Перевод: Тимур Гаштов

Скрипторы: Lucius_Eternal, ryzhiy_veter

Вёрстка и оформление: капитан Джек Воробей

WARHAMMER 40,000

Сорок первое тысячелетие. Уже более ста веков Император недвижим на Золотом Троне Терры. Он — повелитель человечества и властелин мириад планет, завоеванных могуществом Его неисчислимых армий. Он — полутруп, неуловимую искру жизни в котором поддерживают древние технологии, ради чего ежедневно приносится в жертву тысяча душ. И поэтому Владыка Империума никогда не умирает по-настоящему.

Даже находясь на грани жизни и смерти, Император продолжает свое неусыпное бдение. Могучие боевые флоты пересекают кишащий демонами варп, единственный путь между далекими звездами, и путь этот освещен Астрономиконом, зримым проявлением духовной воли Императора. Огромные армии сражаются во имя Его в бесчисленных мирах. Величайшие среди Его солдат — Адептус Астартес, космические десантники, генетически улучшенные супервоины. У них много товарищей по оружию: Имперская Гвардия и бесчисленные Силы планетарной обороны, вечно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус. Но, несмотря на все старания, их сил едва хватает, чтобы сдерживать извечную угрозу со стороны ксеносов, еретиков, мутантов и многих более опасных врагов.

Быть человеком в такое время — значит быть одним из миллиардов. Это значит жить при самом жестоком и кровавом режиме, который только можно представить. Забудьте о могуществе технологии и науки — слишком многое было забыто и утрачено навсегда. Забудьте о перспективах, обещанных прогрессом, и о согласии, ибо во мраке будущего есть только война. Нет мира среди звезд, лишь вечная бойня и кровопролитие да смех жаждущих богов.

Мефистон — старший библиарий (прежде боевой брат Калистарий)

Гай Рацел — эпистолярий, библиарий, приближенный Мефистона, член кворума Эмпиррик

Луций Антрос — лексиканий, библиарий и недавно назначенный хозяин Округлой башни

Пелорис — кодиций, библиарий

Ватрен — капитан 4-й роты и член кворума Эмпиррик

Сериф — сержант, командир тактического отделения 4-й роты

Гестиас — сержант, командир тактического отделения 4-й роты

Мандук — боевой брат, тактическое отделение 4-й роты

Касали — боевой брат, сангвинарный жрец 4-й роты

Галл — боевой брат, технодесантник 4-й роты

Имола — схоласт, кровный раб и член кворума Эмпиррик

Димитра Гор — схоласт, кровный раб и старший писец Округлой башни

Афек — кровный раб и личный хирургеон Мефистона

Зин — исповедник, акцензор пророчеств Светоносного Трона

Дравус — архикардинал, проконсул Дивинуса Прим, лорд-министрант

Вектис — кардинал, заместитель Дравуса

Кохат — пресвитер, экклезиарх[1] с Дивинуса Прим

Бреннус — пресвитер, экклезиарх с Дивинуса Прим

Кайриак — пресвитер, экклезиарх с Дивинуса Прим

Адамис Орсуф — отче, экклезиарх с Дивинуса Прим

Извечный Принц — пророк Просветленных

Ливия — предводительница ополченцев из числа Детей Обета

Дхармия — «генерал», последовательница Ливии

Абдерос — последователь Ливии

Офиуса — святая, канонисса Вольгатиса

Мелитас — старшая сестра-серафима

Хесбон — капитан, старший офицер Вольсканских драгун

Крук — командующий 12-м Варунским полком

Миос — лейтенант 12-го Варунского полка

Прион — солдат 12-го Варунского полка

Атор — сержант 12-го Варунского полка

Два колдуна кружили в глубинах алмазного моря, истекая кровью. Жажда знаний завела их в непостижимые дали. Они содрали себя с костей реальности и затерялись в Имматериуме, падая навстречу забвению и хватаясь за невообразимые истины. От вечности их отделяло мгновение, от всемогущества — победа. Достаточно было лишь одолеть противника, чтобы оба обрели свободу и переродились в белом пламени изменений. Игра близилась к завершению.

Их противостояние длилось веками, но никто не желал уступать, особенно теперь, перед самой развязкой. Их чары иссякли. Фамильяры были изгнаны. Гримуары сгорели. Армии рассыпались в прах. Но колдуны все равно продолжали бороться из последних сил, с воем погружаясь в сверкающую бездну, что манила их обещанием власти.

Опустившись на морское дно, подобное светящемуся зеркалу, они снова набросились друг на друга. Один из магов был облачен в сияющие белые доспехи, от яростной схватки покрывшиеся завитками трещин цвета слоновой кости. Он смотрел на окружающий мир через утопленный глубоко во лбу золоченый сапфир размером с кулак; драгоценный камень, напоминающий ледяное око, горел холодным пламенем ненависти. Его соперница, в свою очередь, носила просторное одеяние с огненным поясом, струившееся по телу лазурными волнами.

Чародеи сражались, и кровь их растекалась замысловатыми узорами, по мере приближения момента смерти закручиваясь по спирали в коралловые цветы. Среди цветов мелькали безумные картины: образы невозможной архитектуры и мешанина нереальных красок.

Удары становились все слабее, дыхание ускользало, впитывалось и преломлялось алмазным морем. Наконец, когда пришла тьма, клубы пламени варпа ослепительно вспыхнули, опаляя рассудок, и колдуны замерли на пороге смерти. Магия и мечты слились в создание, плывущее к ним по кристаллическим течениям. Существо напоминало хрупкого монаха, облаченного в простую рясу, только вместо лица из-под капюшона выглядывал птичий череп, изогнутый и бледный, словно коготь.

— Мы грезили, грезим и будем грезить, — заговорило существо, не открывая клюва, и в голосе его причудливым образом смешались самые разные тембры. — Но что мы будем делать, если бесконечность придет, пришла или, быть может, всегда находилась здесь? Что предлагали вы из того, что на самом деле могли дать?

— Я — лучший, — прохрипел колдун в белых латах; его голосовые связки были разорваны, отчего ему было трудно говорить. — Выбери меня. Я стану твоим самым верным слугой и самым прилежным учеником.

— Он — глупец, — выдохнула чародейка. — Выбери меня. Я познала многое, о чем он даже не догадывался. Ему неведомы истинные перемены, ему не дано осознать всю яркость пламени. Но я, мой господин, все понимаю!

Монах приказал им замолчать одним жестом конечности, напоминавшей серебристую змею, сжавшуюся пружиной перед броском.

— Вы показали и вновь покажете себя весьма способными. Вы достигли начала в конце. Но я одинаково разочаруюсь в вас как в прошлом, так и в будущем. Ваши стратегии очевидны, а войны скучны. Игры, что вы вели, ведете и будете вести, ни к чему не приведут.

Маги умолкли и отступили во мрак, ошеломленно переглянувшись.

— Я давал и еще раз дам вам последний шанс, — продолжал монах. — Вы погубили дарованные вам легионы и растратили впустую свои дары в бессмысленных конфликтах, но я преподнесу вам новое поле битвы. — В голосе существа прозвучала нотка веселья. — Я украду для вас мир умных глупцов, тихий омут, только и ждущий брошенного камня.

— Мой господин, — начал одноглазый, — мы не наскучим вам снова. Нужна лишь…

— Добыча, за которую стоит драться. И вы обретете ее. Тот из вас, кто приносит, принесет, принес мне Окаменелый меч, станет моим послушником. Тот прожил достаточно долго, чтобы постичь истинную мудрость пламени.

Циклоп открыл рот, желая что-то ответить, но в тот же миг монах исчез. Твердь разверзлась под их ногами, и колдуны полетели вниз, с каждым мгновением приближаясь к реальности. Их взору открылся мир шпилей и костей — полная возможностей громадная гробница размером с планету.

Чернокнижники разошлись улыбаясь и предвкушая будущую игру.

Термия, мир призраков и полуреальных вещей. Исходящий паром труп, укрытый тонким саваном из черной сажи. Луций Антрос прибыл сюда в поисках прозрения, следуя своим видениям, но Термия проникла в его разум и затуманила мысли. Все, что казалось таким очевидным в далеком Аркс Ангеликум, теперь представлялось абсурдным.

На Ваале лексиканий видел, что он и только он может спасти Мефистона. Во сне они бились вместе под огромным расколотым кулаком — среди развалин, в окружении чудовищ. Луций полагал, что старший библиарий оказался на грани гибели. Сейчас сама мысль об этом казалась нелепой, но Антрос не мог просто выбросить ее из головы. Он должен был найти расколотый кулак и понять, были ли его видения правдой и что они значили.

Библиарий остановился и прищурился, всматриваясь в клубы пепла. Впереди он заметил движение. Сперва ему трудно было уловить очертания, но затем благодаря улучшенному зрению он сумел распознать силуэты. Навстречу ему медленно и тяжело шагали изможденные солдаты. Луций пошел к ним навстречу, сняв болт-пистолет с предохранителя. Пылевые черви уже свели с ума половину жителей Термин, и потому эвакуационной группе приходилось убивать людей едва ли не чаще, чем спасать их. Да, астартес уже привели тысячи колонистов в рауматские доки, готовясь увезти их с планеты, но поглотившее многих безумие оказалось столь сильным, что приходилось отстреливать несчастных. Потому-то Антрос был готов ко всему.

Как только он показался из облаков сажи, солдаты замерли. Это оказались бойцы ударных частей: в прочных бронежилетах поверх черной униформы и железных касках с гребнями. Лица скрывали очки-тепловизоры и большие выпуклые противогазы. Солдаты выглядели как бойцовые бульдоги — лучшие воины, которые нашлись среди жителей Термин. Однако Антрос почувствовал, что они выгорели точно так же, как и вся планета. Эти люди стали ветеранами войны, в которой никто не смог бы победить, и воочию наблюдали, как умирает их родина. Это было видно по осанке и по тому, как бойцы с трудом шагали по пеплу и углям. По опущенным головам, сутулым плечам, по тому, как устало они волокли лазерные ружья. Однако при виде Антроса они тут же припали к земле, готовясь к бою, и взяли его на прицел.

— Кто здесь?! — прорычал предводитель отряда, пытаясь скрыть страх за грубым окриком.

Он щурился сквозь грязные линзы очков на огромный силуэт библиария. Антрос пристально разглядывал солдата. Линзы в шлеме космодесантника пылали среди клубов пыли, словно два багровых огонька. Луций заглянул в души людей, ища притаившийся смрад порчи, но нашел лишь скорбь и отчаяние.

— Я — лексиканий Антрос, объявил он, поняв, что, возможно, солдат не придется убивать. — Кровавый Ангел.

Боец оглянулся на своих товарищей, явно потеряв дар речи.

— Идите к докам, — добавил Луций. — Эта планета потеряна.

— Потеряна? — Солдат не смог скрыть эмоций. Сперва Антросу послышалось облегчение, но затем, когда человек опустил взгляд, библиарий понял, что на самом деле это стыд. — Значит… мы действительно проиграли?

— Никто не сможет победить вас, кроме собственного отчаяния. Покорите его — и тогда, возможно, Император вознаградит вас более достойным врагом.

Глаза солдата расширились так, что Луций решил, что тот вот-вот разрыдается. Но затем смертный расправил плечи и выпрямился, после чего неловко отдал честь Антросу.

— Простите мою невежливость. Я — лейтенант Миос из Двенадцатого Варунского.

— Как раз сейчас мои боевые братья окружают ваш лагерь, — кивнул лексиканий. — Ваш аванпост— последний, где еще остался гарнизон, все остальные уже эвакуированы. Сегодня мы улетаем.

Люди побледнели, явно осознав скрытый смысл этих слов. Термию уже не спасти. Мир будет уничтожен.

— Мы проверяли периметр лагеря, — выдавил Миос, похоже потрясенный услышанным. — Мы заметили на востоке перестрелку. Я подумал, что это деблокирующая группа, но… — Он потряс головой. — Мы просто возвращались для доклада.

Но Антрос уже не смотрел на солдата.

— Битва за Термию окончена. Пора уходить. Меня отправили искать часовых, таких как вы. Мы не бросаем хороших солдат, если можем спасти их.

«Что ты видел?» — потребовал ответа демонический образ, шагающий к нему через ярящуюся бурю призраков.

Луций пошатнулся, ошеломленный напором видения. Оно обрушилось на его сознание с большей силой, чем когда-либо прежде. Те же багровые глаза. Тот же неистовый гнев. Тот же рассыпающийся каменный кулак, что вздымался над опаленной землей. Тот же полный ярости вопрос.

Что ты видел?

Он схватился за голову, чувствуя, как к мозгу приливает кровь. Затем образ потускнел, голос умолк.

Солдаты в недоумении смотрели на космодесантника.

Антрос опустил руку и пристально оглядел их, кивком показав туда, откуда пришли бойцы. Вдали сквозь пепельные облака едва проступала линия на горизонте.

— Вы прошли рядом с лесом?

— Генерал Крук не представлял, что дела настолько плохи, но знал, что мы окружены. Он отправил нас туда осмотреть периметр. Да, мы прошли по краю леса полчаса назад, а что?..

— Где-то там есть старая разрушенная статуя, — ответил Антрос. — Кулак над землей, а вокруг — обгоревшие пни.

— Да, мой господин, я знаю это место. Оно недалеко. Рядом со старым карьером.

— Отведи меня туда, — сказал лексиканий, пытаясь успокоить бешено стучащие сердца. — Я должен увидеть это место, прежде чем покину планету. Флот уходит на рассвете, — добавил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к солдатам. — Сегодня или никогда.

Люди встревоженно переглянулись, но Миос приказал им идти к докам. Сам же он устало побрел обратно и повел за собой Антроса. Вместе они пересекали пепельные дюны, и офицер с трудом поспевал за длинными, ровными шагами Кровавого Ангела. Вскоре лексиканий заметил вдалеке здание — приземистую башню, явно построенную для отражения атак, поскольку ее стены щетинились орудиями, а ферробетонные плиты были испещрены следами боев. Когда двое поднялись на холм, взгляду библиария открылся весь лагерь. Еще несколько таких же наблюдательных башен располагалось вокруг рядов блокгаузов, заключенных вместе с ним в кольцо траншей и колючей проволоки.

Космодесантник заметил, как мерцают люмены на дальней стороне лагеря. Сейчас под руководством капитана Ватрена тактические отделения проводили последнюю проверку разрушенной сети укреплений, всматриваясь в клубы пепла в ожидании врага. Немногие уцелевшие гвардейцы отступали к докам. Антрос нахмурился, зная, что и он должен находиться там. Он выполнил приказ и нашел потерявшееся отделение. Теперь пришла пора вернуться, но видения преследовали лексикания. Они терзали его с момента высадки и проявлялись все сильнее с каждым днем. Перед возвращением на Ваал он обязан был увидеть ту статую.

— Что это? — спросил Миос, глядя на темное пятно среди серых клубов.

Луций настроил фокус в линзах и приблизил изображение. Он разглядел еще один отряд гвардейцев в таких же бронежилетах и шлемах, что и Миос. Примерно десяток солдат, жмущихся друг к другу, увешанных связками гранат, сжимавших в руках замотанные в промасленную ткань лазерные ружья.

— Это же солдаты сержанта Атора. Почему они просто сидят здесь?

Антрос догадался, что сейчас произойдет, — ведь он уже не раз после приземления наблюдал тактику Мефистона.

— Наживка, — сказал он и жестом приказал Миосу пригнуться.

Позади отделения гвардейцев черной стеной высились деревья хвойного леса, покрывавшего большую часть планеты. Там под широко раскинувшимися ветвями уже копошились мерзкие паразиты, учуявшие мозги отставших солдат. Задолго до высадки Кровавых Ангелов на Термин старший библиарий окрестил этих созданий сеполькрале[3] — древним ваальским словом, означавшим «порождения могилы». Название определенно имело большое значение для Мефистона, пусть ни у кого и не хватило духу спросить о причине.

Пока что Антрос не видел тварей, но их охотничий зов было невозможно ни с чем спутать — потусторонний металлический скрип, похожий на скрежет затачиваемых ножей. Спустя несколько минут из-за деревьев наконец появились сами паразиты. Бледные и змеевидные, они сливались с серыми дюнами; их можно было принять за поток хлопьев пепла, но Антрос заметил, как они приподнимаются, пробуя воздух. У них не было ни лиц, ни каких-либо других отличительных черт. Они выглядели как переливчатые трубки примерно трех метров длиной, извивающиеся и скручивающиеся при движении. Антросу они напомнили песчаных созданий, движущихся по мелководью океанов, — нитевидных, безликих и бесконечно чуждых человеку.

Миос схватил магнокль и принялся рассматривать показавшихся чудовищ. Космодесантники из Четвертой роты находились на расстоянии километра отсюда и не смогли бы добраться до гвардейцев раньше сеполькрале.

— Мы не можем их просто бросить, — прошептал лейтенант.

— Жди! — приказал Антрос.

Солдаты на гребне тоже заметили ксеносов. Сержант выкрикнул приказ, и его бойцы спешно заняли позиции, припав на колено и вскинув ружья. Теперь, когда твари приблизились, лексиканий яснее видел, как они плавно ползут по земле, словно перетекая. При лунном свете создавалось впечатление, будто лавиной надвигается целый сонм духов, и теперь легко было понять, откуда все эти бредни о сверхъестественном, изобилующие в отчетах. Сеполькрале походили на призраков.

Лексиканий чувствовал, что лейтенанта переполняют ненависть к тварям и тревога за товарищей.

— Жди! — повторил он.

Ксеносам оставалось проползти сотню метров до гвардейцев, и тут капкан захлопнулся.

Миос изумленно ахнул, когда Мефистон возник из пыльных облаков, пикируя, будто хищник, безмолвный и смертельно опасный. Старший библиарий падал ногами вниз, подняв голову и закрыв глаза. Рукоять меча, носившего имя Витарус, он прижимал к груди, что делало фигуру старшего библиария похожей на надгробную статую.

Если твари и почувствовали его приближение, то не успели сделать ничего. Мефистон врезался в землю, подняв в воздух клубы пепла, и в тот же миг начал убивать. Он закружился в предрассветном сиянии, скользя среди врагов так легко, будто был облачен в шелка, а не в древние тяжелые доспехи.

Ксеносы шарахнулись прочь, пытаясь бежать, но напрасно. Меч Властелина Смерти рассекал их полупрозрачную плоть, будто дым. Клинок сиял от мощи разума Мефистона, разрубая пылевых червей. Смерть этих созданий была не менее причудливой, чем их внешний вид: они рассыпались серебристыми облаками. С самого начала войны Антрос не раз видел подобные сражения, но все еще испытывал ничем не скрываемое благоговение. Мефистон был подобен устрашающему божеству, сошедшему с небес, дабы вершить суд во имя Императора и обрушить Его гнев на врагов. Наблюдая, как старший библиарий вырезает ксеносов и парирует удары, Антрос прошептал молитву, поблагодарив Императора за открывшееся ему величие божественного воздаяния. Затем лексиканий увидел бегущие сквозь клубы пепла огромные фигуры. Боевые братья капитана Ватрена уже спешили к укреплениям с болтерами наготове. Но ни Кровавым Ангелам, ни солдатам не пришлось стрелять. С момента сошествия Мефистона минуло лишь несколько мгновений, но он уже избавился от большинства сеполькрале.

— Стой, — прошипел Миос. — Прион!

Из-за деревьев показался раненый гвардеец. Он находился гораздо ближе к стаям ксеносов, чем Мефистон и остальные Кровавые Ангелы. Старший библиарий, стоявший спиной к рядовому, резко обернулся, когда услышал по воксу сообщение от капитана Ватрена: тот тоже засек бойца.

— Слишком поздно, — прошептал Антрос и шагнул вперед, воздев посох.

Мефистон заметил опасность и соткал из тьмы крылья, но белесая тварь уже добралась до раненого. Прион увидел, как сквозь пепельную бурю к нему мчатся сеполькрале, и открыл рот, собираясь закричать. Тварь вытянулась, словно дротик, а затем метнулась вперед, впившись ему прямо в глотку. Зрелище было отвратительным, но Антрос не мог отвернуться. Приона как будто рвало наоборот: живой столб пепла пробился внутрь солдата, отчего тот забился в корчах, а после рухнул замертво.

Мефистон летел по воздуху, стреляя из пистолета. Разряды раскаленной плазмы впивались в труп, вырывая из него клочья плоти, и сталкивали его с залитого лунным светом холма. Вокруг еще кружили десятки тварей, однако старшему библиарию было гораздо важнее уничтожить тело.

Из пепла вырвалась вторая волна чудовищ, преграждая ему путь. Мефистон убил их, не прибегая к оружию, — разорвал на части одним взмахом руки. Твари рассыпались облаком тлеющих угольков, но появились сотни других, полных решимости остановить старшего библиария, и Властелин Смерти увяз в нагромождении мерцающих силуэтов.

В следующее мгновение холм озарил яростный огонь из болтеров, распоровший покров ночи. Космодесантники стреляли, припав на колено, стараясь проложить Мефистону путь к телу через рои тварей.

— Проклятие! — нахмурился Антрос, раздраженный задержкой, и повернулся к лейтенанту. — Жди здесь. Может, еще будет время, когда мы закончим.

— Закончим? — изумленно переспросил Миос. — Мой господин, вы ведь знаете, на что способны черви?

Антрос уже спускался по склону, а потому ничего не ответил.

В свете выстрелов болтеров ему открылось нечто гротескное. Труп Приона начал содрогаться и мутировать. Антрос зашипел от отвращения, видя, как тело, уже вздувшееся и рвущееся, вскочило на ноги. Из ран в плоти мертвеца сочился белый свет, а голова его запрокинулась под невозможным углом и раскачивалась из стороны в сторону. Когда чудовище побежало по склону, стоявшие на укреплениях гвардейцы начали стрелять, ругаясь на чем свет стоит. Лазерные разряды впивались в кадавра, но с каждым попаданием он как будто становился только больше и мутировал все ужаснее, пока не вырос в уродливого великана, топающего навстречу солдатам, стрелявшим уже в панике и не целясь.

Мефистон пробился сквозь строй врага и бросился к гиганту. Слишком поздно. Когда разбухший труп добрался до солдат, они попытались сбежать, но чудовище, двигаясь на удивление быстро, схватило двоих огромными лапами. Оно обернулось и бросило кричащих людей на холм, прямо к клубящимся стаям сеполькрале.

Пылевые черви без промедления ринулись к жертвам и вонзились в них, словно копья.

Тела начали рваться и меняться еще до того, как солдаты погибли. Спустя мгновения их ожившие трупы уже неслись по холму вслед за другими гвардейцами, а первый из громадных мертвецов все продолжал бросать сородичам людей. К тому моменту, когда Мефистон добежал до укрепленных позиций, навстречу лагерю ковыляли уже шесть жутких колоссов. С каждым мгновением они становились все выше. Монстр, некогда бывший Прионом, вытянулся почти до шести метров и продолжал расти. Он нависал над самыми высокими зданиями лагеря и шатался, будто пьяный. Тварь раскачивала болтающейся головой, ища новые жертвы для пылевых червей.

Завыли сирены, поднимая по тревоге засевших в блокгаузах гвардейцев. Лазерный огонь рассек тьму, опаляя плоть мертвецов, но выстрелы словно придавали чудовищам сил.

Антрос, которому до лагеря оставались еще десятки метров, на бегу вскинул зачарованный посох и метнул в сеполькрале сгусток психического пламени.

Мефистон обернулся к Кровавым Ангелам и, очевидно, передал им по воксу приказ, поскольку они остановились и развернулись, чтобы встретить лавину ксеносов на краю леса. Космодесантники помчались вверх по склону, изрыгая потоки прометия из огнеметов. Бушующая стена пламени теснила сеполькрале к омертвелым деревьям.

Пока воины капитана Ватрена отгоняли пылевых червей, сам Мефистон встал на пути шести исполинов, ковылявших к блокгаузам. Земля дрожала под ногами чудовищ, выросших почти до девяти метров: по сравнению с ними старший библиарий казался карликом, но он все равно отмахнулся от спешащих к нему гвардейцев, поднятых по тревоге, намереваясь встретить врага в одиночку. Мефистон сиял так, словно превратился в окно в преисподнюю, но ярче всего горел его меч. Когда Властелин Смерти поднял клинок, тот вспыхнул, словно маяк, отчего мертвецы отшатнулись, прикрывая уродливые морды.

Антрос никогда прежде не видел старшего библиария в битве так близко, но заметил, что даже сейчас, перед лицом столь ужасающих созданий, Мефистон сохранял хладнокровие.

Шорох позади отвлек его от мыслей. Луций обернулся, подняв пылающий посох, и увидел, что Миос бредет вслед за ним по пеплу. Солдат не желал сидеть и ждать, пока остальные бьются с врагами. Лексиканий выругался сквозь зубы, а затем снова принялся наблюдать за происходящим.

Первый из гигантов почти добрался до Мефистона, когда старший библиарий спокойно поднял руку и сжал кулак. Голова чудовища взорвалась, и оно опустилось на колени; по груди заструились пепел, кровь и кусочки мозга, без которого противник снова стал обыкновенным трупом. Мефистон отступил, чтобы его не раздавило. Когда великан рухнул на землю, ударная волна от его падения выбила окна и сорвала двери с петель ближайших строений.

Старший библиарий вскочил на спину поверженного врага и устремился к следующему. Неумерший потянулся к нему деформированными руками, но Властелин Смерти вновь соткал крылья, метнулся в сторону и вонзил Витарус в шею твари. Та пошатнулась и попыталась сбросить Кровавого Ангела. Не пытаясь вырвать клинок из раны, Мефистон потянул его, разрывая кожу, сухожилия и кости, и таким образом обезглавил тварь. Как только отсеченная голова полетела вниз, солдаты бросились врассыпную; она смяла склад, отчего во все стороны полетели щепки и обломки кровли.

Третий мертвец растекся безобразной массой, когда Властелин Смерти вскипятил его кровь. Еще двое погибли так же, как и первый: их черепа лопнули, словно от попадания крупнокалиберного снаряда.

И все это время Мефистон бился хладнокровно и расчетливо. Его глаза были полузакрыты, даже когда он разрезал мертвых гигантов на части.

Когда свалился пятый исполин, Властелин Смерти увидел, что шестой направляется к лесу, сжимая украденное тело. Колосс уже почти добежал до линии деревьев, но Антрос не сомневался, что твари не успеть. Капитан Ватрен и его воины меж тем прижали червей к земле непрерывным огнем. Луций понял, что у него появилась возможность осуществить задуманное.

— Бой закончен, — сказал он, повернувшись к ошарашенному гвардейцу. — Веди меня к развалинам.

— Но ваши братья, мой господин?.. — начал Миос, глядя на Кровавых Ангелов.

Антрос покачал головой. Библиарий знал, что ему следует отправиться туда в одиночестве, ведь в его видениях не было ни капитана, ни остальных — только он, Мефистон, и демонический враг, никого другого.

Ночь все еще озаряли вспышки шквального огня из болтеров. Боевые братья обоих отделений Ватрена припали на колени и стреляли, вместе с Мефистоном добивая ксеносов, Антрос же следовал за Миосом прочь от этой бойни, спеша к опушке леса. Лейтенант бежал среди деревьев, спотыкаясь об опаленные корни, и отгибал занесенные пеплом ветви. Спустя примерно десять минут они добрались до большой расчищенной площадки в десятки метров шириной, озаренной лунным светом. В центре находилась ступенчатая воронка, по спирали уходящая в глубину и занесенная той же сажей, что и все на Термин. Из недр ее выше деревьев вздымался крошащийся каменный кулак, что являлся Антросу в снах.

Что ты видел?

Видение с новой силой обрушилось на Антроса, наполнив его мысли пламенем и яростью. Та же страшная фигура, те же вихревые облака духов. На мгновение ослепший, Луций пошатнулся и замер на самом краю воронки. Видения и пророчества были знакомы ему так же хорошо, как и осязаемый мир, но ни одно не обладало такой ошеломляющей силой. Затем образы потускнели, и лексиканий поспешил вниз, к развалинам небольшого храма.

Треснувшие колонны и голые стропила создавали гнетущее впечатление; заглянув внутрь через приоткрытые двери, воин понял, что святилище давно забросили. Храм был позабыт, пуст, за исключением нескольких сугробов пепла. Ползучие растения оплели каменную кладку, скрыли остатки панелей управления и исследовательского оборудования. Лес грозил целиком поглотить здание.

Луций и Миос вошли внутрь. Хотя большая часть приборов давным-давно разрушилась, наверху стен еще виднелись прекрасные фризы. Над головами вошедших Бог-Император простирал руки к звездам, туда, где Он сеял семена растущего Империума.

Снаружи раздался странный шум, и лейтенант отпрянул от двери, подняв ружье.

— Они идут, — сказал он севшим голосом.

Антрос пригнулся, когда из карьера начали подниматься бесчисленные сеполькрале, всползая вверх по каменному кулаку. Раньше лексиканий видел только, как твари нападают небольшими роями, теперь же его глазам предстал сонм чудовищ. Сотни ксеносов, прежде таившихся в недрах, сплошным потоком изливались из теней, влекомые запахом смертной плоти.

— Капитан Ватрен? — прошептал по воксу Антрос, но ответом, как он и ожидал, стал лишь треск помех. В бурях пепла, бушевавших на Термии, смешались и ядовитые вещества, и заряженные частицы, а потому дальняя связь стала практически невозможной сразу после высадки. Лексиканий закрыл вокс-канал и приготовился дать тварям бой, приказав Миосу оставаться внутри.

Он уже собирался выйти наружу, когда заметил, как странно ведут себя ксеносы. Роящиеся возле кулака сеполькрале затопили весь карьер и теперь слипались, словно нити, сжимаясь и скручиваясь. По мере того как число пылевых червей росло, клубящаяся масса постепенно росла, ширилась, неизбежно приближаясь к дверям храма. Антрос приготовил пистолет.

— Кровавого Ангела вам так просто не взять…

Внезапно чужаки заполнили пространство таким ослепительным сиянием, что было больно смотреть, но Антрос и так понял, что предсказанный момент настал.

Что ты видел?

Видение снова потрясло его; возникло ощущение, что вот-вот произойдет нечто важное. Сеполькрале уже касались дверей. Он слышал, как они скребутся о кладку.

— Оставайся внутри! — зарычал Луций на Миоса, а затем шагнул наружу.

Но ксеносы, словно не замечая его, бросались друг на друга, образуя ураган призрачных силуэтов, смерч, в эпицентре которого находилась неразличимая фигура. Вот он, гибельный ужас, что преследовал Луция. Наконец-то он встретился со своим демоническим врагом лицом к лицу. Прошлое и настоящее столкнулись, когда события видения развернулись перед Антросом.

Во сне ему казалось, что пылевые черви закрывают собой фигуру, но теперь он понял: они нападают на нее в попытках впиться в плоть. Антрос почувствовал, что ему трудно стоять. Он был опьянен пророчеством, ослеплен предчувствием.

Как и в царстве грез, черты незнакомца расплывались, но, когда он приблизился, Антрос наконец осознал правду. Он видел этот момент множество раз.

— Мефистон, — выдавил он, и сердце чаще забилось в груди.

Властелин Смерти бросился на врагов.

Когда старший библиарий ринулся на ксеносов, воздух наполнился хором металлических воплей. Он обрушился на чужаков, расправив черные крылья, и принялся разить их окутанным пси-энергией мечом, который сжимал обеими руками. Сеполькрале взрывались и вспыхивали белым пламенем, разлетаясь клочьями бледного мяса. Мефистон бился все так же хладнокровно и выверенно, как прежде. Он словно вознесся над смятением, и на лице его не было ни следа эмоций.

Ксеносы отвернулись от Антроса, который пораженно и безмолвно наблюдал за происходящим. В выпадах и пируэтах Мефистона он видел мрачную красоту войны; однако поток мерцающих змеев, изливавшийся из недр скважины, не иссякал. На место каждых десяти убитых Властелином Смерти вставали двадцать, а на их место — тридцать. Сколь бы смертоносным ни было его мастерство, даже старший библиарий не смог бы убить всех. Сеполькрале не проявляли ни страха, ни осторожности; они катились на Мефистона, как лавина.

Антрос тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. Он сбежал вниз по ступеням и начал стрелять в тварей, поднимавшихся из ямы. С каждым рыком его пистолета ксеносы взрывались, и воздух наполнялся клубами пепла и праха.

Мефистон же сражался, словно не замечая брата, стремительно сжигая неприятелей психосиловым мечом. Время шло, но они бросались на него вновь и вновь: сверху, снизу, со всех сторон, пытаясь проскользнуть мимо меча. Мастерство старшего библиария поражало, но Антрос невольно задумался: что произойдет, если хоть одна тварь проникнет в доспехи, найдет трещину? Если они вселятся в Мефистона, как в других жертв… Не стоило об этом думать. Луций изгнал страх, выпустив очередной разряд, и довольно улыбнулся, озирая гору трупов. Быть может, он и ошибся в трактовке видений, но все же был рад находиться здесь и помогать господину нести возмездие отвратительным созданиям.

Противники атаковали снова и снова, пока не произошло немыслимое: Мефистон начал уставать под напором бесчисленных тварей. Взмахи его меча замедлились. Невероятно, но он даже стал промахиваться, оступаться, запинаться.

Лицо Властелина Смерти, прежде неподвижное и безмятежное, как у умершего, тоже менялось. Теперь, когда Мефистон понял, что даже на пределе возможностей он не способен уничтожить всех ксеносов, его рот искривился в горьком оскале. Антрос не понимал, направлен гнев его господина на врагов или же на собственную неспособность истребить их, но это было не важно. Главное, что старший библиарий потерял самообладание. Прежде Луций никогда даже не слышал о подобном.

Наконец Мефистон отбросил меч и высвободил чистую мощь своего разума, выкрикивая тайные клятвы и направляя огромные потоки психической силы через ладони. В следующий миг через пространство пронеслись столбы света, испепеляющие все на своем пути.

Антрос отскочил и перекатился в сторону, когда в него полетел шар энергии. Заряд угодил в участок стены над ним, проделав огромную дыру. Когда лексиканий перевернулся на спину и увидел, что на него падает извивающаяся масса ксеносов, то сразу же выпустил очередь болтов. Грянули взрывы, и на лестницу шлепнулись опаленные куски белого мяса. Вскочив на ноги, Луций стал высматривать Мефистона.

Толпа сеполькрале превратилась в гору, выросшую вокруг раскаленного ядра ненависти, которым был Мефистон. Антрос почти не видел его, однако мощь Властелина Смерти явственно ощущалась всюду. Пространство прошивали переливчатые сгустки энергии, прожигавшие целые просеки сквозь полчища ксеносов и близлежащий лес. Немало зарядов попало в храм, отчего здание начало крениться и рушиться.

— Миос, — пробормотал Антрос, вспомнив о гвардейце, и помчался обратно по ступенькам, на ходу стреляя из пистолета и сопротивляясь ударным волнам, прокатывавшимся по карьеру по мере того, как разгоралась ярость Мефистона. Антрос услышал, как тот кричит от злости, — вопль этот ничем не походил на человеческий и пробирал до мозга костей.

Храм омывал свет варпа. Местами кровля уже обвалилась, обломки скрыли мозаику пола. Луций подозревал, что найдет лишь раздавленный труп, но лейтенант все еще сидел внутри, съежившись и держа ружье наготове.

— Убирайся отсюда. — Антрос показал на дверь и повел его к выходу. — Мы сами разберемся с ксеносами.

Миос посмотрел наружу сквозь осыпающиеся стены и застыл в изумлении, опустив оружие.

Вокруг Мефистона кружились сотни пылевых тварей. Его гнев пылал так ярко, что казалось, на расчищенной площадке взошло солнце. Не только лейтенант не мог смотреть на него, но даже Луцию пришлось прищурить глаза.

— Довольно! — Дикий безумный крик ударил внезапно.

Солнце раскололось.

Невероятная сила обрушилась на Кровавого Ангела и гвардейца, отбросив их к развалинам. Антрос успел схватить лейтенанта, когда их обоих подбросило в воздух, и попытался заслонить его от града обломков. Лексиканий врезался в стену, пробил ее и со стоном приземлился. Болт-пистолет вылетел из его руки.

Змеи лениво ползли среди звезд, смыкая челюсти на небесных телах. Грифон встал на дыбы над пламенем, защищая небеса, и проревел имя: «Мефистон!» Мир сгорел.

Антрос лежал неподвижно, пока в его сознании проносились видения.

Кто-то задыхался под развалинами. Выл в неугасимом гневе. Мертвый и неумирающий. Женщина шла к ним сквозь клубы испарений, зовя на помощь. Ее лицо было скрыто под пеленой. Кожа ободрана. Вуаль пропиталась кровью там, где касалась изувеченного лица. Что ты видел?

Видения отступили, и глазам Антроса вновь предстала воронка. Ослепительный вихрь исчез, остался лишь тусклый свет луны. Рядом лежал Миос — оглушенный и окровавленный, но живой. Но над ямой все еще разносился жуткий звук, похожий на звериный рев, отчего опустившаяся тишина показалась еще более зловещей.

Антрос поднялся и помог Миосу встать на ноги. Как только они выбрались из-под обломков строения, Луций замер, пораженный открывшимся ему зрелищем. Он не был уверен, где заканчивается видение, а где начинается реальность.

Лейтенант шагнул вперед, шатаясь и тряся головой.

Сеполькрале были мертвы. Все до единого. Карьер вокруг каменного кулака был доверху завален их горелой плотью. От вони жженого мяса, от вида наваленных грудами тел казалось, что они не в лесу, а на скотобойне. Но Антрос и Миос зачарованно смотрели не на бесчисленные трупы, а на Мефистона. Во всяком случае, Луций думал, что видит перед собой Мефистона. Припавшее к земле на краю воронки создание носило те же рельефные багровые доспехи, что и старший библиарий, — и все же было иным. Сквозь броню Властелина Смерти, разрывающего трупы ксеносов, сочился эфирный свет, а плоть его окружало вязкое темное пламя.

Ошеломленный Антрос замер, но лейтенант уже шел вниз по лестнице.

— Ты уничтожил их, — сказал он, протянув руку к Мефистону. — Столь многих…

Мефистон посмотрел на него. К его лицу прилила кровь. В глазах сверкнул темно-карминовый огонь. Блеснули зубы, жуткие и белые. А затем он бросился на Миоса.

Лейтенант завыл от ужаса, когда Кровавый Ангел вцепился в него.

Мефистон схватил его за горло и легко поднял над головой, что-то бездумно рыча. Он замахнулся, словно готовясь бросить Миоса в развалины. Из брони посыпались искры.

— Стой! — закричал Луций.

Слова ударили старшего библиария, словно пощечина. Он отшатнулся, сойдя по ступенькам, и выронил Миоса.

Солдат тяжело рухнул на землю, а Антрос пошел за Мефистоном, не зная, что делать.

— Вы ранены, старший библиарий?

Мефистон бросил на него свирепый взгляд, словно загнанный зверь, готовый к нападению.

— Антрос… — Он выговорил это имя с трудом, чужим голосом; потом повторил вновь, но уже увереннее: — Антрос…

Внезапно старший библиарий переменился. Он поднялся, ссутулясь, оскал исчез с его лица, темное пламя угасло. Мефистон окинул взглядом учиненную бойню.

— Что?.. — начал было он, но умолк и в полном смятении уставился на Луция.

Старший библиарий поднял меч с земли и изумленно поглядел на него. От острия до рукояти Витарус был покрыт кровью ксеносов.

— Мой господин… — начал Антрос, но осекся.

Мефистон заметил лейтенанта Миоса — безмолвного, тряпичной куклой распростертого на ступенях.

Властелин Смерти посмотрел на тело; поднял на Луция полуприкрытые глаза.

— Старший библиарий, — выдохнул Антрос, подойдя к нему, — вы перебили столь многих тварей. — Он посмотрел на груды изувеченных тел. — Что бы ни произошло дальше, сеполькрале навсегда запомнят день, когда они встретились с сынами Сангвиния.

Мефистон вытер кровь с лица, явив похожую на воск кожу. Когда он повернулся к Антросу, его глаза все еще были затуманены, а в голосе пробивались нотки злости:

— Что ты видел?

Антрос едва не закричал, услышав слова, которые так давно являлись ему в прозрениях. Этот вопрос уже много месяцев отдавался в его сознании. Пока Мефистон смотрел на него, сверкая глазами, в которых тлел животный голод, Луций понял, что все еще видит тень в разуме старшего библиария. Связь, которую он ощутил во время битвы, росла, укреплялась, становясь постоянной. И теперь, когда библиарий заглянул в разум своего господина, он явственно понял, что Мефистон готов убить его.

— Что ты видел? — повторил Мефистон, подойдя ближе.

— Я видел, как вы уничтожили наших врагов. Как вы повергли их в…

— Нет, — перебил его старший библиарий; голос Мефистона звучал тихо и угрожающе. Он схватил Антроса за руку, не выпуская Витарус. — Ты видел не только это. Что ты видел в моем разуме, лексиканий Антрос?

— Я видел странные вещи, — признался Луций, запнувшись, и попытался заглянуть Мефистону в глаза. — И я не понял их значения.

Мефистон крепче сжал пальцы, и Антрос начал молиться.

На ступенях застонал Миос. От этого звука что-то дрогнуло в глазах старшего библиария. Он выпустил лексикания и отвернулся. Когда Антрос вновь взглянул на старшего библиария, тот больше ничем не напоминал чудовище. Это вновь был господин либрариума, спокойный и отстраненный. Терзавшие Луция страхи казались теперь абсурдом. Да как он мог даже подумать, что Мефистон навредит одному из своих слуг?

— Позаботься о нем, — сказал Властелин Смерти, кивком показав на Миоса. — Мне нужно найти капитана Ватрена и очистить долину от мертвецов, иначе эвакуация обернется еще большим хаосом.

Он глубоко вдохнул, стер с лица кровь и пошел к краю поляны, но, не дойдя, оглянулся:

— Мне предстоят дела в Кронийском секторе, но после моего возвращения на Ваал мы с тобой поговорим. Не рассказывай об этом никому.

— Мой господин, я и не знаю, что сказать.

— Ничто из этого не является тем, чем кажется. — Похоже, Мефистон его не услышал. Его голос прозвучал странно, словно в нем смешались разные акценты, отчего Луций едва мог разобрать слова. — И было бы неразумно бросать тень сомнения на меня, на те идеи, что несут надежду нашему кровному роду.

— Конечно, мой господин… — начал Антрос, но Мефистон уже исчез среди деревьев.

Лексиканий повернулся к Миосу, желая скорее перевязать его раны и отнести лейтенанта в лагерь, но встретился с застывшим пустым взглядом.

Миос был мертв.

— Ты переродился.

Пресвитер Кохат пошатнулся в темноте, потрясенный тем, что он не один, и растянулся на груде костей.

— Кто это? Кто там? — пробормотал он, вглядываясь в дым и трясясь всем телом.

Пламя окрашивало все в красный цвет — и руины, и трупы, — отчего ему казалось, что он находится в брюхе огромного зверя. Мир разрывал себя на части в буре крови и прометиевого огня. Словно демоны, над головой с воем проносились транспортно-боевые самолеты «Валькирия», рассеивающие мрак зажигательными снарядами и болтерным огнем, в то время как долина внизу была завалена телами мертвецов.

Кохат пошарил рукой среди останков и, дрожа, вытащил пистолет из пальцев убитого солдата. Как такой тихий голос можно было расслышать за грохотом артиллерии? Варповство. Он чувствовал его маслянистый и металлический привкус в ночном воздухе.

— Что я наделал? — прошептал священник. — Зачем я ушел? Почему именно сегодня?

Он махнул оружием, показывая на далекую линию фронта, и заговорил громче, стараясь, чтобы его голос звучал сурово:

— Я здесь не один. Мне достаточно только позвать гвардейцев, и…

Нечто плыло к нему в темноте.

— Стой! — Он припал к земле и прицелился. — Покажись!

Никто не ответил, и пресвитер не стал повторять вопрос. Нет, он не даст поглощающему Дивинус Прим безумию забрать и его. Теперь, когда он наконец узрел истину, смерть для него стала бы слишком жестокой шуткой судьбы. Он должен был выжить. Несмотря на дрожь в руках, Кохат смог выпустить очередь. Вспышки беспорядочных выстрелов озарили лежавшие на земле трупы, и те словно пустились в пляс, дергаясь в такт с каждым выпущенным лазерным зарядом.

Когда тень упала, пресвитер Кохат опустил пистолет и заморгал, пытаясь избавиться от пляшущих перед глазами искр и рассмотреть, кого же он убил.

— Мы все перерождаемся. С каждым вздохом. — Голос раздался вновь, на этот раз ближе и как будто из-за спины. — Человек, который выстрелил, уже исчез, стал призраком.

Экклезиарх выругался и попятился, тыча пистолетом во тьму.

— Любая мысль переделывает нас. Всякое решение возрождает. — Незнакомец говорил отстранение, словно размышлял вслух. — Всегда есть еще один шанс.

Кохат снова открыл огонь, уже не пытаясь целиться, и вновь его взгляду открылся лишь пейзаж из подсвеченных синими вспышками трупов.

— Покажись! — заорал он.

— Ты убьешь меня, даже не узнав мое имя? — В вопросе незримого собеседника не было злости: лишь легкое удивление.

Священник выплюнул новое проклятие, осознав, что источник голоса находится прямо над ним. Он посмотрел наверх и увидел сгусток мрака — тень среди теней; и тень эта заслоняла пылающие небеса, пикируя прямо на него. Кохат в панике попятился, спотыкаясь о камни, и дал очередь вверх. В дульной вспышке синего пламени пресвитеру открылось зрелище столь ужасающее, что он закричал.

Залитые кровью развалины породили свое воплощение — гиганта, словно высеченного из того же багрового камня, белолицего демона, летящего на черных крыльях смерти.

Пресвитер стрелял, но все было тщетно. Каждый разряд лишь разбивался об освежеванные мускулы и освещал гротескное лицо — маску из потрескавшегося алебастра. Когда же Кохат увидел глаза чудовища, то зарыдал, ибо уловил в дьявольском взоре средоточие всего того безумия, что охватило несчастный мир.

Ноги пресвитера подкосились. Он споткнулся о расколотую колонну, ударился головой и рухнул в канаву, потеряв сознание.

Когда же священник пришел в себя, то увидел, что чудовище стоит к нему спиной. Светало, и теперь Кохат понял, что ошибся. Бескожие мускулы оказались на самом деле прочной броней, сделанной искусно и старательно по образу и подобию ободранной плоти. Должно быть, крылья почудились ему от ужаса; однако незнакомец и вправду был великаном — ростом почти в два с половиной метра. Сначала священнику показалось, что перед ним смертный воин, но затем свет переместился на руины и скользнул по коже гиганта. Тогда Кохат осознал, что перед ним призрак.

К облегчению священника, зловещий дух не смотрел на него. Призрак сидел рядом с трупом одного из драгун, что пришли из столицы. Осколок пробил шлем и череп несчастного; в сером веществе мозга кишела целая стая голодных молочно-белых червей. Призрак внимательно наблюдал за этим жутким зрелищем. При всем своем страхе священник не мог отвести взгляда, чувствуя неестественное желание узреть, что же делает дух. Он смотрел, как великан снимает латную перчатку и выводит на грязной земле причудливые символы. Затем дух вытащил из-под мантии длинный церемониальный нож, рассек ладонь и сжал кулак. Меж пальцев его заструился ручеек крови. Падая на знаки, алые капли растекались вдоль них так, словно были живыми и знали предназначенный им путь. Когда жуткие письмена заполнились кровью, они замерцали, будто в ней содержалась металлическая пыль. Призрак прошептал что-то неразборчивое и опустил на багровые буквы рассеченную ладонь. В тот же миг знаки зашипели, вздулись пузырями, и, когда дух отвел руку, экклезиарх увидел, что теперь слова выжжены на земле.

Кохат с трудом заставил себя отвернуться от причудливого обряда, осознав, что сейчас, пока монстр поглощен своим трудом, у него есть возможность бежать. Он осторожно приподнялся, стараясь не шуметь.

— Что ты видишь? — вдруг спросил призрак, кивнув на изувеченное тело. Голос его был холодным и нечеловеческим.

Больше всего на свете Кохату хотелось бежать, но, глядя на труп, он вспомнил все ужасы, которые видел за последние несколько месяцев, все акты кровопролития, вызванные бессмысленной войной. Ярость закипела в нем и подсказала неожиданный ответ:

— Напрасную жертву.

— Напрасную? — повторил призрак, не оглядываясь. — Странный выбор слова, пресвитер Кохат. Что может быть достойней борьбы за выживание? — Он взял одного из извивающихся червей. — Это понимают даже низшие существа, а тебе и мне открыты куда более высокие истины. Мы служим до самой смерти, пресвитер Кохат, до самой смерти. Так было всегда. — Гигант помедлил, стирая кровь с руки. — Или, быть может, вы усвоили новую философию?

— Выживание? — побагровел Кохат, обводя рукой сцену резни, развернувшуюся в отдалении. — И где же ты его увидел?

Призрак обернулся и поглядел в означенном направлении, явив исхудавшее лицо, белое, словно кость. Во тьме умирали гвардейцы из бесчисленных полков, рубили и стреляли друг в друга среди пожаров. Но еще более жалкое зрелище являли собой Дети Обета — жрецы из братства Кохата. Они стояли на коленях и молились, держа дискосы и кадила, даже когда их расстреливали из лазерных ружей. На лице духа не отразилось ни тени чувств, охвативших священника.

— Откуда тебе известно мое имя, призрак? — процедил священник, ища взглядом выроненный пистолет. — Призрак?..

И тогда, к ужасу пресвитера, фантом посмотрел прямо на него. На мгновение Кохат встретил взгляд его жутких глаз.

— Что ты видишь? — повторил гигант, все еще держа в руках червя.

— Смерть… — выдавил Кохат.

Земля неожиданно сместилась и швырнула пресвитера вперед. Задыхаясь, он приземлился всего в нескольких футах от призрака.

— Приглядись.

Вместо этого Кохат обернулся, чтобы взглянуть на умирающих собратьев, протянул к ним дрожащую руку.

А затем против воли его голова дернулась назад, и личинка оказалась перед самым носом экклезиарха. Вымазанная в крови, набухшая, сжимающаяся и извивающаяся меж пальцев призрака. Кохат уловил переливчатый блеск и пригляделся. Плоть личинки медленно разошлась, высвобождая прозрачные крылышки.

— Смерть или перерождение?

В голосе призрака звучало сомнение. Он действительно хотел услышать ответ. Пресвитер осмелился заглянуть духу прямо в глаза. Увиденное в них сокрушило его разум, и Кохат завопил — так громко, что его вопль был слышен даже сквозь грохот битвы. А когда крик умолк, священник уже отошел в мир иной.

В округлой башне пробил колокол, призывая сонм горбатых призраков, и те хлынули из теней: бледные, истощенные сервы, семенящие на паучьих лапах саванты и закутанные в мантии писари с трубчатыми конечностями. Все они печатали на бегу, стуча по керамическим клавишам пальцами с металлическими суставами, и пели гимны, исторгая их из смазанных маслом глоток. Когда весь этот поток затопил крытые переходы башни, те наполнились шелестом пергамента и звуками хоралов, в которых смешались восторг и страх.

С увеличением толпы росли общие смятение и исступление; вскоре слуги стали беспорядочно метаться по украшенным множеством статуй залам либрариума. Крепостные яростно спорили о точном значении сигнала тревоги, в то время как сервописцы с пустыми глазами извергали на них потоки данных, выдавая перфоленты лязгающими руками. Казалось, что вот-вот суматоха может привести к насилию, но тут в центр вышел гигант в полночно-синих доспехах и навис над собравшимися. При себе Луций Антрос имел украшенный посох высотой почти с него самого. Им он и ударил несколько раз в плиты, оповестив о своем присутствии.

В тот же миг невольники прекратили спорить и расступились, давая дорогу библиарию. Даже механические сервиторы не гудели, но отползали и отъезжали с пути Антроса. Он поднялся на железную кафедру и посмотрел на море обращенных к нему лиц. Луций выделялся даже в столь странной и разномастной толпе. На нем не было шлема, а потому слуги видели лицо типичного Кровавого Ангела: словно высеченное из мрамора, благородное и нечеловечески прекрасное, обрамленное гривой светлых волос, ниспадавших на плечи. Хотя его внешность, бесспорно, производила впечатление, притягивало к нему внимание совсем другое. Совершенные черты Антроса искажал страшный голод, жажда, горевшая в его безупречных голубых глазах.

Представшее перед ним зрелище не прибавляло Луцию добродушия. Одержимость, бурлившая в разумах даже самых опытных из его кровных рабов. Абсурдные намеки на панику. Он позволил своему сознанию скользнуть через толпу, подхватывая мысли слуг, заглядывая в их ограниченные бедные души. Одного лишь нарушения привычного распорядка дня оказалось достаточно, чтобы привести их в неистовство. Антрос вздохнул. С самого возвращения с Термин он словно был погребен заживо в этих залах среди робких бюрократов и близоруких писарей. Вдобавок к этому после смерти лейтенанта Миоса библиарий почти не мог спать: в снах к нему вновь и вновь приходили воспоминания о бойне в карьере. Он со смешанными чувствами ожидал вызова от Мефистона.

Впрочем, понять, кто виновен в начавшемся здесь и сейчас беспорядке, было легко. Сама верховная педантка.

— Схоласт Гор? — спросил он голосом сильным и звучным. — Ты здесь?

На другом конце зала раздался шорох, и через толпу к нему двинулась женщина, облаченная в алую мантию, вышитую позолоченными рунами. На свой лад Димитра Гор поражала так же, как и сам библиарий: она была столь высокой и худой, что казалось, одежда висит на ней как на вешалке, а капюшон скрывал голову, напоминавшую иссохший череп. Только острые выступы плеч выдавали, что под тканью скрывается хрупкое и истощенное тело. Черты лица — угловатые и андрогинные, под тонкой кожей просвечивают пульсирующие вены. Одним словом, она воплощала собой все, что Антрос находил удручающим в своих подчиненных. Димитра была сухой, словно пыльные ломкие страницы древних томов. На кафедру она поднялась неспешными и осторожными шагами, словно подбирающийся к добыче богомол.

— Это твоих рук дело? — спросил Антрос, кивком показав на воющие над головой рупоры.

По либрариуму все еще разносился искаженный и усиленный звон колоколов.

Даже Димитра, невероятно высокая по меркам смертных, выглядела ребенком рядом с огромным библиарием.

— Да, лексиканий, — почтительно ответила она, не отрывая взгляда от пола. Говорила женщина сквозь сжатые губы, черты лица оставались неподвижными. Еще более странной ее внешность делали большие, широко расставленные глаза с радужной оболочкой столь темной, что казалось, в них есть только зрачки.

Антрос чувствовал, что, пусть служители Округлой башни и не глядят на них, они внимательно ловят каждое слово, и верны они скорее Димитре, чем ему — их новому господину. Лексиканию не было дела до запутанной иерархии и правил кровных рабов, однако он не собирался терпеть неуважение.

— Значит, я переоценил тебя, ведь даже самый юный рубрикатор может запомнить обряды созыва. Что за абсурдная причина заставила тебя подать такой сигнал?

— Предсказания были предельно ясны, — сказала Димитра, подняв на него глаза, похожие на кремниевые диски.

— Ты хотела сказать: предсказания были предельно ясны, лексиканий! — прорычал Антрос.

— Простите меня, мой господин, — ответила она севшим голосом. — Знамения были предельно ясны, лексиканий. В Остенсорио[5] образовался психический разлом. Предупреждение пришло к нам от высшей инстанции, самого лорда Рацела. Нам следует запечатать ворота и удостовериться, что никто не выйдет из башни и не войдет в нее.

— Рацел? О чем ты говоришь? — Антрос недоверчиво покачал головой, услышав имя приближенного Мефистона. — Психический разлом прямо в Аркс Ангеликум? Внутри либрариума? Покажи мне.

Димитра медленно достала связку тонких пергаментных свитков, бережно скрепленных восковыми печатями. На безволосой макушке женщины словно рос лес обрамленных медью линз, десятков устройств всех форм и размеров, закрепленных на металлическом гребне. И они двигались, пока Димитра мучительно медленно осматривала документы, вчитываясь в каждую страницу и перелистывая их длинными морщинистыми пальцами. Наконец она подняла один свиток и воспользовалась механическим лорнетом, чтобы прочесть внимательнее. Тот зажужжал и щелкнул, опустившись перед глазами и сфокусировавшись на пергаменте. Гор кивнула, передав документ Антросу.

— Похоже, прямо сейчас проводится кровавый обряд, но не в соответствии с ожиданиями лорда Рацела.

— Лишь самых старших представителей либрариума допускают в Остенсорио. — Антрос покачал головой. — Рацел проследил бы за тем, чтобы все шло как надо.

Взгляду его улучшенных зрачков предстали плавные глифы и руны. Луций не сомневался, что схоластка неправильно истолковала знамения. Лишь самым могущественным из библиариев дозволялось проводить обряды в Остенсорио: сама мысль, что они могли потерять контроль, казалась смехотворно нелепой. Но затем в голову лексиканию пришла другая мысль. Каким бы нелепым ни было это сообщение, оно позволяло ему избавиться от утомительной рутины обязанностей в башне, а возможно, даже узнать что-нибудь о Мефистоне. Он запихнул пергамент в висящий на поножах мешок и обернулся к толпе.

— Я нанесу краткий визит в Остенсорио. Возвращайтесь в свои скриптории и продолжайте работать.

Никто из слуг не осмелился посмотреть на него, но в сознании их промелькнуло облегчение. Писцы ненавидели, когда что-то мешало им трудиться, и редко покидали башню.

Сервы и сервиторы начали поспешно расходиться, шелестя старыми одеждами.

Антрос же сошел с кафедры и зашагал по камням через скриптории, калефактории[6] и библиотеки Округлой башни, а затем вошел в главное здание через восточные врата. Луций пересек парящий мост, называемый Копьем Сангвиния; теперь путь его пролегал через бесчисленные комнаты писцов, сакрариумы[7] и реликварии Сагрестии. Все это время он слышал звон колоколов. Наконец лексиканий ступил в старейшие залы либрариума — в темные и узкие коридоры с потрескавшимися крылатыми статуями, чьи скрещенные мечи образовывали арки. Туда же спешили кровные рабы из других частей либрариума, и на лицах их Антрос вновь увидел смятение и нелепое исступление. Никогда прежде он не сталкивался ни с чем подобным.

Антрос нахмурился и недовольно заворчал: в тенях под одной из статуй слонялся без дела жрец из Адептус Министорум. Вот уже несколько месяцев, как на Ваал прибыли восхищенные паломники из Кронийского сектора, на взгляд Антроса, странные даже по меркам Экклезиархии. В бело-золотистых одеяниях не было ничего необычного, но вот кожа их была покрыта свинцовыми белилами, а вокруг глаз нанесены румяна, отчего в зависимости от освещения лица паломников казались либо зловещими, либо нелепыми. С собой бледнолицые фанатики носили знамена, украшенные изображением ангела. До Антроса доходили слухи, что и стяги, и окрашенные лица служили данью уважения Властелину Смерти. Если так, то это оскорбляло достоинство старшего библиария; но, как ни странно, совет ордена допустил небольшую группу пилигримов и в либрариум. Прежде Луций о таком не слышал, но говорили, что приказ отдал сам Мефистон. Впрочем, суетившийся возле статуи фанатик, похоже, не понимал, какую ему оказали честь, — он молился и вопил самым неподобающим образом, прося дать ему увидеть старшего библиария хотя бы краем глаза. Конечно, сам Властелин Смерти не прохлаждался в либрариуме, да и едва ли паломник узнал бы своего идола, даже если бы тот прошел совсем рядом.

Наконец Антрос добрался до северных врат Остенсорио и остановился, улыбнувшись при виде огромных створок. Они представлялись истинным чудом. Алые глыбы ваальских скал многометровой высоты, покрытые мерцающими, похожими на капли крови камнями, высеченными в Круоровых горах. Их покрывали образы, запечатлевшие детство самого Сангвиния и его первую встречу с Богом-Императором.

Но улыбка Луция померкла, когда он увидел боевых братьев из четвертой роты, собравшихся у подножия ступеней перед огромными вратами. Два отделения космодесантников в полной боевой экипировке нависали над метавшимися между сооружениями кровными рабами. Казалось, свои покрытые прекрасной гравировкой болтеры воины держат небрежно и беззаботно, но одного взгляда на безликие забрала их шлемов было достаточно, чтобы ощутить, что смотришь в лицо смерти.

Антрос пошел к возглавлявшему их капитану — единственному воину, что стоял, сняв шлем и закрепив его магнитами на боку.

Суровое лицо офицера выглядело так же, как и у героев, высеченных на алых вратах позади. Он казался столь же нечеловечески совершенным, как и сам Луций, но в нем также была уверенность, достойная ветерана, которой сам лексиканий пока не ощущал. О смертности капитана напоминал лишь широкий рваный шрам, рассекавший его левую щеку по диагонали от правого уголка рта.

— Капитан Ватрен, — поприветствовал его Антрос, поднявшись по ступеням.

— Лексиканий Антрос! — пророкотал космодесантник, кивнув в ответ. Даже без шлема его голос гудел, как набат.

Они встретились во время очищения Термин, но капитан никогда не вспоминал об этой войне.

— До меня в Округлой башне дошли странные вести, — заговорил Антрос. Он не был уверен, что сможет убедить офицера впустить себя, но решил попытаться. — Согласно предсказаниям, эпистолярию Рацелу нужна моя помощь.

Капитан приподнял бровь:

— Если мои учителя действительно собрались здесь, сообщите лорду Рацелу, что я…

Капитан поднял руку, призывая его к молчанию, словно обычного слугу, и Антрос с трудом удержался от того, чтобы не огрызнуться.

Ватрен смотрел вдаль, пока у него в ухе звучал треск вокс-бусины. Похоже, офицер был явно удивлен услышанным посланием.

— Да, — сказал он. — Лексиканий из Округлой башни, Луций Антрос. Он уведомлен о происходящем.

Вслушиваясь в треск, капитан кивнул:

— Да он прямо передо мной. Хорошо.

После секундного колебания он отступил в сторону и взмахом болтера показал Антросу на проход внутрь, а затем взял его за руку.

— Будь осторожен, брат, — сказал Ватрен, тревожно глядя на Остенсорио. — На твоем месте я бы ждал в Ауранской часовне и не высовывался. — Ангел скривился от отвращения. — Насколько я слышал, лорд Рацел занят чем-то… необычным.

Антрос не удивился ни словам капитана, ни его тону, ведь мало кого в ордене не тревожили мистерии и тайны либрариума. Потому Луций лишь кивнул и пошел дальше.

Впереди другой боевой брат из Четвертой роты открыл ему дверь у подножия врат, куда меньшую, — всего лишь около шести метров высотой. Ее убранство выглядело столь же прекрасным, как и на самих вратах, но Антрос не стал медлить и вошел внутрь. Дверь захлопнулась за ним.

В мрачном зале уже собралось несколько представителей либрариума — кодициев и эпистоляриев, готовых к битве и закованных в тяжелую блестящую синюю керамитовую броню. Никогда прежде Антрос не видел стольких своих братьев в одном месте. Луций сразу же ощутил, что проводится великий ритуал, — воздух пропитался кровавой магией. Под бочарными сводами на сверкающих золотых крыльях кружили стаи херувимов с мертвыми глазами. В пальцах они сжимали кадила, блестящие при свете свечей и оставляющие позади тонкую пелену алого тумана, а под крошечными полненькими ногами развевались листы пергамента. Но даже сильный запах благовоний не мог скрыть отдающую железом вонь, как после бойни. Антрос прошел через часовню и поднялся по ступеням, чтобы лучше наблюдать за происходящим.

На другой стороне зала виднелась мерцающая гололитическая проекция жреца Министорума, сидевшего на богато украшенном церемониальном троне. Даже сквозь плывущие по залу клубы красного тумана Антрос видел, что перед ним старший прелат Экклезиархии. Жирное тело прелата скрывала вышитая прекрасными образами Золотого Трона риза, увешанная всевозможными амулетами. Как и у других пилигримов, его лицо было выкрашено белым, отчего нависавший над собравшимися голографический образ, то появляющийся, то исчезающий из-за вспышек помех, казался призраком. Проекция была огромной, высотой почти двенадцать метров. Лицо жреца подрагивало от предвкушения. Он ерзал и ворочался, не отводя взгляда от библиариев.

У подножия его призрачного трона собрались паломники, чьи лица были скрыты под капюшонами, а руки сложены в молитве. Антрос почти физически ощущал пылающий в их груди огонь. Похоже, они ожидали, что сейчас узрят чудо, о котором так долго просили.

Кровавые Ангелы собрались в центре зала — спиной к проекции, на широком круглом помосте. Они стояли вокруг позолоченной дароносицы, чье высокое металлическое подножие опиралось на массивную мраморную плиту и поддерживало полукруглую медную чашу. Казалось, библиарии преклоняются перед ней, склонив головы и подняв мечи. Раньше Антроса не пускали внутрь Остенсорио: это было место великих тайн, в которые посвящали только самых высокопоставленных представителей ордена. В любое другое время Луция поразила бы красота дароносицы; она была подлинным шедевром — огромная, расписанная элегическими образами ангельских воинств. Однако сейчас его взгляд приковала не древняя реликвия, но парящая прямо над ней, исходящая паром и сыплющая брызгами сфера из кипящей крови.

При виде огромного алого шара Антрос был настолько изумлен, что невольно стукнул посохом по камням. Звук удара эхом разнесся в полумраке.

На него покосились жрецы, но библиарии словно не слышали ничего. Их глаза были плотно закрыты, а от поднятого оружия к сфере тянулись нити из багрового пламени, дрожали и метались, высвечивая во тьме призрачные образы. Сгустки энергии кровавой магии извивались и сияли, питая бушующую над дароносицей адскую бурю. Едва войдя в Остенсорио, Луций ощутил, как что-то тянет его сознание, как психическая энергия отдается в венах и звучит в голове, словно зловещий гимн. Теперь он понял, что то были эфирные эманации, источаемые красной сферой. Она разгоралась все ярче, наполняя разум нечеловеческим протяжным воем, безжалостной песнью варпа.

— Лексиканий! — воскликнул один из библиариев, на мгновение отведя взгляд от дароносицы. Его лицо блестело от пота, но в свете огней казалось, будто он вымазан в крови. Лишь спустя мгновение Антрос узнал скривившееся от боли и напряжения лицо Пелориса. — Подойди ко мне и будь готов! — охнул дрожащий воин. — Мы его теряем!

Антрос бросился к брату. При мысли о том, что он примет участие в столь великом обряде призыва, пульс библиария участился. Подбежав к помосту, Луций увидел, что прямо посреди сферы проступают очертания. Он завороженно вгляделся. Внутри было нечто живое. Нечто, окутанное пламенем.

— Теряем кого? — прошептал он, но Пелорис не ответил.

Библиарии замерли в мучительной тишине, а сфера все росла. Плотно закрыв глаза, Ангелы направляли яростные разряды психического пламени сквозь мечи. Все они казались матросами, что удерживали парус в терзаемом бурей море, дрожа и кривясь от ярости стихийных сил. Антрос почувствовал, как его лицо омывает могильный хлад кровавой магии. Теперь он понимал, почему стражники врат вели себя так, ведь ритуал явно шел не по плану. Это было ясно видно по мрачным лицам, то проступавшим во тьме, то исчезавшим, когда над головой проносились херувимы. Призрачный колосс на другой стороне зала подался вперед, глядя на них расширившимися глазами.

— Сконцентрируйся, — сказал Пелорис, покосившись на Луция. — Будь наготове.

Иглы багровой энергии отделялись от силовых доспехов Пелориса, сверкая в облаках благовоний. Антрос чувствовал энергию, отдававшуюся и в его посохе.

Шум становился все громче, резонируя с плитами, что стонали и скрежетали под сгорбившимися библиариями. Весь зал содрогнулся, словно во время землетрясения.

А затем раздался внезапный треск, словно раскололся сам воздух, и Пелориса сбило с ног, отшвырнуло от дароносицы, как детскую игрушку. Его тело покатилось по камням, взвихряя клубы благовоний, и врезалось в подножие колонны. Библиарий закричал от гнева и досады; направляемая им нить теперь извивалась, будто разъяренная змея.

— Пелорис! — воскликнул стоявший на другой стороне круга библиарий.

Даже в переменчивом свете Антрос в тот же миг узнал его. Эпистолярий Рацел был приближенным Мефистона и одним из старейших ветеранов капитула. Именно он отвечал за большую часть обучения Луция, все еще видевшего в снах надменный взгляд наставника. Психический капюшон Рацела был объят огнем варпа, а все тело поднявшегося на ноги библиария дрожало от напряжения. Искры сыпались из его глаз и рта, шипели и сверкали, но он расправил плечи и воздел меч, не давая направляемой им колонне энергии вырваться из-под контроля.

— Лексиканий Антрос, чинно произнес Рацел, словно приказывал слуге принести напиток. — Сомкни круг.

Несмотря на усталость, он нашел в себе силы бросить на Луция суровый взгляд:

— И не подведи меня, ученик.

Сердце лексикания бешено колотилось в груди, но он шагнул в круг и поймал навершием посоха вырвавшуюся алую дугу. От отдачи он содрогнулся, но устоял, сжав вибрирующий искрящий посох обеими руками. Тело будто горело изнутри, но эта боль казалась мелочью в сравнении с ворвавшейся в голову вереницей образов. Иной мир нависал над Остенсорио. Вокруг бушевали клубы пламени, пока он летел по воздуху на могучих крыльях. Эти картины поражали воображение и были столь чудесными, что лишь благодаря приобретенным навыкам Антрос смог успокоить себя.

— Что это? — закричал он голосом, хриплым от боли, ощутив, как над огромной чашей собирается сущность немыслимой силы. — Что мы призываем?

Рацел не счел нужным ответить, а быть может, и не мог этого сделать. Его губы лишь скривились в еще более презрительной гримасе.

Антрос вгляделся в кровавую сферу, пытаясь разобрать очертания, но они были все еще слишком смутными. Поэтому он посмотрел на братьев-библиариев. Когда свет сферы стал ярче и омыл их, благородные лица стали меняться, становясь все более дикими и злобными. Ангелы завыли от гнева, и понимавший тому причину Антрос завыл с ними. Что бы Рацел ни пытался призвать, теперь они встретятся лицом к лицу с чем-то ужасным. Сам варп пытался проникнуть в святыню крепости-монастыря. Невероятно, но нечто хотело воплотиться в либрариуме. Антрос задыхался, его мысли наполнились гневом и тревогой. Видения вновь нахлынули, грозя захлестнуть его, но затем он ощутил чье-то присутствие позади и, оглянувшись, заметил Пелориса. Лексиканий едва стоял, психический разряд расколол его броню. Изо рта текла кровь, но Ангел смог кивнуть брату:

— Я справлюсь, если ты падешь.

— Что мы… — начал Антрос.

— Пора! — закричал эпистолярий, рассекая мечом воздух.

Он ударил по медному круглому каналу, что был погружен в плиту, и высек яркий фонтан искр. Его примеру последовали и другие библиарии. Рубанув мечами по металлу, они рассекли нити силы, и вспышка алого свечения окутала помост. На мгновение сфера вспыхнула белым огнем, ослепив всех, а затем свет погас во всем зале.

Потерявший равновесие Антрос, пошатываясь, двинулся вперед, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть во мраке. Сперва он не видел ничего, лишь слышал тяжелое дыхание братьев и чуял густой запах крови. А затем, когда глаза привыкли к темноте, он различил сгорбленную тень, едва заметную в центре круга.

«Я был уверен, что найду там ответ, — приглушенный голос раздался прямо в разуме Антроса. — Но не нашел ничего».

Вновь загорелись жаровни, зажглись свечи херувимов, и свет вернулся в зал, озарив того, кто находился посреди помоста. Наконец Антрос увидел, что же за создание они вызвали из варпа. То был Мефистон — старший библиарий Кровавых Ангелов и глава либрариума.

Властелин Смерти вернулся.

В отличие от собравшихся в Остенсорио астартес, Мефистон носил не синие, а багровые латы, керамитовым пластинам которых к тому же со всем старанием придали форму освежеванных мускулов. Когда Властелин Смерти поднялся с пола, мантия заклубилась вокруг него, словно растекающаяся по воде кровь. Позади все еще виднелся тусклый блеск сферы — кружащей во мраке пустоты, сквозь которую проглядывали звезды.

Когда вновь вспыхнули свечи, взгляду Антроса открылись распростертые на каменном полу библиарии. При виде своего повелителя они вскочили на ноги, подхватили выпавшие из рук клинки, построились сомкнутыми рядами и ударили рукоятями мечей в нагрудную броню.

— Старший библиарий! — закричали они голосами гордыми и хриплыми.

Вставший вместе с братьями Луций также поднял меч и выпрямился, пораженно смотря на Мефистона.

В то же мгновение проекция жреца поднялась с трона и начала что-то кричать, но звуки терялись в пустоте. Его рот открывался и закрывался, но в зале ничего не было слышно. Столпившиеся вокруг проектора священники начали крутить ручки и переключать кнопки, пока не раздался оглушительный голос, слившийся с пронзительным воем обратной связи.

— Мой господин! Что вы нашли? — кричал призрачный экклезиарх. Его двойной подбородок трясся от избытка чувств. — Дивинус Прим в безопасности? Что вы…

Он умолк, заметив в руках Мефистона обмякшее тело человека в одеянии церковника. Тот был без сознания.

«И все же, возможно, это было эхо ответа… — продолжил Мефистон, говоря так спокойно, словно вошел в двери, а не шагнул сквозь варп. — Что-то вне моей досягаемости».

Никто ничего не сказал, и Антрос понял, что слова эти звучали лишь в его разуме.

— Ответа на что? — прошептал лексиканий.

Мерцающее изображение экклезиарха снова закричало, разочарованное отсутствием ответа.

— Старший библиарий? — Терзаемый помехами голос распался на внезапные вскрики и повторяющиеся циклы звуков. — Вы. Меня. Слы-ы-ы-ыши-и-ите? Что ста-ста-ста-ста-стало с Дивинусом Прим? — Он посмотрел на лежавшего без сознания человека. — Кто это? Один из наших?

Мефистон бережно опустил священника на пол и перевел взгляд на тускнеющую сферу. На его лице отразилось легкое удивление.

«За мной следили», — в голосе, звучавшем в разуме Антроса, слышалось скорее любопытство, чем тревога.

Луций нахмурился, собираясь с силами, а затем грянул гром. Взрыв подбросил Мефистона в воздух. Властелин Смерти пролетел через стоявших библиариев и покатился во мрак, высекая из камней искры. Перед ними вновь возник призрачный образ кровавой сферы, а затем исказился, став иным. Алый свет превратился в багровую плоть, в воздухе прямо над полом открылась зияющая рана. От нее пахло, словно от раздувшейся опухоли, а воздух вокруг покрылся рябью и сгустился, как гной. Казалось, в пространстве образовался вскрывшийся нарыв, ведущий в пустоту.

Духовник в ужасе отшатнулся, хотя находился на расстоянии половины Галактики от них, а библиарии направили психосиловое оружие на растущий разлом, готовясь к бою.

— Старший библиарий? — закричал Рацел, высматривая командира.

Мефистон не отвечал. Эпистолярий отдал боевым братьям безмолвный приказ, и они поспешили его исполнить, окружив возникающий в реальности кошмар. Эфир пузырился странными фигурами; нечто появлялось из раны.

— По моей команде, — сказал Рацел, и Антрос прошептал клятву, отчего его посох окутал искрящий ореол псионической силы.

Из раны начали вылетать мухи. Сперва их было немного. Насекомые двигались медленно, даже лениво. Затем возникли целые тучи крошечных тварей, и низкий гул слился с непонятным грохотом. Антрос понимал, насколько важно происходящее, ведь сейчас опасность угрожала самому сердцу Аркс Ангеликум. Это было немыслимо, неслыханно. Он с гневом смотрел на гротескное создание, пытавшееся прорваться в Остенсорио. Луций поднял посох, и тут сквозь разрыв в реальности дьявольским приливом хлынули твари, катящиеся сквозь облака мух. Это напоминало потоп из внутренностей: на пол зала валились переплетенные груды мерцающих кишок и пульсирующих гнойных мешков.

— О Трон… — поперхнулся Луций, почувствовав жуткий запах, вонь разложения и испражнений. Ему казалось, он попал в брюхо мертвого зверя.

— По моей команде! — рявкнул Рацел, собираясь с силами и сжимая меч обеими руками. Во властном голосе стоявшего среди роящихся мух эпистолярия не было и намека на страх: Антрос чувствовал лишь его бешенство.

Из жижи потрохов и дерьма поднимались человекоподобные создания: неуклюжие и покрытые оспинами руки, согбенные пузатые тела. Из открытых ран вылезали личинки, превращались в истекающие слюнями пасти с отвисшими челюстями. У других вырастали серые перепончатые крылья, заостренные мушиные головы и хоботки.

Рацел с презрением глядел на тварей, пока через несколько мгновений посреди их выпуклых и покрытых зараженными ранами морд не распахнулись пожелтевшие от гноя глаза. Затем выглядевший величественным и грозным эпистолярий сжал зубы и отдал приказ начать бой, рубанув мечом по воздуху.

В тот же миг Антрос дал волю своей ярости и решимости. Колонна синего пламени вырвалась из его посоха. На растущую орду тварей обрушилась неистовая буря пси-энергии, высвобожденная библиариями. Кровавые Ангелы вновь и вновь разили тварей разрядами гнева. Пламя варпа опаляло плоть уродливых созданий, и воздух наполнялся едкой вонью горелого мяса. За противниками вновь начала проступать сияющая сфера. Едва взгляду Луция открылся кошмарный облик созданий, скрытых прежде роями мух, он инстинктивно понял, что перед ним.

— Демоны, — прошептал лексиканий.

За тяжелые годы обучения он видел пикт-снимки бесчисленных видов ксеносов; некоторые выглядели даже более чуждыми. Но отвращение у него вызывала не искаженная анатомия тел, а неправильность самого существования тварей, не повиновавшихся никаким законам природы. Их распадающаяся зловонная плоть была отвратительна, но разум Антроса проникал сквозь нее, подсказывая, что эта внешняя оболочка — лишь тень их истинной, непостижимой природы.

Антрос покинул строй и взбежал по ступеням, чтобы найти лучшую точку обзора. Когда он окинул бой взглядом, то заметил то, чего не видели другие библиарии. Разряды психической энергии лишь питали рану, с каждой вспышкой она раскрывалась шире. Неистовый натиск Кровавых Ангелов разрывал передние ряды демонов на атомы, однако пролом увеличивался, извергая все больше варповых отродий. Библиарии шагнули навстречу к ним, каждый взмахом опаляющих мечей рассекал демонов.

— Остановитесь! — закричал Антрос, но сразу понял, что сквозь грохот его не услышат.

Как будто не было рева психического пламени, жужжания мух и треска рвущегося воздуха — гололитический исповедник продолжал вопить, голос и прерывавшие его помехи становились все громче:

— Мефмефмеф. Чтоооо. Тытытытытытыты. Мммммеф…

Все сливалось в единый жуткий апокалиптический грохот.

— Лорд Рацел! — закричал Антрос, бросаясь обратно в поисках наставника.

Зал содрогался. Луций понял, что так лишь увязнет в буре мух и багровых искр. Он закрыл глаза и позволил своим мыслям скользнуть в вихрь, потянулся к эпистолярию. Переполнявшая воздух мощь кровавой магии сделала его сильнее, чем когда-либо прежде. Вместо просто оклика на Рацела обрушился питаемый варпом вопль.

Лексиканий увидел, как ветеран пошатнулся, словно от удара, и схватился за голову.

— Стойте! — крикнул Рацел, едва придя в себя.

Братья-библиарии подчинились и опустили оружие. Дым рассеялся. Перед ними лежали дымящиеся груды корчащихся в пламени вар- па демонов. Антрос тихо выругался, увидев, как расширился разлом. Он увеличился почти втрое и извергал все больше кошмарных созданий. И, что еще хуже, рана вспучивалась, растягивалась вдоль краев, будто нечто пыталось пролезть через нее. Нечто огромное. Разрастающаяся брешь непрерывно исторгала потоки насекомых, бившихся о броню библиариев с такой силой, что те едва могли устоять на ногах. Кружащийся вихрь мух заполнил весь зал: Луций с трудом различал стены.

Рацел уже собирался отдать новый приказ, когда сквозь торнадо пробился Мефистон. Раскинув призрачные крылья, воздев меч, он обрушился на потустороннее полчище. Когда он добрался до бреши, та разошлась со звуком рвущейся плоти. Сквозь тучи насекомых проступил едва различимый черный силуэт. Третьим оком Луций увидел нечто, напоминающее огромный гейзер нефти, который обрушился на главу либрариума и поглотил его.

Сверкнув, клинок Властелина Смерти рассек бурю, отчего насекомые вспыхнули, словно синие угольки. Мефистон шагнул прямо в разлом и исчез из материума, войдя в неведомый ад на другой стороне. Но он исчез лишь на несколько мгновений. Облака мух расступились, когда новый кошмар втащил Мефистона обратно в реальность. В зал медленно поползла настоящая гора сочившейся мускусом плоти — исходила мерзкими парами, содрогалась, словно исполинский моллюск. Тварь была такой огромной, что врезалась в опоры далекого свода. Ее покрывали складки подергивающихся мускулов, напоминавших бесчисленные жабры или подбородки. Части этой волнистой мантии выступали из основной массы тела длинными змеевидными отростками: один из них почти полностью охватил Мефистон и потащил к окруженной зубами полости в безглазой голове.

— Нет! — прошипел Антрос, увидев, как Властелин Смерти приближается к пасти.

«Это всего лишь паразит, — раздался в его сознании бесстрастный голос. — Ничего более».

И Мефистон вонзил психосиловой меч прямо в пасть твари. По громадной туше растеклись узоры багрового света, чудовище вздыбилось от боли, проломив потолок. Камни Остенсорио подались, обломки арок и сводов рушились вниз, разбиваясь на части, клубы пыли смешались с облаками мух.

Жрецы Министорума завопили от ужаса, видя, как осыпается потолок. От оставленной ударом демона дыры разбегались огромные трещины, а тварь все бушевала, ломая колонны и опоры. Зал озарялся вспышками света: Антрос и его братья-библиарии обрушивали разряды энергии на демонов, выкрикивая приказы.

В пыльной мгле показался шатающийся священник, и Антрос направился к нему, намереваясь помочь выйти, когда навстречу уверенно шагнуло другое создание — одна из сутулых неуклюжих тварей проскользнула мимо библиариев. Она посмотрела на Антроса выпученным глазом, поднимая ржавые мясницкие ножи.

Слетевший с посоха Луция разряд психического пламени разорвал демона на части, во все стороны полетели клочья больной плоти и зеленой гнилой крови.

Антрос опустил дымящийся посох и огляделся, ища жреца. Тот лежал на полу, схватившись за перерезанное горло, из которого хлестали ручьи крови. Лексиканий бросился ему на помощь, но навстречу, ковыляя, выступил другой демон, чей зазубренный меч был вымазан в жизненных соках духовника. Антрос выставил посох, и выпущенный им разряд психического гнева размазал порождение варпа по стенке.

Сверху падали огромные глыбы камня. Потолок был почти полностью разрушен, сквозь бесчисленные проломы виднелись галереи и башни либрариума. Одна за другой шатались и падали колонны. Два уцелевших жреца бежали сквозь хаос, огибая падающие обломки и перескакивая трещины в полу, — они отчаянно пытались найти выход. Невероятно, но сквозь кровавую дымку и падающие камни все еще виднелась гололитическая проекция старшего экклезиарха. Он выл от страха и гнева, глаза священника расширились, но теперь, с уничтоженными громкоговорителями, он кричал в пустоту. Обезумевший мерцающий исполин наблюдал за гибелью древнего святилища.

Антрос пригляделся и благодаря усиленному зрению быстро нашел дверь, которая оказалась меньше чем в пяти метрах от него.

— Сюда! — закричал он, толкая оглушенных жрецов к выходу.

Перемычка врат треснула — похоже, они могли рухнуть в любой момент.

Луций оглянулся, увидев, как со всех сторон сплошной стеной к ним ковыляют бесчисленные демоны, попирая расколотые плиты. Ангел взмахнул посохом и поверг врагов психическим пламенем, будто косой. Когда от тел повалил багровый дым, лексиканий отвернулся, схватил церковников за мантии и вытащил наружу.

За пределами зала царил почти такой же бардак, как и внутри. Боевые братья Четвертой роты бежали к зданию Остенсорио, держа оружие наготове, но они еще только поднимались по ступеням, когда начали рассыпаться стены. Едва увидев виновника этих разрушений, космодесантники капитана Ватрена взяли его на прицел. Исполинский демон пробивал себе путь наружу, проламывая крышу Остенсорио так легко, как если бы шел через спокойную речку, а не уничтожал строение размером с собор. Под его напором от стен отделялись огромные глыбы мрамора и катились навстречу Кровавым Ангелам.

Капитан Ватрен выкрикнул приказ, и пространство прошили снаряды болтеров. Антрос обернулся, но прежде, чем он успел дойти до двери, наружу выбежали Рацел и остальные библиарии, все в грязи и пыли. Они тут же принялись метать пси-разряды в тварь, уничтожавшую их святыню. По округе прокатился низкий тектонический гул, но возвещал он не о падении ворот. Мефистон, все еще прижатый к круглой пасти демона, глубже погружал в нематериальную плоть раскаленный клинок: басовитый звук исходил из точки соприкосновения, резонируя во внутренностях Антроса. От фундамента Остенсорио поползла паутина трещин, раскалывающая дорожки на осколки скало-бетона. Перед Кровавыми Ангелами, которые и без того с трудом стояли на ногах, открывались зияющие пропасти.

Звук стал еще громче, а затем стены рухнули. Здание рассыпалось, сползало на землю подобно оползню. До самого неба выросла башня из пыли и мух, заслонившая солнце, словно осуждающий перст, что выносил приговор кричащим толпам.

Антрос рухнул на спину, придавленный обломками и изувеченными телами, и в последний раз увидел Мефистона. Обратив бледное лицо к небу, тот взмыл над эпицентром хаоса, подобно торжествующему ангелу с распростертыми угольно-черными крыльями. В кулаке он сжимал отрубленную голову потустороннего чудища.

Кворум Эмпиррик проходил в глубине подземелий Карцери Арканум; здесь обычно можно было найти Мефистона, когда он не уединялся в личных покоях. Сумрачные подвалы из кирпича были одним из самых древних строений либрариума и хорошо подходили для замкнутого Властелина Смерти — такие же темные, таинственные и неприветливые. Поскольку Кровавые Ангелы хранили здесь самые опасные реликвии, неудивительно, что именно в Карцери проводил время старший библиарий. К тому же к нему обращался магистр ордена, если требовалось освободить из заточения любой из запертых под замком предметов.

Кворум Эмпиррик собирал вместе доверенных советников Мефистона — самых могучих библиариев, а также других выдающихся офицеров капитула. Эти светила сидели вокруг Властелина Смерти на каменных стульях в центральном зале, известном как Круг Созвучия. Сегодня их позвали обсудить ужасные события, произошедшие в Остенсорио.

Потолок в помещении обвалился много веков назад, и из верхних залов через наслоения мха пробивались столбы зеленого света, отчего создавалось впечатление, будто присутствующие находятся под водой. Мефистон смотрел, как сверкают и танцуют пылинки в изумрудных лучах. Здесь, в недрах либрариума, он и сам казался покрытым вековой пылью. Его худое лицо казалось столь же мертвым, как и склепы вокруг. При взгляде на него Антрос вспомнил части трупов, хранящиеся в химических составах для эзотерических обрядов.

Если бы Луций захотел, то благодаря улучшенному зрению разглядел бы находящиеся в десятках метров над ним далекие своды верхних уровней. Сейчас, однако, он не замечал красоты обветшалых помещений, но думал лишь о том, в какой достойной компании оказался. Мефистон наконец-то пригласил его, как и обещал, на Термин V, однако лексиканий даже не догадывался о том, какой важной будет эта встреча.

Антрос обвел взглядом братьев, гадая, осмелится ли кто-то спросить старшего библиария о безумии, которое тот вызвал в Остенсорио. Эпистолярий Рацел, конечно, выглядел невозмутимым, как и всегда, хотя и сцепился с чудовищем. Приближенный Мефистона казался таким же почтенным и неподвижным, как его древнее каменное кресло, и на старшего библиария взирал с тем же выражением высокомерного пренебрежения, что и на всех прочих: ноздри раздуваются, словно он почуял неприятный запах, губы поджаты, бровь приподнята. Даже без доспехов Рацел сильно отличался от простого человека, обладая столь же совершенным телосложением, как и все Кровавые Ангелы. Под простым красным стихарем виднелись мускулы, словно выкованные из железа. Эпистолярий, как и все боевые братья, демонстрировал почти пугающее совершенство; особенно притягивали и пугали черты его властного лица, похожего на лик классической статуи. Даже по меркам Кровавых Ангелов библиарий был старым и не гнушался напоминать об этом подчиненным. Антрос не раз слушал, как Рацел описывает свое участие в войнах, которые в запыленных книгах либрариума упоминались лишь мимоходом. Умащенные маслами белые волосы эпистолярия блестели, а резкие очертания подбородка смягчала короткая седая борода. Но годы оставили на нем и куда более необычный отпечаток. Он столько веков смотрел в Имматериум, что в его глазах появился странный кобальтовый блеск. Эти глаза переливались, словно у кота, и, казалось, светились изнутри. Рацел медленно и царственно поднял руку, и, повинуясь его жесту, из теней засеменили, толкаясь, закутанные в просторные одеяния кровники. Он принял чашу с поднесенного ему подноса, отхлебнул, а затем взмахом руки повелел слугам уйти.

Рядом с библиариями сидел ветеран, впустивший Антроса в Остенсорио, — Ватрен. Покосившись на него, Луций решил, что именно капитан оспорит решения Мефистона. В отличие от Рацела, он не мог скрыть возмущение произошедшим. На доспехах седьмой модели появилось несколько новых царапин, но самый глубокий след произошедшее оставило на лице космодесантника. Челюсть капитана недовольно выдавалась вперед, а глубоко посаженные глаза злобно сверкали под густыми бровями. От одной мысли о возможности подобного нападения на Арке Ангеликум его глаза расширялись от гнева и негодования.

Пока что капитан Ватрен сдерживал себя, и потому Антрос отвернулся от боевых братьев и посмотрел на участницу кворума, не занимавшую места в круге. Имола — самая высокопоставленная слуга либрариума и старейшая из схоластов. Старший библиарий много рассказывал о безграничной мудрости Имолы и потому часто призывал ее во внутренний совет, пусть та и была обыкновенной смертной.

Древнее тело Имолы хранилось в богато украшенном бронзовом гробу под названием Эмбрион, который был доставлен на собрание в механическом паланкине, передвигавшемся на десятках гидравлических ног. Верхняя часть паланкина представляла собой бурлящее гнездо змеевидных конечностей из ребристой стали, заканчивающихся набором стилусов, когтей и линз. Среди них покоилась маленькая колыбель, наполненная темно-красной жидкостью, но в растворе можно было различить крошечный зародыш — бледный, слепой, подвешенный на резиновых пуповинах.

Антрос поглядел на другую сторону круга, где находились единственные допущенные на совет люди, родившиеся не на Ваале. Посланники Адептус Министорум не обладали воинским совершенством космодесантников, однако их наполняла иная, но столь же великая сила — сила веры настолько пылкой, что они не вспоминали о простых лишениях плоти. Их выбеленные лица пылали страстью и благочестием столь же ярким, как свет в глазах эпистолярия. Двое находились в зале лично, а третий наблюдал за происходящим через мерцающий гололит. То был тот же старший прелат, которого Антрос прежде видел в Остенсорио; он был представлен кворуму как исповедник Зин. Его образ парил в нескольких метрах над землей в центре круга из каменных кресел. Теперь призрачное изображение соответствовало по размеру человеку, а не исполину, каким предстало в прошлый раз.

— Лорд Мефистон, — заговорил Ватрен, не в силах больше сдерживать чувства. — Мы уверили вас, что приняли все необходимые меры, чтобы обезопасить Остенсорио. Эпистолярий Рацел много говорил о психических оберегах, с помощью которых запечатал разлом в реальном пространстве, и я доложил о действиях моих отделений. — Голос его звучал воинственно, напористо. — Старший библиарий, может, вы объясните, чем занимались? Я не особенно разбираюсь в том, что вы делаете в либрариуме, но это поразило меня сильнее, чем что-либо виденное прежде. Мой господин, — продолжал он, не пытаясь скрыть неодобрения, — что же было толь важным, что вы рискнули безопасностью крепости-монастыря?

Мефистон пристально посмотрел на капитана.

— Это были паразиты, — тихо сказал Властелин Смерти. — Ничего более. Аркс Ангеликуму ничто не угрожало.

Слова сливались друг с другом, а еще в них странным образом смешивались акценты, отчего было трудно уловить смысл.

— Мой господин, — заговорил через гололит исповедник Зин, двигая двойным подбородком. — Возможно, я смогу просветить ваш совет о причине, по которой вы пошли на столь опасные меры.

Похоже, Ватрена возмущало само присутствие священника; Мефистон же чуть заметно кивнул. Глаза Зина торжествующе сверкнули, и он окинул взглядом собравшихся.

— Благородные владыки либрариума, лорд Мефистон допустил меня сюда лишь потому, что настало время говорить открыто. Я лицезрел имя вашего господина в погребальных кострах тысячи верных душ. Вот уже более десятилетия Бог-Император посылал мне в снах видения о Мефистоне, зовущем меня в сие место. Вы должны знать: предсказания указывают, что Мефистон — это Астра Ангелус.

Дрожащей рукой Зин стиснул висящий на шее медальон, как будто это объясняло его слова. За пеленой помех было невозможно разглядеть изображение, но исповедник взмахнул амулетом, словно в подтверждение своих слов.

— Прошло уже десять долгих лет с тех пор, как жемчужина Кронийского сектора, Дивинус Прим, скрылась от Света Императора. Украдена и скрыта от глаз даже самых решительных астропатических хоров. Но в крови святейших мучеников написано, что однажды Мефистон вновь приведет нас туда и направит к святейшим храмам планеты. Увиденное в Остенсорио доказывает, что это возможно, ведь Мефистон в одиночку и без чьей-либо помощи пересек Имматериум.

Капитан Ватрен покосился на эпистолярия, явно не веря своим ушам, и его глаза расширились от изумления. Рацел лишь спокойно посмотрел на него, подтвердив безумные заявления молчаливым согласием.

— И теперь ясно, что все мои видения и пророчества были истинными, — повысил голос Зин, возможно ощутивший даже на таком расстоянии сомнения капитана. — Ибо ритуал в Остенсорио принес немыслимые и божественные плоды, ведь ваш господин прошел через варп и вернулся, найдя похищенный мир. Он указал местоположение Дивинуса Прим — планеты, которую остальной Империум не может даже увидеть.

Вымотанный собственным пылом, Зин опустил медальон и откинулся на спинку стула, выжидающе глядя на Мефистона. Он ждал знака продолжить рассказ, но тот никак не реагировал. Тогда исповедник подался вперед, отчего у него над головой разошлись помехи, и он стал выглядеть как двуглавый мерцающий призрак.

— Владыка Мефистон, вы не поведаете нам о том, что предстало вашим глазам? Чтобы увидеть вас, я пересек половину Галактики. Я видел… — Он осекся. — Я видел то, что не смогу забыть, и потерял многих друзей, но спустя считаные дни я прибуду на Ваал. — В голосе звучало отчаяние. — И теперь, когда я так близко, молю вас, скажите, что же вы узнали? Вы добились невозможного, но что вы наблюдали, мой господин? Я должен знать!

Слова священника заставили Антроса поморщиться. Мало того, что смертный посмел требовать информацию от астартес, так еще и разговаривал с главным библиарием Кровавых Ангелов в таком тоне… немыслимо! Луций заметил, что не только его возмутило нарушение этикета. Капитан Ватрен побагровел и стиснул зубы, чтобы не наговорить лишнего.

Мефистон же оставался непроницаем и недвижим, продолжая изучать танцующие в воздухе пылинки.

— Дивинус Прим — не обычный мир! — прошептал исповедник, пытаясь вывести Властелина Смерти из задумчивости. — Я должен знать, как нам его вернуть.

Другие жрецы с благоговением повторили название планеты.

— Мы стоим перед самими вратами проклятия, Астра Ангелус, — продолжил Зин. — Самими вратами. — Он схватил висевшую на поясе книгу и начал цитировать ее голосом, дрожавшим от возбуждения. — На берегах Эсомино перед вратами Вольгатиса Его гнев воплотился!

— Его гнев, — прошептали священники.

— Пять раз по пять сотен врагов поверг Он на землю, — говорил исповедник. — Пять раз по пять стен пали от его гласа. Узрите, дерзкие звери п…

— Исповедник Зин, — перебил его Мефистон. В его тихом голосе слышалась угроза, и священники умолкли.

Затем старший библиарий заметил кое-что странное — его рука произвольно сжалась в кулак. Он помедлил, сочтя это более важным, чем объяснение, и неторопливо разжал пальцы, после чего вновь положил ладонь на подлокотник.

— Да? — спросил Зин.

Несколько ударов сердца спустя Мефистон отвел взгляд от руки.

— Нет нужды цитировать мне все «Превратности». — Он говорил все так же бесстрастно и сухо, без всякого гнева. — Ведь у меня есть все пять переводов.

Он кивнул на книгу в руках Зина:

— Улиар упустил большую часть изначального смысла, однако я могу одолжить вам копию трудов Пиндара.

Рацел довольно усмехнулся, но досада Зина сменилась негодованием.

— Что вы видели, старший библиарий? — гаркнул исповедник. — Где вы нашли его? Вас не было почти двенадцать дней. Что же вы нашли на Дивинусе Прим?

— Довольно, — процедил Ватрен, подавшись вперед, и свирепо посмотрел на Зина. — Не смейте так разговаривать с магистром библиариума!

Мефистон поднял руку, и Антрос понял, что тот прислушивается к далекому голосу. Он даже смог разобрать точные слова, шелестящие и свистящие в мыслях господина, нестройные, но настойчивые. «Мы такие, какими нас сделали шрамы. Мы рождены в крови». Слова сопровождало все то же видение лица без век и кожи, которое явилось Антросу на Термин. Оно исчезло так же быстро, как и появилось, и Луций понял, что опять невольно прочел мысли Мефистона. Это тревожило само по себе, ведь ему не следовало заглядывать в разум Властелина Смерти. Подобное «подглядывание» можно было назвать ересью.

— Ваш кардинальский мир все еще существует, исповедник Зин, — заговорил Мефистон, впервые посмотрев прямо на жреца, и подался вперед, чтобы свет упал на его лицо.

Когда-то черты старшего библиария были столь же красивы, как и у всех его братьев, но теперь его лицо превратилось в разбитую посмертную маску: острые углы и резко очерченные линии сходились к напряженным немигающим глазам.

— Вы уверены? — На гололите Зин содрогнулся и отвернулся, явно потрясенный взглядом Мефистона. — Дивинус Прим в безопасности?

— В безопасности? — Мефистон поднял бровь. — Нет. В Кронийском секторе ничто и никто не в безопасности, исповедник Зин. Уж вам-то это должно быть понятно. Войны Безгрешности не ближе к завершению, чем десятки лет назад, когда они только начинались. Но… — Он замолчал и вгляделся в темноту. — Но Дивинус Прим по-прежнему существует. Я провел там несколько часов. — Властелин Смерти неодобрительно нахмурился. — Беспорядок такой же, как и в остальном секторе.

Ошеломленные жрецы сотворили знамение аквилы, а исповедник подался вперед, пытаясь заглянуть в глаза Мефистона. Даже по проекции можно было заметить, как встревожен священник.

— Земля Дивинуса Прим священна. — Зину было трудно говорить от переполнявших его эмоций. — Это мир запретен для всех, кроме самых высокопоставленных представителей Экклезиархии. При всем уважении, мой господин, вам не дозволялось ступать на нее.

От этих слов возмутился даже хладнокровный Рацел.

— Исповедник Зин, вы попросили старшего библиария найти ваш мир, — протянул он, не сочтя нужным посмотреть на священника, — и он его нашел.

Слова, звучавшие хрипловато и словно бы с ленцой, разнеслись по всему залу:

— Вам следовало бы проявить немного благодарности, а не подобное неуважение.

Глаза Зина расширились от страха, но он воздержался от комментариев. Он посмотрел на кого-то, кто находился с ним в стратегиуме фрегата, спешившего к Ваалу на полной скорости, кивнул и повернулся к Мефистону. Исповедник заговорил снова, но уже мягче и покладистее.

— Мой господин, я видел с вами в ризнице жреца. Он с Дивинуса Прим? Из нашего ордена?

— Это пресвитер Кохат. — Мефистон кивнул, но на лице его осталось выражение досады. — Неудачливая пешка, втянутая в бессмысленную схизму и потрясенная собственными прегрешениями.

— Прегрешениями?! Схизму?! — воскликнул Зин. — Уверяю вас, старший библиарий, на Дивинусе Прим нет еретиков! Это просто невозможно.

— Весь сектор пляшет под чужую дудку. — Мефистон поднял руку. — Если бы это было иначе… — Он пожал плечами. — Но я ведь не утверждал, что пресвитер стал вероотступником. Когда я забрал его из дома, в его сознании лишь начинали брезжить мысли о ереси.

Мефистон покосился на Антроса, и под холодным мертвенным взглядом Луций напрягся, чувствуя себя так, словно из него выдирают душу. Неужели старший библиарий ощутил, что Антрос заглянул в его разум? Привел ли он его на кворум с намерением осудить перед всеми как еретика? Под мрачным взглядом Рацела и других библиариев Антрос пытался не выказывать беспокойства.

— Значит, он еще жив? — спросил исповедник, не замечая, что все смотрят на Антроса. — Он находится в вашем либрариуме? — Надежда сверкнула в подведенных красным глазах Зина, и он схватился за медальон, шепча молитвы. — Прошу, верните его скорее к нашим братьям! А затем вы сможете исполнить возложенную на вас самим Богом-Императором священную миссию, поведав мне, как я могу найти берега Эсомино и священные врата Вольгатиса.

— Пресвитер Кохат увидел проблеск истины и счел ее ужасной, но истины страшны лишь тогда, когда человек не способен узреть цельную картину. — Мефистон говорил тем же тихим, ровным тоном, что и всегда, но у Антроса сложилось впечатление, будто его предупреждают или, возможно, даже угрожают ему.

— Старший библиарий, — простонал Зин, — вы хоть понимаете, как мучаете меня этими разговорами о прегрешениях и схизмах, не отвечая на самый важный вопрос? Вы можете провести нас на Дивинус Прим? Мы не можем бросить собратьев на произвол судьбы. Дóлжно исполнить обет. Мы обязаны найти способ вернуть их домой.

Впервые с самого начала кворума Мефистон обратил все свое внимание на жреца. Что-то сверкнуло в его глазах: он выпрямился.

— Обет?

— Как и я, бедные души на Дивинусе Прим принесли обет служить Богу-Императору. — Исповедник Зин отвернулся, явно чувствуя себя неловко.

Мефистон снова умолк, но на этот раз его безмолвие было другим. Он пристально глядел на вспотевшего священника, замерев в напряженной концентрации. Затем Властелин Смерти запрокинул голову, и его глаза заполнила алая пелена, отчего они стали походить на красные сферы, внушая еще большую тревогу. Исповедник обернулся к невидимым советникам, ища наставления. Мефистон же сморгнул кровь с глаз и посмотрел на жрецов в зале. Его поведение изменилось: казалось, Властелин Смерти пробудился от наркотического транса, и теперь его внушающий смятение взор был обращен на участников собрания. Когда он вновь обратился к Зину, голос его был ясным и чистым.

— Мне не известно имя Астра Ангелус, и я никогда не видел берега Эсомино, но видения вели вас по пути истинному. Я видел украденный у вас мир и, возможно, готов помочь. Мы продолжим разговор, когда вы прибудете на Ваал.

— Старший библиарий! — Зин запаниковал, поняв, что от него отмахнулись. — Я еще не договорил. Молю вас, послушайте…

Мефистон покосился на гололитический проектор, и тот отключился со скрежетом замедляющихся шестерней, оборвав Зина на середине предложения. Едва их прелат исчез, сановники Министорума поднялись на ноги.

— Лорд Мефистон… — запротестовал один из них.

Властелин Смерти мрачно поглядел на него, и священник поперхнулся.

— Всем это следует тщательно обдумать, — сказал Мефистон. — Рацел вызовет вас, когда я буду готов.

Экклезиархи встревоженно попятились от поднявшегося и нависшего над ними Ангела. Один из воинов капитана Ватрена повел их прочь мимо осыпающихся колоннад Карцери Арканум, и Луций услышал недовольный ропот. Когда же жрецы ушли, Мефистон вновь сел в кресло и опять принялся созерцать сверкающие пылинки в столпе света, падавшего через неровную дыру в потолке. Так прошло несколько минут, и все это время в зале царило неловкое молчание.

— Старший библиарий, наши неудачи в Кронийском секторе не являются тайной, — наконец заговорил Рацел. — Войны Безгрешности уже охватили десятки планет, а мы понятия не имеем, кто стоит за этими абсурдными схизмами. И Адептус Министорум знают, что мы в смятении. Почему они обратились к вам насчет Дивинуса Прим?

Мефистон поглядел на советников так, словно впервые их увидел, и покачал головой.

— Рацел, ты что-то говорил?

— Зачем жрецы обратились к вам, прося узнать об уничтожении Дивинуса Прим?

— Уничтожении? Дивинус Прим не уничтожен, эпистолярий Рацел, а украден, словно звезда с неба. — Мефистон щелкнул длинными тонкими пальцами и посмотрел на них. — И теперь видения Зина привели его ко мне.

— Вы об этой чуши про Астра Ангелус? — усмехнулся Рацел.

— Мне незнаком этот титул, но я ощутил зов… — Мефистон кивнул. — Зов, похожий на тот, что вел Зина. Я чувствовал его задолго до того, как исповедник подал прошение командующему Данте, желая обратиться ко мне. И я видел другое. Иные картины, связанные с Дивинусом Прим. — Он бросил взгляд на Антроса, словно ожидая, что тот заговорит.

— Мой господин, — подала голос схоласт Имола. Ее слова передавались через закрепленный на боку Эмбриона вокс-передатчик и звучали как пронзительный металлический шепот. — Я удивлена, что исповедник Зин выставил себя таким дураком. Он почти поучал вас. Странно, что жрец, какие бы чувства он ни питал к этому кардинальскому миру, вел себя столь абсурдно. Как вы думаете, что же заставило его себя так вести?

Рацел вновь презрительно усмехнулся:

— Эти неотесанные фанатики понятия не имеют ни о званиях, ни о манерах. — Скривившись, он глядел на удаляющиеся силуэты жрецов. — Впрочем, кто теперь об этом вспоминает? А были времена, когда низшие сословия знали свое место.

— Схоласт Имола, в этом кардинальском мире есть нечто, о чем он не рассказал мне, — ответил Мефистон. — Поэтому исповедник и ведет себя так странно, поведав нам лишь половину истории. Вот почему я лично отправился туда. — Он посмотрел на руку, заметив, что снова сжал ее в кулак. Со странной гримасой Властелин Смерти разжал пальцы. — Следует поразмыслить над этим и узнать больше.

С этими словами Мефистон распустил кворум. Капитану Ватрену и его людям было приказано вернуться в Остенсорио и продолжить медленное и тщательное переосвящение развалин, а библиарии вернулись в свои комнаты. Все, кроме Луция и Рацела, которым Властелин Смерти приказал прийти в его покои.

Само время в Дневном Склепе застывало, навеки терялось среди страданий умирающей звезды. Величие исполинского зала на мгновение ослепило даже вошедшего лексикания; сверхчеловеческие глаза быстро приспособились к неистовому сиянию, но даже тогда Антрос сумел разглядеть немногое. Над ним нависали громадные сияющие столпы света, столь высокие, что он не мог увидеть их вершины. Сам масштаб этого помещения отвергал законы физики, даже в либрариуме оно не могло существовать, если бы подчинялось обычным правилам науки. И все же оно существовало.

В центре зала парила Идалия, прекрасная хранительница бесчисленных идей. Эта алая звезда ярилась и пылала в каменной темнице, будучи скованной оберегами столь мощными, что их не смог бы разбить ни один из ныне живущих библиариев. Светило достигало лишь двенадцати метров в диаметре; как гласили легенды, оно было сжато волей Самого Императора. Оно было утоплено в грудь воистину исполинской статуи: ангел стоял, положив одну руку на рукоять меча размером с кафедральный собор, подняв над головой открытую ладонь второй, свободной руки. Какой бы ни была истина о пленении Идалии, солнце до сих пор сияло достаточно ярко, чтобы озарять каждую пядь гигантского изваяния. Генераторы, проводники и клапаны шумели, направляя энергию через гудящие ряды аккумуляторов, а оттуда — к черному ваальскому камню. Алое пламя растекалось вокруг монумента, словно кровь по немыслимо огромным артериям; ярче всего свет сиял вокруг открытой ладони. Над ней кружили три крупных багровых кристаллических глыбы. Непосвященного наблюдателя поразила бы их красота, но Антросу была ведома иная правда. В Алых Слезах таились миллионы текстов, видимых лишь самым могущественным псайкерам. Даже теперь, спустя многие годы обучения, лексиканий едва мог разглядеть их. Благодаря Идалии сие причудливое хранилище знаний грациозно парило, не падая вниз, а рядом мельтешили стаи крылатых сервиторов, сервочерепов и херувимов, которые каталогизировали, осматривали и зачитывали названия книг, увеличивая общий уровень шума.

При виде статуи Луций застыл на месте. Он словно встретил самого Сангвиния — столь велико было сходство. Его захлестывали противоречивые чувства. Когда Антрос взял себя в руки, то огляделся, завороженный чудесами. Увы, у него не было времени изучить их. Позади него стоял эпистолярий Рацел, смотревший на ученика с еще большим неодобрением, чем обычно. Впереди находился Мефистон, едва различимый в суматохе: его силуэт вырисовывался в вышине перед далеким ликом статуи, а плащ мерцал в жарком мареве Идалии.

Когда лексиканий пошел вперед, то ощутил, как ноги отрываются от земли. Звезда не только оберегала книги от тяжкого бремени веков, но и играла в свои игры. Антрос невольно улыбнулся, скинув оковы гравитации, и воспарил к Мефистону. Рацел последовал за ним. Властелин Смерти вел их прямо к пылающему сердцу в груди статуи и, наконец проскочив сквозь стаи херувимов, влетел в мраморную дверь, скрытую в одном из крыльев статуи.

Антрос последовал за ним в гораздо меньшую комнату и едва пересек порог, как гравитация повергла его на пол. Луций легко приземлился со свистом сервомоторов и гидравлических механизмов и огляделся. Мефистон слился с тенями мрачного скрипторума. По углам зала виднелись сервиторы в глубоких капюшонах: они удобно устроились в высоких каменных альковах — склонялись над мерцающими экранами и что-то царапали металлическими стилусами на восковых табличках. Они переписывали отображающиеся на экранах символы, а содержимое табличек, в свою очередь, постепенно воспроизводилось ярко-красными чернилами на свитках из светящегося пергамента. Сперва лексиканий решил, что сервиторы просто сидят там, но потом заметил, что их тела соединены с машинами. Верхняя половина их тел сохраняла подобие человеческой, но вместо нижней виднелись лишь гудящие и свистящие когитаторы.

Приземлившийся рядом Рацел посмотрел на один из альковов в дальней части зала. Луций видел лишь сгусток теней, но его учитель, похоже, рассмотрел нечто любопытное.

— Так это он? — спросил эпистолярий, в чьих странных синих глазах отражался свет свечей. — Еретик?

— Я бы не называл его так, — ответил Мефистон, направившись туда, куда смотрел эпистолярий. Вслед за ним пошел и Рацел. — Но да, это и есть мой гость.

Антрос последовал за ними и увидел в нише экклезиарха, прикованного к вычурной медной дыбе. Волосы на его макушке были церемониально выбриты, совсем как у священников, которых лексиканий видел в Карцери Арканум: он явно принадлежал к тому же ордену, но, судя по грязным и изодранным одеяниям, пережил суровые испытания. Лицо его казалось столь же бледным, как у Мефистона, а тонзуру покрывала запекшаяся кровь — мытарства смертного явно продолжались. От дыбы отходили пучки проводов и трубок, уходивших под кожу священника. Подвешенный с распростертыми руками и ногами, экклезиарх напоминал витрувианского человека, окруженного веером ребристых черных трубок, по которым в его организм закачивалась темная вязкая жидкость. Глаза церковника были закрыты, но, судя по всему, сны его были тревожны: он постоянно дергался и что-то бормотал.

— Что вы с ним сделали? — выдохнул Антрос, заметив выведенные на коже причудливые космологические символы.

Лицо Мефистона осталось столь же бесстрастным, как и всегда, но Рацел сурово уставился на Луция:

— Обращайся к старшему по званию с должным уважением, неофит.

Рацел лично обучал Антроса и отлично знал, что тот вот уже как несколько лет перестал быть неофитом, но, похоже, эпистолярию нравилось дразнить его.

— Простите меня, мой господин, — сказал Луций.

— Перед нами пресвитер Кохат, — заговорил Мефистон, словно не заметивший нарушения субординации. — Считаные мгновения отделяли его от смерти, когда я унес его с Дивинуса Прим. Кохат пробирался через развалины, ища встречи с культистами и не зная, что им уготована смерть от артиллерийского обстрела своих же войск. — Мефистон постучал по одному из экранов и прищурился, смотря на проносящиеся на нем фигуры. — Но, спасая из Кронийского сектора, я почти убил его. — Он покосился на Антроса. — Отчасти ты видишь перед собой меры, которые я принял, чтобы сохранить ему жизнь.

— Но зачем вы взяли его с собой, мой господин? — Рацел с неприязнью посмотрел на висящее без сознания тело. — Вы же сами сказали, что он искал встречи с культистами. Вероятно, стоило бы даровать ему быструю смерть?

— Он — часть Дивинуса Прим, — ответил Властелин Смерти. — Связь с этим несчастным миром. Нечто подсказало мне, что она поможет мне найти путь обратно, если это потребуется.

— Владыка Мефистон, но что побудило вас вообще отправиться на Дивинус Прим? Эпистолярий Рацел был прав, говоря, что ни одна из наших кампаний в Кронийском секторе не принесла плодов. Всякий раз, как мы останавливали гражданскую войну, на ее месте разгорались две новых.

— Исповедник Зин прибыл сюда, чтобы молить старшего библиария найти именно этот кардинальский мир. Нечто, связанное с потерей Дивинуса Прим, заставило его обратиться к нам за помощью, — ответил Рацел.

— Но ведь тот мир не был потерян?

— Лишь скрыт, — покачал головой Мефистон и махнул рукой на круглый гололитический стол. В тот же миг тусклая поверхность засияла, наполнив зал синим светом и изображениями сверкающих звезд. Мефистон указал на призрачную тень вблизи центра карты сектора. — Я был заинтригован этим феноменом еще до того, как пришло сообщение от Зина. — Он поднес руку к странной аномалии. — Никто не может связаться с Дивинусом Прим привычными методами: я чувствовал, как погибали целые астропатические хоры, пытавшиеся выйти на контакт. Имперский Флот же может прочесывать сектор веками, но так ничего и не найти. Одной этой аномалии было достаточно, чтобы разжечь мой интерес, даже если забыть о голосе, зовущем меня туда. Похоже, это последствия деяний того же создания, что стоит и за другими мятежами и схизмами. — Властелин Смерти сжал кулак, словно пытался схватить полупрозрачный мир. — Я смог отправить туда лишь частицу своей сущности, подобие-симулякр. Я не мог удержаться в том мире долго, но мне хватило времени провести второй обряд Окровавленных. Я смешал свою кровь с плотью Дивинуса Прим. — Он посмотрел на висящего жреца. — И забрал с собой частицу этой плоти.

— И что вы от него узнали?

— Ничего, — пожал плечами Мефистон. — Он пребывал в таком состоянии с тех пор, как я протащил его через варп. — Библиарий подошел к дыбе, оглядывая покрывавшие медный каркас шкалы и датчики. — Но что-то в бреде Зина убедило меня, что вопрос заслуживает более тщательного изучения. Пришла пора попытаться вновь.

Мефистон подозвал личного хирургеона; тот явился из теней, семеня на тонких, словно иглы, ногах. Он походил на оживший набор хирургических инструментов, встроенных в остатки тела, и прошел столь серьезную аугментацию, что напоминал скорее паука, нежели человека. Длинные сегментированные конечности застучали по измерительным шкалам, однако без особого результата. Затем сервитор пробормотал пару молитв и вонзил иглу в бедро жреца.

Кохат обмяк, обвиснув на металлических кандалах.

— Он мертв? — спросил Рацел, чувствуя скорее досаду, чем беспокойство.

Хирургеон покачал головой с маслянисто блестящей гривой проводов. У него были круглое лицо с бакенбардами и большие немигающие глаза; кольнув Кохата, он нервно и беспокойно провел кончиками пальцев со шприцами по своей одежде.

— Нет, господин, — ответил он голосом, в котором слышалось непонятное причмокивание. — Это не так. Я не думаю, что это так. По крайней мере. По крайней мере. Если это так. Я не думаю…

Пресвитер Кохат пробудился, завопил и забился в оковах, словно припадочный, пытаясь вырваться. Он не мог отвести взгляда от Мефистона.

— Демон! — завыл он, брызжа слюной. — Отродье варпа! Изыди, во имя Трона!

— Афек, — сухо сказал Мефистон, и хирургеон принялся выбирать новый шприц.

Жрец дернулся, пытаясь ударить подходящего к нему сервитора, но тот уклонился и вонзил иглу. Пресвитер Кохат снова обмяк, но на сей раз его глаза остались открытыми, а кричать он перестал. После успокоительного гнев испарился, осталась лишь едкая пьяная усмешка, полная цинизма. Священник с неприязнью посмотрел на Мефистона, а затем забормотал:

— Мы такие, какими нас сделали шрамы. — Он усмехнулся, словно радуясь своей шутке. — Мы рождены в крови.

Хирургеон отшатнулся, удивленно покачав головой, и что-то прощелкал.

Мефистон глядел на Кохата, продолжавшего смеяться. Похоже, старший библиарий был удивлен его словами — Антрос же ощутил необъяснимый холод, ведь в последний раз он слышал их на Термин, когда Властелин Смерти бушевал, истребляя ксеносов.

— Он все еще здесь, — наконец сказал Мефистон. — Во всяком случае, часть его. Он — дитя Дивинуса Прим, и плоть его знает путь обратно, пусть разум и забыл все. Взглянем же поближе на то, что он видит.

Мефистон обнажил рунический меч, и Антрос было решил, что он намерен обезглавить смертного. Однако Мефистон не взмахнул клинком, а всего-навсего провел острием вдоль щеки смертного. Кохат что-то забормотал, когда по его лицу потекла струйка крови. Властелин Смерти поднес лезвие ко рту, а затем слизнул каплю и, чуть вздрогнув, проглотил. Он сжал меч обеими руками, уперев его в каменные плиты, положил голову на рукоять, закрыл глаза и начал читать заклинание.

Пульсирующее багровое сияние окутало клинок, гудящий, словно неисправная машина. Вдоль рядов дисплеев и книжных полок пронесся порыв ветра, погасивший свечи и оставивший лишь холодное сияние экранов. Спустя считаные мгновения начали гаснуть и они, отчего сервописцы прекратили записывать и удивленно заозирались. С некоторых из них спали капюшоны: Антрос увидел, что у киборгов нет лиц, а головы одинаково гладкие сзади и спереди. Последний экран погас, но Луций все еще чувствовал во тьме безликих слуг, которые дрожали и тянулись к нему.

Пресвитер Кохат продолжал бормотать и смеяться, не замечая ни текущей по лицу крови, ни того, что скрипторум погрузился во тьму.

Алого света Витаруса хватило, чтобы Антрос мог различить огромные силуэты нависших над дыбой братьев, замерших в неподвижности, как статуи. Голова старшего библиария по-прежнему покоилась на рукояти меча.

— Небо! — воскликнул пресвитер Кохат, прекратив бормотать; его голос зазвучал тихо и спокойно. — Удивительно. Такого прежде не видел.

Антрос узнал причудливую смесь акцентов и понял, что Мефистон говорит через жреца, вселившись в него.

Исповедник посмотрел на Антроса побагровевшими глазами, пылавшими во тьме, словно вотивные свечи. Мефистон продолжал вещать через пленника:

— Жрецы Зина истребляют друг друга. Очередная бессмысленная святая война. Схизма, геноцид из-за крошечных различий в учении. Есть крепость. Вольгатис. Обитель. Она — причина всего кровопролития. Ради обладания ею экклезиархи убивают друг друга. — Висящий на дыбе человек покачал головой словно бы в растерянности. — Даже Кохат не понимает почему. Никто не понимает. Кохат лишь знает, что это священная обитель, которую нужно спасти. Нет, погодите, он думает, что спасать ее не следует. Он не знает, кому верить. Он…

Кохат снова завопил, забившись в цепях; свет погас в его глазах. Вопли сменились хриплым кашлем, кровь вспенилась на губах, когда пленник попытался вырваться. «Рождены в крови!» — вновь и вновь выкрикивал священник, пока Афек не подскочил ближе и не ввел седативный препарат, погрузивший пленника в глубокий сон.

Вновь зажглись свечи; Мефистон поднял голову. На его лице было заинтригованное выражение, и Антрос почувствовал, что библиарий увидел больше, чем рассказал им.

— Кохат на грани полного истощения. Нельзя более давить на него.

— И что ты скажешь этому худородному ослу Зину? — спросил Рацел. — Если нам предстоит вытерпеть еще один разговор с этим кретином, быть может, хотя бы отговоришь его от романтических грез о Дивинусе Прим?

Мефистон посмотрел наверх, на затененные стеллажи вдоль стен, изучая книги с позолоченными корешками.

— Отправь сообщение капитану Ватрену. Когда исповедник Зин прибудет, они должны привести его в Остенсорио. Там я встречусь с ним.

— Остенсорио? Мефистон, ты уверен? — Необычные глаза Рацела сверкнули в полумраке. — Он разрушен. Один неверный шаг, и все обвалится.

— Остенсорио, Рацел, — с нажимом повторил Мефистон, посмотрев на все еще висевшую над столом звездную карту.

Эпистолярий помедлил, а затем ударил рукоятью по нагруднику и вышел из скрипторума, оставив Антроса наедине с Властелином Смерти.

Без лишних слов Мефистон направился вниз по сводчатой галерее к личным покоям, явно ожидая, что лексиканий последует за ним. Луций ощутил нетерпение, осознав, что пришло время личной встречи с повелителем. Он зашагал следом, гадая, куда же они идут, ведь святая святых старшего библиария была недоступна для всех, кроме нескольких высокопоставленных офицеров капитула.

Проход расширился, но впереди виднелся тупик — ниша в форме слезы чуть более двух с половиной метров в высоту. Внутри нее находилась рака, на мраморной крышке которой лежала омытая светом золотая посмертная маска с нимбом. Любой взглянувший на нее признал бы ее необычайную красоту. На золотом лике застыло необычайно безмятежное выражение, словно воин умер в полном единении со вселенной.

Мефистон поднял золотую маску и на мгновение приложил ее к лицу; когда же Властелин Смерти вновь опустил ее, на его коже остались сотни крошечных порезов. Маска со щелчком вернулась на место, она слегка задребезжала и распахнула глаза, явив две невыразительные белые сферы. При виде Мефистона прежняя безмятежность пропала, сменившись звериным оскалом, и маска задрожала на постаменте, раскрыв рот в беззвучном крике.

Луций уже собирался задать вопрос, когда рака отъехала назад вместе с участком стены и маской, и перед космодесантниками открылся путь в никуда. Антрос шагнул навстречу порыву затхлого и стылого воздуха, вглядываясь в пустоту.

— Сепулькрум Малефикус, — сказал Мефистон, шагнув через порог, и исчез.

Антрос последовал за ним и оказался на неровной лестнице из сцепленных металлических плит, уходивших во тьму. Он мало что видел, кроме огромного силуэта Мефистона впереди, и потому спешно зашагал следом.

Мефистон взмахнул рукой, неторопливо описав над головой круг, и в тот же миг вспыхнул свет. Загорелись факелы, висевшие в крылатых позолоченных канделябрах на высоких стенах цилиндрического атрия. Потолок был так далеко, что Антросу казалось, будто он видит звезды в ночном небе. Потом он посмотрел вниз и увидел, что пола нет — над пропастью нависала сеть металлических лестниц, медленно вращающихся величественными плавными дугами, пересекаясь, как кольца в огромном планетарии, но вместо планет закрученные лестницы перемещали резные саркофаги, пронося их через тьму, словно небесные тела.

— Сепулькрум Малефикус? — прошептал Антрос. — Боюсь, я не слышал этого названия, мой господин.

— Это место моего упокоения, лексиканий, как и упокоения моих предшественников. Место нашего единения, куда мы приходим, чтобы обмениваться мыслями. Пусть их геносемя давно извлекли, но мудрость осталась.

Пока они шли, Антрос мельком читал имена легендарных героев на величественных саркофагах цвета слоновой кости, украшенных орнаментом в виде завитков и магически защищенных текстами литургий и обережными рунами. Мефистон помедлил рядом с одним из гробов и положил на него руку.

— Старший библиарий Астерион, — произнес он, и Антрос почувствовал, что Властелин Смерти говорит не с ним, но с мертвым соратником. Мефистон словно поприветствовал его.

Когда они пошли дальше, Мефистон прошептал: «Он не пробудет здесь долго», — похоже, обращаясь к привидениям.

Наконец они достигли круглой платформы в самом центре атрия. Со всех сторон она заканчивалась обрывами, а в центре вокруг позолоченного стола располагались высокие кресла с похожими на когтистые лапы подлокотниками. Мефистон показал Луцию на одно из них, и, когда лексиканий присел, с одной из вращающихся лестниц сошел человек, который начал раздевать Властелина Смерти. С самого боя в Остенсорио у Мефистона не было времени почистить броню, вымазанную в крови и желчи. Антрос с любопытством взирал на трудящегося слугу, гадая, кому могли позволить обитать в столь значимом месте. Оружейник носил просторную алую накидку, вышитую причудливым узором из глифов и рун, и явно не относился к числу простых рабов. Он отличался крепким телосложением, как у астартес, но когда Антрос мельком увидел лицо мужчины, то понял, что вместо глаз у того лишь пустые иссохшие колодцы.

Слепой снимал пластины брони одну за другой, шепча молитвы, сливавшиеся с шипением гидравлики. Он осторожно клал их на пол, чтобы потом бережно отполировать до блеска. Когда взгляду Антроса открылись покрытые шрамами и серые, словно у трупа, руки Мефистона, то лексиканий заметил нечто странное. Местами кожа старшего библиария мерцала и темнела, словно ее пожирал черный огонь, или он утопал в тенях.

Мефистон нахмурился, заметив взгляд Антроса.

— Что ты узнал? — спросил он, прикрыв оголенные руки, и жестом отпустил прислужника.

Луций помедлил, не зная, обращается ли владыка к нему или к духам почивших.

— О Дивинусе Прим, — продолжил Мефистон, странно глядя на него. — Разве Рацел не передал мой приказ?

Антрос запнулся, не зная, как он, обычный лексиканий, может дать совет самому Властелину Смерти.

— Ты ничего не нашел, — сухо сказал Мефистон.

— Немногое, — признался Антрос. — В Кронийском секторе столько соперничающих сект, что немногие занесены в архивы. Войны Безгрешности кажутся настолько бессмысленными, что сложно даже понять, кто с кем сражается. Среди культов есть столь долго пробывшие в изоляции, что едва ли теперь они придерживаются имперской религии. Столько суеверий. Столько мифов. Нелегко найти достоверные факты.

Мефистон, переодевшийся в простую рясу, доставал книги из единственного шкафа — прекрасного, с высокими полками, высеченного из того же материала цвета слоновой кости, что и саркофаги, и хранящего эклектичную коллекцию военных трактатов и книг по истории, а также несколько потрепанных инфопланшетов и ауспиков. На верхней полке стояли маленький алтарь, посвященный Ангелу Сангвинию, и еще один предмет, привлекший внимание Антроса: небольшой уродливый камень, хранившийся в золотой шкатулке, будто это была самая почитаемая реликвия во всем либрариуме. Луций узнал осколок раздробленного кулака, увиденного на Термин, — напоминание о том жутком дне, что свел их вместе. Мефистон поймал его взгляд, но ничего не сказал, только подал знак продолжать.

— Как вам уже известно, — начал Антрос, — Дивинус Прим загадочнее прочих кардинальских миров сектора. Судя по всему, экклезиархи скрывали его задолго до того, как планета исчезла.

Он переключил инфопланшет, висевший на броне, и пробежался взглядом по немногочисленным заметкам.

— Никому даже не давали разрешения высадиться на планету. Последний из мирян, о котором мне известно, приземлялся там тринадцать веков назад. — Лексиканий прищурился. — То был Пиндар, поэт-терранец.

Услышав это имя, Мефистон задумался, прошептав пару строф, а затем продолжил изучать книгу у себя в руках.

— В обычных источниках я не смог найти ничего, — сказал Антрос. Мефистон понимающе кивнул. — Однако кое-что мне все же удалось разыскать.

Властелин Смерти удивленно посмотрел на него.

— Немногое, лишь горстку упоминаний в старейших бревиариях[8]. Похоже, должность планетарного губернатора занимает старший священнослужитель, архикардинал Дравус. Он носит крайне устаревший титул лорда-министранта и проконсула Дивинуса Прим и возглавляет имперский культ Детей Обета. — Луций покачал головой, вновь просмотрев заметки. — Увы, я не нашел других упоминаний этой секты. По-моему, информацию о них намеренно скрывали.

Мефистон молча посмотрел на Антроса, а затем поднялся и подошел к шкафу.

— Дети Обета, — прошептал он, сняв другую книгу, и начал листать страницы. — Ну конечно, — с внезапной тревогой проговорил он. — Обета. И как я это пропустил?

Следующие десять минут Властелин Смерти внимательно читал и бормотал что-то на языках, которые Антрос не узнавал. Они звучали как путаница разных наречий, словно одновременно говорили много людей. Антрос задумался, не стоит ли ему уйти, и уже хотел подняться по лестнице, но остановился у подножия.

— Мой господин… В Остенсорио…

— Ты больше не неофит, Антрос, — отрешенно сказал Мефистон, не переставая читать. — Со временем и не такое увидишь.

— Я понимаю. Но я говорю не о созданиях, преследовавших вас. Когда вы вернулись в либрариум, то прямо перед нападением сказали что- то в моем разуме. Нечто о поиске ответов. О чем вы говорили? Ответы на что? — Он запнулся, понимая, что такие вопросы могут стать очередным нарушением правил. — Вы имели в виду события на Термин?

Мефистон отвлекся от книги и пристально взглянул на Антроса. Черное пламя замерцало на ладонях, отбросив на лицо странные тени.

— Я говорил у тебя в голове? — тихо спросил он.

— Я так думал, — выдавил Антрос, чувствуя, что совершил ошибку.

Мефистон шагнул к нему, и тьма последовала за ним, клубясь словно дым, отчего Властелин Смерти показался выше и массивнее. Без лишних слов он протянул руку и прижал палец ко лбу Луция. Черное пламя пробежало по коже. Луцию хотелось отпрянуть, однако прикосновение не обожгло его — оно оказалось холодным, мертвенным. Это был пугающе многозначительный жест, похожий на обвинение.

Мефистон нахмурился, отвел руку и проследовал к столу. Он сел, посмотрел на медленно вращающиеся саркофаги и тихо заговорил словами, которые Антрос не понимал. В какой-то миг старший библиарий слегка кивнул, словно ему ответили.

— Увиденное тобой на Термин застало меня врасплох, — наконец нарушил молчание Мефистон, все еще не глядя на Антроса.

Как и всегда, в его голосе не было ни следа эмоций, но одних слов было достаточно, чтобы повергнуть Луция в замешательство. Мефистон казался ему непогрешимым. Нечеловечески мудрым. Всеведущим хозяином либрариума. Конечно же, он предвидел все, как могло быть иначе?

— Старший библиарий, — выдохнул Антрос. — Боюсь, мое поведение на Термин заставило вас сомневаться во мне. Когда я говорил о видениях, то был просто ошеломлен. Я видел вашу славную победу, вы были неостановимы.

— Неостановим? — Мефистон откинулся на спинку кресла. — Да, Антрос, как ты видел, меня было не остановить.

Эта беседа тревожила и вместе с тем вызывала у Луция восторг. Он сказал что-то не то? Или, напротив, впечатлил своего господина? Он никогда не слышал, чтобы Мефистон с таким доверием общался с другими лексиканиями, но это казалось скорее испытанием, чем честью. Словно сомнения, а не доверие, побуждали старшего библиария приблизить Антроса к себе. К чему мог привести такой разговор — к нежданному повышению или к внезапной гибели?

— У меня, как, уверен, и у тебя, остались вопросы после битвы у ямы. Вопросы, на которые еще нет ответов. Но возможно, их нам даст исповедник Зин в обличье Дивинуса Прим.

— Вы намерены вернуться?

— Да. И не один.

— Исповедник Зин пойдет на все, чтобы помешать вам.

— Он пойдет на все, чтобы найти Дивинус Прим, и его выбор проводников невелик. — Мефистон покосился на жертвенник Ангела. — Я связал с этим миром свою душу, и теперь переход между реальностями пройдет быстрее и надежнее. У меня хватает мастерства делать то, что другим кажется невозможным. Я пройду через Имматериум.

Он поднял руку, и над ладонью его возникла сфера из пыли. Антрос пригляделся, видя, как та превращается в планету, медленно танцующую в пустоте и накрытую слоями облаков, закручивающихся, словно змеи. В остальном планета казалась вполне обычной. Крошечный мир был столь точно воспроизведен по памяти Мефистона, что проступали даже очертания океанов и континентов.

— Зин обманывает нас или же сам введен в заблуждение. Кто-то скрыл от него Дивинус Прим, это уже понятно. Эта тайна возникла по умыслу, а не случайно. — Мефистон взмахнул рукой, рассеивая образ. — И это меня заинтриговало. Я уже говорил с советом ордена и подал прошение командующему Данте. Мне нужно… — Он сделал паузу, и Антрос заметил в глазах Властелина Смерти проблеск эмоций, а может, голода. — Я не в состоянии найти источник этих видений, не могу понять, кто взывает ко мне. Но я уверен в одном. На Дивинусе Прим есть нечто столь драгоценное, что заслуживает не просто почтения церковников…

Антрос уже набрал воздуха, намереваясь что- то сказать, когда Мефистон приказал ему уйти:

— Возвращайся в свою башню, лексиканий, и пусть твои эрудиты примутся за работу. Выясни, кто такие эти Дети Обета.

После возвращения Мефистона с Дивинуса Прим и последовавшего разрушения Остенсорио прошла неделя. Все это время лексиканий Антрос провел, стараясь выполнить пожелание старшего библиария. Он нашел десятки фолиантов, описывающих храмовые миры Кронийского сектора и правившие там имперские культы. Несмотря на все его изначальные сомнения в старшей слуге, схоласте Димитре Гор, она оказалась весьма полезной, поскольку была живой энциклопедией и каталогом всех хранящихся в Округлой башне книг, тогда как для самого Антроса его новые владения пока что оставались загадкой. Но, несмотря на все старания, они так и не смогли найти упоминаний о Детях Обета.

В то утро Луций встретил Гор, когда та шла по выложенным дамастом залам Округлой башни, что-то горячо обсуждая с несколькими рубрикаторами. Ее высокая худощавая фигура затмевала остальных писцов, следовавших за ней шумной гурьбой мимо плотных, расшитых узорами стенных штор. При виде Антроса слуги неловко поклонились и засеменили прочь, оставив его наедине с Димитрой. Выглядела она такой же пугающе истощенной, как и всегда: запавшие глаза с темными кругами, тонкая сухая кожа, напоминающая старый пергамент. Она неторопливо поклонилась ему в знак уважения.

— Лексиканий, — приветствовала Антроса Димитра, с виноватым видом передавая ему целую стопку книг. — Это последние из бревиариев, повествующих о Дивинусе Прим. Ни в одном из них нет упоминаний обета.

— И наше время истекло, — покачал головой Луций. — Старший библиарий намерен вернуться на Дивинус Прим, и я отправляюсь с ним.

— Мой господин, я слышала о произошедшем в Остенсорио. — Гор тревожно взглянула на него. — Понимаю, старший библиарий обладает невероятной силой, но вы уверены, что подобный способ перемещения действитель…

Суровый взор Антроса заставил ее умолкнуть на полуслове.

— Старший библиарий предвидит все! — отрезал он.

— Старший библиарий предвидит все, — повторила слуга, но тревога в ее чернильно-черных глазах никуда не делась.

— Ах да, — добавила она, — я заметила в этих книгах кое-что необычное, достойное упоминания. Может, пустяк, но в них присутствует код. Своего рода криптограмма, попадающаяся в каждом фолианте.

Димитра взяла одну из книг, открыла и провела пальцами по выцветшей бумаге:

— Некоторые из выделенных заглавных букв отмечены этим странным символом. Вот, видите? Некий стержень, а может, перевернутая «Т».

— Вижу, — кивнул Антрос.

— Но если вы выпишете отмеченные буквы и прочтете их в обратном порядке, то увидите, что они складываются в нечто вроде названия реликвии или оружия, которое не упомянуто больше нигде.

— И что же это за название?

— Окаменелый меч. — Димитра с надеждой посмотрела на него. — Вы о таком слышали?

Она разочарованно вздохнула, когда Антрос поджал губы, нахмурилась и передала ему книгу.

— Вот и я о том же. Упоминаний в других бревиариях нет. Этот мир скрыт под таким покровом секретности… Никогда с таким не сталкивалась. — Она кивком показала на ветхие писания. — Надеюсь, вы найдете то, что они скрывают.

— «Они» это кто?

— Экклезиархи. Думаю, они скрывают что-то от старшего библиария.

Антрос расхохотался. Его глубокий рокочущий смех нарушил покой и тишину: видневшиеся за каждой аркой писцы и схолары на миг отвлеклись от своих занятий и посмотрели на господина, поскольку им нечасто доводилось видеть подобное.

— Вряд ли от него можно утаить хоть что-нибудь, — сказал он. — Признаюсь, мне неведомо, какую игру он затеял с Адептус Министорум, но не сомневаюсь, у кого на руках все козыри.

— Согласна. — Улыбка на миг смягчила угловатое лицо Димитры. Она поклонилась и отвернулась, собираясь уйти, но задержалась. — Господин?

Он кивнул, разрешая обратиться.

Гор покачала головой, словно стыдилась или сомневалась, стоит ли продолжать, но затем собралась с духом и заговорила:

— Меня расспрашивали о вас.

— Расспрашивали? И кто же?

Димитра облизнула узкие губы и осторожно посмотрела через плечо, прежде чем прошептать:

— Слуги приближенного к старшему библиарию.

— У меня нет времени на всякую ерунду, схоласт Гор, — отмахнулся Антрос, ощутив прилив раздражения при невысказанном обвинении учителя.

— Простите меня. — Явно встревоженная, Димитра поклонилась и растворилась среди теней.

Антрос хмуро проводил ее взглядом, покачал головой и огляделся по сторонам, наблюдая, как трудятся его слуги, и наслаждаясь непрекращающимся рабочим процессом. Каждое слово, каждое деяние, которое они записывали для архивов ордена, расширяло границы их понимания. Луций упивался ароматом этого места, запахом чернил и старой бумаги, духом мудрости. Чужаки бы сочли либрариум тихим местечком на задворках крепости-монастыря, но Антрос ощущал значимость работы здесь. Знание было самым мощным оружием, и его поддерживал в превосходном состоянии легион бесстрашных, неутомимых умов.

Даже слова Димитры не смогли испортить ему настроение. За те дни, что минули после встречи с Мефистоном, Антрос унял тревоги и теперь чувствовал растущую уверенность в том, что его готовят к своеобразному повышению. Очевидно, поэтому о нем и расспрашивали. Лексиканий всегда полагал, что ему уготована великая роль, и чем больше он думал об этом, тем сильнее крепла его убежденность, что Властелин Смерти собирался выдвинуть его для назначения на важный пост в одной из боевых рот.

Он прошел обратно через скрипторий и начал подниматься по лестнице, которая длинными ленивыми дугами огибала внешнюю сторону башни, закручиваясь вокруг ее покрытых лишайником скругленных стен, словно вымпел, намотанный ветром на флагшток. Под ним раскинулся либрариум Сагрестия — окутанная тенями масса склепов, колоннад и реликвариев, усеянных таким количеством огоньков, что он чувствовал себя богом, глядящим вниз на далекий небосвод. Он знал, что это лишь кельи писцов и рубрикаторов, но отсюда они казались звездами, а вокруг них подобно кометам кружили механические жаровни, освещавшие путь из одной части либрариума в другую. Всю свою жизнь лексиканий провел под этими далекими круглыми сводами. Он сжал руку на перилах, осознав, сколь близок к исполнению мечты, и представил победы, которые одержит, когда Мефистон отправит его в боевую роту.

Странный звук отвлек его от праздных раздумий. Антрос взглянул вверх, на ступени, ведущие к его личным покоям. Его сантуарио находился на самой вершине башни, и нежданным гостям там были не рады. Но он был уверен, что слышал, как закрывается дверь. Антрос взбежал по ступеням и пришел в ярость, увидев, что дверь приоткрыта.

Луций ворвался в центральный зал и стал озираться в поисках следов кражи или беспорядка. Но все было на месте. На верстаках лежали талисманы и амулеты, которые он неспешно восстанавливал, а также другие эзотерические предметы, унаследованные им от прошлого хозяина Округлой башни: черепа птиц и зверей, детали архаичного оружия, бледные зародыши в стеклянных сосудах, астролябии, планетарии и бесчисленные иные устройства для прорицания и предсказания. Поразительное собрание причудливых вещей громоздилось на книгах и среди них. Были там и заплесневелые оплетенные кожей реликвии, и недавно напечатанные трактаты, на широких страницах которых еще не засохли чернила. Большую часть одной из стен занимало круглое прорицательное стекло; на его маслянисто-черной поверхности не отразилось ничего даже тогда, когда Антрос прошел мимо.

Кругом висели тяжелые гобелены, на первый взгляд неуместные для комнаты астартес, но при ближайшем рассмотрении их предназначение прояснялось: на них изображались небесные карты, полные астрономической и астрологической информации. Галактики и боги кружились в танце, выделяясь на фоне бордовой пряжи сверкающими золотыми нитями.

Это изобилие роскоши и гротеска освещал теплый свет газовой лампы, с тихим шипением парившей на витиеватой антигравитационной платформе из меди в уголке зала. Антрос знал, что все эти реликвии должны были вдохновлять его, но видел лишь клетку. Всю свою жизнь он жаждал возможности послужить Богу-Императору в битве, высвободить гнев, что тлел в душе, и теперь, когда он был так близок, ожидание…

Антрос замер, поняв, что не зажигал лампу.

— Кто здесь? — сказал он тихо. Не было смысла кричать. В сантуарио было лишь несколько небольших комнат.

— Прости меня, — раздался голос за его спиной, — я не хотел тебя встревожить.

По знакомому снисходительному тону Антрос узнал эпистолярия Рацела раньше, чем обернулся к нему. Древний библиарий сидел в темном уголке, скрывшись из виду. Лишь его странные синие глаза мерцали во тьме, отражая огонь лампы. Он подался вперед, и лексиканий увидел, что лицо учителя было необычно враждебным.

— Что произошло на Термин?

— Эпистолярий, — ответил Антрос, ошеломленный сперва нежданной встречей, а затем этим вопросом. Его гнев сразу испарился. — Я передал все боевые доклады архивистам ордена много дней назад.

— А твой личный доклад, неофит? Его ты передал?

На памяти Антроса Радел всегда говорил с холодной снисходительностью, но теперь в голосе слышалась едкая злость.

— Я передал свои наблюдения лорду Мефистону, — ответил Луций, стараясь не выказывать тревоги.

— И что ты в них написал? Что произошло между тобой и старшим библиарием?

Рацел поднялся и направился к Антросу, мрачнея на ходу. Остановился, едва не уткнувшись в Луция длинным орлиным носом.

Антрос покачал головой. Это шло против всего, чему его учили, но он не мог обсуждать произошедшее с Рацелом. Видения, разделенные им с Мефистоном, были не тем, что лексиканий стал бы обсуждать вслух, даже если бы мог. Они были тайной, разделяемой им со старшим библиарием. А затем Луцию пришло в голову, что, возможно, они были тайной даже для Мефистона, и эта мысль против воли заставила его вздрогнуть. Вероятно, Властелин Смерти и сам не ведал всего, что происходит в его разуме.

Рацел пристально смотрел на него; Антрос чувствовал, как сознание ветерана кружит на краю его мыслей.

Антрос был обучен защищать свой разум от подобного небрежного изучения, но неодобрение на лице Рацела проступало лишь отчетливее. Старый библиарий не сомневался, что ученик что-то скрывает от него.

— Могу ли я доверять тебе? — спросил Рацел.

— Мой господин! — вспылил Антрос, рассерженный вопросом. — Я — присягнувший брат…

— Так я могу доверять тебе или нет?! — зарычал эпистолярий, схватив Луция за руку.

Рацел был в доспехах. Антрос — нет. Он ощутил, как стальная хватка сдавливает кости.

— По причинам, для меня немыслимым, старший библиарий намерен доверить тебе информацию. Информацию опаснее, чем что-либо увиденное тобой на Термин. — Он крепче стиснул запястье лексикания. — Если ты хоть кому-нибудь проболтаешься, я непременно узнаю об этом. Будь уверен, я узнаю, Антрос, и оставлю в твоем опустошенном черепе достаточно мозгов, чтобы ты страдал, начиная новую службу в качестве чистильщика выгребных ям.

— Старший библиарий намерен доверить мне свои тайны? — При этом известии недовольство Антроса рассеялось.

— Я слышал, он уже это сделал, — с явным неодобрением ответил Рацел.

— Мой господин, — начал объясняться Луций, — вы доверяли мне, когда я был неофитом. Не знаю, что изменилось с тех пор, но клянусь вам перед Золотым Троном, что я скорее умру, чем позволю кому-либо навредить старшему библиарию. Все, что я когда-либо хотел, — служить ему, помочь, дабы все сомневающиеся уверились в его достоинствах.

Антрос говорил со всем пылом, но видел, что Рацел не убежден. Учитель разжал руку, но не отвел взгляда.

— Надеюсь, ты говоришь правду, неофит. Иначе тебе же хуже. — Он махнул рукой на дверь. — Поторопись. Готовься к бою.

Антрос надеялся, что в этот раз ему представится возможность лучше изучить Дневной Склеп, однако Рацел не дал ему такой возможности. Без лишних слов эпистолярий повел его из Округлой башни через бесконечные сумерки либрариума к личным залам Мефистона. Когда они добрались до питаемого звездой колосса в центре хранилища, громадной черно-алой статуи Великого Ангела, Рацел провел Луция между ее ступней, мимо рядов часовых и сервиторов-стрелков в подземные переходы. Сырые и заросшие мхом крипты выглядели почти такими же старыми, как и подвалы под Карцери Арканум. Определенно, они были построены в том же стиле, но Антрос никогда прежде не видел этот уголок либрариума. По мере того, как Рацел вел его глубже под землю, воздух становился необычайно влажным: вода начала капать с боевого доспеха Антроса, стекая с поножей и наручей маленькими каплями, которые блестели в свете факелов.

Когда в помещениях потеплело и потемнело, Луций заметил, что они здесь совсем одни. У тяжелых скалобетонных дверей не было стражи, однако охрана подземелий осуществлялась иными способами. У каждого прохода Рацел останавливался, безмолвно шепча что-то, и проводил в воздухе пальцами. Всякий раз в центре двери возникала сияющая руна, а затем с шипением гидравлики дверь растворялась.

Так они дошли до каменных врат, крупнее и вычурнее предыдущих. Они выглядели даже более древними, чем сама крипта, — настолько, что за бесчисленные годы покрывавшие мрамор образы почти стерлись. Можно было разобрать только цифры IX в центре. По обеим сторонам высились стражи в черном, столь же высокие, как библиарии, и, судя по могучему телосложению, принадлежавшие к Адептус Астартес. На них не было доспехов, руки покоились на крылатых эфесах огромных двуручных мечей, упиравшихся остриями в пол. Склоненные головы стражей были скрыты тяжелыми капюшонами, но Луций уловил проблеск металла и понял, что воины носили золотые маски. Рацел подошел к дверям, не обращая внимания на стражей, и приложил ладони к выгравированным цифрам. Створы распахнулись со стоном петель, изнутри заструился свет. Когда библиарии проходили мимо часовых, Антросу почудилось, что стражи не сводят с него взгляда, поворачивая головы, точно совы. Он так и не смог избавиться от этого странного ощущения, хотя, оглянувшись, убедился, что охранники не двигаются.

— Химические Сферы, — произнес Радел, возвращая внимание Антроса к ослепительному сиянию впереди.

Перед ними раскинулся белый купол, удерживаемый элегантными позолоченными подпорками и контрфорсами. Он пылал от силы звезды, скованной в зале наверху: в его балки были вмонтированы рунические кабели, проводящие яростную энергию Идалии. Непрозрачный свод цвета слоновой кости не давал разглядеть, что находится внутри, а яркое свечение не позволяло разобрать окружение.

— Что это? — спросил Луций, пораженный величием строения.

— Темница, — ответил эпистолярий. — Узилище в тюрьме, достаточно крепкое, чтобы сдержать самое грозное оружие ордена. — Он сурово посмотрел на Антроса. — Лишь энергии солнца достаточно, чтобы сдержать заточенную внутри душу.

Антрос вновь ощутил нетерпение и радостное предвкушение. Был ли здесь кто-либо из других лексиканиев? Он покосился на Рацела, но старый воин не обращал на него внимания, задумчиво теребя бороду, серую, словно железо, и не сводя взгляда с закругленных белых стен. Теперь, подойдя ближе, Луций понял, что их поверхность не гладкая, как ему казалось на первый взгляд: ее покрывал замысловатый узор из крошечных чисел.

Рацел отстегнул от брони стеклянный шприц, наполненный багровой жидкостью, в которой Луций заметил на свету непонятные силуэты. Антрос завороженно смотрел, как Рацел подносит иглу к стене сферы. Поверхность поддалась, словно состояла из плоти, а не из слоновой кости, и Рацел медленно ввел в нее содержимое шприца.

Сперва не происходило ничего, и Антрос уже собирался спросить, что они тут делают, когда от иглы разошлась паутина тонких красных линий. Они растеклись по кости, словно струйки алой краски или тонкие нити, в конце концов образовав прямоугольник в двух метрах над головами библиариев.

— Ты помнишь, что я сказал? — спросил Рацел, сурово покосившись на Антроса.

— Конечно, — ответил тот, слушая лишь вполуха.

Все мысли Луция занимала поразительная сфера. Он отчаянно пытался разобрать, что происходило за алой дверью. Его разум соприкоснулся с чем-то внутри, и это «что-то» заставило лексикания отшатнуться. Лексиканий скорее ощутил, чем увидел, сцену ужасающего насилия.

— Ты что-то видел, — удивленно посмотрел на него Рацел.

— Только почувствовал, — прошептал Антрос, качая головой.

Рацел был явно озадачен, но ничего не сказал и вновь сосредоточил все свое внимание на двери. Он прошептал несколько слов, но Луций разобрал лишь два, прозвучавшие как «темный след» или «темный наследник». Затем эпистолярий резко кивнул Антросу, выдернул иглу и, шагнув сквозь алый портал, скрылся из виду.

Антрос последовал за ним, протянув вперед руку, ожидая, что сейчас столкнется со стеной. Вместо этого он оказался в почти полной тьме. Свет исходил лишь от пронизанных варпом глаз Рацела, повернувшегося к ученику.

— Помни, — сказал он, а затем вновь что-то прошептал и исчез во мраке.

Антрос шагнул за ним и замер, оглушенный светом и шумом.

Он пригнулся, потянувшись за пистолетом. Библиарии стояли среди развалин исполинского имперского здания. Пламя и дым окутали разбитые парапеты, земля дрожала так, словно мир бился в припадке. Вдали гремели взрывы артиллерийского обстрела, а затянутое облаками химических испарений небо рассекали причудливые геометрические узоры от следов ракет и трассирующих снарядов. За руинами вздымалась величественная гора, окутанная бурлящим пламенем.

— В этом нет нужды, — рассмеялся Рацел, заметив тревогу ученика. — Мы не там и не тогда.

Он перескочил через отсеченную голову статуи и поманил за собой Антроса. Несмотря на слова Радела, лексиканий невольно вздрагивал всякий раз, когда вокруг падали и взрывались снаряды. Один из них лег совсем рядом, разнеся на части триумфальную арку, и Луций закрыл руками лицо, увидев мчащийся к нему осколок размером с танк. Каменная глыба пролетела сквозь него, не причинив вреда, и рухнула в нескольких метрах позади. Антрос осмотрел свои латы, убедившись, что они невредимы. Заинтригованный, библиарий попытался протолкнуть сабатон сквозь камни, на которых стоял, и это у него получилось. Подошва прошла сквозь землю, как сквозь воду. Он стал призраком.

— Иллюзия отражает законы физики реального мира, — пояснил ему Рацел, продолжая пробираться через пустынный ландшафт. — Так разуму легче ее воспринимать. Мы могли бы с тем же успехом пролететь сквозь камни, но наш мозг испытывает раздражающую тягу к ограничениям материума, поэтому заставляет нас думать, что нам нужно карабкаться и идти сквозь «настоящий» улей Гадес.

— Улей Гадес? — воскликнул Антрос, вновь окинув взглядом расколотые шпили. Внезапно он узнал развалины истерзанного войной мира. Битвы за Армагеддон были столь ожесточенными, что вошли в легенды, а сражение за улей Гадес занимало особенно важное место в истории Кровавых Ангелов. — Зачем мы тут? — спросил он, пытаясь перекричать грохот взрывов и осыпающихся стен.

— Послушай, неофит, — вздохнул Рацел, повернувшись к спешившему за ним Луцию. — Я ведь сказал тебе, что мы не там и не тогда. Мы на Ваале под Дневным Склепом и кричим в тишине Химических Сфер, словно идиоты, которым нечем заняться.

Взобравшимся на разбитую опору библиариям предстала картина бойни. В воронке внизу лежали трупы десятков ксенотварей — огромных и зеленокожих, в кое-как сколоченных доспехах, даже после смерти сжимавших в лапах оружие, собранное из металлолома. Головы, почти лишенные шей, и приплюснутые морды делали этих существ похожими на кабанов; выступающие из массивных челюстей клыки только усиливали сходство. Каждое из этих грубых созданий при жизни внушало ужас. Сейчас же их выпотрошенные и истекающие кровью тела постепенно разлагались под лучами солнца, окруженные тучами мух.

На рухнувшей колонне, сжимая в руках сердце ксеноса, сидел воин, сразу привлекший внимание Антроса. Черные доспехи с характерным красным поперечным крестом выдавали в нем одного из храбрых братьев роты смерти Кровавых Ангелов, утративших рассудок из-за генного проклятия. Берсерки роты смерти могли послужить ордену, лишь заставив врага дорого заплатить за свою жизнь, поэтому сложно было даже представить, что один из них будет спокойно сидеть на камнях, а не бушевать, крича и убивая, пока не испустит последний вздох. Однако когда Луций увидел лицо Ангела, его осенило. Перед ними был Мефистон, такой, каким он был прежде, — столь же совершенный телом, как и любой из сынов Сангвиния.

— Калистарий, — прошептал лексиканий. Он стал свидетелем часа перерождения Мефистона.

Со своей точки обзора на вершине опоры Антрос видел, что через развалины к сидящему Калистарию неуклюже бегут десятки ксеносов. Луций уже собирался закричать, предупредить брата, когда Рацел взял его за руку.

— Вспомни, чему тебя учили, лексиканий, — сказал он, показав на сумку на поясе Антроса. — Записывай и освещай, брат, записывай и освещай.

Антрос в смятении покачал головой. Ситуация казалась совершенно нереальной, но он поступил, как ему приказывали: достал мнемонический стилус и табличку и начал делать заметки.

— Вы сказали, что это темница, — прошептал лексиканий, хотя и знал, что опасаться нечего, ведь зеленокожие не услышат его.

— Мефистон создал Химические Сферы, чтобы удерживать наше самое грозное оружие — его самого. Ему требовалось место, где можно в безопасности для всех изучать, что он такое.

— Что он такое? — повторил Антрос.

— Наблюдай и записывай. — Рацел показал на приближающихся зеленокожих. — Поговорим позже.

Луций пытался не реагировать на то, что ксеносы ускорили шаг, учуяв Калистария. Сгорбленные, похожие на обезьян твари уверенно пробирались через развалины, изрыгая приказы на отвратительном гортанном языке. Их предводитель, на голову выше остальных, был с ног до головы закован в ржавые иззубренные пластины и носил шлем с лицевой решеткой из разрозненных листов брони. Эта тварь, больше похожая на машину, чем на орка, крошила квадратными металлическими сапогами скалобетон, проламываясь через стены и ограждения из колючей проволоки. К его левой руке был приделан огнемет, из которого капал прометий, вторая рука заканчивалась огромной механической клешней. При виде Калистария ксенос завыл от радости, показав на него пальцем, и затопил воронку огненной струей.

Когда же пламя угасло, Калистарий по-прежнему спокойно сидел и взирал на теперь уже обуглившееся сердце у себя в руке. Он покосился на собирающихся вокруг зеленокожих, но даже не потянулся за прислоненным к колонне психосиловым мечом.

Вожак зеленокожих поднял металлическую клешню и снова взревел, брызжа кровью и слюной сквозь покореженную решетку. Враги ринулись в бой, словно лавина. В самое последнее мгновение Калистарий поднялся и шагнул в сторону, взмахнув мечом и обезглавив первого из бежавших к нему орков. Движение было столь плавным и легким, что, казалось, он танцует, а не сражается. Обезглавленный противник врезался в стенку воронки, выбив из нее осколки гранита.

Орки пытались развернуться на бегу, однако некоторые все равно врезались туда, где только что стоял Калистарий, а другие завыли от раздражения, увидев, что тот не стоит на месте. Кровавый Ангел пробежал по выгоревшим остовам танков и прыгнул на вожака. Тот попытался повернуться к нему лицом, но не успел, будучи совсем неуклюжим из-за тяжелого бронекостюма. Он даже не успел поднять оружие, когда на него, подобно каре небес, обрушился Калистарий, вонзив меч точно в решетку шлема. Погрузившийся в плоть клинок окутало багровое пламя, и голова ксеноса испарилась кровавой дымкой.

Когда тварь рухнула замертво, Ангел вытащил искрящий меч, уперся ногами в труп, оттолкнулся, словно от трамплина, и пролетел над головами ксеносов. Те встретили его шквальным огнем, но библиарий уже исчез среди черных клубов, а затем появился вновь — на том же камне, где сидел прежде.

— Их слишком много, — прошипел Антрос, показав Рацелу на огромную толпу привлеченных пламенем и выстрелами зеленокожих, спешивших к ним.

— В этом вся суть, — ответил эпистолярий, вновь указав на стилус. — Записывай и освещай.

Антрос снова посмотрел на воронку и увидел, что теперь Калистарий стоит на расколотой колонне, воздев меч и нацелив на орду плазменный пистолет. Синие разряды рассекали дым и разили закованных в тяжелые доспехи ксеносов, отбрасывая их назад. Калистарий стрелял с невероятной скоростью; вспышки непрестанно озаряли свежие трупы. Все больше ксеносов переваливалось через край воронки: столь велика была их ярость, что они давили друг друга, лишь бы поскорее добраться до неприятеля. Когда пистолет Калистария наконец заискрил, перегревшись от непрерывного огня, библиарий отбросил его прочь и спокойно шагнул навстречу зеленокожим. Он рубил их, парировал удары и делал выпады так безмятежно, словно находился не в гуще смертельной схватки, а в тренировочной клетке на Ваале.

К тому времени окружающее пространство устилали груды трупов, однако орков собралось столько, что они постепенно теснили Калистария. Но тот, все еще ничем не выказывавший тревоги, просто отступил на шаг, сжал меч обеими руками и вонзил пылающий клинок в землю. Волна огня разошлась под ногами пришельцев, раздались треск, хлюпанье, а затем их тела начали взрываться гейзерами кипящей крови. Туши зеленокожих лопались прямо в доспехах, и обжигающие брызги жизненных соков разлетались во все стороны.

Зеленокожие рядом с Калистарием рухнули замертво на горы трупов. Кровавый Ангел вырвал меч, а затем бросился на уцелевших, ошеломленных этой бойней.

— Рацел, — прошептал Антрос, увидев то, чего не заметил Калистарий.

Мефистон устремился вперед, чтобы добить тварей, но один из лежавших позади орков поднялся и прицелился в него из странного пистолета.

Эпистолярий покачал головой. Луций мог лишь с бессильным ужасом наблюдать за тем, как пистолет извергает синее пламя. Калистарий же как будто предвосхитил выстрел и отскочил в сторону. Если бы не предвидение, он непременно лишился бы головы. Разряд угодил в плечо и подбросил космодесантника в воздух. Врезавшийся в рухнувшую колонну библиарий потянулся к орку, разведя пальцы, и ксенос согнулся от боли, а затем свалился мешком изломанных костей и смятой плоти.

Другой орк воспользовался удобным случаем, чтобы выстрелить в Калистария из крупнокалиберного наплечного реактивного гранатомета. Открывать огонь из подобного оружия на такой близкой дистанции было равносильно самоубийству; тем не менее воронку накрыли клубы пыли и свистящие осколки. Когда они рассеялись, Антрос увидел, что Калистария вдавило в камни, словно игрушку во влажную глину. Его черная броня искрила и покрылась подпалинами, а меч скрутило в бесполезный кусок металла.

Калистарий оттолкнулся от камней и смахнул с лица пыль. Подобное светопреставление привлекло еще больше ксеносов. Вокруг кратера собрались сотни зеленокожих, скаливших огромные клыки. Целый лес стволов был направлен на осыпанного скалобетонной крошкой космодесантника. Калистарий замер, пораженный не количеством зеленокожих, а тем, что случилось с его мечом.

Антрос охнул от боли, когда его вдруг захлестнула невообразимая ярость. Рацел подхватил его, не дав упасть, и пристально посмотрел в глаза.

— Что… выдохнул Луций, но в это мгновение над полем битвы разнесся ужасающий вой, заглушивший даже грохот взрывов бомб и снарядов.

На развалины опускалась тень, словно что-то заслоняло солнце. Когда лексиканий снова взглянул на воронку, то понял, что это кричит Калистарий. Немыслимый гнев преобразил библиария так же, как это произошло на Термин V. Он поднял руки, словно моля небеса о помощи, из его горла к небесам летел страшный неумолчный вой.

Антрос мог лишь благоговейно смотреть, как небеса отвечают на зов Калистария. Кружащиеся токсичные облака затвердели, превратившись в громадные глыбы камня, а затем рухнули вниз.

Когда исполинские копья начали падать на разрушенный город, сотрясая землю, Луций прикрыл лицо. Немногие из еще стоявших башен рухнули, столбы пыли и пламени вздымались до неба. Антрос взобрался на крыло разбитой статуи и окинул взором улей Гадес. Большая часть пейзажа была скрыта облаками пепла и дыма, но в просветах он видел, что чудовищный град уничтожает целые кланы орков. Впрочем, природа не делала различий: поражала колонны имперской бронетехники, исчезавшие под гигантскими плитами, сбивала эскадрильи штурмовиков «Грозовой ворон».

Буйство стихии усиливалось, а рев Калистария становился все громче. Теперь сквозь гнев пробивались нотки страха, и Антрос чувствовал, как чужие мысли проникают в его разум, пока Кровавый Ангел вопил в бушующее небо. То была агония Калистария.

«Сейчас! — прогремел голос в его голове. — Сейчас!»

Шум в сознании Луция сливался с общей какофонией, пока наконец он не выдержал и не завыл вместе с Калистарием.

Затем, так же внезапно, как и появилась, сцена исчезла. Антрос пошатнулся и упал на пол. Он вернулся в Химические Сферы. Признаков крипты не было, а значит, он находился внутри купола — только теперь уже не цвета слоновой кости. Замысловатая сеть красных линий пересекала всю сферу, и с нее постоянно капало, так что, когда Антрос поднял голову, мелкий алый дождь омыл его лицо, и ему пришлось сморгнуть кровь.

Напротив него в высоком медном кресле, украшенном тысячами крошечных символов, сидел Мефистон. Его лицо снова стало изможденным и мертвенно-бледным, он был одет в привычные алые доспехи и мантию. Один из шприцев, отстегнутый от доспеха, лежал у его ног пустой. Голова Мефистона была запрокинута, глаза закатились, тело обмякло в кресле, как труп, и Антрос подумал, что старший библиарий, наверное, мертв. Тем более он был в крови, заливавшей все вокруг и тяжелыми каплями падавшей на блестящий белый пол.

— Старший библиарий! — закричал Антрос и вскочил на ноги; но его остановила рука на плече.

Рацел кивнул, показывая на дальнюю сторону сферы; на глазах Антроса из воздуха возникло второе медное кресло, покрытое все теми же странными знаками. Когда оно материализовалось из эфира, по полу растеклась причудливая сеть иероглифов, линий и чисел, будто выведенная в крови незримым писцом, — багровая паутина, соединявшая два кресла. Антрос заметил, что кровавые глифы на полу меняются и обтекают его шаги, реагируя на них.

Рацел пошел в другую сторону и уселся в третье медное кресло, материализовавшееся перед ним. Теперь пол покрывала сложная сеть из красных линий и эллипсов, соединявшая три кресла, словно те были небесными телами на звездной карте. Библиарии молча сидели, глядя на обмякшее тело своего господина. Было слышно лишь, как с потолка капает кровавый дождь, высекая багровые звезды на мокром полу.

Антрос уже собирался заговорить, когда поток образов наводнил его разум. Он снова очутился в улье Гадес, но на этот раз его придавило огромной тяжестью, и он не мог пошевелиться, несмотря на невероятную ярость, пульсирующую в венах. Это была агония, но Антрос чувствовал, что теперь видит правду.

«Всегда одно и то же, но всегда по-разному, — раздался в голове голос Мефистона. Антрос посмотрел на старшего библиария, но тот пребывал без сознания. — Это всегда Армагеддон. Но всякий раз, как я пытаюсь осознать источник своей силы, меняются детали, не давая узреть картину моего рождения и открыть истину о моей природе».

— Я не понимаю, — выдохнул Антрос.

«Нет, понимаешь, лексиканий. В нашей крови есть благородство. Неимоверное благородство. Кровь Ангела. Божественность. Бьющаяся в наших сердцах. Растекающаяся по нашим венам. Наш отец был чистейшим из сынов Императора, и мы продолжаем его род. Я знаю, ты чувствуешь это, лексиканий: веру и ярость, честь и голод, пылающие в тебе, как и в каждом из сынов Ангела».

Стены купола словно разошлись, открыв десятки обращенных к нему налитых кровью глаз.

«Все, кроме меня. Я избежал проклятия. Легенды не лгут. Сколь бы яростной ни была битва, меня не преследует обычный голод, в моих сердцах не гремит зов страшной жажды. Я ускользнул от участи ордена. Я не связан узами и готов доказать наше благородство. У меня есть силы рассеять нависший над нами злой рок — прекратить этот неотвратимый упадок, эту медленную смерть».

Глаза закрылись, и стены вновь стали обычными. Гротескные образы исчезли, но разум Антроса вновь наполнился видениями разрушений и развалин улья Гадес.

«Но, подобно приливу и отливу, я снова и снова возвращаюсь туда, каждый раз переживая иначе миг смерти, что была и рождением. Видишь ли, я спасся от проклятия, но столкнулся с иной пыткой, еще более жестокой. Увиденное тобой на Термин — эхо той первой бойни в улье Гадес. Но вместо того чтобы затихать, оно становится громче с каждым повторением. Всякий раз, когда я даю волю своей силе, она становится более дикой, более опасной, более неудержимой. Поначалу я мог использовать ее как оружие, но теперь она завладевает мной, и, когда я опять становлюсь самим собой, я не могу вспомнить ничего из того, что сотворил. Я лишь вижу, какую учинил бойню».

Раздался лязг керамита, и Мефистон выпрямился в кресле. По лицу текли капли крови, волосы прилипли к коже.

— Но я должен управлять ею, лексиканий, — заговорил он вслух. — Если я смогу найти опору для силы, что растет во мне, то стану живым воплощением того, чем могут быть Кровавые Ангелы. Доказательством того, что мы избежим проклятия. Понимаешь? Если я овладею даром, то смогу спасти всех нас. В варпе нет силы, равной той, что была передана мне, и она не похожа на те дисциплины, которые мы стремимся освоить. Такое не способна дать ни практика, ни изучение. Эта мощь необузданная и благородная. Это высвобожденная кровь самого Сангвиния. В ней есть сила… — Он запнулся, посмотрев на окровавленный пол. — Я так близок к исполнению судьбы, похищенной у Ангела, но, если не смогу укротить ее… если я не смогу направлять эту силу… если она будет становиться неистовее, а я не смогу покорить ее… — Он замотал головой, и, когда заговорил снова, в голосе его ощущалась боль. — Тогда мне следовало бы умереть Калистарием под камнями. Тогда я не спасу нас, но стану последним гвоздем в крышке гроба сынов Ангела.

Мефистон замолчал, и через некоторое время заговорил Рацел. Он заметил удивление Антроса и отбросил своеобычный сардонический тон.

— Десятилетиями я наблюдал за старшим библиарием в этом тайном зале. Лицезрел его страдания вновь и вновь, пока он загонял себя на грань погибели, пытаясь найти ключ к разгадке. — Эпистолярий поднялся и прошел по полу, на котором вновь расцвели кровавые знаки. — Но каждый раз мы сталкивались с неудачей.

Когда Рацел приблизился к стене сферы, из ослепительного сияния возник медный постамент высотой ему по пояс. На вершине изящной и покрытой прекрасной филигранью плиты покоилась книга — тяжелая, в кожаном переплете, закрытая на металлический засов. На обложке не было названия, но ее украшала крылатая капля крови, выведенная сусальным золотом. Рядом стояли перо и чернильница.

— Я записываю все, — объяснил Рацел. — Каждое слово и деяние, что доводит старшего библиария до предела; и в момент, когда я чувствую, что его рассудок может не выдержать… — он кивком показал на лежащий на полу шприц, — …я возвращаю его.

— Значит, вы контролируете эту силу, — произнес Антрос.

— Каждый раз мне все сложнее услышать зов Гая. — Мефистон покачал головой и подался вперед. Его глаза поменяли цвет, сверкая подобно сапфирам, как и глаза Рацела. — Если я высвобожу всю таящуюся во мне мощь, то ничто не вернет меня. Поэтому я держу себя на цепи, словно пса. Всегда сдерживаю себя. — Он поднялся и зашагал по залу. — Но эта сила ниспослана Ангелом! Бессмысленно было бы отрицать это. И неправильно. Я должен найти способ высвободить всю силу дара. Я сдерживал его столь долго, что он начал пожирать меня изнутри.

Властелин Смерти остановился и посмотрел на Луция пылающими глазами, сбросив маску безмятежности.

— Зачем Ангел показал мне столь великое предназначение, но лишил возможности исполнить его? Что за испытание он мне устроил? В моих руках безграничная сила. — Он схватил в горсть воздух, отчего тот пошел маревом. — Но я не могу ее использовать.

Он застыл, с надеждой глядя вдаль.

— Но теперь я вижу шанс. Я слышал тот же зов, что преследует Зина. Кто-то зовет меня на Дивинус Прим. Там меня что-то ждет. Нечто, что даст мне ответ. Зин думает, что я слеп к этому, но до сих пор я просто не мог дать этому имя.

Мефистон обнажил Витарус и провел острием по полу, вызвав очередное перестроение алого шифра. Антрос склонился вперед, глядя на то, что возникает из кровавых символов. Он заметил, что Рацел смотрит на символы с тем же напряженным ожиданием, и понял, что Мефистон не рассказывал об этом даже своему советнику.

— Сегодня, лексиканий, ты нашел название тому, что так долго ускользало от меня. — Он пристально посмотрел на Антроса. — Все эти годы я искал вдали то, что было так близко. И теперь ты вошел в мои покои со словом спасения на устах.

— Но я не смог найти ничего о Детях Обета, — удивленно покачал головой Луций.

Радел не отводил взгляда от того, что проступало под мечом Мефистона, и, когда узнал очертания, его глаза расширились. В крови вырисовывалась причудливая рукоять клинка. Антрос заморгал, озадаченный благоговейным выражением лица наставника, ведь эта штука выглядела не только уродливой, но и бесполезной. Рукоять имела треугольную форму, ее почти невозможно было держать. Создавалось впечатление, будто ее придумал ребенок.

— Окаменелый меч, — прошептал Рацел и, упав на колени, потянулся к образу. Его пальцы застыли прямо над ним.

Мефистон кивнул. Его рука слегка дрожала на эфесе Витаруса.

— Он там, Рацел. Я не надеялся, даже когда Антрос обратил мое внимание на то, что Зин употребил слово «обет», но мои сомнения развеялись, как только Луций вошел сюда с этим названием, гремящим в его разуме. Окаменелый меч на Дивинусе Прим, Гай. Эти полоумные жрецы понятия не имеют, за что бьются. Они молились ему втайне, еще до становления Империума, не имея представления о его истинном значении. Они думают, что это реликвия, и ничего больше. Именно из-за нее исповедник Зин так отчаянно пытается вернуть этот мир, ведь Дети Обета построили свое вероучение вокруг клинка. Больше всего они хотят сохранить это в секрете.

— Меч? — спросил Антрос, узнав форму рукояти по выделенным буквам, которые показала ему схоласт Гор. — Господин мой, я не понимаю. Вы намерены помочь Зину добраться до этого проклятого мира из-за меча? Разве в наших хранилищах нет более достойного вас оружия?

Мефистон поднял Витарус, и образ исчез, распавшись на непрестанно кружащиеся цифры и линии.

— Окаменелый меч — вовсе не то, чем кажется. Его форма — лишь совпадение, — ответил Властелин Смерти. — Это устройство из Темной эры Технологии, нейронный проводник. Оно создано еще до появления легионов, лексиканий. Никто не знает, как оно называется на самом деле, но оно появилось во времена гораздо большего понимания науки, чем ныне. — Мефистон расхаживал взад-вперед, каждым шагом тревожа кровавую карту под ногами. — Оно позволяет подчинять и направлять даже самые грозные эмпирейные волны, — пояснил он. — Это психическая линза, достойная бога.

— Вы сможете высвободить свой дар, — выдохнул Рацел, явно пораженный открывающимися возможностями. — Позволите своему разуму воспарить.

Антрос пытался понять, насколько важен такой археотех. Он мысленно вернулся на Термию и представил, каким бы был гнев Мефистона, если бы он продолжал расти, ничем не сдерживаемый. Психическая буря, достойная примарха. И пока он размышлял, в его разум нежданно ворвались образы старшего библиария, омытого кровью тысяч лежавших у его ног зарезанных и изувеченных священников Экклезиархии. Но прежде всего потрясали не трупы, а суетившиеся среди них разнообразные непостоянные существа, которые формировались и изменялись, прыгая и скользя по запекшейся крови. Безумные твари из самых темных кошмаров, исчадия варпа хихикали и визжали, пожирая души мертвых.

Антрос тяжело осел в кресле, и, взглянув на него, Мефистон замер.

Луций не осмелился встретиться взглядом со старшим библиарием. Видение наполнило его невыразимыми сомнениями, которые не должны были приходить в голову ни одному из служителей либрариума. Что, если сила Мефистона проистекала не от Сангвиния? Что, если ее источник был иным, стократ худшим? Он подумал о черном пламени, рябившем на коже Властелина Смерти.

Мефистон молча глядел на Луция, и кровавый дождь все так же стучал по его броне.

— Мой господин, — спросил Антрос, — зачем вы привели меня сюда?

Мефистон помедлил, а когда заговорил, то голос его звучал напряженно, словно он силился сохранить привычное спокойствие:

— Потому что я уловил твое присутствие в моем разуме, лексиканий. Я чувствую: тебе известно обо мне то, чего не знаю даже я сам. В любом случае мои испытания близятся к завершению. Либо я подчиню эту силу, либо она уничтожит меня. Я близок к тому, чтобы утратить рассудок, мой разум осаждают тени. Произошедшее на Термин потрясло меня, лексиканий. — Его голос дрогнул. — Ты знаешь, что было у меня на уме, когда я набросился на тебя.

Антрос ощутил, как к горлу подступает ком. Он осознал, что старший библиарий и в самом деле собирался его убить.

Мефистон глубоко вздохнул; посмотрев на левую руку, он заметил слабую дрожь. Когда библиарий заговорил вновь, то уже не смотрел на Луция.

— Лексиканий, тебе предстоит спасти либо меня, либо всех прочих — от меня. Все разрешится на Дивинусе Прим.

Капитан Хесбон ухмыльнулся, когда волна рук подняла его над головами толпы. Он чувствовал себя так, словно его несли не руки, а ликующие крики. Победные песни были такими громкими, что почти заглушали вопли раненых. Перед ним склонилась Кобелла — великий бастион, ныне сломленный и усмиренный. Последняя преграда между Просветленными и Вольгатисом была преодолена: древние врата пали, орудия умолкли. Драгуны сражались на протяжении двенадцати дней и понесли наибольшие потери с самого начала крестового похода, но зрелище расколотых ворот окупало принесенные жертвы. Позади, за пределами города, вдоль Великой восточной дороги выстроились тысячи солдат, скрывшие ее древние плиты рекой золотых кирас и улыбающихся измученных лиц. Как один, Просветленные взревели: «За Императора!»

Те, кто мог подобраться достаточно близко, хватали капитана за поношенную одежду, желая прикоснуться к божественному, ведь после четырех десятилетий преданной службы тот наконец привлек к себе внимание бога. «Нет, — подумал он, пытаясь укротить гордость, — они все привлекли внимание Бога-Императора».

— Пусть я отдал приказ, — закричал он, желая проявить немного скромности, — но лишь благодаря вашей отваге эти ворота пали!

Он старался, но не мог удержаться от величавой улыбки. Победоносная армия несла Хесбона на головах, воины кричали его имя, и он засмеялся.

Просветленные вливались в Кобеллу, топча трупы ее защитников. Их бывшие братья, разорванные на части пушками драгун, обратились в груды дымящейся плоти. Кистени и цепные мечи ополченцев Фратерис валялись на земле рядом с прежними владельцами. Теперь, когда битва закончилась и угроза миновала, убитые представляли собой поистине жалкое зрелище. Хесбон почувствовал жалость, но быстро подавил ее. Ополченцам были предложены те же истины, что и остальным на Дивинусе Прим, и они отказались узреть свет Императора. Это был трагический конец, но он надеялся, что на том свете отступники осознают свою ересь и обретут прощение.

Драгуны наступали по главному проспекту; Хесбон выкрикивал приказы, направляя солдат на позиции среди развалин за расколотыми статуями и среди храмов, откуда они могли держать на прицеле дороги, уходящие в глубь города. Врата пали, но им еще предстояли жестокие и кровавые уличные бои. Хесбон откинулся на поднятые руки солдат, наслаждаясь моментом. Небо все так же скрывали низкие, стремительно летящие облака, и от этого капитан, к своему стыду, ощутил облегчение. В отличие от мертвых ополченцев, он никогда не сомневался в святости Чуда — невероятного преображения небес, — но так до сих пор и не привык к этому зрелищу.

Когда они пересекали площадь, Хесбон услышал грубый смех, смешавшийся с ликующими криками и боевыми кличами. Мгновение спустя он понял причину. На краю площади драгуны окружили одну из неверных. Еретичка пряталась в искореженном металлическом остове орудийной установки, свалившейся с валганга в ходе битвы и теперь покоившейся в центре толпы, словно убитый зверь. Съежившись, отступница кричала и выла от страха, пока просветленные швыряли в нее горящими головнями; в руинах поблизости уже занималось пламя. Скоро огонь должен был охватить и отступницу.

Улыбка Хесбона померкла, когда он осознал, что еретичка была еще девочкой, лет пятнадцати от роду и совершенно безоружной.

— Остановитесь! — воскликнул он. — Мы не звери!

Рев толпы заглушил его слова, и потому он поднялся на ноги, раскачиваясь на головах и руках несущих его воинов.

— Довольно! — закричал капитан.

Один за другим торжествующие солдаты умолкали, поворачиваясь к командиру, словно живая волна.

Он едва сдержал дрожь, увидев на лицах солдат подозрения и гнев. Они напоминали гончих, которых оттащили от добычи. Но сомнения оказались мимолетными. Он задумался над тем, что сделал бы Извечный Принц, столкнувшись с таким варварским поведением, и в порыве ярости воскликнул:

— Братья! Это недостойно нас. Это недостойно Императора. Не опускайтесь до низости сих заблудших душ, что петляют в тенях заблуждений. Мы — другие, мы — Просветленные. Подумайте о том, чему нас научили.

— Эти люди прокляты! — заорал стоявший рядом драгун, показав лазружьем на небо. — Они отвергли чудо!

— Они отринули Принца! — взревел другой.

— Ты что же, хочешь дать ей воссоединиться с собратьями? — спросил третий. — Чтобы она вновь получила возможность убивать нас?

Солдаты одобрительно зашумели, стуча прикладами о нагрудники, и принялись бросать в подростка камни. Хесбон вновь рявкнул приказ остановиться, но сквозь гул толпы мало кто услышал его. Командира захлестнул гнев.

— Неужели мы не лучше тех глупцов, которых убили? — взревел он, но его не услышали.

Солдаты все еще держали его на весу, но теперь хватка стала крепче и злее. Он огляделся и увидел, что некоторые солдаты отступили, устыдившись его, а другие, тыча оружием в воздух и сыпя проклятиями, проталкиваются к нему со свирепым оскалом. Победа досталась им дорогой ценой, их сердца еще не остыли от жажды крови. Капитан пытался освободиться, но толпа приходила во все большее бешенство, руки сжимали его все крепче, неся навстречу идущим к нему солдатам, словно жертву.

— Чтоб вас! — заорал Хесбон, пытаясь обнажить меч, но не смог. — За это я прикажу вас расстрелять!

Площадь наполнилась светом.

Сияние было столь ярким, что на миг ослепило всех, кто смотрел на разбитые городские ворота. Сперва Хесбон подумал, что облака расступились, впустив солнечный свет, но, оглянувшись, понял, что случилось.

Люди умолкали, видя, как сквозь ворота скачет сияющая призрачная свита. То было божественное воинство, сотканное из солнечного света: царственные львы, проницательные драконы и сотни парящих орлов. Все они были здесь — и все же их тут не было. Ни один из них не отбрасывал тени, а сквозь их прозрачную плоть виднелись раскинувшиеся позади земли. Над воинством парили десятки святых, озаренных ореолом, их крылья были распростерты, а мечи воздеты к небу. Но сколь бы величественными ни были эти создания, взгляды всех стоявших на площади были обращены к фигуре во главе сияющего воинства. Извечный Принц восседал на огромном извивающемся змее, звере воистину чудовищном. Хесбон никогда не видел такого прежде. За спиной пятнадцатиметрового создания простирались мерцающие крылья, а голова напоминала орлиную. Но взгляд капитана лишь скользнул по крылатому змею, обратившись на его седока. Извечный Принц был облачен в силовые доспехи из многослойного керамита, покрытые столь причудливой филигранью, что пластины брони засверкали, когда он воздел к небу меч. Его шлем висел на поясе, и черные длинные волосы, резко контрастирующие со сверкающей бело-золотой кирасой, струились по спине. Лицо освещал холодный синий свет, исходящий из сапфира размером с кулак, вставленного в центр нагрудника. Он казался святым видением, окутанным маревом, или звездой, упавшей с небес и воплотившейся в обличье человека. Пророк Императора ярко сиял в огне божественной мудрости.

Столкнувшись с этим ослепительным воплощением их славного пророка, драгунские полки упали на колени и простерлись ниц, как будто сам Император ехал к ним на спине мифического зверя. Когда пророк приблизился, свет потускнел и призрачные фигуры растаяли, оставив только Принца на крылатом ездовом звере. Даже когда кожа Принца перестала лучиться, он все равно выглядел небожителем.

Он обводил кончиком меча пространство над головами солдат, пока Хесбон, к своему изумлению, не понял, что показывают на него.

— Что бы ты сделал с этими неверными, капитан Хесбон? — Чистый и певучий голос пророка разнесся среди развалин. — Встань же, брат, раздели с нами свои мысли.

Город умолк. Хесбон с трудом поднялся и огляделся. Ему предстало невероятное зрелище целой армии, стоявшей на коленях. Лишь немногие храбрецы осмеливались поднять взгляд на пророка; большинство глядели в землю. Извечный Принц приближался, и огромное тело змея сминало камни, словно листья.

Хесбон ощутил ужас куда более сильный, чем его страх перед толпой.

— Мой господин. Если я чем-то оскорбил вас, знайте, я бы нико…

— Богохульники! — закричал кто-то из развалин.

Ракеты взмыли в воздух и взорвались, выбивая камни из домов рядом с пророком. Пыль окутала его змея. Хесбон выхватил пистолет и оглянулся, проклиная себя за спесь. Определенно, площадь пока еще вовсе не была безопасной. Чередой свирепых взмахов руки он отдал приказы Просветленным. Солдаты вскочили, гремя сапогами и бронежилетами. Одни образовали защитное кольцо вокруг Принца, другие заняли позиции в дверях и у окон, высматривая на улицах стрелков.

Пыль рассеялась, и Хесбон увидел Принца, по-прежнему мирно улыбающегося и неподвижного. Затем Принц воздел меч к почерневшим облакам и прошептал молитву. По воздуху словно пронесся электрический разряд, из ниоткуда налетел ветер, отчего среди клубов пыли появились вихри. Капитан охнул, чувствуя, как город освещает божественное присутствие Принца. То же благоговение читалось на лицах окружающих солдат.

— Император с нами, — прошептал он, чувствуя, как по лицу текут слезы.

Буря вокруг Принца становилась все сильнее; пока он молился, рождалось торнадо, вцепившееся в облака.

Наконец ветер стал таким сильным, что тучи разошлись, и на площадь полился дневной свет, а глазам всех присутствующих открылось жуткое видение, которое стало причиной схизмы на Дивинусе Прим. Слезы рекой хлынули из глаз Хесбона, когда он заставил себя посмотреть на чудо. Облака исчезли, рассеянные вызванной пророком бурей, но на месте синевы полуденного неба Хесбон увидел мир, смотрящий на него. Как и в любой другой день с начала гражданской войны, небо было зеркалом, точным подобием мира внизу. Хесбону даже показалось, что высоко в небе он видит себя, сидящего на корточках рядом с танком.

— За Императора! — закричал капитан голосом, хриплым от избытка чувств.

Но Принц еще не закончил. Дневной свет явил и другое странное зрелище: горстку ополченцев, что взлетала над разрушенным храмом на другой стороне площади, размахивая руками и ногами, пока их оружие падало на каменные плиты. Принц поднял свободную руку к вихрю, и колонна святого света окутала его. Сапфир в нагруднике вспыхнул, и вытянутую руку окружил ослепительный синий ореол. Затем он сжал кулак и подбросил сверкающий шар в небо. Тот ринулся навстречу зеркальному городу подобно молнии, унося за собой парящих еретиков. Они взлетали все выше, а навстречу им мчались их отражения-двойники. Люди прошли мимо друг друга, а затем одновременно рухнули на землю с такой силой, что капитан невольно вздрогнул. В конце концов, он стоял лишь в шести метрах от размазанных по плитам тел.

Принц опустил руку, и свет угас. Облака вернулись, скрыв зеркальный город. Площадь погрузилась в полумрак.

Все смотрели на Принца, понимая, что удостоились возможности лицезреть второе чудо. Святой же спокойно подъехал к капитану и показал на девочку, все еще прячущуюся за облаками.

— Что нам следует сделать с ней? — спросил он так, словно ничего не произошло, одарив капитана безмятежной улыбкой.

— Принц… мой господин, — запнулся Хесбон. — Я не хочу отвергать ни святость ваших трудов, ни ваше великое видение. — Он снова покосился на плачущее дитя и, несмотря на весь страх перед Принцем и стыд от того, что он проявлял неповиновение пред столь близким к богу созданием, невольно покачал головой. — Но убить ее было бы неправильно. — Он посмотрел прямо в сверкающие глаза Принца. — Взгляните на нее, мой господин. Она не еретичка. Просто бедолага, пытающаяся выжить. Не следует ведь опускаться до жестокости наших врагов?

Все в крепости умолкли, пораженные его словами, а Принц пристально посмотрел на Хесбона, восседая на спине исполинской твари. Затем змея подползла ближе, и пророк поднес палец к глазам, поймав слезу, похожую на алмаз.

— Бывают разные победы, — Его голос разнесся по задымленному пространству. Святой взмахнул мечом, указывая на развалины и устилающие землю кругом тела. — Воистину следует радоваться победам плоти… — Принц нагнулся и уронил сверкающую слезу на лоб Хесбона. — Но куда важнее торжество духа.

Свет вспыхнул в сознании капитана. Он пошатнулся и рухнул наземь, на миг ослепнув. Он больше не видел Принца, но слышал, как тот говорит с толпой.

— Я пришел к вам с видением, братья мои. Видением просвещения через изменения. Слишком долго мы задыхались под гнетом догматов и доктрин. Пришла пора начать заново. Время научиться думать. Отныне мы решаем, что правильно, и действуем. Довольно безмолвных молитв. Довольно ожидания гибели Империума. Настало время действовать!

Ответом ему стал оглушительный рев.

— Мы захватим клинок Императора, доставим на Терру и возложим к подножию Его трона!

Вновь оглушительный рев.

— Но, — заговорил Принц, чуть понизив голос, — дабы служить богу, мы должны мыслить, как он. Должны освободиться от суеверий и ненависти, отбросить слепой фанатизм. Мы должны видеть ясно, как Властелин Лучезарного Трона. — Он помедлил. Зрение вернулось к капитану в достаточной мере, чтобы увидеть, как Принц улыбается ему. — Мы должны видеть ясно, как капитан Хесбон, — добавил святой, жестом повелев капитану встать.

Когда Хесбон поднялся, то ощутил нечто странное — тяжесть на плечах, которой не было прежде.

Драгуны смотрели на него с благоговением и пятились, шепча молитвы и совершая знамения аквилы.

— Не бойтесь, братья, — засмеялся Принц. — Частица души Императора снизошла на вашего капитана. Такое благословение лишь подтверждает святость нашей миссии.

К изумлению Хесбона, солдаты рядом с ним уже опускались на колени так, будто он был живым святым.

Ошеломленный, он попятился и споткнулся о камни, но не упал… а ударил широкими могучими крыльями, чтобы сохранить равновесие, чем поднял облака пыли.

Крыльями?..

Солдат с трудом оглянулся через плечо и боковым зрением различил яркие пятна сверкающих розово-голубых перьев, хлопающих на ветру. Он ощутил неописуемо приятное чувство, разведя их во всю длину в разные стороны, и засмеялся, чувствуя необыкновенный прилив сил.

— Командующий Хесбон, — заговорил Принц, все так же сверкая улыбкой, — сегодня ты проявил себя истинным лидером. Жажда крови целой армии не смогла затуманить твой рассудок. Настало время последнего наступления. — Принц повысил голос так, чтобы его услышали все солдаты вокруг. — После увиденного сегодня твои солдаты будут безоговорочно верны тебе, как ты того заслуживаешь. — Пророк окинул взглядом своих последователей и воскликнул: — Я ведь прав?

В ответ солдаты закричали, колотя ружьями по нагрудникам. Чувства, пробужденные победой и преображением капитана, почти опьянили драгун. Поднятый ими гвалт оглушал, но Принц и его новый командир лишь довольно смеялись.

— Мы отправляемся к Вольгатису со всей возможной скоростью, — заговорил Принц, когда шум затих. — Сыны Сангвиния идут на Дивинус Прим, желая заполучить себе клинок. Они хотят выкрасть его и спрятать в одной из забытых крипт Ваала. Кровавые Ангелы намерены скрыть меч от Императора так же, как еретики, которых вы сокрушили со всей доблестью. Мы не позволим этому произойти. Будем же быстры. Мы отправимся к Вольгатису, сокрушим врата идолопоклонников и заберем дань Императору. Знайте, что, когда мы победим, каждый голос на Терре воспоет ваши имена!

Солдаты взревели вновь, поднимая ружья к небу, а Принц снова засиял. Затем он отвернулся и повел их через ворота, а драгуны, сомкнув ряды, направились за ним. Когда пророк ушел, забрав с собой чудесное сияние, площадь словно погрузилась во тьму, пусть солнце и стояло прямо над головой.

На мгновение Хесбон ощутил панику, гадая, а не привиделось ли все это ему. Затем он огляделся и заметил, что стоявшие рядом воины все так же ошарашенно смотрят на него. Он размял плечи и, к своему ликованию, ощутил, что могучие крылья никуда не пропали. Там, где они пробились сквозь броню, виднелась открытая кожа. Хесбон увидел на спине причудливые символы и письмена, окружавшие крылья. Он не мог их прочесть, но очертания знаков были столь прекрасными, что их происхождение могло быть лишь божественным.

Солдаты все так же смотрели на командующего, словно ожидая чего-то. Сперва он не мог понять чего, но затем догадался и ударил крыльями изо всех сил. Хесбон воспарил над землей и пролетел мимо расколотых трещинами лиц покосившихся статуй и парапетов разрушенных стен. Он возносился все выше, чувствуя, как перья бьют по воздуху, его наполнила невероятная эйфория. Он наслаждался полетом, кружа и петляя, а собравшиеся внизу солдаты восхищенно наблюдали за ним. На мгновение он забыл все, кроме наслаждения от невесомости. А затем Хесбон вспомнил предупреждение Принца о том, что к Вольгатису спешат астартес. Он спланировал сквозь облака и немного неловко приземлился на площади.

Солдаты одобрительно закричали и радостно подались к своему командиру.

— Не время ликовать! — закричал Хесбон, пытаясь скрыть собственное воодушевление от неспешно хлопающих за спиной крыльев. — Извечный Принц сказал свое слово. Последуем за ним к победе! Мы идем на Вольгатис!

Половина армии пророка уже шла по дороге; Хесбон приказал оставшимся построиться и следовать за ними. Лишь когда последние из его бойцов колонной прошли мимо, а сам он уже собирался присоединиться к своему владыке во главе армии, Хесбон вспомнил о девочке, что стала причиной речи святого вестника. Он посмотрел на разбитую орудийную платформу и увидел, что вымазанная в грязи и истощенная девчонка еще там. Страх исчез с ее лица, сменившись изумлением. Хесбон кивнул ей, чувствуя истинное великодушие после всего, что произошло.

— Отправляйся на юг, дитя, — сказал он. — Иди к побережью Эсомино. Там война не найдет тебя.

Она благодарно кивнула.

— Удачи тебе, — сказал Хесбон.

Затем он распростер крылья и взмыл в воздух над сомкнутыми рядами славной армии.

Трясясь от усталости, перепачканная и истощенная девочка наблюдала за ним, пока он не скрылся, и наконец осела, опираясь на покореженное дуло. Лишь когда солдаты исчезли из виду, она засмеялась.

— О Трон, — с трудом выдавила она сквозь смех. — Откуда ты знала, что это сработает? Как тебе это удалось?

Из-под обломков позади нее медленно выбралась группа людей, грязных и измазанных кровью. Разношерстное сочетание ряс и камуфляжа выдавало в них бойцов ополчения Дивинуса Прим. В руках они держали всевозможное оружие: огнеметы, грубо модифицированные лазерные ружья и пугающие цепы, с которых еще стекала кровь Просветленных. Десятки воинов выбирались наружу и вставали вокруг смеющейся девочки. Большинство из них были мужчинами крепкого телосложения со шрамами и татуировками, с иконами на одежде. Однако возглавляла их обритая наголо женщина, чью кожу покрывали строчки священных текстов. Одетая в ту же засаленную полевую форму, что и ее соратники, она сжимала в руке грозного вида лазерный пистолет, но вела себя совершенно иначе, чем мужчины. В то время как их лица были искажены фанатизмом и яростью, ее лицо отмечала озорная ухмылка.

— Я знала, что все получится, — сказала она, тепло обняв девочку, — ведь они глупцы, а я — нет. — Она присела, выковыряла из зубов застрявший кусочек еды и задумчиво посмотрела на него в ярком свете. — И тебе следует помнить, Дхармия, что в королевстве глупцов властвует тот, кто не глуп.

Дхармия рассмеялась еще громче и вытерла слезы, размазав грязь по загорелому лицу.

— И что же ты намерена делать дальше, о великая неглупая?

Один из ополченцев, фанатик с дикими глазами, сжимающий цепной меч, протолкался между остальных. Это был низколобый громила с лицом, похожим на гранитную плиту.

— Ты слышала, что он сказал, Ливия? — пробасил мужчина. — Кровавые Ангелы. Направляются сюда. И им нужен клинок. Мы знали, что отступники собирались украсть его, но теперь его хотят заполучить еще и Адептус Астартес.

Ливия повернулась к нему с игривой улыбкой:

— Принц поведал больше, Абдерос. Разве ты не слушал его?

— Я не вслушивался в каждое его про… — Мужчина облизнул губы, побагровев от гнева.

— Вольгатис, — сказала Дхармия, ухмыляясь.

— Верно. Ливия подмигнула девочке. — И почему Принц идет к Вольгатису?

— Потому что там клинок! — воскликнула Дхармия.

— Умница. — Ливия поцеловала ее в лоб, размазав кровь и грязь. — Увы, я не могу дать тебе попугайских крыльев, Дхармия, но можешь считать себя моим новым генералом.

Девочка рассмеялась, выхватила сломанный меч у мертвого драгуна и начала прыгать от трупа к трупу, разя им воображаемых врагов.

Ливия поднялась на разбитое орудие, глядя на собирающихся вокруг ополченцев.

— Пусть блестящий отступник зовет себя принцем, и да, он в самом деле очень красив. Пусть за его спиной драгуны Хесбона, пусть он может сиять, пока другие делают грязное дело, но путь этой раздутой армии до Вольгатиса будет трудным и долгим. Вспомните, где находится Вольгатис. Они замерзнут до полусмерти еще до того, как доберутся до вершины горы, а стоит им приблизиться к вратам на километр, как они попадут под обстрел. — Она подняла бровь. — Нас же встретят с распростертыми объятиями.

Абдерос скривился, пытаясь скрыть страх гневом:

— И, если мы доберемся до клинка, нас будут искать Ангелы Смерти. — Он махнул цепным мечом. — Что толку от нашего оружия против них?

— Может, ты и прав, — пожала плечами Ливия. — Может, нам всем стоит просто разойтись по домам, Абдерос? Ведь нас могут ждать опасности. Кроме того, если Кровавые Ангелы захватят Окаменелый меч, то наверняка найдут ему применение в битве — другой, пока не потеряют или не сломают. — Женщина постучала по голове. — Подумай, Абдерос! Это Адептус Астартес, Ангелы Смерти. Едва ли им будет интересен наш обет о сохранении клинка самого Императора. Они не поймут, почему нужно хранить его святость, оберегать здесь, на Дивинусе Прим. И заберут его на войну. — Она внезапно заговорила серьезно. — Ты принес обет защищать Окаменелый меч до возвращения Императора. — Ливия подняла брови. — Разве нет?

Тот покрутил головой, разминая шею.

— Я не забыл своей клятвы, Ливия, — проворчал он, тыча окровавленным мечом ей в лицо. — Но будет ли клинок в безопасности, если мы унесем его из Вольгатиса? Этот монастырь был построен для защиты клинка, и серафимы веками хранили его. Будет ли он в безопасности, пока мы будем пробираться через Тамарские горы с Кровавыми Ангелами на хвосте?

— Вольгатис обречен, — ответила Ливия, мягко улыбаясь, словно обращалась к неразумному ребенку. — Принц уже ведет туда свою армию отступников. Путь через горные перевалы будет для них тяжелым, но Вольгатис падет. Половина планеты приняла его ложь. Другая же съежилась в Мормоте, ожидая, пока архикардинал вымолит право вытащить голову из песка. И теперь, похоже, Кровавые Ангелы украдут клинок раньше отступников. Мы — последняя надежда Императора. — Улыбка исчезла с лица женщины, окинувшей взглядом своих последователей. — Подумайте об этом. Мы — единственные Дети Обета, которые хотят и могут сдержать обещание. Серафимы верят, что Вольгатис неприступен. Верят, что смертным не взять его штурмом. Они будут думать так, даже когда еретики отправятся к Терре с клинком в заплечном мешке. Вы слышали Принца. Он намерен унести его с Дивинуса Прим. Нам уготовано спасти клинок. Если этого не сделаем мы, то не сделает никто. Вы знаете, что это так.

Ливия снова пожала плечами:

— Но я понимаю твой страх, Абдерос, там ведь будет немного опасно. — Она повернулась к маленькой девочке. — Дхармия, а что думаешь ты? Может, тоже хочешь пойти домой?

Та прекратила прыгать среди развалин, но ее голос по-прежнему звучал безмятежно:

— Обет — мой дом. — Она посмотрела в небо. — Если мы подведем Императора, что у меня останется?

Абдерос посмотрел на девочку, а затем опустил цепной меч и кивнул, выглядя пристыженным.

— Эти Кровавые Ангелы… — Ливия криво улыбнулась ему. — Как думаешь, насколько они круты?

Абдерос свирепо оскалился в ответ, но его мрачное выражение смягчилось при виде полных умиления и надежды взглядов братьев.

— Чтоб вас! — проворчал он и ухмыльнулся, услышав в ответ хохот.

Дхармия перескочила через обломки и сделала вид, что хочет ткнуть Абдероса сломанным мечом.

Ливия улыбнулась, показав на ворота:

— К Вольгатису, мои храбрые недураки! Приходить всегда стоит до того, как засвистят пули.

Исповедник Зин вступил в Остенсорио с самодовольством торжествующего короля. Его окружала свита жрецов и слуг с выбеленными лицами, несущих удивительное собрание реликвий. Идущие впереди священники размахивали кадилами, отчего все, что было позади них, скрывалось в клубах благовоний; к тому моменту, как появился сам Зин, дыма было столько, что исповедник показался призраком, явившимся из загробного мира. Зин восседал в огромном позолоченном паланкине, отполированном столь тщательно, что он сиял, отражая свет бесчисленных горящих свечей. Над головой исповедника развевалось поражающее воображение множество знамен и штандартов, каждый из которых изображал ангельскую фигуру, сжимающую меч. Некоторые церковники сгибались под весом обнаженных флагеллянтов, висевших на длинных деревянных столбах; исхудалые конечности были прибиты гвоздями к грубой коре: на белые лица священнослужителей падали капли крови, растекаясь яркими пятнами. При этом флагеллянты звонили в колокола и били в цимбалы, создавая противное дребезжание.

Впереди этой пестрой процессии в центре пустого зала собралась куда более мрачная группа людей. Мефистон терпеливо ждал перед медной дароносицей, такой же невозмутимый и неподвижный, как разбитые бюсты под его ногами. Он казался безупречным. Причудливые доспехи были отполированы до тусклого блеска, а руки покоились на рукояти Витаруса — темного и бездеятельного, ведь кровопролития не ожидалось. С одной стороны от Мефистона стоял его приближенный, гордый эпистолярий Рацел, с другой — выглядящий нетерпеливым лексиканий Антрос. За ними ровными рядами выстроилось два отделения Кровавых Ангелов из Четвертой роты во главе с капитаном Ватреном. За спинами членов тактических отделений высился технодесантник, оснащенный аугметикой и причудливыми механизмами Адептус Механикус настолько, что казался механическим жуком, маячащим в тенях. Шлем его почти скрывался за измерительными приборами, брони почти не было видно за массивными сервоклешнями и сверлами толщиной с талию смертного. Также здесь присутствовал сангвинарный жрец, вооруженный богато украшенным цепным мечом и зловещего вида медицинскими инструментами, которые выдавали в нем хранителя геносемени ордена.

Все космодесантники были одеты по-военному, в полном боевом облачении и с грозным оружием в руках. Среди них был и смертный: пребывающий без сознания пресвитер Кохат, чье изнуренное тело приковали к краю дароносицы Карпус тяжелыми металлическими цепями. Священник был обнажен, тело его покрывала сложная сеть символов и рун. Из его черепа тянулись провода, исчезавшие глубоко в дароносице.

Пусть исповедник Зин и обставил свое появление с вызывающим показным блеском, Антрос не мог не заметить иронию происходящего. Никакие пышные наряды и роскошь не могли сравниться с безмолвной властью старшего библиария. Мефистон источал силу, находившую отголосок в душах даже самых пылких прихлебателей исповедника. Распевая поучения, те против воли поглядывали на дожидающегося их великана.

Процессия остановилась возле космодесантников, и слуги Зина понесли его паланкин по обломкам, разбрасывая по камням полоски душистого пергамента. Они помогли Зину подняться; тучный сановник попытался преклонить колени перед старшим библиарием, но начал задыхаться из-за объемного живота, и подчиненные бросились ему на помощь. Выпрямившись, Зин улыбнулся с наигранным добродушием. Краска на его лице блестела от пота.

— Старший библиарий, — заговорил он, — увидеть вас во плоти — честь, о которой я даже не мечтал. Ваше имя стало маяком надежды для всего Кронийского сектора. Вы и представить не можете, какую честь даровали мне аудиенцией. Я бы никогда…

Во тьме раздался странный звук, и Зин запнулся, вглядываясь в тени.

— Вам нечего бояться, — успокоил исповедника Рацел; на его аристократическом лице отразилось отвращение.

Он слегка приподнял свой посох, и тени отступили, открыв грозных стражей, собравшихся у стен Остенсорио, — библиариев, безмолвно стоявших на страже вокруг развалин. Их психические капюшоны излучали свет.

Рацел опустил на посох, и тьма опять сгустилась.

Зин попытался выдавить еще одну улыбку, но было видно, что он напуган.

Опустилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени над головой. Огромный зал освещали металлические жаровни, установленные на антигравитационных платформах, похожих на зодиакальных животных. Бронзовые драконы и медные змеи кружили над космодесантниками, отбрасывая движущиеся тени на невыразительное лицо Мефистона, отчего казалось, будто оно искажено оскалом.

— Господа мои, — заговорил Зин несколько минут спустя, переводя взгляд с одного космодесантника на другого, — разве вы не прочли отправленные нами послания? Разве не осознали важность той роли, которую вам предначертано сыграть в Войнах Безгрешности? Все наши ритуалы показали, что только старший библиарий Окровавленного Воинства сможет стать нашим проводником, что только он сможет привести нас к нашему потерянному брату, архикардиналу Дравусу, дабы мои соратники и я смогли рассеять жуткое проклятие, обрушившееся на священнейший из миров. Ваше лицо, лорд Мефистон, видели во снах и грезах наяву все священники, когда-либо ступавшие на Дивинус Прим. Вы — Астра Ангелус, предсказанный в «Книге покорения». Мой господин, я много дней не спал и не ел — столь велико было мое нетерпение при мысли о встрече с вами.

Рацел поднял бровь, услышав «не ел», но промолчал.

— Мы чтим древние соглашения между нашим орденом и Экклезиархией, и потому вы можете отправиться с нами, но без свиты. — Мефистон кивком показал на следовавшую за Зином процессию.

— Вместе с вами? — Зин вздрогнул. Он явно собирался что-то сказать, но запнулся, встретив суровый взгляд Рацела.

Исповедник лишь покорно кивнул и позволил Кровавым Ангелам увести своих последователей, коих было так много, что на это ушло почти десять минут. Они покидали зал с куда меньшей помпой. Исход свиты происходил в полном молчании, и, лишь оставшись наедине с Кровавыми Ангелами, Зин прошептал пару молитв.

Мефистон снова кивнул, и Антрос выступил вперед. После откровений в Химических Сферах его терзали сомнения: а был ли Мефистон прав насчет него? Возможно ли, что ему действительно предначертано спасти или предать проклятию старшего библиария? Одна лишь мысль о подобной ответственности ужасала его, но Луций не мог избавиться от видений, образов освежеванного лица и Мефистона посреди горы истребленных экклезиархов. Он ощутил на себе суровый взгляд Рацела и глубоко вздохнул, решив, что сейчас обязан исполнить свою роль со всей уверенностью, какие бы сомнения ни вызывало у него будущее. Он медленно развернул приготовленный для него схоластом Гор свиток и начал читать рокочущим голосом:

— Лорд Мефистон, старший библиарий Окровавленного Воинства, эфирный консул командующего Данте, проводник Священных Очертаний, надзиратель Окаянных, магистр кворума Эмпиррик, хранитель Пятнадцатой базилики и Предвестник Виндикта[9], возлюбленный Богом-Императором, тот, чьему безграничному прозрению открыто все, намерен сообщить всем, что с этого момента и в дальнейшем все дела, связанные с последующим эдиктом воспрещения…

Слова Антроса разносились среди теней; исповедник хмурился, пытаясь уследить за всеми пунктами и подпунктами замысловатого постановления. Несколько раз он принимался качать головой, сбитый с толку непонятными словами, и поднимал руку, но Антрос продолжал говорить все более резким тоном, пока не дошел до конца документа и не протянул его священнику. В тот же миг из-под разрушенных сводов выпорхнули два херувима. Их лица были скрыты бесстрастными масками цвета слоновой кости с сияющими золотыми нимбами. Они приняли пергамент, неразборчиво произнесли несколько клятв и передали его Зину. Тот в замешательстве уставился на строчки, начертанные бисерным почерком, не зная, чего от него ждут. Вскоре херувимы вновь канули во мрак, забрав с собой указ.

Эпистолярий Рацел кивнул Антросу; они повернулись к дароносице и приложили навершия своих посохов к верхушке похожей на урну реликвии. Библиарии медленно пошли вокруг дароносицы, шепча то, что могло показаться бессмысленным набором гласных.

Зин охнул и совершил знамение аквилы.

По короткому кивку капитана Ватрена один из тактических десантников вышел из строя и, подхватив Зина под руку, потащил его вверх по потрескавшимся мраморным ступеням помоста. Кровавый Ангел безмолвно поставил исповедника на краю платформы недалеко от огромной чаши и вновь повернулся к разворачивающейся перед ними сцене. Зин хотел было спуститься, но боевой брат держал его крепко.

Бледное пламя пробежало по посохам библиариев, воспламенив край дароносицы и заставив филигранный металл мерцать и сиять. Космодесантники по-прежнему ходили кругами, касаясь священного сосуда набалдашниками посохов; их движения рождали жуткий металлический гул, становившийся громче с каждым шагом. Боевые братья Четвертой роты рассредоточились вдоль края помоста и, к нескрываемому ужасу Зина, приготовили оружие.

Монотонный звук стал таким громким, что Зин зажал уши руками, выкрикивая никому не слышные жалобы, пока вибрации сотрясали его тучное тело.

— Я — сталь клинка, — сказал Мефистон мягко, но его голос прогрохотал по залу подобно гулу землетрясения, расколов часть разрушенной кладки.

Мефистон воздел Витарус, и в тот же миг из темноты вырвались красные огненные иглы — несколько библиариев, рассредоточенных по периметру большого зала, подняли посохи. Исходящие от них нити психической энергии увеличивались Витарусом и объединялись в огненный столб, который Мефистон направил на распростертое тело пресвитера Кохата. Поток обрушился на человека, и его плоть начала тлеть, словно осыпанная тысячами угольков. Пресвитер по-прежнему был неподвижен и безучастен к происходящему, не выказывая ни малейших признаков боли или даже понимания ритуала, в котором участвовал.

Зин завыл в панике, но его слова потонули в общем шуме.

— Я — кровь в сердце! — приглушенно прогремел Мефистон, и зал содрогнулся.

Из теней вырвались лучи пламени, высветившие еще больше библиариев.

Мефистон направил новый приток силы в пресвитера Кохата, и пребывающий без coзнания экклезиарх загорелся так ярко, что Зину пришлось прикрыть глаза.

— Я — жар пламени, — произнес Мефистон и поднял руку.

По мере того, как все больше сподвижников передавали ему свои силы, ладонь старшего библиария разгоралась психическим пламенем. Алые руны вспыхнули в ее центре, источая жар раскаленного в горне металла. Зал содрогнулся сильнее, когда столб крови вырвался из груди пресвитера Кохата и ударил в пылающие руны на руке Мефистона.

— Я — кровь Сангвиния, — изрек Мефистон, и Остенсорио исчез.

Раздался животный крик боли. Звук мучительный и странный, как будто доносился из-под воды. Несколько секунд лексиканий думал, что это может быть только в его голове, а затем заметил, что системы его доспехов монотонно считывают статистические данные, описывая состояние его жизненных функций и целостность брони, как будто он понес тяжелый урон. Дух машины сообщал об умеренных условиях окружающей среды и пригодной для дыхания атмосфере. Антрос понял, что кровавый обряд Мефистона увенчался успехом — они перенеслись на планету, которую Зин считал потерянной. На Дивинус Прим. Луций открыл глаза, но увидел лишь ослепительную белизну. Его глаза быстро привыкли к яркому свету, но он все равно не мог ничего различить. Ему показалось, что он находится в лесу, только в рядах тянущихся к небу бледных стволов ощущалась неестественная упорядоченность. Вновь разнесся скорбный вой, громче и горестнее предыдущего. Антрос попытался пошевелиться и сумел высвободить руку; при этом раздался хруст, словно трескался камень. Лексиканий несколько раз моргнул, затемняя визор. Его глазам медленно открывалось головокружительное зрелище; он находился в десятках метров над землей на вершине одного из сооружений, которые принял за деревья. По мере того, как зрение Антроса улучшалось, он понимал, что эти постройки возведены человеком: поразительно красивые колонны цвета кости, достающие до небес, — изогнутые шпили, замысловато сплетенные из миллионов лонжеронов и арок. Оглядев башню, на вершине которой он сидел, Луций осознал невероятную истину: этот лес белых шпилей, простиравшийся до горизонта во всех направлениях, полностью состоял из костей. Это был оссуарий ошеломляющих масштабов. Сколько миллионов останков использовали для его создания? Луций огляделся и заметил кое-что странное: каждая бедренная кость и ребро обтекали друг друга и слипались с теми, что под ними, выступая и сгибаясь, как складки кружева. Он постучал по искривленному черепу под рукой, и тот рассыпался от его прикосновения. Кости пролежали здесь так долго, что превратились в крошащиеся каменные скульптуры.

В одной лишь этой громадной колонне слились бессчетные тысячи тел. Луций видел скелеты людей и иных созданий, которых не знал; их было так много, что они образовали зловещее произведение абстрактного искусства, постепенно застывшее под палящими лучами грузного сонного солнца.

Когда же Антрос полностью пришел в себя, то осознал, почему принял костяные скульптуры за деревья. От стволов шириной в сотни и высотой в тысячи тел тянулись бесчисленные ветви. Лексиканий был потрясен грандиозностью работы. Даже если забыть о мрачной природе деревьев-костниц, его поражала мысль о том, сколько же времени нужно было потратить на возведение подобного, ведь этот лес мог сравниться с величайшими базиликами и крепостями Ваала.

Антрос с трудом заставил себя отвести взгляд от сюрреалистичного пейзажа и увидел, что его ноги утопают в искусном архитраве из переплетающихся позвонков, а рука была погребена в изящной башенке, созданной из сотен ребер.

Полный страданий вой опять эхом разнесся по костнице, и Луций рывком высвободил руку. Вымазанный в костяной муке, библиарий вскарабкался на балюстраду и окинул взглядом поля белых шпилей. Он не видел ни следа своих товарищей. Неужели он прибыл сюда один? Мефистон предупредил всех, что даже он никогда прежде не выполнял такой грандиозный кровавый ритуал. Даже он не рисковал отправлять несколько живых существ через Имматериум одной только силой воли. Это было по меньшей мере опасно. Но Мефистон умел делать невозможное обыденным. Никому из них и в голову не пришло бы усомниться в нем. И все-таки — что, если Луций был единственным, кто добрался до Дивинуса Прим целым и невредимым? Что, если остальные остались в Остенсорио?

Пока Антрос оглядывал окрестности, ему пришло в голову, что, быть может, он и вовсе не на Дивинусе Прим. Но если он там… если это и в самом деле Дивинус Прим, значит, ответственность лежит на нем. Луций обязан узнать, что же скрыло кардинальский мир… Мефистон будет рассчитывать на него в установлении контакта с Империумом.

И тут сверху прозвучал голос:

— Лексиканий Антрос.

Луций поднял голову и увидел Кровавого Ангела, застрявшего в арке из громадной грудной клетки. Судя по знакам на броне, это был боевой брат Мандук. Должно быть, удерживающие его кости когда-то принадлежали созданию из семейства лошадиных, но отнюдь не простому коню, ведь в сравнении с этими останками даже Кровавый Ангел казался карликом. Мандука сильно трясло, руки он держал над головой, а его взгляд был устремлен на безмолвный костяной город.

— Скорее, — проговорил он голосом, искаженным от боли; только сейчас Луций понял, что выл вовсе не зверь, а Мандук. Его брат страдал.

— Вытащи меня отсюда. — Мандук с трудом выговаривал слова. — Я внутри…

Антрос увидел, что от пояса и ниже доспехи слились с камнем, а там, где тело соприкасалось с окаменевшими костями, быстро расползалась лужа крови, удивительно яркая на белом фоне. Луций начал карабкаться наверх, но под весом его силовых доспехов белесые окаменелости осыпались, замедляя движение. Мандук снова взвыл.

— Я — кровь Сангвиния, — прошелестел тихий голос.

Реальность расплывалась, словно капля чернил в стакане воды.

Костяная башня исчезла, и Антрос снова оказался в Остенсорио. Пылающие посохи освещали стоявших по периметру зала библиариев. Луций видел их души — призрачных ангелов с распростертыми крыльями и глазами, пылающими в пламени Эмпиреев, возвышавшихся над плотскими телами.

Луций открыл рот, чтобы закричать, объяснить, что случилось с Мандуком, но не успел. Остенсорио исчез.

Он оказался посреди широкой дороги из белого как мел камня, нагретого послеполуденным солнцем. Горячий воздух шел рябью, размывающей горизонт. Его снова окружали костяные деревья, но теперь он смотрел на них с земли. Их размах поражал воображение, Луцию даже пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть их вершины. Башни изгибались и склонялись над ним, словно усталые старики.

Пока Антрос осматривал их, то понял, что же его тревожило. Всю жизнь, сколько Луций себя помнил, он слышал шепот Галактики, наполняющий разум еле слышными молитвами и видениями. Старейшины племени страшились его второго зрения. Если бы его жизнь обернулась иначе, то Антроса казнили бы как колдуна или отправили на одном из загадочных терранских Черных кораблей навстречу неведомой судьбе. Но он успешно прошел испытания, стал Кровавым Ангелом и попал под опеку эпистолярия Рацела, после чего начал долгий и все еще не завершенный путь к обузданию своего разума.

Сейчас голоса умолкли. Мысль об этом тревожила Луция; он словно бы лишился конечности.

— Скорбные башни, — прошептал кто-то.

Луций решил было, что это возвращаются силы, но затем посмотрел вниз и понял, что он больше не один. Рядом с ним на коленях сидел исповедник Зин, и по его белому лицу текли слезы. Это он назвал имя исполинских костниц, повторял его вновь и вновь, потрясая сжатыми в молитве руками и, похоже, не замечая ничего вокруг.

В нескольких метрах от них стоял склонивший голову хмурый Рацел. Он выводил в пыли руны силовым мечом и что-то встревоженно шептал, говоря сам с собой. Еще дальше, в тени, лексиканий увидел Мефистона: тот опустился на колено, прижав руку к земле, а между его пальцами тлели угольки. Затем Властелин Смерти поднялся, вытер кровь с ладони и зашагал по дороге прочь. Его волосы развевались, будто яркое белое знамя. Вслед за ним шли капитан Ватрен и космодесантники тактических отделений, внимательно осматривавшие местность Дивинуса Прим сквозь прицелы болтеров. По одну сторону дороги шагали воины из отделения Серифа, по другую — сержанта Гестиаса. Алая броня делала их похожими на капли крови, текущей к горизонту. Антрос не увидел ни следа боевого брата Мандука, исчезли и другие космодесантники. Очевидно, не все пережили межпространственный перенос. В путь отправились два полных отделения, три библиария, капитан Ватрен и апотекарий, но теперь сержанта Гестиаса сопровождали лишь два воина, а с Серифом были три брата. Осталось лишь двенадцать Кровавых Ангелов. Впрочем, решил Антрос, этого хватит, чтобы справиться с любыми опасностями планеты.

— Лексиканий.

Антрос обернулся и посмотрел на Зина.

— Помоги мне встать, — попросил жрец, вытирая слезы.

Луций, все еще оглушенный психическим безмолвием, отстраненно кивнул. Он подошел к исповеднику и поднял его.

— Ты понимаешь? — спросил Зин, глядя на космодесантника выпученными блестящими глазами. — Знаешь, что вокруг нас?

— Я уже видел оссуарии, — пожал плечами Антрос, — но такие — никогда. Я видел захоронения в катакомбах под монастырями, но ни одно из них не могло бы сравниться с этим.

— Брат-библиарий, Скорбные башни — это не просто гробницы, — покачал головой исповедник. — Их строили не люди.

Зин отступил от Антроса, перешел дорогу и остановился, глядя на белые башни. В его словах зазвучала пламенная страсть, отточенная десятилетиями проповедей. Даже Рацел отвлекся от начертания рун, чтобы понаблюдать за представлением.

— Когда Император прибыл сюда, — заговорил Зин, — планету называли иначе. Я не осмелюсь произнести это ужасное имя, поэтому скажу лишь, что сей мир походил на погруженную во мрак преисподнюю, обитель идолопоклонничества и почитания ложных богов. Скверна проникла в души его обитателей. Они обратились против Императора и Его миссионеров, обрушили на них проклятия и воззвали к созданиям, что обитают в бездне меж миров. Даже сам Бог-Император не мог очистить от грехов неверующие народы и потому приказал слуге Своему, лунному волку по имени Луперкаль, сойти с небес и присматривать за дьяволопоклонниками, пока Владыка Людей не сотворит оружие столь грозное, что оно вытянет саму тьму из их сердец и сделает их бессильными. Пока Луперкаль преследовал вероломных культистов, Бог-Император сошел под землю и начал поедать расплавленное ядро мира. Сто дней поглощал Он пламя, и все это время с костей Его сползала плоть, пока в итоге от Него не осталась лишь искра божественной силы, сверкающая во тьме, немыслимой для взглядов смертных. И на сотый день он вышел и изрыгнул меч, выкованный в сердце планеты. Бог-Император восстал, переродившись в огне, воздел над головой меч и обратился с повелением к грозовым небесам.

Зин показал дрожащим пальцем на ближайшую костяную башню:

— И планета покорилась! Из недр мира явилось великое знамение его могущества, бесчисленные клинки, длинные, словно горы, созданные из костей всех когда-либо умерших неверующих. — Переполняемый восторгом, Зин умолк на мгновение, а затем продолжил: — Священные клинки вырастали до самых облаков, отнимая силы у ведьм и чернокнижников, и еретики безмерно корчились от такой кары. Одни нарекли те клинки Скорбными башнями, другие же назвали их Кающимися Древами, однако все увидели в них воплощение гнева Бога-Императора. Затем столбы исторгли впитанные чары и направили их в клинок, выкованный Императором в недрах мира.

Из-за одышки исповеднику пришлось сделать паузу.

— И тогда народ мира сего узрел истину впервые за долгие века. Морок рассеялся, и прояснились глаза еретиков, и пали они на колени. Перед Кающимися Древами принесли они великую нерушимую клятву, нареченную ими Обетом. В тот день Бог-Император узрел чудо — Его клинок породил народ набожнее всех прочих, и потому Он дал миру сему другое, более подходящее имя — Дивинус[10] Прим.

— И что это был за обет? — спросил Антрос, заставив себя смотреть не на исполинские обелиски, а на фанатичного жреца.

В тот же миг страсть исчезла из глаз Зина. Исповедник, которого вопрос явно застал врасплох, даже покачнулся. Выражение его лица мгновенно переменилось, ярый пыл сменился чем-то похожим на стыд. Перемена была столь резкой, что Луций едва не рассмеялся от изумления. Он счел, что обет как-то связан с тем, о чем Зин так тщательно умалчивал, — с Окаменелым мечом.

Когда исповедник заговорил вновь, голос его звучал приглушенно и нерешительно.

— Они поклялись защищать этот мир до…

— До чего? — спросил Мефистон.

Никто не слышал, как вернулся старший библиарий, и исповедник вздрогнул от неожиданности.

Рацел поднялся на ноги, оставив руны, и поприветствовал Властелина Смерти.

— До дня гнева, — ответил Зин, сделав глубокий вдох и пытаясь скрыть изумление. — Когда и верующие, и еретики обретут справедливую награду.

Мефистон собирался было надавить на жреца, чтобы узнать больше, но потом кивнул и показал рукой по дороге туда, где с болтерами наготове сомкнутыми рядами шли космодесантники тактических отделений.

— Впереди нас люди, — сказал старший библиарий, — я слышу их молитвы. До них не дольше часу, но их голоса становятся тише. Если мы хотим встретить их, надо отправляться сейчас. — Он посмотрел на Рацела. — Закончи свой труд, Гай. Запечатай разлом и отправляйся за нами, как только сможешь.

Затем он положил руку на плечо Зина:

— Пойдем со мной, исповедник. Расскажи мне больше о географии этого мира.

Старший библиарий двинулся по дороге; вздрогнув, Зин поспешил за ним. На его лице застыла гримаса, делавшая его похожим на пристыженного отцом толстого ребенка.

— Интересное прошлое у этого мира, а? — сказал Антрос, покосившись на Рацела, когда Властелин Смерти и исповедник ушли. — Странно, что эти призванные колдовством башни так напоминают костницы из других миров — обычные захоронения местных жителей.

— Легко отмахнуться от таких живописных легенд, неофит, — сказал Рацел, — но не стоит смеяться над верой в Императора, какую бы форму она ни принимала.

— Вера не должна превращать нас в глупцов, — возразил лексиканий.

— О, мифы могут быть куда поучительнее, нежели горькая правда.

Эпистолярий окинул взглядом окаменевшие шпили:

— Святые клинки, призванные Самим Богом- Императором. Такие идеи помогли сохранить чистоту этого мира, когда многие другие пали.

— Чистоту? Пока мы не знаем, что идеи жрецов сделали с этим миром. — Антрос покачал головой. — Возможно, стоит повременить с похвалой за их преданность. Судя по тому, что описал старший библиарий, люди здесь так же жестоки и непредсказуемы, как и во всем секторе.

— Ты бы предпочел, чтобы Зин обратился к иным богам? — Рацел пристально посмотрел на ученика сквозь визор.

— Конечно нет, — с раздражением ответил Антрос, удивляясь, как его можно было понять так неверно. — У нас есть лишь свет Бога-Императора. Однако мы ведь не просто верующие; мы — искатели истины. Нам следует отделять чистоту веры от пелены суеверий. Что проку от света Бога-Императора, если мы не видим достаточно ясно, чтобы узреть Его? Зачем еще мы проводим столько времени, создавая книги и изучая хроники? Это гробницы. Мертвых этого мира не погребли под землей, но оставили на открытом воздухе. Из-за атмосферы Дивинуса Прим кости окаменели, вместо того чтобы рассыпаться в прах. Причиной этому — совершенно естественные обстоятельства, а не влияние чего-то возвышенного.

— Может, да, а может, нет. — Эпистолярий пожал плечами. — Похвально, что ты придаешь такое значение нашим записям и архивам, неофит, но не забывай: правда в том, что весь запас знаний в нашем либрариуме можно сравнить со свечой, озаряющей один уголок огромного и непостижимого полотна.

Антрос посмотрел на Зина, ковыляющего за Мефистоном. Облик проповедника не внушал ему особого уважения. Некоторые свечи могут открыть больше, чем другие. Он попытался дотянуться разумом до него, чтобы понять, что же скрывает исповедник. Но, похоже, затуманившая его разум необычная тишина повлияла и на другие его способности. Луций не видел ни проблеска мыслей священника.

— Мой господин, — сказал он, покосившись на Рацела. — Ваше зрение… внутреннее… оно?..

— Теперь мы за преградой, скрывшей Дивинус Прим, — ответил Рацел, посмотрев на облака. — Мы ослеплены.

Эпистолярий отошел к рунам, вычерченным на дороге, и коснулся острием меча того круга, в который они были заключены. В тот же миг линии вспыхнули синим пламенем и затрещали, рассыпая искры. Рацел не поднимал головы, пока магические знаки отрывались от земли, словно тлеющие угольки, мерцая и вращаясь, следуя сложному маршруту, который он описал для них в пыли.

Пламя привлекло необычных зрителей. Десятки ворон опустились на меловую дорогу. Их черные тела ясно выделялись на белом камне; шумно хлопая крыльями, птицы прыгали возле горящего круга. Их карканье причудливым эхом разносилось по бесплодным полям. В остальном пейзаж был совершенно безжизненным: очевидно, птиц привлекла сила заклинания. Рацел не обратил на них никакого внимания и, пробормотав один-единственный слог, завершил ритуал. Ослепительный столб света поднялся из круга, озарив царственные черты эпистолярия; выпрямившись, Рацел указал в небеса.

Антрос уважительно кивнул, наблюдая, как огненный столп вырастает даже выше костниц. Он разошелся по темному подбрюшью облаков, вызолотив небо, словно ударившая с земли молния. Лексиканий не совсем понимал происходящее, но знал, что Рацел запечатывает врата, созданные Мефистоном, чтобы провести их сюда. Какой бы ни была природа заклинания, зрелище было великолепным. Потоки энергии расходились среди облаков, словно в судорожном танце, выписывая среди них пылающие магические слова.

Антрос ахнул, увидев в этом сиянии нечто неожиданное. С самого прибытия на Дивинус Прим небо было скрыто от взгляда низкими тучами, но теперь мерцающее синее пламя открыло ему нечто необычайное. Сквозь редкие прорехи он ожидал увидеть сгущающиеся сумерки и ранние вечерние звезды; но вместо этого он узрел зеркальное отражение пейзажа внизу. Каждый из изящных погребальных шпилей четко отражался в небесном своде.

— И как наука объяснит это? — спросил Рацел, не глядя на ученика.

Луций промолчал, а эпистолярий отвел меч от круга, после чего отступил от пылающей колонны. В тот же миг огонь погас, и они вновь оказались в полутьме. Осталось лишь тусклое сияние вырезанных на земле рун. Рацел припал на колено и провел вдоль них пальцем.

— Этот мир спрятали не просто так, а чтобы скрыть нечто. Идем, надо догнать остальных. — Он поднялся и зашагал по дороге мимо Луция.

Они удалялись от места ритуала, а позади раздавалось хриплое карканье ворон, улетающих в сумрак.

Звук выстрела эхом разнесся по городу; от удара Питер Зорамбус отлетел назад, размахивая руками. Удивительно, но он не упал, а повис в воздухе, содрогаясь, словно огромная марионетка. Казалось, будто кто-то приостановил воспроизведение пикт-передачи в момент его смерти. К тому времени Антрос уже добежал до остальных библиариев и ясно видел, что происходило. Зорамбус дергался все сильнее и сильнее, пока его очертания не начали размываться и исчезать.

— Господин… — начал было Луций, но прежде, чем он договорил, тело Зорамбуса перестало содрогаться.

Вместо одного перед Кровавыми Ангелами предстали два Извечных Принца. Оба улыбались.

— Я понимаю вашу тревогу, — в унисон заговорили они. На головах обоих не было ни следа раны, и оба поднимали руки в одинаковом умиротворяющем жесте. — Но я уверен, что мы стремимся добиться одного и того же. Если бы мы только могли обменяться словами, а не выстрелами, я бы объяснил, что вместе мы см…

Капитан Ватрен выругался и всадил в обоих по болту. Принцев отбросило назад, но они гоже не упали, а повисли в воздухе. Несколько мгновений они содрогались, а затем разделились.

— Мы все — сыновья Бога-Императора, — сказали четыре Питера, сверкнув одинаковыми зубами. — И все мы хотим найти Его сокровища. Какие бы, по-вашему, у нас ни были разногласия, уверен, их можно лег…

Ответом стал рев болтеров, когда боевые братья отделения Серифа выпустили очередь снарядов.

— Стойте! — закричал Антрос, но выстрелы заглушили его голос.

Когда же дым рассеялся, то перед ними стояли десятки Извечных Принцев, и каждый из них разочарованно качал головой. Затем они обнажили клинки, вскинули пистолеты и начали спускаться по ступеням.

Керамит столкнулся с керамитом, когда белые рыцари обрушились на алых бойцов тактического отделения.

— Ко мне! — рявкнул по воксу капитан, призывая остальных космодесантников на площадь.

Астартес окружили керамитовой стеной Мефистона и других библиариев, сражаясь жестко и хладнокровно. Но на место каждого поверженного ими воина вставали два новых. Постепенно вся площадь наполнялась рядами одинаковых рыцарей в сияющих доспехах, уже не улыбавшихся, а решительных и хмурящихся. Они теснили Кровавых Ангелов, заставляя их отступать по грудам тел.

Антрос следил за Мефистоном, гадая, не поступит ли он так же, как на Термин в окружении сеполькрале.

Властелин Смерти взбежал по ступеням, легко пробившись через ряды Принцев. Добравшись до дверей ризницы, он обернулся и воздел Витарус над головой. Клинок словно исчез, вспыхнув столпом тускло-красного пламени.

Луций ахнул от изумления, когда жар отдался в его латной перчатке, и выронил болт-пистолет. Он заметил, что то же случилось и с другими Кровавыми Ангелами, вынужденными теперь защищаться от бросавшихся на них врагов мечами и ножами.

Мефистон рассек пылающим мечом воздух, и рыцари рядом с ним вспыхнули, как свечи. Алый свет вырвался из их белых доспехов. Катящиеся по камням воины корчились и выли, истекая кровью, пузырящейся в мерцающем пламени. Исходящий от них жар был столь силен, что воздух вокруг подернулся рябью. Когда Извечные Принцы умирали, их доспехи сминались, словно из них под давлением выкачали воздух.

— Полый огонь! — взревел эпистолярий Рацел, находящийся на другой стороне площади.

Слова учителя предназначались не Антросу, но он все равно немедленно понял их смысл. Конечно, обучение Луция еще не завершилось, но он изучил каждую строку «Пресыщенной косы» — трактата Властелина Смерти о заклинаниях, несущих погибель. Этот том находился под запретом для не столь опытных ученых, как лексиканий; тем не менее он заполучил копию много лет назад и потому знал слова призыва полого огня, которые сейчас чуть не сорвались с его губ. Луций ощущал, как чары пылают в разумах Рацела и Мефистона, и жажда присоединиться к ним едва не захлестнула его, однако он никогда не применял подобную магию. Чувствовать такую мощь совсем рядом, но не иметь возможности опробовать ее в деле было сродни пытке.

Рыцари в белых доспехах торжествующе завыли, увидев, как космодесантники бросают болтеры, но затем их голоса изменились, когда пламя опалило их тела. Рацел поднял меч вслед за Мефистоном, сплетая ослепительные нити света, и обрушил на врагов бурлящую волну смерти.

Опытные библиарии сражались как один, создавая бушующий огненный круг. Пламя было настолько жарким, что Кровавый Ангел чувствовал его, даже несмотря на систему контроля температуры окружающей среды в силовом доспехе. Повсюду рыцари падали и растворялись в огненной буре: их лица сгорали в расплавленных шлемах. Тлеющие угли кружились в воздухе, как тучи светлячков, но все, о чем мог думать Антрос, — величие колдовства. Ему казалось, он слышит прекрасный океан, умоляющий погрузиться в его волны, испытать на себе ярость его приливов. Но когда Антрос уже готов был уступить, он вдруг услышал, что исповедник зовет его по имени.

Он поборол искушение и отвернулся к воротам. Там он увидел лишь ряды белых рыцарей, уже горевших или все еще стрелявших в Кровавых Ангелов. Луций заставил себя забыть о зове заклинания и пробился сквозь ряды пылающих воинов. Лишь немногим полумертвым врагам хватало сил пытаться рассечь его фальшионом, но он отбрасывал их, разя посохом, словно дубиной.

Наконец Антрос пробился к монастырским вратам и вырвался на открытое пространство. С облегчением он увидел, как Зин помогает пресвитеру идти по меловой дороге. Луций замедлил шаг, снял шлем и вдохнул, собираясь окликнуть жрецов. Лишь тогда он заметил идущего к ним человека. Это был Питер Зорамбус — во всяком случае один из них. Этот конкретный Извечный Принц был тяжело ранен: жар изуродовал его ногу до неузнаваемости. Его широкая улыбка блеснула в лунном свете, когда он поднял меч и направился к еле плетущейся добыче.

Антрос никак не смог бы добраться до священников раньше Зорамбуса. Текст призыва полого огня по-прежнему не выходил из головы, и в конце концов слова архаичного языка вырвались у него из глотки, ничем больше не сдерживаемые. Чувство ненависти и жажды крови захлестнуло Антроса, посох его окутало багровое пламя, а на мир вокруг опустилась красная пелена.

В нескольких метрах от него на краю дороги Питер Зорамбус пошатнулся, когда огонь охватил его тело.

Священники закричали от страха, лишь сейчас заметив подбирающегося к ним врага. Пламя было недостаточно буйным, чтобы остановить Извечного Принца. Шагнув к Зину, Зорамбус замахнулся мечом.

Однако исповедник оказался куда ловчее, чем можно было подумать по его телосложению. Он смог уклониться от удара, а затем врезался во врага, пригнув голову. Искалеченная нога воина подломилась, и он повалился на дорогу. Пламя вырвалось из его глаз и рта, но плоть выдержала. Зорамбус поднялся и опять замахнулся мечом.

Антросом овладел гнев, и он повторил проклятие, на сей раз выкрикнув его вслух. Ослепительно-белая вспышка разорвала тьму, и Луций пошатнулся под напором собственных чар. Дивинус Прим словно поблек, сменившись многоцветным вихрем всех цветов и оттенков. Мощь текла по всем клеткам тела Антроса, скапливалась и преумножалась, пока лексиканий не почувствовал себя богоподобным и эфемерным созданием, духом из чистой энергии. И тогда из эфира возникли аморфные твари и бросились на него — улюлюкающие комки конечностей, похожие на анемоны, ползущие по морскому дну. Они мчались сквозь переливы цвета, тянули к нему цепкие расплывчатые отростки, преображаясь на ходу. Жилистая субстанция вскипела и вывернулась наизнанку, демонстрируя отвратительные лица. Появились злобные истерические ухмылки, усеянные рядами острых зубов и окруженные уродливыми глазами без век.

Антрос огляделся в поисках пути назад на Дивинус Прим, но все, что он мог видеть, — это поток демонов. Он порылся в памяти, мысленно представив себе свою копию «Пресыщенной косы», вспоминая призыв пустого огня и гадая, о чем же он забыл. Почему его отрезало от материума? Когда он почувствовал, как растворяется в водовороте силы и теряет себя, то представил свое закованное в броню тело, представил детали со всей ясностью, на какую был способен, и, к огромному облегчению, увидел, что его физическая форма снова появилась под ним — синий боевой доспех отражал безумный водоворот цветов, который окружал его. Лексиканий призвал посох обратно, как раз перед тем, как первый из демонов достиг его, и ударил им в морду существа. Тварь суматошно закувыркалась, хохоча все громче, но десятки других уже были совсем рядом, накатывая на него лавиной дьявольской плоти и извивающихся щупалец.

Антрос спешно листал страницы воображаемой копии «Пресыщенной косы», желая найти чары, которые спасли бы его от орды кошмаров, однако строчки расплывались и разбегались, словно их размывали капли дождя: на месте подобия драгоценного трактата Мефистона оставались лишь многоцветные потеки.

Все больше демонов атаковали Луция: ему оставалось лишь размахивать посохом, словно дубиной, яростными ударами отбрасывая врагов. Отчаяние угрожало овладеть им. Но, к его удивлению, удары стали сильнее и опаснее для чудовищ. Твари завыли от негодования, синее пламя поглощало демонов так же, как белых рыцарей в аббатстве. Антрос бился все яростнее; лишь сейчас он заметил, что гибнут и демоны, находящиеся далеко от него, — взрываются, сраженные шарами голубого огня. Свет разгорался все ярче, и Антрос уже едва различал, что происходит. Внезапно он начал падать, словно гравитация схватила его за ногу, поняв, что он хочет сбежать. На лету Луций увидел, кто же принес это пламя. Мефистон. Старший библиарий проник в его разум и уничтожал исчадий ада, разя их пылающим мечом и возводя на пути верещащих и лепечущих демонов огромную стену из пламени.

Антрос продолжал падать, пока вокруг него формировалась воронка из синего огня. Мгновениями позже он больно ударился о землю.

Исчезли цвета, погасло пламя, и лексиканий вновь оказался на дороге цвета кости.

Зин и Бреннус наблюдали за ним с ужасом, держась поодаль. Рядом с ним тлели изувеченные и опаленные останки Зорамбуса.

Антрос сел и почувствовал, как что-то хрупкое накрыло его лицо. Он протянул руку и смахнул с кожи смрадный пепел своих собственных сгоревших волос. Посмотрел на свои доспехи: они обгорели и почернели. Струйки дыма поднимались от его перчаток, как будто он сжимал горячие угли. Антрос огляделся в поисках Мефистона, но не нашел его. В аббатстве все еще бушевала битва; мистическое пламя омывало развалины, отчего окаменевшие кости казались серебристыми, словно поверхность луны.

— Ты ранен? — спросил Зин, собравшись с духом, и шагнул к нему.

Антрос с трудом поднялся и стряхнул пыль с брони. Он провел ладонью по голове и обнаружил лишь обгоревшую щетину на месте густых прядей. Лексиканий потряс головой и ощупал лицо — ран не было.

— Я цел, — ответил он, бросив взгляд на обугленные останки Питера Зорамбуса.

— Ты стал святым пламенем, — ахнул исповедник, подбежав к нему. Его широкое лицо тряслось от возбуждения. — Свет Бога-Императора воссиял в тебе, и ты поверг, — он плюнул на обугленные останки, — этого грязного еретика.

— Пламя поглощало тебя, — дрожащим голосом прошептал пресвитер Бреннус.

Антрос снова потряс головой, все еще видя перед глазами образы демонов.

— У меня не было выбора, — сказал он себе, глядя на луну и ожидая, что уродливые твари выпрыгнут из теней. Вокруг не было ничего, кроме орлиных клеток вдоль дороги да призрачных теней Кающихся Древ, нависших над ущельем, но он чувствовал, что пересек некую незримую черту и связал свою душу с созданиями, которых увидел.

Зин посмотрел мимо него на бойню, все еще бушевавшую за разбитыми воротами. Вспышки пламени освещали ее, открывая жуткие сцены битвы; до них доносились вопли гибнущих рыцарей. Но ярость огня утихала, как и крики. Битва заканчивалась, и потому Антрос махнул Зину, приказывая следовать за ним. Так, подняв Бреннуса, они направились обратно к воротам.

К тому времени, как они вошли в аббатство, бой уже завершился. Всюду лежали трупы в белых доспехах, изуродованные невероятным жаром до неузнаваемости. В воздухе летали клубы пепла и дыма, космодесантники шли по площади, разыскивая свое оружие, но более не стреляли из болтеров — если они находили еще живого рыцаря, то звали библиария, чтобы прикончить врага.

Услышав звук шагов Антроса, Рацел обернулся. Советник был невредим, а на лице его было все то же выражение сдержанного пренебрежения. Увидев опаленные доспехи Луция и его обугленные клочковатые волосы, Рацел приподнял бровь, опершись на силовой меч.

— Что с тобой случилось?

Мой господин, — скривился Антрос, — у меня не было выбора.

— Не было выбора? — нахмурился Рацел.

Мефистон шагнул к ним сквозь смог, оставляя за собой след из дыма и искр. Лицо его было спокойным, но в глазах Луций увидел отголоски ярости, овладевшей старшим библиарием на Термин.

— Лексиканий Антрос более усердно подошел к изучению книг, чем мы думали, — сказал Властелин Смерти, опустив остывающий меч.

— Простите, мой господин, — ответил Луций, склонив голову. — Если бы я не поступил так, жрецы погибли бы. Я должен был…

— Должен был — что? — перебил его Мефистон. — Лексиканий, ты едва не преподнес свою душу врагам на блюде. — Антрос увидел жуткую тень гнева на мертвенном лице старшего библиария. — Представь, каким щедрым даром для них ты стал бы! — Он указал на жрецов. — Спасая две души, ты рисковал множеством. Помни, кто ты, лексиканий. Помни, почему ты опасен.

Антрос вспомнил скалящихся демонов и только тогда осознал весь ужас того, что едва не произошло.

Он открыл рот, желая просить прощения, но его перебил пресвитер, ошеломленно взиравший на открывшуюся ему картину бойни.

— Мы должны сообщить обо всем архикардиналу Дравусу, — прошептал Бреннус. — Эти… эти создания, которых вы убили, не были Принцем.

— Да, — согласился Мефистон, — не были. И колдун, способный сотворить столь грозные подобия себя, не станет легкой добычей. — Он посмотрел на хмурого духовника. — Но почему ты думаешь, что он отправится за архикардиналом?

— Дравус — последняя надежда планеты, — заявил Бреннус, глядя в землю под своими ногами. — Он отозвал всех, кто еще верен ему, в Лабиринт. Кроме Детей Обета, там целые полки Астра Милитарум и братья-ополченцы, собравшиеся за стенами Мормоты. — Он почесал исцарапанную голову и встревоженно огляделся, будто ожидая, что из-за угла выпрыгнет Питер Зорамбус и зарежет его. — Но Извечный Принц поклялся «просветить» их, обратив в свою богохульную религию. Он поклялся повергнуть врата Лабиринта.

— Значит, мы должны приготовиться и устроить ему достойную встречу. Ты сможешь отвести нас туда?

Жрец, все еще не желавший смотреть на Мефистона, медленно кивнул.

Они с грохотом летели над равнинами, оставляя за собой воющие потоки пыли, вздымавшиеся до самых вершин Кающихся Древ. Среди имущества церкви нашлись удивительно мощные машины. Теперь, когда рассвет омыл блеклую землю россыпями красно-золотых пятен, Антрос уже видел цель, проступающую в мареве. Он сидел пригнувшись в одном из обнаруженных в аббатстве скифов с носами в форме орлов. То были творения былых времен, причудливые конструкции из железа и меди. Никто не ждал, что они будут еще в рабочем состоянии, но, похоже, экклезиархи бережно заботились о машинах как о реликвиях. Под низкий и звучный рев двигателей лодки несли Кровавых Ангелов к пункту назначения, паря в нескольких метрах над землей и оставляя за собой клубы поднятой пыли.

Рядом с Антросом сидел Рацел, не сводивший глаз с мчавшего впереди транспорта Мефистона. Сзади на полу лежали священнослужители, крепко державшиеся за релинги. Возле них стояли капитан Ватрен и несколько других космодесантников, широко расставив ноги так, чтобы не потерять равновесие при рывках. Болтеры они держали наготове, направляя их на проносившиеся мимо силуэты.

Мормота была построена из таких же костей, что и аббатство, но в теплом золотистом свете восходящего солнца лексиканий увидел, что столица Дивинуса Прим возведена с куда большим размахом. Весь город был обнесен круглой стеной-куртиной, вздымавшейся на десятки метров. На ней расположились огневые точки с орудиями и ракетными установками. Также Антрос разглядел на стенах очертания солдат, несущих знамена с символом планеты — крылатой рукоятью меча — и геральдикой Адептус Министорум.

Отличало Мормоту от аббатства и то, что она осталась невредимой. Обесцвеченные стены казались столь же зловещими и прекрасными, как Кающиеся Древа, а их изогнутые костяные зубцы тянулись к облакам, будто когти. Широкие мощеные дороги сходились к городу с нескольких сторон, и все они были заполнены беженцами и усталыми солдатами. Никто не обращал внимания на проносившиеся мимо и вздымающие клубы меловой пыли скифы. Колонны выживших шагали дальше, склонив головы; люди тащили за собой скудные пожитки и волокли выживших на наспех сколоченных носилках. Вокруг, шатаясь и раскачиваясь, сновали хрупкие сервиторы, везущие поврежденное оборудование и трупы тех, кто не пережил путешествие. Зрелище было угнетающим. Антрос начал понимать размах бедствия, обрушившегося на Дивинус Прим.

Он видел тысячи обездоленных людей, бредущих по дорогам, словно угрюмые процессии, протянувшиеся до самого горизонта. На кворуме Эмпиррик, слушая, как его братья пренебрежительно говорят о войнах в секторе, он воспринимал все иначе; но теперь, когда он был здесь и видел последствия… Среди беженцев были и жрецы, и семьи обычных граждан Империума, ищущих спасения. Старцы со впалыми щеками хромали, припадая на обмотанные бинтами ноги, матери прижимали к себе мучимых лихорадкой младенцев. Все они смотрели на стены одинаковым потерянным взглядом, помня лишь о том, что им нужно идти дальше. Не все они доберутся до цели, понял Луций, увидев лежавших вдоль дорог бедолаг: они успели издалека увидеть столицу, но умерли от истощения, так и не дойдя до нее.

Ворота города были открыты, и толпы закутанных в белые рясы духовников тепло встречали прибывающих, протягивая им чаши с водой и ломти хлеба, а потом провожали в тенистый уголок. Везде были шум и движение, над головами сновали механические гимнарии — оплетенные кожей фолианты с широкими крыльями, белыми, как у лебедей. На лету они транслировали записи давно мертвых терранских хористов. Фальшивя, им подпевали продавцы реликвий, коих можно найти в любом мире-святилище. Антрос видел, как эти пухлые разодетые жулики с румяными лицами улыбаются, пытаясь впарить святые трактаты и кое-как сделанные ковчежцы оборванцам, у которых не хватало денег даже на еду.

Кровавые Ангелы посадили скифы за воротами и зашагали сквозь шумную толпу, привлекая к себе изумленные взгляды людей.

Мефистон остановился на середине большого перекрестка. Четыре дороги, сходившиеся сразу за воротами, были достаточно широки, чтобы вместить целую фалангу танков, но все равно казались узкими в сравнении с окружавшими их высокими усадьбами и храмами. Здания были построены в том же стиле, что и Кающиеся Деревья: крепкие колонны с каннелюрами поддерживали куполообразные башенки и величественные фронтоны, искусно сделанные из миллионов искривленных окаменелых костей. Город выглядел бы как мавзолей, если бы не тысячи обезумевших от горя беженцев, не умолкавших ни на мгновение. Ступени часовен и базилик кишели толпами ревущих, обожженных солнцем выживших, изливающих до сего момента сдерживаемые горе и гнев на чиновников, которые пытались им помочь.

Пока они пробирались сквозь толпу, Антрос слышал одну и ту же историю, повторяемую снова и снова: города и поселки, превратившиеся в кладбища, кровавые битвы, вспыхивавшие там, где сепаратисты, известные как Просветленные, нападали на своих братьев, убивая тех, кто не принял их доктрину. Антросу показалось, что очень многие приняли новый культ. Он слышал, как беженцы шепотом рассказывали о своих родичах и друзьях, принявших новую веру. Они говорили о них с изумлением и отчаянием, называя отступниками.

Кровавые Ангелы собрались вокруг Мефистона в центре перекрестка, приковав к себе еще больше ошеломленных взглядов. Астартес казались нерушимыми бастионами в потоке смертных: те расступались в тревоге и страхе, некоторые уже звали стражу.

«Даже знающие об Окаменелом мече не станут говорить о нем открыто, — раздался в голове Антроса голос Властелина Смерти. Когда Рацел кивнул, Луций задумался: а обращался ли Мефистон к нему? — Это предмет их веры, обсуждаемый только в самых священных обрядах».

Мефистон выразительно посмотрел на Луция, и тот понял, что и в самом деле должен был это услышать. Он вновь огляделся, гадая, не стоит ли проникнуть в сознание местных жителей в поисках воспоминания, способного привести к цели, и даже предпринял такую попытку, но тщетно. Какое бы колдовство ни скрывало Дивинус Прим, оно все так же затуманивало его внутреннее зрение. Одна лишь попытка заставила Луция скривиться: он увидел только расколотое отражение собственных мыслей, лишь идеи и надежды, извлеченные из глубин его памяти. Чем сильнее он старался проникнуть в чужие мысли, тем больше ему казалось, что его собственный разум исследуют. Ощущение было крайне неприятным. Он собирался спросить Рацела, не ослеп ли тот, но тут суматоха, вызванная их прибытием, привлекла внимание одного из осажденных беженцами сановников.

— Здравствуйте… — заговорил тот, проталкиваясь через толпу спорящих торговцев, но тут остановился, увидев перед собой Мефистона.

Человек выглядел напыщенным и явно собирался чего-то требовать, но запнулся, и кровь отхлынула от его лица. Он перевел взгляд с мертвенного облика Мефистона на Рацела, смотревшего сердито и пренебрежительно, а затем на нечеловечески прекрасного Луция, и потряс головой, открывая и закрывая рот, явно забыв, что же собирался сказать.

Пресвитер Бреннус вышел из-за спин Кровавых Ангелов, и мужчина заметно расслабился, наконец увидев обычного человека.

— Братья, — заговорил священник, видя, как из толпы появляется исповедник, — добро пожаловать в Мормоту. Я пресвитер Кайриак. Откуда вы прибыли? — Он встревоженно покосился на Кровавых Ангелов и заметил капитана Ватрена и его бойцов, пробирающихся к ним. — И кто ваши спутники?

— Тарнское аббатство пало! — закричал Бреннус, шагнув навстречу ему, споткнулся и схватил пресвитера за руки, — Просветленные распяли всех, кто отказался присоединиться к ним! Отступники придут сюда! Разрушат стены, перереж…

— Успокойся, брат мой, — ответил Кайриак, обняв Бреннуса. — До нас дошли вести о зверствах в аббатстве, но здесь тебе нечего страшиться. — Он обвел жестом толпу. — Архикардинал Дравус призвал сюда всех, кто еще предан имперской вере. Три полных полка Вольсканских драгун отринули отступничество братьев и пришли сюда, дабы сражаться за архикардинала, с каждым днем прибывают все новые солдаты. — Его глаза сверкнули от гордости. — Здесь также собрались тысячи ополченцев. Зорамбус идет навстречу своей гибели, брат. Вскоре е его бесчинствами будет покончено, и когда архикардинал уничтожит проклятого лжепророка, то свершит еще большее чудо. Он намерен вернуть нас в объятия Императора.

— О чем ты, брат? — спросил его Зин.

Пресвитеру с трудом удалось сдержать воодушевление — столь сильным оно было, — но ответил он все же тихим голосом.

— Архикардинал много дней молился в пустошах, и Император ниспослал ему видение. Дравус стремится найти путь к избавлению от нечестивого безмолвия, окутавшего нас, и вернуть нас в лоно Империума.

— Видите? Видите, что вы сделали, мой господин? — Исповедник торжествующе посмотрел на Мефистона. — Одно лишь ваше присутствие в этом мире сокрушает проклятие. Это не может быть совпадением. События разворачиваются, как предначертано!

Пресвитер Бреннус обмяк в руках Кайриака, не выдержав истощения и нахлынувших чувств.

— Прости меня, брат, — сказал священник, сострадая мукам соратника. — Я должен отвести тебя в больницу.

Он подозвал других жрецов и приказал им позаботиться о Бреннусе. Зин же прочитал короткую молитву над почти бесчувственным пресвитером и пообещал навестить его, как только сможет.

— Отведи нас к архикардиналу, — сказал Рацел, едва Бреннуса увели.

— Брат… — Кайриак поморщился и посмотрел на Зина, явно ожидая поддержки. — Уверен, ты понимаешь, что, даже будь это в моих силах, я не стал бы просто приводить незнакомцев к архикардиналу. Уверен, что твои спутники не представляют опасности, но мне нужно какое…

Эпистолярий выступил вперед, и солнце сверкнуло на его прекрасных, выкованных искусным мастером доспехах. Он был столь велик, что накрыл Кайриака тенью. Смертный в ужасе уставился на него.

— Мы — сыны Сангвиния, — заговорил Рацел, явно испытывающий отвращение при мысли, что ему нужно говорить со столь жалким созданием. — И, уверяю тебя, мы представляем опасность. — Эпистолярий отвел плащ и положил руку на рукоять меча. — Если ты еще раз подвергнешь сомнению намерения Кровавых Ангелов, я обеспечу тебе встречу с Императором раньше, чем ты ожидал.

Дрожащий Кайриак попятился, выставив перед собой руки, и потряс головой, явно собираясь бежать, когда вмешался Зин.

— Почтенный пресвитер, — заговорил исповедник, встав между Рацелом и собратом по ордену. — Если ты сообщишь архикардиналу, что я здесь и что я с лордом Мефистоном, старшим библиарием Кровавых Ангелов, гарантирую: он будет очень рад встретиться с нами.

— Но его здесь нет! — воскликнул Кайриак. — Он отправился в одиночестве на равнины Арази. Как я и говорил, было предсказано, что там он обретет наставление от Бога-Императора.

— Брат, куда именно он отправился? Мы должны немедленно переговорить с ним. Владыку Мефистона нельзя заставлять ждать. Ты можешь связаться с…

— Мы подождем, — сказал Властелин Смерти, смотревший на изумленно разглядывавших его беженцев.

Когда Антрос повернулся к Мефистону, то заметил, что левая рука библиария подрагивает, а броня покрылась пеленой черных искр. Старший библиарий проследил за его взглядом и схватил себя за наручи, а затем что-то прошептал. Искры погасли, но рука все еще дрожала.

— Подождем, мой господин? — недоверчиво спросил Антрос.

— Отведи нас к отцу Орсуфу, — кивнул Мефистон.

Кайриак не сводил взгляда с руки Властелина Смерти. Глаза его расширились от страха; казалось, он не в силах вымолвить ни слова.

— Думаешь, Орсуф жив? — вмешался Рацел.

— Ты знаешь отца Орсуфа? — Зин выглядел удивленным, но все же попытался ободряюще улыбнуться пресвитеру. Кивком он показал на собиравшуюся вокруг толпу. — Будет лучше, если мы не будем стоять у них на пути.

Кайриак быстро закивал, явно радуясь перспективе переложить ответственность за Кровавых Ангелов на кого-то другого.

— Да, конечно. Конечно. Я знаю отца Орсуфа. Старый проповедник. Но он редко принимает гостей. Может, вам нужен кто-нибудь еще? Уверен, что… — Он запнулся, побагровев.

— Меня он примет, — бросил Мефистон.

Церковник снова кивнул и начал проталкиваться сквозь толпу, взмахом руки позвав Ангелов за собой.

— Прошу, простите меня за… — начал он.

— Нет нужды извиняться, брат мой, — ответил Зин.

Исповедник и Кровавые Ангелы последовали за смущенным священником по главной улице. Путь вел их в глубь города, прочь от ворот; улицы на их пути становились все более узкими, все менее людными. Антрос быстро понял, почему Мормоту называют лабиринтом. В концентрических кругах города теснились великие культовые сооружения: базилики и мавзолеи, усыпальницы и башни, стремившиеся превзойти друг друга в величии. Портики на их внешних стенах отбрасывали на улицы и фонтаны столь причудливые тени, что Луций с трудом мог уследить за маршрутом. Ориентирование осложнялось еще и тем, что все архитектурные творения имели одинаковую волнистую кладку из костей.

По мере, того, как тени сгущались, очертания строений становились все более зловещими: изогнутые шишковатые позвоночники образовывали балюстрады и фронтоны с ухмыляющимися черепами. В округе парили все те же крылатые гимнарии, отчего по улицам разносилась потусторонняя искаженная музыка; однако вскоре путники достигли квартала, свободного от стенающих беженцев. С высоких балконов, поддерживаемых колоннами, на гигантов в силовых латах смотрели из-под капюшонов пустые непроницаемые лица.

Кайриак вел гостей через опустевшие сады вверх по крутой мощеной улочке к аббатству, построенному на вершине холма, откуда открывался вид на всю Мормоту. Они шли уже почти час; приблизившись к высокому, увенчанному куполом дому, Антрос остановился и оглянулся на город. Мормота оказалась больше, чем он себе представлял. Лабиринт из костяных улиц тянулся на много километров; похоже, среди храмов и монастырей здесь обитали миллионы людей.

На востоке он увидел великие ворота, через которые вошел в город, и площадь, кишевшую беженцами. На юге возвышался дворцовый комплекс — скопление зданий, в сравнении с которыми даже огромные соборы казались карликовыми. Их соединяли десятки крытых колоннад, отчего этот квартал словно оплетала огромная паутина. Даже с расстояния нескольких километров Луций слышал, как звонят колокола на башнях. Северная часть города была обращена к сверкающим в лучах солнца просторам океана. По тихим водам плыли десятки крошечных судов, а за стенами виднелись доки и склады.

Бóльшую часть западной части Мормоты занимал космопорт, столь огромный, что он хорошо просматривался даже с такого расстояния, а рядом с ним находился исполинский амфитеатр, раскинувшийся примерно на пару километров в ширину. Его огромные террасы окружал легион обветшалых статуй, с царственным безразличием взиравших на окружающие дома. Куда бы ни падал взгляд лексикания, всюду он видел величие и великолепие, но при этом чувствовал пустоту в сердце Мормоты. Большинство площадей и рынков опустели, и те немногие люди, что находились на улицах, молча и торопливо двигались под величественными арками, понурив головы. Город казался воспоминанием, таким же безжизненным и окаменелым, как те кости, из которых его возвели.

Когда Кровавые Ангелы добрались до аббатства, его высокие двери распахнулись, и на пороге появился суровый проповедник. Прихрамывая, морщась от света, он вышел на сводчатое крыльцо аббатства. Проповедник был коренастым и крепким, но двигался с нарочитой медлительностью старика, тяжело опираясь на посох. Его позвоночник был настолько искривлен боевой травмой, что ему пришлось наклонить голову набок, чтобы посмотреть на Кровавых Ангелов. Его голова была выбрита, а лицо покрывала сеть старых серебристых шрамов, в особенности возле носа, который ломали столько раз, что теперь он принял форму буквы «S». Этот человек больше походил на искалеченного старого уличного бойца, чем на священника, из-за чего его церковная одежда казалась неуместной. На месте левого глаза стояла крупная аугментическая линза в корпусе из старого железа; она начала медленно вращаться, фокусируясь на старшем библиарии.

— Клянусь Троном, — выдавил он и расплылся в улыбке. — Лорд Мефистон?..

Старший библиарий удивил Луция, заговорив с аббатом напрямую, да еще и обращаясь к нему почтительным, почти дружеским тоном.

— Отче Орсуф. Злые языки распускают слухи, будто вы ушли на пенсию.

— Мой цепной меч все так же готов к бою и смазан, владыка Мефистон, и висит на стене кельи. — Орсуф пристыженно улыбнулся и попытался выпрямиться, чтобы отдать воинское приветствие. — Для меня было бы честью вновь сразиться бок о бок с вами. Истинной честью! Прошло очень много времени с тех пор, как мы сражались вместе.

— Я шучу, Адамис. — Мефистон положил ему руку на плечо. — Ты служил Императору преданней, чем любой виденный мной проповедник. Неудивительно, что тебе даровали несколько лет для раздумий, ведь ты заслужил покой.

— Не нужен мне покой, лорд Мефистон, — сурово покачал головой Орсуф. — Позволь, я схожу за оружием.

Он уже собирался ковылять к аббатству, но Властелин Смерти удержал его:

— Мне нужен твой ум, Адамис, а не твое оружие. Мне нужно больше узнать о твоем доме. Я прибыл сюда со срочным делом, но Дивинус Прим для меня по-прежнему загадка. Я должен изучить историю Мормоты и ее строительства. Насколько знаю, ты — мудрейший муж этого города; впрочем, ты всегда был весьма проницательным человеком.

Приятно удивленный похвалой Мефистона, старец снова улыбнулся:

— При одном взгляде на тебя боль в моих старых костях утихает. — Он пожал плечами. — Ну что же, раз я и сам та еще древняя реликвия, то, думаю, смогу помочь вам. Гробница Затворника — одно из старейших зданий в городе, и в нашей библиотеке хранятся многие из первых хроник.

Лицо Мефистона осталось бесстрастным, как и всегда, но Луций почувствовал, что слова старика обрадовали старшего библиария. Орсуф снова пожал плечами, тихо посмеиваясь своим мыслям.

— Странные времена, да, истинно странные. — Он поковылял обратно к аббатству, позвав их за собой. — Всем рады в гробнице Затворника.

Проповедник медленно вел их через освещаемые свечами капеллы к широкой трапезной. В большом зале, обставленном по-спартански, несколько монахов молча ели из деревянных мисок. Отче помедлил и повернулся к Мефистону, не зная, что следует сделать дальше. Старший библиарий приказал капитану и его космодесантникам осмотреться, изучить улицы города и доложить ему утром. После же он обратился к Рацелу:

— В грядущие дни лексиканию Антросу нужно будет не просто наблюдать. Нам следует ускорить его обучение.

Антрос с трудом удержался от усмешки, а вот эпистолярия одна мысль об этом, похоже, ошеломила и встревожила.

— Мой господин, разве это разумно?

Антрос чувствовал исходящий от него гнев и понимал причину. В Химических Сферах Рацел слышал слова Мефистона о том, что Луций может навлечь на него гибель, и явно не доверял ученику.

— Он должен быть готов, — сухо ответил Мефистон. — До возвращения архикардинала он должен овладеть ритуалами, описанными в «Пресыщенной косе». Ты сам видел, как бесполезны болтеры. Нам троим предстоит избавить этих людей от ереси.

Рацел бросил свирепый взгляд на Луция, но промолчал.

— Простите меня, мой господин, но мне хотелось бы узнать больше об архикардинале, — заговорил Зин. — Мне не терпится переговорить с ним. Возможно, он уже возвращается в город? — спросил он, глядя на Кайриака.

— Возможно, — кивнул пресвитер. — Во всяком случае мы можем узнать у новоприбывших, не видел ли его кто-нибудь.

Зин попрощался с Мефистоном, сотворив знамение аквилы, и два жреца удалились. Следом ушел и Властелин Смерти вместе с Орсуфом, оставив Антроса наедине с эпистолярием.

Рацел шумно втянул воздух, словно заметив грязь на сверкающей броне, а затем посмотрел на дворик снаружи трапезной.

— Ну что же, иди за мной, — сказал он и шагнул навстречу лучам утреннего солнца.

Квадратный дворик окружали крытые галереи, но в тенях не было видно ни следа священников. В центре посреди поблекших мозаик высилась большая гробница, столь же прекрасно сделанная, как и здания вокруг, словно сплетенная из бедренных костей и ребер. Среди них виднелись образы святых с нимбами и гнезда извивающихся змей.

Рацел подошел к ней и приказал Антросу сесть на выложенный мозаикой пол. Луций сделал, как велено; учитель остался стоять за его спиной и обнажил психосиловой меч. Лексиканий не смог сдержать удивления, когда Рацел прижал острие меча к его шее, но не вздрогнул от прикосновения металла.

— Нам следовало бы заниматься этим на Ваале, — заговорил эпистолярий, надменно глядя на пыльный дворик. — Здесь не то место, где тебя следует учить хоть чему-то. Лучше, конечно, было бы в зале Окровавленных, в сердце Пятнадцатой базилики, в окружении мудрости наших предшественников. Но боюсь, неофит, что тебе придется лишь представить все это величие. Если старший библиарий хочет, чтобы я обучил тебя использованию «Пресыщенной косы», я должен сперва понять, готов ли твой разум к новому этапу развития. Но не бойся: если ты окажешься недостойным, то мой клинок избавит тебя от позора.

— Мой господин, — сказал Антрос, — я готов. Что бы ни…

— Тогда найди непостижимый путь, — прошептал Рацел.

Антрос запнулся, пытаясь понять, что значили эти слова. А затем осознал, что и не помнит, кто их сказал. Он встревоженно огляделся и обнаружил, что совсем один. Всюду, куда он смотрел, тянулось Сгнившее море: неистовые янтарные потоки кипели и бурлили, извергая столпы дыма к кроваво-красному небу. Все видели в пустынях Ваала-Секундус подобие преисподней, но особо недоброй славой пользовалось Сгнившее море. Антрос посмотрел на свой залатанный радиоактивный костюм и увидел, что местами тот уже сморщился и потрескался. Что заставило его попытаться пересечь границу? И тут он вспомнил. Невыразительный пейзаж нарушало только одно — рычащий остов его песчаного транспорта, который походил на раненого зверя, парящего в волнах жара и выплевывающего масло на пепел.

— Рамиэль, я прибью тебя за это, — проворчал он.

Антрос ковылял сквозь густой, словно вытягивающий силы, невероятно горячий воздух, не обращая внимания на боль, хотя скафандр уже начал привариваться к коже. Конечно, дыхательный аппарат не пропускал самые ядовитые пары, но юноша все равно чувствовал себя так, будто дышал над расплавленным металлом. Воздух обжигал легкие, он еле дышал, но все равно заставлял себя идти. Когда же он подошел к машине, то заметил Рамиэля, возившегося с двигателем и пытавшегося вытащить деталь, пока топливо не воспламенилось и не сожгло ему лицо.

— Ампелос! — закричал Рамиэль, отшатываясь от грузовика со сломанным валом в руке. — Я же говорил, что мы справимся.

Антрос нахмурился. Ампелос, конечно же, он Ампелос. С чего он взял, что его зовут Антрос и где он это услышал? По меркам кровавых племен Рамиэль был гигантом — самым крепким, почти двух метров роста, не истощенным и не сгорбленным, в отличие от собратьев.

— Тащи сюда свою задницу, Ампелос! — закричал он, забираясь на место водителя.

Ампелос вскарабкался на вершину пепельной дюны и перевалил через ее гребень, но оступился; спуск превратился в падение, юноша покатился по склону; складки прочного резинового костюма лизали язычки пламени. Когда же он остановился у подножия склона, то взвыл от боли и раздражения.

— И зачем я тебя слушаю?

— Потому что я всегда говорю по делу, — усмехнулся Рамиэль, когда Ампелос забрался в машину и занял соседнее место. — И ты знаешь, что будешь благодарить меня каждый день, когда мы вступим в племя Ангелов.

Ампелос ответил ему ударом по почке, но брат лишь рассмеялся в ответ.

— Мы почти добрались! — закричал Рамиэль, глаза его сверкнули под маской. — Сошествие Ангела! Трона ради, только подумай! Мы увидим их!

Они сидели, представляя себе эту сцену. С раннего детства они повторяли шепотом легенды об алых ангелах. О великанах, что шагали по дюнам. О закованных в доспехи колоссах, неподвластных радиации, не боявшихся ничего и никого. О героях, бившихся среди звезд и покорявших все племена, что не склонялись перед ними.

— И когда мы пройдем испытания, они приведут нас в Арке Ангеликум, — выдохнул Рамиэль голосом, охрипшим от обуревавших его чувств. — Они сделают нас Ангелами.

Если бы Ампелос услышал это от кого-либо другого, то счел бы абсурдом, но он и в самом деле верил, что Рамиэль сможет привести их в мифическую крепость Кровавых Ангелов. Еще будучи юнцом, он перебил своих соперников и стал новым Анксуром Ануатом в племени Круор. Он еще был подростком, но слыл столь грозным воином, что уже больше года ни одно из вражеских племен не осмеливалось совершать набеги на их территорию. Даже самые упрямые старейшины из племени Круор склонялись перед ним.

— Думаю, так и будет, — тише сказал Ампелос, подкупленный решимостью брата. — Мы справимся, Рамиэль.

Братья посмотрели вперед сквозь грязное лобовое стекло. Впереди виднелся тянувшийся за горизонт разлом — всего около четырех метров в ширину, но такой глубокий, что не было видно дна. Ампелос уже собирался что-то сказать, в последний раз призвать к здравому смыслу, когда Рамиэль вдавил газ и они понеслись вперед. Ускорение вжало их в сиденья.

Рамиэль вел дюноход к естественному трамплину — скалистому уступу, поднимая пыль всеми шестью колесами. Ветер завыл, когда они взмыли ввысь, и на миг дюноход завис над бездной. Ампелос чувствовал, как застыли мгновения его жизни, знал, что этот прыжок — точка отсчета всего, что было и что будет. И в этот момент он узрел будущее. Как и во многие критические моменты своей жизни, он ясно увидел, что ждет его впереди: только один из них превратится в ангела.

Они пролетели уже две трети пути, когда ходовая часть оторвалась.

Машина дернулась в сторону, а затем перевернулась, медленно и грациозно. Они рухнули на другой стороне. Раздались жуткий скрежет раздираемого металла и вой вырывающегося газа.

В голову Ампелоса словно ворвался холодный вихрь боли, и несколько мгновений он не чувствовал ничего. А затем втянул в легкие раскаленный воздух и взвыл. Он лежал в нескольких метрах от машины, его маска была вымазана в крови, а нос пульсировал от боли.

— Рамиэль! — закричал он, кое-как перекатившись на бок и оглянувшись.

От останков машины валил дым. Его брат сломал ногу и не мог вытащить из-под обломков другую. Он попал в западню.

— Ампелос! — хриплым от боли голосом взвыл он, пытаясь освободиться.

Оглушенный столкновением Ампелос проковылял к брату, схватил и потянул изо всех сил. Рамиэль завопил — кровь забила из раны в бедре. Ампелос застыл в ужасе.

— Вытащи меня! — крикнул Рамиэль. — Не дай мне сгореть! — В его голосе не было страха, лишь ярость.

Ампелос повторил попытку, но добился лишь того, что кровь полилась сильнее.

Глаза Рамиэля закатились, он уже терял сознание. Даже сквозь маску Ампелос видел, что лицо брата заметно побелело.

Он выругался, увидев, что пламя подбирается к топливным бакам.

— Ты выберешься! Я не дам тебе умереть!

Ампелос заозирался, всматриваясь в марево. И, к своему удивлению, увидел среди жаркой пустыни спокойно стоявшего человека. Сквозь пламя его трудно было разглядеть, но, похоже, это был воин. Ампелос не мог разглядеть незнакомца, но знал, что придется просить его о помощи, иначе Рамиэль умрет.

— Я вернусь, — сказал он, сжав руку брата, и побежал к незнакомцу.

Когда он подошел к нему, дым расступился, открыв зрелище столь величественное, что Ампелос ахнул. Рядом с краем разлома стоял Ангел. Он был облачен в позолоченные доспехи, а за спиной его были сложены чистые белые крылья. Лицо Ангела было обращено к небесам, будто в молитве. Прекрасные черты его омывал дьявольский кровавый свет Ваала, но казалось, что злоба Сгнившего моря не в состоянии коснуться столь идеального создания. На отполированных доспехах не было ни капли грязи, ни следов воздействия кислоты, а совершенное алебастровое лицо лучилось здоровьем и чистотой.

При звуке шагов Ампелоса Ангел повернулся и поглядел на него сверху вниз. В руке он держал меч с золотистой рукоятью. Когда же Ангел шагнул к нему сквозь летящие частицы пепла, юноша яснее увидел его лицо.

В тот же миг живот скрутило, а рот наполнился желчью. Ампелос понял: что-то не так. Лицо незнакомца было прекрасным, но… неправильным. Он не знал почему, но чувствовал, что Ангела не должно было быть здесь. Вся эта сцена словно произошла давным-давно, и память подсказывала ему, что все было иначе. Лицо Ангела, столь невероятное, великолепное, но столь неправильное, ошеломило Ампелоса настолько, что он едва мог говорить. Он лишь выдавил: «Подожди!»

— Ты человек? — Ложный ангел улыбнулся. Голос его был безмятежен, глаза — безупречны.

— Я — Ампелос, — выдохнул он, откинув дыхательный аппарат и с трудом втянув воздух. — Из племени Круор. — Его кожа тут же вздулась, и он быстро накинул обратно капюшон, но Ангел увидел достаточно и улыбнулся еще шире.

— Что за глупцы идут по Сгнившему морю? — спросил Ангел с добродушным выражением.

Ампелосу хотелось бежать, но, ошеломленный и измотанный, он застонал от боли и рухнул на колени.

— Глупцы вроде моего брата, — выдавил он, с трудом показав рукой на разбитую машину позади. — Я должен освободить его.

— Должен ли? — Ангел изобразил притворное беспокойство и протянул руку, чтобы помочь юноше подняться.

Ампелос взял руку, не осмелившись оттолкнуть, и, поднявшись, сумел рассмотреть лицо Ангела вблизи. Оно было таким неправильным, что разум юноши, казалось, готов распасться на части. Каждая частица его естества кричала от ужаса и отвращения.

— Да, — выдохнул Ампелос, обращаясь скорее к себе, чем к незнакомцу. — Конечно. Нам предначертано стать Ангелами.

— Не похоже, что твой друг преуспеет в месте проведения состязаний, Ампелос. Тебе следует пойти к нему. — Ангел сочувственно улыбнулся. — Пламя почти добралось до топливных баков. Ты должен освободить его. Если только… — Он пожал плечами. — Если ты не увидел иное будущее.

— О чем ты? — Ампелос отшатнулся, чувствуя себя виноватым.

Ангел вновь улыбнулся, расправив за спиной лучезарные крылья, мерцающие в радиоактивной дымке.

— Ты ведь видел судьбу. Ты знаешь, что лишь один из вас добьется славы. Поэтому ты ушел. Если брат умрет, Ангелом станешь ты.

Ампелос горько рассмеялся при мысли о том, что он намеренно оставит брата умирать. Но при взгляде на Ангела оправдания застыли на его губах. Он знал, что этот миг должен быть другим, — он и был другим. Здесь не должно было быть Ангела, сомневавшегося в его решениях.

— Ты — иллюзия! — закричал Ампелос. — Тебя здесь нет!

Гнев вспыхнул в глазах чужака и исчез так же быстро, как появился, но этого хватило, чтобы пробудить в Ампелосе память о чем- то утраченном. Эта мысль росла в его голове, и внезапно ему показалось крайне важным вспомнить, о чем же напомнила ему ярость незнакомца.

Лжеангел заметил его колебания и вновь вспыхнул гневом.

Ампелос нахмурился и произнес одно слово, само пришедшее на ум. «Рацел?» И с этим словом в его разум ворвался поток образов.

Ангел отпрянул с разочарованным воем, поглощенный вихрем ворвавшихся образов, и Антрос вспомнил свое истинное имя — имя Кровавого Ангела. Чувствуя, что одержал какую-то победу, Антрос нырнул следом за Ангелом.

Когда тот пронесся сквозь ворох воспоминаний о местах и людях, его золотые доспехи расплылись полосами цвета и света; свет омывал лицо Антроса, ослепляя его. Лексиканий выкрикивал имя Рацела со все возрастающей убежденностью, и, когда очертания закружились вокруг него, перед Антросом возник эпистолярий, сорвавший с себя ненастоящую личину и прыгнувший в водоворот света и красок. Антрос бросился за ним, схватил за ногу и потащил к самому яркому из огней, подчиняясь необъяснимому инстинкту.

Они вновь оказались во дворе перед трапезной. Все было так же, как когда Антрос только опустился на плиты двора. Рацел все так же сжимал меч, сиявший от ярящихся энергий эмпиреев. Антрос поднялся и отступил на шаг, размышляя, не собирается ли эпистолярий убить его. Но тот лишь глядел на него синими глазами. Затем он закрыл их и опустил меч, лязгнувший о каменные плитки. Радел так и стоял, не глядя на него, погруженный в сосредоточение, пока Антрос не заговорил:

— Мой господин, я прошел испытание?

— Ты бросил брата умирать?

Худшие страхи Антроса оказались явью. Явившийся в его воспоминания ложный Ангел был Рацелом. Ветеран проник в его прошлое и видел смерть Рамиэля.

— Нет, — пылко ответил он. — Я искал помощь. Я отошел лишь на мгновение.

— Но затем помедлил? — Рацел все так же пристально глядел на него.

— Возможно, на миг… — Антрос отвернулся. — Но я ничего не мог сделать, не мог спасти его.

— Для меня это неважно, неофит, но, похоже, важно для тебя. — Эпистолярий пожал плечами. — Ты взвалил на себя огромную вину, а она может затуманить рассудок. — Он подался вперед. — Я всегда чувствовал в тебе жажду, желание преуспеть. И теперь я знаю, что ее питает. Ты хочешь проявить себя. Доказать себе, что смерть брата была предначертана, а не произошла по твоей вине. Ведь так?

Антрос ничего не ответил и продолжал смотреть в землю.

— Я видел эту тень в твоей душе и полагал, что ее отбрасывает нечто худшее. — Рацел кивнул, — Мы можем завершить твое обучение, Антрос, но знай, что я всегда буду наблюдать за тобой. Теперь я тебя знаю.

Антрос кивнул в ответ. Он не сомневался в этом ни на миг.

— Не хочешь ли ты рассказать мне о чем-нибудь еще? — спокойно спросил эпистолярий.

Что-то побудило Антроса заговорить более открыто, чем он осмеливался прежде.

— Что вы знаете о «даре» Мефистона? О его происхождении, я имею в виду. Вы когда-нибудь спрашивали его, что он на самом деле видел в улье Гадес? Что не дало ему умереть тогда под развалинами?

На лице Рацела отразились подозрение и гнев. Потом он вздохнул и кивнул, а его лицо приняло более нейтральное выражение.

— Разумный вопрос. Калистарий пережил тот день и возродился как Мефистон, потому что Сангвиний увидел, что его самый способный сын умирает, и не позволил ему пасть. Он усмотрел в Калистарии надежду. Увидел душу, столь похожую на него самого, что она была способна выдержать силу примарха. — Он взглянул на небо. — Дар Мефистона есть мощь Ангела.

— Откуда вы это знаете?

— Знаю, потому что верю. Моя вера в Мефистона абсолютна. Я без промедления последую за ним даже за врата ада. — Рацел приблизился и сверкнул сапфировыми глазами. — Ибо он спасет всех нас.

Эпистолярий говорил с такой убежденностью, что Антросу стало стыдно за свои сомнения насчет старшего библиария. Он лишь смиренно кивнул в ответ на пылкую речь учителя. Тот, в свою очередь, молчал, ожидая, задаст ли Луций еще вопрос на эту тему. Затем Рацел поднял порфировую шкатулку с золотой каймой, прикованную цепью к его доспеху, и с помощью золотого ключа, также закрепленного на поясе, отпер ее и вытащил небольшую книгу в кожаном переплете.

— Читай со мной, лексиканий, — сказал он, впервые обращаясь к Антросу по званию. — И, Трона ради, сосредоточься. В книге немного слов, однако ты можешь читать ее десятилетиями и так и не постичь их истинного смысла. — Он окинул ученика суровым взглядом. — И знай: чем бы ты ни руководствовался, к истинному знанию нет коротких путей. Этот текст требует усердного и самоотверженного изучения. Если на то будет воля Императора и ты сможешь ненадолго забыть о своем мертвом брате, то мы узнаем, как на самом деле велик твой талант.

За последующие три дня Антрос пережил столько, что хватило бы на десяток жизней. Под строгим надзором Рацела он запоминал и зачитывал все заклинания, описанные в «Пресыщенной косе». Они неподвижно сидели во дворе, не замечая ни восходов, ни закатов, не пили и не ели, лишь медленно читали текст. Иногда мимо них проходили жрецы, чтобы вознести молитвы перед гробницей Затворника или спеша на вечерню, но если они и останавливались, чтобы посмотреть на библиариев, то видели лишь двух гигантов, склонившихся над маленькой книжкой. Опасные, питаемые варпом ритуалы происходили лишь в сознании двух Кровавых Ангелов. Рацел воссоздал целые зоны боевых действий в разуме Луция, бросил его в пекло бесчисленных битв, в которых сражался за века службы. В ключевой момент каждого противостояния учитель приказывал Антросу присоединиться к нему в воззвании, которое использовал прежде для уничтожения врагов. Каждый раз, когда Луций совершал ошибку, Рацел четко проговаривал слова вновь, направляя его действия, пока после обрядов враги не исчезали в огне или не падали с воплями, поглощенные пучиной немыслимых страданий.

Пытаясь постичь каждое из темных священнодействий Мефистона, лексиканий чувствовал, как расширяется и становится глубже его восприятие Галактики. Он менялся настолько, что к тому времени, как их прервали, ощущал, что переродился. Честолюбивый пыл, который вел его прежде, теперь казался лишь наивными капризами ребенка. Решимость Луция осталась неизменной, но теперь он понимал, насколько опасным и трудным будет начатое им путешествие. Зачастую славу и погибель разделяет лишь одна неосторожная мысль…

На третье утро после начала занятий библиариев отвлекли от видений громкий звон цимбал и нестройное пение колоколов.

Внимание Антроса медленно вернулось к окружающему миру, и он тряхнул головой, отвлекаясь от дюжины реальностей. Когда лексиканий поднялся на ноги, то двигался неловко и нерешительно, будто во сне. Он протянул руку, чтобы опереться на колонну, пока его чувства вновь знакомились с материальной вселенной. После всего, что он увидел и совершил под надзором Рацела, было странно осознавать, что они лишь недавно прибыли в аббатство. Однако за время их занятий двор совершенно переменился. Когда зрение Луция прояснилось, он увидел пеструю толпу монахов и вооруженных до зубов проповедников и ополченцев — сверкающих безумными глазами религиозных фанатиков, обвешанных патронными лентами. Воздух звенел от страстных молитв и поучений, изрекаемых собравшимися вокруг гробницы людьми.

Когда Антрос, спотыкаясь, вышел из тени крытой галереи, проповедники, оказавшиеся ближе всех к нему, замерли, но поток жрецов, желавших добраться до гробницы, вскоре унес их вперед. Люди украсили весь двор полосками пергамента, вокруг царил дух праздника.

— Что происходит? — потребовал ответа Антрос, остановив одного из ополченцев.

Позади него с каменной скамьи поднялся Рацел; ополченец смотрел на них обоих широко раскрытыми глазами, разглядывая оружие и огромные доспехи.

— Архикардинал Дравус. Мы возносим хвалу за его благополучное возвращение. — Священник явно боялся космодесантников, но все равно смотрел на них с ликованием и трепетом. — Он пережил свои испытания в пустошах и вернулся к нам с посланием от Бога-Императора… И теперь он знает, как закончить войну, как воссоединить Детей Обета!

Антрос покосился сначала на учителя, потом снова на жреца:

— И где же он сейчас? В городе?

Толпа теснила ополченца, но он лишь рассмеялся.

— Следуйте за процессиями!

— Мы должны найти старшего библиария, — сказал Антрос, повернувшись к Рацелу.

— Он уже знает обо всем, — ответил эпистолярий. В его глазах еще сверкали искры варповского пламени, напоминая о духовных скитаниях. — Капитан Ватрен, — заговорил он по воксу, — где вы?

Сперва они услышали лишь короткий треск помех, затем сквозь белый шум пробился хриплый голос капитана:

— …в минутах пути от амфитеатра. Старший библиарий обратился ко мне час назад и приказал выставить стражу у обоих входов, но туда и добраться-то сложно, а ведь входы еще надо найти. Пришлось сойти с улицы. Пропустить толпу. Здесь собралась половина планеты. Столько чертовых беженцев пришло вчера в город. Идиоты давят друг друга, прослышав, что вернулся Дравус. Теперь все они идут к амфитеатру, чтобы услышать какую-то его проповедь. — Капитан умолк, а когда заговорил вновь, Луций услышал в его голосе усталость. — Вы завершили свои уроки? Пытался с вами связаться вчера утром. Хотел поговорить. Вы не отвечали. Даже когда я звал вас по имени.

Рацел посмотрел на Антроса, и на лице его отразилась странная смесь сомнений и гордости.

— Мы закончили. Старший библиарий в амфитеатре?

— Нет. Он с вами. Или должен быть. Он не покидал аббатство с тех пор, как мы пришли. Отправился в библиотеку с тем старым проповедником и больше не выходил. С ним я тоже не мог связаться по воксу. Этим утром он сам вышел на связь и отдал приказ о воротах амфитеатра, но дальше молчал. — В голосе Ватрена промелькнуло раздражение. — А еще он хочет, чтобы мы нашли старый шлюз или что-то подобное. Уверен, вам он скажет больше.

— Найдите ворота, капитан Ватрен. Старший библиарий не отдает приказы просто так. Используйте силу, если потребуется. Мы разыщем Мефистона и присоединимся к вам, как только сможем.

— Эпистолярий, — сказал Ватрен, — клинок, который ищет Мефистон, он здесь? В Мормоте? В этом амфитеатре? — Капитан явно был недоволен тем, что не мог понять, что происходит. — Может, мне стоит искать его, а не какие-то ворота и шлюзы? Старший библиарий не сказал нам, где искать эту штуку. Возможно, она у архикардинала?

— Не знаю, но Дравус — самый высокопоставленный священник на Дивинусе Прим. — Рацел покачал головой. — Думаю, он знает, где хранятся реликвии. Полагаю, старший библиарий потребует от него отдать клинок или сказать, в каком реликварии он хранится.

В вокс-канале воцарилось молчание; Луций почувствовал, что капитан сомневается.

— А он согласится?

— Ты бы отказал старшему библиарию?

— Нет, эпистолярий Рацел, не отказал бы, но у меня нет целой планеты одурманенных верой людей, выкрикивающих мое имя.

— Мы скоро присоединимся к вам, капитан. Найдите ворота, — ответил Рацел и завершил сеанс связи.

Эпистолярий нахмурился, обдумывая слова капитана. Затем он повел Антроса со двора обратно в трапезную. Там их встретили перевернутые столы и неистовый гул, а не тишина и покой, как в прошлый раз. Радел презрительно скривился, увидев, как по залу, толкаясь, идут жрецы и завывающие молитвы ополченцы.

— Дикари, — проворчал он. — И это люди, которых мы клялись защищать?

Антрос намеревался вступиться за смертных, но умолк, увидев, сколь безумными те выглядели. Космодесантники легко растолкали фанатиков и распахнули двойные двери, через которые аббат увел Мефистона в день прибытия. Их взгляду предстали ступени высокой лестницы. Библиарии начали подниматься, когда наверху появился Властелин Смерти, а за ним и отче Орсуф. Аббат на несколько мгновений остановился наверху, словно бы охваченный сомнением, и Мефистон положил руку на его плечо, проявляя непривычную приязнь.

— Мало кому удается собрать столько знаний за одну жизнь, отче Орсуф, — сказал старший библиарий. — Ты мудр не по годам.

— Я просто не могу выбросить тайны из головы, вот и все. — Аббат покачал головой, смущенный похвалой. — Обычно это чушь, о которой я предпочел бы забыть, но я рад, что смог вам помочь. Конечно, я предпочел бы помощь в бою. Возможно, еще смогу? Я все еще мог… — Он явно собирался продолжить, когда заметил, что у подножия ступеней их ждут Кровавые Ангелы, и рассмеялся. — Они здесь, как вы и сказали.

Мефистон не обратил внимания на своих братьев, по-прежнему держа аббата за плечо.

— Ты уже достаточно помог мне. Останься пока со своими книгами, отче Орсуф.

Огонь в единственном глазу аббата погас, и он кивнул, печально улыбаясь.

— Понимаю, — ответил Орсуф и неловко поклонился Мефистону. — Удачи, старый друг. Возможно, мы встретимся вновь. — Он направился обратно в библиотеку, все еще посмеиваясь: — Мудр не по годам, а?..

Властелин Смерти в свою очередь принялся спускаться по ступеням. Плащ развевался за его спиной, а взгляд был даже тяжелее, чем прежде.

— Я знаю, что нам следует сделать, — сказал он, подойдя к Рацелу.

— Ты знаешь, где клинок? — спросил эпистолярий, схватив его за руку.

Мефистон покачал головой.

— Но аббат открыл мне больше, чем я ожидал. Храбрость позволила ему порвать с традициями, связывавшими его, а прозорливость сделала остальное. Он понимает, какие ошибки были здесь совершены. Я объясню остальное, пока мы будем идти в амфитеатр. — Он передал книги Луцию и зашагал вперед.

— Времени у нас мало, — добавил Властелин Смерти, ведя их через аббатство. — А сделать предстоит многое, прежде чем мы встретимся с архикардиналом. Ватрен вышел на связь?

— Да, — ответил Рацел. — Они направляются к воротам амфитеатра, как вы и приказали. И ищут какой-то… шлюз?

— Хорошо, — кивнул Мефистон. — Это здание старо даже по меркам города. Его тайны скрыты от колдовства способом, непонятным даже мне. Поэтому мне потребуется грубая сила капитана.

Антрос, чьи сабатоны гремели по мостовой, уже видел далекие террасы амфитеатра. Библиарии спускались по холму, на пути им попадались большие группы взбудораженных священников и отряды измотанных войной солдат, чьи изможденные лица словно озарялись светом новой жизни при звуках заунывных молитв, передаваемых летящими гимнариями.

Антрос заметил, что многие из прохожих держат в кулаках непонятные предметы, мерцающие и сверкающие в лучах зари, пробивающихся меж улочек и мостов. Когда один из спешивших мимо людей прошел достаточно близко, лексиканий разглядел у него в руке серебристую рукоять меча без клинкового полотна.

— Окаменелый меч является краеугольным камнем их веры, — ответил Мефистон на не высказанный вслух вопрос Луция. — Запрещено даже произносить его название. Они редко устраивают столь явные демонстрации своей веры.

— Что же это за секта? — процедил Рацел, сверля взглядом текущие мимо толпы. — Что скрывают эти варвары? Ну, кроме невежества…

Они дошли до узкого пешеходного мостика, поднимавшегося над лабиринтом далеких улиц. Властелин Смерти увел братьев от основного потока людей в более спокойный район.

— Они верны Императору, — бесстрастно заявил он. — И не еретики. Они даже не слишком отклонились от общепринятой религии.

Старший библиарий помедлил: сквозь толпу проталкивались солдаты из полка драгун с лазерными ружьями на плече. Они торопились влиться в толпу, текущую к амфитеатру. Военная форма их была вычурной и включала отполированные медные кирасы и шлемы с высокими плюмажами. У всех виднелись шрамы. Одежда местами была порвана и заляпана кровью. Это явно были закаленные бойцы.

Пока мимо шла длинная колонна солдат, некоторые из них изумленно косились на Кровавых Ангелов. Некоторым даже хватало смелости отдать космодесантникам воинское приветствие, но по блаженным и отстраненным взглядам любой понял бы, что драгуны испытывают тот же благоговейный трепет, что и церковники. Когда мимо шагали последние драгуны, Антрос заметил у них на нагрудниках выгравированный знакомый символ — ту же перевернутую букву «Т», что была вытатуирована на макушке пресвитера Кайриака. Лишь тогда он осознал то, что, скорее всего, уже давно поняли его братья. Перевернутая «Т» напоминала рукоять меча.

— Император — стержень их веры, — продолжил Мефистон, когда вереница солдат и техники наконец-то закончилась. — Но вера эта затуманена мифами и суевериями их предков. — Он кивком показал на книги, переданные Антросу. — Аббат рассказал мне многое. Например, каково истинное предназначение Детей Обета: они поклялись прежде всего хранить в безопасности и тайне Окаменелый меч. Все догматы и ритуалы направлены на сохранение тайны даже от остальных священников Адептус Министорум.

— Но зачем? — спросил Луций, когда они пошли по мосту прочь от драгун. — Если они не предатели, зачем утаивать что-либо от соратников?

— Они обмануты собственной верой, — ответил Мефистон, останавливаясь, чтобы осмотреть дверной проем. Искривленная костяная перемычка напоминала лапу огромного орла, вцепившегося в дверь бледными когтями. На колоннах по обе стороны были вырезаны символы, и Мефистон начал водить по ним пальцем, пытаясь понять их значение.

— Исповедник Зин рассказывал нам красочные легенды о сотворении этого мира, но, как вы сами помните, он умолчал о сути обета. А вот отче Орсуф юлить не стал. Духовенство Дивинуса Прим верит, что его святой долг — хранить Окаменелый меч в тайне, ибо однажды Бог-Император восстанет с Золотого Трона, чтобы забрать его. И, пока клинку ничто не угрожает, Он начнет день гнева, дабы очистить Галактику от неверующих. Больше всего священники боятся, что какой-нибудь вояка решит использовать этот клинок как настоящее оружие и заберет его из святилища.

— А вы заберете? — спросил Антрос.

Мефистон не ответил, поглощенный изучением рун на колонне, но Антрос и Рацел обменялись многозначительными взглядами. Даже на этой тихой улице было слышно, как тысячи фанатиков наполняют город.

— Спасибо тебе, отче Орсуф, — прошептал Мефистон, когда знаки на колонне засияли и вспыхнули лазурными огнями, озарившими его мертвенное лицо. Свет становился ярче, а странная дверь расходилась — кости расплетались, будто шнурки в ботинке. Спустя считаные мгновения показался длинный сумрачный коридор, ведущий ко второй двери.

Мефистон уверенно шагнул внутрь, и библиарии поспешили за ним. На страже у второй двери стоял скучающий гвардеец, облаченный в ту же сине-медную униформу, что и встреченные на мосту драгуны. При виде Ангелов он схватился за ружье и прицелился, с испугом глядя на трех шагавших к нему великанов.

— Стойте! — закричал он. — Вам сюда нельзя! Если вы не…

Один взгляд Мефистона заставил его умолкнуть. Гвардеец замер с открытым ртом, как статуя.

Заточение человека в осколке времени было лишь небольшим проявлением психической силы, которое Антрос и Рацел едва заметили.

Они молча прошли за Мефистоном мимо неподвижной фигуры и оказались в небольшом вестибюле с широкой лестницей, ведущей на верх. Поднявшись, Кровавые Ангелы очутились на огромном круглом балконе в десятки метров в диаметре, откуда им открылся вид на странный зал внизу. В свете нескольких больших жаровен можно было разглядеть бесчисленное множество трупов, буквально устилавших пол. Это зрелище напомнило Антросу скотобойню. Тела в разной степени расчленения были сложены ровными рядами: с одних содрали кожу, и они блестели влажными мышцами при свете факелов и зловеще ухмылялись; от других остались только скелеты. Среди них суетился десяток закутанных в рясы жрецов, вырезавших внутренности изогнутыми церемониальными ножами и складывавших их в просторные керамические урны. Жрецы работали по двое: пока один орудовал ножом, другой читал молитвы из небольшой книги, размахивая свободной рукой над постепенно распадающимися телами, и выводил в воздухе узоры.

Несмотря на густые клубы благовоний на балконе, жрецы уловили отсвет жаровен, блеснувший на доспехах Кровавых Ангелов, и удивленно посмотрели наверх. На балконе тоже находились священники; когда при виде Кровавых Ангелов некоторые с криками бросились к ним, Мефистон протянул руку: иглы алого света понеслись к людям, и те застыли, не сделав и десятка шагов.

Взмахом руки Властелин Смерти велел братьям следовать за ним и спустился по ступеням.

— Люди Мормоты еще этого не поняли, — говорил Мефистон, спеша сквозь облака благовоний. — Но враг уже преодолел их ворота. — Он прошел мимо погребальных плит и обернулся. — Мы должны действовать быстро, иначе уже к наступлению ночи от города останутся одни руины, а между нами и Окаменелым мечом будет стоять целая армия.

— Мой господин, что еще вы видели? — спросил Рацел. — Каков ваш план? — Он окинул взглядом замершие фигуры. — Пусть они и неотесанные глупцы, но все же это имперские граждане.

Мефистон постучал пальцем по одному из висевших на поясе фиалов с кровью.

— Я испил знания отче Орсуфа. Пусть его кровь слаба и жидка, но полна знаний. Я вкусил всю историю этого города. И она восхитительна. — Властелин Смерти прошел мимо рядов тел и показал Витарусом на дверь на дальней стороне зала. — Такие же покойницкие разбросаны по всему городу и связаны тянущимися на километры катакомбами.

Когда библиарии подошли к двери, их глава легко взмахнул мечом, и она с шипением разошлась.

— Нам не потребуется проталкиваться через толпу. — Он повел их в прямой как стрела, сводчатый коридор, вдоль стен которого стояли жаровни и тянулись жуткие фризы, демонстрирующие погребальные обряды Обета. — Этот проход приведет нас прямо к амфитеатру, практически к тому самому месту, где архикардинал будет произносить речь.

Кровавые Ангелы шагали мимо мозаичных изображений; в отблесках огня из теней проступали ухмыляющиеся мертвенно-бледные лица. Внезапно Антрос запнулся, увидев, как Мефистон внезапно пригнулся и завертел головой, словно на него напал рой насекомых.

Библиарии шагнули было к нему, но замерли, увидев, что тело их господина пошло рябью, будто они смотрели на него сквозь водопад. Властелин Смерти взревел от гнева и оттолкнулся от стены, оставив позади призрачное отражение себя, все еще мерцающее на фоне мозаик. Вскоре неподвижный Мефистон растворился в тенях, а кричащий, шатаясь, пошел дальше и врезался в колонну с такой силой, что с потолка посыпалась пыль. Под его весом десятки окаменевших костей раскрошились в прах.

— Старший библиарий! — воскликнул Антрос, кинувшись к нему.

Мефистон устало опирался на колонну. Кровавая пелена заполняла его глаза; Властелин Смерти повернулся к спутникам и поднял руку, приказывая остановиться. Библиарии попятились.

Лицо Мефистона исказила гримаса боли. Похоже, он не мог опустить руку. Она задрожала. С пальцев капало темное пламя.

Нити света протянулись от его ног, и земля со стоном пошла трещинами.

— Калистарий! — глубоким и властным голосом вскричал Рацел.

Мефистон завыл, сжав кулак. Свет угас, и все стихло.

Властелин Смерти отпрянул от братьев, спотыкаясь, и схватил себя за еще дымящуюся руку.

Библиарии подбежали к нему и подхватили своего господина прежде, чем тот упал. В это мгновение Антрос увидел лицо, но не Мефистона, а той, что привиделась ему на Термин, — освежеванной женщины в грязной вуали. Ее слова вторглись в разум Луция; он знал, что их слышит и Властелин Смерти.

«Мы такие, какими нас сделали наши шрамы. Мы рождены в крови».

Затем жуткое лицо исчезло, и он снова увидел Мефистона.

— Нужно поспешить, — вымолвил Властелин Смерти, когда кровь отхлынула от его глаз. — Дар становится все сильнее. Изменения во мне ускоряются. — Он окинул взглядом коридор. В свете немногих еще горевших факелов Мефистон заметил груды костей. — Какова бы ни была сила, скрывающаяся в этом мире, она укрепляет Дар. — Он отступил от спутников, все еще сжимая свою руку. — Мы должны добраться до архикардинала и узнать, где же спрятан Окаменелый меч. Но я чувствую, что Хаос уже проник в этот мир и что нечто ужасное произойдет, если Дравус произнесет свою речь прежде, чем мы придем туда. — Он покачал головой. — Я должен видеть яснее, но это так называемое «чудо» все так же затуманивает все мои мысли.

— Как и мои, — кивнул Рацел. — Я пытался коснуться разума жрецов, но мне открылось лишь отражение собственных мыслей. Нельзя быть уверенным ни в чем.

— Клинок хранится в каком-то реликварии, — говорил Мефистон. — Это я чувствую. Но почти вся эта планета — огромный реликварий!

— А что, если мы проведем Рубрику Созвучия? — спросил Антрос. Он поднял посох и посмотрел на собратьев. — У нас ведь хватит сил, чтобы найти столь мощное средоточие психической силы? Должно быть, клинок сияет, словно маяк.

— Это бессмысленно, — покачал головой Мефистон; он скривился и пошатнулся, но не упал, упершись мечом в пол. — Даже объединив разумы всего либрариума, мы не нашли бы Окаменелый меч. Это машина, созданная для обуздания силы, но не источник силы. Нет. Нам нужно узнать от архикардинала Дравуса, где Дети Обета хранили ее на протяжении всех этих долгих веков. Капитан Ватрен, — резко спросил он по воксу, — вы уже добрались до врат?

— Старший библиарий, — донеслось в ответ, — я оставил сержанта Гестиаса и его отделение у южных ворот, а сам веду отделение Серифа к северным. Здесь… — Он помедлил, и по сети разнесся рев. — Здесь огромные толпы, старший библиарий. Путь оказался куда дольше, чем я думал.

— Поспеши, — сказал Мефистон. — Ты нужен мне у ворот. Они защищены непонятными мне оберегами. Похоже, мой разум не может воздействовать на них, и потому мне потребуется, чтобы вы были рядом. А что насчет шлюза? Технодесантник добрался до него?

— Да, старший библиарий. Брат Галл уже там, он сообщил мне, что может управлять механизмом. Хотя не понял его предназначения.

— Хорошо, — ответил Мефистон. — Удостоверьтесь, что будете готовы закрыть ворота по моему приказу. Я рассчитываю на вас, капитан…

С этими словами Властелин Смерти зашагал через тени, раскачиваясь из стороны в сторону, будто пьяный. Библиарии ускорили темп, перейдя на размашистый шаг, как при марш-броске, и устремились во мрак следом за своим предводителем. Космодесантники прошли еще через несколько жутких, заваленных трупами мертвецких, но, в отличие от первой, они пустовали. Похоже, их покинули в спешке, бросив на окровавленных плитах ножи и пилы.

Так они добрались до пологой лестницы, ведущей вверх к далекому свету дня. Мефистон начал бормотать что-то неразборчивое. Теперь он увереннее держался на ногах и поднимался по ступеням без задержки. Подъем продолжался долго; Антрос чувствовал, что они идут к одной из самых высоких точек в городе. До них уже доносился низкий ритмичный звук, похожий на шум океана, но каждая звуковая волна приходила в четко выверенное время и становилась все громче, пока не стало казаться, будто они попали в огромное сердце.

Наконец показались двери, по меньшей мере вдвое выше Кровавых Ангелов и увенчанные фронтоном со скульптурным подобием ревущей химеры, державшей проход в когтях. Двери были закрыты, но после одного лишь взмаха Властелина Смерти засовы разошлись и створы распахнулись, впустив лучи солнца.

Кровавые Ангелы вышли в широкий зал, ведущий к балкону на верхних уровнях амфитеатра. С этой точки виден был невероятный размах стадиона: его стены напоминали склоны горы, отчего он выглядел не рукотворным сооружением, но шедевром самой природы. Здание было идеально круглой формы, а его отвесные стены, вздымавшиеся на десятки метров, венчали огромные статуи. Годы не пощадили скульптуры, но когда-то они явно изображали жрецов, в молитве воздевших руки к небесам. Антрос заметил и то, что, в отличие от остального города, амфитеатр был возведен из камня. Он явно был древним; Луций решил, что его возвели еще до всех этих костниц. За века мраморные ступени потрескались и истерлись, а лица статуй стали почти неразличимыми.

Но еще сильнее величия обветшалой архитектуры Кровавых Ангелов поразил шум. На террасах внизу столпились тысячи священников и солдат, и все они вновь и вновь выкрикивали имя архикардинала. Именно этот звук доносился из-за дверей. Множество голосов, звучавших в унисон, создавали стену невероятного шума, и Антрос ощутил, как в ответ учащается его пульс. Сотни механических гимнариев и сервочерепов кружили над головами, осыпая людей клочьями пергамента, отчего казалось, что в амфитеатре бушует буран из обрывков священных текстов.

— И как мы найдем здесь архикардинала? — прокричал Рацел, напрягая голос, пытаясь перекрыть подобный шторму рев жрецов.

Мефистон вяло прислонился к перилам балкона, склонив голову и опустив плечи.

— Мой господин! — крикнул Антрос, бросаясь на помощь.

При звуке голоса Мефистон поднял взгляд и отмахнулся от лексикания.

— Аббат знает каждую пядь города, — сказал он, указав Витарусом на балкон, находившийся в считаных метрах и выделявшийся среди других великолепным убранством: он представлял собой подобие огромного двуглавого орла, державшего в клюве мертвую змею. На этом балконе стояли лишь горстка священников и несколько драгун в медных латах, державших оружие наготове и наблюдавших за морем людей.

— Его указания привели нас туда, куда мы должны были прийти, — продолжал Мефистон. — Архикардинал обратится к толпе с этого балкона.

— Вы собираетесь прервать его, мой господин? — Антрос окинул взглядом бушующую толпу.

— Сохранить ему жизнь, — покачал головой Мефистон. — Все мои предсказания указывали на одно. В амфитеатр проникли еретики. Прольется кровь. Мы будем наблюдать за Дравусом, пока враг не покажет себя. Он собирается нанести удар здесь, сейчас. Будьте настороже.

— Я так рад, что мы сможем насладиться полетом мысли кардинала, — скривился эпистолярий.

Разглядывающий толпу Властелин Смерти не ответил на едкое замечание помощника, но, когда все же собрался что-то сказать, драгуны на соседнем балконе заметили трех закованных в доспехи гигантов. Один из них что-то произнес в наручный вокс-передатчик, указывая на Ангелов.

— А может, нам и не придется выслушивать проповедь, — усмехнулся Рацел, взявшись за рукоять болт-пистолета.

Позади них находилась вторая, куда меньшая дверь; через несколько минут она открылась, и два солдата ступили на просторный балкон. За ними в проходе виднелись и другие. Все драгуны целились в Кровавых Ангелов. Вошедший первым боец споткнулся, увидев их вблизи. Никто из библиариев не поднял оружия, но солдат вытащил лазерный пистолет, не сводя с них взгляда. Однако, приглядевшись к Мефистону, драгун побледнел и оглянулся через плечо, явно раздумывая, не лучше ли бежать. Но его нервы выдержали.

— Кто впустил вас в этот зал? — Его голос дрожал, но, похоже, крики толпы немного приободряли его. Он шагнул вперед, взмахом пистолета приглашая остальных солдат присоединиться к нему на балконе. — Он предназначен для братьев из Мортис Канторум. У вас нет права здесь находиться. — Он кивком показал на открытую дверь и ряды нацеленных лазерных ружей. — Пройдемте, — без особой убежденности добавил драгун. — Я отведу вас к общей смотровой площадке.

Рацел насмешливо поднял бровь. Луций заметил, что лицо Мефистона стало еще более замкнутым, чем прежде. Властелину Смерти явно было больно. Антрос уже собирался заговорить с драгуном, когда толпа взревела. В сравнении с этим ревом даже прошлые ликующие крики показались шепотом. В глубине души лексиканий не удивился бы, начни осыпаться стены.

Возглавлявший солдат офицер бросился вперед и выглянул с края балкона.

— Он здесь! — закричал драгун.

Он поднял серебристую рукоять вверх и махнул солдатам, уже спешившим к нему. Те повторили жест командира.

Лексиканий посмотрел вниз и увидел невероятное зрелище. Каждый из собравшихся в амфитеатре жрецов и солдат поднял одинаковую металлическую икону. Тысячи амулетов сверкали в лучах солнца. Казалось, по террасам растекается серебряное озеро.

— Дравус! — взревели стоявшие рядом с Кровавыми Ангелами солдаты, и голоса их слились с криком многотысячной толпы.

Антрос посмотрел туда, куда были направлены взгляды людей.

На балконе появился невысокий хрупкий человек, окруженный внушительной процессией из священников в белых рясах. Жрецы шли по обе стороны от экклезиарха, склонив головы и держа в руках вышитые золотыми нитями знамена. Их предводитель был одет в простой белый стихарь и выглядел весьма неказисто. Лицо его казалось мягким, почти детским, и расплывалось в ласковой и немного застенчивой улыбке. По телосложению любой понял бы, что он никогда не занимался физическим трудом, а единственным знаком полномочий Дравуса был небольшой железный болт, свисавший с его шеи на тонкой цепи. Болт выглядел ржавым и потрескавшимся, но экклезиарх нес его, словно орден. Кардинал представлялся робким и ограниченным человеком, одновременно старым и юным. Его кожа потрескалась и покрылась морщинами, но наивная улыбка напомнила Антросу о младенце, завороженном окружающим миром.

Толпа же словно не замечала ничем не примечательной внешности архикардинала. Люди неистово размахивали иконами и выкрикивали имя Дравуса, пока тот шел сквозь падавшие с неба кружащиеся клочья бумаги, словно сквозь метель. Подойдя к парапету, архикардинал Дравус попытался сделать более серьезное выражение лица, но не смог полностью подавить улыбку, и потому казалось, будто он ухмыляется своим полным упоения последователям. Он поднял руку, призывая к тишине, но шум умолк лишь через несколько минут.

— На протяжении всех этих лет, — заговорил Дравус, и его тихий голос разнесся по всему амфитеатру благодаря громкоговорителям под балконом, — вы хранили веру. Вы. Хранили. Веру. Воистину, вы Дети Обета.

Толпа вновь разразилась ликующими возгласами, и, несмотря на все свои усилия, Дравус не смог призвать ее к тишине. Наконец он сдался и с пристыженной улыбкой посмотрел на сопровождавших его церковнослужителей.

Антрос заметил, что Мефистон смотрел не на архикардинала, но куда-то вдаль над головами толпы. Он прищурился, пытаясь сквозь облака кружащихся обрывков рассмотреть, что же так привлекло Властелина Смерти. На выбеленных камнях виднелся проблеск кроваво-красной брони. То был технодесантник Галл, расположившийся высоко над завороженной толпой на самой крыше террасы. Он сидел на площадке, механической серворукой работая над каким-то устройством. Антрос обвел глазами амфитеатр и увидел отделение Гестиаса у одних из двух ворот с болтерами наготове. Боевые братья наблюдали за входящими толпами паломников. Но не было видно ни следа капитана Ватрена и отделения Серифа.

— Что… — начал было Луций, но понял, что в таком шуме его не услышат.

Рацел заметил его взгляд и кивком показал ученику на болт-пистолет. Тело Антроса немедленно перешло в состояние боевой готовности. Второе сердце застучало, мускулы под броней сжимались и разжимались. При взгляде на тысячи собравшихся внизу душ Антрос понял, что амфитеатр стал бы главной целью для Питера Зорамбуса. Должно быть, здесь собрались основные силы армии планеты, не говоря уже об ополченцах и жрецах. Луций снял болт-пистолет с предохранителя и крепче сжал древко посоха. Наконец ликующие крики умолкли, и архикардинал Дравус вновь подошел к парапету, все еще улыбаясь.

— Ваша преданность не осталась не замеченной, — заговорил он, на сей раз громче, чтобы не дать себя перебить. — Я много часов провел в пустошах. Мой живот был пуст, а над головой остались лишь звезды, но я наконец-то увидел правду. Я спросил себя, как я допустил столь ужасный раскол в нашем древнем братстве, обратившемся против самого себя в постыдной войне, скрывшей от нас красоту небес. — Он поднял икону, указывая ввысь. По небу быстро проносились низкие облака, но сквозь прорехи в них виднелись проблески зеркала. — Это война неправильна. Она не может быть праведной. — Его улыбка поблекла. — Как мы могли так отдалиться друг от друга? Как одна из сторон может ошибаться, ведь мы поклоняемся одному Императору? — Он сжал икону на шее. — Я долго смотрел в ночь, братья мои, и наконец обрел ответы на свои вопросы. Я постиг истинное значение Чуда. И теперь хочу разделить его со всеми вами.

Толпа безмолвствовала.

Мефистон прошел мимо Антроса, что-то бормоча себе под нос, и потряс головой. Он подошел к перилам балкона и уставился на Дравуса.

Кардинал достал из-под рясы одну из серебристых рукоятей и поднял ее, показывая толпе.

— Амулеты, врученные вам сегодня по пути сюда, являются не просто символами братства. Они благословлены. В каждом из них заключена частица Чуда. — Его усмешка стала широкой ухмылкой, когда он махнул рукой, показывая на бурю из клочьев пергамента. — Просто прочтите истину и откройте ей свои души.

Все происходило так быстро, что даже обостренные чувства Антроса едва поспевали за событиями.

— Я идиот! — зарычал Мефистон. — Это Дравус! — А затем он спрыгнул с балкона, призрачные черные крылья распахнулись за его спиной. — Капитан Ватрен! — закричал он. — Давайте! Закройте ворота!

Архикардинал подхватил один из листков и начал читать.

Толпа последовала его примеру, повторяя за ним каждое слово.

За один удар крыльев Мефистон достиг другого балкона, выхватил меч и прорвался сквозь толпу жрецов и стражников. Клинок ожил, когда он занес его, чтобы поразить архикардинала.

Сопровождавшие Дравуса жрецы взвыли от гнева и бросились наперерез, но замерли, увидев, что их лидер исчез, обернувшись колышущимся столбом сине-розового пламени. Этот огненный смерч вращался вокруг тонких щупалец энергии, что вздымались и опадали, словно поглаживая языки пламени.

Экклезиархи попятились в ужасе, а Мефистон бросился прямо в лазурную адскую бурю, ударив Витарусом в самое ее сердце. Клинок рассек колонну огня, и она взорвалась, подбросив Мефистона в воздух. Мощная ударная волна расшвыряла в стороны всех, кто находился поблизости.

Властелин Смерти проломил перила и рухнул навстречу далекой толпе внизу.

— Ватрен! — выкрикнул в полете старший библиарий. — Ворота!

Антрос поднял посох над головой и опустил его — медленно, словно рассекая воздух, обрушив алую молнию на голубое пламя. Красное встретилось с синим, сомкнулось вокруг него, словно кулак. Свет просачивался из трещин под ногами Антроса, но он направил все свои силы на то, чтобы удержать голубой огонь. А затем Луций ощутил, как в его разум впивается обратный поток психической энергии. В одно мгновение он увидел, каким же неповоротливым и закостеневшим чудовищем был Империум. Он впервые понял, как слепая нетерпимость ограничивала лордов Терры. Гнев разгорелся в душе лексикания, осознавшего, что даже либрариум был скован скудоумными глупцами, шарлатанами, не знавшими, каково это — повелевать истинными силами варпа. Он едва заметил, как его мысли меняют характер психического разряда. По мере того, как рос его гнев, сила Антроса начинала питать, а не сдерживать синее пламя, отчего буря разрасталась, выбрасывая щупальца к стенам амфитеатра и другим балконам, в том числе тому, где стояли библиарии.

— Лексиканий! — крикнул Рацел, отрывая Антроса от ошеломляющего видения, в котором он шел по небу, сокрушая врагов человечества одной лишь силой мысли. Эпистолярий схватил его за руку и выговорил сквозь зубы: — Иди по непостижимому пути!

Хватка учителя напомнила Луцию об обучении в аббатстве; он пошатнулся, осознав, какую ярость и горечь только что чувствовал. Синее пламя опаляло его душу, искажало саму суть, превращая в нечто незнакомое.

— Рацел! — крикнул он. — Что происходит?

Эпистолярий тряхнул головой и обнажил силовой меч, направив его на балкон, добавив свой алый свет к тому, что излучал Антрос. Так, укрепленная мощью разума Рацела, алая буря окутала очертания того, что прежде представлялось архикардиналом.

Луций пошатнулся, ошеломленный приливом боли и смятения. Он опустил посох и взглянул вниз с балкона, желая понять, что же ударило его с такой силой. Амфитеатр был затоплен океаном синего пламени. Тысячи людей, собравшихся, чтобы услышать Дравуса, преобразились от его слов. На месте жрецов в длинных облачениях и солдат в бронежилетах виднелись лишь переливающиеся столпы света. Над ними парил Мефистон, казавшийся темным силуэтом на фоне огня. Его психические крылья были широко распростерты, а с меча сыпались искры. Властелин Смерти нырнул вниз, закрутил петлю и поднялся обратно к балкону.

Пока Луций отвлекся, Рацел, отброшенный назад, выронил меч. Клинок покатился по каменному полу, извергая дуги психического пламени, вырывавшие каменные глыбы из кладки и расшвыривающие в стороны солдат.

Мефистон пронесся через ослепительный свет, и архикардинал Дравус вышел из огненного кокона навстречу ему, приветствуя старшего библиария улыбкой, полной энтузиазма, и распростертыми объятиями.

Теперь никто не назвал бы архикардинала непримечательным. Ряса упала на плиты, открыв тело, преображенное колдовством и ставшее неестественно высоким и мускулистым. Кожа покрылась переливающейся чешуей, похожей на змеиную, при движении вспыхивавшей то синим, то розовым, а ухмыляющееся Мефистону лицо блестело, словно было отковано из металла. В руке он держал позолоченное копье — прекрасное оружие, похожее на сверкающий осколок лазурита. В нем отражалось сияние толпы внизу, а наружу вырывались стрелы синего и розового света. Дравус расхохотался, когда эти лучи потянулись к людям на балконе, преображая их так же, как и толпы на террасах.

Шатаясь и держась руками за голову от боли, эпистолярий подошел к Антросу и помог ученику подняться на ноги. А затем копья света впились и в них. В сознание Луция ворвался вихрь ошеломляющих образов: оглушительных цветов, звуков, исторгающих слезы, и ослепительных запахов. Калейдоскоп эмоций был так силен, что Антрос почти перестал осознавать, где находится, но все еще чувствовал прикосновение руки учителя. Луций цеплялся за это ощущение, пытаясь удержаться в реальности. Он боролся с жуткими видениями, проговаривая заклинания и защитные молитвы, которым учился в аббатстве. Он слышал, как рядом их повторяет и Рацел, и вместе им удалось отбросить прилив безумия. Антрос поднял свой посох, а эпистолярий — меч. Бок о бок они шагнули в безумную мешанину красок, бросая словами Мефистона вызов бушующему урагану магии.

Они проложили себе путь сквозь пламя, и балкон вновь появился перед ними. Антрос выругался, увидев находившихся поблизости солдат. Их тела претерпевали омерзительнейшие метаморфозы: раздувались и съеживались, мутировали и застывали беспорядочной массой конечностей.

Отвращение наполнило разум Антроса, но он пытался сохранять спокойствие, обращая проклятия на мерзких отродий. Один из мутантов бросился на него. Местами его бронежилет треснул, открыв целый лес выросших из груди змей: из пасти каждой торчал зазубренный клинок длиной в треть метра.

Град ударов обрушился на Луция, и он отшатнулся, подняв посох, чтобы отбросить врага. Мутант кинулся на него вновь, размахивая шелушащимися лапами и безумно хихикая, молотя его по груди и голове, цепляясь за броню и пытаясь сорвать пластины.

Антрос ткнул болт-пистолетом в морду мутанта и выстрелил. Забил розовый фонтан крови. Учуяв ее, Антрос потерял самообладание, охваченный приливом ярости. Он чувствовал животный голод, жажду убивать и рвать на части. На балкон высыпало еще больше мутантов, и Антрос с диким рыком кинулся на них. Вместе они проломили балконную ограду и полетели вниз.

Даже после долгих лет раздоров и жестокости война не осквернила Вольгатис. Лишь самые отчаявшиеся и безрассудные люди рискнули бы бросить вызов гневу его защитников. Проезжая последний поворот на опасной горной дороге, Ливия натянула поводья лошади, дав Дхармии возможность оценить величие священной крепости. Обитель словно пронзала небо, поднимаясь над горным шпилем, и нависала над обрывом, уходящим на тысячи метров вниз, таким глубоким, что подножие отвесных скал скрывали плывущие далеко внизу облака. Замок напоминал сверкающий белый коготь; его вершина терялась в вышине, а основание уходило глубоко в склоны гор. Опоясывавшие его бесчисленные огни сверкали во мраке, будто скобы, сделанные из золота. Вольгатис был подобен ледяному клинку, вонзенному в гору богом.

Дхармия оглянулась на освещаемую лунным светом тропу, на движущихся следом всадников. Люди, изнуренные яростной скачкой, шатались, едва не падая с лошадей, их одежды были покрыты слоем изморози.

— А они что, нас просто впустят? — спросила Дхармия, растирая замерзшие руки. Она посмотрела на огоньки, покрывавшие огромную башню. — Серафимы что, любят незваных гостей?

— Они — Дети Обета, как и мы, — ответила Ливия. — И еще, — прибавила она, кивком показав вниз, — лишние стволы им сейчас не помешают.

На ее лице была привычная сардоническая усмешка, но девочка чувствовала, что в этот раз Ливия вовсе не так уверена в своих словах.

Дхармия посмотрела туда, куда ей показали, и увидела длинные, извивающиеся подобно змеям колонны света на равнинах. Армия Питера Зорамбуса находилась меньше чем в дне пути от них, и за время марша к Вольгатису она лишь росла. Чудесное зрелище крыльев Хесбона обращало в веру Принца новые поселения. Девочка подумала, что, должно быть, отступников теперь уже несколько тысяч.

Ливия пришпорила коня, и они поскакали по льду к воротам крепости, вздымавшимся на десятки метров. Последний проход к вратам накрывал огромный портик. Его широкие своды поддерживали не колонны, но четыре исполинские статуи, изображавшие людей, опустившихся на колени и склонивших головы, подпирая крышу.

— Серафимы узнают о наших утратах, — сказала Ливия, оказавшись в тенях под галереей, — и о том, как мы отринули Извечного Принца. Они не станут сомневаться в нашей верности. Они узнают, сколь многое мы пережили, дабы почтить Обет, и потому им даже не придет в голову, что мы намереваемся унести отсюда клинок.

Нависшие над странниками ворота были закрыты. Они поднимались к ночному небу, словно отрог, и заслоняли звезды.

— Мы пришли с верой и оружием, — закричала Ливия, выпрямившись в седле, когда подоспели остальные. — Мы — Дети Обета, и мы пришли сюда, дабы сохранить то, что должно быть сохранено.

Ее слова странным эхом разнеслись над расщелиной, но ответа не последовало. Ливия поджала губы и оглянулась на наступающую армию врага.

— Император счел нужным разделить с нами вашу тайну! — вновь закричала она, не сводя взгляда с врат. — Мы понимаем ваш священный долг и отдаем свои жизни, дабы помочь вам.

Высоко наверху вспыхнул свет. А затем раздался рев горящего прометия, и к ним полетели фигуры: крылатые воители в доспехах неслись мимо отвесных неприступных стен, держа Ливию и ее людей на прицеле болт-пистолетов.

Когда же они приземлились, Ливия поняла, что крылья были лишь украшенными защитными колпаками прыжковых ранцев, сделанными из того же прочного керамита, что и полированные черно-белые латы. Угловатые края пластин брони были прикрыты развевающимися накидками: на алой ткани были вышиты строчки из священных писаний, литании и геральдические лилии — символ ордена. Все серафимы носили шлемы, скрывавшие лица, — все, кроме их предводительницы, высокой и крепко сложенной женщины, что шагнула к ним с гордо поднятой головой. Ее силовые доспехи были украшены богаче, чем у ее сестер: всюду виднелись печати чистоты, на цепях висели золоченые филактерии. В кобуре на поясе висел пистолет, а в руках женщина сжимала устрашающего вида моргенштерн. Тяжелые железные цепи были украшены теми же изящно начертанными строфами, что и накидка предводительницы.

Когда женщина подошла ближе, Дхармия ахнула. Лицо, скрытое лишь удерживаемой золотым обручем тонкой просвечивающей вуалью, представляло собой алое месиво из рубцовой ткани. Похоже, вся кожа сгорела, отчего воительница казалась ободранным трупом: жестокая мертвенная усмешка вместе с пристальным взглядом лишь подкрепляли это впечатление. Жуткий образ дополнялся изображением имперской аквилы, расправившей крылья на изуродованных щеках и расположившей две головы точно над лишенными век глазами. Белая краска заметно выделялась на блестящем багровом лице женщины.

— Святая Офиуса.

Ливия преклонила колено и взмахом руки приказала остальным сделать то же.

Дхармия с трудом отвела взгляд от кошмарного лица святой и поглядела на остальных серафимов. Перед ней были ожившие легенды-воительницы, храбрейшие и лучшие из детей Дивинуса Прим, избранные далекими владыками Терры, дабы оберегать величайшие святыни планеты. Говорили, что в Вольгатисе живут сотни воинов, и, узнав, что в крепости хранится Окаменелый меч, Дхармия больше не считала эти слова полным абсурдом.

— За тобой следует буря, незнакомка, — заговорила святая. Голос ее казался хриплым рычанием из-за изувеченных голосовых связок. Она говорила, как зверь, но держалась с достоинством и уверенностью.

— Эта буря стала чуть меньше, чем могла бы быть, благодаря жертве моих людей. — Ливия поднялась на ноги. Дхармия заметила, что из ее голоса исчезло обычное лукавство, и тон стал другим — таким, какой девочка никогда не слышала. Мягким и притягательным. — Мы не смогли спасти крепость в Кобелле, госпожа, но заставили отступников дорого поплатиться за путь к вашим вратам. — Она крепче сжала лазерное ружье. — Меня зовут Ливия, и я предлагаю вам все силы, которые у нас остались.

Святая Офиуса посмотрела мимо Ливии на следовавшую за ней разношерстную толпу ополченцев. Все они были ранены, их одежда, сшитая из густого меха, была изорвана и покрыта кровью. Но даже и без этих отметин тяготы войны ясно можно было прочесть по их истощенным лицам, обгоревшим из-за блестящего на солнце снега, по тому, как люди сутулились, понуро опустив плечи. В разреженном горном воздухе было тяжело дышать, и потому они с шумом втягивали воздух. Но лица и устремленные на серафимов взгляды этих людей все так же были полны мрачной решимости.

Святая молча оглядела их. Когда же она заговорила вновь, голос ее прозвучал мягче:

— Я слышала о вашей храбрости в битве за Кобеллу. Мы — орден Освященных Врат, и для нас будет честью биться с вами бок о бок. — Она опустила кистень и кивком показала на армию, идущую по залитым лунным светом равнинам. Даже с такого расстояния можно было заметить не только колонны драгун, но и характерные силуэты танков и тяжелых орудий, поднимавших облака пыли. — Но наши завтрашние гости прибудут сюда не ради паломничества. — Она повысила голос, будто обращаясь к звездам. — Мы ждали этого испытания еще до твоего рождения, Ливия, и встретим его, собрав все дарованные нам силы, но все мои видения предвещают одно. Завтра будет кровавый день.

Ливия поднялась на ноги и подошла к святой.

— Я знаю, что это ваш дом, госпожа, и могу пообещать лишь одно. Пока я и мои люди живы, отступники не доберутся до Окаменелого меча. Мы просим вас лишь о возможности сражаться.

— Отступники никогда и не добрались бы до Клинка, но я с радостью приму это предложение. — Женщина кивнула и посмотрела на стоявшую рядом женщину-серафима. — Старшая сестра Мелитас отведет вас в опочивальни. Советую провести остаток ночи в молитве, ведь утром вам точно представится возможность сразиться.

По приказу Офиусы загремели механизмы, и широкие двери начали разъезжаться, открывая взору залитый лунным светом дворик и сложенные из костей святилища. Сестры-серафимы размашистыми шагами удалились за врата, за ними последовала и святая. Выхлопные трубы ее прыжкового ранца все еще слабо горели, охлаждаясь.

Старшая сестра Мелитас сняла шлем, открыв суровое худощавое лицо и пучок белых волос. На ее щеке была вытатуирована геральдическая лилия, но в остальном она не имела никаких узнаваемых черт. Вытянутое лицо свидетельствовало как о железной воле, так и о годах, проведенных на войне.

— Держитесь рядом, — процедила Мелитас. — Завтра война доберется до Вольгатиса, и мы встретим ее во всеоружии.

Она показала на людей, спешивших по дорогам между домами. Гротескные костяные барельефы и скрученные колонны были озарены светом факелов и жаровен.

— Не попадайтесь нам под ноги до утра, и я позабочусь о том, чтобы вы смогли доказать свою веру.

Она прошла под одной из колоннад и поднялась по ступеням в освещаемый жаровнями шумный арсенал, где над впечатляющим собранием оружия трудились и молились оружейники.

— Сомневаюсь, что кто-то из вас сможет хотя бы поднять наш болт-пистолет, — сказала Мелитас, погладив огромную пушку, словно любимого питомца. — Но у нас есть огнеметы и клинки. — Она покосилась на бойцов Ливии. — Уж с ними-то вы должны справиться. Оружейники позаботятся о вашем оружии. — Старшая сестра скривилась, увидев состояние грязных цепных мечей и цепов. — Мы должны с достоинством встретить завтрашние испытания. — Она провела гостей в соседний зал, где хранилось множество тяжелых плащей и комплектов панцирной брони. — И, Трона ради, не попадайтесь святой Офиусе на глаза, если намереваетесь идти в бой в таком виде.

Солдаты Ливии застыли, изумленно глядя на сверкающее священное оружие и доспехи.

— Но сперва вам следует помолиться, — сказала Мелитас, а после добавила, поморщившись: — И помыться.

Она повела их к опочивальням — широким залам для очищения тел, сна и молитв. Сейчас тут было практически пусто, поскольку все серафимы находились снаружи на укреплениях, готовясь к грядущей битве. Однако в помещениях расхаживали священники и горстка слуг, которых позвала старшая сестра, приказавшая принести свежую воду для омовения и молитвенные коврики.

Когда же все помылись и переоделись, к большому удовольствию Мелитас, она отвела их в капеллу и оставила молиться, а сама направилась к выходу.

— Старшая сестра, — взяв ее под руку, обратилась Ливия так тихо, что ее слышала только Дхармия. — Могу я увидеть Окаменелый меч?

— Зачем? — подозрительно покосилась на нее Мелитас.

— Если мы умрем через несколько часов, то я так и не увижу предмета, которого коснулась рука Самого Императора. — Голос Ливии звучал хрипло, так сильны были ее чувства. — Мне так и не представится возможность ощутить Его присутствие.

— Его присутствие повсюду. — Старшая сестра сурово поглядела на Ливию и постучала рукой по искривленным костям на стене. — Весь сей мир был создан по Его воле.

Ливия незаметно толкнула Дхармию, и девочка шагнула вперед. Слезы навернулись ей на глаза.

— Я так хотела увидеть Окаменелый меч перед смертью. Я слышала о нем такие истории. Когда мои родители были живы, они рассказывали мне о паломниках, молившихся так усердно, что слышали голос Императора…

Старшая сестра строго посмотрела на нее, явно не впечатленная разыгранной сценой, а затем выглянула наружу посмотреть, как отправляются предбоевые обряды и выкатываются на позиции тяжелые орудия.

— Я сама собиралась вознести молитвы в Эдикула Сакрум. Думаю, ничего не случится, если я позволю вам присоединиться ко мне, — пожала плечами Мелитас. — Лишь членов нашего ордена пускают к реликварию, но паломникам дозволено наблюдать издали.

— Эдикула Сакрум? — Ливия нахмурилась, заговорив тем же мягким голосом, что и у ворот.

— Святилище, где хранится Окаменелый меч. — Воительница кивнула, положив руку на плечо Дхармии. — Возможно, вам стоит увидеть, ради чего мы сражаемся.

Старшая сестра вывела их на холодные улицы, оставив мужчин молиться. Женщины поднимались к самой вершине крепости так долго, что Дхармии казалось, будто они прошли по сотням лестниц. Шагая вверх, она различала мелькающие вдалеке прекрасные горы: всякий раз за новым поворотом перед ней открывались занесенные снегом пики, исчезавшие во тьме и накрытые пологом облаков. Вскоре воздух стал настолько разреженным, что Дхармия едва могла дышать, а голова стала странно легкой, словно шарик, привязанный к шее ниткой, готовой порваться в любой момент. Но она шла дальше. Наконец спустя почти час пути они дошли до самой вершины обители.

Эдикула Сакрум оказалась еще одной костяной статуей — исполинским грифоном, властным и гордым, поднявшимся над крепостью, раскинув широкие крылья. Его львиное тело дерзко нависало над верхними ступенями. Одна его передняя лапа была поднята к небу, словно мифическое создание было готово схватить когтями звезды, другая же покоилась на сокровище, которое охранял грифон: прямоугольном хранилище, сделанном с мастерством, какого Дхармия никогда не видела прежде. Здесь кости искривили и вылепили так, что они казались ревущим пламенем, будто грифон замер, вцепившись в него в миг взрыва.

Вокруг святилища стояли серафимы, скрывавшие лица под шлемами и облаченные в те же черно-белые доспехи, что и старшая сестра. Все они были вооружены болт-пистолетами и при виде Мелитас ударили ими по нагрудникам в знак приветствия, после чего отступили в сторону.

Мелитас оглянулась на Дхармию и Ливию, подведя их к подножию статуи. Лицо ее было все таким же суровым и напряженным, но теперь глаза блестели от нескрываемой гордости. Она остановилась в паре метров от последней ступени и махнула рукой, подзывая их.

Дхармия так ослабела от недостатка кислорода, что уже опиралась на Ливию, но все равно поспешила вперед, чтобы увидеть все самой.

Снизу казалось, что по ступеням можно подниматься до самого хранилища, но теперь она поняла, что это лишь оптическая иллюзия. На самом деле подножие статуи стояло на круглом помосте, окруженном провалом.

— И как туда пройти? — спросила Ливия, осторожно подойдя к самому краю.

— Вы не сможете, — улыбнулась старшая сестра, — если на то не будет воли святой Офиусы. Лишь ее голос может повелеть Эдикула Сакрум вытянуть когти, что станут мостом.

Ливия отвернулась, но девочка успела заметить гримасу раздражения на ее лице. Она явно не ожидала, что на пути осталась еще одна преграда. Старшая сестра сурово посмотрела на Дхармию.

— Склонись, дитя, ибо ты в считаных метрах от сокровища, которым некогда владел сам Император. — Она закрыла глаза, протянув руку к бездне. — Ощути Его отвагу. Ощути Его мудрость.

Дхармия подчинилась. Она закрыла глаза, прижала голову к ступеням и начала молиться. На одно чудесное мгновение она подумала, что и в самом деле слышит голос. Но затем поняла, что это лишь ветер гудит вокруг горной вершины.

Люди называли это чудом, но теперь Антрос увидел его истинную суть: скверну. Когда Кровавые Ангелы вышли из катакомб на улицы Мормоты, забрезжил ясный рассвет, и небо очистилось впервые с тех пор, как они прибыли на Дивинус Прим. Антрос остановился на ступенях высоко над улицей и вгляделся в зрелище, развернувшееся над его головой. Это была Мормота, отраженная так ясно, что он мог разглядеть каждую крышу и шпиль в мельчайших деталях; однако город в небе был и кошмаром Мормоты, миром столь пропитанным безумием, что от одного его вида глаза лексикания опалило болью.

В небесной Мормоте среброкожие змеи десятков метров в длину парили среди толп священников на бледных переливающихся крыльях. Святилища-оссуарии текли, словно жидкость, постоянно принимая новые формы; большие строения поглощали меньшие, а затем раскрывались, меняясь вновь и становясь все страннее. Заправлявшие этим сумасшествием священники казались искаженными и вытянутыми подобиями тех, что окружали Луция на улицах. Зеркальный город в небе будто приближался к настоящему на земле, его безмолвные обитатели тянулись и склонялись к реальности, словно клочья краски, свисавшие с осыпавшейся фрески на небосклоне.

Зрелище ужасало, но Луций не мог отвести взгляд от сюрреалистического пейзажа. Он видел, что в отражении, как и в реальном городе, находится огромный амфитеатр, набитый тысячами пылающих созданий, но в искаженном подобии сгорающие мутанты не вопили, а плясали, наслаждаясь преображением своей плоти. Их тела не становились обугленными останками, а словно превращались в кристаллы, пока они плясали и прыгали через пламя. Впервые ясно увидевший небо Антрос понял, что зеркальное отображение небес на самом деле показывает прошлое. Огонь в отраженном амфитеатре едва разгорелся: Луций видел мир таким, каким он был считаные мгновения назад. Похоже, отражению требовалось время, чтобы принять изменения мира и воспроизвести их. Между двумя версиями реальности был небольшой разрыв.

— Оно приближается? — спросил Рацел.

Он стоял рядом с учеником, но обращался к Мефистону, что спустился дальше по ступеням и сейчас рассматривал отнятый у Дравуса ржавый болт. Властелин Смерти кивнул, спрятав странный талисман под накидку.

— Вскоре отражение поглотит реальность. Теперь я вижу, что это чудо должно не просто скрыть Дивинус Прим. — Старший библиарий поглядел на блестящие в небесах силуэты. — Колдовство раскололо и изменило этот мир, и если я не смогу быстро остановить процесс, — добавил он, не отводя взгляда от безумных колышущихся зданий, — то мы ступим на те улицы, и вся планета будет потеряна навсегда, а с ней и Окаменелый меч.

— Как мы поступим теперь, мой господин? — спросил Луций, посмотрев на настоящую Мормоту.

Улицы кишели рыдающими и преисполненными горя священниками, которые не успели войти в амфитеатр. Те, кто оказался поблизости от стадиона, пытались разбить ворота и спасти попавших в ловушку людей, но камень не поддавался, и им оставалось лишь слушать вопли, эхом отражавшиеся от стен. Мало кто стал свидетелем поглотившего их братьев еретического преображения, и потому смертные думали, что внутри сгорают заживо тысячи невинных душ.

— Дравус подтвердил то, что я уже узнал от отче Орсуфа, — ответил Мефистон. — Окаменелый меч в Вольгатисе. Если Дравус прав, то Питер Зорамбус уже у ворот. Если мы не прибудем туда, чтобы остановить его, то этим утром он захватит клинок.

— Мой господин, — заговорил Рацел, — как долог путь туда?

— Насколько я помню, он в сотнях километров отсюда, но я лишь бегло просмотрел карты. — Властелин Смерти покачал головой и кивком показал на книгу, отданную Луцию в аббатстве. — Здесь отмечены все святилища и храмы, в том числе Вольгатис. Взгляни.

Антрос отстегнул застежку и начал листать карты и снабженные цветными рисунками тексты, пока не нашел Вольгатис. Он провел пальцем вдоль шкалы на краю карты и покачал головой.

— Это какой-то монастырь. Хорошо укреплен. Построен прямо на вершине горы — самом высоком пике Тамарских гор. Почти пятьсот километров к северу отсюда. Он вгляделся в страницы. — Отче Орсуф сделал пометки на полях. Орден Освященных Врат. И еще одно слово. Я не могу разобрать. Может быть, серафимы?..

— Адепта Сороритас? — Рацел покосился на Мефистона.

Тот кивнул.

— В этом есть смысл. Если Экклезиархия так ценит этот мир, то неудивительно, что здесь разместили гарнизон Сестер Битвы. Впрочем, за Питером Зорамбусом идет половина планеты. Против такой орды будет сложно устоять даже Адепта Сороритас. Мы должны поспешить. В Мормоте есть космопорт: уверен, вы его видели, когда мы были в аббатстве. Он в этом округе, не так далеко от амфитеатра. Похоже, там есть и самолеты.

— Если мы полетим, то доберемся до Вольгатиса за минуты, а не часы, — согласился эпистолярий.

— Капитан Ватрен, — заговорил по воксу Мефистон. — Не ходите к воротам. Направляйтесь к космопорту.

— Вас понял, старший библиарий, — донеслось в ответ. Слова капитана сопровождал хор свистящих звуков — звук выстрелов из лазганов, который невозможно было спутать ни с чем.

— Ватрен, ты столкнулся с другими мутантами?

— Нет, мой господин, не с мутантами. Просто с местными солдатами. Они не понимают, что произошло в амфитеатре, и не слушают объяснений. Мне пришл… — Слова заглушил резкий рык болтерных выстрелов, разнесшийся по вокс-сети. — Эти идиоты думают, что мы — враги.

Антрос посмотрел вниз и увидел, что люди, не бегущие от огня, показывают на них пальцами, а их лица искажены от скорби и гнева. Затем блеснуло золото и из дверей выбежали драгуны. Антрос выхватил болт-пистолет, но Мефистон остановил его.

— Сегодня я уже убил достаточно жителей этого города. Конечно, их обманули, но не все они погрязли в порче так глубоко, как архикардинал. Мы должны сохранить им жизнь, если сможем.

Лексиканию было сложно подчиниться. Поглотившая его в амфитеатре жажда крови еще оставалась где-то на задворках сознания, так что, когда он увидел, как приближаются драгуны, нацелив на него ружья, то ощутил всепоглощающее желание сбежать по ступеням и обрушиться на солдат. Луций почти ощущал вкус их крови, текущей по его губам. Он потряс головой и быстро начал повторять литании спокойствия, которые выучил еще послушником, шепча их, будто мантру, пока не взял себя в руки в мере достаточной, чтобы опустить пистолет и отвернуться. Он щелкнул по инфопланшету на броне, вызвав схематическую карту города.

— Вы правы, мой господин. Мы в паре улиц от космопорта, — сказал лексиканий, махнув на пустой бульвар позади.

Мефистон кивком приказал Луцию вести их вперед, и библиарии перешли на бег. Позади них лазерные разряды опалили ближайшие дома, выбивая осколки костей и осыпая ими дорогу. Если же гвардейцы попадали в цель, то лучи лишь бессильно скользили по доспехам.

Несколько минут спустя библиарии добрались до диспетчерских вышек и ангаров космопорта. Здания были столь же причудливыми, как и во всей Мормоте, построенными из спиральных переплетений окаменелых костей, но внешне казались заброшенными. Вокруг стояли десятки самолетов, похоже проходивших техобслуживание, в том числе и «Валькирии», притаившиеся в ангарах, словно огромные птицы-падальщики. Их фюзеляжи покрывала тускло-черная краска, а крылья как будто гнулись к земле под тяжестью ракет и лазерных пушек. Большинство самолетов, судя по внешнему виду, находились в хорошем состоянии и были готовы к бою.

Поспешивший к ним Антрос заметил, как в отдалении мелькнули красные доспехи Кровавых Ангелов, бежавших с южной стороны взлетной площадки. Каждый шаг капитана Ватрена и его боевых братьев выдавал воинскую дисциплину. Их латы покрылись вмятинами, обгорели и были вымазаны в крови, но, похоже, никто не был ранен.

Приблизившись к Мефистону, Ватрен отдал честь, и старший библиарий обернулся.

— Капитан, — кивком приветствовал Ватрена Властелин Смерти.

— Мой господин, — ответил Ватрен. Он снял шлем, не в силах скрыть раздражения. — Мне следовало начать действовать раньше. Если бы вы объяснили мне, зачем нужно закрыть ворота, я бы…

— Ты бы что? — перебил его явно озадаченный Мефистон. — Я отдал тебе ясный приказ, капитан Ватрен. Что изменило бы знание причин?

Ватрен открыл было рот, желая возразить, но заметил свирепый взгляд Рацела и просто кивнул, стиснув зубы, катая желваки на скулах.

— Нам нужно уходить, — сказал Мефистон, кивнув на воздушное судно.

Капитан окинул самолет взглядом и поднял бровь. Тот выглядел как уродливый старший брат-переросток стоявших в соседних ангарах «Валькирий» и явно видел лучшие дни. Местами пластины брони проржавели, топливные баки свисали с корпуса под неправильным углом.

— Брат Галл? — Ватрен посмотрел на технодесантника.

Из амфитеатра тому пришлось пробиваться в одиночку, и потому доспехи его были повреждены сильнее, чем у прочих Кровавых Ангелов, но он все равно ответил резким кивком.

— Капитан, — отозвался Галл и, забравшись внутрь, направился в кабину.

Когда маневровые двигатели взревели, направляя судно к стенам города, Антрос окинул Мормоту взглядом в последний раз. Пожар уже перекинулся на улицы, и огромные клубы дыма поднимались над костяными скрученными башнями.

Лабиринт стал погребальным костром.

Командующий Хесбон поднялся ввысь сквозь облако, словно покрывшееся льдом. Он летел все выше и выше; от холода его лицо застыло в оскале.

— Ты падешь, — процедил он голосом столь же едким, сколь и слабым.

Крылья вознесли его над облачным покровом, и глазам командующего открылся ошеломляющий вид. Зазубренные и суровые Тамарские горы царапали небо, теснясь у самого высокого пика — Вольгатиса.

Хесбон с ненавистью посмотрел на крепость, кружа над ее укреплениями. Она нависала над долиной, будто простертая рука; стены озарялись вспышками выстрелов — серафимы посылали в его солдат одну очередь за другой. Ведущая к вратам Вольгатиса узкая извилистая дорога уже была завалена телами мертвых драгун, хотя штурм начался лишь несколько часов назад. Хесбон пообещал Извечному Принцу, что к полудню ворота падут, но пока ни одному из его солдат не удалось даже добежать до статуй, окружавших огромный портик, размерами сравнимый с собором. Любой, кто шел по единственному пути к воротам, попадал в зону безжалостного обстрела со стен. Это была не достойная битва, а постыдная бойня. Даже танки уничтожались до того, как успевали приблизиться к монастырю. Теперь их обгоревшие и перевернутые набок остовы горели посреди дороги. Драгуны отступали под очередным мощным обстрелом. Зорамбус обещал, что из Мормоты прибудут подкрепления — армия, возглавляемая самим архикардиналом, достаточно большая, чтобы сокрушить стены Вольгатиса; но она так и не появилась.

Хесбон видел бегущие по стенам крошечные черные фигурки, с такой высоты похожие на насекомых. Они вели огонь по его доблестным бойцам, а если тем все же удавалось добраться до огромного портика, храбрые воительницы спрыгивали с парапетов и, летя на воющих крылатых ранцах, с упоением истребляли несчастных, которые пытались заложить заряды у подножия статуй.

Конечно, Хесбон пытался навести на стены собственные тяжелые орудия, но едва его люди подкатили их на дистанцию, подходящую для стрельбы, как члены ордена Освященных Врат продемонстрировали еще один подлый трюк. Казалось, стены расщелины по обе стороны дороги отвесны и состоят лишь из гладкого гранита, но всякий раз, как пушки драгун приближались, со склонов горы открывали огонь скрытые орудия, поражая артиллерию. Его великую армию растирали в порошок. Славная победа, которую он представлял себе, грозила обернуться позорным бегством.

Он заложил петлю, снижаясь и держась вне зоны поражения, и пригляделся, стараясь найти слабое место в архитектуре крепости-монастыря. Это дало бы ему последнюю возможность одолеть противника, однако уязвимостей, к сожалению, не наблюдалось. Внешняя стена состояла не из костей, а из твердой скальной породы и, казалось, вырастала из самой горы. Хесбон выругался и выпустил несколько зарядов из пистолета. Он знал, что находится слишком далеко и ни в кого не попадет, но, будучи в ярости, не думал об этом.

И тогда его мысли наполнило видение, столь жуткое, что его крылья дрогнули: багровое окровавленное лицо, лишенное кожи, скрытое за белой вуалью. Оно широко улыбалось безгубым ртом. Видение так ошеломило Хесбона, что к тому времени, как вспомнил о том, что надо махать крыльями, он уже пролетел половину пути к укреплениям.

Сестры Освященных Врат заметили его и дали несколько очередей из болтеров.

Хесбон заложил резкий вираж, удаляясь от стен, но было слишком поздно. Один из снарядов оставил в его животе рваную дыру, пробив бронежилет насквозь. Командующий согнулся от боли и рухнул с небес на заваленную телами дорогу, выронив пистолет и вцепившись в рану.

Но сколь бы сильной ни была боль, ему все-таки хватило ума захлопать крыльями и не разбиться насмерть. Хесбон пронесся над рядами своих пригнувшихся солдат, а затем, судорожно размахивая руками, приземлился в зарослях утесника на краю дороги.

Вокруг били болтерные пули, выбивая клочья земли; Хесбон вскочил и, шатаясь, устремился к скалистому уступу. Едва он скрылся за ним, как выстрелы раскололи камень, осыпав предводителя драгун пылью и щебенкой. Он застонал и поковылял прочь мимо подчиненных. Жизнь утекала из него сквозь пальцы, пока повсюду разрывались болты.

Дорога огибала утес; за ним Хесбону наконец- то удалось укрыться от врагов. Рядом шли измотанные бойцы, таща мертвых и умирающих или баюкая собственные раны. Даже сквозь красную пелену боли Хесбон все равно поразился жестокости битвы. Всюду, куда обращался его взгляд, дорогу усеивали трупы и пылающая техника. Наконец он рухнул на землю, вконец обессилев от потери крови.

— Отведите меня к Принцу! — прокашлял он, чувствуя в горле что-то влажное. Увидевшие крылья солдаты поняли, кто перед ними. — Отведите меня к Зорамбусу!

Лица драгун слились в вихре цветов.

Крепость содрогалась. С каждым грохочущим орудийным выстрелом по залам и криптам проходила дрожь. Даже в глубочайших склепах, куда дозволялось входить лишь сестрам самого высокого ранга, стены сотрясались и стонали, будто проклиная захватчиков. С потолка со стуком падали камни.

Святая Офиуса быстро шла по петляющим коридорам, шепча молитвы и освещая себе путь фонарем. Она коротко кивнула стражницам, стоявшим у дверей ее кельи, и те расступились, пропуская госпожу. Святая захлопнула за собой дверь, надежно заперла ее изнутри, несколько раз проверила замки и лишь тогда обернулась.

Ее холодная мрачная келья была почти пустой. Ничто не украшало стылые каменные стены, да и мебели было мало. Она свела руки на груди в знак аквилы, склонилась перед алтарем, занимавшим большую часть аскетичной комнаты, и зажгла маленькую свечу. Алтарь представлял собой обычный металлический столик, на котором располагалась грубо вырезанная из дерева фигурка человека с крыльями и мечом. Офиуса выкрасила бóльшую часть фигурки в темно-красный цвет собственной кровью, но лицо представляло собой белую маску с двумя кровавыми отпечатками пальцев вместо глаз.

— Астра Ангелус, — прошептала святая, и в глазах ее заблестели слезы. — Ты так близок. После всех этих лет, Мефистон, ты услышал меня. И пришел. Сошел к нам со звезд.

Она откинула вуаль, не сводя напряженного взгляда с деревянной статуи, и стала ждать ответа. Свет свечи омыл ее изуродованное лицо.

Как и всегда, прошло несколько мгновений, но святая терпеливо ждала, пока наконец маленькая статуя не начала двигаться. Она дергалась и лязгала, словно механическая игрушка, постепенно оживая, а затем подалась вперед, уставившись на нее кровавыми глазами.

— Конечно же, я услышал тебя, Офиуса. Исполненные такой праведности молитвы могут пронестись через десятки Галактик. Я услышал каждое слово так же ясно, как если бы ты прошептала их мне на ухо. Сам Бог-Император уверил меня, что ты не подведешь. И ныне твои труды близятся к завершению. Всего через несколько часов я прибуду к тебе, и тогда исполнится все, ради чего мы боролись. Благодаря твоей преданности и храбрости.

— Отступники не смогли и не смогут даже приблизиться к вратам. — Слезы текли по освежеванной плоти святой. — Мы легко удержим их, пока ты не придешь, дабы забрать клинок.

Дрожа и вибрируя, деревянная фигурка потянулась, чтобы прикоснуться к ее сжатым рукам.

— Твой вере уготовано еще одно недолгое испытание, Офиуса, — сказал он.

— О чем ты? — прошептала женщина, с трудом дыша от волнения. — Я сделаю все. Все, что потребуется от меня, лорд Мефистон. Скажите, что вам нужно? Просто скажите, и я исполню. Я пойду на любые жертвы. Я…

— Ты и так уже делаешь все необходимое, дитя мое. — Деревянный человек показал на дрожащий потолок, с которого сыпалась пыль. — Я лишь хочу предупредить тебя, что битва не будет столь краткой, как ты думаешь.

— Эти гвардейцы едва ли достойны смерти под нашими орудиями, Астра Ангелус, — нахмурилась святая. — Не думаю, что погибнет хотя бы одна из моих Сестер. Мы легко отправим их в бездну, мой господин, ведь ересь лишила их рассудка. У такой армии нет сил взять Вольгатис. Это безумие. Они гибнут сотнями и не доживут до рассвета.

— Я и не ждал меньшего от Адепта Сороритас, но речь идет не о драгунах. Испытанием станут не гвардейцы, но те, кто придет за ними.

Офиуса уже собиралась задать вопрос, но затем покачала головой, гордо вздернув подбородок.

— Я не страшусь ничего, Астра Ангелус. Мы удержим врата до твоего прибытия, что бы отступники ни бросили против нас. Когда ты придешь в Вольгатис, я буду готова, как и обещала.

— Я знаю, — ответил деревянный человек. — И всегда знал. Мы грезили, грезим и будем грезить.

— Мы грезили, грезим и будем грезить?.. Что это значит, мой господин? Это молитва?

— Ничего, — ответила кукла, с резким щелчком тряхнув головой.

Похоже было, что деревянный идол за что-то рассердился на себя.

Офиуса еле заметно отодвинулась от стола, уловив в обращавшемся к ней голосе что-то незнакомое. Ее разума коснулась холодная тень, словно бы она вспомнила то, что скрывала от себя, предпочтя забыть. Слова заронили в ее душу зерно страха, пусть святая и не могла дать ему имя.

— Ты боишься? — спросила фигурка. — Это было бы ожидаемо. Император и я просили и попросим от тебя многого, требуя держаться, пока планета погружается в безумие. Я знаю и знал, что грядущая битва станет суровым испытанием. Если бы ты захотела или хочешь, я мог бы возложить это бремя на другого.

— Нет! — воскликнула Офиуса, взяв себя в руки и отринув сомнения. Затем она заговорила тише: — Нет, Астра Ангелус, я не боюсь. Не лишай меня своей веры теперь, когда мы так близко. Я буду звать тебя, пока не отдам тебе в руки Окаменелый меч. Я буду звать тебя так же, как звала все эти годы.

— Воистину ты отмечена и была отмечена божественной благодатью, Офиуса, как я знаю и знал. Помнишь ли день, когда мы встретились впервые?

— Конечно. Я думала, что проклята. — Женщина улыбнулась. — Думала, что осквернена этими неестественными ранами. А затем ты явился мне. — Ее голос дрогнул. — И открыл мне путь к спасению.

— Ты сожгла собственную кожу. Какое еще доказательство твоей чистоты могло бы потребоваться Императору? Как могла остаться скверна в той, кому хватило духу выжечь отметину Хаоса со своего тела? — Деревянный человечек кивнул.

— Ты спас меня, — прошептал он.

— Ты спасла себя сама.

Стены снова содрогнулись, на сей раз сильнее, и Офиуса бросила взгляд на скрипящий потолок.

— Время настало, — произнесла фигурка. — Хотел бы я поговорить с тобой дольше, но пришло время истинного испытания. Веди же своих сестер к славе, дитя мое, и вскоре мы встретимся.

— Лорд Мефистон, — прошептала она, изумленно качая головой. — Вскоре мы встретимся. — Она встала, отряхнулась и кивнула. — Тогда до встречи.

— До встречи, — ответила ей статуя, когда Офиуса выбежала из кельи.

Дверь хлопнула, пламя свечи дрогнуло, отбросив тень куклы на каменные стены. Деревянный человек снова застыл, но его тень продолжала двигаться даже тогда, когда пламя замерло.

Она извивалась и кружилась, затем вытянулась в тонкий силуэт в рясе. В келье появился монах, из-под капюшона которого виднелся похожий на коготь клюв. Он тихо смеялся своим мыслям, и голос его был подобен шепчущему и рычащему хору.

— Мы грезили, грезим и будем грезить, — сказал он, с трудом сдерживая смех. — Но бесконечность грядет.

Дхармия рассмеялась увидев, что орудия выпустили новую очередь лазерных разрядов. Она стояла высоко на стене и наблюдала, как армия Извечного Принца гибнет на затянутой дымом дороге. Сестры Освященных Врат выстояли там, где пали столь многие, и показали отступникам, что Бог-Император не потерпит их гнусной ереси. Весь прошлый год девочка бессильно наблюдала, как Питер Зорамбус и его ложь уничтожают ee дом и народ. Но теперь клятвопреступники воплотятся за все.

— Вот что бывает с теми, кто отвергает Обет! — заорала Дхармия, выглянув из амбразуры. — Такова кара Императора, уготованная тем, кто забывает об обещаниях!

Но пока она кричала, в глазах ее стояли слезы. С тех пор, как ее спасла Ливия, девочка скрывала боль и скорбь за беззаботной ухмылкой, подражая легкомысленному цинизму предводительницы, но теперь, когда убийцам ее семьи воздавалось должное, накопившиеся эмоции рвались наружу.

— Предатели! — взвизгнула девочка, бросая вниз камни. Слезы хлынули по щекам.

Святой Офиусы нигде не было видно, но старшая сестра Мелитас ходила по укреплениям, отдавая отрывистые приказы сестрам, заряжавшим орудия. Услышав Дхармию сквозь рев выстрелов, она остановилась и с гордостью посмотрела на девочку, а после кивнула, положив руку ей на плечо.

— Лжецы не могут вечно скрывать свою истинную природу, а Питер Зорамбус — всего лишь обманщик и вор. Я слышала, что он любил произносить помпезные речи, но что толку от слов против истины? Нельзя забывать об Обете. Окаменелый меч никогда не попадет в руки таких людей.

Стоявшая поодаль сестра что-то закричала, и Мелитас направилась к ней, чтобы узнать, что происходит. Дхармия отступила от парапета; девочка ощутила прилив стыда, подумав о том, зачем они пришли в Вольгатис. Сестры и без них успешно сокрушали отступников. Быть может, Ливия ошиблась? Возможно, клинок в безопасности именно здесь?

Она оглянулась и увидела, что Ливия стоит совсем рядом и смотрит на нее с привычной кривой усмешкой. Они переоделись в новую одежду и броню — на этом настояли Сестры Битвы; но какой бы элегантной ни была одежда Ливии, внимание привлекала скорее ее знакомая щеголеватая и удалая манера держаться, впечатлившая девочку еще при знакомстве.

Ливия неспешно подошла к Дхармии и, прислонившись к стене, ободряюще подмигнула.

У девочки возникло неприятное чувство, что Ливия прочитала ее мысли.

— Я просто заметила твой взгляд после ее слов, — сказала женщина, проведя рукой по ледяным камням. — Ты думаешь, что я ошиблась.

— Нет, — выдохнула Дхармия и схватила Ливию за руку, ужаснувшись при одной мысли о подобном. Она снова взглянула на бойню, разворачивавшуюся перед воротами. — Просто сестры выглядят такими уверенными в том, что смогут победить Зорамбуса. Их вера столь сильна…

Ливия улыбнулась и поцеловала Дхармию в лоб.

— Вера, — сказала она, — чудесная и опасная. — Она посмотрела на драгун, отступавших по горам тел. — Думаешь, у них недостаточно веры? Думаешь, они бросаются в атаку, не веря, что Император с ними?

— Но они — отступники. Они верят в Зорамбуса. — Дхармия в недоумении завертела головой. — Они считают, что Окаменелый меч нужно забрать отсюда, увезти с Дивинуса Прим. — Ее голос затих и дрогнул от страха. — Отнять его у Детей Обета.

— Они глупцы, но глупцами их сделала вера, — кивнула Ливия.

— Неужели верить неправильно? У нас ведь должна быть вера?

— Должна, но не слепая. — Кивком женщина показала на сестер, вновь начавших обстрел из лазерных орудий, столь сильный, что задрожали стены и зазвенело в ушах. — Серафимы ослеплены своими убеждениями. Они считают, что вера — их щит, но на самом деле это ловушка. Они не могут представить врага, способного прорваться сквозь эти стены. Глядя на солдат и танки, сестры думают, будто это все, что Дивинус Прим может обрушить на них. — Ливия наклонилась и заглянула в глаза Дхармии. — Вера полезна, когда ее усмиряет разум. — Она лукаво подняла бровь. — И, может быть, капелька корысти.

Удачный лазерный выстрел расколол зубец парапета, осыпав их пылью. Ливия рассмеялась.

— Если мы не будем заботиться о себе, то кто сделает это за нас?

Как и всегда, Дхармия невольно ухмыльнулась в ответ — таким заразительным был смех старшей женщины.

— Вера была у твоих родителей, — добавила женщина, внезапно вновь посерьезнев. — А нам потребуется нечто большее.

Дхармия кивнула, собираясь извиниться, когда Ливия показала на дорогу внизу.

— Надеюсь, сестры-серафимы удержат эти ворота, но пока что исход боя не ясен.

Девочка прищурилась, вглядываясь в столбы дыма и пламени и пытаясь рассмотреть то, на что показывала Ливия. Вдали, там, где горная тропа поворачивала и исчезала из виду за скалами, среди клубов дыма показались синие проблески. Яркие пятна, будто там горели ядовитые химикаты.

— Вот теперь сестрам Освященных Врат придется постараться, а значит, у нас наконец-то появился шанс. Я хочу убраться отсюда вместе с Окаменелым мечом прежде, чем мы выясним, чья вера сильнее.

Дхармия слушала ее вполуха, не отводя глаз от приближавшихся синих силуэтов, перекатывавшихся по земле. Их очертания постепенно прояснялись, и сердце девочки екнуло, когда ей удалось рассмотреть пугающих существ. Одни были покрыты чешуей и походили на рыб, а у других и вовсе не было определенной формы — они постоянно менялись. Но не жуткий облик заставил Дхармию вскрикнуть от ужаса, а создаваемый монстрами ужасный шум. Казалось, тысячи глоток вопят в унисон, и звук этот исходит из иной реальности. Девочка почувствовала, что в мир ворвалось нечто потустороннее, нечто, выплывшее из глубин ее забытых кошмаров.

— Идем, — сказала Ливия. — Мы должны быстрее добраться до Эдикула Сакрум.

Они поспешили по укреплениям; на бегу Ливия звала за собой своих воинов. На Абдеросе и остальных ополченцах были бронежилеты и новые плащи; но так же, как с их предводительницей, никакая одежда не могла скрыть их истинную природу. Покрытые шрамами и татуировками лица, а также нескладные мускулистые тела сразу выдавали в них жестоких фанатиков. Большинство ополченцев даже отказались брать новое оружие, предпочитая старые ржавые цепные мечи и древние моргенштерны.

Ливия повела их вниз по ступеням, зигзагами уходившим внутрь укрепленной стены монастыря, столь высокой, что потребовалось почти десять минут, чтобы добраться до внутреннего двора. Мимо них пробегали серафимы, заряжавшие оружие и уже обнажившие цепные мечи. Они спешили на валганги, отрывисто отдавали и подтверждали неотложные приказы. Дхармия слышала странный искаженный голос старшей сестры, призывавшей весь гарнизон на стены.

Ливия же вела соратников в направлении, противоположном потоку воительниц. Не было нужды в словах. Все понимали, что это — возможность, которую они ждали. На стенах творилось нечто важное, люди слышали взрывы и вопли боли. Никто не замечал ни Ливию, ни ополченцев. Пробежав мимо храмов и опочивален, они беспрепятственно добрались до лестницы на дальней стороне комплекса, которую им показала старшая сестра Мелитас.

Ополченцы поспешили вверх, пропуская мчавшихся по ступеням сестер. Когда отряд поднялся выше, за вершинами зданий их взгляду открылась битва, бушующая на валгангах. Дхармия запнулась, широко открыв глаза. Она была потрясена. Синекожие небесные акулы проносились сквозь дым и впивались в сестер, раздирая их на части и пожирая. На ее глазах одна из сестер-серафимов начала отступать под натиском чудовища, напоминавшего извивающуюся груду конечностей, покрытую пламенем и зубами. Тварь теснила женщину, раздирая ее на части, и вместе они рухнули со стены. Дхармия даже издали слышала полные муки крики Адепта Сороритас.

Абдерос был громилой, исполненным несокрушимой веры, но это зрелище потрясло даже его. Расширившимися глазами мужчина уставился на Ливию.

— О Трон… — прошептал он. — Что же это?

— Колдовство Зорамбуса! — крикнула Ливия, оглядываясь со ступеней на подступающих тварей. — Он призвал этих чудовищ, дабы убить нас. Быстрее!

Они спешили, но чем выше поднимался отряд, тем тяжелее становилось дышать. Когда люди оказались высоко над обителью — там, где из пелены облаков выступали горные вершины, — воздух стал таким разреженным, что Дхармия с трудом втягивала его в легкие.

Позади огромные стаи демонов штурмовали стены Вольгатиса. Все сестры монастыря собрались у парапетов, ведя отчаянный огонь по бесформенным порождениям кошмаров, казавшихся зыбкими на фоне древних камней. Местами разгоралось пламя, от большинства орудийных площадок остались лишь дымящиеся груды искореженного металла. Всюду лежали изувеченные тела мертвых серафимов, разорванных на части с нечеловеческой яростью. Победа, казавшаяся уже предрешенной, когда Дхармия стояла на стене, теперь ускользала с каждой минутой. Девочку передернуло от отвращения.

К тому времени, как они дошли до верхних ступеней, Дхармия уже не шла, а карабкалась на четвереньках за Ливией. Предводительница махала рукой своим людям, призывая их поспешить. Но пусть крепость и была охвачена безумием, за Эдикула Сакрум надзирали несколько стражниц. Большинство покинули свой пост, чтобы держать оборону, но ряд закованных в тяжелые доспехи сестер все так же стоял на краю пропасти, храня покой святилища, скрывавшегося под огромным каменным грифоном. При виде ополченцев они вскинули болтеры, но затем склонили головы. Дхармия услышала эхо слов за треском вокс-передатчиков в шлемах.

— Ты — Ливия? — потребовала ответа одна из воительниц, опустив болтер.

Женщина кивнула, и Дхармия заметила, как трудно ей удержаться от привычной усмешки. Похоже, стражница сомневалась.

— Старшая сестра Мелитас приказала тебе и твоим людям охранять храм, пока мы будем сражаться вместе с нашими сестрами на стене. — Похоже, она едва верила тому, что говорила, и не решалась сойти с места. — Возможно ли такое? — прошептала она, повернувшись к другим серафимам.

— Нет, — раздался голос из тени рядом с лестницей. — Невозможно.

Ливия выхватила лазерный пистолет. Святая Офиуса вышла из алькова в скале, держа моргенштерн обеими руками так, словно оценивала вес своей булавы.

— На нашей горе не один обманщик! — невнятно прорычала канонисса. Ободранная плоть на лице скривилась в оскале столь злобном, что он был виден даже сквозь вуаль. — С вами говорит не Мелитас, но эта ведьма.

— Ведьма? — недоумевающе рассмеялась Ливия.

Святая пошла вокруг нее, удобнее перехватив рукоять.

— Мне следовало понять раньше, но я думала лишь о твоем дружке-колдуне. Питеру Зорамбусу хотя бы хватило честности напасть на меня открыто. — Ее голос изменился от гнева. — А не просить об убежище, чтобы попытаться вонзить мне нож в спину.

— Ведьма? — прошептала Дхармия, в смятении глядя на Ливию.

Та лишь покачала головой, закатив глаза, словно обвинение приводило ее в отчаяние.

— Офиуса, я здесь не затем, чтобы сражаться с тобой, — сказала она, махнув пистолетом. — Я здесь, чтобы защитить то, что ты не в состоянии сохранить. Посмотри же! — с раздражением в голосе воскликнула Ливия, указывая на стены. Целые секции крепости уже пылали, и в Вольгатис подобно сине-розовому потоку врывались демоны. Другие твари проносились сквозь дым и бросались на жертв, трепеща плавниками с рядами тридцатисантиметровых когтей. — Ты недостойна этой чести! — закричала Ливия, указывая на хранилище под грифоном. — Ты не сможешь сохранить Окаменелый меч!

Святая Офиуса тихо зарычала и зашагала по ступеням к сопернице, занося моргенштерн для удара.

— Нет! — взвыла Дхармия и бросилась вперед, желая защитить Ливию.

Транспортный самолет резко накренился, со свистом пронзая облака. Слушая, как гремят и лязгают все части воздушного судна, устремившегося к Вольгатису, Антрос гадал, что же отвалится раньше: крылья или хвостовые стабилизаторы. Когда они пошли на снижение, технодесантник Галл, сидевший в кабине вместе с капитаном Ватреном, с излишней силой нажал на кнопку управления. Взревели сирены. Из обшивки рядом с головой лексикания вырвалась струя дыма.

— Прибудем через три минуты, — прошептал Рацел, пристегнутый к сиденью рядом с учеником.

Мефистон пробурчал проклятие голосом, полным боли.

— Мой господин? — окликнул его эпистолярий, оглянувшись на старшего библиария.

После взлета дрожь Мефистона усилилась. Каждые несколько секунд по его коже пробегали разряды темных молний, а глаза затуманились от крови. Властелин Смерти не отпускал левую руку. Чем выше они взлетали, тем сильнее становилась дрожь.

— Возможно, нам стоит приземлиться? Мы быстро доберемся до крепости.

— Что-то приближается, — ответил Мефистон, глядя на пол. — Готовьте орудия. Нам потребует…

Нечто тяжелое врезалось в транспортник.

Сигнализация завыла еще громче, самолет начал заваливаться набок.

— Трон! — зарычал Галл, пытаясь удержать управление, когда часть крыла оторвалась.

— Что это было? — спросил Антрос, вглядываясь в обзорное окно.

Вокруг бушевал многоцветный вихрь, всюду плясали розовые и голубые силуэты.

Нечто тяжелое снова врезалось в корпус, и снова…

— Демоны! — огрызнулся Галл, выпустив очередь лазерных разрядов.

Пространство перед кабиной озарилось, и Антрос увидел сгорающих голубых тварей.

Откуда-то из-под сидений раздался скрежет: в корабль врезался еще один демон.

На приборной доске вспыхнули новые огоньки.

— Две минуты до Вольгатиса, — сообщил Галл.

Исчадия варпа вновь бросились на корпус, и на этот раз некоторые смогли зацепиться. Что-то забилось о фюзеляж совсем рядом с Антросом, а затем розовая тварь проломилась через обшивку и потянулась к нему распахнутой, полной клыков пастью, рыча и брызжа слюной. Она заметалась, пытаясь впиться в лицо лексикания, удерживавшего ее на расстоянии вытянутой руки, а затем замахнулась длинным змеевидным клинком.

Антрос зачитал выдержку из «Пресыщенной косы», и с его руки сорвались молнии, угодившие демону в морду. Чудовище дико завопило и рванулось прочь, таща за собой Луция. Изумленный силой порождения варпа, лексиканий закричал. Существо вытащило его сквозь пробоину на крыло. Смертный рухнул бы и разбился бы насмерть, но Антрос успел ухватиться за открытую нервюру крыла, пока самолет с воем мчался сквозь облака.

Демон занес меч над головой, когда Луций произнес еще одно заклинание, разорвавшее чудовище на части.

Библиарий пополз обратно к бреши, но прежде, чем он успел забраться внутрь, увидел, как разлетевшаяся по крылу плоть начинает срастаться в двух синекожих бесов, столь же уродливых и гротескных, как породившее их отродье.

Недовольно подвывая, они бросились на Луция, распахнув рты, находившиеся посреди скрученных грудных клеток. Первого демона библиарий встретил ударом кулака и разрядом психической энергии впечатал в крыло. На этот раз оставшийся от отродья варпа обугленный труп не ожил. Второй же врезался в него, и вместе они рухнули обратно в пассажирский отсек. Как только Луций упал на разбитые сиденья, обитатель эмпиреев вцепился в него, скрежеща когтями и клинком по силовым доспехам.

Меч Рацела рассек шею твари, и багровое пламя пронеслось по ее текучей плоти, вспыхнувшей, будто свеча, сыплющая искрами.

Демон обмяк, и лексиканий пинком выбросил его через дыру в фюзеляже. Горящее тело полетело сквозь облака. Мгновение Луций лежал, тяжело дыша; самолет содрогался и трясся от все новых и новых ударов. Треснули стекла, кабина наполнилась шумом, повалил дым.

— Мы не прорвемся, — сказал Мефистон, повысив голос так, чтобы его слышали все. — Две минуты — это слишком долго. Поднимаемся.

Галл потянул на себя рычаги, и самолет стал набирать высоту, уходя от преследовавших его вопящих демонов.

— Когда мне переходить в горизонтальный полет? — крикнул Галл, когда в вышине показалось зеркальное отражение Дивинуса Прим.

Антрос видел облака и транспортный корабль такими, какими они были несколько минут назад, до нападения демонов.

— Продолжай подъем! — закричал Мефистон.

— Мой господин, — удивленно переспросил Галл — туда?..

Властелин Смерти кивнул. Когда они приблизились к Чуду, Луций невольно задержал дыхание, будто собирался нырнуть в воду.

А затем они погрузились в зеркальную поверхность.

Звук исчез. Умолкли сирены и вой ветра, на самолет опустилась мертвая тишина.

Антрос расхохотался. Идеи переполняли его разум, за миг он обрел тысячу откровений.

— Пикируй, — прошептал Мефистон.

Технодесантник не ответил. На лице его было то же ошеломленное выражение, что у лексикания.

— Все… — прошептал он, тряся головой и хмурясь.

Капитан выругался, согнулся над панелью управления, схватился за рычаги и потянул вниз.

Ярость вскипела в Антросе, когда он понял, что Ватрен собирается лишить его чудесных прозрений, расцветавших в его мозгу. Лексиканий рванулся к нему, чтобы оттолкнуть от рычагов, но поздно. Они снова пересекли мембрану оглушительной реальности. После безмолвия Чуда какофония, создаваемая сиренами и турбулентностью, показалась гораздо громче.

— Мы добрались до Вольгатиса, — удивленно сказал Галл, глядя на показания приборов.

Они двигались мимо горных пиков, а прямо перед ними возвышались ворота крепости.

И они летели прямо на них.

Брат Галл потянул рычаги, но менять курс было уже поздно. Они на полной скорости летели к укреплениям, озаренным огнем. На вершине их уже виднелись сражающиеся фигуры. Мефистон закричал на языке, который Антрос не узнал; время замедлилось, поползло, будто черепаха.

Они должны были бы уже врезаться в стены, но вместо этого увидели вокруг смазанные и вяло движущиеся очертания.

Властелин Смерти держал что-то в кулаке; Луций понял, что это тот самый железный болт. Мефистон очень внимательно посмотрел на талисман.

— Нужно поспешить, — обратился он к своим спутникам. — Столкновение будет медленным, но мы все равно погибнем, если окажемся зажаты между обломками и стеной. Следуйте за мной.

Боевые братья кивнули. Несколько мгновений спустя авиасудно задрожало, застонало и начало сплющиваться. Казалось, будто самолет сделан из бумаги, и кто-то медленно сминает ее.

— Сейчас, — сказал Мефистон, открыв люк, и вышел в смазанный мир.

Кровавые Ангелы последовали за ним. Мир представлял собой абстрактный коллаж, в котором ничто не имело смысла, но Антрос с облегчением почувствовал, как под ногами хрустит твердая земля. Они сделали несколько шагов, и Мефистон жестом велел собратьям пригнуться. Затем он повернулся к разрушающемуся транспортному кораблю и снова заговорил на неведомом языке.

Мир вернулся к привычному течению времени, раздался визг сминающегося металла. Прогремел взрыв топливных баков. Волна жара прокатилась мимо Антроса, и он осознал, что сидит рядом с орудийной площадкой на вершине стены — площадкой, сейчас накрытой горящими обломками врезавшегося в крепость самолета. Протекавшая здесь битва была такой хаотичной, что их приземление едва заметили. На каждой пяди укреплений шел ожесточенный бой. Неподалеку от Кровавых Ангелов серафимы спешили из наблюдательной башни к галерее на вершине стены. Их прыжковые ранцы взревели, когда сестры врезались в толпу демонов, паля из болт-пистолетов. Те, в свою очередь, перескакивали через укрепления и мчались дальше, в упоении лепеча что-то, словно и не замечали выстрелов и праведной ярости своих противниц. По камням катился вал розовых лап и пылающих щупалец; некоторые демоны были уже в считаных метрах от Антроса.

Приземлившись на валганге, Сестры Битвы обнажили цепные мечи и принялись неистово рубить тварей, остановив их натиск рядом с дымящимися обломками самолета. Капитан Ватрен и остальные астартес бросились на помощь воительницам. Антрос и Рацел шли прямо сквозь огонь, оценивая обстановку. Бесчисленные отродья варпа наседали на Адепта Сороритас, однако те стойко удерживали позиции и отбивались от демонов без страха и колебаний.

Когда Кровавые Ангелы поразили первых тварей прицельными меткими выстрелами, серафимы возвысили голос, пылко запев гимны, и с новыми силами обрушились на порождения Имматериума. Библиарии устремились вслед за братьями; их оружие окутало пламя.

Лишь когда Луций столкнулся с врагом лицом к лицу, он понял, что нигде не видит Мефистона.

Раздался громкий лязг: цепным мечом Абдерос блокировал моргенштерн святой Офиусы. Один из железных шаров все равно врезался в Дхармию, но Абдерос принял силу удара на себя. Девочка повалилась на ступени; ее дыхание сбилось, но она была цела и невредима. Мгновением позже Дхармия увидела, как Ливия, с застывшим от ярости лицом, выхватила лазпистолет и несколько раз выстрелила в Офиусу.

Разряды выбили дыры в стенах, но святой там уже не было. Двигаясь удивительно быстро, она оттолкнулась от ступеней и прыгнула, занеся цепной моргенштерн над головой, желая обрушить на Ливию его шипастые била.

Ливия отступила в сторону, и цеп ударил по ступеням, раскрошив окаменелые кости.

Стоявшие на краю пропасти серафимы выступили вперед, вскинув болт-пистолеты, и открыли огонь по ополченцам.

Абдерос охнул; снаряды врезались в его тело и взорвались, разорвав его в клочья. За ним пали еще два ополченца, которых отбросило назад. Третий успел выстрелить из ружья в ответ, оцарапав нагрудник воительницы, но та едва заметила это; в следующее мгновение прицельная очередь разорвала человека пополам.

Началась бойня. Сестры расстреливали ополченцев в упор. Дхармия спряталась за ступенями от града снарядов.

Ливия врезалась в святую, и они покатились вниз. Серафимы спокойно опустили дымящиеся стволы и снова встали на стражу, не желая оставлять реликварий. Девочка бросилась вслед за Офиусой, вытащив свое единственное оружие — взятый из арсенала нож. На балконе, над километровым обрывом, сцепившиеся соперницы остановились. Святая замахнулась моргенштерном, но прежде, чем успела опустить его, Ливия ударила ее в лицо с такой силой, что сорвала вуаль, и тонкая ткань улетела в бездну.

Похоже, изувеченное лицо Офиусы заставило женщину дрогнуть. Этого промедления оказалось достаточно, чтобы святая врезала рукоятью в челюсть Ливии, отбросив женщину на ступени. Оглушенная, та рухнула, и сороритас подняла оружие, намереваясь размозжить ей череп.

— Нет! — завопила Дхармия, бросившись на Офиусу, и врезалась в нее.

От силы столкновения обе перевалились через ограждение балкона и полетели к далекому подножию ущелья, борясь на лету и размахивая руками. Офиуса включила прыжковый ранец, из которого с ревом вырвался огненный факел. Остановка была такой резкой, что девочка упала бы, не запутайся она в креплениях. Реактивный рывок — и святая уже подлетала обратно к балкону.

— Отступница! — зашипела Офиуса, схватив Дхармию за горло.

Девочка попыталась ответить, но Офиуса сдавила ей горло так, что закружилась голова, и потому Дхармия вонзила ей нож между пластин брони. Сестра Битвы вскрикнула и разжала руки, вцепившись в кровавую рану и завывая от гнева. Они снова рухнули на ступени и покатились, осыпая друг друга проклятиями и ударами. Наконец Дхармия вырвалась и попятилась, закрывая горло рукой и задыхаясь. Перед глазами закружились звезды, и девочка рухнула на землю.

Она лежала, не сводя взгляда с отражения Вольгатиса в небе; ее легкие горели. Офиуса нависла над ней. Святая потеряла свой моргенштерн, но болт-пистолет оставался при ней. Подойдя ближе, Офиуса прицелилась в голову Дхармии.

Раздался свист лазерных разрядов, и Офиуса содрогнулась, забрызгав девочку кровью, а затем осела на землю.

Ливия встала в паре метров от них, подняв пистолет, чей ствол светился от жара. На ее лице не было привычной усмешки, лишь смятение, даже потрясение.

— Ты спасла меня, — прошептала женщина.

Пусть Дхармии и было больно, она попыталась улыбнуться.

— Я не глупая, — выдавила она, скривившись от боли в голосовых связках.

Ливия продолжала глядеть на нее с все тем же смятением, а затем покачала головой и протянула руку, чтобы помочь девочке подняться.

— У нас мало времени.

Когда Дхармия встала, то увидела, что ступени вокруг усеяны трупами ополченцев, застывшими в неестественных, сюрреалистических позах. Все они погибли, сраженные выстрелами серафимов.

— Я знаю, что ты не глупая, — прошептала девочка, все еще не восстановив дыхание. Она сжала руку Ливии, — Но что ты такое?

Ливия отвела взгляд, но затем, вздернув подбородок, с вызовом посмотрела на Дхармию:

— Я — твой друг. И я не позволю никому из этих глупцов навредить тебе.

— Что ты такое?

— Проклятие, Дхармия, мне и в самом деле нужно сказать это вслух?! — Ливия оскалилась и пожала плечами. — Да, я — воплощение всего, чего тебя учили бояться. Это так. Зови меня ведьмой, если хочешь. Я узнала столько чудесных вещей, что Бог-Император сжег бы меня заживо за безрассудство. Я верю в знания, постижение, изменение… — Она запнулась. — И верю в единственного бога, который это не запрещает. У него много имен: Плетущий Судьбы, Хранящий Тайны, Меняющий Пути, Тзинч, Интриган, Ловкач. Как его ни назови, он — источник моей силы и моей свободы.

Девочка не узнавала этих имен, но они срывались с губ Ливии с таким пылом, что пульс Дхармии невольно участился. Она поняла, что же привлекло ее к Ливии на самом деле. С самого начала в женщине чувствовалась какая-то загадка, выделявшая ее среди остальных, и девочке захотелось стать причастной к тем чудесным тайнам, которые наделили ее подругу силой. Дхармия была слишком взволнована, чтобы говорить, а потому просто кивнула на статую грифона.

— Ты сказала, что у тебя есть план, как добраться до Эдикула Сакрум. Но как мы пройдем мимо серафимов?

— Ты не хочешь убежать? — уставилась на нее Ливия.

Девочка не отвела взгляд.

— Я ведь использовала вас всех, Дхармия. — Женщина помедлила, показав на трупы. — На самом деле мне нет дела до этого мира. Важна только игра. Я забочусь о себе.

Дхармия все так же смотрела на нее. Ливия выругалась и рассмеялась.

— А теперь и о тебе. — Она лукаво улыбнулась. — Да, у меня есть план. У меня всегда есть план.

Она обернулась и начала подниматься по ступеням, пригнувшись, дабы не попадаться на глаза сестрам-серафимам.

Дхармия посмотрела вниз. Зрелище ошеломляло. Подножие ущелья было так далеко, что она видела кружащих внизу орлов, мерцающие реки и белые пустынные равнины.

— Как мы?.. — заговорила она, но умолкла, услышав позади щелчки и треск.

Ливия возилась с трупом одной из мертвых Сестер Битвы.

— Что ты делаешь?

Ливия с трудом поднялась, раскачиваясь под тяжестью прыжкового ранца. Она ухмыльнулась Дхармии, хотя ее лицо уже побагровело от усилий, требовавшихся, чтобы хотя бы удержать на плечах такую тяжесть.

— Не поможешь мне надеть его, генерал Дхармия?

Девочка подбежала, подхватила глыбу отполированного керамита и охнула от жуткого веса.

— Ты не унесешь его на себе.

— Я ведь ведьма, — заговорщицки подмигнула Ливия.

Вместе они взвалили ранец на спину Ливии; когда девочка уже готова была рухнуть под его тяжестью, Ливия пробормотала несколько текучих, незнакомых слов. Дхармия удивленно попятилась, когда в глазах Ливии мелькнул огонек, и легкое пламя пробежало по ее коже. Ливия расправила плечи и вздохнула, словно пробудившись от долгого сна, а затем выпрямилась так легко, словно не несла ничего.

— Что ты сделала? — спросила девочка, не в силах скрыть тревогу.

— Я — ведьма, а Офиуса была святой. — Ливия пожала плечами. — Ведьма хочет сохранить тебе жизнь, а святая пыталась всадить болт в лицо. Так что это просто слова.

Воздух наполнился хором пронзительных воплей, и тени поползли по ступеням.

Дхармия завыла от отвращения, увидев, что к ним катится стая синих тварей — плоских демонов, похожих на акул, оставлявших за собой ослепительные, переливающиеся всеми цветами радуги следы. Их пасти были распахнуты, демонстрируя ряды кинжально-острых зубов. Желтые глаза закатились в глазницах, демоны содрогались от жажды крови.

— Будь ты проклят! — взвыла Ливия, выпустив очередь лазерных разрядов.

Ее прицел был верен, и первые демоны исчезли в лучезарном пламени, но остальные с воем мчались к ним. Ливия закрыла глаза, и свет ярче вспыхнул под ее кожей. Ускорительные двигатели ранца взревели, поднимая ее в воздух. Женщина нагнулась, подхватила Дхармию и понесла над разломом.

— Будь ты проклят, Зорамбус! — закричала Ливия, глядя, как со всех сторон к ним летят целые косяки акул-демонов.

Крепость горела. По ее стенам растекался огонь всех оттенков, огненные языки плясали по трупам и повисали в воздухе, огонь капал из дыма, словно горела сама реальность. Луций с трудом отличал ослепительные испарения от вопящих демонов, кружившихся и метавшихся в них. Лексиканий шел сквозь вихрь шума и света, спотыкаясь и скользя по камням. Его болт-пистолет с рыком изрыгал смерть, уничтожая бесчисленные ужасы, обрушившиеся на Вольгатис, а с губ его срывались заклинания. Но демоны были не единственной проблемой Луция. Сражаясь, он заметил, что его тащат по стене грозные течения эфирных сил.

Когда варп-буря выдернула его из клубов дыма на вершину обрушившейся секции стены, лексиканий на мгновение увидел общую картину битвы. На валгангах все так же бушевала битва, но теперь всех сражавшихся, серафимов, Кровавых Ангелов и демонов, без разбора охватил неистовый психический шторм. И в оке бури лексиканий увидел того, кого искал: Мефистона. Властелин Смерти стоял над вратами, разведя руки и растопырив пальцы, а вокруг него кружил яростный смерч из крови и молний. Подхваченные алым вихрем, к нему летели демоны всех мыслимых и немыслимых цветов и форм. Окруженный сверкающим багровым ореолом, старший библиарий выглядел как сгусток тьмы в сердце хаоса.

Антрос едва удержался на ногах, упершись сабатонами в обломки. Кости, трупы и вопящие отродья варпа проносились мимо лексикания, пытавшегося разглядеть лицо Мефистона. Казалось, будто он смотрит на черное солнце. За пеленой горящей тьмы было невозможно понять, управлял ли Властелин Смерти своими деяниями до сих пор или же был поглощен Даром.

Луций отвернулся, услышав визгливое хихиканье, — как раз вовремя, чтобы увидеть катящегося к нему по развалинам демона. Тот выглядел как розовый клубок конечностей, то семенящий на восьми лапах, будто паук, то бегущий на шести, а то идущий прямо. Его тело постоянно менялось, приводя в смятение ошеломляющим многообразием форм, и лишь морда оставалась неизменной. Уродливая вытянутая пасть содрогнулась, когда чудище кинуло в Антроса сгусток розового пламени.

Державшийся за стену Луций чуть разжал пальцы одной руки и выкрикнул слово отвращения, отчего сгусток взорвался за мгновения до того, как попасть в него. Взрывной волной лексикания отбросило назад и утянуло в яростный магический торнадо. Антрос выругался, отчаянно пытаясь ухватиться за разлетавшиеся обломки, а вслед за ним мчался хихикающий демон.

Лексиканий врезался в колонну, уцепился за нее, уперся одной рукой и выставил другую в сторону демона, раскрытой ладонью вперед. Истерично смеющаяся тварь скакала к нему по воздуху, отведя лапу, чтобы бросить еще один разряд варпового пламени.

Антрос выкрикнул заклинание. Заряды энергии сорвались с психического капюшона, пронеслись по протянутой руке и слились в ослепительно-белый шар пламени, сорвавшийся с его ладони и устремившийся к морде отродья варпа. Голова твари исчезла, но тут же появилась на боку, по-прежнему ухмыляясь; тело растянулось в подобие буквы «о», пропустив сквозь открывшуюся дыру огненный шар, который врезался в стену позади. Выпустив еще больше лап, тварь подхватила погнутую балку и прыгнула на лексикания, словно мешок, набитый живыми извивающимися угрями.

Антрос вновь оказался захвачен призванными Властелином Смерти течениями. Он покатился по камням, а набросившийся на него демон молотил кулаками по груди и лицу лексикания, пытаясь при этом пронзить маску шлема волнистым клинком.

Меч демона, сделанный не из сплава, повинующегося законам реального мира, рассек несокрушимый керамит. Лицо Луция обдало жаром и дымом, когда клинок впился в его челюсть, раздирая мускулы и кости. На миг он ощутил вспышку боли, а затем в кровоток впрыснулись болеутоляющие. Кровь заливала глаза, ослепляя лексикания, а дьявольские зубы терзали кости и керамит. Антрос содрал демона со своего лица и оттолкнул от себя, держа на расстоянии вытянутой руки. Из его изуродованного шлема текли струйки крови.

Сражающиеся все так же кубарем катились к Мефистону. Однако лексиканий смог выхватить боевой нож и вонзить его между глаз твари, которая тем не менее продолжала смеяться, и смеялась до тех пор, пока Луций не пропустил сквозь клинок волну очищающего пламени, ворвавшегося в голову отродья варпа и испепелившего ее изнутри.

Завопив, демон шарахнулся прочь и полетел вниз, бешено царапая собственное лицо в попытке погасить пламя. К тому времени, как он рухнул на плиты, от него остался лишь обгоревший кусок плоти. Антрос же с грохотом катился дальше по укреплениям, пока не смог зацепиться, вбив сабатоны в расколотые камни. Он вновь огляделся по сторонам. Всюду лежали тела серафимов — похоже, демоны почти сломили оборону Адепта Сороритас. Он окинул взглядом стены, ища выживших, но заметил лишь нескольких, сбившихся в группки. Воительницы стреляли в отродий варпа с той же меткостью, что и в первые часы боя, но сквозь бурю они мало что видели. Выжили лишь несколько десятков Сестер Битвы, но ни одна из них не выказывала ни страха, ни сомнений. Также он разглядел боевых братьев, тоже рассеянных и разделенных неистовой бурей, поднятой старшим библиарием.

— Отделения Серифа? — заорал в вокс Луций.

— Лексиканий Антрос? — донеслось в ответ. — Это ты? Говорит капитан Ватрен. Мы… — Голос капитана прервал стрекот болтеров, а затем раздался визгливый дьявольский хохот. — Да, я с отделением Серифа. Нас прижала к стене проклятая буря. До тебя не доберемся. Не… — Ватрен прервался, выстрелив еще несколько раз. — Не вижу ни следа отделения Гестиаса. Они с тобой?

— Нет.

— Это колдовство демонов? — охнул Ватрен.

— Нет. Мефистона. — Антрос не знал, что еще сказать.

— Удерживай позицию. Мы идем к тебе.

Антрос собирался ответить, когда его перебили всплеск шума и какое-то движение. Из клубов дыма вырвались подобно буре вопящие демоны, похожие на акул или скатов. Твари распахнули пасти и бросились на него. Он обрушил на них первую молнию такой силы, что демон разлетелся пополам, и куски отлетели назад во второго, заставив его уплыть в дым.

Третий же обрушился на Антроса, и вместе они покатились по стене.

Лексиканий рухнул на спину, вцепившись в челюсти неистовствующего демона обеими руками, чтобы не дать им сомкнуться на его и без того раненой голове. Однако энергии варпа сделали тварь столь сильной, что клыки неумолимо сжимались. Луций грязно выругался на ваальском языке, открыв свой разум тем же незримым течениям, что питали его врага. Его мускулы наполнились силой, лексиканий взвыл от ярости и вскочил, приложив демона о камни. Затем он выхватил болт-пистолет и оглушительно прогремевшей очередью прикончил тварь.

К нему летели десятки других чудовищ, но лексиканий был настолько взбешен, что только радовался возможности расправиться с ними. И потому он был почти разочарован, когда в дыму справа сверкнула череда дульных вспышек. Грянули взрывы, и Антросу осталось лишь добить ударами сабатонов и одиночными выстрелами бьющихся в агонии раненых демонов.

По обломкам к нему шагала Сестра Битвы, держащая в руке еще дымящийся пистолет. Она выглядела уставшей и была вымазана в крови. Хотя вокруг лежали трупы других сороритас, воительница отдала Луцию воинское приветствие с непоколебимым спокойствием.

— Сын Сангвиния! — воскликнула она, перекрикивая грохот битвы. — Астра Ангелус, он здесь?

— Астра Ангелус? — изумленно переспросил Антрос. — Так его звал исповедник. Не думал, что вы знаете это имя.

Они пригнулись, когда в стену позади них ударили лазерные разряды.

— Мы знаем, кто такой Астра Ангелус, — крикнула она громко, чтобы было слышно. — Мы понимаем, зачем вы здесь.

Из бури, шатаясь, выходили другие серафимы, собираясь вокруг своей сестры и глядя на лексикания.

— Где твой господин? — спросила женщина.

Антрос махнул рукой, приглашая их следовать за ним, и полез через обломки самолета, пытаясь провести Сестер Битвы через неистовый ураган энергии к старшему библиарию в его центре. Наконец, преодолев еще один обломок стены, они увидели Мефистона. Тот походил на оживший образ из историй Зина. Исполинские дуги молний проносились по небу, срывались с облаков, сверкали на застывших вершинах гор и все они тянулись к протянутым рукам Мефистона.

— Властелин Смерти, — выдохнул Луций, испытав благоговение перед этим зрелищем.

Когда огни соединились с Мефистоном, то вспыхнули над долиной с крутыми склонами. Сотни алых нитей сплетались в сеть смертоносной магии крови, и каждая из них пронзала по одному демону. Старший библиарий стал связующим звеном огромной энергетической паутины, связывающей его со всеми варп-сущностями в пределах видимости Вольгатиса. Большинство из них собрались под огромным портиком перед воротами, у ног гигантских статуй; когда колдовство Мефистона поразило исчадий ада, они словно приросли к земле, дрожа и подергиваясь, пока кровь поглощала их.

Сам воздух корчился от гнева Мефистона. С пальцев старшего библиария срывались все новые алые нити, пронзая розовых хихикающих тварей. Над головой Антроса образовался красный энергетический купол, рассекший сотни уродливых созданий и удерживающий их на месте.

Луций разжал пальцы, позволив кровавому смерчу увлечь себя, и с лязгом покатился и заскользил по камням, пока не оказался достаточно близко, чтобы лучше разглядеть повелителя. За ним сумели последовать и некоторые сестры, цеплявшиеся за амбразуры, чтобы их не унесли яростные ветра. Лексиканий пополз по разбитой перемычке и смог подняться к вершине ворот — достаточно близко, чтобы заглянуть в лицо Мефистону, который уже начал следующий этап ритуала.

Властелин Смерти был абсолютно спокоен. Его доспехи покрылись выбоинами и были вымазаны в дьявольском ихоре, но сейчас Мефистон полностью контролировал свои силы. Он сложил распростертые руки и начал сжимать их, отчего все удерживаемые его кровавыми молниями демоны смялись, словно зажатые в гигантском кулаке. Вопли изменились, став отчаянными, а не ликующими, а нечеловеческое хихиканье сбилось — теперь оно вырывалось сдавленно и урывками, звучало не как проявление веселья, а как одышка.

Когда же Мефистон полностью сжал пальцы, демоны схлопнулись, утекли из реальности, будто вода через слив.

Опустилась тишина. Никаких воплей. Никаких выстрелов. Единственным звуком был низкий стон ветра, проносившегося над застывшими пиками. Психическая буря, прежде тянувшая Луция к его господину, неожиданно исчезла, и, потеряв равновесие, он рухнул на груду залитых кровью обломков.

Властелин Смерти опустил руки, глядя на заваленную трупами долину.

Все демоны испарились, но из-за далеких груд снега показался новый враг — воин в ослепительно-белых доспехах, скачущий без седла на огромном змеевидном существе с кричаще-яркими крыльями и вытянутой птичьей головой.

«Он куда важнее, чем я думал, и куда могущественнее», — заговорил Мефистон в разуме Луция.

— Ты сокрушил его армию, — сказал лексиканий, удивив стоявших рядом Сестер Битвы, — чего он надеется добиться теперь?

«Он не просто чернокнижник. Он — игрушка чего-то гораздо более опасного. — Голос Властелина Смерти прозвучал взволнованно, даже пылко. — Дело не только в клинке. Теперь я это вижу. Теперь я понимаю, почему меня призвали сюда. Кто-то хотел, чтобы я узнал об этом. Увидел его тут, в этой битве. Так было предначертано».

Едущий на спине змея по обагренному льду Извечный Принц даже не глядел на лежавшие на дороге груды тел истребленных гвардейцев. Гнев вскипел в душе Антроса. Каждый их этих людей умер, веря, что они сражаются за Императора. Питер Зорамбус свел их ложью с пути истинного и с удовольствием наблюдал, как они гибнут. На лице его была та же приветливая улыбка, что и в Тарнском аббатстве.

Лексиканий шагнул вперед, вытаскивая пистолет.

«Он сокрушит тебя, — сказал Мефистон. — А мне еще предстоит понять, кем ты являешься для меня. Жди, лексиканий Антрос».

Сестры вскочили, услышав треск ломающегося камня. Антрос резко обернулся, вскинув пистолет, и увидел, что сквозь падающий снег к нему идет Рацел. Ветеран снял шлем, и поэтому лексиканий заметил, с каким ужасом тот глядит на его изуродованное лицо.

— Тебе стоит позвать апотекария, — нахмурившись, проговорил Рацел. — Ты позоришь нас своим видом.

— Какая трогательная забота! — усмехнулся Луций.

Эпистолярий поднял бровь и отвернулся, разглядывая разыгрывающуюся у ворот сцену. Все больше изможденных серафимов выходили из дыма, и Антрос понял, как мало из них дожили до изгнания демонов — как высока оказалась цена триумфа. Все уцелевшие и дожившие до окончания боя были отмечены жуткими ранами.

Между тем Извечный Принц неспешно и грозно приближался к воротам. Мефистон не двигался с места. Собравшиеся на стенах воины последовали его примеру и не стреляли, позволяя врагу подойти ближе и заговорить.

— Старый друг! — воскликнул Зорамбус, улыбнувшись Мефистону. Он рассмеялся, увидев суровые и решительные лица Сестер Битвы, и показал рукой на старшего библиария. — Разве вы не поняли, кто он? Чего он хочет? Мы оба лишь игроки в одной игре, великой игре. Ангел хочет похитить ваше величайшее сокровище так же сильно, как и я. Что, думаете, он сделает, если победит? Думаете, оставит клинок вам?

Сестры все так же глядели на него с ненавистью и решимостью. Улыбка Зорамбуса поблекла.

— Вы знали? Он нахмурился. — Вы знали, что он пришел сюда, чтобы забрать клинок, и все же решили сражаться с ним бок о бок?

Ответом ему была лишь звенящая тишина. Антрос окинул взглядом стоявших рядом женщин и не увидел в их глазах ни тени удивления.

Лицо Зорамбуса начало подергиваться от еле сдерживаемой злости. Он повел мечом слева направо, словно готовясь поразить соперника.

— Ничтожества, — процедил он. — А ведь так разглагольствовали об обетах, о верной службе! — Он снова взмахнул мечом, а потом воздел его к зеркалу неба, — Хоть кто-нибудь из вас понимает, что означает Чудо? И это истинное чудо. Не салонный фокус, совершаемый во имя заплесневелого трупа на Терре.

Колдун спрыгнул со спины змеи, пробрался между тел павших драгун и поднял одного из них. Бок мужчины представлял собой кровавое месиво, но вздох боли эхом разнесся по безмолвной долине, показывая, что солдат все еще жив.

— Как ты думаешь, за что ты погиб, мертвец? — рявкнул Зорамбус.

Человек попытался вырваться, ужаснувшись преображению своего пророка.

Антрос взялся за болт-пистолет, но Рацел перехватил руку и покачал головой, кивнув на Мефистона. Перегнувшись через парапет, старший библиарий внимательно изучал чернокнижника.

— Скажи мне, за что ты сражался! — потребовал Зорамбус, отвесив драгуну тяжелую звонкую пощечину.

— За Обет! — Мужчина выругался и плюнул кровью в лицо лжепророку. — Чтобы остановить неверующих, скрывающих силу Императора от Него. Чтобы освободить Окаменелый меч, дабы его можно было использовать для очищения Галактики от…

— Нет! — Зорамбус издал безумный смешок. — Нет, ошибаешься! Ты лишь пешка в игре. Нет, даже не в игре. — Он расхохотался. — В розыгрыше!

Солдат нахмурился в растерянности, но Мефистон кивнул и громогласно произнес, позволив психической буре, все еще завывавшей в его костях, разнести его голос по долине:

— Это состязание. — Он поглядел на отражение над головой. — Ты скрыл Дивинус Прим, чтобы вы могли сыграть в игру.

— О, а ты хорош! — рассмеялся Зорамбус, снова взглянув на серафимов. — Он делает вид, что удивлен, но кто, как вы думаете, был в этой игре моим соперником?

Стоявшие рядом с Антросом сороритас переглянулись. За суровыми масками промелькнула тревога.

— Должен признать, ты сыграл хорошо, брат. — Зорамбус неохотно кивнул Мефистону в знак уважения. — А вот канониссы я не вижу. Думаю, ее ты убил первой? — Он бросил драгуна на землю и небрежно взмахнул мечом. — А хотя… неважно.

Он еще раз взмахнул мечом, и Антрос переглянулся с Рацелом, запоздало осознав, что происходит. Колдун выводил в воздухе руну.

— Покиньте стены! — приказал Мефистон, поглядев на стоявших вокруг Сестер Битвы.

Одни шагнули прочь, подчиняясь, другие же с сомнением посмотрели на него.

— Где святая Офиуса? — прошептала одна.

— Я не видела ее с тех пор, как явился Астра Ангелус.

— Немедленно! — воскликнул Мефистон, спрыгнув со стены; за его спиной распахнулись крылья.

— Зорамбус тянул время, — процедил Рацел, посмотрев на серафимов. — Он заговаривал нас, а сам готов…

Раздался вопль, когда Зорамбус вонзил меч в грудь мучимого им драгуна.

Мефистон полетел по воздуху, широко расправив эфирные крылья. В руке его пел от жажды Витарус.

Чернокнижник улыбнулся, подняв окровавленный меч.

Властелин Смерти обрушился на Извечного Принца с такой силой, что они пропахали в дороге борозду. Мефистон замахнулся Витарусом, но колдун ускользнул, превратившись в размазанное световое пятно, чтобы снова возникнуть в паре метров от библиария. Лицо его то ухмылялось, то скалилось.

Старший библиарий вскочил на ноги и нацелил Витарус в голову противника. Клинок содрогнулся, извергая жидкое пламя. Зорамбус едва успел отвести огонь в сторону при помощи собственного меча и, попятившись, споткнулся о груду трупов. Зорамбус насмешливо улыбался, отступая под напором к краю дороги.

— Слишком поздно! — расхохотался он, бросив взгляд на стены Вольгатиса.

По крепости пронесся низкий подземный стон.

Стоявшие рядом с библиариями серафимы тревожно переглянулись, но не сдвинулись с места. Рацел поглядел на огромный портик внизу; в его усмешке сквозило раздражение.

— Уходите! — гаркнул он на женщин, но те остались стоять, с сомнением глядя на эпистолярия. — Вы умрете, — сказал он, словно говоря с непослушными детьми. — Стены Вольгатиса рушатся.

Сестры Битвы заозирались, постепенно понимая, о чем речь. Все огромное здание тряслось и содрогалось, раскалывались кости и камни, к небу вздымались клубы пыли. Когда по стенам пробежали трещины, Рацел схватил Антроса за руку:

— Лексиканий, тебе понадобятся твои крылья.

Антрос поглядел на обрыв и кивнул. Наконец осознав опасность, серафимы стали спрыгивать на снежные склоны и уноситься прочь от Кровавых Ангелов на прыжковых ранцах. Поднявшись вслед за учителем на парапет, Луций лишь сейчас увидел размах сотворенного Зорамбусом заклинания.

Прежде удерживавшие портик громадные статуи вставали с коленей и расправляли плечи. То были шесть каменных колоссов, каждый почти двадцати метров высотой. Лица их стерлись за прошедшие эпохи, вместо глаз виднелись пустые провалы. Когда библиарии приготовились к прыжку, статуи выпрямились и сбросили многовековое бремя, сорвав древний фасад Вольгатиса, словно бумажную маску. Подобная горе крепость начала оседать, извергая камни и дым, словно в нее врезалась боеголовка. По ущелью разнесся грохот рушащихся стен, над дорогой поднялись тучи дыма, смешавшегося с падающим снегом.

Библиарии прыгнули в пустоту, чувствуя, как уходят из-под ног стены. Гибнущая крепость застонала. Антрос призвал кровавые крылья и спикировал в густые клубы вслепую, сопровождаемый градом обломков. В полете он потерял Рацела из виду.

Когда внезапно из облаков пыли и снега появилась земля, лексиканий едва успел выйти из пике. Он приземлился и, спотыкаясь, пробежал по трупам среди выгоревших остовов танков.

Луций резко обернулся и увидел нависшие над ним смутные силуэты шести каменных голиафов. Исполинские големы шли навстречу лавине обломков и молотили по стенам кулаками размером с танк, давили ногами древние опоры и колонны. Грохот, и без того оглушительный из-за акустики узкого ущелья, стал поистине апокалиптическим. Антрос пораженно смотрел, как гибнет Вольгатис.

— Окаменелый меч, — прошептал он, но предсмертный крик обители заглушил его слова.

В дыму замерцали огни, и Антрос, спотыкаясь, побрел по пыли, сжимая болт-пистолет. Мефистон стоял на башне подбитого танка, подняв руку к небесам. Над ним в кровавой сфере кружил Зорамбус.

Когда Луций приблизился, он увидел, что доспех Мефистона покрыт узором из черных линий — трещинами шириной в волос. Местами фрагменты брони откололись, обнажив плоть, окутанную тьмой.

Антрос шел к повелителю, пытаясь устоять на ногах, несмотря на сотрясавшие долину толчки. Терзавшие его еще на Ваале предательские сомнения вернулись. Лексиканий смотрел, как старший библиарий дрожит и сыпет искрами, словно дрова в костре. В нем было что-то… почти демоническое.

Но лицо Властелина Смерти осталось все таким же непреклонным и спокойным. Что бы Дар ни делал с его плотью, он не ослабил волю. Антрос тряхнул головой, пытаясь избавиться от дурацких мыслей.

— Клинок! — воскликнул он, пытаясь быть услышанным сквозь яростный рев кровавых чар.

Кружившая вокруг Зорамбуса алая клетка искрила, будто огромное силовое оружие, отчего воздух рябил и трещал. Колдун бил по внутренней стене сферы своим фальшионом, и каждый удар сопровождался вспышкой психических сил, но сфера лишь растягивалась, поглощая удар. И каждый раз чернокнижник выл от злости.

Мефистон непонимающе покосился на Луция.

— Вольгатис! — воскликнул Антрос, показав посохом на осыпающиеся стены и бесчинствующих гигантов. — Он уничтожил крепость!

Мефистон запнулся, только сейчас заметив эпический размах разрушения. Он опустил руки, на мгновение забыв о пленнике.

Зорамбус воспользовался этим, с удвоенной яростью ударив по окружавшей его багровой сфере. Он рассек ее мечом и хлынул из сферы, шлепнувшись на дорогу в фонтане крови; его доспехи стали такими же красными, как у Мефистона. Кровь барабанила по его спине, но колдун все-таки смог встать и попятился прочь от Властелина Смерти, поскальзываясь и опираясь на меч, как на костыль.

Мефистон отвел взгляд от осыпающихся стен крепости, поглядев на Зорамбуса, затем снова обратил лицо к Вольгатису.

— Значит, мы оба проиграем, — рассмеялся чернокнижник, кашляя и брызжа слюной. — Окаменелый меч дос…

А затем его глаза расширились от изумления, когда острие мерцающего клинка вышло из его груди. Спотыкаясь, колдун шагнул вперед и в падении соскользнул с меча, который, как оказалось, сжимал в руках Рацел, стоявший позади него с суровым лицом.

— Поражения бывают разные, — сказал эпистолярий, занося меч для нового удара.

Зорамбус ухмыльнулся, а затем рассыпался на части, превратившись в хлынувший на землю поток серебристых созданий.

Рацел скривился от отвращения, увидев, как к нему ползут твари, похожие одновременно на змей и насекомых. Они выглядели как чешуйницы-переростки; добравшись до Рацела, существа накинулись на его доспехи и принялись судорожно искать уязвимые места в керамитовой броне.

Мефистон отвернулся от гибнущего Вольгатиса и направил на эпистолярия меч. С острия Витаруса сорвалась молния и заметалась между серебристыми тварями, сминая и обращая в пепел их сегментированные тела.

Рацел отшатнулся и дико замолотил одной рукой по нагруднику, давя мечущихся тварей, в то время как другой поднял психосиловой меч.

Антрос направил на учителя свой посох и тоже выпустил разряд пламени, окутавший учителя ореолом пси-огня.

Чешуйницы перемещались невероятно быстро, и Антрос закричал, увидев, что они добрались до обнаженной шеи эпистолярия.

Мефистон, все такой же спокойный, шагнул вперед и сделал рубящий жест свободной рукой, разбросав еще больше тварей. Он собирался вновь ударить Витарусом, когда в считаных метрах от него, рассыпая камни и разрывая стену снега и дыма, промчалась какая-то фигура.

Властелин Смерти замер, заметив сестру-серафима, бегущую к ним сквозь взвихрившиеся клубы пыли. Это была святая Офиуса. В керамите ее силовых доспехов зияли широкие пробоины, сквозь которые текла кровь, вуаль исчезла, отчего ее освежеванное багровое лицо резко выделялось на фоне белого пейзажа. Женщина стонала от боли, и жить ей оставалось недолго, но при виде Мефистона в ее глазах зажегся ликующий огонь.

— Астра Ангелус, — прошептала она, рухнув на колени. Из прыжкового ранца валил дым. — Этот миг настал! Провидение и молитвы… привели тебя… сюда. Свели нас вместе. Ты ответил на мои… молитвы. — Она оглянулась на разрушения позади. Громадные големы крушили стены Вольгатиса, разбивая башни и опоры. — Я сохранила для тебя клинок. Время еще есть.

Властелин Смерти не смотрел на гигантов; он пристально разглядывал святую.

— В видениях была ты? Ты призвала меня сюда?

— Конечно. Ты ведь знаешь, — удивленно ответила воительница. Она шагнула ближе, нахмурившись, и протянула к нему руку. Ее голос дрожал. — Мы молились вместе. Я бы не осмелилась… призвать… такого, как ты. Но мы согласились, что… — Святая покачала головой. — Ты знаешь, что следует сделать. Она прикоснулась к лицу Властелина Смерти. — Ты спас меня. Ты знаешь, что мы…

Рацел издал странный задыхающийся стон и попятился, схватившись за расходившуюся в нагруднике дыру. Его глаза расширились от изумления, и он поглядел на братьев-библиариев.

— Я… — заговорил он, а затем умолк.

Его череп начал раздуваться, словно пузырь, наполненный жидкостью.

— Гай! — воскликнул Властелин Смерти, вскинув меч, но не рискнул ударить.

Эпистолярий схватился за голову и согнулся пополам. Затем он выпрямился и посмотрел на них. Его презрительный оскал исчез, сменившись добродушной усмешкой, которой просто было не место на этом лице. Кровавые Ангелы с ужасом глядели, как он с кошачьим удовольствием разминает руки. Рацел вздохнул. Внешне он выглядел прежним, но библиарии знали, что перед ними Питер Зорамбус в доспехах Кровавого Ангела.

— Впечатляет, — сказал колдун, воздев меч. — Устарел, но впечатляет.

Он принял расслабленную боевую стойку и поманил Мефистона.

— Астра Ангелус! — охнула Офиуса, падая на снег. Она истекала кровью. — Он обманывает тебя! Забудь о нем. Помни, что ты должен сделать. Иди же. В крепость! Его приятельница-колдунья. Она уже у Эдикула Сакрум. — Слова звучали неразборчиво; святая рухнула на спину, кровь потекла из ее рта. — Он обманывает тебя. Разве ты не видишь?

Но Властелин Смерти не глядел на нее. Глаза Мефистона налились кровью при виде случившегося с его старым другом. Кровь хлынула по щекам, словно слезы, молнии из черного пламени забили по броне, рассыпая искры по камням.

Старший библиарий пошатнулся, когда его меч окутало ослепительное пламя. Весь склон горы содрогнулся.

— Мой господин! — закричал Луций, когда Мефистон шагнул к Зорамбусу, занося горящий меч над головой. — Окаменелый меч! Вспомните, зачем мы пришли!

Но Мефистон, поглощенный Даром, не слышал его. Когда он ударил, метя в лицо чернокнижника, дорожное покрытие оторвалось от земли, словно железо, притянутое магнитом. Витарус с грохотом столкнулся с фальшионом колдуна, таща за собой несколько тонн скалобетона, и похоронил чернокнижника под облаком пыли и камней.

— Гай! — взревел от ярости Властелин Смерти и, призвав свои крылья, взмыл вверх.

Ошеломленный яростным натиском Зорамбус покатился по склону.

Мефистон снова занес Витарус над головой, и земля опять начала вздыматься, закручиваясь возле клинка каменным вымпелом.

Чернокнижник в отчаянии вскрикнул и, призвав собственные пестрые крылья, взмыл ввысь за миг до того, как Властелин Смерти обрушил на него новый обвал.

Антрос оглянулся на Вольгатис. Големы снесли стены и теперь шли по улицам, руша храмы и разбивая статуи. Серафимы метались вокруг них, будто стая ворон, но их выстрелы не могли задержать великанов, оставляя лишь выбоины в древних камнях.

Вновь грянул гром: это столкнулись клинки Мефистона и Зорамбуса.

Удар отбросил Луция прочь к разбитым воротам, и он покатился по дороге.

— Я найду его! — закричал лексиканий и бросился бежать к крепости.

От бушевавшего позади поединка сотрясалась вся гора, и Антрос спотыкался. Когда он приблизился к развалинам портика, земля завибрировала с новой силой под тяжелой поступью големов. Луций перескочил через глыбы размером с танки и оказался во внутреннем дворе. Всюду лежали трупы сороритас и драгун. Уцелевшие Сестры Битвы и Кровавые Ангелы прятались среди развалин, стреляя в нависавших над ними гигантов, другие серафимы кружили в клубах дыма.

Антрос забрался на разбитую стену и схватил одну из женщин за руку, пытаясь привлечь ее внимание.

— Окаменелый меч! — крикнул он, повысив голос, чтобы его было слышно за общей какофонией. — Где он?

Воительница была без шлема, так что Луций мог видеть ее лицо. Ответом ему стал свирепый взгляд:

— Что вы сделали со святой?

— Не смей, — взревел Антрос, преисполняясь ярости, — сомневаться в мотивах Кровавых Ангелов!

Женщина охнула и попятилась; пытаясь вырваться из хватки Кровавого Ангела, она невольно бросила взгляд на далекую статую грифона, возвышавшуюся на самой вершине обители. Лексиканий кивнул, отпустив женщину.

— Что ты такое? — ахнула сестра битвы; из ее распахнутых в ужасе глаз, устремленных на лексикания, текла кровь.

Луций не ответил: бросился навстречу граду падающих обломков, проскочил сквозь него и побежал вверх по ступеням.

— Победить должна я! — взвыла Ливия, ужаснув Дхармию нескрываемой яростью в голосе, в котором не осталось веселья.

За ее спиной ревели ускорительные двигатели прыжкового ранца; колдунья достала причудливого вида нож и замахнулась им на все еще кружившую вокруг горстку демонов. Большинство вопящих похожих на акул тварей исчезли считаные мгновения назад — сгинули в кровавом огне, обрушившемся с небес. Алое пламя пронзило их, а затем смяло, отчего удивленные женщины ликующе закричали, но оставшиеся до сих пор закрывали им путь к каменному грифону.

Ливия прошептала длинный поток слогов. Дхармии показалось, что женщина произносит слова задом наперед. В ответ клинок замерцал, и девочка снова поняла, как заблуждалась насчет Ливии. Это было колдовство. Другими словами не назовешь. Ливия продолжала шептать, и лезвие клинка вспыхнуло так яростно, что ей пришлось отвернуться. Наконец, произнеся последнее слово, Ливия рассекла воздух, и свет разошелся рябящим полукругом. Столкнувшись с синими гибкими телами тварей, свет прошел сквозь них. Небо рассек шрам розово-голубого пламени, а когда жар спал и небо вновь очистилось, потусторонние существа испарились.

— Победить должна я! — прошипела Ливия, усилив подачу горючего в прыжковом ранце и поднимаясь выше над ступенями.

Они тяжело приземлились среди тел серафимов, погибших под натиском тварей. Колдунья закрыла Дхармию от удара и осторожно опустила ее на землю, а затем посмотрела на происходящее внизу.

Зрелище оказалось таким, что они обе не смогли отвести взгляда. Стены рухнули, громадные големы шагали по опустошенному внутреннему двору. Дхармии казалось, что древние боги Дивинуса Прим пробудились ото сна, дабы повергнуть творения Бога-Императора. Но даже величие каменных гигантов затмевалось тем, что происходило за рухнувшими стенами. Весь горный склон раскачивался, будто флаг на ветру. Вырванные из него громадные глыбы катились вниз, образовав страшную лавину. Тысячи тонн камня падали в ущелье, учиняя еще большее разрушение.

В ответ содрогалась и крепость. Дхармия пошатнулась, видя, как рушатся окаменевшие кости.

— Клинок! — воскликнула Ливия, подняв девочку на ноги, и потащила ее по ступеням. — Мы должны спасти его!

Из клубящихся облаков пыли выбежал человек, каждым шагом перескакивавший несколько ступеней. Это был гигант, закованный в синие доспехи, и при виде его девочка съежилась, тут же поняв, что это мог быть только один из Адептус Астартес. Однако ее поразило не громадное тело воина, а черты его лица — широкие и симметричные, как у героического персонажа, сошедшего с картины. Его глаза смотрели на статую грифона со свирепой решимостью; невозможно было поверить, что они посмеют состязаться с ним. Космодесантник походил на бога даже больше, чем крушившие крепость големы.

— Уходите! — крикнул он, проносясь мимо них и слегка замедлив бег. — Вся крепость рушится!

— Стой! — воскликнула разгневанная Ливия. — Клинок…

— Клинок в опасности, — процедил космодесантник, даже не оглянувшись на нее. — В Вольгатис пробралась ведьма. Убирайтесь!

— Болван, — прошептала Ливия, когда он добежал до вершины лестницы.

Воин окинул взором разлом, преграждавший путь к хранилищу под грифоном, а затем кивнул и отступил на пару шагов, собираясь прыгнуть. Ливия с кривой усмешкой на лице покосилась на девочку.

— Почти все жители Галактики — простаки. — Она подняла нож. — Что делает нашу жизнь гораздо проще.

Колдунья повела клинком в сторону, будто отводя невидимый удар, и прошептала еще одно заклинание.

Космодесантник побежал, оттолкнулся от верхней ступени, ускорившись благодаря вспышке психического огня, но едва его ноги отделились от камней, как между ним и статуей в пространстве открылась рана, которую вывела ножом Ливия. Оттуда сочилось розово-голубое пламя, вязкое и липкое, растекающееся по воздуху.

Воин выругался. Он вызвал из посоха белый свет и ударил им в разлом, пытаясь остановиться на лету. Посох попал в край портала и застрял, будто якорь, но инерция была так велика, что нижняя половина тела космодесантника все же влетела в брешь и исчезла.

Ливия рассмеялась при виде повисшего в воздухе космодесантника. Казалось, будто его рассекло на половины. Но прогремевший в долине оглушительный взрыв не дал ей насладиться зрелищем.

Девушки содрогнулись и резко обернулись — над разрушенной крепостью к небу поднималась громадная грозовая туча из дыма и пыли, на гребне которой находились два силуэта — два сражающихся воина в таких же доспехах, что и только что скованный Ливией космодесантник. Они яростно атаковали друг друга сверкающими клинками, но не отводили взглядов от Эдикула Сакрум.

Когда край пылевого облака столкнулся с лестницей, воины врезались в нее с силой кометы, разбросав мертвые тела и обломки.

Антрос смотрел из своей мучительной темницы, как Мефистон и Рацел поднимаются на ноги. Лицо учителя выглядело гротескной маской, в которой слились суровые черты Рацела и насмешливая ухмылка Зорамбуса.

— Слишком медленно! — крикнул колдун, бросившись к женщине по ступеням.

Ведьма занесла нож, чтобы вновь рассечь реальность, но внезапно Рацел отлетел в сторону и врезался в ограждение. Мефистон шагал за ним, подняв пылающий клинок над головой, словно знамя; доспехи его горели варп-пламенем.

Под тяжестью закованного в броню Рацела ограждение треснуло, и он едва успел ухватиться за оплавившиеся камни, чтобы не упасть.

Пока Мефистон шел к своему одержимому другу, ведьма вела спутницу по ступеням к статуе.

Тем временем Антрос пытался высвободиться из метафизического разлома. Он чувствовал себя так, будто его ноги утопали в кипящей нефти. Было так больно, что лексиканий едва мог говорить.

— Клинок! — выдавил он, пытаясь привлечь внимание Мефистона.

Властелин Смерти поглядел на него, а затем на женщину, включившую прыжковый ранец и летевшую над бездной, прижав девочку к груди.

Расходившиеся по броне Мефистона черные трещины проступали теперь и на его лице. По коже разошлась паутина из нитей ожившей тьмы. Старший библиарий выглядел, будто статуя из растрескавшейся слоновой кости.

Луций поглядел на Рацела и заметил, что лицо учителя искажается: он все больше напоминал Зорамбуса.

Мефистон завыл и поднял Витарус к небу, призвав с облаков неистовые молнии, а затем вонзил клинок в грудь Рацела. Улыбка исчезла с лица Зорамбуса, он замер, а затем пошатнулся и едва не сорвался в ущелье. Мефистон схватил его за руку. Из груди Зорамбуса полилась серебристая кровь, превращающаяся в таких же чешуйниц, как те, что ранее проникли в тело Рацела.

Тело эпистолярия обмякло в хватке Мефистона, в то время как маленькие твари засуетились и навалились друг на друга, образуя сверкающую гуманоидную форму. Мефистон вновь завыл; тьма извергалась из трещин на его теле. Он вырвал Витарус из плоти Рацела и ударил им серебристого призрака.

Алое пламя сорвалось с меча, впилось в еще не обретшего плоть Зорамбуса, и колонна багрового огня поглотила чешуйниц.

Пронзительный крик прорезал бурю, когда колдун наконец умер. Но гибель Зорамбуса не остановила красный огонь: он пронесся по осыпающимся крышам и шпилям, уничтожая все на своем пути, проложил багровую просеку через руины Вольгатиса и устремился к разваливающимся горным пикам за ними.

Удар был столь яростным, что Мефистона отбросило назад. Он тяжело рухнул на ступени, запутавшись в обгоревшей мантии, и остался лежать, яростно глядя в облака и выкрикивая фразы на разных языках. Он начал размахивать мечом, словно разя врагов, видимых лишь ему одному, и с каждым ударом по ступеням растекались волны пламени, рушившие статуи и испепелявшие трупы. Властелина Смерти окружил вихрь из огня и праха.

Антрос чувствовал, что его вытягивает из реального мира. Когтистые нечеловеческие руки тащили его в адское царство за гранью небес.

— Мефистон! — истошно завопил лексиканий.

Он напрягся, чтобы посмотреть на храм позади себя, и застонал от ужаса. Ведьма вытаскивала шкатулку из хранилища под статуей. Само хранилище и половина помоста еще тлели, оплавившись от колдовства. Пока Антрос ускользал из реальности, она спрыгнула вниз, подхватив одной рукой шкатулку, а другой — подругу, и торжествующе улыбнулась, падая в ущелье на пылающем прыжковом ранце.

Нечто извивающееся, словно змея, и мускулистое обвилось вокруг груди Луция и дернуло его на себя. Его посох едва держался на призрачной опоре, развевавшейся в воздухе, будто ткань.

— Мефистон! — снова закричал Антрос.

Из бури появилась шатающаяся фигура. Когда она приблизилась к Властелину Смерти, Луций понял, что это Рацел. Доспехи эпистолярия были залиты кровью, а лицо побелело, но он смог уклониться от волн пламени и повалил старшего библиария на ступени.

Мефистон схватил Рацела за глотку.

Гай застонал от боли в хрустнувшей шее, но сорвал шприц с брони Властелина Смерти и вонзил в шею повелителю.

Темное пламя на броне угасло, и Мефистон разжал руки, ошеломленно оглядывая разрушения. Эпистолярий повалился на ступени. Властелин Смерти с трудом поднялся и стал озираться по сторонам.

— Мефистон! — закричал Антрос, затягиваемый в разлом. Снаружи остались лишь его руки и голова, отчего он видел только расщелину. — Клинок у нее. У ведьмы! Останови ее!

Шатаясь, Властелин Смерти поднялся по ступеням и поглядел на удаляющуюся фигуру.

А затем просто кивнул, провожая ее взглядом.

— Останови ее, — прошептал Антрос, чувствуя, как оживают все его худшие сомнения.

Мефистон отпускал ведьму. Она была прислужницей Хаоса, но он позволил ей забрать Окаменелый меч. Сокрушительное отчаяние наполнило душу лексикания, и силы оставили его. Целый лес невидимых рук вцепился в него, выдирая из мира…

Антрос лежал на горном склоне, слушая вселенную. В прояснившемся небе сиял полумесяц цвета индиго, окруженный клочьями алых облаков. Казавшиеся крошечными черные силуэты орлов лениво кружили в теплых потоках воздуха. Никаких отражений, никаких извивающихся ужасов: чистая реальность. Но надежду Антросу вернуло не это, а шум мыслей. Мефистон покончил с безмолвием Чуда. После смерти Зорамбуса гнетущая психическая пустота Дивинуса Прим наполнилась звуками. В разуме Антроса вновь гремело эхо голосов Империума. Он слышал мучительные крики астропатических хоров и непостижимый шепот членов Навис Нобилите, ведущих Имперский Флот обратно к миру, который считался утраченным. Дивинус Прим был спасен, вернулся в крепкие объятия Империума, а значит, кем мог быть Мефистон, если не героем?

Антрос застонал и попытался сесть. Властелин Смерти стоял в паре метров от него над распростертым телом Рацела. Сперва Луций подумал, что его учитель мертв, но потом заметил, что библиарий вздрагивает от боли и что-то бормочет. Грудь эпистолярия окутывала некая пси-оболочка, переливающаяся жилками молний, рассыпавших искры и танцевавших на броне. Но Мефистон не глядел на старого друга. Старший библиарий статуей высился на краю ущелья, любуясь вершинами Тамарских гор.

Антрос моргнул, не зная, что и думать. Властелин Смерти снова открыл мир свету Императора. Теперь миллионы рассеянных по планете паломников и жрецов обрели шанс на спасение. Мефистон также вырвал его из хватки дьявольского измерения. Но все же… Лексиканий не мог забыть, как Мефистон глядел на ведьму, как отпустил ее. В глазах старшего библиария не было сомнений. Он кивнул, прежде чем дал ей уйти с Окаменелым мечом. Что все это значило? Разве это не предательство?..

Словно услышав мысли Антроса, Властелин Смерти заговорил:

— Через несколько недель флот доберется до планеты и увезет нас из Мормоты.

— Мы будем ждать флот? — Луций нахмурился. — Почему бы не вернуться так, как пришли?

Мефистон покачал головой, посмотрев на все еще дрожащий кулак.

— Мы будем путешествовать в безопасности поля Геллера, как и должны были, когда я принес нас сюда. Я уже совершил достаточно ошибок.

Антрос поглядел на свое изувеченное тело. Силовые доспехи смяло неведомое отродье варпа, затягивавшее его в Имматериум. К тому времени как пылающий Мефистон бросился за ним в пролом, керамитовые пластины уже вдавились в мускулы. Вытащенный в реальность лексиканий выглядел таким же разбитым, как крепость вокруг. Он попытался подняться, но понял, что все еще не чувствует ног. Антрос задумался, как Властелин Смерти представляет себе долгий путь к столице.

Он положил руку на болт-пистолет, думая о немыслимом, обо всем, что видел. Сомнения потрясли его. С самого момента инсангвинации он верил, что старший библиарий был спасен самим Сангвинием — исцелен от жажды крови и безумия в доказательство того, каким может стать капитул, того, что их род еще можно спасти. Но теперь, когда он увидел, как Мефистон помогает служащей Хаосу ведьме, еретичке, укравшей реликвию столь грозную, что ради защиты ее погибли тысячи, Луций задумался: действительно ли исток силы Мефистона был в Ангеле?

Из вокса Мефистона раздался треск помех, а затем сквозь них пробился голос.

— Ничего, — по обыкновению четко и прямо сказал капитан Ватрен.

— Ищите внимательнее, — покачал головой Властелин Смерти. — Я знаю, что в пещерах на востоке прячутся драгуны. Нельзя позволить уцелеть кому-либо из этой армии.

— Вас понял, — ответил капитан, закрыв канал связи.

Антрос медленно поднял пистолет.

— Возможно, ты убьешь меня, лексиканий Антрос, — спокойно сказал Мефистон, не оглядываясь. — Но не сегодня.

Антрос уставился на свою руку, ужаснувшись обвинению, но понимая, что оно справедливо.

— Мы — переменчивые создания, Антрос, — продолжал Властелин Смерти. — Жить значит меняться. Мы не помним, кем были вчера, и не знаем, кем станем завтра. — Мефистон взглянул на долину за дымящимися развалинами Вольгатиса. После смерти Зорамбуса его големы вновь стали лишь неподвижным камнем. Даже отсюда были видны их разрушенные тела, распростершиеся на земле. — Вероятно, я никогда не узнаю, кто спас меня в тот день, — добавил он, говоря тише. — Быть может, я никогда не пойму, кто вырвал Калистария из улья Гадес и сотворил чудовище, называемое Мефистоном. Но я знаю, кто я сейчас, в данный конкретный момент.

Он повернулся к Луцию. На лице Властелина Смерти не было ни следа эмоций.

— Кровь Сангвиния течет в моих венах, Антрос, я знаю это. Ангел видит дальше и яснее, чем когда-либо могли мечтать эти два проклятых колдуна. Им не было дела до душ этого мира, Антрос. Они пришли сюда, чтобы бороться за награду: я понял это, едва встретил Зорамбуса. При всей той силе, что требовалась для создания «чуда», оно было лишь покровом, наброшенным на Дивинус Прим, чтобы они могли тайно сыграть банальное представление для увеселения своего господина.

— Господина? — выдохнул Луций.

Мефистон кивнул и поднял маленький железный болт, взятый им с тела архикардинала. В углах его тонких губ появилась тень улыбки.

— И я выследил его, Антрос.

Лексиканий покачал головой, не понимая.

— Я десятилетиями пытался найти бич этого сектора, Антрос: кукловода, начавшего все эти бессмысленные войны. — Мефистон смотрел на орлов, кружащих над их головами. — Но он так умен, так могуществен. Мне не удавалось заметить даже его тень. Признаюсь, я не сразу понял, зачем Ангел позволил святой Офиусе призвать меня сюда. Я считал, это ради того, чтобы я смог спасти себя. — Он бросил взгляд на руку и увидел, что она изогнута под неестественным углом, а плоть местами почти прозрачна. Мефистон выгорал под броней, растворялся во тьме. — Я видел его только в Мормоте. Но теперь я понимаю.

— Понимаете что? — Лексиканий был заворожен словами Мефистона, его отчаяние смыл внезапный прилив надежды.

— Меня привели сюда не ради того, чтобы я спас себя. Мне нет спасения. Окаменелый меч — не исцеление и не кандалы для моего Дара. Теперь я это вижу.

— Тогда для чего Офиуса смогла призвать вас? На что указывали все ваши видения и пророчества?

— Теперь я все вижу ясно. Чудовищу, мучающему Кронийский сектор, больше не укрыться от меня. Оно так наслаждалось своей высокомерной, черствой игрой, что маска сползла, и мне открылось его истинное лицо. — Мефистон поднял болт, покачав его на цепи. — Теперь ведьма спешит домой, чтобы вручить Окаменелый меч своему господину и получить награду. Она станет моим, проводником. — Он закрыл глаза и запрокинул голову. — Смотри.

Луций с упоением наблюдал, как небо откатывается, будто туман, являя взору вращающуюся в вышине Галактику. Отдельные светила и целые звездные скопления кружились над горной вершиной. Лексиканий словно разглядывал сделанную из алмазов астролябию, а системы и спиральные рукава в ней соединяла та же замысловатая сеть, которую он видел прежде в Химических Сферах.

Мефистон дал разуму Антроса воспарить к небу, и они узрели направляющийся к ним флот — скопление огромных боевых барж, пробившихся в реальный мир и на полной скорости мчавшихся к Дивинусу Прим. А затем Мефистон повел его разум выше, показав нечто иное. От Дивинуса Прим удалялся звездолет — маленький, обтекаемый, без опознавательных знаков и скрытый за мерцающими полями.

— Ведьма, — прошептал Антрос.

Когда судно покинуло материум и скрылось из виду, Луций ахнул от радости. За кораблем тянулась серебряная нить — сияющий след среди звезд, который вел от Тамарских гор и крошечного болта, зажатого в руке Мефистона.

— Поэтому вы отпустили ее, — выдохнул он, поняв все.

Мефистон кивнул, и Антрос увидел то, чего не ожидал: улыбку старшего библиария.

— Окаменелый меч никогда не мог спасти меня от уничтожения, Антрос. Теперь я пониманию, что силу Сангвиния не укротить. Мне не уготовано спасение, но предначертано спасти наш орден. Доказать, что мы — достойные наследники Сангвиния. Мне не нужно подчинить Дар: надо лишь прожить достаточно долго, чтобы высвободить его в нужном месте. — Он поднял болт к небу и поглядел сквозь него. В разреженном горном воздухе его дыхание клубилось белым паром. — И теперь у меня есть карта.