Стихотворения

fb2
Апухтин Николаевич Алексей

«Распятый на кресте нечистыми руками,

Меж двух разбойников Сын божий умирал.

Кругом мучители нестройными толпами,

У ног рыдала мать; девятый час настал:

Он предал дух Отцу. И тьма объяла землю.

И гром гремел, и, гласу гнева внемля,

Евреи в страхе пали ниц…

И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,

И мертвые, восстав, явилися живыми…»

Стихотворения

Песня

Ах! Зачем тебя,Полевой цветок,Житель вольных мест,С поля сорвали,В душной комнатеНапоказ людямТебя бросили?Не пахнёт в тебяЗапах сладостныйЗолотой весны,Не увидишь тыСолнца летнего,И не будешь тыС дрожью радостиСлушать осениБурю грозную…День пройдет, другой…Где краса твоя?Смотришь – за окномУж былиночка.3 мая 1854Санкт-Петербург

Цветок

Река бежит, река шумит,Гордясь волною серебристой,И над волной, блестя красой,Плывет цветок душистый.«Зачем, цветок, тебя увлекПоток волны красою?Взгляни, уж мгла везде леглаНад пышною рекою;Вот и луна, осененаТаинственным мерцаньем,Над бездной вод средь звезд плыветС трепещущим сияньем…Прогонит день ночную тень,От сна воспрянут люди,И станет мать детей ласкатьУ жаркой, сонной груди,И божий мир, как счастья пир,Предстанет пред тобою…А ты летишь и не томишьСебя кручиной злою,Что, может быть, тебе уж житьНедолго остаетсяИ что с волной цветок инойБеспечен понесется!»Река шумит и быстро мчитЦветок наш за собою,И, как во сне, припав к волне,Он плачет над волною.29 июня 1854Павлодар

Два поэта

Блажен, блажен поэт, который цепи светаНа прелесть дум и чувств свободных не менял:Ему высокое название поэтаДарит толпа с венком восторженных похвал.И золото бежит к избраннику фортуныЗа гимн невежеству, порокам и страстям.Но холодно звучат тогда поэта струны,Над жертвою его нечистый фимиам…И, насладившися богатством и чинами,Заснет он наконец навеки средь могил,И слава кончится похвальными стихамиТого, кто сам толпу бессмысленно хвалил.Но если он поймет свое предназначенье,И станет с лирою он мыслить и страдать,И дивной силою святого вдохновеньяПорок смеющийся стихом начнет карать, —То пусть не ждет себе сердечного приветаТолпы бессмысленной, холодной и глухой…И горько потечет земная жизнь поэта,Но не погаснет огнь в курильнице святой.Умрет… И кое-где проснутся сожаленья…Но только внук, греха не видя за собой,Смеясь над предками, с улыбкою презренья,Почтит могучий стих холодной похвалой…Июль 1854Павлодар

«Ты спишь, дитя, а я встаю…»

Ты спишь, дитя, а я встаю,Чтоб слезы лить в немой печали,Но на твоем лице оставить не дерзалиСтрадания печать ужасную свою.По-прежнему улыбка молодаяЦветет на розовых устах,И детский смех, мой ропот прерывая,Нередко слышится в давно глухих стенах!Полураскрыты глазки голубые,Плечо и грудь обнажены,И наподобие волныИграют кудри золотые…О, если бы ты знал, младенец милый мой,С какой тоскою сердце бьется,Когда к моей груди прильнешь ты головойИ звонкий поцелуй щеки моей коснется!Воспоминанья давят грудь…Как нежно обнимал отец тебя порою!И верь, уж год как нет его с тобою.Ах, если б вместе с ним в гробу и мне заснуть!..Заснуть?.. А ты, ребенок милый,Как в мире жить ты будешь без меня?Нет, нет! Я не хочу безвременной могилы:Пусть буду мучиться, страдать!.. Но для тебя!И не понять тебе моих страданий,Еще ты жизни не видал,Не видел горьких испытанийИ мимолетной радости не знал.Когда ж, значения слезы не понимая,В моих глазах ее приметишь ты,Склоняется ко мне головка молодая,И предо мной встают знакомые черты…Спи, ангел, спи, неведеньем счастливыйВсех радостей и горестей земных:Сон беспокойный, нечестивыйДа не коснется вежд твоих,Но божий ангел светозарныйК тебе с небес да низойдетИ гимн молитвы благодарнойК престолу божию наутро отнесет.5 сентября 1854Санкт-Петербург

Тоска

Вижу ли ночи светило приветноеИли денницы прекрасной блистание,В сердце ласкаю мечту безответную,Грустную думу земного страдания…Пусть бы сошла к нам уж ночь та угрюмаяИли бы солнце на небе сокрылося,Ропот сердечный унял бы я, думая:Так что и счастье мое закатилося…Так же, как мир ночью мрачной, безмолвною,Сердце оделося черною тучею,Но, как назло мне, величия полные,Шепчутся звезды с волною кипучею…Невыразимая, невыносимаяДавит тоска мою душу пустынную…Где же ты, прелесть мечтаний любимая?Люди сгубили тебя, неповинную.Завистью черной, насмешкой жестокоюОжесточили они сердце нежноеИ растерзали навек одинокуюДушу страдальца рукою небрежною.10 сентября 1854

Скажи, зачем?..

Скажи, певец, когда пороюСтоишь над тихою НевоюТы ясным вечером, когдаГлядят лучи светила золотыеВ последний раз на воды голубые,Скажи, зачем безмолвствуешь тогда?Певец! Когда час ночи мирныйСлетает с высоты эфирнойСменить тяжелый день трудаИ блещет небо яркими звездами,Не вдохновен высокими мечтамиА вот и празднует столица:Народ по стогнам веселится,Везде гудят колокола…А в храмах Бога тихое моленье,И певчих глас, и ладана куренье…Не оттого ль, что эти звукиВ тебе пробудят сердца муки,Как радость в прежние года,Что, может быть, природы увяданьеМилей, чем блеск, души твоей страданью, —Не оттого ль безмолвствуешь тогда?20 ноября 1854

Первый снег

О снега первого нежданное явленье,Приветствую тебя в моем уединенье!Уединенье? Да! Среди толпы людейЯ так же одинок, как ландыш, из полейРодных отторженный суровою рукою;Среди прекрасных роз поник он головою,И в рощу мирную из мраморных палатЕго желания свободные летят.Приветствую тебя! Неведомою силойТы в смутной памяти былое оживило,Мечтанья прошлых дней той юности златой,Как утро зимнее, прекрасной и живой!Картин знакомый ряд встает передо мною:Я вижу небеса, подернутые мглою,И скатерть снежную на сглаженных полях,И крыши белые, и иней на дровах;Вдали чернеет лес. С сиянием АврорыПо окнам разослал мороз свои узоры;Там, за деревьями, роскошно и светлоБлестит замерзлых вод прозрачное стекло;Там курится дымок над кровлями овинов…В соседней комнате я слышу треск каминов,К ним истопник бредет и шум своих шаговРазносит за собой с тяжелой ношей дров.С какою радостью живой, нелицемерной,Бывало, я встречал тебя, предвестник верныйЗимы… Как я любил и сон ее снегов,И длинную семью прекрасных вечеров!Как часто, вкруг стола собравшися семьею,Мы проводили их в беседах меж собою,И ласки нежные иль звонкий смех поройСменяли чтение обычной чередой.Я помню длинный зал, вечернею пороюЕго перебегал я детскою стопою,И часто пред окном, как будто бы сквозь сон,Я становился вдруг, испуган, поражен,А прелесть дивная морозной, зимней ночиМанила и звала встревоженные очи…Светила чудные сияли в вышинеИ, улыбаяся, смотрели в душу мне;Чистейшим серебром поля вдали сияли,Леса пустынные недвижимо стояли;Всё спало… Лишь мороз под окнами трещал…И жутко было мне, и к няне я бежал.Я помню комнатку… Пред образом горелаЛампада тусклая; старушка там сидела…И сладок был мне звук ее речей простых,Любовью дышащих… Увы! не слышу ихСреди надутых фраз да слов бездушных ныне:Уж третью зиму я встречаю на чужбине,Далеко от нее, от родины святой,Не с шумной радостью, но с хладною тоской,И сердце сжалося… но в холоде страданийТы возбудил во мне толпу воспоминаний,Ты годы юности внезапно оживил,И я тебя в душе за то благословил…О, взвейся, легкий снег, над родиною, дальной!Чтоб поселянин мог, природы сын печальный,Скорей плоды трудов по зимнему путиЗа плату скудную в продажу отвезти!11 октября 1854

Зимой

Зима. Пахну́л в лицо мне воздух чистый…Уж сумерки повисли над землей,Трещит мороз, и пылью серебристойЛожится снег на гладкой мостовой.Порой фонарь огнистой полосоюМелькнет… Да звон на небе прогудит…Неугомонною толпоюНарод по улицам спешит.И грустно мне!И мысль моя далеко,И вижу я отчизны край родной:Угрюмый лес задумался глубоко,И звезды мирно шепчутся с землей,Лучи луны на инее трепещут,И мерзлый пар летает от земли,А в окнах светятся и блещутГостеприимные огни.6 января 1855Санкт-Петербург

Подражание арабскому

В Аравии знойной поныне живетУсопшего Межде счастливый народ,И мудры их старцы, и жены прекрасны,И юношей сонмы гяурам ужасны,Но как затмеваются звезды луной,Так всех затмевал их Набек молодой.Прекрасен он был, и могуч, и богат.В степях Аравийских верблюдов и стадИмел он в избытке, отраду Востока,Но краше всех благ и даров от пророкаЕго кобылица гнедая была —Из пламени ада литая стрела.Чтоб ей удивляться, из западных странК нему притекали толпы мусульман,Язычник и рыцарь в железе и стали.Поэты ей сладкие песни слагали,И славный певец аравийских могилНабеку такие слова говорил:«Ты, солнца светлейший, богат не один,Таких же, как ты, я богатств властелин;От выси Синая до стен АбушераПобедой прославлено имя Дагера.И, море святое увидя со скал,На лиру певца я меч променял.И вот я узрел кобылицу твою.Я к ней пристрастился… и, раб твой, молю —Отдай мне ее и минуты покою,На что мне богатства? Они пред тобою…Возьми их себе и владей ими век!»Молчаньем суровым ответил Набек.Вот едет Набек по равнинам пустыньАравии знойной… И видит – пред нимСклоняется старец в одежде убогой:«Аллах тебе в помощь и милость от Бога,Набек милосердный». – «Ты знаешь меня?»– «Твоей не узнать кобылицы нельзя».«Ты беден?» – «Богатство меня не манит,А голод терзает, и жажда томитВ пустыне бесследной, три дня и три ночиНе ведали сна утомленные очи,Из этой пустыни исторгни меня».И слышит: «Садися ко мне на коня».«И рад бы, о путник, да сил уже нет, —Был дряхлого нищего слабый ответ. —Но ты мне поможешь, во имя пророка!»Слезает Набек во мгновение ока,И нищий, поддержан могучей рукой,Свободен, сидит уж на шее крутой.И старца внезапно меняется вид,Он с юной отвагой коня горячит.И конь, распустивши широкую гриву,В пустыне понесся, веселый, игривый;Блеснули на солнце, исчезли в пыли!Лишь имя Дагера звучало вдали!Набек, пораженный как громом, стоит,Не видит, не слышит и, мрачен, молчит,Везде пред очами его кобылица,А солнце пустыню палит без границы,А весь он осыпан песком золотым,А груды червонцев лежат перед ним.3 февраля 1855Санкт-Петербург

Голгофа

Распятый на кресте нечистыми руками,Меж двух разбойников Сын божий умирал.Кругом мучители нестройными толпами,У ног рыдала мать; девятый час настал:Он предал дух Отцу. И тьма объяла землю.И гром гремел, и, гласу гнева внемля,Евреи в страхе пали ниц…И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,И мертвые, восстав, явилися живыми…А между тем в далеком РимеНадменный временщик безумно пировал,Стяжанием неправедным богатый,И у ворот его палатыГолодный нищий умирал.А между тем софист, на догматы ученьяВсе доводы ума напрасно истощив,Под бременем неправд, под игом заблужденья,Являлся в сонмищах уныл и молчалив.Народ блуждал во тьме порока,Неслись стенания с земли.Всё ждало истины…И скоро от ВостокаПришельцы новое ученье принесли.И, старцы разумом и юные душою,С молитвой пламенной, с крестом на раменах,Они пришли – и пали в прахСлепые мудрецы пред речию святою.И нищий жизнь благословил,И в запустении богатого обитель,И в прахе идолы, а в храмах Бога силСияет на кресте голгофский Искупитель!17 апреля 1855

Ночью

Веет воздух чистыйИз туманной дали,Нитью серебристойЗвезды засверкали,Головой сосновойЛес благоухает,Ярко месяц новыйНад прудом сияет.Спят среди покояГолубые воды,Утомясь от знояВ забытье природы.Не колыхнет колос,Лист не шевельнется,Заунывный голосПесни не прольется.18 июня 1855Павлодар

Уженье

Над водою склонялися липы густые,Отражались в воде небеса голубые,И деревья и небо, волнуясь слегка,В величавой красе колебала река.И так тихо кругом… Обаяния полны,С берегами крутыми шепталися волны,Говорливо журча… И меж них, одинок,Под лучами заката блестел поплавок.Вот он дрогнул слегка, и опять предо мноюНеподвижно и прямо стоит над водою,Вот опять в глубину невредимо скользитПод немолчный и радостный смех нереид.А в душе пролетает за думою дума…О, как сладко вдали от житейского шумаПредаваться мечтам, их лелеять душойИ, природу любя, жить с ней жизнью одной.Я мечтаю о многом, о детстве счастливом,И вдруг вижу себя я ребенком игривым,И, как прежде бывало, уж мыслию яОбегаю дубравы, сады и поля.Я мечтаю о том, когда слово наукиЗаменило природы мне сладкие звуки…И о многом, о чем так отрадно мечтатьИ чего невозможно в словах рассказать.А всё тихо кругом… Обаяния полны,С крутизнами зелеными шепчутся волны,И деревья и небо, волнуясь слегка,В красоте величавой колеблет река.29 июня 1855Павлодар

Вечер

Окно отворено… Последний луч закатаПотух… Широкий путь лежит передо мной;Вдали виднеются рассыпанные хаты;Акации сплелись над спящею водой;Всё стихло в глубине разросшегося сада…Порой по небесам зарница пробежит;Протяжный звук рогов скликает с поля стадоИ в чутком воздухе далеко дребезжит.Яснее видит ум, свободней грудь трепещет,И сердце, полное сомненья, гонит прочь…О, скоро ли луна во тьме небес заблещетИ трепетно сойдет пленительная ночь!..15 июля 1855

Облака

Н. П. Барышникову

Сверкает солнце жгучее,В саду ни ветерка,А по небу летучиеПроходят облака.Я в час полудня знойного,В томящий мертвый часВолненья беспокойногоЛюблю смотреть на вас.Но в зное те ж холодные,Без цели и следа,Несетесь вы, свободные,Неведомо куда.Всё небо облетаете…То хмуритесь порой,То весело играетеНа тверди голубой.А в вечера росистые,Когда, с закатом дняЛилово-золотистые,Глядите на меня!Вы, цепью изумрудноюНосяся в вышине,Какие думы чудныеНашептывали мне!..А ночью при сиянииЧарующей луныСтоите в обаянии,Кругом озарены.Когда всё, сном объятое,Попряталось в тени,Вы, светлые, крылатые,Мелькаете одни!3 августа 1855Павлодар

Близость осени

Еще осенние туманыНе скрыли рощи златотканой;Еще и солнце иногдаНа небе светит, и пороюЛетают низко над землеюУнылых ласточек стада, —Но листья желтыми коврамиШумят уж грустно под ногами,Сыреет пестрая земля;Куда ни кинешь взор пытливый —Встречает высохшие нивыИ обнаженные поля.И долго ходишь в вечер длинныйБез цели в комнате пустынной…Всё как-то пасмурно молчит —Лишь бьется маятник докучный,Да ветер свищет однозвучно,Да дождь под окнами стучит.14 августа 1855

Отъезд

Осенний ветер так унылоВ полях свистал,Когда края отчизны милойЯ покидал.Смотрели грустно сосны, елиИ небеса.И как-то пасмурно шумелиКругом леса.И застилал туман чужуюЧерту земли,И кони на гору крутуюЕдва везли.26 августа 1855Орел

Сиротка

На могиле твоей, ох родная моя,Напролет всю ту ночку проплакала я.И вот нынче в потемках опять,Как в избе улеглись и на небе звездаЗагорелась, бегом я бежала сюда,Чтоб меня не могли удержать.Здесь, родная, частенько я вижусь с тобой,И отсюда теперь (пусть приходят за мной!)Ни за что не пойду… Для чего?Я лежу в колыбельке… Так сладко над нейЧей-то голос поет, что и сам соловейНе напомнит мне звуков его.И родная так тихо ласкает меня…Раз заснула она среди белого дня…И чужие стояли кругом, —На меня с сожаленьем смотрели они,А когда меня к ней на руках поднесли,Я рыдала, не зная о чем.И одели ее, и сюда привезли.И запели протяжно и глухо дьячки:«Со святыми ее упокой!»Я прижалась от страха… Не смела взглянуть…И зарыли в могилу ее… И на грудьПоложили ей камень большой.И потом воротились… С тех пор веселейУж никто не певал над постелью моей, —Одинокой осталася я.А что после, не помню… Нет, помню: в избеЖил какой-то старик… Горевал о тебе,Да бивал понапрасну меня.Но потом и его уж не стало… ТогдаЯ сироткой бездомной была названа, —Я живу у чужих на беду:И ругают меня, и в осенние дни,Как на печках лежат и толкуют они,За гусями я в поле иду.Ох, родная! Могила твоя холодна…Но людского участья теплее она —Здесь могу я свободно дышать,Здесь не люди стоят, а деревья одни,И с усмешкою злой не смеются они,Как начну о тебе тосковать.Сиротою не будут гнушаться, как те,Нет! Они будто стонут в ночной темноте…Всё кругом будто плачет со мной:И так пасмурно туча на небе висит,И так жалобно ветер листами шумитДа поет мне про песни родной.1 октября 1855

Няня

Не тоскуй, моя родная,Не слези твоих очей.Как найдет кручина злая,Не отплачешься от ней.Посмотри-ка, я лампадкуПред иконою зажгла,Оглянись: в углу кроваткаИ богата и светла.Оглянись же: перед намиСладко спит младенец твойС темно-синими глазами,С светло-русой головой.Не боится темной ночи:Безмятежен сон его;Смотрят ангельские очиПрямо с неба на него.Вот когда с него была ты,От родимого селаВ барский дом из дымной хатыЯ кормилицей вошла.Всё на свете я забыла!Изо всех одну любя,И ласкала, и кормила,И голубила тебя.Подросла, моя родная…С чистой, пламенной душой,А красавица такая,Что и не было другой.Ни кручины, ни печали —Как ребенок весела…Женихи к тебе езжали:За богатого пошла.С тех-то пор веселья думаИ на ум к тебе нейдет;Целый день сидишь угрюмо,Ночи плачешь напролет.Дорогая, золотая,Не кручинься, не жалей…Не тоскуй, моя родная,Не слези твоих очей.Глянь, как теплится лампадкаПред иконой, посмотри,Как наш ангел дремлет сладкоОт зари и до зари.Над постелькою рыдая,Сна младенца не разбей…Не тоскуй, моя родная,Не слези твоих очей.13 ноября 1855

Шарманщик

Темно и пасмурно… По улице пустойШарманщик, сгорбленный под гнетом тяжкой ноши,Едва-едва бредет с поникшей головой…И тонут, и скользят в грязи его калоши…Кругом так скучно: серый небосклон,Дома, покрытые туманной пеленою…И песней жалобной, младенчески-простоюШарманщик в забытье невольно погружен.О чем он думает с улыбкою печальной?Он видит, может быть, края отчизны дальной,И солнце жгучее, и тишь своих морей,И небо синее Италии своей…Он видит вечный Рим. Там в рубище торговкаСидит на площади, печальна и бледна;Склонилася на грудь кудрявая головка,Усталости томительной полна…С ней рядом девочка… На Север, одиноки,И день и ночь они глядятИ ждут его, шарманщика, назадС мешками золота и с почестью высокой…Природу чудную он видит: перед ним,Лучами вешними взлелеян и храним,Цветет зеленый мирт и желтый померанец…Ветвями длинными сплелися кущи роз…Под тихий говор сладких грезЗабылся бедный чужестранец!Он видит уж себя среди своих полей…Он слышит ласковых речейДавно не слышанные звуки…О нет, не их он слышит…Крик босых ребятПреследует шарманщика; горятОкостеневшие и трепетные руки…И мочит дождь его, и холодно ему,И весь он изнемог под гнетом тяжкой ноши,И, как назло владельцу своему,И тонут, и скользят в грязи его калоши..26 ноября 1855Санкт-Петербург

Петербургская ночь

Длинные улицы блещут огнями,Молкнут, объятые сном;Небо усыпано ярко звездами,Светом облито кругом.Чудная ночь! Незаметно мерцаетТусклый огонь фонарей.Снег ослепительным блеском сияет,Тысячью искрясь лучей.Точно волше́бством каким-то объятый,Воздух недвижим ночной…Город прославленный, город богатый,Я не прельщуся тобой.Пусть твоя ночь в непробудном молчаньеИ хороша и светла, —Ты затаил в себе много страданья,Много пороков и зла.Пусть на тебя с высоты недоступнойЗвезды приветно глядят —Только и видят они твой преступный,Твой закоснелый разврат.В пышном чертоге, облитые светом,Залы огнями горят.Вот и невеста: роскошным букетомСкрашен небрежный наряд,Кудри волнами бегут золотые…С ней поседелый жених.Как-то неловко глядят молодые,Холодом веет от них.Плачет несчастная жертва расчета,Плачет… Но как же ей быть?Надо долги попечителя-мотаЭтим замужством покрыть…В грустном раздумье стоит, замирая,Темных предчувствий полна…Ей не на радость ты, ночь золотая!Небо, и свет, и лунаЕй напевают печальные чувства…Зимнего снега бледней,Мается труженик бедный искусстваВ комнатке грязной своей.Болен, бедняк, исказило мученьеЮности светлой черты.Он, не питая свое вдохновенье,Не согревая мечты,Смотрит на небо в волнении жадном,Ищет луны золотой…Нет! Он прощается с сном безотрадным,С жизнью своей молодой.Всё околдовано, всё онемело!А в переулке глухом,Снегом скрипя, пробирается смелоРослый мужик с топором.Грозен и зол его вид одичалый…Он притаился и ждет:Вот на пирушке ночной запоздалыйМимо пройдет пешеход…Он не на деньги блестящие жаден,Не на богатство, – как зверь,Голоден он и, как зверь, беспощаден…Что ему люди теперь?Он не послушает их увещаний,Не побоится угроз…Боже мой! Сколько незримых страданий!Сколько невидимых слез!Чудная ночь! Незаметно мерцаетТусклый огонь фонарей;Снег ослепительным блеском сияет,Тысячью искрясь лучей;Длинные улицы блещут огнями,Молкнут, объятые сном;Небо усыпано ярко звездами,Светом облито кругом.13 января 1856

Деревенский вечер

Зимний воздух сжат дремотой…В темной зале всё молчит;За обычною работойНяня старая сидит.Вот зевнула, засыпает,Что-то под нос бормоча…И печально догораетОдинокая свеча.Подле няни на подушкеПозабытое дитяТо глядит в лицо старушке,Взором радостно блестя,То, кудрявою головкойНаклонившись над столом,Боязливо и неловкоОзирается кругом.Недалёко за стеноюИ веселие, и смех,Но – с задумчивой душоюМальчик прячется от всех.Не боится, как другие,Этой мертвой тишины…И глаза его большиеНа окно обращены.Ризой белою, пушистойЕли искрятся светло;Блещет тканью серебристойЛьдом одетое стекло;Сторона лесов далекихСнегом вся занесена,И глядит с небес высокихКруглолицая луна.А ребенок невеселыйК няне жмется и дрожит…В зале маятник тяжелыйУтомительно стучит.Няня спицами качает,Что-то под нос бормоча…И едва-едва мерцаетНагоревшая свеча…26 февраля 1856

Апрельские мечты

О. П. Есиповой

Хотя рассыпчатый и с грязью пополамЛежит пластами снег на улице сонливой,Хотя и холодно бывает по утрамИ ветра слышатся стесненные порывы,Но небо синее, прозрачное, без туч,Но проницающей, крепительной струеюИ свежий пар земли, но редкий солнца луч,Сквозящий трепетно в час полдня над землею, —Всё сладко шепчет мне: «На родине твоейУже давно весны повеяло дыханье,Там груди дышится просторней и вольней,Там ближе чувствуешь природы прозябанье,Там отсыревшая и рыхлая земляУж черной полосой мелькает в синей дали…Из сохнувших лесов чрез ровные поляПотоки снежные давно перебежали.И сад, где весело ребенком бегал ты,Такой же прелестью былого детства веет:В нем всё под сладостным дыханьем теплотыСтремительно растет, цветет и зеленеет».Апрель 1856Санкт-Петербург

Ожидание грозы

Н. Д. Карпову

Ночь близка… На небе черномСерых туч ползет громада;Всё молчит в лесу нагорном,В глубине пустого сада.Тьмой и сном объяты воды…Душен воздух… Вечер длится…В этом отдыхе природыЧто-то грозное таится.Ночь настанет. Черной тучейПыль поднимется сильнее,Липы с силою могучейЗашатаются в аллее.Дождь закапает над намиИ, сбираясь понемногу,Хлынет мутными ручьямиНа пылящую дорогу.Неба пасмурные сводыЯрким светом озарятся:Забушуют эти воды,Блеском неба загорятся,И, пока с краев до краяБудут пламенем объяты,Загудят, не умолкая,Грома тяжкие раскаты.16 июля 1856

«Еду я ночью. Темно и угрюмо…»

Еду я ночью. Темно и угрюмоСтелется поле кругом.Скучно! Дремлю я. Тяжелые думыКроются в сердце моем.Вижу я чудные очи… ТоскоюОчи исполнены те,Ласково манят куда-то с собою,Ярко горят в темноте.Но на приветливый зов не спешу я…Мысль меня злая гнетет:Вот я приеду; на небе, ликуя,Красное солнце взойдет,А незакатные чудные очи,Полные сил и огня,Станут тускнеть… И суровее ночиБудут они для меня.Сердце опять мне взволнуют страданья,Трепет, смущение, страх;Тихое слово любви и признаньяС воплем замрет на устах.И, безотрадно чуя несчастье,Поздно пойму я тогда,Что не подметить мне искры участьяВ этих очах никогда,Что не напрасно ль в ночи безрассветнойЕхал я… в снах золотых,Жаждал их взора, улыбки приветной,Молча любуясь на них?7 августа 1856Павлодар

Осенняя примета

Всюду грустная примета:В серых тучах небеса,Отцветающего летаРавнодушная краса;Утром холод, днем туманы,Шум несносный желобов,В час заката – блик багряныйОтшумевших облаков;Ночью бури завыванье,Иль под кровом тишиныОдинокие мечтанья,Очарованные сны;В поле ветер на просторе,Крик ворон издалека,Дома – скука, в сердце – горе,Тайный холод и тоска.Пору осени унылойСердце с трепетом зовет:Вы мне близки, вы мне милы,Дни осенних непогод;Вечер сумрачный и длинный,Мрак томительный ночей…Увядай, мой сад пустынный,Осыпайся поскорей.16 августа 1856

Пловцы

Сотрудникам «Училищного вестника»

Друзья, неведомым путемНа бой с невежеством, со зломИ с торжествующею леньюМы плыли. Ночь была темна,За тучи пряталась луна,Гроза ревела в отдаленье.И мы внимали ей вдали,Дружнее прежнего гребли;Уж берег виделся в тумане…Но вихорь смял наш бедный челн,И он помчался между волн,Как падший витязь, жаждя брани.И под покровом той же тьмыНас мчал назад. Очнулись мыНа берегу своем печальном.А берег милый, хоть чужой,Как путеводною звездойСиял на горизонте дальнем.И мы воспрянули душой…И снова нас зовет на бойСтремленье к истине свободной.Так что ж! Пускай опять, друзья,Помчит нас по морю ладья,Горя отвагой благородной!Знакомый путь не страшен нам:Мы выйдем на берег, а тамДоспехи битв не нужны боле:Там воля крепкая нужна,Чтоб бросить чести семенаНа невозделанное поле.И верьте, нам не долго ждать:Мы поплывем туда опять,На берегу нас солнце встретит;Придет желанная пораИ жатву пышную добраОно с любовию осветит.3 октября 1856

В альбом

В воспоминанье о поэтеМне для стихов листочки этиПодарены в былые дни;Но бредом юным и невиннымДоныне в тлении пустынномНе наполняются они.Так перед Вами в умиленьеЯ сердце, чуждое сомненья,Навек доверчиво открыл;Вы б только призраком участьяМогли исполнить бредом счастьяЕго волнующийся пыл.Вы не хотели… Грустно тлея,Оно то билося слабее,То, задрожав, пылало вновь…О, переполните ж сторицейИ эти белые страницы,И эту бедную любовь.Зима 1857Санкт-Петербург

«Напрасно в час печали непонятной…»

Напрасно в час печали непонятнойЯ говорю порой,Что разлюбил навек и безвозвратноНесчастный призрак твой,Что скоро всё пройдет, как сновиденье…Но отчего ж покаМеня томят и прежнее волненье,И робость, и тоска?Зачем везде, одной мечтой томимый,Я слышу в шуме дня,Как тот же он, живой, неотразимый,Преследует меня?Настанет ночь. Едва в мечтаньях странныхНачну я засыпать,Над миром грез и образов туманныхОн носится опять.Проснусь ли я, припомню ль сон мятежный,Он тут – глаза блестят;Таким огнем, такою лаской нежнойГорит могучий взгляд…Он шепчет мне: «Забудь твои сомненья!»Я слышу звуки слов…И весь дрожу, и снова все мученьяПереносить готов.18 марта 1857

22 марта 1857 года

Н. И. М….ву

О Боже мой! Зачем средь шума и движенья,Среди толпы веселой и живойЯ вдруг почувствовал невольное смущенье,Исполнился внезапною тоской?При звуках музыки, под звуки жизни шумной,При возгласах ликующих друзейКартины грустные любви моей безумнойПредстали мне полнее и живей.Я бодро вновь терплю, что в страсти безнадежнойУж выстрадал, чего уж больше нет,Я снова лепечу слова молитвы нежной,Я слышу вопль – и слышу смех в ответ.Я вижу в темноте сверкающие очи,Я чувствую, как снова жгут они…Я вижу все в слезах проплаканные ночи,Все в праздности утраченные дни!И в будущее я смотрю мечтой несмелой…Как страшно мне, как всё печально в нем!Вот пир окончится… и в зале опустелойПотухнет свет… И ночь пройдет. Потом,Смеясь, разъедутся, как в праздники, бывало,Товарищи досугов годовых, —Останется у всех в душе о нас так мало,Забудется так много у иных…Но я… забуду ли прожитые печали,То, что уж мной оплакано давно?Нет, в сердце любящем, как в этой полной зале,Всё станет вновь и пусто и темно.И этих тайных слез, и этой горькой муки,И этой страшной мертвой пустотыНе заглушат вовек ни шумной жизни звуки,Ни юных лет веселые мечты.22 марта 1857

Первая любовь

О, помнишь ли, давно – еще детьми мы были —На шумном вечере мы встретились с тобой.Но этот шум и блеск нас нехотя томили,Мы вышли на балкон. Мы мало говорили,Нас ночь объяла вдруг отрадной тишиной.Сквозь стекла виделось нам бледных свеч мерцанье,Из комнат слышался нестройный гул речей,А в небе виделось горячих звезд сверканье,Из сада слышалось деревьев колыханье,Над ближней рощей пел влюбленный соловей.Я на тебя смотрел. Я чувство молодоеЛюбовию тогда назвать еще не смел…Но я взволнован был в торжественном покое,Но я дышавшее безмолвие ночноеПрервать ни голосом, ни вздохом не хотел.Чему-то тайному разгадки неизбежнойЯ с первым звуком ждал… Мгновение прошло.И вдруг я зарыдал, проникнут грустью нежной,А в глубине души светло и безмятежноТакое полное веселие цвело.8 июля 1857Старое

Успокоение

Я видел труп ее безгласный!..Я на темневшие черты —Следы минувшей красоты —Смотрел и долго и напрасно!А с поля говор долетал,Народ толпился в длинной зале,Дьячок, крестясь, псалтырь читал,У гроба женщины рыдали,И, с бледным отблеском свечиВ окне сливаясь незаметно,Кругом вечерние лучиЛожились мягко и приветно.И я, смущенный, в сад пошел…(Тоска и страх меня томили.)Но сад всё так же мирно цвел,Густые липы те же были,Всё так же синего прудаСтруи блестели в синей дали,Всё так же птицы иногдаНад темной рощей распевали.И ветер, тихо пролетев,Скользил по елям заостренным,Звенящий иволги напевСливая с плачем отдаленным.23 июля 1857

«Я знал его, любви прекрасный сон…»

Я знал его, любви прекрасный сон,С неясными мечтами вдохновенья…Как плеск струи, был тих вначале он,Как майский день, светлы его виденья.Но чем быстрей сгущался мрак ночной,Чем дальше вглубь виденья проникали,Тем всё бледней неслись они толпой,И образы другие их сменяли.Я знал его, любви тяжелый бред,С неясными порывами страданья,Со всей горячностью незрелых лет,Со всей борьбой ревнивого терзанья…Я изнывал. Томителен и жгуч,Он с тьмою рос и нестерпимо длился…Но день пришел, и первый солнца лучРассеял мрак. И призрак ночи скрылся.Когда ж теперь с невольною тоской,Чрез много дней томим воспоминаньем,Я на тебя гляжу, о ангел мой,И трепещу несбыточным желаньем, —Тогда, поверь, далекий страсти гулМеня страшит, я счастием не грежу:Мне кажется, что сладко я заснулИ что сейчас мучительно забрежу.Сентябрь 1857

Е. А. Хвостовой

Экспромт

Добры к поэтам молодым,Вы каждым опытом моимВелели мне делиться с вами,Но я боюсь… Иной поэт,Чудесным пламенем согрет,Вас пел могучими стихами.Вы были молоды тогда,Для вдохновенного трудаЕму любовь была награда.Вы отцвели – поэт угас,Но он поклялся помнить васИ в небесах, и в муках ада.Я верю клятве роковой,Я вам дрожащею рукойПишу свои стихотвореньяИ, как несмелый ученик,У вас хотя б на этот мигПрошу его благословенья.1 февраля 1858

В вагоне

Спите, соседи мои!Я не засну, я считаю украдкойСтарые язвы свои…Вам же ведь спится спокойно и сладко, —Спите, соседи мои!Что за сомненье в груди!Боже, куда и зачем я поеду?Есть ли хоть цель впереди?Разве чтоб быть изголовьем соседу…Спите, соседи мои!Что за тревоги в крови!А, ты опять тут, былое страданье,Вечная жажда любви…О, удалитесь, засните, желанья…Спите, мученья мои!Но уж тусклей огонькиБлещут за стеклами… Ночь убегает,Сердце болит от тоски,Тихо глаза мне дремота смыкает…Спите, соседи мои!27 марта 1858Москва

Переправа через оку

В час утра раннего отчаливал челнок,Гребцы неистово кричали,Разлив, волнуясь, рос; белеющий востокЕдва глядел из темной дали.И долго плыл наш челн… Когда же я потомВзглянул, – у самой середины,Качаясь, он стоял, и мимо нас кругомНеслись разрозненные льдины.А там, на берегу, лежал пластами снег,Деревья свесились уныло,И солнце уж светло из-за деревьев техУ храма купол золотило.

Песни

Май на дворе… Началися посевы,Пахарь поет за сохой…Снова внемлю вам, родные напевы,С той же глубокой тоской!Но не одно гореванье тупое —Плод бесконечных скорбей, —Мне уже слышится что-то иноеВ песнях отчизны моей.Льются смелей заунывные звуки,Полные сил молодых.Многих годов пережитые мукиГрозно скопилися в них…Так вот и кажется, с первым призывомГрянут они из оковК вольным степям, к нескончаемым нивам,В глубь необъятных лесов.

«На голове невесты молодой…»

На голове невесты молодойЯ золотой венец держал в благоговенье…Но сердце билося невольною тоской;Бог знает отчего, носились предо мнойВсе жизни прежней черные мгновенья…Вот ночь. Сидят друзья за пиром молодым.Как много их! Шумна беседа их живая…Вдруг смолкло всё. Один по комнатам пустымБрожу я, скукою убийственной томим,И свечи гаснут, замирая.Вот постоялый двор заброшенный стоит.Над ним склоняются унылоРяды желтеющих ракит,И ветер осени, как старою могилой,Убогой кровлею шумит.Смеркается… Пылит дорога…Что ж так мучительно я плачу? Ты со мной,Ты здесь, мой бедный друг, печальный и больной,Я слышу: шепчешь ты… Так грусти много, многоСкоплялось в звук твоих речей.Так ясно в памяти моейВдруг ожили твои пустынные рыданьяСреди пустынной тишины,Что мне теперь и дики и смешныКазались песни ликованья.Приподнятый венец дрожал в моей руке,И сердце верило пророческой тоске,Как злому вестнику страданья…11 мая 1858

«Я покидал тебя… Уж бал давно затих…»

Я покидал тебя… Уж бал давно затих,Неверный утра луч играл в кудрях твоих,Но чудной негою глаза еще сверкали;Ты тихо слушала слова моей печали,Ты улыбалася, измятые цветыРоняла нехотя… И верные мечтыНашептывали мне весь шум и говор бала:Опять росла толпа, опять блистала зала,И вальс гремел, и ты с улыбкой молодойВся в белом и в цветах неслась передо мной…А я? Я трепетал, и таял поминутно,И, тая, полон был какой-то грустью смутной!4 июня 1858

Расчет

Я так тебя любил, как ты любить не можешь:Безумно, пламенно… с рыданием немым.Потухла страсть моя, недуг неизлечим —Ему забвеньем не поможешь!Всё кончено… Иной я отдаюсь судьбе,С ней я могу идти бесстрастно до могилы;Ей весь избыток чувств, ей весь остаток силы,Одно проклятие – тебе.6 июня 1858

«Глянь, как тускло и бесплодно…»

Глянь, как тускло и бесплодноСолнце осени глядит,Как печально дождь холодныйКаплет, каплет на гранит.Так без счастья, без свободы,Увядая день за днем,Скучно длятся наши годыВ ожидании тупом.Если б страсть хоть на мгновеньеОтуманила глаза,Если б вечер наслажденья,Если б долгая гроза!Бьются ровно наши груди,Одиноки вечера…Что за небо, что за люди,Что за скучная пора!?19 октября 1858

19 октября 1858 года

Памяти Пушкина

Я видел блеск свечей, я слышал скрипок вой,Но мысль была чужда напевам бестолковым,И тень забытая носилась предо мнойВ своем величии суровом.Курчавым мальчиком, под сень иных садовВошел он в первый раз, исполненный смущенья;Он помнил этот день среди своих пиров,Среди невзгод и заточенья.Я вижу: дремлет он при свете камелька,Он только ветра свист да голос бури слышит;Он плачет, он один… и жадная рукаПривет друзьям далеким пишет.Увы! где те друзья? Увы! где тот поэт?Невинной жертвою пал труп его кровавый…Пируйте ж, юноши, – его меж вами нет,Он не смутит вас дерзкой славой!19 октября 1858Лицей

На бале

Из дальнего угла следя с весельем ложнымЗа пиром молодым,Я был мучительным, и странным, и тревожнымЖеланием томим:Чтоб всё исчезло вдруг – и лица, и движенье, —И в комнате пустойОстался я один, исполненный смущенья,Недвижный и немой.Но чтобы гул речей какой-то силой чудаЛетел из-за угла,Но чтобы музыка, неведомо откуда,Звучала и росла,Чтоб этот шум, и блеск, и целый рой виденийВ широкий хор слились,И в нем знакомые, сияющие тени,Бесплотные, неслись.5 декабря 1858

М-ме Вольнис

Искусству всё пожертвовать умея,Давно, давно явилася ты к нам,Прелестная, сияющая «фея»По имени, по сердцу, по очам[1].Я был еще тогда ребенком неразумным,Я лепетать умел едва,Но помню: о тебе уж радостно и шумноКричала громкая молва.Страдания умом не постигая,Я в первый раз в театре был. И вотЯвилась ты печальная, седая,Иссохшая под бременем невзгод[2].О дочери стеня, ты, на пол вдруг упала,Твой голос тихо замирал…Тут в первый раз душа во мне затрепетала,И как безумный я рыдал!Томим тоской, утратив смех и веру,Чтоб отдохнуть усталою душой,Недавно я пошел внимать Мольеру,И ты опять явилась предо мной.Смеясь, упала ты под гром рукоплесканья[3],Твой голос весело звучал…О, в этот миг я все позабывал страданьяИ как безумный хохотал!На жизнь давно глядишь ты строгим взором,И много лет тобой погребено,Но твой талант окреп под их напором,Как Франции кипучее вино.И между тем как всё вокруг тебя бледнеет,Ты – как вечерняя звезда,Которая то вдруг исчезнет, то светлеет,Не угасая никогда.24 декабря 1858

Н. А. Неведомской

Я слушал вас… Мои мечтыЛетели вдаль от светской скуки;Над шумом праздной суетыНеслись чарующие звуки.Я слушал вас… И мне едваНе снились вновь, как в час разлуки,Давно замолкшие слова,Давно исчезнувшие звуки.Я слушал вас… И ныла грудь,И сердце рва́лося от муки,И слово горькое «забудь»Твердили гаснувшие звуки…30 декабря 1858

На Новый год

Радостно мы год встречаем новый,Старый в шуме праздничном затих.Наши кубки полные готовы, —За кого ж, друзья, поднимем их?За Россию? Бедная Россия!Видно, ей расцвесть не суждено,В будущем – надежды золотые,В настоящем – грустно и темно.Друг за друга выпьем ли согласно?Наша жизнь – земное бытие —Так проходит мудро и прекрасно,Что и пить не стоит за нее!Наша жизнь волненьями богата,С ней расстаться было бы не жаль,Что ни день – то новая утрата,Что ни день – то новая печаль.Впрочем, есть у нас счастливцы. ЭтиСлезы лить отвыкли уж давно, —Весело живется им на свете,Им страдать и мыслить не дано.Пред людьми заслуги их различны:Имя предка, деньги и чины…Пусты, правда, да зато приличны,Неизменной важностью полны.Не забьются радостью их грудиПред добром, искусством, красотой…Славные, практические люди,Честь и слава для страны родной!....Так за их живое поколеньеКубки мы, друзья, соединим —И за всё святое провиденьеВ простоте души благословим.1 января 1859Санкт-Петербург

Греция

Посвящается Н. Ф. Щербине

Поэт, ты видел их развалины святые,Селенья бедные и храмы вековые, —Ты видел Грецию, и на твои глазаЯвлялась горькая художника слеза.Скажи, когда, склонясь под тенью сикоморы,Ты тихо вдаль вперял задумчивые взорыИ море синее плескалось пред тобой, —Послушная мечта тебе шептала ль страстноО временах иных, стране совсем иной,Стране, где было всё так юно и прекрасно?Где мысль еще жила о веке золотом,Без рабства и без слез… Где, в блеске молодом,Обожествленная преданьями народа,Цвела и нежилась могучая природа…Где, внемля набожно оракула словам,Доверчивый народ бежал к своим богамС веселой шуткою и речью откровенной,Где боги не были угрозой для вселенной,Но идеалами великими полны…Где за преданием не пряталося чувство,Где были красоте лампады возжены,Где Эрос сам был бог, а цель была искусство;Где выше всех венков стоял венок певца,Где пред напевами хиосского слепцаСклонялись мудрецы, и судьи, и гетеры;Где в мысли знали жизнь, в любви не знали меры,Где всё любило, всё, со страстью, с полнотой,Где наслаждения бессмертный не боялся,Где молодой Нарцисс своею красотойВ томительной тоске до смерти любовался,Где царь пред статуей любовью пламенел,Где даже лебедя пленить умела ЛедаИ, верно, с трепетом зеленый мирт гляделНа грудь Аспазии, на кудри Ганимеда…13 января 1859

В горькую минуту

Небо было черно, ночь была темна.Помнишь, мы стояли молча у окна,Непробудно спал уж деревенский дом.Ветер выл сердито под твоим окном,Дождь шумел по крыше, стекла поливал,Свечка догорела, маятник стучал…Медленно вздыхая, ты глядела вдаль,Нас обоих грызла старая печаль!Ты заговорила тихо, горячо…Ты мне положила руку на плечо…И в волненье жадном я приник к тебе…Я так горько плакал, плакал о себе!Сердце разрывалось, билось тяжело…То давно уж было, то давно прошло!..О, как небо черно, о, как ночь темна,Как домами тяжко даль заслонена…Слез уж нет… один я… и в душе моей,Верь, еще темнее и еще черней.7 февраля 1859

«Мы на сцене играли с тобой…»

Мы на сцене играли с тобойИ так нежно тогда целовались,Что все фарсы комедии тойМне возвышенной драмой казались.И в веселый прощания часМне почудились дикие стоны:Будто обнял в последний я разХолодеющий труп Дездемоны…Позабыт неискусный актер,Поцелуи давно отзвучали,Но я горько томлюся с тех порВ безысходной и жгучей печали.И горит, и волнуется кровь,На устах пламенеют лобзанья…Не комедия ль эта любовь,Не комедия ль эти страданья?20 апреля 1859

«Какое горе ждет меня?..»

Какое горе ждет меня?Что мне зловещий сон пророчит?Какого тягостного дняСудьба еще добиться хочет?Я так страдал, я столько слезТаил во тьме ночей безгласных,Я столько молча перенесОбид, тяжелых и напрасных;Я так измучен, оглушенВсей жизнью, дикой и нестройной,Что, как бы страшен ни был сон,Я дней грядущих жду спокойно…Не так ли в схватке боевойСолдат израненный ложитсяИ, чуя смерть над головой,О жизни гаснущей томится,Но вражьих пуль уж не боится,Заслыша визг их пред собой.3 мая 1859

«Когда был я ребенком, родная моя…»

Когда был я ребенком, родная моя,Если детское горе томило меня,Я к тебе приходил, и мой плач утихал —На груди у тебя я в слезах засыпал.Я пришел к тебе вновь… Ты лежишь тут одна,Твоя келья темна, твоя ночь холодна,Ни привета кругом, ни росы, ни огня…Я пришел к тебе… Жизнь истомила меня.О, возьми, обними, уврачуй, успокойМое сердце больное рукою родной,О, скорей бы к тебе мне, как прежде, на грудь,О, скорей бы мне там задремать и заснуть.1 июня 1859Село Александровское

«Безмесячная ночь дышала негой кроткой…»

Безмесячная ночь дышала негой кроткой.Усталый я лежал на скошенной траве.Мне снилась девушка с ленивою походкой,С венком из васильков на юной голове.И пела мне она: «Зачем так безответноВчера, безумец мой, ты следовал за мной?Я не люблю тебя, хоть слушала приветноПризнанья и мольбы души твоей больной.Но… но мне жаль тебя… Сквозь смех твойв час прощаньяЯ слезы слышала… Душа моя тепла,И верь, что все мечты и все твои страданьяИз слушавшей толпы одна я поняла.А ты, ты уж мечтал с волнением невежды,Что я сама томлюсь, страдая и любя…О, кинь твой детский бред, разбей твои надежды,Я не хочу любить, я не люблю тебя!»И ясный взор ее блеснул улыбкой кроткой,И около меня по скошенной траве,Смеясь, она прошла ленивою походкойС венком из васильков на юной голове.22 июня 1859Игино

«Не в первый день весны, цветущей и прохладной…»

Не в первый день весны, цветущей и прохладной,Увидел я тебя!Нет, осень близилась, рукою беспощаднойХватая и губя.Но чудный вечер был. Дряхлеющее летоПрощалося с землей,Поблекшая трава была, как в час рассвета,Увлажена росой;Над садом высохшим, над рощами лежалаНемая тишина;Темнели небеса, и в темноте блисталаБагровая луна.Не в первый сон любви, цветущей и мятежной,Увидел я тебя!Нет! прежде пережил я много грусти нежной,Страдая и любя.Но чудный вечер был. Беспечными словамиПрощался я с тобой;Томилась грудь моя и новыми мечтами,И старою тоской.Я ждал: в лице твоем пройдет ли тень печали,Не брызнет ли слеза?Но ты смеялася… И в темноте блисталиСветло твои глаза.9 августа 1859Дача Голова

Памяти Мартынова

С тяжелой думою и с головой усталойНедвижно я стоял в убогом храме том,Где несколько свечей печально догоралоДа несколько друзей молилися о нем.И всё мне виделся запуганный, и бледный,И жалкий человек… Смущением томим,Он всех собой смешил и так шутил безвредно,И все довольны были им.Но вот он вновь стоит, едва мигая глазом…Над головой его все беды пронеслись…Он только замолчал – и все замолкли разом,И слезы градом полились…Все зрители твои: и воин, грудью смелойТворивший чудеса на скачках и балах,И толстый бюрократ с душою, очерствелойВ интригах мелких и чинах,И отрок, и старик… и даже наши дамы,Так равнодушные к отчизне и к тебе,Так любящие визг французской модной драмы,Так нагло льстящие себе, —Все поняли они, как тяжко и обидноСтрадает человек в родимом их краю,И каждому из них вдруг сделалось так стыдноЗа жизнь счастливую свою!Конечно, завтра же, по-прежнему бездушны,Начнут они давить всех близких и чужих.Но хоть на миг один ты, гению послушный,Нашел остатки сердца в них!Август или сентябрь 1860

Петербургская ночь

Холодна, прозрачна и уныла,Ночь вчера мне тихо говорила:«Не дивися, друг, что я бледнаИ как день блестеть осуждена,Что до утра этот блеск прозрачныйНе затмится хоть минутой мрачной,Что светла я в вашей стороне…Не дивись и не завидуй мне.Проносясь без устали над вами,Я прочла пытливыми очамиСтолько горя, столько слез и зла,Что сама заснуть я не могла!Да и кто же спит у вас? Не те ли,Что весь день трудились и терпелиИ теперь работают в слезах?Уж не те ль заснули, что в цепяхВспоминать должны любовь, природуИ свою любимую свободу?Уж не он ли спит, мечтатель мой,С юным сердцем, с любящей душой?Нет, ко мне бежит он в исступленье,Молит хоть участья иль забвенья…Но утешить власть мне не дана:Я как лед бледна и холодна…Только спят у вас глупцы, злодеи:Их не душат слезы да идеи,Совести их не в чем упрекать…Эти чисты, эти могут спать».1863

Смерть Ахунда

Он умирал один на скудном, жестком ложеУ взморья Дарданелл,Куда, по прихоти богатого вельможи,Принесть себя велел.Когда рабы ушли, плечами пожимая,В смущении немом,Какой-то радостью забилась грудь больная,И он взглянул кругом.Кругом виднелися знакомые мечети,Знакомые дворцы,Где будут умирать изнеженные дети,Где умерли отцы.Но берег исчезал в его поникшем взоре…И, тяжко горячи,Как золотая сеть, охватывали мореПоследние лучи.Стемнело. В синие окутавшись одежды,Затеплилась звезда,Но тут уставшие и старческие веждыЗакрылись навсегда.И жадно начал он внимать, дивяся чуду,Не грянет ли волна?Но на́ море была, и в воздухе, и всюдуНемая тишина.Он умирал один… Вдруг длинными листамиДрогнули дерева,И кто-то подошел чуть слышными шагами, —Послышались слова…Уж не любовники ль сошлися здесь так поздно?Их разговор был тих…И всё бы отдал он, Ахунд, властитель грозный,Чтоб только видеть их.«Смотри-ка, – говорил один из них, зевая, —Как вечер-то хорош!Я ждал тебя давно, краса родного края,Я знал, что ты придешь!»– «А я? Я всё ждала, чтоб все уснули дома,Чтоб выбежать потом,Дорога предо мной, темна и незнакома,Вилася за плетнем.Скажи же мне теперь, зачем ты, мой желанный,Прийти сюда велел?Послушай, что с тобой? Ты смотришь как-то странно,Ты слишком близко сел!А я люблю тебя на свете всех сильнее,За что – и не пойму…Есть юноши у нас, они тебя свежееИ выше по уму.Вот даже есть один – как смоль густые брови,Румянец молодой…Он всё бы отдал мне, всё, всё, до капли крови,Чтоб звать своей женой.Его бесстрашен дух и тихи разговоры,В щеках играет кровь…Но мне не по сердцу его живые взорыИ скучная любовь!Ну, слушай, как-то раз по этой вот дорогеЯ шла с восходом дня…Но что же, что с тобой? Ты, кажется, в тревоге,Не слушаешь меня…О Боже мой! Глаза твои как угли стали,Горит твоя рука…»И вдруг в последний раз все струны задрожалиВ душе у старика,Ему почудились горячие объятья…Всё смолкло вкруг него…Потом он слышал вздох, и тихий шелест платья,И больше ничего.1863

«Давно уж нет любви меж нами…»

Давно уж нет любви меж нами,Я сердце жадно берегу,Но равнодушными глазамиЕе я видеть не могу.И лишь заслышу звук знакомыйЕе замедленных речей,Мне снятся старые хоромыИ зелень темная ветвей.Мне снится ночь… Пустое поле…У ног колышется трава;Свободней дышит грудь на воле,Свободней сыплются слова…А то иным душа согрета,И мне, Бог знает почему,Всё снится старый сон поэтаИ тени, милые ему, —Мне снится песня Дездемоны,Ромео пролитая кровь,Их вечно памятные стоны,Их вечно юная любовь…Я весь горю святой враждоюК глупцу, злодею, палачу,Я мир спасти хочу собою,Я жертв и подвигов хочу!Мне снится всё, что сниться может,Что жизнь и красит, и живит,Что ум святым огнем тревожит,Что сердце страстью шевелит.1863?

Романс

Помню, в вечер невозвратныйПосреди толпы чужойЧей-то образ благодатныйТихо веял предо мной.Помню, в час нежданной встречиИ смятение, и страх,Недосказанные речиЗамирали на устах…Помню, помню, в ночь глухуюЯ не спал… Часы неслись,И на грудь мою больнуюСлезы жгучие лились…А сквозь слезы – с речью внятнойИ с улыбкой молодойЧей-то образ благодатныйТихо веял предо мной.1863?

К морю

Увы, не в первый раз, с подавленным рыданьем,Я подхожу к твоим волнамИ, утомясь бесплодным ожиданьем,Всю ночь просиживаю там…Тому уж много лет: неведомая силаЯвилася ко мне, как в мнимо-светлый рай,Меня, как глупого ребенка, заманила,Шепнула мне – люби, сказала мне – страдай!И с той поры, ее велению послушный,Я с каждым днем любил сильнее и больней…О, как я гнал любовь, как я боролся с ней,Как покорялся малодушно!..Но наконец, устав страдать,Я думал – пронеслась невзгода…Я думал – вот моя свободаКо мне вернулася опять…И что ж: томим тоскою, сноваСижу на этом берегу,Как жалкий раб, кляну свои оковы,Но – сбросить цепи не могу.О, если слышишь ты глагол, тебе понятный,О море темное, приют сердец больных, —Пусть исцелят меня простор твой необъятныйИ вечный ропот волн твоих.Пускай твердят они мне ежечасноОб оскорблениях, изменах, обо всем,Что вынес я в терпении тупом….Теперь довольно. Уж мне прежних дней не видеть,Но если суждено мне дальше жизнь влачить,Дай силы мне, чтоб мог я ненавидеть,Дай ты безумье мне, чтоб мог я позабыть!..1867

«Осенней ночи тень густая…»

Осенней ночи тень густаяНад садом высохшим легла.О, как душа моя больнаяВ тоске любви изнемогла!Какие б вынес я страданья,Чтоб в этот миг из-за кустовТвое почувствовать дыханье,Услышать шум твоих шагов!1868Село Покровское

К Гретхен

Во время представления «Le petit Faust»[4]

И ты осмеяна, и твой черед настал!Но, Боже правый! Гретхен, ты ли это?Ты – чистое создание поэта,Ты – красоты бессмертный идеал!О, если б твой творец явился между намиИз заточенья своего,Какими б жгучими слезамиСверкнул орлиный взор его!О, как бы он страдал, томился поминутно,Узнав дитя своей мечты,Свои любимые чертыВ чертах француженки распутной!Но твой творец давно в земле сырой,Не вспомнила о нем смеющаяся зала,И каждой шутке площаднойБессмысленно толпа рукоплескала…Наш век таков. Ему и дела нет,Что тысячи людей рыдали над тобою,Что некогда твоею красотоюБыл целый край утешен и согрет.Ему бы только в храм внести слова порока,Бесценный мрамор грязью забросать,Да пошлости наклеивать печатьНа всё, что чисто и высоко!Лето или осень 1869

А. С. Даргомыжскому

С отрадой тайною, с горячим нетерпеньемМы песни ждем твоей, задумчивый певец!Как жадно тысячи сердецТебе откликнутся могучим упоеньем!Художники бессмертны: уж давноПокинул нас поэта светлый гений,И вот «волшебной силой песнопений»Ты воскресаешь то, что им погребено.Пускай всю жизнь его терзал венец терновый,Пусть и теперь над ним звучит неправый суд,Поэта песни не умрут:Где замирает мысль и умолкает слово,Там с новой силою аккорды потекут…Певец родной, ты брат поэта нам родного,Его безмолвна ночь, твой ярко блещет день, —Так вызови ж скорей, творец «Русалки», сноваЕго тоскующую тень!Конец 1860-х годов

Огонек

Дрожа от холода, измучившись в пути,Застигнутый врасплох суровою метелью,Я думал: лошадям меня не довезтиИ будет мне сугроб последнею постелью…Вдруг яркий огонек блеснул в лесу глухом,Гостеприимная открылась дверь пред нами,В уютной комнате, пред светлым камельком,Сижу обвеянный крылатыми мечтами.Давно молчавшая опять звучит струна,Опять трепещет грудь волненьями былыми,И в сердце ожила старинная весна,Весна с черемухой и липами родными…Теперь не страшен мне протяжный бури вой,Грозящий издали бедою полуночной,Здесь – пристань мирная, здесь – счастье и покой,Хоть краток тот покой и счастье то непрочно.О, что до этого! Пускай мой путь далек,Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая,Теперь мне хорошо… Свети, мой огонек,Свети и грей меня, на подвиг ободряя!1871

А. Н. Островскому

Лет двадцать пять назад спала родная сцена,И сон ее был тяжек и глубок…Но вы сказали ей: что ж, «Бедность не порок»,И с ней произошла благая перемена.Бесценных перлов ряд театру подаря,За ним «Доходное» вы утвердили «место»,И наша сцена, вам благодаря,Уже не «Бедная невеста».Заслуги ваши гордо вознеслись,А кто не видит их иль понимает ложно,Тому сказать с успехом можно:«Не в свои сани не садись!»18 февраля 1872

А. Н. Муравьеву

Уставши на пути, тернистом и далеком,Приют для отдыха волшебный создал ты.На всё минувшее давно спокойным окомТы смотришь с этой высоты.Пусть там внизу кругом клокочет жизнь инаяВ тупой вражде томящихся людей, —Сюда лишь изредка доходит, замирая,Невнятный гул рыданий и страстей.Здесь сладко отдохнуть. Всё веет тишиною,И даль безмерно хороша,И, выше уносясь доверчивой мечтою,Не видит ничего меж небом и собоюНа миг восставшая душа.Июнь 1873Киев

Марии Дмитриевне Жедринской

Когда путем несносным и суровымМне стала жизнь в родимой стороне,Оазис я нашел под вашим кровом,И Отдохнуть отрадно было мне.И старые и новые печали,Вчерашний бред и думы прошлых днейВ моей душе вы сердцем прочиталиИ сгладили улыбкою своей.И понял я, смущен улыбкой этой,Что царство зла отсюда далеко,И понял я, чем всё кругом согретоИ отчего здесь дышится легко.Но дни летят… С невольным содроганьемСмотрю на черный, отдаленный путь:Он страшен мне, и, словно пред изгнаньем,Пророческой тоской стеснилась грудь.И тщетно ум теряется в вопросах:Где встретимся? Когда? И даст ли БогКогда-нибудь мой страннический посохСложить опять у ваших милых ног?2 августа 1873Рыбница

Памяти Н. Д. Карпова

С тех пор, как помню жизнь, я помню и тебяС улыбкой слушая младенческий мой лепетИ музу детскую навеки полюбя,Ты знал мой первый стих и первый сердца трепетВ мятежной юности, кипя избытком сил,Я гордо в путь пошел с доверчивой душою,И всюду на пути тебя я находил,В безоблачный ли день, в ночи ли под грозою.Как часто, утомясь гонением врагов,Предавшись горькому, томящему бессилью,К тебе спасался я, как под родимый кровСпасается беглец, покрыт дорожной пылью!Полвека прожил ты, но каждый день милейКазалась жизнь тебе, – ты до конца был молод.Как не было седин на голове твоей,Так сердца твоего не тронул жизни холод.Мне так дика, чужда твоей кончины весть,Так долго об руку с тобой, я шел на свете,Что, вылив из души невольно строки эти,Я всё еще хочу тебе же их прочесть!1873

Падающей звезде

Бывало, теша ум в мечтаньях суеверных,Когда ты падала огнистой полосой,Тебе вверял я рой желаний эфемерных,Сменявшихся в душе нестройною толпой.Теперь опять ты шлешь мне кроткое сиянье,И взором я прильнул к летящему лучу.В душе горит одно заветное желанье,Но вверить я его не в силах… и молчу.Как думы долгие, лишивши их покрова,В одежду чуждую решуся я облечь?Как жизнь всю перелить в одно пустое слово?Как сердце разменять на суетную речь?О, если можешь ты, сроднясь с моей душою,Минуту счастия послать ей хоть одну,Тогда блесну, как ты, огнистой полосоюИ радостно в ночи безвестной утону.1873Рыбница

«Как бедный пилигрим, без крова и друзей…»

Как бедный пилигрим, без крова и друзей,Томится жаждою среди нагих степей, —Так, одиночеством, усталостью томимый,Безумно жажду я любви недостижимой.Не нужны страннику ни жемчуг, ни алмаз,На груды золота он не поднимет глаз,За чистую струю нежданного потокаОн с радостью отдаст сокровища Востока.Не нужны мне страстей мятежные огни,Ни ночи бурные, ни пламенные дни,Ни пошлой ревности привычные страданья,Ни речи страстные, ни долгие лобзанья…Мне б только луч любви!.. Я жду, зову его…И если он блеснет из сердца твоегоВ пожатии руки, в немом сиянье взора,В небрежном лепете пустого разговора…О, как я в этот миг душою полюблю,С какою радостью судьбу благословлю!..И пусть потом вся жизнь в бессилии угрюмомТерзает и томит меня нестройным шумом!1873

«В житейском холоде дрожа и изнывая…»

В житейском холоде дрожа и изнывая,Я думал, что любви в усталом сердце нет,И вдруг в меня пахнул теплом и солнцем маяНежданный твой привет.И снова образ твой, задумчивый, и милый,И неразгаданный, царит в душе моей,Царит с сознанием могущества и силы,Но с лаской прежних дней.Как разгадать тебя? Когда любви томленьеС мольбами и тоской я нес к твоим ногамИ говорил тебе: «Я жизнь, и вдохновенье,И всё тебе отдам!» —Твой беспощадный взор сулил мне смерть и муку;Когда же мертвецом без веры и любвиНа землю я упал… ты подаешь мне рукуИ говоришь: «Живи!»

Графу Л. Н. Толстому

Когда в грязи и лжи возникшему кумируПожертвован везде искусства идеал,О вечной красоте напоминая миру,Твой мощный голос прозвучал.Глубоких струн души твои коснулись руки,Ты в жизни понял всё и всё простил, поэт!Ты из нее извлек чарующие звуки,Ты знал, что в правде грязи нет.Кто по земле ползет, шипя на всё змеею,Тот видит сор один… и только для орла,Парящего легко и вольно над землею,Вся даль безбрежная светла!1877Москва

Две ветки

Верхние ветви зеленого, стройного клена,В горьком раздумье слежу я за вами с балкона.Грустно вы смотрите: ваше житье незавидно.Что на земле нас волнует – того вам не видно.В синее небо вы взор устремили напрасно:Небо – безжалостно, небо – так гордо-бесстрастно!Бури ль вы ждете? Быть может, раскрывши объятья,Встретитесь вы, как давно разлученные братья?..Нет, никогда вам не встретиться! Ветер застонет,Листья крутя, он дрожащую ветку наклонит,Но, неизменный, суровый закон выполняя,Тотчас от ветки родной отшатнется другая…Бедные ветви, утешьтесь! Вы слишком высоки:Вот отчего вы так грустны и так одиноки!1878

«Снова один я… Опять без значенья…»

Снова один я… Опять без значеньяДень убегает за днем,Сердце испуганно ждет запустенья,Словно покинутый дом.Заперты ставни, забиты вороты,Сад догнивает пустой…Где же ты светишь и греешь кого ты,Мой огонек дорогой?Видишь, мне жизнь без тебя не под силу,Прошлое давит мне грудь,Словно в раскрытую грозно могилу,Страшно туда заглянуть.Тянется жизнь, как постылая сказка,Холодом веет от ней…О, мне нужна твоя тихая ласка,Воздуха, солнца нужней!..1879

Богиня и певец

Из Овидия

Пел богиню влюбленный певец, и тоской его голос звучал…Вняв той песне, богиня сошла, красотой лучезарной сияя,И к божественно юному телу певец в упоенье припал,Задыхаясь от счастья, лобзанием жгучим его покрывая.Говорила богиня певцу: «Не томися, певец мой, тоской,Я когда-нибудь снова сойду на твое одинокое ложе —Оттого что ни в ком на Олимпе не встретить мнестрасти такой,Оттого что безумные ласки твои красоты мне дороже».1870-е годы

Цыганская песня

Я вновь пред тобою стою очарован…

О, пой, моя милая, пой, не смолкая,Любимую песню моюО том, как, тревожно той песне внимая,Я вновь пред тобою стою!Та песня напомнит мне время былое,Которым душа так полна,И страх, что щемит мое сердце больное,Быть может, рассеет она.Боюсь я, что голос мой, скорбный и нежный,Тебя своей страстью смутит,Боюсь, что от жизни моей безнадежнойУлыбка твоя отлетит.Мне жизнь без тебя словно полночь глухаяВ чужом и безвестном краю…О, пой, моя милая, пой, не смолкая,Любимую песню мою!1870-е годы.

«Средь смеха праздного, среди пустого гула…»

Средь смеха праздного, среди пустого гулаМне душу за тебя томит невольный страх:Я видел, как слеза украдкою блеснулаВ твоих потупленных очах.Твой беззащитный челн сломила злая буря,На берег выброшен неопытный пловец.Откинувши весло и голову понуря,Ты ждешь: наступит ли конец?Не унывай, пловец! Как сон, минует горе,Затихнет бури свист и ропот волн седых,И покоренное, ликующее мореУ ног уляжется твоих.1870-е годы

«Прости меня, прости! Когда в душе мятежной…»

Прости меня, прости! Когда в душе мятежнойУгас безумный пыл,С укором образ твой, чарующий и нежный,Передо мною всплыл.О, я тогда хотел, тому укору вторя,Убить слепую страсть,Хотел в слезах любви, раскаянья и горяК ногам твоим упасть!Хотел все помыслы, желанья, наслажденья —Всё в жертву принести.Я жертвы не принес, не стою я прощенья…Прости меня, прости!1870-е годы

«Когда любовь охватит нас…»

Когда любовь охватит насСвоими крепкими когтями,Когда за взглядом гордых глазСледим мы робкими глазами,Когда не в силах превозмочьМы сердца мук и, как на страже,Повсюду нас и день и ночьГнетет всё мысль одна и та же,Когда в безмолвии, как тать,К душе подкра́дется измена, —Мы рвемся, ропщем и бежатьХотим из тягостного плена.Мы просим воли у судьбы,Клянем любовь – приют обмана,И, как восставшие рабы,Кричим: «Долой, долой тирана!»Но если боги, вняв мольбам,Освободят нас от неволи,Как пуст покажется он нам,Спокойный мир без мук и боли.О, как захочется нам вновьЦепей, давно проклятых нами,Ночей с безумными слезамиИ слов, сжигающих нам кровь…Промчатся дни без наслажденья,Минуют годы без следа,Пустыней скучной, без волненьяНам жизнь покажется…Тогда,Как предки наши, мы с гонцамиПошлем врагам такой привет:«Обильно сердце в нас мечтами,Но в нем теперь порядка нет,Придите княжити над нами…»1870-е годы

А. А. Жедринскому

Не говори о ней! К. чему слова пустые?Но я тебе скажу, что жалкою толпойПред ней покажутся красавицы другие,Как звезды тусклые пред яркою звездой.Ее не исказил обычай жизни светской,Свободна и светла она меж нас идет,Не видно вам огня из-за улыбки детской…Но счастлив будет тот, кто в ней огонь зажжет!Не говори о ней цветам, деревьям, тучам…Но в сердце я твоем привык читать давно:Я вижу, что любви сиянием могучим,Как солнечным лучом, оно озарено!Оно забилось всем, что свято и высоко:И жалостью к другим, и верою в людей…О, как свою любовь ни затаи глубоко,Невольно всё в тебе заговорит о ней!Конец 1870-х годов?

Воспоминание

Как тиха эта ночь! Всё сидел бы без дум,Да дышал полной грудью, да слушал…И боишься, чтоб говор какой или шумЭтот чудный покой не нарушил.Но покоя душе моей нет! Его прочьГонит дума печальная…Мне иная припомнилась ночь —Роковая, прощальная…В эту ночь – о, теперь, хоть теперь,Когда кануло всё без возврата,Когда всё так далёко, поверь,Я люблю тебя нежно и свято! —Мы сидели одни. Бледный день наступал.Догорали ненужные свечи.Я речам твоим жадно внимал…Были сухи и едки те речи.То сарказмом звучали, иронией злой,То, как будто ища мне мучения нового,Замолкали искусно порой,Чтоб не дать объясненья готового.В этот миг я бы руки с мольбою простер:«О, скажи мне хоть слово участья,Брось, как прежде, хоть ласковый взор, —Мне иного не надобно счастья!»Но обида сковала язык,Головой я бессильно поник.Всё, что гордостью было, в душе подымалося;Всё, что нежностью было, беспомощно сжалося, —А твой голос звучал торжествомИ насмешкой терзал ядовитоюНад моим помертвелым лицомДа над жизнью моею разбитою…Конец 1870-х или начало 1880-х годов?Рыбница

На новый 1881 год

Вся зала ожидания полна,Партер притих, сейчас начнется пьеса.Передо мной, безмолвна и грозна,Волнуется грядущего завеса.Как я, бывало, взор туда вперял,Как смутный каждый звук ловил оттуда!Каких-то новых слов я вечно ждал,Какого-то неслыханного чуда.О Новый год! Теперь мне всё равно,Несешь ли ты мне смерть и разрушенье,Иль прежних лет мне видеть сужденоБесцветное, тупое повторенье…Немного грез – осколки светлых дней —Как вихрем, он безжалостно развеет,Еще немного отпадет друзей,Еще немного сердце зачерствеет.Декабрь 1880

Отравленное счастье

Зачем загадывать, мечтать о дне грядущем,Когда день нынешний так светел и хорош?Зачем твердить всегда в унынии гнетущем,Что счастье ветрено, что счастья не вернешь?Пускай мне суждены мучения разлукиИ одиночества томительные дни —Сегодня я с тобой, твои целую руки,И ночь тиха, и мы одни.О, если бы я мог, хоть в эту ночь немую,Забыться в грезах золотыхИ всё прошедшее, как ношу роковую,Сложить у милых ног твоих.Но сердце робкое, привыкшее бояться,Не оживет в роскошном сне,Не верит счастию, не смеет забыватьсяИ речи скорбные нашептывает мне.Когда я удалюсь, исполненный смущенья,И отзвучат шаги мои едва,Ты вспомнишь, может быть, с улыбкою сомненьяМои тревожные моленья,Мои горячие и нежные слова.Когда враги мои холодною толпоюНачнут меня язвить и их услышишь ты,Ты равнодушною поникнешь головоюИ замолчишь пред наглою враждою,Пред голосом нелепой клеветы.Когда в сырой земле я буду спать глубоко,Бессилен, недвижим и всеми позабыт, —Моей могилы одинокойТвоя слеза не оросит.И, может быть, в минуту злую,Когда мечты твои в прошедшее уйдут,Мою любовь, всю жизнь мою былуюТы призовешь на строгий суд, —О, в этот страшный час тревоги, заблужденья,Томившие когда-то эту грудь,Мои невольные, бессильные паденьяТы мне прости и позабудь.Пойми тогда, хоть с поздним сожаленьем,Что в мире том, где друг твой жил,Никто тебя с таким самозабвеньем,С таким страданьем не любил.1881

«Из отроческих лет он выходил едва…»

Из отроческих лет он выходил едва,Когда она его безумно полюбилаЗа кудри детские, за пылкие слова.Семью и мужа – всё она тогда забыла!Теперь пред юношей, роскошна и пышна,Вся жизнь раскинулась, – орел расправил крылья,И чует в воздухе недоброе она,И замирает вся от гневного бессилья.В тревоге и тоске ее блуждает взгляд,Как будто в нем застыл вопрос и сердце гложет:«Где он, что с ним, и с кем часы его летят?..»Всё знать она должна и знать, увы! – не может.И мечется она, всем слухам и речамВнимая горячо, то веря, то не веря,Бесцельной яростью напоминая намПредсмертные прыжки израненного зверя.Март 1882

Г. Карцову

Настойчиво, прилежно, терпеливо,Порой таинственно, как тать,Плоды моей фантазии ленивойТы в эту вписывал тетрадь.Укрой ее от любопытных взоров,Не отдавай на суд людей,На смех и гул пристрастных приговоровЗаветный мир души моей!Когда ж улягусь я на дне могилыИ, покорясь своей судьбе,Одну лишь память праздного кутилыОставлю в мире по себе, —Пускай тебе тетрадь напомнит этаСердечной дружбы нашей дни,И ты тогда забытого поэтаХоть добрым словом помяни!6 октября 1882

Бред

Несется четверка могучих коней,Несется, как вихорь на воле,Несется под зноем палящих лучейИ топчет бесплодное поле.То смех раздается, то шепот вдвоем…Всё грохот колес заглушает,Но ветер подслушал те речи тайкомИ злобно их мне повторяет.И в грезах недуга, в безмолвье ночейЯ слышу: меня нагоняя,Несется четверка могучих коней,Несется нещадная, злая.И давит мне грудь в непосильной борьбе,И топчет с неистовой силойТо сердце, что было так верно тебе,Тебя горячо так любило!И странно ты смотришь с поникшим челомНа эти бесцельные муки,И жалость проснулася в сердце твоем:Ко мне простираешь ты руки…Но шепот и грохот сильней и грозней…И, пыль по дороге взметая,Несется четверка могучих коней,Безжизненный труп оставляя.1882

Утешенная

Дика, молчалива, забав не любя,От жизни ждала ты чего-то,И люди безумной назвали тебя,Несчастную жертву расчета.Вдали от отчизны чужая странаС любовью тебя приютила;По берегу озера, вечно одна,Ты грустною тенью бродила.И, словно покорствуя злобной судьбе,Виденья тебя посещали,И ангел прекрасный являлся тебеВ часы одинокой печали.Глаза его жалостью были полны,Участием кротким, небесным,И белые крылья при свете луныГорели алмазом чудесным.Тебе говорил он: «Не вечно же тутСудьба тебе жить указала,Утешься, страдалица, годы пройдут,А счастия в жизни не мало!»И годы прошли молодые твои,Ты вынесла всё терпеливоИ снова в кружок нелюбимой семьиВернулась, дика, молчалива.По рощам знакомым, по тихим полямТы грустною тенью блуждала…Однажды ты юношу встретила там —И в ужасе вся задрожала.На бледных устах твоих замер привет;Он снова стоял пред тобою,Тот ангел прекрасный исчезнувших лет,Но жизнью дышал он земною!Блистали глаза из-под черных бровей,И белые зубы сверкали,И жаром неопытных юных страстейРумяные щеки пылали.Не кротость участия взор выражал:Царем он казался могучим,И очи и плечи твои покрывалЛобзанием долгим и жгучим.Сбылось предсказанье, свершились мечты.Да, счастия в жизни не мало:За годы безумья тяжелого тыБезумье блаженства узнала.Февраль 1883Санкт-Петербург

«О да, поверил я. Мне верить так отрадно…»

О да, поверил я. Мне верить так отрадно…Зачем же вновь в полночной тишинеСомненья злобный червь упрямо, беспощадноИ душу мне грызет, и спать мешает мне?Зачем… когда ничтожными словамиМы обменяемся… я чувствую с тоской,Что тайна, как стена, стоит меж нами,Что в мире я один, что я тебе чужой.И вновь участья миг в твоем ловлю я взгляде,И сердце рвется пополам,И, как преступнику, с мольбою о пощадеМне хочется упасть к твоим ногам.Что сделал я тебе? Такой безумной мукиНе пожелаешь и врагу…Он близок, грозный час разлуки, —И верить нужно мне, и верить не могу!Май 1883

«Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных…»

Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайныхСгорают юные, беспечные года,Средь пошлостей людских, среди невзгод случайныхЛюби, люби всегда!Пусть жгучая тоска всю ночь тебя терзает,Минута – от тоски не будет и следа,И счастие тебя охватит, засияет…Люби, люби всегда!Я думы новые в твоем читаю взоре,И жалость светит в нем, как дальняя звезда,И понимаешь ты теплей чужое горе…Люби, люби всегда!Август 1883

«О, скажи ей, чтоб страсть роковую мою…»

О, скажи ей, чтоб страсть роковую моюПозабыла, простила она,Что для ней я живу, и дышу, и пою,Что вся жизнь моя ей отдана!Что унять не могу я мятежную кровь,Что над этою страстью больнойЗасияла иная – святая любовь,Так, как небо блестит над землей!О, сходите ко мне, вдохновенья лучи,Зажигайтеся ярче, теплей,Задушевная песня, скорей прозвучи,Прозвучи для нее и о ней!12 ноября 1883

Во время болезни

Мне всё равно, что я лежу больной,Что чай мой горек, как микстура,Что голова в огне, что пульс неровен мой,Что сорок градусов моя температура!Болезни не страшат меня…Но признаюсь: меня жестокоПугают два несносных дня,Что проведу от вас далеко.Я так безумно рад, что я теперь люблю,Что я дышать могу лишь вами!Как часто я впиваюсь в вас глазамиИ взор ваш каждый раз с волнением ловлю!Воспоминаньями я полон дорогими,И хочет отгадать послушная мечта,Где вы теперь, и с кем, и мыслями какимиГоловка ваша занята…Немая ночь мне не дает ответа,И только чудится мне в пламенном бреду,Что с вами об руку идуЯ посреди завистливого света,Что вы моя, навек моя,Что я карать могу врагов неправых,Что страх вселять имею право яВ завистниц ваших глупых, но лукавых…Когда ж очнуся я средь мертвой тишины —Как голова горит, как грудь полна страданья!И хуже всех болезней мне сознанье,Что те мечты мечтами быть должны.9 января 1884

«Письмо у ней в руках. Прелестная головка…»

Письмо у ней в руках. Прелестная головкаСклонилася над ним, одна в ночной тиши,И мысль меня страшит, что, может быть, неловкоИ грустно ей читать тот стон моей души…О, только б ей прожить счастливой и любимой,Не даром ввериться пленительным мечтам…И помыслы мои всю ночь текут неудержимо,Как волны Волхова, текут к ее ногам…21 сентября 1884

«О, будьте счастливы! Без жалоб, без упрека…»

О, будьте счастливы! Без жалоб, без упрека,Без вопля ревности пустойЯ с вами расстаюсь… Пускай один, далекоЯ буду жить с безумною тоской,С горячими, хоть поздними мольбамиПеред потухшим алтарем.О, будьте счастливы, – я лишний между вами,О, будьте счастливы вдвоем!Но я б хотел – прости мое желанье, —Чтобы назло слепой судьбеПорою в светлый миг свиданьяМой образ виделся тебе;Чтоб в тихом уголке иль средь тревоги бальнойСмутил тебя мой стих печальный,Как иногда при блеске фонарейСмущает поезд погребальныйНа свадьбу едущих гостей.Декабрь 1884

Графу А. В. Адлербергу

Когда мы были с ней и песнь ее звучала,Всё делалось вокруг теплее и светлей,И с благодарностью шептали мы, бывало:«Дай Боже счастья ей!»Когда же злая жизнь бросала тень печалиОт милого лица и ласковых очей,С боязнью и мольбой мы часто повторяли:«Дай Боже счастья ей!»И сердце гордое, что билось так спокойно,Заговорило вдруг сильней и горячей…О, счастье нужно ей, она его достойна…«Дай Боже счастья ей!»Увы! Разлуки час всё ближе подступает,И мы в смущении покорно говорим:«Для солнца и любви она нас покидает,Дай Боже счастья им!»Январь 1885

Пешеход

Без волненья, без тревогиОн по жизненной дорогеВсё шагает день и ночь,И тоски, его гнетущей,Сердце медленно грызущей,Он не в силах превозмочь.Те, что знали, что любили,Спят давно в сырой могиле;Средь неведомых равнинРазбрелися остальные —Жизни спутники былые…Он один, совсем один.Равнодушный и бесстрастный,Он встречает день прекрасный,Солнце только жжет его;Злая буря-непогодаНе пугает пешехода,И не ждет он ничего.Мимо храма он проходитИ с кладбища глаз не сводит,Смотрит с жадною тоской…Там окончится мученье,Там прощенье, примиренье,Там забвенье, там покой!Но, увы! не наступаетМиг желанный… Он шагаетДень и ночь, тоской томим…Даже смерть его забыла,Даже вовремя могилаНе открылась перед ним!Февраль 1885

Перед операцией

Вы говорите, доктор, что исходСомнителен? Ну что ж, господня воля!Уж мне пошел пятидесятый год,Довольно я жила. Вот только бедный КоляМеня смущает: слишком пылкий нрав,Идеям новым предан он так страстно,Мне трудно спорить с ним – он, может быть,и прав, —Боюсь, что жизнь свою загубит он напрасно.О, если б мне дожить до радостного дня,Когда он кончит курс и выберет дорогу.Мне хлороформ не нужно: слава Богу,Привыкла к мукам я… А около меняПортреты всех детей поставьте, доктор милый,Пока могу смотреть, хочу я видеть их.Поверьте: в лицах дорогихЯ больше почерпну терпения и силы!..Вы видите: вон там, на той стене,В дубовой рамке Коля, в черной – Митя…Вы помните, когда он умер в дифтеритеЗдесь, на моих руках, вы всё твердили мне,Что заражусь я непременно тоже.Не заразилась я, прошло тринадцать лет…Что вытерпела я болезней, горя… Боже!Вы, доктор, знаете… А где же Саша? Нет!Тут он с своей женой… Бог с нею!Снимите тот портрет, в мундире, подле вас;Невольно духом я слабею,Как только встречу взгляд ее холодных глаз.Всё Сашу мучит в ней: бесцельное кокетство,Характер адский, дикая враждаК семейству нашему… Вы знали Сашу с детства,Не жаловался он ребенком никогда,А тут, в последний раз, – но это между нами —Он начал говорить мне о жене,Потом вдруг замолчал, упал на грудь ко мнеИ плакал детскими, бессильными слезами…Я людям всё теперь простить должна,Но каюсь: этих слез я не простила…А прежде как она любила,Каким казалась ангелом она!..Вот Оля с детками. За этих, умирая,Спокойна я. Наташа, ангел мой!Уставила в меня глазенки, как живая,И хочет выскочить из рамки золотой.Мне больно шевельнуть рукой. ПерекреститеХоть вы меня… Смешно вам, старый атеист,Что ж делать, Бог простит! Вот так… Да отворитеОкно. Как воздух свеж и чист!Как быстро тучки белые несутсяПо неразгаданным, далеким небесам…Да, вот еще: к моим похоронам,Конечно, дети соберутся.Скажите им, что, умирая, матьБлагословила их и любит, но ни слова,Что я так мучилась… Зачем их огорчать!Ну, доктор, а теперь начните – я готова!..Июль 1886

Послание К. Р.

Ваше высочество, ваш благосклонныйДар получил я вчера.Он одиночество ночи бессоннойМне услаждал до утра.Верьте: не блеск и величие санаДушу пленяют мою;Чужды мне льстивые речи обмана,Громких я од не пою.В книге, как в зеркале, оком привычнымВижу я отблески лиц, —Чем-то сердечным, простым, симпатичнымВеет от этих страниц.Кажется, будто на миг забываяСвета бездушного шум,В них приютилася жизнь молодая,Полная чувства и дум.Жизнь эта всюду: в Венеции милой,В грезах любви золотой,В теплой слезе над солдатской могилой,В сходках семьи полковой…Пусть вдохновенная песнь раздаетсяЧаще, как добрый пример;В памяти чутких сердец не сотретсяМилая надпись: К. Р.Трудно мне кончить: слова этикетаПлохо вставляются в стих,Но как поэт Вы простите поэта.Если он кончит без них!16 августа 1886

«Проложен жизни путь бесплодными степями…»

Проложен жизни путь бесплодными степями,И глушь, и мрак… ни хаты, ни куста…Спит сердце; скованы цепямиИ разум, и уста,И даль пред намиПуста.И вдруг покажется не так тяжка дорога,Захочется и петь, и мыслить вновь.На небе звезд горит так много,Так бурно льется кровь…Мечты, тревога,Любовь!О, где же те мечты? Где радости, печали,Светившие нам ярко столько лет?От их огней в туманной далиЧуть виден слабый свет…И те пропали…Их нет.

К. Д. Нилову

Ты нас покидаешь, пловец беспокойный,Для дальней Камчатки, для Африки знойной…Но нашему ты не завидуй покою:Увы! над несчастной, померкшей страноюСклонилось так много тревоги и горя,Что верная пристань – в бушующем море!Там волны и звезды, – вверяйся их власти…Здесь бури страшнее: здесь люди и страсти.1880-е годы

«О, не сердись за то, что в час тревожной муки…»

О, не сердись за то, что в час тревожной мукиПроклятья, жалобы лепечет мой язык:То жизнью прошлою навеянные звуки,То сдавленной души неудержимый крик.Ты слушаешь меня – и стынет злое горе,Ты тихо скажешь: «Верь» – и верю я, любя…Вся жизнь моя в твоем глубоком, кротком взоре,Я всё могу проклясть, но только не тебя.Дрожат листы берез от холода ночного…Но им ли сетовать на яркий солнца луч,Когда, рассеяв тьму, он с неба голубогоТеплом их обольет, прекрасен и могуч?1880-е годы

«„Прощай!“ – твержу тебе с невольными слезами…»

«Прощай!» – твержу тебе с невольными слезами,Ты говоришь: разлука недолга…Но видишь ли: ручей пробился между нами,Поток сердит и круты берега.Прощай. Мой путь уныл. Кругом нависли тучи.Ручей уже растет и речкой побежит.Чем дальше я пойду, тем берег будет круче,И скоро голос мой к тебе не долетит.Тогда забуду ль я о днях, когда-то милых,Забуду ль всё, что, верно, помнишь ты,Иль с горечью пойму, что я забыть не в силах,И в бездну брошусь с высоты?1880-е годы

Голос издалека

О, не тоскуй по мне! Я там, где нет страданья.Забудь былых скорбей мучительные сны…Пусть будут обо мне твои воспоминаньяСветлей, чем первый день весны.О, не тоскуй по мне! Меж нами нет разлуки:Я так же, как и встарь, душе твоей близка,Меня по-прежнему твои терзают муки,Меня гнетет твоя тоска.Живи! Ты должен жить. И если силой чудаТы снова здесь найдешь отраду и покой,То знай, что это я откликнулась оттудаНа зов души твоей больной.Октябрь 1891

На бале

Ум, красота, благородное сердце и сила, —Всю свою щедрость судьба на него расточила.Но отчего же в толпе он глядит так угрюмо?В светлых очах его спряталась черная дума.Мог бы расправить орел свои юные крылья,Счастье, успехи пришли бы к нему без усилья,Но у колонны один он стоит недвижимо.Блеск, суета – всё бесследно проносится мимо.Раннее горе коснулось души его чуткой…И позабыть невозможно, и вспомнить так жутко!Годы прошли, но под гнетом былого виденьяБлекнут пред ним мимолетные жизни явленья…Пусть позолотой мишурною свет его манит,Жизни, как людям, он верить не хочет, не станет!1 ноября 1892

«Опять пишу тебе, но этих горьких строк…»

Опять пишу тебе, но этих горьких строкЧитать не будешь ты… Нас жизненный потокНавеки разлучил. Чужие мы отныне,И скорбный голос мой теряется в пустыне.Но я тебе пишу затем, что я привыкВсё поверять тебе: что шепчет мой языкБез цели, нехотя, твои былые речи,Что я считаю жизнь от нашей первой встречи,Что милый образ твой мне каждый день милей,Что нет покоя мне без бурь минувших дней,Что муки ревности и ссор безумных мукиМне счастьем кажутся пред ужасом разлуки.1892

«Всё, чем я жил, в чем ждал отрады…»

Всё, чем я жил, в чем ждал отрады,Слова развеяли твои…Так снег последний без пощадыУносят вешние ручьи…И целый день, с насмешкой злою,Другие речи заглушив,Они носились надо мною,Как неотвязчивый мотив.Один я. Длится ночь немая.Покоя нет душе моей…О, как томит меня, пугая,Холодный мрак грядущих дней!Ты не согреешь этот холод,Ты не осветишь эту тьму…Твои слова, как тяжкий молот,Стучат по сердцу моему.1892

«Когда ребенком мне случалось…»

Когда ребенком мне случалосьУслышать песнь: «Христос воскрес!»,То сонмы ангелов, казалось,Поют с ликующих небес.Сегодня ночи жду пасхальной..Безмолвны ангелов полки,И не сойдут они в печальныйПриют недуга и тоски.И светлой вести воскресеньяОтветит здесь, в ночной тиши,Немая скорбь уничтоженьяКогда-то верившей души.1893

«Вот тебе старые песни поэта…»

Вот тебе старые песни поэта —Я их слагал в молодые года,Долго таил от бездушного света,И, не найдя в нем живого ответа,Смолкли они навсегда.Зреет в душе моей песня иная…Как ни гони ее, как ни таи, —Песня та вырвется, громко рыдая,Стоном безумной любви заглушаяСтарые песни мои.1893

«Перед судом толпы, коварной и кичливой…»

Перед судом толпы, коварной и кичливой,С поникшей головой меня увидишь тыИ суетных похвал услышишь лепет лживый,Пропитанный враждой и ядом клеветы.Но твой безмолвный взор, доверчивый и милый,На помощь мне придет с участием живым…Так гибнущий пловец, уже теряя силы,Всё смотрит на маяк, горящий перед ним.Свети же, мой маяк! Пусть буря, завывая,Качает бедный челн, пусть высится волна,Пускай вокруг меня и мрак, и ночь глухая…Ты светишь, мой маяк, – мне гибель не страшна!1893

Стихотворения неизвестных лет

Орфей и Паяц

Слушать предсмертные песни Орфея друзья собралися.Нагло бранясь и крича, вдруг показался паяц.Тотчас же шумной толпой убежали друзья за паяцем…Грустно на камне один песню окончил Орфей.

К человеческой мысли

Во тьме исчезнувших веков,В борьбе с безжалостной природойТы родилась под звук оковИ в мир повеяла свободой.Ты людям счастье в дар несла,Забвенье рабства и печали, —Богини светлого челаВ тебе безумцы не признали.Ты им внушала только страх,Твои советы их томили;Тебя сжигали на кострах,Тебя на плаху волочили, —Но голос твой звучал как медьИз мрака тюрьм, из груды пепла…Ты не хотела умереть,Ты в истязаниях окрепла!Прошли века… Устав в борьбе,Тебя кляня и ненавидя,Враги воздвигли храм тебе,Твое могущество увидя!Страдал ли человек с тех пор,Иль кровь лилася по-пустому,Тебе всё ставили в укор,Хоть ты учила их другому!Ты дожила до наших дней…Но так ли надо жить богине?В когтях невежд и палачейТы изнываешь и доныне.Твои неверные жрецыТебя бесчестят всенародно,Со злом бессильные бойцыДруг с другом борются бесплодно.Останови же их! ПораИм протянуть друг другу рукиВо имя чести и добра,Во имя света и науки…Но всё напрасно! Голос твойУже не слышен в общем гаме,И гул от брани площаднойОдин звучит в пустынном храме,И так же тупо, как и встарь,Отжившим вторя поколеньям,На твой поруганный алтарьГлядит толпа с недоуменьем.

«Ты говоришь: моя душа – загадка…»

Ты говоришь: моя душа – загадка,Моей тоски причина не ясна;Ко мне нежданно, словно лихорадка,По временам является она.Загадки нет. И счастье, и страданье,И ночь, и день – всё, всё тобой полно,И без тебя мое существованьеМне кажется бесцветно и смешно.Когда тебе грозит болезнь иль горе,Когда укор безжалостный и злойЧитаю я в твоем холодном взоре,Я падаю смущенною душой.Но скажешь ты мне ласковое слово —И горе всё куда-то унесло…Ты – грозный бич, карающий сурово,Ты – светлый луч, ласкающий тепло.

«Когда, в объятиях продажных замирая…»

Когда, в объятиях продажных замирая,Потушишь ты огонь, пылающий в крови, —Как устыдишься ты невольных слов любви,Что ночь тебе подсказывала злая!И целый день потом ты бродишь сам не свой,Тебя гнетет воспоминанье это,И жизнь, как день осенний без просвета,Такою кажется бесцветной и пустой!Но верь мне: близок час! Неслышными шагами,Не званная, любовь войдет в твой тихий дом,Наполнит дни твои блаженством и слезамиИ сделает тебя героем и… рабом.Тебя не устрашат ни гнет судьбы суровой,Ни цепи тяжкие, ни пошлый суд людей…И ты отдашь всю жизнь за ласковое слово,За милый, добрый взгляд задумчивых очей!

Бессонница

Проходят часы за часамиНесносной, враждебной толпой…На помощь с тоской и слезамиЗову я твой образ родной!Я всё, что в душе накипело,Забуду, – но только взгляниДоверчиво, ясно и смело,Как прежде, в счастливые дни!Твой образ глядит из тумана;Увы! заслонен он другим —Тем демоном лжи и обмана,Мучителем старым моим!Проходят часы за часами…Тускнеет и гаснет твой взор,Шипит и растет между намиОбидный, безумный раздор…Вот утра лучи шевельнулись…Я в том же тупом забытьи…Совсем от меня отвернулисьПотухшие очи твои.

Юмористические стихотворения. Пародии. Эпиграммы. Экспромты

Чудеса

Какие чудеса творятсяУ нас по прихоти судьбы:С сынами Франции мирятсяУгрюмой Англии сыны.И даже (верх всех удивлений!)Союз меж ними заключен,И от бульдожьих уверенийВ чаду Луи Наполеон!Уж не опять ли воединоОни под знаменем крестаИдут толпами в Палестину,Чтоб воевать за гроб Христа?Нет, для народов просвещенныхТеперь уж выгоды в том нет:Что взять им с греков угнетенных?Зато не беден Магомет!И против Руси собираютОни за то войска свои,Что к грекам руку простираютОни в знак мира и любви.А турок просто в восхищенье!До этих пор он жил как зверь,Не зная вовсе просвещенья,А просвещается теперь!Уж вместо сабли он иголкуИзделья английского взялИ на французскую ермолкуЧалму родную променял.Но европейского покрояЕго одежда не спасла,И под ермолкой, под чалмою,Одна у турка голова.Ведь мы уж были у Синопа,И просвещенных мусульманНа кораблях купцов ЕвропыИх просветивших англичан.И для французиков нахальныхГотов у нас уж пир такой,Что без своих нарядов бальныхОни воротятся домой.А если захотят остаться,От дорогих таких гостейНе можем, право, отказаться,Не успокоив их костей.5 апреля 1854

Пародия

Пьяные уланыСпят перед столом,Мягкие диваныЗалиты вином.Лишь не спит влюбленный,Погружен в мечты, —Подожди немного,Захрапишь и ты.6 августа 1854Орел

Пародия

И скучно и грустно…И странно, и дико, и целый мне век не понятьТех толстых уродливых книжек:Ну как журналистам, по правде, не грех разругать«Отрывки моих поэтических вспышек»?Уж я ль не трудился! Пудовые оды писал,Элегии, драмы, романы,Сонеты, баллады, эклоги, «Весне» мадригал,В гекзаметры даже облек «Еруслана»Для славы одной! (Ну, конечно, и денежки брал —Без них и поэтам ведь жутко!)И всё понапрасну!.. Теперь только я распознал,Что жизнь – препустая и глупая шутка!7 ноября 1854

Из Байрона

Пародия

Пускай свой путь земной пройду яЛюдьми не понят, не любим, —Но час настанет: не тоскуя,Я труп безгласный брошу им!И пусть могилы одинокойНикто слезой не оросит —Мне всё равно! Заснув глубоко,Душа не узрит мрамор плит.26 августа 1855

Приезд

Пародия

Осенний дождь волною грязнойТак и мочил,Когда к клячонке безобразнойЯ подходил.Смотрели грустно так и лужи,И улиц тьма,И как-то сжалися от стужиКругом дома.И ванька мой к квартире дальнойЕдва плелся,И, шапку сняв, глядел печально,На чай прося.1 сентября 1855

«Видок печальный, дух изгнанья…»

1Видок печальный, дух изгнанья,Коптел над «Северной пчелой»,И лучших дней воспоминаньяПред ним теснилися толпой,Когда он слыл в всеобщем мненьеУчеником КарамзинаИ в том не ведала сомненьяЕго блаженная душа.Теперь же ученик унылыйУнижен до рабов его,И много, много… и всегоПрипомнить не имел он силы.2В литературе он блуждалДавно без цели и приюта;Вослед за годом год бежал,Как за минутою минута,Однообразной чередой.Ничтожной властвуя «Пчелой»,Он клеветал без наслажденья,Нигде искусству своемуОн не встречал сопротивленья —И врать наскучило ему.3И непротертыми глазамиНа «Сын Отечества» взирал,Масальский прозой и стихамиПред ним, как жемчугом, блистал.А Кукольник, палач банкротов,С пивною кружкою в руке,Ревел – а хищный Брант и Зотов,За ним следя невдалеке,Его с почтеньем поддержали.И Феба пьяные сыныСреди пустынной тишиныЕго в харчевню провожали.И дик, и грязен был журнал,Как переполненный подвал…Но мой Фиглярин облил супомТворенья друга своего,И на челе его преглупомНе отразилось ничего.4И вот пред ним иные мненьяВ иных обертках зацвели:То «Библиотеку для чтенья»Ему от Греча принесли.Счастливейший журнал земли!Какие дивные рассказыБрамбеус по свету пустилИ в «Библиотеку» вклеил.Стихи блестящи, как алмазы,И не рецензию, а браньГлаголет всякая гортань.Но, кроме зависти холодной,Журнала блеск не возбудилВ душе Фиглярина бесплоднойНи новых чувств, ни новых сил.Всего, что пред собой он видел,Боялся он, всё ненавидел.1856 или 1857

«Для вас так много мы трудились…»

Для вас так много мы трудились,И вот в один и тот же часМы развелись и помирилисьИ даже плакали для вас.Нас слишком строго не судите,Ведь с вами, право, господа, —Хотите ль вы иль не хотите —Мы разведемся навсегда.18 апреля 1859

Фея моря

Из Эйхендорфа

Море спит в тиши ночной,И корабль плывет большой;Вслед за ним, косой играя,Фея плещется морская.Видят бедные пловцыРазноцветные дворцы;Песня, полная тоскою,Раздается над водою…Солнце встало – и опятьФеи моря не видать,И не видно меж волнамиКорабля с его пловцами.23 сентября 1869

Юрлов и Кумыс

Басня

Один корнет, по имени Юрлов,Внезапно заболел горячкою балетной.Сейчас созвали докторов, —Те выслали его с поспешностью заметнойПо матушке по Волге вниз,Чтоб пить кумыс.Юрлов отправился, лечился, поправлялся,Но, так как вообще умеренностью онВ питье не отличалсяИ был на выпивку силен,Он начал дуть кумыс ведром, и преогромным,И тут с моим корнетом томнымСлучилось страшное несчастье… ВдругО, ужас! О, испуг!Чуть в жеребенка он не превратился:Охотно ел овес, от женщин сторонился,Зато готов был падать ницПред всякой сволочью из местных кобылиц.Завыли маменьки, в слезах тонули жены,В цене возвысились попоны,И вид его ужасен былДля всех кобыл.Твердили кучера: «Оказия какая!»И наконец начальник края,Призвав его, сказал: «Юрлов,Взгляни, от пьянства ты каков!И потому мы целым краемТебя уехать умоляем.Конечно, гражданина долгТебе велел бы ехать в полк,Но так как лошадей у нас в полку не мало,То, чтоб не сделалось скандала,Покуда не пройдет волнение в крови,В Москве немного поживи!»Юрлов послушался, явилсяВ Москву – и тотчас же влюбилсяВ дочь генерала одного,С которым некогда был дружен дед его.Всё как по маслу шло сначала:Его Надина обожала,И чрез неделю, в мясоед,Жениться должен был корнет.Но вот что раз случилось с бедной Надей:Чтобы участвовать в какой-то кавалькаде,Она уселася верхомИ гарцевала на дворе своем.К отъезду было всё готово.Вдруг раздался протяжный свист Юрлова.Блестя своим pince-nez[5], подкрался он, как тать,И страстно начал обнимать…Но не Надину, а кобылу…Легко понять, что после было.В испуге вскрикнул генерал:«Благодарю, не ожидал!»Невеста в обморок легла среди дороги,А наш Юрлов давай Бог ноги!Один фельетонист, в Москве вселявший страх,Сидевший в этот час у дворника в гостяхИ видевший поступок этот странный,Состряпал фельетон о нем пространныйИ в Петербург Киркору отослал.Конечно, про такой скандалУзнала бы Европа очень скоро,Но тут, по счастью, на КиркораНахлынула беда со всех сторон.Во-первых, онТоржественно на площади столичнойТри плюхи дал себе публично,А во-вторых, явилася статья,Где он клялся, божился всем на свете,Что про военных ни…Не станет он писать в своей газете.Вот почему про тот скандалНикто в Европе не узнал.Читатель, если ты смышлен и малый ловкий,Из этой басни можешь заключить,Что иногда кумыс возможно пить,Но с чувством, с толком, с расстановкой.А если, как Юрлов, начнешь лупить ведром,Тогда с удобством в отчий домВернешься шут шутом.Конец 1860-х – начало 1870-х годов?

«Почтенный Оливье, побрив меня, сказал…»

Почтенный Оливье, побрив меня, сказал:«Мне жаль моих французов бедныхВ министры им меня Господь послалИ Трубникова дал наместо труб победных».1870

В. А. Жедринскому

С тобой размеры изучая,Я думал, каждому из насСудьба назначена иная:Ты ярко блещешь, я угас.Твои за жизнь напрасны страхи,Пускайся крепче и бодрей,То развернись, как амфибрахий,То вдруг сожмися, как хорей.Мои же дни темны и тихи.В своей застрявши скорлупе,И я плетуся, как пиррихий,К чужой примазавшись стопе.1871Киев

Карлсбадская молитва

О Боже! Ты, который зришьНас, прихожан сей церкви светской,Молитву русскую услышь,Хотя и в стороне немецкой!Молитва будет та тепла,Молю тебя не о Синоде…Молю, чтоб главный бич в природе —Холера – далее ушла.Молю, чтоб судьи мировые,Забыв обычаи былыеИ на свидетеля не злясьЗа то, что граф он или князь,Свой суд по совести творили…Чтоб даже, спрятав лишний гром,И генерала не казнилиЗа то, что чин такой на нем.Чтоб семинарий нигилистыИ канцелярий коммунисты —Маратов модная семья —Скорее дождались отставки,Чтоб на Руси Феликса ПьяНапоминали разве пьявки…Чтобы журнальный Оффенбах,Катков – столь чтимый всей Москвою,Забывши к немцам прежний страх,Не трепетал пред колбасою!Чтобы в течение зимы,Пленясь победою германской,В солдаты не попали мыПо силе грамоты дворянской…К пенатам возвратясь своим,Чтоб каждый был здоров и статенИ чтоб отечественный дымНам был действительно приятен.Июнь 1871

Проповеднику

По всевышней воле БогаБыл твой спич довольно пуст.Говорил хотя ты много,Всё же ты не Златоуст.30 мая 1872Карлсбад

Спор

Как-то раз пред сонмом важнымВсех Богемских горБыл со Шпруделем отважнымУ Мюльбрунна спор.«Не пройдет, смотри, и века, —Говорит Мюльбрунн, —Как нам всем от человекаБудет карачун.Богатея год от годуНашим же добром,Немец вылижет всю водуПополам с жидом.Уж и так к нам страху малоЧувствует народ:Где орел парил, бывало,Нынче динстман прет!Где кипел ты, так прекрасен,Сядет спекулянт,Берегися: ох опасенЭтот фатерланд».– «Ну, бояться я не буду, —Шпрудель отвечал. —Посмотри, как разом всюдуНемец измельчал.Из билетов лотерейныхСшив себе колпак,В пререканиях семейныхДремлет австрияк.Юн летами, сердцем старец,Важен и блудлив,Сном глубоким спит баварец,Вагнера забыв.Есть одно у немцев имя,Имя то – Берлин, —Надо всеми он над нимиПолный господин;Но и там в чаду канканаБранный клич затих…Лавры Вёрта и СеданаУсыпляют их.Пруссаку, хоть он всесилен,Дальше не пойти:Может ведь durch Gottes willen[6]Всё произойти…А кругом, пылая мщеньемИ казной легки,Бродят вечным привиденьемПрежние князьки;Остальные боязливоСпят, покой ценя…Нет, не немцу с кружкой пиваПокорить меня!»– «Не хвались еще заране, —Возразил Мюльбрунн, —Там, на севере, в тумане…Посмотри, хвастун!»Тайно вестию печальнойШпрудель был смущенИ, плеснув, на север дальнийВзоры кинул он.И тогда в недоуменьеСмотрит, полный дум,Видит странное движенье,Слышит звон и шум:От Саратова от градаПо чугунке в рядВплоть до самого КарлсбадаПоезда летят.Устраняя все препоны,Быстры, как стрела,Стройно катятся вагоны,Коим нет числа.В каждом по два адъютанта,Флаги и шатры,Для служанок «Элефанта»Ценные дары.Маркитантки, офицерыСели по чинам,Разных наций кавалеры,Губернатор сам.И, зубря устав военный,Зазубрив мечи,Из Зубриловки почтеннойЕдут усачи…И, испытанный трудамиЖизни кочевой,Их ведет, грозя очами,Генерал седой…И, томим зловещей думой,Полный черных снов,Шпрудель стал считать угрюмо —И не счел врагов.«Может быть, свершится чудо,Стану высыхать… —Прошептал он. – А покудаДам себя я знать!»И, кипя в налитой кружке,Грозен и велик,Он ганноверской старушкеОбварил язык.14 июля 1872

«Стремяся в Рыбницу душою…»

Стремяся в Рыбницу душою,Но сомневаясь, там ли Вы,Я – в Киеве одной ногою,Другой – хватаю до Москвы.И в этой позе, столь мне новой,Не знаю, что мне предпринять:Свершить набег на ПирожковоИль пирожки Масью[7] глотать.О, сжальтесь, сжальтесь надо мноюИ напишите, как мне быть:Когда не только мне душою,Но телом в Рыбницу прибыть?Начало 1870-х годов?

«Твердят, что новь родит сторицей…»

Твердят, что новь родит сторицей,Но, видно, стары семенаИль пересохли за границей:В романе «НОВЬ» – полынь одна!1877?

М. Д. Жедринской

Всю ночь над домом, сном объятым,Свирепо ветер завывал,Гроза ревела… Я не спалИ грома бешеным раскатамС ожесточением внимал.Но гнев разнузданной стихииНе устрашал души моей:Вчера познали мы ясней,Что есть опасности иные,Что глупость молнии страшней!Покорен благостным законамИ не жесток природы строй…Что значит бури грозный войПеред безмозглым ЛариономИ столь же глупой пристяжной?!25 июня 1879

По случаю падения князя Суворова с лошади в Ницце

Как сражены мы этим слухом,Наш Италийский генерал:Там, где твой дед не падал духом,Ты даже с лошади упал…1870-е годы?

Ал. В. Панаевой

Отец ваш объяснял нам тайны мирозданья,Не мудрено, что с ними он знаком:Он создал целый мир чудес и обаянья,Вы этот мир… Что толку нам в другом?Счастливец! Этот мир без помощи наукиОн наблюдал и видел много раз,Как под влиянием любви иль тайной мукиЭлектры сыпались из ваших милых глаз…Когда же запоете вы, толпамиСтихии отдадут себя в покорный плен,И даже я воскресну – вамиОдушевленный «барожен»!10 апреля 1882

«Поведай нам, счастливый Кони…»

Поведай нам, счастливый Кони,Зачем судебные так кониТебя наверх выносят быстро —Один прыжок ведь до министра!Скажи, ужель в такой карьереОбязан ты прекрасной «вере»?Парис таинственной Елены,Счастливый путь… Российской сценыЗапас чудес велик, как видно, —Кому смешно, кому обидно,Но под луной ничто не ново,И все довольны на Садовой.Февраль 1885

В Париже был скандал огромный…

В Париже был скандал огромный:В отставку подал Кабинет,А в Петербурге кризис скромный:Отставлен только Гюббенет.Там ждут серьезную развязку,У нас же – мирный фестивал:Путейцы дали пышный бал,И даже экзекутор пляскуСвятого Витте проплясал.1892

«Удивляюсь Андрею Катенину…»

Удивляюсь Андрею Катенину:По капризу ли женинуИль душевного ради спасенияОн такого искал помещения?Хоть устанут на лестнице ноженьки,А всё как-то поближе им к Боженьке,А то, может, бедняжечки – нищие?..Нет, питаются вкусною пищеюИ в Орле покупают имениеТем не менее.

Приложения

I. Стихотворения, написанные на французском языке

A la statue de la melancolie

Quand l'amour me trahit et le chagrin me tue,Et que d'indignation je sens battre mon coeur,Je viens a toi alors, о ma chere statue,Contempler ton regard et conter mon malheur.«Sois digne et calme, ami – me dit ton doux visage —La colere ne va qu'aux coeurs fletris et vieux;N'ecoute pas sa voix, ecoute mon langage,II te fera chanter, il est celui des dieux.Je suis ta triste soeur, je suis Melancolie,Tu pourrais me briser, mais jamais me plier…On t'a fait de la peine, – et bien, poete, oublie…Helas! pour etre heureux il faut bien oublier».Tu me paries ainsi. En tremblant je t'ecouteComme un vieux prisonnier, qui tremble dans ses fers,Quand il entend chanter sous Pimplacable voflte…Et je laisse couler mes larmes et mes vers.Mais quand par un baiser soudain, irresistibleMon coeur est ranime et mes pleurs sont taris,Alors je crois a tout, je crois a l'impossible,Je crois que tu t'en vas, je crois que tu souris.11 октября{1}

Ou est le bonheur

Минуты счастья

Ami, ne cherchez pas dans les plaisirs frivolesLe bonheur eternel, que vous revez souvent,Le bruit lui est odieux, il vous quitte et s'envole,Comme un bouquet fane emporte par le vent.Mais quand vous passerez une longue soireeDans un modeste coin loin du monde banal,Cherchez dans les regards d'une image adoree,Ce reve poursuivi, ce bonheur ideal.Ne les pressez done pas ces doux moments d'ivresse,Buvez avidement le langage cheri,Parlez a votre tour, parlez, parlez sans cesseDe tout ce qui amuse ou tourmente l'esprit.Et vous serez heureux, lorsque dans sa prunelleAttachee sur vous un eclair incertainBrillera un moment et comme un etincelleDans son regard pensif disparaftra soudain,Lorsqu'un sublime mot plein de feu et de fievre,Le mot d'amour divin meconnu ici-basSortira de votre ame et brfllera vos levres,Et que pourtant, ami, vous ne le dt'rez pas.14 octobre 1865?{2}

A une charmante personne

Vous etes charmante en effetEnfant si cherie et si tendreEt quand le silence se fait,J'aime pensif a vous entendre.De votre sourire enfantinUn doux souvenir se degage,Et un autre adorable imageDans vos yeux m'apparalt soudain.Et les baisers, que je vous donne,(Ceci restera entre nous)Ils sont pour une autre personne…Aussi pure, aussi douce et bonne,Mais bien plus charmante, que vous.7 decembre 1865?{3}

По поводу назначения князя Горчакова канцлером империи

Quel eclatant succes et quelle recompense!Le prince des traites est doublement heureux:Il devient ehancelier, car il a de la chance,Il n'a plus de vice… car il est vertueux.1867[8]

II. Коллективные стихотворения

Кумушкам

Иван Иваныч ФандерфлитЖенат на тетке Воронцова.Из них который-то убитВ отряде славного Слепцова.«Иван Иваныч ФандерфлитБыл только ранен, – я-то знаю».– «А Воронцов?» – «Тот был убит.Ах, нет! Не то! Припоминаю:Ни Воронцов, ни Фандерфлит —Из них никто не был убит,Ни даже тетка Воронцова…Одно известно: люди этиИ вовсе не были на свете,И даже, кажется, – наврядБыла и тетка Воронцова?Но был действительно отряд,Да только – вовсе не Слепцова…»– «Затем пронесся слух таков,Что вовсе не было отряда,А был поручик Пирогов…»– «Да был ли? Справиться бы надо».И справками, в конце концов,Одна лишь истина добыта:Иван Иваныч ВоронцовЖенат на тетке Фандерфлита.1888

Жалоба крестьянки

«Эка, дни у вас какие!Жить мне в городе невмочь:Ночи хмурые, сырые…Утром встанешь – та же ночь!Что такое приключилось?Как мне страх свой побороть?Или солнце провалилось?Иль прогневался Господь?Эка, дни – одно мученье!Сердце ноет, свет погас…Верно, светопреставленьеНачинается у нас!»Паша! Паша! Нам не в дивоИ туман и мгла кругом…Что же делать? Хоть тоскливоЖить без солнца – а живем!Но минует время это,Час последний не настал.Всё вернется: солнце, лето,Сенокос и сеновал…Паша милая, послушайТы совета моего:Спи побольше, чаще кушайИ не бойся ничего!Начало 1890-х годов

III. Стихотворения, приписываемые Апухтину

Забыть так скоро

Забыть так скоро, Боже мой,Всё счастье жизни прожитой,Все наши встречи, разговоры,Забыть так скоро, забыть так скоро!Забыть волненья первых дней,Свиданья час в тени ветвей,Очей немые разговорыЗабыть так скоро, забыть так скоро!Забыть, как полная лунаНа нас глядела из окна,Как колыхалась тихо штора,Забыть так скоро, забыть так скоро!Забыть любовь, забыть мечты,Забыть те клятвы – помнишь ты? —В ночную пасмурную пору?Забыть так скоро, так скоро! Боже мой!1870

«Есть одиночество в глуши…»

Есть одиночество в глуши —Вдали людей, вблизи природы, —Полно задумчивой свободы,Оно целебно для души.В нем утихают сердца бури,В нем думы, как цветы полей,Как звезды в тьме ночной лазури,Сияют чище и светлей.Есть одиночество иное, —Его, мой друг, не знаешь ты, —Кругом холодное, чужоеБушует море суеты.Шумит толпа, конца нет боюЕе слепых безумных волн.Напрасно к пристани, к покоюСтремится сердца утлый челн.О, никогда, никто в пустынеТак не забыт, не одинок,Как это сердце в злой пучинеЧужих страстей, чужих тревог.13 августа 1887

«Средь толпы чужой…»

Средь толпы чужой,Средь кромешной тьмы,На стезе земнойПовстречались мы.И в счастливый час,Как денницы свет,Занялся для насЛучших дней рассвет.Не в волшебном сне,Наяву, мой друг,Всё, что есть во мне,Поняла ты вдруг.И постигнул я,Просветлев душой,Что ты вся – мояИ что весь я – твой.Это всё, поверь,Нас ждало давно,И сбылось теперь,Чему быть должно.Я любим тобой,Я люблю тебя —Расцвели душойМы, весь мир любя.