Для всех, кто потерялся и надеется быть найденным…

Макс

Впервые, клянусь, я ощущаю, как игла соприкасается с кожей. Я морщусь, когда острый кончик проникает под кожный покров и вонзается в жаждущую вену. Острая боль пронзает меня. От этого ощущения меня начинает мутить.

Я так сильно жажду освобождения, что почти смешно, каким слабым я становлюсь от методов, выбранных мной, чтобы привести себя в порядок.

Я не хочу этого.

Если бы только это было правдой. Плохо, что «хотеть» и «нуждаться» совершенно разные вещи.

Конечно, я не хочу этого. Но мое тело, уверен, нуждается в этом. Мои вены горят, когда я ввожу наркотик в свое тело. Я обдираю кожу вокруг ногтей, ожидая кайфа.

Раньше я никогда не решался на такую крайность. Я всегда балансировал на краю, но никогда не пересекал черту.

В этот раз все по-другому.

Я другой.

Потребность заглушить хаос в голове оказалась выше боязни игл, которую на данный момент я бессильно сжимаю между пальцев.

Я чертов придурок. Сижу на корточках в кабинке самого грязного общественного туалета, в котором я когда-либо был, когда мог бы быть снаружи, занимаясь чем угодно, но не этим.

Что, черт возьми, со мной не так?

В кармане завибрировал телефон, но я даже не потрудился посмотреть, кто звонит. Потому что уже знаю, что это она.

Обри.

Я позвонил ей по глупости. Позволил своей одержимости ею руководить мной. И теперь она беспокоится.

Жаль, что она никак, черт ее возьми, не прекратит беспокоиться.

Боже, теперь я чувствую себя виноватым. Я должен чувствовать себя виноватым за то, что делаю с ней.

Я сжимаю руку в кулак напротив сердца, ожидая, когда поселившаяся там боль пройдет. Проверяю время на часах. Пять минут.

Пять чертовых минут, а тянутся, как пять чертовых лет.

Еще секунда, другая, и я забуду обо всем этом.

Мой телефон завибрировал снова, в этот раз я вытаскиваю его и смотрю на экран. Имя Обри ярко светится в полумраке.

Как маяк.

Или мое спасение.

Пока кайф и безразличие не овладели мной, я чувствую страх.

Глубоко во мне засела паника, которую не поможет рассеять даже героин. И все это из-за нее.

Обри.

И из-за последствий моего эгоистичного выбора, сделанного за нас обоих.

В моменты просветления, я прошу у Господа, чтобы я мог вернуться назад — в тот момент, когда постыдный вкус забытья стал значить для меня больше, чем покой, который я нашел в ее объятьях. Мне хочется высосать яд из своих вен и вернуться к тому времени, когда я еще не принес в жертву свою жизнь ради наркотического блаженства.

Потому что она мое блаженство. Моя гавань во время шторма. И мои чувства к ней чертовски более реальные, чем все, что я испытываю, уколовшись или наглотавшись таблеток с привкусом мела.

Но уже слишком поздно, очень скоро мне будет плевать на все. Впервые я ненавижу это. Я ненавижу кайф. Ненавижу чувство облегчения. Ненавижу себя.

И тогда, наконец, мои конечности тяжелеют. Сердце замедляет ритм. Мысли путаются, хотя всего секунду назад я размышлял, стоит ли позволить ей спасти меня?

Кому нужно спасение, когда у меня есть… это?

Телефон снова вибрирует, и в порыве злости, я швыряю его в стену туалетной кабинки, с возрастающим безразличием наблюдая, как он разбивается и обломки падают на пол.

Веки слипаются, колени подгибаются. Я соскальзываю вниз по стене и сажусь на обоссаный пол. Воздух вокруг меня вибрирует от басов музыки, которая играет в клубе, прямо за дверью.

Мой рот приоткрывается, я погружаюсь в эйфорию. Заваливаюсь набок, прижимаюсь щекой к грязному полу, поранив лицо об обломки своего телефона.

Вина. Страх. Паника. Даже любовь… все исчезло.

Но у меня было… это.

И сейчас, этого вполне достаточно.

Обри

— Вот расписание группы поддержки наркозависимых в кампусе. Все наши действия касательно организации двенадцатинедельной программы реабилитации мы согласовываем с местным центром лечения от наркотической зависимости. Бакалавру психологии в Университете Лонгвуда полагается отрабатывать волонтером пятьдесят часов по сертифицированной программе. Это обеспечит тебе право на получение диплома. — Доктор Лоуэлл протянула мне лист и я, улыбнувшись, взяла его.

Доктор Лоуэлл улыбнулась в ответ. Она невысокая, у нее короткие каштановые волосы, за очками в проволочной оправе прячется серьезный взгляд. Чувствуется, что она человек деловой и именно поэтому она мне нравилась с первых дней моего появления в университете Лонгвуда. Ее строгий нрав помогал нейтрализовать мое смятение.

— Обри, знаю, что тебе будет непросто. Но считаю, что с твоей стороны будет очень смело и очень поучительно использовать свою историю, чтобы помочь другим. Группе повезло, что у них будешь ты.

Я покраснела от комплимента и засунула расписание в сумку. От комплиментов я всегда чувствую себя неуютно, потому что уверена, что я их не заслуживаю.

— Спасибо, Доктор Лоуэлл. Я просмотрю время занятий и сверюсь со своим расписанием. Дам Вам знать, в какие дни смогу присутствовать. — Я встала и закинула рюкзак на плечо. Доктор Лоуэлл обошла вокруг своего стола и проводила меня до дверей кабинета.

— Я уже сообщила Кристи, что ты будешь помогать с группой. Отправлю тебе по почте ее контактные данные; так ты сможешь общаться напрямую с ней, — сказала она, придерживая для меня дверь. — Теперь, от тебя потребуется гораздо больше, чем просто посещать группу, слушать и делать записи. Ты будешь активным участником. Будешь работать с Кристи в подготовке к сеансам. Она хочет, чтобы ты участвовала в беседах. Уверена, что готова к этому?

Мне было понятно, почему она задала этот вопрос. Несмотря на то, что в настоящее время мой средний балл успеваемости составлял 4.0 и я надрывала задницу, чтобы сохранить свою стипендию в университете Лонгвуда, доктор Лоуэлл была одной из немногих в университете, кто был в курсе моей мрачной и излишне удручающей истории.

И только она не делала мне поблажек из-за этого. И за это я ценила ее больше, чем она могла себе представить. Так что ее вопрос не разозлил меня так, как если бы его задал кто-то другой.

— Я полностью к этому готова, Доктор Лоуэлл, — ответила я, вкладывая в свой голос максимум уверенности. Если Доктор Лоуэлл верит в меня, может быть, смогу поверить и я.

Доктора Лоуэлл слабо улыбнулась, и я почти поверила, что эта крошечная женщина умеет читать мысли — что она каким-то образом оказалась у меня в голове и узнала о моей неуверенности.

Потому что изучение психологических эффектов последствий злоупотребления наркотиками это просто. Я могу проштудировать учебники от корки до корки. Могу найти связь между фактами. Могу читать исследования на эту тему, притворяясь, что этих людей просто не существует.

А вот садиться в кружок и слушать рассказы из первых уст, выслушивать, как незнакомцы обнажают душу, рассказывая, как близки они были к тому, чтобы потерять все — это совсем другое. Я знала, что это будет реальным, чересчур реальным.

Для моей психики, все еще неустойчивой после травмы трехлетней давности, это чересчур реалистично и страшно.

— Хорошего вечера, Обри, — сказала Доктор Лоуэлл, пока я шла по коридору факультета психологии. Когда я вышла на улицу и шла по двору, уже начало темнеть. Январский воздух был холодным, и я была уверена, что пойдет снег.

Из заднего кармана раздался рингтон моего телефона, я вытащила его и обнаружила сообщение от своей соседки по комнате, Рене Элстон. От бессмысленных слов на экране у меня засосало под ложечкой.

Выезжаю. Увидимся завтра.

Я собиралась ответить ей, потребовать подробности. Раньше Рене была очень веселой девушкой. Она всегда любила взрывную музыку и сумасшедшие пьянки.

Она была моей полной противоположностью во всем. Дикая девчонка с золотым сердцем.

Настоящий экстраверт, она была душой компании. Сногсшибательная красотка, вокруг которой постоянно вились парни. Она пользовалась всеми своими преимуществами: от длинных рыжих волос до умопомрачительной фигуры и посещала вечеринки и наслаждалась каждым мгновеньем.

Но это было до того, как на горизонте появился Девон Китон.

Я сильно сжала телефон в руке и заставила себя положить его обратно в карман. Чтобы я ни ответила на ее сообщение, это все равно только еще больше отдалит тень девушки, которая одевается в одежду моей лучшей подруги.

В свое время наша дружба способствовала исцелению моей раненной психики. Я доверилась Рене и не думаю, что еще когда-либо смогу так довериться.

Ощущая, что теряю что-то, от чего стала зависеть, я чувствовала беспокойство и иногда злость.

Даже нечто большее, чем просто злость.

Для вечера пятницы в кампусе было непривычно много народу. Обычно, к четырем часам тут не остается ни души. Колледж маленький, поэтому все развлечения на выходных проходят вдали от ухоженных газонов и безупречных кирпичных зданий.

Я замерзла, и, ссутулившись, поглубже засунула руки в карманы.

Мысленно я строила невероятно волнующие планы на выходные, согласно которым я должна была перебрать свои зимние свитера и разложить их по цвету и ткани. Берегись, мир, Обри Дункан готова к уборке!

Я заметила группу людей, толпившихся у кирпичной стены, которая тянулась вдоль северного края кампуса. Студенты, собравшиеся там, указывали на что-то пальцами, и определенно были чем-то взволнованы, когда рассматривали то, что привлекло их внимание.

Любопытство взяло надо мной верх, и я направилась в их сторону. Протолкнувшись сквозь толпу, я была озадачена тем, что увидела — точнее, тем, почему это вызвало такую реакцию.

Я наклонила голову, пытаясь тщательнее разглядеть картину, которая была нарисована на стене с помощью баллончика с краской.

Огромная рука сжимала кучку фигур, видимо обозначающих людей. Некоторые кричали, некоторые смеялись, а другие падали на землю; куча фигурок размахивала руками, пока они отпрыгивали, стараясь не быть схваченными огромными, как у Бога, пальцами. Картина была нарисована яркими красными и оранжевыми красками, а люди были обведены толстыми черными линиями.

Под картинкой размашистыми печатными буквами написано слово Мания, а за ним ряд чисел.

Для граффити выглядело это очень впечатляюще. Я просто не могла понять, почему люди смотрят на это так, будто в этом граффити заключен смысл всей долбанной Вселенной.

Я повернулась к двум девушкам, стоящим рядом со мной. Они взволнованно перешептывались, указывая на рисунок.

— Я не понимаю, — сказала я вежливо, выгнув бровь.

Девушка, которая стояла ближе ко мне, выглядела шокированной.

— Икс сделал это, — ответила она, будто это все объясняет.

— Икс? — переспросила я, чувствуя себя так, будто пропустила важный урок о культурных ценностях колледжа. Обе девчонки уставились на меня так, будто на лбу у меня татуировка в виде чертовой буквы «Л». Посмотрите на меня! Лузерша, которая не разбирается в граффити на стене!

— Эм, да, — ответила вторая девушка, чрезмерно медленно произнося слова, будто говорила с полной идиоткой. Очевидно, идиоткой в этой ситуации была я.

— Он оставляет эти рисунки, чтобы любой мог увидеть их. Ну, знаешь, чтобы помочь людям найти, где будет Мания на этих выходных. Можно точно определить, что это он. Видишь линию крошечных иксов, нарисованных вдоль задней части руки, — ответила девушка номер один, с такой злобой, что мне захотелось ее ударить.

Но любопытство снова взяло верх надо мной, и я сделала вид, что не замечаю ее чрезмерную стервозность.

— Что, черт возьми, за Мания? — спросила я, тоже добавляя немного стервозности в свой вопрос.

— Ты издеваешься? Ты жила в пещере последние десять лет? — фыркнул парень, стоящий позади меня. Сучка номер один и сучка номер два хихикнули, и я посмотрела на них взглядом, который должен был их заткнуть, но они только одновременно закатили глаза.

Я посмотрела через плечо и испробовала свой убийственный взгляд на новом насмешнике. У парня хватило ума сделать шаг назад и перестать насмехаться.

— Эм, «Мания» — это самый большой в штате подпольный клуб. Найти его местоположение на рисунке часть загадки. Он как живая городская легенда, — объяснил парень.

Я снова посмотрела на рисунок, но совершенно точно не увидела то, что была бы должна. Жаль, что я не могу разделить их энтузиазм. Их предвкушение было таким осязаемым.

Девушки вытащили свои телефоны и начали вводить цифры в GPS. Как только люди вычисляли таинственное местонахождение клуба, они радостно кричали и вопили. Обычно я не думаю о том, как много пропустила, в своем целенаправленном стремлении стать Обри Дункан, лучшей студенткой.

Но прямо сейчас, стоя среди людей, в жизни которых было в сотни раз больше веселья, чем у меня, я ощутила, что я забыла о некоторых важных этапах в плане, связанном с взрослением и приобретением жизненного опыта.

Фух, это было слишком сложно для вечера пятницы. Дома меня ждали повторные выпуски «Судьи Джуди» («Судья Джуди» — шоу об американском суде на основе реальных событий, под председательством семейного судьи в отставке Джудит Шейндлин), записанные на мой ТиВо (TiVo — цифровой видеомагнитофон, записывающий выбранные пользователем телепередачи).

— Удачи, — пожелала я, далеко не дружелюбной группе студентов, прежде чем отправиться сквозь толпу в обратном направлении.

Я покинула кампус и прошла два квартала до своей пустой квартиры. Одиночество ощущалось так сильно, как никогда раньше.

И впервые за несколько лет, я ненавидела его.

Обри

Обычно организация, упорядочивание и раскладывание вещей на свои места — все, что мне нужно, чтобы чувствовать себя комфортно и спокойно. К черту препараты для стабилизации настроения. Если я в депрессии, просто дайте мне тряпку и шестьдесят минут на уборку. Конечно, моя комната выглядит так, будто у меня обсессивно-компульсивное расстройство, но это маленькое подобие контроля помогает мне в повседневной жизни.

Раньше, когда мы с Рене разговаривали не только о футболках или прохладной погоде, она бы поддразнила меня из-за того, что мои туфли выстроены в идеальные ряды. Ее бесило мое навязчивое желание, чтобы на моем столе все было размещено в абсолютно симметричном порядке. Мои ручки и маркеры, в определенном количестве, идеально ровно стояли в моей зеленой кружке с логотипом Лонгвудского Университета. Ноутбук стоял точно по центру, между графическим калькулятором Тексас Инструментс (Примеч. Texas Instruments — американская компания, производитель полупроводниковых элементов, микросхем, электроники и изделий на их основе) и ежедневником в кожаном переплете.

Хорошо, возможно я слегка перегибаю палку с аккуратностью и уборкой, но мне нравится быть в курсе, где что лежит. Нравится знать, чего ожидать, когда я захожу в свою комнату. Терпеть не могу сюрпризы. Если я захвачена врасплох, в хорошем или плохом смысле, я выхожу из себя, и не нужно иметь докторскую степень, чтобы понять почему.

Слишком многое в моем прошлом было обусловлено вещами, независящими от меня. Один крошечный поворот судьбы, и меня затягивает в страшное небытие, из которого я все еще пытаюсь выбраться.

Но если и есть что-то, что Обри Дункан делает хорошо, это выживание. Чего бы это мне ни стоило, я продолжаю идти шаг за шагом. Для меня нет других вариантов.

— Тебе действительно стоит научиться запирать входную дверь. Что если бы я был грабителем и пришел украсть твои диски с 90210, (Примеч. «Беверли-Хиллз, 90210» — американский молодёжный телесериал, о мире золотой молодёжи в Лос-Анджелесском районе Беверли-Хилллз, один из 5 почтовых индексов которого — 90210) — прокричал голос, напугав меня, когда я выметала клочья пыли из-под своей кровати.

Я выползла на животе из-под матраца и уставилась на симпатичного парня с темно-каштановыми волосами, который занимал весь дверной проем.

— Я запираю двери, Брукс, ты же не думаешь, что я настолько глупа, чтобы не делать этого, — ответила я, сдувая прилипшие к лицу волосы и вытирая лоб грязной рукой.

Уверена, что выгляжу так, будто только что вылезла из канавы. К счастью для меня, Брукс Хамлин не тот, кого мне хочется впечатлить.

— Черт, ты что снова убираешь свою комнату? Знаешь, Обри, это уже похоже на болезнь, — Брукс покачал головой, его зеленые глаза удивленно сверкали.

Я улыбнулась и встала.

— Это твой профессиональный диагноз? — спросила я, вытирая руки об его идеально выглаженную футболку. Брукс скорчил гримасу и игриво оттолкнул меня.

Мы с Бруксом участвовали в программе консультирования, хотя Брукс на год старше и выпускается уже через несколько месяцев. Еще в начале нашего знакомства, я совершила ошибку, переспав с ним. И не один раз.

Брукс милый и умный, и в нем есть все, чего я ожидаю от парня. Он соответствует каждому и всем требованиям. Мы начали встречаться пару лет назад, после того как вместе ходили на занятия по патопсихологии (Примеч. Патопсихология — область психологии, изучающая расстройство психических процессов). Я была наивным, нервным новичком; он был более уверенным и обходительным второкурсником. Но в основном, наши отношения были результатом моей жалкой необходимости в общении. И я была убеждена, что раздвинув ноги, найду идеальное решение проблемы своего эмоционального стремления к уединению. Я была одинока.

Нечастые свидания, в конце концов, переросли в частый секс. Но потом вмешались чувства. Если быть более точным, чувства Брукса, и все стало еще запутаннее. Мне нравился Брукс, правда, но мое сердце не чувствовало того же, что и его. Правда в том, что дело было не только в Бруксе. Дело в том, что мое сердце никогда этого не испытывало… ни к кому. Будто этот орган был постоянно отключен от остального тела.

Так что я настолько мягко, насколько смогла разорвала отношения. Брукс хорошо это воспринял; похвально для здорового мужского эго. И в результате мы стали, как ни странно, близкими друзьями. Я все еще замечала, что он посматривает на мою грудь, чаще, чем мне бы этого хотелось, но решила не обращать внимание.

Брукс протянул мне тонкий бумажный пакет. Я заглянула внутрь и ухмыльнулась.

— Ба, Брукс, ты планируешь меня напоить? — пошутила я, направляясь в коридор и закрывая за собой дверь спальни.

Брукс захихикал.

— Неа, просто подумал, что ты захочешь разбавить свой дикий и сумасшедший вечер расстановки в алфавитном порядке банок с супом в кладовой.

Я вытащила два бокала из шкафчика и открыла бутылку водки. Брукс нашел упаковку апельсинового сока в холодильнике и поставил его на стойку. Я смешала наши напитки, а он тем временем нашел пачку картофельных чипсов и высыпал их в миску.

— Я еще не заходила так далеко, — призналась я, следуя за другом в крошечную гостиную. Помещение было маленькое, зато обстановка была очень домашняя. Там стоял затертый до дыр двухместный диванчик и кресло, а также круглый журнальный столик. Как раз достаточно места, чтобы по пути на кухню пройти между мебелью, не задевая ее коленями.

Конечно, диван пах ужасно, а у стола были разные ножки, но я с любовью относилась к каждому предмету мебели.

Рене называла наш дизайн интерьера «Деловой шик». Мне мебель нравилась, потому что была моя. Просто моя.

— Рене нет? — спросил Брукс, удобно устраиваясь в кресле, прежде чем потянуться за своим напитком. Я сидела на диване, подтянув под себя ноги, и потягивала коктейль.

— Ну, она не прячется в шкафу, — пошутила я, скривив лицо, когда язык защипало от алкоголя. Слишком много водки, недостаточно апельсинового сока. Дерьмо, если я не буду осторожна, то буду валяться на полу уже после трех глотков.

— Она с Капитаном Мудаком? — спросил Брукс, заставляя меня фыркать.

— Где еще она может быть? — ответила я, зная, что мой голос звучит раздраженно.

— Что с этим парнем? Он выглядит как тип, который отрывает крылышки бабочкам ради развлечения. Что она в нем нашла? — спросил Брукс, набив рот чипсами со вкусом лука и сметаны.

Это, действительно, актуальный вопрос, хотя, когда я задумываюсь об этом, даже могу в какой-то мере понять, как это произошло. Когда Рене только начала встречаться с Девоном, даже я была под впечатлением от его симпатичной внешности рубахи-парня и старого доброго южного очарования, хотя думала, что он слегка перебарщивал. Его техасский акцент звучал, будто у него топленое масло во рту. Он в совершенстве овладел магией фразы «ах, чушь». Изначально это казалось сексуальным, а его непослушные рыжие волосы и карие глаза можно было считать привлекательными.

Как говорится, внешность обманчива. И я, безусловно, была обманута.

— Может быть, это любовь, — ответила я с изрядной долей сарказма. Я сделала еще глоток своего коктейля и скривилась. — Фу, это ужасно, — сказала я, и поставила его на кофейный столик.

Брукс покачал головой и вылил содержимое моего стакана в свой.

— Любовь, ну-ну, больше похоже на то, что он затрахал ее, — заметил он, заставив меня съежиться.

— Чувак, я не желаю думать о Девоне или его члене. Фу, — я вздрогнула.

Брукс взял пульт и начал переключать каналы, пока не нашел гонки НАСКАР. (Примеч. НАСКАР — Национальная Ассоциация гонок серийных автомобилей — частное предприятие, занимающееся организацией автомобильных гонок и сопутствующей деятельностью).

— Ты пришел в мою квартиру с дерьмовым алкоголем, и теперь ожидаешь, что я буду сидеть несколько часов и смотреть, как машины ездят по кругу? Этого не будет, — объявила я, потянувшись за пультом.

Брукс бросил его в моем направлении.

— Хорошо, но я против повторного просмотра «Мужчины по вызову». (Примеч. «Мужчи́на по вы́зову» — художественный фильм 1999 года. Главную роль исполняет Роб Шнайдер). Я знаю, что его как раз показывают по какому-то каналу, — предупредил он, и я добродушно надулась.

— Ты не можешь оценить талант Роба Шнайдера, — протестую я.

— Просто меня чрезвычайно беспокоит то, что ты можешь процитировать все диалоги, — возразил Брукс.

Ворча себе под нос, я, наконец, остановилась на кулинарном шоу с участием чрезмерно сердитого англичанина.

Брукс решил, что нам можно разговаривать только с ужасным английским акцентом, и в результате я показала ему, как ужасно я умею пародировать Джуди Денч. (Примеч. Джуди Денч — британская актриса театра и кино).

Я только начала наслаждаться вечером, когда зазвонил мой телефон. Я схватила его и посмотрела на незнакомый номер.

— Алло? — сказала я, приняв звонок. Шум на том конце был оглушительным.

— Алло? — снова сказала я.

— Обри! — кто-то кричал в трубку. Я посмотрела на Брукса, который вопросительно наблюдал за мной.

— Ага, кто это? Я не слышу тебя.

— Это Рене. Ты должна приехать и забрать меня, — голос Рене дрожал, и я едва слышала ее, так начала беспокоиться.

— Где ты? Что происходит? — потребовала я.

— Ты должна приехать и забрать меня сейчас же! Пожалуйста! — умоляет она, и могу сказать, что она пьяна.

— Где Девон? — спросила я, пытаясь понять, что происходит.

— Прости, пожалуйста, Обри. Девон, мать твою, бросил меня здесь, и я никого не знаю, — голос Рене начал звучать истерически.

— Хорошо, хорошо. Скажи мне, где ты, — скомандовала я своим запатентованным спокойным голосом Обри Дункан.

— Я в клубе «Мания». Ты ведь знаешь этот клуб? — кричит она, и мне захотелось раздраженно застонать.

— Ага, я знаю, что такое «Мания», — ответила я, не добавляя, что срок моих знаний составляет лишь несколько часов.

— Он на складе, что внизу у реки. Я не знаю точного адреса, и было темно, когда мы сюда приехали. Просто приезжай и забери меня, — умоляет Рене, и я знаю, что она плачет.

— Хорошо, я уже в пути. Могу я позвонить тебе на этот номер, если понадобится? Где твой телефон? — спросила я, вскочив и хватая свои ключи.

— Нет, какой-то парень одолжил мне свой телефон. Я не знаю его или кого-то еще. Я жду тебя внутри. Просто поторопись, — и потом на линии стало тихо.

— Дерьмо, Рене, — зарычала я в отчаянии. Брукс последовал за мной к двери.

— Я иду с тобой, — говорит он, хватая меня за руку.

Я стряхнула ее.

— Нет, оставайся здесь, — начала я, но Брукс прервал меня.

— Ни в коем случае, Обри. «Мания» — это жесткий клуб. Ты и десяти минут не продержишься! Это почти то же самое, как если бы я написал на твоей заднице свежее мясо. Черта с два я позволю тебе поехать самой. Что Рене делает там? — спрашивает он.

Я сердито пожала плечами.

— Сомневаюсь, что это была ее идея. Это как раз в духе Девона я-чертов-придурок Китона. Боже, он оставил ее там, Брукс! Какой осел! — кипела я. Было намного легче чувствовать злость, чем признать, как мне было страшно, как один телефонный звонок может спровоцировать воспоминание, которое я спрятала с помощью техники вытеснения воспоминаний.

Мой разум угрожал выпустить на волю воспоминания той ночи. Безумный ночной звонок. Выворачивающий страх. Момент, когда вся моя жизнь изменилась.

Только я усвоила тот урок, и в этот раз не буду игнорировать человека, который нуждается во мне.

Мы уже ехали по дороге, когда он сделал ценное замечание.

— Мы вообще знаем, где это место? — спросил он, и я чуть не рассмеялась над нелепостью всего этого.

В итоге я все же рассмеялась, почти истерично. Просто потому, что все это было так чертовски нелепо. Вот она я, спешу спасти Рене от ее хренового выбора, и я даже не знаю, куда, мать твою, направляюсь.

— Не совсем, — призналась я, когда успокоилась.

— Хорошо, — выдохнул медленно Брукс, посылая мне взгляд, дающий понять, что я чокнутая. Надеюсь, что его будущие пациенты никогда не увидят это взгляд. Любой задумается о своем психическом состоянии, увидев подобный взгляд.

— Она сказала, что будет на складе у реки. Учитывая, что я узнала о клубе «Мания» всего несколько часов назад, я полностью бесполезна прямо сейчас, — ответила я, не скрывая своего раздражения.

— Ха, кажется, это вниз по третьей улице, — предполагает Брукс, получив от меня удивленный взгляд.

— Не знала, что ты так хорошо знаком с этой опасной частью города. Это заставляет меня задаться вопросом, чем ты занимаешься в свободное время, — заметила я сухо.

Брукс закатил глаза.

— У меня нет аллергии на социальное взаимодействие, как у тебя, Обри, — было его единственное объяснение. Ха. И я задалась вопросом, чего еще я не знаю о моем хорошем приятеле Бруксе.

Чем дальше мы заезжали в эту часть города, тем очевиднее становилось, что мы больше не в Канзасе.

Этот район города был неприятным. Та часть города, где лучше не высовывать носа из-за двери, иначе тебя могут зарезать.

Университет Лонгвуда был лишь в десяти кварталах отсюда, но с таким же успехом он мог бы находиться на другой планете.

По обе стороны улиц стояли ветхие дома. Машины стояли на шлакоблоках вместо колес, и работающих фонарей почти не было. Подростки торчали на углах, а тени, казалось, содержат всевозможные виды сомнительных вещей, которые мне не хотелось изучать детально. Я испытывала отвращение в прямом смысле этого слова.

Я заехала на парковку и выключила двигатель. Брукс открыл дверь и вышел, но я осталась сидеть и смотрела в окно, не уверенная, что хочу покидать свою теплую безопасную машину. Черт, нас собираются подстрелить. Я просто знала это! Почему я не догадалась взять ни разу не использованный баллончик перцового аэрозоля, который лежал на моем туалетном столике? Идиотка!

Когда я доберусь до Рене, я уверена, что обхвачу руками ее тощую шею и сдавлю. Очень, очень сильно.

Брукс наклонился и просунулся в открытый дверной проем.

— Ты идешь или нет? — весело позвал он. Я показала ему средний палец, но в итоге, хотя и медленно, присоединилась к нему. Натянула свою вязанную, шерстяную шапку на волосы и засунула руки в карманы, чтобы они не замерзли.

— Кто-то украдет мою машину, я просто уверена в этом. Я на полном серьезе собираюсь убить Рене и ее говнюка парня, — сказала я резким шепотом, украдкой бросая взгляд на заброшенные склады и ветхие здания вокруг нас. Группа парней, прикидывающихся крутыми, шла вниз по тротуару, и я правда подумывала над тем, чтобы запрыгнуть обратно в машину и отправиться домой, оставив Рене самой решать свои проблемы.

Но, я была бы не я, если бы лояльность и иногда так раздражающая дружба не встали на пути инстинктов выживания.

— Итак, есть идеи, где это место может быть? — спросила я Брукса, ссутулив плечи, когда начала дрожать от холода.

Брукс пожал плечами и указал направление вниз по улице в сторону реки.

— Мне кажется нам в ту сторону. Рене ведь сказала, что он у реки? — спросил он, и я кивнула. Нет необходимости указывать на очевидный факт, что бесцельное хождение по преступной части города не кажется мне разумным планом действий.

Мы быстро шли по направлению к воде. Я сморщила нос от вони рыбы и сточных вод. Мусор и невообразимая грязь покрывали землю, и я пыталась подавить рвотные позывы.

— Слышишь это? — спросил Брукс, нарушая жуткую тишину.

— Слышу что? — пробормотала я, стуча зубами. Боже, я замерзаю.

Брукс прикладывает руку к уху и, схватив меня за руку, тащит по улице.

— Я слышу музыку. Сюда, — говорит он. Очевидно, он гораздо сильнее взволнован этой запутанной игрой в прятки, нежели я.

— Это там, — кричит Брукс, дергая меня за руку. Громкие басы, от которых дрожат мои внутренности, стали нашими проводниками. Следуя за музыкой, мы перешли улицу и присоединились к очереди, которая заворачивала за угол старого склада. Очевидно, «Мания» — место, где стоит провести выходные.

— Знаешь, этот клуб настоящая легенда. Он существует еще с 90-х и меняет место каждую неделю. Я разговаривал с некоторыми людьми, которые бывали в нем, но самому мне не хватало смелости прийти. Но я всегда хотел, — говорит Брукс достаточно низким голосом, чтобы люди вокруг нас случайно не услышали.

Все, что я знаю о подпольных клубах, я почерпнула из просмотра новостей и случайных дерьмовых телешоу. Все, что было связано с ними — сенсация, начиная со сделок с наркотиками и передозировкой в уборных и заканчивая избиением людей возле клуба. Хотя эти истории порой звучали неправдоподобно, я знала, что все это действительно происходит. Я никоим образом не была глупой или невежественной и знала достаточно о темной и ужасной стороне жизни. Но я не тот человек, кому нужно подобное. Мне не нужен нездоровый прилив адреналина от того, что моя жизнь полна экстрима.

Дайте мне чашку чая со специями и несколько новых серий «Дневников Вампира», и я буду счастливой женщиной.

Но пока мы ждали, я вдруг поняла, чем это всех так привлекает. Было трудно отрицать ощущение опьяняющего предвкушения, витающее в воздухе, пока мы с Бруксом ждали в очереди, чтобы нас пропустили внутрь. Все были распалены какой-то дикой энергией, будто мы ждали, что нас заведут в рай. Или чистилище.

Я оценила людей, которые стояли в очереди перед нами: группа девушек, которым было от силы шестнадцать. Даже я знала, что только те, кому восемнадцать, могут попасть внутрь, но эта группка казалась слишком молодой, чтобы быть здесь. Они хихикали и подпрыгивали. Одна из них помогала подруге нанести толстый слой черной помады, пока остальные приводили в порядок свою одежду в стиле готов.

Что-то в них напомнило мне о Джейми. Моя младшая сестренка всегда была первой, кто влезал в ситуации, в которых она не должна была оказаться. Эти девушки были не намного старше, чем была Джейми.

Покачав головой, я остановила быстрый поток своих мыслей и посмотрела на Брукса, стоящего рядом со мной. Он, казалось, впитывал возбуждение толпы. Я сжала его руку.

— Ты же понимаешь, что мы здесь только для того, чтобы схватить Рене и выбраться оттуда? Я не пытаюсь потусоваться или что-то в этом роде, — сказала я ему, решив удостовериться, что мы заодно.

Брукс кивает.

— Ага, нет, все здорово. Просто я всегда хотел заценить это место. Оно ведь потрясающее, правда? — восторгался он, ухмыляясь.

Эм, потрясающее — совершенно не то слово, какое я использовала бы, чтобы описать… все это.

Я не потрудилась ответить, и вместо этого нетерпеливо ждала, пока мы медленно продвигались к входной двери. Когда мы, наконец, оказались у входа, я сразу поняла, что наши шансы попасть внутрь были равны нулю. Я заметила, что некоторых людей прогоняют, а некоторых впускают. Я пыталась понять, как страшные, напоминающие байкеров, парни у входа определяют, кому разрешить войти, а кому нет. Как только мы оказались перед вышибалами и нас окинули пренебрежительным взглядом, я все быстро поняла.

Брукс и я стояли как девственники на оргии. Не надо быть гением, чтобы понять, что мы оба чувствуем себя здесь не в своей тарелке и потому можем убираться.

— Проваливайте отсюда, — сказал вышибала, едва взглянув на нас. У него была бритая голова с искусно выполненной татуировкой, а в ушах круглые дюймовые туннели. Свирепого вида шип пронзал переносицу. Бородка подстрижена так, что к концу заостряется и окрашена в ярко-красный. Еще один шип торчал из-под его губы. Этот чувак был очень раздражительным, а мои джинсы, хлопчатобумажная заношенная куртка с длинными рукавами, как и фланелевая куртка Брукса и его рубашка в клеточку на пуговицах, очевидно, были доказательствами того, что мы совершенно не подходим.

— Подождите секунду, пожалуйста. Мы здесь только для того, чтобы забрать мою подругу. Она внутри, — сказала я, наивно пытаясь протиснуться мимо него. Черт побери! А что еще мне оставалось делать?

Пугающе выглядящий байкер оттолкнул меня назад и нахмурился.

— Я сказал, — он наклонился, пока не оказался в дюйме от моего лица, — валите отсюда нахрен, — он буквально рычал, когда прогонял нас, и мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не струсить под тяжестью его взгляда.

— Давай же, мужик, мы заплатим взнос. Двойной, если хочешь. Нам нужна всего минута. Нам нужно найти подругу. Она позвонила нам и сказала, что ее надо подвезти, — пытался урезонить парня Брукс.

Но вышибале видимо не было никакого дела, даже если бы мы приехали за Королевой Англии. Мы не попадем внутрь.

Люди позади нас начали нервничать, их раздражала эта задержка.

— Вы его слышали, валите отсюда нахрен, — сказал тощий парень из очереди. Он был одет в черную кожу, и выглядел так, будто сбежал из клуба S&M (Примеч. БДСМ-клуб), когда дела там пошли плохо.

Я сжала губы, во мне начал разгораться гнев. Я была настроена прорваться с боем, если будет необходимо, потому что не собиралась уходить без Рене.

Брукс, должно быть, разглядел свирепость в моем взгляде, потому что положил руку мне на плечо и крепко сжал, пытаясь привлечь мое внимание. Я стряхнула ее и смерила страшного вышибалу своим самым тяжелым взглядом.

— Слушай, чувак. Я пройду через эту дверь, и ты не будешь останавливать меня, — ощетинилась я, мой голос звучал гораздо увереннее, чем я себя чувствовала на самом деле. В действительности, меня трясло в моих кроссовках «Конверс». Вышибале, кажется, было пофиг девушка я или нет; он собирался вышвырнуть меня отсюда.

— Впусти ее, Рэнди, — раздался голос из темноты у двери. Лицо Рэнди стало ярко-красного оттенка, когда он посмотрел через плечо на говорившего.

Я покосилась в темноту, пытаясь увидеть, кто был моим спасителем. Но смогла разглядеть лишь смутное очертание человека.

Я схватила Брукса за руку и стояла в ожидании, чтобы узнать, было ли у этого таинственного незнакомца достаточно власти, чтобы нас впустили. Через несколько секунд, вышибала, Рэнди, повернулся обратно ко мне и взял деньги. Он поставил печать мне на руку и махнул рукой в сторону входа, не произнеся ни слова.

Я обернулась, поджидая Брукса. Вышибала положил свою мясистую руку на грудь Брукса.

— Э-э-э. Она может войти. Ты ждешь здесь, — сказал он твердо.

— Она не пойдет туда одна, — спорил Брукс, пытаясь обойти руку вышибалы, но с таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть скалу. Рэнди, вышибала, сделанный из стали, не сдвинулся ни на миллиметр.

— Если ты не свалишь из очереди к чертовой матери, я тебе помогу. Понял меня? — спросил Рэнди, его голос стал ниже, слова сочились едва сдерживаемой угрозой.

— Со мной все будет в порядке, Брукс. Просто подожди меня здесь, хорошо? — призываю я, надеясь, что он не будет спорить. Мне вроде как нравится, когда зубы Брукса целы и у него во рту.

Брукс хмурится. Он недоволен. Если честно, то таким расстроенным я его еще никогда не видела. Я посмотрела через плечо на темный вход клуба. Пульсирующие басы музыки гудят в моей голове.

Мне не нравится идея отправиться туда одной, но вряд ли то, что Брукс может лишиться какой-нибудь своей конечности стоит того, чтобы он пошел туда со мной.

— Я буду в порядке. Рене сказала, что ждет внутри, — убеждала я.

Брукс начал качать головой, но, видимо, вышибале Рэнди это все чертовски надоело, потому что он грубо оттолкну его в сторону. Решение было принято за меня.

— Я буду здесь. Даю тебе пятнадцать минут, Обри, и затем иду за тобой, — угрожает Брукс, бросая на меня далеко недружелюбный взгляд.

Я нервно натянула рукава куртки на руки и медленно пошла внутрь. Я осматривалась вокруг, выискивая парня, который устроил так, чтобы меня впустили внутрь, но освещение было ужасным и глаза с трудом различали что-либо.

Кем бы ни был тот, кто спас меня от пинка под зад, его нигде не было видно.

Я сняла шапку и засунула ее в карман, неуверенная, куда двигаться дальше. И тогда, будто меня потянуло дальше невидимой сетью, мои ноги сами начали двигаться, одна за другой, пока я не оказалась в центре ада.

По крайней мере, кажется, именно эту тему они выбрали для интерьера. Красные огни освещали комнату, отбрасывая на всех жуткие тени. Колючая проволока закрывала окна, создавая ощущение, что я в ловушке.

Энергия овладела мной и угрожала целиком поглотить меня. Из гигантских динамиков, подвешенных к потолку, звучала музыка, а пол представлял собой массу корчащихся в такт музыки тел. Атмосфера в помещении была не то, чтобы буйная; это было нечто, что я не могла описать.

Было жарко, в воздухе пахло чем-то сладким, но я не могла определить чем. Сердце начало глухо стучать у меня в груди, руки начали дрожать. Раньше я никогда не видела такой раскрепощенности. Музыка, казалось, держит всех и все в своих сетях; танцующие не могли сопротивляться ей.

Как бы сильно я не пыталась сопротивляться ей, я была в восторге от сцены, открывшейся передо мной. «Мания» ужасала меня. Клуб оказывал подавляющее, и даже какое-то психическое воздействие. Но он также зачаровывал меня до такой степени, что я начала сомневаться в собственной вменяемости.

Потому неожиданно мне захотелось.

Я жаждала.

Я стремилась потеряться в забвении.

И это именно то, что обещало это место. Сладкая и полная анархия. И как легко было бы обменять свой тщательный контроль на пугающий и опьяняющий мир, который лежал передо мной.

Бах, бах, бах — шум музыки гудит в моей груди. В ушах я чувствую вибрацию, идущую из динамиков. Темнота душит, но в тоже время и успокаивает.

Я закрыла глаза и начала покачиваться.

И затем все закончилось. Меня толкнули сзади, когда люди протискивались мимо, и вытянули меня из кратковременной потери реальности.

Что со мной было не так? Я пришла сюда забрать Рене, а не для того, чтобы поиграть в безответственную тусовщицу.

В огромной, открытой комнате так много людей, что невозможно пройти сквозь толпу. Я поднялась на носочки и осмотрелась по сторонам, пытаясь найти Рене. Затем, работая локтями, стала прокладывать себе путь к наружной стене.

Я обо что-то споткнулась, но успела вытянуть руки, когда падала лицом вниз на пол. Колени болезненно ударились о бетонный пол. И я лежала там, несколько ошарашенная тем, что окружающие полностью игнорировали жалкую девчонку, растянувшуюся у их ног.

Никто не предложил мне помочь подняться. Люди просто обходили стороной, или в некоторых случаях, переступали через меня. Я пыталась подняться, но моя лодыжка вывернулась. Я села обратно на колени и вдруг почувствовала, что сейчас расплачусь.

Кто-то пролил пиво мне на спину, и в тот же момент меня оттолкнули в сторону. Черт, меня затопчут до смерти. Я чувствовала, как внутри меня зарождается истерика, и затмевает гнев, который я испытывала к моей своенравной соседке.

Вдруг пара рук подхватила меня под руки и потянула вверх. Я застонала от боли в лодыжке, когда пыталась выровнять равновесие. К моей спине прижалась рука, прямо между лопаток, и подтолкнула меня вперед.

— Ты в порядке? — прошептал мне в ухо мягкий мужской голос. Я попыталась обернуться, чтобы увидеть, кто направляет меня через толпу, но было так темно, что я не сумела разглядеть его.

Я кивнула, хотя это была ложь. Я была совершенно не в порядке.

Я чувствовала, как тепло руки парня отпечатывается на моей коже через ткань рубашки. Он тесно прижимался ко мне, пока мы шли вперед, его грудь терлась о мою спину. Это было чересчур интимно, и, если бы я могла, я бы убежала далеко-далеко.

— Сделай глубокий вдох. С тобой все будет в порядке, — успокаивал голос, произнося именно те слова, которые мне сейчас необходимо было услышать.

Я вдруг поняла, что беспрекословно подчиняюсь. В голосе, который прорываясь сквозь тьму, раздавался в моих ушах, слышалась какая-то властность, и ей было очень трудно сопротивляться.

Рука на моей спине начала выводить успокаивающие круги, и я обнаружила, что начала расслабляться, несмотря на всю свою тревогу. Будто этот парень закачивал в меня валиумом сквозь кончики пальцев. (Примеч. Валиум — лекарственный препарат, обладающий успокаивающим, снотворным и амнестическим действием). Он был Завсегдатаем Клуба способным успокоить свихнувшихся девчонок лишь силой своего голоса и рук! Я попыталась вывернуться и снова взглянуть на него, но опять смогла разглядеть лишь силуэт.

— Я вижу лучше — в темноте — мне свет не нужен, — пробормотал мужчина, его дыхание пошевелило волосы у моего виска.

Таинственный чувак цитирует Эмили Дикинсон? (Примеч. Э́мили Эли́забет Ди́кинсон — американская поэтесса). Какого черта? Я что, неосознанно упала в кроличью нору и даже не заметила этого?

И тут мое спокойствие лопнуло как мыльный пузырь, и осознание того, где я на самом деле нахожусь начало давить мне на грудь, как груз весом в сто тонн.

Я в подпольном клубе, пытаюсь найти подругу. Вот на чем я должна сосредоточиться.

Я не знаю этого парня и не должна терять бдительность в таком месте как это — что, черт возьми, со мной не так?

Я попыталась отстраниться — что угодно, лишь бы установить дистанцию между мной и потенциальный серийным убийцей за моей спиной. Но из-за толпы людей сложно передвигаться быстро. Рука, лежащая на моей спине, поползла к затылку, пальцы запутались в волосах.

Мое сердце грохотало в груди, я была напугана. Я почти могла прочитать заголовки:

«Девушка была убита при попытке найти свою эгоистичную соседку по комнате».

Но потом рука исчезла с моей спины, и я поняла, что меня привели к бару. Я едва могла дышать. Была на грани настоящей панической атаки.

— Твоя подруга там, — снова послышался тихий шепот.

Ха?

Я вытянула шею и чуть не потеряла сознание от облегчения, когда увидела Рене, сидящую на стуле. Было видно, что она чувствует себя неуверенно и ей неуютно, она нервно осматривалась вокруг.

— Спасибо, — сказала я громко, наконец, обнаружив достаточно света, чтобы видеть человека, который помог мне. Он был высоким, с широкими плечами; бейсбольная кепка натянута низко на лоб, скрывая его лицо. В красноватом свете клуба я не сумела разобрать ни одной детали, ничего, чтобы идентифицировать его. И это было самое тревожное из всего, что было до сих пор.

Необъяснимая власть, которой обладал этот человек, снова дала о себе знать. Я как рыба на крючке, напрасно пытающаяся вырваться, надеялась на освобождение, но в то же самое время глупо наслаждаясь ловушкой.

Я хотела увидеть его. Должна была.

Парень наклонился, его губы скользнули по моей щеке, когда он заговорил. Я уловила слабый запах мяты и дыма.

— Тебе и твоей подруге лучше выбираться отсюда. Это место не для тебя, — он откинул мои волосы, собранные в хвостик, с моего плеча.

— Что? — тупо спросила я. У меня в голове не укладывалось, какой странный оборот принял мой спокойный вечер. Почему он помог мне? Разве у меня на лбу была надпись «легкая добыча»? Или он редкий вид доброго самаритянина?

Я похлопала по карманам своих джинсов, чтобы убедиться, что меня не ограбили. Телефон и наличка все еще были на месте. Слава Богу. Но когда я подняла взгляд, парень уже исчез.

Он исчез, будто его никогда здесь и не было, будто он был плодом моего гиперактивного и эмоционально перегруженного воображения.

Я стояла как вкопанная — лодыжка пульсировала, голова кружилась, в ушах звенело. Я была поражена.

Парень поразил меня. И я не была уверена, страх или возбуждение гудит в моих венах.

Он был прав. Мне нужно выбираться отсюда. Я вытащила телефон из кармана и увидела, что прошло уже десять минут. Если я вскоре не выведу отсюда Рене, Брукс отправится к вышибале, тем самым совершив самоубийство.

— Рене! — я постаралась перекричать музыку. Моя соседка и, надеюсь, все еще лучшая подруга повернулась в моем направлении, на ее лицо отразилось облегчение. Она спрыгнула со стула и обвила руками мою шею.

— Обри, огромное спасибо, что приехала за мной, — хнычет она мне в шею. Я обняла девушку и отстранилась.

Глаза Рене были налиты кровью, тушь потекла темными дорожками по ее щекам. Волосы спутанными прядями лежали на ее спине. Она беспокойно заламывала руки, и мои защитные инстинкты активизировались.

Она выглядела испуганной и грустной. Мне хотелось схватить Девона Китона за яйца и очень сильно сжать их. Он не заслуживает Рене. Почему она этого не видит?

— Поехали домой, — сказала я, обнимая руками ее дрожащие плечи.

Крепко прижав ее к себе, я выставила перед собой руку и не подпускала к нам близко людей, пока мы пробивались к выходу.

Музыка зазвучала еще громче, в воздухе бурлила энергия. Она затягивала меня и не отпускала. Часть меня хотела остаться и затеряться в ней. Я остановилась, и почувствовала необъяснимую грусть. Я должна уйти, но мне хотелось остаться.

Рене потянула меня за руку, и я стряхнула с себя наваждение. Кратковременную потерю разумного мышления сменило непреодолимое желание убедиться, что Брукс не получил от мясистого кулака вышибалы Рэнди.

Как только мы добрались до двери, я почувствовала покалывание в задней части шеи — чувственное восприятие — от чего мои волосы встали дыбом. Мой таинственный незнакомец, с лицом скрытым в тени, стоял прямо возле выхода. Я чувствовала, как его глаза следят за моими движениями, и я не могла подавить дрожь дурного предчувствия, которое было странно волнительным.

Я пыталась встретиться с его взглядом, отчаянно желая увидеть его глаза. Но он отвернулся, отказывая мне в том, что я искала. С некоторым недовольством я наблюдала, как он исчезает во мраке.

— Обри! Услышала я крик снаружи. Брукс выглядел обеспокоенным, и я поняла, что он был лишь в секунде от того, чтобы попытаться проложить себе путь внутрь.

Крепко сжав руку Рене, я наполовину выволокла, наполовину вынесла ее из клуба. Мы прошли мимо Рэнди, угрюмый вид которого мог заставить спокойного человека описаться. Какую-то часть меня волновал Брукс, который явно был на грани потери контроля над собой.

— Из-за тебя у меня появились седые волосы, Обри! Седые волосы! — кричал Брукс, хватая меня за плечи и легонько встряхивая.

— Прости. Мне пришлось долго искать Рене, — объяснила я, пытаясь дать понять ему взглядом, чтобы он успокоился.

Брукс обернулся к Рене и посмотрел на нее своим лучшим взглядом сурового старшего брата.

— О чем ты думала, решив провести вечер в этом рассаднике гепатита? Тебя следует хорошенько отшлепать по заднице, девочка, — разъяснял он, хотя я знала, что его суровость вызвана беспокойством, а не чем-то иным.

Рене робко опустила голову, но мне все равно тоже хотелось прочесть ей собственную лекцию. Я знала, что это ни к чему хорошему не приведет. Она заметно устала и была в полубессознательном состоянии.

Сейчас ей не нужно осуждение. Ей нужен хорошенько выспаться, и, может, потом я смогу произнести свою «Я же говорила тебе, что твой парень полный мудак» речь.

— Извини, Брукс, — тихо сказала Рене, и я посмотрела на Брукса, который поднял руки в умиротворяющем жесте.

— Хорошо, все в порядке. Давайте просто убираться отсюда к чертовой матери. Надеюсь, у твоей машины все еще есть колеса, — пробормотал он, когда мы начали удаляться от клуба.

Когда мы шли вниз по улице, я не удержалась и оглянулась последний раз через плечо.

Не могла решить, испытываю я облегчение или разочарование оттого, что человека, которого я искала, нигде не было видно.

Обри

Я посасывала красную, раздраженную кожу на большом пальце, молча проклиная металлический складной стул, который лежал у моих ног. Я раздраженно пнула его, затем подняла и поставила.

— Ауч, прищемила палец? — спросил добрый голос. Раскрыв стул, я поставила его в круг к остальным стульям. Кристи Хинкл, ведущая группы поддержки, улыбнулась мне и повертела манжету на пластиковом стаканчике.

Прошло две недели, с тех пор как Брукс и я играли в «Бэтмен и Робин спешат на помощь» в Мании. От беспокойства, поселившегося во мне после того вечера, я сильно нервничала. Не могу понять, почему чувствовала себя именно так. Но у меня не было сомнений касательного того, из-за кого я чувствовала все это, хотя мне даже не удалось ни разу посмотреть ему в лицо.

Рене отправилась прямо в кровать после того, как мы вернулись в квартиру. Когда я проснулась следующим утром, она уже ушла на работу. Мои планы выяснить, что случилось в клубе, пришлось отложить из-за побега моей подруги.

Думаю, ей было стыдно. Рене легко читать. Она не умеет скрывать чувств. И когда ей становится неловко, она обычно предпочитает прятаться, пока все не уладится.

Я надеялась, что для нее послужит предупреждающим звоночком то, что Девон бросил ее в клубе, и она окончательно расстанется с ним, что этот случай забьет последний гвоздь в крышку гроба их дерьмовых отношений.

Поэтому я испытала болезненное разочарование, когда на следующий вечер обнаружила Девона-мудака, сидящего в нашей гостиной, будто он у себя дома.

Он сидел, закинув ноги на кофейный столик, и ел сэндвич, от которого во все стороны разлетались крошки. На мгновение я обезумела от ярости. Схватила ключи и хотела швырнуть их в его высокомерную, чрезмерно большую голову. Знаете, прямо перед тем, заеду ему коленом между ног.

Серьезно? Рене действительно собирается позволить этому парню вернуться в наш дом после того, как он оставил ее одну в «Мании» прошлой ночью?

Мне хотелось сказать ему, чтобы он убрал свои чертовы ноги с мебели. Хотела накричать на Рене, чтобы она раскрыла глаза на своего дерьмового парня.

Но я не стала этого делать, потому что благодаря болезненному опыту знала, что, если я что-то скажу, это лишь приведет к обратному результату.

Ничто не подталкивает двух людей друг к другу сильнее, чем синдром Ромео и Джульетты, вызванный тем, что они считают, будто весь мир против них.

Именно в такие моменты, сходство между Рене и моей сестрой было настолько мучительным, что у меня перехватывало дыхание.

Когда-то я осуждающе насмехалась и дорого за это заплатила. Лицемерное разочарование никуда меня не привело.

Так что я обуздала свой гнев, и послала подруге улыбку, которую она нерешительно вернула, прежде чем я ушла в свою комнату делать домашнюю работу.

Шли дни, и мои отношения с Рене зашли в тупик. Она по-прежнему была со своим придурком-парнем, и я ничего не могла с этим поделать.

Но на данный момент, мне следует сосредоточить свои силы на другом.

Сегодня состоится первая встреча группы поддержки наркозависимых. Я прочитала учебные программы и методики, пытаясь найти наилучший подход для упрощения проведения встреч. Когда я не могу справиться с чем-то на эмоциональном уровне, мне всегда легче окружить себя достоверными фактами.

Я знаю, что мне будет непросто, существует возможность, что это всколыхнет болезненные воспоминания, которые лучше было бы оставить в покое. Но я обязана и полна решимости сделать это в любом случае. По сути, только я ответственна за то, куда движется моя жизнь, и это было именно то, что я хочу с ней сделать.

Я поморщилась в ответ на вопрос Кристи.

— Хитрые маленькие ублюдки, — ответила я, переставляя стулья, пока меня не удовлетворило то, как они стоят. Закончив, я присоединилась к Кристи за столом и достала маффины и печенье из продуктовой сумки, стоящей на полу.

Кристи протянула руку, показывая три пальца, залепленные лейкопластырем.

— Я получила от них на прошлой неделе. Эти стулья беспощадны, — пошутила она. Кристи под сорок, и она руководит программой лечения центра наркотической зависимости в городе. Вокруг нее какая-то непритязательная атмосфера, которая одновременно и расслабляет, и привлекает. У нее вьющиеся черные волосы, зеленые глаза, скрытые затемненными очками, и она образец располагающего к доверию воспитателя. Я прекрасно понимаю, почему людям комфортно говорить с ней о своих проблемах. Не в ее характере осуждать других, а еще у нее успокаивающий голос. Она мне сразу же понравилась.

И это хорошо, особенно с учетом того, что нам вместе с ней вести эту группу в течение следующих двенадцати недель.

— Давай просмотрим учебный материал для сегодняшней группы. Как я говорила тебе по телефону на прошлой неделе, я не жду многого от тебя сегодня. Просто наблюдай, знакомься с участниками группы, прочувствуй, как все это работает. Сегодня будет просто ознакомительное занятие. Мы все просто «познакомимся» друг с другом. Хотя будь готова к неподдающимся личностям. Не все приходят добровольно, и всегда есть несколько человек, которые будут вести себя как задницы, — говорит Кристи, вытаскивая записную книжку из своей сумки.

Я села рядом с ней, когда она начала листать страницы.

— Правда? Я думала, эти люди придут, потому что хотят помощи, — сказала я в замешательстве. Кристи добродушно рассмеялась.

— Хотелось бы. Это сделало бы мою работу намного проще. Но нет, некоторые из этих людей здесь по постановлению суда за хранение наркотиков, обычное мелкое преступление. Некоторые из них отбывают наказание впервые; другие в системе уже не первый раз. Всегда надеешься, что они поймут что-то из того, чему мы пытаемся их научить, но должна признаться, что не настолько наивна, — отвечает она, протягивая мне пачку бейджиков.

— Вау, это звучит довольно заезжено, Кристи, — поддразнила я. Кристи хихикнула.

— Я веду эту группу почти пять лет. Я всегда буду надеяться, что добьюсь положительных результатов, но я всего лишь человек. И я видела слишком многих людей, которые закончили на дне, чтобы верить, что у меня получится что-то изменить. Но мы продолжаем двигаться вперед, потому что сдаваться — не выход, — глубокомысленно говорит она. Мне нечего добавить. Я понимаю, каково это чувствовать себя измученной, но я полна решимости продолжать надеяться.

— Они все учатся в университет Лонгвуда? — спросила я. Кристи кивнула.

— Эта группа для студентов. Я так же веду еще несколько групп в городе. Но мы держим эту группу отдельно, и только для студентов этого колледжа. Эти ребята должны решить проблемы, сильно отличающиеся от проблем тех наркоманов, которых я вижу на других встречах. Напряжение, ожидания, неудачи университетской жизни идут рука об руку с их пагубными пристрастиями. Я кивнула.

Кристи написала свое имя на одном из бейджиков и, вытащив его из пачки, прицепила на свою блузку. Я последовала ее примеру, затем разложила бейджики и ручки на каждый стул. Я очень смутно представляла себе, чего можно ожидать от группы.

Имея наркома в семье, становишься непосредственным участником этой особенной, обреченной на провал, борьбы.

Тем не менее… я ждала со страхом.

И все это имеет отношение к одной ночи три года назад. Отчаянный телефонный звонок посреди ночи, который я быстро отклонила как несущественный. Затем последовали дни, когда мне было страшно и я чувствовала себя виноватой, после того как моя пятнадцатилетняя сестра Джейми так и не вернулась домой, и осознание того, что ее телефонный звонок, в конце концов, был очень важным. А спустя несколько дней утром я открыла дверь и обнаружила на пороге нашего дома двух полицейских. На их лицах застыло сочувственное выражение, когда они сообщали нам, что Джейми была найдена мертвой на какой-то жуткой аллее. Замерзшая и в полном одиночестве. Именно в тот момент все, что я знала, весь мой мир, перевернулся с ног на голову.

Сначала я с трудом справлялась со своим горем. Я ругала и упрекала себя. Моя вина съедала меня живьем. Родители винили меня за то, что я не уберегла младшую сестру. Я винила себя за то, что провела столько времени что-то из себя воображая, и не замечала, что происходило на самом деле.

В последствие мои отношения с родителями ухудшились, и сейчас мы почти не общаемся. Моей целью стало найти способ собрать воедино осколки внутри меня, и жить жизнью, в которой есть смысл. Часть меня убеждена, что, помогая другим людям, мне каким-то образом удастся начать двигаться дальше, оставив ощущение опустошения в прошлом.

Так что я приехала сюда, пытаясь сбежать и сосредоточиться на том, чтобы стать консультантом по наркозависимости. Университет Лонгвуда находится достаточно далеко от моего родного города в Северной Каролине, и порой кажется, что я на другой планете. Хотя и не настолько далеко, чтобы я могла действительно сбежать от того, что тогда произошло. Потому что мне нужно ежедневное напоминание. Мотивация. Что-нибудь, что будет вытаскивать меня из постели каждое чертово утро.

Это помогло мне стать борцом.

Но тот факт, что мне страшно никуда не исчез. Я чертовски волновалась, что никогда не смогу сделать достаточно для людей, которые нуждаются в моей помощи. Что я буду не в состоянии остановить скольжение, если оно начнется. Страх неудачи слишком силен и изнурителен.

С Кристи все казалось проще. Я заметила, насколько она профессиональна. Она, должно быть, почувствовала мое беспокойство, потому что доброжелательно похлопала меня по руке.

— Все мы несем наш крест, Обри. Твой привел тебя сюда. И я знаю, что это хорошо для тебя и для жизней, которые ты изменишь, — сказала она со знанием дела. Я натянуто улыбнулась, но мне хотелось ей верить. Но неуверенность напоминала о себе как комар, пищащий возле уха. Чем больше я пыталась отмахнуться от него, тем больше решимости в нем было высосать всю мою кровь подчистую.

Вскоре члены группы начали появляться в комнате. Это была относительно небольшая группа. Мы ожидали всего двенадцать человек. Я не знала их истории. Кристи кратко рассказала мне про нескольких, кто раньше был в группе. Но по большей части, группа будет состоять из новичков. Четверо здесь по решению суда по обвинению в незаконном обороте наркотиков. Остальные пришли добровольно, что утешает. Надеюсь, это означает, что они будут более открытыми и готовыми принять помощь, и менее агрессивными.

Места начали заполняться. Пришли две девушки, которых я узнала по женскому сообществу в кампусе. Мягко сказано, что я была шокирована, увидев их в группе поддержки наркозависимых, хотя, если и есть что-то в жизни, что я выучила, это то, что для наркомании нет различий.

Парень и девушка, очевидно, пара, пришли после них. Они, казались неуверенными, и заметно нервничали, и эгоистичная часть меня испытала облегчение, что я не единственная, кто волнуется.

Мне следует сделать хоть что-то, а не стоять у стены, пытаясь слиться с ней. Если я хочу, чтобы Кристи подписала мои волонтерские часы, я должна броситься очертя голову в омут этого опыта. Кого волнует, если я промокну.

Я подошла к паре, на моем лице, как я надеялась, была радушная улыбка. Парень, кажется, очень оберегает свою девушку. Рукой он обнимает ее за плечи, она прижата к его боку, будто так он сможет защитить ее от всех остальных. У него коротко стриженные черные волосы, а по внешнему краю уха множество сережек-колечек. На нем джинсы с дырками на коленях и старая футболка с изображением Black Sabbath.

У его миниатюрной подружки ярко-розовые волосы, достигающие уровня подбородка. В носу колечко и два гвоздика в левой брови. Я заметила часть тату с одной стороны ее шеи. Несмотря на ее обалденную внешность, она выглядит напуганной.

— Привет, ребята! Я — Обри, — представилась я. Девушка взглянула на меня и быстро отвернулась. Я заметила, что парень сжал ее плечи прежде, чем обратить на меня свое внимание. Он не улыбался. От его темно-коричневых глаз веяло холодом.

— Привет, — ответил он коротко, не сообщая своего имени. Я снова посмотрела на девушку, но она отвернулась лицом к груди своего парня, и мне стало интересно, какая у них история. Они не выглядели дружелюбными, и я пожалела, что вообще подошла к ним. Но я здесь именно ради этого. Со временем им придется привыкнуть ко мне.

— Я рада, что вы ребята здесь. Выберите себе места. На столе в задней части комнаты напитки и кое-что из еды. Мы начнем через десять минут, — сказала я, заставив себя улыбнуться.

Парень внимательно наблюдал за мной, его глаза прищурены и смотрели с подозрением. Девушка по-прежнему оставалась под защитой его руки. Что-то в нем напомнило мне Девона, поэтому я почувствовала мгновенную неприязнь. Понятно, что от беседы толку не будет. Не потрудившись попытаться продолжить разговор, я вернулась на свое место.

Кристи закончила раздавать пакеты с информацией людям, которые уже заняли свои места, и затем села сама. Она посмотрела на меня, когда я подошла и села рядом с ней. И взглянула на пару, которая наконец дошла до стульев. Парень убрал руку с плеч девушки, но теперь сжимал ее руку так сильно, что казалось, что ей больно.

— Я видела их в городской клинике. Эти двое здесь по решению суда. Не принимай на свой счет отсутствие коммуникабельности. Думаю, они очень трудная пара, — тихо сказала Кристи, внимательно наблюдая за ними.

— Ага, согласна, отстойное начало, — бормочу я, перелистывая страницы брошюры с ознакомительной информацией. Кристи усмехнулась.

— Если бы это не было отстойно, я бы начала беспокоиться, что эта группа будет скучной, — пошутила она. Я пыталась не пялиться, когда остальная часть группы появилась в комнате, но это было сложно, особенно когда я поняла, что знаю нескольких участников, включая парня из братства, который дружит с Бруксом.

Почти никто не разговаривал. В комнате было тихо, единственным звуком, нарушающим тишину, был скрип стульев по полу, когда люди садись на выбранные места.

Мы почти были готовы начать, когда дверь распахнулась, и я посмотрела на вошедшего человека.

Настроение в комнате сразу изменилось, и воздух словно потрескивал от электрической энергии. Удивительно, но у меня сразу создалось впечатление, будто я его знаю. Потому что парень, зашедший в комнату, был прекрасен. Это единственное слово, которое мой сбитый с толку мозг смог придумать, чтобы описать его.

Напряженные широкие плечи под рубашкой, которая выглядела так, будто для него сшита. Пряди светлых волос как попало прикрывают уши и шею. Поразительно голубые глаза обрамлены самыми густыми и черными ресницами, которые я когда-либо видела. Это преступление, когда у парня такие ресницы.

У него худое лицо с ямочкой на подбородке. Губы растянулись в ухмылке, когда он осмотрел всех людей в комнате. Абсолютно все, и парни, и девушки, сконцентрировались на его появлении. И казалось, он упивался подобным эффектом.

То, как он двигался, заставило меня нахмуриться. Почему он кажется таким знакомым?

— Добро пожаловать! Займи место. Мы уже готовы начать, — окликнула Кристи новичка, прерывая мои внутренние размышления. Мистер Горячий и Опасный медленно двинулся к последнему стулу, который стоял, как оказалось, прямо напротив меня.

Парень опустился на холодный, жесткий металл и вытянул перед собой ноги, будто развалился на диване, а не пришел на встречу группы поддержки. Он ослепительно улыбнулся девушкам, сидящим рядом с ним. Они выглядели слегка ошеломленными. И я не могла винить их.

Он вел себя несколько отрешенно, чересчур самоуверенно для группы поддержки. Я продолжала хмуриться, глядя на него и пытаясь понять его. Бесспорно, в нем есть что-то завораживающее, но также есть что-то еще, что у меня не получалось уловить, и это сводило меня с ума.

Он повернул голову и посмотрел на меня, а затем моргнул, словно удивился. Он хмурился, пока изучал меня так же пристально, как я его.

— Ну что ж, начнем. Ребята, меня зовут Кристи Хинкл, я — директор службы поддержки в Совете Общественных Услуг. А это Обри Дункан. Она студентка университета Лонгвуда, и будет моей помощницей следующие двенадцать недель.

Я неловко помахала всем.

На меня уставились двенадцать пар глаз, чьи владельцы, казалось, оценили и осудили меня за тридцать секунд. Черт, это будет нелегко. Мистер Голубые Глаза напротив меня все еще продолжает смотреть на мое лицо, и я чувствую себя довольно неуютно.

Кристи улыбнулась и едва заметно кивнула мне, давая понять, что моя очередь говорить. Я сделала глубокий вдох и осмотрела группу.

— Привет. Очень рада быть частью этой группы. Я работаю над своим дипломом по консультированию и надеюсь, что мой опыт сможет… не знаю… помочь вам в каком-то смысле, — сказала я. Мне хотелось съежиться от того, как претенциозно прозвучали мои слова. Они возненавидят меня. Я уверена в этом.

Некоторые девушки закатили глаза, и по их телодвижениям я сразу же поняла, что была права; они однозначно ненавидели меня. Может быть, я все же не создана для такого.

Кристи поняла, что я в затруднении, и вмешалась.

— Некоторые ваши лица мне знакомы; остальные — новенькие. Я хотела бы уделить минутку и пройтись по кругу, чтобы каждый из вас представился. Рассказал что-то о себе. Почему вы здесь. Что вы надеетесь получить во время следующих двенадцати недель. Не забывайте одну важную вещь: говорить здесь совершенно безопасно. Все что вы скажете в этой комнате, останется в этой комнате. Мы все связаны обязательством по соблюдению конфиденциальности. Важно, чтобы вы доверяли всем и каждому человеку здесь; в противном случае, толку от наших встреч не будет.

Кристи кивнула головой одной из девушек. Я узнала ее, так как раньше видела за стойкой администратора в библиотеке университета. Девушка посмотрела на свой бейджик и указала на него с робкой улыбкой.

— Меня зовут Марисса. Я студентка второго курса, и я борюсь с зависимостью от Риталина (Примеч. Риталин — лекарственное средство из группы психостимуляторов) уже почти два года, — быстро рассказала она, будто ей было не просто произнести эти слова.

Кристи улыбнулась.

— Мы рады, что ты пришла, Марисса, — сказала она искренне. И мы продолжили так по кругу. Следующим был Кайл, брат сообщества. Я с удивлением узнала, что он дважды был задержан за хранение кокаина, и боялся потерять свою футбольную стипендию. Если посмотреть на него, то увидишь крепкого спортсмена, у которого все отлично. Я представить себе никогда не могла, что он борется с чем-то подобным.

Потом пришла очередь Лисы и Твилы, девушек из женской общины, которые были лучшими подругами. Они подсели на метамфетамины, чтобы бодрствовать и успевать делать домашние задания.

Следующим был Джош, который так часто курил травку, что завалил почти все предметы. Джиджи любила баловаться экстази по выходным. Грант и Винс любили обезболивающие. А Линетт пристрастилась к Перкоцету (Примеч. Перкоцет — обезболивающее средство, содержащее наркотические вещества), после операции на колене в прошлом году.

Затем Кристи повернулась к враждебно настроенной паре, которая все больше и больше волновались, пока все себя представляли.

— Что на счет вас двоих? Что вы двое надеетесь получить от группы? — дружелюбно спросила Кристи.

Девушка посмотрела на свою руку, которая все еще была крепко сжата ее приятелем. Она не подняла голову, ее ярко-розовые волосы закрывали глаза.

Губы парня сжались, и он молчал так долго, что я была почти уверена, что он не собирается ничего говорить. Затем, наконец, он сжал зубы и едва слышно сказал:

— Я Эван, а это Эйприл. Мы просто ходим отсидеть свои часы и закончить с этим дерьмом.

Я посмотрела на Кристи. Она едва заметно прищурила глаза, но я все равно это заметила. С этими двумя нам будет трудно. Кристи посмотрела на Эйприл, которая, казалась, съежилась. Динамика между парой была очень тревожной.

— Ты согласна, Эйприл? Ты здесь лишь для того, чтобы отсидеть требуемые часы? Или ты надеешься извлечь что-то большее? Девушка с розовыми волосами покачала головой. Через несколько мгновений, Кристи осознала, что она ничего не вытянет из очевидно немой Эйприл.

И остался лишь блондин с голубыми глазами, на бейджике, прикрепленном к его рубашке, было написано имя Макс. Кристи, казалось, испытала облегчение, переключив свое внимание на него. Пока все представлялись он сидел тихо, играя роль примерного члена группы. Он старался выглядеть заинтересованным, пока остальные говорили, но я не могла избавиться от чувства, что ему было плевать на это, что для него все это игра, и он знал, какую роль он должен играть.

— Наконец, последний член группы. Почему бы тебе не рассказать немного о том, почему ты здесь, — предложила Кристи.

Его улыбка была обманчиво доброжелательной, но в глазах читалась совсем другая история. Мне просто хотелось узнать ее.

Все девушки в группе были полностью им очарованы. Однажды я читала книгу о вождях, которые умели контролировать комнату с помощью только улыбки или жеста. Они обладали харизмой, которая заставляла людей отдавать за них жизни. Я всегда думала, что это смешно; никто не может быть настолько притягательным, чтобы люди были счастливы последовать за этим человеком на край света, если их попросят.

Глядя на Макса и на то, как вся комната тянулась к нему, я, наконец-то, поняла. И самое страшное заключалось в том, он, очевидно, знал какой силой обладал. И наслаждался этим.

Несмотря на мои не столь дружелюбные чувства к этому таинственному парню, я инстинктивно среагировала на него. Легко было представить, как его тело будет ощущаться рядом с моим. Он выглядит как те, кто обожает контролировать, и я задрожала, представив, как мое тело подчиняется ему.

Мои противоречивые чувства были такими аморальными и совершенно не профессиональными. Я здесь в качестве куратора. Я ответственное лицо, но какой бы незначительной не была моя должность, мне не следовало желать парня, который пришел в группу ради лечения.

Что со мной не так? Это было так не похоже на меня, что я очень сильно разволновалась.

Макс лениво осмотрел комнату, не спеша прошелся взглядом по всему кругу пока его взгляд, наконец, не остановился на мне. Он облизнул нижнюю губу, и я, не удержавшись, посмотрела на его губы. Черт возьми…

От вспышки непонятных эмоций жар прилил к лицу. Так же внезапно, как они появились, они исчезли, будто их никогда и не было. Его язык исчез за зубами, когда он ухмыльнулся мне, заставляя гадать, способен ли он читать мои непристойные мысли.

И это разозлило меня. Он разозлил меня. Это неразумно. Ведь я даже не знаю его.

Моя шея стала ярко-красного цвета под его изучающим взглядом. Чем дольше он смотрел на меня, тем сильнее становилось странное ощущение близкого знакомства, которое я почувствовала, когда он только пришел. Когда он в итоге переключил свое внимание на других, воздух с шумом вырвался из моих легких и я смутилась.

Кристи странно посмотрела на меня, прежде чем снова повернуться к Максу. Его губы скривились, как будто что-то во всем этом забавляло его. Но потом, он будто выключателем щелкнул — лицо стало бесстрастным, а глаза серьезными. Как будто он надел маску. Причем сделала это очень плавно.

— Меня зовут Макс Демело, — начал он мягким низким голосом. Я проглотила большой комок в горле.

Этот голос. Я знаю его. Но откуда?

Макс поднял руки в воздух, Он пожал широкими плечами, как будто собирался раскрыть свои самые потаенные секреты. Его взгляд снова скользнул ко мне, и он сказал совершенно искренне:

— И я пришел сюда, чтобы меня спасли.

Этот парень серьезно?

Я посмотрела на остальных членов группы, и быстро поняла, что все они слепо поверили ему. Казалось, Кристи воспринимает его заявление всерьез, так как она наклонилась вперед, опираясь локтями на колени.

— Тебе это не кажется чрезмерно трудной задачей? — спросила она его. Уверена, что она была очарована Максом, как и все мы. Все, даже Эван и Эйприл, сосредоточились на светловолосом, голубоглазом парне, который нес свою уязвимость как почетный знак. Это так не вязалось с самоуверенным, насмешливым парнем, который зашел сюда пятнадцать минут назад. Он будто собирается на маскарад и пытается решить каким же персонажем ему стать.

Макс скрестил ноги и опустил руки на колени.

— Не думаю, — ответил он. Он снова перевел взгляд на меня, и я почувствовала себя как мышь в западне. Мне, правда, хотелось, чтобы он перестал смотреть на меня.

— Я нашел свой путь в ад, и желание спастись — единственное, что заставляет меня двигаться дальше. Его слова были спокойными и продуманными, и я не могла понять, вешает он нам лапшу на уши, или действительно имеет это в виду.

— Я готов быть спасенным. Мне это нужно, Кристи. Так что я сделаю все, что необходимо, чтобы спастись, — его голос звучал почти злобно. В течение нескольких минут мы молчали, как будто его слова задели всех за живое.

Наконец, Кристи моргнула и улыбнулась группе, развевая чары, которые создал Макс.

— Ну…, — начала она, и кашлянула. — Давай надеяться, что ты найдешь его, — сказала Кристи, немного слишком радостно. Я наблюдала за Максом и не сомневалась, что он очень опасен.

Было в нем что-то первобытное и раскрепощенное — сила, которая может захватить все и всех вместе с ним, сжигая в яростном пламени. И после всего он будет танцевать на пепелище.

Он внушал ужас.

Макс

Группа была насмешкой. Но если я не хочу оказаться в тюрьме, придется смириться с этим и провести следующие двенадцать недель своей жизни, рассказывая о моих гребанных чувствах. За все мои двадцать и один год у меня было достаточно сеансов терапии, чтобы знать, что к чему. Я знаю как вжиться в роль, чтобы пройти через это.

Делишься слезливой историей. Ведешь себя так, будто веришь в херню, которую они рассказывают тебе. Затем уносишь свою задницу в противоположном направлении как можно быстрее, чтобы больше никогда не вспоминать об этом.

Я сглупил, вел себя слишком дерзко, и дал себя поймать, хотя мне повезло, я успел продать почти все, что у меня было той ночью, осталась лишь пара таблеток. За хранение без намерения распространения могут присудить общественные работы или обязательное консультирование в противовес тюремной камере и беспокойству быть изнасилованным, если я уроню мыло в душе.

Так что я стану Максом, который чувствует вину и стыд; парнем, который сожалеет о своих решениях, даже если я и планирую повторить это все снова.

Потому что выбор сделан за меня очень давно, и в моем мире нет места для чувства вины.

Зайдя в комнату во вторник вечером, я ожидал, что это будет чертовым издевательством, чем оно, собственно, и было.

Но я совершенно не ожидал увидеть девушку с длинными светлыми волосами и взглядом, прожигающим меня насквозь. Она выбила меня из колеи, вынудив пытаться найти точку опоры.

Меня тянуло к ней. Я ничего не мог с этим поделать. Некоторые вещи было невозможно игнорировать — например, то, как мой член дернулся в штанах, пока я смотрел на ее длинные ноги.

Я хватил через край. Я знаю, как сказать и как сделать то, что необходимо, чтобы получить желаемое.

Только у меня сложилось отчетливое впечатление, что она не повелась на мои слова. И я не уверен, что, черт возьми, собираюсь с этим делать. Все спуталось в моей голове, и я разозлился.

Но это так же сделало меня решительным.

И понимает она это или нет, но ее недоверие единственная мотивация, которая мне нужна.

Так что пока я наблюдал за тем, как она следит за мной, я решил, может быть, эта группа поддержки будет и в половину не так плоха.

Обри

— Ты собираешься отвечать? — спросил Брукс, развалившись на моем диване, где он изображал бездельника и любителя попить пивка.

Мой телефон, непрерывно вибрируя, перемещался по кофейному столику. Уже три часа мы занимались еженедельной зубрежкой. Я пыталась подготовиться к экзамену по возрастной психологии, пока Брукс отлично притворялся, что пишет работу по поведенческой генетике.

Мы с Бруксом оба довольно серьезно относимся к нашим курсовым работам, хотя, возможно, иногда я уделяю им немного больше внимания, чем Брукс.

Я не заметила, что мой телефон сходил с ума последние десять минут. Брукс перегнулся через кофейный столик и щелкнул пальцами в дюйме от моего носа.

Я сердито посмотрела на него и оттолкнула его руку.

— Перестань! — проворчала я, переворачивая страницу учебника, уже заинтересованная тем, как дети овладевают языком. Увлекательный материал.

— Ответь или выключи его, Обри, иначе я выкину его в окно, — пригрозил Брукс. Я удивленно ухмыльнулась, слишком хорошо зная его рявканье. Брукс казался пьяным. Волосы торчали торчком, а в глазах застыло затравленное выражение.

— Хорошо, хорошо. Успокойся, мальчик, — пошутила я, хватая телефон прямо перед тем, как он упал на пол.

— Привет? — произнесла я, не потрудившись проверить номер. Глупая Обри! Я должна была усвоить к этому моменту, что надо всегда проверять, кто звонит.

— Бри. Наконец-то! Я уже больше часа пытаюсь до тебя дозвониться! — отчитала меня мама. Я мгновенно ощутила раздражение. Не только из-за осуждающей интонации в голосе моей матери, но и из-за того, что она использовала это прозвище.

Это прозвище должно было быть похоронено вместе с человеком, который дал мне его. Но мама продолжала его использовать, и я должна мириться с болью, во всех ее проявлениях, которую оно причиняет каждый раз, когда я слышу его.

— Извини, мам. Звук был выключен. Что я могу сделать для тебя? — спросила я, отказавшись поддерживать видимость вежливой болтовни и предпочитая сразу перейти к делу.

Я 4 месяца не разговаривала с родителями. Мы пришли к соглашению оставить друг друга в покое, общаясь только при необходимости.

Я не возвращалась домой в Северную Каролину два года. Она перестала быть мне домом после того, как умерла Джейми.

— Это смешно. Что если что-нибудь случится? Никто не сможет связаться с тобой! — сделала мне выговор мама, делая мне еще больнее. Ее голос звучал озабоченно, но первое впечатление обманчиво.

— Извини, мам, — повторила я. Но извинение никогда не возместит урон последних трех лет.

Мама раздраженно фыркнула, очевидно, чувствуя свое право негодовать. Мама хорошо несла свой мученический крест. Она была самоотверженной матерью неблагодарной семьи.

Меня от всего этого тошнило.

— Ты должна вернуться домой, — сказала мама без дальнейшей преамбулы.

Грудь сдавило, и я так крепко сжала телефон в руке, что перекрыла ток крови к этой части тела.

Я молчала, не доверяя своему голосу, и глубоко дышала через нос. Я не осмеливалась посмотреть на Брукса, который, догадываюсь, с любопытством наблюдал за мной. Он понятия не имеет об эмоциональной мине, на которую я наступила, просто ответив на звонок. Я не посвятила его в ту часть своей жизни, которую упорно пыталась скрыть от него.

— Бри! Ты слышала меня? Это важно. Иначе я не стала бы беспокоить тебя звонками, — сказала она резко, причиняя мне боль правдой своих слов.

— Зачем? — спросила я, наконец, прочищая горло от огромного кома, который там сформировался.

Мама раздраженно фыркнула мне в ухо.

— Ты серьезно? Мне правда нужно напоминать тебе, что будет на ближайших выходных? — спросила она с ненавистью.

Комок растворился в потоке моего гнева. Дерьмо, нет, я не забыла! Забвение никогда не станет выходом для меня. Она не единственная, кто потерял Джейми. Но мои родители вели себя так, будто только они одни горевали о потере пятнадцатилетней девочки, которая слишком рано исчезла из нашей жизни.

— Нет, мам. Я не забыла, — ответила я сквозь зубы. Мне хотелось кричать и бушевать от ее полного равнодушия к моим чувствам. Но Обри Дункан мастер сдерживать эмоции. Я должна быть такой. Единственный способ, благодаря которому я справляюсь.

— Местный подростковый центр проводит торжество в память о Джейми Мари, и они хотят, чтобы мы были там. Твой отец планирует сказать какую-нибудь речь. Там будут газетчики и телевизионная команда. Вся семья должна присутствовать при этом. Слова моей мамы были окончательными, не допускали ни одного аргумента.

Предполагается, что я подчинюсь, не задавая вопросов.

Но я не стану.

Я не могу.

Несмотря на то, как сильно часть меня хотела залатать зияющую пропасть в моей семье, я не могу вернуться в Маршал Крик. Не могу вернуться в двухэтажный кирпичный дом, где выросла. Не могу пройти мимо запертой двери, которая никогда снова не откроется.

Ни в коем случае.

— Я не могу этого сделать, — сказала я тихо, уже приготовившись к скандалу.

— Ты не можешь этого сделать? — зло переспросила мама.

Я покачала головой, хотя мама не могла видеть меня.

— Ты говоришь мне, что не вернешься домой ради поминок о твоей малышке сестре? Ты не можешь выделить пару дней из своей жизни, чтобы почтить память своей сестры? Ты, из всех людей, должна понимать, как это важно. Ты должна это своей сестре! Голос мамы надломился, когда он перерос в пронзительный визг.

Я закрыла глаза и попыталась не дать ненависти овладеть мной. Ненависти к моей матери, которая никогда не позволит мне забыть, как я не уберегла Джейми. Ненависти к наркотикам, которые забрали мою сестру раньше времени. Ненависти к дебильному придурку, который дал их ей.

И, прежде всего ненависти к себе.

Эта ненависть яростно тлела в моем животе. Она всегда была здесь. Никогда не уходила. И мама знала, как разжечь ее и превратить в полномасштабный лесной пожар.

— Мне пора идти, мам, — сказала я, не пытаясь ни объясниться перед ней, ни сказать ей, что возвращение в Маршал Крик было бы сродни снятию повязки с раны, которая только начала заживать. В этом нет смысла. Мама не стала бы слушать.

Может быть, я и была эгоисткой. Может быть, я должна была заставить себя поехать домой. Но я просто знала, что это не закончится так, как этого хотелось бы мне. Я не смогу поехать туда и почтить память Джейми так, как она того заслуживает. Потому что эти поминки по моим родителям и их отказу отпустить сущность человека, которым моя сестра не являлась.

— Не могу поверить, что ты настолько эгоистична, Бри, — выплюнула мама. Механический щелчок подсказал мне, что она завершила вызов

Я бросила телефон на кофейный столик, собрала свои учебники и записи, и засунула их в рюкзак.

— Что это только что было, Обри? — обеспокоенно спросил Брукс.

— Ничего, — сухо ответила я, хватая пригоршню карандашей и маркеров, и затем бросила их в сумку.

Брукс схватил меня за запястье, успокаивая меня.

— Не похоже на ничего. Ты выглядишь так, будто собираешься пойти и сброситься с моста. Какого хрена это было? — спросил он решительно.

Я невесело рассмеялась.

— Тише, Брукс, будем надеяться, тебе никогда не будет нужды отговаривать меня прыгать с уступа. Твои методы де-эскалации суицида — отстой.

Я повесила рюкзак на плечо и схватила ключи.

— Но ты отмалчиваешься. Ты собираешься стать консультирующим психологом, Обри. Ведь знаешь же, как важно говорить о вещах и не держать их в себе. Именно это приводит к тому, что кто-то берет автомат УЗИ, отправляясь в Макдональдс. Друзья не позволят друзьям стать убийцами кучи народу — дал забавный ответ Брукс.

Я закатила глаза.

— Почему бы тебе не испытать бесплатную психотерапию на тех, кто в этом нуждается, — рявкнула я, действительно стараясь не вылить свое разочарование и горечь на него. Но он здесь, а моя враждебность близка к тому, чтобы стать термоядерной.

— Хорошо, об откровенности не может быть и речи. Просто скажи мне, куда, черт возьми, ты направляешься. Ты немного пугаешь меня, — сказал Брукс.

Я наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Прекращай так беспокоиться. Я в порядке. Просто забыла, что мне надо взять книгу в библиотеке для моего доклада по социальной психологии, который будет уже через несколько недель. Вернусь через час или около того. Ты можешь побыть здесь, если хочешь. Рене не будет допоздна, — сказала я ему, пытаясь быть настолько беспечной, насколько это возможно.

Мне просто нужно выбраться отсюда. Я должна пройтись, освежить голову. Обвинения мамы крутились там, угрожая выпустить на волю мои тщательно запрятанные воспоминания.

Я должна двигаться. Должна занять себя. Мое самообладание требует этого. Сидеть и готовиться к занятиям вместе с Бруксом не вариант. Мне нужно сменить обстановку. За эти годы я тщательно продумала и разработала механизмы адаптации для борьбы со злостью, которая поселилась в моей голове.

— Хорошо, не важно, — сказал Брукс, хватая свои вещи. Я знала, что он зол на меня. Уже не первый раз он пытается «перелезть через мою стену». Это было частым источником конфликтов, когда мы встречались. Он просто не понимал, что никто не мог преодолеть огромный барьер, который я создала. Он должен перестать пытаться.

— Позвоню тебе позже. Может, мы сможем поужинать, — выдвинула я единственный вариант примирения, который могла предложить ему. Не хочу, чтобы он злился на меня. Он один из моих лучших друзей, единственный мой друг, но хотя я не могу довериться ему так, как ему хочется, он, тем не менее, важен для меня. И мне нужно, чтобы он это знал.

Брукс напрягся и отвернулся от меня.

— Вероятно, я буду занят, — ответил он резко, направляясь к двери.

Я схватила его за руку, прежде чем он покинул мою квартиру.

— Брукс, я та, кто я есть. Ты знаешь это. Не злись из-за того, что я не могу быть человеком, которым ты хочешь, чтобы я была, — умоляла я устало.

Его плечи опустились, он накрыл мою руку своей, и сжал ее, прежде чем уйти.

Эмоциональное истощение угрожало уничтожить меня. Так что, прекратив думать о Бруксе и своей матери, я поспешила выйти из дома на улицу. Рутинные движения по знакомым дорожкам по направлению к кампусу сделали именно то, что мне нужно. Я почувствовала, как затянутые узлы ослабли, и ноющая боль в сердце была уже не так сильна.

Отправившись в библиотеку, я нашла нужную книгу. Я целенаправленно возвращала все смещенные кусочки на место, туда, где они и должны быть. Зашла в уборную, пригладила волосы и подправила макияж.

Покинув библиотеку, пошла через кампус к общему блоку. Я заметила нескольких ребят с ведрами белой краски у стены с граффити. Замедлила шаг и наблюдала, как они взяли гигантские ролики и начали закрашивать яркий рисунок, покрывая его однотонной нейтральной белой краской.

Я подошла ближе, чувствуя что-то сродни грусти, пока наблюдала, как исчезает изображение Мании. Я остановилась и наблюдала за тем, как парни медленно и систематично стирали все признаки того, что там когда-либо было рисунок.

— Эй, Макс! Где защитная ткань? Я весь перепачкаюсь, — крикнул один из парней.

Я застыла. Макс? Насколько велики шансы?

Один из маляров повернулся к говорившему, и я отчетливо увидела, что это на самом деле Макс Демело. И поскольку мой день уже не мог стать еще хуже, я заметила кучу ткани у своих ног.

Я серьезно подумывала убежать, так как нет ничего более неловкого, чем быть застуканной подглядывающей за ним как идиотка.

Давайте же, ноги, двигайтесь!

Но какая-то мазохистская часть меня, казалось, наслаждалась чувством надвигающегося унижения.

Макс обернулся и начал двигаться в мою сторону. Очевидно, он еще меня не заметил. У меня все еще есть шанс убежать, если хочу.

Но я не убежала. Потому что тогда я бы проиграла.

На нем были поношенные джинсы и старая серая толстовка с надписью Лонгвудскй Университет. Его потные светлые волосы спутанными прядями свисали по бокам от лица. На лбу размазана белая краска.

Он выглядел великолепно и шел так, будто знал это.

Его высокомерие отчетливо виднелось в каждом его движении, и это раздражало меня. Я ненавидела его уверенность. Ненавидела, что ему плевать, что все думают о нем. Ненавидела, что он, кажется, обладает каждой чертой характера, которую я хотела иметь.

И затем он поднял голову и встретился со мной взглядом. Его губы изогнулись в самодовольной улыбке, будто то, что я стояла там, вписывалось в какой-то его грандиозный план.

— Привет, Обри, — произнес он, останавливаясь, чтобы поднять защитную ткань. Я подумывала проигнорировать его. Но это было бы грубо. Он посещает группу поддержки, в которой я ассистирую. Предполагается, что я налажу контакт — это трудно, когда он, кажется, пробуждает во мне первобытный инстинкт накричать на него.

— Привет, — коротко ответила я. Ветер бросил волосы мне в лицо, и я выплюнула пряди волос изо рта. Чудненько. Самое время выглядеть холодной и собранной, Обри!

Макс приподнял бровь и неотрывно смотрел на меня. Он не сказал ни слова. Как и я. Я начала чувствовать себя неуютно под тяжестью его пристального взгляда. Снова меня посетило незначительное ощущение дежавю. Чувство, что я должна знать его, хотя откуда, понятия не имею.

Макс дразняще улыбнулся, будто моя неловкость забавляла его. И он по-прежнему ничего не говорил. Вел себя так, будто у него есть все время мира, чтобы стоять там и заставлять меня чувствовать себя неловко.

Наконец, я не выдержала.

— Так, значит, ты красишь стену? — спросила я. Просто зовите меня Капитан Очевидность.

Макс оглянулся через плечо.

— Ага, это часть моих общественных работ, — отмахнулся он.

— Общественных работ? — переспросила я тупо. Макс встал рядом со мной, вытащил сигарету и вставил ее между губ. Я пыталась не смотреть на него, когда он затянулся и выдохнул дым из легких.

Я ненавижу курение. Я считаю это отвратительной привычкой. Тогда почему мне показалось сексуальным, как он обхватил кончика сигареты губами? Фу!

Макс стряхнул пепел на землю и затем воспользовался оружием, которому практически каждой женщине очень трудно сопротивляться

Он улыбнулся.

Искренняя улыбка на его губах осветила лицо и заставила глаза сиять. Думаю, я забыла, как дышать.

Потому что, черт возьми, он ошеломительный.

— Знаешь, по распоряжению судьи подчищаю дерьмо за другими людьми, крашу стены, и другими способами делаю мир лучше, — ответил он сухо, подмигивая мне.

— Ну, приятно знать, что ты воспринимаешь это серьезно, — заметила я, наблюдая за тем, как он сделал еще одну затяжку, прежде чем бросить сигарету на землю и затоптать ее.

Макс пожал плечами.

— Просто я думаю о многих других вещах, которые предпочел бы делать, — ответил он.

Должна ли я найти скрытый смысл в его, казалось бы, невинном заявлении? И почему я сомневаюсь в каждом нюансе нашего разговора? Я такая неуверенная, совсем не похоже на меня.

— Серьезно, — пробормотала я сухо.

Макс усмехнулся и затем посерьезнел, в его глазах вспыхнуло и тлело какое-то выражение.

— Определенно, — сказал он тихо, приподнимая бровь и изгибая губы в ухмылке.

Он посмотрел на меня одновременно тепло и напряженно, его взгляд раздевал до костей и заставлял дрожать.

Откровенность его взгляда пронзила меня, и я поняла, что его не одурачили мои попытки вести себя саркастично и беспечно.

Мое неуместное влечение к нему, которое началось лишь пару дней назад, практически сочится из моих пор. Это унизительно.

И я знаю, что должна прекратить это. Ради нас обоих. Это совсем неуместно. Он заставляет меня чувствовать себя…потерянной.

— Ну, думаю, что участие в группе пойдет тебе на пользу. Уверена, ты многое узнаешь там, — сказала я неубедительно, надеясь, что он поймет суть. Мне казалось, крайне важным напомнить нам обоим, кем я была и какой была моя роль в его жизни. Я должна укрепить свои позиции. Я ассистентка по реабилитации — та, чьей задачей является его сопровождение в этом трудном путешествии.

Никто больше.

Макс бросил на меня взгляд, который было трудно расшифровать.

— Надеюсь, ты права, — ответил он, проводя грязной рукой по лицу и оставляя пятно на переносице.

Мне пришлось сжать руку в кулак, чтобы побороть нужду стереть его. И я знаю, что здесь было нечто большее, чем моя страсть к порядку.

Его слова выбили меня из колеи. Нашла ли я подтекст там, где его не было? Или он специально сообщал то, что я должна была выяснить?

Полагаю все же последнее.

Вдруг он опустил взгляд, и я удивилась уязвимости, мелькнувшей на его лице.

— Я, правда, надеюсь, что ты права, — сказал он мягко, и я не знала, кому предназначалось это замечание — ему или мне.

Наклонив голову, я внимательно рассматривала его. Казалось, что он задумался, и я гадала, что его так сильно беспокоило.

Я любопытна, когда речь идет о нем. Из-за него стало невозможно не быть такой. Он явно сложный человек с непростым прошлым. Я одновременно заинтригована и раздражена тем, что заинтригована.

Потому что есть определенная черта, которую мне не следует пересекать. Так почему же, встретив этого парня, мне стало тяжело помнить о границах?

Макс нахмурился и открыл рот, но затем снова закрыл его. После этого он посмотрел на меня, и я заметила, как выражение его лица стало бесстрастным. Все признаки открытости исчезли.

— По крайней мере, мне нравится вид. Взглядом он целенаправленно прошелся вверх и вниз по моему телу и насмешливо приподнял бровь. Он нервно улыбался, пока пытался быть соблазнительным. Все спокойствие, которое я чувствовала, было растоптано подавляющим желание закричать ему в лицо.

Его желание усилить мою неловкость было намеренным. Будто он уверенно ставил нас на ту почву, где ему было комфортнее.

— Это не совсем уместно, — заметила я, раздраженная тем, какой разочарованной себя чувствовала. Потому что я уже упустила неуловимого, беззащитного Макса, которого видела всего несколько секунд назад.

Потому что тот Макс казался реальным.

Этот Макс был совершенно другим.

Но кто на самом деле знает, какая сторона человека настоящая?

Черт, может быть ни одна из них, и настоящего Макса я еще не встретила.

Но одно было точно: я не имею права хотеть увлечься никакой из его личностей. Он в группе, которой я помогаю с реабилитацией. Между нами должны быть только профессиональные отношения. Я должна придерживаться кодекса поведения, который так важен и необходим. Нет места для серого. Только белое и черное. Правильное и не правильное.

Промежуточных зон быть не может, особенно между мной и мужчиной, который, как я инстинктивно предполагаю, является проблемой — мужчиной, который несет с собой целую кучу неприятностей; мужчиной, который, как мне кажется, является худшей разновидностью катастрофы.

Я поправила сумку с книгами на своем плече и переступила с ноги на ногу.

— Тебе лучше вернуться к покраске. Было приятно тебя увидеть, — сказала я, обманывая сквозь зубы. Наша встреча была далеко не приятной.

Сбивающей с толку, будет более подходящим описанием.

Макс снова улыбнулся, и на этот раз более искренне. Он присел на землю и сорвал бледно-фиолетовую астру с клумбы кампуса. Поднялся на ноги и протянул ее мне. Я нерешительно взяла ее, встретившись с его взглядом и пытаясь понять его мотивы.

— Это просто цветок, Обри. Не ищи скрытый смысл, — издевался он, его глаза смеялись над моей подозрительностью.

Мой подбородок задран, плечи напряжены, спина прямая, когда наши с Максом взгляды встретились в последний раз.

— Спасибо, — произнесла я. Прочистила горло, которое стало странно напряженным. — Увидимся позже.

Мое сердце грохотало в груди, пока мы стояли там, снова глядя друг на друга. Казалось, в его взгляде можно прочесть тысячи сообщений, если бы только я свободно владела речью Макса.

— Ага, увидимся в группе на следующей неделе, — ответил он, подбирая защитную ткань.

Я махнула ему рукой и пошла в направлении противоположном тому, откуда пришла, забывая о походе в общий блок. Мне просто хотелось вернуться в святилище своей квартиры.

Только покинув кампус, я посмотрела на цветок и поняла, что крепко зажала его в кулаке. Я медленно распрямила пальцы, и поврежденные лепестки осыпались на землю.

Обри

— Девон хочет сегодня снова пойти в «Манию», — сказала Рене, заходя в мою спальню. Она не прошла вглубь комнаты, оставшись неловко стоять у двери, будто не была уверена, что имеет право здесь находиться.

Было время, когда она, нисколько не задумываясь, врывалась и садилась на мою кровать. Если я жаловалась, что мне надо делать домашнюю работу, она бросала в меня подушку, и затем пыталась убедить пойти выпить с ней.

Мы отправлялись куда-нибудь, и Рене напивалась. А я исполняла роль трезвого водителя, но меня это не волновало, потому что мне было весело. Потому что такими были отношения между мной и Рене. Такими были мы.

Сейчас она стоит в моей комнате, будто никогда раньше не была здесь. Не смотрит мне в глаза, но при этом ее ярко-рыжие волосы идеально уложены, макияж чересчур яркий, а наряд явно продуман и спланирован. Это не та девушка, которая приглашала всю футбольную команду в нашу квартиру на игру в покер на раздевание.

Глаза Рене мертвы, уголки губ опущены, и она выглядит непривычно… пустой.

— Что? — спросила я, прищурив глаза.

— Девон хочет сегодня пойти в «Манию». Я подумала, может, ты захочешь поехать с нами. Выбраться из дома вечером, — предложила Рене с притворным равнодушием.

Независимо от того, как непринужденно она пыталась себя вести, я знала, она нервничает. Ей не хотелось возвращаться в этот клуб. В противном случае она никогда бы не попросила меня пойти с ней. Она бы никогда не заставила нас с Девоном социально взаимодействовать, если бы не была полностью и абсолютно напугана.

— Почему ты хочешь снова пойти туда? — спросила я резко. Я пыталась обуздать свои нелепые обвинения. Несмотря на то, как сильно я ненавидела причину, по которой она попросила меня, я не могла не чувствовать капельку надежды, что ее просьба знак того, что наша дружба может быть спасена.

Потому что я скучала по Рене Олстен. Сильно.

Челюсть Рене напряглась, и ее взгляд стал жестким.

— Знаешь, я догадывалась, что просить тебя дохлый номер. Не дай Бог твой выходной будет состоять из чего-то помимо просмотра «Дневников Вампира» в миллионный раз, пока Брукс вставляет свои супер-остроумные комментарии, которые никто кроме него не считает смешными, — отрезала Рене. Я ощутила вспышку гнева.

— Знаешь, если ты хотела, чтобы я пошла куда-то с тобой и этим лузером, которого ты называешь своим парнем, ты выбрала неправильный подход, милая, — возразила я саркастически, позволяя части своего гнева вылиться на нее.

Рене втянула воздух.

— Да пошла ты, Обри, — огрызнулась она.

— Так вот как все будет с этого момента, я полагаю. Мы почти не будем разговаривать. Я должна буду прикусить язык и молчать, вместо того чтобы сказать тебе, что я действительно думаю о твоем парне-недоумке. И мы обе будем игнорировать тот факт, что ты изменилась. Классно, — подвела я итог. Чем злее я становилась, тем выше звучал мой голос.

Глаза Рене стали стеклянными, и я слишком хорошо знала, что случается, когда ее нижняя губа вот так дрожит. Ее неизбежные слезы заставили меня чувствовать себя дерьмом.

— Забудь, — прошептала Рене, и покинула комнату, прежде чем я смогла еще что-то сказать. Я прижала руки к глазам и подавила желание закричать. Сделала глубокий вдох. Хорошо, она сучка, но я могла бы справится с этой ситуацией немного лучше. Она просила помощи единственным способом, который возможен на данный момент, а я оттолкнула ее. И хотя тусоваться всю ночь с Девоном и его идиотскими друзьями не кажется мне хорошей идеей отлично провести время, находиться рядом с Рене в любом качестве очевидно положительный шаг для нашей дружбы.

Я вышла в коридор, намереваясь помириться.

Но когда я была готова уже позвать ее и сообщить, что принимаю приглашение, как бы странно и неловко это не звучало, я услышала, как входная дверь открылась и затем захлопнулась с оглушительным хлопком.

Не прошло и двух минут, как дверь снова открылась, и я поспешила в гостиную, чтобы попытаться исправить неловкую ситуацию с Рене.

— Я тысячу раз говорил тебе запирать эту дверь, — ругался Брукс, направляясь на кухню. Он действительно не понимает концепцию личных границ. Где-то по пути, мой дом стал его домом. Мои чипсы стали его чипсами.

Мой шоколад стал его шоколадом? О, черт, нет!

Я выхватила упаковку Hershey's Kisses и его рук.

— Есть границы, которые нельзя переступать, Брукс. Руки прочь, — предупредила я, убирая пачку обратно на полку.

Брукс выглядел равнодушным, когда вместо этого потянулся за упаковкой Ritz Crackers и направился в гостиную.

— Мимо меня в коридоре промчалась Рене. Она выглядела так, будто за ней черти гнались. О, и она одета как проститутка. Дай мне угадать, горячее свидание с парнем, аля «люблю пинать котят стальными носками сапогов»? — спросил Брукс, закатывая глаза, когда я начала сметать крошки крекеров с диванных подушек.

Я протянула ему бумажную тарелку, которую он принял с преувеличенной медлительностью, просто чтобы позлить меня.

Я плюхнулась рядом с ним.

— Она опять пошла в «Манию», ты можешь в это поверить? И хотела, чтобы я пошла с ней. Извини, но я просто не вижу ничего привлекательного в беспокойстве по поводу того, вдруг меня зарежут в туалете из-за блеска для губ, — пробормотала я.

— Черт! Правда? Ты хочешь пойти? — спросил Брукс, оживившись.

Я смерила его своим запатентованным «Ты что, с ума сошел?» взглядом.

— Таким образом, мы будем унижены, когда нас пошлет домой громадный варвар?

Брукс бросил коробку из-под крекеров на кофейный столик и вытер руки о джинсы, что заставило меня поежиться.

— Обри, серьезно, мы должны пойти! С тех пор, как мы были там в последний раз, я, правда, хотел заценить его, а ты хочешь присмотреть за Рене, — возразил он.

Я готова была запротестовать, но он грубо прервал меня, прижав руку к моему рту.

— Даже не думай отрицать! Ты не сможешь сегодня расслабиться, если будешь беспокоиться о своей чокнутой соседке. Так что давай, наряжайся, и пошли, найдем наш клуб! Я оттолкнула руку Брукса, тщетно пытаясь продолжать злиться на него, что было чертовски трудно, когда он начал дергать плечами, имитируя танец.

— Не думаю, что у меня в шкафу есть что-то отдаленно напоминающее наряд, который надел бы Доминант. Шансов, что мы попадем внутрь, нет, — рассуждала я, надеясь, что он отбросит эту идею, и в то же время, надеясь, что он уговорит меня.

Потому что, черт его возьми, он прав. Я хочу пойти. Хотя я не признаюсь, что у меня есть другие причины, кроме как следить за своей подругой, на самом деле мне немного любопытен мир, который предлагает «Мания».

Ну ладно, больше, чем немного.

Хоть я и паниковала на десятку по десятибалльной шкале, когда была там в последний раз, что-то в музыке, атмосфере, захватывающем вкусе опасности, который танцевал на кончике моего языка, было неотразимым.

Желание сбежать заставило меня беспокоиться. Начиная с телефонного звонка матери, я снова находилась в плену воспоминаний, которые очень сильно старалась держать спрятанными в подсознании.

Оказалось, достаточно голоса моей матери, чтобы взорвать дверь, которую я решительно держала закрытой.

Так что идея расслабиться, погрузиться в мир, полностью выходящий за пределы моей нормы, казалась намного соблазнительнее, чем когда-либо раньше.

И еще там был тот таинственный мужчина…

Я приняла решение.

— Хорошо, давай сделаем это, — неожиданно сказала я, поднимаясь на ноги. Я рассмеялась, увидев отвисшую челюсть и взгляд, которым Брукс наградил меня.

Уперев руки в бедра, я закатила глаза.

— Я думала, ты хотел пойти. Давай же, помоги мне найти что-то достаточно распутное, чтобы нас пропустили внутрь, — насмехалась я, наслаждаясь шоком на лице своего друга.

Я не часто удивляю людей, но поняла, что, когда делаю это, делаю это сногсшибательно.

— Эм… Ок, — пробормотал Брукс, следуя за мной в спальню.

Двадцать минут спустя я стояла окруженная кучами одежды, которые, скорее всего, уничтожат мои склонности к обсессивно-компульсивному расстройству.

— Когда мой член стал чертовой вагиной? Я парень, Обри! Парень! Я не знаю, какого хрена ты должна надеть! Я за то, чтобы снимать одежду. Не надевать ее, — кричал Брукс с моей кровати, где он растянулся, наблюдая за моей имитацией того, как девушка с неукротимой энергией крутится, пытаясь выбрать наряд.

Я застонала и, наконец, схватила джинсовую юбку, которую никогда не носила, потому что мне нравится, когда мои женские прелести прикрыты, если я на публике, и черный блестящий топ с одним открытым плечом.

Одевшись и застегнув молнию на своих доходящих до колен черных сапогах, я посмотрела на себя в зеркало, и мне сразу же захотелось переодеться в джинсы и свитер. Не то чтобы я была одета чрезмерно вызывающе. Подобные наряды нормальны по клубным стандартам, но это была не я.

Уложила свои длинные светлые волосы и решила нанести больше косметики, чем обычно. Я просто надеялась, что этого было достаточно, потому что это вся энергия, которую я готова потратить.

Брукс присвистнул, когда я закончила. Его глаза проверили меня с ног до головы, уделяя слишком много внимания ногам. Его лицо стало неестественно красным, и я начала думать, что это, вероятно, очень плохая идея.

Я кашлянула, прочищая горло, Брукс моргнул и отвел взгляд, кажется, смутившись.

— Выглядишь мило, — сказал он с улыбкой, а его глаза снова прошлись по моему телу.

В такие моменты трудно забыть, что он видел меня голой…часто. Наши отношения, что удивительно, никогда не отличались неловкостью. Мы с легкостью перешли к дружеским отношениям. Но сейчас я ощущала странное напряжение, которое он излучал, связанное с его сверхактивными гормонами.

— Спасибо, — пробормотала я, быстро хватая черную кожаную куртку Рене. Надев ее, я быстро смерила его взглядом, замечая, что он сходил домой и переоделся, пока я наряжалась.

Он сменил брюки защитного цвета и рубашку на пуговицах на облегающие джинсы и узкую серую футболку с логотипом какой-то музыкальной группы спереди. А волосы уложил так, что они торчали иголочками.

Я наклонилась ближе, всматриваясь в его лицо.

— Ты подвел глаза? Серьезно? — фыркнула я.

Плечи Брукса напряглись.

— Это чтобы соответствовать, Обри. Заткнись, — ответил он сухо.

Если не принимать во внимание подводку для глаз, Брукс выглядел хорошо. Действительно хорошо. Надеюсь, достаточно действительно хорошо, чтобы попасть в клуб.

Я схватила свою сумочку и последовала за Бруксом в коридор.

— Мы знаем, куда направляемся в этот раз? — спросила я, когда мы уселись в его «Хонду».

Брукс усмехнулся мне.

— Ну, мы должны поехать и узнать, — ответил он загадочно.

Я вопросительно приподняла бровь.

— Потрудишься объяснить? — спросила я, не в настроение для игры в «угадайку».

— Мы должны поехать и посмотреть на рисунок. Тогда мы сможем узнать, где сегодня «Мания», — легкомысленно ответил он. Было заметно, что Брукс взволнован. Его энтузиазм заразителен. Я ощущала дрожь в животе, пока мы ехали к центру города.

— Откуда ты знаешь, где рисунок? — спросила я. Кажется, будто для того, чтобы попасть в клуб, надо пройти через множество неприятностей. К чему такая таинственность? Почему просто не раздавать флайера?

— Я поспрашивал, и мне сказали, что он за прачечной рядом с винным магазином, — пояснил Брукс.

— Мы не можем просто спросить, где это? Зачем мы должны напрягаться, искать чертово граффити ради указаний? — спросила я, зная, что мои слова звучат капризно. Но препятствия, через которые мы должны пройти, чтобы найти клуб, разваливали мою шаткую готовность куда-то идти.

Брукс неодобрительно прищелкнул языком.

— Обри, это часть испытания. Нужно увидеть рисунок, тогда сможешь узнать, где находится клуб. И это не чертово граффити. Икс — художник. Его работы невероятны. Я слышал, люди говорили, что галереи пытались найти его в течение прошлого года, желая продать его работы. Но никто не знает кто он. Или как его найти. Это лишь добавляет таинственности, понимаешь?

Я усмехнулась себе под нос.

— Какого черта галереям хотеть продать закорючки, нарисованные на стене с помощью краски из баллончиков? Ведь речь не о Моне.

Брукс качает головой.

— Ты должна еще многому научиться, молоденький кузнечик. Городское художественное направление сейчас очень развито. И Икс имеет репутацию одного из лучших. Он рисует только последние три года, но, если ты поищешь в интернете уличное искусство, его работы будут там с Бэнкси. (Примеч. Бэ́нкси — псевдоним английского андерграундного художника стрит-арта, политического активиста и режиссёра, чья личность долгое время была не установлена) Он потрясающий! — ответил он, будто это имело какой-то смысл.

— Откуда ты знаешь, что это парень? Это может быть женщина, знаешь, — заметила я почти воинственно.

Брукс пожал плечами.

— Кто знает? Это имеет значение?

— И что это за имя Икс? — дразнилась я.

Брукс искоса посмотрел на меня и не потрудился ответить. Очевидно, отсутствие с моей стороны должного восхищения таинственным Иксом лишило меня большого количества положительных очков.

Мы проехали по узкому переулку между двумя зданиями, который закончился небольшой парковкой. Перед мусорным контейнером стояла группа людей.

Брукс припарковался и выпрыгнул из машины.

— Давай же! — позвал он меня, торопясь к стене здания. Там было много граффити — типичные названия группировок и имена.

Но не на это люди собрались посмотреть.

Их внимание привлек портрет женщины в огне. Он был, по крайней мере, три метра в высоту и четыре с половиной в ширину. Он был огромным.

— Пожалуйста, объясни мне, какое отношение это имеет к клубу? — прошептала я Бруксу, который вытащил свой телефон и забивал цифры в GPS. Он поднял на меня взгляд и послал отстраненную улыбку.

— Ни малейшего, Обри, — ответил он. Я нахмурилась и повернулась к рисунку. Поднялся ветер, принося с собой прогорклый запах старого мусора. Эта маленькая парковка была отвратительной, но толпу людей нисколько не заботила окружающая обстановка. Мы все были здесь лишь ради одного… найти дорогу в клуб, который обещает то, что мы и представить не можем.

Должна признать, что мастерство, с которым было выполнено граффити, казалось впечатляющим. Я вспомнила рисунок, который видела несколько недель назад — чудовищную руку с людьми, падающими с неба.

Тот рисунок был темным и почти угрожающим. Этот, казалось, передает что-то совершенно другое.

Тоску.

Что-то, на что хочется смотреть издалека.

Желание.

Откровенную, необузданную похоть.

Каким-то образом, этот поверхностный рисунок на грязной стене передавал все эти ощущения. И я знала, Брукс был прав. Кем бы ни был Икс, этот человек был действительно талантлив.

На рисунке была изображена женщина в профиль, ее длинные золотистые волосы лизали ярко-красные языки пламени, подбираясь к ее лицу. Можно было видеть только очертание ее носа и подбородка, так как она отвернулась, глядя куда-то вдаль.

Остальное ее тело было выполнено темными, жирными линиями, которые были грубыми и неопределенными, пока не увидишь ее руку. Рука была прорисована четко и почти деликатно. Пальцы прямые, ладонь раскрыта, и с пальцев падают прекрасные, фиолетовые цветы, которые напоминают мне астры, что растут у нас на кампусе.

Огонь у ног девушки поднимался, и, казалось, поглощал цветы, которые летели к земле. Это было такое противоречие — сила огня и спокойная мягкость цветов.

Это напоминало яростный вид обладания — то, как языки пламени, казалось, поглощают лепестки, которые падают с пальцев женщины, как они почти, но еще не совсем, касаются ее кожи, будто тянутся к ней, но пока не могут достать. Я заметила характерное Икс, опутанное красным и оранжевым.

Дрожь, которая не имела ничего общего с прохладой воздуха, прошла по моей спине.

— Я понял! — закричал Брукс, немного слишком громко. Я подпрыгнула от неожиданности, так как была сосредоточена на рисунке.

— Пошли! — закричал Брукс мне в ухо, и я раздраженно посмотрела на него. Я заметила, что остальные тоже быстро уходят, получив то, зачем пришли. Я снова посмотрела на рисунок, чувствуя странную грусть, оставляя его позади.

— Обри, уже поздно. Мы должны поспешить или очередь будет огромная! — торопил меня Брукс, и тянул в сторону машины.

После того, как я забралась внутрь, я снова посмотрела на рисунок, желая понять странный водоворот эмоций, который чувствовала, когда смотрела на него. Я смотрела на него, пока мои глаза не начали болеть.

Моргнув, я посмотрела на Брукса, который забил адрес в свой телефон и затем установил его на центральную консоль. Я потерла виски, чувствуя, что на подходе приступ головной боли.

Я чувствовала странную нерешительность, часть меня хотела отправиться домой и забыть о сегодняшнем великом приключении. У меня было плохое предчувствие, от которого я не могла избавиться, в основном потому, что оно было связано с эйфористической потребностью расслабиться.

Я в чертовом беспорядке.

Прочистив горло, я попыталась привести в порядок мысли, сконцентрировавшись на своем друге, который практически гудел от волнения.

— Как ты узнал адрес? — спросила я, зная, что во время моего свободного погружения в эмоциональное потрясение, я пропустила главную часть того, что мы здесь делали.

Брукс указал на рисунок.

— Видишь эти числа, нарисованные в огне внизу? — спросил он, и я попыталась увидеть, о чем он говорит. И затем я увидела их. Цифру один и четыре, затем пять других цифр, переплетенных вдоль основания пламени.

— Да, и? — спросила я.

— Первые две — номер улицы, последние пять — почтовый индекс. Стебли цветов на самом деле название улицы. Так что вводишь это в GPS и вуаля, вот оно, местоположение «Мании», — объяснил он, напоминая маленького ребенка, раскрывающего сверхсекретный магический трюк.

— Ну, разве это не супер креативно, — пошутила я, пытаясь скрыть растущее чувство беспокойства, которое расцветало в животе.

— Просто расслабься и веселись, Обри. Распусти волосы хоть на одну ночь, — поддразнил Брукс, и я постаралась не обороняться от звучащей в его словах критики.

— Я могу веселиться так же, как и любая другая девушка, — спорила я, и постаралась не разозлиться от грубого недоверчивого смешка, который издал Брукс.

Остаток поездки продолжался в тишине, и я пыталась сдержать сбивающую с толку нервозность, которая заставляла мое сердце бешено стучать в груди.

GPS привел нас на окраину города, далеко от огней и нормальной суеты субботней ночной жизни. Брукс заехал на машине в поле, и я могла видеть, как люди идут в сторону деревьев.

— Вперед, — позвал Брукс, выбираясь из машины. Я вышла из автомобиля, прошла по высокой траве, и направилась между деревьев.

Было темно, огни тысячи телефонов и зажигалок светились вокруг нас. Я слышала невдалеке грохот музыки. Споткнулась о корень дерева, и Бруксу пришлось схватить меня за руку, чтобы я не упала. Что-то в «Мании» заставляло меня бороться, чтобы твердо стоять на ногах.

— Вот он! — прокричал Брукс мне в ухо, указывая на захудалый фермерский дом, который выглядел так, будто был заброшен несколько лет назад. Здание было огромное; когда-то, вероятно, это был уютный дом для милой семьи. Теперь он выглядит как дом из фильма ужасов.

Окна либо сломаны или в них отсутствуют стекла. Крыльцо обвалилось спереди. Длинная очередь людей тянулась вдоль стены и исчезала за домом.

— Похоже, тема вечера «Техасская резня бензопилой», — пробормотала я, застегивая молнию кожаной куртки до подбородка, чтобы сохранить тепло.

Снова, мы обнаружили себя, стоящими в очереди ради шанса попасть внутрь. Я гадала, там ли уже Рене. Узнала нескольких студентов из школы, но помимо них масса незнакомых людей.

Я застонала себе под нос, когда мы достигли начала очереди и заметили старого доброго Рэнди, моего «лучшего друга»-вышибалу с нашего последнего, принудительного визита в «Манию». Он выглядел таким же жестоким и неуступчивым, как и всегда, и я чертовски надеялась, что он не разглядит фальшь в наших печальных попытках соответствовать обстановке, так как они были именно фальшью.

Я испытала облегчение, когда обязательный беглый осмотр закончился грубым требованием денег, затем последовала размазанная печать на обратной стороне наших рук. И вот так, мы получили доступ.

Брукс довольно ухнул и взлохматил мне волосы.

— Мы вошли! Замечательно! — сказал он с энтузиазмом, и я попыталась улыбнуться в ответ. Но оглушительные басы и знакомое ощущение ожидания и страха, которые лизали мои внутренности, уже начали доминировать.

Я нашла свой способ сбежать от себя.

Икс

Я провел языком по нижней губе, наслаждаясь ощущением онемения во рту. В горле все еще ощущалась горечь от таблеток. Мои веки опустились, конечности отяжелели.

Мне это чертовски нравилось.

Музыка звенела в ушах, пока я протискивался сквозь толпу. Я натянул кепку на лоб и наслаждался ощущением сотни тел, прижатых ко мне. До меня донесся запах пота, и мне захотелось лечь на пол и позволить земле поглотить себя.

Девушка с ярко-синими волосами в узком обтягивающем платье терлась об меня, она обвила меня руками за шею. Ее губы растянулись в карикатурной улыбке. Она напоминала блудливую Смурфетту, (Примеч. Смурфетта — персонаж из мультсериала, фильмов и комиксов Смурфы) когда грудью агрессивно толкалась в мою грудь.

Черт, я в игре. Играем вместе. Так что я опустил руки к ее заднице. Она легонько взвизгнула, когда я сжал ее.

Да, я лапал случайную цыпочку, но ощущения были чертовски приятными. Казалось, все замедлилось, воздух пульсировал, и мне хотелось стать похожим на всех остальных сумасшедших придурков, которые наслаждались настроем.

Но у меня было куча дел.

Смурфетта потерлась о мою промежность, и я вцепился в ее кожу, чувствуя, что если смогу вонзить пальцы в ее плоть, то исчезну. Мысли в голове расплывались, во рту было сухо, но мне не хотелось двигаться. Никогда больше.

— У тебя есть что-то? — прошептала девушка мне в ухо, языком она слизнула пот, бусинками выступивший на моем подбородке.

Я зло усмехнулся и притянул ее ближе к себе, ритмично толкаясь под музыку.

— У меня есть именно то, что тебе нужно, — пообещал я, балдея от вспышки предвкушения, вспыхнувшей на ее бледном лице.

— Сколько? — выдохнула она, ее движения стали лихорадочными от энтузиазма.

— Пошли со мной, — ответил я, схватил ее за руку и потащил сквозь толпу в сторону коридора, прочь от танцпола. Мы практически бежали, пока я не нашел темную комнату в задней части дома.

Это моя работа — находить место для «Мании» каждый месяц. Называйте меня специалистом по поиску места или Мастером Вечеринок. Как угодно. Но обычно чертовски трудно найти место, которое было бы одновременно достаточно большим и далеко от радаров, чтобы нам могли сойти с рук очень громкая музыка и слишком наглая продажа наркотиков.

Это место было просто подарком. Дом признали непригодным для проживания пару месяцев назад и собирались снести через несколько недель. Черт, организатор клуба не был уверен насчет безопасности старого фермерского дома, но он не мог отрицать, что место уединенное, и идеально подходит для ночи едва контролируемого беспредела.

Я прошелся по строению несколько раз до сегодняшнего вечера, так что довольно хорошо знал расположение. Я так же знал, что место, куда я вел Смурфетту, было достаточно уединенным для того, что было у меня на уме.

Здесь было совершенно темно. Мне пришлось выудить свой телефон и использовать его как фонарик, пока я вытаскивал мешочек из кармана. Я вытряхнул две маленькие голубые таблетки и протянул их девушке.

Она практически истекала слюной, пока пыталась забрать их у меня. Я сжал руку в кулак и отдернул ее в сторону, прежде чем она смогла их взять.

— Эй-эй, — издевался я, размахивая пальцем у нее перед лицом. Девушка торопливо вытащила пачку денег из кармана и засунула две двадцатки в мой передний карман, ее пальцы вцепились мне в бедро через джинсы. Разглядев ее получше, я понял, что знаю подобный ей тип девушек достаточно хорошо: печальный, маленький и доверчивый инвестор, ищущий быстрый способ попасть на темную сторону.

К счастью для нее, я слишком счастлив удовлетворить ее запрос.

Она открыла рот, и я положил таблетки ей на язык. Она сомкнула губы вокруг моих пальцев и посасывала их, пока глотала, ее глаза закатились в экстазе.

— Ммм, — простонала она, проведя руками вниз по своему телу, в то время как мои пальцы были глубоко в ее горле.

Мой член встал по стойке смирно. Я чувствовал себя разомлевшим и ловил кайф, а прямо сейчас я просто хотел, чтобы эта девчонка встала на свои чертовы колени. Хватит дразнить, я хотел главного акта.

Я надавил ей на плечи, опустил ее на колени, ясно показывая, чего хочу. Ее колени соприкоснулись с грязным полом, но она даже не заметила. Она была слишком обалдевшей от наркотиков, чтобы ее это волновало, а я был слишком большим мудаком, чтобы беспокоиться, что она этого не осознает. Мне следовало бы чувствовать отвращение от того, как охотно она вцепилась в пряжку моего ремня. Она расстегнула мои джинсы и потянула вниз молнию, как профессионал.

Черт, мне должно быть стыдно от того, что я ожидаю, что она сделает. Но чувство стыда осталось где-то чертовски далеко.

Это мой мир. И в этом мире я беру, что хочу и когда хочу.

Реальность, с которой я столкнулся снаружи, совершенно другая. Я не волен сам принимать решения. Я продираюсь по жизни, обдирая пальцы до крови.

Но прямо сейчас я чертов Бог.

Девушка посмотрела на меня сквозь свои синие волосы и пьяно мне улыбнулась. Я не улыбнулся в ответ. Прежде чем она начала, я достал презерватив. Эта девушка ни в коем случае не дотронется до моего члена без защиты.

Когда я закончил с подготовкой, я толкнул ее голову вниз, и она дала мне именно то, чего я хотел.

Я не прикасался к ней. Не зарывался руками в ее волосы и не потирал ей плечи. В этом нет любви. Или даже похоти. Просто я получал то, что хотел. Мне плевать, кто она. Я не стану спрашивать ее имя или, не попытаюсь узнать какой у нее к черту любимый цвет.

Мне плевать на все это. Прошло много времени с тех пор, как я позволял себе заботиться о ком-то или о чем-то. Я просто хотел кончить ей в рот и затем уйти. Потому что это заставит меня почувствовать себя лучше. И это все, что имело значение.

Так что я стоял там, пока сучка отсасывала мне, будто это была ее работа. Я почти забыл, что она живой человек, во рту которого находится мой член.

Когда она закончила, она поднялась на ноги и вытерла рот тыльной стороной руки. Приподнялась на носочках и попыталась поцеловать меня в губы, одергивая юбку, пока забиралась на меня как на чертово дерево, как будто то, что она отсосала мне, давало ей чертово право ожидать, что я засуну в нее свой член. Но у меня были стандарты.

Я оттолкнул ее и снял презерватив.

Я завязал его на конце и бросил на пол у ее ног.

— Сделай что-то с этим, — приказал я, застегивая свои штаны.

Без единого слова, или взгляда в ее сторону, я покинул комнату и пошел обратно на танцпол.

Я чувствовал себя невесомым, наркотики работали в моем организме. Я гадал, если закрыть глаза, взлечу ли к потолку. Бьюсь об заклад, я смог бы улететь и никогда не возвращаться. И это именно то, чего мне хотелось.

Улететь далеко, далеко.

— Йо, Икс, ты продал все свое дерьмо? — Я раздраженно открыл глаза, обозленный на любого, кто смеет прерывать меня в момент, когда я пытаюсь сбежать от реальности.

— Какого черта ты хочешь? — зарычал я на тощего чувака, который стоял передо мной, практически дрожа в своей дрянной подделке Доктора Мартенса (Примеч. Др. Мартенс — британская марка одежды и обуви). Этот кусок дерьма теперь совершенно точно на моей плохой стороне.

Парень поморщился и извинился, и я знал, что он гадает, какими будут мои дальнейшие действия. Я почувствовал извращенное чувство удовольствия от его настороженности. У меня репутация темпераментного и эксцентричного человека. Мне плевать на эти противные вещи, именуемые последствиями.

Это мой чертовый мир; я просто позволяю всем им существовать в нем.

Мне, вероятно, следует отметить, что употребление мной наркотиков идет в ногу со здоровенной долей нарциссизма.

— Эм, Марко сказал, что у тебя есть…ну, ты знаешь…я просто хотел купить, что у тебя там есть, — запинаясь, сказал парень. Я не знаю его. Но он, чертовски точно, знает меня. Все они знают.

Такого парня как я тяжело не знать.

Чувствуя неожиданное великодушие, я вытащил последние таблетки и покачал пакетиком перед его лицом.

— Для тебя они будут стоить вдвойне, — демонстративно сказал я ему, в восторге от вспышки гнева на его уродливом лице. Как, черт возьми, он на это отреагирует? Начнет драться со мной? Украдет мою наркоту? Я так не думаю. Совершенно ясно, что у него на это смелости не хватит.

Я ухмыльнулся, когда он протянул мне восемьдесят долларов и взял две таблетки с моей руки. Я сложил деньги и убрал их в карман.

— Приятно иметь с тобой дело, — сказал я сухо, проходя мимо него и направляясь в сторону бара.

Я находился на вершине Вселенной. Ничто не могло низвергнуть меня. Я — король этого чертового замка.

И затем я увидел ее.

Лучи переливающихся огней вспышкой осветили ее светлые волосы и немедленно привлекли мое внимание. Мой взгляд полностью сосредоточился на ней — путеводная звезда в моей личной темноте.

Она была одета иначе, чем в прошлый раз. Джинсы и футболка пропали. Сегодня она была в короткой юбке и просвечивающемся топе: дразнящий проблеск того, что было под ним.

Но это выглядело неправильно. Сегодня еще сильнее казалось, что она пытается быть кем-то, кем, очевидно, не является, хотя должен признать, я оценил вид ее длинных ног под короткой юбкой.

Это как увидеть газель среди львов. Ее съедят здесь живьем. Но пока я наблюдал, как она танцует, мне показалось, что некая ее часть хотела, чтоб ее поглотили.

Она танцевала так, будто ей было не совсем комфортно в ее теле. В ее движениях сквозила нерешительность, которая, казалась, противоречила раскрепощенному выражению на ее лице.

И это было чертовски прекрасное лицо.

Казалось, она была одна. Как и в последний раз. Будто она ждала, что я нападу и уведу ее.

— Как обычно? — спросил меня бармен Эрик. Я едва кивнул ему, не желая отвлекаться на кого-то или что-то.

Она покачивалась под музыку, будто желала расслабиться и смириться с судьбой. Казалось, она умоляет меня помочь ей расслабиться.

Я улыбнулся, зная, что могу помочь ей добраться до места, куда ей хочется попасть.

Я могу стать ее белым кроликом. Ей просто нужно следовать за мной туда, куда я хочу ее увести.

Может, эти мысли были иррациональными. Они граничили с сумасшествием. Но они дали мне опьяняющее чувство власти.

Я хочу ее.

И я получу ее.

Я всегда беру то, что хочу.

Но вдруг она больше была не одна. К ней подошел парень, она улыбнулась ему, и я наблюдал, как она рассмеялась над тем, что он ей сказал.

Мои руки сжались в кулаки, и я попытался подавить вспышку гнева, которая расцвела во мне, когда я увидел ее с кем-то другим. Мое необоснованное чувство собственности заставило меня обезуметь от ярости.

Пара направилась к бару, и они встали в десяти футах от меня. Парень был поглощен ею. Я высоко ценил свое умение читать людей как чертову книгу, и книга этого чувака была пошаговой инструкцией о том, как спутаться с девушкой не из его лиги.

Он придвинулся ближе к ней, она сделала маленький шаг назад. Он положил свою руку на ее, но она скинула ее. Я улыбнулся, наблюдая, как она давала отпор каждому его движению.

Парень заказал несколько шотов, и я был впечатлен тем, как она залпом выпила свой, хотя было очевидно, что она не пьет. Я понял это по тому, как она поморщилась, после того как проглотила выпивку. Она высунула язычок, чтобы облизать губы, и я почувствовал, как в паху все напряглось.

Я сделал глоток собственного напитка, пока получал извращенное удовольствие, наблюдая за ней. Парень, кем бы он ни был, прошептал что-то ей на ухо, и затем покинул ее, направляясь в сторону туалетов. Уровень ее дискомфорта поднялся на отметку выше, когда она осталась одна.

Ее уязвимость сияла, как неоновый сигнал.

Я отпил еще немного своего виски и обратил свое внимание на мужчину с кучей пирсинга на лице и пустым взглядом, сидящим в конце бара. Я знаю такой тип. Знаю, о чем он думает. И я знаю, что он сделает, если ему представится шанс.

Ее друг еще не вернулся, поэтому она заказала еще один напиток. Бармен поставил ее пиво на стойку, и она отвернулась от него, чтобы понаблюдать за танцорами. Пирсингованый чувак воспользовался этим как приглашением сыграть в потенциального насильника. Он незаметно уронил таблетку, которую я знал слишком хорошо, в ее открытую бутылку, и затем скользнул обратно в толпу.

Она ничего не заметила. Учитывая количество народу в клубе, ее невнимательность вызывала ярость, и в тоже время была понятна. Она была погружена в свои мысли, совершенно ошеломлена и ничего не замечала. Она не знает законы улиц, чтобы зависать в таком месте, как это.

Одно плавное движение и я оказался возле нее. Убедился, что моя кепка все еще низко натянута на мое лицо.

Моя анонимность была жизненно важна.

Она потянулась, чтобы взять свое пиво, но я быстро отодвинул бутылку. Она моргнула в недоумении, глядя на меня ясными, карими глазами, и раздраженно нахмурила брови.

— Отдай мое пиво, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно и требовательно. Она была напугана, как котенок.

Не удержавшись, я потянулся и провел пальцем по ее щеке. Она откинула мою руку, и я обнаружил, что смеюсь над ее возмущением.

— Вся глубь небес и звёзды все в её очах заключены, — процитировал я, наслаждаясь замешательством на ее лице. (Примеч. Цитата из стихотворения «Она идет во всей красе» лорда Байрона). Да, у меня любовь к Байрону. Он написал много мрачного дерьма, которое я ценил.

Момент мог бы быть до неловкости глупым, если бы не ее страсть. Я возбудил ее, уверен в этом. Тем не менее, она ненавидела то, что я завел ее. Она не знает меня. Я — незнакомец. Я вывел ее из равновесия. Но, тем не менее, она чувствовала желание.

Это была своего рода опьяняющая власть.

— Отдай мое чертово пиво, — медленно и злобно провозгласила она.

Я перегнулся через стойку бара и выбросил полную бутылку пива в мусорную корзину.

— Ты не будешь пить это, — сказал я ей коротко.

Она была в ярости. Я улыбнулся, радуясь ее гневу, впитывая его. Мои вены гудели, голова кружилась. Взгляд был тяжелым, а в ногах ощущалась такая тяжесть, будто их зацементировали, но ничто не могло заставить меня покинуть ее.

Еще нет.

— Зачем ты сделал это? — спросила она, и я увидел, как она сжала челюсти, когда начала злиться все сильнее. Я хотел, чтобы она разозлилась. Хотел, чтобы она едва могла сдерживаться. Так как был уверен, что она хотела этого.

Она хотела утратить контроль.

И я считал своей миссией дать ей это.

Я специально наклонился очень близко, вторгаясь в ее личное пространство. Это было жестоко и нарушало права, но я хотел увидеть, как далеко я могу зайти. Я опустил руку к ее талии, к полоске голой кожи под подолом ее топа. Прижал пальцы к коже, растопыривая их, чтобы почувствовать ее тепло.

— Никогда не отводи глаз от своего напитка, пока ты здесь, — тихо прошептал я ей в ухо. Ее глаза, эти невероятно глубокие, карие глаза, стали еще больше.

Она подняла на меня взгляд, пытаясь рассмотреть мое лицо. Я наклонил голову ниже, прячась от ее проницательного взгляда. Я знал, из-за освещения ей было тяжело разглядеть меня под козырьком моей кепки, но мне нужно быть осторожным.

Я протянул руку, пальцами схватил ее за подбородок и повернул лицом к другой стороне бара.

— Видишь того парня, с пирсингом в переносице и дерьмово покрашенной головой? — спросил я, указывая на парня, который подсыпал ей рогипнол (Примеч. Рогипнол — запрещенное в США снотворное без цвета, запаха и вкуса; маньяк подсыпает его в бокал жертве, чтобы заняться сексом, пока та спит) меньше десяти минут назад. Он, нахмурившись, пристально наблюдал за нами, очевидно не оценив, что я испортил его планы на вечер.

— Д… да, — запинаясь ответила она, и я ощутил, как бьется ее пульс под моим пальцем. Она нервничала, и, вероятно, была напугана.

Хорошо.

— Он добавил что-то с твой напиток. И потом ему оставалось только ждать, — прошептал я ей в ухо. Я видел, как дернулось ее горло, когда она сглотнула.

— Он бы дождался, пока ты отправишься в туалет, или выйдешь на улицу подышать свежим воздухом, и тогда бы он последовал за тобой. Ты была бы слишком одурманена наркотиком, чтобы сопротивляться, когда он потащил бы тебя за здание, — рассказал я ей. Она выглядела действительно напуганной, и я ощутил что-то типа вины. Но такая девушка, как она, не понимает опасности, которая затаилась в тени.

— И ты была бы без сознания, пока он делал бы с тобой, все, что ему угодно, — закончил я, убирая руку с ее талии и отодвигаясь. Я поправил кепку и выпил остатки своего напитка, прежде чем толкнуть стакан к Эрику.

— Такие парни, как он, ждут всю ночь такую легкую добычу, как ты. Так что, если ты планируешь быть здесь, учись. Потому что здесь довольно много хищников, — сказал я ей, внезапно разозлившись. Я не знаю, почему рассердился. Но все мысли об обладании и желании были стерты незнакомым мне желанием защищать.

Девушка нахмурилась и пристально посмотрела на меня, будто могла разглядеть в тусклом свете.

— Я помню тебя. Ты тот, кто помог мне найти подругу, когда я была здесь в прошлый раз. — Затем она вступила в мое личное пространство. Она нарушала и посягала. И именно я сделал шаг назад.

— Как тебя зовут? — спросила она мягко, потянувшись к моей кепке, будто хотела снять ее.

Я схватил ее за запястье и потянул вниз, прижав руку к ее бедру.

— Ты должна идти домой. Я сказал тебе в прошлый раз: Тебе не подходит это место. Думаю, эта ситуация только все подтвердила. Мышь не выживет долго в комнате, где полно котов, — констатировал я.

Я начал чувствовать волнение. Мне нужна еще одна доза, и поскорее. Наркотики начали искать выход из моего организма, и я чувствовал, что все мои органы кричат, стараясь удержать их. Мои кровь и кости были в истерике от этой потери.

Я думал слишком ясно, мой взгляд стал слишком сконцентрированным. Но она заставила меня хотеть мыслить ясно.

Не понимаю почему. Мне не нравится эффект, который она оказывает.

Я начал злиться.

Эта девушка испортила мне ночь, и были другие вещи, которыми я должен заняться.

Она открыла рот, чтобы сказать что-то, и я представил, как врываюсь языком между ее красных губ.

Пробуя и завоевывая.

Делая ее рот своим.

Но ее слова и мои желания были прерваны.

— Там была огромная очередь в туалет. Извини, что так долго, — вернулся ее друг, и она мгновенно отвлеклась от моего присутствия. Я воспользовался этим шансом и исчез в толпе.

Я покинул ее.

Пытался забыть.

Пытался восстановить свою ночь, ту, какой она была до того, как я увидел ее.

Но такое нельзя забыть. Некоторые люди «прорывают» свой путь вам в голову, а вы даже не замечаете, что это вообще происходит.

И позже, выбивая дерьмо из парня, который подсыпал ей наркотики, я знал, она «прокопала глубокую траншею».

Я просто еще не решил, что буду делать, если она останется в моей голове.

Обри

— Не хочешь сходить в столовую перекусить? — спросила Рене, заходя в мою спальню.

Я с удивлением оторвалась от своей домашней работы. Она со мной разговаривает? Интересно это настоящее приглашение провести время вместе?

Прошлые выходные в клубе «Мания» были… ну… интересными.

Мне было трудно решить, действительно ли я наслаждалась этим, или нет. Сам по себе опыт был просто фантастическим.

Находясь там, притворяясь кем-то, кем не являюсь, я чувствовала некоторую свободу. Дразнящий соблазн вынуждал отбросить все и веселиться, и на несколько мгновений я была готова все отбросить.

Но затем я снова увидела его, незнакомца в бейсбольной кепке. Он появился внезапно и предотвратил несчастье, будто ждал этого момента всю ночь.

Я чувствовала себя идиоткой, когда он не позволил мне выпить пиво с наркотиком. Я горжусь тем, что всегда очень бдительна, когда дело касается необычных ситуаций. Очень непохоже на меня вот так оставить свой напиток без присмотра.

Я не идиотка, но всю ту ночь вела себя глупо. Я была беспечна и почти подвергла себя опасности из-за своего невежества.

Но таинственный парень позаботился, чтобы этого не произошло.

Я должна быть благодарна, что он оказался там. Вместо этого я ощущаю высшую степень раздражения из-за того, что не смогла сама о себе позаботиться, и он практически высмеял меня за это.

Я не из тех девушек, которые нуждаются в спасении, но он спас меня уже дважды.

А я до сих пор не знаю ни его имени, ни как он вообще выглядит. И я совершенно уверена, что он скрывается намеренно.

Когда он коснулся меня, он сделал это умышленно, будто искал какой-то отклик с моей стороны. Он знал, что делает, вторгаясь в мое личное пространство, и наслаждался, причиняя мне неудобства.

Но затем он исчез, и остаток ночи я его не видела.

Неприятно признавать, но я потратила больше времени, разыскивая его, чем танцуя. Я так же совершенно забыла о Рене, и когда мы с Бруксом уходили в два часа утра, я поняла, что не видела ее всю ночь.

Брукс был здорово пьян, так что мне пришлось везти нас домой. Рене уже была там, когда я вернулась. Я видела свет под ее дверью.

Я была не в духе и неважно себя чувствовала, так что мне было не интересно выяснять, где она была. И с тех пор я с ней почти не разговаривала.

Поэтому ее неожиданное появление в моей спальне удивило меня.

— Что? — переспросила я тупо.

— В последнее время мы перестали проводить время вместе. Я подумала, мы могли бы… знаешь, пообедать и затем, может быть, взять фильм напрокат. Мы давно не смотрели «Под кайфом и в смятении», — предложила она, ее светло-зеленые глаза неуверенно встретились с моими.

Знаю, что она пытается. Она пытается поддерживать связь. И я не буду той, кто отмахнется от того, что она предлагает. В этот момент я вдруг резко осознала, как сильно я скучаю по своей лучшей подруге. Неожиданно мне понадобилось то доверие, которое было между нами.

Как бы сильно я ни любила Брукса, он не был Рене.

Я закрыла учебник по психологическим консультациям и улыбнулась ей.

— Звучит отлично, — сказала я искренне. Казалось, Рене испытала облегчение от того, что я так легко приняла ее предложение. Возможно, я не была настолько открытой, насколько думала. Могло ли быть так, что состояние нашей ухудшающейся дружбы зависело не только от нее? Может быть, моя склонность не подпускать людей близко к себе внесла свой вклад в эмоциональный раскол между нами.

Я схватила сумку, Рене надела свою куртку, засунула руки в карманы и вытащила оттуда квитанции, которые я оставила там, после того как надевала ее в прошлую субботу.

— Ты брала мою куртку? — спросила она меня, комкая бумажки, и бросая их в мусорную корзину.

— Да, в субботу. Надеюсь, ты не против, — сказала я ей. Мы всегда жили с политикой открытых шкафов, с тех пор как стали жить вместе, хотя, возможно, мне не стоило брать куртку без ее разрешения, учитывая текущее состояние нашей дружбы.

Рене улыбнулась.

— Все в порядке. Ты всегда можешь брать мою одежду. В любом случае, эта куртка лучше смотрится на тебе, чем на мне, — ответила она непринужденно, и напряжение между нами, немного уменьшилось.

— Это правда. Не могу спорить с этой логикой, — пошутила я, закрыла дверь квартиры позади нас, и мы направились по коридору к выходу.

— Куда ты ходила? Я думала, ты планировала остаться дома в субботу, — поинтересовалась она.

— Мы с Бруксом ходили в «Манию». Я надеялась встретить тебя там, знаешь, после того как ты предложила… — рискнула я, пытаясь начать диалог между нами. Я сразу заметила, как она напрягла челюсть и расправила плечи.

— В итоге мы туда не пошли, — сказала она, наконец, через несколько секунд.

— Почему? Что вы делали? — спросила я. Я не была уверена в том, что она ответит мне, решит ли, что я навязчивая и остановит меня. Я больше не знаю, как она может отреагировать на мой вопрос. Непринужденные беседы остались далеко позади. У Рене Элстон теперь много секретов, и я не уверена, что когда-нибудь их узнаю.

Рене поправила волосы, жест, который обычно означает, что она чем-то расстроена. Я пристально посмотрела на нее и была поражена, когда увидела, что она выглядит почти изможденной. Как я могла не заметить, что она так сильно похудела за несколько месяцев? Ее когда-то ярко-рыжие волосы сейчас были тусклого цвета ржавчины. Одежда мешковатая и, казалось, в любой момент свалится с ее худощавого тела.

Она всегда была пухленькой девушкой. Она не очень высокая, достает мне до плеч, зато у нее такая задница и грудь, из-за которых я стыжусь своих. И она всегда использовала то, что у нее есть. Теперь, кажется, будто одежда поглощает ее. Плечи ссутулены, и в последнее время она все время смотрит вниз.

— Мы оказались на вечеринке у парня, которого знает Девон, — объяснила Рене, глядя на меня искоса, скорее всего, высматривая признаки моего хорошо известного неодобрения Девона. Но я сохранила бесстрастное выражение лица.

— Да? И как все прошло? — спросила я, выходя на тротуар и ожидая, когда подойдет Рене. Воздух был холодным, в нем ощущался намек, что в ближайшие несколько недель может выпасть снег, хотя я еще не видела ни одной снежинки. Небо унылое и серое, но я не скучаю по солнцу. Я люблю холод.

Я вспомнила, как Джейми и я с нетерпением ждали снега. Даже если это было бесполезно, учитывая нехватку твердых осадков, которые у нас случались зимой. Она постоянно следила за местным прогнозом погоды, надеясь на выходной от школы. Мы разработали странный ритуал в виде танца в саду, будто это могло поспособствовать погоде, которую мы хотели.

Когда мы были маленькими, мы проводили очень много времени вместе. Джейми была лишь на два года моложе меня, но с раннего возраста я ощущала потребность защищать ее. Она всегда была скромной и неуверенной, постоянно боролась со своим внешним видом, когда стала достаточно взрослой, чтобы беспокоиться об этом.

Она просто не понимала, насколько красивой на самом деле была. Она всегда прикладывала усилия, чтобы понравиться людям, даже если они были не очень хорошими людьми.

Рене остановилась и повернулась ко мне.

— Нам не стоит говорить о Девоне. Я знаю, что он тебе не нравится. И собственно говоря, я понимаю, почему. Он не очень хорошо вел себя по отношению к тебе, — заявила она, и я, не удержавшись, фыркнула.

— Или к тебе, — добавила я нерешительно, не уверенная, должна ли держать свое мнение при себе, но поняла, что мне трудно подавить то, что я чувствовала.

Рене сжала губы, и я ждала ее отпора. Но его не было. И я была рада, что, не стесняясь, озвучила то, что чувствую.

— Почему бы нам просто не пообедать, — коротко ответила Рене, и я поняла, что переступила черту. Стало понятно, что она протянула оливковую ветвь только до определенной степени, и что я должна принять то, что она предлагает и отвалить.

Похоже ли это на крушение поезда, которого невозможно избежать? Именно так выглядит жизнь Рене — большой сломанный поезд, мчащийся к роковому концу. Но как бы сильно мне ни хотелось спрыгнуть на пути и остановить его, я знаю, мое вмешательство не оценят. Быть другом той Рене, которую я вижу последнее время, означает оттачивать искусство вовремя прикусывать язык. И я уже почти на половину откусила его.

Мы прошли два квартала к университетскому городку в относительной тишине. Эта тишина было неуютной и вынужденной, и я пожалела, что не осталась дома и не разогрела упаковку лапши быстрого приготовления вместо этого.

Рене прочистила горло.

— Так что ты думаешь о «Мании»? Не совсем твоё, верно? — спросила она в попытке пошутить.

Я попыталась сдержать защитную реакцию, постаралась придержать язык и не начать топать ногами в припадке незрелости, крича: «Это моё. Что ты знаешь об этом?»

Но Рене была права. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, «Мания» — последнее место, где субботним вечером можно встретить правильную, отправляющуюся спать в десять часов, Обри Дункан.

В этом было что-то действительно раздражающее.

— Я подумываю пойти туда снова на следующих выходных, — воинственно сказала я, просто чтобы увидеть, что на это ответит Рене.

Видишь, я могу быть такой же дикой и сумасшедшей, как и любая другая девушка.

Но это была правда. Я хотела вернуться назад.

Удивительно, но я была довольна собой. Мне пытались подмешать наркотики, возможно, грозила смерть на танцполе, а я хотела снова испытать это.

Судя по выражению лица Рене, я с таким же успехом могла бы сказать ей, что собираюсь побриться налысо и основать девчачью поп-группу.

— Ты собираешься пойти туда? Правда? Почему? — скептически спросила она меня.

Мои мысли вернулись к парню в бейсбольной кепке. Он настаивал, что я не принадлежу этому месту, что я там как пресловутая рыба, которую вытащили из воды. И сейчас стало очевидно, что моя соседка чувствует то же самое. Из-за этого мне захотелось сделать все назло и совершить что-то более чем вызывающее. Потому что меня захватила сумасшедшая идея доказать, что они ошибаются.

И кое-что еще стало мне понятно: пока я была в клубе, танцевала в сковывающей темноте, я ощущала, что могу быть человеком, которым не смогу быть ни в каком другом месте. Кем-то, кто намного интереснее того, кто сидит и просто тупо пялится в монитор. Кем-то, кто получает острые ощущения, не только перекладывая носки в ящике. Обри, которая вела себя спонтанно и немного вышла из-под контроля. Дикой Обри.

Та Обри была веселой.

Та Обри была свободна.

Я стиснула зубы и заставила себя улыбнуться, безразлично пожав плечами.

— Почему нет? — спросила я легкомысленно.

Рене покачала головой и последовала за мной в столовую. Мы встали в очередь к стойке с салатами, но у меня пропал аппетит.

— Ты должна быть осторожной в таких местах, Обри. Конечно, внешне кажется, что там весело, но там происходят сумасшедшие вещи. Это не то же самое, что пойти в торговый центр, — ответила она со знанием дела, что всегда безошибочно вынуждало меня чувствовать себя идиоткой.

Я весело ухмыльнулась.

— Эй, я помню, когда Пич Пит был превращен в ночной клуб. Я видела, что случается, когда сумасшедшие детки из Беверли Хиллз напиваются и принимают наркотики. Я неплохо подготовлена.

Рене рассмеялась.

— Смотреть 90210 все равно, что читать инструкцию к жизни! — добавила я. Несмотря на то, что я шутила насчет этого, я была слегка раздражена ее уверенностью, что я не знаю, чего ожидать от похода в такой клуб, как «Мания». Откуда у нее появилась идея, что я глупая маленькая затворница, которая боится большого жестокого мира?

Я знаю, Рене просто пытается быть хорошим другом. Но я не испытываю признательности к тем, кто обращается со мной так, будто я сама не в состоянии принимать обоснованные и разумные решения, будь это таинственный незнакомец, который заставляет мои внутренности трепетать, или девушка, которая еще шесть месяцев назад была моей самой лучшей подругой.

— От этого я чувствую себя гораздо лучше, — сухо ответила Рене. Она повернулась к салатной стойке и начала сбрасывать листья салата на свою тарелку. Я с ужасом наблюдала за едой, которую она набирала на поднос. Я никогда не понимала, как можно есть салат в качестве основного блюда. Это закуска, не основное блюдо. Все это кажется абсолютно неправильным, особенно, если исходит от девушки, для которой кофе и пирожные основной продукт питания.

Если это то, чем питается Рене, то неудивительно, что от нее остались кожа да кости. У меня есть подозрение, что ее новоприобретенная привычка есть как можно меньше имеет отношение к ее придурковатому парню и его настойчивому требованию, чтобы она оставалась худой. Девон действительно нуждается во встрече один на один с бейсбольной битой.

Я потянулась мимо нее, взяла кусок шоколадного торта и положила его ей на поднос.

— Сделай себе одолжение и проглоти пару калорий, — сказала я прежде, чем она начала поспорить. Себе я взяла бутылку воды и ждала, пока Рене проведет своей студенческой карточкой, чтобы оплатить свою еду.

Пока я стояла там, мой взгляд блуждал по столовой. Было довольно многолюдно, и осталось не так много свободных мест. Если мы будем вынуждены сидеть с парнями из братства, то я лучше пойду домой. Девушка может слушать их увлекательные обсуждения сисек и пива всего лишь пару раз в жизни.

И затем я увидела его. У задней стены возле пожарного выхода стоял Макс Демело. Я не видела его после нашей стычки в кампусе. Он пропустил последнюю встречу в группе поддержки, но позвонил Кристи и предупредил, что слег с гриппом. Его отсутствие в группе было заметно, и не только мне. Будто на его месте образовался вакуум. Трудно поверить, что один человек может так влиять на всю группу.

Встречайте Макса Демело, будущего выдающегося культового лидера.

После того как мы закончили занятие вечером на десять минут раньше, так как никто не хотел откровенничать, Кристи упомянула, что позволяется пропустить лишь определенное количество встреч. Я не знала, что за посещаемостью группы следят до такой степени.

Пропустив одну встречу, Макс сможет пропустить еще одну, прежде чем Кристи придется сообщить о его посещаемости его инспектору по условно осужденным. За этим последуют серьезные последствия, учитывая, что его тюремное заключение отложено из-за посещения группы поддержки и участия в консультациях.

— Ты идешь? — позвала Рене, толкая мою руку подносом. Пораженная, я отвела взгляд от Макса и последовала за своей соседкой к недавно освободившемуся столику. Слава Богу, никаких вонючих парней из братства.

Я потягивала воду, пока Рене ела свой салат. Я наблюдала, как она разрезала свой салат-латук на крошечные кусочки, прежде чем положить их в рот.

— От этого они лучше на вкус? — спросила я, скептически осматривая ее еду. Рене послала мне взгляд, ясно говоривший: «Заткнись и дай мне поесть».

Во время последовавшего затишья, мой взгляд снова пробежался по комнате. Макс продолжал стоять около двери, скрестив на груди руки. Он прислонился к стене и выглядел расслабленным. Но даже со своего места я могла видеть, что его шея и плечи напряжены. Его челюсти были сжаты, глаза скользили по комнате, постоянно перемещаясь и наблюдая.

Его белокурые локоны торчали на макушке, как будто он провел пальцами по волосам. На нем были потрепанные, поношенные джинсы и выцветшая синя футболка. Без усилий он по-прежнему оставался самым симпатичным человеком в комнате. Я ненавижу то, что некоторые люди родились с даром выглядеть потрясающе, не прилагая к этому никаких усилий. Это несправедливо по отношению к нам, остальным людям с заурядной внешностью.

Он незаметно проверил время на часах, и продолжил, все так же небрежно подпирать стену. Он стоял, опустив голову, намеренно не встречаясь ни с кем взглядом, и по этой причине я поняла, что он что-то замышляет.

— Уверена, что не хочешь съесть что-нибудь? Знаешь же, что проголодаешься, когда вернешься в квартиру, — сказала Рене, прерывая мое пристальное наблюдение.

— Я буду в порядке, — ответила я пренебрежительно. Рене поджала губы.

Я улыбнулась ей, хоть и вынужденно.

— Если я проголодаюсь, то просто совершу набег на твой тайник, — пошутила я, надеясь, что сегодня мне позволено вернуться к попыткам подразнить ее.

Губы Рене расслабились, и она улыбнулась в ответ.

— Может, мне стоит купить тебе те крекеры с маслом, которые тебе нравятся. Ну просто для того, чтобы ты перестала съедать мои, — добавила она, и я постаралась не выглядеть шокированной. Но, черт возьми, такого я не ожидала.

Для кого-то они могли показаться просто крекерами, но для Рене, это огромный шаг. И это показало мне больше, чем что-либо еще, что она пытается восстановить нашу треснувшую дружбу.

Кто знал, что крекеры могут вызвать во мне теплые чувства.

— Спасибо, — сказала я ей честно, и на этот раз моя улыбка была легкой, настоящей и почти восторженной.

Я даже не знала, что делать с этими оливковыми ветвями, которые она мне постоянно протягивала.

— Пойду возьму яблоко, — встав, объявила она. Я откинулась на спинку стула и допила свою воду. Мой взгляд вернулся обратно к Максу, и на этот раз он стоял перед выходом. Он огляделся и быстро открыл дверь.

Какого черта он собирается делать?

Мальчишка, вероятно не старше пятнадцати, проскользнул в столовую. Макс положил руку ему на плечо и наклонился, чтобы поговорить с ним. Затем он снова осмотрел комнату, прежде чем быстро отвести парня к столику, стоящему у самой дальней стены, в темном углу.

Я наблюдала, как Макс поспешил к очереди за обедами и схватил два подноса, наполняя их едой.

Не знаю, что заставило меня, но я поднялась и последовала за ним. Я скользнула в очередь, взяла поднос, хоть ничего на него и не положила.

Этим вечером моя страсть к слежке достигла апогея.

Когда подошла очередь Макса, он просканировал свою карточку. Затем просканировал еще раз. Я наблюдала, как его рот сжался в тонкую линию, а лицо покраснело, пока он снова и снова сканировал свою карточку.

Я заглянула ему через плечо и прочитала надпись на мониторе. Недостаточно средств. Макс оглянулся на угловой столик, где он оставил парня. Он взял подносы и собрался уйти вместе с ними.

Женщина за кассовым аппаратом закричала ему вслед.

— Ты не можешь взять это! Ты не заплатил! — кричала она. Макс остановился и огляделся, понимая, что неожиданно он привлек внимание почти всей столовой.

Уверенное выражение, которое обычно можно увидеть на его лице, сменилось смущением и чем-то похожим на панику.

Прежде чем женщина смогла подойти к нему, я встала перед ней и протянула свою студенческую карточку.

— Я заплачу за это, — сказала я коротко, глядя на нее своим знаменитым уничижительным взглядом. Эй, я могу быть устрашающей, когда хочу этого.

Макс, понимая, что я стою там и пришла к нему на помощь, выглядел так, будто готов возразить. Я послала ему предупреждающий взгляд и повернулась обратно к дамочке, у которой была неприятная разновидность псориаза, и которая, очевидно, хотела иметь в своем распоряжении хотя бы ту малую власть, что была в ее жалкой жизни.

— Тебе просто нужно взять и просканировать карточку. Очередь становится огромной, — прокомментировала я сухо, подстрекая ее поспорить со мной.

Стервозная столовская кассирша гневно схватила мою карточку, быстро просканировала ее, и практически засунула обратно мне в руку.

— Спасибо, — мило ответила я, откладывая свой, все еще пустой поднос, обратно в стопку.

Макс не стал ждать меня; он уже был на другом конце комнаты. Не то, чтобы я ожидала благодарности или чего-то такого, но некоторая признательность была бы очень кстати. Очевидно, ему чужды манеры.

Я последовала за Максом к его столу. Он так просто не отделается от меня. Мне очень интересен мальчик, который пробрался в столовую, зачем Макс наполнил подносы количеством еды, которого хватило бы накормить целую армию, и почему он даже не посмотрел мне в глаза, после того как я пришла ему на помощь.

Я подошла к столу и услышала, как паренек разговаривает с Максом взволнованным голосом.

— Спасибо, чувак. Я умираю с голода! — произнес он искренне. Глядя на хрупкого мальчишку со впалыми щеками и усталыми глазами, я поняла, что он это и имел в виду. Он выглядел так, будто не ел надлежащим образом уже какое-то время.

Совершенно очевидно, что они с Максом, в какой-то степени родственники. У них у обоих густые светлые волосы и одинаковые голубые бесстыжие глаза. Но если Макс высокий и широкоплечий, то мальчик напротив худой и невысокий, хотя трудно сказать, зависит это от диеты и образа жизни или от генетики.

По тому, как опекающее Макс обращался с ним, так же, как и по явному фамильному сходству, я поняла, что они братья. Пока я наблюдала за ними, я узнала эту почти нежную опеку. И на мгновение я почувствовала связь с Максом, которая заставила мою грудь болеть от потери сестры.

Макс подвинул один полный поднос мальчику, который набросился на еду так, будто ест в последний раз в жизни. Он улыбнулся парнишке и стал выглядеть еще более привлекательно, а я не думала, что такое возможно.

Я встала невдалеке и откровенно подслушивала

— Почему ты не ешь в школе? — спросил Макс.

Мальчик поднял свои голубые глаза, так похожие на глаза Макса, и покачал головой.

— Дядя Дэвид запоздал с оплатой обедов на два месяца. Иногда Кори дает мне часть своего ланча, но я чувствую себя, будто… молча попрошайничаю, — ответил мальчик, заталкивая ложку пюре в рот.

— Что насчет еды в доме? Ты не можешь взять обед из дома? — спросил Макс, становясь все более взволнованным.

Мальчик не смотрел на Макса; он был слишком занят, стараясь запихнуть в рот как можно больше еды.

— Неа, если не хочу принести на обед кошачью еду или пиво, — ответил он, делая глоток содовой.

Макс нахмурился, и могу сказать, что он был зол.

— Я даю этому мудаку достаточно денег, чтобы оплатить все твои потребности на несколько месяцев. И ты говоришь мне, что в доме нет гребаной еды? И у тебя нет денег, чтобы заплатить за ланч в школе? Куда, мать твою, делись все деньги? — прорычал Макс, и мальчик пожал плечами.

— Его дома нет уже неделю. Вероятно, он снова поехал в Атлантик-Сити, — произнес мальчик, кажется, не осознавая, что его старший брат закипает от гнева рядом с ним.

Макс ударил рукой по столу.

— Эти деньги для тебя! Не для того, чтобы он тратил их впустую! Клянусь, я собираюсь убить этого мудака! — голос Макса повысился, и он огляделся вокруг, чтобы увидеть, не услышал ли кто. И затем его взгляд упал на меня.

Попалась.

Взгляд Макса встретился с моим, и он раздраженно прищурил глаза. Очевидно, он не был счастлив видеть меня.

Я подошла, встала возле стола и улыбнулась мальчику. Я попыталась не засмеяться от того, как он пялился на меня с открытым ртом. У него на подбородке был размазан картофель, и я подумала о том, чтобы стереть его. Но я не хотела, чтобы у бедного мальчика случился сердечный приступ, от того, что я прикоснусь к нему.

Я повернулась к Максу, который отказывался смотреть мне в глаза, его голова была низко опущена, будто он обнаружил, что стол действительно очень интересный предмет. Я смотрела на макушку его курчавой головы, желая, чтобы он взглянул на меня, но он прикладывал массу усилий, притворяясь, что меня тут нет.

— Как дела, Макс? — спросила я, добавляя в голос достаточно сладости, чтобы он не звучал неприятно.

Плечи Макса напряглись, но он все еще отказывался поднимать голову. Он катал по тарелке горох.

— Хорошо, спасибо, — ответил он сквозь сжатые зубы. Я знаю и без его слов, что его раздражает, что я заплатила за их еду. У меня сложилось отчетливое впечатление, что Макс привык сам заботиться обо всем, и ему претит мысль о благотворительности любого рода.

Я не хотела, чтобы он чувствовал себя объектом благотворительности. Но было что-то в его взгляде, когда он стоял там с подносами, наполненными едой, чтобы накормить своего младшего брата, за которые он не смог заплатить, что мне захотелось помочь ему.

Но могу сказать, моя помощь была нежеланна и ее не оценили.

Я посмотрела на мальчика, который до сих пор смотрел на меня со слегка разинутым ртом.

— Кто это? Твой брат? — спросила я, посылая мальчику широченную улыбку.

Он улыбнулся в ответ и посмотрел на Макса, который продолжал прожигать дыры в столе. Его улыбка немного увяла, когда он понял, что его брат настроен враждебно. Он перевел взгляд с Макса на меня, будто пытался определить источник напряжения.

— Эм, да, я младший брат Макса, Лэндон. Откуда ты знаешь Макса? — спросил он, закидывая еще одну ложку еды в рот. Наконец, глаза Макса встретились с моими и в них отражалась немая мольба. Его смущение и гнев исчезли, сменившись просьбой молчать.

Макс явно не хотел, чтобы Лэндон узнал особенности нашего знакомства. Рискну предположить, что Лэндон в полном неведении о сомнительных внеклассных занятиях своего старшего брата.

Я прочистила горло.

— У нас занятия вместе, — солгала я, улыбаясь Лэндону, который улыбался мне.

— О, правда? Макс невероятно умный. Гениально умный. Ты знаешь, он будет врачом. Он единственный человек в нашей семье, кто ходит в колледж. Папа всегда говорил, он будет тем, кто вылечит рак или что-то еще, — проинформировал он меня.

Макс, безусловно, герой в глазах этого ребенка — герой с проблемами с наркотиками, которые привели к его испытательному сроку. Ангел с потускневшим нимбом.

— Вау, я этого не знала, — ответила я, глядя на Макса, который, кажется, чувствовал себя невероятно неуютно от того, что стал темой нашего разговора. Знакомая ухмылка исчезла. Сидящий передо мной человек не ломал комедию. Этот парень хотел сквозь землю провалиться. Его брат, поделившийся со мной своим преклонением перед ним, нервировал его.

— Уверена, что ты такой же умный, как Макс, если не умнее, — сказала я мальчику, который, казалось, был готов лопнуть от восторга из-за комплимента.

— Хотел бы я, — ответил он с энтузиазмом, улыбаясь старшему брату, который болезненно улыбнулся ему в ответ.

Я неловко постояла там какое-то время, пока не стало очевидно, что Макс не собирается предпринимать попытки продолжить разговор.

— Было приятно познакомиться с тобой, Лэндон. Увидимся, Макс, — произнесла я и развернулась, чтобы уйти. Я была уже на полпути к своему столику, когда меня остановила чья-то рука.

Я посмотрела на руку у меня на рукаве, и затем в беспокойные голубые глаза Макса.

— Спасибо, что ничего не рассказала Лэндону о группе. Ему не нужно знать об этом дерьме, — произнес он резко. Его извинение скорее напоминало обвинение, которое, как я знала, он сделал неохотно.

— Ты не должен благодарить меня за это. Может, тебе стоит задуматься о том, почему тебя так сильно заботит, чтобы твой брат не узнал правду. Может быть, глубоко в душе, ты понимаешь, что принимаешь дерьмовые решения, — проповедовала я. Боже, я звучала так чертовски осуждающе. Я действительно должна держать свой ханжеский рот закрытым.

Очевидно, Макс воспринял мое путешествие к вершине ораторства с той же неприязнью, что и я.

— Я не должен объяснять свои решения тебе, Обри. Ты ничего не знаешь обо мне.

Его рука сжалась на моей, когда он сделала шаг ко мне, почти прижимаясь губами к моему уху. Я задрожала, когда его дыхание коснулось моей шеи.

Прощай, гордость, было приятно с тобой познакомиться.

— Я верну тебе деньги. У меня просто не было возможности забросить их себе на счет в этом месяце, — объяснил он сквозь стиснутые зубы, его слова звучали жестко и отрывисто.

Он пытался скрыть свое унижение.

Я коснулась его руки.

— Не переживай об этом, — произнесла я мягко, что, казалось, привело Макса в бешенство.

— Мне не нужны подачки, Обри. Я верну тебе чертовы деньги, — прорычал он.

— Отлично, — ответила я сухо, раздраженная его резким отношением.

— Хорошо, — пробормотал он, и затем развернулся и пошел к своему брату, который наблюдал за нами. Я заставила себя еще раз улыбнуться Лэндону, прежде чем ушла очень сильно огорченная.

Я присоединилась к Рене за нашим столиком. Она уже закончила со своим десертом и выжидающе смотрела на меня.

— Кто это был? — спросила она, указывая на Макса. Лэндон говорил что-то своему брату, но непроницаемый взгляд темно-голубых глаз Макса был направлен на меня.

Я вздрогнула, мой пульс ускорился, хотя я старалась не позволить ему влиять на меня. Наши взгляды столкнулись в молчаливой битве, и, в конечном итоге, я признала поражение и отвернулась.

— Никто, — ответила я.

Обри

Скоро должно начаться занятие группы поддержки, а я чувствую себя дерьмово. Большую часть недели мне постоянно было холодно, и последнее место, где мне хочется сейчас быть, это комната, люди в которой на самом деле не хотят находиться здесь.

Кристи ушла, чтобы подготовить копии упражнений, которыми мы будем заниматься, а я расставляла стулья в круг в центре комнаты. Я вытащила платок из кармана и чихнула четыре раза подряд.

— Ух, — простонала я.

— Мне начинать планировать похороны? — я подняла голову и увидела Брукса, заходящего в дверь.

— Что ты тут делаешь? Только не говори мне, что, наконец, признал, что твоя зависимость от мармеладных червячков разрушает твою жизнь, — пошутила я.

Брукс схватил печенье с подноса, которое Кристи выложила туда чуть раньше, и закинул его в рот. Если поблизости есть еда, она неизменно оказывается во рту у Брукса. Удивительно, что он не весит 360 килограмм. До сих пор мне не удалось раскрыть секрет его отличного телосложения, хотя он поглощает сладости и углеводы тоннами. Я подозреваю черную магию.

— Неа, я просто подумал, что могу зайти и поздороваться. У меня и еще нескольких ребят через несколько минут зубрежка по психоанализу в классе вниз по коридору. Как проходят занятия у группы? — спросил он, хватая еще одно печенье.

Я снова чихнула в платок, мечтая отправиться домой и залезть в постель. Грелка и десять часов крепкого сна гораздо сильнее, чем я могу себе представить, напоминают рай.

— Просто проходят. Я не очень много чем могу помочь. Они у Кристи по струнке ходят, ей не нужно, чтобы я вмешивалась во все это, — прохрипела я.

Брукса, кажется, отталкивало мое ухудшающееся состояние здоровья. Хорошо, что он выбрал не медицину. Его умение обращаться с больными — отстой. Он сунул коробку платков в мою руку и, не стесняясь, отступил на шаг в сторону от меня.

Я кашлянула в его сторону, не прикрыв рот. Просто назло.

Лицо Брукса скривилось в гримасе полного и абсолютного отвращения, и он вытащил из кармана куртки бутылочку с дезинфицирующим средством для рук, выжал большую каплю на ладонь и яростно начал втирать. Видимо, не у меня одной признаки обсессивно-компульсивного расстройства. Я припомню ему это в следующий раз, когда он будет высмеивать мои принципы уборки.

Знаю, что выгляжу ужасно. Я специально этим утром избегала смотреть в зеркало, пока собиралась выходить, зная, что там увижу: слабые, безжизненные длинные светлые волосы. Тусклые усталые карие глаза. Темные круги и кожу землистого цвета. У меня простуда, не больше и не меньше, хотя, судя по описанию моей внешности, я вполне могу превращаться в зомби. Я сама себе противна.

Наблюдая, как ребята начинают подтягиваться в комнату, я поняла, что группа поддержки становится все менее и менее приятной, так как совершенно очевидно, никто из них не рад находиться здесь. Первая встреча была многообещающей. Кристи была настроена оптимистично, надеясь, что члены группы окажутся активными и восприимчивыми. Но после каждой встречи группы, я видела, что даже ее надежды тают.

Некоторые участники стали более агрессивными и настороженными. Другие закрылись полностью. Эван и Эйприл, пара, которую нужно научить принципам общения, совершенно противные.

И, конечно же, Макс Демело. Я знаю, Кристи верит, что он ходит по воде аки посуху. Знаете, как говорят; если хочешь выглядеть красивым, тусуйся с некрасивыми людьми. И Макс делает все возможное, чтобы выглядеть красавцем на этом «балу наркоманов».

Он единственный отвечает на вопросы, когда их задают. Добровольно рассказывает о личном — хотя на самом деле это может быть ложью — и он кажется таким увлеченным, всякий раз, когда приходит на встречу.

И пока нас с Кристи едва терпят, когда мы говорим, Макс Демело величественно правит.

Люди слушают его, когда он открывает свой симпатичный рот, не важно, какая бессмыслица из него при этом вылетает.

Он полон дерьма.

Он одна большая подделка, и то, как он играет свою роль, сводит меня с ума. Я попыталась донести свои сомнения на счет искренности Макса до Кристи несколько недель назад, но она набросилась на меня.

— Обри, могу сказать, что Макс на сто процентов отдается своему восстановлению. Он пример для каждого в группе. Я так благодарна, что есть такой, как он, чтобы показать остальным, что в конце туннеля есть свет. На самом деле, я даже подумываю поговорить с ним, не согласится ли он оказать поддержку самым проблемным членам группы. Уверена, он бы им очень сильно помог, — разглагольствовала Кристи, и я перестала беспокоиться и обсуждать эту тему. Это бесполезно.

Но, несмотря на то что меня регулярно одолевает желание выгнать Макса, я в тоже время очарована им. Словно наблюдаешь, как актер на сцене вживается в роль своего персонажа. И честно, я полна решимости выяснить, что на самом деле находится под его холодной и самоуверенной внешностью.

Я видела, как он заботился о брате тогда в столовой. Видела его смущение и злость.

И какая-то мазохистская часть меня, снова хотела увидеть эту его сторону.

Я попыталась оценить его с клинической точки зрения. Я почти уверена, что он страдает от какой-то разновидности расстройства личности.

Или, может быть, я брежу и проецирую свои проблемы на этого бедного парня в группе, которому должна помогать.

— Боже, не могли бы они выглядеть еще более несчастными? — прошептал Брукс, разглядывая членов группы, пока они заходили, наливали себе бесплатный кофе и занимали свои места. Их действия были одинаковыми каждую неделю. Съесть печенье. Выпить немного кофе. Бормотать односложные ответы, когда задают вопросы.

Предполагалось, что это будет группа добровольцев за исключением Эвана, Эйприл, Кайла и Макса, которые были здесь по распоряжению суда. Тем не менее, создавалось ощущение, что и остальные приходили сюда по принуждению. В группах восстановления, как правило, есть один или два человека, которые подходят к излечению с рвением новообретенной религии.

Но не в этой группе. И я чувствую себя неудачницей из-за того, что не понимаю, как вытащить их из этого. И еще сильнее меня раздражает, что именно Макс единственный, кто может вызвать хоть какой-то отклик в них. На самом деле создается ощущение, что он завладел группой и именно он проводит занятия. А Кристи ему позволяет.

Но дело в том, что Макс мужчина, которому сложно сказать «нет», и я знаю, что временами даже я не в состоянии отказать ему. Это беспокоит меня. Сильно.

Я повернулась к Бруксу и кивнула.

— Я не знаю, что происходит, но эта группа крепкий орешек. Я думала, это будет…

— Легко? — рассмеялся Брукс, и я шлепнула его по руке.

— Не легко, но и не так трудно, — пожаловалась я, понимая, как глупо это звучит. Терапия не должна быть легкой. Предполагается, что группы постоянно борются за всех вовлеченных участников. Я читала посвященные этому исследования, прочитала кучу книг. Я должна знать такие вещи. Но я мечтала войти в комнату и спасти мир с первой попытки. Я идеалистка и дурочка.

Кристи начала раздавать бумаги людям, пока они шли к своим местам. Она бросила на меня недвусмысленный взгляд, и я поняла намек.

— Ладно, тебе пора идти. — Я развернула Брукса и подтолкнула его в сторону двери. В коридоре, Брукс быстро обнял меня.

— Срази их наповал, тигрица. Я приду позже с супом и фильмом, — пообещал он, вызвав у меня улыбку.

Он, правда, классный парень.

— Сумерки? — пошутила я, зная ответ. Брукс постучал пальцем по моему носу.

— Ты должна быть при смерти, чтобы я согласился на это, — заявил он.

Я рассмеялась. Он рассмеялся. И затем неожиданно раздавшееся покашливание заставило нас обоих замолчать.

— Встречу отменили или что? — Я выглянула из-за плеча Брукса и увидела стоящего там Макса: руки засунуты в карманы, растрепанные светлые кудри падают на лоб, а на лице холодное, каменное выражение.

— Эм, нет. Проходи и занимай место. — Я показала, что он может обойти вокруг меня, но он остался стоять там, не делая никаких попыток отправиться в кабинет. Брукс вопросительно посмотрел на меня. Было трудно не заметить тестостерон, исходящий от Макса, пока он стоял там и сердито смотрел на нас двоих.

В чем его проблема?

Мы стояли там втроем — троица в неловком молчании. Я не могла определить, что за эмоция сверкала в глазах Макса, потому что все, что пришло в голову, не имело никакого смысла. Страсть.

Вожделение. Желание обладать. И самое странное, грусть. Макс смотрел на меня как человек, который потерял что-то.

О, ну же, Обри. Холод совсем заморозил тебе мозги.

— Позвони, когда захочешь, чтобы я пришел. Выздоравливай, — наконец произнес Брукс. Внезапно он прищурил глаза и его взгляд заметался между Максом и мной, пытаясь понять неловкую ситуацию, в которой мы все оказались.

— Хорошо, спасибо, Брукс, — ответила я, надеясь, что мой друг поймет намек.

Брукс смотрел на Макса еще несколько секунд, а когда он снова перевел взгляд на меня, на его лице отражалась целая гамма эмоций. Это заставило меня нервничать.

Но прежде, чем я смогла сказать что-то, что развеяло бы мои опасения и очевидное беспокойство Брукса, он пробормотал «пока» и пошел дальше по коридору.

Я постаралась избавиться от узла, который начал формироваться в моем желудке пока происходил тяжелый обмен взглядами, но было довольно трудно сделать это под настойчивым взглядом Макса.

Я с опаской посмотрела на него.

— Знаешь, ты можешь идти, — проворчала я, не пытаясь скрыть раздражение.

Макс запустил руку в волосы и затем потер лицо. Выражение его лица стало нейтральным, и он послал мне свою фирменную небрежную улыбку.

— После тебя, — сказал он, махнув рукой вперед, показывая, чтобы я шла перед ним.

Я приподняла бровь, но не стала комментировать, торопясь зайти внутрь. Села и посмотрела на других членов группы. Попыталась встретиться с ними взглядом и приветливо улыбнуться некоторым из них, но каждый раз терпела поражение.

В конечном счете, мои глаза нашли Макса, и я не была удивлена, когда он ослепительно мне улыбнулся. Я не улыбнулась в ответ, вместо этого обратила свое внимание на Кристи, которая объясняла сегодняшнюю тему дискуссии.

20 минут спустя, все работали над своими журналами, составляя список своих эмоций. Перед группой поставили задачу вспомнить положительные и отрицательные моменты их жизни, которые, в некотором роде, могли послужить для них толчком. Это задание должно было подвести всех к глобальной дискуссии о том, что стало причиной начала употребления наркотиков. Великолепное задание, которое, несомненно, привело бы к отличному обсуждению в терапевтических целях в любой группе, кроме этой. Печально, но я не могу представить, что кто-то здесь воспринял это задание со всей серьезностью, с какой оно было задумано.

Кристи и меня вдохновила принять участие. Перед началом встречи она объяснила мне, что некоторые элементы искренности помощника могут оказать мощное воздействие. Но предупредила меня, чтобы я с осторожностью рассказывала о себе, а также сказала, что некоторое количество информации может отлично помочь создать связь между мной и группой.

Сама мысль о том, чтобы откровенничать перед кем-то всегда казалась мне тяжелой. И будет особенно мучительно делать это именно перед этой группой.

Когда время на выполнение задания вышло, Кристи начала всех по кругу просить поделиться чем-нибудь.

Большинство из них поделились мелочами, начиная с рассказа Мариссы о покупке первой машины и заканчивая рассказом Твилы о том, как она получила отказ из первого университета, который выбрала. А когда Кайл — парень из братства — заявил, что негативный момент его жизни случился, когда дверь в его комнату в общежитии захлопнулась на замок, я почти сорвалась.

— Вы издеваетесь надо мной? — вспылила я. Тринадцать пар глаз посмотрели на меня. Кристи нахмурилась, явно не одобрив мой выпад. Она, молча, сделала мне выговор за отсутствие поддержки и чуткости, но меня это не волновало. Я вынуждена неделю за неделей сидеть в группе людей, которые не воспринимают всерьез, выпавшую им возможность.

Я бы все отдала, чтобы у моей сестры был шанс сидеть и учиться чему-то в такой группе. Их непреклонный отказ воспринимать что-либо из того, чему Кристи так терпеливо пыталась научить их, разочаровывал до состояния ослепляющей ярости. А ироничные насмешки Эвана и Эйприл выводили меня из себя.

Кайл выглядел озадаченным и в замешательстве хлопал глазами.

— Эм, да, тот день был отстойным. Мне пришлось идти к охране кампуса, а потом ждать около двух часов пока подготовят дубликат ключа. И я опоздал на занятие в химической лаборатории…

Я подняла руку и прервала его.

— Достаточно. Ты знаешь, это полная чушь, — произнесла я вежливым тоном. Кайл негодующе надулся, и эта его эмоция была гораздо лучше, чем бесстрастное отсутствие интереса.

— Да пошла ты. Что ты знаешь о тяжелой жизнь, мисс Барби? — взвился Эван, рукой прижимая свою девушку к себе так крепко, будто он боялся, что она попытается убежать — хотя я не стала бы винить ее, если бы она попробовала.

Кристи щелкнула пальцами, стараясь привлечь всеобщее внимание.

— Давайте перейдем к технике глубокого дыхания, — сказала она изо всех сил, стараясь уладить конфликт, что противоречило ее раздражению от моего высказывания.

— Нет, Кристи. Позволь мне ответить Эвану, — сказала я, мои глаза встретились с его, темными как бусины, глазами.

Этот парень привык запугивать других. Значит, он может просто валить к черту.

— Не думаю, что это будет уместно, Обри, — сурово упрекнула меня Кристи. Из-за этого у меня будут проблемы. Но надо что-то делать. Эти люди не уважают никого из нас. Они сидят здесь, поглощенные своей собственной ерундой, думая, что они единственные, кому больно. И они ни черта не понимают во всем этом.

Пришло время вызвать чертова доктора Фила, и указать им на их дерьмо.

— Я потеряла свою пятнадцатилетнюю сестру из-за передозировки наркотиков три года назад. Парень, который, как она думала, любил ее, накачал ее героином и бросил в переулке захлебываться собственной рвотой. Ее тело нашли лишь два дня спустя, когда мусорщики пришли очистить баки, которые она подпирала, — рявкнула я.

Глаза Эвана округлились, и я не могла не испытать удовольствие от того, что он, казалось, стушевался от моего приступа честности. И затем я поняла, что только что сказала. Боже, я не собиралась говорить ничего из этого.

Я осмотрела ребят — у всех было одинаковое выражение лица. Шок. И жалость. От чего мне захотелось биться головой о стену.

Но когда я осмелилась посмотреть на Макса, я не увидела ничего такого на его лице. На нем снова отражалась эмоция, которую, я не знала, как понимать. Потому что он выглядел успокоившимся?

Кристи прочистила горло, пытаясь снова обрести контроль над группой. Судя по едва сдерживаемому гневу на ее лице, я чертовски облажалась.

— Я хочу, чтобы вы все воспользовались несколькими минутами и написали об одном из событий в вашей жизни, и почему вы считаете, что оно влияет на ваше пристрастие, — встав, дала она указания.

Кристи встретилась со мной взглядом и качнула головой в сторону коридора. Я вздохнула и последовала за ней. После того, как она закрыла дверь классной комнаты, она повернулась ко мне.

— Это было полностью и абсолютно неуместно, Обри. Прямо сейчас я в шоке от того, что ты сделала нечто подобное. Ты не только унизила члена группы и признала неубедительными его чувства, но рассказала группе о себе и своих чувствах. Хотя откровенность может быть полезна, но, безусловно, не в таком контексте. Она должно укреплять связь между консультантом и пациентом. Когда все вертится вокруг тебя, это неправильно, — отчитала она меня, и я со стыдом опустила голову. Она была права. Я переборщила.

— Мне очень жаль. Я не знаю, почему сделала это, — ответила я.

Кристи покачала головой.

— У меня есть хорошая идея почему, но сейчас не время и не место заниматься этим. Думаю, будет лучше, если ты сегодня уйдешь. Я сама закончу занятие. И потом, я думаю, мы должны встретиться с доктором Лоуэлл и обсудить будет ли уместно тебе продолжать участвовать в этой группе в качестве помощника консультанта, — сказала она и при этом была совершенно непохожа на сострадательного, обучающего советника, которой я ее знала. Прямо сейчас она была разочарована и несчастна.

Вау, я действительно все испортила.

— Понимаю, — это все, что я сказала. Я чувствовала себя ужасно, физически и ментально. Мне стоило пойти домой и отправиться в постель, и только утром начать переживать о том хаосе, который я сотворила. Но мысль о том, что я могу наткнуться на Рене, не показалась мне особо привлекательной. Я не очень хорошо умею скрывать свои эмоции, и несмотря на то, что большую часть времени она обеспокоена только собственной задницей, моя соседка до си пор понимает меня лучше, чем кто-либо.

В итоге я просто бродила по кампусу. Я чувствовала, что заболела, скорее всего, у меня была высокая температура, но я просто не могла заставить себя пойти домой. Было поздно, и на улице почти никого не было. Я присела на скамейку у библиотеки и уставилась на стену, которая была разрисована ярко-зелеными и голубыми красками. В центре рисунка была фигура женщины, направляющаяся по деревянному причалу к морю черного ила, ее длинные светлые волосы, развевались за ее спиной, пока она падала. Ее лица было не разобрать, за исключением улыбки. Как будто она была счастлива, идя навстречу смерти.

Вау, чертовски депрессивно.

Основательнее присмотревшись к рисунку, мне стало неуютно от странного ощущения, что я ее знаю. Глядя на изящную, но бьющуюся в агонии фигуру женщины, я чувствовала, что должна знать ее.

Обеспокоенная растущей тревогой, я встала и подошла ближе. Рисунок не был похож на типичную живопись кампуса — никаких нарциссов и смеющихся студентов. Раньше я несколько раз видела подобные рисунки. Я наклонилась, стараясь разглядеть детали в плохом освещении. И они были там — крошечные узоры на платье женщины, состоящие из десятков иксов.

Но я не заметила чисел или слов на рисунке, поэтому не понимала, какой смысл в рисунке. В моем понимании, рисунки Икса содержали в себе подсказки о расположении клуба «Мания».

Но этот рисунок, казалось, не содержал никаких подсказок.

Это картина была нарисована с другими целями.

— И как тебе?

Я оглянулась через плечо и увидела Макса, стоящего позади меня. Повернулась обратно к рисунку, не потрудившись ответить ему. Правда в том, что моя тирада на занятии, оставила меня беззащитной и уязвимой, и, увидев его так скоро после того, как повела себя так глупо, я чувствовала себя неловко.

Когда он подошел ко мне, рукава наших курток слегка соприкоснулись. Макс склонил голову в сторону рисунка и снова спросил меня:

— Ну, что ты об этом думаешь?

Будучи не в настроении для болтовни, я лишь пожала плечами. У меня гудела голова, и я была не в состоянии общаться с Ромео группы. Я собралась уходить прочь, но он схватил меня за руку.

— Подожди, Обри. Пожалуйста. — Вот то слово, которое все решило. Пожалуйста. Оно было произнесено мягко и искренне.

И оно удерживало меня так крепко и уверенно, как будто он обнимал меня.

— Спасибо, что рассказала сегодня о своей сестре, — произнес он тихо, потянув меня за руку, так, чтобы я повернулась лицом к нему. Я медленно подчинилась и посмотрела ему в глаза. Вся напускная скромность ушла, и я видела лишь истинную благодарность.

— Ты не должен благодарить меня. То, что я сделала, было неправильно. Я не должна была выливать на вас, ребята, свое дерьмо. Вы там по собственным причинам, и они не имеют ничего общего со мной и моим прошлым, — быстро ответила я.

Макс скользнул костяшками пальцев по моей руке и взял ее в свою. Мои пальцы были сжаты в кулак, и его большая ладонь, защищая, окружила их.

— Не говори так. То, что ты рассказала, что показала мне… нам… что ты понимаешь. И это заставило меня ощутить, я не знаю… связь, может быть, — сказал он. Я не знала, что ответить. Я так устала, и из-за простуды, и от того, что так усердно пыталась не рассыпаться на части. Сегодня я сломалась. Часть бушующего внутри меня вихря просочилась наружу самым ужасным образом.

Но может быть это помогло. И от этого мой промах кажется не таким… разрушительным.

Моя расцветающая надежда была смыта в унитаз его следующими словами.

— Ты ведь чувствуешь себя ответственной за то, что случилось с твоей сестрой? — спросил он, и моей немедленной реакцией было желание отрицать, отрицать, отрицать. Я не знаю его. Не доверяю ему. У него нет прав на информацию, которую он старается добыть.

Но когда я открыла рот, я сказала правду.

— Да, чувствую, — ответила я. Широкие плечи Макса поднялись и опустились, когда он глубокого вдохнул. Казалось, он нашел что-то в моих словах, что укрепило его уверенность.

Его голубые глаза потемнели, когда он посмотрел поверх моего плеча в пространство.

— Я понимаю это, знаешь? Чувствовать ответственность за кого-то и потерпеть неудачу, — произнес он с такой болью в голосе, что я почувствовала ее отголоски в своих костях.

Он продолжал крепко и уверенно держать мою руку в своей, его большой палец рисовал круги на моей коже. Я ничего не сказала. Я инстинктивно поняла, что Максу надо было поделиться чем-то со мной, но он должен сделать это не спеша.

Вокруг нас дул ветер, и мне стало холодно, но я не отодвинулась от него.

— Мой брат ожидает от меня очень многого. Лэндон, ты видела его, — объяснил он, глядя на меня, его губы растянулись в легкой улыбке.

Я улыбнулась в ответ.

— Он показался мне отличным парнишкой, — предположила я.

— Он такой и есть. Замечательный ребенок. Лучше, чем я, это точно, — устало произнес Макс. Я не ответила на это. Что я могла сказать? Это не правда, ты потрясающий парень! Потому что это было бы ложью. Не знаю, заслуживает ли Макс такой похвалы или нет.

— Он равняется на меня. Верит, что я стану замечательным и влиятельным человеком. Сделаю наши жизни лучше. Я просто не могу этого сделать. Это выше меня, быть парнем, которым он хочет, чтобы я был, — признался Макс, его голос надломился от признания.

Я была абсолютно очарована человеком, который стоял со мной на холодном январском воздухе, держа мою руку в своей. Он честно открылся передо мной. Я могу сделать то же самое. Это будет справедливо. Это то, чего заслуживает этот момент.

— Джейми пыталась рассказать мне о своем парне, Блэйке. Но я не слушала. Она хотела, чтобы я знала, что с ней происходит. А я игнорировала ее, — прошептала я

Рука Макса сжала мою.

— Джейми была твоей сестрой? — спросил он, и я кивнула, чувствуя, как мое горло сдавило от эмоций, которые я не позволяла себе чувствовать долгое время.

Я сделала неуверенный вдох.

— Он самое худшее зло. Этот Блэйк. Он подсадил ее на наркотики, использовал ее снова и снова, и потом оставил умирать. Но может быть я еще хуже, потому что у меня был шанс спасти ее, а я этого не сделала. Я была сосредоточена только на своей собственной жизни, и не замечала, как сильно она нуждалась во мне. Мой голос превратился в сдавленный всхлип.

Макс притянул меня к своей груди, его руки прижали меня ближе, будто я могла спрятаться в нем и быть в безопасности. Я прижала руки к груди и попыталась контролировать свое дыхание. Я не плачу. Я никогда не плакала. Мои слезы уже давно высохли.

Но я ощущала, как швы моего мира рвутся, пока Макс держал меня, как что-то меняется в ткани моей вселенной, и я не понимала, что это означает для меня, или для мужчины, который обнимал меня.

Я почувствовала, как Макс наклонился, его дыхание овеяло мое лицо. Но он по-прежнему молчал. Он просто крепко прижимал меня к своему телу, и я решила, что легкий поцелуй в макушку, мне только почудился.

Но я и представить себе не могла, что успокоюсь всего за несколько минут. Мне стало легче дышать, и я смогла разжать кулаки.

Он отпустил меня через некоторое время, которое показалось мне бесконечностью.

— Тебе стоит пойти домой, — вот и все, что он сказал, засунув руки в карманы куртки.

Я чувствовала, что распадаюсь на части из-за внезапности нашего физического разъединения.

— Да, ты прав, — согласилась я, не в состоянии изобразить даже подобие улыбки, хотя мне хотелось. Мне нужно отдохнуть. Я чертовски устала, но чувствовала себя… хорошо.

Макс сглотнул; я наблюдала, как дернулось его адамово яблоко. Он не смотрел на меня. Казалось, он неожиданно насторожился, испугался и захотел избавиться от меня.

— Спокойной ночи, Обри, — произнес он, поворачиваясь спиной и направляясь к стоянке.

Я подняла с земли свою гордость и повернулась, чтобы уйти. Прилив эмоций толстым одеялом беспокойства окутал мое сердце.

Макс

Я перебираю таблетки в пластиковом мешочке, хватаю их пальцами, затем роняю. Хочу одну. Всего одну.

Одной будет достаточно.

Это все, что мне нужно, чтобы почувствовать себя хорошо.

По крайней мере, это то, что я постоянно твержу себе.

Я не считаю себя зависимым, хотя именно этот ярлык судебная система хочет навесить на меня.

Они сказали, что мне нужна помощь, вмешательство.

Но что мне нужно — это чертова новая жизнь.

Я вытащил две таблетки и положил их на ладонь.

Я смотрел на них, словно ожидал найти в них ответы на тайны чертовой Вселенной.

Давай же. Ты знаешь, что хочешь меня. Мы хорошо проведем время вместе, шептали они.

— Вы знаете, как заставить меня чувствовать себя лучше, — пробормотал я, потирая гладкие поверхности большим пальцем.

Да, я чертов сумасшедший. Беседы с наркотой — явный признак серьезного психического расстройства.

У меня есть домашнее задание, которое надо выполнить. Я борюсь, стараясь остаться на плаву. Я так чертовски близко к выпуску. Мне удалось добиться многого. Я убедился, что делаю все достаточно хорошо, чтобы меня не исключили.

Ради Лэндона я должен попытаться добиться чего-то. Я должен это своим умершим родителям, которые считали, что мальчик, которого они оставили после себя, чего-то стоит.

Проблема в том, что я потерял весь вкус к жизни, которая, как думают все, у меня должна быть.

Мое единственное пристрастие — две таблетки в моей руке.

Я не из тех, кто оттягивает неизбежное, поэтому забросил маленькие кусочки счастья в рот, разгрыз их зубами, а затем проглотил.

Мне нравится момент, когда мои руки ослабевают, а ног я вроде как вообще не чувствую. Мой рот приоткрылся, глаза закатились. Голова перестала гудеть, и я уставился на телевизор, который даже не был включен.

Не знаю, сколько просидел там, в своей дерьмовой квартире, глядя на темный кран, когда зазвонил телефон.

Дзииинь, дзиинь.

Дзииинь, дзиинь.

Я похлопал по подушке рядом с собой, но телефона там не было. Голова бессильно упала на плечо, я попытался открыть глаза, но они не подчинились. Мои губы растянулись в улыбке. Черт, я чувствую себя потрясающе.

Дзииинь, дзиинь.

Вот же он. Телефон лежит на кофейном столике, прямо у моих ног, которые я вытянул под ним.

Может, если я протяну руки, то смогу дотянуться до него, потому что сейчас они казались мне нереально длинными.

Мне хотелось, чтобы он перестал звонить. Ушам было больно от раздающего звонка, а я просто хотел лежать здесь и ни о чем не думать. Ничего не делать. Быть никем.

Но он не переставал. Продолжал, мать его, звонить.

Неужели человек на том конце не понимает, что мне есть, чем заняться, вместо того чтобы отвечать на чертов звонок?

Я приподнялся и с трудом схватил телефон, который все никак не замолкал.

Я промахивался по кнопкам, будто мои пальцы разучились работать. Я рассмеялся над тем, как смешно это выглядело.

Наконец мне удалось ответить на звонок, и я поднес телефон к уху.

— Алло? — Мой голос прозвучал странно. Нет, он звучал так, будто я пытался хорошо провести время. К черту ту сволочь, которая пытается помешать мне.

— Черт возьми, парень, я пытался связаться с тобой в течение часа! Ты, мать его, не знаешь, как ответить на проклятый телефон? — кричал голос мне в ухо.

Я нахмурился.

— Чего? — спросил я воинственно.

— Что? Ты, мать его, серьезно? Ты должен был быть здесь два часа назад! Гаш разозлился. Ты знаешь, как он ведет себя, черт побери, когда зол. Тащи сюда свою задницу, сейчас! — прорычал голос.

— Это Марко Поло? — спросил я, мой голос звучал искаженно.

— Ты снова под кайфом? Это единственная причина, когда ты рискуешь своей задницей, называя меня так. Предполагается, что ты продаешь это дерьмо. Гаш засунет тебе его в задницу, если ты придешь сюда обдолбаный. Ты уже должен был найти новое место. Уже, мать его, четверг, чувак. Пожалуйста, скажи, что ты нашел место, — умолял Марко, в его голосе слышалась паника.

Я знал, что мне тоже стоит обеспокоиться. Гаш не тот парень, с кем можно шутки шутить. Марко один из вышибал в «Мании» и уже долгое время мой приятель. Он также парень, который тырит немного налички от выручки каждую субботу — налички, которая отлично набивает наши карманы. С помощью моей наркоты и его «нечистых» рук мы создали неплохую подработку, которая была достаточно прибыльной, чтобы удовлетворять нас обоих.

И правда заключается в том, что я еще не нашел место для клуба. Есть парочка многообещающих мест. Старый завод возле соседнего города, поле на окраине города. Но я был занят. Я разрывался между учебой, общественными работами и проверками, что о Лэндоне позаботились, и мне не хватило времени.

Но «Мания» мое средство к существованию. Именно там я делаю деньги, чтобы оставаться в колледже. Там я продаю наркотики, которые удерживают меня на плаву и обеспечивают пропитание моему младшему брату. Мне не следует кусать руку, которая меня кормит.

Но сейчас меня это просто не волнует — не тогда, когда я чувствую себя так чертовски потрясающе.

— Все хорошо, чувак. Остынь, — невнятно пробормотал я, потирая нижнюю губу. Мои губы онемели. Я едва мог чувствовать язык во рту. Я высунул язык и ткнул в него пальцем.

Рассмеялся. Это был истерический смех!

— Черт побери! Ты должен приехать сейчас! Ты должен сказать Гашу, где мы будем в субботу. Если ты этого не сделаешь, он затолкнет твои яйца в твою же задницу, — пригрозил Марко, и я знал, он не преувеличивал. Он сказал чертову правду.

Гаш жуткий придурок.

Я уронил телефон на пол. Оксикодон начал свое действие, и я был больше не в состоянии удерживать его в руках. (Примеч. Оксикодон — обезболивающий препарат, полусинтетический опиоид, который обычно выписывается для облегчения умеренной или сильной боли). Я наклонился и попытался заставить себя поднять его.

Наконец я смог снова поднести его к уху.

— Я еду к тебе, — заявил Марко, и я фыркнул.

— Конечно, приезжай и забери меня. Я чертовски уверен, что не смогу сесть за руль, — пробормотал я и сбросил вызов.

Я закрыл глаза, надеясь, что смогу спокойно покайфовать. Мне нужно всего пару минут. Вот так.

Это то, в чем я нуждаюсь, и тогда я буду в порядке. Или даже лучше.

К черту последствия.

Мой телефон снова начал звонить, и я решил проигнорировать звонок. Вероятно, снова звонит Марко с какими-то глупыми угрозами. Чертов зануда.

Но глупый телефон звонил не переставая.

— Что? — рявкнул я в телефон, мне становилось все труднее удержать ощущение счастья.

— Макс?

Я слегка выпрямился и потер рукой лицо, пытаясь прояснить мысли.

— Лэндон, что случилось? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал так же странно, как я себя ощущал. Мой младший брат понятия не имел, что его герой такой говнюк. До сих пор мне удавалось сохранить в тайне свой арест и испытательный срок, но хранить этот секрет становилось все труднее.

— Почему твой голос звучит так странно? Я тебя разбудил? — спросил он. Хотя в следующем месяце Лэндону исполнится шестнадцать, он ведет себя так, будто он намного младше. Может быть это моя вина. Я все еще отношусь к нему так, будто он ребенок.

Так мне легче притворяться, что он не понимает, кто я на самом деле.

— Эм, да, но все нормально, — солгал я легко. У меня своего рода талант, я могу переключаться от одного образа к другому. Я играю хорошего старшего брата, когда мне необходимо. Я должен играть так много ролей, что уже не знаю точно, какая из них настоящая.

— Извини, я перезвоню позже, — извинился Лэндон. Я потер глаза, пытаясь прийти в себя. Но наркотики расслабляли меня, и стало сложно беспокоиться, о чем бы то ни было.

Я ни о чем и не хотел беспокоиться. Так хорошо ни о чем не беспокоиться.

— Ты что-то хотел? — спросил я, как придурок.

— Я просто подумал, ты мог бы зайти как-нибудь на неделе и помочь мне починить машину, — произнес Лэндон. Я должен был помочь ему починить старый отцовский «Мустанг», к тому моменту, когда он получит права. Но я не был у своего дяди уже около месяца.

В его голосе было столько чертовой надежды. В задницу надежду. Она бесполезная сука.

— Я не знаю, — уклончиво ответил я. На самом деле, время у меня есть, но нет желания. Я не хочу надевать фальшивую улыбку на лицо. Ненавижу эту чертову маску.

Потому что у меня нет сил быть тем, другим, Максом.

Чрезмерно ответственным Максом.

Максом, который терпит неудачу за неудачей.

Максу, которым я стараюсь быть, чужды неудачи. Он на вершине чертового мира, и ничто не сломит его. Люди хотят его. Он центр чертовой Вселенной.

Он парень, который не одинок.

— Да, полагаю, ты сейчас занят и все такое. Нельзя стать хорошим врачом, не прикладывая усилий. Эй, может быть Обри сможет помочь тебе с учебой или еще как-то, — поддразнил Лэндон, по-братски добродушно надо мной подшучивая.

От его непоколебимой веры мне стало плохо. Упоминание Обри довело меня до крайности.

Какого черта я играл с ней? И что более важно, играл ли я на самом деле? Потому что, когда ранее на этой неделе я разговаривал с ней после встречи группы, это не показалось мне игрой.

Она рассказала мне о своей сестре, и это заставило меня… чувствовать.

Мое сердце болело. За нее. За ее боль.

И я поделился собственной болью. Моей собственной болью. Тем, существование чего большую часть времени отрицал.

И на мгновение, это показалось настоящим.

Утешительным.

Безопасным.

В моей жизни нет времени на настоящие вещи.

Это злит меня.

Я начал злиться и мой легкий кайф рассеялся.

— Слушай, мне надо идти, Лэндон. Я постараюсь заскочить на выходных, — быстро сказал я. Я не стал ждать, пока Лэндон попрощается и закончил звонок. Я не хотел слышать разочарование в его голосе.

Я не оправдываю его ожиданий. Его отношение ко мне, словно петля на шее.

Я сжал телефон в руке и затем швырнул его через всю комнату. Удивительно, но он не разбился, когда упал на твердый пол.

Мне казалось, что я задыхаюсь.

Мне нужно прекратить чувствовать.

Я должен сбежать из дерьмовой реальности, в которой живу.

Мне нужно… ничего мне не нужно.

Я взял мешочек с таблетками с кофейного столика и вытряхнул три тридцати миллиграммовые таблетки Оксикодона.

Я услышал стук в дверь, а затем крик Марко.

Но проигнорировал его.

Раздавил таблетки уголком своего учебника по статистике, стряхнул порошок в ладонь и высыпал его в рот. Горькая пыль защекотала заднюю стенку горла и вызвала громкий кашель.

Марко, должно быть, слышал меня, потому что продолжал стучать в дверь.

Слишком плохо для него, потому что я продолжал его игнорировать.

В момент, когда наркотики начали действовать на мой организм, мне стало лучше… спокойнее.

Они никогда не подводили меня.

Кайф — единственная постоянная вещь в моей жизни.

Когда я нуждаюсь в нем, он всегда рядом, безоговорочно. Ему не нужен я. Он не связывает со мной нереальных ожиданий. Самые совершенные отношения в моей жизни.

Он дает, ничего не ожидая взамен.

Кайф — лучший друг, который у меня когда-либо был.

Обри

Я чувствую себя ребенком, которого директор застукал в туалете за курением. Доктор Лоуэлл позвонила мне вчера и попросила зайти в ее кабинет после занятий. Я знаю из-за чего все это. Кристи предупредила меня, что позвонит моему консультанту. Но находясь под впечатлением от странной стычки с Максом и безумной курсовой нагрузки, я как-то забыла о том, как сильно облажалась в группе поддержки.

Вытеснение из подсознания — славная вещь.

Ладно, пришло время расплачиваться. Отвечать за свои действия. Извиниться за сказанное.

— Обри, заходи, — сказала доктор Лоуэлл, стоя на пороге своего кабинета. Я подняла свою сумку и последовала за ней внутрь. Села перед ее массивным столом, после того как она закрыла дверь.

— Ты знаешь, почему ты здесь, — начала доктор Лоуэлл без всяких предисловий, сразу переходя к делу. Я кивнула, во рту у меня пересохло.

— Будь добра, потрудись объяснить, что произошло на прошлой неделе в группе поддержки? — спросила профессор, садясь за стол и скрещивая руки на груди. Доктор Лоуэлл привлекательная женщина, одна из тех, кто стареет изящно. Ее каштановые волосы, только сейчас начавшие седеть, коротко подстрижены и закреплены заколкой на затылке, на лице почти нет морщин.

И я оценила, что вместо того, чтобы сделать свои выводы она задумчиво смотрит на меня и ждет достойного объяснения.

— Я облажалась, доктор Лоуэлл. Сорвалась и рассказала то, что не должна была рассказывать группе. Я разозлилась. Эти люди там для того, чтобы найти способ изменить свои жизни, а они ведут себя так, будто им все равно. Полагаю, я устала от такого поведения. Но то, что я сделала, было неправильно, и я пойму, если вы решите, что мне надо покинуть группу, — сказала я тихо, готовая принять наказание.

Доктор Лоуэлл пристально наблюдала за мной. Довольно долго она не произносила ни слова; единственным звуком, нарушавшим тишину кабинета, было тиканье часов на стене.

Она медленно оттолкнула стул от стола и встала. Пересекла комнату и наполнила кофейную чашку из модной кофе машины Keurig, которая стояла в углу ее кабинета.

Почему она молчит?

Может доктор Лоуэлл в душе садистка и наслаждается, наблюдая за мучениями своих бедных студентов, пребывающих в панике.

— Хочешь чашечку кофе, Обри? — спросила она, протягивая мне одну.

Я кивнула, не в силах отказаться от кофе. Я сделала глоток ароматного напитка, отказываясь позволить себе оценить вкус, когда мне, скорее всего, предстоит серьезный разговор. Но, черт, этот кофе вкусный.

— Я не хочу, чтобы ты покидала группу, — наконец сказала доктор Лоуэлл после того, как я прикончила половину своего кофе.

Я удивленно моргнула.

— Правда? Потому что, когда я разговаривала с Кристи, она, кажется, считала, что мое присутствие в группе больше неуместно, — ответила я.

Доктор Лоуэлл закатила глаза. Да, моя черствая, как сухарь, профессор, действительно закатила глаза.

— Кристи отличный советник, но иногда она может быть чересчур суровой. Мы все люди, Обри. Твоя задача в процессе занятий — определить свои границы, понять пределы динамики группы. Этого опыта можно набраться только на практике. Я бы оказала тебе медвежью услугу, если бы удалила тебя из группы. Мы все совершаем ошибки. Это не значит, что ты действовала подобающим образом. Потому что ты была не права, — она спокойно посмотрела на меня. — Я просто не считаю, что тебе следует делать выговор за это.

Доктор Лоуэлл снова села за стол.

— Когда я окончила магистратуру и только получила свою лицензию, я вела группу по управлению гневом, все участники которой посещали ее по предписанию суда. Все они были известны своей агрессивностью; их всех осудили за покушение, как правило, на членов семьи. Это была не самая приятная группа мужчин. И они относились ко мне, словно я была клоуном. Сказать, что я хорошо воспринимала это, особенно с учетом того, что в молодости я была довольно вспыльчива, было бы довольно сильным преуменьшением, — рассмеялась она, и я обнаружила, что тоже смеюсь.

Я, кажется, смогу уйти с этой встречи целой и невредимой. Аллилуйя!

— Я вылила стакан воды на голову одному из членов группы. Ему, видимо, не понравилось то, что мне пришлось ему высказать, и он назвал меня на букву "С", — у меня отвисла челюсть. Я бы сделала намного больше, чем просто вылила воду ему на голову.

— Мягко говоря, мой начальник был неумолим. Ты должна понимать, что времена тогда были другими, и женщин только начинали принимать на работу. Это были семидесятые, и, хотя были достигнуты определенные успехи в равноправии мужчин и женщин, по-прежнему складывалось ощущение, что мы в каменном веке. Меня отправили на профессиональную стажировку на три месяца, и не позволяли вести группу, пока я сама не начну посещать занятия по управлению гневом.

Доктор Лоуэлл усмехнулась.

— Итак, как видишь ты не единственная, кому следовало научиться контролировать свои эмоции и не забывать действовать профессионально.

Доктор Лоуэлл снова стала серьезной.

— Что ж, мы обе знали, затевая все это, что будет трудно. Это трудно при обычных обстоятельствах, но, учитывая твои личные переживания, я знала, что будет вдвойне тяжело. Поможет ли тебе, если мы с тобой будем встречаться каждую неделю и обсуждать, как идут дела у группы и оценивать твое участие в ней? — спросила она.

Я старалась не обижаться. Ведь именно из-за своего поведения сижу сейчас здесь. Но я все равно ощущала обиду. Я чувствовала себя так, будто она говорила мне, что я сломлена и не могу поступать правильно.

— Нет, уверена, я буду в порядке, — ответила я сухо, заставив себя улыбнуться.

Доктор Лоуэлл кивнула.

— Ну что ж, если у тебя возникнут проблемы, пожалуйста, не стесняйся, заходи. Ты знаешь, моя дверь всегда открыта. Теперь, давай поговорим о том, как мы будем действовать дальше. Кристи была далеко не счастлива, когда мы разговаривали. И я не могу позволить, чтобы она обращалась в департамент по этому вопросу. Руководство общественных служб тесно сотрудничает с университетом, чтобы помочь нашим студентам-добровольцам с отработкой практических занятий. Она ожидает, что будут предприняты какие-то меры. Доктор Лоуэлл снова закатила глаза, и на этот раз я рассмеялась.

Ее мнение о Кристи Хинкл было вполне очевидным.

— Так что, думаю, следующие несколько недель мы должны немного притормозить. Участвуй, но ничего не делай, пока она тебя сама не попросит. Я объясню Кристи, что мы с тобой поговорили, и она будет предоставлять мне еженедельные отчеты о твоих успехах. У меня нет сомнений, что если в дальнейшем возникнут какие-то вопросы, ты услышишь об этом. Впрочем, как и я, — закончила доктор Лоуэлл на довольно веселой ноте.

— Хорошо, — согласилась я.

— Тогда ладно, думаю, мы закончили с этим. Приятного тебе вечера, — произнесла доктор Лоуэлл, сразу же возвращаясь к проставлению отметок.

Я подняла свою сумку и закинула ремень на плечо, успокоенная тем, что встреча закончилась для меня без особых потерь. Пострадала только моя гордость.

Оставшуюся часть дня я могла потратить, дорабатывая свою научную статью по социальной психологии. Я направилась в сторону университетской библиотеки, довольно впечатляющей надо заметить, и идти мне теперь было гораздо легче, чем сегодня утром, когда я вышла из дома.

Я направилась прямо к своему обычному месту, уединенному столику на четверых на втором этаже. Он расположен за секцией садоводства, а это не самое популярное среди студентов место, так что меня редко беспокоят. Я вытащила свои книги и достала упаковку с едой, готовясь к целому дню исследований.

Я уже достаточно далеко продвинулась в своей статье, когда почувствовала, что кто-то есть в моем крошечном укромном уголке. Я прекратила писать на середине предложения, посмотрела вверх, и мне пришлось подавить стон.

— Это место занято? — спросил Макс, выдвигая стул напротив меня.

— Вообще-то, я обычно работаю здесь… одна, — ответила я медленно и четко, надеясь, что он поймет смысл.

Макс либо специально притворялся тупым или действительно не понимал подтекст моего ответа. Уверена, что первое. Он широко мне улыбнулся и швырнул свою сумку на стол, сдвинув мои аккуратно разложенные записи и маркеры.

Я стиснула зубы и отодвинула свои вещи подальше от него.

— Над чем работаешь? — спросил он.

— Шшш, потише. Из-за тебя нас выгонят, — отругала его я, показывая ему, насколько раздражена, что меня прервали.

Макс поднял руки в воздух.

— Извини, не буду тебе мешать.

Я коротко ему кивнула и снова склонила голову над своей книгой. Я попыталась сосредоточиться на чтении, но запах его лосьона после бритья заполнил мои ноздри, и я поняла, что невозможно сконцентрироваться, когда Макс сидит так близко ко мне.

Когда я написала одно и то же предложение три раза подряд, я уронила ручку и потерла виски.

— Голова болит? — спросил Макс.

— Нет, просто тяжело сконцентрироваться, — пробормотала я.

— Я отвлекаю тебя? — поддразнил Макс.

Я уронила руки на стол со стуком и поморщилась. Я осмотрелась, надеясь, что библиотекарь не надерет мне задницу.

— Я села здесь, чтобы люди не беспокоили меня. Мне нужно много чего успеть, — умоляла я, реально надеясь, что он встанет и уйдет.

Макс склонил голову набок.

— Я пытаюсь распознать твой акцент с нашей первой встречи. Юго-западная Вирджиния? — спросил он, не потрудившись ответить на мое предыдущее заявление. Очевидно, он здесь надолго, и я просто должна смириться с этим.

— Северная Каролина, — поправила я прежде, чем успела подумать.

Дерьмо!

Не вступай в разговор, Обри! Не вступай!

— Ооо, южная девушка, — ответил он, постукивая карандашом по своей книге.

— Мммм-хммм, — произнесла я невнятно, надеясь, что на этом беседа завершится.

Но мне стоило догадаться.

— Где именно в Северной Каролине? — спросил он секунду спустя.

— Что такое? Хочешь свести Обри с ума миллионом вопросов? — рявкнула я.

— Ты так вспыльчива, когда занимаешься, — произнес Макс, покусывая нижнюю губу и стараясь удержаться от смеха. Мой взгляд опустился на его рот, и я обнаружила, что рассматриваю изгиб его полных губ.

Перестань!

Я прочистила горло и начала собирать свои вещи. Черта с два у меня получится что-то сделать, пока здесь Макс. Я вполне могу позаниматься и дома, надеюсь, что Девона там сейчас нет.

— Не уходи. Прости, я буду молчать, — пообещал Макс. Он протянул руку и положил ее поверх моей, успокаивая меня. — Пожалуйста.

Он владел этим словом, как оружием. Отмел прочь все мои аргументы.

Это раздражало.

Я откинулась на спинку стула и снова открыла свою книгу.

— Ладно, но серьезно, Макс, мне надо многое сделать, — ответила я, в шоке от того, что так быстро сдалась.

Макс кивнул и быстро открыл свои книги.

Я попыталась вернуться к своей научной статье, но по-прежнему не могла сосредоточиться. Я подняла взгляд, посмотреть, над чем работает Макс и увидела, что он читает учебник по углубленному изучению коммерческого финансирования.

— Я думала, предполагается, что ты вылечишь рак? Как коммерческое финансирование поможет тебе стать врачом? — вдруг спросила я.

Макс посмотрел на меня, и я не смогла отвести взгляд. Он смотрел на меня так, что мне казалось, что я единственный человек в мире. Единственное, что имеет значение. Как у него это получается? Он так чертовски притягателен; меня словно притягивает его силовое поле, или он огромная черная дыра, которая может поглотить меня.

— Я не вижу себя доктором Демело в будущем, — ответил он, не отрывая взгляда от меня. Понимает ли он какой эффект оказывает на людей? Я почти уверена, что знает, а такой силой обладать опасно.

Его невозможно понять, а я всегда гордилась своей интуицией. Но когда дело касается Макса, у меня абсолютно ничего не получается.

— Почему нет? — спросила я, закрыв свою книгу. Нет никакого смысла притворяться, что я собираюсь работать дальше.

Макс кашлянул, прикрывшись рукой, и отвернулся, прерывая наш зрительный контакт.

— Просто не мое, — ответил он.

Я приготовилась докопаться до истины — буду копать вплоть до Китая, если понадобится.

— Ладно, а что тогда твое? — спросила я, опираясь подбородком на руку, когда посмотрела на него. Альков, в котором мы сидели, вдруг показался жарким и почти душным. На мне была водолазка, и я пожалела, что не надела что-то полегче. Ведь прекрасно знаю, как сильно потею.

Уверена, что внезапная волна жары связана с температурой в библиотеке и абсолютно ничего общего не имеет с парнем, который сидит напротив меня.

Макс улыбнулся, но его таинственная улыбка была едва заметна. Вместо ответа он поменял нас ролями.

— А что твое? Консультирование, верно? Это связано с твоими собственными проблемами или у тебя какой-то комплекс спасателя?

Я откинулась назад, пытаясь решить, стоит мне обижаться или нет. Не могу понять, то ли он пытается быть грубым, то ли у него это происходит само по себе. В его вопросе прозвучало достаточно снисходительности, чтобы спровоцировать меня начать защищаться.

— Конечно, я хочу помогать людям. Зачем еще мне надо так надрывать свою задницу? — спросила я, ненавидя, что предоставляю ему именно то, чего он хочет — информацию.

— Не знаю. Я думал, это может быть связано с твоей сестрой, — предположил он, и в выражении его лица не было видно ничего кроме добродушного беспокойства.

Как он смеет бросать это мне в лицо! Я доверилась ему в момент слабости. Мне следовало знать, что пожалею об этом. Я покраснела, и чувствовала, что начинаю злиться. Макс вызывает во мне такие сильные ощущения. Будь то гнев или вожделение, я чувствую, насколько они сильные и подавляющие.

Он опасен для меня.

— Для нас нецелесообразно говорить на эту тему, — ответила я холодно, жалея, что не ушла, когда хотела.

— Я не пытаюсь быть нецелесообразным. Я говорил тебе, что думаю, что это был невероятно смелый поступок — рассказать о своей сестре. Я уважаю твою смелость. Я уважаю тебя, — искренне сказал Макс. — Я просто думаю, что, учитывая произошедшее с ней, это помогло тебе принять решение помогать таким людям, как она. В этом есть логика. Это все, что я пытаюсь сказать. Мне жаль, если я расстроил тебя. Это было бесчувственно с моей стороны, — произнес он, полным сожаления голосом.

Хорошо, может быть, я слишком сильно отреагировала. Но беседы о Джейми с кем бы то ни было сводят меня с ума. И то, как он небрежно включил ее в наш разговор, заставило меня чувствовать себя раздраженной.

Разговаривать с Максом — странно интимный опыт. Мы вполне могли бы сидеть здесь голыми.

Теперь я думаю об обнаженном Максе.

Дерьмо!

— Все нормально, — сказала я, удивившись, когда поняла, что это на самом деле правда. Я не смогла использовать его наблюдения против него, потому что он говорил правду.

— И да, думаю, я делаю это из-за Джейми, — призналась я, жалея, что не могу удержать рот на замке. Где функция отключения мозга, когда она мне нужна? Почему из всех людей я выдаю информацию о себе именно Максу?

Уверена, это не имеет ничего общего с этими потрясающими глазами, которые, кажется, умоляют меня раскрыть мои секреты.

— Это здорово, когда есть что-то, имеющее значение, чему ты хочешь посвятить свою жизнь. В моей жизни я мало к чему испытываю страсть, — признался Макс.

— Тем не менее, похоже, что-то все же есть, а значит, тебе есть с чего начать, — предположила я.

Глаза Макса потемнели. В них в буквальном смысле тлели угольки. Я всегда думала, что эта банальная чушь лучше всего подходит для глупых любовных романов. Но нет, у Макса отлично получилось продемонстрировать мне этот фокус с тлеющими угольками.

— Ты права. Это идеальное место, чтобы начать, — пробормотал он, и мое сердце бешено забилось в груди. Снова эта разочаровывающая игра слов. Из-за нее я нервничаю и выбита из колеи.

Я резко встала на ноги, уронив стул на пол. Грохот эхом отозвался в тишине библиотеке.

— Мне правда нужно идти, — произнесла я быстро, собирая свои вещи.

Макс нахмурился.

— Я сказал что-то не так? — спросил он, выглядел он при этом так, будто ему больно.

— Нет, вовсе нет. Просто есть дела, которые мне надо сделать, — я оправдываюсь — это плохо. Но после моей встречи с доктором Лоуэлл и тем, что мне едва удалось избежать выговора, обмениваться личной информацией с членом группы, казалось, верным способом оказаться в еще больших неприятностях.

— Увидимся на следующей неделе, — сказала я, прижимая сумку к груди и стараясь не бежать.

— Пока Обри, — ответил Макс. Он очень нежно произнес мое имя.

Обри

Макс занимал все мои мысли, хотелось мне того или нет. Мысленно я снова и снова прокручивала наши разговоры. Ругала себя за то, с какой легкостью разговаривала с ним. Яростно противилась своему желанию поделиться той частью себя, которую специально ото всех скрывала. Но больше всего меня озадачивает несвойственная мне реакция на человека, которого я практически не знаю, кому не доверяю и не хочу раскрывать свои секреты.

Тогда почему я не сумела быть сильной? Почему проявила уязвимость, которую, думала, уже потеряла?

Уверена только в одном: я должна учиться на своих ошибках и помнить, кем на самом деле является Макс и кем должна быть я.

Несмотря на его красивые голубые глаза и сексуальную улыбку.

И, безусловно, я буду игнорировать не поддающееся логике желание увидеть его снова.

Даже если я очарована мужчиной, который протащил своего младшего брата в столовую, чтобы тот смог поесть. Даже если очень заинтересована в человеке, который сорвал цветок с холодной земли в январе и подарил его мне с улыбкой на лице. Все мое внимание поглощено парнем, который поделился тем, как его пугает, что он может потерять себя из-за зависимости, контролирующей его.

Я чувствую настойчивую необходимость помочь ему исправиться. Я чувствую эту необходимость. Она где-то рядом с моей непоколебимой решимостью, ожидающей, когда я признаю, что хочу быть той, кто согреет его и позаботится о нем.

Макс прав. У меня очень развит комплекс спасателя.

Был субботний вечер, и я обещала сходить с Бруксом в «Манию» еще раз. Мы не часто виделись после того неудачного занятия в группе поддержки. Он принес мне суп и кино, как и обещал, но впервые я почувствовала между нами странные недомолвки.

Он исчез. Другими словами не описать его поведение. Когда я спросила его, что случилось, он ответил:

— Ничего, — что означало: «Что-то беспокоит меня, но я собираюсь уклоняться от расспросов и просто сводить тебя с ума».

Я не давила на него. Была не в настроении выяснять, что ужалило в задницу Брукса Хамлинса. Если он захочет поговорить об этом — сам все расскажет.

Знаю, что он усердно готовился к зимней сессии и волновался, ожидая ответа на свою заявку в магистратуру. Он часто говорил мне, что на курсах у него высокая нагрузка. Я пыталась убедить себя, что причина его странного настроения заключается именно в этом.

Так почему я совершенно точно уверена, что дело совсем не в этом?

Беспокойство, наряду (одновременно) с необъяснимыми чувствами к Максу, заставило меня почувствовать, что я близка к чертовому срыву. Поэтому испытала облегчение, когда Брукс позвонил и предложил сходить в «Манию». Он вел себя нормально, и мне удалось убедить себя, что мне все почудилось.

С Рене мы старались поддерживать временное перемирие. Вчера вечером даже смотрели какой-то дрянной научно-фантастический фильм перед сном. Мы заключили молчаливое соглашение избегать Девона в разговорах. Благодаря этому напряжение, укоренившееся между нами за последние полгода, слегка ослабло.

Сейчас еще только половина седьмого. Брукс придет за мной не раньше десяти. Надо как-то убить время. Рене валяется на диване, готовясь к зимней сессии. Я разложила все по полочкам в своей комнате и не один раз. Подобрала себе наряд на вечер, моя подготовка к занятиям была давно выполнена. Мне стало скучно, а это необычно. Мне не бывает скучно. Обычно я нахожу чем занять себя, поэтому скука не мой случай. Не зная чем заняться, я присоединилась к Рене в гостиной.

На экране приглушенно мерцали кадры канала Shopping Network, из проигрывателя звучали Led Zeppelin. Я плюхнулась на диван и взяла пульт.

Рене подняла голову и отстраненно мне улыбнулась, а затем снова вернулась к учебе. Приятно видеть, что она сконцентрирована на чем-то, и это не тот, кого нельзя упоминать.

И затем, как будто одна только мысль о нем призвала его, в дверь позвонили.

— Ожидаешь гостей? — спросила я Рене, но она покачала головой. Я встала и пошла через всю комнату, чтобы открыть двери, когда та распахнулась.

Девон не спеша зашел в комнату, неся в руках пакеты полные банок пива; двое его гнусных приятелей следовали за ним. Девон даже не потрудился поздороваться со мной, когда зашел в мою квартиру и поставил свои пакеты на мой кофейный столик. Его друзья оставили грязные следы на ковре, когда зашли в комнату.

Девон вырвал учебник из рук Рене и швырнул его за диван.

— Время учиться прошло, малыш, — объявил он, плюхнувшись на диван рядом с ней, и закинул ноги на кофейный столик, даже не потрудившись снять обувь.

Его друзья, ни один из которых, похоже, не принимал сегодня душ, схватили стулья, стоящие возле кухонной стойки, и притащили их в гостиную. Каждый вытащил себе по бутылке пива из пакета и, сняв крышки, бросили их на пол.

Рене выглядела нервной и, кажется, была совсем не рада видеть своего парня. Но, конечно же, ничего не сказала. Она позволяет ему занимать ее пространство, диктовать ей время, и решать, что она будет делать в субботу вечером.

Я стояла, слегка разинув рот, не в состоянии поверить, насколько велики яйца этого парня — яйца, которые я была бы более чем счастлива отрезать кухонным ножом для масла.

— Убери ноги со стола, — сказала я ему громким голосом. Девон даже не посмотрел в моем направлении. Когда-то я понимала, почему Рене запала на него. Он выглядит так, словно старается изо всех сил, чтобы выглядеть как очень симпатичный засранец. Но я знаю, что его отношение, вся его сущность, такая же фальшивая, как и кожа, из которой сшита его куртка.

И, несмотря на образ, который он старается создать, я слишком хорошо узнала человека, который скрывается под этой личиной.

Девон Китон из тех парней, кому необходимо относиться к своей девушке, как к дерьму, потому что у него слишком короткий член. Он из тех парней, кто обмочится в штаны, если столкнется с кем-то крупнее себя, но затем развернется и ударит собаку просто потому, что может.

Я наблюдала как Девон и дальше оккупирует квартиру, как его друзья открывают пакеты чипсов и крошки летят на пол. Рене, казалось, замкнулась в себе, ее глаза стали пустыми.

Может быть, именно от вида своей подруги, теряющей какую-то часть своей личности, я была готова взорваться. Или может быть из-за того, что наблюдала, как Девон со своими дружками не уважают наше жилище. Или, возможно, от увеличивающегося количества остатков еды на моих безупречно чистых полах.

Что бы это ни было, во мне что-то взорвалось и я поняла, что если останусь здесь еще хотя бы на мгновение, то не смогу промолчать. Не смогу молча смотреть, как мою лучшую подругу терроризирует ее придурочный парень.

Я посмотрела на Рене, она смотрела прямо перед собой. Я почувствовала злость, грусть и глубокое, выворачивающее внутренности разочарование от ее неспособности постоять за себя.

Я больше не могла это терпеть. Я схватила свое пальто и сумочку и вылетела из квартиры, под звуки смеха Девона и его друзей, звенящие в моих ушах.

На улице дул холодный зимний ветер, и я пожалела о том, что забыла свои перчатки, так как торопилась уйти. Я засунула руки в карманы и подняла плечи, пытаясь защититься от ветра.

Уже было темно, и мне хотелось оказаться дома, свернуться калачиком в постели, вместо того чтобы торчать снаружи на морозе и злиться. Погода располагала ко сну, и прямо сейчас, это не казалось такой уж плохой идеей. Наравне с моими далеко не профессиональными чувствами к Максу и хреновой динамикой отношений между мной и моей лучшей подругой, мысль проспать несколько месяцев подряд звучала крайне привлекательно.

Я обнаружила, что иду обратно в сторону кампуса, так как у меня нет идей, куда еще пойти, и нет друзей, которым я могла бы позвонить.

Полагаю, что смерть Джейми виновата в моем нежелании ходить куда-либо и заводить новых друзей, кроме Рене и Брукса.

Потеря сестры оказалась самой худшей из травм, которые можно себе представить. Но, если честно, я не отношусь к тем людям, которые ищут новых знакомств. У меня было несколько друзей, с которыми я проводила время в старшей школе, но они относились к тому типу друзей, с которыми оказалось легко потерять связь после того, как я уехала.

Шшшш, все эти личные воспоминания вызывают у меня головную боль.

— Кто бы ни нассал в твои кукурузные хлопья, лучше ему поберечься, — раздался голос позади меня. Я и не заметила, что уже нахожусь на территории кампуса. Я стояла на тротуаре позади библиотеки.

Когда фигура вышла из тени, на меня с такой силой нахлынуло дежавю, что я была вынуждена сделать шаг назад. Широкие плечи, безликое лицо. В памяти сразу же возник парень из «Мании».

Но оказалось, что это не мой незнакомец.

Походка Макса была такой же уверенной, как всегда, и он как обычно улыбался. Он был одет в старую серую толстовку, забрызганную краской. Его движения были замедленными, и я гадала, принял ли он какой-нибудь наркотик. Надеюсь, что нет, ради его же блага. Это приведет к проблемам из-за нарушения условий его испытательного срока.

— Ты искупался в ведре с краской? — спросила я резко, не в силах сменить противный тон своего голоса.

Макс посмотрел на свою толстовку и пожал плечами.

— Общественные работы, — объяснил он, и я почувствовала себя идиоткой.

— Почему такая злая, Обри? Выглядишь так, будто готова кого-то убить, — заметил Макс, прислонившись к фонарному столбу, засунув руки в карманы, весь его вид выражал скептицизм.

— Если ты собираешься и дальше извергать на меня свои дурацкие подколки, пожалуйста, найди другую девушку, которая будет более восприимчива к твоей остроумной личности. Серьезно, я не в настроении отвечать на твои выпады, — ответила я раздраженно.

Макс выглядел озадаченным. Он несколько раз моргнул, открыл и закрыл рот, будто пытался придумать, что ответить. Я пыталась подавить улыбку, которая грозила выдать меня.

— Что? Нечего сказать? — саркастично спросила я, сама же его поддразнивая.

Макс фыркнул и потер заднюю часть шеи. Его ухмылка превратилась в искреннюю улыбку, лицо прояснилось и мне стало нечем дышать.

— Хочешь, сходим куда-нибудь? — спросил он. Он, очевидно, не планировал задавать мне этот вопрос, и каким-то образом, спонтанность его предложения сделала его заманчивым.

— Не знаю, будет ли это уместно, — ответила я, пытаясь обрести хоть немного здравого смысла, которого мне явно не хватает, когда дело касается Макса Демело.

Макс фыркнул.

— Что в этом неуместного? Прямо сейчас мы не на встрече группы. Ты студентка. Я студент. Мы просто два студента, которые хотят потусоваться. Что плохого? — спросил он невинно.

Невинно, как бы не так.

Я выгнула бровь и смерила его своим лучшим какого-черта-ты-шутишь взглядом. Макс прикусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Его голубые глаза, покрасневшие и уставшие, сверкали от возбуждения.

Не стану отрицать, что мне хочется провести с ним время, он интригует меня. И по какой-то сумасшедшей причине, мои внутренние предупреждающие колокола не звонят так громко, как обычно.

— Давай же, — Макс мотнул головой в сторону тротуара, зажег сигарету и пошел вперед.

Исчерпав аргументы и утомившись их выдумывать, я пошла рядом с ним, отмахивая дым в сторону от своего лица.

— Тебе обязательно курить? У некоторых из нас хорошие отношения со своими легкими, — отрезала я.

Макс сделал последнюю затяжку и бросил сигарету на землю.

— Не курю. Понял, — ответил он, неожиданно серьезным голосом. — Не хочешь рассказать мне, почему ты в таком дерьмовом настроении? — спросил Макс, пока мы шли.

— Драма с соседкой по комнате, — ответила я.

— Она снова украла твой лак «Багровый Всплеск»? — пошутил он, и я фыркнула.

— Разве я похожа на девушку, которая будет бороться из-за макияжа? — усмехнулась я, хотя и не была уверена, хочу ли знать, какой девушкой он считает меня.

— Ты похожа на девушку, которая не тратит время на кучу фигни, — ответил Макс, неожиданно делая мне комплимент. Я удивленно приподняла бровь.

— Видишь меня насквозь, да? — ответила я вежливо. Макс хмыкнул.

— Ни на миллиметр, — пробормотал он себе под нос, но тем не менее достаточно громко, чтобы я услышала. Я не сдержалась и улыбнулась. Находиться с ним рядом неожиданно приятно. Он переворачивает все с ног на голову, но временами мы легко и естественно общаемся друг с другом. Мы постоянно колеблемся между борьбой злости и недоверия против похоти и желания. Разочарование борется с удовлетворением. Раздражение и беспокойство в ссоре с уязвимостью и искренностью.

Находясь рядом с ним, я чувствую истощение, и вместе с тем бодрость. Легко понять, почему люди тянутся к нему.

Когда он смеется или говорит, люди смотрят на него. Они цепляются за него. Желают каждый его крошечный кусочек.

У него потенциал уничтожать все вокруг себя.

Включая меня.

Макс остановился возле местного кинотеатра, здание которого было построено еще в 1940-х. Я была там всего несколько раз и до одержимости волновалась, что в уборной могла оказаться плесень. В зале стоял затхлый запах сырости и никакие освежители воздуха, и запах попкорна не помогали избавиться от него.

Посмотрев на афишу, я одновременно пришла в восторг и удивилась. Должны были показывать «Культовые хиты субботы».

Согласно анонсу, они показывают серию не самых известных фильмов и цена равна всего лишь части обычной стоимости билета. В анонсе я увидела один фильм, который особенно взволновал меня.

— Не хочешь пойти посмотреть этот? — спросила я, указывая пальцем в сторону рекламного плаката одного из моих самых любимых фильмов «Поколение игры «DOOM».

— Я ждал, когда смогу затащить тебя туда, где темно, — поддразнил Макс, целенаправленно сокращая расстояние между нами. Я невольно сделала шаг назад, создавая необходимое пространство.

— Если бы дерьмо было музыкой, ты бы был огромным духовым оркестром, — процитировала я. Макс искренне рассмеялся.

— Мне стоило догадаться, что ты фанатка, — заявил он, одобрительно глядя на меня.

— Люблю мрачные фильмы. У нас с сестрой был период, когда мы смотрели ''«Поколение игры «DOOM»'' каждые выходные, — ответила я и улыбнулась, вспомнив, как мы с ней сидели рядышком, цитировали диалоги и смеялись до колик.

Макс улыбнулся мне, и я поняла, что улыбаюсь в ответ. И затем он совершил самый необычный поступок. Будто машинально, он поднял руку и обхватил ладонью мою щеку. Большим пальцем обвел изгиб моего лица, взгляд его голубых глаз был напряженным и серьезным.

— Ты прекрасна, Обри. А когда ты улыбаешься, то захватывает дух, — произнес он мягко.

Вот черт. Предполагалось, что я растаю от его слов, и я растаяла, хотя сильно старалась сопротивляться. Кого я обманываю? Какая девушка не растечется лужицей после такого комментария?

Освободите двенадцатый ряд!

Он смотрел на меня, и в его глазах светилась нежность, которую мужчины обычно берегут для выпускных вечеров и предложений руки и сердца. От этого все внутри меня затрепетало.

Затем он убрал руку и отодвинулся от меня. Я стояла там, озадаченная, мое тело и сердце по-прежнему гудели.

Настроение Макса меняется так быстро, что трудно уследить за этим. Случаются вспышки искренности, вот как сейчас, благодаря которым легко игнорировать те моменты, когда он, очевидно, изображает из себя кого-то другого.

Макс протянул мне руку, но я смотрела на нее, не говоря ни слова.

— Нам стоит пойти внутрь, если не хотим пропустить начало фильма, — позвал он, пошевелив пальцами.

— Хорошо, — наконец согласилась я и робко вложила свою руку в его ладонь. Наши пальцы переплелись, и он легонько сжал мою ладонь.

Он купил билеты и попкорн, игнорируя мои мольбы заплатить за себя саму. Вечер все больше и больше начинал напоминать свидание.

И в самых дальних закоулках моего сердца, я надеялась, что так и было. Глупая, глупая Обри!

Когда мы уселись на свои места, до начала фильма оставалось еще десять минут. Мы сидели и молчали, и я была поражена тем, что сижу рядом с ним и не испытываю никакой неловкости.

Вообще-то, это было вроде как… мило.

Макс ел мармеладных медведей, и часто улыбался мне. Я наблюдала за ним краешком глаза, как он откусывает голову красному медведю, прежде чем закинуть его в рот. Он повторял это обезглавливание снова и снова, опустошая коробку сладостей.

— Чем мармеладные медведи провинились перед тобой? — спросила я с набитым попкорном ртом.

Макс улыбнулся и откусил голову последнему медведю из коробки.

— Им не стоило быть такими чертовски вкусными, — ответил он и облизнул губы, после того как проглотил мишку.

Я не удержалась и покраснела от его слов.

— Я ничего о тебе не знаю, — выпалила я неожиданно, снова шокировав себя тем, с какой легкостью моя защита рушилась перед ним и тем, насколько быстро я захотела получить информацию.

Макс приподнял бровь.

— Не знал, что тебе нужна информация.

— К чему эта таинственность, Макс? Тебе есть что скрывать? — спросила я с немного большей горячностью, чем намеревалась, и наше непринужденное общение на этом закончилось.

Глаза Макса потемнели.

— Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, Обри. Тебе нужно только спросить, — сказал он уверенно. В зале почти никого не было, лишь на некоторых местах сидели люди. Но я все равно беспокоилась, что нас могут подслушать.

Я прочистила горло, пытаясь вернуть контроль над ситуацией.

— Ладно, какая у тебя основная специальность? Ясно, что это не медицина, и что это как-то связано с корпоративными финансами, — спросила я как идиотка. Макс разразился смехом.

— И это твой вопрос? Какая у меня специальность? Хочешь узнать и мой высший бал тоже? — пошутил он, и я ударила его по руке, разрешив себе прикоснуться к нему как бы случайно.

— Давай начнем с мелочей и увидим, куда это приведет, — предложила я.

Макс протянул руку и украл пригоршню моего попкорна, закидывая несколько ядер в рот. После того, как он прикончил украденное лакомство, он вытер жирные пальцы о джинсы. Я постаралась не показать своего отвращения.

— Я специализируюсь на коммерции с уклоном в экономику, — рассказал он.

— Специализируешься на коммерции? Серьезно? — спросила я недоверчиво.

Макс нахмурился, явно раздраженный моим недоверием.

— Да, специализация в коммерции. Почему в это так трудно поверить? Я не какой-то придурок, только что закончивший школу, — заметил он, защищаясь, и его настроение снова мгновенно изменилось.

— Просто ты… ну… ты…

— Оказался за решеткой из-за наркотиков? Или дело в том, что я на испытательном сроке и должен сидеть в этой чертовой комнате каждую неделю, рассказывая о своих долбанных чувствах? — спросил он злобно. Великолепно, я разозлила его — причем колоссально, судя по тому, как напряглась его челюсть.

— Я не осуждаю, — начала я, но Макс прервал меня.

— Черта с два не осуждаешь, — выплюнул он.

— Слушай, мне жаль. Знаю, ты пытаешься разобраться в себе. Ты в группе. Выполняешь общественные работы. Я ценю все, что ты делаешь, — пыталась я пойти на попятную. Но, казалось, мои слова лишь сильнее разозлили его.

— Ты ни черта не знаешь обо мне или о моих предпочтениях. Или о причинах, почему я сделал то, что сделал. Ты не знаешь меня, Обри, — прошипел он, взглядом прожигая во мне дыры.

Так, будто мной руководило то, что я не совсем понимаю, я протянула руку и накрыла ею его сжатую в кулак руку, лежащую на подлокотнике. Наклонилась, пока его лицо не оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Но я хочу узнать, Макс, — сказала я мягко. И поняла, насколько правдиво мое заявление. В Максе Демело есть нечто, что заставляет меня хотеть разузнать и выяснить все хорошее и плохое о нем. Но я напомнила себе, что это исследование переходит все границы дозволенного.

Ноздри Макса затрепетали, и он сделал глубокий вдох, будто ему было больно слышать мои слова. Он закрыл глаза и нахмурился.

— Пожалуйста, Обри, — пробормотал он.

Но я не совсем поняла, о чем он умолял.

Пожалуйста, Обри, перестань?

Пожалуйста, Обри, я хочу, чтобы ты узнала меня?

Пожалуйста, Обри, это самая тупая беседа за всю мою жизнь, так что заткнись уже?

Прежде, чем я смогла попытаться добиться ответа, свет погас, и Макс развернул руку ладонью вверх, в темноте накрывая своими пальцами мои.

Жар его кожи окутал меня, и я не могла решить, хочется мне отстраниться или нет.

Я не отстранилась. Расслабила руку, которую сжала в кулак, после того как он прикоснулся ко мне, и переплела свои пальцы с его. Мы держались за руки, как старшеклассники на первом свидании. Это было невинно и на удивление сладко.

Вскоре напряженность уступила место чему-то более приятному — удовлетворению, комфорту — снова с этой странной легкостью, которая появилась, как будто никуда и не исчезала. Я — девушка, которая не сближается с людьми — но вот она я, не колеблясь, мелкими шажками иду в направлении того, чем бы оно ни было.

Мы смеялись и цитировали диалоги. Макс продолжал воровать мой попкорн, и я игриво шлепала его по руке. Его пальцы периодически сжимали мои, будто желая напомнить мне, что мы все еще прикасаемся друг к другу.

Как будто я могла забыть.

Несмотря на то, что мой взгляд направлен на экран, все, что я могу чувствовать, все, о чем могу думать, это его кожа, соприкасающаяся с моей.

Во время одной из особенно жестоких сцен, я отвернулась, не в состоянии вынести ее. Я сосредоточилась на плече Макса, и ждала, пока она закончится. Я чувствовала, что он смотрит на меня, и посмотрела на него сквозь ресницы. Его губы были изогнуты в улыбке.

— Ты деликатный маленький цветок, не так ли? — подразнил он, и его дыхание защекотало волосы у моего уха. Я фыркнула и покачала головой, наши щеки соприкоснулись.

Пальцами Макс откинул волосы с моего лица и наклонился, чтобы потереться своим носом об мой, его губы почти соприкасались с моими. Он не отрывал от меня взгляда в сиянии экрана. Рукой он скользнул вниз по моей шее, пока не остановился и не обхватил меня крепко за затылок. Другой рукой он обхватил мое лицо, большим пальцем лаская мою челюсть.

Я облизнула губы, во рту мгновенно пересохло. Я должна остановить это. Должна сказать что-нибудь. Должна отстраниться к чертовой матери, и установить необходимую дистанцию между мной и тем, что стремительно приближается к своей кульминации.

Но я не предприняла никаких действий. Ни о чем не думала. Просто ждала.

— Я собираюсь поцеловать тебя, Обри, — сказал он мягко возле моих губ. Я сглотнула образовавшийся в горле ком.

Но не отстранилась.

Не смогла отодвинуться от него.

В момент, когда наши губы соприкоснулись, я напряглась. Словно остатки рационального мышления сражались с моими усиленно работающими гормонами за господство. Мой мозг отчаянно пытался остановить меня и не дать сделать то, чему не будет возврата.

Но затем язык Макса очертил линию моего рта и мои губы раскрылись, впуская его внутрь.

Я потеряла контроль. Ощутила вкус попкорна, вишневых мармеладных мишек, и чего-то распутного, и запретного. По вкусу он напоминал неудачный выбор.

Я не могла сдержать стон, который вырвался из глубины моего горла, когда он завладел моим ртом. Он брал, заявлял свои права и делал меня своей. Я ощутила приступ мгновенной паники, когда нужда все прекратить и отстраниться попыталась взять верх.

Но мое тело стремилось к нему. Я хотела его, несмотря на то что напряглась от интимности момента. Под давлением его губ, я медленно начала отвечать ему, когда мой разум успокоился от ощущения, что меня целует Макс.

Для меня это в новинку. Желание. С помощью опытных рук и языка Макса, я почувствовала, как последние колебания испарились. Это ужасно. Волнующе. Это может изменить всю мою жизнь.

Я подняла руки и мои пальцы сами по себе запутались в прядях его волос. Его руки продолжали надежно удерживать мое лицо, пока наши рты снова и снова приспосабливались друг к другу.

Наши языки переплелись, зубы сталкивались, и я едва могла дышать. Я ощущала его однодневную щетину, когда та терлась о мою щеку и подбородок. У меня будет серьезный раздражение от щетины, когда все это закончится.

Мак застонал глубоко и низко, и звук эхом отразился у меня в животе, заставляя дрожать. Я наклонилась ближе к нему, наши груди столкнулись друг с другом над мешающим подлокотником кресла. Макс отстранился и опустил взгляд на раздражающий кусок пластика, разделяющий нас. Затем, без единого слова, он поднял меня с сидения, мои ноги зацепились за подлокотник, но я поняла, что мне все равно. Разберусь с синяками позже.

Я небрежно приземлилась ему на колени, спиной болезненно упираясь в другой подлокотник, а ноги не самым элегантным образом вытянулись вдоль рядя сидений.

Вау, это чересчур горячо, подумала я, стараясь не смущаться от того, что повседневное нижнее белье выставлено напоказ из-под моей задравшейся юбки. Я ощутила, как неуклюжее напряжение снова охватило меня и угрожает испортить весь момент. Тихие, озабоченные голоса в голове начали задавать вопросы о том, что я делаю.

Я поерзала, пытаясь сесть вертикально, серьезно намереваясь выбраться из наших страстных объятий.

Но моя задница, прижимающаяся к промежности Макса, стерла все мои сомнения.

Макс снова застонал, на этот раз немного громче. Я посмотрела по сторонам, беспокоясь, что мы устраиваем такое шоу. Но к счастью, никто не обращал на нас внимание.

Я почувствовала напряженную эрекцию в его джинсах, и все внутри меня сжалось. Макс обнял меня и переместил так, чтобы я опустилась на колени и оседлала его на этом крошечном сиденье, при этом моя юбка задралась выше бедер. Его рука легла на мою поясницу, прижимая меня к себе. Его губы проложили дорожку поцелуев вдоль моей шеи, язык порхал по моей коже.

— Черт, ты прекрасна. Так чертовски прекрасна, — пробормотала он, когда его губы снова накрыли мои.

Я терлась прямо об твердую выпуклость под его джинсами, желая облегчить пульсацию между ног. Мы целовались и касались друг друга до конца фильма, но дальше этого не зашли. Это привело меня в чувство и вместе с тем огорчило.

Мы едва заметили, что фильм закончился и включили свет.

— Снимите комнату, — пробормотал кто-то, бросая пригоршню попкорна в нашу сторону.

Мы с Максом отстранились друг от друга, и я вымученно рассмеялась. Его губы распухли, а мое лицо, уверена, покраснело и расцарапано его щетиной, но оно того стоило. Еще никогда в жизни я так не целовалась.

Я соскользнула с его коленей и встала на ватные ноги, поправляя юбку. Макс взял меня за руку и вывел из зала. Мы не смотрели друг на друга то ли от смущения, то ли потому, что были слишком возбуждены.

Мы вышли на улицу и нас овеял прохладный ночной ветерок, и мне было жаль, что я не могу придумать, что сказать, чтобы продлить этот момент или наоборот быстрее закончить его. Макс смутил меня. Сбил с толку. Заставил сомневаться абсолютно во всем.

Макс резко остановился и повернулся посмотреть на меня. Он схватил меня за плечи и его рот прижался к моим губам.

Он долго целовал меня взасос, прежде чем позволил мне сделать глоток воздуха.

— Спасибо, — произнес он возле моих губ.

— За что? — спросила я дрожащим голосом.

Макс улыбнулся возле моих губ и не ответил. Затем он отступил, не отпуская моих рук, пока они не оказались вытянутыми между нами. Медленно, он отпустил мои пальцы.

— Спокойной ночи, Обри, — пробормотал он, натягивая на голову капюшон, своей забрызганной краской толстовки, и разворачиваясь, чтобы уйти.

— Надежда — штучка с перьями — в душе моей поет — без слов одну мелодию — твердить не устает, — процитировал Макс уходя, его слова эхом донеслись до меня в холодном ночном воздухе.

Он что, только что процитировал Эмили Дикинсон?

Я стояла там, ошарашенная, наблюдая, как он удаляется по тротуару.

Обри

Я простояла возле кинотеатра минут десять, гадая, что только что произошло. Я, как неуверенный ребенок, чувствовала себя целиком и полностью отвергнутой.

Только что Макс целовал меня, и вот я уже стою одна.

Какого. Черта?

Если я надеялась сегодня раскрыть тайны Макса Демело, то испытала горькое разочарование.

Я осторожно коснулась губ пальцами. Они до сих пор ноют и очень чувствительны. Морозный воздух «покусывал» воспаленную кожу щек, сильно натертую щетиной Макса. Я разнервничалась: сердце отвергли и выбросили, а внутренний голос кричит, обзывая наиглупейшей идиоткой.

Я вытащила из сумки телефон и проверила сколько времени. Всего лишь десять вечера. Какой парень бросает девушку, с которой обжимался последние несколько часов, без единого слова? Без объяснений? Не предложив проводить ее до дома?

Когда шок начал проходить, его быстро сменили раздражение и какое-то чувство, напоминающее ярость, от которого хотелось вырвать ему яйца.

Не люблю, когда со мной играют. Я негативно отношусь к тому, что из меня делают идиотку. В общем, к черту Макса и его удивительное умение целоваться.

Зазвонил телефон, и посмотрев на экран, я увидела, что звонит Брукс.

Дерьмо, я совсем забыла о наших планах.

— Брукс, привет! — сказала я, направляясь в сторону своей квартиры.

— Где ты? — спросил он раздраженным голосом.

— Эм… ну… — не смогла я подобрать слов.

— Эм… ну мало что объясняет, Обри. Я у тебя, но угадай, кого тут нет? Тут нет тебя. Ты забила на меня? — сухо спросил он.

— Я иду. Просто уходила ненадолго. Рене еще не ушла? — спросила я, не желая признаваться, где была. Я была смущена, и чувствовала себя использованной.

— Здесь никого. Я как придурок стою в коридоре. Твоя сумасшедшая соседка-кошатница пялится на меня из-за своей двери. Она пугает меня, — произнес он, понизив голос до громкого шепота.

Я хихикнула, хотя это слабо напоминало естественный смех.

— Держись, я буду через несколько минут, — пообещала я и нажала отбой.

Когда я дошла до своей квартиры, Брукс сидел на полу под моей дверью и кому-то набирал смс. Я смотрю на него и не в состоянии понять, почему он ни с кем не встречается. Он привлекательный парень, который может найти себе занятие получше для субботнего вечера, нежели тусоваться с девушкой, которая больше никогда не будет с ним.

Уже не первый раз я задаюсь вопросом, почему он ограничил свою социальную жизнь и общается только со мной. Очень надеюсь, что причина заключается не в том, что у него остались какие-то чувства ко мне, которые никогда не станут взаимными.

— Ты наконец-то здесь! У меня почти онемела задница, — проворчал Брукс, поднимаясь, пока я открывала дверь. Я включила свет и чуть не сошла с ума.

— Вау. Что тут произошло? Это не совместимо с твоим обсессивно-компульсивным расстройством, — выпалил Брукс, поднимая с пола пустой пакетик из-под крендельков. На кофейном столике стояли пустые бутылки из-под пива, а на полу у дивана — пустые тарелки. На кухонной стойке валялся мусор и остатки еды.

— Меня не было три часа! Да вы издеваетесь? — закричала я, захлопнув за собой дверь. Я больше не могу мириться с этим дерьмом! Это все Девон, его работа, а лучше всего он умеет быть мудаком.

— Я приберу. Иди одевайся, — предложил Брукс. Я начала спорить.

— Мы проторчим здесь всю ночь, если я позволю тебе это сделать, — объяснил он, и я поняла, что он прав. Я подавила острое желание расставить все на свои места и прибраться, и пошла переодеваться. Посмотрев в зеркало, я скривилась. Лицо красное и все в пятнах, губы припухли. Поверить не могу, что Брукс не стал задавать вопросов по поводу моего очень помятого внешнего вида.

Переодевшись в короткое черное платье и черные сапоги до колен, я собрала волосы в высокий хвост и подвела глаза, чтобы они выделялись. Неплохо, для пятнадцати минут сборов.

Брукс приложил максимум усилий, прибираясь, как умеет только мужчина. Увидев, как он поправляет диванные подушки, у меня начал дергаться глаз, но я оценила его старания.

Он поднял взгляд, когда я вошла, и на его лице отразилось облегчение, что он может закончить с уборкой.

— Потрясающе, пошли! — сказал он, выталкивая меня за дверь.

— Ты знаешь, куда нужно идти? — спросила я, гадая, придется ли нам колесить по городу в поисках таинственного рисунка, на котором будут указаны координаты клуба для сегодняшнего вечера.

— Да, я поговорил с парнями в общежитии, и они дали мне адрес, — рассеянно ответил Брукс, доставая телефон и вводя адрес в GPS. Я ощутила слабое разочарование. Возможно, слишком поздно начинать ценить стрит-арт, но с некоторых пор я фанатка Икса.

Мы проехали весь город до самой границы штата.

— Куда, черт возьми, мы едем? — спросила я.

— Вероятно, клуб на старой текстильной фабрике в двадцати минутах отсюда, — объяснил он, вливаясь в поток машин на шоссе.

Во время поездки я в основном молчала. В голове возникали тысячи вопросов — эти вопросы крутились вокруг чертового Макса Демело. Почему он ушел так внезапно?

Конкретно этот вопрос прожигал дыру в мозгу, и я сходила с ума от неуверенности. Я получила серьезный удар по самолюбию, и мне это совсем не понравилось.

Почти тридцать минут спустя, мы въехали на большую парковку, на которой было море автомобилей. Как обычно толпа распутных подростков и изгоев-эмо направлялись к темному зданию вдалеке.

И, как и каждый раз, когда мы приближались к «Мании», я ощутила мгновенный прилив волнения и предвкушения. Я стала очень даже зависима от всего этого. Волнующее и немного пугающее ощущение. Но страх не такой, что хочется бежать в противоположном направлении. Уже нет. Меня пугает мое желание все исследовать и опробовать.

Брукс потянул меня к огромной очереди, и мы встали с краю. Часть веселья включает в себя наблюдение за людьми. В «Мании» собираются самые разные представители, начиная от опрятных мальчиков, которые пытаются одеваться как придурки, и заканчивая самыми настоящими чокнутыми. Взять, например, вот эту женщину, в кожаных штанах, грудь которой прикрывают только накладки на соски. В руках у этой Королевы-доминантши металлическая цепь, прикованная к мужчине, одетому в кожаный садомазохистский наряд с кляпом, болтающимся на резинке.

Брукс незаметно махнул рукой в сторону группы женщин возрастом около тридцати лет, которые, похоже, взяли выходной от шабаша. Они одеты в длинные платья из струящейся ткани, на головах венки из цветов. Все они ярко накрашены, их длинные ногти скорее похожи на когти, а на шеях ожерелья, которые, кажется, состоят из человеческих зубов.

Мы прошли тщательный осмотр вышибалы и затем оказались внутри. Я чувствовала себя так, будто жара и музыка душат меня. Именно то, что мне нужно.

На этот раз, заказав напиток, я глаз с него не сводила. Усвоила урок. Брукс ушел танцевать; я вежливо отказалась, желая насладиться атмосферой. И, конечно же, надеялась, что появится мой таинственный незнакомец.

Наконец, устав стоять у стены, я двинулась в толпу и начала танцевать. Никогда не была хороша в танцах, но мне нравится танцевать. К счастью для меня, танцы в «Мании» не требуют особого мастерства. Люди просто покачиваются, зажав между зубами светящиеся палочки.

Я мотала головой из стороны в сторону и волосы упали мне на лицо. Подняв руки над головой, я начала двигаться в такт басам.

Танцуют в «Мании» обычно все вместе. Совершенно незнакомые мне люди прижимались ко мне, и мы двигались вместе, как примитивные животные в горячке. Мое обсессивно-компульсивное расстройство уступило место энергии. Все казалось таким нереальным.

Девушка с ярко-фиолетовыми волосами схватила меня за руку и обвила ее вокруг своей талии. Мы терлись друг о друга бедрами — два человека, наслаждающиеся музыкой, ни больше ни меньше. Есть какое-то невероятное ощущение свободы в том, чтобы физически находиться так близко к большому количеству людей, которые пришли сюда по той же причине.

Сбежать.

Я ощутила прикосновение пары рук к своим бедрам, и, не потрудившись оглянуться, притянула к себе девушку с фиолетовыми волосами и танцевала свой сумасшедший развратный танец, зажатая, между ними.

Такие танцы абсолютно не в моем характере, но один раз я могу позволить себе подобное. Вот она — настоящая прелесть «Мании». Делать то, что в обычной ситуации невозможно.

Мне нравится это. И я хочу остаться тут навсегда.

Одна песня плавно сменяла другую. Партнеры по танцам менялись, но я едва замечала их лица. Я ни с кем из них не разговаривала. Слова не нужны. Мы здесь не для того, чтобы заводить друзей.

Мы просто проводим здесь время.

Может быть, прошло всего несколько минут. А может быть часов. Но я, наконец, поняла, как устала и вспотела. Ноги начали дрожать от всего этого дерганья и прыжков. Влажные пряди волос прилипли к лицу, и я была чересчур разгоряченной.

Я отстранилась от своего последнего партнера, парня, у которого татуировок было больше, чем нетронутой кожи. Он не протестовал, просто развернулся и начал танцевать с кем-то еще.

Я протолкнулась через толпу и прислонилась к задней стене, пытаясь восстановить дыхание. Брукса нигде не было видно. Я, правда, надеюсь, что он все еще где-то тут. Не могу представить, чтобы он оставил меня здесь, но когда я вытащила телефон из кармана, то пришла в шок, увидев, что уже пол второго ночи.

Это место будто засасывает в вакуум, и глазом моргнуть не успела, как уже потеряла чувство времени.

Чересчур откровенно одетая девушка остановилась около меня.

— Что-то ищешь? — прокричала она мне в ухо.

— Что? — переспросила я, не понимая, о чем она спрашивает.

Девушка закатила глаза и впихнула мне в руку маленький пакетик. Я подняла его на уровень глаз и увидела в нем крошечную таблетку. Девушка дернула мою руку вниз.

— Не надо так очевидно демонстрировать это, — раздраженно выпалила она.

Я попыталась отдать пакетик обратно ей, качая головой.

— Меня это не интересует.

Но девушка оттолкнула мою руку.

— Бесплатно. Если захочешь еще, придется найти самостоятельно. Наркоманкой становиться не обязательно, просто покайфуй, — посоветовала она, подергивая головой в такт музыке. Бросив на меня последний взгляд, она растворилась в толпе.

Я не хочу наркотики. Но и что делать с ними тоже не знаю.

Я встряхнула маленький полиэтиленовый пакетик, гадая, что именно девушка дала мне. Вопреки здравому смыслу я была заинтригована.

Я вытряхнула таблетку на ладонь и разглядывала ее, будто она могла дать мне ответ. Но одно я знаю точно: эта таблетка — зло. Знаю, что именно это дерьмо убило мою сестру.

Тем не менее мне любопытно.

Что такого в этом месте, что я поддаюсь страшному и неизвестному злу? Это отстойно. И совершенно нелогично.

И я умнее этого.

Должна быть.

Я поспешно засунула таблетку обратно в пакетик и, бросив ее на пол, раздавила сапогом.

Я почувствовала панику. Меня охватило непонятно откуда взявшееся легкое искушение, но я горжусь собой, потому что не поддалась ему.

И тогда я увидела его.

Парня в бейсбольной кепке. Того, кто спас меня от участи стать игрушкой в руках насильника. Парня, который не дал затоптать меня до смерти в ту первую ночь в клубе.

Парня, чье лицо до сих пор оставалось загадкой.

Он разговаривал с мужчиной, стоя в четырех метрах от меня. Они стояли в темном углу. Казалось, между ними разгорелся жаркий спор, но это совершенно точно, мой безликий незнакомец. Я узнала его по ширине плеч и кепке, низко натянутой на глаза.

Я направилась в его сторону. Меня будто тянуло к нему.

Я видела, как он взял у парня несколько банкнот и засунул пачку в задний карман. Видела, как мой таинственный парень вложил что-то в протянутую ладонь своего собеседника. Почти незаметный обмен занял меньше тридцати секунд, но мне стало понятно, что происходит.

Мой таинственный незнакомец продавец наркотиков.

Вспомнив мешочек, который я бросила на пол, я была вынуждена задаться вопросом, а не он ли тот, кто распространяет это дерьмо в толпе. Учитывая постоянный поток «клиентов», я с легкостью сделала выводы.

Милый парень, как бы не так. Он, очевидно, такой же хищник, как и многие другие здесь, который ищет легкую добычу.

Меня огорчило новое предположение, что наши столкновения, вероятно, не были ничем большим, чем возможностью обзавестись новым клиентом. А я-то думала, что я особенная.

После того, как второй парень спрятал в карман то, что явно осчастливило его, его место заняла девушка, и прижавшись к моему таинственному парню, потерлась грудью о его руку. Она открыла рот, и он положил что-то ей на язык. Она откинула голову назад, ее едва прикрытые груди чуть не выскочили из-под футболки.

Девушка обняла таинственного парня за шею и вызывающе потерлась об него. Я не могла видеть его глаза, но его губы растянулись в улыбке. Он положил что-то себе в рот и продолжал позволять девушке тереться об него.

Девушка потянулась и сняла с него кепку, и я впервые увидела его волосы. У него оказались светлые волосы, которые очень знакомо завивались возле ушей.

Я проталкивалась сквозь толпу, стараясь подойти ближе. И затем остановилась, застыв на месте.

Парень повернулся, его руки лежали на бедрах девушки, пока она вилась возле него. Его кепка упала на пол, и в красных лучах висящего над ним прожектора, я разглядела его лицо.

Макс.

Неожиданно, во мне вспыхнуло какое-то темное и уродливое чувство — что-то очень собственническое — и я ощутила укол предательства.

Всего лишь пару часов назад, он интимно прижимался ко мне. Пару часов назад, я думала, что между нами что-то есть, что я что-то значу для него.

Но сейчас, наблюдая за ним, в мерцающих огнях, я узнала его истинное лицо, но все равно не могу понять, и поэтому чувствую себя полнейшей идиоткой. Как я могла не узнать в незнакомце Макса по его широким плечам? Как могла упустить из виду эти мягкие локоны, которые пропускала сквозь пальцы всего несколько часов назад?

Я наблюдала, как он закинул в рот еще одну таблетку, и затем отстранился от девушки, которая тянулась к нему. Он довольно грубо оттолкнул ее, и она споткнулась, почти потеряв равновесие. Он наклонился, поднял кепку, надел на голову, низко натянув козырек на глаза, чтобы снова спрятать лицо.

Но ничто не могло скрыть кто он такой. Он вовсе не таинственный. И вовсе не загадочный спасатель.

Он совершенно другой.

Я отчаянно пыталась игнорировать надежду, которая кричала внутри меня: «Погоди, в нем должно быть нечто большее, чем это».

Я попятилась, используя массу тел, как щит между мной и парнем, которого я ненадолго впустила за мои надежно выстроенные баррикады.

Макс начал двигаться сквозь толпу, по пути расталкивая людей плечами. Не знаю, что заставило меня последовать за ним. Я оставалась довольно далеко, чтобы он не понял, что за ним следят.

Все в животе завязалось в узел.

Макс часто останавливался, и отводил людей к краю танцпола, где происходил его «бизнес». Было легко заметить, что он наслаждается своей ролью в этом мире. Он дразнил девушку, которая умоляла его дать то, что спрятано в его кармане. Агрессивно смотрел на парней, которые с равным отчаянием пытались приобрести его «товар».

И не смотря на все это, он шел по комнате, будто он владелец этого места. Он был под кайфом, но не только благодаря таблеткам, которые засовывал под язык, но и благодаря своей собственной власти над всеми остальными.

Место, куда, казалось, можно сбежать, теперь напоминало тюрьму. Я чувствовала, что нахожусь в плену раскрытых только что тайн — тайн Макса.

Я поняла, что Макс дурной человек еще в тот день, когда он пришел на встречу группы поддержки. Поняла, что у него есть негативная сторона. Есть демоны. Я просто думала, что он активно борется против них, что он пытается.

Но следя за ним в клубе, стало очевидно, что он ни с чем не борется. Этот мужчина гордится тем, кто он есть.

Он грубый, вредящий сам себе, самовлюбленный человек.

Сердце заболело. Голова перегружена мыслями, но я все равно не могу отвернуться от того, кем он является на самом деле.

Я всегда гордилась тем, что умею хорошо и правильно понимать людей и ситуации, и мое первое впечатление о Максе, словно огромная неоновая вывеска кричало: «Эй!». Так почему же я не прислушалась? Почему проигнорировала свои инстинкты и позволила втянуть себя в опьяняющую иллюзию, которую он создал?

Увидев его сейчас, в его стихии, стало понятно, что мужчина, который целовал меня, как будто я воздух, которым он дышит, всего лишь иллюзия, которую он хотел, чтобы я видела. И теперь мне остается только наблюдать и наслаждаться болью, которую сама себе причиняю этим.

Вскоре стало заметно, что Макс под кайфом. Его походка стала вялой, движения неуклюжими, но губы по-прежнему были растянуты в самодовольной ленивой улыбке.

Он забросил в рот очередную таблетку. Боже, как много он уже успел принять? Я начала беспокоиться, что у него будет передозировка.

Но он продолжал высокомерно идти вперед, спотыкаясь и наталкиваясь на людей на своем пути. Продолжал продавать. Оставался парнем, который вызывал во мне отвращение всеми возможными способами. Теперь я не хочу иметь с ним ничего общего.

Холодная сущность парня, который бродил в толпе, продавая наркотики и насыщая воздух превосходством и снисходительностью, разорвала в клочья надежду, которую я испытывала — надежду, в которой до сих пор ощущалась некая связь с воображаемым Максом. Эта надежда всего лишь мечта маленькой наивной девочки, которая подлежит жестокому и насильственному уничтожению.

В этом Максе нет ничего, что я могу понять, даже если эта надежда до сих пор жива где-то во мне.

Когда он развернулся лицом в мою сторону, я словно приросла к месту, надо мной мигали огни, а вокруг танцевали люди. Мне хотелось, чтобы он заметил меня. Хотелось крикнуть «Лжец!» в его глупое прекрасное лицо. Хотелось накричать на него. Спросить зачем он занимается всем этим. Зачем заставил поверить в его ложь. Зачем вызывает во мне миллионы разных ощущений, которых у меня никогда не было раньше, чтобы затем разрушить их правдой, которую мне отчаянно хотелось так никогда и не узнать.

Но он смотрел сквозь меня, его глаза не зафиксировали моего присутствия. Он не ожидал увидеть меня здесь, так что его затуманенный наркотиками мозг просто не замечал меня. И, когда он отвернулся, я была одновременно разочарована и счастлива.

— Вот ты где! Я везде тебя ищу! Ты готова идти? Уже очень поздно, а мне рано вставать на подготовку к экзаменам, — крикнул Брукс мне в ухо, схватив меня за локоть. Я отвела глаза от Макса и посмотрев на своего друга, кивнула.

— Конечно, — ответила я, быстро возвращаясь взглядом к тому месту, где стоял Макс.

Но он ушел.

Исчез.

И я не собираюсь снова искать его.

Макс

Я весь перепачкан краской. Она на моих волосах, между пальцами, мои штаны тоже забрызганы ею. Окунув кисть в красную краску, я провел ею по кирпичной стене. Я балансирую на верней ступеньке ненадежной трехметровой лестницы, а мои краски расположились на деревянной перекладине.

Уже начинает светать, и я должен быть дома, в кровати, а не отмораживать тут свою задницу. Меньше, чем через четыре часа у меня начнутся занятия. И запланирована масса дел на вечер. Но я торчу здесь с часу ночи. Потому что не могу уснуть. Из-за того, что могу думать только о ней.

Об Обри.

Мы провели вместе всего несколько часов, но я почувствовал, как во мне что-то надломилось. Я хочу ее. Ее вкус опьяняет меня. Между нами вспыхнула легко узнаваемая страсть.

Но, как ни странно, это даже нечто большее, чем страсть. Мне было легко и комфортно сидеть рядом с ней в зале кинотеатра и смеяться. Я расслабился в компании Обри. Есть в ней что-то уютное.

Затем она начала задавать мне вопросы. Ясно дала понять, что хочет познакомиться поближе со мной. Прошло очень много времени с тех пор, как кому-то было дело до человека, которым я являюсь, до мужчины, который прячется за маской, которую сам же создал.

С Обри, на одно великолепное мгновенье, я почувствовал, что возможно я смогу стать кем-то другим. Что смогу стать проще. И что, возможно, я нравлюсь ей какой есть. Глубоко в душе, я признаю, что всегда жаждал признания, и Обри, кажется, принимает меня безо всяких условий.

Поэтому я поцеловал ее. Не смог удержаться и не прикоснуться к ней. Не смог сдержать свой порыв создать с ней какого-то рода физический контакт.

Но оказалось, что все произошло слишком быстро. Это подавляло меня. И да, я до чертиков испугался.

И бросил ее.

Сбежал, как трус.

Но прекратить думать о ней не смог. Не смог перестать хотеть то, проблески чего я замечал тогда, когда мы бывали рядом, какими бы нереальными эти проблески ни казались.

Сейчас меня переполняют противоречивые эмоции, и мне нужно каким-то образом выразить их. Я могу сделать это только с помощью рисования.

Мои последние рисунки предназначались для клуба. Конечно же, я очень креативно шифровал в них координаты, но они словно не были изначально моими. Будто принадлежали кому-то еще. Предназначались для них, а не для меня.

Этот рисунок, это изображение… оно очень много значит для меня. В нем выражено все, что я чувствую, но не могу высказать.

Я нарисовал кистью большую дугу красным цветом, затем оранжевым и фиолетовым — грандиозный закат. Но он совершенно не девчачий и не милый. Блядь, нет. Я не рисую такое дерьмо.

Я изобразил двух людей, держащихся за руки. Ясное голубое небо разверзлось над ними, и с него хлынула кровь. Она затопила все. И эти двое, такие уверенные друг в друге, такие счастливые вместе, были смыты и унесены волной крови.

Да, мрачно. Но никто никогда и не считал меня ангелочком во плоти.

Я закончил рисовать небо и медленно спустился вниз по лестнице. Я так пьян, что едва могу стоять. Я уже должен бы лежать в луже собственной слюны, так много «окси» я успел принять сегодня.

Но когда настроение поднимается, нет смысла отрицать к чему это приводит меня. Я собрал краски и швырнул их в мусорный бак. Нет смысла тащить их обратно домой. У меня нет на это энергии. Не теперь, когда я закончил рисовать и адреналин, который привел меня сюда, сошел на нет.

Я сложил лестницу и оттащил ее обратно в переулок, где и нашел ее. Я всегда импровизирую, когда дело доходит до моего искусства, одалживаю или беру все, что удается найти, чтобы воспроизвести картинку, нарисовавшуюся у меня в голове.

Отойдя на некоторое расстояние, я смотрел на свою огромную картину в свете уличного фонаря, пока медленно приближался рассвет. Она получилась огромная. Охренительно сложная. Но, черт возьми, в этом весь я. И каждый грамм моей тоски изображен на чертовой стене.

Голова опустилась, веки начали слипаться. Мне лучше отправиться домой, прежде чем я отключусь на обочине дороги.

Я едва помню, как добрался до дома.

Я проснулся позже, чувствуя дурноту. Скукожившись, я лежал в кровати, абсолютно замерзший. Должно быть, забыл включить отопление, прежде чем отключился. Все суставы и мышцы болели.

Я потянулся к тумбочке, пытаясь нащупать мешочек, который, как я знал, должен лежать там. Зацепил рукой лампу, и она упала на пол. Меня начало трясти и мне с трудом удалось захватить маленькую таблетку дрожащими пальцами.

Я прижал ее к губам и уронил. Похлопал по подушке, пытаясь найти крошечный кусочек спасения.

Найдя его, засунул в рот и раскусил, прежде чем проглотить. На язык посыпался порошок. Я лег обратно, закрыл глаза и стал ждать.

Подождал еще какое-то время.

Слишком долго, поэтому я взял еще одну таблетку и проглотил.

И снова стал ждать.

Все равно долго.

Еще одна таблетка.

И затем, наконец, я почувствовал это. Онемение медленно охватывало все тело. Сердцебиение замедлилось и я, наконец-то, смог нормально дышать.

И только тогда я смог выбраться из кровати. Часы показывали два часа дня. Я проспал два утренних занятия. Следующее через сорок минут, но мне насрать смогу ли я заставить себя пойти туда. Мне надо принять душ. От меня дурно пахнет. Вероятно, мне следует что-то съесть. Не могу вспомнить последний раз, когда я что-то ел. Хотя желудок вроде бы не стягивает от голода. Я слишком много принял, чтобы ощущать что-нибудь.

Зазвонил телефон. Вяло потянувшись к нему, я поднял его и ответил, даже не потрудившись посмотреть, кто звонит.

— Макс! Я пораньше ушел из школы, не хочешь прийти помочь мне с машиной? — возбужденно спросил меня брат. Наверное, я должен был бы ощущать себя паршиво, отказывая брату, но ничего подобного я не чувствовал. Как я уже сказал, я вообще ничего не чувствовал.

— Не могу, у меня дела, — ответил я, вползая в свою тесную гостиную и включая чертов телевизор, стоящий в углу.

Клево, показывают повтор «Команды-А». (Примеч. Команда А — художественный фильм про отряд спецназовцев, обвинённый в преступлениях, которых они не совершали. Сбежав от правосудия, военные преступники осели в Лос-Анджелесе, образовали команду «А» и стали наёмниками, помогающими людям в беде). Утро удалось.

— Но ты же обещал, что придешь на этой неделе, — сказал Лэндон тихо.

— Да, когда я такое сказал? — спросил я, на самом деле не особо уделяя внимание разговору. Я давал обещания и нарушал их. Что еще новенького?

— Пожалуйста, Макс. Дэвид спрашивал, когда ты придешь. Думаю, ему нужно больше денег, — сказал Лэндон и его голос превратился в шепот.

Обычно упоминание моего мудака дяди заставляет меня бушевать. Ненавижу этого придурка. Ненавижу, что он воспользовался опекунством над братом, чтобы набросить петлю мне на шею. Он вообразил, что я буду оплачивать его привычку играть в азартные игры только потому, что он позволил Лэндону жить у него. Но у меня достаточно собственных привычек, о которых следует заботиться в первую очередь. Желание моего дяди играть в покер не входит в список моих приоритетов.

Но я понимаю, что если не дам ему то, чего он хочет, пострадает Лэндон. Бывают дни, когда меня живьем съедает вина за то, как я прожигаю свою жизнь — кроме тех моментов, когда я под наркотой или сплю.

Тогда жизнь хороша.

— Скажи ему, чтобы шел на хер, — ответил я, снова переключая все свое внимание на телевизор.

— Что с тобой не так, Макс? Тебя больше никогда нет рядом. Я даже по телефону не могу дозвониться до тебя. Ты больше не приходишь и не забираешь меня на ужин по пятницам. У меня был сложный тест по биологии на прошлой неделе, а ты даже не спросил меня про него. И Дэвид ведет себя как мудак, чаще, чем обычно. Он не перестает орать, что ты должен был принести деньги за этот месяц еще две недели назад. Ты обещал мне, что все уладишь, Макс. Ты, черт возьми, обещал! — голос Лэндона стал громче, и я понял, что он расстроился. Мой мозг зафиксировал тот факт, что это должно волновать меня, что я люблю своего брата и он под моей ответственностью.

Дерьмо. Он — моя ответственность. У меня есть обязательства.

Грудь сдавило, и я почувствовал, как паника борется с наркотиками в моем организме.

Я сжал руку в кулак и прижал его к глазнице. Стало нечем дышать.

В чем, черт подери, моя проблема? Зачем я занимаюсь этим дерьмом?

Но мне это нужно, так чертовски сильно. Я устал. Вымотан. Не хочу, чтобы кто-то на меня рассчитывал, потому что я не тот, кто кому-то нужен, особенно это касается моего шестнадцатилетнего брата.

— Макс? — донесся из телефона голос Лэндона. Он звучал обеспокоенно. Должно быть он волнуется. Это вывело меня из равновесия.

— Макс, — позвал он снова.

— Зайду завтра. Скажи Дэвиду, что я принесу ему деньги. И отведу тебя купить что-нибудь новое из одежды, хорошо? — в итоге сказал я, после того как смог снова сконцентрироваться.

Я услышал, как Лэндон вздохнул с облегчением.

— Потрясающе. Я скажу ему. Тогда увидимся, — сказал он, а я нажал отбой и закрыл глаза.

Сквозь закрытые глаза я видел, как мерцает экран телевизора, но я не настолько под кайфом, чтобы разбираться с этим дерьмом.

Я вытащил из кармана мешочек.

Еще одну и мне станет лучше.

И больше ничего и не нужно.

Всего. Лишь. Еще. Одну.

Я снова вырубился и проспал большую часть времени, когда находился под кайфом. Когда я проснулся, на улице было уже темно, а я, наконец-то, проголодался. Встав с дивана, я дошел до кухни. Открыл холодильник, но внутри ничего не было, кроме бутылки молока, срок годности которой вышел неделю назад. Черт, когда я в последний раз был в продуктовом магазине?

Желудок заурчал, и, обыскав шкафчики, я в итоге нашел коробку засохших крекеров. Я съел пригоршню и пошел в ванную. Благодаря еде в желудке, я почувствовал себя немного лучше, но меня по-прежнему подташнивало, и я ощущал слабость.

Я подумал о пакетике таблеток, лежащем на кофейном столике — наркотики, которые я должен продать или позже мне придется поплатиться.

Я должен взять себя в руки. Мне нужно еще кое-куда сегодня.

Мне нужно принять душ и затем тащить свою задницу на собрание группы поддержки. Пришло время превратиться в другого Макса — уверенного в себе Макса, того Макса, которого другие слушают.

Мне нравится этот Макс. Он тот, кем мне постоянно хочется стать. Неприкосновенный. Мне нравится, когда меня уважают и хотят. Вижу, как люди смотрят на меня, и мне чертовски это нравится. В группе и в клубе я парень, который имеет значение. Я парень, в руках которого сосредоточена сила и контроль. Парень, который знает, чего он хочет и берет это.

А человек, в которого я превращаюсь, находясь один в своей квартире, мне противен. Его неуверенность в себе и сомнения, его вина и стыд просто отвратительны. Ненавижу его. Я бы хотел никогда не становиться им снова. Но он всегда рядом, ждет, когда сможет унизить меня.

Когда он абсолютно трезв — он всего лишь жалкий человек, который смотрит на меня из зеркала. Он тот, кем я совершенно быть не хочу. Из-за него все мои неудачи. Именно они определяют его как личность.

Он не тот, кого я готов продемонстрировать окружающим, не говоря уже о женщине, которая занимает все мои мысли.

Обри.

Благодаря ей так легко притвориться, что всех этих личин Макса не существует, что я единственный в своем роде, у меня всего одна жизнь и, что я не скрываю миллионы секретов. Я просто парень, которому нравится девушка, которой я, возможно, тоже нравлюсь.

Быть с ней, прикасаться к ней, целовать ее — вот сила, способная все уничтожить. Она словно ослабляет меня каждый раз, когда мы вместе. Она умеет заставить меня забыть. Она — побег, который даже опаснее, чем чертовы наркотики.

У меня увлекающаяся личность, я жажду, хочу, нуждаюсь.

Ее.

Понимая, что сегодня увижу ее, я начал двигаться немного быстрее. Мысль о таблетках на кофейном столике перестала мучать меня, и я мог только видеть и думать о ее длинных светлых волосах и о том, каковы на вкус ее губы.

Когда мы с ней были в кинотеатре, мне совершенно не хотелось уходить. Я хотел навсегда раствориться в ней.

Но я не могу разочаровать ее. В жизни я уже, итак, потерпел неудачу, где только мог. Потерпеть неудачу с Обри, кажется, самое худшее, что может со мной приключиться. Несмотря на то, как сильно меня к ней тянуло, и как легко было бы окунуться в нормальную жизнь вместе с ней, я не могу позволить вовлечь в это себя.

Это не та жизнь, которой я живу.

Не та жизнь, которой заслуживаю.

Поэтому я оставил ее.

И сразу же отправился к другой женщине в своей жизни, к той, которая никогда меня не отпустит. Она ревнивая сучка, и пока я был с Обри, я не уделил ей внимание, которого она требовала.

Наркотическая зависимость груба. Она уничтожает.

Она нашептывает в ухо, что она — единственная. Она — единственное, что тебе нужно.

Когда я под кайфом, так легко не думать об Обри.

Наркотическая зависимость уничтожает, но и похоть тоже. Равно как и желание.

Если я буду с Обри, то велик шанс, что тот, другой Макс, будет полностью уничтожен.

Но я не могу его отпустить. Он нужен мне.

И я боялся, что настанет день, когда я буду нуждаться в Обри так же сильно, как и в наркотиках.

Это будет битва не на жизнь, а на смерть.

И это битва, которую, мне кажется, мне не выиграть.

Обри

Макс опоздал на встречу группы поддержки. Я ощутила на себе его взгляд, когда он занял свое место, но не стала смотреть в его сторону. Всякий раз, когда вспоминаю о нем, все что я вижу, это прошлые выходные в «Мании». Как он продавал наркотики, как позволял какой-то развязной девчонке тереться об него. Почему мне это кажется жутким предательством? Я такая глупая.

Он — нехороший человек. Я мысленно повторила эту мантру, наверное, тысячу раз с тех пор, как сделала свое неудачное открытие. Изо всех сил я старалась не зацикливаться на том, как легко поверила в ложь, которую он мне преподнес. Хотя клялась, что не поддамся его чарам, именно это я и сделала.

Не знаю, что разочаровало меня больше: Макс и его неспособность быть честным и откровенным или моя наивная вера в то, что каким-то образом я являюсь именно той счастливицей, которой удалось разглядеть сломленного парня под суровой внешностью. Я зла и мне обидно, и я не знаю, как справиться с этими чувствами. Человека, очень долгое время сдерживающего свои эмоции, выбивают из колеи столь сильные ощущения.

Образ того, как он заглатывает наркотики, тесно переплелся с воспоминанием о том, как я целовалась с ним, как прикасалась к нему, делилась с ним своими секретами, которые обычно храню глубоко в душе и ни с кем не делюсь.

Черт его побери!

На встречах группы, я почти не разговариваю, придерживаясь соглашения, которое заключила с доктором Лоуэлл. Тем не менее, это не мешает остальным членам группы смотреть на меня так, будто я снова собираюсь выйти из себя в любую минуту. Большинство из них, кажется, даже взволнованы подобной перспективой.

Я делала записи и изо всех сил старалась сохранять профессиональное серьезное выражение лица. Слушая, как они рассказывают, кивала, как будто их односложные ответы являются самыми мудрыми высказываниями, которые я когда-либо слышала.

Я не обращала на Макса внимание, хотя понимала, что он жаждал его. Он как обычно был харизматичен и поглощал энергию окружающих. Но ни в коем случае я не позволю себе ответить ему, даже если он сделает какое-нибудь довольно критичное замечание, предназначенное мне одной.

— У кого-нибудь произошло что-нибудь положительное за эту неделю, чем бы он хотел поделиться с нами? — спросила Кристи, чтобы хоть как-то разговорить ребят. Конечно, желающих не нашлось. Какой сюрприз.

И, конечно, именно Макс вызвался ответить первым.

— Я бы хотел кое-чем поделиться. — Глубокий голос Макса, казалось, прозвучал прямо у меня в ушах. Я упрямо смотрела в тетрадь и рисовала маленькие закорючки, стараясь игнорировать его.

— Великолепно, Макс, — подбодрила его Кристи, ее голос прозвучал взволнованно, как всегда, когда Макс брал дело в свои руки. А он именно это и делает. Контролирует направление обсуждения. Меняет все так, чтобы это соответствовало его целям.

Я заметила его эгоцентричную себялюбивую манеру поведения, и полагала, что мне представится шанс обнаружить что-нибудь под его нарциссической оболочкой. Но это было до того, как я узнала, кто он на самом деле.

— На прошлых выходных у меня было свидание с самой потрясающей и красивой девушкой, которую я когда-либо встречал, — начал Макс, и я почувствовала, что краснею. Черт, черт, черт! Если кто-то узнает, кто была та девушка, то я не отделаюсь простым предупреждением. Меня вышвырнут из программы поддержки быстрее, чем я произнесу свои жалкие оправдания.

— Правда? Звучит отлично, — с энтузиазмом сказала Кристи. Твила, девушка из женского сообщества, которая сидела рядом со мной, злобно проворчала что-то себе под нос.

Ее подруга Лиза, наклонилась вперед и прошептала:

— Ты ждала слишком долго, Ти, — поддразнила она. Я бросила взгляд на девушек, которые, судя по всему, не очень рады новостям о фантастическом свидании Макса.

— Еще посмотрим, — прошептала Твила в ответ и улыбнулась. Я с трудом подавила желание надрать ей задницу. Слова он — мой, вертелись на кончике языка, и мне пришлось плотно сжать губы, чтобы не выпалить их, повинуясь животному инстинкту заявить свои права.

Права, которых у меня нет, и которые я не хочу иметь.

Я просто буду повторять эти слова себе снова и снова, и затем, однажды, я, может быть, поверю в них.

— Да, мы ходили смотреть кино. Знаю, глупо, но есть что-то в этой девушке… между нами есть притяжение, которого я никогда не ощущал раньше, — тихо объяснил он.

Я отказалась посмотреть на него, хотя знаю, что он хочет, чтобы я это сделала. Сердце в груди сжалось, и, хотя я и была готова затанцевать от счастья, в тоже время мне хотелось накричать на него.

Его слова — пустой звон, и смешливую девчонку во мне переполняет праведный гнев.

Я сжала зубы и еще яростнее начала рисовать в тетради.

— Звучит очень многообещающе, Макс. Я счастлива, что у тебя был такой положительный опыт, — восторженно похвалила Кристи.

Я рискнула посмотреть на него. Он не смотрел на меня, впервые за весь вечер. Его внимание сосредоточилось на Кристи, а все остальные смотрели на него. Поэтому у меня было время, чтобы изучить его; я пыталась найти неискренность, которая уверена, должна там быть.

Но его лицо казалось таким открытым и искренним, каким я еще ни разу его не видела. У меня в горле застрял комок, и я почувствовала, как защипало глаза. Откуда он узнал, что эти слова могут значить для меня, как сильно я хочу, чтобы они оказались правдой?

Я отвернулась, прежде чем он смог поймать меня за подглядыванием. Прошла остальная часть встречи, но я едва замечала кого-либо вокруг. Я не попалась на удочку Эвана, когда тот сделал неприятный комментарий о «лезущих не в свое дело, самодовольных» людях. И я глазом не моргнула, когда Макс неизменно противоречил ему.

Я слишком зациклилась на своей внутренней борьбе с чертовым Максом Демело. Кто он? Тот парень, который смотрел на меня с надеждой в глазах или тот, который господствовал в ночном клубе, пока распространял яд? Оба варианта одинаково пугают меня.

После того как встреча группы поддержки подошла к концу, я помогла Кристи прибраться и сложить стулья. Очевидно, моя безучастность во время встречи не осталась незамеченной. Как только мы остались одни, Кристи прояснила это.

— Обри, я не хочу, чтобы ты боялась говорить в группе. Ты мой помощник; мне нужно, чтобы ты участвовала. Просто между тобой и ними должна быть граница. Ты должна выучить, что можно говорить, а о чем стоит промолчать. Это процесс. Вот почему ты здесь, — сказала Кристи, повторив слова доктора Лоуэлл, пока мы собирали пластиковые стаканчики и убирали их обратно в полиэтиленовые пакеты.

— Думаю, мне просто нужно найти эту золотую середину, — признала я, не совсем уверенная, что именно она хотела, чтобы я сказала.

— Знаешь, это не каждому дано, — сказала Кристи после паузы. Я шокировано посмотрела на нее, ее слова задели меня за живое. Стало донельзя очевидно, что она не в восторге от меня. Знаю, что она ставит под сомнение мотивы, по которым я решила стать консультантом. Очевидно, она теперь считает, что у меня отсутствует врожденный профессионализм, с помощью которого я бы могла управлять собственными чувствами и не вмешивать их во все это.

Но чем больше проходило времени, чем теснее я общалась с Максом, тем отчетливее понимала в глубине души, что страхи Кристи вполне обоснованы. Я переступила черту. Не подхожу. Мои чувства к Максу ставят все под удар.

Но это не означает, что я готова все бросить. Я изо всех сил буду бороться за ту жизнь, которую хочу — даже если для этого потребуется практически все трижды отрицать.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я хрипло, стараясь сохранить нейтральную интонацию в голосе, но эмоции захлестнули меня — нижняя губа задрожала, пока я пыталась сдержать набежавшие на глаза слезы.

Кристи положила руку мне на плечо, и этот ее жест показался мне очень снисходительным.

— Я просто имею в виду, что это сложная задача. Не каждый может справиться с ней, — объяснила она и улыбнулась. Ее улыбка показалась мне слишком успокаивающей, чтобы быть искренней.

Я считала Кристи милым и компетентным консультантом. Может она и компетентна, но она слишком строго судит других. И меня, очевидно, она осуждает строже прочих.

Я не стала отвечать. Схватила свои вещи, надела пальто, и, пробормотав прощание, ушла.

— Эй. — Я испугалась, услышав звук мужского голоса. Макс стоял, прислонившись к стене, засунув руки в карманы, на голове у него надета серая шапочка. Увидев его, желудок сжался, но мозг так легко не поддался на его внешность.

Я кивнула ему и продолжила идти по коридору, мои ботинки громко стучали по плитке.

— Обри, погоди, — позвал Макс, но я даже не приостановилась. Макс — бомба, готовая взорваться в любую минуту. Он уничтожил ту часть меня, которая планировала, пусть и недолго, забыть о всякой осторожности. Он лжец. Фальшивка. И единственный человек, который может разрушить мою жизнь.

— Мне надо идти. Поговорим позже, — бросила я через плечо и ускорила шаг. Я услышала, что он тоже пошел быстрее, а затем он схватил меня за руку, вынуждая остановиться.

Он увлек меня в тупик темного коридора и телом заблокировал мне выход. Увидев его в тени, я снова ощутила себя идиоткой, так как не раскусила его раньше.

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? — потребовал он ответа, его голос прозвучал так, будто мой отказ разговаривать с ним причинил ему боль. Этот парень профи. Он умеет так изобразить чувства, словно они настоящие. Плохо то, что я понятия не имею, искренен ли он сейчас.

— А что тут можно сказать? — спросила я устало, пытаясь пройти мимо него. Макс сместился в сторону, по-прежнему сжимая мое предплечье, его грудь коснулась моей. Макс значительно выше меня и было бы так легко обнять его, прижаться, спрятав голову под его подбородком.

Мое тело слишком хорошо помнит, каково это, касаться его. Оно кричало, требуя прекратить упрямиться и сдаться. Но я не стала слушать его — не теперь, когда знаю правду.

— Я думаю, мы многое должны сказать друг другу. Я хочу провести с тобой больше времени, Обри. Пожалуйста, — умолял и уговаривал он низким голосом. Его голос действует, как успокаивающее. Так легко было бы согласиться на его предложение.

Я покачала головой и попыталась отстраниться, но Макс крепко удерживал меня, не позволяя двигаться.

— Отпусти меня, Макс, — уверенно потребовала я, борясь с его хваткой.

— Почему ты так себя ведешь? Я думал, прошлая суббота что-то значила. Для меня так и было, — пробормотал он, ослабив хватку, а затем и вовсе убрал руки. Он опустил голову, и, черт побери, прекрасно сыграл убитого горем.

Я фыркнула, и он с удивлением посмотрел на меня. Я закатила глаза и ухмыльнулась, хотя мое сердце болезненно пульсировало в груди.

— Ты хорош, надо отдать тебе должное, — выговорила я холодно.

Что-то в глазах Макса надломилось, затем исчезло, и он отвернулся, будто не в состоянии смотреть на меня.

— Вау, это больно, — сказал он тихо, снимая шапочку и проводя руками по волосам.

— Если бы я считала, что хоть что-то из того, что ты говоришь, правда, тогда я, может быть, поверила бы тебе, — парировала я.

Макс поднял голову и нахмурился.

— Что это должно означать? — спросил он и в его голосе прорезались нотки раздражения.

Я снова закатила глаза и попыталась отстраниться, но Макс не позволил. Он снова схватил меня.

— Перестань отстраняться от меня. Я думал, между нами что-то начинается. Что изменилось? Это потому, что я бросил тебя у кинотеатра? Я уже понял, что поступил как мудак. Мне просто надо было кое-где быть…

— Например, в «Мании»? — спросила я, прерывая его. Лицо Макса мгновенно стало непроницаемым.

Это было настолько нейтральное выражение, что если бы тогда в клубе я не видела его своими собственными глазами, я бы поверила, что он ни в чем не виноват, когда он спросил:

— Что ты имеешь в виду?

Я наклонилась к нему и понизила голос до шепота, хотя в темном коридоре кроме нас никого не было.

— Я видела тебя там. После того как ты бросил меня у кинотеатра. Ты был в «Мании», но вовсе не для того, чтобы продавать печенье, — прошипела я ему, приподняв брови и чувствуя, как во мне снова поднимается гнев.

На этот раз Макс сам отступил назад. Он убрал руки, как будто прикосновения ко мне обжигали его. Засунул шапочку в карман, а затем запустил руки в волосы и потянул их назад.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отрицал он, хотя мое заявление, совершенно очевидно, заставило его запаниковать.

Что мы за парочка — оба все отрицаем, даже когда сталкиваемся лицом к лицу с правдой.

Я горько рассмеялась.

— Я была там, Макс. Видела, как ты продавал эти крошечные таблетки, которых людям всегда мало. Видела, как ты сам принимал эти самые таблетки, и уверена, что это был не Тайленол, — обвинила его я, скрестив руки на груди. — Я следила за тобой какое-то время и все видела, — призналась я, и наблюдала, как на его лице одна за другой сменяют друг друга эмоции.

Удивление. Гнев. Возмущение. А потом в нем что-то словно сломалось. Он закрыл лицо руками и опустился на пол.

У меня рот приоткрылся от удивления, и я не знала, что делать. Такой реакции я не ожидала. Предвкушала отрицание, остроумные возражения, что я все неправильно поняла, возможно, даже высокомерное признание. Пожалуй, я ожидала даже извинений. Но я совершенно не рассчитывала, что Макс сломается.

Я ужаснулась, что довела его до такого состояния. Куда пропала моя деликатность? Где женщина, которая хочет помогать людям? И разве Макс, который сидит здесь и выглядит таким потерянным не тот, кому нужна моя поддержка?

Я вела себя как глумящаяся девушка, а не консультант, на которого учусь. Зависимость Макса оказывает на него очень сильное влияние, это совершенно очевидно. Но меня беспокоит, не то, что он принимает наркотики, хотя это тоже очень плохо.

Меня волнует продажа. Распространение этого отвратительного дерьма среди людей. Конечно, он не стоит на углу улицы и не распространяет их, завернутыми в обертку от жевательной резинки, среди школьников, но мне кажется, что он пользуется уязвимостью людей, таких, как например, моя сестра.

Вот от чего мне плохо.

Я злюсь в основном, потому что начала видеть мужчину под этой его маской. И в этом парне скрыто гораздо больше, он ведь намного лучше того парня, который распространяет наркотики в толпе озабоченных студентов. Я сделала шаг к нему, затем еще один, пока не оказалась рядом, возвышаясь над ним. Он не взглянул на меня. Не знаю из-за чувства вины или стыда, или ему просто не хотелось, чтобы я видела, какой он на самом деле. Но я уже видела.

Я опустилась перед ним на колени.

— Ты приходишь в группу поддержки каждую неделю, рассказываешь одну и ту же грустную историю. Ты ищешь спасение, — сурово сказала я, потеряв контроль над своими мыслями, эмоции взяли верх надо мной. — Кого ты пытаешься обмануть? Кристи? Других членов группы? Меня? — пытала его я. — Или, может быть, себя. Потому что тебе не может нравиться человек, которого ты видишь в зеркале. Ты не можешь наслаждаться продажей наркотиков ради пагубного пристрастия, которое, в конечном счете, убьет тебя. Очнись, Макс! — призывала я, мой голос зазвучал громче.

Голова Макса дернулась.

— Ты не знаешь меня, Обри! Понятия не имеешь, черт возьми! — его лицо раскраснелось, в глазах пылал огонь. Я никогда не видела Макса таким взвинченным, и мне стало страшно.

Но я не пошла на попятную.

— О, перестань. Думаешь, раз тебе тяжело, это дает тебе право продавать это дерьмо? Тянусь всех за собой на дно? Ты врешь каждый раз, когда приходишь сюда! Ты не пытаешься стать лучше! Ты не стараешься избавиться от своей привычки! Просто будь честен с собой и со всеми остальными, — выпалила я.

Макс наклонился вперед, приблизив свое лицо к моему, пока между нами не осталось пары сантиметров.

— Если ты и правда, так думаешь, если веришь, что я такой, то почему ты, черт подери, все еще здесь? — требовал он ответа с потемневшим лицом.

Я сглотнула и встала, пытаясь отойти от него, но теперь уже Макс перешел в наступление.

— Ты так чертовски наивна, Обри. Так эгоцентрична. Думаешь, можешь стоять здесь и выдвигать свои дерьмовые обвинения. Я знаю, что ты не понимаешь. Что чувствуешь себя преданной, — прошипел он. — Но чего ты не понимаешь, так это того, что, по крайней мере, когда я, по крайней мере, пытаюсь быть кем-то другим, когда становлюсь пристрастившимся к наркотикам парнем из клуба, тогда мне нет нужды быть собой! — рявкнул Макс.

— А чем плохо быть Максом Демело? — поинтересовалась я, желая, чтобы он хотя бы раз ответил честно. Я ждала этого переломного момента, чтобы он смог показать, что является причиной всего этого.

— Потому что я чертов неудачник! — выкрикнул он. Он потер руками лицо, и затем сжал руку в кулак и въехал им в стену с такой силой, что я не удержалась и вскрикнула.

По его щекам потекли слезы, и он снова ударил кулаком в стену. Закрыв руками лицо, он заорал, но свитер приглушил его крик. Я почувствовала, что мое отношение к нему смягчилось; угрызения совести, которые только он умеет вызывать во мне, медленно сменили злость. Я посмотрела по сторонам, и с облегчением поняла, что мы все еще одни.

Макс опустил руки и посмотрел на меня взглядом, в котором были только испуг и растерянность.

— Я неудачник, — прошептал он. — И всех, кто ожидает, что я буду другим, ждет разочарование. — Он внимательно посмотрел на меня, и мне стал очевиден смысл его слов.

Не жди от меня чего-то большего.

— Приятно чувствовать себя желанным. Люди нуждаются во мне и в том, что я могу им дать. Мне нравится осознавать, что я могу принять таблетку, и все перестанет иметь значение. Я перестану испытывать вину. На меня не будут давить все мои неудачи, — прорычал Макс, собирая рубашку на груди в кулак.

Он прищурился.

— Так что не говори мне о том, что, по-твоему, я должен или не должен делать. Потому что ты ни черта обо мне не знаешь.

У меня пропал дар речи. Я стояла там уже не как будущий консультант Обри, а как юная девочка, которая пытается спасти своего печального парня, о котором, не смотря на все мои убеждения, следует позаботиться.

— Я не могу спасти себя, Обри. Точно знаю, что я пропащая душа. — Он был так зол. Он двинулся ко мне, обхватил мое лицо своими руками, и я замерла под силой его взгляда. Не могу понять, он злится на меня или на себя. Вероятно, оба моих предположения верны.

Он поразил меня, прижавшись к моему рту с такой сокрушительной силой, что я почувствовала привкус крови. Отстранился он так же внезапно, как и начал целовать меня. Его поведение дикое, неконтролируемое. Он действовал импульсивно, с непроницаемым выражением лица. Даже предположить не могу, что он сделает в следующую минуту.

Его руки крепко удерживали мое лицо.

— Я хочу тебя, Обри, — сказал он, четко и уверенно выговаривая слова. Его пальцы впились мне в кожу, и я старалась не морщиться.

Макс крепко держал меня, будто боялся, что я убегу. Противоречивая, разумная часть меня, по-прежнему обдумывала эту возможность. Понимаю, что лучше не связываться с Максом, кем бы он ни был. К нему лучше вообще не приближаться. Но ничто из этого не отменяет то, что рядом с ним я чувствую мощный прилив энергии — или то, как разрушающий все вокруг, сломленный мужчина взывает к женщине, которая больше всего на свете хочет помочь ему, спасти его, сделать его жизнь лучше.

— Не бросай меня, — прошептал он, и от его слов я задрожала.

Я положила ладони поверх его рук, которые обхватывали мое лицо, и посмотрела ему в глаза, которые умоляли меня остаться.

— Ты пугаешь меня, — честно призналась ему я.

Наклонившись, он прижался своим лбом к моему. Он глубоко и хрипло дышал.

— Я пугаю даже себя, — сообщил он. Я потянулась и обняла его руками за шею, а он опустил руки мне на бедра. Закрыв глаза, мы дышали друг на друга, позволив правде наших слов повиснуть между нами.

— Ты должен остановиться, Макс. Ты на испытательном сроке. Если тебя поймают, то отправят в тюрьму, — урезонивала я. Макс кивнул и потерся своим носом об мой.

— Знаю. Я больше не могу быть тем парнем. Но от него трудно избавиться. Не уверен, что справлюсь сам.

— Ты уничтожаешь себя. Наркотики убили мою сестру. Тебя тоже убьют, — продолжала я. Он не отрицал ничего из того, что я говорила. Не оборонялся. Не сказал мне не лезть не в свое дело.

Он просто кивал.

— Ты нужна мне, — произнес он так тихо, что я едва расслышала.

И вот так просто он изменил мое решение. У него это вышло так легко. Но он нуждается во мне. Я живу, чтобы во мне кто-нибудь нуждался. Эта такая же сильная зависимость, как и его. Ее потенциал столь же разрушителен. Я просто еще не знаю, насколько разрушителен.

— Я должен поцеловать тебя снова. Пожалуйста, — умолял он. Меня удивило то, что он спрашивал моего разрешения, принимая во внимание его атаку на мои губы всего пару минут назад. Но он, казалось, хотел моего согласия. Как будто давал мне понять, что если я соглашусь, то в этот раз все будет иначе. Наши отношения изменятся, и пути назад уже не будет.

Макс открыл глаза, их голубизна молча призывала меня сдаться. Я бессильна против него. Я попыталась вспомнить причины, почему мне следует держаться от него подальше, но он так близко, так грустно и отчаянно умоляет меня, что мне не остается ничего иного, как согласиться.

Я притянула его поближе и приподнялась на носочки, чтобы дотянуться до него. Наши губы слились, и он обнял меня, тесно прижимая к себе. Он подтолкнул меня к стене, пока его рот поглощал мой. Наши языки переплелись, и я вцепилась в его волосы, дернув достаточно сильно, чтобы причинить боль.

Он застонал мне в рот, и мы будто обезумели. Макс приподнял меня, поддерживая за задницу, а я обернула ноги вокруг его талии. Он качнул бедрами, и под слоями нашей одежды, я почувствовала, какой он твердый.

Макс оторвался от моего рта, и начал покрывать поцелуями мою шею. Я выгнулась от его прикосновений, желая получить все, что он готов дать мне. Он переместил одну руку с моей задницы мне на грудь. Дернул молнию куртки, расстегивая ее. Затем, стремясь добраться до обнаженной кожи, потянул вниз мой свитер, растягивая материал на шее.

Как и в прошлый раз, я позволила себе насладиться безумными ощущениями, которые Макс вызывает во мне, ощущениями, которые способен вызвать лишь он один.

Он обхватил пальцами мою грудь, массируя и потирая. Мой громкий стон эхом раздался в пустом коридоре, заводя его только сильнее. Он сдвинул лифчик с моей зудящей плоти, и я почувствовала первое чувственное прикосновение его пальцев. Его движения казались неуверенными, но чем сильнее я извивалась в его руках, тем увереннее они становились. Он зажал сосок между большим и указательным пальцами и начал потирать его достаточно сильно, чтобы внизу живота у меня вспыхнул пожар. Я ощутила пульсацию между ног и начала ритмично потираться об него, пытаясь найти облегчение.

— Так прекрасна, — пробормотал он, а затем опустил голову и обхватил сосок губами.

— Боже, — выдохнула я. Откинув голову назад, я ударилась о бетонную стену позади меня. Его зубы царапали мою горячую кожу, покусывая и пробуя на вкус. Язык кружил вокруг моего соска, а другая рука тем временем переместилась к застежке моих джинсов. Теперь, когда он больше не поддерживал мой вес, я опустила ноги на пол и поняла, что едва могу стоять, так сильно дрожат коленки.

Я даже не задумывалась, где мы сейчас находимся, и может ли нас кто-нибудь увидеть. Мой охваченный похотью мозг оказался способен зафиксировать лишь то, как его рука скользнула в мои уже расстёгнутые джинсы и прошлась по краю моих влажных трусиков.

Макс еще раз поцеловал мою грудь и отстранился, чтобы посмотреть на меня. Наши взгляды пересеклись, и его рука медленно проникла под мое нижнее белье, коснувшись пульсирующего центра. Меня всю трясло. Моя все еще обнаженная грудь быстро поднималась и опадала, пока я пыталась выровнять дыхание.

Губы болели и распухли. Мне хотелось, чтобы он снова поцеловал меня, но он не сделала этого. Он продолжил наблюдать за выражением моего лица, пока его пальцы медленно и целеустремленно потирали меня. Дразня меня, он прижал кончик пальца к самому входу, а затем поднялся выше и надавил на клитор.

— О, Боже мой, — простонала я, когда его палец, наконец, медленно скользнул внутрь, будто смакуя меня. Я закрыла глаза от обилия ощущений, так как не могла справиться с ними. Другую руку Макс погрузил мне в волосы, обхватив затылок, и удерживал в таком положении, в то время как его палец начал входить и выходить из меня. Сначала его движения были медленными и вялыми, но затем ритм изменился, и он толкался так глубоко, как только я могла принять его.

— Смотри на меня, Обри, — потребовал он, и его хриплый голос надломился, когда он скользнул в меня уже двумя пальцами.

Я распахнула глаза, чтобы посмотреть на него, и почти сразу закрыла их, увидев неприкрытое желание на его лице. Оно было настолько сильным, что было больно смотреть на него.

Большим пальцем он потирал мой клитор, а два других пальца согнулись внутри меня и коснулись точки, от чего я сразу же кончила. Я прикусила губу, сдерживая рвущийся из меня крик.

А затем я услышала, как в конце коридора хлопнула дверь, и мне показалось, что мое сердце остановилось. Я оттолкнула от себя Макса, и он отшатнулся в недоумении.

— Обри, — позвал он хриплым голосом, но я подняла руку, призывая его замолчать, и яростно покачала головой, чертовски сильно надеясь, что он замолчит. Я попыталась застегнуть молнию на джинсах, но ее, кажется, заело. Спешно запахнув куртку, я попыталась натянуть ее пониже, чтобы скрыть доказательства того, чем мы только что занимались.

Волосы Макса выглядели так, будто я проводила по ним пальцами. Его губы покраснели и припухли, а голубые глаза потемнели от желания. Он выглядел чертовски сексуально, и я хотела его так сильно, что у меня появился соблазн отбросить здравый смысл прочь, швырнуть его на пол и закончить начатое.

К счастью, здравый смысл победил, и я повернулась к нему спиной, пытаясь отстраниться физически и эмоционально. Но все равно я заметила боль на его лице от моего очевидного отказа.

Я понимала, как он воспримет мои действия, но он не думает о последствиях того, если нас поймают вот так. Чем это обернется для него и его испытательного срока или для меня и моей будущей карьеры. Все погибнет. Я позволила своему желанию затуманить мои решения… снова. Но даже теперь, безумно нервничая, пока мой страх быть обнаруженными витает в воздухе, я не могу прекратить хотеть его.

И я не уверена, что когда-либо смогу.

Я вытерла рот тыльной стороной ладони и потянулась вниз за сумкой, желая успокоить сердцебиение, когда по коридору прямо на нас шла Кристи.

Она не видела, что мы с Максом стояли там, пока не дошла прямо до нас. Она удивленно замерла, обнаружив нас, в темном углу коридора. Остановившись, она нахмурилась и перевела взгляд с Макса на меня. У меня вспотели руки, я очень сильно надеялась, что не выгляжу такой же виноватой, какой ощущаю себя.

— Все в порядке? — обратилась она к Максу, но смотрела при этом на меня. Неужели она что-то подозревает? Ощущает ли сексуальное напряжение в воздухе так же сильно, как и я?

Макс прочистил горло.

— Сегодня на встрече мне было тяжело, Кристи. Обри занималась со мной, прежде чем я пойду домой, — легко соврал он. Он прозвучал очень убедительно.

Лицо Кристи расслабилось.

— Это великолепно. Я рада видеть, что ты используешь свои навыки, чтобы справиться с трудностями, Макс, — с энтузиазмом похвалила она, похлопывая его по плечу.

Слова застряли у меня в горле. Некоторые из нас не наделены даром умело обманывать других, полагаю. Взгляд Макса встретился с моим, и я увидела, что все признаки уязвимости, которые я видела там раньше, исчезли. Равно как и страсть. Будто их никогда и не было.

И я снова задалась вопросом, было ли все это по-настоящему.

— Я лучше пойду, уже поздно, — попрощалась я, когда, наконец, дар речи вернулся ко мне. Кристи все еще беседовала с Максом о ресурсах группы, которые он может использовать, если ему это нужно. Она совершенно не обращала внимания на сексуальную энергию, излучаемую нами.

Лицо Макса было бесстрастным, он прикрыл свои потемневшие глаза. Сердце и тело молили не бросать его, но разум велел бежать.

Пока не поздно.

Обри

Всегда можно найти, чем себя занять. Если сосредоточиться на обыденных делах, то более серьезные проблемы уже не кажутся такими важными.

Для меня такими обыденными делами стали колледж и учеба. Я все разложила по полочкам и продолжила двигаться дальше. В моем мире больше нет места для сексуальных голубых глаз и страстной мольбы, которая вынуждает меня забыть обо всем.

Из-за всех этих мучений, мне отчаянно хотелось, чтобы у меня был человек, с которым я могла бы поговорить. Кто-то, кому я смогла бы довериться и поведать обо всех противоречивых чувствах, разрушающих меня изнутри. У меня эмоциональное расстройство и мне так сильно не хватает Рене. Я скучаю по тем дня, когда могла рассказывать ей обо всем.

Я чувствую себя одинокой даже среди других людей. Никто не знает, что происходит с моим сердцем, что им медленно и верно овладевает человек, который, боюсь, уничтожит его.

— Я собираюсь пригласить Шарлотту на свидание, — ни с того ни с сего заявил Брукс во время нашей зубрежки. Я оторвала взгляд от своих записей. Брукс никогда не обсуждал со мной девушек. Не то, чтобы я имела что-то против подобных бесед. Мы с ним друзья. Друзья обсуждают все. Но мы не из тех, кто хихикает, обсуждая свидания.

— Кто такая Шарлотта? — спросила я, потянувшись за упаковкой крендельков на кофейном столике. Я временно отменила свой запрет «никакой еды в гостиной». Учеба требует подкрепления сил. К тому же, мне совершенно не хочется читать конспекты, скрючившись на стуле за кухонным столом.

Брукс вытянул ноги, задев своей ступней мою. Я никогда не уклонялась от его прикосновений. Он мой друг. Тогда почему же вдруг… я почувствовала себя так… странно? С тех пор, как Макс продемонстрировал свои собственнические замашки перед началом встречи группы поддержки той ночью, я чувствовала, что что-то изменилось в нашей дружбе с Бруксом. Что-то, что я не в состоянии объяснить или понять, и то, что мой хороший друг, видимо, не желает обсуждать.

— С конференции для старших групп. Блондинка, огромные сиськи, — объяснил он и сделал глоток пива, глядя на меня. Он пристально наблюдал за мной. Чересчур пристально. В чем, черт подери, его проблема?

Я улыбнулась ему самой ободряющей улыбкой из моего арсенала.

— Звучит здорово. Я одобряю, действуй, приятель, — отреагировала я и швырнула в него пачкой печенья «Орео». Брукс поймал ее.

— Да? Ну, может, тогда встретишься с ней? Скажешь, что думаешь о ней, — предложил он, продолжая наблюдать за мной. Его взгляд смущал меня и мне это совсем не нравилось.

— Тебе не нужно мое одобрение, Брукс. Раз она тебе нравится, пригласи ее на свидание. Все просто, — спокойно сказала я, надеясь закончить этот разговор.

Брукс медленно открыл упаковку печенья и вытащил одно.

— Ну, мне бы хотелось знать твое мнение о ней. В этом ведь нет ничего страшного? — подначивал он. Что он хочет услышать? Почему у меня сложилось впечатление, что он не получает то, что хочет услышать?

Я пожала плечами, потуже затягивая резинку на хвостике, который немного растрепался.

— Конечно, если хочешь. Я свободна на выходных.

Брукс грыз печенье, и, казалось, что-то обдумывал.

— Почему ты не ходишь на свидания, Обри? Надеюсь, я не испортил тебя для других парней? — подразнил он, и я испытала облечение, когда мне показалось, что он настроен не так серьезно.

Я фыркнула.

— Да, после тебя я начала подумывать о смене ориентации, — пошутила я. Кожа вокруг глаз Брукса натянулась, но губы улыбались.

— О, это будет страшная потеря, — отреагировал он, и я нервно фыркнула.

— Что не так с тем парнем из группы поддержки, которую ты ведешь? С тем, которого мы встретили в коридоре? Он показался мне странным. — Началось. Тема, которой мы оба избегали.

Я прочистила горло и опустила взгляд в тетрадь.

— Просто какой-то парень. Я его толком не знаю даже, — солгала я. В памяти мгновенно вспыхнули события прошлой недели. Как мы стояли в коридоре, его рука растягивала и прижималась к моим самым интимным частям тела, а на лице застыло выражение дикого желания.

Я скрестила ноги, пытаясь остановить пульсацию, внезапно возникшую между бедер, при воспоминании обо всех дурацких, чрезвычайно глупых, но таких умопомрачительных ласках, которым мы предавались. Если я закрою глаза и сосредоточусь, то смогу снова ощутить движение его пальцев внутри меня, его дыхание на своей шее, пока я кончала.

Черт.

— Серьезно? Потому он определенно смотрел на тебя как… собственник, — беспечно поделился своим наблюдением Брукс, но я, тем не менее, уловила в его словах скрытое обвинение или, возможно, острую вспышку ревности.

Черт. Черт. Черт.

— Что ты имеешь в виду? — защищаясь, спросила я, не оценив его намека, каким бы правдивым он ни был.

Брукс отвел взгляд, он выглядел пристыженным.

— Ничего, Обри. Забудь, что я поднял эту тему.

Я подумывала надавить на него. Мне хотелось услышать его подозрения и тогда, может быть, я смогла бы поделиться с ним тем, что случилось со мной. Ненавижу секреты. Ненавижу чувство вины. Но больше всего я ненавижу разрушающую потребность в нем, ослабляющую мою волю. Мне нужно поговорить с кем-нибудь об опасной ситуации, связанной с Максом, в которой я оказалась. Боюсь, я слишком близка к тому, чтобы совершить самую большую ошибку в своей жизни.

Должно быть, я выжила из ума, если хоть на секунду предположила, что могу довериться Бруксу. Какой бы ни была наша дружба, видя его измученное несчастное лицо, я понимаю, что исповедоваться ему в моих грехах, связанных с Максом Демело, не самое мудрое решение.

В комнате стояла оглушительная тишина. Мы оба молчали. Горькая на вкус неловкость между нами почти осязаема.

Брукс шумно выдохнул.

— Обри… — начал он, но прежде, чем он смог закончить свою мысль, входная дверь распахнулась и в комнату влетела Рене.

Наши с Бруксом удивленные взгляды пересеклись, пока мы во все глаза смотрели на состояние, в котором пребывала моя соседка. Она куталась в свое черное кожаное пальто, рыжие волосы спутанными прядями закрывали лицо. Она вошла в комнату, низко опустив голову.

Ее плечи дрожали, и я поняла, что она плачет. Она, молча, уронила сумочку на пол и практически убежала в свою комнату. Дверь захлопнулась за ней с мягким щелчком.

— Что это было? — спросил Брукс, и вся неловкость между нами испарилась. Я посмотрела в сторону коридора, понимая, что определенно произошло что-то нехорошее.

— Не знаю, но думаю, мне лучше пойти к ней и узнать, — ответила я и встала, благодарная Рене за своевременное появление, какой бы ни была его причина, хотя это и эгоистично с моей стороны.

Брукс разочарованно хмыкнул.

— Не спеши играть роль белого рыцаря. Скорее всего, все из-за очередной дерьмовой выходки Девона Китона. Тебе вовсе не обязательно влезать в это дерьмо, — предупредил он меня, и впервые его пренебрежение к Рене разозлило меня.

— Ну, она по-прежнему моя подруга, и я должна проверить как она. Думаю, тебе лучше уйти, — сказала я сухо, давая ему понять своим тоном, что мне не по душе его комментарий.

Брукс нахмурился, догадавшись, что разозлил меня.

— Слушай, Обри, я ничего не имел в виду, сказав это. Но это все та же старая песня, ты же сама понимаешь. Не думай, что ты можешь помочь ей, ведь есть люди, которые не хотят помощи. Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя, — выпалил он злобно. Мне стало интересно, имел ли он в виду Рене.

— Вау, сколько сострадания с твоей стороны, Брукс. Рада видеть, что ты выбрал подходящую профессию, — рявкнула я. Челюсть Брукса напряглась.

— Ладно, что ж, я напомню тебе об этом позже, — пообещал он, собирая свои вещи. Я сразу же почувствовала себя дерьмово. Что бы ни происходило между нами раньше, ничто не отменяет того факта, что в глубине души он защищает мои интересы. Всегда.

— Погоди, Брукс… — начала я, но он покачал головой.

— Иди, узнай, что случилось. Мы поговорим позже, — сказал он, не давая мне возможности исправить то, что пошло не так между нами. Я почувствовала себя ужасно.

Поэтому ничего не стала предпринимать. Позволила ему уйти, а потом прошла по коридору к комнате Рене, чтобы проверить как она.

Я постучала в дверь и, когда она не ответила, зашла внутрь. Свернувшись в клубок, Рене лежала в центре кровати. Пальто и обувь все еще были на ней. Казалось, она пытается уйти в себя.

Мысленно я вернулась в прошлое к другому человеку, который точно также лежал, свернувшись в клубок, словно распадется на части, при малейшем прикосновении.

Я вспомнила, как вошла в комнату Джейми за пару месяцев до ее смерти. Наши комнаты находились по соседству, и я слышала, как она прокралась в свою комнату после комендантского часа. Мама и папа сходили с ума от беспокойства, когда она не пришла домой в одиннадцать, как должна была. Они заставляли меня пойти на ее поиски, но я должна была успеть доделать к понедельнику важный научно-исследовательский проект, поэтому заверила их, что она просто типичный бунтующий подросток. В свое время я была примерной девочкой. Джейми же буквально взбесилась, когда у нее начался переходный период.

Как легко было списать все на типичное поведение подростка.

Я собиралась зайти в ее комнату и устроить разнос за то, что заставила родителей волноваться. Я кичилась своим самоуверенным моральным превосходством, ведь я-то не заставляла маму и папу волноваться. Я всегда поступала правильно. Джейми должна была брать с меня пример. Ей бы стоило кое-чему поучиться у своей строгой старшей сестры.

Но когда я зашла в ее комнату, все заготовленные банальные фразы умерли у меня на губах. Моя пятнадцатилетняя младшая сестренка, свернувшись калачиком, лежала на своей кровати, точно так же как Рене. Все ее тело содрогалось от сильных рыданий.

Я села на кровать рядом с ней, а она подползла ко мне и положила голову мне на колени. Длинные светлые волосы, так похожие на мои, обрамляли ее лицо. Ее всю трясло, лицо у нее было бледное, а глаза покраснели от слез и, как я узнала позже, от наркотиков, которые она приняла той ночью.

Я спросила ее, что случилось, но она не ответила. Она лишь цеплялась за меня и плакала, плакала, плакала. Я не приставала с расспросами. Не требовала ответов. Просто обнимала ее, пока она не уснула. Тогда я сняла с нее обувь, накрыла одеялом и большим пальцем стерла с лица потекшую тушь.

Следующим утром Джейми вела себя, как ни в чем ни бывало. Она не упомянула, почему плакала. А я не стала задавать вопросы. Я вернулась к своему проекту, а родители снова угрожали посадить ее под домашний арест, хотя это были только пустые угрозы. Она была их малышкой. Любимицей. Они снова и снова прощали ее.

А два месяца спустя Джейми умерла. И я так и не спросила ее, что так расстроило ее той ночью. Почему она так отчаянно хотела, чтобы я обнимала ее. Каждый день я ненавижу себя за то, что ничего не выяснила, потому что, может быть, я смогла бы ей тогда помочь.

Я поклялась себе, что не повторю подобную ошибку.

Я сразу же подошла к Рене и села на кровать рядом с ней. Притянула подругу в объятия. Сначала она сопротивлялась, уворачиваясь от меня, но я не сдавалась.

В итоге она сдалась и упала в мои объятия. Она положила голову мне на колени, как и Джейми несколько лет тому назад. Я внезапно поняла, что делаю то же самое, что и тогда: убираю с лица пряди волос и позволяю выплакаться.

Хотя, в этот раз, я не стала молчать. Не буду игнорировать, что лежащая рядом со мной подруга, может сорваться в любой момент.

— Что случилось, Рене? — тихо спросила я, как только она успокоилась. Рене отвернулась, и ее лицо скрыли густые рыжие пряди волос.

— Пожалуйста, просто расскажи мне, что произошло, — мягко умоляла я. Рене медленно села: голова опущена и волосы закрывают лицо.

— Я была так глупа, — прошептала она. Ее голос надломился, и она снова начала плакать. Откинув волосы назад, она посмотрела на меня почти с вызовом. Я подавила вздох, глядя на нее.

От слез, ее кожа покрылась красными пятнами, но не это заставило меня в ужасе отпрянуть. Ее глаз украшал фиолетовый синяк, а на нижней губе образовалась корочка, в том месте, где она была разбита.

Я прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать гневный вопль, готовый вырваться из меня при виде ее красивого, теперь искалеченного, лица. Мне не нужно спрашивать, кто это сделал. Для подтверждения мне хватило печального выражения ее глаз.

Я убью Девона Китона.

— Что случилось? — я с трудом задала вопрос.

Рене покачала головой, пряди волос снова скрыли ее лицо от моих глаз.

— Он так разозлился. Я никогда не видела его таким злым. Но я ''ничего ''не сделала! — в ее голосе прорезались истерические нотки, и я потянулась обнять ее. На этот раз она не сопротивлялась моим попыткам успокоить ее.

Я медленно и нежно гладила ее по спине.

— Я знаю, что ты ничего не сделала, — пробормотала я, прокручивая в голове сотни способов, которые превратят ее придурочного парня в калеку.

— Почему я позволяю ему так поступать со мной? — рыдала она мне в плечо и я, не удержавшись, отстранилась.

— Он уже поступал так, Рене? — спросила я прерывающимся голосом.

Рене в страхе отвела глаза в сторону, когда услышала угрозу в моем голосе.

— Только один раз, — выпалила она и я закрыла глаза, когда во мне вспыхнул гнев. Боже, я на полном серьезе покалечу этого мудака.

Я снова обняла ее и позволила выплакаться. После того, как она, наконец, успокоилась, мы лежали на ее кровати, совсем как раньше, смотрели в потолок и говорили о том, в чем сложнее всего признаться.

Говорила в основном Рене, а я слушала. Но самое главное, что я была ''рядом''. Я думала о Джейми и о том, сколько раз я поворачивалась к ней спиной, потому что у меня были другие дела. У меня была своя жизнь — школа, парочка друзей, домашняя работа, подготовка к колледжу. У меня был свой мирок. Я не обращала внимания на свою младшую сестренку, которая только что перешла в старшую школу и испытывала трудности, пытаясь найти свое место среду других подростков.

Рене рассказала мне о злости и ревности Девона, о том, как он сорвался в баре, когда она заговорила с парнем из своего класса по экономике, как ударил его по лицу и силой вытащил Рене за руку на улицу.

Девон утащил ее за здание в темноту и кричал на нее, обвиняя в измене. Он ударил ее по лицу, а потом толкнул в грудь. Он говорил ей, что она страшная и глупая, что она должна быть счастлива, что он вообще обратил на нее внимание, что она никому кроме него не нужна. И затем, игнорируя ее возражения, угрожал, что сделает что похуже, если она еще хоть раз посмотрит на другого парня. Он смеялся, когда она умоляла его прекратить. Ее слезы его только разозлили.

— Я больше никогда не хочу его видеть! Никогда! — плакала она, прикрывая искалеченное лицо руками.

Я обняла ее, когда она снова расплакалась, и меня снова затянуло в воспоминания о моей сестре.

Обри

Большую часть ночи я просидела с Рене, пока она то плакала, то кричала в подушку. Около полуночи зазвонил ее телефон. Сначала мы игнорировали настойчивые звонки Девона. Но где-то после пятого звонка, я выключила телефон, и Рене не стала спорить. На ее красном, опухшем лице застыло выражение суровой решимости.

Проснувшись на следующее утро, я проверила Рене и обрадовалась, что она все еще спит. Я убедила ее не ходить сегодня на учебу и отдохнуть. Она беспокоилась, что столкнется с Девоном, и ей было стыдно, что люди увидят ее лицо.

Я заверила ее, что синяки можно замазать, а опухоль губы спадет к утру. Мне показалось, что Рене это успокоило, и она наконец-то перестала волноваться по этому поводу.

Рене перестала говорить о Девоне, после того как признала, что он вел себя недостойно. Она заявила, что не готова обсуждать свои отношения, и мне нехотя пришлось уступить.

На улице было прохладно, и я сделала глубокий вдох, позволяя морозному воздуху заполнить мои легкие. Поплотнее запахнув полы пальто, я пошла по улице и заметила кучу маляров, направляющихся к задней части дома, в котором я живу.

Я услышала, как некоторые из них ворчали «чертовы дети и их глупое граффити». Меня одолело любопытство, и я последовала за ними, но неожиданно резко остановилась. Откинув голову назад, я посмотрела на гигантскую картину на задней стене своего дома.

— Какого черта? — пробормотал я себе под нос. Граффити было потрясающим. Абсолютно ошеломляющим. Но в тоже время оно вызывало тревогу.

Кто-то нарисовал красивое небо, но почему-то оно плакало кровью. На стене были изображены два человека, мужчина и женщина, оба со светлыми волосами, которые держались за руки, пока прогуливались по зловещего вида дороге из желтого кирпича, ведущей в бушующее море. А небо над их головами разверзлось кровавым дождем.

На земле была изображено множество сплетенных между собой X, раскрывая личность художника. Мне следовало бы догадаться. Его стиль неподражаем.

Но почему таинственный уличный художник использовал для рисунка заднюю стену моего дома? Ведь этот рисунок не имел никакого отношения к «Мании». В нем крылся какой-то совершенно другой смысл.

Маляры установили лестницы и открыли банки с белой краской. Они собирались закрасить его. И при мысли, что они уничтожают рисунок, меня охватила паника.

— Погодите! — крикнула я, когда полный лысоватый маляр средних лет занес кисть над блаженствующей парой на картине. Он раздраженно оглянулся на меня.

— Вы должны это закрасить? — спросила я, понимая, как смешно прозвучали мои слова.

— Слушайте, леди, хозяин нанял нас, чтобы убрать это дерьмо. Не нам решать. Может, не будете мешать нам делать нашу работу? — огрызнулся другой парень. Затем окунув кисть в банку, он поднес ее к стене и начал закрашивать белым цветом яркие краски картины.

Я промолчала. Отойдя назад, я наблюдала, как маляры медленно уничтожают красоту, на создание которой у Икса определенно ушло очень много времени. Я чувствовала себя как свидетель убийства. Мне казалось преступлением губить нечто столь прекрасное, как будто этой красоты там вовсе и не было.

Испытывая странную грусть, я заставила себя уйти, будучи не в силах находиться там ни минутой дольше и наблюдать, как маляры бессердечно закрашивают рисунок.

Обычно по пятницам я встречаюсь с Бруксом, и мы пьем кофе перед моим первым занятием. Но он не ответил на мои многочисленные смс-ки, поэтому я в одиночестве отправилась в кафе, расположенное неподалеку от кампуса.

Ненавижу чувство одиночества, а сегодня утром я ощущаю его особо остро. Мне ненавистно чувство, что с Бруксом что-то происходит, и он намеренно сохраняет дистанцию между нами. В итоге мне все же придется столкнуться с этим лицом к лицу, но из-за того, что происходит последнее время, я совершенно не испытываю никакого желания тратить энергию, которой требует сложившаяся ситуация.

Я купила карамельный латте и маффин, и села за свой обычный столик у окна. Вытащила конспекты, решив просмотреть их на случай внезапной контрольной, и сделала маленький глоток горячего напитка. Какое-то время я просто наблюдала за людьми.

И тут я заметила, как в дверях кафе появились знакомые широкие плечи и голова, прикрытая серой шапочкой

Мне очень сильно хотелось опуститься пониже на своем стуле, чтобы меня не заметили, но затем я передумала. Почему я должна прятаться? Нет ничего плохого, если он увидит меня, несмотря на то что при воспоминании о нашей встрече в коридоре я краснею от макушки до кончиков пальцев.

Как будто ощутив мое присутствие, взгляд Макса встретился с моим. Я подняла руку и вяло ему помахала.

Улыбка осветила его лицо.

Он обязательно подойдет ко мне, подумала я, поэтому сидела как на иголках и ждала, пока он купит себе кофе и подойдет к моему столику.

— Это место занято? — спросил он и его глаза засияли из-за шутки, понятной только нам двоим. Но в отличие от прошлого раза, когда он задал этот вопрос в библиотеке, я предложила ему сесть — не без колебаний, но в этот раз я сомневалась не так сильно. Я по-прежнему испытывала опасения, что нас с ним могут увидеть вместе. У меня дрожали губы, сердце бешено стучало в груди, и я явно была настороже.

Макс снял шапочку и бросил ее на стол. Поднял свою кружку и подул, прежде чем сделать глоток. А я сидела, смотрела на него и не знала, что сказать.

— Да, кстати, спасибо тебе, что бросила меня с Кристи, — пошутил он, сделав еще один глоток.

Я нервно рассмеялась, разламывая маффин на маленькие кусочки.

— Да, прости, — пробормотала я.

— Прости? Как-нибудь я уйду, оставив тебя поболтать с кем-нибудь о «укреплении системы поддержки» на часок другой и посмотрим, как ты себя почувствуешь. Он был расслаблен и поддразнивал меня с азартом в глазах.

Он выглядел счастливым.

На мгновение ему удалось застать меня врасплох. Я еще не видела его таким. Я привыкла к мучительной сломлености, прячущейся за маской чрезмерной уверенности в себе.

Но сегодня Макс выглядел невозмутимо, словно решил, что если будет вести себя как ни в чем ни бывало, то сможет заставить меня забыть, как он расклеился передо мной, как показал мне того напуганного и незащищенного себя.

На этот раз я рассмеялась искренне.

— Это отстой. Она иногда слегка углубляется в тему, — признала я.

— Думаешь? — рассмеялся Макс и, протянув руку через стол, схватил пригоршню кусочков моего маффина.

— Что за привычка воровать мою еду? — спросила я, пока он жевал.

— Просто она вкуснее, если она твоя. — Вот и все. Вот он сексуальный подтекст, которого я ждала. Но это не вызвало чувство раздражения, как должно было бы. Вместо этого меня бросило в жар.

Мимо нашего столика прошли две девушки, и я заметила, как они посмотрели на Макса, и послали ему свои самые лучшие флиртующие взгляды. Но он смотрел только на меня.

Я поежилась от того, что стала центром его пристального внимания.

— Так на счет вторника, — начал он.

Я подняла руку, останавливая его.

— Нам правда обязательно говорить об этом? — спросила я. Мне слегка неловко говорить о том, чем мы занимались в коридоре сидя в кафе, где нас может услышать кто угодно.

Лицо Макса помрачнело, но затем прояснилось.

— Я просто гадаю, когда мы сможем повторить? — спросил он, и я подпрыгнула, ощутив, прикосновение его руки, которую он опустил под стол, чтобы прикоснуться к моему бедру.

— Эм… — заикаясь, промямлила я.

Его пальцы выписывали ленивые круги на моих джинсах, медленно продвигаясь вверх. Я накрыла его руку своей, прижав ладонь к своей ноге.

Макс усмехнулся и убрал руку.

— Ну, я готов поиграть в любой момент, когда захочешь, — заявил он беззаботно, как будто речь шла о погоде. У меня сложилось впечатление, что ему причинило боль отсутствие отклика с моей стороны. И принимая во внимание его характер, он скрыл боль за непринужденной соблазнительностью.

Прежде чем я успела ответить, Макс встал и надел шапочку. Он коснулся моего плеча, улыбнулся мне и ушел. Вся наша беседа длилась не дольше пяти минут, но он ушел, оставив меня в замешательстве и в вызывающем раздражение возбуждении.

Этот парень опасен для сердца.

* * *

Я хочу снова его увидеть. Хотя понимаю, что мне следует игнорировать это желание, но не могу. Кто эта девушка, у которой напрочь отсутствует контроль?

Я заехала на парковку перед заброшенным универмагом, где сегодня вечером расположилась «Мания». Мне хотелось бежать туда, где гремела музыка, но нервы сдерживали меня.

Теперь, когда я здесь, я уже не уверена, о чем я думала. Макс Демело, принадлежащий этому месту, не обязательно тот мужчина, который принадлежит мне. Он пугает меня. Ужасает. Очаровывает.

Засунув телефон в сумочку, я повесила ее на руку и прижала ближе к телу. Сердце колотилось в груди почти в одном ритме с басами, которые были слышны в ночном воздухе.

Я направилась к цепочке людей, которые ждали своей очереди так же, как ждут каждый раз, когда «Мания» работает — все они ждут своего шанса, надеются, что окажутся достойными и их впустят.

Я подошла к началу очереди и наблюдала, как людей снова и снова не пропускают. Никогда не понимала, почему некоторым позволяют зайти внутрь, а других отсылают прочь. Ведь, кажется, для этого нет никаких оснований. Пугающий вышибала Рэнди, видимо, как обычно наслаждается своей крошечной властью привратника.

Но после той первой ночи, когда нам с Бруксом не позволили зайти, у меня нет проблем. Знаю, что никогда не буду выглядеть должным образом для «Мании». Я по-прежнему отличаюсь от людей, которые приходят сюда, но у меня словно появился волшебный пропуск, о существовании которого я не знаю.

И вот я снова стою перед Рэнди и вторым вышибалой. Он окинул меня беглым взглядом, протянул руку, и я вложила в его ладонь заранее приготовленные деньги. Рэнди схватил меня за запястье, грубо повернул тыльной стороной к себе и шлепнул печатью мне на руку.

Я уже шла к двери, когда заметила, как еще одну группу желающих попасть внутрь отправили домой. Девушки, одетые с иголочки и гораздо больше походящие на завсегдатаев клуба, нежели я, начали возмущаться.

Одна девушка, чья грудь грозила вывалиться из глубокого выреза ее блузки, ткнула в мою сторону пальцем и поджала губы.

— Почему этой суке можно войти, а нам нет? Она же отброс!

Я смущенно покраснела, когда люди в очереди обратили на меня внимание, чего мне совершенно не хотелось. Они все, казалось, оценивали меня. И очевидно, что результаты не в мою пользу. Пардон, что я не разоделась ради толпы готов и металлистов.

Рэнди злобно посмотрел на девушку и ее друзей.

— Валите нахрен отсюда. Некоторые люди принадлежат этому месту. Некоторые нет. Вы — нет, — прорычал он. Мне знаком взгляд, которым она наградил их. Точно так же он смотрел на нас с Бруксом в ту ночь, когда мы впервые пришли сюда. Я вздрогнула, почти испытывая к ним жалость.

Грудастая девушка возмущенно негодовала, для пущего эффекта, выпячивая свою грудь, которая скорее всего была увеличена хирургическим путем, а затем удалилась и ее друзья вслед за ней.

Другой вышибала, на которого я до этого не удосужилась обратить внимание, повернулся и посмотрел на меня. Я по-прежнему стояла перед дверью, и он недвусмысленным взглядом дал мне понять, чтобы я нала двигаться дальше.

— Веселье там, малышка. Хотя уверен, что смогу найти для тебя интересное занятие и здесь, если ты заинтересована. — Он улыбнулся и облизнул губы. Он казался милым в своей агрессивной манере, с бритой налысо головой и кучей пирсинга на лице. Сомневаюсь, что мне придется по душе его понятие о веселье.

Я поторопилась зайти в клуб, и вслед мне донесся смех вышибалы. Клуб выглядел как обычно — мрачным и угнетающим, но пульсировал энергией, которую просто невозможно описать.

Мне хотелось танцевать. Хотелось стать необузданной. Ведь ради этого люди сюда и приходят. Как легко, оказалось, забыть, кто я и зачем пришла сюда. Привлекательность «Мании» охватила меня, но я хотела найти Макса. Я должна поговорить с ним здесь, на его территории.

Я начала проталкиваться сквозь толпу, вглядываясь в лица, скрытые тенями, пытаясь найти то единственное, которое узнаю. Это напоминало поиски иголки в стоге сена. Я вспомнила, как трудно было найти Рене, и что мне удалось сделать это лишь с помощью Макса.

Может быть, если я буду стоять у бара, он найдет меня. Раньше всегда находил. Я заказала пиво и прислонилась к стене, наблюдая, ожидая. Я нервничала. На самом деле даже хуже. Я совершенно не продумала эту поисково-спасательную миссию.

Чего я надеюсь достичь, выслеживая Макса в клубе? Когда дело касается Макса Демело у меня действительно какие-то фантастические, совершенно нереальные идеи. Признаю, что уже стала жертвой мечты, в которой я та девушка, ради которой он изменится.

Но всю вину за собственные ощущения я полностью возложила на него. Потому что он заставил меня считать, что я та девушка, которая поможет вытащить его из того хаоса, в который он погрузился.

Я даже еще не совсем понимаю, с какими конкретно демонами он столкнулся, с чем борется каждый день. Мне показали лишь тень мучающейся души, которая с трудом держится на плаву.

Или это мой чрезмерно драматизирующий мозг ищет человека, которому нужно, чтобы я спасла его?

Кто, черт возьми, знает? Макс здорово запудрил мне мозги.

Я даже не пыталась скрытно осматривать помещение, пока взглядом выискивала его. И этим я случайно привлекла внимание парочки не самых приятных на вид личностей, поэтому я быстро выпрямилась и повернулась к ним спиной, надеясь, что этого жеста будет достаточно, чтобы отшить их.

И тут я увидела человека, которого вовсе не желала найти.

На танцполе рядом со смутно знакомой мне девушкой я увидела Брукса. Он действительно ужасно танцует, настолько плохо, что ему лучше не танцевать на людях. Но здесь стиль и движения не имею особого значения к счастью для него, потому что со стороны кажется, будто он корчится от жуткой боли спазма, охватившего все его тело.

Девушка, с которой он был, показалась мне симпатичной. Ее светлые волосы по цвету и стилю укладки напоминали мои. Она явно посмотрела в интернете, как одеваться в клуб, и выбрала самый экстремальный наряд, какой смогла найти. С головы до ног она разоделась в черную кожу. Между зубов она зажала светящуюся в темноте палочку и неуклюже мотала головой из стороны в сторону. Она принадлежала этому месту точно так же, как и я.

Возле меня какая-то парочка имитировала половой акт, и я спряталась за ними, надеясь, что там он меня не заметит, если случайно посмотрит по сторонам. Встреча с ним — последнее, что мне сейчас нужно.

Я так увлеклась тем, чтобы Брукс и женщина Кошка меня не заметили, что не осознавала, что он стоял позади меня, пока вокруг моей талии не обвилась его рука.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Макс, и его дыхание овеяло мою щеку. Сердце неровно заколотилось в груди и во мне разгорелось желание откинуться назад и прижаться к нему. Жар его тела опалял мне спину, и все нервы и клетки покалывало от предвкушения.

Я повернулась к нему лицом и сразу же поняла, какой дурацкой идеей был мой приход в «Манию».

Макс обкурился до потери сознания. Мне не удалось разглядеть его глаза под козырьком кепки, но он стоял покачиваясь, а его губы растянулись в чересчур широкой улыбке, которая выглядела очень странно.

— Красная Шапочка ищет своего волка? — ухмыльнулся он. Его слова прозвучали приглушенно и невнятно. Бармен принес ему напиток, хотя я не видела, чтобы Макс заказывал его. Он поднял свой коктейль и сделал большой глоток.

Я раздраженно покачала головой из-за того, что оказалась такой наивной. А еще я была чертовски зла на него, что он так обдолбался. Он ничем не напоминал человека, который ищет спасение. Скорее он наслаждается своей поездкой в Ад.

Макс прижал пальцы к полоске обнаженной кожи под подолом моей рубашки. Я почувствовала, как его ногти впились мне в кожу, когда он крепче сжал пальцы. Она наклонился так близко ко мне, что наше дыхание смешалось.

— Я съем тебя, малышка. Хочешь? — его голос звучит грубо и хрипло, как будто он недавно кричал. Он ведет себя странно. До сих пор мне еще не доводилось встречаться этой личиной Макса — обдолбанный самовлюбленный человек.

И могу сказать, что таким он мне совсем не нравится.

Я вырвалась из его рук и отступила на шаг назад, врезавшись в девушку позади себя.

— Осторожно! — крикнула она и толкнула меня локтем в спину. Я споткнулась и начала падать вперед. Макс поймал меня, моя грудь соприкоснулась с его и на какую-то долю секунды я почувствовала, как он расслабился. Он обвил меня руками и прижал к себе. Секунды шли, а мы стояли там и Макс просто обнимал меня.

Он подался вперед, прижался щекой к моим волосам, и я почувствовала, как силы покинули его. Плечи поникли, колени подогнулись, но он только крепче схватился за меня.

— Обри, — пробормотал он мне в ухо, и я ощутила, как холодный кончик его носа скользнул по моей шее.

Макс навалился на меня, и я зашаталась под его весом.

— Макс! — заорала я ему в ухо, пытаясь отстраниться. Спотыкаясь, он попятился к стене и тяжело облокотился на нее. Протянув руку, я сдернула с его головы кепку и увидела, что его зрачки так расширены, что глаза кажутся почти черными. Несмотря на плохое освещение, я увидела, что с ним что-то не так.

— Что ты принял? — я спросила достаточно громко, чтобы он услышал меня сквозь гудящие басы. Макс помотал головой из стороны в сторону, но ничего не ответил.

Я сжала футболку на его груди и встряхнула.

— Макс, черт побери, что, мать его, ты принял? — крикнула я ему в лицо. Он оттолкнул мои руки неуклюжими пальцами.

— Не лезь не в свое дело, Обри. Просто отвали, — прорычал он. Через несколько минут, он оттолкнулся от стены и, неуклюже прокладывая себе дорогу через толпу, пошел прочь. Я отправилась за ним, толкая и распихивая людей, пока следовала за ним. Люди пытались остановить его, но он далеко не самым вежливым способом отшвыривал всех.

Я напугалась. Движения Макса были вялыми и неуверенными. Кажется, ему требовалось немало усилий, чтобы оставаться в вертикальном положении. Ни в коем случае не выпущу его из виду.

Макс направился к задней части помещения и почти добрался до выхода, когда какой-то парень, очень похожий на пугающего вышибалу Рэнди схватил его. На голове у этого парня был зеленый ирокез и какое-то тату под правым глазом. Огромный и крепкий, он выглядел так, будто ест котят на завтрак. И он казался чрезвычайно злым. На Макса.

Дерьмо. Какого черта происходит?

Мистер Ирокез вытолкнул Макса через дверь в задней части помещения. Я поспешила за ними, не думая ни о чем, кроме того, что какой-то устрашающе выглядящий парень увел его. Мысли о собственной безопасности вылетели у меня из головы.

Я толкнула дверь и вышла в тускло освещенный коридор и увидела надпись «Только для персонала» на двери, которая начала закрываться.

Я практически побежала, чтобы она не успела закрыться, вклинилась в проем плечом и распахнув ее, выскользнула наружу. Невдалеке послышались крики. Я пошла на крики к пожарному выходу. Грохот музыки заглушал слова, которые кто-то кричал. Чувствовалось, что тот, кто кричит очень зол и способен на убийство.

Я приоткрыла дверь и выглянула наружу. Было так темно, что я почти ничего не видела. Но из-за здания выехала машина, и фары осветили сцену, которую мне хотелось бы забыть.

Макс стоял, покачиваясь, пока двое парней, включая серийного убийцу с ирокезом, выбивали из него дух. Я прижала кулак ко рту, чтобы заглушить крик, образовавшийся у меня в горле.

Макс не двигался. Не дрался. Он просто лежал там, пока они били его ногами. Мистер Ирокез поднял Макса и что-то крикнул ему в лицо. Мне не удалось расслышать что.

Ирокез ударил Макса в челюсть и тот, распластавшись, упал. Макс лежал и стонал в грязи, и даже в темноте я разглядела, что крови там немеряно. Мне стало плохо. Мне даже показалось, что меня вырвет. Я не знала, что делать. Я была в ужасе.

Но я не могла просто стоять и смотреть, как Макса избивают до смерти. Я сильно толкнула дверь, но перестаралась и она ударилась об стену с грохотом, напоминающим выстрел в ночной тишине.

Парни, избивающие Макса, одновременно повернулись ко мне, и у меня кровь застыла в жилах. Хладнокровные ублюдки. Черт, они убьют меня! Я же свидетель их нападения; им придется избавиться от меня!

Я посмотрела на Макса, лежащего на земле. Он не двигался, и я видела, что его глаза закрыты. Мне нужно проверить, дышит ли он.

Я неуверенно спустилась по металлической пожарной лестнице и подняла руки вверх.

— Я просто хочу проверить, в порядке ли он, — спокойно сказала я. Я говорила медленно и осторожно, стараясь двигаться уверенно.

Мужчина, стоявший рядом с парнем с ирокезом, наклонил голову и оценивающе посмотрел на меня. Я не смогла понять, что означает выражение его лица. Он был постарше, может лет около сорока. У него густые и темные волосы, скорее всего крашенные. Слишком густые и слишком темные, чтобы быть натуральными. Он выглядел очень непривлекательно. На самом деле, он, пожалуй, самый страшный человек, которого я когда-либо встречала.

— Ты знаешь его? — спросил он, кивнув головой, в сторону лежащего на земле Макса. Его голос звучал хрипло, как у заядлого курильщика, выкуривающего пачку Мальборо в день, с тех пор как ему исполнилось двенадцать. Такие голоса обычно у призраков в кошмарах. Почему, черт подери, он избивал Макса?

В какую запутанную мафиозную чертовщину впутался Макс?

— Он мой друг, — сообщила я, тщательно подбирая слова. Я такая идиотка. Почему бы мне просто не предложить ему мою жизнь на блюдечке с голубой каемочкой, чтобы он взял и растоптал ее? Я представила себе, как он перебирает в голове все способы, которыми можно избавиться от моего тела. Я не очень крупная, поэтому видимо это не вызовет особых трудностей.

Пугающего вида Куряга Мальборо фыркнул.

— Тебе следовало бы лучше выбирать друзей, сладкая. — он рассмеялся, словно у его ног не лежал истекающий кровью Макс.

— Он в порядке? — не удержавшись, спросила я. Я остановилась, не желая подходить ближе ни к кому из этих мужчин.

Ирокез пожал плечами.

— Будь я проклят, если знаю, — пробормотал он, зажег сигарету и облокотился о машину.

Куряга Мальборо засунул руки в карманы и осмотрел меня сверху до низу. Было крайне неприятно. Я чувствовала себя оскверненной его взглядом, как будто он насиловал меня им.

— Если ты его друг, вытащи его отсюда. И передай этому куску дерьма, чтобы он расставил приоритеты. Это его последнее предупреждение. — Он и Ирокез забрались в машину, дали задний ход и умчались.

Без света фар наступила кромешная тьма. Я едва различала Макса, который по-прежнему не двигался. Я опустилась на колени рядом с ним и встряхнула его.

— Макс! Ты в порядке? — крикнула я, как будто он глухой. Макс застонал и повернул голову. — Макс! Очнись! — я несколько запаниковала. Не так я себе представляла свой вечер.

Мысленно я представляла, как нахожу в «Мании» Макса и уговариваю его уйти со мной. Мы едем ко мне, и там у нас состоится удивительная задушевная беседа. Макс не выдерживает и делится со мной всеми своими самыми ужасными секретами. Он говорит мне, что я единственная, кто может ему помочь. А я клянусь всегда быть рядом с ним. И после этого мы занимаемся самым фантастическим сексом в нашей жизни.

Я совсем рехнулась, наверное.

Наконец, Макс пришел в себя. Он что-то говорил, но в этом не было никакого смысла. Его слова звучали искаженно и путанно. Спустя какое-то время мне удалось помочь ему подняться. Помимо того, что Макс был под кайфом, он еще и был серьезно ранен, из-за чего идти было безумно тяжело. Я раздумывала, не отвезти ли мне его в больницу.

Я закинула его руку себе на плечо, и он опирался на меня, пока пытался встать на ноги.

— Я не могу нести тебя. Тебе придется дойти до моей машины, — сурово сказала я.

— Хорошо, — вот все, что ответил Макс. Не знаю, понимал ли он, кто я или что произошло, он явно был в трансе. Вместо того, чтобы вернуться и пройти через клуб, мы медленно обогнули старый универмаг и вышли ко входу.

Мне показалось, что прошел час, прежде чем мы добрались до туда. Мне часто приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Макс крупный парень и он не слишком помогал мне. Время от времени мне приходилось кричать на него, когда он, казалось, был близок к отключке.

Как только мы оказались в свете уличных фонарей, мне удалось хорошенько его рассмотреть. Одна сторона его лица опухла и была сплошным синяком. Левый глаз уже заплыл, а верхняя губа была разбита и кровоточила.

Его белая футболка была заляпана грязью и кровью. Он выглядел чудовищно.

— Макс! — позвал кто-то громко. Я решила не останавливаться, боясь, что кто б это ни был, он закончит начатое теми двумя головорезами.

— Стой! — снова крикнул голос. Я услышала, как кто-то позади меня бежит и обернувшись, увидела одного из вышибал. Это был не байкер Рэнди, а тот другой, который флиртовал со мной, когда я заходила.

— Блядь, что с ним произошло? — спросил он и сразу же схватил Макса под руку, чтобы помочь мне.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я. Теперь, когда мне помогали, мы пошли значительно быстрее. Вышибала был не самым крупным парнем, но очень сильным. Он с легкостью вел Макса.

— Его избили, — объяснила я, не уверенная, зачем рассказываю все этому парню, но он помогает мне и в данный момент этого достаточно

— Гаш, — пробормотал вышибала себе под нос.

— Что? — переспросила я, но запнулась о камень и, споткнувшись, врезалась в Макса, от чего тот застонал.

— Я держу его, можешь отпустить его руку, — предложил вышибала. Я сделала, как он велел, испытывая облегчение, что освободилась от нехилой массы тела Макса. Макс выглядел ужасно. Он пытался открыть глаза, но у него не очень получалось. Левый заплыл, правый казался остекленевшим и расфокусированным.

— Можешь отвезти его домой? — спросил меня вышибала. Я кивнула, обняв себя руками. Меня безостановочно трясло, а сердце бешено колотилось в груди. Я была близка к обмороку.

— Где твоя машина? — спросил меня вышибала. Его голос звучал раздраженно, он задыхался от того, что ему пришлось тащить на себе почти двухметрового Макса.

Я махнула в дальний угол парковки. Вышибала приподнял Макса, чтобы получше ухватиться за него и нетерпеливо покачал головой.

— Веди. Наш мальчик не из легких, — пожаловался он сквозь стиснутые зубы.

— Как тебя зовут? — спросила я, устав мысленно обращаться к нему как к «вышибале».

— Марко, — кратко ответил он.

— Я Обри, — представилась я, хотя он не спросил, как меня зовут. Мне казалось, что, учитывая нынешние обстоятельства, нам лучше обращаться друг к другу по имени.

Марко ничего не сказал, и у меня сложилось впечатление, что ему вообще плевать, кто я такая.

Я поспешила к своей машине и распахнула дверь с пассажирской стороны. Марко усадил Макса на сидение, устроив его голову на подголовник. Макс приоткрыл глаза, но мне показалось, что он не узнал ни Марко, ни меня. Он пробормотал что-то невнятное себе под нос, а затем снова закрыл глаза.

Марко выругался, а затем начал ощупывать карманы Макса.

— Что ты делаешь? — спросила я его, так как мне не понравилось, как грубо он действовал. Макс явно был близок к тому, чтобы потерять последние крупицы сознания. Марко проигнорировал мой вопрос и, порывшись в карманах джинсов Макса, вытащил из небольшой полиэтиленовый пакетик.

Он поднял его на свет и, прищурив глаза, поджал губы. Пакетик оказался пустым. Марко бросил его на пол моей машины, и я едва сдержала себя, чтобы не настоять на том, чтобы он поднял его и выбросил куда следует. Мое обсессивно-компульсивное расстройство, словно не замечает ситуацию, в которой я оказалась. Оно просто видит мусор там, где его быть не должно.

Марко вытащил пачку денег из того же кармана, и начал пересчитывать их.

— Погоди минуту! Разве это не Макса? — спросила я в отчаянии. Марко собирается ограбить Макса прямо передо мной? В каком чокнутом мире я оказалась?

Марко презрительно выпятил губу и даже не удосужившись посмотреть на меня, ответил:

— Занимайся своими делами, красавица.

Он закончил считать деньги и недовольно фыркнул, и засунул их обратно в карман Макса. Затем он схватил Макса за подбородок и ударил его по лицу. Я испуганно пискнула.

— Прекрати! Ему больно! — запротестовала я, от ужаса голос вернулся ко мне, хотя скорее всего, мне лучше было помолчать.

Марко проигнорировал меня и снова ударил его. Макс попытался открыть глаза, и слабо отпихнуть руку Марко от лица.

— Оставь меня в покое, мать твою, — невнятно пробормотал он. По крайней мере мне показалось, что он сказал именно это. Но я не уверена, так как он слишком невнятно их произнес. Но судя по тому, как Макс пытался вырваться из захвата Марко, думаю, я правильно поняла основное содержание.

Марко сильно встряхнул Макса.

— Где остальные деньги? — прорычал он.

Макс прижался к сиденью, и вяло покачал головой.

— Это все, чувак, — ответил он.

Марко убрал руку с подбородка Макса и с отвращением посмотрел на него.

— Чертов наркоман, — процедил он и сплюнул в грязь возле моей машины.

Я медленно села на водительское место, стараясь не делать резких движений. Дыхание Макса было поверхностным, и он, кажется, пытался остаться в сознании. Он застонал и поднял руку к своему разбитому лицу.

— Ауч, — тихо ойкнул он.

— Мне отвезти его в больницу? — задала я в порос Марко. Я не знала, что, черт побери, мне делать.

Марко снова поджал губы.

— Не переживай. Он выживет. Хотя, вероятно, ему лучше сдохнуть, если Гаш решит закончить то, что начал.

Я понятия не имею, кто такой Гаш и что Марко имеет в виду. Я просто хочу вытащить Макса отсюда. Я ощутила, как на меня накатывает волна паники.

Марко захлопнул пассажирскую дверь, и я опустила стекло.

— Просто отвези его домой. И передай ему, что я приду проверить его через несколько дней и ему, черт возьми, лучше иметь наготове объяснение, — сказал Марко. В его словах я уловила явную угрозу.

Я не потрудилась ответить. Не знаю, что происходит, но выяснить это можно и позже. Главное вытащить Макса отсюда.

— Я даже не знаю, где он живет, — сообщила я.

— Он живет на Квикки Март. Теперь вытащи его отсюда. Немедленно! — рявкнул Марко, и я подпрыгнула.

— Хорошо, хорошо. Одну минуту, — пробормотала я достаточно громко, чтобы Марко услышал. Он выгнул бровь в ответ на мое заявление и его губы дернулись. Если бы я не знала лучше, то решила бы, что он находи меня забавной. Марко стукнул по крыше моей машины, прежде чем уйти.

— Обри! Все в порядке?

О, Боже, просто убейте меня!

Рядом с моей дверью стояли Брукс и женщина-кошка. Нахмурив брови, Брукс пристально изучал меня. Он перевел взгляд на Макса, ясность сознания которого вызывала сомнения.

Губы Брукса сжались в линию, он прищурил глаза:

— Что ты делаешь здесь с ним? — процедил он, расстроенный тем, что обнаружил меня с Максом.

К несчастью для моего друга, у меня не было времени на развернутый ответ.

— Я просто подвожу его, — ответила я, пожав плечом и надеясь, что моего оправдания будет достаточно.

Именно этот момент Макс выбрал, чтобы очнуться. Повернув голову, он посмотрел на меня. Сначала он, казалось, был в замешательстве, когда обнаружил меня здесь, но затем его лицо просветлело, когда взгляд сосредоточился на мне.

— Обри, малыш, — невнятно пробормотал он, положив руку мне на бедро.

— Какого хрена, Обри? Разве это не парень из твоей группы? — спросил Брукс, тыча пальцем в Макса, который рукой полез мне под юбку. Черт.

Я оттолкнула руку Макса, и он хихикнул, прежде чем снова закрыть свой здоровый глаз.

— Это ничего не значит, — начала говорить я, но Брукс поднял руку.

— Ты понимаешь, что может случиться? Он, нахрен, обдолбанный, Обри! И ты вот так с ним тусуешься? Слово «неуместно» ни в коей мере не описывает этого, — начал Брукс свою проповедь, взбираясь на высоченную импровизированную трибуну, которую он так полюбил последнее время.

Я не в настроении для лекции, даже от Брукса. С губ Макса начали срываться булькающие звуки, и я заволновалась, что его может вырвать в моей машине.

— Мы можем поговорить позже. Мне нужно ехать, — быстро выпалила я. Брукс наклонился к открытому окну и понизил голос до шепота. Он вторгся в мое личное пространство, чего никогда не делал раньше. Я отстранилась, чувствуя дискомфорт. Подняв голову, я бросила взгляд на его девушку, которая явно была не в восторге, от откровенных попыток Брукса заявить на меня свои права. Я не виню ее, на самом деле, мне ее даже жаль.

— Не делай этого, Обри. Это нелогично и неразумно, и совершенно на тебя не похоже. Не дури, — серьезным голосом сказал он, как будто, то, что он назвал меня глупой, магическим образом заставит меня прислушаться к его словам.

Он, очевидно, совсем меня не знает.

— Отойди от моей машины, если не хочешь, чтобы я переехала тебе ногу, — предупредила я, включая двигатель, чтобы придать достоверности своему заявлению.

Брукс посмотрел на меня, а я на него. Мы молча обменивались взглядами. У макса начались рвотные позывы, и Брукс отошел от машины. Я перегнулась через Макса, распахнула пассажирскую дверь, и вытолкнула его голову наружу как раз вовремя, чтобы он не испачкал мою машину.

— Фу, Брукс. Пойдем, — проскулила девушка в кожаном обтягивающем комбинезоне. Я даже не стала смотреть на них, так как была слишком занята, поглаживая Макса по спине, пока его рвало.

Уверена, что Брукс колебался, но в итоге, он и девушка ушли. Макс, наконец, закончил извергать свои внутренности и со стоном плюхнулся обратно на сидение. Я выбралась из машины и поспешила закрыть его дверь, аккуратно обойдя лужу рвоты на асфальте. Я почувствовала, как в горле начала подниматься желчь, но мне удалось ее подавить.

Несколько минут я наблюдала за Максом, чтобы удостовериться, что его не вырвет снова. Убедившись, что этого не произойдет, я снова села в машину и выехала с парковки.

Поездка до квартиры Макса прошла в тишине, за исключением случайных стонов. Я остановилась перед Квикки Март и быстро оббежала вокруг машины, чтобы помочь ему выйти из машины. Он немного пришел в себя и смог сам выбраться из нее.

— Давай же, Макс. Давай заведем тебя внутрь, — уговаривала я, пытаясь заставить его двигаться, но наркотики так одурманили его, что он был способен только волочить ноги.

— Я хочу немного посидеть снаружи, — пробормотал он, махнув рукой в сторону мини-маркета, и тяжело опустился на деревянные ступени. Он прислонился головой к стене здания и поднял руку к лицу. Похоже, сейчас он не особо ощущает боль, и это хорошо, потому что утром он прочувствует ее в полной мере.

— Странные ощущения в области лица. Что с ним не так? — невнятно спросил он. Я убрала его руку от ран и зажала ее в своих ладонях.

— Тебе надо просто зайти внутрь и поспать, — успокаивающе уговаривала я, надеясь убедить его встать на ноги. Макс покачал головой.

— Я хочу остаться здесь. Еще чуть-чуть, — попросил он, а затем сжал мою руку. — Не рассказывай Лэндону. Мама и папа будут так злы на меня. Я продолжаю все портить. Не рассказывай Лэндону, — бормотал он, опустив голову.

Я встряхнула его, боясь, что он отключится. Было очень холодно, и я начала задрожала. Та часть кожи Макса, которая не кровоточила и не была покрыта синяками, показалась мне слишком бледной и пепельно-серого оттенка. Нужно завести его внутрь.

— Давай же, поднимайся, — настаивала я, потянув его за руку. Макс начал жаловаться, но через пару мгновений, я смогла заставить его подняться по лестнице к его двери.

— Где твои ключи? — спросила я. Макс улыбнулся, хотя эта грустная улыбка ничем не напоминала его обычную высокомерную улыбку. Трещина на губе не дала мне всерьез воспринять его попытку соблазнить меня.

— Ты должна достать их сама, — с трудом выговорил он. Я обрадовалась, когда поняла, что даже под кайфом он способен вести себя как придурок.

Закатив глаза, я засовывала руку ему в карманы, в поисках ключей. Макс хихикнул и закачался. В итоге он облокотился на стену. Я вытащила ключи из его заднего кармана, и

какое-то время потратила, подбирая нужный, чтобы открыть дверь.

После нескольких неудачных попыток, мне удалось найти нужный ключ и открыть дверь, и я встащила Макса внутрь. Он смеялся и бессвязно бормотал. Я включила свет и уложила Макса на потертый диван, который стоял в гостиной.

Макс перевернулся на бок и так и остался лежать. Порез у него на лбу раскрылся, и кровь стекала на ткань под его щекой.

— У тебя есть аптечка? — спросила я его. Но он не услышал меня, поэтому я начала искать что-то, чтобы остановить кровь.

Квартира Макса была убогая, мебели было мало, и вся она была старая и подержанная. Здесь явно не хватало его личных вещей, что показалось мне довольно печальным. Жилье человека, которому плевать на всех вокруг. Я испытала отчаяние видя беспорядок вокруг себя.

В глубине коридора была дверь в ванную, и я обрадовалась, увидев, что ее он содержал в чистоте. Там в аптечке я нашла пластырь и антисептический крем.

И затем я, не удержавшись, открыла еще одну дверь в коридоре. Я включила свет и поняла, что это спальня Макса. Кровать была не застелена, а на полу валялась одежда. Я увидела несколько учебников и старенький компьютер на столе у окна.

Я вытащила из шкафа чистую рубашку, и затем, ощущая себя шпионом начала копаться в грудах одежды. Я нашла два пустых пузырька от рецептурных лекарств и огромное количество полиэтиленовых пакетиков.

Затем в глубине нижнего выдвижного ящика шкафа я нашла сложенную пополам фотографию. Развернув ее, я увидела семью, изображенную на ней. Это один из тех банальных снимков, которые делают в фотоателье: дурацкий синий фон, нелепые напряженные позы. На стуле сидит женщина со светлыми волнистыми волосами, за ее спиной стоит высокий мужчина, который положил руку ей на плечо. Рядом с белокурой женщиной стоит мальчик с копной светлых кудрей, а у женщины на коленях лежит младенец не старше шести месяцев.

Я сразу же поняла, что это родители Макса. Я изучала фотографию, полагая, что, может быть, она раскроет что-нибудь о человеке, лежащем на диване в гостиной. Вдруг я сумею понять, кто он и почему делает то, что делает.

Я услышала грохот в гостиной и быстро убрала фотографию обратно в ящик. Собрала вещи, которые искала, и закрыла за собой дверь спальни.

Макс сидел и потирал голень.

— Ты в порядке? — спросила я, садясь рядом с ним.

— Чертов кофейный столик, — пробормотал он, поворачиваясь ко мне с неуверенной улыбкой на лице. Я показала ему пластыри.

— Давай я приведу тебя в порядок, — предложила я. Макс ничего не сказал, просто закрыл глаза и позволил мне делать то, что я считала нужным. Я вытерла кровь и заклеила порез пластырем. Очистила раны на ладонях, которые он должно быть получил, когда его бросили на землю.

— Кто были те парни, которые избили тебя? — спросила я его, не уверенная, что вообще получу ответ, пока он в таком состоянии.

Поэтому очень удивилась, когда он ответил.

— Это Гаш. Он правит клубом. Думаю, он зол на меня, — фыркнул он, будто это какая-то шутка.

— Полагаю, что так, — озвучила я свои размышления вслух. И так как Макс больше ничего не сказал, я попыталась выведать немного больше.

— Почему он разозлился на тебя?

Макс преувеличенно пожимает плечами, его голова начинает падать.

— Не рассказывай Лэндону, — снова пробормотал он.

— Не рассказывать ему что? — спросила я, заканчивая свою работу.

Макс приоткрыл здоровый глаз и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Он схватил меня за руки и сжал их так крепко, что я вздрогнула.

— Обо мне. Ничего не рассказывай ему обо мне, — прошептал он. Макс покачал головой и всхлипнул. — Они бы так разочаровались во мне, — крикнул он, дергая себя за волосы, и приходя все в больше волнение.

Я опустила свою руку на его.

— Кто бы разочаровался?

Грудь Макса вздымалась, глаза по-прежнему закрыты.

— Они хотели, чтобы я стал знаменитым доктором. Кем-то особенным. — он резко качает головой. — Посмотри на меня! — он ухватился за перед своей футболки и дернул ее, разрывая ткань. Он пришел в крайнее возбуждение.

Макс засунул руку в один карман, затем в другой.

— Где они? — спросил он, неуверенно поднимаясь на ноги и засовывая руку глубже в карман.

— Где что? — уточнила я, сбитая с толку его неожиданной сменой настроения.

— Они нужны мне! — заорал он, проносясь мимо меня и начал громить кухню, вытаскивая вещи из шкафчиков и швыряя их на пол. Не найдя там то, что искал, он заревел и практически побежал по коридору в спальню.

Я следовала за ним на расстоянии. Мне хотелось попробовать остановить его, но чувство самосохранения помешало мне.

Он разгромил свою комнату на части, бросая вещи на пол. Он хватал пустые пакетики и рвал их на части.

— Где они? — с отчаянием крикнул он. Склонившись над тумбой, он упал на колени, и начал перебирать вещи, которые вывалились из нее. Он поднял пузырек и встряхнул его. В ней что-то загремело, и я застыла, заметив, как отчаяние в его взгляде сменилось восторгом. Я сразу же поняла, что он искал.

— Нет, Макс! Они тебе не нужны, — крикнула я, опускаясь на колени рядом с ним, и пытаясь вырвать баночку из его рук. Макс отдернул руку в сторону и на коленях отполз в сторону. Он открутил крышку и прежде, чем я успела что-то сделать, забросил белую таблетку в рот.

Макс разгрыз ее зубами. Уголки его губ опустились, и он прислонился к стене.

— Макс, — позвала я измученно. Он посмотрел на меня. Его всегда такие красивые губы растянулись в ленивой улыбке, которая слишком мне знакома. Я думала, что эта улыбка сексуальна и таинственна. Сейчас она показалась мне грустной и жалкой. Теперь я точно знала, почему он так улыбается.

Я ненавижу эту улыбку.

Ненавижу каким счастливым он сейчас выглядит.

Ненавижу то, как легко он сдался, даже не пытаясь сражаться.

Вот как он проживает свою жизнь — от одного кайфа до другого, один неправильный выбор за другим, со всеми вытекающими катастрофическими последствиями, которые сейчас его ни в коей мере не заботят.

Может быть утром, когда действие наркоты спадет и он сможет думать более разумно, его будет это волновать.

Я прижала колени к груди и прижалась к ним щекой, истощенная и злая. Но я так же настроена решительно.

Макс облизнул губы и закрыл глаза. Он провел рукой по своим светлых кудрям и затем его рука безвольно упала. Он качал головой из стороны в сторону, словно проверяя в состоянии ли еще двигаться.

Наблюдая за тем, как поднимается и опадает его грудь, я поняла, что боюсь того, что если я перестану наблюдать за ним, хотя бы на секунду, она перестанет двигаться и он тихо ускользнет от меня, а я даже не пойму этого. Прежде, чем у меня появится шанс бороться за него. Потому что, очевидно, у него самого нет воли бороться за себя.

Этот парень не просто случайно принял наркотики. Они съедают его заживо. Я словно наблюдаю, как машина на полной скорости несется к кирпичной стене. От удушающего чувства беспомощности я на мгновение застыла.

Я подведу его.

Потеряю его, как потеряла Джейми.

С моей стороны глупо было думать, что я смогу что-то изменить для кого-то.

Я осмотрела разгромленную комнату и вздохнула. Я должна оставить его жить его убогой жизнью. Мне не следует вмешиваться во все это. Брукс был прав. Мне не место здесь. Я, итак, перешла все допустимые границы.

И что вообще мое пребывание здесь изменит?

Макс протянул руку и схватил мою ладонь.

— Останься, — прошептал он. Я покачала головой. Мне не следует оставаться. Не после всего, что видела. В его мире нет места для меня.

— Пожалуйста, Обри. Останься со мной, — умолял он. Я повернулась к нему. Его зрачки так расширены, что я не была уверена, наркотики это или у него сотрясение мозга. Я должна отвезти его в больницу. У него могут быть переломы. Но я позволила своему желанию позаботиться о нем, подавить хорошие чувства.

Как будто я что-то доказывала, по-своему, делая все правильно.

Мне страшно оставить его в таком состоянии. Но в то же время я боюсь остаться, зная, что если сделаю это, то это конец. Я переступлю невидимую черту и, как только я это сделаю, возврата не будет. Будет слишком поздно.

Я посмотрела на Макса — он выглядит таким молодым и уязвимым, сейчас его лицо лишено характерной расчетливости и соблазнительной привлекательности. Он кажется… невинным.

Я не оставлю его. Не смогу выйти за его дверь и притвориться, что этот мальчик не волнует меня.

Он уже стал для меня кем-то особенным. Кем-то, кем я не должна была позволять ему стать. Но это не отменяет того факта, что это уже произошло.

Я открыла рот, чтобы выразить согласие остаться, но его глаза были закрыты, а рот приоткрыт. Я нашла одеяло и укрыла его им.

Затем легла на кровать, закуталась в свое пальто и наблюдала за ним, пока он спал. Каждый подъем и опадание его груди привязывали меня к нему так, что это пугало меня своей неизбежностью.

Я не могу бросить его — приняла я решение.

Я просто надеюсь, что он правильное.

Макс

Грудь сдавило, а голова раскалывается от адской боли. Все суставы и конечности болят и словно горят. Больно шевелиться. Даже дышать больно. В желудке поднялась буря и я чувствую, как по задней стенке горла поднимается желчь.

Меня сейчас вырвет.

Я пытаюсь поднять голову, но даже это слабое движение вызывает очередную волну тошноты, которая только ускоряет поднятие содержимого желудка.

Я переворачиваюсь на бок и меня рвет. И рвет. И для закрепления результата меня выворачивает наизнанку еще раз.

Простонав, я переворачиваюсь на бок. У меня складывается ощущение, что я лежу на полу своей спальни, но для меня загадка, как я оказался здесь. В памяти не осталось ничего о том, что произошло вчера вечером после того, как я приехал в «Манию».

Остались только проблески воспоминаний о том, что я бы предпочел забыть.

Я попытался забраться на кровать, но меня только сильнее затошнило. Шея и лицо стали скользкими от пота. В нос мне ударил едкий запах блевотины и меня снова начали сотрясать рвотные позывы.

— Боже, — пробормотал кто-то, а потом пара прохладных рук коснулась моих предплечий и помогла мне вернуться в кровать. Я знаю этот голос, но в голове такой туман, что не могу сообразить кто это.

Я попытался открыть глаза, но обнаружил, что слушается только один. Блядь, почему я не могу открыть свой чертов глаз?

Я запаниковал. Медленно ощупав лицо, зашипел от боли, когда пальцы соприкоснулись с сильно поврежденной кожей.

Боже, меня сейчас снова вырвет.

— Держись, — уговаривал голос. Но мне не за что было держаться. Я открыл рот, чтобы вырвать, но из меня ничего не вышло. В желудке ничего не осталось. Но организм не прекращает попыток лишить меня слизистой оболочки желудка.

Меня непрерывно трясет, и эти холодные, нежные руки касаются моего лица. Полагаю, я застонал от этого приятного прикосновения. Не прекращай прикасаться ко мне.

— Я никуда не уйду, — успокаивал голос. И на короткое мгновенье, прежде чем снова отключиться, я чувствовал спокойствие. И от этого погружение во тьму стало только слаще.

— Блядь, — простонал я. Я попытался сесть, но мое тело не подчинилось мне. Руки и ноги кажутся неподъемными, а кончики пальцев горят в огне. Такое ощущение, что я варюсь в кипятке живьем и вместе с тем умираю от холода.

Зубы стучат, а голова пульсирует от боли. В желудке ощущается тяжесть, и он сжимается, готовый исторгнуть все, что в нем осталось на пол моей спальни.

Кажется, я умираю.

Нет, уверен, что умираю.

Мне слишком хорошо знакомы эти ужасные ощущения.

Я не хочу умирать.

Мне хочется жить.

Хочется снова чувствовать себя нормально.

— Пожалуйста, — умоляю я, хотя и не уверен, есть ли кто-нибудь поблизости, кто бы услышал мои жалкие мольбы. Смутно помню прикосновения рук и обещания, шепотом произнесенные мне на ухо, прежде чем я отключился. Но теперь мне все равно.

— Дай мне мои чертовы таблетки, — прорычал я, снова пытаясь сесть, правда, на этот раз более решительно. Мои пальцы похожи на когти, когда я тянусь к тумбочке в поисках пузырька, который я храню там.

— Макс, ложись. Тебе надо отдохнуть, — нежно произносит голос.

В комнате темно и я не вижу того, кому принадлежит голос. Мне плевать, кому он принадлежит.

— Дай мне мои чертовы таблетки, сейчас же! — кричу я. Голос даст мне то, что я, мать твою, хочу, или я убью его обладателя!

Я тянусь к ящику, но мое тело плохо слушается меня. Руки кажутся бесполезными, а кисти слабыми и немощными. Хлопнув по поверхности тумбочки, я сбиваю на пол лампу, но даже не вздрагиваю, когда стекло разбивается.

— Макс, все в порядке, — успокаивает голос. Я собираюсь убить этот голос! Ненавижу его! Он не пускает меня к тому единственному, что может принести мне облегчение.

— Я вырву твою чертову глотку, если ты, черт возьми, не дашь мне таблетки! — клянусь я и тянусь в направлении, откуда слышится голос.

— Макс, — восклицает голос, и в нем слышится печаль.

Все мое тело пылает. От каждого движения мутит. Я перегнулся через край кровати, когда из желудка поднялась кислота и вытекла изо рта, сбежав вниз по подбородку.

— Пожалуйста, — всхлипывал я между рвотными позывами.

Голос молчал. Но руки обнимали меня, пока меня трясло и колотило.

Я оттолкнул руки.

— Пожалуйста, просто дай их мне! — умолял я, завалившись на бок. Я попытался прижать колени к груди, но мне казалось, что от этого я сломаюсь пополам. С меня будто кожу живьем сдирали.

— Пожалуйста! — крикнул я. Но голос только что-то успокаивающе воркует мне на ухо. А руки поглаживают меня по спине. А все, что в состоянии делать я, так это плакать, плакать, плакать. Я плачу из-за того, что голос отказывается дать мне то, в чем я так сильно нуждаюсь.

И затем, к счастью, я снова проваливаюсь во мрак.

— Тебе нужно попить.

Я пошевелился, услышав, как нежный голос шепчет мне в ухо. Сильная рука ложится на заднюю часть моей шеи и помогает подняться. Жадными губами я касаюсь края стакана, и прохладная жидкость попадает мне на язык.

Сначала горло сжимается, и жидкость грозит выйти наружу. Стакан исчезает, пока я пытаюсь отдышаться и стараюсь взять под контроль болезненный отклик своего тела.

Когда мне удается справиться с рвотными позывами, моих губ снова касается стакан и в этот раз мне удается выпить больше воды. Во рту у меня все пересохло и язык прилип к губам.

— Пока что достаточно, — бормочет голос и у меня забирают стакан. Я отрываю рот как рыба, отчаянно желая еще воды.

Руки подталкивают меня, чтобы я снова лег на кровать, мягкий пальцы гладят мое лицо. Я хватаю руку и крепко держу ее, сжимая тоненькие пальчики в своих больших.

— Прекрати, ты делаешь мне больно, — выдыхает голос, и я резко распахиваю глаза, точнее только один глаз, и в ужасе смотрю в красивое лицо, склонившееся надо мной с застывшим на нем болезненным выражением.

Я отпускаю руку Обри и пытаюсь принять сидячее положение, но обнаруживаю, что даже такое простое движение мне не под силу. У меня нет сил на него. На данный момент я способен только поворачивать голову. Черт, даже от того, что я моргаю меня клонит в сон.

Все ноет и болит, как будто меня сбил тяжелый грузовик. Голова непрерывно пульсирует, как будто десять тысяч крошечных иголок одновременно вонзаются мне в мозг. А желудок словно кто-то вытащил из меня, завязал в узел и засунул обратно.

В общем, я чувствовал себя как живой мертвец.

И Обри Дункан последний человек, который должен видеть меня в таком состоянии.

— Какого хрена ты тут делаешь? — зло спросил я, даже не пытаясь быть милым. Вся моя деликатность осталась в далеком прошлом. Уверенный в себе парень, с которым она была знакома исчез. Он умер быстрой и, судя по всему, крайне болезненной смертью.

Не знаю, почему Обри здесь. И, черт возьми, понятия не имею, как она узнала, где я живу. Единственное, что мне известно — я хочу, чтобы она ушла и оставила меня страдать в одиночестве.

Если Обри и обидели мои далеко не безупречные манеры, она этого не показала. Она поправила и подоткнула одеяло, как будто я какой-то пятилетний ребенок, которому, чтобы почувствовать себя лучше достаточно поцелуя и объятий.

— Ты должен попробовать что-то съесть, — предложила она, вставая с кровати. Я заметил, что на ней мятая одежда, которая выглядит так, будто она носит ее уже какое-то время.

Твою мать, что, черт возьми, произошло?

В голове сплошной туман. Я ничего не могу вспомнить.

Прежде чем Обри успела отойти от меня, я схватил ее за запястье.

— Что ты здесь делаешь? — грубо спросил я, жалея, что кажусь таким мудаком.

— Я не могла оставить тебя в таком состоянии, — объяснила она, успокаивающе глядя на меня.

Я покачал головой и мгновенно пожалел об этом, так как иглы снова вонзились в меня.

— Что произошло? — спросил я, решив зайти с другой стороны.

Обри вздохнула и потуже затянула свой хвостик, так как светлые волосы почти рассыпались по ее плечам. Она выглядела уставшей. И грустной? Это нормально?

Но все равно она казалась мне чертовски прекрасной. Она всегда так выглядит.

И ей следует уйти.

— Ты должна уйти отсюда, — велел я, заставляя свое ослабевшее тело принять сидячее положение. Обри выглядела так, будто хотела уложить меня обратно, но не пошевелилась. Просто спокойно на меня посмотрела.

— Я никуда не уйду, — решительно ответила она.

Впервые за все время я обвел взглядом спальню и был поражен тем, как она выглядит.

— Какого черта тут случилось? — задал я вопрос.

Обри фыркнула.

— Ты случился. Ничего не помнишь? — мягко поинтересовалась она; ее лицо отражает те эмоции, которые я ненавижу. Жалость. Сочувствие и все прочие дурацкие чувства, которые совершенно бесполезны для меня.

Мне не нужна ее жалость или ее нотации.

— Серьезно, Обри, убирайся отсюда. Я не хочу, видеть тебя здесь, — процедил я сквозь зубы и, свесив ноги с кровати, коснулся ими пола. Прохладный воздух овеял мои ноги, и я понял, что на мне только боксеры.

Блядь, неужели Обри раздела меня? В любой другой день от мысли, что Обри раздевает меня, мой член встал бы по стойке смирно. Но не сегодня.

Сейчас я чувствую себя униженным.

— Дай мне мои чертовы штаны! — рявкнул я, с трудом удерживаясь на ногах. И да, я чувствую себя дерьмово от того, что вот так рявкаю на Обри. Я заметил, как она вздрогнула. И мне в сердце слов нож вонзили. Эта девушка что-то сделала со мной и теперь я испытываю те чувства, которые вовсе не хочу испытывать.

Вину, стыд, отчаянную долбаную нужду все время находиться рядом с ней.

Но я понял, что есть в этом и что-то хорошее. Благодаря ей, я чувствую себя как ребенок в рождественское утро, всякий раз, когда знаю, что увижусь с ней. Благодаря ей меня переполняет предвкушение и какое-то совершенно иное чувство — желание стать лучше.

И от этого мне одновременно хочется бежать в противоположную сторону, так быстро, как только смогу, и вцепиться в нее изо всех сил.

Обри медленно пересекла мою раскуроченную спальню, наклонилась и подняла мои джинсы. Она намеренно сократила расстояние между нами. Мне стало нечем дышать. Я чувствовал себя нервным и слабым. Наблюдение за ней одним глазом вывело меня из равновесия. Мне хотелось отступить назад. Хотелось забиться в угол и съежиться от стыда. Мне было ненавистно осознавать, что она видит меня в таком ужасном состоянии. Рядом с ней я всегда хотел быть в идеальной форме.

Но что есть, то есть. И никуда не деться от действительности: она видит меня таким какой я есть.

Она сжала мои штаны в руке и протянула их мне, пристально наблюдая за моим лицом. В другой ситуации я бы встретил ее испытующий взгляд с высоко поднятой головой. Я бы принял ее вызов и наслаждался этим.

В этот раз я отвернулся и опустил глаза в пол, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Я выхватил у нее из рук свои джинсы и дрожащими руками натянул их так быстро, как мог.

— Тебе, вероятно, понадобится помощь, — сообщила Обри, как ни в чем не бывало, протягивая мне рубашку на пуговицах.

Какого черта мне может потребовать помощь в одевании?

Я выдернул рубашку из ее рук, не потрудившись ответить ей. Но когда я поднял руку, чтобы продеть ее в рукав, мои ребра пронзила острая боль. Это была не просто какая-то боль. От этой острой боли хотелось свернуться в клубок и расплакаться, как девчонке.

Рукой я потянулся к правой стороне ребер, но едва коснувшись их, сразу же поморщился и подавил стон. Опустив взгляд, я увидел, что моя грудная клетка покрыта узором из желтых и зеленых синяков.

— Думаю у тебя трещины в ребрах. Теперь, когда ты пришел в себя, тебе, наверное, следует отправиться в больницу. Провериться, — предложила Обри. Я посмотрел на нее и понял, что она не подошла ближе ко мне. Она не ушла, но предоставила мне пространство.

Я был и благодарен и, как мазохист, ненавидел ее за это.

Я осторожно провел пальцами вниз по своему поврежденному телу и в подсознании вспыхнули смутные воспоминания о Гаше и Вине. У меня такое ощущение, что я вляпался в серьезные неприятности.

Хотя мне очень сильно хотелось, чтобы Обри ушла, избавив меня от неловкой необходимости признаваться, что мне нужна ее помощь, я понял, что без нее не справлюсь. Сейчас я не состоянии сделать это сам.

Я нуждаюсь в ней.

Боже, я, правда, чертовски нуждаюсь в ней.

Эта мысль поразила меня до глубины души.

— Ты поможешь мне? — неохотно попросил я. Я постарался отвести взгляд, когда признал свое поражение. Это было чересчур для меня.

Обри ничего не сказала, но я чувствовал ее, до меня доносился ее запах, я даже практически мог ощутить ее вкус на языке, пока она стояла передо мной и ее пальцы аккуратно застегивали мою рубашку. Ее волосы задели мое лицо, когда она наклонила голову. Я не удержался и наклонился так, чтобы мой нос коснулся ее макушки, и я мог вдохнуть ее аромат.

Она старалась не касаться моей обнаженной кожи, пока быстро застегивала пуговицы. Закончив, она схватила меня за руки и подтолкнула обратно к кровати.

— Я принесу тебе что-нибудь поесть, — заявила она, подкладывая мне под спину подушки. Мне не удалось вспомнить, когда обо мне кто-нибудь заботился. Очевидно, никто с тех пор, как умерли родители.

Я был еще очень маленьким, когда умерла мама, а после ее смерти отцу стало наплевать на себя, и тем более на своих двух маленьких сыновей. А затем умер и он, а вместе с ним исчез последний человек, который обязан был бы позаботиться обо мне.

Я и забыл каково это, когда о тебе кто-то заботится. Когда к тебе относятся с нежностью.

Прошло очень много времени с тех пор, как кто-то что-нибудь делал для меня. Я не понимал, что делать с неожиданно возникшими чувствами, вызванными невинным предложением Обри приготовить мне поесть. Благодаря ей, мне кажется, что обо мне заботятся. Что я кому-то нужен. Чувство, расцветающее в моей груди, душило меня. Эта женщина может изменить абсолютно все.

— Я не голоден, — солгал я, пытаясь проглотить большой комок в горле.

Обри проигнорировала мое заявление и оставила меня наедине с моими вышедшими из-под контроля эмоциями и болью в теле. Я заблудился в поле чувств, каждое из которых готово вспыхнуть в любой момент.

У меня слишком много вопросов и ни одного ответа. Если считать показателем то, во что превратилась моя комната, то дела плохи. Мне остается надеяться, что это случилось до того, как пришла Обри.

И какого черта она вообще здесь делает? Этот вопрос без устали вертелся у меня в голове.

Я потянулся к тумбочке, в поисках своего проверенного временем лекарства от всех проблем. Я выдвинул ящик и понял, что он пуст.

— Дерьмо, — простонал я и сполз с кровати, игнорируя протестующие мышцы. Опустившись на колени, я начал искать пузырек, который всегда был там.

— Что-то ищешь?

Я так быстро выпрямился, что у меня закружилась голова. Обри поставила тарелку с супом на ту же тумбочку, которую я обыскивал, и присела рядом со мной. Я сел на корточки и провел рукой по волосам.

— Нет, я просто… — у меня не было объяснения. Да и хрен с ним, я ничего не обязан ей объяснять. Это мой дом и моя комната. Мое дело.

Обри вытащила что-то из кармана.

— Какого черта? — прорычал я и потянулся дрожащей рукой к пузырьку, который она держала в руке.

Обри выпрямилась, зажав мое спасение между пальцев. Ее не заботило, что этот маленький коричневый пузырек значит для меня. В данный момент он значил гораздо больше, чем девушка, которая вертела им перед моим лицом, словно чертовой морковкой.

Она смеет дразнить меня? Я обезумел от ярости.

— Отдай их мне, сейчас же! — потребовал я, наступая на нее. Я забыл о том, как мне дерьмово. По венам тек адреналин, и я полностью сосредоточился на том, чтобы отобрать у нее пузырек.

Обри выглядела неуверенной. На самом деле, она казалась испуганной, и я не винил ее. Могу только представить себе, как выгляжу, когда вот так наступаю на нее, готовый вырвать пузырек из ее пальцев, и даже применить силу, если будет необходимо. Я готов сделать это, даже если придется вырвать каждый ее тоненький пальчик, чтобы получить то, что хочет мое тело.

— Немедленно, Обри, — прошептал я, дрожащим от гнева голосом. Губы Обри задрожали, и я видел, что она старается не заплакать. Мне плевать. Прямо сейчас меня заботит только одно.

Она бросила мне пузырек и быстро направилась к двери. Я поймал пузырек и встряхнул его. Она был пуст. Я отвинтил крышку и перевернул его кверху дном.

Пусто.

— Где они? — прорычал я. Ярость ослепила меня. Обри трясло. Но она не вышла из комнаты. Не убежала от меня. Вместо этого она неуверенно повернулась ко мне лицом.

— Они закончились, Макс, — тихо объяснила она.

Нет, должно быть, я неправильно расслышал ее.

— Это не может быть, — процедил я, швырнув пузырек через всю комнату.

Обри покачала головой, волосы разметались вокруг ее лица.

— Клянусь, их нет. Ничего не осталось, — повторила она.

Я сжал кулаки. Я был на грани потери контроля над собой.

И затем Обри сделала странную вещь. Она подошла ко мне и обхватила мое лицо руками.

Я попытался вырваться из ее крепких рук. Схватив ее за запястья, я сжал их так сильно, что они захрустели. В этот момент я ненавидел ее. Мне хотелось, чтобы ей стало так же больно, как и мне.

Но все равно… Я продолжаю хотеть ее…

— Макс, тебе это не нужно, — заявила она с такой уверенностью, что будь я в нормальном состоянии, я бы поверил ей.

Я отшвырнул ее руки от своего лица, по-прежнему сжимая ее запястья.

— Не смей говорить мне, твою мать, что мне нужно! — проорал я.

И тогда она поцеловала меня. Эта сумасшедшая, нереальная девушка целовала меня.

Как будто ее поцелуй мог заставить меня забыть, чего я хочу на самом деле.

Как будто она может дать мне то, чего жаждет мое тело.

Я в ярости оторвался от ее губ. Я был взбешен. Она тяжело дышала и ее глаза увлажнились от слез.

— Пожалуйста, Макс. Не делай этого. Останься здесь. Со мной, — умоляла она. И она снова стала целовать меня, повторяя, — Я не брошу тебя. Я никогда не брошу тебя.

И ее словам и ощущению от прикосновения ее губ к моим удалось просочиться сквозь красную пелену гнева, сквозь невосполнимую потребность, мучавшую меня.

Она не бросит меня.

Откуда ей известно, как отчаянно я желал услышать эти слова от нее? От любого другого человека?

И я поцеловал ее в ответ. Я набросился на нее, как будто это она была тем самым наркотиком, в котором я так нуждался. И в какой-то момент мне показалось, что она даже лучше.

— Не бросай меня, — всхлипнул я у ее рта, зубами прикусывая ее губы, пока наказывал ее языком. Я хотел этого всеми фибрами своей души. Мне не выжить без нее. Боже, какая ужасная мысль. Но это чистая правда. В мгновенье ока она стала для меня центром Вселенной. Именно она может помочь мне не сойти с ума. Удержать. Удержать меня от прыжка с обрыва после того, как я приму таблетки, которых так жаждет мое тело.

Она та веревка, которая сдерживает меня. Обри единственный человек, который остался со мной, хотя я и не просил ее об этом. Я ничего не требую от нее, но она отдает мне все. Как не вцепиться в нее будто я какой-нибудь паразит? Как удержаться и не высосать из нее все до последней капли, лишь бы только выжить?

Как мне не начать верить, что я живу в сказке, где она — все, что мне нужно и что у нас все в порядке?

Но она не оставит меня. В ее словах я услышал обещание, в которое и вцепился.

Наш поцелуй начался на кульминации ненависти, всех отрицательных и дурных мыслей. Никакой сентиментальности и прогулок в солнечных лучах. Наш поцелуй наполнен душевной тревогой, которую никто никогда не захочет испытывать, кроме сумасшедших психов, стремящихся к ней.

Но в какой-то момент, каким-то образом поцелуй превратился в нечто совершенно иное. Обри взяла контроль на себя и смягчила его. Ее губы стали мягче, язык соблазняюще ласкал. Ее пальцы запутались в моих грязных, спутанных волосах, так словно ни к чему другому в жизни ей больше прикоснуться и не захочется.

И тогда я перестал атаковать ее губы, я начал поклоняться им. Любить их. Пробовать на вкус и наслаждаться.

Я знаю, что нуждаюсь в Обри. Она очень сильно нужна мне. Я эгоистичный безумец, но, честно говоря, мне все равно, даже если я утяну ее с собой в ад, потому что благодаря ей, путешествие туда станет самым незабываемым, что когда-либо случалось со мной.

Она моя.

И я никогда не отпущу ее.

Обри

Два дня.

Именно столько времени я провела в квартире Макса.

Два дня назад я привезла его домой после того, как его чуть не до смерти избили в «Мании».

Прошло два дня с тех пор, как он сходил с ума, страдая от самой сильной и мучительной ломки, какую только можно себе представить.

Два дня, и моя жизнь полностью изменилась.

Было слышно, как работает душ. Прошло уже полчаса с тех пор, как Макс ушел в ванную, чтобы привести себя в порядок после того, как я заставила его съесть немного супа с хлебом. Его лицо приняло нездоровый зеленый оттенок, когда он проглотил результат моей далеко не удавшейся попытки приготовить что-нибудь, но он продолжил есть.

Мы мало разговаривали после того, как я поцеловала его. Не знаю, зачем я сделала это. Это был глупый поступок. Единственным оправданием мне служит то, что я пребывала в недоумении и ужасе от сумасшедшего блеска в его глазах, пока она требовал, чтобы я отдала ему наркотики.

Ломка была ужасная. Я знала, что это должно быть ужасно, хотя никогда раньше не видела ее своими глазами. Я прочитала достаточно количество исследований по этой теме и знала, что он испытывал самую острую физическую и душевную боль, какую только можно себе представить. Должно быть, он ощущал жуткую потребность.

В какое-то определенное мгновенье я была уверена, что он причинит мне боль, лишь бы получить то, в чем так отчаянно нуждалось его тело.

Но я осталась. Не смогла уйти, потому что мне не безразличен этот запутавшийся парень и его сложная жизнь.

Когда он наступал на меня, угрожая, я была уверена, что он приведет свои угрозы в исполнение, поэтому воспользовалась единственным оружием, имевшимся в моей арсенале. Губами и руками.

И это сработало.

Ну, вроде того.

Я не утверждаю, что совершила чудо. Это не какой-то низкопробный роман, в котором любовь хорошей девушки спасает парня от его собственных демонов.

Если бы все было так легко.

Но мои действия шокировали его. Они помогли остановить гадкие слова, срывающиеся с его губ. Он не ожидал, что я так поступлю.

Правда, после мы не упали в объятья друг друга и не стали обниматься, пока я убеждала его, что все будет хорошо.

Неа. Макс взял миску супа и начал есть. Он не смотрел на меня. Никаких взглядов. Никаких упоминаний о чувствах или о будущем. Но он, черт возьми, ел.

И этого маленького успеха было достаточно.

— Боже! — услышала я, как Макс вскрикнул в ванной. Я соскочила с дивана, на котором сидела, как часовой, ожидая его появления, и постучала в дверь.

— Все в порядке? — спросила я.

Дверь распахнулась и пар заполнил гостиную. Я старалась не зацикливаться на том, что на Максе только полотенце, обернутое вокруг узких бедер. Его грудь, хоть и не слишком мускулистая, но довольно рельефная. Он высокий, гораздо выше меня. Поэтому мои глаза находятся как раз на нужной высоте, и я могу хорошенько разглядеть подтянутое тело, стоящее напротив меня.

Я подняла взгляд к побитому лицу Макса. Он зализал свои светлые кудри назад и его единственный здоровый глаз сверкал от гнева.

— Какого черта произошло с моим лицом? — требовательно спросил он.

Макс прикоснулся пальцами к покрасневшей коже. Он вздрогнул от боли, и с шипением втянул воздух сквозь зубы.

— Я пошла за тобой в заднюю часть клуба и обнаружила, что два каких-то парня надирают тебе задницу, — объяснила ему я.

Плечи Макса напряглись.

— Как они выглядели? — спросил он. Я не поняла, разозлился он или испугался. Может быть, это была смесь из обеих эмоций.

Я попыталась вспомнить его обидчиков, но из-за того, что в последние двое суток я мало спала, в голове стоял туман. К тому же, инстинкт призывал меня помочь Максу, а не узнавать, что за парни причиняли ему боль.

— Я мало что помню. Было темно. Я думала только о том, как ты истекаешь там кровью. Извини. — пробормотала я.

— Как, черт побери, тебе удалось привезти меня домой? Ты никак не могла сама дотащить меня до своей машины, — продолжал он. Почему у меня чувство будто меня допрашивают. А где же благодарность?

— Какой-то парень помог мне. Мне показалось, что он работает у входа, — сухо ответила я, раздраженная его напористостью.

— Марко, — подсказал он. Да, Марко. Похоже на правду, поэтому я кивнула.

Макс прошел мимо меня и зашел в свою спальню. Он до сих пор был слаб, шагал медленно и неуклюже. Я последовала за ним и замерла.

Абсолютно голый Макс стоял посреди своей комнаты — полотенце валялось у его ног — и копался в шкафу в поисках одежды.

Я тяжело сглотнула и отвела глаза, пока он одевался. Меня одолевало желание бросить на него случайный взгляд, но я отказывалась поддаваться. Неправильно глазеть на парня, после всего, через что ему пришлось пройти. Правда, я уже, итак, слишком многое позволила в наших отношениях, но у меня еще остались нравственные принципы.

— Ты не видела мой телефон? — спросил он через несколько минут. Я повернулась, чтобы посмотреть на него и постаралась скрыть свое разочарование, когда поняла, что он полностью одет. Я указала рукой на стол.

— Я положила его туда. Он был в кармане твоих джинсов, — ответила я ему.

Макс схватил его и прижал к уху. Он посмотрел на меня, и я поняла, что в эту минуту он мне не рад. Значит пора уходить.

Отгораживаясь, он уверенно повернулся ко мне спиной, так, будто дверь перед моим носом захлопнул.

Его неприятие разозлило меня, и я пришла в ярость из-за его попыток отстраниться.

Еще более унизительными стали слезы, подступающие к глазам. Я никогда больше не буду плакать. Ненавижу слезы.

Еще пару секунд я постояла, слушая, как Макс лихорадочно оставляет сообщение Марко на голосовой почте. Он говорил тихо, короткими предложениями и у меня не получилось ничего расслышать. Единственное, что я поняла совершенно точно: Макс очень взволнован.

Я тихо закрыла за собой дверь спальни и пошла в убогую гостиную. Я пыталась прибраться, пока Макс был в душе, но мало что можно сделать, чтобы превратить ее в уютное местечко.

Я подумала, что, наверное, стоит оставить записку, но потом отказалась от этой затеи. Какой в ней смысл?

Схватив сумочку, я вытащила ключи от машины, приготовившись сбежать отсюда.

— Куда собралась?

Я оглянулась через плечо, и обнаружила, что Макс идет ко мне. Он выглядел измученным и усталым, но в его глазах снова вспыхнул былой огонек.

— Я просто подумала, что мне лучше поехать домой. Знаешь, оставить тебя в покое, — сказала я, вызывающе задрав подбородок.

Макс прижал руку к входной двери, перекрывая мне выход. Его лицо, еще несколько мгновений назад напряженное и беспокойное, теперь казалось встревоженным и уязвимым.

Она наклонился, пока между нашими лицами не осталось всего пару сантиметров. В его дыхании я ощущала мятный аромат зубной пасты. Он сверлил меня взглядом, пристально всматриваясь в мое лицо.

— То, что ты сделала, как помогла мне, осталась со мной… я не понимаю, почему ты сделала это. Но спасибо тебе, — тихо поблагодарил он меня.

Вот и признание, которое я так хотела. Но теперь, когда он поблагодарил меня, я не знаю, чего он хочет. Или что я хочу от него.

Я прислонилась спиной к двери, его близость обескуражила меня.

— Ерунда, — ответила я, покачав головой.

Макс поднял вторую руку и прижал ее к двери рядом с моей головой. Я оказалась в ловушке его рук, без единого шанса ускользнуть.

— Это не ерунда, — возразил он, — Почему ты оказалась в клубе? — допрашивал он.

— Не знаю… — начала было я, но он прервал меня.

— Ты прекрасно знаешь, Обри. Почему ты была там?

— Из-за тебя, Макс. Я искала тебя, — призналась я, затаив дыхание, мое сердце бешено колотилось в груди. — Я беспокоилась за тебя.

— Ты даже не знаешь меня, Обри. Почему ты вообще обо мне волнуешься? — пытался добиться ответа Макс.

Я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от его пристального взгляда.

— Я просто… Я хотела помочь тебе, — я открыла глаза и не мигая уставилась на него. — Меня волнует то, что происходит с тобой. Мне кажется, что ты нуждаешься в ком-то, кому ты будешь небезразличен. И ты мне не безразличен, Макс. Очень небезразличен, — призналась я голосом, едва отличимым от шепота.

Макс сглотнул, от моего признания у него задрожали губы. На его покрытом синяками лице проступила какая-то эмоция, которую я не в состоянии прочесть. Он наклонил голову и прижался своим лбом к моему и наши носы тоже соприкоснулись.

— Не стоит, Обри. Я не достоин этого, — его мольба напоминала стон.

Я медленно подняла руки и осторожно коснулась его лица — мои пальцы скользнули по его щекам. Он прижался щекой к моей ладони и, кажется, боролся сам с собой.

— Ты достоин этого, Макс. Ты должен понять и поверить в это, — уговаривала я. Он поймал мою ладонь, широко раскрыл глаза и впился в меня взглядом.

— Ты должна знать, что если решишь остаться со мной, то я уже никогда не смогу отпустить тебя. Никогда, — его голос дрожал, когда он произносил эти слова. Какая-то часть меня напугана этим его обещанием.

Но все же я надеюсь, что он будет вот так крепко держать меня… всегда.

Я высвободила свою руку и снова коснулась его лица, провела большим пальцем по изгибу рта. Макс приоткрыл губы, целуя мягкую подушечку пальца, неуверенно касаясь ее языком.

Я вздрогнула от лавины эмоций, захватившей меня после этого простого прикосновения.

— Макс, позволь мне помочь тебе, — умоляла я, зная, что медленно пробиваю брешь в его защитных барьерах.

Его руки мгновенно обняли меня, прижимая к груди. Я слышала, как стучит его сердце.

— Ты уже помогаешь, — сказал он, и его голос эхом прозвучал у меня в голове.

Я слегка отстранилась, чтобы взглянуть на него. Он показался мне печальным, словно ненавидит себя за то, как поступает, но ничего не может поделать с этим.

— Что же ты делаешь с собой? — спросила я, положив ладонь на его щеку и нежно касаясь кожи, покрытой синяками.

Макс не ответил мне. Он схватил мою руку, поцеловал ладонь, и прижал к своему сердцу. И затем мы крепко обнимались, не желая отпускать друг друга. Мы оба не хотели нарушать призрачную прелесть момента страшной действительностью, в которой он живет.

Потому что данное мгновение это все, что у нас есть.

* * *

Обри

Мое сердце предало меня.

Я превратилась в заложницу ожесточенного вихря незнакомых, подавляющих эмоций.

Ухаживая за Максом, наблюдая за его жесткой борьбой, что-то во мне изменилось. Я больше не вижу в нем мужчину, которым он стремится казаться, теперь я вижу его таким, какой он на самом деле. Грустный, одинокий, напуганный мальчик, который лишился так многого и теперь цепляется за оставшиеся у него крохи контроля.

Видя его в таком ужасном состоянии, я каким-то непонятным образом смягчила свое отношение к нему. Последние кирпичики в моей ранее непробиваемой стене рассыпались в пыль. Произошел сдвиг. Я больше не стремлюсь изменить его. Я испытываю к нему гораздо более сложные чувства. Более запутанные.

И, черт возьми, гораздо более глубокие.

И, хоть я и напугана тем, как расширились и растянулись границы наших отношений, чтобы освободить место для этой новой реальности, я все равно рада этому. Я хочу этих отношений. И его я тоже хочу.

Мне следовало бы опасаться и сомневаться, но вместо этого я с головой бросаюсь в опьяняющие, уничтожающие душу отношения с парнем, которого встретила при самых невообразимых обстоятельствах.

Где девушка, которая боялась все испортить? Вероятно, она отошла на задний план, выпустив вперед девушку, которая впервые открывает для себя искреннюю эмоциональную связь.

Я знаю, что это неправильно. У меня, итак, уже развилась паранойя, что нас поймают, что, взглянув на меня, мои однокурсники поймут, что девушка, которую они видят, занимается тем, чем ей бы заниматься не следовало.

Но я не в силах остановиться.

Я испытывала дискомфорт, покидая квартиру Макса. Я провела в этом замкнутом пузыре два дня и успела забыть обо всем и обо всех за его пределами. Пока я была с Максом, я с легкостью забыла о таких банальных вещах, как учеба и друзья. Вот так быстро он поглощает меня.

Но уходя сегодня вечером, я поняла, что реальность скорее напоминает холодную болезненную пощечину, ведь теперь я встречусь с Максом в совершенно иной обстановке: скорее всего она будет мучительно тяжелой и определенно очень и очень неловкой.

Группа поддержки.

Рене была дома, когда я вернулась от Макса. За прошедшие два дня я написала ей несколько смс, объяснив, что мое отсутствие связано с учебой. Она не задавала вопросов. Да я и не ждала от нее этого. Она сейчас слишком занята тем, что пытается вернуть свою жизнь в прежнее русло, теперь, после того как Девон исчез из поля зрения.

Она обрадовалась, увидев меня, и мне захотелось рассказать ей все о Максе: о том, что приключилось с ним в «Мании», почему меня на самом деле не было два дня.

Случись это гораздо раньше, я бы не задумываясь рассказала ей все. Но принимая во внимание непрочность нашей теперешней дружбы, мне пока не по душе мысль рассказывать ей о Максе.

Мне неприятно лгать, смотреть ей в глаза и рассказывать историю, которая далека от правды на все сто процентов. Но других вариантов у меня нет.

Рене упомянула, что Брукс заходил пару раз, и был недоволен. Судя по выражению ее лица, ей очень хочется спросить меня обо всем, поэтому я благодарна ей за то, что она этого не делает.

Вот еще одна часть моей истории, которой мне не хочется делиться с Рене. А еще вскоре мне придется все же поговорить с Бруксом и разобраться с его болезненным неприятием всей этой ситуации.

Вечером, когда я пересекаю территорию кампуса и иду к отделению Психологии, внезапно звонит мой телефон. Я удивилась, увидев на экране высветившийся номер Кристи Хинкл.

— Алло? — здороваюсь я, приняв звонок.

— Обри, я так рада, что дозвонилась до тебя. Прости, что звоню перед самым началом занятия, но боюсь, что сегодня тебе придется провести его самой.

Черт!

— Почему? — спрашиваю я в лоб, морщась от собственной грубости, но ее новость застала меня врасплох.

Кристи разражается влажным кашлем.

— Я заболела, — кратко поясняет она, но мне достаточно того, что я слышала, как она откашливает мокроту.

— Может отменим занятие? — предлагаю я, надеясь, что у нее жар и она согласится с моим предложением. Увидеть Макса так скоро, после всего произошедшего и в такой напряженной обстановке, кажется мне прямой дорогой к катастрофе.

Она, наверное, надеется, что я могу положиться на свои способности, могу оставаться бесстрастным профессионалом. Но в тот миг, когда я поддалась своим чувствам и впустила в свою жизнь Макса, все прочно выстроенные границы, как самоубийцы, полетели коту под хвост.

Я не доверяю себе… ни капли.

Не думаю, что смогу смотреть на Макса во время занятия и не видеть при этом парня, который бульдозером протаранил себе путь в мою жизнь и в мое сердце. Мое сердце все еще саднит и ноет от осознания насколько сильно изменились мои чувства к нему.

Получится ли у меня вообще относиться к нему так же, как ко всем остальным? Потому что, он, определенно, не такой как все остальные.

Я запуталась. Запуталась в гигантской куче аспектов жизни, над которыми потеряла контроль.

— Нет, так нельзя. Мы не имеем право нарушить график занятий, особенно сейчас. Я хочу, чтобы сегодня вечером занятие провела ты, Обри. Уверена, что ты изучила план сегодняшнего занятия, — откашливая мокроту, говорит мне Кристи. Гадость.

— Эм, да. Я просмотрела его еще на прошлой неделе, — отвечаю я, прочистив горло. У меня нет ни единой возможности отказаться. Возьми себя в руки, Обри, и веди себя как взрослая девочка.

— Я, правда, думаю, что для тебя это прекрасная возможность набраться практического опыта в группе. Начиная с сегодняшнего дня, у нас в группе будет еще один студент-советник. Если тебе понадобиться, он всегда сможет помочь, — сообщает Кристи. Бла, бла, бла.

И только тогда я осознала, что она сказала.

— Еще один студент? — переспросила я. Просто великолепно, еще один человек, который засвидетельствует мое невероятное унижение.

— Доктор Лоуэлл позвонила мне сегодня и рассказала, что одному из ее выпускников необходимо получить еще несколько часов практики перед выпуском и он попросился провести их в нашей группе до конца семестра. К сожалению, у меня не было возможности побеседовать с ним, я только записала его имя, но все осталось в офисе.

Видимо Вселенной нравится издеваться надо мной. Каким-то образом я стала мишенью для огромной космической шутки. Мне следовало догадаться, кем окажется этот студент.

Зайдя в класс спустя пару минут и увидев там Брукса, расставляющего стулья, мне оставалось только рассмеяться, над тем, насколько нелепа моя жизнь.

И когда через пару минут я зашла в класс, увидев Брукса, расставляющего стулья, я могла лишь посмеяться над нелепостью, в которую превратилась моя жизнь.

— Что ты тут делаешь? — спросила я, стараясь обуздать свой истерический смех.

Брукс поднял голову, и посмотрела на меня своим излюбленным взглядом, которым обычно давал понять «ты чокнутая».

— Разве Кристи не позвонила тебе? — спросил он холодно. Его холодность положила конец моему веселью.

— Так значит это ты новый советник? — уточнила я, как дурочка.

— Очевидно, — пробормотал он, нарочно отвернувшись от меня. Пропасть между нами становиться довольно обычным явлением. Мне неприятно, что я начинаю привыкать к его пренебрежительному обхождению, что презрительное разочарование стало нашим частым гостем.

— Что ж, эм, это здорово, — солгала я.

Брукс с грохотом опустил последний стул на пол и развернулся ко мне.

— Где ты была эти два дня, Обри? Я пытался дозвониться до тебя. Приходил в твою квартиру, но Рене сказала, что ты занята домашними заданиями, — он изобразил кавычки пальцами. Он был очень, очень зол.

— Ага, если «школьным заданием» Обри является наркоман, с которым я видел тебя в субботу вечером. Так почему бы тебе не объяснить, какого черта тут происходит? — Брукс пересек комнату и оказался прямо передо мной. Никогда раньше я не боялась Брукса. Не в его характере проявлять агрессию. Но в данную минуту, мне хочется ударить его между ноги выбежать из помещения. Мне не нравится, что он смотрит на меня, так будто я только что прилетела с планеты, жители которой принимают исключительно глупые решения.

— Эм…, — запнулась я. Придумать что-то, соврать, солгать. Только этим я теперь и занимаюсь.

Брукс взял меня за руку, черты его лица смягчились.

— Обри, ты можешь поговорить со мной, — пообещал он, потирая большим пальцем тыльную сторону моей руки. Я открываю рот, еще не знаю, что скажу ему. Может расскажу ему всю отвратительную правду, а, может быть, буду цепляться за историю с домашними заданиями.

Или начну нести околесицу, пока голову не развернет на триста шестьдесят градусов.

Но прежде, чем я принимаю окончательное решение, за моей спиной слышится покашливание.

Я оборачиваюсь и вижу Макса: скрестив руки на груди, он стоит, облокотившись на верную раму. Наши взгляды встречаются, и между нами вспыхивает знакомый жар. Он выглядит получше. Темные круги под глазами уже не так заметны, а кожа на вид не такая землистая.

Макс перемещает взгляд на мою руку, зажатую в руке Брукса, и я сразу же отдергиваю ее. Бросив взгляд на Брукса, вижу, как он прищурился.

Не сводя с меня взгляда, Макс заходит в комнату и садится на свое обычное место. Я нервно облизываю губы, во рту внезапно становится сухо. Щеки и шея покраснели, и у меня не остается сомнений, что сегодня вечером занятие будет посвящено уклонениям.

Брукс подходит к Максу и протягивает руку.

— Я Брукс. Сегодня я буду присутствовать на занятии. Как тебя зовут?

Макс смотрит на протянутую руку Брукса, а затем снова переводит взгляд на меня, полностью игнорируя моего друга.

Становится очевидно, что Макс не собирается отвечать и в комнате повисает оглушительная тишина.

— Это Макс Демело, — торопливо представляю я Макса. Брукс кривит губы в усмешке, а затем поворачивается к Максу спиной. Я понимаю все по выражению его лица. Он постарается максимально усложнить ситуацию и сделать ее неловкой.

Просто сказочно, черт возьми.

К счастью, после этого пришли остальные члены группы. Брукс начал с того, что представился всем, и меня впечатлило то, как легко ему удавалось найти общий язык со всеми, даже с Эваном и Эйприл. Он беседовал с ними, а они отвечали, и их ответы не сочились тем количеством яда, который я привыкла видеть, когда с ними общаюсь я. Конечно же, Брукс вел себя непринужденно.

Непринужденная «головная боль» для меня.

Когда все расселись, я сообщила, что Кристи заболела и сегодня вечером занятие проведу я. Твила фыркнула и закатила глаза, остальные никак не прореагировали. Я испытала облегчение. Я не ожидала каких-либо беспорядков, но ожидала некоторый восторг по поводу смены преподавателя.

Я начала дискуссию с этапов процесса восстановления. Это материал я знаю на зубок.

И пока мои губы шевелились и слова с легкостью срывались с них, мой мозг вел ожесточенную битву. Сила воли угрожала выбросить белый флаг и сдаться под силой взгляда глаз Макса.

Не смотри на Макса! Я убеждала себя снова, и снова, и снова.

Я раздавала анкеты и старалась игнорировать покалывание, вызванное прикосновением моих пальцев к его, когда я передавала ему его анкету.

Но у меня ничего не получалось.

— Сегодня мы будем писать письмо сами себе. Мне бы хотелось, чтобы вы подумали, где хотите оказаться через шесть недель, шесть месяцев, шесть лет. Напишите о предстоящих для вас проблемах, об успехах, которых вам удалось достичь. Так же рекомендую написать какие-нибудь положительные сообщения самим себе, которые будущие вы захотели бы услышать. Пишите честно. Будьте реалистичными, — даю наставления я.

— Можно мне еще бумаги? — попросил Макс.

Я прочистила горло и едва слышно ответила:

— Конечно.

Я протянула ему несколько листков, и когда он забирал их у меня, пальцами он намеренно погладил кожу моей ладони. Его прикосновение все длилось и длилось, взгляд прожигал меня насквозь. Комната отошла на задний план, остались только он и я.

— Обри, — позвал Брукс, возвращая меня к реальности. Я сразу же отдернула руку, будто прикосновение Макса обожгло меня.

Лицо Макса потемнело. Он посмотрел на Брукса, который наблюдал за нами, как ястреб. Выражение лица Макса стало просто убийственным.

— Можно мне карандаш и бумагу? — сухо попросил Брукс, выгнув бровь. Макс открыл рот, будто собираясь что-то сказать, но я поспешила вручить Бруксу необходимое, прежде чем он смог это сделать.

— Держи, — сказала я, всовывая бумагу в руку своего друга. Глаза Брукса вспыхнули, когда он посмотрел на меня.

— Спасибо, — пробормотал он.

Я вернулась к своему стулу и сделала несколько бессмысленных пометок в своем блокноте, просто чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. В комнате стояла тишина, которую нарушал только звук карандашей, царапающих бумагу.

Я воровато наблюдала за Максом, но он казалось, был полностью поглощен написанием письма.

Когда время закончилось, я раздала конверты и предложила написать на них свои адреса и вложить письма. Кристи объяснила мне, что она разошлет эти письма, когда курс занятий будет окончен, чтобы они смогли прочитать их.

— Это так чертовски глупо, — заявил Эван, когда я, собирая письма, приблизилась к нему. Началось. Мне следовало бы догадаться, что во время проводимого мной занятия мистер Учтивость не преминет высказать всем свое мнение по тому или иному вопросу.

Я постаралась не закатывать глаза. Честно, приложила максимум усилий. Но мне тяжело контролировать себя сейчас.

— Почему же? — вежливо поинтересовалась я и поняла, что мне удалось разозлить его.

— Как будто чертовы письма смогут изменить нашу жизнь. Эта тупая психо-болтовня ничего не дает. Вам, жеманным сучкам, вещающим нам с трибун, что нам следует или не следует делать лучше валить ко всем чертям и беспокоиться только о себе, — выплюнул он. Лицо у меня вспыхнуло, когда еще несколько человек зашумели, выражая свое согласие.

Я протянула руку, намереваясь забрать его письмо, и решив, не связываться с ним. Сделай глубокий вдох, Обри. Держи себя в руках. Игнорируй его. Я снова и снова прокручивала эти успокаивающие фразы у себя в голове.

Я понимала, что Эван жаждал реакции с моей стороны. Он хотел затеять спор, но я не собиралась делать этого, даже будь у меня выбор или цветистые комментарии, которыми мне бы хотелось поделиться.

Эван сердито зыркнул на меня и постучал колечком в языке по нижним зубам.

— Я не собираюсь отдавать его тебе, — зло заявил он. Эйприл нервно переводила взгляд с меня на своего парня.

Я опустила руку.

— Твое право, — мягко ответила я ему, и двинулась забрать следующее письмо.

— Ты не получишь ничьи письма, — заявил Эван и встал. Он выпрямился, очевидно пытаясь выглядеть более грозным.

Ладно, может он и выглядел несколько пугающе, особенно с учетом того, что никто не спешил вмешаться. Спасибо большое, ребята.

— Не тебе решать, Эван, — осторожно отвечаю я, встречаясь с ним взглядом. Важно не показывать свою слабость, не дать ему понять, что он задел меня — хотя у него это отлично получилось. Он беспокоил меня. Его поведение было решительно безбашенным.

Эван шлепнул меня по руке и выбил из нее письма, а затем отшвырнул ногой подальше, так чтобы я не могла достать.

— К чертям это дерьмо! — прорычал он.

Брукс мгновенно вскочил и оказался рядом со мной. Он поднял руки в успокаивающем жесте.

— Давай сделаем глубокий вдох, Эван, и успокоимся, — утихомиривающе предложил он, пользуясь всеми своими превосходными навыками консультирования, которые изучил за последние четыре года.

Но, очевидно, слова «успокоимся» произвели прямо противоположный эффект на Эвана. Он пнул свой стул и тот с грохотом покатился по полу. Он начал быстро «заводиться», глаза выпучились. Теперь, глядя ему в лицо, стало понятно, что оба они — он и Эйприл — что-то приняли перед началом занятия.

Так что взывать к разуму и логике бесполезно.

— Эван, думаю, тебе следует уйти, — уверенным тоном велел Брукс, приближаясь едва заметными шажками к мистеру Неадеквату.

Эйприл попыталась положить ладонь на руку своего парня, но он с силой отшвырнул ее и Эйприл отлетела назад. Остальные участники группы начали медленно отступать. Трусы.

— Я уйду, когда, мать его, буду готов уйти! — кричал Эван, брызжа слюной. Он смахивал на сумасшедшего. Казалось, он готов нанести серьезные увечья… на лицо Брукса и на мое тоже.

Он сделал один угрожающий шаг в мою сторону, и я не удержавшись, отступила. Мне было все равно, если этим, я продемонстрировала слабость, что я практически объявила всем присутствующим в комнате, что этот парень напугал меня до чертиков. Включились все мои инстинкты самосохранения и мое желание оказаться как можно дальше от него перевешивало все прочие мысли.

Но прежде, чем Эванс дела еще один шаг в мою сторону, Макс схватил его за рубашку и отшвырнул к стене. Прижав руку к его горлу, она наклонился к Эвану и Лицо у Макса было такое ужасающее, что Эван почти сразу прекратил бороться.

— Посмей еще хоть раз так заговорить с ней в подобном тоне! — Макс еще сильнее вдавил руку Эвану в горло, от чего тот начал задыхаться.

— Ты меня слышишь, кусок дерьма? Если ты еще хоть раз прикоснешься к ней, я убью тебя! — проревел Макс. Эван дернулся — боевой запал полностью покинул его. Эйприл рыдала на своем стуле, а остальная часть группы в шоке наблюдала за тем, какой оборот приняли события вечера.

Брукс схватил Макса за руку и потянул его.

— Отцепись от него, Макс! Сейчас же! — прокричал он, но Макс напоминал каменную стену, продолжая зло смотреть на Эвана, и не обращая на Брукса ни малейшего внимания.

— Извинись перед Обри. Немедленно. Если не извинишься, клянусь, я тебе все зубы в глотку вобью, неделю ими потом ссать будешь! — угрожал Мак низким ледяным голосом. Он еще сильнее вдавил руку в горло Эвану и парень начал приобретать неестественно голубоватый оттенок.

Брукс снова дернул Макса за руку и тот, наконец-то, позволил оттянуть себя. Эван сделал глубокий вдох, его глаза метнулись ко мне.

— Извини, — прохрипел он, потирая горло.

Мне хватило сил лишь кивнуть, я была шокирована не меньше остальных тем, как резко Макс превратился в настоящего мужчину. Эван схватил Эйприл за руку, и они практически выбежали из комнаты.

Брукс что-то говорил Максу, но Макс прошел мимо него и направился прямо ко мне. Он взял мои руки и поднес их к своим губам. Он не коснулся кожи, просто держал их напротив своих губ, закрыв глаза, пытаясь взять себя в руки.

В комнате стояла тишина, все наблюдали за нами. Это плохо. Я должна прекратить все это. Я оказалась в ловушке, захваченная острым желанием, зародившимся у меня в животе, в тот миг, когда Макс коснулся меня.

Наконец он открыл глаза и отпустил мои руки.

— Ты в порядке? — тихо спросил он меня.

Я сумела кивнуть, на самом деле мне было трудно даже дышать. Меня тревожила настойчивость его взгляда, но Боже, помоги мне, как же мне хотелось закинуть руки ему на шею и обнять его.

Макс медленно разжал пальцы и выпустил меня. Мои руки безвольно повисли по бокам. Мы стояли так близко друг к другу, что наши груди соприкасались. Он поднял руку, намереваясь провести рукой по щеке, но остановил себя, прежде чем исполнил задуманное.

Затем без единого слова, он отступил и вышел из комнаты.

Несколько бесконечно долгих мгновений никто не двигался, а затем все одновременно устремились к двери. Я пыталась сделать объявление о встрече на следующей неделе, но у меня сел голос. Бруксу пришлось взять эту задачу на себя.

Я осталась стоять на месте, пошатываясь от всего произошедшего, от того, что Макс дал всем в комнате ясно понять, что между нами что-то происходит, что-то, что сулит нам крупные неприятности.

Когда все вышли, Брукс с грохотом захлопнул дверь и развернулся ко мне.

— Поверить не могу, Обри! Ты что, дура? — с ненавистью процедил он.

Меня передернуло, но я ничего не ответила. Мне нет смысла отрицать то, что он сказал, в тоже время я не в состоянии выразить признание словами. Вина лишила меня голоса.

Брукс с яростью складывал металлические стулья и отшвыривал их к стене. Я постаралась хоть как-то взять себя в руки и начала собирать бумаги, которые Эван разбросал по полу.

— Ты уничтожишь все шансы стать советником. Это так тупо, Обри! Нельзя связываться с клиентами! Поверить не могу, что ты повела себя столь безрассудно. И ради кого? Ради этого вот парня? Да ты шутишь? — кричал Брукс.

Но тут в ответ на его гнев, разгорелся и мой тоже. Я больше была не готова терпеть его лицемерное осуждение.

— Думаешь, я всего этого не понимаю? — я дышала часто и глубоко. Брукс стоял, глубоко засунув руки в карманы, видимо, чтобы не сломать мне шею.

— У меня нет объяснений, почему так получилось. Я не хотела этого! — взмолилась я.

— Значит, ты все же признаешь, что что-то произошло? — уточнил Брукс и выглядел он при этом так, словно мои слова причинили ему боль, и я поняла, что не имею права злиться. Брукс просто беспокоится обо мне, как поступают все настоящие друзья.

— Не совсем. Еще нет, — ответила я тихо.

— Тогда у тебя еще есть время остановиться, прежде чем все зайдет слишком далеко. Тебе исключат из программы консультирования, Обри. Это серьезное нарушение этики, — убеждал Брукс; его гнев утих, плечи сгорбились.

— Не могу, Брукс, — приглушенно прошептала я.

Брукс разочарованно поджимает губы.

— Почему нет? Почему он? — требует он объяснений у меня.

Покачав головой, я прижимаю кончики пальцев к вискам, пытаясь унять пульсирующую головную боль.

Как мне объяснить Бруксу, почему я не могу уйти от Макса? Как дать понять, что я вижу что-то в этом отчаянном мужчине, что заставляет меня желать ему помочь. Как рассказать, что в нем скрывается нечто великолепное, прекрасное, доступное только моему глазу. Как признаться, что мое сердце и душа жаждут его так, как никогда раньше ничего не жаждали.

Звучит глупо. Нелогично. Как будто все зависит от гормонов. Из-за подобных мыслей я и, правда, выгляжу, как дура, и, наверное, на каком-то уровне, так оно и есть.

Но все, что я знаю — он нуждается во мне. А я нуждаюсь в нем. Мы можем исцелить друг друга.

Как я могу отмахнуться от этого?

Поэтому я не произнесла ни слова. Позволила Бруксу делать свои собственные выводы. Когда пауза затянулась, мой друг печально вздохнул.

— Не могу стоять и наблюдать, как ты своими руками все уничтожаешь, — сказал он, обращаясь ко мне с последней отчаянной попыткой заставить образумиться.

Но я уже поняла, что назвать мои чувства к Максу разумными нельзя.

— Тогда не наблюдай, — пробормотала я, собрала свои вещи и вышла, оставив Брукса наедине с его разочарованием на осколках нашей дружбы.

Я поспешила к машине — опустив голову, вытирая текущие по щекам слезы.

— Обри.

Я подняла голову, ветер взметнул мои волосы, закрывая обзор. В тени стоял Макс. Его можно было узнать только по наклону плеч и непокрытых, несмотря на ледяной ветер, копне светлых локонов.

Но теперь я узнаю его где угодно.

Я пошла к нему, будто меня тянуло невидимой нитью. Он встретил меня на полпути, раскрыв объятья. Я замерла и стала оглядываться по сторонам, беспокоясь, что нас увидят.

Макс заметил мое колебание.

— Что не так? — спросил он.

Я положила свою ладонь ему на руку, борясь с потребностью прижаться к нему.

— Нам просто нужно быть осторожными, Макс. Тебе нельзя касаться меня на людях. То, что случилось сегодня в группе — я очень ценю твой поступок — но это был перебор. Люди подумают, что между нами что-то происходит, — мягко упрекнула я его.

Макс нахмурился, губы сжались в тонкую линию.

— Но ведь между нами действительно что-то происходит. Верно? — спросил он, отступив на шаг; его голос звучит мрачно, взгляд становится непроницаемым.

Я чувствую последствия своей речи. Он отдалился от меня, приготовился к тому, что ему будет больною. Наплевав на здравый смысл, я хватаю его за руку и дергаю к себе, затем обхватываю ладонями его лицо.

— Между нами столько всего происходит, что это пугает меня, Макс. Это, — я указываю на отсутствие пространства между нами — может причинить нам крупные неприятности. Ты в группе, которую я помогаю вести. Меня могут исключить из программы консультирования. Это, определенно, будет нарушением твоего испытательного срока. Нам не следует забывать обо всех последствиях, — убеждаю его я.

Словно разгневанный моей просьбой, Макс обхватывает мое лицо руками и далеко не нежно прижимается ртом к моим губам. Его язык раскрывает мои губы, вторгается в самые дальние уголки моего рта. Не дожидаясь моего согласия, он завладевает всем. Это не ради меня. Этот поцелуй нужен ему. Он отстраняется прежде, чем я успеваю хоть как-то среагировать.

— Мне плевать на последствия, Обри, — предупреждает он, и его глаза сверкают несмотря на то, что он стоит в тени.

Мое сердце неистово колотится в груди. Макс безрассуден. Ничто и никто не будет контролировать или диктовать ему как ему вести себя в ситуации, в которой мы оказались.

Он чувствует и реагирует.

Он думает и действует.

Как я не сумела предвидеть, что все это выйдет мне боком?

Но что еще больше беспокоит меня, почему части меня все равно. Почему я испытываю восторг, когда вижу, с какой напряженностью он смотрит на меня, и не важно каковы будут последствия всего этого? Почему я стою в темном переулке кампуса, выгнув спину, чтобы прижаться теснее к нему, хотя нас могут с легкостью увидеть?

— Поедем ко мне домой, — бормочет Макс, опуская голову и покусывая мне ушко. Меня бросает в дрожь, но это никоим образом не связано с холодом.

— Пожалуйста, — шепчет он, касаясь моей шеи.

— Мы должны быть аккуратны, — предупреждаю я, пока еще в состоянии мыслить здраво. Макс не обращает внимания на мои слова. Он не облегчает моего беспокойства. Не утешает и не успокаивает. Вместо этого, он утягивает меня в темноту и там «поглощает». И я счастлива последовать за ним.

Позже в его квартире, когда он медленно с благоговением раздевал меня, мне удалось убедить себя, что решение быть с ним, единственное стоящее, которое стоило принять.

Макс покрыл поцелуями каждый сантиметр моего тела, сильной рукой развел в стороны мои бедра и губами я зыком ублажал самые интимные части моего тела.

Я полностью отдалась ему, обнажила сердце и душу.

Я наблюдала, как он раздевается, а затем накрывает меня своим телом, расположившись у меня между ног.

Последний приступ сопротивления подал голос у меня в голове. Страх, что именно этот шаг, мне не следовало предпринимать. Если я займусь с Максом сексом, это свяжет нас окончательно. Он полностью завладеет мной.

И я не уверена, что смогу, не изменившись, пережить его обладание мною.

Но затем Макс глубоко поцеловал меня и все мысли, мучающие меня в этот момент, вылетел у меня из головы.

Я обняла его, крепко обхватила его бедра ногами. Головка его члена медленно вошла в меня, соединяя нас в единое целое.

Я ахнула, а он закричал. Я двигалась, он сдерживался. Он вошел так глубоко, как мое тело могло принять его. Каждый сантиметр нашей плоти идеально подходил друг другу, идеально соединяя нас.

Входя и выходя из меня, Макс хрипло бормотал какую-то романтичную чепуху мне на ушко.

— Я ждал тебя всю свою жизнь, — он поцеловал чувствительную кожу у меня под ухом.

Я не смогла ничего сказать в ответ. Мне не хотелось давать обещаний и делать заявления, из страха, что оба мы не сможем сдержать их.

Макс впился пальцами мне в бедро, поднимая и опуская его на свои бедра. Он обхватил ладонью мою щеку и, глядя мне в глаза своими потемневшими глазами, в которых плескалась нежность, лишавшая меня способности дышать, прошептал:

— Я хочу, чтобы так было всегда, — его голос надломился, когда он изменил угол движения бедер и толкнулся еще глубже. Я подстроилась под его ритм, пока его полные отчаяния слова звучали у меня в ушах и мы оба кончили.

Не думала, что он способен испытывать подобные чувства. По крайней мере пока что. а еще я не уверена, что готова к его мольбам о «всегда».

Тем не менее, я жажду этого «всегда»

И в жаркой темноте, я не в состоянии отрицать, что тоже испытываю всю эту страсть.

Обри

Проснувшись следующим утром, я чуть с ума не сошла. Поморгала глазами в полумраке, пытаясь понять, где я. Мой мозг никак не мог сообразить, почему я не дома, в кровати, в окружении привычных вещей.

Затем, меня обняли чьи-то руки, задней части шеи коснулись губы, и я замерла. Вот, черт, теперь я вспомнила.

Я переспала с Максом Демело.

В моем все еще сонном мозгу всплыли слова, сказанные им вчера ночью. Он, правда, хочет, чтобы я всегда была рядом? Ил это просто слова, сказанные во время секса?

В груди все сжимается, когда я вспоминаю выражение его лица и то, как он смотрел на меня: в его глазах светилась нежность, они горели страстью, которую я испытываю столь же остро.

Но вот в данную минуту, мне очень-очень надо воспользоваться ванной.

Я поерзала в объятьях Макса. Мой мочевой пузырь уже готов взорваться, но, судя по всему, в ближайшее время Макс не собирается отпускать меня никуда.

Я переворачиваюсь на бок, надеясь, что таким образом смогу выскользнуть из его хватки. Но оказавшись лицом к Максу — его глаза закрыты, спящее лицо кажется на удивление юным — желание двигаться пропадает.

Мне нравится видеть его таким, без дерзкой уверенности или болезненной уязвимости. Обе разновидности поведения разрывают мне сердце. Но здесь и сейчас, пока он спокойно спит, он кажется довольным.

Его губы растянулись в улыбке.

— Я знаю, ты разглядываешь меня, — бормочет он. Я закатила глаза.

— Мне очень нужно воспользоваться твоей ванной, но я накрепко прижата к матрасу, — отметила я сухо и снова попыталась выбраться.

Одним плавным движением, Макс открыл глаза и перевернул меня на спину, пристроившись между моих бедер — его ноги идеально переплелись с моими. Мы оба по-прежнему были обнажены, так как вчера ночью не потрудились одеться. Мое тело сразу же откликнулось на близость его тела.

— Мне нравится просыпаться с тобой, — произнес Макс с улыбкой, вводя в мои влажные глубины только кончик члена.

Дыхание у меня сбилось, и в животе закрутилась спираль обжигающей похоти.

— О Боже, — простонала я, когда Макс толкнулся глубже.

Я выгнула спину, моя грудь выпятилась и Макс, всосав один сосок в рот, начал кружить языком вокруг тугого горячего бутона.

Он все еще не вошел в меня целиком, и я лихорадочно ерзала и извивалась под ним. Я надавила пятками на его зад, понукая его войти глубже, но он сопротивлялся и хихикал, лаская мою грудь.

И вот, когда я уже было подумала, что сейчас он войдет в меня максимально глубоко, он вышел и скатился с меня. Я растерянно села, сердце бешено колотилось в груди, голова слегка кружилась от несостоявшегося оргазма.

— Какого черта? — зарычала я на него. Макс откинулся назад, скрестил руки за головой и лыбился как сумасшедший.

— Иди в ванную, делай свои девчачьи дела. Я буду здесь, когда ты вернешься, — подразнил Макс и озорно подмигнул мне.

Я раздраженно поднялась и направилась в ванную. Находясь вдали от тела Макса, в голове прояснилось и мне удалось спокойно обдумать ситуацию, в которой оказалась.

Я вспомнила о том, что вчера вечером произошло в группе поддержки, и кровь у меня в жилах застыла. Мы вели себя беспечно и более чем безрассудно. Теперь лишь вопрос времени, когда Кристи обо всем узнает, а затем и доктор Лоуэлл, и весь остальной факультет психологии.

У меня ни за что не получится объяснить поведение Макса или собственную неспособность вести себя адекватно в его присутствии. Все совершенно очевидно, что мы чувствуем друг к другу. Мой самый страшный ночной кошмар стал явью.

Но я быстро впала в зависимость от Макса.

Он тот, кого я хочу.

Я сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем вернуться в спальню. На улице было по-прежнему темно. Понятия не имею, сколько времени. Еще слишком рано, чтобы просыпаться, но я уже не чувствовала себя уставшей.

Глядя на Макса, который дожидался моего возвращения в кровати, меня окутало жаркое пламя, ничего общего не имеющее с обычной похотью. Это пламя пылало гораздо ярче.

Забравшись под одеяло, я свернулась клубочком рядом с ним — одной ногой обхватила его бедро и положила руку ему на грудь. Я прижалась макушкой к его подбородку, и Макс крепко прижал меня к себе.

Можно с ума сойти от того, как Максу удается заставить меня потерять голову от желания, а затем убаюкать меня в своих объятьях до состояния удовлетворенной расслабленности. Эмоции затеяли битву друг с другой и в глубине души, я остро ощущала каждую из них. От этой битвы у меня подкашивались коленки, и я была на грани потери контроля.

Влечение сродни этому, я испытывала, когда была в «Мании». Возможность сдаться, выпустить на волю ту часть себя, которая дремлет почти всю мою сознательную жизнь.

Макс поглаживает пальцами мое предплечье — успокаивающий жест, от которого веки у меня начали тяжелеть. Но затем он заговорил, и все мысли о сне сразу же улетучились.

— Спасибо, — прошептал он, целуя меня в макушку.

— За что? — спросила я и, повернувшись, уткнулась подбородком ему в грудь. Лицо Макса оставалось в тени — мрачное напоминание о том, каким человеком он может быть время от времени. Мой таинственный мужчина, человек, с которым, я не уверена, что смогу примириться.

— За то, что ты здесь, со мной. За то, что не ушла той ночью после случившегося в клубе. За то, что оставалась со мной, даже когда все стало ужасно.

Его голос надломился, поэтому он прочистил горло и робко улыбнулся. Макс быстро наклонился и чмокнул меня в кончик носа.

— За то, что ты такая, какая ты есть, — закончил он, и обхватил меня за затылок, притягивая мое лицо к своему. Он обрушился на мои губы в жгучем поцелуе, и я, конечно же, растаяла. Вот такой вот властью он обладает надо мной. Абсолютной и безграничной. У меня нет сил сопротивляться ему.

Под своей ладонью я ощущаю, как ровно и сильно бьется его сердце. Значит пока что никаких признаков ломки нет. Мне остается надеяться, что он ничего не принял рано утром, пока я еще не проснулась. Мне хотелось уточнить, но я боялась испортить момент вопросами, которые приведут его в бешенство.

Я позволила Максу целовать меня, пока мы оба не начали задыхаться. Он усадил меня на себя, так чтобы я оседлала его. Мое желание сразу же проснулось. Не удержавшись, я потерлась об него, и ухмыльнулась, когда он испустил низкий горловой стон.

— Проведи день со мной, — потребовал Макс с улыбкой, которая быстро превратилась в стон, когда я снова потерлась об него.

Приподнявшись, я направила его в себя и медленно, целенаправленно опускалась, пока он полностью не заполнил меня. От этого движения мы оба громко и низко застонали.

— У меня занятия. Мне надо написать доклад. Тебе разве не нужно делать домашку? — спросила я между стонами. Макс обхватил мои бедра и приподнял меня, направляя, пока толкался вверх.

Затем он перевернул меня, так что я оказалась под ним, он протянул руку и начал ласкать мое лицо, замедляя ритм своих движений.

— Только сегодня, — умолял он. Я начала было трясти головой, отказывая ему, но он начал долго и глубоко целовать меня.

— Никаких занятий, никакой работы. Только ты. Только я. Только мы вдвоем, — умолял Макс в такт с биением наших сердец.

— Да, — я не смогла дать ему другой ответ, впилась ногтями в кожу на его лопатках и выгнула спину.

Я кончила так сильно, что это удивило меня. К концу моего оргазма кончил и Макс.

После этого мы лежали и пытались выровнять дыхание, ожидая, пока сердцебиение придет в норму.

Наши тела были скользкими от пота, и в нормальной ситуации, я бы уже давно испытывала отвращение от того, как слиплась наша кожа, но к моему удивлению, сейчас это не волновало меня. Моя рука определенно сейчас лежит на чем-то влажном, но я могу только думать о том, как же приятно лежать, распластавшись на нем, пока он до сих не вышел и з меня и мы остаемся единым целым.

Макс провел рукой по моей спине и шлепнул меня по попе.

— Давай я приготовлю завтрак. Умираю есть хочу! — хотела бы я, чтобы его энергия была заразительной, но я ощущала вялость, мне лень было шевелиться и уж вот есть я точно не хотела.

Но я позволила ему вытащить меня из постели и протащить по коридору, попутно включая свет в его крошечной квартирке.

— Садись. Я сам все приготовлю, — предложил Макс, оживленно мельтеша вокруг. Он выглядел таким счастливым. И мне было лестно думать, что я имею отношение к улыбке на его лице.

Мы оба по-прежнему были обнаженными, поэтому я начинала испытывать неловкость. Не в моих привычках разгуливать в чем мать родила. Я спокойно остаюсь голой только в душе и когда переодеваюсь. Я попыталась было подтянуть к себе диванную подушку и положить ее себе на колени, но Макс выхватил ее у меня из рук и швырнул на пол.

Опустившись передо мной на корточки, он обвил руками меня за талию, задрал голову и посмотрел мне в глаза.

— Никогда не прикрывайся при мне. Мне необходимо видеть тебя, — пробормотал он и развел мои ноги в стороны. Я оказалась полностью открыта ему. Мне было неуютно, но в тоже время это было безумно эротично.

— Всю тебя, — закончил он и провел носом по внутренней стороне моего бедра, обдав теплым дыханием мою сердцевину. Я задрожала, слишком возбужденная, чтобы стесняться своей откровенной реакции на него.

Он слегка откинулся назад, по-прежнему впиваясь пальцами в кожу над коленками, и посмотрел на меня, прошелся взглядом по всему моему телу, словно я была самым красивым существом во вселенной. Макс хорошо влияет на самооценку.

— Сиди вот так, — велел он и встал.

С минуту я неловко сидела в такой позе на его диване, но затем пошла вразрез с его желаниями и подогнула ноги под себя. Впрочем, у меня не получилось особо сильно прикрыться, хотя все мои инстинкты требовали, чтобы я сделала это. Не уверена, что смогу сделать нечто подобное своей привычкой. Это слишком странно.

Макс вернулся лишь несколько минут спустя с двумя тарелками. Он вручил мне мою и сел рядом со мной, так близко, как только смог.

Я бросила взгляд на тарелку и рассмеялась. Макс несмело улыбнулся.

— У меня не очень много продуктов, извини, — пробормотал он.

Я взяла полоску лакрицы и забросила ее себе в рот, а затем схватила пригоршню чипсов Доритос. Не самый питательный завтрак, но определенно один из самых интересных.

Поедая все эти вредные продукты, я пришла к выводу, что это, возможно, самое вкусное, из того, что я когда-либо ела.

Доев все, я поняла, что наелась и даже испытываю легкую тошноту от поглощенного количества сахара и углеводов с утра пораньше. Тем не менее, я чувствовала себя полностью удовлетворенной.

Макс взял в руки пульт.

— Что хочешь посмотреть? — спросил он и включил телевизор. Я тупо посмотрела на него.

— Мы можем посмотреть, как Боб Росс рисует деревья или… — Макс переключает несколько каналов, а затем останавливает свой выбор на шоу по дизайну одежды, которое я уже смотрела несколько раз. (Примеч. ред. Боб Росс — американский живописец, популяризатор техники быстрого рисования маслом. Известен своими телевизионными программами, в которых рассказывал и показывал, как самому нарисовать картину маслом).

— Это еще, черт возьми, что за дерьмо? — хмуро спросил он. Я выхватила у него пульт и сделала звук погромче.

— Очевидно, тебе нужно найти связь со своей внутренней «примадонной», Макс, — подразнила я, устраиваясь на диване.

Несколько минут мы смотрели шоу, пока у Макса не лопнуло терпение. Он повернулся ко мне и, отобрав пульт, полностью выключил звук, после чего затащил меня к себе на колени.

— К черту телик, расскажи мне о себе, — попросил он, откидывая мои длинные волосы за спину.

— Мне нравятся твои волосы. Они такие мягкие, — тихо признался он, перебирая пальцами пряди моих волос.

— Сама не ведя того, она натуры торжество, ловушка дивная природы, мой ум лишившая свободы, — бормочет, и поглаживание его пальцев успокаивает меня. (Примеч. ред. Приведена цитата из «Сирано де Бержерак» Эдмона Ростана)

Я посмотрела на него из-под отяжелевших век.

— Цитаты? — спросила я, прижимаясь теснее к его ласкающим пальцам. — Ты часто цитируешь.

Макс улыбнулся, его лицо светилось влюбленностью.

— Порой чувства, которые я испытываю в сердце, уже были кем-то описаны, причем так здорово, что мне никогда не выразить их лучше.

Я провела пальцем по его нижней губе, а он открыл рот и слегка прикусил кончик пальца.

— Да, чувствительный парень — это очень горячо, — улыбнулась я.

Макс закатил глаза и сжал мои бедра, вынудив меня смущенно поежиться.

— Прекрати менять тему, я тут исследование провожу, — Макс подмигнул мне и снова стал пропускать пряди моих волос сквозь пальцы.

— Любимая еда? — спросил он.

— Феттуччине Альфредо и чесночный хлеб, — ответила я. Макс кивнул. (Примеч. ред. Феттуччине Альфредо — самое популярное «итальянское» блюдо в США и почти совсем не известное в Италии. Длинная паста со сливочным маслом и пармезаном).

— Запомнил. Как насчет любимого цвета?

— Оранжевый, — ответила я.

Макс приподнял бровь.

— Оранжевый? Не какой-нибудь девчачий блестящий розовый?

Я показала ему язык, и он рассмеялся.

— Неа. Невозможно оставаться в плохом настроении, когда на тебе одежда оранжевого цвета, — парировала я.

Макс постучал себе пальцем по виску.

— Понял. Так, любимый цветок?

— К чему все эти вопросы? — поинтересовалась я, любопытствуя, зачем ему все это знать.

— Хочу все знать. К тому же, мне же нужно знать, как тебя можно умаслить, если что, — пошутил он, притягивая меня к себе за бедра так, что я оказалась крепко прижата к нему.

Я закатила глаза, но не могла не улыбнуться.

— Ну, на самом деле, я не очень люблю цветы, — я наклонилась вперед и коснулась губами его уха, прежде чем продолжить, — но, если ты действительно хочешь возбудить меня, купи мне шоколадку. Ради шоколада я на все что угодно готова.

Макс хмыкнул, но я ощутила, как подо мной он становится твердым.

— Значит с помощью шоколада можно забраться к тебе в трусики. Принято к сведению.

Я поерзала на нем и поцеловала кожу за его ухом.

— Если ты еще не понял, я уже без трусиков.

Макс обхватил мою задницу и начал ритмично тереться об меня.

— Ох, теперь понял, — ответил он, а затем его голос надломился, когда он начал двигаться быстрее.

А потом мы и вовсе перестали болтать на некоторое время.

Несколько часов спустя, когда мы, наконец-то, решили сделать передышку, Макс настоял, чтобы я приняла души и оделась.

— Не торопись, — предложил он и поцеловал меня перед тем, как я отправилась в ванную.

Я нахмурилась.

— Хорошо, так и сделаю, — ответила я, сбитая с толку.

Полчаса спустя я оделась и вышла из ванной, чувствуя себя человеком. Макс тоже успел одеться и ждал меня в гостиной, растянув рот до ушей.

Я вышла к нему и замерла. На кофейном столике лежало несколько упаковок шоколадок. Он купил почти все разновидности шоколадок из существующих. А рядом с ними на столике стояла ваза с букетом оранжевых лилий. В руках Макс держал коричневый бумажный пакет из продуктового магазина.

— Что все это значит? — поинтересовалась я, тронутая его заботливостью. Кто мог предположить, что Макс Демело может быть таким романтиком?

От поступка Макса у меня закружилась голова.

— Раньше я никогда ни с кем не встречался, но я хочу все сделать правильно, Обри, — он протянул мне пакет. Я взяла его и заглянула внутрь.

— Я собираюсь приготовить тебе на ужин Феттуччине Альфредо. Повар из меня не ахти какой, но думаю, даже я смогу приготовить что-то по рецепту, — он крепко поцеловал меня и его глаза искрились весельем.

Остаток утра мы провели в объятьях друг друга, пока Макс продолжал свою версию игры Двадцать Вопросов. (Примеч. ред. Двадцать вопросов — классическая игра, где одному из игроков необходимо за двадцать вопросов отгадать загаданный предмет. Аналог русской игры «Да-нет»). Устав расспрашивать меня, Макс начал жадно целовать меня. Мы никак не могла насытиться и насладиться друг другом.

Еще никогда в жизни я не была физически и эмоционально привязана к другому человеку. В прошлом я пробовала встречаться с парнями, но для меня все всегда заканчивалось неудачно. Когда я достигала определенной точки в наших отношениях, я инстинктивно отступала, не в состоянии двигаться дальше.

Но с Максом все как-то иначе. Может быть, потому что я знаю, что он так же сильно, как и я, нуждается в родственной душе. Глядя на Макса, я вижу некую версию себя, только более мрачную и с большим количеством проблем. Он замкнут в себе и предпочитает быть одиночкой, как и я все последние три года. И делясь с ним крошечными частичками себя, я надеялась, что это поможет нам обоим стать менее одинокими.

В какие-то моменты, когда разум пытается возобладать, я задаюсь вопросом, если я откроюсь ему, чем это обернется для меня. Но затем я вспоминаю о том, что ждет меня, когда я окажусь вне стен безопасного жилища Макса, и меня парализует неопределенность.

— О чем ты думаешь? — спросил Макс. На самом деле я лихорадочно обдумывала о возможности прекратить наши отношения, о разрушенной карьере, о загубленном академическом будущем, о друзьях, которые будут злиться на меня до конца жизни.

Но я изобразила улыбку и солгала:

— Ни о чем.

Макс нахмурился, не зная, верить мне или нет. Но я села на колени и поцеловала его в губы. Он сразу же углубил поцелуй.

Отстранившись, я переплела наши с ним пальцы.

— Ты разузнал обо мне все. Я тоже хочу знать о тебе все, — Макс слегка напрягся, но затем ослепительно улыбнулся мне.

— Принимай меня таким, какой я есть, Обри, — сказал он и дернул меня на себя. Довольно агрессивно обхватив меня за шею, он склонил мою голову на боки начал посасывать и покусывать кожу горла.

— Так не пойдет, — начала спорить я, отстраняясь. Я ведь прекрасно понимала, что ему есть о чем мне рассказать. Гораздо больше, чем он успел рассказать мне до сих пор.

— Клянусь, мне больше нечего тебе рассказать, кроме того, что ты уже знаешь. Я рассказала тебе о родителях, о Лэндоне и о своем дяде. Я даже этим никогда ни с кем не делился. Честно, мне нечего рассказывать, — сказал он и поцеловал меня в кончик носа.

Я открыла рот, собираясь настоять на своем, но тут зазвонил его телефон.

Он посмотрел на экран и нахмурился, но ответил сразу же.

— Все в порядке, Лэндон? — спросил он.

То, как Макс меняется, когда разговаривает с братом, просто захватывающее зрелище. Он буквально становится другим человеком. Его голос звучит мягко и спокойно, в нем слышатся нотки тепла.

Он метнул на меня взгляд.

— Я так не думаю, приятель. Не сегодня.

— У меня планы.

— Да, Лэндон, это девушка.

— Заткнись, а?

Я усмехнулась. Даже если я слышала лишь реплики Макса, было очевидно, что он получал нагоняй от младшего брата. Я не знаю Лэндона, но мне он уже нравится.

Макс поморщился.

— Вероятно, это плохая идея. Я заскочу на неделе.

Я положила свою руку на его, прерывая его. Он посмотрел на мои пальцы, обхватившие его запястье, затем поднял взгляд на меня.

— Я поеду с тобой, — предложила я, надеясь, что он возьмет меня с собой.

Макс отодвинул телефон ото рта.

— Не уверен, что это будет прикольно, — он нахмурился: очевидно, мое предложение его не обрадовало.

Я сжала его руку.

— Пожалуйста. Я бы хотела снова увидеть Лэндона.

Макс закрыл глаза, будто вел некую внутреннюю борьбу. Затем открыл их и долго смотрел на меня, прежде чем снова прижать телефон ко рту.

— Да, мы приедем. Будем через час. И Дэвида же сейчас нет? Хорошо, тогда увидимся.

Макс отключился, встал и протянул мне руку.

— Ну что ж, поедем, повидаемся с моим братишкой, — произнес он, и я поняла, что он рад, что мы собираемся с ним увидеться. Я была очень рада, что мне представится шанс увидеть их снова вместе, снова увидеть того Макса, который привлек меня.

Макса, которого я надеюсь видеть чаще.

Обри

Около часу дня мы подъехали и остановились возле дома дяди Макса. Я удивилась, что Лэндон не в школе, и задала об этом вопрос Максу.

— Сегодня у учителей симпозиум. Он просил меня прийти и помочь ему с машиной, но я был занят, — объяснил Макс, словно оправдываясь. Что-то подсказывало мне, вовсе не из-за занятости он не навещал брата, но я не стала давить на него.

Макс обошел вокруг машины и открыл мне дверь. Мое сердце затрепетало от этого жеста. Подумать не могла, что Макс относится к типу мужчин, которые открывают женщинам дверь, и была очень рада, что ошиблась.

Приподнявшись на носочки, я прижалась губами к его рту. Поцелуй получился теплым, утешительным и слишком коротким.

Макс слегка отстранился и нежно улыбнулся.

— За что это? — поинтересовался он.

Поцеловав его в подбородок, я разомкнула объятья.

— За то, что удивил меня, — ответила я. Макс вопросительно улыбнулся мне, хмыкнул себе под нос, и крепче прижал меня к себе.

— Напомни мне удивлять тебя чаще, — пробормотал он, и настала моя очередь смеяться.

— Снимите номер! — крикнул кто-то. Мы с Максом отошли друг от друга, и он улыбнулся через плечо мальчишке, стоящему на крыльце.

— Заткнись, Лэндон, — крикнул он в ответ и закатил глаза.

Взяв меня за руку, Макс потянул меня в сторону скромного дома, напоминающего ранчо. Краска на доме облупилась, и он явно нуждался в покраске, но помимо этого он выглядел довольно обветшало.

Поднявшись на крыльцо, Макс взлохматил красивые, светлые волосы своего брата.

— Как дела, приятель? — спросил он Лэндона, который вынырнул из-под руки Макса.

Лэндон улыбнулся, когда увидел меня.

— Я тебя помню! Ты та цыпочка из школы Макса!

Макс дал ему подзатыльник, затем обнял меня рукой за талию.

— Она определенно не цыпочка, Лэндон. Прояви уважение, — сделал он ему замечание, а я могла лишь рассмеяться.

— Ну, она горячая цыпочка. Так лучше? — спросил Лэндон, улыбаясь почти так же, как и его брат.

— Ну все. Ты заслужил, чтобы тебе надрали задницу, — подразнил Макс, симулируя выпад в сторону младшего брата.

Лэндон спрыгнул с крыльца и побежал по двору, Макс погнался за ним. В итоге оба оказались на земле и затеяли шуточную борьбу. У меня никак не получалось прекратить смеяться, пока я наблюдала за их разборками.

Высвободившись, Лэндон хлопнул Макса по спине, и они продолжили дурачиться, пока зашли в дом.

Макс обнял меня за плечи и ухмыльнулся. Он выглядел расслабленным и ощущал себя комфортно. Было очевидно, что он счастлив находиться рядом с братом. Макс поцеловал меня в макушку, а я положила руку ему на грудь, когда он прижал меня к себе.

Макс повернулся к брату, который вытряхивал травинки из волос.

— Лэндон. Я хочу представить тебя своей девушке, Обри Дункан. Обри, это мой младший брат Лэндон, — произнес Макс, улыбаясь нам.

Лэндон удивленно распахнул глаза.

— Девушка? Правда? Не думаю, что у тебя она когда-либо была, — пошутил он. Я почувствовала, что мое лицо горит. Он, правда, назвал меня своей девушкой?

Черт, я девушка Макса Демело!

Не выдержав, я заулыбалась, как идиотка.

Макс протянул руку, чтобы шлепнуть Лэндона по затылку.

— Тебе стоит думать, прежде чем говорить, иначе я снова надеру тебе задницу, — предупредил он, хотя в его тоне совсем не было угрозы. Я никогда раньше не видела Макса таким. Он смеялся и улыбался. Вся манера его поведения изменилась. Исчез измученный человек, которого я привыкла видеть. Это новый Макс, кажется, доволен своей жизнью.

Лэндон скинул обувь и повел нас с Максом в дом. По обстановке сразу становилось понятно, что в доме живут только мужчины. Не то чтобы в доме было грязно или не прибрано, просто, если в доме и была чистота, она скрывалась за легким беспорядком и расставленной как попало мебелью. У меня глаз задергался от увиденного.

— Спасибо, что пришел. Дэвида не должно быть допоздна, так что я подумал, что мы можем поработать над машиной, — Лэндон бросил взгляд на меня. — Но мы можем и не делать этого. Можем просто потусить вместе или еще чего.

Я подняла руки.

— Ни в коем случае. Я жажду увидеть супер-механиков за работой. Не позволяйте мне останавливать вас.

Макс, который ни на шаг от меня не отходил, погладил меня по руке.

— Ты просто хочешь полюбоваться на потного и грязного меня, да? — пробормотал он мне в ухо. Я покраснела и, метнув взгляд на Лэндона, кашлянула. Лэндон к счастью, не обратил на нас внимания.

Я шлепнула Макса по груди, а он тихо рассмеялся, уткнувшись мне в изгиб шеи, и нежно поцеловал мою кожу. Я постаралась не вздрогнуть от этого невинного прикосновения.

Мы направились в кухню. Она оказалась маленькой и тесной: стол и стулья стояли у стены, в раковине скопилась гора посуды. Мне пришлось подавить желание вымыть ее.

Макс направился к холодильнику.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — спросил он и открыл дверцу.

— Нет, эм, почему бы тебе просто не выпить воды? — торопливо пробормотал Лэндон, пытаясь закрыть дверцу холодильника.

Макс нахмурился и мягко оттолкнул брата в сторону. Он открыл дверцу и зарычал.

— Когда ты в последний раз был в магазине? — недовольным голосом задал вопрос Макс — его настроение сразу же переменилось.

Лэндон опустил голову и ссутулился.

— Не знаю, — снова пробормотал он.

Из-за спины Макса я заглянула в открытый холодильник и увидела, там только несколько упаковок пива.

Макс захлопнул дверцу, и сильно ударил по ней кулаком. Я вздрогнула, так как не ожидала от него подобной вспышки злости. Только что он был счастлив, и вот уже дымится от злости. Лэндон же, даже глазом не моргнул. Видимо, сжатые в кулаки руки у Макса не редкость.

Макс вытащил ключи из кармана и прошел ко входной двери.

— Бери куртку; мы едем в магазин, — объявил он.

Мы с Лэндоном последовали за ним.

— Ты не обязан делать это, Макс. Я сам схожу на неделе, — запротестовал Лэндон.

Макс резко развернулся к младшему брату.

— Чушь, Лэндон! Деньги, которые ты получаешь каждый месяц предназначены для тебя! Не для того, чтобы Дэвид профукал и растранжирил их на проституток и покер! — руки Макса снова сжались в кулаки. — Я буду приходить раз в неделю и возить тебя в магазин. Только так я буду уверен, что у тебя есть еда, — он сделал глубокий вдох и смерил брата взглядом, не терпящим возражений.

Лэндон посмотрел на меня, и я поняла, что он смущен.

— Конечно, — пробормотал парнишка, проходя мимо старшего брата, и вышел обратно на крыльцо.

Макс закрыл глаза и, разочарованно вздохнув, потер виски. Затем он постарался взять себя в руки и посмотрел на меня с робкой улыбкой.

— Мне жаль, что ты стала свидетелем подобной сцены, — извинился он.

Я покачала головой.

— Не извиняйся. Он же твой брат. Я понимаю необходимость заботиться о нем. Поехали в магазин, — предложила я и взяла его за руку.

Он переплел свои пальцы с моими, притянул меня к себе и мягко поцеловал в губы.

Мы втроем поехали в магазин и купили Лэндону столько продуктов, что хватило бы накормить целую армию. Лэндон спорил всякий раз, когда мы что-то клали в тележку, но Макс не стал обращать внимания на его возражения.

У нас ушло полчаса на то, чтобы занести все пакеты в дом и разложить продукты по местам. Макс заставил Лэндона забрать в свою комнату несколько коробок с «Поп-тартс», крекерами и гранолой. (Примеч. ред. Поп-тартс — популярное печенье, сладкая двухслойная начинка которого обёрнута тонким слоем печёного теста.)

— Так он не сможет все забрать, — сказал ему Макс, засовывая коробки в шкаф парня.

Постепенно, гнев Макса утих, сменившись легкостью в общении, которую я уже видела ранее. Наблюдая за братьями вместе, на сердце у меня стало тяжело, я почувствовала, что скучаю по Джейми.

Моя история плохо кончилась. Надеюсь, что у этой будет конец получше.

— Пошли в гараж! Я хочу показать тебе, над чем поработал на этой неделе, — с энтузиазмом предложил Лэндон, когда мы закончили все раскладывать. Макс улыбнулся брату, обнимая его худенькие плечи.

Наблюдая за Максом с Лэндоном, мне было трудно игнорировать чувства, которые я начинала к нему испытывать. Заботливость, которую Макс проявлял, когда находился рядом с братом, заставляла забыть меня о пугающей стороне его личности.

Я пошла с парнями в гараж. Воздух там оказался спертым из-за запаха краски, и Макс сразу же нажал на кнопку, чтобы открыть дверь гаража.

— Надеюсь, ты красишь с открытой дверью. А то станешь дурачком, если не будешь осторожен. У тебя не так много клеток головного мозга, чтобы терять их, — пошутил Макс, игриво пихая Лэндона.

Лэндон улыбнулся старшему брату. Очевидно, что ему очень нравится, когда внимание Макса сосредоточенно на нем. Он впитывает все, что говорил Макс, ловит каждое его слово. У Лэндона распространенный случай идолопоклонства.

— Я только немножко подкрасил. Не переживай, — объяснил Лэндон, сдергивая ткань с огромного объекта в центре комнаты. Я увидела старый «Мустанг», который недавно выкрасили в яркий вишнево-красный цвет, нарисовав на задних крыльях длинные языки пламени.

Макс разулыбался, обходя машину.

— Кто красил? — спросил он, проводя пальцем по блестящей поверхности.

Улыбка Лэндона растянулась до ушей, пока она наблюдал, как Макс оценивает машину.

— У моего приятеля Тэйта есть кузен, он владеет мастерской. Он пришел в начале недели и покрасил ее. Он сделал это в обмен на несколько поручений, которые я должен буду выполнить для него. Выглядит круто, правда? — спросил он, перекатываясь с пятки на носок, такое возбуждение его охватило.

Макс кивнул и подойдя к Лэндону, хлопнул брата по плечу.

— Выглядит потрясающе. Ты рисовал пламя? — спросил он.

— Ага! Раньше я никогда не пробовал аэрографию, и боялся, что все испорчу. Но полагаю, получился клево! Я сделал набросок пламени и сделал все остальное, — скромно рассказал Лэндон.

Талант Лэндона поразил меня. Языки пламени были прорисованы в разных оттенках красного, оранжевого и желтого, с тенями черного и серого цвета. Они были как живые, словно пламя и правда лижет бок машины.

— Это потрясающе, Лэндон. Очень профессиональная работа, — похвалила я, подходя ближе к машине, чтобы посмотреть. Я присела на корточки и провела пальцами по пламени.

— Ты, правда, так думаешь? — спросил Лэндон, подходя ко мне. Я выпрямилась и широко, и искренне ему улыбнулась.

— Определенно! Макс говорил, что ты художник, я просто понятия не имела, что насколько хороший, — добавила я. Лэндон покраснел от гордости и выпятил грудь.

— Спасибо Обри! Я надеюсь, поступить в художественную школу, когда окончу школу. На графический дизайн или что-то в этом духе. — Лэндон посмотрел на Макса, который до сих пор улыбался, но сейчас его улыбка казалась напряженной.

Лэндон развернулся ко мне и пожал плечами.

— Ну, будущее покажет, что там и как, — сказал он, уловив значение многозначительного молчания брата.

Я послала Максу хмурый взгляд, но он не смотрел на меня. Его глаза были сосредоточенны на брате, на лице застыло грустное выражение.

Я прочистила горло, чувствуя неожиданное напряжение.

— Так и что еще необходимо сделать, что эта штука смогла ездить? — спросила я, похлопывая по капоту.

Лицо Лэндона просветлело.

— Нужно поменять генератор, установить новые колодки и заменить топливную подачу.

Я развернулась к Максу, который копался в ящике с инструментами.

— Ты все делаете сами? — задала я вопрос. Макс кивнул.

— Откуда ты знаешь, как это делать? — спросила я. Лэндон пожевал нижнюю губу, прежде чем ответить.

— Вообще-то нас научил дядя Дэвид. Он, правда, разбирается в машинах, и когда мы только начали жить с ним, он торчал тут целыми днями. Тогда, если мы хотели побыть с ним, нам приходилось помогать ему. Впрочем, это довольно неплохой навык, может пригодиться. Благодаря ему, мы кучу денег сэкономили на починке машины, — признается Лэндон, открыв капот машины и заглядывая внутрь.

— Признаюсь. Мне всегда хотелось узнать побольше о машинах. Девушке тяжело общаться с механиками. Они видят девушку и сразу думают, что могу содрать с нее двойную цену, — говорю я, тоже заглядывая под капот. Мне кажется, что там внутри только куча металла и грязь.

Макс подходит ко мне и, указывая пальцем внутрь, дразнит меня:

— Ну, это двигатель, — я толкаю его локтем в живот, и он ворчит.

— Умник, — бормочу я.

— Бери стул, Обри, и наблюдай. Мы в считаные часы превратим тебя в гуру механики, — обещает Лэндон, улыбаясь; его улыбка так сильно напоминает улыбку его старшего брата. Из-за них обоих, я чувствую, как взволнованно бьется мое сердце.

Лэндон включил маленькое радио, и парни начали вместе работать под капотом Мустанга. Я наблюдала за ними, пораженная, как ловко они трудятся над внутренностями машины.

Они смеялись и шутили, и в гараже установилась веселая атмосфера.

До тех пор, пока на подъездную дорожку не въехал огромный грузовик, двигатель которого предупреждающе взревел.

Лэндон вскинул голову, услышав этот звук и начал быстро убирать инструменты. Плечи Макса напряглись, он сжал челюсти. Он начал помогать Лэндону все убрать, намеренно не глядя на направляющуюся к нам фигуру.

— Ты чертовски вовремя, — раздался мужской голос. Я перевела взгляд с Макса на приближающегося мужчину. Когда он подошел ближе, я очень удивилась, когда поняла, что вижу более взрослую копию Макса и Лэндона.

Дядя Дэвид оказался привлекательным мужчиной, если не принимать во внимание небольшое брюшко. На вид ему можно дать лет тридцать пять. Он шел так уверенно, что это во многом напомнило мне походку Макса.

Мне было совершенно очевидно, что между Дэвидом и его старшим племянником нет никакой любви. Макс с отвращением посмотрел на дядю, когда тот вошел в гараж. Дэвид ухмыльнулся, увидев мустанг, и пнул шину носком ботинка.

— Не знаю, зачем вы вообще занимаетесь этим куском дерьма. Эта рухлядь никогда не заведется, — гаденько поддразнил парней он. Лэндон сразу же сник, и у меня возникло острое желание стереть эту мерзкую улыбку с лица Дэвида.

Лэндон продолжил убираться, но мне показалось, что он весь ушел в себя.

— Я же велел тебе поддерживать здесь порядок; иначе я вышвырну этот кусок рухляди отсюда, — предупредил Дэвид, сбрасывая на пол несколько коробок.

— Извини, дядя Дэвид. Я все уберу, — поспешно пообещал ему Лэндон.

Макс поднял руку, чтобы остановить брата, который уже бежал к опрокинутым Дэвидом коробкам.

— Не Лэндон создал этот беспорядок, Дэвид. Почему бы тебе не притащить сюда свою жирную задницу и не убрать все самому? — прорычал он.

Лицо Дэвида залилось краской, и он переключил внимание на меня. Взгляд его тусклых голубых глаз прошелся сверху вниз по моему телу, а затем его губы изогнулись в похотливой ухмылке.

— Эта кисуля подарок к моему Дню Рождения? — глумливо поинтересовался он. От этого мне захотелось принять душ.

— Не смей так говорить о моей девушке, — прорычал Макс, схватив меня за руку и перемещая себе за спину.

Дэвид заржал.

— Ни за что не поверю, чтобы тебе достала такая крутая задница, Макси. — Дэвид повернул голову ко мне.

— Прими совет, малышка, бросай вялый член моего племянника и найди себе настоящего мужчину, — Дэвид облизнул губы, и я вздрогнула от отвращения.

В глубине горла Макса зародился приглушенный звук, и на долю секунды мне показалось, что сейчас в гараже развернутся гладиаторские бои. Дэвид и Макс смотрели друг на друга, никто не хотел отводить взгляд первым.

Схватив Макса за руку, я впилась ногтями ему в кожу, пытаясь не дать ему сделать то, что он задумал. Наконец-то он отвел взгляд от дяди и посмотрел на меня.

— Нам лучше уйти, прежде чем я проломлю ломом ему башку, — процедил Макс сквозь стиснутые зубы.

Макс развернулся к Лэндону, который собирал разбросанные Дэвидом коробки.

— Нам пора идти, Лэндон. Я позвоню тебе через пару дней, — пообещал Макс, и на его лице появилось выражение сожаления.

Лэндон кивнул, но даже не поднял головы, пока мы уходили. Когда Макс проходит мимо Дэвида, тот тянется и хватает его за руку.

Макс выдергивает руку.

— Держи свои чертовы руки подальше от меня, — огрызнулся Макс. Дэвид, капитулируя, поднял руки вверх и издал нервный смешок.

— Надеюсь, ты оставишь мне немного денег. С деньгами сейчас туго, — Дэвид просит спокойно, но за его словами скрывается очевидная угроза, когда он бросает взгляд на Лэндона, который продолжает убирать беспорядок, устроенный дядей.

Ситуация, в которой оказался Макс из-за своего дяди мне вполне ясна. Дэвид использует Лндона, чтобы манипулировать Максом. А Макс слишком сильно любит младшего брата, чтобы отказать Дэвиду. С какой легкостью я осуждала его за «Манию»; но тогда я не понимала причин.

Вот она его причина.

Макс вытащил бумажник и бросил две сто долларовые купюры на землю, прежде чем снова схватить меня за руку и потянуть за собой.

— Спасибо, Макси! — крикнул Дэвид вслед, и я в последний раз оглянулась через плечо, чтобы посмотреть на мужчину, который наклонился, чтобы поднять деньги и на Лэндона, который стоял в гараже и наблюдал, как мы уходим.

Я подняла руку и махнула ею на прощанье, а Лэндон помахал мне в ответ. Внутренности скрутило узлом, что мы бросили мальчика одного с дядей. Могу себе только представить, что испытывает Макс, всякий раз, когда возвращается отсюда домой.

— В машину! — грубо велел мне Макс, придерживая для меня дверь. Все его тело потряхивало, а глаза излучали безумный блеск.

Я забралась внутрь. Макс захлопнул за мной дверь, и затем сел в машину сам. Он стукнул кулаками по рулю и закричал. Крик шел из глубины его души и прозвучал крайне болезненно, и мне захотелось коснуться Макса, успокоить его. Но что-то подсказывало мне, что в данный момент мое утешение будет неуместно.

Быстрыми отрывистыми движениями он завел машину и, не проверив дорогу, сорвался с места.

— Я ненавижу этого мудака! — взвыл Макс, резко сдавая вправо, затем влево, пока ехал обратно к себе на квартиру.

— Однажды я пришибу этого ублюдка! Когда Лэндону больше не нужно будет там жить, я закопаю его глубже, чем хоронят покойников, — бушевал Макс, пытаясь влиться в поток машин.

Мое сердце перепугано билось в груди. Я беспокоилась о том, как мы доберемся до квартиры. Но ничего не стала говорить. Мне не хотелось принять его гнев на себя.

К тому же, чутье подсказывало мне, что он не станет слушать ничего из того, что я могла бы ему сказать.

Подъехав в дому, я пыталась догнать Макса на лестнице. Он не стал ждать меня.

Он направился прямиком в спальню, не останавливаясь, чтобы включить свет или снять куртку. Утренний Макс исчез.

Выдернув ящик прикроватной тумбочки, Макс швыряет его на пол. Он опускается на колени и поднимает коричневый пузырек, который всегда хранит там, и который, как я надеялась, ему никогда больше не понадобится.

Все теплые, волнующие чувства, которые окутывали меня весь день исчезли, растворившись в страдании и боли, пока я наблюдала, как Макс высыпал на ладонь несколько таблеток и закинул их себе в рот.

Когда он начал разжевывать их, раздался отвратительный хруст.

Затем он вытряхнул еще несколько, и они последовали за первой парой.

Только после этого, он поднял голову и понял, что я все еще рядом.

— Иди домой, Обри, — произнес он устало, и встал, чтобы сразу же лечь в кровать.

— Почему? — не удержавшись, спросила я. я сама не поняла, что конкретно подразумевал мой вопрос. Почему он позволяет дяде так доводить себя? Почему его первым порывом было прийти домой и наглотаться таблеток? Почему он не обратился ко мне, когда оказался расстроен? Почему я вынуждена вечно соревноваться с гадостью на дне бутылочки? Он же говорил, что я нужна ему, что он хочет меня! Но к кому он повернулся, когда ситуация приняла неудачный поворот?

Почему ему недостаточно одной меня?

Макс покачал головой, и прикрыл глаза рукой.

— Просто иди домой, — повторил он глухо.

С грустью смирившись, я ушла, не в силах наблюдать, как он проваливается в темную дыру, в которую сам же отчаянно пытается себя столкнуть.

Макс

Хотелось бы мне, чтобы одной только Обри было достаточно.

И, хотя я не в силах оставаться вдали от нее, хотя мне постоянно хочется быть рядом с ней, я не могу позволить себе полностью зависеть от нее.

Почему я не могу позволить себе быть с ней, когда оказываюсь на самом дне, когда падаю и разваливаюсь на части?

Я мужчина, расколотый на две половины. И та половина меня, которая жаждет быть с Обри, сражается с той, которой нужно нечто совершенно иное.

Когда мы с Обри вместе, я не слышу этот шум в голове. Мое тело не истязает столько знакомая мне потребность. Я не в состоянии думать ни о чем, кроме своего желания раствориться в этой девушке.

Она — мой бальзам. И пока она со мной ее руки, губы, улыбка и смех — единственный наркотик, в котором я нуждаюсь.

Но только до тех пор, пока меня не одолевает гнев. Тогда я нуждаюсь в чем-то большем, нежели спокойствие, которое мне дарит Обри, чтобы заглушить ярость, бушующую во мне.

И когда Обри уйдет, она займет ее место.

И ярости не нравится, когда ее игнорируют. Она воет у меня в голове, скручивает все внутренности в узел. И мне нужно успеть ублажить ее, прежде чем она съест меня живьем.

В таки моменты отчаяния, я только рад сдаться ей. Такое впечатление, что часы, проведенные с Обри — это плотина, а когда она уходит, вода вырывается на свободу, беспощадно сбивая меня с ног. Сопротивление причиняет боль, поэтому я не сопротивляюсь.

Поначалу мне была нужна всего одна таблетка, чтобы словить кайф. Потом две, а затем и все три…

Сейчас мне необходимы целых четыре таблетки, прежде чем я начну испытывать некое подобие блаженства, которое с легкостью заменяет мне всё и вся.

И на какое-то время даже Обри.

Они по разные стороны баррикад: Обри и наркотики. И оба претендуют на меня, а я нуждаюсь в обоих. Но они не могут мирно сосуществовать вместе.

Я вынужден прятать наркотики от Обри. Мне приходится вести себя крайне осторожно. Я понимаю, что она ненавидит их из-за того, что случилось с ее сестрой. Когда дела касается наркоты, Обри очень категорична.

Она не понимает, что принимать их — мой выбор. Что я сам решаю, когда и какую дозу мне принимать. Что кайф — высшая форма контроля, доступная в моей жизни.

Хотелось бы мне, чтобы все было просто: я держу Обри за руку, и мы вместе уходим в закат, направляясь к нашей долгой и счастливой жизни. Я, правда, очень этого хочу.

Но у меня есть обязанности. Лэндон рассчитывает на меня. Дядя использует меня. Гаш и его парни из клуба оторвут мне яйца, если я не выполню свою работу. И наркотики… я в их полной власти. Они ключ от клетки, в которой я нахожусь. И даже обещания данного Обри недостаточно, чтобы я выбросил этот ключ. Мое сердце жаждет этого, но разум не позволяет мне так поступить.

Так что я все храню в тайне.

У нас у всех есть секреты, и таблетки — мой секрет.

А сам я — секрет Обри.

Она в ужасе, что о нас узнают. Ее терзают возможные последствия связи со мной. Неосознанно она превратила меня в нечто уродливое и позорное. А я даже не могу винить ее за это, потому что я на самом деле чувствую себя таким.

Но когда Обри целует меня, когда я нахожусь в ней, я могу притворяться, что я не такой.

Она говорит, что я идеальный, что я умный и порядочный. Она неустанно старается укрепить меня в этом мнении, чтобы у меня больше не возникало искушения пуститься во все тяжкие.

Когда мы вместе, я верю в это. Но когда она уходит, меня начинают одолевать сомнения, по крайней мере, до тех пор, пока она снова не оказывается рядом.

Я кладу таблетки на язык и улыбаюсь, глотая это средство саморазрушения.

Существует ли более приятное чувство, чем осознание, что любая боль, любая обида любая отвратительная, пробуждающая чувство вины мысль может быть стерта… вот… таким… простым… способом?

Обри не придет, пока не закончатся ее вечерние занятия. У меня есть целых пять часов, которые нужно как-то «убить», прежде чем мне нужно будет мыслить ясно. Поэтому я решаю с пользой потратить это время. Я нахожу пакетик с таблетками оксикодона в комоде и вытряхиваю на ладонь четыре таблетки.

Я быстро проверяю свои запасы. Придется удвоить цену на оставшиеся таблетки, чтобы покрыть разницу, хотя мне стоило бы начать волноваться, что я употребляю наркоту, которую мне надо продавать.

Взбучка, которую мне устроили Гаш с Вином была только предупреждением. В следующий раз я могу оказаться не столь удачлив и не уйду от расплаты. Через несколько дней после того, как я оправился, явился Марко и чуть не убил меня. Он чертовски сильно разозлился и, похоже, у него началась паранойя, что наш с ним «бизнес» раскроют из-за того, что я раскис.

Наркотики могут утопить не только меня, но и Марко тоже. Уже около трех месяцев мы снимаем барыши с прибыли от входа в клуб. Мы берем не так много, чтобы это было заметно, но со временем скапливается приличная сумма.

Но я не одинок в своей глупости. Марко точно такой же. Жадность вызывает такой же кайф, как наркотики. Приток адреналина от того, что мы засовываем бабки себе в карманы, вызывает такую же зависимость, как таблетки.

А Гаш, итак, начал следить за мной с тех пор, как прибыль от продажи перестала соответствовать количеству выдаваемого мне товара. Мне стоило быть умнее, заметая следы. И недавно я сполна расплатился за свою глупость.

Теперь я должен буду следовать их требованиям и лучше мне не давать Гашу и его натренированным обезьянкам повода сомневаться, что я работаю как следует. Что в свою очередь отведет подозрения от Марко и убережет его от кулаков Гаша.

Я откидываю голову на спинку дивана: руки отяжелели, в голове туман. Разберусь с продажей остатка товара в эти выходные.

Интересно, ожидает ли Обри подобной хрени от своего парня. Я овладевал ею, положил свое сердце к ее ногам, но до сих пор не знаю, как мне вести себя с ней. Когда речь идет об Обри, я сомневаюсь во всем.

Боже, когда я успел превратить в тряпку из-за отношений с девчонкой?

У меня все еще есть обязанности, и как бы сильно мне не хотелось проводить все свое время с Обри, этому не суждено случиться.

Теперь, когда я вспомнил об Обри, все мои мысли о ней. Я не в состоянии пошевелить конечностями, тело обмякло и все мысли вылетели из головы, но даже будучи под кайфом сердце в груди начинает учащенно биться, когда я вспоминаю ее лицо. Губы непроизвольно растягиваются в глупой улыбке при мысли, как легко мне быть самим собой рядом с ней, хотя я почти забыл какой я на самом деле.

— Йоу, Макс, впусти меня, — раздается голос из-за входной двери, а затем кто-то начинает барабанить в дверь так громко, что у меня чуть не лопается голова.

Я ни в коем разе не намерен вставать с дивана. К черту, кто бы там ни пришел. Пусть подождут.

И я закрываю глаза, пытаясь не обращать внимания на настойчивый стук.

— Я вышибу дверь, если не откроешь! — угрожает голос.

Мать твою, успокойся уже.

Я медленно поднимаюсь и вяло плетусь к двери.

Как только я открываю дверь, мимо меня протискивается Марко.

— Какого черта, чувак? Я пытаюсь связаться с тобой уже не первый день! — хмуро интересуется Марко, войдя в квартиру. Он сразу же направляется в спальню.

Этот мудак вообще в курсе о существовании личного пространства?

Я не в состоянии сконцентрироваться. Знаю, что мне следует волноваться из-за агрессивного появления Марко, но как обычно, когда я под кайфом, у меня не хватает на это энергии.

Я прислоняюсь к дверному косяку и наблюдаю, как Марко выдвигает ящик комода и роется в нем пока не находит пакетик с таблетками, который я там прячу. Он поднимает пакетик на свет и начинает считать.

— Чувствуй себя как дома, — невнятно бормочу я, и выбрасываю руку вперед в приглашающем жесте.

Марко швыряет пакетик на кровать и направляется ко мне. На моих губах застыла ленивая улыбка, которая очевидно, вывела Марко из себя.

Он хватает меня за грудки и встряхивает. Я пытаюсь его оттолкнуть, но безуспешно.

— Какого черта? — бормочу я, пытаясь отстраниться от него.

— Ты сам их жрешь, да? Ты должен продавать их, а не есть на завтрак! — орет он мне в лицо.

Большинству людей Марко кажется жутким типом. Но я помню, как он носил штаны с мотней, был весь в прыщах и совершенно не умел общаться с девушками. Он был предметом насмешек. Теперь же ему нравится думать, что он крутой. Но несколько лет занятий тяжелой атлетикой и куча пирсинга на лице не отменяют того факта, что он самый большой придурок на все Земле.

— Давай только без твоих чертовых нотаций. Если бы мне был нужен совет, я бы не просил его у парня, который позволил, какой-то обдолбавшейся девчонке проткнуть свой член иголкой, — выдал я с ухмылкой и сильно толкнул Марко в грудь, от чего тот попятился.

Даже будучи под кайфом и ничего не соображая, я все равно могу победить его. Я грубо похлопал себя по промежности и послал Марко на три буквы. Подойдя к кровати, я схватил пакетик и закинул его обратно в ящик комода.

— Не смей, мать твою, трогать мои вещи, — пригрозил я, тыча в него дрожащим пальцем.

Марко насмешливо усмехнулся; его губы растянулись в гаденькой улыбке.

— Так в чем заключается твой грандиозный план, Макс? Как, твою мать, ты планируешь вернуть деньги Гашу, чтобы он не затолкнул твой нос в твою же задницу? Ну-ка, поведай мне свою последнюю гениальную идею! Умираю хочу знать, — Марко плюхнулся на кровать и закинул ноги в грязных армейских ботинках на мои простыни. Не то чтобы те были чистыми, но мне не по душе, что он пачкает мое постельное белье.

— Убери ноги с моей кровати, чувак, — велел я ему, хотя даже мне было слышно, как слабо прозвучал мой голос. Когда ты под кайфом и хочешь вздремнуть, тебе не до перепалок. Я с трудом мог держать глаза открытыми. Марко испоганил мне кайф. Надо будет потом надрать ему задницу.

Марко проигнорировал мое требование и продолжил изучать меня взглядом.

— Взгляни на себя, Макс. Ты обдолбался. Да если бы Гаш увидел тебя в таком состоянии, на тебе бы места живого не осталось. Какого черта с тобой происходит? — спросил Марко, и в его голосе смешались злость и беспокойство.

Когда дела принимают нехороший оборот, Марко, не смотря на его задиристое поведение скинхеда, всегда заботится обо мне. Мы с Марко дружим уже очень много лет и прошли с ним довольно долгий путь. И мы всегда прикрываем спины друг друга. Именно благодаря Марко, я получил очень хорошо оплачиваемую работу, которая позволила мне заботиться о брате, сохранить крышу над головой и оплачивать обучение.

— Буду продавать в два раза дороже, — предложил я и пожал плечами, как будто это самый очевидный ответ в мире.

Марко разразился смехом.

— Ты, что, издеваешься надо мной? — спросил он.

Я нахмурился. Мне эта идея казалась неплохой.

— Что смешного?

Марко фыркнул.

— Чувак, в городе полно торгашей этим добром, и ты не заработаешь ни цента, удвоив цену за таблетки не самого лучшего качества. И Гаш не увидит ожидаемую сумму денег. Ты, мой друг, просто чертов идиот.

— Ты ни черта не знаешь, Марко. Ты же просто стоишь у двери и делаешь комплименты симпатичным телкам, а все самое сложное достается мне, — глумлюсь я.

Лицо Марко темнеет. Он резко опускает ноги на пол и подошвы его ботинок с громким стуком соприкасаются с полом.

— Не валяй дурака. Ты портишь все не только себе, но и мне тоже. Что, по-твоему, случится, когда Гаш пронюхает, что ты принимаешь больше таблеток, чем продаешь и что у тебя нет денег, чтобы вернуть ему? — Марко встает и начинает расхаживать по комнате, что он обычно делает, когда он готов выйти из себя.

Почему он, черт его разбери, так дергается? Это мне стоит волноваться. Голова начинает гудеть, и мне кажется, что таблетки, лежащие в комоде в противоположной части комнаты буквально молят меня обратить на них внимание.

— Он начнет приглядываться ко всем нам, чувак. Я поступал умно с выручкой у двери, но Гаш все равно может обо всем догадаться, понимаешь?! Он нас обоих выведет на чистую воду! — Марко въехал кулаком по стене возле стола.

— Прекрати вести себя как баба. Никто не приставлял пистолет к твоему виску и не заставлял тебя красть деньги с выручки у двери. Так что не скули теперь из-за этого, — заявил я, как ни в чем не бывало. У Марко начала пульсировать жилка на челюсти.

— Ты уже нашел место? — спросил он, сменив тему.

Я пожал плечами.

— Еще нет, — бесстрастно ответил я. Мне, и правда, стоило бы иметь более развитое чувство самосохранения. Я хожу по краю пропасти.

Марко обхватил руками голову, сплошь покрытую плохо выполненными этническими татуировками. У парня идиотский вкус, когда речь идет о боди-арте.

— Ты пытаешься меня уничтожить? Серьезно. Ладно, соберись, мы сейчас что-нибудь найдем. Гаш ждет информацию уже сегодня вечером, — и с этими словами Марко прошел мимо меня и вышел в коридор.

— Я сегодня не могу. У меня планы, — крикнул я ему вслед, пытаясь не рассмеяться, когда он разъярился еще сильнее.

— Черта с два ты не можешь. Соберись. Мы уходим, — заявил Марко и захлопнул за собой входную дверь.

Мне следовало позвонить Обри. Я должен был объяснить ей, что сегодня вечером меня не будет дома.

Но я не сделала этого.

Из-за наркотиков все, кроме сию секундных событий превратилось в далекие воспоминания.

Благодаря наркотикам я посчитал, что решу вопрос с Обри позже.

Спустя несколько часов Марко подъехал к скромному на вид офисному зданию. Часы показывали начало девятого, а мы вернулись только сейчас, но нам удалось найти заброшенное здание средней школы. Мы прошлись по зданию, и хотя он и выглядело так, словно готово рухнуть в любую секунду, для клуба сойдет.

По пути к офису Гаша Марко притормозил у закусочной и заставил меня поесть и выпить кофе, стараясь, чтобы я протрезвел. Действие таблеток почти закончилось, поэтому меня трясло и тошнило.

Бургер, который я съел, так и просился наружу. Прежде чем мы зашли в офис, я схватил Марко за руку.

— Чувак, у тебя есть хоть что-нибудь? — спросил я, постаравшись убрать умоляющие нотки из своего голоса. — Серьезно, мне нужна всего одна таблетка.

Марко зарычал и с отвращением на меня посмотрел.

— Тебе, правда, нужно взять себя в руки, чувак, — пробормотал он, но засунул руку в карман и вытащил маленький пакетик. Он вытряхнул всего дну крошечную белую таблетку и зажал ее между большим и указательным пальцами.

Я дернулся, чтобы взять ее, но он отвел руку в сторону.

— Разве ты не посещаешь группу поддержки или куда ты там ходишь? Потому что, если это их хваленая двенадцатиступенчатая схема помощи, то она отстой, — прокомментировал он.

Я сердито посмотрел на него, не потрудившись хоть как-то прокомментировать его замечание касательно двенадцатиступенчатой схемы помощи. Я был слишком занят, сглатывая желчь, подступающую к горлу.

— Просто дай мне таблетку, а проповеди оставь тому, кому до них есть дело, — прорычал я, стараясь не вывалить содержимое желудка на ботинки друга. В голове загудело, и я понял, что встретиться с Гашем не получится, пока я не умерю ломку.

Марко впихнул таблетку мне в руку. Я поспешно засунул ее в рот и разжевал.

— Дай мне минутку, — попросил я и облокотился о потрёпанный «Вольво» Марко.

Спустя десять минут от дрожи не осталось и следа, да и тошнота почти прошла.

Я все еще чувствовал себя одурманенным наркотиками, но вполне был готов войти внутрь.

Офис Гаша совсем не такой, какой вы ожидаете увидеть у парня, который управляет самым успешным подпольным клубом на восточном побережье. Придя сюда впервые, я ожидал увидеть инфракрасные огни и декоративную подсветку и, как минимум, одного мускулистого вышибалу, ну или двух.

В офисе практически никого нет, что не удивительно, принимая во внимание, что уже начало девятого. Гаш придерживается… строгого распорядка.

Помещение чистое и ничем не примечательное. Здание, где располагается офис, подошло бы скорее каким-нибудь бухгалтерам. Мы с Марко своим видом оскорбляем окружающие нас стены кремового цвета и некачественные репродукции картин.

В прошлой жизни Гаш был известен как Тревор МакМиллан. Он работал IT-аналитиком в небольшой охранной компании.

Так как же Тревор превратился в Гаша? Вопрос века. Ходило много слухов, касательно того, как он основал «Манию», существует куча историй о том, как он заработал себе прозвище, под которым теперь известен, но лично я сильно сомневаюсь, что хоть в какой-нибудь из них, есть крупица истины.

Кто, черт возьми, может знать? Это вообще имеет какое-либо значение? Ответ на этот вопрос не изменит того факта, что из тощего IT-шника он превратился в одного из самых пугающих ублюдков, в бандита, заправляющего клубом.

Марко постучал в дверь и зашел внутрь, не дожидаясь ответа. Гаш сидел за обычным деревянным столом, склонив голову над клавиатурой. Он вполне мог бы сойти за чьего-нибудь дядю-педофила или продавца подержанных авто. На первый взгляд он не казался пугающим, скорее льстивым, но только до тех пор, пока не посмотрит вам в глаза.

Под его холодным пустым взглядом менее авторитетные люди обычно ежатся. Я и сам не настолько крут, так как несколько раз был близок к тому, чтобы намочить штаны в его присутствии.

Марко закрыл дверь и уселся на один из двух стульев с мягкой обивкой, стоящих у стены. Засунув руки в карманы и ссутулившись, я последовал за ним. Встречаясь с Гашем никогда не знаешь, каким будет исход встречи.

Иногда он ведет себя нормально, можно даже сказать цивилизованно, хотя крайней редко улыбается.

Но бывают дни, когда в страхе ждешь, что он выудит из пиджака нож и перережет тебе горло. Гаш непредсказуем, и нам с Марко стоило дважды подумать, перед тем как начать красть у него. Следовало быть умнее и не связываться с таким парнем, как Гаш.

Но, как я уже упоминал, таким унылым, больным идиотам, как мы с Марко, не удалось устоять перед соблазном, которым для нас стали деньги и наркотики.

Марко протянул Гашу клочок бумажки, на которой нацарапал адрес старой школы. Не глядя на нас, Гаш сосредоточил внимание на мониторе и, напечатав что-то, начал изучать карту, открывшуюся на экране.

— Это жилой район? — задал он вопрос, наконец-то посмотрев на нас. Гаш перевел на меня свой бесстрастный взгляд.

Я покачал головой.

— Был, но сейчас заброшен. Большинство домов или закрыли за долги или они заброшены. Сейчас там почти никто не живет, остались одни старики. Никаких семей, детей, — отчитался я.

Я сидел, вцепившись в ручки стула и страшно нервничал. Черт, мне нужна еще одна таблетка.

— Полиция? — продолжил задавать вопросы Гаш.

— Участок расположен на другом конце города. Недавно уволили троих полицейских, так что там считай никого не осталось. Не думаю, что с ними будут проблемы, — высоким голосом сообщил Марко, рассказав то, что я уже и без него должен был бы знать.

Именно такие расследования обычно провожу я. Марко продолжил начатую мной работу, так что я, очевидно, буду ему должен.

— Я отправлю кого-нибудь из парней покрутиться там, может получится поговорить с кем-нибудь и убедиться, что в субботу у нас не возникнет проблем, — выкладывает Марко свои планы, искоса на меня поглядывая. Можно ли было более очевидно указать на то, что я ничего не делал?

И от Гаша это не ускользнуло. Он посмотрел на меня так, будто я кусок дерьма, прилипший к подошве его ботинка.

— А чем, спрашивается, мать твою, занимался ты, пока Марко выполнял твою работу? За что, дьявол тебя раздери, я тебе плачу? Парочка рисунков тут и там не в счет. Сядь ровно и прекрати, блин, сутулиться! — потребовал Гаш, и я почувствовал себя, как школьник в кабинете директора. В качестве наказания я буду задержан после уроков или мне надерут зад?

Я медленно выпрямился на стуле. Я противился этому, как мог. Я выглядел полным кретином.

— У меня в жизни сейчас дерьмовая ситуация, — попытался оправдаться я, хотя прекрасно понимал, что объяснение прозвучало неубедительно. Мое убогое оправдание лишь еще сильнее разозлило Гаша.

Он наклонился над столешницей, растянув губы так, что стали видны его желтые зубы, между бровями залегли складки.

— Мне срать, что у тебя там происходит, у тебя есть работа, так работай, твою мать! Марко не должен заниматься тем, за что я плачу тебе! — Гаш ткнул пальцем в сторону Марко, который практически слился со стулом. Хочешь выжить — не привлекай к себе внимание, когда Гаш взбешен, вот так вот все просто.

Я согласно кивнул.

— Понял. Это больше не повторится, — пообещал я.

— Вин говорит, что пару дней назад он завез тебе товар на неделю. Хочу видеть деньги в воскресенье. Не в понедельник. Не во вторник. В чертово воскресенье! Я слежу за тобой, и мне совсем не нравится то, что я вижу, — предупредил Гаш и провел мизинцем по шраму под глазом.

Пару лето тому назад, какой-то обдолбавшийся наркоман пытался пырнуть его ножом. Этот наркоман мертв. А Гаш по-прежнему тут. Все предельно ясно.

Я снова кивнул.

— Ты их получишь, не проблема, — хотя плохо то, что на самом деле это большая проблема.

— Тебя немного потряхивает. С тобой все в порядке? — поинтересовался Гаш, внимательно на меня поглядывая. Он далеко не глуп. Догадываюсь, что он знает, что я качусь по наклонной.

— Это из-за этих транквилизаторов. Тебе нужно что-то, чтобы взбодриться. Попробуй вот эти. Просто соберись. Не хочу, чтобы моим товаром торговал чертов наркоман. Эта твоя зависимость мне ни к чему, — прорычал он, и швырнул мне на колени пакетик с какими-то травами.

Я открыл его и понюхал содержимое. Что это такое? Пахнет не как травка. Может это какие-то сильные галюценогены.

— Это травяной чай, придурок. Гинко билоба и немного женьшеня. Обеспечивает хороший приток крови к мозгу. Вали домой и завари себе чашку чая.

Мне хотелось рассмеяться над иронией ситуации. Гаш — самый крупный наркодилер по эту сторону Нью-Йорка, предложил мне пакетик с травяным чаем.

Я рискнул бросить взгляд на Марко, который жевал внутреннюю сторону щеки, стараясь не рассмеяться над боссом, распространяющим чертов травяной чай.

— Конечно, звучит отлично, — смиренно сказал я и засунул пакетик в карман.

Гаш снова ткнул пальцем в мою сторону.

— Я серьезно, на этих выходных я даю тебе шанс показать мне, что ты все еще способен справляться со своей задачей. На следующей неделе прибудет партия товара из Мексики, и все мы сможем заработать целую пропасть денег, но я должен быть уверен, что ты знаешь, что я хочу, чтобы ты делал.

Мы с Марко встали.

— Ты все получишь, Гаш, — пообещал я.

— И выпей этого чая, — напомнил босс, когда мы уже были в дверях. Я похлопал по карману, давая понять, что так и сделаю.

Оказавшись на парковке, я вытер пот со лба. Мне надо домой. Мне надо привести себя в чувства. И к черту этот чай.

— Легко отделался, Макс. Тебе лучше слушаться Гаша, — начал читать нотации Марко.

Я закатил глаза; мне осточертело слушать одну и ту же ерунду.

Только после того, как я добрался до дома и принял еще несколько таблеток, я вспомнил про Обри. Перед тем как вырубиться, я задался вопросом, приходила она или нет. Может быть, мне следовало позвонить ей. Объяснить, что произошло.

Но тут таблетки начали действовать и под кайфом я напрочь забыл об Обри.

Я обо всем забыл.

Обри

Я зла.

Нет, я в ярости.

Прошлой ночью я ездила к квартире Макса и стучалась в дверь. Он не открыл. Поэтому мне пришлось ждать его на улице. На морозе. Не один час!

А он так и не появился.

Я пыталась до него дозвониться, но звонок сразу перенаправлялся на голосовую почту. Меня так и подмывало звонить ему снова и снова, но мне удалось совладать с этим порывом.

А сейчас я не только пребываю в ярости, мне не просто больно, на самом деле я готова нанести телесные повреждения в следующий раз, как увижу его.

Нашим отношениям всего пара недель, но мы уже успели все испортить. Какие шансы могут быть у наших отношений, если я увязла в своих сомнениях и настороженности? Я понимаю, что когда Макс не со мной, он скорее всего занят чем-то, что разобьет мне сердце.

Я знала, что ему нельзя верить.

Но он не с другой девушкой. Нет, все свое время он уделяет крошечным белым таблеткам, которые так любит.

Я вышла из корпуса психологии и натянула капюшон на голову. Пока шли лекции, на улице начался снег, и мне хотелось оценить установившееся белое безмолвие. Но у меня не получалось — я была слишком взвинчена.

— Обри!

Резко подняв голову, я вижу, что через весь двор ко мне спешит Макс с сумкой на плече. От снега волосы намокли и некоторые пряди прилипли ко лбу. На лице у него сияет широченная улыбка, пока он торопливо идет ко мне. Я надеялась уйти с кампуса, не встретившись с ним. Но мне следовало догадаться. Меня смущает, что он так хорошо изучил мое расписание.

Если взглянуть на него сейчас, то он ничем не отличается от любого другого студента колледжа. Но я-то знаю, что скрывается под оболочкой… за красивым лицом прячется уродливая тьма.

Я подумывала проигнорировать его и просто уйти, но поняла, что он просто пойдет следом за мной. А я не собираюсь бегать от него по всему кампусу.

Поэтому я остановилась и ждала, пока он не подойдет ко мне.

Он потянулся вперед, намереваясь взять меня за руку, но я отпрянула прежде, чем он коснулся меня.

Макс поморщился.

— Верно, я и забыл, где мы. Прости, — извинился он, а затем на его лице снова засияла улыбка, еще более яркая, чем предыдущая.

— У тебя сегодня еще есть занятия? — спросил он, подстроившись под мой шаг.

Я не стала отвечать: не могу общаться, когда раздражена и расстроена.

Когда тишина затягивается, улыбка Макса увядает, и он хмурится. Схватив за руку, он останавливает меня.

— Что не так? — озадаченно спрашивает он.

— Я ждала тебя вчера весь вечер, — прищурившись, холодно поясняю я.

Макс опускает голову.

— Верно. Я знал, что ты придешь. Прости, — снова извиняется он. Он поднимает голову, чтобы взглянуть на меня, на его лице выражением, умоляющее меня простить его.

— Где ты был? — спрашиваю я, давая волю раздражению.

— Зашел Марко. Нам нужно было ненадолго отъехать, — отвечает Макс, ограничившись этим кратким объяснением.

Я могла бы спросить, чем они занимались, но видимо не хочу этого знать. Да и сомневаюсь, что он рассказал бы мне. Его жизнь в «Мании» — это та тема, которую мы никогда не затрагиваем. Именно этот клуб — разделяющая нас стена.

— Тогда почему ты не позвонил мне? Мог бы хотя бы предупредить, что тебя не будет дома, — возмущаюсь я, изо всех сил стараясь оставаться раздраженной, что довольно сложно, когда Макс выглядит таким раскаивающимся.

Он начинает жевать нижнюю губу, а по его лицу стекают капли талого снега.

— Я должен был позвонить тебе, но не сделал этого. Мне нет оправданий, по крайней мере ни от одного из них ты не почувствуешь себя лучше. Просто знай, что мне жаль, и что я предпочел бы быть с тобой, чем где-либо еще, — признает свою вину Макс и по какой-то причине то, что он не пытается оправдываться утихомиривает мой гнев.

Он не оправдывается. Не пытается лезть в бутылку. Он признает, что поступил неправильно и извиняется. И, удивительно, но я ценю это.

Глубоко вздохнув, я опускаю плечи.

— Просто постарайся не забыть в следующий раз, ладно? — прошу я. Наверное, я слишком легко простила его. Вероятно, мне стоило заставить его почувствовать себя виноватым за то, что продинамил меня. Но в чем был бы смысл? Зачем растягивать несчастье, которое затрагивает нас обоих?

— Не забуду. Я обещаю, — клянется Макс, и меня чуть не передергивает. Я обещаю. Почему у меня ощущение, что, произнеся эти слова, он словно настраивает себя на то, что не сумеет сдержать собственное обещание?

Макс подтягивает ремень сумки повыше на плечо и на его лице снова появляется улыбка.

— Могу я пригласить тебя в одно место? — спрашивает он разрешения, и его глаза сияют от предвкушения.

Я потираю ладони, пытаясь согреть руки.

— Хочешь куда-то меня сводить? — выгнув брови, уточняю я.

Макс хмыкает. Быстро оглянувшись по сторонам, он тянется ко мне и обхватывает ладонями мое лицо.

— В одно особенное место. Не против? — снова спрашивает он, большим пальцем поглаживая меня по щеке.

На секунду я закрываю глаза, подозревая, что сдамся в любом случае.

— Уговорил, — соглашаюсь я.

Улыбка Макса так заразительна, что мне и самой не удается удержаться от улыбки.

— Тогда поехали, — говорит он, убирает руку от моего лица и, не заботясь, что кто-то может увидеть, хватает меня за руку.

Макс ведет меня к парковке. Открыв пассажирскую дверь, пропускает меня внутрь. В животе у меня все трепещет всякий раз, когда он так поступает.

Сев в машину, Макс сразу же заводит двигатель и включает печку. Он зажимает мои руки в своих и дышит на них, согревая теплым дыханием. Поочередно целует каждый пальчик, не переставая улыбаться.

Снегопад усилился, и снег толстым слоем лежит на траве. Хотя дороги, кажется, не засыпало, я все равно волнуюсь, безопасно ли ехать в его машине в такую погоду.

— Похоже, снаружи становится довольно неуютно. Может, съездим в другой раз, — предлагаю я, глядя в окно.

Макс качает головой.

— Ни в коем случае. Сегодня идеальная погода для того, что я задумал, — отвечает он с энтузиазмом, и обхватывает своей рукой мою ладонь, пока выезжает с парковки.

— Почему я нервничаю? — поддразниваю я его, когда Макс выезжает на дорогу.

— Не нервничай. Я позабочусь о тебе, — заявляет он с абсолютной искренностью. Мне правда хочется ему верить. Когда он такой расслабленный и беззаботный, мне почему-то легко довериться ему.

Несмотря на быстро ухудшающиеся погодные условия, Макс ведет машину довольно беспечно. Снег падает тяжелыми хлопьями.

— Может тебе стоит ехать помедленнее, — предлагаю я и испуганно вскрикиваю, когда Макс сворачивает на более высокой скорости, чем я готова вынести.

Он фыркает.

— Сразу видно, что ты с юга. Обри, в этой погоде нет ничего страшного. Я ездил и в худших условиях, — успокаивает он меня.

— Если с тобой я, не делай так, — бормочу я в ответ, а Макс смеется, но, к моему облегчению, значительно снижает скорость.

Через несколько минут он паркуется на невзрачной улице.

— Где мы? — спрашиваю я, удивляясь, когда Макс выбирается из машины. Он подходит к моей стороне и придерживает дверь открытой. Приподняв мою голову за подбородок, он нежно целует меня в губы — холодный мокрый снег смешивается с жаром его губ.

— Сейчас все увидишь, — отвечает Макс и его глаза искрятся весельем. Он подходит к багажнику и открывает его.

— Надень это, — командует он, протягивая мне громоздкие черные теплые ботинки.

— Они мне в жизни не подойдут, — усмехаюсь я, подняв их вверх за шнурки.

— Просто обвяжи ногу шнурками. И тогда они будут в самый раз, — заверяет Макс, наклоняясь, чтобы надеть свою пару таких же ботинок.

Я делаю, как он предлагает, снимаю свои кеды и отдаю их Максу, а он забрасывает их в багажник. Я же засовываю ноги в сапоги, которые, кажется, размеров на пять больше нужного. Я крепко затягиваю шнурки и застегиваю пряжки по бокам, максимально плотно, хотя понимаю, что все равно выгляжу смешно.

Уперев руки в бедра, я бросаю на Макса раздраженный взгляд.

— Ты не желаешь объяснить, почему заставил меня нарядиться, как Клоун Бозо? — требую я объяснений. (Примеч. ред. Клоун Бозо — комедийный персонаж, получивший свою популярность в США благодаря широкой рекламе на телевидении в 1960е)

Макс протягивает мне термос, а сам достает из машины две вещи. Он, очевидно, хорошо подготовился.

— Ледянки? — недоверчиво спрашиваю я.

Макс засовывает под мышку две красные пластиковых ледянки и невинно улыбается.

— Ага, это ледянки, — подразнивает он.

Захлопнув багажник, Макс кивает головой в сторону лесной тропинки между двумя домами.

— Пошли.

Я с трудом ковыляю за Максом по снегу, который достигает мне уже до лодыжек.

То, что мне приходится идти в ботинках Макса, значительно замедляет меня, и ему приходится постоянно останавливаться, чтобы я могла догнать его. Он ведет меня по узкой тропке, окруженной плотной стеной деревьев.

Откуда-то издалека доносятся смех и крики. Мы минуем деревья и оказываемся позади квартала. За крайним рядом домов начинается склон, а внизу устроено футбольное поле.

Повсюду носятся дети. Очевидно, часть занятий отменили из-за снегопада, и большинство местных ребятишек собрались у самого крутого склона для катания на ледянках, который я когда-либо видела.

— Ты сюда хотел привезти меня? — уточняю я у Макса, изумленно глядя на него. Мне бы стоило уже перестать удивляться поступкам Макса, но в моей голове никак не укладывается, что мужчина, с которым я познакомилась, и мужчина, с восторженным выражением на лице, как у носящихся вокруг детей, стоящий сейчас рядом со мной с двумя ледянками в руках, один и тот же человек.

Макс засовывает руки в карманы и наслаждается картиной, разворачивающей перед его глазами: взгляд рассеянный, на губах мягкая улыбка.

— Мама приводила меня сюда, всякий раз, как выпадал снег. Это было нечто особенное, только между мной и ней. Она позволяла мне кататься с этого холма, пока я был уже не в силах стоять, тогда она поила меня горячим шоколадом и относила в машину.

Я ничего не говорю, не желая прервать этот редкий момент откровенности. Макс кивает на скопление камней у подножья холма.

— Я сломал руку, ударившись о те камни.

Он смеется, но это грустный и тоскливый смех.

— Мама страшно перепугалась. Меня повезли в больницу на скорой, что для девятилетнего мальчишки самая крутая вещь на свете. Поэтому я не думал вообще о том, что у меня кость торчит сквозь кожу.

Его улыбка увяла, и он сморщился.

— Я не был здесь с тех пор, как мне было десять, — пробормотал он, погрузившись в воспоминания и глядя куда-то в пространство перед собой.

Я чувствую, как сдавило горло, а на глазах закипели слезы. Я знаю, что он делает, даже если он поступает так неосознанно. Он дарит мне частичку себя, частичку себя до того, как он увлекся наркотиками. До появления клуба. До того, как его жизнь покатилась под откос.

Я делаю глубокий дрожащий вздох, чтобы успокоить прерывистый стук своего сердца. Как не отдать свое сердце парню, который стоит передо мной, и делится самым дорогим, что у него есть? Своими воспоминаниями. Своим счастьем. Частью своей жизни, которая осталась непорочна.

Макс моргает несколько раз, словно приходит в себя и вспоминает, где он находится. Он разворачивается ко мне и уголки его губ ползут вверх. Он забирает у меня из рук термос, кладет его под деревом, и вручает мне одну из ледянок.

— Будет весело. Обещаю, — заверяет он меня, вытаскивает из заднего кармана шапочку и надевает ее.

Снова это слово. Обещаю.

Но в этот раз, глядя в его сверкающие и головокружительные глаза, я верю ему.

В ответ я лишь закатываю глаза.

— Конечно, если не сломаю шею, — невозмутимо отвечаю я, и Макс целует меня в кончик носа.

— Прекрати быть такой пессимистичной, — укоряет он, хватает меня за руку и тянет к гребню холма.

Наблюдая, как маленькие дети скатываются с холма и кричат, я закусываю нижнюю губу. Признаюсь, я немного трусиха. Плюс склон здесь действительно крутой, и я уже стала свидетельницей нескольких падений.

— Да, я не так уверена, — сомневаюсь я, пока Макс усаживается на свою ледянку. Дети вокруг бросают на нас странные взгляды. Уверена, немного странно видеть пару взрослых, которые рядом с ними играют в снегу.

Макс смотрит на меня.

— Ты раньше никогда не каталась, правда? — подводит он итог моим колебаниям.

Я качаю головой. Чувствую себя идиоткой. Но у нас в Северной Каролине не так много снега. Несколько снежинок и мир останавливается. Выпадает полдюйма снега, и школа закрывается, но все равно этого обычно недостаточно, чтобы кататься на санках.

Макс отодвигается на край ледянки и хлопает по освободившемуся месту перед ним.

— Мы поедем вместе, — решает он.

— Мы слишком тяжелые. Ничего не получится, — отвечаю я.

— Вообще-то, с большим весом вы поедете быстрее, — вставляет слово маленький мальчик, стоящий возле меня. Я смотрю на него и хмурюсь.

— В данный момент эта информация не очень мне помогла, — отвечаю я.

Мальчик, на вид не старше семи, с головы до ног покрытый снегом, закатывает глаза.

— Не будь такой трусихой, — говорит он мне.

Макс фыркает, и у меня отвисает челюсть. Этот ребенок издевается надо мной?

— Ты слышала маленького парня. Не будь такой трусихой, — подстрекает Макс. Не желая выглядеть идиоткой перед школьником, я сажусь на ледянку перед Максом и подтягиваю колени к груди.

Ноги Макса прижимаются к моим, он обнимает меня руками за талию, крепко притягивая к себе. Даже через всю нашу одежду, я ощущаю жар его тела.

Опустив подбородок мне на плечо, он целует меня в щеку.

— Вперед. Держись крепче, — шепчет он мягко и заправляет волосы мне за ухо. Мальчик улыбается мне, а я показываю ему язык. Он округляет глаза и убегает.

— Вау, очень по-взрослому, Обри, — смеется Макс. Я пожимаю плечами.

— Он это заслужил, — шучу я, ощущая тепло и покалывание, когда спиной ощущаю смех Макса.

И затем, не дав мне шанса подготовиться, Макс толкает нас вперед, и мы скользим вниз по склону. Холодный воздух опаляет мое лицо, а волосы развиваются на ветру. Всю дорогу вниз я ору как слабачка.

Достигнув подножья, санки врезаются в сугроб и взлетают в воздух. Мы с Максом слетаем с них. С глухим стуком я приземляюсь на спину, по моему лицу стекает грязь. Я решаю лежать и не вставать, смотрю на небо и пытаюсь восстановить дыхание.

Неожиданно надо мной склоняется Макс, улыбаясь как идиот.

— Разве было не круто?

Он помогает мне подняться на ноги и стряхивает снег с моих джинсов. Я похлопываю по ногам и рукам, ища сломанные кости.

Макс берет меня за руку и начинает взбираться вверх по холму.

— Давай сделаем это снова, — кричит он, таща меня за собой.

Я спотыкаюсь и падаю, потянув Макса за собой. Меня пробирает смех, я набираю снег в руку и швыряю ему на спину. Он вскрикивает и пытается стряхнуть его.

Согнувшись в приступах приближающейся истерики, я наблюдаю, как мой парень прыгает, пытаясь стряхнуть снег с рубашки.

А затем он останавливается, и по хулиганскому блеску в его глазах, я понимаю, сейчас произойдет нечто плохое. Он медленно и целенаправленно наклоняется и лепит снежок.

— Хочешь поиграть так, да? — спрашивает он меня, ладонями превращая холодную массу в крепкий, плотный шар.

Я поднимаю руки и пячусь.

— Даже не думай, Макс! Клянусь Богом… — моя угроза затихает, потому что потом я бегу, а Макс нагоняет меня. Я чувствую, как снежок ударяется меня в спину.

— Ловите ее! — слышу я крик маленького мальчика, которого мы видели раньше, и вскоре я убегаю уже не только от Макса, но и от четырех детей, которые швыряют в меня снежками.

Макс валит меня на снег и закрывает своей спиной от детей, забрасывающих нас снежками.

— Мы объединяем силы, — шепчет он мне на ухо.

Я киваю, мы быстро встаем и бежим за атакующими. Они визжат, пока мы ведем нашу эпическую снежную битву.

К тому времени, как мы объявили перемирие, я смеялась так сильно, что у меня щеки горели и болели бока. Детям нравился Макс. Я ухмылялась, наблюдая, как он поднимался по холму с тремя мальчиками, повисшими на нем, как обезьянки. С ними он казался таким естественным. Я наблюдала, как легко он общается с детьми, и сердце у меня в груди сжималось.

Никогда не думала, что могу так веселиться, отмораживая свою задницу. Когда мы покинули поле, я была жутко уставшая, но намного счастливее, чем за долгое время до этого.

Пока мы шли обратно к машине, Макс протянул мне термос. Я отвинтила крышку и сделала глоток все еще теплого горячего шоколада. И улыбнулась ему краешком губ.

— Шоколад? — поинтересовалась я.

Макс тоже улыбнулся.

— Я помню что нужно, чтобы умаслить тебя, — ответил он.

Остановившись посреди темной тропы, я повернулась к нему. Обвила его шею руками и притянула голову вниз, чтобы губами коснуться его рта.

Приоткрыв рот, я провела своим языком по его. Он застонал и притянул крепче к себе. По-прежнему шел снег, и моя одежда насквозь промокла, но меня это не волновало.

Единственное, о чем я думала, единственное, что было важно, это мужчина в моих объятьях.

Я отстранилась, и Макс прижался лбом к моему лбу.

— За что это? — спросил он мягко.

Я провела пальцами по его влажным волосам, игнорируя то, что они у меня онемели.

— За то, что удивил меня, — с улыбкой ответила я.

Пальцы Макса впились мне в спину.

— Напомни мне удивлять тебя чаще, — хрипло сказал он и прикусил мою нижнюю губу.

Я захихикала и потянулась, чтобы снова поцеловать его, но Макс остановил меня.

Я вопросительно склонила голову, вглядываясь в его неожиданно посерьезневшее лицо.

— Что такое, Макс? — спросила я его.

Он закрыл глаза и сглотнул.

— Я люблю тебя, Обри, — произнес он почти мучительным шепотом, словно это признание было вырвано у него силой, словно эти слова причиняли ему боль.

Я нахмурилась и коснулась его лица тыльной стороной своей ледяной ладони. Он открыл глаза, и они светились в сгущавшейся темноте. Мои губы раскрылись — я хотела сказать что-то в ответ.

Хотела сказать, что люблю его.

Потому что, правда, любила.

Эти эмоции накапливались во мне, и даже если раньше я подобного не испытывала, все равно их распознала.

Это любовь. Чистая и абсолютная любовь.

Но по какой-то причине, слова застряли в горле. Я стояла там, задыхаясь, как рыба, а Макс смотрел на меня, и его взгляд умолял меня ответить взаимностью.

И его чувства были взаимны.

Так почему я не могла произнести слова, которые ему было так необходимо услышать? Слова, которые мне самой хотелось произнести вслух?

Тишина затягивалась и затягивалась, а я так ничего и не сказала.

Наконец, Макс издал неловкий смешок и отвернулся. Я чувствовала себя ужасно. Я отстранилась от него, когда он так отчаянно нуждался в чем-то от меня. Я не могла дать ему это.

И почему?

Не могу объяснить, почему не решаюсь облечь в слова свои чувства. Возможно, дело в затяжном недоверии или боязни неудачи.

Я ужасно зла на себя за то, что разрушила своей неуверенностью идеальный день.

Макс поднес мою руку ко рту и поцеловал костяшки. Он улыбался, но его глаза, которые несколько минут назад были счастливыми и довольными, сейчас подернуты дымкой грусти.

— Давай вернемся ко мне. Думаю, я все еще должен тебе феттучини Альфредо, — сказал он, и переплел мои пальцы со своими, пока мы шли обратно к его машине.

— Макс, — начала я, но он покачал головой, прежде чем я смогла продолжить.

— Ничего не говори, Обри. Поехали домой, и я приготовлю тебе лучший чертов Альфредо, который ты когда-либо ела, — начал он, его голос звучал жестко, хотя он и пытался вести себя естественно.

Я сморгнула слезы, которые закипели на глазах, и послала ему дрожащую улыбку.

— Звучит отлично.

Обри

Обри

Макс

Обри

Обри

Обри

Макс