Дитя леса

⁃ Они как хурма, – говорит сестра, – влажные, сладкие, с лёгкой горчинкой. Сок стекает по подбородку, пальцы склеивает вязкая мякоть. Невозможно оторваться.

Ты слушаешь, пытаешься представить, ты еще не пробовала хурмы. Сестра продолжает:

– Зарываешься носом в теплоту, вдыхаешь волнующий аромат. Чувствуешь силу и забываешь обо всём. И тебе снятся цветные сны.

Помнишь, Юко? Как сестра не могла унять дрожь? Как ты хотела узнать, что дарило подобный восторг, и какие они, цветные сны? Помнишь? Потому что я уже ничего не помню. Я уже не ты: маленькая девочка за кустом ежевики. Колючки царапают лицо, но ты суёшь любопытный нос и пытаешься разглядеть.

Тогда всё вокруг озарял яркий свет. Теперь я погружена во тьму. Мне не кажется, что они похожи на хурму, я попробовала и то, и другое. Сладкое послевкусие вяжет, дурман, разливающийся по телу, оборачивается кошмаром наяву. Я не ем, теряю скорость и силу, блеск в глазах. Сёстры приносят крупицы добычи, я отказываюсь, врастаю в холодные стены пещеры и не желаю принимать свободный облик. Он очищает, мне же нужно ощущать горе, пожирающее меня, как когда-то я ощущала жизнь, бьющую в теле. Чужую жизнь. Ты тоже хотела чувствовать её. Давай, расскажу тебе нашу историю?

Все началось с любопытства. Юко исполнилась Первая Сотня, и мир казался дивным и ярким. «Рано для первой охоты, – сказала много позже Главная Мать, – впечатлилась».

Юко увязалась за старшими сёстрами. Акаме и Чи привели к самой границе леса, оставив в стороне богатые добычей места. Юко старалась не оборачиваться на заячьи норы, не задирать голову к тяжелым от невылупившихся яиц птичьим гнёздам, не шуметь и не отставать. Чи усадила её в зарослях ежевики, присела рядом. Ягоды дразнили сочной чернотой, поблескивали сквозь шипы. Юко просовывала голову глубже в колючую сеть, срывала ягоды губами, смотрела на Акамэ.

Сестра кралась к деревне. Дома напоминали огромные грибы с покосившимися шляпками. Юко вдыхала ароматы дыма, хлеба, пота, страха приближающейся ночи, и не понимала, зачем рисковать. Люди опасны, все это знали. Акаме скинула истинный облик. Лес вздохнул, тревожась. К ней приближался мужчина.

Юко в ужасе забилась в зарослях.

⁃ Совсем скоро и тебе охотиться. Акаме – лучшая среди нас, учись, – Чи пахла завистью.

Акаме манила человека к лесу. Он шёл, заворожённый, слегка касался пальцев плеча Акаме. Она то приближалась, то отдалялась, играла накидкой, встряхивала волосами.

⁃ КИно, – мужчина звал к Акаме другим именем, – зачем ты дразнишь меня?

Акаме прижалась к дереву, позволила человеку подойти. Юко не могла разглядеть тонкую фигуру сестры за его спиной. Лес шептал листвой, Акаме смеялась, тише, чем шелестели листья, прямо в губы мужчине.

– Видишь, что она делает, – Чи превратилась в тень, дышала вместе с ними, – он не сможет опомниться. Люди много борются с чувствами, потому легко поддаются им.

⁃ Разве это Акаме, сестрица? – спросила Юко, – У неё другое лицо!

⁃ Мы умеем принимать желанный им облик. В их сердцах вспыхивает странный огонь, что зовут любовью, и вкус становится слаще. А мы наполняемся силой и молодостью.

⁃ Зачем касаться его губ? Почему она позволяет стоять так близко?

⁃ Он считает Акаме своей добычей, – Чи следила за движениями сестры, зависть сменилась восхищением.

Акаме праздновала Третью сотню, Чи вступила в цикл полвека назад, жаждала превзойти Акаме. Юко, не скидывавшей еще облика, все казалось танцем шороха листьев под тяжестью тел, искусной последовательностью изгибов рук, ног, свечения молочной кожи Акаме, музыкой стонов.

⁃ Акаме больно? – спросила она.

Чи не ответила, чуткие ноздри раздувались, впитывая запахи танца Акаме и человека. Акаме распустила хвосты. Белые кончики поднялись над головой. Один, два, три. Ещё два и её назовут Матерью и разрешат произвести на свет новых сестёр. У Юко хвост один, тоже белый. У Чи два рыжих. Человек не заметил хвостов Акаме. Он видел лишь знакомые черты своей Кино, вбирал губами податливые губы. Акаме выгнулась дугой, закрыла обоих хвостами.

Юко подалась вперёд, Чи зарычала.

Акаме отстранилась от человека, лицо чернело от крови. Она держала в ладони бьющееся сердце. Другой рукой скинула с себя тело мужчины. Струи крови били из развороченной груди, бежали по рукам, выводили узоры на бледном животе Акаме. Она вырвала его сердце. Жадно слизывала кровь с пальцев, светящаяся в лунном свете, в ореоле белоснежных хвостов, страшная, чужая, поглощающая вырванную обманом жизнь.

⁃ Скоро ты станешь такой, Юко, – Чи потрусила к старшей сестре, надеясь на ошмётки.

Вместе с кровью Акаме пила свет, исходивший от сердца человека.

Главная Мать называет этот свет душой, что позволяет человеку умереть в определенный срок и переродиться для новой жизни. И даёт возможность подобным Юко вознестись на небо, в их родной дом. Главная Мать собирает сестёр у горячего источника. Наступает твой цикл, Юко. Сёстры выбираются из истинного облика, гудят одну ноту, низкую, пробирающуюся в тело. Ты боишься, что туман разорвёт тебя, как Чи в её последнюю охоту.

⁃ Давным-давно, – поёт Главная мать. Она стара, груди лежат на дряблом животе, руки покрыты пятнами. Она выносила и выкормила много сестёр, и скоро уступит место следующей Главной матери, – боги спускались в мир смертных по лунной лестнице, а мы, лисицы, служили прекрасной богине Цукиёми в её небесных чертогах. Цукиёми всегда брала с собой одну из любимец прогуляться по земле и разрешала принять женский облик, чтобы быть ей подругой. Богиня скидывала шёлковые одежды, вынимала жемчужные заколки из волос, облачалась в простые одеяния, входила в людские дома. Позволяла себе любовь, недоступную в небесных дворцах. Боги вели долгие беседы, пили напиток бессмертия, наполнялись могуществом, но не знали страсти. Цукиёми любила землю за возможность чувствовать. Лисицы радовались счастью госпожи, и следили, не обратили ли боги взоры сквозь пелену звёзд и темноту ночи, сквозь соломенные или каменные крыши, сквозь тонкие покрывала на влажных от любви телах, не узнали ли в женщине, уснувшей на мужской груди, богиню. Возвращаясь в небесный дворец, Цукиёми угощала лисиц божественным напитком, даруя бессмертие в благодарность за верную службу.

Гул нарастает, пар поднимается с поверхности вод, Туман окутывает тебя. Мать подаёт знак войти в источник, ты поджимаешь хвост, ступаешь осторожно.

– Благоденствие закончилась, когда новый избранник предпочёл лисицу. Она стояла позади богини, вошедшей через врата в красный дворец, вслед за ней склонилась в поклоне перед наследным принцем. Цукиеми долго смотрела с Луны в его душу и видела там добро, разум его поражал спокойствием, воинская доблесть превосходила подвиги многих богов. Цукиеми сбежала к нему тёплой осенней ночью. Вплела звёзды в причёску, подкрасила глаза сумерками, губы красками заката. За ослепительной красотой богини принц разглядел служанку. Лисица глянула на принца и в сердце зародилось неизвестное чувство. Осень роняла листы, во дворце среди сотни наложниц вздыхала Цукиеми. А принц и лисица встречались в саду. Душа принца тянулась к скромной девушке, хвосты, что раскрылись как первоцветы в лесу, не смутили его. Но ничто не скроется от неба. Боги, исполненные ликования и притворного сочувствия, шепнули Цукиеми о наглости служанки. Проклятие разгневанной богини обрушилось на лисицу. «Отныне и навеки ты лишаешься души. Ты и твои товарки обречены скитаться в лисьих обличиях и мечтать о возращении в мои чертоги. Вернуться сможете лишь вновь обретя душу. Оттого будете пожирать чужие, стремясь заполнить пустоту. Что было любовью, станет голодом». Напрасно принц предлагал богине царство. Тщетно лисица умоляла её смилостивиться и пожалеть невиновных подруг. Невыносимый голод проснулся в ней. Вырвала она сердце любимого и впитала его душу без остатка. После вернулась в истинный облик и укрылась в далёких пещерах, где дала жизнь новой лисице, и наблюдала, как звёздами падают с небес её сёстры.

Юко, ты чувствуешь, как пробуждается голод? Зарождается в животе, требует крови. Вспоминаешь танец Акаме, заманившей человека? Три ночи ты не могла уснуть, не могла принять.

Туман обволакивает с головой, и ты молишь, чтобы он разорвал тебя. Не желаешь поддаваться голоду. Опадает шерсть, тисками крутит лапы, нос утрачивает чутьё, зрение пестрит яркими пятнами. Ты оглядываешь себя, завёрнутую в кокон вод. Такой ты будешь, когда обретёшь второй хвост: высокая грудь, тонкая талия, длинные ноги, чёрные волосы. Лишь глаза не изменились, Юко, цвета охры, почти золотые. Главная Мать благословляет тебя.

⁃ Мы докажем богине, что не соперницы ей. Больше никогда не сойдёмся с человеком, и вновь будем служить у порога Лунного замка.

Ночью тебе впервые снится цветной сон: ты плачешь над источником, воды его смешиваются со слезами и остывают, Луна смотрит на тебя через око в потолке пещеры, она знает, что ты скрываешь.

Юко мчалась к деревне. Лес удерживал её, цеплялся ветками, подставлял корни, тяжёлый живот замедлял бег. Она мелькала тенью между стволов, Главная мать дала ей шанс, она должна успеть. Но Акаме уже в доме, нюх подсказывал: Акаме приняла вид Юко. Ярость подступила к горлу, Юко зарычала, она хотела обернуться волком, завыть, чтобы старшая сестра поняла, она близко. И не только сестра. Чтобы услышал Шин.

Он впустил Акаме в дом, уверенный что это его Юко вернулась, чтобы остаться. Ночь темная, огонь свечи обманчив, Шин пока не заметил, что глаза напротив чёрные. Акаме не могла повторить золотого огня глаз Юко.

Лес обрывался скалой. Совсем не так, как в далекой первой охоте, где он граничил с людскими жилищами плавным изгибом, сменяясь низкими кустарниками и кудрявой травой. Юко не возвращалась туда, охотилась глубокими ночами в дальних уголках леса на тех, кто походил на лисиц-перевертышей. Поглощала души убийц и насильников, женщин, душащих новорожденных младенцев. И тех, кто приходил в лес умирать по неведомым ей причинам, тех, кому нагая девушка, выходящая из чащи, казалась благодатной смертью. Второй хвост никак не отрастал, главная мать корила её за избирательность, просила обратить внимание хотя бы на охотников. Юко попыталась. Собаки вгрызались в худые лисьи бока, гнали Юко к обрыву, лай разносился по лесу. Сёстры не пришли помочь, Мать запретила им, оставив на выбор судьбы: Юко должна или умереть, или уступить беснующемуся в сердце голоду. Юко сорвалась со скалы, мысли унесли её в чертоги богов, но и там не нашлось ей места.

Мальчик Шин нашёл лисицу. Понёс в дом, прислушиваясь к слабому биению сердца, выходил. Он рассказывал животному о матери, умершей преждевременными родами, вместе с крошечным братом. Отец Шина ушёл воевать, обещал вернуться к рождению брата. Его ждало страшное известие, ждал сын и старые мать с отцом. Ждали уже три года. Мальчик нашёл лису на могиле матери у подножья скалы.

Вокруг дома Шина росли багряники. Юко раскачивалась в волнах аромата, деревья источали сладкий нектар. Она давно не поглощала души, но всё же грезила красочными видениями. В них маленький человек делился с ней едой и водой, гладил по голове, тихо беседовал. В доме жили и старики, от них пахло сыростью. Юко чихала во сне, лисицы остро чувствовали близкую смерть, старики пахли ею. У деда один глаз у него белый, покрытый бельмом, второй карий, взгляд карего пронзал Юко. Бабушка Шина варила рис, тихонько ругаясь на внука. Она ругалась даже по ночам, перемежая брань с храпом. Юко обернулась девочкой на седьмую ночь. Шин выронил чашу, вода впиталась в земляной пол. Юко вступала во Вторую сотню, но выглядели они ровесниками. Старик растянул губы в улыбке, погрозил Юко узловатым пальцем. Она умчалась в лес.

Зимой Юко заметала следы хвостом. Сёстры не должны были пронюхать, что она бегала к человеку. Шин кутался в одеяло, ждал возле скалы. Юко преодолевала обрыв, прыгала к нему уже девочкой. Шин научил её шить. Рубашка вышла кривая. Он молча повязал свой пояс вокруг тонкой талии Юко. Сердце её ныло. Старик цокал языком, глядя, как Юко ест. Она давилась рисом и зеленью, роняла палочки чаще него самого. Бабушка замахивалась ложкой:

⁃ Всем известно, красная лиса приносит в дом несчастье. А вот черно-бурая – доброе животное. Не помню, ты какая?

⁃ Белая, бабушка, – отвечала Юко.

⁃ Белая… А лет тебе сколько? Священные тексты говорят, тысячелетняя лиса может превратиться в красавицу.

⁃ Она не настолько красива, – смеялся Шин.

Юко краснела. Все чаще разглядывала отражение в кадке с водой. Шин твердил, что обязательно станет воином. Он во всем хотел походить на отца. Спрашивал, чего хочет Юко.

⁃ Вознестись на небо. Мы все хотим этого.

⁃ Разве ты ничего не хочешь лично для себя? Ты, наверняка, как все девчонки, хочешь замуж за доброго мужа.

Она рассказала Шину о той подсмотренной охоте, о сёстрах и матерях, о богине Цукиеми. О том, как она не хочет забирать жизни. Шин слушал, хмурился.

⁃ Судьба предопределила человеку конец его пути. Но какой дорогой к нему идти, решает сам человек. Так мама говорила.

Разум Юко кричал, что она не человек, голос Шина звучал громче. Наступило лето. Шин показал, как делать хлеб с бутонами багряника. Голод требовал иного. Она отрывала кусочки тёплого хлеба пальцами, жевала, слушала песни Шина, плела корзины, ходила на реку, поднимала взор к скале и не чувствовала запаха леса. Она жила. Сезоны сменялись. Плечи Шина становились шире, руки сильнее. Юко превращалась в юную женщину. Они ходили к реке в томящем молчании, соприкасались пальцами, словно бабочки крыльями.

⁃ Бабушка рассказывала, что в воде лисица должна отражаться в истинном обличии, – Шин запускал деревянные кораблики, река уносила их вдаль.

Из воды на Юко смотрели глаза человека, не лисы.

⁃ Я боюсь, Юко. Я не хочу на войну. Я могу не вернуться, как отец.

⁃ Ты вернёшься.

Юко сшила старику одеяло, старухе подарила пять заячьих шкур. Она навещала их, пока Шин сражался за земли своего феодала.

Шин поцеловал её, вернувшись через самый длинный год в жизни Юко. В одежде воина он выглядел великаном. Она прижалась к нему, почувствовав себя тростником в могучих объятиях ветра, и поклялась в любви, поклялась быть его женой, заботиться о стариках. Во что бы то ни стало. Ночи впитывали аромат багряников. Юко засыпала под рукой Шина. Осень иссушала листву. Голод отступил, сменился лёгким шевелением внизу живота. Второй хвост распушился, мягкий, блестящий. Юко ждала Церемония Служения.⠀

Юко, каждый шаг от Шина отзывается болью, помнишь? Ты знаешь, новая сестра должна родиться в лесу. Следуешь за Главной сестрой, надеешься, что она не узнаёт. Ты воняешь страхом. Кого ты родишь? Лисицы рождаются у пятихвостых, переполненных поглощенными душами.

Тебя прячут в пещере, купают в водах, растирают травами. Не дают оборачиваться в Туман до церемонии. Ты тешишь себя надеждой, что родив, вернёшься к Шину. Радуешься, что живот ещё не заметен. Дни тянутся как мёд из ульев диких пчёл. Младшие сёстры приносят тебя лесные новости. Человек бродит по лесу. Без собак. Ловит лис. Заглядывает им в глаза. И отпускает. Человек знает имя сестры. Юко, зовет он.

Главная мать готовит большой пир в честь твоей церемонии.

Ты не связываешь тоскующего Шина и радостную Главную мать. Ночью Луна щерится кривой улыбкой в око пещеры. Твои сны все как один полны цвета. Цукиеми плещется в фонтане перед лунным дворцом, делится с богами нелепой историей о лисице, разделившей жизнь с человеком, приведшей его к сёстрам, чтобы они благословили их союз, и долго рыдавшей над его бездыханным телом.

⁃ Она родила в человечьем обличии! – смеётся богиня, глядя прямо на тебя.

Ты просишь горячие воды изгнать притаившуюся в тебе жизнь.

⁃ Самое дорогое отдаём тебе, великая богиня, – завывают сёстры, Церемония начинается.

⁃ На окраине леса, где скала обрывает наши владения, в крайней хижине живет отец нашей будущей сестры, – возвещает Главная мать. – Вот что мы выбрали для тебя, Цукиеми. Любовь.

Ты помнишь Юко, как задыхаешься мольбой, как кричишь?

Сёстры расходятся. Лишь Акаме стоит над тобой:

⁃ Я тоже любила. Я тоже убила, – напевает она, – Все проходят через это. Я скоро стану Главной матерью. Ты же будешь самой юной среди нас, принесшей потомство. Честь. Всего лишь сердце съесть.

Ты смотришь на нее снизу вверх.

⁃ Ты знала?

⁃ Я слежу за молодыми сёстрами.

⁃ Зачем?

⁃ Ты разишь счастьем. Ненавижу.

Юко держали в большом зале. Живот рос. Сёстры приносили добычу, сочащуюся кровью и белым светом, Юко отворачивалась. Главная Мать считала это хорошим знаком. «Лисица копит голод. Вберет душу без остатка».

Вся сила уходила в растущую новую жизнь. Юко представляла девочку, похожую на Шина, с золотистой кожей, что искрится на солнце, с глубокими глазами, которые всегда улыбаются. Быструю, юркую, как рыбка. Радующуюся простым вещам: чистому небу, горячему хлебу, здоровью родных. Представляла дочь, свободную от проклятия. Акаме приходила вечерами, длинный нос выглядывал сквозь водопад волос, царапал злой взгляд. Акаме больше не казалось красивой.

⁃ Она не надёжна. Главная мать, близятся роды, в ней заговорит жалость. Она стала домашней, наша бедная Юко. Главная мать, я боюсь гнева богини.

Юко не знала, что Акаме пела не только ей. Главная мать слушалась преемницу как малое дитя, старость отняла власть раньше, чем она передала своё право решать. Её хвосты били в нетерпении. Девять облезлых, лохматых, украшенных репейником по числу съеденных душ. Юко обвела взглядом лисиц, сёстры выстроились у входа в пещеру.

⁃ Где же Акаме, Главная мать?

Старая лисица закряхтела, словно тетерев, закудахтала. Она смеялась.

⁃ Беги, глупая Юко! Успеешь, спасёшь!

Юко мчалась по лесу, живот замедлял бег, лапы дрожали. Она подвернула заднюю, когда прыгала по камням обрыва. Ковыляла к дому Шину, поскуливая. Шин впустил Акаме.

⁃ Кто это на ночь глядя? – захрипела бабушка, – Красная лиса или белая?

Акаме распушила белые хвосты. Юко упала возле дома, крик Шина сбил с ног. Живот обожгло болью.

⁃ На вкус как хурма, – Акаме бросила Юко сердце. Оно упало ей на колени, ещё горячее, надкушенное. На подбородке Акаме чернела кровь. Юко закричала.

Шин, несущий безжизненную лисицу к дому. Шин, роняющий чашу с водой. Шин, запускающий кораблики по реке. Шин, сопящий у бледного плеча. Шин, вырезающий маленькую ложку для будущей дочери. Шин, лежащий на полу, ужас застыл в распахнутых глазах.

«Что же ты наделала, Юко?»

⁃ А старые сердца как высушенная смоква. И толку никакого.

Хвосты взметнулись острыми кинжалами, два против пяти. Акаме не растерялась, пронзила худое тело Юко, метила в живот.

⁃ Безумная Юко. Как Чи. Её разорвал не Туман, сестру-предательницу, решившую спасти человека. Но ты еще глупее.

Хвосты мелькали в полумраке. Пляска смерти давалась Акаме также легко как пляска страсти.

⁃ Съешь сердце, дурочка. Оно придаст сил телу. Но ты не можешь, слабая Юко. Недостойная служить богине.

Шин угощал Юко хурмой, срывал оранжевые фонарики с раскидистого дерева, полные солнца и тепла. Разве сравнятся их вкус с сердцем полным любви?

Хвосты Юко вонзились Акаме в грудь. Она подскочила в последний раз. Упала лисицей возле мертвого Шина. Юко окружало свечение, кровь текла по шее, рукам, ногам. Живот окаменел.

Помнишь, Юко? Ты ложишься под багряником. Ноги сводит. Живот рвётся. Спина горит. На скале мельтешат тени. Сёстры слышат звериные крики, рвущиеся из горла женщины.

Ты не помнишь, Юко. Утром у дома Шина люди плачут, клянут ведьм, ворвавшихся ночью в мирные сны, топчут мёртвую лисицу, прижавшуюся к младенцу, накрывшую его пушистым хвостом.

Они относят в лес обеих лисиц. Нечего ведьмам делать на людской земле. Они называют мальчика Шином взамен другого.

Сёстры спали у источников. Главная Мать умерла, старое сердце не выдержало гибели Акаме, рождения у Юко не новой сестры, но человека. Мужчины.

Мать не вознеслась, богиня Луны не приняла служанки.

Новая Главная Мать приказала найти тело Юко. День разливался по лесу, проникал в темноту пещеры. Лисицам снились цветные сны: они бродили по свету, встречали любовь, и пустота, которая мучала их веками, наполнялась надеждой.

Цукиеми смотрела на падших служанок с небес, прекрасное лицо искажалось. В грезах лисиц царила новая богиня, благословляла сестёр, касалась их глаз, чтобы они могли прозреть, сердец, чтобы могли понять. Лисицы обращались в женщин. На устах у них дрожало имя Юко.