Кто ж не просыпался на больничной койке, не помня, как там оказался!.. Ну, то есть так со всеми поголовно бывает? В этом нет ничего такого? Я честно не знаю, вот и спрашиваю.

Короче, открываю глаза — я в комнате, так? И как бы ежу понятно, что это больничная палата. Типа там — приборы по стенам, условная раковина, гель для рук, поперёк всего фигня эта типа шторки. Ну я ж как бы в курсе, как должна выглядеть палата. Должна быть как эта вот, где я проснулся, ну не один в один, но по сути-то.

А паники у меня не было. Никакого там, что — ой блин, как я сюда попал, это не моя комната, — то есть потом до меня дошло, что проснуться в ужасе было бы в тему, но как-то нет. Я себя чувствовал... обычнее некуда, ну типа что день как день. Вылез из постели, поплёлся к раковине. Включил кран, сунул руки мыть и чот прифигел, насколько вода холодная.

Знаете, если долго пользоваться раковиной, то как бы привыкаешь к её... характеру? Типа там — включаешь оба крана, чтоб была тёпленькая водичка, но она ещё не сразу прогреется и сперва будет идти холодная? Или, наоборот, горячий кран слишком легко проворачивается, тогда надо запомнить точный нажим, чтобы пошла тёплая, а не ошпарило кипятком. Вообще это в мышечную память врезается. Возвращаешься такой через много лет к раковине — ах точно, блин, это ж та подруга, у которой кран разболтан — надо давить, пока реально не почувствуешь, как деталька сдвинулась.

Так вот я прифигел, насколько вода холодная. Эта оказалась из тех раковин, где горячая где-то секунду тормозит.

Дошло, почему это странно?

Когда только знакомишься с раковиной, ничего ведь не ждёшь. Ты к любому повороту готов. Надо поэкспериментировать, прочувствовать её как следует. Суёшь руку под воду и шевелишь рукоятками, пока не будет самое то. Это ж общепринятый ритуал!

Но я-то включил кран вообще от балды, а потом удивился, чего это вода холодная. Вот что странно. Соваться не думая — это если вы уже знакомы и ты каждый день ей пользуешься. Мышечная память, короче. Руки-то у меня помнили, как с этой раковиной управляться, а вот мозг забыл подождать, пока вода прогреется.

А я раньше никогда в этой палате не бывал, насколько помню.

(Может, вы уже догадались, что к чему, ну или хотя бы начали прикидывать, засомневались, туда ли я думаю, — короче, началось: «блин, да тут очевидно, как до тебя сразу не допёрло?» и вообще. А я чего... Я спросонья был. А тут в меня ещё целая плюха ледяной воды. Имейте совесть, а? Дальше всё будет.)

Короче, про мышечную память до меня тогда не дошло. Но от воды меня сразу резко накрыло, что я не там, где помню. Вот тогда уж я перепугался и завертел головой. Надо было срочно понять, где это я.

Первым делом в глаза бросилась стойка возле раковины. А на ней какая-то кипа бумаг — дёрнулся почитать, а руки-то мокрые. Нельзя мокрыми руками лапать, бумага разлезется. В общем, оглянулся, чем бы вытереть.

Не, ну была, конечно, шторка, но больница же, фиг знает, какими соплями там хватались. Серая больничная рубашка до колен — не помню, кстати, как её надевал — тоже такая стрёмная, как будто я в ней не первый день валяюсь. Ещё на койке было бельё, но опять привет больнице. Коробка салфеток — вот уж фигу. Пробовали когда-нибудь вытирать руки салфетками? Лезут в клочья и к рукам потом прилипают. То ещё счастье. Занавески на окне — та же подстава, что со шторкой. С шансами гадость.

Я уже присматривался к этой, к настенной фиговине такой, где туалетная бумага. Но, в общем, пока я вертел башкой, руки и так уже почти высохли. Ну, пожал плечами. Вернулся к бумагам. Начал с пластиковой папки, не до конца же высохли-то.

На первой странице значилось: «Руководство по медитации для чрезвычайных ситуаций».

Во-во. Ничего себе заголовочек. Мне одному кажется, что в случае ЧП как-то логичнее сперва того... выйти из медитации? Или они тут учат медитировать для того, чтобы чрезвычайные ситуации устраивать? Пофигу, короче. Мне уже стало любопытно, раскрыл на первой странице.

ОСТОРОЖНО, СЛОН: ДОПУСК ПОД НАДЗОРОМ ПЕРСОНАЛА

Данная копия РМЧС Шелхарта является собственностью доктора Ф. Орчард. Распоряжаться РМЧС уполномочен только его владелец. Если вы не являетесь владельцем РМЧС, воздержитесь от чтения каких-либо фрагментов данного документа, за исключением демонстрируемых в рамках процедуры Шелхарта v1. ЭТОТ ДОКУМЕНТ ОПАСЕН. Чтение данного документа без надзора, как правило, влечет за собой уголовное преследование, рецидив амнезии и смерть.

Безнадзорным пациентам убедительнейшим образом предписывается умерить любопытство. Данное предупреждение не является проверкой, подвохом либо шуткой.

Ну я, короче, тут же перелистываю страницу, да? Как бы ну а что еще делать, когда творится дичь и надо хоть что-нибудь выяснить? Никто ж никогда на такую фигню не ведется. Читали же «Монстра в конце этой книги»? Ну и чего — хоть кто-нибудь слушал Гровера, когда он раз за разом умолял не листать дальше? Пробегала хотя бы мысль, что эта кавайная мохнатая няша чего-то такое знает, чего вы не просекли? Да не гоните.

Только это... я вот послушался. Стрёмно чего-то стало. Внутренний голос орал, что я дебил, что слово не обух — в лоб не бьёт... но почему-то ну очень было важно его не слушать.

Ещё пороюсь. Если ничего не найду — может, и к папке вернусь.

Вокруг РМЧС валялись мои листки из медкарты. Рост, вес, давление, дальше какие-то сокращения с непонятным жаргоном. Вообще я никогда на всё это не обращал внимания, ну спросит кто мой рост, а я что — «Метр шестьдесят? Может, семьдесят?», да забью вообще, на фига мне все эти цифры, никогда не понимал.

В записях врача ничего вроде в глаза не бросалось. Глянул, чем меня пичкают — ну там в списке антибиотик и мультивитамин, помню я эти названия. Прям вообще не скажешь, что со мной что-то не так.

В общем, я еще чутка огляделся. Помните, я говорил, что нормальные палаты выглядят по сути так, но не один в один? Тут просто нашлась пара нехилых таких отличий от типичной больницы. В основном в том плане, что комната тут, ну как сказать... обжитая уже.

Кровать, вон, уютная. Пышная вся. Там тебе и наволочки с узором, и матрас эргономичный, и одеяла с пледами в несколько слоёв — короче, так скорее с зарплаты себе дома постель обустраивают. Будет еще больница так заморачиваться, чтобы какой-то чел с горы пару ночей перекантовался...

Потом, значит, книжный шкаф с научной фантастикой. Прям целая серия — «Сверхсветовой марафон». Я пару первых читал, это такие НФ-триллеры про межпланетный киберпанковый заговор. Как раз всё собирался добить.

Ещё там стол был. Сам деревянный, стулья тоже, на нём недоигранная настолка. О, походу, «Риск». Играли вроде двое — на поле торчали только зелёный с коричневым, вроде как примерно с равными силами. Один фиг, партию бросили на полдороге. (Вы сильно не бейте, я подглядел у обоих закрытые карты. У коричневого три пехоты и артиллерия, а у зелёного только пехота и две кавалерии. Короче, на следующий ход он не сможет сменять три одинаковых на дополнительное войско, вроде так. Или, наоборот, не он, я мог карты местами перепутать.)

Там еще шкафчики рядом с раковиной были, в основном пустые, только пара пузырьков с лекарствами — ну я их не узнал, так что решил не лезть. Под самой раковиной мусорные пакеты и для уборки всякое. Потом над раковиной висело зеркало, а на нем наклейка. Большая такая, красная, с номером: (404) 555-97-33. Якобы горячая линия по предупреждению самоубийств. Налепили причём прямо посередине — то есть это надо было нагнуться, чтобы хоть в зеркало глянуть. Бесило — не передать.

Кстати, окно же ещё.

Не, ну окна, конечно, не было. Только здоровый светящийся прямоугольник небесного цвета, а перед ним жалюзи и занавески. Вполне такой источник естественного света, просто без вида наружу.

— Однако... — ну это я так, чисто в пространство.

Зато там стоял телефон. Звонить на горячую линию я не стал, там на нём были ещё подписаны ручкой внутренние номера. Я так понял, лучше им звонить, не с экстренного же начинать. Попробовал ткнуть в «Регистратуру». Телефон пару секунд погудел, а потом ответил женским голосом:

— Здравствуйте.

— Здрасте! Слушайте, я чего-то не...

— Извините, ваш звонок никто не может принять, — продолжал автоответчик. — Дежурный секретарь вернется через... десять... минут. Оставлено следующее сообщение...

Вот блин. Ладно, попробую другой номер. Я уже потянулся его набрать, но тут включилась запись от секретаря.

— ...Ох ты боже мой. Слушай, мне срочно... — голос вроде заговорил, а потом чуть отдалился, словно отвернулся от трубки.

— ...Да я понимаю, Лисси! Но если тут без меня будут звонить пациенты... нет, но вдруг попытаются... тс-с! Там пишется! Бога ради, потерпи ты пять секунд! Э-э...

Голос снова заговорил в полную силу:

— Простите, я... извините, пожалуйста, я вот-вот вернусь, только не выходите из палаты, только... Да сейчас! Ладно...

(И снова тихо.)

— Всё! Иду! Да что ж такое...

А потом тишина. И ровный гудок через пару секунд.

Я перебрал еще пару номеров. Столовая, доктор Орчард, сестра, доктор Парек, сестра... и везде было «Извините, ваш звонок никто не может принять». А потом предлагали оставить сообщение после гудка. Ну я и оставил, где можно было, то есть Орчард и двум сёстрам, а вот доктору Пареку и столовой не удалось.

— Здрасте, я тут в палате... — я глянул на плашку с номером возле двери, — в палате четыреста сорок — три. И я, кажется, всё это время спал, а сейчас вообще не знаю, как сюда попал, и в общем... если у вас есть кому, вы можете подняться мне помочь? Объяснить, что происходит?

Такое вот примерно послание доктору Орчард и обеим медсёстрам. Каждый раз получалось чуть поувереннее, голос не так дрожал. Я звал всех, кто только услышит.

Потом я посидел немного. Не стал сразу никуда уходить. Думал, придёт кто-нибудь, перезвонит, проведает хоть... Немного почитал четвертый том «Сверхсветового марафона». А где-то минут через пятнадцать вдруг вспомнил. Секретарь же отпрашивался на десять минут... по идее ведь должен вернуться? Я снова взял трубку и позвонил.

— Ох ты боже мой. Слушай, мне срочно... — повторял голос. Опять та же шарманка. Не на десять минут он ушел, это уж точно.

Откуда вообще машина «знает», сколько его ждать? Наверное, ведь прикидывает там где-то у себя? А любое дело всегда занимает в два раза больше, чем кажется заранее, так что скорее уж надо закладываться на двадцать минут. Наверное, он записал сообщение прямо перед моим звонком, так что ещё минутки через три-четыре...

Через пять минут я снова отложил «Марафон». С тем же результатом.

В двери было маленькое окошко. В него можно было разглядеть кусок пустого коридора, приглушённый свет, одинаковые пронумерованные двери в обе стороны. Вроде никто там не сторожил, чтоб я не вышел.

Ну я и вышел.

Тусклый коридор. Ну то есть не такой тёмный, что фиг чего разглядишь, но вот прямо нарочно темнее, чем мог бы быть. На потолке по углам врезаны непонятные светящиеся полоски, которые мягко мерцают таким же искусственно-естественным светом, как у меня в окне. Я сперва прикинул — может, у них тут как бы ночь, лампы приглушили, чтобы легче было заснуть. Но не, не сходилось. Моё-то окно жарило на полную.

Коридор как-то особо... не вёл никуда, только палаты повсюду. С той и другой стороны упирался в створки лифтов. Может, туда пускают, тогда выберусь отсюда, хоть найду кого-нибудь.

Двери были пронумерованы — на каждой трёхзначное число, начинавшееся с четвёрки, и имя пациента. Таблички я просмотрел, а так особо не приглядывался — в окошки там не заглядывал, ручки не дергал. Свет в дверях через одну не горел, не дай бог еще разбужу кого-нибудь.

(Знаю, знаю, тупо как-то в моем положении париться о такой фигне. Я тут, на минуточку, даже не помню, как в больнице оказался; может, всё-таки по такому случаю перебьются разок без тихого часа? Ой, ну ладно, я не стал никуда ломиться тупо потому, что одна дверь была уже открыта, вот я решил с неё и начать. На всякий случай. Можно, да?)

Табличка там висела «412-Е», а дверь была распахнута настежь — типа свалили второпях? В палате было темно, но видно, что на койке кто-то спит. Уютная такая кровать, рядом книжный шкаф и столик с разложенной игрой «Дзендо». Короче, всё как у меня. Это что же выходит — чел на кровати, как его там, попал в такую же...

Ой блин. Я только за порог ступил, а окно врубилось и залило всю палату светом. Так они там на датчиках движения? Тогда понятно, почему в моей... Не. Нет, ничего не понятно. Моё же горело, когда я проснулся? Так? Или я столько ворочался во сне, что датчик среагировал? Меня от этого, что ли, разбудило? Тогда это... фигня получается. Не стали б его так чутко настраивать, а то бы каждый среди ночи вскакивал.

«Что... почему я... где?..»

Я обернулся к чуваку, которого походу разбудил. И вот тут я окончательно офигел... потому что я его узнал.

Это был Archive05! Ну, из моих френдов — мы познакомились на официальном форуме «Сверхсветового марафона». Я читал его фанфики, в ирке всё время зависали. Он ещё всю дорогу топил за Зака Сервера, который в третьем томе решил уничтожить четвёртый сверхсветовой архив. Реальный задрот! Ну, это мы с ним так по-дружески. В лицо я его знал — созванивались пару раз по скайпу. Мешки под глазами, приземистый такой. Сейчас без очков чуть иначе смотрелся.

Короче, про себя я такой, «Лол, сходка ИРЛ, зашибись!», а другие внутренние голоса меня жёстко затыкают, потому что типа «с фига ли мы с ним в одной больнице, что за дичь нездоровая, он живёт, блин, в Айдахо!».

И тут он пригвоздил меня яростным взглядом:

— Это не моя комната. Ты кто? Выкладывай, как я сюда попал.

«Ты кто»? Что за нафиг? Я же точно врубал вебку, когда мы сидели в скайпе. Может, он лица не запоминает?

— Архи... это я! С Марафона! Я там, э-э...

Какой у меня там ник-то? Я ж их менял чуть не раз в неделю, когда свежие мемасы подгоняли. Сейчас, наверное...

— Подозрительная заминка. Ты не хочешь представляться, — с угрозой процедил Архи. — Сейчас думаешь, что бы такое соврать, а я не терплю, когда мне врут.

— Да нет же, нет, я... — Я этот, как его... а, точно! — Месяц назад, когда четвёртая вышла, у меня был ник datacrawlers_georg. Какой сейчас, не помню. Ты же меня знаешь!

— «Четвёртая вышла»? Датакр... это не имя! Что ты несёшь? Хватит морочить мне голову! — Он сел в кровати, одним махом высунув ноги из-под одеяла.

Я попятился даже.

— Ой. Архи, ты чего! Я ж не это самое... ты за кого меня вообще...

— Отвечай, Джордж! Какие еще архи? Как я здесь оказался? И не смей меня за нос водить!

...Да он память потерял. Если не притворяется.

— Тебя зовут... — медленно начал я, — э-э-э... Вообще-то понятия не имею, но на форуме «Сверхсветового марафона» ты Archive05. Я тебя обычно сокращаю до Архи.

Он выбрался из кровати и теперь жался спиной к стене, стиснув кулаки. А тут вдруг замер.

— Меня зовут не... — пробормотал он.

— Что с тобой? Архи?..

Он вскинул палец — типа, не мешай.

— Нет. Меня... меня зовут не Е.

Ну, открыл Америку.

— Archive05, а не Е. Про Е речи не было.

...Хотя точно, была такая буква у него на табличке.

— Заткнись. Тут что-то не так. Я думаю, — отчеканил он.

...Хамло.

— А кто тут ответов требовал? Можно я хоть...

— Пасть! Заткни! Что-то не так, и мне надо подумать! — рявкнул он.

Я нахмурился, но всё-таки отошёл и плюхнулся на стул. Архи снова взобрался на кровать и обхватил голову руками. А через какое-то время поднял на меня взгляд.

— Думаю, меня зовут Е. Но это неправда, — заявил он.

— ...А теперь мне расшифруй, — отозвался я.

Он покосился на меня и объяснил:

— Я что имел в виду, то и сказал. Мой мозг, всегда служивший мне верой и правдой в поисках истины, решил, что меня зовут Е. Но это не моё имя. Мой собственный разум меня обманывает, а такого быть не должно.

Я посмотрел на него с недоумением:

— Э... А с чего ты так уверен? Может, тебе гонит как раз тот кусок мозга, который говорит, что ты не Е?

— Да ладно? И что же это за имя такое? — прошипел он.

— Сокращение какое-нибудь? Ник? Кто ж его разберёт-то, — ответил я.

— Вот я и разберу. Слушай, если бы меня действительно звали Е, я бы вспомнил... ну хоть один раз в жизни, когда ко мне так обращались. А я не помню. Да что там, я вообще не помню, чтоб меня хоть кто-то хоть как-то называл. Если б у меня и правда было такое имя, незачем было бы вычищать из моей памяти всё, что хоть чуть-чуть с ним ассоциируется.

Архи отвернулся и повалился обратно на койку, издав то ли вздох, то ли рычание (вот фиг его разберёт). А потом до него вдруг дошло, что нечего выпускать из виду таинственных незнакомцев, и он снова резко сел.

— Так это, у тебя... амнезия какая-нибудь? Ты из-за неё в больнице?

— В больнице? — переспросил он. — Тут... да, похоже на больничную палату, но всё какое-то... То есть ты не знаешь, почему меня сюда положили?

— Не-а... я и про себя-то не знаю. Я из палаты дальше по коридору. Просыпаюсь, кругом всё непонятно... ну а тут дверь была открыта.

Он вперился в меня взглядом, ну таким... типа как оценивал? Как будто пытался всё про меня вычислить по одному виду. Честно говоря, неуютно как-то стало. Ну не люблю я, когда со мной играют в шерлокхолмсов и пытаются чего-то там обо мне судить по складкам на одежде или ещё какой-нибудь фигне. Пялился он, пялился, а потом нахмурился — в смысле, ещё сильнее.

— Ты же говоришь, что меня знаешь.

— Да! И ты меня тоже! Даже лицо моё видел! Мы, считай, вообще кореша! Тебе и про это, что ли, память отбило?

Он помолчал.

— ...Нет. Очень вряд ли. Ты утверждаешь, что сидишь на форуме «Сверхсветового марафона», а я там никого такого не помню. А друзей у меня нет. Амнезия не работает настолько избирательно. Не может такого быть, чтобы я в подробностях и без лакун помнил все свои социальные связи, а одного человека вдруг забыл. Хочешь продолжать балаган — придумай хоть враньё получше.

Я отпрянул:

— Т-ты серьезно? Да мы часами трепались про эту твою альтернативку «Верный выбор». Там моих идей чуть ли не полцикла! Я... Да не можешь ты реально помнить всё, кроме...

Он опять поднял палец.

— Стоп. Нет. Да, было такое... Я распланировал ВВ в паре с кем-то еще. Это я помню. Но не помню, с кем. На эту роль ты и претендуешь?

— ...Как бы да? Ну, то есть... мы много ещё о чём трепались, но... об этом ты должен лучше всего помнить.

Он кивнул, какое-то время сидел неподвижно, а потом склонил голову, будто ждал продолжения.

— Это... Ну то есть ты... имени ты своего не помнишь, но для «Верного выбора» ты написал, я прям в душе не знаю, сколько фиков. И это... помнишь Laserbrain? Она еще запилила фанарт Зака, подключённого к Разуму?

Он снова кивнул:

— Да. Отлично помню. Она совершенно неправильно нарисовала ему световые узоры на лице, но я слова не сказал. У меня хорошая память, и тебя в ней нет.

Я покрутил в руках валявшуюся на столе фигурку-коан для «Дзендо». У нас же не случайно у обоих недоигранные настолки, да? Это у всех так? Надо будет проверить другие палаты, вдруг у кого, не знаю там, «Монополия» какая-нибудь.

— Так что ты здесь делаешь?

— Э... я же говорю — попалась открытая...

Он произнёс... нехорошее слово, типа как враньё, только на «п». Не буду я его тут повторять.

— То есть мы якобы лучшие друзья, и вдруг я по чистому совпадению оказался за первой же попавшейся дверью?

Да что он... А ведь и правда подозрительно. Вот тут у меня ответа не нашлось.

— Ну и это... ты живёшь в Айдахо. Уже то, что мы попали в одну и ту же больницу...

Я запнулся. Звучало и впрямь неправдоподобно.

— Верно. Это подозрительно. Кстати... Я не знал, где живу, пока от тебя не услышал. Впрочем, твоя правда, я живу... в Айдахо. — Он потер лоб.

— Да погоди... Я вообще не понимаю, зачем мы сейчас... Я не вру! Так правда случайно вышло!

— Заткнись. Я пока еще подвис на штате. Я ведь даже не думал об Айдахо. Я бы и не заподозрил, что его забыл, если бы только что не вспомнил. Что же у меня ещё... пропало?

Я мысленно пробежался по списку.

— Ну, короче... имя пропало, в том числе никнейм, но ты помнишь, что под этим ником писал, где это было... а где живёшь — забыл? Как-то это... погоди, я закономерности не вижу. Ну, скажем, в каком городе ты жил — помнишь?

— Нет.

— В Меридиане. Это в Айдахо.

— Да... да, верно, — он снова потёр голову.

— Ты опять услышал и сразу вспомнил?

— Да, и от этого у меня разболелась голова, — буркнул он.

— По идее не должна, — заметил я. — Насколько я... хотя нет, вообще-то я не в курсе, как работает амнезия. Она вообще бывает, или это только в кино?

— Лучше... А ну-ка погоди. Нет. — Он посмотрел на меня с новым выражением: с ужасом. — Если ты... если твоя цель — заморочить мне голову... всё это время ты пытаешься заполнить пробелы в моей памяти. Но все эти факты... я не помнил про них, пока не услышал. Откуда мне знать, что ты их мне не внушаешь?

Внушаю? Он что, думает, я ему типа мозги промываю? Да вроде ничего подобного. Он же сам рассказал мне, где живёт — не помню, когда, в ирке дело было. Там на канале целая толпа сидела. Я же... Стоп, на фига я вообще задумался, что типа вдруг он прав?!

— Внушаю? Ничего я тебе не морочу, ты сам рассказывал...

— Cui bono? Кому выгодно? Я не понимаю, что творится, но выглядит всё так, будто ситуацию поддерживают и контролируют. Что-то происходит. Происходит, вероятно, потому, что кто-то этого хотел. Вот и встаёт вопрос — кому эти события выгодны?

— Архи, да перестань же ты...

— Архи. Это имя я услышал от тебя. Звучит оно знакомо. Равно как и Айдахо, и Меридиан. Ты помогаешь мне вспоминать, а в итоге получается — точнее, замысел в том — что я верю тебе, когда ты излагаешь важные факты из моей жизни. Смысл в том, чтобы я перестал думать, бросил попытки докопаться до истины, потому что мне будет казаться, что я уже и так всё знаю.

— Че... блин, Архи, ты параноишь!

— Вот в чём была твоя ошибка: не стоило позволять мне усомниться в моей же собственной памяти. Если осознать, что я верю в какие-то факты только потому, что их помню, а память вдруг перестаёт быть надёжным критерием истины... всё становится очевидно.

— Параноишь! Реально! Я тут не пытаюсь... не знаю там, мозги тебе промыть, я просто... да послушай ты меня!

— Что я знаю на самом деле? В мою палату заявляется неизвестно кто. Априорная вероятность, что ты кем-то притворяешься, уже и так довольно высока. Затем ты начинаешь заполнять пробелы в моей памяти и пытаешься втереться в доверие. Вероятно, эти действия по твоему прогнозу ослабят мою бдительность.

— Господи, Архи, да хватит уже.

— Ты утверждаешь, что не в курсе ситуации и якобы не знаешь ничего такого, чего не знаю я. Значит, можно говорить только то, что мне хотят сказать, и ни на йоту больше. Никаких ответов. Очень удобно.

Я зарычал:

— А-ай, вот ведь вечно ты...

— Хватит притворяться. Говори всё, что тебе велено сказать, а я уже решу, верить или нет. Я сам, а не мой мозг.

Я застонал. Archive05, десятикратный лауреат всемирного кубка по переусложнению всего на свете, взял золотую медаль по логическим натяжкам. Вот никогда было заранее не угадать, на какую фигуру речи он заагрится и хищно растерзает в клочья. Вечно он твердил, что обязан знать точный смысл твоих реплик, чтоб не осталось ни малейшего простора для двойных трактовок. Надо же... оказывается, в реале это бесит ещё сильнее.

Придётся объяснять на его языке.

— Короче... Блин. Походу... Ну то есть у меня как бы всё равно нет никакого хитрого плана, я говорю правду, но...

— Не старайся, — фыркнул он.

— Но! Ты этому не веришь. Тогда представь, что я типа этот самый зловещий агент фиг знает какой закулисы, но мне нельзя выходить из роли, даже если ты меня раскроешь. Мне приходится делать вид, что я не в теме, так что и тебе надо будет... притвориться... будто ты мне веришь. Я тогда смогу изложить всё, что мне как бы типа поручили, с презумпцией невиновности.

— ...Придётся так, — признал он.

— Ну вот... так что ты скажешь злобной пешке закулисы, если она по легенде просто хочет поговорить с тобой и выяснить, что тут происходит?

— Я попрошу её дальше рассказать обо мне. Кем я, по их замыслу, должен себя считать? Давай, излагай.

Я всплеснул руками:

— Ну зашибись. Тебе, э-э... вроде пока двадцать? Или двадцать один? Я не знаю, сколько ты тут торчишь, а днюха у тебя в апреле. Последнее, что я сам помню — это что-то типа середина января.

Он поморщился. Голова болит?

Я продолжил:

— Предки у тебя конкретные такие хиппи, то есть там, папаша помешан на садоводстве, а у мамы спиритические сеансы — клуб встречается, кажется, по четвергам. Они вечно дымят благовониями, а ты подозреваешь, что походу жгут они там что-то левое, потому что тебя как-то странно плющит, когда случайно надышишься. Я знаю, что твоё настоящее имя начинается на «Р», а фамилия на «Ш», потому что ты мне как-то показывал проект для школы, там были инициалы. Ты...

— Стой, — сказал он. — Больно. Погоди минутку.

Я повиновался.

— Полегче?

— Да. Нормально. Просто... мозгу кажется, что всё правильно, но я до сих пор не понимаю, вдруг это... Поскольку я всё равно считаю, что ты врёшь, давай... давай соври что-нибудь, посмотрим, вспомню я или нет.

— Чего?

— Если я под каким-то гипнозом, который заставляет меня верить всем твоим словам, ты можешь это опровергнуть, если скажешь что-то заведомо неверное. Давай, ври.

— Э-э-э... Ты... очень любишь острое, у тебя дома собака, а ещё... — Я решил и правды тоже добавить, чтоб посмотреть, угадает или нет. — ...У тебя есть все сезоны «Глубокого космоса-9» на блю-рее. И кстати, среди этих утверждений правда тоже была.

— Про «Стар трек» была правда. У меня нет... то есть мозг думает, что у меня нет собаки, а острое я терпеть не могу. Весьма... информативно, — теперь он уже изо всех сил тёр себе виски.

— Так это... что именно у тебя выпало? Всякое там из личной жизни? Форум ты вроде отлично помнишь, но может, это типа... не совсем твоё?

— Хватит гадать. Ты прекрасно знаешь, что происходит. Вот и говори, а не втягивай меня в попытки разобраться. Давай ещё подробности.

— Снова правду, да? Э-э... ты живёшь напротив парка, в одиннадцатом классе завалил спецкурс по литре, а ещё...

Archive05 переменился в лице, а из горла вырвался придушенный вопль.

— Н-нет! Хватит! Нет! Нет! Нет! — заорал он, уставившись на меня и вцепившись себе в волосы. В его глазах читалось отчаяние. Ужас. Словно бы он внезапно осознал: что-то пошло очень, очень сильно не так, и теперь надо срочно всё исправлять. Он что, настолько парился из-за неуда по литре?

— Что?! Я что-то не то говорю?

Его повело вперёд, и он уцепился за мою больничную рубашку, катаясь и вопя.

— Я знаю... Я знаю про!.. А-а-а! Помогите! Мне песец! А-а-а!!! (Только он сказал не «песец».)

А потом рухнул мордой в пол.

Секунд где-то двадцать я реально думал, что случайно грохнул своего друга. Впрочем, никаких особых впечатлений об этом рассказать не могу. Типа, в основном я тупо оцепенел? Пялился на него, дышал усиленно, мысли бегали кругами — типа, что ж я должен чувствовать-то. Проторчи я так хотя бы минутку — может, и вынес бы какой-то полезный опыт? Ну, хоть что-то кроме смутного страха и смятения?

Ну да фиг с ним. Через двадцать секунд после того, как Архи рухнул на пол, он застонал и поднялся, потирая голову. А потом встретился со мной взглядом. Яростным.

— Это не моя комната. Ты кто? Выкладывай, как я сюда попал.

Весёленькое ощущение — разом облегчение и паника. Он не умер, но... это ведь абсолютно та же фраза, что в первый раз.

— Ты... господи, ты жив! Не пугай меня так больше, боже ж ты мой.

Снова угроза в голосе:

— Подозрительная заминка. Ты не хочешь представляться. Сейчас думаешь, что б такое соврать, а я не терплю, когда мне врут.

М-да, у него амнезия. Только что снова потерял память. Это потому, что головой об пол грохнулся? Как-то это... дофига просто. И почему его откинуло на ту же точку? Разве он не должен был отреагировать как-то иначе, очнувшись на полу, а не в койке? Он как бы... на этот раз не мямлил всякое «что, где, почему», но в целом даже интонация была до жути похожая.

— Блин, ладно... давай попробуем так. Расскажу тебе с ходу всё, что знаю, — собравшись с духом, начал я. Архи посмотрел на меня с удивлением и как бы даже не уважением. — Ты в больнице. Я тоже спросонья и понятия не имею, что со мной было. Хотелось найти, кто бы мне всё объяснил, — подвернулась твоя палата. Мы с тобой знакомы по интернету, но я не знаю, как...

Он перебил меня, подняв палец.

— Ты меня знаешь? А я тебя нет? Ну нет, это явная ловушка. Слишком уж удобно. Докажи. Опиши мне в подробностях, кто я такой.

Я уже не помню, как именно на него уставился. Недоверчиво? С раздражением? Сперва я честно сливаю инфу, а он не верит ни единому слову. А теперь, значит, та же инфа будет пруфом, что я не фейк? Вообще я давно подозревал, сейчас просто убедился — параноит он специально. Прикидывает, что сказал бы реальный параноик, ну и говорит потом. То есть он не то чтоб реально умный и осторожничает, чтоб не обманули. Он роль отыгрывает — строго по сценарию.

Вот позёр, а?

Ладно, порадуем позёра.

— В подробностях так в подробностях, — я начал загибать пальцы. — Ты живёшь в Меридиане, штат Айдахо, со своими предками-хиппарями, собаки у тебя нет, зато есть «Стар трек» на блю-рее, ты ненавидишь острое, живёшь напротив парка...

Меня схватили за грудки и впечатали в стену.

— А-а-а!!! Прекрати! Что ты делаешь?! — заорал он, заткнув мне рот ладонью. — Что это было?! У меня голова песец раскалывается, когда ты всё это говоришь!

Опять-таки не совсем «песец». Он никогда не говорил «песец», всегда другое слово.

— Мхфмхлрг! — отчаянно промхфмхлргчал я.

— Мне всё ещё... больно. Я вспомнил... всё разом, и боль была... господи, что ты со мной делаешь? — Он меня отпустил, но стоял наготове, чтобы наброситься, если я начну чудить.

...Есть идея.

— Спецкурс по литре? — я решил проверить гипотезу.

Его лицо исказила гримаса, он вцепился в волосы, выплюнул ещё пару ругательств, заковылял к кровати и снова рухнул без сознания.

Вот оно. «Спецкурс по литре» — это какая-то... кодовая фраза, что ли, которая его вырубает, а может, и память отшибает. От воспоминаний ему плохо, поэтому ему разрешают помнить совсем немного. То есть... он знает что-то важное и зачем-то нужен им живым, но они не хотят подпускать его к каким-то опасным воспоминаниям. Если он вспомнит слишком много, то свалится с мигренью, а с помощью кодовых слов те, кто промыл ему мозги, сбросят всё до заводских настроек! Тайна разгадана.

Я прикидывал про себя, что скажу, собирался с духом, и тут он застонал и заворочался. А я не был готов.

Яростный взгляд.

— Это не моя комната. Ты кто? Выкладывай, как я сю...

— Спецкурс по литре, — выпалил я, чтоб не мешал думать.

— Что за нафиг? Думаешь отвлечь меня... какой-то абракадаброй? Нечего мне тут зубы заговаривать!

Ой. Не прокатило.

— Ладно, извини. Просто захотелось кое-что проверить. Э-э... слушай. Творится какая-то дичь, и придётся уж мне довериться.

Он так орнул, что ему горло перекрыло, и пришлось откашливаться.

— Дове... ха-акх-х! — довериться? Ну уж нет, спасибо, блин, большое, не буду я доверяться первому встречному. Ты ещё мне сразу скажи, чему верить. Фига себе заявочка!

Я вздохнул. Типичный Archive05.

— Давай так... Ты не помнишь своего имени, но помнишь ложное — Е. Ты в курсе, что это фальшивка и тебя зовут не Е, хотя мозг у тебя весь такой «это оно!», и тебя дико бесит, что разум с тобой про это спорит. Когда я рассказываю, что ты живёшь в Меридиане, штат Айдахо, а предки у тебя лузеры хипповые, у тебя почему-то вдруг начинает трещать башка. Теперь поверил?

Новое выражение на лице. Очевидно, страх. Не то чтобы паника, просто общий такой стрём. Он медленно обошел койку по кругу и приземлился на стул возле столика с «Дзендо». Я сел напротив.

— Ты... явно не читаешь мысли. Такого быть не может. Значит, на самом деле... со мной что-то сделали, причём ты точно знаешь, что именно, и теперь можешь притворяться, будто видишь меня насквозь. Ну удачи... Авось в другой раз прокатит! — Он улыбнулся, но тут же разлыбнулся обратно. Не был уверен, стоит ли меня бесить. Может, этим и воспользоваться? Притвориться тем, кем меня считают?

— Ха. Я и не утверждаю, что читаю мысли.

— Ну ещё бы. Имя-то неправильное. Меня зовут — точнее, не зовут — З.

«Зэ»?! Как это... с чего бы вдруг... что оно хоть значит-то?

Я подыграл:

— А, вот оно что. На этот раз З. Вполне... в рамках расчётных значений. — Надо было притвориться, типа я знаю, что делаю. Не, ну, может, и не надо было, но по приколу захотелось.

— Выкладывай расчёты.

Ой. Ой блин. Откуда ж у меня расчёты-то. Так, зайдём с другой стороны. Закинем удочку.

— А ты мне сам скажи. С чего бы тебя вдруг звали Е, а потом З?

Он уставился на фигурки из «Дзендо», отвернувшись от меня.

— Я... понятия не имею. Впрочем, не стоило тебе проговариваться, что у меня есть прежнее имя. Хронология устаканивается, — Он усмехнулся.

Ага... То есть если сливать ему правду так, будто я случайно оговорился, то он поверит — типа такой умный, что хитро распознал скрытую за завесой лжи реальность. Вот это полезно знать.

— А откуда такие имена — я уже сказал, не знаю. Между ними было «Ж»?

...А правда, было ли? В прошлый раз он своё фальшивое имя не выдал. Надо бы... поставить эксперимент.

— Э-э, прости, надо срочно кое-что проверить, — заторопился я и принялся сыпать фактами. Нет собаки, блю-реи, острое фу, литра. Выражение ужаса, поток ругани, закатил глаза. Неужели я начинаю привыкать?

Он очнулся. Опять.

— Это не моя комната. Ты кто...

— А ты кто такой?! — заорал я. — Назови своё имя. Живо. Это важно.

— ...Вообще-то и не подумаю, — отозвался он. — С чего бы вдруг?

Твою ж... Ну ясен пень. Чего я ждал-то вообще? Ладно, пофиг.

— Ты И? Тебя зовут И, верно?

Глаза у него полезли на лоб, но он промолчал. Обхватил руками голову, сделал глубокий вдох, а потом ответил:

— Нет.

— Верно. Ты думаешь, что И, но знаешь, что И — ложь. И правда, это какая-то подстава, чтоб ты думал...

— Я так и знал! Ты мне мозги пудришь!

— Че... да нет же, я в смысле что... И — это буква, типа по алфа...

— А я?

— Что «а ты»... ой, ну нет.

— Нет, «Я» — это буква...

Не-не-не-не-не-не-не. Нет! Ну нафиг! Я увидел его наглую ухмылку и просёк, куда он клонит. Не хватало ещё для полного счастья скатиться в какой-то... стендап про тупого доцента. Я не хотел ещё минут пять или десять напролёт ломиться в стенку и налаживать диалог с чуваком, который чисто на поржать играет в непонимание, нет уж, увольте. Собаки, пепперони, «Глубокий космос-9», хиппи, неуд по литре, заново.

Кстати, может, это я на самом деле зря. Имена-то шли по алфавиту, а в нём всего три десятка букв. Я только что промотал четыре подряд. И так ведь, если подумать, реально хороший вопрос, что будет после буквы «Я». Вдруг от повторных приступов амнезии мозги повреждаются, кто ж его знает. Может, я рисковал... ну не знаю там, жизнью человека даже — чисто чтоб отвязаться от плоской шутки. В следующий раз надо постараться.

— Й. Й, проснись.

Й проснулся, любезно поведал, что здесь не его комната, и полюбопытствовал, кто я и где он.

— Да, ты не в своей комнате, — подтвердил я. — Ты в больнице, после происшествия.

— Да ладно. И что же именно со мной произошло? — он скрестил руки на груди и откинулся на стуле. — Давай-ка поубедительнее.

— Ну, я не зн... э-э, у меня история болезни не с собой. Я всего лишь... медбрат. Но о последствиях я рассказать могу.

Он окинул скептическим взглядом мою больничную рубашку. Явно не докторский халат. Впрочем, указывать на это он не стал — скорее всего, решил уже, что я всё равно вру, и в кои-то веки додумался повыуживать информацию, а не сыпать разоблачениями. Меня это вполне устраивало.

— У тебя амнезия, ну типа того. Она касается только событий, связанных непосредственно с тобой — насколько я могу судить, воспоминания о цикле «Сверхсветовой марафон» не пострадали... ну это в числе прочего. Ты не разучился разговаривать, можешь опознать больничную палату, ну и так далее.

Он покосился на меня и заговорил, тщательно выбирая слова. Выражение лица я на этот раз считать не сумел.

— Так кто же я? Меня зовут не Й, в этом я уверен. Когда я пытаюсь вспомнить своё настоящее имя, у меня болит голова, но уж точно...

— Не Й, нет. Мозг утверждает, что так тебя зовут, но это неправда. И вот ещё что важно — твоя амнезия... циклическая.

— Циклическая? — он нахмурился ещё сильнее.

— В смысле, что приступы повторяются. Стоит тебе вспомнить... что-нибудь личное, ты вырубаешься и снова теряешь память. Забываешь, что узнал о своей амнезии, что разговаривал со мной, вообще всё. Мы с тобой этот разговор ведём уже типа раз в пятый. Ты главное... не думай об этом, просто поверь уж на слово...

Ох ты ж блин. За это он стопудово...

— Ага! Так вот в чём дело! Удобно до жути, тебе не кажется? Только я очнулся с загадочными провалами в памяти, как мне тут же заявляют, что главное — это не слишком крепко задумываться! Да ещё и «поверить на слово», ну это ж надо! Какая наглость! Нет, серьёзно?!

— Ёлки, Архи, не начинай опять...

— Я вот даже не уверен, могу ли себе представить более наглую попытку манипуляции! Это просто праздник какой-то. Если и можно придумать более шаткое обоснование, чтобы втереться в доверие, то мне оно в голову не приходит! Браво!

— Архи, я тебя урою...

Он вскочил на стул, водрузил одну ногу на стол и вытянул обвиняющий перст. Ну всё, докатились до театральной позы. Просто зашибись всё складывается.

— Угрозами ты ничего не добьёшься! Твоя ошибка, медсестра, заключается в том, что ты недооцениваешь мой интеллект! А таких оскорблений я не терплю!

Я зарылся лицом в ладони и застонал.

— Что такое? Расстраиваешься, что я задушил твой коварный план в зародыше? Не убивайся. Со всеми бывает.

— Да нет же... Серьёзно, ты не настолько важная персона, мне даром не надо тобой манипу...

— Жалкие оправдания!

— Да зачем мне... Ты всего лишь... Я честно не вру! Если ты слишком много о себе вспоминаешь, тебя колбасит, ты весь такой закатываешь глаза и отру...

— Опять-таки очень удобно. Любой, кто захочет мной манипулировать, будет из кожи вон лезть, лишь бы сделать вид, что ему это незачем. Всё будет подаваться как помощь, а признаки того, что эти советы призваны сделать из меня пешку — скроют.

Да тут даже логи...

— Да тут даже логики нет! Если я тобой манипулирую, с чего ты сразу взял, что от тебя нужна... какая-то жесть? Ты даже ещё не выяснил... даже ещё не выдумал, чего я от тебя добиваюсь!

Он снова орнул, типа такой же ржач с кашлем.

— Это же... и-ик-ХА! — это же очевидно! Единственная причина обманом склонять меня к каким-то действиям — это если никак иначе я бы не согласился. А раз без обмана я не стал бы этого делать, значит, такой поступок противоречит моим ценностям. Это ж почти из определения следует, что я потом пожалею, если меня на что-то разведут! Иначе проще было бы сразу сказать мне правду и заручиться моей добровольной помощью.

У меня... просто в голове не укладывалось, сколько порочных кругов в этом рассуждении. Или нет их тут? Может, всё и правда логично? Интуитивно казалось, что да... может, я и правда тупанул с аргументом... может... да нет, этот придурок опять мне мозги парит!

Я со стуком уронил голову на стол.

— Да я же... я так и делаю! Но ты... ты дубоголовый что песец! — Я, кстати, так и сказал «песец», потому что я воспитанный. — Я говорю тебе правду, чтобы ты действовал... согласно своим ценностям, или что там у тебя!

— Конечно, в твоих интересах, чтобы я так считал — это же настолько очевидно, что даже разжёвывать противно! — разжевал он.

— Послушай. Мы друзья, Архи. Реально друзья. Просто поверь хо... да можешь даже не верить, перестань только скатываться в настолько кромешный параноидальный трындец!

Чё-то у меня конкретно бомбануло. «Трындец» — это уже было на грани. Надеюсь, удастся взять себя в руки — не ровен час докачусь до того, чтобы говорить «капец», а то и, боже упаси, «кабздец».

— А что это за архи такие... а, не надо, я уже вспомнил. Мой форумный ник. Archive05. Не имя, но уже близко к тому! Проговариваешься!

Напомните ещё раз, почему я вообще дружу с этим тупым снобом?

— Ты заявляешь, что мы друзья. Но при этом ты якобы здесь работаешь, что явная ложь — если только я не забыл, что кто-то из моих друзей учился в меде. Хотя я мог забыть и всех друзей разом: насколько я помню, у меня их нет.

— Ой, почему бы это, — буркнул я.

— У меня нет друзей. Это я помню как факт. Я практически... а, так я и правда живу в мамином подвале, это я сейчас тоже вспомнил.

— Стой, погоди...

— Не стоило давать мне подсказку про «что-нибудь личное». С таким ключиком я, похоже, и без тебя обойдусь. Я уже постепенно вспоминаю.

— Господи, не надо, ты же понимаешь, что сейчас случится, если я говорю правду...

— Родительский подвал. Мои родители... они... у них в доме есть... подвальный этаж... а снаружи разбит сад. Папин. Папин садик. Да, там у него всякие травки. Все воспоминания нахлынули... от знаний аж голова гудит...

Ну, видимо, этого спишем в убытки. Я решил, что забью на Й, всё равно ему недолго осталось, и подумаю, как бы достучаться до К.

Бла-бла-бла, он очнулся в замешательстве, вся фигня.

— Это не моя комната. Ты кто? Выкладывай, как я сюда попал! — Плавали, знаем. На этот раз я задумал прессануть его цейтнотом.

— К! Слушай, я понимаю, у тебя много вопросов, но они сюда доберутся от силы через четыре минуты. Надо спешить!

Он удивился. Это уже что-то новенькое — удивлённым я его ещё не видел. Странное дело, он типа даже в восторг пришёл от такого расклада. Обычно-то он первым делом пытался перехватить инициативу в разговоре. А теперь я ухитрился реально его запараноить, без умничанья.

— Кто? Кто сюда идет?

— Злодеи! — отрезал я, выдумывая на ходу. — Неважно пока, на все вопросы я потом отвечу, сейчас главное — что у тебя амнезия.

— Я...

— Потерял память! Тебя зовут не К — вдумайся, имя фальшивое.

— Меня зовут... не...

— Вот-вот. Они тебе мозги промыли... — Вообще, это наверняка правда. Стопудово кто-то и впрямь специально с ним такое сделал. — Слушай сюда: амнезия у тебя реально замороченная. Стоит тебе вспомнить слишком много, как она возвращается, стирает тебе память и вырубает в обморок.

Он явно разозлился, но сверлить меня взглядом на этот раз не стал.

— Ах они... да как они посмели...

Полный сюр: кажись, он мне верит. Раньше чуть не с ходу решал, что кругом обман. Что изменилось-то? Может, он это... хватается за первую же идею, которая взбредёт в голову? То есть если вовремя подкинуть нужную мысль, то можно управлять его реакцией? Если так, то мне не придётся каждый раз париться, отбиваясь от обвинений: можно будет просто заранее перевести стрелки. Когда в замесе возникают расплывчатые «они», он походу думает совсем в другом режиме.

...Кстати, можно ведь взять на вооружение его же тараканов. Уж своим-то идеям он поверит? Ну, разве что им движет дух противоречия, а не какие-то реальные подозрения...

— Так они тобой и вертели — ты ведь не мог докапываться до их коварного плана, не теряя воспоминаний. Хотели, чтоб ты испугался и отключил мозги.

Он аж покраснел.

— Че... нет! Я бы ни за что! Я б на такое не купился!

— Ты не поверишь... — фыркнул я. — Неважно, насколько ты умён. Тебя раз за разом перезагружали, сливая личную инфу, от которой срабатывает амнезия — пока не выяснили, на что ты ведёшься, а на что нет.

Внезапно он переменился в лице. Впился в меня глазами — и я застонал. Такой взгляд доставался мне всякий раз, как только находился очередной новый и упоительный повод заподозрить, что за всем стою я.

— Мы ведь... ну нет. Мы ведь не в первый раз ведём этот разговор? Это ты меня всё время перезагружаешь!

«Вот же (нехорошее слово)», — подумал я.

— Нет, нет, нет — прошу, не начинай опять! Слушай, ты после этого каждый раз начинаешь... вспоминать всякое, а потом тебя перезагружает, и...

— Ты занимаешься ровно тем же самым, в чем обвиняешь «их»! То-то я не понял по лицу, что ты врёшь: ты берёшь правду и выворачиваешь так, чтоб обвести меня вокруг пальца!

— Господи... Архи, да уймись ты уже! Шестой раз по кругу ходим! В прошлый раз я тебе даже этого рассказать не успел, ты начал... сам вспоминать, а потом...

Он поднял палец, призывая к тишине, и расплылся в ухмылке.

— Нет! Только не палец! Только не этот твой чёртов палец! Ты из него сейчас высосешь ещё одну тупую причину, почему я вру, и...

— Так вот в чём дело! Поистине дьявольское коварство... — Архи, ну пожалуйста... — ...ведь мне грозит навек потерять свободу воли, если я сделаю неверный... — Да сколько ж можно... — ...выбор. Стоит мне усомниться в твоих словах, как всё начинается заново, да? Получается порочный... — А-а-а! — ...круг, ведь если я и впрямь действую одинаково, то раз за разом буду сомневаться и возвращаться к... — Господи Иисусе, 2к18-й на дворе, а ты такую ересь несёшь... — ...началу. Единственный способ вырваться из порочного круга — поверить тебе. Хитроумный план! В высшей степени хитроумный! Какая изысканная западня!

Я уставился на него в упор.

— Закончил? — поинтересовался я.

— Закончил? Да я ещё даже не начинал!

— Ну кто бы сомневался. Слушай, я могу доказать.

«А ведь и правда могу», — понял я. Не то чтобы совсем нереально ему показать, что всё это не в первый раз. С видеокамерой было бы легче всего — но вообще, если надо убедить его, что типа вот так работает амнезия, то пусть запишет, что я ему задвигаю, а потом пускай себе пытается «вывести меня на чистую воду». Когда очередная инкарнация очнётся, рядом уже будет послание от самого себя — типа что я говорю правду и он огребёт амнезию, если будет слишком докапываться до личных воспоминаний.

Опять этот его театральный голос.

— Доказать? Ха! Хотел бы я посмотреть на доказательство, которое перевесит столько вранья!

Я огляделся в поисках карандаша и бумажки. На стойке валялись пустые бланки для рецептов, но ничего пишущего я не нашёл.

— У тебя ручка есть? А, хотя чего это я. Нет, конечно.

Я пошёл обшаривать ящики — и нашёл-таки... упаковку стержней для механических карандашей среди прочих канцтоваров. Архи ходил по комнате следом за мной — на расстоянии, которое явно считал безопасным.

— Что ты делаешь? Это и есть твоё «доказательство»?

— Вот, смотри... Придётся, видимо, разломать и писать огрызками.

— Зачем? Что ты пытаешься провернуть?

Я изложил свой план. Он отозвался протяжным «Хм-м-м». А вот дальше я реально не ожидал.

— Ну что ж. Понятия не имею, какой тут может быть подвох. Я согласен.

У меня аж челюсть упала.

— Че... ты реально... ты в кои-то веки не нашёл подвоха?

— Пойми меня правильно. Я уверен, что он есть, просто не знаю, где. Ничего, я придумаю, как тебе помешать, как только... утолю любопытство, — объяснил он.

Ну разумеется. Его аж распирало от спеси. Тут я мог бы и не удивляться уже.

Он повозился с карандашными грифелями, черкнул на пробу пару штрихов на столешнице и стёр их рукавом больничной рубашки. Потом накарябал записку на обороте рецепта, а затем сцапал ещё один и продолжил уже на нём. Короче, целых четыре бланка извёл. Я проглядел записку:

К! ЭТО ПОСЛАНИЕ ОТ ТЕБЯ САМОГО, НАПИСАННОЕ НЕСКОЛЬКО МИНУТ НАЗАД. ЕСЛИ ТЫ ЭТО ЧИТАЕШЬ, ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ В ТВОЕЙ ПАЛАТЕ ГОВОРИТ ПРАВДУ. СУЩЕСТВУЕТ ИНФОРМАЦИОННАЯ УГРОЗА, ВЫЗЫВАЮЩАЯ АМНЕЗИЮ, КОТОРАЯ СТИРАЕТ ТЕБЕ КРАТКОВРЕМЕННУЮ ПАМЯТЬ, А ТАКЖЕ ЗНАНИЯ О НАСТОЯЩЕМ ИМЕНИ И ЛИЧНЫХ

Боже правый. Всё печатными буквами и без сокращений. Он, блин, царапал записку обломками грифеля, а словоблудия развёл ещё больше, чем когда говорил вслух. Я с опаской взялся за следующий бланк.

СВЕДЕНИЯХ. ОЗНАЧЕННАЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ УГРОЗА — ЭТО САМО СОДЕРЖИМОЕ ПРОВАЛОВ В ПАМЯТИ: ЗАБЫТЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ. РАЗУМЕЕТСЯ, ЕСТЬ ВЕРОЯТНОСТЬ, ЧТО МНЕ ВРУТ О МЕХАНИЗМЕ АМНЕЗИИ: Я СОСТАВЛЯЮ ЭТУ ЗАПИСКУ КАК РАЗ ПЕРЕД ТЕМ, КАК СОГЛАСИТЬСЯ НА НЕИЗВЕСТНУЮ

ПРОЦЕДУРУ ДЛЯ ПРОВЕРКИ. КОНЕЧНО, Я ПОСТАРАЮСЬ ВМЕШАТЬСЯ, ЕСЛИ ЗАПОДОЗРЮ КАКИЕ-ТО ОТКЛОНЕНИЯ ОТ ОПИСАННОГО ПРОТОКОЛА. ПО СЛОВАМ ОЗНАЧЕННОЙ ПЕРСОНЫ, ТРИГГЕРОМ ДЛЯ АМНЕЗИИ СЛУЖИТ ТОЛЬКО ИНФОРМАЦИЯ ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА, ПОЭТОМУ ПРОДОЛЖАЙ ВЫЯСНЯТЬ ИСТИННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

ДЕЛ.

Святые угодники... Тем временем он морщил лоб над четвёртым бланком и прикидывал, чего бы ещё дописать, чтобы не оставлять лишнего места (не было бы у него этого места, если б он хоть попытался ужать почерк), но в итоге передумал.

— Одна поправка... он не думает, что его зовут К. На этот раз там будет... Л. Имя каждый раз меняется по алфавиту.

— То есть выходит... если ты в каких-то своих изощрённых целях говоришь правду, я уже одиннадцатый?

Я кивнул. Он смазал «К», нацарапал букву «Л» — и накатал про это целую телегу, как раз добив остаток листка со словом «ДЕЛ». Потом поставил подпись: К.

— Что ж. Теперь ты всё обо мне расскажешь. Если в твоих словах была правда — тебе незачем волноваться, что я использую эти сведения против тебя. Верно?

Чего? Использует против... а. Он решил, что я не спешу про него рассказывать, потому что там... опасная информация какая-нибудь. А не из-за всего этого цирка с конями.

— Верно, верно. Готов?

— Дай сперва устроюсь поудобнее.

Он забрался в койку, чтобы потом не удариться головой об пол, а я снова оттарабанил список фактов. Начал с литры — ничем особым она не выделялась, просто в прошлый раз я на ней остановился. На этот раз его накрыло где-то в районе собаки.

Дальше было про то, как Л проснулся, как я ему рассказывал всякое, бла-бла-бла. Я вручил ему записку, и...

— ...Почерк. Он не до конца совпадает, а я всегда внимателен к таким мелочам. Это подделка. Я даже немного оскорблён, что ты надеешься так легко меня провести.

— Не до конца совпа... да ты писал грифелем! Смотри! Вот этим!

— Ну и зачем тебе подкидывать сюда грифель? Именно ради этого оправдания. Очевидно же.

— Да кто бы еще извёл на свои каракули четыре листа? Ты хоть в курсе, что нормальные люди, когда пишут, экономят место?

— Спасибо за признание. Значит, мой почерк и манера письма известны тебе во всех подробностях. Тем вероятнее, что ты и есть автор записки — невзирая на все твои потуги замести следы с помощью малопригодного стержня.

— Офигеть можно. Ты в абсолютно буквальном смысле не веришь даже самому себе! Ну вот как мне с этим работать?

— Самому себе? От собственного письма как-то ожидаешь подробностей, которые знаю только я, а не расплывчатых фраз.

— Да откуда им там взяться, этим подробностям! Всё, что знаешь только ты, ты забыл!

— ...Как удобно, да?

— Хватит это твердить!!!

Короче, с Л не прокатило. Я уговорил его составить новое послание (он угрохал ещё шесть бланков, хорошо хоть отрывной корешок со вздохом отложил), только на этот раз поставил задачу писать так, чтоб сам поверил. Скормил ему парочку фактов, пускай повспоминает всякое — типа компромисс, чтоб успел додуматься до чего-нибудь «что знает только он», не триггернув амнезию. Под конец башка у него совсем раскалывалась, и я уложил его на боковую блю-реями.

Тут-то я и услышал шаги. По коридору шли двое. Может, там их даже больше было. Типа я разбудил кого-то, пока орал на Архи? Или там врачи? Медсёстры, которым я оставлял сообщение? Может, совсем кто-то левый? Простор для вариантов был огромный, но как-то некогда было их рассматривать. Я подумал, не спрятаться ли, хотя... зачем? Надо ли мне прятаться? Можно ли доверять тем, кто сюда идет?

Впрочем, какая разница. Пока я собирался с мыслями, они показались в проеме.

— Что тут... Три?! — ахнула высокая женщина.

— Ты же говорила, что она... что он будет спать! Почему... — возмутился коротышка.

Оба они были в противогазах. Лиц я не видел, но голос мужчины узнал — это был секретарь, которого я слышал по телефону.

Женщина назвала меня «Три». Да, меня так и зовут. Я видел своё имя на двери палаты и на медкарте, но как-то особо в него не вдумывался. Раньше эта цифра не вызывала у меня подозрений, а сейчас вдруг...

Она заговорила — почему-то противогаз не искажал голос.

— Тебя зовут Гэвин Батра. Ты живёшь в Ньюарке, штат Нью-Джерси(1). С родителями вы в ссоре.

Стоп... нет... меня зовут Три. Так? Нет, не... Гэвин? Это уже... о нет. Нет, стоп, почему я даже не подумал... Архи ведь спрашивал, как меня зовут, а я не ответил... почему я не отв...

— Лисси, что ты... зачем ты так? Мы ещё даже не спросили...

— Есть высокая вероятность, что он общался с Е. Может, там уже давно Ж, а то, не дай бог, и З. Мы не знаем, о чём они говорили, не можем предсказать осадочное содержание, а значит — перезагружаем.

Голова гудела. Меня ведь и правда зовут Гэвин Батра. Она правильно назвала мой город — а я о нём и думать забыл! Так бы и не узнал, если бы она не сказала, то есть... прямо как... прямо как у Архи. Я такой же, как Архи.

— Ли... Доктор, нельзя так рисковать! Вы же знаете, в каком они состоянии! Надо хотя бы спросить...

— Не надо ничего спрашивать. Надо устранять последствия ЧП, причём срочно. Времени в обрез.

Я их не слушал. Нет, я не такой же, как Архи. Я не догадался, что у меня имя фальшивое. Я помнил Архи, а он меня нет. Будь со мной то же самое, разве бы я его не забыл? Не мог же я... или это всё из-за слона?

Стоп, что из-за слона? Почему я вдруг думаю о слонах?

Врач продолжала:

— Художественный колледж. Ты с отличием закончил курс анимации. Лечился от тяжелой амфетаминовой зависимости.

— Я серьёзно! Я всё понимаю про ЧП, но так мы сделаем только хуже! — яростно шептал секретарь.

Всё правда. Она права. Я загремел в больницу с передозом. Недавно. Но здесь больница другая, и причина тоже. Где же я? Где... слоны. Слоны — это ключ ко всему. Если я вспомню, что такое слоны... Надо вспомнить, что такое слоны. Надо...

Я вышел из состояния сна. Как только я увидел потолок, в фокусе моего внимания тут же оказались три мысли.

Первая мысль была: «Это не моя комната». Потому что она действительно не моя. Спросонья непросто было заставить себя сконцентрироваться на важности этого осознания, но комната не моя. Осмотревшись, я понял, что нигде в поле зрения нет моих вещей. Это могло означать только одно... что у этого феномена может быть целый ряд возможных объяснений, а торопиться с выводами не надо.

Вторая мысль была... второй не было. Я её упустил, слишком глубоко погрузившись в первую.

Третья мысль была: «Как я сюда попал?» Она засела у меня в голове, потому что я не мог вспомнить, где заснул. Мало того, что здесь не моя комната: свою комнату я вообще не мог вспомнить, равно как и любое другое место, где мне доводилось засыпать. Меня очевидно переместили сюда в бессознательном состоянии, но у меня не было способа замерить, сколько я проспал.

Обдумав эти мысли должным образом, я поднялся с кровати и начал воспринимать окружающую действительность. Судя по виду — больничная палата, хотя в интерьере навели марафет, декорировав его бытовыми предметами обстановки. Марафет. Что такое «марафет»? Это слово как-нибудь используется в отрыве от глагола «навести»? Вопрос нерелевантен.

На столе была разложена игра «Дзендо» с явно недоигранной партией, а рядом валялись бланки для лекарственных рецептов. Я осмотрел их и обнаружил оставленное мне сообщение. Оно было написано на нескольких листках, вразнобой. Я собрал из разрозненных фрагментов записку.

УЗНАТЬ ПРАВДУ О СИТУАЦИИ, В КОТОРОЙ МЫ ОКАЗАЛИСЬ. ОДНАКО ИЗ МОЕГО ЛОЖНОГО ИМЕНИ Я ДЕЛАЮ ВЫВОД, ЧТО УЖЕ НЕСКОЛЬКО ВЕРСИЙ МЕНЯ ПОСТУПИЛИ АНАЛОГИЧНО И ПОТЕРПЕЛИ НЕУДАЧУ, И ПОТОМУ Я РЕШИЛ ОСТАВИТЬ СЕБЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, ЧТОБЫ В БУДУЩЕМ УЛУЧШИТЬ СВОИ ШАНСЫ, ЕСЛИ ТОЖЕ

СРАБАТЫВАЕТ. КАЖДЫЙ РАЗ ПРИ ПЕРЕЗАГРУЗКЕ НАШЕЙ ПАМЯТИ В НЕЙ КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ ОТПЕЧАТЫВАЕТСЯ НОВОЕ ФАЛЬШИВОЕ ИМЯ — НЕПОСРЕДСТВЕННО СЛЕДУЮЩЕЕ ЗА ПРОШЛЫМ ПО АЛФАВИТУ. Я ПОЛУЧИЛ ПОХОЖУЮ ЗАПИСКУ ОТ «Л». В НЕЙ УПОМИНАЛАСЬ ПРИСУТСТВУЮЩАЯ В ЭТОЙ ПАЛАТЕ ПЕРСОНА, С КОТОРОЙ ПРЕДЛАГАЛОСЬ

КОГДА Я ОСТАВЛЮ ЕГО БЕЗ ПРИСМОТРА. ТО ЖЕ САМОЕ КАСАЕТСЯ ЗАПИСКИ Л, КОТОРУЮ Я СПРЯТАЛ В СОСЕДНЕМ ЯЩИКЕ. ПОСТОЯННО БУДЬ НАЧЕКУ И ОПИРАЙСЯ НА СОБСТВЕННЫЙ ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ, ИБО БОЛЕЕ НАДЁЖНОЙ ОПОРЫ В МИРЕ НЕ НАЙТИ. УДАЧИ, ХОТЬ ЕЁ И НЕ СУЩЕСТВУЕТ. РЕКОМЕНДУЮ НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ ОСТАВИТЬ ЗАПИСКУ ДЛЯ О.

ПОГОВОРИТЬ, ЧТОБЫ ДОБЫТЬ СВЕДЕНИЯ О НАШЕМ СОСТОЯНИИ, НО КОГДА Я ПРОСНУЛСЯ, ЗДЕСЬ НИКОГО НЕ БЫЛО. ИЗ ЗАПИСКИ Л СЛЕДОВАЛО, ЧТО ЭТОТ НЕКТО МОГ БЫ ОБЪЯСНИТЬ, КАКОЙ ТРИГГЕР ВЫЗЫВАЕТ НАШУ АМНЕЗИЮ, НО У НАС ЭТИ ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ. Я НАМЕРЕН ПОКИНУТЬ ПАЛАТУ И

НЕ ПРЕУСПЕЮ В СВОЁМ НАЧИНАНИИ. ЕСЛИ ТЫ ЭТО ЧИТАЕШЬ, ПРОИЗОШЛО НЕЧТО НЕПРЕДВИДЕННОЕ, И ТЕБЕ СЛЕДУЕТ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ОБРАЗОМ ПОВЫСИТЬ БДИТЕЛЬНОСТЬ. НЕ ВЕРЬ НИКОМУ, КРОМЕ СЕБЯ. В ТОМ ЧИСЛЕ ДАННОМУ ПИСЬМУ, ПОСКОЛЬКУ У МЕНЯ НЕТ ГАРАНТИЙ, ЧТО ЕГО НЕ ОБНАРУЖАТ И НЕ ИСКАЗЯТ СОДЕРЖАНИЕ,

Н! ТЕБЯ ЗОВУТ НЕ «Н», И ТЫ ОБ ЭТОМ ЗНАЕШЬ. МЕНЯ ЗВАЛИ НЕ «М», И Я ОБ ЭТОМ ЗНАЛ. Я — ЭТО ТЫ ИЗ НЕДАВНЕГО ПРОШЛОГО. ЭТО МОЯ ПОПЫТКА КОМПЕНСИРОВАТЬ ПОСЛЕДСТВИЯ ФЕНОМЕНА, БОЛЬШЕ ВСЕГО ПОХОЖЕГО НА ИСКУССТВЕННУЮ ЦИКЛИЧЕСКУЮ АМНЕЗИЮ. ПОКА ЧТО Я НЕ ЗНАЮ, ПО КАКОМУ ТРИГГЕРУ ОНА

У меня перехватило дыхание, когда я увидел последний — видимо, первый — фрагмент сообщения. Да, меня зовут Н, но... нет, это неправда. Если бы меня действительно звали Н, я бы вспомнил... хоть один раз в жизни, когда ко мне так обращались. А я не помнил. И все же, когда я пытался вспомнить свое имя, в голове всплывало только «Н», невзирая на ощущение фальши. Мой собственный разум, прежде всегда служивший верой и правдой, предал меня.

Вместо всей моей личности было белое пятно. Из памяти выпало не только имя — я не знал свой возраст, профессию, место рождения... вообще ничего. Неясен даже гендер: мысли о себе в мужском роде — это ещё не показатель. Я смутно чувствовал что-то на границах — какие-то знакомые места и предметы, но вместо всего, что в этих воспоминаниях касалось меня, зияли пробелы. Это очень раздражало и явно указывало: кто-то серьезно озаботился, чтобы кем-бы-я-ни-был не представлял угрозы.

Ну я им покажу.

Некоторое время я сортировал заметки — последний листок в начало, второй оставить на месте... «поговорить, чтобы добыть сведения», «узнать правду о ситуации», «не преуспею в своём начинании», «когда я оставлю его без присмотра». История была подозрительная, и я проверил записку на признаки подделки. Писали, похоже, карандашом — вероятно, лежавшими рядом обломками грифеля. Помарок, которые могли бы указывать на исправления, почти не было. Почерк мой — более или менее. Могли подделать, но неудобный пишущий инструмент в достаточной мере объяснял любые расхождения.

Разве только... что если грифель подкинули? Чтобы у подделавшего почерк было алиби на случай ошибок? Зачем брать голые стержни? Учитывая, сколько здесь написано, впору было взбеситься, возясь с этими тоненькими хрупкими палочками. Вдобавок получилась бы мазня, а...

Я ухмыльнулся и поглядел себе на пальцы. Кожа слегка загрубела и была вымазана в сером графите. Либо подделка продумана на редкость тщательно, либо записка подлинная. Вдобавок манера письма тоже соответствовала моей — хотя её, конечно, тоже можно подделать.

Я решил пока принять текст записки за рабочую гипотезу. Если появятся свидетельства в пользу того, что в ней есть ложные или неверно поданные сведения, я обязательно проведу переоценку содержимого записки в свете новых данных. Если я окажусь в ситуации, когда сведения из записки могли бы побудить меня совершить контринтуитивный поступок, который может противоречить моим интересам, я заподозрю обман. Если цель записок — ввести меня в заблуждение, то я покажу тому глупцу, который за этим стоит, как опасно недооценивать мой интеллект.

Я начал проверять ящики, и действительно — в одном из них нашлась ещё пачка рецептов с пометками на обороте. Как и было обещано, в записке Л описывалась некая персона — тощая, с тёмной кожей и высоким голосом. Имя не указывалось: Л отмечал, что некто отказывается представляться.

Ну что ж. Пора приниматься за расследование.

Я последовал совету М и решил составить записку для О. Похоже, лимит бланков на корешке был исчерпан, не считая единственного листка. Чтобы не тратить время на персонализированное сообщение, я оставил на этом листке короткую приписку и положил поверх стопки с заметками от М и Л.

Я Н. НЕ РАСПОЛАГАЮ НОВЫМИ ДАННЫМИ, МОГУ ТОЛЬКО ОТМЕТИТЬ ФАКТ ОЧЕРЕДНОЙ НЕУДАЧИ. ПРОСЬБА ПРОЧИТАТЬ ПРИЛОЖЕННУЮ ЗАПИСКУ И ВЫЧЕРКНУТЬ СВОЁ НЕ-ИМЯ ИЗ ПРАВОГО СПИСКА В КАЧЕСТВЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ БУДУЩЕМУ СЕБЕ.

Сбоку я оставил немного места для колонки с буквами и квадратиками для галочек — от О до Х. Строчек не хватило, и я решил переложить поиск дополнительного места на Х, если уж я потерплю настолько позорный провал, что дойду до этой буквы. Пока должно хватать.

Я поразмыслил, не спрятать ли записки, чтобы их не исказили злоумышленники, которые не являются мной. Прятать надо было в таком месте, которое я обязательно обыщу, если проснусь. Я постарался встать на собственное место несколько минут назад: я заметил записки на столе, но если бы их там не было, куда бы я заглянул в следующую очередь?

В голову пришло несколько вероятностей, но ни один вариант не годился на роль тайника. Я подозревал, что интуитивным для меня действием, если я не найду ничего в очевидных местах, будет покинуть палату в поисках более легкодоступных зацепок. Я не мог придумать, как направить себя на поиски тайника, не выдав его местонахождения посторонним, которые обнаружат эту подсказку. Если бы я лучше знал свои поведенческие паттерны, можно было бы поискать к ним эксплойт, но...

Хм. Кажется, этим можно воспользоваться. Альтернатива отсутствующему тайнику — это оставлять записки на видном месте, но не обязательно каждый раз на одном и том же. Можно класть их в очевидные места, проверить которые я додумаюсь, и оставить себе инструкцию с указанием описать свои действия, непосредственно предшествующие обнаружению записок. Таким образом я буду каждый раз дополнять модель своего поведения до чтения записок. Рано или поздно я соберу достаточно данных, чтобы составить план получше.

...Но это нельзя осуществить без бумаги, а в идеале — более адекватного письменного прибора. Хм.

Я решил поставить в приоритет исправление ситуации с оставлением записок. У меня не было конкретного плана побега, кроме разведки, поэтому полезно было поставить промежуточную цель. До достижения этой цели главной задачей назначается поиск бумаги и более надёжного письменного прибора — в идеале ручки. Не исключено, что в ходе поиска банальных канцтоваров обнаружатся и более существенные улики. Даже если больше ничего полезного не найдётся, у меня будет положительная динамика в улучшении шансов моих будущих воплощений.

Дверь открылась без помех. Первый пункт выполнен.

Ох ты ж боже с чего начать-то про всю эту катавасию... А то внуки мои царствие им небесное охочие были до моих баек да сам я знал всегда что рассказчик из меня не ахти. Родня ведь всё за милую душу послушает и посмеётся что им ни заливай. На то она и родня от них иного и не ждёшь если только совсем чертовщина какая не стрясётся. Ты уж доченька не серчай если моя болтовня тебе наскучит. Потешь старика ладно? Потерпи немного я знаю что молодёжь сейчас поживее соображает чем я в мои-то годы.

Там кругом-то сразу такая свистопляска творилась батюшки святы! Поди разбери что к чему добро хоть у меня Аванелла моя всем заправляла царствие ей небесное. Пареньку её тоже недосуг было ему же за ребятишками глаз да глаз нужен а то носятся как угорелые царствие им небесное. Гонконг-то диво что за громадина чай она мне всё расписывала пока летели да и по аэропорту оно сразу видно. Кругом на вывесках не разобрать ни шиша разве только если по-нашему внизу подпишут это они славно придумали только мельчили не по-божески ну а поверху ни дать ни взять китайская грамота. Ей-богу если там ещё что творилось кроме той напасти про которую вам знать надобно так я про остальное ни сном ни духом!

Оно ведь когда всё началось так мы только с самолёта вышли вот я сразу и не заметил отчего такой переполох поднялся. Ох думаю что за шумный у них аэропорт! Знамо дело в нынешнее время куда ни глянь так галдят что орать надо белугой чтобы услыхали то бишь это оно до поры так было. Ох каюсь чего-то я заболтался на кой толк мне тут брюзжать по-стариковски что нынче всё по-новому переделали. Пускай себе переделывают на том и мир стоит али хоть простоял до последнего.

Так о чем бишь я в небе значится огненный шар будто самолёт загорелся да сесть пытается. Так все и подумали сперва покуда эта тарантайка не брякнулась на полосу да ещё и колёса выбила у самолёта который рядом на стоянку заезжал. Навроде как в этом самолёте все целы остались хотя чего уж там теперь-то все они небось преставились царствие им небесное.

Я в своё время был не промах да и сейчас ещё кой на что сгожусь! Ноги-то ещё прыти не порастеряли да вот есть грех падок я на зрелища вот и помчался со всей прыти этакую диковину своими глазами увидать! Чуть не первым дотудова добежал хотя Аванелла моя всё под руку наговаривала мол куда тебе старому эх вечно-то она меня уберечь пыталась царствие ей небесное. Ясное дело тут и лестницу-то не сразу отыщешь когда вся родня по пятам ходит отговаривает да только последнее дело столбом стоять когда такое творится! Если уж Господь на роду написал застать такое чего нигде больше не свидишь так и негоже божьего промысла пугаться! На меня и служивые из аэропорта всё руками махали да только я прикинулся валенком мол не понимаю ни шиша и ведь ей-ей душой не покривил! Они ж по-китайски толковали! Видать не хватило им духу старику руки крутить вот я до этой колымаги и добрался.

Ох а поминал ли я что братца моего как-то раз пришельцы похитили? Он тогда со своими дружками в Нью-Мексико укатился обряды бесовские устраивать вот и поделом ему непутёвому. Говорит опыты на нём ставили а я родного человека враньём не попрекну даже если вся семья его брехуном зовёт вот и про пришельцев я братцу на слово поверил. А выходит-то не прогадал! Вот уж я вам скажу смеху мне было. В аэропорту-то рухнул ни дать ни взять космический корабль вот чтоб мне пусто было! Полыхал болезный весь как свечка хотя с чего б ему так гореть если он железный.

Так я стало быть тогда сбегал за огнетушителем да ещё кликнул кто по-нашему понимает чтоб тоже тащили. Скажете может это я тогда во всём виноват но как по мне гадину эту даже огонь не берёт потому как полыхало там всё до винтика пока мы пожар не погасили. Я себя не ругаю что дверь эту открыл и вам молодым тоже нечего на меня пенять! Что так что эдак бы выбралась неладная вот я к чему. Дай думаю зато этим кто внутри на подмогу поспешу покуда не спеклись да и теперь тоже помог бы чем грех на душу брать!

Ну да ничего не попишешь всё одно в той колымаге были одни покойники да после такого оно и неудивительно царствие им небесное ежели оно им по чину пришельцам-то инопланетным. Я их толком и не разглядел разве что погорели все и навроде как на лошадей похожи если приглядеться как они скрючились.

Видать в суматохе нелюдь эта оттудова и выскочила как иначе-то. Как по мне то и вовсе был невидимка а то как же это его никто не заприметил пока он не принялся честной народ губить почём зря. Я бы вам понарассказывал какие страсти этот нехристь творил да чего уж там вы и без меня всё знаете чего душегуб окаянный делает.

А как я сам-то жив остался так того и вовсе знать не знаю. Вы ж затем меня и позвали чтоб до этого дознаться? Байками-то я вас потчевал для того чтоб вам додуматься отчего этот ирод меня не тронул а там глядишь и выйдет самим уберечься верно толкую? Это я сразу смекнул. Теперь вот только думаю про эту напасть она ведь нынче нет-нет да и вспомнится навроде как докучливый мотивчик из головы не идёт. Так вот если так подумать это ж такая особая зверюга что ой доченька чего это ты удумала за лектрический шокер хвататься...

Кто ж не просыпался на больничной койке, не помня, как там оказался!.. Ну, то есть так со всеми поголовно бывает? В этом нет ничего такого? Я честно не знаю, вот и спрашиваю.

Короче, открываю глаза — я в комнате, так? И как бы ежу понятно, что это больничная палата. Типа там — приборы по стенам, условная раковина, гель для рук, поперёк всего фигня эта типа шторки. Еще и врачиха на стуле у кровати расселась. Причём смутно знакомая, но так с ходу не вспомню, откуда.

— Четыре? — окликнула докторша. Она как раз развинтила шприц и теперь упаковывала его в пластиковую коробочку.

— Ась? — отозвался я. — Я не сплю. Как это меня... угораздило сюда попасть?

— Увы, из-за травмы. У тебя тяжёлый случай амнезии, поэтому ты уже несколько недель наблюдаешься в больнице св. Шелхарта. — Говорила она мягко. Ну то есть не тихо — голосина у неё будь здоров, — но как бы таким нарочито мягким тоном, ну авось понятно объяснил. Странноватое сочетание.

— Амнезия? — переспросил я. — А что... что у меня выпало-то?

Так-то вроде всё на месте — имя своё, например, я помнил. Знал, кто мои родаки, кто друзья. И даже...

Хотя стоп. М-да, где живу — забыл. Вот это уже странно.

— У тебя утрачен ряд ключевых воспоминаний о собственной личности, а также долговременная память о событиях примерно последних двух недель. И, как ни прискорбно, мы полагаем, что повреждения необратимы.

До меня даже не сразу дошло. Необратимые повреждения мозга? Ой ё...

— ...Чёрт. Что случилось? Типа ДТП какое-нибудь?

Она глубоко вздохнула и отвела взгляд. Не больно-то обнадёживает.

— Четыре, я доктор Фелисити Орчард. Пока ты наблюдаешься в больнице св. Шелхарта, я назначена твоим лечащим врачом. Ты ещё какое-то время здесь побудешь, пока не закончится курс терапии.

Неплохо она отвлекает внимание.

— Ага, — сказал я. — Круто, а случилось-то что?

Снова глубокий вздох.

— Четыре... я не просто так сказала, что повреждения необратимы. Забытые факты не получится заново запомнить. Область мозга, отвечавшая за хранение этих воспоминаний, так сильно повреждена, что нейронные связи с этими участками просто не сформируются.

Ну совсем хорошо отвлекает.

— Это да, это фигово, — сказал я. — Но вообще вы типа увиливаете от вопроса, видно же. Всё так плохо?

Опять глубокий вздох. Странно, по виду-то она не настолько нервничает...

— Четыре... Пожалуйста, постарайся вникнуть. У тебя в поражённой области атрофировались короткие аксоны. Утраченные воспоминания не вернутся, даже если я их перескажу.

...О как.

— Ну... попытайтесь хотя бы?

— Четыре... я уже трижды за время этого разговора объяснила, при каких обстоятельствах у тебя случилась травма.

Чего.

— Как только твой речевой центр распознал информацию, мозг тут же её утратил. При такой амнезии, как у тебя, память не возвращается.

Чего...

— Поэтому прости, но я очень прошу тебя не допытываться больше с вопросами, а внимательно выслушать график процедур.

Чего?!

Не. Фигня какая-то. Не мог я забыть, что она говорила. Такого ж... типа как вообще не бывает? Чисто по ощущениям — ну говорила она со мной и говорила. Никаких пробелов и выпавших кусков я в диалоге не заметил. Всё так плавненько. Разве ж от такого не должен... бред там всякий слышаться или голова кружиться?

— Ну пожалуйста... Последний раз... Может, как-нибудь иносказательно объясните? Чтобы всё типа как вспомнилось, но не совсем?

Опять глубокий вздох... Ой, а эти вздохи... это что, куски разговора, которые я забываю?

— Ну ладно. Представь, что в доме пожар, и ты видишь, что за рухнувшей балкой застряла собака. Она на тебя лает. Ты выбегаешь из дома, не взяв собаку с собой, хотя и чувствуешь угрызения совести. Выбежав на улицу, ты видишь, что тот же самый пёс ждёт тебя снаружи. И вот... — Она прервалась и снова глубоко вздохнула. — Вот почему собака по-прежнему тебя любит. Ты берёшь свою тросточку и идёшь в гастроном, как и собирался, а пёс семенит следом.

Чего? Я что-то пропустил?

— Погодите... стоп, собака ждёт снаружи, и... не понял, почему она меня любит? Типа из-за угрызений совести или где?

Она устало посмотрела на меня.

— Да нет же, из-за... — и снова глубокий вздох.

— Я... что-то вообще в упор не понимаю, к чему это всё.

— Увы. Извини. Мы всё ещё изучаем это заболевание и пока не научились ничего закреплять в памяти. Может, всё-таки перейдём уже к графику процедур?

...Не. Не, фигня какая-то. Не может такого быть. Слишком... как там у нас на «Марафоне» всегда говорили? «Слишком удобно», точняк. Ну типа местный мем такой. Наберите импактом и налепите на пикчу с наглой кошачьей мордой.

По-любому должен быть способ всё проверить. Эксперимент какой-то. Эти подозрительные глубокие вздохи — они были всегда короткие, но одинаковые. За такое время ничего подробно не объяснишь. Если она мне реально что-то излагала — значит, у меня чувство времени поехало. Тогда я типа проскакивал забытые куски, как будто их не было. Вот если спросить её ещё разок, но при этом смотреть на часы...

Ага, как же, на часы. В палате их вообще нигде не было. Ни одного прибора с таймером.

— А вы не скажете, сколько времени?

— Прошу прощения?

— Который час. Здесь типа часов нет.

— В палатах их не держат. Когда пациенты надолго прикованы к постели, их часто раздражает, как медленно тянется время. Без часов проще.

Гонит или нет? Тон такой, будто по бумажке зачитала.

— Ну... у вас-то часы есть. Сколько сейчас?

Она посмотрела на запястье.

— 22:03. А что?

Я посмотрел за окно. Светло было — как днём. Или это...

— ...Генератор естественного освещения, — объяснила она, когда я раздвинул занавески и обнаружил за ними однотонный небесно-голубой экран. — Здесь много пациентов с нарушенным режимом сна, поэтому в каждой палате уровень дневного света надо регулировать отдельно.

Ага, то есть по солнцу время тоже не отследишь.

— А можно взглянуть на ваши часы? — спросил я.

— Что? Нет, извини.

— А почему?

— ...Они дорогие! — отрезала она, сердито покосившись на циферблат.

— Да не сопру я их. Просто хочу посмотреть.

Она неохотно протянула мне руку. Я посмотрел на часы: и правда на вид дорогие, и правда 10:03. А главное, там была секундная стрелка.

— Класс... Так можете ещё раз объяснить, что со мной случилось?

Она отдернула руку и глубоко вздохнула.

— Нет... простите, не убирайте часы. Мне надо кое-что проверить.

Она уставилась на меня, и заботливый тон слетел напрочь — теперь в голосе сквозило только раздражение.

— Ничего тебе не надо. Надо слушать график процедур. Мне надоело втолковывать тебе то, что всё равно не отложится.

— Пожалуйста.

— Нет!

— Почему?!

— Я же сказала! Заткнись и... В смысле — прошу тебя, не перебивай и позволь познакомить тебя с графиком процедур.

Ну всё. Это она уже точно нарочно не даёт мне время посмотреть. Я, наверное, не первый, кто додумался измерить, есть ли там эти провалы. Я наградил её самодовольной ухмылкой, которую подцепил у одного френда в интернете.

— Ага, щас. Теперь понятно, что вы пытаетесь провернуть.

— Да помочь я тебе пытаюсь, помочь! Прекрати уже!

— Если вы говорите правду, то вас ведь не затруднит объяснить всё ещё раз, пока я слежу за вашими часами?

Она сверлила меня взглядом добрых секунд одиннадцать. А потом закатила глаза и процедила:

— Установка на паранойю в голове отложилась. Ну здорово. Просто прекрасно! Блин, я урою этого алфавитного задранца! Бл-лин!

(«Блин» и «задранец» она не говорила, но я не буду повторять, что там было на самом деле, потому что это уже реально хамство.)

Покинув камеру заключения, я очутился в длинном, практически не освещённом коридоре. Вдоль стен вереницей тянулись двери — на глаз двадцать с небольшим по каждой стороне. Тусклых притопленных ламп хватало, чтобы всё рассмотреть, но цвета худо-бедно различались только возле моей палаты, из которой лился нормальный свет. Из окошек на дверях горело только одно — напротив и чуть левее. Коридор с обеих сторон упирался в лифты.

Прежде чем двинуться вперёд, я осмотрелся в поисках ловушек. Прищурился, скосил взгляд, наклонил голову, чтобы распознать оптические иллюзии. Маловероятно, но проверить стоило. Хорошо бы ещё щёлкнуть пальцами, чтобы измерить акустику, но тогда меня услышат. Не обнаружив ничего необычного, я продолжил путь.

На двери напротив висела табличка «436-Левит», а на моей собственной палате — «412-Е». Никакой информации я из этого не извлёк — разве что стало ясно, что на каждой стороне по двадцать две двери, и пронумерованы они по порядку, а не по чётности. Если это имена, то мою табличку давно не меняли — по крайней мере, с моей пятой попытки побега. Кто бы ни был причиной моих постоянных неудач, учреждением руководят не они, иначе бы имя обновили до актуального.

Или же, как вариант, на табличках специально указаны ложные данные, которые как раз и должны привести меня к выводу, что администрация не горит рвением мне помешать.

437-Февраль. 438-Час ночи. 439-, пусто. Везде темно, кровати спрятаны за шторками. Какая же здесь закономерность? Свет пробивался из комнаты 440-4, и перед ней я замешкался. Увидят ли меня, если я загляну в окошко или хотя бы пройду мимо, не пригибаясь?

Каждый момент выбора надо было воспринимать как возможную причину прошлых провалов. Что вероятнее: что я сочту свет опасным и на свою беду пройду мимо, или что любопытство пересилит, и я (опять-таки на свою беду) решу проверить, что там? У большинства моих воплощений не было предостережений от предшественников; следовательно, они не были постоянно настороже и не просчитывали неочевидные риски. Впрочем, предыдущий я — М — всё равно потерпел фиаско. Выходит, этот свет его и сгубил? Или же М заключил, что свет опасен, и решил его избегать, о чём впоследствии пожалел? А может, совсем иная сила повергла его и вернула в палату?

(Один из внутренних голосов заметил, что нечего так заморачиваться — это всего лишь светящееся окошко — и я незамедлительно отправил его в бессрочный бан.)

...Впрочем, правду всё равно не выяснить. Похоже, окружавший меня интерьер создавался не для того, чтобы обмануть меня и оставить взаперти, иначе проще было бы запереть и забаррикадировать дверь. Свет, вероятно, тоже зажгли не ради хитрой реверсивной психологии. Так что, видимо, можно было утолить любопытство без особого риска.

Первым делом я заметил на кровати девушку, совпадавшую с описанием из записки Л. Худая, темнокожая. Слов слышно не было, но при такой внешности голос действительно мог быть высоким. Я бы не удивился. Не западня ли это? Может, мне полагается прямиком метнуться к этой комнате, обнаружить предполагаемую союзницу и попасться на удочку, которую она заготовила? Даже если М написал правду — возможно, он как раз зашёл в эту палату пообщаться, поверив словам Л, который только прикидывался мной. Нет уж, не стоило рисковать.

Не успев оценить правильность своего выбора, я понял, что предыдущее решение — заглянуть в окно — уже оказалось потенциально гибельным. Потому что девушка была в палате не одна. У изножья кровати стояла высокая, мрачная, мускулистая женщина в докторском халате. И вид у неё был весьма сердитый. А смотрела она прямиком на меня.

Сейчас она мигом бросится на меня, схватит и сотрёт память. Надо срочно бежать, срочно прятаться, в запасе от силы десять секунд.

Мой феноменальный разум заработал на максимальных оборотах. Время замедлилось — точнее, мне так казалось, в иносказательном смысле, потому что думал-то я молниеносно. Надо было спрятаться. Но коридор длинный и пустой. В нём негде укрыться. Зато есть много комнат, куда можно забежать, чтобы сбить её со следа, — но я не успею спрятаться, если буду открывать и закрывать дверь бесшумно. Мчаться надо во весь опор, а тогда дверь захлопнется с грохотом, и станет понятно, в какой палате я прячусь. Первым делом она туда и заглянет. Единственная дверь, куда можно проникнуть быстро и при этом тихо — это моя собственная, потому что я её не закрыл. Но моя палата ярко освещена, поэтому первым делом она туда и заглянет...

...Нет, вот оно. Первым делом она проверит дверь, которая громко хлопнула, а вторым — мою палату. Этих данных уже достаточно. Пора бежать.

Я схватил ручку двери «439-(пусто)», распахнул её и резко захлопнул. Фортуна мне улыбнулась: в палате сработал датчик движения. Теперь женщина в халате почти наверняка решит, что я затаился внутри, а у меня будет запас времени. Я успею пробежать мимо пары дверей, домчаться до собственной палаты и бесшумно проскользнуть через открытый проём... Я нырнул за дверь, присел на корточки — и в тот же миг услышал, как щёлкнула ручка на палате «440-4».

— Ах ты наглый сорванец! А ну марш сюда! — прогрохотало в коридоре, а затем щёлкнула ещё одна дверь — чуть поближе. Как и было задумано, она заглянула в палату 439. Я подождал, пока шаги не стихнут в глубине комнаты, и выскользнул наружу. Теперь можно было аккуратно открыть дверь по правую руку, тихонько её затворить и спрятаться уже как следует.

Но в плане был изъян. Я уже занёс ногу над порогом, как вдруг услышал высокий голос:

— Какого ещё алфавитного? Что случилось-то?

Ответное рявканье «Я тебе сказала сидеть в палате!» я почти что пропустил мимо ушей: меня охватила паника. Темнокожая незнакомка смотрела прямо на меня. Я застыл в дверном проёме.

Можно ли на неё положиться? Кто это? Почему она бросила Л в беде? Решать вопрос о доверии... было поздно. Довериться всё равно придётся. Она смотрит на меня в упор, и сейчас только её добрая воля уберегает меня от разъярённой фурии в костюме врача.

Оставалось только одно. Я поднёс палец к губам, умоляя промолчать. Безмолвный жест: «Тс-с-с-с».

...Подруга Л кивнула. Я с облегчением выдохнул, показал ей большой палец и бесшумно проскользнул в палату «411-Маг».

— Так давайте я помогу искать. Он же где-то тут сныкался?

— Кому сказано, марш в свою палату!

Дверь с тихим щелчком закрылась. Опасность миновала.

...Фортуна проявила коварство, и здесь тоже от датчика загорелся свет. Опасность ни разу не миновала.

Я огляделся в поисках выключателя. Выключатель найтись не соизволил. Пошарил взглядом в поисках источника — свет не с потолка, откуда же... о, окно. Чего?! Окно включилось? И правда — это был светильник соответствующей формы, а не настоящее окно. Значит, его можно как-то выключить. Я метнулся к кровати — вдруг что-то обнаружится.

Не обнаружилось. А разбивать светильник было слишком рискованно. Не ровен час, от короткого замыкания начнётся пожар — и, хуже того, останется явная улика, что я здесь был. Значит, надо чем-то заслонить свет. Накинуть... скажем, плотное покрывало. Шторки над кроватью или оконных занавесок не хватит — из тёмного коридора свет всё равно будет заметен. Я повернулся к кровати, чтобы сдёрнуть одеяло — авось удастся перевесить его через карниз для занавесок... и столкнулся лицом к лицу с улыбчивым стариком.

— Доброго утречка! — жизнерадостно проскрипел дед.

Я отчаянно зашикал на него. Как объяснить, что тишина — вопрос жизни и смерти, но не вслух? Жестикулировать изо всех сил. Палец к губам, указать на дверь, помотать головой, сложить ладони крест-накрест. Подумал, не шепнуть ли ещё раз: «Тс-с-с», но решил, что гробовая тишина куда нагляднее донесёт до него степень опасности.

Идею дед уловил. Тоже поднёс палец к губам и расплылся в ухмылке. Возможно, он услышал приглушённый дверью яростный ор и счёл, что разумнее мне помочь, чем привлекать внимание. А может, старик просто чересчур доверчив. Мне ли на это жаловаться.

Я ткнул пальцем в окно и... блин. Понятия не имею, как показать жестами «темноту» и «свет». Пришлось сразу уцепить одно из плотных одеял и приладить к окну.

Нет, нет, нет! Мне не дотянуться до верха! Свет всё равно пробивался через жалюзи и занавески — в палате всё ещё было заметно ярче, чем в коридоре. Вот-вот она поймёт, что я перехитрил её и вернулся к себе, а потом заметит подозрительный свет из соседней палаты, а потом...

Чья-то рука вдруг сцапала одеяло, и я в приливе ужаса рефлекторно дёрнул его к себе. Дед! Он задумал...

...помочь мне завесить окно. Старик поднялся с кровати во весь рост — во весь свой огромный рост. Он поднёс покрывало к самому верху окна и прижал к стене, полностью перекрыв свет. Я только увидел, как мелькнула заговорщицкая улыбка — и палату вновь окутала темнота.

Я позволил себе выдохнуть. Весь план столько раз мог пойти насмарку! Я мог бы до него не додуматься; мог бы замешкаться, хлопая дверью-обманкой; незнакомка могла бы выдать меня; я мог бы закрыть свою палату, ещё когда выходил; дед мог бы поздороваться слишком громко; он мог бы позвать женщину в халате; мог отказаться мне помогать или попросту не понять, что от него хотят. За какую-то минуту мне пришлось всецело довериться двум абсолютным незнакомцам. У такого сценария невероятно низкая вероятность успеха.

И тут-то я понял, что это как раз к лучшему. Шансы, что мне столько раз повезёт, были невелики. Слишком много случайных факторов. Если кто-то раз за разом водил меня по замкнутому кругу — ловил и стирал воспоминания, пользуясь тем, что без памяти моё поведение легко предсказать, — то сейчас весь их коварный план пошёл прахом. Альтернативную гипотезу — что все эти совпадения кто-то спланировал — даже смехотворной не назовёшь. Если меня вели по рельсам, сейчас я раскурочил их напрочь.

Внимание сместилось на дыхание старика. Он всё ещё стоял рядом — в абсолютной тишине. Смотрит ли на меня — неясно, выражение лица не различить, ход мыслей не предсказать...

Шум неподалёку. Дверь моей камеры распахнулась и с грохотом впечаталась в стену. Теперь она искала там.

— Ещё пару минуточек, — прошептал я. — Пока она не уйдёт.

— Угу, — тихо буркнул дед. Почему он мне доверился? Когда просыпаешься в незнакомой обстановке, то с шансами пятьдесят на пятьдесят это я — злоумышленник, и надо срочно звать ту женщину. Даже если старик сомневался, логичнее было бы не вмешиваться и понаблюдать за развитием событий. А он из кожи вон лез, чтобы мне помочь, хотя ничего обо мне не знал.

...Я заметил в ходе своих рассуждений признаки замешательства. Если беспамятному незнакомцу нелогично мне помогать, может, он вовсе не беспамятен. Возможно, он со мной знаком? Или знает, что это за женщина? Я на автомате решил, что у него амнезия, как и у меня, но велика ли вероятность такого совпадения? Заведение похоже на больницу, а в больницах лечат самых разных пациентов.

Почему же я сделал такой вывод? Потому что все палаты похожи? Не слишком-то сильное свидетельство. Остаточная память от предыдущих итераций? Я даже не уверен, что они действительно были, а уж тем более сомнительно, что от амнезии бывает именно такой эффект. Возможно, я просто... Да, я не очень трезво рассуждал. Слишком уж сильный прилив адреналина. Вдобавок ещё и голова начинала побаливать.

Так что же это за дед? Какими мотивами он мог руководствоваться, защищая меня? Да и защищал ли вообще? Может, женщина в халате на самом деле на моей стороне, хоть я и сам не знаю, что это за сторона? Она обозвала меня «наглым сорванцом», что сильно снижало вероятность подобной трактовки, но, если подумать, она всего одна, а скрыться от неё мне помогли уже двое. Если я тринадцать раз кряду потерпел неудачу, то с кем же я боролся — всего с одной-единственной разъярённой докторшей или всё-таки с целой толпой людей, которые ухитрились усыпить мою бдительность и втереться в доверие?

Подобные мысли бродили у меня в голове ещё несколько долгих минут. Всё это время я прислушивался к шуму снаружи: в поисках меня женщина переворачивала мою палату вверх дном. Радовало одно: ор и грохот ни разу не стихали надолго, то есть прочитать мои записки ей было некогда. Она их не заметила? Или как раз она их и подсунула, поэтому ей незачем заново всё перечитывать?

В конце концов она ушла. По крайней мере, затихла. Либо выжидает, пока я расслаблюсь и высунусь из укрытия, либо же отправилась за подмогой. Я услышал далёкий гул, а затем «дзынь!» — видимо, она воспользовалась одним из лифтов.

— ...Всё, — сказал я, похлопав старика по плечу.

— Уф! Вот и ладненько! А то уж думал руки отвалятся, — выдохнул дед. Он отпустил покрывало, и через жалюзи и занавески заструился мягкий свет. — С чего это там сыр-бор такой поднялся?

И правда, из-за чего весь этот переполох? Почему она за мной погналась?

— ...Понятия не имею, — признался я.

— Самому невдомёк с чего за тобой гоняются? Где ж такое видано а хотя чего греха таить почём мне знать что в здешних краях видано а что нет. Где это я?

Мне пришлось хорошенько вдуматься в его слова. Не то чтобы они были настолько важны, просто... что за дикий поток сознания! Как там было в «Стар Треке»? «Он тянул и тянул невероятно длинное непрерывное предложение, перескакивая с темы на тему, не давая никому вставить ни слова, производя поистине гипнотическое впечатление...»

Дед и впрямь не в себе. Или притворяется.

— Честно говоря, не знаю, где вы, — ответил я. — Есть вероятность, что в больнице, но слишком уж много кругом странностей. Замаскировать под больницу могли что угодно.

Не сболтнул ли я лишнего? Фактические сведения стоит оберегать, но предположениями, пожалуй, можно делиться без опаски. В худшем случае — если старик заодно с теми, кто уже тринадцать раз меня перезагружал — у него появится представление о ходе моих мыслей. Но если он с ними, он и так уже видит меня насквозь.

— Больницей прикинуться! Это ты славно придумал только на что уж я дурак дураком всё одно не возьму в толк с чего это кто доктором скажется если он не доктор так что как по мне тут всё взаправду.

— Если вы не можете себе представить их мотивы — это ещё не значит, что мотивов нет, — заметил я. — Просто пока что я их не выяснил.

Дед хохотнул:

— Ох вижу ты себе на уме! И то верно если ты за порог выходил так небось приметил такое чего я ещё не смекнул вот и заподозрил неладное! Тут и в этой-то каморке нет-нет да закрадётся мыслишка не больно ли оно всё затейливо.

Я огляделся и понял, о чём это он. Палата была как и у меня: не вполне больничная. На столике лежала пара нераспечатанных карточных колод — ровно там же, где у меня игра «Дзендо». Рядом пустой книжный шкаф. На кровати — куда больше одеял и подушек, чем это характерно для больничных интерьеров. А на стене, само собой, лампочка, прикинувшаяся окном.

— С чего ж ты припустил от этих бедолаг-то от которых схорониться решил? Самому говоришь невдомёк да ведь небось не с бухты-барахты рассудил что впору дёру дать чем поговорить по-хорошему.

Он спрашивал, почему же я пустился в бега. Всё дело было в том, что... ну, можно было усмотреть причину в том, что меня обозвали наглым сорванцом, но ведь это было уже после. Я метнулся с места даже раньше, чем она вообще за мной погналась. Решение испугаться я принял за долю секунды, даже не задумавшись и не оценив ситуацию. Совсем ведь на меня не похоже, да? Мой мозг сработал очень быстро, но оценка угрозы в эти молниеносные вычисления не входила. А зря.

Хотя... нет. Уровень угрозы я оценил ещё заранее. Сразу решил бояться всех. Худую девушку можно было опознать по записке Л, поэтому я притормозил и провёл калибровку, но женщина — врач? — была мне незнакома. Вот я и побежал. Счастливое стечение... нет, полезное следствие должного уровня паранойи.

А паранойя у меня поднялась из-за записок М. На самом деле я побежал из-за них. Но хочу ли я откровенничать об этом с дедом?

Нет.

— ...Вид у неё был подозрительный. Просто... Я тут очнулся, ничего кругом не понятно, вот и испугался. Решил не доверять никому, поэтому когда она меня увидела — пустился бежать. Как оказалось, это было верное решение.

Дедок нахмурился:

— Не доверять никому? Вот уж это как по мне ты лишку хватил да и всё ж меня-то сторониться не стал! С чего это тебе старик вдруг глянулся? — Морщинистое лицо снова расплылось в улыбке.

— С вами... а куда мне было деваться! Недоверие мне бы ничего не принесло, а понадеявшись на вашу помощь, я ничего не терял!

— Деваться ему некуда вот оно что, — старик снова насупился. — Я-то было сдуру решил что со мной по-хорошему да и положиться на меня не прочь вот и подсобил чуток. А ты вон как огорошил что веры мне ни на грош только если силком заставят от такого знаешь ли малость обида берёт!

— Да я даже имени вашего не знаю! — возмутился я.

— Так это... Думается мне Магом меня зовут хотя чего греха таить ручаться не стану видать совсем на старости лет ум за разум зашёл. Маг-то это ведь...

— Не похоже на нормальное имя? — закончил я.

— То-то и оно вот я оттого и сомневаюсь а всё ли со мной...

Значит, мы с ним в одной лодке. У него в голове засело фальшивое имя, которое кажется немного чуждым; где он и как сюда попал — тоже не понимает. Или же он знает мои симптомы и притворился товарищем по несчастью, чтобы втереться в доверие и усыпить бдительность. Попытавшись надавить мне на совесть, он только усугубил подозрения.

Зато я получил подтверждение, что на табличках написаны имена (или что он хочет меня в этом убедить). Выходит, что в палате 436 лежит кто-то по имени Левит, в 437-й — Февраль, в 438-й — Час ночи, а в 439-й пусто. Обеих девушек я видел в палате, принадлежавшей кому-то по имени «4».

Вероятно, Четыре — это кто-то из них двоих. Но кто именно? Темнокожая незнакомка сидела на кровати, а вторая женщина была одета в докторский халат и стояла рядом. Что-то ещё она потом крикнула... точно! «Марш в свою палату»! Значит, на кровати сидела Четыре. Получается... если старик говорит правду, то «4» — это очередное ложное имя. Тогда понятно, почему незнакомка, по словам Л, отказывалась представляться. Эта же гипотеза объясняла, почему после беседы с Л она исчезла: врач попросту отвела её обратно в палату!

...Но так ли всё просто? За следующий отрезок времени М потерпел неудачу и превратился в меня. А при мне врач сидела в 440-й палате и разговаривала с Четыре. Успела ли она к тому моменту заметить М и расправиться с ним? Или же его постигла иная участь? Если врач отвела Четыре в палату, то долго ли она потом просидела рядом? Сколько продержался М?

Слишком много вопросов. Я бы перешёл к выводам, но все ответы омрачались вероятностью того, что старик специально меня к ним подвёл. Отчаянно не хватало... какой-нибудь теории, какого-то объяснения, любой стройной картины событий. Но кругом слишком много переменных. Я не в состоянии построить логическую цепочку, которой смогу доверять, потому что любое звено в этой цепи может оказаться фальшивкой, призванной заманить меня в ловушку.

С мыслей меня сбил какой-то далёкий гул.

— ...дурное это дело колдовство ей-богу я с ним и сам горя хлебнул. Братец-то мой... Ох я про братца-то не поминал он же сам с магией спутался да и меня всё на кривую дорожку сманивал а от этого знамо дело...

Ой, он ещё не договорил. Я как-то не вслушивался. Собственные мысли важнее.

— Что, простите? Магия?

— Так я о чём и толкую от магии знамо дело жди беды только как же ей не бывать на свете если у бесов которые против Господа нашего замышляют сила нечистая есть вот и морочат добрым людям голову чтоб зельем всяким себя дурманили да затевали неладное как братец мой непутёвый.

А. Просто очередная тирада — видимо, про собственное имя. Можно пропустить мимо ушей. Я уже совсем не понимал, что с этого деда взять.

А старик всё талдычил:

— Кто ж в нынешнее-то время станет колдовства чураться если вовсе в него не верят! Виданное ли дело чтоб ребятишки с досками гадальными покойников вызывали да ей-богу я шляпу свою съем если это не бесовская сила бедняжек надоумила.

Шляпу? У него же нет...

Ой. Уже появилась. Видавшая виды рыбацкая панама. Наверху была приколота пара сушёных цветов, а кое-где виднелись вшитые металлические заклёпки, буквы на которых издалека разглядеть не удалось.

— Простите... а откуда у вас панамка? — спросил я.

— Ась? Шляпа-то моя? Да вон на тумбочке нашёл видать тут её и оставили когда меня в койку-то уложили.

А. Ну да, логично. Когда он...

Нет. Стоп. Не сходится. Его шляпа? У меня-то в палате никаких личных вещей не осталось. Сейчас при мне разве что... да только серая больничная рубашка, и всё. А вот старик был полностью одет. Зелёная толстовка нараспашку, белая рубаха, бермуды. Даже ботинки на ногах — ну, то есть сандалии. С носками. Ладно, я без предрассудков.

— А вот эта вот одежда — откуда она у вас?

— Так с барахолки всё небось откуда ж ещё. Вот уж о чём каюсь толком голову не ломал!

«Небось»? Очень подозрительно. Он что, сам не знает?

— Небось? То есть вы сами не знаете, откуда у вас одежда? Она ваша или нет? — Я решил надавить посильнее. — Выкладывайте-ка всё начистоту. Я не могу работать с неполной информацией.

Он как-то странно на меня уставился.

— Охо-хо! Вот уж не знаю почём из-за этого горячиться так-то чего греха таить в мои годы уже не упомнишь откуда какие пожитки. Правду сказать в голове такое марево...

Он не в серой больничной рубашке. Не как у меня. Не как у Четыре. В собственной одежде. Значит ли это что-нибудь? Выходит, он не пациент? Или здесь не заставляют всех одеваться одинаково?

— Слушайте. Надо кое-что проверить. Дайте-ка глянуть под рубашку.

Дедок аж ошалел.

— Свят-свят! Эк ты милок с места в карьер припустил!

Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет!

— Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! Я про изнанку! Про бирки! Там где-нибудь есть ваше имя?

Взгляд у старика прояснился.

— Эге! Дело говоришь я б такое может и спроворил для верности. На старости-то лет совсем котелок не варит так что по уму-то в самый раз эдакое подспорье себе устроить, — пробормотал дед. Он снял толстовку и принялся копаться в бирках. — Да только не видать чего-то. Разве если...

Я выхватил у него толстовку. Надо самому убедиться.

— Дайте-ка гляну, — запоздало бросил я, так что возразить он не успел.

В основных карманах было пусто, но на изнанке нашлись ещё кармашки. Я прощупал, нет ли чего плотного, и обнаружил... Йес! Бумажник. Самое то. Улики, которые могли указать на мою личность, они спрятали на редкость тщательно, а вот с дедом облажались. Кредитки, удостоверение личности, скидочные купоны — в общем, полный джентльменский набор. Деньги тоже нашлись, но по мелочи — тощая пачка разменных купюр. Было бы что красть.

Его звали Орсон Лян. Я ему показал.

— Орсон Л... Так это ж я! Ох ты ж господи я-то знал что нынче память уже не та но чтоб своё же имя не упомнить такого отродясь не бывало! В самую пору Аванелле сказать чтоб меня в богадельню уже поселила хотя батюшки-светы а ну как это она и есть?

— Ну тогда я старый маразматик в гриме, — заметил я. Дед не переспросил «Правда?», что указывало на явный дефицит паранойи.

— Так если подумать-то память нынче совсем что твоё решето. Сейчас вон только припомнил как в домике своём водостоки чистил да ещё за Линдой прибирал на кого ж это всё осталось теперь раз меня в больницу положили.

— В предполагаемую больницу, — поправил я.

— Пускай себе и такую. Вон кстати что вспомнилось... То бишь не как оно бывает что к слову пришлось а прямо что из головы вылетело а теперь вот припомнил... Так стало быть что приключилось-то когда я давеча почту разносил. Я не поминал что разносчиком работал? Сам запамятовал чего-то. Моё дело почту носить даже если там адрес больницы напутали вот я значится и отнёс все весточки для хворых в страховую контору с того же квартала. Ох и знатный же был кавардак!

Дед явно сам любил себя послушать. Такие люди всегда воображают, будто их опыт ценнее моего. Впрочем, с этим можно работать: если он так и будет трещать без умолку, то может что-нибудь сболтнуть.

— Я о том Аванелле-то сказал царствие ей небесное а она мне попеняла что такой рассеянный мол надо бы и своим умом соображать а то мало ли кто оплошает так надо тогда за ними поправить а не дурня валять. Ох от души она меня распекала по мне так грех такими словами при ребятишках бросаться царствие им небесное хотя мне ли сетовать как она детишек растит видит Бог сам-то в своё время не управился.

В его голосе проскользнула нотка замешательства, и я набросился на неё, как оголодавшая пума.

— Как вы сказали — «царствие ей небесное»? Значит, Аванелла умерла?

Лицо старика перекосилось от горя — от внезапного осознания — и он протяжно охнул.

— Она... Боже правый конечно её же слон погубил. Совсем недавно такое горе случилось а запамятовал уже. Ох душа болит как снова вспомню дочурка-то такая славная у меня была...

Ну уж нет. Не отвертится. Я сразу чую, когда кто-то пытается скрыть свою промашку.

— Вот не надо тут, — осклабился я. — Досадная оговорочка, да? Вы говорили, что надо позволить Аванелле поместить вас в дом престарелых. Из этого следует, что ваша дочь жива. А теперь, оказывается, она у вас погибла. Причём это ж надо, её слон убил. Один из этих фактов вы выдумали, и я склонен полагать, что второй.

Дед нахмурился:

— Полно тебе милок просто запамятовал голова некстати расшалилась да мысли путаются что ж тут поделаешь старость не радость...

— Хорошая отмазка. Но меня не проведёшь, Орсон. Давай выкладывай, какой из этих фактов правда и с какой целью ты мне врал. Хватит косить под маразматика.

Старик сел на кровать, обхватив голову руками. Притворился расстроенным, будто всё ещё надеялся, что я поверю его жалким оправданиям.

— Слон-то... Господи Иисусе слон-то её со свету сжил... всех сгубил окаянный...

— Нет, я требую правды. Спасибо уж, обойдусь без бредовых сказочек про слонов. Выкладывай всё начистоту, иначе можешь не стараться.

Он что... заплакал? Да ну вас на фиг.

— Да не абы какой слон-то. Тот самый. Неужели не слыхал? Ох что ж я несу-то не дело тебе о нём слыхать от слона-то только меня старого Бог бережёт...

Курам на смех. Пусть теперь ещё расскажет, что в моей амнезии виноваты лиловые мартышки-посудомойки, а сейчас мы на банановой фабрике в плену у разумных вафель. Лол, рандомный гон! Дед сам-то понял, что сморозил? Он что у них, просто рядовой громила и сейчас пытается на ходу что-то выдумать? Я как-то ожидал, что раз уж его подослали водить меня за нос, то он хоть отмазываться будет правдоподобнее.

У старика даже лицо раскраснелось. Врать он, может, и не умеет, но актёр из него хороший.

— Хватит уже болтать про слонов! Ясно уже, что выдавать информацию ты мне не намерен, так сделай хотя бы милость и прекрати этот жалкий цирк.

— Про слонов не болтать хо-хо твоя правда так оно и надо если слон тебя заприметил так не кликай его от греха. Меня-то слон сроду сторонился какой мне толк не думать об окаянном если он что так что эдак всю родню мою на тот свет отправит а меня горевать бросит вот он меня чем изводит...

Я вздохнул. От старика никакого толка. Подумал сперва, не пора ли его тут бросить, но сложно было оценить, насколько снаружи безопасно. Я ведь второй раз слышал далёкий гул — может, лифт уже вернулся и привёз поисковый отряд? Это было довольно давно, и с тех пор я ничего не слышал, но они вполне могли заметить свет и затаиться в засаде.

— Слон-то... Боже святый это ведь он из летающей тарелки выбрался? Я же это знал неужто слон у меня мысль побрал или то не он вовсе? — Лицо у него всё сильнее наливалось краской: теперь оно было ярко-розовым. — Навроде как не он да только всё одно дело в слоне. Слон-то...

— Блин, да заткнёшься ты уже со своим долбаным слоном?! — не выдержал я. И, пожалуй, чуть не рассчитал громкость, учитывая риск того, что...

...дверь распахнёт разъярённая женщина в докторском халате и заорёт:

— Беги, идиот! Беги!!!

Короче, я не то чтоб особо догнал, кто у неё этот «алфавитный задранец», но когда угрожают кого-то урыть — это как-то неок. Типа, разве настоящие врачи не приносят гиппоклятву про «не навреди»? Не, ну, может, она сгоряча ляпнула, но всё-таки. Не то чтоб дофига докторские замашки.

А потом она, короче, такая вдруг смотрит за окошко, ну я тоже оборачиваюсь — а туда заглядывает чьё-то лицо (вроде как знакомое), а потом исчезает. Ну и тут доктор Орчард с гневным воплем рванула к двери — не знаю, кто там был, но бомбануло у неё просто в клочья.

Где-то рядом с треском хлопнула дверь, а Орчард, матерясь сквозь зубы, возилась с дверной ручкой моей палаты. Наконец она выскочила в коридор и заорала:

— Ах ты наглый сорванец! А ну марш сюда!

Ну я тоже пошёл. Не, ну а что? Кругом какая-то движуха, не пропускать же. Мне ж сейчас позарез надо разобраться, что происходит. Я вышел в коридор и как раз успел заметить, как Орчард вламывается в палату, соседнюю с моей.

— Какого ещё алфавитного? Что случилось-то? — спросил я, шагнув к комнате... ага, это у них 439-я. Она заорала, чтоб я сидел в палате, но тут меня отвлекли.

Из другой палаты, дальше по коридору, высунулась та самая голова, которую я видел в окошке. Ну точно, лицо знакомое. А помнил я его... из инета. С форума по одному НФ-фэндому. Мы созванивались по скайпу — он сидел под ником «Archive05».

Мы встретились взглядом. Довольно такой напряженный момент, если честно — ну, там же как раз в поисках Архи прямо слева от меня какая-то злобная самозванка палату вверх дном переворачивает. Увидев меня, он реально перестремался.

Потом Архи прижал палец к губам. Я кивнул. Тихий голос в голове возмутился: «Стоп, а кому доверять-то?» Но ответ-то ясно какой: «своему знакомому, на которого точит зуб какая-то неадекватка, уже попадавшаяся на вранье». Лицо у Архи прояснилось, и он показал мне палец вверх. А потом тихонько нырнул в соседнюю палату, оставив собственную дверь нараспашку.

Я решил ещё чутка его поотмазывать. Фиг его знает, долго ли у него там продержится лампочка — она ж на датчиках. Зато можно постараться задержать Орчард в соседней палате, пока свет не погаснет.

Я зашёл в комнату:

— Так давайте я помогу искать. Он же где-то тут сныкался?

— Кому сказано, марш в свою палату! — рявкнула она. — И так уже катастрофа, тебя ещё не хватало!

Я любезно заглянул за дверь, за которой, конечно же, никакого Archive05 не обнаружилось.

— Да просто помочь хочу, — сказал я.

— Это не помощь. Ты не в состоянии помочь. Ты в прямом смысле можешь только усугубить ситуацию, — отрезала она.

Ну вообще уела, чоужтам. Я ж вроде как специально решил ставить ей палки в колёса. Значит, чем ей хуже, тем лучше, да? Ну, она же типа... вредная какая-то. И врёт ещё. Да, сойдёт как повод.

— Господи, хорошо хоть он в пустой палате, — пробормотала она, заглянув под кровать. — Многие пациенты в критическом состоянии — не хватало ещё, чтоб он с кем-то общался.

— Тут толчок, что ли? — спросил я, показав на боковую дверь с очевидным значком «Туалет».

— Марш в палату, я сказала! Это не обсуждается! Если бы не срочность, я б тебя уже силком потащила!

Тю. Какая ж она нервная-то, а.

— Чего спешить-то? Вы боитесь, что он чем-то заразится?

— Нет, — ответила она. — Я боюсь, что он кого-то убьёт ненароком. У нас только в этом отделении по меньшей мере три пациента, которые могут умереть, если к ним пускать всяких умников.

А вот это... вообще-то довольно стрёмно. Может, конечно, и гонит — но сейчас-то она не шпарит по заученному сценарию. Сейчас докторша в абсолютно непредвиденной ситуации и, в общем-то, явно паникует. Да и когда всё у неё было схвачено, не больно-то она успешно водила меня за нос. Если уж Орчард и сейчас врёт... значит, типа, она специально попалась на вранье, чтобы я почувствовал себя проницательным и потом повёлся...

Не, чот это уже в духе Архи. Этот чувак... стоп, Архи парень или нет? Я в своё время так и не выяснил... В общем, он обожал всё переусложнять. А на самом деле эта доктор Орчард сейчас с шансами реально переживает за подопечных, даже если раньше она мне зачем-то врала. И если Archive05 носится по больнице, рискуя жизнями пациентов... это, наверное, хороший такой повод на него наорать. Походу, может, зря я так?

Орчард заглянула в сортир, никого не нашла и опять зарычала от досады.

— А он тут вообще? Может, он сюда только забежал проверить, тупик или нет.

Она наградила меня ледяным взглядом — типа что мысль у тебя, чувак, годная, но ты так уже бесишь, что благодарить как-то вообще не в тему. Обогнула меня и умчалась в коридор, бросив на ходу очередной приказ вернуться в палату. Явно уже не надеялась, что прокатит. Я увязался следом.

Короче... если выяснится, что она гонит и никакой опасности от Архи нет, я всегда ещё успею передумать. А пока можно ей и помочь...

...Хм, вот подстава. Я-то в курсе, куда делся Архи. Но нельзя же просто ей взять и всё выложить — она ж спросит, откуда я знаю. Придётся признаваться, что я его отмазывал, а тогда я в её глазах совсем упаду ниже плинтуса. Надо каким-то образом подтолкнуть её в нужном направлении, но так, чтоб не спалиться.

...Не, ну или пережить пару минут позора, но это чот совсем впадлу.

— Так это... говорите, кто-то может умереть? У вас тут, значит... что-то типа реанимации?

— Да, «что-то типа». Неважно. Хватит за мной увиваться, иди в палату. — Заело её, что ли?

Дверцы распахивались, дверцы захлопывались, рука шарила под кроватью... Эту палату — походу, тут лежал Архи? — она обыскивала куда быстрее, чем прошлую. Комната была такая же — и от моей тоже не отличалась. Уютная кровать, часов нет, книжный шкаф, шторка перед кроватью. Тоже игра на столике, только не «Риск», а «Дзендо». Видимо, тут везде обстановка типовая.

— Бесперспективняк? — поинтересовался я, когда она как-то уже совсем отчаянно взвыла.

— Ты не отдаёшь себе отчёта, насколько всё серьёзно. Нельзя его упускать. Я не могу себе позволить... да никто не может мне позволить такое головотяпство.

Меня уже реально достало, как эта тётка, ну типа, напрочь уходит от ответов. Она про ментальный блок-то правду говорила или как? Когда она не дала мне устроить тест — там была какая-то реальная причина, почему она забила меня уговаривать?

— Я вам поверю при одном условии, — заявил я. — Расскажите уже толком, что происходит. Понятия не имею, зачем вы секретничаете, но как-то меня немного парит, что причина может быть стрёмная.

Я уже немного привык, как она прожигает меня взглядом. С негодованием таким, как бы даже не с отвращением. Как будто, ну, ей казалось диким хамством, что я типа вообще существую в одном пространстве с ней. А ещё вид у неё был дико замотанный. Так обычно выглядят продавцы в супермаркетах, когда целую смену отобщаются с покупателями. Аж в глазах читается: «меня окружают идиоты».

— Да честное слово, я не психану, если вы расскажете! Я всё-таки с головой дружу. Если это правда так важно, я помогу вам искать!

Взгляд у неё смягчился, и Орчард отвернулась. Потом злобно фыркнула, но в кои-то веки не на меня. Такое было впечатление, что она, ну... признала поражение, что ли.

— Прости, — процедила она сквозь зубы. — Я понимаю твою... растерянность. Дело не в недоверии. Просто рассказать я ничего не могу, и причину этого объяснить — тоже.

О как. Так тут этот расклад.

— Может, хоть скажете... почему нельзя объяснить причину?

Она раздражённо фыркнула.

— Нет. И так далее со всеми остановками. Поверь уж на слово.

Мда, фигово. Я помнил этот парадокс еще по фанфикам Архи.

— Тогда... Ну то есть ни фига себе заявочка. То есть как бы... вы не верите, что я поступлю правильно, если что-нибудь узнаю. А это значит, типа... то ли вы всех дураками считаете, то ли у вас другое «правильно».

Она бросила на меня странный взгляд.

— Это у тебя откуда?

— Откуда... что откуда?

— Эта вот строчка — про дураков и другое «правильно».

— Из... Да была у нас такая... типа как игра, короче, по инету. Ну типа ролёвки. Вот там один из френдов и сказал... а как вы узнали, что это откуда-то?

Она на секунду задумалась.

— Хм, это-то я могу сказать... У тебя эта фраза прилипла от того идиота, за которым мы гоняемся. Он постоянно это твердит, когда я пытаюсь втолковать ему то же самое.

— ...А что, он неправ?

Фирменный взгляд.

— Да, он неправ! Дело вообще не в том, что бы вы сделали, если б узнали. Никому тут не сдалось за вами шпионить или выпытывать информацию. Мы не пытаемся пощадить ваши нежные чувства или что там ещё этот дебил себе навоображал! Все его девять миллиардов теорий заговора — полная ахинея! Я тебе могу чем угодно поклясться — это всё правда ради вашего же блага.

Тогда оставалось... вообще-то не дофига объяснений. Что ж там ещё могло быть, если не одна из этих причин?

— Слушай. Можешь мне помочь, так и быть. Всё равно ты настолько упираешься, что безопаснее будет за тобой присматривать. Но я не могу тебе объяснить, что происходит — просто знай, что тут вопрос жизни и смерти. Тебе надо выполнять всё, что я скажу, и придётся уж тебе поверить, что на это всегда есть веская причина.

— Ладно, — соврал я. Вообще-то я ни фига ей не верил, но можно и притвориться — что я теряю-то? Ну, разве что врать немного стыдно, но угрызения совести я и так уже огрёб.

— Так это... он ведь в какой-то из палат? Давайте я тогда по правой стороне, а вы по левой.

— А головой подумать? — спросила она. — Я же говорила, тут есть больные в критическом состоянии. Нельзя носиться по палатам и всех будить! Вот почему это катастрофа!

Я-то точно знал, в какой комнате прячется Архи, но походу беспалевный план поисков накрылся, а я его даже толком придумать не успел. Не мог же я типа случайно угадать нужную дверь — надо было как-то устроить, чтобы она уже заранее выглядела подозрительно.

— Вон там же вроде была пустая палата? Можем хотя бы пустые обшарить. — Сама пусть и обыскивает пустые, а я загляну в ту, где Архи, а потом отмажусь, что перепутал.

— Нет. Не получится так всё прочесать. Пока мы обыскиваем одну палату, он может перебежать в другую.

— Могу посторожить в коридоре, — предложил я. — Покажется — сцапаю.

— ...Это вариант, но пустых палат тут от силы половина. Даже если обыскать все пустые — пятьдесят на пятьдесят, что мы его не найдём. Нет у нас на это времени.

— А мы спешим?

— Ещё как. Тут уж тебе тоже придётся мне поверить.

Ох не нравилось мне всё это. Всё больше росло искушение уже тупо указать на палату, хотя тогда сразу станет ясно, что я в курсе — как бы я иначе выбрал из одинаковых тёмных комнат нужную?

...Стоп. Там же темно. Когда Архи туда забежал — свет зажёгся. Датчик движения сработал. А сейчас темно — значит, Архи не двигается. Должно быть, затаился и ждал, пока свет погаснет — ну он и погас. Значит, стоит Архи дёрнуться, как палата осветится, и мы его сцапаем.

Как бы его сдёрнуть-то?

— Слушайте... а вон те лифты с двух сторон. Они работают?

— Конечно, работают. С чего бы им... как сюда иначе попадать-то? Просто открываются служебным ключом.

— А они звук какой-нибудь издают? Звонок там, ну или хотя бы... типа низкий такой лифтовый гул?

— Да... — протянула она, всё ещё не понимая, куда я клоню.

— Вот если вы сидите не шелохнувшись в тёмной палате и вслушиваетесь, свалила погоня или нет — этот гул будет слышно?

— ...Да, — кивнула она. Кажется, до неё доходит.

— Короче, тогда вызываем лифт, отправляем вниз пустым и ждём, пока он не решит, что всё чисто. А потом типа следим, где зажжётся свет — тут-то он и спалится. Прокатит?

Она нахмурилась.

— Может сработать, но я не знаю, насколько он терпелив — сколько сможет неподвижно ждать. А я уже говорила, что время терять нельзя.

Я вспомнил, как однажды в ирке Архи начал допытываться, не свалил ли чувак от компа, а тот всего-то минуты на две затормозил с ответом. Терпеливый он, ага. Да мы его мигом накроем.

— Давайте хоть пять минут последим. Пять минут-то у нас найдется?

— ...Ладно, пять минут найдется. Но имей в виду — если что-то пойдёт не так и случится непоправимое... В общем, моя бы воля, я бы с тебя лично за это спросила.

— А почему нельзя?

— Пациенты, к сожалению, считаются недееспособными. Если ты оботрёшься — отвечать мне. Так что не оботрись. (Она не сказала «оботрись»).

Мы двинулись к ближайшему лифту. Как она и говорила, открывался он ключом. Кнопки «вверх» и «вниз» не горели, но, когда она достала из халата ключ и вставила в скважину, панель сразу зажглась. Орчард нажала кнопку «вверх» — почему не «вниз»? — и я услышал гул спускающегося по шахте лифта.

— А он ничего не заподозрит, если мы типа уехали на верхние этажи, а не спустились к выходу?

Судя по взгляду Орчард, я сморозил такую глупость, что на неё даже отвечать противно.

Звякнул сигнал, и створки разъехались. Двери открылись так резко, будто их с ноги распахнули — ну разве что без грохота. А так в остальном лифт себе и лифт, ничего особенного. Весь такой с иголочки — ну, типа как новенький, да еще и не слишком заюзанный.

...И тут мне в голову шарахнула идея. Офигенная идея, дико угарная, а если так задним числом подумать — то абсолютно идиотская, но я чот все равно подумал — была не была.

— Эй! Смотрите! Вон он! — заорал я и показал пальцем вглубь коридора. Ничего там не было, но она мигом развернулась и помчалась туда, даже не приглядевшись. В конце концов, коридор-то прямой — по-любому не разминёшься.

Уже через пару шагов она спросила: «Стой... где?!», но я уже привёл в действие свой бредовый план. Ну он правда был бредовый, отсюда и до завтра. По-хорошему, план должен был сорваться сразу, как только я забежал в кабину лифта и вдавил кнопку «Закрыть двери». Обычно-то это не кнопка, а плацебо — дверь всё равно закроется по таймеру. Причём, как правило, плавно, чтоб ненароком не поотдавливать народу что попало. В общем, тут бы план и провалился, но двери захлопнулись так же стремительно, как открылись. Мелькнуло и скрылось перекошенное незамутнённой яростью лицо Орчард — и вот я уже один в кабине.

План должен был сорваться, когда она повторно нажала кнопку вызова. Обычно такой вызов срабатывает, если лифт ещё не уехал, а кнопку первого этажа я нашел далеко не сразу — она оказалась в верхнем ряду, а не в нижнем. Кнопок тут была целая куча — и, походу, мы под землей, поэтому первый этаж сверху. Короче, я долго тупил. Она бы успела. Двери бы сто раз уже открылись, но почему-то не сработали. Тем, кто проектировал лифт, зачем-то нужна была опция не пускать туда посторонних. Видимо, затем же, зачем и доступ по ключу.

В общем, в кабину она не попала, и план побега не сорвался. Провалился он уже потом.

План провалился, когда двери распахнулись, и я очутился в светлом вестибюле. Снаружи светило солнышко, за столом с пластиковыми цветами сидел секретарь, а в колонках играла умиротворяющая музыка.

А ещё секретарь был в противогазе, и вооружённые до зубов охранники по всему залу — тоже.

Секретарь и почти все охранники обернулись ко мне. Присмотревшись, секретарь завизжал, а бойцы мигом взяли меня на прицел. У одних был огнестрел, у других электрошокеры и прочая небоевая снаряга. Вся охрана носила бронежилеты, а я в куцей больничной рубашке жался к стенке лифта.

Лифта. Ну конечно! Вот оно! Я снова треснул по кнопке «Закрыть двери», и створки захлопнулись. Я услышал снаружи крики — и, пока они решали, как со мной быть, втопил «4». Из двух зол лучше уж выбрать знакомое. А ещё такое, которое не тычет в меня стволами. Да что там из двух — я б счас с удовольствием повыбирал из целой кучи зол, лишь бы без стволов.

Когда лифт поехал вниз, я почувствовал себя полным придурком. Сейчас я открою дверь — а там она. Если даже с ходу не огреет по кумполу чем-нибудь тяжёлым, всё равно ни за что больше не будет доверять. Какое уж доверие после таких-то фокусов.

Что это вообще было-то? Противогазы... Вооружённая охрана... Секретарь дико перестремался, а я ведь даже сделать ничего не успел. Единственное, что приходило в голову — может, он увидел больничный халат и перепутал меня с кем-нибудь очень заразным. Хотя... откуда ж я знаю — может, у меня и правда какая-то жуткая инфекция. Но полный зал охраны — как-то перебор, не?

Мысль я так и не додумал. На четвёртом этаже двери открылись. Доктор Орчард... тихонько сидела в уголке у самого лифта.

— Вот зачем было врать?.. — прошептала она.

— Это, простите, пожа...

— «Честное слово, я с головой дружу»... Тьфу ты, — Она приложила палец к губам, а другой рукой указала на дверь дальше по коридору.

— Вон он, — прошептала Орчард. Палата, где прятался Архи, была ярко освещена.

— А почему вы его не схватите? — спросил я, тоже понизив голос.

— Тс-с. Свет только что включился. Подождём, пока он не выйдет из палаты, чтобы не беспокоить пациента. — Она медленно и осторожно поднялась на ноги. На меня особо даже не смотрела. Я-то думал, она куда сильнее запарится насчет побега. Наверное... знала, что там найдётся кому меня задержать?

Она прижалась к стене и начала красться по коридору. От нас до палаты Архи было десять дверей. Доктор Орчард изо всех сил старалась ступать бесшумно — и, пожалуй, могла бы шагать побыстрее. В общем, убили мы минуты две. Стоило мне случайно издать хоть малейший шорох, как она шипела «Тс-с!», причём в несколько раз громче, чем этот самый шорох.

На дверях висели номера с подписанными именами. Тут были таблички «419-Гамма», «417-Лев», «416-Терция», «414-Синий», а на остальных пусто. Я подглядел во все палаты, но на первый взгляд они вообще не различались, а кровати были загорожены шторками.

На двери Архи значилось «412-Е». Понятия не имею, к чему это.

Когда мы подобрались совсем близко, из 411-й палаты стали доноситься голоса.

— ...косить под маразматика...

— ...только меня старого Бог бережёт...

Сложно было разобрать, но какие-то урывки я услышал. Можно бы прислушаться, если приложить ухо к щёлочке у двери, но... короче, тут было две подставы. Во-первых, у щёлочки уже торчала доктор Орчард, скрючившись на полу. Вряд ли она будет в восторге, если я перегнусь через неё тоже послушать. Ну а вторая подстава в том, что не было там щёлочки. Я проверил дверь 412-Е — там оказалось то же самое: резиновая прокладка по всему периметру. У них палаты что, типа герметичные?

Похоже, доктор Орчард что-то расслышала — она со свистом втянула воздух.

— Марш в палату! Живо! — шёпотом заорала она. Я её в прошлые двадцать раз не послушал и сейчас не стал.

— Бегом! Срочно возвращайся в палату! Я серьёзно! Закрой дверь поплотнее и сиди там! — Всё своё внимание она внезапно обратила на меня, хотя до сих пор игнорила. — Я не шучу! А ну иди!

Не, я так не играю. По плану я помогаю ей искать, а потом буду, типа, наготове — вдруг окажется, что она собирается устроить Архи какую-то подлянку. Устраняться при таком раскладе — последнее дело.

— Вот уж вряд ли. Я останусь и пригляжу за...

Тут в палате заорал знакомый голос:

— Блин, да заткнёшься ты уже со своим долбаным слоном?!

Доктор Орчард злобно рявкнула на меня, а потом развернулась и распахнула дверь настежь.

— Беги, идиот! Беги!!!

* * *

Архи стоял в палате рядом с розовощёким дедом, который что-то невнятно бормотал. На окрик беглец испуганно обернулся — и встретился взглядом с доктором Орчард.

Тут же, недолго думая, Архи сорвался с места. Не знаю уж, что там творилось у него в голове, но в кои-то веки он решил, что лучше поверить Орчард и валить. Может, предпочёл не рисковать...

Ой, стоп, нет. Простите, гоню. Это он не доверять ей вдруг начал, а воспользовался случаем, чтобы со всей дури в неё врезаться и сбить с ног. Врач такого не ожидала и рухнула на пол. И вот внезапно Архи уже сидит в коридоре верхом на Орчард, заламывая ей руки.

Я улучил минутку, чтобы взглянуть на старика в палате. Дед затих и слегка дрожал. Румянец — ой нет, не румянец это — расползся по всей голове, отчего она порозовела, как жвачка. Эй, он жить-то будет?

Услышав два дружных яростных вопля, я снова отвлёкся на потасовку. Своим рывком Архи конкретно припечатал врачиху, но ненадолго. Он был невысокий, хилый — Орчард попросту оказалась сильнее. Она попыталась его опрокинуть, но Архи ловко увернулся и взял её в какой-то борцовский захват. Шум, гам, руки-ноги мелькают — еще бы плотное облако пыли добавить, и был бы совсем мультик.

Тут Орчард мельком увидела палату — и охнула.

— Четыре! Четыре, закрой дверь! Закрой дверь — срочно — пожалуйста — да закрой же ты... — тут Архи заткнул ей рот рукой, в которую она тут же впилась зубами.

Я посмотрел на розового старика в палате. Краска уже... блин, она добралась до волос — седина порозовела. Это уже... жесть какая-то. Явно не к добру. Я решил было послушать тётку и захлопнуть дверь, но вдруг Архи заорал:

— Нет! Не надо!

Я замялся. Есть ли у него причины...

— Что?! Нет! Закрой дверь! Живо! Тебе жить надоело?!

— Не надо! Она же этого и добивается!

...Не, ну «этого и добивается» выглядело всё-таки не настолько сурово, как «жить надоело», но я всё равно замялся и только глазел на старика. Может, больше из любопытства — не то чтобы это было прямо-таки решение.

— Блин(*) — да закрой ты дверь — ради всего...

У деда взорвалась голова.

Взорвалась, а потом застыла, недовзорвавшись. Клочья розовой клейкой массы разметало как... Даже и не опишешь толком. Типа как... логотип «Никелодеона» в 3D? Как будто на обрубок шеи выплеснули кляксу розовой краски, но видео поставили на паузу. Кое-где виднелись осколки костей, ну а так... и не скажешь, что это взорванная башка. Ни кровищи, никакой расчленёнки, только однородная розовая тянучка.

— Дверь! Закрой...

Меня выбило из транса, как только разбрызганная дедовская голова начала распадаться, плюясь розовой пылью. Вот теперь это уже было не кровавое кино, а реальная опасность, и я судорожно нашарил пальцами дверную ручку. Я плотно захлопнул дверь, но маленькое облачко розовой фигни всё равно успело вылететь наружу и раствориться в коридоре.

Я кашлянул. Чуть-чуть фигни осело на лице.

Раздался стон, а затем глухой стук — доктор Орчард спихнула с себя Архи, и теперь он валялся возле стены.

Орчард кашлянула.

— Ох... кха... нет! Нет! Меня уволят! Или... нет! — Она уставилась на меня — потом на Архи, потом снова на меня. — Вы успели... или это перхоть? Нет... нет, вы... это всё из-за вас! — Не очень было понятно, на кого из нас она орёт. На обоих?

— Что это за фигня? Мы её подцепили? Я умру?! — Когда она с трудом поднялась, я попятился.

— Нет. Нет, всё у вас будет хорошо. А меня... меня уволят. Песец. Грёбаный... эй, вы. Стойте оба здесь и ждите подмоги. Как же я надеюсь, что больше никогда вас не увижу...

В каком это смысле никогда не...

Она села, скрестив ноги, и замычала.

— Ты кто? Ты заодно с ней? — рявкнул Архи. Я аж подскочил.

— Я? Я ведь... мы ж с тобой знакомы?

— Нет, после нашей встречи я потерял память. Вы общались с Л, а я Н. Что случилось с М? Чего ты добиваешься?

М-да... Типичный Archive05, не считая того, что он меня не узнал. Пулемётная очередь из слов, которые обязательно обретут какой-то смысл... как только я разберу, что он несёт-то вообще. Так — говорит, у него амнезия... видимо, такая же, какую мне Орчард описывала. Только где она врала, а где нет? И, это...

— Стоп, какой еще Л? Не знаю никакого Л.

— Ты... не смей мне врать! Ты заодно с ней или нет?

Архи вскочил на ноги, споткнулся и полетел туда, где сидела Орчард. Она и бровью не повела — только перешла с мычания на какое-то невнятное бормотание.

— Архи, у человека, блин, голова взорвалась! Давай не сейчас? Пойдём позовём на помощь!

Архи начал было: «Нам велели оставаться...», но, задумавшись, прервался на полуслове. Два одинаково подозрительных типа хотели ровно противоположного. Могу только догадываться, насколько его завесила такая головоломка.

Я наклонился прислушаться, что там бурчит себе под нос Орчард.

— ...доктор Фелисити Орчард — я доктор Фелисити Орчард — я доктор Фелисити Орчард — я...

Я краем глаза заметил движение — она что-то достала из кармана — и отпрянул. Ярко-розовый пластмассовый прибор с двумя металлическими штырьками на конце. Прибор начал потрескивать разрядами — походу электрошокер. Я благоразумно отпрыгнул подальше. Архи тоже мигом вскочил на ноги.

Не открывая глаз и продолжая нараспев твердить свое имя, она нажала красную кнопку на корпусе шокера. Тот замигал и начал тихо попискивать.

— Бомба?! Ай! Эй, ты! Бежим! Она запустила бомбу!

— Ты уверен? — спросил я. — Откуда нам знать, что... — Нет, я же знаю Archive05, этим его не проймёшь. Про бомбы-то рассуждать в разы круче, чем прикидывать, что ещё это может быть. Он на другое ведётся. — ...А вдруг это блеф. Мы разбежимся, тут-то она и скроется.

Он завис, потирая подбородок.

«Дзынь», грохот створок лифта, оглушительный топот тяжёлых берцев по коридору. Солдаты из вестибюля. В противогазах.

Доктор Орчард со стоном вдавила тазер себе в бок. Рука у неё рефлекторно отдёрнулась, но она не сдавалась — ухватилась сверху второй рукой и принялась бить себя током, ещё и ещё.

Архи заверещал и помчался в другую сторону. Я верещать не стал, но метнулся туда же. К лифту в другом конце коридора, который... тоже открылся и изрыгнул из себя отряд вооружённых охранников. Я еле затормозил, а Архи опять покатился кубарем и закашлялся.

— Сдаёмся! — заорал я.

— Мы... кха... не сдадимся! Мы не сдадимся! — бесновался Архи. Чего? Да он на полу валяется! Как он собирается не сдаваться?

Один из охранников подал голос:

— Гэвин Батра! Райли Шенстайн! Ни с места!

Стоп, чего? Гэвин Батра? Что это за имя такое... Гэвин Батра? Разве это... разве это не меня так зовут? Нет... меня зовут 4. Так? Нет, не так... это не моё имя. Меня зовут Гэвин. Чего?

— Кха! Нет! Вы мне мозги не промоете, щукины(*) дети! Не поймаюсь я на вашу наведённую память! — Архи стиснул голову руками.

— Ньюарк, штат Нью-Джерси. Амфетаминовая зависимость. Художественный колледж.

Чего? Это ведь... я уже... такое уже происходило. Я всё это уже вспоминал. Слоны... слоны — это ключ ко всему. Что? К чему? Что такого важного в слонах?

Другой солдат:

— Э-э... Мейнленд, штат Айдахо?

— Нет, Меридиан. Меридиан, штат Айдахо. Добрые родители. Неровно дышит к Батре.

— Стоп, чего? Они знакомы? Кто их распределил в...

— А я почём знаю! Быстрее давай! Что там ещё на них есть?

— Батре вроде эти книжки нравились? Мы их там на полках расставляли.

— Какие ещё книжки?

— У Райли в досье вроде тоже что-то про книжки говорилось?

Архи завыл. Я уже не слушал. И охранников тоже не слышал. Слоны. Что-то там надо про слонов. Нет... нет, я вспомнил — всё наоборот. Ничего не надо про слонов. Со всем этим как-то связан... розовый цвет. Розовые слоны. Главное... не думать о...

Когда я проснулась, у изножья моей кровати сидел доктор Парек.

— Как ты себя чувствуешь?

Конечно же, хорошо. Почему он спрашивает? Амит никогда раньше не задавал мне таких личных вопросов. Он всегда держался очень профессионально.

— Хорошо. — Подробнее отвечать я не стала. Что-то мне подсказывало, что он и так поймёт.

— Можешь сказать, как тебя зовут?

— Водород, — ответила я. Тоже странный вопрос. Хотя неуместным он не казался. Непонятный вопрос, но ожидаемый. Почти что дежа вю, хоть и не совсем.

На секунду он задумался, потом приписал на карточке с номером 439 слово «Гелий».

— Водород. Очень хорошо. Значит, на этом этаже ты приживёшься. Хотя... вскоре мы, наверное, тебя переведём, поскольку других пациентов твоя ситуация может смутить.

По ощущению ответ был логичным. Если вдуматься, то на самом деле нет, но ощущение такое было. Меня это ничуть не беспокоило.

Он показал мне фотографию.

— Извини, надо проверить — ты ведь знаешь, кто это?

Это был портрет лысого мужчины с длинной седой бородой. Глаза у него лучились добротой. Я его узнала.

— Это святой Шелхарт. Хорошо, что он нас бережёт.

Амит кивнул:

— Хорошо, что он нас бережёт. Верно. Я опасался, что ты считаешь иначе.

С чего бы мне считать иначе? Святой Шелхарт бережёт нас, и это хорошо. В это важно верить, поэтому я и верю.

...Тихий внутренний голос возмутился, что так нельзя, но я велела ему замолкнуть.

— Что ж. Значит, ты знаешь, что слушаться святого Шелхарта — это очень важно?

Конечно же, важно. Если я не буду слушаться святого Шелхарта, я умру. Это же очевидно. Когда я сюда попала, мне это подробно объяснили. Я так и ответила.

— Вот и славно. Всё верно. Если ты не будешь слушаться святого Шелхарта, ты умрёшь. Хорошо, что он нас бережёт.

Я кивнула.

— Ты ведь знаешь, кто я? Зачем я пришёл?

На нём был белый халат. Он всегда так ходил, без халата я его ни разу не видела. Это означало, что он один из врачей в больнице св. Шелхарта, а сюда пришёл, чтобы помочь мне и передать инструкции сверху. Я так и сказала.

— Хорошо. Что ж, по основным пунктам мы прошлись. Теперь я тебе кое-что сообщу. И попрошу хорошенько запомнить, причём обязательно вне себя. Ты помнишь эту технику?

Я помнила фильмы и вводный курс упражнений. Я умела запоминать вне себя — держать знания отдельно, а собственную личность отдельно. Только так и можно запомнить что-то навсегда. Я кивнула.

— Хорошо, — сказал он. В руках у него была папка с надписью «Руководство по медитации для чрезвычайных ситуаций».

— Видишь папку? — спросил он. Я кивнула. — Тебе нельзя читать то, что внутри. Если ты когда-нибудь увидишь эту папку — или что-нибудь похожее — а рядом нет врача, срочно найди доктора и отдай ему. Пациенты ни в коем случае не должны её читать.

Я кивнула.

— Мне запомнить это вне себя?

— Да, если можно. Тесты тебе ещё не проводили, но тебе наверняка будет легче, чем другим пациентам.

Я прокрутила в мыслях его слова. Пациентам нельзя читать эту папку, и любой пациент, увидев папку, должен отдать её врачу. Никто из тех, кто является пациентом, не должен её читать. Поскольку я пациент, эти общие правила относятся и ко мне.

Амит достал фотографию животного.

— Кто это? — спросил он.

— Это слон, — ответила я.

— Верно, — сказал он. — Это слон. Слон — это крупное млекопитающее из семейства слоновых, у него большие уши, длинный хобот и бивни. Водится во многих регионах Африки и Индии. Вот... в общем-то и всё, что тебе нужно знать о слонах.

Я кивнула. Звучит логично. Честно говоря, ничего нового о слонах он мне не сообщил.

— Поехали дальше, — сказал он. — Запомни вне себя: вспоминать то, что ты забыла, — это плохо. Если ты начнёшь что-то вспоминать, прекрати и постарайся отвлечься. Если заметишь, что кто-то другой вспоминает — отвлеки его.

Вне себя это будет... когда пациенты вспоминают забытое — это плохо. Если пациент начинает что-то вспоминать, он должен прекратить и отвлечься. Если пациент заметит, как другой пациент что-нибудь вспоминает, первый пациент должен отвлечь второго. Поскольку я пациент, эти общие правила относятся и ко мне.

Амит показал на зеркало.

— Видишь наклейку? — спросил он. — На наклейке есть телефонный номер — горячая линия по предупреждению самоубийств. Если ты начнёшь слишком много вспоминать и за десять минут этот приступ не пройдёт, набери этот номер и поговори с сотрудниками. Они помогут тебе избежать трагических последствий.

Если к кому-то начнут возвращаться забытые воспоминания и за десять минут приступ не пройдёт, необходимо набрать этот номер... и так далее. Я поняла. Точнее, нет. Это понятно, само по себе. Так правильно? Пожалуй, вполне приемлемо.

— Что ж. С самым важным мы разобрались — теперь я просто расскажу, что тебя тут ждёт. Запомнишь вне себя — будет славно, но если нет — ничего страшного.

Я кивнула. Амиту я доверяла, поэтому всё шло гладко. Он действовал от имени святого Шелхарта, которому я тоже доверяла. Об этом я знала из фильмов и прочих материалов, поэтому мне было гораздо проще.

...Чем кому? Нет, такие мысли мне развивать нельзя.

— В общем, ты здесь по меньшей мере на пару месяцев. В дневные часы мы будем к тебе наведываться, а ещё ты будешь посещать мероприятия вместе с другими пациентами. Задача в том, чтобы подготовить тебя к выписке — чтобы ты вернулась к полноценной жизни, когда поправишься. Никаких обязанностей у тебя не будет, ничего сложного от тебя не потребуется. И всё у тебя будет хорошо. Ладненько?

Никаких обязанностей? Это... это мне не понравилось. Чем же я себя займу?

Я всё равно кивнула.

— Отлично. Что ж... раз материал ты усвоила... начнём с чистого листа. Ты ведь рано или поздно начнёшь что-то подозревать... ну, про это про всё. Чем-то смахивает на секту, да?

— ...Немного. Но меня это не беспокоит.

— Ну да, тебя и не должно, ты ведь прошла инструктаж для персонала, но не будем рисковать.

Инструктаж для персонала? Я не... что?

— В общем, идея в том, чтобы познакомить тебя со всеми протоколами и процедурами с точки зрения пациента, а потом перезагрузить, чтобы задвинуть это всё на задний план. Чтобы это были инстинкты или знания, а не просто... чьи-то приказы. Согласись, лучше не знать, почему ты веришь в то, во что веришь.

Это я... это я знала. Нет — вспомнила. Это плохо.

— Что ж, поехали... карту личности мы тебе пока толком не составили, но могу догадаться. Тебя зовут Фелисити Орчард, ты устроилась сюда врачом...

— Стойте! — заорала я. Я начала вспоминать! Мне же только что сказали, что нельзя! Амит нарушает правила!

— Нет-нет, всё хорошо. Антитело тебе ввели. Вспоминать нельзя потому, что запустится амнезия, и весь прогресс пойдёт насмарку. А сейчас мы нарочно вызываем рецидив. Успокойся.

Ох! Я это тоже вспомнила! Я всё вспоминаю!

— Нет! Стойте!

Он нахмурился.

— Господи, Лисси. Ты так серьёзно ко всему отнеслась... Видимо, оно и к лучшему. Кстати, да — мы с Раджем зовём тебя Лисси, водится за нами такое. Ты всегда сердишься напоказ, но на самом деле тебе нравится. — Он улыбнулся.

Я врач. Я устроилась сюда, чтобы лечить... о господи. Меня зацепило. Слон и до меня добрался.

— Так о чём это я — ты устроилась сюда врачом, но пару часов назад случилось ЧП с новым пациентом, которому ещё не провели полный курс. Вот ты и надышалась этой гадостью. Так что... прости уж, придётся тебя уволить.

Я больше не буду врачом — потому что во мне слон — он забрался в меня — потому что я не ввела выжившему v2 — потому что не надела противогаз — потому что торопилась — потому что алфавитный индекс и числовой индекс вступили в несанкционированный контакт — потому что — о нет — внутри меня слон — он внутри меня — уберите его...

— Очень жаль. Ты была у нас одной из лучших, а старшему персоналу непросто искать замену. Может, обучим кого-нибудь из тех, кто долечится через неделю, но... чёрт. Не хотела ты увольняться. Я ж видел.

Я не хотела увольняться — я не хотела умирать — я же умру — умру — умру — слон меня убьёт...

...

Безнадзорным пациентам убедительнейшим образом предписывается умерить любопытство. Данное предупреждение не является проверкой, подвохом либо шуткой.

• Осторожно, слон ……………………………………………………………………………………… 1

• Оглавление ………………………………………………………………………………………………… 2

• Подготовительные вопросы …………………………………………………………………… 3

   • Аллергия на седативные препараты …………………………………………… 3

   • Личностные установки …………………………………………………………………… 3

   • Индивидуальность …………………………………………………………………………… 4

   • Для знакомых с медитацией «Випассана» ………………………………… 6

• Четыре столпа (под ред. Шелхарта) ……………………………………………………… 8

   • Кайя (пропустить) …………………………………………………………………………… 8

   • Ведана (пропустить) ………………………………………………………………………… 8

   • Читта …………………………………………………………………………………………………… 9

   • Дхарма ………………………………………………………………………………………………… 12

      • Нововведения Шелхарта ………………………………………………………… 12

      • Запретные истины …………………………………………………………………… 16

• Розовый слон ……………………………………………………………………………………………… 22

   • Теория иронического процесса …………………………………………………… 23

   • Самоосознание ………………………………………………………………………………… 24

   • Страх …………………………………………………………………………………………………… 25

• Экстренные ситуации ………………………………………………………………………………… 28

   • Экспресс-курс випассаны ……………………………………………………………… 29

   • Самосозерцание ……………………………………………………………………………… 30

   • Страх (внутренний) ………………………………………………………………………… 30

• Вариации …………………………………………………………………………………………………… 31

   • Кататония ………………………………………………………………………………………… 31

   • Вялотекущая форма ………………………………………………………………………… 34

      • Безопасное применение КЛП ……………………………………………… 35

   • Каскад искажённой информации ………………………………………………… 37

• Техника безопасности для персонала …………………………………………………… 40

• Приложение А: Применение противомеметических препаратов ……… 42

   • Первичное ППП ………………………………………………………………………………… 43

   • Расчёт повторной дозировки ………………………………………………………… 45

      • Перезагрузки …………………………………………………………………………… 45

      • Перерывы ………………………………………………………………………………… 46

      • Плотность информации ………………………………………………………… 46

• Приложение Б: Интуитивные натуральные прогрессии ……………………… 47

   • Числовая …………………………………………………………………………………………… 47

   • Алфавитная ………………………………………………………………………………………… 49

   • Прочие ………………………………………………………………………………………………… 51

Я вышел из состояния сна. Как только я увидел потолок, в фокусе моего внимания тут же оказались три мысли.

Первая мысль была: «Это не моя комната». Потому что она действительно не моя. Спросонья непросто было заставить себя сконцентрироваться на важности этого осознания, но комната не моя. Осмотревшись, я понял, что нигде в поле зрения нет моих вещей. Это могло означать только одно... что у этого феномена может быть целый ряд возможных объяснений, а торопиться с выводами не надо.

Вторая мысль была... второй не было. Я её упустил, слишком глубоко погрузившись в первую.

Третья мысль была: «Как я сюда попал?» Она засела у меня в голове, потому что я не мог вспомнить, где заснул. Мало того, что здесь не моя комната: свою комнату я вообще не мог вспомнить, равно как и любое другое место, где мне доводилось засыпать. Меня очевидно переместили сюда в бессознательном состоянии, но у меня не было способа замерить, сколько я проспал.

Обдумав эти мысли должным образом, я поднялся с кровати и начал воспринимать окружающую действительность. Судя по виду — больничная палата, хотя в интерьере навели марафет, декорировав его бытовыми предметами обстановки. Марафет. Что такое «марафет»? Это слово как-нибудь используется в отрыве от глагола «навести»? Вопрос нерелевантен.

Ближайшая к двери половина комнаты была заставлена стойками и шкафчиками. Все дверцы распахнуты настежь — словно бы недавно здесь устраивали обыск. На полу грудой валялись одеяла и постельное бельё. Сама моя кровать имела довольно спартанское убранство — я так и не понял, зачем с неё всё сорвали.

На столе была разложена игра «Дзендо» с явно недоигранной партией, а рядом — стопка бланков для лекарственных рецептов. Я осмотрел их и обнаружил оставленное мне послание.

Я Н. НЕ РАСПОЛАГАЮ НОВЫМИ ДАННЫМИ, МОГУ ТОЛЬКО ОТМЕТИТЬ ФАКТ ОЧЕРЕДНОЙ НЕУДАЧИ. ПРОСЬБА ПРОЧИТАТЬ ПРИЛОЖЕННУЮ ЗАПИСКУ И ВЫЧЕРКНУТЬ СВОЕ НЕ-ИМЯ ИЗ ПРАВОГО СПИСКА В КАЧЕСТВЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ БУДУЩЕМУ СЕБЕ.

Сразу же разболелась голова — и возникло чувство досады, причём вроде бы совершенно не связанное с восприятием текста на сознательном уровне. Что это со мной?

Как бы то ни было, я не отступлюсь от поиска истины. Я прочитал остальные записки из той же стопки.

Меня зовут не О. Это важно. М поручил Н оставить мне сообщение, и тот выполнил просьбу. Я поставил на записке галочку в квадратике напротив буквы «О» и задумался над обрушившейся на меня информацией.

Записки представляли собой настоящий эпистемологический кошмар. Начнём с самой неочевидной гипотезы: все послания сфабрикованы, чтобы меня обмануть. Кто-то хотел убедить меня в том, что трое неизвестных оставили мне записки, пытаясь склонить меня к разным выводам. Если все тексты — ложь, тогда тот факт, что М советовал отнестись к ним с подозрением, означал... что неведомые злоумышленники раскололись на фракции, и каждая, преследуя собственные интересы, старается убедить меня в чём-то своём.

Нет. Нет, я тороплюсь с выводами. Реально видел я пока только записку, из которой следовало, что в задаче участвует несколько агентов. Но причин доверять этому утверждению у меня не было. Если все послания оставлены одним человеком, который хотел скрыть, что действует в одиночку, то, естественно, он заставил бы «авторов» открыто сомневаться в достоверности других записок. Возникло бы впечатление, что здесь несколько действующих лиц, которых в случае чего можно натравить друг на друга, тогда как в действительности все записки были оставлены одним агентом, который собирался манипулировать мной, заставив меня поверить, что я сам манипулирую другими.

Опять тороплюсь с выводами. Вдруг сторон и правда несколько? Л, М и Н. М сомневался в Л, Н доверял М. М предоставил наиболее конкретные инструкции, но при этом советовал полагаться на здравый смысл и не доверять никаким запискам — как я и поступил. Может, я играю ему на руку? Нет, так рассуждать нельзя. Так я ни к чему не приду.

Ой! А вдруг... вряд ли, конечно, но может оказаться, что Л, М и Н — это действительно я, а в записках говорится правда. Тогда... что из этого следует? Что Н, вооружившись сведениями из записок Л и М, всё равно не избежал стирания памяти. А раз из гипотезы о том, что Н говорил правду, следует такой вывод — значит, если это всё-таки подделка, то она была призвана создать впечатление, что Н потерпел неудачу, невзирая на своё преимущество. Меня хотели запугать, подтолкнуть к непредсказуемым, но неоптимальным действиям — в частности, отвлечь от якобы бесполезных предостережений из записок, которые на деле могли бы мне понадобиться.

Стоп. Нет. Нелогично. Незачем плести заговор, в результате которого я проигнорирую по-настоящему ценные советы, написанные самим заговорщиком. Я уже сам себя путаю.

Неясно было, на каком уровне играет мой противник. Впрочем... даже если записки правдивы, они не помогли Н сбежать. Значит, оставлять их на месте бессмысленно. А если это фальшивки, тогда тем более стоит от них избавиться — чтобы при следующем пробуждении...

Стоп, нет! Нет-нет-нет! Если в записках ложь, то никаких перевоплощений не будет, и выкидывать бланки бессмысленно — ведь это одноразовая ловушка, работающая только здесь и сейчас. С чего это я вдруг принял историю с перезагрузками за аксиому? Теряю хватку. Надо бы собраться.

Я уже собрался проверить игру «Дзендо» на предмет скрытых посланий, как вдруг дверь распахнулась.

В проёме показался силуэт в полной боевой броне. Лицо скрыто противогазом, в руках — какое-то полуавтоматическое оружие.

— Проснулся? — спросили меня. Кажется, мужским голосом.

Ответил я не сразу. Сперва нырнул за стойку — на случай, если солдат надумает стрелять. У меня не было сведений, насколько он кровожаден, а укрыться мне ничего не стоило.

— Ни с места! — заорал я из-за стойки.

Шагов я не услышал, так что, видимо, он послушался.

— Как знаешь, — донеслось в ответ. Больше он ничего не сказал — просто молча закрыл за собой дверь.

Отлично, я выиграл чуть-чуть времени — теперь успею придумать какой-нибудь выход. Что бы такого использовать в качестве оружия? Бить надо быстро, чтобы он не успел даже прицелиться. Я огляделся, но ничего не нашёл ни под кроватью, ни за шторкой...

Не вставая с корточек, я поднял голову вверх. Шторка! Она крепилась к шесту, который не был ни к чему прибит — просто упирался в стены. Держался он только за счёт силы трения между резиной и штукатуркой.

Я рванул как следует, и шторка — вместе с карнизом — обрушилась прямо мне на голову.

— Эй! Ты что делаешь?

На вопрос я не ответил.

— А ты что делаешь?

Он тоже не стал отвечать. Только протянул: «Ых...» — а затем... судя по шороху, сел на пол. Тишина затянулась ещё секунд на десять.

Надо было проанализировать ситуацию. Если его поведение поставило меня в тупик — значит, я опираюсь на неполные или неверные данные.

Что меня смутило? У него оружие, броня и противогаз. То есть он подготовился к вооружённой стычке, но потом даже пальцем не пошевелил, чтобы спровоцировать подобный конфликт. Просто сидел, и всё. Его экипировка совершенно не соответствовала заданию, которое, похоже, заключалось в абсолютном бездействии.

Надо зайти с другой стороны. Чтобы разгадать хитроумный заговор, надо посмотреть на результат и спросить себя: зачем кто-то мог такого добиваться?

Никаких результатов видно не было. Пока произошло только одно: я уронил себе на голову карниз от шторки. Даже если это событие можно было предсказать, сложно найти в нём хоть какой-то смысл. Вдобавок я спрятался, поэтому не видел солдата — но его ведь и раньше не было видно. Зачем было заходить в палату?

...Хм, я ведь теперь не могу выйти наружу. И я морально готов прибегнуть к насилию, чтобы одолеть его и сбежать. Боевая экипировка идеально подходит для задачи «не дать себя одолеть», а стратегическая позиция перед дверью явно затрудняет побег.

— Я тебя раскусил, — сообщил я. — Ты задумал не выпускать меня из палаты.

— Угу, — сказал он. И снова замолк.

...Хм. Ну что ж. Намерения противника я распознал. Осталось всего лишь придумать, как его победить.

Без разведданных плана не построишь. Я подполз к краешку и украдкой выглянул из-за стойки. Солдат сидел возле двери и вертел ствол в руках. Я быстро втянул голову, чтобы он не успел... скажем, прицелиться. Агрессии он не проявлял, но осторожность никогда не помешает.

Можно было улучить минутку и застать его врасплох, пока он возится с автоматом, а не держит его наизготовку. Но карниз оказался почти невесомым — когда он упал, я еле почувствовал тычок. Дотянуться-то я дотянусь, но вряд ли сумею вложить в удар столько веса, чтобы пробиться сквозь такую броню.

В таком случае остаётся только думать головой. Что ж, прекрасно. Мой разум — оружие пострашнее автомата.

— Ладно. Что мне надо сделать, чтобы отсюда выйти? — спросил я.

— Ничего, — ответил охранник. — Тут посидишь.

М-да. В принципе, этого следовало ожидать, но убедиться всё-таки стоило.

— Не сходится. Это явно не тюремная камера, иначе бы меня тут заперли и без твоей помощи. При каких обстоятельствах я должен покинуть эту палату?

Он пожал плечами.

— Я почём знаю. Не должен, и всё тут.

Не колется. Похоже, придётся выуживать из него сведения окольными путями. Он дал понять, что не владеет никакой информацией — а это уже само по себе информация. Либо его и впрямь используют втёмную, либо он заранее знал, что я стану допытываться до правды. Как бы то ни было, давать ответы он явно не настроен.

— Не должен? Это кто тебе сказал? — спросил я, надеясь выяснить что-нибудь про его начальство.

— Ых, — снова вздохнул он.

— Это не ответ!

— Ну и обойдёшься.

— Нет, не обойдусь!

Опять «ых». Я успел уже возненавидеть слово «ых».

— Ну ладно. А что будет, если я... вот так?

Затея была опасная, но я высунулся из укрытия, метнулся к двери, у которой он сидел, и схватился за ручку. Я рванул что есть силы, до боли в руках — дверь подалась на меня, и солдат заскользил по полу.

Тут мне в лодыжку вцепилась рука и дёрнула на пол, а другая рука подхватила голову, пока я не стукнулся об стену. Охранник был быстр и силён — не успел я опомниться, как уже катился по полу обратно в палату. Дверь со щелчком захлопнулась, а я впечатался в стойку и ошеломлённо замер.

— Ну, примерно вот это будет. — Охранник снова как ни в чём не бывало прислонился к двери. Мне-то казалось, что он не готов к моему броску, но... внешность оказалась обманчива. Одной лишь наглостью его врасплох не застанешь. Зато теперь я знал, что стрелять на поражение он не намерен.

— Не вечно же ты будешь тут сидеть. Рано или поздно ты отлучишься за едой или в туалет. И что тогда?

Он... вообще не ответил. Ни слова не сказал.

— Ты меня боишься? — спросил я. Снова молчание. Сквозь противогаз я не мог даже различить выражение лица.

— Почему меня здесь держат? — этот вопрос тоже канул в тишину.

Ладно, сменим пластинку.

— Можно договориться. Ты ведь не обязан держать меня в заложниках. Не знаю уж, как тебя заставили, но вдвоём мы наверняка сумеем найти лазейку. Давай я тебе помогу!

Вздох, который можно принять за смешок, а можно и не принимать. И ни слова в ответ.

— Мотивация, мотивация... Что же тобой движет? Ты вооружён. Значит, те, кто тобой управляет, не боятся мятежа. Либо тебе посулили весьма ощутимую награду, либо так хитро шантажируют, что насилием дело не решить. — По-прежнему ноль реакции.

— Пожалуй, стоит зайти с другой стороны, — продолжил я. — Почему схватили именно меня? Насколько мне известно, я никто и звать меня никак. Разве что эта... амнезия, или что там на самом деле, не даёт мне вспомнить, насколько я важен. У меня есть некая власть — и враги, мечтающие лишить меня этой власти или завладеть ею. Может, я президент?

Опять как об стенку горох. Я даже глаз его не видел — он вообще слушает? Или задремал?

Надо протестировать. Я медленно и тихонько подкрался поближе, потянулся к дверной ручке... Если не делать резких движений, то, может, удастся его потихоньку отодвинуть... Но он встряхнул головой, поднял руку и оттолкнул меня. Вот тебе и весь тест.

Впрочем, охранник загораживал только один выход. Может найтись и другой. Я пошёл обыскивать палату — начиная с двери, которую сперва принял за туалет. А это... а это и был туалет, по крайней мере с виду. Унитаз, туалетная бумага, раковина, мыло, зеркало. В зеркале ничего необычного. Только мешки под глазами — я ведь только что проснулся.

В туалете потайного хода не обнаружилось — мог бы, в общем-то, и не надеяться. Стоило бы проверить другие места — за шкафами и так далее — но вряд ли я что-то найду. Если уж здешние главари решили, что хватит на меня и солдата у одной двери... наверное, так оно и есть.

Был, конечно, ещё один очевидный выход. Окно. Надо бы проверить, насколько там высоко — не понадобится ли верёвка из простыней. Но это хотя бы решаемая проблема, а вот громилу с автоматом так просто не порешаешь. Действовать надо быстро, чтобы он не успел меня раскусить и перехватить.

Я как бы невзначай подошёл к окну и раздвинул жалюзи. Небо было ярко-голубым, и земля тоже была ярко-голубой. Да и вообще за окном не было ничего, кроме яркой голубизны. Строго говоря, там и никакого «за окном» тоже не было. Это оказался приделанный к стене квадратный светильник. Я тихо выругался.

Придётся снова повыуживать ответы из охранника. Но он закрылся наглухо — то есть сперва придётся как-то его разговорить. А чтобы он заговорил... надо, чтобы у него возникла такая необходимость. Всё, что я знал о его целях — или, по крайней мере, желаниях — это что он старался меня не выпускать. Можно ли как-то внушить ему, что я сбегу, если он не заговорит?

— Знаешь, а я ведь уже сбежал. Ты думаешь, что запер меня, но это лишь хитрый фокус.

Он недоверчиво наклонил голову. Безмолвно, зараза. Может... Хм, а кстати. Он же постарался уберечь меня от травмы, когда оттаскивал от двери. Мог бы дать мне удариться головой, но аккуратно поймал. Значит, либо у него приказ сохранять мне жизнь, либо лично ему так хотелось. Тогда можно...

— Ну всё. Если ты меня не выпустишь, я покончу с собой.

В наклоне головы опять читался скепсис. И... он был прав. У меня не было никакого правдоподобного оружия. Карниз толком не закрепишь — вес петли он не выдержит. Может, как-то извернуться со шторкой и верхними дверцами шкафа? Или...

О, идея. Наклейка на зеркале — «Горячая линия по предупреждению самоубийств» — навела меня на очевидную мысль.

Я поднял карниз от шторки, согнул, чтобы вышло поухватистее, и что есть силы впечатал эту палку в зеркало. Стекло брызнуло кучей великолепных осколков. Я подобрал с раковины длинный обломок в форме лезвия и приставил себе к горлу.

— Я ведь не дрогну! А тебе тогда здорово влетит!

Охранник вздохнул и покачал головой. Он не проронил ни слова и не двинулся с места. То ли он раскусил мой блеф, то ли его любезность в бою вовсе не означала, что он собирается меня оберегать.

Кое-какую информацию я из этого всё-таки извлёк. Стало понятно: тем, кто управляет этим учреждением, по большому счёту всё равно, жив я или мёртв. Если охранник не станет меня останавливать и я покончу с собой — они, может, и огорчатся, но серьёзных проблем не получат. Это существенно сужало поле гипотез.

(Или же, как вариант, Л, М и Н говорили правду, а мои прошлые воплощения применили похожую хитрость, но струсили. От человека, точно знающего, что противник блефует, я ожидал бы именно такого вздоха. Хотя... нет — исходно оба зеркала в палате были целы. Может, у предыдущих букв нашлось другое оружие?)

Я уже столько раз пробовал взглянуть на ситуацию под новым углом, что получившийся многоугольник впору было рассматривать как хорошее приближение окружности. Впрочем... варианты ещё оставались. Важных сведений из солдата вытянуть не удалось, но, может, получится просто разговорить? Из пустой болтовни я всё равно не узнаю ничего о текущей ситуации... пусть ему, по крайней мере, так кажется.

Мой взгляд упал на столик у подножья кровати. Рядом с записками от Л, М и Н была разложена недоигранная партия в «Дзендо». Я оглядел столик и пришёл к заключению, что в расстановке фигурок нет тайного шифра, который я смог бы разгадать. Тогда я собрал всё в коробку и понёс её к посту охранника.

А потом наступил на осколок стекла и выронил коробку.

— А-а! Ай! Какая сволочь...

Я. Это я раскидал по полу стекло. Сам виноват. Ладно. Я присел и выковырял осколок. Из стопы текла кровь. Можно... можно не обращать внимания. Я подполз к охраннику поближе и открыл коробку.

— Давай сыграем. Ты умеешь?

Охранник покачал головой. Ещё не речь, но уже хоть какой-то ответ.

— Всё просто, — начал я, зачерпнув пригоршню деталек и высыпав их на пол перед охранником. Это были пластиковые пирамидки разных цветов и размеров — с полым низом, чтобы ставить их друг на друга. — Я придумываю правило, а тебе нужно его угадать. Правило указывает, как можно совмещать эти детальки.

Я взял горсть чёрных и белых камешков.

— Ты можешь строить сколько угодно конфигураций из пирамидок — тут эти фигуры называются коанами. Если коан подходит под правило, я положу рядом белую фишку. Если нет — чёрную.

Охранник, похоже, заинтересовался, но по-прежнему молчал. Ничего страшного. Играть можно и без разговоров, а рано или поздно ему всё-таки придётся высказать догадку вслух.

Я построил два коана для образца, чтобы ему было от чего отталкиваться. Один подходил под правило — или, в терминах игры, «имел природу Будды», — а другой нет. Белый камешек я положил возле башенки из трёх больших деталек — красной, зелёной и жёлтой. Чёрный лёг рядом с фигурой, у которой в основании была большая зелёная деталька, затем средняя красная, а на верхушке маленькая синяя. Остальные пластиковые пирамидки я пододвинул к охраннику.

Он построил такую же башенку, как мой белый коан, только из маленьких деталек, а не больших. Я положил рядом белый камешек. Наверху не было синей пирамидки, а значит, фигура подходила под моё правило.

Охранник собрал ещё одну фигуру — те же три цвета в том же порядке, но на этот раз от большой детальки к маленькой, как в моём чёрном коане. Синей пирамидки сверху не было, поэтому я положил белый камешек.

Третий его коан был таким же, как два первых — снизу красный, посередине зелёный, сверху жёлтый — но размеры шли в случайном порядке. Средняя, потом маленькая, потом большая. Верхушка не синяя; белый камешек.

Он заговорил. Уже прогресс.

— Красный, зелёный, потом жёлтый. А размер неважен.

Не угадал, само собой. Классическая ошибка. Он же не получил ни одного чёрного камушка. Просто сразу решил, что дело в порядке цветов, и построил три коана, подходивших под эту догадку. Ошибка подтверждения во всей красе. Итак, он глупее меня...

...или пытается усыпить мою бдительность, притворяясь идиотом. Он слился на удивление быстро. Не попробовал складывать коаны из двух или четырёх деталек, не стал выстраивать хоть какие-то фигуры, кроме башен; не брал других цветов. Неужели специально старался проиграть поскорее? Трудно сказать.

Как бы то ни было, я помотал головой.

— Нет. Ошибаешься, — сказал я и собрал сине-жёлто-красную башню, положив рядом белый камешек.

— Красный-зелёный-жёлтый или синий-жёлтый-красный, — предположил он. Гипотеза «притворяется идиотом» стремительно набирала свидетельства.

Я покачал головой. Намёк он понял и построил ещё один коан. Теперь охранник поставил среднюю зелёную пирамидку на такую же красную. Я выложил белый камешек. Он нахмурил брови — это был чуть ли не единственный участок лица, различимый за противогазом.

Солдат пристально вгляделся в мой чёрный коан — с маленькой синей детальной на верхушке — а затем заменил в своём двухэтажном коане зелёную пирамидку на синюю. Я ухмыльнулся и кинул к фигуре чёрный камешек.

— Там не может быть синего, — сказал он. Я помотал головой и указал на сине-жёлто-красный коан.

— Хм-м, — пробормотал он. Хороший знак. Звуков становится уже больше необходимого минимума. Скоро разговорится как миленький.

— Синий нельзя ставить наверх? — предположил он.

— Именно! — кивнул я. — И всего-то с четвёртой попытки!

Он крякнул от досады и снова привалился к двери. Нет уж, так не пойдёт — мы только начали. Надо его растормошить, чтобы заговорил. Я протянул ему свою горсть чёрных и белых камешков:

— Твоя очередь?

Охранник замялся, но всё-таки протянул ладонь, и я насыпал ему горсть камешков.

— Сперва тебе надо собрать один коан, который подходит под правило, и второй — который не подходит.

Охранник вдруг вздрогнул и рассыпал всю пригоршню по полу: у него на поясе внезапно ожила рация.

— ...ной! Ты выяснил ИНП-индекс пациента?

Солдат поднял брови — ничего кроме них я по-прежнему не видел. Он поднял рацию и ответил:

— Никак нет. Забыл. Минуточку.

Он что-то забыл? Что именно? Что такое «ИНП-индекс»?

Охранник обернулся ко мне.

— Извини, чисто спросить — как тебя зовут?

Я замер. Зачем ему? Настоящего своего имени я не знал. Речь о нём? Или он спрашивал фальшивое имя, которое мне полагалось считать своим? Эта чужеродная мысль — что меня зовут О, всегда звали О и я уверен в этом на все сто — не была моей. Как и предупреждали Л с М, разум врал мне по поводу имени.

Наверное, охраннику нужно ложное имя. Но это ещё не повод с ним откровенничать. Если записки от Л и М — не ловушка, то буква указывала, сколько раз я потерпел поражение и потерял память. Значит... вот она, связь. По рации запросили «ИНП-индекс пациента», и охранник тут же спросил имя. Видимо, это одно и то же — или одно легко выводится из другого.

Неясно было, что говорить охраннику. Следовало ожидать, что он и так знает ответ, если за поражением Л, М и Н стоял он или его начальство. Если же начальство не знало — значит, они не читали записки, то есть и не писали их. Следовательно, ЛМН — кто бы это ни был — не на той же стороне, что охранник и голос по рации. При этом имя Н они не выведали, иначе бы уже знали, что меня зовут О. Видимо, про Л и М они тоже не знали. Более того...

Я взглянул на номер палаты, указанный около двери. Там было написано «412-Е». Значит... они в курсе, что я только что проснулся, но не знают, сколько раз перезагружался, поскольку по их последним данным я Е.

— Ау. Имя-то скажешь? — Тьфу! Дал бы хоть додумать! Я поднял палец, призывая к тишине.

Я могу назваться кем угодно от Е до О... хотя нет, можно взять и одну из следующих букв. В чём я хочу их убедить? Что я позже по алфавиту, чем на самом деле, или раньше?

Раз они не знают моего имени — то не знают и того, сколько раз меня перезагружало, а значит, не уследили, сколько я успел сделать в промежутке от Е до нынешнего момента. Больше имён — это больше моих беспамятных воплощений, творящих невесть что. Меньше имён — меньше версий меня, но каждая продержалась дольше. Много букв — это много провалов, то есть я сейчас слабее. Мало букв — я сильнее. Что из этого я хочу им внушить?

Если я сильнее, то и угроза от меня серьёзнее. Меня будут опасаться, утаивать полезные сведения, обращать на меня больше внимания. Если же я слабее, то я относительно безобиден. Меня будут недооценивать, игнорировать и ненароком сливать информацию, «зная», что я всё равно не сумею ей воспользоваться. Хоть мне это и не нравилось, выбор очеви...

Нет. Стоп. У меня же только одна попытка. Если я скажу «Т» и мне поверят, то они сделают себе пометку и сочтут, что отныне под любым из будущих имён я буду слаб. Хуже того: я потом не смогу «отмотаться» назад, не вызвав подозрений. Если я выберу «Т», а потом меня перезагрузит, и я почему-то решу назваться «К» — несоответствие сразу заметят. Даже если я потом скажу «правду» и признаюсь, что меня зовут П, они поймут, что в какой-то момент я соврал. Я не хотел усложнять самому себе будущую жизнь. Воплощениям от А до Н и без того оказалось сложно добиться успеха.

Пауза слишком затянулась. Охранник уже начал что-то подозревать.

— Я просто спрашиваю. Тут нет никакого подвоха, просто скажи... как тебя зовут? — Придётся думать быстрее.

Надо выбрать одну из предыдущих букв. Но которую? «Ж» — слишком подозрительно. Они не знают, сколько раз меня перезагружало — вероятно, меня на продолжительное время оставили без присмотра. Если я заявлю, что только что переключился с Е на Ж, а в промежутке ничего не происходило — они задумаются, как такое вообще возможно.

Чтобы не вызывать подозрений, я промотал ещё пару букв.

— Так и быть. Меня зовут Л, — ответил я.

Мои подозрения про ИНП-индекс подтвердились — охранник ответил по рации:

— ИНП 12, алфавитный.

— Принято. Уровень безопасный, «Три П» не повторяем. Отведи Л на завтрак в пятое отделение. На пробу. 5 и Гелий допущены, — донеслось из рации.

Я мигом отполз назад и прислонился к стойке. Ему велели «отвести меня на завтрак» — наверняка это условный код. Что значит «на пробу»? Что за пять, что за гелий? Мне жутко не нравилось быть в полном неведении.

Охранник постоял немного, а потом повесил автомат за спину — на ремешок, которого я прежде не замечал. Потом он пошёл на меня. Я лихорадочно осмотрелся в поисках оружия... Шест! Я нырнул к шесту, перекатился на спину и замахнулся на охранника.

— Эй. Идём.

С ним?! Он издевается? С чего он взял, что я хоть куда-нибудь с ним пойду? Я попятился, потратив драгоценные секунды на то, чтобы разогнуть стержень и увеличить его дальнобойность. Подняться на ноги я не успел — пришлось скользить, и в спину впивались осколки стекла. Впрочем, больничную рубашку они не проткнули.

Когда мне удалось встать, солдат уже почти меня настиг. Издав боевой клич, я сделал выпад шестом. Я не дам ему...

Вдруг меня шатнуло вперёд — он рванул за карниз, и вот мы уже стоим лицом к лицу. Внезапно он обхватил меня руками за пояс, и не успел я дёрнуться, как уже висел вверх ногами. Он поднял меня с пола и крепко прижал к груди.

— Господи... да успокойся, никто не... — Я пнул его. Охранник неосмотрительно подставил мне голову — и теперь поплатится за свою ошибку.

Он и поплатился. Сказал: «Ай». А потом ещё несколько раз говорил «ай», пока я его пинал. Когда ж он меня отпустит?! Почему даже не дрогнет под шквалом ударов?

Руки у меня остались свободными, но хвататься было не за что. Ноги, ботинки... карман, застёгнутый на липучку. Я потянулся к нему и попробовал вытащить содержимое, но как только до ушей охранника донёсся хруст липучки, одна из державших меня за пояс рук разжалась и скрутила мне кисть. Я попробовал вырваться, но ему вполне хватало и второй руки, чтобы крепко меня держать. Потом он сменил хватку и прижал мне сразу обе руки к бокам. Оставалось только безрезультатно пинать его по голове.

— Эй. Да хватит уже. Ничего я тебе не сделаю, — сказал он. Так я ему и поверил на слово, когда жизнь на кону! Я попробовал зайти чуть иначе — пнул в шею. Он дёрнулся, а потом... дотянулся до моей ноги и стиснул между головой и плечом, зажав одними только мышцами шеи. Сколько ж у него сил-то?!

Быть может, подумалось мне, дело пошло бы легче, если б я имел реальный боевой опыт. Или вообще... хотя бы зарядку делал.

Хотя если б голыми руками меня было не взять, он мог попросту наставить на меня ствол. Возможно, выигрышного хода здесь и не было. Или я просто не мог до него додуматься — кровь прилила к голове, и мысли расплывались.

Держа меня вверх ногами, он вразвалку прошёл всю палату и свободной рукой открыл дверь.

Я шла за доктором Пареком по коридору. С нами вели ещё кого-то по имени 5. Доктор Парек ввёл её в курс дела как раз перед тем, как меня разбудить. Пять — это такая же пациентка, как и я. Её оберегает святой Шелхарт. Меня тоже. Всё проще некуда.

Нам было сказано, что пора завтракать. Поскольку это наш первый завтрак, нас отправят на другой этаж больницы. Дальше мы будем есть с другими пациентами из нашего отделения, но не сегодня. Ведь святой Шелхарт изрёк, что в первый раз надо поесть с людьми, которые никогда нас больше не увидят. Мне показалось, что это очень разумно, хоть я и не поняла, почему. Просто я верила в его мудрость. После несчастного случая я забыла всех, но святого Шелхарта помнила ещё с тех времён.

5 была не столь сговорчива. Всё допытывалась, зачем такое правило, хотя доктор Парек уже сказал, что так решил святой Шелхарт. Доктор стал объяснять, что святой Шелхарт хочет проверить, как мы будем ладить с другими пациентами. Вместо того, чтоб молча повиноваться, 5 снова спросила, зачем. Меня это раздражало, но я не стала ничего говорить.

Когда мы прошли уже половину коридора, из палаты 412 раздался вопль. Изнутри донеслись звуки борьбы, а потом в дверях показался больничный охранник, неся в охапке ещё одного пациента.

— Всё так плохо? — спросил у охранника доктор Парек.

— Ага. Ну такое... мозгоправ-то из меня никакой. Ладно, справлюсь, — ответил охранник.

— Эй! На помощь! Он меня убьёт! Не стой столбом! — завопил висящий вверх ногами пациент.

5 поинтересовалась, тот ли это человек, о котором рассказывал доктор Парек. Доктор кивнул. 5 бросила на пациента печальный взгляд и пошла дальше. Я тоже не стала останавливаться. Мы все молча шагали по коридору — кроме визжащего пациента, который ничего не понимал. Доктор Парек пытался ему объяснить, что всё хорошо, но он не верил. Всё орал и пытался вырваться.

Комнаты в этом конце коридора располагались дальше друг от друга и по обстановке не были похожи на палаты. Впрочем, внутри было слишком темно, чтобы приглядываться. Мы дошли до конца коридора. Доктор Парек вставил в панель лифта свой ключ и нажал кнопку «Вниз».

Пока мы ждали лифта, орущий пациент ругался, что я овца. Мы все зашли в кабину, и доктор Парек нажал кнопку «5». Крикун обозвал его лживым фашистом и поклялся, что не станет спускать всё на тормозах. Я ответила, что мы спускаемся не на тормозах, а на тросах. Так уж лифт устроен. Шутка показалась мне смешной, но он ещё больше расстроился.

Створки лифта разъехались. За ними оказался коридор — точно такой же, как наш, разве что освещённых комнат было гораздо больше. Почти половина дверей была открыта, а из палат доносился шум голосов. Доктор Парек открыл дверь с номером 523, которая находилась чуть в стороне от других комнат.

Внутри было людно. Возле ряда столов сидела невысокая женщина в докторском халате, а рядом — группа пациентов в больничных рубашках. Перед каждым была бумажная тарелка с пюре и бутерброды с сыром.

— Это столовая, — объяснил доктор Парек. — Такая есть в каждом отделении. Сейчас попробуем под нашим надзором познакомить вас с другими пациентами. — Крикун пробормотал что-то невнятное; я разобрала только слово «надзором», которое он выплюнул, будто оскорбление.

Я взглянула на доктора Парека, ожидая указаний, но он просто кивнул. Я пошла к столикам.

Люди в больничных рубашках общались между собой. Очень оживлённо. От одного столика послышался смех — видимо, там собрались друзья. Одежда почти у всех была не такой однотонной, как у меня: вся ткань была исписана чем-то вроде чёрного фломастера. Шутки, рисунки, сообщения и девизы — и всё разным почерком. Похоже, в качестве развлечения они разукрашивали друг другу рубашки.

Доктор Парек окликнул меня. Он дал мне стикер, где говорилось «Здравствуйте, меня зовут...», а снизу было приписано «Гелий». Я прилепила стикер к рубашке и нашла свободное место в дальнем конце зала, поближе к еде.

За столом сидела женщина в докторском халате. Она вежливо поприветствовала меня и представилась как доктор 4. У неё была целая россыпь веснушек и простоватый сельский говор. Когда она ко мне обратилась, в её голосе проскользнула грусть и ностальгия — я так и не поняла, отчего. Она указала мне на дальний стол, где была разложена разная еда. Главным блюдом, похоже, были бутерброды и пюре.

— Видишь? Никакого подвоха. Мы и в самом деле кормим вас завтраком. Пожалуйста, веди себя прилично, — раздался за моей спиной голос доктора Парека. Крикливого пациента сгрузили на пол, и теперь он отчаянно дёргал ручку. Охранник крепко держал дверь.

— Вы ответите на мои вопросы, если я соглашусь сотрудничать? Нет? С ума сойти, да как здесь хоть кто-то может с этим всем мириться?!

Доктор Парек тяжко вздохнул, махнул рукой и прилепил ему к рубашке бейджик. «Здравствуйте, меня зовут...» как-то там. То ли П, то ли Л... Я не успела толком приглядеться — он сорвал стикер и... и запихал себе в рот. Доктор Парек снова вздохнул.

Я не стала слушать дальнейшую перепалку и пошла накладывать еду в тарелку. Пюре на вид было вкусным, а бутерброды я брать не стала. Не люблю сыр. Рядом стояла банка арахисового масла, но на ней висела наклейка: «Спросите д-ра 4, есть ли у вас аллергия». Пожалуй, всякое могло быть... ведь из-за болезни я забыла про себя всё, в том числе и сведения об аллергиях. Но при этом... я помню, что не люблю сыр? Не то чтоб я это вспомнила заново. Значит, наверное, ничего страшного. Но мне всё равно было не по себе — это ведь не укладывалось в закономерность, которую объяснил мне доктор Парек.

Я тронула доктора 4 за плечо:

— Доктор 4? У меня есть аллергия на арахисовое масло?

Она обернулась ко мне и нахмурилась:

— Где ж я тебе медкарту возьму, ты не с моего этажа... Ай, да не поверю, чтоб Амит про такое забыл. Авось не помрёшь.

Хоть она и разрешила, я подумала, что лучше не рисковать, и взяла бутерброд с сыром. Кажется, это был чеддер — не очень вкусно, но есть можно. Вот если бы подавали проволоне, мне бы пришлось совсем худо.

Похоже, мои гастрономические предпочтения не пострадали. Впору было прыгать от радости. Ну, так... с сарказмом.

Я заметила, что Л в одиночестве сидит возле двери. Доктор Парек с охранником куда-то делись. Как они его уговорили остаться в столовой? Впрочем, не моё дело.

Я решила сесть подальше от доктора 4, потому что мне было велено знакомиться с другими пациентами. Я выбрала стул рядом с 5 и совсем молоденькой голубоглазой девушкой. Её больничная рубашка в основном была украшена цветочными узорами, причём в одном и том же стиле. Ей почти никто не писал. Наверное, ей одиноко? На этом этаже никто не носил бейджиков, поэтому я спросила, как её зовут.

— Я Исход, — ответила она. — А ты?

Я показала на свой стикер:

— Гелий. Я с верхнего этажа.

— Ого! И давно ты здесь?

— Всего несколько минут как проснулась. Доктор Парек привёл меня на завтрак.

— Меня тоже, — встряла 5.

— Соболезную, — вздохнула Исход. — Ты здесь только что, или... — она осеклась.

— «Только что»? — переспросила я.

Она сдавленно ойкнула.

— Вы... вы же из 4 отделения, значит... э-э...

Она запуталась в мыслях. На лице у неё застыло такое выражение, словно бы она силилась вспомнить ответ на экзамене. Глаза зажмурены, рот прикрыт рукой, другая рука теребит карандаш... нет, вилку. Знакомое зрелище, хотя я не могла припомнить, где раньше его видела. Вместо воспоминаний об учёбе у меня был сплошной туман.

Пока она собиралась с мыслями, Л перебрался за соседний столик. Он вытянул шею, а к еде даже не притронулся — явно сел подслушивать. Почему было сразу не сесть рядом? И давно ли он нас слышит? ...Да какая разница.

— Я, э-э... я оговорилась, — сказала Исход. — Я хотела спросить, ты здесь только... на завтрак? Или останешься пообщаться?

Вполне разумное объяснение.

— «Только что на завтрак»? Я, знаешь ли, привык считать, что уж обман-то чую за версту, — заявил Л. Я и не заметила, как он перемахнул через несколько стульев и придвинулся вплотную к 5. — Что-то мне не верится в такие оговорки. Скорее уж ты сболтнула лишнего, а сейчас пытаешься выкрутиться. «Ты здесь только что» — это антоним к «ты здесь давно», я так понимаю? — На его лице застыла недружелюбная усмешка.

— Блин... не начинай, — попросила 5.

— А ну тихо. Пусть Исход отвечает. — Он знал её имя, то есть подслушивал ещё до того, как сел. — Ты спросила, давно ли она здесь, хотя она уже сообщила, что всего пару минут как проснулась. Странный вопрос, не находишь? Подразумевает что-то необычное. — Он протянул руку, но умудрился сделать это так, что от жеста повеяло угрозой. — Меня зовут... Пройдоха. Прошу любить и жаловать.

— Никакой он не Пройдоха, — сообщила 5. — Просто понтуется. Его зовут Эл.

— Эй! Тебя спросить забыли, ябеда! Я тут информацию выуживаю!

Исход в панике вскочила со стула и завопила: «Доктор 4!»

Доктор 4 возникла из ниоткуда. Она была невысокого роста, но всё равно будто нависала над нами — такой грозный у неё был вид. Исход так тряслась от ужаса, что врач мигом перекинулась в вахтёршу.

— Так, что тут за бучу устроили? — рявкнула она.

Л немедленно взвился:

— Ваша девчонка, доктор, решила мне соврать. А я не терплю, когда мне врут.

Серьёзно? «Я не терплю, когда мне врут»? Да за кого он себя принимает? Кому-то срочно пора сдувать самомнение.

— Исход, чего стряслось?

Л её перебил.

— Она спросила, давно ли мы здесь, а потом испугалась и стала притворяться, что не то имела в виду. Я её жалкие отговорки насквозь вижу.

— Простите! — всхлипнула Исход. — Я забыла, что у них наверху другие правила! Я не... я не хотела...

Доктор 4 похлопала Исход по плечу:

— Не бери в голову. Ошиблась, с кем не бывает. Я сама виновата — паршиво вас натаскала.

Она обернулась к Л:

— Эй, ты... Как тебя...

— Зовите меня Пройдохой, — откликнулся он.

— Эл. Его зовут Эл, — снова поправила 5.

— Заткнись!

— Л! Хорош к моим пациентам цепляться! Заруби себе на носу, тут другие правила, кому чего можно знать. Нечего ей с тобой откровенничать. Не положено, и всё тут. Садись давай, жуй своё пюре.

Л вспыхнул:

— Другие правила? То есть мне нельзя знать правду, а им можно? Или вы им ещё больше лапши вешаете?

Доктор 4 вздохнула:

— Слушай сюда. Мы тут ради тебя же стараемся. Не хочешь ты ничего знать, ясно? Ладно бы, что мне не положено — ты сам пожалеешь, если я начну языком трепать. — Она нашарила в кармане халата очки, нацепила их и бросила на Л косой взгляд сквозь стёклышки.

Разумеется, Л расценил это как...

— Я расцениваю это как вызов, доктор. Разите! Не в бровь, а в глаз!

— Ага, разбежался. Жуй пюре и забудь, чего малая сказала. Понял меня?

Я посмотрела Л в глаза, сообщила, что здесь не положено так себя вести — и началось. Он взвился и спросил, с чего это ему вдруг «не положено» искать истину (так и выразился). Я объяснила, что иногда счастье в неведении, а он в ответ рассмеялся мне в лицо и пренебрежительно отозвался о моих умственных способностях. За это время доктор 4 уже вернулась на своё место.

Дальше, на мой взгляд, потянулись едва ли не самые скучные минуты в моей жизни. Бутерброд с сыром был унылым. Пюре — неинтересным. Тоскливее всего было слушать, как Л вслух рассуждает о смысле словосочетания «только что». Когда 5 включилась в беседу и тоже стала сыпать версиями, стало ещё зануднее. Похоже было, что они нарочно пытаются вспоминать, а мне ещё только этого не хватало. Я буду вести себя как положено: доем свой скучный завтрак и не стану вытворять никаких глупостей, которые расстроили бы святого Шелхарта.

Ох и круто же меня подвесили. Когда доктор Парек меня растолкал и вгрузил про всю эту амнезию, я конкретно так прифигел. Ну и до кучи не особо поверил в эту его телегу, что я типа сразу забываю всё, что вспомню. Мутная какая-то тема. Я подумал, что надо бы потестить, но дальше он мне такое рассказал, что стало не до того.

Короче, каким-то образом я оказался в одной больнице со своим френдом Archive05. Ну, который из Айдахо. Странно, я же вроде ни в каком Айдахо даже близко не живу. Не, ну может, и живу, просто забыл. Ладно, пофиг — то есть я удивился, но штат в общем-то не самое важное.

Доктор сказал, что по реалу Архи зовут Эл, и у него такая же болезнь, как у меня, только ещё серьёзнее. Походу он вообще меня не помнит, типа из-за той же самой... связи ассоциативных нейронов, про которую доктор затирал. Типа, если даже Архи меня вспомнит, то всё равно тут же забудет. А ещё — ну, так доктор сказал — ему станет плохо и в итоге мозги ещё сильнее пострадают. Короче, надо делать вид, что я вообще не в теме, кто он такой. Нормальную такую задачку мне дали, да? Хотя справлюсь, наверное, — мы же с Архи не встречались толком, только по скайпу созванивались.

В общем, реально — я не то чтоб с ходу поверил в то, что он задвигал. Но по виду чувак вполне адекватный, так что чего б не подыграть. Короче, он сказал, что поведёт нас с Архи вместе с ещё одной пациенткой (она мне показалась смутно знакомой, но я так и не понял, почему) завтракать на нижний этаж. Ну я такой — ладно, не вопрос. Задал ему, конечно, дохрениллион вопросов про всю эту историю, но всё впустую.

Потом из соседней палаты вышел какой-то хмырь в военной форме, который нёс вверх тормашками Архи... не, то есть Эла — надо бы привыкнуть его так называть. Эл бился в натуральной такой истерике, и в общем-то не могу сказать, что я на его месте вёл бы себя спокойнее. Особенно было подозрительно, что у чувака при себе ствол.

Короче, мы спустились в столовку, и там Эл поцапался с ещё одной врачихой — ну, потому что докопался до какой-то девчонки. Она спросила, «только что» мы здесь или нет, а ему с какого-то перепуга упёрлось, что это офигеть как важно. Ну а когда всё устаканилось, мы разговорились. Да ещё как! Archive05 объяснил мне просто кучу всего.

Для начала, его звали не Эл, а Л, но он сказал, что даже это обманка. Типа что имя существует в той части мозга, где и должно храниться имя, но больше нигде. А потом он спросил, есть ли у меня тоже такой глюк, и тут я понял, что да — я ведь думал, что меня зовут 5, но если прикинуть как следует, то как-то оно всё не складывается, да?

Ну а потом он мне изложил свою версию, почему Исход спросила про «только что». В общем, амнезия у нас потому, что память нам стёрли врачи. А каждый раз, когда мы слишком много узнаём, они нас чем-то пичкают и стирают память. Она спрашивала, новые мы пациенты или нет, то есть второй вариант как бы следовал из вопроса: может, мы здесь уже давно, просто нам только что снова стёрли память. Типа, на этом этаже такие правила, что пациентам можно об этом знать, а на нашем все должны думать, что теряли память только один раз.

В жизни не слышал такого отборного, упоротого конспирологического бреда. Я в деле!!!

После этого он перешёл к именам. Походу, на самом деле его звали не «Л», а вовсе даже «О». Ну, точнее, это не его так звали, а ему так казалось, но докторам он загнал, что он Л — и они поверили. И это типа означало, что имена каждый раз меняются. Я стал думать в ту же сторону и прикинул — может, дело в том, что при каждом приступе амнезии ты забываешь своё имя, поэтому и приходится каждый раз придумывать новое. Он ответил, что тоже так подумал.

А ещё он обратил внимание, что имена идут по порядку. Ну, я ведь «5», потом тут есть Гелий и Исход, а рядом ещё сидят Гамма, Императрица и Март. Никого не зовут «Лазоревый», «Треугольник» или «Труселя». В общем, рабочая гипотеза у него такая, что номер имени в списке — это сколько раз ты терял память.

Полная шиза, если честно. Если б меня пару дней назад спросили, есть ли в этих рассуждениях логика, я бы, пожалуй, посоветовал завязывать с такими веществами. Но вот прям здесь и сейчас мне казалось, что такое объяснение — очевиднее некуда. Не то чтоб я именно вспомнил — это скорее, ну, типа как когда тебе объясняют какую-то штуку, про которую ты и так в курсе и тысячу раз слышал. Только с той разницей, что ты не знаешь саму исходную штуку.

(Я понятно описываю? Странное это дело, конечно — брать хорошо знакомую реакцию и типа как разбирать её на кусочки, которые должны состыковаться, чтобы эмоцию можно было нормально объяснить, вот только стыковаться они в упор не хотят. Сразу понимаешь, что мозг вообще творит что хочет, и только чисто по случайности его закидоны хоть как-то пересекаются с реальностью).

— ...Погоди-ка. Л... Давай я буду звать тебя Л, чтобы не палиться...

— Ха! С каких это пор ты заботишься о моей конспирации?

— Да откуда мне было знать! И вообще, «Пройдоха» — тупое имя!

— Никакое оно не тупое! На себя посмотри!

— Да ну тебя! Блин, если ты прав, то тебе по-любому бы не поверили! «Пройдоха» ни в какой список не входит!

— Ах ты!.. — На это у него ответа не нашлось.

— Короче, Л... Насчёт того, что память нам стирают врачи: что-то в этом есть. Когда меня разбудили, доктор Парек развинчивал шприц. Видимо, он как раз мне что-то вколол!

— Думаешь? Я проснулся ровно в такой же обстановке, но ни врача, ни шприца там не было. Им, конечно, может быть сложно предсказать, когда именно сработает...

Стоп. Нет, что-то я гоню. Доктор Парек не развинчивал шприц. Он возился с фишками из «Риска» возле столика. Не было у него ни шприца, ничего такого — дело было всего-то минут двадцать назад, так что подробности ещё не стёрлись из памяти.

Но... Я же помнил, как врач убирает шприц. Если не Парек, то кто? Больно уж яркий зрительный образ, не может это быть сном. Вот только... он не был связан ни с какими воспоминаниями у меня в голове. Тупо всплыл отдельной картинкой — потому что из-за какой-то фразы в рассуждениях Архи мне вдруг показалось, что это важно. Но не настолько важно, чтобы вспомнить ещё что-нибудь полезное. Почему? Вот пожалуйста — очередной пример, как мой мозг творит что ему вздумается, даже если никакого смысла в этом не видно.

— Нет, постой-ка. Что-то тут не так, — пробормотал я и рассказал Архи, какая штука до меня вдруг дошла. Ну, что я помню шприц, а доктора, который меня колол, не помню.

— У тебя всплывает старая память! Ну наверняка же! Ты 5 — значит, тебе уже не впервой было там просыпаться. Это, скорее всего, другой врач, который будил тебя под именем 1 — ну или там 2, 3, 4...

— А так бывает? Парек сказал, что мы не способны ничего вспомнить, хоть обвспоминайся. Даже если нам опишут, что произошло. — Я пересказал то самое объяснение про нарушение нейронных как их там.

— Враньё. Это как раз очевидная ложь. Хотя... — Он, кажется, над чем-то задумался. — ...записки...

— Что с тобой? — встревожился я.

— Да нет, ничего. Всё хорошо. Просто голова побаливает. Я получил... Давай скажем так: я увидел свидетельства некоторых событий, которые могли произойти с моими предыдущими воплощениями, но, когда я о них узнал, информация никуда из моего мозга не делась. Разве что свидетельства подделали, но я не могу с ходу сообразить, с какой целью.

Мы ещё порассуждали. И в целом сошлись на том, что вся эта тема с амнезией — здоровенный такой заговор, чтобы нас не выпускать. Вот только Архи походу не слишком горел желанием выяснить... ну, типа зачем им это. А мне казалось, что это важный вопрос. Ну то есть это ведь затеяли живые люди. Они не станут творить фигню просто так, без причины. А Архи считал, что раз нам стирают память — это уже автоматом доказывает, что они гады.

В конце концов я до него достучался, заметив, что чем больше задаёшь вопросов — тем больше получишь ответов. Даже если мы на все сто уверены, что эти чуваки действуют не в нашу пользу — всё равно можно узнать кучу полезного, если разобраться в их мотивах. Раз уж мы собираемся сбежать, то надо точно выяснить, чего они хотят и как этим воспользоваться, чтобы добиться собственных целей, — то есть узнать, почему мы тут оказались, а в идеале свалить нафиг.

В общем, мы сели размышлять. И вот до чего додумались:

1. У больницы самая банальная мотивация — деньги. Может, во внешнем мире у нас остались родственники, которые оплачивают наше лечение, а как только мы идём на поправку, врачи отбрасывают нас назад, чтобы и дальше выставлять четырёхзначные счета. Медицина нынче дорогая, а народ готов последние штаны отдать, лишь бы родные были живы. Типа нас взяли в заложники, только всех собак повесили на болезнь.

(Очевидные проблемы: а охрана на фига? Незачем нас запирать, если ради коварного плана достаточно не палить всю эту тему с памятью, когда приходят посетители. И зачем задвигать одним пациентам, что амнезия у них случалась только один раз, а другим честно рассказывать, что она повторяется?)

2. Может, дело не в деньгах. Окей, нас явно хотят продержать тут дольше, чем надо, но почему обязательно ради счетов? Может, над нами проводят ещё какие-то эксперименты, а амнезия — это такой предлог, чтобы не отпускать подопытных. Тогда понятно, почему нас разбили на несколько отделений с разными правилами и процедурами.

(Очевидные проблемы: что ж это за эксперименты такие? Вроде никто нас ни на что не проверял, и делать ничего не просили. Хотя, может, опыты тут и правда ставят — просто до нас очередь ещё не дошла, если мы здесь «только что»).

3. Мы забыли не всё — только сведения о себе, а не об окружающем мире. Мы даже оба помнили кое-что про «Сверхсветовой марафон», а это не то чтоб общеизвестная инфа. Задротские факты — это штука очень конкретная и кое-что про нас говорит. В общем, вдруг мы какие-то важные шишки, просто сами об этом забыли? Может, нам не дают вспомнить, кто мы такие, чтобы мы не устроили им какую-то глобальную подставу?

(Очевидные проблемы: не очень-то пафосный тут народ. Куча детей и молодёжи, да и вообще — по виду так вполне себе случайная выборка населения. Если б дело было во власти, то тут как минимум стоило бы ожидать куда больше пожилых белых мужчин).

4. Что если мы все узнали какую-то тайну, которую они хотят скрыть? Причём не настолько серьёзную, чтоб за неё убивать, но всё равно такую, что на тормозах не спустишь. Вот они и подкупили персонал больницы, чтобы тут обкалывали транквилизаторами любого, кто слишком много знает.

(Очевидные проблемы: даже если поверить, что нас любезно оставили в живых — память-то стирать зачем? Мы и так никуда не денемся, тут же лифты заблочены и охрана стоит. А старательно делать вид, что всё в порядке — это же куча геморроя. Почему было тупо не сделать тюрьму, безо всякой амнезии? Ну и самое главное: если мы забыли только факты о себе, то как им это вообще поможет?)

Мы сошлись на чём-то типа гибрида всех этих версий. Когда нам надо будет угадать, как сейчас поступят врачи, будем исходить из такого вот примерного наброска:

Мы все узнали про себя какой-то страшный секрет, но убивать нас из-за этого не хотят. У них есть такая специальная мутная больница, где можно держать пленников и заодно на них наживаться. Чтобы был повод нас сюда запихнуть, нас чем-то отравили, а родственникам сказали, что у нас какая-то зараза, из-за которой нам нужен карантин. Врачи пообещали, что будут изучать эту болезнь и искать лекарство, и повесили все траты на нашу страховку. А потом стёрли нам память, чтобы мы забыли этот самый секрет — они почему-то всё равно боятся, что он всплывёт, даже когда мы сидим под замком.

Что-то здесь было не так. Ну, типа, когда Архи рассказывал про систему имён, у меня в голове что-то щёлкнуло, как будто я уже это знал. А здесь ощущение было как от любой другой догадки — вполне правдоподобно, но... как бы это сформулировать... типа, без особых откровений? Вроде паззл сошёлся, но не было такого, что раз — и детальки собрались сами по себе.

Что-то мы явно упускали, но на то оно и расследование.

Я не стал пока говорить Архи, откуда его знаю — чисто на тот случай, если доктор Парек не врал, что у него более серьёзный случай амнезии. Откуда мне знать, вдруг у Архи и правда мозги повредятся — мало ли, вылезла какая-то побочка на этот укол, которым стирали память. Может, Парек блефовал, а может, и нет. Приберегу на тот случай, если мы упрёмся в тупик — или вдруг окажется, что это важная информация.

— Так, ну окей. И какой же у нас план? Где будем искать улики? — спросил я.

— Хм, — задумался Архи. — Наверное, не здесь. Явно не на этом этаже. Здесь у пациентов полная свобода — никто бы не рискнул оставлять улики там, где их могут найти.

— Может, они не настолько осторожны, — предположил я.

— Нет, нельзя на такое рассчитывать. Если здесь что и есть, заметать следы они умеют. У большинства пациентов уже далеко не первое имя. Кто-нибудь то и дело что-то узнаёт, после чего их просто перезагружают. Нужно сделать такой ход, которого от нас не ожидают.

— Ну и чего же от нас не ожидают? Ты ведь вроде как О? Значит, даже тебя постоянно перезагружают. А ты ж наверняка то и дело пытаешься, типа, делать неожиданные ходы.

Мы понизили голоса — мимо прошёл пациент, направлявшийся за едой к дальнему столику.

— Не напоминай, — скривился Архи. — Пожалуй, на этот раз у нас есть преимущество. Если у тебя всего пятый номер — значит, обычно, когда меня хватают за стропу (*), тебя рядом нет. Если мы объединим усилия, то, может, и придумаем новый подход.

Я кивнул:

— Ладно... хм. Что я такого знаю, до чего ты сам бы...

Он резко втянул воздух и бросил на меня взгляд. Вроде как... обвиняющий?

— Стоп. Это если у тебя пятый номер. Я чуть было не построил весь план на серьёзном допущении.

Необъяснимое чувство ужаса. Дежа вю.

— Л, я не...

— Я решил, что все эти разы действовал без твоего влияния, только из-за твоего имени. Что если в этом и подвох? Вдруг я не смог предпринять ничего неожиданного только потому, что это ты отговариваешь меня от неожиданных поступков и пытаешься быть источником энтропии для моего генератора случайных чисел?

Чего? Я вообще не понял, что он имеет... ой, блин, он ещё не договорил.

— Сейчас мы с тобой разговариваем только потому, что тебя сюда привёл врач! Когда мы впервые увиделись, вы были с ним вдвоём! Я предположил, что ты кто-то из пациентов, попавших в такую же ситуацию... но в больничную рубашку может вырядиться кто угодно!

Нет. Нет, ну это тупо. Бред какой-то.

— Погоди... то есть, по-твоему, я пациент, но меня перезагружали чаще, чем я говорю, и из этого следует, что я заодно с... что за нафиг?

Архи нахмурился. И зачем-то начал загибать пальцы.

— Думаешь, я тут оказываюсь... каждый раз, когда ты пытаешься сбежать? И каким-то образом каждый раз ловлю тебя на одну и ту же удочку?

— Замолчи! Мне надо подумать!

— Не, ну серьёзно. Ты хочешь сказать... что вот сейчас до тебя впервые дошло, и теперь ты типа... разорвёшь порочный круг, если решишь мне не доверять?

— Вот оно! Вот какой аргумент ты каждый раз приводишь! Может, до меня каждый раз доходит, но с помощью этого аргумента ты заставляешь меня...

Я уставился на него в упор. Это ж какая каша у человека в голове?

— Слушай... Л. Я знаю, как тебя убедить.

— Ой, ну ещё бы.

Я терпеливо объяснил.

— Ты можешь кинуть монетку — доверять мне или нет. Сечёшь идею? Ты каждый раз мог бросать монетку, и сейчас я тебе сразу честно об этом рассказываю. Если мне каким-то макаром... каждый раз удавалось тебя обмануть, тебе всё равно было бы пофиг, потому что в половине случаев ты бы делал наоборот. А поскольку ты всё равно облажался...

Он уставился на меня с... с непонятным каким-то выражением. Чуть ли не благоговейный трепет, только с примесью отвращения?

— ...Но, может, это и есть уловка, с помощью которой ты постоянно... заставляешь меня... — он замолк, запутавшись в мыслях.

— ...Что ж. Если ты работаешь на них, — наконец сказал Архи, — тогда в этот раз у меня всё равно нет шансов. Почему бы и не сделать вид, что я тебе доверяю.

Мы спорили всего-то от силы минуту, но почему-то мой внутренний голос с облегчением выдохнул: «...Ну наконец-то».

Когда мы с пациенткой, называвшей себя «5», сели разрабатывать план, в голове у меня заиграла тема из фильма «Миссия невыполнима». Цель: выбраться из здания. Промежуточные цели: выяснить схему здания, избежав обнаружения; погоню — отвлечь либо задержать. Промежуточная цель для промежуточных целей: получить доступ к лифтам. Отматываем ещё на шаг: добыть у кого-то из врачей ключ от лифта.

Выполнить задачу можно было двумя способами. Либо силой отнять у врача ключи, либо незаметно вытащить их из кармана. Но ни у кого из нас не было опыта карманных краж (точнее, никто из нас не признался, что имеет такой опыт — я ещё не сбросил со счетов вероятность, что 5 мне врёт).

Впрочем, в текущей обстановке оба варианта исключены. Нас окружали пациенты — и в данном случае неважно, настоящие или подставные. Всё равно они явно доверяли своему «доктору 4» и наверняка вмешались бы, вздумай мы применить силу. Аналогичным образом наличие множественных взглядов демаскировало скрытные действия.

Исходя из этого, мы разработали план атаки. Ближайшая цель: отсечь врача от группы.

Доев пюре, 5 подошла к доктору 4.

— Простите... доктор 4? Доктор Парек сказал, что у меня аллергия на арахис и непереносимость лактозы... У вас тут есть что-нибудь ещё белковое?

Вообще-то в большинстве сортов сыра никакой лактозы не содержится, но доктор 4 этого, очевидно, не знала. Я мысленно снизил оценку вероятности того, что она настоящий врач.

— Нету, извиняй... Обожди тут, схожу тебе фасоли погрею.

Хм. Это не совсем укладывалось в наш план. Понятно, что кухня у них где-то в другом помещении, но я надеялся, что она возьмёт 5 с собой.

— Э-э... а можно, я с вами? Не знаю просто насчёт фасоли... я не все сорта люблю.

Она фыркнула, но согласилась. Настала моя очередь:

— А ну стоять! Куда это вы тащите пациента подальше от чужих глаз? Я не оставлю вас с 5 наедине, пока вы отказываетесь объяснять, что происходит!

Она закатила глаза:

— Тьфу ты, ну идёмте оба. Кухня как кухня, тоже мне великая тайна. Вот ещё устроили мне тут...

Промежуточная цель достигнута. Дальше будет сложнее.

Доктор 4 вывела нас из столовой, велев пожилому пациенту, которого обозвала Девой... «приглядывать», как она выразилась. Я не очень понял, как это истолковать, но сейчас важнее было идти за ней, чем разбираться, почему она доверила такую задачу пациенту.

Нас повели... прямо напротив, в комнату 501. Не совсем идеальный вариант — любой, кто следил за дверью столовой, мог бы нас увидеть. Впрочем, если действовать быстро, то мы сбежим раньше, чем любопытные зеваки успеют отреагировать.

Как оказалось, в 501-й устроили нечто вроде кладовки, только у дальней стены поставили пару кухонных плит и несколько холодильников. Всю середину комнаты занимала громадная машина — судя по виду, промышленная морозильная установка. Наполовину склад, наполовину кухня. Я обратил внимание, что дверь не заперта — как и в остальных палатах на этаже. Видимо, пациентов сюда допускали.

— Фасоль, фасоль... Где ж я тут видала фасоль... — пробормотала она, открыв заставленный консервами шкафчик.

Я внимательно осмотрел обстановку комнаты. Пространства для манёвра почти не было — по бокам от морозильной установки оставалось меньше метра свободного места. Для наших целей это подходило — ведь план опирался на то, чтобы лишить доктора 4 свободы движений. Впрочем, использовать в качестве оружия было нечего: вся еда хранилась высоко в шкафчиках, и если бы мы за ней потянулись, то вызвали бы лишние подозрения.

— Хм, на этой полке нету. Какая-то зараза всё перелопатила. — Доктор 4 закрыла шкафчик и повернулась к 5.

Так. Пора брать ключи. Я наблюдал за Пареком, когда он открывал лифт — ключи он достал из левого кармана халата. Будем надеяться, доктор 4 держит их там же. 5 бросилась на амбразуру, отвлекая от меня внимание.

— Это... раз уж вы тут, не посмотрите, что у меня с руками? Кажется, на них эта фигня попала, ну, помните?

Она не помнила. Эту деталь мы придумали, чтобы сбить её с толку. Но фасоль искать она прекратила и повернулась к 5. Взяла обе её ладони и...

Как только я подал сигнал, 5 крепко схватила докторшу за запястья, а я полез ей в карман.

— Чего... что ты... а ну стой!

В левом кармане халата... ключей не было. Я вытащил какой-то розовый прибор, на котором сбоку был выключатель, а посередине — большая красная кнопка с изображением слона. Экспериментировать было некогда — она начала отбиваться от 5. Сообщница у меня оказалась хоть и тощей, но довольно сильной. Доктор пнула её по ногам, но та уклонилась, а когда врачиха дёрнула на себя, не потеряла равновесие. Улучив момент, я залез в другой карман халата и нашарил брелок с четырьмя ключами. Вот и мой билет на свободу.

Когда я отдёрнул руку, мне в плечо врезался локоть, но я увернулся, и удар соскользнул.

— Эй ты — положь на место! Ты понимаешь вообще, что делаешь?!

— Не понимаю, — согласился я. — Вот бы нам кто рассказал.

— Пусти! — рявкнула докторша на 5, которая всё ещё держала её за руки. Сил у врачихи было немного, зато хватило веса: она толкнула 5 вперёд и пригвоздила к морозильной установке.

...Вот теперь пора было бежать. Я не прочь сотрудничать с 5, но если придётся выбирать — ради собственной свободы я готов бросить её в беде.

Или... или нет? К сожалению, она мне понравилась. С ней интересно общаться. Она понимала мои рассуждения, поэтому с ней можно было нормально поспорить, а не сразу вывести из себя. Была, конечно, вероятность, что она работает против меня... но в таком случае её бедственное положение — не более чем притворство. Она как раз и добивается, чтобы я оставил её без присмотра.

Я всё-таки решил бежать, повернулся к двери и...

Замер. Потому что в дверях стояла другая пациентка, которая, оказывается, нас выследила. Высокая, мускулистая, темнокожая, с яростным взглядом... Почему-то у меня сразу возникло ощущение, что от девушки по прозвищу Гелий исходит опасность.

— На помощь! — закричала 5. Вероятно, мне. А может быть, пыталась перетянуть новоприбывшую на свою сторону. Со стороны и впрямь могло показаться, будто это доктор 4 напала на 5: врач крепко держала пациентку, припечатав к морозильной установке.

На свою беду, я держал в руках чужие вещи — видимо, этого хватило, чтобы заподозрить во мне злоумышленника. Гелий бросилась на меня, и я едва успел среагировать.

Я рухнул на пол за миг до того, как она в меня врезалась — в результате она запнулась об мои рёбра и упала. Было больно, но зато она растянулась на полу и... и вскочила чуть ли не раньше меня, пошатываясь и озираясь. Я уже бежал к двери.

— Помоги мне! — крикнула доктор 4. — Эти на меня набросились, пытаются... — 5 оборвала её сильным толчком. Мне это было на руку: Гелий замешкалась, раздумывая, гнаться ли за мной или выручать доктора. Я выбежал в коридор. Раз уж 5 отбивается сразу от двоих, теперь точно нет смысла ради неё рисковать.

Дверь лифта была сразу справа. Я перепробовал все ключи по очереди, всё сильнее нервничая, а они никак не поворачивались. Подошёл самый последний, и я наконец услышал гул едущего лифта.

Погони всё ещё не было. Из кухни доносился шум борьбы, но на меня, похоже, решили махнуть рукой. Перспектива моего побега пугала врача куда меньше, чем... что? Какая у 5 может быть особенность, из-за которой доктору важнее удержать её, чем меня?

Двери открылись. Неважно, что у них там в кухне — мне некогда ждать развязки. Я зашёл в кабину и...

Этаж я выбирать не стал. Просто зажал кнопку «Открыть двери». Если понадобится, я успею их закрыть в любой момент — при первом же признаке опасности. Вдруг 5 ещё выберется, вдруг успеет добежать до лифта, вдруг... вдруг! Зачем же сразу отсекать запасные варианты...

Вот ещё устроили ей тут! Амит головой вообще подумал? Небось не почесался проверить пациентов на агрессию! Захотел, видно, отдохнуть от своих буйных и решил всех на неё спихнуть. Вот как пить дать, если заглянуть в обходной лист, так выяснится, что психологическое заключение он вообще не подписывал. Скотина какая — теперь если пожаловаться Шелхарту, так ей тоже будет выговор, что бумаги не проверила!

Она крякнула и попыталась отпихнуть тощую пациентку в другой угол кухни. Хватка у той была будь здоров — как ни мотай, всё без толку.

— Эй! Ну-ка помоги! — снова заорала она, обращаясь к Фелисити. Хотя нет, теперь-то её звать Гелий? Доктор Орчард всегда общалась с ней настолько любезно, насколько вообще умела. Вся надежда на то, что хоть какой-то след сохранился — авось и решит помочь.

Надежда была так себе: они с Орчард разговаривали только про лечение слона, так что вряд ли там что-то осталось. Хотя... можно было не переживать. Гелий буквально разрывалась — то ли вмешаться, то ли погнаться за Л, но помогать 5 ей даже в голову не пришло. Гелий ничуть не растеряла уважения к авторитетам, а докторский халат был у 4.

Доктор 4 развернула 5 в ту сторону, где стояла Гелий. Та быстро сообразила, что к чему, схватила пациентку за плечи и дернула к себе. 5 всё равно не разжала пальцы — они у девчонки «Моментом», что ли, смазаны? От рывка 4 потеряла равновесие и рухнула вперёд. Все трое кучей повалились на пол.

Орчард первой вскочила на ноги и тут же зажала 5 захватом за шею. Когда хватка ослабла, 4 кое-как высвободилась и встала.

— Силы небесные! Что вы тут на пару устроили? Ор... Гелий, зачем ты увязалась... ай, вот балда, я ж тебе не сказала, чтоб сидела на месте.

— Доктор, второй сбежал! У него ваш ключ — догоните его! — крикнула Гелий.

Не до того сейчас. Всё равно не ушмыгнут никуда, Сапожник с бойцами их сцапают. Она отстегнула от пояса рацию:

— Радж, это доктор 4. У нас попытка побега в пятом отделении.

— Серьёзно? Опять? Секундочку, сейчас пошлю к вам ребят...

Гелий оторвалась от попыток утихомирить 5. В глазах у неё застыл знакомый ошеломлённый взгляд. Тот самый, в котором читалось: «Да как вы смеете заниматься не тем, чего я от вас ждала?!» Она своим гонором и на работе всем нервы вымотала, да и после увольнения его, видать, не поубавилось.

— Доктор! Почему вы не бежите за этим... за Л? Я её долго не удержу... Скорее!

— Остынь, — буркнула доктор 4. — Он небось уже усвистал, но то не наша забота. Мальчики справятся. С одними ключами отсюда не сбежишь.

Она присела на колени и заглянула 5 в глаза:

— Ну? И что это было, а?

Пациентка стушевалась:

— ...Да просто хотелось... ну типа... Да чего уж там, вы всё видели.

Гелий ещё крепче сжала хватку:

— Не юли! А ну живо объясняй!

Доктор 4 жестом остановила её.

— Видеть-то я видела, — сказала она, не обращая внимания на ретивую помощницу. — Давай-ка тебя послушаем. Что же это я, по-твоему, видела? А то мало ли, вдруг я ошибаюсь? — поинтересовалась она.

Рация с треском ожила:

— Доктор 4! Восточный лифт застрял на вашем этаже. Посылаем бригаду на западном.

Застрял? Так это выходит... могло, конечно, и механизм заесть, но скорее уж кто-то из кабины держал двери. Значит, Л ещё...

— Он ещё здесь! Скорее! Бегите за ним! — завопила Гелий.

— А толку, — отозвалась 4. — Сказано же тебе, мальчики справятся.

— Он сбежит!

— Да как же, — сказала 4. — Почти без шан...

Тьфу ты, это ж надо — ляпнуть про шансы при Фелисити Орчард. Что бы ни творилось — она в лепёшку расшибётся, чтоб всё прошло без сучка без задоринки. Недосуг ей раздумывать, готовиться, просчитывать риски, ещё чего! Этой лишь бы сразу быка за рога.

Она зарычала от досады. Гелий и впрямь мигом взяла дело в свои руки — бросила 5 и ринулась к дверям.

— А ну стой! Слушай меня! Согласно распорядку... — заорала она, но Гелий, похоже, плевать хотела на распорядок. Она выскочила за дверь...

...а следом 5, чуть на пятки ей не наступая. До чего ж всё... наперекосяк. Хотя если у всей бригады Сапожника дружно руки не отсохли, голова будет болеть только у Амита. За этих троих отвечает он, вот его Шелхарт и съест с потрохами, когда всплывёт, что ей всучили пациентов без психологической аттестации.

Доктор 4 вышла в коридор и успела мельком увидеть Л — с глазами, расширенными от страха — и тут же Гелий повалила его на пол кабины. Слева из другого лифта в коридор на полном ходу высыпали ребята с пушками. А потом она снова взглянула направо... В лифт, где возились Гелий и Л, забежала 5 и треснула по кнопке. Створки захлопнулись.

Да пожалуйста! Плевать! Ей-то что за дело! Она прекрасно знала, что выбраться отсюда можно только через охрану на главном входе, а если они ещё в каком отделении устроят бучу, так за это она отвечать не подписывалась.

Она вернулась в 523 комнату — слава богу, хоть столовую без неё не разнесли по кусочкам. Разве что Дева поджидал её за порогом, горестно заламывая руки.

— Простите меня, доктор... Она так быстро выскочила, что я её даже окликнуть не успел. Куда она?..

— Погналась за этой парочкой, у которой ключи... ах да, у меня ключи свистнули — но она... Короче, тут полный бардак, но ты ни в чём не виноват. Садись давай. Не бери в голову.

У Девы так и остался виноватый вид, но это он всегда так. С Орчард вон та же беда. Недаром же она сейчас такой фокус выкинула: вечно-то ей всё надо было взять на себя. Спать спокойно не могла, если лично все проблемы не решит. Ну очень в её духе.

Авось оно и к лучшему, рассудила доктор 4. Она-то боялась, что Орчард после увольнения исчезнет — такой уж у неё был характер. Те, кто всё кругом принимали близко к сердцу... они больше теряли, когда их слон калечил. А кто запоминал, как всё в мире друг с другом связано, а себя толком не замечал — у тех результаты бывали получше. Орчард до всего было дело, вот 4 и опасалась, что от самой Орчард ничего толком не останется.

Видать, не так уж хорошо она её знала. А думала-то, что хорошо такие штуки подмечает. Выходит, характер у Фелисити строился вовсе не на самомнении. А может, просто повезло. Кто ж её разберёт?

От собственной прежней жизни доктор 4 была не в восторге. Когда ей после выписки показали досье, её такая скука взяла, что она и до половины не дочитала. Куда ни плюнь, кукуруза. Всю жизнь только и делала, что растила кукурузу целыми гектарами. Чёрт её знает, что там Делайла себе думала — она не позаботилась сообщить, с чего вдруг такое внимание кучке травы. От скуки небось на стенку лезла? А может, завела дело на стороне, да только тайком — вот ничего и не нашли, когда копались в её пожитках?

Нет, всё-таки 4 себе нравилась больше. 4 помогала возрождать цивилизацию из пепла. Трудилась не покладая рук, спасая мир от инопланетной чумы. Она врач — по крайней мере, так сказал святой Шелхарт. Всегда приятно, когда люди в тебе нуждаются. Разве Делайла могла таким похвастаться?

Она уселась и принялась жевать пюре.

Всё это было против правил. Кража точно была против правил. Нападение на врача — наверняка. В использовании лифта без надзора тоже чувствовалось что-то неправильное. Что вообще можно, а что нельзя? Я не знала, но вся эта ситуация выглядела как вопиющее нарушение любых возможных правил.

Я, наверное, тоже что-то нарушила. Доктор велела не беспокоиться, а я её не послушала и попыталась вмешаться. Можно было просто пустить всё на самотёк, но... нет, нельзя пускать дела на самотёк! Это тоже должно быть запрещено, если здешние правила хоть чего-то стоят. У меня был шанс предотвратить это безобразие — вот и пришлось действовать на свой страх и риск. Впрочем, в случае неудачи я оказалась бы ничем не лучше этих нарушителей. Я рискнула, не справилась — и вот теперь спускаюсь вместе с ними в лифте, безо всякого надзора.

...Будем считать, что оно того стоило. По крайней мере, так я за ними присмотрю и не дам хулиганить.

Всё это время меня бессильно молотили в живот пухлым кулаком:

— Пусти, дура! Я не враг!

Я слезла с Л — он тут же вскочил на ноги и прижался спиной к стенке, встав в защитную стойку.

— Тут шестнадцать этажей, плюс цокольный, то есть выходит семнадцать, — сказала 5. Я обернулась: она показывала на кнопки лифта. А потом нажала самую нижнюю, с надписью «16». — Может, мы под землёй, а может...

— ...нас обманывают, а 16 — это и есть настоящий цокольный этаж. Разумно, — одобрил Л.

Я испуганно отпрянула:

— Нет! Совершенно неразумно! Вы что вообще задумали?!

— Побег, — невозмутимо ответила 5.

Побег?!

— Здесь... здесь не тюрьма! Здесь больница! Мы пациенты, нам нужно лечение, а не план эвакуации!

Я шагнула вперёд и торопливо нажала на кнопку пятого этажа. Лифт не остановился.

— Хе, — фыркнул Л у меня из-за спины. — Ты им взяла и поверила? В нормальных больницах пациентов не запирают и не угрожают им вооружённой охраной. Это ж надо так уметь закрывать глаза на очевидные вещи.

— Может, у них реально есть повод. Мы ж ни в чём не уверены. Вот сперва и разведываем, что к чему, — пояснила 5.

...Я прекрасно понимала, что в обычных больницах так не поступают, но...

— Это не повод нарушать правила! Если вы хотели узнать, почему здесь всё по-другому, надо было спросить у врачей! Разве они не объясняли?

5 ответила:

— Нам рассказали, почему мы здесь, но...

— Они соврали, — категорическим тоном закончил Л.

— Неправда! — вырвалось у меня. — Как вы вообще могли такое подумать?!

Л бросил на меня очень странный взгляд — словно бы я заявила, что два плюс два будет семнадцать, и он никак не мог взять в толк, зачем мне взбрело в голову нести настолько откровенную чушь.

— Да были причины, — ответила 5. — Например, объяснение амнезии у них не сходится, учитывая кое-какие зацепки насчёт прошлых событий.

Очень расплывчатый ответ. Мне это не понравилось.

— А ну-ка немедленно объясните, что... — я осеклась. Лифт остановился, и створки резко раскрылись.

Не успела я опомниться, как Л с 5 шагнули из лифта в полутёмный зал. И мало того — принялись бродить и всё рассматривать! Почему-то это меня злило. Почему? Вероятно, на то была веская причина. Я задумалась. Наверное, вход сюда воспрещён, и им не положено знать, что здесь располагается. Не похоже это на помещение, в котором бы разрешалось находиться.

— Идём! Надо тут осмотреться! — позвала 5.

Нет. Ещё чего! Не надо мне тут осматриваться. Кнопка «5» уже нажата. Сейчас лифт отвезёт меня обратно в пятое отделение, к врачам и охранникам, и мы вместе вернёмся ловить эту парочку. Всё проще простого. Двери закроются, я приведу подмогу, и дальше разберутся без меня.

...Разберутся без меня, как же. Нет. Если я хоть на секунду оставлю нарушителей без присмотра, что они натворят? Им нельзя здесь находиться, да и вряд ли это коридор больничного отделения — скорее подвал или склад. У беглецов были ключи, они искали ответы, пытались что-то вспомнить — а я ведь знала, что это очень опасно. Нельзя выпускать их из виду. Если я не услежу, они... да мало ли что они надумают. И всё равно сюда с минуты на минуту приедут люди, которые знают, что делать.

Как только я перешагнула через порог, створки начали съезжаться, норовя меня прищемить. Я еле успела выбежать. Двери захлопнулись, и я услышала, как лифт уезжает на пятый этаж.

Где мы? Помещение выглядело незнакомым. Мне сразу показалось, что это подвал, и сейчас это впечатление только усилилось. Источниками света служили редкие лампочки, свисавшие с потолка на проводах. Это были старые лампы накаливания, и они окрашивали весь зал в оранжевый цвет.

Впрочем, он и без того был бы оранжевым — кругом виднелась ржавчина. Повсюду стояли механизмы, которым на вид было лет по пятьдесят-шестьдесят. Водяные насосы, электрогенераторы, обогреватели... Хотя это были только догадки; на самом деле я понятия не имела, для чего они предназначены. Судя по виду, приборами пользовались — по крайней мере, до недавнего времени: с экранов, рукояток и прочих рабочих поверхностей пыль и ржавчина была счищена.

Повсюду виднелись следы недавнего ремонта. Вдоль стен тянулись провода и трубы, на вид совершенно новенькие. На фоне изношенной техники они особенно выделялись.

Кроме того, подвал был просторнее, чем мне сперва показалось. Недалеко от входа в лифт высилась стена, но она оказалась скорее колонной: настоящие стены виднелись вдалеке, очерчивая широкий подземный зал. Из-за высоченных агрегатов сложно было точно сказать, как именно здесь всё расставлено, где что находится...

...и куда делись беглецы. Стоило всего на секунду отвернуться... Куда ж они...

— О, а это что? Походу... счётчик Гейгера? — 5 обнаружилась справа от меня; она стояла возле пыльного стола и разглядывала коробку размером с арбуз. Какая разница, что там за счётчик, если нам сюда вообще нельзя! Трогать здесь что бы то ни было — это уж точно неразумно. Я поспешила вмешаться.

— Убери руки! Ничего не трогай! — приказала я. — Идём обратно наверх!

Из глубины подвала послышался голос Л, хотя самого его не было видно:

— Чтоб идти, лестница нужна. Насколько я понимаю, тут все этажи соединены только лифтами. А в лифтах сейчас вооружённые люди.

— Которых надо слуш... нет, подождите. Это вопиющее нарушение пожарной безопасности. Никто бы не стал строить здание без лестниц.

— А она права. Гляди! — 5 указала на дверь в правой стене. Над ней светился красный знак «Выход» с пиктограммой человечка, бегущего вверх по лестнице.

Я поспешила к двери, едва не споткнувшись об груду пластиковых труб и моток провода. 5 зачем-то пошла следом. Дверь была отмечена восклицательным знаком с подписью «Пожарный выход — не открывать». На горизонтальном рычаге виднелась наклейка с жёлтыми и красными полосками. Здесь явно было не выйти.

5 подошла и навалилась на рычаг.

— Эй! — крикнула я и ударила её по рукам. — Сказано же, не открывать!

— Так и не открывается, — пожала плечами 5. — Эй, Л! — заорала она. — Походу, заперто!

— Наверное, дверь разблокируется только в случае ЧП. Есть одна мысль, только поищи тут датчики дыма.

Я оглянулась на голос. Л стоял в дальнем конце подвала, ощупывая что-то на стене. Да что ж ему неймётся всё кругом лапать?! Я заторопилась к нему, пробираясь мимо верстаков и машин высотой по пояс.

— Так, у меня сразу две идеи. Есть блистательный план, как улизнуть от погони, ну и заодно попробуем открыть дверь, — сказал Л. И только я разглядела, в чём он ковыряется, как тут же погас свет, и позади меня раздался лязг — а потом ещё и ещё, каждый раз чуть дальше.

Это был щиток с пробками. Он отрубил электричество на всём этаже, и... Лязг меня отвлёк, но всё равно было слышно, как Л в темноте продолжает щёлкать переключателями. Что он вытворяет?!

— Прекрати! Включи электричество! Да как ты смеешь?

Лязг утих одновременно со щелчками, а пару мгновений спустя мимо меня что-то промелькнуло. Я потянулась в темноту, схватила — но ткань больничной рубашки выскользнула между пальцев.

— Сюда! — крикнула 5. В темноте горел только один огонёк — знак выхода, под которым она стояла, — и Л помчался прямиком на свет. Или мне только показалось, что прямиком. В темноте было не разобрать, но...

Блям.

— Твою... ай!

Судя по звуку, он врезался в один из приборов между щитком и дверью, так что да. Рванул напрямик. Я бросилась следом. Наверное, не стоило тоже бежать вслепую, потому что по дороге я ударилась бедром об один из верстаков. Меня прошила резкая боль, но я быстро пришла в себя.

И тут внезапно стало светлее. Ненамного, свет был неяркий — он пробивался из-за пожарной двери, которую открыла 5. За ней оказалась лестница, залитая красным аварийным освещением. Я наконец-то разглядела силуэт Л и помчалась его догонять.

Я настигла его, когда он уже зашёл за дверь. А дальше... я не знала, что делать. Надо бы вернуться и включить электричество, но тогда Л успеет убежать вверх по лестнице, и никто не будет знать, где его искать. Обоих сразу скрутить не получится: я наверняка сильнее каждого по отдельности, но ведь они опять будут драться изо всех сил. Можно, конечно, схватить кого-то одного и понадеяться, что второй вернётся его выручать... но в темноте я вряд ли дотащу пленника до самого щитка, если он будет отбиваться. Мало того, второй может и сбежать — тогда я его упущу.

У меня чесались кулаки, но надёжный вариант был только один. Следить за этими хулиганами, чтобы они не наломали ещё больше дров. При первой же возможности я привлеку внимание персонала и постараюсь сорвать побег.

Мы осмотрели лестничную клетку. От двери до нижней ступеньки тянулась на удивление длинная площадка с необычайно низким потолком. Это был почти что тоннель, который потом переходил в нормальный лестничный проём. Мы молча двинулись вперёд.

— Тут реально ниже уже некуда, — заметила 5. Ступенек вниз не было: отсюда мы могли только подняться.

— А, вроде понял, для чего они, — пробормотал Л. Кто «они»? Л успел подняться на один пролёт и скорчился у самого верха, вглядываясь в... как это назвать? Есть ли вообще названия у отдельных частей лестницы? Как её... вертикальная сторона? Стенка? Подступенок. Точно. У площадки между пролётами в подступенке были проделаны отверстия, которые как раз и рассматривал Л. Я заметила, что от подступенка по стене тянется широкая борозда — до самого угла. В углублении виднелась какая-то волокнистая набивка — возможно, асбест. Я не стала его трогать.

— Что скажешь, 5? — поинтересовался Л.

5 проследила взглядом за направлением борозды. Волокнистый материал чередовался с металлическими... кажется, крюками. Затем он начертил пальцем в воздухе линию до такого же паза в противоположной стене: там набивки не было, но крючки торчали с такими же промежутками.

5 предположила:

— Эта фиговина... наверное, выдвигается и сцепляется вон с той стеной? Что там за набивкой?

Л залез рукой в борозду и потянул за один из крючков, до которого можно было дотянуться с лестницы. В стене раздался металлический скрежет, но крюк не шелохнулся. Я не успела решить, надо ли мешать — хотя если у него что-то получится, то точно надо.

— Что-то тяжёлое. Или там что-то удерживается. Такое ощущение, будто я тянул за пружину. Знаешь, что там?

5 встала, задумалась, но потом помотала головой.

— Это гермозатвор, — объяснила я. — Шлюз всегда заперт и открывается только при ЧП. Когда ты выбил пробки, зажимы разблокировались, и плита втянулась в стену.

Они оба обернулись и уставились на меня.

— ...Я тоже так подумал, — сказал Л. — Что-то ты многовато знаешь. Шифруешься, да?

Стоп, откуда мне это известно? Неужели... вспомнила? Только не это. Мне нельзя ничего вспоминать. Может... хотя нет, кажется, про шлюз я и не забывала. Не было такого ощущения — скорее это факт, который я просто знаю. Вот только непонятно, откуда именно. Наверное, факт был связан с чем-то позабытым, и если слишком об этом задумываться, то я и правда что-нибудь вспомню. А тогда... я не могла точно сказать, почему, но тогда будет Плохо, с большой буквы «П». Что же мне делать?

Надо как-то отвлечься. Переключиться на другое направление мыслей. Так будет правильно.

— Ты же и сам догадался, — заметила я. — Тут всё очевидно. Когда ты тут устроил саботаж, было слышно, как затвор распахнулся. Что же это ещё может быть?

Кажется, Л не поверил моему объяснению, но я ведь и так уже старательно ему мешала. Какое уж тут доверие? Спорить было незачем, поэтому он промолчал.

— Так это... тут типа пожарный выход? Можно через него и выбраться? — предположила 5.

— Есть только один... ну, есть много способов выяснить, но лично я склонен действовать напрямик, — отозвался Л и понёсся вверх по лестнице. 5 ринулась следом, а я тут же бросилась в погоню.

Нет, нет, нет! Они напали на врача и обесточили целую больницу, нельзя им дать сбежать! Мало того — я вдруг с ужасом поняла: сорвав пробки, они наверняка убили пациентов, лежавших в реанимации. Меня захлестнула волна ярости.

— Эй! Они внизу! Ловите их! Кто-нибудь! — крикнула я в лестничный проём. — Ау! Доктор Парек! Доктор 4! Сюда!

Л аж поперхнулся:

— Кх... тс-с-с! Ты совсем обалдела? Хочешь, чтоб тебя поймали?!

— Вообще-то, по-моему, хочет, — заметила 5.

Сверху послышался топот. Совсем далёкий, но эхо разнесло его по лестнице. Л процедил что-то непристойное и остановился на площадке четырнадцатого этажа. Он распахнул дверь, жестом позвал 5 за собой, и оба скрылись в коридоре.

— Они вернулись! На два этажа вверх! Скорее! Я за ними! — заорала я. Шаги стали громче, но мне никто не ответил. Услышали? Или надо было громче? Далеко ли они? Да и кто это?

Мне некогда было дожидаться. За Л и 5 нужен глаз да глаз — не ровен час, опять вздумают выкинуть что-то вроде фокуса со щитком. Я зашла в дверь и оказалась на 14 этаже.

Офигеть как было темно. Не так, что типа проснулся посреди ночи и лампочки не горят. К такой-то темноте глаза в итоге привыкают, потому что какой-нибудь свет по-любому есть — ну там из окон, от диодов на всякой электронике и вообще. Короче, хоть что-то есть. А тут вообще ничего. Мы же вроде как под землёй, плюс пожарная дверь оказалась без окошка, ну а электроника кругом если и была, то не работала — мы ж пробки выбили. Короче, хоть до посинения зрачки расширяй, всё равно смотреть не на что.

Мне стало стремновато, но вот Archive05 прям совсем накрыло. Он схватил меня за руку, что было несколько внезапно (и скользко). Это типа знак доверия, или он боялся, что я улизну и сделаю ему какую-нибудь подлянку?

— Надо найти свет, — заявил Архи.

— Не вижу смысла, — ответила Гелий. — Надо просто сесть и подождать врачей, а они отведут вас наверх.

— Ещё чего, — Архи сжал мою ладонь ещё сильнее. — Сколько можно себя обманывать? Ну видно же, насколько тут всё подозрительно. Ничего хорошего эти люди тебе не желают.

Гелий затихла. Выражения её лица я не видел — темно же, алё. Но молчание всё равно было красноречивое. То ли она решила, что спорить с Архи бесполезно, то ли он до неё таки достучался. Ну, мало ли. Самую капельку.

Я шагнул вперёд и напоролся... на диван. Потрогал — ну точно диван. Судя по шороху, Архи тоже его ощупывал, потому что он пробормотал:

— Это диван. Откуда в больнице диван?

— Так это... может, тут комната отдыха? Не такая уж редкость, — отозвался я.

— Ну-ну, — хмыкнул Архи.

Мы ещё чуток пошарили кругом. Нащупали ещё один диван, кухонную стенку, раковину — походу, водопроводу нужно было электричество, потому что кран не работал, — какую-то рамку на стене, растение в горшке, кофейный столик... ну а потом нашёлся старенький телевизор с кинескопом. Он был не подключён, но при таком слое пыли вполне себе тянул на источник света.

Ну, то есть, можно же и не включать. Я провёл рукой по гладкому стеклу, и под ладонью заискрилась статика, как обычно бывает, когда трогаешь экран, а он такой холодноватый и недавно включался. Не то чтобы стало ярко, но у нас же глаза уже привыкли к темноте, так что мерцающих искр вполне хватило, чтобы разглядеть обстановку.

Как я и думал, это оказалась комната отдыха. Чуть попросторнее, чем палаты, но расклад примерно тот же. У двери полки и шкафчики, у дальней стенки мебель. Даже выход на лестницу там же, где в палатах дверь в туалет. Главное отличие было в том, что в середине не тянулась стойка, которая обычно делила палаты пополам — тут все столешницы были возле стен. Плюс ещё дверь — я её толком не рассмотрел, но не очень-то она смахивала на дверь моей палаты. Она казалась крупнее, массивнее как-то, а посередине не было окошка.

Больше я ничего не успел разглядеть: искры погасли.

— Походу, в телевизоре кончились... электроны, или что там у него. Весь заряд извели.

Архи охнул. Только не удивлённо, а типа что «О, идея!». Я услышал щелчок выключателя, а потом вдруг снова увидел мерцающий электрический свет — ещё ярче прежнего. Архи держал в руке фиговину, которую спёр у доктора 4 — походу, это оказался шокер.

— Нормально вообще, что врачи носят с собой тазеры? — поинтересовался Архи.

— Это не тазер, — поправила его Гелий. — Это электрошоковый пистолет. Тазеры — это которые сперва выпускают в кожу иглы.

— Что?! Да это же... абсолютно контринтуитивно! — возмутился Архи. — Штука, выпускающая снаряды, называется тазером, а которая ничем не стреляет — это пистолет? Кто до такого додумался?

Я пожал плечами, но Архи этого не увидел — он уже вырубил шокер.

— Не знаю, сколько тут батарейки. Так будет проще ориентироваться в темноте, пока не найдём нормальный свет.

— А ещё проще будет остаться тут и дождаться врачей!

Мы забили ей отвечать. Вообще я заметил, что с Архи куда легче иметь дело, когда рядом тусит такая откровенно враждебная чувиха. Все подозрения доставались ей, ну а я теперь на крайняк выходил меньшим из двух зол. В общем, мы полезли обшаривать ящики и шкафчики — вдруг что полезное найдётся. В шкафчиках хранилась посуда, а в ящиках какие-то бумаги. Мы стащили по пачке — авось почитаем потом при нормальном свете.

Обыскав всю комнату, мы направились к выходу. Гелий ходила за нами по пятам, но вроде как ничего не предпринимала. Не, ну она возмутилась, когда мы тырили из ящиков документы, но отбирать их не стала. Видимо, она, ну... настолько в непонятках, что забила, и типа пусть себе творят что хотят? Короче, на людей не бросается — и ладно.

За дверью была ещё одна дверь. Прямо сразу. Получался типа как шлюз, хотя вроде ни с той, ни с этой стороны ничего опасного не было. То есть внутри обычной такой комнаты отдыха — здоровенная железная дверь, зато снаружи — вполне себе нормальная, как в остальных комнатах. Мы даже разглядели табличку: «1424-Для персонала». Я бы решил, что комнату переделали из обычной палаты, но всё-таки она была слишком просторная, да ещё и с выходом на лестницу.

Когда мы вышли из комнаты... обстановка оказалась ну прям один в один, как на четвёртом и пятом этажах. Ну, насколько можно было разглядеть при свете шокера. Длинный коридор, лифты по обе стороны, двери в этом конце подальше друг от друга. По дороге мы рассматривали таблички на дверях. Всё как наверху: в комнате 1423 была столовая, в 1401-й — кухня. В 1402-й устроили что-то типа лазарета — наверное, на других этажах было так же, но тут уж не знаю, не проверял. Дальше шли сплошные палаты, только все пустые. Весь этаж выглядел заброшенным.

Одна из палат отличалась от остальных. Дверь с табличкой «1408-43» была на замке. Что уже странно — так-то тут палаты вообще не запирались. А тут попросту отвинтили ручку и пропустили через это отверстие цепь. Другим концом она уходила в дырку, которую, походу, тупо просверлили в стене. Зазоры вокруг цепи были замазаны какой-то смолистой массой — может, и правда смолой.

— Надо туда пробраться, — заявил Архи.

— Может, мы всё-таки свет сперва поищем? — спросил я.

— Может, вы всё-таки не будете соваться куда не положено? — поинтересовалась Гелий. Она указала на прибитую поперёк дверного окошка деревянную табличку: «ОСТОРОЖНО, СЛОН: ПЛОДЫ. КАРАНТИН В ОТДЕЛЕНИИ 2 НЕДЕЛИ. НЕ ВХОДИТЬ».

— Нам потому туда и надо, что нас не хотят пускать. Как же до тебя не доходит? — процедил Архи.

Гелий аж рот разинула. Ну или мне так показалось: Архи вырубил свет, решив поберечь батарейку, так что лиц я толком не видел. Потом она прошипела что-то ну очень неразборчивое. Тирада закончилась яростным воплем: «...нет!»

— И вообще, что это значит... «Осторожно, слон»? Они там слона, что ли, заперли? — спросил Архи.

— Чтоб я знал. Давай в лазарет заглянем, — предложил я. — Может, у них там есть эти... ну, фонарики такие, которыми в горло светят. Явно же лучше, чем тазер.

— Электрошоковый пистолет, — поправила Гелий. Дружный игнор.

Лазарет, как и почти все комнаты, был открыт. При свете вспышек электрошокера стало видно, что тут тоже всё почти как в палатах, только вместо лишней мебели дополнительные койки. И все полки заставлены — ну там, баночки с таблетками, бумаги, всякие средства для первой помощи. После ещё пары вспышек удалось разобрать, что почти все бумаги — это медкарты или типа того.

— Нашёл! — воскликнул Архи и схватил фигню, которой светят в горло, после чего Гелий любезно уточнила, что фигня называется отоскоп. Архи поблагодарил её за обогащение словарного запаса, хотя и с явным сарказмом.

— Так. Посмотрим-ка, что мы притащили из сестринской. — Архи расчистил на стойке уголок и кинул туда свою пачку документов. Я положил рядом свою, и Архи включил отоскоп.

— Ничего вы не найдёте. Здесь никто не замышляет ничего плохого. От твоей паранойи будут одни неприятности.

— Так в этом весь смысл: неприятности устраивать, — фыркнул Архи. — Иначе я из этой мутной тюрьмы никогда не сбегу.

Архи там не загнался, часом? Ну, то есть, сперва-то я на его рассуждения повёлся, но не пора ли мне поработать голосом разума? Мы как бы уже нехило так напортачили — неплохо бы, наверное, всё снова обдумать как следует. Это ж опасная тема — один раз убедить себя в чём-то и на этом успокоиться. Если расклад становится сложнее, надо остановиться и подумать, что вообще происходит и какие реально есть варианты. Когда Архи вырубил свет — это типа как если ты купил палёный чупа-чупс с начинкой, а там самого леденца-то от силы миллиметр, но ты его всё равно решаешь доесть, хотя эта начинка тебе в общем-то даром не сдалась.

Вот сейчас я наполовину сгрыз этот самый палёный леденец. Может, самое время задуматься, хочу ли я его доедать?

...Вот только заценю сперва, что нам за секретные документы перепали. У нас появился нормальный фонарик — ну, почти, — так что самое время наконец поискать ответы.

Сперва попадалась всякая фигня. Сверху лежали списки продуктов и заказы на еду — можно было сделать вывод, что врачи иногда выходят из здания за покупками, но, в общем-то, кто бы сомневался.

Дальше шли всякие медкарты, но там тоже особо нечего было ловить. Ну, типа, просто имена пациентов со всякими медицинскими подробностями. Нам попались два разных Исхода, один Левит и три тройки, что вообще-то странно. Хотя нет, чему тут удивляться. Архи ведь выдвинул версию, что имена пациентов идут по порядку — в зависимости от того, кто сколько раз терял память. Наверное, они у многих повторяются.

И вообще, вы не поверите. В реале тоже вполне себе бывают тёзки.

— Ага! — воскликнул Архи. — Вот это уже интересно! Карты!

Луч отоскопа был не особо широким, так что я наклонился поближе и пригляделся. Сверху лежала «основная» карта с полным срезом здания: сверху размещался широкий наземный комплекс, а под ним пятнадцать одинаковых этажей, которые назывались «жилыми блоками». Вот только печатные буквы были зачёркнуты, а рядом той же ручкой подписали: «1 отделение», «2 отделение»... И так далее. Подвал был обозначен как «Технический этаж».

Я не сразу заметил, но карта выглядела... не, не старой, а типа как ксерокс со старой. Местами, особенно по краям, чернели пятна, похожие на сгибы и помятости, только бумага там была гладкая. Ну а в уголке нашлось совсем палево: на краю стоял оттиск «1965 г.». Да уж, не новострой.

— Нам хотят внушить, что здание старое, — пробормотал Архи. — А может, это даже правда. Планы лежали в комнате для персонала — вполне вероятно, что они не предназначались для наших глаз.

— Само собой, — зарычала Гелий.

Я так и не понял, почему она не пытается нам помешать. Ну, то есть, сцапать нас и утащить отсюда она бы не осилила, но могла бы попробовать отобрать бумаги или фонарик. Может, засомневалась наконец, так ли мы неправы? Или решила, что типа фиг с ними, постою лучше в сторонке, чтоб мне потом не влетело? Так-то нам оба варианта только в плюс.

Архи откалибровал луч отоскопа и разложил следующую карту. Это был план первого этажа, с проставленными возле дверей именами пациентов. Только их подписывали не ручкой, а карандашом. И, судя по помаркам, кучу раз стирали и переписывали заново.

При этом все имена были числами, как у меня. Куча двоек и троек, чуть поменьше четвёрок, пара пятёрок... Чем крупнее число, тем реже оно встречалось, а самым большим в списке был номер 13. Зато ни одной единицы. Выходит, после первого раза все обязательно снова теряли память? Или в этой нумерации за единицу брали исходное имя?

— Вполне укладывается в мою гипотезу, — заявил Архи. — Обычные люди — это стадо, врачам достаточно стереть им память всего пару раз. Но некоторые всё-таки пытаются выяснить истину, поэтому и числа у нас больше.

— А почему имена другие? Типа, тут же сплошные числа, а не всякие там... буквы, химия с Библией и так далее.

Архи не стал гадать. Вместо этого развернул ещё одну карту, ровно такую же. Во втором отделении тоже везде были числа — только значения в среднем чуть побольше. Что ж у них тут творится?

— Что это? — спросила Гелий. Она указала на карту первого отделения, которую Архи уже отложил в сторону. На обороте была какая-то надпись, которую мы проглядели.

— Да никак ты пытаешься что-то выяснить! А кто тут за правила топил, «Гелий»? — Архи выплюнул имя, будто оскорбление. Впрочем, он всё-таки посветил на первую карту, не обращая внимания на сердитое бурчание нашей спутницы.

«Лечащий врач: д-р 3» и «Заведующий: д-р Лимкакенг (2)». А дальше описывался «информационный режим отделения». Кажется, это была... типа как инструкция, что говорить пациентам насчёт их амнезии. Сверху крупным почерком было написано «Информационный вакуум», а ниже шли мелкие корявые каракули. Больным с первого этажа не полагалось знать, что другие пациенты теряли память больше одного раза: всех, у кого в «жёсткой социальной обстановке» случался «рецидив амнезии», полагалось переводить во второе отделение. При «мягкой социальной обстановке» им придумывали «больничную биографию» и старались обеспечить «интеграцию в социум».

Во втором отделении лечащим врачом был «д-р 6», а заведующим тот же самый доктор Лимкакенг. Телегу про режим тут обозвали «Профилактикой рецидивов»: типа, больным разрешается знать, что у остальных тоже амнезия, но обращаться друг к другу положено по новым именам, а напоминать о забытых фактах запрещено. И в скобках «Повреждения мозга», как будто подумали и дописали.

Вот и всё. Ответ нашёлся — не улики, не тонкие намёки, а тупо лист бумаги, где чёрным по белому написано, что с нами делают. Нам совершенно точно врали, а Архи не сошёл с ума.

— Ну что. Приехали! Железобетонное доказательство, что вам всем врали по поводу амнезии. Довольна теперь? — спросил Архи.

— Это... это не враньё. Может быть, просто... пациентов с разными видами амнезии кладут в разные отделения, — неуверенно пробормотала Гелий.

— А потом переводят на другой этаж, где у них волшебным образом меняется диагноз? Вот уж вряд ли, — отрезал Архи и открыл следующую карту.

В третьем отделении было всё то же самое, что во втором, только пациентов обозначали буквами. Лечащим врачом значился доктор Д, а заведующим... «Д-р Лимкакенг (Б)». Два разных человека с одинаковыми фамилиями? Или один и тот же врач брал для разных отделений подходящие псевдонимы?

А потом мы добрались до 4 этажа. До нашего. И наши имена здесь нашлись, хотя план явно устарел. Меня тут называли «3», палата Гелий была пуста, а на комнате Архи стояла буква «Е». Остальные надписи, насколько помню, вполне соответствовали тем табличкам, которые я успел увидеть, пока шёл на завтрак. Самое любопытное, что на нашем этаже типы имён не повторялись — у всех была какая-то последовательность, но у каждого разн...

Нет, стоп. Самое-то любопытное оказалось на обороте. Режим секретности у нас был такой же — «Информационный вакуум» — и, как обычно, два врача. Заведовал отделением доктор Парек, его я встречал, а вот в графе «Лечащий врач»...

Доктор Орчард.

На миг в голове пронеслось: «Кто это — доктор Орчард?». И тут же вопрос вдребезги разбился об ответ, который обрушился на меня, будто тонна кирпичей. Сперва что-то смутно знакомое. И вдруг — яркая картинка: женщина в докторском халате и со строгой причёской убирает шприц. Суровое лицо.

Она стояла у меня за спиной. Её разоблачили.

Так вот зачем она за нами увязалась! Вот почему нас так долго не ловили! Мы не сбежали — глупо было надеяться, что фокус со щитком реально остановит врачей. Не могло нам так повезти. У них же опыта фиг знает сколько, даже протоколы прописаны — явно ж не в первый раз с таким сталкиваются. Нас пустили побегать, потому что в отряде есть шпион, который ходит за нами по пятам и следит, как бы чего не наворотили. Невероятно, но Archive05 не хватило паранойи!

Я обернулся. Она смотрела в сторону — ещё не увидела — ещё не поняла, что я в курсе. А значит, надо...

— Кто... — начал Архи, но я тут же схватил его за плечо и заглянул в глаза. Он подпрыгнул и взвизгнул — походу, это я зря — так что я сцапал со стола карту и перевернул обратно.

— О-ой, а тут у нас что? Ну-ка посмотрим! — воскликнул я, кинув поверх стопки план пятого отделения. Точно такой же этаж, как у нас, только лечащим врачом была доктор 4, заведующим доктор Парек, а про режим опять написали, что это «профилактика рецидивов».

— А ну стоять! Я ещё наш не рассмотрел — нельзя упускать ни малейшей...

— Да пофиг! Тоска зелёная!!! Про четвёртый этаж мы и так всё знаем! А эти сейчас свет починят, надо срочно...

Архи переменился в лице. Что он... Он посветил на себя снизу вверх, словно собирался рассказать страшилку в лагере, и победоносно оскалился...

— Ах вот в чём дело! — воскликнул Архи. К чему он... нет. О нет...

— Я был прав! Надо было и впрямь бросить монетку — вот только монетки-то у меня не было! Пришлось пропустить проверку! Так вот на чём я попался! Вот где с самого начала был подвох!

Нет, нет, нет, нет, нет...

— Надо было сразу догадаться! Один из так называемых «пациентов», которых привёл доктор Парек! Сосед по этажу, якобы тоже жертва обстоятельств! А на деле ты подсадная утка, так ведь?

Господи, блин, боже, да ущипните меня, это бред какой-то...

— То-то я удивлялся, почему нас не преследуют! Наверняка же я не в первый раз придумываю ровно такой же план побега — но при этом всегда беру с собой тебя!

Какая тупость! Ну какая же тупость! Так бы и заорал сейчас!

— Но теперь я разорву этот порочный круг! На сей раз я сбегу, доктор Орчард!

Он стоял рядом с настоящей Орчард, а та с недоумением смотрела на меня. Одной рукой она держалась за голову. Судя по виду, она тоже офигела, что Архи ухитрился всё понять ровно наоборот. А я не мог даже... не, ну я мог, конечно, ему рассказать, где конкретно он облажался, но тогда придётся разоблачить настоящую Орчард! Да и вдруг не поверит?

Брр! Не, если Архи встанет на её сторону — будет совсем абзац. Проще уж пережить всю жесть, которую нам устроит Орчард, когда поймёт, что её раскрыли.

Я загнал её в угол. Когда у тебя на глазах лживый вражеский план рассыпается в прах... это, пожалуй, величайшее на свете наслаждение.

Орчард совладала со страхом и начала гневно оправдываться:

— Нет... о господи. Ты всё перепутал... блин, я пытаюсь не палиться, потому что вот же она!

Про что пытается не... Я обернулся. Гелий. Орчард пытается перевести стрелки на неё.

— Я как увидел имя, так сразу вспомнил, кто это! Она врач! Но я прикинул, что если скажу, ну она типа поймёт, что её раскрыли, и не даст нам тут нигде шариться! Вот я и...

— Нет! — заверещала Гелий. — Я же... Я не знала...

Не знала? Чего не знала? Что-то здесь неладно. Орч... 5, скорее всего, врёт, но Гелий тоже стала очень подозрительно оправдываться.

Она зачем-то стиснула голову руками:

— Мне... Мне надо отвлечь внимание. Надо отвлечь внимание, надо...

— Вот видишь? Видишь?! Мы её разоблачили! — воскликнула 5.

События разворачивались слишком быстро. Надо было выдохнуть и обдумать все выводы из сказанного, но он продолжал говорить, не давая мне времени на анализ! Я не мог сделать ход, не успевал оценить ситуацию... Может, 5 как-то заставила её это сказать? Разве разоблачённый шпион будет говорить такое вслух? Нет, но... такая версия объяснила бы поведение 5, всё вполне правдоподобно... хотя это мог быть и обман. В чём мог быть обман? Что вообще Гелий пыталась сказать — ой, она снова говорит...

— Вот. Давайте посмотрим. Изучим карты. Давайте вместо этого смотреть карты. — Гелий наклонилась над стойкой и принялась рыться в бумагах. Я посветил ей, но при этом встал чуть поодаль и покрепче сжал отоскоп: вдруг попытается выхватить.

«Вместо этого», значит. Она рассматривала какой-то реестр, где перечислялись крупные города северо-восточного побережья, а рядом... что-то ещё. Там была таблица с какими-то значками. «Вместо» чего? Будь она и правда врачом, неужели бы она понадеялась, что нас так легко отвлечь? Что у неё творится в голове?

— Дай глянуть, — сказала 5. Я её оттолкнул.

— Не подходи. Я пока ещё не знаю, кому доверять.

— Да она ж сама... ну ты слышал, какое палево?!

— Да, подозрительно.

— Ну ещё бы не подозрительно!

5 пыталась меня поторопить, а искусственный цейтнот — это одно из важнейших средств в арсенале любого манипулятора. Я не попадусь на эту удочку.

Таблица. Я посветил на заголовок: «Поиски выживших». Столбцы таблицы были озаглавлены датами, а вот значки... особой логики в них не было. Римские цифры, буквы, геометрические фигуры... наверное, это имена? Нет, фигуры здесь в качестве имён не берут. Или... может, берут, просто редко? Числа нам встречались часто, буквы тоже... фигуры обычно не выстраивают в последовательность, но можно, например, считать по числу вершин... нет, не о том думаю. На бланке были и другие сведения. Перечень оборудования — транспорт, наручники, небоевое оружие... так могла бы выглядеть какая-нибудь внутренняя полицейская ведомость. Здесь перечислялся инвентарь для... поиска выживших? Выживших после чего?

После кампании по отлову или убийству всех, кто выведал их тайну. Точно. Это укладывалось в гипотезу. Неважно, что там за таблица. Гелий сказала, что отвлекает наше внимание — значит, хватит отвлекаться.

— Ты доктор Орчард? — спросил я. — Не увиливай от ответа. Это ты или нет?

— Я... нет. Это не я. Помолчи. Мне надо отвлечь внимание... надо... да, так полагается.

Она замялась. Возможно, задумалась, стоит ли соврать... или же здесь другое объяснение, как-то связанное с остальными странностями в её поведении. Она не дала мне ровным счётом никакой информации.

— Стоп, что за нафиг? — спросила 5. — Зачем ты это вслух говоришь? Мы вообще-то всё слышим.

Я как раз подумал о том же, но 5 меня опередила, и Гелий — Орчард? — ответила:

— Так надо поступать, когда вспоминаешь. Если ты начинаешь что-то вспоминать, надо прекратить и отвлечься. Дело не в том, что я... Нет, это не я, это не я, мне надо на что-то отвлечься...

Она обернулась, выхватила у меня отоскоп и посветила им на следующую пачку документов. Я не стал отбирать фонарик обратно: сбежать с ним она не пыталась, да и нужен он был ровно для того, чтобы рассматривать эти документы. Если попробует улизнуть, я её перехвачу.

Пять листов — раньше они явно были подшиты в папку. Нумерация шла со страницы 42. Гелий начала читать вслух:

--------------------

Приложение A: Применение противомеметических препаратов

Перед проведением процедуры Шелхарта v2 убедитесь, что игла стерильна. В некоторых случаях неактивные споры с участка укола могут уже после прекращения действия препарата попасть по кровеносной системе в ствол головного мозга. Если уже была использована нестерильная игла либо же у пациента имеются открытые раны, через которые может проникнуть инфекция, отметьте расположение ран и распорядитесь, чтобы перед следующей инъекцией был проведён анализ крови.

Первичное ППП

Если пациент впал в состояние каскада, процедура защитной амнезии должна проводиться экстренно и безотлагательно. Чтобы максимизировать скорость усвоения, используйте шприц для внутримышечных инъекций с иглой 22G. Не вводите стандартную дозу — сверьтесь с актуальными таблицами для текущей версии антитела.

При расчёте необходимой дозы старайтесь ошибиться в меньшую сторону. Передозировка при первом применении в сочетании с неудачной медитацией приведёт не к личностной амнезии, а к обширным разрывам нейронных соединений и биологической смерти мозга, тогда как недостаток препарата можно скорректировать после госпитализации.

Расчёт повторной дозировки

Чтобы рассчитать дозировку при повторной инъекции, определите Σ₁ по таблице для текущего состава антитела и возьмите Σ₂ из таблицы для предыдущего введённого препарата.

Дозировка (в кубических сантиметрах): 1,21 − ((Σ₁/Σ₂)×S), где S — сумма данных пациента по алгоритму Шелхарта

Если, как это часто бывает, для расчёта по алгоритму нет полных данных, для приблизительной оценки S допустимо использовать следующую формулу:

1,21(Σ₁/Σ₂) − (a×R + min(b×T, 0,45) + Tₙ×c×D)

Если сумма Шелхарта или отрицательная часть альтернативной формулы превышает 1,21 или же если пациенту вводилась только первичная экстренная доза, это означает, что предыдущая порция антитела полностью переработана организмом, поэтому пациент испытает регрессию амнезии без последующего рецидива. Симптомы, которые вы приняли за состояние сна, вызванное рецидивом амнезии или инъекцией успокоительного, на самом деле являются регуляторным нарушением, указывающим на заключительную стадию развития слона. Если пациент изолирован, немедленно бегите.

Перезагрузки

R — это число рецидивов амнезии, испытанных пациентом после последней инъекции противомеметического препарата. В большинстве ситуаций, при которых необходима повторная инъекция, эта часть формулы даёт наибольший процент расчётной дозы. Коэффициент a — это константа рецидива, 0,132.

Перерывы

T — это количество часов, прошедшее с последней инъекции противомеметического препарата. Коэффициент b — это константа длительности, 0,015. График распада антитела достигнет горизонтального участка, когда организм усвоит и выведет приблизительно две трети от полной дозы, после чего антитело будет поглощаться иммунной системой только при активации. По последним расчётам, максимально возможное значение (b×T) оценивается в 0,45; вы можете подставить это число, если с последней инъекции прошло более 30 часов.

Плотность информации

Tₙ — это количество часов, прошедшее с последнего рецидива амнезии (не с последней инъекции!). Коэффициент c — это константа плотности, 0,0174. D — это значение шкалы от 1 до 10, построенной на приблизительной оценке количества релевантной информации, которая была накоплена перед нейронной смычкой и последующим циклом из полного регресса/рецидива амнезии. Иными словами: сколько пациент узнал об истинной природе карантина путём сопоставления фактов или свободных ассоциаций, пока активные нейроны слона не поглощали антитело.

D = D1 + D2 + D3

Если пациент получил сведения, касающиеся только прошлых обстоятельств из собственной жизни, D1 = 2. Если вдобавок к этим сведениям пациент вспомнил своё имя, D1 = 3. Если восстановлены все эти воспоминания вкупе с факторами из категории D2 либо D3, то D1 равняется 4.

Если пациент получил сведения, касающиеся изначальной всемирной ситуации, D2 начинается с 1. Прибавьте 1 за разрушение привычного ему уклада жизни и 1 за численные данные о количестве жертв или текущей всемирной ситуации, до максимального значения 3.

Если пациент получил сведения, касающиеся когнитивных механизмов розового слона, D3 начинается с 1. Прибавьте 1 за факты о физиологии слона и 1 за визуальный образ плодовых тел слона.

--------------------

Вот и всё, на этом сорок шестая страница заканчивалась. На поля не поскупились. Ближе к концу Гелий то и дело прерывалась, чтобы отдышаться. Из текста можно было сделать... целый ряд выводов — у меня даже голова разболелась.

Если этому документу можно верить, первый вывод заключается в том, что амнезию вызывает некий препарат, но в перерыве между инъекциями память может стираться несколько раз подряд. Не вполне ясно, из-за чего происходит «рецидив амнезии»: на сорок пятой странице говорилось, что причиной служит какая-то «нейронная смычка», но это всё бессмысленный медицинский жаргон. Что же служит триггером?

Второй вывод: кажется, я уже, сам того не зная, приблизился к цели. «Осторожно, слон»... Если меня много раз перезагружать, не вводя антитело, то у меня... начнётся регресс амнезии без рецидива и «заключительная стадия развития слона».

А, я понял. Тут хитроумный каламбур: «память, как у слона». Если S у меня превысит 1,21, я перестану забывать. Вот чего они боялись. Вот почему потенциальному читателю — предположительно, врачу — предписывалось меня изолировать: чтобы поймать меня и снова обколоть стирателем памяти. А то и чем-нибудь похлеще.

Значит, мне надо каким-то образом раз за разом запускать амнезию, избегая при этом инъекций антитела. Но что служит для неё триггером? Вот ключевой вопрос. Врачей спрашивать бессмысленно — значит, придётся...

— ...Это о чём вообще было? — спросила 5.

— Да помолчи ты! — поморщился я. — Я пытаюсь думать, а у меня голова болит.

— Не, ну я тоже, — сказала 5. — Но может, это, вслух подумаешь? Догадками вообще-то неплохо бы делиться.

— Ты до сих пор под подозрением. Я пока не знаю, Орчард ты или нет, поэтому предпочёл бы сверх необходимого не посвящать тебя в свой мыслительный процесс.

Гелий придушенно пискнула и принялась торопливо рыться в бумагах. Я не стал обращать внимания ни на неё, ни на 5, которая обиженно протянула «Да блин!».

На чём я остановился? На триггере. Надо найти триггер, вызывающий рецидив амнезии — тогда можно будет снова и снова терять память, пока R у меня не увеличится настолько, чтобы S превысило 1,21. Как же запустить процесс? Где искать информацию про...

А, здесь ведь была табличка про слона. На той палате... 1408-43. По общей логике нумерации получалось, что там держат пациента по имени «43» — то есть он перезагружался уже очень много раз. Даже больше, чем я. Может, он наткнулся на эти сведения? Вычислил триггер и воспользовался им? Удалось ли ему вывести из организма антитело и всё вспомнить? Если да, то... в таком случае врачу полагалось изолировать пациента. Например... снять с двери ручку и запереть палату на цепь.

— В палате 1408 кто-то заперт. Вероятно, он спит, но если мы сумеем его разбудить... Из этой инструкции можно сделать вывод, что он всё вспомнил и вылечился от амнезии. Он знает все ответы... а этаж эвакуировали для того, чтобы он никому ничего не рассказал.

— Да это... вот ещё, ужас какой! — возмутилась Гелий.

— Да ладно? С чего ты это взял? — спросила 5.

Я изложил ей ход своих рассуждений: что антитело постепенно ослабевает, после чего у пациента случается регресс без рецидива, причём чем больше было перезагрузок, тем быстрее тратится препарат. Сорок три перезагрузки — это очень много, так что антитело наверняка уже выветрилось, а пациента «изолировали».

5 задумчиво хмыкнула:

— Мне вообще-то другое подумалось. Ну то есть там, наверное, реально кто-то есть, но, по-моему, у него инфекция. Типа гриб-паразит.

— Гриб? — Если подумать, действительно бывают такие...

— Плодовые тела, помнишь? Ну, там было про факты, которые нам не положено знать, в этом, как его... что там был за заголовок? — Гелий посветила отоскопом, и 5 подсмотрела в инструкцию. — Вот, D3 — плотность информации. Нам не полагается знать, как выглядят плодовые тела, а на двери как раз табличка, что типа осторожно, слон, плоды.

— Это... — ...и правда, что это значит? Как-то не сходится. Это, наверное... — ...наверное, эвфемизм. «Плоды» — это, видимо, результаты. В том же смысле, что и «плод познания».

— Да непохоже как-то на эвфемизм. Ну помнишь, что там в начале было? Про уколы? Там всю дорогу твердят, что типа споры не должны никуда попасть, всё должно быть суперчисто, вся фигня. Это что ж за такая развесистая метафора?

— ...Дай подумаю. — Голова болела всё сильнее.

— Смотри, тут же всё отделение на две недели эвакуировали. Ну так, может, у этого чувака какие-то стрёмные бородавки вылезли, ну или мало ли там какая жесть. А амнезия — это типа... побочка от лекарства.

Нет. Ну, то есть, может быть, но не в этом суть. Бородавки — это всё неважно. Важно лишь докопаться до истины, а бородавки я, если что, как-нибудь переживу.

— Амнезия — не побочный эффект. Слушать надо было! Тут весь документ про то, как они управляют разумом! Сплошной клубок из лжи, беспамятства и мозгое...

— Эй! Слушай, я ж не настаиваю, что это побочка. Мы не знаем!

— В амнезии как раз весь смысл! Там всю дорогу только про неё и речь! От нас пытаются что-то скрыть — и уже идёт речь о количестве жертв. Причём по всему миру. Очевидно же, что у них какая-то зловещая тайна — и они пойдут на всё, чтобы её не раскрыли!

С той стороны, где стояла Гелий, раздался громкий стон. Да что с ней не так?

— Прошу тебя! Хватит! Ты сам не понимаешь, что... У меня голова раскалывается!

— Ты сама себя топишь, — заметил я. — Затыкая нас, ты повышаешь вероятность того, что ты доктор Орчард.

Она метнулась ко мне, схватила за плечи и уставилась мне прямо в глаза:

— Да я и есть доктор Орчард! В этом... в этом-то и беда! Я помню! И никак не могу... Пожалуйста! Отвлеките меня!

А, так она всё-таки Орчард. Тогда всё проще. Раз она вторглась в моё личное пространство и распускает руки... что ж. Хотела отвлечься? Сейчас отвлечём. Я сдвинул большим пальцем переключатель на тазере — пардон, на шокере — и сверкнувшая вспышка на миг озарила помещение, а потом засверкала уже сама Орчард.

— Блин! Чувак! — отпрянула 5.

— Я тебе не чувак, — буркнул я, когда Орчард осела на пол. Стоп. А правда, я парень или девушка? Надо же, понятия не имею. Думать о себе в мужском роде — это всего лишь условность языка. Похоже, гендер у меня тоже отняла амнезия.

— Ты её вырубил! Тазером-то было на фига?!

— Я не вырубал её тазером. Это был электрошоковый пистолет, — заметил я.

— Господи боже мой, О. Ну почему ты такой...

— Почему я решаю проблемы? — спросил я и нагнулся за отоскопом, который обронила Орчард.

— Тазером! Почему ты решаешь проблемы тазером?!

— Какое неуважение к воле нашей оглушённой спутницы. Она считала, что очень важно понимать разницу между тазерами и электрошокерами.

5 собралась было что-то ответить, но внезапно лазарет заполнился ровным гулом, а на дальней стене включилось окно-светильник. Видимо... кто-то добрался до подвала и включил пробки. Где-то вдалеке ожил лифт, в котором, скорее всего, томились охранники. Времени вдруг резко стало в обрез.

Подозрительное совпадение. Неужели у Орчард было при себе какое-то подслушивающее устройство, чтобы в случае провала обо всём сразу узнали в штабе? Был ли у диспетчера приказ высылать охрану, если Орчард перестанет справляться? Слишком уж долго не было света — они бы давно успели спуститься по лестнице и включить в подвале пробки. Или их что-то задержало?

Когда Орчард звала на помощь, она крикнула, что мы убежали «на два этажа вверх». Может, её неверно расслышали? Решили, что нужен второй снизу этаж, и отправились обыскивать пятнадцатый. Времени как раз примерно хватило бы на то, чтобы охранники обшарили в потёмках всё отделение, убедились, что там никого нет, спустились в подвал и починили электричество.

Какая из этих двух гипотез проще? Одна строилась на подозрительно удачной ошибке, а другая подразумевала, что враги в точности просчитали данный конкретный сценарий. При этом я уже знал, что они спланировали почти всю эту ситуацию и послали Орчард за нами шпионить. Наверное.

— Чёрт... ох ты блин, свет врубили, нас же сейчас... стоп, там окно включилось?! — 5 явно была в панике.

— Окна — фальшивка. Это же очевидно! Забей. Из лазарета надо срочно уходить: тут нельзя даже обсуждать, куда мы сбежим или спрячемся. У Орчард жучок, а искать его и ломать нам некогда. Бежим!

Придётся очень сильно полагаться на удачу. Для начала хорошо бы, чтобы никто не появился из лифта, пока мы ещё здесь, а ведь охранники почти наверняка сюда и едут. Потом надо отыскать такое укрытие, где можно будет не только спрятаться, но и найти какие-нибудь инструменты, чтобы снять цепь с той двери со слоном... причём в идеале это должно быть не самое очевидное место: велика вероятность, что Л, М и Н в своё время попали в плюс-минус такую же ловушку. Здесь надо мыслить нестандартно.

Когда я вспомнил про Л, М и Н, у меня вдруг промелькнула довольно бесполезная мысль: кажется, 5 — это и есть незнакомка, упомянутая в записке Л. Логичнее всего предположить, что союзницу Л — тогда её, наверное, звали 4 — обнаружили и стёрли ей память. Видимо, сразу после того, как К потерпел неудачу, но перед тем, как проснулся Л. Из этого можно было сделать самые разные выводы... Но сейчас не до них. Гораздо важнее найти укрытие, пока сюда не заявились охранники. Если окажется, что я зря ей доверился, то на сей раз придётся смириться с последствиями.

Продолжаем мыслить нестандартно. Если я уже терпел неудачу в таких же обстоятельствах, значит, интуиция меня подводила. Сейчас она подсказывает, что надо прятаться, но в прошлые разы это явно не помогало: ведь если меня не сумеют найти, то тревогу не отменят. Надо, чтобы они поверили, будто я попался, но при этом не стали бы вводить мне антитело или устраивать рецидив.

— Разыграем обморок. Раз амнезия вызывает сон, они могут решить...

— Что мы, типа, чисто случайно потеряли память? Ну не знаю... вдруг для этого нужно, ну там, кодовое слово, например? Если чисто от рандома амнезию не огребёшь, нас сразу спалят.

Он прав. Нам нужно...

Стоп. Нет. У нас же есть укрытие, которое никто не проверит даже при длительных поисках. Тут очень кстати подвернулась запечатанная комната, в которую никому нельзя. Надо просто...

— Точно. Тогда надо спрятаться... Значит, проберёмся в комнату со слоном. Туда они не сунутся, а если сумеем закрыться изнутри, никто даже не подумает, что мы там сидим.

— Значит, надо... придумать, как туда попасть?

Вот именно, только непонятно, как. На двери даже замка не было — только цепь, закреплённая в какой-то смолистой массе. Можно ли её соскоблить?

Лифт загрохотал и снова тронулся с места. Некогда придумывать хитрый план — нужна грубая сила.

— Ножик, ножик... Глянь в кухне — нам нужен хороший нож. Если не найдёшь ничего острого, я разобью зеркало в какой-нибудь палате и попробую набрать осколков. Пойдём порознь.

5 явно засомневалась, но страх оказался сильнее, и она понеслась на кухню. Я направился в палату 1407 — по соседству с 1408-43. Мигом включился свет... Где тут зеркало? Вот оно — там же, где и в моей палате. Как я его в тот раз разбил? Шестом, на котором держалась шторка перед кроватью. Я потянулся к нему, и...

— Есть! Нашёл ножик! — крикнула 5. Я выбежал в коридор, и действительно — нож с зубчиками, самое то. Если, конечно, 5 сейчас не решит меня зарезать. Как-то я... не успел на этот случай подстраховаться.

— Вот! Попробуй выковырять смолу! — Я указал на дырку от дверной ручки.

5 принялась за дело, и... у неё начало получаться. Сложнее всего было проковыряться ножом через четырёхсантиметровый слой этой самой жёлтой замазки, которой залепили дырку, но как только нож прошёл насквозь, резать клейкую массу оказалось довольно легко. Она явно служила не защитой от взлома, а просто запечатывала отверстие — хоть и неясно, зачем.

— Давай другую! В стене! Скорее!

5 расковыряла второе отверстие, которое было просверлено в стене, и мы вытянули обе затычки — два резиновых комка, налипшие на цепь. Сама же цепь... замыкалась в кольцо: стоило мне вытянуть одно звено, как в соседней дырке скрылось другое. Неужели там вся цепь сплошная? Не придётся ли искать болторез? У нас... нет, зацепилась за что-то. С той стороны двери висело что-то тяжёлое. Потрясти, разболтать, дёрнуть, потянуть, пошевелить, долбануть, рявкнуть, разозлиться, рвануть, тряхнуть... и груз выскочил.

Замок. Оба конца цепи были сцеплены навесным замком. Мы так далеко зашли, и вдруг все надежды разбиваются об какой-то...

— Ключами открой! Ключами!

Ой. Точно. У меня же с собой ключи. Но в связке их всего четыре — подойдёт ли хоть один? Был ли у доктора 4 ключ от этого замка?

Лифт снова загрохотал. Если они закончили осматривать 15 отделение, то теперь как раз едут к нам. Первый ключ не подошёл. Они вот-вот доедут! Второй ключ — тот, которым я вызывал лифт, — тоже не лез в замок. Как мало времени! Неужели меня поймают за шаг до ответа? Третий ключ, которым я открывал щиток, тоже не подошёл. Нет! Нет!

Четвёртый ключ со щелчком повернулся. Замок раскрылся и упал на пол.

— Ох блин! Скорее, скорее!

Я рванул цепь и выдернул её из стены, а 5 уцепилась за дырку от дверной ручки. Дверь распахнулась — наружу, а не внутрь, как в моей палате.

Из-за порога в коридор высыпалась горстка розового порошка. Весь пол в палате 1408 был покрыт толстым слоем этой пыли — сантиметров в пять. Теперь край возле двери осыпался, и в воздух взметнулось летучее розовое облачко. Очень некстати. Если дверью порошок не заметёт обратно, нас могут обнаружить.

Я заглянул внутрь. Датчик движения не сработал; всмотревшись в темноту, я увидел, что окно в глубине комнаты разбито. В остальном обстановка ничем не отличалась от моей палаты.

Мои следы отпечатались в пыли, словно первые шаги Нила Армстронга на поверхности Луны. Порошок был не только на полу — он устилал столешницу и стойку, кровать, раму разбитого окна. В палате никого не было.

— Я... пожалуй, тут подожду. Стрёмная какая-то пыль, — пробормотала 5. Так мы не договаривались. По плану нам полагалось тут спрятаться и вернуть на место цепь, чтобы казалось, что никто сюда не входил. Оставлять 5 снаружи слишком опасно.

Впрочем, препираться было некогда. Лифт снова тронулся. Хочет, чтобы её поймали — вольному воля.

— Как знаешь. — Я захлопнул за собой дверь и продел цепь обратно. Потом вставил на место обе затычки и покрутил туда-сюда, пока они не оказались в исходном положении.

У меня с собой был замок. Можно было повесить его на место, но вряд ли они сюда заглянут, если 5 на меня не донесёт — а если донесёт, то они всё равно сюда пробьются. Лучше лишний раз не затруднять себе путь к отступлению — мало ли, вдруг 43 проявит враждебность.

...А где, собственно, 43? На койке его не было. Его что, куда-то перевели? И что это за розовая пыль? Посветив отоскопом, я не увидел ничьих следов, кроме собственных. Выходит, порошок здесь распылили уже после того, как увезли 43?

Я зацепился взглядом за стойку. На плоской столешнице сквозь розовый порошок проступали два выпуклых прямоугольника. Пришлось смести его в сторону — посмотреть, что под ним погребено. Я не ожидал, что пыль окажется такой лёгкой: по консистенции она была похожа на муку, только почти что невесомую. Пока я расчищал стойку, в воздух опять взвились розовые облачка, и я постарался на всякий случай их не вдыхать.

Мелкий прямоугольник оказался калькулятором. Под крупным обнаружилась папка-скоросшиватель на трёх кольцах.

ОСТОРОЖНО, СЛОН: ДОПУСК ПОД НАДЗОРОМ ПЕРСОНАЛА

Данная копия РМЧС Шелхарта является собственностью доктора ____Апрель__. Распоряжаться РМЧС уполномочен только его владелец. Если вы не являетесь владельцем РМЧС, воздержитесь от чтения каких-либо фрагментов данного документа, за исключением демонстрируемых в рамках процедуры Шелхарта v1. ЭТОТ ДОКУМЕНТ ОПАСЕН. Чтение данного документа без надзора, как правило, влечет за собой уголовное преследование, рецидив амнезии и смерть.

Безнадзорным пациентам убедительнейшим образом предписывается умерить любопытство. Данное предупреждение не является проверкой, подвохом либо шуткой.

Я рассмеялся и раскрыл оглавление. В жизни не видел такой глупой и безнадёжной попытки сохранить тайну! Тратить время на вступление не хотелось — я и так по щиколотку стоял в этом «розовом слоне», поэтому сразу перелистнул на 22 страницу.

--------------------

Розовый слон

Если, невзирая на распространение вредоносных сведений в СМИ, будущий пациент ещё не знает всех особенностей жизненного цикла слона, можно пропустить раздел по теории иронического процесса и перейти к самоосознанию. Слона при этом можно расплывчато называть «инфекцией», ориентируясь на предположения, которые будущий пациент высказывает о своём состоянии.

Как показали ранние эксперименты, для того, чтобы сконцентрировать активность слона, модель меметической цели не обязана быть точной или подробной — главное чётко её сформулировать. Полностью описать жизненный цикл слона — это лучший способ предоставить будущему пациенту стабильную меметическую цель, однако если он уже пришёл к неверным (но правдоподобным) выводам, вполне допустимо сфокусироваться на них.

Помните: не называйте инфекцию кодовым именем, когда впервые обсуждаете эту тему с пациентом. Задокументированы редкие случаи, в которых надписи «Осторожно, слон» за счёт словесных ассоциаций вызывали рецидив амнезии. Используйте другие выражения: «гриб», «ваше состояние» или «инфекция».

Теория иронического процесса

Начните разговор с любой формулировки, которая наилучшим образом передаст следующий смысл: «Что будет, если вам скажут не думать о розовом слоне? Если вы специально не занимались дисциплиной разума, то, конечно же, не сможете думать ни о чём, кроме розового слона. При любом усилии воли вы лишь в очередной раз вспомните, что именно пытаетесь забыть».

Доходчиво объясните пациенту следующие тезисы:

   • Гриб целенаправленно перестраивает нейроны в конфигурацию, способствующую распространению мыслей о грибе.

   • Для продолжения жизненного цикла грибу необходимо, чтобы о нём думали.

   • Даже если меньше думать о грибе, конфигурация нейронов не восстанавливается: способов лечения поражённых клеток не существует.

   • Попытка отвлечься на другие мысли приводит только к тому, что гриб заражает нейронные связи, отвечающие за эти мысли.

В конечном счёте главное, чтобы пациент не воспринимал ситуацию как задачу, которую надо решить. Чем быстрее вы убедите его, что без процедуры Шелхарта инфекция неизбежна, тем выше вероятность, что после вашего вмешательства он останется в живых. Подчеркните, что сейчас не время изобретать альтернативные решения — что мы сами давно их ищем, и в одиночку он ничего не придумает, особенно когда все его блестящие идеи пожирает гриб.

Самоосознание

Подтолкните будущего пациента к нарциссизму. Он должен сфокусировать мысли на самом себе; скажите, что его личность достаточно сильна, чтобы устоять под натиском паразита. Если покажется, что его сознание захлёстывают непреодолимые мысли о грибе, это лишь значит, что паразит окружает его душу и пытается забраться внутрь, блокируя соединения с остальными участками мозга. Погрузившись в себя, пациент сможет переждать бурю, пока вы проводите лечение.

Само собой, это откровенная ложь. Как показывает опыт, пациенты плохо реагируют на информацию о том, что лечение рассчитано на полное и бесповоротное уничтожение их личности. Даже если пациента удастся убедить, что такая жертва предпочтительнее смерти, вы потеряете несколько драгоценных секунд или даже минут.

Проведите будущему пациенту сеанс медитации согласно инструкции из предыдущего раздела. Он должен направить мысли внутрь себя, чтобы возникла концентрация слона, которую сможет распознать первичное ППП.

Страх

Концентрация на себе наиболее эффективна при повышенном уровне адреналина. Чтобы создать ощущение экстренной ситуации, можно использовать следующие нарративы, начиная с наиболее правдоподобных (оценивайте самостоятельно в зависимости от

--------------------

Я оторвался от текста. Всё... верно. Я точно знал, что это правда. Непонятно, откуда именно, но догадаться было несложно: голова у меня просто раскалывалась от боли. Регресс амнезии. Я вспоминаю! Ура! Это же...

Ох, а ведь вообще-то дело дрянь.

Короче, как-то не дофига у меня оставалось вариантов. Архи попёрся в комнату, под завязку набитую... вот чтоб я знал — типа какими-то стрёмными спорами, стирающими память? Короче, как-то мне не особо улыбалось за ним туда тащиться. Можно бы сныкаться в другом месте, но где ж на этом этаже надолго спрячешься от целого поискового отряда?

На другой, что ли, метнуться? Только что там с перегородками на лестнице? Держались они на пружинах, но я понятия не имел, вручную их закрывают или там в стене сидит какой-нибудь моторчик, который их уже автоматически захлопнул, когда врубилось электричество. Если шлюзы закрыты, я только время зря потрачу, а если и нет, на лестнице всё равно уже наверняка толпа народу.

Что ещё... сдаться, может? Только это как вообще? У них же стволы — вдруг стрелять начнут? Когда охранник тащил Архи в охапке, за пистолет он хвататься не стал, хотя Архи как только не отбивался. Но кто ж их знает, вдруг мы их уже реально довели. Зачем им стволы-то вообще?

Может, наврать? Сказать, что меня, типа, обманом во всё это втянули... Только чего им такого наплести, чтобы при этом не сдать Архи? И даже если я всё на него свалю, а сам типа не при делах, мне же всё равно небось мозги сотрут.

В конце коридора раздался звонок, и вариантов резко осталось только два. Створки тут открываются мгновенно — ни сбежать, ни придумать убедительную телегу я не успею. Короче, лучше уж рискнуть здоровьем, чем нарываться на охрану.

Архи просунул цепь обратно, но запирать не стал: когда я за неё дёрнул, дверь приоткрылась. Не то чтобы протиснуться было просто: надо было нырнуть под цепь, стараясь при этом её не вырвать, прикрыть рот и нос, чтобы не надышаться пылью, и сразу же плавно закрыть дверь. Я приложился башкой об косяк, но в палату всё-таки пробрался. Створки лифта... а вот не уследил. Может, меня и заметили, не знаю.

— А-а! Аф фы... глин! Ы мемя мафугал! — яростно зашептал Архи. Он держал во рту отоскоп, которым что-то себе подсвечивал. На стойке перед Архи лежала папка-скоросшиватель, а сам он торопливо набивал на калькуляторе какие-то числа.

— Что это? — спросил я, стараясь не шуметь.

— Ф-ф.. это тот ве вокумемт, кофовый фитава Орфард. Ме отвекай. Иффи увики.

Я подглядел на всякий случай — и правда, похоже на приложение, которое читала Орчард. Походу, Архи пытается что-то вычислить по той формуле? Я как-то не особо врубился, что там за расчёты — дозировка какого-то антитела, что ли...

— Тут темно, О. Дай фонарик?

— Мет, — промычал Архи, не вынимая изо рта отоскоп. — Ом мве мувем.

— Ну хотя бы таз... шокер.

— Так я теве и офдал тавер, — фыркнул Архи.

Я махнул на него рукой и попытался осмотреться в темноте. Через какое-то время глаза привыкли. Отоскоп неплохо подсвечивал палату, а вдобавок пара лучей пробивалась через дверное окошко — табличка с предупреждением, похоже, была не слишком толстой и немного пропускала свет.

Странно как-то было ходить по этой пыли — наощупь она была почти как снег, только не хрустела и практически ничего не весила. Можно было бы вообще не обращать на неё внимания, вот только при каждом шаге в воздух взвивались розовые струйки, что меня как-то несколько напрягало. В итоге я приноровился топтаться, чтобы не поддевать эту фигню ногами, а сразу придавливать.

Палата была обставлена примерно как моя. На столике лежала игра... Не, с ходу я её не узнал, слишком темно. Ну или, может, из-за слоя пыли. Я попробовал чуток расчистить, но всё равно пришлось сильно вглядываться. На коробке обнаружился женский портрет и надпись... Ага, вот когда прищурился — рассмотрел: «Сопротивление». Что там было раскидано по столу, я так и не понял: какие-то карты и картонные прямоугольники разных размеров.

Снаружи послышались шаги. Хлопанье дверей. Врачи с охранниками добрались до этажа и теперь нас ищут. Надо торопиться.

«Окно» было разбито. Я чот прифигел, когда в лазарете такое же зажглось, но вообще логично. Откуда тут возьмётся свет, если мы под землёй? Странно только, что у них тут лампочки косят под окна — могли бы тупо обычные повесить. Это, типа, чтобы всем витамина D хватало?

Я шагнул поближе к окну — вдруг получится включить? — как вдруг наступил на что-то жёсткое. Ну, такое себе жёсткое. Оно хрустнуло и жёстким быть перестало.

На что это я напоролся? На полу обнаружилась продолговатая куча не пойми чего, присыпанная пылью — от входа я её почему-то не заметил. А, так это потому что она между окном и кроватью. Я как-то даже не сразу сориентировался, где что — темно всё-таки.

Я легонько пнул кучу ногой, а чтобы удержать равновесие, уцепился за занавеску над окном... Тьфу ты блин, и там пыль. Пришлось мысленно сделать себе пометку: пока руки не помою, правой ничего не трогать. Куча не посыпалась — походу, это был один сплошной предмет.

— Слушай, Архи, я тут что-то нашёл! — сказал я. А потом вдруг понял, что назвал его «Архи».

Впрочем, Архи обернулся и спокойно спросил: «Фо фам факое?» Кажется... не заметил? Как-то даже странно. Вряд ли он привык, чтобы к нему так обращались. Здесь-то он по идее О, ну или Л, или какое у него там имя в реале. Даже на форуме его так не звали: только Archive05 или на крайняк Archive. Он всегда держался с таким пафосом, что какие уж там прозвища, это бы даже при дружеском трёпе не прокатило. До «Архи» я его только мысленно сокращал.

Короче, у меня сразу возникла куча вопросов, но чего зря привлекать внимание, если уж он в первый раз не заметил. Я ограничился насущной темой:

— Не знаю, что там. Тут же всё типа в этих спорах, чего я их буду их ворошить.

— Ме волмуйфя, — отмахнулся Архи и снова уткнулся в калькулятор. — Я там фё фрофитал. Мифего феве ме вувет.

Ничего мне не будет?

— Погоди... Ты ж вроде сказал, что это то самое приложение. Там разве было про пыль?

Архи выругался.

— Эфо гокумемт, ив которого фривовемие. Вефь февиком. Ме отвекай мемя.

— Так, может, это, неплохо бы тогда объяснить, с чего это вдруг пыль безвредная? Поподробнее нельзя, не?

Он вынул отоскоп изо рта и опять сделал себе эту идиотскую подсветку, как для страшилок.

— Извини, ты, наверное, не расслышал. Я не просил меня отвлекать, я как раз просил не отвлекать. Мне нечем писать, а калькулятор держит в памяти только одно число. Я тут пытаюсь считать в уме.

— Ладно, — буркнул я, и он снова зажал отоскоп зубами. Я повернулся к куче — и... Эх. Хорошо бы знать, с чего Архи решил, что пыль безвредная, но в общем-то обойдусь. Так-то я его логике доверял, да к тому же он и сам в этой фигне по щиколотку. Если ошибётся — сам себе злобный баклан. Я принялся разгребать пыль.

Увидев рёбра, я аж поперхнулся. Это я зря, наверное: пыль всё-таки кругом, хотя да — она же типа безвредная. Точнее... не, теперь как-то ни фига уже не очевидно, что безвредная. Я же, блин, скелет выкопал. То есть тут реально кто-то помер. 43, наверное. Судя по осколкам вместо черепа, у него голова взорвалась.

— Тут, э-э... Тут это... Слушай, O, тут скелет лежит. Человеческий.

— Угу, — буркнул Архи. Какое там слушать — он ещё сосредоточеннее погрузился в свою математику.

— Да я серьёзно. На нём тут... — Скелет был покрыт пористыми розовыми наростами, в основном вокруг головы. Местами они прорастали из растрескавшихся под их натиском костей. Так вот почему... эта, как её... кость ноги рассыпалась, когда я на неё наступил. — ...На нём тут, ох ты ж господи, это походу плодовые тела.

— Ну да, — сказал Архи.

— Не веришь — сам посмотри! Вот же тут лежит! Иди сюда, взгляни!

— Как минимум одна целая две тысячи сто пять. По самым скромным подсчётам. Наверняка больше, — подытожил Архи, отложив калькулятор. — Вот же я попал.

— Архи, ты о чём вообще?! По-моему, эта фигня ни разу не безвредная! По-моему, она кого-то порвала нафиг в клочья!

— Я не говорил, что споры безвредные, — уточнил Архи. — Я сказал, что тебе от них ничего не будет. Конкретно тебе.

— Архи, ты бредишь!

— Это руководство по аварийной медитации. — Архи взял ту самую папку и показал её мне. — Здесь всё объясняется.

— Скелет! Архи, блин, тут скелет! Кто-то умер!

Он не обратил на мою панику вообще ни малейшего внимания.

— Ты 5. Значит, в теории ты мог превысить 1,21, но это маловероятно. Насколько я понял, риски вырастут, если ты вырубишься и надышишься этой гадостью во сне, но в целом тебе всё равно особо ничего не грозит.

— Круто! — зашипел я, стараясь всё-таки сильно не орать. — Зашибись! Я рад, что ничего мне не грозит! Ты про труп-то что-нибудь скажешь?

— А что про него говорить, — отозвался он, совсем не понижая тона. Ну хоть внимание на меня обратил, уже прогресс. — Всё равно ты всё забудешь. У тебя ведь голова болит? Это антитело жрёт тебе мозги, чтобы ты забывал всё, что вспомнишь.

У меня и правда башка трещала. Я как-то не придавал этому значения. Мне... мозги жрут?!

— Эй, эй! Стоп-стоп-стоп! Нет, погоди! Жрёт... чего?!

— Я теперь помню всё про слона. Голова прошла — всё антитело истрачено. Сам виноват, конечно. Но лучше уж полный песец (*), чем та жизнь, которую они навязывают.

— Это всё, конечно, здорово, — сказал я. — Просто прекрасно. Давай только, может, потише, чтоб нас не спалили? Чем скорее они пройдут и можно будет свалить наконец из этого рассадника грибной отравы, тем лучше.

— Я не выйду из этой комнаты, — сказал Архи. Он подошёл к кровати и присел на краешек, взметнув в воздух облачко спор. — Если меня заново не усадят медитировать, я умру. — Он указал на папку, которую держал в руках.

Нет уж, он не умрёт! Ещё чего не хватало!

— Так, ясно! — Я метнулся к нему за папкой, раскидывая ногами розовую пыль. — Значит... вот, оглавление... Экстренные ситуации! Да, у нас как раз такая! Э-э... Экспресс-курс випассаны. Что такое...

— Гэвин, я не стану медитировать.

Он... Что?!

Гэвин состроил ту самую мину. Я хорошо её знал — и по видеозвонкам, и по череде недавних разговоров, что теперь всплывали в моей отравленной памяти. Такое выражение у него появлялось, когда я говорил что-то не просто внезапное, а абсолютно убийственное. Настолько, что, вздумай он заранее тщательно подготовиться к любым неожиданностям, мои слова всё равно застали бы его врасплох. Затравленный взгляд. Взгляд побитого щенка, недоумевающего, с чего мирозданию вдруг вздумалось его пнуть — он ведь так старался быть хорошим...

Стоило мне объяснить — и он, конечно, всё понимал. Он всегда стремился понять, всегда честно пытался. Мы ведь похожи — Гэвин тоже не может успокоиться, пока не разберётся, что творится у собеседника в голове. На форуме многие от меня отмахивались — ну пишет человек всякие заумные бредни, чего с ним связываться... А вот он всегда слушал. Слушал до тех пор, пока ему не становилось ясно.

— Ты ведь понимаешь, да? Почему я не смогу жить, если лишусь воспоминаний?

— Нет, Архи, не понимаю! Давай ты всё-таки нормально объяснишь! Только быстро!

Точно, он ведь ещё не знал. Впрочем... можно и рассказать, хуже не будет. «TₙcD» — та часть уравнения, которая зависела от полученных сведений — в сравнении с остальными пренебрежимо мала, а он и так уже начал вспоминать.

— Нас не станут лечить от амнезии. Амнезия — это и есть лекарство, а врачи пытаются сделать её необратимой. Если мы им подчинимся, все наши воспоминания полностью уничтожат.

— Ну и ладно! — воскликнул Гэвин. — Ну и зашибись! То есть... плохо, конечно, но фиг с ним! Значит, запустим амнезию, чтобы ты не умер! Что там для этого надо?

До него... до сих пор не дошло?

— Нет, Гэвин. Это меня не спасёт. Пойми, пожалуйста. Меня ведь не станет — исчезнет моё «я». Я отказываюсь снова забывать.

Когда я опять назвал его по имени, он схватился за голову и уставился на меня так, словно не верил своим ушам:

— Знаешь, когда тебя не станет? Когда ты умрёшь! Смерть вообще-то как раз про это! Ты как бы, наверное, в курсе! Что ты несёшь вообще?!

У него разболелась голова. Значит, препарат всё ещё работает — отсекает нейронные связи, чтобы не выпускать слона из его старых воспоминаний. В моём организме антитела уже не осталось — гриб прочно обосновался в голове, разрастался, заставлял о нём думать... Надо от этого отвлечься, чтобы рассказать Гэвину о слоне и объяснить, как именно... нет, не о слоне, об этом ему рассказывать не надо, он и так уже знает... Нужно... Хотя вообще-то ничего уже не нужно. Достаточно просто ждать — пусть всё идёт своим чередом. Мне просто хотелось, чтобы он понял.

— Что так, что этак — исход один. Розовый слон в любом случае меня убьёт. Он уже внутри меня — моё «я», моя личность полностью заражена. Вся суть этого «лечения» только в том, чтобы дать слону меня добить, а мою безмозглую оболочку превратить в зомбированного раба. Я им этого не позволю.

Он не нашёлся, что ответить. Снова взглянул на меня, как побитый щенок.

— Архи, да что за... Я не помню... ну, до сих пор не помнил ничего — но это всё равно я! Ну не сводится всё... к личности этой, или как её там! Ничего никуда не девается! Ты даже без памяти оставался собой! А так хоть что-то не умрёт!

Теперь уже я на него вытаращился. Как же он не понимает?

Я начал издалека:

— Третья книга. «Эпидемия помех», помнишь? Теорверщики заразили Четвёртый архив. Они зашифровали все данные в ядре, а от этих сведений зависела вся работа сверхсветового архива.

— О господи... Архи, мы всё это уже обсуждали...

— Зак мог оставить всё как есть. Теорверщиков разгромили, а повреждения в архиве были незначительными. Совершенный Разум мог бы по-прежнему пользоваться этими данными... вот только тогда он стал бы несовершенным. Он начал бы выдавать неправильные ответы и допускать ошибки. У всех остальных врагов появилась бы надежда, что в какой-нибудь момент Совершенный Разум даст осечку. Галактическому кластеру постоянно грозила бы опасность.

— Так этом как раз весь смысл! Из-за того, что СР не умел ошибаться, сюжет становился скучным!

Опять этот старый аргумент.

— Я же тебе говорил. Это как раз правильно, что СР не мог ошибиться. Когда Зак Сервер после третьей книги стёр Архив-04, на него ополчился весь форум, но на самом-то деле он принял верное решение. Там весь сюжет интересен только потому, что Совершенный Разум обеспечивает безопасный обмен данными! Если всё, что было написано, может оказаться неправдой — как вообще угадывать, что дальше произойдёт?

— Блин, Архи, да при чём тут всё это, если ты сейчас умрёшь нахрен?! — Он смотрел на меня умоляющим взглядом. — Ты не Совершенный Разум! Ты не обязан всегда рассуждать без ошибок! Конец света от этого не случится!

Я поднял палец, чтобы его прервать. Он, как всегда, поморщился в ответ.

— Строго говоря, конец света уже случился. Розовый слон практически истребил человечество, — заметил я и опять увидел всё тот же затравленный взгляд. — Но не в этом суть. Мне не нужна такая жизнь, в которой кто-то будет решать за меня, что мне думать!

— Серьёзно! Архи! Какая разница, что там с тобой хотят сделать, всё равно это лучше смерти! Да пофиг, если мне кругом наврали, зато я живой! Мне нравится жить, пускай я даже чего-то там не знаю! Я хочу, чтобы и ты жил!

Ему... пофиг... что кругом...

— ...Ложь? Выходит... до истины тебе нет дела? Ты знаешь, в чём правда, но согласен поверить во что-нибудь другое, лишь бы защитить себя?

— Да! Да, я всеми руками за! Отличный подход!

Никак не получалось до него достучаться. Неужели из-за слона я разучился говорить убедительно? Должно быть, он отвлекает... нет, нет, он ведь так и действует — вплетает себя в любые размышления. Я справлюсь.

— Ты ведь... ты уже однажды согласился! Правда ведь? Тебя в первый раз уже заставили медитировать! Поэтому ты и здесь!

— Обманом заставили, — сказал я. — Они, как всегда, соврали. Мне сказали, что это лечебная процедура. Что надо выполнить все указания, и тогда я выздоровею. Если бы я знал, что со мной собираются сделать, я бы отказался.

Гэвин застонал — совершенно замученным голосом.

— Ты издеваешься? Ты реально хочешь сказать, что лучше бы умер? Да такое... вообще на тебя не похоже! Тебе фигня эта на мозги капает!

— Она так не действует, — ответил я. По крайней мере, я был в этом почти уверен. — Я не намерен добровольно забывать всё, что успел выяснить.

— Так это не навсегда! Наверняка же... ну, когда мы вылечимся, нам всё расскажут!

Хуже всего, что он говорил с искренней надеждой. Может, ему даже казалось, что эти доводы начали на меня действовать.

— Ага, конечно. Возьмут и расскажут. Они только и делали, что обманывали нас и пытались контролировать все наши мысли, а теперь, значит, волшебным образом превратятся в достоверный источник сведений. Моя новая личность начнёт строить свою картину мира на безукоризненно надёжном фундаменте — никому и в голову не придёт подсунуть туда какого-нибудь вранья, чтобы мы лучше слушались.

Читать его мимику становилось всё труднее. На этот раз какое-то новое выражение лица. Видимо, он посмотрел на меня как на дурака.

— Да! Да, всё так и будет! Потому что обманывают нас только из-за слона! Нет у них других причин врать!

Гэвин перевёл взгляд на РМЧС:

— Слушай, ну... мне-то хоть поверь. Короче так, экспресс-курс этой самой «випассаны». Надо сосредоточиться на...

Дальше я не слушал. Он поставил на то, что я всё-таки соглашусь — вопреки моим же собственным словам. Может быть, он полагал, что верность убеждениям — это для меня просто маска? Может, решил, что я лишь делаю вид, будто всегда стремлюсь выяснить истину — чтобы казаться умнее? Сейчас он зачитает инструкцию вслух, и я тайком начну её выполнять — в глубине сознания, где некого стыдиться.

Но дело-то было не в этом. Давным-давно я пообещал сам себе, что ни за что не стану себя обманывать. Я всю жизнь прожил так, чтобы сдержать это слово. Как бы я сейчас ни поступил... тот самый «я» — тот, кто дал и принял эту клятву, — всё равно умрёт. Но если я дрогну, последним поступком перед смертью станет предательство.

Новый Archive05 появится на свет уже повреждённым. Он и существовать-то будет лишь потому, что дважды решил сдаться без каких-либо достойных причин. С хорошими шансами он вообще не выживет, если его несколько месяцев подряд будут лечить ложью, но если даже и выздоровеет, то вся его картина мира будет строиться на этом непрерывном обмане. Такой «я» — это даже не пустое место, это гораздо хуже.

«Впору прийти в ярость», — вдруг понял я. Всё словно нарочно подстроили так, чтобы наказать меня за мою же добродетель. Из этого положения попросту нельзя выйти, не поступившись истиной. Я погиб в тот миг, когда вышел за порог и огрёб в лицо пригоршню розового порошка от взорвавшегося почтальона. А раз мне стоило бы разозлиться, я решил так и поступить. «Чего тут церемониться», — подумал я и тут же почувствовал бодрящий прилив адреналина.

Гэвин всё ещё распинался про буддизм, самосозерцание и прочую ерунду, которая меня всё равно не спасёт.

— Я-то надеялся, что ты поймёшь, — сказал я. — Ты меня всегда старался понять. Наверное, поэтому ты мне и нравился.

Он оторвался от папки:

— Всё я прекрасно понимаю. Архи, я тебя насквозь вижу.

— Не видишь, — ответил я. — Иначе бы ты уже бросил эту затею.

— Да чего там видеть. Окей, у тебя реально задвиг на всю голову, типа ты обязательно должен быть всегда прав — тоже мне открытие. Всё-таки я кое-что помню. Вспоминать песец как больно, но я понимаю, что это не показуха. Нет, я не надеюсь, что ты там в глубине души хочешь жить и всё такое.

Я не угадал? Видно, слон спутал мне... Нет, не слон, хватит думать о слоне. Лучше послушаю, что говорит Гэвин.

— Мне просто пофигу, чего ты там сейчас хочешь. Я сам хочу, чтобы ты остался в живых, вот и говорю — хватит спорить! Тупо возьми и сделай. Окей?

О как. Отчаянная мера. Я усмехнулся:

— Ты просишь выжить ради тебя? Значит, и это вспомнил?

Он растерялся. Не знал, как на это ответить. Опять я не угадал.

— Нет, — пробормотал я. — Не мог ты этого вспомнить. Потому что так и не догадался. Мне кажется, ты был в шаге от ответа, но отказывался верить. Слишком бы неловко получилось. Тебе-то ничего было не нужно.

— Так ты... — он запнулся.

— Да ведь это очевиднее некуда, — сказал я. — У меня была буквально навязчивая идея. Я всё время о тебе думал. Это чувство от меня уже неотделимо, поэтому я его и забыл.

Он с ужасом уставился на меня. На миг мне даже стало больно — я всегда боялся, что именно так он и отреагирует, если я когда-нибудь ему признаюсь. Конечно, не в признании дело — не такой он человек, чтобы из-за этого пугаться. Скорее всего, ужаснулся он оттого, что понял и всё остальное.

— Ты меня помнишь, потому что никогда не придавал мне особого значения, — продолжил я. Когда я произнёс это вслух, стало ещё больнее. Теперь смутным подозрением не отделаешься. — Ну завёлся у тебя чокнутый приятель в интернете. Фанатеет по книжкам, которыми ты уже сто лет как переболел, вечно выносит тебе мозг своими теориями и всякой метой. Амнезия затронула только твою собственную жизнь, а меня там не было.

— Нет... Нет, ты что, Архи, я бы...

— Теперь понимаешь, почему я не хочу обо всём этом забывать?

Он отвёл взгляд. Мои слова его просто добили, но, в общем-то, этого и стоило ожидать. Я ведь никогда не надеялся, что он ответит взаимностью. Ему нравились девушки, в этом я был почти уверен. Я точно не девушка — хотя сейчас уже и не совсем парень... Впрочем, какая теперь разница. Ещё пара минут — и от меня останется только розовая пыль.

— ...Сосредоточьтесь на себе и начинайте стягивать мысли. Старайтесь думать обо всём подряд, а затем ассоциировать все эти мысли с собой. Переписав их у себя в голове, переключайтесь на свой страх перед паразитом. Повторяйте до тех пор...

Он опять принялся зачитывать руководство по медитации. Все эти навязшие в зубах инструкции — как затянуть слона в собственную личность и держать его там, пока он не умрёт от голода. Какая же отвратительная тварь. И ведь по всем ощущениям я должен был дать ей отпор. Я всегда ставил себя выше всяких персонажей, которые попадали в похожие передряги. Я хорошо знал собственный разум. Мне казалось, что если бы мне попытались промыть мозги, я сумел бы устоять за счёт силы воли.

Может, и правда сумел бы. Сложись всё иначе — может, я бы сдержал оборону. Но слону не было дела до моей силы воли. Он не пробовал одолеть меня ни хитростью, ни ещё как-нибудь — он вообще ничего не пробовал. У него не было ни цели, ни разума, ни замыслов. Он просто ел — и неуклонно разрастался в моей голове, даже не обращая внимания на сопротивление.

Медитация всё равно не поможет. У нас нет шприца с антителом, чтобы запереть слона. Гэвин об этом не знал, но какая разница. Пусть не знает.

Слон всё ещё читал руководство. Гэвин. Гэвин читал слона, а не слон. Руководство, Гэвин читал руководство. Мог бы и не стараться — я помнил всю процедуру. Сложно было оценить, давно ли я её проходил, но мне казалось, что прошло уже несколько слонов... несколько лет. Врач в противогазе нашёл меня, когда я корчился на тротуаре, стиснув руками голову. Воспоминания затянулись грибной пеленой, но я всё ещё помнил каждый шаг.

Надо было всего лишь сосредоточиться на слоне. Сосредоточиться на слоном себе. На самом грибе. На своём розовом «я», на себе. И думать по кругу об одном и том же, сводя все мысли к слоно... к самому себе. А потом... впрочем, у Гэвина не было при себе антитела. Можно попробовать продержаться до прихода врачей, но неясно, сколько их придётся ждать.

Впрочем, какая разница. Всё равно я на это не пойду.

В палату ворвались слоны, они махали автоматами, орали какие-то приказы. На них были розовые маски, розовые бронежилеты... то есть чёрные, чёрные слоновогазы... противогазы. Вошёл кто-то в розовом белом халате. В воздух взметнулись споры и лениво закружились в лучах вспыхнувшего света. Слон уронил розоводство по медитации, и оно врозовось в слон пыли с мультяшным хлопком.

Удивительно красивый розовый слон что-то вопил. Я прекрасно слышал каждое слово, вот только разобрать не слон. Наверное, это из-за розового слона. Из-за твари, которая пожирает меня изнутри. От которой я не могу спастись, не предав самого слона.

— Слон! — сказал я, хотя всё и так было слонятно.

Слон розовый. Хоть это ясно. Его назвали в честь «розового слона», это такая эпидемия речи, фигура гриба про то, что, например, тебе думают про розового слона, а потом твой слон уже не может отслониться от розовений про розового слона. Надпись «Осторожно, слон» грибает розовый мозг, розовая розовирусу розоваться, и розовое не заслонять мысли в розовой голове слона.

Славное не розовать о розовом слоне.

Слонец.

Бац — и на месте двери завис ботинок, а затем в палату ворвались охранники, зачем-то размахивая стволами. Один рявкнул: «Руки вверх!».

Ну зачем сразу-то так? Не буду же я на них бросаться.

...Хотя так если подумать — я только что сбежал и помог вырубить всё здание. А когда они в последний раз меня видели, я дрался с врачихой, пока Архи обчищал ей карманы. Короче, да — адекватный ответ, чего уж там.

— Назад! — крикнул доктор Парек сквозь противогаз. — Опустите оружие! Тут вам не мародёры!

Не особо-то примешь сконфуженный вид, когда ты конкретно на взводе, но охранники честно попытались. Те, у кого было боевое оружие, засунули пистолеты в наплечную кобуру.

...Стоп, мародёры?! В каком это смыс... ох, да какая, блин, разница. Любопытство при таком раскладе может только навредить. И так башка адски трещит. Архи так вообще умирает!

Одно неясно: выполнил ли Архи эту самую инструкцию. Лицо у него залилось краской, и он рухнул на колени прямо в стрёмную розовую отраву. Может, так и должно быть, если всё сделать правильно? Что-то непохоже. Но приходилось надеяться. Я уронил РМЧС — если уж помогло, то помогло. Освободившейся рукой схватился за голову, потому что, блин, ну не смешно уже так болеть. Главное сейчас пересилить мигрень и сказать всё, что надо.

— Препарат! Антитело! Архи надо... у вас есть антитело? — отчаянно выпалил я.

Доктор Парек бросил взгляд на сидевшего на полу Архи, и тот тихо прошептал: «Слон».

— Поздно! — крикнул Парек. — Сапожник-портной, хватай Батру и беги! Эвакуируемся, пока опять не рвануло!

Че... Батра... пока не рвануло... нет!

— Нет! Попробуйте хотя бы! Он... Я попытался ему провести медитацию, вдруг получилось... Вколите ему что надо!

— Слон, — монотонно повторил Архи. Охранник покрепче остальных ломанулся к нам со скоростью носорога (эти зверюги, между прочим, гоняются будь здоров). Он одной рукой схватил меня поперёк груди, и не успел я опомниться, как уже вверх тормашками висел у него через плечо. Наверное, я крепко приложился, но голова так раскалывалась, что фиг уже разберёшь, где там ещё что болит.

— Стойте! — орал я. — Вколите Архи препарат! Ну хоть попытайтесь! Пожалуйста!

Доктор Парек в палату не пошёл. Я мельком увидел, как он вместе с остальными охранниками жмётся к дальней стене коридора. Да я его... По яйцам бы гада отпинал! Стоит и смотрит!

Хотелось врезать Пареку побольнее, но что толку — хуже, чем мне, ему всё равно не станет. Я почувствовал, как Сапожник-портной перешагнул через Архи, но уже ничего не видел — к голове для полного счастья прилила кровь, и она закружилась похлеще любой балерины.

Я уже не обратил внимания на чавкающий хлопок позади. Где-то на краю поля зрения — там, где оставался Архи — промелькнула знакомая розовая клякса, но её я тоже не замечал. Я не понимал, брызнули ли мне в спину осколки костей, не понимал уже вообще ничего.

Всё моё внимание поглотила невыносимая головная боль, я вспомнил события прошлого дня — и, вашу ж мать, в который уже раз забыл имя «Гэвин Батра».

Кто ж не просыпался на больничной койке, не помня, как там оказался!.. Ну, то есть так со всеми поголовно бывает? В этом нет ничего такого? Я честно не знаю, вот и спрашиваю.

— Доброе утро, 2, — эта фраза оборвала мою нить рассуждений в тот же миг, как я проснулся. Не то чтоб это было сложно — если уж добивать метафору, то я эту нить и в иголку-то едва продел. Ну, как бы даже не успел толком понять, что кругом что-то не так? Когда она это сказала, я реально едва разлепил глаза, так что некогда было удивляться, что типа это не моя комната и всё такое.

Она продолжила:

— Я доктор Фелисити Орчард. Вижу, ты не спишь, так что давай сыграем. — А я спросонья дико тормозил, так что, ну... как бы на автомате повёлся? Она сидела за столиком у изножья моей кровати, ну я откинул одеяло, выбрался из кровати и сел рядом.

Причём я вообще не парился — ну, настолько был сонный, что до меня даже не дошло, что ситуация какая-то стрёмная. Поэтому и не стал спрашивать, что происходит. Она же как бы врач, ну типа в халате и вообще — чего я буду с ней спорить? Если доктор говорит что-то делать, надо сразу выполнять, а то мало ли, тебе с уколом накосячат или ещё чего. В общем, я взял себе деревянный стул и пригляделся к игре на столике.

Это был «Риск». Она уже разложила поле, а теперь придвинула к себе пластиковую коробку с зелёными фишками и отсчитала сорок войск. Я вспомнил, что для игры на двоих как раз столько и надо. Вот тут меня наконец выбило из утреннего тупняка, потому что вообще-то «Риск» на двоих — это довольно нудная тема, и что-то я не догнал, на фига ей в это играть. Ну а из этой мысли уже нарисовался более очевидный вопрос.

— Стоп, — сказал я. — А почему мы вообще играем в настолку? Что происходит?

Доктор Орчард вздохнула:

— Не беспокойся. Это просто чтобы было чем заняться во время разговора.

Ну ладно, норм. Мне как-то не хотелось придираться. Хотелось ответов, но я ж их явно получу, типа раз уж мы тут разговаривать собрались. Я потянулся к коробочке с коричневыми фишками и заметил, что они сделаны в форме римских цифр — то есть игровой набор был довольно старый.

Я принялся отсчитывать свои сорок войск, а доктор Орчард начала раздавать карты территорий.

— Так о чём мы будем говорить? — спросил я.

Она сперва раздала все карты и только потом ответила:

— О чём хочешь. У тебя наверняка возникли какие-нибудь вопросы.

— Ну ладно... тогда где я? — спросил я, расставляя войска на выданных мне территориях. Мне повезло: на старте сразу выпала Австралия и изрядная часть Африки, так что стратегия вырисовывалась довольно очевидная. Я раскидал по другим своим территориям ещё немного войск про запас, чтобы она не заняла свои материки целиком.

— Хм-м, — протянула доктор Орчард. Стартовый расклад на поле ей явно не понравился. Мы бросили кубики, чтобы определить, кто ходит первым, а она тем временем ответила на мой вопрос: — Ты в Исследовательском медицинском центре св. Шелхарта.

Я осмотрелся. В общем-то, не вопрос — тут определённо больничная палата. Ну, по крайней мере, очень на то похоже. Я в своё время лежал в парочке, ну и здешняя была какая-то слишком обжитая — типа там книжный шкаф, куча одеял на кровати и вообще. Это ж сколько меня тут хотят продержать?

Этот вопрос я и задал — а поскольку мне выпало пять против её единицы, то заодно я принялся вычищать из Восточной Африки войска, которыми она думала меня замедлить.

— По ситуации, — ответила она. — Впрочем, лучше заранее рассчитывать на долгий срок. Учитывая твоё состояние, я очень удивлюсь, если выздоровление займёт меньше четырёх месяцев.

У меня глаза на лоб полезли. Не то чтоб у меня была куча дел, но зависнуть в больнице на четыре месяца — это как-то дофига. Что со мной вообще случилось-то?

Я передал ей красные кубики для атаки, и у неё прям глаза загорелись — ну, как будто до сих пор она сидела и тупила, а теперь вдруг обрадовалась, что наконец-то есть чем заняться. Она начала захватывать территории в Европе и Северной Америке, а я воспользовался паузой и ввернул вопрос про «что случилось».

— Не бойся, угрозы для жизни нет. Ты пережил психологическую травму, и теперь у тебя генерализованная диссоциативная амнезия. Из Северо-западных территорий в Онтарио, — сказала она. Я как-то не сразу врубился, типа с какого это перепуга у меня болезнь из Канады, но потом она бросила на меня нетерпеливый взгляд, и до меня дошло, что надо кидать кубики на защиту. Что-то походу я не до конца ещё проснулся.

— Амнезия? — спросил я. — И что же я забыл? — Ну, точно не Канаду.

— Термин «диссоциативная амнезия» означает, что ты утратил большую часть воспоминаний из жизни. Это как правило. У тебя случай менее изученный — ты, скорее всего, помнишь факты, которые не касаются лично тебя. Исчезло всё, что ты использовал для самоидентификации. То есть имя, возраст, гендер, вероисповедание и так далее.

Так, проверим. Свой возраст и гендер я действительно не знал. Зато...

— Не, меня зовут 2. Это я всё-таки помню.

Она кивнула:

— Из Скандинавии в Украину. Боюсь, что «2» — это не настоящее твоё имя. Можешь им пользоваться, если хочешь, но это просто заглушка, которую мы подкинули твоему мозгу вместо забытого имени. В зависимости от склада психики у тебя могут обнаружиться и другие подобные псевдофакты. Впрочем, это довольно редкое явление.

Я кивнул. Стоило вдуматься — сразу дошло, что имя и правда левое. Я не помнил, чтоб меня хоть раз кто-то называл «2» — хотя если б она не сказала, я бы всё списал на амнезию.

Несколько ходов мы играли почти молча, а я пока раздумывал, какие вопросы позадавать. Как меня на самом деле зовут? Где я живу, чем занимаюсь? Есть ли у меня девушка? Или... может, парень? Какого я хотя бы пола? Так-то я знал, что у меня в штанах (ну, то есть под больничной рубашкой), но это ж ещё ничего не значит. ...Или значит? Мне смутно казалось, что по этому вопросу есть разные мнения, но в упор не получалось вспомнить, от кого я их слышал.

Кажется, доктор Орчард была совсем не против играть в тишине. Но я нарушил молчание — до меня вдруг дошло, что хватит и одного вопроса.

— Так это, — сказал я, — что я забыл-то?

Она бросила на меня странный взгляд и медленно повторила:

— Термин «Диссоциативная амнезия» означает, что ты утратил большую часть воспоминаний из...

— Не, не. Типа, что конкретно-то я забыл? Как меня на самом деле зовут, и вообще?

Она глубоко вздохнула.

— Я не могу тебе этого сказать, — проговорила она после очередной паузы.

Вот не такой ответ я хотел услышать. Блин, да это вообще не ответ. Это прям полная противоположность. Да ещё и формулировка шаблоннее некуда!

— ...А-а-а почему? — спросил я. Как будто были варианты, что я спрошу.

— Потому что, — объяснила она, закрыв глаза, — если я расскажу тебе забытое, прежде чем ты сам вспомнишь, это затормозит естественный процесс выздоровления. Твоему мозгу надо заново подсоединить старые воспоминания, а если скормить ему готовые ответы, он прекратит поиски. — Фраза явно была заученная. Может, она типа специалист по таким случаям.

Я опять бросил кубики на защиту, чтобы отбить масштабную атаку на Индонезию. Как по мне, объяснение было железное.

— Так значит, вам придётся давать мне подсказки? Чтоб я типа всё это вспомнил?

Она нахмурилась, но тут же старательно изобразила спокойствие. Типа ей нельзя сердиться при пациентах? Хотя я не очень понял, с чего бы ей сердиться.

— Так мы не делаем, — ответила она.

— Да? — переспросил я. — Ну а... как делаете?

У неё возник такой отсутствующий взгляд, словно она пыталась что-то вспомнить. Затем она вздохнула:

— Атакую Камчатку с Аляски.

Я бросил один кубик — у меня там стояла всего одна армия — и стал ждать ответ по существу. Только, э-э, не дождался. Она опять пошла в атаку, в Якутск и Иркутск.

— Слушайте, ну серьёзно... что вы типа можете рассказать-то? Ну то есть я не хочу себе испортить всё лечение, но хоть что-то полезное должно найтись.

— Из Иркутска в Монголию, — сказала она, бросив кубики.

Я не стал кидать на защиту.

— Это самое... вы бы помогли хоть немного. Не может такого быть, чтоб мне вообще ничего нельзя было знать.

— 2, ты сорвёшь себе лечение. Пожалуйста, кидай кубик. — Вид у неё был такой... типа не то чтоб она не хотела ничего рассказывать. Скорее будто не могла.

— Слушайте, ну мне очень хочется знать. Расскажите хоть что можно... или, знаете, вдруг что-то по правилам запрещено говорить, а чисто как врач вы понимаете, что типа нормально?

Она пригвоздила меня взглядом, типа что ей надоело притворяться добренькой. Походу, выдержка у неё — как полураспад у плутония. Так... нет, стоп, вроде фишка плутония как раз в том, что полураспад у него дофига долгий? А у чего тогда короткий? Я химию только в школе когда-то проходил... Ладно, забейте.

— Я не стану рисковать, — ответила она.

— А типа договор у вас есть? Ну то есть я знаю, что врачи всегда стремаются, чтобы их не засудили, но я ж это... могу подписать бумажку, что типа не буду? Так ведь можно?

— 2, я имею в виду, что не стану рисковать твоим здоровьем. Это опасно.

Опасно? Ой ё. Это уже посерьёзнее, чем «затормозить выздоровление».

— Может, я тогда хоть... родным позвоню? Они вообще в курсе, что я в больнице?

Доктор Орчард сделала глубокий вдох — мне показалось, что на её лице промелькнула горечь, но она тут же снова нацепила покерфейс.

— Это тоже большой риск. Они... могут тебе что-нибудь рассказать.

— Так в этом и смысл, — заметил я. — Если расскажут они, то вас за это не засудят.

— Я же сказала, речь о твоём здоровье. Никаких звонков.

Не, ну она уже совсем издевается. Торчать в этой палате несколько месяцев, без связи со внешним миром, и никто не будет мне ничего рассказывать? Да я крышей поеду!

Ну и вообще... подозрительно как-то стало. Так-то пока я ей верил на слово, но уже столько косяков накопилось, что я подумал, не пора ли мне примерить кепку Шерлока Холмса. Кепка тут, конечно, иносказательная, но чот я прям представил, что если бы для таких случаев нужна была реальная — я бы как раз брал холмсовскую или даже ушанку. Чтоб лапши не навешали.

— Как-то подозрительно, — заявил я. — Сорри, но мне реально начинает казаться, что вы что-то мутите. Слишком уж резко сворачиваете все темы.

— Не надо. Прошу тебя, ходи...

Я вскочил из-за столика и принялся расхаживать по палате.

— Да вы даже отмазаться не пытаетесь, типа что «прости, я понимаю, как это стрёмно звучит», вообще никак! Просто отмахиваетесь, как будто всё нормально! И при этом не даёте позвонить родным, а мне тут типа несколько месяцев торчать? И я, значит, возьми такой и не парься?

— Всё с тобой будет хорошо, 2. Сядь, пожалуйста.

— А если нет! Может, не будет хорошо! Может, я в таком критическом состоянии, что типа стоит кому-то при мне хоть слово лишнее сказать, и я такой — ну, например, день рождения свой навсегда забуду! Может... может, я тут вообще уже в панике! Может, вы мне чего-нибудь расскажете, чтобы меня успокоить?!

Она снова вздохнула, на этот раз уже совсем нетерпеливо:

— Прошу тебя. Послушай. Я не могу ничего про тебя рассказать и причин тоже назвать не могу. Я... я доктор. Просто поверь мне.

Я замер на ходу и уставился на неё. Она... походу только что призналась, что соврала?

— Вы... причину объяснить, значит, не можете. А ничего, что вы всего минуту назад уже эту причину назвали? Типа что это затормозит выздоровление. Это что, враньё было?

Она сделала фейспалм:

— Ах ты... Ну ладно, ладно, да. Это было враньё. Я не могу ничего тебе рассказать по очень веской причине, но называть её мне тоже нельзя.

Ничего не объясняет и не может рассказать, почему? Вот уж к вопросу о штампах!

Всё-таки я сел обратно за столик. Взял два белых кубика и сделал бросок на защиту Индонезии — если я останусь в живых, то на следующем ходу обменяю три карты пехоты и поставлю туда подкрепление.

— Слушайте, — сказал я. — Если вас кто-то заставляет или тут ещё какая-то жесть, я могу попробовать помочь. Вместе мы... ну, я не знаю, что сумею сделать, но готов вложиться на полную, лишь бы разобраться.

Кажется, она засмеялась. Не в смысле что ахаха-лол, а скорее как-то грустно. Индонезию она дожимать не стала — вместо этого взяла карту и передала мне красные кубики.

— Ничего подобного, — сказала она. — Никто меня ни к чему не принуждает, и действую я в твоих же интересах. Просто тебе нельзя ничего знать, и компромиссов тут быть не может. Прости.

Ох не нравилось мне, как идёт разговор.

— Слушайте, ну эта телега про «не могу объяснить, почему не могу объяснить», она ведь на каком-то уровне кончается? Хоть что-то вы можете сказать, кроме «Просто поверь»?

— Нет, — вздохнула она. — Чем больше я скажу, тем выше риск. Когда я призналась, что соврала, это уже повысило опасность.

— Я так не согласен, — заявил я. — Вы тут говорите, что всё в моих интересах, но блин... Я здесь торчу, не могу никуда позвонить, а вы ничего не рассказываете — как бы выходит, что... либо вы опять врёте и на самом деле я был бы против, если б узнал, либо... — Я прервался. — Вы думаете, что если мне расскажете, то я из-за этого как-то накосячу. Потому что вы держите меня за идиота — типа я не врублюсь, насколько всё серьёзно, или сделаю что-нибудь дико опасное.

Она процедила сквозь зубы:

— Я не держу тебя за идиота. Причины вообще другие. Если бы ты всё знал, ты бы понял. Но тебе нельзя знать. Уймись, пожалуйста.

Я попытался врубиться, как она сама-то видит всю эту ситуацию. Та ещё задачка, потому что фиг разберёшь, обманывает она меня или всё-таки каким-то левым образом всерьёз пытается помочь. Она уже призналась, что один раз соврала — то есть верить ей на слово теперь внезапно нельзя. А с другой стороны — говорила она вроде всерьёз. Явно злилась, но вроде как не на меня, а типа на ситуацию вообще. Может, просто роль хорошо играет? Непонятно.

Если она не гонит, то я реально усложняю ей жизнь, когда задаю вопросы, которые так-то по-хорошему задавать не стоит. Но... я же с ума сойду от любопытства! Наверное, поэтому я и склонился в итоге к тому, что вестись не буду. В конце концов, что я теряю-то?

— Какие это другие? Я пытаюсь представить, почему вы мне можете чего-то не рассказывать, если дело не в том... что я эту штуку узнаю и что-то сделаю, чего вам не хочется. И как-то ничего не придумывается. Может, вы расскажете, а я пообещаю прикинуться, что ничего не слышал?..

Она покачала головой:

— Всё равно будет плохо.

— Ну конечно, — сказал я. — Только я не могу представить, из каких соображений вы бы вот так себя вели. Тут что-то другое. Но не буду же я... ну не знаю, сидеть и не думать над ответом! Как я себя заставлю-то?

— Не уймёшься, значит? — спросила она.

— Не-а, — отозвался я, виновато пожав плечами.

Она глубоко вздохнула:

— Ну ладно. Ладно. Всё равно не получалось. Попробуем заново, с чистого листа. Поищем другой подход.

Вот это другое дело! Хоть какой-то прогресс!

Если бы я тогда понимал ситуацию — может, и дошло бы, что говорит она не со мной, а сама с собой.

Она бросила на меня суровый взгляд.

— Будь по-твоему — ты ничего не слышал. Договорились? Как только я тебе объясню, ты всё забудешь и станешь вести себя так, словно я ничего тебе не говорила.

Я кивнул. Если всё и правда настолько серьёзно, что придётся притворяться... Ну, не то чтоб я дофига умел держать слово.

— У тебя в голове паразит. Это гриб неизвестного происхождения, который захватывает все участки мозга, в первую очередь концентрируясь в коре.

Так. Это... вроде похоже на правду, хотя я не мог понять, что именно мне тут показалось правдоподобным. Зато вполне логичное объяснение амнезии.

— Он не вызывает амнезию, — продолжила она, опять сбив меня с толку. — Мы ввели тебе антитело, которое борется с паразитом, а амнезия — побочный эффект. Сейчас препарат у тебя в организме — вероятно, от моих слов у тебя уже начинает болеть голова.

У меня и правда голова побаливала. Я, правда, не понял, при чём тут её рассказы — как вообще башка может трещать от слов? Это у гриба такая фишка, что ли?

— У этого гриба необычный репродуктивный цикл. Каким-то образом он умеет определять, когда сознание о нём думает — он переходит в фазу размножения только при активации нейронной структуры, которая достаточно точно описывает его биологические параметры. Мы не знаем, как такая особенность могла развиться естественным путём, поэтому подозреваем, что это какое-то специально разработанное оружие.

Паразит распространяется, когда я о нём думаю?! Да это... о господи, а ведь это и правда всё объясняет.

— Че... я что... что ж вы не предупредили, что я умру, если мне рассказать...

— Ты не умрёшь, — успокоила она. — У нас всё под контролем. Нам удалось изолировать паразита в конкретной области правой лобной доли, после чего тебе ввели препарат, который отсекает нейроны вокруг очага инфекции. Утратив связь с остальными участками мозга, гриб не сумеет размножиться и в конечном счёте погибнет. Для этого и нужно ждать несколько месяцев.

— А в правой лобной доле...

— Там ядро твоей личности. Можно сказать, «душа», если ты мыслишь в таких терминах. На самом деле всё несколько сложнее, но именно там гриб проще всего изолировать с минимальным ущербом для нормальной работы мозга. Когда эта область отомрёт, другие ткани её заменят.

— Стоп, то есть... моя душа... совсем... почему тогда мне нельзя рассказывать...

Она снова предвосхитила мой вопрос:

— Помнишь, что я говорила? Что пересказ забытых фактов тормозит выздоровление, потому что вместо восстановления старых воспоминаний создаёт новые? Это ложь. Как всё было бы просто, будь это правдой... К сожалению, когда тебе сообщают факт, который ты уже знал, твой мозг пытается регенерировать прежние нейронные связи. Мы называем это «нейронной смычкой»: когда ты узнаёшь что-то о себе, мозг заново подцепляется к этому старому факту.

Тогда... это значит, что я вспомню себя, и вместе с тем...

— Голова у тебя разболелась из-за того, что препарат в твоём организме пытается отсечь новые связи, которые я создаю. Если я сейчас прекращу объяснять, то боль утихнет, а ты забудешь всё сказанное — если, конечно, на достаточно долгий срок сознательно прекратишь об этом думать. Иначе же... Гриб может вырваться из карантина. Если я продолжу объяснять, препарат не справится с натиском. Когда паразит оказывается на свободе, антитело распознаёт вспышку инфекции и запускает глобальную иммунную реакцию организма. Все соединения с заражённой областью обрываются, что, увы, приводит к небольшим повреждениям мозга. Снижается самоконтроль, IQ и так далее. Почти все эффекты временные — примерно за неделю ты оправишься. Впрочем, ущерб и так почти незаметен, если только перезагрузка не происходит слишком много раз подряд.

Повреждения мозга? Ладно, пускай временные, но повреждения мозга?! Надо срочно... как она там сказала? Перестать об этом думать? Да как я ей перестану об этом думать?!

— Сейчас я начну пересказывать твои личные данные, что ускорит процесс и заблокирует поражённые участки памяти, включая этот разговор. Вот почему я не хотела тебе ничего рассказывать. Это была бы пустая трата времени. Но нет, — нахмурилась она, — сдалось же тебе поупорствовать. В таком состоянии я ни за что тебя не уговорю сидеть тихо и проходить лечение. Так что попробую заново. С чистого листа. Из интуитивных натуральных последовательностей твоё сознание выбрало числовую, поэтому тебя будут звать 3. Теперь я выяснила, каких тем с тобой лучше избегать, поэтому в идеале нас ждёт приятная и продуктивная беседа.

— Стойте! — заорал я. — Как... Я же... В смысле если правая доля или как её там отомрёт, это значит...

— Ты никогда больше не осознаешь, что ты Гэвин Батра — уж я постараюсь. Тебя всегда будут звать 3. По крайней мере, надеюсь, что не 4, 5 или сколько там ещё вылезет из-за твоих выкрутасов.

Она сверилась с листком на планшете, который извлекла из халата.

— Гэвин Батра. Ньюарк, штат Нью-Джерси. Двадцать два года. Мужчина. Трансгендер. Родители — Рахул и Рия Батра, вы с ними в ссоре. В две тысячи восемнадцатом году с красным дипломом окончил Художественный колледж Ринглинга. Лечился от наркозависимости.

От боли перед глазами поплыло: память вернулась — вся, целиком — и я вспомнил... что весь город умирал от розовой чумы, что она пробралась ко мне в голову, что я бы умер, если бы меня не заставили медитировать, что она... как-то называлась, кто-то назвал её «слоном», его за это отругали, и...

— ...в четырнадцатом отделении! — раздался за дверью испуганный вопль. Я не успел понять, кто это, боль застилала глаза, и вдруг меня повело, столкнуло со стула и уложило на койку, а в это время другой голос орал: «...всему персоналу!..», а доктор Орчард что-то рявкнула в ответ и нацепила что-то на лицо, а дальше я ничего не помню, потому что в мыслях был только...

Ещё четыре минуты! Полгода спустя анализы наконец-то показали отрицательный результат. Я сидел на диване в комнате для персонала вместе с другими пациентами, которым на этой неделе дали добро, и меня чуть ли не трясло от предвкушения. Полгода, четыре минуты — и нам наконец-то расскажут, что ж за фигня тут творилась.

Напротив сидела Литий — и её... прямо-таки распирало. Она не улыбалась, да и восторгов от неё не дождёшься, но и так всё было видно. Она сцепила руки перед собой, так стиснув пальцы, что я даже застремался, как бы она себе ненароком кровообращение не пережала. Да ещё вытянулась по струнке и смотрела прямо вперёд, на лестничную дверь — хоть бы один мускул дрогнул. Вот это у неё и был «восторг».

— Лит, да попустись! — воскликнул Кубок, хлопнув её по плечу. Она напряглась, но всё-таки не вздрогнула — только резко повернула голову и уставилась на своего соседа.

— Эй, эй! Ну правда, чего ты как перед экзаменом! Нас выписали! Всё уже! Выдыхай!

Она реально выдохнула — дыхание, что ли, задерживала? — и закрыла глаза:

— Я... я знаю. Просто нервничаю.

Зевок над самым ухом напомнил мне, что рядом сидит Левит: с тех пор, как нас сюда привели, он не проронил ни слова. Он поёрзал и каким-то образом умудрился, ну, ещё глубже зарыться в диван. Это ж ещё постараться надо настолько откинуться.

— А не надо, — протянул он со своей фирменной нахальной ухмылкой. — Не нервничай, и всё тут.

— Не могу ж я вот так взять и перестать, — буркнула Литий, не глядя на нас.

— Можешь, — отозвался он и замолк.

— Да что ты к ней пристал, чувак? — заступился я. — Не всем же быть, типа, тобой. Сегодня ж важный день. Ещё бы она не дёргалась.

Он пожал плечами. Кубок на соседнем диване виновато потупился. Литий разжала пальцы и аккуратно положила руки на колени, но осанку держала как прежде.

— Нам хоть в «Монополию» доиграть дадут? — спросил Кубок. Левит снова пожал плечами.

— А толку, — сказал я. — Леви всех уже обставил. Как обычно.

Левит у нас негласно считался чемпионом этажа по «Монополии», хотя это была не его игра. Коробку хранила Два Часа Ночи, но она всегда всех зазывала поиграть, поэтому палата 438 стала типа такой запасной игротекой — на случай, если столовую займут. Сама она обычно садилась на койку и молча наблюдала, но как-то мне никогда не казалось, что её кроет. Тихая просто.

Левит всегда нас обыгрывал, а как — никто не понимал. «Монополия» — это ж почти целиком на удачу. Была мысль, что он навострился выкидывать на кубиках что надо, и мы как-то раз сговорились: велели Кубку бросать за него, а он всё равно выиграл. Короче, все сошлись на том, что он нефиговый такой злобный колдун, так что его лучше не злить. Ну, это если он вообще умеет злиться.

— Как думаете, скоро они... — начал я, и тут раздались два звука. Во-первых, Литий пискнула (она раньше хоть раз вообще пищала?), а во-вторых, щёлкнула дверная ручка.

В комнату отдыха зашёл Сапожник-портной в полном боевом обмундировании. Его тут каждый знал — он не то чтобы командовал гарнизоном, но делал там чуть не половину работы. Всегда первым вызывался, если где чего было надо, так что мы его часто видели.

— Кубок огня! — позвал он, тыкнув пальцем.

Кубок встал с дивана и нервно усмехнулся:

— Вот мне и пора. До скорого, народ!

Кубок собирался после выписки устроиться в местный гарнизон, так что у него там какой-то свой инструктаж. Кое-что он нам рассказывал — например, что на больницу иногда нападают банды байкеров, а полиция почему-то не может с ними справиться, вот и нужна частная охрана. Потом ещё добавил, что вообще-то ему велели нам не рассказывать и, короче, это жуткий секрет. Засмеялся такой и стал нервно озираться. Не, держать язык за зубами — это не к нему.

Он помахал рукой на прощание и пошёл вслед за Портным на лестницу — проходить этот свой инструктаж.

Все оставшиеся хотели выучиться на врачей. Ну, то есть как — «все»: я и Литий. Левит колебался, но начальство решило, что показать ему фильмы всё равно не помешает.

Когда он ушёл, повисло конкретное такое неловкое молчание. Вообще неловкое молчание всегда разное. Это ж каждый раз какой-то совершенно особый эпик фейл, но его всё равно называют тупо неловким, потому что все такие — давайте типа не вдаваться в детали, чот это как-то неуютно. Так вот, у нас повисло такое молчание, когда в одной комнате собираются три еле-еле знакомых человека, и каждый надеется, что двое остальных завяжут разговор — он бы тогда посидел и послушал, не пришлось бы первому заговаривать. Только тут было ещё чуть иначе, потому что нам двоим упорно казалось, что Левит от этой ситуации откровенно угорает — что ни делай, а ухмылка у него всё равно становится ещё самодовольнее.

Тут дверь опять открылась, и на этот раз Литий облегчённо выдохнула. Это доктор 4 поднялась в отделение, чтобы отвести нас на инструктаж.

— Оп-па... А вы чего тут расселись? Вас Амит должен был ровно в три наверх забрать.

Я взглянул на циферблат — у них тут, гадов везучих, часы висели. Как-то раньше не догадался посмотреть. Сейчас была где-то четверть четвёртого, то есть проторчали мы тут ещё дольше, чем казалось.

— Зараза, вот же шельмец какой... Так это он, значит, на меня всё спихнуть решил! Нет, ну слыхали такое? Он мне говорит, Четыре, ты не сильно занята? Занята, говорю, а чего хотел-то? Да вот, говорит, хотел вас троих наверх отвести. Развернулся и молча ушёл! А выясняется-то! Вбил такой, значит, себе в голову, что я согласилась... ай, да ну его к чёрту. Опять за ним бардак разгребу, не привыкать.

Ну, тут нам как-то нечего было сказать. На лестницу она нас не повела — кстати, почему они упорно ходят через пожарный выход? — вместо этого отперла дверь в коридор и поманила нас за собой. Мы вышли на этаж и направились к лифту.

Доктор 4 полезла в карман за ключами. Вынув связку, она покосилась на меня. Пристально так, вроде бы даже с досадой — непонятно, короче.

— Э... что-то не так? — спросил я.

Она грустно улыбнулась и перевела взгляд с меня на ключи.

— Нормально всё. Не бери в голову. Идём, — и с этими словами она шагнула в кабину.

Раньше я в лифте бывал только раз — я тогда заболел, а у них тут на первом этаже специальное отделение для тех, кто подхватит что-нибудь кроме амнезии. Меня тогда реально колбасило: накатило какое-то дежа-вю, но мне сказали, что это всё симптомы вируса.

Створки разъехались — моментально, не как у нормальных лифтов — и мы очутились в таком типа как вестибюле. Когда мы вышли из кабины, первым делом я обратил внимание на двери по левую руку. Они были стеклянные и выходили наружу. Ну то есть там реально жарил солнечный свет, я его сколько месяцев уже не видел, хотя не то чтоб он сильно отличался от освещения в палатах. Главная разница была в том, что я увидел прям само солнце и обалдел, до чего же оно яркое. Ну а попробуй тут не обалдей, когда полгода без окон сидишь.

Охранники у двери напряглись, но тут же расслабились — доктор 4 помахала им рукой.

— Новеньких привела? — спросил секретарь. У него был такой же противогаз, как и у охранников, но он просто болтался на шее. Видимо, секретарь не особо опасался, что что-нибудь стрясётся.

— Угу, — сказала доктор 4. — Шесть, Литий и Левит. Слушай, Радж...

— М-м?

— Передай этому бездельнику: если опять вздумает спихнуть на меня свою работу, я ему башку отвинчу.

— Обязательно, — усмехнулся Радж. Я покосился на табличку на столе: Радж Парек. Почему-то меня ни разу не удивляло, что его братец заработал себе такую репутацию: я уже сбился со счёта, сколько раз Амит косил осмотры.

Доктор 4 пропустила нас за стойку и повела по длинному коридору. Мы прошли вдоль кабинетов с какими-то незнакомыми людьми и остановились перед большой двойной дверью.

— Значится, пока не начали, хочу вас поблагодарить за то, что вызвались, — сказала доктор 4. — Уж сколько вы мечтали смотать поскорее удочки... Остаться помогать с пациентами — это очень храбрый поступок.

Литий кивнула. А Левит нет.

— Так, погодите. Я пока никуда не вызывался, — нахмурился он. — Парек вам не сказал?

Доктор 4 закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Нет, не сказал, — ответила она. — Он мне много чего не сказал, это его забота была вас... тьфу ты, ну его к лешему. На аттестацию идёшь?

— Он сказал, что покажет мне ролики, а дальше я сам решу. Это и есть ваша «аттестация»?

Доктор 4 кивнула.

Меня её слова как-то несколько подвесили. Она назвала нас... храбрыми? Что-то мне не казалось, что попроситься на работу — это подвиг какой-то. Мне-то доктор Парек разрекламировал всё так, что это типа гарантированное трудоустройство, да и с друзьями можно будет общаться. У нас с VI и Кубком как раз в разгаре модуль по D&D — только-только начала закручиваться сюжетка с Красным колдуном. Да и сидеть тут безвылазно никто не будет заставлять — можно подыскать себе жильё, а сюда только ходить на работу. При чём тут храбрость-то?

Пока я это обдумывал, нас завели в лекторий. Небольшое такое помещение — сразу видно, что исходно его не готовили под кинозал. Пол без уклона, стулья все разные, а в кинобудке — такой, знаете, проектор под потолком, типа как наши учителя в пятом классе вешали. В общем, мы расселись на первом ряду, и доктор 4 включила проектор.

— Так, давайте я сперва объясню. Инструктаж — это я вам два ролика покажу. Всё, что надо знать, будет во втором, а вот первый малость странный.

— Странный? — переспросила Литий.

— Ну... ты-то его видала уже... нет, вы двое ещё нет... но небось всё забыла, когда тебе v2 ввели. Нормально всё будет.

Литий сразу как-то подобралась. У доктора 4 глаза полезли на лоб:

— Ей-богу, если этот паршивец тебе не сказал, что вам теперь уже можно всё знать, я его...

— Нет... нет, — перебила её Литий. — Просто... уже рефлекс. Извините.

4 кивнула:

— В общем, первый ролик — он изрядно смахивает... на пропаганду. На эдакую... сектантскую обработку. Всё в лоб, без обиняков.

Левит приподнял бровь.

— Так... Знаю я, что ты подумал, мы на ранних прогонах уже обжигались. Можно, дескать, ради смеха глянуть, но не слушать толком — мало ли чего наговорят. Так не очень безопасно делать.

Не очень безопасно? Вызваться — это храбрый поступок? Что-то меня всё происходящее начало несколько напрягать.

— Значит, такая просьба... прикиньтесь хотя бы, что внимательно слушаете. Неплохо бы вам и впрямь проникнуться как следует, но я ж понимаю, что не все захотят. Так что... уж не в службу, а в дружбу — как будете смотреть, вообразите, будто по-честному поверили.

Левит нахмурился — у него чуть ли не впервые за день сползла ухмылка. А вот Литий, походу, наоборот расслабилась.

Как-то мне не очень хотелось слушаться — ну, мало ли, какой там подвох? К больнице св. Шелхарта я как-то уже привык, но при этом всю дорогу не отпускало подозрение, что контора какая-то мутная. Если сравнить с обычными больницами — правила тут более строгие, а бардака больше. Врачи постоянно секретничали, а почему — вообще никто не догонял.

Причём догонять-то и не полагалось. Даже пытаться было нельзя. Нам так прямым текстом и сказали — даже не пытайтесь ничего понять, а не то произойдёт какая-то жесть, а какая — не скажем. Теперь мы типа «выздоровели», и все вдруг резко перестанут темнить? От амнезии-то нас явно не вылечили.

Что-нибудь решить я не успел. Экран зажёгся, и заиграла медленная классическая музыка. Появилась фотография старика в пиджаке, причём борода у него реально так в кадр не помещалась. Волшебник он, что ли? Специальный такой... лысый волшебник?

— Святой Резерфорд Шелхарт, — нараспев проговорил диктор. — Спаситель человечества.

Вот хорошо, что нас предупредили, а то бы я орнул в голос. Кто ж прям так с порога главу всей секты палит?

...Короче, я решил, что сделаю так, как просит доктор 4. Притворюсь, будто принимаю всё всерьёз. Хотя ролик, конечно... м-да.

— В мире таится опасное знание, — продолжал диктор. Ох вау. Кое-кто у нас на форуме про одну эту фразу мог бы целую простыню накатать. Будь он здесь, уж он-то ни за что бы не сделал вид, что повёлся.

...Впрочем, врачи ведь примерно это нам и внушали. Нам как раз и говорили, что некоторые сведения опасны — типа, кое-что нам знать нельзя, иначе случится какая-то жесть. Точнее, это мне сказали, а потом велели никому не говорить, потому что даже с этой информацией уже есть риск, что мы додумаемся до причин. Ох, чего мне стоило не заморачиваться на эту тему...

— На свете есть пагубные истины, отравляющие разум. В этих знаниях нет силы, они не сулят награды тем, кто их ищет. Они не от мира сего — эти истины запретны.

Ё-моё. Вот этот штамп меня уже сто раз задолбал. Кто конкретно их запретил?

— И всё же от этих истин не скрыться. Они жаждут, чтобы их огласили. И вот запретные знания явили себя, дабы погубить человеческий род.

Весь этот задвиг толкали под низкополигональную анимацию зловещей такой книжки, которая летала на кислотном фоне и периодически «убивала» тридэшных человечков из палочек, расстреливая их буквами и сбивая с ног. Вот честно, я б за полдня на движке Source и то лучше наваял — им явно не хватило бюджета, ну типа, хоть аниматора нанять.

...Выходит, я аниматор? Получается, что да. Я в упор не мог вспомнить, чем занимался, но вполне себе представлял, как работать с софтом для 3D и прочими такими утилитами. То есть как анимировать, я помнил, а что сам аниматор — забыл?

Обычно от таких мыслей у меня начинала болеть голова, но на этот раз обошлось.

— В час нужды Резерфорд Шелхарт явился к нам, даровав спасение от пагубной истины. Был он мудрецом, ведающим таинства разума и тела.

С моделькой Шелхарта аниматор заморочился чуть больше, чем с человечками, но не то чтобы сильно. К нему прям даже скелет привязали, чтобы руки-ноги двигались, а на голову в качестве текстуры натянули фотографию лица. Шелхарт подошёл к нескольким человечкам и водрузил им на головы белые спецэффекты из частиц.

— Шелхарт даровал своим избранным защиту от пагубной истины и разослал по свету, дабы они несли его слово людям. Так мы были спасены от пагубной истины.

Видимо, это у них термин такой, раз всё время повторяют.

— В благодарность за избавление, которое принёс нам Шелхарт, его почитают святым. Но пагубная истина по сей день рыщет по миру. Святой Шелхарт отвёл своих избранных в укрытие, где им не грозит опасность, а оттуда разослал их по миру, дабы спасать от пагубной истины других.

Моделька больницы была сделана так же фигово, как и остальная трёхмерка. Хотя... может, здание реально такое стрёмное и квадратное?

— В этом храме исцеления нас оберегает святой Шелхарт. Хорошо, что он нас бережёт.

— Хорошо, что он нас бережёт, — вторил диктору хор голосов. На этих словах Левит поднялся со стула, загородив своей тенью экран.

— Ну нет, — сказал он. — Это без меня. Перебор. Не верю.

— Стой, не надо... — начала Литий, но Леви уже направился к выходу. Доктор 4 поставила видео на паузу.

Вот это был важный момент. Если тут реально какой-то мутный заговор, вряд ли его просто так отпустят. Как раз отличный маркер, чтобы понять, гонят нам или нет. Левит дошёл до двери, и доктор 4...

...спросила: «Уверен?» А когда Леви кивнул, она сказала: «Подойди тогда на регистратуру к Раджу, он тебе вещи выдаст».

Леви вышел из зала, и доктор 4 даже не попыталась его остановить. Вид у неё был огорчённый, но она снова запустила видео.

— Некогда мы чахли и угасали от пагубной истины, но святой Шелхарт помог нам забыть и дал нам власть изгнать скверну. Мы вольны забыть пагубную истину и более не вспоминать. Хорошо, что он нас бережёт.

Снова хор голосов. На этот раз Литий к ним присоединилась.

— Покуда святой Шелхарт помогает нам забыть, иные из нас ещё борются с гнетом пагубной истины. Его подопечные должны побороть искушение и отречься от памяти. Скверна будет лгать им, сулить могущество, а сама будет готовить им погибель. Но Шелхарт даровал нам высшую, святую истину: вспоминать — опасно. Мы слушаемся святого Шелхарта, дабы оберегал он нас от пагубной истины. Хорошо, что он нас бережёт.

— Хорошо, что он нас бережёт, — повторили мы с Литий. Ну а в самом деле, какого чёрта. Раз тут полагается подыгрывать — почему бы и нет?

Ну и дальше в том же духе: диктор ещё пару раз повторил то же самое другими словами, делая паузы, чтобы мы твердили «хорошо, что он нас бережёт», но ничего особо нового в ролике больше не сказали. Мне уже откровенно не терпелось дождаться, когда ж это закончится и запустят второй ролик, в котором «всё, что нужно знать».

Зажёгся свет, и доктор 4 погасила проектор.

— Ну, что скажете? — спросила она.

Мы обменялись взглядами.

— Вполне так... доходчиво, — сказала Литий. — По-моему, ничего нового я не узнала.

— Так ты это всё уже видела, — ответила доктор 4. — В этом весь смысл и был — сейчас как раз к этому перейдём.

Она выжидающе посмотрела на меня.

— Ну... не знаю, — протянул я. — Ну то есть вы правду говорили, реально сектантство какое-то. Держать людей взаперти, перекрывать им доступ к информации, всё такое... Зачем это было-то?

Вместо ответа она снова включила проектор и притушила свет. Мы сели обратно и уставились на экран.

В кадре появился старик за кафедрой, в котором я тут же узнал святого Шелхарта из сектантского ролика. Когда он заговорил, голос показался неожиданно молодым.

— Приветствую вас, будущие врачи!..

* * *

Проектор щёлкнул и погас. Мы с Литий сидели в темноте, пытаясь переварить всё, что услышали.

Я много чего узнал, но лучше просто пробегусь вкратце — вы наверняка почти всё уже и так поняли:

 • Да, случился апокалипсис. В аэропорту рухнул космический корабль и притащил с собой инфекцию, передающуюся по воздуху. Почти все туристы кругом заразились. Когда они разъехались по всем крупным городам, то разнесли болезнь по всему миру, а когда сработал катализатор, она активировалась и запустила симптомы. Болезнь оказалась жутко заразной и дико смертельной — всего за несколько часов вымерло почти всё человечество.

 • Врачи обозвали болезнь «розовым слоном», отсюда и все эти дурацкие таблички «Осторожно, слон».

 • Возбудитель инфекции — это такой инопланетный гриб, который питается мыслями о себе. Когда какой-то заразившийся конспиролог пытался объяснить, что произошло, он выдвинул гипотезу, которая плюс-минус правильно описывала свойства гриба. От этого он сразу же умер и выпустил в город споры, запустив цепную реакцию. Никто ещё не успел толком понять механизм, как в дело вступили СМИ. Они разослали фотографии погибших по всему миру, пробудив инфекцию у разносчиков.

 • Правы были старпёры: нынешнюю молодёжь погубил интернет.

 • Резерфорд Шелхарт, затворник, повёрнутый на эзотерике, совместно с группой выживших эпидемиологов разработал лекарство от гриба. С помощью специальной медитации все мысли о грибе переводились в мысли о своём «я», а антитело отсекало соединения вокруг очага инфекции, чтобы она не распространялась.

 • Шелхарт с единомышленниками организовали два десятка импровизированных «больниц» — в такую меня и привезла поисковая бригада, когда я валялся при смерти, надышавшись спорами. Полгода карантина нужны были для того, чтобы заражённые участки мозга отмерли, а это значит, что я никогда больше не вспомню, кем раньше был. Впрочем, если я захочу, мне выдадут досье, где всё про меня написано.

 • Нашу больницу переделали из заброшенного противорадиационного убежища, что вообще-то просто улёт. Помещение выбрали ради герметичных дверей, а то вдруг пропустят укол и кого-нибудь расфигачит во сне. Видимо, поэтому палату 411 и запечатали, если так подумать. Бр-р.

 • Раз кругом творился постапокалипсис, завелись и голодные мародёры, грабившие мирных жителей. У нас запасов было полно, поэтому и нападали на нас часто. Так что охрана нужна была не только для того, чтоб нас не выпускать.

 • Пропаганда была нужна на тот случай, если мы снова заразимся — идеи-то мы запомним, но забудем, что они родом из сектантского ролика, поэтому нас будет легче лечить. Теперь понятно, почему Литий всегда так заморачивалась насчёт правил. Правда, как-то не по себе от мысли, что я автоматом превращусь в фанатика, если облажаюсь.

 • Раз мы будем врачами, нас загрузят математикой. По уши. Нам показали дико замороченную формулу для расчёта дозировок антитела, и я обнаружил, что походу я из тех чуваков, которые в кино плачут, потому что, блин, вот реально чуть не разрыдался.

Про апокалипсис — это было реально как кувалдой по башке. Ну, что-то я подозревал — то есть да, окей, раз меня держат под землёй, отрезав от внешнего мира, то снаружи наверняка что-то накрылось. Я вот только масштаба не ожидал.

Погибли все. Даже из моих френдов вряд ли кто-то жив — ну, разве что Zone_Ranger с фермы в диких гребенях. Мои родители тоже умерли, но это меня почему-то не настолько расстроило, хотя я их вроде как даже помнил.

Меня должно было сильнее перекрыть. Несколько миллиардов человек погибли ужасной смертью. Всегда грустно, когда человек умирает. Если умерли двое — должно быть вдвое больнее, если сотня — то в сто раз. А тут несколько миллиардов. А я сижу такой и больше офигеваю, чем грущу. Да я больше истерю из-за того, что придётся примеры решать! Ну как так можно?!

Отчасти, наверное, всё из-за того, что я полгода просидел взаперти. Реальный мир был где-то там, а три десятка товарищей по несчастью — прямо тут. Может, в этом дело.

Или я просто плохой человек?

Скоро выясню. Доктор 4 задала мне пару вопросов, сделала у себя на планшетке какие-то пометки и повела нас к Раджу. Он тоже позадавал вопросы и сказал, что через неделю выдаст нам наши досье. Пока что поживём на верхнем этаже, в отделении для выздоравливающих — вместе с Леви, Кубком и парой пациентов с других этажей — а потом хоть за работу, хоть на все четыре стороны. Я сел на стул в приёмной, и на этом всё и кончилось.

* * *

В общем, через неделю мне покажут моё досье. Я так ждал, когда же наконец выздоровею, когда ко мне вернётся память... а оказалось, что лечат меня совсем от другого. Всех воспоминаний — только коробка с личными вещами и документами, которые нашли у меня дома. Я эти вещи даже не узнáю.

За окном приёмной светит солнце. Левит прикорнул на кушетке у двери. Литий — то есть её уже называют «доктор Орчард» — ушла поговорить с секретарём. А я сижу тут на хлипком стульчике и даже не грущу.

Через неделю я впервые познакомлюсь с Гэвином Батрой. Я не знаю, был ли он счастлив. Да и вообще — хороший ли это был человек. Стал бы он плакать, узнав про семь миллиардов погибших? Надеюсь.

В одиночку-то 6 не справится.

Хотя...

...Нет.

Нет, не хочу заканчивать на такой печальной ноте. Всё у меня будет хорошо. Не парьтесь, ладно? Хуже сейчас уже реально некуда — значит, дальше жизнь наладится! У меня есть работа, друзья, ну и вообще! 6 ещё неплохо устроился, по нынешним-то меркам. Не пропадёт как-нибудь.

В общем, да. Нормально всё будет. За меня не беспокойтесь.

Нет никакой главы П.

--------------------

От автора:

Спасибо всем читателям! Простите, если что не так. Мне много за что стоит извиниться — в том числе и за жестокую выходку с последней «главой».

Если вам понравилось — можете почитать мою предыдущую работу. Она такая же долбанутая (*), только ещё хуже и с хэппи-эндом. distinctflavor.tumblr.com/tagged/distinct+flavor/chrono (англ. яз.)

От переводчика:

В свою очередь, хочу извиниться за смысловой пласт, который при переводе пришлось сделать несколько топорнее. В оригинале пол и гендер Гэвина и Архи скрывается до самых последних глав — это практически ещё одна детективная линия в сюжете. Увы, полностью скрыть пол в русском языке почти невозможно, поэтому пришлось пойти на компромисс и вместо загадки устроить путаницу. Приношу извинения читателям, которых такой приём мог сбить с толку, а отдельно — трансгендерам, если мой подход к теме оказался недостаточно деликатным. В остальном же хочется надеяться, что всё возможное из русского языка мы выжали :) Спасибо всем, кто читал и комментировал!

Страница произведения: https://fanfics.me/fic110210