Перед закатом. (Фантастически-ироническая пиеса.)

“Все войны заканчиваются переговорами. Так почему же сразу не начать с переговоров?”

Джавахарлал Неру.

Сентябрь 1943 года. Москва. Красная площадь. Вечер. Холодный северный ветер срывает с деревьев жëлтые листья. Моросит мелкий холодный дождь, стелится туман. На площади стоит несколько десятков людей. Их лица светятся надеждой и любовью к вождю Страны Советов, товарищу Сталину. Они держат в руках плакаты и транспаранты: “Мы хотим мира!”, “Долой войну!”, “Повоевали и хватит!”. Раздаются возгласы: “Хватит убивать братский нам немецкий народ!”, “Товарищи, это никакая не Отечественная — это гражданская война!”.

На площадь выходит нарком иностранных дел НКИД СССР, товарищ Молотов:

— Товарищи, братья и сëстры, позвольте мне сообщить вам, что советское правительство готово подписать “План Розенберга”! Раздаются громкие крики одобрения: “Слава миролюбивой советской политике! Слава товарищу Сталину!”

По площади проходит отряд красноармейцев. Их ватники перетянуты гвардейской лентой. За спиной висят ППШ. Лица их хмуры и суровы. Они отправляются на фронт. Им вслед несутся гневные крики: “Позор! Это вы начали братоубийственную войну! Просто прекратите стрелять!”. Из рупора громкоговорителя висящего на столбе, прошипев и прохрипев, неожиданно раздаётся музыка…

Стремительные пассажи струнных инструментов начиная произведение передают эстафету духовым. Как бы свист шквалистого ветра проносится над Красной площадью, создавая ощущение свободного полёта.

— Вагнер! “Полёт Валькирий”! — восторженно взрываются криками митингующие. Затаив дыхание слушают люди восхитительную и захватывающую музыку, так выразительно отображающую всю миролюбивость близкого русским по духу немецкого народа. Мощные, наполненные глубоким духовным содержанием, аккорды обращаются, кажется, прямо к сердцу каждого советского человека, наполняя его созвучием многих смыслов.

— Изумительная, нечеловеческая музыка! — произносит Молотов, вытирая выступившие от избытка чувств, слёзы, — а то, “Аппассионата”, блин! — Молотов кидает недобрый взгляд в сторону Мавзолея и ещё раз заверив москвичей, что “План Розенберга” обязательно будет подписан, уходит.

За Молотовым, из окошка своего кремлёвского кабинета, наблюдает товарищ Сталин…

Кабинет товарища Сталина. Горит лампа под зелёным абажуром. Но знакомый нам, по десяткам фильмов и книг, кабинет, потерял привычный облик. Кабинет мыслителя и учёного, философа, где на письменном столе со столешницей, покрытой зеленым сукном, можно было раньше увидеть раскрытый томик Канта или Кьеркегора, теперь наполнился иным, военным содержанием. Изумительно выполненный макет железной дороги занимает большую часть стола. Миниатюрные паровозики, выкрашенные в зелёный цвет, пыхтя катятся по таким же зелёным, военным, рельсам, тащя за собой открытые вагончики гружёные чем-то чёрным. В кабинете, кроме Сталина, находятся также товарищи Каганович и Берия. Вождь раздражён, и не скрывает своего недовольства.

Он задумчиво ходит по кабинету и курит трубку. Затем поворачивается к Кагановичу и спрашивает:

— Товарищ, Каганович, вы член Государственного Комитета Обороны и нарком путей сообщения, так?

Бледный от волнения Каганович:

— Так точно, товарищ Сталин!

— Товарищ Каганович, вы недавно встречались с работниками моторвагонного депо “Октябрьское” Куйбышевской железной дороги и выступили с речью “Под знаменем Ленина-Сталина вперёд к победе!”, это так?

— Так точно, товарищ Сталин!

— А ещё вы объяснили железнодорожникам, почему в данное время невозможен разрыв железнодорожного сообщения с Германией?

— Товарищ Сталин, я рассказал товарищам железнодорожникам, что Советский Союз твёрдо придерживается подписанных с Японией договоров о транзитном сообщении между Японией и Германией. Невозможно разорвать в один момент сообщение между СССР и Германией, в том числе железнодорожное, когда идет транзит японских товаров в Европу, и европейских в Японию, а мы имеем международные обязательства перед Германией и Японией, в том числе подписанный в августе 1939 года договор о Дружбе и сотрудничестве с Германией, и советско-японский договор о взаимном нейтрал…

— Значит вы плохо им это объяснили, товарищ Каганович, — прерывает наркома Сталин, — если приходится снимать с фронта полк НКВД для разблокирования поступившего из Германии угля.

Идите и попробуйте более понятно донести до советских людей политику Партии и правительства.

Каганович на подкашивающихся ногах выходит из сталинского кабинета.

— Теперь вы, товарищ Берия. Германское командование неоднократно обращалось ко мне с жалобами на действия партизанского отряда товарища Медведева. Это под украинским Ровно?

— Да, товарищ Сталин!

— Товарищ Берия, разберитесь и доложите мне. Поставки стратегического сырья в Германию не могут зависеть от непродуманных действий одного партизанского отряда. Чем у вас товарищ Судоплатов занимается? Как из Мексики ещё не вернулся? Не время сейчас по Акапулькам прохлаждаться. Пусть возвращается и летит в Ровно. Свободен, Лаврэнтий!