Витину мать родители вывезли со своей родины – Греции в не самые лучшие времена для страны. В Элладе правил фашистский режим и всех, кто хоть отдаленно напоминал иудея, ждали рудники, концлагеря и крематории. Родителей Витиной мамы, при всем желании, нельзя было спутать с представителями какой – нибудь другой нации. Обладая незаурядной остротой ума, что выгодно отличает их собратьев от остального просвещенного мира и является предметом зависти и гонений, родители Витиной мамы не стали дожидаться, пока фрицы заставят их махать кайлом в каменоломне, а решили по-скорому сваливать из некогда тихой Эллады. Но быстрота решения сыграла с ними плохую шутку и курс Великого Исхода, на этот раз был взят неудачный – в суровую северную страну с громким названием – Россия.

Они обосновались в Таганроге, там у них родилась дочь – будущая мать Вити. Сам Витя родился значительно позже, в заполярном городе Мурманске, куда маму Вити привез ее жених – бравый матрос Тралового флот, сразивший неискушенную гречанку брюками клеш и татуировкой на плече в виде якоря, под которым стояла надпись «Атлантика».

Родившаяся в России мама Вити о Греции знала лишь по воспоминаниям родителей, книгам Гомера и греческому эпосу. Витя не знал о Греции даже этого, поскольку любовь к знаниям потомку эллинов привита не была.

В северной стране, ставшей Вите родиной, постоянно происходили великие события в виде народных революций, гражданских и освободительных войн. Витино становление пришлось на очередную российскую революцию, называвшуюся «Перестройкой», которая, как и все революции сопровождалась обнищанием народных масс и очередным великим драпом русских в более стабильные страны. Но русские драпали из любимой родины в таком количестве, что их перестали принимать. В какой-то момент выехать из страны победившего социализма стало невозможно, если у тебя не было корней в другой стране, и тут мозговитый Витя смекнул, что можно очень выгодно использовать нероссийское происхождение далеких предков по материнской линии.

И вот, в самое обычное утро в двери греческого посольства в Москве вошел молодой человек, около тридцати лет, высокого роста, с носом весьма характерного размера. Витя подошел к стойке, за которой сидел опрятно одетый мужчина с таким же характерным носом, как и у Вити. На стойке стояла табличка, на которой было написано, что обладателя гордого профиля зовут то ли Попандополус, то ли Пенелополус, то ли еще как-то. Витя не стал утруждать себя вычитыванием непривычной фамилии, а прямо спросил, дескать, «Гдей-то, тут у вас, товарищ Панатинаикос, можно по быстрому оформиться незаконно вывезенному потомку аргонавтов, дабы вернуться на обожаемую родину предков. А-то, у мене, чтой-то, вся душа истомилася в стране Советов». Представитель родины Олимпийских игр очень вежливо посоветовал Вите обратить внимание на группу из нескольких человек, находившихся в другом конце зала и примкнуть к ним, так как это тоже люди истомившиеся душой по далекой родине. Витя бросил недружелюбный взгляд в указанную сторону и увидел длинную очередь, конец которой терялся где-то в уютных московских двориках. Так что, дорогой землячок, вежливо поправили Витю в очереди, ступайте на второе транспортное кольцо, спрашивайте: «Кто последний?» и занимайте очередь. Может через недельку дойдете до посольства. Витя взмолился памятью репрессированных предков, взывал к совести соотечественников, но тщетно. Соотечественники были непреклонны и пообещали Вите набить морду, если он не перестанет канючить.

Но Витя не был бы Витей, если бы не придумал свой, надо сказать, подкупающий оригинальностью, способ возвращения из бывшего логова коммунистов в свободную Грецию. На Войковском рынке, войдя в доверие к двум мужчинам, приехавшим в столицу из Азербайджана торговать апельсинами, он предложил им выгодно разместить капитал. Продемонстрировав южанам первый увиденный им на базаре грузовик, до верху груженный картошкой, Витя сообщил, что только что приехал с этим грузом в Москву, но вынужден быстрее вернуться обратно и поэтому продает весь груз по бросовой цене. Грузовик Витя пообещал оставить в презент оптовым покупателям. При этом, Витя взял у ничего не подозревающей продавщицы, сидевшей в кузове, пару картошин и сунул их под нос бизнесменам, со словами: «Товар высший сорт, берите, не прогадаете». Жители солнечного Азербайджана повертели картошину, понюхали ее, о чем-то переговорили между собой на своем языке и ударили по рукам. Сделку оформляли в ближайшем кафе, где Витя, поинтересовавшись знание русской письменности у коллег и, к своему удовольствию получив отрицательный ответ, сунул им бумаги выданные в греческом посольстве для заполнения на визу, сказав, что это товаротранспортные накладные. В ответ он получил увесистую пачку денег, всплакнул о товаре, который отрывал от сердца, пожал руки партнерам и испарился.

Что далее происходило с азербайджанцами, грузовиком и вологодской картошкой, история умалчивает. А Витя, через час с небольшим, открыл двери туристической фирмы на другом конце Москвы и потребовал для себя горящую путевку в Грецию. Но этот маршрут еще не был разработан туристической компанией и ему предложили на выбор три страны, расположенные в непосредственной близости от вожделенной родины Через пару дней наш эллин лежал на верхней койке мягкого вагона, увозившего его к берегам Эгейского моря. Витя живописал картины райской жизни в стране Гомера и Одиссея и время от времени поглядывал в русско-греческий разговорник. Родной язык давался с трудом, но все-таки слова «здравствуйте» и «пожалуйста» за время двухдневной поездки Витя выучил. Когда поезд мягко остановился у перрона румынской столицы, из вагона вышел сияющий от счастья человек с рюкзаком за плечами. Содержимое рюкзака составляли сухари, рыбные консервы, сахар, соль и спички. Витя остановился возле вагона, достал из кармана карту Европы, компас и, определив сторону, где должна находиться Греция, двинулся широким уверенным шагом.

Витя шел не зная усталости, не разбирая дороги, по проселочным тропинкам и магистральным путепроводам, широкие реки он переплывал, мелкие переходил вброд, он шел под палящим солнцем и в дождь, его не интересовали достопримечательности мест старой Европы, которую он пересекал в поисках Родины. Он видел перед собой только слегка подрагивающую стрелку школьного компаса. До Греции ему нужно было пересечь две границы. Он не заметил, как пересек одну границу, он не заметил как пересек небольшую европейскую страну. Он не заметил, как приблизился ко второй границе и, конечно, он не заметил как к нему подошли несколько крепких парней в пограничной униформе. Они спросили документы. Витя показал туристическую путевку, компас и карту, при этом он не переставал широко улыбаться и повторять «здравствуйте» и «пожалуйста» на ломаном греческом языке. Витю арестовали, решив, что это иностранный шпион. Его обыскали, привели на погранзаставу и бросили в камеру. Через день к Вите пришли двое парней с дружелюбными лицами, в строгих серых костюмах Они стали выпытывать у Вити имена, пароли и явки. Время от времени ему доставалось по ребрам, так как дружелюбие парней все-таки имело свои границы. Через месяц, поняв, что перед ними никакой не шпион, а обычный лох из российской глубинки, контрразведчики вытолкнули Витю на свежий воздух, не забыв наподдать ему под зад кирзовым сапогом.

Без денег, документов и рюкзака с сухарями Витя очутился в российском посольстве, где дипломатические представители, жалуясь на то, что дефицитную валюту приходится тратить на всякую рвань, выдворили его за казенный счет в страну, бывшую некогда оплотом социалистической справедливости. Когда поезд остановился у перрона московского вокзала и Витя вышел из душного вагона, его встретили некие мужчины в строгих костюмах, ласковые взгляды которых не предвещали ничего хорошего. Витю препроводили в стены следственного изолятора КГБ, сотрудники которого, узнав, что у Вити были контакты с представителями аналогичного иностранного ведомства, решили проверить нашего героя, на всякий случай, а не завербован ли он их коллегами. Месяц у Вити Выясняли имена, пароли и явки, время от времени сопровождая свои вопросы ударами резиновой палки, которую иронически называли «вспоминатор». Через месяц разочарованные тем, что не удалось повысить процент ловли шпионов за Витин счет, чекисты проводили Витю из гостеприимной столицы тем же способом, что и их предыдущие коллеги.

Потом Витю угрюмо встречал родной Мурманск, нахмурившись серыми сопками и отливая свинцовой водой Баренцева моря. Но наш герой не стал доживать остаток дней в сетованиях по поводу несовершенства мира. Ему удалось заинтересовать двух бывших одноклассников неисчислимыми барышами, которые сулит торговля с сопредельной Норвегией. Взяв в кредит тысячу долларов, Витя махал двум друзья в окно увозившего его туристического автобуса и корчил счастливую рожу. Рядом с сиденьем стояла сумка, в которой находились разрешенные к провозу в аскетическую Норвегию бутылка русской водки и два блока американских сигарет. Под сидением, ловко спрятанные, согревали зад, еще шесть бутылок водки и четыре блока сигарет, ввозимые нелегально, кроме того Витя прихватил множество сувенирной и порнографической продукции. Надо ли объяснять, что Витя не собирался возвращаться к одноклассникам, оставшимся в заполярной столице, ждать своих преумноженных капиталов. Витя снова грезил Эгейским морем и шоколадными гречанками. Жизнь рисовалась в розовом свете, перед глазами вставали яркие картины капиталистического рая.

Благополучно миновав две таможни, автобус припарковался на стоянке в центре небольшой норвежской деревни. Решив действовать, Витя спрыгнул с подножки на хорошо укатанный асфальт и, направившись к небольшой группе скандинавских аборигенов, стал кричать размахивая бутылкой водки и блоком сигарет:

– А кому водочку русскую, свежую, налетай, пока есть, скоро кончится!

Аборигены в ужасе разбежались по хижинам кроме одного, который с интересом стал разглядывать Витю, водку и блок сигарет.

Найдя в нем благодарного слушателя, а возможно и будущего покупателя, Витя распалился еще больше и стал обещать скидки оптовым покупателям и еще большие скидки на товар под заказ, правда в этом случае Витя требовал стопроцентную предоплату. Норвежец, с интересом выслушав про предоплату и возможность приобретения оптовых партий, достал удостоверение полицейского. Через десять минут за Витей, тяжело лязгнув надежным замком, захлопнулась дверь камеры в местном полицейском участке. На следующий день, от переводчика на судебном заседании, Витя, к своему удивлению узнал, что его действия нарушали какую-то там статью норвежского уголовного кодекса и карались штрафом. Зачитывавший приговор судья, после произнесения слова «штраф», выжидательно уставился на Витю. Витя намек понял и безапелляционно заявил, что денег у него нету и не предвидится и что наоборот, он был бы очень признателен, если бы ему этих денег дал кто-нибудь из присутствующих. Он с надеждой оглядел зал, но желающих дать денег не было. Витя получил два месяца тюрьмы и вернулся в камеру.

Время, проведенное Витей в норвежской тюрьме, было самым сытым временем в Витиной жизни. Кормили хорошо, на десерт давали фрукты, которые в обычной жизни были Вите не по карману и мимо которых он всегда проходил, испытывая пролетарскую ненависть: ананасы, бананы, кокосы; там он впервые попробовал папайю. Каждый день Витя убирал полицейский участок, за это ему платили 40 крон в сутки. В выходные его отпускали в увольнение, которое он проводил в местной дискотеке или за игрой на бильярде. В поселке было туговато со зрелищами, одним из них стал русский торговец алкоголем. На Витю приходило смотреть все местное население, приезжали из соседних деревень, приходили влюбленные парочки, мамы приводили детей. Витя сидел в камере, у которой вместо одной стены была решетка. Дети просовывали сквозь прутья леденцы и жвачку, взрослые-сигареты. Витю снимали для газет и телевидения, у него брали интервью, его показывали курсантам полицейских школ. Постепенно Витя свыкся со своей участью русского гамадрила и даже вошел во вкус. За отдельную плату он пел похабные частушки (других не знал) и танцевал в присядку, Это был грандиозный успех, аборигены аплодировали и визжали от восторга.

Когда Витин срок подошел к концу. Он наотрез отказался выходить из камеры, требуя политического, расового, национального и экономического убежища, или, на худой конец, нового срока. Витя кричал, ругался, требовал гонораров за экскурсии, интервью и съемки для телевидения. Он упирался руками и ногами, пока несколько дюжих полицейских тащили Витю к трапу русского парохода. Провожала Витю вся норвежская деревня, у многих на глазах были слезы. С тяжестью в душе, Витя покидал страну, давшую миру Грига и Амундсена. Витя прибыл в Мурманск на белоснежном круизном лайнере, за счет российского консульства, где ему в очередной раз пришлось услышать про «валютный дефицит» и «всякую российскую рвань». Надо сказать родина не забыла Витю. На каменистом берегу Кольского залива его поджидали старые знакомые – сотрудники контрразведывательного ведомства, откуда-то узнавшие, что Витя два месяца общался с правоохранительными норвежскими органами и наверняка был ими завербован; и кредиторы, о которых Витя уже как-то и подзабыл. Но рыцари пера и шпаги оказались у трапа первыми.

На следующий день Витю разбудили в следственном изоляторе сокамерники и сунув в руки швабру, заставили чистить «парашу». Потом месяц дружелюбные парни, недружелюбно прохаживались «вспоминатором» по измученным Витиным ребрам и, не отличаясь особой оригинальностью, вежливо осведомлялись насчет имён, паролей и явок. Но и на этот раз Витя разочаровал бойцов невидимого фронта, не способствовав повышению служебных показателей.

Несмотря на все коллизии, пытливый ум изгнанника родины, всегда работал с завидной энергией. В середине 90-х годов, вдохновленный опытом гениального строителя финансовых пирамид – Сергея Мавроди (к слову сказать, тоже по национальности-грека), Витя организовывает в Мурманске греческую общину «Эллада». Ввиду нехватки греков, Витя включил в общину кроме себя еще троих человек, ни один из которых не был греком.      На резонный вопрос одного из членов своего общества: «Витя, как я – русский – могу состоять в греческой общине?» Витя безапелляционно ответил «Будешь сочувствующим». Потом Витя уговорил малознакомого дальнобойщика, направлявшегося в Москву, взять его с собой, так как на билет – даже в общем вагоне, денег у главы греческой диаспоры не было. Через две недели видавший виды авторефрижератор доставил в первопрестольную замороженные дары Северного ледовитого океана и Витю, державшего в руках портфель, в котором находился устав и печать общества «Эллада».

В этот же день, с видом человека, которому нечего терять (что было истинной правдой), Витя нагло открывал двери офиса своего знаменитого земляка. Наш герой доверительно поведал о всех бедах и невзгодах, выпавших на долю мурманских греков, занесенных на далекий север нелегкой судьбой пилигримов. Витя живописал картины авитаминоза, которым страдали дети виноградников и оливковых садов Греции. Закончил он свою речь просьбой выслать как можно больше апельсинов, бананов и других даров Греции, естественно «под реализацию».

– Высылайте апельсины вагонами, – убеждал Витя, – реализуем любое количество. Наладим взаимовыгодный бизнес.

Но любитель хрустящих бумажек на дух не переносил выражение «под реализацию», а еще он вежливо сообщил Вите, что проблемы греков, замерзающих без витаминов за полярным кругом, интересуют его так же, как климат на далекой красной планете Марс. В завершение Витя, к своему удивлению, узнал, что Сережу Мавроди, греки, такие как Витя, навещают каждый день и, что ему уже от этой рвани житья нету. Потом упирающегося Витю волокли по длинным офисным коридорам охранники, потом они пнули его под зад, потом кинули ему вслед портфель и закрыли входную дверь.

Витя стоял один, посреди спешащей московской толпы, никем не замечаемый, всеми толкаемый. Он стоял посреди людского потока, посреди реки жизни. У него не было ни копейки, он сутки ничего не ел, он плохо спал все дни путешествия до Москвы, ему не давали спать великие планы строительства лучшего мира. И вот – планы разбиты, денег нет и из всего имущества только портфель, устав и печать никому не нужного в Москве общества «Эллада».

Возвращение в Мурманск было тяжелее гонки на выживание. Витя вскочил в отходивший фирменный поезд «Арктика», в котором, прячась от проводников по тамбурам, туалетам и чужим купе добрался до Петрозаводска. Там его ссадили сотрудники привокзальной милиции, составили протокол за безбилетный проезд и отобрали увесистый устав общества «Эллада». С которым, потом целый месяц все отделение ходило в туалет. Самого Витю побили для проформы «вспоминатором» и выкинули на карельский мороз. Остаток пути Витя проделал на попутках.

Но все-таки не зря утверждает людская молва, что птица счастья пролетает над каждым, хотя бы и один только раз. Не пропустила она и нашего героя. Однажды, неизвестно почему, в Витю поверили некие предприниматели, работавшие на рынке рыбной продукции. Вите дали под реализацию целый рефрижератор мороженной трески. Надо сказать, что в тот период Витя был отчаянно влюблен в девушку по имени Лена, которая сразила Витю своей красотой и пышными формами. Витя потерял голову. Он увлек девушку в свой бизнес и она немало помогала ему при подготовке документов. Они торговали рыбой на лево и на право, заключали контракты, сбывали товар легально и нелегально, подписывали договора, заполняли накладные, счета и фактуры. Наконец, когда последний килограмм был продан, а деньги пересчитаны и уложены в ровные пачки перетянутые резинками, Витя и его Лаура приехали к ней домой, где предались утехам любви и мечтам о счастливой и безбедной жизни на берегах синего океана, где-то в экваториальной стране. В блаженном состоянии и полной уверенности, что жизнь наконец-то удалась. Витя уехал домой, оставив деньги на хранение у своей Птолемеи. На следующее утро Витя заехал домой к возлюбленной, чтобы забрать выручку и отдать кредиторам причитающуюся им часть. Дверь открыла Афродитина мама, не одобрявшая выбора своей дочери и строгим голосом сообщила, что дочь улетела в Питер утренним рейсом. Ее адрес она не знает, телефон тоже, а знает лишь, что из всех вещей, дочура взяла с собой только одну сумку.

– Такую, квадратную, синего цвета, – с замиранием спросил Витя (в эту сумку они вчера уложили всю выручку от продажи рыбы).

– Её самую, – отрезала мама и хлопнула дверью, давая понять, что разговор окончен.

Позже, в своей квартире, штопая единственные брюки, под назойливые стуки кредиторов в дверь (отдай деньги, сука!). Витя думал: «О, женщины, имя вам – Коварство!».