Полное собрание стихотворений и поэм. Том I
Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я — русский поэт».
О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности еще будет осмысливаться.
Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей жизни, Лимонов оставил огромное поэтическое наследие. До сих пор даже не предпринимались попытки собрать и классифицировать его.
Данный том открывает первое уникальное собрание поэзии Лимонова. Помимо прижизненных книг здесь собраны неподцензурные самиздатовские сборники, стихотворения из отдельных рукописей и машинописей, прочие плоды архивных разысканий, начатых еще при жизни Лимонова и законченных только сейчас.
Более двухсот образцов малой и крупной поэтической формы будет опубликовано в составе данного собрания впервые. Читателю предстоит уникальная возможность уже после ухода автора ознакомиться с неизвестными сочинениями безусловного классика.
Собрание сопровождено полновесными культурологическими комментариями.
Публикуется с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
- НЕКТО Очень высокий отзыв Бродский оставил. "Смердяков от русской литературы" - звучит!
- Виктор1966 Ужасные стихи от буревестника революции – просто шок. Постоянная перецикличность Лимонова на своем «огромном половом органе»
«Лимонов очень быстро нашёл свой голос, сочетавший маскарадную костюмность (к которой буквально толкало юного уроженца Салтовки его парикмахерское имя) с по-толстовски жестокой деконструкцией условностей, с восхищённой учебой у великого манипулятора лирическими и языковыми точками зрения Хлебникова и с естественным у принимающего себя всерьёз поэта нарциссизмом (демонстративным у Бальмонта, Северянина и ран него Маяковского, праведным у Цветаевой, спрятанным в пейзаж у Пастернака).
<…>
Поэзии Лимонова знатоки отдают должное охотнее, чем прозе; возможно, потому, что стихи дальше от шокирующей “жизни”, по классу же не уступают его лучшим прозаическим страницам.
<…>
Скоро их начнут со страшной силой изучать, комментировать, диссертировать, учить к уроку и сдавать на экзаменах, и для них наступит последнее испытание — проверка на хрестоматийность.
От составителей
Данный четырёхтомник является единственным и наиболее полным на сегодняшний момент собранием поэтического творчества Эдуарда Лимонова.
Здесь объединены все его одиннадцать опубликованных поэтических книг:
• «Русское» (1979);
• «Мой отрицательный герой» (1995);
• «Ноль часов» (2006);
• «Мальчик, беги!» (2008);
• «А старый пират…» (2010);
• «К Фифи» (2011);
• «Атилло длиннозубое» (2012);
• «СССР — наш древний Рим» (2014);
• «Золушка беременная» (2015);
• «Девочка с жёлтой мухой» (2016);
• «Поваренная книга насекомых» (2019).
(Мы не упоминаем книгу «Стихотворения», изданную в 2003 году в издательстве «Ультра. Культура», так как она является компиляцией сборников «Русское», «Мой отрицательный герой», «Ноль часов» и нескольких стихотворных текстов, входивших в мемуарно-публицистическую книгу «Анатомия героя».)
Кроме того, в данном собрании опубликовано пять поэм («Максимов», «Птицы Ловы», «Любовь и смерть Семандритика», «Три длинные песни», «Авто портрет с Еленой») и около семисот ранее не издававшихся в России стихотворений Лимонова, в основном написанных им в доэмигрантский период.
Важно отметить, что в наименование данного собрания составители вынесли классическое для русской традиции жанровое определение «стихотворения и поэмы», хотя с начала 1970-х годов Эдуард Лимонов начинает давать жанровое определение «тексты» отдельным своим сочинениям, находящимся на грани поэзии и ритмической прозы. Например, подзаголовок «Текст» имеет одно из его центральных сочинений доэмигрантского периода, именуемое «Русское» (1971 год; не путать с одноимённым сборником стихов, вышедшим спустя восемь лет).
«Мы — национальный герой» (1974) носит авторский подзаголовок «Текст с комментариями» (в одной из своих статей Лимонов называл его «поэма-текст»). По внешним признакам «Мы — национальный герой» не является поэтическим сочинением — но в строгом смысле и к художественной прозе его тоже не отнесёшь. Можно определить эту вещь как авторский манифест, также балансирующий на грани ритмической прозы и белого стиха.
Стилистически родственно ему и другое, ранее не входившее в книги Лимонова, оригинальное сочинение — «К положению в Нью-Йорке» (1976), также опубликованное в этом издании.
Отдельно стоит сказать о своде стихотворений и текстов 1968–1969 годов, опубликованных в этом четырёхтомнике под названием «Девять тетрадей». Девять тетрадей лимоновских черновиков, о существовании которых он давно не помнил и сам, были обнаружены в 2011 году в архиве Вагрича Бахчаняна и любезно переданы нам вдовой художника. Тетради включают в себя не только стихотворения Лимонова (большинство из которых никогда не публиковалось), но и дневниковые записи, размышления о поэзии, короткие эссе, прозаические тексты. При подготовке этого издания было решено публиковать «Девять тетрадей» в том виде, в котором они и были написаны. Мы посчитали неразумным извлечь оттуда стихи и оставить малую прозу «на потом». В первую очередь по той причине, что и стихотворные, и прозаические произведения, собранные в «Девяти тетрадях», имеют, что называется, общую органику и зачастую перекликаются даже на сюжетном уровне.
Кроме того, мы собрали разрозненные тексты, стихотворения, опубликованные в периодике и мелькавшие в прозе, а также последний сборник стихотворений, публикующийся после смерти поэта.
Все тексты публикуются с сохранением авторской орфографии и пунктуации, грамматического и речевого строя стихотворений.
Общий свод собранных здесь произведений позволит наконец осознать, что в случае Лимонова мы имеем дело не только с большим русским писателем, оригинальным мыслителем и непримиримым оппозиционером — но и с поэтом.
Если угодно, так: великим русским поэтом.
«Русское»: из сборника «Кропоткин и другие стихотворения»
(1967–1968)
«В совершенно пустом саду…»
«Жара и лето… едут в гости…»
Магазин
Портрет
«Криком рот растворен старый…»
«Память — безрукая статуя конная…»
Элегия № 69
Кухарка
«От меня на вольный ветер…»
Кропоткин
«В губернии номер пятнадцать…»
«Этот день невероятный…»
Каждому своё
«Здоров ли ты мой друг…»
Пётр I
Свидание
Книжищи
Сирены
«Баба старая кожа дряхла одежда неопрятная…»
«Я в мясном магазине служил…»
«В один и тот же день двенадцатого декабря…»
Записка
Послание
Кухня
Из сборника «Некоторые стихотворения»
(архив Александра Жолковского)
«Фердинанда сплошь любили…»
«На горелке стоял чайник Филлипова…»
«Всё было всё теребилось рукою…»
«Красивый брат кирпичный дом…»
«И всегда на большом пространстве…»
«Граммофон играет у Петровых…»
«Когда бренчат часы в тёплой комнате Зои…»
Евгения
«Вот идёт дорожкой сада…»
«Тихо и славно сижу…»
«Уж третий час…»
«Был вот и друг у меня…»
«Во двор свои цветы…»
«Где же поэт быстроглазый…»
«Письмо я пишу своей матери…»
«За кухонным столом занимаясь…»
«Добытое трудом конечно хорошо…»
«Папочка ручку мне подарил…»
«Был я и молодой и здоровый. Да уж нет…»
Из сборника «Некоторые стихотворения»
(архив Александра Морозова)
«Тихо-тихо этим летом я проснулся…»
«Птицы — ковровые тени безумных желаний…»
«Чёрные мысли летели к далёкому краю…»
«К вам однажды на изобретении…»
Театр
Натюрморт
«Возникли домашние туфли…»
«Ветер ходит возле Юрика…»
«Склонный к радостному крику…»
«Это не белый цветик…»
«Мне сегодня день бы надо песней опеть…»
«При комнате растёт цветок…»
«Это не я сижу и пишу босиком…»
Череп
«В садах тюльпанных и бананных…»
«О как любил как плескал я в ладони…»
«Сегодня детский мир…»
«Наступает свет на тьму…»
Равнина
«В саду они встречались по…»
Конструкция
«Спокойно еду поездом мерным в время иное…»
«Как шумит узловатое море…»
«В ответ глазам твоим…»
«Солнечный день. Беломрамор…»
«Родился и рос Бенедиктов…»
«О Вы кто некогда бывал…»
Стул
«Дали туманные груди тревожные…»
«На металлическом подносе…»
«О любовник охваченный некоторым жаром…»
«Без возврата и воды текут и хозяева блекнут…»
«Смешение…»
«Я люблю темноокого Васю…»
«Я люблю тот шиповник младой…»
«Школьница шепчет в корыте…»
«Иван Сергеич опыт этих дней…»
«В уменьшенном виде…»
«Оставлены дети без присмотра…»
«Когда мне бывало пятнадцать семнадцать…»
«Последние лета огарки…»
«Лифтёрша Клевретова…»
«Роза в семье родилась у евреев…»
Не включённое в сборник
Убийство
«Мы в году пятидесятом…»
«Основные поэмы»
Максимов
Птицы ловы
Любовь и смерть Семандритика
«Русское»: из сборника «Прогулки Валентина и другие стихотворения»
(1968)
Азбука
2-ая прогулка Валентина
«Ветер распластал любимую простынь…»
«Понедельник полный от весны весь белый…»
«Милая спящая равнина степная…»
«Я люблю ворчливую песенку начальную…»
«Если кто и есть на лавке…»
«Жёлтая извилистая собака бежит по дорожке сада…»
«Бреди бывало по итогам жизни…»
«Дождь на земле прошёл…»
«Ну ты не плачь пожалуйста не надо…»
Воспоминание
Летний день
Элегия
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Прогулки Валентина»
(Архив Александра Шаталова)
«В том дело что возле сада…»
«Свобода. утром. утром…»
«Приходит ветер лёгкий и приятный…»
«Когда пчела на тыкву сядет…»
«Себя я помню уж давно…»
«Студент который живёт один…»
«Я люблю эту глушь эту дичь…»
«Я вижу снег в библиотеке…»
«Когда-то ехал кто-то в Севастополь…»
«На том месте где раньше стояло…»
«Вторая тетрадь грамматики…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Прогулки Аалентина»
(архив Александра Морозова)
3-я прогулка Валентина
«Дети потные в красных костюмах…»
«В докторском кабинете лиловом…»
Мальчик
«Яков Тиулин по лесу бродил…»
«Моя подруга знаете моя подруга…»
«Под роковыми старыми деревьями…»
«Огромное хорошее лицо…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Прогулки Валентина»
(архив Льва Кропивницкого)
«Вполне. совсем. вполне. нужно сказать…»
«Сплыл. Уплыл. был. широк поток…»
«Свобода утром. Утром…»
«Стихотворения гражданина Котикова»
(архив Александра Морозова)
«Он любил костистых женщин и восточных…»
«Варвара бледная вбежав средь ночи…»
«Был на заре тот мальчик глуп…»
Жеребятков
«Люпа и Пуля играют…»
«Ты красным фиговым листом…»
ГУМ. Поэма (1968)
«Русское»: из «Третьего сборника»
(1969)
«Мелькают там волосы густо…»
«В прошлый праздник ровно в понедельник…»
Элегия
«Валентин походкой шаткой…»
Послание
«Пятница. Ничего нет…»
«Все листья больше. все они хуже…»
«Я в мыслях подержу другого человека…»
«И лесом с синими краями…»
«Фантазия необъяснимо больно…»
«Да что-то есть в пирше́ственной свободе…»
«Гигантски мыслящая кошка…»
К себе в зеркале
«Соколов сидит на лавке…»
«Ты любил берёзки из родного края…»
«Под монотонную и трагическую музыку…»
«Я был весёлая фигура…»
«Чего за деревья повыросли за долгую отлучку…»
«Вот я вечером гуляю взаперти…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Третьего сборника»
(архив Александра Шаталова)
«Соня! Возня твоя напоминает мне…»
«Вечер странен от него записка…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Третьего сборника»
(архив Александра Морозова)
«Вот Зольнин вот Репнин…»
«Любимая Леной любимая…»
«Зелёный день и хладный пот на теле…»
«Успокоится тихо природа…»
«Да брат было плохо дело…»
«Ляхович Лях и Ляшенко…»
«Если ты меня узнаешь — ты меня полюбишь…»
«старуха говорила…»
«Милый Эдик говоришь ты…»
«Этот рабочий безумно уставший сегодня…»
«Ах на вершине чудес…»
«Погибшая поверхность трав……»
«ты гордый да…»
«Когда весенний ходит ветер…»
«Спустися и оденься…»
«Как открытая калитка…»
«и нескоро ещё ты…»
«Всё в том же виде…»
«Величавые дни величавые буйные ночи…»
«Много нарядов красавицы этой лежало…»
«наполненные страхом…»
«Вы думаю больной…»
«На другом берегу покой…»
«Восторженно пальцы хладели…»
«Вот в белом чистом свете…»
«Да ты институтка белая…»
«И я был жив и я на свете лазал…»
Не включённое в сборники
(архив Александра Морозова)
Корова
Стихи на случай
«Мне надо уже ехать домой…»
Три длинные песни. Поэма
(1969)
14-Го ночью
Душевное равновесие есть не что иное как обман организма разумом. Всё безнадёжно. всё ужасно. а организм выискивает в этих ужасах будто бы надежду — выпячивает её канонизирует внутри себя и говорит — нет. что ты. живи. вот видишь какое. какая. вот она. оно. Нужно жить. вот это есть. это хорошо. Оно у тебя есть — это — значит ты живи. А ведь все безнадёжно. И надо утопиться либо зарезаться.
Еду ночью в трамвае. Ага я думаю. я хитрый я вроде бы с виду как все. а на самом деле. а что на самом деле? Живущий живущий себя ты ругай. Почему почему так а не иначе?
Почему в двенадцать я должен ехать. почему в первом часу я спешу из гостей? Почему гости спешат от меня — Мы уже не в силах говорить? Но нам и не нужно говорить вообще противно это. Я тороплюсь домой зачем. неужели даже эту условность я не могу сломать. Я выступаю против всего — даже против своего организма. У — ты — сука — хочешь спать? Нет — чего ж ты едешь домой? Или спи тут. здесь у них.
Но он едет домой. Он тащится домой.
А где те с кем я должен состоять в особенно близких плотских отношениях. Да. где же они? Почему они голые не лежат возле меня. Почему они не высказывают. не показывают своим видом этого желания. почему их не двое.
Почему я не могу распуститься до конца. почему я не могу на них излить мочу. а они меня побить. а почему нет крика. шума воплей почему не мелькают жирные части тел?
Где смех и такой и такой и такой. где эти смеха́. эти вопли. эти катания по полу. эти ползанья по земле. Почему я не сдираю с себя одежду не сжигаю её? Когда будет пляска дикарей когда перестанут стесняться. Когда меня будут приглашать а я буду плеваться. топать и хватать за грудь жену чужую не таясь а муж с другой стороны.
Когда уже будет так — Почему я не облююсь и не лежу на полу в блевотине. Почему ты. тебя нет возле и ты не размазываешь блевотину по моему лицу
где то жёлтое и красное. обрывки помидор и всего такого. почему оно не на моей шее. не присохло на моей щеке.
Зачем я стираю свои брюки с мылом и горячей водой. если эти брюки от долгого ношения воняют мочой и моим потным половым органом.
Почему когда я заниматься собираюсь онанизмом. я закрываю окно и ухожу в глубину комнаты чтобы меня не увидели из соседних домов.
Почему когда я еду в одном троллейбусе с иностранными девушками из гостиницы я принимаю небрежную позу. и походка моя одновременно вяла. уверенна и шатается.
Почему чувствуя что ничего сделать не мог ничего сделать с девушкой Таней хотя она шла мне навстречу я называю это психозом. Непорядок был в моём теле.
Почему я испытываю большое наслаждение тихим шёпотом выпытывать у Ольги кто её до меня употреблял как женщину как это происходило. что говорилось при этом и какие были движения.
Отчего я люблю влезши на Соню хватать её именно в том месте где первый сгиб. где нога отделяется от бедра. там для меня притягательно.
Почему занимаясь онанизмом Петров изобрёл способ при котором привязывает половой орган бечёвкой или ниткой а в заднепроходное отверстие вставляет карандаш и когда дёргает за нитку и одновременно сидя шевелит карандаш о сиденье стула достигается удивительное наслаждение — он мне говорил.
Почему когда мне было три года я жил в офицерском доме. Дочь полковника с бобровым воротником и кулинара училась в каком-то классе.
Почему когда пахло столярным клеем от ремонта пианино и все ушли на офицерский ужин они лежали — Ида и её подруга на крае кровати раздвинув ноги
Почему я должен был брать красный с одной стороны и синий с другой огрызок карандаша и совать им в половые отверстия по очереди. А детские трусы были у них на ногах
Почему они потом переворачивались и я должен был тыкать карандашик им в зады. Я помню кусочки кала на этом карандашике. Я помню этот карандашик!
Почему они меня запеленали в кружева как куклу и потом кто-то пришёл стучал и меня распеленывали спешно. или я лежал и был ужас?
Почему мне ничего не удалось сделать с этой Валей. она вся облевалась и я хоть и рвался. но трусы у неё оказались на пуговицах. а я не понял. болван мне было скольконадцать лет. Как бы пошла моя жизнь Ей было пятнадцать. Почему я не смог её обидеть!?
Почему мой приятель рассказал мне о том как он кого-то. какую-то стоя в подъезде. а я представил и обмер
Почему моя жена рассказывала мне что её первый муж свалил однажды на пол в помещении для мусора и там её.
А почему было у меня не такое!
А почему у меня не было такого!
Почему женщина рассказывала мне как её насиловали. а я замирал и слушал и говори. говори. как они сидели голые и как они на ней менялись. Особенно был один молодой.
А что он был? Как он её так делал. Ей что было очень больно? Или он её как-то заставлял крутиться кричать. обхватывать себя или взять его орган в рот. Да? Он над ней издевался?
Почему когда некоторые читают что фашисты схватили двух пятнадцатилетних девочек и потащили их в сад где на сене изнасиловали. им хочется быть на месте этих фашистов. хочется.
Ох уж эта жизнь страшная плоти!
Нет законов ей. нет законов.
Ох уж эта жизнь страшная плоти!
Почему почему я ни в чём не замешан!
Почему когда я смотрю на грубые лица руководителей работ я думаю а почему не я руковожу всем этим.
А как бы я наруководил?
Почему я не дохожу до полного бесчувствия. Вот так. вот так. Вот такие движения. такие энергичные. Такие гневные такие ужасные быстрые! Вот пот от них и всё быстрей всё быстрей. Хотя бы даже гимнастику. Быстрей! Быстрей! ну сильнее ну быстрее. Хо-хо-хо! Эх! зубы стучат. ноги заплетаются… Вот и упал… наконец-то…
Почему нет обо мне слуху…
А почему у богемы где богемы что богемы нет красивых женского пола? Почему красивые женского пола с теми у кого грубые лица. Почему а?
Прошёл тип мужчины-дубины сомнений не знающих с надутыми мышцами.
Я знал человека с огромным лбом. он был слабоумным. но правда достаточно хитрым.
Вот идёт девушка. Какая она смешная. Нет она непонятная. Она не из этого района она не из рабочего района. Хотя она отсюда. Она из какого района. Она из этого района. Но у неё платье под пояс жаркое. На шее шарф! Она больная. Она тихая. у неё улыбка. У неё тихость и у неё улыбка.
А я. какой я легкий. Шагну и тела не чувствую. Солнце пригревает. Почему мне уже двадцать шесть. А почему не семьдесят девять! А почему не пятнадцать.
А мне ведь пятнадцать Я на том же уровне. Как жаль что вот эта и эта взяв друг друга за руки не берут в свою компанию. Такая нежная компания. У них видать и денег нет?
А у меня немного есть. Я бы купил есть. И мы пошли бы гулять по полям. лесам оврагам. купались бы в речке и на них налипли бы водоросли.
Почему меня не берут они в свою компанию?
Ведь не спать же я с ними желаю!
Отряхнуть бы всю плоть — и — душа…
Иль
Стряхнуть бы всю душу — и — плоть…
Почему умер мой друг Проуторов а я ещё жив?
Скажите когда умру я? Неужели когда будет нужно?
Почему эти люди едут на работу. Ещё так рано и почему каждый день. они что с ума сошли? Им не жалко себя. а? Ой! сколько сумасшедших!
Не хочу спать! Не желаю спать! Ишь чего. спать! Нет уж. спать не буду. Лягу потом спать. Потом посплю немного посплю.
Беги прочь от детей расцветающих порыжелый мужчина!
Он целовал её на камне у реки. И это было и потом… а я? Лучшее познала не со мной!
Ах как сдвинулась моя рука как взяла вилку! Как я ем мясо! А вот сбежал со ступенек. Как быстро летят ноги!
Зашёл купить ниток в галантерею. Толчея. потность. и женщины все старые.
Какая приятная булка! Неси домой на вечер. гора и гуляют собаки…
Почему не поползти куда-то раз уж не пойти. Поползти. поползти. всё куда-то в грязи пачкаясь…
Почему нельзя исчезнуть для всех оставить на берегу записку и вещи. А самому запастись другими. Выйти на другой берег. одеться и зашагать. Когда же это случится?
Есть внутренний ритм в середине. Эта мне штука мила. что следую воле души.
К забору этому так и желается придти ночевать сегодня.
Как изо рта воняет!
У старых женщин должно быть и орган старый и вялый.
А говорят что в тюрьмах начиняют платок кашей горячей и суют его. это
женщины…
Что творится когда дети начинают интересоваться своей нижней частью тела.
Боря болеет лежит. Перед ним ковер драгоценный расплылся в равнину. где немец широкоскулый. управляет парой волов в ненастный день.
С туалетного столика скатился флакон с молоком миндальным. Наклонился тебе помочь. Из меж ног твоих завоняло!
Как ужасно что он увидел случайно кусок её ткани. меж ног голубые штаны. Ух. как его потянуло туда!
Мать мне пишет что после болезни рада солнцу. Я тоже мама! И каждой травинке.
Целую меж ног обожаю обвил очень грязную бабу. Целую во все места. Мне кишки бы её целовать!
Прослезился что так переходит. Кусок талии Тани к бедру. Вот так счастье! — и плачу. В пупок ей накапали слезы…
Дай постираю твои штаны. Хоть налип на них кал. Нет мне не. Мне да. И ты загорела солнцем.
Принёс ткань домой. кладу на пол. Крою из ней брюки. А солнце давно взошло. В духоте пташки поют так покойно.
Весь день в квартире один. На безлюдье вымылся в ванной. До чего красивое тело. Даже жалко стало себя.
Иногда я дикая ягодка. Эх. никто не видит меня.
Штаны шить нужно терпение. Длина сто шесть сантиметров. теперь откладываем длину шага. И получу двенадцать рублей. Это обеды для смерти.
Как умирать будет не хотеться!
Почему я уйду один? А другие чего останутся?
Те кто жили оставили книги. Несчастливые мертвецы! Как я доволен собою. В столовую пойду! Не буду писать свою книгу.
Я был в Харькове Москве Симферополе Ялте Киеве и других. Это раньше так назывались предыдущие города.
Здесь кто-то живёт у кого любовь безумная к женщине этой. Почему он терпит любовь?
15-Го
бредёт по холму низкий в кепке и ноги в траву запутал мимо домов шевеля головой набежавшей а внутри в номерном военном белье. Разлука разлука
Несчастье несчастье
жить на этом свете
о счастье счастье
просыпаться в десять часов
и идти есть в пивную!
и за кашею мясо съедать
и за мясом кашу съедать.
Я живу в нанятой комнате. Сегодня ещё за месяц отдал измятые деньги свои. но зато какая комната. Как холодно в ней
Несчастливые дневники переходят перемежаются со счастливой книгой. В пустом раю на диване.
О Вергилий куда ты завёл! Тут магазин а там помойные ящики. Всё время дующий ветер доставляет в мой нос неприятно!
Мелькнули мне купола Флоренции милые кровли. милые комнаты. здесь я родился. здесь пил из соска молоко.
На заводе радиодеталей мрачный шум изнутри. там я работал а умер внезапно на бумажной фабрике в день Армии Советской.
Она Елена. какой подходящий но грустный подарок мне!
О. Елена — аборт твой не от меня! Как грустно всё это. Ты сбросила одеяло с него. я люблю тебя голого. без этой шкуры! Вот любила его — а я же что!?
В бывшей барской усадьбе теперь санаторий больных детей. О думы под липами Маши горбатой!
В суете я родился и мне умереть в суете. Длинных ног приятен разрез. На сухой каменистой земле я топчу ногами тебя. Ты меня не любить — не моги!
Подлая сколько лет я размазываю слёзы что ты не являешься!
Купил хлеба много — и каждое утро его в одиночестве с чаем!
Мечтал о девушке очень красивой в поле вечернем которую изнасиловал и убил. Ухожу и вижу кровь. С большими глазами.
Сочинил стихи об акации. На дороге она стояла на дороге она цвела. Мотив неприятен очень.
А почему я не могу раздеть того кто мне нравится. как узкие крылья рубашки лежат на её плечах. Тесёмки кружевные её. Мягкий сосок. Ночь росла на дрожжах. Было загублено многое.
Кто лежал на полу тот помнит мать отца-старика и сестру.
Раньше жили в далёком городе. Под широкополою листвой гулял в Харькове милом.
Ненасытный солнечный сок обжигает меня. течёт.
Я разрезал палец её и она беспомощно смотрит. Отчего не плачет ещё?
Лезла всю жизнь к скотам. Думает плохие все люди. А у меня есть друзья которые меня защитят?
Живёшь один раз — он и она говорят. Кто их учил чепухе. Почему не следят за былинкой.
Почему тут стулья в пыли. Видно давно не жили. Приходите живите скорее.
Нет на свете мещан. Это такая глупость. Живут. животами касаются. Лишь не осознали себя.
Скорее назад в детство. Укройте папа и мама!
Всё утро лежал голый сверх одеяла на животе. С ужасом думал о страшной
могиле. Заснул и во сне кричал
Мамочка я не хочу в могилку!
Мамочка я не хочу в могилку! год уже я не видел маму.
Как славно спалось и елось у папы и мамы! И как тосковал!
Тема поэмы ГУМ — много людей.
Из записной книжки можно сделать поэму. фамилии друзей потекут и потянут.
Лето в конце. Листья шуршат. А на далёкой дороге видимо тёрн освещён.
Что-то во сне прозвучало. как будто удар бичом. Пейзажных нам стихов не возвратить — они давно прошли.
Весь день мне современный стих играет на губах. Иду я лесом загородной тропкой и все же нет — пейзажные стихи. А в комнатах творится небывало!
Почему почему мне пришлось избежать этой женщины в белом платке.
Толстый здоровый мужчина теснит в трамвае меня. Ну ничего я куплю пистолет. Так и выстрелю в наглую морду.
В холодный вечер пахло арбузами в городе осень уже. Женские ноги в чулках.
Денег мне нет. А то бы зашёл в освещённый большой ресторан.
Вечером увлёкся и за ними бежал и шёл. Ту и другую я потерял из виду.
Перед тем как заснуть мыл в ванной своё лицо и после помыл ещё половой свой орган.
Как интересно спит она? Что на ней остаётся одето?
Я вновь одинок как и десять лет назад. Я одинок и нет мне надежды. Вновь бегу подметаемый ветром в поисках встречи и дрожу и пытаюсь судьбу обмануть
Все умирают и я стою в очередь эту. ты бы мне заменила… приди и всё замени…
17-Го
лежал и игрался в ванной
Так как маленькое дитя
Ручки ножки какие длинные
Неужели всё это сгниёт!
Холодное лето нынче
Комната от табака друзей
Не выветрится никак
Вчера набежали Володя-Аркадий
Шелестят деревья земли
Ну такое холодное лето! Прямо сил моих нет!
Двести рублей собрал. Осенью отдохну
К морю обрыв сбегает
Задумчивый посижу
Сколько силы в двухсот рублях! Даровали осенние скалы и девочку с водорослями в корзинке. Белый платок на боку.
Лежал и игрался в ванной
Так как маленькое дитя…
Что же это…
Неизменяем
Человек выходит от возраста?..
Глубоко и таинственно в саде. И оттуда исходит плач. Не простой а с криками с воем. Против окон моих расположен морг. Но не нужно менять квартиры. Привыкать ничего не стоит.
Я поеду и буду я жить сколько хватит. Собираю упорно деньги. Напрямую иду к мечте.
Вот ещё мне один заказчик. Скульптор. он и его деньги будут мною приложены к силе. Что меня перебросит на юг.
Как был в клеточку матерьял. Чуть не вырвало. так рябило. но и с ним я справился тоже. Ценою восьми часов моей маленькой глупенькой жизни.
Под окном безобразный цветок. Вылез. Вырвал его. Не ленился.
Что со мною что дрожь по утрам подымает меня с постели. Одинок я остался сейчас. Нет жены а других полюбить не удастся.
А без плоти не обойтись. тоже мучит она кошмарно. Всё красивое у меня. Даже мой половой орган.
Вот он вылез из-под одеяла. Эх. варёному мясу похож
Ведь так холодно за окном и уже пришла водная осень
Я лежал и игрался в ванной
Так как маленькое дитя
Эту воду я теребил
Эту воду я очень любил
Два корабля во сне. Летели волну взбивая «Гигантомах» один. «Сорокопад» другой. И в этих названьях безумных…
Птичка качает ветки. Нет у ней прямого пути.
Золотая солёная рыба ты лежишь одиноко.
Как глубоки у этих пьяниц глаза. Некоторые глядят счастливо.
Сколько пути от Москвы до Москвы и сколько пути до тёплого моря
Вся дорога залезла в щавель. И не вылезти ей оттуда. Потерялась и ты из дома. О твой каменный старый дом!
Родители! Родители! Помогите мне жить на свете! Помогите мне умирать!
Нет ты должен остаться один
Все потонут поэты в одном
Он придёт и рукой пошевелит
Просочились меж пальцами. вы.
Сто иголок я в год потерял
Не найти мне их никогда
Пять копеек тогда закатились
Вечно будут лежать у мышей
Игорь Йосифович! Вы меня помните!
Вместе с вами я выпивал. Молодой и безумный влюбленный. мне светила моя жена. А как были вы одиноки!
вспомнил тот кусок ветчины.
На реке следы лодки
Коротка жизнь
Закипает так чайник длинно
Два корабля во сне
Дремали на белой волне
Вот письмо что писал я в субботу. Я был пьяный. такое письмо. Все вернись кричит. Я порвал его. нет оставил. но неважно уже. Всё равно ведь.
Я её попросил чтоб оставила. Нет!
Как уютно постель освещённой была.
Я сказал «Вы оставьте меня
Мне недолго ведь жить
Как же вам уснуть без меня»
И действительно как она может спать
И действительно как она может спать
Я бы голову ей положил на живот
Нету грязи во мне никакой
И любой сантиметр целовать
Пить его можешь ты
И поэзии форма пройдёт
Но не кончатся вечер и ты.
Ах я не хочу заниматься этим — сказал он. но нужно. Что поделаешь — секс.
Зато потом работаешь спокойно. Пишешь себе картину.
Живущий не ходи по комнате!
Остановись! Где ты оставил себя.
Не под вишней ли ты лежишь.
До сих пор Украина твоя.
Лепестки засыпают тебя.
Почему ты не плачешь гордец! Слезы пусть заливают тебя. Чёрный шар головы покати по полам по доскам по ногам
Этим женщинам в лица взгляни
Пусть поддержат они тебя
Своим плачем такой же длины
Пусть приходит слеза к слезе.
Шестого июля он организовал братство плачущих. За это его нужно расстрелять.
Он всегда ходит в чёрной шляпе
Темнота наступает в Анапе
Темнота придавила песок
За границей все ночи светлы
Какие разбитые ботинки!
Он старается делать вид. что приличный он человек. Что другим он людям сродни. Безуспешно скрывается он! Не берут его люди в свои
Ты чужой! Ты чужак! Ты чужак!
И тебя надо бить убивать
иль хотя бы шляпу сбивать
А они эти — в бюстгальтерах
А они эти — в шёлковых трусах
А они эти — с подкожным жиром
А они эти — выбривающие подмышкой
А они эти — тебе не простят
Ох уж знают они. догадались они о тебе… даже слишком
Сколько кладбищ вокруг
Укушу зарычу я себя
Мне не мило ничто
Мне придётся ещё умирать
Но ведь я не хочу не хочу!
Так бы жить целый век и покойно и тихо. Мухи пусть даже жужжат
Моя любимая моя мягкая
Давай поцелую тебя между ног
Как меня измотали загадки
Даже орган мой половой
Обессилел от муки такой
Он не хочет
Дни жизни сладки — ноги твои гладки
Уу как я на тебя разозлён
Ты все хочешь чтоб был я влюблён
В темноте только женщина — Бог
Среди голых — женщина Бог
Средь красивых тогда отбор
А все умные — это сор
Мудрецы стыдливо идут
Пронося животы из воды
и кривую ногу́ и дырявую грудь…
Женщина без тебя я ничего
совершеннейший я дурак
и могу умирать или жить
это уж всё равно без тебя…
Вот полетели облачка
какие быстрые они
Меня запомнили что жил
Да был такой средь нас ходил
Когда ушёл не знаем мы
Куда ушёл? Да в царство тьмы
Над ним работает червяк
он в клеточку носил трусы
и просыпался от осы
влетевшей в летнее окно
ходил в соседнее кино
и кроме этих был поэт
Ура! Ура! Его уж нет.
Серьёзные большие вещи нужно решать максимально простыми средствами
Ты — меня
Я — тебя
Ты — меня
Я — тебя
Ты меня а я тебя
Ты жила —
и я жил
Ты жила я жил
Мы жили
Ты в одной могиле
А я в другой могиле
Почему развели разъединили! разъединили!
Полностью нету мне ничего. Чаю мне с сахаром нету
Нету пирожных во рту никого.
Десять килограммов муки!
Испачкал ботинок и брюки потом.
на этой свалке воняет котом
и грустные чувства глядятся в окно
Лимонов Лимонов
А Лимонов
А Лимонов
В чёрной шляпе шёл гулять
обонять и осязать…
Мы все поэты. Нас всех надо расстрелять. Пусть живут только жабы на этом дне… Пропади ты болото…
Русская икона
накрытая попоной
увёз наполеоновский солдат
А в этой церкви свежей
стояли кони тоже
Я обращаю ответвлённый взгляд
и солнечно и редко
дымилась наша клетка
земля нам отведённая судьбой
и жил на ней Лимонов
пока ещё не старый
но чем-то диковатый и смешной
Вот не знает Чурилов
Что Лимонов поэт большой
А мы с ним дорогие друзья
А когда он это узнает
то меня живым нельзя
Он живёт в Харькове тихом
что похож на пустыню летом
Никогда он моих стихов
В руки брать не умел читать
И ещё многие не знают
Что Лимонов поэт — и какой!
А я с этим чувством встаю
и спать тоже с ним ложусь
я знаю свою судьбу
и трепещу от неё
манит меня она пальцем
заговор у ней на губах
нет не надо мне тайны твоей
я глухой для цели такой
не поведай того что будет.
В золотом соке солнца
Купались лавочки городские
Инвалиды и больные
сидели молча
И уже целый час я ищу своих ран череду
с тёмной ночью давно обнимался
обдеру с тебя племя коры
Ах какая красивая ты
так и хочется есть тебя чавкать
заедая пушистым листом
Мы легли на кровать
Я танцую и ты
Что любовь свои запахи льёт
это так хорошо и печально
Ноздри дробно стучат на заре
Красных крыш мне открылась равнина
Так бы жил так бы жил
Плакать надобно в белый платок
Орошая его понемногу
В пивной. Не снести оскорблений ему. Плечи сдвинулись. Тоже доказывает. и слова ни о чём. Лучше б все помирали!
Понимаете правду смертей? Как воняют они как мерзенны. И особенно старых поток! До чего препротивно на них опираться. Неприятно им песни давать.
Я веду на вокзал свою нищую старую тётю. Словно я есть еврей над которым виется дымок.
Моя нация есть этих русских безумное племя. Это я оттого так впадаю порою во тьму…
Золотистые думы голов. эти красные думы. Перескок перепрыг и удар! У нас климат жестокий. квартиры у нас морозны. У нас утром в кальсонах тёплых в воскресенье мужчины сидят. Долго думают в зеркало глядя. Да и женщины тоже верны на заре. Они могут влачиться подобно любимой собаке и вылизывать пятки. и страшно глядеть на тебя. как заснёшь так наклонится.
У. у. до чего страшны очи. Угадай ее мысль…
Как красива собачая жизнь!
В грязной комнате жил. Вход с мороза один коридорчик. Узкий маленький туалет. Как красиво зимой. было жарко в одной рубашке. выходил на мороз и стоял на босую ногу
Почему мне себя не любить. Ведь я очень красив. По какому-то странному счету. Если больше представить чем может любить человек
Мне все женщины матерью стали. Каждый раз защищают меня. И они бы убили грядущих моих убийц если б знали. Не всё им на свете известно.
Помню я дверь столовой открытую в солнечный свет. Борщ смеющийся. ты с золотыми ногами. Как я сладкое это виденье люблю. Но нельзя его часто к себе вызывать. А то может оно истереться.
У меня из фуражки вылазит волос клочок. Я иду доставая в кармане платок.
Моя жизнь в одной комнате кончилась позавчера. началася в другой.
и танцует вокруг мошкара
Очень беден. Нет денег совсем. Всё так трогательно в одежде
Вот платочек на шее — он старый
И рубашечка старая тоже
Пиджачок потёртый и всё же
Я пытаюсь казаться моложе
Я богатый чужим добром
И чужими злыми делами я полон
Я злодей!
Я безумец убийца и вор
Каждый день мои руки в крови
облысел я от жаркой любви!
изнасиловал многих в кустах
весь мочой я пропах
В моих брюках огромный половой орган
У меня грубое лицо
И чужими злыми делами я полон
Я первый муж своей жены
Я первый снявший ей штаны
Я первая моя жена
Впервые лёг он на меня!
О. он снимает мне штаны
о мясо нежное на бёдрах
Ещё никто его не видел
Я первый девушку обидел!
Меня обрили и ведут в тюрьму
я умираю на ходу
В кровати совершая разврат
со мной две девушки лежат
и нежный палец мой погладил
отверстие в олином заде
Байковое одеяло какое атласное
Что ж
Ольга такая прекрасная
А тяжёлая как кобыла Марина
Меня горячей мочой обварила
Я живу я разлагаюсь
Давай давай моё мясо. тушись!
Вытекай из меня семенная слизь
А я даже не утираюсь
Утром и вечером
спать да и спать
Ночью в безумной постели валяйтесь
Я никогда себе не прощу
что умер не вовремя
Вот гудит паровоз. Этот крик мне
до горла достал. Застеснялся я очень
Как я непрактичен
Не умею пойти
и продуктов купить принести
Не умею просить ничего
и так слаб что удар мой не стоит
Меня всякий мужчина побьёт
Мне хотелось бы сильным быть быть
И за это я отдал бы своё уменье
Написать любое стихотворенье
Забирайте
А силу давайте мне
Сколько нужных людей умерло на такой войне
Как неумолимо!
Я от гибели вдаль убегу и запрячусь. Может быть не найдёт. Тихо! Вот она вот! Ох хотя бы прошла. Как дрожу сумасшедший ребёнок
Птичьи крики звучат…
Резал резал я вену свою. И скользила по лезвию. О до чего прочна! Матерьял такой твёрдый взяла природа — она! Я лежал в луже крови. Головою в ней я лежал. Было стыдно что я бежал.
Сердце чавкало как калоша. Всё в мире драгоценно. Любимый мой ребёнок. Тягучая и сладкая жена.
«Русское»: из сборника «Оды и отрывки»
(1969–1970)
К юноше
«Весна — пора любви…»
«Белый домик голубки…»
«Когда с Гуревичем в овраг…»
«Дует ветер…»
«На курорте в Баден-Бадене…»
«И белый вечер…»
«Кто лежит там на диване — Чего он желает…»
«И Вас Васильевна и Вас…»
«Из города Синопа…»
Воспоминания о Капуе
«И этот мне противен…»
«Кто теперь молодой за меня…»
«Откуда это? да откуда это…»
Саратов
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Четвёртого сборника»
(архив Александра Жолковского)
«О гнусное мышление. Ужасное мышление…»
«Ольга написала мне письмо…»
«Светом я озаряюся — Как же я необходим…»
«Нас очень много. очень много…»
«Что-то знает Флюорент…»
«То мать мне хочется увидеть…»
«Маленькой собакой опечален…»
«Я вечный содейственник детям…»
«Вот ты и пыли себе…»
«Бедняки…»
«Мне — который узнал творчество…»
«И выходит на берег неизменный…»
«И всё равно кто жил на свете…»
«Под действием тихих протяжных…»
«Поэзия нерукотворной…»
«Вот правило высших сословий…»
«Я силюсь написать чего-то…»
Отрывок
Отрывок
«Что будет завтра…»
«и светлоглазые острова…»
«Я в воздухе как в омуте блестящем…»
«Голос пламенной знахарки…»
Дачники
«Мои друзья с обидою и жаром…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Оды и отрывки»
(архив Генриха Сапгира)
«И Дмитрий Рембо и Виктор Брюно…»
«Что. чего ещё не можешь…»
Застольная
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Оды и отрывки»
(архив Александра Морозова)
Любимая
Киевское
«А Киев мирно он лежит…»
«Тот замечательный пруд…»
Не включённое в сборники
(архив Александра Морозова)
Маленькое бесконечное стихотворение
«Русское»: из «Пятого сборника»
(1971)
«В праздник делаем мы крюк…»
Чингисхановские гекзаметры
«Тепло за городом заразно…»
«В такое пикантное утро…»
Далёкое
«И речки и холмы да-да…»
«Хотишь куплю шампанского…»
«Этот грустный щемящий напев…»
«Хоронили сочинителя…»
«Сам ушедший сумасшедший…»
«Я не забыл своих юности дней…»
«Вот хожу я по берегу моря — холмистое чрево бугрится…»
«Ах родная родная земля…»
«Этим утром открывшийся год…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Пятого сборника»
(архив Александра Шаталова)
«А ласточки…»
«В стороне и тихой и зелёной…»
«Когда поджёг блестящий Кремль…»
«Компилятор знойный это ты ли…»
«Я всё жду — счас откроются двери…»
«Что и стоит делать под этим серым небом…»
«Энергичный и здоровый человек…»
Пейзаж
«Он весь открытый и прекрасный…»
«И будет встреча. Что сказать…»
«И там где садик Лежардэн…»
«Что можно обо мне сказать…»
«Птица с рыжею усмешкой…»
«Азия. Кремль. милиция…»
«Хорошо хорошо как…»
«Никто не знает моих мелочей…»
«Ты бренной власти захотел…»
«Моя радость в согретой постели…»
«По снежному вечному снегу…»
«Никто не идёт за мной ночью домой…»
«Вытянься мусенька на постели…»
«…а в глубине двора…»
«Вечер. сегодня тихо…»
«У кого-то светлая жена…»
«Несколько жёлтых листьев…»
«Висит ли кто-нибудь к стене…»
«Я одену что-то на себя…»
«Ты воздушная связь с неподвижной средой…»
«Счас пока Елена ещё спит…»
«Если я знаю то что не знаю…»
«Ты заслужил Алёнку…»
«и небесная сила увяла…»
«Какой-то шум. Какой-то шум…»
«Ты приди ко мне в мой уголочек…»
«Со мной немало тут случилось…»
«О с гипнотической спиною…»
«Почему меня надо обманывать…»
«однообразное мычание…»
«Тогда я был трезвый и милый…»
«Мой мальчик — всё. Закрыт покой…»
Не включённое в сборники
«Был пирожник — дядя Слава…»
«Смешной Карл Карлыч и глупенький…»
«Сторона моя, страна-сторона…»
«Вы не ездили на лошади…»
«Ты! И ты! И ты! И ты…»
«Дождь пошёл… а мы сидим…»
«А живёт в подполье мышка…»
Автопортрет с Еленой. Поэма
(1971)
Золотой век. Идиллия
(1971)
Мои знакомые самых различных времён сидели за столами
Они спутались и смешались как волосы влюблённых или как песок или как что то
Нравились друг другу удивительно разные люди
Подпрядов беседовал с Сапгиром рассказывал ему как он вытаскивает утопленников
Сапгир слушал его и с восхищением бил себя руками по животу. К их беседе прислушивался Брусиловский рядом с которым сидела Вика Кулигина и умильно смотрела на него льстивым преклонным взором. круглыми коленками
На дереве олеандр сидел замаскированный художник Миша Басов с лицом лося или Александра Блока и вслушивался в шум олеандровых деревьев
Из пещеры на склоне горы выходил голый серьёзный задумчивый Игорь Холин. Его губы двигались. очевидно он говорил стихами
Вдруг по центральной аллее с криком гиканьем проскочил верхом на белом коне художник Михаил Гробман. За ним ехала коляска где сидела разомлев от жары жена Гробмана — Ира — его сын Яшка и что то завёрнутое
Улеглась трава. из за облака вышло солнце и берег моря усеялся гуляющими. С большим белым зонтом в сопровождении испуганного поэта Лимонова вышла погулять несравненная очаровательная Елена. Она шла важно и прямо и волны лизали её ноги. Далеко отлетал её дикий шарф
За большим зелёным камнем на сухом песочке сидел Цыферов и протирал очки. он посмотрел на Елену и поэта Лимонова и Цыферов улыбнулся. Он подумал о какой то сказке которую он ещё не успел написать
Влево от моря в зелёных зарослях был виден угол небольшого питейного заведения где тихо расположившись с бутылками ел котлеты поэт Владимир Алейников. Рядом с ним отвернувшись к сиреневой девице с живописным лицом сидел художник Игорь Ворошилов и говорил «Признайся ты же меня хочешь!» Бедный художник! Он был уже изрядно пьян. Его нос шевелился
За клумбою с деревенскими ситцевыми цветами прогуливалась румяная Наташа. на ступеньках питейного заведения сидел пьяный художник Вулох и что-то пытался сказать
Вдруг воздух огласился ругательствами и вообще произошло замешательство. В лисьей шапке с волчьим взором взбудораженный и тоже нетрезвый появился поэт Леонид Губанов. За ним шёл поэт Владислав Лён и пытался осторожно урезонить его. ничуть не удавалось
Тут поздоровались два поэта и друзья когда то — Алейников и Губанов — портвейн стали пить и читать стихи. Их обступила толпа любопытных которую составляли: художник Андрей Судаков. киношник Гера Туревич. Художник из Киева. художник из Харькова. один шведский подданный. смуглый племянник какого то короля. Слава Горб — человек с Украины. Виталий Пацюков который делает передачи о художниках. сотрудник «Молодой гвардии» Саша Морозов. человек в беретике — Рафаэль. Леонард Данильцев. его жена поющая в «Мадригале» и ещё другие чьих лиц не было видно
Солнце ещё ярче осветило предметы и людей и в окне чердачном появилось улыбающееся круглое лицо художника Ильи Кабакова. Он с восхищением-страстью смотрел на стоявшее на лужайке перед домом средство передвижения. Оно было серое
Залетали мухи. стало жарко. Сапгир и Подпрядов продолжая разговаривать направились к ручью купаться. Подпрядов плотно закутавшись в пиджак сидел на берегу а Сапгир в малиновых трусиках осторожно крался к воде
Анна Рубинштейн сидела на садовой скамейке толстая красивая и весёлая. По обе стороны её сидели два юноши совсем незрелого вида. На них были рубашечки в полоску. Волосы у них блестели. Брюки широко расходились в стороны. Оба не сводили с неё глаз
С огромной папкой в руке за кустами прошёл куда-то художник Бахчанян. Его шаги были большие как в Харькове и маленькие как в Москве
Похихикивая озираясь в незнакомой обстановке вон промелькнул жёлтым лицом художник Кучуков. За ним шла томная Наташа с виолончелью. За ней тихо двигалась тень Ростроповича. А за ним тень Кучума
Рабочий Борис Чурилов возвращаясь из книжного магазина забрёл в газон и лёг отдохнуть. Вокруг него шелестит овёс и лежат книги. он снял ботинки и носки
А вдалеке на самой далёкой поляне моя мама варит борщ такой красивый и красный. и сидит белый отец разговаривая на солнышке греется
Художник Евгений Бачурин тронул свою гитару и она запела. С дерева олеандр слетела птичка и удивилась. Шумели дерева и ласково садились слова на ветки. Солнце обогревает всех! — сказал Бачурин и посмотрел на проходивших мимо круглых и белокурых женщин
Немножко темнеет. Появляется маленький сухой Геннадий Айги с портфелем. Он идёт мимо всех никого не замечая. Позади его шагах в десяти выступает фигурой из сумрака поэт Иосиф Бродский в кепке. в руке его зажата пачка стихов и книга «Остановка в пустыне»
Освещаются окна. В одном из них виден художник Андрей Лозин который играет на скрипке стоя перед мольбертом. Его жена Маша склонилась над швейной машинкой. Возникает рубашка для Сапгира.
А уж Лимонов и Елена взяли лодку и уехали в море. На песке сидит какая-то Таня и горько плачет
А во мраке горят глаза художника Зюзина
Питейное заведение закрыли. В одном из окон видна переместившаяся пьяная компания. Алейников не хочет читать стихи и стоит в углу пошатываясь. Губанов спит. Ворошилов ещё пьёт…
Двенадцать часов ночи. Над морем раздаётся безумный хохот Лимонова
Просыпается только Цыферов. Что это было? говорит он… и засыпает. Ему снится печальная старая сказка
Шумит ветер… тонкие и толстые запахи в воздухе. Кто может лежать с кем-то на кровати тот лежит. А кто не может тот спит
Всколыхнулась и набежала волна
кто у берега опустил рукава
кто и волосы у берега опустил
кто ж загрустил…
Темно. ночь по дороге идёт художник Василий Яковлевич Ситников и несёт дощечку
Тихотемно. Вдруг бежит чёрная собака. За ней португальский подданный Антонио. У двери дома виден силуэт в белых штанах. Её озаряет свет луны. Она выносит стул павловских времён. Вот её совсем осветило. Алена Басилова
Недалеко за кустами с тонким ножом бродит Губанов. Он не замечает Басиловой и углубляется в кромешную тьму
Костёр под деревьями. Тут Лимонов. Елена. Брусиловский. Галя. Максим. Феликс Фролов. Какая-то Таня и ещё одна Галя и ещё два американца жарят шашлыки. Тлеют угли. аромат. Приходит Дима Савицкий с корзиной грузинских трав. Елена в вечернем платье. Лимонов в шортах. На всех остальных костюмы
Появляется подвыпивший Сапгир. Все его целуют. Появляется Холин и с ним две хихикающие девушки
Два художника выкатывают из мрака коляску. На ней улыбающийся Шагал. на запятках корзина бургунского
Лимонов тих и молчалив. он поглядывает на Елену. Та очень красива
Елена выходит в полосу лунного света. К ней слетаются ночные тяжёлые бабочки. ажурные жуки и все красивые насекомые. они кружатся вокруг неё
Поэт Лимонов смотрит и молчит
Вдалеке за кипарисовым лесом занимается заря. С суковатой палкой и странным взором выходит к костру Яковлев. Под мышкой у него пачка картин. Он молча кладёт их на траву и уходит. На картинах изображены цветы
Бабочки и жуки садятся на цветы. Елена растеряна. Она обижена. Гадкие летающие! — говорит она — вы изменили мне. И Елена плачет
Спина Яковлева всё удаляется и всё меньше. Вот уж и нет
Если ты не перестанешь плакать — я повешусь — говорит Лимонов и снимает ремень отходит к дереву лавр и начинает серьёзно прилаживать ремень к ветке. Ой не надо! — говорит Елена и бежит путаясь в платье. — Хорошо не буду — кротко говорит Лимонов. Она уводит его за руку к костру. Все молчат или же все едят. пьют и обдумывают собственные судьбы. Но кто-то (кто?) так серьёзно посмотрел на Лимонова как будто понял его и произнёс «этот не шутит»
Вверху летал дух Мотрича — чёрный падший дух едва шевелил крыльями он парил и пил винные ароматы. Его почти никто не замечал и только Лимонов порой видел его и опускал глаза
Елена играла с мышью. Рядом сидел её муж и он был умный Поэтому он не мешал Елене играть с мышью. Мышь была странная она как будто что-то знала и мышь соглашалась
Заря была уже большая. Четко был виден весь парк. На одной из дорожек появилась женщина в жёлтом пальто и чёрном колпачке с кисточкой. Она целеустремлённо шла куда-то престранной походкой. — Дина Мухина — сказал кто-то. Лимонов вздрогнул. Дима Савицкий выронил бокал. бокал раскололся. Все сказали о Дине и кто-то заплакал. Может быть какой-нибудь ребёнок. может быть какой-нибудь человек
Почему-то скопилось много людей. Кое-кто подходил незамеченный и вдруг оказывалось что он давно уже здесь и сидит. Но многие молчали а те кто говорил были слабы. Все решали взоры
Распустился какой то цветок. В воздухе даже было несколько ангелов из тех кто наиболее склонен к людям. Заинтересованные ангелы слушали сложив крылья
Елена смотрела на Лимонова точно он был цветок. А ему хотелось отрезать признаки пола и он с упоением думал об этом остром деле. И закопать под кипарисом! твердил он. Дима Савицкий говорил — не делай этого! А Елена гладила Лимонова по голове рукой
Проснулись птицы и заснул Максим Брусиловский. Тихо закричал павлин. Это так трогательно. В траве сидело много людей и трава росла вокруг них. насекомые гладили многих по коже. И тут кое-кто полетел. Все по разному. то как Сапгир то как Елена то как Лимонов. или судорожно как другие
Лимонов полетел на поляну где его мама варила борщ и сидел на солнышке папа. Поляна была по форме сверху как сердце Пахли кашки гречка и маки. Вот летит наш сын! сказала мама. Сынок ты опять опоздал к обеду! Я купался — сказал Лимонов и все поверили ему хотя нигде он не купался а всё врал
Семья села за дощатый стол и всех нагревало солнце
Потом подлетела Елена. Она стояла в стороне и удивлённо смотрела положив палец в рот
Как ребёнок! — засмеялась мама. Что Вы там стоите. идите к нам! крикнула она Елене. Та послушалась и подлетела к столу. Подали борщ. — Всегда люблю борщ — сказал Лимонов и положил бледно-загорелые руки на стол. Елена взглянула на него с любовью и страхом. Заметив этот взгляд мама спросила её кто ты такая? Я ничья — ответила Елена искренне
Мама неужели ты не знаешь кто она. Это же прекрасная Елена. ты же её прекрасно знаешь. Это она стояла на стенах Трои и одновременно была в Египте. Она обманула всех и теперь хочет обмануть меня. Она не ест борщ мама. Она спала с Тезеем с Менелаем. с Парисом. Деифобом и опять с Менелаем. кажется ещё и с Ахиллом. Она не ест борщ. она кушает когда никто не видит бабочек. в ней живёт свежая кровь она вечно что-то выдумывает для себя
Накроши ей мама вот этих свежих цветов. потому что я люблю её мама. потому что я не твой сын мама а сын нимфы Эхо. помнишь я всегда говорил это в детстве и смеялись. Но теперь-то видно что я сын нимфы и отупевшего от жары Аполлона поймавшего её в кустах. меня очень любит водяной тростник. Но теперь-то видно что я сын нимфы!
В это время по поляне прошёл генерал. Но в каком он был виде! Сапоги разбиты. погоны свалились. лысина не прикрыта фуражкой живот не заправлен в брюки. За ним гнались комары жуки. Ворошилов. Алейников Губанов и даже Дубовенко. Они кричали улюлюкали а генерал бежал от них опасаясь щипков и плевков
Генерал удирает — сказал Лимонов. Нам-то что — равнодушно заметила Елена. Это не так хорошо как кажется — сказал папа. Надо быть от этого в стороне — сказала мама и завесила эту сторону горизонта. был слышен только глухой шум
Настало послеобеденное время. Елена устала и лежала на траве. Лимонов обеими руками гладил её волосы а она улыбалась очень простонародной улыбкой. Одно из многих её обличий — думал Лимонов
Ко мне всё время присылают вести оттуда сказал он себе увидев прилетевшую к нему непонятно чёрную бабочку севшую ему на рукав. Да очевидно они желают чтобы в скором времени я был у них. Там все кто лучший. Они считают меня достойным и если их совет решит то меня заберут не спрашивая. И пусть я буду смотреть на Елену это их не касается. Заберут и всё. А взамен оставят лишь камень. Здесь обо мне будет память потому что летящий облик и странная речь всегда памятны
Да мне и непонятны тяжёлые люди — так он думал. так думал он. А Елена спала схватив его руку своей отвратительно красивой рукой
Чёрная бабочка медленно поползла и улетела сделав два круга над его головой
Возвращалась назад компания Ворошилова. они были веселы но и мрачны. Их шествие продвигалось мимо.
Чего это ты лежишь тут? спросил кто-то. Да лежу — ответил Лимонов и глядел на Елену чтобы помнить её в миллионах лет. В пруду. в горе. в здании из дерева. в утреннем магазине. в молоке. в цветах и газетах. В имени. в лошади. В лилии. в лодке любви. левкое и лютне. В липе и ландыше. Лиане и ласке.
Помните её и вы господа присяжные заседатели
Помни её ты — благонамеренный народный суд!
Она глядит из фотографий памяти Лимонова
мгновенные взоры. профиль. анфас. со спины
в движении
вот взлетевшая рука
всё разговаривает с лошадью
Да облагородит её это произведение
и сделает вечной
и не только на лугу с коровами и потным пастухом
но и с теми кто труден мил
недоступен в обычное время
Кто сын нимфы Эхо и Аполлона
и данными своими восходит к древним родам
Когда всё было заросшее деревьями в озёрах купались рыбы Человеческие создания в шелках ходили по берегу и стрелялись Дамы кричали ай! красавиц было много. народ ещё не появился и вся территория принадлежала летающим призракам. Да. они тоже бывали злы. убивали. но очень иначе
Прости меня. В июньской старушке я сегодня увидел тебя. Это неприлично и нехорошо. Когда ты возьмёшь старую книгу и всеми покинутая попробуешь её читать и наткнёшься на своё имя и вспомнишь: моё лицо оторванное от жизни. мои милые вести издалека
Выпей чего-нибудь за мои косточки за то что я не смог стать Богом
Что Аполлон — мой родитель хоть тяжелее и проще — зато бессмертней меня
Согрей вина и выпей — старенькая июньская Елена — еле поводя пальцами дочитай —
«Жертва — приносимые богам дары.
Железный век — смотри Золотой век»
Русское. Текст
(1971)
В доме царили мерзость и запустение. Королева была голой. Кровать была двустворчатой. Королева перевернулась на другой бок.
Виталий стоял тихо. Глаза Маши остановились на церкви. Ах! — сказал князь.
Нет что вы. Сереженька! — говорила кудрявая женщина
Расцвели липы и каштаны — сказал Ковалёв. Лес-то какой! — сказала Муся.
Холм приветливый! — говорила русская женщина
Вязаная шапочка и цветы розы и май. Ловля рыб в сетку стрекотание шмелей и русский человек в воде
Доктор — вы весь в брызгах — говорила она сжимая его холодную руку
Мой милый — Вы простудитесь — говорила Алёшеньке Виктория Павловна
Эти фикусы мешают мне видеть вас — сквозь зубы произнёс капитан
Солнце ослепительно и я тщеславна — говорила красивая Даша поводя плечом. Качели раскачивались. Зиял песок. Хмуро пахло деревьями
Было тепло. Вот и Геннадий — сказала она поднося руки к груди. Вот и он. Тёмный силуэт приближался
Ветер воет — сказал Виталий. Уходи к Дмитрию! крикнул он и судорожно зажав лицо руками убежал в сад
Я люблю её — Иван Карлыч! — плакал Алексей на груди у доктора
Тропинкой они спустились на дно оврага. Здесь бежал ручей и плакала вода.
Я люблю Вас — Груня — сказал он и поцеловал её руку
Иван Иваныч — свет очей моих — идите сюда! — закричал пьяный князь
В оранжерее росли лимоны и розы
К нам к нам Алексей! закричали дамы увидав высокую фигуру юноши
Да вы Геракл прямо. милый мой — сказал доктор осмотрев Антона
Кучер улыбался широкой русской улыбкой
В дверях сарая стояла Ганна и смотрела на него. А ведь она совсем ещё девочка — подумал он…
Иван Иваныч опять пил всю ночь — сообщила ему мать
В окне Григорьева горела лампа
Пашка сидел на окне и играл на балалайке
Наденька подошла к Иванову. Уйди! — коротко и враждебно сказал он. Алёша Алёша — прости меня — говорила она измученно — я не виновата. Ей-богу не виновата. Он заставил меня!
Лил дождь Она в мокром платье шла по бульвару. Ей было всё равно куда идти. Из нагнавшей её пролетки выскочил Калошин. — Марья Николавна — куда Вы — едемте ко мне — сказал он набрасывая на неё свой плащ
Кипарисов жил высоко под самой крышей. Дверь была красная
Эх загулял загулял загулял
Парень молодой молодой!
— пел пьяный Аркадий. Аркадий Петрович успокойтесь — говорила робко Нина. — А ты кто такая чтоб мне петь запрещать. Я петь хочу русскую песню и буду! Петь хочу! — закричал он
Мама́ — где живёт Ива́нов? спросила Таня. Ах дитя моё — да ты же знаешь какой он непоседливый. Всё меняет помещения. Кто же его знает — где он теперь
— Хороша была жизнь при Тиглат Палассаре и хороша была жизнь при Ашшурбанипале и хороша была при королеве… говорил Тимофеев презрительно поджав губы. — Ассирийская военная держава — продолжал он…
Иоанна с распущенными волосами в одной рубашке стояла над ним держа в руке револьвер…
Мои творения принимают странный вид и странную форму — медленно произнес Алексей — но я нимало не забочусь о том. Позже разберусь. А сейчас я должен их написать. сомнение в написании не помогает. — и он положил листки на стол
«Когда Европа удалая
Быка за шею обнимала»… читал поэт стоя у стола
Вы виделись вчера с Любовью Ивановной? — спросил Игнатьев
— Я рад что вы навестили меня — говорил Иванов провожая Любочку до калитки. Я знаете ли очень одинок — приходите почаще — сказал он как то по-особенному пожимая ей руку
Офицер щёлкнул каблуками и передал пакет…
В кафе было тихо. Салтыков пил водку и закусывал грибами. Только два три человека — думал он меланхолически — нужны мне в мире
Китаев лежал на кровати глядя в потолок изучая давно надоевшие его узоры и панически метался мыслью. — Не смог не смог он одолеть бушующий за окнами огромный каменный город. Город не преклонился к его имени как ласковая морская волна. Победил он меня — прошептал Китаев
Сумароков влез на батарею и держась за стенку приладил верёвку на крюк. Глупо как всё — тоскливо подумал он и оглянулся на захламлённую комнату. Его чуть не вырвало и он поспешно сунул голову в петлю. — Как в старых романах — усмехнулся он и вдруг поймал себя на этом чудовищном «усмехнулся» Действительно — усмехнулся. Больше размышлять он не стал и осторожно шагнул с батареи. Шею сдавило…
Валя сидела перед зеркалом уже часа два. Обнаруженные ею морщинки у глаз не давали покоя. Она давно забыла что собралась в кондитерскую где договорилась… — Опомнилась — опомнилась — думала она. Ведь это смерть уже слегка тронула меня и теперь она всё более и более будет трогать… Валя не плакала. но ей было жалко себя и хотя новые люди но я…
Когда стемнело — сорокалетний Кутузов пошёл провожать восемнадцатилетнюю Лизу. Он шёл рядом с ней и разглядывая её в неверном сумеречном освещении думал — а ведь и она потрескается расползётся. Лиза же щебетала что-то своё. И конечно она давно понимала что привлекательна а этот странный человек провожающий её ей нравился и волновал её. Какое у него неправильное лицо…
Деревья шумели в ночи. Бабичев вышел на крыльцо дачи и стал прислушиваться. Он не ожидал от мира чрезвычайных известий. неких встреч. слов. нет. Загадка загадка — думал он вглядываясь в мрак. Партии. страны группы людей. А вот так один и мрак — ты в ночном белье и деревья шумят — не выдерживаешь и уходишь…
На другой же день после свадьбы он исчез неведомо куда Пропал без вести
Он сидел на кухне и ел воблу. — Тутанхамон — думал он — столько золота во мраке. в гробнице. Тутанхамон — произнёс он — Аменемхет. Эхнатон.
Кайя. Псамметих. Озирис… Изида… — произносил он с удовольствием и хихикал — Сэти Первый! — хорошо! — думал он. В кухне было холодно.
Бедный мальчик скорчился на диванчике и спал испуганным внезапным сном. Мокрые башмаки стояли внизу.
Карл зажёг камин и сел в кресло
Потапов и Соня ездили по пруду в разных направлениях. Она играла на гитаре и пела низким голосом старинные романсы Потапов щурился. Деревья низко свисали над водой.
Шаповалов шёл в плаще по городу и думал о своей недавно отшумевшей юности. Вот прошла она и теперь Шаповалову практически нечего делать на земле.
Закипел чайник засвистел ветер.
Ордальенский постучал к Грибову. Пал Палыч дайте мне ваш револьвер на пару дней я хочу убить кого-нибудь. Господь с вами — Лазарь — вы пьяны! Нет Пал Палыч дайте мне револьвер я действительно хочу убить и именно кого-нибудь. Всё равно кого Сил моих больше нет!
В палатке торговали солью крупой мясом и замками. Проуторов засмеялся поглядев на это
Васильев любил Лену но тосковал по любви иной. Иной бы любви! — часто говорил он себе глядя на свою жену.
В прошлом веке кучер Пашка спрыгнул с козел. А царь соскочил с трона
Стулья иногда бывают на трёх ногах
Прекрасны горы Кавказа
Хороши хребты Тибета
Посылаются письма и почтовое ведомство их развозит крестьянам рабочим бывшим графиням многим кулакам в Сибирь и в Америку людям в лаковых ботинках
Мальчик посылает письмо мальчику
В разбитной день у ярких теремов Красной площади продавали квас и водку. Народ не зарился на немецкое пиво которое пили только немцы в вязаных колпаках
Людмила и истинно русский человек Древин шли в толпе с удовольствием слушая родную им речь
На дороге лежал калека и спал подложив под голову свою тележку
Сумасшедший Гаврилов стоял на кровати и произносил речь — Я главный русский кит! Я главная русская акула!
Яшка татарин занимался неприличным
На дороге лежал большой камень. Несколько человек безуспешно пытались сдвинуть его. Я проходя подсмеялся над ними
Голые сидели на коленях у голых
На праздничном столе была пасха и крашеные яйца. Город был пуст
В день поминовения на могилах ели и была скорлупа от яиц. пели и играли на гармошках. Я смотрел на их детей с восторгом и завистью. Какие дикие отличные грязные дети — думал я — наружно соблюдая взрослое здоровое лицо. какие отличные девки грязные толстые какие жирные животные лица — восхищался я. А играла гармошка было жарко и я ходил между них будто кого-то ища
Скажу по секрету что я искал одну могилу… но её не было
В праздник же другой более холодный я и вовсе был наполнен видениями так что и не спрашивайте как я себя вёл…
В пятницу Людмила должна была придти и принести мне предсказания переписанные ею. Но я её дожидаться не стал и ушёл гулять в сад. гулял я долго и очень медленно. наслаждаясь медленностью своей походкой. А деревья — те совершенно оставались на местах. Голое солнце повернулось когда прибежала моя неистовая помощница. Что тебе надо? — строгим голосом прервал я её готовую речь. Почему ты мешаешь твоему учителю размышлять? Простите учитель! сказала она но я принесла Вам предсказания. Я сидела всю ночь… Это меня не касается. сказал я Но тут же пожалел её и сказал — Можешь погулять рядом! Как же обрадовалась бедная девочка!
Когда гордое и тусклое лето уходит из наших краёв все обычно ложатся на печки и становятся старыми. Улицы затмеваются. Квартиры напоминают крепости. в воздухе ходит один лишь музыкальный вал…
Память Чернышова сохранила скалы Дувра. Па де Кале и Ламанша. Вечера Италии и тени острова Мальта а я представляю себе спины женщин с которыми он спал. когда они уходили
Нож — оружие женское — говорил он. Коварно. хорошо мимолётно. А мы чтобы не превратиться в груды изношенного мяса вынуждены убивать. Убивать творения. замыслы а также души других людей. И вообще… мямлил он
Да что вы мямлите! Паршивый остаток старого! — стукнул я кулаком по столу. Вы разбираетесь в женской одежде лучше чем в своей собственной. Я бы воздвиг вам на могиле памятником нижнюю часть женского тела. Чернышов не обиделся. Улыбаясь проговорил — Конечно — я — дурак — вогнал свою жизнь туда Но и вы мой юный гениальный друг — вгоняете её в другое. ну не в женщину так в свои творения
Идите вы к чёрту — сказал я ему. Посмотрите какая у меня двойная ведь венерина дуга на ладони. Я если б хотел — не хуже вас мог бы…
Но вам же это скушно — мальчик мой! произнёс он с улыбкой. Да… согласился я… — Ну вот видите. Конечно что вы более высокого полёта. Вам удастся заполучить большее количество женщин чем мне. Вы умрете и давно тихо желанно смешаетесь с землёй. А юные идиотки всё будут таять над вашими стихами Юные прекрасные идиоточки — цвет нации. цвет. Старый дурак! — сказал я ему. Я чист а вы пошляк!
Неужели вам не нравится то что вас будут любить много много головок не нашедших себе иного применения. они будут умиляться на ваш портрет. А ваше тело ехидно ускользнув от них уже не существует. Вам всё-таки удалось подсунуть им свою душу
Хватит! — завопил я и Чернышов — он был всё-таки добрый старик — заговорил о чём-то другом. Великий бабник но и Великий Женский Друг был также Великий Формалист и потому стал объяснять мне какую рубашку нужно и как насколько должны выглядывать манжеты из рукава
Вечером когда море немного поутихло она в лёгких туфельках вышла погулять. Я подошёл весь пьяный. ну весь пьяный и сказал — Добрый вечер! гуляете? А вы напились. напились как! простодушно удивилась она. Очень напился! согласился я. Вы ругаться не будете? спросила она. Нет — сказал я — не буду — что вы. — Тогда Хорошо — пойдёмте к самой волне посидим. Да идёмте! — сказал я и поплёлся за ней
В ту осень я был одержим идеей завести себе точно такие же брюки под коленку какие были у меня в детстве. Но никто не знал как выкраивать такие брюки. Я огорчался дней восемь курил и строил на бумаге чертежи. А потом всё куда-то унеслось На меня легла тьма и я забыл о тех брюках
Вот хорошее место — сказала она — мы можем здесь отдохнуть и присела в сено. Дети вырыли в сене какие-то причудливые ходы и она тотчас же полезла в одну из дыр. Её не смущало то что мелькали её трусики и мне решительно всё было видно. даже мельчайшие мышцы. Римма вернитесь — сказал я ей — но она там где-то глухо захохотала и исчезла
Мой друг приехал издалека и рассказывал что он видел в далёких землях. Все то же. все то же — думал я с грустью не отвечая на энтузиазм с каким он изображал тамошние нравы и обычаи
Наиболее долговечная поэзия — человеческая. О человеке — так говорил я провинциалам которые заботились о форме. Они думали что я кривлю душой
Рукой я ухватился за карниз. подтянулся и полез вверх. Заглянув в окно увидел её. Она лежала на постели полураздетая ноги её были там где подушка а голова почти упала на пол. она плакала. Вдруг она взглянула на окно…
Ты всё держишься за своё «я». Признай, что я больше и тебя и тех с тобой. Признай и служи мне
Лечил я её красным вином нагревая его в горячей воде. Открытое вино дымилось. Было спокойно. она лежала — выделяясь на белом белье. лечил я её друзья мои — красным вином и приготавливая его уж надышался и был пьяным
Резво скачущие ноги девочки вызывают в памяти другие ноги. другой девочки только более развратной и противной. Давно… та девочка любила выделывать балетные па и при этом специально становилась чтоб показывать мне свои всякие места. она была странная уродина эта девочка хотя на вид красивая
Всё у меня слипается. навязла клейкая масса своих и всеобщих кусков жизни. я переступаю через призрачные чернозёмные ямы. неожиданно выхожу из призрачных чернозёмных кустов. Я наклоняю голову среди деревьев. она в шляпе. шляпа белая и широкая. лепечет на солнце. а пальчики просвечивают. Дамский велосипед. корзинка с клубникой. вяжущее средство дубовой коры. Вечер. светлое платье. загорелые руки. бледная улыбка — мертвецы теперь все. все мертвецы
В последнее время на террасе стал часто возникать дедушка с особенной улыбкой и вообще старая плоть его. он стоит в отдалении на террасе и она заполнена туманом
Во мне есть плодородия — сказал я год спустя — но нету того чем ядят и пьют и делают более сложные движения. Всё во вторник пожрало искусство. Я как напоенный искусством. Яд! яд! — вскричал я.
«Русское»: из сборника «Азия»
(1972)
«Мухи летают и летают фразы…»
«Это было когда уезжал…»
«Словно тихая ветвь прочертила…»
«Дикая мелодия измены…»
«Бледная русская роща…»
«Мальчик гоняет пчёлку…»
«Тихая луна позарастала. Наступил оркестр…»
«Хорошо в жару отдать себя в чужие руки…»
Ода армии
«по ласково зате́ненным дорожкам…»
Отрывок
«От лица кого-то неопределённого смутного…»
«Он окатывая зубы — ряд камней…»
«Я рассматриваю в прошлом…»
«Моя жизнь — это прекрасная легенда…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Шестого сборника»
(архив Александра Жолковского)
«Ряд вопросов задавая…»
«Любовь с хмурым лицом…»
«Тихая тоскливая музыка наполняет мой дом…»
«Со своего пригорка мальчик подпасок…»
«Ярко горит зимний луч…»
«Я люблю тебя…»
«Со мной говорила исподволь…»
Другу
«Спокойно двоилось утро…»
«Сочиняя симфонию оглядывал близлежащую рощу…»
«Бледно-лиловый. растение — мытый май с прожилками…»
«Грустные космонавты крутятся вокруг земного шара…»
«Как охотник в этом полуевропейском городе…»
«Бодлеру служила мулатка…»
«Развевает ветер эпопеи…»
«можно есть растения вышелушивая колос в муку…»
«О Гродно! О Гродно! О Вильно Вильно…»
«Тра-та-тата… трагедия…»
«На самом краешке мужчины…»
О честолюбце
«монотонный дождь с разбегу…»
«Расслабленное повествование о человеке…»
«И ведёт в засушливые пески любая беседа…»
«на что обратим мы наше внимание…»
«я стремлюсь к бормотанию. только к бормотанию…»
«моё творчество среди многих творчеств…»
«Ветрами полон мир — Саратов…»
«Отрок дикий отрок стройный…»
«Я пришёл в украинской рубашке…»
«ослепительное солнце над детским пейзажем…»
«Вот воспылала не действительность. да и какая она…»
«как немчура приехал я на дачу…»
«Я люблю когда изрезанную судьбу. кладут передо мною…»
«Примите меня в полк. но я конечно не соглашаюсь…»
«Русские мужички не мудрствуя лукаво…»
«Поздним летом на чёрной картошке…»
«мне так страшно — так страшно — так страшно — страшно…»
«И зачем мне красивые наряды…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Шестого сборника»
(архив Александра Шаталова)
«Лопухи растут с пригорка…»
«Всё взметнулось. и ветер задрал юбку…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Шестого сборника»
(архив Льва Кропивницкого)
«В белом платии…»
«И словно ядовитые ядовитые вновь…»
«сплодотвори меня — говорила сельская мать…»
«Русское»: из сборника «Прощание с Россией»
(1973–1974)
Крестьянское
««Пелена снегов. одеяло снега…»
«Осень. опять отягчённая плодами и тучами…»
«И собою управляя…»
«Грандиозные морозные…»
«Наши национальные подвиги. гонят немцев на их родину…»
О лизе
«Я верю в учебник ботаники…»
«Ах прекрасны Харьковская и Киевская…»
Простое
«Опять останешься один на один…»
«Унылый сонный дождь. На даче обнаружил…»
«Если вспомню мясника Саню Красного…»
Историческое
Лхаса
«Маленькие люди — родители мои…»
Ода Сибири
«Волоокий иностранец…»
«Тканям этой оды шум…»
«Вечерами. вечерами…»
«Город сгнил. сгнили люди…»
«Вот весна и после снега…»
Переделкино
«На берегу озера. В сладостных начинаниях дрозда…»
«Снег есть дело прошлое. есть наследие прошлого…»
«Где этот Игорь шляется…»
«Прекрасен приезд в сонный город авантюриста…»
Нищий
«Само написание слов «двадцатое мая»…»
«И погода тиховеющая…»
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Седьмого сборника»
(архив Александра Шаталова)
«Объятья скушного Петрова…»
«Нескончаемые книжки о людях о простых…»
Отрывок
«Никогда не пиши бессмыслицы…»
«Мать Косыгина жила / может быть и живёт / в Харькове…»
«Виктор Зайцев. Поликарп Медведев…»
«Эх Андрюша Лозин — деньги ничего…»
Из Аполинера
Не вошедшее в книги
Комментарии
Главный герой классического романа «Это я — Эдичка» — русский поэт Лимонов, эмигрировавший из Советского Союза и бедующий на исходе 1970-х в США.
Позволим себе привести просторную цитату из романа, представляющую собой монолог того самого Эдички, являющегося безусловным альтер эго автора. Итак:
Роман «Это я — Эдичка», как известно, не является документальной прозой, это именно художественное произведение — однако эпоха лимоновской поэтической юности в приведённой цитате воспроизведена достаточно точно.
Двадцатичетырёхлетний Эдуард Лимонов окончательно переехал из Харькова в Москву в 1967 году (настаивал на точной дате — 30 сентября) и вскоре сблизился со столичными, как сейчас бы сказали, андеграундными поэтами, в основном из числа смогистов (Алейников, Губанов, Кублановский, Пахомов), а также лианозовцев (Е. Кропивницкий, Сапгир, Холин и др.).
Вскоре Лимонов приобрёл определённую известность в богемной среде и действительно начал публиковаться в самиздате — лично набирая свои небольшого объёма сборники на печатной машинке и продавая их, если верить мемуаристам, по цене от 5 до 10 рублей.
Впервые упорядочил и свёл воедино тексты из этих самиздатовских сборников сам Лимонов: когда готовил к изданию свою первую «настоящую» книгу — «Русское», опубликованную в 1979 году в Нью-Йорке в культовом издательстве Карла Проффера и Эллендеи Проффер-Тисли «Ардис».
«Русское» состоит из сборников «Кропоткин и другие стихотворения» (1967–1968), «Прогулки Валентина» (1968), «Третий сборник» (1969), «Оды и отрывки» (1969–1970), «Пятый сборник» (1971), «Азия» (1972), «Прощание с Россией» (1973–1974).
Сборники эти, как правило, вошли в «Русское» далеко не в полном виде: очевидно, Лимонов отбирал из своих самиздатовских книжечек те стихи, что считал тогда лучшими. Кроме того, в ардисовское издание вошли четыре крупных текста: «ГУМ», «Три длинные песни», «Золотой век» и «Русское».
В 1981 году был издан ныне ставший раритетом сборник «Трое: не размыкая уст» (Los Angeles: ALMANAC-Press, 1981, предисловие Саши Соколова), где были собраны стихи Константина Кузьминского, Алексея Цветкова и Эдуарда Лимонова.
Следующая стихотворная книга Лимонова — «Мой отрицательный герой» — вышла только в 1995 году, в России, в издательстве «Глагол». В книге были собраны тексты, написанные в эмиграции (в основном в Нью-Йорке и Париже), в период с 1976 по 1982 год, и частично входившие в вышеупомянутую книгу «Трое».
В начале 1990-х Лимонов в различных своих интервью неоднократно заявлял, что в 1982 году он перестал писать стихи.
Это действительно так или почти так: известны всего несколько стихотворений, написанных им почти за 20 лет — с 1982 года и вплоть до ареста Лимонова в 2001 году.
Не рискуя здесь давать сколько-нибудь развёрнутые объяснения этому факту, констатируем: к стихотворным занятиям Лимонов вернулся в Лефортовской тюрьме и с тех пор до самой смерти являлся активно пишущим, выступающим, издающимся поэтом.
Компиляция из сборников «Русское», «Мой отрицательный герой» и нескольких поздних текстов вышла в издательстве «Ультра. Культура» в 2003 году под названием «Стихотворения» (сборник был дважды переиздан).
Стихи, написанные Лимоновым в заключении и после тюрьмы, составили сборник «Ноль часов», опубликованный в 2006 году в издательстве «Запасной выход».
В 2009–2020 годах вышло ещё восемь поэтических книг Лимонова: «Мальчик, беги!» (СПб. — М.: Лимбус Пресс, 2009), «…А старый пират» (М.: Ad Marginem, 2010), «К Фифи» (М.: Ad Marginem, 2011), «Атилло Длиннозубое» (М.: Ad Marginem, 2012), «СССР — наш Древний Рим» (М.: Ad Marginem, 2014), «Золушка беременная» (М.: Ad Marginem, 2015), «Девочка с жёлтой мухой» (М.: Ad Marginem, 2016) и «Поваренная книга насекомых» (СПб.: Питер, 2019).
Названные нами книги и стали основой для этого собрания — но, к счастью, далеко не только они.
Более 450 стихотворений и текстов вошли в «Девять тетрадей», находившихся в архиве художника Вагрича Бахчаняна и переданных нам его вдовой. Около 250 ранее не публиковавшихся текстов Лимонова попали в это издание из архивов А. Жолковского, А. Морозова, А. Шаталова. Также несколько неизвестных широкой публике стихотворений Лимонова находилось в архиве поэта Г. Сапгира и в своё время были опубликованы им.
Для первой части нашего издания, где собраны все известные нам доэмигрантские поэтические сочинения Лимонова, была выбрана определённая структура.
За основу взята книга 1979 года «Русское». Разделы этой книги, как мы помним, идентичны самиздатовским сборникам Лимонова, расположенным в хронологическом порядке. Дополнением к каждому разделу в нашем издании идут стихи из обнаруженных в архивах сборников, не включённые в своё время Лимоновым ни в книгу «Русское», ни в последующие книги стихов.
Книга «Русское» сопровождалась хулиганским рекламным буклетом с фотографией Лимонова, его рисунками и подписями; приведём некоторые из них: «Я горжусь своей лысой подругой Мэрэлин!»;
• «Уберите Кузьминского с денег (с обложки антологии)»;
• «Увидел ещё одного (516-го) ленинградского поэта — убей его!»;
• «Эльза Триоле женила на себе Арагона»;
• «Сальватор Дали попал в руки русской женщины Гали (Елены Дьяконовой) девственником»;
• «Слава русским женщинам!»;
• «Ольге Хохловой тоже — одной из жён Пикассо»;
• «Жена Де Кирико тоже была русская»;
• «Русская пизда лучшая в мире!!!»;
• «Владимир Максимо по поводу выхода Антологии: “Мы таких, как Кузьминский, в лагере к параше не подпускали”»;
• из письма Кузьминского Э. Лимонову: «Сол. и я — мы за всех отдуваемся»;
• «Прав дада — идея В. Бахчаняна (хорошо бы упомянуть). Я горжусь своим другом Бахчаняном»;
• «Иосиф! Отдай деньги бедным поэтам!»;
• «Костя? Есть ли у тебя блохи? (по сообщению Нуссберга они есть)».
И так далее.
Остальные стихи и тексты, вошедшие в наше издание, печатаются по тем или иным публикациям, ссылки на которые даны в примечаниях.
Стоит оговорить, что здесь собраны далеко не все поэтические тексты Лимонова.
В «Книге воды» Лимонов вспоминал о своей молодости:
Однако, когда Александр Жолковский в 2008 году связался с Джоном Боултом и задал вопрос по поводу неопубликованных «километров рукописей», Боулт неожиданно ответил, что никаких лимоновских архивов у него нет.
Две так называемые «Вельветовые тетради» (ранние стихи Лимонова, не вошедшие в сборник «Кропоткин и другие стихотворения») хранятся в архиве Александра Шаталова: 103 стихотворения в первой тетради и 67 стихотворений — во второй. В данное издание вошло только одно стихотворение из их числа («Мы в году пятидесятом…»).
Пятнадцать ранних и пока не опубликованных стихотворений хранятся в архиве Александра Морозова. Они собраны в книгу «Стихотворения. 2-й сборник» и не имеют никаких совпадений ни со сборником «Кропоткин и другие стихотворения», ни со сборником «Прогулки Валентина». Судя по всему, этот сборник был создан и «издан» Лимоновым после «Кропоткина…».
В архиве Александра Шаталова также хранятся 29 стихотворений из «Седьмого сборника» (он же — «Прощание с Россией»), не вошедших в данное издание.
В архиве бывшей жены Лимонова Елены Щаповой находится сборник «Стихи из отеля Винслоу» (по информации Щаповой, сборник называется «Прощание с Еленой»), созданный в середине 1970-х, накануне начала работы над романом «Это я — Эдичка». Однако Щапова отказалась передать нам рукопись для публикации.
Согласно опять же воспоминаниям самого Лимонова, далеко не все его стихи «французского» периода, вошли в книгу «Мой отрицательный герой». Но и на след французских архивов Лимонова, оставленных им при переезде из Парижа в 1992 году, напасть пока не удалось.
Так что будем считать данное издание первым шагом к созданию академического собрания стихов и текстов Эдуарда Лимонова.
В заключение несколько слов по поводу примечаний к сочинениям поэта.
Мы не ставили себе целью дать полный научный комментарий ко всем собранным в этой книге произведениям. Цель была чуть проще: хотя бы частично воссоздать биографический, политический и литературный контекст, в котором создавались стихи, поэмы и тексты Лимонова.
Примечания к географическим и мифологическим наименованиям, а также к именам нескольких общеизвестных исторических персонажей даются в тех случаях, когда комментарии важны в контексте биографии Лимонова или трансформации его политических и эстетических воззрений.
«Русское»: «Кропоткин и другие стихотворения»
(1967–1968)
Раздел «Кропоткин и другие стихотворения» открывал книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). В данном издании раздел публикуется по книге «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
Восходит к стихотворению «Дедушка» («Дедушка ест грушу на лежанке…», 1913) И. А. Бунина. Литературовед Александр Жолковский в своей статье, посвящённой этому стихотворению (Звезда, 2008, № 4), пишет, что, возможно, оно не самое раннее, но для поэта, видимо, «знаменует отправную точку его поэтического творчества».
Пётр Алексеевич Кропоткин (1842–1921) — теоретик анархизма, географ, историк, литератор. К идеям Кропоткина Лимонов всерьёз обратится в книге «Контрольный выстрел» (2003): см. эссе «О государстве (Читая П. Кропоткина)».
Стихотворение «Кропоткин» Лимонов считал одним из самых принципиальных в своём раннем творчестве, о чём свидетельствует и название сборника, и важная сюжетная линия романа «Иностранец в Смутное время» (первое издание в России — Омск: Омское книжное издательство, 1992), фабула которого строится вокруг поездки (по приглашению Юлиана Семёнова, который в романе фигурирует под фамилией Солёнов) автора на Родину после 15 лет отсутствия, в декабре 1989 года. В «Иностранце» срок эмиграции увеличен до драматических 20 лет, альтер эго повествователя гротескно назван Индианой Ивановичем. Приглашённый выступить в ЦДЛ уже в статусе без пяти минут классика, Индиана вспоминает, как юношей, едва приехавшим из провинции, не без трудов и препятствий попадает на поэтический семинар Арсения Тарковского и после нескольких занятий, возмущённый тем, что до него никак не дойдёт очередь в чтениях и разборах стихов, поднимает товарищей на бунт и устраивает альтернативные чтения, в ходе которых покоряет талантом и напором вполне конкурентную среду — молодых московских поэтов:
В романе «Молодой негодяй» заходит речь об этом стихотворении и ещё о нескольких:
Метод Шкловского и опоязовцев — не что иное, как остранение, то есть восприятие чего-либо так, как будто ты, шокированный, озадаченный и не знающий, как всё это описать, видишь это впервые в жизни.
Стихотворение сохранилось и в архиве Анатолия Брусиловского, но с иной строфикой: там даётся сплошной текст и стоит дата — 25 июня 1971 года.
К фигуре Петра I в своей эссеистике Лимонов обращался неоднократно:
Постоянные повторы:
В стихотворении явно присутствует влияние Велимира Хлебникова — поэта, оказавшего на поэтическое творчество Лимонова весьма значительное влияние.
«Книжищи» Лимонов полагал одним из самых своих серьёзных поэтических достижений раннего периода (см. примечание к стихотворению «Кропоткин»).
В архиве А. Жолковского стихотворение начинается словами «Навеваюсь птицею сиреною…». Скорее всего, первая строка была переправлена самим Лимоновым при подготовке сборника «Русское» для издательства «Ардис».
Впервые опубликовано в журнале «Ковчег» (№ 1 за 1978 год). В том же номере опубликованы следующие стихи Эдуарда Лимонова: «Я в мясном магазине служил», «Я люблю ворчливую песенку начальную…», «В докторском кабинете лиловом…», «Если кто и есть на лавке…», «Бледная русская роща…», «Жёлтая извилистая собака…», «Свидание» («Вера приходит…»), «О Гродно о Гродно! О Вильно о Вильно!».
Сама ситуация, воспроизводимая в стихотворении, отобразилась у Лимонова и в последней прозаической книге «Старик путешествует»:
Из сборника «Некоторые стихотворения»
(архив Александра Жолковского)
Александр Константинович Жолковский (р. 1937) — российский и американский лингвист, литературовед, писатель. Автор многих работ по языку сомали, теоретической семантике, поэтике (в том числе работ о поэтике Лимонова). С 1980 года живёт и преподаёт в США.
Сборник «Некоторые стихотворения» из архива Жолковского содержит 20 поэтических текстов Эдуарда Лимонова. Из этих 20 текстов только два стихотворения дублируются в книге «Русское»: одно в разделе «Кропоткин и другие стихотворения» («Сирены») и одно в разделе «Прогулки Валентина» («Туманы тёплые одели ветки и цветы черёмух…»).
Этот сборник Александр Жолковский предоставил создателю и куратору сайта www.limonov.de Алексею Евсееву.
Евсеев поясняет: «История происхождения данного файла такова: читая одну из статей Александра, посвящённую лимоновскому сборнику стихотворений, который выпустило издательство “Ультра. Культура” (на обложке: “Вы держите в руках наиболее полное собрание стихов…”), я наткнулся в тексте на следующие строки:
Сборник публикуется по варианту, выложенному на сайте www.limonov.de.
Стихотворение «Вот идёт дорожкой сада…» взято из републикованного сборника «Некоторые стихотворения» (СПб.: Школа дизайна НИУ ВШЭ, 2021).
В архиве Александра Шаталова 10 стихотворений этой подборки (от «Тихо и славно сижу…» до «Был я и молодой и здоровый. Да уж нет…») входят в «Третий сборник».
Родители часто упоминаются в прозе и публицистике Лимонова, в том числе в романах «Подросток Савенко» (1982), «У нас была Великая Эпоха» (1987), «Иностранец в Смутное время» (1991), в публицистическом дневнике «Убийство часового» (1992) и во многих других произведениях.
Отец и мать фигурируют во многих стихах Лимонова всех периодов. Так, например, они упоминаются в стихотворениях «Смешение…» (из сборника «Некоторые стихотворения»), «Вот я вечером гуляю взаперти…» и «Всё в том же виде…» (из «Третьего сборника»), «То мать мне хочется увидеть» (из «Четвёртого сборника»), «Маленькие люди — родители мои» и «Волоокий иностранец» (из сборника «Прощание с Россией»), в поэмах «Три длинные песни», «Автопортрет с Еленой», в идиллии «Золотой век», в тексте «Мы — национальный герой» и во многих других.
Отношение к родителям в поэзии Эдуарда Лимонова можно разделить на три этапа: ироническое — ностальгическое — трагическое.
В основном ироническое отношение характерно для стихов доэмигрантского и раннеэмигрантского периода. Скажем, первая строка стихотворения «Маленькие люди — родители мои» уже говорит о многом. Или посмотрим на финал стихотворения «Вот я вечером гуляю взаперти…»:
Некоторая ирония слышится даже в таких вот строках:
Ностальгическое отношение к родителям характерно для периода эмиграции: это остро отражено в сборнике «Мой отрицательный герой», см., например, такие стихи, как «Я не верю уже в эту даму…»:
Характерна реплика из романа «Иностранец в смутное время»:
Трагическое отношение характеризует стихи позднего периода: см. такие стихи, как «Моя мать сошла с ума…», «Мать умирает, гниёт…» или «25 марта 2004 года» («Умер отец мой сегодня днём…»).
Из сборника «Некоторые стихотворения»
(архив Александра Морозова)
Александр Григорьевич Морозов (р. 1944) — писатель, поэт. Был участником группы СМОГ. Лауреат Букеровской премии (1997). Любопытный факт: Морозов был шафером на венчании Эдуарда Лимонова и его жены Елены Щаповой. Упоминается в стихотворении «Я ведь, братцы, помру, и никто не узнает…» из «Девяти тетрадей», в тексте Лимонова «Золотой век», в «Книге мёртвых» (2000) и других книгах цикла некрологов.
В 1975 году в газете «Новое русское слово» (США) была опубликована статья Лимонова, посвящённая прозе Морозова, Венедикта Ерофеева и Юрия Мамлеева. В этой статье Лимонов пишет о Морозове:
В архиве Александра Морозова хранится несколько иной по составу, чем у Жолковского, вариант сборника «Некоторые стихотворения».
«Некоторые стихотворения» в архиве Морозова расположены меж сборниками «Кропоткин и другие стихотворения» и «Прогулки Валентина», то есть датируются примерно 1967–1968 годами.
Лимонов лично несколько раз сверял верность хронологической последовательности своих сборников в морозовском архиве. Это даёт нам основания разместить «Некоторые стихотворения» в той же последовательности по отношению к другим самиздатовским сборникам Лимонова, что и в архиве Морозова.
Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807–1873) — русский поэт и переводчик. Отличительной чертой его творчества является совмещение возвышенной романтической составляющей с прозаической, а стихотворения, исполненные любви к «идеальной деве», во многом предвосхищают работу Александра Блока с образом Прекрасной Дамы.
Стихотворение датируется 31 января 1968 года. Именно здесь — в силу двух принципиальных моментов — хотелось бы отметить характерные практически для всего поэтического творчества Лимонова (включая поздние периоды) обэриутские мотивы. Важно, однако, подчеркнуть, что Эдуарду Вениаминовичу близки эстетические установки ОБЭРИУ, но к метафизике поэтов этой группы он почти равнодушен. В ранних стихах Лимонова заметно влияние Александра Введенского и особенно Николая Заболоцкого периода «Столбцов» и практически не ощущается абсурдистской эксцентрики Даниила Хармса. Стихотворение «Лифтёрша Клевтретова» — одно из немногих исключений, где хармсовская поэтика звучит вполне отчётливо.
Не включённое в сборники
После сборника «Некоторые стихотворения» в морозовском архиве отдельно вклеено это стихотворение, написанное, согласно утверждению Морозова, примерно в то же время, но не вошедшее ни в один вариант этой самиздатовской книжки.
Публикуется по сохранившейся авторской рукописи. Стихотворение входит в так называемые «Вельветовые тетради», хранящиеся в архиве Александра Шаталова, — это ранние сочинения Лимонова, которые он не внёс в состав сборника «Кропоткин и другие стихотворения».
«Основные поэмы»
Сборник «Основные поэмы» состоит из трёх поэм: «Любовь и смерть Семандритика», «Птицы ловы», «Максимов». В книгу «Русское» Лимонов его не включал, ни в какие последующие книги эти поэмы не входили и публикуются в данном издании впервые.
Оригиналы этого сборника хранятся в архивах Александра Морозова и Александра Шаталова.
В архиве Шаталова рукой Лимонова проставлены дата и место написания поэмы «Птицы ловы»: февраль 1967 года, Харьков. Поэмы «Любовь и смерть Семандритика» и «Максимов» также написаны в Харькове.
«Русское»: из сборника «Прогулки Валентина и другие стихотворения»
В данном составе «Прогулки Валентина» входили в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
В книге «По тюрьмам» это стихотворение Лимонов подаёт в любопытном контексте:
Впервые опубликовано в газете «За доблестный труд» (№ 5 за 1971 год), в числе нескольких детских стихотворений Эдуарда Лимонова.
В очерке «“Индус” с караимом» из первой «Книги мёртвых» Лимонов говорит, что первые его стихи были очень странные и «своеобычные». Объяснял это следующим образом:
Но до конца проверить реальность всех «ребят» невозможно: кто-то действительно легко определяется, а кто-то — нет.
В «Подростке Савенко» подробно рассказывается о жизни Тюренского района:
В рассказе «Муссолини и другие фашисты» Лимонов повествует ещё об одном важном эпизоде в его жизни, связанном с Александром Тищенко:
Затем в романе «Иностранец в Смутное время» мать сообщает автору о Головашове:
В книге «Старик путешествует» Лимонов дорисывавает вектор судьбы Головашова:
Тищенко и Головашов также фигурируют в тексте «Мы — национальный герой».
В «Подростке Савенко» Лимонов дополняет портрет:
Стихотворения взяты из сборника «Некоторые стихотворения» (ИМ 1), который хранится в фонде Игоря Макаревича в Музее современного искусства «Гараж».
Не вошедшее в книгу «Русское: из сборника «Прогулки Валентина»
(архив Александра Шаталова)
Также сборник «Прогулки Валентина» дополнен текстами из архивов Александра Шаталова и Александра Морозова.
Александр Николаевич Шаталов (1957–2018) — поэт, критик, издатель. Главный редактор журнала «Глагол» (с 1991 года), где впервые в России были изданы многие книги Лимонова. Вёл по ТВ передачи: «Графоман» (1993–1996), «Книжные новости» (1996–1998) и др. Лимонов посвятил ему очерк «Мой издатель Шаталов» в сборнике «Свежеотбывшие на тот свет», завершающем цикл «Книг мёртвых», где любопытны претензии (не рискнем судить насколько справедливые) Лимонова к издателю:
Шаталовский вариант «Прогулок Валентина» содержит 23 стихотворения. Из них 12 дублируются в книге Лимонова «Русское», в разделе «Прогулки Валентина» (начиная со стихотворения «Азбука» и до стихотворения «Элегия», в той же последовательности) и 11 — отсутствуют (начиная со стихотворения «В том дело что возле сада…» и до стихотворения «Вторая тетрадь грамматики…»).
Не вошедшее в книгу «Русское: из сборника «Прогулки Валентина»
(архив Александра Морозова)
В архиве Александра Морозова находится самая полная из известных на сегодняшний день версий сборника «Прогулки Валентина». Здесь представлены ещё восемь стихотворений, не вошедших ни в книгу «Русское», ни в сборник, находящийся в архиве Александра Шаталова.
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Прогулки Валентина»
(архив Льва Кропивницкого)
Лев Евгеньевич Кропивницкий (1922–1994) — художник и искусствовед; сын известного поэта и художника «лианозовской школы» Евгения Леонидовича Кропивницого. Его архив находится в РГАЛИ. Среди прочих единиц хранения есть и два сброшюрованных сборника Лимонова — «Прогулки Валентина» и «Шестой сборник» (Ф. 3091. Оп. 2. Ед. хр. 25).
«Стихотворения гражданина Котикова»
(архив Александра Морозова)
Этот небольшой сборник стихов не входил в книгу «Русское» и никогда не публиковался.
Два стихотворения из этого сборника («Когда бренчат часы в тёплой комнате Зои…» и «Евгения») дублируются в сборнике «Некоторые стихотворения» из архива Александра Жолковского.
Сюжет стихотворения восходит как к советскому фольклору на столь щекотливую сексуальную тематику, так и к конкретному стихотворению Андрея Вознесенского, которое наделало в своё время немало шума, — «Елена Сергеевна»:
Лимонов как поэт неподцензурного поля всю эту ситуацию доводит до абсурда и максимально раскрепощает своих героев. И правильней было бы рассматривать вкупе стихотворение «Был на заре тот мальчик глуп…» и стихотворение «Жеребят-ков», где уже показана более типичная, если так можно выразиться, ситуация, где уже мужчина-завхоз соблазняет школьниц.
Но на Лимонове эта история не заканчивается, и много позже этот же сюжет ложится в основу рассказа «Свободный урок» В. Г. Сорокина. Там тоже мальчик оказывается один на один с учительницей, и у них происходит следующий диалог:
Владимир Сорокин доводит ситуацию до ещё большего абсурда и ещё больше раскрепощает своих персонажей.
ГУМ. Поэма (1968)
Поэма входила в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
«Русское»: из «Третьего сборника»
В данном составе «Третий сборник» входил в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
В архиве Александра Морозова стихотворение начинается чуть иначе:
В России впервые опубликовано в книге «Строфы века» (М.: Полифакт, 1999), составленной Евгением Евтушенко.
Предваряя стихотворение Лимонова, Евтушенко пишет:
Подробно об отношении Лимонова к Евтушенко см. в этом издании в примечании к тексту «Мы — национальный герой» (том III).
Стихотворению «Я в мыслях подержу другого человека…» посвящена статья Александра Жолковского — «Интертекстуал поневоле».
Впервые опубликовано в газете «За доблестный труд» (№ 5 за 1971 год) в числе нескольких детских стихотворений Эдуарда Лимонова. В газетном варианте первая строка стихотворения выглядит так:
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Третьего сборника»
(архив Александра Шаталова)
Два стихотворения из «Третьего сборника», не вошедшие в книгу «Русское», переданы Александром Шаталовым специально для этого издания. Публикуются по машинописной копии.
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Третьего сборника»
(архив Александра Морозова)
В морозовском архиве содержится ещё 28 стихотворений из «Третьего сборника», не вошедшие в книгу «Русское». Публикуются по машинописной копии.
Не включённое в сборники
(архив Александра Морозова)
Стихи на случай
Публикуется по сборнику «Текстильщики. Гостевые тетради Михаила Гробмана. 1964–1971» (М.: Барбарис, 2013).
Михаил Яковлевич Гробман (р. 1939) — российский поэт и художник. В 1960-х годах его квартира в Текстильщиках была культовым местом для представителей московского андеграунда. У него перебывали все от лианозовцев и смогистов до художников-нонконформистов.
Три длинные песни. Поэма (1969)
Поэма входила в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979).
Однако затем по инициативе самого Лимонова была выключена из книги «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003), куда «Русское» вошло целиком — за исключением этой поэмы.
Ни в одно из последующих изданий стихов Лимонова «Три длинные песни» не входили.
Сочинение автор посвятил своей первой жене Анне Моисеевне Рубинштейн (1937–1990) — художнице-экспрессионистке, главной героине романа «Молодой негодяй» (1985).
История взаимоотношений Эдуарда Лимонова и его первой жены достаточно подробно описывается в «Книге мёртвых» (2000), позволим себе небольшую цитату:
Анна Рубинштейн также фигурирует в романе «Иностранец в Смутное время», публицистическом дневнике «Убийство часового» (1992), в ряде дневниковых записей и стихов, вошедших в «Девять тетрадей», в стихотворении «Вечерами. Вечерами…» из сборника «Прощание с Россией», в стихотворении «Ты Анна умерла, а я живу…» из сборника «Ноль часов».
«Оды и отрывки»
В данном составе «Оды и отрывки» входили в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
Александр Михайлович Гуревич (род. 7 февраля 1944 года, Алапаевск) — художник. Член широко известной группы еврейских художников «Алеф». С 1993 года проживает в Иерусалиме (Израиль).
Соседка Александра Васильевна Шепельская появляется ещё и в стихотворении «Я не забыл своих юности дней…».
Капуя (итал. Capиa) — город в Италии, расположен на левом берегу реки Вольтурно. Именно в этом городе началось восстание Спартака.
Стихотворение является в некотором смысле пророческим. Как известно, 7 апреля 2001 года Эдуард Лимонов был задержан в селе Банное Алтайского края. Ему инкриминировался ряд тяжелейших правонарушений, от хранения оружия до создания незаконных вооружённых формирований. Лимонов вполне мог получить настолько серьёзный срок, что его шансы выйти из тюрьмы живым были бы минимальны. Знаменательно, что суд проходил в городе Саратове, где Лимонов до того момента вообще не был никогда. Но именно в Саратове, в заключении, он вспомнил написанное более 30 (!) лет назад стихотворение, которое заканчивается так:
В книге «В плену у мертвецов» (2002) Лимонов вспоминает о том, как его судили:
К счастью, предсказание сбылось не в полной мере: Лимонов в Саратове выжил.
Впоследствии город Саратов будет упомянут ещё в нескольких стихах Лимонова. Часть «тюремных» стихов Лимонов напишет в саратовском централе. В 2010-х годах Эдуард Вениаминович трижды побывал в Саратове с творческими и дружескими визитами.
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Четвёртого сборника»
(архив Александра Жолковского)
Сборник предоставлен Александром Жолковским создателю и куратору сайта www. limonov.de Алексею Евсееву.
Книга «Четвёртый сборник» частично дублируется со сборником «Оды и отрывки», находящимся в архиве Александра Морозова.
См. также в нашем издании стихотворение «Смерть Александера» (сборник «Ноль часов»), где снова упоминаются имена Александра и Калана.
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Оды и отрывки»
(архив Генриха Сапгира)
Публикуется по изданию «Самиздат века» (М.: Полифакт, 1999).
В том варианте сборника, что хранился в архиве Генриха Сапгира, это стихотворение начинается строкой
Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Оды и отрывки»
(архив Александра Морозова)
Ещё пять стихотворений, не вошедших ни в книгу «Русское», ни в сохранившийся у Генриха Сапгира сборник, публикуются здесь по машинописной рукописи из архива Александра Морозова.
Не включённое в сборники
(архив Александра Морозова)
Сборник «Оды и отрывки» в архиве Морозова дополняет отдельно вклеенный текст: это весьма вольный перевод из Фрэнсиса Гарсии Лорки — «Маленькое бесконечное стихотворение».
Федерико Гарсиа Лорка (1898–1936) — испанский поэт, драматург, музыкант, художник-график. Убит в начале Гражданской войны в Испании.
Данное стихотворение под названием «Маленькая бесконечная поэма» также известно в переводе А. Гелескула; для сравнения с лимоновским вариантом приведём его полностью:
«русское»: из «Пятого сборника» (1971)
В данном составе «Пятый сборник» входил в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
Елена Сергеевна Щапова (в девичестве Козлова; род. 1950, Москва) — поэтесса, прозаик, модель. Вторая жена Эдуарда Лимонова. В 1974 году эмигрировала вместе с ним из СССР. Автор нескольких книг, в том числе «Это я, Елена: Интервью с самой собой» (Нью-Йорк: Подвал, 1984 [переиздана в России издательством «Глагол» в 2009 году]) и «Стихи» (Нью-Йорк, 1985).
Центральный персонаж многих поэтических, прозаических и публицистических сочинений Эдуарда Лимонова.
В том же «Пятом сборнике» ей посвящены ещё два стихотворения: «Этим утром открывшийся год!..» и «Хотишь куплю шампанского», в 2001 году удачно положенного на музыку композитором (а «по совместительству» адвокатом и близким товарищем Лимонова) Сергеем Беляком. Вошла в альбом Беляка «Организованная группа» 2004 года.
Щапова и её муж художник Щапов также упомянуты в стихотворении «Азия. Кремль. милиция…» из «Пятого сборника», героиня по имени Елена фигурирует в стихотворениях «Вечер. сегодня тихо…», «Висит ли кто-нибудь к стене…», «Счас пока Елена ещё спит…», «Ты заслужил Алёнку…» в том же сборнике.
Елена Щапова является лирической героиней поэмы «Автопортрет с Еленой» (1971), идиллии «Золотой век» (1971), текста с комментариями «Мы — национальный герой» (1974), текста «К положению в Нью-Йорке» (1976) и большинства стихов Лимонова из сборника «Мой отрицательный герой» (1976–1982), в числе которых: «Меня подруга нежная убила…», «Когда изящный итальянец…», «В газетах опять о Вьетнаме…» и др.
Судя по всему, о пока ещё неразделённой влюблённости к Елене Щаповой идёт речь в нескольких сочинениях, датируемых уже 1969 годом: например в стихотворении «Любимая Леной любимая…» (см. «Третий сборник» из архива Александра Морозова) и во второй части поэмы «Три длинные песни». На эту мысль наводят строки из поэмы «Автопортрет с Еленой»:
30 марта 1975 года в газете «Новое русское слово» Эдуард Лимонов опубликовал с тех пор не переиздававшуюся статью «Что читают в Москве», где одна из главок посвящена Щаповой. Там Лимонов пишет:
Елена Щапова — главная героиня романа «Это я — Эдичка» (1976), ей посвящены многие страницы «Дневника неудачника» (1977), она героиня рассказов «Дети коменданта» (сборник «Обыкновенные инциденты»), «Великая мать любви» (сборник «Великая мать любви»), «Обыкновенные шпионки» (сборник «Монета Энди Уорхола»). Елена Щапова фигурирует в рассказе «Коньяк “Наполеон”», и ею же, по-видимому, навеян образ Светоносной в рассказе «Замок» (сборник «Коньяк “Наполеон”»).
Стоит заметить, что черты Щаповой носит и главная героиня романа «Палач» (1982) — Наталья (это особенно возмутило, по её собственному признанию, Наталью Медведеву — третью жену Эдуарда Лимонова. Роман «Палач» создавался, когда Лимонов уже жил в браке с Медведевой, но, дав героине романа её имя, описал всё-таки Щапову). Чертами Щаповой также наделён образ одной из главных героинь романа «Последние дни Супермена» (1997) — на сей раз Щапова выведена под именем Евгения.
Кроме того, Елена Щапова упоминается во многих поздних мемуарных и публицистических сочинениях Лимонова, в числе которых «Анатомия героя» (1998), «Книга мёртвых» (2000), «Книга воды» (2002) и др. — вплоть до последней его книги «Старик путешествует» (2020).
Это стихотворение вместе с «Летним днём» было передано Борису Слуцкому, чтобы тот пристроил его в альманах «День поэзии». В архиве С. С. Лесневского (Культурный центр «Дом Станислава Лесневского» в Тараканове) сохранилась машинопись с письменной просьбой Слуцкого: «Уважаемые товарищи Куняев и Вегин! Всячески рекомендую вам (для “Дня”) стихи Эдуарда Лимонова. Ему нужно помочь выбрать, по проделе выбора, думаю, доставит вам живейшее удовольствие. Ваш Борис Слуцкий». Пётр Вегин посмотрел тексты. И строфу, начинающуюся строчкой
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Пятого сборника»
(архив Александра Шаталова)
В архиве Александра Шаталова содержится ещё 41 стихотворение из «Пятого сборника», не вошедшее в книгу «Русское». Стихи были переданы Александром Шаталовым специально для этого издания и публикуются по машинописной копии.
Иерихонская труба — устоявшееся выражение, обозначающее громкий голос, трубный голос. Восходит к названию города Иерихон, стены которого, по библейской легенде, были разрушены звуком священных труб израильских воинов.
Реминисценция из стихотворения «Сочинитель бедный, это ты ли…» (1925) С. А. Есенина.
В том же «Молодом негодяе» писатель рассказывает, как Леонид Иванов, уже будучи в армии, сумел откосить от службы:
В «Молодом негодяе» Лимонов пишет, что смерть Аркадия Беседина стала переломной точкой в жизни харьковской богемы:
Но, чтобы полностью это понять и увидеть все обстоятельства смерти Беседина, надо обратиться к воспоминаниям Глеба Ходорковского (https://proza.ru/2009/06/16/1246): «С 6 июня по 4 июля 1966 года он должен был быть в отпуске. 4 июня Аркадий пришёл в институт за отпускными деньгами и спускался по лестнице вместе со своим начальником (неким Михайликом Е. Г.), руководителем переводческой группы отдела информации. Какой-то молодой парень привязался к Аркадию, произошла стычка, в ходе которой Аркадий якобы ударил этого человека ножом. Крови никто не видел. Аркадия арестовали. Родители и брат узнали об этом позже. Отец искал его несколько дней, потом, узнав, где он находится, подал заявление и отдал передачу. На заявлении стоит дата — 8 июня. Передачу приняли тогда, когда Аркадий был уже мёртв. 9 июня сообщили, что он умер в следизоляторе на Холодной Горе 8 июня от острой потери крови и поражения сердечной деятельности. Хоронили 10 июня. Гроб открывать родным не разрешили — не сомневаюсь, что он был жестоко избит. Свидетельство о смерти сына родители получили только через полгода — может быть, милиционеры боялись, что родственники через суд потребуют эксгумировать тело».
Бахчанян сделал обложку к роману Эдуарда Лимонова «У нас была великая эпоха» (М.: Глагол, 1992).
Важный факт: именно Бахчанян придумал псевдоним «Лимонов».
30 марта 1975 года в газете «Новое русское слово» Эдуард Лимонов опубликовал с тех пор не переиздававшуюся статью «Что читают в Москве», где одна из главок посвящена Бахчаняну:
Интересны позднейшие высказывания Лимонова о Бахчаняне:
Сравните поэтику этого стихотворения Лимонова с поэтикой Всеволода Некрасова: «Дождь и дождь / И дождь / И дождь // И дождь идёт / Идёт / Идёт // И дождь / Идёт // Капля / Кап // Лист об лист / Шлёп-пошлёп».
Не включённое в сборники
В этот раздел входят стихотворения, опубликованные в газете «За доблестный труд» (№ 5, 1971 год). Это единственная публикация стихов Лимонова в советской прессе. В подборку было включено девять стихотворений: семь приведённых в этом разделе, а также стихотворение «Я люблю ворчливую песенку начальную…» из сборника «Прогулки Валентина» и «Гигантски мыслящая кошка» из «Третьего сборника» (с изменённой первой строкой:
Историю этой публикации приводит Владимир Алейников в книге «Голос и свет, или СМОГ — самое молодое общество гениев»: «…В редакцию газеты Главмосавтотранса “За доблестный труд” затащил меня Дима Савицкий <…> Я предложил публиковать на последней полосе произведения для детей. По воскресеньям, например. <…> Идея моя всем понравилась. <…> Я сказал Диме Савицкому: “Давай напечатаем Лимонова. <…> Эдик сумеет писать для детей. Дар у него такой”. <…>Лимонов зря времени не терял. Не откладывая дела в долгий ящик, он сразу же сел за работу. И на удивление быстро справился. За один присест, набело, написал он ровно столько стихотворений для детей, чтобы заполнить полосу. (Не совсем точно — как минимум два стихотворения уже были написаны до этого. — Примеч. составителей). <…> Лимоновские стихи для детей — вышли в свет! В следующее же воскресенье. <…> В понедельник в редакцию пришёл радостный Лимонов. Мы вручили ему столько газет, сколько унесёт, — груду. Эдик прикинул, сколько дотащит, и потребовал ещё — на подарки знакомым. Дали ему штук сто газет и на подарки. Обременённый тюком с газетами, Эдик Лимонов, отныне автор самой крупной в Москве многотиражки, издаваемой большим тиражом и даже продающейся в газетных киосках, вышел из редакции на Бутырский Вал. <…> Перво-наперво он отправил номер со своими стихами родителям, в Харьков».
При публикации стихи явно прошли корректуру, и поэтому традиционный лимоновский синтаксис здесь приведён в соответствие с общеязыковыми нормами.
В данном издании стихи приводятся по публикации в газете.
Автопортрет с Еленой. Поэма
(1971)
Два фактически идентичных варианта «Автопортрета с Еленой» хранятся в архиве Александра Жолковского и в архиве Александра Морозова.
Поэма не входила в поэтические книги Лимонова и публикуется здесь впервые.
Датировка поэмы даётся по архиву Александра Морозова. Поэма печатается по варианту, предоставленному Александром Жолковским для публикации на сайте www.limonov.de.
Есенин также упоминается в тексте Лимонова «Мы — национальный герой» (в следующем контексте:
Надо отметить, что Лимонов ценил не столько Есенина-поэта, сколько Есенина-промоутера и автора писем. Вот характерная реплика в одной из «Книг мёртвых» (глава посвящена Дмитрию А. Пригову):
В книге «В плену у мертвецов» (2002) Лимонов напишет:
«Золотой век». Идиллия
(1971)
Произведение «Золотой век», имеющее подзаголовок «Идиллия», входило в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
В архиве Александра Морозова также хранится это произведение, но с более точной датировкой: 7 июля 1971 года.
В тексте упомянуты многие друзья и знакомые Лимонова доэмигрантского периода.
Годы спустя в «Книге мёртвых» (2000) Лимонов напишет:
Если верить «Книге мёртвых» (2000), именно Брусиловский повлиял на переезд молодого Лимонова из Харькова в Москву:
Брусиловский упомянут в стихотворении Лимонова «Мать Косыгина жила / может быть и живёт / в Харькове…» из «Седьмого сборника».
В эссе «Под широкополою листвой, гулял в Харькове милом», написанном для «Антологии новейшей русской поэзии у Голубой лагуны в 5 томах», Лимонов также вспоминает:
Заметим также, что упоминаемые здесь Лимоновым сюрреалистические рассказы никогда с тех пор не публиковались и сохранились ли — неизвестно.
Александр Александрович Блок (1880–1921) — русский поэт-символист. Также упомянут в стихотворении «Он окатывая зубы — ряд камней…» из сборника «Азия», в тексте «Мы — национальный герой», в стихотворении «В мире простом украинских хат…» из сборника «Мой отрицательный герой», в «Книге мёртвых» (2000). Позже Лимонов писал о Блоке в книге «В плену у мертвецов» (2002) как о поэте, подвигшем пятнадцатилетнего подростка Савенко к творчеству. Блоку посвящено отдельное эссе в книге «Священные монстры» (2003):
Знаменательно, что сам факт получения Бродским Нобелевской премии был предсказан Лимоновым ещё в самом начале 1980-х годов. В поэтической антологии «Самиздат века» (М.: Полифакт, 1999) приведён рукописный автограф Лимонова:
Тогда же Лимонов написал эссе о Бродском «Поэт-бухгалтер», позволим себе цитату из этого любопытного литературного документа:
Бродскому посвящена отдельная глава в «Книге мёртвых» (2000). В книге Лимонова «В плену у мертвецов» (2002) есть глава «Разговоры с русской интеллигенцией», где также идёт речь о Бродском:
«Русское». Текст (1971)
Произведение «Русское», имеющее подзаголовок «Текст» входило в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
В архиве Александра Морозова также хранится это произведение, но с более точной датировкой: 13 июля 1971 года.
«Русское»: из сборника «Азия» (1972)
В данном составе сборник «Азия» входил в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
Тематика блоковского стихотворения — дружеское послание с мистическими прозрениями, но для Лимонова важны запоминающиеся образы: «из стран чужих, из стран далёких», «в кругу безумных, темнооких» и «твой странный лик». Сравните, как оканчиваются оба стихотворения. У Блока: «А я, печальный, нищий, жёсткий, / В час утра встретивший зарю, / Теперь на пыльном перекрёстке / На царский поезд твой смотрю»; у Лимонова:
Сравните со стихотворением «Жизнь моя» (сборник «Ноль часов»), словно бы завершающим обозначенную годами ранее тему:
Вероятно, имеется в виду народная песня «Что ж ты ходишь за мною, хороший мой…» — о несчастной женской доле, когда «она», несмотря на то что «он» изменил ей с другой, до сих пор в «него» влюблена (да и у «него» есть чувства), но гордость лирической героини не даёт возобновить отношения: «На тропинке, луной запорошенной, / Мы с тобой распрощались давно. / Что ж ты ходишь за мною, хороший мой, / Что ж ты снова стучишься в окно…» Потому у Лимонова и возникает слово «принижаясь».
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Шестого сборника» (архив Александра Жолковского)
Сборник предоставлен Александром Жолковским создателю и куратору сайта www. limonov.de Алексею Евсееву.
Подпасок — мальчишка, помогающий пастуху.
Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) — французский «проклятый» поэт и критик.
Бодлер упомянут также в тексте «Мы — национальный герой», в стихотворениях «Я все жду — счас откроются двери», «Что и стоит делать под этим серым небом…» из «Пятого сборника», «Ода Сибири» («Россия солнцем освящённа…») из сборника «Прощание с Россией», «Фрагмент» («Мы рот открыв смотрели на пейзажи…») из сборника «Мой отрицательный герой», II («Без женщины остался я один…») из сборника «…А старый пират».
Бодлеру посвящено эссе «Новый эстетизм» в книге «Священные монстры» (2003):
Мулатка — роковая любовь Бодлера — Жанна Дюваль. Как говорят современники, она не отличалась ни красотой, ни умом, ни талантом; изменяла поэту, тратила все его деньги, к его творчеству относилась со скепсисом; но поэт был от неё без ума. В одном из стихотворений он обращался к ней: «Кто изваял тебя из темноты ночной, / Какой туземный Фауст, исчадие саванны? / Ты пахнешь мускусом и табаком Гаваны, / Полуночи дитя, мой идол роковой».
Ко́лос — соцветие, для которого характерна удлинённая главная ось, на ней расположены сидячие одиночные цветки или колоски из нескольких цветков.
В архиве Александра Шаталова стихотворение начинается чуть иначе:
Обилие инверсий (
В книге «Священные монстры» (2003) Лимонов посвятил Николаю Гумилёву эссе «Мистический фашист»:
Упомянут также в стихотворении «О, волосатые мужчины» из сборника «Мальчик, беги!».
В книге «Священные монстры» (2003) Лимонов посвятил Ницше эссе «Отверженный»:
Ницше упомянут в стихотворениях «И вязкий Ленин падает туманом» из сборника «Ноль часов» и «О, волосатые мужчины» из сборника «Мальчик, беги!».
Упомянут также в стихотворении «Запах преющих растений…» и в тексте «Мы — национальный герой».
Подробнее об отношении к Достоевскому Лимонов напишет в книге «Священные монстры» (2003), эссе «16 кадров в секунду»:
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Шестого сборника»
(архив Александра Шаталова)
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Шестого сборника»
(архив Льва Кропивницкого)
На обложке «Шестого сборника» (Ф. 3091. Оп. 2. Ед. хр. 25) дарственная надпись Лимонова:
«Русское»: из сборника «Прощание с Россией»
(1973–1974)
В данном составе «Прощание с Россией» входило в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
15 мая 2009 года в своём ЖЖ Лимонов опубликовал пост, где среди прочего отдельно рассказал о своих переводах и, возможно, их влиянии на некоторые стихотворения из сборника «Прощание с Россией»:
Упомянут также в стихотворении «Запах преющих растений…».
Подробнее о позднем отношении Лимонова к Пушкину в эссе «Поэт для календаря» из книги «Священные монстры» (2003):
А в эссе «Право на устриц» («Дети гламурного рая») Лимонов находил ещё одно сближение с Лермонтовым:
Стихотворение посвящено Александру и Наталье Салнит. При подготовке этого издания Эдуард Лимонов пояснил:
Сравните с двумя пассажами из романа «У нас была Великая эпоха»:
Посвящено П. Беленку. Павел Иванович Беленок (1938–1994) — художник, представитель неофициального искусства.
Лимонов комментировал это стихотворение в книге «Мои живописцы» следующим образом:
Посвящено Надежде Феденистовой. Надежда Павловна Феденистова (1942–2013) — ассистент режиссёра, монтажёр Центральной студии документальных фильмов (ЦСДФ); жена смогиста Александра Морозова. Ей посвящено эссе «Федя» из третьей «Книги мёртвых». Приведём оттуда небольшой отрывок:
Эдгару По посвящено эссе Лимонова «Поэт и девочка» в книге «Священные монстры» (2003):
Саня Красный — приятель харьковского периода. Отмечен в нескольких прозаических и мемуарных книгах. Начинается всё с романа «Это я — Эдичка»:
В романе «Молодой негодяй» говорится, что в ту пору был даже рассказ «Мясник» (увы, не сохранился), прототипом героя выступил этот Саня Красный. Приведём из этой книги небольшой, но характерный эпизод:
Лхаса — столица Тибетской автономии в Китае. Фанзы — типичные деревенские домики, распространённые в Китае. Инглизы — жаргонное обозначение анлгичан.
Посвящено Р. Бурелли. Регуло Бурелли Ривасу — посол Венесуэлы в СССР (1971–1978), дипломат, поэт, эссеист, близкий знакомый Лимонова предэмигрантского периода. С 1958 по 1961 год Бурелли был послом в Германии, переводил Гёте, Ницше, Гейне. С 1962 по 1964 год он исполнял обязанности представителя Венесуэлы в Европейском экономическом сообществе. С 1964 по 1968 год занимал должность посла в Польше, где проявил себя как яркий дипломат и общественный деятель. Вскоре после назначения полномочным послом в СССР установил как санкционированные контакты с православным клиром, гуманитарной научной интеллигенцией, так и несанкционированные — со старообрядцами, неофициальными художниками и андеграундными поэтами. Устраивал в посольстве большие приёмы и карнавалы для своих гостей.
В книге «Это я — Эдичка» Лимонов писал:
В июне 1978 года Бурелли по настоянию советских властей был неожиданно отозван из Москвы.
В 1979 году назначен послом в Китае, где, выучив китайский язык, проявил себя так же широко и ярко, как ранее в Германии, Польше и СССР. Спустя четыре года Бурелли добровольно, по состоянию здоровья отказался от своего поста. Умер 21 ноября 1984 года.
Также упомянут в тексте Лимонова «Мы — национальный герой» и в книге «Лимонов против Путина» (2006):
Некролог ему Лимонов написал в книге «Свежеотбывшие на тот свет» (цикл «Старые мёртвые», «Регуло»).
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Седьмого сборника» (архив Александра Шаталова)
Сравните начало стихотворения со стихотворением на случай, записанным в гостевую тетрадь Михаила Гробмана:
Имеет смысл заметить, что в последних двух строфах этого стихотворения заложен прообраз будущей и литературной, и общественной позиции Эдуарда Лимонова — человека, далёкого от советских диссидентов и постсоветских либеральных кругов, но одновременно последовательно исповедующего антитоталитарные взгляды:
Алексей Николаевич Косыгин (1904–1980) — советский государственный и партийный деятель (отец — Николай Ильич Косыгин, мать — Матрона Александровна).
Хлебникову посвящено эссе «Святой» в книге «Священные монстры» (2003):
В работе «Сёстры Синяковы — харьковские музы футуризма» (авторы В. П. Титарь, А. Ф. Парамонов, Л. И. Фефелова) проведено исследование биографий сестёр Синяковых. Ввиду недоступности этой работы широкому читателю позволим себе несколько выдержек оттуда.
Всего сестёр было пять: Зинаида, Надежда, Мария, Ксения, Вера.
В старшую сестру из Синяковых Зинаиду был влюблён Владимир Владимирович Маяковский.
Зинаида Михайловна Синякова-Мамонова родилась в 1886 году в Харькове. Училась в Харьковском музыкальном училище, в классе известного пианиста А. Шульца-Эвлера. До 1910 года переехала в Москву. Училась в Московской консерватории. Стала довольно известной оперной певицей. Борис Пастернак в своей повести «Охранная грамота» пишет: «Зимой на Тверском бульваре поселилась одна из сестёр Синяковых — Зинаида Михайловна Синякова-Мамонова. Её посещали. К ней заходил замечательный музыкант (я дружил с ним) И. Добровейн. У неё бывал Маяковский… Хлебников… Был также Северянин».
Надежда Синякова родилась в 1889 году в Харькове. Окончила, как и Зинаида Михайловна, Харьковское музыкальное училище по классу пианино. С конца 1900-х годов она училась в Московской консерватории, была хорошей пианисткой. Николай Асеев, друг сестёр Синяковых, познакомил их с Б. Л. Пастернаком, который стал часто бывать в московском доме Надежды Синяковой и вступил с ней в переписку.
Мария Синякова родилась в 1890 году. Занималась в Харьковской городской школе рисования и живописи на Сергиевской площади, затем в частной студии выпускника Академии художеств Е. А. Агафонова. В 1910–1911 годах Мария Михайловна состояла в группе харьковских художников «Голубая лилия». В 1912–1914 годах холсты Синяковой вместе с произведениями Н. Гончаровой, М. Ларионова, Д. Бурлюка, К. Малевича и А. Экстер экспонировались на выставках «Союза молодёжи» в Петербурге. Она оформляла поэтические сборники футуристов: «Зор» Н. Асеева (1914), «Бубен» Божидара (1914), «Поросль Солнца» Г. Петникова (1918) и др. Мария Синякова вспоминала о В. Хлебникове: «Он во всех был по очереди влюблён, и, кроме основных, он влюблялся и попутно, так что это была сплошная влюблённость. Но легкомыслие невероятное просто при этом было. Я хочу сказать, что если он увлекался одной, то это длилось очень недолго. Правда, не увлекался он только Надеждой почему-то». В сентябре 1969 года состоялась единственная прижизненная персональная выставка графики Марии Синяковой.
Ксения (Оксана) Синякова родилась в 1892 году. До Первой мировой войны жила в Харькове, училась, как и две старшие сестры — Зинаида и Надежда, в музыкальном училище. В 1911 году познакомилась с приехавшим из Курска в Харьков для поступления в Харьковский университет Николаем Асеевым. В феврале 1916 года Асеев сделал предложение Оксане Михайловне. «Я, давно его любя, тут же согласилась. Всё произошло очень просто и быстро. Коля нанял телегу, и мы поехали. В деревне Кирсаново (по дороге к вокзалу) была старенькая деревянная церковка. Коля вызвал священника, который сказал: “Невеста чересчур молода, есть ли у вас разрешение от родителей на брак?” Я ответила, что родителей у меня нет. Умерли. “А опекун?” — “Тоже нет”. Но уговорённый нами священник всё же нас обвенчал. Так я стала женой Николая Асеева» — писала Ксения Михайловна о своём замужестве.
Вера Синякова родилась в 1896 году. Училась в музыкальном училище и художественной студии. Примерно в 1916 году вышла замуж за поэта Григория Николаевича Петникова. Следующим её мужем стал писатель Семён Григорьевич Гехт.
Николай Асеев в 1956 году посвятил сёстрам Синяковым стихотворение «Пять сестёр».
Поэма Хлебникова «Три сестры» посвящена трём из сестёр Синяковых — Надежде, Марии и Вере.
Ведущая:
Э. Лимонов:
Ведущая:
Э. Лимонов:
Сталин упоминается во многих публицистических работах Лимонова, в стихотворениях «Крым» («Вы помните того индеица…») из сборника «Мой отрицательный герой», «Love II» из сборника «Ноль часов», “Какое облако в окне!..» из сборника «Мальчик, беги!», «Сижу как Сталин над страной…», «Ветер Истории дует в глаза…» из сборника «…А старый пират».
Анатолий Мелехов (1940–2009) — приятель харьковского периода, учился на филологическом факультете Харьковского университета и подрабатывал по ночам дежурным в котельной многоэтажного дома. Дальнейший его жизненный путь Лимонов описывает в очерке «Толик» («Книга мертвых-2. Некрологи»).
Леонид Иванов — приятель харьковского периода. Подробно Лимонов писал о нём в романе «Молодой негодяй»:
Николай Горюнов (1943–1989), он же Кадик, «почтальоншин сын», — друг по харьковскому периоду. Лимонов писал о нём в романе «Подросток Савенко»:
Юрий Кучуков — художник, приятель харьковского периода. Лимонов писал о нём в «Молодом негодяе»:
Также см. о Мелехове и Иванове комментарии к стихотворению «Я всё жду — счас откроются двери…».
Юрий Милославский (р. 1948) — поэт, прозаик, эссеист. В «Молодом негодяе» Лимонов охарактеризовал его следующим образом:
Изяслав Шляфферман (Шлафферман) — приятель харьковского периода. О нём в «Молодом негодяе» есть несколько строк:
Виктор Зайцев — приятель харьковского периода, которому Лимонову шил брюки. В романе «Молодой негодяй» даётся такой портрет этого человека:
Андрей Лозин — см. примечания к «Девяти тетрадям» (том II).
Гийом Аполлинер (1880–1918) — французский поэт.
Не вошедшее в книги
Публикуется по изданию:
Стихотворение цитируется в небольшом (и с тех пор не переизданном) эссе Лимонова «Под широкополою листвой, гулял в Харькове милом». Позволим себе привести часть текста эссе: