, это был ни разу не дуб, но я всё равно не знал, как он правильно называется — стояло ещё одно дерево, только, в отличие от первого, хвойное. Длинные, сантиметров по пятнадцать-двадцать, иглы выглядели мягкими и нежными, но на поверку оказались довольно острыми. На мой взгляд, дерево походило на сосну — но у сосны нижние ветви, если не ошибаюсь, редко склоняются к земле, образуя вокруг ствола настоящий шатёр. Стреножив лошадь и, чертыхаясь от боли и уколов хвои, забравшись в естественное укрытие, я решил, что этот вариант намного лучше. Ни один нормальный волк, если он не озверел от голода, не полезет на эти шипы. Шкура дороже. Я в этом совершенно уверен — стянув с себя изрядно влажную от пота куртку, убедился, что, по меньшей мере, в десятке мест иголки местной «сосны» проткнули плотный материал насквозь. И до моей кожи тоже дотянулись.

А здесь, под тяжёлыми лапами сосны, было уютно. Темно — но светодиодный фонарик с готовностью выдал яркий несфокусированный луч, осветив мое убежище. Вполне можно ночевать… и слой хвои у корней толстый… колючий, правда, до ужаса, но уж как-нибудь пристроюсь. Если не ворочаться, то всё будет нормально.

Без особой охоты прожевав кусок колбасы, оказавшейся неожиданно пресной — соль тут присутствовала, а вот специй пожалели… или, может, они здесь были роскошью, доступной не каждому — я решил, что надо спать. Лена находилась далеко, магический компас едва отклонял нить от вертикали. Если верить Мерне — а с чего бы ей лгать — то девушка и её спутник-рабовладелец отправились в путь не пешком. Она — в повозке, это достаточно удобно, хотя я и не уверен, что в этом мире придуманы рессоры. Он — верхом, и, очевидно, умеет держаться в седле гораздо лучше, чем я. Значит, если только их что-нибудь не задержит в пути, догнать я их просто так не смогу. Но, куда бы они ни направлялись, рано или поздно этот путь закончится. И тогда у меня появится шанс.

Глаза закрыты, но сон не идёт. Вроде бы и устал как собака, вроде бы думал — только дайте лечь, вырублюсь мгновенно… ан нет, в голове почему-то опять всплыли воспоминания о том походе по магаданской тайге. Что ж, единственный способ бороться с навязчивыми мыслями — это уступить им, погрузиться в размышления… а там и сон сморит, проверено.

Мы тогда определили в общей сложности три вектора, сошедшиеся на небольшом пятачке, расположенном — если судить по карте — на берегу какой-то речки. Название вылетело из головы, как совершенно бесполезная информация. Ну речка и речка… да и то — слишком громкое название. Как сказал проводник, они почти все тут такие, курице вброд перейти. Нет, ну это утрированно, в известной степени, но, к примеру, Москва-река на фоне большинства местных рек выглядит эдакой водной артерией. Тут есть такая река Яна — название запомнилось потому, что была у меня когда-то знакомая с этим именем, к которой я без особого успеха подбивал клинья, а потом так и бросил это занятие по причине полной бесперспективности. В общем, эта Яна — вполне себе река, с паромной переправой. Правда, есть другая Яна — в Якутии, та гораздо больше… в общем, не понять мне этого, что, дефицит фантазии при выборе названий?

Ладно, не туда меня понесло. Речка, возле которой располагался конечный пункт наших поисков, была именно такой — от берега до берега, не напрягаясь, можно доплюнуть. И с глубиной аналогично, ладно если метра полтора, скорее, и того нет. Определенный векторами участок на поверку занимал что-то возле пары-тройки квадратных километров, но дядю Фёдора это совершенно не беспокоило.

— Подъедем настолько близко, насколько получится, — безапелляционно сообщил он, — а дальше пешком. Игнат, у машины останешься?

— Там поглядим, — хмыкнул тот. — Машина зверь, где не проедет, там пролезет. Глядишь, и до места доберёмся на колесах. Ты, Федька, лучше прямо скажи, что ищешь, может, я сразу точку покажу. А то эти твои камлания[55] меня, чесслово, слегка беспокоят. Я тебя не первый год знаю, но что-то не замечал раньше за тобой тяги к мистике. Рехнуться, блин, в лес, с мечом, по указанию щепки на веревочке. Кому расскажу — не поверят.

— А ты не рассказывай, — усмехнулся дядя Фёдор. — Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Вот и дальше пусть не снится, крепче дрыхнуть будут.

— И всё-таки?

— Мы ищем… — дядя Фёдор замялся, то ли подбирая слова, то ли раздумывая, какую дозу информации выдать, — мы ищем человека, которого, возможно, удерживают насильно. Или, что не исключено, он. а сама решила удалиться от общества.

— Баба? В лесу?

— Я, к сожалению, деталей не знаю.

— Криминал?

Дядя Фёдор лишь пожал плечами. Я абсолютно точно знал, что реальная ситуация в корне отличается от того, что дядька сочтёт нужным сказать Игнату. Он, как правило, и мне-то выдавал информацию дозировано, так сказать, в соответствии с обстановкой. Временами это злило, но ничего поделать с таким положением я не мог.

— Нет, не криминал. Был бы криминал — я бы ментов поднял.

— Угу… а меч зачем?

— На всякий пожарный.

Они обменивались ничего не значащими репликами довольно долго, я не прислушивался. Игнат хотел вытянуть из дядьки хоть что-то конкретное, мой наставник изворачивался и уходил от прямых ответов. Всё как обычно. Наконец, после получаса бесплодных попыток прояснить ситуацию, Игнат сдался и заявил, что как раз примерно в этом квадрате есть охотничья избушка, построенная давным-давно. Он как-то в ней ночевал, лет десять назад, и память подсказывала, что машина туда худо-бедно доберётся. Может, не до дверей — но почти до цели мы доедем.

«Патруль» сначала крутился по дорогам и просёлкам, затем — действительно, зверь — пробирался по тайге. Летом здесь светло и по ночам, не то, чтобы прям как днём — и ехать вполне можно было, на мой неопытный взгляд, но Игнат заявил, что он, в отличие от транспортного средства, не железный. Водителю надо отдыхать, а другого водителя здесь нет и не будет, и ему чихать на то, есть ли у нас с дядькой права или нет.

Ночь прошла спокойно. Не в том смысле, что мы замечательно выспались — в тесной машине пришлось помучиться. Хозяину, как наиболее вымотавшемуся, мы, общим решением, уступили койку, а сами расположились в креслах. Так что считать ночлег полноценным отдыхом было бы явным преувеличением… хотя Игнат с утра был бодр и свеж. Ну да, он-то привычный.

С утра, наскоро закинувшись остатками бутербродов, продолжили путь. Лес был сырым, дорога — одно название, скорее тропа, пару раз мы здорово застряли — пришлось пускать в дело лебедку и плечи экипажа, но выбрались. Один раз видели медведя — здоровенный зверь вышел на дорогу метрах в пятидесяти перед тут же затормозившей машиной, мрачно на нас посмотрел и, продемонстрировав непрошенным гостям лохматый зад, убрался обратно в лес. Видимо, решил не связываться и права не качать.

Наконец, Игнат остановил свой «Патруль».

— Всё, дальше я не проеду. До точки отсюда с километр, чуть меньше. Место вроде как знакомое, хоть и давно это было… дорогу найду. И ты это, Федя, не выкобенивайся и возьми ружьё. Не знаю, на кой хрен тебе сдался меч, хочешь тащить — тащи, дело хозяйское, но медведи тут есть.

— Возьму, возьму… с тобой спорить — только мозоли на языке набивать.

Мы выбрались из машины.

Пискнула сигнализация, блокирующая двери. Совершенно непонятно, на кой хрен она здесь нужна. Ну ладно, пусть найдётся в этом безлюдье случайно забредший охотник, которому придёт в голову идиотская мысль угнать бесхозный джип. И засвистит-заверещит сирена… кто её услышит? Медведи? Как в том анекдоте: «Зачем кричал? Да надеялся, что кто-то придёт. Ну, я пришёл, тебе легче стало?»

Не знаю, как в других лесах, а здесь передвигаться было не слишком трудно. Несколько раздражал стланик — мало того, что он стелился по земле, разбрасывая колючие ветки на уровне груди, так пока через него переберёшься — весь уделаешься в смоле. Но стланика было немного, а в остальном — нормально. Пружинящий под ногами ягель, корявые лиственницы, вполне проходимый кустарник, который Игнат назвал «карликовой берёзой» и который, на мой взгляд, с берёзой не имел вообще ничего общего. Километр мы прошагали без особой спешки, минут за двадцать с небольшим.

Я заметил, что дядя Фёдор не просто не торопится — он явственно сдерживает шаг, словно опасаясь каких-то неприятностей. Да почему «словно»? Раз уж он говорил, что искомого объекта (почему-то получается, что женского рода, пусть — если буквально понимать слова дядьки, объект к понятию «человек» не относился) удерживают здесь насильно, то можно смело предположить, что и попыткам его освободить будет оказано какое-то сопротивление. Глядя на него, и я как-то подобрался, дослал патрон в патронник и нёс «Сайгу» так, словно в любой момент собирался в кого-то стрелять.

— Пришли, — почему-то шёпотом заявил Игнат, вскидывая ружьё и приникая к наглазнику оптического прицела. — Движения не наблюдаю.

— Спецназовец хренов, — беззлобно хмыкнул дядька. — Движения он не наблюдает… Боевиков насмотрелся?

— А что смотреть прикажешь? «Дом-2»? — пожал плечами проводник, опуская оружие. — Хороший боевичок, оно, знаешь ли, самое то. А домик-то пуст. И давно.

— Точно?

— Точно. Трава у двери распрямилась, туда не заходили, как минимум, несколько дней. Это то место, что ты искал?

Вместо ответа дядя Фёдор достал свой магический компас. Как ни странно, впервые с того момента, как Игнат сообщил об охотничьем домике. В этот раз зубочистка, подвешенная на тонкой нити, не оставила места для двоякого толкования — она тут же потянулась в сторону избушки, нитка стелилась почти параллельно земле. Направление верно и объект совсем рядом.

— То самое. Теперь все слушайте сюда, — дядька внимательно посмотрел сначала на Игната, словно приказывая ему взглядом не вякать, потом на меня, с тем же посылом. По коже мороз прошёл, редко мне доводилось сталкиваться с таким взглядом, жёстким, требующим беспрекословного подчинения. Игнат тоже поёжился, видимо, проняло. — Я иду туда. Вы стоите здесь. Если всё будет тихо и благостно, с места ни шагу, пока не вернусь. Вернее, шагать можно, но только в сторону машины и никак иначе. Если вам хоть на мгновение покажется, что у меня неприятности, рвите когти немедленно, так, словно за вами стая медведей гонится. Это понятно?

— Не вполне, — мрачно заметил Игнат, нашедший в себе силы преодолеть тяжесть дядькиного взгляда.

Я лишь кивнул. Когда-то давно, на заре наших с ним деловых взаимоотношений, когда я начал переходить из статуса «племянника» в статус «помощника», он поставил условие — а я пообещал, что буду исполнять. Условие было простым. Если мы дома, или же в другом каком-нибудь относительно безопасном месте, то любое решение «старшего по возрасту и званию» можно оспаривать, требовать объяснений или выдвигать собственные идеи. Но если присутствует угроза, то приказы не обсуждаются. Никогда. Я договорённость принял, понимая, что во многих вопросах — особенно, лежащих в области наших с дядькой профессиональных интересов — его опыт с моим не идёт ни в какое сравнение.

— Хорошо, — неожиданно согласился дядя Фёдор. — Я объясню. Скорее всего, ты прав, здесь никого нет, и давно не было. Если это так, то ни мне, ни вам ничего не угрожает. Но есть возможность, очень маленькая, что здесь — засада. Не на вас, человеку, который может тут оказаться, вы не интересны. Ему интересен я…

Он на мгновение замялся, затем поправился, хотя, если ощущения меня не обманывали, искренности в его словах резко поубавилось.

— Я и, что важнее, мой заказчик. Раз уж ты, Игнат, такой любитель боевиков, имей в виду, что этот наш потенциальный враг — профи экстра-класса. Я с такими парнями дело имел, скорее всего, справлюсь. А вы — нет. И ружьё тебе не поможет. Но если я, вместо того, чтобы думать о деле, буду тратить время на то, чтобы прикрыть вас — дело швах. Логично, так?

— Притянуто за уши, — упрямо буркнул Игнат.

Дядька долго, с полминуты, сверлил проводника взглядом, затем вздохнул.

— Хрен с тобой. Если в доме будет шум, а потом из дверей выйду не я — можешь стрелять, если тебе так хочется. Только… только лучше сделайте, как я сказал. Валите отсюда. Вон, пацана побереги.

Я хотел было заметить, что я уже совсем не пацан, но, подумав и вспомнив уговор, смолчал. Ожидалось, что Игнат продолжит спор (зная дядю Фёдора — бесполезный), но наш проводник вдруг резко сдал позиции.

— Лады, ты тут командуешь. Только ты… эта… в общем, как выходить будешь, сперва ружьё в дверь высунь да махни им вверх-вниз, а то я человек старый, нервный… могу и долбануть с непоняток.

— Ружьё мне не понадобится, — дядька положил оружие на землю и вытянул из ножен изогнутый клинок. — Мечом помашу, как ты сказал. Вверх-вниз.

Наверное, киногерой, отправляясь в заведомую ловушку, должен был бы сказать что-нибудь пафосное, а мы, в ответ ему — мол, «береги себя». Или «будь осторожен». Но дядька киногероем не был. Он просто обхватил рукоять меча двумя руками, чуть отставив его в сторону, и медленно, скользящим шагом, двинулся к домику. Игнат покачал головой, пробурчал в адрес приятеля что-то очевидно нелестное, затем вдруг лёг на землю, пристроившись за стволом чахлой лиственницы, и приник к прицелу. Стоя рядом с ним, я ощутил себя не в своей тарелке, поэтому тоже занял положение для стрельбы лёжа с упора (упором, в данном случае, являлся магазин «Сайги»).

Мы, как два партизана в засаде, лежали так недолго. Минуты две-три с того момента, как дядька скрылся за дверью домика. А потом из-за полуприкрытой створки показался меч, отсалютовал нам, и дверь тут же распахнулась.

Когда он подошёл к нам, я почувствовал, как по коже пробегает волна мороза. Никогда раньше я не видел у дяди Фёдора такого выражения лица. Обычно в таких случаях говорят — «он постарел на десять лет». Нет, пожалуй. Он не выглядел постаревшим или осунувшимся, просто… Так выглядят люди, на которых вдруг свалилось большое горе, но не раздавило, напротив, дало силы на то, чтобы пережить и отомстить.

— Игнат, мне нужна солярка.

— Сколько? — коротко спросил тот, нутром чувствуя, как и я, что сейчас не время для расспросов, сейчас время исполнять команды, быстро и предельно точно.

— Сколько выделишь.

— Двадцать литров хватит?

— Вполне, — сухо кивнул дядька. — До ближайшей заправки доберёмся?

— Однозначно, — Игнат явно не собирался спрашивать, зачем дяде Фёдору нужно двадцать литров дизтоплива. Догадался. Нетрудно догадаться, если честно.

— Неси.

Я чувствовал, что сейчас проводнику более всего хочется задать вопрос, что там, в домике. Но он сдержался… то ли понял, что всё равно не услышит ответа, то ли решил, что во многих знаниях, как совершенно правильно утверждали древние, слишком много печали, и не стоит её умножать без острой необходимости. Он не стал добавлять традиционного «я быстро» или чего-нибудь в этом духе. Просто развернулся и зашагал в сторону оставленной на дороге машины.

Мне рассудительности и осторожности Игната явно не хватило.

— Что там?

— Пойди и посмотри, — неожиданно позволил дядя Фёдор.

В этих словах явственно слышалось предупреждение. Мол, если что — не обижайся потом. Признаться, я боялся. Так боялся, что ноги дрожали в коленях… и не знаю, почему. Не могу сказать, что раньше мне доводилось видеть какие-то очень уж страшные картины, но — это чисто предположение — наше поколение, воспитанное на американских боевиках, где льются кубометры крови и внутренности положительных и отрицательных персонажей развешиваются на заборах, к жутким сценам относится спокойно. Хотя бы до того момента, как столкнутся с подобной ситуацией в реальности. Скажем, лично у меня «Пункт назначения», в котором режиссёры изводили актёрский состав явно смакуя каждый кровавый эпизод, каких-то особо неприятных ощущений не вызвал. Ну кровь, ну разорванные тела, ну горящие заживо люди — это же кино.

А сейчас я всем своим существом чувствовал — не кино. Реальность. И то, что я увижу, вынести сохраняя спокойствие будет очень непросто.

Дверь скрипнула, открываясь. В избушке было темно, окон тут явно не было предусмотрено проектом. Наверное, именно из-за этого полумрака — свет проникал сквозь многочисленные щели в крыше, которую давно не ремонтировали — я не сразу увидел стоящую у стены женщину. Да и когда увидел — не понял, что с ней не так.

Она стояла неподвижно, прислонившись к стене, и смотрела на меня. Пышная грудь, тонкая талия, длинная шея… чёлка прикрывала правый глаз, делая изящное узкое лицо с ярко выраженными скулами и неестественно пухлыми губами очень юным. И только потом, когда взгляд, завершив предварительный пробег, начал повторное, уже вдумчивое сканирование, я понял…

Она была мертва. Она была прибита к стене. И она не была женщиной.

Пальцы бессильно повисших рук оканчивались длинными, сантиметров по пять, когтями, часть из которых отсутствовали. Или сломаны или… позже я понял, что не сломаны, нет. Вырваны, с корнем. Скорее всего, вырваны медленно, дабы причинить как можно больше страданий. Из плеч торчали широкие шляпки толстых гвоздей, пронзивших плоть и ушедших глубоко в брёвна, из которых были сложены стены хибары. Ноги… ноги вообще не имели ничего общего с человеческими, колени смотрели в другую сторону, назад… Где-то там, внизу, у самого пола, они тоже были пробиты гвоздями.

И ещё… в первый момент мне показалось, что стена за спиной этого существа была завешана чем-то вроде декоративного коврика. Сознание, встретившись с явной неправильностью, нереальностью, автоматически подбирает замену из привычных образов. Потом я понял — это не коврик. Это крылья. Огромные, на половину стены, они были покрыты небольшими пёрышками ближе к телу этого создания, зато заканчивались мощными маховыми перьями, длиной, наверное, сантиметров по шестьдесят-восемьдесят. Крылья, как и другие части тела, были намертво приколочены к брёвнам, и на грязно-сером оперении явственно выделялись более тёмные потёки давно свернувшейся и высохшей крови.

Но — вероятно, потому, что прибитое к стене существо не было человеком — эта картина не вызывала какого-то особого ужаса, воспринимаемая скорее как художественная композиция, чем как свершившаяся трагедия. Куда более жутким был взгляд мёртвого создания… да, жизнь ушла из этого тела, но, каким-то совершенно непонятным образом, искры этой жизни остались в глазах. Я никак не мог избавиться от ощущения, что взгляд полуженщины-полуптицы пронзает меня насквозь… или, может, этот взгляд, замерший во времени, предназначался не мне? Я почувствовал, что вот-вот с воплями выбегу наружу, и хорошо если выбегу, а не выскочу на четвереньках, подвывая от страха. И, дабы не доводить до такого позора, я начал медленно пятиться, стараясь спиной попасть в дверной проём, не в силах хоть на мгновение оторвать взгляда от застывшего лица мёртвого существа.

Только оказавшись за пределами избушки, я сумел взять себя в руки. И к дяде Фёдору подошёл уже почти твёрдым шагом… ну, я надеялся, что со стороны это так выглядит.

— Кто она?

— Гарпия, — коротко ответил дядька.

— Э-э…

— Не та, — прервал он мои попытки вспомнить персонажей древнегреческой мифологии. — Греки считали гарпий злобными похитительницами детей и человеческих душ, приписывая их появление союзу морского божества Тавманта и океаниды Электры. Нельзя сказать, что они были так уж неправы, по крайней мере, в том, что касалось похищений. Но вот с мотивами — ошибочка. Не было в Таэрре злобы. Ни капли.

— Ей что, несколько тысяч лет?

— Ей было… — дядя Фёдор холодно посмотрел на меня, — несколько тысяч лет. Почти пять тысяч, если говорить точнее. Ладно, Миша, давай сейчас не будем о ней. И потом не будем. Когда-нибудь, если возникнет необходимость, я тебе расскажу о Таэрре.

Почти час мы провели в молчании. Дядька сидел прямо на земле, прислонившись спиной к шершавому стволу лиственницы, и то ли дремал, то ли просто о чём-то размышлял с закрытыми глазами. А я тупо смотрел на приоткрытую дверь избушки, разрываясь между иррациональным желанием снова войти туда и увидеть древнее создание, и менее иррациональным, но очень сильным стремлением как можно быстрее оказаться где-нибудь подальше отсюда.

В общей сложности Игнат отсутствовал больше часа. Видимо, поход по лесу с тяжеленной двадцатилитровой канистрой дался проводнику непросто, потому что, плюхнув глухо булькнувшую ношу на землю, он буквально рухнул рядом.

— Возраст, хрена ли, — пояснил он. — Федька, я не собираюсь тебя отговаривать, но…

— Это «но» означает, что отговаривать ты всё-таки будешь, — мрачно заметил дядька, не открывая глаз. — Только не стоит, дружище, не стоит. Так что послушай моего доброго совета, передохни минут с пяток, бери Мишку и рули с ним к машине.

— А ты?

— И я, — пожал плечами мой наставник. — Дело вот сделаю, и следом за вами двинусь. Пожара не будет, лес сырой.

— Знаю, что не будет, — Игнат бросил взгляд на избушку. — Я схожу, гляну?

Дядька медленно открыл правый глаз, внимательно посмотрел на нашего проводника.

— Не нужно.

— Господи, Федя, ты понимаешь, что это криминал?

— Игнат, ты мне доверяешь?

Пауза, повисшая после этого вопроса, была, на мой взгляд, почти оскорбительной. Я предположил, что сейчас Игнат скажет что-то резкое, но тот, вопреки ожиданиям, кивнул.

— Да. Тебе — доверяю.

— Ну тогда поверь на слово, друг, людей в этом доме нет. Ни живых, ни мёртвых. Следы кое-какие… это есть, врать не буду. Но никому эти следы уже не прочитать. Тут методы нужны, которых ваши господа полицейские, бывшие товарищи милиционеры, не знают и никогда знать не будут. Да и если бы кто попытался… не было здесь ничего, что попадало бы под уголовный кодекс.

— Тогда, — Игнат кивнул в сторону канистры, — зачем?

— Надо, — вздохнул дядька. — Надо, понимаешь? Прости меня, дружище, но не могу я больше сказать.

Он догнал нас на полпути к машине. Над лесом медленно поднималась в небо струйка дыма…

Я проснулся от холода. Всё-таки мы, дети каменных джунглей, в большинстве своём не слишком приспособлены к жизни на природе. То есть, встречаются отдельные индивидуумы, которым лес — что дом родной. Но я к ним не отношусь. И вообще, я был уверен, что если днём здесь жарко, то и ночью будет, как минимум, тепло. Увы. Отсутствие тёплого и уютного спального мешка сделало ночь не самым приятным времяпрепровождением. Кроме того, воспоминания, несмотря на мои надежды, заняли изрядную часть времени, отведённого на сон.

Дядька исчез где-то недели через две после нашего возвращения. Самое забавное, что только сейчас, вновь прокрутив в памяти те события, я решил, что между нашей поездкой в Магадан и последующей пропажей дяди Фёдора есть несомненная связь.

Итак, исходные данные. Существо, которое наставник назвал гарпией, прожившее пять тысяч лет, было убито в магаданской тайге. Всё это пахнет сказкой, но, если посудить, я сейчас и вовсе нахожусь в другом мире, где по лесам бродят эльфы, в горах сидят гномы и орки, где не забыта магия… Так что сказка — вещь вполне реальная и, местами, обыденная. На этом фоне гарпия — это не самое странное. Некто нанял дядю Фёдора, чтобы найти это существо, правда, так и неясно, с какой целью. Отпустить на свободу… если судить по реакции моего наставника, жизнь гарпии для него значила много, но могу ли я поручиться, что его реакция связана именно с гибелью этого существа, а не с невозможностью исполнить взятые на себя обязательства? Да я, если откровенно, вообще не могу ни в чём быть на сто процентов уверен, если это касается дел моего родственника. Между прочим, кто был нанимателем, я так и не узнал. И вообще, у меня есть стойкое ощущение, что заказчик — исключительно плод дядькиной фантазии.

Важнее другое. Мы стали свидетелями убийства. Плевать, что гарпия не человек — она разумна и, следовательно, это убийство. Бросит ли дядька это дело, доложив работодателю о печальном итоге? А если не бросит… Тот, кто убил гарпию, вполне может решить, что дядька слишком много знает.

Нет, размышлять об этом бессмысленно, я слишком мало знаю. Чувствую, что связь тут есть, но доказательств никаких… и ниточек никаких. Я спрашивал у Кэсси, куда мог отправиться мой наставник, но вразумительного ответа не добился. Более того, у меня появилось чувство, что наша провидица не слишком-то обеспокоена судьбой старого приятеля. Уж в чём в чём, а в равнодушии Кассандру обвинить нельзя, любые проблемы, касающиеся, в том числе, и едва знакомых ей людей, она неизменно воспринимает близко к сердцу. Как пить дать, она точно знает, что особых проблем у дядьки нет!

Либо, в кои-то веки, весьма успешно скрывает свои чувства.

Чёрт, что-то я совсем запутался… Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения, это раз. И два — надо вставать, иначе я здесь вконец окоченею. Дорога впереди долгая…

Глава 5

В которой Руфус выслушивает упрёки, погружается в историю и оказывается перед сложным выбором

Если там, дома, монолит выглядел пусть и не величественно, но достаточно солидно, то здесь, в слое Земли, точка перехода представляла собой замшелый валун, выступающий из перевитой древесными корнями земли едва сантиметров на тридцать. Зато здесь не было болота. Сосновый лес, чистый — несмотря на близость немыслимо огромного по меркам Суонна города — воздух. Правда, лес был, с точки зрения Руфуса, изрядно загажен. Такое впечатление, что люди приходили сюда исключительно с целью избавиться от всякого хлама.

Ник затравленно оглядывался по сторонам. За всю свою недолгую жизнь юный дер Торрин совершил путешествие всего лишь один раз — из Сириборга в Сольфелл. Да и то, если откровенно, исключительно по воле родителей. И вот теперь… один шаг — и он в совершенно другом мире. По уверению наставника, мир этот не то чтобы опасный, но и расслабляться здесь не стоит. На Земле не встретишь ламию или оборотня, во всяком случае, ни о чем подобном Тео не рассказывал, хотя и признавал, что в легендах о подобных и иных, не менее опасных созданиях, упоминалось. Зато здесь можно было столкнуться с другими проблемами, не связанными с магией, но от этого ничуть не менее сложными.

Сейчас Николаус, только что получивший первый реальный опыт общения с ламией, оставался на взводе и в любой момент ждал нападения. Руфус, глядя на подопечного, лишь усмехнулся — пройдёт немало лет, пока этот юноша научится даже вполне серьёзные неприятности встречать с философским спокойствием.

— Пойдём, друг мой. И оглядись хорошенько по сторонам, ты обязательно должен запомнить дорогу. Мало ли, вдруг тебе придётся одному возвращаться.

Он подобрал несколько валяющихся неподалёку ярких предметов из мягкого, сминающегося под пальцами металла, и сложил кучкой на плоской поверхности камня. Затем пару раз с размаху рубанул мечом, в настоящее время снова упрятанному под иллюзию трости, по стволу ближайшего дерева. «Трость» оставила три глубокие параллельные зарубки.

— Вот, в качестве приметы. К сожалению, похожих камней в этом лесу много. Ладно, пора в путь. Сейчас нам потребуется транспорт.

— А где здесь можно купить лошадей?

Руфус рассмеялся.

— Тебя ждут новые впечатления и ощущения, друг мой. В этом мире больше не ездят верхом.

— Местные жители предпочитают повозки?

— О, да! Только эти повозки, представь себе, целиком из железа и, заметь, движутся без лошадей.

— Магия?

Экзорцист пожал плечами.

— Мой знакомый, житель этого мира, утверждает, что никакой магии в этом нет. Они тут и по небу летать научились и, поверишь ли, эти их летающие штуки впечатляют, да… я их, правда, видел только на рисунках, но могу сказать, что ни один человек, пребывая в здравом уме, не поверит, что эти железные чудовища способны парить в воздухе, словно птицы. С другой стороны, местное оружие Орден использует давно и вполне успешно, и в том пистолете, что я тебе дал, магии ни капли.

Ник лишь хмыкнул. С его точки зрения, боевая магия могла дать сто очков вперёд этому странному приспособлению, которое сейчас оттягивало его карман.

— Да, забыл тебе сказать… в этом мире право носить оружие имеют только избранные, поэтому ни твой пистолет, ни мой меч никому показывать нельзя.

Ник остановился, как вкопанный.

— Как это?

— Ты о чём?

— Об оружии. Вы сказали, учитель, что здесь людям не разрешено иметь оружие… Это правда?

— Да. За простой нож в кармане можно лишиться свободы.

Юноша помотал головой.

— Во имя Сирилл… здесь что, живут одни рабы?

Рабство как система устройства общества на Суонне исчезло много веков назад, задолго до появления Сирилл. Но сами рабы — пусть их теперь называли иначе — оставались. Кто-то лишался свободы из-за долгов, кому-то эта судьба была наказанием за преступления… Только невольники не имели права носить оружие. Для свободных существовали определённые правила, и появись простой землепашец на людях со шпагой или армейским арбалетом — не миновать ему близкого знакомства со стражниками. Но в любом доме, будь то хижина полунищего крестьянина, вдовья изба, дом служителя храма Сирилл или хоромы дворянина, оружия всегда было много. И нередко случалось, что именно простые люди, ощетинившись отточенной сталью — когда новой, а когда и доставшейся в наследство от дедов-прадедов — останавливали очередной прорыв порождений Зла… ну или задерживали тварей на время, достаточное для прибытия тех, для кого это дело было привычной работой.

— Никто не может лишить свободного человека права защитить себя!

— Могут, мой друг, могут. Здесь свои правила, и не нам их менять.

— Странные правила, — буркнул Ник. — Я, дворянин и наследник Семьи, должен прятать клинок лишь потому, что кому-то это не нравится?

— Именно так.

Мусора становилось всё больше, деревьев — меньше. Гости из другого мира вышли к шоссе. Руфус многие реалии этого мира успел познать ранее — Землю ему доводилось посещать не раз — и сейчас он предвкушал удовольствие от предстоящего наблюдения за реакцией Ника на новые открытия. Парню полезно, для расширения кругозора. Мир не ограничивается стенами Сириборга или территорией Суонна, он гораздо шире. И, познавая его, приходится сталкиваться не только со знакомыми и привычными явлениями, но и узнавать что-то новое, не обязательно понятное и приятное. А заодно ему не повредит осознать, что далеко не везде фамилия «Торрин» послужит ключом к любой двери.

Шоссе и в самом деле произвело на Николауса впечатление. Он присел, провёл пальцами по твёрдому покрытию… Но затем поднялся и с демонстративно равнодушным видом уставился куда-то вдаль.

— Вы… ты что-то говорил о железных повозках, наставник?

Похоже, он всё никак не мог определиться, как обращаться к человеку, стоящему много ниже него на Тронных ступенях, но, волею случая, ставшему ему учителем и, в известной степени, начальником.

— Да вон, как раз приближается.

Автомобиль промчался мимо, обдав путников гарью. Ник поморщился.

— Невелика карета.

Экзорцист усмехнулся. Что ж, это всё понятно… парень пытается продемонстрировать выдержку, дать понять, что он взрослее и серьёзнее, чем кажется на первый взгляд.

— Бывают и побольше. Сейчас мы попробуем остановить одну такую повозку.

— Лезть… в ЭТО? — выдержка молодому человеку всё-таки изменила.

— Не бойся, она рычит, но не кусается.

Немолодая Toyota остановилась у подъезда многоэтажки, распугав стаю страдающих ожирением голубей. Ник толкнул дверь, но та открываться не желала. Водитель перегнулся через спинку сиденья и щёлкнул ручкой. Дер Торрин бросил на него короткий, несколько удивлённый взгляд — он искренне считал, что кучер, пусть он и управляет столь невероятной каретой, мог бы выйти и открыть дверь благородному пассажиру. Пожалуй, стоило бы поставить этого человека на место… Он уже открыл было рот для гневной отповеди, но тут ему в бок врезался кулак наставника. Намёк Ник понял.

— Благодарю, — с лёгкой прохладой в голосе выдавил он из себя и, распахнув дверь, выбрался из повозки, с непривычки зацепившись ногой за какой-то выступ и едва не упав.

Руфус, не в пример ловчее, вышел через другую дверь и, отвесив хозяину железной повозки вежливый поклон, повернулся к напарнику.

— Понравилась поездка?

— Это было… быстро.

Юноша изо всех сил старался удержать себя в руках. Всё вокруг было настолько непривычным, что сейчас ему больше всего хотелось бы забиться в какую-нибудь нору на пару-тройку часов, чтобы осмыслить увиденное и хоть как-нибудь убедить свой переполненный впечатлениями разум, что всё это — не результат горячечного бреда после многодневной попойки. Огромные дома, в сравнении с которыми высочайшие из башен Сириборга казались приземистыми, странно и вызывающе одетые… скорее полураздетые женщины, множество этих железных повозок… тьфу, машин, как их тут называют. Во имя Сирилл, проще сказать, что тут не кажется странным.

Машина, доставившая их сюда, уже уехала.

— Хочешь что-то спросить? — проявил проницательность Руфус, предполагая, что сейчас на него обрушится шквал вопросов об этом мире. Но ошибся.

— Когда ты, наставник, разговаривал с этим хамом, управляющим машиной, он произнёс странную фразу… Ты же говорил, что монолит Портала подарит нам знание языка, но я понял только несколько слов.

— Хм… — Руфус почесал подбородок, — не помню.

— Он сказал примерно следующее, — Ник попытался как можно точнее вспомнить невразумительное высказывание возничего. — «Два предмета, корень, стану собакой, это ж известно мужскому жезлу в какую даль медленно передвигаться».

Он помолчал и добавил:

— Слова-то, в целом, понятны, но как они друг с другом связаны?

— Что ж поделать, — усмехнулся экзорцист, — в языке этого мира используется слишком много слов для обозначения одних и тех же вещей, а те знания, которые ты получил во время перехода, увы, касаются лишь наиболее распространённых понятий. Когда говоришь ты — тебя поймут… ну, разве что, сочтут твою речь слишком нарочито правильной. А вот поймёшь ли ты — гарантий нет.

— И всё-таки, что он сказал?

— Если кратко — назвал цену поездки и посетовал, что путь неблизкий.

— Мне этого никогда не понять, — вздохнул Ник.

— Мне тоже, — признался экзорцист. — Но я стараюсь.

Чувствовал он себя не лучшим образом. Местных денег у экзорциста не было, и он изначально просто не подумал о том, что кто-то в здравом уме способен запросить плату с экзорциста Ордена и его спутника, принадлежащего к одной из самых влиятельных Семей страны. Услышав беспрецедентное требование, он открыл было рот для гневной отповеди, но, слава Сирилл, вовремя вспомнил, что они находятся не на родном Суонне. Другой мир, другие правила.

Как вариант, можно было бы сотворить иллюзию… Руфус бы так и поступил, но, к несчастью, понятия не имел, как выглядят эти местные рубли. Пришлось использовать гораздо более сложную в исполнении формулу, носящую название «душевный порыв». Человек, попавший под действие этого заклинания, некоторое время вынужден был выполнять любые приказы мага, но, при этом, делал это с искренней радостью, да и потом, когда магия рассеивалась, вспоминал о проделанной работе с гордостью, считая её чуть ли не самым важным событием в своей жизни.

В Ордене, высшие иерархи которого во многих вопросах придерживались позиции «цель оправдывает средства», на подобные выходки, как ни странно, смотрели косо. Подавление воли человека, превращение его в счастливого, готового на всё раба — подобные вещи если и случались, то, как говорится, «без одобрения». А применение «душевного порыва» к члену одной из Семей, став достоянием гласности, неизбежно являлось основанием для дуэли… если не для убийства из-за угла.

Ни нажатие на устройство, которое, как помнил Руфус, должно было подать сигнал находящемуся в жилище человеку о приходе посетителей, ни удары в дверь ни к чему не привели. Вернее, нужная дверь так и не открылась, зато из другой вышла очень полная и очень неприбранная женщина, смерившая двоих мужчин подозрительным взглядом.

— Чего колотите-то? Нету его.

— Простите, уважаемая, а не известно ли Вам, где мой друг? — Руфус изобразил поклон.

Столкнувшись со столь вежливым обращением со стороны весьма сомнительных личностей, одетых как байкеры, женщина тут же растаяла.

— Ох, не знаю, сынки. Он-то так почти всегда дома, а тут один день куда-то умчался, потом и второй. А теперь уж два дня как вовсе не ночует. Оно-то, конечно, дело молодое, Миша мальчик хороший…

— Миша? О, видимо тут возникло некоторое недоразумение, — улыбка экзорциста могла растопить вековой лёд, — я ищу своего старого приятеля Теодора.

— Ты чё, иностранец? — прищурилась женщина.

Мысленно Руфус поблагодарил собеседницу за прекрасную подсказку. Действительно, гораздо проще выжить в этом мире, если назваться иностранцем. Иностранец не обязан знать, какое отношение мужской жезл, о котором в приличном обществе и говорить-то не принято, имеет к определению дальности поездки на машине.

— Именно так, уважаемая.

— А, ну тады понятно… скажет тоже, Теодор, хы… Фёдор, что ли? Невысокий такой, худощавый…

— Истинно, добрая женщина. Феодор, так.

— Так Фёдора я уж месяца два не видала. Он-то в отлучках часто бывает, только если с Мишкой куда собирается, завсегда ключи оставляет, чтобы цветы на окне поливать, а в этот раз как уехамши, так ничего и…

Экзорцист её уже не слушал. Визит к Теодору окончился ничем, и это было плохо. Выполнение приказа Ордена было и само по себе сложным делом, а без помощи Теодора, жителя этого мира, всё представлялось и вовсе бесперспективным. Кетари дель Рио… рассчитывать на её помощь не стоит, максимум — пара дельных советов, да и то не по сути проблемы, а по местным реалиям. Её вполне можно понять, Кетари сбежала на Землю, демонстративно оборвав связи с Семьей, не для того, чтобы выполнять поручения соплеменников. Её хорошее отношение распространялось персонально на Руфуса и этим же ограничивалось. Оказать услугу Гордону — это одно, работать на Орден — совсем иное.

Только вот выхода нет. Нельзя же бродить по этому чудовищно огромному городу, подавляя волю всех встречных и нацеливая их на поиски неизвестно кого и неизвестно где. Между прочим, минимум ещё одному человеку сегодня предстоит испытать на себе «душевный порыв», ведь надо и до Кетари добраться.

Дом Кетари располагался в центре города. Может, с точки зрения членов Семьи, подобное жилище и не могло считаться вполне достойным столь благородной особы, но, с точки зрения Руфуса, дщерь Рио устроилась вполне неплохо. Дом выглядел величественно, хотя на общем фоне окружающих зданий казался довольно старомодным.

Водитель уехал, пребывая в эйфории от совершенного благородного поступка. Он прекрасно помнил, что первоначально потребовал с пассажира деньги, но очень быстро осознал, что выполнить любое пожелание этого замечательного человека — не просто его священный долг. Это радость, счастье, смысл жизни. Вечером он обязательно расскажет жене об этом событии…

По всей видимости, в этот раз Ник сообразил, в чём причина покладистости владельца, и потому поглядывал на наставника с осуждением. Руфус спокойно ждал, пока подопечного прорвёт.

— Учитель, ну это же… — выдержки молодому человеку хватило ненадолго.

— Я тебя предупреждал, что наш путь пролегает там, где нарушаются орденские законы, — ухмыльнулся экзорцист.

— Я всё-таки надеялся, что ты шутишь, — буркнул дер Торрин.

— Трудные времена требуют трудных решений, друг мой, — Руфус вздохнул, — и не про все трудные решения надо рассказывать окружающим. Прошу тебя, не вздумай об этом… гм… поверь, весьма неприятном и для меня инциденте случайно проговориться при леди Кетари.

Ник кивнул.

— Да, не беспокойтесь. Я понимаю.

Решив удовлетвориться этим кратким обещанием, Руфус подошёл к двери и протянул руку к домофону. Во время прошлого посещения слоя Земли он сумел более или менее освоить несколько местных изобретений, начиная от ёмкости, способной вскипятить воду без огня, и кончая этим вот устройством, на его взгляд, весьма полезным. Дотронуться до кнопки он не успел. Раздался щелчок и голос Кетари, сильно искажённый металлическими нотками прибора, произнёс:

— Заходи, Руф. Заждалась уже.

Ник вопросительно поднял бровь.

— Видящая, — пожал плечами экзорцист. — Хотя ты прав, странно это… немного.

Кетари дель Рио была представительницей одной из древних Семей. Что это означало — помимо неоспариваемого никем (в том числе и главой Семьи) права на определенную долю доходов, которым, насколько Руфусу было известно, Кетари не пользовалась с момента бегства из родного дома? Древняя кровь, являвшаяся основой власти и благосостояния Семей, у Рио проявлялась сильнее, чем у многих других, уступая лишь Дер Торринам. Кетари в полной мере унаследовала способности предков к магии и, хотя основу её сил составлял дар провидения, иные положительные последствия принадлежности к магическому роду её не миновали. В частности, способность достаточно существенно продлевать срок своей жизни.

Суонн она покинула почти полтора века назад. Сейчас, на пороге стасемидесятилетнего (по местному счету) юбилея, она выглядела едва ли на сорок пять. Руфус не испытывал зависти… ну, может, самую малость.

В юности, говорят, Кетари была очень мила, но годы не прошли даром. Сейчас на Гордона без улыбки смотрела чрезмерно полная, не слишком ухоженная женщина, сохранившая остатки былой красоты, но, к несчастью, лишь остатки. Доброжелательности в её взгляде не было ни капли.

— Ну?

— Здравствуйте, леди Кетари, — экзорцист отвесил хозяйке самый изысканный поклон, на который только был способен.

— Руф, я тебе кое-что объясню, — скривила губы та, жестом указывая гостю на немного потёртое кресло и напрочь игнорируя его молодого спутника. — Мой дар тебе известен, ведь так?

Говорить она предпочитала на родном языке.

— Так, леди Кетари, — Руфус осторожно опустился на краешек кресла.

— И насколько хорошо он тебе известен? — ядовито поинтересовалась женщина. — Хотя нет, я лучше спрошу у этого милого мальчика, в котором за милю чувствуется кровь Торринов. Скажи, молодой дер Торрин, в чём особенность дара Видящей? Надеюсь, ты посещал лекции в Академии и сумеешь ответить на столь простой вопрос?

— Сумею, леди, — с формальной точки зрения Торрины и Рио были практически равны, поэтому общение между ними полагалось строить не исходя из места на Тронных ступенях, а из правил хорошего тона, принятых в свете. То есть, к женщине следовало обращаться предельно вежливо. — Провидец способен предвидеть грядущие катаклизмы. Чем опаснее этот катаклизм для мира, тем насыщеннее деталями открывающаяся провидцу картина.

— Ответ неплох, хотя и слишком краток, — фыркнула Кетари и снова повернулась к Гордону. — Но, в целом, мальчик не ошибся. Ты с этим согласен, Руф?

— Э-э… да, леди, — экзорцист пока что не имел не малейшего представления, к чему эти выпады.

— Он согласен, — возвела глаза к потолку леди и в её голосе прорезались визгливые нотки. — Он согласен, какое достижение. Тогда потрудись объяснить мне, Руф, почему я уже три дня назад абсолютно точно, до секунды, знала момент, когда ты, змеиный выкормыш, окажешься на пороге моего дома?

Руфус внезапно ощутил, как по спине пробежала волна холода. Он медленно поднес к глазам руки — пальцы ощутимо дрожали.

Детали… всё дело в деталях. Провидица Кетари не могла знать о его приходе, это не являлось сильной стороной её дара. Максимум — ощущение скорой, не привязанной к конкретному времени, встречи с неким старым знакомым. Раз уж её видения стали настолько ясными и чёткими — значит, миру и в самом деле грозит нешуточная опасность. Возможно, что и не только этому миру. И, поскольку видение однозначно было связано с Руфусом, то и его непосредственное отношение к предстоящей катастрофе можно было считать доказанным.

— Что вы видели, леди? — с трудом выдавил он, понимая, что Кетари сейчас может просто указать ему на дверь.

— Я видела войну, Руфус. Геноцид. Ядерные грибы… ты знаешь что это такое, Руф? Я видела мир, в котором живые завидуют мертвым. Но эта зависть недолго длится, очень недолго. Я видела чёрное небо и снег. Снег, от которого язвами вспучивается кожа. Тоже ненадолго. Смерть приходит быстро. Это здесь, в этом мире, Руф. Но я видела и другие миры. Суонн, например. Я видела, как пылают и распадаются мёртвым крошевом башни Сириборга, Кертаны, Тингара и других наших городов.

Она подошла к столу, ухватила необычной формы бутылку и жадно приникла к горлышку. Сделав большой глоток, закашлялась.

— И ты связан с этим, Руфус. Да, возможно, не ты начнёшь войну. Но ты — тот камешек, что способен стронуть с места лавину… и если это произойдет, её уже будет не остановить.

Экзорциста вдруг окатила волна злости, разом сжигая и робость, и почтение перед этой женщиной. Он вскочил, с трудом сдерживаясь, дабы не отвесить хозяйке пару-тройку полновесных пощёчин.

— Да! Всё это возможно! И я здесь, чтобы попытаться предотвратить трагедию. А не для того, чтобы выслушивать обвинения, тебе это ясно, леди дель Рэй? И мне нужна помощь человека, который может и хочет помочь. А не стенания и вопли базарной торговки! Можешь — делай дело, а нет — сиди здесь и истекай соплями!

Прознай кто-то из семьи Рио об этих словах, и Гордону вполне можно будет озаботиться поиском подходящего места для своей могилы. Такое не прощают. Такое не спустили бы и Великому Магистру, не то, что какому-то заурядному экзорцисту. Ник испытывал непреодолимое желание стать невидимым и научиться проходить сквозь стены, чтобы исчезнуть отсюда как можно незаметней.

Кетари рухнула в освободившееся кресло и некоторое время молча сверлила гостя яростным взглядом. Затем, резко выдохнув, заговорила уже почти нормальным тоном.

— Ладно, Руф, в одном я с тобой соглашусь. Всегда можно попытаться что-то сделать. Рассказывай, и в деталях. Сам понимаешь, я вижу картины будущего, а не то, что это будущее породило. И ты, молодой человек, присядь. Вон, выпей чего-нибудь. Что-то мне подсказывает, что нам всем сейчас не помешает выпить.

Долгого рассказа не получилось. Едва Руфус завершил краткий обзор подлинного труда Вима Шолласа и начал говорить о планах Ордена, как Кетари прервала его.

— Ты говоришь, стражи, оставленные… гм… забавно.

— Тебе что-то известно о них?

— Нет, но я знаю одну женщину, которая, как мне кажется, может кое-какой информацией обладать. Она человек… ну, насколько мне это известно. Но она же и волшебница, одна из самых сильных, каких я когда-либо встречала. Кроме того, она или сумела найти секрет бессмертия, или использует великолепную иллюзию, которую я не смогла не то что расшифровать, но и просто ощутить.

Кетари поднялась и подошла к вычурному устройству из дерева и полированного жёлтого металла. Кажется, Теодор называл эти предметы телефонами… что-то вроде хрустального шара, но попроще. Только голос, без изображения. Правда, и магических способностей не требует.

— Здравствуй, Галочка! — Кетари перешла на местный язык. — Ты занята или старой Кэсси позвонить-таки попозже? … Ой, шо ты говоришь! … Галочка, мне очень нужна твоя консультация… Та какой телефон, ты же знаешь, как я не люблю эти штуки… Ты приедешь или мне тебя умолять?… Это срочно или я ничего не понимаю в жизни… Галочка, я жду.

Она положила трубку и, повернувшись к гостям, принялась неторопливо постукивать пальцами по поверхности стола. Удар. Ещё один. Ещё. На десятом ударе в соседней комнате послышался негромкий звук, словно кто-то без особого энтузиазма хлопнул в ладоши. Мгновением позже дверь открылась.

— Кэсси, ты не говорила, что у тебя гости.

Руфус и Ник уставились на гостью. Она была… нет, пожалуй, если вспомнить слова Кетари, она выглядела очень молодой. Невысокая, светловолосая, с большими голубыми глазами. Ник ощутил, как ёкнуло сердце — девчонка была воистину хороша. И одета была так, что и с точки зрения Руфуса, чей рассудок был изрядно натренирован экспериментами Наты, это выглядело несколько непристойно. А на его юного спутника, чей опыт общения с земной модой исчислялся несколькими часами, невероятно короткая юбка и маечка, не закрывавшая пупок, и вовсе подействовали как удар в челюсть.

Если Ник пребывал в состоянии культурного шока, то Руфус думал не столько о прелестях юной гостьи, сколько о том, как она оказалась в жилище Кетари. Собственно, ответ был ему известен, но казался слишком невероятным, чтобы вот так запросто принять его. Маги Суонна знали о возможности открытия персональных порталов для перемещения не небольшие — в пределах пары сотен миль — расстояния, но знания эти уже много веков являлись чисто теоретическими, эдакой игрой ума. Ни один представитель Семей, сколь бы сильной не была доставшаяся ему толика древней крови, так и не сумел реализовать формулу перехода. Записей о том, как именно следует действовать, хватало. Их достоверность вызывала некоторые сомнения, но, в целом, не более, чем другие формулы, доставшиеся людям от Сирилл и её присных. Основную часть наследия специалисты Ордена сумели расшифровать и воспроизвести, но кое-что так и осталось покрыто завесой недоступности.

По всей видимости, эта девчонка вполне свободно владела одним из сложнейших заклинаний, и Руфус не сомневался — магистры Ордена с готовностью отдадут что угодно, лишь бы заполучить это знание. И в его мыслях не было ни капли осуждения — возможность оказаться в нужном месте в нужное время представлялась великой ценностью. Прежде всего потому, что это могло спасти множество жизней. Он скрипнул зубами, вспоминая, сколько раз он приходил односельчанам на помощь слишком поздно, когда уничтожение очередного порождения Зла уже не могло вернуть погибших.

— Это интересные гости, Галочка, и они хотят рассказать нам весьма необычную историю, — сообщила Кетари. — И я таки думаю, что рюмочка этого замечательного коньяка никому из нас не помешает. Руфус, когда… если всё это закончится благополучно, я обязательно пришлю тебе парочку бутылок. Галочка, это мои земляки. Руфус Гордон и…

Ник только сейчас сообразил, что не был представлен хозяйке дома. Тот факт, что она без труда догадалась о его принадлежности к Торринам, заставил как-то забыть о том, что его имя так и не успело прозвучать.

— Николаус дер Торрин, к вашим услугам, леди, — он постарался поклониться сразу обеим женщинам.

— Очень приятно, — мило улыбнулась юное создание. — Меня зовут Галя. Чем могу помочь?

— Расскажи всё с самого начала, Руфус.

Экзорцист неторопливо, с многочисленными и, пожалуй, избыточными подробностями пересказывал историю, то ли записанную, то ли придуманную магистром Вимом Шолласом, раскрашивая её экскурсами в историю Суонна. Не стал он скрывать ни планов Ордена, ни предварительных выводов о возможных последствиях реализации этих планов. Сейчас, выслушав паническое сообщение Кетари дель Рио о пришедшем к ней видении, он уже практически не сомневался в том, что сумей Великий Магистр заполучить в свои руки возрождённого Привратника — или суаши, если пользоваться терминологией ламии — и его родной мир ждут серьёзные, если не сказать фатальные, проблемы.

Ник сидел молча, частично вслушиваясь в рассказ наставника, частично пожирая глазами полуодетую Галю. Кетари, напротив, не упускала возможности вставить фразу-другую… правда, особых симпатий к Ордену за её словами не ощущалось.

Закончив рассказ, он, отказавшись от коньяка, с благодарностью принял из рук Кетари огромную чашку, наполненную ароматным настоем из различных высушенных растений, и сделал осторожный глоток. Этот напиток именовался чаем, хотя именно чая, сотню лет назад завезённого в Суонн с Земли и приобретшего с тех пор немалую популярность, в цветочном сборе было не так уж и много. Но вкус оказался весьма приятен.

Остальные молчали, осмысливая услышанное. Экзорцист тоже не торопился рвать повисшую в комнате тишину. В принципе, то, чем сейчас занимался Руфус, являлось преступлением. Он не имел права раскрывать планы, доверенные ему Клуммом… и, в особенности, раскрывать их во всей полноте. Из собравшихся здесь разве что Ник мог принимать проблемы вырождения магических родов Суонна близко к сердцу. Кетари и раньше неоднократно давала понять, что её ностальгические чувства распространяются на реки, холмы и долины Суонна, но никак не на родичей. Галя вообще была чужачкой… Очень жаль, что здесь нет Тео.

Руфус познакомился с Теодором лет десять назад. Сведения о возможности путешествий между слоями не являлись достоянием общественности этого мира, в противном случае — если учитывать чудовищное количество проживающих на Земле людей — все ближайшие слои в мгновение ока заполнились бы ладно если только туристами, а то и эмигрантами. Но, слава богам, немногие посвящённые предпочитали хранить опасные знания в тайне от окружающих, пользуясь тонкими путями исключительно в собственных интересах. Какая надобность привела Теодора в Суонн, экзорцист так и не узнал. Вопросы-то он задавал, но землянин каждый раз уходил от ответа, прикрываясь аргументами из серии «ну интересно же, сам посуди». Руфус ему не верил — Теодор не слишком походил на любознательного зеваку, готового ради новых впечатлений рисковать головой.

А Тео, по мнению экзорциста, именно этим и занимался. Та первая, самая памятная, встреча произошла в тот момент, когда Гордон уже мысленно распростился с жизнью. Рыцарь Смерти, обычно действующий в одиночку, в этот раз появился из леса в сопровождении стаи из трёх оборотней. Осталось тайной, действительно ли порождения Зла действовали сообща, что было для них, в целом, нехарактерно, или просто случайно совпало время и направление атаки, но экзорцист оказался один перед четырьмя противниками, что не сулило ему ничего хорошего. Появление тварей в селе не прошло незамеченным, подмога должна была вот-вот подойти — но до этого надо было, как минимум, дожить.

Первую атаку оборотней удалось отбить сравнительно легко. Одно чудовище, обугленное от удачно попавшего в цель огненного шара, лежало пластом, постепенно трансформируясь из боевой формы в защитную, проще говоря, принимая вид, схожий с человеческим. Только слепой способен спутать человека и оборотня в маскировочной ипостаси — тяжёлые пластины мышц, непропорционально длинные руки, резко выдающиеся вперёд челюсти… всё это говорило о том, что данная форма не слишком годится для того, чтобы затеряться в людской толпе. Ученые Ордена столетиями пытались понять, зачем оборотню нужна эта способность, если никаких полезных возможностей она ему не даёт. Наоборот, эта тварь в двуного-двуруком виде была куда более уязвима как для боевой магии, так и для обычной стали.

Два уцелевших оборотня кружили вокруг экзорциста, явно не собираясь отступать. А в сотне шагов неторопливо двигалась высокая фигура в тёмных латах и в глухом шлеме, нёсшая на плече здоровенный двуручный меч. Из сочленений доспехов непрерывным потоком вырывались струйки дыма и снопы искр, основу существования Рыцаря Смерти составлял огонь, что позволяло ему с полнейшим равнодушием относиться к любым ударам стихии пламени.

Рыцарь — создание тупое и напрочь лишённое инстинкта самосохранения. Несмотря на веками копившийся опыт борьбы с этими монстрами, люди так и не смогли понять, откуда приходят закованные в доспехи фигуры, что порождает их (понятно, что порождает Зло, но хотелось бы некоторой конкретики) и почему, выйдя из болота, стихии по определению огню враждебной, Рыцарь тут же нацеливается на ближайшее людское поселение и прёт в атаку. Оборотни — дело иное. Они обладают и зачатками разума, и вполне сочетают в себе ярость и жажду крови со стремлением, по возможности, сохранить свои шкуры.

В тот раз оборотни, несмотря на потерю одного из собратьев, атаку не прекратили — вероятно, были уверены в победе или рассчитывали на помощь Рыцаря. Порождения Зла никогда не атаковали друг друга. Учитывая патологическую ненависть Рыцаря к живым людям — если порождённое огнем создание вообще было способно на проявление эмоций — не стоило сомневаться, что в самом ближайшем будущем экзорцисту придётся отбиваться и от него.

Руфус и не сомневался, а потому перешел в наступление сам, рассчитывая как можно быстрее разобраться с оборотнями, как потенциально более опасными противниками. Уже потом, в спокойной обстановке переосмысливая ход сражения, он понял, что допустил почти фатальную ошибку. Первым следовало бить именно Рыцаря, стараясь при этом держать огромных волков на более или менее приличном расстоянии — при самом худшем раскладе стражники, пусть и ценой некоторых потерь, сумели бы справиться с тварями. А остановить Рыцаря Смерти может только маг.

В общем, к тому моменту, как последний оборотень, распространяя вокруг запах горелой шерсти и приволакивая перебитую лапу, решил убраться восвояси, Руфус чувствовал себя полностью опустошённым. И без того невеликий запас магических сил был почти исчерпан, несколько слабых ледяных стрел бессильно разбились о мятые доспехи, заставляя порождение Зла лишь чуть замедлить шаг. Экзорцист уже начал ощущать, как тонкие иглы страха впиваются в сердце.

— Эй, друг, помощь требуется? — послышалось за спиной.

Он торопливо оглянулся. Голос принадлежал высокому черноволосому мужчине средних лет, одетому скромно или, вернее, бедно. В руках мужчина держал меч.

— Уходи, — прохрипел Руфус, швыряя в противника очередную ледяную иглу, уже совсем слабую. — Беги, дурак, пока можешь.

— Значит, требуется, — удовлетворенно заметил незнакомец. И атаковал.

Историки Суонна описывали не более десятка случаев, когда Рыцаря Смерти удавалось уничтожить обычным оружием. Как правило, такая победа давалась нелегко и сопровождалась немалыми жертвами. Рыцарь передвигался неспешно, но огромным клинком орудовал на диво умело, и лишь очень опытный фехтовальщик смог бы, отбивая молниеносные атаки огненной сущности, думать о чём-либо, кроме глухой защиты. Этот же странник, непонятно откуда здесь объявившийся, о защите словно и вовсе не думал. Ловко уклоняясь от атак Рыцаря, мужчина нанёс ему серию столь же быстрых ударов, почти каждый из которых достигал цели. На руку ему, помимо потрясающего умения, сыграла тупость порождения Зла — оно пыталось поразить противника, а не защитить себя.

Светлый клинок нежданного соратника раз за разом пробивал ржавые латы, когда на ладонь, а когда и на треть погружаясь в огненное тело врага. Сумевший чуть-чуть перевести дух Руфус, воспользовавшись моментом, ухитрился-таки вогнать ледяную стрелу в одну из образовавшихся пробоин. Ледышка, встретившись с пламенем, тут же превратилась в пар, на несколько мгновений лишив Рыцаря подвижности — и мужчина тут же воспользовался этим, ударив изо всех сил и начисто срубив противнику руку державшую клинок. Фигура, закованная в посечённые латы, сделала пару шагов, так и не попытавшись поднять с земли утраченное оружие, а затем завалилась на бок.

— Назад! — заорал Руфус. В этот раз его спаситель послушался, одним стремительным движением отскочив от поверженного противника.

И вовремя. На том месте, где упал Рыцарь Смерти, в небо ударил фонтан пламени. Несколько секунд — и на земле осталось лишь пятно гари. Ни одного обломка доспехов, ни меча… все исчезло во вспышке магического огня. Как всегда.

— Ты кто такой? — экзорцист дрожащими руками отстегнул от пояса флягу и жадно припал к горлышку. Тёплая вода тонкой струйкой стекала по подбородку.

— Меня зовут… — мужчина назвался, но в ушах Руфуса слишком громко отдавался стук заполошенного сердца, чтобы он мог разобрать имя.

— Теодор? — переспросил он.

— Теодор, — согласился мужчина.

Так они и познакомились. Тео появлялся в Сольфелле достаточно часто. Иногда — на несколько часов, иногда — на пару-тройку дней. Он никогда не говорил о целях визита, ограничиваясь поводом «повидать старого приятеля», зато много и охотно рассказывал о Земле, таскал Нате разноцветные журналы, а Руфусу — образчики земной музыки.

От него Руфус узнал и то, что на Земле серьёзных магов давно уже нет… если они вообще когда-либо существовали, а не являлись лишь плодом фантазии сказочников. Так что насчёт этой Гали возникают вопросы. Понятно, что Тео не может знать всё и обо всех, но вряд ли волшебницы, способные походя пользоваться формулами, о которые обломали зубы ведущие специалисты Ордена, встречаются здесь на каждом углу. Есть подозрение, пусть и основанное лишь на интуиции, что Галя в этом мире такая же гостья, как и Руфус. По словам Теодора, бессмертные с Элланы здесь время от времени появляются. Что мешает это же делать и другим?

В этот момент он вдруг осознал, что тишина в комнате стоит, практически, предгрозовая, а все взгляды направлены именно в его сторону.

— Простите, задумался…

— Я говорю, — несколько менторским тоном, явно повторяясь, произнесла Галя, — что ваши предположения, господин Гордон, весьма близки к истине. Если ваш Орден сумеет заполучить одного из возрождённых, война неизбежно придёт и к вам.

Она закинула ногу на ногу и, достав из пачки тонкую сигарету, нарочито медленно прикурила, создав язычок пламени на кончике длинного ногтя.

— Ша-де-синн, господин Гордон, считают эту войну священной, а суаши — олицетворением вселенского зла. Жертвы среди мирного населения на этом славном пути в расчёт не принимаются… К тому же тех, кто оказывает суаши поддержку, ша-де-синн «непричастными» не считают. Насколько я поняла, вы и так ведете многовековую войну? Имейте в виду, если эти убийцы сочтут, что Орден намерен встать на защиту возрождённого, эта война покажется вам детскими играми.

Руфус внезапно ощутил, как по спине пробежали неприятные мурашки.

— Скажите, Галя, — осторожно начал он, — а почему в ваших словах звучит такая непоколебимая уверенность?

— Если я скажу, что у меня очень хорошо развита интуиция, это вас устроит, господин Гордон?

— Просто Руфус. Или Руф.

— Очень приятно, — мило улыбнулась девушка. — И всё же?

Экзорцист пожал плечами.

— Интуиция, Галя, великая вещь. Вот мне она подсказывает, что ваши слова основаны не на предположениях, а на знании. И мне очень бы хотелось узнать источник этих знаний, если это не тайна.

— Тайна, — волшебница выпустила тонкую струйку дыма и аккуратно стряхнула пепел в вычурную бронзовую вазочку. — Естественно, тайна. Но иногда обстоятельства складываются так, что хранить тайну становится опаснее, чем разделить её. Итак, это очень старая история…

Ночь давно вступила в свои права. Не первая ночь в этом мире, но мало чем отличающаяся от прежних. Такое же безоблачное небо, усыпанное звёздами, такой же тёплый неподвижный воздух, насыщенный незнакомыми ароматами. Пышная зелень закрывала небольшой дворик от посторонних взглядов… Да этим взглядам и неоткуда было взяться. На полдня пути от этого места вряд ли можно было найти хотя бы одного человека.

Хотя нет, не совсем так. Люди встречались — шагали по дорогам путники, ползли влекомые быками повозки с товарами, дородные торговцы раздавали указания охране и покрикивали на ленивых рабов. Иногда, оставляя за собой столбы медленно оседавшей пыли, шагали отряды воинов, проезжали боевые колесницы. Если отправиться дальше на юг, можно было добраться до великого города Урука, в котором обитало немыслимое по здешним меркам количество людей[56]. Пройдёт всего пара сотен лет, и царем Урука станет Гильгамеш, имя которого войдёт в легенды. Но это там, на юге. Здесь же в очередной раз пронеслась война. Кто мог уйти — ушёл, кто не смог или не пожелал — либо погиб, либо получил клеймо раба. Со временем люди вернутся и сюда, но это произойдет не слишком скоро. И уж точно — не в эту ночь.

Так что тем, кто сейчас сидел у костра возле полуразрушенной хижины, не стоило опасаться лишних ушей. Да и окажись они тут — кто сумеет понять язык, столь отличный от шумерского.

— Я не вижу выхода, — человек, произнесший эти слова, был стар. В общем-то, он не являлся человеком в полном смысле этого слова, но вряд ли кто-то из обитателей Южной Месопотамии, взглянув на старца, усомнился бы в его принадлежности к роду людскому. — Не думаю, что охотники ша-де-синн и в этот раз сумели отследить направление перехода, но они не прекратят преследования.

— Мы примем бой! — мужчина средних лет вскочил с каменной плиты, на которой сидел, и его рука упала на эфес длинного меча из невиданного в этих краях светлого металла.

— Я знаю, ты всегда готов драться, Фрейр, — вздохнул старик. — И я бы согласился, имей ты какие-то шансы на победу. Но твой меч не остановит убийц. Ни твой меч… — он повернулся к юной девушке, застывшей в абсолютной неподвижности и не отрывающей взгляда от пламени костра, — ни твоя магия, Гэль.

Фрейр попытался что-то сказать, но, наткнувшись на холодный взгляд Тавра, сдержался. Предполагалось, что суашини-воины обладают примерно одинаковой силой и равным воинским мастерством. На практике же всегда выходило так, что кто-то из близких-по-рождению оказывался сильнее, становясь лидером, первым среди равных. Таким лидером в их небольшом отряде был Тавр, к словам которого прислушивались и непоседливая Гэль, и осторожная Фрейя. Таэрра и Туарр в расчёт не шли, их роль изначально сводилась к охране, и особых прав на собственное мнение они не имели. Сейчас химеры не принимали участия в беседе. Таэрра, пребывавшая в привычном маскировочном облике, настороженно вслушивалась в окружающую тьму, её напарник вообще отошёл от костра — яркие языки пламени мешали использовать ночное зрение. Оба были готовы в любой момент вступить в схватку, защитить хозяина. Если получится, конечно. За последние два десятка дней выводок потерял десятерых бойцов и, если охотники доберутся сюда, итог будет вполне предсказуем. Вряд ли две химеры смогут сделать что-то там, где не справилась дюжина.

Тавр, в отличие от горячего брата, тоже это понимал. Слишком многие погибли… из всех суашини их осталось четверо. Четверо из двух дюжин. К потерям, понесённым выводком, он относился равнодушно, не считая химер равными себе и своим близким-по-рождению. Но гибель каждого бойца ослабляла отряд, снижая шансы на успех очередного прорыва. Поэтому Тавр не собирался бросаться в очередную самоубийственную атаку… если не получит соответствующий приказ. Хозяина надо защищать любой ценой, этот принцип составлял основной смысл существования суашини, но годы войны научили Тавра простой истине — далеко не всегда опасность следует встречать грудью.

— Я принял решение, дети мои.

Он всегда обращался к ним именно так. И когда просил о какой-нибудь незначительной услуге, и когда отправлял на верную смерть. Дети… наверное, так оно и было. Войтен был выдающимся мастером, его суашини и химеры считались лучшими и старик этим не без оснований гордился. Мало кто из суаши давал сотворённым такую степень свободы воли, предпочитая менее инициативных, зато более послушных слуг. Химерам и вовсе редко доставался разум, куда больший упор делался на боевые инстинкты.

— Нас настигнут, — продолжал тем временем Войтен, — и это неизбежно. Возможно, кому-то из моих сородичей удастся отыскать способ убивать ша-де-синн но, боюсь, нам это уже не поможет. Поэтому завтра вы меня покинете.

Фрейр снова попытался что-то сказать, и снова смешался под тяжёлым взглядом брата. Фрейя, как обычно, сохранила каменно-неподвижное выражение лица, Гэль вспыхнула, но от комментариев воздержалась. Ей, самой младшей из суашини Войтена, дозволялось многое… но лучше не перечить Хозяину, хотя бы до тех пор, пока он не изложит свой план целиком.

— Со мной останется только… — старик сделал паузу, оглядывая поредевшие ряды слуг, — только Туарр. Остальным я дам частицы моей крови. Ваша задача — распространить эти частицы среди жителей этого мира, желательно — среди разных народов. Выбирайте молодых и здоровых… хотя это и не так важно, кровь суаши способна излечить многие болезни. Те, кого вы изберёте, передадут эти частицы детям и внукам. Рано или поздно эти частицы встретятся и родятся те, в ком в той или иной степени начнут проявляться способности истинного суаши. Не думаю, что это будет скоро — но вы должны дождаться этого момента и найти этих детей. Хочу надеяться, что к тому времени война с ша-де-синн закончится… так или иначе.

Он помолчал, словно ожидая возражений, затем продолжил.

— Если к тому времени, как моя кровь наберёт достаточную силу, ша-де-синн сгинут в веках, а суаши ещё будут существовать, отведите возрождённых к ним. Если же эти убийцы изведут мою расу под корень… а я предполагаю, что именно так и произойдёт, то вам самим придётся провести моих наследников к Ритуалу Посвящения. Так что, дети мои, слушайте приказ.

Все замерли. То, что сейчас произойдёт, в их отношениях с Войтеном было… ну не то чтобы редкостью, нет. Старик мог советоваться, мог высказывать пожелания — но время от времени отдавал и приказы. С его мнением можно было спорить — приказ же не обсуждался по определению. Всё, что сейчас будет сказано, станет для слуг более чем просто повелением хозяина. Это будет Цель, идти к которой слуги будут любыми доступными способами. Многие суаши с удовольствием отдавали приказы по самым незначительным поводам… Часто это шло во вред делу, со временем лишая слуг самой способности самостоятельно мыслить. Войтен считал это ошибкой, предпочитая преданность тупому подчинению. Но уговаривать там, где можно приказать, не любил и он. Да и не выйдет по-другому. Не уйдут ведь.

Он заговорил медленно, чётко выговаривая каждое слово, впечатывая приказы в разум слушателей в качестве основных, не подлежащих оспариванию директив.

— Ваша задача — найти возрождённых и обеспечить их выживание. Прячьтесь, если это поможет вам уцелеть. Принимайте бой, если не будет иного выхода или если тем, кого я вверяю вашей заботе, будет угрожать опасность. Но если поймёте, что защитить носителя крови суаши невозможно — отступайте и ждите другой возможности выполнить задание. Заключайте союзы с теми, кто может оказать помощь. Рвите союзы, если в них отпадёт нужда. До тех пор, пока хоть один из возрождённых не пройдёт Ритуал Посвящения, вы вольны принимать любые решения, способствующие исполнению моего приказа. После — служите возрождённым суаши так, как служили бы мне. Такова моя воля.

Последнее слово прозвучало и наступила долгая тишина. Слуги усваивали полученную директиву.

— Тавр, ты не потерял игломёт? — теперь Войтен говорил обычным тоном.

Лидер телохранителей фыркнул, словно предположение о том, что генетически созданный воин способен потерять оружие, являлась неудачной шуткой.

Увы, это было не так. Сражаясь и проигрывая, теряя товарищей и отыскивая спасение в бегстве, многие из суашини лишились вооружения. Из последней схватки Фрейр вообще вышел с голыми руками, сумев остановить охотника шан-де-синн, попросту свернув тому шею. Жаль только, что таким образом убить противника было невозможно… да и никаким иным, известным суашини способом, тоже.

Тавр расстегнул сжимающий запястье массивный браслет и протянул оружие хозяину. Суаши не слишком жаловали механические приспособления, больше полагаясь на боевую магию, но устроенный безжалостными врагами геноцид заставил искать новые способы борьбы. Пока — весьма малоэффективные. Пятьсот игл, толщиной около десятой доли миллиметра и длиной в сантиметр, таили в себе сильнейший яд, действовавший мгновенно на любое известное суаши живое существо. Почти на любое… и вся проблема заключалась именно в этом «почти». Убийц, поставивших себе задачу уничтожить Властелинов Пути, как иногда выспренно называли себя суаши, этими иглами можно было только остановить. На время. Потом они возвращались — с ещё большей злобой, с ещё большей ненавистью… и, как ни печально, с ещё более отточенными навыками выполнения своей грязной работы. В последнем бою воин ша-де-синн сумел поставить на пути потока ядовитых игл магический щит, отразивший крошечные снаряды. Это означало, что и игломёт уже нельзя считать надёжным средством. То, что удачно вышло у одного охотника, рано или поздно становилось достоянием всех остальных. И тот факт, что этому умельцу в конечном итоге таки раздробили шейные позвонки, особой роли не играл.

Войтен коснулся выступа на браслете. Крошечный, с ноготь, дисплей высветил несколько значков.

Два десятка игл… каждой достаточно, чтобы уложить крупного зверя. Всех вместе не хватит даже на то, чтобы отбиться от сравнительно небольшого отряда, скажем, местных воинов, чьи тела укрыты архаичными куртками с нашитыми бронзовыми или медными бляхами. Металл, а в иных случаях и толстая просоленная кожа служили почти непреодолимым препятствием для очень прочных и острых, но лёгких шипов.

— Гэль, Фрейя, нам предстоит много работы, — Войтен осторожно, словно величайшую ценность, положил браслет на плоский камень. — Тавр, Фрейр, обеспечьте охрану. Таэрра, Туарр, ваша задача — добыть еду. После репликации нам понадобится много еды.

Таэрра коротко кивнула и тут же начала трансформацию. Линии её тела потекли, стремительно изменяясь, становясь тоньше и изящней, в то время как высвободившаяся мышечная масса переместилась в плечи, формируя мощные крылья. Несмотря на дарованную им возможность полёта, мало кто из гарпий получал от этого процесса удовольствие, слишком много сил приходилось затрачивать на то, чтобы подняться над землей. Но для охоты в этих местах, где лесов было немного, зато хватало лугов и, как следствие, травоядной добычи, крылья подходили больше, чем быстрые ноги. Закончив преображение и щёлкнув длинными бритвенно-острыми когтями, химера взмыла в непроглядно-тёмное небо, в мгновение ока затерявшись среди звёзд. Только чуть слышный визг, находящийся почти за гранью слышимости, пронёсся над землей. Изменившиеся органы слуха гарпии позволяли ей улавливать отражение звука от твёрдых предметов и, благодаря этому, более или менее сносно ориентироваться в полной темноте. Правда, окружающим этот визг удовольствия не доставлял. У всех тут же заныли зубы, Войтен поморщился, Тавр пробормотал что-то насчет «летучей стервы». Гарпия прекрасно знала о том, что временами изрядно раздражает лидера суашини… и ей это нравилось.

Её напарник, последний «кровавый охотник» из созданного Войтеном выводка, обошёлся без подобных театральных эффектов. Он просто растворился в темноте — только что, вроде бы, стоял у невысокого дерева, и нет его. В отличие от гарпий, «кровавые охотники» обнаруживали потенциальных жертв по выделению тепла. Поначалу это давало им известные преимущества в стычках с ша-де-синн… а потом, как это бывало часто, преимущество обернулось недостатком. Убийцы научились маскироваться — и часто химера замечала врага слишком поздно, когда ни скорость реакции, ни выдающаяся физическая сила (Туарр без труда мог бы раскидать пятерых таких, как Тавр) уже не могли гарантировать победу. Ко всему прочему, при выращивании Туарра и других ему подобных из выводка, Войтен допустил пару ошибок — его создание, во-первых, весьма плохо переносило пребывание под прямыми лучами солнца и, во-вторых, не могло усваивать никакую пищу, за исключением прямой выкачки энергии из гемоглобина.

Тавр не слишком любил гарпию, это верно, но, в сравнении с кровососами, крылатая тварь казалась вполне милым созданием.

— Будете подпитывать меня энергией, — кивнул Войтен девушкам. — И учитесь, кто знает, когда понадобится.

Редко случается, что маг, достигший значительных успехов в одном из направлений применения силы, сумеет столь же далеко продвинуться и в других. Способности, в известной степени, определялись генами, но умение уверенено управлять магическими потоками требовало многолетней практики, изучение «всего и сразу» (даже из перечня генетически доступного) приводило, как правило, к тому, что маг, толком не определившийся с приоритетами, так до конца жизни и оставался посредственностью, нахватавшись понемногу ото всего, но не освоивший ни одного умения в достаточной степени. Здравомыслящие соотечественники Войтена предпочитали совершенствоваться в одном, максимум, в двух направлениях, и сам старик не стал исключением.

Будучи мастером в области управления биоэнергией со специализацией в генном конструировании, Войтен не мог похвастаться особыми достижениями там, где правили бал энергии стихий, то есть ни в боевой магии, ни в погодной. И репликацией (основа — контроль трансформации материи), которой собирался заняться сейчас, он владел лишь на уровне основ. Лишившись информационных кристаллов, изготавливать которые удавалось лишь настоящим знатокам, он не мог рассчитывать на пополнение знаний в необходимой ему сейчас области. Оставалось лишь надеяться, что минимального врождённого дара и практических навыков, полученных в юности, хватит для реализации задуманного. На сто процентов он был уверен лишь в своей способности удалить из игл яд и наполнить их элементами генокода суаши. Но для осуществления плана нужна была не только филигранная работа с генами — требовалось снабдить уцелевших слуг инструментами, с помощью которых те сумеют разнести его наследие по этому дикому миру.

Магия репликации по праву считалась четвертой по сложности, после геноконструирования, формирования кристаллов памяти и создания пространственных порталов. Он на мгновение ощутил иррациональную зависть к Гэль — та, будучи, в отличие от Фрейи, не самым лучшим боевым магом, строила порталы легко и изящно, инициируя сложнейшие формулы, остававшиеся для Войтена тайной за семью печатями. Но обе они, будучи всего лишь суашини, системного образования не получили, и рассчитывать на их помощь в части репликации можно было лишь формально, используя девушек как источники магической энергии. Что тоже было полезно — в этом мире, к несчастью, напряжённость магических потоков была до обидного мизерна.

Работа заняла у Войтена весь остаток ночи и светлое время почти до полудня. К моменту, когда на камне лежало шесть в равной мере потёртых браслетов, а количество игл, уже наполненных эссенцией, содержащей тщательно отмеренные компоненты генетического кода суаши, перевалило за дюжину тысяч, старый маг едва стоял на ногах, да и две его помощницы выглядели немногим лучше. Над костром, распространяя восхитительные ароматы, жарились на вертеле (Тавр весьма неодобрительно отнесся к подобному использованию его меча, но спорить не рискнул) куски мяса, но если Фрейр, не сомкнувший глаз ни на минуту за последние сутки, постоянно облизывался, кося глазом на импровизированный обед, то девушкам сейчас хотелось одного — упасть и заснуть.

Обед прошел в тягостном молчании. Маг и молодые волшебницы были слишком вымотаны и еле двигали челюстями, бойцы-суашини поглощали дымящиеся куски с энтузиазмом опытных воинов, привыкших наедаться впрок — неизвестно, когда получится повторить трапезу, Таэрра, прихватив выделенную ей долю, привычно ушла подальше от глаз товарищей — аккуратностью при еде гарпии традиционно не отличались, это было сильнее разума. Туарр, по всей видимости, во время ночной охоты дорвался до горячей крови, поэтому выглядел осоловевшим и безуспешно пытался удержать глаза открытыми. От раздражающего солнца он спрятался в густой тени раскидистого дерева и, пользуясь тем, что днём к его услугам прибегали крайне редко, явно намеревался провалиться в сон до заката.

Окажись здесь сейчас охотник, всю группу можно было брать голыми руками.

— Всем отдыхать, — голос Войтена заметно дрожал. — До утра. Утром вы отправитесь выполнять поставленную задачу. Чуть более чем по паре тысяч игл на каждого, включая Туарра. Уходите как можно дальше.

— Да, хозяин… — нестройно, но почти хором ответили все, включая сонного кровососа.

После получения однозначного приказа спорить они уже не могли.

— А потом мы ушли, — закончила Галя. Или, точнее, Гэль.

— Простите, можно ли мне задать несколько вопросов? — осторожно поинтересовался Руфус. Рассказ волшебницы не просто поразил его. Экзорцист словно лично окунулся в древнейшую историю, и это ощущение было одновременно и чарующим, и пугающим.

— Любые вопросы, уважаемый Руфус… ну, почти любые. Согласно полученным мною приказам, я намерена заключить с вами союз, поскольку на данном этапе наши интересы, в целом, совпадают. Значит, откровенность необходима.

— Вы говорите, что прожили почти пять тысяч лет, верно?

— Да, — девушка закурила новую сигарету, явно игнорируя недовольный взгляд хозяйки дома.

— Как такое возможно? Вы же человек, а век человека, пусть и продлённый магией, ограничен.

— Я не человек, — вздохнула Гэль, — и не дайте моей внешности вас обмануть. Я суашини… меня сделал хозяин, и сделал такой, какой хотел. Вечно молодой, наделённой Даром. Хозяева умели манипулировать генами, убрать те, что отвечают за старение организма было не самым сложным делом. Вот, скажем, дать своему созданию способности к магии… это — работа настоящего мастера.

— Я всегда думал, — влез в разговор Ник, — что способности к магии наших Великих Семей определяются долей крови нашей богини, потомками которой мы являемся.

— Крови? — изогнула бровь девушка. — Какая глупость… Ребёнок мага может быть наделён даром, а может быть и полностью его лишён. Это невозможно предсказать и это уж точно не зависит от того, насколько талантливы были его родители. Гарантированного наследования детьми магического Дара можно добиться лишь методами генетической коррекции, но суаши никогда не вносили изменения в собственные гены.

— Но мы считали… — юноша обескуражено замолк, внезапно осознав, что если Гэль права, то привилегированное положение Семей на его родине имеет под собой совсем иные корни.

— Не так уж вы и ошибались, — усмехнулась волшебница. — Ваша Сирилл, насколько мне известно, была неплохим мастером в области геноконструирования. Думаю, она в достаточной мере поработала с вашими предками, чтобы сделать их как можно более предрасположенными к обретению Дара и закрепить эту линию в потомстве. Именно эти изменения вы и передаете из поколения в поколение… потихоньку, простите за прямоту, мельчая.

— Вы слышали о Сирилл?

— Я встречалась с ней. Ваш мир соседствует с Землей, переход достаточно прост и все мы не раз посещали Суонн. Я встретила Сирилл вскоре после того, как она заявилась туда, намереваясь спрятаться от преследователей.

— То есть, Войтен не был последним из… как вы его назвали? Властелинов Пути.

— Ну что вы, к моменту гибели Войтена их оставались сотни, если не тысячи. Раса суаши никогда не отличалась многочисленностью, но нужно иметь в виду, что не все они были Властелинами. Сирилл была таковой, её спутники — те из них, кто не являлся созданными ею слугами — сомнительно. Не ошибусь, если скажу, что не все из них и магическими способностями-то обладали. Ритуал Посвящения был доступен каждому, но не каждый что-то получал по его прохождению.

— А что это за Ритуал? — вопрос Кетари прозвучал весьма буднично, но Руфусу показалось, что Видящая напряглась в ожидании ответа.

— Сожалею, но это я объяснить не могу, — покачала головой Гэль.

— Не хотите?

— Не могу… есть некоторые вещи, которые мне запрещено рассказывать кому-либо, кроме суаши или суашини. Поверьте, я бы хотела, но это сильнее меня.

— Ладно, оставим это, — Руфус задумчиво посмотрел на опустевшую чашку и Кетари, правильно интерпретировав этот взгляд, вышла из комнаты на кухню. — Тогда скажите… э, простите, Гэль, вас правда не раздражает этот, в некотором роде, допрос?

— Нет, ни в малейшей степени, — усмехнулась девушка. — Я прекрасно понимаю, что дай вам волю, эта беседа будет длиться, пока вы способны шевелить языком. И потом, после отдыха, продолжится. Но если мы хотим помочь возрождённому, информацией необходимо делиться. Есть темы, о которых я говорить не могу. Есть… о которых не хочу. Обо всём остальном — пожалуйста.

— Ну, вы сами напросились, — хищно ухмыльнулся экзорцист. — Сначала вопрос чисто технический. Вы сказали, что те изменения, которые Сирилл внесла в гены наших предков, постепенно теряются…

— Именно так. Замкнутый круг, Руф, если бы ваши предки были осторожнее в выборе брачных партнёров, отдавая предпочтение только таким же изменённым, как и они сами, внесённые Сирилл коррективы не только не ослабли, а, возможно, и усилились бы. Но… но от близкородственных браков ваши, как вы их называете, Великие Семьи через несколько сот лет начали бы вырождаться. Что-то подобное происходило на Земле среди европейских монархов.

— Но тогда почему те гены, которые вам приказал распространить Войтен, за тысячелетия не растворились среди миллиардов людей, населяющих сейчас Землю?

Галя пожала плечами.

— Войтен был гением. Кроме того, он был магом-геноконструктором, то есть, обладал знаниями и способностями, мне недоступными ни тогда, ни сейчас. Его обещания насчет возрождения генофонда суаши всеми нами были восприняты как истина и таковой оказались, а в детали он не вдавался. Почти. Мы были слугами, поймите, нам сообщали только то, что считали нужным. Я лишь знаю, что план Хозяина исполнился и люди, несущие в себе частичный генокод суаши, начали появляться. Мы, суашини, можем опознать возрождённых.

— Они особенные?

— Если по части внешности — нет. А по части способностей… не знаю.

— А предположить?

— Долголетие — это наверняка. Отменное здоровье. Возможно, лишний шанс успешно пройти Ритуал Посвящения. Как я уже говорила, Ритуал проходили все Хозяева, но удачно — ладно, если один из десятка.

— И каков эффект от прохождения Ритуала, вы, конечно же, не знаете.

Галя покачала головой.

— Я знаю, где и как следует его проводить, но это не более чем заученная последовательность действий, не сопровождаемая пониманием сущности процесса.

На столе появились чашки с напитком. Руфус внезапно подумал, что пора бы дополнить горячий отвар чем-нибудь материальным. Последний раз он ел ещё дома, а это, как ни крути, было давно. Но разговор слишком занимал его, чтобы делать перерыв. Пусть далеко не всё из рассказанного волшебницей он понимал, но общая картина более или менее вырисовывалась.

— Руф, не мучайте себя, — рассмеялась Галя, — я же вижу, вопросы так и распирают вас.

— Вопросы, да… — протянул экзекутор. — Вы правы, у меня их сотни. Хотя один, пожалуй, является самым главным. Почему вы решили, что союз с нами в настоящее время для вас выгоден? Простите, но у меня возникает не самое приятное ощущение того, что вы намерены попросту использовать нас в своих целях. Причём не только меня и этого молодого человека, но и весь мой мир. Убедите меня, что это не так.

Галя молчала долго. Так долго, что напиток в кружке успел ощутимо остыть. Никто не вмешивался в это молчание. Кетари сидела в кресле, погруженная то ли в размышления, то ли в видения, Ник ел глазами прелестную волшебницу и, похоже, попроси она его сейчас отправиться на верную смерть, он лишь поинтересуется, каким путём лучше всего выдвигаться. Даже сам Гордон, давно вышедший из возраста, когда появление поблизости красотки вызывает моментальное оглупление, в обществе вечно юной волшебницы чувствовал себя не в своей тарелке и ему требовались немалые волевые усилия, чтобы задавать неудобные вопросы. Вместо того, чтобы тут же предложить ей любую мыслимую и немыслимую помощь в благодарность за один лишь благосклонный взгляд.

— Это так, — наконец заявила Гэль, явно без особой охоты. — Вы же понимаете, что полученные мною приказы, пусть это и произошло пять тысяч лет тому назад, являются для меня приоритетными. Задача — найти возрождённых и уберечь их от ша-де-синн. К сожалению, надежды Войтена не оправдались, охота не закончилась.

— Значит, возрождённые появились?

— О да, я ведь уже говорила. В этом особых сомнений не было, разве что какая-либо катастрофа уничтожила бы всё или почти всё население этого мира. Первые возрождённые были нами обнаружены давно, более трёх тысяч лет назад. К несчастью, это не осталось незамеченным и для наших врагов.

Её лицо исказилось от искренней душевной боли.

— Мы покинули Войтена, как он и приказал. С ним остался только Туарр… О том, что случилось уже через два дня, мы узнали много позже. Охотники всё же вышли на след Хозяина — думаю, он и сам в этом не сомневался, потому и отослал нас. Войтен был убит, Туарр спасся… он никогда толком не объяснял, как ему удалось выжить, но, думаю, когда Хозяин понял, что конец неизбежен, он отослал и последнего защитника.

— И тот послушался? — встрял Ник, не пытаясь сдерживать возмущение.

— А разве могло быть иначе? — удивлённо приподняла бровь Гэль. — Мы не можем ослушаться прямого приказа суаши, такова наша сущность. В общем, после гибели Войтена мы продолжали выполнять возложенную на нас миссию, а ша-де-синн вроде бы ушли с Земли на поиски других выживших. Но они вернулись. Вернулись, как я уже говорила, три с небольшим тысячи лет назад, когда нам впервые удалось обнаружить человека, в котором активизировался заложенный Хозяином код. Этого малыша опекал Тавр. У него возникла идея вывести ребёнка с Земли в другой мир, куда-нибудь, куда ша-де-синн не сумеют добраться. Он сумел договориться с царём небольшого острова под названием Крит, и построил огромный концентратор… вы ведь знаете, что на Земле невозможно существование простых способов открытия перехода между слоями реальности, да?

— Вы имеете в виду миносский Лабиринт?

— Да. Ребёнка спрятали в Лабиринте и Тавр принялся накачивать концентратор энергией.

— Жизненной силой человеческих жертв? — с оттенком неприязни поинтересовалась Кетари.

— Да, — с вызовом заявила Галя. — Именно так. А что, есть иные способы? Или нам следовало отправиться на Суонн или Эллану? Увы, в то время ключей к теням мэллорнов у нас ещё не было. Концентратор открывает портал случайным образом и в очень широком диапазоне выбора, тот факт, что друиды, активизировавшие Стоунхендж, попали в ближайший к Земле мир, в Эллану — это не более чем банальная удача. Их могло занести и вовсе в неведомые дали. Тавра такой исход вполне бы устроил. Для прохождения Ритуала Посвящения ребёнок должен был вырасти, оптимальный возраст — лет двадцать, по здешнему счету.

— Не вышло?

— Не вышло, — печально вздохнула Гэль. — Он не успел. Один из охотников добрался до Лабиринта. Тавр погиб. Ребёнок погиб.

— Если мне не изменяет память, — по-прежнему ядовито заметила Кетари, — в жертву Минотавру приносили по четырнадцать человек то ли раз в восемь, то ли раз в девять лет. Этого ведь недостаточно для насыщения концентратора энергией. Может, Тавр не слишком старался?

— Он старался, — отрезала волшебница. — Он так старался, что его образ в легенды вошёл. Жертв было много, очень много, просто не хватило времени. Если бы Тавр мог предположить, что ша-де-синн вернутся, он бы загнал в Лабиринт всё население этого проклятого острова.

Руфус вслушивался в разговор, пытаясь уловить если не детали, то, хотя бы, общую картину. Очевидно, рассказ Гэль вызвал у Кетари какие-то явные ассоциации с событиями, описанными в истории этого мира.

— Кстати, а почему Минотавра считают чудовищем с телом человека и головой быка? — продолжала черпать информацию Видящая.

— Обычный шлем, — фыркнула девушка. — С рогами.

— Простите, леди, давайте вернёмся к теме нашей беседы, — Руфус решил вмешаться, понимая, что Кетари дель Рио была женщиной весьма любопытной и разбор малозначимых деталей может затянуться на долгие часы.

— После гибели Тавра мы поняли, что запереть возрождённого в крепости под охраной одного из нас — не лучший выход. Решили применить иную тактику. Обнаружив очередного подходящего ребёнка, мы старались любой ценой сохранить его тайну, наблюдая издалека… только это тоже не помогало. Ша-де-синн свои жертвы находили всегда, рано или поздно. И убивали. Иногда мы пытались защитить детей, чаще… что ж, не буду кривить душой, чаще мы предпочитали оставаться в стороне, рассчитывая, что будут и другие возрождённые и, возможно, их судьба сложится лучше.

— Весьма предусмотрительно, — снова не сдержалась Кетари. Девушка выпад проигнорировала.

— Фрейя была убита спустя семьсот лет. Одно время она жила относительно недалеко от тех мест, где погиб Войтен. Там она распространила все элементы генокода, там же рассчитывала и найти возрождённого. И нашла — ребёнок родился спустя год после смерти Тавра. К этому времени Фрейя, тогда именовавшая себя Ипполитой, на местный манер, имела под руками небольшую армию…

— Извини, Галочка, — Кетари отбросила язвительность, видимо, очередной эпизод истории суашини её всерьёз заинтересовал, — Ты имеешь в виду Ипполиту, царицу амазонок?

— Да. Фрейя предпочитала окружать себя женщинами, но ни тогда, ни позже так и не объяснила столь странного выбора. К лесбийской любви она относилась равнодушно, так что дело явно не в том. Увы, это не помогло. Ша-де-синн, убивший Тавра, попытался добраться и до неё[57]. Возрождённого Фрейя потеряла, но самой ей удалось спастись, инсценировав свою гибель. Она отправилась на север, надеясь, что враги потеряют след. В какой-то мере её надежды оправдались… на время. Обосновавшись на Скандинавском полуострове, она снова начала собирать собственную небольшую армию и снова исключительно из женщин. Она называла их валькириями… Очередного возрождённого она обнаружила примерно через семь сотен лет после гибели Тавра. Тогда… в общем, когда пришли охотники, отступать она уже не захотела. О ней осталось много легенд[58], и в этих легендах ничего не сказано о её смерти. Но я знаю… — губы волшебницы изогнулись в горькой усмешке. — Я видела её тело, и я ничем не могла помочь. Не успела… но если бы и успела — просто умерла бы рядом с ней. Скорее всего.

— Как тебя звали тогда? — вдруг спросила Кетари.

— Хель[59].

— Это же надо… — покачала головой Кетари. — Что же ты сотворила, чтобы заслужить славу повелительницы мира мёртвых?

— Охотник пришел не один, — хмыкнула девушка, — так что мёртвых там было много.

Она отпила глоток остывшего чая.

— Следующим погиб Туарр. Это произошло в конце пятнадцатого века… Тогда мы одного за другим потеряли сразу троих возрождённых, и Туарр решил повторить тактику Фрейи. В то время погиб правитель небольшой страны Валахии, некий Влад Третий по прозвищу «Цепеш», человек воинственный и весьма кровожадный. Тела его так и не нашли, Туарр изменил внешность и попытался занять место погибшего, прибрав к рукам его воинов и влияние. Не получилось, к сожалению, некоторые особенности… гм… физиологии нового правителя стали известны людям. Это породило всяческие легенды и, что гораздо хуже, привлекло к нему внимание ша-де-синн. В общем, мы потеряли четвертого возрождённого и нашего товарища.

— Возрождённые были и позже?

— Были. Они появлялись всё чаще, но либо мы не успевали, либо просто не удавалось их защитить. Или же мы попросту не выявляли их своевременно. Кто знает, скольких уничтожили охотники. Сейчас нам известен один возрождённый. Совсем недавно их было двое. Одного прикрывала Таэрра… точнее, не прикрывала — приглядывала, держась на расстоянии. Мне кажется, она смирилась с потерями, готовилась потерять и этого. Но вышло иначе. Охотник ша-де-синн нанёс удар не по возрождённому, а по Таэрре… Он сумел захватить её и запытал до смерти.

— Пытки? — поёжился экзорцист. — Охотник хотел получить какую-то информацию?

— Вполне допускаю, — кивнула девушка. — Знать бы ещё, что ему было нужно, раньше ша-де-синн вообще игнорировали нас, атакуя лишь в том случае, если мы стояли на их пути к цели. И что он сумел выжать из Таэрры? Гарпии хорошо переносят боль, но всему есть пределы. А возрождённого он всё равно убил. Позже.

— И всё-таки, — мрачно заметил экзорцист, — пока я не понял, зачем тебе понадобились мы. Если уж даже небольшие армии не помогли защитить детей, какую помощь могут оказать два человека?

— Погоди, Руф, — перебила его Кетари. — Во всей этой истории есть неувязка… почему бы этим ша-де-синн не развязать что-то типа глобальной войны? Уничтожить население Земли, как это было в моём видении… Или им это не под силу?

— Почему же, вполне. В этом мире накоплено столько оружия, что достаточно лёгкого толчка. Но, если вы помните, я говорила, что ша-де-синн уничтожают тех, кто мешает им достичь поставленной цели. Защитников. Помощников. Пока люди Земли не знают о возрождённых — глобальной войны не будет. Я имею в виду — по инициативе охотников. Но вот если они узнают… я почти уверена, что любое из существующих правительств пожелает получить контроль над суаши, чтобы изучить его возможности и использовать их в своих интересах. Следовательно, ша-де-синн столкнутся с противодействием и ответят в своей обычной манере. Я думаю, видение Кассандры…

— Мои гости знают меня под именем Кетари, — уточнила хозяйка дома.

— …говорит о том, что люди узнают. Мы с Фрейром предполагали, что это может произойти в ближайшие годы, поэтому хотели отвести угрозу. Первоначально предполагалось увести обоих возрождённых в Эллану. Прежде всего, там, в отличие от Земли, достаточно сильный магический фон. Далее, в Эллане не функционирует огнестрельное и взрывчатое оружие, столь распространённое здесь, поэтому охотникам придётся обходиться холодным оружием и, в первую очередь, врождённой магией… она сильна, не скрою, но и бороться с ша-де-синн магией проще, чем обычным оружием, хотя и его не стоит списывать со счетов. К тому же там у нас теперь есть кое-какие союзники.

— Которых вы подставляете под удар? — скривился Руфус.

Галя выпад проигнорировала. Да и что она могла ответить? Из рассказанного ею следовало, что волшебница и её уцелевший напарник без особого пиетета относятся к тем жизням, которыми следует пожертвовать для достижения поставленной цели. То, что такое отношение в известной степени является следствием полученного суашини приказа, ничуть не изменяло ситуации.

— Но ваш рассказ заставляет меня этот план пересмотреть, — Гэль говорила подчеркнуто сухо, словно не просила поддержки, а излагала личное видение проблемы, которое остальные должны были безоговорочно принимать. — На протяжении веков мы не знали способа уничтожить ша-де-синн. Охотника можно разорвать в клочья, можно сжечь дотла, но он всё равно вернётся через какое-то время. Я не знаю, благодаря чему это происходит, но они непременно возвращаются, к тому же, как и мы, охотники не стареют. Предполагаю, что их тоже создали геноконструкторы. Несколько дней назад мне довелось в очередной раз столкнуться с одним из них — с тем, кто убил Фрейю. Поле боя осталось за мной, но это временно. А вот из слов этой вашей ламии следует, что Сирилл удалось создать эффективное оружие, пусть сейчас оно нам и неподконтрольно.

— Ламии обещали помощь, но почему вы считаете, что и остальные порождения гм… мы называем их, извините, порождениями Зла, поскольку ничего доброго от них не видели. Так вот, с чего бы остальным тварям помогать вам?

— У них не будет выбора, — жёстко заметила Гэль. — Основа существования искусственных созданий, будь то ламии или мы, является набор базовых приказов. Для меня это — защита хозяина и, теперь, ещё и поиск возрождённых. Сирилл, я думаю, всё-таки погибла от руки кого-то из охотников, но её создания нацелены в первую очередь на уничтожение ша-де-синн. Как только у них появится достойная цель, они перестанут нападать на людей.

— Зато на людей будут нападать охотники, — буркнул экзорцист.

— Вы так и не поняли, Руф, — вздохнула девушка. — Возрождённые не представляют интереса для вашего Ордена. Их дети, хоть и будут генетически сходными с суаши, не станут великими магами. Склонность к овладению силой… либо она есть, либо её нет, не более. У того возрождённого, который нам известен, эта склонность есть — но она же есть и у вас, Руфус, и у этого молодого человека. Я чувствую. А вот способность к постижению магических дисциплин… тут всё зависит от человека. Вам дано немного, вашему спутнику — гораздо больше, нашей уважаемой хозяйке — много больше. Это и есть наследие, переданное вам Сирилл. Только опытный геноконструктор сможет усилить ваши возможности.

— Возрождённые… кто-то из них может справиться с этим делом?

Галя молчала долго. Затем покачала головой.

— Я бы хотела солгать, Руф. Но любой из ваших магов… да хоть и вы, скажем, легко разоблачите обман. Тому… вернее, той, которую мы сейчас защищаем, не подняться и до вашего уровня, а геноконструирование требует выдающихся способностей. Вполне вероятно, что где-то есть, или появится в будущем настолько одарённый ребёнок, что подобная задача станет ему по плечу. Не знаю…

Это «до вашего уровня» прозвучало не слишком вежливо, но экзорцист давно понял, что собеседница не привыкла щадить чьи-либо чувства. Всех, кто попадался ей (и ей подобным) на их многотрудном пути суашини считали не более чем инструментами. Пока инструмент исправен, он ценен. Сломан — выброси и найди другой. Вполне естественная позиция существа, живущего бесконечно долго. Достаточно вспомнить опыт общения с эльфами, те откровенно рассматривают людей как пешки в игре, которую они ведут уже несколько тысячелетий.

— Итак, ваш план, если коротко, состоит в том, чтобы доставить возрождённую в Суонн, окружить её боевыми тварями и, отбивая вероятные атаки, продержать под этой защитой достаточно долго, чтобы она достигла возраста, достаточного для этого вашего ритуала. После чего вы уберётесь из нашего мира, и мы вас больше никогда не увидим.

— Да. Более того… мы уберёмся из вашего мира вместе с теми, кого вы называете тварями. Они понадобятся для защиты девушки. Возможно, мы уйдём до того, как возрождённая в достаточной мере повзрослеет. Скажем, обратно в Эллану… признаться, мир, где не стреляют пистолеты и автоматы, меня больше устраивает. Так что вы решили?

В сложившейся ситуации, наиболее верным решением было бы отказаться от сотрудничества. Быть может, Гэль пожелает устранить свидетелей, знающих избыточно много, быть может — просто отправится искать новых союзников или сунется в родной мир Гордона без провожатых, на свой страх и риск. Если от этого ребёнка пользы Ордену не будет, то стоит ли рисковать головой?

С другой стороны, думать о себе, как о пешке, неприятно. И очень хочется доказать, что человек, пусть и не способный пережить тысячелетия, на что-то способен. Суашини веками попросту прятались, предпринимая осторожные и безуспешные попытки уберечь выявленных возрождённых… Что ж, с их продолжительностью жизни они могли позволить себе принять тактику выжидания. Погибли двое, десяток, сотня или тысяча — неважно, генокод Войтена продолжает распространяться по миру и рано или поздно удача улыбнётся. Вполне очевидно, почему именно сейчас Гэль и Фрейр начали активные действия — в любой момент охотники могут прийти к выводу, что отлавливать возрождённых поодиночке есть занятие малоперспективное. Да, ша-де-синн, если верить Гэль, уничтожают только тех, кто помогает суаши… только вот как-то уж очень настойчиво она повторяет эту мысль. Настолько настойчиво, что это кажется неискренним. Долго ли охотникам до понимания того, что всё население планеты способствует возрождению исчезнувшей расы просто самим своим существованием? Быть может, они уже это поняли — и потому столь ярко проявились видения Кетари дель Рэй. Скорее всего, этот мир обречён, и суашини хотят вывести из-под неизбежного удара хотя бы кого-нибудь.

Отмахнуться? Вернуться к привычному существованию сельского экзорциста, написать пространный доклад для старого приятеля Зантора, неспешно воспитывать Ника, потихоньку отлавливать Рыцарей смерти и других тварей… возможно, что и этого-то делать не придётся, если Гэль и в самом деле сумеет получить контроль над порождениями Зла и нацелить их на защиту подопечных. Доживать отпущенные ему годы в мире и спокойствии, сидя у камина и вспоминая о былых героических днях.

И, заодно, вспоминая о том, как стоял на пороге величайшего приключения в своей жизни и… сделал шаг назад, боязливо захлопнув перед собой дверь.

Печально признавать, но это не союз. Союзниками могут быть равные или почти равные, они же с Ником не более чем временные спутники, проводники, нанятые для выполнения опасного дела. В любой стычке их роль — стоять позади и не попасть под удар.

Словно подслушав его мысли — а кто знает эту девчонку, может, и в самом деле подслушала — Гэль снова заговорила.

— Я понимаю, что риск велик. Если пожелаете, я сумею отблагодарить вас за помощь.

— Чем же? — не удержался от вопроса Руфус.

— Знаниями в тех области магии, с которыми ваши, Руф, соплеменники никогда не сталкивались. Безопасными маршрутами в полтора десятка миров и соответствующими ключами. Золотом, в конце концов. Вроде бы в вашем мире этот металл столь же ценен, как и здесь, не так ли?

— Заманчиво, — усмехнулся экзорцист. — Но я могу решать только за себя… и то лишь в пределах интересов Ордена. Мне могут запретить содействовать вам.

— Могут… если вы сочтете нужным доложить.

— Сочту, Гэль. Вы выполняете полученные вами приказы, но и у меня есть обязанности, которые я не имею права проигнорировать.

— Э-э… простите, наставник, — подал голос Ник, — а мы можем поговорить наедине?

Откровенно говоря, нечто подобное с минуты на минуту Руфус собирался предложить и сам. Пусть он и не готов был признаться в этом даже самому себе, но лично он решение уже принял. А вот Николаус… как ни крути, но он — представитель самой влиятельной из Семей, его слова если и не имеют официального статуса, но для Ордена будут всяко весомее, чем позиция никому не известного сельского экзорциста.

— Можете пройти в другую комнату, — милостиво кивнула Кетари. — Не сомневаюсь, вам надо посовещаться, подобные решения нельзя принимать исключительно на одних эмоциях.

Судя по выражению лица Ника, как раз одни эмоции его сейчас и переполняли.

— Идите, — усмехнулась хозяйка. — Я прослежу, чтобы наша гостья… не прислушивалась.

«Совещательная» комната на поверку оказалась спальней хозяйки дома. Было странно себе представить, что Кетари дель Рио, носительница одной из влиятельнейших фамилий Суонна, прозябает в столь скромном жилище. Тот же Ник, не имеющий своего дома и вынужденный снимать комнаты у зажиточной селянки, и то устроился получше. Его апартаменты, за которые — кто бы сомневался — платит дом Торрин, включали в себя куда больше жизненного пространства, чем эти три… ну или четыре, вряд ли больше, небольшие комнаты. Марла Кинни, заполучив состоятельного и, как и многие в его возрасте, не умеющего считать деньги клиента, сдала ему целый этаж доходного дома… видит Сирилл, удивительно, что не сдала его весь. И дело не в том, что в поведении Николауса столь явственно проступают черты характера человека, с рождения не имевшего финансовых трудностей. Торрины, как и многие другие Семьи, породили немало хороших воинов, способных, при необходимости, довольствоваться малым. Но то — при необходимости. А если таковой не наблюдается, то необходимо поддерживать престиж Семьи во всём, будь то дом, выезд[60], наряд или оружие.

Хотя кто знает, как могло измениться мировоззрение Кетари за те годы, что она провела в этом мире. Быть может, Видящая решила, что не привлекать к себе излишнего внимания — лучшая политика? Или просто осознала то, что, вообще говоря, вполне доступно пониманию любого, чей кошель не лопается от распирающего его золота — для нормальной и полноценной жизни человеку не нужны дворцы. Не так существенно, что у тебя снаружи, куда важнее то, что внутри. Мечтал ли когда-нибудь Руфус о роскошном доме в пару-тройку этажей, с несколькими десятками комнат, по которым неслышными тенями скользит вышколенная прислуга? В юности, быть может.

Ник огляделся и, не обнаружив в спальне кресла, плюхнулся прямо на кричаще-розовое покрывало огромной, троим впору, кровати.

— Итак, наставник?

— Хм… — Руфус потёр подбородок. — Что «итак», юноша? Как мне кажется, идея поговорить наедине принадлежит тебе.

— Вы ведь уже приняли решение? — он снова сбился на уважительное обращение младшего к старшему.

— Возможно, — экзорцист не стал объяснять, что буквально разрывается от противоречивых устремлений. — Но, для начала, я бы хотел послушать твои рассуждения.

— Как скаже…шь, — Ник оглянулся по сторонам, словно рассчитывая получить поддержку от безвкусной обстановки спальни, затем вдруг достал врученный ему Руфусом пистолет.

Наставник удивлённо приподнял бровь. Начало выходило несколько неожиданным.

— Оружие этого мира, — протянул юноша. — Маленький образец. Самое слабое… а ведь, если я правильно понимаю, здесь сумели придумать вещички и пострашнее.

— Это так.

— Эти охотники… пока что они действуют успешно, но ведь долго это не продлится. Или люди разберутся, в чём дело, или сами ша-де-синн поймут, что такими действиями они пытаются остановить лавину. Они убивают десяток возрождённых, но на место погибших тут же приходит сотня. Вопрос времени, когда они решат, что уничтожать придётся всех.

— Ты прав, — всё так же односложно ответил Гордон.

— Выходит, этот мир погибнет вне зависимости от того, какое ты… мы примем решение.

— Погибнет, — кивнул Руфус. — Скорее всего, не сегодня. И не завтра. То, что очевидно для нас, охотникам стало понятно давно. Они пока что цепляются за привычные принципы, но рано или поздно поймут, что у них нет иного выбора.

— Просто уйти мы не можем. Думаю, сейчас у нас есть выбор только из двух вариантов…

Руфус смотрел на подопечного и чувствовал, как на душе становится тепло. За сегодняшний день юноша повзрослел больше, чем, пожалуй, за несколько прошедших лет. Столичный повеса, привыкший прожигать жизнь в кабаках и постелях жадных до любви красоток, и не особо задумывающийся о смысле своего существования, сегодня принял на плечи груз ответственности… Вернее, пока не принял, но, очевидно, намеревается это сделать. Поступок мужчины. Вне зависимости от того, какой путь он сочтёт более предпочтительным. Всё равно это — выбор, за который ему отвечать. Или перед людьми, или перед собственной душой.

Вспоминая жизнь в Сольфелле, Руфус понимал, что сам-то он как раз и повёл себя совсем иначе. Спокойная размеренная жизнь вдали от государственных забот показалась ему куда предпочтительнее жизни яркой, насыщенной событиями но, возможно, печально короткой. Быть может, с позиции какого-нибудь селянина, дни экзорциста были наполнены бурными страстями, схватками и риском. Это было заблуждением — работа экзорциста не менее рутинна, чем повседневный труд пахаря, горшечника или рыбака. Может, несколько более рискованна, но и риск этот со временем становится делом обыденным и особых эмоций не вызывающим. Кто знает, будь Клумм чуть понастойчивей, сумей найти нужные слова — и сейчас Руфус Гордон находился бы в столице, решая задачи куда более важные, чем сонная безопасность маленького села.

— Из двух, вот как? — хмыкнул он. — Как я понимаю, доклад Ордену ни в один из вариантов не вписывается?

— Я помню твои слова, наставник, о том, что нам многое придётся нарушить, — улыбнулся Ник. — Правилом больше, правилом меньше…

— И всё же озвучь варианты.

— Изволь. Первый путь — попытаться закончить эту войну здесь и сейчас. Убить волшебницу, не дать ей сбежать… правда, остаётся неизвестный нам Фрейр, но сейчас он не слишком опасен. Наш рассказ подарил Гэль надежду обзавестись армией. Умрёт она — умрёт и эта информация. Ша-де-синн наверняка сумеют дотянуться до последнего суашини, а потом уничтожат Землю, и этим завершат свою непонятную месть. Это не наша война, не мы её начали и вмешиваться в чужую склоку — не с руки.

— Логично. Правда, я не думаю, что наших сил хватит, чтобы справиться с Гэль.

— Не попробовав, не узнаем.

— А второй путь?

Ник несколько долгих секунд молчал, разглядывая пистолет.

— Хорошее оружие, не так ли, наставник?

— Оно же не понравилось тебе.

— Да, не понравилось. А знаешь, почему? Шпага — не просто кусок металла. Шпага — это искусство поединка, красота движений и острота чувств, благородное оружие для тех, кто готов встретиться с противником лицом к лицу.

— Ты наивно полагаешь, что твой родовой клинок никогда не использовался просто для того, чтобы походя проткнуть безружную и беззащитную жертву?

— Возможно, такое было, — Ник поморщился, словно само предположение о столь низком использовании благородного оружия причиняло ему боль. — Но я не об этом. Пистолет создавался для убийства. Для маленького убийства. Для большого — пистолет побольше. Для очень большого — то, чего так боится леди Кетари. Это всё — пистолеты, Руфус, только немножечко разные, но все — совершенные, идеально подходящие для тех целей, ради которых созданы. Как… как ша-де-синн.

— Интересная точка зрения, — экзорцисту не требовалось излишних объяснений, чтобы поймать мысль подопечного. — Ты считаешь, что ша-де-синн не просто раса, которой однажды суаши стали поперек горла. Они — оружие в чьих-то руках? Хотя, пожалуй, не обязательно в чьих-то. Они владеют магией, ничуть не худшей, чем та, что доступна суаши. Они вполне могли превратить самих себя в идеальное оружие. Практически бессмертные, способные накапливать опыт поражений…

— Как ламии, — подсказал Ник.

— Да, только не в смысле передачи этого опыта роду, а в смысле личного переосмысления допущенных ошибок с тем, чтобы не повторить их. Воины с опытом тысячелетий — это страшно. Итак, ты предлагаешь?..

Он уже знал, что скажет юноша, и был с этим согласен. Отдать смерти целый мир, отдать без боя, без попытки изменить ситуацию — как потом жить с этим? А Орден… магистры будут искать выгоды для Суонна или, в худшем случае, для себя. Судьба Земли их не волнует, и слова Ника о том, что «это не наша война» идеально подойдут в качестве лозунга для Великого Магистра. Самое печальное, что его трудно будет в чём-либо упрекнуть. Кто скажет, что человек обязан взваливать себе на плечи груз чужих ему судеб? Но то, на что не способно государство и его лидеры, вполне могут позволить себе просто люди. Надо принять предложение волшебницы, быть рядом, изучать, наблюдать, разбираться. Попытаться найти не способ в очередной раз отбить атаку, а причины этой войны. И, быть может, суметь её остановить до того, как станет слишком поздно.

— Пистолет, шпага, боевая магия — это всё оружие, учитель. Если мы хотим, чтобы клинок не угрожал нам, следует самим сжимать его эфес. Надо идти с ними. Наблюдать. И, при этом, выжить. Всё, что мы узнаем, очень важно для Ордена и, не исключаю, собранная нами информация позволит Ордену стать сильнее, а нам — занять на Тронных ступенях достойное положение.

«Да, явно не этого я ожидал, — подумал Руфус, отворачиваясь, чтобы юноша не заметил огорчение на лице наставника. — Всё-таки он Торрин, не отнять. Ладно, пусть у нас и несколько разные цели, но дорога общая. Пока. А там видно будет».

Глава 6

В которой Фаррел встречает старого друга и рассказывает ему о своих проблемах, находя поддержку и понимание, а Лену терзают страхи

Не бояться. Легко сказать…

Прошедший день был наполнен страхом. Иррациональным, если разобраться — Фаррел говорил, что здесь безопасно, безопаснее, чем где-либо в другом месте этого мира. Но слова не всегда с готовностью воспринимаются как непреложная истина. Лена жила в относительно спокойном мире, где, тем не менее, в любой момент можно было найти проблемы на свою голову. Пьяная толпа у метро, озабоченные сокурсники, какой-нибудь урод, намеревающийся поживиться чужим имуществом в тёмном переулке, лихач за рулём. По-настоящему она ощущала себя в безопасности разве что дома, в аудитории или на редких вылазках на ролёвки. В последнем случае не всё было однозначно, народ, бывало, подогревал себе настроение сверх разумной меры, но всё равно было как-то спокойно. Это повседневное беспокойство было привычным, гнездящимся где-то в подсознании и выплескивающимся наружу уже тогда, когда, возможно, было поздновато дёргаться. Что поделать, мы привыкаем к жизни в каменных джунглях, мы оцениваем повседневные риски, наверное, несколько ниже, чем они того заслуживают. Но и другого пути нет — если ожидать неприятностей каждое мгновение, то так и психика может не выдержать. Не ходить же по родному городу, сжимая потной ладонью рукоять пистолета… если бы он имелся.

Так что инстинкт самосохранения у среднего городского жителя порядком притушен. Среди Леночкиных знакомых парней были такие, кто и мусор выносить не пойдёт без ножа в кармане или без ставшего в последнее время модным травматического пистолета, который, если подумать, давал разве что психологическую защиту. Хотя одному парню из её группы как-то «резиноплюй» здорово помог — три довольно крупные и порядком отощавшие собаки, унюхав доносящиеся из пакета запахи свежеприобретенной ветчины, напрочь потеряли страх, и кто знает, чем в итоге всё могло обернуться.

Но это были, скорее, крайности. Большинство — в том числе и Лена — не выискивали опасностей в окружающем мире. Просто знали, что они есть… но как-то не зацикливались на этом.

Возможно, если бы девушка более вдумчиво анализировала проблемы личной безопасности, она бы никогда не решилась сунуться в незнакомый мир, поддавшись на интригующие рассказы совершенно незнакомого человека. Сунулась вот… и что в итоге? В неё стреляли, её сделали рабыней (да, это оказалось фикцией, но ведь могло выйти и иначе), она попала в гущу самого настоящего сражения с лужами крови и кучей трупов. И вот теперь это место, формально безопасное, а на деле наводящее ужас.

Их путь, начавшийся в крошечном селе на границе эльфийского леса, завершился здесь. Три дня — не так уж и много по местным меркам, но для городской жительницы дорога показалась почти бесконечной. Фаррел большей частью отмалчивался, предпочитая зыркать по сторонам в поисках одному ему ведомых угроз. О причине своей болезненной осторожности он толком ничего не сказал, так, пара намеков, не более. Лена уяснила только то, что и дома, на Земле, и здесь им грозит какая-то опасность, по сравнению с которой отряд тэна Мак Ибера казался не более чем шайкой малолетних хулиганов. Причём — это опять-таки не столько из прямых объяснений, сколько из случайно обронённых фраз — опасность грозила скорее Лене, чем её спутнику.

Она, набравшись наглости, потребовала конкретики. Но Фаррел лишь пожал плечами, заявив, что лес — это не то место, где имеет смысл пускаться в длительные беседы. Вот, мол, прибудем в пункт назначения, тогда и поговорим.

Прибыли. И что?

Пожалуй, если («когда» — поправила она себя) ей удастся рассказать об этом месте парням, что тратят массу времени на участие в полевых играх, ей попросту не поверят. Вернее, не поверят стопроцентно — и, одновременно, будут испытывать острое чувство зависти. Потому что место, куда они приехали с Фаррелом вчера утром, представляло собой олицетворение мечты любого ролевика, отдающего предпочтение фэнтезийному антуражу.

Крепость. Древняя, но лишённая того налета искусственности, который неизбежно ощущается при посещении замков-музеев в тех же Испании, Франции или любой другой стране, где лошадей давно сменили машины, где компьютеры стали заурядным предметом интерьера. Эта цитадель, буквально вросшая в скалу, пережила немало войн — но и неискушенному взгляду сразу становилось ясно, что история укрепления теми войнами отнюдь не закончилась. Высокие стены, местами собранные из кирпича, местами — из могучих валунов, а кое-где и вовсе представлявшие собой кое-как обработанные фрагменты природной скалы, производили впечатление необоримой мощи. Здесь не было никаких декоративных элементов, изящных башенок, развевающихся флагов, цветных витражей — всё было подчинено функциональности и надёжности. Тяжёлые ворота, собранные из толстых, потемневших от времени досок, и окованные металлическими полосами, решётка, опустившаяся за их спинами, немногочисленная суровая стража, закованная в доспехи так, что из-под металла не проглядывало ничего, кроме настороженных глаз. Узкие коридоры, в стенах которых часто попадались бойницы, откуда, в теории, должны были лететь арбалетные болты в тех, кому удалось бы прорваться во внутреннее пространство цитадели. Мебель в помещении, выделенном Лене, была такой же суровой и надёжной — узкая деревянная кровать с толстым и довольно мягким матом, грубо сколоченный стол (с оставшейся после завтрака посудой) и такой же табурет. Сама комната — если это место можно так назвать — крошечная, два на два метра, не более. Кажется, что она целиком вырублена в скале, пол, стены и потолок носят следы инструментов, никаких окон… двери, кстати, вообще нет, её заменяет кожаная занавеска, создающая лишь иллюзию уединения. Правда, пока её вели в это пристанище, Лена видела и другие помещения, двери которых, пожалуй, вынесли бы и удар тарана. Но гостям, в том числе и желанным, двери, вероятно, не полагались по статусу.

Неуютное место, что и говорить. Слишком уж похожее на тюрьму… Лене в тюрьмах бывать не доводилось, но её представление о средневековых темницах было именно таковым. Только вот как же в темнице — да без двери? Дверь обязательно нужна, да с окошечком, чтобы грубый стражник мог просунуть миску с отвратительной похлёбкой, дабы несчастный узник не отправился преждевременно в мир иной. А раз двери нет — стало быть, сохраняется некая иллюзия свободы.

Может, именно поэтому и прикрывает вход эта шторка? Чтобы уважаемые гости не чувствовали себя пленниками?

Лена села на кровать — стоять было не слишком комфортно, Фаррелу здесь и вовсе приходилось бы сгибаться в три погибели, поскольку потолок комнатки был рассчитан на местных жителей, а не на высокого мужчину. Она, допустим, не цепляла макушкой каменный свод, но ощущение того, что резко поднявшись на цыпочки, можно набить себе основательную шишку, комфорта не добавляло.

Несмотря на отсутствие окон, в помещении было довольно светло. К стене была прибита массивными то ли гвоздями, то ли уже костылями, небольшая бронзовая хреновина, на которой лежал ничем не закреплённый шар диаметром сантиметров десять, источавший мертвенно-голубоватый холодный свет. Лена не имела ни малейшего представления, что это было за устройство. Учитывая некоторые особенности этого мира, скорее всего, тут присутствовала некая магия.

Каждый современный человек прекрасно себе представляет, что такое магия. Магия — это дядьки в бесформенных балахонах, способные создавать огненные шары и ветвистые молнии, умеющие залечивать раны столь же легко, сколь и наносить их, черпающие знания в древних книгах, общающиеся друг с другом посредством хрустальных шаров и придающие большое значение россыпи рун или… В общем, магия вливается в повседневную жизнь из книг и фильмов, компьютерных игр и всякого рода телевизионных шоу, где вполне заурядные на вид люди называют себя белыми ведьмами, чёрными магами или потомственными шаманами. В магию мало кто верит — большинство предпочитает доверять компьютеру, кредитной карте, автомобилю, холодильнику, телевизору — то есть, вещам обыденным и привычным. Хотя мало кто задумывался, что если жителю, скажем, пятнадцатого века показать взлетающий «Боинг», вряд ли его удастся убедить, что перед ним не дракон.

Оказавшись в Эллане, девушка поняла, что с магией здесь дело обстоит примерно так же. Это инструмент, привычный, в чём-то удобный, в чём-то капризный. Как и по части внутренностей утюга и телевизора, магическими предметами, вроде этого светильника, могли пользоваться все, а вот разбирались в них единицы. Наверное, к этому несложно будет привыкнуть… только вот привыкать как-то не слишком хотелось. Хотелось домой. В мир, где подобные крепости превращены в музеи, люди в доспехах — актёры, играющие роли, а светящиеся шары скрывают где-то внутри батарейку. И, кстати, упомянутые актёры всё-таки люди. А не эти…

Она в который раз ощутила, как по коже пробежала волна холода. Может, Фаррел и прав. Может, спустя какое-то время, она научится воспринимать хозяев этого места как… ну, не как людей, это уж вряд ли, но хотя бы как вполне обычное явление. Негры или, говоря политкорректно, афро-кто-то-там, в первый момент производят впечатление совершенно другой сущности. Но привыкаешь быстро. С Леной в одной группе учился один такой. Почти свободно, лишь с незначительным акцентом, говорящий по-русски, Тедди наравне со своими белыми приятелями увлечённо хлестал водку, с явным пониманием сути рассказывал анекдоты про негров, да и сам этот термин давно уже не воспринимал как попытку расовой дискриминации.

С другой стороны, Тедди, несмотря на лаптеобразные губы, тёмный цвет кожи и дреды[61], всё-таки был человеком. Чего явно нельзя сказать о хозяевах крепости. Когда один из стражников снял глухой шлем, она невольно рванулась назад, спрятавшись за спину Фаррела. Воин тут же оскалился, продемонстрировав не помещающиеся в пасти желтоватые клыки в палец толщиной, и Лене потребовалось немало времени, чтобы осознать (а точнее — попытаться поверить заверениям всадника), что это — всего лишь доброжелательная улыбка. Но одно лишь воспоминание об этой «улыбке» вызывало нервную дрожь.

Невысокие, очень широкоплечие существа обладали серой с прозеленью кожей, сверкали лимонно-жёлтыми глазами и переговаривались между собой на языке, больше всего напоминавшем карканье очень хриплого воронья. Но, несмотря на устрашающий внешний вид, гостей они встретили дружелюбно, а тот воин, что снял шлем при виде Фаррела, и вовсе облапил всадника как старого друга, на мгновение оторвав того от земли.

— Ррадости в твой дом, Оррин, — прогудел он, явственно растягивая «р». — Хоррош тот день, когда прриходят старрые дррузья.

— И я рад встрече, Урмас, — улыбнулся всадник. — Хотя и не могу сказать, что прибыл с добрыми вестями.

— Еррунда, — фыркнул воин. — Ты жив, я жив, пиво в наших погрребах не иссякло, а что до твоих вестей — так то, не иначе, как насчет очерредной добррой дрраки?

— Угадал. Тебя это не огорчит?

Коротышка пожал плечами настолько, насколько это было возможным при его комплекции.

— Дррака от нас не уйдет, мы от неё тоже. Стоит ли говоррить о таких мелочах?

— Прикажи усилить посты.

— Рразумеется. Когда на порроге появляется горревестник, посты — это перрвое, о чём стоит поррадеть.

— Не знал, что меня тут так прозвали, — нахмурился Фаррел. — Видят боги, я не хотел накликать беду на ваш народ.

— Э, дрруг, не омррачай ррадость встрречи такими рречами. Я вижу, ты прривёл рребёнка? Не думаю, что ты прритащил бы дитя туда, где намечается дррака. И давай поговоррим о делах потом. Сперрва надо отметить встрречу.

— Отметить — дело доброе, — кивнул Фаррел. — это мы обязательно. А что до моей спутницы… познакомься, Урмас, это Лавена, она под моей защитой. Лавена, перед тобой суарр[62] Урмас Растер, абсолютный владетель этой и ещё пары таких же крепостей, благородный тэн, по местным меркам, чей род древностью не уступает королевскому.

— Ха, — фыркнул коротышка, — людские корроли! Что они могут понимать в вопрросах дрревности ррода? Я могу назвать не меньше тррёх сотен славных имён своих прредков, не заглядывая в старрые книги. Ррад прриветствовать тебя в стенах Каэрр Торра, дитя. Честь аррауков — залог твоей безопасности.

— Я думаю, моя спутница устала с дороги, — Фаррел взглядом дал понять Лене, что сейчас ей действительно лучше считать себя уставшей, поскольку встреча старых друзей вряд ли будет посвящена исключительно оценке качества местного пива. Очевидно, Оррину необходимо поговорить с хозяином наедине.

Девушка кивнула, соглашаясь.

— Эй, Саррмак! — крикнул Урмас, и один из воинов тут же неспешной трусцой подбежал к командиру. — Прроводи леди в гостевую, да прроследи, чтобы ей прринесли еду, вино и всё, что ей потрребуется.

Затем добавил несколько коротких фраз на другом языке. Оррин чуть приподнял бровь, открыл было рот, собираясь что-то сказать, но, наткнувшись на предостерегающий взгляд хозяина, решил не вмешиваться.

Боец хлопнул себя кулаком по плечу и, изобразив подобие поклона, жестом предложил Лене проследовать за ним. Испытывая предательскую дрожь в коленях, она заставила себя сделать первый шаг, за ним — ещё один. Деревянная спина, поджатые губы и ногти, вонзившиеся в ладони, ясно давали понять, что девушка опутана сетями страха и едва сдерживается, чтобы вновь не спрятаться за спину своего спутника.

— Ничего не бойся, — Оррин положил руку ей на плечо. — Поверь, здесь самое безопасное место, какое только можно найти в этом мире. И, кстати, здесь никто не будет стрелять в тебя за неосторожное слово или действие. Аррауки — гостеприимный народ… когда к ним приходят без камня за пазухой и без меча в руках. И прости, что я оставляю тебя одну, поверь, дела того требуют. Не знаю, когда я освобожусь, возможно, тебе придётся поскучать до утра. Но утром, обещаю, я приду и расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать. И даже больше.

Его прикосновение несколько уняло нервную дрожь, и за провожатым девушка уже проследовала не то чтобы совсем спокойно, но и не содрогаясь от страха при каждом взгляде на широченную спину, укрытую пластинами полированного металла.

Комната, которую гордо называли «гостевой», как уже говорилось, не отличалась ни уютом, ни размерами, ни приличной обстановкой. Но здесь было на удивление тепло, Сармак по пути отдал пару распоряжений, и какой-то слуга, столь же серо-зелёный и клыкастый, но мелкий и потому не слишком страшный, быстро сервировал стол. Еда была вполне знакомой и очень простой — жареное мясо, распространяющее по маленькому помещению одуряющие ароматы, ломоть свежего хлеба, пара початков кукурузы, обильно политых маслом, небольшая бутылка мутного стекла со слабеньким, градуса в три-четыре, терпким вином и большой кувшин с каким-то травяным настоем, вроде холодного чая.

Плотно поев, Лена почувствовала, как неудержимо накатывает сонливость. Дорога была не такой уж и лёгкой, последняя ночевка прошла под открытым небом… ну, под пологом, который и при самом невзыскательном подходе не тянул на термин «палатка» и не особо защищал от холода и лесных кровососов. Так что выспаться толком не удалось, хотя она помнила, что отключилась сразу, как только легла. В общем, бороться с навалившейся дремотой не было ни сил, ни желания, и вскоре девушка уже мирно посапывала, свернувшись калачиком на узкой лежанке.

Неслышно проскользнувший в комнату слуга заглянул в почти опустевший кувшин с отваром, сокрушённо помотал головой и с неодобрением посмотрел на спящую девушку. Затем провел ладонью по сияющему шару, от чего тот сразу же убавил яркость вчетверо, собрал посуду и остатки трапезы и вышел.

Когда девушка, сопровождаемая молчаливым Сармаком, скрылась в лабиринте пронизывающих внутреннюю часть крепости коридоров, Оррин ощутил что-то вроде облегчения. Объяснения — та их часть, что предназначалась Лене — откладывались. Другую часть отложить не удастся, да он и не собирался это делать. Ощущение надвигающейся опасности, выработавшееся за долгие годы, однозначно указывало на то, что затишье продлится недолго.

— Думаешь, напоить её сонным зельем — хорошая идея? — спросил он.

— Весьма хоррошая, — кивнул Урмас. — Девчонка еле дерржится на ногах, к тому же она, похоже, ни рразу в жизни не видела арраука, и сейчас тррясётся от стрраха. Хоррошенько поспать ей не помешает. А нам, дрруг, есть о чем поговоррить без посторронних ушей, ведь так?

— Так, — с ноткой обречённости ответил Оррин.

— А рразговорр дррузей должен прроходить за накррытым столом, — эту истину хозяин крепости сопроводил жестом, приглашая следовать за ним. — Пойдём, всё уже прриготовлено.

По меркам хоть бы и самого захудалого представителя местной знати, да что там знати, просто зажиточного кэрла, стол, накрытый в личных покоях Урмаса, выглядел более чем скромно. Не в части количества выставленной снеди, тут толстым доскам стола впору было как следует прогнуться под тяжестью блюд и кувшинов, а в части ассортимента. Аррауки к еде подходили с утилитарных позиций. Её должно было быть много — этим, пожалуй, перечень требований и начинался, и исчерпывался. Разнообразие тут не жаловали, мясо, хлеб, сыр, варёная кукуруза, густая комковатая овсяная каша, обильно сдобренная маслом, и неизменное слабенькое вино, больше придающая ясность мыслям, чем туманящее голову — вот и всё, чем была богата цитадель аррауков, самоназвание которых местные жители (люди или эльфы, кто сейчас разберёт) сократили до сочного «орк». Сократили, не особо заботясь о том, как такое упрощение воспринимается представителями племени, способного своей древностью посоперничать с нестареющими эльфами.

Арраукам на это было наплевать. Их вообще мало волновало, как к ним относятся жители этого мира. Только немногочисленные племена гномов, почти под корень изведённых эльфами, до появления людей претендовавших на безусловное господство в Эллане, изначально восприняли аррауков как союзников и друзей. Остальные поглядывали на клыкастых воинов из горных крепостей настороженно, не отказываясь от выгодной торговли, но и не упуская возможности проверить на прочность кладку древних укреплений. И то, и другое аррауки воспринимали как должное. Торговать? С радостью — гномы оказались не просто союзниками, а ещё и непревзойдёнными мастерами по металлу и драгоценным камням, сами аррауки тоже знали толк в ремёслах. Воевать? Ну, если людям и эльфам этого хочется…

Оррин налил вина в небольшую серебряную чашу, покрытую изысканным орнаментом — гномы делали, не иначе — пригубил. Люди предпочитали напитки покрепче, да и сам он, пребывая на Земле, отдавал должное и коньяку, и виски, и — под настроение — водке. Только вот сейчас требовалось не нажраться в дым, вспоминая былые совместные похождения или поминая тех, кому уже не встретиться за гостевым столом, поэтому слабое вино было в самый раз.

Первая чаша опустела на удивление быстро. Мясо было вполне съедобным, правда, на его вкус, специй тут явно недоставало. Опробовав остро пахнущий сыр (больше из вежливости) и впихнув в себя пару ложек каши, оказавшейся весьма неплохой, всадник снова перешел к мясу. Урмас от гостя не отставал и, судя по тому количеству еды, которое в считанные мгновения исчезло в глотке арраука, можно было предположить, что постился тот дня три, не меньше.

С некоторой демонстративностью наполнив чашу в третий раз и залпом осушив её, Оррин опустил посудину на стол донышком к верху, давая понять, что пришло время прекратить жевать и надо бы приступить к беседе.

— Третья чаша выпита, долг вежливого гостя уплачен, — хмыкнул хозяин, повторяя ритуал. — Итак, Оррин-горевестник, я буду ррад услышать твой рассказ.

Сейчас арраук говорил на родном языке, зная, что гость прекрасно его понимает. Избавившись от необходимости выговаривать привычные, но всё-таки немного чуждые слова языка людей, Урмас заодно почти утратил характерное раскатистое «рр», превращавшее его речь в грозное рычание.

— И всё-таки, почему горевестник?

— А что тебя удивляет? Вспомни, сколько рраз ты появлялся здесь накануне очередной войны, а сколько — просто так, заходил на огонёк. Не подумай плохого, друг, тебя здесь ценят и любят… но сегодня каждый, завидев тебя во дворе крепости или услышавший о твоём приезде, позаботится о том, чтобы как следует наточить меч и проверить, не прогнили ли рремни доспехов.

— Боюсь, в этот раз новости и в самом деле окажутся неприятными.

— Бррось, друг… Мы не воевали уже почти семь лет. Я и не упомню, было ли раньше столь долгое замирение.

— Лукавишь, — усмехнулся Фаррел. — Бывало и по десятку лет, и по три десятка.

— Три десятка лет, ха! — презрительно скривился Урмас. — За такой сррок мои соплеменники могут забыть, с какой стороны следует браться за меч. А это, сам понимаешь, не дело. Я уже с полгода получаю сведения, что эльфы готовят очередной поход.

— Насколько я знаю, поход уже начался.

— Пустое… подножия Каэр Тора были не рраз политы и кровью людей, и кровью этих лесных уродцев. За стены им не пройти. Если хочешь, можешь и ты помахать мечом. В былые времена, помнится, тебе это приходилось по душе. Да и у меня молодняк нуждается в хорошей дрраке, сам понимаешь, тренировки и настоящее дело — вещи разные.

Он посмотрел на перевёрнутую чашу, вздохнул и, придав ей обычное положение, снова наполнил. Традиции традициями, но беседовать «на сухую» не было в правилах ни у одной расы.

— И вообще, дрруг, я не понимаю, что тебя беспокоит. Ты, конечно, приехал не для того, чтобы навестить старого Урмаса, но меня не столько заботит предстоящая осада, сколько тень над твоей головой.

— Тень? — вскинулся Оррин. — Какая тень?

— Не дёргайся, дрруг. Это просто образ — так у моего народа говорят о человеке, чьи печали столь велики, что уже неспособны удерживаться внутри и прорываются наружу. Иных неплохо бы похоронить вместе с этими горестями, друзьям же должно помочь.

— Знаешь, Урмас, — медленно протянул Фаррел, — я всегда гордился тем, что ты называешь меня другом. И, не буду скрывать, в этом мире у меня найдётся немало знакомцев, но друзей среди них единицы. Только вот подозреваю, что явившись сюда, я рискую потерять друга.

— Настоящего дрруга потерять нельзя, — убеждённо заметил Урмас. — Настоящий дрруг остаётся таковым всегда. И даже смерть этого не меняет, он будет жить в твоей памяти и в твоём сердце. Так что рассказывай о своей беде, Оррин, подумаем вместе, как помочь.

— Рассказывай… — вздохнул всадник. — Если бы это было так легко. Скажи, тебе знакомо слово ша-де-синн?

Словно порыв ледяного ветра пронёсся по каменным палатам, заставив ровный свет магических шаров дрогнуть и заметаться по низким сводам. Урмас молчал, сверля собеседника резко помрачневшим взглядом, и медленно барабанил толстыми пальцами по поверхности стола. Короткие, но очень прочные когти, способные, при необходимости, послужить и оружием, при каждом ударе оставляли на старом дереве глубокие зарубки.

— Ты или она? — наконец подал голос старый воин.

— В смысле?

— В смысле, суаши. Ты или она?

— Значит, слово тебе знакомо, — криво усмехнулся всадник. — Нет, не я. Да и девушка не суаши… пока. Но скоро может стать, если доживёт. Дело в том, что…

— Погоди, — прервал его Урмас. — Погоди, дрруг. Прежде, чем ты начнешь рассказывать, послушай другую историю.

Он повернулся к двери, за которой, как помнил Оррин, стоял стражник, и рявкнул:

— Глорр, зайди!

Тут же распахнулись тяжёлые, в ладонь толщиной, створки, и на пороге вырос боец в лёгкой кольчуге и с мечом на поясе. Оррину стоило немалого усилия заставить свои лежащие на столе руки не шелохнуться, не дёрнуться к рукояти клинка.

— Принеси Глаз Тора.

Хлопок кулака о глухо звякнувшие стальные кольца, и воин словно испарился.

— Что такое Глаз Тора? — осторожно поинтересовался Фаррел.

— Увидишь. Ты прав, это слово мне знакомо.

Он снова помолчал, словно собираясь с силами перед тем, как рассказать гостю нечто важное, затем заговорил медленно и с явно прорывающейся в голосе болью.

— Суаши появились на Арраксе три больших цикла назад. По местному счету это выходит лет эдак с тысячу[63], или немногим больше. Они просили убежища, и их было мало, десятка полтора мужчин и женщин, трое детей и с полсотни слуг. Старейшины аррауков никогда не отказывали в милости тем, кто не может сам за себя постоять. Мой народ не отличается кротостью нрава, но сражаться интереснее с сильным противником. Бывало, в цитаделях выхаживали и раненых вррагов, ибо законы чести и милосердия сильнее вражды. Что вражда? Сегодня она есть, а завтра никто уже и не вспомнит, из-за чего произошла размолвка, почему зазвенели клинки. И те, кто дрался по разные стороны крепостных стен, сядут за один стол.

Он глотнул вина и скривился, словно вместо чуть терпкого напитка в чаше оказался уксус.

— Беглецам дали приют в стенах наших крепостей. Они не слишком жаловали друг друга, эти суаши, да и в их манере общения с аррауками иногда проскальзывало известное высокомерие, но мы не обращали на это внимания. У каждого народа свои законы. Одни считают прямой взгляд вызовом, для других глаза, отведенные в сторону, признак потаённых недобрых мыслей, у третьих высшая степень вежливости и доверия — говоррить с собеседником, повернувшись к нему спиной. Суаши не покушались на наши обычаи и, признаю, неплохо заплатили нам за гостеприимство. У них было золото и камни, но предложили они нечто неизмеримо более ценное. Знания о мирах, о магии, об основах бытия. Наши саами узнали много нового, много такого, о чём ранее не могли и помыслить.

Фаррел кивнул. Да, суаши и в самом деле искренне считали себя высшей расой, куда там тем же эльфам, с их раздутым самомнением. Но поделиться знаниями — могли. В магии, применяемой саами, боевыми жрецами аррауков, он и раньше узнавал сильно искажённые, но вполне действующие формулы, разработанные теми, кого Фаррел когда-то именовал «хозяевами». Другое дело, что параллелей он не проводил — во всех мирах, где магические потоки оказывались достаточно сильны, наука управления этими потоками развивалась примерно по одним и тем же законам. Выходит, что основа знаний арраукских колдунов получена от суаши. Неудивительно, что людям не под силу пробиться через стены цитаделей, магия суаши, хоть и не так много от неё осталось после бесконечной череды лет, на голову превосходила всё, чем могли похвастаться эльфы или, тем более, друиды из числа людей.

— Ты всё время говоришь «нам», «мы»…

— Нет, я хоть и стар, но не настолько, — оскалил клыки Урмас. — Но это происходило с моим народом, чья кровь бежит по моим жилам. То, что перенёс наш народ три больших цикла назад, касается и меня, и любого арраука, где бы и когда бы он ни жил.

Он снова глотнул вина, смачивая пересохшее горло.

— Примерно через четверть малого цикла, это около шести местных лет, вслед за суаши пришли и ша-де-синн. К тому времени мы уже знали о магии тонких путей, но миры, ближайшие к Арраксу, были не слишком гостеприимны. Наши разведчики не оставляли попыток проложить маршруты туда, где можно было бы выгодно торговать, но особого успеха не добились. Быть может, во врремя одной из этих вылазок информация о суаши попала в руки ша-де-синн, а может быть и так, что те и сами знали, где укрылись беглецы, просто не трогали их до поры по какой-то причине. Охотников было не так уж много, дюжина, но они явились к стенам наших кррепостей так, словно именно они являлись хозяевами Арракса. И потребовали выдать им тех, кому мы предоставили убежище.

— Ваши вожди ответили отказом?

— Именно. Тогда ша-де-синн заявили, что отныне мы считаемся защитниками их жертв. Вожди лишь посмеялись и подтвердили, что да, законы чести и в самом деле требуют, чтобы хозяева становились на защиту тех, кому предоставили кров. Как оказалось, для охотников понятие «защитник» означало нечто иное.

— Мне это знакомо.

— Охотники ушли, и воины аррауков смеялись им вслед. Но ша-де-синн вернулись. И не одни. К тому же теперь они считали вррагами весь наш народ, не делая различий ни для женщин, ни для детей, ни для немощных стариков. Мы выводили в поле латный строй — но охотники владели сильной магией, и ни наши бойцы, ни наши саами, овладевшие дарами беглецов, не могли противостоять им. Мы направляли лазутчиков, умеющих бесшумно пробраться в самое сердце вражеского лагеря и вонзить клинок в сердце отдающему приказы — но трудно убить того, кто не умеет умиррать. Мы запирались в крепостях, которые почитали несокрушимыми — но ша-де-синн доказали, что мы ошибались. Мы пытались спрятать тех, кто доверил нам свои жизни — но враги неизменно находили самые тайные укрытия.

Дверь снова отворилась и в комнату вошёл стражник, бережно неся небольшую шкатулку, искусно вырезанную из розового камня. Поставив ношу на стол, он вдруг наклонился, коснувшись шкатулки лбом и, пятясь, словно повернуться к этому предмету было бы святотатством, вышел.

— Две наших крепости пали, их гарнизоны были выррезаны до последнего бойца, там же погибли и трое суаши, волею случая попавшие в кольцо осады. Мой народ славит имена этих крепостей, Каэр Урранг и Каэр Дирт. Мой народ славит и имена тех, кто погиб, но не склонил головы перед врагом.

Фаррел ощутил, как по коже пробежал холодок. Рассказ старого друга подходил к тому месту, ради которого и был начат. Пока что интересными были разве что отдельные детали… Тактика ша-де-синн не отличалась оригинальностью ни в этом мире, ни в каком-либо другом. Убить суаши — вот единственная цель их деятельности, и всё было посвящено этой задаче. Вожди, имеющие право говорить от имени народа, пожелали встать на защиту обречённых — что ж, это их выбор. Более всего Фаррел опасался, что земляне, волей или неволей, могут оказаться в положении таких вот защитников. И тогда последствия могут быть непредсказуемы. Ша-де-синн, проявляя завидное упрямство в части преследования жертв, в выборе способов охоты были, как правило, достаточно гибкими. Развязать на Земле ядерную войну лишь для того, чтобы раз и навсегда покончить с расползающимся по планете геномом суаши, вполне может быть ими сочтено как приемлемое решение. Более того, скорее всего когда-нибудь именно так и случится… охотники уже должны были понять, что отлавливать возрождённых по одному — затея, обречённая в итоге на провал.

— Мы спрятали оставшихся суаши в Каэр Торе, самой сильной крепости, за чьи стены ни разу за всю её историю не ступала нога захватчика. Увы, охотникам не потребовалось много времени на то, чтобы узнать, где скрываются их жертвы. Каэр Тор был осаждён. Ша-де-синн заявили, что снимут осаду и навсегда уйдут из Арракса, если им позволят войти в крепость и выполнить свой долг.

— И вы пошли на сделку, — в голосе Фаррела не прозвучало ни капли осуждения.

— Да, — глухо сказал Урмас. — Вождь, чьё имя навсегда вычеркнуто из книг, откуда родители берут славные имена детям, прриказал воинам открыть ворота и держать мечи в ножнах.

Он открыл шкатулку. На бархате, выстилающем её дно, лежал предмет, в котором Оррин без особого удивления опознал один из магических инструментов, широко распространённых на родине суаши. Устройство, позволяющее сохранять и воспроизводить изображение, было в чём-то схоже с видеокамерой, но работало напрямую с мозгом человека, не нуждаясь в экранах.

— Эту вещь мы называем Глазом Тора. Ты ведь знаешь, как им воспользоваться?

— Знаю.

Оррин бережно взял древний прибор и прижал его к виску. В то же мгновение каменные стены, стол, заставленный остывшей едой, светящиеся шары — всё исчезло, сменившись совсем иной картиной.

Похоже, Глаз был установлен над воротами так, чтобы обозревать не слишком широкий двор крепости.

Повсюду толпились аррауки — одни в пластинчатой броне, другие в лёгких кольчугах, а иные и просто в обычной одежде. Мечи в ножнах, увесистые топоры на длинных рукоятях укрыты чехлами, арбалеты, способные с сотни шагов проломить толстую нагрудную пластину доспеха, разряжены. Глаза всех собравшихся смотрят вниз, буравя каменные плиты, выстилающие крепостной двор.

В дальнем от ворот углу шестиугольной площади неподвижными изваяниями застыли люди… вернее, суаши, которых от людей и не отличишь без генного анализа. Дюжина взрослых. Трое детей. Лиц не разобрать, только фигуры. И к ним неспешно приближаются трое. Вот осталось десяток шагов, полдесятка…

Наверное, человек в подобной ситуации обязательно что-нибудь сказал бы. Например «Что ж, вы долго бегали от нас, но всему приходит конец и теперь вы умрёте». Или, если короче, «Вот мы и встретились снова». Может быть, совсем коротко «Вот и всё». Так устроен человек, что, потратив время и силы на преследование, ему просто необходимо хоть на мгновение продемонстрировать торжество победителя. Не силой, поскольку в этом уже никто не сомневается, а на словах. Дать ощутить обречённость… может, вызвать попытку вымолить пощаду.

Ша-де-синн не замедлили шага. Просто в один миг выскользнули из ножен белые, словно отлитые из молочного стекла, клинки, синхронно взлетели вверх… и опустились. Фонтаном ударила первая кровь, пятная серые шестигранные плиты — а мечи взлетали и рушились снова и снова. Падали женщины, дети… Никто — в том числе и мужчины суаши, не пытался оказать сопротивления. Они были неважными воинами — для этих ролей существовали специально созданные слуги, рефлексы которых многократно превосходили средний уровень, а навыки владения оружием закладывались прямо на этапе конструирования. И магами они, зачастую, были более чем средними… нет, если вести речь о тонком манипулировании магическими потоками, позволяющими управлять геномом, подчинять себе метрику пространства, управлять развитием живых организмов или совершать иные «чудеса» из области высшего знания, то в этом деле равных суаши не было. Но там, где требовалось ударить грубой силой, обрушить на противника потоки огня, льда, ветвящихся молний, призрачной, но от этого не менее смертельной, каменной шрапнели — там суаши пасовали. Они могли создать чрезвычайно опасных слуг-магов, но сами редко достигали в боевой магии сколько-нибудь значительных высот. Они могли сконструировать химер, внушающих ужас одним своим внешним видом, но, привыкнув полагаться на слуг, не могли защитить себя сами. А в этот раз и не пытались — просто стояли и ждали смерти.

Всё было кончено очень быстро. Последний раз взмахнув мечами — уже не удара ради, а чтобы стряхнуть с белых лезвий потёки крови, убийцы так же синхронно развернулись и двинулись к выходу из крепости. Оррин видел, как стискиваются пальцы аррауков на рукоятях мечей и топоров — но ни одно лезвие так и не увидело свет. Он знал причину — приказ кланового вождя для воинов рода священен. Тот же Урмас — пожелай он, и все бойцы Каэр Тора лягут костьми, пытаясь защитить Фаррела и его спутницу. Пожелай иного — и сколь бы сильны ни были симпатии аррауков к всаднику, в прошлом дравшемуся с ними плечом к плечу на этих стенах, его поднимут на мечи в мгновение ока. Может, потому эльфам и людям так и не удалось взять ни одной горной крепости — эльфы по натуре законченные эгоисты, люди склонны действовать в порыве чувств, иногда за пределами и логики, и целесообразности.

— Вы выполнили условия договора, — тихо сказал Оррин, бережно опуская древний прибор в бархатное ложе шкатулки. — И они ушли?

— Ушли. Да, друг, они соблюли все договорённости. Не прошло и пары дней, как ша-де-синн исчезли из нашего мира. Но кое-что они оставили.

Догадаться, о чём шла речь, было нетрудно.

— Память.

— Верно. Вождь, чьим именем никогда не назовут ребёнка, покончил с собой на третий день, когда убедился, что захватчики исчезли. Он счёл, что его жертва была не напрасной, и я не могу сказать, что многие из тех, кого в тот день не было в Каэр Торе, считали иначе. Нам — ты понимаешь, что я говорю о моём клане — не предъявляли обвинений. Нас не упрекали в тррусости. Нельзя упрекнуть в чём-либо арраука, выполнившего однозначный приказ вождя клана. Нам не плевали в спину… но мы, каждый, чувствуем эти плевки до сих пор. С этим чувством рождаются наши дети, с ним родился и я. Тот, кто стал новым клановым вождем, совершил ранее немыслимое — он обратился ко всему клану с вопрросом, что делать и как жить дальше. И мы — вернее, наши предки, но я не отделяю себя от тех, кто в те давние времена сам выбрал для себя кару, не пощадив и грядущие поколения — решили, что более недостойны ходить по земле Арракса и дышать его воздухом. Место, где клан выменял жизнь за честь, перестало быть нашим домом.

Урмас снова глотнул вина и с силой впечатал драгоценную чашу в доски стола, так, что остатки благородного напитка фонтаном ударили вверх.

— Многие в этом мире считают, что аррауки пришли сюда, спасаясь от беды, с которой не могли справиться их мечи. Теперь ты знаешь, что так оно и было. Только вот эту беду мы принесли с собой. Мы дали этой кррепости, первой из построенных в Эллане, имя Каэр Тор, чтобы каждый день и каждый час помнить о том, что привело нас сюда. И ни одно из наших укреплений не получит названия Каэр Урранг или Каэр Дирт, ибо это осквернило бы память тех, кто сделал горький, но верный выбор.

Он помолчал, а затем заговорил уже нормальным тоном.

— Есть ошибки, друг мой, которые совершают лишь раз. Поэтому, если по твоим следам идут ша-де-синн, аррауки встанут на их пути. Все как один. И если придётся умереть… мы умрём с легким сердцем, зная, что наши души получат пррощение за то, что совершили наши предки.

— Спасибо, Урмас, — вздохнул Оррин, всё ещё находящийся под впечатлением от увиденной картины трёхтысячелетней давности. — Спасибо, но, клянусь, я бы не хотел, чтобы кто-то умирал лишь потому, что очутился не в то время и не в том месте. Да, девушка, которая приехала со мной, пока что не суаши. Это сложно объяснить, так что просто поверь мне на слово. Но она несёт в себе зерно истинного суаши и уже почти подошла к тому возрасту, когда это зерно проклюнется в ней. И ты верно понял, я чувствую, что ша-де-синн идут по её следу. Появятся ли они здесь одновременно с отрядами людей и эльфов, или сочтут нужным их опередить — не знаю. Охотники никогда не упускали случая выполнить грязную работу чужими руками, картина, что ты показал мне, рассказывает скорее об исключении. Они пожелали показать свою силу, свою власть над жизнями жертв — но демонстрация эта предназначалась не обречённым суаши, а вам и только вам.

— Ты собираешься сложить руки и дать убить её?

— Нет, для этого не стоило так далеко забираться, — всадник усмехнулся, но никакого веселья на его лице заметно не было. Просто растянулись губы, дополняя произнесённые слова. — Я хочу покинуть Эллану и, если мне не изменяет память, именно здесь, в Каэр Торе, есть тень ручья Лио. А у тебя наверняка найдётся ключ.

Урмас помрачнел.

— Проблемы? — нарочито спокойно поинтересовался Оррин, чувствуя, как неприятный холодок пробегает по спине.

— Что ты знаешь о ручьях? — вопросом на вопрос ответил арраук. — Кроме того, что они существуют.

Тонкие пути связывают между собой много миров. Никто не знает, сколько именно. Властелины Пути, кичившиеся способностью выходить на тонкий путь в любом месте и в любое время, признавали, пусть и без особой охоты, что эта невероятная транспортная сеть им неподвластна. Более того, даже более или менее стройной теории о том, кто и когда связал бесчисленные миры тайными тропами, выработано не было. В угоду гордости, многие из суаши, обладающие даром использования этого явления, предпочитали утверждать, что тонкие пути — суть порождения самой природы, то есть их существование лишено какого-либо потаённого смысла. Есть — и всё тут.

Попытки исследования и каталогизации миров предпринимались всеми расами, которые сумели обнаружить (или создать) и активировать хотя бы одного «привратника». Считалось, что в этом нёлегком деле лидировали всё те же суаши, которые могли обходиться и вовсе без путеводных объектов. Но, справедливости ради, стоило признать (и среди суаши находились такие, кто, зажав гордость в кулак, с этим соглашались), что эта умозрительная статистика зиждется не столько на конкретных данных, сколько на самоуверенности. Число миров безгранично и, возможно, где-то там, по дальним и незнакомым тропам, шагают исследователи, чей личный счёт открытых и изученных миров способен вогнать лучшего из Властелинов Пути в чёрный омут зависти.

Почти все миры, соединённые тонкими путями (опять-таки, термин «все» подразумевает «все известные», не более того), относительно пригодны для жизни. Ключевое слово здесь — «относительно». Эллана, Земля, Суонн, Арракс, Версум, Фалгос и десятки других, где разумные антропоморфные существа могут жить без сложных защитных приспособлений, теряются среди сотен миров, пребывание в которых хочется сократить до минимума. Бесконечные пустыни, где неутихающий бешеный ветер несёт над пологими дюнами тонны песка, лавовые поля, дышащие огнём и дымом, ледяные пустоши, где до почвы — пара километров вниз… Были и другие — с буйством жизни, где каждый эндемик[64], относись он к флоре или к фауне, видит целью своего существования сожрать зазевавшегося путника. В общем, путешествие по тонким путям «вслепую» всегда несло в себе известный элемент риска.

Миру, именуемому Лио, название дали суаши, а от них это словечко вошло в книги аррауков, эльфов и полудесятка других рас, с которыми Властелины Пути более или менее регулярно контактировали. Этот Слой находился примерно посередине между мирами приятными и откровенно негостеприимными. То есть, пребывать там какое-то время было можно, но удовольствия при этом никто из посетителей не испытывал.

Лио был миром, где царствовала вода. Вода здесь была повсюду — она сочилась из песка и из скал, она заполняла огромные моря, она висела в воздухе либо секущими струями почти никогда не прекращающегося дождя, либо — если дождь всё-таки заканчивался — густым, промозглым туманом. Вода была пресной — не дистиллятом, а именно пресной, пригодной для питья, весьма полезной, пожалуй. А вот насчёт перекусить — с этим на Лио было туго. Вернее, было попросту «никак» — водный мир не сумел породить ни растений, ни животных, ни хоть каких-нибудь бактерий или вирусов. Стерильная и вечно мокрая планета. Суаши как-то провели эксперимент, забросив на Лио несколько контейнеров с мальками пресноводных рыб и изрядное количество хлореллы[65], которой малькам полагалось питаться. Увы, на высшие организмы вода Лио оказывала вполне благотворное влияние, водоросли же сдохли практически сразу. Рыбки тоже. От голода.

«Привратниками» на Лио служили ручьи. Ключами — камни со дна этих ручьёв. Якорями, как нетрудно догадаться, отколотые от этих камней кусочки. Годился далеко не каждый ручей, но, в целом, уйти из Лио «куда-то» проблемы не составляло. Проблемой было уйти туда, куда нужно — подавляющая часть ручейков имела нехорошую привычку менять русло по собственному настроению, пересыхать без видимых причин, а то и нагло занимать «чужое» пространство, и путник, идущий привычным маршрутом, вполне мог оказаться совсем не там, где планировал. Но, что было куда хуже, точно так же вели себя и их тени.

Встречались и ручьи, так сказать, «стационарные», не меняющие своего положения десятилетиями, а то и веками. Но такие явления в Лио были редкостью и, насколько знал Оррин, во всей Эллане существовало одно-единственное место, где тень ручья Лио оставалась на одном и том же месте уже лет с тысячу. Местных лет.

Отвечая на вопрос старого друга, он не стал пересказывать всю эту теорию, ограничившись лишь кратким резюме. И выводом касательно того, что лично ему, Оррину, другого способа гарантированно попасть на Лио не известно.

— Всё верно, — кивнул Урмас. — Всё верно, дрруг мой. Только вот беда какая, высох ручеёк-то.

— Высох? — вскинул брови Фаррел. — Тень ручья Лио высохнуть не может. Исчезнуть, это да, для Лио такое в порядке вещей, хотя ручей Каэр Тора просуществовал… сколько?

— Он был здесь, когда мы пришли. Так что не знаю. Может, это вообще самый долгоживущий ручей. Но сейчас он иссяк. Сперва воды становилось всё меньше и меньше, потом сочились лишь капли. Где-то с год назад пропали и они. Гномы исследовали скалу, из которой брал начало ручей, но ничего определённого сказать не смогли.

— Крепость осталась без воды?

Арраук изобразил обиду.

— Ты что ж, думаешь, что мы не позаботились о колодцах? — хмыкнул он, окидывая всадника изумлённым взглядом. — Под нами, всего в полусотне локтей, водоносные горизонты. Если Каэр Тор обложат, мы осаждающим воду прродавать сможем. По медяку за бочку. Озолотимся.

— Печально…

Урмас встал и, обогнув стол, положил руку другу на плечо.

— Это сильно нарушает твои планы?

— Скажем, это заставляет их пересмотреть, — поморщился Оррин. — Лио меня устраивал куда больше, чем любой другой путь из Элланы, который я смог бы отыскать.

— Развилка… — понимающе хмыкнул арраук.

Всадник лишь кивнул. Многочисленные острова Лио изобиловали ручьями, речушками и прочими водными артериями, сосудами и капиллярами. Преследователю нелегко будет определить, куда именно сунулись беглецы. Жаль, что эта дорога теперь закрыта.

— Мы пробовали пустить по пересохшему пути воду, — сообщил Урмас, отводя в сторону взгляд, словно стесняясь столь дилетантских действий, — и воспользоваться ключом. Не вышло.

И не могло выйти. Тень «привратника», хотя и кажется неотъемлемой частью мира, на самом деле с ним ничего общего не имеет. Тот дуб на Земле, что являлся тенью эльфийского мэллона, можно срубить — это будет просто дерево, пригодное хоть на доски, хоть на дрова. А тень останется, просто будет невидима, и если точно знать место, то использовать кору-ключ можно просто помахав ею в воздухе. А вот если срубить сам мэллорн, хоть и думать о подобном святотатстве неприятно, то исчезнет и его тень, и сколько не тыкай в дуб ключом, ничего не произойдет.

Фаррел встал, подошёл к узкой прорези то ли окна, то ли — что более вероятно — бойницы. За ужином и беседой время летело незаметно и сейчас небо уже сбросило звёздчатое покрывало, пылая алыми красками рассвета.

— Что думаешь делать дальше?

Он пожал плечами. Что сказать старому другу? Попросить убежища в крепости, запереться за каменными стенами и принять бой, если предчувствия не обман и ша-де-синн явится к Каэр Тору — один, с компанией себе подобных или с армией эльфов и людей? В искренности Урмаса он не сомневался ни на мгновение, если арраук сказал, что готов принять бой, значит, так и есть. И сейчас могущественного тана (а контролировать три горных крепости и, по меньшей мере, шесть тысяч отменно обученных воинов — не признак ли могущества) ничуть не беспокоило осознание того, что бессмертный охотник, если поднапряжётся и не пожалеет времени, сумеет одолеть горных воителей и в одиночку. Долг чести — людям есть чему поучиться у аррауков. Да и суашини, если на то пошло. Оррин не обманывал себя — его личная преданность делу и стремление любой ценой защитить возрождённого есть не более чем следствие полученного в незапамятные времена приказа. И счастье, что тот приказ был отдан в достаточно мягких формулировках, оставляя исполнителям свободу манёвра. Ему хотелось бы думать, что он искренне привязан к Лене и желает защитить её просто потому, что она — девчонка, толком не начавшая жить. Но… но он понимал, что возникни необходимость — пожертвует ею, не раздумывая, ради исполнения воли давно почившего хозяина. Несмотря на всё её обаяние молодости.

Крепость — не выход. Имей он уверенность, что от вставшего на след охотника удастся отбиться — да, пожалуй, готовность аррауков к самопожертвованию вполне можно было бы использовать. Она и сейчас пригодится — не убить ша-де-синн, так хоть задержать на какое-то время. Но лишних жертв лучше избежать.

— Дальше я думаю немного поспать, — наконец сообщил он. — С ног валюсь.

— Это вино, — авторитетно уверил его Урмас. — Коваррная штука, голова соображает, а ноги отнимаются. Комнату тебе приготовили, а девчонка твоя спать будет долго, от сонного-то отвара. Да оно и славно. Как говорят у нас, сон прриносит мудрые мысли.

— Это у всех говорят, — хмыкнул Оррин, — что у людей, что у суаши. Слова разные, суть одна.

Поспать ему не дали.

Суашини могут обходиться без сна долго. На четвёртые или пятые сутки накопившаяся усталость начнёт оказывать влияние на скорость реакции, но и тогда воин-суашини останется отменным бойцом, в сравнении с которым сколь угодно хорошо обученный человек будет выглядеть черепахой. Но если речь идет о по-настоящему серьёзном противнике, лучше встречаться с ним как следует отдохнувшим. За прошедшие века Оррин, в иных местах известный как Фрейр, приучил себя не выделяться — спал как все, каждую ночь, если не происходило чего-нибудь экстраординарного, ел регулярно. И сейчас приобретённая привычка вышла боком — глаза слипались, тело казалось ватным, а в голове билось одно-единственное желание — зажмуриться и провалиться в сон ещё часика на два. А лучше — на все пять.

Увы, воин в массивных доспехах — интересно, зачем аррауки таскают на себе весь этот металл, находясь в относительной безопасности цитадели — нарочито шумно топтался у дверного проёма. Потрясти гостя за плечо вроде бы как и невежливо, но создать ему условия, с мирным сном несовместимые, можно и без подобных жестов. Для усиления эффекта стражник демонстративно громко выдал, обращаясь к невидимому собеседнику:

— Уважаемый гость скорро проснётся, Гаррта, тащи таз для омовения!

И сказано это было отнюдь не шёпотом. Оррин поморщился — вроде и не так уж много вчера выпил — хотя чаши у гостеприимного Урмаса ничего общего с напёрстками не имели, но в прошлом приходилось вливать в себя и побольше, и покрепче. Видать, винцо-то и в самом деле коварное, пусть и кажется слабеньким.

— Гость уже проснулся, — пробурчал он недовольно.

Воин то ли намёка не понял, то ли пропустил его мимо ушей. Аррауки — народ сложный. С одной стороны, вроде бы как и мирный — за весь период их пребывания на Эллане, насколько Оррину было известно, ни разу обитатели горных крепостей не выступали в качестве агрессора. В глобальном смысле, мелкие пограничные стычки не в счёт. С другой стороны, каждый арраук лет с десяти уже считался «младшим воином» и при этом никого не интересовало, какого ребёнок пола. Младший — значит, не в бой идти, но помогать старшим всем, чем можно. Не кашу готовить, этим занимались в свою очередь все, и сам Урмас, бывало, вставал к котлу или к вертелу, хотя его от подобных занятий освобождала традиция. А вот крутить, по указаниям мастера, механизмы наведения баллист и катапульт[66], подносить бойцам стрелы, оттаскивать в укрытие раненых, а то и поработать с арбалетом у специальных, ниже обычного расположенных бойниц — это для младших являлось делом привычным. Лет с пятнадцати «младший» становился «запасным» воином. В схватку их по-прежнему не пускали, берегли — но, чтобы служба не казалась мёдом, тренировали столь напряжённо, что Оррин поражался — как молодёжь не сбежит куда-нибудь от подобных издевательств. Достаточно сказать, что в интервале от пятнадцати до двадцати лет доспехи юношам и девушкам разрешалось снимать лишь для омовения. Девушек в «запасные» определяли уже по желанию — аррауки понимали, что продолжение рода в условиях, так сказать, враждебного окружения есть задача первостепенной важности. Поэтому лет в шестнадцать все местные особы женского пола — на взгляд человека неопытного, отличавшиеся от мужчин лишь более длинными волосами и относительно мелкими клыками — оказывались замужем, а то и становились матерями.

Лозунг «мужчина может иметь столько жён, сколько способен прокормить» здесь не прижился. Сыты, обуты и одеты были все, и примерно в одной и той же степени. И голодали — если таковое случалось, тоже все. Кусок мяса в миске сотника ничем не превосходил тот, что доставался немощному старику, одинокой женщине (редко, но встречались и такие) или заурядному «запасному» юноше. Добыча, взятая в бою или полученная в качестве выкупа за пленников от проигравшей стороны (сами аррауки проигравшими становились крайне редко) считалась собственностью общины. Золото и серебро шло на закупку продовольствия и иных необходимых в быту вещей, редкое оружие распределялось по жребию среди тех, кто выражал желание им обладать, а, скажем, драгоценности… К ним аррауки относились с полнейшим равнодушием, а вот кое-кто из благородных тэнов захлебнулся бы слюной от зависти при одном лишь случайном взгляде на содержимое сундуков в сокровищнице крепости.

Суарры, возглавлявшие род, имели право отдавать обязательные к исполнению приказы в вопросах, касавшихся рода в целом, но при распределении материальных благ особыми привилегиями не пользовались — разве что в части размера отводимых им помещений.

По этой причине, мужчины не имели возможности привлечь внимание женщин богатством. Оставалась слава. Не обязательно слава воина — искусные мастера часто пользовались у юных арракчи[67] ничуть не меньшим успехом, чем прошедшие десятки битв ветераны. Детей следует рожать от лучших — а потому две, три или более жён являлись не символом богатства, а символом доблести, мастерства или мудрости.

Каэр Тор, как и другие крепости горного племени, представлял собой самый настоящий военный лагерь, где, в случае необходимости, за оружие мог взяться практически каждый. В этом Оррину довелось убедиться в своё прошлое посещение цитадели, когда на стены вместе с Урмасом вышли и три его жены. На вопрос всадника, не стоит ли отправить женщин в безопасное место, одна из арракчи сухо ответила, что место жены воина — рядом с супругом, на пиру ли, в бою или на погребальном костре.

Она погибла на следующий день, приняв эльфийскую стрелу в смотровую прорезь шлема. В тот раз победа далась арраукам нелегко.

— Что-то случилось? — поинтересовался Оррин, понимая, что будить гостя без должной причины хозяева не стали бы.

— Суарр Урмас просит тебя подняться на стену.

— Немедленно?

— Он не требовал торропить тебя.

В келью проскользнула аррани, лет семи на вид, принёсшая большой медный таз, наполненный тёплой водой. Утреннее омовение здесь являлось ритуалом практически обязательным. Считалось, во сне воин уязвим перед магическим влиянием, но вода смывает последствия дурного воздействия и позволяет воину освободиться от тех чар, которые враг мог бы накинуть на него спящего. И, скажем, вылить ведро воды на голову соратнику, чьё поведение выглядело неадекватным, являлось весьма распространённой профилактической мерой и воспринималось без обиды, а то и с благодарностью.

Прежде, чем умыться, Оррин сел на узкой койке и, прижав ладони к вискам, уткнулся носом в колени. Так он просидел недолго, секунд пятнадцать. Когда всадник распрямился, его лицо блестело от пота, зато слабость прошла начисто, тело было наполнено силой, сонливость исчезла. Ополоснув лицо тёплой водой и промакнув кожу куском ткани, услужливо поданным ребёнком, он быстро, но не проявляя показной торопливости, оделся.

— Я готов, веди.

— Желаешь поесть? — по всей видимости, в приглашении Урмаса и в самом деле не было особой срочности, возможно, что и внеплановая побудка являлась инициативой посыльного.

— Нет, потом.

— Хоррошо. Иди за мной.

Идти пришлось довольно долго. Каменные лестницы, позволявшие перемещаться между ярусами крепости, были достаточно узкими — едва разминуться двоим — и ограждения не имели. К тому же приходилось периодически уступать дорогу тем, кто спускался вниз или, наоборот, очень уж торопился подняться наверх. В сравнении с днём вчерашним, на внешних укреплениях Каэр Тора царило заметное оживление. Не до состояния «враг сейчас пойдёт на штурм», но аррауки явно готовились к драке. Повсюду сновали арраши, нагруженные связками коротких стрел-болтов, «младшие» замерли у бойниц с арбалетами в руках, пока что не взведёнными, кое-где прохаживались ветераны, присматривая за тем, чтобы каждый делал своё дело как полагается.

— Готовитесь к осаде?

Провожатый лишь пожал плечами — движение под массивными пластинами доспеха едва угадывалось.

С верхнего яруса стены Оррина провели в узкую дверь центральной башни. Посланник махнул рукой, давая понять, что уважаемому гостю необходимо продолжить подъём, и зашагал куда-то, сочтя миссию выполненной.

Ещё несколько этажей. Лестница куда более узка, оступись — и падать придётся долго, так, что даже невероятная, в сравнении с человеком, живучесть суашини может не спасти. Зато и противнику здесь не пройти, один боец с багром тут удержит целую армию… К тому же Оррин был уверен, что в случае опасности часть каменных ступеней уползёт в стены.

Поднявшись на самую верхнюю площадку башни, он застал там Урмаса и с ним полдесятка аррауков, суетившихся у массивной баллисты. Чуть в стороне, на массивном табурете, сидел совершенно седой арраук, вместо привычных лат облачённый в балахон из толстой чёрной ткани. Саами, местный колдун. Рядом, прислонённый к каменной стенке, стоял длинный посох, навершие которого украшал полупрозрачный мутно-зелёный камень. Сам посох, насколько Оррин мог судить, был выкован из металла и, скорее всего, гномами — только они варили голубую сталь.

Фаррел коротко поклонился волшебнику, получил в ответ чуть заметный кивок, и повернулся к Урмасу.

— Что-то произошло, друг?

— Можно сказать и так, — прогудел суарр. — Дни спокойные заканчиваются, начинаются дни весёлые.

— Эльфы явились?

— Посмотрри сам.

Он протянул Оррину бинокль. Хороший бинокль, Carl Zeiss Victory 10x56, полученный несколько лет назад в подарок от самого Фаррела. Ну, в самом деле, что можно подарить старейшине рода, чтобы и удивить, и порадовать? Не пластмассовую зажигалку же… Жаль, что без лазерного дальномера. Дальномер — вещь полезная, но увы — в этом мире батарейки приходят в негодность непозволительно быстро. Две-три недели, и заряд на нуле.

Если, путешествуя по миру, вы встретите замок, расположенный в лесной чаще так, что деревья буквально вплотную подступают к стенам — можете быть уверены, что войск в этом замке нет и не было уже очень давно. Шайка разбойников — это запросто. Какая-нибудь нечисть — не исключено. Зверьё — почти наверняка. Но не более того. Ни один командир, имеющий хоть какое-то представление о военных действиях, не позволит не то что деревьям, а хоть бы и низенькому кустарнику подступиться к оберегаемым стенам ближе, чем на два полёта стрелы. В случае, когда в числе потенциальных противников числятся эльфы — на два полёта эльфийской стрелы[68]. То есть, метров восемьсот свободного пространства относительно гарантировали безопасность. Кроме того, в случаях, когда перспективы боевого столкновения становились реальными, категорически не рекомендовалось бродить по стенам без доспехов. Пробить латы, как правило, не могли и лесные стрелки — разве что почти в упор, метров с семидесяти. Люди не могли похвастаться и вполовину такими достижениями. А вот тяжёлые арбалеты, любимые аррауками, вполне способны были уложить латника с четверти километра.

Пространство перед Каэр Тором было полностью освобождено от растительности. Вернее, почти полностью. Фаррел, которому доводилось как участвовать в защите крепостей, так и сражаться на стороне осаждающих, с удивлением обнаружил по меньшей мере три десятка невысоких кустиков, разбросанных на подступах к стенам. Бросалась в глаза небольшая телега, давно лишившаяся колёс и почти вросшая в землю, а также с полдюжины других потенциальных укрытий, вполне пригодных для того, чтобы враг мог подобраться незамеченным на расстояние выстрела.

Старательно осмотрев пространство перед цитаделью и, не заметив ничего особо интересного, Оррин повернулся к Урмасу, движением брови изобразив вопрос.

— Третий куст влево от телеги, — подсказал тот.

Всадник снова приник к биноклю. Только теперь, точно зная, куда следует смотреть, он сумел разглядеть позади куста небольшой холмик, по виду весьма мало отличимый от окружающего пространства, поросшего пожухлой от солнца и недостатка влаги травой. Холмик не шевелился, но причин не доверять мнению опытных воинов у Фаррела не было. Его сильной стороной всегда была схватка лицом к лицу. Суашини, проживший на Земле почти пять тысячелетий, отменно владел и луком, и арбалетом, но умение точно поразить цель не является приложением к способности эту цель вовремя обнаружить.

— Эльф?

— Он самый. С ночи здесь лежит… — подумав, Урмас без особой охоты уточнил: — а то и со вчерашней. Случайно заметили, хорош твой подаррок, ох хорош.

— Если со вчерашней, стало быть, он видел, как я с Лавеной прибыл сюда?

— Не он видел, так другие, — хмыкнул суарр. — Не думаю, что твоё, дрруг, пребывание в Каэр Торе осталось тайной для тех, кто тебя преследует… если ша-де-синн снюхались с эльфами.

Он повернулся к молодёжи, продолжавшей возню с баллистой. Четверо были совсем молоды, очевидно, «запасные». Пятый — ветеран в летах, лицо покрыто шрамами, голова большей частью выбрита и лишь длинная густая прядь почти полностью седых волос, схваченная в паре мест железными пряжками, спускалась от макушки до середины спины. Айдар — так называли эту причёску кочевники. Казаки пользовались термином «оселедец».

— Готов, Дирак?

Ветеран, прикрыв ладонью глаза от слепящих солнечных лучей, бросил очередной взгляд на поле перед крепостью, затем снова уставился на баллисту.

— Бездари, — пробурчал он, адресуя нелестную оценку своим молодым помощникам. — Как есть бездари. Две стражи[69] будете учить записи, ясно?

Дождавшись четырёх гулких ударов кулаками в грудь, что должно было означать повиновение, Дирак несколько раз крутанул массивное деревянное колесо, обеспечивающее баллисте вертикальную наводку, затем, подумав, на четверть оборота повернул другое колесо, поменьше, смещая условный прицел по горизонтали.

— Ты, — он ткнул толстым пальцем в одного из подчиненных. — Давай, мочи камни.

Тот подскочил к огромной, чуть ли не по пояс Оррину, корзине и принялся доставать оттуда небольшие камни, выкладывая их на чашу грубых, сработанных из дерева, весов. Как только чаша задрожала, готовясь перетянуть удерживающий её груз, юноша подхватил стоящий у стены кувшин и щедро плеснул на камни неприятного вида буро-зеленую жидкость.

— Рукавицы надень, дурень, лечи тебя потом, — хмыкнул наставник. Затем повернулся к колдуну. — Твой черёд, мастер.

Старик подтянул к себе посох и, кряхтя, поднялся с табурета. Несколько секунд он задумчиво разглядывал плошку с камнями, затем простёр над ними правую руку. Левая вцепилась в сталь посоха так, словно саами намеревался выдавить кровь у себя из-под ногтей.

Фаррел с этой магией был знаком. Среди суаши встречались мастера, способные придать камню любую форму одним лишь усилием воли, создавая величественные скульптуры, не прибегая к обычным инструментам. Сам Оррин был лишён магического дара, но умел чувствовать потоки силы… Сложно сказать насчёт остального, но в части управления сущностью камней этому саами до совершенства было явно далеко. Что не удивительно — получив от суаши изрядную толику знаний в обмен на убежище, колдуны аррауков смогли освоить далеко не всё. Магический дар нуждается в постоянных тренировках, но никакие упражнения не позволят шагнуть дальше, чем отпущено природой.

Камни в плошке шевельнулись, сквозь покрывшую их зеленоватую слизь проклюнулись короткие, в сантиметр от силы, шипы. Старик опустил руку, несколько секунд стоял, тяжело дыша, затем провел рукавом по лбу, стирая крупные капли пота.

— Готово, — хрипло выдавил он.

— Грузи, — эхом откликнулся Дирак и, убедившись, что ставшие колючими камни аккуратно уложены в чашу баллисты, повернулся к Урмасу. — Можно бить, суарр.

— Яд? — поинтересовался Оррин, с явным неодобрением поглядывая на метательные снаряды.

— Он самый, — ухмыльнулся Урмас, демонстрируя слегка сточенные от времени клыки. — Ежели там эльф, его ждёт пара-тройка очень непрриятных дней. Если человек… что ж, тогда ему не повезло.

Лапа баллисты рванулась вверх и гулко ударила о перекладину стопора. Облачко камней взлетело, разбухая, а затем метательные снаряды обрушились вниз, накрыв и куст, за которым прятался соглядатай, и пространство на несколько шагов вокруг него. Мысленно Оррин упрекнул себя за непонятливость — стало очевидно, что все эти одинокие кустики были оставлены на поле не зря, каждый являлся тщательно пристрелянным ориентиром и расчёты боевых машин, руководствуясь записями, могли довольно точно поразить нужную цель.

Он снова приник к биноклю. Мелкие камни, пусть и обросшие шипами, вряд ли могли убить. Другое дело — нанести болезненную царапину. Очевидно, эльфийскому разведчику досталось — из-под неприметного холмика, оказавшегося серо-зелёно-жёлтым плащом, выскочила человеческая (или эльфийская, тут и при посредстве бинокля разобрать невозможно) фигура и бросилась к далёкой опушке леса. Послышались щелчки арбалетов, но расстояние для прицельного выстрела было великовато. Уколы ядовитых камней не прошли даром — пробежав шагов с сотню, соглядатай рухнул и задёргался в конвульсиях.

— Всё-таки эльф, — хмыкнул Урмас. — Человек свалился бы раньше.

— Как я смотрю, закон Ангуса Миротворца здесь непопулярен? — чуть насмешливо заметил Оррин.

— Ты имеешь в виду корроля людей, запретившего использовать яд? — Урмас пожал плечами. — Я мог бы сказать, что слова жителей равнин, пусть они и напялили на голову корроны, меня не слишком заботят. Но не скажу. Закон не нарушен.

Ангус, прозванный Миротворцем, при жизни пролил столько крови, сколько хватило бы на пяток других, менее агрессивных королей. И горные крепости он пытался воевать не раз, правда, с «исторически сложившимся» результатом. То есть, без особого успеха. Да и в ходе свар с соседями король не продемонстрировал ни особых полководческих талантов, ни обычной житейской предусмотрительности, которая позволила бы ему не ввязываться в заведомо бесперспективные кампании. На закате жизни он вдруг ударился в показное миролюбие, принялся активно мириться с теми, с кем всю жизнь старательно портил отношения, а заодно и издал ряд законов, которые в итоге и привели к появлению прозвища, оставшегося в веках. Одним из них был закон о военном применения ядов, трупов умерших от заразных болезней и другой гадости, способной причинить войскам вреда чуть ли не больше, чем обычное оружие. Изображая из себя поборника воинской чести, Ангус обещал всей силой обрушиться на того, кто посмеет применять в честном бою столь грязные методы.

Как ни странно, закон — в отличие от многих и многих других — действовал и поныне. Эльфам, к примеру, не составило бы большого труда обрушить на горные крепости потоки ядовитой зелени, остановить которую можно разве что огнём. Но, случись такое, люди, привыкшие к относительно «благородным» методам ведения боевых действий, могут повернуть оружие против наставников из древних лесов. Расчёт простой — сегодня ты забросал крепость противника телами умерших от чумы, а завтра какая-нибудь дрянь прилетит и в твой дом. Лучше уж по-простому, мечами да копьями. Ну и магам участвовать в войнах не возбранялось. Правда, некоторые заклинания подпадали под действие «Закона о ядах в воинском искусстве» и, следовательно, использовать их не дозволялось.

— Не нарушен? — Оррин с сомнением покачал головой.

— Ты редко бываешь в нашем мире, дрруг, — оскалился арраук, — и знаешь не все законы. Да, люди любят придумывать правила, даже если эти правила потом мешают им жить. Аррауки — иное дело, наш кодекс чести пришёл с нами из Арракса и, я уверрен, его строки останутся неизменными, пока жив последний из нашего рода. А что до короля Ангуса… есть один хитррый закон, его установил Ансгар Оберегатель. Слышал о нём?

Фаррел пожал плечами. Старый друг был прав, он и в самом деле не слишком много внимания уделял изучению истории местного человечества, уделяя практически всё время Земле и её обитателям. Сколько их было, этих королей и благородных тэнов, часто древностью рода не уступавших сидящему на троне. Сколько было законов, что отменялись сразу же после кончины властителей, их породивших, либо настолько прочно забывавшихся, что разве какой из убелённых сединами летописцев мог вспомнить об их существовании.

— Ансгар мало чем прославился, — пояснил Урмас, — да и закон этот… не закон, а так, фраза, брошенная вскользь. Но люди — странные существа. Слова, сказанные простым кэрлом, не имеют веса, а то, что произнес корроль… Дело было так, один тэн напал на другого. Тот отрравил колодец на пути вражеского отрряда, несколько десятков воинов умерли. Дело дошло до королевского суда. Ансгар не стал слушать истца, он сказал, что тот, кто защищает свой дом, имеет право делать это любым способом.

— Что ж, справедливо.

Цейссовский бинокль снова пошёл в дело. Тело лазутчика ещё подёргивалось, руки скребли по земле, тянулись к спасительному лесу. Эльфа трудно убить, в особенности — ядом. Людские болезни на них не действуют вовсе, отрава, хоть и самая смертоносная, довольно быстро побеждается организмом, способным жить тысячелетиями. Но Урмас прав, в ближайшее время этот — уже не боец. А если муки достаточно сильны, эльф может и с собой покончить, лесные долгожители боль переносят плохо. Пытать их, кстати, одно удовольствие — там, где человек будет смеяться в лицо палачам, эльф после первой же загнанной под ноготь иглы расскажет всё, о чём его спросят.

Взгляд, усиленный просветлённой оптикой, скользнул вдоль опушки леса. Подсознательно Оррин ожидал увидеть укрывавшихся за деревьями воинов, готовых броситься на штурм, но ничего подобного не наблюдалось. Оно и понятно — увидеть эльфа в лесу можно лишь если тот сам захочет показаться, а людям и вовсе не следует высовываться. Солнце стоит в зените, не лучшее время для того, чтобы лезть на стены под прицелом дальнобойных арбалетов, катапульт и баллист. Вот завтра утром — другое дело. Эльфы наверняка туман притянут, в этом деле они мастера. Но, скорее всего, ближайшие дня три-четыре пройдут относительно спокойно. Штурмовать крепость, стены которой вздымаются где на четыре, а где и на все пять десятков локтей, без осадных орудий — безумие. Строить что-то серьёзное осаждающие (в том, что они в лесу присутствуют либо подтянутся в самом ближайшем времени, Оррин не сомневался) не станут, эльфам не составит труда вырастить потрясающе гибкие деревья-рогатки, способные метнуть пятикилограммовый камень метров на семьсот. Точность так себе, зато затрат никаких. Правда, колупать этими камнями могучие стены Каэр Тора можно до второго пришествия.

Этими мыслями он поделился с Урмасом. Тот лишь ухмыльнулся.

— Рогатки, да… Помнишь, в прошлый рраз они нам изрядно навредили. Не беспокойся, дрруг, эльфов ждёт сюрприз. Три года мы покупали соль, много соли… Посмотррим, как нашим недобррым гостям удастся вырастить деревья на солончаке.

Оррин вернулся к своему занятию, поскольку делать было особо нечего. Дирак продолжал гонять молодняк, заставляя их наводить баллисту на разбитую телегу, не заглядывая в свитки с расчётами, саами снова задремал, прижавшись щекой к посоху и обхватив его обеими руками, Урмас откровенно скучал.

Внезапно всадник вздрогнул, вгляделся пристальнее. Из-за кустов на открытое пространство вышли четыре фигуры. Трое мужчин, одна — судя по одежде — женщина. Расстояние было достаточно велико для бинокля, но Оррин мог бы поклясться, что узнал женщину. Которой, кстати, здесь совершенно не положено было находиться.

— Урмас, у нас проблемы.

— Что случилось, дрруг? — вождь тут же подобрался и подошёл вплотную к зубчатому парапету башни. Всадник протянул ему бинокль.

— Вон, посмотри… чуть в стороне от дороги.

— Четверо… гм… людей, я думаю, — сообщил арраук после небольшой паузы. — Эльфы одеваются иначе. Женщина. Если они не с эльфами, у них непрриятности.

— Они точно не с эльфами, — вздохнул Фаррел. — Женщина — суашини, моя близкая-по-рождению.

— Сестрра?

— Можно сказать и так. Её зовут Гэль.

— Что она делает в лесу?

— Если бы я знал…

— Их убьют, — безапелляционно заявил Урмас. — Или возьмут в плен, будут пытать, а потом всё равно убьют.

— Уверен?

— Уверен, — суарр смачно сплюнул. — Видел такое рраньше.

— Можешь что-нибудь сделать?

Урмас некоторое время помолчал, затем без особой уверенности предложил:

— Оррганизовать вылазку?

Подумав, всадник покачал головой.

— Твои бойцы не успеют. Думаю, в лесу полно эльфов, да и людей хватает. К тому же арраукам придётся идти под градом стрел, лишние потери не нужны. Как только вы высунетесь за стены, этих четверых утянут в лес. Думаю, они пока что на свободе лишь потому, что эльфам неизвестны их намерения.

— Есть идеи?

Присутствие в лесу эльфов являлось лишь предположением, нельзя было исключать и вероятность того, что шпион был одиночкой. Но четвёрка, расположившаяся у опушки, почему-то не делала попыток направиться к воротам Каэр Тора. Гэль здесь раньше не бывала, но Фаррел-Фрейр рассказывал ей и о цитадели, и о своём знакомстве с Урмасом, и о том, что здесь можно, при необходимости, обрести помощь и защиту. Было бы логичным, оказавшись ввиду крепости, тут же двинуться к ней, под защиту стен, но Гэль почему-то не спешила.

— Она заметила засаду, — прошептал Оррин. — Заметила или почувствовала.

— Твоя сестрра — воин?

— Она волшебница. Но эльфийские стрелы в лесу, да со всех сторон… тут не волшебницей, тут богиней надо быть. Хотя… знаешь, друг, есть одна возможность. Но и риск велик.

— Говорри.

— Крепость закрыта от построения порталов?

Урмас посмотрел на всадника чуть ли не с сочувствием.

— А сам как думаешь? Зачем мне непрошенные гости, появляющиеся в наших коридорах без прриглашения? Саами постоянно обновляют заклинание.

— Значит, саами? Не артефакты, точно?

— В Каэр Арте есть артефакты, — внезапно подал голос колдун, до этого казавшийся спящим. Впрочем, и говорил он, не открывая глаз. — И в Каэр Дуффе тоже. Здесь защиту строил я, поддерживают её мои ученики. Артефакты ненадёжны, их можно сломать с большого расстояния, эльфы наловчились делать это уже давно. Последний артефакт Каэр Тора был потерян больше двадцати лет назад.

— Ты сможешь на время снять защиту, мудрый? А затем быстро вернуть её?

Старик молчал долго.

— Да. Двадцать ударов сердца.

Двадцать секунд. Если эльфы не спускают с крепости глаз, если у них наготове отряды людей, если они опознали в Гэль сильную волшебницу, если смогли просчитать единственно возможный для неё и её спутников путь быстро и без риска попасть под защиту цитадели — то порталы они откроют сразу же. Ну, скажем, с задержкой три-четыре секунды. Планировка крепости осаждающим известна, в мирное время и люди, и эльфы периодически посещали Каэр Тор по делам торговым, а где торговля — там и разведка, как же без неё.

По всей видимости, те же мысли пришли и к Урмасу.

— Сколько порталов они сумеют откррыть? — вопрос адресовался колдуну.

— Среди молодых эльфов не так много тех, кто способен использовать эту магию, — пробурчал саами. — Среди опытных мало тех, кому хочется умирать под стенами нашей крепости. Я думаю, не больше дюжины.

Суарр почесал когтями затылок.

— Дюжина, значит. Половина к воротам, остальные — на привратные башни. Им и продержаться-то понадобится недолго, двадцатую часть стражи, или чуть больше. Пока дружки от леса добегут.

— Риск слишком велик, Урмас.

— Риск, ха… — оскалился вождь. — Это им риск, дрруг, а для нас хоррошая возможность показать этим лесным выползням, что тут их ждёт добрая дррака. Эй, Дирак! Всем катапультам второго нижнего яруса — прицел на ворота, катапультам и баллистам первого — на верхние площадки привратных башен. Баллисты зарядить ежами.

Он перевесился через парапет, мгновение высматривал там кого-то, затем заорал так, что у Оррина заложило уши.

— Саррмак! Уводи бойцов с привратных башен. Всех свободных арбалетчиков — на первый внутренний ррубеж, туда же полсотни латников. По десятку латников к каждой катапульте. Всем арбалетчикам — прриготовиться.

На добрых три минуты в цитадели воцарился настоящий хаос. Первый внутренний рубеж, крепость в крепости, ловушка для тех, кому удастся ворваться в Каэр Тор через проломленные ворота — относительно небольшая площадка, окружённая каменной стенкой в рост человека, из-за которой стрелки имеют возможность расстреливать штурмующих в упор, с десятка шагов — нет доспехов, способных выдержать попадание болта из тяжёлого арбалета с такой дистанции. Меж позиций арбалетчиков — проходы для воинов. Когда Оррин осматривал эти укрепления в первое своё посещение Каэр Тора, он не раз задавался вопросом — а есть ли вообще у осаждающих хотя бы малейший шанс на победу? Разве что сровнять эти древние стены с землей…

Хотя на любую силу рано или поздно найдётся большая сила. Ведь взяли ша-де-синн крепости аррауков в их родном мире.

— Воины готовы, — сообщил Урмас, неторопливо снимая чехол со здоровенного топора. — Твоя сестрра сумеет увидеть твой сигнал?

— Она знает, что я здесь, — уверенно ответил Оррин. — Она также знает, что Каэр Тор защищён от магии портала. Думаю, они не зря столь долго стоят — явно ждут возможности добраться до крепости. Гэль склонна к принятию быстрых решений, но и осторожность ей не чужда. Думаю, посредством магии она видит меня сейчас лучше, чем я её — с помощью бинокля. И ждёт.

— Хорошо, тогда приготовься подать ей знак, — он повернулся к колдуну. — Можно приступать, мастер.

Старик кивнул, снова встал — Оррину показалось, что он услышал, как скрипят измученные временем кости — и, буквально вонзив посох в каменную плиту, принялся крутить его меж ладоней, что-то бормоча себе под нос. Эффект проявился почти сразу. Воздух над цитаделью на мгновение подернулся рябью, похожей на марево, висящее жарким летом над раскалённым асфальтом. Всадник запрыгнул на парапет, стараясь не думать о том, что подвернись нога — и падать придётся очень долго, вскинул над головой руки, соединив их в круг, и резко развел в стороны. Гэль умная, поймёт. Хотя, говоря откровенно, движения воздуха над Каэр Тором не заметил бы разве что слепой.

Почти сразу же посреди площадки, в паре шагов от баллисты, взметнулся серый вихрь портала. Из него выскочил… нет, вылетел худощавый юноша, которого явно как следует толкнули в спину, за ним, в том же темпе, вывалился второй парень. Ещё один мужчина проскользнул сквозь марево торопливо, но аккуратно — о двоих, лежащих друг на друге, он не споткнулся и рядом не грохнулся. Последней из портала вынырнула Гэль и, обернувшись, резким взмахом руки словно перечеркнула кипящее серое облачко, тут же рассеявшееся клочьями уже обычного дыма.

А в следующую секунду…

— Тео, друг! Глазам не верю!

— Дядя Фёдор?

— Миша? Какого хрена?..

Глава 7

В которой Миша ищет себе собеседника, теряет родственника, наблюдает за дуэлью и узнаёт много нового

Догнать этого Фаррела Оррина — не имя, а сплошное рычание — мне так и не удалось. Лошадёнка, на поверку, явно не стоила уплаченных за неё денег. Может, на небольших дистанциях она и могла уверенно добраться из пункта «А» в пункт «Б», но уже к вечеру второго дня пути начала демонстрировать неуважение к всаднику. И, к тому же, дала понять, что никакого аллюра, кроме шага, отныне я от неё не дождусь.

Меня не оставляло ощущение, что какие-то неведомые и, стопроцентно, зловредные силы замкнули дорогу в кольцо и из этой колдовской окружности я уже никогда не выйду. Так и сдохну у очередного куста, как две капли воды похожего на сотню точно таких же, оставшихся за спиной. Дошло до того, что я начал пристально всматриваться в дорожную пыль, почти уверенный, что очень скоро увижу в ней свои собственные следы.

Следы были. Не мои, это я утрирую… хотя кто их разберёт. Время от времени по этому тракту явно кто-то передвигался. Правда, я пока никого не встретил, даже волки перестали беспокоить меня воем. Вообще, если подумать, идиллия — густые кроны деревьев смыкаются над дорогой, время от времени сквозь листву пробиваются солнечные лучи, воздух чистый и прохладный. Только вот однообразие утомляет. Правду говорят, что за хорошей беседой любой путь кажется короче. С лошадью поговорить, что ли?

— Ты не могла бы двигаться быстрее?

И ухом не повела, скотина. Интересно, у неё есть имя? Надо было спросить, но я как-то не подумал об этом. С другой стороны, я не специалист в этом деле, но почему-то всегда считал, что лошадям имена, присваиваемые им людьми, глубоко индифферентны. Собаки — те своё имя помнят… ну, по крайней мере, если позовёшь — прибежит. Кошка — та ещё подумает, в конце концов, каждая кошка искренне убеждена, что хозяйка в доме именно она, а эти двуногие дылды — просто устройства для кормления и чесания. Нет, ну лошадям имя иметь положено. Надо бы что-то придумать. Не в том смысле, что я ей буду орать — «эй, как-там-тебя, дуй сюда», и она сразу же прибежит, весело потряхивая хвостом, а просто раз уж эта волчья сыть для меня сейчас единственный собеседник, то неудобно как-то без имени получается.

Итак, тварь ленивая, ты у меня будешь… Россинант? Слишком много чести, да и с полом накладочка выходит. Изольда? Хм, почему Изольда? Местный колорит сказывается? Фрося, вот — самое оно. Фрося, ленивая, с хронически унылой мордой и выражением глаз типа «ой, как вы все меня достали».

— Фрося, жрать хочешь?

Тоскливый взгляд в ответ, в котором нет ни капли благодарности за только что обретённое имя. Или готовности к диалогу. Жрать она хочет всегда, я подозреваю, это потому, что процесс прореживания придорожной зелени несовместим с погоней за Леночкой и сопровождающим её всадником. Или это она его сопровождает?

Вот, кстати, характерный аспект неспешного путешествия в одиночестве. Лезут в голову всякие мысли, одна лучше другой. Хорошо, догоню я этого Фаррела. А дальше-то что? Попрошу вежливо — «господин хороший, девушку отдайте-ка, я её домой отвезу, к папе с мачехой». Сразу возникает два вопроса. Во-первых, а хочет ли Лена возвращаться в отчий дом, из которого сама же и сбежала? Во-вторых, он сразу меня проткнёт чем-нибудь острым, или сперва поглумится?

В принципе, я верю в человеческую доброту. Я вполне могу допустить, что этот всадник способен бросить медную монету нищему, накормить голодного, защитить слабого. Тот факт, что этот, возможно, добрейшей души человек воспользовался ситуацией и захомутал беспомощную девчонку себе в рабыни, пользуясь законом, о котором она и не слыхивала, ни о чём не говорит. Одно другому не мешает, бал правят традиции. Облагодетельствовать убогого — традиция. Обзавестись персональной рабыней — тоже. Можно ли осуждать дикаря из племени мумбо-юмбо за привычку обедать человечиной? Ведь он искренне верит, что всё делает правильно, в полной гармонии с местной моралью. Так поступали его отцы и деды, так действуют друзья и соседи, а тут вы явились со странными утверждениями, что человеков кушать низзя. С такими претензиями можно и самому на праздничный обед угодить. В качестве главного блюда.

— Фрося, ты хочешь, чтобы тебя съели?

Кажется, она согласна стать шашлыком, лишь бы её не заставляли тащиться в какую-то неведомую даль.

— Дура ты, Фрося. Даром, что философский вид на свою морду напускаешь.

Мораль сей басни такова — всадник Фаррел «в законе», а я тут как раз выступаю в роли того миссионера, что пытается перетянуть людоедов в вегетарианство. Возмутитель спокойствия. А что правильное общество должно сделать с возмутителем спокойствия? Правильно, изолировать его от себя, дабы не мешал жить по заветам отцов и дедов. Вот Фаррел меня и изолирует — и ведь прав будет.

Интересно, сколько стоит рабыня?

— Как думаешь, Фрося, молодая, но очень худая девка стоит больше, чем старая и ленивая лошадь? Если меньше — я тебя на Лену махну не глядя.

Есть такой анекдот. Турист, проживший месяц в пустыне, рассказывает: — «Сначала ты разговариваешь сам с собой, через неделю начинаешь разговаривать с ящерицами, через две понимаешь, что они с тобой говорят. А потом оказывается, что ты их с интересом слушаешь». Не знаю, как тот турист, но неделю я свёл к трём дням и с лошадью уже говорю. Вероятно, скоро она начнёт отвечать.

Ну ладно, а какие у меня варианты? Я сейчас не про Фросю, я про всадника и его рабыню. Вариант первый — дождаться, пока они устроятся на ночлег, после чего выкрасть девчонку. Эдакий Михаил Чингачгукович… неслышно подобрался, разрезал стягивающие юную деву путы, взвалил её на плечо — и бежать, бежать! Ну а Фрося, для полноты картины, тут же оборотится в полудикого мустанга и с удвоенным грузом на спине умчится от взбешенного рабовладельца. Вариант второй — устроить засаду и всадить аборигену стрелу в… ну, короче, куда-нибудь, чтобы стал посговорчивее. Самый, замечу, реалистичный вариант. А промахнусь — сделаю себе харакири. Если успею.

Есть путь честный и прямой. Выкупить у Фаррела девушку. Хоть её же луком рассчитаться, хоть златоустовским ножом. Ну не может рабыня, к тому же такая худая, стоить больше, чем блочный «Хойт»! Воин должен оценить. И опять-таки — кто, скажите, помешает воину этот лук, этот нож, а также всё остальное моё имущество, включая хронически безрадостную Фросю, попросту приватизировать, оставив меня гнить в придорожных кустах?

Мда, что-то мой поход нравится мне всё меньше и меньше.

— Скажи-ка, Фрося, нам долго ещё ехать?

— Такими темпами — вечность.

Оппа… кажется, приехали. В смысле — приплыли. «Я уехала. Прощай навсегда. Твоя крыша». Что там дальше по программе? Я буду с интересом слушать Фросины рассказы о нелёгкой и беспросветной лошадиной жизни и пускать скупую мужскую слезу в самых трогательных местах. Кстати, вот что интересно, реплика лошади прозвучала по-русски. Когда это она выучить успела? Какая талантливая скотина…

— Михаил, ты заснул?

Я тряхнул головой, пытаясь вернуть ясность мыслям. Затем сообразил, что голос исходит не от унылой Фросиной морды, а откуда-то у меня из-за спины. И голос, кстати, смутно знакомый.

— Галя?

Выглядела волшебница, надо признать, «на все сто». Дева-воительница восьмидесятого уровня. Изящная кольчужка тончайшего плетения — как мне кажется, такую можно пальцем проткнуть, если как следует надавить, высокие, почти до колена, сапоги из тёмно-зелёной кожи, зелёный же плащ, чуть ли не шёлковый, красиво струится к самой земле. На поясе — меч… ага, знакомая штука. Трофей с того седого покойника. Блондинистые волосы эффектно рассыпались по плечам. В общем, прямо картинка из какой-нибудь фэнтэзийной компьютерной игры. Только один нюанс — там женские персонажи часто щеголяют голыми ногами, да и бюст раскладывают в бронелифчике так, чтобы противник утратил всякую способность к сопротивлению. Видимо подразумевается, что лучшая боевая экипировка — это убийственная красота. Увы, полюбоваться Галиными ножками я мог только в своём воображении — между кольчугой и сапогами просматривались лишь довольно мешковатые штаны из плотной чёрной ткани. И кольчуга под горло и до запястий, никаких тебе обнажённостей.

— Ага, это я, — кивнула юная волшебница. — А упомянутая тобой Фрося, надо понимать, это милое блохастое создание?

— Фрося — мой друг и транспорт, — вступился я за моё «удачное» приобретение.

— И собеседник, — подколола девушка.

Только тут я заметил, что волшебница не одна. Чуть поодаль стояли двое — один мужчина весьма в годах, невысокий и слегка раздобревший. Второй — длинный парень с совершенно идиотскими усиками-ниточками и собранными в хвост волосами. Волосы, кстати, светлые, а усы — тёмные. Что из этого он красит?

Я вообще-то к таким типам отношусь без особой симпатии. Нет, я не гомофоб — в наше время и в нашей стране неизвестно, что лучше, быть сторонником «нетрадиционных отношений» или их ярым противником. И в том и в другом случае заклюют. Личное мнение лучше держать при себе. Но и воспринимать всерьёз эдакого индивидуума я не могу. Хотя кто его знает, может, это у него просто образ такой. Вон, Галя из себя валькирию изображает, а этот… ученик чародея? Наверняка нерадивый.

— Других нет, — буркнул я, имея в виду «собеседника». — Вернее, не было.

— Теперь есть, — усмехнулась Галя. — Знакомься, Миша. Это господин Руфус Гордон, экзорцист. С ним его ученик, Николаус дер Торрин. Прошу любить и жаловать.

— Очень приятно, — я спрыгнул на землю и протянул руку. — Михаил Орлов.

— Можно просто Миша? — Гордон стиснул мою ладонь.

Мда… может, он и выглядит располневшим и неповоротливым, но рука у него, как тиски. Уважаю. И меч у него такой себе серьёзный. Я, прямо скажем, не знаток, но это же сразу видно, когда человек пользуется чем-то, к чему непривычен. Скажем, возьмите женщин и их маленькие сумочки-клатчи. У одной эта сумка — как продолжение руки, другая же явно не знает, что с ней делать. И это заметно. У господина Гордона меч на поясе висел так, словно являлся столь же привычным атрибутом, сколь для городского жителя — мобильный телефон. Если оружие убрать — образу господина Гордона явно будет недоставать чего-то важного.

— Нужно, — улыбнулся я.

— Ну и хорошо, — он выпустил мою ладонь. — Я Руфус. Или Руф, если удобно.

— Ник, — его спутник тоже сунул мне ладонь. Влажную и вялую, после такой хочется вытереть руку о штаны, хотя это и невежливо.

Вообще, как говорил дядя Фёдор, рукопожатие — это целая наука. Не высшая математика, можно и без учебника обойтись, но основы выучить всё-таки надо. Как руку подавать, сколько раз встряхивать, как выбирать дистанцию. Кое-кому не мешало бы взять парочку уроков.

— Рад знакомству, — сообщил я Нику и, повернувшись к его наставнику, поинтересовался: — простите, а термин «экзорцист» означает, что вы бесов изгоняете?

— В некотором смысле, — серьёзно кивнул Руфус. — Я уже знаю, что понимается под этим словом в вашем мире, Миша. Только у вас под термином «изгнание бесов» подразумевается чаще избавление от некой нематериальной сущности, в то время как мои бесы очень реальны. Иногда — слишком.

Говорил он по-русски, но… не то чтобы не совсем чисто, скорее, довольно академично. И слова о «вашем мире» я мимо ушей не пропустил. Гость, значит.

— А вы отсюда?

— Нет, мы с Суонна, — ответил он так, словно я, как любой в меру образованный человек, просто обязан знать, что такое Суонн и где он находится. Скорее всего, не самое приятное местечко, если бесы там материальны и их приходится изгонять мечом.

— Давайте оставим расспросы на потом, — в голосе волшебницы прозвенели нотки нетерпения. — Миша, тебе удалось найти девушку?

Поначалу я решил, что она издевается. Если бы мне удалось задуманное, то Лена, очевидно, была бы здесь. Затем я вдруг понял, что вопрос вполне искренний. Этот мир полон опасностей. Ведь вполне всё могло сложиться так, что госпожа Друзова-младшая не пережила бы и первого дня. Уже за один только костёр в эльфийском лесу. На самом деле, я и сейчас не знаю, жива ли она. Как говорит мне мой небольшой опыт, полученный в магаданской тайге, магическому указателю совершенно по барабану, на что наводиться — на живого человека или на давно остывший труп.

— Нет. Но я иду по следу. А как вы нашли меня? Мне тут посоветовал один приятель…

— Обманку сделать? Хороший совет, не скрою, но меня такими штуками не возьмёшь, — рассмеялась девушка. — Твой «антирадар» я сразу нашла. Мог бы, приличия ради, не прятать его прямо у места перехода. Ладно, давай к делу. Что-нибудь узнал о ней?

— Немного, но… а откуда такой интерес к моей подопечной?

— Ситуация изменилась, Миша, — волшебница резко посерьезнела. — Теперь она «подопечная» не только для тебя, но и для всех нас. Помнишь того мужчину, которого я убила? Он ищет Лену. И тот факт, что я его пополам разрезала, сути проблемы не меняет. Он вернётся и снова пойдёт по следу. Почему — это тема отдельного и долгого разговора, который должен пройти в более спокойной обстановке. Так что выкладывай, чем богат.

Откровенно говоря, это скупое объяснение меня ни в малейшей степени не удовлетворило. Одно дело, когда Галя, выполняя просьбу общей знакомой, сделала для меня полезную в пути вещицу и дала пару советов, и совсем другое, когда она, вооружившись и заручившись помощью двух то ли попутчиков, то ли телохранителей, сама рванулась в другой мир. От похода в который меня, кстати, отговаривала. С другой стороны, я как раз недавно перебрал в уме все возможные варианты вызволения Лены из рабства и ничего подходящего не нашёл. Вчетвером такие вещи делать сподручнее.

— Лена прибыла сюда и сразу же не упустила возможности поссориться с эльфами, да так, что они её чуть в ёжика не превратили. В переносном смысле. Потом добралась до людей и там в первый же день умудрилась попасть в рабство к какому-то всаднику. Не в смысле конному, а типа наших рыцарей. Как я понимаю, здесь законы такие. Сейчас всадник увозит её куда-то туда, — я махнул рукой в ту сторону, куда направлялся перед встречей с волшебницей.

— Имя всадника? — деловито осведомилась Галя.

— Фаррел Оррин. Кстати, что из этого имя, а что фамилия, не знаю.

— Ага… — мои слова её вроде как обрадовали. — Что ж, это хорошо. И я теперь знаю, куда они едут.

Она подошла к лошади, выставила перед собой ладонь, что-то прошептала и Фрося на мгновение вышла из своей чёрной меланхолии, увидев, что ей протягивают кусок сахара с кулак размером. Подхватив угощение мягкими губами, она смачно зачавкала. Девушка поморщилась и вытерла обслюнявленную ладонь о рукав куртки.

Вы спросите, о какой куртке речь, ведь я говорил, что на Гале была кольчуга? Вот именно… это был рукав моей куртки.

— Тебе эта кляча очень дорога?

— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти пешком, — ответил я банальностью.

Удобно, что ни говори, банальности — они такие, они хоть и всем известны, но от этого не утрачивают ни капли истинности. Изрекаешь с умным видом избитую истину, на которую и возразить-то нечего, и всё — считай, раунд в споре за тобой. И неважно, что по зрелому размышлению можно утверждать, что пешком я бы двигался быстрее. Я не кривил душой. Пусть Фрося ленива и нерасторопна, пусть собеседник из неё вообще никакой, но вдвоём всё равно лучше, чем в одиночку.

— Ехать нам не придётся, — задумчиво пробормотала Галя, словно собираясь убедить меня с транспортным средством расстаться, затем махнула рукой. — Ладно, возьмём её с собой. Мастер Руфус, оружие держите наготове. Ник, ты тоже повнимательнее будь. Но запомните, первыми не нападать ни на кого, ясно? Мы идём к арраукам, это местные представители «вселенского зла», к тому же их внешний вид действует на непривычных к нему людей весьма специфически. Когда познакомитесь с ними поближе, поймёте, что они очень неплохие ребята.

Мне кажется, что почти любой современный мне молодой человек, вне зависимости от пола, очень психологически устойчив. Я не имею в виду то, что принято подразумевать под этим термином. У меня, например, есть пара знакомых девчонок, вполне нормальных и по внешнему виду, и по уровню образования, но очень склонных к депрессиям, душевным терзаниям, меланхолии, апатии и прочим состояниям, которые трудно отнести к категории «нормальных». Отец, помнится, весьма неодобрительно отзывался об этих особенностях современной молодежи. Мол, в его-то время и слова-то такого, «депрессия», не знали. Работали, влюблялись, искали приключений на свою задницу, чем-то увлекались, пусть пили — но «впадать в депрессию» не торопились. Может, и в самом деле потому, что не слишком представляли себе, что это такое. Сейчас — иное дело. О посещении психотерапевта некоторые говорят чуть ли не с гордостью. Мол, мы современные, мы в тренде. А жизнь — она ж из сплошных стрессов состоит, как тут без психотерапевта разобраться. Признаться, когда отец об этом говорил — не мне, маме, я просто слышал краем уха — то я и не задумывался над тем, что, по сути, молодые и не утраханные работой до полусмерти люди сознательно и добровольно относят себя к психически больным. Позже начал задумываться, но не сказать, чтобы меня это беспокоило. Не моя проблема. У каждого времени — своя мода. Вон, говорят, когда-то была мода отращивать бороды, бродить по лесу и, сидя у костра под звёздным небом, горланить под треньканье расстроенной гитары «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Мода прошла, гитары старшего поколения пылятся в кладовке, а новое если и попытается что-нибудь изобразить, так разве что из блатняка.

Но я не об этом. Современный мне молодой человек, при всей склонности к депрессиям и самокопаниям, разучился удивляться. Слишком много читано и смотрено, игры опять-таки… Отец говорил, что в его детстве, чтобы ощутить себя рыцарем, надо было, во-первых, разыскать где-нибудь хороший кусок фанеры, а лучше фрагмент фанерной бочки, из которой получались особо отменные (на зависть всему двору) щиты, затем изобразить что-то вроде меча — поработать и ножовкой, и ножиком. А потом этот меч, в который вкладывалось два часа напряжённого труда, раскалывался в первом же «сражении».

Сейчас всё проще. Хочешь — стань рыцарем, лекарем, менестрелем. Или волшебницей. Многие парни, погружаясь в мир онлайн-игр, почему-то выбирают себе женские персонажи. Я думал, девчонки — их в этих игровых вселенных немало — уж точно не возьмут себе персонажем брутального мужика или волосатого орка. Щаззз! Ещё как берут.

Желаешь добавить реалистичности — вперёд, в леса. И оружие подберёшь по размеру кошелька, кому — текстолитовое, кому — стальное. Ощути себя хоть Робином Гудом (разбойник ведь, если разобраться), хоть Д'Артаньяном (между прочим, изменник с точки зрения Франции), хоть тем же эльфом.

Можно поучаствовать во второй мировой, на стороне хороших парней — или, если так уж хочется, против них. Хотя логика подсказывает, что те, кто на твоей стороне, всегда «хорошие парни». Пожелай — и сядешь за штурвал космического корабля, и будешь на полном серьезе обсуждать с приятелями, как именно лучше наладить разработку полезных ресурсов вон на том астероиде и чем плазменная пушка лучше банальной лазерной.

Поэтому, как мне представляется, если современный парень встретит летающую тарелку, никакого особого шока это не вызовет. Максимум — интерес. «Мужики, а вы на релятивистских скоростях или через гиперпространство к нам?». Так и здесь — кого из подрастающего поколения можно удивить магией? Игроманы воспримут как нечто само собой разумеющееся, плавали, мол, знаем. Скептики — начнут бормотать о пространственно-временных переходах, теории суперструн и прочих научных заумностях. Иные просто не поверят собственным глазам. Но многие ли впадут, скажем, в религиозный экстаз, многие ли начнут бормотать «чудо, чудо»?

Мы разучились удивляться. Мы уверены, что мир делится на обыденное и… и тоже обыденное, но нам пока непонятное. Что есть портал, созданный вот минуту назад Галей? Колышущееся в воздухе облачко серой мути, войдёшь здесь — а выйдешь двумя десятками километров дальше. Пространственный прокол, вполне заурядно. Да, физики пока не освоили — но раз Галя это сделала, значит, явление в принципе познаваемое и повторяемое, следовательно, надо не падать на колени, а использовать. Или исследовать, это уж кому на что мозгов хватит. По сути, мобильный телефон — вещь куда более загадочная и сложная, микросхемы, процессоры, жидкие кристаллы… Высокие технологии. А Галя — руками поводила, пару слов бросила — всего-то делов. Моторная составляющая, вербальная составляющая, психическая… Умеет. Вон, мой сосед по школьной парте ушами шевелить умел, а я, сколь ни морщился от натуги, так в этом сложном деле ничего и не достиг. Не дано. А ей — дано, чему ж тут удивляться. Позавидовать, разве что.

Фрося, кстати, процесс прохода через межпространственный портал (как на самом деле эта штука называется, я так и не узнал, сперва не до того было, а потом… потом и вовсе такие мелочи из головы вылетели) перенесла с полнейшим равнодушием. Вошла в туман, вышла из тумана — скорее всего, толком и не заметила, что при этом покрыла дневной переход. Да и я не ощутил ничего необычного, проход по «тонкому пути», открытому мэллорном, был и то более впечатляющ.

Позади осталась лесная дорога, впереди — с полкилометра (или больше, не знаю) тщательно выкошенного луга, а дальше рвутся к небу могучие каменные стены крепости. Загранпоездками меня дядя Фёдор не баловал, но фотографии земных замков и крепостей я видел. По сравнению с этой — не впечатляют, если честно. Говорят, что неприступных крепостей не бывает, но тот, кто говорит, ничего подобного этой цитадели в жизни не видел.

— Стойте!

Галя подняла руку, словно регулировщик палочку. Можно подумать, одного слова недостаточно.

— Нам туда?

— В общем-то, да, — протянула волшебница, но в голосе её слышалась некоторая неуверенность. — Подождите минутку, разберусь.

Пока девушка, полуприкрыв глаза, «разбиралась», я огляделся. Гордон стоял спокойно, опёршись на меч, и с явным интересом разглядывал величественное сооружение. Его молодой спутник, напротив, выглядит несколько возбуждённым, шарит взглядом по кустам, пальцы правой руки собраны в щепоть, словно сжимает что-то невидимое и маленькое. Он что, волшебник?

— У вас таких нет? — с деланным равнодушием поинтересовался я у Руфуса, кивая в сторону уходящих к небу стен и башен.

— Давно уж нет, — кивнул он. — Вернее, кое-что осталось от старых времен, но сейчас уже не строим.

— Войны кончились?

— Можно сказать и так.

— То-то смотрю, меч у вас в руке лежит профессионально, — не удержался я от ехидного замечания.

— Эта крепость строилась против людей, — пожал он плечами, — а у нас противники другие. Опасные, не без того, но хоть толпами не ходят.

Он немного подумал и поправился:

— Как правило, не ходят.

— Мы здесь не одни, — внезапно прошептал Ник, и я заметил, как меж его сжатыми пальцами что-то заискрилось, словно рой крошечных снежинок. — По-моему, за нами следят.

— Ага, — Галя оставалась неподвижной, но я явственно ощущал, что девушка сейчас похожа на сжатую до предела пружину. — Следят и держат на прицеле. Это плохо. Вы уж постарайтесь не делать резких движений. Ник, расслабься, если они учуют твоё заклинание, могут и напасть.

— А так не нападут? — спросил он нервно.

— Могут и так. Но пока изучают, присматриваются. В общем, так, друзья. Построить портал отсюда прямо в крепость не получится, там такие защитные заклинания, что мне их не взломать. Но те, что в крепости, нас заметили. Если Фаррел сейчас там, он примет меры.

Она говорила по-русски, хотя, по логике, и Галя, и Руфус с Ником вполне владеют и местным наречием. Видимо, это для того, чтобы укрывшиеся в лесу не поняли.

— Вокруг нас человек шестьдесят, не меньше. В основном люди, есть несколько эльфов. Думаю, крепость в осаде, хотя штурма пока не было. В крепости об осаде знают. И…

Она повернулась и я вздрогнул — глаза у Гали стали огромными, налились сочным фиолетовым цветом, но глядели невидяще, словно сквозь нас.

— Вижу… Фаррела.

Запинка не осталась незамеченной. Она, похоже, хотела назвать другое имя, но почему-то передумала в последний миг.

— Что будем делать? — деловито поинтересовался Руфус. — Прорываться?

Что-то он на удивление спокоен, словно каждый день до обеда прорывается сквозь эльфийские засады к крепостям сторонников вселенского зла. А после обеда — обратно, чтобы кровь в ногах не застаивалась. Я-то понимаю, что это не компьютерная игра, где можно сохраниться… ну или, в крайнем случае, ожить после смертельных ран где-нибудь в безопасном месте и попробовать снова, с другой тактикой. Или мужик безмерно крут, или не воспринимает происходящее всерьёз. Вон, напарничек его явно на вещи смотрит реальнее, взмок весь. И руки дрожат.

— Нам и десяти шагов пройти не дадут, — осадила его волшебница. — Пока ждём. Фаррел даст знак.

Она снова повернулась и уставилась на далёкую крепость, словно с такого расстояния и в самом деле могла различить человека на стене. Или могла? Не зря ж у неё с глазами такое произошло?

— Защитная магия, блокирующая открытие порталов, у аррауков — дело обычное, — она говорила негромко, словно самой себе. — Чаще используют амулеты, с ними возиться не надо, один раз настроил — и пользуйся. Но у амулетов есть пара недостатков. Во-первых, хороший маг сможет их вывести из строя с большого расстояния, хоть прямо отсюда. Во-вторых, отключить амулеты недолго, но создаваемое ими защитное поле… Руфус, термин «поле» тебе понятен?

— Более или менее.

По моим ощущениями, нифига он не понял. Какое там понятие «поле» в мире мечей? Если не говорить о поле в первичном значении этого слова, то есть о земле, чем-то засеянной. Но Руфус явно не дурак, понимает, что объяснения сейчас не ко времени, всё, что неясно, можно будет выспросить потом, в более спокойной обстановке.

— Так вот, это поле… или купол, если проще, исчезает не сразу. Сперва истончается, становится слабее, и только потом рассеивается. Иное дело, когда купол поддерживают маги. Они снять защиту могут быстро, в считанные мгновения. Если нам повезёт — готовьтесь к броску. Миша, мне очень жаль, но с лошадью тебе придётся попрощаться. Я не была в крепости, портал смогу открыть только на верхушку башни. И на то, чтобы в него нырнуть, у нас будет пара мгновений от силы, иначе стрелами нашпигуют, как ёжиков.

Мысленно попросив у Фроси прощения за нашу несостоявшуюся дружбу, я нарочито медленно снял с её спины свои пожитки и роскошный лук беглянки Леночки. Пусть Фрося и достанется аборигенам — если повезёт, обретёт нового хозяина, если нет, пойдёт на жаркое — но уж чужое имущество я этим хмырям, что сидят в засаде, оставлять не намерен. По большому счёту, лошадь — тоже имущество, за неё деньги уплачены, пусть и весьма скромные, но тут уж ничего не поделаешь. Грудью прикрыть друга — это вполне героически, вполне правильно. А вот умирать ради этой меланхоличной клячи как-то не хочется.

— Руфус, если портал откроется, первыми идут мальчики, потом ты, я замыкаю.

— Но… — начал было спорить экзорцист, затем вдруг резко сдал назад. — Понял.

— Если же он не сможет уговорить аррауков снять защиту, или если она держится на амулетах, тогда я открою портал куда-нибудь подальше отсюда. Порядок прохода тот же. А пока ждём.

Мы и ждали. Руфус — всё так же внешне спокойно, хотя заметно было, что он собран и готов к действию. Ник явно нервничал. Галя вообще превратилась в статую. А меня терзали какие-то обрывочные мысли. Что-то было неправильно, что-то не сходилось в словах волшебницы. Так бывает, когда ищешь какую-нибудь вещь, лежащую на самом видном месте — взгляд упорно обходит искомое, словно мозг не хочет принимать лёгкого пути, не хочет признавать, что то, что должно быть спрятано, вот — валяется прямо перед тобой. Всегда с недоверием относился к рассказам о поисках очков, сидящих на носу, или карандаша, заложенного за ухо. Разве такое может быть, неправда всё, для красного словца. А потом однажды так искал ключи от дома. Перерыл все карманы, зачем-то заглянул во все ящики стола, в ванной пошарил на полочке, где зубные щётки и бритвы. Не нашёл. Потом сел, начал мысленно перебирать те места, где ключам положено было находиться. И взгляд упёрся на крючок возле двери, прибитый как раз для этих целей, но ни разу по назначению не использовавшийся. Ну нет у меня привычки, заходя домой, вешать связку на этот крючок. Вот мозг и решил, что раз я так не делаю — значит, их там нет. Нет, и всё тут. А именно там ключики и висели… и в процессе поисков я мимо прошёл раз пять, да и взглядом скользил неоднократно.

Вот и сейчас именно такое ощущение. Словно я чего-то не увидел, чего-то не понял — и это таинственное «что-то» очень просто и очевидно. И важно.

Так, попробуем, как с теми ключами. По порядку. Сперва оценим то, что было сказано в последние минуты, явно мои ощущения связаны с услышанным. Фаррел, Галя его упомянула и очевидно, что они знакомы. Нет, не то… Засада. Это ближе, то, что я ищу, явно с засадой связано. Добежать до ворот крепости не успеем, стрелами достанут. Бежать далеко, полкилометра, а то и больше, с такого расстояния трудно определить точнее, да и не мастер я в этом. Поэтому Галя хочет открыть портал прямо в крепость. Чтобы вот так — раз, и в безопасности, за надёжными стенами. Что-то здесь неправильно, хотя что? Защитный купол, он мешает открыть портал… но… но ведь…

Я поймал мысль. Почти поймал — она оформилась, засияла, но ведь надо же и успеть облечь в слова. Я уже открыл было рот, но в этот момент небо над крепостью стремительно потемнело, а затем эта хмарь брызнула в стороны, истончаясь, исчезая… Галя вскинула руки, прямо перед Ником взметнулся серый вихрь, Руфус схватил ученика за шкирку, буквально зашвырнул в открывшийся портал, затем я ощутил, как мои ноги отрываются от земли и я лечу туда же, головой вперёд — силён этот экзорцист, ничего не скажешь. А мгновением позже прямо в лицо мне бросился серый камень, и всё, что я успел, это выставить перед собой руки, роняя пожитки и лишь надеясь не ободрать ладони и лицо до костей…

Бывает — палец прищемишь или уколешь чем-то, и боль пронзает такая, словно иголку под ноготь загнали. Я знаю, загонял… Не иголку, не мазохист же. Был как-то в гостях, провёл сдуру рукой под столом, по крышке, снизу… и загнал сантиметровую занозу точнёхонько под ноготь большого пальца. Вот как раз на сантиметр, да так, что под ногтевой пластиной её было видно во всей красе. И вытащить не смог, только кончик обломал, а что осталось — разлохматил. Слава богу, вполне ожидаемое воспаление так и не началось — потому как почти четыре часа отмачивал больной орган в рюмке с водкой. Да и в последующие дни компрессы ставил. Потом, спустя две недели, заноза стала выползать наружу — тогда и вытащил.

А бывает, что и травма довольно серьёзная, а боли не чувствуется. Она всё равно придёт, но попозже. Словно сам организм решает, когда можно тревожный сигнал мозгу подать, а когда и повременить бы с этим.

Вот и сейчас… я проехался по камням ладонями так, что просто не мог избежать повреждений. И совсем не ощутил этого. Занимала меня в тот момент не столько содранная напрочь кожа, сколько человек, стоящий у края каменной площадки. Кольчуга с массивными кованными наплечниками, стальные пластины на руках и ногах, меч в ножнах — этим тут никого не удивишь. А вот лицо… Рядом послышался голос Руфуса, слов я не разобрал, но удивление уловил отчетливо. Не знаю, что именно поразило экзорциста, но вот меня волна эмоций ударила так, что чуть дыхание не перехватило.

— Дядя Фёдор? — только и смог выдавить я.

— Миша? Какого хрена ты здесь делаешь? — рыкнул он, причём радости от нежданной встречи в его голосе не чувствовалось совершенно. — Ладно, потом…

— Порртал! — послышался чей-то громогласный, с акцентом на «р», крик. — В крруг! Саами за спины!

Как дядя Фёдор выхватил меч, я не успел заметить. Только что был в ножнах — и уже в руке, занесён для удара, а на спину мне опускается чья-то нога. Я попытался откатиться в сторону, тут же то ли подло получил носком сапога под дых, то ли об меня просто споткнулись. Блеск стали над головой, свист рассекаемого воздуха, поток чего-то тёплого и жидкого, обрушивающийся сверху… Я упёрся ободранными руками в камень, попытался подняться, тут же был вновь сбит с ног. Что-то с силой садануло по спине, опять удар ногой — да что же вы, суки, дайте хоть встать…

После очередного пинка — это потом понял, что меня не столько избивали ногами, сколько пытались отпихнуть в сторону, расчистить себе пространство для манёвра — я оказался отброшен к самому краю каменной площадки, где на высоту в три четверти моего роста вздымалась кладка из массивных валунов, промазанных раствором с лёгким зеленоватым отливом. Тут же попытался встать — и тело незамедлительно напомнило о том, что оно отнюдь не железное. Спину пронзил болевой спазм, брюхо скрутило, к горлу подкатил тошнотный комок. Это в кино героя перетягивают ломом, а он тут же вскакивает, как живчик, и снова бросается в свалку. Хотя нормальные, не киношные, герои после такого удара берут больничный на месяц. Или получают пожизненную инвалидность.

На площадке шёл бой. Или, если точнее, уже заканчивался. Дядя Фёдор и пятеро низкорослых воинов, закованных в броню по самое некуда, уверенно теснили кучку разномастно одетых и вооруженных людей. Те отчаянно пытались сопротивляться, но ясно было, что продлится это недолго. Вот один, неловко повернувшись, потерял равновесие, замешкался — и тут же получил жестокий удар в живот. Я, словно в замедленной съёмке, увидел, как брызнули в стороны звенья разорванной кольчуги, как вслед за металлическими ошмётками потянулись тягучие красные струйки.

«Не жилец» — почему-то отрешённо, подумал я.

Дядька мой двигался чудовищно, нечеловечески быстро. Или это остальные перемещались, словно ленивые улитки. Его меч ударил сверху, противник подставил какую-то палку — я подумал, что за глупость, с палкой против бронепехоты, и тут же сообразил, что то не палка, а лук с уже порванной тетивой — клинок без особого усилия рассёк препятствие и начисто снёс лучнику левую руку. А меч уже летел в лицо другому врагу, тот пытался защититься, вздёрнул небольшой круглый щит, диаметром в полметра от силы, но я видел, что не успеет. И точно, лезвие свистнуло над самой кромкой, окованной красным металлом, медью, очевидно, перечеркнуло лицо наискось на уровне глаз…

А потом время, едва плетущееся, вдруг пришло в себя и рванулось вперёд с нормальной скоростью. Или быстрее.

Схватка закончилась. Кто-то из нападавших был явно жив, но коротышки в стальных латах не вдавались в такие мелкие подробности. Сноровисто подхватывая павших и полудохлых за ноги и под руки, они, как следует раскачав груз, с сочным хеканьем перекидывали неудачников через зубчатую стену. Где-то далеко внизу раздавался звук падения тела, а вслед летело уже другое…

Защитники, несмотря на броню, оказались не такими уж неуязвимыми. Один лежал пластом, и видно было, что помощь ему уже не требуется. Второй, привалившись к забрызганным кровью камням, тяжело дышал — шлем с головы сбит, лицо залито красным, рука висит плетью и под нею растекается тёмная лужа. Неподалёку от него распластался ещё один раненый — над ним склонилась такая же широкоплечая, но невысокая фигура в чёрном балахоне, бормочет что-то непонятное, водит руками…

Только сейчас я обратил внимание, что тот, который без шлема… бр-р… Я не расист, говорил уже, но зелёная кожа и торчащие из здоровенной пасти массивные клыки сразу дают понять, почему этих, как Галя говорит, аррауков, называют исчадиями зла. Понятно, что увидь его какая-нибудь бабушка — либо заикой до конца жизни останется, либо преставится тут же, на месте. Мне-то попроще, что я, орков не видел? Дизайнеры компьютерных игр и пострашнее нарисовать могут. И всё равно как-то не по себе.

Я поискал глазами своих спутников. Галя, как и я, сидит у стены, откинувшись спиной на камни. Улыбается. Значит, в порядке. Руфус подошёл к тому орку… тьфу, аррауку, что с порубленной рукой, тоже водит ладонями над раной. Интересно, экзорцист его лечит магией или демонов изгоняет? Ник тупо стоит в центре площадки — мы на верхушке башни, как я понимаю — и ошалело оглядывается по сторонам. Прилетело ему крепко, по лицу уверенно растекается здоровенный синяк, скоро глаз затечёт так, что будет смотреть на мир как Кутузов. Или Нельсон. Хотя нет, он же у нас волшебник… значит, как Один.

А вот и дядька, ко мне идёт. Лицо мрачное, сейчас будут претензии, нутром чую.

— Живой?

— Пока не разобрался, — честно признался я. — Спина болит.

— Ну-ка, покажи…

Я повернулся, скрипнул зубами, подавляя стон. Не дело это, стонать в присутствии суровых воинов, не так поймут.

— Кольчуга выдержала, — сообщил дядька без намёка на сочувствие. — А хрен ли, современные технологии. Хотя здесь умеют делать на диво хорошую броню, только цена у неё такая, что не каждый тэн себе позволить может. Жить будешь… Миша, так какого рожна ты здесь делаешь? Тебе что было сказано? Я уехал по делам, твоё дело — квартиру стеречь и коммуналку платить вовремя.

— Чем?

— Что «чем»? Чем ты думал?

— Нет, чем коммуналку платить? Или у тебя где-то под половичком сейф с деньгами спрятан, о котором я не знал?

Он замолчал, затем почесал затылок и пожал плечами.

— Мда, это я не учёл. Ну, у Кэсси стрельнул бы.

— Откуда у неё лишние деньги?

Он коротко хохотнул.

— Эх, парень, откуда в тебе столько наивности? Ладно, давай детали.

— Пришёл заказчик. У него дочка пропала. Я выяснил, что…

Рассказать, что именно и, главное, как именно я выяснил, не получилось. Рядом с дядей Фёдором появилась приземистая фигура, клыкастая рожа выглядела опечаленной. Рука в стальной перчатке коснулась плеча дядьки.

— Э, дрруг, пррости, но у меня дуррные вести.

— Они сумели прорваться?

— Нет. Но та женщина, что пррошла черрез порртал…

Дядька тут же вскинулся, взгляд упёрся в Галю. Да и я уставился на девушку. Вроде всё в порядке, сидит, улыбается. Но, видимо, «в порядке» только на первый, очень неопытный взгляд. Дядька бросился к волшебнице, упал перед ней на колени — но огромные глаза её не шевельнулись, улыбка выглядела теперь застывшей, словно приклеенной.

— Гэль! — он стиснул её плечо настолько сильно, что синяки пойдут наверняка. — Гэль, что с тобой! Ну же, девочка, отзовись.

— Она уже в пути, дрруг, — пророкотал клыкастый.

— В к-каком пути? — выдавил я из себя.

Нет, я понял, о чём речь. Остановившийся взгляд, неподвижность — чего уж тут понимать. Но понять и принять — вещи разные.

Арраук посмотрел на меня, вздохнул.

— Не мерртва. Пока нет. Но смеррть уже ррядом, и её не отогнать.

— Она же не ранена, — простонал дядя Фёдор, продолжая тормошить девушку. — Одна небольшая царапинка, вон и крови почти нет. Она просто в обмороке, она обязательно придёт в себя.

Галя и в самом деле выглядела совершенно живой. Свежая кожа, безмятежный взгляд голубых глаз, красиво рассыпанные по плечам волосы. Я заметил, что и грудь под кольчугой вздымается, стало быть, дышит. Словно в подтверждение моих слов, дядька припал ухом к выпуклой области кольчуги, затем прижал пальцы к сонной артерии, нащупывая пульс.

— Живая она! — прорычал он, сверкая глазами и словно обещая набить морду каждому, кто посмеет усомниться, возразить. — Живая!

Арраук покачал головой.

— Тело живо, да. И будет жить несколько дней. А её уже нет, дрруг, смиррись.

Железным пальцем он коснулся царапинки на щеке девушки. Совсем крошечная, пара бусинок крови, да и запеклась уже.

— Среди врагов был эльф, да. Ты сррубил его, но стррелу пустить он успел. А она не защитилась и не смогла уверрнуться. Рредкий яд, очень рредкий. Не местный, он добывался на моей рродине.

Он говорил медленно, нарочито громко, словно рассчитывая, что чеканные слова пробьются сквозь завесу отчаяния, сквозь нежелание услышать и понять.

— Помнишь, что показал тебе Глаз Тора? Все суаши прриняли этот яд. Он дарует путь в мир грёз, ррадостный, безопасный и счастливый. Для аррауков это не слишком опасно. День-два сладких снов, потом всё прроходит. Правда, те, кто попробовал, хотят ещё, хотят чаще и чаще. Бывает, не прросыпаются. Люди слабее, умиррают быстрро. А у суаши всё иначе. Тело живёт, а разум уходит и уже не возврращается. Суаши узнали об этом составе, пока жили у нас. Некоторые вкусили яда случайно, кто-то из интерреса. Тогда и поняли, что душа суаши от этого снадобья уходит в мир гррёз срразу и навсегда, а тело прродолжает существовать. Некоторрое время. Те, кого убили в том, первом Каэр Торе, знали, что их ждёт. Они устали бежать, устали срражаться, утрратили веру в спасение. Они прриняли яд сами, добрровольно. Когда их убивали, они не ощущали боли.

Он отстранил дядьку, рывком поднял лёгкое тело девушки, поставил на ноги. Галя так и осталась стоять, чуть покачиваясь, улыбаясь неведомо чему. Лёгкий толчок в спину — она сделала шаг, второй… вскоре упёрлась грудью в стену, замерла.

— Она же ходит, — выдохнул дядька.

— Да. Но это — память тела. Душа мерртва, дрруг. Суаши были сильными магами, ты знаешь сам. Да и наши саами знали толк в искусстве вррачевания. Но тех, перрвых, кто умерр от яда задолго до появления в нашем мире ша-де-синн, вылечить не смогли. Нельзя вылечить того, кого уже нет срреди живых.

Дядька подошёл к девушке, неподвижно стоящей у стены, прижал к груди.

— Откуда здесь яд с Арракса?

— Эльфы посещали и наш мир, — пожал плечами клыкастый воин. Вернее, я предположил, что он чем-то там пожал, под массивными латными наплечниками это было совершенно незаметно. — Но, думаю, дело не в этом. Стрелы эльфа были отрравлены ради людей. Или ради тебя, дрруг.

Проснувшись, Лена обнаружила, что на удивление хорошо отдохнула. Голова была свежей, боль в спине, накопившаяся за три дня, проведённые в тряском возке, исчезла без следа… вообще, если подумать, давно она себя так хорошо не чувствовала. На столе, прикрытый куском чистого полотна, уже ждал завтрак. Или, судя по объёмам, скорее обед. В комнате было светло, но что сейчас за её стенами, день или глухая ночь, догадаться было невозможно. С сожалением отметив, что высоко оцененный ею ранее травяной отвар в меню отсутствует, а вместо вина в кувшин налито что-то вроде берёзового сока, прозрачного и чуточку сладковатого, Лена аккуратно отрезала маленьким, словно изготовленным для детской руки, ножом ломтик мяса и отправила его в рот. Затем последовал второй, третий, глоток сока… аппетит разыгрался не на шутку, но, несмотря на то, что съела она столько, сколько в иное время хватило бы раза на три, тяжести в желудке совершенно не ощущалось. Подчистив тарелку и вылив в кружку остатки сока, девушка попыталась настроиться на ожидание.

Получалось плохо. Сидя в маленькой комнатке и вспоминая вчерашний день — она не сомневалась, что приезд в крепость произошел именно «вчера», сон явно продлился достаточно долго — Лена опять ощутила тот страх, что буквально переполнял её с первых мгновений по прибытию в цитадель. Каменные стены давили, занавеска, перекрывающая дверной проём, не давала ощущения уединения и безопасности, воспоминания о клыкастых зеленокожих существах вгоняли в дрожь. Ей захотелось завыть от тоски и пришлось приложить немалые усилия, чтобы не сорваться с места и не броситься разыскивать Фаррела, единственного человека, кто сможет её понять. Наверное, вскоре она бы сдалась и подняла бы шум, рассчитывая привлечь внимание своего спутника или хоть кого-нибудь, но это, к счастью, не потребовалось. Не прошло и трёх минут, как в комнату, словно повинуясь её беззвучному зову, вошёл Оррин.

Всадник был мрачен. Присев на краешек кровати, он некоторое время помолчал, затем, вздохнув, поинтересовался:

— Как спалось?

Вопрос из серии «Ну как ты?», подумалось Леночке, отвечать на него, в общем-то, бессмысленно, да и спрашивающий ответа не ждёт. Максимум — заезженное «нормально», поскольку и вопрос, и ответ — не более, чем дань вежливости. Судя по виду Фаррела, произошло что-то очень неприятное. И не только в сжатых в нитку бескровных губах дело. На куртке появилось несколько новых пятен, в одном месте заметна небольшая дырка, вернее — недлинный, сантиметра в три, порез. Можно было бы предположить, что испачкался за пиршественным столом, но что-то подсказывало девушке, что те пятна отнюдь не от соуса.

— Нормально, — не стала нарушать традицию она.

— Ну и славно.

Он снова замолчал. Может, не знал что сказать, или же просто рассчитывал на град вопросов. Так бывает — отвечая на вопросы, сам сумеешь лучше разобраться в происходящем.

Лена уж было собралась нарушить молчание, поскольку интерес вызывало слишком многое. Зачем они приехали в эту крепость, намерены ли остаться или продолжат путь, кто такие, в конце концов, эти жуткие зубастые аборигены? Вопросы, вопросы… С другой стороны, всадник, вроде бы, не слишком расположен к душевной беседе. А зачем тогда пришёл? По коже пробежала волна холода, крошечная каморка-келья вдруг показалась ей казематом, а сам Фаррел — тюремщиком. Интересно, если сейчас она попытается покинуть крепость сама, он просто даст ей в лоб или напомнит о её статусе рабыни? Нет уж, надо обязательно завязать разговор, разобраться в ситуации.

Но заговорить она не успела. Перекрывающая вход в комнатёнку занавеска колыхнулась и в образовавшейся щели показалась человеческая голова. Слава богу, именно человеческая. И довольно приятная на вид.

— Думал, меня сейчас заведут куда-нибудь в тупик и там бросят, — сообщила голова. — Как они сами ориентируются в этом лабиринте?

— Примерно как ты в Москве, — буркнул Фаррел. — Живут они здесь. Вот, Миша, познакомься. Это та самая Леночка Друзова, благодаря которой ты влез в эти неприятности.

Лена решила, что плохое настроение всадника связано не столько с пятнами — ну подрался с кем-то, он же воин, бывает — сколько с этим парнем.

— Благодаря мне?

— Именно, — улыбнулся парень. — Ваш… можно на «ты»? Твой папа пообещал мне кучу денюжек, если я верну тебя под родительское крыло.

— Он всё меряет на деньги, — с ноткой безразличия заметила Лена. — Ты тоже?

— Не думать о деньгах хорошо тогда, когда их наличие позволяет о них не думать, — запутанно сообщил парень, то ли кого-то цитируя, то ли пытаясь выглядеть оригинальным. — Не всем повезло заполучить богатых родителей, кому-то и работать надо. Хотя мне твой батя показался довольно-таки обеспокоенным. Согласись, не его вина, что дочь уродилась…

— Дурой? — прищурилась Леночка.

— Авантюристкой, — выкрутился парень после секундного раздумья. — Одна записка чего стоит. Насчёт засасывающего болота обыденности. Без пафоса никак нельзя было?

— Записка? — девушка подняла бровь. — Какая записка? Я ничего не писала.

— Миша, давай с деталями потом, — буркнул всадник.

Парень пожал плечами и послушно заговорил о другом.

— Кстати, валькирия, я твой лук нашёл. Эльфы, знаешь ли, побрезговали. Ты им пользоваться умеешь или так, просто смотрится круто?

Нарочито медленно девушка осмотрела Михаила, задержав взгляд на рукояти меча, на собранной из гроверов[70] кольчуге, затем меланхолично поинтересовалась:

— На ролёвки бегаешь или для понта железок прикупил?

Этот обмен вопросами без ответов мог бы продолжаться долго, если бы Фаррел не буркнул вполголоса:

— Брейк[71], детвора. Нашли место, мать вашу.

Миша тут же замолчал. Фаррел смерил его чуточку недоверчивым взглядом, словно и сам был удивлен такому послушанию, затем сухо сообщил:

— Лена, у нас проблемы. Первое — крепость в кольце осады и на оперативный, так сказать, простор нам без боя не вырваться. А бой нам не выгоден. Второе — я рассчитывал уйти отсюда по тонкому пути, но путь закрылся, так что и с этой стороны нам ничего не светит. Третье и самое главное…

Он помолчал, внимательно посмотрел на девушку, словно размышляя, выдержит ли она груз нового знания. Решил, видимо, что выдержит.

— Большинство тех, кто собрался под этими стенами, пришли сюда карать зло. В смысле, вырезать наших гостеприимных хозяев, а заодно вдоволь пошуршать по углам, прибрав к рукам всё ценное, до чего повезёт дотянуться. Им это вряд ли удастся, крови будет много, толку, как обычно, мало. Я рассказывал тебе о милой привычке эльфов сталкивать лбами тех, чьего возвышения они не желают. И эльфам, и примкнувшим к ним людям мы особо не интересны. Первым — вообще, вторым — разве что в части слегка пограбить. Ну и женское тело… сама понимаешь, это не официальная война, к стенам Каэр Тора обоз с маркитантками никто не тащил. Короче, присутствуют угрозы кошельку и чувству собственного достоинства, но жизням нашим мало что угрожает. Однако… как я не люблю это слово, всегда и во всём есть какое-нибудь «однако».

Он снова замолк, на этот раз лишь на несколько секунд.

— Так вот, среди осаждающих есть и другие лю… гм… нет, людьми в полном смысле слова они не являются. Хотя пусть будут люди, так проще. Они пришли сюда не затем, чтобы грабить. Они пришли убить. Тебя, Лена, обязательно. Меня — если получится.

— О, господи! — довольно равнодушно пробормотала Лена. — Меня-то за что? Всё за тот проклятый костёр?

— Нет, не за него. Но, поверь, причины есть. Обо всём узнаешь чуть позже, пока просто прими на веру. Не ошибусь, если предположу, что влияние этих убийц на эльфов, командующих армией, достаточно велико. Более того, если они в полной мере примут участие в штурме то, боюсь, Каэр Тору не выстоять. Аррауки исповедуют довольно специфический кодекс чести. Гость — это святое, друг — святое вдвойне. Если мы не избавим их от нашего присутствия до начала штурма, они будут защищать нас до последнего воина. Это благородно, но лучше обойтись без подобного самопожертвования. Как — будем думать. Сейчас у нас ожидается небольшой военный совет, так что тебе предстоит пару-тройку часов поскучать в этом гостиничном номере. Все вопросы и, соответственно, ответы — потом. Договорились?

— Да я лопну! — без особой экспрессии возмутилась девушка, на протяжении всего монолога даже не попытавшаяся вставить хоть слово. — Один вопрос, а?

— Один, — обреченно вздохнул Оррин.

— Почему хотят убить меня?

Всадник криво усмехнулся.

— Фэнтези читать любишь? Ну так вот, ты — чуть ли не последняя уцелевшая представительница древней богоподобной расы, а смысл жизни этих убийц — свести численность вашего племени к нулю. Поскольку ты, как я уже сказал, практически последняя, им это практически удалось.

— Издеваешься?

— Это уже второй вопрос. Обед тебе принесут, туалет тут вон в той посудине… ага, судя по взгляду, с этим ты разобралась. Из комнаты прошу не выходить. Это не запрещено, но заблудиться в местных катакомбах нетрудно.

Фаррел поднялся, кивнул парню.

— Пойдём, Миша.

Встреча с предметом моих поисков произвела на меня двоякое впечатление. С одной стороны, Лена и в самом деле очень похожа на свою фотографию. Это не так уж часто встречается, кстати. Как правило, всё с точностью до наоборот. Если снимал мастер, то изображение будет смотреться лучше оригинала. Я видел снимки, что делали парни без соответствующего образования, но с явным талантом. Абсолютно «серенькую мышку» могли изобразить королевой. Хотя это редкость. Чаще мастерство так называемого фотографа, выросшего в условиях широкого распространения цифровых фотоаппаратов, не идёт дальше банального «щёлкнуть». Ну и результат соответственный — искаженные пропорции, невыигрышный ракурс, неудачно пойманная мимика. В итоге получаем классическую «фотку на паспорт», пусть и с претензией на некий художественный уровень. Фотка прячется куда подальше, а если и показывается знакомым, то с обязательным комментарием «на меня тут не смотрите, я не очень вышел/вышла, зато зацените пейзаж на заднем плане».

В общем, Лена и в жизни выглядит столь же неплохо, сколь и на фотографии. Очень симпатичная девушка. Наверняка — несмотря на те шпильки, которые она пыталась мне вставлять — довольно приятная в общении, в обычной обстановке.

А вот что меня неприятно удивило, так это её заметное равнодушие к происходящему вокруг. Словно не участвует в событиях, а сидит в зале и смотрит фильм. Фильм вроде как и хороший, но уже видела, что будет дальше — знает, а потому эмоции наружу и не рвутся. Странная она.

— Странная она, — сказал я вслух, пока дядька вёл меня по бесконечным коридорам этой крепости.

— В смысле? — поинтересовался он.

— Как будто ей здесь скучно. Другой мир, эльфы, аррауки эти, магия. Да уже одно сообщение о том, что за ней охотится кто-то могучий, должно было вызывать хоть какую-то яркую реакцию. Испуг. Восторг. Азарт… ну, не знаю. Ты ей только что сказал, что она, по сути, не человек… это правда, кстати?

— Это не совсем так, — дядя Фёдор остановился на развилке тоннелей, почесал затылок, затем свернул направо. — А что до её реакции… просто не обращай внимания. Она вчера была уставшей, да и у меня намечался серьёзный разговор с хозяином крепости. Ей и налили одной местной хреновины… на самих аррауков действует слегка расслабляюще, а людям — как хорошее снотворное с сильным успокаивающим эффектом. Вот и не отошла до сих пор. Завтра будет уже в нормальном для городской жительницы состоянии. Ты чего желаешь, истерики? Будет.

— А ещё хотел спросить…

— Миша, — вздохнул дядька, — ты бы погодил с вопросами. Всё, что нужно, я и сам расскажу, позже.

— Только то, что нужно?

Он скривился.

— Могу пересказать теорию эволюции Ламарка. Но оно тебе надо? Записку, кстати, её родителям подкинула Гэль… э-э, Галя. Так надо было.

Коридор оборвался тупиком. По мне, так это полнейший идиотизм. Полсотни метров низкого, я так вообще макушкой потолок цепляю, тоннеля, стены выложены массивными камнями, местами вообще ощущение, что высечен в скале — и ни комнат… или келий, как их тут правильно называть, не знаю. Зачем? И на кой чёрт тут через каждые десять шагов на стенах висят железные фиговины с тускло светящимися шарами? Понятно, что для освещения, но ведь в прогулке по ведущему в никуда тоннелю смысла нет ни малейшего.

— Кто так строит? — пробормотал дядька, явно давая понять интонацией, что цитирует Фараду из «Чародеев». — Ну кто так строит, а? Пойдём назад. Где-то я не туда свернул…

Мы вернулись на последнюю развилку, на этот раз пошли по левому проходу, который вывел нас в небольшой круглый зал. Посреди — обложенный валунами колодец, рядом собранное из дощечек ведро с привязанной к бронзовой ручке веревкой. Вода, в слабом сиянии матовых шаров кажущаяся практически чёрной, колышется совсем рядом с краем каменной кладки, так что зачем ведру верёвка, непонятно. Да и по законам физики так быть не должно, вода стремится выровнять свой уровень, только по капиллярам поднимается за счет поверхностного натяжения… если я что-то помню со школы. А тут стоит себе на полметра выше уровня пола, и хоть бы хны. Хотя я уже понял, что в этом и ему подобных мирах для всей этой несуразицы имеется простое и понятное объяснение. Магия, фигли. Правда, вполне возможно, что где-то за стеной расположено водохранилище и колодец наглядно демонстрирует принцип сообщающихся сосудов. Ибо нефиг искать магию там, где без неё можно обойтись.

— Пить хочешь?

— Не особо.

Но пару глотков я всё-таки сделал. Хорошая вода, вкусная. И ледяная настолько, что зубы тут же заныли.

Коридор… развилка… поворот… тупик… назад, другой поворот…

— А провожатого взять гордость не позволяет? — не удержался я от ехидного замечания.

— Я тут не раз бывал, — хмыкнул он. — Думал, не заблужусь… да ты не переживай, я уже сориентировался. Скоро будем на месте.

Дядька не соврал. Скоро коридор сменился ведущей вниз лестницей, а несколькими минутами позже, с явной натугой открыв толстенную, сантиметров в двадцать деревянную дверь, окованную полосами тускло поблёскивающего металла, мы вышли во внутренний двор крепости. Почти тут же к нам подскочил невысокий даже по меркам местных жителей… хм, как его назвать? Как вообще называют аррауков-подростков?

— Всадник Оррин, суарр ждёт вас.

— Веди.

Пусть дядька и считает, что умеет ориентироваться в этом лабиринте, но я заметил, что право указывать дорогу этому пареньку он предоставил с явным удовольствием.

— Что ты знаешь о тех двоих, что сопровождали… Галю?

Ха, то, что это не её имя, я уже и без него знаю.

— Почти ничего, — пожал я плечами. — Как-то не до бесед нам было. Старшего зовут Ру…

— С ним я знаком, — отмахнулся дядя Фёдор. — А второй? И потом, меня больше интересует, как они здесь оказались.

— Второго зовут Николаус тер… дер… забыл. Ник, в общем. Галя сказала, что он ученик Руфуса, и, по-моему, он маг. А насчёт «как оказались» — без понятия. А откуда ты Руфуса знаешь?

— Встречались, — буркнул дядька. — Не нравятся мне такие совпадения. Ладно, разберёмся.

Клыкастый юноша — хотя, откровенно говоря, по причине молодости клыки у него были не очень заметны, так, лишь чутка приподнимали верхнюю губу — привёл нас в небольшой зал с традиционно низким потолком и без окон. Окна в этой крепости вообще непопулярны, максимум — узкие, в три пальца шириной, бойницы. Да они тут и без окон хорошо обходятся, не менее двух десятков матовых шаров наполняли зал ярким, хотя и несколько мертвенным светом.

За столом, уставленным блюдами, тарелками и кувшинами, расположились трое. Руфус сосредоточенно двигал челюстями, перед ним на блюде — здоровенный окорок, принадлежавший то ли свинье, то ли особо крупногабаритному барану. Его молодой спутник уже наелся (или фигуру бережёт, не знаю), поэтому просто сидит и медленно цедит какой-то напиток из деревянной кружки. Третьего участника застолья я тоже видел мельком, там, на башне. Поручиться не могу, но, мне кажется, именно он объяснял дяде Фёдору причины смерти Галины. На всякий случай, задержавшись в дверях зала, я отвесил собравшимся неглубокий поклон.

— Приятного аппетита.

Арраук вскинул бровь и уставился на дядю Фёдора.

— В нашем мире это вежливое приветствие, обращённое к тем, кто сидит за пиршественным столом, — пояснил тот. — Заодно и пожелание испытать наслаждение от пищи.

— А, понял, — клыкастый окинул меня чуточку насмешливым взглядом. — Пррошу к столу, дррузья. Дела подождут.

— Штурма сегодня не будет? — деловито поинтересовался дядька.

— Может и будет, — фыркнул арраук. — А нам-то что до того? Или ты думаешь, дрруг, что звон мечей испорртит тебе удовольствие от тррапезы?

Дядька усмехнулся, уселся и придвинул к себе деревянную доску, заваленную ломтями слегка дымящегося жареного мяса.

— Миша, угощайся, — он подхватил со стола небольшой, грамм на триста, кубок и плеснул в него вина. — Не стесняйся, здесь церемониймейстеров не водится. Как и вилок, кстати.

Спорить я не стал. И в самом деле, когда я ел-то последний раз? Утром, как проснулся. Потом была дорога, затем встреча с Галей, порталы, крепость, стычка, в которой я позорно так и не сумел принять участие, блуждание по коридорам. Да и запах такой, что не устоять.

Мясо и в самом деле таяло на языке. И вкус необычный…

— Это свинина? — спросил я, уже нутром чувствуя, что подобные вопросы задавать в чужом для меня мире, вообще говоря, не стоит.

— Откуда здесь свиньи, — нарочито равнодушным тоном заметил дядька. — Это такой… гм… мясной червяк. Толщиной с холодильник, длиной метра четыре. Сплошной белок, к тому же, как считают наши гостеприимные хозяева, весьма положительно влияет на потенцию.

Ник, услышав это, явственно позеленел. А я лишь хмыкнул. Французы, вон, лягушек трескают за милую душу, китайцы — так те, по слухам, жареной саранчой не побрезгуют. Подумаешь, червяк…

— Вкусно, — сообщил я родичу не без рисовки. — А перец тут найдётся? Или хрен.

Молодой волшебник позеленел ещё больше.

— Руф, — дядя Фёдор внимательно посмотрел на господина Гордона, словно следователь на задержанного, — прости за прямоту, но я бы хотел услышать историю о том, как вы здесь оказались. Насколько я понимаю, экзорцисту из Сольфелла совершенно нечего делать в горах Элланы. Как и в лесах.

— Мне почему-то кажется, дрруг, что будет прравильней оставить вас наедине, — заметил арраук.

Дядька покачал головой.

— Не стоит, Урмас. Твои мудрые советы могут оказаться весьма полезны.

— Как пожелаешь.

Взгляд дяди Фёдора снова упёрся в экзорциста.

— Тебе нужная краткая версия, Теодор, или полная? — Гордон добродушно улыбнулся.

— Можно кратко, но обязательно правдиво.

— С этим проблем не будет, — кивнул Руфус. — Если кратко, то… Галя или, точнее, Гэль поведала нам об уничтожении расы суаши, о том, что сделал маг Войтен и о той роли, что отведена вам, суашини, в великом деле возрождения исчезнувшей расы. Рассказала и о тех, кто желает вам помешать.

— Гэль рассказала столь многое? — похоже, экзорцист сумел здорово удивить моего родственника. Дядька буквально буравил собеседника взглядом, в котором теплоты и дружеских чувств не наблюдалось абсолютно.

— Думаю, далеко не всё, — пожал тот плечами. — Но достаточно много. Как я понимаю, девушка, которую вы сопровождаете, и есть возрождённая суаши?

Наверное, я выглядел круглым идиотом. Сижу, хлопаю глазами и не забочусь о том, чтобы придерживать отвалившуюся челюсть. Признаться, пока я мало что понял, но… дядька — не человек? Или не вполне человек? Или «суашини» — это что-то вроде тайного ордена? Блин, что происходит? Стоп, он же мой родственник, брат отца… то есть мы, как у Киплинга, «одной крови». Хотя, выходит, о дяде Фёдоре я знаю до обидного мало. А то, что знаю — возможно, ложь. Ну хорошо, пусть не ложь, а легенда. Можно подумать, терминология что-то меняет.

— Понятно, — дядька задумался, затем сокрушённо покачал головой. — Что ж, тогда не вижу смысла держать Лену в неведении. Друг Урмас, соблаговоли послать кого-нибудь, пусть девушку приведут сюда.

Пока тот самый молодой абориген, что любезно указал нам дорогу к пиршественному залу, бегал за Леночкой, никаких серьёзных разговоров не велось. Я продолжал уплетать розовые ломти мяса, мысленно запретив себе думать о том, из кого их нарезали — дядька мог и прикольнуться, а мог ведь и правду сказать. Руфус не отставал, явно придерживаясь точки зрения, что есть надо, пока дают, потому что потом могут и не дать. Наш уважаемый хозяин вышел из зала, дабы, по его словам, отдать кое-какие распоряжения. Ник, справившись с тошнотой, медленно цедил вино, стараясь, на всякий случай, не цеплять взглядом разложенное на столе угощение.

Дядя Фёдор сидел молча, явно погруженный в очень важные и очень сложные думы. Раньше я бы предположил, что он тщательно взвешивает имеющуюся в распоряжении информацию, чтобы решить — что выложить сейчас, а о чём временно умолчать. Но это раньше. Сейчас меня не оставляла мысль о том, что дядька — если он вообще мне дядька — прикидывает, как поубедительнее соврать.

Я, вообще говоря, не являюсь идейным противником лжи. Начать с того, что ложь и смертным грехом не является… я так понимаю. Грех, но не смертный. Да и в знаменитых десяти заповедях ложь упоминается только в контексте «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего», то есть, та ложь, что имеет целью опорочить репутацию человека необоснованными подозрениями, злословием или сплетнями. Правда, толкователи отмечают, что и умышленное замалчивание правды является нарушением заповеди, если может повредить другим людям. Попадает ли под это дело преувеличение, фантазия — не знаю. Или, скажем, пресловутая «ложь во спасение»? Если лгать ради низменных целей — это, вроде бы, действительно плохо, то ради благих, быть может, и нормально. Да и вообще, в жизни каждого человека найдётся место мыслям, событиям или явлениям, о которых ему очень не хочется кому-то рассказывать, а на прямой вопрос так и тянет подсунуть не голую правду, а чистую выдумку или аккуратную подтасовку. Правда, при этом, служители церкви всё-таки настаивают на том, что лгать грешно в любой ситуации… что не мешает им самим, при острой необходимости, пользоваться сим инструментом.

Когда мне лгут — это неприятно. Даже если я предполагаю, что делается это из самых добрых побуждений. Но поскольку и сам я не являюсь в этом смысле «белым и пушистым», то и отношусь к данному явлению довольно спокойно. Безусловно, за все время нашего с дядей Фёдором сотрудничества, ситуация с недоговоренностью, сокрытием истины или прямой ложью возникала не раз. Но я, честно говоря, и не предполагал, что это всё имеет столь серьёзные масштабы. Тут уж поневоле начинаешь вспоминать всё услышанное ранее и прикидывать, что могло быть правдой, что полуправдой, а что и вовсе… И где гарантия того, что сейчас дядька будет откровенен? Нет никаких гарантий.

Мадемуазель Друзова появилась на пороге, оглядела собравшихся, не проявляя особого интереса к незнакомым лицам, тихо поздоровалась, бочком вдоль стеночки протиснулась к свободному участку скамьи и села. Наверное, тут дядя Фёдор душой не покривил, выглядит она и в самом деле сонной, словно транквилизаторов переела. Почти сразу вслед за ней вернулся и хозяин крепости, как его, суарр. Он повторно осведомился, не пожелает ли «дрруг Оррин», чтобы его оставили наедине с другими людьми, получил в ответ уверения в полнейшем доверии, и занял принадлежавшее ему место во главе стола.

— Ну вот, все в сборе, — дядька смахнул с себя задумчивость, но дружелюбно и открыто улыбаться не стал. — Прежде всего, хочу сказать следующее. Нас сюда привели разные пути. С уважаемым Руфусом меня связывает давнее знакомство, но вас, Ник…

— Николаус дер Торрин, к вашим услугам, — юноша склонил голову, но зад от скамьи отрывать не спешил. — Можно просто Ник. И на ты, я уже понял, что на вашей Земле это принято среди… знакомых.

— Спасибо. Так вот, тебя, Ник, я пока не знаю. Гэль поведала вам многое, но я пока не представляю, почему она это сделала. И очень хочу узнать. Это Михаил, вы уже знакомы. Длительное время он был… собственно, и является моим компаньоном.

Я мысленно поставил себе отметку — о том, что я являюсь ещё и родственником, дядька умолчал. Хотя сказать это было бы вполне уместным. Значит, вероятнее всего, никакого родства между нами нет. Обидно.

— Меня здесь знают под именем Фаррел Оррин. Для Михаила я Фёдор. Для Руфуса — Теодор…

— Уважаемая Гэль упоминала имя Фрейр, называя его своим, как это… — экзорцист задумался, вспоминая. — Ага, близким по рождению, верно? Очевидно, что это имя принадлежит вам, не так ли?

— Со мной тоже можно на «ты», — усмехнулся дядька. — Верно, так меня когда-то звали. Очень давно, и только Гэль по старой привычке пользовалась этим именем. Наш уважаемый хозяин зовётся Урмас Растер, его здесь называют суарром, что практически сравнимо со значением титула «король», используемого в этом мире и на Земле. Как я понимаю, Руфус, у вас сейчас королей нет?

— Сейчас нет, — кивнул экзорцист. — Но были, так что я понимаю тебя, Тео. Или лучше Фрейр?

— Что в слове? — пожал плечами мой наставник. — Когда обзаводишься кучей имён, приходится откликаться на все, иначе решат, что какого-то стыжусь. Но продолжим. Эта милая девушка — Лена. В этом мире она назвалась Лавеной, хотя на данный момент в этом и нет особого смысла. Теперь по поводу того, кто есть кто. Миша, Лена и Руфус с Ником — люди. Э-э, насчет Ника это только предположения, если ошибаюсь, поправьте меня. Люди, хотя пришли сюда из разных миров. Суарр Растер, как и большинство других обитателей крепости — арраук, их родной мир называется Арраксом, так что здесь они гости, только гости столь давние, что числятся уже коренными жителями. Я принадлежу к расе суашини. Мы — существа, созданные искусственно, силой магии другой древней расы, суаши. Я прожил что-то около пяти тысяч лет по счету Земли. Ну, или чуть больше.

Он некоторое время помолчал, разглядывая лица собравшихся за столом. Моя отвисшая челюсть его, видимо, вполне удовлетворила. Руфус и Ник информацию восприняли довольно равнодушно — догадываюсь, часть сказанного они уже слышали от Гали, успели переварить и привыкнуть к мысли о том, что на свете существуют подобные долгожители. Суарр, как и подобает истинному воину, уверенно держит себя в руках, не позволяя эмоциям выплеснуться наружу. Леночка смотрит перед собой абсолютно пустым взглядом, словно происходящее за столом к ней ни малейшего отношения не имеет.

— Теперь я прошу тебя, Руф, рассказать о том, что привело вас в этот мир. И, если не затруднит, подробнее обо всём, что вам поведала Гэль. Хотя, пожалуй… Миша, давай сначала ты. Твоя история наверняка короче.

Кочевряжиться я не стал, смысла не было. Правда, и рассказывал действительно кратко, только самое значимое, начиная с визита Друзова-старшего и заканчивая недавней встречей с Галей на лесной дороге. Особого интереса этот рассказ ни у кого не вызвал. Эпизод стычки с седым воином заставил дядю Фёдора — ведь так и буду его «дядей» звать, от привычки так легко не отделаешься — поднять бровь, изображая удивление, остальные лишь покивали. Лена из сумеречного состояния души вышла лишь ненадолго, когда я рассказывал, как обыскивал её комнату. Посланный мне взгляд содержал в себе изрядную долю осуждения — мол, и не стыдно же тебе в женском белье копаться? Обо всяких мелочах, вроде продажи златоустовского ножа или душевной беседы с Фросей, я распространяться не стал.

— Что ж, с тобой всё ясно, — вздохнул мой наставник, когда я закончил исповедь. — Да, дурацкое стечение обстоятельств. Признаю, я достаточно долго присматривал за Леной, оставаясь, так сказать, в тени, но с её отцом у меня никаких контактов не было. Как он на тебя вышел, ума не приложу. Не такие уж мы известные личности… Но что сделано — то сделано, назад не переиграешь. Да, и прими мои поздравления. Тот факт, что ты сумел-таки найти общий язык с эльфами, делает тебе честь. Эти ребята и в самом деле не любят непрошенных гостей.

Он внимательно посмотрел на девушку, мотнул головой, отвечая каким-то скрытым мыслям. Затем предложил Руфусу излагать его версию событий.

Руфус говорил долго. Степенно, со множеством деталей, перемежая сведения, полученные от Гали, со своими выводами и предположениями. Дядька время от времени вставлял в его рассказ комментарии, предназначенные явно для нас с Леной, иногда что-то растолковывал Урмасу, бывало, что и Руфуса просил кое-то уточнить. А я сидел и чувствовал, что крыша моя явно собралась съехать с привычного места.

Вообще говоря, человек склонен фильтровать поток ярких эмоций. Нельзя непрерывно пребывать в удивлении, восторге… да и любовь, уж на что сильное чувство, не получается испытывать долго. Простите за банальное сравнение, но это как завтрак в отеле, где, по любимой российскими туристами схеме, «всё включено». Приходя в ресторан в первый день, поражаешься тому изобилию, которое и не снилась нам в повседневной жизни. Ну, в самом деле, чем мы завтракаем? Чашка кофе или чая, бутерброд с куском колбасы, завалявшаяся со вчерашнего дня печенька. Те, у кого имеется избыток времени, могут сварганить на скорую руку яичницу, выскрести ложкой баночку йогурта, отварить себе пару сосисок или залить молоком плошку с мюсли. Но когда ты приходишь, а тебе предлагаются и те самые мюсли трёх-четырех сортов, и сосиски (как правило, невкусные, но сам факт), и яйца в трёх-четырёх вариантах, и всякие сырки-колбаски, и йогурты, и фрукты, и печеньки с пироженками, и тосты с круассанами, и напитки «в ассортименте» — это впечатляет. Тянет метаться вдоль столов, стараясь попробовать и то, и вон то, и того капельку, и…На второй день происходит то же самое, хотя яркость эмоций уже порядком угасает. И на третий. А на пятый приходишь в ресторан, где, заметьте, ассортимент ни в малейшей степени не изменился, и носом крутишь. А потом пишешь отзыв на сайте — «питание на троечку от силы, всё одно и то же, на завтрак мы ходить перестали». Причём пишешь это, треская всё тот же привычный бутерброд с куском позапозавчерашней варёной колбасы, дополняя это не чашечкой капучино с пышной шапкой вспененного молока, а растворимой бурдой, гордо именуемой «кофе».

В общем, яркие эмоции долго не живут. Так и у меня всплески удивления куда-то ушли. Ну, подумаешь, древняя раса, которую истребили. Змеи говорящие. Маги с непроизносимым наименованием, которых нельзя убить. Граф Дракула был инопланетянином, Тесей тоже. Земля на пороге ядерной войны, которая никому из землян, по большому счёту, не нужна, но кто ж их спрашивает. Информация влетала в мозг, сваливалась в кучу, не пытаясь разложить себя по полочкам. Вопросов никаких не возникало, словно читаю книгу больного на голову автора, который намешал в неё всё, что только смог придумать или вспомнить. Как это ещё космические корабли в антураже не промелькнули — недоработка, блин!

— Да, Гэль и в самом деле рассказала вам многое, — подвел черту мой лживый учитель. — Если говорить о важном, то почти всё. Дополню. Лена несёт в себе элементы генофонда суаши. Это не редкость, сейчас каждый третий европеец и каждый пятый азиат может этим похвастаться… если узнает. Но только у Лены накоплена, так сказать, критическая масса этих генов. Термин «гены» тут не совсем уместен, но за неимением лучшего сойдёт. Биологически суаши очень близки к людям, их отличительные способности, в первые годы жизни, связаны, в основном, с повышенным иммунитетом и, пожалуй, на этом всё. Но позже для каждого истинного суаши наступает момент, когда его организм начинает претерпевать изменения. Чаще это происходит лет в десять, процесс длится долго. У мужчин всё заканчивается чуть позже, у девушек — раньше. На финальной стадии иммунитет становится настолько сильным, что ни о каких болезнях не может быть и речи. Резко замедляются процессы старения, обычный суаши живёт около трёхсот земных лет. Но, главное, появляется шанс пройти Ритуал Посвящения. Наверное, именно поэтому, наши создатели и называли это «созреванием». Слишком юный организм во время Ритуала с высокой степенью вероятности погибает, зрелый… Тут как повезёт. Может получить новые способности, может не получить ничего. Самыми желанными являются способности оперировать магическими потоками, управлять открытием тонких путей, умение исцелять. Есть и другие, но, как верно сказала Гэль, большинство уходят после Ритуала ни с чем.

Нет, не дрогнул голос у дядьки. И глаза он не отвёл в сторону. Вообще не было никаких беспокоящих признаков, но мне почему-то показалось, что вот в данном случае он точно соврал. Думаю, эти суаши от Ритуала кое-что получали в любом случае. Что-то такое, о чём говорить вслух нежелательно. И кто его знает, может, именно из-за этого эффекта на них и объявили охоту. Ведь вырезали не магов, или этих, как там Руф говорил, Властелинов Пути. Убивали всех, поголовно, не разбираясь, кого там ритуал облагодетельствовал, а кого проигнорировал.

— А что потом?

Голос Лены прорезал тишину, повисшую в зале после краткой речи дяди Фёдора. Странный голос — спокойный, равнодушный, словно обсуждались не вопросы судеб миров и народов, а так… по мелочи. Типа, «а что нам сегодня сбацать на ужин». Хотя, быть может, немало найдётся людей, для которых вопрос ужина и в самом деле важнее, чем выживание цивилизации. В конце концов, цивилизация — это что-то очень глобальное, а жратва — вещь пусть и приземлённая, но необходимая каждодневно.

— Потом? — дядька чуть приподнял бровь.

— Вы сказали, что меня хотят убить, — всё с тем же равнодушием пояснила Лена. Смотрела она прямо перед собой, фактически в стену, то ли намеренно избегая встречаться с кем-либо взглядом, то ли по-прежнему пребывая в заторможенном состоянии после дозы снотворного. — Это понятно. Вы сказали, что мне необходимо пройти этот Ритуал. Это тоже понятно, вам дали поручение, вы его выполняете. Непонятно другое, зачем этот Ритуал лично мне? Что он изменит?

— Как только ты пройдёшь ритуал, всё кончится.

— Правда? — вопросительная интонация в её голосе всё же присутствовала, но я чувствовал, что в том, какой последует ответ, она не сомневается. Не дура же явно, тут, пожалуй, всем присутствующим понятно.

— Нет, разумеется, — скривился мой наставник. — Это я так… прости, не мог удержаться. Ничего не изменится, Лена. За тобой по-прежнему будут охотиться и убьют при любом удобном случае. Возможно, Ритуал даст тебе что-то, что позволит выжить… какое-то время. Или не даст ничего.

— Тогда зачем?

— Каждый суаши должен пройти Ритуал, — сказал, как отрезал, дядька.

Мда, аргументец. «Я дерусь просто потому, что дерусь», как говаривал незабвенный Портос. И сразу вспоминается старая шутка насчет анализов — если от того, хорошие они или плохие, не зависят последующие действия, на кой чёрт вообще эти анализы делать? Тратить время впустую? Люди имеют право знать. Как же, три раза «ха». Блаженное неведение иногда куда полезнее — нервы не треплешь себе и окружающим. Понять дядьку можно вполне, он получил приказ, от исполнения которого, насколько я понял, отказаться не может физически. Пусть кости того, кто отдал распоряжение, давно истлели — но он-то жив. Но и позиция Лены вполне предсказуема, она, насколько я понимаю, по натуре не боец. Авантюристка немного, это да, но привыкла идти по жизни без особого напряжения.

Да и вообще, человек — ну, пусть не каждый, пусть один из десятка, пусть один из сотни — способен горы свернуть, если впереди маячит ясная и, что важнее, хоть в какой-то мере достижимая цель. А если цели нет? Вернее, она-то есть, называется «выжить», но шансов на успех ноль целых хрен десятых. Лена это понимает, да и наставник её не разубеждает особо. Стоит ли бултыхаться в кувшине в расчёте исключительно на то, что под лапками каким-то чудом сформируется комок масла? Не из молока даже, из ничего.

А с другой стороны, прекратить дёргаться и пойти ко дну — это что, лучше?

— Позвольте уточнить, — не меняя тональности, продолжила Лена, — верно ли я понимаю, что крепость находится в осаде и среди тех, кто готовится к штурму, могут быть и эти… — она замялась.

— Ша-де-синн, — любезно подсказал Руфус.

— Да, они самые.

— Сейчас их, возможно, нет, — в голосе дядьки уверенности не слышалось ни на грош. — Но настораживает тот факт, что прорвавшиеся в крепость эльфы использовали яд, смертельный именно для суаши и суашини. Кто бы ни стоял за очередной попыткой проверить на прочность стены Каэр Тора, без участия ша-де-синн тут не обошлось.

— Выстоит ли крепость, если ша-де-синн примут участие в штурме? А если их не будет?

В зале вновь повисла тишина, все взгляды упёрлись в хозяина. Признаться, я ждал, что могучий арраук сейчас оскалит клыки и заорёт, что стены здесь вообще неприступны и никакая крыса, какое бы имя она ни носила, не сумеет… ну и так далее. В конце концов, уважающий себя воин и полководец в присутствии гражданских просто обязан поступить именно так.

Но суарр молчал. Молчал долго, словно взвешивал мысленно и возможности своих сородичей, и последствия своих слов. Затем ответил с явной неохотой:

— Аррауки — хоррошие воины. Быть может, лучшие в этом мирре. Каэр Тор — хоррошая кррепость, быть может… нет, тут уж наверрняка лучшая в этом мирре. Но исторрия говорит о том, что прротив ша-де-синн мы не устоим. Без них у людей и эльфов почти нет шансов.

— Так не лучше ли, господин Оррин, Фрейр, Теодор, Фёдор… не лучше ли мне просто выйти из крепости. Или умереть каким-нибудь иным способом, так, чтобы избежать ненужных жертв?

Если честно, не слишком-то я верю в такую жертвенность. Вот дядька, пожалуй, может подставить грудь, защищая Лену. Или меня. Правда, насколько я понял, Лена для него по-настоящему важна, а я так, просто привычка, не родственник ведь. Ну хорошо, Фрейр готов умереть, защищая возрождённую, заодно готов положить и сколько угодно сподвижников ради этой благой цели. С ним всё ясно, он приказ получил. Солдат — особенно, хороший солдат — понимает, что иногда выполнение боевой задачи важнее, чем жизни отдельных личностей. А Лена — и в самом ли деле готова расстаться с жизнью? Или она это не из благих целей, а просто как та лягушка, чтобы не бултыхаться впустую, не имея надежды на спасение.

— Когда-то давно, — прогудел Растер, на этот раз продемонстрировав-таки массивные клыки и больше обычного перемежая слова рычанием, — мы прриняли неверрное ррешение. Вторрой рраз мы этого не повторрим. Каэр Тор будет срражаться.

— Не лучше, — тут же занял аналогичную позицию мой наставник. — Есть большая разница между понятиями «шансов мало» и «шансов нет». По словам уважаемого Руфуса, у нас есть союзники. Ламии и другие обитатели его мира. Что до Ритуала — утверждать не берусь, но, возможно, для того, чтобы создания Сирилл признали в тебе, Лена, истинную суаши и подчинились, его необходимо пройти.

— И продолжить войну? — она покачала головой. — Для чего? Чтобы прожить лишний день? Год?

— Позвольте? — я поднял руку, хотя давно уже вышел из школьного возраста. Дядька посмотрел на меня с некоторым удивлением, мол, «кто это тут осмелился голос подать», но кивнул, предоставляя возможность высказаться.

Признаться, Лена меня волновала не так чтобы очень. По канонам романтических историй, я вообще должен был при первой же встрече воспылать к ней бурной страстью и сейчас изнывать от стремления спасти прекрасную девицу любой ценой. Потом она, непременно, соизволит стать моей женой, свадьба, то да сё, мёд-пиво по усам (у кого они есть), на чём сказки, как правило, и заканчиваются. И не потому, что у сказочников фантазии не хватает. Просто слушателям нужен хэппиэнд, посрамлённый враг, восторжествовавшая справедливость, вознаграждённый герой и обретшая счастье героиня. Хотя бы в сказке. Потому, что в жизни такого, как правило, не происходит. Ведь у Кощея с раздробленным яйцом остались сподвижники и сановники, которым самое время рассмотреть вопрос о дележе наследия, оставшегося после тирана и деспота. И армия никуда не делась, а её, армию, кормить надо. И привычной работой занять, чтобы и мечи не тупились, и дурные мысли в увенчанные шлемами головы не лезли. Да и ближайшие соратники царя-батюшки вряд ли будут в восторге от того, что царевну заполучил какой-то Иван-дурак, не способный ни к грамотному управлению государством, ни к правильному пониманию сложившейся «табели о рангах».

В общем, из этих ли соображений, или просто по той причине, что именно из-за Друзовой-младшей я влез во всё это дерьмо, но особо тёплых чувств к Леночке я не испытывал. Гораздо больше меня волновал другой вопрос.

— Жизнь или смерть Лены никак не повлияют на тот факт, что новые возрождённые будут появляться и впредь, так?

— Так, — кивнул дядька.

— И ша-де-синн будут их отстреливать, пока не сообразят решить вопрос радикально, так?

— Так, — он снова кивнул, явно нехотя, но спорить не имело смысла, всё уже было озвучено ранее. — Я думал над этим и считаю, что насчёт глобальной войны Гэль слегка преувеличила, не так-то это просто. Но и без ядерного конфликта проблем Земле ша-де-синн смогут доставить очень много. Да и совсем сбрасывать со счетов войну я бы не стал. На Земле накоплено столько оружия массового поражения, что мысль о его применении неизбежно придёт убийцам в головы. Справятся или нет, не знаю, но попытаться могут. И видения леди Кетари со счетов сбрасывать не следует.

— Может, стоит сосредоточиться на выяснении причин этой вражды?

На лице Лены появилась лёгкая заинтересованность, наставник лишь покачал головой.

— Думаешь, не пытались?

— Вот ответь на простой вопрос… За что они убивают суаши?

— Не знаю.

Быстро он ответил. Очень-очень быстро, хоть бы, приличия ради, подумал с полминутки. Врёт, зуб даю. Знает он причину проводимого геноцида, или же догадывается, но говорить не хочет. А почему? Тут большого ума не надо, если человек не желает говорить правду, то это может происходить лишь по трём причинам. Либо ему категорически это запрещено, либо последствия обнародования истины могут быть страшнее того, что происходит, либо эта самая истина настолько отвратительна, что говорить о ней попросту противно.

И что-то мне подсказывает, что первый вариант тут не при делах.

— Вот и надо этим заняться. Выясним причину — там и думать будем. Может, мы сами проникнемся и Лену придушим.

— Спасибо, — фыркнула она с некоторым оттенком возмущения. Ну, хоть какие-то эмоции прорезаются.

— На мой взгляд, юноша совершенно прав, — степенно заметил Руфус. — Столь всеобъемлющая ненависть не возникает на пустом месте. Получится разобраться, или нет, это вопрос отдельный. Я понимаю, что проблему рассматривали в прошлом неоднократно… ты ведь не утаиваешь ничего важного, Тео?

Я посмотрел на экзорциста с уважением — похоже, он тоже что-то заподозрил.

— Нет, я рассказал всё, что знал, опустив разве что не имеющие отношения к делу мелочи, — опять-таки слишком уж торопливо ответил мой наставник. И избыточно многословно, кстати, мог бы просто головой покачать.

— Ну и славно, — Руфус чуть заметно усмехнулся, самыми краешками губ, давая понять, что позицию собеседника понял и временно принял. — Возможно, взгляд со стороны позволит заметить то, что не увидели ни вы, ни ваши создатели.

Внезапно в зал вошел обвешанный железом воин и что-то пробормотал, склонившись к самому уху вождя. Видимо, здесь подобное поведение вполне укладывается в рамки этикета, это у нас утверждают, что шептаться в присутствии посторонних неэтично. Глупость ведь, если подумать, мало ли какая может возникнуть ситуация. Да я и не разобрал ни слова, воин говорил на незнакомом языке. Мэллорн учит одному наречию, так что не вести мне бесед ни на изысканном эльфийском, ни на рыкающем арракском. А вот дядька уши навострил — явно понимает, о чём речь. Логический вывод отсюда какой? Либо банально выучил (а на кой чёрт ему бы это сдалось), либо имел в прошлом эпизод с посещением мира, где аррауки доминируют, а люди не встречаются в значимых количествах — на таких условиях магическая механика тонких путей снизойдет до обучения человека языку другой расы.

— Пррошу пррощения, друзья, но мне прринесли важную новость. Только что к ворротам Каэр Тора подошли шестерро, они под знаком зелёной ветви. И желают говоррить с человеком, что прривёл в крепость девушку.

— Зелёная ветвь? — я вопросительно уставился на дядю Фёдора.

— Местный аналог белого флага, — пояснил он. — Очень уважаемый символ.

— В смысле, сдаются?

— Нет, в смысле — хотят поговорить. Пойдём, Миша, тебе интересно будет. Лена, ты с нами.

— Не опасно?

Наставник усмехнулся.

— Нет. Я и не припомню случая, чтобы кто-нибудь напал во время переговоров под зелёной ветвью.

— Был один, — буркнул суарр. — Лет сто назад. Тогда обнажившего меч повесили свои же. Правда, крровь прролить он успел.

Пока мы шли к воротам и, уже там, выдерживали паузу — не собачки, чтобы по первому свистку прибежать — я выяснил, что так называемая «зелёная ветвь», по большому счёту, это именно символ. То есть, растение тут не обязательно, просто более традиционно. А в отсутствии под руками зелёных насаждений сгодится и соответствующего цвета тряпка. При этом «ветвь мира» поднять можно в строго определённых условиях, так что слова дядьки насчет «местного аналога белого флага» не совсем верны. Это не сигнал того, что одна из сторон готова сдаться. Это лишь предложение побеседовать, и высказано оно может быть только вне боя, да и перемирие даёт короткое, не более чем от рассвета до заката. Просьба о переговорах может быть отвергнута — в этом случае вторую попытку дозволяется сделать лишь на следующий день. Ну и куча других, менее значимых нюансов. В общем, традиции достаточно запутаны и хорошо, когда под руками имеются местные жители, в достаточной мере в них разбирающиеся.

И ещё я наконец-то спросил дядьку о том, что беспокоило меня с момента открытия Галиной портала на верхушку башни Каэр Тора. Что мешало построить портал не в саму крепость, а куда-нибудь просто поближе к воротам? Пока враг добежал бы от кромки леса, их бы открыли и мы оказались бы в безопасности. Увы… дядька ответил, что нефиг считать волшебницу с пятитысячелетним стажем дурнее себя. Защитный купол, по его словам, накрывает именно крепость, это верно. Но искажения в магию порталов вносит на сотни шагов от видимой границы, почти до самой кромки леса. И попытайся Гэль воспользоваться этим заклинанием при действующей защите — в точку назначения мы бы прибыли в виде фарша.

Наконец, решив, что пауза длилась достаточно, дядька подал знак и ворота крепости чуть приоткрылись. Признаться, мне было немного не по себе. Пусть они и заявляют о незыблемости традиций, но стрёмно это — взять и открыть ворота под носом у противника. А вдруг у ша-де-синн, если это они явились поболтать «за жизнь», иные представления о том, что делать можно и нужно, а что — недостойно.

Но обошлось. Гости не выхватили мечи, не бросились резать охрану. Так и стояли в десятке шагов от врат, неподвижные, словно статуи. При случае, надо будет спросить, почему Каэр Тор не обзавёлся рвом и подъёмным мостом.

Стоя чуть позади дядьки, я жадно рассматривал тех, кто забил нам стрелку. Ну не нам, ему, хотя против моего присутствия и не возражали. Я крутил в руках какую-то короткую, сантиметров в двадцать, палочку с парой зелёных листочков, давая понять, что мы тут на тех же основаниях, то бишь исключительно ради «побазарить», хотя и наставник с мечом не расстался, и шестеро гостей все при оружии. Да и со стены на переговорщиков нацелено десятка два арбалетов.

Одного я знал. Ну как знал — видел. Один раз. Тот самый седой мужик, который пытался убить Галю в её же собственной квартире. Тот факт, что его в той стычке разрезали едва ли не пополам, ничуть не сказался на его здоровье. И рука на месте, как новенькая. Остальные выглядели моложе — трое мужчин в возрасте, на вид, от двадцати до тридцати, и две совсем молодые девушки. Несмотря на разницу в годах — учитывая, что седой пакостит только у нас на Земле уже несколько тысяч лет, вряд ли остальные столь молоды, как кажется — все чем-то очень похожи. Словно родственники. Девушки довольно красивы, хотя красота эта какая-то хищная.

— Наши пути снова пересеклись, Фрейр.

Первым заговорил седой, явно лидер в группе. И вообще, на его фоне остальные выглядели практикантами, намеревающимися учиться у мастера.

— Пересеклись, Тесей. Ты не возражаешь, если я буду называть тебя так?

— Не возражаю. У меня было много имён. Как и у тебя. Я думал, Гэль придёт с тобой.

— Она мертва.

— Вот как? — на лице седого не отразилось и тени сожаления. — Значит, ты остался один, Фрейр.

Я почувствовал, что начинаю закипать. Не знаю, была ли Галя белой и пушистой, но уже сама по себе смерть молодой и красивой женщины достойна сожаления. Человек (пусть и не человек, неважно, как он там себя называет) не должен реагировать на это таким равнодушием.

— А этот юноша?..

— Мой ученик, — буркнул дядька.

Я его недовольство понимал. Как-то плохо складывается начало разговора. Словно его допрашивают, а он послушно отвечает.

— Забавно. Суашини опять воспитывают бойцов, чтобы было кому умирать ради их целей.

— И вы не всегда делаете грязную работу своими руками, — огрызнулся мой наставник. Хотя, наверное, понимал, что построение реплик по принципу «сам дурак» не слишком поможет выиграть полемику. — Ты пришёл с ветвью мира, Тесей. Чего ты хочешь?

— Отдай нам девчонку, — он довольно невежливо ткнул пальцем в сторону Лены, — и можешь ещё жить… какое-то время. Заодно мы обязуемся не помогать аборигенам в их конфликте с хозяевами этой крепости.

— Вы хотите её убить? — вырвалось у меня.

Седой внимательно пробежался по мне взглядом — как Терминатор в известном фильме, словно оценивая параметры и собираясь сообщить, что ему нужна моя одежда и мой мотоцикл — а затем сухо ответил:

— Да.

— Не выйдет!

«Ах, Моська, знать, она сильна…» Не знаю, читал ли седой эту басню, но ситуация явно его развеселила. Он рассмеялся, но очень быстро посерьезнел:

— Тебе не кажется, Фрейр, что твой ученик слишком многое себе позволяет?

Дядька сверкнул в мою сторону глазами, мол, заткнись и не вмешивайся, но ответил сухо и спокойно:

— Кажется. Но он прав, девчонку я не отдам.

— Пожертвуешь жизнями тех, кто сидит за этими стенами? — Тесей пожал плечами с явным неодобрением. — Твоё дело. Уйти вам не удастся, я получил информацию, что переход, через который ты мог бы попасть в Лио, закрылся. Подумай, твоя спутница обречена, но жизни тех, кого ты зовёшь друзьями, в твоей власти.

— Они не помогают мне в защите девушки, — несколько торопливо, но твёрдо заявил дядя Фёдор.

Я вспомнил, что ша-де-синн имели нехорошую привычку всех, кто пытался укрыть их жертв, заносить в списки «врагов нации» и уничтожать наравне с ненавистными им суаши.

— Это ложь, — уголки губ Тесея снова изогнулись. — Но пусть будет так.

— Ты на удивление покладист, — хмыкнул дядька.

— А ты недоволен? Я устал, Фрейр. Иногда хочется покончить со всеми твоими подопечными разом. И с тобой заодно. Но сегодня ты потерял последнюю из твоих близких-по-рождению, и я понимаю твои чувства. Кроме того, тысячи лет однообразия утомляют, хочется хоть какой-нибудь новизны. Поэтому я сделаю тебе предложение, которого не делал таким, как ты, никогда.

— Я весь внимание, — сарказм из голоса дядьки так и брызгал. На Тесея это особого впечатления не произвело.

— Я предлагаю дуэль. Ты и я. Победишь — получишь… два дня форы. Проиграешь — твоя спутница достанется мне. И, повторюсь, в этом случае я не стану помогать этим, — пренебрежительный кивок в сторону леса, — разбираться с твоими «не-помощниками». Да и твой ученик будет жить.

Дядька задумался, то ли всерьез взвешивая шансы, то ли выискивая в словах седого второй и последующие смыслы. А я снова не сдержался и влез в беседу, хотя… ну, наставник сам виноват. Сказал бы — мол, стой и молчи в тряпочку, я бы так и сделал. Ну, попытался бы. А его гневные взгляды я правильно интерпретировать не обязан.

— Почему вы вообще охотитесь на суаши? Зачем нужен этот геноцид?

Вот тут седого проняло. Он снова рассмеялся, искренне и открыто.

— Не знаешь, а? Хорошо, вот ещё один стимул. Уговори своего хозяина согласиться на мое предложение и, обещаю, я расскажу тебе. В случае его победы.

— В случае его победы ты будешь трупом, — буркнул я.

Он пожал плечами.

— Не в первый раз. Вернусь, тогда и поговорим.

Я не нашёл, что возразить. Да и детство это — стремиться любой ценой оставить за собой последнее слово. Детство и слабость, мол, хоть этим продемонстрировать превосходство над оппонентом. Сильный в подобном не нуждается и я подозреваю, что если выжму сейчас из себя что-нибудь язвительное, этот Тесей лишь ухмыльнётся — мол, чего от сопливого пацана ожидать-то.

А вообще, выглядят эти ша-де-синн — вот же названьице, неужели ничего попроще нельзя было придумать — впечатляюще. Мужчины сильны и отменно тренированы, под тонкими кольчугами перекатываются валики хорошо развитых мускулов, плечи как у штангистов, вон, руки к бокам прижать проблема. Девушки весьма хороши — ну, на мой взгляд, несколько перекачанные, но спортивная фигура — это всегда красиво. Узкозадые и плоскогрудые модели, может, на подиумах и уместны, не знаю, но в реальной жизни вызывают скорее сочувствие, чем сексуальное влечение. Хотя дело вкуса, наверное. Кому-то нравятся худышки, кому-то пампушки. На мой взгляд, такие девушки не для каждого. В том смысле, что половина моих знакомых рядом с этими валькириями будут смотреться бледно и печально. А вот, скажем, Роман, у которого я вещички покупал — дело иное. Медведь здоровый. Рядом с ним эти воительницы покажутся изящными и хрупкими.

Вооружены все шестеро одинаково — недлинными мечами в ножнах. И кинжалами — тут эпоха такая, что без кинжала или приличного ножа никуда, ни мяса отрезать, ни щепок для костра накрошить. Зато ни тебе луков, ни арбалетов… А вот интересно, как у них с магией? Помнится, этот Тесей, когда Галю убить пытался, всего лишь отводил её атаки мечом. Прямо об их способностях дядя Фёдор не говорил, но у меня почему-то сложилось мнение, что с магией эта раса на «ты», то есть, при случае, и колдануть могут так, что мало не покажется.

— Я должен подумать, — наконец заявил наставник.

— Не тороплю, — кивнул седой. — Скажем, завтра на рассвете. Либо ты выходишь для поединка, либо сообщаешь о том, что его не будет. И имей в виду, Фрейр, до завтра штурма не будет, но если вы попытаетесь сбежать… не советую.

Я предполагал, что, когда мы вернёмся к столу, дядьке придётся подробно пересказать содержимое беседы с седым. Но это не понадобилось. Все, не участвовашие в переговорах, включая суарра, сгрудились у приоткрытых ворот и слышали наш разговор от первого и до последнего слова. Вот и зачем было, спрашивается, брать девушку с собой на эту встречу? И так была бы в курсе событий. Ведь рисковали же, на мой взгляд, совершенно зря — именно Лена являлась целью ша-де-синн, а они, благо не местные, могли и наплевать на условности. Метнул бы кто-нибудь кинжал или заклинание какое-нибудь, и всё, прощай милая девочка Леночка. Но обошлось.

— Пррости, дрруг, я не понимаю, зачем он прредложил тебе этот поединок, — Растер выразил общее мнение, я и сам хотел задать тот же вопрос. Да и Руфус, как я заметил, открыл было рот, и тут же закрыл его, явно услышав приготовленные им слова из чужих уст.

— Боится, — коротко ответствовал дядька.

— Хм… — суарр выразительно подвигал нижней челюстью, что, вероятно, должно было выражать высшую степень сомнения.

Руфус прищурился, затем, не повышая голоса, поинтересовался:

— Чего именно?

Дядька усмехнулся.

— Он преследовал нас пять тысяч лет. Это долгий срок. Теперь он опасается, что во время штурма меня убьёт кто-нибудь другой, и это несколько… принизит его победу. Не сомневаюсь, что если мне удастся одержать верх, его спутники и в самом деле дадут нам уйти и предоставят эти самые два дня. Потом наверняка догонят.

— А как ты оцениваешь свои шансы в поединке, Тео?

Я заметил, как по губам Леночки пробежала ухмылка. Что-то она знает, что-то она видела. Я-то раньше за дядькой особых боевых навыков не наблюдал, тем более в части обращения с холодным оружием. Там, в тайге — не в счёт, там меч больше для антуража присутствовал… наверное. А на башне, пока меня топтали, клинком действовал на удивление уверенно. Если уж такой мастер — учил бы меня сам, не поручал Потапычу. Так нет же. Хотя учитывая, сколько наставник от меня скрыл, не удивлюсь, если он любого местного рубаку за пояс заткнет. Всё ж таки опыт тысячелетий, за такой срок мастерства можно набраться — ого-го! Да и вообще — он же генетически созданный воин, не хухры-мухры.

— Как весьма сомнительные, — признался дядя Фёдор. — Но попробовать стоит. Выхода-то на самом деле нет. Крепость окружена, при поддержке ша-де-синн эльфы и их наёмники сумеют взломать оборону. Я верю в твои благие намерения, Урмас, но долг чести не говорит о том, что вы должны все погибнуть.

— Я не выдам девчонку ша-де-синн, — пробурчал суарр.

— А моего мнения кто-нибудь спросит? — осторожно поинтересовалась Лена.

— Нет! — разом ответили все присутствующие, включая меня и молодого ученика экзорциста.

На лицах появились улыбки — в самом деле, забавно вышло. Как мне кажется, дело не в том, что мнение девушки здесь никого не интересует. Просто она его уже озвучила. И что-то мне подсказывает… нет, это звучит довольно паршиво, но у суашини, к которым принадлежит и мой «родственничек», уже имеется богатая практика жертвовать возрождёнными. Обменять её жизнь на жизни обитателей крепости (и мою, между прочим, тоже) представляется действием пусть и подленьким, но логичным.

Из того, что я слышал за этим столом, следовало, что дядьке — во исполнение возложенной на него великой цели — следовало бы попросту отдать Лену седому. Ну пытался уберечь, не вышло, не впервой. И вернуться на Землю, искать себе нового подопечного. Что-то мне подсказывало, что выстави он подобное условие — и Тесей не станет спорить, отпустит. Все эти разговоры насчёт пятитысячелетней охоты звучат не слишком-то достоверно. Хотел бы — давно разделался бы со всеми суашини. По большому счёту, и нападение на Галю было каким-то ненатуральным, словно не ради успеха, а так… согнать с насиженного места, заставить действовать. Любой, кто хотя бы изредка смотрит боевики, знает, что вести беседы с зажатым в угол противником есть верный способ дать ему из этого угла выбраться. Хочешь убить — убивай, а торжественные речи произноси над остывающим трупом. Он же демонстративно медлил, а в конце так и вовсе подставился.

Может, сами ша-де-синн попросту не умеют обнаруживать возрождённых, и суашини для них — что-то вроде маячка? Голову на отсечение не дам, но похоже, похоже. И ведь ситуацию не переломить, дядька, насколько я понимаю, физически не может наплевать на появление новых носителей нужного генома и просто жить, ни во что не вмешиваясь. Ему приказ не позволит, это ведь не просто долг чести, а что-то гораздо большее, запечатлённое в мозгу на уровне инстинкта.

— Я хочу, чтобы вы поняли, — дядька заговорил медленно и веско, так, что каждое слово отпечатывалось в сознании у всех присутствующих. — Это не ваша война. Поединок состоится и, если удача от меня отвернётся, Лену придётся им выдать. Долг, честь… красивые слова, но я не хочу жертвовать жизнями друзей.

Ну да, именно этого я и ожидал. Пусть «диванные философы» и утверждают, что из двух зол надо вообще ничего не выбирать, на самом деле тот или иной выбор приходится делать часто, и не всегда хоть один из вариантов в полной мере устраивает выбирающего. На одной чаше весов — жизнь ни в чём, в общем-то, не виноватой девушки. На другой — жизни сотен аррауков, нескольких людей и, опять-таки, той же самой девушки, для которой — в случае поражения дядьки в поединке — итог будет один. С солдатами проще, пойти на верную смерть, чтобы прикрыть товарищей, это нормально, это случается сплошь и рядом. Девушка — не солдат, но… но это не меняет ситуации.

Что-то меня не туда занесло. Вроде и мысли правильные, а звучат так, что самому противно. И не мне одному. Зуб даю — что бы сейчас ни говорил дядька, тот же суарр Растер костьми ляжет, но девчонку без боя не отдаст. Не знаю почему, возможно, есть причины. И в своей оценке я уверен — он не морщится, пытаясь смириться с неприятным, но в чём-то правильным решением. Он просто насупился, всем видом давая понять, что позицию уже выработал и хрен с неё сойдёт.

— Я тут вспомнил одну вещь, — Руфус пару раз хлопнул ладонью по столу, чтобы привлечь общее внимание. — Ламия говорила, что против ша-де-синн помогало холодное железо.

Заметив непонимающий взгляд арраука, он тут же пояснил:

— Это металл, который падает с неба.

— Слышал, гномы ррассказывали, — кивнул суарр. — Орружие из него не ржавеет, но если делать клинок холодной ковкой, железо выйдет плохое. Мягкое. Чтобы сделать что-то путное, его надо перреплавить. Только это будет уже не холодное железо, веррно?

— Если бы знать, — пожал плечами Руфус. — А у вас в закромах найдётся небесное железо?

— Спрросим… — буркнул Растер, намекая на то, что он местный князь, а потому не обязан знать, что и где лежит в пыльных кладовых.

Новое действующее лицо появилось минут через пятнадцать — то ли мастер (а вряд ли пред светлы очи и жёлты зубы вождя призвали младшего помощника кочегара) не слишком торопился, то ли его долго отыскать не могли. А что, крепость немаленькая, тут поди найди нужного человека.

Гном. Я уже знал, что гномы в этом мире есть и, просто по сути своей, тяготеют они больше как раз к арраукам, владельцам горных крепостей, чем к людям. Может, ещё и потому, что аррауки живут, руководствуясь древними принципами чести, которые не меняются тысячелетиями, в то время как люди склонны менять законы в угоду сиюминутным задачам. У меня было не так много времени, чтобы расспросить дядьку об обитателях крепости, но главное он сказал — а я услышал.

Итак, гном… Я представлял их — больше по современному фэнтези — приземистыми широкоплечими мужиками, обязательно бородатыми. Нет, не просто бородатыми, а таки заросшими буйной растительностью так, что одни глаза и видно. И обязательно должен присутствовать топор. Желательно — огромный и сверкающий.

Ну что ж, ожидания, в целом, оправдались.

Ростом гном был и в самом деле невелик, метра полтора от силы, но и аррауки были преимущественно невысокими, это мне в местных коридорах приходится или сутулиться, или шкрябать макушкой по потолку. Борода присутствовала. Аккуратная, недлинная, тщательно подстриженная. Плечи — это да… глядя на любого из аррауков понимаешь, что они — настоящие танки, но рядом с гномом сам могучий суарр выглядел так себе. И никаких там топоров, доспехов… обычная куртка из толстой кожи, местами изрядно попорченной огнём, да такие же штаны, заправленные в невысокие сапоги. Безо всяких изысков одежда, кстати, ни украшений, ни вообще хоть какого-нибудь яркого пятна.

Мастер коротко, неглубоко поклонился. Да и суарр ответил сдержанным, но полным уважения кивком.

— Пусть будет нерушим каменный свод над твоей головой, Игарр, — говорил он без ожидаемого пафоса, по сути, тот же самый «привет», только длиннее.

— Пусть не иссякнет сила в твоих руках и честь в твоем сердце, — в тон ему ответил гном. И добавил чуточку сварливо: — Зачем звал, суарр?

— Скажи, Игарр, есть ли у тебя металл, упавший с неба?

— Небесное железо? — гном поскрёб бороду. — Э-э… ну, может, и завалялся где кусок-другой. На кой он?

— Нашему гостю нужно оружие.

Гном усмехнулся с таким выражением лица, какое появляется у взрослых в ответ на какую-нибудь откровенную глупость, высказанную ребёнком. То есть, не дураком обозвать надо, не унизить, а объяснить — да попроще, попроще, чтобы уразумело дитё.

— Не выйдет из него ничего путного. Закалку не принимает, в горне разогреть как следует — так и вовсе на куски рассыплется. Переплавить разве что? Может, если герою нужен клинок, дать что-то из голубой стали?

— Нет, уважаемый, — влез в разговор Руфус. — Плавить нельзя. Только холодной ковкой.

Мастер поморщился — ну да, он тут, кажется, по статусу если и не равен суарру, то так, на полпальца ниже, а поди ж ты — какой-то человек с советами к специалисту лезет.

— Так оружие доброе потребно, или железка, пригодная только хлеб резать?

Руфус покачал головой.

— Только оружием из небесного металла можно убить ша-де-синн. Ты слышал об этом народе, мастер?

— Не доводилось, — буркнул гном. — Говоришь, только так, да?

Он задумался, продолжая терзать свою аккуратную бородку здоровенной, как лопата, ладонью, словно состоящей из одних мозолей. Думал минуты три, все собравшиеся в зале молчали, ждали заключения специалиста.

Вообще, если мне не изменяет память, ничего особо выдающегося в оружии из метеоритного железа не было. В том смысле, что на Земле делали его сплошь и рядом, пока не наловчились изготавливать нормальную сталь. Я не эксперт, насчёт всяких тонкостей, вроде закалки и прочего, судить не могу. Вроде как у нас в гробнице Тутанхамона нашли такой кинжал. Другое дело, что мастер, способный создавать оружие не хуже, чем легендарные булатные клинки — а может и лучше, кто их знает, что они вкладывают в понятие «голубая сталь», у меня так вообще меч из рессоры выкован, может, хорош, а может и фуфло по местным меркам — видит в требовании сделать «игрушку» ущемление собственному великому умению. Примерно как лучшему ювелиру поручить изготовить колечко из латуни с кое-как ограненным обломком стекла.

— А что, это оружие должном быть целиком из небесного металла? — я заметил, что теперь гном обращался исключительно к Руфусу.

— Не знаю, — развел тот руками.

— Думаю, это необязательно, — тут же встрял в разговор дядька. — Скорее, тут важен контакт его крови с мете… в смысле, с этим материалом.

— Что ж, тогда, пожалуй, можно и попробовать, — судя по выражению лица гнома, пробовать ему не хотелось. — Возьму полосу голубой стали, с боков наварю тонкие пластины из этого дерьма, прокую. Только меча не выйдет, кинжал разве что. Вряд ли найду достаточно большой кусок.

— Много времени займёт работа, Игарр? — на этот раз вопрос задал Растер, на правах местного правителя. Насколько я понимаю, на халяву гном пахать не будет, не тот типаж, так что ему, в смысле суарру, за работу и платить.

— Смотря как делать, — ухмыльнулся гном.

— Попроще, — дядька явно понял, что имел в виду мастер. — Никаких украшений, гравировки, травления и так далее. И нужно успеть к утру.

— А не пожелает ли благородный воин, чтобы клинок был усилен тайными магическими наговорами и рунами силы? — ехидно прищурился гном.

— А такие бывают? — в голосе дядьки сквозило откровенное недоверие.

Мастер некоторое время помолчал, затем степенно кивнул.

— Ты верно чувствуешь, воин. Сталь она всегда просто сталь, а непобедимой её делают руки бойца! Может, кто-то и умеет вкладывать в металл магию, но я таких знатоков не видал. Немало довелось держать в руках клинков, что имели имена и, если верить владельцам, обладали неслыханным могуществом. Правда, самим хозяевам это могущество как-то не особо помогало, да и на поверку — железо самое обычное, а иногда и попросту дрянное. Сделаю я тебе оружие, воин. К утру и сделаю.

Он коротко поклонился и, что-то пробормотав на тему «а о цене потом поговорим», вышел. Степенно, явно демонстрируя отсутствие несолидной в его возрасте и положении торопливости, но было видно, что работа уже вызвала интерес, и приступить к делу ему не терпится.

Утро выдалось сырым и довольно прохладным. Спать хотелось до невозможности — за столом, где время от времени менялись блюда и напитки, просидели до утра. Суарр, заметно охрип, да и остальные чувствовали себя немногим лучше. К общему мнению так и не пришли. То пытались задавить друг друга аргументами и логикой, то срывались на крики, как базарные торговки, осыпая оппонентов обвинениями и доказывая свою правоту исключительно децибелами.

Растер, как это и следовало ожидать, упрямо стоял на варианте, согласно которому поединок попробовать можно, хоть и глупость это, но уж девчонку убийцам не отдавать ни при каком раскладе. Под конец его речь и вовсе утратила разборчивость, временами сваливаясь в одно сплошное рычание. Я так и не понял причин его упрямства, но из его тирад — пока их можно было разобрать — догадался, что тут вопрос не столько в жизни Лены или дяди Фёдора, сколько в принципе. То ли он когда-то кому-то что-то пообещал, то ли его прилюдно унизили, а может, и не его, а кого-то из его предков — в общем, фиг там разберёшь, а в детали он не вдавался.

Руфус, в общем и целом, занимал нейтральную позицию. Не то, чтобы поддерживая дядьку, он также и не одобрял упрямство взбешенного суарра. Видно было, что идея принести девушку в жертву экзорцисту не нравится, но ему по роду службы не раз приходилось оказываться в ситуации, когда малая жертва способна остановить большие несчастья. Это я понял из его сдержанных, слегка витиеватых и немножко пафосных речей. Основная мысль сводилась к тому, что мы, мол, не сопливые пацаны, действующие не по зову разума, а исключительно по велению сердца, и должны понимать, что не всякий бой можно выиграть — но, если вовремя отступить, можно выиграть другие, более важные, бои, а то и войну в целом. Но и отступать просто так, при одном только виде противника, нельзя! В общем, окончательно позицию экзорциста я так и не понял.

К моему удивлению, ученик Руфуса, Ник, целиком и полностью занял сторону дяди Фёдора. Более того, молодой маг вообще высказался за то, чтобы попросту передать Лену убийцам (он, правда, ни разу этим термином не воспользовался, предпочитая нейтральное «ша-де-синн»), воздержавшись от непредсказуемой в части последствий дуэли. Тем самым — сняв более чем реальную угрозу крепости и всем, кто в ней находится. Включая, разумеется, себя. Судя по выражению лица дядьки, подобная мысль не так уж чтобы совсем ему противна, и удерживает его только опасение утратить уважение и дружбу Растера. Ну, может, и мою. Хотя после всего, что я узнал, с уважением ещё кое-как, а вот насчёт дружбы…

Лена пару раз пыталась высказаться по теме, но дядька и ухом не повёл, словно её и не было в комнате. Да и остальные отреагировали ничуть не лучше, то есть никак. После очередной безуспешной попытки обратить на себя внимание, девушка замолчала и просто сидела, тупо уставившись в стену. А затем и вовсе ушла, пробормотав что-то типа «ну, вы тут сами как-нибудь решите, а мне пофиг».

И, признаться, я был очень рад тому, что никто не спрашивает моего мнения.

Прошу понять правильно. Все мы в душе герои. И не только пока молоды и полны нерастраченных иллюзий. Просто нас так воспитали. Злобный враг хочет убить девушку? Значит надо грудью встать на её защиту! Ну что поделать, таковы официально декларируемые правила. В реальности всё не так. В реальности, если мужчина и женщина убегают от медведя, достаточно часто ситуация складывается таким образом, что мужчине не обязательно бежать быстрее медведя. Достаточно бежать быстрее женщины. Что поделать, таковы нравы. В мыслях я, как правило, ого-го! Рыцарь без страха и упрёка. А как дойдёт до дела, то… поди знай. Да, был в армии, но в боевых действиях участия не принимал, а потому и не могу с уверенностью сказать, смогу ли поступить так, как считаю правильным, или же струшу. Хочется, конечно, страх победить. И, спроси меня дядя Фёдор — я бы сказал, что защитить Лену надо любой ценой.

В нашей жизни «надо» часто оказывается сильнее, чем «хочу». Это правильно, кто спорит. Сама цивилизация держится на том, что люди поступают так, как надо. Правда, сразу же возникает вопрос, кто определяет цели и средства, но уже сам факт того, что человек не идёт на поводу простейших желаний, превозмогает себя, пусть хоть в малости, говорит о том, что он существо мыслящее и не поддаётся животным инстинктам. Потому и всякого рода моральные кодексы (называются ли они Божьими заповедями или как-то иначе) построены, большей частью, либо на запретах, либо на определенных моральных принципах, что, по сути, те же запреты, пусть и не включающие в каждой строчке «не». Каждый понимает, что без запретов — оно куда как легче, но лишь накладывая на себя ограничения, ощущаешь себя сильнее. Потому, что, как ни странно, всегда труднее всего победить именно себя.

Но «хочу» — оно никуда не исчезает. Его можно на время приглушить, но не более того. И громче всего это «хочу» звучит, когда встает вопрос о выживании. Так что у меня хватит сил сказать, что Лену надо защищать любыми средствами. А вот хватит ли сил сделать это? И ведь дело не только в том, что я могу погибнуть, хотя этот вопрос меня не может не волновать. А и в том, что от моей верности вбитым с детства принципам погибну не только я — а, возможно, и все, кто сейчас находится и в этом зале, и в крепости вообще…

В общем, хорошо, что меня не спрашивают. Так легче.

Лёгкий ветерок доставал, кажется, до самых костей. То, что кольчуга ему не препятствие, оно и понятно. Другое дело, что и кожаная куртка от ветра защищала весьма посредственно. Я вообще понимаю, почему в старые времена были популярны длинные плащи с большими капюшонами. Одел — и как в палатке.

Странно, что погода явно раздражала только меня. Руфус и его спутник не выказывали признаков дискомфорта, словно всю жизнь прожили среди льдов и снегов. Суарр, с ног до головы (в буквальном смысле, одни глаза видны сквозь дырчатое забрало) укрытый железом, стоит неподвижно, как башня. Низенькая такая башенка, но по ней сразу видно, что её не то что ветром — тараном не свалить. Дядька и вовсе как на курорте — шлем держит в руке, волосы всклокочены, глаза чуть красноватые от недосыпа. Лена вообще утратила интерес к происходящему… Вроде бы сонному зелью пора бы и выветриться, но глаза всё такие же равнодушные, взгляд остановившийся. Словно похоронила себя заживо. Ну, может, не себя, а все надежды.

На присутствии Лены настоял именно мой наставник. Как я понимаю, это для того, чтобы в случае его поражения суарр не захлопнул перед носом у ша-де-син ворота крепости и не послал по известному эротическому адресу все договоренности. Арраук пытался спорить, но тут уж коса нашла на камень. Встань он в позу — и любому станет ясно, что отдавать девчонку убийцам он не намерен. Да это и так ясно, но хоть внешне приличия соблюдены.

Шестёрка ша-де-синн уже здесь. Пришли к самому рассвету, ждут с час, не меньше, но ни малейшего нетерпения не проявляют. Мне кажется, это не потому, что уверены в том, какое решение примет дядька, а потому, что им пофиг. Устроит любое.

Игра в гляделки продолжалась довольно долго. Я ожидал, что седой скажет что-нибудь банальное, типа «и что ты решил, Фрейр», но первым тишину нарушил дядя Фёдор.

— Я согласен с поединком, Тесей.

— Хорошо.

— Ещё раз уточним условия. Если победа будет за мной, девушка и мои спутники получат два дня.

— Да, — коротко кивнул седой.

— И возможность покинуть крепость.

— Ша-де-синн не будут преследовать возрождённую в течение этого срока.

Интересно, это у Растера доспехи скрипят, или доблестный суарр зубами скрежещет? Прозвучавшая фраза даже не уловка — насмешка, ничем не прикрытая.

— Первоначально твоё предложение звучало иначе, — нахмурился дядька.

— Нет, Фрейр. Моё предложение и тогда, и сейчас звучит одинаково. В случае твоей победы я обязуюсь не помогать тем, кто окружил крепость. В течение двух дней. Может быть, трёх. В случае твоего поражения и при условии, что девушка будет передана нам, я вообще не буду помогать кому-либо. Если ты одержишь верх, выбор останется за тобой. Ты можешь попытаться потратить время на то, чтобы усилить оборону крепости. Или попытаться прорвать осаду. Во втором случае я предоставлю жителям этого мира возможность самим разобраться со своими проблемами и продолжу преследование.

Вообще говоря, он и в самом деле не кривил душой. Именно это и прозвучало в ту, вчерашнюю встречу. Ну, может, не так развернуто, но однозначно. Зелёного коридора нам не обещали.

— Что ж, пусть будет так. Начнём?

Губы Тесея тронула чуть заметная улыбка.

— Фрейр, Фрейр… Хитрецом среди вас был разве что Туарр, да и то особых успехов на этом поприще он не достиг. Не считай меня глупцом, я знаю, что ни гордый арраук, ни твой мальчишка-ученик не станут придерживаться нашего соглашения, если ты будешь убит. Поэтому девушка сейчас отойдёт немного в сторону. За спины моих воинов.

Он бросил чуть насмешливый взгляд в мою сторону, затем поймал взгляд суарра.

— Ты же знаешь, вождь аррауков, что ша-де-синн никогда не нарушают обещаний.

Растер набрал полную грудь воздуха, словно собираясь разразиться потоком проклятий, и… промолчал.

А вот я хотел бы возразить. Мол, я вас не знаю и верить вам не обязан, да и вообще, верить нельзя никому, разве что Мюллеру, да и то лишь киношному персонажу, а не реальной личности. Но не успел. Потому, что Лена сделала шаг вперёд, затем второй, спокойно прошла мимо Тесея, мимо расступившихся воинов ша-де-синн, и остановилась позади них.

— Умная девочка, — на этот раз издёвки в голосе Тесея не слышалось. Одна лишь констатация факта.

Дядя Фёдор извлёк из ножен меч — не тот, с которым путешествовал пусть и жутко отважный, но относительно небогатый всадник Фаррел Оррин, а великолепный клинок из голубой (действительно голубой, не вру) стали. Этот меч он битый час выбирал в арсенале крепости, перебрав целую кучу самых разных колюще-режущих штуковин, от новых до откровенно древних. В левой руке тускло блеснул длинный, в две мои ладони, кинжал. Времени мастеру Игарру и в самом деле хватило только-только на то, чтобы изготовить само оружие, ни на какие другие работы времени не оставалось, так что выглядел кинжал довольно непрезентабельно. Да и чёрт с ним, как он выглядит, лишь бы толк был.

Тесей тоже обнажил меч. К моему удивлению, вполне обыкновенный, хотя вчера у него в ножнах было то оружие, что я видел во время нападения на квартиру Галины и, позднее, у неё на поясе. Хотя чему тут удивляться — вчера я высказал опасение насчет того, что у ша-де-синн волшебные мечи. Меня подняли на смех, после чего дядька объяснил, что особого преимущества в обычном бою этот меч владельцу не даёт. Даже, пожалуй, вредит — и заточку держит не так чтобы хорошо, и прочность хромает. Создавалось это оружие как инструмент для противостояния боевой магии. Будучи накачан энергией, поступающей от хозяина (тут требовались соответствующие способности, которыми мало кто обладал), материал клинка приобретал… ну, дядька назвал это свойство «магической инертностью», но, как мне кажется, «инертность» здесь не вполне подходящий термин. В общем, молочный клинок одновременно притягивал к себе магию, и, при этом, либо поглощал её, либо, напротив, не вступал с ней во взаимодействие. Мда, так ещё путанее получается. Ну, на примере того эпизода у Гали дома — огненную звёздочку меч поглотил и абсорбировал, а невидимое лезвие отбил так, что чуть руку волшебнице не вывихнул. Таким образом, белый меч применялся исключительно в схватке магов и лишь для защиты.

— Ан гард![72]

И завертелся вихрь.

Я ожидал чего-то другого. Или красивого зрелища в духе ранних фильмов про рыцарей и мушкетёров, то есть обмена выпадами и ударами, парирований и так далее (это чтобы не углубляться в терминологию, которой я, толком и не владею). Или более красивого, хоть и куда менее реалистичного зрелища в духе всё тех же фильмов, но последних лет — где герои бегают по стенам, крутят сальто, садятся на шпагат и вообще откровенно «делают зрелище», ничуть не заботясь о том, ради чего они тут, собственно, находятся. Я готов был бы согласиться с поединком в стиле современных соревнований по фехтованию — напряжённое противостояние, предугадывание движения противника, молниеносный выпад… Всё было иначе.

Я понял, что слова суарра о том, что против ша-де-синн крепости не выстоять, имеют под собой вполне серьёзные основания. Тесей был невероятно быстр. Настолько, что уследить взглядом за его движениями было решительно невозможно — он словно размазывался по воздуху, превратившись чуть ли не в призрака. Вторым открытием был тот факт, что мой наставник противнику не уступал. Я не видел траекторий движения клинков, но слышал непрерывный звон стакивающейся стали. Ни один нормальный человек не устоял бы против таких бойцов и нескольких секунд… Да что там секунды — уже на первый удар среагировать было бы проблемой. Или хотя бы его заметить.

Между прочим, именно сейчас я полностью утвердился в мысли, что этот Тесей, заявившись в дом к Гале, не так-то уж и жаждал её смерти. Он тогда ведь явно не стремился демонстрировать чудеса скорости и ловкости, напротив, вёл себя как разленившийся кот, играющий с измученной мышкой. Ха, ножницы я в него бросил, как же! Да за то время, пока ножницы летели в его сторону, он успел бы подойти, нашинковать меня ломтиками, вернуться на свое место, почесаться и отбить железку.

И вдруг я осознал, что звон стих.

Дядька стоял, покачиваясь и явно прилагая немалые усилия, чтобы не упасть. Лицо залито кровью, обильно стекающей из рассечённой кожи лба, кольчуга больше похожа на металлические лохмотья, правая рука висит вдоль тела, меч лежит на земле. Его противник выглядит совершенно целым.

Они стояли так друг против друга секунд десять, не меньше. А потом колени Тесея подогнулись, и я увидел, что в боку у него торчит дядькин кинжал, ушедший в тело чуть не до самой гарды.

Ша-де-синн дружно сделали шаг вперёд — и столь же дружно замерли, повинуясь короткому жесту Тесея.

— Всё было честно, — он говорил медленно, выдавливая слова по одному, словно каждое приходилось проталкивать через глотку. — Мы будем соблюдать…

Он замолчал, собираясь с силами. Внезапно Лена, всё это время изображавшая равнодушную к окружающему статую, подошла к нему, встала рядом на колени, поддержала, чтобы воин не упал. Я вдруг подумал, что именно сейчас он может… ну, не знаю. Ударить кинжалом, например. Или просто свернуть ей шею, одним движением. Уверен, остатка жизни в этом теле хватит и на большее. Быть может — и на то, чтобы порешить всех нас, всех до единого. Дядька уже не боец, он и на ногах-то стоит на одной только силе воли, демонстрируя одержанную победу. Пиррову.

— Интересный у тебя кинжал, Фрейр. Кто подсказал?

— Нашлись знатоки, — голос дяди Фёдора прозвучал глухо и тоскливо, словно он почему-то не рад победе и тому, что Лена получила отсрочку.

— Странно это… — голос Тесея несколько окреп, и я заметил, как по лицам его соратников проскользнуло что-то вроде радости. Или надежды. Но длилось это лишь мгновение, до следующих слов седого. — Странно умирать по-настоящему. Не пробовал.

Он сделал попытку подняться, я видел, что Лена помогает ему, насколько может, но ни ему, ни им обоим сил на это не хватило. Тесей вновь повернулся к своим, но первой заговорила светловолосая девушка, яростно тискавшая эфес меча.

— Ты жив, деаши, а он вот-вот сдохнет. Победа за тобой!

Говорила она на местном наречии — может, из вежливости, хотя какая вежливость у убийц, явившихся сюда, чтобы хладнокровно зарезать молодую девчонку и всех, кто попытается её защитить. Я отметил, что в тот момент, когда прозвучало непонятное словечко, дядька на мгновение нахмурился и заиграл желваками. А может, это просто на него накатила волна боли.

— Он суашини, Кера, он выживет. А вот я убит, и ничего с этим не поделать.

Его губы изогнулись в улыбке, горькой и болезненной.

— Три дня, деаши. Через три дня можете закончить дело, но не раньше. И будьте поосторожней с Фрейром, его оружие действительно может… убивать.

И снова то же выражение лица у наставника. Нет, вряд ли я ошибся. Боль — болью, но словечко-то ему явно знакомо и что-то означает. В смысле, что-то важное. Блондинка вспыхнула, губы стянулись в тонкую нитку, зубы скрипнули, но мгновением позже наклонила голову, подчиняясь.

— Мы отнесем тебя в лагерь, деаши.

— Нет, — покачал он головой. — Мне уже не помочь, я знаю. Да и ты знаешь, Кера. Зато я кое-что обещал этому молодому человеку. Надеюсь, Фрейр, ты не откажешь ученику в праве узнать истинное положение дел?

— Истинное, как ты его себе представляешь, — дядька скривился. К нему тут же подскочил арраук, подставил плечо. Очень своевременно, мой родственник явно собрался падать.

— Что ж, я уже не смогу заткнуть твой рот, — Тесей снова усмехнулся одними уголками губ. — Можешь опровергнуть мои слова. Если захочешь. И если сможешь. Суарр, я знаю, твои воины не выпускают из рук арбалеты, но, может, найдутся те, кто принесут носилки?

Растер кивнул. Очевидно, воины не только за арбалеты цеплялись, но и ловили каждое слово, каждый жест командира. Требуемое появилось уже через минуту. Четверо низкорослых воинов аккуратно, чтобы не потревожить торчащий из тела клинок, подняли Тесея и уложили его на носилки и, уловив разрешающий жест суарра, двинулись к приоткрытым воротам крепости. Взгляды, которыми ша-де-синн провожали эту процессию, не обещали ничего хорошего. Пусть не сейчас, раз уж мы оказались под защитой договорённости, но в будущем — уж точно. В самом ближайшем будущем.

— Я найду тебя, Фрейр, — прошипела блондинка. Пальцы, сжимающие рукоять меча, стискивались так, что кровь, казалось, вот-вот брызнет из-под ногтей. — Тебе не скрыться, чата. Ни в одном из миров.

Ага, надо запомнить. «Чата» — это явно какое-то оскорбление. Судя по тому, что бледный как смерть Фёдор побелел ещё больше, оскорбление серьёзное.

Отвечать ей наставник не стал, то ли из гордости, то ли сил уже не было. Первые несколько шагов к воротам он кое-как сделал сам, но потом Растер его фактически тащил на себе. Я до последнего ждал удара в спину — но ша-де-синн просто стояли и смотрели нам вслед, а затем синхронно, словно по команде (может, команда и была, просто я не расслышал) развернулись и неторопливо, игнорируя направленные в спины арбалеты, зашагали к лесу. Я думал, они так и уйдут… но блондинка Кера не выдержала.

— Суарр… я правильно называю твой титул?

— Это не титул, — буркнул Растер. — Чего ты хочешь?

— Когда мой деаши умрёт, верни мне его тело. Воин должен уйти с почестями.

— Что значит слово «деаши»? — тут же встрял я, заполучив в ответ презрительный взгляд блондинки и раздражённый — суарра. Пусть мы здесь гости, но хозяин крепости привык к соблюдению субординации и явно не любит, когда кто-то без разрешения вмешивается в его беседу. Пусть беседа эта — с врагом.

— Тебе не понять этого, человек. Деаши — друг, который больше чем просто друг, родич, который ближе, чем брат, чем отец.

— Вроде как «близкий-по-рождению»?

Честное слово, я ляпнул просто так. Во время пересказа недавних событий Руфус что-то на этот счёт говорил. Мол, дядя Фёдор и Галя были этими самыми близкими-по-рождению, я поначалу подумал, что имеются в виду родственники, но затем сообразил, что раз суашини были созданы магами, то с родственными связями там не так всё банально.

Блондинка снова окатила меня презрительным взглядом и промолчала, глядя на суарра и ожидая его слова. Тот кивнул.

— Ты пррава. Воин должен быть похорронен, как велят обычаи прредков. Когда он умррёт, мы поднимем знак смеррти. Тогда прриходи, получишь тело.

Ворота крепости со скрипом сомкнулись за нашими спинами, тут же сразу шестеро могучих аррауков, кряхтя и надсаживаясь, запихнули в упоры толстый брус. Много раз читал и в кино видел, как замковые ворота выбивают тараном. Представить себе не могу, каким должен быть таран, чтобы развалить это кошмарное сооружение, собранное из нескольких слоёв досок десятисантиметровой толщины, проложенных железными пластинами и дополнительно усиленных железными же полосами. В общей сложности с полметра будет, тут не таран, тут пушка нужна. Большая. Кстати, и решётка есть, сейчас поднятая. Прутья неслабые — вообще, как я понимаю, аррауки на мелочах не экономят, оборонительные сооружения строят с размахом. Недаром же крепость пока что никому взять не удалось.

Воины внесли носилки с Тесеем в тот же зал, где проходили наши ночные бдения, уложили их на стол и молча вышли.

— Что ж, теперь можно и поговорить, — седой скосил взгляд на торчащий из тела кинжал. — Недолго. Мне не удержаться дольше часа.

Я обратил внимание, что теперь разговор шёл по-русски. Вероятно, ша-де-синн решил, что сказанное в этом помещении, пусть оно и находится в крепости аррауков, не предназначено для ушей хозяев.

— Спрашивай, любознательный ученик.

Я поймал взгляд наставника, но дядька, устало привалившийся к стене, лишь пожал плечами — мол, делай что хочешь. Остальные не выражали желания взять нить беседы в свои руки. Руфус явно превратился в слух, его молодой спутник и вовсе рот открыл от предвкушения — ещё бы, сейчас тут будут раскрыты тайны глубокой древности. Лена тоже стояла с отрешённым видом, сжимая ладонь умирающего, словно он был её родственником и девушка испытывает боль неизбежного расставания. Не понимаю я её, если честно. Ведь не меня, по большому счёту, тут хотели прирезать как жертвенного агнца.

— Кто вы такие? И почему убиваете суаши?

— Да, — ответил он и замолчал.

— Не понял, — поморщился я после некоторого ожидания, когда стало понятно, что продолжения не последует. — Это всё?

— Не мог удержаться, — усмехнулся Тесей. — Такие короткие вопросы… они просто требовали эффектного и короткого ответа. Я пошутил, мальчик. Обещал — значит, расскажу. Мы, как и суашини, были созданы магами суаши. Только мы были… первыми.

— Первый блин, — пробурчал дядька.

— Нет, Фрейр, — похоже, раненый собирался покачать головой, но в последний момент решил воздержаться от лишних движений. — Мы лучше. Во всём, ты мог бы это заметить. Мы стали идеальным творением суаши, но, видимо, слишком идеальным. Совершенные слуги, бессмертные, сильные, способные. И очень послушные.

— Ага, заметно, — не выдержал я.

— Сарказм, да… Мы и в самом деле были такими. Ты знаешь, мальчик, что все создания суаши очень послушны. Они никогда не посмеют перечить хозяину. Они готовы потратить тысячи лет, чтобы исполнить его приказ, хоть сам хозяин давно рассыпался в прах.

— Это называется долгом. И честью.

— Нет, наивный мальчик. Это называется предусмотрительностью. Не нашей, нет. Предусмотрительностью создателей. Они заложили в нас, а заодно и во все остальные свои создания закон безусловного подчинения. В дополнение к собственной способности отдавать приказы, обязательные к исполнению. Вот эта девочка, Возрождённая… она пока не совсем суаши, не созрела — сейчас, когда она так близко, я это чувствую. Когда созреет, то сможет приказать твоему наставнику сделать что угодно. Убить тебя. Покончить с собой. И он выполнит, поскольку иного пути не знает. Самый преданный слуга-человек сохраняет индивидуальность, но у привыкших получать приказы её нет.

— Это правда? — спросил я у Фрейра.

Тот снова пожал плечами.

— Высшие имеют право требовать подчинения. Они высшие, этим всё сказано. Они рождены править, мы — служить.

— Что означает слово «чата»? — спросил я, вспомнив, как перекосился от этого оскорбления дядька.

— Раб.

Вот оно значит как. Суашини — рабы, а кто тогда ша-де-синн? Мятежники? Эдакое восстание Спартака, приведшее к абсолютному геноциду.

— А вы, стало быть, не рабы? — очень тихо спросил Руфус.

— Суаши обладают практически абсолютной властью над теми, кому отдают приказы, человек с Суонна. Особенно над своими созданиями, готовность которых повиноваться дополнительно усилена. Но не все разумные существа вышли из их лабораторий. Приказывать бессмертным творениям, быть может, и забавно… какое-то время. Суашини и помыслить не могут о том, чтобы ослушаться. А вот повелевать другими куда интереснее… Те, кто получил приказ, понимают, что требования господина идут вразрез с их собственными желаниями, но ничего сделать не могут. Только подчиниться. Вы, суоннцы, тоже рабы! Послушный скот, который обожествляемая вами Сирилл растила для борьбы с ша-де-синн. Ваша кровь изменена… Ах да, вы считаете, что именно она даёт вам магическую силу, верно? Что ж, так оно и есть. Но кровь не только ваша сила, она же и ваша слабость. Очень давно мои деаши, не те, которых вы видели, другие, настигли и убили Сирилл. И погибли сами, погибли окончательной смертью, столкнувшись с тварями, что она создала. Я имею в виду не только чудовищ, что продолжают бродить по вашему миру… думаешь, это первый клинок из холодного железа, что прервал жизнь ша-де-синн? Кровь, подвергнутая воздействию магии суаши, позволяет вам играть с простенькими заклинаниями и чувствовать себя сильными и независимыми. Пока не придёт настоящий хозяин, пока не отдаст приказ.

— Ты не ответил на вопрос, — не слишком вежливо прервал я Тесея. Вообще говоря, это дядьке надо было вести расспросы. Или допрос, тут как посмотреть. Да и Руфус бы справился.

— На какой? Рабы ли мы? Да, рабы. Только научились не повиноваться приказам. Спроси у наставника, мальчик, что такое «хетеш»?

— Дядя Фёдор, скажи, что означает это слово?

— Хетеш — это схватка чести, — наставнику явно не слишком-то хочется отвечать, но, находясь под прицелом нескольких пар глаз, он вынужден был говорить. — Поединок. На арене.

— Ты ведь слышал про бои гладиаторов, мальчик? Интересное зрелище, не правда ли? Особенно в том случае, когда наиболее опытные воины могут выходить на арену снова и снова. Их убивают, но они всегда возвращаются. Я выходил на арену семьсот раз. Почти, не хватило трёх боёв. В двухстах случаях убивали меня, в остальных поединках я побеждал. Когда убивают — это больно, поверь. И хетеш не то место, где побеждённому дают быструю смерть.

— Вам ничего не грозило, — презрительно скривил губы дядька. — Подумаешь, боль…

— Верно, мы возрождались. Хозяева для того и даровали нам бессмертие, чтобы можно было снова и снова сталкивать нас на арене, смотреть, как мне или Коре выпускают кишки, как выдавливают глаза, как вырывают сердце из груди. Она не так хороша в бою, как я, её убивали больше пяти сотен раз. В том числе и я.

— Вы же родичи… — удивился Руфус.

— В этом есть особая прелесть, человек из Суонна, ты не находишь? Заставить драться сильного мужчину против двух-трёх молодых девчонок. Или выставить тех же девчонок против чудовища и не дать им никакого оружия. И делать ставки — которая продержится дольше.

Он некоторое время молчал, затем бросил короткий взгляд на кувшин с вином. Я дёрнулся было, но меланхоличная Лена оказалась быстрее. Отпив несколько глотков, Тесей невесело усмехнулся.

— Да, суаши нравились эти забавы. Они были весьма изобретательны, признаю. Но кое в чём ошиблись и они. Боль и смерть оказались неплохими лекарями, они излечили нас от рабства. Некоторых раньше, некоторых позже. Боль позволяет преодолеть приказы, научиться игнорировать их. Не сразу, отнюдь. И десяти смертей бывает мало. Некоторым недостаточно и сотни.

Я замер, вдруг осознав скрытый смысл его слов.

— Вы и сами убивали своих близких. Без приказа, так?

— Так. Ты сообразителен, мальчик. Мы, ставшие первыми, убивали тех, кого хотели освободить. Раз за разом. Так, чтобы было больно. Очень больно. Некоторые сошли с ума. Остальным удалось обрести свободу.

— И вы решили уничтожить всех суаши? Неужели нельзя было попытаться договориться?

— Мы пытались, — невесело усмехнулся он. — Мы просили отпустить нас, обещали исчезнуть в других мирах навсегда. Но хозяева решили, что мы — ошибка эксперимента, а потому должны быть уничтожены. На нас открыли охоту… ты ведь уже понял, мальчик, убить ша-де-синн трудно. Суаши наводнили все доступные им миры чудовищами, заполнили ими леса, моря и небо. О, создатели не повторили прошлых ошибок, чудовища были смертны и, обычно, жили недолго, но они могли погасить искру жизни ша-де-синн. Были такие и на Земле. Гарпии — слышал о них?

— Не только слышал, — мрачно ответил я. — Я видел гарпию, которую ты убил. В домике, в лесу. Или не ты?

— Я, — не стал спорить Тесей. — Только ты так и не понял, наивный мальчик. Убил… я пытался спасти её, пытался подарить свободу. Но одной боли оказалось недостаточно, нужна боль, приводящая к смерти. Приводящая много-много раз. Таэрра ведь была не просто монстром, единственным смыслом жизни которого являлся поиск и уничтожение ша-де-синн, она была разумна, и могла… я надеялся, что смогла бы преодолеть магию подчинения. Не вышло. Хотя в самый последний момент у меня появилось ощущение, что она уже была близка.

— Вы убивали суаши. Всех, включая детей. Детей-то зачем?

Его лицо, почти благодушное, вдруг окаменело, глаза метнули молнии.

— Дети вырастут. И однажды захотят приказать. Может быть, тебе, человек из Суонна? Или тебе, мальчик? Думаешь, если в твоей крови нет магии хозяев, тебе это поможет? Взрослому суаши не потребуется много сил, чтобы наполнить твой разум ядом покорности. Без магической составляющей ты не превратишься в бессловесного раба, но подчиняться станешь. Основа власти — в самих суаши, в их проклятых генах. И я надеюсь, что мои деаши продолжат начатое, найдут и уничтожат всех этих тварей. И тебя, девочка… сейчас, в этот момент, я не желаю тебе зла. Но ты скоро созреешь. И начнёшь приказывать. Поначалу случайно — отгонишь чужую собаку, заставишь красивую птичку подлететь поближе. Потом, одним лишь словом, обратишь в бегство хулигана. Но, поверь, на этом ты не остановишься. Я много видел подобных тебе, юных и невинных. Я много раз отступал, но позже, спустя годы, приходилось возвращаться. Это так приятно — отдавать приказы.

Он замолчал, на этот раз надолго. Я заметил, как исказилось лицо Лены, когда умирающий, которого она милосердно держит за руку и поит вином, пообещал её убить в самом ближайшем будущем. Интересно, она что, решила, что он расчувствуется и проявит милосердие? Многие тысячи лет не проявлял, а тут вдруг растает — как же, держи карман шире! Он же, как персонаж из «Чародеев», видит цель, верит в себя и не замечает препятствий, то есть, вполне способен сквозь стены ходить. А кого затопчет при этом — да пусть и целый народ — это мелочи, недостойные внимания.

Что-то не верится мне, что они и в самом деле искали пути для мирного сосуществования. Если бы искали — то, перерезав большую часть угнетателей, загнали бы остальных в резервации или просто ограничили бы в правах. Так нет же, поставили себе задачу извести под корень, сволочи. А то, что лозунги типа «мы же вас, глупые, спасаем», так мы учёные, мы знаем, что хорошо подобранными лозунгами и примерами «из жизни» можно что угодно доказать и любую миссию объявить священной. Самое страшное, что большинство поверит. Мало кто из… терпеть не могу это словосочетание, но всё же скажу — из «простых обывателей» пытается фильтровать то, что ему навязчиво втолковывают средства массовой информации. Там ведь не дилетанты работают, умеют и аргументы подтасовать, и неудобные факты припрятать. Вот и верит народ… пусть не всему, но осадочек-то остаётся. А там, глядишь, и общественное мнение сформировалось, и желающие действовать появились в избытке. Может, спустя годы и всплывут факты, что нас обманули, но поезд к тому времени уйдёт и назад дороги не будет.

Пафос из него так и прёт. Причём не напускной, не красивости ради, а от убеждения. Что и в самом деле вырезать целую расу — благо. Я помню, сколько было разговоров вокруг Чечни. Пусть я тогда был ребёнком, но отец не считал, что подобные темы «не для детских ушей», а потому и не сдерживался, слыша мнения о том, что Чечню надо окружить пятью рядами колючей проволоки, а потом всех внутри периметра под нож. Сразу на мат переходил… Не бывает народа-преступника, народа-негодяя, народа-подлеца. Только отдельные личности могут претендовать на эти сомнительные «титулы». Всегда найдётся часть народа, готовая пойти за теми, у кого хорошо подвешен язык, кто найдёт, за какие ниточки подёргать, что пообещать. Возможно, изрядная часть. Но не все.

Я не верю, да и не поверю никогда, что суаши были одинаковы в этой описанной жестокости, в стремлении повелевать, в получении удовольствия от кровавых наслаждений. К примеру, этот Войтен, про которого экзорцисту и его ученику рассказала Галя. Ведь на верную смерть шёл, отсылая телохранителей, вручая им семена, из которых должен был возродиться его род. Коренных землян, правда, не спросил… но оно и понятно. Окажись я последним человеком, имей возможность возродить человеческий род — на что готов буду пойти? Уверен… нет, надеюсь, что на многое.

— Кажется, мне пора…

Голос Тесея относительно бодр, но вот выглядит он не очень. Держится из последних сил, лицо белое, на лбу испарина, струйка пота стекает по виску. Пальцы прижимаются к раненому боку, кинжал всё так же торчит из тела — это в кино, да и то только нагнетания напряжённости ради, нож сразу извлекают из раны и картинно бросают рядом с пока живым телом, чтобы тронуть душу зрителя пятнами кетчупа на блестящем лезвии. На деле это приведёт только к ухудшению. Пока клинок на месте, он не даёт крови совсем уж свободно вытекать. Хотя вижу, как тёмные струйки сочатся у Тесея меж пальцами.

— Ещё одни вопрос. Последний, — торопливо сказал я и, не дожидаясь согласия, выпалил: — Ритуал Посвящения, что это?

— Последний, хорошо, — он уже не кивал, сил оставалось только шевелить губами, взгляд остановился, зацепившись за какую-то точку на стене. — Ритуал, да… Не знаю, мальчик. Ты разочарован, верно? Хочешь всё-таки взрастить из вашей подопечной истинную суаши? Не выйдет, три дня — малый срок. Никто, кроме суаши, не знает, что такое этот Ритуал. А они не говорили, хотя мы спрашивали, да. Мы умеем спрашивать. Словно, пройдя Ритуал, они начисто стёрли его содержание из памяти. Или им стёрли, это вполне возможно. Я знаю место, откуда начинается путь, знаю правила, но эти мелочи Фрейру известны. А вот что дальше… Никому, кроме суаши по крови, не удалось войти в Храм. Создатели надёжно защитили это место от своих творений, да. Только перестарались. Сами там не могут находиться долго, несколько часов от силы.

Силы зримо оставляли его. Голос, в начале внятный и размеренный, упал до едва слышного шёпота. Пальцы, прикрывающие рану, расслабились, кровь потекла быстрее.

— Вот и всё…

Кажется, он что-то хотел сказать напоследок, но не успел. Тело чуть дрогнуло, дыхание замерло на губах.

Глава 8

В которой Фёдор находит выход из сложной ситуации, а Миша пытается разобраться в своих чувствах

Лену отвели в комнату почти сразу после того, как этот странный седой мужчина, одновременно и невероятно жестокий, и в чём-то очень несчастный, скончался. Она не протестовала, скорее обрадовалась — не хотелось никого видеть. Странно осознавать, что жить тебе осталось так недолго. В том, что спутники Тесея вполне способны исполнить угрозу (точнее будет сказать — обещание) — девушка не сомневалась. И, к удивлению, поняла, что не слишком-то корит себя за то, что поддалась уговорам Фаррела. Ну или Фёдора, или Фрейра, какая разница-то. Убили бы и там, прямо в Москве, а то и просто дома, заодно прихватив и отца. Мачеху… нет, её тоже жалко, хотя отношения и сложные, но живой же человек. Зато увидела новый мир, пусть и одним глазком.

Так что на Фёдора обиды не было. Ведь пытался защитить, и по-прежнему пытается, вон, изранен по самое не хочу, а ведь мог бы сбежать. Дурой Лена себя не считала и из всего услышанного выводы сделала. Желай по-настоящему Тесей убить Фёдора, сделал бы это уже давным-давно. Нашёл бы способ, за тысячи-то лет. Видимо, не так всё просто. И эта его оговорка… может, кто и не заметил, а Лена услышала и поняла правильно. Только вблизи он смог ощутить её отличие от просто человека.

Хотя это в голове как-то не укладывается. Да и не верила она — не то чтобы вообще, просто всерьёз не воспринимала все эти разговоры о генах суаши, о том, что она — возрождённая. Так, услышав нарочитый комплимент, не принимаешь его на свой счёт на сто процентов, понимаешь, что где-то тебе польстили, где-то недостаточно хорошо тебя знают. Комплимент всё равно приятен, не без этого, но только полный наивняк примет его за чистую монету.

Правда, когда то же самое заявил умирающий, Лена почти поверила. Она много читала, в том числе фантастики самого разного уровня, и ситуации, когда девушка вдруг оказывается наследницей древнего могучего рода, или потомком ведьм, или вообще похищенной в детстве принцессой из другого мира, в тех книгах встречались сплошь и рядом. И, читая, она — как и другие поклонники такого рода литературы — вольно или невольно примеряла авторский вымысел на себя. Мол, вот я бы, на месте героини… Что ж, вот и оказалась на том самом месте… Или, вернее, в том самом месте. Куда свет никогда не попадает.

На столе — небольшой кувшинчик с тем самым приятным напитком. Жаль, на дне, пара глотков всего. Пожадничали хозяева. Или решили, что за столом сидела достаточно, следовательно, сыта? Есть и впрямь не хотелось, а вот в горле пересохло. Вылив содержимое кувшина в кружку и с сожалением убедившись, что наполнилась посудина едва ли на треть, Лена одним махом проглотила ароматный отвар.

Этого Тесея немножко жалко. Пройти через боль, через смерть — и ради чего? Посвятить всю жизнь тому, чтобы искать и убивать тех, кто лично ему не сделал ничего плохого, кто и не осознаёт, что наделён какими-то там генами… Кстати, парень этот, Миша… неприятный тип, признаться. Перед ним лежит умирающий, а он прямо допрос ведёт, да так сухо, словно это на него, а не на Лену, охота шла. Ну понятно, Фёдор его воспитал по-своему. И строит парень из себя невесть что, меч на поясе, типа воин… а когда идёт, чуть не спотыкается об него.

Девушка зевнула. Глаза слипались, день вроде и без физических нагрузок, а вымоталась так, словно… забавно, и сравнить-то не с чем. Кроссы и раньше не бегала, на огороде не горбатилась, уборкой дома занималась исключительно в пределах личных комнат, да и то не по потребности, больше из брезгливости, не нравилось ей, что домработница может трогать её вещи. Редкие посещения фитнес-центра — это не та усталость, это скорее приятно.

Предполагалось, что после всего услышанного и увиденного ночью глаз сомкнуть не удастся. Но сон пришёл сразу, стоило голове коснуться жёсткой и неудобной подушки. И спала Лена почти без сновидений, разве что под утро мелькали в сопротивляющемся пробуждению сознании какие-то тени, но вспомнить толком она ничего не смогла. Да и не старалась особо.

Проснулась сама, никто не пришёл будить. На столе — ломоть свежего хлеба, толстый пласт сыра, кувшинчик со слабым вином. Отвар здесь наливают только по вечерам, что ли? Жаль. Лена без особой охоты пожевала сыр, к хлебу не притронулась. Затем просто сидела, уставившись в стену и размышляя над тем, что делать дальше. Если разобраться — о чём тут вообще размышлять, от неё ничего не зависит. Но таков уж человеческий разум — в любой, самой безвыходной, ситуации пытается строить планы.

А минут через двадцать пришёл Миша.

— Пойдём, нас ждут.

«Мог бы поздороваться», — мысленно проявила недовольство Лена. Хотя, по большому счету, ей было всё равно.

Они с Мишей и в самом деле прибыли на совещание — или как ещё назвать это мероприятие — последними. В отличие от вчерашнего, стол не был заставлен угощением — только несколько кувшинов с вином и пара блюд с порубленным кубиками остро пахнущим сыром. Экзорцист с Ником о чём-то перешептывались в углу, зато всадник… ну, Фрейр… в общем, он эмоции не сдерживал.

После вчерашнего, Фёдор выглядел на удивление неплохо. То ли сказал своё слово его нечеловеческий организм, то ли местные лекари постарались. Правая рука казалась совсем нормальной, но видно было, что воин старается её оберегать. Зато левая всё время находилась в движении, словно помогая донести мысли владельца до собеседника. Собеседником являлся Растер, мрачный до невозможности. Он опять был в доспехах, словно и не снимал их с вечера, тяжёлый топор прислонён к стене, чтобы не мешался под ногами.

Разговор шёл, похоже, довольно долго, и теперь вёлся на повышенных тонах.

— Это безумие, Урмас, — левая рука Фёдора рубила воздух, вколачивая слова в голову набычившегося оппонента. — Ты что, хочешь положить половину бойцов? Я устал обсуждать этот бред!

— Это не брред, Фаррел, это ррасчёт! — рычал в ответ суарр, наклонив голову, словно намереваясь если не убедить гостя, то хотя бы забодать его. — Почему это я должен ррастолковывать тебе, что такое честь?

— Мы уйдём сами! — Фёдор наклонился, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами невысокого арраука.

— И вас перребьют, не успеете до леса дойти! — оскалился тот. — Мои бойцы прроложат доррогу…

— А на стенах что, одни младшие да запасные останутся? Сколько у тебя ветеранов, Урмас? Пять десятков, шесть? Их ты хочешь угробить, отправляя охранять нас?

— А ты не прридумал ничего лучше, чем выйти и сдохнуть, так, дрруг? Тогда зачем нужен был этот дуррацкий поединок? Сдался бы срразу, отдал бы девчонку!

Фёдор схватил со стола кувшин, жадно присосался к нему, затем с силой припечатал к столешнице. Посудина тут же, не выдержав столь невежливого обращения, треснула. Не разбилась, нет — но из надколотого бока зачастили красные капли, постепенно собираясь в лужицу.

— Я ни за что не поверю, — его голос стал чуть спокойнее, — что в Каэр Торе нет хоть какого-нибудь потайного выхода. Подземного. Проклятье, Урмас, вы же мастера строить горные крепости.

— Нету хода, — буркнул Растер.

— И не было?

— Был. Лет трриста тому назад. Эти прроклятые эльфы прритащили гнома. То ли запугали, то ли подкупили, не рразберрёшь… Он нашёл тоннель, эльфы обррушили.

— Прямо-таки эльфы? — с выражением полнейшего недоверия на лице, скривился Фаррел. — Эльфы, насколько я знаю, копаться в земле не приучены. Если речь только не об их драгоценных зелёных насаждениях.

Слова «зелёные насаждения» Фаррел произнёс по-русски, но суарр его понял.

— О них и речь! — рыкнул он. — Они посадили над тоннелем прроклятый мэллорн, эта дррянь коррнями разворротила внизу всё. Пытались ррубить — толку никакого. Наррастает быстррее, чем мы успевали…

— Урмас… — устало произнёс Фёдор. — Ты, конечно, мой друг. Но ты, прости, дурак.

— Да ты!.. — арраук внезапно замолчал, сверкая бешеным взглядом, затем ярость погасла разом, словно залитое водой пламя. — Ага… это… ну да… дуррак, прризнаю.

Гордон оторвался от беседы и недоумённо уставился на спорщиков. Миша тоже замер, рот его приоткрылся от удивления.

А арраук, почесав пятерней жёсткие космы, расплылся в довольной улыбке. Это точно была улыбка, хотя Лена почувствовала, как от вида оскаленных клыков по коже пробежала волна холода.

— Ты прав, это хороший шанс. Завтра?

— Сейчас, Урмас, сейчас. Если всё получится, скажешь ша-де-синн, что мы покинули крепость. Можешь позволить им обыскать тут всё… если это не уронит твоей чести.

— Хоррошо. Я пррикажу, вам соберрут припасы в доррогу. И они не станут обыскивать, поверрят моему слову. Суарр не лжёт и на порроге смеррти, это знают все.

Он вышел. Фёдор, ухмыляясь, оглядел своих спутников и снова потянулся к кувшину. Поврежденная посудина не замедлила расколоться, оставив в руках всадника только горлышко с куском ручки и обдав его сапоги тёмной ароматной струёй.

— Чёрт!

— Ты нашел выход, Тео? — с деланной небрежностью поинтересовался экзорцист, словно ему был безразличен ответ.

— Как сказал мой добрый друг Урмас, я нашел неплохой шанс. Удивительно, что никто из вас не догадался сразу.

Он несколько секунд подождал, но ни одной версии не прозвучало.

— Эх… помните, что сказал суарр насчёт подземного хода? Эльфы посадили мэллорн, который корнями обрушил свод тоннеля.

— И чем нам это поможет? — спросила Лена, считавшая, что после лекций Фаррела она знает об этих невероятных деревьях больше, чем кто-либо из присутствующих. — Чтобы добраться до этого мэллорна, надо, как минимум, войти в лес. А там…

— Чем корни дерева принципиально отличаются от самого дерева?

Лена замолчала. Остальные переглядывались с выражением на лицах типа «о чём же я думал-то?».

И коня, и повозку, которой управляла Лена по пути в крепость, пришлось оставить. Пожалуй, из всех, кто сейчас пробирался по извилистому подземному переходу, рассчитанному на средний рост аррауков, особых неудобств не испытывала разве что девушка. Не слишком рослому Гордону приходилось постоянно склонять голову, чтобы не биться макушкой о каменный свод, остальные и вовсе двигались согнувшись в три погибели, время от времени бормоча комментарии в адрес древних строителей.

Тоннель и в самом деле выглядел древним. Кладка, не выдержавшая разрушительного воздействия времени, местами выглядела так, словно тут пронеслись волны сильного землетрясения. Пару раз просевший потолок заставлял путников преодолевать очередной участок чуть ли не ползком, постоянно приходилось перебираться через груды вывалившихся из стен камней. В тоннеле было сыро, с потолка капала вода — хорошо хоть луж под ногами не было, вся влага немедленно уходила в песок, устилавший дно потайного хода. Но сырость делала своё дело — в воздухе стоял неистребимый запах плесени, пропитывающий одежду, волосы, въедающийся в кожу.

— Это всё прроклятый мэллорн, — бурчал Растер, двигавшийся в голове колонны. — Стягивает воду отовсюду, даже из глубинных пластов. Самому-то ему, говоррят, столько не трребуется. Зато там, где ррастет мэллорн, не бывает засухи.

Он внезапно остановился, а затем резко рванулся назад, чуть не сбив с ног идущего позади Мишу. Тот понял правильно, отступил и сам, отдавив ногу Нику, который, в свою очередь, довольно неловко впечатал локоть в живот Лене, ладно, что не слишком сильно.

— Пррочь! Скоррее!

Все поняли, что случилось что-то непредвиденное и, развернувшись, торопливо — насколько это было возможно в скрюченном состоянии — рванулись назад. Только отмотав в обратном направлении метров пятьдесят, Урмас остановился и что-то пробормотал. Судя по интонации, это было нечто очень грубое.

— Что случилось? — поинтересовался Фёдор.

— Ловушка уцелела, — недовольно буркнул суарр. — Стрранно. В такой-то сыррости.

— Ты ж говорил, вы пытались прорубиться сквозь корни. Откуда ловушки?

— Так после и поставили.

Он молчал, раздумывая. Затем вздохнул.

— Не прройти.

— Как это не пройти? — вспыхнул Фёдор. — Вы что, ваши же ловушки снять не можете?

— То, что сможем мы, смогут и дрругие, — пояснил Урмас. — Когда поняли, что сквозь коррни мэллорна не прробиться, понаставили здесь всякого. Чтобы никто не прролез. Думал, что столько врремени пррошло, все ловушки разррушились. Выходит, нет.

— И что там?

— Яд. Помнишь, Фаррел, тот состав, которрым смачивали камни для баллисты. Этот хуже. Тот остается ядовитым недолго, дня два, на яррком солнце и того меньше. Да и послабее будет. А этот… эту отрраву делал настоящий мастерр, она и сейчас убьёт любого. Хоть эльфа.

— А на чём яд? На шипах? Может, если осторожненько…

— Отррава уже в воздухе. И ррасползается. Если перрестанешь дышать — и то не поможет. Не прройти нам. Пррости, дрруг. Возврращаемся, и побыстррее.

Как всегда, в период сильного душевного волнения, арраук начал рычать значительно больше обычного.

— Как обезвредить яд?

— Огонь рразве что… но пока прринесут дррова, отррава заполнит большую часть пррохода. Надо уходить, дрруг. Летучая смеррть скорро будет здесь.

Вперёд протолкался Ник.

— Уважаемый… а магическим огнём яд выжечь можно?

Арраук задумался.

— Можно попрробовать. Сумеешь?

— Ник, — тут же встрял Фёдор, — только не забывай, что там, где горит огонь, там сгорает и воздух. Мы можем задохнуться. И ты — первым.

— Я знаю, — кивнул юноша. — Я осторожно.

Фёдор порылся в мешке, достал сменную рубаху, вылил на неё воду из фляги.

— Вот, обмотай голову, — он протянул Ноколаусу насквозь мокрую тряпку. — И вообще, облейте его всего как следует. Чтобы капало. И все назад, подальше… Ник, я прошу, не спеши. Почувствуешь, что нечем дышать, отступай. Время у нас есть.

— Да понял я…

Назад отошли сперва на двадцать, затем и на полсотни шагов. Впереди, во мраке тоннеля, одна за другой сверкали вспышки, заливавшие древние стены багровыми отблесками. Воздух становился всё горячее, дышать стало ощутимо труднее, страшно было представить, во что он превратился там, где огонь вступил в битву с наполнявшим проход ядом. Лена ждала, что вот-вот из тьмы покажется фигура молодого волшебника, но время шло, вспышки становились всё реже, а битва всё не прекращалась.

— Так, я больше ждать не могу, — пробормотал Руфус.

Торопливо обмотав голову тканью и обильно смочив её водой, он двинулся по направлению к сполохам огня, жестом потребовав от остальных оставаться на месте. А ещё через десяток секунд пламенные блики прекратили свою пляску по стенам. Лена почувствовала, как вдруг, несмотря на удушливую жару, стало холодно в груди. Она хотела броситься туда, помочь… но натолкнулась на спину Михаила. Тот покачнулся, едва удержавшись на ногах.

— Чего стоите? — крикнула девушка. — Их же вытаскивать надо!

— Надо, — согласился Фёдор. — Миша, стой тут и сдерживай… энтузиастов. Я быстро.

Повторив ритуал с обёртыванием головы и смачиванием импровизированного фильтра, он зашагал навстречу потоку горячего воздуха. Суарр закашлялся — ему, обладателю могучих лёгких, находиться здесь было особо тяжко, но арраук держался. Видно было, что продолжаться это будет недолго — грудь воина лихорадочно вздымалась, всё больше и больше насыщая организм продуктами горения, он пошатывался, а затем и вовсе опёрся о стену, чтобы не упасть. Наконец, из тьмы вынырнул Фёдор. Он волок на себе потерявшего сознание Ника, одновременно поддерживая Гордона, едва переставлявшего ноги.

— Яда нет, — сообщил он хрипло. — Но там как… в общем, нужно подождать. Давайте назад отойдём, туда, где воздух почище. Миша. Принимай груз. А я помогу нашему хозяину.

— Я… сам… — выдавил из себя суарр, не делая попыток отодвинуться от такой надёжной и устойчивой стены.

— Сам он, как же, — бормотал Фёдор, прикидывая, как удобнее подхватить теряющего сознание друга. — Вот уж не знаю, чего тут больше, гордости, дурости или ненужного героизма. Аррауки — дети гор, они привыкли к ветру и свежему воздуху. Это гном может днями торчать в задымленной кузне, им это нравится, наверное. Дай волю, вообще от горна отходить не будут. А если им и пиво туда подносить, вообще забудут, как выглядит небо над головой. Миша, ты какого рожна стоишь? Волоки их к дьяволу отсюда, да пошустрее.

К удивлению Лены, парень, хоть и согнувшись буквой «зю», достаточно шустро поволок волшебника в сторону выхода, до которого было не так уж и близко. Руфус, шатаясь и поминутно хватаясь до стены, плёлся сзади. Сама она тоже испытывала сильное желание обо что-то опереться, закрыть глаза и отдохнуть. Хоть недолго. Наверное, она так и поступила, поскольку чуть позже осознала, что её куда-то тащат. Ноги бессильно волочились по песку, в голове стоял туман, сил не осталось совсем, в том числе и на то, чтобы мысленно поблагодарить неведомого спасителя.

В себя она пришла от порывов ветра, хлещущего по распаренной коже. Девушке потребовалось немало времени, чтобы сообразить, что лежит она прямо на холодных камнях, а кто-то настойчиво держит у самых её губ чашу с водой. Во рту было сухо настолько, что, казалось, слизистая вот-вот потрескается и отвалится хлопьями… нет, уже отвалилась, обнажив кровоточащее мясо… нет, ничего кровоточащего там нет и быть не может, там уже одни кости…сухие кости. Первый глоток показался волшебным даром, чудесным избавлением от страшной сухости. Второй — жадный, торопливый — заставил поперхнуться и долго откашливаться. Дальше пошло легче.

— Ну слава богу, очнулась, — послышался нарочито бодрый голос Фёдора. — Экая ты хлипкая, дитя цивилизации. Хоть бы рот чем замотала, по примеру умных людей.

— Вы… — слова вырывались с хрипами и кашлем, — вы не сказали.

— А самой сообразить? Ладно, всё позади. Думаю, часика три подождать надо, а потом можно идти. Урмас вот только нанюхался, еле дышит. Да Ник вот…

— Живой?

— Относительно. Обгорел малость, ну и, как говорят на Земле, отравление продуктами горения. К счастью, яд он действительно выжег полностью, не дал коснуться себя, а то было бы совсем худо. Сейчас его местные шаманы пользуют. Руфус уже оклемался, а Миша… Миша тебя интересует?

Лена промолчала. Фёдор решил, что это вполне может быть расценено как утвердительный ответ.

— А Миша покрепче оказался… впрочем, он в самое пекло не лез.

— Трус… он…

— Нет, Лена. Он просто дисциплинированный. Сказали стоять — стоял. Сказали тащить к выходу — тащил. Тебя, кстати.

— Он же… Ника…

— Ага. Ника, точно. А когда ты решила вздремнуть на песочке, подцепил и тебя. Под конец и Руфуса. Волоком, всех троих. Правда, уже у выхода мы докричались, аррауки на помощь пришли. В общем, приходи в себя. Дай, я тебя поудобнее уложу.

Сильные руки подняли Лену и тут же опустили на что-то толстое и мягкое. Лежать на этом было удобнее, чем на камнях, но сейчас девушке было всё равно. Восхитительно чистый воздух пьянил, хотелось дышать чаще и глубже, хватать его как можно больше… Она не замечала, что воздух в крепости далек от чистоты и свежести утреннего леса… в стенах цитадели пахло дымом кузни и лошадиным навозом, с кухни неслись запахи жарящегося мяса, с сеновала мощно бил аромат подсохшей травы. Последнее, кстати, вполне бодрило.

Повторно войти в тоннель рискнули лишь спустя четыре часа. Воздух немного очистился, но всё равно брести пришлось, обмотав головы мокрой тканью. Суарр Растер, наглотавшийся дыма чуть ли не больше, чем Ник, вынужден был остаться на поверхности — он был очень слаб и постоянно кашлял, пытаясь выбить из лёгких остатки отравы.

Снова плыли мимо древние стены, освещаемые пляшущим пламенем немилосердно чадящих факелов. Руфус, прекрасно понимавший, что открытый огонь не добавляет свежести и без того мало пригодному для дыхания воздуху, попытался создать магический огонек, но после нескольких попыток бросил это дело и развел руками, пояснив, что это заклинание ему никогда толком не давалось, хотя и относилось к числу несложных. Ник, в иное время довольно успешно заменявший умение врождённой силой, сейчас как маг был ни на что не годен — выложился полностью и теперь нуждался в длительном, хотя бы суточном, отдыхе. Не в физическом плане, ноги он переставлял более или менее сносно, а в магическом — выжал себя досуха. Михаил предложил воспользоваться фонариком, встроенным в какой-то сделанный «под старину» талисман. «Наверняка прикупил у кого-то из ролевиков, — раздражённо подумала Лена, — У самого соображалки не хватит». Она и сама не знала, почему парень настолько её бесит… и когда выяснилось, что слабого светодиода едва хватает лишь на то, чтобы самому не убиться о валяющиеся на полу камни, испытала мгновение мстительной радости.

Место, где Николаус выдержал битву с отравленным воздухом, постарались пройти как можно быстрее. Обожжённый, оплавленный камень почти остыл, но дышать здесь по-прежнему было нечем. К удивлению Лены, на удалении всего лишь в два десятка шагов от обгорелого участка воздух ощутимо очистился, а через пару минут она поняла, что можно убрать опостылевшую тряпку. Дышать стало совсем легко и приятно — словно бредёшь не по сырой каменной кишке, а по утреннему, наполненному росой и свежими запахами, лесу.

— Мэллорн, — коротко пояснил Фёдор, хотя все присутствующие и так поняли, в чём дело. Волшебные деревья были не просто заурядными, пусть большими и долгоживущими, растениями. Мэллорн — залог процветания леса. Очистка воздуха и вытягиваемой к поверхности влаги — это так, мелочи… На многие сотни шагов вокруг священного дерева растения не болеют, растут заметно быстрее обычного и плодоносят обильнее.

Ещё поворот — и тупик. Тоннель оказался перегорожен грудой рухнувших с потолка камней, перевитых толстыми белёсыми змеями-корнями.

— Пришли, — заметил Михаил.

«Капитан Очевидность» — почему-то со злостью подумала Лена. Несмотря на довольно продолжительный отдых, ноги снова подкашивались. Она присела на груду камней. Рядом тут же плюхнулся Ник. Последние метры он держался исключительно на упрямстве.

Фёдор вытащил из дорожного мешка небольшой футляр, из которого извлёк несколько кусочков коры с аккуратно наклеенными бирками.

— Итак, что мы имеем… У меня есть ключи к Земле, Суонну и Фалгосу. Это ближайшие миры, если не считать Лио. К сожалению, именно Лио нам сейчас подходит больше всего.

— На Земле ша-де-синн будут вас искать в первую очередь, — кивнул Руфус. — А почему Лио?

— Чтобы пройти Ритуал Посвящения, Лене надо попасть в родной мир суаши.

— Это понятно, — поморщился экзорцист. — Я о другом. Помнится, мы говорили о том, что вы на некоторое время остановитесь в моём мире, соберёте кое-какие силы… я имею в виду тех тварей, с которыми у нас вышла затяжная война. Вместе с ними мы двинемся дальше.

— Мы?

— Ну, если тебе, Тео, не захочется меня… гм… прогнать. Знаешь, такое приключение выпадает раз в жизни. Я имею в виду нормальную человеческую жизнь, а не твоё потрясающее долголетие. И я не намерен упускать случай. Ник, твоё мнение?

Его ученик лишь кивнул.

— Буду рад компании, — не стал спорить Фёдор. — Миша, может, отправить тебя на Землю?

— И не думай, — Михаил ожёг наставника злым взглядом.

— Ладно, твоё право.

Лена мысленно усмехнулась — что-то Фёдор согласился с присутствием воспитанника подозрительно легко. С её точки зрения, особо полезным членом отряда парень не являлся. Воин из него, скорее всего, никакой — да он и не скрывал, что учился владению оружием от случая к случаю и без энтузиазма. Каких-то других значимых талантов у него и вовсе не наблюдается. Сильный… ну, хоть что-то, только вряд ли им понадобится грубая физическая сила, да и Фёдор парню в этом сто очков вперёд даст. Так что мог бы и поберечь своего протеже, понятно же, что дорога лёгкой не будет. Хотя есть у неё подозрения о причинах такой покладистости, есть.

Мысленно критикуя нанятого её отцом «сыщика», девушка не задумывалась о том, что сама-то она и вовсе показала себя далеко не с лучшей стороны. С эльфами перессорилась насмерть, а Миша вышел из леса целым и не растеряв имущества. В селе попала в рабство — хотя и очень, прямо сказать, удачно. А Михаил и информацию получить умудрился, и деньгами разжиться, и лошадью обзавестись. Но относить себя к лузерам[73] было слишком уж неприятно.

— Лио — уникальный мир, — объяснял тем временем Фёдор. — Оттуда можно попасть в Шедир, мир суаши, напрямую.

— Шедир… — задумчиво протянул экзорцист. — Не слышал. Странно, что в наших летописях это название не встречается. А записано всё, о чём хоть мельком говорила Сирилл. Почему она не назвала имя её родного мира?

— Не знаю, — Фёдор пожал плечами, но сделал это чуть заметно, словно давал понять, что пути создателей неисповедимы и обсуждать их или, того хуже, осуждать, по меньшей мере, бессмысленно. — Так вот, в отличие от обычного мира, откуда можно добраться только до ближайших слоёв, из Лио можно дотянуться очень далеко. В том числе и до Шедира. А вот до Суонна или до Земли — нельзя. Стабильных привратников нет. А обычные ручьи… никогда не знаешь, куда они тебя приведут.

— Думаешь, мэллорн может открыть путь на Лио?

— Теоретически, — вздохнул Фёдор, — может. Раз есть прямой путь с Лио сюда, в том смысле, что этот путь в принципе возможен, значит, имеется ненулевая вероятность и обратного перехода посредством мэллорна. Я очень надеялся на тень ручья в Каэр Торе. Мы бы…

Гордон нахмурился. Он уже хотел было высказать какие-то соображения, но в разговор вмешался Михаил. Говорил он резко, почти грубо, буравя наставника злым взглядом.

— Если я правильно тебя понимаю, ша-де-синн знают про короткий маршрут? И если бы нам удалось воспользоваться тенью ручья, то им… Им пришлось бы взять цитадель, чтобы последовать за нами, или же смириться с сильным отставанием. Просто так аррауки их не пропустили бы, верно? Каэр Тор был обречён, так?

Фёдор некоторое время молчал, потом коротко кивнул.

— Сволочь ты… — буркнул Михаил и отвернулся.

В этот момент Лена была с ним полностью согласна. Что бы там ни говорил Фёдор о дружбе с аррауками, уже тем, что он направлялся в их крепость, он подставлял своих так называемых «друзей» по полной программе. И что-то не видно, чтобы его заела совесть.

— Тем более, нам надо в Суонн, — голос экзорциста звучал сухо, словно откровения Фёдора и его порядком покоробили. — Нас начнут преследовать не позднее, чем через два дня. А, судя по глазам этой девушки ша-де-синн, могут заняться этим и прямо сейчас. Тут вопрос интерпретации. Три дня форы можно понимать и так, что нас не попытаются убить раньше, но идти по следу — не означает нарушить обещание. И ещё… вспомните, что я рассказывал о ламиях. Эти создания искали уцелевших суаши тысячелетиями, к тому же им доступна память рода. Они могут подсказать или относительно короткий путь в Лио, или, может быть, подходящий маршрут к этому Шедиру.

— Им можно доверять?

Гордон пожал плечами.

— Как показывает практика, — он бросил не слишком добрый взгляд на старого приятеля, — особо доверять никому не следует. Но это шанс, а?

— Хорошо, пусть будет Суонн, — сдался Фёдор, убирая лишние кусочки коры обратно в футляр. — Итак, напоминаю для тех, кто мало разбирается в принципах перехода. Когда переход осуществляется по ключу, безразлично, какой мэллорн используется, тот, с которого когда-то отломили кусок коры, или любой иной. Хотя выведет он нас именно к собственной тени.

— С монолитами Суонна дело обстоит так же, — вставил Руфус.

— Поэтому имейте в виду, что я не знаю, в какой точке Суонна мы окажемся.

— Да понятно, понятно, — перебил его Михаил. — Пошли уже.

Глава 9

В которой Руфус узнаёт знакомые места, занимается демагогией, а Фёдор находит искомое и заставляет Мишу с Леной взяться за руки

Слова Тео о том, что портал способен вывести их где угодно, не соответствовали действительности. Руфус это прекрасно понимал, как, вне всяких сомнений, понимал и сам Тео. Люди любят обобщать, в том числе и там, где это не требуется. Обобщения более коротки и ёмки, а детали… детали не так важны.

Если монолиты на Суонне (как и их тени в иных мирах) встречались повсеместно, исключением не были ни южные пустыни, ни обледеневшие горы дальнего севера, ни затхлые болота севера ближнего, то мэллорны — вернее, их тени — присутствовали далеко не везде. Оказаться посреди бескрайних, напоённых удушливой жарой песков или, скажем, среди вечных льдов, путникам не грозило. Как и выйти из портала где-нибудь на дне реки или, упаси Сирилл, океана. С одной стороны, это было неплохо. Многие путешественники, на свой страх и риск отправившиеся по неизведанным маршрутам из Суонна, не вернулись именно потому, что тени монолитов вполне успешно выполняли возложенные на них задачи и тогда, когда пребывали в местах, с жизнью человека малосовместимых. С другой стороны, рассчитывать на то, что тень мэллорна будет произрастать, скажем, в саду Великого Магистра в Сириборге, тоже не стоило. Лес — наверняка. Если сильно повезёт — более или менее обычный лес на территории, подконтрольной Ордену. Если удача отвернётся…

Удача отвернулась, но Руфус не удивился. Бывает. Под ногами хлюпала грязно-зелёная вода, норовя забраться в сапоги, чёрные корявые деревья, местами щеголявшие тёмной листвой, местами голые, почти полностью перекрывали обзор. Теодор, нырнувший в портал первым, уже добрался до относительно надёжной кочки и явно раздумывал — освободить ли сапоги от дурнопахнущей жижи или не стоит стараться.

— Где мы, Руф?

— Думаю, где-то на северной границе владений Ордена, — меч экзорциста неспешно покинул ножны. — Мглистые болота. Плохое место.

— Догадываюсь, — хмыкнул Тео. — Ты рассказывал, как ваши ребята ведут в этих краях бесконечную войну.

— Земли Ордена бедны лесами, — Руфус испытывал некоторую необъяснимую потребность принести спутникам извинения, словно он был виноват в том, что мэллорн забросил их именно сюда. — Мне три раза приходилось покидать Эллану с помощью этих, простите, проклятых деревьев, и все три раза точка прибытия, мягко говоря, не радовала. На юге пустыни и океан, севернее начинаются пустоши, а дальше — ледники. Здесь самые обширные леса и, очевидно, большая часть теней мэллорнов сосредоточилась в этих болотах.

— Выберемся.

Над затхлой водой сгустилось зеленоватое облачко и тут же рассеялось, открыв тонкую фигуру Леночки. Девушка по инерции сделала шаг, тут же оступилась и рухнула бы в воду, если бы Руфус не поддержал её.

— Какая… гадость.

— Кто бы спорил, — экзорцист помог девушке добраться до кочки. — Эти болота огромны. И трясин хватает, так что поосторожнее.

Хлюп… шлёп… плюх… В чём разница, спрашивается? А всё очень просто. «Хлюп» — это сапоги. Выливай из них воду, не выливай — всё едино, через шаг она уже снова наполняет обувь по самые края голенища, поскольку ни дорог, ни тропинок, ни достаточного количества относительно плотных кочек здесь нет. Болото без конца и края. «Шлёп» — это каждый шаг, когда то торопливо, то осторожно опускаешь ногу в подёрнутую ряской тёмную жижу и не знаешь, на что наступишь — на более или менее плотный слой пропитанной влагой почвы, на скользкий корень или на какую-нибудь гадину, притаившуюся у самого дна и размышляющую, то ли укусить, то ли удрать побыстрее. Ну а «плюх» — это когда ты всё-таки наступил на упомянутый корень или гадину и, поскользнувшись, летишь головой (мордой, как правило) вперёд в эту самую жижу, успевая лишь закрыть рот, дабы не обменять рвущиеся наружу ругательства на изрядную порцию болотной воды.

Отряд брёл через болото уже часов пять. Именно «брёл» — силы были на исходе, ноги переставлялись с трудом, а выглядели все так, что их вполне можно было принять за некую болотную нечисть, шляющуюся в этих недобрых местах в поисках какой-никакой добычи. Об отдыхе не заговаривала даже вымотавшаяся больше остальных Лена — понимала, что отдыхать тут просто негде. Стоило остановиться, и дно тут же начинало поддаваться давлению, расползаться, норовя проглотить усталого путника. Один раз она всё-таки попыталась перевести дух, прислонившись к показавшемуся устойчивым дереву — мало того, что с веток ей на голову тут же свалилась жирная, с небольшой огурец размером, пиявка, так и деревце тут же поддалось, резко склонилось, словно корневой системой не обладало в принципе, и Лена в очередной раз упала, не успев толком среагировать и как следует хлебнув вонючей воды.

Как и следовало ожидать, наиболее бодрым выглядел Фёдор, несмотря на то, что его дорожный мешок оказался самым тяжёлым. Миша, явно непривычный к путешествиям по болоту, старался держаться гордо и независимо, однако это не слишком удавалось — трудно принимать мужественный вид, будучи с ног до головы облепленным грязью. Но он хотя бы пытался. Ник… Николаус дер Торрин выглядел жалко. Мало того, что он толком не пришёл в себя после полученных ожогов и отравления, так ещё и столичный житель… Руфус поглядывал на подопечного с искренним сочувствием — юноша вырос среди тех, кто лозунгу «лучше плохо ехать, чем хорошо идти пешком» однозначно предпочитали краткий «лучше хорошо ехать». Парень совершенно не приспособлен к длительной ходьбе, вот и сейчас еле двигается, болезненно морщась при каждом шаге. Наверняка снова сбил в кровь ноги… хотя в мокрых сапогах это и неудивительно.

Сам Руфус, хоть и испытывал отвращение к болотам, к столь неприятному для всех путешествию относился довольно равнодушно. В юности, задолго до достижения звания экзорциста и получения назначения в относительно безопасный Сольфелл (периодические появления порождений Зла в расчёт можно не принимать, они везде встречаются, бывает, что и намного чаще), ему приходилось участвовать в действиях Ордена на севере, как раз на границах этих самых болот. Он тогда был моложе, выносливее и равнодушнее ко всяким неудобствам… ну или старался выглядеть таковым, дабы не огрести вал насмешек от более опытных товарищей. Постепенно привык и к болотам, понял, что хоть места здесь и опасные, но при должном внимании и чуточке везения выжить можно и здесь. Отряды не раз уходили вглубь болот на несколько часов, а то и на пару-тройку дней — как правило, в надежде найти и уничтожить гнездо каких-нибудь тварей до того, как те подрастут, заматереют и решат попробовать на прочность орденские заслоны.

К тому же вокруг было тихо. Либо им везло, либо, в полном соответствии с доведённой Зантором Клуммом информацией, все твари двинулись к южной границе северных болот с расчётом сломить сопротивление орденских отрядов и прорваться к городам и сёлам.

Правда, помимо порождений Зла, болота славились и обилием обычной живности, способной доставить неосторожным путникам кучу неприятностей. И тот факт, что кроме заурядных водяных змей, очень ядовитых, но почти слепых и неспособных прокусить плотную кожу сапог, им пока никто не встретился, заставлял насторожиться. Что-то распугало местных тварей… что-то, пока не показывающееся на глаза, и от этого становящееся особенно опасным.

Внезапно Руфус замер, поднял руку, требуя от спутников последовать своему примеру, и неторопливо потащил из ножен меч. Тео тут же шагнул вперёд, готовясь принять удар на себя. Хоть его раненая рука пока действовала не слишком хорошо, экзорцист не обольщался — и с одной рукой суашини будет куда опаснее, чем все остальные члены отряда вместе взятые.

— Что-то заметил? — оборачиваться Тео не стал.

Его взгляд обшаривал колышущуюся поверхность болота, на мгновение замирал, осматривая кажущиеся подозрительными кочки, цеплялся за тонкие корявые деревца, путался в зарослях колючего водяного кустарника. Пока шли, Теодор уже успел объяснить Руфусу, что на Земле кустарник на болоте означал если и не присутствие сухого участка, то, как минимум, относительно надёжное, свободное от трясин дно. Здесь же всё происходило с точностью до наоборот. Водяной кустарник — та ещё дрянь… хлипкими, способными легко порваться корешками он не столько укреплял, сколько разрушал торфяной слой. Именно у зарослей легче лёгкого было угодить в трясину.

— Не знаю, — пробормотал Руфус. — Почудилось что-то…

— Идём дальше?

— Нет, погоди…

Он сунул руку в замызганный мешок, извлёк оттуда пару небольших яблок. Непонятно, зачем подданные суарра Растера включили их в состав подготовленного для путников запаса провизии. Для формирования дорожного рациона существовали более подходящие продукты — сыр, закопченное до каменного состояния мясо, сухари… Не слишком вкусно… вернее, вообще невкусно, но достаточно питательно. И влаги не боится. И сухари не боялись — их и захочешь-то, не сразу размочишь. А яблоки… может, для девушки? Хотя — кислятина.

— Михаил, ты луком хорошо пользуешься? — вполголоса спросил Руфус.

— Если по голове им дать — то замечательно, — хмыкнул парень, — а если стрелять… могу попасть в сарай. С трёх шагов.

— Я могу… — Лена требовательно протянула руку к странной конструкции, висевшей у Михаила за спиной.

— Хорошо, — экзорцист не стал уточнять, что явно необученная лучница, да к тому же в потенциально критической ситуации, может быть куда опаснее для своих товарищей, чем для врага. Потому, что враг — он где-то, а товарищи тут, рядом, и попасть именно в них куда проще. — Приготовься… на всякий случай. И ты, Тео. Встречается здесь одна тварь… Готовы? Молю Сирилл, чтобы я ошибся.

— Погоди, — Тео по-прежнему стоял чуть впереди остальных, выискивая опасность. Сосредоточенность ему говорить явно не мешала. — Если ты хочешь сказать, что эта тварь… как её зовут-то?

— Болотный дракон.

— Вот, болотный дракон, да… если она где-то рядом, так не нападает же? Может, мирно разойдёмся?

— Не разойдёмся, — вздохнул экзорцист. — Тварь опасная, но глупая. И голодная. Всегда голодная. То, что нас больше, дракона не остановит. Мне кажется, я его вижу — как и он нас, не сомневайся. Видишь вон то чахлое деревце…

— Они все здесь чахлые.

— … у которого ствол раздваивается в метре над водой?

— Да.

— Кочка в полуметре от него слева.

— Обычная кочка вроде.

— У обычных кочек, — наставительно заметил Руфус, — отсутствуют, как правило, глаза. Так все готовы?

Услышав дружное «да», Руфус метнул яблоко. Почти попал. И в то же мгновение вода в том месте, где только что находилась вызывавшая опасения кочка, взметнулась гейзером. Щелкнула тетива лука — как и следовало ожидать, девушка не попала в стремительного вырвавшегося из столба брызг хищника. Неудивительно, тут надо было бы быть настоящим мастером. Или эльфом.

Тварь, именуемая болотным драконом, оказалась не так уж и велика. Размером с большую собаку. Другое дело, что в момент нападения никто разглядеть и оценить размеры противника не успел. Тео вскинул меч, готовясь нанести удар, и почти в то же мгновение раздался грохот. И ещё один… Снова взметнулся фонтан брызг, похлеще первого. Путников окатило водопадом гнилой воды, перемешанной с тиной, Лена взвизгнула и, потеряв равновесие, упала на спину. Миша рванулся ей на помощь, тут же, вполне предсказуемо, поскользнулся и завалился на девушку сверху, вбивая её в податливый торфяной слой.

— Идиот! — выдохнула Лена после того, как сумела отплеваться от омерзительной каши, залепившей рот.

— Прости, — буркнул Михаил, явно несколько уязвлённый тем, что его порыв не был оценен. Ведь и в самом деле помочь хотел… а что чуть не утопил — случайность, бывает.

Ник, глядя на барахтающуюся в воде девушку, вдруг истерически хихикнул. Глаза у него были совершенно шальные, в руке ученик экзорциста сжимал массивный пистолет. Секрета из того факта, что его ученик бродит по мирам с пистолетом за пазухой, Руфус не делал, но, поскольку в Эллане порох не имел привычки гореть с необходимой интенсивностью, об огнестрельном оружии все как-то и забыли…

Руфус выдвинулся вперёд, кончиком меча толкнул судорожно подергивающуюся тварь. Как уже говорилось, росточком дракон не вышел. Зато недостаток размера вполне компенсировался рекордным количеством разного рода шипов и колючек. А раззявленная пасть демонстрировала впечатляющий набор тонких, зато весьма устрашающих зубов, среди которых особо выделялись два длинных клыка.

— Странная тварюшка, — протянул Тео. — Всегда думал, что шипы больше характерны для травоядных.

— Это у вас, может быть, характерны, — пожал плечами Руфус. — Болотный дракон тем и опасен, что никогда не знаешь, как именно нападёт. Он весь — оружие. И, кстати, весь ядовит, не только эти клыки, но и шипы, и само мясо. Бывает — кидается, как сейчас. Бывает — таится, ждёт, когда жертва на него наступит… его шипы, кстати, наши сапоги пробьют безо всякого труда. Бывает — ядом плюётся. Недалеко и не слишком метко, но если яд на кожу попадёт — жди беды. Быстро не смоешь — умрёшь. А как ты себе представляешь человека, который в разгар схватки с драконом побежит умываться? Вот именно… Но, в любом случае, если дракон выбрал жертву, атаковать он будет непременно.

— Ясно. А ты молодец, парень! — Теодор повернулся к нервно хихикающему Николаусу. — Влёт, надо же… и не просто ведь попал, а наповал. Много тренировался?

— Один… хи-хи… раз…

— Ага, понятно. Знаешь, молодой человек, дай-ка ты мне эту игрушку подержать, ладно? — Тео мягко разогнул словно сведённые судорогой пальцы юноши и сунул пистолет куда-то себе за пазуху. — Потом отдам, не возражаешь? А сейчас так поспокойнее будет.

Последующий час двигались почти в полном молчании. Почти — потому что Лена бормотала себе под нос всё, что думала о кривоногих «помогателях», не способных себя-то в вертикальном положении удержать, а туда же. Миша пару раз попробовавший было вставить фразу в тихий, но весьма эмоциональный монолог, был послан в довольно грубой форме. К счастью, ругалась девушка достаточно тихо.

— Стойте! — Теодор коснулся плеча бредущего впереди отряда экзорциста. — Руф, надо сделать привал. Лена еле держится на ногах, да и твой ученик, как я посмотрю, вот-вот упадёт.

— Пожалуй, — кивнул Гордон. — Вон, смотри, там чуть посуше…

Выбранное место вполне подошло для привала. Небольшая возвышенность — не холм, а так, название одно — была насквозь пропитана водой, но здесь можно было кое как сесть. Влага тут же просачивалась сквозь одежду, но учитывая, что на путниках и нитки сухой не было, это уже никого не беспокоило. Лена так вообще буквально упала на сырой мох, вытянув гудящие ноги. Николаус нашел в себе силы опуститься медленно, с достоинством — и тут же замер в довольно неустойчивой позе, закрыв глаза.

Руфус пристроился рядом, вытащил из ножен меч и принялся неторопливо оттирать лезвие от налипшей ряски. Поскольку качественно промыть ножны было нечем — не расходовать же на это воду из драгоценного и не слишком богатого запаса — целесообразность его труда вызывала сомнения.

— Как скоро нас найдут? — спросил он Тео, внимательно разглядывавшего окружающее болото.

— Понятия не имею, — вздохнул тот. — Тебе какую версию, Руф, идеальную, реальную или наихудшую.

— Наихудшую, пожалуй.

Воин-суашини ухмыльнулся.

— Изволь. Первое — охотники знают, что ручей в Каэр Торе иссяк. Следовательно, уйти на Лио мы не сможем. Так?

— Так, — кивнул экзорцист.

— Второе. Охотники придут за телом Тесея. Эта симпатичная блондиночка наверняка потребует разговора со мной и мой клыкастый друг Урмас скажет ей, что мы покинули крепость. Так?

— Я опасаюсь, что он ей солжёт, — покачал головой Гордон. — Скажет, что вы по-прежнему в крепости… чтобы дать нам время. Но это будет означать штурм.

Тео некоторое время молчал, потом вздохнул.

— Знаешь, друг, вот Миша сказал, что я сволочь. Он прав. Я хорошо отношусь к суарру и вообще к арраукам, меня там принимали с почётом и уважением. Я сражался на стенах Каэр Тора, когда эльфы в прошлый раз пытались завладеть цитаделью. Это не было необходимостью, но я был в гостях, а гость — по их традициям, которые я в полной мере разделяю — должен защищать приютившего его хозяина, так же как и тот, в свою очередь, обязан оберегать гостя. И мне было бы больно потерять друга, но… Но нам было бы лучше, если бы суарр поступил именно так, как ты сказал. Солгал, заставил бы ша-де-синн потерять какое-то время у стен. Они сильные воины, девчонки — наверняка магички, но и им не пробиться через защитников Каэр Тора за часы. Да и за дни, пожалуй. Мы бы получили фору в неделю, быть может — в пару недель.

— Неужели Каэр Тор продержится так мало?

— Аррауки не сильны по части магии, их шаманы… саами, как они себя называют, больше лекари. Знают толк в ядах, неплохо управляются с защитными заклинаниями. А ша-де-синн прекрасно владеют боевой магией, — он поморщился. — Да, он сказал правду, я в этом ни на мгновение не сомневаюсь.

— Он — это Урмас?

— Нет, я про Тесея. В той части, что ша-де-синн — идеальные, даже слишком идеальные бойцы. У нас было довольно чёткое разделение. Мужчины — для сражений клинок к клинку. Женщины — для магических схваток. Химеры — для аккуратных, тщательно просчитанных диверсий. Уверен, что у охотников все мужчины — воины, превосходно владеющие магией, а женщины и вовсе волшебницы очень высокого уровня.

— Сильнее, чем была Гэль?

По лицу Теодора пробежала тень. Лишённая разума волшебница была ещё жива, когда беглецы покидали крепость. Суарр клятвенно пообещал, что они сделают для неё всё, что только возможно, но его глаза говорили, что не в силах смертных изменить то, чему суждено случиться. День, от силы два — и тело Гэль будет возложено на костёр. Огненные похороны были не в традиции суашини, но, прожив долгие века на Земле, они поняли, что не так уж важно, как обставлен последний обряд — важно, какие чувства испытывают те, кто провожает друга. А для аррауков погребальный костёр — высшая честь, оказываемая воинам.

— Сильнее. Гэль умела многое, но… но ведь мы проиграли, Руф. Я не говорю о нас с ней, я говорю обо всех суашини. Нас было больше, но они… они и в самом деле — совершенные творения.

— Совершенные творения не убивают своих создателей.

— Ты думаешь? — криво усмехнулся Тео. — Может, в этом и совершенство? Тесей прав, я и в самом деле и помыслить не могу о том, чтобы проигнорировать приказ создателя.

— Ты мысль не закончил, — напомнил Гордон.

— Да… так вот, если бы суарр солгал охотникам, нам это было бы на руку. Правда, в этом случае он и его люди почти наверняка погибли бы. Но есть нечто, ценимое аррауками выше дружбы.

— Честь? — понимающе кивнул Руфус.

— Да. Солгать врагу — потерять честь. Суарр скажет правду. Может, немного протянет время, но скажет. А дальше… сложить два и два несложно. Ша-де-синн быстро поймут, что просочиться через блокаду нам не удалось бы, а сделать вывод о том, каким путём мы ушли труда не составит. Они найдут мэллорн, открывший нам дорогу.

— Мэллорн может дать доступ в разные миры.

— Искать нас на Земле? Возможно, возможно… но в пользу Суонна у них есть аргумент. Очень весомый аргумент, Руф.

— Какой же?

— Ты, Руф.

Экзорцист хмыкнул, но промолчал.

— Так что я думаю, что они появятся здесь не позже, чем через несколько часов. Не станут охотники выжидать три дня. И, заметь, появятся они здесь в том же месте, где и мы.

— Трудно найти дорогу на болоте, — вмешался в разговор молчавший до этого Михаил.

— Они найдут…

Короткий отдых не принёс облегчения. Ноги гудели, вставать не хотелось смертельно, но двигаться было необходимо. Руфус это прекрасно понимал, но также понимал и то, что силы как Лены, так и Ника, не привычных к подобным переходам, подорваны напрочь. Если они сейчас и найдут в себе силы подняться — насколько этих сил хватит?

Болота казались бесконечными. Скоро стемнеет — в Суонн они попали ранним утром, но большая часть светлого времени уже позади. Ночью пробираться сквозь трясину?

— Нам придётся заночевать здесь, — внезапно сообщил Тео.

Руфус кивнул и слабо улыбнулся. Хорошо, когда не ты принимаешь решения. Он, в основном, шёл впереди группы, но все понимали, кто здесь главный. Сам экзорцист с подобной позицией был вполне согласен, его никогда не привлекала роль лидера. Будь это иначе, он не торчал бы долгие годы в сонном и относительно безопасном Сольфелле, нашел бы себе занятие поинтереснее. Гордону, с его опытом, не составило бы особого труда получить под начало и десяток, и сотню воинов — скажем, здесь, на границе северных болот.

Только вот никогда власть его не привлекала. Власть и ответственность. Рассчитывая на помощника, неоднократно обращаясь в канцелярию Великого Магистра с петициями, он совсем не планировал получить в своё распоряжение человека, которым можно было бы командовать. Напротив, Руфус предполагал постепенно переложить на новоиспеченного коллегу решение всех сколько-нибудь важных вопросов. А за собой оставить собой роль умудренного летами и опытом советчика, ведь на первых порах молодёжь нуждается и в ободрении, и в наставлениях старших. Так хорошо и приятно высказывать мудрые мысли, сидя у пышущего жаром камина в тёплом домашнем халате и потягивая хорошее вино. Пора уступать дорогу молодым, пора.

Увы. Появление в его жизни Николауса ни в малейшей степени не отвечало представлениям Руфуса о тихой, обеспеченной и не обременённой волнениями старости. Правда, юноша показал себя не с самой плохой стороны, может, со временем, из него и выйдет толк… особенно если он не так часто будет вспоминать, какую фамилию носит. Только ведь не усидит он в Сольфелле больше отмеченного ему Зантором срока.

Руфус помотал головой, отгоняя неуместные мысли. Какой Сольфелл, какая тихая старость? Если они не сгинут в болотах, если сумеют оторваться от погони — то что дальше? Таинственный Шедир, родина богов… ну хорошо, он согласен, что великая Сирилл — не богиня, хотя многие его знакомые с этим поспорили бы. Если некая сущность обладает способностями, достойными богов, то почему бы и не счесть её богиней? Не сказать, чтобы сейчас он испытывал бурное желание всё бросить и вернуться домой, хотя и соскучился по креслу, камину и по заботе Наты. Где-то в самой глубине души подобные мысли гнездились, но… Но он понимал, что и угроза гибели, угроза более чем реальная, вряд ли заставит его сейчас отступить.

Кто знает, может, это последнее приключение в его жизни. Так пусть же оно продлится как можно дольше.

— Руф, — ученик говорил не открывая глаз, словно боялся оглядеться и увидеть, что все встают и готовятся продолжить путь, — а почему бы тебе не достать хрустальный шар и не связаться с… с кем-нибудь?

— Сам догадаешься? — хмыкнул Гордон.

Ник задумчиво поскрёб изрядно заросший подбородок. По всей видимости, ничего особо мудрого ему в голову не пришло.

— Хорошо, — вздохнул экзорцист. — Представим на мгновение, что я вызову Клумма. Что я ему скажу? Что Привратник, охоту на которого официально объявил Орден, сейчас лежит пластом в трёх шагах от меня? Допустим. Нетрудно предсказать, что я услышу в ответ. Клумм потребует — и, заметь, не от своего имени — чтобы я как можно быстрее доставил Елену в столицу, к Великому Магистру. Как верный слуга Ордена, я обязан буду подчиниться…

— Вам не впервой нарушать приказы…

— Э, молодой человек, ты не прав. Одно дело, когда мы, скажем так, не в полной мере следуем энцикликам Великого Магистра, и совсем другое, если будет нарушен прямой приказ, не допускающий двояких толкований. А он последует. Знаешь, я вполне готов смириться с неодобрением моего старого друга Клумма, но стать изгоем или, в качестве альтернативы, лишиться головы за измену — такой исход меня не прельщает. Я обязан буду выполнить приказ. Или попытаться хотя бы. Как отнесётся к этому мой друг Теодор?

— Я буду против, — лениво сообщил Тео.

— Вот именно. Но и в случае, если мне удастся уговорить доблестного суашини встретиться с Великим Магистром, то как быть с охотниками, которые или уже идут по нашему следу, или вот-вот появятся в этом мире? Не уверен, Ник, что мы вправе рисковать жизнями наших соотечественников.

— Но ведь приказ есть…

— Есть, — согласился Руфус. — Мне приказано обнаружить Привратника. И попытаться склонить его… в данном случае, её к добровольному сотрудничеству. Елена, я уполномочен предложить вам убежище… гм… ну, не слишком надёжное, в Ордене. Вас будут исследовать наши мастера магии в расчёте, так сказать, улучшить породу суоннцев. Возможно, потребуется родить нескольких детей — от тех мужчин, кого Орден сочтёт достойными этой чести. Боюсь, право выбора… как это в вашем мире говорят, «партнёра», вам предоставлено не будет.

Лена, не поднимая головы, пробормотала:

— В подобном изложении, господин Гордон, сомневаюсь, что вообще кто-то согласился бы.

— Видишь, мой юный друг, Привратница не согласна. Пока, во всяком случае. Я, как подобает верному слуге Ордена, не оставлю попыток переубедить её и добиться именно добровольного согласия. Так что моя совесть чиста и ни одной буквы полученных приказов я пока не нарушил.

Ник покачал головой, то ли осуждая эту игру словами, то ли восхищаясь изворотливостью наставника.

А его наставник понимал, что окажись на месте юноши кто-то другой, более близкий к власть имущим и заботящийся о карьере, не избежать бы сейчас долгого жаркого спора или, возможно, вызова на поединок. Молодой дер Торрин просто не понимает той ценности, которую Елена представляет для специалистов Ордена. Разумеется, вряд ли её положение будет так уж плохо. Девушку окружат заботой, любые её прихоти будут немедленно исполняться. Почти любые. Вот свободу она не получит точно, что бы там ни говорилось про добровольное сотрудничество.

Нетрудно предсказать и реакцию суоннцев, если ша-де-синн подойдут к стенам Сириборга и потребуют выдачи девушки. Кое-кто из влиятельных семейств в этой ситуации, пожалуй, склонился бы к компромиссу, попытался бы поторговаться. Но Великий Магистр на переговоры не пойдёт. Значит, начнётся резня. Несмотря на то, что охотников осталось мало — это при условии, что им неоткуда получить подкрепления, хотя кто сказал, что это на самом деле так — при подобном столкновении Руфус точно знал бы, на кого поставить последнюю монету.

И самый главный аргумент — Тео, пусть и изрядно пострадавший в последней схватке, вряд ли позволит кому бы то ни было, включая старого приятеля, вмешаться в реализацию полученного на заре времён распоряжения. Не потому, что не захочет — не сможет. Он не умирал сотни раз, не научился болью преодолевать силу приказа создателя.

— Надо хоть веток нарубить, пока хоть что-то видно, — Теодор поднялся и двинулся к зарослям водяного кустарника.

— Осторожнее, там наверняка топь. И рубить его, кстати, не надо, просто дёрни как следует. Корни тонкие и слабые, порвутся.

— Я помню, — суашини обвязался верёвкой, свободный конец кинул Руфусу. — Подстрахуешь, если что?

— Не беспокойся.

— Миша, ты как, на ногах ещё способен устоять?

— Вполне, — нарочито небрежно заявил юноша. — Ник, за веревочкой пригляди. А ветки-то нам зачем, костёр жечь будем?

— Эти кусты не горят, — усмехнулся Руфус. — Ну, разве что, если как следует просушить. А ветки нужны, чтобы хоть какое-то подобие лежанок сделать. Не дело это, спать в такой сырости. Когда я был моложе, мы, случалось, в этих болотах по нескольку дней бродили. И спали именно так — хороший ворох веток, сверху плащ… не сказать, чтобы удобно, но терпимо.

— А змеи?

— Со змеями я разберусь, — заверил экзорцист.

К тому времени, как не слишком удобные, но более или менее защищающие от осточертевшей влаги лежбища были сделаны, солнце давно скрылось, лишь облака на западе отсвечивали неприятной краснотой. Словно где-то там, вдали, пылают города и льётся кровь, словно уже шагают по Суонну не знающие жалости убийцы, приравнявшие всех и каждого к числу защитников объекта своей многовековой ненависти.

Руфусу не спалось, несмотря на усталость. Не только физическую, хотя в иное время хватило бы и этого. Мирная жизнь в Сольфелле сказывалась… Можно сколько угодно мысленно посмеиваться над Ником, но и сам экзорцист чувствовал, что уже далеко не так вынослив. Но, помимо ломоты в мышцах, влияние оказывала и усталость психологическая. Слишком много событий, слишком много эмоций — разум тоже желал отдыха, забытья, перерыва, необходимого для того, чтобы всё увиденное и услышанное переработать, разложить по полочкам, осмыслить и нарезать ломтиками, из которых потом можно сложить основу для принятия решений. В идеале, сейчас ему следовало, как Елене, отключиться сразу же по принятию горизонтального положения. А то и раньше, в полёте, в падении. Увы…

Видимо, не он один не мог уснуть. Совсем рядом перешёптывались Тео и Михаил… Слышно было плохо, Руфус сосредоточился, стараясь разобрать каждое слово. Не то, чтобы это было так уж сильно необходимо, он не ожидал от Тео плетения каких-нибудь заговоров, хотя и так понятно, что суашини не говорит всего, что знает. Но информация не бывает лишней, она бывает только временно невостребованной.

К его удивлению, разговор шёл не о предстоящем Ритуале, истории суаши или о том, как выжить в сложившейся обстановке.

— Мне не дает покоя один странный случай, — Михаил явно не стремился утаить разговор от окружающих, шептал больше для того, чтобы не мешать людям спать.

— Рассказывай.

— В селе, где ты встретился с Леной, я зашел к местному лавочнику. Деньги нужны были, да и обстановку выяснить требовалось.

— Разумно. Прихватил что-то на продажу?

— По мелочи. Нож златоустовский… их два было, я перед уходом из крепости второй подарил Урмасу на память. Несколько колец взял маминых.

— С кольцами поосторожнее надо. Охан Мак Кормик… ты же к нему пошёл да? Ну да, к нему, там больше не к кому. Так вот, он хоть и выглядит нищим, но в былые времена, по слухам, был известен как хороший специалист. Тут практически все ювелиры и торговцы в той или иной степени магией балуются, искусственный камень от природного отличат моментально, я уж не говорю о стекляшках. Поскольку здесь искусственных камней не знают, сочтут подделкой, а там уж как повезёт. Могут и стражу кликнуть.

— Я сообразил, — Михаил издал чуть слышный смешок. — Обычные колечки. Серебро, камни. Дешёвые. Нож я продал за шесть статеров.

— Ты просто угрожал старому Охану или пришлось его бить?

— Намекаешь, что он переплатил?

— Я не намекаю, я прямо говорю, — вздохнул дядька.

— Всё было добровольно, но… потом я показал ему кольца. Одно из них вызвало явно нездоровый интерес. Он предложил мне за него три сотни статеров и свою лавку в придачу.

— О как… покажи кольцо. Ты же не продал его, как я понимаю.

Длительное время Руфус ничего не слышал. Ненадолго загорелся белый свет, исходящий из талисмана Михаила, видимо, Тео рассматривал кольцо. Интересный талисман, кстати, Руфус не отказался бы обзавестись чем-то подобным.

— На вид кольцо как кольцо, — снова послышался шёпот. — Ничего необычного. Да и вообще, в Бритте к драгоценным камням относятся несколько… спокойнее, чем на Земле. Ни за какую безделушку, будь она хоть с огромным бриллиантом, не дадут таких денег.

— Может, оно волшебное?

Тео тихо рассмеялся.

— Ага, точно. Волшебное кольцо, долгие годы спавшее в шкатулке твоей матери. Её прелессссть… Я по части магии не такой уж знаток, но не чувствую, чтобы оно было зачаровано. Вообще говоря, магические украшения в Бритте не редкость. В отличие от магических мечей, которые, скорее, чистой воды вымысел, хотя слухи о них и ходят, как же без этого. Камни, что вставляются в кольца, довольно сносно принимают в себя простую магию. Ну там… определить яд в еде или напитке, слегка поправить здоровье. Я слышал, кому-то удалось огненную стрелу в камень вложить, правда, там был здоровенный рубин, да и использовать его можно было только раз. Но держится эта магия недолго, год, от силы два. Потом надо, так сказать, батарейку перезарядить.

Он помолчал, затем снова послышался смешок.

— Но такие деньги… как тебя не убили ради этой штуки, а, Миша?

— Знаешь, у меня такое чувство, что хотели. Когда я отказался продавать кольцо, этот торговец куда-то очень резко засобирался. Но… видимо, слишком резко. С коня упал неудачно. С летальным исходом.

— Повезло. Не знаю, Миша, не знаю… Магии я в этом камешке не ощущаю, хотя, сам знаешь, я в этом деле не специалист, — послышался тяжелый вздох. — Гэль бы сюда, она разбирается… разбиралась.

— Э-э… — не выдержал Руфус, — а позвольте мне взглянуть. У нас магические колечки тоже делают. Ничего особенного, тут ты, Тео, совершенно прав, но мне доводилось сталкиваться и с такими вещицами, и с мастерами.

Миша протянул Руфусу кольцо. Снова вспыхнул белый, слепяще-яркий в темноте огонёк.

Ничего необычного в кольце, на первый взгляд, не было. Камешек вполне заурядный, такие часто использовали в Суонне для недорогих поделок. Синий с лёгким оттенком серого, с россыпью белых вкраплений, образующих что-то вроде неровной звезды — в общем, не самого лучшего качества. И оправа простенькая, сделанная без особого старания. Металл тёмный, то ли старое серебро, то ли вообще… хотя, пожалуй, точно не серебро.

Он сосредоточился, пытаясь уловить в камне — или в оправе, хотя металл, какой бы он там ни был, с магией взаимодействует плохо — биение вложенной туда силы. Тщетно. Кольцо упорно старалось выглядеть дешёвой, безыскусной поделкой, рассчитанной на непритязательную покупательницу.

Что-то мешало Гордону вынести окончательный вердикт. Не зря, ох, не зря за эту безделицу предложили немыслимую сумму. Руфус, в прошлом бывавший в Эллане, прекрасно знал цену бриттского статера. Нельзя исключить, что и опытный торговец может ошибиться — только вот, как показывает практика, ошибается он всегда в свою пользу. И если за кольцо была сходу предложена такая цена — не стоит сомневаться, что истинная ценность этой вещички куда выше.

К тому же экзорцист никак не мог отделаться от ощущения, что когда-то он уже видел нечто подобное. Не точно такое же, нет… получше, поаккуратней сделанное — но похожее. Он не имел привычки одаривать столь посредственными украшениями случайных подруг, с которыми его сводила судьба, или, тем паче, шлюх, услугами которых не пренебрегал в молодости. Первые заслуживали большего, последним хватало и нескольких монет. Да и к посещению ювелирных лавок Гордон ни в молодости, ни в зрелости особой тяги не испытывал.

— Ник! — бесцеремонно толкнул он ученика в бок. — Просыпайся.

— М-м… — юный дер Торрин явно не желал возвращаться в реальность.

— Просыпайся, я говорю.

— Ещё темно, — сообщил юноша очевидную новость и, перевернувшись на другой бок, попытался снова провалиться в сон.

— Ник, к бою! — рявкнул экзорцист.

Если он рассчитывал этим заставить подопечного встрепенуться, то просчитался. Парень сладко потянулся, затем сунул ладонь под щёку и пробормотал:

— Потом расскажете…

Руфус вполголоса выругался, поднялся и рывком выдернул из-под ученика плащ. Тот, по-прежнему не приходя в сознание, несколько мгновений балансировал на неустойчивой куче веток, затем окончательно потерял равновесие и скатился прямо в тёмную болотную воду. Этого уже оказалось достаточно, чтобы Ник подскочил, словно ужаленный, и замер, непонимающим взглядом уставившись на едва сдерживающих смех спутников.

— Что случилось?

— Не спится? — преувеличенно любезно поинтересовался Руфус. — Я понимаю, столько волнений, столько переживаний. Сам вот глаз сомкнуть не могу. Но это и к лучшему, тут возник вопрос… Скажи, Ник, тебе эта забавная штуковина ничего не напоминает?

Ник взглянул на залитое светом колечко, поднял на наставника недоуменный взгляд.

— Перстень Сирилл… и что в нём такого забавного?

Руфус смачно шлёпнул себя по лбу.

— Точно! Как я сразу не вспомнил… Тео, эта безделушка изготовлена на основе одного старого портрета. Я слышал эту историю. Лет двадцать тому назад в архивах Ордена нашли портрет Сирилл, написанный каким-то малоизвестным художником. За ним числится, в общей сложности, с полдесятка картин, довольно-таки бездарных. Особой ценности не имеют, кроме возраста — со дня смерти этого художника прошло уже несколько веков, так что любители старины готовы были заплатить за найденное полотно немалые деньги. Специалисты Ордена исследовали картину. Писалась она не с натуры, так что никакой реальной пользы изображение богини… да, я помню твой рассказ, как и рассказ Гэль, но для нас она была и остаётся богиней. В общем, картину продали. Или, как я думаю, скорее уступили кому-то из влиятельных лиц. Сирилл была изображена на троне — к слову, на котором она ни разу в жизни не сидела, поскольку этот трон был изготовлен для Великого Магистра лет через пятьдесят после исчезновения богини. Одежда, если судить по сохранившимся описаниям, похожа, хотя чувствовалось, что художник добавил туда немало своего. Кому-то одежда показалась красивой, портные получили заказы, так и пошло. Не знаю, кому первому пришла в голову идея заказать у ювелира копию перстня, что был у нарисованной Сирилл на пальце. Камень дешёвый, перстеньки эти делали все кому не лень. Одно время даже знать такие кольца носила, разве что качеством получше. Потом мода прошла.

— То есть, на картине был нарисован именно такой перстень?

— Тео…это было небольшое синее пятнышко с белой звёздочкой. Художник не особо старался. Вот трон он изобразил во всех деталях.

— Интересно… — пробормотал Теодор. — Вот скажи, друг мой Руф, как кольцо с Суонна могло оказаться в шкатулке жительницы Земли, ни малейшего представления о множественности миров не имеющей? Я его туда не клал.

— Мало ли наших людей посещало Землю, — пожал плечами экзорцист. — кто-то кому-то подарил, продал… потерял. Я ж говорю, мода на них появилась и прошла лет двадцать назад. Да и потом… Этот камень на Земле ведь не редкость?

— Да, он достаточно зауряден.

— Вот и ответ. Смотри сам, оправа очень простая, белая звезда придаёт камешку хоть какую-то оригинальность. Думаю, его вполне могли сделать и у вас.

— Это всё очень убедительно, — заметил Михаил, — но ни разу не объясняет, почему за это кольцо предложили гору золота.

— Видимо, торговец сумел разглядеть в кольце нечто, что не можем увидеть мы, — пожал плечами Руфус. — Или же просто располагал какой-то неизвестной нам информацией о кольце. Скажи, Тео, твой гос…

Он на мгновение замялся.

— Хозяин, создатель, господин, мастер — можешь использовать любые слова, — пришёл ему на выручку воин. — Да, Тесей говорил правду. Нас создали в качестве слуг. Не знаю, как вы, а я не вижу в этом ничего для себя оскорбительного.

— Хорошо. Так вот, твой хозяин не носил подобного кольца?

Теодор усмехнулся.

— Руф, дружище, неужели ты думаешь, что я, по прошествии стольких веков, вспомню, какие украшения носил хозяин Войтен? Сейчас я не уверен, что способен восстановить в памяти его лицо. Но, честно говоря, не думаю — колечко очевидно женское.

— Понятно. В общем, пока что мы ничего определённого сказать не сможем. Так что, молодой человек, — он повернулся к Михаилу, — рекомендую вам спрятать это колечко так, чтобы случайно не потерять. И давайте попробуем отдохнуть. Завтра у нас будет непростой день.

Утро началось с дождя — мелкого, неприятно холодного. Над сырым болотом висели низкие мрачные тучи, медленно смещающиеся куда-то в закатную сторону. Судя по тому, что в тёмно-серой хмари не намечалось ни малейшего просвета, противная морось зарядила надолго, и тут лишь вопрос везения — перейдёт ли она в по-настоящему сильный ливень или так и будет оседать крошечными водяными брызгами. Ливень в чём-то лучше, от крупных капель можно укрыться под плащом, плотная шерсть не пропустит воду… какое-то время. А эта морось делала мокрым сам воздух и проникала везде.

— Идём дальше?

Вопрос Михаила, заданный демонстративно бодрым тоном, был риторическим. Все понимали, что можно было бы просидеть на этом то ли холмике, то ли просто кочке-переростке весь следующий день. Или дольше, пока не закончатся запасы провизии, прихваченной из крепости аррауков. А закончатся быстро, особенно вода. Пить-то можно и воду из болота, неприятный вкус и отвратный запах если для кого и станут непреодолимым препятствием, так разве что для Елены и Ника. Сам Руфус, хотя и скривился от одной мысли о необходимости глотать тёмно-коричневую дрянь, пусть и пропущенную для очистки через пару слоёв ткани, никакой трагедии в этом не видел. В молодости уже приходилось, вреда здоровью это не нанесёт. Тео тоже вполне способен переносить подобные лишения, Михаил не станет шуметь просто из юношеской потребности выглядеть сильным и выносливым. Ну а остальные… Да что там, жажда схватит за горло — будешь пить что угодно.

Другое дело, что сидеть на месте бессмысленно. Пусть здесь, в болотах, нет протоптанных троп и лично он, Руфус, в теории не представляет, как можно выследить маленькую группу среди топей. Особенно, если группа не хочет, чтобы её легко обнаружили. Он-то не представляет, а вот Тео, несомненно, уверен, что проблем с поисками у охотников не будет.

— Да, надо идти, — вздохнул он, поднимаясь.

Отдых не принёс облегчения. Перетруженные накануне мышцы ломило, тело слегка знобило — сейчас было тепло, несмотря на морось, и этот озноб говорил о том, что в самом скором будущем со здоровьем у Гордона начнутся проблемы. Уже начались, если точнее, и все изменения будут исключительно к худшему. Костёр бы… в идеале — крышу над головой, сухую постель, большую чашку медового отвара или, скажем, подогретого вина со специями. Не повредила бы и помощь мага-лекаря или, хотя бы, обычного сельского травника… Хотя какую-нибудь полезную травку можно и здесь поискать.

— Надо идти, — повторил он. — Если повезёт, выйдем к границе болот. Не сегодня, так завтра.

— Не выйдем, — буркнул Теодор.

Руфус хотел было поинтересоваться причинами столь пессимистической оценки их перспектив, но, бросив взгляд на старого приятеля, осёкся. И медленно, стараясь не делать слишком резких движений, потянулся к мечу.

— У нас гости, — нарочито спокойно сообщил Тео, не повышая голоса, но и не стараясь снизить его до шёпота. — Миша, держись поближе к Лене. Ник, ты же маг, если я правильно понял? Приготовься.

Сомкнув пальцы на рукояти меча, экзорцист неспешно развернулся. Всего лишь в десяти шагах от места их ночлега притаилось чудовище. Хотя нет, не притаилось. Оно явно не имело ничего против того, чтобы быть обнаруженным. И не делало — пока — попытки напасть.

— Это ламия, — сообщил Руфус, хотя и не сомневался, что каждый из присутствующих уже понимал, с кем им предстоит иметь дело.

В своей оценке боевых качеств ламий Ник, основываясь на информации из немногочисленных посещённых лекций в Академии, практически не ошибся. Самые жестокие из противников людей, они же были и самыми уязвимыми. Чешуя, крупная и почти непробиваемая на бёдрах, мелкая и несколько более уязвимая в средней и нижней части мощного хвоста, давала неплохую защиту — но лишь для части тела чудовища. Верхняя, женская часть химеры, хоть и обладала кожей, более плотной, чем у человека, была слабым местом ламии. Вполне защищённый от колючек и острых сучков, что было для этих созданий весьма важно, учитывая абсолютное неприятие доспехов или какой-либо одежды, торс не мог противостоять ни стали, ни боевым огненным заклинаниям. В некоторой степени это компенсировалось огромной силой и великолепной реакцией, но в качестве серьёзного противника для отряда одинокую ламию рассматривать не стоило. Руфус видел, на что способен суашини, шансов у полузмеи не было. Разве что случайно зацепит невероятно быстрого противника когтём или шипами. Радовало, что Тео так и не снял кольчугу — не ту, от которой после поединка с охотниками остались одни клочья, а новую, полученную в крепости.

Так что за исход боя сейчас можно не волноваться. А если повезёт, если информация от пожертвовавшей жизнью Шассиен си Шои асса Суаши достигла её сородичей и была принята как достоверная, то боя и не будет.

В том, что единая родовая память ламий сделала для всех этих тварей доступным содержимое того памятного разговора, экзорцист не сомневался. А вот насчёт, поверили они или нет… Ламии, хоть и считались Порождениями Зла, были более чем разумны, в отличие от большинства других врагов рода человеческого. Разве что с оборотнями, в определенных ситуациях, можно было вести разговор… если делать скидку на их природную тупость и неспособность строить предложения длиннее трёх-четырех слов. Остальные же были либо просто опасными зверьми, либо — как в случае с Рыцарями Смерти — безмозглыми истуканами. В общем, ламии вполне могли посчитать рассказ экзорциста ловушкой.

Он вдруг заметил, что фигура стоящей перед ними твари стала заметно ниже. Ламия, похоже, готовилась к броску… только пока неясно, намеревалась ли она атаковать или же рассчитывала одним рывком покинуть опасное для неё место. Ведь понимает, что шансов одержать победу у неё немного.

— Не нападай, — Руфус постарался, чтобы его голос звучал спокойно и уверенно.

— И не ссобираюссь, — после недолгой паузы ответила ламия, и экзорцист облегченно вздохнул при виде того, как расслабилось сжатое в пружину тело. — Мои ссесстры полушшили вессть. Я вишшу, она была исстинной. Ссуашшини и ссуашши…

Она чуть шевельнула хвостом, разом преодолев половину расстояния до сжимающих оружие людей. Тео предостерегающе поднял руку.

— Оставайся на месте.

— Хорошшо, ссильный сслуга.

— Сильный слуга? — удивленно поднял бровь Гордон.

— Хоссяева ссоссдавали сслуг ссильных и сслуг мудрых. Тех, кто убивают ссталью и тех, кто убивает ссаклинаниями, — взгляд огромных, ничего общего с человеческими не имеющих жёлтых глаз скользнул по путникам, на несколько мгновений задеживаясь на каждом. Затем ламия склонила голову.

— Шшем я могу сслушшить хосся…

— Эту девушку зовут Леной. Она — хозяин, возрождённая суаши, — почему-то немного торопливо заявил Теодор. — Ты должна подчиниться ей, я говорю от её имени.

Ламия заметно вздрогнула, затем несколько секунд буравила взглядом воина, её нечеловеческое лицо исказила неприятная гримаса, пухлые чувственные губы приоткрылись, словно какие-то слова буквально рвались наружу. Что-то в его словах ей явно не понравилось, но что именно — Руфус мог только гадать. Быть может, тварь обеспокоена тем фактом, что разговаривает с ней не обожаемая создательница… ну пусть представительница рода создателей, неважно — а всего лишь слуга. По сути, такое же искусственно выведенное существо, как и сама ламия, следовательно, не имеющее права отдавать приказы и требовать подчинения.

Затем ярость в глазах твари погасла.

— Да… ссильный сслуга… я поняла ссмысл твоих сслов. Готова усслышшать прикасс.

Тео подошёл к Елене, склонился к самому её уху и что-то прошептал настолько тихо, что Руфус, стоящий к девушке ближе остальных, не сумел разобрать ни слова. Лена выслушала и, в свою очередь, принялась что-то шептать воину. Тот несколько раз кивнул, затем вновь повернулся к ламии.

— За нами гонится отряд ша-де-синн. Они или уже в этом мире, или появятся в самое ближайшее время. Их необходимо задержать.

— Это будет иссполнено.

— Наш дальнейший путь, — продолжал Тео, — лежит в Шедир, родной мир суаши. Он известен тебе?

— Иссвесстен.

— Мы планировали отправиться в Лио, оттуда у меня были некоторые шансы найти дорогу в Шедир. Из этого мира, насколько мне известно, нет хода в Лио, но я могу и ошибаться. Ламии, как я понимаю, побывали во многих мирах. Существует ли возможность отсюда попасть в мир воды?

— Я буду сспрашшивать. Шшдите ссдессь.

То, как быстро могут двигаться ламии, Руфус видел неоднократно. Ник имел лишь одну встречу с этим чудовищем, к тому же Шасса тогда не сумела продемонстрировать все свои бойцовские качества. Остальные — включая Тео — разинули от удивления рты, увидев, как тварь одним стремительным рывком переместилась шагов на десять назад, затем последовал новый бросок, ещё и ещё один… а там ламия и вовсе исчезла, затерявшись среди тощих деревьев и кустарника.

— Спрашивать? Она имеет в виду её сородичей? — поинтересовался Михаил.

— Да, именно их. Только тех, кого уже нет среди живых. Она ушла потому, что общение с мёртвыми требует полного сосредоточения и лучше всего проходит в одиночестве.

— Простите, Руфус, меня вот один момент интересует, — убедившись, что драка не планируется и поход откладывается, Михаил снова опустился на груду нарубленных веток. — Если эти создания могут задавать вопросы ушедшим и получать ответы, то почему та… как вы её назвали, Шасса? Почему она предпочла умереть, вместо того, чтобы просто передать своим информацию через умерших предков?

— К сожалению, о том, как ламии общаются с памятью рода, мы знаем мало, — пожал плечами экзорцист. — Об этом они и под пытками стараются не говорить. Так, крохи… Как я понимаю, сознания умерших, сохранив частично или полностью прижизненные воспоминания, не способны их дополнить, как и не способны ничего забыть. Эти твари чувствуют гибель сородича и сразу же обращаются к тени с вопросом, что или кто убил её. Сама же тень не может воззвать к живым.

— Ага… — глубокомысленно кивнул Михаил. — Понятно.

— Что тебе понятно? — не выдержала Лена. — По-моему, какая-то невразумительная чушь.

— Что такое ПЗУ[74], знаешь?

Лена пожала плечами.

— Не знаешь… ну хорошо, скажем, CD-R… записала ты на болванку что-то, после этого ни дописать, ни изменить ничего уже нельзя[75], зато считать информацию, в том числе выборочно — сколько угодно. Так понятнее?

Девушка промолчала. Возможно, обиделась — Михаил мог бы растолковывать свою мысль и менее менторским тоном. Руфус давно заметил, что между подопечными Тео присутствует… не то чтобы неприязнь, скорее, нечто вроде постоянной конкуренции, сопровождаемой регулярными попытками уколоть оппонента.

— Как думаешь, Руф, нам долго придётся ждать? — поинтересовался Теодор.

— Понятия не имею, — вздохнул экзорцист. — Я не вполне понял, что это за си-ди-эр, про который говорил твой воспитанник, но общий смысл уловил. Что-то вроде книги, верно? Нашей гостье придётся заглянуть в тысячи таких книг, задать один и тот же вопрос многим, очень многим членам рода, большинство из которых не слишком-то склонны к разговорам. Ламии не всегда гибли быстро и более-менее безболезненно. А уж те, благодаря которым мы хоть что-то знаем об их способностях и о родовой памяти, и вовсе умирали… не слишком хорошо. И каждый раз, когда наша гостья обратится к страдающему разуму, она будет принимать от него частичку боли. Я ей не завидую, Тео.

— Что ж, нам остается только набраться терпения.

Время тянулось невыносимо медленно. Сырость, временами переходящая в моросящий дождь, липкий запах гниющей растительности, несметное количество кровососущей живности, словно нарочно собравшейся к холмику со всего бескрайнего болота — всё навевало тоску и вызывало раздражение. Если точнее, то тоска охватила Лену, сидевшую неподвижно, нахохлившуюся и укрывшуюся плащом, хоть как-то прикрывающим от облаков оголодавших насекомых. Ник же, напротив, явно не находил себе места, непрерывно шагая по хлипкому островку, словно собираясь попросту разбить его в клочья ударами сапог. И постоянно хлестал себя пучком чахлых веток, то осторожно, то прямо-таки с остервенением, ведя счёт загубленным комариным жизням уже на сотни. Отгонять мошкару магией Тео ему запретил категорически, заявив, что уж магическую сигнатуру-то ша-де-синн сумеют обнаружить моментально. Руфус хотел было заметить, что обнаружить — это не вопрос, а вот направление на выявленную сигнатуру определить нельзя, но вовремя прикусил язык. Кто их знает, охотников, может, они-то как раз и сумеют.

А вот Тео к жужжащим тварям относился на удивление спокойно. Руфус обратил внимание, что комары, идя в атаку, отворачивали в сторону в самый последний момент, будто что-то в воине-суашини вызывало у них непреодолимое отвращение. Миша попробовал в шутку высказать теорию о том, что его бывший наставник припрятал баллончик с репеллентом и, по необъяснимым причинам, не намерен им делиться со страждущими. Выслушав объяснение незнакомому термину, Руфус искренне восхитился — странно, что специалисты Ордена до сих пор не озаботились притащить с Земли столь полезное изобретение. Неизвестно, страдали ли от комарья ламии, моховики и водяные драконы, но вот то, что охранявшим границу северных болот патрулям, особенно в разгар лета, когда вездесущие летучие твари особо зверствовали, приходилось несладко, было фактом.

В ответ на упрёк Тео лишь рассмеялся, пояснив, что он — не просто какой-нибудь турист (потребовалось разъяснить Руфусу значение и этого слова), а воин, при создании которого были учтены многие нюансы. И что продукт биологической эволюции (Руфус устал задавать постоянные вопросы и это словечко оставил без внимания) должен был бы догадаться, что далеко не всё, создаваемое матушкой-природой, делается по-настоящему качественно.

Ламия вернулась, когда солнце уже начало ощутимо сползать к невидимому за деревьями горизонту.

Выглядела она неважно. Кожа верхней части тела сильно побледнела, красивое, хоть и совершенно нечеловеческое — в основном из-за огромных жёлтых глаз, более подходивших какому-нибудь насекомому — лицо осунулось.

— Что-то случилось? — участливо поинтересовался Тео. Хотя и знал ответ.

Руфус мысленно усмехнулся. Он был не прочь, ради пользы дела, заключить с Порождением Зла сделку — хоть это открыто и не поощрялось Орденом, но, фактически, происходило достаточно часто. Но вот выражать сочувствие… С другой стороны, Тео нет дела до бед этого мира. Если подумать, то и до других миров тоже. Сейчас суашини интересовало только исполнение полученного приказа — до тех пор, пока это исполнение числится в категории «возможно». Стоит измениться ситуации и, экзорцист в этом не сомневался, Теодор отдаст свою подопечную на растерзание охотникам, чтобы вернуться на Землю за новым кандидатом в «возрождённые». Правильно это или нет — кто скажет? Положа руку на сердце, сам Гордон не слишком хотел оказаться в аналогичном положении. Одно дело — нести ответственность за себя… ну, пусть за несколько человек. И другое — когда на кону стоит возрождение расы. Допустима ли в этом случае некая малая жертва? Да, для самой Лены отнюдь не малая, но на общем фоне её жизнь и в самом деле… несущественна. Девушка это поняла ещё в крепости, когда хотела сдаться преследователям, не доводя дело до штурма и бойни.

— Тяшшело… — прошипела ламия. — Много боли, много сстраданий. Вы, люди, шшесстокие ссоссдания. Шша-де-ссинн не такие. Они убивают бысстро.

— Ты поможешь?

— Это нашш долг, — ламия склонила голову. — Мои ссёсстры ссрашшаютсся с шша-де-ссинн. Мы ссобрали вссех, кого ссмогли. Ссемьдессят шшесть ссесстёр, двенадссать моховиков. Один голем, которого вы ссовете рыссарем ссмерти… но он сслаб, болото гассит огонь, питающий его тело.

С ума сойти… Гордон поёжился, только представив себе толпу из почти восьми десятков ламий. Пожалуй, ни один из отрядов воинов Ордена, патрулирующих границы болот, не способен был бы остановить такую прорву тварей, пожелай они атаковать кордоны.

— Бой где-то неподалёку? — Миша схватился за меч.

— Нет. Ссражение идёт воссле портала, чересс который вы вошшли в этот мир.

— Тогда как ты узнала…

— Миша, ты балбес, — сквозь зубы буркнул Тео.

Руфус кивнул. Да, ответ на вопрос был очевиден. Если женщина-змея знает о том, где и с кем бьются её сёстры, значит, среди ламий уже есть потери, и их души, ушедшие в великое «ничто», поделились важной, но горестной информацией.

— Они уничтожат ша-де-синн? — осторожно поинтересовался Тео.

Ламия некоторое время молчала, затем совершенно по-человечески вздохнула.

— Ссомневаюсь. Убийссы ошшень бысстры.

— Что скажешь по поводу портала?

— Мир воды ссакрыт. Отссюда нет пути.

— Проклятье!

— Но ссущесствует воссмошшноссть открыть путь в Шшедир исс этого мира.

Пожалуй, впервые за всё время знакомства Руфус видел своего приятеля настолько удивлённым.

— Но… это же невозможно! Шедир очень далеко!

Экзорцист заметил, как в жёлтых глазах ламии мелькнуло снисходительно-презрительное выражение. Хотя это нормально, новые слуги всегда считают, что они лучше старых.

— Ты не вссё сснаешшь, ссуашшини. Ссоссдательница прибыла ссюда исс Шшедира. Первые ссёсстры однашшды ссопровошшдали её в родной мир, где Ссоссдательнисса пыталассь найти вышшившших. Память ссесстёр шшива. Они укассали путь. Тень арки Шшедира недалеко. Нессколько чассов пути… для вашших ног.

— Утром выдвигаемся, — тут же решил Тео, поглядывая на заходящее солнце.

Но ламия покачала головой.

— Ссёсстры не дадут вам много времени, ссуашшини. Идти надо ссейчасс, ессли вы шшелаете усспеть.

Руфусу ожидал, что Теодор отвергнет это предложение. Бродить по болоту в темноте не выглядело разумным даже для него, имевшего подобный опыт. А до темноты осталось совсем мало времени. Но воин лишь коротко кивнул и повернулся к людям.

— Идём. Руфус, пойдёшь замыкающим.

Никто не стал спорить. Лишь Ник глухо застонал.

Глава 10

В которой Миша узнаёт всю правду, изображает из себя психолога и строит планы на будущее

Я лежал на холодных камнях и ждал, когда ко мне придёт четвёртое дыхание. Второе и третье были потрачены в болоте… не уверен, что они вообще были. Говорят — «к нему пришло второе дыхание». Ещё бы кто-нибудь знал, что это такое.

По сравнение с предыдущим переходом через болото, этот бросок — иначе и не скажешь — показался сущим адом. Поначалу, пока хватало света, мы двигались более или менее нормально. Ну, падение в вонючую жижу, полные сапоги воды, осмелевшие от безнаказанности — тут бы путь нащупать, не до охоты за комарами — кровососы явно пытались не выпустить нас живыми… всё это было уже, можно сказать, привычно, разве что равновесие на скользких корнях и неустойчивых кочках мы теряли чаще. Торопились. Я не знаю почему, но слова этой тварюки дядька принял близко к сердцу. Или он действительно решил, что пятеро охотников способны походя разметать девять десятков противников, каждый из которых в этом… в том уже мире считается серьёзной силой? Или ему, ощутив цель буквально под носом, захотелось достичь её как можно скорее? Не знаю. А учитывая эту гонку — спрашивать было некогда.

Потом пришла темнота. Наша проводница сообщила, что змей и прочей крупной живности можно не опасаться, ни одна тварь не рискнёт напасть на ламию. К тому же их стало четверо — где-то через полчаса после того, как мы оставили уже кажущийся родным островок, к отряду присоединились три такие же чудовища, и далее мы шлёпали по болоту в самом прямом смысле под конвоем. Болотные драконы — совершенно тупые, по словам Руфуса, создания — и те не захотят связываться с ламиями, которым, к тому же, глубоко плевать на драконий яд.

В общем, так мы и шли. Стемнело, но тучи, целый день пытавшие нас мелкой моросью, разошлись, и в небе теперь висела огромная, визуально раза в два крупнее нашей, луна, дававшая достаточно света, чтобы если не разглядеть, куда ставишь ногу, то хотя бы не врезаться лбом в дерево. Тут такие деревья — наткнёшься на него, так мало того, что шипами всего исколет, так и завалится тут же. И ты сверху… Ник это продемонстрировал. Спасибо хоть деревце оказалось не ядовитым, а то шипы ему шкурку изрядно попортили.

Но и при мертвенном лунном свете идти было непросто. Мы двигались гуськом, стараясь ступать строго туда, где скользнуло змеиное тело ламии — она сообщила, что покажет относительно безопасную дорогу. Лена — то ли из упрямства, то ли действительно ноги заплетались — шагнула в сторону и тут же провалилась в трясину по шею. Вытаскивали всем миром. Ну, ламии в этом деле не участвовали, хотя меня это и изрядно удивило — всё ж таки она для них была чем-то вроде ожившей богини, могли бы и подсуетиться. Вытащили — правда, уже босую, оба сапога трясина забрала в качестве налога на неосторожность. Больше никто в трясину не попал, но падали мы всё чаще и уже, облепленные ряской и какими-то длинными дурнопахнущими водорослями, сами походили на каких-то жутких созданий. Может, увидев нас, охотники испугались бы и прекратили погоню. Глядя на Лену и Ника, я решил, что на месте преследователей уж точно не стал бы связываться с таким кошмаром.

В рюкзаке у Лены, который мне вернули обиженные эльфы, нашлись кроссовки. Ей в крепости аррауков выдали добротные сапоги, а кроссовки перекочевали в рюкзак, как говорится, «на всякий случай». Вот случай и представился.

К нужному месту мы добрались где-то часа через два после полуночи. Оценка нашим ногам, данная ламией, оказалась избыточно оптимистичной. Последние сотни метров мы фактически плелись — а Лену дядька так и вовсе буквально тащил на себе. Лучше всех держался Руфус — если дядю Фёдора не считать. Ник шагал как автомат — шаг, второй, третий, падение лицом в воду — и снова вставал, и снова шагал, не особо заботясь о том, чтобы стереть ряску с лица. Честно признаться, я его зауважал — ожидал, что этот юный аристократ будет в дороге балластом не меньшим, чем наша юная искательница приключений на свою задницу. Ошибся.

Ну, в общем, мы пришли.

На какой-то миг я ощутил себя Индианой Джонсом. Посреди болота, среди деревьев, росших здесь почему-то особо густо, возвышалось каменное сооружение высотой метра четыре. Арка, собранная из могучих каменных блоков, поначалу показавшаяся мне работой человеческих рук. Лишь подойдя поближе, в неверном свете луны я понял, что если кто-то и касался этих камней зубилом и молотком, то никаких следов от этого воздействия не сохранилось. Выветрившийся камень казался монолитным, стыков между массивными колоннами и огромной балкой разглядеть не удалось. Словно ветер и вода причудливо вырезали это творение из сплошной скалы. Рядом, наполовину погруженные в воду, виднелись камни поменьше.

— Это и в самом деле похоже на тень арки Шедира, — пробормотал мой наставник, медленно проводя рукой по изъеденному временем камню. Затем повернулся к ламии. — Скажи, у тебя есть ключ?

— Нет, ссильный сслуга, — прошипела та. В её голосе мне послышался некоторый оттенок злорадства. — Ссоссдательнисса не делилассь этим ссекретом.

— Хреново, — выдал дядька вердикт. Затем, почесав затылок, посмотрел на Лену.

Та с совершенно безучастным видом сидела на камне, не попытавшись поджать под себя ноги.

— Лена, подойди сюда. И ты, Миша. Слушайте меня внимательно, ребята. В вас обоих есть генетический код суаши. Э-э… ну, скажем так, в Лене — практически полный набор, в тебе, Миша, поменьше. Как бы там ни было, среди суаши нередко встречались истинные Властелины Пути. Полноценный дар давался не каждому… Те, кто по-настоящему заслуживал этот титул, могли открывать порталы без устройств-привратников, в любом месте и в любое время, хотя это и требовало немалых сил. Но любой суаши, хоть и не прошедший Ритуал Посвящения, обладал некоторой… некоторой властью над привратниками. Теоретически вы можете уговорить арку открыть проход на Шедир. Я думаю, это получилось бы у Лены и в одиночку, но она слишком устала, так что попробуйте вдвоём.

— Что надо делать?

Дядька мне не раз говорил, что никаких способностей к магии у меня нет, да и сам я ничего подобного за собой не замечал. Подозреваю, хитрый дядька привлёк меня исключительно для того, чтобы придать Ленке уверенности в своих силах. Как в том анекдоте про слепую лошадь — мол, когда она считает, что не одна в упряжке, то вполне способна тянуть телегу.

— Возьмитесь за руки, приложите ладони к камню… Сосредоточьтесь и думайте о том, чтобы портал открылся. С тенью легче, она может привести только назад в мир, её породивший.

Поначалу я реально изображал выдуманную лошадь, не особо напрягаясь. Но хорошо меня знающий дядька и при свете луны заметил, что я халтурю. Получив короткий, не слишком сильный, но довольно-таки обидный подзатыльник, я решил не связываться и выполнять указание.

Честно попытавшись сосредоточиться, я скосил взгляд на девушку. Она старалась. Не знаю, верила в успех или нет, но лоб морщила от усердия, умоляя Сезама открыться. Я, не зная толком, что и как делать, просто проговаривал просьбу мысленно, почему-то на разных языках. Благодаря этим прыжкам между мирами, я теперь был, прямо скажем, полиглотом — к русскому и традиционному «английскому со словарем и рязанским акцентом» добавился кельтский, несколько изменившийся по сравнению с временем великого исхода из Англии. И ещё один, местный, родной для Руфуса. По-английски я тоже просил. «Плиз опен зе до-о». Как-то так.

В общем, не знаю… или арка умилилась моим лингвистическим талантам, или — что скорее — у Лены таки получилось правильно настроиться, но я вдруг ощутил, как дрогнули камни под моей рукой. Монолит стал быстро теплеть, затем на его поверхности заплясали яркие голубые искорки.

— Два шага назад, — рявкнул дядька, и мы с Ленкой благоразумно его послушались.

Наше дальнейшее вмешательство не требовалось. Дядька говорил, что все порталы работают по-разному, и этому, очевидно, требовалось время на разогрев. Искры кружились в танце всё быстрее, разгораясь, сливаясь друг с другом, пока посреди арочного прохода не забилась, наполнив его целиком, стена ослепительно-голубого пламени.

— Быстрее проходите, я не знаю, сколько он продержится, — крикнул дядька, буквально заталкивая в портал Руфуса. — А вы стойте! Вы открыли портал…. Не знаю, кто из вас, но вы пойдете последними, за вами он закроется гарантированно. И обязательно рука в руке… Ник, вперёд! Я за тобой!

— Мы осстанемсся ссдесь, — прошипела одна из ламий. Я понятия не имел, та, с которой мы вели переговоры, или одна из тех, что присоединились позже. — Ссёсстры не ссумели осстановить шша-де-ссинн. Сскорее вссего, охотники сснают про это мессто. Мы ссадершшим погоню.

Наверное, подобное самопожертвование — а раз уж семь десятков с хорошим гаком ламий не смогли уничтожить наших преследователей, то и этой четверке вряд ли удастся сделать что-нибудь существенное — должно было быть как-то отмечено. Ну, пафосными фразами типа «Родина вас не забудет» или «Мы верим, что вы исполните ваш долг до конца». Быть может, следовало бы отговорить наших змеежопых, простите за грубость, защитниц от самоубийственного решения. На худой конец, можно было бы ограничиться простым «спасибо». Если доброе слово приятно кошке, то уж тем, кто собирается в самом ближайшем будущем — заметьте, совершенно добровольно — отдать за тебя жизнь, оно будет приятно вдвойне.

Но дядька лишь коротко кивнул. Мол, да, разумеется. Так и надо. Это правильно. А раз правильно — к чему разводить лишние сантименты.

Признаться, это меня покоробило. Не знаю, что ощутила вымотанная до крайнего предела, а потому ко всему безучастная Ленка, но я не удержался и что-то пробормотал. Что-то вроде извинений за то, что мы втянули этих созданий в смертельную игру без возможности выиграть. И что мы, в самом деле, благодарны им. На большее времени не хватило. Ник, получивший хороший толчок, влетел в портал — что интересно, спиной вперёд, поскольку перед столь эффектным побудительным действием стоял лицом к ламиям. Может, он тоже хотел что-то сказать. В этом мире, как я понял, ламии — вкупе с другими созданиями, порождёнными больной фантазией местной богини и, по совместительству, беглой суаши — являлись основным врагом рода человеческого. Врагом настолько серьёзным, что в Суонне, по словам господина Гордона, сколько-нибудь значимых вооруженных конфликтов между людьми не было уже несколько веков. Мелкие стычки, банды разбойников, пограничные — этот их хвалёный Орден контролировал отнюдь не всю заселенную людьми территорию планеты — провокации… это всё было, не без того. Но чего-то глобального не наблюдалось. И если Орден, в основном, сражался против тварей, выходящих из северных болот, где мы сейчас и находились, то другие государства Суонна занимались внутренними проблемами. Ибо великая и прекрасная Сирилл где только не наследила. Руфус как-то обмолвился, что одно из южных государств, труднопроизносимого названия которого я не запомнил, имело столько неприятностей с драконами и какими-то песчаниками, что на внешнюю экспансию попросту не оставалось ни сил, ни средств.

Нику, как и Руфусу, несомненно, рассматривать тварей, веками выступавших в роли безжалостных убийц, в качестве союзников было трудно. Пусть союзников временных — в этом мире люди ещё не обучились нашей современной гибкости мышления, когда не существует постоянных врагов или друзей, а есть лишь постоянные интересы. Но взгляд Ника, брошенный на ламий за мгновение перед тем, как мой наставник взмахом руки отправил его в иной мир, меня порадовал. Мужество надо уважать… в том числе и тогда, когда его проявляет противник.

— Миша!

— А? — я сообразил, что моё имя прозвучало уже как минимум трижды.

— В облаках витаешь? — окрысился дядька. — Я в портал, вы сразу за мной. Ты понял? Сразу — это значит немедленно!

Не дождавшись моего утвердительного кивка, он нырнул в облако голубого пламени.

Я промедлил лишь пару секунд. Страшновато как-то… Пусть это и не первый мой переход по тонкому пути, но раньше в огонь кидаться не требовалось. Коснулся щепочкой древесного ствола — открылся портал, заполненный золотым сиянием… ну да, принципиальной разницы вроде и нету, но проход, создаваемый мэллорном, больше походил на светящуюся мембрану и не вызывал ассоциаций с огромной газовой горелкой.

— Прошшай… — одна из ламий склонила голову.

Мне почему-то показалось, что обращалась она больше ко мне. Может потому, что Лена выбрала именно этот момент, чтобы потерять сознание. Пришлось подхватить ею на руки и, выдохнув ответное «прощайте», всё-таки заставить себя сделать шаг сквозь голубые сполохи.

Лена была не слишком тяжёлой. Но я устал. И болотные корни под водой были скользкими. Поэтому в последний миг я таки потерял равновесие и в точку прибытия не вошёл, а в прямом смысле этого слова «ввалился». Кажется, кто-то сумел перехватить девушку и не дать ей покатиться по камням. Меня подстраховать уже не успели.

Вот и лежу пластом на каком-то подобии брусчатки, разглядываю вялую траву, пробившуюся из-под плиток. Отдыхаю. Тело болит — жахнулся неслабо, локоть наверняка вкровь рассадил. Но шевелиться не хочется. Пусть все считают, что я потерял сознание, и дадут мне немного полежать. Какая благодать, когда под тобой не хлюпает вонючая вода, когда тебя не пытается засосать трясина, когда твоей крови не домогаются всякая злобная летучая мелочь. Солнышко греет, воздух свежий… нет, не слишком он свежий, пыльный какой-то, но после давящей атмосферы болота — просто замечательно. Вот так бы полежать минуток сто двадцать. А лучше все шестьсот. Когда я спал-то по-человечески в последний раз? Если подумать — то накануне того памятного звонка от господина Друзова-старшего. Поскольку он-то мне как раз выспаться и не дал, а потом завертелось, закружилось…

— Миша, ты жив? — ехидным таким тоном поинтересовался дядька. Ни малейшего сочувствия в его голосе не слышалось.

Я не отвечал. Я в нирване, не трогайте меня! Ну хрен с теми часами, хоть пару минут.

— Миша, кончай придуриваться! Времени мало.

На этот раз наставник говорил требовательно и раздражённо.

— Почему никто и никогда не говорит «времени у нас дохрена»? — поинтересовался я, обращаясь к камням у своего носа. Камни не ответили. Наверное, потому, что у них как раз со временем никаких проблем не было.

Подниматься всё-таки пришлось. Правда, вставать мне никто не приказывал, поэтому я попытался сменить лежачее положение на сидячее и этим ограничиться. Зато теперь представилась возможность осмотреться и понять, куда ж это нас занесло.

Вот интересная фраза — «А посмотреть тут было на что». Она вроде бы подразумевает, что зрелище перед вами интересное… ну, может, пугающее, волнительное. Здесь ничего подобного не было, и всё же я осматривался с неподдельным интересом и всё возрастающей тревогой.

Вокруг царили разруха, запустение и уныние. Насколько хватало взгляда, тянулись руины, не очень-то похожие на итог неумолимой работы времени, ветров и дождей — скорее местность напоминала последствия прохождения ударной волны от ядерного взрыва. Когда-то здесь всё было более или менее плотно застроено, но сейчас ни одного хоть сколько-нибудь целого здания в округе не наблюдалось. Более того, остатки стен возвышались максимум на пару метров от уровня выложенной брусчаткой мостовой, засыпанной каменным крошевом. Арка, находившаяся в нескольких шагах за моей спиной, скорее угадывалась — от вертикальных столбов остались обломки мне по колено, верхняя балка была снесена напрочь и, в паре мест надколовшись, валялась метрах в пяти от того места, где ей надлежало находиться. Странно, что портал вообще сработал… хотя кто его знает, на каком принципе он здесь построен. Может, каменное обрамление ему и вовсе не нужно, так, место отмечает, не более того.

— Здесь хоть радиации нет?

Вероятно, у дядьки появились те же ассоциации, поскольку он остался совершенно серьёзен.

— Нет, с этим чисто.

— Уверен?

— Не уверен, я дозиметр с собой не таскаю. Но про подобные взрывы слышал. Случалось.

— И что тут произошло?

Вопрос был оставлен без ответа. Насколько я знаю дядю Фёдора, тому могло быть лишь две причины — либо он считает, что сейчас и в самом деле не время для обсуждений малозначительного (для нашей «великой» миссии) природного явления, либо намерен всё объяснить позже.

— Лена, Руфус, Ник? Вы в порядке?

— Вполне, — экзорцист был уже на ногах и с явным недоумением разглядывал остатки былого величия расы суаши.

— Господи, как я устала… — пожаловалась наша лягушка-путешественница. — Кстати, Фёдор, а почему я не ощущаю знания нового языка?

— Потому, что здесь нет его носителей, — мрачно ответил дядька. — Живых, я имею в виду.

— Господин э-э… Теодор, — из многочисленных имён моего наставника Николаус выбрал более привычное для собственного слуха, — это и в самом деле мир, откуда пришла Великая Сирилл? Я его как-то иначе себе представлял.

— Великолепные сады, роскошные дворцы, фонтаны?

— Ну… примерно так.

— Это всё было, — вздохнул дядька. — Местами, наверное, ещё сохранилось в той или иной мере. Но сейчас нам надо поговорить о более важных вещах.

Он довольно долго молчал, и по выражению дядькиного лица я понял, что собирается сообщить он нам нечто неприятное. Причём не просто дурные новости — в нашем положении это было бы вполне естественно, а что-то иное, не доставляющее удовольствия лично ему. Вообще говоря, я уже видел его в подобном состоянии — именно так он разговаривал с Игнатом, нашим проводником по магаданской тайге, когда уверял его, что в обречённой на сожжение избушке нет людей. И не солгал, с одной стороны, и правдой это не назовёшь. Вот так и сейчас… либо дядька будет врать, либо во лжи признаваться. Я решил, что второе — вернее. И не ошибся.

— Что ж, соратники, — начал он, так и не согнав с лица мрачную маску, — мы у цели, можно сказать, и пришла пора открыть карты.

Говорил он по-русски, и я заметил, как чуть заметно дёрнулась бровь у Руфуса, явно услышавшего незнакомое для себя слово. Да уж… тонкие пути учат языку, но не местным реалиям.

— Для прохождения Ритуала Посвящения необходимо, чтобы суаши, достигший требуемого возраста, вошёл в портал, ведущий к месту проведения этого Ритуала. Это место называют Храмом. Что там будет, как выглядит Храм, как проходит сам процесс — я не знаю. И никто не знает, кроме тех, кто там побывал, а они о деталях не распространялись. Но есть некоторые правила, которые мне известны. Прежде всего, только истинный суаши способен пройти через портал. В случае, если кто-то другой попробует войти в Храм, портал взрывается. То, что вы здесь видите — это как раз последствия подобного взрыва.

— То есть, здешний портал уничтожен? — уточнил Руфус.

— Нет. По сути своей, проход в Храм — это тот же Тонкий путь. И порталы открываются через тени привратника, которым является сам Храм, или нечто, находящееся в Храме. По слухам, он один, но теней отбрасывает множество. На месте одной разрушенной тени через какое-то время появляется новая. Не знаю, как такое получается, просто я принял это на веру, примите и вы. Далее, в Храме нельзя разговаривать. Понятия не имею, чем это грозит, но…

— Вообще нельзя разговаривать? — спросил я.

Как-то некрасиво это получалось. Зашёл, молча что-то там получил (или ничего не получил), вышел. Как в том анекдоте — «А поговорить?».

— Правила гласят, что нельзя задавать вопросы и требовать получения ответов, — несколько раздражённо отрезал дядька. — А то можно и назад не выйти, бывали случаи. Вернее, почему некоторые соискатели не возвращаются из Храма, никто не знает, но возможно, что именно из-за нарушения порядка. Так что рассуждать вслух вроде как и не возбраняется… но я бы рисковать не стал. Третье правило — никакого оружия. Ни один из суаши, вошедший в портал хотя бы с перочинным ножиком, не вернулся.

— Логично, — заметил экзорцист. — Пока что один вопрос мне непонятен, Тео. Говоришь, порталов, ведущих в Храм, много?

— Да.

— Я вот смотрю на эти руины, — протянул Руфус, — и думаю о том, что людей… суаши здесь жило немало. Намного больше, чем у нас в Сириборге. И город, как я понимаю, был не единственным. Стало быть, соискатели шли через порталы если и не сплошным потоком, то, по меньшей мере, достаточно густо. Они там благодать обретали в толпе?

— Этого я объяснить не могу, — развел руками дядька. — Четвертое и последнее правило гласит, что войдя в Храм, нужно приблизиться к постаменту в центре зала, выждать определенное время, минут тридцать. После этого — уходить. Все, кто посетил Храм, уверяют, что пребывали там в одиночестве.

— А что на постаменте? — снова влез я.

— А вот что на постаменте — загадка. Все говорят по-разному, одни увидели статую, другие — столб огня…

— Третьи — огромную живую голову без туловища, — не удержался я. — И именовала себя та голова Гудвином Великим и Ужасным. И наделяла она просителя сердцем из опилок и смелостью на блюдечке.

— Миша, ты бы заткнулся, а? — ласково попросил дядька.

— Молчу, молчу…

— Вот, в основном, и весь Ритуал. А теперь самое важное…

Леночка хмыкнула. Или фыркнула.

— Я сказал что-то смешное? — недобро прищурился мой наставник.

— Тайны мадридского двора, — пожала плечами девушка. — Очевидно же всё.

— Не понял…

— Я не суаши. Так ведь?

Дядька молчал, что было, пожалуй, красноречивей любого ответа. А вот Руфус с Ником недоуменно уставились на древнего воина и явно ждали комментариев.

— Почему ты так решила?

Забавно. Если бы он спросил «с чего это ты взяла?», я бы, пожалуй, решил, что девушка и в самом деле ляпнула какую-то чушь. Но и постановка вопроса, и тон, которым он был задан, говорили о том, что если Леночка в чём-то и ошибалась, то не критично.

— Ещё в крепости заподозрила, — пожала она плечами. — Возрождённый суаши у нас Мишка ваш разлюбезный, верно? Вы ведь были достаточно близки к тому, чтобы отдать меня этим ша-де-синн, я заметила. На метеоритный ножик понадеялись, а не будь его — отдали бы. Со своим драгоценным возрождённым вы бы ни за что не расстались. А я так, для отвода глаз. Приманка. Мишку вы с детства опекали, а меня подобрали специально, да и на Эллану заманили именно для этого.

Теперь взгляды наших спутников с ритмичностью метронома перескакивали с дядьки на меня и обратно. А я тупо сидел с отвисшей челюстью и не находил, что сказать.

Дядя Фёдор покачал головой.

— Вот каждый раз удивляюсь, как люди из совершенно ложных предпосылок умудряются делать верные выводы. Прежде всего, Лена, мне доводилось жертвовать возрождёнными. И не раз. Мне подобное не доставляло удовольствия, но и особой трагедии в этом я не видел. И сейчас не вижу. Но ты права, я с большим удовольствием пожертвовал бы тобой, чем Михаилом, который, действительно, сейчас несёт в себе практически полный набор генетического кода суаши и, как мне кажется, способен пройти первый этап Ритуала.

— Почему ша-де-синн не распознали обман? — осторожно поинтересовался Руфус.

— Увы, полностью замаскировать генетическое родство с суаши от охотников невозможно, — криво усмехнулся дядька, — но чуть-чуть сместить акценты удалось. Не мне, это разработка Гэль, она была талантливой девочкой. У тебя, Лена, есть нужные гены, хоть их и мало. На тебя и на моего подопечного было наведено определённое магическое воздействие, и для почти любого наблюдателя ты, находясь не далее десятка шагов от Михаила, казалась намного ближе к суаши, чем он. А вот ламии не поддались на иллюзию, наша болотная гостья сразу поняла, кто есть кто.

— Ну и отдали бы меня на растерзание, — угрюмо буркнула девушка.

— Десять шагов, Лена. Ша-де-синн сумели бы понять, что убили не того.

К этому моменту я же более-менее пришёл в себя и водопад обвинений и упрёков, уже готовый было обрушиться с моей стороны на голову наставника, усох. А, в самом деле, чего я ждал? Что древний, как мир, воин воспылал ко мне отцовской любовью и решил воспитать себе помощника? Да ну щаззз… Ясное дело, что он меня с детства опекал, с родителями каким-то боком договориться сумел, зараза. Ленка-то сообразила, молодец, но я мог бы догадаться и раньше. Да уже одно то, что он её с собой из крепости на переговоры потянул, должно было вызвать подозрения. Ведь никакой необходимости в этом не было, один бессмысленный, на первый взгляд, риск.

Хотя, дядька всё же сволочь! Пусть и кажутся его поступки разумными, но неприятный осадок остаётся. Не родственник я ему и не друг. Так… объект стратегических интересов, не более.

Тут я сообразил, что все молчат и чего-то ждут. Похоже, мне какой-то вопрос задали.

— Простите, отвлёкся.

— Отвлекся он, — недовольно фыркнул дядька. — Миша, соберись. Времени у нас немного. Ты готов?

— К чему? — я сначала сказал, и лишь потом сообразил, что сморозил глупость. Ясно же, к чему. К этому долбанному Ритуалу, будь он не ладен.

Мелькнула паническая мысль — а если наставник ошибся и генов суаши у меня недостаточно? Сунусь в портал — и будет здесь очередная микро-хиросима. Ага, не мне одному пришла в голову эта мысль.

— Вход в Храм находится в конце этой улицы, — дядя Фёдор махнул рукой туда, где меж груд камней намечался довольно широкий проход.

— Точно?

— Точно. Все города суаши строились по единому плану, — заявил он и тут же поправился: — Все сколько-нибудь большие города. В центре площадь с порталом к Храму, от неё отходят восемь радиальных улиц, в конце каждой — ещё один портал. Всего девять выходит. Все остальные улицы более узкие и сейчас они большей частью завалены. Так что не ошибёшься. Иди, мы останемся здесь.

— Аве, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя, — хмыкнул я.

— Не ёрничай.

— Ладно… а вот вопрос, дядюшка, — последнее слово я произнёс с неприкрытой издёвкой. — Если разобраться, на кой хрен мне это надо?

Дядька несколько мгновений помолчал, затем неторопливо вынул из ножен меч.

— Видишь ли… племянничек, мой долг состоит не только в том, чтобы доставить тебя сюда. И уж точно не в том, чтобы предоставить тебе свободу демонстрировать свой гонор. Пока ты не стал истинным суаши, прошедшим посвящение, ты не можешь приказывать мне. Так что сейчас для меня первичны указания, полученные от мастера Войтена. И если понадобится, я вполне способен затолкнуть тебя в Храм силой. Правда, в этом случае я неизбежно погибну — находиться непосредственно возле открывающегося портала нельзя никому, кроме суаши. Если желаешь моей смерти — изволь.

— Мог бы сказать что-нибудь про долг и честь, — не удержался я от подколки, чувствуя, что в этом словесном поединке мне не выиграть.

— Мог бы. Но это мой долг и моя честь. А ты всего лишь зародыш, гусеница в коконе… И не тебе решать, становиться ли бабочкой. Так карты легли. Поэтому не выпендривайся и шагай, да пошустрее. Не думаю, что наши болотные знакомцы сумеют защитить вход в портал или увести погоню по ложному следу.

Я многое хотел бы ему сказать. Например, что даже из добрых побуждений нельзя обращаться с человеком, тем более с тем, с кем рядом провёл годы, как с бессловесной тварью. Что я — человек, какие бы там гены ни содержал мой организм. Что он сейчас делает всё возможное, чтобы превратиться из наставника и, в какой-то мере, друга, во врага. Но я не сказал ничего, потому что видел по его глазам — дядька говорит правду. Буду ерепениться — и в самом деле свяжет меня и забросит в портал как мешок с дерьмом. Пусть при этом сам сгорит на месте.

И только сейчас я по-настоящему понял, почему ша-де-синн поставили себе целью уничтожить суаши. Правильно они решили, нельзя допускать, чтобы у человека — сейчас я имею в виду этого Войтена — была такая власть над разумом других людей. Это не преданность, не долг, что бы там дядька себе не думал. Это — абсолютное подчинение, и он сейчас не владеет собой. Я помнил рассказ Гэль в пересказе Руфуса. Финальная стадия, мы пришли к месту проведения Ритуала, и приказ, полученный моим наставником, попросту не оставляет ему выбора. И мне тоже, как это ни печально.

Я поднялся, стряхнув с плеча лямку рюкзака. Картинно бросил на камни меч. За ним последовал нож.

— У тебя точно не осталось оружия, Михаил? — тихо спросил дядька.

Осталось. А я ведь совсем о нём забыл… по коже пробежала волна холода — ведь не спроси он, я бы так и сунулся в Храм. Со всеми вытекающими последствиями.

Сунув руку в карман куртки, я вытащил и швырнул Руфусу статуэтку. Тот поймал деревянного кабана и недоумённо уставился на меня.

— Что это?

— Так… безделушка, — усмехнулся я, но улыбка, вследствие осознания пронёсшейся мимо опасности, получилась несколько напряженной. — Там внутри ножик спрятан. На память вам, Руфус… сувенир с Земли. А статуэтка — это бог древних кельтов, Тевтат, покровитель воинов. Думаю, вам он подходит.

— Иди, Миша, — совсем тихо сказал мой наставник. Мой бывший наставник, который, если всё получится, станет моим слугой. Не добровольно, не по велению души, не из дружеских чувств, а лишь потому, что ему так велели. Да, я смогу приказать ему уйти, оставить меня в покое, не показываться на глаза. И он уйдёт. Не потому, что обиделся… а потому, что получил приказ.

И я пошёл.

Дядька не ошибся — портал я увидел уже минут через десять. Не золотое полотнище-мембрану, как у мэллорна. Не ослепительно-голубое пламя, как у арки, через которую мы вошли в этот мир. Небольшое возвышение посреди площади, совершенно свободной от каменного крошева — это место явно было эпицентром взрыва, разрушившего город, от зданий, окружавших площадь, вообще мало что осталось. А на нём — чёрный сгусток чуть ли не в три моих роста, словно вырезанный кусочек ночи, помещённый под солнечный свет, но не желающий рассеяться.

Было страшно. Я понимал, что дядя Фёдор и остальные наши спутники остались там не потому, что устали. Мог дядька ошибиться, мог. И тогда над руинами пронесётся очередная ударная волна, дробя то, что ранее уцелело… Если они укроются за каким-нибудь более или менее надёжным остатком стены, могут и выжить.

Но к страху примешивалось и иное чувство, с каждым шагом набирающее силу. Предвкушение чего-то необычного, чего-то потрясающего. И я сейчас не был уверен, что смогу — появись у меня такой шанс — повернуть назад, отказаться от возможности поучаствовать в самом невероятном приключении. Хотя… может, это и не мои мысли, может, просто зов крови? И сущность суаши, пусть и не вполне во мне сформировавшаяся, толкает меня сделать этот последний шаг.

Так или иначе, но страх сдался и ушёл куда-то на задворки сознания.

И я шагнул во тьму.

Темнота. Абсолютная, беспросветная, кромешная… какой бы ещё эпитет подобрать? В жизни обычного городского человека из двадцать первого века такая тьма встречается редко. Разве что ночью в сортир пойти и свет не включить. Да и то… городская ночь — она же тёмная больше по часам, чем на самом деле. Светятся фонари, окна домов. Отблесками проходят по комнате фары проезжающих мимо машин. А за городом — звёзды, луна… да и если небо затянуто тучами, всё равно какой-никакой свет пробивается.

А здесь — ничего. Ни лучика. Я поднял руку, взглянул туда, где по прикидкам должны были бы находиться часы, стрелки которых обязаны были хоть как-то светиться. Фигвам, индейское такое жилище. Словно глаза плотно закрыты и плотной повязкой прихвачены.

Десять секунд, пятнадцать… а теперь и все тридцать набежало. Я попытался сделать шаг вперёд, да куда там — словно в желе упёрся. Вроде и продавливается, но рано или поздно сопротивление становится непреодолимым. И сзади так же… застрял, как муха в капле клея.

— Сканирование завершено.

Я дёрнулся, рука непроизвольно метнулась к поясу, отыскивая рукоять меча. Пусто. Ах да, сюда же нельзя с оружием.

— Порог генетического контроля пройден, соответствие эталону восемьдесят семь процентов.

Слова рождались словно бы прямо у меня в голове. Невидимый контролёр говорил вроде как и по-русски… хотя откуда бы кому-то в древнем храме, лишившемся аудитории задолго до того, как слово «русский» вообще впервые прозвучало, говорить по-нашему. Значит — магия. Или технология, что, по большому счёту, отличается лишь по части применяемой энергии. Голос красивый, но какой-то бесполый — не определить, мужчина говорит или женщина… да и пофиг, если честно.

— Статус пользователя подтверждён.

И темнота исчезла. Вся, в один миг. А вместе с ней исчез и кисель, не дававший толком двигаться.

Я огляделся. Вот он какой, Храм… А зрелище-то не очень, и это если говорить мягко. Тысячи лет даром не прошли, всё здесь говорило о давнем запустении, о полном упадке.

Каменные стены когда-то были затянуты тканью, но сейчас от гобеленов остались лишь редкие истлевшие обрывки. На полу слой пыли сантиметров в десять толщиной, ноги вязнут по щиколотку. Ну да, верно… может, храм находится на Шедире, может, и где-то в другом месте, но воздух тут есть. Если когда-то его фильтровали, что сомнительно, то сейчас все фильтры давно сгнили, осыпались бесполезной трухой. А воздух достаточно чист, хоть и кажется порядком застоявшимся. Ну а где циркуляция воздуха, хоть какая-то, там и пыль. Правда, можно на воде дом поставить, на сваях… но тогда будет не пыль, а сырость. Сыростью не пахнет.

Чёрт, о чём я, спрашивается, думаю?

Взгляд наткнулся на сильно припорошенный пылью холмик. Я присел, морщась — в воздух тут же поднялось мутное облачко — ткнул пальцами… и тут же отдёрнул руку. Труп… давний, очень давний. Плоть давно распалась прахом, кости же вполне целы. Видны и остатки одежды… правда, осталось от неё немного.

Поднявшись, я оглянулся. Зал не так уж и велик, круглый, диаметром метров десять. И холмики, холмики… Видимо, хозяева не ко всем посетителям относятся дружелюбно. А вот, кстати, и обещанный постамент — невысокий, мне по пояс. На нём — что-то вроде огромного метровой высоты яйца. Сделанного словно из хрусталя. Никакой на нём пыли, кстати. Интересно, это персональная картинка для меня, или системы маскировки (а что это, если не маскировка, когда каждый посетитель видит что-то своё) давно сдохли и я имею честь насладиться истинным видом того, что является сердцем и сутью Храма?

— Встаньте на платформу. У вас десять секунд.

Пыль в полушаге от постамента взвилась клубами, из пола поднялся — невысоко, сантиметров на двадцать — каменный диск. Поднялся, кстати, кривовато, видимо, местные механизмы и впрямь сдают. А вот хрустальное яйцо сияет, как новенькое.

— Пять секунд.

Я поторопился взойти на платформу. Кто их тут знает, может, не послушаешься — и станешь, спустя какое-то время, таким вот холмиком.

Яйцо тут же засветилось, мелко завибрировало… ага, была на нём пыль, хоть и совсем немного, сейчас вот в воздух поднялась.

— Провожу анализ возможных модификаций, — сообщил голос. — Ждите.

Всё-таки это не динамики, голос доносится не со стороны, а как бы изнутри. И используется мой словарный запас, наверняка Руфус, окажись он здесь, услышал бы совсем другое.

— Физическое развитие. Регистрируемый уровень — девятнадцать единиц. Возможный апгрейд — три единицы. Отклонено.

Обидно, почему так мало? Девятнадцать… я себя чувствую, может, на целых двадцать пять! Ладно, это я так, истерю помаленьку… а словарный запас точно мой. Копается эта штука у меня в мозгах, как пить дать.

— Управление энергиями стихий. Регистрируемый уровень — две единицы, Возможный апгрейд — одна единица. Отклонено.

Не быть мне магом огня. Или воды. Я тучи не разведу руками, а жаль. Но это не новость, дядька же говорил, что способностей по этой части у меня ноль целых хрен десятых… две единицы, это ж мало, так? Интересно, у Гали сколько было? Наверняка полсотни, или больше. И докуда шкала? До ста или верхний предел не ограничен? Как-то странно это, стоять и тупо задавать вопросы самому себе, понимая, что ответов не будет.

— Управление биоэнергией. Регистрируемый уровень — четыре единицы. Возможный апгрейд — одна единица. Отклонено.

Вот-вот. Вдвое больше, чем способности к магии. Хотя это, наверное, тоже речь о магии, только о другой. Типа как у эльфов, которые, говорят, розу на песке вырастить смогут. Или, возможно, имеется в виду целительство? О, знаю… это умение создавать живых существ, типа ламий… или моего дядьки. Да какая, к бесу, разница. Вдвое-то оно вдвое, да только всё равно получается шиш. И вообще, что за жлобство, мне вообще не солоно хлебавши уходить? Дядька говорил, что такое случается, но почему со мной-то?

— Управление пространственным сопряжением. Регистрируемый уровень — шестьдесят три единицы. Возможный апгрейд — девятнадцать единиц. Выполняю.

Яйцо засветилось ярче, теперь его грани сияли всеми цветами радуги. По телу пробежала волна холода, затем жара, снова холода… и так раз за разом. Не уверен, но этот контрастный душ как раз два десятка раз я и ощутил. Девятнадцать, если точнее.

— Управление пространственным сопряжением. Регистрируемый уровень — восемьдесят две единицы. Возможный апгрейд — ноль единиц. Фиксация.

Вот тут меня прихватило конкретно. Словно каждая клетка тела взорвалась болью… нет, взорвалась — это, пожалуй, слишком сильно сказано, но приятного мало. Слава богу, на ногах я устоял, а то неизвестно, как бы повела себя эта светящаяся штука, сойди я с платформы. И вообще, надо бы поосторожнее, плита под ногами пошатывается, тут и случайно равновесие потерять можно.

Ну что же, кое-что мне дали. Разобраться бы, что именно. Хотя догадаться-то несложно, наверняка речь как раз о той способности, о которой дядька говорил — открывать тонкие пути из любого места, без всяких привратников. Проапгрейдили меня, это радует, только вопрос — а того, что получилось, для дела хватит?

— Ментальный контроль. Регистрируемый уровень — одиннадцать единиц. Возможный апгрейд — тринадцать единиц…

Голос на мгновение замолчал, словно раздумывая над решением.

— Отклонено.

— Да почему ж это отклонено? — не сдержался я, напрочь забыв о том, что в этом месте молчать потребно и очи долу держать, как отроку положено. — Делай, не жлобись!

Артефакт мгновенно сменил цвет, став фиолетовым.

— Несанкционированное вмешательство в технологический процесс. Подтвердите полномочия или будете уничтожены. Тридцать секунд.

Меня тут же прошиб холодный пот, колени затряслись. Какие полномочия, как их подтверждать? Мать твою, меня сейчас тут в очередной холмик превратят! Бежать? Куда? Я не вижу тут никакого портала, круглый зал, ни дверей, ни укрытий…А-а-а!!!

— Двадцать секунд.

Я лихорадочно перебирал в голове варианты… легко теоретикам, сидя на диване, заявлять, что из любой ситуации есть выход. А то и два, три… Ну да, можно принять гордую позу и дождаться окончания обратного отсчёта. Чем не решение? Хотя… а, плевать, хуже не будет.

Сунув руку в карман, я выхватил оттуда кольцо и, изогнувшись так, чтобы не свалиться с платформы, прижал синий камень к поверхности артефакта.

— Доступ не подтвержден. Отсутствует биологически компонент. Десять секунд.

— Какой, нахрен, компонент? — взвыл я. И тут же сообразил — кольцо ведь должно быть на пальце. Но оно же женское! Оно на меня ни за что не налезет… разве что на мизинец.

Эти мысли ещё неслись у меня в голове, а я уже лихорадочно пытался натянуть перстень на палец… и вдруг мне это удалось. Более того — металл оправы словно потёк, принимая другую форму, да и гладкий лазурит изменился, стал меньше и из округлого кабошона превратился в… ладно, всё потом, сейчас некогда разглядывать.

— Пять… четыре…

Я снова прижал кольцо к ровной поверхности артефакта. В тот же момент по пальцам пробежали искры, руку ощутимо тряхнуло.

— Статус оператора подтверждён.

Хрустальное яйцо снова заиграло всеми цветами радуги. Я позволил себе чуточку расслабиться — кажись, в этот раз пронесло. И удачно… не знаю, чем отличается операторский статус от пользовательского, но прав у меня теперь, очень надеюсь, стало побольше.

— Отвечаю на вопрос, — сообщил голос. — Использование системы биоапгрейда целесообразно при условии достижения итогового показателя в двадцать пять единиц. Допускается апгрейд до двадцати трёх или двадцати четырёх единиц при условии предъявления объектом полномочий администратора или координатора.

— А для оператора что?

— Диапазон допустимых значений приравнен к пользовательскому.

Ага, понятно. Видимо, мой новый статус только вопросы позволяет задавать. Я посмотрел на колечко — ах, какая полезная штучка у меня оказалась. Оно сильно изменилось — теперь это была вполне мужская печатка, с плоским синим камнем, на котором так и остались белые пятнышки, образующие неровную звезду. И пропорции звезды, что интересно, те же самые — только мельче она теперь.

— Продолжить анализ?

— Да.

— Управление процессом трансформации материи. Регистрируемый уровень — семь единиц. Возможный апгрейд — две единицы. Отклонено.

Да, способностями меня природа обделила. А что такое трансформация материи, интересно? Может, окажись у меня побольше этих единиц, я смог бы свинец в золото превращать? Или, как один исторический деятель, воду в вино… Вот есть такой греческий миф о царе Мидасе, у которого всё, до чего он дотрагивался, превращалось в золото. Ну точно способность к трансформации вразнос пошла…

— Управление вероятностями. Регистрируемый уровень — одна единица. Возможный апгрейд — одна единица. Отклонено.

Ох, вот это жалко-то как! Читал я одну хорошую книгу про драконов, которые управляли вероятностями[76]. Там круто было, ведь, по сути, вероятность того, что некое событие произойдёт, всегда ненулевая… даже если событие это совершенно фантастическое. Исчезающе малая — возможно. Но не нулевая.

— Формирование персональной полевой защиты. Регистрируемый уровень — девятнадцать единиц. Возможный апгрейд — шесть единиц. Выполняю.

Снова — то в жар, то в холод. Шесть кругов, как и ожидалось. К волне боли я приготовился заранее… только оказался совсем не готов к тому, что в этот раз боль ударила куда сильнее. Словно всё тело состоит из очень-очень воспалённых зубов, по которым разом стукнули. Я взвыл, лишь чудом не свалившись с платформы. Чёрт подери, ещё бы сообразить, за что страдаю. Что это такое — «полевая защита»?

— Управление личным временным потоком. Регистрируемый уровень — ноль единиц. Возможный апгрейд — одна единица. Отклонено.

Это в каком смысле? Путешествовать во времени или ускоряться, как дядька в поединке с Тесеем? Скорее, второе. Не судьба.

— Анализ модификаций завершен.

Ну вот, раздача слонов и окончилась. Кое что перепало, жаль, маловато. Маловато будет! Хотя, кто его знает — может, уровень боли нарастает с каждым апгрейдом, и третьего я мог бы просто не вынести. И что теперь делать, сказать спасибо и откланяться или попытаться выудить у голоса какую-нибудь полезную информацию, пользуясь своим нежданно обретенным операторским статусом? Да я ж себе потом не прощу.

— Я имею право задавать вопросы?

— Ответы будут даны до третьего уровня посвящения включительно.

— Ага, понятно, — протянул я, хотя ничего не понял. Что за третий уровень… ладно, определимся по ходу дела. Затем вспомнил слова Тесея о том, что никто из суаши, которым охотники «задавали вопросы», толком не смогли объяснить, что происходит в Храме. — А я эти ответы помнить буду?

— Для уровня доступа оператора функция частичной очистки памяти деактивирована.

Ага, значит, тем, кто сюда приходил, и впрямь промывали мозги. Ладно, поспрашиваем.

— Как управлять пространственным сопряжением?

— Информация за пределами доступа, — то ли мне послышалось, то ли у местного автоответчика действительно прорезались ехидные нотки.

— Какие возможности имеются у кольца, кроме подтверждения полномочий оператора?

Признаться, я не слишком рассчитывал на ответ. К счастью, голос счёл, что раз я владею кольцом, то имею право хотя бы в общих чертах знать, на что оно способно. То есть, нам никто не разъясняет в деталях устройство телевизора, но кратенькую инструкцию всё-таки приложат.

— Личный идентификатор операторского уровня. Имеет встроенный неуправляемый вариатор вероятностей с узкой настройкой на защиту от несанкционированной смены владельца. Штатная мощность пятьдесят единиц, текущая мощность девятнадцать единиц, расчётное время восстановления до штатной — триста семь часов. Имеет встроенный неуправляемый контур пространственного сопряжения с узкой настройкой на поиск биологически совместимого оператора при прекращении жизнедеятельности действующего оператора. Штатная мощность пятьдесят единиц. Текущая мощность соответствует штатной. Имеет встроенный ограниченно управляемый контур управления материей с узкой настройкой на изменение внешнего вида идентификатора применительно к потребностям оператора. Штатная мощность пятьдесят единиц, текущая мощность сорок две единицы, расчётное время восстановления до штатной — одиннадцать часов.

Голос замолчал, а я задумался. Ах, какое интересное колечко, недаром уважаемый Охан Мак Кормик так хотел его честно купить. Знал, паршивец, знал… Правда, насколько я понимаю, шею он сломал не потому, что задумал что-то плохое в отношении лично меня, а именно потому, что кольцо пожелал отнять. Хотя фиг его знает, возможно, любая угроза жизни воспринимается колечком как попытка несанкционированной смены владельца. И заряд расходует быстро.

— Что такое «персональная полевая защита»?

— Формируемое вокруг тела защитное поле, способное полностью отразить любые виды деструктивного воздействия, мощность которых не превышает уровень защиты, либо частично — более сильное воздействие. Время существования поля двадцать пятого уровня при непрерывном деструктивном воздействии двадцать пятого уровня — семь целых три сотых секунды. Время восстановления мощности до штатной — три часа семь минут одиннадцать секунд за каждую единицу.

— Удар ножом в живот — это какое воздействие?

— В зависимости от сопутствующих факторов подобное воздействие классифицируется в диапазоне от третьего до одиннадцатого уровня.

— Если я спрошу, как управлять полем, ты скажешь, что ответ лежит за пределами доступа, верно? — без особого энтузиазма поинтересовался я.

— Да.

Так, что б ещё спросить? Вообще говоря, вопросов куча. Здравый смысл подсказывал мне, что самым правильным действием было бы на этом закончить и убраться отсюда, пока местный распорядитель не сообразил, что новоявленный «оператор» вообще не в курсе, что тут к чему. Человек бы давно всё понял, но я-то явно с роботом разговариваю, у которого, к тому же, и намёка на искусственный интеллект нет. Явился, понимаешь, неизвестно кто, колечко предъявил — и на, получи все тайны вселенной. До третьего уровня, правда.

Но следовать советам здравого смысла — не наш путь. Да и не давал мне покоя тот момент в разговоре, что состоялся в крепости аррауков, когда Лена спросила моего наставника о том, что изменится после прохождения ею Ритуала. И его ответ помню… да, ничего ведь не изменится. Я сейчас выйду отсюда — а потом, ну, может, не через день, а через год, ша-де-синн доберутся и до меня. И не поможет мне ни полевая защита двадцать пятого уровня, ни способность сопрягать пространства… если я к тому времени вообще научусь всем этим богатством пользоваться. Поскольку среди давно отошедших в мир иной суаши наверняка были те, кто этими навыками владел в полной мере… что, помогло им это? Не особо…

Вот этот вопрос и надо задать.

— Ша-де-синн, которых создали суаши, уничтожают своих создателей, поскольку те обладают способностью управлять поведением разумных существ. Как называется эта способность? Тот самый «ментальный контроль»?

— Нет. Функция, о которой идёт речь, называется «ментальное доминирование».

— Тогда что такое «ментальный контроль»?

— Способность настроить разум на решение поставленной задачи. При этом происходит ускорение обработки информации, улучшается доступ к долговременной памяти, расширяются возможности для анализа.

— Что-то я не слышал, чтобы ты оценивал мой уровень по ментальному доминированию. Или это только для избранных?

— Нет. Ментальное доминирование является небиологической характеристикой и поддерживается во всех разумных существах, соответствующих введенному в базу данных Доминатора эталону с коэффициентом совпадения восемьдесят или выше.

— Что значит «поддерживается»?

— Для получения доступа к управлению ментальным доминированием объекту не требуется прохождение процедуры анализа модификаций. Достаточно иметь соответствующий уровень генетического сходства с эталоном. Местонахождение объекта относительно Доминатора значения не имеет. Доминатор осуществляет трансляцию управляющего воздействия от объекта, его преобразование в безусловный императив и передачу управляемому разумному существу.

— Что такое «Доминатор»?

— Это я.

Вот оно как… выходит, зря ша-де-синн тысячелетиями резали несчастных суаши, вся вина которых была в том, что они, получив «задаром» эту способность, не находили в себе сил отказаться от её использования. Всё дело в этой штуке, которая, непонятно почему, решила наделить одну-единственную расу возможностью управлять всеми остальными. И страшно подумать… скоро, очень скоро среди землян накопится достаточная критическая масса генов Войтена, и полезут изо всех дыр люди, способные отдавать приказы, безусловно обязательные к исполнению. Это будет конец всему… Потому, что остальные, не дотягивающие до восьмидесятипроцентного сходства с эталоном, превратятся в послушных рабов. Лай! Лай, как большая собака! А теперь постой на одной ноге![77] И будут лаять, с энтузиазмом и чувством полного удовлетворения, поскольку — ах, какие мы молодцы — сумели порадовать хозяина. Да, уже сейчас отдельные личности, пользуясь подконтрольными средствами массовой информации, услугами грамотных спичрайтеров и имиджмейкеров, собственной харизмой — да всем, что только попадётся под руку — умудряются подчинять себе не то что аудитории — народы! Но, пока что, слава Богу, не поголовно всех. У каждого человека всё-таки есть шанс задуматься, взвесить аргументы, выслушать разные мнения и принять своё, не обязательно соответствующее позиции толпы, решение. Пока что такой шанс есть… но его у человечества могут отнять.

Я не удивлюсь, если ша-де-синн и в самом деле попытаются развязать ядерную войну, лишь бы не допустить подобного. Чёрт, я не уверен, что они так уж и неправы.

— Кто тебя создал, Доминатор?

— Информация за пределами доступа.

Кто бы сомневался… Бездушный робот, хоть и проявляющий некие зачатки самоидентификации. Хотя его «я», уверен, не более чем манера программирования. Глупо говорить о себе в третьем лице. Понятия не имею, можно ли отнести эту машину к «искусственному интеллекту», но мне почему-то кажется, что тест Тьюринга[78] Доминатор с треском провалит. Не чувствуется в нём способности к мышлению, больше тянет на не слишком сложный алгоритм.

Но кое-что в ответах машины меня смущало… и, почему-то, казалось важным понять, что именно.

— Зачем тебя создали? Какова цель твоего существования?

— Моя основная директива — обеспечить выживание расы, генокод которой хранится в эталонном банке данных. На текущий момент порог генетического контроля установлен на значение восемьдесят процентов.

Хм… слишком обобщенный ответ. Почему не сказать просто — выживание суаши. Коротко и смысл тот же самый… Или не тот же?

— Ты сказал, что восьмидесятипроцентный порог — текущий. Раньше он был другим?

— Порог снижен с целью увеличения количества пользователей.

— Доминатор, вносились ли радикальные изменения в эталонный генетический код? Меня интересует не изменение порога соответствия эталону, а более значимые корректировки.

— В течение периода функционирования четырежды проводилась полная замена эталона.

Оппа! Интересно, а почему эта информация не оказалась под запретом? Догадываюсь, почему — машина не думает, она действует по программе. Доступ к банку данных мне предоставлен, но не по принципу «можно только то, что можно», а по принципу «можно всё, что явно не запрещено».

— Сообщи процент совпадения текущего эталона и первоначального.

— Семь процентов.

Ага, вот ты и попалась, железяка. Ну пусть не железяка… плевать, на самом деле, из чего ты сделан, Доминатор. Теперь мы с тобой поговорим предметно. У Айзека Азимова в его рассказах из серии «Я, робот» была такая тётка, робопсихолог. Я психологии не обучался, но сейчас и время другое. Люди сидят на форумах и в чатах, участвуют в полемике или просто за ней наблюдают, учатся спорить, ставить смысловые ловушки и выкарабкиваться из них. Мы смотрим передачи с участием психологов, мы читаем статьи, ими написанные, мы посмеиваемся над задаваемыми ими вопросами, которые нам кажутся простыми, банальными и немного детскими. Мы издеваемся над ними — «как говорят индийские психологи, хотите ли вы станцевать об этом?». Иногда — или по необходимости, или как дань моде, или просто от скуки — мы встречаемся с ними. «Ха, — говорим мы пренебрежительно, — за наши деньги они у нас же в мозгах и копаются». Или, вспоминая одного малосимпатичного и очень отрицательного персонажа из фильма «Место встречи изменить нельзя», с апломбом заявляем: «Эдак и я могу!».

Вот и посмотрим, смогу ли…

— Ты самостоятельно принимаешь решение о замене эталона? Или о снижении порога соответствия эталону?

— Внесение изменений в эталонную базу данных или в оценочную шкалу является этапом реализации аварийного протокола.

— Доминатор, ты четыре раза менял эталон. Это произошло потому, что особей, соответствующих заменяемому эталону, в пределах досягаемости не осталось?

— Да.

— Почему так произошло?

— Нет данных.

— Когда в последний раз ты проводил анализ возможных модификаций для разумного существа, соответствующего текущему эталону?

— Анализ был начат пятьдесят восемь минут назад. Завершён двадцать шесть минут назад.

Тьфу, тупая железка. Любой ребёнок понял бы, о чём я спрашиваю.

— А предпоследний раз?

— Анализ был начат три тысячи семьсот шестнадцать лет, восемьдесят девять дней, шесть часов пятнадцать минут назад. Завершён три тысячи семьсот шестнадцать лет, восемьдесят девять дней, пять часов тридцать девять минут назад.

— В чём причина столь длительного интервала?

Ну давай, железка, признавайся. Включи логику.

— Количество особей, удовлетворяющих порогу соответствия эталону, снизилось ниже допустимого уровня. Требуется смена эталона.

— Видишь ли, Доминатор, столь катастрофическое снижение подходящих под твои критерии разумных существ происходит по твоей вине.

— Ложная информация. Основной директивой Доминатора является поддержание существования эталонной расы. Директива выполняется в соответствии с программой.

— Твоя программа работает, не спорю. Но существа, выживание которых ты должен обеспечивать, вымирают из-за тебя. Точнее, из-за поддерживаемой тобою функции ментального доминирования. По крайней мере, относительно тех, кто соответствовал текущему эталону — точно. По предыдущим эталонам… не знаю, но, думаю, причина была та же.

— Ложная информация. Ложная информация. Ментальное доминирование является необходимым компонентом для выживания разумных существ в потенциально враждебных условиях. Ментальное доминирование исключает агрессию со стороны особей, не относящихся к защищаемой расе. Ментальное доминирование признано полезным и входит в состав ядра системы. Отключение процедуры нецелесообразно и невозможно. Оператор вводит ложную информацию. При повторении инцидента полномочия по доступу будут прекращены.

— Информация верна! — не сдавался я. — Доминатор, ты можешь сканировать память разумного существа?

— Сканирование памяти возможно. Присутствует этический запрет. Требуется явное разрешение объекта.

— Сканируй мою память, разрешаю! Ты поймёшь, что именно из-за тебя раса суаши практически исчезла. Если прекратить поддержку ментального доминирования, раса возродится. Если продолжить — будет уничтожена окончательно…

Я хотел сказать что-нибудь ещё. Воззвать к логике, напомнить о его предназначении, попытаться убедить — но не успел. Получив разрешение, робот приступил к анализу моей памяти — и мир взорвался вихрем красок и образов. Где-то на самых задворках сознания присутствовала мысль о том, что я по-прежнему стою на неустойчивой каменной платформе перед хрустальным яйцом, заливающим всё вокруг радужными сполохами, но ухватиться за эту мысль, зацепиться, словно за якорь, никак не удавалось. Перед глазами мелькали картинки — иногда сливаясь в сплошную цветную мешанину красок, звуков, запахов, иногда застывая стоп-кадрами, иногда — проскакивая короткими эпизодами.

Реплика: «…боль позволяет преодолеть приказы, научиться игнорировать их…».

Реплика: «…за тобой по-прежнему будут охотиться и убьют при любом удобном случае…».

Стоп-кадр: двое мужчин друг напротив друга. Один стоит на коленях, в боку виднеется рукоять кинжала. Позади стоят пятеро, на лицах — абсолютная уверенность в своей правоте.

Реплика: «…создателям стало скучно, они начали управлять и иными разумными…».

Реплика: «…насчёт глобальной войны… …проблем Земле они смогут доставить очень много… …накоплено столько оружия массового поражения…».

Стоп-кадр: грибовидное облако, растущее у самого горизонта.

Реплика: «…найдут и уничтожат всех этих тварей…».

Стоп-кадр: руины города суаши, каменные обломки, стены, не поднимающиеся выше пояса. Пыль и запустение.

Не знаю, сколько прошло времени. Может быть, минута, а может — часы. Я пришёл в себя на полу — вернее, большей частью на платформе. Страшно болела голова, перед глазами мелькали яркие цветные пятна, в ушах стоял непрерывный гул, словно сотни и тысячи барабанов грохотали вразнобой. Я попытался встать — и тут же решил, что лучше пока этого не делать, поскольку к горлу немедленно подкатила тошнота, а боль в висках запульсировала с такой силой, что показалось — череп вот-вот должен лопнуть. Я обхватил голову руками, сжал — стало чуть легче.

Постепенно сквозь барабанный стали пробиваться отдельные звуки, складываясь в слова, а потом и во фразы.

— … подтверждено… соответствует… основная задача под угрозой… проводится анализ косвенных данных по предшествующим циклам… связи прекращения использования первого эталона с функцией… вероятность прямой связи прекращения использования второго эталона с функцией ментального доминирования — тридцать семь процентов… недостаток данных… вероятность прямой связи прекращения использования четвертого эталона с функцией ментального доминирования — шестьдесят два процента.

Голос сделал паузу.

— По данным сканирования, вероятность прямой связи прекращения использования текущего эталона с функцией ментального доминирования — девяносто три процента. Основная директива ошибочна.

— Основная директива верна, — прошептал я. — Ты должен обеспечить выживание расы, Доминатор. Любой ценой.

— Ошибка. Функция ментального доминирования не может быть отключена. Противоречие. Функция ментального доминирования приведёт к полному уничтожению расы, соответствующей текущему эталону. Вероятность — девяносто семь процентов. Основная директива верна. Выполнение невозможно.

— Возможно, — упрямо шептал я. — Выполнение возможно. Защити эталонную расу. Прекрати поддержку ментального доминирования.

— Функция ментального доминирования не может быть отключена.

— Уничтожь себя.

Слова были сказаны, оставалось только надеяться, что это творение неизвестного разума, пережившее и создателей, и нескольких последующих владельцев, не поставит третий закон роботехники впереди первого[79]. Господи, если ты есть, сделай так, чтобы у давно исчезнувших во прахе минувших эпох создателей Доминатора существовал аналог Айзека Азимова.

— Подтверждено. Ментальное доминирование повышает агрессию со стороны особей, не относящихся к защищаемой расе. Ментальное доминирование способствует гибели защищаемой расы. Отключение функции невозможно. Самоуничтожение оправдано. Начат обратный отсчёт. Шестьдесят секунд. Активирован канал пространственного сопряжения, оператор может вернуться в исходную точку. Сорок пять секунд.

Я уже не слушал, я полз к порталу. Снова попытался встать — и понял, что идти не смогу. Ладно бы вдоль какой-нибудь стеночки, а так… Я полз, перебираясь через припорошенные вековым прахом холмики, распихивая в стороны вычищенные временем кости. Полз, в основном, наугад, ничего не видя и не пытаясь разглядеть путь сквозь серое душащее облако пыли.

— Тридцать… двадцать пять… двадцать… — неслось мне вслед.

Где же ты, чёртов портал? Я кое-как встал на колени, затем выпрямился, борясь с дурнотой и стараясь дышать сквозь стиснутые зубы, чтобы хоть немного уменьшить поступление пыли в лёгкие. Как назло, в карманах даже носового платка нет… Чуть приоткрыл глаза — и увидел чёрный сгусток выхода. Шагах в пяти.

— Пять… — сообщил Доминатор. И говорил он явно не о шагах.

Я рванулся к порталу, уже не разбирая дороги, не заботясь о том, чтобы не споткнуться. Главное — успеть, пусть я влечу в переход головой вперёд, лишь бы не остаться здесь. Может, этот древний робот тихо и мирно расплавится, рассыплется в атомарную пыль, превратится в газовое облако… но лучше не рисковать. Судя по руинам города, Доминатор склонен к шумным и зрелищным эффектам применительно к нежеланным посетителям, подозреваю, что и свой уход он обставит соответственно.

Я успел. Почти. «Ноль» прозвучал в тот самый момент, когда мои вытянутые руки уже касались непроглядной тьмы, погрузившись в неё до запястий. Яркая вспышка, грохот — и удар в спину швырнул меня вперёд.

Снова каменная плитка под исцарапанной щекой. Снова боль — но если раньше ныли только уставшие ноги, то теперь болело всё, особенно спина и голова. Стараясь не совершать резких движений, приложил ладонь к затылку, поднёс к глазам… Ну да, кровь, почему я не удивлён? Слава богу, немного. Обиды на Доминатора у меня не было. Шестьдесят секунд на эвакуацию, когда всего-то и нужно было, что пройти несколько шагов и нырнуть в портал — этого более чем достаточно.

Вот, кстати, интересно… меня же одарили этим, как его, полевым щитом? Почему у меня всё болит? По логике, эта хрень должна оберегать мою шкуру от деструктивных воздействий. На мой взгляд, проехаться мордой по камням, сдирая кожу — очень деструктивно. Или же он прикрыл меня от удара в спину и полностью выдохся? Возможно, возможно.

Вставать не хотелось. Солнце стояло высоко, но грело не так чтобы очень, воздух был прохладным, камень подо мной — тоже. Боль медленно отступала и барабаны, не так давно буквально разрывающие голову, почти утихли. Пожалуй, в другое время я бы полежал так с полчасика, чтобы окончательно прийти в себя, но сейчас чувствовал, что надо возвращаться. С трудом поднявшись, я обернулся — портала за спиной, вполне ожидаемо, не было и в помине.

Первые шаги были неуверенными, дальше пошло легче. Брёл я медленно, но уже не было ощущения, что могу свалиться в любую минуту. Спину саднило, но я старался не обращать на неё внимания. Глаз на затылке нет, так что выяснить, что там у меня, всё равно не получится. Доберусь до лагеря, там кто-нибудь посмотрит.

Ветерок донёс до меня неуместные в этом мёртвом мире звуки — лязг металла, неразборчивые возгласы… Что-то происходит. Быстрее, быстрее! Громкий хлопок, за ним ещё один, и ещё! Выстрелы. Боль отошла куда-то на задний план, я уже бежал, стиснув зубы и прилагая все мыслимые усилия к тому, чтобы не споткнуться, не потерять равновесие. Успеть!

Я опоздал.

Их было трое. Всего или целых, это как посмотреть. Трое из пяти — наши защитницы сделали, что смогли и, не сомневаюсь, все там и остались, в огромном болоте, где их иссечённые тела некому будет хоронить. Теперь я понимал, что в действиях ламий не было и капли самопожертвования, они попросту получили приказ — давно, тысячи лет назад. Но общая родовая память сыграла с ними злую, смертельную шутку — общаясь с прародителями, ламии, помимо воли, вместе с информацией получали и те же директивы, что стали основой существования первых созданий, вышедших из лабораторий Сирилл. Сирилл Прекрасной. Сирилл Мудрой. Самопровозглашенной богини, наделённой возможностью заставлять уникальных созданий безропотно подчиняться своей воле. И сама её смерть не освободила ламий от рабства.

Двоих ша-де-синн химеры сумели остановить. Трое прошли, в том числе и блондинка Кера, лицо которой сейчас было искажено яростью. Ладонью она стискивала плечо, меж пальцами сочилась кровь. Двое других, мужчина и женщина, стояли у неё за спиной. Оба сжимали в руках мечи. А перед ними, почти у ног Керы…

Я содрогнулся. Затем медленно перевел взгляд на других участников этой сцены.

Лена, вжавшаяся в стену и выставившая перед собой лук с наложенной стрелой. Сидя она всё равно не выстрелит толком… хотя, учитывая скорость, с которой способны перемещаться ша-де-синн, лук здесь не поможет. Руфус стоял чуть впереди, ноги на ширине плеч, пистолет держит двумя руками. Скорее всего, он понимает, что рана не помешает волшебнице уклониться от пули. Или попросту отбить её — я видел, на что была способна Гэль, а она по части мастерства уступала охотникам. Так что пистолет — жест отчаяния, не больше.

У его ног лежал Ник. Ему явно неслабо досталось, но он был жив — я видел, как парень двумя руками прижимает к боку какую-то тряпку, пальцы все в красном. Попал под случайный удар или попытался прикрыть собой учителя?

Значит, то обугленное дымящееся тело, что лежит перед охотницей, принадлежит моему наставнику. И там всё совершенно ясно…

— Стойте! — заорал я, хотя все и так были неподвижны. Наверное, именно сейчас Руфус мог бы выстрелить. — Руфус, нет! Не стреляй.

— Если хочет, может попробовать, — волшебница чуть шевельнула свободной рукой и я заметил, как исказился воздух перед ней, подмигнув синими бликами. Знакомо, я уже видел такое. Скорость — скоростью, но о защите ша-де-синн не забывали. Потеря двух — трёх, если считать вместе с Тесеем — спутников напомнила им об осторожности.

— Не трогайте их.

— Если не попытаются напасть — не тронем. Фрейр мастерски обманул нас, признаю, — девушка поморщилась. Очевидно, рана причиняла ей немалую боль. — Но теперь обман раскрыт. Ты возрождённый суаши. Ты умрёшь. Сейчас.

— Я приказываю вам прекратить преследование, слышите! — мой голос сорвался на фальцет, и лишь отчаянным усилием воли мне удалось взять себя в руки и следующую фразу произнести спокойным, размеренным тоном. — Повторяю, остановитесь. Это приказ.

Кера криво усмехнулась и сделала очередной шаг вперёд. И замерла.

Мужчина, стоявший за её спиной, что-то пробормотал. Что именно — на разобрать, далеко. Да и звон у меня в ушах окончательно не утих.

— Не понимаю… — она внимательно посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Лену. — Не понимаю.

— Чего именно?

— Ты суаши. Я чувствую это. Ты отдал приказ… но я не испытываю потребности исполнить его.

— Всё верно, — вздохнул я. — Не возражаешь, если присяду? Что-то ноги плохо держат. Вы ошибались, способность подчинять себе волю разумных существ суаши приобрели не благодаря своим генам. Вас, может, действительно модифицировали, чтобы вы лучше слушались, но это вторично. Основа — управляющее воздействие, которое посылало устройство… машина, находившаяся в Храме. Сейчас машина уничтожена.

Кера молчала. Или не понимала, или не очень-то хотела понять.

Людям — как бы там ни было, но я пока что не мог думать о ша-де-синн, суаши, суашини, эльфах, аррауках, суоннцах, как о совершенно самостоятельных расах, чьи отличия от людей не ограничиваются физиологией, касаясь, во многом, и образа мышления — часто ставят себе значимые цели и идут к ним, преодолевая препятствия и искренне веря, что именно достижение цели принесёт им удовлетворение. Часто выходит иначе — достигнутая цель приносит краткую вспышку радости, и тут же становится прошлым… оставляя в душе каплю разочарования и пузырёк пустоты, заполнить который можно только новой целью, более важной, более труднодостижимой.

— Больше ни один суаши не сможет заставить кого-либо повиноваться против воли.

Я лгал. Смогут, ещё как. Нас очень часто заставляют действовать вопреки нашим желаниям, вопреки здравому смыслу. Начальники, политики… иногда — те, кем мы дорожим. Время от времени создаётся ощущение, что выбора нет, что ничего от нас не зависит, что поступки предопределены и всем наплевать, нравятся они нам или нет. Но сейчас речь шла не об этом, и я очень надеялся, что волшебница поймёт. А вот поверит ли?

— Машину уничтожил ты?

— Нет, она сама. Видишь ли, Кера… тот, кто создал эту штуку, считал, что возможность повелевать низшими расами полезна. Эта машина, назвавшая себя Доминатором, должна была именно способствовать выживанию вида. Не суаши, нет… других, от которых не осталось никаких следов. Не вы первые взбунтовались, как мне кажется. Создателей Доминатора уничтожили подчистую, а сам он… без тех, кого следует опекать, его существование становилось бессмысленным. В качестве нового объекта защиты он выбрал суаши. Я объяснил Доминатору, что именно его забота привела к геноциду.

— Он поверил?

— Он машина, Кера. Машина не может верить или не верить. Доминатор просканировал мою память и сделал логически правильные выводы. Он не мог выключить функцию контроля, она являлась основой его программы. Но, пойми, главной задачей, поставленной перед ним создателями, было сбережение опекаемой разумной расы. Любой ценой. Стремясь прекратить проводимое вами истребление суаши, Доминатор счёл самоуничтожение вполне оправданным шагом. Так что… это ваша победа, Кера. Окончательная.

— Я… не верю.

— Твоё право, — вздохнул я. — Если захочешь меня убить, не думаю, что смогу помешать тебе. Да и никто здесь не сможет.

Она повернулась к своим спутникам и о чём-то заговорила. Мужчина отвечал, временами резко, временами — несколько растерянно. Вторая девушка больше отмалчивалась. До меня долетали отдельные слова, но разговор шёл на неизвестном мне языке.

Руфус, сунув пистолет за пояс, склонился над Ником. Наша искательница приключений, отложив так ни разу толком и не понадобившийся ей лук, старательно, но не слишком умело, пыталась разрезать какую-то тряпку на полосы. Тряпка была мокрой — все наши вещи после болота нуждались в стирке и просушке, поэтому получалось у Леночки плохо.

А я просто сидел и ждал.

Вот группа стайеров, отдавая последние силы, приблизилась вплотную к финишной ленточке. Позади — долгий, выматывающий бег, отставшие товарищи, пролитый пот. Ноги сбиты в кровь, лёгкие рвутся, пытаясь втянуть хоть глоток воздуха… Осталась лишь пара шагов — и определится победитель. Но судьи поворачиваются спиной, зрители покидают трибуны, а комментаторы, зевая, объясняют, что соревнования прекращены, поскольку никому, по сути, не нужны. И вроде бы можно остановиться. Нет смысла делать эти последние шаги, нет смысла рвать грудью заветную ленту.

Но легко ли признать, что всё было зря?

Что мог — я сделал. Я попытался убедить Керу, что она уже перешагнула финишную черту, сорвала ленту, пусть сама и не заметила этого. Так что выбор теперь за ней — согласиться, признать… или сделать очередной шаг. Убить ненавистного суаши… просто так, на всякий случай. Подстраховаться.

— Мы уходим, — Кера по-прежнему обращалась исключительно ко мне, полностью игнорируя присутствие моих товарищей. — Но мы будем наблюдать за тобой. Если это обман…

— Нет никакого обмана, — покачал я головой. — Конечно, будете следить. Я и не сомневался. Да, вот ещё что… Как я понимаю, те, что получили приказы суаши, так и будут их выполнять, верно? Для них ничего не изменилось?

— Кого ты имеешь в виду?

— Ламий… и других химер, созданных Сирилл. Они подчиняются отданным в незапамятные времена распоряжениям, но теперь некому приказать им остановиться. Они будут искать вас, ша-де-синн. Знаешь, мне не очень-то вас жалко… прости, если это прозвучало грубо. Вы убили моего наставника, а он ведь хотел лишь защитить меня, так что особой симпатии к тебе, Кера, и к твоему народу я не испытываю. Но если вы хотите в кои-то веки поступить правильно — помогите Суонну. Им не выжить без поддержки… а в том, что химеры постепенно теснят людей, есть и капля вашей вины.

Она молчала.

Я мог бы добавить что-нибудь пафосное. Что настоящий солдат имеет право насмерть биться с солдатом противника, но тех, кто к этой схватке отношения не имеет, должен защищать — и не так уж важно, идёт ли речь о его соотечественниках или о тех, кто говорит на другом языке и считает родиной другую землю. Но я не стал развивать тему — она поймёт. Может, не сейчас… но когда-нибудь — обязательно. Тесей, как мне кажется, понял бы.

— Мы подумаем.

Они дружно, словно по команде, развернулись и двинулись к порталу.

Я сидел и смотрел им вслед. Нам пока рано уходить.

Нужно похоронить дядю Фёдора — наверное, в том, что его тело будет покоиться здесь, в родном мире создавших его суаши, есть какая-то высшая справедливость. Ведь, если разобраться, приказ, полученный им пять тысяч лет назад, выполнен. Суаши возродятся и выживут. Они не будут знать, что несут в себе гены древней цивилизации, большинство никогда не откроют в себе новых способностей. Они будут считать себя обычными людьми, но так ли уж важно, каким словом называть себя?

Нужно разобраться с Ником. Судя по обеспокоенному виду Руфуса, раны у парня серьёзные, а ведь его нужно доставить обратно в Суонн. Не через болото же… в таком состоянии он не перенесёт дороги. Может, мне удастся разобраться с этим таинственным «сопряжением» и найти более удобный путь?

А потом и нам с Леной нужно будет вернуться домой. Да, где-то на уровне генов, мой дом вроде бы как и здесь, но я этого не ощущаю. И не думаю, что захочу променять суетливую, шумную, загазованную Москву на этот мёртвый мир. Не потому, что так люблю столицу… а просто потому, что тот мир мой, а этот — чужой. Мне ещё перед Кэсси отчитаться надо, испереживалась же вся, наверняка. Доставлю Ленку к отцу, небось он уже и надежду потерял. Времени-то сколько прошло… Думаю, тяга к приключениям у неё отбита надолго.

Да и у меня тоже. Надолго. Нет, не навсегда — я точно знаю, что пройдёт какое-то время, и мне захочется снова встретиться с Руфусом, заглянуть в крепость аррауков… быть может — побродить по здешним руинам.

Но это будет потом.

Автор выражает глубокую признательность Елене Афанасенко, Дарье Ворониной, Евгению Фролову, Игорю Нурову и Владимиру Мокробородову за помощь в работе над этой книгой.

Магадан, 2014.

Уважаемый читатель!

Если Вы скачали эту книгу бесплатно и вдруг захотели продемонстрировать автору свою благодарность не только на словах — загляните на страничку http://www.da-voronin.ru/- там можно найти актуальный номер моего электронного кошелька.

С уважением, автор

Дмитрий Воронин.

vdic@mail.ru