Таинственный гул поезда, тысячами тонн срывающегося вдаль, доносится в одно как бы медицинское учреждение, в котором вершится сложнейшая «хирургическая» операция. Операция по разделению сиамских душ. Я и половина меня… мы лежим на противоположных концах операционной… Наши тела подобны саркофагам, неподвижным и безжизненным. В них покоятся какие-то аморфные, словно жидкие, субстанции, что заполняют собой объёмы наших тел, в точности повторяя их изнутри, поддаваясь самым незначительным изгибам. Наверное, это то, что называется душами. Неужели это они?! Всегда хотелось заглянуть в них. Но почему они выглядят так обезличенно?…

Между футлярами наших тел натянуто густое переплетение тонких, но прочных нитей – точно паутина, как если бы она была вылита из золота. Вот их-то и пытается разорвать весь этот столпившийся вокруг нас «медперсонал». Хотя кто все эти «хирурги» и помогающие им «медсёстры»? У них нет ни медицинского образования, ни даже элементарного научно-популярного воззрения. Просто дилетанты… Это все те, кто считает наше единство – единство двух половин – пороком… Оперирующие лишены здравого рассудка, зато у них есть «наркоз» и «инструменты». На их стороне – придуманный позор и хитросплетённая мораль, но на нашей – естественная сила – идея мирозданья.

Я у потолка. Смотрю по сторонам, на стены… они не воздвигнуты, а напряженны, как напряженны бывают мышцы чрева, пытающегося извергнуть плод наружу… Смотрю наверх – на потолке находится какое-то расширяющееся щелевидное образование. И всякий раз, как разрывается золотая нить меж нами, всё это приходит в скоординированное движение: стены надвигаются на меня, щель раскрывается шире. В эти самые моменты окружающий мир пытается изгнать меня сквозь отверстие в Небо, как зубную пасту вон из тубы.

Смотрю вниз и вижу нас двоих – меня и половину меня. Изучаю наши души. Ведь сейчас хорошая возможность познать то, что внутри них, понять, из чего они состоят. В каждой душе имеется по одному зёрнышку. Во мне оно проросшее, с развитыми корнями, стеблями и налившимся бутоном, вот-вот норовящим раскрыться. Мне кажется, это будет белоснежный эдельвейс… альпийская звезда. В другой душе, от которой меня пытаются отделить, зерно почему-то ещё не проросло. Почему так? Какова функция этих зёрен?.. Меня не перестаёт смущать и то, что души такие прозрачные, такие безликие, как бы лишённые соли… соли рассудка… Возможно, их разум где-то в другом месте. И встречаясь с ним, они обретают свойства личности.

Но кто же тогда я, если моё тело в данный момент на операционном столе, неподвижно и бессознательно? Кто мыслит сейчас, кто рассуждает? Поначалу мне казалось, что я – душа… Но всё это время она покоится в своём футляре также неподвижно и бессознательно. Вполне возможно, что я – просто мысль, вытиснутая прочь из головы концентрацией наркоза. Странно себя ощущаю в новом статусе. Я могу свободно перемещаться в пространстве, иногда возвращаюсь в объём моей головы… Там, словно в старом вещевом комоде, нахожу дорожки воспоминаний, что тянутся по траекториям, как бы заранее выдуманным самим мистером Броуном…

Погружаюсь в голову… всюду переплетения дорожек, как бы слетевших с бобин, аудиокассет и CD дисков. На каждом носителе записана информация из разных возрастных периодов. На бобинах – воспоминания из далекого детства, на кассетах – мой подростковый период, на дисках – юность и настоящее… Совсем недавно, когда моё тело погрузили в наркотический сон, коробка, где хранились все перечисленные носители, взорвалась. В результате – весь этот хаос… Теперь пространство воспоминаний представляет собой анархическое переплетение лент и дорожек… Я, мысль, движусь по ним и воспроизвожу всё то, что записано на них, рисуя картину пройденного пути… Эти полосы хаотично пересекаются между собой, поэтому я могу внезапно соскочить с одного воспоминания на другое. Непоследовательность вспышек из прошлого пугает меня. Но я ничего не могу поделать с собой и с этим хаосом, постепенно преобразующимся в мозаику из осколков памяти.

Перед тем как начать воспроизводить эти фрагменты, мне нужно вынырнуть на время наружу. Мне нужно ещё раз окинуть взглядом помещение, в котором вершится операция: там осталось нечто очень важное…

Находясь в операционной, я вижу, как и прежде, наши тела сверху вниз… вижу суетящихся «врачей»… их «ассистентов»… «медсестёр»… Как же им всем хочется принять участие в нашем разделении!

Моё внимание привлекает то самое щелевидное образование у потолка, через него просачивается яркий-яркий свет… Приблизившись, я могу детально разглядеть его: эта структура очень напоминает мне шейку матки… шейку небесной матки. Она потихоньку расширяется. Кого же готовится она родить? Возродить по ту сторону Неба. Как бы мне хотелось нащупать её. Но я – лишь мысль – не обладаю способностью осязать. У меня нет даже пальцев. Что же делать?.. Я заставляю руку моего физического тела дотянуться до потолка. Но силы мысли сейчас недостаточно, чтобы двигать ею. Рука не слушает меня, как прежде. Организм не подвластен мне сейчас: он под «наркозом». Попробую оттянуть руку моей души: она ведь в точности повторяет изнутри формы телесного фуляра, в котором находится. Может, она послушает мысль. Удивительно: внутренняя рука подчиняется мне. Я извлекаю её из «футляра». Боже… как только конечность вышла за пределы организма, она сразу же растеклась в пространстве, потеряв свою изначальную структуру. И теперь я мысленно формирую из неё то, что было, – словно леплю из жидкого пластилина. Вот тааак… Теперь у меня есть пальцы. Я оттянула руку, словно резину, с кровати до потолка и ощупываю шейку матки. Последняя немного присасывает… Пока через щель проходят только три моих пальца. Открытие неполное. Как же там хорошо по ту сторону! Пройти бы сквозь неё целиком. Но пока «шейка» ещё слишком узкая для того, чтобы я могла протиснуться.

Те, кто разрывает нити между нами, они даже не задумываются о последствиях… Будем ли мы жизнеспособны, когда все золотые нити прервутся между нами?

До встречи с ним мне казалось, что всё сущее на Земле покрыто непроницаемой и непрерывной оболочкой, через которую не могло пробиться наружу нечто очень важное, источающееся из глубины, из самой сути мира. Я, как и все остальные, воспринимала лишь поверхность с «лаковым» покрытием, усыплявшим бдительность своей приятной консистенцией. Долгое время всё моё естество искало брешь в этой «обшивке», что так ревностно защищала формы и не позволяла проникнуть внутрь. Я пыталась надкусить это «яблоко», чтобы понять вкус окружающего мира. Но многие годы ощущала его безвкусным. И вот однажды, в тот самый день, когда я встретила его, мне даровали шанс: в этом человеке я обнаружила участок разгерметизации. В нём этот всемирный «ламинат» дал тоненькую трещину, через которую обильно пробивалась огромная сила неизведанной Природы… Живительная струя, хлынувшая мне навстречу, оказалась такой неожиданной, как вспышка света в кромешной тьме, как дыхание в абсолютном вакууме. Этот свет и это дыхание оживили зерно, которое было вложено в меня. С того момента во мне началась новая жизнь, и уже сейчас она дребезжит внутри созревшего бутона…

Как же зовут половину меня? Хотя… Никто не знал его настоящего имени – оно было известно только мне. Ибо значение его не прописано буквами, не произносимо звуками… истинное его понимание в том чувстве, которое он вызвал у меня таким длительным, непреходящим аккордом. Пережить в себе значение имени – это больше чем прочесть, больше чем произнести…

По отношению к нему у меня сложились стойкие ассоциации, которые называют его точнее того слова, что начертано в паспорте. Слава Богу, это не пресловутые «любимый» или «милый». Прежде всего, это «соратник»: с первой нашей встречи я ощутила парадоксальность его мышления, его скрытого эмоционального содержания… Мне показалось, что он – шизотимик. И это было так близко мне. Даже подумала с облегчением обретённой надежды: «неужели, собрат по разуму?» Хотя иногда его мышление становилось обычным… и в эти моменты соратник отчуждался.

Ещё я чувствовала в нём сподвижника, сослуживца… Словно нас с ним отправили на Землю для какого-то задания. И в свершении сего замысла и было наше личное счастье.

Он лежит на соседнем столе. Это так близко, но как найти контакт с ним, когда между столько людей?! Я обращаюсь к нему на нашей с ним секретной частоте. Он непременно услышит меня изнутри…

Пребывая на фронте в таком негожем «камуфляже», из-за которого меня не принимали, я отрешилась от происходящего вокруг и устремила свой взор на то, что обычно упускалось из виду. Я внимательно наблюдала за тем, как некая форма жизни, приносимая извне, приживается в условиях нашей планеты, третьей от Солнца.

Можно себе только представить, с каким умилением учёные из Китая наблюдали прорастание хлопчатника внутри мини-лаборатории, отправленной ими на поверхность Луны. Это происходило при другой гравитации и температуре. Дав там первые ростки, хлопчатник вскоре увял от агрессивной среды иного мира. Вот так и я наблюдала за развитием иноземной жизни в условиях недружелюбного для неё земного окружения. Сердца живых существ оказались живыми «пробирками», в которых это явление могло хоть ненадолго просуществовать на нашей планете… Если сердце было пробиркой, то душа – питательной средой… Эта небесная суть развивалась посредством развития зерна. Мне довелось наблюдать, как неземная жизнь давала первые всходы в очень редких «пробирках»… Но точно так же, как и хлопчатник на Луне, вскоре после первых всходов она увядала, оставляя икебаны воспоминаний в человеческих футлярах. Ах… если бы все знали, что бывает, когда это явление развёртывается полностью, когда оно идёт до конца…

Однажды, когда я встретила тебя, когда обнаружила «разгерметизацию», этот феномен заселил и моё сердце… Это было так неосторожно с моей стороны – инфицировать себя иноземной жизнью. Сначала думала, всё будет, как у всех, кого я наблюдала: всё быстро завершится без особых последствий. Но что-то сразу пошло не так… эта жизнь лихо преодолела стадию ростка… она уверенно развивалась всё дальше и дальше, творя во мне нечто иное; с течением времени становилась всё более инородной для третьей от Солнца планеты. Стенки моего телесного футляра еле сдерживали на себе давление всего окружающего мира, который агрессивен к тому, что развилось во мне… Мне нужна была помощь соратника… Твой сосуд давал надежды на то, что и в нём этот нездешний феномен явится так, как он является Там, откуда нисходит, словно редкие крохи хлеба, падающие с престола Небожителей. И те счастливчики, что улавливают их… находясь на Земле под невидимым величием Неба, они, вкушая крохи, приобщаются к внеземной цивилизации, начиная понемногу понимать её ценности. Однозначно и ты уловил… но я не знаю, что ты использовал, чтобы затравить этот росток в своей пульсирующей «пробирке»… Я видела, как ты пытался сделать это сознательно. Я думаю, ты опасался того, какие это могло иметь последствия для тебя. Но я даже не пыталась. Не в моей это природе – убивать то, что так прекрасно ожило во мне.

Возвращаюсь обратно в операционную. Почти половина нитей между нами разорвана. Я заметила, что по мере расцепления связей, скреплявших нас, увеличивается открытие шейки небесной матки. Она удвоилась в своих размерах… Если до этого момента открытие было всего на три пальца, то сейчас сквозь шейку проходит вся рука вплоть до плечевого сустава. Удивительно: по ту сторону она преображается в пушистое крыло с бело-жемчужными отборными перьями. Возвращаю конечность из небесного пространства обратно в операционную. Мысленно пытаюсь сообразить из неё крыло… но кроме человеческой руки у меня ничего не получается. Видимо, там, по ту сторону Неба, есть другая мысль. Она-то и мастерит из моей души подобие птицы. Мне же это мастерство не под силу.

Шейка стала присасывать ещё сильнее… И в то же время стены, пол и потолок операционной – все они как будто надвигаются на нас, как бы стенки мышечного полого органа при его сокращении. Причём всех остальных в операционной они не затрагивают, но только мою душу и меня, направляя нас к раскрывающейся шейке.

Я сформировала голову из кусочка души и вознесла её кверху, пытаясь просунуть сквозь отверстие в Небо – но пока рановато, ещё чуть-чуть и получится… После неудачной попытки протиснуться в другой мир стены, пол и потолок чуть расслабились, отступая от нас. И душа медленно сползает обратно в помещение, преданно заполняя собой объёмы вверенного ей тела. Когда же, наконец, будет ещё одна схватка, чтобы пролезть сквозь шейку в Небо?!

Сейчас я лишь сгусток мысли. Были бы у меня физические руки, я бы взяла тебя за ворот, лежащего на операционном столе… И трясла бы что есть мочи, чтобы ты, усыплённый «наркозом», очнулся… Была бы у меня ладонь, я бы съездила ею по твоей прекрасной физиономии, запустила бы свои пальцы в корни твоих рыжеватых волос, крепко их стиснув.

Я не могу ударить тебя сейчас – а как ведь хочется напоследок. Чем может «ударить» сгусток мысли? Наверное, только упрёками. Оставлю тебе несколько… Пусть каждый из них будет тебе отрезвляющей пощёчиной… Если в тебе ещё есть место, по которому можно бить… если ты не стал пустым местом, ты ощутишь эти шлепки…

Знаю-знаю, эти претензии не делают мне чести, обнажая нехорошие мои стороны. Но мне нужно сделать тебе больно, чтобы ощутить контакт, чтобы понять, жив ли ты.

Я долго ждала всходов твоего зерна. Изнемогая от ожидания, мне в голову приходили разные мысли. Я ругала зерно за то, что оно пропало в земле, отдаляясь от Неба, сообразуясь с миром. Глупо ругать его, я знаю. Но всё же.

Претензия No. 1

Слушая «правильное» многоголосье всех, ты пренебрёг единственным, но искренним криком о помощи. Ты покинул то место, где был жизненно важным, то измерение, где возвеличивался до масштабов героя. Взамен ты выбрал мир, где ты ничтожен; выбрал мнение всех, где ты ничего не значишь. Ты был по-настоящему нужен лишь одной судьбе, в которой бы ты состоялся и значил бы больше, чем значишь сейчас.

Претензия No. 2

Я не могу объяснить: почему ты оставил такой глубокий след предательства. Как объяснить причины этого ощущения? Одна из причин его, вероятно, в том, что ты пожелал мне судьбу гербария. Ты решил засушить меня, живую, между страницами своей жизни, спрятав подальше в глубине воспоминаний, сохранив лишь несколько кадров меня. Думал, я потускнею, и краски мои через несколько лет сойдут с ленты твоей памяти. Но до сих пор ты так и не решаешься вновь открыть те страницы, между которыми пытался меня сокрыть. Боишься заглянуть туда и увидеть, что получилось. Если ты раскроешь их прямо сейчас, увидишь ли там «гербарий»? Подумай сам: ведь страницы твоей жизни, в которую ты глубоко погрузил меня, – для меня же были питательной средой…

Претензия No. 3

Ты даже не оставил мне шанс разочароваться в тебе. Ты запечатлелся во мне таким совершенным… не предоставив возможность естественному процессу свершиться; ты обрубил его, заморозив на начальной стадии. Может, если бы это всё дошло до логического завершения, я бы двинулась дальше… Та трусость и та нерешительность, которые мешают довести дело до естественного конца, тащатся за человеком вслед, как две ржавые жестяные банки… с грохотом и звоном.

«Хирург» готовится перерезать последнюю нить. Нить надежды… Что происходит? Участники операции чувствуют какое-то напряжение вокруг. Оно всё нарастает. «Медсестра» старательно обмакивает вспотевший лоб главного оперирующего марлевым тампоном. Нить надежды не так просто оказалось пересечь! Она с трудом поддаётся перерезке: искривились хирургические ножницы. Пришлось применить особую медицинскую пилку с прочными алмазными вкраплениями… обычные инструменты не в силах одолеть это сверхпрочное волокно.

Последняя нить, что была между нами, пересечена – волна звона, как звук от разорвавшейся струны, пронеслась в операционной. Сразу после этого шейка небесной матки стала раскрываться быстрее и засасывать так сильно, как никогда до этого… Стены, пол и потолок операционной вновь стали надвигаться на нас, пытаясь выдавить в Небо сквозь шейку раскрытую до предела.

Как только последняя нить была пересечена, сердца наших футляров… не выдержали разъединения. Монитор, регистрирующий деятельность моего сердца, начал издавать уже не ритмичный, а постоянный пронзительный писк… К нему присоединился аналогичный звук из соседнего монитора моего соратника! Что случилось? Неужели он тоже?.. Но ведь его зерно, ещё не… Ему ещё рано! Я вижу, как врачи суетятся вокруг нас двоих. Его уже начинают реанимировать, давая разряды дефибриллятора. После первых же попыток его сердце вновь в строю. Однако меня не торопятся возвращать… Всё возятся с ним. Видать, в этой операции он был в приоритете.

Ладно, оставлю их. Мне надо спешить! Ведь шейка небесной матки раскрылась окончательно! Сейчас я, то есть мысль, с разбега нырну в Небо! И с обратной стороны потяну душу на себя: так будет легче её вытянуть. Идея хороша, но… почему у меня не получается протиснуться сквозь щель в Небо? Хотя моя душа, как пластилин, спокойно проходит… Неужели мне нет пути туда? Что будет со мной?.. А как же… а как же Душа будет там без меня? Хотя, наверняка, там она обретёт иной смысл, гораздо более возвышенный, чем я. Хорошо-хорошо, помогу душе родиться, исполню свой земной долг.

Меня вновь неумолимо тянет в пространство воспоминаний. Мне нужно кое-что сказать моему сослуживцу! Постараюсь быть краткой.

Соратник! Я всегда буду помнить тебя настоящего и испытывать радость от того, что мы вместе сотворили, объединившись на короткое время. В один момент мы пытались спасти жизнь, данную нам на двоих, создавая книгу на одиннадцатом этаже десятиэтажного здания. Это роман, он остаётся между мной и тобой, заполняя мучительную пустоту многочисленными страницами неподдельной истории.

Раньше я не могла понять, почему словно какая-то невидимая сила не позволяла нам с тобой физической близости. Ведь всё было для этого! И взаимное трясущее до озноба желание, и уединённые места. Мы оставались с тобой один на один в те немногочисленные волнительные ночи, когда писали книгу. Никто не мешал нам тогда – мы были наедине. Но ни ты, ни я даже не намекнули… После работы над романом мы засыпали в разных местах. Но ведь на ранних этапах нашего знакомства были хотя бы намёки. Увы, к тому моменту, когда мы творили книгу, в нас уже угасли прежние порывы. Их сменили инстинкты иного порядка, более высокого. И это не было охлаждением чувств, за которое я переживала, это было их эволюцией. Мы были на удобном кожаном диване, где могли бы отдаться плотским утехам. Но вместо этого мы отошли от него, сплотились вокруг письменного стола. И стали творить жизнь… Жизнь не из крови и плоти… Жизнь иного порядка. Несколько ночей страница за страницу мы работали над ней. И в этом каждый из нас был по-своему счастлив.

Когда мы закончили, я сказала, что теперь книга не моя, а наша. Но в тебе ещё оставалось сомнение: та часть, над которой мы совместно трудились, была лишь 1/5 всего романа. Ты сказал, что так мало вложил для того, чтобы книга стала нашей. На что я возразила: «Во сколько раз сперматозоид меньше яйцеклетки при её оплодотворении? В тысячи! Поэтому то, что ты вложил, больше, чем достаточно». И самое главное не в размерах и пропорциях – а то, над какой частью романа мы работали вместе. Это было сердце книги.

И только теперь я поняла, почему у нас с тобой так и не вышло интимной близости. Там есть несколько причин. И вот одна из них в том, чтобы дать мне сейчас понять: то, что я чувствую к тебе, не есть результат привязанности, которая появляется после физического соития. Теперь я точно знаю: мои чувства к тебе не от мира, они не связаны с биологией инстинктов. Их корни в Небе, они внеземного происхождения. Как это важно сейчас понимать, ведь Небо сейчас мне ближе Земли.

В подтверждение того, что мои чувства к тебе не от хотения половых инстинктов, говорит тот факт, что к определённому моменту я и вовсе забыла, как ты выглядел. Я даже не могла тебя вообразить в фантазиях. Но, а чувство продолжалось во мне без наличия твоей картинки… Инстинктам нужен образ: рефлекс срабатывает на нечто определённое, нечто субстантивное. Но любовь к тебе крепла всё сильнее вместе с тем, как ты исчезал из моей памяти. Я даже и не пыталась вспомнить тебя, разглядывая фотографии… Ибо они не о тебе… Даже твоё обличие не о тебе. Но то, что внутри тебя… его нельзя было достать наружу, ибо оно бы погибло на Земле. Где же тебя распаковать, чтобы полноценно наслаждаться? Разве можно так сильно привязаться к тому, что не имеет физических характеристик? Но так уж вышло: невидимое во мне полюбило невидимое в тебе.

Я пытаюсь просунуть душу в Небо через эту раскрывающуюся щель. Она потихоньку проходит!.. Но в один момент она соскользнула вниз, освободив просвет. Я стала вглядываться в глубину шейки, как в пучины колодца… И увидела там с обратной стороны… небесное существо с лицом моего соратника… Мне кажется, это посланник, которому было вверено помочь душе родиться. Но почему его глаза и улыбка напоминают лик моего так и несостоявшегося сподвижника? Там у него есть крылья… Я вижу, как он, нагнувшись, опускает одно из них сквозь щель. Но когда его крыло оказалось здесь, в операционной, вывалившись из Неба, оно обратилось в крепкую руку. Он пытается помочь моей душе выбраться с обратной стороны…

Так-так… голова пролезла, остались плечи… От-от! Вот левое плечо, а вот и правое! О нет! Врачи вспомнили обо мне! Они подносят дефибриллятор к моему биосаркофагу, чтобы завести сердце! Прошу вас не надо, позвольте мне улететь! АААААААААА!!! Как больно!

В тот момент, когда сквозь тело пробежал электрический разряд, моё сердце вновь сокращается… Его работа озвучивается периодическим пиканьем монитора. Жизнь вернулась в этот футляр… Шейка небесной матки резко сократилась, сдавливая душу, не пуская её за пределы Земли. Стены, пол и потолок резко расслабились, вновь создавая прежнее, но более обширное пространство вокруг. И теперь, освободившись от хватки шейки, душа вновь сползает в операционную. Но как это всё не во время, мне так хотелось прорваться в Небо!

Крылатое существо пытается помочь нам! С обратной стороны Неба посланник вновь просунул руку в операционную… осторожно приближает её к моей душе и касается того, что проросло из зерна… Он нежно срывает тот самый налившийся бутон. Бережно извлекает долгожданный плод сквозь шейку матки в Небо… Это происходит с невероятной лёгкостью. Сама душа опускается медленно и плавно, как перо от внезапно улетевшей птицы… Оказавшись в теле, она расправляется в нём, заполняя изнутри. Я чувствую, как голова тянет меня, мысль, назад… Мне приходится возвращаться…