Импровизаторы. Саквояж мадам Ренар

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

* * *

Елена Соковенина – писатель, журналист, копирайтер, финалист Всероссийского конкурса на лучшее произведение для детей и юношества «Книгуру» (2014, 2015, 2018) и конкурса «Новая детская книга» (2016). Работа над романом заняла долгих 10 лет и стала делом жизни.

Моему сыну

Дюк Маллоу перестал стучать на машинке, откинулся на спинку кресла и задумался. Как же передать, что реклама, как лавина, погребает под собой все, не оставляя выбора? Что она уже вынула из него всю душу? Что мечтал он совсем о другом? Что…

«…что человеку с надеждами и желаниями в наше время и деться-то некуда! – Лев Берёзкин решительно колотил по клавиатуре ноутбука. – Человек ведь хочет приключений, чудес, романтики!»

«…Какой там! Романтика умерла. – Дюк печально щелкнул патентованной зажигалкой “Лайтер”. – Лет пятьдесят уже, как ее совсем не осталось…»

«…Не осталось ничего живого. – Лев мрачно грыз зубочистку (натуральный бамбук). – Обезумевший прогресс, тотальный контроль и дикое одиночество – это и есть наше время!»

«Наступивший двадцатый век…» – Дюк снова остановился, прислушался: точно, звонил телефон.

«Двадцать первый век…» Завибрировал мобильный, экран засветился: «Федор».

1905 год

Берлингтон, штат Вермонт,

Соединенные Штаты Америки

Мистер Эзра Джосайя Саммерс, похоронный церемониймейстер, рукоположенный пресвитер общины Пустых последних дней, постоянный член-корреспондент Нью-Йоркского общества подавления греха, почетный председатель Общества трезвости, автор многочисленных публикаций в «Баптистском миссионерском вестнике», спустился из своего кабинета. Под его пышными рыжеватыми бакенбардами вздрагивали брыли.

– Мир и покой снисходит на того, кто всем сердцем постигает, что Христос жил и умер ради всех нас… Аллилуйя! – Мистер Саммерс сделал выразительную паузу.

– …и муки его искупительной жертвы сопровождают нас ежедневно и ежечасно, на рассвете и на закате, на закате и на рассвете, от рассвета до заката, – заученно подхватил Джейк.

– Ибо на каждом шагу всех нас и каждого из нас подстерегают ловушки и искушения. И в одну из них, в эти врата праздности ума и похоти тела, попался мой сын! Что это? – Указательный палец мистера Саммерса хищно прицелился в стопку книг, лежащую на столе.

– Это… э-э… это сочинение мистера По, описывающее нравственное падение чад Его и борьбу Его за покаяние их.

– Та-ак! А это?

– Это про одного безумца, возомнившего себя Им, пошедшего против Воли Его, и сотворившего себе подобного из тел усопших чад Его, и создавшего чудовище, которое…

– Прекрасно! Ну, а это?

– А это сочинение мистера Жюля Верна, описывающее пребывание четверых путешественников на необитаемом острове без еды и питья, одним духовным усилием, к вящей славе Его.

Отец свистел носом.

– Ну, а это?

– А это… это…

То, что обложки украшали скелет, гремящий костями по лестнице и пугающий пожилого джентльмена под хохот маленьких засранцев, цирковые кулисы, где явно происходит нехорошее, и дамочка, вылезающая из окна в черной полумаске, еще оставляло шанс. Хотя, признаться честно, шанс очень маленький. Даже поднаторевшему в деле Джейку Саммерсу сложно было выкрутиться, когда перед тобой вот такими буквами:

И ладно бы только это. Тут еще всякое, вполне отвечающее названию:

Мистер Саммерс сгреб всю стопку со стола. Затем, поддернув брюки, присел перед камином.

То, что делало жизнь Джейка Саммерса хоть немного сносной, гибло у него на глазах. Почти три года! Все накопления, обмен правдами и неправдами и даже мелкие кражи – поскольку возвращать взятое он не собирался.

– Роз! – Пресвитер ворошил кочергой книги, пачкая в золе рукава. – Где вы? Несите трость.

Служанка вышла. Сейчас. Сейча-ас. Ну, где приглашение? Никто не хочет, чтобы Джейк Саммерс поднялся в кабинет?

Поняв, что всё будет гораздо хуже, Джейк отвел взгляд от дергающихся локтей отца. Порку, домашний арест можно пережить – наплевать! Но, что бы это ни было, теперь все кончено. Книги погибли…

2015 год

Рига, Латвия

– Федя! Федя, почему ты молчишь? Федя?! Неужели я не заслуживаю даже ответа! Ах, значит, не заслуживаю! Какой шарман! Может, объяснишь почему, Федор? Я, кажется, с тобой разговариваю? Ты как, не собираешься отвечать? Шарман! Какой шарман!

Мать вышла. С двери посыпалась краска.

Не прошло и пяти минут, как мать ворвалась снова.

– Ну ладно. Допустим, у меня тяжелый характер. Но у тебя патологически отсутствует самокритика! Впадаешь в истерику от каждого замечания! Это просто какая-то ма́нишка величия, позерство, понимаешь? Ты боишься увидеть себя со стороны. Если бы ты задумался хоть на минуту! Человек, который признал свою вину, в силах исправить ситуацию. Она в его руках. Она в твоих руках! Федя! Федя, скажи что-нибудь! Это ненормально! Ведешь себя как больной!

Хлопнула дверь. Опять посыпалась краска. Минут через пять мать постучалась.

– Послушай. У тебя проблемы с социальной адаптацией. Я сейчас нашла хороший тренинг. Логика, эмоции, имидж, физиология – всё вот это. Представляешь, всего за три занятия!

Сделав паузу и не дождавшись ответа, она продолжила с прежним напором:

– Это не психология. Это мотивация. Просто мотивация. На три-то занятия ты уж как-нибудь напряжешься? Федя, правда. Один раз напрягись. Ты научишься действовать, Федя!

– Не хочу.

– Ты не хочешь того, чего еще даже не видел.

– И не хочу видеть. Потом не развидишь.

– Ты же меня даже не выслушал!

– Это опасно для нервной системы.

Опять хлопнула дверь.

– У тебя какая-то дикая потребность унижать, – неслось из коридора. – Я не понимаю. Я прошу тебя объяснить. Спокойно, хладнокровно, как взрослый. Федя. Федя?! ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ, В КОНЦЕ КОНЦОВ!

Солнце грело щеки, ветер гулял по волосам, и вообще погода с самого утра стояла такая, что до смерти захотелось стать счастливым – сразу и навсегда. А почему нет? Небо так безмятежно чисто, река сверкает на солнце. Неужели и эта весна пройдет зря?

Джейк Саммерс сидел на валуне на берегу речки Винуски и запускал камешки в воду. Раз, запрыгал плоский камень, два… три… четыре-пять-шесть… семь – его камень нагло обогнал другой.

Спокойно, без паники. Федор Летний незаметно размял пальцы. В случае чего – сразу в табло, без предисловий.

Он повернулся и осмотрел чужака – от желтых кедов до больших карих глаз под сросшимися бровями. Маленький тощий тип близоруко щурился. Рот широкий, как у лягушки, ветер швыряет в лицо черные кудри до плеч. Взгляд уверенный. Застиранные джинсы и чистая белая майка.

Вот сволочь: ни слишком глубоко посаженных бесцветных глаз, ни брекетов, ни рыжего ничтожества на подбородке.

Незнакомец бесцеремонно устроился на соседнем обломке и тоже достал телефон. Вот тебя только тут и не хватало!

Порыв ветра. Чужак откинул с лица кудри. Федор тоже сгреб волосы назад. Рукой с телефоном потер зачесавшийся нос и – упс! – едва не уронил телефон в воду. Незнакомец взволнованно крякнул и тут же сделал безразличный вид. Федор покосился на него, но ничего не сказал.

Какое-то время сидели молча, погрузившись в телефоны. Потом обменялись взглядами, встали и побрели по набережной, пиная друг другу попавшуюся пивную банку.

– Уехать? А на что вы жить будете, сэр? А чем вы будете питаться? – Дюк еле удержался на ногах, промазав ногой мимо штанины.

Оба только что вылезли из воды и теперь стучали зубами. Что уж тут притворяться: вода была очень так себе – конец апреля все-таки не лето. Да и Винуски течет с каких-никаких гор. На камнях возле воды еще попадались островки снега.

– До завтра как-нибудь обойдусь. Там посмотрим. А чем буду заниматься… Это, сэр, такое дело… Собственно говоря, я намерен поискать что-нибудь… чего-нибудь… Ну, только не смейся. Если коротко – приключений.

Повисла пауза.

– Ну, чтобы найти то, что мне нужно, – слишком быстро и слишком бодро продолжил Джейк, – надо же, чтоб что-то происходило!

Пауза затягивалась.

– Знаешь, как у мистера Жюля Верна, – с натужной беспечностью продолжал Джейк, – и Майн Рида, и…

– Стивенсон? – проявил осведомленность новый знакомый.

– И у него тоже. И у Фенимора Купера. И…

– Ну, Пратчетт, само собой.

– Филип Дик? Я про него сразу понял.

– Кто бы не понял! – согласился Федор. – И Пехов. И…

– …и Азимов!

– Ты читаешь Азимова?!

– Я его всего прочел. Уже давным-давно.

– …Или вот Конан Дойль.

– Ой, да! Конан Дойль – вещь! Только я его не читал, а смотрел.

– А я читал. И Эдгара По читал.

– И я читал.

– И Лавкрафта всего.

– И я всего. Только он слабоват.

– Да.

Лев долго молчал.

– Слушайте, Теодор. – Он сосредоточенно завязывал шнурок. – У вас такое сомнительное дело… Возьмите меня с собой?

Федор уперся взглядом в тот берег: Заячий остров с телебашней. Вздохнул и отвернулся. По Каменному мосту вдалеке медленно ползли машины и нудно дребезжал трамвай. Город, в котором никогда ничего не происходит.

– Ну возьмите, вам что, жалко? – Лев посмотрел новому знакомому прямо в глаза. – Я не знаю, чем хочу заниматься, ты не знаешь, чем хочешь заниматься, – почему бы нам и не знать этого вместе? Вдвоем веселее.

– Ты что, – Федор медленно обернулся, – ты это всерьез?

– А ты что, против?

– Против? Я? Да давай попробуем. Нормальное предложение, – пожал плечами Федор.

– Тогда пошли ко мне?

– А если передумаешь? Я ведь серьезно.

– И я серьезно.

– Еду неизвестно куда, ищу неизвестно что, без денег… – Федор, щурясь, смотрел вдаль. – Имей в виду, я не просто попутешествовать. Я хочу свое дело. И план мой называется «Тщательно спланированное ХэЗэ». Кто знает, сколько я буду скитаться. Ты что, тоже будешь скитаться?

– Ясен перец, буду скитаться!

– Уверен? Может, тебе кажется.

– Кажется? Не думаю. Тогда, раз мы едем вместе, пошли? Не знаю, что там у нас будет завтра, но сегодня могу предложить ужин и переночевать.

– А… м-м… против твои не будут?

– Отец точно нет. Ма… чеха у меня ничего такая, ну… женщина.

– А чем они занимаются?

– Она преподаватель. Французского.

– Ого.

Лев пожал плечами.

– С какой стороны посмотреть.

– Чего смотреть? Французский, небось, знаешь.

Лев усмехнулся:

– Ну да. А куда из подводной лодки? А из плохого у нас – отсутствие денег. Зарплата учителя – сам понимаешь.

– А отец?

– Физик. Он, как бы это сказать, изобретатель.

– Ого!

– Как посмотреть, сэр. Как посмотреть.

– Куда смотреть-то? Что плохого в науке?

Сын изобретателя усмехнулся.

– В основном – отсутствие денег. Не мог же я вот так сразу взять и сказать: мой отец – изобретатель-неудачник, потратил на судебные разбирательства всё и оказался в…

– Грустная история.

– Да, вот такая вот история. Сначала все было хорошо, отец даже премию получил от какого-то научного общества. За этот, как его, крошкособиратель.

– За что? – переспросил Федор.

* * *

– За что? – переспросил сын похоронного церемониймейстера.

Дюк перекинул пиджак через плечо.

– За крошкособиратель, говорю. С педальным генератором.

– Вот это да! – Джейк еле сдерживал смех.

– Потом, – новый товарищ двинулся по дороге, – какой-то хмырь подал на него иск: дескать, изобретение вовсе не отца, а его собственное. Пять лет, штук двадцать заседаний. Суд отец проиграл, знакомые показывали пальцем, вот и пришлось искать, куда бы переехать. Дела пошли не очень-то, и один знакомый предложил отцу читать лекции в здешнем университете. Да на них разве проживешь! Если бы не вакуумный ветрогон – ну, знаешь, пыль собирает, – просто не знаю, что было бы.

– Вакуумный ветрогон? Не такая ли это штука, которую по субботам возит от дома к дому старый Айзек Робинзон? «Почистить ковер, избавить от пыли»?

– Ну да, он самый. У отца он еще и окна моет, и карточки фотографические сушит, и шарики надувает.

– Ничего себе! – Джейк сощурился на солнце.

Прилетела пушинка и застряла в ветке бросавшего рваные тени на берег клена. Дюк осторожно ее отцепил и пустил по ветру. Молодые люди поднимались по ступенькам набережной.

– Последние два года мы только и делали, что переезжали, – продолжал Дюк. – Сначала Ажен. Потом Марсель. Потом Квебек. Я даже в школу толком не ходил. Меня учила… в общем, учился я большей частью дома.

– Значит, ты хочешь свой бизнес?

– Осталось решить какой.

– Мне все равно, но если нужен компаньон, он у тебя есть.

– Ты уверен, что не передумаешь?

– Я еще ни в чем не был так уверен.

Федор молчал. Он хотел сказать, что до встречи со Львом у него не было ни одного друга; что он готов ночевать на вокзале; что, трам-тарарам, у него есть мечта, а мечты должны сбываться. Иначе какой в них смысл? Но вместо этого выдавил:

– Да. Решил уехать.

– Да, парень! – усмехнулся изобретатель. – Порадовал мать, нечего сказать!

Федор открыл было рот, но отец Льва его опередил и задумчиво произнес:

– На твоем месте я поступил бы так же.

– Привет-привет! – Дверь в квартиру опять открылась. – У нас гости?

Мачехе Льва было около тридцати пяти – старенькая уже. Но карие глаза блестели, рыжие волосы были уложены простым узлом на макушке, вздернутый нос придавал лицу веселое выражение; большой яркий рот, казалось, постоянно улыбался, зеленая туника струилась вдоль тонкой талии, стройные ноги обтягивали легинсы.

Она вошла в комнату прямо в кедах, бросила рюкзак на диван и вернулась с пластиковым пакетом.

– Вася, я же пошла за солью! Третий раз! Опять забыла. Какая-то мистика.

Изобретатель подошел к искателю приключений, и тот поспешно встал.

– Федор. Друг нашего сына.

– Здравствуйте, – как ни в чем ни бывало поздоровалась мачеха Льва. – Сейчас будем ужинать.

– Да, но… – попробовал вмешаться Лев.

Тут Березкина велела всем не портить ей нервы, пока готовится ужин. Березкин-старший возражать даже не пытался, и они пошли в комнату.

– Значит, на волю, в пампасы, – проговорил изобретатель (на кухне аппетитно шипела сковорода). – Я был всего на год старше, когда уехал. Родители мои живут в Питере. Правда, тогда в университетах было распределение, так что насчет работы я мог не волноваться. Но вот что я вам скажу: время всегда одинаковое.

Лев бросил на приятеля торжествующий взгляд.

Изобретатель помолчал.

– Надеюсь, сын, ты будешь удачливее меня.

Он помолчал еще, посмотрел в окно, где наступившую темноту освещал поток автомобилей, и добавил:

– Рад, что вы стали взрослым, дорогой друг.

Правда, по виду отца никак нельзя было сказать, что он так уж рад.

– Кольцо всевластия, кибертехнологии, дирижабли девятнадцатого века и фрегаты восемнадцатого – и из всего в голове какая-то свалка, – вздохнул изобретатель. – История для них – чистая условность. Как и жизнь вообще. Для них всё – абстракция.

– Ох, дети! – вздохнула Березкина.

– И не говорите! – поддержала Елена Летняя. – Знаете, что мне Федька сказал? Как только на меня свалится кучка денег, уеду из этой страны! Свалится! Кучка!

Летняя громко захохотала.

– Свалится-свалится, – пробормотала Березкина. – Ох, как свалится. Боюсь, как бы и вправду не кучка. Но мы же не можем их вот так отпустить!

– Придумал, – неожиданно заявил изобретатель. – Да-да, я придумал! Только спокойно!

Он заходил по комнате, дергая себя за короткую бороду, и взволнованно заговорил:

– Значит, дело вот в чем. Есть такое судно, «Петр Великий». Это реплика. В точности реконструированный боевой фрегат восемнадцатого века. Но это не простой фрегат! Он построен руками таких же мечтателей! Я не шучу. Когда десять лет назад Селуянов рассказал мне о своей идее, я ему не поверил. Я говорил, что этот замысел не будет доведен до конца. Но они это сделали! Только представьте: парусник эпохи Петра Великого в настоящее время бороздит моря. Команда говорит на пяти языках: английском, немецком, французском, датском, норвежском. Всего семьдесят человек. Всё делают своими руками – от шитья парусов до постройки гичек. Другая жизнь, понимаете? Да после такого плавания ваш будет знать хотя бы английский.

Изобретатель потер переносицу.

– Ну, и мой, даст бог, научится хотеть хоть что-нибудь, кроме лежания на диване.

Он опять заходил по комнате и продолжил:

– И к тому же – связи! Экипаж «Петра Великого» – люди всех возрастов и профессий. Завязанные там знакомства пригодятся. Хотя бы для начала. Короче говоря, это именно то место, где можно пообтесаться, завести друзей, набрать кое-какой опыт. Потом – другое ощущение жизни, понимаете? Они почувствуют тягу к приключениям. Вот чего им не хватает!

– Но Федор совершенно не в состоянии… – забормотала Летняя. – Он с таким трудом осваивается в коллективе… у него ярко выраженное расстройство адаптации!

– Какая разница? – огрызнулся Федор. – Я все равно уеду.

– Не хами! – оборвала его мать.

– Он действительно уедет, – подтвердил изобретатель. – Парень совершеннолетний и может делать что угодно. Хоть жениться. Не удерживайте его. Пусть едет.

– Дорого? – спросила Летняя.

Изобретатель потянулся за телефоном. Заходил с ним туда-сюда, вышел на кухню, вернулся, зашел в каморку сына, сел на тахту, бормоча, наколотил что-то на его ноутбуке и, наконец, обернулся к журналистке.

– Селуянов по дружбе дает половинную скидку. Они там всё оплачивают сами – воду, электричество. Потом – страховка. Всего шестьсот евро, но сумму можно раскидать на два раза. Это же почти даром! У мальчика есть шенгенская виза? Ах да, ваш ведь европеец. Маршрут Роттердам – Эдинбург. Неделя на борту. Пойдут вдоль побережья Шотландии. Грейт Ярмут, Хартлепул, Ньюкасл. – Он поднял на нее глаза. – Ну как?

На станции пахло углем, нагретыми на солнце досками, железом, дегтем, дымом. И еще ветром, если можно так сказать. У входа в вагон пришлось попереминаться с ноги на ногу: пока кондуктор сверял билеты железнодорожной компании с билетами компании Пульмана, а проводник забирал у пассажиров пульмановские билеты, прошло не меньше четверти часа.

Изобретатель обернулся раз шесть, махая рукой.

– Вот интересно мне, чем же, – спросил Дюк, после того как компаньоны прошли по слегка вытертому ковру, нашли свои места и плюхнулись на мягкие сиденья, – чем все это закончится? Какими мы будем, к примеру, лет через двадцать?

– Не знаю, сэр. – Джейк пожал плечами. – Это-то и есть самое интересное. Но мой план, к примеру, таков: попробуем сначала одно, потом другое, потом третье. Мы будем жить жизнью, полной приключений.

– Все на борту. Провожающих просят покинуть поезд, – провозгласил проводник, проходя через вагон. – Леди и джентльмены, к вашим услугам вагон-ресторан и вагон-салон, где вы сможете пообедать или выкурить сигару.

Он прошел мимо.

– Все на борту… Провожающих… Сожалею, мадам, поезд отправляется. Компания Пульмана предоставляет к вашим услугам вагон-ресторан и вагон-салон, где вы сможете…

– Мотаться по свету всю жизнь?

– Всю! – не задумываясь ответил Джейк. – Со временем мы разбогатеем, купим дом и будем возвращаться туда из наших путешествий.

Он поднял глаза, созерцая резьбу на потолке.

– Там всё будет как мы хотим. Представляешь, всё! До последней лампы! Мы будем приходить когда вздумается, уходить когда вздумается…

– Однако, сэр, – компаньон блеснул глазами. – Хорошо поёшь!

– И никто никогда не скажет нам ни единого слова!

– Вот это, я понимаю, жизнь!

– А еще у нас будет библиотека!

– Огромная!

– И шикарная ванная!

– Огромная!

– И музыка! Граммофон! – По виду Джейка можно было подумать, что это все у него уже есть. – Я буду слушать регтайм с ночи до утра! Петь в ванной! Завтракать в постели, с книгой. На завтрак будут пломбир с малиной и кофе – не бурда с молоком, а черный, как адское варево!

Дюк сидел слегка оглушенный. Он вдруг отчетливо увидел, как входит в этот дом с чемоданом, его встречает прислуга, а затем ему подают кофе – черный, как адское варево. Чемодан он велит не убирать далеко – скоро понадобится. На подносе с кофейником – газета. Там написано про него. Откуда он приехал, куда опять собирается, что о нем пишут в газете – все это было ему неизвестно. Одно он знал точно: так и будет! Его ждет слава!

– Тебе бы проповедником быть, ведь покойника уговоришь. – Дюк засмеялся. – Давай дальше.

Упоминание о покойниках слегка охладило наследника гробовщика.

– И читать за обедом, – уже спокойнее сказал он. – Чтобы ни одна жаба не посмела квакнуть: так, мол, нельзя. Мы будем делать то, что хотим. И зарабатывать любимым делом. Вот это, черт подери, мечта!

– Всё как мы хотим! – Дюк стукнул кулаком по колену. – И никто больше!

– Газеты, книги, жареные орешки, сигары! – послышалось через поднятое окно. По перрону шел разносчик с подносом на шее. – «Берлингтон Дейли Ньюс», еженедельник «Берлингтон Клиппер», «Иллюстрированная газета Фрэнка Лесли»! Джентльмены! Новые рассказы мистера О. Генри в апрельском выпуске «Космополитен»!

Покупали хорошо. Парень то и дело останавливался, звенел мелочью и неторопливо направлялся дальше.

– Джентльмены, «Берлингтон Дейли Ньюс», орешки, сигары. Мэм, не желаете «Космополитен»?

– Сэр, – Дюк в задумчивости наблюдал, как какая-то матрона покупает журнал, – а не выкурить ли нам сигару?

– Сигары, настоящая «гавана», пять дюймов длиной, двадцать пять штук на доллар, или «Сосновый остров», восхитительный перекур, пятьдесят штук на доллар, двадцать пять центов! Сиг…

Мальчишка остановился снова, на этот раз перед щуплым типом в сером. Джейк высунулся в окно:

– Эй, стой! Дай-ка нам «Еженедельник Харпера» и сигары.

– Настоящая «гавана», пять дюймов длиной, двадцать пять штук на доллар, – заученно затараторил мальчишка.

– Не надо двадцать пять, – прервали его искатели приключений. – Нам бы по штучке.

– «Гавану» или «Сосновый остров»? – Голос продавца звучал небрежно.

– Сэр, – Джейк повернулся к компаньону, – вы что обычно предпочитаете?

Дюк почесал кончик носа и махнул рукой:

– Давай «гавану»!

Расплатившись, искатели приключений узнали у проводника, где находится вагон-салон, и направились туда.

Ковер делал шаги почти бесшумными. По обеим его сторонам стояли мягкие кресла. Между креслами помещалась пара круглых журнальных столиков, возле одного из которых и устроились, положив ногу на ногу, двое джентльменов. Никто не интересовался их возрастом, не делал замечаний и не косился подозрительно. Некоторые пассажиры беседовали, некоторые молчали, шелестя время от времени страницами газет.

За соседним столом двое мужчин – один в котелке и клетчатом галстуке, другой в цилиндре – обсуждали, видимо, статью из «Научного американца». На обложке, как успели заметить искатели приключений, был изображен мост со странной круговой конструкцией.

– Мы идиоты, – Дюк отгрыз кончик сигары и швырнул в медную пепельницу. – Журнал-то там остался!

– Я думал, ты взял, – хмыкнул Джейк, безуспешно пытаясь выпустить дым колечками.

– А я думал, ты. – Дюк с досадой поднялся. – Ладно, схожу.

– Вы меня извините, но ваш план невозможен, фантастичен, просто нелеп, наконец! – донеслось до него. – Да вы представьте, что скажут люди, когда этот технологический монстр изуродует Нью-Йорк! Цепочка вагонов, непрерывно двигающаяся по мосту! А эти ваши адские платформы с подъемными лестницами? Только представить: нечто вращающееся вместо обычного тротуара! Люди будут просто-напросто испуганы!

Компаньон исчез, а Джейк от нечего делать пускал в потолок горький дым и прислушивался к чужой беседе. Слегка скосившись и делая вид, что смотрит в окно, он не мог разглядеть нервного господина, но видел его собеседника: у него были горящие карие, очень чистые, как у породистой собаки, глаза, пышные усы и вьющиеся русые волосы, гладко зачесанные к чуть оттопыренным ушам.

– Люди, дорогой Тони, быстро привыкнут. – Голос Второго был бодрым, а вот руки в серых перчатках, похоже, чувствовали себя неуютно: пальцы все время сжимались. – Вспомните, сколько шума было, когда появились первые автомобили. Только подумайте: кабельная тяга позволяет обходиться без двигателей, тормозов, трехрельсовых путей, электрических трамваев, проводов и прочего. Управление мостом упростится до предела.

– Все равно ваш план безумен!

– Он, может быть, несколько сложен, – согласился Второй, – но совсем немного.

– Немного! – его собеседник рассмеялся. – Это какое-то чудовище! Я сам бы не рискнул вступить на концентрически вращающуюся платформу.

– Чудовище – Бруклинский мост в своем сегодняшнем виде. – Второй был невозмутим. – Он перегружен. Он опасен. В отличие от того, что предлагаем мы. Риск несчастных случаев будет сведен к минимуму.

– И это говорите вы? – съехидничал Первый. – Разве не вам принадлежат слова (зашуршали страницы) о его «большом запасе прочности»?

– Если бы вы были чуть внимательнее, – едко заметил голос Второго, – вы заметили бы и другие мои слова: «Это было двадцать два года назад».

– Дорогой мой, – Первый сменил тактику и перешел на тон терпеливого взрослого, разговаривающего с упрямым ребенком, – вы все такой же фантазер, каким были десять лет назад. Ну зачем, зачем нужны ваши фантазии в духе Жюль Верна, если можно подняться по обыкновенной лестнице?

– И лишиться глаза при помощи чьего-нибудь зонтика? – хмыкнул Второй. – Когда в последний раз вы переезжали через мост, дорогой друг? Вы видели эти толпы? Люди практически давят друг друга. Не дай бог споткнуться – затопчут. Перемены необходимы. Время движется вперед. Остановить его не дано ни вам, ни мне, ни даже департаменту мостов.

– Очень может быть, – сухо отозвался Первый. – Очень может быть, Джеймс. Но ускорение прогресса, на котором вы так настаиваете, делается на средства налогоплательщиков. Попробуйте объяснить людям, почему необходимо тратить их деньги – и деньги немалые! – на то, без чего можно легко обойтись. А ведь внедрение проекта займет не один год. Деньги, понимаете? Ваши фантазии стали бы гораздо ближе к реальности, если бы вы не забывали об этом небольшом препятствии.

Чем закончилась дискуссия, искатель приключений так никогда и не узнал, потому что в салон вихрем ворвался Дюк – Джейк даже вскочил от неожиданности.

– Билетов нет! – прошептал Дюк. При этом лицо его искажала гримаса испуга.

Дело было в том, что на определенном отрезке пути состав переходит от Рутландской железной дороги в ведение Брайтонской. Билеты всех пассажиров опять проверяют. Об этом их заблаговременно предупредил мистер Маллоу, помня легкомысленный характер своего сына. А еще потом, перед тем как пассажиры покинут поезд, у них соберет билеты кондуктор.

– Как нет? Ты что? – Джейк напряженно наблюдал, как компаньон нервно шарит в карманах бриджей, сначала в одном, потом в другом, и наконец запускает два пальца в нагрудный карман пиджака. – Ты же их в бумажник положил, бестолочь!

– В том-то и дело, – одними губами пробормотал тот. – В том-то, сэр, и дело. – Он поднял на компаньона отчаянные глаза. – Бумажника тоже нет! Я положил билеты в среднее отделение, точно помню. А бумажник – в карман. – Трясущимися руками Дюк ощупывал себя. – Кажется, вот в этот… – Он вывернул карман пиджака.

– А саквояж? – спросил Джейк.

Дюк мотнул головой.

Они почти выбежали из курительного салона. Навстречу им попалась какая-то дама, испуганно отшатнувшаяся с дороги. На нее не обратили внимания. Как только компаньоны оказались на своем месте, Джейк схватил саквояж, рванул ремни…

К искателям приключений направлялся проводник.

– Десять миллионов чертей! – чуть слышно прошипел Дюк. Внезапно он сообразил, что в зубах у компаньона сигара. И тот, судя по выражению лица, тоже вспомнил о ней только сейчас.

Джейк застыл на секунду и не спеша вынул сигару изо рта, тупо глядя в раскрытый саквояж.

– Джентльмены, – раздалось над ними. – Курить в вагоне запрещено. Потрудитесь пройти в вагон-салон.

Дюк выпрямился, уставившись на два ряда никелевых пуговиц на кителе подошедшего проводника. Проклятая сигара медленно тлела. Он сделал компаньону страшные глаза, но тот ответил отчаянным взглядом: потушить сигару было совершенно не обо что. Проводник прочистил горло с такой интонацией, что Джейк почувствовал желание сесть.

– Похоже, сэр, – выговорил Дюк, – нас обокрали. Бумажника нет.

Вызванный проводником кондуктор потребовал показать билеты. Саквояж был перевернут сверху донизу еще и еще раз. Бумажника с билетами не было. Не было денег. Не было рекомендательного письма к капитану Веркору, которое Дюк тоже засунул в бумажник, «чтоб не помялось». Не было ничего, кроме одежды, кое-каких мелочей и пары книг.

Проводнику указали на то, что он же сам забрал билеты джентльменов не далее как двадцать минут назад. Кондуктор заявил, что это ничего не значит: то были билеты за оплату услуг компании Пульмана, а нужны еще другие, за оплату услуг железной дороги, и, поскольку их нет, оба джентльмена считаются безбилетными. Ему ответили, что так, конечно, куда проще, чем разбираться с людьми, которых обокрали (здесь Дюк наступил компаньону на ногу). Проводник ушел и вернулся в сопровождении какого-то человека в фуражке с эмблемой железнодорожной компании.

– Что у вас, Дженкинс? – поинтересовался тот.

– Да вот, – кивнул кондуктор, – бродяжек поймали.

– Вы не понимаете! – вскинулся Дюк, растеряв остатки терпения. – У нас украли бумажник! С билетами и деньгами! С рекомендательным письмом!

Джейк, наоборот, хранил молчание. Молчал этот джентльмен очень выразительно, поэтому, если вы, дорогой читатель, вдруг окажетесь в подобной ситуации, никогда, запомните, никогда не складывайте руки на груди, не дрожите ноздрями, не кривите губы и не смотрите так в окно. Кондуктор внимательно его оглядел, покачал головой и опустился на сиденье рядом.

Искатель приключений чуть отодвинулся, стараясь, чтоб вышло незаметно, и представил лица мистера и миссис Маллоу, которым сообщают, что их сын со своим другом ссажены с поезда за отсутствием у них билетов. И это ровно через полчаса после того, как мистер Маллоу усадил их в вагон, снабдив этими самыми билетами и бумажником с небольшой суммой, которую семейство Маллоу пусть и с трудом, но все же могло себе позволить дать в дорогу своему непутевому отпрыску.

Паровоз пронзительно свистнул, сообщая о приближении к станции. Кондуктор встал и сделал знак следовать за ним.

Двое джентльменов шли по вагону, словно какие-нибудь преступники. Их провожали взглядами. Румяная молодая особа в чепце с лентами, смахивающая на кормилицу, поджала сочные губы и отвернулась. За окном проплывали зеленые горы и одиночные деревья, расчерчивали небо электрическими проводами телеграфные столбы – всё медленнее и медленнее, пока поезд окончательно не остановился.

– Джентльмены, прошу вас проследовать за мной.

2015 год

Стокгольм, Швеция

Машина не ловилась. Они, как два дебила, топтались на тротуаре. Никто не хотел остановиться, чтобы подвезти их в Осло.

– Гарантированно опоздаем, – мрачно констатировал Лев. – Всё, приехали. Надо писать отцу. Кинет деньгу быстрым переводом, и поедем домой. Хорошо, что хоть паспорта есть.

– А потом? – Федор сунул бесполезные теперь руки в карманы. Рюкзак забыли, так хоть штаны подтянуть. – Денег на вторую поездку у родителей нет. Да если бы и были – кто нас, таких отморозков, второй раз отправит? Опять начнется: «Бесполезный овощ, ничего не делаешь, на диване с телефоном лежишь, уже корни пустил». Хватит. Наслушался. Ты как хочешь, а я не вернусь.

Лев хотел было возразить, но тут вспомнил, как мачеха жаловалась на безденежье, а Летняя возьми да и скажи, что в управляющей компании есть вакансия дворника. Работать, типа, могут и двое – каждый на полставки. Улицы подметать, лестницы мыть, сдавать листки жильцов с показаниями счетчиков воды, еще что-то и еще что-то… Но если бы только это! Нужно еще свидетельство о знании государственного языка.

Летняя уверяла, что получить вторую категорию не так сложно. И что никуда не возьмут без «аусвайса». Аусвайсом она едко называла пластиковую карту – свидетельство о знании языка. Так вот, свидетельство второй категории дают только уборщикам, дворникам да кассирам в супермаркетах. Чтобы получить что-то получше, нужна третья. Получить третью очень трудно. Да и было бы ради чего так напрягаться! Выходило, что офис, столь презираемый Львом Березкиным, – еще большая, огромная, недостижимая удача.

Надо же было забыть багаж в туалете!

– Допер? – усмехнулся Федор. – Ну что, домой поедем?

– Ты руку-то подними. Давайте, Теодор, активнее, активнее.

1905 год

Где-то между Миддлберри и Вердженесс,

штат Массачусетс

Туман становился все гуще, небо – все темнее. Дюк чавкал ботинками по болоту. Носки, набрякшие водой до самого края бриджей, сползали при каждом шаге. Вот черт, обошел, называется! Утешало только одно: потерять гору невозможно даже в темноте. Даже такому гению, как мистер Маллоу.

Дюк звал компаньона, пока не охрип. Несколько раз он вполне отчетливо слышал свое имя и радостно бросался на голос, но ни увидеть Джейка, ни услышать ответ не удавалось, и Дюк шел дальше, напряженно вслушиваясь в лесную тишину.

Примерно час бесплодных блужданий – и стало совсем темно. То здесь, то там чудились какие-то шорохи, зажигались и гасли какие-то огоньки (Дюк предпочитал думать, что это тоже кажется, со страху), под ноги лезла всякая дрянь, за которую то и дело цеплялись ботинки.

И тут он увидел Джейка. Бросаться к нему по болоту было рискованно. Дюк помахал руками, показывая, где надо обходить, и стал ждать, пока компаньон до него доберется.

Шел Джейк медленно. На нем не было шляпы. По лбу и спутанным волосам стекали блестящие капли воды. Дюк ждал, терял терпение. Ему казалось, что расстояние между ними не сокращается. И вдруг дошло! Он никак не мог видеть никаких капель на волосах и лице Джейка Саммерса, потому что, во-первых, плохо видел, а во-вторых, было совсем темно!

Зажав рукой рот, чтобы не заорать, и стараясь изо всех сил не оглядываться, Дюк пошел прочь так быстро, как только мог. Подать голос он теперь не решался. Стояла тишина, изредка прерываемая плеском да птичьим вскриком. Луна выбралась из-за облаков и тут же снова спряталась. Дюк остановился перевести дух и похолодел: через кусты пробирался кто-то крупный.

– Мама! – услышал он свой сдавленный хрип.

Национальный парк Гарпхюттан, Швеция

Когда Федор стал разжигать костер прямо в лесу, Лев едва не сбежал. Только куда, если даже отцу не написать?!

Тем временем Федор поймал пару лягушек и теперь жарил их на костре. Лев изображал, что его тошнит, но съел. Оказалось вполне терпимо, похоже на курицу.

Наплевав на все здешние правила, Федор отобранным у Льва маркером начертил на сосне громадный крест – в качестве ориентира. И тут Лев не выдержал и начал на него орать.

Господин Летний перевернул все поваленные стволы в округе, какие смог приподнять, обшарил все кусты, какие смог обшарить, и выворотил все валуны, какие смог выворотить. Искал, кого еще поймать и съесть.

Лев уже не орал. Он сидел на поваленном дереве, обхватив голову руками, и стонал:

– Аттила! Русский варвар! Тебя просто нельзя брать в цивилизованную страну!

Федор, кравшийся по мху с майкой в руках, внезапно метнул майку, бросился вперед и навалился сверху.

Через четверть часа искатели приключений вынули из костра свалившиеся туда носки и сушили их, держа в руках, поворачиваясь к огню то задом, то боком. Выступающие части обоих компаньонов дымились.

Пойманный еж жарился на палках и почти весь обгорел. Его жалели. Так и сожрали – обуглившегося, вонючего, погибшего без всякой пользы. Из жалости.

Змеиный ручей, Миддлберри, штат Массачусетс

На соседней вершине по ту сторону ручья желтели в темноте фонари.

– Потеряться в месте, где на каждой горке по отелю! – возмущался Дюк. – Где, черт подери, плюнуть некуда, везде цивилизация! Ну ладно ты. А я?

– Я и говорю, гений. Так как ты все-таки меня нашел?

– Ну, – задумался Джейк, – сначала я искал следы.

– Неужели на этом всём, – поразился Дюк, – что-нибудь видно?

Джейк ухмыльнулся.

– На траве был свежий след, как будто что-то волокли. Длинное и тяжелое. Не зайцы же таскают тут бревна!

– Угу, – пробормотал Дюк, у которого подвело с голоду живот и начинали слипаться глаза. – Сухое деревце. Ты просто Следопыт какой-то.

– М-м… мы втроем были. Мистер Фенимор Купер, мистер Майн Рид и я. А потом я увидел ястреба… Кстати, почему ты не кричал?

– Я кричал. Потом.

– Потом? Потом?!

– А что?

– А то, – Джейк поудобнее уперся в колени, – что потом был туман, который, как известно, – он сделал выразительную паузу, – глушит звуки. Я тут, понимаете ли, весь изорался, а он со своей гордостью чуть до Аляски не дошел!

– И ничего не до Аляски.

– Вы правы, сэр. Только до Канады.

– Задница вы, сэр! Ладно, давай дальше.

– Дальше, – продолжил Джейк, – был ястреб. Ну, или не ястреб, кто же его разберет. Кружил над одним и тем же местом. Сначала я думал, караулит какую-нибудь дичь. А потом пришло в голову: его что-то беспокоит! Там что-то есть!

– Какой головастый у меня компаньон!

– Это головастый мистер Сетон-Томпсон. Про животных пишет. Не читал, что ли? Ну вот, потом ястреб куда-то подевался и вообще стало темно. Но тут ты, по-моему, заорал то ли «а-а-а!», то ли даже «мама!».

Взгляд мистера Маллоу сделался свирепым.

– Или мне показалось? – прищурился мистер Саммерс. – Туман глушит звуки и все такое?

Джентльмены стояли вплотную у костра и держали над огнем снятые пиджаки. И тут, отскочив, Джейк поперхнулся и издал звук не то «а-а!», не то «мама!».

Прямо у него под ногами проползла здоровенная полосатая змея.

– На тепло лезет, гадина, – вполголоса сказал Дюк, вытаскивая из костра палку. – Не двигайся.

– Дай мне тоже!

Мы, леди и джентльмены, не станем приводить здесь сцену этого преднамеренного убийства. Скажем только, что безобидному полосатому ужу крупно не повезло встретиться той ночью с двумя впечатлительными молодыми романтиками. Вернемся сразу к тому моменту, где эти двое стоят над неподвижным телом жертвы.

– Йо-хо-хо, у меня идея! – воскликнул Джейк. – Что, если ее изжарить? Как вы насчет жареных змей, сэр?

Змее отчекрыжили голову и, выражаясь прямо, сожрали.

– У этой гадины есть один недостаток, – сказал Джейк, обгладывая змеиную шкурку.

– Очень маленькая! – компаньон расшнуровал ботинки и насадил их на палки, чтобы просушить. – Ну что, сэр, давайте устраиваться на ночлег.

Они придвинулись к огню как можно ближе, опять использовав саквояж в качестве подушки, укрылись слегка подсохшими пиджаками. Поджали босые ноги.

– А все-таки дерево… – произнес Джейк сквозь длинный зевок. – Все-таки можно было бы построить плот. Ты не прав…

Звякнул дверной колокольчик, и Джейк переступил порог маленькой лавки в нью-хэмпширском Уинчендоне – знаменитом на всю страну Городе игрушек. Лавка неожиданно возникла на его пути, пролегавшем через лес где-то возле Миддлтона: обычного вида, с полосатым бело-желтым тентом над входом, с резиновыми младенцами в чепчиках, с игрушечной кухней и книжками про Бастера Брауна в витрине. С полок пялились стеклянными глазами куклы в воздушных шляпках, скалились лошади на колесиках, глупо растягивали губы клоуны в шароварах со звездами, прыгали по проволоке жестяные мартышки в фесках, сверкали лакированные экипажи, толпились разнокалиберные твари на огромном Ноевом ковчеге.

– Что вам угодно, молодой человек? – поинтересовался продавец – юркий джентльмен со сверкающей лысиной.

При этих словах сами собой завелись и поехали по игрушечным рельсам штук пять поездов.

– Есть у вас мультископ? – неожиданно для себя спросил искатель приключений.

– Ну конечно! – Продавец сверкнул приторной улыбкой под закрученными усами. – Безусловно! Непременно! Я бы даже сказал, разумеется, есть! – И немедленно выложил на прилавок сначала один, потом другой, еще один, еще…

«Превосходное удовольствие для детей!» – значилось на картонных коробках. «Восхитительное развлечение для всех!» «Игрушка, но больше чем игрушка!»

Разноцветные стеклышки с едва слышным звоном складывались так и этак. Дождавшись, когда узоры станут повторяться, Джейк взял второй. Потом еще один, еще…

Поймав ожидающий взгляд продавца и вспомнив, что в кармане пусто, искатель приключений замялся.

– Понимаете, сэр, я… у меня…

Продавец вопросительно поднял голову.

– Тут такая история… – ляпнул искатель приключений.

Улыбка продавца из любезной мгновенно стала натянутой.

– У меня нет другого выхода! – закричал Джейк, схватив мультископ. – У нас украли бумажник!

Но слов, которые с сомнением на лице произнес в ответ продавец, искатель приключений не расслышал. Вместо того чтобы вызывать полицию, тот в растерянности что-то спросил. Джейк оглянулся и ничего не увидел. То есть совсем ничего: ни тьмы, ни тумана. Он был где-то без места и времени. Откуда-то донеслось:

Мы грабим и тырим добро мертвецов, Выпьем, братишки, йо-хо! Йо-хо-хо, и бутылка рому! [1] Увидишь на улице гроб с мертвецом — И сам опечалишься скорым концом. Зароют в могилку, и станешь, ей-ей, Прибежищем полчищ голодных червей. Они в твоем черепе будут кишить, И плоть твою будут в могиле точить: Фьюить-фьюить-фьюить[2].

Голос, с удивлением понял искатель приключений, был его собственным. И тут Джейк открыл глаза…

Лев быстро шел по шоссе – все еще не верилось, что их не преследуют. В голове был беспорядок. Если ехать домой, то автостопом и одному. Если с Федором – опять автостопом, но вдвоем. Если возвращаться, то опять-таки одному. Что его тогда ждет? А если не возвращаться – что?

– Багажа нет, денег нет… – стонал он. – Что мы капитану-то скажем?

– Понимаете, тут такая история…

– Какая история? – тут же поинтересовался Лев. – Ну, какая?

Федор потряс волосами.

– За нас одно обстоятельство.

– Какое?

– У нас нет другого выхода. – Федор пожал плечами. – Как хочешь или как не хочешь, придется объясняться.

– Спасибо. Спасибо большое, Теодор!

– Потом, – Федор остановился, потянулся, крякнул, – потом что-нибудь придумаем.

На душе у Льва делалось все тревожнее. Как этот тип может быть таким спокойным, если у них не осталось даже запасных трусов? Трусы-то ладно, денег ни копейки. Их просто отправят домой! Нет, не просто, а придется брать взаймы. Придется просить взаймы! У кого-то незнакомого! А Лев Березкин еще давно дал себе клятву, что никогда в жизни, даже по мелочи, ни у кого не будет ничего просить.

Машины проезжали мимо.

Федор поморщился – и решительно шагнул на проезжую часть.

– Стой ты, жизнерадостный морской огурец! – Лев рванулся оттащить, Федор дернул плечом, и оба едва успели отскочить, чтобы не оказаться под колесами. Лев повернулся – и чуть не попал под следующий автомобиль. Хотел бежать назад, но было поздно. Образовался затор. Им сигналили. Выбраться не получалось: кто-то остановился, кто-то продолжал ехать, а по полосе у обочины шли фуры. Под фуру не хотелось. Назад было некуда. Взмокнув со страху, хватая друг друга за руки, оба пробирались к середине. Металлическое заграждение делило шоссе пополам. Там можно было переждать движение.

– Господа! – донеслось до них. Спустя пару секунд дошло: их звали по-русски.

Они остановились, завертели головами. И тут Лев куда-то пошел.

– Молодой человек! – уже нормально расслышал Федор. – Вам что, нужно отдельное приглашение?

Кому принадлежит голос, он все еще не видел, но двинулся на звук – увидел приоткрытую дверцу серебристого «БМВ» и забрался на заднее сиденье.

Водительница тоже села на свое место. В чем-то старомодного розового цвета, в черной шляпке, черных перчатках, на шее – черный шифоновый шарф.

Она хлопнула дверцей.

Шляпка не давала рассмотреть в зеркале ее лица.

– …Однако, мальчики, – голос дамы звучал невозмутимо, – ваш абордаж мог закончиться неудачно.

С этими словами решительная пассажирка открыла дверь, бросила беглый взгляд на саквояж и прошествовала в вагон. Компаньоны остались на площадке.

Через мгновение дверь распахнулась снова.

– Послушайте, господа, вам что, нужно особое приглашение?

– Но у нас нет билетов!

– Нет? Подумать только!

– Там же кондуктор.

– Именно, молодой человек! – Дама оправила кружевные оборки траурной перчатки. – Поэтому я посоветую вам не привлекать внимания персонала, заставляя даму вести себя эксцентрично!

– Но… – попробовал открыть рот Дюк.

Ответом ему был приложенный к губам палец. Дама опять открыла дверь тамбура.

– Так душно! – сказала она как бы себе самой. – Куда они только смотрят! Надо будет принять от головы.

Затем помассировала виски, расправила юбки и профланировала мимо них по красному ковру качающегося вагона. Компаньоны прижались к стене спиной и на цыпочках последовали за ней. Дама знай себе шла и вдруг остановилась перед закрытой дверью. Поворачивая ключ, она напевала себе под нос веселую ариетку на немецком. Голос ее был слегка глуховат, но звучал довольно приятно. Она сделала приглашающий жест – и искатели приключений прошмыгнули внутрь.

Это был салон-гостиная. С дубовым столом, на котором стояла ваза с розами, с мягкими креслами и диваном, с большим зеркалом в дубовой раме и с полками, на которых размещалась посуда, а также (и это в наших обстоятельствах стоит отметить особо) с дверью. До сих пор обоим джентльменам приходилось ездить только на обычных пульманах, где пассажирские места отделялись от чужих глаз лишь занавесками, а о закрытых салонах не было и помину. Маллоу-старший рассказывал, что раньше «пульманы» возили пассажиров в закрытых купе, но произошло такое количество убийств, ограблений и прочих преступлений, что сочли за лучшее заменить двери на занавески. По счастью, вагон был не пульмановский, а вагнеровский. Компания Вагнера не испытывала пристрастия к открытым купе и потому считала вполне разумным предоставлять пассажирам места в закрытых отделениях.

2015 год

Национальный парк Гарпхюттан, Швеция

– Вот что, господа, мне нужно заправиться, – сообщила женщина, подобравшая их на шоссе. – Постарайтесь обойтись без подробностей. На заправках бесплатный вай-фай, вы сможете связаться с семьей.

– Мы не сможем связаться с семьей, – мрачно заметил Федор.

– Не говорите чепухи. Конечно сможете. Кстати, почему не сделать это прямо сейчас?

Женщина потянулась было за смартфоном, торчавшим на подставке, но тот заговорил по-французски (через двести метров поверните налево, мысленно перевел Лев), и она задумалась.

– Пожалуй, позже. – Машина поехала медленнее. – Полчаса вряд ли что-то изменят в вашей ситуации. Ну так что, господа, потеряли багаж? Ничего, бывает. Отвезти вас в бюро находок я, к сожалению, не смогу, но двести евро меня не разорят. Этого хватит?

– Спасибо, не надо, – сказал Федор таким светским тоном, что женщина обернулась.

– Чувство собственного достоинства – это великолепно, но в данном случае не стоит слишком усердствовать. Вы оказались в отчаянном положении. Попытки обойтись без помощи сделают его еще более отчаянным, так что при случае просто поможете кому-нибудь, кто будет в этом нуждаться. Можете при этом вспомнить обо мне. Если захотите. – Она улыбнулась.

Лев услышал, как Федор заскрежетал зубами. Он обернулся и сделал ему страшное лицо.

Пробка казалась безнадежной.

– Подайте мне саквояж. – Женщина скорее велела, чем просила.

Лев дотянулся до саквояжа, достал, передал ей. Когда женщина его раскрыла, в ее руках оказался продолговатый предмет, похожий на футляр электробритвы, но только больше. Через минуту по салону плыл запах кофе.

– Как вам?

– Отличный. – Федор долго подбирал слова. – Кофе у вас… отличный.

– Естественно. Люди почти ничего не понимают в кофе. Особенно на автомобильных заправках. Никогда его там не покупаю.

Федор попытался переварить эту мысль.

– А почему люди ничего не понимают в кофе?

– Как правило, большинство из них ничего не чувствуют. Или приучают себя ничего не чувствовать. Так проще. Разве вам это неизвестно?

– Разве вам это неизвестно?

Миссис Фокс отпила горячего напитка. Джейк невольно вспомнил миссис Маллоу: та так же изящно подносила чашку к губам. До чего же изменилась его жизнь за последние дни! Не прошло и недели, как он уехал из родительского дома, а она перевернулась уже дважды: сперва элегантно нищающий дом Маллоу, затем – самое настоящее бродяжничество, и вот теперь – этот комфортабельный салон, так неожиданно ставший их пристанищем. И эта странная дама, от которой так и пахло большими деньгами и… большими приключениями! А еще Джейк никогда не ездил в закрытом салоне. И никогда не носил такой дорогой, отлично сидящей одежды. И не держал свои вещи в таких красивых, телячьей кожи чемоданах. Но самое главное – у него не было этих уверенно-небрежных манер. «Когда-нибудь у меня все это будет, – решил про себя искатель приключений. – Когда-нибудь у меня будет достаточно средств, чтобы позволить себе ездить в закрытом салоне, покупать всякие штуки и этак между прочим беседовать с кем угодно о чем угодно…»

Джейк вдруг увидел себя рядом с миссис Фокс. Другим, старше, у него был ее саквояж. Он видел это так ясно, что била дрожь, горели щеки, а сердце колотилось как бешеное.

Дама, чинно (пожалуй, даже слишком чинно) пившая свой кофе, с улыбкой подняла глаза.

– О чем вы так задумались, милый мальчик?

Джейк, которого одолевали мысли самые противоречивые, оглянулся на компаньона. Дюк Маллоу, убаюканный запахом кофе, мягкостью дивана и мерным покачиванием поезда, спал на саквояже, уткнув голову в локти.

– Не тревожьте вашего друга, ему нужно отдохнуть, – негромко произнесла миссис Фокс. Она поставила чашку на блюдце, положила ладони на стол и прищурилась. – Так о чем вы так задумались? Не хотите говорить? Тайна?

– Да нет, – отозвался Джейк. – Просто пришло в голову: откуда у людей берутся деньги? Если, конечно, они не получили наследство от богатой тетки, не нашли клад или не промышляют чужими кошельками.

– Деньги. – С трудом сдерживая улыбку, дама закусила уголок тонкой верхней губы.

Джейк подумал, что это совсем не важно. Хочет насмехаться – пусть.

– Да, – сказал он вдруг, – деньги. Большие деньги!

– Ну надо же!

Дама расхохоталась, стараясь, однако, чтобы не вышло слишком громко.

– Такой юный, романтический мальчик – и такие прозаические мысли!

– Чем же они так плохи? – спросил он с досадой.

– Действительно, – улыбнулась дама, – чем? Что вас задело в моих словах?

– Вы засмеялись, когда я сказал, что думаю о деньгах, – ответил он. – Почему?

– Но это же просто, юноша! – Дама развела руками. – Вы меня удивили. Такой потрепанный молодой человек с манерами хорошего мальчика из приличной семьи, едущий в компании другого такого же хорошего мальчика и обнаруживающий склонность к романтическим приключениям, должен, по-моему, думать о чем-нибудь более… ну, скажем, возвышенном.

– Более возвышенном? – Искатель приключений нахмурился. – Это вы о чем?

Дама закатила глаза, словно собираясь упасть в обморок.

– О любви, юноша, о любви! В вашем возрасте обычно думают именно об этом.

– О, – только и сказал Джейк. – Нет.

– Нет? – недоверчиво переспросила миссис Фокс. И пожала плечами. – Ну, нет так нет.

– Я что, выгляжу таким идиотом?

– Это вы о любви, что ли? – скривилась женщина. – Хотите сказать, это ерунда?

– А то нет!

– Молодой человек, вы слишком много смотрели кино.

– Да, много. И все это ерунда!

– Да что вы говорите? – пробормотала мадам Ренар.

Она остановилась на светофоре, положила подбородок на сложенные ладони и приняла внимательный вид.

– Я вас слушаю.

– Вам не понравится.

Она сделала гримасу.

– Я не к тому, чтобы обидеть, – быстро поправился Федор. – Просто, понимаете…

– Ну? – нетерпеливо оборвала его мадам Ренар.

Федор вздохнул. Гримаса на лице женщины стала язвительной.

– Зря спросили, – буркнул Федор. – Короче, я называю это «бабский мир».

Мадам Ренар медленно к нему повернулась, но спохватилась: пора было ехать.

– Он правда такой, – продолжал Федор, глядя на дорогу и не глядя на мадам Ренар. – Неужели это вижу один я? Везде только и слышно, что про права женщин, что их ущемляют. Вы сами посмотрите. В сети на всех сайтах пишут кто? Почти одни женщины. Книги тоже пишут в основном они. Учителя почти все женщины. Врачи. Политика вон тоже как изменилась. Да вообще кругом одни женщины! И все время учат нас жить! Всякие курсы и семинары, педагогика на каждом шагу, психологи всякие. Да они просто озверели!

– Спокойнее, – пробормотала мадам Ренар. – Вы слишком горячитесь. Скажите, а это действительно ваши мысли?

– Ну а чьи?!

– Позволю себе бестактность. Человек, воспитанный отцом, так говорить не станет. А ваша мама – она…

– Вот именно. Она тоже ищет, где у меня кнопки.

Мадам Ренар остановилась. Мимо проносились машины.

– Тоже?

– Да, как и все.

– Будьте добры, возьмите из багажника саквояж.

Федор полез за саквояжем. Снова запахло кофе.

– Вы считаете, что таковы все женщины? – трогаясь с места, поинтересовалась мадам Ренар.

– А что, нет? Нет, скажете?

– Мне трудно отвечать за всех женщин.

Федор поскреб голову.

– Смотрите, вы говорили о фильмах. О’кей, пусть они все одинаковые. Но ведь так и в жизни. Вот история о любви. Предположим, в конце все не расстались, не оказались в психушке, не умерли, да? Тогда все заканчивается браком. Работа, дом, воспитание детей, по выходным магазины – шопинг. Разговоры все эти об отношениях! Везде всё одинаковое, тупик, без вариантов! А кроме этого ни в кино, ни в реальной жизни больше ничего нет!

– Спокойнее, спокойнее.

Федор помолчал, но не удержался:

– Что, разве не так?

Мадам Ренар как будто собралась ответить, но посмотрела на навигатор и закусила палец перчатки.

– И потом, это все равно когда-нибудь случится, – продолжил Федор. – Это я о любви. Ну, или не случится. Какая разница?

– Но ведь то же самое можно сказать и о деньгах, – возразила новая знакомая. – Их у вас нет, они, возможно, будут, или, возможно, их не будет. А вы очень настойчиво о них спрашиваете.

Джейк дернулся. Дама, подняв брови, пристально на него посмотрела.

– В самом деле? – проговорила она. – Никогда не были влюблены?

– Нет, – отозвался искатель приключений, – но я хотел бы все же узнать…

– Что, про деньги? – Дама в задумчивости закатила глаза. – Ну, кроме наследства и бесчисленных способов кражи чужих кошельков есть два пути. Первый – много и тяжело работать.

– Как – тяжело? Идти рабочим и копить?

– Не только. Вам придется совсем отказаться от своих интересов. И считать большой удачей ту малую толику своего, которую, может быть, вы все же удержите.

Теперь Джейк любовался лепниной на потолке салона.

– Никогда, – сказал он. – Никогда я не буду работать на дядю! То есть, конечно, мне придется – но только вначале. В общем, кое в чем вы правы. За все нужно платить. Даром бывают одни неприятности.

Миссис Фокс не спеша достала чрезвычайно тонкий и чрезвычайно длинный мундштук, вставила в него сигарету, прикурила.

– Вы не вполне правы, – сказала она. – И, пожалуй, невнимательны.

Молодой человек похлопал глазами. Дама улыбнулась и ничего не добавила.

– Вы не сказали про второй путь, – напомнил Джейк, решив не обращать на ее чудачества внимания.

– Что? – нахмурилась миссис Фокс. – Ах да. Ну, это не так-то просто.

– И все-таки?

– Это искусство, юноша.

– Искусство делать деньги?

– Деньги? – мадам Ренар улыбнулась почти незаметно. – Вы уверены, что спрашиваете именно о них?

– Есть варианты?

– Мне кажется, вы скорее спросили, как стать счастливым.

– Я знаю, как стать счастливым, – нетерпеливо отмахнулся Федор. – Нужно иметь любимое дело. Без него о каком счастье речь? Но ведь я не буду счастлив, если останусь нищим.

– В таком случае начнем ab ovo – с самого начала. У вас есть любимое дело?

– Пока нет.

– Тогда о чем вы?

Федор воздел руки и закатил глаза.

– Но как, Холмс? Где мне его искать?

– Ну, мой дорогой Ватсон, почему вы спрашиваете об этом меня? Спросите свою душу. Если я правильно понимаю, Ставангер вам не особенно важен. Вы отправились наугад, искать, какое именно дело ваше?

Федор растерянно молчал.

– Значит, дело по душе, деньги, – взгляд его собеседницы стал что-то слишком пристальным, – и всё?

Федор пожал плечами.

– Вы все-таки чудовищно невнимательны, – мадам Ренар даже покачала головой. – У вас будут большие сложности.

– Удивили!

Машина ехала в гору – по обеим сторонам дороги простирались покрытые лесом скалы.

– Честно говоря, – осторожно проговорил Федор, – я ничего не понял из того, что вы сказали.

– Нестрашно. – Мадам Ренар подала ему пластиковый стаканчик. – Пейте свой кофе. Пейте, пока приключения не нашли вас.

Машина пошла вниз, и у Федора заложило уши. Мадам Ренар вела автомобиль молча, видимо, устав от разговора. Горы и леса за окном сменились домами. Проплыл перекресток с двумя стрелками: «Oslo» и «Arendal». У въезда в город, как и положено, была пробка – часы показывали девять утра.

Начинался самый обычный понедельник.

Между Вердженесс и Уинчендоном

– А что вы сказали про искусство делать деньги? – напомнил Джейк.

– Это, – рассеянно проговорила миссис Фокс, не отрывая взгляда от окна и стряхивая тонкими пальцами пепел, – становится искусством тогда, когда вы, во-первых, любите свое дело, и, во-вторых, любите деньги, которые оно приносит. В равной, я бы сказала, пропорции. В противном случае…

От неожиданного стука в дверь Джейк даже подскочил.

– Кто там? – звонко спросила миссис Фокс.

– Проверка билетов, – ответили за дверью. – Открывайте!

Миссис Фокс полюбовалась закрытой дверью. На лице ее была легкая задумчивость. Затем медленно поднялась. Компаньоны юркнули под диван и затаили дыхание. Послышался звук открываемой двери. Дюк тихонько отодвинул плед, и они увидели, что дама стоит лицом к лицу с полицейским в мундире, шлеме и с длинной дубинкой на поясе.

– Мы ищем опасного преступника, мэм, – откашлялся в кулак полицейский. – Прощу прощения, но вам придется выйти.

– По-вашему, – от возмущения голос миссис Фокс взвился, словно оборвавшаяся струна, – я похожа на… Ну, знаете!

Отодвинув полицейского, в салон-гостиную вошли двое в штатском: пышноусый мужчина, гладко причесанный на пробор, с честным породистым лицом, и другой – повыше, посуше, с лохматыми бакенбардами, с глубокими складками у носа и круглыми внимательными глазами.

– В жизни не видел, чтобы кто-нибудь был так похож на спаниеля! – прошептал Джейк на ухо компаньону.

Пышноусый достал фотографию. Миссис Фокс стояла, скрестив на груди руки, и смотрела в окно. Можно было подумать, что происходящее не имеет к ней никакого отношения, если бы не презрительная усмешка ее нервных губ.

– Это Фокс, – сказал Пышноусый Спаниелю и повернулся к полицейскому. – Берем его.

– Простите великодушно, мэм, я должен. – Тот снова прочистил горло. – Эти джентльмены – детективы из агентства Пинкертона, у них есть ордер на ваш арест.

– Что? – возмутилась миссис Фокс. – Это смешно!

На ее тонких запястьях защелкнулись наручники. Твердо, но аккуратно агенты взяли миссис Фокс под локотки и повели из вагона.

– Это оскорбление! – кричала мадам Ренар. – Я буду требовать компенсации вреда в Европейском суде! Я дойду до Брюсселя!

Тот, что держал документы, взглянул в свои бумаги, что-то сказал коллеге и прочел не без труда:

– Алек-сей Лисофф.

– Простите, мадам, – второй полицейский снова прочистил горло. – Эти господа из агентства «Секьюритас Эй Би». Мне очень жаль, но у них есть решение суда о вашем аресте.

– Как это скучно. – Мадам Ренар вздохнула и вдруг резко выхватила что-то из кармана. – Банан, – сообщила она, жуя. – Выбросьте, если несложно.

Она протянула полицейскому кожуру, не обращая никакого внимания ни на четыре наставленных пистолета, ни на протянутые к ней наручники.

– Простите, господа, язва желудка. – Мадам небрежно отряхнула руки в перчатках и протянула их полицейскому. – Я готова.

Федор шагнул из лифта, бережно обнимая чужой саквояж, на который нагло заявил права. Пока их допрашивали, саквояж досматривали. Потом досматривали их. Потом спросили, почему они поехали автостопом, имея при себе достаточную сумму денег. Потом напомнили, что в Норвегии запрещено ездить автостопом. Оба ушам не поверили, когда перед ними извинились за беспокойство!

Лев вышел из скучного здания из стекла и бетона вслед за компаньоном. Пока ехали в лифте, он рассматривал их отражения в металлической стене. Какие же они неумытые, потасканные, провонявшие дымом! Как будто из дома сутки назад выехали совсем другие люди. Их так долго мучили в участке – сперва допросом, потом уточнениями, как правильно пишутся их имена, четыре раза давали проверить протокол, и четыре раза приходилось объяснять всё сначала, – что теперь нестерпимо хотелось в туалет.

Пришлось искать ближайшую автозаправку. Закрылись в кабинке, на которой стоял значок с инвалидной коляской. Там саквояж и потрошили.

– Кому какое дело? – бормотал Лев. – Ты, может, инвалид. А я, может, тебе помогаю.

Федор молча шарил в саквояже: распихивал не глядя шмотки, залезал в карманы, расстегивал молнии.

– Есть!

В руках у него была пачка денег. Рубли. Вот, значит, почему полиция так спокойно отнеслась к тому, что русский парень не знает, сколько у него денег! Из-за курса! Надо было видеть, как он там перед ними заикался. «Это все, что у нас есть. Боялись тратить. Родители дали на первое время». Они же позвонят родителям!

Прежде чем Лев успел что-нибудь сказать, Федор уже побросал шмотки обратно, закрыл саквояж, схватил его – непринужденно, как будто всю жизнь с ним ездил, – и с деньгами в руках направился к окошечку «Обмен валюты». Сейчас откажутся брать рубли, тут же подумал Лев. Последний раз он путешествовал осенью прошлого года и до сих пор не мог забыть, как в Будапеште, куда Березкины поехали «экономно отдохнуть», невозможно было обменять деньги: все отказывались.

– Все, – Федор пересчитал еще раз для надежности. – Едем в Ставангер.

– Как он там говорил? Не хранить все деньги в одном месте?

Покружив вокруг станции, джентльмены уселись на траву за зданием вокзала, скрывшись от посторонних глаз в густых кустах. Джейк расстегнул ремни саквояжа. Вещи были уложены с такой аккуратностью, что он смутился.

– Что, святоша, рука не поднимается? – усмехнулся компаньон. – Представляешь, что будет, если он вернется и придется объясняться?

– Что-то мне говорит, что не вернется, – не очень громко произнес Джейк. – Но все-таки…

Он запустил руку в саквояж и вытащил черную шаль тонкой шерсти. От шали исходил сильный запах кофе, немножко пролившегося из колбы, едва уловимый – дамских духов и почти неслышный – нафталина. Искатель приключений стряхнул на землю кофейную гущу и неловко положил шаль себе на колени.

– Все-таки пока подождем избавляться от картонок.

– Ага, – сказал Дюк, силясь заглянуть внутрь саквояжа.

В боковом отделении обнаружилась пачка турецких сигарет «Мюрад», свернутая в трубку французская «Ле Галуа» и коричневый мужской бумажник.

– Да мы состоятельные люди, мистер Саммерс!

– Похоже на то, мистер Маллоу.

Дюк пересчитал мелочь.

– Ужин. Гостиница. Постель. И ванна.

– Ага, – отозвался Джейк, листая найденную рядом с бумажником книгу.

– «Сон в летнюю ночь», – перевел французское название Дюк. – Шекспир.

Еще было немного одежды, которая не подошла ни одному, ни второму, круглые синие очки, туалетные принадлежности, пахнущие лавандой, банка кофе и жестянка с камамбером.

Под барахлом неожиданно нашлось еще одно: ежедневник с монограммой – переплетенными буквами «А» и «Л». Все страницы были чистые, но на обратной стороне обложки они увидели несколько комбинаций цифр. Пароли? Номера денежных переводов? Телефоны с кодами разных стран?

– Дай, – протянул руку Лев.

– То-то, я смотрю, и у вас с моралью все хорошо, – хмыкнул Федор, но перелистал молескин и отдал ему.

Последним, найденным в саквояже под мужским барахлом, стал прозрачный пакет. В нем находилось нечто мягкое и сморщенное в количестве двух штук. Пакет открыли, штуки расправили. Они были похожи на плотное желе. Это оказались силиконовые женские груди.

– О! – заржал Лев. – Запасные!

Внезапным движением он попробовал надеть их на Федора. Тот отобрал груди и едва не оборвал прозрачные бретельки, пытаясь в свою очередь натянуть их на компаньона.

– Надевать чужие сиськи – это искусство, молодой человек! – проскрипел он с интонациями мадам Ренар.

– Уберите руки! – вопил Лев. – Я буду жаловаться в Европейский суд! Я дойду до Брюсселя! Помогите! Сексуальные домогательства!

Пришлось объясняться с горничной. Она услышала вопли, стучала в дверь и одновременно звонила в полицию.

Во вторник, 28 апреля 2015 года, Федор Летний и Лев Березкин прибыли в порт Ставангер, чтобы узнать, что «Петр Великий» уже вышел в море.

Уинчендон, штат Массачусетс

В просторном освещенном холле за стойкой портье искатели приключений увидели парнишку примерно их лет в гостиничной униформе. На его усталом лице застыло безграничное спокойствие. Ничего особо примечательного в нем не было, но вот усы! В саквояже была бритва, а верхнюю губу парня украшали почти настоящие усы! Может быть, не очень густые, но вполне заметные. Гораздо заметнее, чем то, что росло на щеках и под носом мистера Маллоу, – не говоря уже про мистера Саммерса, у которого вообще растительность на лице была заметна только в солнечную погоду.

За стойкой вела наверх неширокая лестница. Напротив, у стены, стояли желтый железный ящик «Почты Соединенных Штатов» и узорчатая чугунная печь. Портье с нафабренными усами поправил галстук и, опершись на стойку, принял выжидательную позу. Под его рукой блестела чашка звонка.

– Сколько, – зеркало за спиной портье отразило две растерянные физиономии, – у вас стоит номер на двоих?

Ресторан их ошеломил: высокий потолок с лепниной, бриллиантовые люстры над белоснежными скатертями, гул голосов, звон посуды, звуки регтайма, который, не обращая ни на кого внимания, играл чернокожий тапер. Компаньоны осторожно, как в воду, ступили на ковер. К ним тут же подошел метрдотель.

– Столик на двоих, пожалуйста, – чуть сдавленным голосом попросил Джейк, и уже через минуту искатели приключений, со скрипом отодвинув стулья, уселись.

Над головой сиял хрусталем начищенный медный светильник. Хрустящая скатерть терлась о ноги в новых штанах. Локти как-то сами собой вспомнили, что на столе им не место, руки растерялись и то робко хватались за краешек стола, то стыдливо складывались на коленях, то вообще не знали, куда деваться, пока официант не принес меню.

– Что быстрее готовится? – поинтересовался Дюк. – Вареный лосось? Ну, вот его и будем.

– А еще русскую шарлотку, мороженое и кофе. Со взбитыми сливками. На двоих, – добавил Джейк.

Официант их слушал, сохраняя на лице непроницаемое выражение. Когда он наконец удалился, Лев начал о чем-то спрашивать, но Федор как будто не слышал. У него перед глазами все еще стояла картина недавнего происшествия: вот открывается задняя дверца полицейского автомобиля, оттуда появляется агент, помогает выйти мадам Ренар, придерживая ей голову, но внезапно наручники остаются у него в руках вместе с перчатками, и он сгибается синхронно с арестованной, как если бы они вдвоем опускали на землю что-то тяжелое. Вот мадам Ренар отпихивает присевшего со стоном агента, дает подножку второму, грациозно добегает до стоящего у бетонной стены мотопеда, два-три раза пинает ногой какую-то ручку и рвет с места прямо на них – полицейские шарахаются, пропуская уже не мадам, а вполне очевидного, хоть и в юбке, мсье лет тридцати пяти-сорока с залысинами на высоком лбу. Через несколько секунд, завывая сиреной, за мотопедом срывается полицейская машина. Она давит парик, из последних сил изображающий женскую прическу. Ветер гонит по асфальту черный шифоновый шарф.

– Ты знаешь, я все думаю: как мы сразу не догадались про миссис Фокс? Все ведь было странно с самого начала. Это же очевидно!

– Ну, знаешь, оно было бы очевидно, если бы нам вообще пришло в голову, что такое возможно! Сэр, скажите мне как местный житель: кто такой длиннохвостый песочник?

– Это такое животное, – Джейк снисходительно опустил веки. – Имеет длинный хвост. Выбирает для жилья места, где много песка.

– Ну конечно, вспомнил! – Дюк хлопнул себя по лбу. – У него действительно длинный хвост. Шесть штук.

– Да-да, – кивнул компаньон. – И еще вот такой хобот, шесть пар глаз и лап три пары. А ушей совсем нет.

– Как – нет? Еще как есть! Просто они внутри.

– Зубов тоже нет, – и глазом не моргнул Джейк. – Питается цветочным нектаром, потому и хобот.

– Сам ты питаешься нектаром! Где он тебе цветы возьмет, если кругом сплошной песок?

– Это особенные цветы, – не растерялся Джейк. – Растут только в песке. У них тоже хобот. Чтобы добывать воду из недр земли.

Принесли обед, и вниманием компаньонов завладел обыкновенный вареный лосось. У него, может быть, и был всего один хвост и отсутствовал хобот, но зато он исходил паром такого волшебного аромата и плавал в таком нежном соусе, что у длиннохвостого песочника не осталось никаких шансов.

– Ладно, – Дюк сосредоточенно орудовал ножом, – то, что он нас подхватил, еще ничего.

– Хорошенькое «ничего»! – возмутился Джейк. – Пальцы железные! Я думал, скорее руку оторвет, но уж точно не выпустит.

Дюк вытер губы салфеткой.

– Вот это как раз пустяки. Нервы. Я вон вчера ночью, наволновавшись, ремешок у саквояжа оторвал. Двумя пальцами. Днем попробовал – не тут-то было.

– Но потом-то! – не успокаивался Джейк. – Одна кофейная машина чего стоит!

– А чего она стоит? – промычал Дюк с набитым ртом. – Где-нибудь написано, что женщина не может иметь при себе такую штуку?

– Ладно, – неохотно согласился компаньон.

Принесли кофе и десерт.

– А это, про школу? – спохватился через минуту Джейк.

– Ну а что такого? – пожал плечами Дюк. – Ну была, действительно, в их доме библиотека. Ну начитанная дама. Ну зануда – вот уж это вообще не редкость! «Учитесь точно формулировать свои мысли»!

Джейк долго переминал во рту горячую шарлотку.

– Нигде не написано, что женщины должны беседовать о том-то и том-то и не должны – обо всем остальном, – задумчиво проговорил он в конце концов. – Но кое-что все-таки было неправильно.

– Что?

– Деньги.

– Какие деньги?

Тут искатель приключений спохватился, что во время небезынтересной беседы на тему откуда берутся большие деньги компаньон спал.

– Ну… – начал он. – Стой, погоди.

И подозвал официанта:

– Принесите-ка нам длиннохвостого песо…

Он поймал на себе удивленный взгляд компаньона.

– Нельзя, что ли?

Дюк быстро пожал плечами. На всякий случай даже покивал.

– Длиннохвостого песочника, – решительно закончил Джейк.

Официант удалился.

– Ну так вот, – искатель приключений сделался серьезен, – я ему говорю: откуда, мол, у людей берутся деньги? А он мне…

Длиннохвостый песочник оказался обычным бекасом.

В номер их провел кельнер – тот самый парнишка, что стоял у входа. Отпер дверь, шагнул в темноту, щелкнул выключателем, и над кожаной кушеткой у стены зажегся светильник.

В зеркале трюмо у окна отразились графин и два стакана. У круглого столика стояли два тяжелых кожаных кресла со стегаными, как и у кушетки, сиденьями. Голубые выцветшие обои были расписаны букетами нарциссов. Кельнер положил на столик прейскурант и ушел.

Вращающееся овальное зеркало, стоявшее у стены за дверью, вздрогнуло, когда на «рога», на которых оно висело, повесили шляпы. Джейк плюхнулся на кушетку, и та в ответ испуганно охнула. Дюк открыл прейскурант:

– Завтрак для джентльменов в семь часов. По воскресеньям – в восемь. Очень мило, сэр. Не придется по крайней мере вскакивать ни свет ни заря.

Двое джентльменов прошли в спальню. Включили свет. Лампа под зеленым абажуром осветила ореховое трюмо между железными кроватями. Обои покрывал узор из осенних листьев. В углу на комоде тикали часы.

Джейк пощупал пружинную кровать – мягкая, вдохнул запах свежего белья и повернулся к компаньону.

– Надеюсь, – тихо произнес он, – его не взяли. Надеюсь, у него при себе есть деньги. Надеюсь…

– Надейся лучше, чтобы мы с ним не встретились. Вряд ли ему понравится, что мы стырили его бумажник и все добро.

– Не стырили, а позаимствовали!

– И вообще, – Дюк расстегнул ремни саквояжа и бесцеремонно вытряс все содержимое на кровать. – С таким барахлом – и чтоб у него при себе была всего тридцатка? Не смешите меня. Чековая книжка в кармане, зуб даю!

Он вынул туалетные принадлежности, вытащил полотенце, еще свое, из дому, сунул компаньону в руки сверток с новым бельем.

– Или в чулке, – добавил Джейк, стоя с прижатым к груди свертком. – А как он рассуждал про карманников, э?

Дюк кивнул.

– В общем, компаньон, наша дорогая миссис Фокс – тот еще прощелыга. Ей – ой, то есть ему – точно не впервой.

Джейк сел на кушетку, стащил с ног «Окончательный выбор победителя» и надел ковровые комнатные туфли, которые положила ему миссис Маллоу.

– Выкрутится твоя кофейная дама, – буркнул компаньон. – Вон как пинкертонов уложила!

– Ловкий парень, – проговорил Джейк медленно. – Умереть какой ловкий! Я бы так не смог.

– Вот нам с тобой еще не хватало, чтобы была необходимость мочь такие вещи! – Компаньон распахнул дверь. – Для полного, так сказать, счастья!

Они вышли в коридор.

– Ты только представь, что надо сделать, чтобы на тебя натравили Национальное агентство Пинкертона! – Дюк запер номер, подергал для надежности ручку и сунул ключ в карман.

– Второй бритвы в футляре нет. Значит, впопыхах собирался.

Искатели приключений направились по вытертому ковру к двери ванной комнаты.

– И щетка только дамская, – добавил Дюк, помолчав.

– При том, – подхватил Джейк, – что вещи уложены аккуратно. Трогать страшно!

– Ну, кабы у тебя на пятках висели пинкертоны, дорогой компаньон, ты бы тоже что-нибудь да забыл.

– Не умничай. – Джейк осторожно приоткрыл дверь ванной и заглянул внутрь.

Высокий, гулкий, сыроватый потолок. Кафельные стены. Большая чугунная ванна и сияющая колонка для нагревания. Простой стул с прямой спинкой. Деревянный умывальный шкаф с фаянсовым умывальником и чуть мутным зеркалом.

– Вот ты его защищаешь, – заметил Дюк, раскладывая на полке перед зеркалом принадлежности для бритья, – а ведь уведи он твои денежки, запел бы по-другому.

Джейк повернул медный кран – в чугунное дно ванны ударила струя горячей воды.

– Запел бы, – согласился он и, вперив широко распахнутые глаза в полированный латунный абажур, пропел на мотив популярной ариетки: – Этот вор – он украл мои деньги, стырил, увел, уволок!

– Ну и голосина! – не то ужаснулся, не то восхитился компаньон.

– Да ладно.

– Нет, правда, у тебя здорово получается!

– Да пошел ты.

Дюк отодвинул несессер и умывальник неожиданно превратился в пианино.

– Пара-рам, – он пробежал пальцами по «клавишам», – и-и раз!

– Господи, меня обокрали! – затянул Джейк.

– Ужас какой, сын мой!

– Боже, ты видишь это?

– Конечно, слава Мне, не слепой!

– Как этих жуликов носит земля? Где справедливость, Отец?

Дюк задумался на минутку и выдал:

– А что – Я? Чуть что – сразу я! Чуть что – сразу я…

– А кто?

– Понятия не имею.

– Я так и знал, – вздохнул сын пресвитера. – Ну ладно, давай сначала.

Компаньоны прокашлялись. Получилось у них вот что:

– Господи, меня обокрали!

Жулик, мошенник и вор!

– Как, сын мой, вот так, сразу трое?

– Нет, что Ты, один всего.

Что же мне делать, к кому вопрошать, если, Отец, не к Тебе?

– А что – Я? Чуть что – сразу я! Чуть что – сразу я! Ты-то был где?

– Господи, меня обокрали!

– Да что ты, сын мой! Опять?

– Нет, я всё о том же…

– Стыдись, пора б замолчать.

Неблагодарное стадо мое, вечно вам что-то не так!

Быть хуже могло. Могло, могло!

Искатели приключений набрали воздуха и хором закончили:

– Сам ты дурак, сам ты дурак, са-ам ты-ы дура-ак!!

Отсмеявшись и прочистив надорванное горло, Дюк сказал:

– Ты все-таки не очень его защищай.

– Я и не защищаю, – пожал плечами компаньон. – Ты вон на нас посмотри.

– А что? – возмутился Дюк. – У нас не было другого выхода!

– Отчего же не было? – Джейк развешивал одежду на спинке стула. – Выход есть всегда. Другое дело, что он не всегда тешит твои страстишки, сын мой!

– То есть ты хочешь предложить бегать дальше по горам и долам без денег и вещей, после того как нас же и обокрали… – Дюк старательно взбивал в чашке мыльную пену.

– Я? – Джейк достал из кармана брюк мультископ и полез с ним в ванну. Улегшись в воду, прильнул к окуляру и наставил его на лампу. – Я просто хочу сказать, что грешно не воспользоваться посланной Им удачей. – Лицо сына пресвитера сделалось сконфуженно-невинным. Он опустил окуляр и взглянул на молчащего компаньона. – Я не прав?

Тот, сопя, елозил бритвой по щекам. Бритва невыносимо скрипела. Лицо Дюка выражало крайнюю сосредоточенность.

– Ужасно, – сурово сказал он наконец. – Просто ужасно. Богохульник.

– Исчадие порока и смехословия. – Джейк потряс мультископ.

– Засранец, одним словом. Встань в угол и подумай о своем поведении.

Джейк рассмеялся, положил мультископ на стул и нырнул. Дюк продолжал бриться.

– Не смотри под руку, – потребовал он, глядя в зеркало. – И на меня не смотри!

– Господи, меня обокрали. – Джейк вылил из бутылки на ладонь кокосовый шампунь. – Как этих жуликов носит земля, где справедливость, Отец…

Тут певец добавил несколько непечатных выражений – в глаза попало мыло, кран пришлось нашаривать вслепую.

Спустя четверть часа Дюк смыл кровавую пену, прижег порезы кусочком квасцов и залепил пластырем.

– Красавец. – Джейк ерошил полотенцем мокрые волосы. – Мечта всех барышень.

Пока наливалась ванна, юный мистер Маллоу, хихикая, наблюдал, как компаньон намыливает абсолютно гладкую физиономию, а потом, шипя и чертыхаясь сквозь зубы, прижимает к подбородку квасцы.

Несмотря на саднящие порезы и сморщенные кончики пальцев, искатели приключений чувствовали себя превосходно. С мокрыми прилизанными волосами возвращались они в номер. В новом белье, натянутом на мокрую кожу, было зябко – в холле гуляли сквозняки. Слабо пахло кофе и сильно – чужими духами. Внизу хлопнула дверь, послышались голоса. Какая-то женщина позвала: «Бобби!», и ей ответил детский голос.

Заперев за собой номер, оба джентльмена ощутили, что в комнатах довольно промозгло. На горячий чай раньше утра рассчитывать не приходилось. Хотелось скорее забраться под одеяло.

– Надо будет вынуть все ненужное, – пробормотал Джейк, споткнувшись о валяющуюся на полу шляпную картонку. – Только это будет…

Он зевнул, едва не вывихнув челюсть.

– …только это будет завтра.

Дюк швырнул пиджак на спинку кресла и поплелся в спальню, расстегивая на ходу жилет.

– Завтра, – глаза у искателя приключений слипались и язык заплетался, – завтра все наконец-то будет.

Медный рожок бра над кроватью изображал бабочку. Джейк спихнул с ног обувь, сбросил костюм. Из кармана брюк с глухим стуком выпал мультископ. Джейк поднял его, поставил на трюмо и забрался под сыроватое одеяло. Натянул повыше плед. Щелкнули один за другим два выключателя.

– Вот интересно, – сказал Джейк, слушая в темноте тиканье часов, – как там он сейчас?

– Не знаю. Даже представить не могу.

Искатель приключений подумал, что беглому Фоксу довольно трудно будет объяснить кому бы то ни было свой скандальный облик, а без багажа уладить ситуацию будет непросто. Зато у него лошадь. И экипаж. Скорее всего, ему удалось оторваться от погони. Не может быть, чтобы не удалось…

– Потрошить треску?! – выдохнул Лев.

Федор молча открыл другую вкладку: «Не требуется знание иностранного языка». Работодатель гарантировал рабочую визу, страховку, зарплату, контракт, компенсацию дорожных расходов, в том числе на проезд и питание в рабочее время. Работодатель обязуется…

– Это же лажа, придурок! – заорал Лев, срываясь на фальцет. – Ты там, ниже, комментарии читал? Ты видел, сколько там кинутых?

– Хорошо, что у тебя латвийские бумаги, легче оформить рабочую визу. – Федор как будто не слышал его вопли. – Пошли, найдем интернет-кафе.

– Зачем? Тут везде вай-фай!

– С телефона неудобно анкету заполнять.

– Какую анкету?!

– Для приглашения нужна анкета. Идем, короче.

В первом же банке Федор увидел через стекло компьютерный терминал и внаглую рванул туда.

– Но… но… – Лев топтался рядом. – Вот ты додумался! Как?

– Каком кверху, – огрызнулся напарник.

– К чему такие подробности.

Федор прочел, что анкеты заполняют по специальным правилам, и теперь искал их на сайте миграционной службы. Подходил оператор спросить, чем может помочь. Сзади все время образовывалась очередь. Очередь действовала на нервы. Она рассасывалась и снова вырастала, – кроме одного мужика, который еще больше нервировал своей нарочитой терпеливостью. Лев пытался делать вид, что он ни при чем, но фиг там: Федор то и дело спрашивал, что значит то или это. Наконец Федор нажал кнопку «Отправить» и соизволил повернуться к оператору.

– Помочь? – переспросил он. – Можете. Мы хотим открыть счет.

Часам к семи вечера счета у них были. Какие-то странные, временные.

– Застенчивый, говорите? – Лев истерично смеялся. – В магазин сам сходить не сможет?

Федор сделал вид, что не понимает.

– Что ты будешь делать, если у нас ничего не получится? Если получится только у одного, а? Что тогда?!

– Что-нибудь буду, – Федор пожал плечами. – Ты же сам со мной напросился? Решай.

Его буквально зациклило: домой он не вернется, на дядю согласен работать в первый и в последний раз, а дальше начинался феерический бред про свой дом, где он будет вставать, когда захочет, уходить и возвращаться, когда ему вздумается, работать ровно столько, сколько нужно для жизни, слушать что хочет, играть во что пожелает и питаться ростбифом насущным, вареной сгущенкой и кофейными зернами в шоколаде.

– И никто никогда не будет говорить мне, что делать и чего не делать!

– Нам, – скромно поправил Лев. – Я тут подумал: дом в одиночку дорого.

И тут он увидел себя перед зеркалом: вот он небрежно смачивает лицо лосьоном после бритья, приглаживает волосы, надевает чистую майку и неторопливо берет чемодан. Можно не спешить. Он всегда опаздывает, но его всегда ждут.

Кто и где именно, что в чемодане и почему ему прощают вечные опоздания, он не знал. Знал только, что так и будет.

…Он едва не налетел на компаньона – Федор внезапно застыл перед витриной: над козырьком – гирлянда, на подоконнике – герани и ярко-синий пупс в кукольной ванне, улыбается кто-то похожий на розовое яйцо, пасутся разноцветные пони, над игрушечной кухней висит детский зонт, а из раковины выглядывает лохматый белый медведь.

– Ты свихнулся? – Лев даже рассмеялся. – Это же просто магазин игрушек. Обычное совпадение. Давай зайдем, и после этого ты посмотришь мне в глаза и скажешь: это просто магазин.

– Впервые у нас? – улыбнулась им девушка с татуировкой на шее. – Ищете подарок? У вас мальчик, девочка? Сколько лет?

Федор с трудом выдавил из себя: хэв ю э калейдоскоуп? Лев попробовал вспомнить, что это. Снова улыбнувшись, продавщица выдвинула ящик. Калейдоскоп был! Две трубки, обтянутые красной бархатной бумагой, – маленькая и большая.

– Да что ж такое! – Лев недовольно смотрел, как компаньон завороженно прилип к окуляру. – Зачем?

– Что значит «зачем»? – Федор сунул вторую трубку компаньону.

– Понимаю-понимаю, вы насмотрелись пророческих снов.

– Сам ты «пророческих»! – огрызнулся Федор, не отрываясь, впрочем, от созерцания цветных узоров. – Нет никаких пророческих снов. Но бывают… – Он встряхнул калейдоскоп. – Бывают любопытные совпадения…

Лев вздохнул, забрал у него калейдоскоп и поставил на прилавок.

– Ну как не купить ребенку игрушку, – доставая деньги, проворчал он. – Ведь до ночи тут проторчишь! Дайте ему маленький. На счастье.

Они вышли на улицу. Стемнело. В окнах уютно горели светильники и метался голубой свет. У всех этих людей был дом. Место, где можно найти покой и безопасность.

Нью-Бедфорд, штат Массачусетс

– Здравствуйте, мистер Веркор. Могу ли я просить вас уделить мне несколько минут?

Дюк смутился и умолк – идеи на этом иссякли.

– Томас Маллоу, мой отец, передал для вас письмо, – чуть помедлив, продолжил Джейк.

– Нет, погоди! «Передал» – как-то не так!

– Не сбивайте меня, сэр. М-м… о’кей, не «передал», – согласился компаньон. – Написал. Написал вам письмо. Письмо, в общем. Но, к сожалению…

– К глубокому сожалению, – уточнил Дюк. – Или, стой: к глубочайшему… к великому…

– Ну, тогда: к величайшему моему прискорбию, мистер Веркор, письмо сперли, и я вынужден передать вам просьбу отца на словах, – выдал Джейк. – Отец просил вас взять меня и моего… э-э… компаньона на борт в качестве матросов.

– Произошло небольшое дорожное недоразумение, и письмо пропало. Остальное шикарно. Только стоит добавить еще не просто «взять на борт», а «взять на борт, если, конечно, это возможно».

За окном, у которого сидели компаньоны, замелькали шпили церквей вперемешку с дымовыми трубами, слева неровной стаей ползли столбы черного фабричного дыма. По авеню, вдоль которой теперь ехал поезд, мчали экипажи, спешили куда-то люди, а в окнах на другой стороне на фоне поблескивающих вод Акушнета вырос частокол мачт – поезд въехал в Нью-Бедфорд.

Джейк подумал и сказал:

– Мне это «если возможно» не нравится. Получается, что нас возможно и не взять. И что мы будем делать?

Мимо окна проплыли ряды дощатых сараев, около которых были навалены какие-то тюки. Показалось каменное здание вокзала. На площади за ним толпились экипажи. Вдалеке полз по рельсам трамвай.

Пассажиры начали вставать, доставать свои вещи, напяливать пальто и плащи, закрыв собою от компаньонов вид на нью-бедфордский порт. В проходе между сиденьями образовалась толчея. Поезд обогнал набитый людьми трамвай и, сбросив ход, медленно подкрался к вокзалу.

– Если мы ему не нужны, он вообще может не захотеть с нами разговаривать. – Дюк подхватил саквояж. – Поэтому лучше постараться сразу ему понравиться. «Если это возможно» – простая вежливость.

– Многовато слов для простой вежливости, – поморщился Джейк. – Сильно попахивает лестью. Дальше только «моля, припадаем к вашим стопам».

– А это не так? – Улыбка Дюка вместо ехидной вышла кислой. – Ну ладно. «Взять нас на борт, если есть такая возможность». По-моему, так нормально.

Искатели приключений спрыгнули на перрон.

– «Нью-Бедфорд Стандард Таймс»! «Ивнинг Стандард»! «Судовые ведомости китобоев»! – выкрикивал конопатый шкет в великоватой серой кепке. – Разбился экстренный поезд, заказанный мистером Робертом Огденом! Мистер Роберт Огден и его гости возвращались с Южной образовательной конференции! Четверо погибли! Среди пострадавших – Сен-Клер Маккелуэй, профессор Фэрнам из Йельского университета, епископ Маквикар и дочь Лонгфелло!

Чуть дальше, у дверей вокзала, ведущих на площадь, где пассажиров ждали экипажи, суетился его коллега – мальчишка постарше.

– Всем читателям «Санди Уорлд»! Волнующая история доктора Конан Дойля! Новое приключение великого детектива – «Установление личности»! Всем читателям «Санди Уорлд»! Также новый рассказ мистера О. Генри – «Прихоти Фортуны»! Читайте в завтрашнем выпуске! Новый рассказ мистера О. Генри!

– Секретарь президента Рузвельта настаивает на том, что болезнь президента – всего лишь слухи! – пробовал перекричать его первый.

Компаньоны направились к нему.

– Среди пострадавших – Сен-Клер Маккелуэй, профессор Фэрнам из Йельского университета, епископ Маквикар и дочь Лонгфелло! – продолжал надрываться конопатый. – Обстоятельства выясняются! Разбился экстренный поезд!

Получив монетку, шкет солидно кивнул, сунул компаньонам газету и неторопливо направился дальше.

– Секретарь президента Рузвельта настаивает на том, что болезнь президента – всего лишь слухи!

У дверей вокзала образовался затор из людей и разнообразного багажа, и двоим джентльменам пришлось поработать локтями, чтобы пробраться к выходу.

Лев проснулся уже после обеда. Федор наконец-то спал. Лев сунулся в почту – ничего – и стал варить кофе. В голове беспорядочно метались мысли. Чистить треску! Еще чего не хватало!

Идея, собственно, была давно. Просто тогда ресурса не было. Теперь ресурс был, и Лев вытащил ежедневник Ренара.

Он писал торопливо. Опасливо косился на компаньона. Подолгу его разглядывал. И снова писал. Зачеркивал, обводил зачеркнутое, помечал: «Считать истинным».

Федор спал как убитый.

Под вечер совершенно измотанный Лев прилег – только на перевести дух и собраться с мыслями.

Когда он открыл глаза, была половина одиннадцатого. Судя по крошкам на столе, его превосходительство ел шоколадный кекс. Денежный запас переместился из заднего кармана мотоциклетных штанов Льва в задний карман джинсов Федора и уменьшился на две сотни. Лев швырнул джинсы компаньона обратно и стал думать, куда спрятать оставшееся. В процессе размышлений трижды споткнулся о саквояж, едва не растянувшись на полу, ничего не придумал и просто сунул деньги под подушку, оставив растратчику на столе десятку.

И он снова писал – весь день и весь вечер. Как, оказывается, легко, когда нет времени думать!

За едой он все-таки сбегал. В номере появились гроздь бананов, два камамбера в банке и две теплые булки. Лев едва не сожрал всё сам, но сверхусилием воли оставил компаньону половину. Ближе к ночи сунулся в почту: совсем забыл! – там было пусто – и, успокоенный, лег спать. Оставалось только перебить написанное в заметку.

Наутро на столе обнаружились большая копченая колбаса, гигантская плитка белого шоколада с малиной – и обертка от такого же с черникой, – половина дыни, хот-дог, лимонная кожура и записка:

«Не знал, что ты ешь, взял всего понемногу».

В почте опять не было ничего. Денежный запас снова переместился в карман джинсов Федора. Лев сходил проветриться – купил еды, сразу съел половину и снова завалился спать.

Он сделал для чуда всё, что мог.

Возле дверей толпилось разношерстное сборище, больше напоминавшее неизвестно зачем собравшийся сброд. Эти люди были похожи на кого угодно, только не на моряков. И все-таки их поведение говорило о том, что это именно моряки. То ли табак, который жевали все без исключения, то ли гвалт, который поднимала эта толпа, то ли что-то в манере держаться – но не было никаких сомнений, что перед искателями приключений те, кто, подобно им самим, рассчитывает поступить на какое-нибудь судно. Дюк тихонько вздохнул. Джейк возвел глаза небесам. Не успели компаньоны обменяться и парой слов, как дверь распахнулась и двое энергичных мужчин стали сгонять всех внутрь, словно какое-нибудь стадо.

– Нам бы китобой, – Дюк обратился к тому, что выглядел менее устрашающе.

– Проходи-проходи, будет тебе китобой!

За их спинами что-то выкрикнули на незнакомом языке – кажется, по-португальски. Все заржали. Джейк поморщился, компаньон передернул плечами, будто нашел на рукаве мокрицу, – и оба, изо всех сил не обращая внимания на сливки общества, проследовали по узкому коридору. По левую руку располагалось множество дверей, а по правую тянулись деревянные полированные стойки, за которыми обслуживали посетителей вежливые господа в очках и с усами. Дощатый пол под тяжелой поступью десятков ног немилосердно скрипел. Наконец вместе с остальными соискателями компаньоны оказались в небольшой комнате.

Это была типичная контора, каких полно по всей Америке – от Атлантического до Тихого океана: большой шкаф с резным верхом, тяжелый письменный стол, бюро у окна. Стены украшали грубо нарисованные картины и картинки с изображениями парусников, колесных пароходов, трансатлантических лайнеров. За столом в кожаном кресле сидел суровый господин с длинными висячими усами и лицом пожилого моржа. Господин разговаривал по телефону, постукивая пальцами по большой, очень толстой, засаленной на углах книге, возлежавшей на тяжелом деревянном бюваре, среди множества других документов. Над седой головой господина, под самым потолком, раскинуло крылья чучело альбатроса.

Джейка больно толкнули в спину:

– А ну-ка посторонись, слышь, ты!

К столу усатого господина бесцеремонно лез наглого вида тип с гладким румяным лицом и толстыми губами. Раздвинув компаньонов, он встал перед столом и почтительно замер, комкая в руках потертую матерчатую кепку. Следом протиснулись еще двое: высокий лысый детина в синем свитере и белобрысый субъект с красным веснушчатым лицом.

Суровый господин положил на подставку рожок аппарата, повесил наушник и, взяв какую-то бумагу, стал читать ее вслух: это был текст контракта, который надлежало подписывать всем морякам, нанимавшимся через агентство. И нельзя сказать, что делал он это очень быстро, но понять ничего было невозможно.

– Сэр, – прошептал Джейк на ухо компаньону, – а он точно говорит по-английски?

– Нет, что вы! Это китайский, – не дрогнул лицом Дюк.

Когда с чтением покончили, нанимающиеся стали по очереди подходить к агенту, отвечать на какие-то вопросы, которых в общем гвалте было не разобрать, и подписывать бумаги.

– Сколько тебе лет?

Седые усы агента пошевелились. Искатель приключений прочистил горло.

– Шестнадцать.

– В море бывать приходилось?

– Н-нет, сэр.

Агент шумно выдохнул и что-то там себе написал в бумагах. Пахло не то классной комнатой, не то канцелярией. Усы шевелились. Наконец агент писать перестал, с минуту смотрел на молодого человека, опять черкнул что-то в бумагах и произнес:

– Тебе назначается пай в одну двести пятидесятую.

– А? – переспросил Джейк. Получилось глуповато, но агент на него даже не взглянул, бросил на стол бумагу и ткнул сухим пальцем в то место, где надо было подписываться. Джейк попробовал прочитать документ, но почерк был слишком извилист, рука дрожала, и без одной минуты матрос поспешил поставить свою подпись: «Д. Э. Саммерс».

Бумагу забрали, агент крикнул: «Следующий!», и к столу заторопился Дюк. Он тоже соврал насчет шестнадцати лет, тоже не понял насчет двести пятидесятой части и расписался: «М. Р. Маллоу».

Проделав все это, искатели приключений по-прежнему не имели понятия ни как называется судно, на которое нанялись, ни сколько времени проведут они в море, но зато теперь, кажется, можно было с чистой совестью написать мистеру Маллоу, что дела в порядке, поступили матросами и пусть он совершенно не волнуется.

Уважаемый автор!

Прочли Ваш рассказ. Сразу скажу: если Вы можете не писать – не пишите. Сюжета у Вас нет, герой, хоть и вызывает некоторую симпатию, ничего интересного из себя не представляет. Это обычный молодой человек, каких, к сожалению, в наше время пруд пруди, и сны, сколь бы фантастичными они ни были, ничего в этой картине не меняют. Как упражнение, пожалуй, неплохо, но как произведение, достойное того, чтобы стать книгой, – увы, нет.

Работа писателя требует серьезного жизненного опыта, каких-никаких принципов и устоявшихся взглядов на жизнь. Ничем из перечисленного Вы похвастаться не можете.

Допускаю, впрочем, что писатель из Вас получится, но для этого необходимо приобрести то, без чего писать нет никакого смысла, – а именно то, что Вы хотите сказать миру. В наше время найти что-то новое чрезвычайно трудно (если не невозможно). Однако не исключено, игра стоит свеч. Дерзайте.

Успехов в творчестве!

С уважением,

Григорий А. Дриц,

главный редактор

В здании из стекла и металла чисто и без изысков – везде пластик. Вы входите сюда каждое утро, ровно в девять часов.

Кожаные мотоциклетные штаны пришлось сменить на спортивный костюм, желтые ботинки – обратно на кеды, а синие очки сунуть в карман и надевать только после работы.

Ряд узких шкафчиков. Бежевые, зеленые, фиолетовые – почти идеальная линия открывающихся и закрывающихся дверец. Поляки, румыны, молдаване, украинцы, прибалты – пол-Европы съехалось сюда на заработки! Финны, шведы, китайцы, эстонцы, итальянцы, испанцы, поляки, украинцы, русские. Все хотят работать на «Северном Лососе».

В цеху стоит грохот. Попискивают приборы. Со скрежетом едут бесконечные ленты конвейера с лососем. Лосось еще жив, еще дышит. Берешь его с ленты, вспарываешь ножом, вынимаешь внутренности, бросаешь их в металлический лоток, а выпотрошенного лосося – в бассейн. Взять, вспороть, выпотрошить, бросить, положить в бассейн. Взять, вспороть, выпотрошить…

Со скрежетом едет лента. Попискивают приборы. Грохочет резка.

Рабочие с грохотом подвозят всё новые тележки с ящиками, где в ледяной крошке лежит лосось.

Лосось живет в бухте, далеко в воде, в клетках. Там работает Федор. Это он грузит лосося в ящики.

«Дорогие отец и мама,

у нас все в порядке, доехали хорошо. Капитана Веркора, правда, упустили, и, наверное, стоит передать ему наши извинения. Но мы нанялись на другое судно и сейчас отправляемся бить китов к берегам Южной Америки, а оттуда – к острову Южная Джорджия. Сколько пробудем в плавании, не знаю. На всякий случай: если от меня не будет писем, не волнуйтесь. Напишу, как только смогу.

С Джейком мы видимся очень мало, потому что он на носу, а я кормовая крыса, и не положено. Его определили в палубные матросы, а я, как ни печально, всего лишь каютный юнга. Отец, конечно, скажет, лиха беда начало. Ну и будет прав, чего уж там. Всю экипировку нам дали в кредит, морская болезнь почти прошла – в общем, я думаю, как-нибудь привы…»

Дюк почесал карандашом за ухом и вымарал последние строчки, оставив только «дали в кредит».

В поселке пахло рыбой, китайским фастфудом и смягчителем для белья из прачечной. Нельзя сказать, что здесь было так уж скучно. Совсем нет. Каждую неделю в поселке веселье: футбол, волейбол или, там… футбол и волейбол. Отказаться не то чтобы нельзя. Просто не понимали почему и терзали вопросами.

Упрямства сопротивляться хватало только у одного человека. Который говорил просто: не хочу. Но и ему в конце концов пришлось согласиться хотя бы стать судьей в волейбольном матче. Его превосходительство, может, и тут бы отбился, но его английского было недостаточно и пришлось лезть на судейский стул.

Железный, крашенный красным стул торчал на шесте высотой метров пятнадцать. С каким бы удовольствием Лев оказался сейчас на этом стуле вместо того, чтобы позориться, бегая и прыгая вместе с этими гоблинами! От ветра шест качался. С какой бы радостью Лев качался сейчас вместо Федора! Обозревал с высоты фьорды, кричал счет… кстати, а почему его превосходительство там у себя наверху молчит как лосось?

Этот вопрос интересовал не только Льва. У шеста с судьей уже собралась толпа. Ветер свежел, шест качался сильнее, а Федор не подавал признаков жизни. Ему кричали, чтобы спускался, но он сидел, сжав зубы и вцепившись в сиденье обеими руками.

На шест поднимались по очереди. Уговорить Федора отпустить стул не удавалось. Матч был сорван, собирались звонить в Службу спасения, и тут сосед по комнате, Юсси, решительно забрался к Федору и просто-напросто силой оторвал его руки от стула. Федор тотчас же вцепился в шест – и оба благополучно, хотя и не очень быстро, съехали вниз.

– Отойди. – Его превосходительство отпихнул компаньона.

Он добрел до супермаркета, повернул за угол и опустился прямо на землю. Минут пять молча подпирал спиной бетонную стену. Догнавший компаньона первым Лев хотел что-то сказать, но Федор покачал головой, тяжело поднялся и потащился внутрь. Прежде чем добежали остальные, за ним уже закрылась дверь туалета.

– Тебе просто нужно поговорить об этом.

– Не бойся говорить об этом!

– Проговаривай это. Не надо стесняться!

– Тебе надо научиться принимать помощь!

– Ты не должен считать себя неполноценным. Никто не должен считать тебя неполноценным!

– Ты такой же член общества, как и все остальные!

– Ты должен объявить о том, что ты такой же, как и все ос…

Все эти добрые люди всерьез обижались и расстраивались, когда Федор просто уходил. За него отдувался Лев.

Все, кто знал хоть пару слов по-русски, буквально прохода не давали. Советовали обратиться к психологу – пришлось записать четыре телефона. Подробно объясняли, что все беды от мяса. Настойчиво рекомендовали попрактиковать медитацию. По несколько раз в день прибегали «показать очень хорошую статью» про йогу. Советовали иглоукалывание. Обещали научить делать настоящее рэйки.

– Что это? – ужаснулся его превосходительство, когда им удалось остаться одним. – Здесь какой-то тайный симпозиум идиотов?

– Почему сразу идиотов? – пробормотал Лев. – Люди помочь хотят.

– Ты серьезно? Посмотри мне в глаза: ты правда в это веришь?

– Ну… а почему нет?

– А потому что иначе они бы заметили, что вынули тебе весь мозг, выпили кровь и высосали душу. Они не мне хотят помочь. Они хотят себя показать и навязать свои правила. Этого хотят все. Все, как один, мечтают сделать тебя таким же, как они сами.

– Теодор, вы просто злобный социофоб. Если проблема – надо уметь принимать пом…

– Проблема, – оборвал Федор, – называется «поганый вестибулярный аппарат». Я на пароме чуть не сдох.

– Там все чуть не сдохли.

– Я в транспорте раньше читать не мог! В автобусе не каждый раз нормально езжу – укачивает!

Лев – а он только что залез к себе на второй этаж с бутербродом – чуть не сел мимо кровати. Бутерброд упал на пол, и пришлось спускаться, разыскивать.

– Чего ж ты тогда на верхотуру-то полез!

– Я ж не знал, что так будет, – сконфуженно подобрал ноги его превосходительство. – Ты думаешь, почему я теперь в транспорте читать могу? Тренировался. По чуть-чуть увеличивал время. Мне что, нужно было это перед всеми сказать? Чтобы потом было то, что было? У меня вон в школе точно такая же фигня была. Как после стеклянного лифта на экскурсии классе в десятом это вылезло – так все достали со своим сочувствием! В двенадцатом я даже с парашютом прыгнул, чтобы страх высоты прошел.

– Сколько? – заинтересовался Лев.

– Детский сад, восемьсот метров.

– И что? – Лев замер на полпути. – Не прошел?

– Ты же сам видел.

– Говорят, первый прыжок не то. Надо второй, чтобы…

– Да пошел ты! – вне себя заорал его превосходительство.

– Так, ясно. – Лев быстро взобрался наверх. – А предупредить об этом ты не мог? У меня, мол, паршивый вестибулярный аппарат, спасибо, пожалуйста, до свидания.

– Лео! «Не хочу» – достаточный аргумент. Почему люди этого не понимают?

Раз за разом надраивая доски палубы, Джейк перебирал в уме разные занятия: следопыт, путешественник, пират, географ, капитан корабля… Последнее, впрочем, уже не казалось столь привлекательным. Каждая профессия вызывала массу вопросов. Чтобы стать следопытом, следовало родиться и вырасти в прерии – желательно среди индейцев какого-нибудь не слишком кровожадного племени. Занятие контрабандой в качестве замены пиратству тоже выглядело не особенно увлекательно. Но главное: деньги. Люди, о которых писалось в романах, имели – сто тысяч лысых чертей и одну хромую каракатицу им в корму! – имели деньги.

Это в романах все просто: непременно находится кто-нибудь, кто с удовольствием берет тебя с собой в путешествие, предоставляет комфортабельную каюту, и вы отправляетесь искать сокровища, пропавшего капитана или совершать кругосветное путешествие.

День за днем Джейк смолил, чистил, красил, получал по уху и по шее – потихоньку учился морскому делу. Сейчас даже то двухдневное путешествие по лесу, показавшееся когда-то таким долгим и тяжелым, представлялось веселой прогулкой, а магазины, рестораны и гостиница – и вовсе сном. О прежней жизни напоминал лишь бережно спрятанный на дне сундука мультископ. Пути назад не было. Как не было чистых носков.

«А скажите, сэр, – подсунул Джейк записку компаньону, – если бы вам дали много денег просто так – вы бы взяли?»

М. Р. Маллоу как раз обдумывал, что бы ответить и в чем подвох, когда в очередной раз получил от кока подносом. «Бам-м…» – поднос споткнулся о его лоб. «Гы-гы-гы!» – отозвался кубрик.

Дюк поднимался из кубрика на палубу, мрачно уставившись в ступеньки.

Лимерик, сочиненный М. Р. Маллоу по поводу бессовестного поведения кока и невозможности что-либо предпринять, а также отчаяния по этому же самому поводу:

Распевая про Салли-красотку, Лупит юнгу наш кок сковородкой. Мог бы он перестать, Но тогда не хватать Будет музыки старой селедке.

Столовая, обеденный перерыв

От: Лева

Продавец в магазине трусов В универ поступать не готов. Он желает в кровати Возлежать при наряде.

И вообще предводитель котов.

– Хрень, – Федор произнес это таким флегматично-привычным тоном, каким, должно быть, санитар в морге говорит «труп».

– Лимерик, – пробормотал Лев. – Английское. В смысле, ирландское. Это мы с отцом иногда так переписываемся.

Федор молча жевал яблоко над телефоном. Потом поднял глаза.

– Очень просто, – затараторил Лев. – Тут ровно пять строчек. В первых двух должно быть кто и откуда. В двух следующих – что происходит, а в пятой – чем кончилось. А вот финал…

Лицо у Федора было таким, что Лев понял всё без слов.

– Ладно. Давай так.

Он прохлопал лимерик в ладоши.

– Ритм чувствуешь?

Федор молчал.

– Жил в горах полоумный старик… – осторожно предложил Лев.

Молчание становилось тягостным. Потом Федор выдал:

Жил в горах полоумный старик, До земли он носил воротник, Ты-ды-ды, ты-ды-ды, Ты-ды-ды, ты-ды-ды, Что сказать, полоумный старик.

Лев открыл «Заметки», вбил туда начало стихотворения и приготовился исправлять «ты-ды-ды» на…

– Да ну, – отмахнулся Федор. – Лень.

Обед продолжался, Федор опять уткнулся в телефон. Лев, подождав ответа и не дожавшись больше ничего, сделал то же самое. Есть люди, которым нет смысла даже надеяться быть понятыми.

От: Теодор

Старик из села Виногробль Как-то спьяну уселся в сугробль. И оттуда стенал Этот оригинал, Что в сугробле ему неудобль.

Лев чуть не подскочил! Но взял себя в руки: до конца обеденного перерыва оставалось всего десять минут. Он даже не посмотрел на его превосходительство. Еще чего!

Федор уже уходил из столовой, как в кармане зажужжало.

От: Лева

Эскапист (невысокой моральности) Под диваном бежал от реальности. Там открыл он портал И счастливо лежал, Весь в сознанье своей уникальности.

От: Теодор

Эскапист невысокой моральности Под диваном бежал от реальности. Но не столько бежал, Сколько тихо лежал — Ради пущей функциональности.

Второго мая у изобретателя зазвонил телефон.

– Василий? Я получила от него перевод. И всё! Всё, понимаете? Он мне не отвечает!

Через двадцать минут Летняя смотрела в одну точку у них на кухне. Точкой был чайник. Чайник собирался кипеть.

– Уволили, – бодро произнес изобретатель, снимая щелкнувший чайник, заваривая чай и извлекая из чашек пакетики. – Уволили вашего, к бабке не ходи.

– Почему вы так думаете?

Хлопнула входная дверь, и на кухню влетела разрумянившаяся Березкина.

– Лето-то какое! – Но, увидев озадаченные лица, спросила, почти извиняясь: – Что-то случилось?

– Во-первых, – продолжил Березкин, не обращая внимания на жену, – Лев писал, что контракт кончается восьмого июня. А во-вторых, если бы уволили обоих, я тоже получил бы перевод. Гм, – он на секунду застыл с чайным пакетиком в руке. – Наверное, получил бы. Скажите, а там не было приписки? Неловко спрашивать, но, может, ваш перевод, как бы выразиться, совместное предприятие?

Они одновременно полезли в телефоны, изучили все доступные сообщения – нет, ничего такого не было. От предложения Летней разделить сумму решительно отказались.

– Ох, как мне все это не нравится. – Журналистка кусала губы, одновременно ища в сумочке помаду. – Как вам кажется, он не мог получить эти деньги… не совсем честным путем?

– А что, были прецеденты?

– Ох, вы совсем Федора не знаете!

– Вы тоже его не знаете. И мы Льва не знаем. Своих детей никто никогда до конца не знает. В любом случае мы уже ничего не можем изменить. Вашему уже двадцать, нашему скоро двадцать, и наша власть закончилась уже давно.

Летняя не глядя подкрасила губы и потерла одной о другую.

– Господи, какой кошмар! Что же мне делать?

Изобретатель взлохматил бороду и пожал плечами:

– Ничего.

В общежитии рыбного завода играли в игру «Спасение рядового Теда». Уволенного Федора прятали от начальства.

До обеда его превосходительство валялся в кровати, потом не спеша завтракал, потом снова заваливался в кровать с телефоном и читал. Было скучно. Депрессивно. Не про то. И вдруг он вспомнил про книги в саквояже Ренара. Первой же попавшейся оказались «Великие разоблачения». Не то чтобы его английского было достаточно. Дело шло со скрипом. Но…

«Гудини был великим иллюзионистом, а Конан Дойль – великим писателем. Но Гудини был материалистом, а Конан Дойль – мистиком.

– Я знаю, что знаю правду, – говорил Дойль.

– А я знаю, что вам только кажется, что вы ее знаете, – парировал Гудини.

Приглушенный свет комнаты „Общества спиритов“, где во главе с Конан Дойлем проходили спиритические сеансы, и огни сцены в Лондоне и по всему миру, куда стекались толпы посмотреть на чудеса Гудини. То, что для Дойля было убедительным доказательством потустороннего мира, иллюзионист, умело избегавший экспертов, считал обманом. После успешного спиритического сеанса Дойль довольно улыбался. Гудини, слушая его, улыбался тоже, но в его улыбке было много насмешливого терпения. Так продолжалось до того момента, пока Гудини не начинал рычать.

„Гудини стрижет купоны со своей славы разоблачителя чудес!“ – возмущенно восклицал Дойль на страницах газет.

„Дойль – несчастный болван!“ – отзывался Гудини в тех же колонках.

„Посмотрите на себя, – писал ему в письмах Гудини. – Вы пытаетесь найти черную кошку в темной комнате!“

„Будьте честны с собой и миром, – отвечал Конан Дойль. – Вы величайший медиум! Никто кроме медиума не может выбираться из запертых камер и ящиков так, как это делаете вы! Идите и скажите о себе правду!“

„Дорогой мой, вас снова одурачили!“ – хохотал Гарри Гудини.

Когда Гудини прошел сквозь кирпичную стену, Дойль был уверен: его оппонент постиг тонкую духовную истину и почему-то не хочет это признать…»

История с разоблачениями занимала страниц сто, и Федор, не дочитав до конца, с нетерпением приступил к следующей части. Она начиналась с эпиграфа:

– Какое главное событие моей жизни?

– Главное событие вашей жизни еще не произошло.

Михаил Булгаков. «Собачье сердце»

«Этот человек сформулировал свой метод так: „У нас для каждого что-нибудь да найдется!“

Сын эмигранта-лавочника из штата Коннектикут мог бы спокойно обводить вокруг пальца покупателей в отцовском, а потом и собственном заведении. Или наживаться на чем-нибудь простом и полезном, вроде нефти или сахара. Но не смог. Душа жаждала размаха.

В афишах циркового шоу, которое он организовал, значилось: „…Дрессированные слоны! Иллюзион „Загадочная Индия“! Невероятный караван верблюдов! Изысканный балетный дивертисмент! 24 оркестра! 125 акробатов и воздушных гимнастов! 90 клоунов! Гранд-парад на арене цирка!“

Русалки, музицирующие животные, автогонки, скачки, бои, цветочные шоу, шоу собак и шоу детей, близнецы, карлики и гиганты, грандиозные оркестры, мистики всех мастей и фокусники всех видов – невозможно перечислить все, что там было, как невозможно и вспомнить, чего там не было. Медиумы за приличную сумму предоставляли сеанс общения с потусторонним миром. Цыганки гадали по руке. Сам он тоже участвовал в представлении. Больше всего он любил предсказывать будущее.

„На этой неделе Овнам не рекомендуется быть излишне агрессивными, а Скорпионам – излишне мнительными. Водолеи, избегайте спешки в решении важных вопросов!“

– У нас для каждого что-нибудь да найдется, – посмеивался тот, кто все это устроил.

Будущий миллионер Финеас Тейлор Барнум (1810–1891) не раз говорил: „Я прирожденный артист…“»

Федор перевернул страницу. Он имел смутное представление о фарсах и водевилях, которые шли сто лет назад в мюзик-холлах гигантского барнумовского цирка, морщился от слова «мелодрамы», но с большим интересом отнесся к живым русалкам, беседам с мумиями и «Моральному лекторию», где демонстрировались чудеса излечения от пьянства, сеансам медиумов и особенно фразе «Он делал деньги из всего».

Искусство делать деньги, как сказала мадам Ренар. Найти середину между любовью к деньгам и любовью к делу, которое их приносит. Задачка без условий. Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что.

Он отложил книгу. А ведь изобретатель отправил его с этим картавящим умником, чтобы Федор ему помог. Отец Льва сам не очень-то практичен. Плавание на историческом судне – всемирные боги, какой бред!

Язык, знакомства, связи – это, ясное дело, хорошо. Изобретатель хотел больше. Сделать так, чтобы они почувствовали вкус настоящей жизни. Ощутили тягу к приключениям. Поверили в то, что приключения возможны. Именно поэтому Федор ему поверил. Ну?!

Нужно сделать что-то невероятное! Невозможное! Потому что – Федор вдруг это ясно понял – большинство так и живет, не решив задачки. Просто отказывается собирать головоломку. Уныло, зато несложно. Просто себе живет. Вот почему большинство людей стараются ничего не чувствовать.

В тоске и унынии Федор изучал остальные книги из саквояжа, написанные уже самим Барнумом. Сын лавочника из Коннектикута писал о своем триумфе. О том, что наш мир – это мир дураков. Об искусстве делать на них деньги. Милое, наивное прошлое! Когда публика верила всему, как дитя. Старый добрый девятнадцатый век!

Федор лежал на кровати, надвинув на нос капюшон черной мантии, купленной на деньги Ренара. Поднял руку в перчатке с обрезанными пальцами, несколько раз сжал-разжал кулак. Пряжки уже не холодили запястья. С тех пор как остался без работы, перчатки он почти не снимал – просто нравилось. Синие очки из саквояжа мадам Ренар уступил Льву. Когда тот приходил с работы и принимал человеческий облик, оба выглядели как…

Их соседка по общежитию, китаянка Луноликая Лисяо, как-то в шутку сказала: как два фрика-экстрасенса. И сейчас, вспомнив это, Федор Летний почувствовал волнение.

Джейк зарылся лицом в засаленную подушку и накрылся в темноте с головой. Вкус крови все еще ощущался. Вдохнуть глубоко было больно – между ребрами, от правой до левой стороны, наливался сплошной фиолетовый синяк.

Сегодня вечером, перед сном ему «по-дружески» предложили станцевать под собственный аккомпанемент. Джейк, собравшийся было почитать купленный на вокзале Нью-Бедфорда «Санди Уорлд», отказался. Кангас держал палубного за волосы, а Крыса и Коварик били.

Искатель приключений смял в кулаке газету. Осторожно вытер ею разбитый нос. Новому, волнующему приключению знаменитого сыщика не суждено было быть прочитанным. Матросы китобойного судна не любят книгочеев.

«Много денег просто так? Мне? Ну, сэр, у вас и фантазия! Взял бы. Но честно платил бы за содержание этого состоятельного джентльмена в лечебнице для душевнобольных.

М. Р. М.»

«А я бы, наверное, нет.

Д. Э. С.»

«Что, не платил бы? Вот эгоист! Нет, сэр, так нечестно. Дармовая радость почти всегда приносит гадость. В смысле, я в нее не верю, слишком подозрительно. А вот, к примеру, предложи то же самое Крысе – Крыса возьмет не задумываясь и будет цвести, как майская роза. Такие всегда цветут. Нет на свете справедливости.

М. Р. М.»

«Справедливости нет? Бедное дитя! А если Сальной Тряпке?

Д. Э. С.»

«Тоже возьмет. Возьмет, пропьет, или проиграет, или даже купит дом, но тот сгорит во время пожара, рухнет во время землетрясения, утонет во время потопа – в общем, что-нибудь в этом роде. И наймется наш Тряпка снова на какое-нибудь судно коком и снова станет тиранить какого-нибудь юнгу, которому не повезло там оказаться.

М. Р. М.»

«Это ты почему так думаешь?

Д. Э. С.»

«Потому что я так думаю.

М. Р. М.»

«Ладно. Ну а Хэннен?

Д. Э. С.»

«Ну, он же все-таки не зря первый помощник. Наверное, заплатит долги своей троюродной незамужней сестры, починит дом старушки-матери, подаст нищему, и у него останется немного, чтобы снимать дешевую комнатенку, пить вечером виски в ближайшем кабачке да время от времени навещать девочек в борделе.

М. Р. М.»

«У вас, сэр, случайно, ясновидящих в роду не было?

Д. Э. С.»

«Почему бы мне не стать первым?

М. Р. М.»

«В самом деле, сэр. Почему бы тебе не проводить сеансы ясновидения на рынке? Представляешь, как можно разбогатеть?

Д. Э. С.»

«А это мысль, сэр. Чур, мне половину прибыли за идею!

М. Р. М.»

Предсказания будущего… Именно то, чем можно заработать не выходя из дома. Но как? В глубокой задумчивости Федор понес в ванную принесенные Львом из прачечной чистые полотенца. Засмотрелся на себя в зеркало, попробовал выдавить прыщ и… с грохотом задел локтем полку под зеркалом – зубные щетки и бритвенные станки разлетелись в разные стороны, по полу катились баночки с дезодорантами и флаконы с пеной для бритья. Пришлось брать телефон, включать фонарик и лезть за унитаз. Круг света плясал по кафельной плитке.

Стоя на четвереньках, Федор попытался сунуться дальше, ударился лбом и выругался. Он прижался щекой к полу, протянул руку за укатившимся флаконом и вдруг ясно увидел мгновенно сложившуюся перед глазами картинку: порт с лесом мачт, огибающий море берег и даже, кажется, толпу на пристани. Кафельная плитка у самой трубы была покрыта трещинами. Наверное, повредили, когда ставили унитаз. Время и пыль расширили, покрыв плитку причудливым рисунком.

Федор встал, поставил флакон на место. Не выдержав, опять лег на пол, посветил на кафель и… снова увидел: городские крыши. Опять вылез и опять залез. На этот раз панорама крыш превратилась в улицу, по которой ехала карета, где толпились люди, а дама с пышной прической вприпрыжку бежала с пуделем на поводке. За дамой шел медведь.

– У тебя ничего не получится, – Лев держал фонарик, пока компаньон орудовал ножом, купленным на деньги мадам Ренар. – Это же бред!

– Пусть бред. Достань-ка мне клей. – Федор все-таки дотянулся ножом и стал ковырять плитку. – И лак. И рамку. Деревянную.

От плитки откололся кусок. Потом второй, поменьше. Когда вся плитка отковырялась, она годилась только на мозаику. Из кусков разного размера.

– Ничего, – Федор бережно собрал кусочки. – Так даже лучше.

– Что ты делать-то собрался?

– Проведем эксперимент.

– Какой эксперимент?

Федор поднялся с четверенек и отряхнул джинсы.

– Социальный. Да, знаешь что? Купи еще кислоты.

Он собирался проявить сдержанность и не вдаваться ни в какие подробности. В конце концов, и сам был не вполне уверен, что это не бред, – не верить же на слово каждому жулику! Но эффект Барнума! Человеческое воображение само додумывает все, что ему надо. «Он делал деньги из всего».

– Почему бы не попробовать? – Федор пожал плечами. – Мы ничем не рискуем.

– Не рискуем?! – Лев аж поперхнулся. – Ничем не рискуем, подсовывая людям как бы «семейную реликвию»? То, что они видят каждый день?

– В том и дело, что видят-то они ее каждый день. И не замечают. Ты вот много замечал? Каждый день! – Федор засмеялся. – Да ты бы никогда внимания не обратил, если бы я не показал. Я бы и сам не заметил. Случайность. Слушай, зуб даю, хоть все зубы: никто в жизни не поймет, что где-то это уже видел. Давай, ну давай попробуем?

И Лев пошел в супермаркет. Он не понял почти ничего из того важного и интересного, о чем долго говорил продавец в отделе строительства и ремонта, но хороший водостойкий клей все-таки купил. И кислоту. И перчатки. Рамку Лев выбрал тоже достойную – толстый кусок доски. Кусок дерева за двадцать евро – это, знаете ли, круто! Пришлось его пожечь, поронять со скалы, повалять в грязи, бросить на стоянке у супермаркета и проследить за тем, чтобы все проехали по нему колесами и никто не забрал. Так сойдет.

На следующее утро Федор забрался по пожарной лестнице на крышу. Приседая от дрожи в коленях и замирая от ужаса, надел перчатки. Облил из канистры кислотой куски плитки. Потом сжег рекламную листовку, тщательно вымазал обломки сажей со всех сторон и старательно протер их тряпкой. Потом смешал клей, вылил разъедающую глаза смесь на кусок дерева и сложил мозаику. Оставил на солнце – сохнуть. В ушах свистел ветер, руки тряслись, по спине бежали мурашки. Пять-шесть минут, обещала инструкция. Хвост пришлось сунуть за ворот футболки – ветер швырял его прямо в лицо. Но выхода не было. В любом другом месте могли остаться следы.

– Мы тогда только познакомились. – Лев сидел на кровати Федора. Вокруг них сгрудилась целая толпа. – Сидим у меня дома. Он посмотрел на нее и говорит: смотри, лосось. А я никакого лосося не вижу. Потом, говорит, бухта. Я гляжу: ну да, вроде действительно бухта. Я тогда и внимания не обратил. Даже когда он у меня эту штуку просить стал. Отдать-то, конечно, не могу – семейная реликвия. Распутин, – Лев почесал свои черные кудри, – наш дальний родственник. Говорят, что это осколок с его печки в Москве. Из его комнаты во дворце Романовых. Не знаю. Ну, легенда. Но с собой взял. Чтобы этот неадекват не волновался. И вот…

– Я тебе сто раз говорил: совпадение, – лениво подал голос неадекват и еще ниже натянул на нос капюшон мантии. Он лежал на втором этаже кровати, где обычно спал Лев. На происходящее, казалось, не обращал никакого внимания и вообще не отрывался от телефона.

Толпа внизу заволновалась. Федору дали семейную реликвию, осколок с печки Распутина, и попросили сказать, что он видит сейчас.

– Э-э-э, ну, там ерунда какая-то! Шатры… церковь… лестница…

– Какая лестница?

Федор бросил на компаньона панический взгляд.

– Ну? – по-русски спросил тот.

– Стремянка. Такая, складная.

– Лестница для ремонта, – перевел Лев.

Выяснилось, что у Эдиты впереди свадьба. В квартире ремонт.

– Совпадение, – хмыкнул его превосходительство.

– Почему ты так думаешь? – спросила снизу Эдита.

– Да потому! Я вижу русскую церковь. У нее наверху вроде луковицы… – Федор показал руками. – А ваша церковь другая!

– Это понятно. В твоем сознании церковь выглядит именно так, это привычный тебе образ, поэтому подсознание транслирует именно его, – подбодрила девушка. – Ты увидел церковь – это главное!

Федор быстро отдал реликвию компаньону и сказал, что в такие игры не играет. Он чужд всякой мистике.

Упрашивали его три дня. Больше всего старалась Эдита. Это было трудно. Она с тринадцати лет посещала психолога. Могла замучить кого угодно. Цитировала статьи из «Психолоджист». Напирала на умение принимать чужую точку зрения и не ограничивать свою жизнь тем, во что веришь. Узнавать новое. Говорить миру «да». Не отрицать то, что выглядит неочевидно. Она еще и верующей была. Но три дня Федор все-таки выдержал.

– Ну, порт, – нехотя цедил он, глядя на табличку для подруги Эдиты, Лиене. – Мачты. Корабли. Много людей. Ведь это ни о чем не говорит.

– О господи! – ахнула та. – О господи! Я ведь еду в Англию!

– При чем тут Англия? – Федору самому было интересно, как он выкрутится.

– Англия – морская страна, правда?

– Морская-то она морская, только это было сто лет назад. Корабли-то я вижу парусные!

– Все верно, твое подсознание показывает образ, который ты усвоил из фильмов.

– Все! – решительно заявил его превосходительство и строго помахал пальцем – перед ним уже сидело трое желающих. – Это был последний раз. Теперь только, – он сконфуженно заржал, – за деньги.

Бумажка в десять евро оказалась в его руке даже быстрее, чем он почувствовал: дадут. Отнекивался, по-настоящему краснел, пытался вернуть деньги. Следующая клиентка услышала от него про даму с прической и пуделем на поводке.

– Здесь точно нет связи с реальностью, – его превосходительство опять заржал. – Нет? Да? Ну что я говорил!

– У моей собаки в июле выставка, – пробормотала Фелисита и подняла на него карие глаза, в которых читался неподдельный восторг. – Неужели я все-таки буду участвовать в «Вестминстер Дог Шоу»! О боже! Значит, у нас получится! У нас получится!

И она бросилась этой сволочи на шею.

– Только не говори, что пудель, – наудачу попробовал Федор.

– Нет, – разочаровала Фелисита, – черный шпиц. Но ведь собака! И я точно так и бегу с Паффи по улице. Я как раз думала, что на выставке у нас будет фэмили лук! Это мы! Это мы!

Так Федор заработал еще десятку. Он предсказывал будущее до поздней ночи, и Лев, у которого в животе что-то дрожало от предчувствия неприятностей, в конце концов уснул под весь этот гам.

Наутро он переминался с ноги на ногу перед дверью туалета. Уже было решил плюнуть и справить нужду на заводе, но тут дверь открылась и вышел его превосходительство.

– Все, дорогой друг, – печально констатировал Лев. – Моему миру больше не стать прежним.

– Это каким прежним? – Федор ногой придержал дверь.

– Таким, в котором я зарабатываю как все. Не впаривая гражданам то, что им точно не нужно.

– Это как?

– Своей… своим… честно.

– Честно? – вскинул бровь его превосходительство. – А что тут нечестного? Это, значит, я вру? Вру? Я?

– Так, всё. Не надо.

И Лев тихо закрыл за собой дверь.

Ходуном ходили грязные стены, под потолком тускло светила засиженная мухами лампа, колебалась потемневшая от изнурительной работы стойка с пыльными бутылками. Вдруг стало совершенно ясно, что жить в мире, где все так неустойчиво, невозможно. С трудом поднявшись, Джейк вышел за дверь. С вывески за ним наблюдала мисс Лили, кокетливо уперев руки в розочки на туловище. Разогнувшись и глотнув воздуха (который мог показаться свежим только в сравнении с вонью кабака), Д.Э. прислонился к стене. Услышал рядом какой-то шум и, прежде чем успел с усилием повернуть голову, почувствовал, как кто-то цепко схватил его за рукав.

– Пойдем, миленький?

Ласковая дама была, как говорится, не первой молодости. Джентльмен определил бы ее набеленное и накрашенное лицо как «не первой свежести». Розы, в изобилии произраставшие на ее соломенной шляпке, – и те выглядели неприлично. Искатель приключений ойкнул, икнул и шмыгнул назад.

В кабаке стоял гам. За спинами искателей приключений стучали кости, слышались возгласы и пьяный хохот.

– Эй, на палубе! – Джейк похлопал пьяного компаньона по плечу.

М. Р. запрокинул лицо так, что едва не свалился со скамейки.

– Идемте, сэр. – Д. Э. все-таки штормило. – Пока не поздно. Идем, говорю. Забыл, что ли?

Дюк заинтригованно посмотрел на компаньона – так смотрят маленькие мальчики, которым няня пообещала сюрприз.

– А куда мы пойдем, сэр?

– Туда! – уверенно показал Джейк.

М. Р. с трудом повернулся.

– Там же дверь! – недоуменно протянул он.

– Ну? – удивился Д. Э. – А вам нужно что-то еще?

Дюк наморщил лоб и долго шевелил бровями.

– Резонно, – сказал он наконец. – Нет, ну а что?

Он поднялся, но тут раздался голос Крысы:

– Мой братишка заплатит.

Джейк, тоже наполовину вылезший из-за стола, замер на полпути. Взглянул на разом протрезвевшего компаньона. Медленно обернулся.

– Слышь, малый, – поманил его Крыса, – я платил за тебя. Теперь ты заплати за меня.

– Размечтался! – отозвался Джейк. – Не буду я за тебя платить.

– Эй, – гнусаво проговорил соперник Крысы, – ты! Гони денежки!

Нос у парня, похоже, был когда-то сломан.

– Пропойца он жуткий, – поделился Джейк с кривоносым. – Конченый человек. А еще худший игрок. Главное дело, всё туда же. Я уже и так, и этак – бесполезно. Говорю: не играй, раз не умеешь! Да разве он послушает. Так что, если ему наконец выбьют зубы, будет только справедливо.

– Братишка, – заныл Крыса, – заплати. Потом сочтемся.

– Ишь, как тебе родственников-то привалило, – заметил Дюк.

– И не говори! – подхватил Джейк. – Я тебе не рассказывал? Нас разлучили в детстве. Как же я сразу брата-то не признал!

– Вот уж не знаю, как ты так. – Дюк покачал головой. – Просто одно лицо!

Джейк окинул взглядом блудного родственника.

– Одно, говорите, лицо, сэр? Боже, пойду утоплюсь.

Крыса повернулся к кривоносому и развел руками.

– У меня все равно ни гроша. Все карманы, шельмец, вычистил, пока я спал.

– Мне все равно, кто будет платить, – скучно бросил бармен. – Я хочу получить свои деньги.

Джейк пожал плечами – его, мол, это не касается. Крыса схватил искателя приключений за грудки и вытащил из-за стола.

– Плати, гаденыш!

Джейк изогнул бровь.

– А я-то здесь при чем? Кто проигрывает, тот и платит.

М. Р. сочувственно поморщился: удар по нахальной физиономии компаньона отшвырнул бы того на несколько шагов, не удержи Крыса Джейка за куртку. Но зато Д. Э. – ловкий парень – успел цапнуть с ближайшего стола кувшин и треснуть им Крысу по лбу. Это был хороший кувшин, глиняный, тяжелый. Да и удар получился не хуже. Вдобавок Крыса был облит пивом, чем вызвал бурное веселье среди посетителей бара.

– Ой, как некрасиво! – пискляво протянул Кангас.

Крыса с руганью отряхнул круглую голову от осколков и протер глаза: со лба текла кровь. Затем медведем пошел на Джейка. Тот быстро оглянулся по сторонам и метнул в голову врага бутылку. Коварик поднялся с места. Кангас посмотрел на него и тоже поднялся. Что-то подсказало М. Р. Маллоу, что ждать развития событий не стоит. Он схватил свою кружку, пару раз моргнул и… метнул снаряд в голову противника по фарватеру. Кто сказал «промазал»? Ничего подобного! Просто одного снаряда было мало. К счастью, под рукой была еще кружка компаньона. Кангас охнул, сел – сперва на корточки, обхватив голову руками, а потом завалился на бок.

Пока Дюк, выставляя на пути стулья, удирал от вышедшего на тропу войны Коварика, Крыса схватил скамейку. Но Джейк успел пригнуться, проскользнуть снизу, и Крыса получил сперва под зад, а потом, когда выпрямился, в неприличное место.

– Ха! – крикнул Дюк и метнул в Крысу еще и стул. – Знай наших!

– Поздравляю вас! – отозвался компаньон. – Вы показали класс!

– Спасибо, сэр! – Второй стул полетел в Коварика. – Берите пример!

Д. Э. Саммерс, никогда не любивший, когда на него машут ногами, схватил Коварика за сапог, задрал повыше и рванул назад. Тот грохнулся на пол. Быстро встал и врезал Д. Э. в солнечное сплетение. Джейк согнулся, глотая воздух. Повалить его на пол было плевым делом. Коварик орудовал ногами, отыгрываясь в полное свое удовольствие. Крыса бросился помогать, но Дюк крикнул: «Куда же вы, сэр? Я здесь!» – и швырнул подвернувшейся тарелкой.

С пола Джейку еще разок удалось врезать Крысе в то же самое место, прибавив вдогонку про дурное семя. Краем глаза он заметил, что в бар вернулся Коуэн.

– Наших бьют! – радостно заорал старый матрос и кинулся в драку.

Помощи от него не было никакой, только под ногами путался.

– Наших бьют, братцы! – запинаясь, бормотал ирландец, оказываясь на пути Джейка как раз, когда тот убегал от Крысы. – Наших, говорю, бьют!

– Ну все, паршивый щенок! – Крыса сделал резкое движение, и в его руке блеснул нож.

Джейк машинально протянул руку к карману – понял, что ни достать, ни раскрыть свой складной нож не успеет.

– Что у вас за манеры, любезный, резать живых людей! – возмутился он вслух.

Молча обходивший вокруг него Крыса бросился в атаку, но сбоку вовремя толкнули Коварика, и маневр не удался.

– Успел! – пробормотал Дюк себе под нос и на лету врезал противнику в колено сапогом. Потом упал, и Джейк потерял его из вида. Они с Крысой кружили друг вокруг друга. Крыса сделал выпад – Джейк увернулся и на этот раз. Вспрыгнул на стул, оттуда на стол, наступая на брошенные игроками кости и расшвыривая ногами кружки. Нагнулся, схватил бутылку, швырнул противнику в голову – промахнулся. Больше под рукой ничего не было. Бежать было некуда. К нему на стол тут же вскочил Коварик, но получил от своего визави подсечку, падая, схватил его за ногу, соперники рухнули на стол, со стола на пол и там сцепились – без всякого преувеличения – не на жизнь, а на смерть.

Кругом царил хаос: посетители присоединились к веселью, все смешалось – поди разбери, кто кого, зачем и почему. Оглушенный Дюк задыхался, придавленный к стене: Кангас успел встать и теперь колотил мальчишкой о стену. Дюк ничего не слышал. В висках стучало. Кабанья голова на закопченной стене, и низкий темный потолок, и кучка посетителей у стойки – всё плыло перед глазами. Последним усилием Дюк ухватил супостата за нос и сделал ему «сливу»: помирать, черт побери, так с музыкой!

Стукнула дверь. Потом снова. Потом еще раз. Кангас вдруг отскочил, и помутневшему взору М. Р. Маллоу предстал старший помощник Хэннен, которого в эту минуту можно было заслуженно назвать Хэннен Разящий, и второй помощник, и еще несколько человек – шестеро с «Матильды», заглянувшие в «Мисс Лили» выпить, не тратя слов, приступили к делу.

Через сутки они заработали восемьдесят евро. Через четыре дня повалили ребята из других корпусов. Через две недели Федор был счастлив посидеть один, пока все на работе. И он убил бы каждого, кто посмел сказать, что он зарабатывает нечестным трудом.

– Большая задница, – после некоторого колебания сообщил Федор клиенту. – Очень большая.

«Денег не даст, – тоскливо подумал он. – Кому нужна эта правда?! Надо было придумать что-нибудь другое».

Но клиент обрадовался. Оказывается, перед отъездом этот парень поссорился с женой. И у нее-то как раз была большая… Ну, короче, он увидел в этом хороший знак.

Следующая картинка была до того бесперспективной, что предсказатель весь измучился. Кругом была выжидающая толпа, все заглядывали ему в лицо – придумать что-то интересное в такой обстановке было невозможно, и он сказал:

– Дети на автобусной остановке. Э-э… это символ. Наверное, у вас много мелких проблем? Ну, я так и знал. – Он посмотрел на женщину, быстро считал ее испуганные глаза и нервные движения. – Чувствуете себя беззащитной? Проблема довольно типичная. Скорее всего, это намек, что нужно разобраться с самооценкой. Осознать себя как… гм… личность. Ну, словом… э-э… не бойтесь, я бы так сказал. Будьте смелее. Как… э-э… с детьми. Как с детьми, так и с жизнью нужно быть… э-э… взрослой.

В выходные, когда все нормальные люди отдыхали, его превосходительство трудился в поте лица и к понедельнику не вставал раньше половины четвертого. Обитатели комнаты ходили на цыпочках, переговаривались вполголоса. Федор еще валялся в постели, и его боялись побеспокоить.

– Но как? Как? – веселился он, когда они со Львом остались одни. – Я же ничего не делаю! Они сами всё придумывают!

Лев хотел щелкнуть его по лбу, чтоб не выделывался, но его превосходительство увернулся, и пришлось применить некоторые усилия, чтобы добиться цели. Цели Лев не добился – Федор, похоже, обладал большим опытом по части уворачивания.

– Моему миру уже не стать прежним, – уныло повторил Лев.

– А зачем? – Федор повернулся и на этот раз все-таки получил по лбу. – Зачем тебе прежний мир? Ты что, верил в то, что у людей здравый смысл есть?

– Допустим, – неохотно признал Лев. – Но имей в виду: не все люди такие. Это просто контингент.

Крысы нигде не было видно. Коварик на борт не вернулся. Явился только Кангас, изо всех сил делая вид, что он ни при чем, никого не трогал и вообще. Перед отходом судна Хэннен рявкнул в кубрике: «Все на борту?», и ему отозвался нескладный хор: «Да, сэр, все!»

Теперь Д. Э. Саммерс смог вздохнуть спокойно. Весело насвистывая, он заменял лопнувший грота-гика-шкот. Высоко забираться не понадобилось, и от этого настроение искателя приключений заметно улучшилось.

– Куда тянешь, куда тянешь? – пролаяли за спиной.

Это был Кангас. Джейк вытер лоб – солнце палило нещадно – и оценил обстановку. Если шкот натянуть слишком, изменится угол паруса. Собьется курс. И виноват в этом будет ясно кто. А как понять, слишком или не слишком? Палубный задрал голову, разглядывая паруса. Стравил немного. Придал верхней лате такое положение, чтобы она смотрела в том же направлении, что и гик. Как будто правильно. Ну, если неправильно, это станет понятно очень скоро. Спрашивать у этого субъекта – уж точно себя не уважать. Кангас маячил сзади, явно намереваясь не дать палубному пройти. Джейк «споткнулся», и матрос с ругательствами растянулся на палубе.

– Что, – поинтересовался Д. Э. Саммерс, – ножки не держат?

Уж не знаю, леди и джентльмены, удивитесь вы или нет, но Д. Э. опять оказался под арестом.

– Что это столько ябед развелось? Откуда только? – поинтересовался он у старшего помощника. – То кока юнга обижает, то теперь Кангасу от меня досталось ни за что ни про что. Вы не знаете, мистер Хэннен?

Хэннен смерил его взглядом.

– Язык-то придержи, – посоветовал он.

– Есть, сэр, придержать язык, – отозвался Джейк. – Но только, боюсь, придется мне поселиться в канатном ящике.

Он посмотрел на молчащего Хэннена и пояснил:

– Ну, я же не Кангас, ябедничать не к лицу.

С этими словами палубный гордо отправился отсиживать очередное нарушение дисциплины.

– Эй? Ты как? Вставай, дитя порока. Вставай, у нас неприятности!

Федор растолкался не сразу. Потом понял. Сел.

Директор завода вызывал на ковер менеджера по персоналу и еще десять человек.

Они успели как раз к тому моменту, когда директор, господин Хикипяя, быстрым шагом шел по коридору. Его пузо подпрыгивало под тонким джемпером, подбородок с наметившимся зобом трясся, седые усы и брови гневно топорщились. Дверь кабинета захлопнулась за ним со страшной силой.

– Ага, – сказал его превосходительство. Он притормозил у двери, немного постоял, не решаясь повернуть ручку, потом храбро вздохнул и вошел.

Когда дверь снова открылась, Федор обогнал выходящих товарищей и бросился вниз по лестнице.

Лев тоже не стал толкаться в коридоре. Еще не хватает обсуждать увольнение менеджера по персоналу. Не надо злить человека, который, может, и выпил из вас всю кровь, но перед уходом всегда успеет выписать лишний штраф.

– Есть справедливость на свете. – Федор сидел на травке, вертел в зубах желтый цветок и любовался облаками. – Лео! Есть справедливость?

– Ты чего, оправдываешься?

– Ему как, ночевать с нами надо было, чтобы за всем уследить? Установить за каждым видеонаблюдение и все записи самому просматривать? Он-то здесь при чем?

– А вы бы спросили, Теодор, откуда все стало известно.

– И откуда все стало известно?

– Стукнул кто-то, вот и стало. Дружба такая специальная. Тоже, кстати, его обязанность. Неформальная. Теодор, что же вас всему надо учить! Элементарных вещей не знаете.

– Не узнали кто?

– Не-а. Подозреваемых человек пять. И то…

Федор встал, сунул руки в карманы и подтянул штаны.

– Ты знаешь, похоже, ошибся тот хиппи. Ну, помнишь, лысый дрыщ, такой, в татуировках? Он еще говорил, что ничего нет, кроме нашего отношения к чему-то? Ну, вся эта ересь про пустотность мира и иллюзорность собственного «я». Как не помнишь? Ты же всё время рядом вертелся.

Лев только моргал.

– Из меня месяц пьют кровь, а он ничего не видит! – возмутился его превосходительство. – Посмотрите на него, люди добрые!

Лев хотел было оправдаться, но его превосходительство уже сменил гнев на милость.

– Забери меня салат, мирозданию не наплевать. Мы с вами, Лео, наблюдаем акт вселенской справедливости.

Примерно в этот момент радость Льва Березкина испарилась. Вместе с гипотезой о том, что у его превосходительства, возможно, есть совесть.

– Если отсюда уехать, где мы аудиторию на твои фокусы возьмем? – упавшим голосом спросил Лев.

– Юнга! – рявкнул капитан Бабридж.

Прислушался и повторил:

– Юнга, черт подери!

Он неприязненно оглядел М. Р., появившегося в кают-компании, – тот шел, как мог, одергивая на ходу рубаху.

– Что вы там все еле ползаете? – опять отворачиваясь к карте, проворчал капитан. – Ползают, ползают, как мухи в гальюне!

И тогда на М. Р. Маллоу снизошло озарение – не давая капитану произнести более ни слова, он стал читать:

Пишет парень любимой письмо: Новостей, мол, всего ничего, И погода, мол, ясно, Не волнуйся напрасно. Два чирья на заду у него.

Капитан Бабридж неожиданно оказался благодарным слушателем. Он как поднял голову от карты, так и сидел не двигаясь, пока Дюк не закончил. Потом медленно повернулся, оглядел каютного с ног до головы, вышел из каюты и распорядился с этого дня каждому члену команды ежедневно к обеду и ужину выдавать по кружке пива, а всем доходягам с чирьями – накладывать на больные места жеваный хлеб с солью.

– Видишь, я же говорил! – прокомментировал это дело Д. Э. Саммерс, у которого совершенно прошла лихорадка. – Красиво и полезно. Настоящая поэзия!

С фурункулами на руках проблем не было: соленая вода помогала зажить вскрытым ножом чирьям. Но те части, что закрывала одежда, сами не заживали. За бинтами бегали к коку. Тот со смеху уронил ложку в кастрюлю с похлебкой, когда Дюк удивился, почему на судне нет врача. О чистых бинтах каждый день нельзя было и мечтать – тряпок чертовски не хватало.

– Хо-хо, хо-хо, хо-хо, – бормотал Дюк Маллоу.

Он как раз делал компаньону перевязку.

– Нечего тут, – с трудом разогнулся Д. Э. Саммерс. – Прорвемся. Придется обходиться тем, что есть.

Дюк занял его место на ящике и задумался. Всю свою жизнь он считал кражу ниже своего достоинства. До сегодняшней ночи. Ровно до того момента, когда кок сказал: «У вас заражение крови, господин Арлингтонская сосиска!» – и со страшным гоготом отрезал ему ногу. М. Р. Маллоу заорал и проснулся. Еще никогда он не испытывал такого облегчения, как сегодня утром, обнаружив себя с двумя ногами.

– Говорил он решительно: в мире все относительно, – задумчиво проговорил Дюк.

Он как раз примеривался, без какого предмета белья лучше всего оставить капитана Бабриджа, как вдруг Джейк воскликнул.

– Слушай. Ночная рубашка. Ночная рубашка!

– Нельзя, – вздохнул Дюк. – Заметит.

– Нет, я говорю, в саквояже валяется. Его рубашка. Ты выкинул, что ли?

– А что сразу я?

– А кто, я?

– Так я не выкидывал!

– И я не выкидывал!

Дюк подскочил, охнул, схватился за поясницу и похромал в каюту. Ночная рубашка беглого жулика спасла здоровье двух джентльменов, нравственные основы М.Р. Маллоу и исподнее капитана Бабриджа.

– Слушай, ну заткнись, а? Ну хватит! Ну хочешь, я на колени встану? – надрывался Кангас.

Д. Э. помотал головой и безжалостно начал сначала:

Тихая ночь, святая ночь, Звезды сияют, свеча горит, В благоговенье Чета не спит, Чистая радость в душе их горит…

Многолетнее участие в службах в общине весьма поспособствовало выносливости легких, но все-таки петь час подряд одно и то же – не шутка! Да и голос в шестнадцать лет тот еще. Рождественские гимны – это вам не «Йо-хо-хо!», где можно просто орать. Джейк перевел дух, но не сдался:

Святой Младенец грядет, Святой Младенец грядет.

Он закончил выводить последние ноты и сказал:

– А знаете, любезный, я тоже всегда на этом месте плачу. Так трогательно, правда? Хотите еще что-нибудь? Нет? Ой, ну почему? Я много таких штук знаю! Вот, слушайте…

– Погода – дрянь! – Капитан Бабридж с отвращением тыкал вилкой тушеную капусту. – Команда – идиоты! Хэннен, может, вы готовить умеете? А то смотрите, я бы сделал вас… – Капитанские челюсти ритмично двигались. Дюк некстати отметил, как шевелятся капитанские уши, и кашлянул в кулак. – …поваром.

Впервые за все время Дюк видел Хэннена униженно опустившим голову.

– А что? – словно бы ничего не произошло, разглагольствовал капитан Бабридж. – Поваром. Не хотите, Хэннен?

Бывший первый помощник через силу улыбнулся, все так же не поднимая глаз на капитана.

– Жаль, – сказал капитан Бабридж, отставляя тарелку с недоеденным ужином и придвигая чашку с кофе. – По крайней мере, уж вы бы, в отличие от этого обрубка, постарались приготовить что-нибудь съедобное.

Он сделал глоток и сокрушенно вздохнул. От этого вздоха по спине М. Р. пробежали мурашки. Он быстро выпрямил спину и храбро уставился на капитана.

– Юнга, – устало спросил капитан, – что это?

– Кофе, сэр!

Капитан Бабридж вымученно улыбнулся, потом лицо его приняло прежнее выражение, и он резко сказал:

– Позови-ка мне Чаттера.

М. Р. как ветром сдуло. Прибежал стюард Чаттер, долго и безнадежно оправдывался, что запасы кофе на исходе, что два мешка подмочило во время шторма, когда открылась течь, что кок простудил поясницу еще в Атлантике да что-то там еще. Капитан Бабридж слушал молча. Потом пожевал губами, словно раскусил какую-то гадость, и произнес:

– Пшел вон.

М. Р. брел по палубе и задумчиво хлопал ладонью по поручням.

– Ухи, плюхи… – бормотал он. – Шлюхи…

Дюк остановился. Секунду стоял неподвижно, потом сильно хлопнул по поручню, развернулся, чудом не налетел на проходившего мимо Хэннена, который уже не был первым помощником, и со всех ног помчался в каюту.

– Один капитан был не в духе. – М.Р. вытащил из раскрытого сундука саквояж.

Ему в кофе попались две мухи, Будешь тут не в себе — Экипаж на губе, И к тому ж что-то ползает в брюхе.

Следовало спешить, пока не появился Чаттер.

– Полчаса, только полчаса, – бормотал Дюк.

Из саквояжа один за другим появлялись предметы:

овальный серебряный поднос,

спиртовка,

стеклянная колба,

металлическая трубочка с пробкой,

маленький серебряный кувшин,

жестянка с остатками намолотого миссис Фокс кофе,

спички.

Колба все еще была выпачкана засохшей кофейной гущей. Запах этот, перебив корабельную вонь, вызвал воспоминания о железных дорогах, об элегантной миссис Фокс, об игрушечной лавке в Уинчендоне, о, черт побери всё со всем, о приключениях! Торопливо, дрожащими пальцами Дюк открывал жестянку.

Секретарши на месте не было. Лев робко сделал четыре шага и приоткрыл дверь.

В кабинете господина Хикипяя стоял резкий запах одеколона. На столе вибрировали сразу три телефона. Директор рыбного завода сидел за столом и не обращал на них никакого внимания – он собирался откусить имбирный пряник.

– В чем дело? – Директор положил пряник на стол.

– Понимаете, – Лев не мог оторвать взгляда от злосчастного пряника, – видите ли, в чем дело…

Чашки с чаем, кофе или хотя бы бутылки воды нигде не было видно. Кулер стоял в углу. Лампочка на директорском кофейном автомате не горела.

– Господин Хикипяя, – стараясь не спешить, выговорил Лев, у которого от волнения дергались сразу оба глаза и угол рта, – пожалуйста, уделите мне пять… нет, лучше десять минут. Я быстро всё расскажу. И давайте я сварю кофе, а то всухомятку нельзя есть.

Директор взял в очередной раз зазвонившую трубку, дал отбой и выжидающе уставился на наглеца. Тем временем Лев Березкин открыл саквояж. Расстегнул молнию чехла, похожего на футляр электробритвы. Подкачал насос. Вставил кофейную таблетку. Отвинтил крышку, налил из кулера воду.

– Где у вас чашки? – Лев машинально повертелся туда-сюда, принял из рук директора маленькую фарфоровую чашку, наполнил ее кофе и дрожащей рукой поставил на блюдце. – Вы не удивляйтесь так. У нас как раз таблетка последняя. А нас двое. Так что вот, пригодилась.

– Это взятка? – Господин Хикипяя стоя пил кофе. – Она вам все равно не поможет.

– Ну и пусть. Зато вы меня выслушаете. Вы же все равно пьете кофе. Вот.

– Вы это специально придумали? Автомат сломали? Вы?

– Нет, честное слово. Просто мой друг куда-то делся, я взял наши вещи, но решил все-таки с вами поговорить, а тут вы… и пряник.

Оба посмотрели на пряник. Директор взял его со стола, откусил и сделал рукой приглашающий жест: говорите.

В это время Федор Летний стоял в коридоре на первом этаже общежития около кофейного автомата. Он делал вид, что не замечает, как все смотрят сквозь него. Непринужденно здоровался, кивал, улыбался. Не прятаться же теперь!

«Как вы смеете! – раздался в его голове голос мадам Ренар. – Как вас угораздило стоять здесь пугалом и ничего не предпринимать, когда творится несправедливость! Вы знаете, сколько семей в разных концах света надеются на деньги ваших товарищей-гастарбайтеров? Они так же бедны, как вы, а некоторые еще беднее! Вы считаете это справедливым? Ну, конечно, ведь среди них так много дураков и уж точно хватает мерзавцев – тех, кто донес. Почему же тогда у вас так гадко на душе? Ах, вы не знаете, что делать? Делайте что-нибудь!»

И Федор решительно направился к кабинету господина Хикипяя. Лев Березкин как раз выходил оттуда – красиво, непринужденно.

– Оли? – донесся из кабинета мощный голос хозяина рыбного завода.

Он говорил по телефону. «Оливер» было имя старшего менеджера. Дверь закрылась.

– Тон-тонтон-тонтон! – Лев изображал танец лосося, чтобы вызвать улыбку у компаньона – тот приуныл после возвращения на работу. Ничего особенного: Лев просто выгибался во все стороны, приставив к глазам круглые печенья. Ничего лучше в голову не приходило.

С ума сойти, какая ерунда нравится людям! Вот уже сбежалось всё общежитие, и все скачут – «тон-тонтон-тонтон!», и по всей комнате валяются печенья.

Ну что за свиньи, а? Прав был Сартр: ад – это другие!

И вдруг одна девушка пробивается к Федору и что-то говорит ему на ухо. Его превосходительство слегка оживляется и милостиво кивает. Тогда она достает деньги и отдает ему. Десять евро.

– Можно мне тоже? – вскакивает взрослая уже женщина, финка лет двадцати пяти.

Опять деньги. Опять и опять. И вот уже четыре девицы и два парня отдали этому типу по десятке. Правда, предсказаний не последовало.

– Перешел на тет-а-тет? – поинтересовался Лев.

– Слушай, не могу, – вполголоса сообщил его превосходительство. – Никаких сил больше нет предсказывать. Глаза вылезают. Придумал попроще кое-что.

Оказалось, гороскопы. Этот придурок составляет им гороскопы!

– Чего? – ахнул Лев. – А это-то как?

– Проще некуда. Вот ты, например, кто?

– Ну, Дева.

– Отлично. Дева – не будьте так уверены в своей точке зрения, вы тоже можете ошибаться. Стрелец, смотрите, чтобы не обидеть кого-нибудь важного для вас. Это может вызвать конфликт, а чуткость – не ваше достоинство. Овны… э-э… старайтесь видеть и слышать окружающих, а то ваш эгоизм окажет вам плохую услугу.

– А ты-то сам кто?

– А… э… первого ноября – кто? То ли Дева, то ли Весы. Забыл.

Лев полез в сеть. Выяснил, что тип, который составляет людям гороскопы, а сам понимает в них, как в китайском, – Скорпион.

– Гороскопы персональные, – продолжал ядовитый гад. – Для этого нужна всякая белиберда типа Плутон в пятом доме, Юпитер в девятом. Поможешь с переводом? У меня там ошибки, нехорошо. Клиентов выше крыши.

– Постой, но ты же должен выдать им всю херню! Хоть сайты почитай! Что-нибудь ляпнешь!

– Не ляпну. Все вечно уверены в своей точке зрения и все при этом боятся, что им кто-нибудь что-нибудь скажет. Все могут кого-нибудь обидеть и потом об этом жалеть. Все вечно не слушают друг друга, все думают, что их мнение самое важное, а все остальные – дебилы. Все ошибаются. Эффект Барнума!

– А если не обидят? Если не ошибутся? Если слушают?

– Значит, я их вовремя предупредил, – Федор вытащил из кармана смятую бумажку, развернул. – Та-ак, тут у нас гороскоп про любовь. Хм. Коллега, у вас как на этом фронте? Я ж с себя пишу, а у меня материала нет.

– С себя?

– Ну да. Иначе сфальшивлю, понимаешь? Должно звучать так, будто ты понимаешь, о чем говоришь. Я, кроме себя, никого особо не понимаю. Смотрю на человека, прикидываю, что у меня с ним общего, какие недостатки – вот это и пишу.

– Ты что, хочешь сказать, все люди одинаковые? Ты же попадешься, омлет! К бабке не ходи, попадешься.

– Лео! Эти люди не заметили, что фрагмент печки Распутина – ваша семейная реликвия – каждый день у них перед глазами! Не попадусь.

Федор посмотрел на присевшего Льва и засмеялся.

– Как ты это устроил? – спросил тот.

– Да случайно. Сказал одной девице, что у нее все не так страшно, как она думает. А она про свои дела на астрологическом форуме советуется. Тогда я ляпнул, что у меня мать – астролог, пишет для журнала. Ну и я тоже кое-что умею.

– Какой же ты омлет! Зачем?

– Она меня замучила!

– А разве твоя мать…

– Было, да. Я маленький был. Она месяца три для одного журнала гороскопы сочиняла.

– Так она заодно и астролог, что ли?

– Лео, – Федор сочувственно посмотрел на компаньона. – Что вы как дитя? Моя мать – жур-на-лист-ка!

– Ну-ну, и ты что? Я про девушку.

– Вот я и говорю. Обещал с матерью посоветоваться. А она остальным рассказала.

Федор достал еще какую-то бумажку.

– Сможешь красиво перевести? За грамматику боюсь. У меня еще одна такая клиентка есть. Несчастная любовь у нее.

– А там что?

– А там нужно написать: «Разворачивайтесь и бегите в обратную сторону. Но… э-э… помните, что выиграть игру вы не сможете. Это игра в одни ворота, и продлится она до тех пор, пока вам интересно. Впрочем, сыграть необходимо для того, чтобы узнать свою истинную цену». Цена, как ты догадываешься, высокая. Подумает еще, что я ей комплименты пишу.

– Сам придумал?

Федор смотрел в сторону.

– Ну не Пушкин же.

– А кто она, та девушка?

– Ну такая, помнишь, длинная. Илон.

– Это выше тебя которая? Француженка, что ли? Такая рыженькая блондинка? – Лев изобразил пальцами длинные кудри. – Хм.

– Чего – хм?

– Если ты сейчас скажешь, что ни о чем не догадался, я плюну тебе в глаз.

– Не надо. Я в курсе.

– Ах, ты в курсе. Совесть есть?

– При чем тут совесть?

– Но ведь она очень ничего. Длинная просто.

– Похожа на гигантскую маленькую девочку. Я ее боюсь.

– Девушка просто так одевается.

– Мало ли кто как одевается. Она и ведет себя точно так же. Короче, нужно вот: какой-то хороший человек добивается вашего расположения, а вы этого не замечаете и тратите время на какое-то… какого-то…

– Кто это добивается ее расположения?

– Пускай ищет. Пока будет глазами стрелять, у нас как раз контракт закончится. А она, может, и зацепит кого.

– Понял. Ты девиц в нашем доме считал?

– Девятнадцать.

– Ты понимаешь, что они сейчас – если тебя не побьют, конечно, – все за гороскопами побегут?

– Вот и отлично.

– И что ты делать будешь? Что остальным напишешь-то?

– Так для чего я тебя спрашиваю? Мне нужен материал!

И Лев Березкин в глубокой задумчивости отправился изучать материал. Француженка Илон отличалась не только высоким ростом, длинными ногами и приятными формами (а также гольфами в горошек) – ей было лет двадцать шесть. Лев, которому природой было отмерено всего-то метр шестьдесят семь, а по паспорту не исполнилось и двадцати, не мог себе позволить подойти к такой женщине. Точнее, думал, что не может.

Через неделю его превосходительство орал:

– Ты превратил мою жизнь в ад!

Орал, правда, шепотом, потому что беседовали они в ванной.

– А что сразу я! – отбивался Лев.

– Я устал от твоих баб! Одна рыдает, вторая рыдает, все на тебя жалуются! Сделай что-нибудь! Я так больше не могу!

Лев подумал и тоже заорал шепотом:

– Не могу же я разорваться на всех!

– А мне что делать?! Когда все успевать-то? – Федор открыл воду, чтобы их не подслушали. – Десять дней отбиваюсь от Ингриде: где он, где он. Делаю вид, что тормоз. Я так заврался твоей Илон, что уже записываю, чтобы не сбиться. С часу ночи до четырех утра слушаю рыдания Лисяо. Сплю два часа в сутки! Мне работать надо!

– А что сразу я! Взял бы и нейтрализовал хоть одну! Я материал изучаю. Ты сам просил!

Лев внезапно открыл, что просто-напросто смотреть на девушку – не сквозь, не мимо, как раньше, а прямо в глаза – чертовски помогает в личной жизни.

Его превосходительство назвал это не так:

– Бабник!

– Я не виноват, – Лев развел руками. – Они все красивые.

– Да идиотки они все! Ужас какой-то, вот маньяк на мою голову! – Федор схватился за волосы. – Надо различать, где личное, а где работа!

– Почему сразу маньяк? Просто ты мизантроп, а я нет, вот и все.

На этом эмоциональная часть разговора закончилась, и компаньоны перешли к деловой.

– Завалили мелочью, – возмущался Федор. – Слышь, в магазин пойдешь – поменяй, а?

– Не поменяю, – гордо отказался Лев. – Привык, что все вокруг него бегают. Сам иди! Клиентов своих попроси!

– Двести восемьдесят шесть, двести восемьдесят восемь… – сидя на коврике перед ванной, старательно пересчитывал его превосходительство. – Короче, тут около трехсот.

На коленях Федора, в руках и на полу оставалось еще много монет.

В Нью-Бедфорде они проторчали десять дней, пока, просоленные и просмоленные, не получили расчет и совет от Коуэна отправляться в Сан-Франциско, где, по его словам, можно было устроиться получше и заработать побольше. Все это время двое джентльменов шатались по кабакам с Коуэном и Сальной Тряпкой. И, как ни странно, со стюардом Чаттером, чье лицо не утрачивало скептического выражения, даже когда тот пил. Но сегодня они остались одни. Команда китобоя «Матильда» разъехалась, и компаньоны тоже собирались домой.

– Ой, – сказал вдруг М. Р. так, словно ему было не пятнадцать, а пять, – цирк!

Оба остановились. Почти рядом с автовокзалом «Нильс Эриксон терминален» выступал цирк. Маленький уличный цирк.

Не в том было дело, что там выступали загримированные под Пьеро тетки в белых балахонах и черных колпачках. Кому они нужны со своей старой музыкой и танцами? Пусть даже на проволоке. Пусть даже эта проволока и натянута между фонарными столбами самую малость выше головы Федора. Кому это интересно?

Артистка ловко двигалась по трапеции, и Лев рассматривал подошвы ее ботинок. Ветер раздувал белые клоунские брюки и открывал теткины ноги – бледные, бритые до синевы и в мурашках. Сделанный под старину грим был такой же фриковатый, как ботинки. Не то у Пьеро всё совсем плохо, не то он (или она?) умер и стал зомби.

Не в том даже было дело, что старинное танго выворачивало душу. Из-за музыки Лев ощущал себя как-то странно. Еще ботинки эти… Цирк! Мало ли уличных цирков?

Дело-то было в том, что, как только печальные тетки-клоуны спрыгнули с трапеции, из цирковой палатки – или как там, шатра? – вышел фокусник.

Сухощавого мужчину от шеи до пят облегало черное трико. Костюм дополняли серебристые короткие шаровары и такой же колпак. Короче, он выглядел как в игре «1900».

Фокусник достал из кармана шаровар платок, подбросил, и тот превратился в пяток белых голубей. Ему вежливо похлопали.

– Не найдется ли у кого-нибудь из вас банкноты? – по-английски поинтересовался фокусник. – Банкнота в пятьдесят крон меня вполне устроит.

Молчание было ему ответом.

– Нет? – слегка наигранно огорчился фокусник. – Впрочем, ничего другого я и не ожидал.

Он обернулся к шпрехшталмейстеру.

– А вы, любезный Бартоломью?

Тот покачал седой головой и развел руками, показывая, что и он в такие фокусы не очень-то верит.

– Уверяю вас, господа, это абсолютно безопасно! – Улыбка фокусника стала иронической.

Но никто не вызвался и на этот раз.

– Ну что же, – сказал циркач. – Придется обойтись без вашей помощи.

Он вынул из кармана купюру и показал публике.

– Пусть будет двадцать, – сообщил он. – Двадцать долларов. Теперь, с вашего позволения, я ее подожгу. Бартоломью, дайте мне конверт. Уж конверта-то вы, надеюсь, не пожалеете? Благодарю. А теперь, господа…

Шпрехшталмейстер собственноручно опустил купюру в конверт, заклеил его и показал публике.

– Хорошо ли вы заклеили? – поинтересовался фокусник. – Это очень важно, Бартоломью. Ну-ка, ну-ка… Превосходно. А теперь, господа… – Он чиркнул спичкой и поджег конверт, держа за край. Через несколько секунд на его ладони лежал пепел, лишь очертаниями напоминавший то, чем только что был. – Вуаля! – произнес циркач, протягивая ладонь. – Неприятно терять деньги, правда, господа? Сейчас мы исправим это маленькое недоразумение.

Он описал в воздухе красивую дугу, прихлопнул пепел, дунул – и продемонстрировал публике совершенно целую купюру. Ему зааплодировали.

– Подстроено! – раздался чей-то голос. – Я видал такие штуки. Они там брызгают специальную жидкость.

– Желаете повторить? – спросил фокусник. – Только на этот раз купюра будет вашей. Ну как, хотите или боитесь?

– Вот еще, – ответил голос. – Чтоб вы ее спалили и меня же подняли на смех?

– Сэр! – крикнул Джейк. – Скажите, а десять долларов вас устроит?

– Вполне, юноша, вполне, – с готовностью отозвался фокусник.

Компаньоны, расталкивая локтями зрителей, пробрались на манеж. Лицо циркача покрывал слой белого грима. Глаза были обведены черным, придавая фокуснику некоторое сходство с вампиром. Но вот выражение этих глаз, и рта, и голос и жест затянутой в белую перчатку руки… Они поймали на себе знакомый пристальный взгляд. Показалось, или выкрашенные белым губы «миссис Фокс» тронула тонкая улыбка?

– Благодарю вас. Итак, господа, десять долларов!

Фокусник сложил купюру, подал ее шпрехшталмейстеру, который немедленно извлек еще один конверт и повторил приготовления.

– Вуаля!

Конверт загорелся. Жест был воспроизведен в точности, хлопок был не менее эффектным, но в ответ только ветер подхватил пепел с ладони фокусника.

– О, как жаль, – развел он руками. – Ничего, молодые люди, это случается… время от времени. Фокусы, увы, материя довольно капризная!

Компаньоны ничего не сказали тому, чья собственная десятка незадолго до этого развеялась в воздухе. Чертовски обидным было только издевательство. Зрители хохотали, свистели и били в ладоши.

– Не огорчайтесь, – с улыбкой произнес циркач. – Говорят, что ни делается, все к лучшему. Добавлю: а все остальное происходит для того, чтобы господь Бог мог, глядя на нас, повеселиться. Ему ведь тоже бывает скучно. Все, что остается нам, – смеяться вместе с ним.

Он взглянул на оставшийся в руке пепел, задумчиво растер его между пальцев и сказал:

– Мои юные друзья, никогда не признавайте себя проигравшими, пока не убедитесь в том окончательно. Очень часто поражение является мнимым, хоть это… – Он дунул на пальцы. – …хоть это и не очевидно.

В руке фокусника оказалась купюра – целая и невредимая. Отдав ее компаньонам, он прошелся по рядам, извлекая из носа, уха того или иного зрителя, а то и кармана его соседа то часы, то портсигар и с поклоном вручая владельцу.

– Не все и не всегда получается так, как мы загадываем, – сказал он, когда, сделав круг, вновь оказался перед компаньонами. – Но это на пользу, уверяю вас. Только на пользу.

С этими словами циркач раскланялся, послал публике пару воздушных поцелуев и скрылся за кулисами маленького шапито.

16 июля 2015 года

Москва, около девяти утра

– Нет, я еще понимаю, гороскопы, – причитал Лев, когда они вошли в лобби отеля «Евразиан Ройал». – Но поселиться здесь, чтобы «хоть один день пожить как люди»! Ну ты и кулек!

– А ты что, против? – остановился его превосходительство.

– Да ты мертвого уговоришь. От тебя же не отделаешься. Как начнешь… что я, не знаю!

– Ладно, – пробормотал Федор. – Ты прав. Пошли отказываться. Едем к твоему дяде, а там… ну, перекантуемся, пока найдем что-нибудь.

Московская квартира Березкиных была продана. Предполагалось, что первое время они поживут у дяди Аркадия. Но человек предполагает, а сюрприз получается даже там, где это в принципе невозможно. Пока Лев втайне от родителей лихорадочно шарил по сайтам объявлений в поисках квартиры или хоть комнаты в приличном месте, Федор втайне забронировал двуспальный номер в «Евразиан Ройал». Отель «Никольский» – чуть ли не на Красной площади, за семь тысяч в сутки – его не устроил. Шальные деньги, беспечно сказал он про шестьсот евро, которые вернул бабке, а та, дождавшись приезда единственного внука, сунула их ему обратно.

– Еще заработаем. – Федор махнул рукой. – Почему не пожить по-человечески? Один день, Лео! Мы что, не заслужили?

– Мня, – замялся Лев.

– Ну? – потребовал Федор. – Я тебя правильно понял? Отказываемся? Лео, подумайте.

Они отметились у портье, и Лев взял ключ от номера.

– …Посмотрите еще раз на эти продукты, – хорошо поставленным голосом велел представительный мужчина из гигантского телевизора над камином, – и запомните: все это наносит вред вашему здоровью! Попытки быстро похудеть приведут вас к обратному результату и, возможно, уложат на больничную койку!

Телевизор сразу выключили. Кофе из машинки мадам Ренар пили в уютном лаунже с таким компьютером, что от зависти наворачивались слезы. Общая площадь двухместного номера годилась как минимум для небольшой конференции. Окно во всю стену выходило на ипподром, а проходя через двустворчатую дверь в спальню, хотелось обращаться к себе на «вы».

В спальне их ждал второй телевизор. Льняное белье пахло лавандой, а на каждой кровати свободно разместились бы четверо.

Если честно, Лев Березкин и не думал съезжать из отеля. Он просто хотел, чтобы его убедили в том, что он ничего не смог сделать.

Клоуны на афише растягивали в улыбке нарисованные рты, одновременно плача фальшивыми слезами.

Д. Э. обошел вокруг афишной тумбы раз пять. У лица на портрете были светлые, прозрачные глаза, немножко восточные скулы и ямочка на волевом подбородке. Может быть, только волнистые волосы, гладко лежавшие назад, что-то во взгляде – но и все, больше никакого сходства.

– Не он, – вздохнул Джейк.

Дюк, сосредоточенно пережевывавший шоколадную конфетку, сделал неопределенный жест. Потом облизал испачканные начинкой пальцы. Зря: ликер – штука липкая.

– Спать пошли, охотник за фокусниками! – буркнул он. – Посмотрим завтра на этого мастера. Интересно.

Король наручников оказался немного пухлым мускулистым коротышкой. Из водяной камеры он вынырнул почти голым, прикрываясь лишь связкой замков и цепей.

– Алле!

Голос у иллюзиониста был тонким, пронзительным.

– Не он, – волновался Д. Э. – Что-то такое близкое, понять не могу, что именно, но не он!

– А что, – повернулся к нему Дюк, – что бы ты ему сказал?

Компаньон застыл, вцепившись в бархатные ручки кресла. Складывалось впечатление, что этот вопрос как-то обошел голову мистера Саммерса.

– Все равно он ничего не расскажет, – сказал Дюк. – В тот раз ничего не рассказал и в этот не станет.

Д. Э. потрогал в кармане мультископ.

– Я только… – начал он и замолк.

В соседнем кресле внезапно материализовался Фокс – в мужском костюме и с сигаретой в дамском мундштуке. Джейку даже показалось, что он чувствует запах турецкого табака «миссис Фокс».

– В самом деле, юноша, для каких именно целей вы так фанатично меня ищете?

– Я хотел спросить… попросить у вас помощи. Я не могу найти дело по душе. Вопрос оказался труднее, чем я думал.

– О, дорогой мой, поиск дела по душе – вообще вопрос не из легких. Иногда на это уходит большая часть жизни.

– Как? Да вы что! Мне надо сегодня!

– Ведь если мы его найдем, – продолжал Дюк, – будет неудобно. Что мы ему, интересно, скажем? «Не отвяжетесь!», что ли?

Невидимый для него Фокс засмеялся.

– Слушайте, это не смешно.

– Как знать, юноша, как знать. Вы погнались за своей мечтой – так что же вы теперь бегаете за мной? Вы уже не ребенок. Я не могу вам помочь.

– Вам жалко дать совет, да?

– Но вы же ни у кого не просили совета, когда решили сбежать из дома? Зачем же вам мои советы теперь?

– Э-э…

– Посмотрите вокруг: мир подобен моему саквояжу, так вовремя – и, кстати, совсем не случайно! – оказавшемуся у вас в руках. У вас есть калейдоскоп. Вы все-таки чудовищно невнимательны!

– Ну?

– Держите себя в руках, юноша. Без хамства. Что это еще за «ну»?

– Э-э… я не хотел. Извините.

– Так-то лучше. Одни и те же детали принимают разную форму.

– Ну? Ой, простите. Я имел в виду «а дальше?»

– Эта современная молодежь просто невероятна! – пробормотал господин Ренар. – Откройте глаза! Необходимое всегда находится прямо под носом.

– Слушайте, не надо загадок? Мне и так трудно! Нужно быстро выбрать дело, которое…

– Ну-ну, продолжайте. Которое?..

– Которое… которое…

Федор закусил губу, как вдруг его осенило.

– …которое было бы смешно, понимаете?

– Прекрасно. Вперед, молодой человек!

Иллюзионист исчез.

– С год драить палубу, получать под зад, потом с месяц валять дурака на заработанные деньги. Потом снова год драить палубу и получать под зад. А если мы будем драить палубу хорошо, нас, так и быть, пустят на ванты. Даже, может быть, на это… как ты там говорил?

– На стеньгу, – произнес Д. Э. отсутствующим тоном.

Компаньоны проснулись к обеду и сейчас валялись в креслах в гостиной, сложив ноги на стол, – читали. Наутро им предстояло покинуть «Палас».

– Это что, все? Вся наша жизнь? Я вас, между прочим, спрашиваю, сэр!

М. Р. мучило похмелье. Столик у камина был завален выпусками журналов «Стрэнд», «Олл-Стори», «Скрибнерс», «Эргози». Гениальные сыщики, бесстрашные ковбои, отчаянные золотоискатели и неутомимые путешественники. Правда, морские истории компаньоны старательно пропускали.

– Кое у кого, между прочим, – не унимался М. Р., – только что штаны не мокрые от всех этих стакселей, триселей и брамселей!

– Стаксели не виноваты, – сурово ответствовал мистер Саммерс, переворачивая страницу.

– Неважно! – отмахнулся Дюк. – Важно, что это ведь не то, не дело по душе, понимаешь?

– Да понимаю я, понимаю.

– Ну неужели мы так и будем заниматься всякой дрянью только потому, что не нашли ничего лучше? – продолжал разоряться Дюк.

– Придется, если не найдем.

Дюк отшвырнул журнал.

– От кого я это слышу, сэр? От того, кто хотел приключений? От того, кто хотел исполнения мечты? Что с тобой такое, в конце концов! У нас времени до утра! Эй!

Джейк вздохнул.

– Со мной ничего. В этом-то и несчастье. Я, как дурак, надеялся, что за три дня что-то… забудь, слышишь? Ничего не изменится. Давай-ка лучше придумаем что-нибудь на вечер. Последний все-таки.

Но на вечер ничего не придумали, хоть он и был последним. Все шоу и спектакли, которые представлялись хоть сколько-нибудь интересными, уже смотрели, все сласти съели, и, если бы не чтиво, делать компаньонам было бы нечего. Злые, несчастные, они разошлись по спальням. Все-таки жизнь – жестокая вещь!

Часа в четыре утра Федор в который раз перевернулся на другой бок, обнял подушку, но заснуть снова не смог. В голове вертелся разговор с Ренаром. Их внезапное знакомство, вторая встреча в шапито. А совершенно неожиданное появление в его жизни Льва? Двадцать лет даже нормально поговорить было не с кем – и вдруг явился, как будто они только вчера расстались. Даже лиса из цилиндра дрессировщика намекала. Renard – «лис» по-французски. Неужели случайно? Вряд ли. А если все это не случайно? Значит, у совпадений есть цель?

Он побрел в гостиную, сел в кресло и сложил ноги на журнальный столик. Почистил банан, лениво съел. Откусил грушу. Устроился поудобней, ткнул в телефон и углубился в чтение про экзамен на знание собственного родного языка. Перечитал условия несколько раз. С тоской убедился, что графа «национальность», которую он отказался убирать, получая паспорт, дела не спасает. Ладно, экзамен так экзамен. Язык – пускай. Законы России – как-нибудь. История… ну, разберемся. Главное, чтобы разрешение сдавать все это дали. Квоты, понимаете ли, у них.

– Голова болит. – Лев босиком прошлепал к дивану.

В открытое окно были особенно хорошо слышны звуки ночной Москвы, которые перекрывались сильными порывами ветра.

– Ну и погодка, – проворчал Федор. Он пытался пройти тест по истории. – Закрой окно, пока стекла не вылетели.

Окно резко распахнулось, вдалеке раздался грохот – и темноту рассекли молнии. На наступившую затем мертвую, неестественную тишину стал наползать низкий отдаленный рев, похожий на звуки приближающегося шторма. Рев становился все отчетливей. Истерически зазвенела люстра. Испуганные компаньоны бросились к окну – от «Гранда» откололась почти половина! Теперь отель напоминал разрушенный торт. С улицы донеслись крики, визг, чей-то надрывный плач. Без умолку звонили пожарные колокола.

– Что это? – спросил Дюк хриплым шепотом. – Что это такое?

Словно в ответ, «Палас» сильно тряхнуло. Компаньоны второпях оделись, схватили вещи и бросились вон. «Подъемную комнату» ждать не стали: перед дверьми лифта толпились люди. Компаньоны кинулись вниз по ступенькам. Их обгоняли, отпихивали, сбивали с ног. В фойе сорвалась люстра и засыпала всё осколками. Вода из фонтанов заливала пол. Столы, диваны и кресла превратились в беспорядочное нагромождение мебели.

По лестнице, расталкивая толпу, несся невысокий полный черноглазый человек. На его черных курчавых волосах была сетка. Горло укутывало полотенце. Живот в крахмальной сорочке ритмически трясся над фрачным поясом.

– Синьор Карузо! – послышалось сверху, перекрывая гам. – Аспетта, синьор Карузо!

На лестницу выбежал еще один во фраке, растерзанный, как после потасовки. Он помчался догонять первого, горестно заламывая руки.

Итальянец обернулся снизу лестницы, потряс фотографией, которую держал в руке, провизжал что-то, кометой пронесся через фойе и скрылся, не обращая внимания на застрявшего в столпотворении импресарио.

В тот момент, когда Д. Э. Саммерс и М. Р. Маллоу выбрались из отеля, «Палас» потряс удар невероятной силы.

Ни в одном из ближайших кафе не было сети. Посетители рассказывали друг другу о гигантском сером вихре, и Лев понял, что по телевизору уже передали об урагане в Москве. А если не успели, всё уже в соцсетях. Жена дяди Аркадия наверняка подняла панику.

Компаньоны шли дальше по Беговой. Наконец обнаружили сеть в «Христофоре», заказали по чашке кофе и одновременно увидели в окно (и услышали), как с нарастающим ревом и застилающим все звуки грохотом обрушивается вертолет МЧС.

Улица наполнилась воем сирен. Высотный отель «Евразиан Ройал» обваливался. С него падали куски. Скоро ко входу подъехала кавалькада из скорых, пожарных и полицейских машин. Над отелем кружил второй вертолет.

– Стой, стой, енот! – Лев тащил Федора за футболку. Удержать его было непросто – Федор отбивался, футболка вылезла из штанов, но Лев вцепился как клещ. Пока не остался в одиночестве.

– Куда! – орал он в спину убегавшему компаньону. – Стой, придурок! Было бы из-за чего!

Но Федор Летний только махнул рукой.

– Сейчас!

Опять полило. Лев стоял, как дурак, мокрый, в темноте, дергаясь от сверкавших молний. Кругом шла эвакуация.

Из руин отеля выносили погибших и раненых. Его, похоже, приняли за волонтера – тут же сунули в руки носилки. На носилках лежал без сознания дядька. На бледное пузо уже наложили повязку, которая быстро пропитывалась кровью.

Дед в коротком халате, которого вводили в машину, говорить не мог, все лицо перекосило. Потом пришлось помогать тащить одного, про которого было ясно только, что это мужчина, что был он немолод и – судя по запаху – любил выпить. Вытащили из руин истошно кричащую девушку, и, сколько ни уговаривали, никак не получалось заставить ее успокоиться.

Носилок не хватало. Грузную женщину материных лет пришлось тащить на руках. Мужик, позвавший присоединиться к работам, нес маленькую девочку – она спала, и Федор не сразу понял, зачем ребенка кладут в черный пакет.

Чихая, кашляя и спотыкаясь, Джейк раз десять бросался вперед – среди наступившего кошмара ему все время мерещился Дюк. Один раз это был такой же добровольный спасатель, как и он сам, – его убило потолочной балкой. Потом прямо под ноги попался кто-то невысокий, щуплый. Его голова с такими знакомыми черными кудрями была пробита. На секунду Джейк перестал дышать и почувствовал, как лицо омертвело, словно резиновое. Когда парня вынесли на улицу, стало видно, что это мексиканец, лет двадцати, весь обожженный. То там, то сям торопливо сновали и тут же скрывались в пыльном сумраке юркие фигуры. Они оставляли за собой распахнутые дверцы буфетов и секретеров, стонущих раненых с вывернутыми карманами, мертвых с отрубленными пальцами.

– Мама… – бормотал Джейк, отступая в дымную мглу. – Ой, мама…

Федор в очередной раз вынул телефон. 15:00, 21 июля, сообщил календарь. Двадцать первое? Прошло трое суток. Но… но это значит…

О том, что это может значить, думать не хотелось. Федор нерешительно вышел за желтую ленту и напоследок оглянулся. Лениво покачивались оборванные электрические провода. По обвалившейся кирпичной стене хлестал кустами ветер. Зияли провалы выломанных дверей и осыпавшихся арок. На втором этаже в доме через улицу одиноко светилось окно. На первом чернели пустые глазницы окон, валялась штукатурка – а оно светилось!

Джейк почти побежал прочь, но вдруг остановился и повернул к этому дому. Крадучись он вошел в подъезд и, озираясь, стал подниматься по лестнице. Из-под ног сыпалось. Первый этаж превратился в сплошную кучу мусора и обломков, и оттуда несло так, что искатель приключений остановился и попробовал рассмотреть подошвы.

– Есть здесь кто-нибудь?

Д. Э. подождал, прислушиваясь. Никто не ответил. В узком, застланном грязным ковром коридоре пахло дымом, сортиром и штукатуркой. Откуда-то слышался женский голос: не то пели, не то плакали. Комнат было штук десять – все темные, пустые. В одной, нараспашку, валялась на боку растерзанная кровать. Под потолком неясно желтела лампа в бумажном абажуре.

Следующая дверь была приоткрыта: там и горел свет. При свете керосинки напевала себе под нос девчонка. Д. Э. ахнул, поперхнулся, зажал рот ладонью. Пока приходил в себя, девица закончила возиться с завязками панталон, нацепила рубашку и теперь пристегивала, стоя перед трюмо, чулок. На кресле валялся корсет. Платье висело на спинке стула. Рядом стояла пара туфель. Но тут, как будто спохватившись, она быстро впрыгнула в туфли и в одной рубашке выскользнула из комнаты, – казалось, не заметив отпрянувшего Джейка. Он осторожно просочился внутрь.

Небогато тут у нее. Мебели для такого большого помещения недостает, ремонт явно делали давно. Бар большой, а бутылок мало, напитков в них меньше половины, кое-где и совсем чуть-чуть. На стойке валяются три толстых деревянных брелока с ключами. Хостел. Нет худа без добра. По крайней мере, сегодня.

Девицы не было долго. Федор раз десять оценил обстановку, подивился запустению. Ушибленное колено болело так, что он, скрючившись, обхватил его руками.

– Эй?

«Мисс Караганда», как успел окрестить про себя девицу Федор, стояла прямо перед ним и перебрасывала с руки на руку пакет со льдом.

– Я так не смогу тебе помочь. Джинсы узкие. Снимай.

– Оу, – пробормотал Федор.

– Ничего смешного. – Лак на ее ногтях был в шахматную клетку. – Я сказала, штаны снимай.

Он нерешительно поднялся.

– А если кто-нибудь войдет?

– Увидит тебя в трусах.

Федор плюнул и стал вылезать из джинсов.

– За комнату пятнадцать штук. Устроит? – Девушка нетерпеливо жонглировала пакетом.

Федор стянул джинсы на щиколотки, опустился в кресло и прижал к колену пакет. Копать-колотить, как распухло!

– Вай-фай тут у вас есть? Дай пароль. – Федор быстро вбил в поиск «комната, Фили» и еще раз прошелся по объявлениям.

– Окей, – неохотно сказал он. – Договорились. Давай ключи.

– А ты что, комнату смотреть не будешь?

Где-то открылась дверь, в коридоре появился парень, бросил ключи на стойку и вышел из квартиры. Следом в коридоре появилась… африканка? кубинка? плод любви студентов университета имени Патриса Лумумбы? – лет тридцати и ростом метра два. Страшная, как привидение мумбо-юмбо, с тонкой гибкой фигурой и снисходительным выражением лица. Она прибрала за уши кофейное облако волос. В ушах закачались белые шелковые кисти.

– Ты не одна? – томно спросила она.

– Это наш новый сосед, – сообщила ей «мисс Караганда».

Африканка выдавила в ответ улыбку, от которой «мисс Караганда» увяла.

– Я думала, это твой новый друг. – Кофейная великанша снисходительно подняла брови.

Южный говор? Вот это да! Федор с трудом верил своим ушам.

– Вы украинка? – спросил он, торопливо натягивая штаны.

– Я креолка! – отрезала мумбо-юмбо.

– Она из Харькова. – «Мисс Караганда» истерически засмеялась.

– Повтори! Повтори, что ты сейчас сказала!

Запахло скандалом. Федор стоял между ними как чучело. «Мисс Караганда» спряталась у него за спиной, но креолка-кубинка-харьковчанка уже успокоилась, села в кресло и закурила, покачивая ногой в белом ажурном сапоге.

– Так значит, комнату? – Короткое платье еще больше открыло спортивные бедра.

Федор повернулся к «мисс Караганде».

– Где у вас… кто у вас… главный?

– Меня зовут Линда. – Креолка курила с томным видом. – Линда-Лия Шушкевич-Браун.

Федор пробормотал свое имя.

– Я Алиса. – «Мисс Караганда» потянула его за локоть. – Идешь?

Он двинулся за ней следом, и тут сзади его тронули за плечо. Федор повернулся – Алиса стояла перед ним. Обернулся – то же самое. И обе смеются. Всё, приплыли!

– Извини, – с трудом подавляя смех, хором сказали Алисы.

Вот идиот! Близнецы! Одну звали Алиса, а вторая оказалась Кристиной.

Комната, куда его провели, была маленькой, из мебели только кресло, шкаф и кровать без белья. Лоскутное одеяло брошено комом, на полу потертый прикроватный коврик в виде ежика.

Да, не «Евразиан Ройал».

1906 год

Сан-Франциско

Поздний вечер вторника, двадцать пятое апреля. С момента, как компаньоны потеряли друг друга в толпе во время землетрясения, прошло пять дней.

– Пусть он искайт, – тихо сказала за стеной Ида.

– А если не найдет?

– Тогда вытирайт мальтшик сопли.

– Всю жизнь только об этом мечтала!

– Тогда искайт другой мальтшик.

– Другой мальтшик, – сказала Ширли, помолчав, – не помогайт бедный девушка.

– Не помогайт, – подтвердила Ида.

– Совсем нет.

– Найн. Конфетка хочешь?

«Дорогие мистер и миссис Маллоу…»

Джейк почесал лоб огрызком карандаша, бросил письмо и перевернулся набок. Протянул руку и начал сосредоточенно отрывать от обоев над кроватью похабную открытку: приторный, как микстура от кашля, доктор льнул ухом к пышной груди полураздетой пациентки. Вскоре от открытки остались клочки – улыбающаяся дамская голова и бант от платья. Окаменевший клейстер в свое время плохо перемешали, он изуродовал буграми лицо дамы, но отодрать его не получалось. Ну и черт с ним!

На другой картинке в снежную ночь въезжал паровоз. Он изрыгал густой белый дым, светил фарами и вез голого карапуза с крыльями за спиной. Карапуз махал листиком клевера невероятных размеров и, видимо, изо всех сил кричал: «Счастливого Нового Года!» Джейк кровожадно осмотрел пузатого, но решил не трогать. Клевер – к удаче.

Было темно и тихо.

«Не знаю, как и сказать, – попробовал продолжить он. – Возможно, что…»

– Может, Сан-Хосе? – спросила за стеной Ширли. Они там с Идой раскладывали пасьянс. – Или Лос-Анджелес? Точно, Лос-Анджелес! Представляешь, там, говорят, сейчас Сенбернар[3] выступает!

– Абер найн, майне кляйне, – отозвалась немка. – Нихт ехать. Немножко терпеть. От клиент не будет отбой.

– Ты что, ты что говоришь? – поперхнулась Ширли. – Как?

– Город строить. – Голос Иды был почти равнодушным. – Все проходить, а город опять строить.

– Да конечно! Все дорогие клиенты поразъехались! Со своими селедками!

– Еще будут военный. Много военный – хорошо. Немножко терпеть, покамест безопасно. Мужчина не может долго без девочка.

Судя по звукам, Ширли уже плясала по комнате, напевая себе под нос. Вдруг песня смолкла.

– Слушай, он там, по-моему, опять. Снова-здорово!

С этими словами Ширли высунулась в коридор.

– Эй, ты куда? Сдурел, что ли? Ночь на дворе!

Газеты одна за другой публиковали списки пострадавших. Погибших, раненых, неопознанных.

Вялость, жуткая вялость, когда не знаешь, что делать с собой, не говоря уже про все остальное. Желание уснуть – и проснуться, когда все кончится. Или не просыпаться вовсе. Федор слишком хорошо помнил паспорт, чтобы еще верить в чудо. Тогда, на Беговой, у двери в кафе, Лев споткнулся, и стало видно, что он как сунул свой паспорт в задний карман мотоциклетных штанов, так до сих пор и не вытащил.

В дверь поколотилась Алиса. Потом стукнулся и что-то спросил – или спросила – эта непонятная Женя. Федор надел наушники. Музыку не включил, но воспоминания включились сами. «Марсельеза». «Бамбино». «В тг-гопическом лесу купил я дачу! Она была без окон, без двег-гей! Без двег-гей! Без две…»

Сообщение! Федор подскочил, схватился за телефон – и вяло улегся обратно.

Он не знал, сколько так пролежал. Собрал все силы, побрел в туалет. Когда он вернулся, телефон вибрировал, как заведенный. Он открыл «Сообщения». Написать Алисе, чтобы уже оставила его в покое. И Женя туда же! А Линду-то кто просил! «У Бога все живы».

Сообщение от: Лев Березкин

– Господи, – бормотал Джейк, отпуская костлявые плечи компаньона, – тощий, как велосипед, грязный, как последний свинтус, и вонючий, как помойный кот!

– Вы бы, сэр, себя лучше понюхали! Такой «Букет Кашмира», за пять футов с ног валит!

От него несло еще гарью, через которую прорывался другой запах – тяжелый, сладковатый, настойчивый.

– Где же, – М. Р. вытер нос рукавом куртки, – где же вас носило, сэр?

Его левый глаз украшал фонарь цвета молодой травки. Д. Э. небрежно махнул рукой:

– В борделе, сэр.

М. Р. аж челюсть уронил.

– А… О… Ого! Неплохо ты устроился!

– Ты-то, сто миллионов чертей, ты-то где был?

– В опиекурильне, – скромно ответил мистер Маллоу.

– В какой еще опиекурильне? – оторопел Джейк.

Компаньоны шли по Монтгомери.

– …Перебежал через дорогу назад, – рассказывал Дюк, – тебя нет. Туда, сюда, смотрю – экипажи. Поболтался около. Там говорили, что самое безопасное место – Чайна-таун. Подумал, что ты наверняка рванешь туда. Ну, и опиекурильня. То есть кто же там знал сначала, что это она? Подвал и подвал, лишь бы не поджариться. Чуть не скоптился. Но это уже потом было, когда наверху занялось. Ну что ты моргаешь-то? Легко, думаешь, через полгорода в сплошной печи пробираться?

Они опять остановились.

– А? – спросил Дюк. – Чего?

– А как тебя в газету взяли?

– Ну как, я прислал им текст. Они ответили и попросили зайти.

– И что, так сразу напечатали? – прищурился его превосходительство.

– Им стиль понравился. Редактор предложил написать серию репортажей о том, как устраиваются в Москве молодые люди. Поможешь с натурой? У тебя же как раз все эти бумажки, разрешение на временное проживание, все такое. Кстати, тебе квоту дали? Неизвестно еще? Как – не был? А кто вместо тебя…

Федор еще раз сунул нос в газету и вдруг заметил пометку над статьей: «Продолжение».

– Ты смотри, быстр, как понос. Где начало?

Лев замялся. Скоро в руках его превосходительства оказалась нужная газета – сложенная в восемь раз и до поры надежно спрятанная в одном из многих карманов мотоциклетных штанов. Свой первый очерк Лев начал писать, как только, оставшись без телефона, увидел в метро «Вечерку». Рассказывал о том, как они приехали и поселились в «Евразиан Ройал», имея при себе лишь немного заработанных денег и неясные планы. А потом он остался один. Совершенно один. В ставшей чужой Москве.

– Долго писал?

– Два дня каждую.

Федор оторвался от газеты.

– Так вот почему ты не объявлялся, – медленно проговорил он. – Ты же писал! Тебе редактор сказал, что нужны материалы – и ты писал. Угробище морское!

– Да я изо всех сил надеялся, что ты жив! Знаешь, как мне было плохо! Писанина хоть немного отвлекала! Ай! За что?

– Ты, хрен кротовый, в редакцию съездить не мог и мне оттуда написать!

– Мне просить неудобно было! За что?!

– За то, что тебе неудобно было!

Лев зашипел, отвернулся, схватился за лицо.

– Эй, – его превосходительство топтался рядом. – Я не хотел. Это… просто хотел выразить дружеское порицание.

– Дружеское?

К счастью, с ответным ударом Лев не промахнулся. Впервые в жизни не промазал. Гад пошел мочить туалетную бумагу.

Бумажных полотенец в доме не было.

«Уважаемый сэр!

С почтением уведомляем Вас, что удобства, которыми Вы пользовались ранее, находятся по адресу…»

Ширли секунду подумала.

– Нет, не так. Искренне Ваша…

И закончила диктовать:

– Миссис К., Тридцать Шестая улица.

Старенькая, но работящая «Сан» печатала туго и громко, как из револьвера стреляла. Д. Э. закончил. Он мрачно поднял глаза на молчащего компаньона. М. Р. как стоял, опираясь на ручку кресла и глядя в этот… документ, так ни на кого больше и не смотрел.

Они находились в руинах первого этажа, в комнате, где когда-то вела дела мадам Клотильда. Искатели приключений (при некотором содействии старого фотографа Козебродски) раскопали в обломках тяжелое бюро и увесистое кожаное кресло. В котором и сидел теперь Д. Э. Саммерс и с обреченной физиономией лупил по клавишам пишущей машинки.

– Ну? – поторопил он. – Всё, что ли?

– Сейчас, – ответила с пола Ширли, продолжая копаться в ящиках. – Ага, вот они! Карточки нашла!

– Какие еще карточки?

По коленке шлепнули пачкой простых визиток. Даже и не подумаешь: адрес – и всё.

– Значит, так, – Ширли выбралась из-под стола, отряхнула платье и заглянула Джейку через плечо. – Ага, хорошо.

Над головой раздался тяжелый вздох М. Р. Маллоу.

– Значит, так, – продолжила Ширли. – Ничего сложного. Смотришь, не садится ли кто в экипаж. Открываешь двери, вежливенько всучиваешь ему карточку. Но смотри, чтобы он понял! А то знаю я вас. Образованных.

Козебродски, расчистивший себе кресло и вальяжно вертевший там ножкой в модном штиблете, сделал сообразную рожу.

– Примерно так, молодые люди, примерно так.

– Точно! – порадовалась Ширли. – Ну а что-нибудь о заведении красивенько вы сами придумаете, на то и образованные.

Двое джентльменов издали тяжелый вздох.

– Улицы, – продолжала девица, – рестораны, мюзик-холлы, в фойе театров еще хорошо, отели – годится всё.

– Очень рекомендую также кулачные бои и бокс, – прищурился фотограф. – Это, правда, всё вещи запрещенные, действовать нужно аккуратно, и очень возможно, что ничего не сохранилось. Но если посчастливится разузнать о таком месте, молодые люди, будет очень, очень хорошо!

Ноздри М. Р. дрогнули. Он набрал воздуха, собираясь высказаться, но посмотрел на поникшие плечи компаньона и смолчал.

17 ноября 2015 года

Кому: vasilyberezkin@gmail.com

lidiaberezkina@gmail.com

Привет, пап и мам!

Устроились на работу. Живем скромно, зато научились неплохо готовить. Я умею два пирога: киш и простой бисквит. Федор отлично тушит овощи. Нас соседка по квартире научила. Очень милая девушка. С работой все очень даже ничего – дорогущий ресторан в центре. Называется «Борщ и перец». Тут у нас экзотика! Народ со всего света. Живая музыка! Русский шансон и цыганский романс. Парень, который поет цыганские романсы, каждый раз импровизирует. Так стонет и рыдает, что все стонут вместе с ним. Иногда и рыдают.

Ф. как-то зашел ко мне на работу (он тут устроился раздавать (зчркнт) продавать газеты), наслушался цыгана, и теперь у нас вечером концерт – цыганочка с выходом. Ребята, с которыми мы делим квартиру, тоже стонут и рыдают. Мы его превосходительству даже предлагали идти в ресторан петь, но он почему-то не хочет. Соседи у нас приятные, нос в чужие дела не суют. А за домом живет сова, и мы по ночам слышим ее адово уханье.

Начал потихоньку печататься в «Вечерке». Правда, хвастаться нечем пока. Так, пара зарисовок о том, как устраивается молодежь в Москве. Ну, это только начало.

#ваш гороскоп

В преддверии новогодних праздников на первый план выходят хлопоты. Готовьтесь, их будет много! Особенно это касается тех, кто оформляет документы, переезжает или только думает о смене места жительства. Финансовый аспект в это время будет в весьма нестабильном положении. Но не переживайте! Вскоре у вас появится возможность расслабиться. Не за горами полоса удач! Вы посмотрите на жизнь другими глазами.

Большой персональный гороскоп вы можете заказать в личном сообщении.

– Иностранка? – прищурился Дюк. – Француженка? Ах, черт, они же по-французски ни в зуб ногой. Может, русская?

– Здравствуйте, теперь тебя понесло! Из кого мы русскую-то сделаем?

– Из Ширли.

– С таким носом? – Д. Э. засмеялся.

– Да подумаешь! – фыркнул компаньон. – У нее, может, отец с носом, а мать – русская! Графиня!

– У твоей Ширли акцент за милю Чикаго отдает! – воскликнул Джейк. – Нет, сэр, идея у вас, конечно, красивая, но не получается.

Дюк помолчал.

– Над ней поработать надо. Заговорит по-другому – никто никакого акцента и не заметит. Я вон, когда в Канаду приехал, вообще полгода никого не понимал: у всех акцент, и у каждого свой. Штук двадцать разных!

– Ну ладно акцент, – сдался Джейк. – Но ты на нее посмотри! Тощая что спереди, что сзади, глазки близорукие, конопатая, рот огромный, да еще и коленки острые!

– Это как посмотреть, – заметил Дюк. – Не тощая, а изящная. Коленки не острые, а тонкие. Нос не горбатый, а породистый. Рот не огромный, а чувственный, и глаза не близорукие, а загадочные. Натурально – аристократка!

Д. Э. помолчал.

– Да?

– Ну конечно! – заверил Дюк. – Вон ресницы какие – огромные, пушистые, с ума сводят. Сейчас придумаем ей историю. Тащи свою аристократку сюда, будем ее манерам учить.

– Что-то не придумывается история, – пробормотал Джейк. – Ладно, Ширли мы пока отложим. Сначала что попроще. Вон Лола – титул «Самые…». – Он показал руками. – Просто, со вкусом и не придерешься.

– Конкурс красоты девяносто седьмого года в Нью-Йорке! – все больше воодушевлялся Дюк. – Я про Нью-Йорк в газете читал.

– Почему девяносто седьмого? – вскочил Джейк. – Что ты из нее кобылу старую делаешь!

– Почему это кобылу? – обиделся Дюк. – Сколько ей, лет двадцать пять? Тогда в девяносто седьмом году ей было шестнадцать! Самое то!

– Обалдел, надо сделать ее моложе!

Д. Э. барабанил пальцами по пыльным разводам на бюро.

– Ладно, – нехотя согласился Дюк. – С годом и правда не то. Но черт, конкурс попозже ведь и вспомнить могут!

– Не в Нью-Йорке, – предложил Джейк. – В Сан-Диего. И не девяносто седьмого года, а девятьсот первого.

– А что, был такой конкурс?

– Был-был, – махнул рукой Джейк. – Не сомневайся. Местное филантропическое общество устраивало.

Двое джентльменов посмотрели друг на друга.

– Да что ты? – сделал круглые глаза М. Р.

– Ну, сэр, – укорил компаньон, – вы сомневаетесь, что в Сан-Диего есть филантропическое общество, что ли?

Дюк почесал нос.

– Только как это сказать? Победительница конкурса красоты в Сан-Диего тысяча девятьсот первого года, титул «Самые большие…»?

– Сказать можно и прямо, – отмахнулся Джейк. – В этом-то и весь смысл.

– Это твое «прямо» нам самых состоятельных клиентов отобьет, одна шушера останется!

– Почему это? Чем приличнее клиент, тем легче он покупается на непристойность.

Дюк уперся руками в столешницу, нависнув над компаньоном.

– Ты бы сам пошел за типом, который шепчет тебе на ушко: «Знойная испанка»?

– Мексиканка.

– Ну хорошо, знойная красотка.

– Согласен, банально, – кивнул Джейк. – Действительно, «знойных красоток» полный Фриско! Но если добавить ей «самые большие»…

– Тогда «темпераментная», – быстро перебил его Дюк. – И пусть кто-нибудь скажет, что я вру!

2016 год

Москва, магазин «Брукс Букс»

– Пользы магазину от вас никакой. Вы получаете деньги только за свое присутствие, – сказала хозяйка книжного Маша Брук однажды во вторник.

Федор так и застыл. Он совсем забыл про испытательный срок.

– Можете придумать что-то, что оправдает вашу ценность, – тем же дружелюбным тоном продолжала Маша. – Какие-нибудь конкурсы. Игры. Что-нибудь на платной основе. Я не могу больше столько вам платить. Вы столько не стоите.

По ее интонации казалось, что Федор получает не двадцать тысяч, которых не хватало ни на что, а по крайней мере полмиллиона.

– Ладно, – он не сразу пришел в себя. – Вон у нас книжки домашних научных опытов. Покажем опыты детям?

– Можем, – подумав пару секунд, сказала Маша. – Надо обсудить с бухгалтером.

Бухгалтер ворвалась, как смерч. Она была крупной женщиной лет сорока пяти. Косая лиловая челка, большой нос, духи, помада, солнечные очки – женщина-катастрофа.

– Ну и как ты это оформлять собралась? – ухмыльнулась она, всем своим видом показывая, что идея идиотская. – Воркшопы! Веселые уроки! У молодого человека диплом педагога есть? Нет? Я так и знала!

– Ольга Генриховна, – с улыбкой ответила Маша, – я верю в ваш опыт. Что-то ведь можно придумать?

Так в «Брукс Букс» появилась новая услуга: дискуссионный клуб. Рекламное мероприятие.

– Кстати, Федор, – поинтересовалась хозяйка в пятницу вечером, – какие планы на воскресенье? Нет желания порисовать с малышами книжных персонажей?

– Да, конечно, – как можно вежливее отозвался тот.

– Ну и отлично. Значит, воскресенье, пятнадцать ноль-ноль.

Так его превосходительство, и без того пахавший шесть дней в неделю, получил еще и малышей по воскресеньям. Ему нужно было оправдывать собственную ценность.

– Ну-ка, посмейтесь, – велела Маша после того, как однажды случайно застала танец лосося в исполнении Льва (тот пытался взбодрить его превосходительство). – У вас хороший смех. Это привлекает. Давайте-ка сначала!

Она подняла телефон – и танец лосося оказался в инстаграме.

От: Маша

не надо жидкий азот

вт. 16:00

От: Маша

с электричеством не стоит

вт. 15:33

От: Маша

никаких мыльных вулканов

ср. 16:01

От: Маша

какая еще газировка

ср. 14:20

От: Маша

фокусы с водой больше не делайте

выберите уже что-нибудь безопасное

вск. 19:00

1906 год

Сан-Хосе, пансион «Чертополох»

– Агнес? – раздалось из-за стены голосом пожилой леди таким манером, как если бы эта леди постоянно держала губы сложенными для слова «сюита». – Агнес, где ты? Агнес!

Джейк выскочил в коридор и высунулся в окно. Окно выходило во двор: сарай, где располагался случайно, но весьма кстати обретенный катафалк, на котором они покинули Фриско, конюшня, где жил теперь их мерин Злыдень, на веревках – белье.

Д. Э. полюбовался облаками, затем опустил взгляд, прищурился и присвистнул – задумчиво и где-то даже философски, как если бы сделал про себя некое умозаключение. Простыни заколыхались: в одну сторону из них выскочила мисс Будл из третьего номера, в другую – запутался М. Р. Маллоу.

– Иду, бабушка! – крикнула мисс Будл и побежала по лестнице.

Мисс Будл, барышня возвышенных чувств, была белокура. Высокая, тонкая, чуть – что ее совершенно не портило – сутулая, с нежно-голубыми, как каемка на чайном блюдце, глазами, нежными веснушками на вздернутом носе и еще более нежным голосом. Весной ей, по слухам, сравнялось двадцать три. Каждую пятницу, субботу и воскресенье ровно в пять часов бабушка с внучкой наряжались, брали друг дружку под руку и отправлялись на прогулку. Они прогуливались по главной улице, здоровались с прохожими, останавливались у прилавков аптеки – здесь располагается местное высшее общество; у торговца певчими птицами – здесь любимое место дам; у лавочников один торгует одеждой, второй – бакалеей (бакалейщик, кажется, числится как рак на безрыбье, поэтому с ним здороваются чуть теплее). Потом еще мясник – очень хороший человек, но не партия. Потом молочник и зеленщик – этих в качестве таковой даже не рассматривают.

М. Р. Маллоу преподавал мисс Будл французский, чистописание и манеры. Дважды в неделю. А Д. Э. Саммерс ежедневно похищал из уборной положенные туда хозяйкой резаные газеты – оставляя жильцов, таким образом, в неловком положении.

Внизу хлопнула дверь. М. Р. взбежал по ступенькам – таким крутым, что о верхнюю задеваешь носом, – и ворвался в комнату. Вынул из петлицы и швырнул на стол идиотский букет фиалок – в точности такие росли в ящиках под окном третьего номера, соединявшегося с номером компаньонов террасой.

– Ушли, – сказал М. Р., проводив взглядом дам на улице. – Пятница, сэр. Пора и нам выходить в свет. Авось найдется что-нибудь подходящее.

– Начнешь спрашивать в лавках, – отозвался Д. Э., созерцая потолок, – сразу потеряешь фасон. И сам уныл станешь, как попрут раза три, и все будут знать, что ты созрел для сезонного сбора вишен.

Он застегнул пиджак – до самого верха, чтобы прикрыть свой не принятый в обществе жилет, – посомневался на выцветший цилиндр с линялыми пятнами над ушами, но все-таки надел, и двое джентльменов отправились на поиски. Д. Э. хотелось обедать каждый день, но при этом он наотрез отказывался служить на почте. М. Р. хотелось найти что-нибудь, что избавило бы от преподавания (хотя, надо признать, репетиторствовал мисс Буддл он, прямо скажем, без отвращения). Оба компаньона отчаянно продолжали искать черную кошку в темной комнате – дело по душе.

На крыльце они обнаружили абсолютно пьяного Козебродски с миской клейстера в руках. Он приклеивал на стекло своего второго номера картонную табличку с кривыми буквами «Фотоателье». Рядом с фотографом, уткнув руки в тощие бока, стояла миссис Гейзер, хозяйка пансиона «Чертополох». Пансион – громкое слово для меблирашек за три бакса в неделю, однако общий обеденный стол на первом этаже давал хозяйке такое право.

– Полюбуйтесь! – Миссис Гейзер дернула индюшачьим подбородком в сторону фотографа. – Только проспался, и уже в каком состоянии!

– Козебродски – настоящий профессионал, – бубнил тот. – А настоящий профессионал работает в любом состоянии!

– Видали мы! – Длинный палец, тоже удивительно напоминавший палец крупной домашней птицы, выразительно покачался из стороны в сторону. – Увижу беспорядок – мигом вылетите на улицу! Я пьяниц не держу!

– Мадам! – Козебродски всплеснул руками. – Что такое вы говорите? Ваше заведение ждет успех! Да, я был нетрезв! Я спрятался в катафалке в этом ужасном Фриско, а вы знаете, что такое сейчас Фриско? Апокалипсис! Людям ничего не надо! Только чтобы было что есть, что пить и чтобы крыши домов не валились им на голову! Я сам еле успел спасти свой лучший аппарат! Мой дом взлетел на воздух! Слышали про динамит? Эти олухи закладывают под фундамент столько динамита, как будто это не динамит, а соус майонез! Какое искусство, о чем вы говорите! Как тут не пить?!

– Да вы были просто в стельку!

– Я полез в катафалк от горя!

– Не рассказывайте сказки! Вы полезли потому, что на ногах не стояли!

– Меня действительно не держали ноги! Я нес на себе свой аппарат! Вы видели мой аппарат? А ящик с реактивами? А печатную машину? Черт знает что такое! Мне пришлось заплатить соседям, чтобы помогли донести! Нас всех не держали ноги!

– Только попробуйте нарушать порядок в моем доме!

– Не ругайтесь! Мне очень плохо! У меня болит голова!

– Потому что вы старый пьяница!

– Потому что орали эти проклятые девки!

Козебродски схватился за голову.

– Какие девки? – надвинулась на него миссис Гейзер.

– Из заведения, – пробормотал Козебродски убитым голосом.

– Из нашего заведения, – встрял Д. Э. Саммерс, улыбаясь улыбкой юноши из приличной семьи. – Так мы называли редакцию.

– Какую редакцию?

– Э… «Эйнслиз», мэм.

Джейк ответил как раз вовремя, а то пауза затягивалась.

– О, так вы журналис… – миссис Гейзер перевела взгляд на Дюка, – …ты?

Хорошо, что в комнате Ширли валялся журнал. Одна проблема: «Эйнслиз мэгэзин» был популярным журналом для женщин.

– Мы работаем там под псевдонимом, – понизив голос, сообщил Д. Э. Саммерс.

– Точно, – подтвердил М. Р. Маллоу. – Под псевдонимом. «Дж. Д».

Он как раз вспомнил, что действительно видел в журнале такую подпись. Молодец компаньон, не растерялся!

– И как же будет полностью? – В голосе миссис Гейзер отчетливо слышались нотки недоверия.

Тут М. Р. вспомнил, где видел это «Дж. Д.». Это была миссис! Миссис Дж. Д. из рубрики социальных советов!

– Д-дей. Джулия. Джулия Дей, – как сумел, нашелся Дюк.

– Да! – подтвердил фотограф.

– Неужели та самая миссис Д.? – пробормотала квартирная хозяйка под уверенным взглядом Д. Э. Саммерса. – Подумать только. Я, правда, сама журнал не читаю, но миссис Фик регулярно мне рассказывает. А она всегда всё знает от миссис Морган.

– Не выдавайте нас, – попросил Джейк, лукаво приложив палец к губам. – Это профессиональный секрет. Не выдадите? Тем более что у нас там еще куча материалов.

– А что же тогда это за девки? В редакции?!

– Три машинистки и секретарша, – выпалил М. Р. Маллоу.

Компаньоны порылись в книге и откопали парочку самых безопасных опытов, какие только можно себе представить. Ну что может быть безопаснее монеты в стакане! Тем более в инстаграме магазина Федор написал: «Понравится младшим школьникам и подросткам».

Теперь в его руках была монета в пять рублей и пустой стакан. Лев со скептической рожей шутил в публику. Вот его превосходительство бьет по монете донышком стакана, и – бац! – монета оказывается внутри. Ну, то есть должна оказаться внутри. Трюк-то выполняется простым подбрасыванием. У Федора не то чтобы не получилось – просто раз на раз не приходится.

– Можно я покажу? – Девочка лет десяти трясла поднятой рукой вот уже минуту.

– Ну покажи, – добродушно-поощрительным тоном произнес его превосходительство. – Думаешь, так? Хм. Ага. Давай опять я.

– Дайте мне! Дайте мне! – Дети повскакали со стульев.

Монету загнали в стакан раз шесть: у Федора в итоге получилось два раза, у Льва – один, и еще три – у одного мальчика.

Заметьте, ничего страшного не случилось и никто не пострадал! Что этой женщине опять не понравилось?

Фокус с перескакивающей резинкой тоже удался. Все хлопали. Федор с комическим подозрением посмотрел на маленькую руку, поднявшуюся где-то в заднем ряду.

– Да, – тоном доброго учителя спросил он, – что?

– У нас в классе мой друг лучше делает, – встал серьезный очкарик. – Давайте я вам покажу.

В два движения ребенок снял все цветные резинки с руки Федора, перенадел на свою руку и попросил вытянуть ладонь рядом со своей.

– Внимание! – скомандовал он. Хлопнул по Федоровой ладони снизу, и резинка перескочила на пальцы Федора.

– Круто! – оценил его превосходительство. – Можешь еще раз?

– Давайте я вам лучше другой фокус покажу.

Очкарик надел резинки на обе руки, потом поднес одну резинку к носу и растянул между пальцами. Щелчок! Резинка исчезла у него в носу.

– Вот какие у нас читатели! – произнес Федор.

Все захлопали. Парень потер нос, ответил на рукопожатие Федора и достал исчезнувшую резинку из-за ремня своих джинсов.

– Хм-хм. – Его превосходительство полистал книгу и показал парню. – Ну смотри. Вот это здесь есть. И вот это тоже.

– Спасибо, – вежливо отказался очкарик. – На моем канале фокусов больше. Подписывайтесь.

На канал ушлого очкарика тут же захотели подписаться человек пять. Он писал желающим название на бумажках. Книга про научные фокусы осталась стоять на полке.

– Будем окучивать бабушек, – уверенно сказал Маше Федор.

@Brooks-Books

После занятий в вашем магазине мой ребенок (10 лет) все время хрюкает.

@Brooks-Books

Что у вас там за «свиной грипп»?

@Brooks-Books

Прошу объяснить, как я могу остановить хрюканье, которым моя дочь (5 лет) «заразилась» в вашем магазине.

Как ни старался его превосходительство после устроенного Машей скандала, на каждом занятии нет-нет да и раздавался хрюк, за ним другой, и вскоре вместо чтения, рисования, вырезалок и лепки собачек начиналось сплошное свинство.

– Я-то в чем виноват? – стонал Федор. – Детей самим воспитывать надо! А то распустили и от меня еще чего-то хотят!

– Если бы тебя пробил свинос, как бы ты согласился прекратить? – не дал ему сменить тему Лев Березкин. Проблему надо было решать. Пока кое-кто без работы не остался.

– Что им, взятки, что ли, давать? Мне нечем. И вообще, это порочная практика.

Компаньоны прикинули так и сяк и в конце концов придумали выход.

– Простите, – извинялся перед аудиторией его превосходительство, – хрюк напал.

Тут же вынимал из кармана прищепку и надевал себе на нос. Лев повторял жест.

– Мне опять звонят клиенты! Что вы тут устроили? Почему дети повально ходят с прищепками на носу?! – напала на них Маша через несколько дней.

– Как – повально? – удивился Федор. – Вы все-таки не преувеличивайте. Ну дал я прищепку одному. Он очень просил.

– Одному?! – Хозяйка чуть зубами не скрежетала.

– Ну ладно, двоим. Ну троим, может. Но это самое большое!

– Да вы сами врете как первоклассник!

Маша вынула телефон и яростно продемонстрировала четыре фото, одно за другим. На фото был Федор за кассой. Нос его украшала прищепка.

– На меня уже жалобы пишут! Что вы вообще тут устроили? Вы заметили, что с утра никто не пришел? В такой обстановке хочется не книги покупать! Хочется побыстрее уйти!

Лев стоял как дурак. Федор смотрел в пол, у него раздувались ноздри. Маша, хлопнув дверью, ушла.

– Нам нужно развеяться, – сказал Лев.

В третьем часу ночи компаньоны возвращались из клуба «Сельдь». Просидели за парой бренди весь вечер. Идея Льва «с кем-нибудь познакомиться» оказалась провальной.

– Нельзя все время стрелять глазами по сторонам. И смотреть сквозь девушек нельзя, – бубнил Лев.

– Нельзя идти на охоту без денег! – отрезал Федор.

Они мерзли на остановке. Автобуса не было. От выпитого обоих слегка вело, дико хотелось есть. Из какой-то машины на всю улицу неслось:

…Море волнуется два, Билли ветра споили. Эх, сорвиголова! Волк одинокий Билли! В море не сыщешь брода, Моря не выпьешь с горя, Я клянусь, что свобода — Это синоним моря, Я клянусь, что свобода — Это (проигрыш) Синее море… [4]

Машина все не уезжала. Сначала компаньоны делали вид, что не слышат. Потом отворачивались. Потом Федор и сам стал напевать. Потом пели хором. Глаза его превосходительства подозрительно блестели.

Дома Алиса делала селфи, обмотавшись гирляндой. Линда безучастно фотографировала свои ноги на столе. Кристина сидела в кресле с телефоном, откуда доносилось бриллиантовое позванивание и время от времени – страшный грохот.

Гостей не было. Лев сунулся в бар, но полки были пусты.

– Я тару вынесла, – не отрываясь от игры, сообщила Кристина. – Там все равно ничего не осталось.

На плите кисла кастрюлька с остатками макарон. Компаньоны пошарили по карманам и отправились в круглосуточный магазин, откуда принесли упаковку яиц.

– Яичница на пятерых? – скорбно спросил Лев у его превосходительства. – По одному на брата?

– Еще мука есть, – вошла Алиса.

Блины оказались так неплохи, что Федор одной рукой взял чашку с чаем, а второй достал телефон.

– Что нам терять, кроме своих оков! – он быстро зацокал клавиатурой. – Хоть первым успею до того, как она меня выкинет.

– Как? – испугался Лев. – Что ты ей пишешь?

– Что открываю свое дело.

– Какое дело?

– Пока не знаю. Но придумаю.

– Что?!

– Мы это уже проходили, Лео. Все необходимое находится под рукой, надо только… – его превосходительство доел блин и облизал пальцы, – …надо только его увидеть.

Наутро двое джентльменов остановились перед редакцией газеты «Ежедневный компаньон»: до редакции был час пешего ходу. В последний раз сверили по бумажке адрес.

– Давай быстрее! – прошипел Дюк.

– Сейчас! – Джейк заканчивал полировать рукавом носки лакированных туфель. – Все, пошли.

Редактор оказался еще не старым худым человеком в дорогом синем костюме. Под жесткими скулами лежали тени. Лоб блестел. Волосы над ним поредели. Между пальцами, похожими на грабли, дрожала тлеющая сигарета. Редактор погасил окурок и тут же зажег новую.

– Так вы и есть та самая Джулия Дей? – поинтересовался он.

Двое джентльменов неотрывно смотрели на сигарету. Наконец М. Р. принял задумчивый вид и повернулся к компаньону.

– Вообще говоря, – Джейк откашлялся в кулак, скрывая улыбку, – нам не следует отвечать на этот вопрос «да».

– Бросьте, – отмахнулся редактор. – Ясно. К делу. Колонка «Дамского Меркурия». Социальные советы. Сто слов ежедневно. По субботам – что-нибудь легонькое: мистика, гипноз, истории о призраках. Сделаете?

– Сделаем! – хором ответили джентльмены. – Давайте аванс!

Так двое джентльменов стали «Дамским Меркурием».

Posted by @brooks-books

А куда же уходит наш Федор? В дискуссионный клуб «Дом счастья»! Теперь он организует встречи с экспертами, и вот на что стоит сходить уже через две недели:

#духовный_рост – с моделью и мотиватором Линдой Браун;

#радость_вегетарианства – с очаровательной Крис Герлах;

#Я_не_скрываю. Клуб пострадавших от сексуальной дискриминации – со светской львицей Женей Пак.

Встречи клуба с пят. по вск., 19:00.

Вход: 500 р.

Записаться можно в комментариях.

22 июля 1906 года, понедельник

Газета «Ежедневный компаньон»

«Моя тетя часто говорила: будьте честны с вашими детьми. Не пытайтесь изображать, что делаете вашему ребенку подарок, когда покупаете то, что и так должно быть куплено, например ботинки. Не заставляйте дитя целовать вашу гостью, чтобы оно перестало дичиться: результат будет обратным – оно станет дичиться еще больше. Не настаивайте на том, чтобы дитя развлекало ваших гостей чтением стихов и дурным музицированием. И то и другое надоело им еще со времен собственного детства. Гости не выдадут своего истинного отношения к подобному времяпрепровождению, но на самом деле им так же скучно либо неприятно, как и вам, когда вы наносите обязательные визиты знакомым. Не говорите “прелестное дитя”, когда на самом деле думаете “маленький паршивец”. Вы можете спокойно отослать дитя в детскую и продолжить беседовать с гостями».

#духовный_ рост – с моделью и мотиватором Линдой Браун.

Двенадцать, мысленно считал посетительниц Федор, сидя рядом с компаньоном на подоконнике, пятнадцать… двадцать две.

– Привет! – Линда устроилась за журнальным столиком и подперла лицо ладонями. – Снова наступил вечер, и уже не скучно.

Это была речь о том, что Линда лично думает о красоте. Как она лично относится к постоянным попыткам женщин что-то в себе изменить. Себя истязать. Что всех придумал Бог, которому Линда склонна лично доверять, но это ее субъективная позиция. Что каждый человек красив по-своему, но это ее субъективное мнение. Что дело не в красивом лице. И что, глядя на красоту своих подруг, она наслаждается тем, какие это королевы.

Линда делала движение бровью, с улыбкой оглядывала собравшихся, вздыхала. По-бабьи подпирала лицо ладонью и смотрела в одну точку. Внезапно заканчивала фразу и начинала новую с того слова, каким закончила предыдущую и никак не могла перестать повторять одно и то же.

Когда она все-таки закончила, вокруг нее образовалась свалка. Ее обнимали, жали руку, благодарили за прекрасный вечер…

– Но как? – потрясенно шептал Федор на ухо Льву. – Как это возможно?!

– Поздравляю! – Маша обняла обоих. – Все очень хорошо!

Речь Линды принесла пятьдесят тысяч чистого дохода. Той ночью Федор напился. Второй раз в жизни. Первый был случайно, на выпускном после восьмого класса.

26 июля 1906 года, суббота

Газета «Ежедневный компаньон»

«Сеансы ясновидения с применением новейших технических средств

Нам часто приходится слышать, что ясновидение, гипноз, предсказания будущего – либо шарлатанство, либо мистика. История, которая произошла со мной на днях, – свидетельство того, как мало известно о них науке. Не так давно мне случилось воспользоваться услугами фотоателье. На следующий день, забирая фотокарточки, я обратила внимание на странный вид фотографа, очень молодого человека: взгляд его блуждал, лицо было бледным, руки дрожали. Казалось, он хочет что-то сказать и не решается. Я спросила, все ли в порядке, и получила утвердительный ответ, хотя весь вид этого человека свидетельствовал о том, что это неправда. Я взяла фотографии в руки. То, что я увидела, повергло меня в изумление и даже некоторый испуг. На фотографиях была моя тетушка Мейбл, которую я не видела уже несколько месяцев, с тех пор как она уехала в Сан-Франциско, и о судьбе которой я очень волновалась. Фотограф признался, что такие случаи в его практике уже были. До этого дня он предпочитал молчать о своем открытии. Спустя две недели я получила от тети телеграмму, а еще через два дня она стояла передо мной – живая и здоровая. Молодой человек считает, что причиной этого странного явления послужили мои постоянные мысли о тете и то, что я думала о ней в момент съемки.

Ваша Джулия Дей».

– Я ее не продам! – стонал его превосходительство, держась за похмельную голову. – Не смогу! Не смогу!

– Давай-давай, – безжалостно поторопил компаньона Лев.

Новый файл был почти пустым, если не считать слов:

«Это – Линда!..»

– Оставь почту, там ничего срочного. Думаешь, в спаме что-то тебя вдохновит?

Федор вздохнул, уставился в окно, но через минуту встал.

– Хватит хлестать кофе, – тут же сказал Лев. – Опять в туалет? Только что был. Сядь!

Пять строк отчета о встрече не давались его превосходительству, хоть умри.

Лев помогать отказывался. Он был занят: писал очередной репортаж для «Вечерки».

– Давай-давай, – опять поторопил он. – Уже вон вечер почти.

Дело было в том, что Маша обещала помочь рекламой. Без ее помощи рассчитывать было не на что. Федор собрал волю в кулак.

«Это – Линда. Модель и мотиватор, опытный коуч и просто прекрасная женщина с волшебным голосом и гипнотическим взглядом. Жертвами которого…»

Он упал лицом в клавиатуру ноутбука.

«…с волшебным голосом, огромными глазищами и завораживающим взглядом», – отпихнув его, быстро дописал Лев. Федор поднял голову, долго смотрел на все это и наконец предпринял еще одну попытку:

«Это – Линда. Модель и мотиватор, опытный коуч и просто потрясающая женщина с волшебным голосом и гипнотическим взглядом. Жертвами которого…»

Маша позвонила через пять минут после того, как получила текст. Из трубки Федора слышался ее хохот. «Ну-ка, ну-ка», – Лев ткнул в инстаграм магазина.

«О-о, что у нас есть! – писала Маша, прибавив несколько кокетливо краснеющих рожиц на фотографию Линды. – Письмо от Федора! Вчера у них в дискуссионном клубе была первая встреча. Кажется, женская красота доконала этого железного мужчину. Глядите скорее, что он нам написал: „Это Линда. Модель и мотиватор, лучший коуч, которого только можно себе пожелать, и просто женщина невероятной красоты. С волшебным голосом и гипнотическим взглядом огромных глаз. Жертвами которого пали мы оба. И это вы еще не видели, как она двигается! Но у вас есть шанс!“»

– Мы оба? – Лев повел черной бровью.

– Мне что, одному страдать? – возмутился его превосходительство.

Линда заглянула к ним назавтра утром. Она долго пила кофе, разглагольствовала и неожиданно предложила пойти в кино. По дороге с лица коуча и мотиватора не сходила снисходительная улыбка. Лев скакал вокруг нее, рассказывал школьные анекдоты, по-дурацки шутил – в общем, вел себя как полный идиот.

– А? – с глупой улыбкой спросил он, когда Федор поймал его за локоть. И еще больше обрадовался, услышав на ухо шепот: «Подпусти ей инфу про гороскоп!»

В их комнату Федор вернулся один.

– Мой отец, – говорил Дюк, – физик. Я с самого детства тоже интересуюсь наукой. Хотя, сказать честно, больше получается наоборот: наука так часто смешивается со всякими необъяснимыми штуками, что даже и не знаешь, где что.

– Ох, тут недавно в газете писали! – Миссис Гейзер даже руками всплеснула. – «Музей Барнума». Тоже предсказывает. Говорят, жулик. А только что хотите со мной делайте, не верю я в это! Мистер Барнум – очень порядочный человек!

– Все началось с того, мэм, что я стал думать, что он чокнутый, – вставил Джейк.

– Да я и сам так думал, – Дюк махнул рукой. – Даже не обиделся, чего уж там. Но набрался храбрости и сказал отцу. Отцу стало интересно, и я сделал его карточку. На карточке – можете себе представить! – рядом с ним оказался один наш родственник! Но тут поди проверь: дядюшка приезжает каждый год. Так что отец просто решил, что я ловко подменил карточку.

Джейк засмеялся.

– Потом, – сказал Дюк, – я предсказал вот этому джентльмену взбучку дома.

– Я, – Джейк даже головой покачал, – сначала не поверил. Тоже мне, ясновидение! У меня в какой день ни ткни – вряд ли промажешь. Могло и просто совпасть.

– Я показал ему карточку, а он решил, что я просто незаметно сфотографировал. Еще и по морде дал: обиделся, что я подглядывал. А я не подглядывал!

– Согласитесь, мэм: что я мог еще думать?

– Дальше, миссис Гейзер, начались чудеса.

Дюк потянул из кармана платок и вытер ладони. Джейк смотрел в потолок. Хозяйка тоже посмотрела на потолок – увидела пятно копоти от лампы.

– Там было… – задумчиво протянул Д. Э. Саммерс, – там корабль был. Китобойное судно. Мы, знаете, даже предположить не могли. Собирались стать: он – клерком в конторе у дядюшки, я – помогать своему отцу: он у меня держит похоронное дело. А получилось…

– У моего старика, – продолжил Дюк, – понимаете, куча знакомых. Он в свое время поездил по миру, так что можете себе представить. Ну и вот, вдруг, как снег на голову, приехал его старый приятель.

– Капитан, – уточнил Джейк.

– Да, – кивнул с улыбкой Дюк, – капитан китобоя.

– И что? – потребовала миссис Гейзер.

– Ну… – Джейк запнулся. – …и все. Уехали мы с ним. Так уж вышло, мэм.

Затем Д. Э. раскрыл саквояж.

– А что это? – Хозяйский палец ткнул в серебряную колбу, покрытую изящным мелким узором.

– Кофейная машина Нейпера. – Джейк достал еще кувшинчик.

– Ничего не получится, – торопливо отмахнулся Дюк. – Видите ли, мэм, у нас нет кофе.

Миссис Гейзер побежала к себе.

– И что? – спросила она, вернувшись с кофе, сахарницей и снова устраиваясь на стуле.

Джейк старался не смотреть на сахарницу.

– Пока, мэм, ничего.

Пауза была длинной. В колбе забулькала вода. В животах обоих компаньонов тоже предательски забулькало.

– Так, – сказал Дюк, – иди, попроси этого пья… то есть, я хотел сказать, мистера Козебродски, чтобы он все там приготовил для сеанса.

На #я_не_скрываю со светской львицей Женей Пак пришли те же женщины, что и на встречу с Линдой. Федор долго их рассматривал, пытаясь определить, что упустил. Он ждал немного… э-э… другую аудиторию для парня, сменившего пол.

Рассказ о бедном мальчике, который в детстве любил наряжать кукол и играть в чаепитие, рос с двумя женщинами – мамой и бабушкой – и всю жизнь был совершенно одинок, быстро переместился из гостиной в гардероб, где сопровождался показом тряпок, спором о татуировках, бурным писком и визгом.

– …Курю я как-то в мужском туалете… Вообще у нас в школе девочки курили в мужском туалете. Не рассказывала? Ой, девчонки, представляете, стоим курим. Смотрю: по коридору идет завуч…

Женя так и сыпала историями, которые случались с ней в школе, на вокзалах, в аэропортах и в клубах. Одно за другим сыпались имена знаменитостей. Подробности этих историй были такими, что встреча переместилась из будуара в клуб для сексуальных меньшинств «Болото». Гостьи очень хотели познакомиться со знаменитостями. Светская львица вернулась через двое суток, довольная, расцеловала всех и долго показывала девушкам пакеты с покупками.

Доходы от нее были поменьше, но тоже ничего.

Застенчиво теребя пуговицу жилета, Козебродски кланялся всем без исключения: дочери продавца птиц, мисс Фик, что очень мило беседовала с племянником аптекаря Робинсона; сыну сенатора Франка – тот как раз поднимался в аптеку, да и загляделся на тонкую барышню в голубой шляпке. «Вест-камера» в жилетной пуговице фотографа делала снимок за снимком.

– Финита ля комедия, молодой человек. – Козебродски вытер потный лоб под шляпой. – Пленка кончилась.

Наутро после сеанса ясновидения бабуля Будл отправилась в аптеку за своими каплями – то ли от сердца, то ли для сердца, – и на сеанс принеслась жена аптекаря, миссис Робинсон. За аптекаршей – бакалейщица, за бакалейщицей – жена продавца птиц.

Искатели приключений уплатили квартирной хозяйке за неделю и азартно продолжали сеансы. Жен мясника, зеленщика и молочника та, правда, сначала пускать не хотела – мол, этим плебейкам было нечего делать в приличном доме, – но, услышав звон монет, быстро передумала.

В редакцию «Ежедневного компаньона» сыпались письма с просьбой дать адрес ясновидца.

В пансион миссис Гейзер устремились дамы Сан-Хосе, включая весь Дамский клуб – вернее, как водится, обе враждующие половины Дамского клуба. А за ними и некоторые джентльмены. С искателями приключений здоровался весь город, даже вдова Морган: она увидела на фото себя с таким стройным станом, что сын сенатора Франка, несмотря на свою молодость, и тот загляделся. Даже цаца мисс Лик, дочь торговца фортепиано с Парк-драйв, узнав на сеансе ясновидения по фотографическим карточкам, что папенька купит ей ту прелестную голубую шляпку, теперь при встрече тоже прелестно улыбалась.

А добрая советчица Джулия Дей продолжала делиться мудростью своей тетки.

Газета «Ежедневный компаньон»

«…Ни для кого не секрет, что мы приносим себя в жертву, приглашая погостить своих многочисленных и совсем не всегда приятных кузин, кузенов и двоюродных дядюшек. Со своей стороны и у дядюшек не хватает смелости признаться, что они не в восторге. Та же вежливость не позволяет им отклонить приглашение, осчастливив тем самым и себя, и родственников. В результате гости понятия не имеют, что им не рады, и визит затягивается, превращая нашу жизнь в бесконечную пытку. “Все мы смертны, – говорила моя тетушка, – а жизнь слишком коротка, чтобы прожить ее в постоянном унынии. Честность – лучшая политика! Немножко смелости, дорогая, и жизнь изменится к лучшему”.

Ваша Джулия Дей».

Статья произвела в Сан-Хосе настоящую революцию. Дочь продавца птиц, мисс Фик, решилась сама сделать предложение юному Робинсону, племяннику аптекаря. Помолвка состоялась на следующий же день. Аптекарь же, в свою очередь, объявил приехавшей теще, что на время ее визита намерен принять приглашение друзей из Санта-Клары «погостить недельку». Миссис Робинсон в оправдание поступку мужа показала матери статью Джулии, и та без промедления отправилась в экипаже на вокзал и высказала зятю все, что накопилось за долгие годы. Аптекарь не остался в долгу, на что теща заявила, что всегда подозревала нечто подобное. Аптекарь выразил надежду, что они с тещей поняли друг друга правильно. Та ответила утвердительно. Робинсон сообщил, что совсем не против ее визитов к дочери – нет, боже упаси! – но не хотел бы омрачать обеим дамам удовольствие. Теща ответила, что очень ему благодарна. В конце концов оба сердечно расцеловались и разъехались – каждый к себе домой.

Миссис Менцель, жена городского казначея и смотрителя училищ, объявила председательнице Дамского клуба миссис Морган, что выходит из кружка дам-хористок. Покровительница дам-хористок в ответ покинула кружок вышивания, которым заведовала миссис Менцель. Обе половины Дамского клуба задумались, смешались и, набравшись смелости по рецепту Джулии Дей, объявили миссис Менцель, что очень ее любят, но что души их всю жизнь взывали более к хоровому пению, нежели к вышивке – которой, кстати, прекрасно можно заниматься и дома, не подвергаясь ни нападкам, ни колкостям, ни мелочной зависти некоторых особ, имена которых всем прекрасно известны.

Миссис Менцель осталась в меньшинстве, и участь ее сделалась бы поистине жалкой, не пойми несчастная через две недели, что без хорового пения церковных гимнов и старинных романсов жизнь ее неожиданно лишилась всей своей прелести.

Имя Джулии Дей звучало в гостиных, в парках и на бульварах, в лавках, страховых обществах и в бюро по бракоразводным делам. Тираж «Ежедневного компаньона» вырос в два раза, а гонорар Джулии Дей из «полтора доллара за колонку» превратился в два.

Искатели приключений заплатили за квартиру, питались исключительно за общим столом, купили новые носки, летние подштанники «Пороснит» и парижское мыло «Коко» для бритья.

За табльдотом[5] они стали объектом всеобщего внимания. Особенно в этом смысле получалось у мисс Будл, без промаха стрелявшей выразительными взглядами в М. Р. Дюк алел ушами и опускал свои девчачьи ресницы.

На #радость_вегетарианства Кристина рассказывала, как ей совсем не хочется мяса, а хочется печенек. На столе стояла огромная миска с печеньками, из кухни пахло сдобой, все пекли печеньки и кексики, обсыпали их сахарными бусинками, поливали глазурькой. Шагу нельзя было ступить – везде хлопотали девочки, котики и зайчики.

– Но как, Холмс? – разорялся Лев. – За что они платят?

– Ты все еще не понял? – невинно улыбнулся Федор. – За это они и платят.

Правда, тем же вечером он с негодованием отверг собственное утверждение. Когда все разошлись, Алиса вдруг заявила, что за организацию, конечно, спасибо, но сами они ничего особенного не делают, и выдала вместо обещанной половины доходов десять тысяч за всё. Федор сначала обалдел. Потом предложил отчитаться, какая польза от самой Алисы. Алиса парировала, что, если ему что-то не нравится, он может катиться и искать себе другую квартиру. Они долго орали в холле. Тут Лев не выдержал и сбежал.

Когда в коридоре уже взаимно угрожали судом, вмешался – или вмешалась – Женя. Сошлись на том, что пиар в виде отчетов в соцсетях и поддержка через Машу все-таки тянут на квартирную плату. Если, само собой, и дальше так продолжится.

– Ты-то что молчал? – накинулся на компаньона Федор, когда они вернулись к себе в комнату.

– Но она же правду говорит, – пробормотал Лев. – Если честно.

– Честно?! – взвился Федор.

Но как-то сразу сник, долго смотрел на компаньона и наконец пробормотал:

– Он безнадежен, люди добрые.

Лев открыл ноутбук. Создал файл. Впал в депрессию.

– Шоу-тайм, дорогой друг, – усмехнулся Федор. – Выхода нет. Помочь?

– Отойди. – Лев устало потер глаза. – Сам.

И продолжал сидеть с потухшим взглядом.

– Давай-ка, перескажи все мне, – подсел к нему Федор. – Своими словами. Ну, как обычно, короче. Что было, как тебе понравилось.

– Э-э… м-м… мня-я… – Лев одновременно говорил и писал. – Тут, значит, вчера вечером у нас творился апокалипсис. Не то чтобы прямо что-то новое, девушки и все такое. Но не могу я существовать среди кексиков и мимсиков, няшек и вкусняшек! Мое чувство прекрасного страдает от их бормотания о том, что себя нужно любить такой, какая есть, и не требовать большего! Понимаешь, что я и двух минут такой херни выдержать не могу, не то что два часа! Куда катится мир? Про Женю просто не знаю. Да, не повезло человеку. Но мне-то все это зачем?!

Федор отпихнул компаньона плечом и забегал пальцами по клавиатуре.

Posted by: @stremitelny

«Вчера вечером тут у нас творился карнавал. Какое неожиданное, прямо детское счастье побывать в легком, радостном, нежном мире девушек! Уже месяц я живу среди одуряющих запахов с кухни – там орудует наша радость вегетарианства. (Сегодня меренги и малиновый киш. Кто не знает, что такое киш – welcome! – следующая встреча как раз завтра, в 20:00.) Из гостиной слышен уверенный голос нашего мотиватора – у нас самый красивый коуч в мире! Вчера на встрече Линда объясняла простую истину: себя нужно любить таким, какой ты есть. Поверьте, мужчине это тоже важно. Мы совсем не такие уверенные в себе, какими хотим казаться. Ну, а ближе к ночи наша Шахерезада, Евгения, рассказывает очередную невероятную историю о своем перевоплощении.

Нам всегда есть чему поучиться друг у друга. Даже, я бы добавил “особенно”, там, где мы не привыкли это делать.

Ваш Федор».

– Нормально, – устало одобрил Лев.

Федор нажал «Отправить».

Такого количества лайков и перепостов у них не было еще никогда.

Газета «Ежедневный компаньон»

«Моя тетушка неоднократно говаривала: милая, не старайтесь изо всех сил угодить мужчине. Не уверяйте его в ваших чувствах с утра до ночи. Не делайте это совсем, иначе к вам потеряют интерес, который не воскреснет от того, что вы десять раз спросите: „Милый, ты меня любишь?“. Мужчина – существо прагматичное, иначе бы он не был мужчиной. Не следует петь ему бередящие душу романсы, переходящие в не менее бередящие душу упреки. Не читайте мужчинам стихов, особенно если сочинили их сами: ваши попытки в лучшем случае разобьются о стену вежливого непонимания. Сцена с заламыванием рук может привести в лучшем случае к тому, что супруг поднесет вам нюхательной соли. Мужчины не выносят женских слез и фраз „Милый, скажи, ты меня совсем не любишь?“, потому как на подобные вопрошения найти ответ может исключительно женский ум, но никак не мужской. Ваш супруг не требует от вас умения разбираться в акциях водяных компаний и не заставляет посещать с ним вместе обсерваторию? И вы не требуйте от него большего, чем может дать мужской характер. Ибо ни к чему хорошему такое поведение не приведет.

Ваша Джулия Дей».

Утро пятницы началось с того, что миссис Гейзер с компаньонами не разговаривала. Вообще игнорировала, одновременно всем своим видом показывая, что допустила их к общему столу исключительно в силу вопиющего недоразумения.

– Племянник аптекаря, – сообщила она бабуле Будл, – разорвал помолвку с мисс Фик.

– Мистер Орас, – охотно отозвалась бабуля, – вчера сделал предложение Агнес, и я сказала ей: или ты выходишь за него и становишься хорошей женой, или можешь не показываться мне на глаза. Я сказала: Агнес, тебе двадцать пять лет. Если не выйдешь замуж сейчас, твоя песенка спета. Ревет вторые сутки. Бакалейщик ей, видите ли, не пара!

– Ничего, – поджала губы миссис Гейзер. – Перебесится. Давно пора.

Компаньоны спешно покинули поле боя.

Но не успели они обсудить обстановку, притащилась жена председателя городского совета, миссис Макферсон. Этакая бодро скачущая дама с не менее бодро скачущей прической. Дама эта приходила уже в третий раз. Она во что бы то ни стало хотела узнать, как дела у ее родных во Фриско, и каждый раз получалась на фотографиях то в кондитерской, то на улице, за руку с девочкой лет трех (дочь Макферсонов как раз недавно вышла замуж), то, вот сегодня, – прогуливающейся с двумя таксами. Каждый раз приходилось пожимать плечами и оправдываться, что, мол, материя тонкая, непредсказуемая, и, мол, мало ли что мировой универсум выдать может. Джейк, выставленный в коридор, подглядывал в замочную скважину. Он увидел, как компаньон долго и задумчиво слушает, потом мотает головой. Говорил он тихо. Джейк тоже потряс головой – авось станет лучше слышно. Дама настаивала. Дюк что-то ответил, самым безнадежным образом глядя в стол. Дама заботливо что-то предложила. Потом, похоже, еще что-то. Выслушала М. Р. и – уже раздраженно – задала какой-то вопрос. Дюк поднял страдающие очи потолку, но не высокомерно, а так, не от меня, мол, зависит.

Дальше Джейк не увидел ничего, потому что его резко взяли за плечо и отвернули от двери.

– Замышляем очередное вранье, да? – Хозяйка уткнула руки в бока. – Ну как же, мы же здесь идиотки! Старые курицы! Вешай лапшу, сколько хочешь! Вот так, да?

– Мэм, – спросил Джейк, – что случилось?

– Случилось! Он еще спрашивает! Случилось, а?

Джейк попятился, но отступать было некуда. Наоборот, надо было правдами и неправдами увести квартирную хозяйку от двери.

– Мэм, – осторожно сказал он, – может быть, вы расскажете мне все внизу? Он там занят…

– Ах, он еще и занят? – Голос миссис Гейзер предвещал бурю самым недвусмысленным образом. – Ну, сейчас он увидит на небе звезды! Эй вы, бабуля!

– Что случилось, миссис Гейзер? – выглянула из своей комнаты бабуля Будл, из предосторожности не показываясь целиком.

Фотографии, которые вдова вынула из кармана фартука, отличались только тем, что на одной призрачная миссис Гейзер под руку с Флинтом в воскресном сюртуке выходила из лютеранской церкви, одновременно сидя в кресле в ателье. В толпе праздничных прихожан выделялась бабуля Будл с перекошенным лицом. Именно эта гримаса была гордостью Козебродски, который как-то ухитрился щелкнуть бабулю возле уборной. А на второй миссис Будл, сияя, как медная сковорода, выходила под руку с этим же женихом из католической церкви на Мейн-стрит. Лицо миссис Гейзер, прекрасно заметное в толпе, выражало ужас и отвращение. (Жилетная камера Козебродски очень удачно застала ее обнаружившей таракана на обеденном столе.) Свадебные гости на обеих карточках были не просто похожи. Они были одинаковыми.

Дверь номера компаньонов распахнулась.

– Послушайте, – настаивала жена председателя городского совета, – я вас не тороплю. День, два, даже неделю могу подождать. Я ведь прекрасно понимаю, что имею дело с тонкими сферами. Может быть, у вас будет более удачный день, а? Давайте, мой дорогой, я зайду во вторник? Да? Что вы скажете насчет вторника?

– Во вторник, во вторник! – нехорошо усмехнулась миссис Гейзер. – Вас только нам и не хватало. Вот, взгляните-ка!

Молчание продлилось гораздо дольше того времени, которое требуется даме средних лет, чтобы рассмотреть две фотографии.

– Но если бы это было всё! – Миссис Гейзер усмехнулась еще более нехорошо и триумфально развернулась к компаньонам. – Знаете, дорогая, кто на самом деле эта парочка?

Она выдержала театральную паузу, достала из кармана платья мятый листок, расправила и помахала им в воздухе.

– Джулия Дей! Та самая Джулия Дей из Сан-Франциско!

Д. Э. Саммерс ухватился за карман брюк. В доме повисла тишина. Только канарейка в лавке продавца птиц продолжала тенькать.

– Мне сразу показалось, что что-то здесь не так, – медленно и страшно проговорила жена председателя городского совета. – Моя интуиция еще ни разу меня не подводила. Ну ничего, я этого так не оставлю! Я этого так не оставлю!

Теперь дамы вопили теперь уже в три глот… то есть, конечно, лица. Дюк был бледен.

– Так, – прошептал ему на ухо Д. Э. Саммерс, – спокойно, сэр. Делаем ноги, только тихо.

Но тихо не получилось: дверь третьего номера открылась во второй раз. Миссис Макферсон перестала кричать – в дверях, бледная и несчастная, стояла мисс Будл. Она все слышала, и в руках у нее была газета.

– Сэр, – аж застонал Дюк, – мне конец!

И точно.

– Мисс Будл, вы что, успокойтесь! – увещевал Д. Э., пытаясь удержать поэтическую барышню от смертоубийства.

– Не лапай, свинья! – огрызалась та, лягаясь и отчаянно пытаясь добраться растопыренными ногтями не до одного, так до другого. – Или он на мне женится, или живым не уйдет!

– Без огонька, – заявил редактор, когда Лев сдал очередную статью. – Ваши первые очерки действительно фонтанировали, а это просто хорошо. Можно подумать, что в вашей жизни больше ничего не происходит!

– Что там может происходить, – пробормотал Лев. – Работа, дом, соседи по квартире. Все как у всех.

– М-да, – констатировал редактор. – Без огонька.

– Не пойдет?

– Почему же, – редактор откашлялся. – Мы это опубликуем. Но… я видел в вас больший потенциал.

Лев был на грани отчаяния. Но что он мог сказать?

И Лев пошел домой.

– А скажите мне, дорогой друг, – Федор писал лежа, с «Марсельезой» в ушах, не обращая внимания на котиков и зайчиков, которые галдели в квартире. – Как зовут журналистку?

– Какую журналистку?

– Лучше приезжую.

– Откуда приезжую-то?

– Из Лондона, я думаю. С русскими корнями. В годах. Лет двадцать девять, не меньше.

– Эмми Грант. Светлана Борисовна Уорнер-Бразерс. Полина Власьевна Коллинз-Нечитайло. Алиса Куилти.

– Алиса Куилти… – задумчиво повторил Федор.

– А тебе зачем?

– Да вот я думаю, – потянулся его превосходительство. – Зря ты отказался.

– От чего отказался?

– От предложения редактора. Ну, того. Про новый журнал.

– Ты что? – Лев начал привставать. – Ты мою почту читаешь? Ты, блин, в мой телефон залез?!

– А нечего бросать его без присмот… – Его превосходительство пошарил под собой, вытащил телефон и протянул владельцу, но это его не спасло. – Я перепутал! Они одинаковые! Лежали рядом! Откуда мне было знать, у нас обоих звука нет, одна вибрация!

Федор прикрывался вытянутыми вперед руками. Не помогло. Подушку Лев у него отобрал и отбросил подальше. Он был слишком зол. Этот гад не только читал его почту, но еще и ответил от его имени! Извинился, видите ли, – написал, что отказался от неуверенности и готов попробовать.

«Вечерка» получила грант на рекламное приложение. Называлось оно «Ева&Адам» и искало рекламодателей, русских успешных бизнесменов. Которых пока не было. И которых Льву предлагалось найти, взять у них интервью и сделать из этого и контент, и рекламу. От чего Лев и отказался. А этот говнюк написал, что найти их он, конечно, найдет, но не сразу – потребуется время. И предлагал: для первого номера рекламодателей можно придумать. Только для первого. Ну, в крайнем случае для первых нескольких. Просто для затравки и чтобы набрать темп.

И редактор – вы только подумайте! – с радостью согласился! И даже развил идею: лицом первого номера сделать женщину, которая ярко воплотит, так сказать, концепцию журнала. Концепция журнала состояла в том, что его будут читать очень состоятельные люди – элита. Бизнес-класс.

Лев в ужасе отложил телефон и схватился за голову.

– Так вот что я хотел сказать. – Его превосходительство пошарил в тумбочке, вынул из пачки пук салфеток и приложил к разбитому носу. – Зря ты отказался. Черт, кровь. Давай еще подумаем: как ее могут звать? Эй? Ну вот! Ладно, хрен с тобой, пусть будет Алиса Куилти. Нам ведь все равно, лишь бы звучало?

– Не могу я писать как женщина! – заорал Лев. – Ты можешь писать как женщина?

Федор сходил умылся.

– Мне нужен антидот, – прогундосил он, когда вернулся с задранной головой, чтобы остановить кровь. – Иначе я свихнусь совсем с этими бабами, еще до переезда. Ты понимаешь, что, если ничего не придумать, переезда не будет? Ах, понимаешь. Вот я и говорю: лучше так, чем терпеть весь этот ужас. Эй! А? Ведь лучше?

Лев пробормотал «лучше», но тут же снова распсиховался.

– Я не смогу! Не смогу я!

– А ты попробуй, – вкрадчиво посоветовал его превосходительство. – Я тебе помогу.

Он подождал ответа, не дождался, порвал салфетку и запихал скрученные кусочки в ноздри. Сунул телефон в карман.

– Чего сел? Пошли-пошли.

– Куда?

– Кофейку выпьем. Эй, девушки! Можно к вам?

В гостиной шла очередная встреча.

Начать запись

Пауза

Сохранить запись

Двое джентльменов крались в рассветной дымке, опасливо приседали, оглядывались и забегали за встречные афишные тумбы. Им оставался последний рывок. Искатели приключений припустили бегом по Мейн-стрит.

Около дома Макферсона – где о них, голых, вырывающихся, уже измазанных дегтем (в смысле, колесной мазью), оббили вспоротую подушку (одной на двоих хватило за глаза) – шевелились в траве не сумевшие улететь перья да в пыли валялась одинокая лакированная туфля Д. Э. Саммерса. Левая.

– Ну всё, сэр. – Искатель приключений поднял и швырнул туфлю обратно. – Без вещей, без денег и без штанов.

– И как теперь нам быть? – убито спросил М. Р. Маллоу.

На этот вопрос ответил сначала почтовый экипаж, появившийся из-за угла, потом молочник с тележкой. Сан-Хосе неумолимо просыпался. Мимо проехала пожарная машина, возвращавшаяся, должно быть, в часть. Пожарные нестройно, но дружно пели, обнявшись и болтая ногами.

М. Р. и не представлял, что после всего происшедшего может так быстро бегать!

– Стой! – задыхаясь, простонал он, нагнав компаньона на заросшем пустыре.

Высокая трава надежно скрыла обоих джентльменов от нескромных взглядов. От, добавим, нескромных взглядов возможных прохожих, которым вдруг зачем-то пришло бы в голову прогуляться вдоль пустыря на окраине в шестом часу утра.

– Стой, – прошептал Дюк. – Слышишь, едет кто-то.

Компаньоны присели. Шлепанье подков в пыли приближалось. М. Р. чуть обождал, высунулся, прикрываясь шуршащими стеблями, и завертел головой. Раннее солнышко трогательно осветило чумазую физиономию в остатках перьев. Ни дать ни взять юный охотник дикого племени, только кольца в носу недостает! Д. Э. поскреб щеку – председатель городской управы не поскупился: полной, сволочь, ладонью зачерпывал.

– Ты, – сказал он, – совсем с ума сошел? Пусть себе едут, нам-то что.

– Ну как-то есть что! – отозвался Дюк. – Не оставаться же нам в таком виде!

– Не уделите ли нам несколько минут, господа? – фыркнул Джейк. – Мы, видите ли, попали в затруднительное положение…

Компаньон обернулся.

– Особенно повезет, если там женщины, – продолжал Д. Э. – Леди и джентльмены…

– Если мы этого не сделаем, дорогой компаньон, – сказал М. Р. печально, – гулять нам в таком виде неизвестно сколько.

– А если сделаем, – мрачно сказал Джейк, – все то же самое, только хуже. Жаль, шляпы нет – почтеннейшую публику обойти! Леди и джентльмены! Подайте что-нибудь на штаны!

– Да почему это сразу «то же самое»?

– Да потому что никто нам не поможет!

– Ты же сам всегда говорил: какая разница, если нет другого выхода! Я тебя просто не узнаю!

М. Р. посмотрел на Д. Э.: тот стоял молча, ссутулившись и стыдливо прикрываясь руками.

– Я и сам себя не очень узнаю, – промямлил он. – Ты вон на себя лучше посмотри. Красавец.

– Мы просто должны попросить помощи! Это единственный выход!

– В жизни своей ни у кого ничего не просил! – искатель приключений оскорбленно распрямил плечи. – И не дождетесь!

М. Р. поморгал. В те времена Мармадьюк Маллоу был еще слишком молод и пока не знал, как быть, когда компаньон вместо своего обычного здравого смысла вдруг встает в позу и упирается, чрезвычайно напоминая одно копытное: морда умная, характер мерзкий.

– Ну, тогда я пойду один, – сказал Дюк почти себе под нос и стал продираться через траву.

– Нет! – Д. Э. рванул за ним. – Не надо! Стой, дурак!

Но компаньон его не слушал.

– Эй! – закричал он что было сил. – Эй!

Что кричать дальше, он не знал, подумал секундочку и заголосил:

– Помогите!

Джейк застонал, как от боли, но продолжал чесать за компаньоном. Экипаж, все еще находившийся довольно далеко, свернул на соседнюю дорогу.

«Повезло, – подумал искатель приключений. – Или не слышат, или решили не связываться».

Но тут мистер Маллоу припустил по полю с воплями: «Стойте! Стойте! Пожалуйста, помогите!» «Езжайте-езжайте! – мысленно взмолился Д. Э. Саммерс. – Мало ли чего с отчаянья не сделаешь. Без вас обойдемся!»

Стук колес был уже совсем близко. Искатели приключений с непередаваемой элегантностью бежали туда.

– Это же наш! – ахнул вдруг Дюк. – Наш катафалк! Злыдень!

И точно, это был он.

– Мой хороший мальчик! – Джейк от умиления полез к коню обниматься. – Не дался супостатам!

Через минуту оказалось, что и саквояж тоже на месте, и всё, что двое джентльменов впопыхах успели туда побросать, – тоже.

– Нож на месте, – бормотал Д. Э., роясь в саквояже. – Часы тоже. Денег ни цента. Что мы с тобой за идиоты такие: Фокс сто раз предупреждал – не держать все деньги в одном месте! Еще и в карманах!

– Да есть у нас деньги, – отозвался компаньон. – Два бакса с чем-то там. Я как-то сдачу в карман для мелочи в саквояже спрятал. Подумал, что надо откладывать, а потом забыл. Только штаны все равно не купить. Тем более две пары.

Но тут Джейк забыл обо всех деньгах в мире. Вообще обо всем.

– Все правильно! – заорал он. – Все правильно, сэр!

– Что правильно?

Дюк помог компаньону, у которого от волнения тряслись руки, вытащить волшебный фонарь.

– Боже! – вскричал он, глядя на вымазанную маслянистой жидкостью руку. – Повезло! Наконец-то повезло!

Оба чуть не прослезились от радости: почти полгаллона керосина! Лучшего средства очиститься от колесной мази и не придумать! Редкая, неслыханная удача, и тем не менее факт!

– Смотри, это же пазл! – продолжал бредить Д. Э., отвинчивая крышку.

– Отдай платок, он сопливый!

– Какая разница, все равно в керосине весь! Пазл!

– Опять пазл? Сэр, вы, часом, не того? От нервов?

– Господи, помяни царя Давида и всю кротость его! – возмутился Джейк. – У тебя что, глаз нет?

– Гениально! – ворчал Дюк, вытаскивая носки. – Ухитриться взять с собой волшебный фонарь и не прихватить ни одной пары подштанников!

– Да что в подштанниках, что без штанов, – отмахнулся Джейк. – Все равно на люди не показаться.

– Вот тут я бы поспорил, сэр! Я бы поспорил!

Д. Э. рылся в саквояже.

– Но главное… кстати, кто все время жрет мои вторые носки? Ты посмотри, опять сирот три штуки! Так вот, главное: керосин нам сейчас куда нужнее! В этом фокус, понимаешь? Случайностей не бывает!

– Понимаю. – М. Р. извлек галстук. – Ну вот без этого нам точно не обойтись! Как тебе такая деталь для твоего пазла?

– Отлично, – сказал на это Д. Э. – Просто отлично. Смотри: три разных носка да галстук. Кучка платков. Много, кажется, бесполезных тряпочек и керосин в нужное время в нужном месте! И если эти детали совпали, значит, мы на верном пути! Понимаешь теперь?

– А подштанники? Подштанники для твоего пазла не годятся? – попробовал съязвить компаньон.

– Подштанники, – ответствовал Д. Э. Саммерс, – были бы сейчас все в керосине! Пачкать жалко, хоть вытираться и удобнее.

Спустя часа полтора искатели приключений, оставшись без носовых платков, без галстука и без единого носка, но чистые больше чем наполовину – на парадную половину, – с комфортом устроились на трясущемся и подпрыгивающем возвышении для гроба, подложив под головы саквояж.

Катафалк проезжал через местечко, которое называлось Санта-Клара – небольшой город недалеко от Сан-Хосе.

– Вот черт, – бормотал Д. Э., – как бы хотелось показать этим г-гр-ражданам какой-нибудь фокус!

Дюк сглотнул.

– Компаньон, я тебя очень прошу: обойдись в этот раз без фокусов, а?

– Ну нет, погоди! – Д. Э. поискал, чем прикрыться, и не нашел – саквояж поставил себе на колени компаньон. – Можно подумать, у нас есть другой выход!

– Есть, – тихо сказал Дюк. – Один точно есть.

– Это какой?

– Подъехать… – голос М. Р. дрогнул, – подъехать в какой-нибудь дом… подальше отсюда и попросить помощи.

Компаньон посмотрел на него долгим взглядом.

– В жизни своей ничего ни у кого не пр-р-р… – Д. Э. задохнулся, не договорив.

У него аж вермонтский акцент стал жестче.

– А что, – Дюк нервно сделал руками, – у тебя есть другие предложения?

Джейк открыл рот, закрыл, похлопал глазами и через минуту сказал:

– Ну можно, например, дать объявление в газету. Как раз денег хватит.

– Дать-то дать, – пробубнил М. Р., – но о чем?

Он поднял с пола мятую, покрытую жирными пятнами газету, в которую когда-то, если только М. Р. не изменяла память, были завернуты пирожки. Джейк сунулся через плечо и забубнил:

– «Продам…», «Куплю…», «Храбрый ребенок вызвал полицию…», «Сеансы гипноза…» Тьфу ты! Прямо не знаешь, что и делать.

– Только не кража! – воскликнул Дюк.

Д. Э. Саммерс тяжко вздохнул.

– Знаю. А что нам остается-то, с такими сомнительными рожами и без штанов? Только стянуть с веревки чьи-нибудь тряпки.

– Вам мало приключений? Понравилось, когда вас мажут дёгтем?

Д. Э. посидел молча.

– Я в таком виде нигде не покажусь.

– А что еще можно-то? – уныло спросил Дюк.

– Сам подумай. Это или кража, или… Что, так и будем колесить до старости?

Д. Э. Саммерс снова углубился в чтение, нервно теребя волосы над своим гениальным лбом:

– Объявление, объявление… Что бы придумать? Вот: «Избавим от грызунов и тараканов».

Он помолчал минуты с две, а потом сказал:

– «Продам» – ну, продавать нам нечего. «Куплю» – тоже не пойдет. «Избавим»… «Избавим» – отлично подходит!

Ночь Федор провел в наушниках, время от времени начиная торопливо печатать.

– Скажи: я за хлебом пошла.

– Я за хлебом пошла, – вяло отозвался Лев.

– Да нет, скажи, как будто ты девушка.

– Пошла. За хлебом. Я.

– За хлебушком ты пошла, а не за хлебом.

– Это смотря в каком я настроении.

– Да ты все время в каком-нибудь идиотском настроении. Депрессия, ретроградный Меркурий, нехватка социальных поглаживаний… Задолбала уже.

Лев открыл рот, чтобы выругаться, но тут вдруг подумал, что терять нечего, кроме своих цепей, захлопал ресницами и мерзким тоном сказал:

– Не ори на меня. Что ты все время на меня орешь. Орет и орет. Как будто не орать нельзя. Нормально как будто нельзя сказать. Орет он.

Федор тоже собрался достойно ответить, но спохватился:

– Сядь на стульчик и выпей водички. И кексик дай мне с глазурькой голубенькой. Потому что мне нравится голубенькая глазурька, и чтобы присыпочка вкусненькая. А розовенькая не такая вкусненькая, она мне не очень нравится.

Лев одним прыжком выскочил из кровати и кинулся записывать. Они просидели над текстом всю ночь, время от времени морщась и исправляя, сверяясь с диктофонными записями, выбегая в гостиную, чтобы медовым голосом позвать Алису.

– А как объявление подавать? – встревожился компаньон. – Это же все равно придется идти! Я не хочу по улице без штанов разгуливать!

– Да, к почтовому ящику придется идти, – согласился Д. Э. Саммерс. – Но ты же сам предлагал зайти в какой-нибудь дом.

– А конверт, марка? Ой, вспомнил! Я же родителям письмо не отправил. Конверт у нас есть! Почти высох от керосина.

– Вот об этом, – кивнул компаньон, – и я говорю. Мы просто сунем в конверт бумажку в два бак…

Он запнулся.

– Погоди, но у нас же монеты. Письмо не дойдет.

– Ну, вот об этом, – наставительно сказал Дюк, – я и говорю.

Но компаньон махнул рукой.

– Не беда, сэр! Самое страшное позади. Выкрутимся.

Катафалк неторопливо полз вперед: Злыдень не спешил, а джентльмены не хотели показываться наружу. Они задернули занавески и, лежа на животе, поглядывали на дорогу. М. Р. уже начал задремывать, как вдруг компаньон полез на козлы.

– Эй, стой! – услышал Дюк.

Он тихонько выглянул из-за плеча компаньона. Перед Джейком стоял умытый типчик лет восьми и нагло блестел челочкой на солнце.

– Значит, так. – Д. Э. был непринужденно элегантен в мешке от муки и со следами дегтя на руках и на шее. – Значит, так: я тебе сейчас дам монетку, сбегаешь в лавочку, поменяешь ее на бумажку. Получишь за это… – Д. Э. замялся, – …две монетки. Понял?

– Два вопроса. – Мальчишка еще более нагло оскалился умытой физиономией, демонстрируя недостачу зубов. – Первый: сколько в точности я за это получу? Второй: где твои штаны?

– Два ответа, – не полез за словом в карман Джейк. – Первый: принесешь доллар бумажкой – получишь два монетками. Второй… э-э… второй вот: нам нужно на спор отправить письмо без одежды. Пари, понял?

– Другой разговор, – снисходительно одобрил мальчишка. – Давай деньги.

– Боже, что за дети пошли, а! – вздохнул Д. Э. Саммерс.

Мальчишка радостно хихикнул, цапнул монетку и побежал. М. Р. высунул голову наружу и мрачно уставился ему вслед.

– Не вернется, гаденыш, зуб даю.

– Без зубов не останься. – Д. Э. хлопнул себя по бокам, спохватился, что нет не то что сигарет, но даже и карманов, в которых эти сигареты могли бы лежать. – Я что, зря ему два бакса пообещал?

М. Р. заметно скис.

– Какой-то ты нервный стал! – возмутился Джейк. – Еще ничего не случилось, а уже в панику!

– Станешь тут нервным, – откликнулся М. Р. – Ой, смотри, вон он!

Мистер Саммерс победно усмехнулся:

– А что я говорил?

– Ладно-ладно, – буркнул компаньон.

– Ты же говорил, два бакса! – Мальчишка уставился на единственную монетку, которую Д. Э. сунул в подставленную ладошку.

– Хватит, – спокойно сказал Джейк. – Никогда не верь, когда обещают золотые горы за сходную цену. Все, привет!

Шкет поморгал, но, видимо, жизненный опыт подсказывал ему, что, если слишком настаивать, потеряешь и то, что имеешь. Он зажал монетку в руке и побежал дальше по улице. Двое джентльменов тем временем резво уползли в глубь катафалка и забились в угол: на дороге показалось несколько девчонок. Д. Э. осторожно высунул голову:

– Пошел! Гони, я сказал!

Подлый коняга не упустил случая поиздеваться: травку остановился пощипать. Снаружи было хорошо слышно, как девчонки обсуждают, почему на козлах никого нет и не стоит ли все-таки посмотреть, не случилось ли чего, – от какового предложения двух джентльменов бросило в пот.

– Сволочь конская! – Д. Э. прикрылся саквояжем. – Ну я ему устрою!

М. Р. нервно хихикнул и подтянул колени к груди.

– Где же ваш кураж, сэр?

Компаньон в панике рылся в саквояже. Вдруг ойкнул, захлопал рукой там-сям, что-то цапнул и радостно провозгласил:

– А вот!

У Д. Э. Саммерса тогда еще не получалось изображать невозмутимость – цвел, как майская роза! – В его руках извивалась мышь, пытаясь спасти хвостик, зажатый пальцами молодого головореза.

– Ты где ее взял? – подскочил Дюк.

– Сам же видел! Где и все – в саквояже. Как обычно. Это универсальный саквояж.

Дюк так весь и скрючился со смеху.

– Сэр! – похрюкивая от счастья, прошептал он. – Сэр, дайте мне!

Д. Э. скорчил несчастную рожу, но времени спорить не было.

– Ладно, нате. Только не промажьте! Не промажьте, говорю!

Дюк осторожно, чтобы не укусили, принял серый хвостик. Компаньоны затаились. Занавески колыхнулись, и в катафалк ворвался свет. У девчонки были тонкие руки, испуганные карие глаза и над ними – соломенная кастрюля с маками.

От раздавшегося визга Злыдень рванул вперед и поскакал, как будто за катафалком гналась стая волков.

– Вот это, – сказал довольный Д. Э., ковыряя пальцами в заложенных ушах, – я и называю кураж!

«Ева & Адам»

Май 2016 года, № 1

«АЛИСА КУИЛТИ – ЖЕНА, АВАНТЮРИСТКА, ПУТЕШЕСТВЕННИЦА.

Сегодня в нашей рубрике “Богатые и знаменитые” – Алиса Куилти. Востребованная фотомодель, путешественница, владелица собственного бизнеса и спортсменка не всегда была любимицей светской хроники. Зато авантюристкой – всегда.

“Я не боюсь менять свою жизнь. Мне всегда нравилось ввязываться во что-то с непредсказуемым результатом!” – признается очаровательная девушка с блеском в черных глазах.

Дочь нефтяника, переехавшая после развода родителей с мамой сначала в Париж, а потом в Ригу, была в школе изгоем и часто дралась с дворовой шпаной Московского форштадта[6]. В тринадцать лет девочку на месяц отлучили от компьютера. От скуки она взялась за Бальзака. Потом были По, Лавкрафт, Хайнлайн… и, конечно, Конан Дойль. И Филип Дик. И Азимов, Дарвин, Оруэлл, Жюль Верн. Учебу она забросила и школу закончила с трудом. А вот в музыкальную школу ходила и с детства полюбила играть на пианино Шуберта и Шопена. Маминых денег не хватало, и Элли (свое настоящее имя девушка предпочитает скрывать, настаивая на полной независимости от отца) отправилась в Норвегию. Здесь она поработала ни много ни мало на рыбном заводе. На заработанные деньги три месяца занималась серфингом в Тихом океане. Позже, уже став успешной фотомоделью, вложила весь заработок в маленький концептуальный книжный в Москве. Там и встретила будущего мужа – успешного английского бизнесмена.

– Любимые увлечения?

– Обожаю прыжки с парашютом, верховую езду, нравится пострелять в тире. Довольно много читаю про кибертехнологии.

– Любимая песня?

– “Марсельеза”. И, э-э, канкан. Это не песня, но я его очень люблю.

– А мечта? Есть?

– Моя мечта – зарабатывать любимым делом и ни от кого не зависеть.

– Вы прямо-таки настоящая авантюристка!

Пять правил жизни от Алисы Куилти

Ненавижу все эти “Привет! Как дела?”. Если людям нечего друг другу сказать, почему бы просто не помолчать?

Терпеть не могу, когда повторяют одно и то же разными словами. Если у вас понос, с этим надо что-то сделать. Со словами точно так же.

Я могу изредка подкрасить губы. Но иногда мне приходит в голову, что макияж придумали женщины, чтобы сделать других женщин такими же чудищами, как они сами.

Не верю ни в гороскопы, ни в предсказания, ни в диетические кексы, ни в блинчики для похудения. Как можно верить в то, чего нет?

Когда-то мне нравилось представлять себя актрисой или королевой. Я играла в эту игру сама с собой, а окружающие даже не догадывались, что они моя свита или зрители на моем спектакле. Этот период своей жизни я называю “Дура в белой шляпе”.

Чем занимается в свободное время? – Сочиняет дюпонизмы и лимерики.

Что считает самым красивым? – Человеческое тело, фрегаты и дирижабли.

Чем занята сейчас? – Коуч, мотиватор, фотомодель».

На обложке первого номера «Ева & Адам» Алиса выглядела существенно стройнее, чем в жизни. Но не слишком – чтобы не обидеть целевую аудиторию. С блестящей черной челкой, блестящими черными глазами, гладкой белой кожей «без макияжа» и в простой белой рубашке она выглядела отлично.

Макияж у Алисы поначалу был. Редакционный фотограф попросил смыть. Он потом в фотошопе постарался.

Джейк понаблюдал некоторое время за крыльцом, чуть сдвинув занавеску катафалка, потом глубоко вдохнул, как будто собирался нырнуть, и сказал:

– Пожелайте мне удачи, сэр!

Дюк хотел крикнуть «Стой, дурак, я с тобой!», но не успел – Д. Э. Саммерс решительно отдернул занавеску и, как был, в одном мешке от муки, спрыгнул на землю.

Назад залезли довольные. Джейк швырнул мешок с добычей на дощатый пол.

– Подумаешь, повеселили служанку.

– Да, сэр, произвели мы впечатление.

Гардероб они подобрали себе быстро, всё остальное решено было продать.

– Вот интересно мне, – Дюк брезгливо вытащил из мешка младенческий чепчик, – кто у нас все это купит?

Джейк вертел в руках сбившийся в колтун дамский шиньон.

– Просто тряпки – никто. Но мы, сэр, не будем продавать просто тряпки. Мы будем продавать знаменитые тряпки. Всякие там…

Он добыл из кучи дамские панталоны такого размера, что в них бы запросто поместились оба искателя приключений вместе с саквояжем.

– Всякие там панталоны бородатой леди Клофулии…

– Думаешь, бородатая леди носила такую дешевку?

– Носила, – кивнул Джейк. – И как еще носила! Детство леди Клофулии, как известно, прошло в страшной нищете.

М. Р. оценил размеры панталон.

– Детство, говоришь? Ничего себе, большая была девочка.

– В двенадцать лет, – без тени смущения сказал на это Джейк, – юная Клофулия сбежала, не выдержав издевательств. Ей пришлось много страдать.

– Если только она не провела свои детские годы в собственном особняке где-нибудь на Риджент-стрит. – Дюк выразительно повел бровями.

– Кому это известно? – парировал Джейк. – Мне, например, ничего не известно. Меня вообще тогда не было.

– Мне, положим, тоже, но…

– А вот это сплетни, – перебил Джейк. – На самом деле (этот факт, конечно, не предавали огласке) бородатая леди провела детские годы в страшной нищете!

– От которой она и спасла всю семью своей бородой! Да! А как вам нравится это? – Дюк выудил из кучи барахла деревянный кухонный молоток.

Компаньон посмотрел на это дело и сказал:

– Что бы вы сказали, сэр, о передвижном музее-аукционе?

В день выхода журнала от редактора пришло теплое письмо. Лев читал его вслух, а Федор нервно ржал. Он отдал Алисе обещанный экземпляр, и теперь до компаньонов доносился ее счастливый истерический хохот. Ему вторил голос Кристины, полный радости вегетарианства. Ожидали скандала и были готовы ко всему.

Но ошиблись. Лев еще никогда не видел у его превосходительства такого лица, как в тот вечер, когда модель, «коуч и мотиватор» Линда Браун начала свою вечернюю встречу с журналом в руках и словами о том, какая здравомыслящая девушка, женщина, личность эта Алиса Куилти. Если бы не ее хобби, которые ничего не дают душе, ее внутренней личности, а только удовлетворяют потребность в исключительности, потребность выделяться, можно было бы сказать, что… – и дальше уже было личное мнение «коуча и мотиватора» о потребности быть исключительной, выделяться, выпадать, как говорится, из общей массы.

Конечно, в редакции снимок обработали фотошопом, но…

– Не может быть! – корчась от смеха, шептал Федор. – Ее правда никто не узнал? Или они вид делают?

– Похоже, может, – отозвался Лев.

Кристину все это не волновало. Она нервно настаивала, что очень вкусные диетические кексы и маффины существуют, просто надо готовить по рецептуре. Диетические кексы, которые той же ночью она испекла по рецепту из журнала (рецепт оказался там по иронии судьбы), компаньоны выкрали из духовки и сожрали.

– Мы тебя спасаем! Приносим себя в жертву! – с полным ртом говорил Федор, пока девушка возмущалась.

– Для тебя это единственный способ похудеть по этому рецепту! – поддержал Лев.

Кристина и правда так пухла от своих радостей вегетарианства, что перепутать близнецов теперь мог только слепой. Она питалась кексиками, сухофруктами, медом по всем правилам: шесть раз в день. Вчера, хохоча, объявила Алиса, сестра всю ночь провела завернутой в три одеяла в мокром махровом халате – такой компресс для похудения.

Случился скандал.

– Она меня все время! А я… а она… опять всем рассказала! – рыдала Кристина на груди у Федора.

Лев не мог видеть женских слез. Это было его слабое место. Не помог и панический взгляд его превосходительства. Кристину увели с собой, усадили на кресло, заварили мятный чай и до утра слушали про пилюли из панцирей креветок, шипучие таблетки с экстрактом ананаса, сам ананас и его свойства ускорять обмен веществ в организме, а также сырую свеклу перед каждым приемом пищи. Там как раз недавно обнаружили витамин U, который улучшает обмен веществ.

Джейк обернулся к любопытным, топтавшимся у порога.

– Музей-аукцион «Знаменитые вещи»! Один момент, господа! Последний штрих.

Он достал из кармана кусок мела.

– Не успели открыться, а веревку повешенного уже продал. Оставил заведение без рекламы!

– Так это у вас ненастоящая веревка повешенного? – попробовал возмутиться какой-то тип в канотье.

Д. Э., улыбаясь, только руками развел.

– Я же вам говорю: продал. Пять минут назад. Даже открыться толком не успели. Приходится довольствоваться тем, что есть: веревка фальшивая, зато рубашка – самая настоящая! Подлинный предмет гардероба одной убийцы. Эта старая дама, миссис Дайер, – натурально Джек-потрошитель в юбке! Она обещала несчастным девушкам избавить их от неприятностей, брала родившихся младенцев в свой дом на содержание, поила их опиумной настойкой, чтобы те не плакали, детишки тихо умирали во сне, а старуха продолжала прикарманивать плату за их содержание! Минуту, господа, минуту терпения! Музей-аукцион сейчас откроется!

Шла вторая минута торговли.

– Сэр, – сурово сказал Дюк компаньону, принимая деньги за рубашку у розовощекой рыжей барышни, которая от стеснения шептала ему на ухо, – вы опять оставили заведение без рекламы!

Джейк обернулся.

– Да? – он обозрел барышню.

Барышня залилась краской. Джейк перевел взгляд на компаньона.

– Ложись.

М. Р., эффектно раскинув руки, грохнулся на пол.

– Ну, и что это за конвульсии? – поинтересовался Джейк свысока.

Дюк поднял голову:

– Так повешенный же!

– Ляг как следует, как порядочный невинно убиенный. Вот, теперь хорошо.

Джейк на карачках обошел «убитого», обводя его силуэт мелом. Потом достал из кармана банку красных чернил и как следует побрызгал.

– Вот теперь все. По-моему, кровавое убийство удалось. Компаньон, как тебе?

– Шикарно! – ответил Дюк с пола и сделал на всякий случай лицо, по которому сразу было ясно: человек умер в страшных мучениях.

Джейк оперся о косяк, тронул веревку, чтобы закачалась, и провозгласил:

– Добро пожаловать в передвижной музей-аукцион «Знаменитые вещи»! У нас вы можете купить самые жуткие в стране сувениры, каждый из которых либо принадлежал известному преступнику или знаменитости, либо оберегает от бед и приносит удачу!

М. Р. вскочил как раз, чтобы под аплодисменты посетителей принять эффектную позу рядом с компаньоном.

– Получилось, – шепнул на ухо Джейк.

– Сейчас! – тоже шепотом отозвался компаньон и продолжил: – Веревка повешенного принесет вам удачу, рубашка утопленника обережет дом от грозы, чулок падшей женщины поможет обрести семейное счастье, и так далее, и тому подобное! Только три дня! Заходите, не пожалеете!

– «Рубашка младенца» есть? – полюбопытствовал молодой еще человек в форме морского офицера.

– «Рубашку младенца» продали вчера, по дороге, председателю филантропического общества! – не задумываясь ответил Джейк.

М. Р. слегка струсил: он слыхом не слыхивал ни о каком таком обществе в Санта-Кларе.

И тут повернулся какой-то весь из себя, с орлиным носом, благоухающий жасминовой водой. Сердито сверкнул черными глазами, рявкнул длинное по-испански и выскочил вон, даже на улице продолжая потрясать тросточкой и ругаться.

– Я бы на его месте тоже все отрицал, – нимало не смутившись, вздохнул Д. Э. – Все-таки ответственное лицо. Неудобно. Лот номер один! – заорал он. – Шиньон из волос Мэри Келли, знаменитой жертвы Джека-потрошителя! Начальная цена пятьдесят центов… шестьдесят… семьдесят центов. Семьдесят центов раз, семьдесят центов два, семь… девяносто? Отлично, господин в золотых очках! Девяносто центов раз, девяносто центов два… девяносто центов… продано!

Следующим вечером Лев Березкин вернулся от очередной девушки, открыл дверь в комнату, но тут же отскочил и закрыл – на кровати Федора ничком лежала совершенно голая Кристина.

– Можно! – донесся из-за двери ее голос.

Осторожно приоткрыв дверь, он увидел рядом с ней Федора, стоявшего на коленях, одетого, с банкой в руках.

– Она с ума сошла. – Федор набрал из банки какой-то желтой жижи и продолжил методично втирать в бедра девушки. – Мало ей этой гадости, она еще и уксус пьет. Дура.

– Не дура, – возразила Кристина, лежа лицом в подушку.

– А кто?

– Зачем? – только и смог выговорить Лев Березкин. – Зачем?!

– Я ей говорил, – его превосходительство пожал плечами.

– Вы оба не понимаете, – Кристина поерзала, устраиваясь удобнее и смущая компаньонов. – В уксусе много витаминов. Он выводит шлаки, усиливает обмен веществ, укрепляет иммунную систему!

– Безумие он укрепляет, – констатировал Федор.

– Обматывай, – Кристина встала, прикрываясь спереди халатом.

Лев в тихом ужасе смотрел, как бедра девушки стягивает полиэтиленовая пленка. Обмотавшись, она надела халат и уплыла из комнаты.

– Идиотка, – его превосходительство понюхал руки и ушел мыть.

Лев распахнул окно и замахал пледом.

– Перед едой стакан воды с двумя столовыми ложками разведенной эссенции. – Федор обнюхивал руки на ходу. – Эссенцию разводит! Говоришь-говоришь – как об горох. Алиса ей тоже говорила. Так эта дурища от нее к нам подалась. Упрямая, как коза.

Лев Березкин и не предполагал, что в его отсутствие возможна другая жизнь.

– У тебя с ней… э-э?..

– Я что, енот? – слегка смутился его превосходительство.

– А к чему она клонит, ты не видишь?

– Вижу. – Федор сел на кровать. – Все белье провоняло. Слышь, надо что-то делать. Она же отравится к хренам. Она это зелье перед каждой едой хлещет! Раньше хоть яблочный уксус пила, а теперь вот.

– Ты на нее повлиять не пробовал?

– Ты что, слепой или глухой? При тебе же все было! Я ей чего только не говорил.

– А перестать обжираться она не пыталась? Она же ест, как хомяк, все время. Хоть бы от кексов своих отказалась. А? Пусть бы готовила со своими женщинами фруктовый десерт. Желе, там, разное. А?

– Она не может ни от чего отказаться. – Его превосходительство упал лицом в подушку, но тут же вскочил, содрал наволочку и понес в грязное белье. – Она, как Алиса в Стране чудес, – слышался его голос из ванной, – верит в то, что всегда можно что-нибудь съесть или выпить от всего и для всего.

Вернувшись, Федор содрал простынь и тоже унес.

– Слышь, – сказал он, войдя в комнату, – может, приготовить по какому-нибудь народному рецепту что-нибудь безопасное?

Не дожидаясь ответа, он сел за компьютер и надел наушники.

– Привет, бабуль, – услышал Лев. – Мне бы… я красивый? Спасибо… Чего, какие щечки? Какие еще щечки?!

Федор Летний не мог доставить своей бабушке большей радости. Катерина Ивановна говорила без передышки три часа.

– Если на следующей неделе не заплатите всю сумму, можете собирать шмотки! – Алиса колотилась в дверь, но была бессильна против полотенца.

– Аллонз анфан де ля патрийе, ле жур де глуар-этариве! – хором пели компаньоны «Марсельезу» вместе с Мирей Матьё.

– Вы слышали, что я сказала?! – Алиса бесновалась снаружи.

Компаньоны продолжали петь. Редька была натерта – на мелких терках, вручную, чтобы не шуметь. Сок жали через марлю.

– Блин! – вопила за дверью Алиса. – Вы совсем охренели? Хоть бы носки выстирали! Свиньи!

Федор помахал полотенцем, чтобы хоть немного разогнать вонь, и темпераментно похрюкал. Лев сыпанул в банку смолотых в блендере черносливин. Сухих и кислых – удачно купил по акции. Потом добавил хорошую порцию настойки болиголова. По замыслу компаньонов спирт должен был помочь консервации, а получившийся от чернослива запах старого сундука некоторым образом уменьшал шанс распознать ингредиенты.

Бутылочки в розницу почему-то не продавали. Их пришлось брать мелким оптом – двадцать пять штук. Печать этикеток тоже кое-что стоила.

– Фирменное латвийское средство. – Федор вручил Кристине стеклянную бутылочку с наглухо завинченной пробкой. – Им еще моя прабабушка до войны пользовалась, а теперь его снова продают.

Кристина долго изучала этикетку.

– Что такое пупиня?

– Фамилия такая. Жиросжигатель Пупиня. Старинное латышское средство.

– Никогда не слышала.

– Да как же? – удивился Федор. – Вот есть рижский бальзам, есть шпроты, есть шоколад, есть эта, как ее, парфюмерия. И вот это. Культовая вещь! В аптеках не продают, знающие люди делают. Ну, как эта, как ее, мазь из прополиса. Не знаешь? Везет. Меня бабушка все детство ею мучила. Она, кстати, это и прислала. От твоих кексов.

Следующая встреча #радость_вегетарианства прошла бурно. Такого ажиотажа компаньоны еще не видели. Бутылочек не хватило, и для следующей партии пришлось брать опт. Но компаньоны об этом не беспокоились. Денег собрали столько, что Лев втайне от Федора заплатил за квартиру вперед за три месяца.

Дважды в неделю в комнату компаньонов было невозможно войти. Аромат, напоминающий усиленный в двести раз запах грязных носков, просачивался через вентиляцию, отравлял кухню и еще долго стоял во всем помещении.

– С-свиньи, – шипела Алиса за дверью.

Взгляд Линды являл собой сложную смесь презрения, задумчивости и крайнего отвращения.

– Я не понимаю, девочки, что надо делать с носками, чтобы они так пахли?

– Носками уже не отмахаться, – констатировал его превосходительство. – Производство нужно переносить.

– Дешевая недвижимость в Москве? В аренду? – Лев даже рассмеялся. – Вы бредите, Теодор!

Его превосходительство шарил в поиске.

– А вот тут сдается в аренду стоечное судно, – пробормотал он.

– Где – тут?

– В Дмитрове.

– Какое судно?

– Стоечное.

Бывший прогулочный теплоход всем своим видом демонстрировал, что хоть и бывший, но достоинство сохраняет изо всех сил. Он романтично покачивался на воде в лучах заходящего солнца на Москве-реке.

– Берите хоть весь теплоход! – Старик с залихватским седым чубом представился администратором судна и велел звать себя Артемием. – Зачем мелочиться? Четыре каюты, прогулочная палуба, танцпол – за ваши деньги любой каприз!

Федор оглядел его – от грязных резиновых сапог до мятой фланелевой рубашки.

– Сколько?

– Ну… это… будем так говорить – полторы тысячи!

Лев чуть на землю не сел.

– Рублей? – на всякий случай уточнил его превосходительство.

Поверх рубахи на крупном теле администратора болталась флисовая кофта – на молнии, с капюшоном. Через расстегнутый ворот виднелась шерсть на груди.

Из дальнейшего разговора выяснилось вот что: дешевизна «Летчика Барсукова» объяснялась не только общей скромностью обстановки. У хозяев не было лицензии на самостоятельное рекоплавание. На судне не было ни электричества, ни воды. Можно было накачать воду в расходные баки, но для этого требовалось запустить двигатель. Электричество тоже можно было получить – достаточно было запустить палубный генератор. За это Артемий хотел дополнительно каждый раз пятьдесят рублей. Администратор постоянно жил на судне и был всем доволен. Жаловался только на то, что нельзя устроить на «Летчике» печку.

– Вы думаете, я кто? – разглагольствовал Артемий, поднимаясь вместе с компаньонами по трапу. – Бомж? Нет. У меня, вон, постоянное место проживания. Я, если желаете знать, ветеран! У меня медаль «Труженик тыла»!

– А где здесь туалет? – повертел головой Федор. – За бортом?

Артемий прогрохотал вниз по ступенькам, и они оказались в тесном коридоре. Здесь, дошагав до кормы, Артемий триумфально распахнул овальную дверь. Ну, как распахнул – дернул изо всех сил. Толщиной и длинной ручкой по диагонали дверь туалета напоминала дверцу допотопного холодильника.

– Гальюн в полном порядке! А как же? – И администратор с гордостью предложил зайти внутрь.

Внутри был унитаз. Даже не старый. Совершенно нормальный унитаз с бачком. Рядом с ним стояло ведро. Обычное пластиковое ведро. К его ручке была привязана длинная веревка.

– Э-э… – протянул Лев Березкин.

– Я воду обычно заранее набираю, – оправдывался Артемий, – чтоб, значит, не забыть.

Он наклонился за ведром.

– Вчера только был сильно тяжкий день.

О тяготах прошедшего дня недвусмысленно сообщал запах перегара. Компаньоны за спиной администратора обменялись понимающими взглядами, пожали плечами и последовали за ним.

С ведром в руке Артемий вышел на прогулочную палубу, бросил его за борт и вытащил полным.

– Индея! Поставлю в гальюн, пусть так и стоит.

– Да, конечно, – милостиво согласились компаньоны.

Они обозревали окрестности.

– Почему нет? Даже забавно, – Федор повернулся к компаньону.

– А как же вы зимой? – поинтересовался Лев.

Артемий уже шагал назад.

– Ну, как, нормально. – Он поставил ведро рядом с унитазом и вытер мокрые руки о штаны. – В кухне живу большей частью. Греюсь от плиты.

– У вас газ есть? – поразился его превосходительство.

– Газ? – Артемий посмотрел на него. – Газ есть. А как же?

– То есть все время запускаете мотор, да? – Сын изобретателя поскреб черные кудри. – Это ж сколько солярки горит? Наверное, очень дор…

Причины веселья администратора поставили компаньонов в тупик.

– Ты когда плиту зажигаешь, она у тебя в сеть включена? – Артемий все никак не мог отсмеяться.

– Ну да, – подтвердил Лев.

У Артемия почему-то отвисла челюсть.

– Духовка-то электрическая, – пояснил его превосходительство.

Он стоял, сунув большие пальцы в карманы джинсов с таким видом, что Лев был готов дать ему в глаз. Догадливый, блин.

Но очень скоро челюсть отвисла уже у его превосходительства. Он впервые в жизни увидел газовый баллон. У его бабушки ведь не было дачи в Снегирях, где этот баллон испокон века на кухне стоял.

Главное, теперь у них был офис.

Артемий поставил только одно условие: освободить судно с двадцать третьего июня по десятое июля. У него по плану были выпускные, банкет и свадьба.

Компаньоны сгрузили производство в пустую каюту. Нашли за местным магазином два пустых ящика из-под апельсинов. В один составили тару, в другую – готовую партию жиросжигателя и долго бродили по судну.

– Ну вот, а ты переживал. – Федор нес пустой саквояж. – Невозможно, невозможно! В Москве не бывает дешевой аренды! Ипохондрик.

– Жалко, рекламу нашего продукта нельзя разместить! У нас свой прирученный журнал, а мы… Эх!

С некоторых пор Льва снова преследовало ощущение, что вся жизнь пошла под откос. Накануне он прочел список бумаг, нужных для регистрации торговли пищевыми добавками. Выйти из подполья. Стать честным коммерсантом. Он по крайней мере мог ручаться за главное: в его заведении честно соблюдали заповедь «Не навреди». В отличие от всяких там. Но добыть все эти бумаги было невозможно, а неприятности могли вылиться не только в штраф. Он даже подумывал сбежать.

Но за ночь законопослушный гражданин Березкин смирился с тем, что занимается незаконной торговлей. К утреннему кофе ему на почту пришло сорок заказов, а реклама и так была самая надежная в мире – женщины.

– Березкин Лев Васильевич? – вкрадчиво уточнил человек в костюме.

Маленький, пузатый, с загорелой щекастой мордой и узкими глазками. В удостоверении, которое он показал без всяких просьб, стояло такое, что со страха плыло перед глазами. Лев запомнил только «капитан», «является разрешением на право ношения…» и «Юферов Сергей Яковлевич».

– А что случилось? – спросил Лев.

Голос позорно сел, и он прокашлялся. Его превосходительство стоял чуть сзади, как мебель. Громоздкая и мешающая. Лев раздражался все больше и больше. Что за нелепая ситуация? Он ничего не сделал! Пусть оправдываются виноватые! Но тут ему предъявили журнал.

– Интервью с бывшим депутатом Хорьковским ваше? Не могли бы вы рассказать, когда и где встречались с этим человеком?

Компаньоны обменялись растерянными взглядами. Лев долго молчал.

– А если нет? – все-таки спросил он. – Что тогда?

Капитан Юферов без приглашения уселся на диван.

– Расскажите подробности. Причины. Может быть, вас запугали? Что-то пообещали за эту публикацию? На каких условиях вы получили заказ на интервью?

– Понимаете, я внештатный автор, фрилансер. Рекламная публикация.

– Так, – вылез вперед Федор. – Извини. Разрешите, я все объясню?

Льву оставалось только смотреть, как этот ненормальный показывает свой иностранный паспорт, и слушать. По спине полз холод. Сводило живот. Интересно, отпустят ли в туалет перед тем как…

– Надо было придумывать выход, – закончил его превосходительство. – Идея моя. Честно говоря, и текст мой.

– Нет, это мой текст, – уперся Лев.

– Да ладно. Я все придумал. Ты просто подправил. Понимаете, он старался, чтобы не было ничего такого. Ну, чтобы фразы были обычными. Что всегда такие ребята говорят. Живу за границей, но не мыслю себя без России, работаю на благо родины и простых людей, и вот уже на свои кровные покрыл солнечными батареями десять крыш в Нижних Мхах.

– Все было не так! – не уступил Лев. – Не слушайте его, это я написал. Ну, как написал? Собрал два десятка интервью по разным изданиям, выбрал всё типичное, додумал кое-что. Партия «Активного прогресса в рамках закона» – вообще Гашек. «Приключения солдата Швейка» который автор. Просто его мало кто сейчас помнит, а это ведь классика! Так что я позволил себе… э-э… аллюзию. Потому и написал «подхватил знамя».

– Перестань, блин, тебя спрашивают не про то. Можно подумать, Сергей Яковлевич не знает, что Гашек организовал «Партию умеренного прогресса в рамках закона» в тысяча девятьсот одиннадцатом году. Это же всем ясно. Зато мое – про «заменить шестьдесят процентов чиновников высокотехнологичными роботами к две тысячи двадцатому».

– Да можно подумать, кто-нибудь всерьез примет про «заменить чиновников роботами». Старая шутка. Я зато сочинил футбольный клуб «Нижнемховские варвары»!

«Что мы несем? – ужасался про себя Лев. – Это же подлог! Уголовное дело! Или не уголовное? Ущерб? Материального вроде нет. А какой тогда?»

Он открыл рот, чтобы продолжить в смысле того, что и сам-то текст был литературной провокацией, но Сергей Яковлевич уже поднялся с дивана.

– Ну что же, если вы не хотите нам помочь… – негромко и очень огорченно произнес он.

– Но это правда! – оскорбился его превосходительство. – Хорьковского не существует!

Сергей Яковлевич смотрел на него и молчал.

– Не верите? – усмехнулся Федор. – Ну проверьте тогда, я не знаю.

– Хорошо. – Тон капитана опять стал вкрадчивым. – Вашу информацию мы проверим.

Это было последнее, что они от него услышали. Человек в костюме ушел, но передышка оказалась недолгой.

Компаньоны пили на кухне водичку из-под крана, когда влетела Кристина и в панике начала совать свой телефон в руки Федору.

– Папа звонит!

– А я что? А мне-то что? – отбивался тот. – Ты же говорила, он в Лондоне?

– Он прислал сообщение, что будет здесь через полчаса!

– Папа? – умирающим тоном спросила Алиса.

Господин Герлах, с тех пор как перестал быть шахтером, занимался чем-то на нефтеперерабатывающем заводе в Ханты-Мансийске. И действительно жил в Лондоне с тех пор, как после развода с женой покинул Алма-Ату. Он хотел сделать из дочерей певиц, с шестого класса оплачивал их занятия вокалом в алма-атинском филиале известного модельного агентства «Файв Старс» и сразу после окончания школы отправил в Москву – поступать в музыкальное училище. Взять их взяли, но после первого семестра выгнали, и Герлах до сих пор судился по этому делу.

Год он пребывал в уверенности, что дочки учатся на курсах моделей и ходят на кастинги. Потом, когда в его прошлый приезд выплыло, что в модели их не взяли, оплатил полный курс косметологии в колледже на базе Международного университета инверсивной медицины. И вот теперь прочел интервью.

То, что девчонки пошли в отца, было видно невооруженным глазом. Господин Герлах оказался тучным мужчиной с черными глазами, круглыми щеками и пухлым ртом. Он распорядился запереть дверь и, не спросив разрешения, устроился на кровати Федора. Его живот в розовой сорочке улегся на коленях. Голубые блестящие брюки обтягивали бедра. Узконосые туфли по очереди постукивали по полу.

– Который из вас ее муж? Чья это квартира? Что тут у вас за сектантские собрания? Ты муж?

Двойняшки стояли в дверях, Лев их не видел, а смотреть в их сторону было нельзя.

– Я спросил, кто муж! Ты?

– Видите ли, – спокойный, как памятник, Федор полировал подолом футболки синие очки Ренара, – журнал у нас новый, даже вон в новое помещение еще не переехали – ремонт. Мы стараемся дать шанс молодым дарованиям. Предоставить возможности, так сказать. Рекламная площадь, то-се. Журнал зависит от рекламодателей. А целевая аудитория – бизнес-элита. Интервью с успешными коммерсантами являются одновременно и контентом, и рекламой. Ну, вы в курсе, как это делается.

Он надел очки и небрежно сдвинул на лоб. Лицо Герлаха яснее ясного говорило, что продажа ему рекламной площади не состоялась.

– Ладно, если честно, мы это сделали по дружбе, – тон Федора стал беспечным. – У нас журнал, девушки ведут мастер-классы: им – реклама, нам – материал. Так, собственно, Алиса. Она… она…

Он явно собирался продолжить, но почему-то умолк. Говори, дурак. Ты же так хорошо его отвлек от ненужных вопросов! Молчание смерти подобно. Не оставляй ему времени думать. Говори же, ну!

Молчание уже ни в какие ворота не лезло. Лев с ужасом увидел, как у компаньона забегали глаза.

– Как уже упоминал мой коллега, интервью – это возможности, – вступил он.

– Да-да, это возможности! – подтвердил его превосходительство. – Правда там или нет – все равно никто не проверять не станет. Интервью с вашей дочерью опубликовано в московском журнале. Осталось укрепить позиции.

Он выдохнул, и тут Лев понял, в чем идея. Они прочли кошмарное количество глянцевых журналов, пока готовили материалы для интервью. Всю светскую хронику, какая казалась более-менее приличной и еще больше – неприличной, все эти вечеринки, банкеты и фуршеты, клубы и любимые места отдыха, музыкальные завтраки и дружеские тусовки. В поворотах личной жизни ярких, знаменитых, звездных они теперь разбирались лучше, чем в поворотах своей собственной. «Карьера» близнецов была вполне очевидна. Компаньоны обозначили ее для себя как «пристроить куда-нибудь двух дур, лучше всего замуж». Но как сделать так, чтобы Герлах понял намек?

– Только я бы делал это не в Москве, – продолжил его превосходительство, – а в Лондоне. «Астория»…

И посмотрел в глаза компаньону. Многочисленные названия лондонских клубов испарились из его головы.

– «Астория»… – чувствуя, что заливается краской, забормотал Лев. – «Кафе де Пари»… Скачки в Аскоте… Э-э…

– Э-э… да! – подхватил Федор. – Ну, это он образно, в общих чертах. Алиса засветилась в элитном журнале. Кристиночка ведет воркшопы по приготовлению вегетарианских блюд, это сейчас в тренде. Она собирает полный аншлаг, так, собственно…

– …вполне достойное начало, чтобы…

– …в хороших клубах, я думаю. Всякие антикафе…

– …отслеживать нужные вечеринки… в Лондоне…

– Вы, конечно, лучше нас знаете такие вещи, что уж там говорить…

Они продолжали делать вид, что решительно не понимают, в чем проблема. Улыбались со скромным осознанием превосходства своего гостя. От улыбок уже стало скулы сводить.

– Господин Герлах, – Федор взял со стола ноутбук и сунул его в кейс, – рад встрече. Жалко, что нам пора. Надо готовить следующий номер. Во сколько, ты говоришь, интервью с тем бывшим депутатом? В три? О, давай бегом тогда, горим уже.

Второпях застегнутый саквояж опять расстегнули, чтобы запихать туда нехитрое добро и пакет с выстиранными шмотками, пробормотали, что вот ведь какая незадача, постирать постирали, а повесить сушить забыли, так и придется с мокрым ехать в командировку сразу после интервью с бывшим депутатом. Долго не могли опять застегнуть ремни и наконец плюхнули саквояж на кровать.

Спустя двадцать минут они уже сидели в поезде.

Мерцали звезды, светил керосиновый фонарь. Катафалк неторопливо двигался по дороге.

– Деревянная нога Черной Бороды.

– Доска с того самого плота, который Марк Твен построил в детстве и который потом описал как плот Гекльберри Финна…

– Вышитая шерстяная накидка… э-э… Сары-Мэри Клинч, девчонки, с которой он писал Бекки Тэтчер…

– Ах! – Д. Э. издевательски блеснул глазами. – Как романтично! Дорогой компаньон, так вам понравилось бегать в дегте и перьях? Что же вы молчали-то, а?

М. Р. слегка покраснел.

– Тогда тебя измажут первым, – сказал он. – Твоя доска с плота еще хуже Сары-Мэри.

– Ну предложите, сэр, что-нибудь лучше плота!

– Э-э… – задумался Дюк. – …трубка Конан Дойля, украденная его поклонниками! Или вот: одеяло с «Мейфлауэра»!

Джейк завернулся в прекрасное стеганое одеяло с не менее прекрасными дырами.

– Не отдам. Должно же у нас быть хоть какое-то одеяло!

Следом обнаружилась шкатулка – изъеденная жучками, почерневшая, сырая, содержащая безнадежно слипшиеся письма.

– Ну и что это? – тоскливо спросил М. Р. Маллоу.

Компаньон вылез из одеяла, сел в обнимку с деревянной ногой, постукался об нее лбом и сказал:

– Как это что? Обрывок черновика рукописи Декларации независимости.

– Где же мы его взяли?

– Где-где, в шкатулке.

– А шкатулку где?

– А шкатулку купили в Гонолулу у одного торговца. Он и понятия не имел, чем обладает. Повспоминаем кабак в Кейптауне – и плюнь мне в глаза, если хоть одна рожа скажет, что врем.

– Тогда у хромого, – поправил Дюк. – Хромого торговца. Всегда лучше, если торговец хромой, однорукий или одноглазый.

– Не компрометируй ногу! – возмутился Джейк. – Покупателю не должны приходить в голову лишние мысли. Пусть это будет однорукий торговец.

– Одноглазый, – не согласился Дюк, – так красивее.

– Одноглазых как собак нерезаных. Однорукий – вот это оригинально.

– Ну ладно, пускай однорукий. О да! Нужно же ввернуть, что мы полмира объездили! Только не на китобое, а…

– На торговом судне. Колониальные товары.

– Ага.

– Чай, кофе, специи…

– Ага.

– Черное дерево, в конце концов.

Дюк помолчал.

– Капитан Перейра, – продолжал компаньон.

– Капитан Перейра, капитан Перейра… – задумчиво проговорил Дюк. – Какой это капитан Перейра? Что-то знаком…

И подскочил:

– Какой тебе Перейра, балбес! Ты хоть помнишь, кто это? «Я не Негоро, я капитан Перейра, торговец черным деревом»! Это же из «Пятнадцатилетнего капитана»! Жюль Верн!

– Подумаешь! – Джейк моргнул и уставился в пол. – Промазал сгоряча.

– К черту Перейру, – заявил М. Р. – Пусть будет правда: капитан Бабридж. Не так эффектно, зато достоверно. Этих капитанов все равно никто не знает. Слушай, а как же мы сами-то узнали, что это Декларация?

– А видите, сэр, вот тут? Этот вензель, распознанный профессором Тревором, помог определить истинного владельца шкатулки.

– Профессором Тревором? Это тот, который занимается раскопками в Африке? Он еще установил подлинность рукописи… рукописи… Шекспира?

– Ты всякий стыд потерял! – с интонацией строгой мамаши возмутился Дюк. – Да нас побьют за Шекспира. Давай попроще что-нибудь.

– Попроще, – с расстановкой проговорил Дюк, – так, ага, попроще… Ну, тогда Оссиан. Его все знают.

Д. Э. молча уставился на компаньона.

– Точно, всё, – сказал он, когда пауза уж слишком затянулась. – Вспомнил, поэт был такой.

– Ну? – с интересом спросил Дюк.

– Что «ну»? Помню, был такой. В школе проходили.

– Ну ты и… – М. Р. рассмеялся. – Это же самая известная литературная подделка в мире![7]

Д. Э. поднял правую бровь и пожал плечами.

– Нам как будто больше ничего и не требуется? Подделка подделки – вещь хорошая, безопасная. А вот смотри: первая лупа Ната Пинкертона. Подарена самим Натом своему другу, то есть вашему покорному слуге. Расстаюсь с вещью тяжело, но денежные обстоятельства, увы, вынуждают. В хозяйстве – вещь незаменимая.

– Жалко лупу, но завернул неплохо, – порадовался Дюк. – Может быть, не самого Ната, а лупа пинкертоновского агента?

– Нет, нет. Самого Ната. Я его видел, сэр, как сейчас вижу вас.

– Ты что! – вскинулся Дюк. – Нат – персонаж бульварного романа, выпущенного для рекламы заведения, которое гоняется за твоим разлюбезным Фоксом! Его, скорее всего, вообще не было!

– Сэр! – ужаснулся Д. Э. – Как это не было? А чья тогда это лупа?

– А вот ваша, жулик вы нахальный! Уму непостижимо, какая у тебя в голове каша!

– У самого тебя в голове каша! – обиделся Джейк. – Нат был! Аллан его звали. Аллан Пинкертон. Он основал свое агентство, когда нас с вами еще на свете не было! Поезда грабили на каждом шагу; только дурак на этом не заработает, если у него есть хоть капля мозгов. Нат был шерифом.

– Да? А как же тогда «подарена самим Натом вашему покорному слуге», если этого покорного слуги еще на свете не было?

– Сэр, – понизив голос, медленно проговорил Джейк, – эту страшную тайну я открою только вам. Аллан Пинкертон – мой дядя. Он мне завещал бороться с преступностью, и сейчас я расследую одно убийство. Только тс-с. Я тайный агент. Нужны патроны, а денег нет, поэтому я продаю лупу – символ законности и порядка в нашей великой стране.

Дюк аж охрип от такой наглости.

– Кого убили? – просипел он.

– Я не вправе это раскрывать, но вам, как другу, скажу. Убили президента Линкольна!

– Ты что, молодой человек, совсем болен или совесть последнюю растерял? Линкольна убили в шестьдесят восьмом!

– Да! – рявкнул Джейк. – И я расследую это дело! Потому что на самом деле все было совсем не так, как писали газеты!

– Пинкертон тебе в дедушки годится, балбес! Немедленно говори, что тебе сорок лет, просто ты молодо выглядишь.

– Мэм, – Джейк прижал руки в груди и понизил голос, – мне более ста. И выгляжу я молодо потому, что использую волшебный крем. То есть эссенцию.

– Да ну? – обрадовался Дюк.

– Она называется волшебной, – продолжал компаньон, – но это потому, что никто не помнит секрет. На самом деле ее готовили индейцы.

Глаза у Дюка округлились. Джейк перешел на драматический шепот:

– Я воспитывался в одном племени, мэм.

– Поэтому так странно одет. Ну да, ну да… – покивал М. Р. – Мы воспитывались в одном племени.

– И в память о дружбе, – Д. Э. Саммерс смахнул слезинку, – вождь мне подарил эссенцию. Осталось немного.

Он взял жестянку – в которой когда-то, когда искатели приключений были совсем маленькими, хранились лакричные леденцы, – понюхал, отшатнулся и протянул компаньону.

– Что это? – У М. Р. выступили слезы от кашля. – Ты что, это сам сделал?

– Ну что вы, сэр! Я на такое не способен! Ты на этикетку посмотри!

Этикетка совсем стерлась, надпись на ней едва читалась. Она явно была сделана дрожащей старческой рукой: «От всего».

Кому: Федор Летний

Здравствуйте, уважаемые господа! Ваш номер мне дала Антонина Аркадьевна. Пишу по поводу «Жиросжигателя Пупиня».

Кому: Лев Березкин

Квартира освобождается через месяц. Когда хотите посмотреть?

Кому: Федор Летний

заезд возможен строго с сентября

Кому: Лев Березкин

есть койко-место в комнате на шестерых

Кому: Лев Березкин

Хотелось бы узнать цену «Жиросжигателя Пупиня», о котором я узнала от соседки. Есть ли у Вас скидки инвалидам?

Кому: Федор Летний

Какая цена? Меня заинтересовал данный товар. Сказала подруга.

Утром, шестого июля, на теплоходе кипели приготовления. Перед предстоящим банкетом Артемий убирал, драил и подчищал. Каюту заперли. «Жиросжигатель Пупиня» компаньоны прямо в ящике обернули мусорным пакетом и вынесли на берег. Рытье ямы для хранения продукта заняло полдня – орудовали детскими лопатками. Оставлять продукт без присмотра представлялось рискованным. Двое джентльменов, ползающих в зарослях полыни, выглядели слишком экстравагантно, к тому же долгая возня грозила привлечь внимание. Они вздрагивали от каждого звука и бросали мрачные взгляды на прохожих.

Мимо них, уперев руки в бока, прогуливалась туда-сюда бледная женщина в купальнике. Пробежал явно спешивший по делам парень в серой футболке и с сумкой через выпирающий живот. Одна за другой неторопливо проехали мимо две коляски, и издалека еще долго слышались голоса молодых мамаш. Лев чуть не заорал: что-то мокрое тронуло его руку.

– Тьфу!

Мопс чихал, фыркал, радостно вертел пухлым задом, переминаясь на тонких лапах, и сильно помог бы в плане конспирации, если бы не совался под руки и не мешал копать, Да еще легкомысленное июльское небо так угрожающе темнело.

На пса решили не обращать внимания. Хозяина, курившего на тропинке, вообще не удостоили взглядом.

Только раз компаньоны подняли головы: кто-то шел по сходням. На борт «Летчика Барсукова» поднимался пожилой мужик в капитанской фуражке и кителе.

Они пристроили ящик в яму, забросали сверху сухими ветками и теперь шаркали ногами по зарослям, пытаясь изобразить непримятость. Когда спорили, не положить ли сверху пару пивных банок для маскировки, мимо прошел Артемий.

– Вы куда? – окликнули его.

Ответом был неопределенный взмах администраторовой руки. Компаньоны посмотрели в указанном направлении. У причалов покачивались два парохода: огромный «Бажов» и элегантный «Очарованный странник».

– Думаете? – небрежно спросил Федор.

Он питал некоторые надежды в смысле администратора.

– А как же! – усмехнулся тот. – Меня все знают. Я тут местный.

– И что? – спросил его превосходительство, держа руки в карманах.

Администратор разозлился.

– Я когда всю зиму прожил на «Бажове», если хотите знать, ни одного цветного металла не пропало. Так что нечего мне тут указывать!

И не прощаясь ушел.

– Мня, – квакнул Лев. – Вы бы, Теодор, повежливее с человеком-то.

Федор небрежным жестом подтянул штаны, не вынимая рук из карманов.

– Я был невежлив?

Едва не поругавшись на эту скользкую тему, компаньоны умылись в канале. По возможности придали себе приличный вид. И, погрузив сегодняшнюю партию жиросжигателя в рюкзак и в саквояж, отправились по клиентам.

– Нос! Сэр, я нашел нос! Настоящий нос!

Папье-маше, из которого был сделан нос, пахло персидским порошком от клопов, и резинки у него не было. Пришлось сначала вытряхнуть из него мышиное дерьмо, но все равно Джейк был рад.

– Ну как? Ну смешно же! А давайте, сэр, это будет нос Тихо Браге? Вы как думаете, кто он такой?

– Датский астроном, – еле слышно прошептал Дюк.

– Страшно знаменитый, конечно?

– Угу.

– Потерял нос на дуэли?

– Угу.

Дюк повернулся задом и накрыл голову пиджаком. У Д. Э. Саммерса не было ни малейшего представления, что делать с парнем, у которого руки ледяные, спина мокрая, лоб как раскаленная печка, всего трясет, а через минуту он сбрасывает с себя одну куртку, вторую, одеяло с «Мейфлаэура», любимый плед сэра Генри Вудстока, безымянную пока скатерть, джутовый мешок и вот уже снова стучит зубами.

– Прости, друг, – Джейк выбрался на козлы и хлестнул Злыдня вожжами. – Спать тебе сегодня не придется. Пошел! Пошел!

2017 год

17 июня, пт.

Сообщение от: Лев Березкин

Больничная еда. Нет, ты только на это посмотри.

17 июня, пт.

Сообщение от: Лев Березкин

еще более ужасная еда

18 июня, сб.

Сообщение от: Лев Березкин

если что, я под капельницей

19 июня, вск.

Сообщение от: Лев Березкин

Приходили с уколами. Добавили еще один, в маленьком шприце. Сестра симпатичная.

19 июня, вск.

Сообщение от: Лев Березкин

совсем не ужасная еда

20 июня, пн.

Сообщение от: Лев Березкин

Двустороннее воспаление легких. Спрашивал, когда выпишут – пока непонятно.

20 июня, пн.

Сообщение от: Лев Березкин

если не отвечаю, значит, сплю

21 июня, вт.

Сообщение от: Лев Березкин

Как ты там?

Звоним: Теодор

13:00

Вызов не удался.

13:02

Вызов не удался.

13:05

Вызов не удался.

13:09

Вызов не удался.

Одной рукой – во второй был катетер – Лев мрачно листал новости в социальной сети:

Ничего по-настоящему захватывающего или того, что хоть как-то наводило бы на след подозрительно отмалчивающегося партнера.

Отправленные сообщения

От: levvasiljevitch@gmail.com

16:55

Кому: stremitelny@gmail.com

Отправлено: 6 сообщений

17:14

Кому: theodorus@yandex.ru

Отправлено: 4 сообщения

20:24

22 июня, чт.

Кому: destroyer23@gmail.com

Отправлено: 2 сообщения

00:56

22 июня

17:34

Вызов от: Теодор

Его превосходительство лежал в чужой постели, утопая в подушках, на фоне цветастой наволочки.

– Быстро скажи мне, что такое полимеризация нитроанилина, – потребовал он.

– Кого?! – поперхнулся Лев.

Тем вечером его превосходительство вышел из больницы и двинул к метро. Он собирался на эту ночь в хостел, а там уж разобраться. Ехать надо было на «Пражскую», и Федор шарил в поисковике, не обращая внимания на пассажиров.

– Прошу прощения, – раздался рядом мужской голос, – мне показалось, вас интересуют дымовые шашки?

Федор поднял голову: пожилой – лет пятьдесят, отглаженные бежевые брюки, живот – будто хозяин рубашкой прикрыл дыню, седая бородка аккуратно пострижена, плешь почти не бросается в глаза, а волосы вьются легкомысленным облачком.

– Я бы не стал применять бихроматы, – заметил пассажир. Нос у него был грушей, а взгляд дружелюбный.

– Да? – пробормотал Федор. – А почему?

– Во-первых, с ними слишком много хлопот, – он понизил голос. – Их надо тщательно выпаривать, убирать остатки кислот. Это довольно сложно, они взрывоопасны. К тому же их трудно извлечь из раствора.

Федор пожал плечами, поискал еще и пришел к выводу, что пассажир, сунувший свой грушевидный нос в чужие дела, убил идею.

– А как тогда? Мне нужно сильное задымление. Как можно сильнее.

– Тогда можно попробовать фосфиты. Или хотя бы… – сосед произнес что-то настолько длинное, что Федор ничего не понял. – Для чего вам дым?

– Э-э… э-э… Для маскировки.

– Видите ли, у вас все равно ничего не получится. Дело в том, что…

«Станция “Нагорная”», – произнес механический голос. Поезд остановился.

– …опыты должны получаться, – продолжал пассажир. – Мне не нравится в вашей идее один момент: все эти реакции довольно капризны. А вам, как я понимаю, нужно, чтобы все сработало как по маслу.

– Так что же мне делать?

– Я бы посоветовал что-то более грубое. Например, попробуйте…

Из всего, что сказал незнакомец, Федор понял лишь несколько слов. Он посмотрел поверх его лысой макушки.

– Понимаете, про опыты для детей просто звучит понятнее, – пробормотал Летний. – На самом деле мне нужно другое.

– То есть?

Некоторое время Федор рассматривал своего соседа: голубая рубашка, синий галстук, бежевый кардиган тонкой шерсти; брюки отлично сшиты, но по виду из прошлого века. И босоножки на носки. На бежевые.

– Мне тут пришло в голову сделать свой видеоканал, – осторожно объяснил он. И добавил: – Что-то вроде шоу «Мрачный профессор».

Идея шоу пришла ему в голову еще в машине скорой – должно быть, от стресса. Смешное шоу про тех, кто покупает у кого попало всякую дрянь в надежде стать здоровыми, счастливыми и даже, вероятно, богатыми. Но вот всерьез он пока не думал. Так, убивал время.

– Видеошоу с клиентом и шарлатаном? – переспросил попутчик. – По-моему, это идея.

И тут Федор Летний незаметно для себя – это получилось как бы само собой – выложил первому встречному всё: про «Дом счастья», про предсказания, про средства для похудения. С подробностями.

– «Жиросжигатель Пупиня» по старинному латышскому рецепту! Какая прелесть! – восхитился незнакомец. – Что же вы не попробовали глюконо-дельта-лактон?! Он прекрасно консервирует и очень неплохо улучшает внешний вид продукта.

– Так где ж его взять? – Федор пожал плечами.

– Боже мой, да синтезируйте!

И пока попутчик рассказывал, каким образом можно получить нужный эффект, Федор неожиданно осознал: если удастся сделать такое шоу, на нем можно будет заработать.

– Боюсь вас огорчить, – попутчик посмотрел на него поверх очков, – но любые опыты довольно дороги. Мне кажется, вы недооцениваете финансовую сторону дела.

У Федора упало сердце.

– Откровенно говоря, я такой же шарлатан, как и вы. – Попутчик придвинулся поближе. – Снабжаю заказчиков ароматизаторами. Поставляю запах кофе для кофеен и горячего хлеба для булочных. Пирогов для кондитерских! Запах новых книг для книжных магазинов!

Федор аж присвистнул, но поезд вошел в тоннель, и голос незнакомца потонул в грохоте.

– Кстати, запах копченого мяса для «экологических магазинов» абсолютно идентичен натуральному! – кричал тот. – Моя последняя разработка. Как обидно, что мало кто сможет оценить! Современные молодые люди и не нюхали настоящей ветчины!

Он посмотрел на Федора с жалостью.

– Почему это? – тоже заорал его превосходительство. – Мне мать рассказывала…

Из тоннеля выехали под беззвучный хохот попутчика.

– …что ветчина должна быть не розовой, а коричневой! – всё-таки закончил Федор.

– О? – его собеседник перестал смеяться. – Верно. Теперь мясные продукты принято красить селитрой.

– А зачем… – убито пробормотал молодой человек.

– Маркетинг. В наше жестокое время все ненастоящее, иначе не продашь. Настоящие вещи стали никому не нужны. Но, если вас это утешит, и сто лет назад было не лучше. Вкусы, запахи и внешний вид пищи фальсифицируют с девятнадцатого века. И неплохо поднаторели к нашему времени. Уже тогда были черная икра из нефти, клубничный ароматизатор – первый ароматизатор в мире, джемы из опилок, желатина и красителя. Правда, раньше это не принимало такой масштаб. Осетрина давно даже не из палтуса. Крабовые палочки из трески – редкая роскошь. Мало того, и о соевом заменителе сегодня можно только мечтать. Их место заняла целлюлоза. Пищевой пластик в том или ином виде, соль, сахар и различные усилители вкуса. Ну и консерванты. Это вы и без меня знаете.

– Это все знают.

– Богатейшая почва для спекуляций, – почему-то с довольным видом пробормотал незнакомец. – Богатейшая!

– Богатейшая, – согласился Федор.

На «Севастопольской» вышли вместе. Федор послушно пошел за попутчиком, не обращая внимания на дорогу, – слишком увлекся разговором.

– Мне не к спеху. – Они кружили в лабиринте одинаковых домов. – Просто вся эта подготовка…

– Да, конечно, подготовиться нужно как следует, – согласился его собеседник.

Наконец остановились у одного из одинаковых подъездов. Федор приготовился вежливо свернуть разговор и идти восвояси искать обратную дорогу, но незнакомец открыл дверь подъезда и отодвинулся, приглашая его войти.

– Меня зовут Степан Дмитриевич. А вас? Федор? Скажите, Федор… – он словно чего-то стеснялся, – как вы относитесь к кабачковому крем-супу?

Вопрос застал Летнего врасплох, но – кабачки так кабачки! Ради дела можно стерпеть и не такое.

– Понимаете, какое дело, конкретики нет пока, – мялся он минут двадцать спустя на крохотной, судя по скромной обстановке, холостяцкой кухне нового знакомого. – Это будет зависеть от того, что у меня в наличии. Какие вещества.

Степан Дмитриевич колдовал с булькающей на плите кастрюлькой.

– Нет, ну куда же это годится! Для одного вашего цветного взрыва я могу навскидку назвать штук пятнадцать разных комбинаций.

Он окинул быстрым взглядом скисшего Федора.

– Нарежьте пока зелень. Буквально пару щепоток, только на посыпать. Остальное уберите в холодильник. Какого размера будет рабочая площадь? Объем задымления?

Отступать было некуда. Пришлось сказать наобум. Рабочая площадь и объем задымления напрочь исключали комнату в Перове на четверых. Планы неожиданно менялись.

Обед в квартире профессора незаметно превращался в ужин. Федор еще днем понял, что у него не самочувствие, а говно. Из носа текло. Голова гудела. Глаза, как будто играл трое суток без сна.

– А что, если вы поможете нам… мне… – Федор помялся. – Мы вряд ли сможем вам заплатить. Хотите в долю?

Встречу насчет квартиры пришлось переносить трижды. Наконец Федор сдался и уступил профессору, который настоятельно предлагал остаться ночевать.

Когда он проснулся, нечего было и думать куда-то ехать. Чихая так, что едва не отрывалась гудящая до тошноты голова, Летний прочел сообщение от профессора: «Федя, это вирус. В университете чихают все. Пол-Москвы влёжку. Буду вечером с лекарствами. Держитесь».

В профессорском туалете висела книжная полка. Федор вытащил книгу наугад. Открыл на середине. И, только сообразив, что сидит на унитазе уже долго, бросил взгляд на название. «Бальзак. Отец Горио». Ее он взял с собой в комнату. Светящийся экран телефона невыносимо раздражал глаза.

Вернувшийся профессор сам чихал каждые тридцать секунд. Он торопливо развёл в горячей воде ядовито-оранжевый порошок, проглотил и удалился в ванную. Появился распаренный, красный, как омар, в махровом халате и долго суетился, прежде чем улечься на свой диван. Потом зарылся под плед, время от времени вскакивая, чтобы проверить в кухне отвар календулы. Календула кипятилась в большой кастрюле, и за ней ходили присматривать по очереди.

К вечеру профессорская квартира покрылась скомканными бумажными платками. За окном по-летнему шумели деревья, а пар с кухни заполнил собой ее всю. Федор сидел на подоконнике.

– …Теперь собственно дым, взрывы и прочие эффекты. – Монолог из-под пледа прерывался чиханием и сморканием. – Ни один хозяин съемной квартиры не согласится предоставить помещение под такие цели. В новых зданиях точно сработает пожарная сигнализация. Будут неприятности.

Это был уже не первый раз, когда оптимизм Федора расстреливали в упор.

– Значит, это не задымление, – засмеялся он. – Задымление не каждый раз. Ищем что-то другое?

И Федор потащился в кухню. Вернулся, присел на край профессорского дивана. Профессор приподнялся на локте и осторожно взял горячую кружку.

– Что вы скажете о холодном пламени?

– А можно?! – ахнул молодой человек.

– Одна из моих новых разработок. Но имейте в виду, Федор, для создания подобного антуража моя задача должна быть более конкретной. Другими словами, мне нужен детальный сценарий шоу. Что именно вы хотите оформить эффектами, а не наоборот. Смысл вашего шоу.

– Кх-кхакой ты бодрый гад! – стонал Лев. Его кашель был куда страшнее. – Кх-хя тут мучаюсь…

Федор тоже некстати вдохнул слишком глубоко. С минуту оба кашляли.

– А где твой профессор? – спросил Лев.

– Наелся лекарств и поехал читать лекцию. Бомбардирует письмами.

Переписка с профессором оказалась тяжелым делом. Нечего было даже думать о том, чтобы ляпнуть что-нибудь наугад. Увернуться от непонятного было можно, да только это-то как раз и противоречило интересам его превосходительства. Ругаясь себе под нос, Федор лез в сеть за очередным «соединением серы» и только потом осторожно отвечал. Ничего, так даже глубокомысленнее. Кто мало говорит – сойдет за умного.

– Полимеризация нитроанилина? Ладно, спрошу отца, – пообещал Лев. – А что, Теодор, у вас есть идея для шоу?

– Да. Профессор Мрако́бес.

– Почему Мрако́бес?

– Потому что он житель Карпатских гор. Величайший шарлатан двадцать первого столетия.

– Мне нравится. Ладно, давай теперь буквами. А то с телефона никакого интернета не хватит. Мне еще валяться тут хрен знает сколько.

– Эй! Сестру-то симпатичную покажешь?

– Не заслужил.

И Лев отключился.

Пансион для мальчиков мадам Гландау

С момента, как палубный Саммерс покинул китобой «Матильда», он не испытывал ничего подобного. И даже более того: подобного он вообще не испытывал. В его время дети себе такого не позволяли.

Д. Э. небрежно оперся о косяк. Постоял немного.

– Так-с, – сказал он, слегка придя в себя. И рявкнул: – Тихо чтобы было!

Тишина действительно настала – секунд на пять, не меньше. Новоявленный учитель (с рекомендациями от миссис Вандермюллер и мистера Тихо Браге из Женевской гимнасии гуманитарных наук) подбирал педагогически верные слова.

– En silencio, hijos de puta![8]

Воцарилась тишина. Д. Э. велел подопечным шевелить задницами, в смысле, мыться и укладываться побыстрее, грозно пообещал «через пять минут прийти, проверить» и с чувством выполненного долга отправился к себе в комнату.

– …Шведская гимнастика направлена на выработку… поддержание… ну, это я уже читал… и включает определенное количество тщательно подобранных упражнений. Тогда как немецкая, наоборот…

Джейк перевернул страницу. За стеной в дортуаре грохнуло – явно свалился умывальный эмалированный кувшин. Послышался сдавленный смех и шепот. Потом кто-то запел, но почти сразу заткнулся.

– …предполагает использование гимнастических аппаратусов, количество упражнений имеет неограниченное, предоставляет огромные возможности для импровизации… для импровизации… для импровиза…

Наутро мадам Гландау не без удовольствия наблюдала, как три десятка одетых в белое молодых людей резво чешут трусцой вокруг учебного корпуса, пробегают «челночным шагом» по дорожкам и скрываются за деревьями.

– Класс! – покрикивал Д. Э. Саммерс. – Раз! Два! Три!

На каждую из этих команд шеренга дружно разворачивалась и бежала в противоположную сторону. Туда, обратно, волнистым шагом, спиной вперед, гусиным шагом…

– Строимся в шеренги по четверо! Четверо первых – марш! Четверо вторых – марш! Четверо пер… и так далее, ребята. Следите за порядком номеров. На раз! На два!

Под пристальным взглядом мадам пришлось помаршировать самому. На раз. На два. На три. Наконец супруги Гландау, негромко обсудив что-то между собой, соизволили удалиться. Вспотевший учитель гимнастики вернулся со своими подопечными в зал.

– Этот, как тебя, – Джейк пощелкал пальцами, – Хаткинс… Хадсон… тьфу! Бэзил, дай сюда формуляр. Так. Ага. Скажи мне, только честно: сколько раз мистер… как там его… Лоудгрейв брал в руки эту штуку?

Бэзил задумался.

– Раза три, сэр.

– Так, – распорядился Джейк. – Бери и переписывай. Да, как есть, так и переписывай в новый формуляр.

– Тут же все одинаково, мистер Саммерс! Урок первый, урок второй…

– Ну так не будь бюрократом, переставь местами: напиши «третий», а передирай первый! Добавь графу «бег» – у тебя аккуратно получается, я видел.

– Ой, как?

Д. Э. пододвинул ему стул, усадил – почти насильно – и вручил толстяку линейку.

– Вот так. Считай это повышением.

– А как же отметки ставить? Я же не знаю!

– А кто за тебя будет знать, интересно? Ты класс видишь?

Хатчинсон поднял на учителя испуганные глаза. Он обливался потом.

– Вижу, сэр.

– Этого достаточно. Что видишь, по тому и ставь отметки.

С этими словами учитель гимнастики вернул опущенным плечам ответственного за документацию правильное положение, так, что тот взвыл, хлопнул его по спине, чтобы выпрямился, и вернулся в зал.

– Закончишь – догоняй! – на ходу велел он.

– Сэр! А как же мои отметки?

– Вот сам и решишь, какие у тебя отметки, – заявил жестокий Д. Э. – Так, что там у нас дальше?

Он задумался, похлопал себя по карманам.

– Э-э… – раздался голос откуда-то справа, – по-моему, самое время напоследок пробежаться. К роще, а?

– Да, в самом деле, – одобрил Д. Э. – Детям нужен свежий воздух. Класс! Построились!..

– Ну? – спросил Дюк. Он расхаживал по комнате – руки в карманах. – А дальше?

…А дальше в заведение мадам Гландау явилась ответственная комиссия Попечительского совета. Мадам не без некоторых оснований рассчитывала исхлопотать для пансиона субсидию. Нарядная и красивая, как роза в палисаднике, она повела ответственную комиссию на полянку за рощей. Где как раз проводил занятие новый учитель гимнастики. Очам ответственной комиссии Попечительского совета предстала идиллия:

– …палуба вся в китовых внутренностях… – вещал сторонник эффективного развития, вися на суку вверх тормашками с незажженной сигареткой в зубах, непринужденно закинув за голову локти.

Самый тихий и послушный, Энтони Виверс, почтительно дал учителю прикурить.

– …кругом вонь, – тот с наслаждением затянулся, – как когда кухарка рыбу чистит, только хуже раз в сто. И ты, красивый такой, в крови по колено, кишки на локоть наматываешь… Да, кстати. Тони, придется стырить на кухне спички. Наши-то уже тю-тю, а с деньгами… сам знаешь.

Тут он встретился взглядом с мадам Гландау – в этот момент та была похожа на Злую фею больше, чем когда-либо.

– Вы должны немедленно покинуть это место, – сказала она очень громко и очень внятно.

– …Потом я получил, что причиталось, – Джейк потер освобожденные от наручников запястья, – оплатил счет за больницу…

– А теперь договаривай. Выкладывай всё, прощелыга.

– Почему сразу прощелыга?

М. Р. остановился:

– Сначала ты соврал мне про покер. Это во-первых. Потом ни слова не сказал: мол, дорого за комнату. Это во-вторых. Значит, деньги у тебя еще есть. Притом живешь ты в комнате на двоих – один, за шесть баксов с морды в неделю. Это в-третьих. Сам отчего-то носишь школьные тряпки, и никаких брюк, которые ты вроде бы так и не успел отдать в чистку, нигде нет. Это в-четвертых. И наконец, потому что ни цента тебе не заплатила твоя мадам! Это в-пятых!

Дюк выпалил все это на одном дыхании, но компаньон, вместо того чтобы оправдываться, смотрел на него счастливый, как год назад в игрушечной лавке.

– Как про мадам догадался?

М. Р. остановился.

– Если бы она тебе заплатила, ты бы сказал так: «…получил столько-то и столько-то». Ты всегда так делаешь. А ты сказал: «Получил то, что причиталось». Взбучку ты получил, а не жалованье! Что ржешь?

– Ладно. – Компаньон с трудом взял себя в руки и перестал смеяться. Но, когда собрался продолжить свой рассказ, захохотал опять.

М. Р. вздохнул – так, должно быть, вздыхали инквизиторы при столкновении с уж очень упрямой жертвой.

– Или ты сейчас же расскажешь все как было, или…

Конец фразы он проглотил.

– Так я и знал! – Дюк забегал по комнате, воздевая руки. – Ну ведь кража, скажи? Кража ведь? Да хватит тебе ржать! Что натворил-то?

– Ну… – опять затянул компаньон.

Героическим усилием М. Р. подавил желание возопить и присел рядом.

– Ну-у… – Д. Э. глубокомысленно морщил лоб.

Тут он все-таки получил по носу, и дело пошло веселее…

– Вы должны немедленно покинуть это место, – сказала мадам Гландау очень громко и очень внятно. – Немедленно. Ваши вещи вам принесут.

Д. Э. быстро спрыгнул с дерева и спрятал сигарету…

– А гонорар, мадам?

Лицо мадам изобразило любезную улыбку.

– «За достойное его вознаграждение». Вы не забыли?

Немедленно покинуть пансион не получилось. Комиссия Попечительского совета отбыла тотчас, не оставшись посмотреть ни кабинет машинерии, ни новейшие измерительные инструменты, ни кабинет естественной истории, ни даже музыкальную комнату, не говоря уже о комнате для оптических экспериментов. Начался крик, скандал. Пришлось, как есть, в форменном белом костюме чесать на конюшню, запрягать Злыдня.

– Этот был лучший, – услышал он вслед.

– А потом? – упрямо спросил М. Р. – Договаривайте, сэр. Говори, что затеял, гад!

Из распахнутого окна дул летний ветер. Деревья качали листвой, мокрой после дождя. Больше не пахло лекарствами и больничным судном от соседей; пахло чабрецом. Никто не стонал, не шаркал, не кряхтел, не делился последними новостями о шоу Потрохова.

Лев взял чашку из рук компаньона.

– Издание книги «Как выйти замуж»? Кампания по сбору средств? А мы при чем?

– При всем, – скромно ответил Федор. – Это наша кампания.

Лев Березкин вылупился на его превосходительство.

– А… э… хм… но как, Холмс? Как вы додумались до такого? Что ты курил?

– Не ори. Ватсон, не орите. Нужна была тема, чтобы собрать много и быстро. Эта – лучшая. Ты описание-то посмотри.

– Ну. «Как выйти замуж. Сборник советов, которые помогут любой женщине устроить свою жизнь и обрести счастье». И чего?

Тут он увидел имя автора и похолодел. Полина Коллинз-Нечитайло!

– Не туда смотришь.

Лев в недоумении поднял взгляд.

– Это успешная кампания, – пояснил его превосходительство. – Понимаешь? До конца сбора средств осталось три дня. В понедельник деньги переведут на мой счет. Нам еще надо камеру купить.

– Сколько?

– Зрение-то у тебя в порядке? Сам не видишь?

И Лев увидел.

– Пятьсот пятьдесят тысяч рублей… – пробормотал он.

Двухнедельная кампания собрала деньги почти с семи сотен человек.

– Но мы же за неделю не напишем! – Лев окончательно пришел в ужас.

– За неделю и не надо, – успокоил его превосходительство. – Надо только известить подписчиков, когда будет книга. Хоть через месяц!

– А вот это, печать? Как ты с этим разбираться будешь?

– Не волнуйся, я уже обо всем договорился. Осталось всего ничего.

Лев смотрел с подозрением.

– Ты же у нас писатель. Знаток женских душ. В подарок акционерам – книга с автографом. Ну, понял? – Федор победно воззрился на компаньона.

Лев только моргал.

– У нас тираж-то небольшой – две тысячи экземпляров, – продолжал этот гнус. – Семьсот, считай, пристроили.

– А остальное? – в страхе пробормотал Лев. – Это же все надо продать! Прибыль чтоб была! Ты как это провернуть собрался?

– Договорился с книжниками на вокзале, – не моргнув глазом нашелся его превосходительство. – Они ждут. Так поможешь написать?

Лев откинулся на подушки.

– Двести пятьдесят страниц…

Пока он раздумывал на эту кошмарную тему, завибрировал телефон его превосходительства.

– Да, Степан Дмитриевич. Да, всё нормально, спасибо! Привез. Устроил. Вот, обсуждаем. Нет, я думаю, все получится. Сегодня вечером? А куда? Э-э…

Его превосходительство прикрыл трубку рукой и повернулся к компаньону:

– Мсье, нас с вами в Большой театр приглашают. На халяву. Пойдем?

– Чего? Как? – Лев спохватился, что испортил эффектную сцену, и спросил светским тоном: – А вы как на это смотрите, дорогой друг?

– Надо идти, – Федор еще раз оглядел его хозяйским взором. – Степан Дмитриевич потом в гости зовет. Хоть поужинаем.

Он поскреб затылок.

– Ты как? В силах?

И, не дождавшись ответа, сказал в трубку:

– Лев будет страшно рад с вами познакомиться.

И Лев, который думал спокойно полежать, побрел в ванную. Дешевым кафелем его было не испугать, отсутствием ремонта тоже, батареей вымытых аптечных бутылочек, стоявших на стиральной машине и издававших знакомый запах жиросжигателя, тем более. Но душ в форме старинного телефона?! Обмотанный у смесителя латунной проволокой, он был едва ли не старше самого Льва. Серебристая краска торчала кусками, открывая два желтоватых пластиковых «затылка».

Лев сел на край ванны.

– А что, собственно, наши клиенты? Зелье еще осталось?

– Нет, всё. Вчера вылил то, что у нас пропало, – Федор показал на бутылочки. – Надо новое замешивать. И тары еще прикупить. Ну извини, я тоже болел.

– Ничего не надо замешивать. Я условия рекламы в сетях читал – там бумага одна нужна. Нам ее не дадут, так что бросаем это дело. Иначе меня посадят. А тебя депортируют.

– Бросаем, – снисходительно согласился его превосходительство. – Только нам по договору за два месяца нужно предупредить хозяина, что съезжаем.

Федор помолчал и добавил:

– Ай, ладно. Придумаем что-нибудь.

– Деньги точно будут в понедельник?

– Да.

– С бумагами порядок?

– Меня Ольга Генриховна консультирует. Ну, помнишь, бухгалтер «Брукс Букс».

– Ладно, – сказал Лев Березкин. – Мы напишем эту книгу.

С этими словами он выбрался из одежды и залез в ванну, задернув цветастую занавеску.

Его превосходительство сел на унитаз, открыл очередной рабочий файл и громко прочел:

– Глава первая. «Вы все еще читаете его сообщения»?

– Неправильно, – сообщил Лев из-за занавески. – Прежде чем читать его сообщения, неплохо бы для начала познакомиться. Эта проблема всех терзает. А где? Напишешь «в интернете» – убью. Стой! – заорал он вдруг. – Это я сам. Я знаю, что там должно быть! Пиши, короче, что хотел. Потом упорядочим.

Федор кивнул и долго писал. Он увлекся и уже думал, как озаглавить вторую главу, поднял глаза и увидел, что перед ним стоит одетый Лев Березкин.

– Короче, – он протянул телефон, – вот. Переходим на законную деятельность.

– А, м-м, ты умеешь писать слоганы? – только и спросил Федор.

– Всё остальное я тоже не умею. – Лев развел руками. – Но ведь пишу.

Он посмотрел на компаньона и поправился:

– В смысле мы. Мы пишем.

Как выйти замуж

Глава 1. Где знакомиться?

Это самый простой вопрос из всех, которые нас ждут. Знакомятся везде. Вы, конечно, уже где-то это слышали. И судя по тому, что вы это читаете, ничего не получилось. Но тем не менее опыт показывает, что работает именно это. Выбросьте из головы советы про клубы и женскую инициативу. Закройте аккаунт на сайте знакомств. Он все равно уже несколько лет приносит вам одни разочарования, так ведь? Просто смотрите людям в глаза. Не сквозь, не мимо, как вы всегда это делаете, потому что стесняетесь, – в глаза!..

Последнее изменение: 10 июля 16:22

Лев Березкин

«…Особа, уделяющая излишнее внимание своему туалету, – писал Дюк вечером, – производит удручающее впечатление. Не смотрите поминутно в каждую витрину, проверяя, в порядке ли прическа и хорошо ли приколоты цветы на шляпке: одежда создана для вашего удобства, а не наоборот. Не рассказывайте поклоннику о косметических средствах, которые вы используете: мужчине не следует знать всё, даже если он располагает к откровенности. Однажды я получила отчаянное письмо. “Я имею очень большой успех у джентльменов, – писала одна молодая дама, назовем ее L., – но ни один из них до сих пор не сделал мне предложения. Они исчезают, не проходит и трех недель…”»

Д. Э., ухитрившийся почти правдоподобно соврать про двадцать лет и ляпнуть правду о состоятельных родителях (умолчав, впрочем, о роде занятий отца) подруге той самой особы, от которой не посчастливилось спастись компаньону, пропускал встречу за встречей, громоздил оправдание на оправдание и так беспардонно фальшивил, что в конце концов обрел свободу.

– Обозвали хамом! – радостно сообщил он компаньону, и, пока тот со скорбной миной застегивал воротничок, собираясь на свою каторгу, быстренько написал:

«…не спрашивайте, не надо ли вам похудеть, или, наоборот, набрать вес. Не справляйтесь больше одного раза, нравится ли поклоннику ваше платье или безделушка. Если бы его интересовали платья, он проводил бы время с журналом мод. Однажды я долгое время состояла в переписке с молодой особой по имени N., обладавшей весьма достойными формами, но…»

Девятого августа компаньоны сидели за завтраком. Кухня была их рабочим кабинетом.

– Не тролль клиента, – осадил его Лев. Он всё прекрасно видел, они работали в общем файле. – Хотя… давай! Пусть будут два варианта. Создадим заказчику иллюзию выбора.

И Лев с облегчением выпрямился на стуле. Он-то знал, как надо. Не то что некоторые! Он гордился своим умением понимать потребности клиента.

Его превосходительство прочел и только пожал плечами.

– Один, два, три… десять, – быстрым шепотом пересчитал он готовые материалы. – Отправляем.

Лев Березкин пошел заваривать кофе. И чуть со стула не упал: заказчик выбрал вариант его превосходительства.

– Не постигаю! – Он вскочил и теперь судорожно пил воду. – Как, Холмс? Это нелогично! Они непрофессионалы! Не знают элементарного функционала! Так нельзя относиться к клиенту.

Тут Лев невпопад вдохнул, захлебнулся, и пришлось поставить чашку, чтобы закрыть рот руками.

– Не переживайте так, Ватсон. – Его превосходительство озабоченно вскочил и изо всех сил захлопал компаньона по спине. – Истерить-то перестаньте.

– Да поч-чему! – Лев был вне себя до такой степени, что послушно качался под ударами.

– Ладно вам, – примирительно промычал Федор. – Зато смешно. Правда, смешно?

С улицы пахло мокрыми после дождя пальмами и лошадиным навозом. Вдалеке звенел трамвай. В комнате компаньонов хлюпала кофейная машина Нейпера.

– Ладно, – сказал Джейк, помолчав. – Как ты считаешь, что расстроит миссис Маллоу меньше: то, что ты прохвост, или то, что ты, возможно, умер?

– Мы, – ответил на это Дюк. – Мы оба прохвосты. Или мы оба, возможно, покойники. А всего вернее, что мы оба – где-нибудь у берегов Новой Зеландии. Или Таити. Письмо идет долго.

С этими словами Дюк лег спать. Но заснуть не удавалось. Он думал, думал, вздыхал, вертелся с боку на бок и решил будить компаньона. Джейк просыпаться не хотел, бубнил и отбрыкивался. И Дюк засел читать газетные объявления: вслух, с зажатым носом.

Получилось из этого вот что:

– Это даже и не обман – уверенно заявил М. Р. Маллоу, когда отнес объявление в почтовую контору. – Гимнастика укрепляет здоровье? Укрепляет. Ну, значит, и жизненную силу она тоже укрепляет. Мы с вами, сэр, можно сказать, полезное дело делаем. Ну, передрали мы «Преподавание гимнастики». Но ведь своими словами! А про бег в той твоей книге вообще не было!

Д. Э. охотно согласился: не напоминать же чувствительному компаньону насчет «совершенно бесплатно» и «только почтовые расходы». Тем более что сам он спешил, волновался и вообще был слегка не в себе. Была среда, девять часов утра. Уже вторая среда, когда Д. Э. торопился именно в это время.

Он набросил пиджак, надел шляпу, открыл дверь и попятился. На пороге стояла особа неопределенной внешности, неопределенного возраста, завернутая до подбородка в нечто неопределенное, шуршащее, фиолетовое и в вуали до самых плеч.

– Мне нужна миссис Джулия Дей, – заявила особа. – Я хочу получить назад свои деньги!

И она швырнула в него брошюрой. Д. Э. Саммерс брошюру поймал.

– Простите? – поднял он бровь.

– Кто-кто вам нужен? – переспросил из-за его спины М. Р. Маллоу.

– Джу-ли-я Дей, – с расстановкой повторила визитерша. – Мне нужна Джулия Дей.

Двое джентльменов недоуменно переглянулись.

– Сожалею, мэм, – сказал Джейк.

– Мисс, – отрезала особа в вуали.

– Сожалею, мисс, но здесь нет никакой… э-э… как вы сказали? Вы, наверное, ошиблись.

– Я никогда не ошибаюсь. Мне нужна Джулия Дей.

– Но ее здесь нет, – опять сказал Джейк.

– Но она мне нужна!

– Э-э… – встрял Дюк. – Ты иди, иди, а то опоздаешь. Так вот, мадемуазель. Может быть, я могу пригласить вас на чашку кофе? Чтобы, так сказать, компенсировать ваше огорчение.

Д. Э. как ветром сдуло. Он выбежал на улицу, остановил экипаж и умчался. Когда он вернулся около шести часов вечера, на двери висела записка:

Как выйти замуж

Глава 3. Не обсуждайте свои отношения с подругами

…иначе очень скоро окажется, что никакой личной жизни у вас нет. В ней участвуют все ваши подруги. И мало того что у вас теперь в голове каша. Мало того что вы больше ему не доверяете (подруги-то всегда лучше знают, правда?). Теперь вы стоите перед выбором: будете слушать подруг – разрушите отношения с претендентом, не будете слушать – потеряете подруг. Но если вас бесят их идиотские советы, тогда зачем вы им всё рассказываете?

Так что же делать, если подруги спрашивают? По моим наблюдениям, так бывает совсем редко. Но даже в подобной ситуации всегда можно перевести разговор на другую тему. Не обольщайтесь, этого даже никто не заметит. А если заметит, скажите, что поговорите на эту тему позже. Если вам потом и напомнят (что маловероятно, но вдруг), просто скажите, что не хотите это обсуждать, и – самое главное! – не обсуждайте.

Ну а если после этого подруга перестала быть подругой? Друзья не требуют откровенности с ножом у горла. Вы не обязаны следовать их советам.

А он – тем более.

Последние изменения: 27 июля 11:53

Федор Летний

Двадцать какого-то октября книга «Как выйти замуж» была готова… Почти. Компаньоны толком не знали, какой день на дворе.

Они сидели на кухне. Камера у них теперь была, договор аренды с клубом подписан, и даже условлено, что профессор Мрако́бес будет являться публике по пятницам и воскресеньям на пятнадцать минут. Нужно было срочно закончить сценарий.

– Ну, что у нас еще? – Лев заглянул в рабочие записки. – Импотенция, геморрой, целлюлит… Кстати, целлюлит можно сделать круто. Помнишь, как ты Крис задницу намазывал? Намажем что-нибудь на тебя, будет красиво дымиться. Например.

– Целлюлит убери, – посоветовал его превосходительство после долгой паузы.

– Почему?

– Потому что я своей задницей светить не собираюсь. Не лампочка.

– Ну слушай. – Лев оторвал глаза от ноутбука. – Ты же не девушка, смущаться такой фигни.

– Ах, это у нас теперь фигня?!

– Слоновий хобот! – Лев хлопнул себя по коленям. – В двадцать первом веке живем! Люди вон по улице ходят – у каждого второго голый зад видно! У тебя самого прямо сейчас из джинсов трусы торчат. Но ты-то не страдаешь!

Федор судорожно одернул майку сзади.

– Ладно, – уже спокойнее произнес он. – Но тогда профессора буду играть я. У тебя и внешность для клиентки лучше подходит.

– Так ты сам сказал! – дернулся Лев. – Это же твои слова: делить роли по внешности – слишком типично, скучно, давай сделаем всё наоборот!

Он потихоньку проверил собственный тыл.

– А в чем проблема? – театрально удивился Федор. – Не ты ли только что убеждал меня, что без штанов на сцене – фигня?

– Ну хорошо, хорошо. Целлюлит пока отложим. Хотя жалко.

– Слушай, серьезно. Неужели нам кроме голой задницы показать нечего?

– Ах, это вы об искусстве? О настоящем? Уважаю. Только понимаешь…

– Да, – в смятении пробормотал Федор. – Понимаю.

Сел на стул и кокетливо сложил руки на коленях.

– Вкусненькие и полезненькие кексики, – подражая Алисе, произнес он.

Вид у его превосходительства был лихой, как у девицы, что сто лет назад канкан отплясывала.

– Так, – Лев забегал по кухне. – Где, где? Твои вот эти где, ну, ты заметки прислал. С антуражем. Надо вписать это в химический антураж!

1907 год

Сан-Хосе

Письма на имя Дж. Д. все еще продолжали поступать. Содержалось в них только одно: требование вернуть деньги.

На столе стоял бумажный мешок с вишнями. К нему не спеша продвигалась жирная черная муха. Время от времени она останавливалась и потирала лапками. Дюк потянулся к мешку и промазал в муху вишневой косточкой.

– Самое время хоронить несравненную миссис Дей. Со всеми почестями.

– Нет, подожди, – сказал вдруг Джейк.

Со вчерашнего вечера Д. Э. Саммерс был хмур, молчалив и лишь вяло отбрехивался на шутки компаньона. Вдруг он встал, некоторое время, опершись о стол, нависал над пачкой «Верните деньги!», а потом сказал:

– У меня идея.

Схватил перо, выдернул из пачки почтовой бумаги листок, оглядел заставленный флаконами стол и лег на пол, положив перед собой каталог.

– Дай чернильницу.

«Дорогая мисс Т., – писал Д. Э. Саммерс. – Учитывая тот факт, что в скором времени перед Вашим именем будет стоять “миссис”, мне хотелось бы посвятить Вас в обстоятельства, связанные с той стороной замужества, о которой не принято говорить вслух. Мужчины бывают очень невоздержанны в плотских наслаждениях, а это не только утомительно, но и приводит к слишком частым родам, истощающим наше здоровье. Принимая предложение замужества, Вы должны быть во всеоружии.

Безвредный, приятный на вкус сироп, который легко выдать за микстуру от кашля или за тонизирующее средство, сделает бремя супружества легче. Вы можете заказать его у меня, в зависимости от величины флакона, всего за 25, 55 центов или 1 доллар. Полная конфиденциальность.

Сердечно Ваша,

Джулия Дей»

– Мы будем не только отвечать на требование вернуть деньги, – сказал Д. Э. Саммерс, – но и прикладывать это к каждой брошюре. Укрепим свои позиции, сэр.

– Ну, – осторожно согласился М. Р., – а из чего же будет это, которое ты им посылать собрался? Это ведь тебе не бальзамчик для увеличения груди, который неизвестно когда подействует.

Д. Э. сделал энергичный жест.

– Обычный сироп, к которому примешан обычный бром. Вишневый, персиковый – какой хочешь. Чуть-чуть сердечных капель. И мятной эссенции для вкуса. – Джейк сел на стул, откинулся на спинку и забросил ногу за ногу. – Чистый продукт. И никакого мошенничества.

Образец письма сушился на подоконнике.

Дюк съел еще несколько вишен. Сложил косточки в линию.

– А расскажите-ка мне, сэр, – сказал он, – как это вам пришла в голову такая идея?

– А вам-то что?

– А интересно.

– Да ничего интересного.

– Ах, перестаньте, – прищурился Дюк. – Все свои. Ну?

– Ну что «ну»? Ну отшила. Я к ней, а она… сказала, что я… что она… что мне нужно… ну, в общем, про бром пошутила.

Д. Э. вздохнул.

– Нет, – произнес он, не глядя на компаньона, – она, конечно, наговорила много хорошего…

– Да понял я, понял! – засмеялся Дюк. – Ладно, не переживай. Бывает.

– Да я и не очень переживаю, – буркнул компаньон. – Жить легче стало.

Он подхватил пиджак, и двое джентльменов отправились в аптеку – покупать необходимые ингредиенты.

– Гляди-ка, здравомыслящие люди, – пробормотал его превосходительство. – Я немного в шоке. Вот, посмотри.

Лев открыл ссылку и сперва не понял. Неприятно резанула фраза: «В России традиционно низкий уровень образования». Фамилии ничего ему не говорили. Но дальше вдруг оказалось, что статья в ироническом тоне разоблачает секту флайентологов. Рационально, последовательно, с точки зрения науки и простого здравого смысла. Следующая статья была про лженауку соционику. Потом – про пищевые добавки. Потом… в общем, это был первый сайт по психологии в жизни Льва Березкина, который он читал без унылого выражения лица. Читал – и только слышал изумленное покрякивание его превосходительства.

– Немного обидно, – сказал сквозь смех Федор. – Я, знаете ли, привык уже считать, что мы единственные, кто понимает. – Он опять завис. – Глянь.

Телефон Льва снова завибрировал. Раз. Другой. Третий.

– Хватит кидаться в меня ссылками, – пробурчал Лев. – Я сам там хожу.

– Я им сейчас лайк поставлю, – совсем разошелся его превосходительство. – Где тут? А, вот.

Он молчал секунды три, не меньше. Потом Лев понял, что что-то не так. В словах не было нужды, он просто сунулся к компаньону.

– Ну?

– Чего «ну»? – мрачно сказал тот. – Мы познали тайны магии. Аллилуйя. Только здесь, чтобы лайк поставить, регистрация нужна. Смотри, дальше все то же: наши психологи, наши тесты, тренинг-игра про оптимизм, консультация, анализ переписки.

Лев уже и сам всё увидел. Справа и слева от текста о том, что не следует попадаться на обещания стать здоровым, богатым и счастливым без всяких усилий с вашей стороны, мелькали объявления:

Джейк вертелся перед зеркалом, повязывая галстук. Он пребывал в отличном настроении. Был конец октября, дела шли прекрасно, а через пять дней Д. Э. Саммерсу исполнялось семнадцать лет.

– Дураков надо учить, – изрек он, продолжая начатый спор. – Тебя в детстве учили конфеты у чужих не брать? Вот и меня учили. Пусть учатся, что даром только по шее дают.

Дюк, валявшийся на кровати с торговым справочником, который он читал, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, поднял было взгляд, но снова углубился в чтение.

Джейк взял горячий утюг, приложил к нему тряпочную подушечку с бриллиантином, сильно нажимая и почти не дыша, провел ею от лба к затылку и, оставшись довольным собой, подхватил пиджак со спинки стула.

– Ты куда это расфуфырился? – прищурился Дюк. – Свидание, что ли?

– Оно самое.

– О! Хороша фея?

– Еще как. С тебя ростом, пузо, как у председателя городского совета, бакенбарды как у хозяина мясной лавки, вот такие усы и в галстуке булавка с зеленым камнем.

– Милая барышня. У вас серьезно?

– Очень. Берет всю партию оптом.

Компаньон подхватил со стола приготовленный картонный ящик. В ящике были брошюры с советами от мужской слабости. И исчез, оставив за собой запах одеколона «Дженуин».

М. Р. Маллоу отложил справочник и взялся за книгу. Потом книга кончилась. Дюк закрыл книгу, порассматривал немного обложку. На обложке был знаменитый сыщик Ник Картер. Он стоял со скрещенными на груди руками и бесстрастным лицом. На стуле перед ним сидел связанный доктор Кварц – отъявленный негодяй, соединявший в себе любезность аристократа с жестокостью тигра. Лицо его искажала улыбка, насмешливая и презрительная. Дюк какое-то время его рассматривал, а потом принялся думать. Он никогда не был силен в арифметике, но задачку следовало решить безотлагательно. Задачка была со многими неизвестными. Если точнее, решение следовало составить таким образом, чтобы все неизвестные продолжали оставаться неизвестными друг для друга. Ну разве он виноват, что одна барышня ждет его у фонтана в Сент-Джеймс-парке, а двум другим с разницей в полчаса захотелось пойти на один и тот же сеанс в один и тот же синематограф? Следовало проявить известную ловкость.

Дюк прикинул так и этак.

– Ой, – сказал он, – я так не могу. Это пытка какая-то!

Он помолчал и продолжил беседу сам с собой:

– Если совсем честно, я бы, наверное, никуда не пошел. Или нет, я лучше поехал бы к Эйлин. А что же делать с двумя другими? Не прийти никак невозможно, в этот раз могут и не простить. Передать записку, что заболел? Так ведь навестить притащатся. И, кстати, если я не приду – тоже.

Он закрыл лицо книгой.

– Если бы только нашлось какое-нибудь средство! Милли, дорогая, честное слово, стечение обстоятельств! Только послушайте, что тут творилось…

Дюк задумался.

– Так, отлично. Что же творилось? Например, если…

Снизу послышался шум, как если бы на улице начался небольшой шторм. Шум, разрастаясь, переместился в их дом, как если бы по ступенькам одновременно поднималось очень много людей и как если бы эти люди были основательно чем-нибудь недовольны. «Забастовка, что ли? – подумал Дюк и подскочил. – У нас в доме?!» Он быстро запер дверь и метнулся к окну.

Дверь за его спиной уже сотрясалась от ударов.

2017 год

Москва

Густой клубящийся туман застилает пол сцены. Музыка из «Пиратов Карибского моря» зовет на подвиги. На столе в нескольких лиловых посудинах горит красное и лиловое пламя. В углу стола скромно приткнулся ноутбук.

Профессор Мрако́бес сидит за столом, подняв на лоб круглые синие очки, и смотрит в микроскоп. На руках – голубые резиновые перчатки. Лицо освещает пыльная керосиновая лампа. Черные кудри профессора вьются по плечам и спине. Он одет в черную мантию, кожаные мотоциклетные штаны и желтые ботинки.

Когда кукушка над его головой прокуковала четыре раза, профессор поднял голову, поболтал палочкой в колбе, отчего там забулькало, а от палочки завился густой туман.

– Прекрасный продукт! – гордо произнес он и продемонстрировал колбу залу. – Тонизирует, витаминизирует, выводит шлаки и… э-э… и другие разные каки.

В колбе что-то взорвалось, пошел желтый дым, дыма становилось все больше, и, когда он рассеялся, на сцене появился Федор. Его превосходительство даже не думал изображать из себя женщину. Он спешно одернул футболку, поправил под ней накладной бюст.

Зал заржал.

– Что вам угодно, мадемуазель? – раздраженно поинтересовался профессор тоном человека, которого оторвали от важного дела.

На глазах у всех Федор суетливо достал из кармана джинсов и надел митенки в виде кошачьих лапок.

– Профессор, я перепробовала все диеты. Белковую, фруктовую, зефирную. Помогите мне похудеть!

– Диеты? – Профессор продемонстрировал залу усмешку. – Мадемуазель! Обязательное насилие над собой является пережитком! Оно только приводит к усугублению проблемы! Каждый раз, когда вы испытываете стресс из-за своей фигуры, происходит конфликт симпатической и парасимпатической нервных систем. Из-за этого нарушается метаболизм, жировые клетки ускоренно делятся, чтобы восполнить дефицит, и готово – ожирение!

– Профессор, ну почему сразу ожирение?! – клиентка с тугим бюстом кокетливо уворачивалась от ласковых рук профессора. – На мне всего четыре лишних килограмма!

– Мадемуазель! – Профессор галантно усадил клиентку на крутящийся табурет от пианино, где она заерзала, пытаясь уместиться самой стратегической частью. – Насилию не должно быть места в развитом обществе. Все живое и неживое сосуществует в гармонии. Нужно только понимать ее принципы. Эти принципы я положил… (профессор лихорадочно открывал ящики стола). Куда же я их положил? Ах, вот! Я их положил (он сдул пыль) в основу моей системы гармоничного питания. Одна из моих последних разработок – кексики. Никакого стресса! Вы будете худеть медленно, но верно. Главное – регулярно их принимать.

И профессор взялся за приготовление. Стоя спиной к клиентке и повернув лицо к зрителям, он лил, сыпал и смешивал. Жидкость из старинной бутыли залила белый порошок. Порошок зашипел.

– Ой, это кексики? – подскочила клиентка. – Вкусненькие и полезненькие? Диетичненькие?

– Именно!

В большой чашке булькала усташающего вида бурая масса. Кондиционеры на сцене работали на полную мощность, но все-таки доносили в зал легкий запах хлорки.

– Я их готовлю исключительно из природных компонентов, которые давным-давно доказали свою эффективность в самых известных мировых лабораториях! Мои, как вы выразились, кексики содержат все необходимые витамины и минеральные вещества, выводят из организма шлаки, способствуют блокировке процесса превращения пищи в жиры и, таким образом, практически исключают формирование жировых отложений.

С этими словами профессор перевалил из миски на большое блюдо получившийся продукт. Продукт напоминал здоровенный серовато-бурый детский кулич. Он подрагивал и испускал зеленоватый дым.

– Это действительно кексик? – Клиентка повернулась в зал и сделала отчаянные глаза. – Смотрите, он шевелится!

– Да, да, это просто кекс, – успокоил ее профессор. – Улучшает работу сердца, ускоряет метаболизм, очищает организм от шлаков. Так сказать, полностью выводит шлаки из организма. Супермощное средство! Избыточная зашлакованность препятствует нормальному пищеварению.

Профессор подошел к плоским чашкам, в которых горел огонь, произвел руками пассы и плюнул. Клиентка испуганно отскочила. Пламя сменило цвет на желтый и синий.

– А… а… а вы мне расскажете про ваши компоненты? – Клиентка завертелась на табуретке от пианино, обозревая лабораторию со всех сторон. – Они точно натуральные? Я против любой химии!

– Мой фирменный рецепт составлен на основе прополиса фиолетовых шмелей-слесарей рода Perdita. Bombus Perdita, если точнее. Помню, с каким риском для жизни мне удалось получить рецепт у сибирских шаманов! Это было очень давно. Еще в моей молодости.

Мрако́бес достал спички и поджег на листе жести горсть рыжего порошка. Порошок тут же покраснел, засветился, застрелял искрами, и оттуда полезли, извиваясь… змеи. Настоящие, чешуйчатые.

Клиентка взвизгнула и вскочила с табуретки.

– Не обращайте внимания, – успокоил ее профессор. – Это для одного другого дела. Очень безопасно.

Тем временем змеи превратились в сухие ветки и стали отваливаться.

– Ой, профессор, а можно спросить? А сколько вам лет? Вы так молодо выглядите…

– Точно уже не помню. – Профессор сгреб пепел в трехлитровую банку с этикеткой «Яблочный сок» и с грохотом поставил банку на стол.

Клиентка опять нервно подскочила.

– Помню, как был арестован агентами КГБ. Они выследили меня в горах Тянь-Шаня. Меня не расстреляли только потому, что я помог похудеть товарищу… товарищу… ну, неважно. Очень полный товарищ. Такой, в круглых очках.

Клиентка оторвала взгляд от пепла в банке.

– А этот ваш кексик – он случайно не влияет на память?

– Ах, вы об этом. Нет. Меня, знаете ли, редко волнует имя клиента. Для меня это просто человек, который приходит за помощью. Правда, должен вас предупредить! – (Шепотом.) – Не рассказывайте об этом препарате никому. Не публикуйте фотографии кексика в своем инстаграме. Вообще не фотографируйте его. Даже крошки.

– Ой, да? – испугалась и расстроилась клиентка. – А что будет?

Профессор придвинулся совсем близко.

– Вы думаете, печеньки Госдепа – просто выражение? Нет! Они тоже ведут разработки. За моим рецептом охотится ФСБ!

– Ой, а какие у них печеньки?

Профессор наклонился и прошептал ей на ухо:

– Генномодифицированные! В отличие от моих. У меня только полностью натуральные ингредиенты!

– Ой, – клиентка трусливо заерзала на табуретке. – А побочные явления у них есть?

– Конечно есть! Они сильно уменьшают аппетит.

Профессор уставился на кекс, издал дикий стон, переходящий в рычание, и сожрал его, урча и хрюкая.

– Но вы же его съели! – застонала клиентка.

– Я? Да, действительно. Ну ничего, сделаем еще один. Э-э… с вас пятьдесят тысяч, у меня предоплата, спасибо. Вот, смотрите. Берем стакан консперсии, один небольшой овум, две пачки трансолиума, добавляем стакан эмульсии стервии и начинаем медленно вливать мой чудесный… Мадемуазель, простите, мне срочно нужно отойти! Проследите, чтобы смесь не нагрелась слишком сильно, иначе при нагревании она начнет выделять сероводород. Это не вредно, но несколько неприятно.

Пока профессор возился с колбами, пробирками, коробочками и жестянками, пересыпая их содержимое в большую керамическую миску, все застлал желтый дым.

– Не надо было класть столько слабительного, – прокряхтел голос профессора.

В свете прожектора появился унитаз. На нем с книгой сидел Мрако́бес. Тут же свет отдернулся, направился в другую сторону, и стало видно печку-буржуйку, из-за дверец которой и валил дым. Теперь он стал густо-лиловым.

– Но профессор! – раздался голос клиентки. – Оно дымится!

– Это нормально! – отвечал голос профессора.

– Но профессор! Оно так странно пахнет!

Послышались очень неприличные звуки и над сценой засверкал легкий салют.

– Очень хорошо! – отозвался голос профессора. – Так и должно быть! Черт возьми, – произнес он же в сторону. – Сероводород все-таки выделился. Ну ладно, авось пронесет.

– Я его уже съела! – послышался сконфуженный голос клиентки. – Ой, извините! Ой! Ой!

Она выскочила из облаков, одной рукой отгоняя дым от собственной тыльной части, а другой натягивая пониже подол футболки. Безуспешно: раздался дикий взрыв. Клиентка трусливо присела, но вышло только хуже: второй дикий взрыв не заставил себя ждать. Где-то за сценой лопнуло стекло и завопила кошка. Третий взрыв – и в воздухе расцвел фейерверк. Из дыма слышался треск бикфордова шнура. У клиентки началась целая канонада, и она убежала.

Разразившуюся феерию дополнял ее крик:

– Профессор, пустите меня туда!

– Не волнуйтесь, мадам, – произнес профессор, которого не было видно. – Это шлаки. Они у вас очень активно выходят. Хороший знак.

– Да пустите же меня!

– Я не могу вас пустить! Здесь только одно место! Бегите скорее, там через квартал «Макдак», может, еще успеете!

Новая канонада взрывов, вой сирены и возглас профессора:

– Уходите дворами, чтобы вас не заметили агенты ФСБ!

Свет погас. Теперь лабораторию профессора освещала только керосинка. Дым быстро рассеивался. Наконец послышался звук спускаемой воды и, напевая песенку, появился сам Мрако́бес. Он сел за стол и придвинул к себе ноутбук.

– Ну, кто у нас там? Анна Владимировна, Москва, целлюлит. Наталья, Томск, «хочу записаться на курс омоложения». Елена, Нижний Новгород, заказ на чудо-гель для отращивания волос. Гм-гм, нужно сделать еще партию.

Он высморкался в необъятный платок и громко запел:

– Никакого обмана, никакого обмана! Готово! – Профессор налепил этикетки на три банки подряд. – «Не содержит глютенов, парабенов и ГМО». Никакого обмана, никакого обмана!

Профессор посмотрел содержимое банок на свет.

– И правда никакого. Чистейший глицерин. О, меня не в чем упрекнуть. Игорь!

В тот же миг появился Игорь, ассистент Мрако́беса. От клиентки он отличался только отсутствием бюста, сутулой кривобокостью, жилетом поверх футболки и гулькой на макушке.

– Очень неплохо, профессор, – глядя в телефон, сказал он. – Проверил адрес: у этой клиентки приличная двушка в Перове.

– Родственники?

– Неясно. Есть аккаунт в «Фейсбуке», но она там почти не пишет. Только репосты ваших статей.

– Ну ступай. Будем думать. Следующий!

Игорь вышел. Профессор некоторое время возился со своими склянками. Раздался настойчивый стук, и от неожиданности он подскочил на стуле.

– Меня зовут Линда. – Вошедшая повернулась к залу, сделала губы уточкой и держала их так, пока зал не зааплодировал. Тогда она поправила белые ажурные перчатки и приняла модельную позу, выставив зад. – Я хотела бы качественно почистить организм.

– Вы имеете в виду избавиться от шлаков?

– Да, да.

– Отлично! Сейчас мы приготовим дивные кексики. Они как раз эффективно преодолевают запор.

Профессор кинулся к керамической миске. Клиентка выразительно вздохнула, закатила глаза в потолок и поправила волосы.

– Но у меня нет запора! Вы все неправильно поняли.

– А что же у вас есть?

Профессор оглядел клиентку с ног до головы и уперся взглядом в ее бюст. Глаза его находились почти вровень с грудью клиентки.

– Ну профессор… – замялась та. – Ну вы же понимаете…

Она опять выразительно поправила волосы.

– А! Простите, мадам. – Профессор поскреб кудрявый затылок. – Вы, наверное, хотите продлить молодость?

– С женщинами, – растянув губы, проговорила клиентка, – о возрасте не говорят.

– Ну хорошо. Мы с вами сделаем высокоэффективный детокс на основе горгурины. Чудодейственные водоросли! Их пьет герцогиня Кембриджская.

Во время разговора Линда непрерывно принимала модельные позы. Позировала на фоне всего, что видела. И непрерывно делала селфи. Себя, себя с профессором, себя на фоне лаборатории профессора.

– Горгуризация теодолина! – Профессор Мрако́бес поднял палец, второй рукой продолжая насыпать из жестянки с розами темно-коричневый порошок в кофейную чашку. – Так, мадам. Сейчас мы будем все это пить.

– Будем, – не переставая позировать, согласилась Линда. Сделала очередное селфи и повернулась к профессору. – Вы снимете, как я пью детокс-чай?

Она протянула ему телефон.

– Э-э… да, да! – заторопился профессор.

Линда стояла с телефоном в вытянутой руке. Профессор суетился.

– Немножко фуэрте, капельку гряззе, чуточку гавнишона…

– На гавнишон у меня аллергия! – отрезала Линда.

– Тогда канапели. Два семечка. Два.

Профессор вытер руки о свои кожаные штаны и, не сводя глаз с бюста клиентки, дрожащей рукой чиркнул спичкой. Поднес ее к чашке – из чашки полезла вулканическая масса цвета грязи, достала почти до занавеса и застыла.

– Я сказал «пить»? – с улыбкой произнес профессор. – Конечно, я имел в виду есть. Ешьте это. Стойкий эффект появляется только при длительном применении. У меня предоплата, с вас пятьдесят тысяч, спасибо.

Облака тумана скрыли клиентку, застывшую над чашкой с разинутым во всю ширь ртом.

В третий раз рассеявшийся туман открыл зрителям скрюченную личность с явным мячом под футболкой. Личность вошла скалясь, держа спину паралитическим наклоном немного вперед.

– Сколько лет? – сухо спросил профессор.

– Пятьдесят восемь.

– Что угодно?

Клиент любовно погладил круглый живот.

– Хочу убрать возрастной жир.

– Возрастной жир – порождение загрязненной кармы. Надо поработать. С вас… хм-м… – профессор оглядел клиента, – пять тысяч. Из уважения к возрасту. У меня предоплата, спасибо. Сейчас займемся чисткой вашей кармы.

Он взял большую стеклянную банку, на сей раз без всяких этикеток, налил туда из колбы густой прозрачной жидкости, которую предварительно взболтал, а затем закрыл банку крышкой. Через дырку в крышке сунул внутрь горящую спичку. В банке фыркнуло, затрещало, и она осветилась изнутри голубым пламенем. Тогда профессор снял крышку и набрал пламени в пригоршню. Сунул туда палец и – раз! два! три! – изобразил в воздухе огненные письмена.

– Карму нужно чистить регулярно, – строго сказал он. – Что же вы ее так запустили? Видите, как быстро все сгорело? Это от недостатка жизненных сил.

– Мне нужно будет пить витамины?

– Простые витамины вам не помогут. Нужен сильный комплекс на основе плазмы. – Мрако́бес уже помешивал что-то в чашке столовой ложкой. – Вот. Этого должно хватить на месяц.

С этими словами он набрал ложкой чего-то белого и сунул клиенту в рот.

– Шпашибо! – прошамкал клиент.

Он стоял с выпученными глазами, крепко сжав губы. Изо рта у него торчала ложка.

– Глотайте, – потребовал профессор. – Что вы вращаете глазами? Глотайте и отдайте ложку. На всех ложек не напасешься.

Клиент замычал.

– Нечего мне тут мычать. Глотайте.

Мрако́бес схватился за ложку и не без труда вытащил ее назад.

– Спасибо, профессор! Вы мне так помогли! Вот прямо на душе легче стало! И запах изо рта пропал. Вот, понюхайте.

Клиент подошел вплотную к профессору.

– Это обычное явление, – быстро ответил тот. – Оно мне хорошо знакомо.

– Нет, вы понюхайте!

Профессор завертелся из стороны в сторону, уворачиваясь от лица приставучего клиента.

– Ну что вы, что вы! Я вам верю!

– Нет, вы понюхайте!

Мрако́бес успел сунуть в рот клиента еще одну порцию комплекса плазмы. Клиент отбивался, но получил еще одну. А потом еще. При каждом выдохе из его рта вырывалась струя чего-то белого, что немедленно превращалось в огненные языки. Профессор закрывался руками и отмахивался платком.

Вытолкав наконец клиента (и одновременно тряся его упрямо протянутую руку), профессор вытер лоб платком. Но не успел он сунуть платок в карман, как ноги его подкосились, и… он упал в обморок.

В воздухе пахло гарью. Кондиционеры работали на полную мощность. Сквозняк шевелил волосы девушек в переднем ряду, и обморочный профессор нещадно мерз.

Последовала пауза, поглотившая, казалось, все звуки… Зал взорвался аплодисментами.

Все представление заняло ровно пятнадцать минут.

– Как в аптеке, – сказал Федор вернувшемуся компаньону.

Федор стоял за кулисами. Лоб его блестел от пота. Грудь вздымалась, как после долгого бега.

– Получилось, – бормотал он. – Получилось!

Лев хмыкнул и подкинул в руке зажигалку.

– Пошли раскланиваться. Слышишь, зовут?

Федор сплюнул остатки крахмала в пустой пакет и пошел за компаньоном.

1909 год

Сан-Хосе

Вечером М. Р. Маллоу сидел в кафе «Старый квакер» на Хайленд-авеню, буквально в пяти минутах пешком от того места, где находилась открытая компаньонами три года назад фабрика фильмов «Лауд и Козебродски». О фабрике барышням знать было не положено. (Для барышень и М. Р., и Д. Э. были торговыми агентами: скучная работа, о которой почти никогда не расспрашивают.) Напротив хихикали Эйлин Купер и ее подруга с зеленой лентой в волосах.

Та же, что была во вторник, мучительно соображал М. Р. про эту последнюю, или это лента? Ведь как просто в заблуждение ввестись-то, а! Что-то они, чертовки, зеленое полюбили. Прямо все! Не могу же я признаться, что имя забыл. В третий раз – как хотите, слишком!

М. Р. улыбнулся этой, с лентой, и с нескрываемым интересом спросил:

– И что же вы ответили Эй… то есть мисс Купер?

– Я говорю, – живо откликнулась девица, – все эти кружева и рюши – прошлый век! А Эйлин…

– А я говорю, попробовать совсем не вредно! – перебила мисс Купер как раз тогда, когда несчастный М. Р. уже изготовился с честью выйти из неловкого положения.

– М-да, правда, – промямлил Дюк, но тут, к счастью, подъехал экипаж, и из него выскочил Д. Э. Саммерс.

– О, вот и он! – Дюк вскочил, чтобы пожать компаньону руку. – Рад вас познакомить с моим другом Лансом Лаудом, мисс…

Он расплылся в сладчайшей улыбке.

– Зои Грейвс, – протянула та, что с лентой. – Но мне нравится, когда меня называют Натали.

Девушки посмотрели друг на друга. «Это тот, про которого ты говорила?» – «Тот самый!»

– Очень приятно, мисс Грейвс, – пробормотал Д. Э. и упал на стул.

Под ладонью М. Р. лежала газета. Джейк успел увидеть фамилию Эдисон[9], разобрать «кинематограф», «Союз патентодержателей» и «монополизация». Это была уже не первая заметка на опасную тему. Он потянулся за газетой, но Дюк, продолжая слащаво улыбаться девушкам, скрутил ее и убрал во внутренний карман пиджака. Джейк изо всех сил сигналил компаньону взглядом, но тот упорно делал вид, что слепой, глухой и вообще идиот от рождения.

Джейк нервно барабанил пальцами по столу: опять этот Союз патентодержателей! Всю музыку нам испортили! Ладно, газетчики еще бегают, а лишние десять центов нам все равно не помогут – мистер Эдисон постарался. Но какой вы, однако, гад, сэр!

Подошел официант. Д. Э. почувствовал на себе яростный взгляд компаньона и барабанить перестал: то, что осталось в кармане М. Р., поистине было достойно жалости.

Джейк повернулся к Эйлин.

– Мятный ликер, – улыбнулась та.

Лицо ее подруги выражало муку. Воспитания строгого, отметил про себя Д. Э. Саммерс.

– Ну-ну, продолжайте, – усмехнулся Фокс.

И Джейк продолжил:

«От мужчин – только цветы и конфеты. А в результате – ни того ни другого! Думала, что неприступность сделает из нее королеву. Испортила характер и теперь потихоньку изучает брошюру миссис Адамс с подружкой. Ну что тут скажешь? Перед нами картинка номер, по-моему, шесть, страница двенадцать: “Взгляд мечтательный и задумчивый”. Так, вогнала меня в краску. Допялился. Теперь самому придется стать задумчивым и мечтательным, пока не вцепилась».

Д. Э. улыбнулся себе под нос – как бы рассеянно – и потер подбородок. Мисс Грейвс заулыбалась тоже – стеснительно. Дюк проследил взгляд компаньона: в доме, выходящем окнами на Хайленд-авеню, стоя на подоконнике и подоткнув платье выше колен, мыла окно чья-то горничная. Дюк поспешно сделал Д. Э. бровями и вперил взор в облака. Джейк последовал его примеру.

В кафе вас, мисс Грейвс, приглашают редко, продолжал размышлять он. По пальцам пересчитать можно, сколько раз это было. А мучаетесь вы потому, что вам, во-первых, хочется чего-нибудь этакого, взрослого и порочного. Вроде абсента. Но при том и публичной девкой нельзя показаться – крепкие напитки пьют только шлюхи, и на вкус спиртное дрянь, не правда ли? А гоголь-моголь выбирают только маленькие девочки на Рождество. Ну, и во-вторых, как бы так не ввести возможного ухажера, то есть меня, в конфузный, не способствующий приглашениям на свидания расход. Вам наверняка больше всего подойдет лимонад, тут вы были бы и спокойны, и довольны. Но тогда я буду выглядеть жлобом. Нет уж, девушки, разбирайтесь сами.

– Кофейный ликер, – подсказала мисс Купер.

– Мятный, кофейный и виски «Рики» два раза, – Джейк повернулся к компаньону. – Что интересного пишут газеты?

– Газеты? Интересного? – комически испугался Дюк, сверля компаньона твердым, зрачки в зрачки, взглядом. – Что там интересного-то? Праздник мускусной дыни? Или благотворительный обед, который дала на прошлой неделе миссис Вставная Челюсть, председательница Общества скрипучих корсетов?

– Ну зачем же, – компаньон светски улыбнулся. – Вот, например…

Но его перебила мисс Грейвс.

– Мистер Лауд, вы, наверное, любите стихи? – спросила она. – У вас такой взгляд…

– Какой? – Джейк схватился за свой стакан.

– Задумчивый? – предположила Эйлин.

– Вдохновенный, – ответила подруга.

Часа два по Сити-парку. Нет, час. Два мне не выдержать. Потом какая-нибудь скамеечка в тихом месте, под кустами, с которых за шиворот сыплются лепестки и голова болит от запаха. И тут уж до темноты. Фонари, вздохи и китайская пытка «Придумай, что сказать».

– Нет, – коротко ответил Д. Э. Саммерс. – Простите, барышни, мне пора.

– Как пора? – чуть не заплакала мисс Грейвс. – Вы же только что пришли!

И до свадьбы ни-ни. Так, что у нас есть? Сорок центов. Хватит, если игра будет короткой. А если повезет встретить Макса, так он и вовсе должен мне партию!

И бессердечный тип встал, с трудом скрывая облегчение.

– Прошу простить! Дела, увы, дела! Страшно много дел. Не огорчайтесь, мисс. Вас ждут Париж и модные салоны.

Он склонил голову в прощальном поклоне.

– Удачно провести вечер!

Р. Т. Козебродски (известный также как М. Р. Маллоу) тоже поднялся, и джентльмены отошли в сторону. Ланс Э. Лауд передал компаньону газету, потом еще что-то, что тот небрежно сунул в карман брюк и так, с руками в карманах, продолжал слушать. Потом кивнул, бросил взгляд на оставленных девушек, хлопнул мистера Лауда по плечу, и тот удра… ушел.

– Эти поэтичные натуры такие застенчивые! – томно произнесла Эйлин. – Такие скрытные! Не переживай, Зои, он еще может вернуться. Он так иногда делает. Прибежит, посидит с четверть часа и убежит. Потом снова убежит. И опять прибежит. Вечно носится. Как безумный!

– Да-да, – с озабоченным лицом подтвердил как раз подошедший Реджинальд Козебродски. – Надеюсь, у него это пройдет. Когда-нибудь.

– Не понимаю, – пробормотала мисс Грейвс. – Это все так странно.

– Конечно, странно! – согласился Р. Т. Козебродски. – Клянетесь хранить в секрете то, что сейчас услышите?

– Еще бы!

– Конечно, клянемся.

– Ну, только точно, никому не говорите!

Р. Т. понизил голос, и все трое сдвинулись над столиком.

– Так вот, – таинственным шепотом произнес Р. Т. Козебродски, – Ланс влюблен.

– Как? – воскликнули барышни. И тут же опасливо оглянулись, испугавшись собственных голосов.

– Да. И не первый год. У него уж если чувства, так насмерть.

– А кто… она? – Эйлин прищурилась на подругу.

– Она… – вздохнул Реджинальд. – Ну, она… Замужем она.

Девушки отпрянули.

– Какой ужас! – сказала мисс Купер.

– Он… страдает? – спросила мисс Грейвс.

– Он? – Реджинальд Козебродски задумался. – Ужасно.

И горько добавил:

– Он надеется.

– Неизвестно на что! – Тон мисс Грейвс был категорическим.

– Да, именно, – добавила Эйлин. – Ему же не на что!

– Она его старше, да? – продолжала допытываться мисс Грейвс.

– Ну какая разница! – возмутился Р. Т. Козебродски. – Когда речь идет о любви, Натали, разве такая чепуха имеет значение?

– Значит, старше, – сделала вывод мисс Грейвс. – Старше, замужем и играет его чувствами.

– Да нет же! – обиделся за компаньона М. Р. – Она действительно его старше, ей лет, наверное, двадцать пять, но она… ну, просто не каждый раз может прийти на свидание. Сами понимаете, муж.

– Состоятельный, конечно? – усмехнулась мисс Грейвс, обрушивая ложечкой кремовую верхушку пирожного.

– Конечно, – подтвердил Р. Т. – В общем, дохлый номер.

Он откинулся на спинку стула.

– И как она… из себя? – поинтересовалась Эйлин.

– Вся из себя! – немедленно откликнулся ее ухажер. – Цаца – подойти страшно. Только Д… Ланс и решился.

Девушки обменялись понимающими взглядами.

– Тряпки, – сказала одна.

– И деньги, – согласилась другая.

– А зовут ее, – но это тоже секрет! – Реджинальд сделал страшные глаза. – Выговорить неприлично!

– Да вы что! – вскочили девушки. – Как? Мы никому не скажем!

– Так неприлично, – продолжал молодой человек, – что она называет только свои инициалы: Ж. П.

Мадам Ж. П. была идеалом. Джентльмены рисовали ее хором. В блокноте Фокса, огрызком гостиничного карандаша. Волосы – белокурые, пышные – без всяких споров взяли от Китти из варьете. Глаза с высокими бровями – от актрисы из фильма «Леди или тигр?». Нос и скулы позаимствовали у греческой девчонки из прачечной. Рот и подбородок стали причиной довольно продолжительной дискуссии, но в итоге сошлись на мисс Ренни – кассирше из собственной, как компаньоны называли свою фабрику фильмов, богадельни. Ножки дамы сердца Д. Э. Саммерса напоминали грязное пятно – никак не могли остановиться: перепробовали не меньше десятка, от девчонок с афиши «Зигфилд Фоллис»[10]. Талию Д. Э. изобразил сам – прикинув такую, чтобы можно было обхватить ладонями. Плечи пририсовал М. Р. А вот стратегическое место ниже плеч затерли до дыр, и Дюк сказал, что так даже лучше – некоторая недосказанность, воля воображению и прочее. Руки… Решили обойтись без рук.

Портрет идеальной дамы, весь исчерканный дебетно-кредитными вычислениями, покрытый круглыми следами от кофейных чашек и жирными пятнами – от колбасы, М. Р. долго прятал в стопку журналов, вытаскивая его то из мусорного ведра, то из камина каждый раз, когда компаньон пытался от него избавиться. В отместку у мадам Ж. П. выросли усы, борода, выпали зубы, но появились клыки, две бородавки на носу, трубка, пластырь и бутылка рома во все-таки выросшей, нарисованной на манер метлы руке.

2019 год

Москва

– Дед Мороз застрял в снегу. Помогите! Не могу! Прибежали кошки, гномы, чудаки и астрономы. Чудо, сказку и уют вам «Мир смазки» принесут.

– Фантасмагория какая-то… – Лев ухватился за голову. Он нервно теребил свои черные кудри, пока его превосходительство не сказал:

– А что тебе, собственно, не нравится? Первая строчка – вполне. Последняя – тоже. Чудаки и астрономы хороши. Чего вставить-то?

– Астрономы вообще не в тему. У нас же смазки и масла.

– Ну почему. Астрономы – смешно и сказочно. Ты же просил сказку?

– Чудаки и астрономы?! Ты где такие сказки читал?

– Где-то… Не помню. Да мало ли где!

– Нам нужно что-то узнаваемое. Что все знают. Что у нас вообще с маслом в сказках было? Петушок – масляна головушка, колобок…

Федор смотрел куда-то вверх, беззвучно шевеля губами, будто что-то подсчитывал.

– Хромосомы не годятся, – хмуро заметил он.

– Что?! Какие хромосомы?! – Лев с ужасом уставился на него и тут же воскликнул: – Так, стой. Прибежали кошки-гномы: с «Миром смазок» все знакомы.

– Ну такие, маленькие, – не слушая, гнул свое его превосходительство. – Гномы, геномы, фантомы…

– О! – подскочил Лев.

– Приемы… – продолжал бормотать Федор.

– Ну-ка, ну-ка… – оживился Лев. – Гномы – знакомы… Истомы не надо. Кошек тоже не надо! С миром смазок да, нормально. Прибежали… гномы…

– Крошки-гномы. О, к смазке еще маска и коляска!

– Принесли чего-то там, чтобы дедушке помочь.

– Да. Чего принесли они? Смазку для саней?

– Стали мазать, стали лить, чтоб Морозу подсобить… – Лев радостно захрюкал. – То есть масло. Стали масло щедро лить… – уточнил он.

– Щедро – как-то не так, – не оценил его превосходительство.

– А как? Умно?

– Не знаю я. Вообще, чем мажут сани?

– Наверное, лыжной мазью.

– Список продукции у них есть? Давай там посмотрим.

– Не-а. Смазочные материалы, и всё. А еще тосол и антифриз.

– Стали мазать антифриз – будет дедушке сюрприз, – пробормотал Федор.

– Не прошло и пять минут – сани весело бегут.

– Не мажут антифриз! – рявкнул Федор и тут же обрадовался. – Так, пять минут оставляй. Сейчас придумаем, что сделали гномы.

– Надо строчку про то, что они там применили к саням.

– Из мира смазок гном дарит сказку в каждый дом.

– Нашел! «Корпорация “Мир смазок” – мастер по доставке сказок!»

– Гений! Сразу понятно, что торгуют воздухом. Сказками.

Тут Лев получил сообщение. Прочитал и замолк. Молчал долго и все сильнее мрачнел.

– Эй? – спросил Федор.

– Да, извини. Запутался.

– Езжай, куда тебе нужно, я от нее отобьюсь.

– Да видишь, какая проблема. Как бы сказать… у меня еще одна такая. И тоже сегодня.

– Что, опять «почти Анюта, только проще и веселее»?

– Ну, она не проще, но как бы…

Лев Березкин печально смотрел в окно.

– Опять, – вздохнул Федор.

– Ты же знаешь, как у меня это бывает.

О да, Федор знал. Влюбленность настигала его компаньона как пуля в сердце. И исчезала быстро, как утренний туман.

– Что тебе мешает-то? – устало возмущался Летний. – Просто скажи ей: «Нам надо расстаться».

– Я не такая сволочь, как некоторые.

– Почему это сволочь, – забормотал его превосходительство. – Да я жертва! Несчастная! Мало того что меня вечно терзают магазинами, подругами и прочим говном, хотят проводить со мной все время – и я еще должен придумать, как именно, – так они ж не отпускают! Вцепляются, как…

– Вот не говори, как бульдоги, – с готовностью подтвердил Лев. – Как бультерьеры. Как устрицы! Как будто тебя затянули в ракушку, и она захлопнулась. Навсегда!

– Спастись невозможно! – поддержал Федор. – Чем хуже я, тем лучше со мной. Ты бы видел, как мы со Светкой расстались.

– Расстались они! – хмыкнул Лев. – Это не «расстались», дорогой друг, это «бросил». Я так не могу.

Федор плюнул и углубился в работу.

– Через год их станет шестнадцать, – он невозмутимо откусил начатый бутерброд с сыром, – и у тебя съедет крыша раньше, чем ты поймешь, что я прав.

Лев только вздохнул.

– Я здесь вижу одно хорошее, – сообщил он из-за своего ноутбука.

– Что именно?

– Нам осталось всего две главы.

– Может, ну их? – осторожно предложил его превосходительство. – Ну пошумят и перестанут.

– Ты придурок? – подскочил Лев. – Это же кража! С кем я связался! С вором!

– Ну какая кража? – Федор в который раз перегнулся к компаньону через стол. – Ну потеряли люди по пятьсот рублей. Ну по семьсот. Хорошо, по тысяче. Это не сумма. За такой ущерб никто на нас в суд не подаст.

– Там твое имя засвечено, – покачал головой Лев. – И наши реквизиты!

– Ну и что? Мы больше не будем использовать мое имя.

Аргумент никуда не годился. Пока Федор судорожно придумывал другой, Лев уже смотрел сквозь него, подняв палец: «Сейчас не мешай!» Он спешно покинул Деда Мороза с его несмазанными санями и открыл другой файл – кажется, нашел выход сразу из двух ситуаций!

Как выйти замуж

Глава 7. Не будьте милой

…когда стоит дать ему по хребту разделочной доской и разбить пару тарелок о его голову. Результат вам не понравится. Вы же всегда все понимаете, да? Значит, с вами можно все: опаздывать на встречи, не выполнять обещания, срывать на вас раздражение и флиртовать с вашей подругой. Терпимость, понимание – все, чему учит современная психология, – не мудрость, а совсем наоборот. Принять мужчину таким, какой он есть, может только военкомат – не шутка. Это правда. Нет, это истина.

Должно быть, существует мировой заговор по уничтожению любой страсти в этом мире. Его адепты советуют быть терпимой и снисходительной ко всем унижениям. Но нам-то зачем быть частью этого заговора?

Последнее изменение: Лев Березкин

1909 год

Сан-Диего

Д. Э. Саммерс спрыгнул с подножки экипажа у трехэтажного дома на Хайленд-авеню, задержался на секунду у афишной тумбы – с таким видом, будто прощался с возлюбленной, сказавшей «не сегодня», – и толкнул двойную дверь трехэтажного каменного дома, рядом с которой скромно висела афиша «Утро парижанки».

– Доброе утро, мистер Саммерс! – окликнула его девушка из-за кассы.

Она высунулась из окошка почти по пояс, рискуя застрять. Черные блестящие волосы, черные блестящие глаза, рот вишней и лицо – ни дать ни взять маленькая девочка. Большая маленькая девочка.

Д. Э. отпустил дверь.

– Доброе, мисс Ренни. Как у нас дела?

– Дела прекрасно! Только покупают очень мало.

Несколько мгновений Д. Э. смотрел на эту… мисс, затем решительно вошел, прошел мимо каморки под лестницей и открыл дверь с цифрой 4.

Комната была просторной. В правом углу до самого потолка был растянут холст с нарисованным мостом через ручей в живописных зарослях деревьев.

Титры в фильме «Утро парижанки» гласили: «Вы можете подумать, что это Венский лес, леди и джентльмены, но вы ошибаетесь. Перед вами Булонский лес – место, где прогуливаются парижане из высшего общества».

В «Нью-Йоркских тайнах» они же сообщали: «Нет, это не Булонский лес, как может показаться с первого взгляда. Это Централ-парк!»

Таким же манером пейзаж обращался в лондонский Риджентс-парк, а что это было на самом деле, не знал никто. Даже продавший его фотограф из ателье на углу Девятой и Шестнадцатой улиц, который сам перекупил его где-то за бесценок.

Холст загораживала стремянка, доходившая до самого потолка. В левом углу стоял ресторанный столик, заставленный всякой дребеденью. Часть дребедени громоздилась на табурете, задвинутом под стол, и прикрывалась скатертью. Еще была кровать, стул и – почти главное действующее лицо – шкаф! Это был заслуженный шкаф, купленный в лавке старьевщика. Никанор И. Свистунофф, любезно предоставивший под фабрику фильмов собственные средства, каморку под лестницей, две комнаты и кровать, долго упрямился, но его уговорили, сославшись на то, что это такой же «поздний “людовик”», как и кровать, и они составят отличный гарнитур. И, главное, стоит он сущую ерунду – второго случая уже не представится.

Также тут были китайская складная ширма в цветах, рыцарские доспехи, портновский манекен и скелет. Скелет звался Бобби. Перед распахнутым окном, среди наставленных ящиков с разным полезным барахлом, стояла колонна – настоящий гипс! – со всякими наядами, дриадами и прочими голыми дамами и танцующей балериной наверху.

Каждый предмет украшала желтая бумажка. Бумажки еще на той неделе налепил несимпатичный человек с рыжей козлиной бородкой.

На подоконнике сидела одетая барышня и качала ногой. На барышне, к счастью, желтой бумажки не было. Может, потому что она нанялась на фабрику фильмов всего три дня назад. Рядом на стуле сидел М. Р. Маллоу и тоже качал ногой.

– К четырем, – объявил Д. Э. Саммерс и отдал шляпу Бобби, – приедут за ширмой. Сегодня звонили.

– А завтра приедут за доспехами, – сказал М. Р. – Вроде бы. Что у тебя с наличными? У меня три.

– У меня четыре тридцать.

Джейк сел на подвернувшийся табурет.

– Заплатим за квартиру половину и неделю протянем. Как-нибудь.

– Половину нельзя, – нахмурился компаньон. – Опять скажут, что это плата за одного, а второго выкинут на улицу.

– Ну, влезу ночью в окно, – отмахнулся Джейк. – Переживем.

– День переживем, два переживем, – проговорил Дюк, – а потом будет как в прошлый раз?

– А что было в прошлый раз? – с интересом спросила барышня.

– Да если бы только в прошлый! – меланхолично отозвался Дюк.

– Так, завтра, – сказал Джейк и прошелся по комнате туда-сюда. – К этому «завтра», господа, нам придется делать ноги. Вот только куда? Куда глаза глядят?

– Нормально, – отозвался М. Р. – Сделаем.

– Какого дьявола! – воскликнул Д. Э. – Мы бы никогда не разорились, если бы этот трусливый боров дал расклеить афиши!

– Ты же их все равно втихаря расклеил.

– Так в этом-то и свинство! Какой же идиот поедет через полгорода, когда синематографы на каждом углу? Рядышком бы. Тумба здесь, две рядом с Централ-парк-авеню, а еще лучше – все четыре, чтобы со всех сторон. И где экипажи стоят. А еще около «Старого квакера». И рядом с «Фараоном». «Фараону» мы, конечно, не конкурент. Он нам – да, а мы ему – нет. Ну а вдруг?

– Все бы еще ничего, кабы этот бочонок с фикусом не был таким прижимистым, – устало выдохнул Дюк. – А так – второй год работаем с хламом из чулана мистера Свистунофф, который каждый раз трясется, что кто-нибудь опознает его воскресный сюртук! Я титры утомился придумывать! Господи боже ты мой, в каком ничтожестве приходится работать!

Джейк позвенел мелочью в кармане.

– Дело ясное, – сказал он. – Последний сеанс – и завтра нас здесь уже не будет.

Он смотрел в окно, хмурился и в целом вид имел мрачный.

– Сколько, говоришь, у нас наличного капитала?

«Утро парижанки» прошло на ура. Даже лучше, чем «Грабитель в гареме» (из которого, кстати, так убедительно еле унес ноги Д. Э. Саммерс в главной роли). И, пожалуй, лучше, чем «Любовник моей бабушки», в котором блистал Бобби. М. Р. Маллоу, он же Р. Т. Козебродски, смотрел и вздыхал. На экране он сам, в роли любовника, стремительно покидал дом дамы сердца: вылез из шкафа, в панике стукнулся головой о верхнюю полку, на которой обнаружился коллега, прополз под кроватью, под которую залез один, а к дверям спальни бросились уже двое, в столовой спрятался под ковром от мужа, который завтракал, ни о чем не подозревая, за спинкой кресла увидел торчащие из-под занавески мужские полуботинки, кинулся в прихожую, где немедленно замер, неестественно согнувшись, рыцарь в средневековых доспехах. Наконец дверь и счастливое избавление. Вслед приподнял, дружелюбно улыбаясь, шляпу-канотье Бобби.

Ничтожество! Сплошное ничтожество! Сколько Джейка ни переодевай, как ни надвигай на лицо шляпу, ни ставь в тень и ни поворачивай спиной, все равно заметно: везде один человек. Особенно с тех пор, как дела пошли не очень и Свистунофф отказался от ролей. Его душили страсти: с одной стороны, хотелось славы, с другой – та же душа трепетала, как студень, от страха, что узнают братья по вере. Китти, конечно, изредка помогает по доброте душевной, но у нее то времени нет, то настроения. Бесплатная помощь – она и есть бесплатная! Джорджи – отличная девчонка, настоящий друг, работает за обед и не портит людям нервы, только актриса из нее, как из ночного горшка яхта. Да и Бобби уже примелькался. И вообще…

– Ничтожество! Сплошное ничтожество! – шептал себе под нос М. Р. Маллоу, терзая зубами поля шляпы. – Завтра же утром нас здесь не будет!

– Не завтра, – тихо сказал Д. Э. Саммерс ему на ухо. – Сегодня. Пока наш делатель добрых дел не прибежал.

Дюк повернулся к нему.

– Афиша? – сиротским голосом спросил он. – Афиша, да? Я на тумбу сегодня, кажется, внимания не обратил.

– Должны же мы заплатить что-нибудь нашей курице на кассе, Джорджи. И вон ему. – Д. Э. кивнул на механика, длинного, почти как он сам, худого парня с большим носом, большими ногами и руками-граблями.

Тот крутил ручку проектора. На лице его была отрешенность.

2019 год

Москва

Вошли они, как всегда, не через парадный вход, а через служебный, через двор. Там как раз припарковался микроавтобус. Из него вышел рабочий и понес ящики с бутылками внутрь.

Компаньоны прошли через бар – раз уж все равно дверь нараспашку, – поздоровались с барменом Валерой и присели у сцены.

– Рановато приехали. – Федор полез к занавесу за книжкой.

Еще давно, в одно из их первых представлений, он притащил два тома Бальзака – почитать. Книги так и не забрали. Два толстых тома прятали за сценой, чтобы регулировать высоту приборов на столе.

– Да нет. – Лев раскрыл ноутбук и поставил его на вытянутые ноги. Он собирался дописать рекламный текст. – Смотри, нам письмо.

Компаньоны привалились друг к другу и уставились на экран.

«Здравствуйте, я Наташа, пиар-директор компании “ЗдоровоЖ”. Мы большие поклонники вашего шоу. Возможно, вам покажется интересным наше предложение…»

По замыслу неизвестной Наташи один из препаратов профессора должен произвести настоящий фурор. Он натуральный. «Пищевой порошок “ЗдоровоЖ” заменяет полноценное питание. Содержит все необходимые витамины и минералы, насыщен аминокислотами, протеинами и белками. Вам обеспечены стройность и здоровье». Если получится, можно сделать все прямо сегодня. А если получится сработаться – постоянное сотрудничество…

Федор сунул руки в карманы и прошелся туда-сюда. В полупустом клубе плясали в лучах солнца пылинки. В баре возился Валера. Рыбки в аквариуме возле бара переливались при свете ламп красным и синим.

– Звонить? – спросил Лев.

– Почему нет, звони. Если денег мало, пошлем в задницу.

Деньги оказались хорошие. С Наташей быстро договорились, сели за столик под искусственную лиану и привычно набросали нужный текст.

– Я подъеду, подвезу вам продукт, – звенел в трубке Наташин голос. – Он эффектно выглядит и на вкус приятный. Можем сделать скидку на партию!

– Спасибо, – сказал, смеясь, Лев. – Так много нам не надо. У нас… э-э… нет проблем с лишним весом. Ограничимся шоу.

– Вы через часик будете на месте? – тоже смеясь, спросила Наташа.

Публика и не подозревала, что профессор куплен. Их встретили, как всегда, аплодисментами, и Лев – в смысле, профессор Мрако́бес – то и дело жестом призывал публику не хлопать раньше времени.

Над сценой плыл лиловый дым. Сквозняк привычно колыхал занавес. Кукушка в часах прокуковала трижды.

– Сейчас мы будем пить коктейль, – сообщил клиенту профессор Мрако́бес.

– Мня… мня… – промямлил Федор в роли «Павла Петровича». – Только без химии. Жена сказала, чтобы я принимал только гомеопатическое.

– Самое гомеопатическое! В препарате «ЗдоровоЖ» только натуральные компоненты! Прекрасный, прекрасный коктейль!

– Ну, мня, давайте.

Профессор насыпал порошок в два больших стакана. Развел водой. Компаньоны пристально посмотрели друг на друга – и продукт был выпит. Ну, как выпит… Почти.

– Простите, я на минутку! – извинился (как и полагалось по сценарию) профессор Мрако́бес.

Свет погас, и он исчез в темноте. Павла Петровича освещал только наползавший на авансцену красноватый дым. Затем свет прожектора нашел профессора. Мрако́бес сидел на унитазе с раскрытым фолиантом.

Отлично придумал, оценил Федор. Не читать же, в самом деле, по бумажке рекламный текст.

Пауза продлилась ровно столько, сколько нужно.

– Могу подать, мой ангел, еще один совет, – раздался голос профессора в наступившем безмолвии. – Бросьте считаться с вашими убеждениями и вашими словами. Продавайте их, если на это будет спрос. Когда человек хвастается, что никогда не изменит своих убеждений, обязуется идти все время по прямой линии – это болван, уверенный в своей непогрешимости. Принципов нет, а есть события; законов нет – есть обстоятельства; человек высокого полета сам применяется к событиям и обстоятельствам, чтобы руководить ими. Будь принципы и законы непреложны, народы не сменяли бы их, как мы – рубашку. Отдельная личность не обязана быть мудрее целой нации. Бальзак, – трагическим тоном объявил профессор. – «Человеческая трагедия». Вы… как вас там? Вы меня слышите?

– Комедия, профессор! – поправил Павел Петрович. – «Человеческая комедия»!

– Кому-то, может быть, и комедия, – со вздохом ответил профессор. – Не надо было класть столько слабительного.

Тогда Павел Петрович медленно поднял свой недопитый стакан и показал его публике. Розовый коктейль обратился в бурую, вонючую, дымящуюся и булькающую жижу. Профессор и его пациент с воплями скрылись, испуская лиловый дым, который вскоре заполонил сцену. Над сценой загрохотал фейерверк, а в зале – смех и аплодисменты.

– Я подам на вас в суд! – кричала из зала Наташа. – Вы ответите за клевету!

– О, мадам, на Мрако́беса много раз подавали в суд! – отозвался из дыма голос Мрако́беса.

– Профессор – честнейший человек! – присоединился голос Павла Петровича. – Я ему доверяю, как себе!

– Твари! – в ярости крикнула девушка.

– Что вы такое говорите! – возмутился профессор. – Вы же дама!

– Это вам так просто не сойдет! – И Наташа стала выбираться из зала. Уже у выхода она поднесла к уху телефон.

Поезд свистнул, сигналя, что те, кто думает слишком долго, могут на него и не успеть.

– Я знаю, почему тебе туда хочется, – сказал Дюк, когда двое джентльменов упали на сиденья и отдышались.

– Потому что у нас нет другого выхода!

– Ничего подобного. Ну, ты и дальше будешь корчить серьезную рожу или признаешься?

Д. Э. в таком изумлении прижал ладони к груди, как бы говоря, что решительно не понимает, в чем ему признаваться, что не грех было и поверить.

– В том, что тебе до смерти хочется вернуться на то же самое место и отыграться! – обвинил М. Р. – Тем более такой случай!

– Ну, юноша! – приопустил веки Д. Э. Саммерс. – Вы же сами видите: обстоятельства складываются именно так. Случайно, если только мне не изменяет память, у нас еще ничего не было. Отсюда вывод: и это тоже не случайно! А в Сан-Хосе, кстати, живет не только пара сотен наших бывших клиентов, но и доктор Браун! Которому я должен вернуть пять баксов!

Если бы Д. Э. на этом месте прекратил умничать и не начал разглагольствовать о долге, который платежом красен, может быть, все бы и обошлось.

Из магазина председателя городской управы Макферсона (того самого, отдавшего приказ вымазать компаньонов колесной мазью) слышался нарастающий гам: председатель только что обнаружил, что явился за призом в собственный магазин, пятеро горожан громко требовали свои выигрыши, а остальные полсотни просто пришли посмотреть. Большая часть любопытствующих в магазин не влезла и волновалась, пытаясь не высмотреть, так выспросить, что же происходит, снаружи.

– Вот эти, кстати, могли бы не возмущаться, – сказал Д. Э. Саммерс. – Они свое зрелище получат. Ну, где же предмет искусства?

– Погоди ты. – У М. Р. тихонько раздувались ноздри.

Из-за угла повернул почтовый фургон, из которого выпрыгнули двое: почтальон и молоденький парнишка. Кряхтя, они вытащили из фургона здоровенный запечатанный ящик, весь уделанный надписью: «Осторожно! Хрупкий предмет!», ужаснулись, что перепутали «верх» и «низ», и затем бережно внесли в магазин.

Сначала было очень тихо. Почтовый фургон уехал. Потом компаньоны услышали гул, как будто аплодисменты в театре. Гул нарастал – похоже, аншлаг. Захохотал мальчишка и тут же умолк. Двое джентльменов спрятались.

С бычьим ревом, расталкивая толпу, из магазина выскочил Макферсон. За ним продирался смотритель училищ и казначей Менцель.

– Что-о?! – хрипел Макферсон с помятым воротником и скособоченным галстуком. – Что вы несете! Кто-то пустил слух, что лотерею устроил я! Я думал, это ваших рук дело!

– Эти руки! – всхлипнул Менцель. – Двадцать лет на благо города! И что я получаю взамен! Грязное животное! Крашеную свинью! Такое оскорбление… – Тут он очнулся: – Что? Моих рук?

– Объявление! – заходился в крике председатель городской управы. – В газете указан адрес моего магазина!

– Издевательство! – поддержал его Менцель. – Это диверсия! Злоумышленники!

Компаньоны выглянули из-за угла и тут же отступили назад.

– Какая же это диверсия! – тихонько засмеялся М. Р. Маллоу. – Это искусство! Сэр, какой ужас: ему не нравится наш предмет искусства!

Свинью расписывали цветочками, взъерошенными котами с тыльной их части, шестиногими таксами, ночными горшками и прочими финтифлюшками почти всю ночь, в четыре руки. И не сказать, чтобы свинья была в претензии. Извели банку чернил, два фунта моркови, коробку слоеных пирожных, которую честно поделили на троих, – и, между прочим, ни кондитер, ни зеленщик компаньонов не узнали. Ни тогда, когда двое джентльменов заходили в лавки, ни тогда, когда впаривали по четыре билета каждому.

– Как-то даже обидно, – сказал Д. Э. Саммерс в задумчивости.

Их не узнавал никто. Двое джентльменов отправились на почту и купили открытку, на которой был изображен паровоз из васильков, с другой стороны они написали стихотворение:

Несравненная Джулия Дей Не любила ни змей, ни свиней. Виноваты ли свиньи, Что так нежно любили Несравненную Джулию Дей?!

– Кому, зачем?! – надрывался Менцель. – Двадцать лет на благо города! И что я имею? Свинью с бантом! Макферсон! Вы ничего не понимаете! Я ничего не понимаю!

– Какая тонкая душевная организация! – порадовался Джейк. – Как подушки о беззащитного человека оббивать, так запросто! Недрогнувшей рукой!

Но председатель городской управы вдруг сам сгреб смотрителя училищ за ворот.

– Стойте, Менцель, – хрипло сказал он. – Я знаю, куда нужно идти! Типография! На билетах адрес типографии!

Д. Э., высунувшийся было посмотреть, отпрянул. Он вдруг очень некстати вспомнил, что опять забыл отдать пять баксов доктору Брауну.

– Сэр, – Дюк спокойно отряхивал рукав, – я так думаю, что нам пора. Еще на поезд, не дай бог, опоздаем.

Да, все сошло бы с рук, если бы – что двое джентльменов обнаружили только по прибытии на станцию – пятичасовой поезд, билеты на который купили заранее, не опаздывал. Граждане Сан-Хосе, издавая рокот страшнее землетрясения, ворвались на вокзал.

Впереди всех размахивал ружьем мясник, который три года назад так любезно оказал помощь в поимке двоих джентльменов и со двора которого вчера вечером свели свинью. За мясником, пытаясь сохранить на бегу солидность, следовал Макферсон. За Макферсоном трусил Менцель. Из середины подскакивал курносый, лупоглазый, со скошенным подбородком мистер Лик, торговец фортепиано: он купил десять билетов. Обе половины Дамского клуба во главе с миссис Морган производили такой шум, что едва не заглушали голос миссис Гейзер. Потом был аптекарь Робинсон с женой, свояченицей, племянником и тещей. Следом – мисс Будл, то есть теперь миссис Орас, с супругом-бакалейщиком. Еще мужчины и женщины – по всей вероятности, клиенты доброй советчицы Джулии Дей и доктора Лароза. Они не поддавались исчислению. Тем более что и времени на подобные глупости у двоих джентльменов не было.

Щелкнул ружейный затвор.

– Ни с места! – рявкнул Макферсон.

Пути к выходу были отрезаны. Двое джентльменов попятились, почти не глядя прыгнули с платформы и бросились через рельсы.

– Уважаемый профессор, меня зовут Елена Суицидаль, – следующая клиентка нервически покусывала щеку, от чего ее губы складывались в гримасу. – Мне нужно что-то расслабляющее для мальчика. Что-то стимулирующее.

– Не понял, мадам, – растерялся профессор и поднял очки на лоб. – Так вам расслабить или стимулировать?

– Нормализовать.

– Прекрасно! Что будем нормализовывать?

– Мальчик вялый, апатичный, депрессия. Ну, вы понимаете, такой возраст. Они теперь так плохо адаптируются. Слишком чувствительная нервная система. Детям в наши дни так трудно переносить внешние воздействия. Нужно что-то, чтобы помочь, поддержать этот переход, предотвратить травму взросления. Вы меня понимаете?

– Я вас понимаю, – заверил профессор. – Сейчас мы изготовим уникальный детский витаминный комплекс. Стимулирует обмен веществ, способствует обновлению клеток, регенерации всех органов в организме…

– Да вы что! – вскричала Елена Суицидаль. – Нет! Нет, я против.

– Как? – удивился профессор. – Вы не хотите нормализовать своего мальчика?

– Хочу, но не так. То, что вы сказали, стимулирует половое созревание.

Профессор остановился.

– Сколько лет мальчику?

– Семнадцать. Дайте нам такое же, только детское.

– Гм-гм… – пробормотал профессор. – Правильно ли я понимаю, мадам, что у вашего ребенка приступы неконтролируемой раздражительности?

– Как вы догадались?

– Эта раздражительность направлена на вас?

– Да, и без всякой причины. Я уже боюсь к нему приближаться. Он только огрызается и хлопает дверью. На все только один ответ – «нет». Я не успеваю слова сказать. Он попросту меня отрицает. Этот парень не живет, он совершает протестные действия!

– Я так и понял, мадам, – сочувственно покивал профессор Мрако́бес. – Но все же думаю, вы не поэтому оказались у меня. Вероятно, вас привело нечто другое. Приступы апатии, полного безразличия к окружающему миру?

– Можно подумать, что этот ребенок только изредка просыпается и как-то включается в реальность. Депрессия, в принципе, характерна для его возраста, но…

– Это не депрессия.

– Не депрессия?! – Елена едва не взвизгнула, но тут же взяла себя в руки. – Что вы имеете в виду? Вегетососудистую дистонию?

– Мадам, вегетососудистой дистонии не существует. Этот диагноз придумали аллопаты, чтобы скрыть свою беспомощность. Грубо говоря, это энергетические блоки. Система запретов, бездумно унаследованная современным обществом, блокирует эмпатию, блокирует любую энергетическую активность.

– Я так и знала, – свистяще прошептала Елена Суицидаль. – Какие публикации вы посоветуете?

– Это распространенная проблема. Об этом пишет целый ряд европейских журналов. К примеру, берлинский «Ярбух фюр психиатреен». Или «Психотерапи де Франс». К сожалению, они пока не переведены на русский. Вы ведь понимаете, как тут у нас всё, мадам.

– Согласна! Полностью разделяю! – Елена Суицидаль с готовностью завздыхала. – Но… что же мне делать? Вы можете посоветовать компетентного специалиста?

– Я шесть лет учился этому в Индии, – скромно ответил профессор. – Ганго-Брахмапутрский Институт Растительной Толерантности. Затем – Всемирная Академия Энергетических Инверсий. Моя дипломная работа, которую я успешно защитил в две тысячи шестом году, называлась «Энергетическая свобода личности: основные аспекты снятия блоков». Как вы относитесь к буддизму, мадам?

Они немного выждали: как будто плеск, смех и крики. Конское ржание, хруст и скрежет береговых камешков под копытами. Компаньоны осторожно подобрались поближе. Теперь шум ручья и смех сделались совершенно отчетливыми.

– Ковбои, – резюмировал Дюк. – Ишь, лагерь разложили. Нам в другую сторону.

Уже прилично взобравшись на один из песчаных склонов – высокая рыжая трава давала надежду остаться незамеченными, – решились обернуться.

– Хм-м, – сказал Дюк. – По-моему, сэр, мы погорячились. Давай-ка назад.

Джейк – что значит гений! – не спросил, зачем, мол, да почему, да что такое, да не рехнулись ли вы случайно, мистер Маллоу, – ничего.

Спустя меньше четверти часа тем же самым маршрутом пробирались не двое джентльменов, а двое ковбоев: «стетсоны», синие рабочие штаны с заклепками, пропотевшие рубахи, шейные платки, закрывающие пол-лица. За сапоги – крепкие, остроносые, с удобными, как раз к случаю, каблуками – бывшим владельцам была передана сердечная мысленная благодарность.

Что же касается кражи – пару костюмов, купленных в свое время за шестнадцать баксов каждый, можно было неплохо продать. Шелковые галстуки золотистой расцветки в леопардовых штучках и туфли – тем более. Любой старьевщик с руками оторвет.

– А лошадь? – пыхтел Дюк, цепляясь за ветки кустов. – Ковбои без лошадей?

– Сам ты лошадь! – отозвался Джейк, вытирая разгоряченное лицо. – Ты что, своей особой светить собрался?

– Нет, ну все равно странно получается!

– Нормально получается. Не тряситесь, сэр, уйдем.

– Мне кажется, сэр, – М. Р. не мог успокоиться, – стоило спереть лошадей.

– Ты их видел? – поинтересовался Джейк. – Это тебе не Макферсон с его пузом и не Менцель чахоточный! В два счета бы догнали. И пиши пропало!

– Ладно, пеших хуже видно, – подумав, согласился компаньон. – Только вот скорость, черт бы…

– Уйдем, – отозвался Джейк. – Тихо, стой!

Тишину приближавшихся сумерек нарушили конский топот, нестройный хор голосов, в котором солировал Макферсон, – облава началась.

– Вы бы, господин председатель городской управы, еще «Тело Джорджа Брауна» спели, чтоб вас слышнее было! – издевнулся Д. Э. – Ну, и что, это вы вдвадцатером все горы прочесать собрались? Мило, мило.

Макферсон – с вершины это было хорошо видно – махнул рукой в одну сторону, распорядился резким голосом в другую – и цепочки всадников рассыпались по склонам двумя треугольниками.

– Сдай назад! – сказал Дюк.

Джентльмены вернулись туда, откуда только что приползли, но и там оказалась такая же история.

– Этот сукин сын, – выговорил Джейк, – в Гражданскую войну капитаном был. Чуть-чуть моложе нас. Говорил, в шестнадцать мобилизовался.

– Ну и Менцель что-то такое. – Дюк вытер платком потную физиономию. – Оба же воевали.

Удобная штука эти ковбойские тряпки. Вонючая, но удобная.

– Пересидим, – говорил Джейк, продираясь сквозь кусты, откуда сразу же вспорхнула стайка мелких птиц, – и тогда уже дернем. Надо только место, место найти безопасное.

– Есть! – донеслось издалека, и сразу же раздался выстрел. – Вон они!

То ли повинен был саквояж, расставаться с которым наотрез отказался Д. Э. Саммерс, то ли двое джентльменов сами по себе представляли слишком заметную пару, а только ковбойская экипировка положения не спасла.

Ни один из искателей приключений не помнил, сколько прошло времени, но уже совсем стемнело. Сил у них не осталось, а преследователей прибавилось, кажется, втрое. На каждой вершине виднелись силуэты всадников. Там и сям по горам слышались выстрелы, куда ни ткнись – рискуешь попасть в появлявшееся, как убийца из мрака, пятно фонаря. Их ловили со свистом, гиканьем и охотничьими воплями, как дичь.

– Все, – Дюк загребал ногами песок, – я больше не могу.

Он бежал медленнее, медленнее… Как будто не очень-то и хотелось. Потом вдруг остановился, держась за бок, согнулся пополам. Джейк чиркнул сапогами по песку и бросился назад.

– Я тебе сейчас дам «не могу», – задыхаясь, выговорил он. – Дуй, быстро!

Компаньон только мотал головой. Стащил шляпу, вытер ею лицо, грудь под рубашкой и сел на землю.

– Беги, – с трудом выговорил он. – Как-нибудь меня вытащишь. Если возьмут обоих, надежды уже не будет.

Джейк, как раз пытавшийся набрать воздуха, закашлялся от бешенства.

– Идиот на мою голову! – Он схватил компаньона за шиворот и потащил волоком в гору. – Я тебе что, Гудини какой-нибудь, из камеры вытаскивать? Поднимай задницу и погнали! Нашелся, тоже мне, немощный!

– Пусти. – У Дюка не было сил даже вырываться. – Пусти, говорю. Да, если хочешь знать, немощный. Ты вообще-то обращал когда-нибудь внимание, что я…

– Ты величайший атлет современности!

Зубы у Д. Э. были стиснуты, глаза как у головореза, а вот голос как-то звякнул, что ли.

– У тебя были гири. Я видел.

– Одна там гиря! Я в жизни к ней не притрагивался! Бросай меня, дурак! Бросай, кому говорю!

– Я тебе шею сверну, если не перестанешь болтаться, как мешок с дерьмом!

Они уже подобрались к вершине. Джейк выдохнул, вытер рукавом лоб, нос и изо всех сил пихнул компаньона в спину. Сам полез вниз, не удержался и тоже покатился кубарем. Он понимал, что бежать уже не сможет ни при каких обстоятельствах, но впереди была дорога. Еще чуть-чуть, и по ту сторону – мексиканская граница.

– Вижу! – крикнули сверху. – Сюда, Макферсон! Берем их!

Пулей сбило шляпу с Д. Э. Саммерса. Следующий выстрел швырнул песком под ногами у Дюка.

Положение было отчаянным. Но в эту минуту…

– Ну, профессор, вы ведь понимаете, – клиентка снисходительно улыбнулась. – Все эти межрелигиозные конфликты не имеют никакого смысла. Любой думающий человек в наши дни понимает, что любая религия содержит черты универсализма. Наши внуки будут жить в мире без войн. Универсализм культур, очевидность относительности понятий о добре и зле – все это уже делает свое дело.

У профессора отвисла челюсть.

– Все эти домоткано-посконные ценности уходят в прошлое, – с энтузиазмом продолжала клиентка. – Все эти глупости про то, что мужчины правят миром… Все это бессмысленное самопожертвование, возложение себя на алтарь… Буддизм, конечно, наиболее близок к гармоничному пониманию свободной личности. Да. Да. Согласна с вами.

Профессор Мрако́бес методично устанавливал на столе штативы, трубки и колбы.

– Раз-два-три… шестнадцать. Гм. Думаю, мы можем снять энергетические блоки, – произнес он наконец.

– У вас получится?

– Дорого, – предупредил профессор, – большие энергетические затраты. Но я могу это сделать. Вот лицензия Колумбийского Университета Всемирной Дисперсии.

Он вынул из ящика стола лист плотной бумаги, встряхнул его и показал в зал. На белом листе тут же стали проявляться строчки. Последней появилась печать. Затем все исчезло.

– С вас двести тысяч, у меня предоплата, спасибо.

– Мне для ребенка, – клиентка достала деньги, – ничего не жалко.

Профессор начал монтировать сложную систему: колбу с трубкой для перегонки, откуда тянулся шланг к огромной, очень длинной прозрачной трубе, которая, в свою очередь, была подключена к здоровенному медному крану.

– Простите, а что это? – нервно спросила Елена Суицидаль. – Никогда не видела такого…

– Это и неудивительно. Воздействия транспсихологического характера держатся в секрете. Технология ведь, по сути, элементарна. А в случае ее распространения крупнейшие фармацевтические компании ждет крах. Вы ведь знаете, что химические витамины усваиваются только на десять процентов? Шарлатанство чистой воды! Транспсихологические воздействия сделают ненужными все сомнительные препараты. Просто уничтожат мировую фармакопею.

– Ох, и не говорите, – поддержала Елена Суицидаль. – Кругом одни жулики! Вся современная фармацевтика – на девяносто процентов шарлатанство! Я вам больше скажу: общество потребления воспитывает идиотов!

Профессор даже оторвался от процесса.

– Согласен. Согласен с каждым словом, мадам!

– Их цель – распространить невежество, сделать из людей бессловесный скот!

– Да, мадам!

– Вы ведь понимаете, что думающие люди никому не нужны. Они, по сути, убивают общество потребления!

– Притом цинично убивают, мадам.

– Вот именно! Вместо поиска причины болезни принято устранять ее симптомы. Традиционная медицина прикрывает собственную несостоятельность запретами! Давайте, давайте запретим гомеопатию! Лечение электрическими импульсами – туда же! Закроем центры йоги! Отдадим под суд специалистов по акупунктуре, регрессивному гипнозу и чистке ДНК! Чего еще ждать в тоталитарном государстве?!

Мрако́бес поднял руку, и женщина замолчала.

– Думайте о вашем мальчике. Вот вам коврик, лягте поудобнее, не стесняйтесь. Теперь вспоминайте лучшие моменты, когда вы были душевно близки.

Елена Суицидаль послушно улеглась на голубой спортивный коврик и вытянула ноги.

Зазвучала музыка. Казалось, она говорит о смерти, но и о бессмертии, о боли, но одновременно и о счастье. О нежности. О материнской любви. Вокруг глаз Елены Суицидаль проступили зелёные фосфоресцирующие круги.

Мрако́бес поднес к трубке спичку, по трубке пронеслась голубая молния, заполнила ее всю и тут же вылетела наружу. Звук напоминал взрыв и рев разъяренного льва одновременно. Клиентка в панике вскочила, но тут же кинулась на пол и забилась под коврик. В публике ахали и вскрикивали.

– Всё, – нарушил тишину профессор. – Я снял вашему мальчику все блоки. Он свободен!

Елена Суицидаль поднялась, на всякий случай завернувшись в ковер. И тут увидела, как в зале встают четыре девушки. Все они были в чем-то длинном, пестром, вроде свободных рубах. А потом над их головами вскинулись и развернулись плакаты. Загремел мегафон.

– Все, что здесь происходит, – очередная попытка насадить стереотипное мышление, неужели вы этого не видите? – говорила та, что выглядела серой мышкой. Голос ее отражался от стен, на тонких руках дрожали бисерные браслеты. – Я хочу спросить присутствующих в зале женщин и девушек: вам точно нравится, когда ваши принципы втаптывают в грязь? Вы и дальше готовы смеяться, когда вам не смешно, в мире, где мужчины навязывают вам свою волю?

Профессор Мрако́бес торопливо поднял на лоб свои синие очки.

– Опять студентки Академии Энергетических Инверсий? Передайте, что у них снова недоразумение. Практиканток я не смогу принять раньше ноября!

…В эту минуту в темноте затарахтело, вдалеке мелькнул свет. Свет приближался – желтый, тусклый. На дорогу выехал автомобиль. Из последних сил, спотыкаясь, компаньоны бросились к автомобилю.

Машина сбавила ход. Задняя дверца открылась, мотор продолжал работать. Потом дверцу захлопнули, и шофер не оборачиваясь дернул рычаг. Нагнавшие их было всадники сперва приотстали, затем становились все меньше, меньше и наконец совсем растворились в темноте.

Обессиленные компаньоны молчали. Они все еще задыхались, не в силах сказать ни слова. Никто, правда, никаких слов и не требовал. Шофер невозмутимо вел машину, и компаньонам был виден только высоко поднятый воротник тужурки с обмотанным вокруг шеи потрепанным шарфом. Парень даже не обернулся. Посреди грохота, который производил двигатель, это было все равно бесполезно: пришлось бы кричать.

Автомобиль все ехал и ехал. Искателей приключений качало то вправо, то влево и наконец стало клонить в сон. Вдруг они почувствовали резкий толчок – авто сильно тряхнуло, и оно встало.

Автомобилист поправил очки-консервы, кажется, выругался себе под нос и вышел из машины. Автомобиль трясся и ворчал, не желая заводиться.

В тусклом свете ацетиленовых фонарей было заметно, что со стартером водитель справляется с трудом. Тогда компаньоны тоже вышли и хотели снять фонарь, чтобы посветить. Д. Э. Саммерс дотянулся первым, но водитель отпихнул его от машины.

Сложением незнакомец подкачал – высокий, но довольно худой и не так чтобы широкоплечий. Но все равно выглядел он чертовски эффектно: кожаный шоферский кепи, «консервы», желтые краги. Рядом с собственным автомобилем кто угодно будет выглядеть чертовски эффектно.

– Отличная машина, – бодро сказал Джейк, с интересом рассматривая авто.

Шофер кивнул, снял одну перчатку, полез за пазуху.

– Там у них, – сказала с пола Елена Суицидаль, – там у них на плакатах буквы. Профессор, там что-то написано! Это вам?

– Не вам решать, как нам думать! – прочитал профессор почти нараспев и взъерошил кудрявый затылок. – Девушки, это недоразумение!

– Срочная психологическая помощь в соседнем подъезде! – поддержала его Елена Суицидаль. – Жертвам дискриминации – без очереди!

– Хватит нас унижать! – вырвала мегафон высокая и крупная.

Эти же слова были на втором плакате. И не успели компаньоны ответить хоть слово, как все четыре принялись скандировать:

– НЕ ВАМ РЕШАТЬ, КАК НАМ ДУМАТЬ!

– ХВАТИТ НАС УНИЖАТЬ!

– МЫ ЗА ЖИЗНЬ БЕЗ СТЕРЕОТИПОВ!

– Милые девушки! – пробовал переорать их профессор Мрако́бес. – Это всё стресс у вас! Стресс – чума двадцать первого века! Вы слишком много переживаете под воздействием избытка информации! У меня есть для вас чудесное успокои…

В зале засмеялись, но это не помогло.

– ХВАТИТ НАС УНИЖАТЬ! МЫ ТРЕБУЕМ УВАЖЕНИЯ!

К голосам четырех гарпий присоединилось еще несколько.

– Девочки! – выждав паузу, подняла руку Елена Суицидаль. – Профессор не имел в виду ничего плохого! Я верю ему, как себе! Перестаньте кричать хором, я ничего не разбираю! Сейчас я вам об…

– МЫ ТРЕБУЕМ УВАЖЕНИЯ! ХВАТИТ НАС УНИЖАТЬ!

Голосов стало больше. Встали те, кто сидел. Стоявшая толпа пришла в движение. Те, кто пять минут назад смеялся и аплодировал, теперь вместе с девицами орали:

– ХВАТИТ!

– ХВАТИТ НАС УНИЖАТЬ!

Публики становилось почему-то все больше, как будто женщины продолжали прибывать. Это вставали те, кто еще сидел.

Лев с ужасом наблюдал, как исчез за занавесом компаньон. «А я-то что стою? Он все правильно делает. Бежать надо! Бежать!»

Федор вернулся с саквояжем в руках.

– Что стоишь, уходим. – Он облизнул пересохшие губы и громко сказал в зал: – Э-э, профессор, пойдемте скорее, мне вам нужно кое-что сказать! Идемте же, ну! Это военная тайна! Я вам не говорила, но за мной следит ЦРУ!

Они спрыгнули со сцены, протолкались сквозь толпу и не сговариваясь пошли к бару.

– Девушки! Девушки! – слышали они голос осветителя. – Успокойтесь! Не надо принимать всё на свой счет!

Хрен его послушали!

Идти приходилось быстрее и быстрее. Лев в ужасе думал, что делать, если подсобка закрыта. Компаньоны притормозили у двери, вертя круглую ручку (причем Лев упрямо вертел ее не в ту сторону); наконец оказавшись внутри, проскочили между офисным столом с ноутбуком и ящиками с пивом, которыми было заставлено помещение, прошли мимо гигантского холодильника, и его превосходительство чудом не налетел на ведро со шваброй.

– Куда! – Федор подхватил компаньона под локоть, и Лев поднял свалившиеся на нос профессорские очки. – Под ноги смотри!

Лев как загипнотизированный шел к спасительной двери. Бармен Валера, наверное, сильно удивился, когда за ними появилась толпа женщин. Это было слышно.

Джейк перевернул страницу газеты:

Газету немедленно отобрал компаньон.

– А… – начал Джейк.

Он хотел спросить, куда направляется этот человек, но его опередил Дюк.

– Брат! – с чувством воскликнул он. – Откуда ты взялся, брат? Как тебя зовут?

Шофер прокашлялся в кулак. Перчатки брякнулись на сиденье.

– Видимо, мне все же стоит представиться.

В свете от фар он поднял «консервы», снял кепи и обернулся. Тонкая рука провела по скуле, выбившуюся прядь светлых волос трепал ночной ветер.

– Меня зовут Ирен Адлер.

Был вечер, люди ехали домой. На углу Калужской площади и Ленинского проспекта образовалась безнадежная пробка…

Компаньоны потеряли всего секунду – одновременно обернулись, и только. За ними шли. Они побежали вниз по Садовому, но с той стороны их уже ждали. Ни туда, ни обратно – с обеих сторон на них наступала толпа женщин. Выхода не было, и они бросились на проезжую часть. Слышали сквозь шум голосов и скрежет шин, как сигналят автомобили. Боковым зрением видели, как из окон машин высовываются одна за другой руки с телефонами. Профессор Мрако́бес и его незадачливая клиентка пробирались, уворачиваясь от вспышек, а за ними неотступно, как смерть, шли женщины.

Автомобили немного проехали и снова встали. Компаньоны спустились в туннель, но и туда влился поток скандирующих.

– ХВАТИТ НАС УНИЖАТЬ!

– Интересно, если догонят, что они с нами сделают? – пробормотал Федор, когда они столкнулись, проскочив между автобусом и истерически сигналившим «Хендаем». – Что им от нас надо?

– Я не хочу это знать! – откликнулся Лев.

Автомобили проехали метров пять и опять застряли. Как будто, если громче сигналить, что-то изменится!

– ПОКОНЧИМ С МУЖСКИМ ШОВИНИЗМОМ! ДОЛОЙ СТЕРЕОТИПЫ! МЫ ЗА РАВНЫЕ ПРАВА!

Толпа женщин стекалась к ним уже с обеих сторон. Они пробирались, протискивались, лавировали между автомобилями. Дверца ближайшей машины открылась, и в щеку Льва ударило чем-то твердым. Он поймал это и обнаружил в руке картофелину. Вторая картофелина сбила с его носа синие очки. Едва он успел их снять, как что-то просвистело мимо, и по спине Федора расплылась зеленая клякса. Следующий пузырек попал ему в волосы. Потом еще. И еще раз.

– Очень приятно, мисс, – с наглой улыбкой произнес Д. Э. Саммерс. – Позвольте представиться: Шерлок Холмс.

– А меня зовут Тонга, – наконец обрел дар речи М. Р. Маллоу.

Дама (нет, все-таки девица) смерила их взглядом, надела краги и снова принялась крутить заводную ручку. Четыре цилиндра. Двадцать лошадиных сил. Естественно, получалось у нее неважно!

– Э… – Джентльмены топтались рядом. – Вам помочь, мисс?

Она выпрямилась и окинула их пронизывающим взглядом.

– Отойдите.

– Мисс, мы же не знали, – с улыбкой рискнул Джейк. – Просто, как бы сказать…

– Вы меня очень обяжете, если помолчите.

Д. Э. Саммерс сбросил с плеча руку компаньона.

– Ну, мисс, разве мы виноваты, что оказались не такими идиотами, как вам по… – Он почувствовал, как ему наступили на ногу. Искатель приключений умолк и сделал М. Р. Маллоу возмущенные глаза.

Автомобиль тем временем уже трясся и фыркал. Водительница надела кепи, опустила «консервы», забралась на свое место и хлопнула дверцей. Машина конвульсивно задергалась и рванула вперед, оставив двоих джентльменов на дороге.

– Эх, зря ты… – безнадежно пробормотал Дюк.

Поклонница Конан Дойля дала задний ход, выразительно развернулась, и Дюк пихнул компаньона: давай!

На рассвете двадцать второго сентября автомобиль подъехал к станции.

Вдалеке слышались свисток и нарастающий шум подходящего поезда. Д. Э. Саммерс как раз в этот момент рявкнул: «Что?», а М. Р. Маллоу гаркнул: «…закона, понял? Только в рамках закона!»

Шоферша меж тем нагнулась, подняла кожаное сиденье и…

Вы находитесь: Крымский мост

Федор сунул драгоценный саквояж под футболку: пузырьки зеленки летели один за другим. Лев повернулся, чтобы защитить лицо, – и получил струю слезоточивого газа в глаза, даже не поняв откуда. Федор вел компаньона за руку, как слепого, пока тот чихал, шмыгал носом, плакал и протирал глаза.

– Не три. Не три глаза, я сказал.

Только бы прорваться на пешеходную часть моста!

Приблизить изображение

– Ну как? – Лев скорее догадался, чем расслышал крик Федора.

– Ничего! – севшим голосом крикнул он, понимая, что его тоже не слышно. – Более-менее нормально.

– Видишь как?

– Слезы только. И нос. Нормально вижу.

– Двигайся к обочине!

И его превосходительство, по-прежнему с саквояжем под футболкой, повернулся и стал пробираться обратно.

Еще приблизить

– Я с ними поговорю! – донесся до Льва голос Федора. – Эй, девушки! Я здесь! Ку-ку!

– ПОКОНЧИМ С ШОВИНИЗМОМ! НЕ ДАДИМ СЕБЯ УНИЖАТЬ!

МЫ ТРЕБУЕМ УВАЖЕНИЯ!

Лев едва не вывихнул ногу, протискиваясь к этому психу. Какая-то малолетка вцепилась ему в волосы и выдрала клок, пока он вырывался из ее цепких ручек.

Федор был окружен. Вокруг него творилось настоящее безумие.

– Беги! – кричал он, уворачиваясь от тянущихся рук и летящих пузырьков зеленки. – Беги, придурок! Не надо! Я их за…

Лев молча протискивался к нему.

Показать детальное изображение

Веревочный трап повис над ними, как раз когда Федор пытался остановить тощую даму материного возраста. Длинные ногти этой женщины оставляли на его лице горящие следы.

«Василий Блаженный-001», – сообщали красные буквы на борту дирижабля. Четыре винта гудели справа и слева, спереди и сзади аэростата. Августовское небо пронизывали лазерные коридоры.

Впервые в жизни Федор Летний забыл, что боится высоты.

Пока новое средство общественного транспорта, призванное разгрузить городские магистрали, экологически безопасное и украшающее ландшафт, набирало высоту над Крымским мостом, по его трапу карабкались два человека. Один держал в зубах саквояж.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Старинная английская пиратская песня, пер. Елены Соковениной.

2. Старинная английская кладбищенская песня, пер. Натальи Харсы.

3. Сенбернар – это вовсе не собака, как вы могли подумать. Это Сара Бернар, знаменитая французская актриса.

4. Ария из мюзикла «Остров сокровищ» по одноименному роману Р. Л. Стивенсона. Автор текста Влад Маленко.

5. Табльдот – обед или ужин за общим столом в гостиницах, пансионах, меблированных комнатах.

6. Московский форштадт – исторический район Риги, пользовавшийся криминальной славой на всю Российскую империю.

7. Оссиан – легендарный кельтский бард III века н. э., как считается, плод фантазии шотландского поэта сер. XVIII века Джеймса Макферсона, который писал от его лица.

8. «Заткнитесь, ублюдки!» (исп.) Вообще говоря, это более грубое выражение, чем «ублюдки», но мы здесь, пожалуй, обойдемся им.

9. Томас Альва Эдисон – всемирно известный изобретатель, первопроходец киносъемки, ощутил некоторое притеснение со стороны конкурентов, которые не замедлили появиться. Однако первенства не уступил. В 1909 году он инициировал создание Союза патентодержателей кинопромышленности. Патент сделал его монополистом кинематографа и разорил маленькие компании, которые теперь были обязаны платить отчисления от каждого созданного или показанного в стране фильма.

10. «Зигфилд Фоллис» – знаменитое своими красотками бродвейское шоу.