— Граф! — окликнула его одноклассница в коридоре Оранжереи Тюильри.

Гиацинт летел по коридору, опаздывая на спортивные занятия. Общий для разных возрастов, но раздельный урок для мальчишек и девчонок. Он и так редко появлялся в спортзале вместе со всеми, и сейчас особенно не переживал. Если даже учитель назначит штраф: десять раз подтянуться на турнике… граф способен и на более сложные трюки. Только мало кто в школе об этом знает. Достаточно, что он легко выполняет всё, чего требует от молодых людей оранжерейная дрессировка. Только бы Резак не пристал, из-за чего граф задержался, пусть лучше удовлетворится шуткой. То, чем он был занят ещё десять минут назад, безусловно, имеет отношение к спорту, и даже к отбору на турнир по фехтованию, но… учитель не похвалит. Хотя мысленно одобряет "дополнительные" занятия.

Уже коснувшись перил лестницы вниз, Гиацинт оглянулся:

— В чем дело, Мариетта?

— Тебя ищут! — в глазах и голосе хорошенькой мадемуазель Шено мелькнула тревога.

— О, Боже, кто? — граф сделал шаг назад, вернее, обморочный ленивый полуоборот, понимая, что по пустякам Мариетта не отвлекалась бы, сама опаздывает на что-то девчачье.

— Директор просил зайти! А мне сказал передать, как только я тебя увижу.

— Повод? — удивленно поднял бровь Гиацинт, не ожидая вызова от начальства. Вторая дуэль за школьное утро, это слишком. Мариетта Шено[1] недоуменно развела руками. Граф жестом сердечно поблагодарил ее, махнул рукой, напоминая, что пора бежать, боком вскочил на мраморные перила и съехал на второй этаж, не утруждая себя счетом ступенек. Мариетта ещё успела это заметить и на бегу невольно фыркнула.

— Вот дьявол! — не удержался от оценки новости Гиацинт. Соскочив за пару шагов от кабинета директора, одернул камзол, тряхнул волосами и вежливо постучал в дверь.

— А, граф Ориенталь, входите.

Заметив сбоку от директорского стола кресло посетителя, занятое учителем танцев, Гиацинт очень надеялся, что ученым мужам сейчас не до него. Но директор Оранжереи, маркиз Бораго[2] неприветливо, но и недвусмысленно пригласил ученика к столу.

— Вы подавали просьбу о внеочередной сдаче экзаменов в конце марта, чтобы закончить учебный год на два месяца раньше?

Граф Ориенталь учтиво, но коротко поклонился:

— Как всегда, господин директор.

Гиацинта удивила скорость реакции начальства, ведь свое прошение он оставил на секретарском столе сегодня утром. Ещё раньше — никак нельзя: по дурацкому внутреннему распорядку те, кто учится очно, не вправе сбегать из школы раньше весны, даже если им необходимо сдать экзамены и зачеты экстерном. Законно — не вправе. Если семейные обстоятельства требуют, отпустят в любое время, но экзамены придется сдавать позже. Ну вот, сегодня первое марта, он и написал, что положено. В чем дело?

— Я не могу удовлетворить вашу просьбу о досрочном отъезде.

"Какого чёрта?!" — мысленно скрипнул зубами граф, а внешне вежливо ждал объяснений, не торопясь возмущаться, пока не знает обстоятельств дела.

— Очень удачно, что маэстро Вудс присутствует здесь. Он вам всё объяснит, — угрюмо буркнул директор, явно не желая громкого скандала, но понимая, что с Гиацинтом это вполне возможно. — Прошу, маэстро!

Изящный, словно способный гнуться без суставов (он бы имел успех в цирковом номере человек-змея), танцор Ильвен Вудс по прозвищу Многоножка[3] повернулся всем телом к графу Ориенталь.

— Ваше сиятельство, не по своей злой воле мы вмешиваемся в ваши планы, прошу поверить! Но есть интересы выше личных… престиж нашего заведения…

— Не понимаю, — холодно сузил глаза Гиацинт, хотя отлично понял. Сама должность учителя танцев была подсказкой, ключом к заговору.

— Да всё вы понимаете, граф, — махнул рукой маркиз Бораго. — Когда передо мной на столе лежит заявление с вашей собственноручной подписью, а рядом прошение их высочеств, тоже собственноручное, — (он потряс гербовым листом), — а в ушах ещё с прошлого года звенит возмущенный крик обеих принцесс и слёзные просьбы не срывать им праздник, как думаете, чью просьбу я вынужден считать приказом? Во-первых, они — благородные барышни, во-вторых — их две, в-третьих, они — принцессы Франции! Мне продолжать аргументацию?

Гиацинт молча отрицательно мотнул головой, сжимая кулаки и кусая губы. Директор Бораго преподавал высшую математику и уж что-что, а считать и доказывать теоремы умел. И спорить с ним… Директор сам вбросил общественности прозвище Жестколист, и любил повторять в ответ на жалобы и призывы к милосердию, что если уж его предки зачем-то увековечили в гербе именно это растение, приходится быть его достойным. Среди предков маркиза встречались шотландцы и корсиканцы, крутизна нрава ещё та! Как раз чтобы держать в руках королевский "рассадник юных дарований".

На самом деле, твердая рука у высшей власти просто мода, подражание королю. Бораго преподает и принцессам (они учатся дома, в другом крыле дворца, но пишут контрольные и сдают экзамены со всеми). Не слыша привычный властный тон, наследницы престола не будут трепетать перед учителем. Ведь он — их подданный. Ну, не их лично, папин, но всё равно…

— Я пару раз читал устав Оранжереи Тюильри, — глухо проговорил Гиацинт. — Может быть, невнимательно… но я не помню там рабской зависимости!

— Почитайте лучше придворные правила! — вспыхнул директор. Жестколист понимал, что возможны осложнения, и метнул грозный мобилизующий взгляд на "сообщника". В конце концов, чьи это кровные интересы!

— Граф, я умоляю, не горячитесь! — примирительно поднял руки учитель танцев. — Я понимаю ваши чувства, но душой полностью на стороне принцесс! Весенние балы без вас… это напрасно потраченные силы и средства! Государственные средства, заметьте, и немалые! Имейте совесть, это ваш выпускной год! Последняя возможность для учеников выступить прилично! Я и так боюсь представить, что нас ждет дальше! Знаете, сколько высоких гостей притащится на майский бал? Догадываетесь почему?

Да-да, всех приглашают на официальные торжества пятнадцатого, но как же не приехать на пару деньков раньше и не развлечься за наш счет! Престиж королевской Оранжереи, мой собственный престиж как хореографа! У вас есть ко мне личные счеты, повод для мести? Лучше скажите сейчас, и я покаюсь, в обмен на ваше согласие! Нет? Тогда за что вы так хотите моего позора?

— Маэстро Ильвен, — (Гиацинт не удержался от снисходительной гримасы), — не драматизируйте, пожалуйста. Бал предполагает наличие, кроме меня, других мужчин, способных танцевать! Я-то вам что плохого сделал?

— Дискуссию продолжите в танцклассе! — хлопнул ладонью по столу директор. — Граф Ориенталь, я могу предать их высочествам ваше любезное согласие?

— Разумеется, нет! Мне что, в суд подавать на родную школу?

— Оранжерею, граф!! — рявкнул Бораго, нависая над столом. Крылья директорской мантии встопорщились, и Жесколист казался вдвое шире в плечах: — Вы получаете диплом бакалавра, лично вы — по профилю свободных искусств! Это первая ступень высшего образования! Не смейте обзывать вверенное мне специальное учебное заведение вульгарной школой! Иначе о дипломе можете забыть!

— Я больше не буду, только подпишите! — молитвенно сложил руки на груди один из самых ярко одаренных учеников, гордость Оранжереи.

— И не подумаю! — грозный директор усиленно хмурился, чтобы не потерять лицо. Встряхнулся, сложив "крылья" и откинулся в кресле с полным сознанием собственной силы: — Экзамены сдавайте, как и когда хотите, но раньше утра шестнадцатого мая вы никуда отсюда ни ногой! Иначе не получите диплом!

— И не надо! Пришлите его почтой!

— Вы не посмеете! — снова привстал Бораго.

— Ради принцесс! Ради всей школы! — заламывая руки, взвыл Многоножка.

— И вы туда же, Вудс! — рассвирепел директор. — Вот он, пагубный пример! Ядовитое влияние!

— Так отпустите меня, всем лучше будет! — так же преувеличенно жалобно умолял Гиацинт, отлично понимая, что просьбы о помиловании безнадежны.

— Граф, ваше слово дворянина! — потребовал Жестколист.

— Ни за что! — предмет спора неприступно скрестил руки на груди. — Вы можете получить моё тело, но не душу!

— Ну, слава Богу, — смягчился директор. — Маэстро забирайте ваш упрямый трофей, и для начала поразите воображение зрителей балом на Равноденствие! Убирайтесь оба.

— Господин директор, я хотел обсудить с вами ещё одну проблему… финансового свойства, — не двинулся с места Многоножка.

— Ещё?

— Приятно сознавать, что не я один корень вселенского зла, — иронично откланялся Гиацинт. Маркиз-директор жестом разрешил графу-ученику покинуть кабинет.

— Ската вам в печенки! — процедил Гиацинт, только захлопнув дверь и сердито упав спиной на стенку коридора. — Никак по-человечески с ними нельзя! — теперь он уже имел в виду принцесс, отгрызших у него как две акулы-людоедки два месяца каникул, которые, вообще-то, никому не лишние, а графу Ориенталь — тем более!

Спортивные занятия сейчас в самом разгаре, но графа на них уже не дождутся. Раз пошла такая пляска, он может ни на уроки, ни на экзамены вообще не приходить! А что вы ему сделаете? Престиж школы!

Сбежав по галерее, которую со стороны дворца называли садовой, прогульщик пулей вылетел во двор и, не теряя ни секунды, решил провести ближайшие полтора часа с пользой. В театре "Комеди Франсез". Он бегал туда каждую свободную минуту, благо — недалеко.

— Эй, граф! — (в Оранжерее, тем более при дворе, не у одного Гиацинта такой титул, но если вот так окликают в толпе, другие даже не обернутся. Это адресовано только ему). — Привет! Где ты был? Резак ругался… — вынырнул из толпы вырвавшихся на волю учеников приятель-паж, на три класса младше выпускного. — Он обещал… ну, я не буду повторять, — хихикнул мелкий доносчик.

— Привет, пиранья, — Гиацинт открыто пожал руку младшему, не боясь насмешек. — Ещё что новенького, кроме моих похорон?

— А правда…?

— Так. Уже болтают? — ещё больше помрачнел граф, хотя казалось больше некуда.

— Девчонки с ума сходят! — фыркнул Розанчик. — Впрочем, как всегда! Тебе не привыкать! А что случилось-то? Я слышал только, тебя вызвали к директору?

— И я оттуда не вернулся. Живым. Меня убили, с потрясающей жестокостью. Вернее, сперва продали в личное рабство школе, а я не пережил…

— А чего ж ты здесь, не вешаешься с горя?

— Прощаюсь с другом.

— А… — понимающе протянул паж. — И с девочками тоже?

— Они не заслужили. Всё из-за них! Всегда!

— Хватит, загадок, у меня сейчас геометрия! Чего случилось?

— Жестколист мое индивидуальное расписание завернул. Не отпускают раньше мая.

— Так это… здорово! — вытаращился Розанчик. — Нормально выпускной отметишь, раз в жизни!

— Ты настоящий друг! — с чувством скривился Гиацинт. — Ладно, беги. Потом на службу?

— Ага! А ты?

— А я напьюсь, и если повезет, грохнусь с моста! Хотя… не с моим счастьем. Тогда просто напьюсь. Вечером даже не стучи, меня не будет.

— Ты на всю ночь? — в глазах Розанчика мелькнуло беспокойство. Паж знал по опыту, что на самом деле стоит тревоги. — А завтра первый урок — право!

— Да мне хоть лево! Как думаешь, если вести себя крайне неприлично, меня выгонят?

— И не надейся! — фыркнул друг.

— Пиранья ты и есть! — пожаловался граф. — Хоть бы соврал из милосердия.

— А что у вас сейчас? — Розанчик как обычно пропустил упрек в черствости мимо ушей. Его больше интересовало, ради какого сверхважного предмета граф соизволил вернуться на уроки, если так явно и безнаказанно собрался в загул?

— Танцы!

Паж понимающе закатил глаза и пожелал другу удачи.

— Итак, мадемуазели! — обвел суровым взглядом два десятка юных учениц маэстро Ильвен Вудс. — Поскольку граф Ориенталь, очевидно, не торопится к нам присоединиться, посмотрим пока, на что вы сами способны!

— Вообще-то, я здесь, — сказал с порога насмешливый голос, — но с удовольствием посмотрю со стороны…

Маэстро резко обернулся:

— Даже не думай! Бездельничать тебе сегодня не придется!

— Как всегда… — обреченно вздохнул Гиацинт. Отдельно поприветствовав легким поклоном аккомпаниаторшу за роялем, подошел и встал рядом с учителем.

Из всех учеников Оранжереи, и младших, и студентов (так часто в угоду директору называли старшеклассников), Многоножка иногда обращался на "ты" только к Гиацинту. Строгий устав и придворный этикет требовали уважения к юным дворянам, тем более, когда сам учитель не мог похвастать славным гербом предков. Но семь лет назад, перед своим первым рождественским балом, Гиацинт так доводил маэстро, что Вудс уже не помнил, как можно, как нельзя обзывать благородных учеников. Хотя юный абориген с Карибов, ослепляющий улыбкой на темном, как мореный дуб, лице, каким запомнил его учитель танцев, за эти годы значительно подрос, в эмоциональных моментах к нему осталось обращение на "ты" и по имени.

Когда фамильярность неугодна, давний приятель или кто-либо обличенный властью (и первые из них — учителя) всегда почувствуют внутреннее сопротивление. И, возможно, будут с удовольствием давить на больную точку. Но граф ни разу не возразил маэстро, и сам в высказывании искренних чувств на этом уроке не стеснялся.

— А где же… — тактично поинтересовался причинами своей явной исключительности в этом зале граф Ориенталь. — Пары вам не нужны?

— Пара нужна тебе! Ее и подберем сегодня. Остальных уж как-нибудь расставим позже, — отрезал Многоножка. — Выбирай!

Он царским жестом указал на смущенно краснеющих и хихикающих вдоль стеночки кокеток. Естественно, неплохо зная, кто на что способен, маэстро отобрал из старших классов наиболее танцевально одаренных девиц. Не только выпускниц, а тех, кто внешне выглядел не младше шестнадцати. Многие мадемуазели казались и постарше. Их набралось двадцать четыре. Но как бы каждая ни была хороша в отдельности, заранее не скажешь, кто составит наилучшую пару с графом Ориенталь. Хореограф экспериментировал в этой области не первый год, и каждый раз был недоволен результатом. Естественно! Вот раньше…

Впрочем, что жалеть о несбыточном. Берем лучшее из того, что есть. Гиацинт думал так же, кроме последней фразы: берем, кого скажет учитель, ведем, куда скажет.

Предложение свободного самостоятельного выбора повергло его в ужас. Он протестующе взмахнул рукой, другой кулак держа в кармане:

— Увольте, маэстро! Я ещё не сошел с ума и не желаю распроститься с жизнью раньше, чем со школой! Сами выбирайте!

— Предлагаешь бросить на тебя жребий? — иронично покосился на него Многоножка. В рядах девиц прошелестело движение, глаза красавиц из первого ряда недобро загорелись. Гиацинт бесшабашно пожал плечами:

— Хотите, бросайте кости, хотите укажите пальцем… мне всё равно! С кем прикажете открывать бал, с той и буду. Хоть с… впрочем, здесь таких нет! — поспешно прибавил граф, наблюдая в рядах возможных партнерш всё большее волнение.

Не выдавая опасений или недовольства, он смотрел на шеренгу красавиц, как на хищников, которых вот-вот выпустят из клеток. Все это знают и слегка волнуются… Говоря, что он думает на самом деле, Гиацинт отвернулся и его слышал только учитель.

— Если я вам так нужен, как вы недавно уверяли, зачем же травить меня стаей голодных хищниц? — иронично шепнул граф. — Выбор за вами. Мне он может стоить жизни!

— Вот ехал бы в Швецию и открывал балы всегда с принцессой Астрой! — зло шикнул хореограф. — Если уж наши высочества милостиво решили не делить эту честь, то выбирай каждый раз, что душе угодно! Неблагодарный!

— И что мне делать? — сквозь зубы ответил граф. — Вы же прекрасно знаете, маэстро…

Даже без конца фразы, Многоножка знал, что той, с кем Гиацинт готов танцевать круглые сутки, в школе нет.

— Значит, не хочешь по-хорошему? Не будешь помогать, да? — зашипел маэстро Ильвен.

— Рабы не выбирают! — сердито хмыкнул Гиацинт.

— Нашел момент бороться за свободу личности! Последний раз! Думай об этом!

— Только о том и думаю!

— Тогда марш в зал!

— Что? Зачем? — удивился и сейчас действительно испугался ученик. Маэстро пальцем указал точку, куда идти.

— Будьте любезны, граф, встаньте в центре дорожки, — Ильвен так называл длинный проход по вытянутому залу. Гиацинт встал напротив двери, спиной к окну. Теперь шеренга красавиц насторожено замерла по правую руку от него. — Опять вы в сапогах! Сколько раз я просил…

— Они мне не мешают! — точно тем же тоном уличного мальчишки, что и в первый раз, ответил граф Ориенталь и точно тем же привычным жестом подтянул тонкие сапоги без отворотов. Маэстро Ильвен мученически закатил глаза, наблюдая этот номер на "бис" не первый год.

— Да, вы хороший танцор, вам ничего не должно мешать… вот и проверим! Мадам… — он призывно обернулся к красивой, похожей на немку или голландку блондинке за роялем. Что играть, явно, условились заранее.

На самом деле, мадам была австрийка. Аккомпанировала на уроках и дополнительных занятиях неизменно Эльбина Вудс, жена маэстро. Гиацинт каждый раз напоминал себе, что в их театральной студии раньше звучал такой же дуэт режиссера и его молодой супруги. Он — постановщик, она — за клавишами. Это слегка примиряло графа со школьными танцами. Хотя в театре жена никогда не довольствовалась скромной ролью аккомпаниаторши, а теперь и времени нет. Главная роль… Что говорить, театр есть театр! А здесь…

— Барышни! — захлопал в ладоши маэстро, призывая к предельному вниманию. — Постройтесь в ряд, как стоите. Под музыку к вам подходит чудовищ… будущий возможный партнер, и каждая с ним показывает простую "лодочку". С вашей стороны — реверанс, с его — поклон, подали ручку, сошлись-разошлись-повернулись и снова реверанс-поклон! Не цепляйтесь за шанс зубами, он у вас не единственный! Не сбиваясь с ритма, покажите, как вы умеете максимально грациозно двигаться, и удача, а так же я, заметим вас. Готовы? — он подал знак, и заиграла музыка.

Свою задачу Гиацинт считал несложной. Подошел, вежливо взял за руку, дальше дело привычное — главное, не присматриваться, улыбаться всем одинаково отстраненно. Девчонки все его хорошо знают, он тоже со многими знаком, нельзя приветствовать подружек, отличая от других претенденток. Ни слова ни с кем! Они же следят за каждым малейшим жестом, как голодные пираньи!

Видимо, специально для отбора маэстро постарался: девочки одеты очень простенько, как для уроков гимнастики, в обтягивающих однотонных трико с такими же плотными чулками, в мягких туфельках и белых полупрозрачных юбках из запасников танцкласса. Костюмы различались только цветом и длиной рукавов. Маэстро Ильвен хотел четко видеть их движения, заодно и Гиацинта разнообразие нарядов не отвлекало, а на лица граф почти не смотрел.

Он снова думал о театре. В студии они репетировали и показывали каждую неделю на вечерах множество коротких отрывков классики, в том числе они с Амариллис переиграли все дуэты из классических оперетт. Комические, лирические и сольные партии тоже. К этой сцене очень бы подошла веселенькая песенка Бонни, та самая: "Без женщин жить нельзя на свете, нет!" Гиацинт любил этот номер своего тезки по второму имени, и там вокруг него тоже крутился весь женский состав труппы. Граф жалел, что сейчас "смотрины" идут под медленный менуэт-вальс, а не под что-то веселенькое. Хоть что-то в них приятное было бы!

Обреченный на первую пару старался, чтобы с его стороны все "лодочки" были по возможности одинаковыми. Чистых линий и неизменно любезными. Зато каждая партнерша старалась показать себя с лучшей стороны, маэстро следил за ними, точно коршун.

На втором десятке колонну претенденток остановил приказ:

— Стоп! Ещё раз!

Гиацинт сам не прочь был повторить последний подход. Не новичок в танцах не понял, что произошло. Только что он держал чью-то ручку и точно не выпускал. Но ничего не чувствовал! Рядом с ним прошла, как положено очередная девица, но между ними будто и не было живой связи в виде сцепленных рук. С тем же успехом он мог держать в ладони перышко, а танцевать с другой.

Вернувшись на шаг, успев жестом попросить прощения у следующей претендентки, уже сознательно он поклонился тоненькой шатенке в темно-фиолетовом трико, забыв, что разговаривать нельзя. Но маэстро сам отличил претендентку, граф здесь ни при чем:

— Вашу руку, мадемуазель.

Она снова подала руку. Слегка повернув изящную шейку, смотрела в сторону, не поднимая глаз на партнера. Ну, ресницы у нее густые, красивые, бледное личико тонкое и слегка грустное, от улыбки лишь тень, та же обязательная вежливость, которую требует танец.

Они сошлись-разошлись-повернулись и снова рука партнерши будто жила отдельной жизнью, способная летать без привязки к телу. Движения девушки ни грамма не стесняли партнера, он ее совсем не чувствовал, будто танцует один. Если она не тянет его за руку, значит, ей тоже кажется, что она двигается сама по себе, а он просто так ходит рядом?

Отпуская маленькую ручку, он машинально поцеловал ее, благодаря за танец.

— Продолжайте, граф! — приказал маэстро. — Мадемуазель… ах, да, вы новенькая… Пожалуйста, подождите в сторонке. Кто следующая?

Претендентки двигались одна за другой. Граф по-прежнему нарочно не присматривался, но поневоле отмечал, насколько все они "материальны" по сравнению с Новенькой. Как ее называть иначе, он не знал. Если бы предложили на пари отличить ее, не танцуя, на большой заклад Гиацинт бы не согласился. Не настолько уверен в своей памяти, чтобы рисковать.

"Лодочки" он провел со всеми, маэстро назначил новую фигуру.

— Мадемуазели все в темпе покажите малый квадрат. Обычная фигура вальса!

Претендентки снова подходили, но теперь были заняты обе руки, для "квадратов" нужно вести партнершу за руку и придерживать за талию. Теперь показаться бесплотной не сможет ни одна!

Гиацинт затаенно улыбнулся, не почувствовав прикосновения к своему плечу, где должна лежать рука партнерши. Она там и была, руку он видел. Понимая смущение Новенькой, он сам старался держать ее полегче. Бедняжка! Кажется, она единственная совершенно не горит желанием открывать бал! Хотя танцует очень уверенно. Если умудряется так незаметно ускользать, движения отлично знает!

И снова после нее все остальные казались, если не деревянными и неуклюжими, то слишком страстно обнимающими жертву, не заметить их нежных ручек не получалось!

— Граф, отдохните пока, дайте дорогу дамам! Мадемуазели, по очереди каждая изобразите короткий самостоятельный проход под музыку. Движения на ваш вкус, подходящие к официальному балу!

Гиацинт сделал общий поклон, пожелав девушкам удачи, сел на ближайшую скамеечку, тянущуюся вдоль двух стен зала (одну длинную стену занимал балетный станок — то ещё орудие пытки!). Подумав, что злопамятные претендентки обвинят его в желании видеть поближе их ножки, а не прелестные фигурки целиком, нехотя подошел к учителю. Сидеть хотелось больше, чем стоять, но кому ты потом что докажешь! "Раб танца" лениво поглядывал на выписывающих пируэты барышень, уверенный, что издали просто не узнает ту, кого хотел бы рассмотреть поближе.

Узнал. Сначала сомневался, но в прощальном реверансе Новенькая характерно повернула и чуть склонила головку, не поднимая глаз. Она вышла чуть ли не последней. Маэстро звучно поблагодарил всех и азартно обернулся к ученику:

— Да?

— Что?

— Она? — настаивал Многоножка. Сейчас бы ему сменить прозвище на "Многоглазку"!

— Кто? — Гиацинт растерянно стрельнул глазами, не зная, куда спрятаться.

— Не прикидывайся, ты знаешь! Она!! — с удовольствием кровожадно протянул маэстро, впервые видя беспомощность ученика. Граф никогда так отчаянно не боролся с предательницей-улыбкой. Они часто не слушались хозяина, пробиваясь сквозь любую броню.

— Не говорите загадками, маэстро! Я никого там не различаю!

— Я ее сейчас позову, живо вспомнишь!

— Она не хо… — пытался заступиться Гиацинт.

— Так значит, всё-таки она! — поймал его за язык маэстро Ильвен и обернулся к центру зала: — Мадемуазель… как вас? Новенькая… да, Виолетта! — (он успел кивнуть жене за подсказку и снова устремил прицельный взор на претенденток). — Мадемуазель Виолетта, будьте любезны подойти к нам!

Названная претендентка встала со скамеечки, пересекла зал и остановилась в двух шагах от маэстро. Она шла легко, не опуская голову, но упорно смотрела слегка в сторону. Как будто ее глаза косят или разного цвета, и у хорошенькой девушки есть весомая причина их прятать. Многоножку это явно не смущало, значит, он видел Новенькую прежде и не заметил никакого изъяна. Как опытный моряк, проследив курс, куда претендентка особенно не желала бросить взгляд, Гиацинт убедился, что причина в нем. Скромница чувствует, что встретившись с ним глазами, невольно покраснеет или забудет движения, а ей не хочется терять лицо. Вне танца она двигалась легко и плавно, со скрытым достоинством, которое другим никак не удается имитировать, сколько ни старайся, а она этого в себе не замечает. Обычно эта сдержанность указывает на немалую внутреннюю силу. Ой-ой…

Ещё тогда, вторично взяв Виолетту за руку, граф отметил полное отсутствие украшений. Теперь убедился. Ни браслетика, ни колец, ни серег, даже уши не проколоты. Маленькое ушко, щеку и ленту длинных ореховых волос, спускающихся на плечо и шею, он видел перед собой дольше всего. Даже шпилька, удерживающая на затылке пряди, убранные с висков, оказалась "невидимкой", без украшений.

— Мадемуазель, очевидно, вы будете открывать бал Равноденствия в первой паре, и если всё пройдет отлично, то и остальные балы. Уверен, вы справитесь. Только старательно выполняйте мои указания и держитесь смелей. Сейчас встаньте в пару и пройдитесь в паване, всё равно начало не обойдется без этой показухи! Пройдёте всю дорожку от окна, потом граф встанет на колено, мадемуазель обойдет вокруг и вернитесь обычным венским вальсом. Эльбина, будь любезна, потише, как для камерной вечеринки… Форте дадим чуть позже.

Мадам за роялем кивнула и царственно расправила плечи, готовясь брать мощные аккорды. Гиацинт внешне спокойно, даже безразлично, дошел за новой партнершей почти до окна и развернулся. Он жалел девочку, прекрасно понимая, сколько завистливых глаз сейчас вонзили в них жала взглядов. Это как древний расстрел из луков. Каждая в отдельности стрела не смертельна, но крайне неприятна. А уж когда их десятки… А будут — сотни!

Извиняться, и уверять, что не выбирал ее, что совсем не хотел подставить, бессмысленно. Не поверит. Обещать, что сможет защитить от нападок соперниц, уговаривать не бояться — глупо. Панический страх парализует, она бы не смогла так свободно двигаться, значит, не настолько боится, чтобы не справиться. Приняла вызов — молодец. У него будет время присмотреться к этой чудачке.

Гиацинт молча поклонился. Не глядя на него, девушка вытянула вперед руку со свободно повисшей кистью, он взял ее запястье сверху двумя пальцами. Под рокочущий размеренный ритм придворного испанского "танца павлина" они делали по два шага, церемонно раскланивались на две стороны, приветствуя зрителей, снова шли, и, расцепившись, кланялись друг дружке, и снова шли, медленно продвигаясь вперед.

Машинально делая привычные повороты-приветствия-поклоны, для которых главное широкий полукруг рукой и держать спину, граф не позволял себе хмуриться, но злился оттого, что не может оглянуться и видеть, как двигается она. Он видел партнершу только половину того времени, что они шли рядом. За два метра от двери, он с облегчением опустился на одно колено, не отрывая глаз от Новенькой, которая обошла его кругом, делая на восемь шагов, четыре поклона. Даже снизу ему не удалось перехватить ее взгляд. Они снова встали напротив, обменялись поклоном и реверансом, повинуясь внезапно взвихрившейся мелодии, закружились, едва касаясь плеча, талии и ладони друг дружки, довальсировали обратно вдоль всего зала до начальной точки. Остановились ровно на три такта. Поклон — реверанс в ответ.

"Благодарю, мадемуазель," — "Взаимно, ваше сиятельство", — так это переводилось с танцевального. Теперь Гиацинт на нее тоже не смотрел. Не глядя, подал руку, угадал, что она принята, можно отвести этот "подарок" обратно маэстро Ильвену. Хореограф самодовольно потирал ладони.

— Отлично. Благодарю вас, мадемуазель! — сказал он вслух. — Сегодня все свободны, вас обоих жду завтра в три, будем ставить рисунок танца. А остальных надеюсь лицезреть в пятницу на последнем уроке! Не хмурьтесь напрасно, барышни, в пятницу все будете учить с графом основные фигуры! А уж потом найдутся партнеры и для вас! Работа предстоит серьезная, у нас меньше трех недель![4] — отпустив учениц, Многоножка восторженно обсуждал что-то с женой, до Гиацинта долетали отдельные обрывки: "…без репетиций такая синхронность, просто чудо!.." "…да-да, каждый год. Главное, как подать!"

— До завтра, мадемуазель, — граф не рискнул поцеловать ей руку вне танца, на глазах у всех. Бедняжке и так довольно жгучего внимания. Он даже не слышал, как она бесшумно ускользнула. Просто оглянулся и увидел, что Новенькая уже по другую сторону "дорожки", в кружке завистливо ахающих подружек. Половина девчонок сразу убежали, желая скорей сбросить танцевальные "доспехи". Несколько особенно расстроенных неудачей на "смотринах" издали бросали злобные взгляды на счастливицу. Она "оттаяла", улыбалась подружкам, возможно, даже отвечала на шутки, в общем гаме ее голос не слышен. Но ни разу Виолетта не глянула в ту сторону, где остался партнер.

И только зря бы смотрела, Гиацинт подошел к статной блондинке в малиновом трико, с высоким шиньоном из тугих локонов. Уперев одну руку в надменно изогнутый стан, она особенно пристально наблюдала за "малютками". Избранница маэстро Вудса оказалась на три года младше выпускников, а ее разъяренная соперница училась с Гиацинтом в одном классе и уже блистала на школьных балах.

Подойдя вплотную, граф непринужденно обнял ее за талию, когда красотка обернулась, глазами показал на Новенькую.

— Кто она, Мирабель[5]?

— Ты давно пощечин не получал? — оскалилась в ехидной улыбке отставная партнерша по танцам, картинно занеся руку. — Радуйся, я хотя бы предупредила, другая просто ударит!

Он снисходительно засмеялся, чуть крепче сжав ее талию.

— Не будь злюкой, скажи. Или мне у Эфы спросить?

— Не посмеешь! — вспыхнула Мирабель. Красотка и так пылала без помощи румян, а теперь потемнела, как грозовая туча. — Эфа тебя на части разорвет!

— Не думаю. Очковая змея такая сплетница, что ради удовольствия поделиться секретами других, простит мне всё и даже больше. Рискну… Приятно было поболтать! — он сделал вид, что хочет поцеловать алую щечку, но быстро отпустил талию Мирабель и собирался уйти. Она поймала графа за руку и дернула обратно. Он обнял ее уже за плечи, готовясь слушать.

— Это дочка маркизы Одората, — многозначительно и одновременно мстительно поведала Мирабель. Видно, ревнивица не могла позволить, чтоб эту новость ветреному танцору сообщил кто-то другой. Она хотела видеть реакцию. Граф высоко изогнул бровь, показывая, что впечатлен.

— Ого! Никогда бы не поверил. Такая "мышка"!

— У маленькой мышки острые зубки, — ещё более самодовольно улыбнулась королева класса. — Будь осторожен! У нее такие покровители, что стоит этой крошке слово сказать мамочке, как ты…

— Я понял. Сердечно благодарю сразу за два предупреждения! — он поощрительно поцеловал сплетницу в щеку. Но ловко отцепил пальцы, впившиеся в отвороты его камзола. — Мадемуазель Ночецвет, вы неподражаемо очаровательны в гневе! В другой раз, непременно… На следующем уроке первая фигура — твоя! — он шутовски поклонился, послал барышням общий воздушный поцелуй и сбежал.

Никто бы не поверил, что граф Ориенталь, в погожий ранний вечер, потратил пару часов своего драгоценного свободного времени в библиотеке, листая гербовые справочники и подшивки светской хроники за последние двадцать лет.

Но жертвы окупились. Вскоре он уже знал, что маркизет Одората скромненько притаился в Лангедоке, вблизи Альби — исторического центра свободных искусств, колыбели турниров красноречия и бескровных битв трубадуров. Впоследствии завоеватели пролили там немало крови во имя святых призывов к истинной вере. Сейчас в Альби снова звучат струны лютен и гитар на ежегодных фестивалях "Золотой фиалки".

До замка Ориенталь оттуда рукой подать. Но Гиацинт понятия не имел, что там растет такое чудо! Да и не могла она там постоянно жить, иначе все бы знали. А земли маркизета давно заброшены. О нем точно известно в округе, что "хозяина нет", "хозяин давно уехал".

Хозяин, а не хозяйка! Выходит, маркиза Одората — жена неуловимого гасконского маркиза! А при дворе уверены, что рука этой дамы свободна, чего нельзя сказать о сердце. О дочке светская хроника умалчивает. Да и в газетах о рождении ребенка и свадьбе ничего не пишут. Зато, блестящие появления маркизы в разных странах, на посольских приемах, ее наряды и остроумные замечания любовно заносят в летопись французского двора.

О каждой более-менее заметной личности при дворе ходят легенды. Оранжерея с небольшим опозданием их тоже слышит и обогащает внутрисемейными подробностями, ведь детки, соседи и дальние родственники этих "небожителей" зачастую учатся тут же, при Тюильри. Общеизвестные факты гласят, что маркиза Одората — неаполитанка, жгучая брюнетка с белой кожей и холодными голубыми глазами, умом и твердостью характера поспорит с десятком прожженных дипломатических шпионов и… что уже стало нарицательным, маркиза — фаворитка короля. Не далекого, неаполитанского монарха, забавного жизнерадостного толстячка, а здешнего, самого что ни на есть французского короля. Сурового Тонкошипа Седьмого, Багряного. А такой титул "бывшим" не бывает.

Не принимая слухи на веру, Гиацинт мог с трудом предположить в маркизе изощренное благородство, с которым та всего лишь защищает вдовствующего короля от посягательств назойливых дамочек. На самом деле маркиза может быть его подругой детства, а не фавориткой. Такие случаи бывают, граф Ориенталь знает их реальность, как никто. Но чутье подсказывало, что если даже отношения невинны, маркиза много лет может играть роль защитницы, только чтобы пользоваться всеми привилегиями фаворитки, почти бесплатно. Цена репутации ее, как видно, не колышет.

Как бы там ни было, у нее слава дипломата, способного уладить все международные осложнения своими женскими чарами, и эти самые чары имеют огромное влияние на его величество. Что ещё хуже — обеим принцессам она нравится! Сдержанно, но прочно. Даже более импульсивная Бьянка не считает маркизу "злой мачехой", способной окрутить их дорогого папочку! А рассудительная Скарлет открыто благоволит ей. Пару раз при Гиацинте она неофициально хвалила решительность и неуступчивость маркизы в дипломатических делах. Зато придворные дамы видят в ней грозную Горгону, не иначе. И слава полностью заслуженна. Двор боится ее кратких визитов, как жулик ревизора.

Гиацинт не видел маркизу близко, но склонялся больше к "злой мачехе", чем к "доброй фее". Эту даму, в самом деле, разумнее не злить. Понятно, доченька смущается скандальной славы и старательно держится в тени. Мать — первая красавица "взрослого" двора, их сравнивают… Так пряталась, что о ней даже не сплетничали! Граф и не знал, что Оранжерея пополнилась настолько редким экземпляром. Он мало посещает уроки, но новости-то слышит! Мог пройти мимо тысячу раз, но не заметил бы Новенькую, не столкнись они сегодня в такой обстановке.

Наведя справки по знакомым, отличающимся любопытством и всеведением, выяснилось, что маркиза задержалась в Париже удивительно долго в этом году, примерно, с Рождества, и дольше чем на три дня никуда не выезжала. А юная Виолетта появилась на уроках в феврале. То есть, от силы месяц назад. Недолго ей удалось остаться незамеченной!

На следующий день граф был в танцевальном зале чуть раньше трех часов, но партнерша уже стояла под дверью. Приветствовав ее легким поклоном, Гиацинт молча открыл дверь, пропуская девушку вперед. Она могла бы войти раньше, но не решилась. На этот раз Виолетта пришла в простом фиалковом платье с юбкой-колокольчиком, подходящей для танцев, и снова без украшений. Может, на шее и есть тонкая цепочка — не видно.

Маэстро с супругой появились через минуту после учеников, те и слова друг дружке сказать не успели. Ильвен Вудс азартно хлопнул в ладоши и стал командовать. Для начала потребовал повторить парадный выход через весь зал. Он должен видеть, как усовершенствовать архаичную "показуху" — неизменный атрибут официального бала.

На этот раз, когда они отошли далеко от чужих ушей, Гиацинт поздоровался с партнершей не только почтительным поклоном.

— Раз уже нам поневоле придется танцевать вместе, позвольте хотя бы представиться. Вам уже известно, кто я, но это заочное знакомство. Можете называть меня "Гиацинт", или "граф Ориенталь", как вам удобнее. Или просто "граф", это короче. Можно на "ты", я не против. А вы, мадемуазель? Как мне к вам обращаться?

— Виола… Можно и Виолетта, — негромко, сдержано, без малейшего акцента ответила она. Голос оказался не тоненьким и робким, а глубоким, успешно скрывающим нервную дрожь: — Виола Одората.

— Рад знакомству.

Значит, брак с маркизом законный. У нее отцовская фамилия, никакого "инкогнито". Хотя… если постараться, всегда можно обойти правила. В Оранжерее строгий отбор, но при хороших связях на мелкие несоответствия в анкете у протеже высоких покровителей смотрят сквозь пальцы. А может быть мадам — вдова? Но в их поместье никогда не говорят "хозяин умер". Скорее, соломенная вдовушка, если муж пропал без вести или просто сбежал, без развода.

— Вашу руку, мадемуазель.

Они шли церемонным шагом вдоль зала, Многоножка недовольно морщился и после каждого взаимного поклона требовал сделать что-нибудь новенькое.

— Ну-ка, вместо поклонов друг дружке, покажите "ножницы"! Мадемуазель, эту фигуру вы можете не знать… Встаньте впереди графа, спиной к нему. Подайте ему левую руку. Расходитесь на шаг и отклоняетесь на всю длину сцепленных рук, потом обратно. Меняйте руки и ещё раз. Да! Неплохо… Оставим так. Только, отклоняясь, желательно смотреть на партнера…

Виола всё послушно выполняла, кроме последнего приказа. Вернее, пользуясь разницей в росте, она смотрела на небрежный узел лилового галстука: шелковую ленту граф обычно носил как шейный платок, не скрепляя булавкой.

Маэстро придумал эффектную концовку первого выхода: пары будут распадаться после поклона и реверанса перед тронами, и уступать место следующим, возвращаясь в конец очереди, как ручеек. Фокус в том, чтобы сперва, до поклона, партнеры поменялись местами, получалось хитрое плетение "цепочкой". Особенно красиво, если пары будут идти не — колонна кавалеров, колонна дам, а в шахматном порядке. Тогда пышные юбки так красиво мелькают на две стороны: туда-сюда, туда-сюда… И уходить, естественно, не спиной к тронам, а поворачиваясь вокруг оси и застывая на нужную долю музыки лицом к августейшим особам.

На маэстро Ильвена снизошло вдохновение, он фонтанировал идеями. Гиацинт пока не думал, как будет через два дня разучивать эти хитросплетения с каждой барышней, его интересовала та партнерша, что была рядом, но… не совсем рядом. За прозрачной стенкой.

Многоножка рассуждал вслух, его ученики и мадам Эльбина мгновенно воплощали мысли маэстро в жизнь. Очень удобно, что вместо одной пары в пустом классе, хореограф видел сверкающий бальный зал, полный народу, десятки пар, роскошные костюмы, слышал музыку и восторженный шепот зрителей.

— Так, после парадного выхода, получится две колонны, без пар. У меня пока нет желания устраивать "кадриль" со сменой партнерш, тогда пусть мадемуазели подойдут к партнерам красивым, самостоятельным подходом. Или пары могут встретиться на середине. Бал в честь Равноденствия, значит на середине! Симметрия наш конек!

И уже пары пройдут дальше, рассыпавшись зигзагом, чтобы вальсировать по малому кругу, почти на одном месте, но в ритме паваны! Всего четыре круга. Потом мужчины встанут на одно колено… но партнерши не должны банально ходить вокруг, это разбивает общую картину на мелкие группки. Пусть кавалеры хлопают в ладоши — испанский оттенок первого танца — славная дань уважения роду принцесс по материнской линии…

Партнерши в это время все сойдутся, пройдя в общем круге по часовой стрелке. Это должно символизировать ход солнца. Черт возьми, но тогда для танца Равноденствия достаточно двенадцати пар! А ритм хлопков, это же тиканье часов! Секунды! Отлично, картина складывается, первая половина танца есть!

Дальше снова начался "поиск картинки". Для вдохновения Многоножке требовалось видеть движение пары. Хоть какое-то. Тогда он сразу понимал, что нужно менять.

— Двигайтесь! Как угодно, только вдоль зала! — маэстро созерцал их, как художник выбирает пейзаж, который будет рисовать. По живописной аналогии, сейчас он прикидывал, как поставить мольберт по отношению к солнцу.

Не долго думая, пара дважды повторила привычные "лодочки", потом прошла четыре "восьмерки", спина к спине — Гиацинт назвал партнерше эту фигуру, чтобы не дотрагиваться до нее, и так они не встречались взглядами. Поскольку в танце должен вести он, граф следом назвал "окошки", когда они снова шли рядом, держась за руки кончиками пальцев, но раскланивались поживее.

"Дьявол, что же придумать, чтобы увидеть ее взгляд? — лихорадочно соображал Гиацинт. — Тоже мне, скромница! Можно подумать, меня здесь вовсе нет! Или ее самой… Без лишних глаз устроить-то проще простого! Поставить тебе подножку и подхватить вовремя! Сразу посмотришь! И ещё КАК посмотрит!!" — (он затаенно хмыкнул).

Нарочно спотыкались, чтоб лишний раз повиснуть на руках у партнера многие девицы. Но сам Гиацинт, зная много ловушек в танцах, ими не пользовался. Без надобности! Он и так получал от барышень больше знаков внимания, чем хотел. Пару секунд он искоса поглядывал на Виолетту, но грубая хитрость с таким воздушным созданием казалась неуместной. К тому же сквозь ее улыбку проглядывала строгость, граф вовсе не хотел, чтобы ее первый взгляд был холодным и укоризненным. Хотя взгляд без маски дорогого стоит! От неожиданности она точно не успеет притвориться, но… не сейчас. Ещё будет случай.

Они по очереди сделали пару поворотов вокруг оси, напоминающих игру в "ручеек", потом, сойдясь близко, Виола кружилась перед ним. Отпустив ее, чтобы могла сделать ещё один свободный поворот, граф держал руки кольцом вокруг ее талии, будто обнимал на расстоянии. Виола кружилась в этом кольце.

— Стоп! Вот это неплохо, господа! — одобрил маэстро Ильвен. — Это оставим! Граф, а теперь поднимите мадемуазель на "мостик", как вы умеете! Мадемуазель, не бойтесь, он вас не уронит!

— Я не смогу, — хмуро отказался Гиацинт.

— Раньше вам удавалось, граф! Мадемуазель весьма изящна и…

— Когда партнерша мне не доверяет, это невозможно. Я ее не удержу, — спокойно пояснил ученик.

— Так просто подними!

— Просто — неинтересно! — по-мальчишески фыркнул граф. — Так любой может!

— Это ваша забота, граф, убедить мадемуазель в надежности ваших рук! Попробуйте что-нибудь простое, мы с мадам пока подумаем насчет музыки…

Пользуясь тем, что их предоставили самим себе, Гиацинт доверительно шепнул партнерше:

— Не сердитесь, пожалуйста, это не каприз. В цирке партнеры никогда не делают смертельный номер, если поругались. Несчастный случай гарантирован! В театре легче обмануть, но парный номер — серьезный риск. Даже совсем простой трюк.

— Но мы не ссорились! — удивлено подняла одну бровь Виола.

— Но мы и не друзья! С чего вам доверять мне? Думаете, не видно, насколько вы меня боитесь?

Он нарочно не сказал более светское: "вам неприятно мое общество" или "вы холодны со мной". Надеялся возмутить ее и всё-таки получить взгляд. Но девчонка только слегка вздохнула и самым ровным голосом ответила:

— Я не боюсь. Но не умею делать "мостик" в воздухе.

— Для начала попробуем так… пожалуйста, встаньте здесь, боком ко мне. — (Он положил правую ладонь ей на спину, ниже лопаток). — Представьте, что это спинка кресла, которая откидывается. Держитесь прямо и медленно падайте, не сгибая ног, я вас поймаю.

Она послушно прислонилась к его руке и продолжала падать. Когда наклон стал достаточным, другой рукой, он подхватил девушку под колени и поднял на вытянутых руках перед собой. Она лежала на его ладонях, легкая и прямая, как тростинка.

— Отлично! Держите спину и ноги! Медленно протяните руки за голову, чтобы стать длиннее. Не бойтесь, я держу! — (она чуть покачнулась, но Гиацинт держал баланс). — Теперь согните одну ногу в колене и чуть-чуть прогнитесь в спине. Нормально! Примерно так. Осторожно, я вас опускаю… — Он поставил ее вертикально. Новенькая удачно коснулась ступнями пола, совсем не споткнулась. Во время опыта она вполне естественно балетно тянула носочки и держала кисти рук в изящном размахе.

— Браво, — коротко оценил Гиацинт. — Попробуем то, что хотел маэстро?

— А вам не тяжело? — по-прежнему не глядя на него, с самым серьезным видом спросила Виолетта. О, неужели? Начала беспокоиться о партнере! Без его-то помощи, не взлетишь! Понравилось?

— Вы легкая, — мягко усмехнулся он. — Не волнуйтесь, не уроню… Если не дёрнетесь.

— Не буду, — пообещала она. — Что делать?

— Это обычно в танце, когда мы кружимся… — он слегка нахмурился, думая, как объяснить. Вот же! Раньше хватал, без разговоров, когда в голову взбредет, стоило только переглянуться… всегда получалось! — Такой фронтальный поворот, как в танго… Наши правые руки накрест за спинами… Потом я отпускаю вас на длину руки, а в следующем повороте поднимаю… Когда дотронусь ладонью, смело прогнитесь и я вас подхвачу… Можете согнуть одну ногу в колене. Только если сразу не вспомнили, не двигайтесь, можно упасть. Готовы?

Она задумчиво пожала плечами, что означало: "Можно попробовать". Гиацинт нервничал больше партнерши, но трюк действительно привычный, любимый публикой. Принцессы, наверное, по нему соскучились… В крайнем случае, если быстро присесть, дальше его колен, она не свалится. Или придется хватать как получится, только бы шею не сломала!

Маэстро издали увидел, что они готовы, дал знак жене, и зазвучала музыка в нужном ритме. Это помогло рассчитать движения.

После парного поворота, граф остановился, Виолетта по инерции описала ещё круг и, плавно откинулась на его согнутую руку. Гиацинт толкнул ее вверх и поднял над головой, придерживая второй рукой под коленями. Мысленно ужаснулся, что не предупредил: юбка в танце должна развеваться, он дотронется до нее только сквозь чулочки, как бы не дернулась! Но Виолетта не шевелилась, и уже кружилась по воздуху в его руках. Плавно замедлив вращение, партнер неуловимо поставил ее на паркет. Не мог прижать к себе, как обычно, радуясь удаче и помогая восстановить равновесие, поэтому осторожно придержал за плечи, делая ещё полуоборот, чтобы она уверено встала на ноги.

— Великолепно! А кто говорил, не сможет?! — восторженно восклицал Многоножка, ликуя, что в его хореографическом арсенале, снова есть "гвоздь программы"! — Мадемуазель, вы убедились? Теперь понимаете, почему я вынужден терпеть этого нахала и дикаря в первой паре! Чтобы всё выглядело красиво, здесь нужен мужчина! А не… неважно. Надеюсь, вы меня простите за все неудобства?..

Видимо, на маэстро Виола посмотрела. И весьма удивленно. Многоножка понимающе развел руками, видя, что "жертва танца" не признаётся, чего ей стоит выход в первую пару при жгучей ревности всей женской половины школы.

Гиацинта туда забросило цирковое прошлое. Маэстро о нем не подозревал (и никто из учителей) просто увидел "данные". Хмурым и безразличным, каким граф часто бывал на других уроках, учитель танцев его не знал. Новый мальчишка-третьекласник любил при случае дурачиться, ходить на голове, был строен и силен, легок и порывист в движениях, но вел девчонку в танце удивительно серьезно и осторожно. Мягко. Действительно готовый подхватить в любой момент. Как будто понимал их ценность и живую хрупкость.

Маленькие мерзавки этим пользовались нещадно. Он отличал притворство и смеялся. Но не бросил и не толкнул ни разу, даже в шутку. В его руке сквозь любой пышный манжет проступала сила и умение управлять силой.

Да, не оранжерейный стиль, "дикий", но притягательный до замирания в груди. Принцессы Франции — его ровесницы, что им ещё нужно для эффектного зрелища?

Многоножка не прогадал, успех школьных балов составил ему славу придворного хореографа и обеспечил немало заказов. Но в глубине души маэстро помнил, что ему просто повезло с редким материалом. Он мог лишь огранить алмаз так, чтобы не слишком стереть грани или их блеском не заглушить главное — внутреннюю силу. Да это и не удалось бы!

Все прочие самые успешные и одаренные придворные танцоры (и фехтовальщики) двигались неспортивно, преувеличенно расслаблено, будто в них нет костей, а мышцы полностью заменяет бархат и атлас роскошных костюмов. Их так учили очень дорогие гувернеры. Ведь так "изящнее". В дворцовом этикете два варианта красоты движений и речи, приемлемой в светском обществе: придворное изящество, легкость и гибкость, отражаемая в самых изысканных поклонах и фигурах речи, и военная твердость, четкость и жесткость суждений и движений. Бери на выбор, что ближе к собственной природе. Третьего не дано!

Гиацинт презирал и смеялся над искусственным "изяществом", но от военных, со своей страстью к свободе и ненавистью к уставу, граф ещё более далек. Острых углов и движений ловкого хищника он скрывать не собирался, за что и поплатился "танцевальным рабством". Король предпочитал для мужчин "военную" линию, которой сам держался. Но в танцах "военные" мальчики даже с отменной четкостью движений не могли угодить Многоножке. Вариант, устраивающий всех, на всю школу один. Сам "вариант" это прекрасно знал, но считал, что они должны выбрать самого крепкого из "изящных", а его оставить в покое. В конце концов, как-то же обходились раньше!

Вообще-то, если успевал сбежать весной, Гиацинт срывал только два майских бала, на остальных выступал первым и не возражал. Но раньше у него была постоянная партнерша! И никому не приходилось ломать голову, кого поставить в пару "этому дикарю". Последние два года прошли в сущих танцевальных мучениях. Амариллис могла помочь и сейчас… разумеется, не бесплатно. Впав после ее ухода из школы в буйную панику, маэстро Ильвен пригласил ее на ближайший осенний бал. Получил благодарность и похвалу от директора, вместе с негласным распоряжением больше так не делать. Балы в Оранжерее имеет право открывать только ученица. Десятки возмущенных мамаш пожалуются, что их благородных доченек лишают законной привилегии попытать счастья в первой паре. Многоножка страдал, заламывал руки, но признал, что директор прав, и этикет есть этикет. Гиацинт это тоже понимал, тем более что его и не спрашивали.

Они прошли весь танец, маэстро на ходу подогнал вторую часть так, чтобы закончить эффектным полетом.

— Легонькая отсылка в танго и фламенко, опять же, весьма кстати! Первая пара будет в центре, а остальные по очереди подбросят партнерш за пояс, как в польке, чтобы по залу прошла волна и закончилась взлетом новой звезды. Точнее, солнца! Да!! Это будет символ растущего дня, когда весеннее солнце побеждает зимнюю тьму!

А? Неплохо? Тогда все прочие пары должны располагаться по спирали. Это и лучше, ведь их одиннадцать, так что повторять круг, напоминающий циферблат часов не в наших интересах. Увидеть подъем солнца… То, что нужно! Первый танец есть! Как вам?

Виола не ожидала, что у "жертв" спросят их мнение, но Многоножку распирало от гордости за удачную находку, хотелось немедленно со всеми поделиться. Гиацинт имел огромный опыт в том, как нужно отвечать в таких случаях. Он и сказал, вполне серьёзно:

— Гениально, маэстро!

— То-то же! — скромно потер ладони Ильвен Вудс. — Граф, вы запомнили порядок фигур? Тогда до пятницы! Будете натаскивать остальных барышень, мне нужен единый стиль!

Гиацинт поклонился учителю, прощально кивнул партнерше, непринужденно взяв ее руку для поцелуя:

— До следующего танца, мадемуазель. У вас здорово получается.

— Благодарю, — она тоже сдержанно кивнула, вместо реверанса. И даже совсем легонько в ответ пожала его руку кончиками пальцев. Что означало настоящее "спасибо".

А малышка не безнадежна и быстро учится!

На пятничное занятие Гиацинт опоздал. Влетел в зал через десять минут после начала, в уличном камзоле с отчетливыми крапинками дождя на светлом сукне. Под суровым взглядом маэстро извинился перед мадам Эльбиной, содрал на ходу камзол, свернул и повесил на балетный станок. Туда же прицепил пояс со шпагой, привычно подтянул сапоги. Многоножка страдальчески закатил глаза, но молча ждал, пока граф выйдет в центр, где уже стояла Виолетта.

— Прошу прощения, мадемуазель, — сухо пробормотал он, прекрасно понимая, сколько ехидных шуточек и предположений о причинах его отсутствия, она успела наслушаться за эти минуты.

— Граф Ориенталь! Я надеюсь, вы успели смыть с рук кровь того негодяя, который задержал вас? Надеюсь, вы его убили, и больше он не сможет помешать нашим занятиям? — металлически пошутил хореограф. Или не совсем пошутил. Виола рядом слегка вздрогнула.

— Да, всё в порядке. Я готов, маэстро! — звонко и легко поддержал шутку Гиацинт. Ждущие под стеной девчонки фыркали, мысленно обзывая графа разными словами, звучащими с неизменным сердитым восхищением. Он подарил всем зрительницам покаянную улыбку, мол, бывает, что сделаешь! На Виолетту любезности не тратил, всё равно не видит!

— Пройдите весь танец, свою линию, покажите мадемуазелям движения. Только… я прошу, осторожней, граф! — подчеркнул Многоножка.

Гиацинт понимающе кивнул. И попросил руку партнерши. Когда они шли рядом, ее рука показалась чуть теплее, менее призрачной. Как будто понемногу наполнялась жизнью. Но если спугнуть, снова станет тенью и ускользнет, словно заколдованная девица в сказке! Или несчастная Эвридика[6].

Граф по возможности не смотрел на партнершу: синхронность их движений от этого не нарушались. Он старался не провоцировать зрительниц, снова не переглядывался ни с кем, но заметил искры гнева, брызжущие с ресниц Мирабель, и как хихикает в кулачок Мариетта Шено. Эфа по прозвищу Очковая змея, заходясь от волнения, шептала на ушко то одной то другой соседке доскональные подробности всего происходящего, неведомые никому, кроме нее.

Пара не обращала внимания ни на что, кроме музыки. Танец они запомнили неплохо. Фигуры выполнялись четко, без подсказок учителя, партнеры шепотом напоминали друг дружке, что делать дальше.

Труднее всего Виоле было ходить одной по большому кругу в центре зала. Маэстро предупредил зрительниц, что это общая фигура. Виолетта удивилась, что они не показывали финальный "полет". Гиацинт поднял ее за талию и покружил, но без фокусов, успев предупредить об изменении финала за секунду до этого. И потом, сколько ни проходил с другими девушками разные движения, даже намека на "полёты" не было. Для общих пар нужны короткие прыжки, когда кавалер проносит даму за талию всего лишь четверть круга. Странно, ее же уверяли, что это привычный, хорошо известный трюк…

Пока на единственном кавалере гроздьями висли двадцать три партнерши (Многоножка строго предупредил, что в первом танце участвуют всего дюжина пар, остальные — запас на всякий случай, и заняты в других танцах) у Виолетты было время болтать с подружками, и обсуждать… не строго танцевальные фигуры, но тема та же.

Она рассеянно односложно отвечала на град вопросов из серии: "Ну, что он?", "А ты что?" — наблюдая за танцем со стороны. Дождавшись серии прыжков, когда граф в одиночку "поднял волну", подбросив по очереди двенадцать первых барышень, успешно раскрутив ту самую пружину для взлёта "солнца", только чуть медленнее, чем это сделали бы дюжина кавалеров, Виола осуждающе вздохнула:

— Как ему только сил на всех хватает?

— Да что ты! — наперебой затарахтели старшеклассницы, знающие графа Ориенталь не первый год. — Он столько споров выиграл на время, кружась с девушкой на руках на одном месте и не падая! И в турнирах на лестницах… ну, когда мальчишки берут подружку на руки и устраивают гонки по ступенькам, Гиацинт всегда выигрывает! Сначала-то легко нести, а десять раз попробуй!

— Маэстро говорил, — задумчиво сказала Виолетта, — что он может поднять партнершу на вытянутых руках… почему же он этого не делает?

— О, это очень сложно, — уважительно качали головами подружки. — Ему-то всё равно, а девушка должна в воздухе равновесие держать, иначе упадет!

— А если попробовать?

— С ума сошла?! Убьешься! — испугались девчонки. — Очень опасно! И думать не смей! Это уметь надо! Он так ни с кем не делает, только одна могла!

— Кто? — крайне сдержано уточнила новая партнерша.

— Училась в их классе… по прозвищу Лисица. Она… акробатка, наверное. Да-да, загадочная барышня… Говорили, она только наполовину дворянка, понимаешь? Рассказывают, раньше, в детстве, он ее и на плечи ставил в полный рост, и на поднятых руках она у него стоять могла!

— А куда делась?

— Она ушла из школы, давно уже. С тех пор и выбирают каждый раз, кто будет в первой паре. Но чтобы так… Открыто первый раз выбирали, обычно Многоножка назначал. Кого учитель выберет, та и пойдет!

— Ну, а сейчас разве не так?.. — слегка покраснела Новенькая, опустив лицо.

— Что ты! Ничего похожего! Тебя ведь он САМ выбрал! И раньше никогда сразу всех не звали…

Первая дюжина получила наставления и замечания маэстро Ильвена, и на графа набросилась "команда запасных". Соседки Виолетты стайкой спорхнули со скамейки и побежали в круг. Она заметила, что единственный кавалер в зале пристально смотрит на нее, и тут же отвернулась. Ее больше устраивало наблюдать за ним издали, с безопасного расстояния. Глядя со стороны, партнерша признавала, что его выход в первой паре, во всём блеске, сильное зрелище. Он и сейчас здорово держится, не забывает улыбаться, хотя, наверное, ему всё-таки тяжело. По виду не поймешь. Но Виолетта затаённо его жалела.

В перерыве все девушки без музыки на счет репетировали свои самостоятельные движения по одиночке и в общем кругу. Пока маэстро Ильвен дирижировал этой павлиньей стаей, где курочки распускали хвосты намного пышнее павлина, граф сел на скамейку, отдохнуть. Мадам Вудс принесла ему стакан воды. Он молча поблагодарил. Выпил, остаток плеснул в ладонь, провел по лицу и взъерошил волосы. Тряхнул головой, прислонился затылком к стене и закрыл глаза.

Виола тихо села рядом. Вернее, на метр от партнера.

— Прошу прощения…

Он не вздрогнул и не открыл глаз, хотя явно не слышал, как она подошла. Как будто чувствовал ее присутствие раньше вопроса.

— Что, мадемуазель?

— Маэстро Ильвен сказал нам не показывать "полёт", чтобы вы заранее не устали?

— Нет, это должен быть сюрприз. Чтоб ни одна душа даже не подозревала, что мы на это способны. На репетициях при всех его не будет. Только уже на премьер… на балу.

— Я никому не скажу, — обещала Виола и скептически усмехнулась: — Да мне и не поверят! Все хором твердят, что прежнюю звезду этого номера заменить невозможно!

— Это правда. — Его голос прозвучал загадочно для Виолетты. Как-то бесцветно, сухо, как будто ему слишком многое хотелось сказать, но… не говорить же всё это ей, в самом деле! — Научить можно многих, но…

— Вам ее не хватает? Вашей бывшей партнерши?

— Почему, бывшей? — он чуть вздохнул. — Мадемуазель Кливи и сейчас моя партнерша. В театре.

— Вы играете на театре? — с уважением спросила она.

— Да.

Прозвучало так, что отрезало возможности лишнего любопытства и насмешек. Но Виолетта так же церемонно спросила, как на уроках светской речи:

— А что вы сейчас играете?

— Да так, ставим одну оперетту… молодого автора, вы не знаете. Это театр-студия… Можно сказать, творческий эксперимент, — он снисходительно усмехнулся. Нахмурился, вспомнив, что хотел сказать: — Иногда я вынужден бежать с занятий, даже не попрощавшись, или опаздываю к началу. Прошу, не сердитесь, просто у меня репетиции. И тот наш гений намного строже Многоножки!

Виола кивнула, приняв к сведению. Потом сообразила, что он не видит. И правильно поняла, это — месть. Граф разгадал ее игру. В любой момент он откроет глаза, чтобы поймать ее. На всякий случай, скромница тут же испуганно потупилась, не зная, что Гиацинт чувствует, когда она пристально смотрит, а когда — нет.

Вслепую угадав ее маневр, он чуть улыбнулся. Вскоре маэстро Ильвен позвал их обоих в центр зала. Пришла очередь Виолетты показывать каждой по очереди барышне правильные движения и корректировать их стиль танца. Партнер держался рядом, помогая, если учитель от него этого требовал. Со следующего занятия к ним присоединились другие кавалеры. Теперь танцевали парами.

Приходя на двадцать минут раньше или уходя позже всех, первая пара тайком закрепляла свой финальный "сюрприз". Виолетта "летала" уже вполне уверенно, и Многоножка нашел возможность совершенствовать всякие мелочи: как держать руки, куда повернуть голову и т. д.

Как предупреждал, Гиацинт не всегда точно вписывался в график занятий и, бывало, скрипел зубами, не зная, как сбежать пораньше. Виола провожала его заинтересованным взглядом, зная, что он спешит к "той самой". Вот бы увидеть их парный танец! Хотя, если это действительно так здорово, как говорят (никто не отказывал себе в удовольствии ткнуть Новенькую шпилькой: "Вот раньше!..") у нее не хватит духу соперничать с "бывшей". Да и со всеми нынешними, тоже. Почему они все так жадно на него смотрят и томно вздыхают? Что в нем особенного?!

На освещенной цветными огнями сцене "Комеди Франсез" блестела красно-черными окошками и лаком карусель огромной рулетки. Красотки казино не в костюмах репетировали арию "Господин Клиент". В темном и пустом зрительном зале из первого ряда азартно наблюдал и командовал режиссер, он же глава труппы, сбоку, ряду в десятом, одиноко белела фигура маэстро — автора либретто и песен.

Амариллис не первый раз с тревогой поглядывала в зал. Улучив момент, когда режиссер сердито бросил: "Пойте без меня!" — и пошел ругаться с осветителями, актриса скользнула со сцены в черный зев, скалящийся рядами пустых кресел. Поневоле являясь на будние репетиции в том же, в чем ходил во дворце, Гиацинт светился в полутьме не только белой шевелюрой, но и светлым камзолом. Подкравшись окружным путем, Амариллис несколько секунд наблюдала за ним сбоку. Граф смотрел на сцену и сквозь нее.

— Ты сейчас очень далеко? — осторожно спросила она.

— К сожалению, нет.

— Дома всё хорошо?

— Что? — он оглянулся, не понимая. — А, у моих… Да, всё нормально.

"Дома" для него только в мансарде. Гиацинт проклинал статус "специальной школы", дающей начальное высшее, а не нормальное образование: из-за программы выпускного класса он не мог жить в городе, иначе ничего не успевал с уроками. А ведь диплом и вся учеба стоит немалых денег! За последние полгода нужно подтянуть все точные науки, чтобы хоть как-то сдать экзамены, кроме той ерунды, которую он и без школы знает. Впрочем, среди профильных предметов у него точных наук нет. Но если б знал заранее, что так глупо получится с "танцевальным рабством", ноги его в эти полгода в Оранжерее не было бы!

Амариллис смелее подошла, не боясь спугнуть вдохновение. Когда граф на самом деле хотел смотреть репетицию, он садился на краю сцены, почти в кулисах. Подруга села к нему на колени, обвив руками за шею и прижавшись к плечу. Свернулась змейкой на груди. Он щекой погладил ее руку, но продолжал смотреть сквозь рулетку, явно не слыша песни.

— Я думала, ты сочиняешь музыку, но у тебя при этом никогда не бывает такого несчастного лица! — тихонько засмеялась Амариллис. — Кто она?

Он не ответил. Актриса поняла, что самое невероятное предположение, брошенное наполовину в шутку, — правда. Она покрепче обняла друга, не собираясь никому отдавать. Он тоже прижал ее к себе, не отпуская. Очень хотел поцеловать, но не мог ставить на ней опыты. Не хотел проверять, что почувствует? Изменилось что-нибудь между ними или нет? Ещё будет случай. Может быть, даже скоро, на сцене.

Она как будто угадала и с жалостью усмехнулась.

— Если это — она, почему тебе так плохо? Не вздумай говорить "потому что есть ты", — быстро предупредила актриса, отлично зная возможные реплики партнера. — Дело-то не во мне! Она тебя не любит?

— Пока нет.

Прозвучало глухо, с явной усталостью.

— Но это же ерунда? — уточнила Амариллис. — Если это — она, всё устроится. Только не беги от трудностей!

— Какой дурак тебе это сказал? — проворчал граф.

— Угадай! — актриса легонько поцеловала его в висок, чтобы разбудить мысли. Он и так помнил, и бледно усмехнулся.

— Так говорят. Но проверять, оказывается, очень больно. И долго. Многие даже не рискуют. Выбирают пути попроще.

— Это я "попроще"? — изобразила жуткую обиду актриса. Он засмеялся.

— Ну, в смысле честности — да. Но в смысле нервов!.. Врагу тебя не пожелаю!

— Ах, как глупы порой умные люди!

— Не надо. — Он моментально оборвал смех: — Мы что-нибудь придумаем. — (Это относилось не к сердечным делам).

— Ну, если ЭТО решить проще, то — кошмар, — философски рассудила Амариллис, представляя сложности постановки "Безумного дня". — Ты хоть уверен, что она — та самая?

— Откуда мне знать?! Я вообще не уверен, что всё это не дурацкий сон!

— Хочешь, я тебя укушу? Проверим! — ласково предложила Амариллис. Он не мог не смеяться и ни за что не отпустил бы ее. Актриса не сдавалась, желая знать всю правду. Даже если он сам ее не знал. — Какого цвета у нее глаза?

— Не знаю.

Подружка удивленно шевельнулась:

— Как ты не знаешь?!

— Вот так. Я не был удостоен этой чести.

— Так сделай что-нибудь!

— Не хочу. Если мадемуазель не желает меня видеть, ее дело, — (в тоне скользнула непреклонная нотка).

— О, Господи! Мужское самолюбие! — тихонько взвыла Амариллис. — Ну, хочешь, я узнаю? Я многое могу о ней узнать!

— Не надо.

— Боишься? Всё понятно… — насмешливо глянула на него ближайшая подруга. — Так просто спроси! Или заговори ее, развесели, чтобы забыла всё на свете!

Он кисло поморщился, признавая, что это лучший выход:

— Да мы почти не разговариваем… Кроме "напра-нале-кругом", что полагается по танцу.

— Она и там заняла мое место? — скорбно вздохнула Амариллис, отлично зная, что графа это рассмешит. Но, фыркнув, он сразу нахмурился:

— Не я это придумал!

— Так вы встречаетесь довольно близко, — сообразила Амариллис. — Давно?

— Больше недели.

— Граф, я тебя не узнаю! — ужаснулась актриса.

— А себя узнаёшь? Ты сколько за мной таскалась, не могла заговорить? Думаешь, это так просто?

— Сколько мне лет было! — возмущенно напомнила Амариллис. Потом вынужденно признала, что взрослым выяснять отношения часто сложней, чем детям. — Вот и не повторяй моих ошибок!

— Слушай, а… — он закусил губу. — Всё-таки, что тебя впечатлило? Просто, что новенький и всё? Когда в тебе проснулся интерес? Ты помнишь?

— Конечно. Было одно слово. Насчет твоего отношения к дракам. Эта "тайна" мучила и заставляла следить за тобой.

— Ясно. Можешь не говорить, — он тоскливо махнул рукой: — Это не просчитаешь.

— Так просто говори с ней побольше. О чем угодно. Может, она что и услышит.

— Разговор дело двустороннее, — зло процедил он. — Мне нравится на свете один монолог, ты знаешь. В остальном, я предпочитаю говорить не в тишине!

— Да ладно, вы с Наталом так же разговариваете! Ты — двадцать слов, он — два!

— Не придумывай. Нат умеет говорить по делу. И очень даже красочно! Случая не было, чтобы не ответил, когда нужно.

— Ну, это ты его разговорил! Раньше он редко так "красочно" выражался! Месяц мог нормального слова не сказать. "Привет, что нового? Пока".

— Он в магазине?

— Уехал в пригород, к ночи вернется.

— Тебя проводить?

— Как хочешь! — с вызовом вскинула голову она, отлично понимая, что Гиацинт не так волнуется за ее безопасность, как хочет повидаться с другом. Вздохнув, снова свернулась на его груди: — Гра-аф! Ты меня хоть немножко любишь?

— Я тебя ненавижу! — с чувством выдохнул он, сжав ее до хруста в костях. — Змея и есть змея!

— Амариллис!! — грянул сердитый голос режиссера. — Немедленно на сцену! И то, что тебя отвлекает от работы, захвати!

— Слушаюсь, мэтр! Будет сделано! — она живо вскочила, потянув Гиацинта за руку. — Наконец-то, наша сцена в гостинице!

— Да чего ты там не знаешь! Лучше финал.

— И финал тоже пройдем! В воскресенье обещали репетицию в костюмах!

Подходила к концу вторая неделя подготовки к балу Равноденствия. Маэстро Ильвен Вудс уже составил четыре танца: парадное открытие бала с символическим взлетом "солнца". Затем, милый весенний танец "Первоцвет", где участвуют ученики всех возрастов — пара на каждый школьный год. Его открывает пара первоклашек, Гиацинт и Виола идут последними, все образуют круг, но потом у каждого возраста свой танцевальный проход и другая мелодия, чтобы продемонстрировать всё возрастающее мастерство и возможности. В данном случае это означает удлинение весеннего дня, пока солнце не встанет в зените. Последним приходится хуже всех, они должны блистать в полной мере, чтобы затмить восемь предыдущих пар. А каждая из них, тоже должна показать всё, на что способна!

Игривая кадриль во второй половине бала призвана развеселить чуть уставших от собственных танцев гостей. И мечтательный ночной вальс, когда ночь, обладающая равными правами с днем, зажигает звезды, составленные из четырех пар, взявшихся за руки и расходящихся лучами.

Маэстро Ильвен полумер не признавал. Поэтому так сложно ему согласовать все номера в стройную картину, чтобы они работали друг на друга.

Близко знакомый с режиссерскими и постановочными проблемами музыкальных спектаклей, Гиацинт иногда с легкостью разрешил бы задачку, и почти всегда помог бы хореографу дельным советом, но молчал, не вмешиваясь в "творческий процесс". Так Многоножка называл мучительные поиски общей фигуры, когда гонял их всех по залу, как в цирковом конном аттракционе, только что хлыстом не щелкал.

Самое трудное — помнить, что почти подряд грядут три бала! Бал Равноденствия, выпускной бал Оранжереи и следом, всего через три дня — знаменитый парижский Бал Цветов, в честь дня рождения принцесс-близнецов. Со множеством почетных гостей из разных стран. Каждый из них по торжественности превосходит предыдущий. Рисунок танцев не должен повторяться… свихнуться можно!

Чтобы держать в уме полную картину, репетировали сразу всё подряд. Ильвен Вудс делал так каждую весну, так же как зимние балы репетировались параллельно. Ученики уже привыкли.

Маэстро мучил их как обычно, бесконечными повторами добиваясь синхронности движений, пока те, кто до этого не сбивался, начинали сбиваться.

Потом короткий перерыв, пока отдыхает аккомпаниатор, и первая пара должна пройти всю свою линию отдельно.

Собственно, только первая пара знает танец целиком с начала до конца. Другие старательно разучивали отдельные фигуры и повторяли за ведущей парой, даже не задумываясь, что за чем следует. Если первые перепутают порядок, танец всё равно будет синхронным.

Составляя танцы, Многоножка страдальчески морщился, когда приходилось выбирать из набора простых, доступных школьникам па, которые не могли не повторяться от танца к танцу. Но сиял и подпрыгивал от восторга, если умудрялся придать классической фигуре новизну.

С высочайшим днем рождения, как ни странно, разобраться проще всего. Нужны только два танца. Точнее, полтора. Первый для открытия бала, и это должен быть действительно спектакль, слаженный и прекрасный. В нем гости не участвуют, они лишь зрители. В последнем танце первая пара ведет весь зал, уже порядком разгоряченный и уставший за день торжеств. Там сложные фигуры противопоказаны, нужен только оригинальный рисунок и зажигательный мотив — финал должен запомниться! Поэтому ставка на эмоции, а не на красоту.

К большому счастью Гиацинта первый танец "Высочайшего" бала маэстро делал чисто девичьим. С участием только девчонок трех младших классов. Они репетировали отдельно, выстраивая в финале по центру зала две переплетенные розы Белую и Алую. Две параллели учеников легко делились на "белую" и "алую", даже без костюмов не путаясь, кто есть кто.

Но первой паре, чья нагрузка всё-таки существенно отличалась от "массовки", и остального хватало!

Очередная пятница, время после обеда и полный сбор в зале — все двадцать четыре пары (кроме младших). На этот раз Гиацинт почему-то не опоздал. Его приходу вовремя удивлялись больше, чем обратному. Когда он уже не был единственным кавалером, его отсутствие в начале занятий стало менее заметным. Многоножка всего лишь оглядывал ряды учеников и философски отмечал, что "граф Ориенталь пока не с нами, но…"

— О, ваше сиятельство, какой приятный сюрприз! — удивился маэстро Ильвен. — Тогда немедленно и полностью ваш выпускной вальс!

В этом танце первая пара поведет всех выпускников. Они должны включиться с первого раза, буквально после одной генеральной репетиции. Навыков от регулярных общих занятий танцами им хватит. Исключительный статус Виолы не имел отношения к возрасту, остальные отдыхали под стеночкой, кроме пяти пар, состоящих из выпускников.

"Вальсом" это действо называлось для простоты, по заключительному вращению. Начинался танец с шествия по большому кругу шагом, близким к ускоренному полонезу. Затейливо перестроившись из круга в колонну, делали "ножницы", а дальше… В общем, это было изыскано при относительной технической простоте.

Сделав приветственный реверанс и подав руку, Виола слишком старательно улыбнулась партнеру. Но без маски выглядела печальной.

"Как настроение"? — тихо спросил он на провансальском диалекте, как заговорщик у сообщницы. Во время шествия по кругу переговариваться удобно. Она смутилась, даже слегка покраснела. Впрочем, кто ее знает? Легкое напряжение у Виолы всегда заметно, стоило с ней заговорить.

— Я поняла, но не могу ответить, — шепнула она. — Я не говорю на langue-d`ok[7].

— Разве ваши родовые земли не в Альби?

— Да, папины. Я там даже не была.

— Тогда ответьте, как вам удобно, — мягко попросил он. — Может быть, я пойму?

— Non molto brillante um`po triste[8].

— Perché?[9]

Виолетта отвернулась, скрывая невольную улыбку. По одному слову, по интонации она почувствовала, что сердцеед неплохо говорит по-итальянски. Уж точно понимает свободно. Средиземноморцы, обычно, знают несколько языков близких соседей. Всё так же глядя в сторону, опустив глазки, Одората-младшая сказала совсем о другом:

— Учителя не разрешают мне говорить на итальянском, когда есть другая возможность. Французский мне родной, но практика нужна всё время. При дворе важно произношение…

— У вас не парижский выговор и потому очень чистый, — сдержанно похвалил Гиацинт.

— У вас тоже.

— Я притворяюсь, — усмехнулся партнер по танцу. И в груди что-то дернулось, синхронно с тем, как дрогнули ее ресницы. Виола сейчас очень хотела взглянуть на его лицо, но сознательно удержалась. Ах так, мадемуазель? Это упрямство, а не страх! Ладно же… Ещё попадешься!

Многоножка придирался ко всем, где бы пара ни стояла в общей цепи, двигаться все должны безупречно! Танец — не живая картина, даже не спектакль, у которого есть парадная сторона — та, что к залу, есть сцены с ведущими героями, и есть массовка, которая не так важна. Бальный танец движется по кругу, и в нем последние могут стать первыми, как неустанно повторял маэстро. Вообще-то, в его постановке тоже имелась парадная сторона, обращенная к тронам.

Барышни взволнованно гадали, будет или не будет на балу король? Маэстро Ильвен грозно уверял, что несомненно будет! Каждый раз подстегивая старательность словами: "Та-а-ак, а теперь танцуем как для его величества!"

Два с половиной часа наконец-то прошли, но ученики не расходились. Музыка смолкла, мадам Эльбина пила холодный чай, листала ноты, краем глаза следя за порядком. Многоножку куда-то вызвали, и все его ждали, потому что в конце урока полагалось выслушать замечания маэстро, личные и общие. Ученики отдыхали на низких скамеечках или без дела слонялись по залу.

Переодеваться им ненужно, в отличие от официальных уроков, они даже разминку не проводили, все танцевали в обычной одежде. Только девчонкам строго полагалось ходить в юбках или платьях, способных красиво кружиться, не узких и не слишком коротких. Брюки — ни-ни, даже не думайте! Некоторые хитрюги, помня легендарный пример Амариллис, ходили на занятия в узких брючках для верховой езды, а в костюмерной зала брали пышные прозрачные юбки, которые беспечно сбрасывали после урока. Кое-кто надевал специальные туфли для танца, но переобуться много времени не занимало.

В другой раз Гиацинт сбежал бы после первых пяти минут ожидания. Все, кто близко наблюдал графа, прекрасно знали, что он вечно спешил. Вероятно, поэтому много чего успевал. Именно это свойство — когда в самых плавных движениях сквозит взведенная пружина, загнало Гиацинта в ловушку первых пар на танцах. Но сейчас граф спокойно стоял под стеной, наблюдая, как Виолетта меняет легкие босоножки на высоких каблуках на обычные весенние туфельки на плоской подошве. Серебристые босоножки почти не занимали места, она спрятала их в сумочку, которую сложно заподозрить в таком содержимом. "Вот и сама она такая же! Обманщица!" — раздраженно подумал Гиацинт. Не слыша его мыслей, Виола положила сумку рядом и вздохнула. Граф задержал пристальный взгляд на этом аксессуаре.

Обычная небольшая дамская сумочка, которые несчастные создания, не одаренные природой вместительными карманами, вынуждены носить с собой практически повсюду. Особенно, если выходят в мало-мальски "дальний рейс", к примеру, в кафе… Кстати!

Не спрашивая разрешения, граф присел рядом.

— Тот же вопрос, — тихо сказал он. — О чем вы грустите?

— Ждала сегодня письмо от сестры, но его нет, — ответила Виола. Видно и правда, слишком огорчена, чтобы отказываться поделиться грустными мыслями, как того требует хорошее воспитание. — Раньше они приходили хотя бы раз в неделю.

— Младшая сестра?

— Старшая.

— Вам повезло.

Виола удивилась его тону. Граф как-то странно это сказал, не с обычным вежливым интересом, как о глубоко личном.

— Почему?

— Ну, вы же ее, вроде, любите. Хороший старший… родственник, намного более удачное приобретение, чем младший. Уж поверьте, — он усмехнулся своим мыслям.

— Вы — младший в семье? — правильно поняла намек Виола. Гиацинт смотрел в сторону, сидя вполоборота к ней, но знал, куда она сейчас смотрит. На мочке уха у него ещё заметен заросший след от сережки. Обычно ее носят младшие сыновья или единственные наследники рода. По старинной традиции их старались беречь в бою. О морском обычае она не знает.

— У моих родителей я единственный ребенок. А у вас — только сестра и мама?

— Да.

— А родители родителей?

— Я их не знаю. — Виола слабо улыбнулась: — У нас не самая традиционная итальянская семья, когда на праздники собираются по две деревни в полном составе!

— Сестра ещё не замужем?

— Нет… но уже выбрала свой путь.

Гиацинт заинтересованно двинул бровями:

— Так говорите, будто она ушла в монастырь! Или только собирается…

Виола вздрогнула, не ожидая, что он так близко угадает. И так легко! Этой зимой ее сестра Фиалка стала послушницей в ордене Пассифлоры. Это звучит невероятно, скорее, из-за известности самой Великой Мадемуазель Пассифлоры Страстоцвет, чем из-за знатности будущей монахини. В любом случае, Виолетта не собиралась обсуждать выбор сестры и хвастаться знакомством с мировой знаменитостью. А граф не отставал.

— Ваша сестра живет в Неаполе?

— Уже нет. Она путешествует с… по работе, со своей начальницей.

— Понятно, — кивнул он так, словно и правда понял, хотя всего лишь успокоил собеседницу, что больше ни о чем не спросит. — Если письма должны идти через море, они могут надолго задержаться. Только станции пневматической почты и близкие курьеры практически не зависят от погоды. Если опоздание меньше двух недель, для моря это ерунда. Не нужно беспокоиться заранее.

Виола благодарно кивнула, видимо, письма шли издалека. Граф понял, что лучшего момента для него не будет. Сейчас или черт-знает-когда!

— Все говорят, девичью грусть легко прогнать чем-нибудь вкусненьким, — самым легкомысленным светским тоном заметил он. — Желательно, сладким. Хотите, проверим?

— А мужскую? — тихонько хмыкнула скромница.

— Тоже. Но обычно вместо сладкого советуют крепкое, — усмехнулся он, далеко не считая, что этот метод действует на всех одинаково.

Виола молчала как-то заинтересованно, будто ход мыслей собеседника ее развлекает. Она тогда чуть склоняет голову к плечу с выражением: "Неужели? И что дальше?" — знак, что не против послушать ещё.

— Очень близко, на углу Риволи и Королевской улицы, в кафе "Рояль" продают отличное итальянское мороженое. Я могу вас пригласить?

Движение ресниц подсказало, что Виола отчаянно стрельнула глазами по углам, в поисках удачного ответа, чтобы не обидеть. Ворчливо, подражая учителям, которые, когда ругают, всё равно обращается на "вы", граф заметил:

— Если не любите мороженое, так и скажите. Если не хотите идти со мной или заняты, просто скажите "нет", не мучайтесь.

— Я люблю мороженое, — после секундной паузы с достоинством изрекла Одората-младшая.

Гиацинт чуть улыбнулся в сторону, чтобы не спугнуть "мышку" чересчур ярким сиянием.

— Принести сюда, или всё-таки посидим в кафе? — Он решил заранее указывать скромнице безопасный путь к отступлению, надеясь, что из упрямства, она его не выберет. Виола трезво оценила, что в кафе свидетелей и вопросов будет меньше, чем в школе.

— Лучше в кафе.

— Если вы можете себе позволить пропустить фруктовый полдник, то это лучший шанс скрыться ото всех любопытных глаз.

Виолетта кивнула. Но от всех любопытных не скроешься. Тем более в стенах дворцовой Оранжереи посреди Парижа.

Освободившись, они могли разойтись и встретиться у ворот сада, но шли после занятий вместе. Шли в центре коридора, никак не задевая стены. Но возле ниши с узким витражным окошком о чем-то болтали два старшеклассника. Бросив ехидный взгляд на парочку, коротко стриженый темноволосый, с виду покрепче, как бы случайно обошел собеседника, встав с другой стороны ниши. Этот маневр позволил ему сильно толкнуть Гиацинта в плечо.

Второй, высокий, с прямыми золотыми волосами и нимбом первого красавца школы, насмешливо предупредил:

— Осторожней, Гасконец! Не споткнись! Иначе бал открыть не сможешь! Многоножку удар хватит! А он свою пару ног тебе не одолжит! Да и я тоже!

Второй задира грубо заржал. Похоже, караулили специально. Изящный, как молодой тополь, красавчик, естественно, считал себя королем бала. И у него были на то основания. Прошлогодние весенние балы открывал он. Сейчас — демонстративно отказался присоединиться к репетициям, рассчитывая эффектно выйти на паркет в последнюю неделю. От таких славных танцоров не отказываются, а уж шороху наведет… А можно и вовремя подвернуться на замену в первой паре, если вдруг что случится… Не удостоив их ответом, Гиацинт пошел мимо, но два приятеля сделали всё, чтобы граф обернулся:

— Я вот всё думаю, Пельтигер[10], — звучно, с выражением, обратился к своему верному адъютанту золотоволосый, — почём же у нас место в первой паре? Наверное, очень дорого?

— Не думал, что Жестколист берет взятки, — сокрушенно поддакнул темноволосый Пельтигер. — Но видно предложили немало, если старик пошел против совести!

— А ведь оно того стоит, друг! — высокопарно оценил заводила, добавив фальшивого восхищения в голос: — Чтобы пройтись с такой цыпочкой я сам бы отдал последние гроши!

— Последние? — недоверчиво фыркнул подпевала, прозванный Собачий Лишай. Его герб давал к тому основания, неизвестно, кто и за какие заслуги наградил славных предков Пельтигера такой честью.

— Нет, со мной бы она пошла и так, но будь я нищим гасконцем…

— А, Толик… — беззаботно оглянулся Гиацинт. — Я тебя сразу не заметил! Здесь так темно, что если я случайно засвечу кому-то в глаз, никто и не увидит! Так что, фонарик подарить?

— Пельтигер, у меня странное чувство, что рядом кто-то есть, — преувеличенно задумчиво погладил подбородок красавчик по имени Акантолимон де Бейль[11], заодно закрываясь от возможного удара. Несмотря на изящество фигуры и расхлябанные движения настоящего придворного, два года назад де Бейль первым захватил открывшуюся вакансию золотой шпаги — победителя в фехтовальном городском турнире, к которому полагался золотой значок. Шпага размером с крупную иголку и сейчас поблескивала на лацкане его камзола. Но чемпион умел драться и кулаками. Акантолимон серьезно занимался спортом, кроме фехтования, упирая на бокс. — Как думаешь, привидение или мышь?

— Думаю, привидение! — бодро заявил Собачий Лишай.

Гиацинт усмехнулся:

— Насчет взятки директору… Я понимаю, Толик, ты в обиде, неблагодарные принцессы не оценили твоих стараний в прошлом году, и ты, конечно, ни за что их не простишь… Но, всё-таки, сколько тебе заплатить, чтобы ты занял моё место в первой паре? Назови свою цену и завтра же поменяемся!

На этот вызов не ответить трудно. Правильное лицо Акантолимона затвердело, напоминая бледностью античную статую.

— Я не продаюсь, — процедил он.

— Что ж, мое дело предложить! Скажу принцессам, ты не согласился. Мы вместе поплачем… — весело махнув на прощанье, Гиацинт пошел прочь.

— Граф Ориенталь! — послышалось сдавленное рычание за спиной.

— Мадемуазель, вы слышали? Вроде бы кто-то звал какого-то графа? Вы его видели? Я тоже нет. Но если встречу его сиятельство, всё передам…

Они с Виолой, не сбавляя шага, снова шли рядом, но через пару секунд крепкая рука дернула Гиацинта за плечо, разворачивая, чтобы ударить в челюсть. Прямой удар в солнечное сплетение оказался быстрее и короче. Акантолимон согнулся, безуспешно хватая ртом воздух, и вцепился в приятеля как в опору, не давая лезть в драку одному.

— Шевалье де Бейль, вы что-то сказали? Не расслышал, — холодно переспросил Гасконец.

— Ещё встретимся… не при девчонке, — прохрипел Толик. Собачий Лишай тоже глухо тявкал угрозы. Гиацинт не обращал внимания, но голос противника быстро прояснился:

— Зря тратишь время! — донеслось вслед парочке. — Эта недотрога проводит тебя за нос до самого выпуска! Осталось-то немного! Хочешь успеть сорвать ещё один цветочек, поторопись! И выбирай мишень попроще!

— Прощу прощения, мадемуазель, я не надолго, — проникновенно извинился Гиацинт перед спутницей. — Он не заткнется, если не попросить как следует, поверьте, я Толика давно знаю.

Чтобы занять Виолу и удержать от бегства, граф вручил ей свой камзол, который сбросил, дабы не стеснять движений. И спокойно пошел навстречу двоим решительно настроенным соперникам. Толик и его верный Пельтигер тоже доучивались последний год, но в параллельном классе. И видно не могли уйти без "выпускного" поединка с Гасконцем.

Внезапно из бокового коридора с разгону вынырнул парень помладше, сын дипломата и золотая шпага прошлого года Поль Маршан[12]. Мигом оценив обстановку, раскалившуюся так, что полутемный коридор светился грозовыми зарницами, Поль радостно приветствовал Гиацинта.

— Граф! Вам случайно не нужен секундант?

— Да нет, пока не нужен. Господа передумали, — пристально посмотрел на противников Гиацинт.

— Попадешься в другой раз!.. — мстительно прошипел Пельтигер, действительно почитая за лучшее не связываться.

— Всегда к вашим услугам, — тихо ответил граф Ориенталь.

— Если не передумали, я и сейчас готов, — напружинился Поль.

— Сгинь, малявка! — злобно зыркнул на него Акантолимон.

— Я думал, мы всё выяснили на турнире, Бейль, но можем и продолжить! — со звоном стали в голосе предупредил Маршан. В Оранжерее благородные порядки знали, до первой крови дрались часто и независимо от возраста. Тем более что полгода назад де Бейль уже проиграл "малявке" Полю Маршану финальный поединок на глазах нескольких сотен зрителей. Своих поклонников Акантолимон надменно уверял, что это случайность и он всегда готов доказать нахальному щенку, кто здесь НА САМОМ ДЕЛЕ золотая шпага, но вести этот спор в присутствии Гиацинта слишком неудобно. Поль тоже не отступил бы, защищая титул, добытый честно.

— Не надо, — усмехнулся Гиацинт, удерживая мальчишку за сжатый кулак. — Это всего лишь зависть.

Все четверо были без шпаг. С одной стороны отсутствие оружия злило молодых дворян, с другой — развязывало руки, не цепляя к каждому слову и движению гирю дуэльного кодекса.

— Такая твоя доля, Толик, всегда быть вторым! Смирись, недолго осталось! Надеюсь, за стенами школы наши пути больше не пересекутся. И ты спокойно создашь себе кружок обожателей при дворе. Спасибо, Поль. Пойдем…

На этот раз они беспрепятственно ушли вместе с Виолой, оставив надутых задир лелеять несбыточные планы мести.

— Поль, как ты вовремя! — обрадовалась защитнику Виолетта. — Спасибо! Если б не ты…

— Да что я? Гиацинт бы их по стенкам размазал, если б не я! Думаешь, я рад, что защитил таких мерзавцев? — смущенно усмехнулся Поль.

— Не скромничай, — одобрительно хлопнул его по плечу Гиацинт. — Толик-то прав, драки мне сейчас некстати… Да и время дорого. Ещё раз благодарю за помощь! Розанчику привет. Эта пиранья уже обратил тебя в свою веру?

— Нет!! — с ужасом вскинул ладони Поль. — Я сходил на пару занятий в пажеский корпус! Но это не по мне! Кошмар!

— И я так думаю.

— Вы куда сейчас?

— В город, гулять! — весело ответила Виолетта.

— А полдник?

— Не хочется!

— Счастливчики! Славно вам погулять!

На повороте они ударили по рукам и разошлись, кто к выходу в сад, кто в школьную столовую. Забрав у Виолетты свой камзол, граф перекинул его через локоть, а на крыльце остановился, чтобы одеться.

— Простите за досадную задержку, мадемуазель, — официально сказал он. — Если вы передумали идти в кафе, я…

— Я не передумала, — Виола как всегда смотрела в сторону, но страха не проявляла. Иронично двинула бровью: — Отважный рыцарь чуть не бился за меня с драконом! Даже с двумя драконами! С чего мне передумать?

— С драконом и шакалом, — непочтительно хмыкнул Гиацинт. — Даже, скорей, с двумя шакалами! Но вас, прекрасная дама, я готов защищать даже от крыс, что говорить о драконах…

— И что же вы хотите взамен, сэр рыцарь?

— Взгляд.

От удивления она машинально вскинула на него глаза, даже не успев толком понять, чего он хочет. Он вздрогнул, тоже не готовый к столь легкой победе. Виола впервые открыто смотрела на него. Что чувствовала, неизвестно. А сам Гиацинт радовался, что они ещё не вышли на ступеньки. Дверной косяк как опора рядом очень кстати, а солнца и на крыльце хватало, чтобы видеть…

Ее глаза оказались чистого цвета морской волны, прозрачной зелени, с лукавыми искорками. Чуть более с оттенком травяного изумруда, чем с голубизной неба. На минуту граф забыл, куда они шли, и забыл предложить даме руку. Смотрел в ее глаза и привыкал к открывшейся тайне. А "тайна" не моргала.

Гиацинт первым отвел взгляд. Тряхнул головой и вежливо предложил спутнице руку. Они выскользнули на улицу через садовую калитку. Шляться по городу ученикам специального придворного учебного заведения, как говорит директор, не запрещено. Но лучше не попадаться.

Кафе "Royal" на одноименной улице было всего в квартале от дворца, но партнеры по танцу не торопились. Гиацинт заранее спросил, желает ли Виола сидеть в зале или гулять с мороженым по улице? Она выбрала столик в кафе.

— Какой сорт вы предпочитаете?

— Ореховое.

Граф усмехнулся совпадению, но решил уточнить:

— "Золотой орех" или "Золушка"?

— "Золушка", — непринужденно ответила Виола. — "Золотой орех" с мёдом, слишком сладкий. Я угадала?

— Я не скажу, пока не придем. — Он недоверчиво смеялся точной цитате. Да, в "Золушке" горький шоколад уравновешивает сладость, в отличие от вареных в меду орехов самого популярного и дорогого, украшенного золотыми коронами сорта.

— Это условие? — (а девочка умеет весьма лукаво улыбаться!)

— Нет, просто вы сейчас мне не поверите.

Посетителей в конце дня, но ещё не вечером собралось немного. В основном, студенты из Латинского квартала, те, что сегодня богаче нотрдамских мышек.

Увидев сверкающую граненым хрусталем и позолотой стойку и ценники в витрине с мороженым, Виолетта некстати вспомнила, что среди вороха слухов насчет графа Ориенталь, которыми ее щедро снабдили заботливые соученицы, есть утверждение, что граф — страстный игрок и пьет, как пират. Это он только с виду милый, а сойдешься поближе… Виола с ним сближаться никогда не собиралась, наоборот, старательно держала дистанцию. Но вот сейчас забеспокоилась. Мама не раз говорила, что их папа-маркиз тоже беспробудно играл и азартно пил… или наоборот? Неважно, главное, что здесь меньше чем золотым не обойдешься, а хватит ли у игрока денег даже на мороженое?

Пока она радовалась, что в сумочке есть запас мелочи, Гиацинт спокойно выложил на прилавок два золотых.

Хозяин-итальянец с порога заметил парочку и мигом оживился:

— О, граф! Добрый вечер! Вам как обычно "Золушку" и… что желаете сегодня?

Проверив, слышала ли Виолетта, посетитель кивнул:

— Что-нибудь самое кофейное или шоколадное. Что посоветуете?

Синьор с важностью развел руками:

— Ничего лучше "Черного принца" для такого случая нет! Четыре сорта шоколада, коньяк, кофе…

— О, Боже! Ладно, давайте.

— Прикажете, с собой или подать в зал?

— В зале. И что-нибудь запить… Выберите себе напиток, мадемуазель, — попросил он Виолу.

— Рекомендую коктейли со свежими ягодами. У нас большой выбор, — хозяин показал карточку с помпезными "королевскими" названиями. Но там же значились и главные ингредиенты, сориентироваться нетрудно.

— Только без алкоголя, — сразу предупредила Виолетта.

— О, синьорина, всё, что пожелаете! — рассыпался в любезностях хозяин, вместо того, чтобы подозрительно присматриваться к юной посетительнице и самому предупредить, что в ее годы крепкие коктейли пить так вредно, что он их даже не продаст девчонке, сколько ни просите!

— Вот этот, с целой вишней, соком красной смородины, имбирем и свежей мятой. Только, без вина.

— "Рассвет над Сеной", будет сделано. А вам, граф?

Гиацинт равнодушно пожал плечами:

— То же самое… Только с вином.

Сделав заказ, они выбрали свободный столик под стеной. Столики были ярко-красные, стулья с круглыми кожаными сиденьями блестели никелированными гнутыми спинками. На столах — белые салфетки и вазочки черного стекла со свежими цветами.

— Здесь мило, — светски похвалила обстановку гостья столицы. Когда стюард в красном жилете поставил перед ними вазочки с мороженым, кивнула на горку глазированную шоколадом с цельными орехами: — Это и ваш любимый сорт?

— Не мой. Но пробовал. И покупал довольно часто.

— Забавно получилось, — оценила Виола и ложечкой ломала корку шоколада, потом отпила алый напиток. "Рассвет" освежал кислым соком, обжигал язык имбирем и холодил мятой. — Я никогда такой не пробовала. Вкусно!

— Говорят, если впервые пробуешь какое-то блюдо, можно загадать желание, — Гиацинт не поднимал глаз от розетки.

Виолу удивило не сражение с черным шоколадным замком, а безжизненный тон графа. Он говорил слишком ровно. Будто издалека. Собеседнице понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это не смертельная усталость, и он не сердится на нее непонятно за что, из его интонации всего лишь пропала вечная усмешка. Без нее ровный голос, не наполненный никаким чувством, хотя бы злостью, звучал плоско, как рисунок, где линии не отбрасывают тени. Виолетта задумалась, неужели она сама всё время так говорит?

— Уж вы-то изучили здесь все блюда? — уточнила она. — И ваше желание сегодня уже исполнилось!

— Угу, даже два, — так же равнодушно подтвердил он. Виола изучающе смотрела на собеседника. Похоже, теперь он прячет от нее глаза. А у него глаза, оказывается, такие темно-темно-синие… она раньше думала, что таких не бывает.

— У вас есть и третье желание? — намекнула дочка маркиза.

— Разумеется. Вы могли бы говорить мне "ты"?

— Нет, — (прозвучало тихо, но непреклонно). Гиацинт укоризненно вздохнул.

— Вы со всеми соучениками держитесь так официально?

— Да. — Виолетта смутилась, чувствуя, что ее могут поймать на вранье, и уточнила: — Кроме Поля. Я его давно знаю.

— Мне начинать ревновать? — совершенно спокойно осведомился Гиацинт. Она не улыбнулась, брови сердито дрогнули. Значит, для шуток не созрела. Ей неприятно слышать такие намеки. Ну что ж, попробуем без шуток.

— Как вы познакомились?

— При дворе неаполитанского короля. Маршаны приезжали всей семьей в Неаполь лет пять назад. Моя мама и… тетя Марта — подруги.

— Не знал, что мадам Маршан бывает при дворе, — искренне заметил граф. — Она такая домоседка. Но уж если у мужа дипломатическая должность, что делать, приходиться ездить…

— Да, тетя Марта редко посещает светские приемы, — (говоря о знакомых, Виола оживилась), — Полина, наоборот, их обожает. Она просилась во дворец, и моя мама всё устроила. И нам с Фиалкой пришлось идти… это моя сестра.

— Полина Маршан с вами в одном классе? Они с Полем двойняшки или погодки? Я всё никак не спрошу… Постойте, угадаю! Не близнецы. Иначе бы все знали. При нашем дворе к близнецам особое внимание!

Виола подтвердила, сказав, что Поль на год младше сестры, хотя учится в том же классе, только в параллельном.

— Ну да, вместе с Розанчиком, — кивнул Гиацинт. — Ещё один вундеркинд! Видели, такой рыженький колобок в пажеском мундире, всегда при шпаге? В отличие от меня, он тоже учится на класс старше, понятно, почему они дружат с Полем!

— Этот… Розанчик тоже увлекается фехтованием?

— "Увлекается", слабо сказано! Это маньяк! Слишком горяч, но удар хороший. Они ещё поборются за первенство школы…

Виоле показалась странной ностальгическая снисходительность в голосе собеседника, как будто граф Ориенталь уже очень-очень далёк от таких забав. А ведь все знают, что победы в фехтовальных турнирах даже теоретически возможны лишь потому, что два года назад Гиацинт наотрез отказался участвовать в юношеских соревнованиях. Слава "первой шпаги города" была у него слишком прочной, завоеванной не только в стенах школы, но и на улицах. Такую броню не пробьешь. А позолоченные шпильки ему без надобности. Пробовал сдавать их в ломбард, увы, значки ценятся дешево. Но и судить турнир в качестве почетного эксперта граф не хотел.

Судьи чуть в полном составе не вызвали его на дуэль! До сих пор ни один ученик не отказывался от подобной чести! (Потому что место в жюри раньше никому не предлагали). На турнир в Тюильри собирались все, кто мог держать шпагу, присутствовал в тот момент в столице и ещё не отпраздновал двадцатый день рождения.

— Почему у вас столько врагов, граф?

— Что? — он очень удивился вопросу. Даже уронил обратно в мороженое шоколадку, отлитую в форме кофейного зерна и горькую, с примесью кофе. — А… Толик… Разве это враги? Если бы нас вдвоем на темной улице окружили бандиты, мы бы дрались как самые верные друзья! А так… Мальчики грызутся за первенство в стае, ничего больше.

— А почему вы не боретесь за это?

— Не мой уровень, — он отпил глоток "Рассвета".

— Уверены, что вы и так во всём первый? — с легким сарказмом прищурилась Виолетта. — Из мужчин, кого я знаю, только Поль Маршан хорошо о вас отзывается, и то, он пристрастен. Вы практически уступили ему золотую шпагу в прошлом году!

— Когда это? Я даже не участвовал! Поль сам оказался более ловким и быстрым, чем двести претендентов! И если победил в финале де Бейля, то он ещё и безрассудный храбрец. Шпага-шпагой, а удар кулаком у Толика свинцовый! И он не ходит один по темным коридорам… Хотите сказать, я толкнул невинное дитя в зубы этому шакалу и его свите?

— Так получается, — хитро улыбнулась дочка маркизы.

— Поль разберется, не волнуйтесь. Борьба за жизнь полезна для здоровья! — беспечно заверил граф. — Если, конечно, здоровье позволяет… Здесь слабаки вылетают в первые полгода, поэтому постоянных школьных "жертв" нет. По очереди достаётся многим. Естественный отбор, как в джунглях!

— Вы совсем не сочувствуете "жертвам"? — (он понимал, что девчонка хочет его поймать, но бровью не повел).

— Ни грамма! Знаете, почему многие соученики отзываются обо мне без восторга, чтоб не сказать наоборот? Они боятся. А значит, пробовали нападать. И вместе, и поодиночке. И словами, и… Я своё нынешнее положение завоёвывал не один год.

Придворная Оранжерея не то место, куда бы я отправил своего ребенка, но… для мальчиков это интересный опыт. Не знаю, как для девочек, думаю, не для всех. Зависит от характера. — Оставив суровый тон, он снова снисходительно усмехнулся: — Мда, я-то думал, Поль на год старше сестры. Мальчишки часто отстают в росте, на глаз не угадаешь.

— Все говорят, что девочки растут быстрее, — буркнула Виола. Кажется, ей не нравились прописные истины, сразу хотелось возражать и убедиться лично. Чисто мужской характер! Ужас.

— Вам проще, — мягко пояснил он, снова как на уроке: — На первой границе взросления, даже к двенадцати-тринадцати годам (к пятнадцати — железно!) девушки легко достигают взрослого роста и фигуры, а вот юноши — вряд ли. По крайней мере, это редкость. Нам дольше растить кости. А вот мозги у всех растут по-разному!

Виола настороженно кивнула. Приняла к сведению.

— Вас часто называют "совсем взрослой"? — сочувственно угадал он.

— Да. И разумеется, "невестой". Только и слышу о своем "блестящем будущем"!

— Не злитесь на маминых подруг, Виолетта. Тем более не обижайтесь на мужчин. Они видят то, что видят. Вас действительно трудно считать ребенком, даже точно помня, что вам — четырнадцать. Это уже зрелая юность, привыкайте. Когда вам исполнится тридцать, окружающие намного чаще будут напоминать, что вы моложе их, еще "дитя".

— Можно подумать, вам уже за тридцать! Вы тоже выглядите гораздо старше своих лет, — строго заметила она, как будто в чем-то уличала. — И это странно, потому что вокруг много ваших ровесников.

— Но я действительно старше большинства выпускников на целый год! — светски улыбнулся граф. Виола не приняла отговорку.

— Дело не в этом! Вы держитесь со взрослыми на равных!

— Это естественно. Бурная жизнь… — он сжал челюсти, заметив, как вмиг изменилось ее лицо: — Не то, что вы подумали! А впрочем, думайте, что вам угодно! — он раздраженно махнул кистью и отвернулся. Виола молча доела мороженое, только потом спокойно извинилась:

— Я не хотела вас обидеть, граф.

— Я тоже не хотел вас огорчить, — он допивал коктейль. Поставил бокал и обернулся: — Если вам неприятно мое общество, скажите, в ту же секунду я провожу вас во дворец.

— Благодарю вас, я не тороплюсь.

Гиацинт мысленно зарычал. Твердый орешек, ничего не скажешь. Надо же как-то выцарапать ее из этой светской скорлупы! Другого шанса может и не быть!

— Вот видите, как просто, — с легкостью улыбнулся он. — Всего лишь говорите о своих желаниях, и мужчины сделают всё, что вы попросите.

— Так же считает моя мама, — непокорно вскинула голову Виола. — Но если это так, и нам действительно так трудно отказать, я не хочу пользоваться вашей слабостью!

— Убила, — с мечтательной усмешкой граф смотрел в потолок, слегка покачиваясь, обхватив колено. — Видна школа маркизы.

— Что я такого сказала?! — возмутилась Одората-младшая.

— Вырастешь, поймешь, — отомстил Гиацинт. Она наконец-то улыбнулась шутке и не возразила против обращения на "ты". Граф сам извинился, сказав, что этот переход должен быть только двусторонним. Когда, решать ей.

— Для начала, неплохо, чтобы вы, мадемуазель, перестали от меня шарахаться, как от чумы.

— Как необъезженная лошадь? — ядовито уточнила маленькая неаполитанская ехидна. По его лицу прошла тень явного недовольства.

— Не надо, — попросил он. — Я люблю диких лошадей, но это пошлое сравнение здесь неуместно. Отлично понимаю, что при вашем воспитании, даже мысль о дружбе между мужчиной и женщиной кажется вам кощунством. Однако серьезные отношения без дружбы невозможны. Поверьте, я действительно умею очаровывать, если мне это нужно! Но в нашей ситуации есть несомненный плюс для вас.

Виола заинтересованно подняла на него глаза. Граф ещё не привык к их цвету, и эта маленькая победа снова согрела ему сердце. Вопрос был задан молча, пришлось снова "учительствовать", раз уж ей так нравится слушать.

— Вы ведь считаете так же, как де Бейль! — горько бросил он. — Что я сижу здесь и теряю время, которого у меня до выпуска не так уж много! Больше двух месяцев… Хватит на десяток несерьезных романов… Но вам-то что? Вам нужно продержаться совсем недолго, и чудовище-соблазнитель, школьный донжуан, вместе с его назойливыми ухаживаниями, исчезнет, растворится в морской дали! И вы свято уверены, что уж этот орешек мне не раскусить! Все усилия пропадут даром, и я напрасно трачу драгоценное время, да-да, мене себя тоже жаль!

Ну что ж, согласен. Вызов принят. Но вот в чем дело: короткий роман с вами, будь это даже возможно в считанные дни, меня не устроит. А на серьезный — мало времени. Всего два месяца. Моя б воля, я бы уехал в конце марта, и самое страшное, что вам грозило бы — открывать бал Равноденствия. Увы, придется подождать. Если не верите в другую дружбу между нами, то предлагаю вам прелюдию романа. Я не перехожу границы дружеского общения, а вы — делайте, что угодно. Просто имейте в виду… разговоры, прогулки, кафе, мелкие подарки или услуги вас ни к чему не обязывают. Обычные приятельские отношения!

О, дьявол, стараниями вашей матушки, вы же уверены, что за всё надо платить! Тогда представьте, что у вас довольно большой кредит… больше, чем на два месяца…

Ладно, бывает, даже самые невинные знаки симпатии многие толкуют категорически неправильно и способны безнадежно запутать дело! Однако со мной вам это не грозит.

— Почему? — из вежливости поинтересовалась Виола, хотя он бы и так сказал.

— Я не настолько робкий и не избалованный вниманием мальчик, чтобы цепляться за случайный взгляд или слово. Или за согласие пойти в кафе-мороженое. Мне хватит наглости спросить, что вы имели в виду любым своим поступком. Тем более, если мы так договоримся.

— Это удобно, — недоверчиво признала Виолетта. — Допустим, всё зависит от меня… А где гарантии?

— Полной безопасности в моей компании? Их нет. Дело не в том, что я готов защищать вас ценой жизни, и сам не представляю никакой угрозы. Наоборот. Дружить со мной достаточно рискованно, мало ли куда можно влипнуть! Для многих я ходячая и хорошо вооруженная угроза. Но вы боитесь не случайностей, а обмана и коварства с моей стороны, это легко уладить. Я поклянусь тем, что убедит вас.

— Что это значит? — нахмурилась неаполитанка. — Вы всем клянетесь по-разному?

Граф кивнул без тени улыбки.

— Не важно, насколько я сам честен во время клятвы, слова зависят от того, КОМУ я что-то обещаю. Одним я бы поклялся жизнью, благополучием близких, кровью, в другом обществе призвал бы в свидетели святых… Вам, как обычно при дворе, должно хватит клятвы чести. Или нет?

— А чем вы клянетесь самым близким друзьям? — с интересом слушала его Виола.

— Ничем. Обещал — так и сделал, это нормально. Не говорю, что я раб честного слова в любой ситуации, но ведь речь о круге близких мне людей, которые и так мне доверяют, и которым я желаю добра… — Он улыбнулся, смягчая непреклонность своих слов: — Что же предпочтёте вы, мадемуазель? У меня есть клятвы на любой вкус!

— Пока не знаю. Я подумаю, — (похоже, она приняла игру, во всяком случае кокетничала сейчас вполне уверенно).

— Отметим наше соглашение чем-нибудь вкусненьким? Что вы хотите?

— Ещё один коктейль. Такой же.

Граф оглянулся в поисках стюарда, жестом позвал его к столику и заказал два "Рассвета над Сеной". Бокалы сошлись со звоном. Когда на дне остались только косточки от вишен, Гиацинт напомнил правила.

— Итак, ваши возможности почти неограниченны. Вы можете просить о чем угодно, что в моих силах. По крайней мере, обещайте не молчать, если вам действительно что-нибудь нужно. Уверен, проходи наши занятия в самом неудобном для вас ритме, чувствуй вы слабость или боль, ни за что не попросите отдыха или смены условий.

— Почему вы уверены? — растеряно засмеялась Виола, отнюдь не считая себя таким уж стойким оловянным солдатиком.

— Я это вижу, — мрачно ответил граф. — То, что вы считаете скромностью, на самом деле железная воля. Думаете, если вы глубоко прячете характер, его действительно не видно? Это всего лишь его другая сторона.

— Как можно видеть то, что спрятано? — девчонка действительно веселилась.

— Вот так, — он взял бумажную салфетку и разорвал пополам, стараясь, чтобы она разошлась неровно, зигзагом. Одну половинку положил на стол, показав зазубрины на краю: — Не надо быть великим детективом, чтобы точно узнать, какой была пропавшая часть, хотя мы видим только половину.

Виола понимающе кивнула.

— Я могу просто развлекать вас, когда грустно, — уже привычным для нее бесцветным голосом предупредил граф Ориенталь: — Но в первую очередь рассчитывайте на физическую защиту. Когда вам понадобится пройти по темной улице в неспокойном районе, не сомневайтесь, я не стану ещё одним бандитом, в придачу к тем, кого полно вокруг. И если в школе кто полезет, тоже разберусь. У меня не всегда есть наличными крупная сумма денег, но если очень нужно, я быстро их достану. В критической ситуации — обращайтесь.

Виола скептически хмыкнула, всё ещё думая, что это слишком хорошо звучит для правды. Но неожиданно спросила:

— Вы знаете город, граф?

Он молча, не хвастаясь, утвердительно прикрыл веки.

— Отлично! Мне ведь как раз нужна охрана! В субботу мы с подружкой хотели пройтись по набережной и погулять в районе Нового моста…

— И пройтись к Люксембургскому саду? Хотите навестить кусочек Флоренции среди Парижа?

— Хотелось бы. Но девушкам опасно бродить там без защитников!

О, это уже вызов! Гиацинт затаенно улыбнулся: хочешь перехитрить меня, малышка? Навряд ли.

— Подружка, это Полина Маршан?

— Да…

— А ее отважный братец?

— Он-то и говорит, что Понт-Нёф — самое бандитское место в городе! И чтобы мы даже не думали соваться туда или в Латинский квартал!

— Не самое, — вздохнул граф. — Но из тех, что на виду… пожалуй. Предлагаете похитить вас, укрыть от бдительного взора золотой шпаги, защищать от полчищ головорезов, а когда мы вернемся целыми и невредимыми (дай Бог), что мне выскажет шевалье де Маршан? Решили избавиться от меня руками вашего друга детства? Умно.

— Да я всего лишь проверяю вашу храбрость и надежность! — фыркнула Виолетта. — Зачем мне охрана на один раз?

— Согласен, постоянная работа обходится дешевле, чем разовые услуги. Вы будете хорошей хозяйкой. Повезет же кому-то!

Виола снисходительно покачала головой, намекая искристым взглядом, что никакие комплементы не заморочат ей голову. Свою цель она помнит: проверить ухажера в деле. Гиацинт склонил голову, заверяя мадемуазель в своей преданности. Договорились встретиться завтра в полдень на главной аллее сада, ближе к выходу в город.

Граф проводил свою партнершу по танцам до девчоночьих комнат. В этом крыле общежития он ориентировался как дома, за что получил несколько шпилек от уже входящей во вкус скромницы. На прощанье Виолетта без смущения позволила поцеловать ей руку. На уроках граф делал это постоянно, она уже привыкла к его ироничному поклону: "До следующего танца, мадемуазель!" В этот раз он сказал: "До завтра".

Субботняя прогулка не обошлась без традиционных горячих каштанов, печеных прямо при них на уличной жаровне. Полина Маршан болтала без умолку и заразительно смеялась. Гиацинт с легкостью поддерживал ее веселье. Сестричка Поля совершенно не стеснялась говорить графу "ты" и вести себя как его давняя подружка. Хотя до сегодня их знакомство было весьма поверхностным, и мадемуазель Маршан не выпадало шанса… Но ведь сейчас он выпал! Не упускать же! Она пришла в такой восторг, когда Виола с легкой опаской сообщила, что с ними на прогулку в качестве охранника пойдет ее партнер по танцам. Боялась недовольства подружки. Полина сочла это такой прекрасной новостью, так резво прыгала по комнате, повизгивая, как голодный бурундук, что всерьез озадачила подругу.

Для входа в круг избранных танцоров — "лица школы", Полине чуть-чуть не хватало роста и стройности. Поэтому сколько угодно созерцать графа на занятиях она не могла. А тут — прогулка! В тесном кругу! По Новому мосту! Ну что сказать: неделя удалась!

Первое, что она выдала: "Зовите меня Поли, лучше на "ты". Гиацинт не возражал и позволил обеим спутницам то же самое. Но сразу согласилась только Поли.

Без приключений они перешли мост, вблизи полюбовались Нотр-Дамом, снаружи и внутри. Девочки настороженно поглядывали на бандитского вида нищих, с удобством расположившихся на паперти. Казалось, что ступени древнего собора для них — королевский трон, и каждый занимает место согласно тайной иерархии.

У ворот Люксембургского сада Гиацинт предложил спутницам говорить по-итальянски.

— Если мы вступаем во владения Медичи, это уместно! Мадемуазель Одората, не откажите в любезности дать нам урок. Я давно хотел сравнить сардинский говор и сицилийский диалект с неаполитанским. Я их почти не различаю!

— Мне тоже не помешает практика, — подзадорила подружка Виолетту: — Что скажешь?

— Коминчамо, — кивнула та. Дословно это означало "начинаем". А по смыслу: "Поехали!"

Они несколько часов гуляли по саду, отыскивая всё более живописные уголки с фонтанчиками, полускрытые густой зеленью, в надежде, что там нет целующихся студентов. Но найти совершенно уединенный уголок так и не удалось.

Виола очень веселилась, слушая экскурсию Гиацинта на совершенно "народном" итальянском, который граф, естественно, учил в порту, а не в библиотеках. Хотя, он кое-что читал из итальянской классики в оригинале, свободный лексикон у него далеко не светский. Зная это, он ещё и нарочно описывал архитектуру и статуи в простецкой манере неотесанного парня, уже пожившего в столице, всё знающего, который водит по достопримечательностям подружек из деревни. Поли покатывалась со смеху, в основном, выражая восхищение "деревенскими" фразочками, Виолетта глубокомысленно задавала вопросы, и ему приходилось на ходу описывать всё, что видит. На уроках светской речи их учили непринужденно поддерживать беседу на любую тему и с легкостью жонглировать мнениями и фактами. Но такого веселого урока, тем более на другом языке, они раньше не знали. Звучало это примерно так:

— Вот здеся, значится, кады мужика ейного пришили, Генриха за номером Четыре, так Мари (она-то ещё молодая, была, видная, в самом соку) сюды перебралася, в новый дворец, где ей вдоветь сподручнее, чем в Лувре — там-то всё на виду! Эти палаты хахаль ейный, Соломон, построил. Ни копейки не взял, из чистой симпатии. Шоб, значит, в аккурат, как во Флоренции, где она сызмальства коров пасла, покамест в королевы не вышла!

— Лопни мои глаза, а ведь похоже! — всплескивала руками Поли, давясь от смеха. — Ей-ей, чисто у нас, в деревне! Виолетта, скажи!

— Если раскинуть мозгами хорошенько… Примерно, как корова на собаку! — с полной серьезностью кивала Виола. — Только чёй-то здесь энта тетка каменная делает, ась?

— То ж королева! — удивлялся их неграмотности Гиацинт.

— Та самая?! — ахала Поли.

— Не, девки, энта, кажить, не та. Да мало ли их тут наворотили! — отмахивался граф. — Гляньте, в кустах чёй-то белеется. Небось, фонтан! Идем поближе?

Нагулявшись по саду, тройка и за воротами продолжала говорить на итальянском, уже обычном, без просторечий в каждом слове. После такой разминки, это казалось слишком легким. По реке плыли баржи, по небу бежали весенние облачка, не закрывая солнца.

На обратном пути через мост с паперти Нотр-Дама к ним под ноги кинулся особенно нахальный нищий, умоляя "добрых господ" о самой мелкой монетке. Повторил просьбу на ломанном итальянском, но и без слов гримасничал достаточно красноречиво.

— Чёрт возьми, девочки, нас приняли за туристов! — с резким южным акцентом весело воскликнул Гиацинт. — Кыш! Не приставай к дамам! — вполголоса он добавил что-то на уличном жаргоне. Нищий вытаращился на юного вельможу и отпрянул от него так, словно не признал собственного короля попрошаек или, по меньшей мере, шефа полиции. Все трое "не туристов" отлично слышали, как попрошайка недовольно сплюнул за их спинами: "Проклятый гасконец!"

Хотя Поли недвусмысленно сжала его локоть и потянула прочь, Гиацинт обернулся.

— Вот это ближе к истине, — дружелюбно заметил граф, совсем без акцента. — Чем же тебе так не угодила моя родина? Наверно, жадностью? — на секунду отпустив руку Виолы, он достал из кармана камзола золотой и небрежным щелчком бросил нищему: — А ну-ка извинись!

— Простите, монсеньор! — попрошайка рассыпался в восхвалении его личной и всей южной щедрости в лицо прохожим, а за спиной ворчливый эпитет сменился на "чокнутые". Юная тройка слышала и смеялась, проходя мимо величественного собора. Чайки над Сеной дружно подзадоривали их веселыми криками.

— Транжира и задавака! — смеялась Поли. — Ты каждое утро находишь под подушкой пять золотых, чтобы так швыряться?

— Не так уж дорого за честь Юга! — отбил упреки Гиацинт. — К сожалению, научить вежливости весь Париж мне не хватит ни сил, ни средств! Но хоть на пару дней запомнит…

— Но теперь нас тоже приняли за южанок! — возмутилась Полина. — Виолетте всё равно, а Маршаны почтенный лотарингский род!

— Этого мне и хотелось, — нахально сверкнул зубами граф Ориенталь. — Побудьте хоть разок в моей шкуре!

— Как не стыдно, граф! Вы обещали защищать нас! Виолетта, скажи, он мерзавец? — подруга заинтересованно выглянула из-за плеча Гиацинта и неаполитанка не могла дольше молчать.

— Сейчас ты… вы тоже притворялись? — загадочно спросила она. Значит, не забыла!

— Меньше, чем обычно, — сдержанно улыбнулся ее спутник. Полина требовала объяснений, но Гиацинта занимало другое: — Может, всё-таки на "ты"?

Виола привычно опустила глазки. Ресницы лучше любой вуали скрывали у нее самые разные чувства. В одном граф не сомневался: дразнить его мадемуазели нравится.

В саду они застали Поля Маршана в окружении полудюжины мальчишек. По слёзным просьбам Поль проводил урок фехтования. Участвовали пара его ровесников и ребята постарше, а младшие смотрели, раскрыв рты. В поединке с золотой шпагой, ради безопасности, даже старшие дрались палками.

— Полина! Что ж это такое! — едва завидев сестричку, Маршан прервал урок. — Я же просил вас не соваться в город одних! Гиацинт, где ты их нашел? Уже на том берегу? Не знаю, как вас благодарить, граф!

— Не торопись с обещаниями "проси чего хочешь". Мы были вместе с самого начала.

— Так это вы, граф, чудовище-похититель? — засмеялся Поль. — Завлек наивных девушек в трущобы и собирался там продать за свои долги?

— Хотел, но передумал! Возвращаю!

— И если бывшие владения герцога Люксембургского, они же резиденция вдовствующей королевы Марии Медичи для тебя трущобы!.. — возмутилась Поли.

— С вами, мадемуазель Маршан, я разберусь отдельно! — солидно пообещал братец. — А графа Ориенталь и хотел бы вызвать на дуэль… да не могу! Так хочется ещё чуть-чуть побыть золотой шпагой!

— По крайней мере, никто не скажет, что ты отнял это звание у меня или получил по дружбе! — одобрил Гиацинт. — Я и так раскаиваюсь в похищении! Что ж, вечный мир? — они пожали друг другу руки.

— Как надоест махать железками и палками, приходите к нам! — пригласила всех Полина. — У нас собрались значительные запасы с фруктовых полдников! Граф, захвати гитару! Виолетта тебя даже не слышала ни разу!

— Неохота, — небрежно отмахнулся он. — Я не против, но столько народу набежит, ни посидеть, ни поговорить нормально.

— Как знаешь. Не сейчас так не сейчас, — без обид согласилась Поли. — Приходите! Гиацинт, ты сразу с нами?

— Зайду к себе.

— Только скорее!

На самом деле, граф не поднялся в свою комнату, а взял в школьной столовой ящик печенья, чтобы хватило на всех. Сделать это легко и бесплатно, но кроме него, почему-то, мало кто пользовался всеми возможностями любой ситуации.

Они весело посидели до ужина увеличившейся компанией из разных классов. Собрались в одном из открытых холлов на девичьей половине школьного крыла. Там стоял круглый столик, диванчики, пуфы, цветы на окне, пальмы в кадках — милая обстановка домашней гостиной, которой, что ни говори, многим в Оранжерее не хватало. Тройка подружек Полины веселилась от души, кокетничая и перебрасываясь шутками с молодыми людьми, сама Поли играла первую скрипку, ее брат скромно держался в тени, как и Виола.

В конце концов и Гиацинт нашел момент удалиться от стола и шума на угловой диванчик в тени пальмы. На удивление Виола сама пришла и села рядом. По ее понятиям "рядом". То есть в противоположном углу дивана.

— Вам очень скучно с нами? — не поймешь, спросила сочувственно или ехидно.

— Персонально с вами — нет, — хрипло ответил он. — Как вам прогулка?

— Очень мило, — она улыбнулась воспоминаниям. — Напомнило Неаполь. Там я могла гулять везде, но веселее всего было на набережной с мальчишками. Гиацинт, я хочу спросить вас…

— Минутку, я только загадаю желание! — (он перехватил ее недоуменный взгляд). — Вы впервые назвали меня по имени.

— Разве? — смутилась она. Граф утвердительно прикрыл веки.

— Простите, я не хотела… то есть, я не думала, что впервые. Что до этого я… никак…

— Ничего страшного. Вы хотели что-то спросить.

— Да, — она снова потупилась. Видно, всё-таки опускать глазки ее привычная защита, не придуманная только ради него. — Я хотела спросить… насчет того случая… Всё-таки, вам привычнее говорить с южным говором или без? — выпалила она.

— Зачем вам это знать? — с легкой грустью вздохнул он.

— Мне интересно.

Он согласился на игру. Сказал преувеличенно загадочно, изобразив ее обычное смущение:

— Но это мой секрет. Я не хочу, чтобы другие знали…

Виола поняла, в "морских" глазах и улыбке мелькнул ироничный укор. Мадемуазель тоже согласилась приложить усилия, попросить как следует, со всеми "волшебными словами".

— Я никому не скажу, — торжественно пообещала она. — Мне это важно, я ведь тоже иностранка…

— Тоже? — многозначительно хмыкнул Гиацинт. — Я, вроде как, француз! И вы — наполовину. — Граф лучился сарказмом так ярко, как лютик блестит на солнце. Чуть пригасив сияние, сказал спокойно: — Вы сейчас выдали себя. Как все вы уверены, что мы "не такие" французы, как остальные.

— А как считаете вы?

— Так же, — он усмехнулся. — Правду не скроешь. По крайней мере, от себя. Мне нечего считать, я это чувствую. Довольно часто и достаточно наглядно.

— По-моему, если бы вы хотели, никто бы никогда и не узнал! — слегка обиженно надула губки Виолетта. — В школе, да… не скроешь, но я уверена, вам просто нравится быть "не как все"! Вы гордитесь своим южным происхождением при любой возможности, а если подходящего случая нет, придумаете, как его создать!

Гиацинту нравилось слушать ее упреки. Его устраивало любое проявление "мышкой" настоящего характера. А если случая нет… Она права!

Склонив голову набок, он снисходительно улыбнулся:

— А у меня есть повод его скрывать? Если это весьма благоразумно и так гораздо удобнее, то причина, всё-таки, не во мне…

Мысленно она тоже признала, что он прав, но не сдалась:

— Наши принцессы — наполовину испанки, а весь их род английский! И это невозможно скрыть, но, кажется, их высочествам Скарлет и Бьянке происхождение нисколько не мешает?

— Сравнили! — рассмеялся он. — Они чистейшие француженки! Ограбить Англию, забрав себе главный трофей — наследство войны Алой и Белой Розы, что может быть лучшим поводом к национальной гордости! Им самим трудно оценить, для них это большое горе, но то, что мы не видим рядом с принцессами испанской мамы или бабушки — политически очень выгодно. Мои слова могут показаться вам крайне циничными, но это правда. Сироток все жалеют, а их папочка — парижанин, наверное, уже в сотом колене. Так кто же наши принцессы? Англо-испанки или…?

Ему не пришлось продолжать, а ей — отвечать на очевидность. Но свой первый вопрос Виола не забыла.

— Без. Меня этому старательно учили. С рождения я слышал две версии, как говорят на улице, и как говорят дома. Мой папа тоже учился в Париже, и заранее позаботился о будущем сына. Думаю, ваша мама трезво и практично подстраховалась так же. Может быть, именно поэтому, — (он задумчиво убрал с глаз челку и демонстративно подергал прядь очень светлых волос), — потому что на мне сразу не написано южное происхождение, чувствую себя предателем, если пытаюсь его скрыть. Не хочу поддерживать всеобщий заговор. Я люблю Юг!

— Я тоже, — примирительно повела плечами Виолетта. Она видела, как нервно граф барабанит пальцами по колену, не зная, правильно ли она поймет его слова. — Но я бы не смогла так. И я скорее рада, что во мне сразу не видят коренную итальянку. А дальнее происхождение, повод для гордости, экзотика. Все ищут у себя "особенных" предков. Скучно ведь, когда все "просто французы".

— Наверное, — светски улыбнулся он. — Не пробовал. Давно привык, что куда бы ни сунулся, по внешности или происхождению я там чужой. Какой же смысл отказываться, всё равно узнают… рано или поздно. Уж лучше сразу! Приходится доказывать, что и такой, я кое-чего стою.

— Часто приходится?

— Порядочно. Вот, например, сейчас.

Они переглянулись. Виола игриво двинула бровью: "Ну-ну, доказывай и дальше!" Мысленно она всё чаще называла его на "ты", но даже себе в этом пока не признавалась.

Воскресным утром все, кто учил танцы к балу Равноденствия, на пару часов собрались в зале, а дальше могли считать себя свободными от уроков. Виолетта согласилась "на бис" пойти в кафе, только ей нужно взять легкий плащик для улицы. Гиацинт провожал ее до девичьего крыла.

В холле нижнего этажа бренчало фортепьяно. Вокруг него собралась веселая компания.

— Граф! Идите к нам! — обрадовались они. — Нам как раз нужен солист!

— Хотите сказать, тот, кто помнит слова песен, в отличие от вас? — засмеялся он. — Сто раз говорил, записывайте!

— Ну, просим, просим! — заискивающе защебетали девицы, их кавалеры аплодировали, уговаривая не словами. — Хотя бы одну песенку!

— Но я спешу и уже опаздываю, — Гиацинт виновато улыбнулся.

— Только одну! — уверяли соученики. Бойкий очень длинный парень на класс младше выпускного заиграл знакомую всем мелодию. Виола слышала ее впервые, но остальные реагировали так, будто на эту песню графа можно выманивать, как кошку ленточкой.

Он обреченно усмехнулся, видимо, действительно не мог отказать.

— Только одну!! — поставил он условие. — Простите, мадемуазель, они не отвяжутся. Надеюсь, я не надолго. — Получив молчаливое разрешение спутницы, он запрыгнул через ступеньку на низенький подиум, отделяющий ярко освещенный холл от коридора. Компания собралась там. — Ну это же не боевой марш, чтобы так греметь! — весело упрекнул он музыканта. — Помягче…

— Давай сам? — пианист собрался уступить ему место.

— Нет, ноты ты отлично знаешь, тебе и клавиши в руки! Поехали… — он запел известную "Песню моряка":

У графа Ориенталь было собственное мнение, как правильно петь эту песню, и он менял отдельные слова и мелодию как хотел, но в школе определенно предпочитали его версию классической. По ходу песни он пропадал за морем, боролся со штормом, а девочка росла. Но моряк всегда возвращался, зная, что его ждут. "Женщине вернуться обещал я, значит, не могу я не вернуться!.."

Слушатели пораженно перешептывались. Не может быть! "Милая"? Каждый раз по настроению история звучала иначе. То весело, то мечтательно, то с вызовом, то с надеждой. Он мог менять стиль и от куплета к куплету. Но всё-таки обычно Гиацинт пел в пространство, слегка насмешливо, с легкой грустью, скорее относящейся к тоске по морю. А девушка… что ж, обе принцессы могли принять эту песню на свой счет, особенно Бьянка. А уж если рядом стояла Амариллис, ее самодовольство сияло на милю вокруг. Но сегодня… "Милая?!" Такого слова в финале раньше не было! О, Боже! Он пел так, будто нашел ее! Кто же это?

Дав всей школе пищу для размышлений, ведь эта новость разлетится степным пожаром, солист собирался сбежать, но тут его окликнул курьер.

— Эй, молодежь! У меня письмо для графа Ориенталь! На входе сказали, что я непременно найду его сиятельство возле пианино…

Гиацинт мигом оказался рядом и нашел в кармане монетку:

— Благодарю! — он быстро развернул короткую записку. — Простите, мне пора! Концерт дам в другой раз! — не обращая внимания на недовольный шум за спиной, он подошел к Виоле. — Не судьба, мадемуазель. Когда я приглашал вас, думал, известие придет после обеда. Я не могу сейчас проводить вас в кафе. Простите.

— Ничего, в другой раз, — философски сказала Виола. — Это письмо из вашего театра?

— Да. Очень важная репетиция, трубят общий сбор.

— А… можно мне как-нибудь посмотреть? — скромница снова прятала лукавство за ресницами, но граф видел ее насквозь.

— Боюсь, что тема нашего спектакля не для благовоспитанной мадемуазель. Я бы рискнул… но режиссер будет категорически против. Простите ещё раз. Если не раньше, то встретимся во вторник на занятии.

— Последнее перед выступлением! Ужас!

— Не бойтесь, — мягко улыбнулся он. — Танцевать на балу проще, чем в классе! Никто не скажет, что не так, и всего один раз!

— Да, а потом? Маэстро Ильвен…

— Потом неважно. Мы ему нужны. Особенно ваш "полёт". За него маэстро простит всё! — он подмигнул ей и сбежал.

— Ну что, узнал, какого цвета? — вместо приветствия сходу спросила Амариллис. Ясно, змея хотела проверить, сообразит ли он сразу, о чем речь. Друг ее не разочаровал:

— Как море.

— Как у меня? — кокетливо сверкнула глазами актриса.

— Твои зеленее, — честно признал он.

Мэтр Жасмин не обманул: костюмы для "Лис Нуар" прибыли. Теперь и режиссер, и костюмерша Маргоша жаждали "смотра войск". Но если для оценки Марго достаточно сделать пару движений и повернуться вокруг оси, режиссер требовал репетиции в костюмах. Прогнать весь спектакль за один раз не получится, разве что условно, не меняя декораций, и вместо оркестра (у музыкантов выходной) довольствуясь одним фортепиано.

Мэтр предпочел выбрать три сцены, где хорошо видны и активны все главные герои.

— Как я "обожаю" такие оранжерейные платьица, кто бы знал! — Амариллис скептически встряхивала ядовито-салатный наряд с контрастными двухцветными оборками, поверяя длину пышной укороченной юбки. Городские наряды красоток по отделке были парадными, а по крою "уличными", с яркими чулочками. В них нужно ловко лавировать между столиками и болтать ножками, сидя боком на рулетке.

— Все знают, не капризничай! — погнал ее переодеваться режиссер. — Прикрытие в казино у твоей героини как раз школьница! Зато в гостинице у тебя другое платье, настоящий наряд соблазнительницы!

Вскоре Амариллис вышла в костюме и покрутилась перед первым рядом:

— Что скажете, мальчики?

— То же, что на примерке и раньше, — пожал плечами Гиацинт. — Нормально.

Натал молча выразил сдержанное одобрение. Они сидели в первом ряду, один, отлынивая от примерки костюма, другой — от работы за сценой. Помогал ставить декорации. Режиссер орлиным глазом высмотрел обоих и разогнал. Друзья встретились уже после показа двух сцен: все кавалеры и красотки в зале, вечерняя игра вплоть до появления залётного шулера, и все куплеты, которые там полагалось петь. И большая сцена в гостинице: серьезный разговор Гиацинта и Амариллис (с угрозой жизни), потом их танец и дуэт "Кораблекрушительная любовь".

Послушав замечания и похвалы от режиссера, Гиацинт спрыгнул со сцены в зал, спросить ещё одного критика. В черных глазах мелькнула тревога, граф заметил.

— Ну как тебе?

— Да что я понимаю? — отмахнулся Натал. — Лишь бы вам самим нравилось!

— Брось, старик. Говори, что видишь.

— Костюмчик, ничего. Тебя и не узнать! Только по голосу. Хотя в некоторых сценах и голос другой…

— Я знаю, не темни. Что не так? — граф упал в кресло рядом.

— Ты как-то по-другому смотришь, когда вы поете дуэт… В конце на рулетке и раньше звучало тревожно, но теперь просто обреченно! Аж страшно! Одно дело, когда человек стоит на краю, а другое, когда решил броситься вниз. — Друг оглянулся, чтобы лучше видеть его лицо: — Что случилось?

Гиацинт отвел взгляд. Нат встряхнул его плечо, требуя не прятаться.

— Змея не сказала? — недовольно уточнил граф.

— Нет… не прямо. Но я догадался. Кто она?

— Всё тебе расскажи… — несчастное лицо чуть осветилось уголком улыбки. Натал нахмурился:

— Это серьезно?

Ирония совершенно погасла.

— Да.

Гиацинт вопросительно поднял глаза на друга. "Старик, и что мне делать?!! Если ты, как обычно, собираешься меня убить, лучше сейчас. Пока ещё не так больно…" Чуть усмехнувшись, старший брат взглядом показал на Амариллис на сцене:

— А что ж она не злится?

— А что она теряет? — хмыкнул Гиацинт. — Я никуда не денусь!

Натал прикрыл глаза, подавляя вздох облегчения. На секунду крепче сжал плечо графа и встал, молча извиняясь, что надо идти, подтянуть декорации. Продолжим разговор позже.

Довольный репетицией, Жасмин провозгласил, что у нормальных людей генеральная репетиция одна, а они с сегодняшнего дня входят в сезон репетиций близких к выпуску. Летом гастроли с "Мелодией Парижа", а осенью сразу премьера. Пока главный герой с ними, надо спешить! Репетировать так, будто премьера грянет в любой день! Преувеличение минимальное, с их главным героем всего можно ожидать, кто знает, не явится ли он в следующий раз, ровно за пять минут до своего выхода в день премьеры!

— Я только для того подписываю с вами контракты, чтобы законно вычитать неустойки за сорванные спектакли! — грозно напомнил Жасмин (мэтр любил это повторять). — Гонорары — процент от сборов, а сборы нам не гарантированы! Но если будете стараться…

— Из жалости нам что-нибудь подадут! — жизнерадостно закончил Горицвет, играющий лопуха-клиента в пестром фраке. В его роли, рыжему долговязому парню труднее всего было смотреться городским франтом, а не деревенщиной. Изящный темноволосый Парис, наоборот, не мог играть крестьян и слуг, ниже старших лакеев. Но для кордебалета вокруг игорных столов требовались все свободные актеры. Все посмеялись привычной шутке, раньше заменяющей в их студии традиционное "ни пуха, ни пера" перед выходом на сцену.

Обед прошел торжественно. До ужина ещё репетировали, упирая на технические моменты из разных сцен, зная заранее, что разойдутся поздно. Нужно проверить костюмы во всех возможных в этом спектакле трюках. Нагрузка во время каскадных танцев и бурных объяснений им выпадала порядочная.

Гиацинт исполнил свое "Шулерское танго", исключительно потому, что в нем нужно взбегать на рулетку, разгонять барабан, как белка, потом кататься на вертушке, лёжа боком на перекладине.

Как он сиял! Дирижер собственной судьбы, всемогущий и независимый! Люди, деньги, карты, события послушны легчайшему мановению его пальцев! Во втором действии (на первой репетиции) он уже был совсем другим…

На сцене теперь царила главная героиня. Главная — та, чьим именем названа оперетта. Амариллис играла всего лишь лучшую ученицу. Режиссер полностью растворился в постановочных нюансах роли своей жены, на новый костюм и черный парик совершенно иначе пришлось выставлять свет. Лили стояла на верхней площадке рулетки, как раз там, откуда Гиацинт недавно собирался "шагнуть в пропасть".

— И что теперь? — оба друга освободились, Гиацинт успел переодеться в треклятый придворный камзол. Натал сел рядом и спросил. А что ответить?

— Понятия не имею, — граф судорожно глотнул, глядя в потолок.

— А в чем проблема? У нее жених?

— Да вроде нет. Имеется строгая мамаша, но это мелочи.

Старший брат снисходительно хлопнул соседа по колену:

— Так чего ж ты страдаешь? Хоть есть из-за кого?

— Нат… — Гиацинт подарил ему укоризненно-насмешливый взгляд. Такая наивная попытка вытянуть из него подробности, не сработает.

— Ну, я ж ее не видел, — наполовину иронично извинился, наполовину пожалел друг, признав поражение в первой партии.

— И не надо, — граф содрогнулся, представив сцену знакомства "скромницы" с "бандитом". — Пока я сам не разберусь.

— Боишься, отобью?

Гиацинт всё-таки не удержал смешок. Стукнул мерзавца кулаком в плечо и слегка оттаял. Чувствуя рядом плечо друга, увлекаясь постановкой собственной пьесы, азартно споря с актерами и режиссером о глубинах характеров их героев, он жил свободно и дышал полной грудью. Почти как раньше. Но с той же вечной горечью: всё временно, всё только до утра. Нет, даже двенадцатибальный шторм не вытащит его из этой жизни раньше, чем уйдет ночь! А дальше? Жизнь снова превратится в тыкву? И для Натала тоже. А прочие бесчувственные театральные эгоисты во главе с Амариллис живут по-настоящему круглые сутки! Дни напролет! Успехи, неудачи, радости, огорчения — неважно. Это их жизнь. Они там сами правят бал, а не танцуют на чужих.

Виолу он хотел бы показать друзьям. Очень хотел. Чего боялся, так это взгляда со стороны. Вначале многим может показаться, что они не пара. Он сам так думает, глядя со стороны. Но надо знать Виолу чуть поглубже бронированной стены ресниц и вежливости, чтобы понять, какая она внутри.

Можно подумать, он всё знает! Уже немножко знает. Ее реакции граф совсем не боялся, а вот друзей… Не Амариллис, нет. Других. Пытаясь раскусить "орешек", они осыплют ее тысячей колкостей, насмешек, вызовов, а упрямая девчонка только закроется, не поддаваясь на провокации. С ней надо по-другому. Хитрее. Взяв на борт полный груз терпения, а не динамита. Ему и самому с ней нелегко, "малютка" кого хочешь доконает!

Вообще-то, Нат дрессировщик получше него, знает подход и к тихим, и к буйным, мог бы что-то толковое посоветовать. Но… Наталу вот только не хватает ещё одной сестрички! Хотя они отлично споются два на два. Своим молчаливым упрямством и скрытой силой, Виолетта ещё даст фору старшему брату! Куда против них Гиацинту с Амариллис тогда деваться? Ужас! Нет уж, знакомить можно только, когда он будет полностью уверен в Новенькой.

Смешно, он представляет, как бы они гуляли или разговаривали, да честно говоря, жили вместе! Во всяком случае, рядом, очень близко. На одном корабле…

Чепуха! Размечтался! Будь такое возможно!..

Сказать: "Всё бы отдал!" — легко. А с чем останешься, когда действительно отдашь?

Когда это "всё" и есть твое желание, — что отдавать? Задачка не решается. Другого "всё" для жертвы у него нет. Есть только ненужная жизнь во дворце, от которой невозможно избавиться как раз поэтому: никто не заберет. Никто, кто может дать взамен что-то получше. Как же он так влип, что жизнь рядом с самыми близкими, это жизнь в аду? Хуже: они — на разных берегах, на твердом, а он посередине в адской пропасти. И что решать? Остаться и сгореть? Кого это порадует? Бросить их и сбежать? Совсем не вариант. Что делать?

Нет, делать что-нибудь когда-нибудь придется. Новенькая здесь Виолетта, ей и входить в круг его прежней жизни, не наоборот. Он готов лечь мостом через пропасть, нет проблем. Но тогда она должна узнать всю правду. А кто она такая, чтобы знать? Пока всего лишь "мышка" из адской лаборатории. Созданная специально, чтоб его мучить. Зубастая, но… трудно быть честным с тем, кто сам упорно всё скрывает. Он раньше никогда так не хотел заслужить чье-то доверие. Боялся потерять — да, но не лез в душу к незнакомым. Сами открывались.

Разве что… Если с кем-то он так и воевал характер на характер, так это с морем. Он это помнит с первых лет жизни. Ступая по соленому прибою, опуская ладошку в волны, глядя на синий горизонт… Ты любишь этот простор, запах соли, шепот прибоя, не можешь жить без них, а эта здоровенная зверюга томно вздыхает, нежится на солнышке, не прочь, чтобы ей иногда почесали брюшко, но в основном, ей на тебя плевать. В лучшем случае, посмеется. Как ее приручить? Как понять, чего ей хочется? Что можно с ней позволить? Как ухитриться быть как можно ближе, но чтобы не сожрала?

Да, с морем он примерно так и находил общий язык. Но женщина — не море. Ее характер ещё хуже, а гнев ещё страшнее!

Хотелось бы посоветоваться. Надо бы. С морем он разбирался не один. Потом уже не один. А раньше всякое бывало. Вот между кем на самом деле соперничество! Вот, кто готов разорвать его пополам, лишь бы он целиком не достался другой стихии.

Любовь и Море.

При чем тут Амариллис?! Она здесь третья сторона, и даже не Театр. Семья! Близкая родственница, которая никогда не станет бывшей, пусть даже сама его возненавидит. Эта связь навсегда. Но есть шанс, что она умнее. В отличие от него, Амариллис не отказывается от того, что по-настоящему любит. Ни ради кого.

А он так не умеет. Когда-то мог отстаивать свою правду открыто, перед всеми, пока она касалась лично его. А потом выяснилось, что сила мужчины в том, чтобы бесконечно жертвовать и жертвовать собой ради других.

Сначала он так отдал долг родителям. Правда, не думал, что те, кто дают жизнь, дают взаймы — чтобы при случае отобрать. Он согласился, потому что думал, это всего полжизни, ерунда! Не знал тогда, что жизнь не очень-то делится… Ему тогда было девять, а прошло больше семи лет. Действительно, полжизни. Неужели ещё не всё?

Жертвы ради любимых. Их душевный покой выше его жизни. Вот только непонятно, отчего они такие спокойные, если ему так плохо?! Так не бывает. Близкие должны понимать всю правду, иначе как назвать их близкими?

Натал ведь сразу понял, что дело плохо. Увидел. Песня выдала. Музыка часто открывает секреты, потому что не может лгать. А как скажешь? Они ведь оба меньше всего на свете понимают в тонкой науке "Как перестать беспокоиться о других и начать жить для себя". Научатся ли хоть когда-нибудь? Хотелось бы. Наверное, это весело, когда и для тебя всё хорошо, и за других беспокоиться не нужно. Да разве так бывает?

Он сейчас стоит на краю с очень нехорошими мыслями? Но так и есть. Он ведь на самом деле почти решился на то, что считал самоубийством. Почти. Мечтая, чтобы не пришлось. По крайней мере, всерьез рассматривает эту возможность.

Рассматривает так неохотно, как будто есть другой выход! А что тут думать? Что он может сделать? При всём старании, хоть убейся, ему не передвинуть Париж к морю! А даже если бы упрямая столица чуть сдвинулась, то в Гавр, а не к югу. Это ведь тоже жертва и немалая. А разорваться…

Пожалуй, это его и ждет. Сойти с ума от невозможности расстаться хоть с одной из своих главных жизней. В столице, ведь не только Виолетта. Она — последняя капля. С театром проще всего, театр путешествует, поедет на гастроли. Натал вообще в любой момент сбежит в свою ненаглядную Бразилию. Работая на море, это не так страшно. Его можно достать даже через океан. А так?..

Раскрой глаза и прими правду: не может всё бесконечно длиться, как ты хочешь! Нельзя получить всё! По крайней мере, не тебе. Не в этой игре, не в этот раз.

Чем-то придется жертвовать. "Чем-то" — как обычно, собой. Своей жизнью. Ты не можешь изменить расстояния, обстоятельства, жизненный выбор других. Можешь только исхитриться "вписаться" во все эти повороты, как в очень тесную, очень жесткую ещё и с острыми углами одежду и обувь. В доспехи рыцаря, в шкуру дракона, без разницы! И делать вид, что всё нормально. Пока хватит сил…

А дальше? Когда-нибудь они ведь всё равно закончатся. Но разве пытка может длиться вечно? Что-нибудь да не выдержит первым, лопнет! Либо он сам, либо проклятые условия. Заранее не угадаешь. Тогда и будем решать…

Господи, хоть бы посоветоваться с кем! Но свыше отвечают: "Решай сам". А друзья чем помогут? Решать в любом случае придется. Зачем мучиться всем, если можно пожертвовать одним? Математически так правильно. Но это же друзья.

Тем более не хочется их доставать своими неразрешимыми задачками! Он привык считать расклад жизни и смерти. До сих пор получалось.

Ну, а зачем тогда друзья? Разве не для того, чтобы помочь, когда нет выхода. Вернее, сам его не видишь? Наверное, он неправ… Наверно, всё-таки расскажет и посоветуется… Позже. Не стоит дергаться сейчас. У него будет несколько месяцев подумать, что-нибудь придумается, что-то изменится, тогда уж…

Для охраны вид графа Ориенталь, возвращающегося в стены дворца рано утром, зрелище привычное. Если это случалось реже трех раз в неделю, то, скорее всего, мальчишка просто не ночевал в своей комнате несколько дней подряд. Намного реже он являлся ночью, провожаемый развесёлой компанией пьяных студентов. Особенно ясные холодные рассветы — наилучшие декорации, чтобы идти во дворец хмуро и целеустремленно, даже не пряча шпагу в ножны. Это давало пищу слухам, но Гиацинта слава гуляки и бретёра устраивала.

Гораздо хуже, если б знали, что он водится с кем попало, постоянно получает работу там, где не пристало благородному графу, и далеко не зритель в театре. И в студенческом городке Сорбонны его каждая собака знает отнюдь не потому, что после Оранжереи выпускник собирался поступать в университет. Ленивым, но состоятельным студентам он писал на заказ литературные работы. Давал уроки игры на гитаре по своей личной системе, доступной даже не знающим нотной грамоты. Влюбленных часто выручал стихами.

Если в поздний час приятели рвались его проводить, то создавали ему правильную репутацию при дворе. По настроению он тоже брал бутылку и делал вид, что еле стоит на ногах. Хотя матросская школа научила не поддаваться ни крепким напиткам, ни сильной качке. И возвращаясь после дуэлей, граф вполне мог забраться в свое окно на третьем этаже так, чтобы обойтись без спектаклей.

В этот раз, до рассвета играя в шахматы с Наталом, вполголоса болтая, чтобы не разбудить сестру, он просто вернулся, независимо сунув руки в карманы. Коротко кивнул утренней страже и прошел в школьное крыло.

"Где шлялся?" — не спрашивали. Да и редко в последний учебный год он возвращался "со спектаклем". Упрекнуть могли учителя, особенно директор, но никак не стражники. До уроков оставалось ещё больше двух часов, но граф так и не спал. Лежал, глядя в потолок, и с тяжким сердцем считал дни до выпуска.

Первым уроком шла математика — Жестколист закатил контрольную со множеством задач, пропускать нельзя. Коротко поглядывая на директора, Гиацинт между решениями думал, что будет, если встать и сказать: "Прошу прощения, я даже сколько будет дважды два — не помню. Можно мне не тратить полтора часа своей жизни на эту чушь?!"

И что маркиз Бораго скажет? Выгонит? Вкатает "пару". И за экзамен тоже? А в первой паре маркиз сам с доченькой своего "тезки по титулу" танцевать будет? То-то же!

Шантаж приберегался на крайний случай, для экзаменов. Пока что граф старательно решал задачки. Следом шла сдвоенная общая география, на которой они обычно болтали с Розанчиком, за ней относительно веселая лабораторная работа по физике. И наконец — спортивные занятия. Вся школа только их и ждала.

Общие занятия — чисто университетская особенность Оранжереи, в обычной школе это редкость. Когда собираются одновременно все потоки разных возрастов, программа либо индивидуальная для каждого, либо сравнение уровня знаний — общая дискуссия по философии и теологии, вечное повторение пройденного и высокая планка для географии и латыни, естественно, и музыка, и живопись, и верховая езда, и светская речь — общие. Будь танцевальный зал побольше, как спортивный, были бы общие танцы для всех. А так — только для младших трех классов.

Однако спортивные занятия отличались тем, что общие для разных возрастов, они (как и народные навыки, попросту говоря — труд) раздельные для юношей и девушек. Мужской спортивный курс делился на гимнастику, тренировку силы и выносливости, борьбу разных стилей, фехтование. Чем занимались девчонки — великая загадка. Гимнастика у них точно есть, а что ещё? Об этом ходили противоречивые слухи и свидетельства посвященных.

Коварные представительницы прекрасного пола, напротив, не гадали. В виде исключения по мужской программе могли заниматься и девочки. Стоит лишь написать прошение директору. Два-три исключения, особенно в младших классах, присутствовали почти во все годы. Пока Амариллис не бросила учебу, одна точно была и среди старших. Нагрузки всё равно индивидуальные, учитель выбирает сам, что для каждого ученика считать хорошим результатом. Но сейчас девчонок в зале не было.

Для верховой езды приветствовалась специальная одежда попроще, а для занятий в зале — нет. Маэстро Фалькари любил повторять, что в жизни тебе придется драться в том, в чем был. Разве что куртку сбросить успеешь. Привыкайте!

Порядок и тема урока заранее неизвестны, неизменна и одинакова для всех только разминка. Сдав в гардеробную возле зала оружие, лишнее из карманов, камзолы и пажеские курточки, избавившись от стягивающих поясов, галстуков и лишних украшений, мальчишки нетерпеливо толкались в зале, завидуя тому классу, который уже вышел на позицию. А те поскорее разувались, примериваясь к полосе препятствий. Учитель с секундомером стоял в сторонке, дожидаясь, когда можно дать сигнал.

— Вперед!

Огромный зал сильно вытянут в длину. Один простенок до окна по длинной стороне занимает шведская стенка под самый потолок. Став на белую черту, по знаку тренера все шеренгой бросаются вперед, с воплем, как при абордаже, штурмуют стену. Но до нее, ещё нужно прыгнуть через "коня", пролезть сквозь бочку, пробежать по брусу, перескочить "яму". Всё это, отвоевывая очередь у трех-четырех противников: препятствия стоят не так уж густо. Только лестницы на стене на всех хватает, но добравшись до метки своего класса, нужно спрыгнуть, точно приземлившись на пружинистый, но узкий матрац. Он не скользит, надежно закреплен, но можно промахнуться. Внизу с разгону сделать кувырок на твердом полу и во весь дух бежать обратно. Обычно это занимало не больше минуты. Тренер отмечал рекорд первого и последнего в классе. Обуться и уступить место другим — быстрая, но действенная разминка.

Когда одноклассники, думающие, что бегут первыми, уже вскочили на ноги и неслись к черте, обычно они видели, что Гиацинт стоит там так, словно никуда и не собирался. Но также они помнили его слетающим с самой верхней перекладины вне зависимости от того, в каком классе он тогда был. Так что рекорд школы сверяли по нему.

В забегах любой дальности граф не был самым быстрым. Но на разминке делал меньше лишних движений и за счет точности и длинных прыжков между препятствиями, когда он с "коня" сразу нырял в бочку, а слетал со стенки (плюс кувырок) чуть ли не сразу в паре метров от черты, у него получалось быстрее всех. И сапоги носил особой выделки, как вторая кожа[14], к которым не нужны чулки, ещё выгадывал секунды, снимая и натягивая обувь.

"Отстрелявшись", кто уходил на фехтовальную, кто на боксерскую разминку, по выбору учителя. Проведя пару проверочных атак, менялись, дожидаясь, пока освободятся все классы. На втором часу шла лекция о боевых искусствах. Недлинная, посвященная истории, теории, военным хитростям и занимательным случаям разных поединков. Как правило, что-нибудь из нее они вскоре пробовали на практике.

— Что ж, господа! Сегодня вы прилично справились с разминкой. Все классы уложились в двадцать минут. Могли бы и за восемнадцать, но… Итак, сегодня, как бы презрительно ни морщились поклонники дуэльного кодекса, у нас тема самооброны без оружия. Да-да, шпага — наша вернейшая подруга, но и она способна на подлую измену! В драке против дубин шпаги легко ломаются! Умейте же, господа, отстоять свою честь в кулачном поединке, даже против превосходящих сил противника. Конкретнее рассмотрим уличные драки. Чем они отличаются от трактирных?.. Верно, вокруг меньше предметов, которыми можно швырять друг в друга и при случае закрыться как щитом, но больше путей к отступлению. В городе проще скрыться от бандитов, чем в четырех стенах? Казалось бы, так, но…

Наставника спортивных занятий, кроме верховой езды, маэстро Фалькари за глаза чаще звали Резаком[15]. В учебном поединке он запросто оставлял ротозею и лентяю красные чувствительные полосы на руке или ноге. Тренировочное оружие затуплено, но, если свистнуть плашмя, мало не покажется. И тренер не считал это нарушением школьных правил или большой обидой для дворян. А многие, особенно младшие, очень боялись. И чем сильнее страх, тем больше ошибок.

Давно, ещё в первый год учебы, Гиацинт однажды нарочно напросился на тренировку с маэстро и тоже резанул его по предплечью. Будто случайно. Извинился и смотрел абсолютно невинно, пока Резак сверлил его инквизиторским взглядом. Весь зал боялся вдохнуть, гадая, что сделает тренер. Выдержав жуткую паузу, Фалькари усмехнулся и одобрительно пожал руку ловкому противнику. Развернулся к залу и сказал краткую речь на тему: "Вот все бы так! Только не с вашим счастьем, растяпы! Кто желает попробовать, прошу!"

Несколько желающих из старших классов попытали счастья и недовольно вернулись в ряды зрителей украшенные "орденскими лентами" за дерзость. Гиацинта фехтовальщик запомнил как одаренного мальчика и, подбирая ему индивидуальную программу занятий, завысить сложность не боялся. Порой не отказывал себе в удовольствии размяться с учеником по-настоящему, вне общих занятий, без зрителей.

За дополнительные уроки Гиацинт не платил. Это была дружеская услуга между поэтами клинка. Но злые языки упорно утверждали, что славу первой шпаги Парижа граф получил "по блату". Он ведь любимчик Резака! Ещё бы! Знает все тайные приёмы, которым других не учат! Кто же с ним сравнится! Ни десятки, ни сотни честных поединков их не убеждали. Гиацинта слухи только смешили. Он всегда мог сказать так же, как учитель: "Кто смелый, сам проверь!"

Маэстро Фалькари считал огромным одолжением со своей стороны согласие преподавать в Оранжерее. Маркиз Бораго уговорил его, больше взывая к престижу королевского двора, чем к кошельку, хотя платили приглашенным учителям немало. Кроме дрессировки будущей элиты, Фалькари держал собственную школу фехтования в городе. Его семья владеет такими школами в десятке столиц Европы, имя Фалькари как мастеров своего дела известно и уважаемо, какие деньги стоят этого престижа?

Хотя их род долгое время жил во Франции и Германии, итальянские корни давали себя знать. В том числе, Фалькари предпочитал, чтобы его всё-таки называли "маэстро", а не "мэтром".

Внезапно оборвав фразу, Резак хищно уставился поверх голов первого ряда, высматривая соколиным взглядом нарушителя тишины.

— Акантолимон! Возможно, вы проведете урок лучше? Не претендуете? Тогда будьте любезны заткнуться и не отвлекать своих товарищей! Им ещё есть чему учиться, в отличие от вас… Впрочем, сейчас проверим. Прошу сюда.

Маэстро Фалькари всех учеников принципиально называл по именам, мол, нечего приплетать к своему разгильдяйству славных предков! Отвечайте за себя! Только когда сердился и собирался вкатать выговор, начинал зловещим свистящим шепотом: "ш-ш-шевалье де…" На два десятка титулованных шипеть не получалось. Но с ними Резак тоже не церемонился.

Самоуверенно усмехаясь, на ходу разминая суставы, Толик шествовал на середину зала, как чемпион и любимец публики. Кого бы ни поставил против него учитель, бояться нечего! Единственная опасность, если Фалькари сам проведет пару атак, чтобы сбить спесь с ученика, но это тоже не настолько страшно, чтобы терять лицо. Не первый раз! Учитель не взял оружие, кривая ухмылка де Бейля стала более явной. Уж голыми руками с его реакцией и подготовкой блестящий ученик свалит кого угодно!

— Гиацинт! — резко вызвал учитель. — Похоже, вам так скучно с нами, не ровен час заснете! Понимаю, у вас мог быть тяжелый вечер, бурная ночь и утро — не легче! Но просто присутствовать на моем уроке недостаточно! Это не философия и не этикет, на которых можете спать, сколько угодно! Прошу сюда, — Фалькари пальцем указал точку, где встать. Напротив Толика.

Неохотно оторвавшись от созерцания весны за окном, Гиацинт вышел в центр зала. Окинув его подозрительным взглядом, отметив необычную бледность и апатию, Резак нахмурился. Если уж граф Ориенталь соизволял посетить спортивные занятия, то выглядел на них менее отсутствующим.

— Вы можете драться? — для порядка уточнил тренер у обоих. Если ответят "да", его вины нет, неважно, каким будет исход поединка. Дворяне действительно отвечают сами за себя. Если парень, выходя на школьный поединок, не скажет о серьезной болезни или ране… сам виноват. Головой надо думать, а не гордыней.

Оба ученика кивнули: Толик, зловеще разминая кулаки в предвкушении серьезной борьбы, Гиацинт — равнодушно, с видом крайнего одолжения, предваряющим почти всё, что он делал в школе.

— Борьба без правил! Имитируем уличную драку! — объявил Фалькари. Переждав пораженный свист в рядах зрителей, с важностью подтвердил, что им не послышалось. — Условность только в том, что вы бьетесь один на один, без всякого оружия. На улице это редкость. Камней и палок, которые можно удачно подхватить, даже песка и пыли тоже нет. И достаточно света. Хотя, нападения случаются и средь бела дня… Акантолимон нападает, Гиацинт защищается… уж как сможет. Готовы?

— А что я должен получить? — развязно уточнил Толик. — Кошелек или жизнь?

— Победу, — сурово ответил Резак. — Неважно, каким способом. Запрещенных приемов нет.

— Простите, маэстро, — вмешался Гиацинт, — нельзя ли взять какой-нибудь коврик? Через неделю мне защищать честь школы!

— О, да! — расцвел ядовитой улыбочкой Акантолимон. — Многонож… Простите, Ильвен Вудс подаст на вас в суд, маэстро, за повреждение ценного экземпляра! Я что, я только исполнял приказ…

— А директор непременно вычтет из жалования огромный штраф, — поддержал соперника Гиацинт.

— Так сделайте так, чтобы мне не пришлось страдать! — надменно велел любимчику Фалькари. — Никаких мягких подушек! На улице вам коврик не постелют! А если будет хоть один синяк, который можно предъявить суду, я вам собственноручно ещё парочку навешаю за те же деньги! Начали!

Он махнул рукой и отошел с поля боя. Зрители следили за поединком сильнейших с неподдельным вниманием. Некоторые азартно делали ставки, другие, представляя накал страстей, всерьез дрожали из-за последствий борьбы без правил. Резак даже не проверял, действительно ли у них в карманах нет оружия, и не сказал бороться босиком, как обычно при рукопашных схватках. Единственным условием маэстро было первоначальное расстояние между соперниками больше трех метров.

Только увидев знак к началу, Толик зарычал и ринулся на противника, как на шведскую стенку, которую недавно брал приступом. Гиацинт с тем же безразличным видом применил хорошо известный ему с детства прием: неуловимо отклонился с линии столкновения и нападающий пролетел мимо. Маэстро в стороне считал атаки, и кто победил в каждой, чтобы в случае спорной победы присудить ее по очкам.

В другой раз Гиацинт перехватил занесенный для удара кулак и вывернул кисть Толику за спину. Но успел отпустить и отскочить раньше, чем де Бейль, коротко взвыв, ударил бы его другой рукой. Наконец, устав только уходить от опасности, граф поставил подножку. Противник кувыркнулся и катался по полу, со стоном схватившись за согнутую ногу.

С усмешкой Гиацинт предложил ему помощь и получил сапогом в лицо. Ожидая этого, успел и уклониться, и поймать Толика за ногу. Красавчик брыкался, пытаясь сравнять счет второй ногой, но Гиацинт знал болевой прием, от которого противник забился пойманной рыбкой: ногу свела жестокая судорога. Чувствуя, что его всё-таки слегка задело, ребром свободной ладони граф провел по нижней губе и обернулся к учителю.

— Маэстро, а мы деремся до победы или до первой крови?

— Какая разница в данном случае? — саркастично уточнил Резак. — На лицо и то, и то!

— Вот именно, на лицо! — хмыкнул Гиацинт. — Так что считать победой?

— Если вам нравится думать, что это ничья, ради Бога, но я засчитываю поражение Акантолимону. Приветствуйте победителя!

Ученики выражали свои чувства криками или аплодисментами.

— Урок окончен!

Галдящая разновозрастная толпа ринулась из зала.

Спортивные занятия либо ставили последними, либо давали после них приличный перерыв, когда, накинув верхнюю одежду, чтобы не простыть, все успевали дойти до своих комнат, освежиться и привести себя в порядок. Но ближайшие умывальники нижнего этажа традиционно брали в осаду желающие поскорее охладить синяки и ссадины. Розанчик за руку тащил друга туда.

— Да здесь очередь, как в тюрьме! — возмутился Гиацинт. — Я до комнаты скорее дойду!

— Не спорь! — "пиранья" вцепился в него мертвой хваткой, видя кровь. — Надо поскорее холодное приложить. Иначе Многоножка тебе самому лишние руки-ноги оторвет! И зачем зря болтать! Откуда ты знаешь, какие в тюрьмах очереди?

Гиацинт молча закатил глаза, не хвастаясь бурным опытом.

— Да пропустите же! — продирался сквозь живую стену Розанчик. Ему всё-таки удалось намочить под краном платок и вернуться к раненому другу. — На, приложи пока, айда на кухню, возьмем лёд!

— Зачем столько нервов? — граф смеялся, не обращая внимания на рассеченную губу. — До свадьбы заживет!

— И когда свадьба? — ехидно подмигнул неугомонный паж. — Знаешь, уже всякое болтают…

— Не сомневаюсь, — Гиацинт оборвал смех, машинально сжимая кулак. Но всем сплетникам рты не заткнешь, это он хорошо понимал. — Мерси за помощь!

— Всегда пожалуйста! — самодовольно хмыкнул де Розан и поскакал по своим пажеским делам.

В комнате, глянув в зеркало, граф Ориенталь внял совету друга и достал из холодильного сундучка лёд. Завтра очередное занятие танцев. Желательно, чтобы за ночь губа не распухла. Впрочем, никто бы не заметил, не будь в стенах Оранжереи суперскоростной системы оповещения под названием слухи и сплетни.

Штраф с Фалькари директор не требовал, но вызвал тренера на ковер и отчитал за легкомыслие. Маэстро должен понимать! Ответственность за результат урока всё-таки на учителе! Резак флегматично возражал, что результатами его уроков всегда были приобретенные боевые навыки, а не отсутствие синяков. Но если в школе введена новая система обучения, он может в любой момент подать в отставку.

"В Оранжерее!!!" — рычал Бораго. — Это придворный лицей! Спецшкола!"

"Для малолетних преступников с тяжелой наследственностью", — добавил Резак. И когда директор устал рвать и метать, маэстро преспокойно откланялся.

Виола и Многоножка первым делом вначале урока оценивающе глянули на "лицо школы". Отметив, что повреждения некритичны и как-нибудь пройдут до бала, ничего не сказали. Не понимая этих церемоний, и намного проще относясь к своей "почетной миссии", граф шутил, что больше не будет кусать уличных грабителей за ноги, хотя, надо признать, метод действенный. Но опасный. Что ж, у каждого боевого стиля свои недостатки!

Своей явной провокацией маэстро Фалькари, пожалуй, оказал Гиацинту большую услугу. Получив шанс открытого поединка и проиграв, де Бейль притих, а его прихвостни во главе с Лишаём только тявкали из-за угла, но больше не пытались кусаться. Во-первых, предводитель им бы этого не простил. Вся честь победы должна принадлежать только ему. Во-вторых, связываться с Гасконцем всерьез, мало кому хотелось. Самые буйные головы охлаждались простым соображением, что последние месяцы своей учебы граф Ориенталь неприкосновенен, он нужен директору! А у них впереди экзамены…

Мысль, что Гасконец просто здорово даст сдачи, если к нему полезть, осеняла его противников значительно реже. Каждый раз находился кто-то, кто ещё не прошел этот индивидуальный курс вежливости. Но после поединка без правил резко наступило затишье.

И к лучшему, ведь ровно на последней репетиции Акантолимон наконец осчастливил танцевальный зал своим присутствием. Из-за него придется всем собраться ещё раз. "На всякий случай!" — перекрыл протестующий ропот Многоножка.

Выслушав, не теряя самодовольства на физиономии, всё, что думает о таком разгильдяйстве маэстро Вудс, Толик с надменным оценивающим видом прошел вдоль пар, выбирая которую разбить. Увы, он мог искать жертву во всех, кроме первой. Неизвестно, кто из кавалеров вылетит на скамейку запасных, но вряд ли любой вызовет за это де Бейля на поединок. Отстаивать престиж Оранжереи на балу — то ещё удовольствие. Вот будь это спортивные занятия!

Долго выбирать не пришлось, Мирабель Ночецвет сама порхнула ему на шею, споткнувшись так, чтобы новый партнер вынужденно подхватил ее на руки. Король и королева параллельных классов друг дружку не любили, но чтобы красоваться или мстить всем прочим, не знали более верного союзника. Гасконца, кроме наследного графства и золотой шпаги, не жаловали в оранжерейной иерархии другим титулом, кроме шута.

Толик оценил просьбу о помощи. Взял Мирабель под ручку и горделиво повел во вторую пару.

— Не рядом, господа! — мгновенно оценил опасность Многоножка. — Шикарным должен быть не только выход, но и последний поклон. Встаньте в конце, вас будут помнить лучше всех! На вас та же ответственность за все фигуры, что и у первой пары!

— Проклятье! — зашипел де Бейль, так, что его слышала только партнерша.

— В кругу всё равно рядом! — шепнула Мирабель, и Толик успокоился.

И вскоре убедился в справедливости слов маэстро. В общей спирали, когда Ориенталь и Одората в центре, именно последняя пара поднимала волну для взлета "солнца". Остальных даже не видно, кроме центральной. Когда Виолу высоко поднимали за талию над всеми, Акантолимон не преминул ехидно заметить: что же Гасконец не способен на более эффектный трюк? Силы уже не те? Понятно, почему Мирабель не захотела танцевать с ним!

— Так она раньше "летала"?! — чрезвычайно наивно на правах "малютки", удивилась Виола. И бровью не вела, слыша шипение соперницы, скрип зубов Толика, и Гиацинт ещё улучил момент устроить выговор, чтобы не нарывалась.

— Не нужно злить дракона, мадемуазель! — строгим шепотом заметил он партнерше. — Я имею в виду, разумеется, не де Бейля.

Виола тихонько хмыкнула. Гиацинт повторил внушение самым серьезным тоном, сказав "пожалуйста". Но даже не добился смущенного "постараюсь". Что бы она ни думала о графе Ориенталь, Виолетте очень не хотелось открывать бал с кем-то другим. Привычное "удобство", которое он обещал, ее вполне устраивало. И если кто-то собирается отнять ее партнера!.. Берегитесь!

Во втором, быстром танце на двадцать две пары, кадриль тоже символизировала ход часов. Два круга вращались в разные стороны: кавалеры — снаружи, дамы — внутри. Сделав полный оборот по залу, фривольно подхватывали партнершу под локоток, сделав несколько па, подхватывали следующую, и двигались восьмеркой, каждый раз меняясь местами с партнершей, лавируя мимо встречной пары.

Логично было бы остановиться, снова поймав свою пару, но нет! Маэстро Ильвен требовал пройти на один поворот дальше, разбиться на четверки с той парой, где ваши партнерши, и ещё танцевать квадратом, прежде чем пары окончательно вернутся в постоянный состав.

Ещё только ставя этот танец с первой парой, хореограф с некоторой опаской спросил у жены, что она думает, об этой постановке?

— Дорогой, если девочки ещё чуть выше взмахнут юбками и в конце сядут на шпагат, будет чистый канкан! — с полной невозмутимостью ответила мадам Эльбина. Но по затаенной дрожи сурово поджатых губ, маэстро понял, что неплохо.

— И ладно! По крайней мере, зал взбодрится! — бесшабашно решился он. — Взорвем сонное царство! Весна! А? Как вам? — с надеждой глянул Многоножка на учеников.

— Гениально, маэстро, — невозмутимо оценил Гиацинт.

Когда в круге по любимому выражению Многоножки последние действительно стали первыми, собрав квадрат вместе с Акантолимоном и Мирабель, Гиацинт сильно сомневался в гениальности постановки. Сейчас они с Толиком должны сойтись по диагонали, весьма по-испански столкнуться грудью и вскинутыми над головой скрещенными кулаками имитировать драку. Вторая рука на каждые два такта успевала прятаться за спину. Ещё пару полукругов в стиле фламенко в разные стороны, и они успешно менялись партнершами. Перед незнакомым новому кавалеру танцем, две пары уже прошли его для образца, чтобы кратко напомнить всем.

— Улыбаться не больно? — ехидно спросил Акантолимон, едва соперники повернулись лицом к лицу, ещё даже не сделав первого шага навстречу.

— Твоя ножка пострадала сильнее, а ты как-то танцуешь! Даже удивительно! — широко улыбнулся Гиацинт, не обращая внимания на темную полоску на нижней губе. За день он уже не раз незаметно стирал кровь, ранка действительно трескалась при любом неудобном случае. Графа заранее веселила мысль о завтрашней репетиции. У него с Амариллис в одной сцене страстный поцелуй, и… следом град шуточек о том, что партнерша его укусила. Подумаешь, всего лишь укусила! Перед этим пыталась зарезать!

В конце "поединка" он должен довольно резко дернуть в круг Мирабель и буквально "швырнуть" партнеру. Мол, забирай свою красотку, верни мою! Но перед этим партнерша делает поворот под его рукой.

Мирабель воспользовалась этим моментом, чтобы томно повиснуть у него на руках, снова "споткнувшись", рискуя сорвать танец. Но Гиацинт ее нарочно не удержал. Подхватил так, что первая красавица класса мягко скользнула из его рук и села на пол. Таких демонстраций граф себе прежде не позволял, но сейчас предпочел, чтобы Мирабель плевала ядом в него, а не в соперницу.

— Стоп! Стоп! — возмутился Многоножка. — Мадемуазель Ночецвет, в чем дело? Вы сегодня на ногах не стоите! Надеюсь это временно, из-за капризов обуви? Не что-либо серьезное?

— У меня подвернулся каблук! — во всеуслышание заявила Мирабель, всё-таки приняв руку изменника, чтобы встать.

— Скорее напилась с горя! — хихикнула Эфа.

— Или пьяна от страсти, не зная, кого предпочесть из двух лучших кавалеров! — Мариетта одновременно слегка оправдала первую красавицу, ещё больше ее подставив. Другие просто посмеивались.

— Квадрат ещё раз! — потребовал учитель.

Вспыхнув, гордо тряхнув золотыми локонами на полтона светлее, чем волосы Акантолимона, временная партнерша снова подала локоть Гиацинту. Теперь соперничество и обмен партнершами прошел как полагается, в меру страстно, но точно. Не считая того, что "фехтовали" кулаками партнеры с силой, а не для вида. Но танец это только украшало.

— И ты мне говорил "не нарываться"? — весело шепнула Виола в перерыве. Мрачность партнера мгновенно разгладилась, когда он услышал "ты". Но решил не трубить в фанфары, сделать вид, что не понял.

— Она страшнее вам как враг, — ещё строже заметил Гиацинт. — Падение первой пары отнюдь не украшает бал. Мне мадемуазель Ночецвет не повредит.

— Мне тоже! Не посмеет, — беззаботно тряхнула волосами Виола.

Опровержение неуклонно подходило к ним. Шествуя под ручку с Акантолимоном, считая себя выше необходимости отдыхать или шушукаться о новостях, Мирабель подарила первой паре невыразимо презрительный взгляд.

— Ты не считаешь, Толик, что Гасконец нашел славную замену деревенской акробатке? Одна простушка стоит другой! Но в той, хотя бы, была страсть!

— Мадемуазель Ночецвет, вы прелестно танцуете, — парировала Виолетта, раньше, чем любой из кавалеров успел вмешаться. — Но в следующий раз падайте аккуратней, вы можете кого-нибудь задеть!

— Что?!.. Я…!!! — вытаращилась Мирабель, никак не ожидая, что "мышка" говорящая. — Надеюсь, мадемуазель, на вашем бальном платье нет шлейфа? Не ровен час, кто-нибудь наступит… Будет жаль!

— Не будет, — непреклонно заверила Виола, подняв лицо с настолько самоуверенной улыбкой, что все свидетели просто опешили. — Если вдруг кто наступит, я при всех августейших зрителях расцарапаю ему рожу или испорчу прическу! Падение — позор для одного, а драка — для двоих.

— Ты не посмеешь!! — с перекошенным лицом выплюнула первая красавица.

— Я просто не смогу сдержаться, — с ангельской иронией покаялась Виола. — Я ведь неаполитанка. Что делать, южная кровь…

— С кем поведешься, — буркнул Толик, до сей секунды не подозревая скромницу в итальянских страстях. Гиацинт заинтересованно молчал, готовый защищать партнершу не раньше, чем ей понадобится помощь.

— О, да! — благодарно поддержала тему Виола. — Мой папа — гасконский маркиз. И с этим следует считаться! — победно сверкнув глазами, она взяла партнера под руку, уводя с поля боя. Хотя обычно благоразумные барышни оттаскивают от опасных перепалок мужчин, а не уходят сами.

Немало изумленных глаз провожали их до скамейки под окном, где Виолетта присела отдохнуть, а Гиацинт, скрестив руки на груди, привалился плечом к стене, в позе задиры-Арлекина, поставив ногу за ногу для упора. Встать ближе не пускала скамейка.

— Браво, — очень тихо похвалил он партнершу. — И к чему демонстрация?

— Как положено: против монстров![16] — пошутила Виола. — Страховка. Иначе она ведь не отвяжется?

— Мда, Мирабель упряма и самолюбива, почти как все, но в превосходной степени. Поздравляю, вы ее напугали. А это нелегко!

— Почему вы ее бросили, граф? — поинтересовалась Виола.

— В смысле? Сегодня? Она просто упала.

— В другом смысле. В прошлом году вы же с ней открывали бал?

— И что? — из голоса мигом исчезли краски. — Многоножку она устраивала только как красотка, сложные трюки делать ленится. Нашлась получше и… кадриль, мадемуазель! В жизни всегда так.

— А ваши личные отношения?

— Какие "личные"? Мне было всё равно с кем танцевать. А ей… лишь бы покрасоваться, как всем! — Неожиданно прорвавшееся раздражение Виолу не охладило:

— Сейчас вам тоже все равно?

— Уже нет, — он чуть улыбнулся. — Как и вам.

— А мне-то что! — притворно возмутилась неаполитанка.

— Угу! Рассказывайте вашей бабушке! Я вас устраиваю! Вы отгоняли "монстров" в первую очередь от своей законной добычи! Маленькая хищница, — прибавил он на провансальском, проверяя, поймет ли? Судя по самодовольной игре бровями, поняла. Или ее вполне устраивает предыдущее утверждение.

— Вечером вы заняты в городе, как обычно? — спросила она совсем спокойно.

— Нет… но я собирался в город. У вас есть предложение получше?

— Поли звала всех на музыкальный вечер. Но вам это, наверно, не интересно?

— Когда?

— Начало в пять. Сразу после полдника.

— Подумаю, — вежливо кивнул он и обернулся: маэстро снова созывал пары в круг.