Рид, Анви

Пир теней / Анви Рид. — Москва: Манн, Иванов и Фербер, 2023. — (Red Violet. Темные миры).

ISBN 978-5-00195-823-9

Раз в семь лет паломники съезжались в столицы своих стран и, принося дары к алтарям на главной площади, провожали закатное солнце, именуя этот день Началом новой жизни. Легенды гласили, что раньше мир был окутан тьмой, но на седьмую полную луну явился Всевидящий и озарил все вокруг ярким светом, подарив жизнь четырем олхи[1]. Святые поделили землю и создали людей, построили города и основали поселения. Так святой Ар, принявший облик дракона, покровитель ветра и Чёрного океана, создал на востоке Арасу. Святой Рэй, защитник богов и людей, сотворил на севере Рокрэйн. На западе обосновалась святая Эвер — покровительница света, — построив там Эверок. А четвертый олхи — Сэтил — повелевал тьмой, пожирающей грехи людей. Создав город в песках, он погубил весь свой народ, за что был лишен зрения и изгнан с небес. Говорят, что каждые семь лет в ночь перед праздником его озлобленный дух поглощает грешные людские души, не пуская их в новую жизнь. Эту ночь называют Зачисткой, и, чтобы избежать встречи с повелителем тьмы, после заката все прячутся по домам и шумно радуются грядущему семилетию.

Королевская семья Эверока расположилась в празднично украшенном обеденном зале. Они планировали встретить Начало новой жизни в кругу близких, но неожиданно прибывшие послы из Рокрэйна нарушили эти планы. Иноземцы привезли дары для святой Эвер, и король гостеприимно предложил им остаться на ужин. Пир был шумным и веселым: правящая семья и гости наслаждались напитками, пробовали изысканные блюда и обменивались подарками. Ровно в полночь все помолились своим олхи и, опустошив тарелки с едой и бокалы с вином, счастливые, разошлись по спальням.

Темноту коридора, который вел в спальню Юстина, рассеивали цветные отблески. Лунный свет танцевал в узорчатых витражных стеклах, отбрасывая всю палитру цветов на каменную стену. Юстин напевал себе под нос выдуманную мелодию, звуки которой отражались от сводов тихим эхом. Улыбка не сходила с его лица. Ему не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась, но он уже стоял у входа в свою комнату. Он знал, что, когда откроет скрипучую дверь и зайдет внутрь, начнет новую жизнь, оставив старое семилетие за порогом. Но шорох в комнате заставил испариться счастливое чувство, которое мгновенно уступило место тягучему страху. Медленно открыв дверь, Юстин заглянул в щель и, осмотрев углы, облегченно выдохнул.

— Показалось, — успокаивая себя, прошептал он.

Зайдя внутрь, он задвинул железную щеколду и, стянув с себя жилетку, кинул ее на кровать. В комнате было холодно. Ночной ветер из открытого окна кусал шею и руки Юстина, запуская по телу мурашки, которые убегали вверх к затылку. Запрокинув голову и осмотрев потушенные свечи на медленно качающейся люстре, Юстин заметил черную длинную тень, которая скользнула вдоль потолка и, спускаясь вниз по стене, быстро скрылась за шкафом. Сердце забилось чаще, а темнота начала пугать еще сильнее. Нервно оттянув ворот рубашки, он подбежал к окну, подставляя лицо лунному свету и свежему ветру. Темное небо, усыпанное звездами, отражалось в морской глади бескрайнего Чёрного океана. Их разделяла лишь тонкая полоска нежно-голубого света. Юстину сразу захотелось показать это Далии: ей нравилось любоваться таким видом. Мысли смогли отвлечь его от удушающего страха, который теперь медленно отступал, оставляя лишь назойливое беспокойство.

— Это он, — пролетел по комнате недовольный шепот.

Юстин в страхе обернулся. Рядом никого не было.

— Последний бокал вина явно был лишним. — Пытаясь успокоиться, он усмехнулся и, растрепав волосы, подошел к зеркалу, висящему на стене.

— Милый, как ягненок, — кокетливый женский голос раздался где-то позади него.

Юстин вздрогнул и, зажмурившись, обхватил себя руками. Шли секунды. Он пытался унять дрожь в теле и остановить нарастающую панику. Ловя звуки обострившимся слухом, он старался оценить обстановку и, перебирая все варианты, отбросил дурные мысли, встряхнув головой. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, он поднял глаза, с опаской всмотрелся в свое отражение и плавно перевел взгляд на мелькнувшую тень. Но та успела скрыться за его спиной до того, как Юстин смог рассмотреть ее.

— Кто здесь? — с отвращением спросил он. — Выходите сейчас же! — Сорвавшись на крик, он сбил дыхание и запрокинул голову, хватая ртом воздух.

— Вы только поглядите, какой громкий мальчишка… — мурчащий шепот коснулся затылка, а холодные плети тьмы окутали горло.

Юстин опустил голову, нервно смахнув рукой черную дымку, и вновь посмотрел на свое отражение.

«Не надо было отпускать стражников… Кого теперь звать на помощь?»

— Мы слышим твои мысли, щенок! Стражники тебе не помогут. Они лишь решат, что ты сошел с ума и разговариваешь сам с собой, ведь только ты можешь слышать нас, — раздался грубый голос.

Юстину стало казаться, что он сходит с ума. В голове крутились вопросы, на один из которых тени решили ответить.

«Кто вы такие и что вам нужно?»

— Ягненок мой, мы сэтхи[2]. И мы пришли за дарами для Сэтила: нам нужны грешные, изуродованные души людей. А ты должен ему. Помнишь?

«Нет! Только не сейчас! Только не сегодня! Я не хочу, не могу! Уходите!»

— Милый, ты слишком громко думаешь, я устала слушать твои мысли. — Тень ластилась к нему, касаясь то одного плеча, то другого.

Помотав головой, Юстин задергал руками, отмахиваясь от черных щупалец.

— Ты думал: он забыл? Не-е-ет, милый мой. Вы заключили с Незримым сделку, и он выполнил свое обещание. Теперь твоя очередь. Идем же скорее, мы ждали этой ночи семь лет и успели сильно проголодаться.

Женский голос заигрывал с ним, просачиваясь в мысли. Дурманил и одновременно пугал. Тень витала рядом, пытаясь коснуться Юстина.

— Отлипни от мальчишки, Похоть! — рыкнул второй темный силуэт, стоявший у изголовья кровати.

— Такой нежный и пушистенький ягненок. Боится, молится, надеется, что это неправда. Он неспособен на убийство. Сэтил ошибся.

У двери мелькнула третья тень. Все эти минуты она молча скрывалась, слушала. И сейчас, дав о себе знать, позволила Юстину услышать свой липкий, протяжный, недовольный голос.

— Сэтил не ошибается! Этот олух или погубит нас, или приведет к господству.

— Спешу тебя огорчить, Тщеславие, но Похоть права: он ни на что не способен.

«Тщеславие и Похоть… Тогда какой третий грех? Уныние?»

Юстин пытался собраться с мыслями. Не двигаясь, он следил за отражениями в зеркале, пытался контролировать их движения и старался дышать тихо и медленно.

— Я Гнев, щенок! Советую поторопиться, потому что тебе осталось жить до утра. Если не справишься, то умрешь, и этот долг ляжет на твою сестру.

— Она… она жива? — голос Юстина предательски дрогнул. — А мать с отцом?

Ледяной кол воздуха пронзил грудь, выбивая все тепло из тела. Странное чувство невыполненного долга, отчаяние, горе и радость смешались в единый клубок, который назойливо катался где-то между ребрами. Страх покинул Юстина, появилась надежда.

— Не так быстро. Сначала — сделка. Но откуда этот фальшивый интерес? Ты выбрал новую обеспеченную семью и отрекся от прежней, нищей и презираемой. Что ж ты так разволновался? Ничтожество.

Ярость накатила холодной волной, задевая гордость и достоинство. Резко развернувшись, Юстин бросился на тень, стоящую у кровати, но, пройдя сквозь нее, чуть не упал.

— Ты серьезно? — Гнев лишь усмехнулся. — Ты не то что безнадежен, ты еще и глуп. Мы — тени, тьма, силуэты. Если бы мы состояли из плоти, то давно бы сами убили всех грешников!

— О Незримый, почему ты выбрал именно его, за что ты нас так наказал? — завыло Тщеславие.

— Я хочу все исправить!

— Ты сегодня умрешь, мальчишка.

— Нет! Я выполню свою часть сделки. Но после вы скажете, где искать мою семью.

Три тени приободрились и, собравшись в один клубок, начали кружить по комнате. Их радостные голоса слились в унисон.

— Убей трех грешных людей во имя нас. Того, кто напитал свое сердце ненавистью, злобой и яростью, — для Гнева. Того, кто не хранит верность, отдаваясь грубым пылким чувствам, развращая ум страстью и желанием, — для Похоти. Того, кто жаждет внимания и лести, стремится превзойти других, оскорбляя тем самым величие святых, — во имя Тщеславия.

— Великий Всевидящий… — в ужасе протянул Юстин.

— Испугался, щенок?

— …убить?! Вы просите меня кого-то убить?!

Страх это или ярость внутри него? Юстин не понимал. Он лишь продолжал думать, что все это — сон.

— Просите… Мы заставляем тебя, олух! — вибрации в голосе Тщеславия выдавали презрение и отвращение. — Либо убьешь ты, либо — тебя.

Ноги Юстина подкосились. Голова закружилась из-за вихря мыслей в ней. Он не понимал, что делать, не знал, как поступить. Внутри нарастала паника, которую юноша был не в силах побороть.

«И как мне найти эти грешные души? К тому же сейчас все прячутся по домам. Может, подойдут бродяги в порту?»

— Нам не нужны пьянчуги и бедняки. Им уготована другая участь. — Шепот теней перебил его мысли. — Нам нужны те, кому ты верно служил семь лет. Чью милость подарил тебе Сэтил. Гнев — король, похоть — королева, а тщеславие — принцесса!

— Что?! Об этом речи не было!

— Какой же ты глупый. Но такой милый, — нежно коснувшись его спины, прошептала Похоть. — Сделай это — и дело с концом.

— Нет…

Размывая картинку, глаза накрыла пелена соленых слез. И, будучи больше не в силах держать это в себе, свалившись на пол, Юстин зарыдал. Ему хотелось кричать. Тени лишь с нетерпением ждали, пока он поймет, что выбора нет.

— А что… что я скажу совету? — Юстин пытался найти любую причину, которая заставит сэтхов передумать.

— Об этом подумаем потом.

— А что, если я все же откажусь?

— Если сделка сорвется — вначале умрешь ты, а следом — и твоя сестричка. Ведь если ты не согласишься, мы придем к ней, и ей придется сделать то, на что не хватило духу тебе. Долги нужно отдавать, и делать это стоит вовремя. Но, — таинственность в голосе Гнева манила Юстина, заставляя слушать не отрываясь, — лучше подумай о том, что будет, если сделка свершится.

Тени тянули, давая Юстину пофантазировать и наконец прийти в себя. Долгая пауза, казалось, никогда не закончится.

— Ты станешь королем, болван! Об этом ты подумал? О величии и господстве? Тебя готовили к этому — и вот, время пришло. Ты наконец найдешь свою семью и привезешь сюда. Будешь править долго и счастливо, сделаешь мир лучше. Все будет так, как хочется тебе. Выбор за тобой, Юстин Мао.

Адер и Иола Бартлетт всегда мечтали о сыне, который унаследует трон Эверока, но у них родилась дочь. Королева утверждала, что разгневала святых, ведь принцесса росла своевольной девицей, которая наотрез отказывалась выходить замуж. Король нашел ей достойного будущего спутника — младшего принца Рокрэйна, но юноша бесследно пропал пару лет назад. А император расположенной на востоке Арасы считал, что чистота крови должна быть превыше всего, поэтому отказался от предложения обвенчать их детей.

Семь лет назад на службу в замок привезли купленных на Юненском аукционе слуг. Среди них оказался шестнадцатилетний Юстин, который позже стал единственной надеждой короля. Правящая чета полюбила его как сына. Простой крестьянин стал главным помощником, ему отвели покои в королевском крыле и отдали его обучаться вместе с принцессой в придворную школу. Иола любила прогуливаться с ним вечерами по саду, а Адер брал его с собой на охоту. С Юстином сблизилась и Далия. Он был невероятно красив по ее меркам и словно сошел со страниц книги, которую она любила перечитывать. Каштановые, всегда идеально уложенные волосы, зеленые глаза и ямочки на щеках сводили ее с ума. Она нашла в нем поддержку и любовь, в которых нуждалась. Он заботился о ней, всегда хвалил и нежно гладил по рыжим кудрям. Перед сном заглядывал к ней в покои и, целуя в макушку, желал светлых снов. За завтраком всегда отдавал свою порцию ее любимой перетертой с сахаром малины и, если она задерживалась вечером в библиотеке, приносил ей чай и мягкую горячую булочку с карамелью. Она любила обнимать его, вдыхать запах кожи и перед сном мечтать о близости с ним. Только с ним она чувствовала себя настоящей и только ему позволяла любить в ответ.

Юстин шел по пустому коридору, преследуемый сэтхами, тенью скользящими по стенам. Бодрящий холод ночи и эхо собственных шагов напоминали ему о том, что на этом этаже, кроме него, никого нет. Граждане Эверока были миролюбивы, поэтому в постоянной охране королевская семья не нуждалась. Адер и Иола отбирали слуг самостоятельно и доверяли каждому из них. А сегодня в честь праздника и вовсе распустили весь двор.

Шаги замедлились. Юстин подошел к деревянной двери королевской спальни, постучал и, сразу открыв, зашел внутрь.

— Что такое, мой мальчик? Что-то случилось? — Королева только что закончила молиться. Она поднялась с колен и, отряхнув низ сорочки, подошла к юноше.

— Юстин, давай не сейчас. Мы очень устали и хотим отдохнуть. — Король Адер встал с дивана и, запахнув халат, двинулся к жене.

«Нет, я не могу. Что мне сделать, что сказать?»

— Гнев, Похоть, помогите этому трусу, он сейчас все испортит! — нервозно скомандовало Тщеславие.

Самая быстрая, изящно движущаяся тень скользнула к королеве и слилась с ее силуэтом. На секунду женщина замерла. Улыбающиеся только что глаза потеряли искру и, словно одурманенные жаждой, осмотрели Юстина. Она кинулась на него, пытаясь развязать шнурки на рубашке. Ее тело тряслось, дыхание сбилось, а вместо слов изо рта вылетали хрипы. Скривив лицо от отвращения, Юстин начал отталкивать ее от себя, одновременно кидая взгляды на недоумевающего короля. Тем временем Гнев слился с Адером. Его тучное тело напряглось, кулаки сжались, брови нахмурились, а глаза наполнились кровью и яростью. Густой дымкой тень окутала его разум, не давая просочиться счастливым воспоминаниям, которые могли бы остановить его.

— Я убью тебя, развратная женщина! — Забыв о Юстине, король схватил жену за шею и, кинув на пол, навалился сверху. — Сколько еще я должен это терпеть? Ты обязана любить и вожделеть лишь меня! Ты думаешь, слуги не доносят мне о твоих тайных встречах и испачканном белье, которое прачки стирают каждый день?

Он безжалостно бил ее кулаками по лицу. Воздух напитался запахом крови, которая брызгами разлеталась в стороны, а Иола, судя по обмякшему телу, кажется, уже отошла в мир иной. Юстин не мог смотреть на это и, закрыв рот рукой, сглотнул подступающую рвоту.

— Перережь ему горло! Это можешь сделать только ты. Быстрее, иначе, когда от ее головы ничего не останется, король кинется на тебя.

«Нет…»

— Слабак! — взревела тень. — Ты хочешь сдохнуть в этих покоях?

Тщеславие указало на карман брюк. Запустив в него ватную руку, Юстин вытащил складной нож, который ему подарили послы из Рокрэйна.

«Я должен… должен с этим покончить».

— Предатель! — Король медленно поднялся с мертвого тела своей жены и, громко вдыхая воздух носом, бросил свой взгляд на Юстина. — Ты был мне как сын! А оказывается, ты лгал мне и спал с моей женой. Я убью тебя, а голову повешу в парадном зале на хрустальной люстре!

Яростно взревев, он кинулся вперед, протягивая руки к шее, которую хотел свернуть. Страх сковал Юстина, пристально смотревшего на Адера. От бешеного биения сердца закружилась голова.

— Мерзавец! Подлец! Тварь!

Руки короля сомкнулись на горле Юстина и перекрыли ему кислород. Белые вспышки света в глазах начали сменяться густой темнотой. Во рту появился металлический привкус, а на уже пунцовом лице вздулись вены. Но хватка короля начала слабеть. Испачканные в крови толстые пальцы разжались. Юстин упал на пол, сильно ударившись коленями и громко кашляя. Он бросил взгляд на тень, которая отскочила от короля.

— Что… что это…

Адер Бартлетт, нынешний король Эверока, именуемый в народе Добрым и Справедливым, уставился на нож, который торчал из его груди. Из раны сочились багровые струйки. Ясные глаза забегали по комнате. Он искал объяснения, но нашел лишь мертвое тело жены с проломленным черепом, лежащее в кровавом месиве. Переведя взгляд на измазанный пол, король проследил за красными следами, ведущими к нему. Рукава халата пропитались кровью и липли к трясущимся рукам, которые он испуганно осматривал. Адер громко задышал и, последний раз взглянув на свою жену, выдернул из груди нож, оставив зияющую рану там, где пару секунд назад билось его сердце. Тело с гулким ударом рухнуло на пол.

Юстина стошнило, и кислый запах смешался с уже витающим в комнате смрадом.

— Посмотри, уже светает. — Тени собрались воедино, повторяя силуэт юноши.

Кинув взгляд на раскрытое окно, он вытер скатившуюся по щеке слезу и, вдохнув полной грудью, поднялся с колен.

— Мне нужно переодеться и умыться. Я не могу идти к Далии в таком виде.

Тяжелой походкой он двинулся к кувшину с водой. Блузой, стянутой с себя, вытер шею. Опрокинув сосуд, Юстин налил воды себе на руки и, умывшись, тряхнул головой. В шкафу он нашел белую рубашку и, быстро натянув на себя, заправил ее в штаны.

Только сейчас он смог посмотреть на мертвые тела.

«Прими их, Великий Всевидящий, осветив путь в иной мир».

Покинув покои, он направился к принцессе, которая, по обычаю, ждала его у себя.

Простучав знакомую только им мелодию, он приоткрыл дверь.

— Входите, господин Мао. — Озорная улыбка осветила сонное лицо Далии. — Пока я ждала тебя, съела все ягоды, привезенные с севера.

Она встала с кровати и нежно обняла его за талию. Юстин дернулся. Близость казалась сейчас неуместной, но прикосновения принцессы успокоили шторм, бушевавший внутри. Тело поддалось, на время он смог забыться и окунуться во всепоглощающую любовь. Холодные руки коснулись ее спины, и кончики пальцев вмиг обожгло приятным теплом. Сладкий запах кожи ударил в нос, напомнив, что это не сон.

— Моя милая принцесса… — Он поцеловал ее в макушку. — Я пришел, чтобы вместе встретить рассвет.

Далия отпустила Юстина. А затем, убрав прядь волос за ухо, взяла его за руку, потянув за собой на небольшой открытый балкон. Солнце начинало вставать на горизонте, играя лучами в морских водах. Дул легкий ветерок, а внизу раздавался плеск бьющихся о скалы волн.

Извиваясь как змея, Гнев обхватил Юстина за плечи, склонившись к его уху и обжигая горячим дыханием.

— Ну что ты тянешь, слабак?

«Я не могу… не могу убить ее».

Далия подставляла лицо первым лучам солнца, мило улыбаясь и посмеиваясь из-за легкого ветерка, игравшего с ее волосами. Любуясь видом, она вдыхала свежий утренний воздух и вслух считала пролетающих вдали чаек. А он любовался ею, такой чуткой и нежной.

«Я так сильно люблю тебя!»

Подойдя сзади, он обхватил ее руками и прижал к себе. Она сразу расслабилась в его объятиях и, опрокинув голову ему на плечо, продолжила пересчитывать птиц. По щекам Юстина потекли слезы, и, чтобы этого не увидела Далия, он спрятал свое лицо в ее пышных волосах.

«Я никогда не забуду тебя, мое солнце, мое сердце. Семь лет назад мы столкнулись посреди дорог. Мы нашли друг друга. И куда бы мы ни двигались раньше, в тот день нам стало по пути. Но сейчас мне нужно уйти. Я потерял свой свет, я потерял тебя».

— Далия, прости меня…

— За что? — Приняв эти слова за очередную шараду, которую нужно разгадать, она заулыбалась, приготовившись перебирать все варианты, пришедшие ей на ум.

— Я не желал этого, но у меня нет выбора. Я люблю тебя. Да осветит твой путь Великий Всевидящий.

Грубо навалившись на нее всем телом, он подвинул ее к краю и, отпустив, резко столкнул вниз. Юстин был не в силах наблюдать ее падение, он лишь слушал и ждал удара о воду, звук которого раздался через пару секунд.

Осторожно наклонившись, он увидел большие круги на воде и, рухнув на пол, тихо зарыдал.

Тогда он еще не знал, что тени так и остались голодными.

Холодное туманное утро. Такое же ненавистное, как и всё вокруг. Это место пропитано кровью. Мрачное, оскверненное и неподвластное даже лучам солнца. Опустошенное и лишенное светлых людей, оно уже четырнадцать лет держало в своем плену Соно. Ему было девять, когда он попал сюда. Когда связал себя долгом, доверился не тем людям и избрал свой грязный, недостойный путь.

Привычный режим не позволял Соно пропустить утреннюю пробежку. Протоптанная дорога, берущая начало на опушке леса близ скалы, тянулась к раскинувшейся у подножия гор давно заброшенной деревушке. Соно уже успел встретить рассвет на берегу океана, сидя на одном из небольших причалов. Вместе с первыми лучами он встретил первый корабль Зачистки. Следующие дни будут тянуться долго, и так же долго будут идти оставшиеся три парусника, плывущие к ним из дальних стран. Ранний влажный холод липкой змеей обвивал пальцы, нос, уши и неприкрытую шею. Горный воздух отрезвлял, проясняя мысли, и все встало на свои места. Сегодня Соно разрешил себе пойти против правил. Он пропустил общую тренировку по рукопашному бою, понимая, что придется понести наказание, но прилив гордости не позволял чувствовать вину за содеянное. Учитель точно бы им гордился.

Этой ночью члены клана «Или» встречали новое семилетие. Громко празднуя, они напивались, горланили песни, которые эхом отзывались среди гор. Вчера все они, охваченные воспоминаниями, переносились в свою старую жизнь и, словно обычные люди, требовали свободы, алкоголя и распутства. Но было то, что отличало этих людей от городских жителей. Они не боялись легенд о призраке ночи, они не боялись Сэтила. Эти грешники уже нашли свое пристанище на главной улице, по которой шел Соно. Это место было концентрацией зла и греха.

Воры, насильники и убийцы осквернили эти горы. Устроившись в грязных, когда-то заброшенных древних бараках, они забрали даже свежий воздух и успокаивающую тишину. Вонь мочи и помоев, лившихся из окон, крики и гул, драки и злые взгляды ждали каждого, кто проходил по этой тропе. Тут жили люди с запятнанной душой и грешным прошлым. Они не нуждались в помощи и понимании. Ведомые, отчаянные и бесстрашные, они нашли хозяина, за которым следуют и которому верят. В этих домах царил хаос, и контролировался он лишь общим режимом и острием катаны, режущей горло каждому нарушителю.

Черные, прогнившие деревянные крыши были покрыты мхом, словно сама природа пыталась хоть как-то скрыть и немного преобразить это оскверненное место. Вырубленные на колоннах драконы, до сих пор сохранившиеся в первозданном обличье, охраняли главную улицу. Соно знал, что духи, обитавшие прежде в этих тотемах, уже покинули их. Это место никто не защищал. Оно было пустым, и даже не утихающий с праздничной ночи гул ничем не мог его наполнить. Закончив тренировки, взрослые торопились на завтрак, а подростки, которых Соно помнил еще детьми, строем шли в учебный дом.

Сегодня вечером они соберутся по воле своего бога и будут приносить ему дары. Ниджай[3] знал, что сегодня прольется кровь. Это праздник смерти, а не начала новой жизни.

Каждый раз, ловя на себе косые надменные взгляды, Соно замедлял шаг и, словно наслаждаясь, смотрел в ответ. Он изучал лица, распознавал эмоции людей, пытался прочитать мысли, предугадывая действия. Он хорошо знал это место. Помнил, что надо оставаться начеку. Все эти наемники готовы в любую секунду перерезать друг другу глотки, и останавливает их лишь страх перед хозяином.

— Самое гнилое место с самыми гнилыми людьми, — еле слышно прошептал Соно.

Он шел по каменной дороге, рассматривая лица проходящих навстречу людей.

— Ты пропустил тренировку, поганый арасиец[4], — хриплый мерзкий голос нарушил мысли сосредоточенного ниджая.

Соно медленно остановился и, внешне оставаясь спокойным, развернулся к говорящему. Он уже встречал его на утренних тренировках.

— Нельзя нарушать правила, ниджай. Перед законом все равны. Для чего, по-твоему, его придумали, малец? Наверное, решил: раз ты приближенный, имеешь право пренебрегать режимом? Может, мне напомнить тебе о правилах? — усмехаясь, говорил наемник, но Соно слышал натянутые и вибрирующие, словно струны, нотки страха, спрятанные внутри.

В воздухе повисло напряжение. Все проходящие мимо останавливались и, глядя на ниджая, предвкушали очередную потасовку. Медленно собираясь в один большой круг, люди начали переговариваться, делая ставки. Запах кислого пота, вонь давно не стиранного белья и гнилой перегар окутали Соно. Гул не умолкал, а лишь усиливался, провоцируя наемника, который от нетерпения начал переминаться с ноги на ногу.

— Дружкам своим напомни. А то вы забыли самое главное из них, — безэмоционально отчеканил Соно и, развернувшись, двинулся вперед.

— Вот же ублюдок!

Крепкая рука схватила ниджая за плечо, резко развернув высокое жилистое тело, которое без усилий поддалось. Наемник замахнулся для удара, верно прицелившись прямо в нос, но, выбросив кулак, промазал. Словно невесомый призрак, Соно, слившись с порывом ветра, уклонился и отпорхнул в сторону, давая чужому напряженному телу податься вперед. Наемник, еле устояв на ногах, опешил и нахмурился.

— Я не собираюсь с тобой играть, сопляк. Покажи, на что способен. — Его грудь вздымалась, выдавая участившиеся удары сердца.

Гул усиливался. Все говорили на разных языках, но Соно отчетливо понимал каждого. Он знал, что его презирают, слышал слова унижения, но чувствовал исходящий от людей страх. Его боялись тучные рокрэйнцы[5] из северных земель, боялись ловкие арасийцы и строптивые эверчане[6]. Недовольство толпы росло, и все понемногу начинали терять контроль. Кроме ниджая. Бегло изучив телосложение соперника, Соно выработал тактику и уже со скучающим видом ждал, когда закончится бой, в котором он одержит победу.

— Давай, Ковэр, я поставил на тебя десять юн[7] и пятьдесят кван[8]. Заставь этого выскочку слизывать с камней свою кровь. — Услышав недовольный голос из толпы, наемник вздрогнул.

— Ковэр, значит, — обжигающие слова Соно заставили толпу утихнуть.

Он держал дистанцию для лавирования, медленно обходя соперника. Руки, висевшие вдоль туловища, были расслаблены. Глаза смотрели в глаза соперника спокойно и одновременно пугающе. Он отслеживал мельчайшее проявление эмоций.

Смердящий бандит смахнул капли пота со лба и, оскалившись, кинулся на ниджая. Но тот вновь уклонился так быстро, что удар пришелся по воздуху. Теряя силы, запал и упустив соперника из виду, Ковэр растерянно замер на месте.

Оказавшись за грузной спиной, Соно сжал кулак и ударил по затылку быстро и сильно. От неожиданности и мгновенной парализующей боли Ковэр завыл и, обхватив голову руками, начал тереть ноющее место. Толпа вновь недовольно взревела, окутывая Соно очередной волной перегара.

— Ащ-щ-щ… паршивец! Я вырву твою печень!

Кулак Ковэра прошел чуть ниже ребер, попав прямо туда, куда он и целился. Но, опять промахнувшись, бандит ненадолго потерял равновесие и, получив второй удар в затылок, словно срубленное дерево, упал лицом вниз.

Тишина окутала площадку, затянув ее пеленой мглы, спускающейся с гор.

— Чего?! Как это… — шепот из толпы коснулся слуха Соно.

— Падают не от силы удара, а от самого удара, которого не видят, — спокойно ответил ниджай и со скучающим видом присел рядом с соперником, которого только что победил.

Осматривая его, словно трофей, он схватил Ковэра за волосы и, потянув, приподнял его голову. Ударившись о землю, бандит сломал нос, из которого теперь ручьем вытекала кровь, заливающая едва открытый рот.

— Счастливчик: сегодня тебя убью не я.

Разжав пальцы, ниджай отпустил голову, которая снова упала на мокрые камни, окропив их багровой волной. Поднявшись, Соно прошел сквозь расступившуюся толпу, которая так и осталась стоять молча, пока не потеряла силуэт победителя из виду.

Шум и зловоние сменились освежающей прохладой. Оставляя за спиной бараки, Соно вышел на тропинку, ведущую к отдельно стоящему деревянному домику. Для приближенных слуг и элитных ниджаев господин выделил небольшой участок в глубине леса. Такую роскошь надо было заслужить: пройти испытание временем, пролить чужую кровь и дать насытиться своей, доказать свою уникальность и необходимость в себе, убедить и заинтересовать. Но все жертвы стоили того: приближенных ждали одиночество и тишина, вода и мыло, мягкая кровать и еда, за которую не нужно было бороться в общей столовой.

Влажный воздух осел на легкие, будто отбирая возможность дышать. Колючий холод окутал руки, покалывая уже немеющие кончики пальцев. Широкими шагами Соно ступал по втоптанным в землю, заросшим травой камням. Деревья, словно продолжение тропинки, тянулись вверх, переплетаясь ветвями, тяжелыми от мокрой листвы. Они медленно покачивались из стороны в сторону, не давая солнечным лучам попасть в заросшую мхом обитель. Туман, который, казалось, никогда не покидал это место, провожал ниджая, как верный спутник и защитник. Оберегая от зла и скрывая от лишних глаз, он вел его к дому.

Домики были разбросаны по лесу и стояли друг от друга на расстоянии, позволяющем оставить все тайное там, где ему и место. Проходя мимо самого первого, утопающего в зелени, маленького здания, Соно заглянул в окно, но, никого не увидев, начал гадать о том, где же может находиться его владелец. Здесь жил один из советников господина, и в его распорядок дня не входила утренняя тренировка. Очевидно, он куда-то торопился: его выдали грязные тарелки, небрежно раскиданные по ступенькам. Соно часто замечал его прячущимся за мшистыми стволами деревьев. Советник явно не был обучен мастерству маскировки, но это не мешало ему подслушивать и наблюдать за каждым из приближенных, а позже докладывать все в мельчайших подробностях любому заинтересовавшемуся.

Наконец показался светлый, очищенный ото мха домик Соно, рядом с которым росло небольшое дерево, заслоняющее своими ветками крышу и одну из стен. Каждый из листиков скрывал в себе дорогие для Соно воспоминания, которые тот все никак не мог отпустить. Они приносили ему боль, но вместе с тем напоминали о том, что он все еще жив.

Сдвинув ротанговую дверь в сторону и освобождая себе путь, Соно запустил все еще прохладный утренний воздух в согретую до этого комнату. Ловко разбинтовывая руки, он швырнул грязную, пропитавшуюся потом ткань в высокое деревянное ведро. Взяв чугунный чайник, ниджай вышел во двор и свернул за угол, на протоптанную им же дорожку, которая вела к ручью, бегущему от горной реки. Там он пополнял запасы воды и часто, сидя на влажных булыжниках, омываемых водой, медитировал. Опуская руку с чайником в холодный поток, он играл с нежной, растворяющейся от прикосновения пеной. Вода, шумно разбиваясь о камни, спускалась по горе, превращая ручеек в полноводье внизу. Соно нравилось смотреть на это, каждый раз ему хотелось пройти вдоль ручья и наконец увидеть, куда же он так спешит.

Повесив мокрый чугунный чайник на металлический крючок, свисающий с потолка в центре комнаты, ниджай стал накидывать под него дрова и трут. Трость медленно раскачивалась от тяжелого груза. Чиркнув спичкой по отсыревшему коробку, на котором красовалась корона императора Арасы, Соно кинул ее в очаг, обложенный камнями. Огонь вспыхнул и озарил комнату ярким светом.

Наконец расслабившись, Соно начал развязывать опоясывающую ленту, распуская запахнутую рубаху. Шершавая льняная ткань скатилась по спине, огибая каждую мышцу и оголяя верхнюю часть тела. От нежного прикосновения горячего воздуха по спине побежали мурашки, которые, перекинувшись на плечи, быстро перебрались по шее к затылку. Встряхнув еще хранящую тепло ткань, он кинул ее в деревянную бочку и, распустив тугой пучок длинных волос, двинулся к ступенькам. Взяв бамбуковую тарелку с едой, он закрыл дверь. А затем, сев на пол перед очагом, приступил к следующему пункту в общем распорядке дня — к завтраку.

Свою минку[9] Соно получил в наследство от учителя, который прослужил господину больше тридцати лет. Тепло и уют окутывали каждый угол этого деревянного домика. Прибитые когда-то полочки из срубленных бревен хранили на себе глиняные стаканы, под крышками которых скрывались высушенные травы. Рядом лежали аккуратно перевязанные лоскутами тканей свитки с рецептами. Хикаро, учитель Соно, обучил его искусству заживления ран. В этих горах тебе никто не поможет, никто не зашьет кровавый порез, не приложит холодный камень из реки к ушибу и не сделает чай из трав для крепкого сна. Тут каждый сам за себя, поэтому Соно часто ходил в лес и пополнял свои припасы. Высушивал травы, растирал цветы и делал ягодные настойки, которые умело прятал за одной из досок в полу.

За бамбуковой ширмой, разрезающей половину и без того маленькой комнаты, пряталась кровать с аккуратно заправленным одеялом. Каркас, сделанный из темного дуба, почти касался пола. Лишь широкий, твердый на вид матрас создавал ощущение, что спит Соно все-таки не на полу. На противоположной стороне стоял небольшой облупленный красный шкаф с резными, плотно закрытыми дверцами. Там ниджай хранил бинты, две пары штанов, рубахи и свое хаори[10], которое позволял надевать себе только для особых случаев. На дне шкафа стояла небольшая стопка книг, при взгляде на которую совесть невольно начинала колоть холодными иглами где-то в желудке, перекатывая возникшее чувство стыда к горлу. Когда-то он обещал учителю прочитать все эти книги, но каждый раз находил дела поважнее.

История великих святых переходила из уст в уста. Каждый знал и чтил ее. Молился на алтарях своему олхи и раз в семь лет приносил дары. Время шло, легенды обрастали новыми выдуманными деталями, каждый пытался приукрасить заслуги своего святого. Кто-то оправдывал Сэтила, осуждая его братьев и сестру. Кто-то выдумывал запретные, порочные связи между ними или их родившимися детьми. Но истинная, первозданная история хранилась в библиотеках лишь у властителей трех стран.

Хикаро когда-то служил императору Арасы Комей Ку и перед изгнанием тайно переписал несколько фолиантов на свитки, которые унес с собой. Сейчас они, сшитые в один большой талмуд, хранились под слоем пыли в закрытом шкафу. Почему учитель так рисковал, для чего берег эти свитки, по какой причине был изгнан и отчего нашел пристанище тут, в этом жалком грешном клане, Соно не знал. Да и не хотел знать. А может, просто боялся разочароваться.

Слишком многое в этом доме напоминало о Хикаро. Каждый скрип половиц словно путешествие в прошлое. Ветер, дующий сквозь щели в стенах, подобно старому рассказчику, затягивал песню об одиночестве и грусти. Соно любил этот вой. Любил треск дров в очаге, над которым, поскрипывая, качался чайник. Ему нравилось тепло, которое слегка обжигало его. Он слушал и чувствовал. Как говорил старик, «сначала — ты, потом — весь мир; прошлого нет, нет и будущего, есть лишь сейчас». Соно сегодня выбрал себя. Он нарушил правила и знал, что его ждет наказание, но ему было все равно. В мыслях — только слова учителя и терзающее до боли желание сбежать и наконец научиться жить. Ему здесь не место.

Закипевший чайник, скрипя, покачивался над огнем, выплескивая бурлящую воду на раскаленные угли. Их шипение отвлекло Соно от мыслей, и он, осмотрев комнату, недовольно вздохнул: в углу стояло ведро с грязным бельем, и испачканные бинты, свисающие с его края, напомнили ниджаю о стирке. Поднявшись с пола, Соно взял палку, которой подтянул трость с чайником к себе. Снять его с огня и не обжечься было тем еще испытанием, но наученный ниджай, накинув на ручку побольше тряпок, ловко поднял раскаленный чугун и отнес к ведру. Стоило залить одежду кипятком, как горячий пар обдал лицо, оставляя неприятный запах грязных вещей в носу. Оставив немного воды, чтобы позже помыться самому, Соно намылил руки и принялся отстирывать с одежды песок и пот.

Звук мелких шагов по камням, насыпанным около его минки, сразу выдал явно торопившегося гостя. Соно выскочил из теплой воды и, метнувшись к кровати, быстро стянул покрывало, накидывая его на себя. Дверь в ту же секунду без стука отодвинули. Нагло и самоуверенно.

— Соно, мы собираемся сегодня раньше обычного. После отбора господин будет ждать у себя. Что-то случилось. Сбор на Великой горе через час.

Узкие черные глаза быстро осмотрели комнату. На столе стояла тарелка с размазанными по ней стручками фасоли и уже немного подсохшим рисом. Мокрая рубаха, висевшая под потолком, сушилась рядом с серыми клочками ткани. На деревянном полу виднелись мокрые следы от ног, а на лицо Соно налипли черные длинные влажные волосы.

— Если ты пропустил тренировку из-за этого, то хвала тебе, ниджай. Я бы тоже не прочь понежиться в горячей воде, наслаждаясь завтраком. Или есть другая причина?

— Вон отсюда, — бросил Соно, кивнув на выход.

— Весь в Хикаро. Никаких манер.

С хорошо скрытой ухмылкой низкорослый мужчина развернулся и скрылся за дверью, оставив Соно наедине со своими мыслями.

Это был тот самый советник из первой минки. Ин Лик тоже был коренным жителем Арасы и, видимо, считал, что им с Соно нужно держаться вместе, поэтому был к нему добр. Эта земля и эти горы принадлежали святому Ару, но в клане правил самопровозглашенный олхи. И больше всего он ненавидел арасийцев.

Несколько столетий назад это место было обычной провинцией. Горы раскинулись на самом краю материка, отрезая любые пути к большим городам и столице Арасы — Ньюри. Высокие скалистые титаны выстроились в ряд, не давая обойти себя. К ним сложно было подступиться. Огромные деревья, громкие водопады, острые скалы и густые непролазные леса позволяли проникнуть сюда только со стороны Чёрного океана. Люди смогли расположиться лишь на берегу. Они возвели дома вдоль одной общей улицы, обустроили причал для лодок и кораблей, нашли место для рынка, лазарета и дома смотрителей. Дворец, который жители воздвигли на самой большой поляне на скале, вычурно блистал расписными стенами, тотемами и крышей с уголками, которые, изгибаясь, тянулись вверх к великим олхи.

Несмотря на столь жестокие условия и неудобства, люди облагородили каждую свою постройку. Но ураганы и наводнения, частые в те далекие времена, медленно смещали арасийцев все выше и выше. Люди возводили навесные лестницы и мосты, обживаясь на скальных опушках и в глубине леса. Чтобы выжить, местные строители выдалбливали проходы в скалах, оставляя после себя рукотворные пещеры. Они считали, что так смогут пройти сквозь гору и проложить путь к столице, от которой так долго были отрезаны.

Сейчас самая большая и широкая пещера, которая находилась почти на самом верху, служила новым жителям ареной. Здесь их клан собирался для важных объявлений, устраивал праздники и кулачные бои. Это место напоминало Соно луну: большое, круглое и дырявое. Приглушенный свет просачивался через потолок, освещая большую часть арены. От холодных камней отражались голоса, бумерангом возвращаясь туда, откуда начинали свой путь. В одной из скалистых стен располагался пьедестал — место для их господина.

Напротив находились каменные трибуны, возведенные уже новыми жителями этого места. Широкие ступени тянулись вверх и, огибая половину пещеры, позволяли сидеть на них детям и подросткам, которых обучали ниджайскому искусству. На самом краю, ближе к выходу, были отведены места для приближенных, а у противоположной стены всегда толпились наемники — воры и убийцы. Те, кто обустроился в бараках. Их сдерживали смотрители — повзрослевшие подростки, которым выпадала честь блюсти порядок и наказывать всех нарушителей.

Соно сел на свое место, рыская взглядом по лицам всех присутствующих. Он искал ее. Знал, что она может не прийти, и боялся этого. Она должна сидеть рядом с ним, ведь они команда. Работают вместе, выполняют заказы, убивают людей. Точнее, он убивает. Не позволяет ей пачкать руки. Взгляд ниджая выхватил в толпе несколько женских фигур, но, не задержавшись на них даже на секунду, отправился на дальнейшие поиски. Тошнотворное чувство, застывшее где-то в груди, словно веревка, окутало Соно и крепко связало его, впиваясь в кожу. Он начинал переживать и, быстро вспоминая прошлую встречу с ней, пытался найти хоть малейшую подсказку и намек на то, почему ее до сих пор нет на этом поганом месте. Мысли прервались фантазиями о тех последствиях, которые ожидают их обоих. Его — за то, что не пришел утром на тренировку, ее — за то, что не явилась на «истинный» праздник.

— Эта Зачистка прошла куда хуже, чем семь лет назад. Они похитили очень мало детей. Неужто все опять испугались легенды об изгнанном олхи? Прячутся по домам ночью и думают, что это спасет их грешные души от кары Сэтила, — голос Ин Лика, советника господина, окатил ниджая новой волной страха и вызвал воспоминания, которые оставили глубокие раны в душе и на сердце.

— М-да, не повезло. Старая партия детей взрослеет, а эти бродяги и безнадежные пьяницы нам ни к чему. Такого расходного материала много. Мрут один за другим на заданиях, но меньше их почему-то не становится.

Надменные голоса стариков стихли. Все затаили дыхание. От напряжения завибрировал воздух. Соно поднял взгляд на пьедестал и остановился на высокой фигуре, окруженной личными смотрителями: Ренрис Бад. Его господин. Хозяин грешников. Их новый самопровозглашенный олхи.

— Приветствую вас и поздравляю с завершением праздника седьмой луны. С Началом новой жизни! — Раскинув руки, словно раскрыв объятия, он спрятал широкую улыбку за густой бородой.

Одет он был как благородный житель западных земель: рубашка, облегающая тело, коричневый кожаный, застегнутый на все пуговицы жилет и прямые брюки, чуть прикрывающие темные зашнурованные ботинки. Строго и пугающе не к месту.

— Это семилетие далось нам нелегко. Мы несли тяжкое бремя, но нас спасало единство. Нами двигала общая цель, нами двигал долг. Мы должны соблюдать равновесие! Мы судьи, мы кара. Помните, что мы сильнее других. Мы истина. Мы те, кто очищает этот мир.

Все вокруг затопали и одобрительно загоготали, но один жест Ренриса Бада остановил толпу. Всего лишь невысоко поднятая рука и раскрытая ладонь заставили голоса смолкнуть.

— За эти семь лет мы потеряли слишком много людей. Но они были слабы, недостойны. Они позволили себе бояться, выбрали следование животным инстинктам и погибли как трусливые псы. Проваливая вылазки, не выполняя заданий, они разочаровали меня. Такие недостойны находиться здесь. Но… — Протягивая руку вперед, он указал на вход.

Множество людей, раньше тут не бывавших, медленно и неуверенно шли, оглядываясь по сторонам. Взрослые толкали детей, огрызались друг на друга и пытались прятать страх в глазах. Новый набор после ночной Зачистки. Те, кто не успел спрятаться в домах. Те, кто не верил в легенду об изгнанном олхи, столкнулись лицом к лицу с настоящим злом.

— Но… — продолжал господин, — эта Зачистка привела нам новых будущих ниджаев с еще чистой, незапятнанной душой. И грешников, которых я спасу. Добро пожаловать в наш клан. Я дарую вам кров, еду и свою защиту. Тут за вами никто не охотится, вам не надо скитаться по темным улицам в поиске ночлега, не надо жрать помойных крыс. Тут все едины. Я дарю вам новую цель, новый смысл в обмен на старую жизнь. Отрекитесь от семьи, от ваших олхи. Встаньте на истинный путь, искупите грехи.

Спина покрылась холодным потом, биение сердца ускорилось. Соно посмотрел на детей: их лица, глаза, жадно впивающиеся в человека на трибуне. Надежда, смешанная со страхом. Как тогда, четырнадцать лет назад. Он был на их месте и так же наивно представлял себе новую жизнь, которая ждала его в этом месте.

— Тех, кто отказывается от моего дара, от знака судьбы, от шанса начать все сначала, прошу оставаться на местах. Других же поздравляю. Добро пожаловать в клан «Или».

Смотрители повели согласную толпу к выходу из пещеры, оставляя лишь нескольких неопределившихся людей.

— Им идут ставить клеймо. Вот криков внизу сейчас будет, — смеясь, прошептал один из приближенных, сидевший чуть ниже Соно.

Мерзко. Отвратительно. Ниджай поморщился и с силой сжал кулаки, болью отрезвляя себя. Плечо словно обдало кипятком, выедая кожу там, где когда-то раскаленный металл оставил свой отпечаток. Захотелось снять хаори и остановить этот зуд, приложившись оголенной спиной к холодным камням. Вдох. Выдох. Ему нельзя терять самообладание.

Все знали, что сейчас произойдет. Все проходили через это и затаив дыхание ждали. Кто-то жаждал крови и, переминаясь с ноги на ногу, начал потирать ладони. Кто-то замер и опустил глаза. Но Соно, гордо подняв голову, смотрел туда, где стояли те, кто отказался от новой жизни.

Смотрители спустились и встали рядом с обреченными. Трибуна, где стоял господин, теперь почти опустела. Сердце Соно пропустило удар. Она здесь, она пришла. Стояла все это время там, наверху, и пряталась за широкими спинами. Почему она с Ренрисом? Что-то точно случилось. Ураган мыслей проносился в голове, оставляя лишь кучу вопросов без ответов. Она была напряжена. Опущенная голова выдавала страх, таящийся в этом стройном хрупком теле. Грудь вздымалась от глубоких вздохов, губы что-то бормотали, а пальцы гладили тыльную сторону руки, словно девушка пыталась успокоиться и отвлечься. Она невольно вздрогнула, когда господин нарушил тишину громким голосом:

— Я огорчен, но принимаю ваш выбор. Вы избрали свой путь.

Секунда — и лезвия катан перерезали горло этим отказавшимся от новой жизни людям. Обмякшие тела упали на каменный неровный пол. Хрипы заглушались булькающей кровью, бьющей фонтаном из горла и вытекающей изо рта. Не дав душам убитых отойти в мир иной, смотрители взяли тела за ноги и потащили к выходу. Соно знал, что их скинут с горы прямо в море — на корм рыбам, которых позже поймают слуги кухни и подадут им на ужин. Он вновь невольно посмотрел на девушку: она плакала, быстро вытирая слезы рукавом. Зачем она смотрела на это? Почему не отвернулась? Глупая, какая же она глупая. Ниджаю хотелось подойти к ней и успокоить, сделать замечание и напомнить, что нельзя давать волю чувствам.

— Я надеюсь, мне не надо напоминать вам, что будет с теми, кто сойдет с нашего пути и предаст нашу цель, — Ренрис Бад все не замолкал, продолжая пугать и угрожать. — А сейчас поздравляю вас с новым семилетием. Да прольется кровь нечестивых!

И с томной улыбкой он спустился с трибуны, поманив за собой девушку и оставшихся смотрителей.

Ступая босыми ногами по холодному каменному полу, Юриэль опасливо оглядывалась по сторонам. Она не понимала, куда ей идти, не помнила, что здесь делает и как сюда попала. Страх, словно ветер, обнимал хрупкое тело своими холодными руками. У нее кружилась голова, а тупая боль, бьющая по вискам, отдавалась в глазах. Это чувство было ей знакомо, но она до сих пор не научилась с ним справляться. Пытаясь найти руками стены в залитом мраком коридоре, Юри медленно двигалась вперед.

Глухой удар заставил ее вздрогнуть от неожиданности: что-то большое и тяжелое упало на пол за стеной. Горячей щекой Юриэль коснулась холодного камня, немного успокаивая головную боль. Сильнее вжимаясь ухом в стену, она прислушивалась к пугающим звукам: быстрые шаги, льющаяся вода и голос обезумевшего мужчины, который говорил сам с собой. В ушах резко зазвенело. Воздух стал тяжелее, и каждый вздох стал даваться с трудом. Перед глазами все плыло, и пол словно кружился в безумном вальсе. Сбоку распахнулась деревянная дверь, которая, покачиваясь на металлических петлях, пропускала немного света в мрачный коридор. Пытаясь пересилить головокружение, Юри схватилась тонкими пальцами за выступающие из стены камни. По ногам скользнул холодный ветер. Чтобы не упасть, девушка напрягла все свое хрупкое тело, пытаясь спрятаться в тени от мужчины. Он стоял к ней спиной и судорожно заправлял рубашку. Юриэль затаила дыхание, боясь привлечь к себе внимание, но он быстро удалился, оставляя за собой лишь эхо стука каблуков. Тяжело выдохнув, Юри выглянула из-за открытой двери и, убедившись, что человек ушел, забежала в комнату, закрыв за собой дверь. В нос ударил резкий запах крови и рвоты, а холодный ветер из открытого окна принялся играть полами ее хлопковой сорочки. Медленно развернувшись, Юриэль оглядела комнату и, остановив свой взгляд на двух трупах, лежавших на полу, громко и тяжело ударилась спиной о закрытую дверь. Закрыв рот рукой, она пыталась подавить беззвучный крик, который так и рвался наружу. Она не могла оторвать взгляд от тел, но, найдя в себе силы, осмотрела все, что ее окружало. Шелковые простыни, дорогие, расшитые золотыми нитями ковры, бархатные, пропитанные кровью одежды и две короны, еще совсем недавно украшавшие правителей.

— Святые… — прошептала Юри, когда наконец поняла, чьей кровью пропитался воздух в этих покоях.

Головная боль усилилась, в ушах вновь зазвенело, а комната закружилась, выбив твердый пол из-под ног. Темнота накрыла ее с головой, затевая новую игру. Юри лишь покорно ей подчинилась…

…Давящая тишина сменилась криком чаек. Тьма расступилась и выпустила Юриэль из своих объятий. Недлинные волосы щекотали плечи, босые ноги стояли на мокрой от росы траве, а в нос бил соленый запах океана. На горизонте уже всходило солнце, играя лучами на поверхности воды и пробуждая моряков на кораблях, виднеющихся неподалеку. Она заметила высокий замок, стоявший на скале. Серые стены, обвитые зелеными лозами и кое-где поросшие мхом. На золотой крыше красовались острые шпили. Солнце отражалось в витражных окнах, а птицы подлетали к балкону, на котором стояли два человека. Прищурившись, Юри увидела девушку с длинными рыжими волосами, которые выделялись ярким пятном среди этих серых камней. Рядом с ней стоял молодой человек и обнимал ее. Они словно слились воедино, наслаждаясь моментом. Приглядываясь к парню, она заметила белую рубашку и темные волосы, которые трепал непослушный ветер. Юри узнала этот пугающий силуэт, и улыбка сошла с ее лица. Мгновение — и молодой человек столкнул рыжеволосую девушку вниз, перекинув через ограду балкона. Она стремительно падала и тянула к нему руки. Юри, сорвавшись с места, кинулась к воде. Она хотела успеть, хотела помочь. Но, нырнув со скалы в холодный океан, начала тонуть сама. Глубина затягивала, выдавливая из легких кислород. Юри изо всех сил пыталась плыть, чтобы вынырнуть, преодолеть толщу воды, но, обессилев, медленно опускалась на дно, теряя сознание…

…Резкий толчок вырвал Юриэль из лап смерти. Ее тело, словно клубок ниток, покатилось по мокрому полу. Комнатка качалась из стороны в сторону, не давая встать на ноги. Юри смогла ухватиться за металлический прут.

— Да когда же это закончится?! Незримый, меня ослепи!

Легкие жгло, а горькая вода вперемешку с желчью подступила к горлу и потоком хлынула изо рта. Было темно, но свет луны, пробиваясь сквозь деревянные щели, позволил хоть немного осмотреть это место. Пахло рыбой, водорослями и гниющим в бочках провиантом. Гомон мужских голосов наверху, шум воды и сильная качка дали понять, что она находится на корабле, который попал в шторм. В трюме стояли ржавые металлические клетки. В них на мокром деревянном полу сидели несколько женщин. При столкновении с большой волной пленниц подбрасывало, и, тихо охая, они вновь хватались за решетку. Юриэль, до сих пор не отпуская прута, повернула голову. В клетке сидела та самая девушка с рыжими волосами. Так же как и Юри, она была в мокрой, порванной и прилипшей к телу сорочке. На грязных босых ногах виднелись синяки, на руках кровоточили небольшие порезы. Волосы налипли на лицо, а из глаз не переставая текли слезы.

— Эй, эверчанка, я видела, как тебя скинули с башни, — держась за скользкий прут, обратилась к девушке Юриэль, но в ответ получила лишь тишину. — Ты же из Эверока? Кто ты такая? Как тебя зовут? Почему тот парень скинул тебя? Кто он?

Но все ее вопросы остались без ответа.

— Эй! — Очередной неуслышанный крик Юри прервался.

Деревянная крышка трюма резко открылась, впуская внутрь лунный свет ночи и голоса мужчин. Один из них, весь мокрый, с густой бородой, обветренным и поцарапанным лицом, спустился по небольшой лестнице вниз. За ним по ступенькам стекала вода, быстро заполняя собой трюм. Оглядевшись, он направился к самой дальней бочке. Найдя там стеклянную бутылку с коричневой жидкостью, он кинул взгляд на клетку, где сидела рыжеволосая девушка. Пошатываясь и одновременно заливая в рот алкоголь, запах которого сразу перебил вонь водорослей и рыбы, он направился к эверчанке. Сев рядом и схватившись за металлические прутья, он высунул язык, облизывая губы. Юри приготовилась дать отпор, но он не видел ее. Не видел так же, как и все вокруг.

Эверчанка опасливо отползла в другой конец клетки и подтянула колени к груди. Другие женщины затаили дыхание, словно боясь, что о них тоже вспомнят, и тихо попрятались в тени.

— Не прячься, пташка. Я тебя не обижу. Покажи мне личико, дай посмотреть на твои сладкие губы. — Мужчина просунул руку сквозь прутья и потянулся к лицу, усыпанному веснушками.

Рыжеволосая заплакала, вжимаясь телом в решетку.

— Скоро мы разбогатеем. Заполучить твои большие глазки захочет много желающих.

Моряк поймал прядь ее волос и медленно начал накручивать на грязные пальцы.

— Если, конечно, выживем в этом шторме. Святой Ар сегодня не на нашей стороне.

Он вновь приложился к бутылке. Алкоголь вытекал изо рта, кудрявая борода намокла. Юри отпустила решетку и потянулась к мужчине. Она хотела схватить его за руку, отвлечь, понять, почему он не видит ее, но тут корабль вновь подбросило на волнах. Она полетела спиной назад и, ударившись обо что-то головой, опять погрузилась в объятия темноты…

…Голова стала болеть еще сильнее, а во рту появился металлический привкус: Юри прикусила язык. Ее сильно тошнило, а из носа маленькой струйкой стекала багровая кровь. Сил открыть глаза не было, поэтому Юри просто лежала на сухой земле. Спустя минуты она нашла в себе силы сесть. Массируя ушибленный затылок, она щурилась от ослепительно-яркого солнца. Наконец, приставив ладонь козырьком к глазам, она осмотрела место, в котором оказалась на этот раз. Толпа людей обтекала девушку, будто камень в реке. Юриэль не видела лиц, не различала голосов: люди мелькали, а их силуэты казались смазанными, словно краска на холсте. Но она четко могла разглядеть прилавки и небольшие дома, окружающие ее. Это был рынок.

— Схиала? — неуверенно спросила она у самой себя, наконец поднимаясь на ноги и вытирая рукавом кровь из носа.

За спиной раздался звонкий крик:

— Подходите, подходите! Таких камней вы еще не видели! Таких трав вы еще не нюхали! Этот агат был найден в пещере великого Ара! Немногие знают, что это чешуя настоящего дракона!

Юри, обернувшись, увидела деревянный, совсем незаметный среди других прилавок.

— Папа…

Высокий улыбчивый мужчина громко зазывал всех посмотреть на свой товар. Развернувшись, он потрепал по голове темноволосого мальчика и, похлопав его по плечу, продолжил кричать и привлекать толпу.

— Брат?

Горячий ком горечи и обиды подкатил к горлу. В глазах защипало от слез, которые потекли по щекам. Юриэль тихо стояла и гладила тыльную сторону руки.

Шестнадцатилетний мальчик, стоящий перед ней, натирал камни тряпкой и связывал высохшие травы ниточкой, перекидывая их через верхнюю балку. Он, как и отец, одаривал всех своей улыбкой, изредка протягивая руки вперед и демонстрируя товар. Но никто не обращал на них внимания. Никто не спешил подойти, никто не слушал.

Юри смотрела на них, боясь отвести взгляд. Она не хотела потерять их, как потеряла тогда, семь лет назад. Шум мыслей утих, в голове была пустота. Она любовалась отцом, которого ей так не хватало, она не спускала глаз с его улыбки, представляла его теплые объятия и поглаживания по спине. Хотелось кинуться к нему и рассказать обо всем, через что пришлось пройти. Хотелось поплакать на плече и уснуть на его коленях. Она никогда не винила его за то, что он беден. За то, что он уехал и не взял ее с собой. Не винила даже за невыполненное обещание перевезти семью из Арасы в Эверок. Но обвиняла в том, что он так и не вернулся. Она считала себя ненужной, нелюбимой и недостойной. Дочь, за которую стыдно. Сиаф[11], от которой одни проблемы. Но, стоя сейчас здесь и опять видя его глаза, она простила ему все.

— Заходите! Заходите! Берите пять пучков травы, получайте порошковые специи бесплатно!

Брат. Кроткий, чуткий и добрый. Ее защитник, спасающий от нападок деревенских детей. Он всегда о ней заботился. Отдавал свою еду, если она не наедалась, бегал на пристань разгружать корабли, чтобы на заработанные кваны покупать ей платья. Научился ради нее печь соевые сладости и по утрам рвал цветы в поле. А она научила его не бояться бабочек, читать созвездия в ночном небе и всех прощать, не держа зла на сердце. Она запомнила его таким. Шестнадцатилетним, юным и беззаботным. Какой он сейчас? Юри хотела бы увидеть, как он возмужал и каким красавцем стал. Она обязательно найдет их. Вернет свою семью и обретет дом.

Волосы налипли на мокрые щеки. Шмыгнув носом и засмеявшись, она побежала к семье, раскрывая свои объятия.

— Папа, это я! Твоя маленькая Ю!

Толпа начала сгущаться, а лица людей стали отчетливее. Юри почувствовала чужие прикосновения. Ее толкали, медленно оттесняя назад и создавая живую стену, вновь разлучающую их семью. Она испуганно начала звать отца, который ее не слышал, а сгущающаяся толпа давила на нее. Юри перестала видеть своих родных и, бегая глазами по толпе, пыталась их найти.

— Нет! Отец, пожалуйста… пожалуйста, вернитесь… — Ее крик становился тише, а поселившаяся в сердце надежда вновь погасла.

Переминаясь на месте и постоянно оборачиваясь, она пыталась вырваться из этой толпы. Голоса становились четче, прикосновения — жестче. Рынок оживился, становясь реальностью, в которую затягивало девушку.

Чья-то рука легла на плечо Юри и с силой потянула на себя.

— Больно вообще-то! — зло крикнула она, поднимая глаза на высокого блондина.

Тот словно не услышал ее, а лишь поправил расстегнутую почти до пояса рубаху. От него пахло сладким медом и цветами. На лбу и носу блестели капельки пота, а в золотых спутанных волосах торчали засохшие цветы и маленькие веточки.

— Луксур? — теряясь в собственных догадках, протянула она.

— Если бы я был шлюхой, то предложил бы тебе свои услуги, красавица, но я, увы, не зарабатываю на жизнь такой благородной профессией. Ты потерялась, мышонок? — его сладкий голос тянулся как мед, струился сладостью и нежностью.

За широкой улыбкой скрывались белые зубы, а голубые глаза прожигали в Юри дыру.

Она опешила и неуклюже переступила с ноги на ногу. Она не понимала, почему он говорит с ней. Слышит ее. Видит ее. Испугавшись этого, она сделала шаг назад. Людские тела сразу поглотили ее, а грубые толчки выбили из равновесия. Повалившись на колени, она приготовилась встретиться с тьмой, потому что к головной боли вновь добавилось тошнотворное головокружение. Люди мельтешили перед глазами, коленями пиная Юри по лицу. Твердые подошвы обуви наступали на ее тонкие пальцы. Боль была невыносимой — казалось, что у нее ломаются кости. Тело тряслось, мысли ускользали, а густая, словно дым, тьма уже тянулась к ней по земле. И, сделав глубокий вдох, девушка погрузилась в нее, приготовившись вернуться назад. Туда, откуда все началось…

…Юри едва поднялась с кровати: тело словно закаменело. Кислорода не хватало, и, громко втянув как можно больше воздуха, она принялась стучать себе по ребрам. Режущий горло кашель вырывался изо рта. По щекам текли горячие слезы, а по мокрой от пота спине бежали мурашки. Сердце бешено стучало, отдаваясь барабанной дробью в ушах.

— Сон. Это был сон… — шептала она, успокаивая бурлящие мысли.

Теплые лучи солнца уже пробрались сквозь деревянные ставни и яркими полосами лежали на полу. Тяжело и неуклюже Юри шагнула на помятую льняную простыню, которая успела скатиться вниз. Подняв ее непослушными, ослабевшими пальцами, она подошла к окну, распахнула его и перекинула ткань через раму. Утренняя влажная свежесть мгновенно разлетелась по комнате, спускаясь вниз к полу. Праздничная ночь нового семилетия сменилась спокойным тихим утром. Громкие песни, свист и танцы, не дававшие заснуть, наконец утихли. Деревья и кустарники вокруг ее минки приветствовали Юри, покачиваясь из стороны в сторону, ветер играл с листьями, а те, как недовольная кошка, шипели ему в ответ. Размяв шею, девушка осмотрела руки и ощупала затылок, пытаясь найти место ушиба. Убедившись в том, что все в порядке, она стала копаться в воспоминаниях, думая об увиденном во сне.

— Мне нужно об этом рассказать, я не могу молчать.

И, собравшись с мыслями, она направилась к небольшому шкафу, в котором висела одежда.

— Господин уже проснулся? У меня для него срочные новости! — стоя у лестницы во дворец, сообщила Юри.

После бурной ночи в воздухе витал запах перегара, но бодрые, казалось, даже не ложившиеся спать смотрители молча ее пропустили. С ней вообще редко кто разговаривал: люди боялись узнать свое будущее или обнажить секреты прошлого. Думали, что она видит их насквозь. Остерегались встречи с ней глазами и лишний раз обходили стороной. Но один из смотрителей, поклонившись Юриэль, дал разрешение пройти.

Высокие горы обнимали белый, с красными острыми крышами дом. Маленькие каменные тотемы драконов сопровождали Юри до дверей. Мшистые морды с клыками и раскрытыми крыльями не внушали ей страха, а наоборот, умиляли. Ветки деревьев касались расписных стен. Где-то краска уже облупилась, где-то покрылась грязью, а где-то смылась из-за давних наводнений, но Юриэль все равно видела в этом красоту. Сзади слышался шум весел причаливавшего к пристани корабля. Юри не хотела оборачиваться, потому что знала, что ее сердце предательски заболит, когда она увидит на палубе испуганных похищенных детей.

Огромная дверь еле поддалась, но девушка все же попала внутрь дворца. К ней подошел еще один смотритель, чтобы сопроводить до покоев господина. Она знала его: еще детьми они попали сюда вместе. Теперь же он был уже опытным бойцом с катаной за спиной и выглядел так же, как и все другие стражники: черная запахнутая кофта, перебинтованные руки, скрытое за тканью лицо и широкие штаны, сужающиеся книзу.

Они шли через большой просторный зал. Посередине стоял массивный стол, на котором Юри заметила карту и догоревшие свечи, — воск стек вниз по ножкам и застыл в чудесном узоре, словно затвердевшая лава. На полу валялось несколько стульев, под ногами хрустело стекло от разбитых бутылок. В комнате стоял полумрак: лишь местами сквозь узкие щели в закрытых окнах пробивались ослепляющие лучи солнца, в которых кружили маленькие пылинки. Тишина нарушалась шорохом из полуоткрытой двери, куда ее и вел стражник.

— Господин, к вам сиаф, — сквозь маску проговорил он и, отвесив глубокий поклон, вышел, закрыв дверь.

Юри стояла не двигаясь, ожидая разрешения заговорить.

— Что привело тебя ко мне, Юриэль? — грозный, пробирающий до мурашек голос обратился к ней.

Господин находился за ширмой, поэтому, прочистив горло, сиаф заговорила громче обычного:

— Мне приснился сон. Я видела смерть королевской семьи.

Ренрис резко вылетел из-за перегородки, разделяющей их, и подошел почти вплотную к Юри, не дав ей возможности до конца поклониться ему.

— Расскажи мне подробнее, девчонка. — В глазах господина вспыхнули искры.

Юри остерегалась его: он был гораздо выше, от него всегда пахло смертью, а грозный голос требовал повиновения.

— Я была в покоях. Видела короны и два тела на полу. У женщины был размозжен череп, а у мужчины зияла дыра в сердце. Замок был на скале и весь пестрел зеленью. Это Эверок.

Все это время господин качал головой, не сводя с Юриэль прищуренных глаз. А она стояла не двигаясь, глядя прямо на него. Ее учили не показывать чувств и эмоций, и сейчас она с этим хорошо справлялась, хотя мечтала развернуться и убежать. Его тело давило на нее, он забирал весь воздух в и без того душной комнатке, увешанной пыльными коврами.

— Еще я видела девушку. Я не поняла, кто она, возможно, служанка или кто-то из приближенных, но она точно что-то знает, потому что ее тоже пытались убить.

— Пытались?

— Она выжила. Я видела ее в клетке в трюме корабля. Ее везли туда, где продают людей. На Юненский…

— …аукцион, — закончил за нее Ренрис Бад и тут же скрылся за ширмой.

Зашелестела одежда. Молчание господина давило, но Юри послушно ждала позволения продолжить, осматривая комнату. Тут не было окон, повсюду валялись ножи, а на каменном полу лежали подушки, на которых, вероятно, господин забавлялся всю ночь с женщинами из клана. Их было мало, но только Юри никто не смел трогать. Остальные же беззастенчиво резвились со всеми, кто у них этого просил.

Господин вышел из-за ширмы в рубашке и кожаном коричневом жилете.

— Как тебе? — застегивая пуговицы, спросил он.

Юри одобрительно кивнула. Все равно ее мнение ничего не решало.

— Умница.

Хищно оскалившись, он поправил воротник рубашки и, развернувшись на пятках, вышел из комнаты. Стражники мгновенно подбежали к нему, отвешивая глубокий поклон. Юри вышла следом и направилась к окну. Ренрис уже успел распахнуть его, он облокотился на него и, щурясь от яркого света, уставился вдаль.

— Найдите Ин Лика, пусть разнесет весть о том, чтобы все явились на Великую гору через час, — не поворачивая головы, обратился он к смотрителям. — «Истинный» праздник начнем раньше обычного. После него весь совет должен сразу явиться сюда. Выполнять.

Тот самый знакомый Юри смотритель кивнул и за секунды выбежал из большого зала.

— Корабль Зачистки уже прибыл? — спросил Ренрис Бад у другого.

— Да, господин.

— Проверьте их, выкиньте и сожгите все, что найдете. Оружие отнесите на склад Тимсу — пусть заточит и приведет в порядок. Проверьте, готова ли одежда для новичков, и раскалите клеймо. Печать уже соскучилась по новым невинным телам. — Господин явно провалился в свои самые приятные воспоминания.

Все слушали его, не отводя глаз, а как только он закончил, быстро убежали выполнять поручения. В зале остался лишь один, самый возрастной и тучный, смотритель.

— Утром было замечено нарушение. Драка с неприкаса…

Господин не дал ему закончить, схватив за локоть и отведя к дальнему углу. Сложно было разобрать, о чем они говорили, но по морщинам на лбу и нахмуренным бровям Ренриса Бада Юри поняла, что новости плохие. Она начала додумывать конец оборванной фразы и прикидывать, кто мог бы быть тем самым неприкасаемым. Мимолетная мысль пустила волну испуга и тревоги по телу, спина и ладони моментально вспотели. Но, не подавая вида, она смиренно стояла и ждала, когда господин закончит разговор.

— Сиаф, не отходи от меня ни на шаг, — подойдя к Юри, прорычал он сквозь сжатые зубы.

Его медленно сжимающиеся в кулаки ладони и грозный взгляд из-под нависших век вновь пробудили в ней страх.

— Расскажи мне о девушке, которую видела в трюме. Мне нужно знать о ней все в мельчайших подробностях.

Господин еще долго расспрашивал ее о сне и велел повторить все снова и снова. А затем явились смотрители, чтобы сопроводить их на «истинный» праздник.

Все быстро покидали пещеру, топчась в лужах крови и оставляя мокрые следы на земле. Они торопились спуститься и успеть поглазеть на то, как новичкам ставят клеймо. Когда пещера опустела, Соно ловко, словно играя в пятнашки, обошел густые темно-красные улики. Жертвы, чьи жизни забрали напрасно. Люди, которые остались верны себе и поплатились за это смертью. Кровавые следы тянулись к самому краю утеса, смешиваясь с сырыми от росы землей и травой. Подойдя к обрыву, ниджай взглянул вниз. Потемневшая вода и несколько всплывших трупов привлекли косяки рыб. К этому месту приближались небольшие деревянные лодки, а работники кухни уже наматывали нитки с крючками на удочки.

— Мерзость, — процедил Соно.

— Полностью согласен.

Ин Лик встал рядом и тоже посмотрел вниз. Ниджай бесшумно развернулся на пятках и, не удостоив советника ни взглядом, ни ответом, направился вниз по склону горы.

Толпа уже собралась у лестницы во дворец Ренриса Бада. Свистя, топая и что-то выкрикивая, они пугали украденных детей и взрослых. Те стояли без одежды, скромно прикрывая части тела руками, оглядывались и озирались, рассматривая дворец и горы. Многие из них уже начали понимать, что их ждет, но, зная, что обратного пути нет, молча давились слезами. Соно вспомнил себя. Ему был девять, когда он точно так же стоял среди похищенных людей. Он вспомнил те чувства, которые куполом накрывали его, отбирая здравый рассудок. Вспомнил страх, тревогу и стыд. А еще — клятву, отказ от семьи и веры. Тогда у него появился новый «бог», пятый, самопровозглашенный «олхи» — Ренрис Бад. Запах горелой плоти он ощущал до сих пор, а то шипение на своей лопатке слышал в самых страшных снах. Но ему тогда повезло. Оставленное раскаленным металлом клеймо залечил учитель Хикаро. Жаль, что этим бедолагам никто не поможет.

У входа во дворец, стоя под красной, изящно изогнутой кверху крышей, переговаривались советники. Успевший обогнать ниджая и уже стоящий там Ин Лик, прищурившись, кивнул ему, подзывая к себе. Тот покорно направился к ним.

— Ну что, неприкасаемый, готов к наказанию? Или уже забыл, что тебя ждет плетка? — ехидно поинтересовался один из советников.

Молча кивнув, Соно без интереса посмотрел на говорящего. Светлые волосы и кудрявая борода. Он был очень высок и плечист, а ноги — тощие и кривые. Узнаваемый акцент — северные земли, Рокрэйн. В его голосе сквозила надменность, а в глазах читались недобрые намерения. Ниджаю хотелось стереть с его лица ехидную улыбку, но, сдержав себя, он направил взгляд к приоткрытой двери: там стоял Ренрис Бад и, засучив рукава, к чему-то готовился. Слегка приоткрытая дверь не давала рассмотреть всей картины, и, оглядевшись по сторонам, Соно понял, что черный полупрозрачный рукав кофты принадлежит той, кого он искал весь «истинный» праздник. Она снова стоит рядом с ним и покорно ждет разрешения. Ниджаю не давали покоя мысли и догадки, которые он строил у себя в голове. Они рушились, словно домик из песка, который смывает волна, оставляя на берегу лишь быстро испаряющуюся пену. Он хотел ворваться внутрь и забрать ее оттуда, ведь терять уже нечего. Его ждет плеть, а значит, можно опять рискнуть и нарушить правила.

— Так почему мы еще не клеймили этих негодяев? Чего мы ждем? Совет вроде бы срочный, почему же мы не торопимся? — обратился к рядом стоящим старик, щеголявший одновременно в нескольких мантиях разных и совсем не сочетающихся цветов.

— Ждем господина, дражайший мой друг, и показательных нравоучений, — Ин Лик качнул головой в сторону Соно.

— Плетка требует крови, — ехидный рокрэйнец опять напомнил о себе.

— А правила — их выполнения, — добавил Ренрис Бад.

Все быстро умолкли и поклонились вышедшему к ним господину. В его руках был маленький, остро заточенный нож. Металл бликовал на солнце и отбрасывал на советников слепящие глаза лучи. Ренрис Бад направился к ожидавшей его толпе. Наконец, разогнувшись от глубокого поклона, советники и ниджай посмотрели в спину двум удаляющимся фигурам и, влекомые сладким шлейфом цветов и крови, последовали за ними.

— Вы все знаете, что самое главное — это правила, их нельзя нарушать, — начал Бад. — Если мы не будем следовать закону, то наступит полный хаос. Я дал вам все. Дал смысл жизни и саму новую жизнь. Вы должны делать то, что вам говорят, и не забывать, кто есть истина. А истина есть я.

Толпа замолчала. Новички напряглись, а Ренрис после минутной паузы продолжил.

— Наемник Ковэр, ко мне, — приказным тоном крикнул господин.

Бандит явно испугался, прячась за спинами других. Знакомые ему люди, которых Соно видел сегодня утром, начали выталкивать своего товарища и, словно мяч, подпинывать его руками и ногами к лестнице. Соно подумал о том, что это похоже на жертвоприношение, но, отмахнувшись от этих мыслей, перевел взгляд на хрупкую фигуру в черном. Она стояла к нему спиной. Лишь по ее скрещенным сзади рукам он понял, что она нервничает. Ее пальцы то мяли рукава, то гладили ладони, то сжимались в кулаки. Она дернулась, когда Ковэр громко упал на колени и начал рыдать. Смотрители схватили его за локти и поволокли наверх, кинув в итоге к ногам господина.

— Встать.

— Хозяин… хозя-аин, пожалуйста, я нич-чего не сделал, — наемник заикался от страха.

— Я сказал: встать.

Тот, пошатываясь, медленно поднялся с колен. Он явно тянул время. Сгорбившись, Ковэр опустил голову и, переминаясь с ноги на ногу, начал бормотать себе под нос просьбы простить его. Его руки тряслись, на лбу выступила испарина. Ветер донес до советников вонь от нестираных вещей. Мужчины сразу поморщились, прикрыв лицо руками.

— Ты сегодня тронул того, кого запрещает трогать закон. Мои приближенные не просто так стоят за моей спиной. Они не гниют вместе с вами в бараках, не едят с вами за одним столом. Они приносят мне пользу, в отличие от вас. Они доказали делом и кровью, что достойны быть тут и жить для меня. Они знают, что нельзя идти против закона. А ты…

— Я тоже знаю, хозяин! Тоже знаю!

— А ты нарушил правила.

Схватив Ковэра за воротник и развернув к себе спиной, Ренрис подозвал смотрителей. Те крепко схватили трясущегося от страха наемника.

— Чтобы ты не забывал, я вырежу их на твоем затылке.

И, обхватив одной рукой лысую голову бандита, Ренрис начал орудовать ножом. Крики Ковэра улетали эхом в горы. Испуганная толпа, ранее ожидавшая зрелищ, замерла, казалось перестав дышать. Дети истерично зарыдали. Кого-то сзади вырвало. Развернувшись, Соно столкнулся взглядом с Ин Ликом. Тот вытер рот рукавом бежевой мантии. Сквозь истошный вопль ниджай уловил шум камня, перекатывающегося под каблуком обуви. Девушка, которая продолжала стоять за спиной Ренриса, пошатывалась. Ее плечи высоко вздымались, выдавая тяжелое дыхание. Она сделала маленький шаг назад, видимо ловя равновесие. Поглаживая тыльную сторону руки, девушка явно пыталась успокоить себя, но, поняв, что это не помогает, начала сильно давить ногтями на кожу. Соно сделал пару шагов ей навстречу, но Ренрис закончил раньше, и ниджаю пришлось остановиться.

— Если еще кто-нибудь вздумает ослушаться, то мой нож познакомится и с его затылком.

Ковэр упал на лестницу лицом вниз, продолжая кричать от боли, а затем обмяк. Толпа сделала пару шагов назад, давая еще живому наемнику медленно скатиться вниз.

Развернувшись к приближенным, Ренрис продолжил:

— Ниджай Соно, тебя тоже ждет наказание. Ты не явился на тренировку, и меня не волнуют причины. Но тебе повезло: тебя ждут удары плетью. На сегодня моему ножу хватит крови.

— Как пожелает мой господин, — Соно с облегчением выдохнул.

— Пять ударов. Раз ты у нас работаешь в команде и твой напарник не уследил за тобой, то он и будет твоим палачом.

Пока он говорил, один из смотрителей уже вынес орудие наказания.

— Юриэль, приступай.

Наконец тонкая фигура развернулась к Соно лицом. На лице сиафа читался испуг, ее глаза бегали по лицам стоящих рядом людей. Она словно ждала, что господин передумает или советники вступятся за них, но все молчали.

— Десять ударов, но Юриэль ко мне не подойдет, — Соно нарушил тишину.

Было заметно, как его тело напряглось, а спина распрямилась. Но лицо оставалось таким же спокойным.

— Нет, Соно, я сделаю это, — Сиаф старалась сглотнуть ком, стоявший в горле, который мешал ей четко говорить.

— Господин, — ниджай настаивал на своем и, не обращая внимания на Юри, продолжал смотреть в глаза Ренриса Бада.

— Соно! Не надо! — арасийка сорвалась на крик, но ниджай продолжал стоять и смиренно ждать ответа.

Он чувствовал, как Юриэль прожигает его взглядом. Представлял ее нахмуренное лицо, слышал прерывистые всхлипы и понимал: если посмотрит на нее, то не простит себя за это. Юри не должна страдать из-за него.

— Торговаться со мной решил? — наблюдая за ними, усмехнулся Ренрис и с прищуром крикнул: — Тимс! Отвесь ниджаю пятнадцать ударов.

Пробираясь сквозь толпу, оружейник вышел к лестнице, а один из смотрителей передал ему кожаную длинную плеть.

— Можете приступать. И начинайте клеймить пленников. А вы все — за мной, у нас мало времени.

Советники расступились и, пропуская вперед господина, засеменили за ним. Юриэль помедлила. Соно наконец посмотрел на нее: брови нахмурены, глаза покраснели, а на щеках виднелись дорожки слез.

— Соно…

Ее шепот пробирал до мурашек. Стало совестно и страшно. Он молча смотрел на нее сверху вниз, а она, задрав подбородок, продолжала шмыгать носом.

Толпа вновь приободрилась и, засуетившись, медленно подступила к новичкам. Ниджай кинул взгляд за спину Юриэль. Стражники принялись выстраивать в один ряд Зачистку. Взрослые и дети толкались, пропуская друг друга вперед. Их ждали клятва и раскаленное клеймо.

— Юри, уходи, — отчеканил ниджай, обходя ее и легко задевая рукавом.

Она не должна это видеть. Не должна слышать крики детей. Не должна вспоминать то, что пыталась забыть семь лет. Ей будет тяжело пройти через это вновь. Он знал, какая она упрямая, поэтому последнее слово осталось за ним. Он поставил точку в их так и не начавшемся разговоре. За спиной послышались тяжелый вздох и быстро удаляющиеся шаги. Она ушла.

Принявшись развязывать хаори и запахнутую рубаху, Соно медленно опустился на колени. Аккуратно свернув вещи, он положил их рядом с собой. По голой спине ниджая пробежал прохладный ветер. Опустив голову и упершись руками в землю, Соно приготовился к наказанию. Тимс подошел к нему и пару раз щелкнул плетью. Звонкий свист и громкий хлопок о землю заставили вздрогнуть всех, кто стоял рядом.

Один… два… три…

Первые удары оказались неожиданными и сильными. Боль обожгла, но почему-то быстро отступила. Тимс медлил. Хорошо это или плохо — ниджай не понимал, но с каждым свистящим взмахом он напрягал все мышцы в теле. Ком страха подступал к горлу, но Соно усердно его проглатывал, не давая крику вырваться наружу. Сжимая кулаки сильнее, он продолжил считать.

Семь… восемь… девять…

Он надеялся, что сможет продержаться дольше, но после десятого все же упал. Тимс остановился. Ниджая сразу подхватили чужие руки и усадили обратно. Боль становилась невыносимой. В ушах звенели истошные крики детей, которым выжигали клеймо на коже. Со стороны лестницы все еще раздавались стоны Ковэра, а жадные глаза убийц и воров не отрывались от ниджая — толпа ждала, когда он отключится. Соно был уверен, что на него делали ставки, ведь это представление им нравилось куда больше, чем клеймение Зачистки.

Одиннадцать… тринадцать…

Соно сбился со счета. Он чувствовал запах собственной крови, брызги которой разлетались после каждого удара, и продолжал глушить в себе крик. Ему казалось, из-за этого что-то рвется в груди. Его тело обмякло, а голова поникла. Что сказал бы учитель? А если бы Ренрис оставил пять ударов, как бы тогда себя чувствовала Юри? Почему эта боль так знакома? Почему спина горит так же, как горела после клейма? Он не мог найти ответы.

В голове все смешалось. Соно испугался, потому что не сумел прогнать мысли и воспоминания: они поглотили его, полностью овладев им. Голова закружилась, а боль стала невыносимой. Пучок растрепался, волосы прилипли к потному лбу и разметались по кровавой спине. В глазах потемнело, силы медленно уходили. Тимс перехватил плетку поудобнее и ударил в последний раз.

— Пятнадцать.

И ниджай все же не смог сдержать крика.

Запыхавшийся палач откинул в сторону орудие наказания и уселся на землю.

— Крепкий же ты парень…

Все тело жгло. В глазах темнело, а дышать становилось сложнее. Остатки фразы растворились где-то в воздухе, и Соно погрузился во тьму, упав на каменные плиты, обагренные его кровью.

Знакомый резкий аромат вернул Соно в чувство. Едкая кислота обожгла нос и ударила неприятной волной в пульсирующие виски. Боль пронзила все тело. Ниджаю было сложно дышать, ведь с каждым вздохом его грудь вздымалась, а свежие раны, едва зажив, вновь начинали кровоточить. Жмурясь, он попытался открыть глаза, но и это далось ему с трудом.

— Ин Лик, он пришел в себя! Соно пришел в себя!

Юри… зачем она так кричит? И что тут делает этот поганый советник?

Нежные руки мельтешили перед глазами, поправляя ему волосы. Она наконец-то убрала эту едко пахнущую тряпку от его лица. Лишь липкий сон поманил его за собой, как упавшая на пол склянка вновь разбудила ниджая. Шаги. Какой-то шорох и неразборчивая речь. Он лежал на животе в своей кровати. Комнату освещал огонь в очаге, над которым висел закипающий чайник. К Соно подошел советник и, приподняв его голову, начал поить.

— Давай, дружочек, выпей это.

Обеспокоенный Ин Лик твердой рукой держал голову Соно. Горячий, знакомый на вкус напиток лился в рот, стекая вниз по подбородку. Обезвоженное тело ликовало, пока горячая жидкость разливалась по желудку. Горький вкус дубовой коры и перетертого шалфея. Это целебный отвар. Соно часто пил его, поэтому, расслабившись, доверился советнику. Но вдруг обжигающая боль волной прошлась по телу: мокрая холодная тряпка коснулась горячей спины. Ниджай зашипел и уткнулся в подушку. Силы покинули его еще там, у дворца, поэтому, не сдержавшись, он закричал.

— Соно, терпи, пожалуйста, терпи, — шептала Юриэль сквозь сжатые зубы, казалось успокаивая саму себя, а не его.

Ин Лик снова схватил ниджая за подбородок, поднося ко рту чашку, а сиаф прополоскала кровавую ткань в бочонке.

— Я вытру кровь и перебинтую спину. Мне нужно сделать мазь, только где рецепт?

Юри опять дотронулась до ран мокрой тряпкой, и Соно отключился, не сумев вынести нового приступа парализующей боли.

— Смотри, вон та девочка… — Сморщенный трясущийся палец Хикаро указал на толпу Зачистки. — Она особенная. Мы должны отвести ее в свою минку и помочь.

Шестнадцатилетний Соно нахмурился.

— Она такая же, как все. — Он и в детстве не отличался многословностью.

— Ты тоже такой, как все, но это не мешает тебе быть особенным, — улыбнулся ему в ответ учитель.

Они стояли вместе с другими советниками около входа во дворец. В этот раз похищенных детей было намного больше, чем тогда, семь лет назад, когда в клане оказался Соно. Количество бездомных, убийц и воров тоже увеличилось: за прошедшие семь лет клан значительно расширился. Ренрис Бад, которого Соно всегда боялся и сторонился, произносил свою речь так же грозно и четко, как всегда. Юный ниджай осмотрел лица детей, остановив свой взгляд на девочке с длинными темными волосами. Она была арасийкой, как Соно и Хикаро. Но в ее чертах имелось и что-то западное. Глаза не такие узкие и веки не такие нависшие, как у жителей Арасы. Маленький прямой нос и очень пухлые губы. Одной рукой она прикрывала свою наготу, а второй собирала волосы, оголяя спину. Она словно знала, что ее ждет. Боялась, но была готова и как будто хотела поскорее с этим покончить. Она встретилась взглядом с Соно и, улыбнувшись, облегченно выдохнула. Ниджая это удивило. Она что, глупая? Чему она радуется?

— Особенная… — повторил Хикаро, тоже наблюдавший за ней.

Соно надеялся, что старик одумается и после клеймения они уйдут вдвоем: он не хотел тащить с собой еще и девчонку.

Подошла ее очередь ставить метку. Она робко шагнула к стражнику, и тот, резко развернув ее к себе спиной, начал диктовать клятву, которую она должна была повторять за ним.

— Я, Юриэль Мао, отказываюсь от отца своего. Отрекаюсь от бога Ара и пути, что проложил мне Всевидящий. Теперь я принадлежу своему господину, вверяюсь ему и отдаюсь всецело. Во имя Ренриса Бада, во имя клана «Или». Я готова принять свою новую жизнь.

Раскаленный металл прожег нежную детскую кожу, и девочка громко взвизгнула, словно поросенок, которого пытаются поймать перед праздничным ужином. Дети, стоявшие за ее спиной, столпились и, держась друг за друга, наблюдали за ней. Ее отпустили и выдали новую рубаху, которую она тут же натянула на себя. На ткани в районе лопатки расцвело багровое, быстро растущее пятно. Вытерев рукавом слезы, юная арасийка подошла к мальчику, который изгоем стоял дальше всех. Он был чуть старше и выше нее. Испуг сошел с его лица, а поднятые брови и наклонившаяся ей навстречу голова выдали удивление. Она что-то шептала ему на ухо, а он завороженно слушал. Соно тоже стало любопытно, но Хикаро отучил его совать свой нос в чужие дела. Дети закончили разговор, и арасийка встала в строй к уже давшим клятву детям и взрослым. Она вновь посмотрела на Соно, а тот резко отвернулся, делая вид, что разглядывать облака на небе ему куда интереснее, чем ее.

— Я не хочу ей помогать.

— Равнодушие — это высшая жестокость. Разве этому я тебя учил? — Хикаро, как обычно, сыпал мудрыми фразами.

Советники продолжали стоять и наблюдать. Господин давно покинул их, уединившись в своем дворце. Все ждали, когда палач поставит последнюю метку, когда все похищенные потеряют свободу и обретут новую жизнь.

Соно старался не смотреть в сторону жителей бараков. Ярость сразу окутала его сердце, а разум требовал мести. Убийцы и воры, жившие в этом клане, вызывали у него отвращение. Учитель разрешал ему ненавидеть. Не переучивал и не переубеждал, а лишь напоминал, что именно клан «Или» спас ему жизнь. Но Соно знал, что благодарить за это нужно только Хикаро.

— Пойдем, надо успеть забрать девочку до того, как их уведут.

И вот его учитель опять бросается на помощь незнакомому ребенку.

— Хикаро, тебе этого мальчишки мало? Господин разозлится, когда узнает.

Один из советников толкнул старика, но тот, не обращая внимания, направился к Зачистке. Он шел медленно, ковыляя и прихрамывая.

— Подождите тут.

Юный ниджай обогнал остановившегося старика и, слившись с толпой, подошел к девочке. Стражники недоверчиво смотрели на Соно и переглядывались с советниками. Хикаро молча кивнул им, и те, получив разрешение, продолжили уводить детей и взрослых.

— Идем. — Соно схватил арасийку за локоть и потянул, уводя от толпы.

Он старался не смотреть на нее, чтобы не смущать и не смущаться самому. Она, к его удивлению, легко поддалась и, не сопротивляясь, шла за ним. Другие дети начали оглядываться, надеясь, что их тоже заберут. Соно чувствовал, что все следят за ними. Стражники их подгоняли, но те, сворачивая головы, продолжали провожать Соно взглядом. Интерес их угас, когда кто-то споткнулся и повалился на землю. Хикаро же направился навстречу Соно и Юриэль, чтобы как можно скорее увести их двоих от любопытных глаз.

— Не бойся, особенная, мы вылечим твой ожог. — Учитель подошел к ним и одарил девочку приветливой улыбкой.

— А я и не боюсь, знаю, что вылечите.

По выражению ее лица Соно понял, что она говорит правду.

Хикаро гордо поднял подбородок.

— Теперь в нашем клане появился маленький сиаф. Не переживай, с нами не пропадешь.

Хикаро накрыл ее своей мантией, а затем все трое направились вверх по горе к своей тихой и уютной минке. Там-то и началась их история.

«Как же холодно!» Это первое, о чем подумал ниджай, когда вновь проснулся и пришел в себя. Окно раскрыто нараспашку, очаг погас. Ему снилась Юри, и вот она вновь перед ним. Сиаф, в чем-то перемазавшаяся, со взъерошенными волосами, доставала с полок разные баночки, а затем смешивала их в ступке. Соно попробовал привстать, но у него не получилось: спина все еще болела.

— Ты проснулся?

Удар о кровать остался незамеченным. Юри быстро налила в чашку отвар и подбежала к Соно.

— Пей.

Пока она поила его все той же горькой травяной жидкостью, он вглядывался в ее лицо. Этой ночью она не спала. Покрасневшие глаза часто моргали, волосы мешали ей, падая на лицо, и она усердно сдувала их, морща нос.

— Лежи и не двигайся, еще рано для этого, но тебе уже лучше. Ты спал целый день.

Когда Соно допил, она встала и закрыла окно.

— Ты учил меня температурной терапии. Помнишь?

Ниджай нахмурился. Ему сложно было думать и уж тем более что-то вспоминать.

Она взяла со стола выцветший сверток и, накрыв Соно покрывалом, села рядом и принялась читать вслух, водя пальцем по пергаменту:

— Сухое тепло улучшает циркуляцию жидкости в организме, расширяет сосуды и снижает мышечное сокращение. Холод же сужает кровеносные сосуды и снимает отек. Чтобы добиться желаемого результата, методы надо чередовать.

Свернув пергамент, она продолжила:

— Мы стараемся сначала согреть тебя, а потом воздействовать холодом. Ин Лик очень помогает — они вместе с Тимсом принесли тебя сюда. Отвар, который ты выпил, снял боль. Ты даже не бредил, пока спал, представляешь? Ты, конечно, что-то бормотал, но лихорадки у тебя не было. А еще…

Она приободрилась. Ей никогда не приходилось заниматься лечением и практиковаться в знании рецептов. Она радовалась проделанной работе, и Соно гордился ею.

— А еще я смогла найти рецепт мази. Мне пришлось залезть к тебе в шкаф и порыться в тех толстенных книгах. Ингредиенты в половице все перепутались, я еле отыскала это алоэ. Еще и все масла нюхать пришлось. В носу теперь щиплет. Но зато я остановила гноение и кровотечение. Я поищу еще рецепты, может, найду, как ускорить заживление ран. Не переживай, со мной не пропадешь.

Юри улыбнулась ему: искренне, успокаивающе. Соно сразу поверил ей. Напряжение ушло, страх следом покинул тело, и, кажется, даже раны стали болеть меньше. Дыхание успокоилось, стало свободным и легким. Он улыбнулся в ответ, отчего она скромно хихикнула.

— Разожгу очаг, и скоро станет тепло.

Соно знал, что она плохо умела это делать. Спички все время гасли, огонек не успевал коснуться трута и сухих дров. Сколько бы он ей ни показывал и ни учил, ему все равно приходилось каждый вечер заглядывать к ней в минку, чтобы разжечь маленький очаг в комнатушке.

Она сосредоточенно побросала дрова в каменное углубление, а потом, усевшись рядом, принялась чиркать спичками о коробок. Наблюдая за ее тщетными попытками, Соно улыбнулся и медленно провалился в сон. Ему снились Юри и огонек, который она все-таки смогла разжечь.

Окровавленная голова рокрэйнца покатилась по мраморному полу тронного зала.

— Принцессы Далии с ними не было. — Рыцарь в серебряных доспехах, голубом плаще и с лентами на руках смахнул кровь с перчаток.

Единственным человеком в зале, не удивившимся этому, был Юстин. Только он знал правду и, услышав известие, лишь с облегчением выдохнул, но совесть предательски кольнула сердце, напомнив ему об истинных чувствах.

Вчерашний день Юстин запомнит надолго — нет, навсегда. Ночью ранее он убил королевскую семью. Их лица и голоса въелись ему в память. Он не видел ничего, кроме глаз Далии, не слышал ничего, кроме крика королевы. Прорыдав все вчерашнее утро в покоях принцессы, Юстин лежал на мраморном полу ее балкона. Он не верил, что все это происходит с ним. Если бы не тени, которые до сих пор не покидали его, он бы свихнулся от разъедающих изнутри мыслей и, не справившись с ними, точно признался бы в содеянном. Юстин хотел остановить поток переполнявших его чувств, прекратить страдания. Ему было легче перешагнуть через перила балкона, чем смириться с тем, что в произошедшем праздничной ночью виноват только он.

Вчерашним утром он мечтал о смерти и тишине в голове. Он забыл обо всем: и о сделке, и о сестре, которую ему больше не хотелось искать. Но тени остановили его, сказав, что остались голодны. Сэтил недоволен: сделка не выполнена. Юстину придется врать. Теперь его жизнь будет соткана из лжи, иначе сэтхи найдут сестру. Сейчас она стала для Юстина единственной надеждой. Но на что? Ответа у него не было, зато он точно знал, что не может причинить боль еще и ей. Она жива, и он должен ее найти, уберечь от сделки и от этих теней. Когда-то Юстин обещал самому себе вернуться за ней и увезти в Эверок, где сестру будет ждать лучшая жизнь. Пришло время выполнять обещание.

Весь день накануне велись поиски Далии. Королевские ищейки осматривали место преступления, пытаясь найти любые зацепки. Лекари отпаивали Юстина успокоительными настойками и просили отдохнуть, но вместо отдыха он бегал к королевским покоям и подслушивал разговоры. Боялся, что следопыты найдут то, чего не должны: то, что выдаст Юстина и разрушит их с сэтхами план. Вечером же собрался Светлый совет. Юстин знал, что в него входили герцоги, бароны и придворные слуги, но имена помнил смутно: их было слишком много. Лекарь, советники, глава стражи, первый рыцарь и еще несколько приближенных — все они спешили в тронный зал. Члены совета были поражены новостями и хотели как можно скорее во всем разобраться, а отрубленная голова рокрэйнца была последним посторонним свидетелем начавшегося разговора. Юстин смотрел на нее, а открытые, налитые кровью глаза смотрели в ответ, словно порицая за ложь и за то, что из-за него погибли невинные. Эти глаза взывали к совести, рвали душу изнутри, снова возвращая в комнату к королю с королевой. Ничего более мерзкого, чем размозженная голова Иолы Бартлетт, Юстин не видел. Его до сих пор мутило от этих воспоминаний, из-за которых все тело вновь окутало покрывалом паники и тревоги. Но голос первого советника вырвал его из этих холодных жутких лап.

— Давайте с самого начала. — Сэльмон Ларкс, казалось, единственный, кто сохранял самообладание, обратился ко всем присутствующим.

Члены совета пытались держать себя в руках, но Юстин заметил, что у них это плохо получается. Каждый хотел задать вопрос, все нервно расхаживали по залу и озирались на пустой трон, вынашивая какой-то план. Юстину становилось страшно. Он видел в их взгляде подозрения и боялся, что они все поймут, а план, придуманный тенями, не сработает. Ему вдруг захотелось, чтобы Тщеславие вновь слилось с его телом, как вчера, когда Юстин бился в панике на балконе. В тот момент он почувствовал что-то странное. Боль на секунду парализовала все тело, впиваясь в него тысячами осколков. Во рту появился металлический привкус крови, а лицо будто обожгло огнем, иссушая глаза, в которых лопались сосуды. Невидимые веревки впивались в шею, перекрывая кислород, и, пытаясь сорвать их, Юстин царапал себя ногтями. Руки и ноги зудели, кожа на них будто рвалась и кровоточила. Тень, подобно короеду, рыла в его костях дыру, и от этой невыносимой боли Юстин закричал. Его обмякшее тело свалилось на пол, а сэтхи радостно закружили рядом. Тщеславие наконец-то зарылось где-то внутри и сейчас больно сжимало его сердце. Юстин смотрел в голубое небо и безмолвно плакал. Его голова освободилась от мыслей, а страх наконец отступил. Тревога рассеялась. Жалость и скорбь покинули Юстина следом. Сейчас, делая глубокий вдох, он почувствовал облегчение, и кровь забурлила в нем с новой силой. Он ощутил уверенность и спокойствие. Тщеславие взяло над ним верх, и наконец-то вместо давящего шума в ушах Юстин услышал голоса сэтхов.

— Вставай, щенок, и иди! Слуги вот-вот начнут обходить покои. Перестань ныть и поработай мозгами! Нужно понять, что нам делать! — Гнев сильно злился.

— Скажу, что во всем виноваты рокрэйнцы. — Юстин сам не узнал своего голоса. Он слился с голосом Тщеславия и, кажется, стал гораздо ниже и грубее.

— Хорошая идея, ягненочек. Очень хорошая! — Похоть обрадовалась этому и закружила по белому полу.

Это была вторая большая ложь Юстина, с которой ему тоже придется жить. Тогда он не знал, к чему приведут его слова. Но сейчас, стоя в окружении баронов, он осознал, что вранье погубит его, если он не возьмет себя в руки. Тщеславие покинуло его вчера днем, когда Юстина привели в покои и попросили не выходить из них. Тогда тени исчезли, подарив призрачную надежду на свободу, но ночью они вернулись и не давали спать: Юстин видел кошмары и, вскрикивая, просыпался, пугая прислугу. Ему снились Далия, король с королевой. Картинки не менялись, лишь становились хуже и мрачнее. Тени шептали ему что-то на непонятном языке, проникали в мысли, напоминали о сделке. Они летали по комнате, прячась в темных углах, вырывали из сна, будили, если удавалось задремать. Но утром они опять ушли, оставив его одного.

Бароны смотрели на Юстина, ожидая от него объяснения случившегося. Они были нетерпеливы, напуганы и сильно нервничали.

— Кто-нибудь, уберите отсюда эту голову. Меня от нее мутит, — обратился к управляющему один из баронов, которого через пару секунд стошнило.

Трестер на минуту вышел, а вернулся уже со слугами, которые убрали кровь, голову и жидкие остатки чьего-то завтрака.

— Юстин, пожалуйста, нам нужно, чтобы ты все рассказал. Я понимаю, как сложно это вспоминать, но…

— После пира я ушел к себе, — перебил Юстин Сэльмона Ларкса, — и, дождавшись рассвета, отправился в покои Далии. Мы хотели встретить новый день вместе, но ее не было в спальне.

Советники стали медленно подступать к Юстину ближе, словно боясь упустить какие-то важные слова.

— Я хотел пойти поискать ее, но в коридоре столкнулся с нашим управляющим. — Юстин указал на Трестера. — И мы вместе направились на обход.

Статный пожилой мужчина в идеально выглаженном черном пиджаке, белой рубашке и белых же перчатках, стоящий в углу зала, помрачнел. Все посмотрели на него, ожидая подтверждения слов Юстина.

— Господин говорит правду.

Юстин кивнул ему, молча попросив продолжить.

— Обойдя замок, мы никого не нашли. После чего сразу отправились к королю и королеве. — Трестер сделал паузу, громко сглотнув. — Они были мертвы.

Юстин в тот момент не играл. Его эмоции смогли пересилить спокойствие Тщеславия, когда он вновь увидел мертвые тела. Это были неподдельный испуг и отвращение. Упав на колени, он вновь зарыдал. Управляющий долго успокаивал его, хотя сам едва сдерживал слезы.

В тронном зале повисла тишина. Все начали перешептываться и, до сих пор не веря в произошедшее, продолжили слушать дворецкого.

— Я распорядился закрыть ворота и приказал разбудить гостей из Рокрэйна, но их уже не было в покоях.

— Поэтому мы отправились за ними в погоню. Долго думать не пришлось: все стало ясно, — пробасил первый рыцарь, который принес ту самую голову.

— Нет! Ничего не ясно! То, что они уехали раньше, не делает их виновными в гибели…

— Делает, Сэльмон. Мои ищейки нашли то, чем был убит король. Это кинжал с гербом Рокрэйна.

Все громко ахнули, явно удивившись. А Юстина вновь накрыла удушающая волна страха, с которым было все сложнее справляться. Это был кинжал Юстина. Подарок от рокрэйнских послов.

— Моим людям понадобилось несколько часов, чтобы разобраться в произошедшем, и после этого мы сразу отправились в погоню. Мы настигли их ближе к ночи около Большого леса. Они сопротивлялись, не шли на переговоры и все отрицали. Нам пришлось сразиться с ними.

Все вспомнили голову, которая катилась по полу, оставляя кровавые следы на мраморе.

— Мы обыскали их повозку и нашли там платок принцессы. — Рыцарь Бакис продемонстрировал находку.

— Святые… — пронесся по залу чей-то шепот.

— Я отправил отряд на дальнейшие поиски Далии. Возможно, они ее где-то спрятали, успели увезти, передали кому-то… Мы не знаем. Но дайте моим людям пару дней — и мы все выясним.

— Зачем Рокрэйну нужна наша принцесса? Я не понимаю…

Сэльмон Ларкс нервно расхаживал по залу.

— Мы… мы все повздорили в праздничную ночь. — Юстин понял, что пришло время говорить ему.

— Из-за чего же? — Ларкс знал, что Юстину нельзя об этом рассказывать, но своим вопросом он дал разрешение на то, чтобы поделиться секретами, которые обсуждали королевские особы.

— Рокрэйн требовал выдать Далию замуж за старшего принца Севера. Они хотели укрепить союз между странами, поэтому и приехали к нам в этот праздник. Король отказал им.

Юстину сложно было говорить. Его голос дрожал, и все вокруг это слышали. Он подбирал слова, тщательно их обдумывал и делал длинные паузы, боялся сказать лишнее и вновь проклинал тени, которые оставили его.

— Кто-нибудь может подтвердить это? — один из баронов недоверчиво покосился на Юстина.

— Кхм… кхм… — откашлялся управляющий, — я могу. На этом ужине именно я разносил всю еду и невольно стал свидетелем этого разговора.

И, поклонившись, он опять отошел в дальний угол.

— Ах, вот что я видел в тот день, — начал размышлять вслух старый сиаф, сидевший на пуфе около входа. — В тот вечер я прикоснулся к принцессе и увидел ее с принцем Севера. Но видение оборвалось, и я не смог правильно истолковать его.

Сиаф рассматривал свои старые трясущиеся руки, изучая их, как сломавшийся прибор, требующий починки.

— То есть вы предвидели похищение, но промолчали?! Мне считать это изменой? — напрягся рыцарь Бакис.

— Я уже стар, мой разум затуманен, я плохо выполняю свою работу и редко вижу будущее. Но короля с королевой я никогда не предал бы.

Все вновь отвернулись от старого сиафа и, сбившись в небольшие группы, начали шептаться. Они жужжали, как пчелиный улей, а звуки их голосов давили на Юстина. Он бегло изучал их лица, смотря на брови и губы, пытаясь считать эмоции. Ему казалось, что они всё поняли, узнали, что убийца — это он, и сейчас обсуждают его казнь. Юстина затрясло с новой силой, голова пошла кругом. Стало очень страшно. Страшнее, чем тогда, когда он вонзил кинжал в сердце короля. Он испугался за свою жизнь, а сэтхи, будто почувствовав это, вернулись к нему.

— Перестань трястись, щенок. Ты хорошо справляешься со своей ролью. Эти старики тебе верят, — раздался в правом ухе шепот Гнева.

«Мне страшно. Я запутался… Мы сделали только хуже!»

Юстин мысленно общался с ними, а они охотно отвечали ему.

— Мы развяжем войну с Севером! Это еще лучше! Сэтил будет очень доволен, очень! — Тщеславие словно кричало от радости.

Но не успел Юстин им ответить, как один из баронов заговорил.

— Что будем делать?

— Сначала нам нужно похоронить короля с королевой.

— А если Далия тоже мертва? Мы должны похоронить всю королевскую семью вместе.

— Святые, как вы попали в наш совет? Глупее я ничего не слышал.

— Так же, как и вы! Просто я рассматриваю любые варианты событий.

— Не позорьтесь, барон, как вас там…

— А вы не умничайте! Я хоть что-то предлагаю!

— Похоронить принцессу? Вы в своем уме?

— А если они убили и ее тоже?

— Если вы сейчас не замолчите, то к погребальной процессии присоединитесь не в качестве гостя!

— Господа, прошу вас: будьте благоразумны. — Сэльмон вышел в центр, пытаясь унять перепалку двух баронов, имен которых, кажется, не помнил не только Юстин.

— Мои помощники уже обследовали тела и подготовили их к погребению. Похороны можно и нужно провести завтра. — Придворный лекарь вышел вперед и встал рядом с Ларксом.

— Значит, распорядитесь, чтобы замок и город украсили черными лентами. Пусть граждане Франа облачатся в траур. Люди из других городов Эверока приедут возложить дары уже к усыпальнице. С похоронами нельзя тянуть, — продолжил Ларкс.

— Что с наследованием трона? — спросил у него рыцарь Бакис. — Нам нужен король.

Все развернулись и посмотрели на Юстина, отчего у того подкосились ноги.

— Волею короля Адера Бартлетта, именуемого Добрым и Справедливым, королем должен стать его воспитанник и преемник — Юстин Мао. Воля известна всем, а указ подписан уже давно, — ответил вместо Сэльмона главный судья и писарь короля.

Кое-кто с отвращением посмотрел на Юстина, некоторые огорченно покачали головой, но Ларкс с одобрительной улыбкой направился к нему. Он всегда напоминал Юстину винную бочку. Такую же большую, круглую и пропахшую спиртом и виноградом. Это был близкий друг короля. Он хорошо относился к Юстину, поэтому тот знал, что среди всех этих господ доверять может именно советнику.

— Все верно. После погребальной процессии проведем коронацию. Нашим новым королем станет Юстин. Я помогу тебе, мы все поможем тебе. Главное — прислушивайся к нам и следуй воле короля.

Юстин знал, что рано или поздно сядет на трон. К этому его готовили на протяжении многих лет. Но страх, который сейчас вместо крови тек по его венам, не давал поверить в то, что это происходит именно с ним и именно сейчас. Тени ликовали, внутри бурлила гордость, смешанная с обреченностью.

Барон похлопал его по спине и, развернувшись к советникам, громко заговорил:

— Нам нужно обсудить детали и написать письмо в Рокрэйн. Также необходимо составить разыскной лист принцессы. Не прекращайте поисков. Отправьте еще несколько отрядов, соберите добровольцев. Начинаем готовиться к погребальной процессии и коронации. Нас ждут большие перемены и большая война. Я надеюсь на каждого из вас. — Сэльмон обвел глазами всех присутствующих в зале.

— Надеюсь, нам удастся избежать войны с Севером, — озадаченно сказал один из рыцарей.

— Мы все надеемся. И все боимся, потому что знаем, что проиграем. Но мы не можем не биться за нашу принцессу. У Эверока должна быть королева. Начнем с письма и требования объяснений. Отправим в Рокрэйн Бакиса и некоторых из вас. Нам нужны переговоры, друзья, а не кровопролитие, — вновь успокоил всех Сэльмон. — А сейчас приступайте к своим обязанностям, у нас совсем мало времени.

Члены совета, получив распоряжения, начали обговаривать детали между собой.

— А ты, Юстин, иди помолись святой Эвер и возблагодари ее за такую милость. Это большая честь! Сейчас на тебя ляжет огромная ответственность, которую придется нести всю жизнь.

Но Юстин знал, что за это нужно благодарить не Эвер, а другого — изгнанного — олхи.

Ему было шестнадцать, когда он отправился с отцом торговать на Схиалу. Несколько лет семья Мао готовилась к путешествию, разыскивая в восточных горах диковинные камни и целебные травы. Кочуя из деревни в деревню, они, изгнанные и отверженные, не теряли надежды на лучшую жизнь. Мысли о том, что на острове можно сорвать большой денежный куш, грели им душу, ведь, только заимев тысячи юн, они могли бы купить билеты на корабль до Эверока и, обустроившись в западной столице, начать новую жизнь.

Портовый остров, прославившийся самым большим рынком и Юненским аукционом[12], много лет притягивал торговцев и покупателей с самых дальних концов земли. Истории и легенды о редкостях, которые можно было найти на Схиале, пересекались с историями о бесчисленных пабах и борделях. Остров принимал и тех, кто бежал с Большой земли, преследуемый законом, в надежде затеряться в огромной толпе и, купив поддельные документы, продать себя на аукционе.

Денег у отца для покупки места в центре Юнена не хватило, но небольшой прилавок у пристани был им по карману. Два раза в неделю они провожали корабли с купленными рабами, которых, как животных, перевозили в клетках. Юстин видел слезы горя и радости и каждый раз, слушая предостережения отца, вздрагивал всем телом.

Безбожный остров мог забрать и подарить свободу, сделать богачом или лишить всего, что имеешь, разрушая мечты о лучшей жизни. Рынок тут пестрил ярко украшенными палатками, редкими товарами и продавцами, которые умело зазывали покупателей к себе. С каждым днем отцу становилось все тяжелее. Деньги заканчивались, а травы и драгоценные камни не привлекали людей так, как ковры, шелка или арасийские сладости. Сотни людей проходили мимо их прилавка и, презренно оглядывая ассортимент, усмехались над ценой. Так тянулись дни, а надежда на спасение семьи угасала.

— Интересно, увидит ли Юри, что мы не справились? — кусая булку хлеба, спросил у отца Юстин.

Они прогуливались по набережной, любуясь звездным небом.

— Твоя сестра — сиаф, ее магия не поддается контролю, а значит, она не сможет сама призвать видение. — Отец остановился и сел на ступени ночлежки, в которой они снимали самый дешевый номер на чердаке. — Обещаю тебе: скоро начнется наша новая жизнь в западной столице. Ты поступишь на обучение в городскую стражу, мы с твоей матерью будем продавать на городском базаре оливки и сою, а Юриэль наконец перестанет скрывать свой дар.

Устремив взгляд в ночное небо, он быстро вытер слезу, не позволив сыну заметить проявленную слабость.

— Я очень скучаю по ней, — прервав возникшую тишину, произнес Юстин.

— Давай доедай булку и иди спать. Завтра мы точно найдем своего покупателя.

Улыбнувшись, отец похлопал сына по плечу, встал со ступеней и зашел в дом.

Кивнув в ответ, Юстин отломил кусок хлеба. Неподалеку на грязной дороге сидел старый слепой бедняк.

— Держите. Это обычная булка. — Юстин вложил еду ему в руку.

— Почему ты делишься со мной своей пищей, мальчик? — Старик принял подаяние и, сразу отломив мякоть, начал катать ее между пальцев, чтобы слепить шарик.

— Я уже сыт, а вам не мешало бы подкрепиться. Я видел кучу мешков, набитых мехами и шерстью, у причала. Думаю, вам лучше переночевать там. Могу помочь дойти, только отпрошусь у отца.

— Ты добр ко мне. Это удивительно… Мне давно никто не помогал. — Незнакомец положил себе в рот хлебный шарик. — Я подслушал разговор с твоим отцом. Прости старика за это. Иногда мне кажется, что не слепота — мое проклятие, а слух. Я знаю больше, чем хотел бы.

Сколько он успел услышать? Сердце Юстина застучало быстрее, ведь они говорили о его сестре. Сиафов презирают. Стоит упомянуть это слово, как люди начинают молиться великим олхи, прося прогнать зло. Что сделает этот незнакомец? И если уже слышал, то почему еще не прогнал Юстина подальше отсюда?

— Позволь и мне помочь тебе. — Старик снял с шеи подвеску с мерцающим в лунном свете фиолетовым камнем. — Обещаю, что твоя жизнь изменится. Святые смилуются над тобой и твоей семьей. Ты забудешь о трудностях, забудешь о горе, а взамен получишь то, о чем мечтаешь.

— Спасибо, но помочь нам действительно могут только святые. — Юстин огорченно выдохнул. — Мои желания непохожи на желания взрослых. Я не мечтаю о мешках юн и кван, хочу лишь, чтобы жизнь стала лучше. Хочу переехать в Эверок и чтобы дар Юри начали ценить. А деньги мы с папой сами заработаем.

Слепой старик слушал его, качая головой.

— Давай с тобой договоримся… — Сухая, обтянутая кожей рука протянула Юстину кулон. — Возьми его и пообещай, что никогда не снимешь. А я обещаю тебе, что на следующий Праздник новой жизни все твои желания исполнятся. Будет тебе новая жизнь в западной столице.

Юстин подумал об этой безделушке и добром сердце слепого старика, который в обмен на кусок хлеба отдал ему, наверное, самую дорогую вещь, которая у него осталась. Он взял шнурок с кристаллом и надел себе на шею.

— Спасибо, господин. Обещаю, что сохраню ваш подарок.

— Этот камень был создан в день сотворения мира, и, принимая его, ты принимаешь те тайны и ту историю, которую он в себе несет, — голос слепца стал серьезнее, а брови нахмурились, придав лицу грозный вид.

«Ну все, пора идти, не хочется слушать эти бредни. И так на рынке эти легенды рассказывает каждый второй».

— К сожалению, мне уже пора. Спасибо вам еще раз. Прощайте.

Парень глубоко поклонился и уже было направился к ночному дому, как жилистые пальцы обхватили его запястье.

— Я дарю тебе новую жизнь, мальчишка, а ты просто уходишь от меня? У всего есть своя цена, даже у счастливого начала. — Белые мутные глаза смотрели прямо на Юстина — Какую цену готов заплатить ты?

— Что? О чем вы? — Испуганный подросток, охваченный страхом, застыл на месте. — Кто вы?

Тени вокруг начали сгущаться, плавно подступая к Юстину и окутывая его с головы до ног, словно играя с ним. В глазах резко потемнело, голова закружилась. Силы покинули его, и, потеряв равновесие, он опустился на колени рядом со стариком.

— Я Сэтил, повелитель тьмы и грешных душ. Твое наказание и твое спасение. И сейчас мы заключили с тобой сделку, нарушение которой карается смертью.

— Незримого Сэтила не существует, так же как и других святых.

Юстин попытался сорвать амулет с шеи, но сил на это не хватило. Не справившись с головокружением, он упал на землю, ударившись затылком о выбивающийся из брусчатки камень. Все тело обдала обжигающая волна боли.

— Я скрываюсь за лицами стариков, женщин и детей. Никто не знает, когда и где я появлюсь, но тебе сегодня повезло. Ты теперь часть моей тьмы. Я выполню свое обещание и подарю тебе новую жизнь, но мои тени придут к тебе, и тогда ты исполнишь свою часть сделки.

— Ты слепой бродяга, который двинулся умом!

Пытаясь заглушить боль, Юстин обхватил голову руками, которые, казалось, уже не слушались его.

— Слепота — это моя цена за бессмертие, мальчишка.

— Почему я? — на последнем выдохе спросил Юстин и, закрыв глаза, провалился во тьму, так и не получив ответа.

Очнулся он уже в клетке на корабле вместе с другими купленными на аукционе рабами.

— Тебе несказанно повезло, юнец! Ты отправляешься на службу в замок западной столицы! — сказал ему капитан судна.

Юстин вернулся в свои покои и, усевшись на кровать, громко зарыдал.

— Я не этого хотел! Не этого просил!

— Нужно быть осторожным в своих желаниях, — шептала Похоть, вьющаяся около Юстина.

— Нам нужно найти принцессу и убить! Мы голодны, мы все еще голодны! Сэтилу нравится война с Рокрэйном, но не нравится живая рыжая девчушка. — Тщеславие летало по комнате, разгоняя пыль, скопившуюся на шкафах.

Юстин накрыл лицо подушкой.

«Я не смогу убить ее второй раз».

— У тебя ума как у постельного клопа. Сколько нам нужно повторять тебе одно и то же?! Ты должен это сделать, у тебя нет выбора.

Юстин чувствовал, как горький ком подкатывает к горлу. Он очень утомился за эти два дня. Устал бояться, врать и вспоминать праздничную ночь. Он больше не мог держать в себе гнев, переполняющий его.

— Ненавижу Схиалу! Ненавижу Сэтила! Ненавижу вас! — закричал он в подушку.

— Наш щенок учится тявкать. Мне нравится, — горделиво сказал Гнев, сливаясь с тенью Юстина.

Шумный, как будто никогда не умолкающий остров проснулся вместе с лекарем, который каждое утро ходил на рынок за новыми травами и цветами. Он использовал их в приготовлении лечебных настоек, с составом которых часто экспериментировал. Эвон любил создавать свои рецепты, намешивая в котелках мази, любил сушить травы и добавлять разные порошки в свои сигареты. Так курение становилось для него полезной привычкой, по крайней мере, Эвону хотелось так думать.

Торговцы, видя золотистые, блестящие на солнце волосы, сразу узнавали его. Махали издалека и радостно зазывали к себе, вручая большую плетеную корзинку. Они заранее собирали в нее нужные травы, но каждый раз Эвон находил там что-то новое и чаще всего ему ненужное. Это были то красивые камни, сулящие удачу, то статуэтки из радужного стекла, которые травник стал невольно коллекционировать. Были и продавцы, угощавшие его сладостями из Арасы, сыром из Эверока и ягодами из Рокрэйна. Но самыми любимыми подарками для Эвона были браслеты и ожерелья, которые он надевал на себя каждый раз, выходя из борделя. Лекарь заигрывал с девушками и мужчинами на улице, подмигивал им и дарил улыбку. Дети всегда звонко смеялись при виде того, как он корчил им рожицы, а старики, сидящие вдоль пристани, почтительно кланялись. Они всегда ждали травника на одной и той же лавочке и каждый раз с удовольствием рассказывали ему истории о корабельных путешествиях, а он взамен за их доброту приносил им мази от болей в спине или порошки для спокойного сна.

Схиала любила его, а он любил Схиалу. На этом безбожном острове он обрел счастье и спокойствие, к которым стремился всю свою жизнь. Он полюбил эти толпы, огромный рынок, прилавки и крики продавцов, полюбил горячий воздух и слепящее солнце, соленый океанский ветер и огромные корабли, которые сменялись каждый день один за другим. Пару лет назад он и подумать не мог, что наконец-то будет жить так, как ему хочется. Продавая себя на аукционе, он ждал плохого конца, но судьба распорядилась за него, протянув золотую нить прямо в руки владельцу борделя, в котором Эвон сейчас работал.

В Юнене можно было найти любые развлечения. Жители разных стран приплывали сюда в поисках веселья. Они пьянствовали, проигрывали юны и кваны, ругались на мальчишек, которые их обкрадывали, и спали на лестницах ночлежек, так и не сумев дойти до снятого номера. Лорды из Эверока распевали песни с пиратами, грозные рокрэйнцы играли в карты со странствующими преступниками, а скромные арасийцы тратили деньги на похотливые желания, недоступные им на большой земле. Все они были равны. И каждый из них исполнял свою давнюю мечту, становясь хоть ненадолго свободным.

Схиала была единственным местом, где разрешили держать дома с луксуриями. Люди называли их домами любви, страсти и разврата. А еще это были убежища, в которых посетитель считался неприкосновенным, будь то бродячий бандит или же барон из знатного рода.

В одном из таких публичных домов работал Эвон. Владелец «Блажи» любил его как родного сына и относился с доверием и искренней теплотой. Иногда травнику казалось, что он купил его на аукционе из-за нереализованного отцовства. Сорокалетний Муди был низкого роста, лысым, с большим, свисающим почти до колен животом. У него не было семьи и детей, зато имелись огромные мешки денег и травник, которому он изливал свою душу. Было во владельце борделя и то, что Эвону не нравилось, — жадность. Муди мало платил луксуриям и был готов на все, лишь бы получить хоть одну лишнюю монету. Он не любил беспорядка, сильно злился, когда его не слушались, и никогда не поддавался уговорам. Но Эвон был готов терпеть это. Ведь помимо работы Муди подарил ему дом и новую большую семью.

Прогуливаясь по каменной брусчатке и иногда спотыкаясь о выбивающиеся из общего ряда булыжники, Эвон вышел на узкую улочку. Домики здесь стояли совсем близко друг к другу и, казалось, пытались вытеснить самый крайний из них. В узкие просветы между стенами соседних домов можно было увидеть мелькающих людей. Все дома выглядели одинаково: коричнево-красные, двухэтажные, с двумя окнами, которые отличались лишь наличием цветочного горшка на подоконнике. На натянутых между строениями веревках висела постиранная мокрая одежда. Веревки сильно провисали под ее тяжестью, склоняясь почти к первому этажу. А капли, долетая до земли, разбивались о нее, образовывая маленькие, быстро высыхающие лужи. На этой улице пахло мылом и свежестью, а из некоторых домов, где была открыта задняя дверь, доносился аромат горячего хлеба. Эвон часто заходил в эти булочные, покупая себе на ужин горячую выпечку с рыбной начинкой. Раскачивая корзинкой, Эвон вприпрыжку подошел к закрытой красной двери. Достав из кармана штанов длинный ключ, он открыл им замок и, пройдя на ощупь по небольшому темному коридору, вышел в главный зал. Его всегда смущали огромные бархатные балдахины, подвешенные под потолок. Они были очень пыльными и, как казалось Эвону, совершенно безвкусными. Скрипучий лакированный пол выдал присутствие травника, и луксурия с посетителем, сидевшие на бордовом диване в самом центре зала, посмотрели на него.

— Вам третий не нужен? — попытался он выкрутиться из неловкой ситуации.

Луксурия соблазнительно улыбнулась, а мужчина, явно рассерженный, ревниво усадил женщину себе на колени, схватив ее одной рукой за грудь, а другой — за талию.

— Жаль. Но я понял, не буду мешать. — И, одарив их улыбкой, он взбежал по лестнице на второй этаж.

Муди выделил ему комнату в дальнем конце коридора. В ней лекарь спал и работал, смешивая различные лечебные настойки. В комнате было относительно тихо: к вечным стонам, доносящимся из соседних комнат, и музыке, что, не замолкая, играла на первом этаже, травник давно привык. Все стены в комнате Эвона были завешены покрывалами, не давая просочиться сквозь щели сквозняку. Под потолком, словно паутина, висели веревки, на которых сушилась подвешенная трава. Ее горьковатый медовый запах витал в комнате, смешиваясь с дымом недавно потушенной сигареты. Пол был усеян вещами, которые Эвон носил пару дней, а то и недель назад. Одежды было так много, что проще было ее выкинуть, чем перестирывать вручную. На маленьком деревянном столе виднелись разбросанные свитки и ступки. Неудачные эксперименты и собственные рецепты, которые так и не войдут в большую лечебную книгу. Она, кстати, лежала под горшком одного из растений и служила ему подставкой. Травник пытался выращивать цветы, но в этой комнате выжила лишь одна длинная лоза, которая начинала свой путь у подоконника. Она вилась по стене и, добираясь до изголовья кровати, большим узлом разрасталась вокруг железных прутьев. Эвон не любил яркого солнца, и чаще всего окна были зашторены, но приглушенный свет все равно завладел этой комнаткой. Тут было тепло и уютно, несмотря на царивший бардак, от которого лекарь наконец-то решил избавиться.

Внезапно без стука в дверь и приветствия в комнату зашел Муди.

— Эвон, знакомься: это лорд Паунд и его младший сын Ресей.

За хозяином борделя проследовали двое. Седовласый бородатый мужчина морщил нос: видно, его раздражал витающий в помещении запах сухоцветов. Из-за его спины выглядывал парень, который, в отличие от отца, с интересом рассматривал комнату. Остановив свой взгляд на Эвоне, он игриво улыбнулся. А Муди, как обычно, укоризненно посмотрел на травника, заметив раскиданные вещи.

— Муди, я сомневаюсь, что твой лекарь мне поможет. — Лорд Паунд встал посередине комнаты, рыская глазами по углам.

— Не будь так критичен, друг мой. Эвон — лучший в своем деле. Если хочешь, он тебе настойку не только от головы сделает, ну, ты понимаешь, о чем я.

Муди и Паунд беспардонно засмеялись над несмешной, как показалось Эвону, шуткой. А Ресей продолжал наблюдать за травником, не сводя с него глаз.

— А он может? — лукаво спросил седовласый старик и, зажмурившись от боли, погладил свою голову.

— Конечно! Можешь сразу опробовать ее на моих девочках.

— Это позже, позже. Сначала пусть твой лекарь вылечит мою больную голову.

Лорд без приглашения уселся в кресло и, закинув ногу на ногу, уставился на Эвона. Травник проигнорировал это действие и, отвернувшись к столу, начал расставлять колбы, тихонько насвистывая. Отодвинув штору, он направил яркую солнечную дорожку света прямо на кресло, туда, где сидел незваный гость. Тот цыкнул и устало потер правый висок, пытаясь скрыть лицо в тени.

— Эвон, лорд Паунд обещал мешок юн, если твое снадобье поможет.

— Мне неинтересны деньги. — Эвон улыбнулся и, развернувшись, посмотрел на сына лорда. — Мне интересны знакомства.

Ресей заигрывающе закусил губу, обнимая себя руками.

— Тебе нужны друзья? Я думаю, мы сможем познакомиться поближе.

— Друзья, — подмигнул ему травник. — Именно они мне и нужны.

— Святые… мы все еще в этой комнате. — Лорд осуждающе посмотрел на лекаря. — Просто дай мне свои травы, а я дам тебе юны, и мы разойдемся по своим делам. — Седовласый мужчина встал с кресла и загородил своей спиной сына, прервав их разговор.

— Как долго у вас болит голова? Боль режущая, тянущая, пульсирующая?

Эвон быстро переключился с заинтересовавшего его брюнета и шагнул к лорду.

— Боль мучает меня часами, иногда днями. Какая разница? Просто дайте мне…

Тот не успел договорить, как Эвон поднес руку к его лицу, тыча в нос колбой с перемолотой, резко пахнущей травой. Лорд снова зажмурился и отвернулся.

— Как давно вы нервничали, переживали? Есть ли в вашей жизни что-то, сильно раздражающее вас? — Эвон убрал колбу и взял в руки металлическую ложку и кастрюлю, которые стояли у него на столе.

— В данный момент меня раздражаете только вы!

Муди и Ресей, стоявшие у двери, усмехнулись и продолжили с любопытством наблюдать за травником.

— Вас тошнит? Рвет? Ответ «от вас — да» не принимается.

— Иногда кружится голова.

— Господин Муди, господин Ресей, будьте добры, закройте свои уши.

Не успели те выполнить просьбу, как Эвон принялся стучать ложкой по кастрюле. Лорд согнулся и недовольно зашипел.

— Что вы делаете?! У вас мозгов нет? — зажимая уши ладонями, начал кричать он.

— Мозги у меня есть. И только благодаря им я с уверенностью могу сказать, что у вас мигрень. Вы обостренно и болезненно реагируете на громкие звуки, резкие запахи и яркий свет. Тошнота, пульсирующая боль в висках, чаще — в правой стороне, — Эвон покрутил ложкой над своей головой, указывая на то самое место. — Вы хватаетесь именно за эту часть. Вам тяжело ходить, стоять, поэтому вы сразу сели в кресло в темном углу.

Муди гордо поднял подбородок, а Ресей, прищурившись, расстегнул верх своей рубашки. Эвон заметил это и, преодолевая желание расстегнуть ему все оставшиеся пуговицы, развернулся к столу, выдвигая ящики в поисках нужного лекарства.

— Мигрень — болезнь аристократов. Я хоть и не такой, но пару раз в год сам лежу и умираю от этой боли. Заканчивайте с алкоголем или хотя бы уменьшите его количество. Реже путешествуйте. По вам видно, что вы эверчанин, а частая смена климата не приводит ни к чему хорошему.

— Я пришел сюда не за советами, а за настойкой, которая избавит меня от этого ужаса, — нетерпеливо прошептал Паунд.

— Схиала славится поставщиками опиумного мака. И вам повезло: я как раз сегодня купил свеженькую партию. Вот вам порошок. Пить его пять дней. И не забывайте больше отдыхать, достопочтенный лорд Паунд. А еще небольшой подарочек. — Эвон протянул ему руку, в которой лежал льняной мешочек. — Чай, который я смешал сам. Вот этими прекрасными руками.

Он повертел кистями, демонстрируя свои пальцы.

— Душица, тимьян, пион и лимонная мята. Пейте когда хотите, но за добавкой не приходите: не дам. Ну и советую вам растирать виски перед сном.

Лорд помял в руке мешочек с чаем и, покрутив склянку с маковым порошком, рассмотрел содержимое вблизи. Муди сразу подбежал к другу и, начав бубнить: «А я говорил, что он лучший в своем деле», — вывел его из комнаты.

— А как же обещанный мешок юн? — крикнул им вслед травник.

— Получишь его через пять дней, как твоя трава начнет действовать.

Они скрылись за дверью, которую за ними закрыл Ресей.

— Растирание висков перед сном? — протянул он.

— Все верно, милый.

Эвон развернулся обратно к окну и зашторил его, вернув комнате романтичный полумрак.

— Научишь меня, как правильно это делать?

Ресей медленно подошел к Эвону со спины и, проведя руками по его затылку, запустил этим по коже травника будоражащую волну мурашек. Тот развернулся и притянул юношу к себе. Их лица оказались в возбуждающей близости друг от друга.

— О, мой чудесный, я хороший учитель.

Длинные мягкие пальцы Эвона, пропахшие мятой и лимоном, коснулись пуговиц на рубашке Ресея. Травник с легкостью расстегнул их и, оголяя живот нового знакомого, нежно провел пальцем вокруг его пупка, поднимаясь выше к горлу.

— Хватит слов.

Темноволосый парень громко выдохнул и, схватившись за воротник рубашки, поцеловал Эвона. Ресей отодвинул все колбы и свитки на край стола и усадил травника на освободившееся место. Развязывая шнурок на его рубашке и скидывая черные подтяжки с плеч, Ресей спустился ниже, к пуговице на брюках.

— Ты нетерпелив. — Эвон разорвал поцелуй.

Его дыхание сбилось.

— Да. Когда вижу красивых и умных блондинов, теряю разум.

Расстегнув пуговицу, Ресей стянул с Эвона брюки. Целуя шею и ключицы, он медленно спустился ниже, пока наконец не сел на колени.

Эвон вспомнил, что находится в борделе, где люди вокруг занимаются любовью, и поэтому, дав волю себе и своим чувствам, громко застонал.

Так запах сушеных трав и сладкого меда сплелся с ароматом страсти и любви.

Пробивающиеся сквозь шторки лучи красного закатного солнца падали на лицо Эвона. Ресей ловил их своей рукой, нежно накрыв ладонью щеку травника. Он обводил контур его носа, медленно спускаясь к губам, и двигался к скуле, на которой в итоге и остановился. Они лежали на полу, в горе сброшенных наспех вещей.

— Ты просто чудо, но…

— Но мне уже пора? — перебил лекаря Ресей.

— Верно.

Эвон улыбнулся и тоже напоследок коснулся рукой его щеки, поглаживая ее большим пальцем. Он осмотрел его лицо, запоминая черты, о которых позже будет фантазировать перед сном. Ресей молчал, пару минут о чем-то думая. Его молчаливые терзания выдавали нахмуренные брови.

— Возможно, мы останемся на Схиале. Отец нашел тут отличный домик около пристани. Он не хочет уезжать. Ему тут нравится, — все-таки выпалил он.

— Меняете благородный Эверок на шумную, оскверненную Схиалу?

— Ты забыл добавить: пропитую и развратную. Да, нам пришлось это сделать.

— Ты сказал, что Схиала нравится твоему отцу. А тебе?

Ресей подтянул к себе Эвона, и его губы почти коснулись губ травника.

— И мне. — Он подвинулся еще ближе, соединяя тепло голых тел. — А еще мне нравишься ты.

Ресей поцеловал его, нежно и скромно. Видеть и чувствовать такую нежность после страстной близости было странно.

— Прости, чудесный, но я не завожу долгих отношений.

Эвон отстранился и посмотрел в глаза Ресею.

— Я понял. — Парень сделал паузу и перевернулся на спину. — Тогда нам нужно встретиться еще раз и узнать друг друга поближе. Хотя ближе уже, кажется, некуда.

— Ресей, я…

— Не спорь со мной, лекарь. Просто согласись и назначь встречу.

— Не хочу, милый. Я люблю быстро и страстно. Долго и медленно — не про меня.

— Да? А по-моему, долго — как раз про тебя. — Ресей, все это время смотревший в потолок, на подвешенные сухоцветы, повернул голову и лукаво улыбнулся Эвону.

Они оба засмеялись. В комнате было тепло и уютно. Яркий закат окутал Схиалу, окрашивая ее в глубокий оранжевый цвет. Комната заиграла новыми красками, и травы, словно наполненные магией, запахли еще сильнее. Аромат напомнил травнику большой луг с колосьями и цветами. Он улыбнулся, в сотый раз поняв, как ему нравятся медовые ароматные нотки сухоцветов, подвешенных под потолком. Взглянув на голого Ресея, он снова почувствовал возбуждение, и это не осталось незамеченным.

— Ты тоже хочешь еще раз встретиться. Мозг и тело не обманешь.

Эвон тяжело вздохнул и, поднявшись, сел, рыская руками по вещам, на которых они занимались любовью.

— Вот и договорились. Я живу в седьмом доме на Корабельной улице. Ищи меня там. А если не найдешь, то я сам приду за тобой.

Ресей подвинулся ближе и положил теплую руку травнику на спину, проводя пальцами вдоль позвоночника.

— Ты, кстати, так и не показал мне, как правильно делать растирание висков.

Его руки заигрывали с травником, вновь пробуждая желание, с которым Эвону сложно было справляться. Он был уже готов поддаться, но их прервал громкий стук в дверь. В комнату ворвалась девушка.

— Эвон, один из посетителей убил Нэлин, — дрожащий в истерике голос напуганной луксурии эхом разнесся по второму этажу.

Она плакала, сжимая в руке ткань короткой юбки и нервно оттягивая ее. Не стесняясь голых мужчин, луксурия бегло осмотрела их, остановив взгляд на Эвоне.

— Лираса, подожди за дверью и дай нам одеться, — растерянно попросил ее лекарь.

— Но… Эвон… там, внизу… убили Нэлин! — рыдая, повторила девушка.

Она стояла на месте и умоляюще смотрела на него. Ее дыхание сбилось, а лицо раскраснелось. Эвон наспех застегнул рубашку, а Ресей, спешно натягивая штаны, осмотрел луксурию.

— У вас часто в борделе шлюх убивают?

Травник не понял, напуган Ресей или же это была неудачная шутка. Лираса, будто не услышав этого, продолжала умоляюще смотреть на Эвона.

— Тебе нужно уходить, Ресей, и поживее.

Лекарь пока до конца не осознавал, что ему сказала луксурия и какие последствия это повлечет. В голове роилась куча мыслей, пролетавших так же стремительно, как чайки у пристани. Но одну из них Эвону выделить все же удалось:

— Ресей, следующей встречи не будет. Прости и прощай.

— А я не хочу с тобой прощаться, Эвон, поэтому до скорых встреч, — Ресей все-таки настаивал на своем.

Травник сделал вид, что не услышал его, и, подойдя к Лирасе, коснулся ее рук.

— Тебе нужно успокоиться, милая. — Он потянул ее за локоть и усадил в кресло, в котором какое-то время назад сидел лорд Паунд. — А с тобой я уже попрощался, — обратился он к Ресею, который стоял около открытой двери и будто чего-то ждал, но, услышав слова лекаря, поклонился ему и вышел, оставив травника с луксурией наедине.

— Что нам делать? Муди в ярости… Он зовет тебя к себе, — не дождавшись, пока закроется дверь, начала Лираса.

— Что произошло? Расскажи мне все в подробностях.

Эвон подошел к закрытому шкафу. Открыв скрипучие дверцы, он осмотрел все полки и, найдя нужную стеклянную колбу, достал ее.

— Пришел господин. Очень богатый на вид, хорошо одетый и ухоженный, но немного беспокойный. Попросил самую дорогую луксурию. Сначала его хотела взять я, но Нэлин подошла к нему раньше. Я поняла, что она задумала.

Лираса нервничала: выдавали руки, которые она все пыталась куда-то спрятать. Она не могла спокойно сидеть и, стуча носком туфли по полу, ерзала на кресле.

— Лираса, милая, — Эвон высыпал содержимое колбы в кружку и залил зеленый порошок водой, — давай попробуем успокоиться. Будет достаточно одного глотка.

Он вложил кружку ей в руки, и луксурия выпила все залпом.

— Теперь глубокий вдох и выдох. — Он показал, и она повторила. — Вот так. Умница, девочка. А теперь продолжай.

— Пока клиент отсчитывал юны, я поинтересовалась у нее, предупредила ли она тебя. Она сказала, что у тебя в комнате какие-то гости и она скажет тебе потом. Ничего страшного не случится.

Эвон тяжело выдохнул. Совесть острым комом прокатилась по ребрам. Холодные шипы впивались в каждую частичку тела. На секунду задумавшись о том, смог бы он помочь луксурии, если бы не Паунд и Ресей, сразу сам себе ответил: нет. Он не слышал криков, не слышал шума и не знал, что происходит там, внизу. Сунув руку в карман брюк, он достал табак и коробок спичек. Закусив зубами самокрутку, поджег ее: кончик заблестел красным огненным узором, и парой коротких затяжек травник вдохнул горький дым.

— Этот мужчина увел Нэлин в бархатную спальню. Они были там недолго, и вскоре из комнаты вышел он один. Даже выбежал, Эвон. Он вылетел как пробка из бутылки эля.

Короткие волосы Лирасы совсем растрепались, и она тщетно пыталась убрать выбивающуюся прядь за ухо, но та все равно сразу падала на глаза.

— Будешь? — Эвон качнул рукой, заостряя ее внимание на самокрутке.

Она кивнула, и он молча подошел к ней, дав сделать большую затяжку. Она сразу закашлялась и похлопала по груди, словно пытаясь выбить горький дым из легких.

— Кто нашел Нэлин?

— Муди. — Лираса виновато посмотрела на лекаря. — Она долго не выходила из спальни, и его это разозлило. Он пошел к ней, ну и… Вот итог.

— Он ничего не знает? — задал наконец Эвон мучающий его вопрос.

— Нет, но, боюсь, скоро все поймет. Мне нельзя терять работу, пожалуйста, не сдавай меня.

Эвон понимающе покачал головой.

— Не бойся, Лираса. Муди ничего не узнает, и пока в ближайшее время обойдемся без снотворного. Если что, я возьму всю вину на себя, но, пожалуйста, красавица, не думай об этом. И скажи другим, чтобы не подавали вида.

— Эвон, мне страшно. Нэл умерла. Святые…

— Милая, я не могу тебя ничем утешить, потому что не умею, но я видел много смертей, и каждая из них так сильно ранила мое сердце, что сейчас от него ничего не осталось. Я не могу разделить с тобой скорбь. Трагедии и горе закаляют нас, это просто нужно пережить. Знаю, что вы были подругами. Мне жаль.

Девушка обняла его, прильнув мокрым лицом к его плечу. Эвон успокаивающе погладил ее по спине.

— Ну все, утри свои слезки и вечером обязательно зайди ко мне, выпьем по горячительной ягодной настойке и помолимся святой Эвер за нее.

— Нэлин была арасийкой.

— Значит, святому Ару. Помолимся сегодня всем олхи.

Травник дружески потрепал ее по голове и, выйдя с Лирасой из комнаты, пошел на первый этаж.

Эвон был близок со всеми луксуриями и луксурами, работающими в «Блажи». Если, конечно, можно назвать осмотр и лечение гениталий близостью. Многие приходили к нему за крепкими настойками, кто-то — за самокрутками, обезболивающими, заживляющими мазями и успокоительными чаями. Все знали, что он не только хороший лекарь, но и отличный слушатель. Луксурии были не прочь поплакаться ему в жилетку, пожаловаться на трудный день или же занять немного юн, чтобы купить булку хлеба для своей семьи, которая была тут не у многих. Чаще всего деньги у него занимала Нэлин. Ей было очень тяжело, и Эвон знал это. У луксурии была маленькая сестра, которая жила одна. Нэл снимала ей комнату в ночлежке и каждый день таскала туда еду, чтобы малышка не умерла с голоду. Она тратила все заработанные деньги, брала дополнительных клиентов, выполняла их самые отвратительные и извращенные желания в надежде на то, что ей сверху оставят несколько лишних монет. Как-то она пришла к Эвону с просьбой, которая его совсем не удивила.

— Дай мне, пожалуйста, то, что можно выпить, чтобы быстро уснуть. Очень быстро! И чтобы спать, не просыпаясь, до самого рассвета.

— Не можешь заснуть, красавица? Попробуй проветривать комнату перед сном, принимай горячий душ и спи в носках. Должно помочь.

— Нет, Эвон, мне нужно что-то быстродействующее. Пожалуйста.

У лекаря была такая настойка, и, недолго думая, он отдал ей весь флакончик. Ее опухшее от слез лицо растянулось в благодарной улыбке.

— Это авторский рецепт. Дикая смесь кучи растений. Действует быстро, хватит надолго. Тебе нужно пару капель на кружку воды. Будь осторожна и не злоупотребляй им. Я мог бы дать тебе успокоительный чай, но по твоему виду догадываюсь, что все совсем плохо.

— Ты очень помог мне, Эвон! Даже не представляешь как!

Эвон и правда не представлял. Позже к нему заглянул Клиф с точно такой же просьбой, еще позже — Лираса и две другие луксурии. Спустя пару дней Нэлин раздала все долги. Потом сняла другую, более дорогую, комнату для сестры. Стала покупать больше еды и даже начала себя баловать новыми нарядами. Лекарю показалось это подозрительным, и ему пришлось проследить за Нэл и клиентом, с которым она уединилась. Подсматривая через крохотную щель в двери, он увидел то, что до сих пор оставалось их общим секретом.

Лираса, Нэлин и другие луксурии, которые просили у травника сильное снотворное, опаивали посетителей. И пока те спали, обворовывали их.

— Эвон, пожалуйста, пойми нас! Мы ничего плохого не делаем, мы забираем деньги у богатых, не у бедных. Нам нужно кормить семьи. Хочешь, мы будем делить прибыль пополам с тобой?

— Нет, не хочу, но я прошу больше мне не врать. Я не стану рассказывать об этом Муди, но теперь предупреждайте меня каждый раз, когда соберетесь сделать это снова. Я невольно стал соучастником ваших преступлений, и, если что-то пойдет не так, я тоже буду виноват. А я не хочу терять работу — думаю, как и вы. Об этом больше никто не должен знать.

Эвон встал на их сторону. Тогда ему казалось это справедливым. Он захотел помочь сохранить семьи другим, пусть даже и таким способом. Эвон подумал, что, возможно, страдания луксурий окупятся и они получат те деньги, которые недоплачивал им Муди. Они заслуживали счастья и нормальной жизни, и Эвон был не вправе им мешать.

Но тогда они не знали, чем это обернется для них. Заимев деньги, луксурии, которые использовали снотворное, стали ухаживать за собой и покупать на рынке красивые платья. Богачи, приходящие в «Блажь», обращали на них внимание, выбирая для утех только их. Муди заметил растущий спрос на одних и тех же шлюх и, быстро разделив их на «обычных» и «элитных», поднял цену. Он добавил развлечений, позволял снимать несколько луксурий сразу, украсил некоторые комнаты балдахинами, подушками и коврами, ввел доплату за особые пожелания клиентов и позволил людям не ограничивать себя. Луксуриям после этого пришлось нелегко. Над ними издевались, заставляли делать ужасные вещи, а Эвон только и успевал, что варить новые снадобья и мази.

Эвон спустился вниз по большой скрипучей лестнице, ведущей в центр зала. На первом этаже было все так же шумно, словно ничего и не произошло. Луксурии вились вокруг посетителей, вольготно развалившихся на бархатных диванах. Одни продолжали танцевать перед ними, другие опаивали гостей алкоголем, а третьи, не дойдя до спальни, занимались любовью прямо на красном ковре. Уже наступил вечер, и гостей прибавилось. Выстроившиеся в очередь посетители выбирали среди представленных парней и девушек тех, с кем хотели провести эту ночь. Луксурии стояли на небольших возвышениях вдоль длинного окна во всю стену. Так они завлекали людей с улицы и демонстрировали себя тем, кто все-таки осмеливался к ним зайти. Эвон обошел толпу, направляясь к высокому столу, за которым находился кабинет Муди. Постучав, он сразу открыл дверь, зайдя внутрь.

— Вот поганец! Выродок! Сын свиньи!

Муди расхаживал по кабинету. Короткий и тесный пиджак был расстегнут, а рубашка прилипла к потной груди. Комнатка была совсем крошечной. В ней стояли два забитых свитками шкафа и стол, на котором высилась кипа бумаг. Внизу под столом стояли мешки, в которых владелец борделя хранил деньги, а в углу в горшке с высохшей землей увядал пожелтевший цветок.

— Надеюсь, вы это не про меня, — Эвон попытался разрядить обстановку.

— Ты давай тут это, не шути!

— Муди, присядьте, а то мне придется и вам давать мак от головной боли. — Травник показал рукой на небольшой диванчик, куда сразу плюхнулся полный низкорослый мужчина.

— Да, сынок, ты прав. Ты тоже не стой. Разговор будет не из приятных.

Он попытался снять с себя неудобный пиджак, но, поняв, что не получится сделать это быстро, закатал рукава.

— Лираса тебе, наверное, уже рассказала, что произошло?

— Да.

— Ну что еще добавить… Жалко девку жуть как. Такая грудь была… просто смак!

— Как вы нашли ее? — Эвон попытался вытянуть владельца борделя из мечтаний, в которые тот начал стремительно погружаться.

— А, да. Покупатель очень быстро ушел. Передумал, может, не знаю. Ну, он деньги заплатил, а все остальное меня не волнует. — Муди похлопал по карману, проверяя, на месте ли монеты. — Только вот Нэлин все не выходила из комнаты. Минута, пять, десять, — загибал пальцы владелец борделя, перечисляя. — Ее уже новый клиент купил, а этой девки все нет и нет. Ну я и пошел за ней. Захожу, а Нэлин лежит на полу: с открытыми глазами, одетая… — удивленно вскинул брови Муди. — Видимо, тот мужик очень торопился, раз она даже раздеться не успела.

— Просто лежала одетая? Ни горла перерезанного, ни крови, ничего? Как ее убили тогда? — Эвон был нетерпелив.

— Да я ж откуда знаю? Глаза краснющие, рот раскрыт, вены вздулись, на шее следы, — поморщившись, ответил Муди.

— Задушили, — подытожил лекарь. — Я могу ее осмотреть?

— Не можешь: ее уже вынесли. Не знаю, где она теперь. Может, сожгли, а может, плавает в Чёрном океане.

Эвону стало мерзко, но вместе с отвращением пришло и облегчение. С телом Нэлин разобрались быстрее, чем он думал, а великие олхи наверняка уже встретили ее в ином мире.

— Вы уже знаете, кто ее убил?

— Нет, но обязательно найду его и тоже задушу.

Владелец борделя вновь разозлился. На его лбу появилась испарина, брови скатились вниз, к переносице, а губы недовольно надулись. В кабинете пахло кислым потом и металлом монет, которые лежали в мешках под письменным столом.

— Лираса сказала мне, что у Нэл есть младшая сестра, — раздраженно вздохнул Муди.

Эвон кивнул, подтвердив слова луксурии.

— Куда ее девать? Мне не нужна эта девчонка. Хотя можно сделать ее новой утехой… Чистое, молодое, невинное тело. Красота… А сколько денег заработаем!

— Муди! — грубо осек его Эвон.

— Ладно, сам разбирайся с этой малявкой. Мне нет до нее дела. Она в любом случае либо помрет от голода, либо попадет на аукцион.

Муди встал с диванчика, промявшегося под его весом, и, отряхнув штаны, чтобы разгладить образовавшиеся складки, подошел к столу.

— Кстати, про аукцион. — Открыв ящик, он достал мешочек, в котором звенели монеты. — Сходи завтра и купи нам новую шлюху. Костлявых не бери. Их и так хватает. Смотри, чтоб посочнее была. Понял?

— Понял.

И, с отвращением взяв мешок, Эвон вышел из кабинета владельца «Блажи».

Каждое утро Далия начинала с молитвы святой Эвер. Она всегда благодарила ее за свет, дом и любовь, которую принцесса чувствовала к родным. Но сегодня, сидя в ржавой металлической клетке на полу мокрого трюма, она умоляла Эвер помиловать ее и спасти. Вот только святая, похоже, не слышала молитв принцессы.

Далия не помнила, как попала сюда, и не знала, что будет дальше. Корабль плыл недолго, но Далии казалось, что время тянулось и измывалось над ней. Наслаждалось ее мучениями, ее страхом и отчаянием. Ночью они попали в шторм. Сильные волны швыряли корабль из стороны в сторону, заливая все вокруг соленой холодной водой. Сейчас судно пришвартовалось в каком-то порту, но вчерашняя ночь оставила на теле хрупкой девушки ссадины, синяки и кровоточащие порезы. Далию до сих пор сильно тошнило из-за качки, ей хотелось пить. И не терпелось попасть домой.

Моряки спустились к ним в трюм. Расхаживая вдоль клеток с девушками, они проклинали святого Ара, по воле которого попали в шторм.

— Не нужно гневить олхи, капитан. Они всё слышат и видят. Извинитесь перед повелителем моря и воздуха да попросите легкой волны и бодрящего ветра, — мямлил под нос горбатый старик.

— Да плевать я хотел на их гнев! Из-за проклятого шторма мы опоздали на аукцион. Этих баб теперь кормить чем-то надо. Я не планировал задерживаться тут даже на день, но придется оплачивать место на пристани, — зло оборвал его капитан корабля, сидящий на ступеньках деревянной лестницы.

Все это время Далия плакала и, хлюпая носом, утирала слезы. Басовитый хриплый голос капитана привлек ее внимание, вырывая из воспоминаний, в которых принцесса все никак не могла разобраться. Она осмелилась посмотреть на говорящего. Высокий широкоплечий бородатый мужчина с обветренным шершавым лицом. Весь плешивый, на лысине — красные рубцы и пятна: похоже, следствие какой-то болезни.

— Капитан, а может, того? — Из толпы вышел мужчина, которого Далия видела ночью во время шторма. — Ну, это… товар проверим перед продажей?

Остальные одобрительно хмыкнули. Ожидая ответа, они словно знали, что им разрешат, и уже начали приглядываться к девушкам в клетках.

— Вот вы псы паршивые, не иначе, — капитан заулыбался.

Далия была в ужасе и, стараясь не привлекать внимания, отползла в дальний угол клетки. Она снова ничего не понимала: товар, аукцион, продажа. Что ее пугало больше: это или пираты, жадно смотревшие на нее? Не справившись с мыслями, она снова поддалась чувствам, и из глаз опять потекли слезы. Мокрое дерево под ногами царапало колени, сорочка натягивалась и липла к телу. Далия кинула взгляд на кудрявую девушку, которая, еле живая, с полузакрытыми глазами, сидела к ней ближе всех и что-то бубнила себе под нос.

— Не хочу портить товар. Особенно вашей вонючей плотью, — вдруг громко закричал капитан. — Хочешь шлюху? Иди в бордель! Там тебя с удовольствием обласкают.

Далия облегченно выдохнула.

— Сейчас день. Нам нужно добыть этим девкам еды на ужин. Утром их покормят покупатели.

Покупатели? Она начала что-то понимать, но настойчиво отгоняла эти догадки.

— До вечера все свободны. Ты, — окликнул капитан молящегося Ару старика, — сходи на рынок, купи им по булке. Воды не надо, ее тут много. — И он засмеялся.

Трюм и правда затопило соленой водой. Она тонким слоем разливалась по полу, местами образуя небольшие, но глубокие лужи. Вода кусала ноги Далии, терзая незажившие порезы.

Выслушав указания, моряки отправились наверх, громко обсуждая свои планы. Почти все они направлялись в бордели и игровые дома. Капитан же остался внизу, дожидаясь, пока команда уйдет. Когда трюм опустел, он снял с крючка небольшие дощечки и направился к клеткам.

— Назови мне свое имя и возраст, — обратился он к одной из заключенных.

— С… Савила. Сорок семь. — Женщина громко зарыдала.

— Старая уже, но подойдешь. Клиенты и на обвисшие груди найдутся.

Он что-то черкнул карандашом на своей табличке.

— Теперь ты. Имя, возраст.

— Яйн фоштор ике дайг и хельвете, — прорычала ему в лицо блондинка с сильно затянутыми на голове косами, которые до сих пор не растрепались.

— Ага. Будешь Ики.

— Шритен грирс!

Далия не сдержалась и улыбнулась этому оскорблению. Капитан и правда был похож на грязную свинью, которую нужно было пустить на бекон.

— Смеешься, девка? — капитан переключился на Далию.

Внутри все замерло и скрутилось в тугой узел страха и отчаяния. Далия ощутила приступ тошноты, напряженное тело забило сильной дрожью.

— Боишься. — Он это заметил. — Не трясись. Ничего я с тобой не сделаю. Лучше расскажи, почему полумертвая плавала в Чёрном океане. Еще и рядом с дворцом. Ты служанка? Это тебя так за непослушание наказали?

Он давил на нее словами и наваливался на клетку телом. Запах соли и горько-кислой слюны изо рта стал более отчетливым. Далия не смогла ответить ему. Она и сама не знала, как так вышло. Пыталась вспомнить, но у нее не получалось.

Он подождал еще чуть-чуть, надеясь услышать увлекательную историю.

— Не хочешь рассказывать, смотрю. Имя и возраст.

Она сказала то, что знала наверняка, то, что помнила совершенно отчетливо. Она сказала правду.

— Я Далия Бартлетт. Принцесса Эверока, дочь короля Адера и королевы Иолы Бартлетт. — Голос у нее дрожал, как и она сама.

— Все-таки бабы юмором не блещут.

— Я не шучу. Родители уже ищут меня и…

— И скажи мне свои настоящие имя и возраст. Мне нужно подготовить вас к продаже.

— Далия.

— Далия, возраст.

У него заканчивалось терпение.

— Девятнадцать.

— Так бы сразу, Далия. Но я тебя не осуждаю. Все шлюхи хотят быть принцессами.

Он сел на корточки перед клеткой и впился в девушку жадным звериным взглядом.

— Видимо, тебя нам послали сами олхи: за тебя много заплатят. Завтра на торгах точно будет весело. Я бы и сейчас с тобой повеселился, уж больно нравится мне твой милый носик, но оставлю это на потом.

Он ей подмигнул и, встав, подошел к, как показалось Далии, полумертвой девушке. Ударив ногой по клетке, он задал все тот же вопрос. Пленница молчала. Изо рта текла слюна.

— Вот же Незримый. Поганый шторм! Померла.

Он громко позвал кого-то с верхней палубы. Несколько моряков быстро спустились.

— Хотели утех? Вот вам утеха. Делайте с ней что хотите.

Те сразу накинулись на клетку и, расстегивая штаны, бросились к мертвой девушке. Далия отвернулась и прикрыла рот рукой, в очередной раз давя приступ тошноты и отвращения.

— Не тут, тупые животные! Не смущайте девок.

— Олхи вирш хи дайг!

— Закрой свой рот. — Он сверился с именем, которое написал у себя на табличке. — Ики. На этом корабле повышать голос могу только я.

Капитан записал информацию о последней девушке и поднялся наверх, закрывая крышку трюма и погружая его в полумрак. Дневной свет просачивался сквозь доски верхней палубы и дыры, оставшиеся от корабельных червей. С пристани слышались крики чаек и людские голоса, а небольшие волны продолжали укачивать корабль.

— Что с нами хотят сделать? — все-таки осмелилась задать вопрос другим девушкам Далия.

— Ты во время шторма головой, что ль, ударилась? То она «принцесса Эверока», то «что с нами делать будут», — рассерженно кинула ей последняя девушка по имени Марита.

Далия поникла. В смятении обхватив колени, она решила, что не дождется ответа.

— Оирх поакшун.

— Продать?

Удивленная, Далия повернула голову к Ики.

— Поакшун, йанд.

— Кому? Ой… Ширтвен? Ширхен? — принцесса вслух пыталась подобрать правильное слово, чтобы рокрэйнка смогла понять ее.

— Арукшион.

Далию вновь накрыла волна удушающего страха.

— Нас хотят продать на аукционе? — надеясь, что неправильно поняла девушку с косами, обратилась к другим Далия.

— Святые… да. Нас продадут. Кого-то купят в бордель, кого-то отправят в пабы, кого-то — на фермы. Если повезет, то тебя купит какой-нибудь богач и увезет в свой большой дом.

Ноты презрения и осуждения сквозили в голосе Мариты. Та понимала, что, скорее всего, Далии повезет больше других.

— Ери вирш принцеш?

— Йанд. — Далия закивала.

Ики горделиво улыбнулась, подтвердив свои догадки.

На лицо девушки падало много маленьких лучиков света. Далия обратила внимание на густые белесые брови и большие серые глаза, которые словно светились изнутри. Нос с горбинкой и совсем не женственные широкие плечи, на которых лежали белые косы. Ее тонкие губы были маленькими и терялись на круглом лице, а массивные скулы очерчивали подбородок и толстую шею.

«Точно из Рокрэйна, — подумала Далия. — Ики похожа на северного воина».

— Как тебя зов… Харх тэш дру?

— Юта.

— Красивое имя. — Принцесса заулыбалась новой знакомой.

Трюм окутала тишина, оставляя девушек наедине со своими мыслями. Далия сильно хотела в туалет, но, вспоминая занятия по выдержке и, конечно же, этикету, не позволяла себе справить нужду прямо тут, как это делали другие. Лишний раз она старалась не вдыхать зловонный аромат и, натянув верх сорочки на нос, дышала через нее. Принцесса задумалась о родителях, которые точно отправились на ее поиски и уже совсем скоро найдут ее. Но каково этим девушкам рядом с ней? Кто они и как попали в плен к этим мерзким морякам? Есть ли у них семьи, спасут ли их?

— Иерш, — нарушила тишину Юта.

— И я хочу есть, — поддержала ее Далия.

— Эй, принцесса, — обратилась к Далии Марита, — ты откуда такая взялась? Откуда знаешь два языка?

— Я уже сказала, кто я и откуда. От своих слов я не отказываюсь.

— Сумасшедшая. Понятно.

— А вы как тут оказались?

Хватаясь за рвущиеся нити разговора, Далия продолжила беседу. Ей очень не хотелось вновь погружаться в тишину, в которой шум собственных мыслей становился невыносимым.

— Моя семья работает в Эвероке, на рыбной ферме. Мы часто выходим в океан на поиски какой-нибудь большой добычи. Вчера как раз был такой день. — Марита сделала паузу. — Они протаранили нашу лодку. Отец утонул, а меня завтра продадут на аукционе.

— Пусть Великий Всевидящий осветит путь вашему отцу, а святые олхи примут его как верного друга.

— Мне не нужна твоя жалость, сумасшедшая. Лучше пожалей Савилу. Это ее мертвую дочь унесли для утех.

— Святые…

Далии захотелось плакать. Ей стало жалко обреченных пленниц, и, взмолившись всем олхи, она попросила легкой участи для них и для себя.

Наступил вечер. Свет, сочащийся из щелей, тускнел. Становилось холодно. Далия растирала руки, пытаясь согреться, но мокрая сорочка продолжала липнуть к телу. Холодная вода, плескающаяся по полу, испарялась, отчего воздух в закрытом трюме становился тяжелее и влажным комом оседал на легких. Кто-то из девушек уснул и монотонно посапывал. Юта же не переставая молилась святому Рэю. Она просила его не о спасении, а о новом крове и хозяине, который будет хорошо к ней относиться.

Крышка трюма со скрипом открылась. Красный закатный свет, словно парадный ковер в тронном зале, расстелился дорожкой по лестнице. По ней медленно и кряхтя спустился горбатый старик. В руке он держал керосиновую лампу, которую повесил на крюк, торчащий из деревянной балки.

— Ну и вонь тут! Хоть бы проветрили. Ничего эти свиньи грязные делать не хотят. Лентяи! — причитал он себе под нос.

Сняв с плеча небольшой мешочек, он достал из него хлебные лепешки. Их аромат сразу разлетелся по трюму, и живот Далии громко заурчал. Старик прошелся вдоль клеток, небрежно кидая еду прямо на пол. Все девушки жадно хватали намокшие от воды лепешки. Быстро пихая их себе в рот, давились и кашляли. Далия попыталась поймать лепешку на лету и, гордая собой, что у нее это получилось, вдохнула запах хлеба. Теплый аромат злаков и лука. Откусив немного, Далия медленно пережевала таящий во рту кусок. Соленый, немного терпкий и пряный вкус разлился волной блаженства по всему телу. Этикет обязывал ее жевать медленно, не торопиться и наслаждаться каждым куском, и даже дикий голод не позволил ей нарушить эти правила.

— Мне сказали принести вам только хлеб, но вот вам еще и вода. Мы вас тут не собираемся мучить. Я-то уж точно не злодей, не думайте.

Старик протягивал флягу в клетку каждой девушке, а они подставляли рот под струю воды — удавалось сделать несколько глотков. Когда старый горбатый моряк подошел к Далии, она, к его удивлению, протянула сложенные лодочкой ладони. Он одобрительно кивнул и налил ей воду в пригоршню. Далия сделала пару аккуратных глотков и умылась остатками воды.

— Принцеш, — гордо сказала Юта, глядя прямо на нее.

Далия улыбнулась ей в ответ и кивнула старику.

— Благодарю.

— Святые… Ты кто такая, девка?

— Я принцесса Эверока, и король с королевой научили меня благодарить людей за их доброту.

Ночь выдалась тяжелой. Далия почти не спала: она сильно замерзла, а храп за стеной, где располагались каюты, не давал ей сомкнуть глаз. Далия пыталась заглушить боль и разрушить стоявший ком в горле счастливыми воспоминаниями. Она мечтала о Юстине, вспоминала тепло его рук. Ей хотелось, чтобы он согрел ее в своих объятиях, как делал это раньше, хотелось горячего молока со сливовым вареньем, хотелось вновь оказаться на своей устланной шелками кровати. Она устала бояться и плакать. Лишь мысли о том, что ее уже точно ищут, хоть как-то ободряли. Родители уже плывут за ней на их большом красивом корабле. Закрывая глаза, она видела белый парус и голубые, развевающиеся на ветру флаги. Видела, как отец расхаживал по палубе и отдавал стражникам приказы, а Юстин стоял на корме корабля и смотрел вдаль, пытаясь найти ее глазами. Они найдут ее и вернут домой. Она забудет это, как страшный сон, и каждый день будет приносить дары к алтарю святой Эвер. Только бы они поторопились и скорее оказались тут! Она больше не может терпеть и ждать.

Но вдруг резкая вспышка в глазах вернула ее в прошлую ночь, обратно, на балкон ее спальни. Зачем она туда вышла? Она обещала дождаться Юстина, чтобы встретить с ним рассвет, но его не было в ее покоях. Она же была там одна? Да, точно одна. Мутные обрывки воспоминаний никак не могли собраться в единую картину. Далия пыталась понять, пыталась вспомнить, но от усилий еще больше разболелась голова. Самый главный вопрос остался без ответа: зачем она спрыгнула в воду? Ей приходилось делать это раньше, такая была у них с отцом детская игра. Так он учил ее нырять, плавать и не бояться глубины. Там было совсем невысоко, но почему же воспоминание такое болезненное? Отчего она отключилась? Почему ничего не помнит?! И, разозлившись сама на себя, она ударила ногой по решетке.

— Почему, почему, почему? — шептала себе под нос Далия.

Голова заболела с новой силой. Голод и усталость давали о себе знать. Далия поняла, что больше не может сдерживаться, и, расслабившись, все-таки справила нужду прямо в клетке этого трюма. Ей сразу же стало стыдно, и, попытавшись забыть об этом позоре, она уселась поудобнее, чтобы уснуть.

Утром за ними пришли моряки и, не дав пленницам до конца проснуться и прийти в себя, вытащили их на палубу. Наверху было свежо. Далия никогда не радовалась чистому воздуху так, как сейчас. Лучи восходящего солнца слепили и одновременно согревали. Было раннее утро, но люди уже сновали туда-сюда, разгружая корабли. Далия посмотрела вдаль Чёрного океана в надежде увидеть белый парус, но перед ней была лишь морская гладь. Громко стуча каблуками по палубе, к ней подбежал капитан.

— Чуть не опоздал, фух… — Он попытался отдышаться.

Один из моряков подошел к нему и передал железную цепь.

— Скоро начнутся торги. — Он грубо обматывал ее руки холодным металлом. — Надеюсь, тебя купят в какой-нибудь бордель, и тогда я непременно забегу к тебе, рыжуля.

Его гнилой оскал ужаснул Далию. Она никогда не видела настолько черных зубов. Пока он застегивал замок на цепи, она шепотом вновь помолилась святой Эвер:

— Поторопи родителей, моя святая, и попроси Ара о попутном ветре для них.

Закончив с цепями, моряки схватили девушек за локти и грубо поволокли вниз по трапу на твердую землю. Металл громко звенел, привлекая внимание прохожих. Люди, так же как и эти пираты, шли на Юненский аукцион, а с главной площади уже доносились крики торгов. Девушкам было трудно идти: они были истощены, хотели есть и спать. Прогибаясь под тяжестью цепей, они сильно наклонялись вперед, падая и врезаясь друг в друга. Пираты лишь смеялись над ними. Так, споткнувшись о собственную ногу, Далия полетела вперед, но ее успела поймать Юта. Теперь они шли рядом.

— Лирхе тэши, принцеш.

— И тебе удачи, Юта.

Весь вчерашний день Юриэль ухаживала за Соно, которому, похоже, становилось лучше. Она не выходила из его минки и не оставляла в одиночестве, когда он спал. Юри даже удалось накормить его ужином, который принесли работники кухни, но ее собственная порция так и осталась нетронутой. У нее не было аппетита, да и перед глазами до сих пор стояли свежие кровавые раны Соно, которые сейчас уже начали затягиваться и покрываться твердой корочкой. В этом ей хорошо помогла мазь, найденная у ниджая под половицей. Она помнила ее запах, потому что Хикаро часто наносил ее на раны Юри: она была плохой ученицей и каждый раз проигрывала в битвах на ножах. На тренировках Юриэль всегда оказывалась одной из последних, и ей до сих пор так и не вручили оружия, с которым она могла бы ходить на задания. У Соно для этого была длинная катана, и у Юри захватывало дух каждый раз, как он доставал ее из ножен. Она ходила на тренировки лишь потому, что ей нравилось наблюдать за ниджаем, который изящно и плавно двигался, поражая все соломенные цели. Единственное, что у Юри получалось, так это стрелять из небольшого ручного арбалета. Но даже его стрелами она умудрялась пораниться.

Юри не спала почти два дня. Ей удавалось вздремнуть пару раз на твердом деревянном столе, но как только Соно просыпался, она сразу вскакивала и подносила ему стакан с лечебной настойкой. Вчера ей помогал Ин Лик, но сегодня он смог прийти только вечером. Советник привел с собой гостя, которому Юри явно была не рада.

— Что ты тут забыл, Тимс?

Сонливость и усталость Юриэль будто рукой сняло, а от злости забурлила кровь.

— Я пришел проведать Соно и объясниться с тобой. Вижу, что ты еще злишься.

Юри хотела ответить ему каким-нибудь остроумным оскорблением, но ее перебил Ин Лик. У него хорошо получалось разряжать обстановку.

— Как Соно себя чувствует?

— Ему лучше, — сухо ответила обиженная Юри.

Она посмотрела на ниджая через плечо и, убедившись, что он спит, шикнула на Тимса, который без приглашения сел на подушку рядом с очагом и громко заговорил.

— Юри, позволь рассказать тебе о том, как все было на самом деле. Уж прости, но в том, что Соно быстро идет на поправку, не только твоя заслуга.

— Да что вы говорите! А чья же еще? — повысила голос Юри.

Ин Лик сел рядом с Тимсом и кивнул в его сторону, намекая Юри на ответ.

— О, спасибо, Тимс, что избил Соно до полусмерти, а не до смерти! — Она не заметила, как перешла на крик.

— Ты даже не даешь объясниться. Ведешь себя как капризный ребенок. — Тимс скрестил руки на груди.

— Если бы я умела драться, то точно бы сейчас ударила тебя, но вместо этого я могу проклясть тебя и навести порчу.

— Не можешь, шумная, — донесся до них хриплый голос только что проснувшегося Соно.

Юри сразу подбежала к нему и потрогала лоб. Жара не было. Все в порядке. Она улыбнулась и, забыв, что в комнате они не одни, присела рядом с Соно и поправила одеяло.

— Ты проснулся. Это хорошо, не придется повторять дважды, — обратился к ниджаю Ин Лик.

Соно промолчал, не обращая на советника внимания, — он смотрел лишь на Юри. Она до сих пор не могла привыкнуть к этому взгляду, который словно просачивался в голову и копался в мыслях. Этот легкий прищур всегда смущал девушку, и каждый раз ей хотелось куда-нибудь спрятаться, лишь бы прервать этот зрительный контакт.

— Хм… хм… — Ин Лик приготовился рассказывать историю. — Утром ты пропустил тренировку. Я нашел тебя в ванной и понял, что слухи оказались правдой. Все мы знаем, что нарушать правила тут нельзя, поэтому я догадался, что тебя ждет плеть.

— И он пришел ко мне, — перебил его Тимс.

Юри и Соно наконец посмотрели на гостей.

— Да, все верно, — закивал советник. — Я не знал, сколько ударов тебе назначит господин, но лучше было перестраховаться, поэтому я отправился к нашему палачу.

Слово «палач» не нравилось тут никому. Все старались избегать его, а если вдруг употребляли в разговоре, то выделяли его с неким отвращением.

— Ин Лик попросил меня не бить тебя со всей силы. Но я бы и сам этого не сделал. Я все-таки уважаю Хикаро; пусть он и в ином мире, но его учеников я убивать бы не стал.

— Люди могут умереть от нескольких сильных ударов, а могут выдержать пятьдесят слабых, поэтому раны у Соно лишь поверхностные, — пояснил Ин Лик.

— И я старался бить не по одним и тем же местам, — добавил Тимс.

Советник с палачом перебивали друг друга, создавая сумбур в разговоре, но Юри смогла понять их и, возможно, даже простить. Они правы: раны у Соно совсем неглубокие, к тому же успели затянуться. Да и Соно крепкого телосложения, наверняка ему это как-то помогло. Юри на секунду подумала о том, что было бы, окажись она на его месте. Скорее всего, она бы долго мучилась или вообще умерла. Но девушка надеялась, что свой конец увидит во сне и успеет к нему подготовиться. Юри часто думала о смерти: и своей, и Соно. Она не боялась этих мыслей, но опасалась того, что не успеет найти брата раньше, чем ее заберут олхи.

Соно постарался сесть. Юри поддержала его и аккуратно потянула на себя, чтобы он смог на нее опереться. Он тяжело задышал: видимо, ему еще было больно. Корочка потрескалась в нескольких местах, просочились капли сукровицы, и Юри сразу промокнула их его одеялом. Соно заметил это и неодобрительно шикнул на нее: он любил чистоту и порядок. От него всегда пахло свежестью, а минка была идеально прибрана, чего нельзя было сказать о Юри и ее жилище. Но ей повезло иметь такого педантичного друга, ведь каждый раз, приходя к ней в домик, он собирал разбросанные вещи и смахивал пыль первой попавшейся тряпкой.

Наблюдающий за ними Ин Лик улыбнулся и, сев поудобнее, подтянул под себя ноги. Тимс почесал затылок. Ему было неловко смотреть на ниджая, и, заметив это, Юри немного смягчилась.

— В общем, да, я старался бить как можно слабее, — продолжил Тимс.

— На самом деле я немного испугался, когда господин приказал исполнить наказание тебе, Юри.

Заискивающий взгляд советника забегал по ее лицу.

— И я испугался, — Тимс поддержал друга. — И, Соно, прости меня. Это все-таки моя работа, ты тоже меня пойми.

— Забыли.

Коротко и ясно. Одно слово, от которого и у Юри на душе стало легко. До этого она не понимала, на что ей злиться и кого винить: Тимса, Ин Лика, себя или Соно. Сейчас она знала, что никто из них не держит друг на друга зла.

— Сегодня было собрание, и господин разозлился из-за вашего отсутствия, — продолжил советник после небольшой паузы.

— Что вы обсуждали? Схиалу? — Юри уже догадалась, что это все из-за ее сна.

— Да. Ренрис собирает отряд, который отправит туда. Тщательно подбирает людей — таких, кому может доверять.

— Мы с Соно тоже плывем? — в голосе Юри мелькнула надежда.

— Нет. Вы — нет.

Юри опять разозлилась, но не показала этого. Подумала лишь о том, что утром надо обязательно зайти к господину и попросить отправить ее с отрядом. А вот Соно пусть лучше отдыхает дальше и восстанавливает силы.

— Юри, что за сон?

От Соно ничего не скроешь.

— Я хотела тебе рассказать, но позже, когда ты пришел бы в себя.

Он кивнул ей, намекая на то, что этот разговор они отложат на потом, когда останутся наедине. А сейчас Юри повесила на крюк чайник и подготовила маленькие чашки для чаепития. Так они просидели, за приятной беседой, до заката солнца. Как только Ин Лик и Тимс ушли, Соно почти силой вытолкал Юри за дверь его минки и попросил ее сегодня поспать. Она долго сопротивлялась, но все же поддалась искушению. Придя к себе, девушка прямо в одежде упала на кровать и сразу же заснула. Ей снова снилась рыжеволосая девушка. Юри была на Схиале, но в этот раз картинка оказалась размытой. Ни домов, ни рынка — ничего. Лишь пустота острова и жар палящего солнца. Она, потерянная, бегала повсюду в поисках хоть малейшей зацепки. Но лишь услышала голос, который настаивал, чтобы она поторопилась. Утром Юри проснулась с тяжелой головой, вновь забитой догадками и мыслями. Прошлым вечером Ин Лик сказал, что господин сильно злится, так как Юри пропускает тренировки, и хочет видеть ее у себя. Поэтому, собравшись с силами, она отправилась во дворец.

Спускаясь по земляной тропинке вниз со скалы, Юриэль вышла к баракам. Хоть это место было отвратительным и смердящим, но ей нравился вид, который отсюда открывался. Их минки стояли в густом лесу, окутанные высокими мшистыми деревьями и лозами, и Юри иногда хотелось выбраться из этого вечно свежего и влажного царства. Тут же ее встречал океан. Ему словно не было конца, лишь вдали виднелась маленькая точка — приближающийся корабль, который вез Зачистку со Схиалы. Новые дети, новые души и, как говорил Соно, «продолжение праздника смерти». Юри стало не по себе, и она заторопилась к господину. Смотрители пустили ее сразу, будто зная, что она должна прийти, и отвели к Ренрису Баду. Он расхаживал вокруг массивного стола, на котором лежала карта.

— Тебя мне тоже отхлестать плетью? — крикнул он ей с порога.

— Нет, господин.

— Почему ты пропускаешь тренировки и собрания?

— Потому что лечу ниджая Соно.

— Мне плевать, что ты там делаешь.

— Да, но я сомневаюсь, что вы хотите потерять своего лучшего шпиона.

Он выпрямился и развернулся к ней.

— Не хочу.

— Поэтому я и лечу его. Он почти восстановился и скоро будет готов к новым вылазкам.

Господин наклонил голову и пристальным взглядом изучал ее, а когда она упомянула о заказах, Ренрис Бад помрачнел и разозлился.

— Ты за этим сюда пришла? Смеешь меня о чем-то просить? Хочешь взять новое задание в Ньюри?

— Хочу на Схиале, мой господин.

Тот тяжело вздохнул и, обойдя стол, воткнул острый нож прямо в центр карты. Ему не нравилось, что его планы нарушают. Юриэль умела распознавать его эмоции, этому ее учил еще Хикаро, и у нее хорошо это получалось. Хотя определять эмоции Соно ей до сих пор удавалось плохо.

— Мне не нужны калека и сиаф на этом задании. Оно очень важно.

— Господин, это нечестно!

Юри словно забыла, где находится и с кем говорит. Крикнув на Ренриса, она в очередной раз бросила кубик, разыгрывая его наудачу. Смотрители, стоявшие по углам зала, напряглись, готовые в любой момент вывести ее из этого маленького мрачного дворца.

— Честность, — смаковал Ренрис. — В моем клане нет такого слова.

— Но это мне приснился сон! Это я знаю, где находится принцесса, у меня есть зацепки! А Соно не калека, он лучший ниджай.

— Слушай меня, Юриэль…

Ренрис быстро подошел к ней и яростно схватил за горло. Он не давил, но от его прикосновений было больно.

— Мне не нравится твое поведение. — Его лицо оказалось слишком близко к лицу Юри. — Выполняй свою работу и делай то, что обязана.

Его руки начали сжиматься вокруг горла девушки. Юри стало еще больнее, голова потяжелела, а щеки загорелись, будто ошпаренные кипятком.

— Ты поняла меня, мелкая тварь? Не забывай, кто ты и кому служишь. — Он кивнул на лопатку, где у Юри красовался шрам от клейма, поставленного семь лет назад.

Он с силой толкнул ее. Девушка ударилась спиной о стену, воздух вышибло из легких, она шумно и резко выдохнула.

— Отвечай!

— Да, господин, поняла.

— Пошла вон отсюда. Завтра чтобы и ты, и ниджай отправились на тренировку.

— Но…

Тяжелая рука ударила Юри по щеке. Ладонь была такой большой, что боль прошлась по всему лицу. Он вложил в этот удар всю силу, и, если бы не стена, о которую оперлась Юри, девушка, скорее всего, упала бы на пол. Она не стала испытывать удачу вновь и, не трогая зудящее от боли место, посмотрела господину в глаза.

— Я сказал: молчать и делать то, что тебе приказывают.

Он сильно злился и, говоря, брызгал слюной. Его руки сжимались в кулаки, и Юри поняла, что следующего удара уже не выдержит.

— Вон, пока я тебя не убил.

Отвесив поклон, она, пошатываясь, направилась к двери, которую ей уже открыли наблюдавшие за происходящим смотрители.

Соно стоял около столика и приводил в порядок вещи. Совесть кольнула Юри за оставленный ею бардак, и, подбежав к ниджаю, она принялась извиняться и вырывать у него из рук все свитки.

— Я сейчас уберу, а ты иди отдыхай.

Он перехватил ее за кисти и развернул к себе. Соно был высоким, и Юри каждый раз приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть его глаза. Сейчас они внимательно изучали ее лицо. Заметив красные следы на щеке и шее, Соно нахмурился.

— Ренрис?

Юри не любила жаловаться, но тут скрывать было нечего. Все понятно и без слов. Она кивнула.

— Ублюдок.

— Я сама виновата. Полезла к нему с просьбой, еще и перечила. Ты же знаешь, что он все вопросы решает грубой силой. Я была к этому готова.

— Глупая. — Соно усадил ее на стул и, намочив тряпку в холодной воде, приложил к лицу Юри. — Не нужно быть к этому готовой.

Холод облегчил горячий зуд кожи. Юри расслабилась и опустила голову на ладонь Соно, который прислонил тряпку к ее щеке.

— Прости, что меня не было рядом.

— Да ладно тебе, все хорошо. По сравнению с тобой я еще легко отделалась.

Она улыбнулась, подтверждая свои слова, и взгляд Соно стал не таким мрачным, как был до этого.

— Рассказывай, что там за сон. — Он сел на стул перед ней и переместил тряпку вниз, на покрасневшую шею.

Он все делал медленно. Было видно, что ему еще тяжело двигаться, но Юри радовало то, что он хотя бы уже может ходить.

— Ну что рассказывать, Соно. — Она тяжело выдохнула и сделала небольшую паузу. — Мне приснилась девушка, она была на Схиале. Ей нужна помощь. Ренрис думает, что она как-то связана с королевской семьей.

— Она мне неинтересна. Расскажи мне, о чем ты переживаешь на самом деле.

— Еще мне приснился брат. Спустя столько лет наконец-то он явился мне во сне. И папа — тоже.

Вспомнив их лица, Юри расстроилась, оттого что испугалась: вдруг они так и останутся воспоминанием?

— Они тоже были на Схиале, и я не знаю, как, но эта девушка должна привести меня к ним. Поэтому я надеялась, что Ренрис отправит нас туда. И я бы наконец нашла свою семью… Но он отказал. Это нечестно, Соно. Ведь это мой единственный шанс, последняя возможность, которой я так ждала.

Юри не сдержалась и заплакала. Даже спустя семь лет ей было нелегко говорить о семье. Еще тяжелее было сознавать, что она так и не найдет родных. Соно встал и, потянув ее за руку, поднял со стула.

— Тише.

Она уткнулась лицом в его грудь. Одной рукой он гладил ее по волосам, а другой крепко прижимал к себе. Стало легче. В его объятиях она всегда чувствовала себя в безопасности. Она знала, что Соно поможет ей во всем разобраться.

— Я хочу сбежать, — резко выпалила она.

— Значит, сбежим, — без раздумий, будто даже обрадовавшись, ответил ниджай.

Юри с удивлением посмотрела на него. Он был серьезен, и это ее напугало.

— Нет, я сбегу одна. У тебя еще не до конца зажили раны на спине.

— Одну не отпущу. Только вместе. — Он помедлил и добавил: — Мы же команда.

Юри не понимала своих чувств. Желание огородить его от опасностей билось в неравной схватке с желанием покинуть это место вместе с ним.

— Нас будут искать и, если найдут, попытаются убить. Мы будем предателями.

«Замолчи, Юри! Замолчи! Он уже согласился, а ты ведь так боишься остаться одна. Без Соно ты не справишься, так зачем пытаешься отговорить его?»

Она поникла от своих мыслей и, опустив голову, спрятала руки за спиной. Юри ненавидела себя за вранье и боялась, что он передумает. Соно немного отстранился и, подняв ее подбородок, посмотрел в глаза. Она замерла, готовясь к ответу, который так боялась услышать.

— Сказал же: одну не пущу.

— Соно…

Сердце радостно забилось. Она крепко обняла его, забыв про раны на спине. Он зашипел от боли, но не отпрянул, лишь сильнее сжал ее плечо.

— Только у меня нет плана. Пока не придумала.

Соно вновь ответил без раздумий. Будто уже знал все заранее и давно готовился к этому дню.

— Корабль с Зачисткой. Сядем на него этой ночью. Но нужна помощь. Прикрытие.

Они задумались, перебирая все варианты в голове, а когда пришли к решению, одновременно произнесли:

— Ин Лик.

Ночь выдалась неспокойной. Шумные моряки, которые только что прибыли на Схиалу, забавлялись с луксуриями прямо в большом зале, не стыдясь других посетителей. Они пели песни, громко хохотали, рассказывали истории и предавались любовным утехам. Эвон почти не спал и, ворочаясь в кровати, боролся с желанием спуститься на первый этаж и проверить, все ли нормально. Ему не хотелось, чтобы убийства в «Блажи» стали традицией.

Проснувшись от слепящих жарких лучей, пробивающихся через шторы, которые Эвон забыл плотно прикрыть перед сном, он еще пару минут нежился в кровати. Пытаясь спрятать лицо от солнца, травник уткнулся носом в подушку. Сегодня ему предстоит отправиться на аукцион. Он делал это всего пару раз и всегда после этого чувствовал себя отвратительно.

Вставая с продавленного матраса, он размял шею. После вчерашней ягодной настойки остался шлейф похмелья, дурманящий голову. Взяв с тумбочки самокрутку, Эвон быстро сунул ее в рот и, чиркнув спичкой о коробок, закурил. Горький травяной дым разлился по легким, заполняя их тягучим ароматом. В этот раз ему удалось сделать отличные скрутки: он добавил в них измельченную мяту, холодящий привкус которой оставался во рту. Оглядев комнату, Эвон заострил внимание на незаправленной кровати и склянках, до сих пор стоящих на краю стола. Этот вид напомнил ему о Ресее: темные, изящно уложенные кудри, мягкие губы и нежные прикосновения. Травнику хотелось повторить тот день, но мысль о долгих отношениях вмиг отрезвила его, прогнав улыбку с сонного лица. Наклонившись, Эвон начал искать в расставленных на столе склянках нужную траву. Хватая каждую в руки и рассматривая ближе, он небрежно ставил ее обратно на стол. В комнате повисла легкая сигаретная дымка, и, размахивая рукой, Эвон разогнал ее по углам. Найдя нужную колбу, он прочитал вслух название очередного чайного сбора:

— Кора серебристой ивы. То, что нужно.

Взяв с полки соседнего шкафа маленький льняной мешочек, он насыпал туда плохо измельченный порошок и перевязал его ниткой. Сигарета уже почти догорела, и ее вкус становился нестерпимо горьким и начинал жечь губы. Потушив скрутку в одной из ступок, он поставил небольшой чайник на чугунную плиту.

Рядом с кроватью на полу лежала его одежда. Понюхав ее, Эвон поморщился от неприятного запаха и, кинув этот грязный ком в корзинку, стоявшую рядом с дверью, направился к шкафу. В нем тоже царил бардак. Полки были забиты скомканными штанами и кофтами. Откуда у травника столько одежды? И почему ему всегда нечего надеть? Эвон любил рюши и красивые оборки на воротниках, поэтому сразу заулыбался, когда увидел их на белой помятой рубашке, которую сумел выудить из шкафа. Натянув ее на голое тело, он завязал шнурки на груди. Зеркало, висевшее на внутренней стороне дверцы шкафа, отражало солнечные лучи и пускало зайчики по комнате. Те падали на хрустальные статуэтки и разливались радужным салютом по стенам. Эвон любовался собой. Улыбался, подмигивал, рассматривал белые ровные зубы и наслаждался своей наготой.

— Хорош! И за что я такой красивый родился?

Он заигрывал со своим отражением, а налюбовавшись, наконец натянул трусы и брюки с подтяжками.

Вода уже бурлила в чайнике, горячим паром застилая окно. Эвон спешно распахнул его, впуская внутрь теплый, наполненный всевозможными ароматами воздух. Дым от сигарет легким мятно-табачным шлейфом вылетел из комнаты. Не теряя возможности насладиться им еще раз, Эвон глубоко вдохнул. Обхватив ручку чайника тряпкой, он залил кипятком насыпанную в кружки кору ивы. Легкий ветер коснулся волос Эвона, бросая золотые локоны на лоб и глаза. Тот, не обращая на это внимания, взял кружки и, толкнув дверь спиной, вышел из комнаты.

Обычно утром в «Блажи» было тихо. Наплыв клиентов начинался примерно в середине дня, а те, кто веселился ночью, с утра незаметно покидали бордель, возвращаясь к семьям или работе.

Пройдя мимо пары соседних дверей, Эвон подошел к третьей. Постучав ботинком по створке, он ждал разрешения войти, но в ответ получил лишь тишину. Руки уже устали держать медленно нагревающиеся ручки кружки, да и терпением лекарь похвастаться не мог.

— Лираса, милая, я захожу.

Отперев локтем дверь, он оказался в комнате. Луксурия, лежавшая на кровати, быстро натянула одеяло, прикрыв оголенную грудь. Рядом на кушетке сидел моряк, который уже обувался в длинные черные сапоги.

— У меня еще пять минут, мужик. Чё ломишься?

В комнате воняло перегаром вперемешку с кислым потом. Не дожидаясь, пока посетитель выйдет, Эвон зашел внутрь, поставил кружки на столик и, подойдя к окну, раскрыл створки.

— Не скажу, что эта ночь была запоминающейся, но ты хорошо потрудилась. Хотя есть чему поучиться. Может, я приду еще и раскрою тебе парочку секретов по ублажению мужчин. — Моряк взял шляпу и, взмахнув ею, отвесил поклон.

— Буду ждать вас еще, капитан. — Лираса сказала это нехотя, но правила обязывали их не прощаться с гостями, а дарить надежду на новую встречу.

— Мой корабль уже ожидает — будем продавать сегодня девок. Заходите на аукцион. Там такая красотка есть, просто загляденье.

Моряк все никак не мог уйти, но в итоге, бросив взгляд на наручные часы, не попрощавшись, убежал.

— Ну наконец-то… — Луксурия облегченно выдохнула. — Эвон, отвернись, мне нужно одеться.

— Да чего я там не видел? — пошутил Эвон, уставившись в окно.

— Ну до чего же мерзкий мужлан! Я неделю, наверное, не смогу ходить нормально. Зачем так грубо, не пойму! — высказывала свое недовольство луксурия.

— Я, кстати, считаю, что ты прекрасна в постели.

— А я просила тебя не вспоминать об этом, Эвон.

— Разве тебе не понравилось? — Он все продолжал шутливо говорить и рассматривать людей, слоняющихся по улице.

— Не хочу отвечать на этот вопрос.

Но по голосу было заметно, что она тоже улыбнулась. Пройдя от кровати до стола, Лираса быстро уселась на стул, который скрипнул в ответ. Эвон устроился рядом с ней.

— Пей. Это от головной боли. Думаю, после вчерашней настойки тебе это нужно. — Травник подвинул к ней кружку с чаем.

— Да, настойка немного подкосила меня. А сигаретки, кстати, ты начал делать повкуснее, — заметила она, но затем ее голос погрустнел: — Надеюсь, Нэлин нашла покой в ином мире. Так странно: она умерла, а по ней никто не скорбит. Нет похорон, нет даров ее олхи, который принял бы ее там.

Луксурия подняла глаза кверху.

— Это и правда грустно. Иногда мысли о смерти посещают меня, и я задумываюсь о том, будут ли плакать по мне. Становится еще грустнее, когда я понимаю: нет, не будут.

Эвон тяжело вздохнул и чокнулся с Лирасой кружками. Оба сделали по глотку.

— Лираса, хочу тебя попросить об одолжении, — нарушил возникшую паузу Эвон.

Та, делая глоток чая, одобрительно кивнула.

— У Нэлин есть сестра и…

— Я позабочусь о ней, не переживай. Моя мать с радостью примет ее в нашу семью. Да и мне так спокойнее: хоть буду знать, что они обе рядом и в безопасности. Тем более что за мамой нужен глаз да глаз, а то забудет, где она и кто, — и все, не найду ее.

— Отлично! Спасибо тебе.

— А тебе спасибо за вкусный чай. Он и правда был мне необходим.

Они оба заулыбались. В этом борделе редко можно было услышать слова благодарности, но сегодняшнее утро началось для них двоих с приятной ноты и подарило ощущение нужности другим.

— Пойдешь сегодня за новой луксурией?

— Да, но не люблю я эти торги.

Эвон встал из-за стола и направился к двери.

— Мы рождаемся, продаем свое тело и умираем — такова жизнь простых людей, в которых не течет королевская кровь.

— Ты права, как всегда.

Травник отправил ей воздушный поцелуй и, хлопнув дверью, ушел.

Было раннее утро, и вот кого Эвон точно не понимал, так это бодрых, уже снующих повсюду людей. Сегодня ему хотелось полежать в кровати подольше, а лучше проспать до обеда, но аукцион закрывался в полдень, а самый лучший товар, как правило, разбирали в самую рань. Поэтому Эвон решил прийти к открытию и скорее покончить с этим делом. Завтра он точно будет спать весь день: никаких лечений, осмотров и луксурий, требующих настоек. От этих мыслей поднималось настроение, и улыбки на лицах прохожих перестали казаться Эвону чем-то странным.

Проходя сквозь рынок, где знакомые продавцы уже зазывали покупателей к своим открытым прилавкам, Эвон вышел на главную площадь Юнена. Здесь уже толпились люди, и их количество увеличивалось с каждой минутой. Словно сельдь в бочке, все жались друг к другу, протискиваясь ближе к деревянному помосту. Эвон нехотя проскользнул среди людей и встал с краю.

— Мне нужен новый свинопас.

— А мне — помощник на каменоломню.

Эвон невольно стал свидетелем чужого разговора.

— О! Да вы к нам из северной страны?

— Почти. Живем рядом с горами и делим любовь властного Рэя и светлой Эвер.

— И я из Эверока. Наша деревушка далеко от Франа, но в столицу мы ездим часто: привозим ко двору фермерское мясо.

Эвону стало совестно, что он подслушивает двух мужчин, и, пока те этого не заметили, травник отвернулся и уставился на помост. На возвышение уже поднялся главный ведущий, он же руководитель аукциона. Высокий, крупный, с ухоженными длинными усами, мужчина был одет нарядно и совсем не по погоде. Эвон подумал о том, что тому точно сейчас жарко и даже котелок не поможет защитить глаза от слепящего солнца. В руках у руководителя было много тоненьких табличек, которые он перебирал. Останавливаясь на каждой и внимательно их читая, он вновь проговаривал все вслух, словно запоминая. За помостом стояла деревянная перегородка с маленькой приоткрытой дверкой посередине. Оттуда выглянуло чье-то лицо и, оценив обстановку, быстро спряталось обратно. Эвон сразу вспомнил, что скрывается за этой дверью: там толпились люди, которые будут выставлять себя на торги. Он знал, что всех проверяют на болезни, задают им различные вопросы и записывают имена на таблички, которые позже передают руководителю на сцене.

— Доброго утра, жители разных стран. Все вы приплыли к нам, на Схиалу, с разных уголков земли. Юненский аукцион рад вам и готов предоставить то, чего вы так желаете.

Эвон знал эту речь наизусть, потому что она не менялась столько же, сколько он жил на Схиале, а может, и еще дольше. Он скучающе ждал, когда же выведут первую девушку, которую он сразу купит.

— Я, Крикли Вагиц, расскажу вам о нашем товаре. Скажу вам по секрету: за ширмой стоит много сильных мужчин и красивых женщин. Будьте готовы попотеть, потому что мне есть что вам предложить. Да начнутся торги!

Толпа покупателей одобрительно загоготала, а Эвон лишь тяжело выдохнул, закатив глаза.

— Первый лот, — объявил ведущий, и на помост, выйдя из-за двери, поднялся первый мужчина. — Имя — Штентон. Двадцать восемь лет. Крупное телосложение. Болезней нет, но глухой на одно ухо. Отлично подойдет для работы руками. Верфь, склады, охрана, мореходство и прочее. Начальная ставка — пятьдесят юн или десять кван.

— Сто юн, — выкрикнул один из мужчин, разговор которых Эвон сегодня подслушал. — Отлично подойдет мне на каменоломню.

— Сто юн — раз… Сто юн — два… Крепкий мужчина, ну же, всем нужен такой силач! — завлекал покупателей Крикли.

— Сто двадцать юн! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Ну уж нет! Он будет моим. Двести юн! — не сдавался мужчина.

— Другое дело, друзья мои! Двести юн — раз… два… три. Продано! Прошу вас пройти в дом оплаты.

Крикли подписал цену на табличке и вручил ее покупателю, который уже успел протиснуться через толпу и подойти к помосту. Охранник повел мужчину и его раба к стоящему рядом совсем маленькому домику с одним окошком, в котором виднелась голова счетовода. Он подтверждал покупку, после которой товар мог считаться собственностью покупателя.

Время шло. Торги казались Эвону бесконечными. Выводили то мужчин, то стариков, а если попадались девушки, то Эвона опережали умелые и более быстрые покупатели.

— Лот номер двадцать два. Имя — Ики. Возраст — двадцать пять. Плотное телосложение. Болезней нет. Понимает только северный язык, говорит на нем же. Отлично подойдет для работы на ферме, складах, для разгрузочных работ.

Тучная девушка, похожая на воина, грозно осматривала окружающих. Эвон подумал, что она из Рокрэйна, отчего на душе стало тепло. Он любил эту страну, но покупать Ики не стал. На такую будет немного клиентов, да и Муди она совсем не понравится. Но Эвон не переживал за судьбу северной девушки, ведь ее купила милая старушка. Лекарю хотелось думать, что покупательница взяла ее себе в сиделки, и, мысленно поблагодарив святого Рэя за это, он улыбнулся своим мыслям. Но улыбка быстро спала с лица, как только он увидел моряка, стоящего позади помоста. Этот капитан был утром в покоях Лирасы и сейчас вел Ики к дому оплаты. Счетовод сразу отсыпал ему горсть монет, и тот, радуясь, вернулся обратно за ширму.

Пока Эвон наблюдал за моряком, он пропустил еще одну женщину, не подходящую для работы луксурией в силу возраста. Хотя у клиентов и был разный вкус, но все же Муди послал его за молодой красивой девушкой, которая точно приведет много новых посетителей. Травник поймал себя на мысли, что выбирает не по красоте, а по желанию помочь. Пусть ее купят добрая старушка или семья фермеров. Это явно лучше, чем каждодневно ублажать мужчин и женщин.

Толпа, собравшаяся на площади Юнена, стала редеть. Люди покупали людей и уходили с ними на корабли, которые готовились к отплытию. Кого-то сажали в клетки для перевозки, кого-то, как старого друга, обнимали и отводили в булочную, чтобы накормить и напоить. Эвон и сам был не прочь перекусить. Прикинув в голове, сколько они уже тут стоят, он решил, что не меньше двух часов. В животе урчало, а затекшие ноги начинали ныть. Хотелось присесть на лавочку и насладиться вкусной сдобой из ближайшей пекарни.

— Лот двадцать четыре.

Звонкий голос Крикли прошел волной по оставшимся людям, которые все еще надеялись кого-то купить.

— Имя — Далия. Возраст — девятнадцать лет. Худощавое телосложение. Болезней нет. Из нее выйдет отличная служанка, луксурия или повариха.

Эвон посмотрел на помост. Там стояла стройная красивая рыжеволосая девушка. Она скромно опустила голову. Ей, кажется, было страшно поднять глаза, ее связанные руки тряслись. Сердце Эвона забилось быстрее, разгоняя бурлящую на жаре кровь. И без того потные руки сжались в кулаки. Эвон испугался, обрадовался и удивился одновременно.

— Поднимите голову, девушка. Людям нужно оценить вашу внешность. — Крикли подошел к Далии и, положив руку ей на плечо, немного встряхнул, тем самым напомнив о том, где она находится.

Она повиновалась. Гордо вздернув подбородок, Далия уставилась вдаль. Ее грудь быстро вздымалась, коленки тряслись, и Эвону показалось, что она сейчас обессиленно свалится на пол. Грязные ноги и руки были в маленьких порезах. Лекарю сразу захотелось промыть раны, чтобы туда не попала инфекция, дать девушке настойку против воспаления и чай для успокоения.

— Начальная ставка — пятьдесят юн или десять кван.

Эвон не успел открыть рот, как окружающие начали выкрикивать цены.

— Шестьдесят юн.

— Сто юн.

Крикли удивленно оглядывал покупателей, забыв о своих обязанностях ведущего.

— Двести юн и десять кван.

Эвон принялся пересчитывать деньги. Он торопился, монеты падали из рук, а бумажные кваны слипались друг с другом.

— Триста юн.

— Сто кван.

Эвон напрягся. Цена росла, а он боялся не успеть даже поторговаться. Толпа наперегонки мерилась кошельками. Зачем стольким людям понадобилась эта девушка? Эвон испугался, что не успеет купить ее, и, наконец посчитав деньги, выкрикнул:

— Тысяча юн.

Толпа утихла и обернулась на него. Далия тоже подняла на Эвона испуганный взгляд. Сбоку от помоста стоял моряк и криво улыбался. Видимо, уже прикидывал, на что потратит заработанные деньги.

— Да у нас тут богачи! Тысяча юн раз… Тысяча юн два…

— Тысяча десять юн, — выкрикнул кто-то из толпы.

Эвон, засмеявшись этой абсурдной попытке поторговаться, запихнул руку в карман штанов и, достав оттуда собственные деньги, крикнул:

— Тысяча юн и пятьдесят кван.

— Продано! — отсчитывая три раза, Крикли захлопал в ладоши.

Люди в толпе поникли, кто-то презрительно цыкнул.

Пройдя сквозь покупателей, которые будто специально толкали плечами Эвона, он подошел к помосту и поближе осмотрел девушку. Она медленно спускалась к нему по маленькой лестнице. Лекарь протянул руку к ее металлической цепи, чтобы помочь, но его опередил капитан. Он грубо схватил ее за локоть и прижал к себе. Далия чуть не упала, но смогла устоять на ногах, которые, похоже, подкашивались от переживаний.

— Вот так встреча, мужик! — довольным голосом поприветствовал моряк Эвона. — Она пока еще моя. Как мешок денег увижу, так сразу и тяни к ней свои руки.

И, толкая Далию, он повел ее к дому оплаты.

Старикашка, который там сидел, охотно забрал табличку. Эвон передал ему мешок с деньгами. Тот, высыпав все на стол, начал отсчитывать монеты, которые сразу делил на две горки.

Моряк подмигнул Далии, но она даже не смотрела на него. С ее длинных рыжих ресниц капали слезы. Ей стало страшно. Особенно после того, как она услышала, куда ее сейчас уведут.

Эвон старался совладать со своими эмоциями, но кулаки так и чесались как следует врезать этому моряку. Выбить гнилые зубы и оставить еще один шрам на лице.

Счетовод зазвенел монетами, которые пересыпал в мешок. Черкнув что-то на табличке, он отдал деньги капитану и посмотрел на Эвона.

— Спасибо за покупку. До скорых встреч, — пробубнил он себе под нос и закрыл окошко.

— Я же говорил, что нам послали тебя сами святые. — Моряк обхватил рукой подбородок Далии и повернул ее лицо к себе. — Ты принесла нам даже больше денег, чем я думал.

Его сухие, побелевшие от соли губы, растянувшиеся в мерзкой ухмылке, потрескались. Эвон откашлялся и окинул его взглядом, полным пренебрежения и неприязни.

— Да развяжу я ее сейчас. Нетерпеливый какой.

С рук Далии упала металлическая цепь, и девушка аккуратно растерла покрасневшие кисти.

— Она твоя. Забирай.

Моряк отступил на шаг и, не попрощавшись, ушел. Эвон нежно прикоснулся к плечу Далии, склонив голову к ее лицу, чтобы получше разглядеть ее эмоции.

— Ты позволишь взять тебя на руки?

Она удивленно посмотрела на него, но, оценив свое положение, поняла, что у нее нет выбора, и кивнула. Эвон аккуратно подхватил ее, стараясь не сделать больно, и сразу направился в «Блажь».

— Я м-могу идти сама, — сказала она, заикаясь: то ли от страха, то ли из-за крупной дрожи, охватившей все тело.

— Конечно, можешь, чудесная, но ведь ясно, что у тебя нет сил. Ты устала, и я вижу множество порезов. Я залечу их сразу, как придем. Только не бойся меня, пожалуйста.

— Мы идем в б-бордель?

— Да. Я там работаю. И ты теперь — тоже.

— Я хочу домой! Мои родители скоро за мной приплывут.

— Я в этом даже не сомневаюсь.

— Они заплатят вам в два раза больше, только не делайте со мной ничего п-плохого.

— Даже не посмею, чудесная.

Испуг Далии перекинулся и на него. Эта девушка не должна быть тут. Эвон обязан помочь ей. Предчувствие чего-то плохого осело внутри, заставляя нервничать еще больше. Во что он ввязался и зачем? Когда все это закончится, он точно напьется и найдет Ресея, с которым проведет еще одну прекрасную ночь.

— Я хочу есть… — осмелилась сказать Далия, хоть ей было и неловко, — и пить.

Эвон мысленно ответил ей, уверив, что она будет в безопасности. Пообещал накормить и что не даст Муди сделать ее луксурией. Но сначала она должна ему все рассказать.

Когда Соно и Юри получили первое совместное задание, ниджай думал, что они все провалят. Ее было невозможно чему-то научить. Юри настырничала, не слушала и каждый раз все делала по-своему. Если у нее получалось добиться желаемого, то она сразу же благополучно забывала о том, как ей это удалось. Хикаро всегда ругал ее за это, но она умудрялась переспорить его и убедить в том, что все сделала правильно. Соно же даже не пробовал вступать с ней в спор: он давно понял, что это бесполезно, — она все равно победит. И именно из-за ее напористости девушка и понравилась ему. Он не думал, что маленькие девочки могут быть такими сильными и целеустремленными. До этого он видел лишь капризных кокеток, которые плакали, когда замечали саранчу. По его воспоминаниям, такими были не только маленькие дети, но и окружавшие его взрослые. Попав в клан, он увидел обратную, жестокую, сторону людей.

Но Юри была не такой. Она казалась необычной, странной. Когда хотела плакать — плакала, говорила все, что думала, не боялась испачкать руки, всегда громко и эмоционально разговаривала и точно знала, чего хочет. А еще она была первым сиафом, с которым познакомился Соно. Он, как и все другие в Арасе, думал, что она может проклясть одним лишь взглядом. Эти легенды заставляли его побаиваться Юри, а она умело ими пользовалась, отпугивая от себя тех, кому была не рада. Ей было тринадцать, когда она попала в клан. Однако все сразу поняли, что с ней лучше вести себя осторожнее.

Соно редко ошибался в людях, Хикаро научил его этому мастерству, но он ошибся в Юри, когда первый раз увидел ее среди новой Зачистки. Ему было стыдно в этом признаться, но он не хотел делить с ней любовь Хикаро, поэтому и противился тому, чтобы советник взял ее в ученицы. Спустя четыре года, на первом совместном задании, Соно понял, что был неправ.

Однажды весной их отправили в одну из провинций столицы Ньюри. Им нужно было найти старика, убийство которого поручили клану. Исполнителям никогда не рассказывали подробностей; их задачей было убивать: хладнокровно, тихо и незаметно. Как говорил Ренрис, «мы кара, которая приходит к тем, кто недостоин жить в этом мире». Снабжая наемников оружием, он отправлял их вершить чужие судьбы.

Обычно Соно уезжал на задания один. Он был очень хорош в своем деле, и господин доверял ему самые сложные, опасные и дорогие заказы. Но в этот раз проверка была не для него, а для Юри. Она должна была доказать верность клану: убив человека, выполнить задание.

Они прибыли на место: красивое и живописное, как подметила Юри. Соно же было без разницы, где и как лишать человека жизни: хоть под цветущей сакурой, хоть в свинарнике, полном помоев, — лишь бы сделать это побыстрее и скорее смыть кровь с рук. Но сиаф же останавливалась и ловила розовые лепестки, падающие с деревьев. Она громко смеялась, рассказывала какие-то веселые истории из детства и будто оттягивала момент. Соно понимал это и не торопил ее. Он сам когда-то был на ее месте и помнил, как сложно это сделать в первый раз. Но теперь чужая кровь закалила его, наполнив черствое сердце ненавистью и мечтой истребить «Или». Он надеялся, что Юри не изменится, не хотел, чтобы она стала похожа на него. Юри, заметив его серьезность, поняла, что ее время пришло, и, схватив его за руку, повела к крайнему дому. Там находилась их цель, которая даже не догадывалась, что сегодня встретится с олхи.

— Соно… — Сиаф остановилась рядом с калиткой у заднего двора, — это мое задание, верно?

— Верно. Я — подстраховка.

— Тогда не лезь и не мешай. Я знаю, что делать.

Соно удивился ее быстро изменившемуся настроению, но, кивнув, отпустил ее руку. Они пригнулись и бесшумно, прячась за кустами, прокрались к открытому окну: так, как учил Хикаро. Она молодец: запомнила указания учителя и следовала им. Соно лишь держал руку на ножнах, из которых уже был готов достать катану. Они сели под окном и прислушались к звукам в доме. Внутри гремели кастрюлями: видимо, старик готовился к ужину. Юри выдохнула и быстро запрыгнула в комнату, а Соно последовал за ней. Они оказались в прихожей и спрятались за диваном. В домике было тепло и уютно, а в воздухе витал горячий аромат жареной курицы и острой капусты. Юри медлила. Соно не хотел, чтобы их заметили, и, скользнув тенью, подошел к открытой двери на кухню. Юри повторила за ним и, тихо обойдя стол и стулья, схватила старика, который стоял к ним спиной.

— Не кричите и делайте, что вам говорят, — шепнула она на ухо жертве.

Ее лицо закрывала маска. Были видны лишь глаза, в которых читались уверенность и спокойствие. Старик схватился за палочку, но не стал сопротивляться, а лишь испуганно поковылял с Юри в гостиную.

— О святой Ар! Помилуйте, детки! Что ж я вам плохого сделал-то?

— Это не наша прихоть, мы лишь выполняем свою работу.

Он громко стучал палочкой по полу, и на этот шум со второго этажа спустилась девушка с ребенком, которых Соно успел перехватить.

— Незримый! Об этом нас не предупреждали!

Юри напряглась.

— Видимо, господин рассчитывал, что ты убьешь их всех.

Арасийка громко охнула и заплакала, упав на пол. Она умоляла не делать этого и оставить в живых ее отца и младшую сестру.

— А ну тихо! Если хочешь жить — замолчи!

Юри пыталась быть грозной. Девушка сразу послушно умолкла.

— Прошу вас, отпустите моих дочерей. Они ничего никому не расскажут. Нэлин, скажи им, что будешь молчать.

— Я отпущу вас всех, — перебила старика Юри.

Соно напрягся: «Она сейчас все сорвет, и клан накажет за это их двоих. Что она творит? Вот же глупая девчонка!»

— Вы все останетесь живы, но вам нужно уехать из Арасы. Срочно собирайте свои вещи и бегите.

Соно сорвался с места и, подойдя к ней, развернул к себе.

— Ты в своем уме? Понимаешь, что делаешь?

— Понимаю. Я как раз ничего не делаю. Я не убийца.

Пока они говорили, дочери подбежали к старику и обняли его.

— А что мы скажем господину?! Нам нужно принести ему трофеи для заказчика.

— Отрежем им пальцы, выколем глаза — что угодно, но не убьем.

— Безумная.

Соно смирился. Раз знает, что делает, то пусть будет так. Он не стал интересоваться другими причинами и отговаривать, а тем более заставлять убивать. Он понял ее и осознал, насколько она на него непохожа. Она другая: правильная, благородная.

Дочери, услышав, что им сейчас будут отрубать пальцы, вновь заплакали; а старик, хромая, подошел к низкому столику и, засучив рукав, положил руку на столешницу.

— Рубите. Кисть, локоть — хоть всю: мне плевать.

— Бегите собирать вещи, и побыстрее. Нечего вам на это смотреть, — обратилась Юри к двум девушкам.

— И тебе не нужно. — Соно достал катану из ножен.

В тот момент он вспомнил слова Хикаро: Юри и правда особенная. Тогда ниджай решил, что будет выполнять грязную работу за нее. На самом деле он гордился ею. Она оказалась сильнее и смелее его. Она выбрала свой путь и вступила в битву с истинным злом. Смогла сделать то, чего не сумел Соно: противостоять клану и Ренрису Баду.

Ниджай отрубил старику руку, которую позже они отдали господину в знак выполненной работы. Тот поверил им, и так Юри прошла задание на верность «Или». Старик тогда забрал дочерей и уплыл на Схиалу. Что с ними случилось потом, Соно и Юри так и не узнали. После этого на всех заданиях ниджай убивал людей сам, а ей позволял лишь шпионить, выслеживать, караулить и докладывать о том, что она узнавала во время вылазок. Они были благодарны друг другу. Она — за то, что он позволил ей остаться человеком. А Соно — что тогда Юри открыла ему глаза. В тот день он выбрал и свой путь, и сейчас его цель казалась намного ближе, чем раньше. Он надеялся, что рыжеволосая девушка поможет не только Юри, но и ему.

— Соно, я взяла с собой мазь, бинты, немного воды и еды.

Юри держала в руке небольшой мешок с двумя веревками и кидала в него все, что перечисляла. Они ходили по комнате, выискивая нужные вещи, и ждали, когда к ним заглянет Ин Лик, который опять куда-то ушел.

— И еще пару сменных вещей. Этого нам должно хватить на первое время.

Соно наблюдал за Юри, которая заметно нервничала. Ее настроение передалось и ему, но, взяв себя в руки, он быстро успокоился. Он давно готовился к этому дню, еще с тех пор, когда был жив Хикаро, но чувство долга перед наставником не давало покинуть это место и оставить учителя одного. После его смерти мысли о побеге вернулись, но ниджая останавливала Юри, которую он тоже не хотел бросать. За семь лет он сильно к ней привязался и запомнил: каждый раз, когда она беспокоится, начинает впиваться ногтями в ладонь. Так, как она делала сейчас. Соно молча встал и, подойдя к ней, взял за руки. Они были холодными и влажными из-за того, что Юри нервничала. Но он быстро согрел их своим теплом.

— Мне страшно. Чего-то боюсь, а чего — не знаю, — пробубнила она себе под нос.

— Это нормально — бояться неизвестности.

— Ты прав, — продолжила она, высвобождая руки и садясь на край заправленной кровати. — Когда отец с братом уехали, я осталась с мачехой. И поверь: те дни были куда хуже проведенных в клане.

Юри усмехнулась, и Соно стало немного не по себе. Она часто рассказывала про семью: видимо, боялась забыть родных, — но про мачеху он услышал впервые.

— Моя родная мать была обычной крестьянкой и жила в одной из деревень Ньюри. Отец тогда долго странствовал по Арасе и искал редкие камни, а она сдавала комнату в своей минке. Он мне не рассказывал о ней многого, лишь упоминал, что она жила со слепой старушкой и работала на соевых полях. А еще, когда я подросла, он без конца повторял, что я очень на нее похожа: такая же красивая и смелая. — Юри сделала паузу, громко сглотнув. — Папа жил у нее больше года, забыв о Юстине и жене, и даже хотел остаться там, с моей мамой, но в ту ночь, когда я родилась, она умерла, поэтому ему пришлось вернуться вместе со мной. Боюсь представить, как была зла моя мачеха… Мужа не было несколько лет, и вместо заработанных кван он принес домой чужого ребенка.

Рассматривая что-то в окне, Юриэль тяжело вздохнула. Ее ресницы задрожали, но она быстро сморгнула подступающие слезы, которые Соно все же успел заметить.

— Ей пришлось воспитывать меня вместе с пятилетним Юстином, которого она тоже начинала ненавидеть, как и меня: ведь мы с ним стали близки и его не заботило, что я ему неродная. Он любил меня, а я — его. Я росла, окутанная отцовской заботой, но рано или поздно это должно было закончиться. Мы обнищали. Отцу с братом пришлось уплыть на Схиалу, на заработки, а я осталась с мачехой. Она избивала меня, кормила объедками со стола, а если я находила и съедала плошку риса, то она обхватывала мою голову, зажимая тело между ног, и пихала пальцы мне в рот. Прямо в горло, представляешь? Рис сразу выходил вместе с рвотой. — Юри посмотрела на Соно с улыбкой, за которой скрывалась боль. — Я каждый день бегала на пристань и ждала корабль, с которого сойдут брат с отцом. Но их не было… Мне было страшно возвращаться домой. Иногда я спала на улице, порой воровала из бочек еду.

— Юри, ты не должна…

— Нет, я хочу тебе рассказать. Мне не тяжело, не думай, просто хочу выговориться и забыть, оставить эти воспоминания тут.

Он кивнул и продолжил слушать.

— Самое интересное — она не делала ничего подобного, пока папа был дома. Могла позволить себе пнуть меня при брате, но мужа она боялась. Да, вижу вопрос в твоих глазах.

Соно и правда хотел ее о многом спросить.

— Отцу я не рассказывала просто потому, что он любил ее. Я не хотела портить ему жизнь. А брат… ну, он боялся бабочек и пищал при виде комаров. Хоть он и старше, но решать все вопросы чаще всего приходилось мне. Поэтому я просто ко всему привыкла. Жила и надеялась, что после переезда в Эверок все изменится и наладится. Однажды пару дней я ночевала на пристани и не приходила домой, а вернувшись, увидела мачеху с другим мужчиной. Она даже не искала меня, надеялась, что я умру от голода.

Соно было тяжело наблюдать за Юри. Он не хотел, чтобы она плакала, и боялся, что каждое слово может стать последним раньше, чем она даст волю чувствам.

— Я выгнала ее из нашего дома — нашла в себе силы сделать это. Мне было обидно за папу, и я не смогла ей это простить. Она ушла и забрала почти все вещи. Оставила меня без денег и напоследок сказала, что отец с братом больше никогда не вернутся. Я осталась одна. У меня закончились остававшиеся продукты, а потом я пошла побираться по кораблям. Это было страшно. Моряки и пираты — очень грозные люди, скажу тебе. Так я и жила: ждала, надеялась, верила. Думала тайно прокрасться на какой-нибудь корабль, идущий до Схиалы, но боялась, что, когда уплыву, папа с братом вернутся и не найдут меня. — Она все-таки заплакала, и внутри Соно вновь что-то надломилось.

Он сел рядом и, положив руку ей на спину, начал медленно поглаживать. Ему хотелось хотя бы так показать Юри, что он рядом и она может не бояться вновь остаться одна.

— А еще я ждала сна, который бы все прояснил. И когда я лежала истощенная и голодная на своей кровати в холодном темном доме, мне приснились клан, люди, похищающие меня, клеймо, которое жгло кожу, ты и Хикаро. Я видела, как вы помогали мне, поэтому утром сразу пошла на базар, в то место, которое видела во сне: ждать тех самых мужчин. Они пришли спустя несколько дней, и я сама направилась им навстречу. А когда меня привезли в «Или», я с легкостью доверилась вам двоим.

Она утерла слезы рукавом прозрачной черной кофты и положила голову на плечо Соно.

— Вот, пусть эти воспоминания останутся тут. Буду считать это добрым знаком и началом нашего с тобой пути.

Соно потрепал ее по волосам, и она наконец-то засмеялась.

— А ты как сюда попал? Хикаро говорил, что нашел тебя сам, но мне хотелось бы услышать историю от первого лица.

Соно был пока не готов к этому. И в этот раз ему повезло, потому что к ним в минку зашел Ин Лик.

— О, я не вовремя?

Соно и Юри сидели в обнимку на кровати, и, видимо, советник подумал совсем не о том, о чем должен был.

— Нет! Нет, мы… э-э-э…

— Хотим сбежать, — договорил Соно за Юри.

Узкие глаза советника стали такими круглыми, что Соно засомневался, арасиец ли тот. Ин Лик спешно закрыл дверь и, шикая, подбежал к Соно.

— Тише, тише, кто-нибудь услышит.

— Главный сплетник в этом клане — ты. Мы можем не переживать, что кто-то нас подслушает, — пошутила Юри.

— И почему тогда вы мне это говорите? Я же могу сейчас пойти и рассказать все господину.

— Хикаро доверял тебе. Доверяем и мы.

Где-то глубоко в душе Соно знал, что Ин Лик — хороший человек. Он был близким другом учителя. Хикаро всегда с гордостью рассказывал истории, связанные с ним.

После этих слов с лица советника спала маска надменности. Его щеки порозовели от смущения, а глаза из-за улыбки стали еще уже.

— Хикаро умен. Умен и прозорлив. Он предупреждал меня, что ты когда-нибудь сбежишь. Каждый из нас понимал, что тебе тут не место. — Он развернулся к Юри. — А тебе-то уж тем более, девочка.

Он скрестил руки на груди, спрятав их в длинные рукава. Свет от очага игриво метался по подолу желтого халата, рисуя на нем причудливый узор.

— Соно, сможешь ли ты бежать, с твоими ранами?

— Мне уже лучше.

— И я взяла мази, бинты и обезболивающую настойку. Я о нем позабочусь. Спасибо тебе, что помогал за ним ухаживать, а Тимсу — за то, что не избил его до смерти.

— Да, спасибо. — Соно тоже был им благодарен. — Так ты нам поможешь?

Ин Лик тяжело вздохнул.

— Помогу. Вижу, у вас уже есть план.

Он кивнул в сторону собранного мешка.

— Да. Найти мою семью.

— И истребить клан.

Все посмотрели на Соно, но его лицо оставалось таким же спокойным. Юри, нахмурившись, явно пыталась понять его эмоции. Она не ожидала услышать такое.

— Ох, Соно, ты так и не понял… Клан — это не просто группа людей, это идея. Идею не победить. Идею не уничтожить, не истребить. Катаной — нет. Знаниями, мудростью и другими идеями — да. Ничто не абсолютно. Разве не этому тебя учил Хикаро?

— Хикаро учил меня выполнять свою работу. Он воспитал меня, и за это я уже отдал ему долг.

— Да, и только благодаря ему ты не принял идею «Или» и остался верен себе, так же как и Юри.

— Все, что тут происходит, неправильно.

— Это с какой стороны посмотреть, мой мальчик. Нет «правильно» и «неправильно». Мы сами выбираем, во что верить и по какому пути идти. Сейчас вы решили ступить на свою дорогу, и я помогу вам, потому что верен Хикаро.

Повисла неловкая пауза. Соно не знал, что ему ответить.

— Мы хотим сбежать на корабле на остров сегодня ночью. Он же скоро отплывает? — заговорила Юри.

— Да. Сейчас мы загружаем туда оружие и одежду, чтобы продать на рынке. Корабль уходит ровно в полночь. У вас осталось мало времени.

Соно с Юри переглянулись.

— Что будет с тобой? Ренрис накажет тебя?

Юри, кажется, переживала за Ин Лика.

— Нет, конечно, нет. Он не узнает, что я вам помог. Скажу, что был у Тимса всю ночь. И вас я не выдам. Не думайте об этом. Думайте о том, как незамеченными пробраться на корабль.

Юри тяжело выдохнула, бросилась Ин Лику на шею и обняла его. Тот в ответ обхватил ее короткими руками. Он быстро смахнул слезу, которую все же успел заметить Соно. Все-таки ему здесь тоже не место, он служит не тому человеку. Советник отпрянул от Юри и, помедлив, обнял и Соно, похлопав его по широкой спине.

— Хикаро гордился бы вами.

Эти слова приободрили Соно. Он поймал себя на мысли, что делает все правильно.

— Взял ли ты с собой самое необходимое? — обратился Ин Лик к ниджаю и, прищурившись, понял: нет, не взял.

Он подошел к шкафу с потертыми от старости дверцами и открыл его. Там лежали толстые книги, которые Соно так и не прочел. Советник достал одну из них и, смахнув с коричневого кожаного корешка пыль, протянул ее ниджаю.

— Пришло время прочитать это, мой мальчик.

Соно взял книгу. Она была чуть тоньше, чем все остальные. От нее пахло высохшими страницами и потрескавшейся замшей. А еще — Хикаро. Его мыслями и воспоминаниями. Соно положил книгу в сумку, и все трое вышли из минки, где догорали дрова в очаге, над которым, поскрипывая, качался чайник.

Они бесшумно крались вниз к баракам. Шаги беглецов сливались с шепотом ветра, который играл с листвой на деревьях. Висевшая в темном, усыпанном звездами небе луна освещала дорогу. А среди трех фигур выделялась лишь желтая мантия Ин Лика.

— Выдашь нас.

Соно не хотел, чтобы план сорвался и их поймал кто-нибудь из смотрителей.

— Меня Хикаро не учил искусству маскировки, уж прости. Это ты тут опытный ниджай. — Советник так громко шептал, что даже закашлялся.

— Тише, вы оба. Мы почти на месте.

Юри дернула их за рукава и показала пальцем на приближающиеся развалины. На дороге никого не было: похоже, все уже спали, решив после наказания одного из наемников не нарушать правил. В конце улицы стояли лишь два смотрителя, которые охраняли чужой сон. Еще дальше, на пристани, под светом единственного непотухшего фонаря моряки грузили большие ящики и бочки на корабль.

Троица села на корточки, спрятавшись за пышным кустом.

— Ин Лик отвлекает. А мы с тобой, — Соно обратился к Юри, — пробираемся на корабль.

— Нас заметят.

— Нет, если сольемся с рабочими.

Юри молча кивнула.

— Не медлите. Меня надолго не хватит. — Советник вышел из-за куста и направился к пристани.

Юри и Соно бесшумно последовали за ним вдоль домов. В открытых окнах было темно. Наемники храпели и посвистывали во сне. Соно искусно владел шпионажем, что позволяло ему двигаться очень тихо и почти незаметно. Его черная одежда сливалась с плесенью на стенах домов и тенями, которые отбрасывала луна. Он почувствовал, как намокла спина: наверное, потрескались почти затянувшиеся раны. Стало холодно и больно, но он постарался скрыть это, отвлекая себя мыслями о том, как пробраться на борт. Юри не сможет поднять тяжелую бочку и уж тем более донести ее до трюма. Надо что-то придумать, и быстро, потому что они уже подошли к складу Тимса: тот стоял и контролировал моряков. Смотрел, чтобы не взяли лишнего.

Соно остановил Юри, спрятав за своей спиной, и подождал, пока моряк отойдет подальше и у них будет возможность зайти внутрь. Стоило высокорослому работнику взять деревянный ящик, в котором загремело оружие, как Тимс грозно крикнул на него. Соно, не упуская шанса, взял Юри за руку и потянул вдоль стены. Они вошли в помещение склада. Тимс, заметив их, удивился, но, окинув взглядом уходящего мужчину, быстро помахал им рукой, подзывая к себе.

— Мы сбегаем. На вопросы ответит Ин Лик. Нам нужно что-то, во что может поместиться Юри. Живее.

Тимс похлопал глазами, нахмурился и начал вытаскивать какие-то вещи из бочки, освобождая место для девушки.

— Залезай.

Соно кинул мешок с катаной внутрь и постучал по бочке, поторапливая Юри.

— Нет, я не полезу: тебе будет тяжело меня поднять.

— Значит, покачу.

Соно не умел шутить — вечно все было не к месту и не ко времени. Из-за этого ему всегда казалось, что он выглядит глупо.

— Дайте мне что-нибудь полегче — и всё.

— Тебя не пустят на корабль: обратят внимание на то, что ты девушка.

Соно обернулся. С деревянного мостика, ведущего к пристани, спустился другой моряк, быстрым шагом направившийся к складу. Ин Лик, который всех тормозил своими разговорами, не успел его перехватить и задержать.

— Юри, быстро!

Соно накинул на себя черный платок, найденный в куче вещей, и замотал им лицо. А Юри, цыкнув, все же залезла в бочку.

— Вот растяпа! Ты мне сейчас товар испортишь! Будешь из своего кошелька платить, понял? А ну исчезни с глаз долой, чтобы я тебя даже рядом со складом не видел, — начал кричать Тимс, и Соно понял, что к ним приближается моряк.

Притворившись одним из них, он начал неуклюже собирать вещи, кидая их в бочку сверху на Юри.

— Это наш новенький, простите его. Длинный и глупый. Линь, не позорь нас. — К ним подошел пожилой мужчина.

Кажется, повезло. Соно приняли за другого.

— Ты чего в тряпке какой-то? Совсем дурак, что ль? Сними.

Моряк потянул руки к лицу Соно, намереваясь сорвать платок, но ниджай быстро уклонился и, взяв бочку, вышел со склада.

— Оставайся на корабле, никчемный болван. Я доложу о тебе капитану. Будешь драить палубу с утра до ночи! — крикнул моряк Соно в спину.

Ниджаю было тяжело. Он держал бочку так, чтобы Юри не тряслась в ней, но руки сильно затекли, а спина заныла. Хорошо, что они захватили бинты и мазь. Они ему точно понадобятся.

Он широко шагал по мокрому причалу. Хотелось попасть на борт как можно скорее. Пока Соно шел по деревянному мокрому мостку, он столкнулся с одним из членов команды, но тот даже не обратил на него внимания, погруженный в свои мысли. Когда Соно наконец приблизился к трапу, его остановил одноглазый старик: он проверял весь товар и записывал его в длинный свиток.

— Что там у тебя?

— Одежда.

Соно представил, как глупо может разговаривать растяпа Линь, и быстро изменил свой голос. Легкая хрипотца исчезла, и теперь ниджай говорил, как подросток, у которого ломается голос, шипящие произнося с присвистыванием и пища на гласных.

— Ставь. Сейчас проверим.

Соно услышал испуганный вздох Юри и, плавно качнув бочку, намекнул ей, чтобы она замолчала.

— Давай же, ну.

— У меня без проверки. — Первое, что пришло на ум ниджаю.

— Ага, а у меня язва на яйцах. Ставь, я сказал.

Соно уже придумал, как аккуратно можно его убрать: быстро ударить по затылку — так, как он ударил Ковэра, — но сильнее. Это был любимый прием ниджая, которому его обучил Хикаро во время охоты на зайцев. Учитель резко бил ребром ладони и ломал животным шею — гуманная и быстрая смерть. Соно перенял этот способ, причем использовал его и на людях тоже. Без крови, криков и мольбы о пощаде. Один быстрый и очень сильный удар валил человека с ног, после чего тот обычно больше не вставал. С Ковэром же он тогда позабавился, лишь указав на его место, но тут надо было действовать наверняка. Соно ударит моряка и скинет в воду, начнет звать на помощь и скажет, что старик отключился и упал. Пока его будут доставать, Соно быстро проберется в трюм. Но что, если его заметят? Нужно придумать что-то другое.

— Язва на яйцах — это, конечно, ужасно, но не могу разделить с вами эту боль. У меня нет яиц: господин отрезал. — Ин Лик, олхи его прокляни, наконец пришел и вовремя вмешался. — И тебе отрежет, если увидишь, что хранится в этой бочке.

Одноглазый старик испугался. Советников Ренриса можно было узнать по длинным разноцветным халатам и лысым головам. И конечно, каждый знал, что они были евнухами.

— Я пришел проверить, в целости ли доставят эту бочку. Пропустите его и скажите всем своим, чтобы даже не приближались к ней.

— Мне надо проверить весь товар.

— У тебя вроде глаза нет, а уши-то все на месте, так почему ты меня не услышал с первого раза?

Хорошо, что лицо Соно было скрыто платком, потому что прямо сейчас он улыбался. Моряк помедлил. Он не хотел уступать, но все-таки смирился перед угрозой остаться без важной части тела.

— Давайте, юноша, ступайте. И раз уж вы взяли бочку в руки, значит, и ответственность за нее несете. Если что-то случится с товаром господина, то четвертует он именно вас.

Соно поклонился Ин Лику, попрощавшись с ним глазами, и взошел по трапу на верхнюю палубу. Он обернулся, последний раз взглянув на место, где прожил четырнадцать лет, на грустного, но гордящегося им советника и на горы. По этим горам он точно будет скучать.

Команда уже готовилась к отплытию. Моряки суетились, натягивали тросы, вязали узлы на веревках и слушались команд капитана, которые тот громко выкрикивал, стоя у штурвала. Соно, слившись с окружающими, прошел по палубе и спустился вниз, в трюм. Здесь все было заставлено до самого верха, и, кое-как протиснувшись в дальний угол, Соно наконец-то поставил бочку. Он потряс напряженными руками и заставил проход деревянными ящиками. Убедившись, что их будет не видно за этой горой, юноша сел и постучал по металлическому ободу.

— Вылезай, только тише.

Юри послушалась и, медленно выкарабкавшись, села рядом с Соно.

— Сейчас принесут еще несколько ящиков, и мы останемся тут одни, — шептал ниджай. — Вставать нельзя, можно лишь сидеть и говорить шепотом.

Юри быстро закивала, растрепав и без того взлохмаченные волосы.

— Как спина?

— Терпимо, — распрямив плечи, прошипел Соно сквозь зубы.

— Значит, сейчас намажу и перебинтую.

Юри приподнялась и потянулась к сумке, но ниджай быстро перехватил ее руки.

— Когда закроют трюм.

Она виновато опустила глаза и, замешкавшись, вернулась на место.

В трюм спустились еще несколько моряков и поставили бочки прямо у входа. После их ухода беглецы остались в полной тишине, но Соно и Юри продолжали молча сидеть не двигаясь, пока корабль наконец не отчалил. Юри сразу стянула с ниджая хаори и, вытащив из сумки все необходимое, принялась мазать его потрескавшиеся раны.

— Я не верю, что у нас получилось. Так быстро и легко. Но, честно говоря, я испугалась, что нас раскроют. Спасибо Ин Лику, что вовремя вмешался.

Она говорила так быстро, что Соно понадобилось время, чтобы понять все слова. Она все еще была возбуждена и, вероятно, напугана. Ее нежные руки резко касались кожи. Обычно Соно даже не ощущал ее прикосновений, но сейчас она была очень неаккуратна.

— На борт-то мы попали, а как выйти отсюда, не подумали.

Юри закончила мазать спину Соно и, неумело перебинтовав его, накинула сверху хаори. Ниджай сел поудобнее, вытянув ноги между ящиками, а Юри, обтерев руки, пристроилась рядом с ним.

— Впереди два дня, чтобы прикинуть, как это сделать, — ответил он ей. — Спи, а то уже скоро рассвет.

Она сползла вниз и положила голову ему на колени. По коже Соно пробежали мурашки. Ему очень хотелось коснуться ее волос, но вместо этого он дотронулся до ее рук и, нежно поглаживая их, ждал, пока она уснет.

— Спасибо, Соно.

— За что, особенная?

Он давно не называл ее так, но сейчас из-за переполняющих чувств ему захотелось вновь вернуть эту добрую традицию.

— За то, что ты рядом.

— И всегда буду.

Соно улыбнулся. Он правда этого хотел: быть с ней, не оставлять ее одну, помогать, оберегать, заботиться. Но ведь скоро она найдет семью. Их пути разойдутся, и она забудет о нем так же, как и о тех ужасных семи годах, проведенных в клане. И правильно. Она должна начать жить по-новому. Юри обязана стать счастливой.

Улыбка так и не сошла с его лица. Он закрыл глаза и медленно провалился в сон. Ему снились Ренрис Бад и клан, полыхающий огнем, вместе с его горами, бараками, деревьями и дворцом.

Утром Соно проснулся оттого, что все тело затекло. Ему хотелось встать, размяться и по привычке пробежаться по смердящей улице, вдоль бараков, прямо к пристани. Подергав плечами, Соно проверил спину: вроде бы боль стихала. Сказать наверняка было сложно, потому что онемевшие ноги сейчас ныли сильнее. Юриэль еще спала. Во сне она развернулась к нему лицом и одной рукой обхватила его хаори. Соно не стал менять позу: не хотел ее разбудить. Все-таки Хикаро не просто так учил его выдержке и терпению.

Юри тихо посапывала. Соно надеялся, что ей снится хороший сон. Он аккуратно убрал упавшие прядки волос с ее лица и нежно коснулся щеки. Провел пальцами по темным бровям и погладил ее по голове. Он смотрел на нее не отрываясь, она была изумительно красива. Соно подумал о том, что даже эта рваная стрижка ей очень идет.

Он плохо умел стричь волосы, но Юри больше некого было об этом просить.

Крышка трюма открылась, и сонная Юриэль вскочила. Она не сразу поняла, где находится, и Соно, обхватив ее лицо, закрыл ей рот рукой. Обсуждая невкусный завтрак, причитающие моряки гремели ящиками. Убрав руки Соно, Юри попыталась всмотреться в щели между бочками, сквозь которые на нее падал солнечный свет. Ниджай аккуратно потянул девушку за плечо и приложил палец к своим губам, указывая, чтобы она вела себя тише.

— О, смотри какой кинжал. Заберу его себе.

— А я — вот эти штаны. Мои уже дырявые.

Соно подтянул ноги к себе, одновременно водя рукой по полу в поисках катаны. Куда деть мертвые тела, он еще не придумал.

— Там Линь вчера нес какую-то бочку. В ней что-то очень ценное, хочу найти и посмотреть.

В ту же секунду матросы стали отодвигать ящики, скрывающие Соно и Юри. Ниджай наклонился вперед, пытаясь спрятать за своей спиной Юри, но она, проигнорировав его, поравнялась с ним, выставляя вперед сжатые в кулак руки. Когда последний ящик был убран, Соно увидел одноглазого мужчину.

— А вот и наше сокровище, ребята. Девка и тот самый уродец, выдававший себя за Линя. Тащите их на палубу. Капитану понравится такая добыча.

Все готовились к трауру. И к коронации.

Никогда Юстин не видел, чтобы замок и столицу украшали в два цвета. Голубые праздничные ленты чередовались с черными похоронными — одновременно и жутко, и чарующе красиво.

Погребение состоялось накануне вечером, когда солнце уже медленно опускалось за горизонт, уступая место властной тьме. Горожане, одетые в черное, собрались у входа в замок. Они держали в руках белые георгины и ждали, когда их пустят к усыпальнице. Все жители Эверока любили короля и королеву, и весть об их гибели сильно ранила людские сердца — эверчане не были к этому готовы. Так же как и Юстин. Прошло уже четыре дня, а Иола с Адером до сих пор являлись ему во снах. Горько рыдая перед сном, терзаемый совестью Юстин молил лишь о прощении. Но пропитанные ароматом крови воспоминания каждый раз внушали ему, что он его не достоин.

Это была его первая охота. Король пригласил на нее своих приближенных, взял лучших гончих и быстрых лошадей. Юстин понимал, что это будет сродни показательному выступлению, где он должен доказать королю свою пригодность. Адер любил охоту больше, чем Иолу и Далию, там он чувствовал себя свободным. Он мог позволить себе ошибиться, сдаться, но по возвращении в замок на него вновь ложилась ответственность, которая с каждым годом, кажется, становилась все более непосильной.

Адер научил Юстина стрелять из лука, уверенно держаться в седле, выслеживать и загонять добычу. И сейчас он хотел посмотреть на свои труды и убедиться в том, что Юстин небезнадежен.

В лесах Эверока было много животных: кабаны, лисы, лани, волки. Выбирай любого и стреляй прямо в сердце. Но в тот день Адер остановился на самом крупном олене — могучем взрослом самце с огромными рогами, которого Юстин должен был убить. Охотники выследили его на рассвете. Юноша не на шутку испугался, когда олень кинулся на лордов, защищая стадо, но все успели увернуться. Лорды с королем погнали вожака прочь, продвигая в чащу леса, к обрыву, куда спешил и Юстин. Оставалось убить животное и заполучить его голову как первый охотничий трофей.

Король и лорды скакали, обгоняя друг друга и не выпуская животное из своего полукруга. Олень бежал, цепляясь рогами за ветки деревьев и разгоняя птиц, укрывавшихся в кустах. Но гончие были быстрее. Они разрезали ветер своими острыми носами. Их длинные лапы перепрыгивали через толстые корни. Собаки рычали, грозно лаяли и кусали оленя за задние ноги, громко клацая зубами.

Юстин не успевал за этой бешеной гонкой и скакал одним из последних. Его глаза не горели жаждой убийства, как у короля. Ему было жалко животное. Он надеялся, что олень сможет оторваться.

— Юстин, стреляй!

Возбужденный голос Адера разнесся по всему лесу. Все-таки нагнали. Конь Юстина выбежал на небольшую лужайку, окруженную высокими деревьями. За оленем был обрыв. Вожак рыл копытом землю, готовясь напасть на обидчиков в любой момент. Король улыбался, а лорды, удовлетворенные охотой, переговаривались между собой.

— Давай, мой мальчик, сделай так, чтобы я тобой гордился.

Юстин снял со спины лук и, достав стрелу из колчана, натянул тетиву. Он зажмурил один глаз и наклонил голову. Острый наконечник был нацелен прямо в голову оленя. Юстин услышал, как натянулась еще пара стрел: лорды готовились стрелять после него. Вдох и медленный выдох. Пальцы затряслись от напряжения. Секунда — и он поразит мишень.

Вдруг в чаще леса, где-то за спиной, раздался истошный вой. Никто, кроме Юстина, не дернулся. Он же опустил оружие. Гончие тоже повернулись на звук, ведь где-то в лесу скулила одна из них. Юстин убрал лук и, пришпорив коня, схватился за поводья. Сердце тревожно стучало о ребра, а в ушах раздавался злой окрик короля, что Юстин ни на что не способен и разочаровал правителя. Конь несся прямо на звук. Это и правда оказалась одна из гончих, которая сбилась со следа и увязалась за какой-то дичью. Собака попала в заросли колючего кустарника, и шипы впивались ей в кожу. Юстин спрыгнул с лошади и кинулся спасать животное.

— Больно, знаю. Потерпи немного, сейчас помогу.

Перчаток не было, но это не остановило Юстина. Шипы исцарапали ему руки, раны сразу начали кровоточить. Терпя боль, он обхватил собаку и медленно начал отодвигать ветки: вначале от ее тела, потом от лап. Наконец, высвободив ее, он прижал гончую к себе, ласково поглаживая и успокаивая. Она сразу принялась лизать ему руки, смывая с них кровь. Они сидели на земле, грязные, истерзанные шипами, но счастливые. Юстин смог сегодня спасти две жизни. Жаль только, что этого явно не понимал Адер, который уже спешился и сейчас направлялся к нему.

— Ты что творишь? Позоришь меня!

Его глаза округлились, когда он увидел Юстина, обнимающего собаку.

— Простите меня, мой король.

— Незримый меня ослепи, ты упустил оленя, потому что пошел спасать эту глупую шавку?!

Та быстро завиляла хвостом, и Юстин сильнее прижал ее к себе.

— Простите меня, мой король.

— Сейчас сюда прискачут лорды, как мне им в глаза смотреть?! Как ты посмел так унизить меня перед другими?

— Простите меня, мой король.

— Да что ты заладил: «Простите, простите». Встань и объяснись.

Король был рассержен. Он топтался на месте и, кажется, был готов швырнуть Юстина в колючий кустарник.

— Я не мог не помочь. Простите ме… — Юстин не договорил, перехватив злой взгляд Адера.

Юноша поднялся с земли и отряхнул грязные брюки, а собака села рядом с его ногами. Кажется, она нашла себе нового хозяина.

— Как только вернемся в замок, я прикажу убить эту псину!

— Нет! Мой король, прошу вас, не надо.

— Она бесполезна! Из-за нее ты сорвал мне охоту.

— Она не бесполезна. — Юстин развернулся и указал на кустарник.

Чуть дальше из шипов торчали желто-красные перья. Юстин обошел этот небольшой куст и, встав с его обратной стороны, остановился. Король внимательно наблюдал за ним.

— Шиа напала на след…

— Ты ей уже и кличку дал? Незримый… — Адер схватился за голову.

— Напала на след фазана: редкого, необычного, диковинного. — Юстин сел на корточки и вновь запустил руки в колючий кустарник.

Фазан, как и гончая, застрял в зарослях. Все это время он молчал: видимо, уже ослаб от глубоких ран. Но сейчас, заметив тянущегося к нему Юстина, громко заклекотал.

— Эту птицу редко увидишь в лесах Эверока. Шиа нашла золотого фазана.

Глаза короля округлились, а Юстин наконец достал добычу. Фазан был невероятно красив: длинный хвост и ярко-красное оперение. На солнце он блестел, словно драгоценный слиток, привлекая к себе внимание Адера.

— Не убивайте гончую, прошу вас. Оленей много, а золотой фазан — один.

Король тоже обошел кустарник, цепляясь плащом за шипы, и, бережно перехватив птицу, рассмотрел находку получше.

— Сокровище… — Его глаза блестели. — Хорошо. Пусть собака живет.

— Мой король, простите меня. Я, кажется, не создан для охоты: не могу убивать животных. Мне от этого лишь больно и грустно.

Тут к ногам Юстина подбежали и другие гончие, а за спиной короля верхом на лошадях появились уже недовольные лорды.

— Это ты меня прости, мой мальчик. И я горд, что ты вырос именно таким. Когда-нибудь сядешь на трон вместо меня, и я буду счастлив и спокоен. Уверен: благодаря твоей доброте люди будут жить в мире и безопасности. Ты поспешил спасать собаку — значит, точно не бросишь мой народ.

Адер похлопал его по спине, и Юстин низко поклонился ему.

— Вы только посмотрите, какую птицу поймал мой преемник! — обратился король к лордам. — Надо залечить ее раны и приготовить роскошную клетку. Теперь это чудо будет жить во дворце.

Когда лучи закатного солнца погасли над Эвероком, короля и королеву оставили в склепе, усеянном георгинами. Светлая церковь похоронила их со всеми почестями и подготовила к встрече с олхи. Их души не были грешными. Сэтхи, которые сейчас слились с тенью Юстина, оказались неправы, и он отказывался им верить. Адер и Иола были хорошими людьми, и он точно знал, что они не заплутают в темноте, пока будут идти к своей святой, потому что Эвер осветит им дорогу.

Юстин поймал себя на мысли, что не знает, где похоронят его самого, когда он умрет. Это семейный склеп королевской семьи Бартлетт, а его настоящие родственники бедствуют где-то в Арасе. Последние четыре дня Юстин часто думал о смерти, но он был настолько труслив, что мысли оставались лишь мыслями. Он ненавидел себя за все, что сделал: за свою слабость и доброту — и больше не хотел быть таким, как прежде. А тени, чувствующие это, ликовали.

Так странно. Вчера вечером похоронили семью Бартлетт, а сегодня до заката солнца коронуют Юстина. Как к этому отнесутся эверчане? Хорошим ли королем он будет? Как станет править страной и народом? Юстин не знал, но надеялся, что Сэльмон и другие близкие к короне люди помогут ему.

Слуги под присмотром советников с самого утра готовили к торжеству тронный зал, швеи снимали мерки для новой мантии, повара приносили на пробу изысканные блюда, из которых нужно было выбирать что-то для праздничного пира. Все были встревожены и не понимали, как им одновременно и скорбеть, и радоваться. И Юстин не понимал.

— Наш щенок станет королем. Готов к этой ноше? — Гнев, витавший в углу комнаты, нагнетал обстановку.

Юстин промолчал. Он был к этому не готов.

— А что делать с рыжей девкой, придумал? Где искать, как убивать?

— Я не знаю. Ничего не знаю, — Юстин говорил правду.

Он, кажется, уже начал забывать, как это — не лгать. Все четыре дня ему приходилось увиливать от прямых ответов и изворачиваться, обманывать всех и каждого. Он запутался и очень от этого устал. Юстин понимал, что это никогда не кончится и с каждым днем будет только хуже. Пора брать все в свои руки.

— Помогите мне, — обратился он к сэтхам.

— Что, понравилось чувствовать себя уверенным и всемогущим? — Тщеславие близко подлетело к нему, обдавая холодным густым воздухом.

— Понравилось, — сказал он правду.

Тени засмеялись, и по мокрой спине Юстина побежали мурашки.

— Впуская нас в себя, ты рискуешь, ягненочек. Ты больше не будешь собой. Твои мысли станут нашими, а наши — твоими. Ты вберешь в себя лучшие наши качества, и только тебе решать, как ими распоряжаться.

— Я устал быть слабым. — Юстин спрятал лицо в ладонях. — Не могу больше думать, не хочу больше плакать. Не знаю, что мне делать. Как искать Далию, каким образом править страной и вернуть сестру. Помогите мне, прошу вас.

Сэтхи сплелись в один большой черный клубок и принялись шептаться на непонятном языке. Юстин нервно ждал их ответа.

— Означает ли это, что ты хочешь заключить с нами сделку? — спросили они спустя пару минут.

При слове «сделка» кровь Юстина вновь заледенела.

— А чего вы потребуете взамен?

— То, что ты способен будешь нам дать: власть и трон.

— И все? Никаких семи лет, древних злых святых и новых убийств?

— Да. И обещаем, что вместе мы станем всемогущими. Ты перестанешь бояться, забудешь про боль. Добрый Юстин умрет, а мы возродим настоящего короля. Найдем твою сестру и сами убьем принцессу. Тебе больше не придется пачкать руки.

— Я согласен.

Эти слова слетели с языка Юстина быстрее, чем он успел подумать, но жажда новой жизни необычайно манила его. Тщеславие уже облетело его со спины, касаясь тени, и Юстин глубоко вздохнул, готовясь к чему-то великому.

— Попрощайтесь с этим слюнтяем, больше мы его таким не увидим.

И тело Юстина пронзила боль. Он вскрикнул от неожиданности, но быстро замолчал, вмиг лишенный кислорода. Он не мог вздохнуть, шею словно перетянуло. Юстин схватился за нее руками и раскрыл рот, пытаясь глотнуть воздуха. Голова начала неистово болеть, в висках застучало, а глаза, казалось, вот-вот вывалятся из глазниц. Он упал на колени. Перед ним замелькали темные пятна, сменяющиеся вспышками света, кровь хлынула из носа.

Юстин задыхался. Он принялся царапать шею, пытаясь освободиться от невидимых веревок. Казалось, с минуты на минуту он умрет. Но вдруг боль отошла, позволив ему вздохнуть полной грудью. Юстин закашлялся. Легкие жгло, горло саднило, ресницы слиплись от слез, застивших глаза пеленой. Шум в ушах медленно утихал, оставляя лишь пустоту. Больше не было мыслей и ранящих воспоминаний. Осталась лишь уверенность: все, что он сделал, правильно. Он не мог поступить иначе, и он ни в чем не виноват. Король с королевой заслужили такую смерть. Их души были грешны, как и утверждали тени. Наконец-то Юстин увидел другую сторону убийства в праздничную ночь, и от этого ему стало намного легче.

— Ну что, щенок, нравится?

— Закрой рот, Гнев.

Юстин огрызнулся на тень, которая, удивленная, отпрянула от него. Он вновь не узнал своего голоса, ставшего грубее и на пару тонов ниже.

— Ты заводишь меня, ягненочек. — Похоть уже ласкала прикосновениями его плечи. — Хочу найти какую-нибудь служанку и позабавиться с тобой в постели.

— Еще не время, Похоть. — Юстин махнул рукой, отгоняя тень. — Сейчас мы займемся поисками Далии, а для этого нам нужно выйти в город. Я знаю того, кто поможет нам в этом.

На улицах Франа царила суета. Одни оплакивали короля с королевой, запивая горе элем, другие уже наряжались в праздничные одежды для вечернего торжества. Юстин бывал в городе всего пару раз, так как все время проводил в замке, но голубые и красные крыши домов он помнил хорошо. Так же как и запах, пропитавший улицы: свежий, цветочный, немного солоноватый из-за близости Чёрного океана, но такой приятный и бодрящий. Люди улыбались, звали друг друга в гости и мило беседовали. Юстин скрывал лицо за широким капюшоном накидки, но даже сквозь нее чувствовал теплоту, которую излучали эверчане. Он смотрел себе под ноги на идеально чистую каменную брусчатку. Уличные кошки ласкались, мешая идти. Они громко мурлыкали и, выгибая спины, терлись о ноги.

«Какое же мерзкое чудовище», — шептал Гнев.

Юстина это позабавило. Смех Тщеславия тоже раздался где-то внутри головы, разбиваясь гулким эхом о череп. Юстин заторопился и, оттолкнув кошку, завернул в небольшой переулок.

Фран раскинулся на берегу Чёрного океана. Ближе к порту начинался небольшой рынок, где люди могли купить свежую рыбу и то, что корабли привезли со Схиалы. Не все были в состоянии отправиться туда, поэтому предприимчивые моряки перепродавали товары тут, в Эвероке, но по завышенной цене. Юстин обходил маленькие палатки, прячась в тени нависших над ними брезентов. Так продавцы скрывали рыбу от солнца.

Юстин раньше не бывал на этом рынке, но точно знал, куда ему идти. Его мысли перемешались с воспоминаниями Тщеславия, которое сейчас управляло им как марионеткой. Он обошел толпу, рассматривающую драгоценные камни у одного из прилавков, и подошел к продавцу, который со скучающим видом ожидал своих покупателей. При виде Юстина тот вскочил и принялся рассказывать про маленькие складные ножи, что продавал.

— Приветствую! Присматриваете себе или в подарок?

Юстин молчал и лишь аккуратно поправил капюшон, скрывая лицо.

— Понял вас, понял. Тогда смотрите, выбирайте. На любом из ножей могу сделать гравировку, будет плюс десять юн.

Продавец был ростом с Юстина и, похоже, одного с ним возраста: двадцать четыре, двадцать пять, не больше. Он был очень худым, двигался быстро и говорил так же. Арасиец с бритой головой, похожей на яйцо, и черными как угли узкими глазами.

— Ты Куан из «Или»? — Тщеславие управляло голосом Юстина.

— Эй, зачем так громко? — Продавец схватил его за руку и увел за палатку, туда, где их никто не мог увидеть и услышать. — Я, но запрещенные товары пока не вожу.

— Я хочу поручить убийство.

Тот даже не удивился, но почему-то расстроился, хотя предложение его явно заинтересовало.

— Клан пока залег на дно. У них что-то случилось. Велели пока всем притаиться да осматриваться. Без согласия господина взять не могу.

— Твой хозяин не узнает. Я заплачу тебе столько денег, что ты сможешь купить на них себе корабль.

Каждое слово отдавалось нестерпимым зудом в шее. Кожа на ней горела, и Юстин еле сдерживался, чтобы не содрать ее. А мысли, что сбились в кучу, медленно утекали. Юстин перестал различать, где он, а где Тщеславие. Слышал лишь неразличимый шепот Гнева и Похоти.

— Корабль мне не нужен, а вот голова, которой я могу лишиться, жизненно необходима. Все, проваливай. — Куан развернулся, чтобы уйти.

— Сколько стоит твоя свобода? — Юстин схватил его за воротник и втащил обратно за палатку. — Я куплю тебя и твою жизнь.

Юстин удивился сам себе. Ему нравилось чувствовать власть, которая горячей рекой текла по венам.

— Ащ-щ-щ… Руки отрежу, если еще раз так сделаешь. — Куан почесал лысую голову. — Господин отправил меня шпионить сюда, в Эверок. Я вижу и слышу всех. Владею информацией, знаю секреты каждого из вас и что принцесса пропала. Я понял, что ты не простолюдин: очень уж ухоженные руки, пахнешь хорошо, говоришь складно. Ты из замка. Я знаю, чье убийство тебе нужно, Юстин Мао.

Юстин поднял голову, приоткрыв свое лицо, и бандит вдруг отпрянул, отчего-то ужаснувшись.

— Набиваешь себе цену, Куан? Просто скажи, сколько, и я заберу тебя себе. Станешь моим слугой и шпионом.

— Господин найдет меня. Если не он, то другие ниджаи. Мы везде. В каждой стране, провинции, городе. Ходим среди моряков, печем хлеб в соседней пекарне, ловим рыбу на берегу, украшаем зал для торжества во дворце. Мне не скрыться, поэтому тебе придется покупать каждого, кто обо мне узнает.

— Это еще лучше.

Куан прищурился и улыбнулся. Он попался на крючок.

— Я согласен. Но у меня есть одно условие.

«А он мне нравится», — шепнула Похоть.

— Не наглей и, перед тем как что-то предложить мне, хорошенько подумай.

— Я хочу стать твоей правой рукой, будущий король. Пусти меня в замок — и я поклянусь тебе в своей верности.

«Соглашайся, — шептали сэтхи. — У тебя будет собственная шпионская крыса, которая перегрызет глотку любому твоему обидчику».

— Найди и убей принцессу Эверока, Куан. — Юстин протянул ему свою ладонь. — И верни мне сестру. Если принимаешь мои условия, то сделке быть.

— Дел на пару дней, мой господин. — Куан скрепил договор рукопожатием. — И еще один вопрос: эти черные вздувшиеся вены на шее — какая-то новая мода? Выглядит жутко, аж до мурашек…

Эвон проснулся в небольшой каморке, среди вонючих тряпок, веников и ржавых ведер. Спина затекла, шея болела, а пыль, лежащая повсюду толстым слоем, оседала на легких. Он сидя открыл дверь и с грохотом вывалился на пол. Хорошо, что здесь никого не было и никто не мог видеть его позор. Он отряхнулся, затолкал все обратно и закрыл щеколду, понадеявшись, что ему больше не придется тут спать. А все потому, что в его комнате ночевала Далия. Муди дал ей полдня на восстановление и подготовку к новой работе. Эвону даже не пришлось его об этом просить. Когда владелец «Блажи» увидел Далию, всю грязную и напуганную, он попросил скорее упрятать ее, пока посетители не разбежались. Эвон забрал девушку так быстро, что Муди, кажется, даже не успел рассмотреть, насколько она красива. Травник принес ее к себе в спальню вместе с графином воды, который она вмиг опустошила. Он отдал ей свой обед и сбегал на кухню за добавкой. Далии стало лучше, и, не дав лекарю залечить ее раны, она тотчас же уснула и не просыпалась до самого утра.

Он тихо постучал в дверь, за которой раздался шорох.

— Это Эвон, и я захожу, — предупредил он Далию.

Не успел он войти в комнату, как в него полетела ступка. Она ударилась прямо о его грудь, отчего Эвон зашипел и сразу принялся растирать это место. Ему не хотелось, чтобы на его прекрасном теле были синяки. Он быстро закрыл за собой дверь и успокаивающе выставил ладони вперед. Перед ним стояла Далия и держала в руках маленькую стремянку.

— Не подходи, иначе я закричу.

— Эй, чудесная, давай сначала поговорим, а то накануне у нас не получилось беседы.

Далия заметно покраснела: видимо, ей стало стыдно за вчерашнее. Эвон же медленно приближался, не отрывая от нее взгляда.

— Отдай мне стремянку… Ладно, если угробишь меня, но стремянку пощади. Без нее я не смогу достать вон те засушенные цветы. — Он указал пальцем на потолок.

Любопытная Далия сразу посмотрела наверх, и Эвон быстро выхватил у нее то, что секунду назад могло полететь в него следом за ступкой.

— Так мне будет спокойнее, и тебе станет, если выпьешь настойку, которую дам.

— Нет! Ты хочешь отравить меня или усыпить.

— Ты разве не выспалась? Весь день в кровати валялась. Лучше скажи, где и что болит. — Он подошел к своему шкафу, в котором стояло много колбочек.

— Это яды? Ты убиваешь людей?

— Я лекарь, чудесная. Работаю в борделе, слежу за здоровьем луксурий. Иногда даже принимаю у них роды, поэтому жизни я скорее дарю, чем отнимаю.

— Мои родители скоро заберут меня.

— Я в этом не сомневаюсь, но для начала дай осмотреть тебя и вылечить. Обещаю, что не причиню тебе вреда.

Он улыбнулся ей, и Далия, немного расслабившись, села обратно на кровать.

— Хорошо.

Эвон обрадовался и принялся искать нужные мази, перечисляя их компоненты вслух:

— Лаванда, розмарин, таволга, тысячелистник…

— А я знаю эти названия: наш дворцовый лекарь тоже имел у себя такие штуки. — Она засмущалась.

— Значит, у тебя еще больше поводов мне доверять.

Он подошел к ней и устроился, присев на одно колено.

— Ты позволишь?

Она кивнула, и Эвон, коснувшись ее ноги, начал бережно обрабатывать царапины. Далия зажмурилась и закусила губу, вцепившись руками в одеяло. Эвон заметил это и начал дуть на раны.

— Сейчас пройдет, потерпи немного. У принцесс не должно быть шрамов, но они обязаны иметь хорошую выдержку.

— Ты веришь мне? — еле слышно спросила она.

— Верю, чудесная.

— Почему?

— Расскажу, как только узнаю твою историю. Я желаю тебе помочь. Если бы я этого не хотел, ты давно бы ублажала клиентов в одной из наших спален.

Далия сомневалась в его словах, все не решаясь довериться незнакомцу. Ее глаза бегали по лицу Эвона, изучая его. Она ждала подвоха, но, кажется, у нее не было выбора. Лекарь был единственным, с кем она могла поговорить.

— В праздничную ночь я упала со своего балкона в Чёрный океан. Не спрашивай, я не знаю… точнее, не помню, каким образом.

— Совсем? — перебил ее Эвон.

— Да. Помню только, что ждала Юстина, моего возлюбленного. Мы должны были вместе встретить рассвет, но я, видимо, не дождалась. Или он все-таки пришел… — Далия коснулась затылка и, запуская руки в волосы, сощурилась, будто от боли. — Ну вот. Опять от этих воспоминаний заболела голова.

— Помнишь еще хоть что-то? — Эвон, прищурившись, наклонил голову к ее поникшему лицу.

— Потом темнота, и… — она помедлила, — и я упала в океан. Очнулась уже на корабле, в клетке. Мы попали в шторм — оттуда и ссадины. Моряки нас не трогали.

— Странно все это. Мне нужно время, чтобы подумать. Кажется, я с этим уже сталкивался.

— С этим?

— С потерей памяти.

Эвон закончил обрабатывать ей ноги и плавно перешел к рукам. В голове уже была куча идей, ему хотелось скорее приступить к изготовлению настоек, которые помогут Далии вспомнить все, что она забыла, но перед этим надо найти ей новую одежду и поговорить с Муди, который их уже заждался.

— Ну, вот и все, закончили. Видишь, не отравил, не усыпил и не убил.

Далия сидела на кровати и болтала ногами, рассматривая висевшие под потолком засушенные ромашки, золотистые колоски овса и травы, названий которых не знала. Ее грязные волосы спутались после сна и неаккуратно падали на глаза. Эвон убрал колбы с мазями обратно в шкаф. Кажется, он все-таки смог добиться доверия девушки. Она расслабилась, начала улыбаться и больше не поглядывала на стремянку, которую травник убрал в сторону.

— Когда слуги принесут мне завтрак?

— Это бордель, чудесная, тут слуги — мы. — Эвон увидел, как она засомневалась. — Я принесу перекусить, но перед этим отведу тебя помыться. Следуй за мной.

Он сразу вышел из комнаты, лишив ее возможности задать ему еще несколько вопросов. Она вышла следом и, как маленький щенок, впилась в него огромными голубыми глазами. Эвон повел ее вниз, в сторону кухни. Стоило уловить аромат выпечки и яичницы, как в животе тотчас же заурчало. Рядом с общей столовой была еще одна дверь. Эвон зашел в нее первым и, убедившись, что в комнате никого нет, пригласил Далию внутрь. По кафельной плитке стекали капли, воздух был влажным, а горячий пар витал под потолком. Это была общая душевая. Луксуриям стесняться было нечего, поэтому Муди решил сэкономить и совместить душевые мужчин и женщин. Здесь они не только мылись, избавляясь от следов грязных утех, но и стирали вещи, а после оставляли их сушиться на заднем дворе.

— Меня придут помыть?

Эвон опешил от этого вопроса. Ему очень хотелось отшутиться и предложить ей свою помощь, но она не та, с кем можно себя так вести.

— Я… э-э-э… Нет, это бордель, милая. Тут люди себя-то сами редко моют.

— Ох. — Она начала оглядываться по сторонам.

— Я принесу тебе одежду. Не забудь закрыться, чтобы никто не вошел. Мыло лежит вон там, полотенцем вытирайся любым.

Эвон быстро выбежал из душевой и помчался наверх, к Лирасе. Громко постучав в дверь ее комнаты, он надеялся, что сможет разбудить луксурию. Даже несколько минут ожидания показались ему вечностью.

— Входите! — послышался наконец приглушенный голос.

— Одолжи одежду. — Эвон бесцеремонно зашел внутрь, оглянувшись на шкаф.

Лираса, сонная, потянулась на кровати, открывая взору оголенную грудь.

— Я знала, что ты любишь мужчин, но то, что для их соблазнения тебе приходится надевать юбку, меня удивляет. Моя тебе маловата будет.

— Очень смешно, Лираса, ха-ха. Нужно для новой луксурии.

— Ну уж нет! — Она быстро вскочила с постели и подбежала к шкафу, закрывая его своим голым телом.

Эвон прошелся по ней глазами, останавливая взгляд на груди. Она заметила это и ущипнула его за подбородок.

— Ты давно ко мне не заглядывал.

— Сама просила не упоминать ту ночь.

Прижавшись к нему голым телом, она взяла его за руки и положила их на свою талию.

— Да, чтобы потом было приятнее вспоминать.

Она подалась вперед, нежно покусывая Эвону шею. Он в наслаждении закатил глаза, представляя, как овладеет ею. Рука скользнула выше по ее животу, медленно направляясь к груди. Кровь кипела от возбуждения, которое хотелось скорее выплеснуть. Лираса заигрывала с ним и медленно развязывала шнурки на рубашке. Ее губы поднимались вверх по шее, теплым дыханием касаясь уха. Эвон прижал ее к себе и обхватил закинутую на него ногу луксурии. Лираса же в ответ поцеловала его в губы, томно застонав, когда рука Эвона спустилась ниже ее пупка.

— Пойдем примем душ вместе? — прошептала она.

Перед глазами Эвона возникло лицо Далии, испуганной и застенчивой. Он отстранился от Лирасы и помотал головой, прогоняя ненужные мысли.

— Может, позже. Так ты одолжишь одежду? Желательно не очень вульгарную, что-нибудь поскромнее.

Лираса в удивлении открыла рот и сделала пару шагов назад. Она явно ждала не этого. Ее нахмуренные брови выдавали недовольство и разочарование.

— Не хочу, чтобы какая-то девка носила мои вещи. — Она скрестила руки на груди.

— Лираса, пожалуйста.

Она выдохнула и все же согласилась. Перед Эвоном никто не мог устоять, и он это прекрасно знал. Ему было неловко из-за того, что приходится оставлять Лирасу, но, взяв юбку, рубашку и обувь, он все же покинул ее комнату.

Эвон мог не торопиться: Далия была по-прежнему в душевой. Он оперся на стену и, уставившись на красный балдахин, ждал, когда она закончит приводить себя в порядок. Ему все еще было стыдно из-за Лирасы, но он старался об этом не думать. Хотелось курить, но все скрутки остались в спальне или вообще закончились — травник не помнил. Вчерашний день выдался каким-то странным. Он перевернул жизнь Эвона с ног на голову, возвращая его в прошлое, от которого он все это время бежал. Ему повезло, что Далия не спросила его вновь о том, почему он ей верит. Эвон не хотел ей признаваться и вспоминать то, что старался забыть. Дверка в душевую скрипнула, и в маленькой щели показалось лицо принцессы, на которое налипли мокрые рыжие кудри. Она протянула руку, и Эвон вложил в нее одежду. Далия оделась и спустя некоторое время вышла к нему.

— Спасибо. Выглядит неплохо.

Она покрутилась и присела в реверансе. Длинная бежевая юбка с воланами и правда ей подходила. Девушка стала казаться чуть выше, чем была. Коричневые полусапожки на шнуровке отлично дополняли весь образ. Эвону сложно было поверить, что такие красивые и строгие вещи нашлись в шкафу у Лирасы, которая вечно ходила в длинных халатах, чулках и шортах, похожих на трусы.

— Ты прекрасна.

На усыпанных веснушками щеках появился румянец. Далия улыбнулась и скромно убрала прядку за ухо. Длинные мокрые волосы лежали на спине, оставляя влажные следы на белой рубашке.

— Сейчас мы пойдем к владельцу борделя. У меня есть план, как уговорить его не делать тебя луксурией.

— Как скажешь, — ответила она испуганно и стала нервно переступать с ноги на ногу, стуча каблуками по деревянному полу.

Эвону стало ее жаль. Чересчур ранимая и хрупкая. Ее учили жить по этикету и совсем не готовили к настоящей сложной жизни за стенами замка. Она ждет помощи и готова принять ее отовсюду. Не умеет и не может все делать сама. Как скоро за ней приплывут? Найдут ли вообще? Эвон понимал, что она ошибалась: родители нескоро ее заберут, ведь никто не знает, что она на Схиале.

Они вошли в кабинет Муди и молча остались ждать, когда тот закончит свои дела: владелец борделя сидел за маленьким столом и пересчитывал деньги. Он постоянно занимался этим, если скучал. Даже сейчас он не мог оторваться от шелеста банкнот и звона монет и поднял на пришедших глаза, только когда последний юн упал в мешок.

— Мой мальчик, это совсем другое дело! Ты купил достойную шлюху. — Муди встал из-за стола, отодвигая его своим большим животом. — Какая же красавица! А ну покрутись.

Далия опешила, но сделала то, о чем ее попросили.

— Талия есть, длинные волосы, милый носик, большие губы и сиськи… Ох, хороши!

Далия сильно смутилась, было видно, что ей неловко, и она спряталась за спину Эвона. Казалось, она вот-вот заплачет.

— Ты ее осмотрел? Она уже спала с мужчинами или мне предлагать ее женщинам?

— Муди, нужно поговорить. — Эвон оборвал его, потому что услышал, что Далия всхлипнула.

Все-таки заплакала. Бедная девочка.

Муди сел на небольшой диван, который заскрипел под его весом. Он похлопал рядом с собой, подзывая присесть Далию, но та не подошла, а осталась стоять рядом с Эвоном.

— Ты будешь злиться, но я знаю, что делаю и что предлагаю. Далия из Эверока. Она работала в разыскном отряде, — соврал он.

— Да плевать мне на это! Ближе к делу.

— Ты же хочешь найти убийцу Нэлин?

— Разумеется.

— Так вот, пусть Далия сделает эту работу. Никто с этим лучше не справится.

— Нет, она будет луксурией. На ее красоту сейчас пол-Схиалы сбежится. Не хочу терять такие деньги.

— Ты потратишь больше денег на новую луксурию, если убийца вновь к нам вернется. — Эвон поймал Муди на крючок и медленно тянул, впившись острием ему в нёбо. — Убийства приведут в «Блажь» местных стражников, и тогда тебя оштрафуют за то, что не платишь налоги.

Муди потер пальцами уставшие глаза и вытер мокрый лоб краем рубашки. Он смотрел то на Эвона, то на Далию и все пытался сделать выбор. Может, даже мысленно считал убытки, которые он потерпит, если выберет одну из сторон.

— Ладно… ладно. Ты прав, но потом, как только убийца будет найден, она станет шлюхой, и я буду продавать ее богатеньким клиентам.

— Договорились.

— Все, приступайте. Чем быстрее, тем лучше.

Стоило им выйти из кабинета Муди, как Далия остановила Эвона, аккуратно потянув его за рукав. Обернувшись, он увидел ее растерянное, испуганное лицо.

— Я не хочу быть луксурией…

По щекам Далии текли слезы. Эвон не знал, каким образом им искать убийцу, не представлял, как ее успокоить и обнадежить. Ему казалось, что он уже и так много для нее сделал, но она этого не понимала. Слышала то, что хотела слышать, и выбирала лишь страх, а не борьбу.

— Поиски преступника могут затянуться. К тому времени за тобой уже приплывут твои родители и возлюбленный. Поверь, лучше ходить по Схиале и опрашивать людей, чем ублажать их в одной из спален. Ты согласна?

— Д… да.

— Умница. А теперь вытри слезы и пойдем подумаем, как нам быть и с чего начать.

Далия отвернулась от него, чтобы привести себя в порядок. Вытерев слезы рукавом рубашки, она помахала рукой, пытаясь высушить мокрые дорожки на щеках. Эвон же опять, как болван, стоял и смотрел ей в спину. Ждал, пока она успокоится. Он не любил плачущих людей, и ее нытье начинало действовать ему на нервы. Девушка наконец развернулась.

— Эвон, можно перед этим я напишу письмо?

— Конечно, я дам тебе чернила и бумагу.

Дорогой Юстин!

Я жива, со мной все хорошо. Жду вас на Схиале. Надеюсь, вы уже плывете за мной на нашем большом корабле, но если вдруг ищете меня во Фране, то поторопитесь. Хоть я и в надежных руках, но все равно очень хочу домой. Сейчас мне помогает Эвон, к сожалению, я не знаю, из какого он рода и какому олхи поклоняется, но он добр ко мне. Не переживай.

Любовь моя, свет мой, солнце мое! Я очень скучаю и виню себя каждый час за то, что не дождалась тебя тогда, в праздничную ночь. Я не знаю и не помню, что случилось, но плата за мою ошибку оказалась непомерно высока. Я молюсь святой Эвер и прошу простить меня.

Мысли о тебе, твоих объятиях, поцелуях и нашей близости дают мне надежду. Скорее хочу прикоснуться к тебе вновь. Я люблю тебя, Юстин Мао, и жду.

Передай маме с папой, чтобы они поторопились.

Мне тут не по себе. Страшно и одиноко.

Твоя Далия.

В спальню вошли слуги и принесли Юстину новую, сшитую специально для него мантию. На мраморном бюсте поодаль уже красовалась его корона: золотая, обрамленная бриллиантами, с красиво переплетающимися между собой бутонами, она вызывала неподдельное отвращение у теней.

— Незримый, что за безвкусица? — Похоть витала вокруг нее и с презрением осматривала то, что ей так не нравилось. — Корона должна быть устрашающей, такой, чтоб на нее смотрели и в дрожь бросало.

— Ты лучше глянь на эту бело-голубую тряпку. — Гнев издал похожий на позыв рвоты звук и отлетел подальше от мантии. — Он что, заяц, перевязанный подарочной ленточкой?

— Это цвета Эверока, — пояснил Юстин. — Цвета ясного неба и ослепительного солнца. Символы совершенства, возвышенности и душевной чистоты. Сама святая Эвер наделила их таким смыслом.

Юстин поправил праздничную рубашку, украшенную голубой вышивкой. Большой круг начинался у шеи, располагаясь на всем воротнике, и, словно лучи, спускался прямыми полосами вниз, к животу. Юноша все еще пытался принять, что в его голове витают не только собственные мысли, но и размышления Тщеславия. Это было ему непривычно и странно, но чувства спокойствия и собственного совершенства вселяли в Юстина уверенность.

— Эвер всегда была такой: считала себя лучше других. Самая чистая, превосходная, совершенная. Что в ней нашел Сэтил? Не понимаю. По-моему, так она мерзкая выскочка.

— Ревнуешь, Похоть?

— Ты знаешь, какой я грех, ягненочек, так зачем спрашиваешь о том, что очевидно? — Она подлетела к Юстину со спины и, обняв его за шею, повисла на нем. — Да, Сэтил всегда был в моем вкусе, но я всего лишь тень, которая исполняет все его приказы. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я. Расскажи нам о своей первой любви.

Тщеславие внутри Юстина встрепенулось, явно не имея желания слушать это. Мысли наполнились густой темнотой, но Юстин неумело отмахнулся, дав волю светлым воспоминаниям.

Это была восемнадцатая весна Далии. Королевский двор праздновал день, когда святые олхи подарили ей жизнь. Адер и Иола устроили роскошный пир, пригласив на него короля Рокрэйна и императора Арасы. Они были редкими гостями в западной столице. Север лишь несколько раз появлялся на празднованиях в этих краях: на коронации Адера, рождении Далии и ее десятилетии. А император Арасы и вовсе никогда до этого дня не удостаивал их такой чести.

В тот день к ним приехал и цирк со Схиалы. Разодетые шуты веселили гостей до самого вечера, а фокусники удивляли чудесами. Шелковые платки в их руках необычайным образом меняли цвета, а из пышных причесок дам они ловко доставали взявшиеся из ниоткуда цветы и перья. В тот день Юстин первый раз увидел говорящего попугая и даже погладил ручную ласку, которая успела стащить еду из его тарелки. Но больше всего гостей привлекал глотатель огня. Люди боялись подходить к нему близко, старались не смотреть в его подведенные черным углем глаза, но каждый раз, когда он выплевывал пламя, громко охали и восторженно аплодировали. Его представление быстро закончилось, и ему на смену пришла труппа музыкантов. Все вокруг неустанно танцевали и пели.

Рокрэйнцы приготовили для Далии показательные бои с молотами и привезли ледяную статую, растаявшую в итоге от жары. Император Комей Ку подарил принцессе роскошное шелковое платье на восточный манер, а также небольшой спектакль о сотворении мира святыми олхи, который сыграли для Далии приехавшие с ним актеры. Еда и напитки всё не заканчивались, и вечером, когда принесли сладкие угощения, большинство пьяных гостей уже мирно спали прямо за столами.

— Нельзя скучать в такой день.

Юстин сразу заметил отсутствие Далии среди гостей и, найдя принцессу в саду, быстро накинул на ее голые плечи свою мантию.

— В зале очень жарко, я вышла освежиться.

На ее щеках горел румянец, а грудь блестела от пота. Далия весь вечер танцевала, уделяя внимание каждому из гостей.

— Ты сегодня была бесподобна.

— Я соскучилась по тебе.

— Я был рядом и сидел за столом.

— Да, а я бы хотела, чтобы ты веселился со мной.

Далия обняла его, нежно касаясь руками спины. Ладонь Юстина легла на ее длинные рыжие волосы, а вторая обхватила туго затянутую в корсет талию.

— Не люблю шумные праздники, — признался юноша. — Все хотят с тобой поговорить, тянут потанцевать, предлагают выпить и рассказывают какие-то совершенно неинтересные истории.

Юстин любил тишину, и дни, полные праздничного шума, были для него настоящей мукой. Его скромность не позволяла отказывать незнакомым людям, поэтому приходилось натягивать на лицо улыбку.

— А я люблю, когда все вокруг смотрят на меня, аплодируют мне и приветствуют, дарят подарки и хвалят мою воспитанность. Хочу побольше таких веселых дней.

— Тебе недостаточно моего взгляда, принцесса?

Юстин не хотел ее обидеть, а лишь попытался флиртовать, но она не поняла этого и, отвернувшись, скрестила руки на груди. Все-таки расстроилась.

— Нет, ты не так поняла. Я… я просто… Прости. Не умею быть романтичным. — Он почесал затылок.

Юстину почему-то стало стыдно. Ему захотелось уйти, скрыться от своего позора. Далия еще слишком юна для таких шуток, и он не может вести себя так с ней. Но тут принцесса развернулась к нему и показала золотой юн, который зажала между пальцами.

— Сегодня монета попалась мне. Уж не знаю, постарались ли кухарки или же сама святая преподнесла мне такой подарок.

В Эвероке существовала традиция, любимая и соблюдаемая всеми. В праздник все пекли маленькие кексы и в один из них клали монету. Тот гость, которому она попадалась, мог загадать любое желание, и его сразу же должны были исполнить. У королевской семьи обычно просили мешок юн, новую корову или путешествие в другие страны.

По лицу Далии было ясно, что у нее уже есть план. Она нежно взяла Юстина за руку и потянула за собой в замок. Гости, которые продолжали веселиться, свистели им вслед, а королева почему-то одобрительно кивнула Юстину. Принцесса вела его к себе в спальню, и он понял, чем все это закончится. Он не знал, готов ли к такому развитию их отношений, но, чувствуя возбуждение Далии, понял, что у него не осталось выбора.

Она впустила его в спальню и закрыла дверь на засов. В комнате пахло цветами, которыми одарили принцессу. Они были везде. Стояли в вазах, лежали на полу и украшали лепестками шелка ее кровати. Вокруг сверкали теплыми огоньками зажженные свечи, на столике стояли фрукты и два бокала с вином, словно кто-то заранее подготовил комнату к их приходу. Видимо, о плане Далии знали все, кроме него. Ему хотелось, чтобы эти мысли остались лишь догадками, но, похоже, он все-таки оказался прав.

— Юстин, выполни мое желание.

Она коснулась рукой его щеки, заставив посмотреть на себя, затем плавно провела ногтем вниз, к шее, и остановилась на пуговицах его рубашки. Юстин обхватил ее руки, останавливая.

— Далия, я не уверен. Лучше подождать еще…

— Я ждала этого слишком долго. Каждую ночь я засыпала и мечтала о близости с тобой, каждый день, когда видела тебя, представляла поцелуи и ласки, которые ты можешь мне подарить.

— Но, что скажут коро…

— Я поговорила с мамой, она знает, чего я хочу, и дала согласие. Она рассказала, каково будет мне в первый раз, поэтому я готова, Юстин.

Далия перебивала его и торопила, будучи в нетерпении. Не так он представлял себе первую ночь с принцессой… Она уже почти расстегнула его рубашку, нежно касаясь живота. Юстину казалось это неправильным. Он любил Далию и хотел на ней жениться, но сейчас она, опьяненная вином и разгоряченная веселыми танцами, решила все за него. Принцесса коснулась губами его шеи и неумело начала ласкать кожу языком.

— Далия, любовь моя, в тебе говорит алкоголь.

— Юстин, прошу, умоляю: сними с меня это платье.

— Далия, нет. — Он постарался аккуратно оттолкнуть ее от себя.

— Я приказываю тебе, Юстин Мао.

Она отстранилась, и выражение ее лица резко изменилось. Она стала серьезной, и по глазам он понял, что она не отступится. Далия вновь достала монету из маленького мешочка, висевшего на запястье, и покрутила ею перед его носом. Он все понял и не стал спорить дальше. Схватив принцессу за талию, он притянул ее к себе и, страстно целуя горячими губами холодные плечи, стал расшнуровывать корсет. Она жадно стянула с него рубашку, а Юстин, спустив лиф ее платья, оголил спину принцессы. Ловя языком побежавшие по ее коже мурашки, он помог Далии освободиться от одежды. Сейчас она была полностью раздета, лишь длинные рыжие волосы прикрывали ее плечи.

Юстин за весь вечер ни разу не притронулся к элю и вину, но ее изгибы пьянили его. Возбуждение накатило волной, разгоняя горячую кровь по венам, и Юстин, обхватив лицо Далии руками, оставлял на нем беспорядочные пылающие поцелуи. Томные стоны заставили его скромность окончательно раствориться. Нежно укусив кожу на шее принцессы, он уложил Далию на кровать. В комнате стало жарко, и дурманящий запах сладких цветов будто впитался в губы девушки, которые он так нежно целовал. Горячие руки коснулись ее обнаженного тела, плавно поднимаясь вверх, к груди. Далия прижалась к нему сильнее и, обхватив его бедра ногами, холодными ступнями стянула с Юстина брюки. Она сводила его с ума. Девушка выбрала его и доверилась ему, и сейчас он полностью станет принадлежать ей, а она — ему. Юстин понял, что бессилен перед ней, и сейчас хотел овладеть Далией так же, как этого жаждала она.

Его брюки скользнули на пол, а вместе с ними — и монета, которая бесшумно выкатилась из заднего кармана, ведь счастливое пирожное в тот праздничный день попалось именно ему…

— Твои воспоминания возбуждают меня, ягненочек. — Похоть восторженно закрутилась рядом с ним.

Ее прервал стук в дверь. Они с Гневом слились с тенью Юстина, а Тщеславие пробралось вперед, отодвигая чувства и мысли на задний план. Будущий правитель оказался не против. Вспоминать Далию было тяжело, но еще тяжелее оказалось думать о коронации, на которую он сейчас собирался.

— Ну что, мой мальчик, пора. — Сэльмон зашел внутрь.

Сердце Юстина забилось быстрее. Он не был готов стать королем, но Тщеславие быстро привело его в чувство, заговорив вместо него.

— Да, можем идти.

Юстин небрежно стянул мантию со спинки кресла и накинул себе на плечи. Все движения давались ему через силу, словно он до сих пор не свыкся с тем, что им управляют сэтхи. Юноша подошел к зеркалу и поправил темные прядки волос. Тщеславие любовалось своим отражением. Оно так и хотело наградить себя кучей комплиментов, но Юстин промолчал. Прикрыв потемневшие вздувшиеся вены на шее воротником белой рубашки, он развернулся к советнику, который аккуратно заворачивал корону в голубой бархат.

— С тобой что-то не так, Юстин. Ведешь себя странно. — Сэльмон подошел к нему и поправил взъерошенные волосы. — Не нервничай так сильно и не пытайся казаться тем, кем не являешься.

— Я не просил твоего совета, Ларкс.

Мысли Тщеславия, которые Юстин даже не успел осознать, сорвались с его обкусанных губ. Сэльмон опешил и нахмурился.

«Ты что делаешь? Перестань и говори только тогда, когда я прошу».

«Не указывай мне, что делать. Ты заключил слишком много сделок, и сейчас ты будешь повиноваться мне, а не наоборот. Мы пообещали привести тебя к величию, так вот, наблюдай и наслаждайся».

— Простите, Сэльмон, я и правда что-то сильно волнуюсь. — Юстин откашлялся и похлопал Ларкса по плечу.

Тот прищурился, но, видимо поняв, что Юстину и правда сейчас может быть тяжело, подобрел. Его пухлые щеки раздулись, и на лице появилась улыбка. Сегодня он выглядел совсем не так, как обычно, и бархатный темно-синий костюм был ему к лицу. Сейчас он был похож не на винную бочку, а на элегантного барона, и пахло от него не кислым виноградом, а свежестью и мылом. Тщеславие отругало Юстина за эти мысли и сравнения, попросив больше не витать в облаках.

Тронный зал был невероятно красиво украшен. Первое, что бросилось Юстину в глаза, когда стражники открыли ему дверь, — это обилие лент, спускающихся с потолка. Но по правде говоря, они были везде: опоясывали мраморные колонны, украшали трон, доспехи рыцарей и костюмы мужчин, прически женщин и букеты цветов. Все эти ленты медленно и изящно развевались на ветру. Большие окна, стремящиеся к потолку, были открыты, они пускали внутрь закатный угасающий свет, и сама святая Эвер, сливаясь с лучами, стала свидетельницей этой коронации.

Юстин ступил на бархатный ковер и, поймав на себе сотни взглядов, качнулся от напряжения. Сэльмон, стоявший сзади, поддержал его и, прошептав, что он рядом, подтолкнул вперед. Тщеславие, почувствовав слабость Юстина, вновь обожгло мысли и сердце своей темнотой. Страх покинул его. Его сменили гордость и жажда заполучить свое. Юстин медленно и очень грациозно направился к трону. Эверчане не спускали с него глаз. Юные девушки шептались между собой, обсуждая его красоту, а старики причитали и не верили, что их королем станет какой-то сопляк не из рода Бартлетт. Слухи о новом наследнике уже несколько лет кочевали по городу. Никто не сомневался в его доброте и уж тем более не смел противиться мнению короля, который выбрал себе на замену именно его — Юстина Мао, бедняка из Арасы, слугу короля и его названого сына. Дойдя до трона, будущий правитель развернулся, резко откинув в сторону длинную мантию. Сэльмон Ларкс остановился на первой ступени и, громко прочистив горло, заговорил:

— Прошлым вечером мы хоронили Адера и Иолу Бартлетт, отдавая их на милость олхи Эвер. Масса слов была произнесена на поминальной церемонии, много слез пролито и даров принесено к статуе нашей святой. Но сейчас я хочу напомнить вам о честности и бескорыстности рода Бартлетт.

Красиво одетые люди, стоящие вдоль стен, впивались взглядом в Сэльмона и впитывали каждое его слово. Сейчас вершилась история, и каждый из них становился ее частью.

— Адер и Иола были щедры и добры. Они любили свой народ и страну, которая расцвела благодаря им. Были законом и словом, нашими ориентиром и светом. Но, увы, их время закончилось и нити жизни оборвались. Адер и Иола останутся в нашей памяти навсегда, и весь королевский двор клянется вам, что скоро мы вернем принцессу Далию домой.

В тронном зале повисла тишина. Кажется, люди перестали дышать, а вместе с ними и Ларкс, который взял паузу, чтобы перевести дух.

— Грядут темные времена, но не бойтесь теней. Они означают лишь то, что рядом горит свет.

Сэтхи зашипели, по телу Юстина пробежали мурашки.

— И этим светом станет наш новый король.

Печальное выражение лица Ларкса уступило место искренней улыбке, отчего вокруг глаз его появились морщинки.

Сэльмон развернулся к Юстину, передавая ему слово, но заговорил отнюдь не юноша, а Тщеславие, которое мерзко ерзало от нетерпения внутри.

— Я, Юстин Мао, прошу святую Эвер принять и осветить мою душу. Прими же меня, святой Рэй, да вручи в руки меч, который закалит мою силу духа. Прими, святой Ар, да очисти мысли мои холодным ветром и омой грехи мои соленой водой. Я вверяюсь вам и клянусь защищать и любить свой народ.

Он поклонился и выдохнул, мысленно поблагодарив Тщеславие за то, что оно не сказало ничего лишнего. Сэльмон поднялся к Юстину, который уже опустился на одно колено.

— Во имя всех святых мы, жители Эверока, провозглашаем тебя нашим новым королем. Заботься о нас так же, как заботилась семья Бартлетт. А мы, в свою очередь, клянемся служить тебе верой и правдой. Да здравствует Юстин Мао! — Сэльмон аккуратно надел на его голову корону.

Раздались громкие аплодисменты и крики. Эверчане ликовали, подбрасывая вверх георгины. Ларкс помог королю встать и глазами указал на каменный трон, давая разрешение сесть. Тщеславие вновь опередило Юстина, впиваясь ему в горло зудящей болью. Гнев и Похоть ликовали вместе с народом и шептали Юстину на ухо то, что мог слышать только он. Голова потяжелела, и юноша подался назад, касаясь спиной холодного камня. Он облокотился и уселся на троне удобнее, закинув ногу на ногу. Тело горело, Юстин терял контроль над сэтхами, которые въедались в каждую частичку его кожи. Холодный мрамор дарил прохладу горевшим и пульсирующим пальцам рук. Новый правитель скреб по подлокотникам ногтями, заглушая внутреннюю боль. Тьма Тщеславия окутала все тело, заполняя сердце и разум. Юстина затошнило, ему стало тяжело дышать.

Распорядитель объявил танцы, и оркестр громко заиграл праздничную мелодию, но юноше было больно открыть глаза и посмотреть на происходящее. Он боролся с тенью, которая поглощала его, забирая все воспоминания, желания, движения и мысли. Сердце кольнуло. На мгновение оно будто перестало биться, и Юстин погрузился в темноту, словно засыпая навечно. Но голос Гнева разбудил его. Тело больше не жгло, мысли стали яснее, а внутри зияла пустота. Тщеславие полностью овладело его телом, и сейчас наконец-то Юстин стал именно тем, кем хотел. Он казался себе настоящим королем: бесстрашным, смелым и великим.

— Ну здравствуй, Юстин, — шепнул Гнев. — Теперь ты один из нас. Поздравляю.

— Я тут приглядела одну служанку, она должна быть в твоем вкусе, ягненочек. — Похоть подлетела к нему с другой стороны. — Покажешь мне то, что делал с Далией в ту праздничную ночь?

Юстин оскалился, качнув головой. Тень сразу отлетела от него, быстро и изящно устремившись по полу к рыжеволосой девушке, смирно стоявшей у входа в обеденный зал. Неожиданно она встрепенулась, ее взгляд изменился и впился в Юстина. Служанка принялась гладить свое тело руками и медленно облизывать губы. Подмигнув королю, она скрылась за дверью.

— Сэльмон… — подозвал советника Юстин, не отрывая от служанки взгляда, — с этого дня цвет Эверока — черный.

— Но…

— Я сказал: черный, Сэльмон. — Юстин не дал ему договорить. — Мне нужны новые мантия и корона. Но все это — завтра. Сейчас иди и хорошенько повеселись в честь нового короля.

Юстин встал и, расстегнув большую золотую пуговицу на вороте, скинул с себя тяжелую голубую бархатную ткань.

— А я пойду предамся похоти.

Он подмигнул советнику и направился в обеденный зал, где его ждала рыжеволосая служанка.

Сколько можно ждать? Почему родители так долго плывут за ней, отчего не ищут? Как там Юстин? Далии было тяжело думать о нем, ведь его ранимое и чуткое сердце наверняка болело из-за нее. Разлука казалась ей невыносимой. Она не понимала, о чем мечтала больше: ощутить поцелуй Юстина на своих губах, спрятавшись в сильных объятиях, или же проснуться в своих покоях, укутавшись в шелка. Но вместо этого она вновь проснулась в маленькой пыльной комнатушке на давно не стиранной, пропахшей потом, мятой простыне. На этом твердом провисшем матрасе было просто невозможно спать, и Эвон, который сегодня остался ночевать с ней, всю ночь ерзал по полу, сбивая ногами колбы с полки. Он странный, какой-то необычный, притягательный и… свободный. С его лица никогда не сходит улыбка, а рядом с глазами в кожу въелись беззаботные, веселые морщинки. Далия проснулась раньше, чем Эвон, и сейчас, лежа на боку, любовалась его идеально отточенными чертами лица. Раньше она думала, что Юстин — самый красивый мужчина, будто сошедший со страниц книги, но сейчас, глядя на травника, засмущалась от мыслей, посетивших ее. Нет! Нельзя думать о таком, тем более сейчас. Обругав себя за это, она сразу же разбудила Эвона, чтобы уж наверняка прогнать его из своей головы.

— Ну что, принцесса, сегодня будет тяжелый день. — Травник доедал завтрак, сидя за столом в общей кухне.

Еда тут была сносная. Не такая, как во дворце, конечно, но хоть что-то. А вот столовые приборы, которыми до этого пользовались луксурии, в руки она не брала, и Эвону несколько раз приходилось их перемывать.

Стоны разносились по всему борделю, луксурии расхаживали полуголыми и, не стесняясь, целовались с клиентами прямо у нее на глазах. Это было отвратительно. От всего этого Далии было не по себе, она испытывала неловкость и, как только у нее появлялась возможность, сразу отворачивалась и затыкала уши. Раскрепощенность людей в этом доме была удивительна. Принцесса никогда не видела так много голых мужчин и женщин. Она знала лишь Юстина, который покорно приходил к ней в покои, когда она просила его об этом. Видя луксурий, ей, несмотря на отвращение, хотелось изучать их, наблюдать за ними и даже расспросить о мучивших ее вопросах, но этикет не позволял.

— Эй, Дэл, — Эвон пощелкал пальцами перед ее лицом, — если не хочешь присоединяться к шлюхам, давай думать, что нам делать.

Далия оторвала взгляд от соседнего столика, за которым сидели луксурии, что-то бурно обсуждая.

— Вообще-то ты меня в это втянул, вот сам и думай.

Она услышала, что Эвон тяжело вздохнул. Ей стало стыдно за свои слова. Наверное, она не должна себя так вести, но ей до сих пор было страшно представить, что придется выйти на улицы Схиалы, а еще страшнее — что за ней не вернутся и она останется одна.

— Дэл, я это сделал для тебя, но, если хочешь, зайду к Муди и все отменю. — Эвон явно хотел ее поддразнить.

— Нет! Прости, я поняла.

Ей не нравилось, что Эвон придумал ей какое-то прозвище. У нее красивое имя, похожее на пение птиц, а эти три буквы будто обрубали им головы, не давая закончить свою мелодию.

— Нам надо найти убийцу Нэлин — луксурии, что работала тут до тебя. Мы знаем лишь то, что он был богато одет и что задушил ее, даже не воспользовавшись ее услугами. По словам Лирасы, какой-то странный дерганый тип.

Далия кивала, стараясь припомнить сюжеты своих любимых книг.

— Надо просто поспрашивать людей, — предложила она.

— Я и сам так подумал, чудесная, но это займет у нас много времени. Схиала кишмя кишит чокнутыми богатеями.

— Так ты же сам сказал, что мы никуда не торопимся.

Он подмигнул ей, пихая в рот жареный бекон и запивая его стаканом воды.

— Значит, в путь, моя принцесса.

Эвон встал и направился к выходу, подзывая ее за собой. Она, так и не доев свой завтрак, побежала следом.

Схиала оказалась не такой страшной, какой предстала перед Далией в первый раз. Принцесса шла за Эвоном, часто наступая ему на ботинки, за что он огрызался на нее, но его широкая спина позволяла чувствовать себя в безопасности. Людей вокруг было невероятно много. Она никогда не видела таких толп, ведь ее ни разу не тянуло прогуляться по Франу и уж тем более отправиться в путешествие в другие края. Ей больше нравились дворец, огромный сад и слуги. В ее мире тишина и размеренность чередовались с роскошными балами да празднествами, которые она так любила.

Люди были быстрыми, громкими и пугающими. Она слышала арасийцев, язык которых с трудом понимала. Видела рокрэйнцев, надеялась, что среди эверчан разглядит родителей, наконец-то приплывших за ней. Но на пути попадались лишь случайные прохожие, с силой толкавшие ее, пробираясь сквозь толпу по своим делам, и звучали крики продавцов, зазывающих в свои палатки. Рассказы о самом большом рынке оказались правдой. Палатки тут стояли на каждом шагу, образуя сложный лабиринт, который, по словам Эвона, менялся каждый день. Далия сразу же схватила травника за край рубашки, боясь потеряться.

— Не бойся, чудесная. Я тебя не потеряю. — Будто прочитав ее мысли, он перехватил руку и крепко сжал ее ладонь в своей.

Далия почувствовала горячий румянец на щеках. Или это палящее солнце, которое выжигало тут все вокруг? Кажется, даже земля горела под ногами, нагревая подошву обуви.

— Как ты находишь дорогу в этом месте?

— Ориентируюсь по домам, крышам и окнам, на которых то стоит горшок с цветком, то висит выстиранная одежда. Я живу тут несколько лет, поэтому уже привык и выучил все наизусть.

— Расскажи, как ты сюда попал.

Она почувствовала, что он сильнее сжал ее руку.

— Давай начнем с пристани. Сначала поспрашиваем людей, потом зайдем в булочные и поищем там. Смотри по сторонам, Дэл, убийца может ходить среди нас, — так и не ответил на ее вопрос Эвон.

Далия не стала переспрашивать и лишь сделала то, что он ей сказал: стала присматриваться к людям в темной одежде.

Они блуждали по острову весь день, но никто не помог им напасть на след убийцы. Ноги сильно устали, хотелось есть и спать. Солнце медленно спускалось за горизонт, отражаясь золотой дорожкой на синей глади воды. Далия часто всматривалась в даль, ища голубой парус корабля, но каждый раз, не находя его, лишь расстраивалась. Надежда гасла, и от этого внутри зарождалось горькое чувство.

Сегодня ей пришлось говорить со многими людьми. Не с теми, кто приходил на торжественные балы, и не с теми, кто одаривал ее своими богатствами на каждом из праздников. Реверансы, поклоны и светские беседы были чужды многим из них. Все продавцы на рынке были уставшими и ничем не помогли, лишь предлагали купить товар. Кто-то из прохожих посылал их куда подальше, а кто-то врал, что видел убийцу, и просил за это юны и кваны. Грязные бедняки ходили за ними, пытаясь своровать деньги из карманов, непослушные дети путались под ногами, а крики и гомон со всех сторон изрядно вымотали принцессу.

— Эвон, я хочу есть. Купи мне что-нибудь.

— Нет денег, чудесная. Я потратил все свои заработанные юны, когда покупал тебя на аукционе. — Он демонстративно вывернул карманы штанов. — Сейчас зайдем в еще один паб, может, хоть там кто-нибудь видел что-то, а потом вернемся в бордель, там и поужинаем. — Эвон тоже заметно устал и проголодался. — Если, конечно, нам оставили еды, — добавил он.

Он открыл неприметную деревянную дверь одного из домов, над ней была прибита вывеска с названием, которое Далия не успела прочитать. Внутри стоял кислый запах алкоголя, а еще пахло жареной курицей, которую тут, похоже, подавали всем посетителям. В животе заурчало, рот налился слюной, она тяжело сглотнула ее. Все шумели, играли в карты, пели песни и слушали барда, бренчавшего на лютне и что-то завывавшего.

Эвон осмотрелся по сторонам.

— Незримый…

Его взгляд остановился на одном из столов, за которым сидел темноволосый юноша. Эвон почему-то поник, но, решительно взяв Далию под руку, направился к нему.

— Ресей?

Юноша кинул приборы на стол и, вскочив, сразу бросился на травника. Он так крепко обнимал его, что аж раскраснелся, губы растянулись в широкой улыбке.

— Эвон! Я так рад тебя видеть. Как же я скучал! Присаживайся скорее, давай поболтаем, напьемся и уедини…

— Знакомься, это Далия.

Лицо Ресея сразу помрачнело. Он, не скрывая своего отвращения, осмотрел ее с головы до ног.

— Ну присаживайтесь, — выделив последний слог интонацией, он указал рукой на лавочку перед ним, а потом подозвал работающую тут девушку.

— Два эля и курицу с картошкой.

— Мы не голодны.

Далия дернула Эвона за рукав. Вообще-то голодны! Что за гордость? Почему он себя так ведет?

— А по-моему, твоя спутница с удовольствием перекусила бы. Узнаю тебя, Эвон. Совсем не заботишься о своих возлюбленных.

— Мы не…

— Я заходил сегодня в «Блажь», хотел поговорить с тобой. Тебя не было, а ты, оказывается, нашел себе новое развлечение.

Ресей скрестил руки на груди. Он был зол и недоволен, к тому же, очевидно, расстроен.

Что их связывало? Далия уставилась на мужчин, приготовившись слушать, но Эвон лишь молча облокотился на стол. Тишину нарушила работница паба, с громким стуком поставившая на стол тарелку и кружки. Запах лука и приправ свел Далию с ума, и, забыв об этикете, она пододвинула к себе тарелку и руками стала разрывать жареную птицу.

— Мы тут по делу, Ресей. — Эвон опять сделал паузу. — Один из посетителей убил нашу луксурию. Мы ищем его.

Брюнет сразу помрачнел. Далия еще не видела людей, у которых так быстро сменялись эмоции. Он стал серьезным, опустил глаза, словно чего-то стыдясь.

— Мужчина, хорошо одетый, дерганый, нервный. Может, ты видел его, когда уходил от нас в тот день?

— Э-э-э. — Ресей задумался. — Нет, кажется, нет.

— Я так и думал. Мы его никогда не найдем. — Эвон пододвинул кружку эля к себе и сделал большой глоток.

— Ну да, может, он вообще уже уплыл. Тем более что на Схиале полно таких людей. Бросайте эту затею и не тратьте свое время. — Ресей тоже сделал глоток.

Далия посмотрела на их лица, которые растянулись в наслаждении от вкуса напитка, и тоже отхлебнула из кружки. Сладкий мед растекся по горлу, оставляя приторное послевкусие во рту. Она оторвала белое мясо и протянула его Эвону вместе с пропитавшейся маслом картошкой. Он помотал головой, а она, не теряя возможности, доела ужин сама.

— Эвон, я не понимаю тебя, — не унимался Ресей.

Опять начался этот странный разговор. Далии уже наскучили их переглядывания, а мысли отправляли ее в теплую постель, которая сейчас уже не казалась такой твердой и вонючей, как сегодня утром.

— Ресей, я сказал тебе еще тогда, что ничего не получится.

— А я возразил: давай попробуем. Нам было хорошо вместе.

Ах, вот оно что. Далия раскраснелась от своих догадок и откровенных мыслей. Ресей был элегантен и грациозен, его темные кудри постоянно падали на лоб. Он попросил принести еще эля. Видимо, сейчас ему хотелось запить свое горе. Эвон тоже не отставал и опустошал кружки одним глотком. Далия не успевала за ними, но голова уже все равно кружилась от легкого похмелья.

— Почему ты сразу мне не сказал? Ты воспользовался мной?

— Что ты несешь, Ресей? Прекрати.

— Ты просто шлюха, Эвон! Никакой ты не травник, а всего лишь парень на одну ночь.

Они оба совсем опьянели, но Ресею, кажется, уже пора было остановиться.

— Я влюбился в тебя и надеялся, что ты — тоже! Кретин! Какой же я кретин. Оказывается, ты такой же, как все. Уже нашел себе новую девку и совсем забыл обо мне.

— Ресей, тебе пора домой, давай мы тебя проводим.

— Только если ты останешься у меня на ночь. Она тоже может, если только так ты согласен вновь переспать со мной.

Эвон улыбнулся, а Далия, забыв, что она принцесса, почувствовала странное возбуждение и желание внизу живота. Они оба были красивы, хоть их силуэты и кружились перед глазами. Кажется, стоит остановиться на этой кружке. Больше ей не нужно пить.

— Хорошо, обещаю, что мы с тобой поговорим, но сейчас тебе нужно домой.

Дверь открылась, и в паб вошел высокий мужчина, который сразу направился к их столу.

— О, братишка! За мной пришел мой старший братишка! — воскликнул Ресей.

Темные волосы мужчины были взъерошены, мокрые слюнявые губы разрезал шрам, а черты лица и вовсе куда-то уплыли. Он жевал свои пухлые щеки изнутри, уставившись одним глазом на Ресея, а другим, кажется, на Далию. Кадык на его широкой шее бегал вверх-вниз, а маленькая голова нервно подергивалась.

— Ты в чем это, Берк? — спросил Ресей.

Только сейчас принцесса обратила внимание на его одежду. Темная рубашка была забрызгана бордовыми каплями, а на мокрые штаны налип песок. Далия попыталась нащупать под столом руку Эвона, но он нашел ее ладонь раньше. Травник был напряжен и, кажется, как и она, напуган.

— Кровь. Бить. Бить. Больно бить.

Казалось, Ресей быстро протрезвел. Он вскочил из-за стола.

— Тебя опять побили? Кто это сделал? Ты помнишь?

Берк стал быстро крутить головой, будто не понимая его.

— Ресей идти дом. Папа ждать меня и отправить искать брата.

Он погладил своей большой ладонью Ресея по голове, тот под тяжестью его руки согнулся в попытке увернуться. Далия старалась не смотреть в их сторону, боясь как-то смутить больного старшего брата, но любопытство пересилило, и она встретилась с ним взглядом. Точнее, с одним из его глаз. Он заулыбался, показывая свои маленькие неровные зубы и большие десны.

— Красивая, — не моргая, сказал он ей.

Ресей цокнул языком, делая вид, что ему это неинтересно. Он заторопился, выкладывая юны на стол, и, не поднимая головы, обратился к Эвону:

— Я хочу верить, что ты не жалкий луксур. Если ты способен по-настоящему любить, приходи ко мне домой, и мы поговорим.

Он со стуком поставил кружку на стол, обозначив точку в этом разговоре. Братья ушли, оставив за собой шлейф из недосказанностей. Эвон с Далией допили эль и вышли следом, направившись в бордель.

— Так это твой возлюбленный? — все-таки решилась задать нескромный вопрос Далия.

— Все сложно, чудесная. — Эвон держал ее за талию, помогая не упасть.

Они пили примерно одинаково, но почему-то он был трезвее нее.

— Но ведь это же так прекрасно, когда тебя любят. Появляется смысл жить для этого человека и любить его в ответ.

— Зачем жить не ради себя, а ради других? Это участь раба или пса.

Они оба замолчали от неловкости. Кажется, что он говорит правильные слова, но пока Далии было сложно его понять.

— О Ресее ты теперь знаешь. Расскажи мне лучше о том, кто похитил твое сердце, — нарушил Эвон тишину.

— Юстин. Он милый, скромный, нежный. Вы, кстати, похожи. Оба заботитесь обо мне.

Она икнула и быстро прикрыла рот рукой, а через секунду ее звонкий смех разлетелся по темным улочкам Схиалы. Прохладный воздух будто еще сильнее опьянил ее, и, пошатываясь, она шла, держась за Эвона, который не сводил с нее глаз. Его лицо приближалось к ней, и Далия, кажется, ждала поцелуя, но он быстро отстранился и обернулся, бегло изучая улицу.

Мужская тень скрылась за углом. Далия тоже успела увидеть ее и, еще сильнее схватившись за травника, потянула его в бордель.

— Мне страшно, пойдем быстрее.

Голова все еще кружилась, но руки Эвона не давали упасть. Он сделал так, как попросила Далия. Сорвавшись с места, они побежали к заднему входу в «Блажь». Воздуха не хватало, они громко дышали и оглядывались на улицу, оставленную позади.

— Я словно протрезвел. Ты как, чудесная?

Эвон заправил рыжую прядь волос ей за ухо, а она, не контролируя себя, повернула лицо к ладони, которая коснулась ее щеки. Кожа его рук была нежной и мягкой, пахла мятой и табаком. Травник погладил ее скулы большим пальцем, Далия сделала шаг к нему. Что она творит? Зачем делает то, о чем будет сожалеть? Но сейчас она чувствовала себя свободной и, кажется, счастливой. Об этом все равно никто не узнает. Эвон улыбнулся и, подтолкнув Далию, прижал ее спиной к двери. Внизу живота потеплело. Далия вспомнила Юстина и то, как он был нежен и аккуратен с ней. Сейчас же она чувствовала власть и бурлящую от возбуждения кровь. Она смотрела на лицо Эвона, но вспышки мыслей возвращали ее в свои покои, не давая сделать то, чего она сейчас так сильно хотела. Ее обнимали за талию руки Юстина, а не Эвона. Эль хоть и позволил расслабиться ей после всех тяжелых дней, но сейчас он перемешивал реальность с воспоминаниями. Эвон смотрел на нее не двигаясь, словно сам чего-то ждал. Похоже, каждый из них хотел видеть перед собой другого человека: она — Юстина, он — Ресея. Они медлили, боясь ошибиться, и ждали, пока кто-то первым сорвется в пропасть.

Рядом с ними зашевелился куст, и, отпрянув друг от друга, они перевели внимание на него. Сердце Далии бешено застучало: то ли от страха, то ли от стыда. Эвон потянул ее, спрятав за свою спину.

— Кто здесь? Выходите!

Он говорил медленно и неуверенно. Такого пьяницы никто не испугается. Незримый, надо было меньше пить.

Эвон медленно и осторожно приблизился к кусту, но спустя секунду упал на землю. Из кустов выбежала крыса, а за ней выпрыгнула черная кошка. Пытаясь схватить добычу когтями, она громко шипела. Эвон медленно отполз назад и развернулся к Далии. Та громко засмеялась. Как же он сейчас нелепо выглядел! Принцесса залилась смехом так заразительно, что он улыбнулся.

Видимо, сами святые наблюдают за ними и не дают совершить ошибку, о которой будут жалеть. Далия мысленно поблагодарила их за это. Пока Эвон отряхивал брюки от песка и земли, Далию затошнило. Кажется, эль с жареной курицей решили выйти наружу. Принцесса часто задышала, сглатывая обжигающий ком переваренной еды. Эвон, заметив это, побежал к ней и, собрав ее волосы в хвост, развернул к цветам, росшим рядом с дверью.

— Тише, тише. Сейчас тебя вырвет — и станет легче.

Он гладил ее по спине, которая согнулась почти до земли. Все тело будто ослабло и содрогнулось, когда горький ком подкатил к горлу. Из глаз текли слезы, которые она быстро вытерла, а затем выпрямилась.

— Умница, девочка. Пойдем внутрь.

Как же стыдно! Просто ужасно! Далия старалась не смотреть на Эвона, который вытер ей рот рукавом своей рубашки. Стоило им зайти внутрь борделя, как громкие стоны окутали их жаркой волной любви. Клиенты толпились у стойки, а Муди только и делал, что успевал предлагать им луксурий, которые исполнили бы их желания. Владелец борделя не заметил вошедших, и они быстро взбежали вверх по лестнице, на которой несколько парочек уже занимались любовью. Оказавшись в комнате, Далия сразу легла на кровать, зарывшись лицом в подушку. Какой же это все-таки позор!

— Я сейчас дам тебе выпить настойку с мукой из панцирей улиток. Она поможет, тошнота пройдет. — Эвон накрыл принцессу одеялом и открыл окно, чтобы проветрить комнату. — Сейчас только схожу за водой на кухню.

Далия не смотрела на него, боясь увидеть осуждение в его глазах, и, услышав, что дверь закрылась, закричала в подушку. Вот же дура! Что она делает, что себе позволяет?! То пьет эль в пабе, то думает о близости с Эвоном, то вспоминает Юстина, то ее тошнит в цветы рядом с борделем.

— Я в своем уме?! Что я натворила?

Она бубнила в подушку и вертелась на кровати, сбив простыню и едва не скинув на пол одеяло. Ей нужно помолиться Эвер и попросить о прощении. Она надеялась, что олхи сможет ее понять, ведь ей многое пришлось пережить за последние дни. Дверь скрипнула, и Далия накинула на лицо одеяло. Еще не хватало, чтобы Эвон услышал, что она говорит сама с собой. Но он, спасибо всем святым, молчал. Кажется, понимал, что ей неловко. Тяжелые шаги приблизились к кровати, и Далия уже собралась с мыслями, приготовившись оправдываться и извиняться. Откинув с лица одеяло, она открыла рот, но не успела сказать ни слова, как потянувшиеся к ней руки схватили за горло. Они душили ее, грубо сжимая шею и не позволяя дышать. Страх окутал ее, легкие жгло огнем. Далия смотрела в чужие глаза, которые радовались тому, что сейчас увидят новую смерть. Она тянула руки к убийце, но сил не хватало ни на крик, ни на то, чтобы постараться оттолкнуть мужчину. Темнота в глазах сменялась яркими вспышками. Кажется, сама олхи пришла за ней, но Далия не хотела отправляться в мир иной. Ей еще рано.

— Эй!

Окрик Эвона оглушил Далию. Руки на ее шее разомкнулись, и, боясь, что не успеет сделать вдох, принцесса скатилась на пол, сипло дыша и хватая ртом воздух. Ее вновь затошнило, тело горело, голова словно налилась раскаленным свинцом. Она подняла глаза на исчезающий в проеме двери силуэт и заметила Эвона, стоявшего в углу комнаты со стаканом воды в руках. Он был напуган и удивлен. Его рот был открыт, брови — нахмурены, а грудь вздымалась от тяжелых вздохов.

— Берк, — дрожащим голосом ответил он на ее немой вопрос. — Это был Берк, брат Ресея.

Стакан выпал из его рук и разбился о деревянный пол.

Холодное лезвие ножа касалось шеи, толстые веревки сильно сдавливали руки. Работа на палубе остановилась: все собрались в круг, в центре которого на коленях сидели Юри и Соно. Яркое солнце нещадно слепило глаза, которые и без того щипало от соленого океанского ветра. Юри нечего было бояться. Она была уверена, что Соно все продумал. Он лучший ниджай, и, для того чтобы убить всю команду корабля, ему не нужна катана.

— Кто это? — Капитан явно не был заинтересован в разговоре.

— Сектанты, кто ж еще.

Довольный одноглазый старик гордо стоял рядом с Юри, скрестив руки на груди. Он, будто щенок, ждал похвалы, но капитан лишь одарил его скучающим взглядом.

— И?

— Так это шавки Ренриса. Он их сюда шпионить за нами прислал. А этот длинный вообще себя за Линя выдавал, — старик указал пальцем на Соно.

— И?

— Давай убьем их, Октав?

— А может, мне тебя за борт скинуть, Глаз? Не ты ли стоял на осмотре всех бочек? Вход на корабль один, так расскажи мне: как ты перепутал Линя с этим ниджаем? А девка как сюда попала, а?

Он отошел к борту и, оперевшись на него, устало потер глаза. Старик молчал, так же как и вся команда.

— Развяжите их.

— Но…

— Глаз, не вынуждай меня лишать тебя зрения окончательно.

Старик махнул рукой, отгоняя от Юри и Соно тех, кто все это время держал нож у их горла. Острое лезвие со свистом рассекло воздух и разрезало веревки, упавшие на палубу. Первым делом Юри потерла затекшие от них руки, а Соно подошел к ней, закрыв своей спиной. Она услышала металлический щелчок и, выглянув из-за спины ниджая, увидела капитана, который держал в руках мушкет.

— Зачем вы здесь?

— Мы вам не враги. — Юри заговорила раньше Соно. — Мы бежим из клана на Схиалу.

— Почему я должен вам верить?

— Мы посередине Чёрного океана и окружены вашей командой. Зачем нам врать?

— Вы убийцы и работаете на Ренриса.

— Мы шпионы и сейчас сами по себе.

Юри вышла из-за спины Соно, чтобы лучше видеть Октава, который медленно опустил мушкет. Моряки внимательно смотрели на нее, готовые в любую секунду вытащить ножи.

— Нас похитили детьми, мы остались без родителей, фамилий и веры. Нас заставляли делать ужасные вещи, и все эти годы мы мучились и страдали.

Юри подошла к Соно и взяла его за руку, а любопытные моряки, заинтересовавшиеся историей, стали рассаживаться на палубе.

— Мы влюблены друг в друга. — Ее лицо сделалось мягким и невинно-милым. — Мы скрывали это и каждый день боялись того, что нас за это убьют. Любовь в клане запрещена. Господин отрезает всем мужчинам яй…

— Да-да, подтверждаю! Со мной один такой говорил. — Глаз поморщился от представленной боли и скрестил ноги, пряча то, о чем они говорили.

— Мы нашли в себе силы бежать. Хотим начать новую жизнь на Схиале, купить домик, продавать на рынке кофты. Соно у меня отлично умеет вязать. А еще я… — Юри выдержала драматическую паузу, — хочу найти родителей. Я не видела их семь лет. Не знаю, живы ли они, примут ли меня такую обратно. Надеюсь, что они все еще меня ждут.

Тут она не врала и, смахнув слезу, посмотрела на Октава. Моряки высмаркивались в свои рубашки и вытирали мокрые лица. Рассказ Юри растрогал их, и, кажется, капитан тоже ей поверил. Он откашлялся и убрал мушкет за спину.

— Им и так досталось, Октав. Посмотри только на болезненный вид этого парнишки. — Глаз, утирающий слезы, опять указал пальцем на Соно.

— Да уж… — Капитан поморщился, осмотрев его, и обратился к Юри: — Немой, что ли?

— Говорящий, — ответил вместо нее ниджай.

Его низкий, грубоватый голос и безэмоциональное лицо заставили всех замолчать, но спустя секунды по кораблю разлетелся громкий смех, сливавшийся с криком чаек, сидевших на мачте.

— Ладно, не тронем мы вас. Мне не нужны проблемы с Ренрисом, и если вдруг ты… — Он замолчал в ожидании.

— Юриэль, — дополнила она.

— Если вдруг ты, Юриэль, соврала, то, надеюсь, вспомнишь о моей доброте, когда будешь докладывать Ренрису о нашем корабле. Мне на самом-то деле плевать, что у вас там творится, в вашей секте. Мне платят, и много, а все остальное меня не касается.

Октав вернулся к штурвалу, согнав подменявшего его матроса, и достал компас из широкого кармана плаща.

— А еще, Юриэль, мне нравится, когда на моем корабле все заняты делом. Смекаешь?

Этой ночью Соно и Юри вспоминали вчерашнее утро с улыбкой. Они плыли уже два дня и, несмотря на усталость, качку и тошноту, радовались тому, что сейчас у них все складывается хорошо. Глаз вручил Юри швабру с ведром и заставил перемыть палубу и каюты, в одну из которых их и поселили. А Соно штопал всем рваную одежду и дырявые паруса. Моряки после рассказа Юри обрадовались новой швее на борту, решив, что раз вязать умеет, то и шить тоже, и завалили его непригодными для носки вещами.

Сегодня беглецы весь день ловили рыбу, которую подали на ужин. Он, кстати, был ужасным. Линь оказался неумелым коком, и то варево, которое он приготовил, было невозможно есть. Разваренная солонина со специями и кусками рыбы подавалась в тухлой воде, разбавленной ромом. Пахло это хуже, чем покойники, тела которых разлагались на скалах рядом с «Или». Да и пить тут было нечего. Вода из бочек, зеленоватая на вид, пахла уксусом. Юри эти два дня питалась лишь сухарями, а Соно ел засоленный лимон, боясь подхватить цингу, которой его пугали.

К их удивлению, команда моряков оказалась радушной и вежливой. Глаз попросил у Юри прощения и дал свою бандану, которая укрывала ее голову от солнца, а капитан пригласил их вчера перед сном к себе в каюту. Угостил кислым сыром, пряным ромом и все пытался выведать секреты Ренриса и клана. Путного они ничего не рассказали, где-то соврали, что-то приукрасили, оставляя возможность Октаву пофантазировать. Сами же узнали, что этот корабль возит одежду и другие вещи из «Или» на Схиалу. Там команда передает все наемникам, которые торгуют этим добром на рынке. Один из них рассказал им легенду о своем господине, в правдивости которой Юри не сомневалась. Моряки любили ее рассказывать на ночь, пугая своих пьяных друзей перед сном, а сейчас, за ужином, решили позабавиться над Соно и Юри.

— Ренрис Бад — жестокий убийца, не имеющий сердца. Он сам себе его вырезал и скормил воронам, а пока они ели, пил свою кровь.

— Давай ближе к делу, Глаз.

Старик стоял в начале длинного стола, держа в руках свечу, которая отбрасывала жуткие тени на его лицо.

— Когда-то Ренрис заставил голодать целую семью, заперев ее в клетке. Люди медленно умирали от истощения, умоляя дать им немного воды. Родители просили накормить хотя бы детей, которые своим плачем действовали Баду на нервы. Тогда Ренрис повесил мать с отцом на дереве и поджег, заставив двух маленьких мальчиков смотреть на обугленную плоть. Дети перестали плакать, когда получили заветный кусок мяса, но вновь горько зарыдали, когда узнали, что съели собственных родителей. После этого он сжег и детей.

Глаз замолчал в ожидании испуганных вздохов, но Юри и Соно знали эту легенду. А еще им было известно, что те люди были семьей Бада. Но все же где-то в глубине души хотелось верить в то, что это выдумки, ведь невозможно быть настолько ужасным человеком. Глаз понял, что напугать их не получилось, и принялся рассказывать веселые истории, которые приключились с ним и командой. На этой ноте Юри и Соно вышли на палубу, где прохладный ветер раздувал паруса, а луна вела корабль по своей белой, прочерченной в воде дорожке. Они подошли к борту и облокотились на него, подставляя лицо свежему морскому воздуху. Внизу тихо шумел океан, обнимая корму темной водой.

— Волны — это сердцебиение моря, — прошептал Соно.

Юри наклонилась и потянулась к воде, повторяя движения волн рукой.

— А море — это сам святой Ар. Вот бы коснуться сердца великого олхи, — прошептала она.

Юри мечтала и улыбалась, передавая свое воодушевленное настроение Соно. Ветер играл с его длинными, собранными в хвост волосами, он щурился и тихо, медленно дышал. Она и не заметила, как начала любоваться им, подстраиваясь под ритм вдохов и выдохов. Ей захотелось ощутить этот аромат ночи так же, как чувствовал его Соно.

— Жаль, что я не Ар. — Он посмотрел на нее.

Юри быстро отвернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом, и постаралась перевести тему:

— Почему Чёрный океан называется именно Чёрным?

— Песок — это прах погибших моряков и кораблей.

Соно знает ответ на все. Это поразительно. Юри вновь поймала себя на мысли, что ей очень повезло с другом.

— Соно, что будет, когда я найду свой дом?

— А разве ты не дома?

— Не смеши, — не поняла она его. — Это корабль, который вот-вот развалится.

— Дом — это не место, а люди, которые рядом.

Он продолжал смотреть на нее своими черными глазами, в которых отражалась белая луна. Соно, как обычно, прав. Все эти семь лет она была дома, потому что была с ним. Но, кажется, скоро их пути разойдутся, и этого она начала бояться так же сильно, как и того, что семью она так и не найдет.

— Что будет, когда я найду отца и брата?

— Счастье. Ты станешь счастливой.

— А ты?

— И я.

В его взгляде было море нежности, и сейчас ей хотелось пойти ко дну Чёрного океана, но она уже начала тонуть в глазах Соно. Ее сердце заболело от грусти и боли. Она желала, чтобы эта ночь не заканчивалась.

— Ты хочешь уничтожить клан. Зачем?

— Клан убил моих родителей.

— Я… я не знала, Соно. Прости, — она замялась, но все равно продолжила разговор: — Так, получается, это — месть?

— Это — спасение.

— Кого?

— Детей.

На его лице не отразилось ни одной эмоции. Он был серьезен и, как обычно, немногословен.

— А как ты планируешь это сделать в одиночку?

Юри понадеялась: он скажет, что будет не один, а с ней. Она бы сразу согласилась. Ей очень хотелось помочь ему, так же как он сейчас помогает самой Юриэль.

— Принцесса. Она поможет.

В груди кольнула ревность. Это чувство Юри не нравилось, и, не желая продолжать этот разговор, она подняла голову, устремляя взгляд в чистое звездное небо. Ей хотелось обидеться на друга, но его шершавые пальцы, заправившие ей за ухо волосы, растопили ее сердце.

— Когда-то я научила брата читать звездное небо. Хочешь, и тебе покажу? — Не дожидаясь ответа, она продолжила: — Если найти вон ту звезду и приложить к ней большой палец руки, то на кончике ногтя увидишь созвездие. Оно называется Бамбук. А вон там, чуть ниже и правее, — Панда, которая к нему крадется.

Она чувствовала на себе взгляд Соно. Ей казалось, что он улыбается. Неужто он знает и это?

— А вон та, самая яркая и самая белая сверкающая звезда, называется…

— Юриэль.

— Откуда ты знаешь? Отец назвал меня в честь нее. Говорил, что я такая же прекрасная, как она.

— Он не ошибся.

— А у тебя есть своя звезда?

— Нет.

— Сейчас исправим.

Она стала бегать взглядом по небу в поисках самой красивой и большой звезды, но, задумавшись, вернулась к тому, с чего начала.

— Видишь вон ту звезду, которая совсем близко к моей?

— Вижу. — Он наконец-то посмотрел вверх.

— Пусть она будет твоей. Ты легко увидишь ее. Найдешь меня — найдешь и себя.

И она сама теперь легко его найдет. Они будут рядом, и даже если их пути разойдутся, она будет знать, что он ждет ее в ночном небе. Юри хотелось, чтобы Соно что-то сказал, обнял ее, коснулся волос, но он лишь любовался сверкающим созвездием, которое они создали этой ночью. Рядом с ним было спокойно, и даже молчание казалось каким-то особенным. Мир сейчас будто стал другим — она чувствовала это каждым миллиметром кожи. Теплые руки Соно коснулись ее холодных пальцев. Она подвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Ночь замерла, волны наигрывали мелодию, которую понимали только они. Их тела коснулись друг друга, обмениваясь теплом сквозь тонкую одежду. Юри была готова поклясться, что она слышала, как громко бьется сердце Соно. Или это был предательский шум в ушах от собственного?

— Эй, — окликнул их Октав, — у вас впереди целая жизнь, успеете друг другом налюбоваться. Идите уже спать, а то всю команду смущаете.

Юри обернулась и увидела кучу торчащих из трюма голов. Все с интересом и умилением смотрели на них.

— Утром прибудем на Схиалу, так что будьте готовы.

На Схиале их встретили палящее солнце и шумная толпа моряков, сгрудившихся на пристани. Соно, вновь прикинувшись одним из членов команды, с которой они уже успели попрощаться, спустился по трапу и обогнул наемников из клана. Они считали бочки и проверяли коробки, открывая каждую из них. Юри в этот раз тоже накинула на лицо черный платок и сошла за маленького худощавого моряка. Скрываясь за спинами Октава и Глаза, она смогла покинуть порт незамеченной, и, слившись с другими людьми, беглецы вышли на рынок.

В горах «Или» пахло прохладной свежестью, кусающей нос и горло. Тотчас же на легкие Соно осел тяжелый аромат специй, которые оставляли горькое послевкусие. Тут пахло коврами, сушеными травами, гниющими на солнце фруктами и дорожной пылью. Люди толкали друг друга, громко кричали и все время куда-то спешили.

Сейчас Соно и Юри надо было где-то остановиться и переночевать, наконец-то нормально поесть и вдоволь напиться свежей воды. Ниджай не знал, как среди этого гудящего улья найти отца и брата Юри, но, кажется, у нее был свой план.

— Соно, нам нужно пройти вдоль всех палаток: может, так я их увижу.

Он слышал, как дрожал ее возбужденный голос, а глаза жадно бегали по лицам людей.

— Я — в одну сторону, а ты — в другую. Так быс…

Не успела она договорить, как кто-то врезался ей в спину, чуть не свалив с ног, но Соно быстро поймал Юри, не позволив ей потерять равновесие. Это была девочка лет пятнадцати. Она сразу начала громко извиняться и кланяться, но, подняв глаза, почему-то нахмурилась. Бабушка, которая шла впереди, потянула ее за веревочку, которой они были привязаны друг к другу. Юри схватила девочку за руку.

— Тебе нужна помощь? — она кивнула на веревку.

— Спасибо, не нужна. Это чтобы не потеряться. Бабушка совсем старенькая и все забывает.

Девочка выдернула руку и догнала старушку. Еще пару раз обернувшись на Юри, она скрылась в толпе.

— Мы идем вместе, — наконец ответил на вопрос Юри Соно.

Он не хотел, чтобы сиаф заблудилась среди всех этих людей, к тому же он не знал, как выглядят ее родители, поэтому одному идти было бессмысленно. Юри согласилась.

Они ходили по рынку несколько часов. От криков продавцов разболелась голова, солнце обжигало неокончательно зажившую спину, а Юри, сгорбившись, уже еле шла впереди. Кажется, ее запал иссякал.

— Я хочу есть, Соно. Давай перекусим и продолжим.

Пробираясь сквозь толпу, они вышли к каменным домам и, уловив аромат свежеиспеченного хлеба, направились в ту сторону. Влекомые шлейфом от вкусной еды, они вышли в центр города. На трибуне, стоявшей посередине площади, сидели музыканты. Они играли на разных инструментах, развлекая танцующих людей. Вокруг бегали дети и пугали птиц, разлетающихся от их шалостей в разные стороны. Соно когда-то был здесь на задании, которое поручили Хикаро. Правда, он был ребенком и мало что запомнил из того путешествия. Тогда Схиала показалась ему мрачной и пугающей, а еще пропитой и развратной. Ведь именно тут он первый раз увидел голую женщину, свободно разгуливавшую ночью по улицам. Она тогда пыталась соблазнить Хикаро и даже не прочь была покрутиться перед десятилетним ребенком. Это воспоминание было не самым приятным, скорее даже отвратительным.

Но сейчас все казалось другим: веселым и беззаботным. Он надеялся, что такая атмосфера сохранится и ночью. Пока он заглядывался на музыкантов, Юри уже успела забежать в булочную и купить им по мясному рулету. После похлебки, что им подали на корабле, эта еда показалась Соно просто бесподобной. Каждый кусок растекался горячим маслом во рту и будто придавал новых сил. Юри тоже повеселела. Она откусывала, нет, почти отрывала ртом большие куски от рулета и не жуя глотала их. Соно отдал ей половину своего. Она явно была голоднее, чем он. Тем более что ее благодарная улыбка была ему милее, чем собственный набитый едой желудок. По ее пальцам тек сок начинки, и, сунув в рот последний кусок, она вытерла масляные руки об одежду.

— Ну фто? Сделаем есе клузок? — пробубнила она с набитым ртом.

Они направились на рынок, по дороге попив воды из небольшого фонтанчика, и, вернувшись к зазывающим покупателей продавцам, продолжили искать среди них отца и брата Юри.

Каждый пытался продать им свой товар. Одни хватали и силой заталкивали за ширму, пихая в руки кучу одежды, а позже выкрикивали оскорбления вслед из-за того, что они ничего не купили. Другие пытались флиртовать с Юри, предлагая ей драгоценности. А кто-то заискивал перед Соно, рассказывая об острых ножах и мушкетах. Были и те, кто догонял их спустя пару минут, пытаясь предложить то же самое, но по более низкой цене. Затем продавцы убегали и вновь возвращались, прося купить хоть что-то чуть ли не за один-два юна.

— Их тут нет, — протянула поникшая Юри.

Солнце уже успело спуститься за горизонт. Многие лавки закрывались, и люди направлялись в центр, чтобы закончить день в одном из пабов.

— Завтра продолжим поиски.

— Да, спасибо.

Юри начала мять свои руки, впиваясь в них ногтями, но, заметив взгляд Соно, сразу убрала их за спину. Сейчас им нужно было найти место для ночевки. Юри крутила головой, пытаясь придумать, где им лечь спать: на лавочке в центре или на лавочке в порту. Это показалось Соно смешным, и, скрывая от нее улыбку, он направился к ночному дому, вывеску которого заприметил еще днем.

В ночном доме было тихо: видимо, все уже спали или же, наоборот, еще не пришли, веселясь где-то на улицах Схиалы. Темный, совсем небольшой первый этаж освещала свечка. За стойкой сидел мужчина и читал какой-то длинный пожелтевший свиток. Увидев гостей, он встал, оперевшись на столешницу.

— Заходите, да поживее. — Вместо приветствия он одарил их презрительным взглядом.

— Две комнаты. Рядом.

— У меня свободна только одна чердачная. Устроит?

Соно и Юри переглянулись, но уставшие ноги и онемевшие спины все решили за них. Желания и сил искать другой ночной дом не было.

— Устраивает.

Мужчина кинул Соно ключ, который ниджай поймал на лету, зажег еще одну свечу и вручил ее Юри. Усевшись обратно за стойку, он вернулся к чтению.

Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, беглецы оказались на чердаке, где была всего одна дверь. Внутри находились одноместная кровать, шкаф без дверец и ширма, за которой стояла бочка с водой. На полу лежал пыльный ковер. Единственное, совсем маленькое, окно было открыто. Прохладный вечерний ветер гулял по комнате, задувая в щели.

— Я — на полу, — сказал Соно и просунул в дугообразную ручку двери свою катану, перекрыв ею вход.

Ему не хотелось встретить в ночи незваных пьяных гостей, которые случайно перепутали двери, да и владелец выглядел довольно подозрительно.

— Хорошо, я тогда — на кровати, но подушка — твоя. А я посплю на нашем мешке. Так будет честно.

Она поставила на столик свечу и села на край кровати. Упав на нее спиной, потянулась и закряхтела от блаженства.

— Как же хорошо. Иди приляг тоже, а я пока умоюсь и переоденусь.

Юри нехотя встала и скрылась за ширмой, а на ее место лег Соно. Это и правда было божественно. Матрас поначалу показался необычайно мягким, особенно после тесной каюты на корабле с маленькой, совсем неудобной койкой. Соно слышал, как шелестит одежда Юри, падая на пол. До него доносились плеск воды, бившейся о медный таз, и нежный, довольный голос подруги, которая что-то неразборчиво говорила себе под нос. Соно начал проваливаться в сон, теряя счет времени, которое сейчас, казалось, тянулось невероятно медленно. Голова была тяжелой, а расслабившееся тело будто слилось с матрасом, из которого торчали пружины. Но даже они сейчас казались ему самыми мягкими.

— Сними хаори — я проверю твою спину.

Голос Юри выдернул его из липкой дремоты. Он даже не заметил, как заснул. Горе, а не шпион. Как можно было так легко потерять бдительность?! Хикаро бы отлупил его за это веником.

Соно потянулся и, вставая, стянул с себя ткань, которая пропиталась его потом, сукровицей и грязью.

— Болит еще? — Ее пальцы скользнули вдоль его позвоночника, огибая длинные шрамы.

— Нет.

— Это хорошо, но я все равно помажу. Но только после того, как обмоешься, а то пахнет от тебя не очень приятно.

Он и сам хотел смыть с себя этот толстый слой высохшей соли и пыли.

Соно спрятался за ширмой и, зачерпнув воду из большой деревянной бочки, вылил ее на себя. Она стекала в большой широкий таз, где уже была лужица помутневшей от грязи воды, оставленной Юри.

— Тебе помочь помыть спину? — Ее голос был совсем рядом.

— Нет.

— А может, все-таки да?

— Нет.

— Я не буду никуда смотреть. Только на твою спину.

— Нет. Я уже закончил, — соврал Соно, быстро натягивая на себя широкие штаны.

Он вышел и столкнулся с Юри, уже державшей в руках баночку с мазью. Расположившись на полу поудобнее, он развернулся к девушке спиной. Та села рядом и аккуратными движениями, только бы не сделать ниджаю больно, нанесла мазь на каждую рану на его спине. Она делала это так медленно и монотонно, что Соно вновь чуть не уснул.

— Держи. — Она протянула ему баночку. — Вон сумка, убери.

Соно подтянул к себе мешок, стоявший у кровати, и сунул в него руку, засовывая мазь в один из внутренних карманов. Его рука коснулась кожаного корешка, и, вытянув книгу из сумки, он положил ее перед собой.

— Ин Лик сказал, что пришло время прочитать ее. — Юри с интересом наблюдала за Соно.

Он медлил. Не хотел возвращаться в воспоминания и боялся узнать то, что скрывал Хикаро. Учитель был для него примером, и сейчас, в такое трудное время, он не хотел в нем разочаровываться. Что ждет его на страницах этой книги и что случится после того, как он ее прочитает? Нет. Она лежала четырнадцать лет, пусть подождет еще. Соно не готов ее открыть.

— Да не бойся, это всего лишь бумага в кожаном переплете. — Юри перехватила книгу и положила к себе на колени. — Давай я тебе почитаю, если сам не хочешь.

Она медленно раскрыла ее. Вложенные в книгу пожелтевшие страницы разлетелись красивым веером по ковру. Юри поймала один из неаккуратно сложенных пергаментов. Его уголки были загнуты, а чернила пропитали обратную сторону.

— Олхи будут жить, пока в них верят. Они везде. В наших мыслях, словах, действиях. Они все слышат, все видят и ходят среди нас. Принимают человеческое обличье. Ищут слабых, отчаявшихся людей. Но если придет к тебе святой, не принимай от него помощи. Беги без оглядки да молчи о том, что видел, если не хочешь сойти за сумасшедшего.

Юри протянула лист Соно. Это был почерк Хикаро. Неаккуратный и размашистый.

— Что за бред?

В голосе Юри сквозило недоверие. Рассмотрев все листы, она взяла в руки еще один и продолжила читать вслух:

— Легенды о святых олхи правдивы. Все они — наши первые короли, императрица и император. Ходили слухи, что их создал Всевидящий для помощи людям, и, когда время олхи закончилось, он забрал их в мир иной. Первые правители долго жили среди людей. Они основали государства, научили людей добывать еду, строить дома, вести хозяйство. Научили путешествовать, сражаться и любить. И даже после своей смерти они не бросили людей. Эвер стала солнечным светом, Ар — морем и воздухом, Рэй — высокими горами, а Сэтил — тьмой. Он не желал делиться своей властью и не хотел уходить. Всевидящий изгнал его, лишив зрения, и тем самым обрек на вечные скитания и голод. Но свергнутый олхи оживил грехи людей, создав себе помощников — сэтхов. Однажды святые покинули этот мир, но Сэтил вернулся и спрятался среди людей, которые до сих пор его боятся. Тени же стали поглощать их грешные души, напитывая своего олхи.

Юри остановилась и задумалась.

— Соно, ты же понимаешь, почему все до сих пор в это верят?

Он помотал головой.

— Потому что в праздничную ночь всех похищает «Или». Люди действительно пропадают, но они не знают, кто на самом деле за этим стоит.

Соно заметил на ее руках мурашки. Эта догадка удивила и его.

— Кто же такие сиафы? — Юри взялась за еще один свиток Хикаро. — Всевидящий наградил самых верных олхи людей даром ясновидения. Люди стали узнавать о будущем во сне, научились предсказывать судьбу через прикосновения, читать мысли, погружаясь в сознание людей. Благодаря сиафам Всевидящий видит этот мир. Так он и помогает народу, посылая всем видения. Раньше люди любили их, верили и доверяли им. Но появились те, кто, не владея даром, стал предсказывать войны, выбирать новых королей, обманывать людей. Сиафов возненавидели и стали убивать. Сейчас их осталось мало: тех, кому дар передался по наследству. Но даже они способны изменить этот мир.

Юри остановилась и с удивлением посмотрела на Соно.

— Что это за книга? Мне становится как-то жутко.

— Все, хватит. Давай спать.

Соно хотелось закончить это. Ему тоже было не по себе. Откуда Хикаро все это знал? Зачем писал, почему размышлял, что за догадки? Для чего все это? Кровь стынет в жилах.

— Слушай…

Но Юри не хотела останавливаться и, набрав воздуха, продолжила читать:

— Легенды любят приукрашивать, делая из олхи сказки, которые читают детям перед сном. Но многие ли знают и помнят настоящую историю? Историю любви Сэтила и Эвер. Историю предательства и измены. Историю троих олхи. Ту, из-за которой один из них вернется, чтобы отомстить.

Соно вырвал из рук Юри лист и, быстро собрав остальные пергаменты с пола, вложил в книгу и спрятал ее поглубже в сумку. Он больше не мог слушать этот бессвязный бред.

— Не хочу. Давай потом?

— Мне страшно, Соно. Да, это действительно похоже на бред, но почему от этих заметок мурашки по коже?

Юри обняла себя руками и легла в кровать, укрывшись одеялом. Соно казалось, что он не уснет. В голове было слишком много вопросов, но он не хотел сейчас искать на них ответ.

— Соно, — Юри перешла на шепот, — мы со всем разберемся. Обещаю.

Она задула свечу и спустя пару минут мирно засопела. Соно тоже сильно устал, но сон не шел к нему: мешало назойливое беспокойство. Он отгонял все мысли, однако они продолжали лезть в голову и мучить его. Стоило глазам только сомкнуться, как его тотчас же будили звуки, раздающиеся со второго этажа: то кто-то хлопнет дверью, то закашляет, то громко заговорит. Шли часы, и Соно начал винить себя за то, что его тело так и не отдохнуло, находясь все это время в напряжении. Он чувствовал, как напряглись мышцы и оголились нервы. У него не получалось лечь поудобнее, и он каждый раз просыпался от судороги то в ногах, то в руках.

— Нет…

Соно услышал голос спящей Юри. Она неразборчиво пробубнила что-то еще и вдруг громко закричала:

— Нет!

Соно вскочил с пола и подбежал к кровати. Тело Юри тряслось, а руки тянулись вверх. Она повторяла это слово и куда-то бежала, дергая ногами, которые скомкали все одеяло. Соно обхватил ее руки, прижимая к своему телу.

— Проснись. Проснись, Юри.

Она не слышала его, но, расслабившись, обмякла на кровати.

— Юри, — позвал Соно еще раз, повысив голос.

Ниджай аккуратно потряс ее за плечи. Сиаф медленно открыла глаза, которые сразу заслонила пелена слез. Грудь Юри вздымалась, девушка дышала очень быстро, но тихо. Соно погладил ее по волосам и коснулся шеи, потянув Юри к себе. Подняв ее, он крепко обнял мокрое от пота тело.

— Тише, тише… — Он нежно гладил ее спину, а она, уткнувшись в него головой, продолжала плакать. — Что приснилось?

Юри вздрогнула и впилась тонкими пальцами ему в кожу. Она громко шмыгала носом, пытаясь успокоиться, но, кажется, ей становилось только хуже.

— Я рядом, Юри. Рядом.

Соно обхватил руками ее щеки, всматриваясь в остекленевшие, полные горя и боли глаза. Вытирая ее слезы, он вновь прошептал ей эти слова. Громко вдыхая и выдыхая, он подождал, пока она повторит за ним. Ей нужно было успокоиться, а начинать всегда нужно с дыхания. Ей понадобилось время, но это все же помогло хоть немного прийти в себя.

— Они убили отца, — выпалила Юри. — Они с братом остановились в этом ночном доме. Сняли комнату на этом чердаке.

Юри делала длинные паузы, пытаясь отдышаться, и старалась не заплакать снова. Соно не торопил ее. Он ждал и медленно поглаживал ее: по плечам, локтям, рукам, в которые она впилась своими ногтями.

— Ночью отец вышел на улицу. Он искал Юстина, но нашел лишь наемников «Или». Их было много, а он — один. Они предлагали ему начать новую жизнь, предлагали поплыть в Арасу и принять веру другого святого. Он отказался. И они… они убили его.

Юри не сдержалась и вновь горько заплакала, уткнувшись лицом в грудь Соно.

— Ему было страшно, — бубнила она сквозь слезы. — А они втыкали ему в тело ножи, пока на нем не осталось живого места. Незримый…

Она злилась, а Соно просто молчал. Ему казалось, что сейчас ей нужна тишина. Он пытался представить, насколько больно Юри. Каково это — жить с мечтой, которая рухнула тогда, когда они приблизились к ней. Ему тоже приходилось терять близких, но время стерло из памяти ужасные подробности, оставив лишь раны на сердце. Ему тоже стало грустно. Соно хотел забрать боль Юри, помочь ей и облегчить страдания, но не знал как. Поэтому он просто крепко сжимал ее в объятиях, целуя в макушку.

— Я убью всех, кто причинил тебе боль. Я истреблю «Или», — шептал он ей в волосы. — Обещаю.

За дверью скрипнула лестница: их подслушивали. И Соно, кажется, догадался, кто это был.

Она уснула в объятиях Соно. Всю ночь он провел с ней, за что она была ему благодарна. Он молчал, давал ей время принять и понять. Сейчас Юри должна строить новый мир, в котором нет ее отца, но есть друг, его забота и поддержка. Ей не справиться с этим видением одной. Юри успокаивали мысли о том, что Соно рядом, и она знала, что он обязательно ей поможет. Ведь ее дом — это он, и она надеялась, что Соно думал о ней так же.

Утром она проснулась с опухшим лицом, но холодная вода помогла освежиться. Пока они собирали вещи, Юри вновь не смогла сдержать слезы и, скатившись на пол, громко зарыдала. Она старалась сдерживать себя, но крик так и рвался из горла. Ей сложно было смириться с тем, что она потеряла отца, так и не поговорив с ним, не обняв и не поцеловав. Она простила его, еще когда ей снилась Схиала. В тот день ее сердце вновь загорелось нерастраченной любовью к нему. Юри мечтала увидеть папу, рассказать ему обо всем, что с ней произошло. Хотела, чтобы он пожалел ее, погладил по спине и прижал к себе. Маленькая Ю, сидевшая внутри нее, играла со спичками, сжигая сердце дотла и оставляя место лишь для Соно и брата, которого она еще надеялась найти.

Проверив комнату на предмет забытых вещей, беглецы вышли наружу и закрыли дверь. Юри решила оставить там свои слезы и горе: пусть этот ночной дом станет последним ее воспоминанием о семье, которую она видела во сне. Ей хотелось поджечь комнату, сломать кровать, на которой спал отец, и разбить кувшин, из которого он мылся. Ярость и злость то накатывали на нее волной, то вновь медленно отпускали, оставляя лишь ощущение безнадежности и тревоги. Она стала ненавидеть «Или» еще сильнее, и желание истребить клан медленно вытесняло мечту найти брата. Если Соно хотел спасения, то она жаждала мести.

Юри спускалась по скрипучей лестнице и тонула в собственных мыслях, но Соно вдруг остановил ее, преградив путь рукой. Он поднес палец к губам, требуя тишины и осторожности, и глазами указал на первый этаж, откуда доносились голоса.

— Вот мы и вернулись, Сакаши. Скучал я по этому месту.

— Я ждал вас. Почему задержались? — спросил владелец ночного дома.

— Если расскажу, ты никогда не поверишь, — засмеялся другой мужчина.

Соно повернулся к Юри и показал пять пальцев. Столько людей внизу он успел разглядеть.

— Хозяин в ярости. Столько крови «Или» давно не видел. Он обезумел. Всех без разбора режет и скидывает со скалы.

Незримый, они из клана! Сердце Юри застучало, и она начала оглядываться по сторонам, пытаясь найти другой выход. Ей не хотелось сталкиваться с ними, да и Соно, скорее всего, тоже.

— Помнишь ниджая, которого Хикаро растил?

— Помню, конечно. Столько шума было вокруг него, — Сакаши заговорил громче.

— А девку помнишь? Стерву проклятую, — мужчина явно не скрывал отвращения.

Юри заметила, что Соно сжал руки в кулаки. Костяшки на них сразу побелели. Когда он повернулся, Юри увидела, как на лице его заходили желваки.

— Не, не помню такую. Хозяин как ночной дом купил, так меня сюда и отправил. Я уже лет десять тут сижу и жду членов клана. Хорошо хоть Ренрис разрешил пускать обычных посетителей, а то я уж начал бояться, что нас всех раскроют. Ну и что там дальше?

— Короче, Хикаро себе еще и девку взял. Сиафа. Она в прошлой зачистке была.

— Сиафа?! Во дурной. На старости лет совсем свихнулся.

— Он помер, кстати.

— Да плевать. Ближе к делу.

— В общем, сбежали они. Ниджай и сиаф. Приехали вот их искать и одну…

— Одну вещицу на рынке, — перебил его другой голос.

Юри подумала про принцессу. Ренрис никому из приближенных не рассказал о сне. Зачем-то держит это в тайне. Она дернула Соно за край хаори, но он даже не обернулся. Ей хотелось не слушать их разговор, а поскорее сбежать отсюда.

— Они к тебе, кстати, не заходили? Он длинный, с хвостом на голове и с таким лицом, будто все ему должны. А она — мелкая совсем, головы на две ниже его.

Наступила тишина. Соно наконец-то посмотрел на Юри и показал на коридор второго этажа. Она медленно развернулась, стараясь балансировать на одном месте, чтобы лестница не заскрипела и не привлекла внимания гостей из клана. Сердце бешено стучало, отдавая барабанной дробью в ушах.

— Заходили, — нарушил Сакаши тишину. — Они в чердачной комнате.

Наемники сорвались с места и, громко затопав, побежали к лестнице. Соно обогнал Юри и подбежал к первой попавшейся двери. Закрыта. Юри поняла его и дернула следующую.

— Лови их! — Наемники уже оказались на втором этаже.

Юри сильно ударила плечом в дверь, и та распахнулась, впуская ее внутрь. Соно забежал следом и, быстро придвинув комод, загородил проход. С кровати вскочил толстый волосатый мужчина с длинной бородой и сросшимися на переносице бровями. Лицо его исказила гримаса страха. Он натянул на себя одеяло, закрывая наготу, и громко запричитал:

— Я вам все отдам! Берите мой кошелек, забирайте жену, она в соседней комнате. Забирайте все, что хотите, только не убивайте.

— Заткнись, — шикнул на него Соно и подошел к окну.

В дверь начали с силой стучать, явно пытаясь ее выломать. Юри взяла стул и поставила на комод. Это вряд ли поможет, но хоть немного остановит наемников, если они все-таки вломятся внутрь.

— За мной, — Соно подозвал Юри и быстро выпрыгнул в окно.

— Вам от нас не убежать! Хозяин просил вернуть вас живыми, но перед этим мы с вами как следует позабавимся. — Крики в коридоре, кажется, разбудили весь второй этаж.

Юри подбежала к окну и медленно вылезла из него. Руки Соно сразу же поймали ее и аккуратно помогли удержать равновесие. Они оказались на крыше маленькой пристройки. Соно пошел к ее краю и быстро спрыгнул вниз.

— Тут высоко! — Она шагнула назад. — У меня не получится.

— Я поймаю.

Она медлила и пыталась выработать тактику, которая поможет ей приземлиться помягче. Из окна донеслись крики волосатого толстяка и шум падающей на пол мебели.

— На улицу за ним, живо! А я достану стерву тут, — крикнул ей в спину самый главный.

— Юри! — позвал ее Соно.

Она, больше не раздумывая, прыгнула вниз и приземлилась на колючее сено. Пристройка оказалась загоном для свиней, которые сейчас ели из корыта. Соно взял Юри за талию и легко перекинул через небольшой забор, а затем отдал ей сумку и, придерживая катану, прыгнул за девушкой.

— На рынок.

Они сорвались с места и побежали туда, где, как казалось Юри, можно легко затеряться.

— Соно, нам надо сменить одежду.

Одновременно бежать и говорить было сложно. Но маскировка точно поможет им слиться с толпой. Наемники выбежали на улицу и, увидев удаляющиеся спины, засвистели беглецам вслед. Юри набрала в легкие побольше воздуха и устремилась вперед, почти нагоняя Соно. Наконец показались палатки, между которыми они и проскользнули.

Рынок изменился. Лабиринт искривился в новых поворотах, путая беглецов еще больше. Там, где вчера была палатка с перьями разнообразных птиц, сегодня зазывал покупателей продавец, предлагавший деревянные дудочки. Юри глазами нашла торговца одеждой и, пробегая мимо, схватила с прилавка несколько вещей. Ему почти удалось поймать Юри за руку, чтобы заставить заплатить, но она ловко увернулась. Ей стало стыдно за то, что украла товар, но сейчас у них совсем не было времени на разговоры и примерки. Юри накинула на волосы платок и завязала узел. Соно же быстро надел круглую шляпу, с которой свисала куча бусин. Он спрятал ножны в своих широких штанах, а рукоять прикрыл хаори. На плечи они оба накинули цветастые кофты и, замедлив шаг, слились с толпой. Правда, Соно был очень высоким и выделялся среди других людей. Юри попросила его нагнуться и сгорбиться. Он быстро обернулся, изучая лица людей, а когда увидел наемников, развернул Юри к прилавку с картинками. Она быстро схватила одну из них, приблизив к лицу, будто изучая мазки и детали на ней. Когда клановцы прошли мимо, Соно сжал руку Юри в своей и потянул в противоположную от наемников сторону. Они перешли на бег, и казалось, что вот-вот выбегут на улицы Юнена, но Юри чуть не упала, когда чья-то рука потянула ее на себя.

— А я везде тебя ищу.

Юри медленно развернулась, поправляя слетевший платок.

— Хея, пойдем домой.

Знакомое лицо бабушки, которую они видели вчера, растянулось в улыбке. Она быстро накинула на руку Юри веревку и завязала на ней узел.

— Не убегай больше.

— Вы перепутали, я не Хея. Я Юриэль.

Пытаясь высвободить руку, она оглянулась по сторонам, ища лица наемников. Соно обошел ее и постарался прикрыть спиной.

— Не Хея? — Трясущиеся старческие руки обняли руки Юри. — А где Хея?

— Наверное, ждет вас дома.

— Я не знаю, где дом. — По сморщенному лицу женщины потекли слезы.

— Незримый… — прошептал Соно.

— Как вас зовут? — Юри наконец развязала веревку, но так и осталась стоять на месте.

— Не знаю… А… а где я? А вы кто?

Старушка сделала пару шагов назад и, споткнувшись о брусчатку, чуть не упала, но Соно быстро поймал ее. Она, как маленький брошенный ребенок, начала озираться по сторонам, останавливая взгляд на Юри.

— Не бойся, бабуля, мы поможем.

Юри поймала недовольный взгляд Соно. Он цокнул, начал осматривать карманы бабушки и вытащил из одного кучу листков. Это были бумажные чеки, написанные от руки. Овощи, фрукты, сладости. Один чек — от билета на корабль до Арасы, другой — на одежду и воду. Но в руках старушки не было ни единой корзины. Наверное, потеряла. На последнем листе корявым почерком было написано:

Если вы держите в руках эту записку, значит, моя мать опять потерялась. Прошу: приведите ее в бордель «Блажь», и я вам заплачу. Красная улица, седьмой дом. На стойке спросите Лирасу. Спасибо.

— Сейчас мы отведем вас к дочери, не бойтесь. — Юри погладила трясущиеся руки старушки.

— Дочь? Нет, отведите меня к моей маме.

Соно тяжело вздохнул. Они оба подхватили женщину под локти и быстрым шагом направились в бордель.

«Блажь» сложно было не заметить на этой скромной серой улице. Вокруг входа росли сильно пахнущие розы, дверь была выкрашена в красный цвет, а деревянная вывеска казалась больше, чем широкое окно, за которым стояли полуголые мужчины и женщины. Соно будто их и не заметил, а Юри, смутившись, сразу отвернулась. Ниджай оглянулся и, изучив улицу и убедившись, что за ними никто не следит, толкнул дверь. К нему сразу подбежали луксурии, но он отодвинул хаори, показывая рукоять катаны. Округлив глаза, шлюхи осмотрели его, старушку и Юри и, вернувшись на свои подиумы, продолжили танцевать.

— Нам нужна Лираса, — сказал Соно девушке, которая стояла за стойкой и заполняла какие-то бумаги.

— Приветствую вас в «Блажи». Доверьтесь нам, и мы исполним ваши желания.

С ее лица исчезла улыбка, как только она заметила серьезный вид Соно и ножны катаны.

— Лираса сейчас с клиентом. Прошу вас подождать ее в креслах, — голос девушки задрожал. — Оплата будет двойной, плюс пятьдесят юн за бабушку.

— Это ее мать.

— А, ой! Поняла, секунду!

Она выбежала из-за стойки и взлетела вверх по широкой лестнице, выстроенной прямо в центре зала. Музыка сливалась со стонами и громким хохотом. Юри было не по себе, а Соно и вовсе напряженно уставился на стену.

— Мама! — К старушке бежала дочь и, торопясь, завязывала свой шелковый халат.

— Я не твоя мама. — Пожилая женщина спряталась за спину Соно.

— Мам, ну ты опять! Я же работаю. А где Хея? — Лираса уже отсчитывала юны, которые хотела вручить Юри.

— Хея уплыла в Арасу, — отчеканил Соно и протянул луксурии чек на билет. — Обворовала вас и сбежала.

— Дрянная девчонка! Ну и Незримый с ней. — Лираса взяла мать за руку, но старушка испуганно отдернула ее.

— Я не пойду с тобой.

— Как же ты меня достала! Я столько денег на тебя потратила! Зачем ты выходишь? Сиди дома. Я же прихожу к тебе каждый вечер и приношу еду.

— Я не знаю, кто ты. — Бабушка вцепилась руками в одежду Соно.

— Всё! Заканчивай! — Лираса теряла терпение.

Соно развернулся к старушке и наклонился к ней. Он улыбнулся, показывая ей зубы, а рукой взъерошил седые волосы.

— Доченька моя, вот ты где.

— Папа?

Соно кивнул.

— Капризная, твоя мама ждет тебя дома, а вот она, — он развернулся в сторону Лирасы, — отведет тебя к ней. Возьми ее за руку и не отпускай, пока она не скажет.

Бабушка заулыбалась и сама потянулась к своей дочери.

— А ты когда домой?

— Скоро, милая.

Лираса цокнула языком и протянула ладонь с горстью монет. Соно отмахнулся, и луксурия быстро увела свою мать куда-то за лестницу. Тепло разлилось по телу Юри. Она загордилась своим другом. Он вновь сумел ее удивить.

— Простите, — раздался за ее спиной голос девушки, которая уже успела вернуться за стойку.

Юри развернулась к ней и увидела круглый живот. Она вынашивала ребенка.

— Могу ли я вам заплатить?

— Зачем? — удивилась Юри и почувствовала, как к ней подошел Соно, касаясь широким рукавом плеча.

— Я отдам вам все мои деньги и даже больше, только не забирайте моего ребенка.

— Забрать ребенка? Я не понимаю вас.

— Не говорите о моей просьбе Муди, умоляю! — ее голос перешел в нервный писк.

— Почему мы должны забрать вашего ребенка? И кто такой Муди?

Юри тоже была в недоумении и наклонилась к луксурии поближе: ей показалось, что этот разговор должно услышать как можно меньше людей.

— Ну, вы же те, кто защищает наш бордель. Я знаю, что иногда вы приходите за платой, и в тот день пропадают дети, которых мы рожаем. После того как мы их вскармливаем, Муди, наш владелец, забирает малышей, и больше мы их не видим.

Соно громко сглотнул и заговорил раньше Юри:

— Мы не тронем твоего ребенка.

— О, спасибо! Спасибо! Вот деньги.

— Оставь, они тебе еще понадобятся.

— Скита! А ну быстро работать, базарная девка.

Громкоголосый низкорослый мужчина показался за спиной луксурии. Натянувшаяся рубашка была уже готова лопнуть на его животе. Скита испуганно спрятала руку с монетами в карман сарафана и принялась перебирать кипу бумаг, которые принес ей мужчина.

— Какие-то пробле… — Сначала он не заметил новых посетителей, но, переведя в итоге взгляд на Соно, увидел катану. — Проблески света сегодня озарили мой хмурый день. Я не ждал вас так рано, но проходите скорее в мой кабинет.

Его пухлые губы растянулись в улыбке, а тон стал заискивающим. Мужчина открыл им дверь за стойкой, и они направились в комнату, ловя на себе умоляющий взгляд Скиты. Кабинет оказался очень тесным и не подходящим для владельца. На полу стояла куча мешков, на столе был бардак. Соно поморщился из-за затхлого кислого запаха пота. Юри тоже прикрыла нос рукой. Вошедший последним Муди быстро и нервно закрыл дверь.

— Если вы за детьми, то пока их нет. Только одна беременная ходит, но тогда, по договору, — он открыл ящик стола и вытащил из него бумагу, — я должен вам два мешка кван.

Юри постаралась скрыть удивление и просто молча кивнула. Пусть говорит что угодно, все равно они уйдут и больше никогда не встретятся. А если он им и деньги даст, так это еще лучше.

— У меня, правда, пока только один. — Глаза владельца борделя заискивающе забегали. — Вы сможете подождать до вечера? Я сбегаю в счетный дом и обменяю юны. Нынче все только ими и платят.

Соно и Юри переглянулись. Она подумала, что Соно тоже был бы не прочь разжиться деньгами, предназначенными для Ренриса, но ждать они не могли. За ними погоня, да и нужно искать Юстина с принцессой. Времени мало, а риски большие.

— Вы пока тоже можете поработать. У меня есть для вас одно задание. Мою шлюху убили, и я хочу, чтобы вы нашли этого сына свиньи. В этот раз я не ограничусь пальцем или глазом, мне нужна его голова.

— Нет, — ответил Соно.

— Ну да, согласен, жестоко. Давайте руку по локоть.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Мы не будем никого убивать, — пояснила Юри.

Муди прищурился, его лицо покраснело, и, схватив со стола договор, он подбежал к Соно. Владелец борделя был низкого роста, даже ниже Юри. Ей каждый раз приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть глаза Соно, а Муди и вовсе дышал ему в ребра. Его грозный вид, раздувающиеся ноздри и скрещенные на груди руки вызвали у Юри смешок, которого толстяк даже не заметил.

— Вот договор! — Он начал трясти бумажкой. — Почему я его выполняю, а вы — нет? Написано же, что я вам — детей, а вы мне — защиту и поддержку. Поэтому бери свою острую палку и иди убей кого, того скажу! Того, кого… Кого, кого… Ну, вы поняли.

Муди громко топал ногой. Его голос срывался, перескакивая на более высокие ноты. Мужчина не вызывал у Юри страха, и она видела абсолютно бесстрастное лицо Соно, которое подтверждало, что и у него тоже. Надо просто согласиться и уйти.

— Будет сделано. Рука по локоть, мы поняли. — Юри коснулась плеча Муди.

— Ну и славно. — Мужчина, кажется, расслабился.

Соно покосился на Юри, а она бесшумно произнесла, что объяснит ему все потом.

— Тогда мы пошли.

— А имя? А куда идти?

Муди остановил направившуюся было к двери Юри. Его пухлые пальцы обхватили ее тонкую кисть и крепко сжали. Соно дернулся, пытаясь выхватить ее руку, но Муди схватил и его.

— Я вас сейчас отведу к человечку, а он отведет вас к другому человечку, которого вы и убьете.

Муди толкнул ногой дверь, и они вышли из кабинета. За стойкой беременную Скиту уже сменил светловолосый широкоплечий парень. Юри почувствовала, как похолодели пальцы, как учащенно забилось сердце и картинки из сна замелькали в воспоминаниях. Схиала, безликая толпа, брат с отцом и луксур, что смог коснуться ее плеча, его безмятежная улыбка и золотые растрепанные волосы. Юри сделала глубокий вдох. Знакомый запах помог разогнать ее тревогу. Аромат любви, мяты и меда.

— Скита, чудесная, отдохни как следует, — крикнул парень беременной луксурии, которая взбиралась по лестнице наверх.

— О! А человечек-то сам к нам пришел. — Муди подвел их к нему.

Блондин обернулся и, одарив Юри белоснежной улыбкой, осмотрел ее с головы до ног. Его томный, бархатный голос и заигрывающие нотки вернули ее в воспоминания, в которых они уже встречались.

— Если бы я был шлюхой, то предложил бы…

— …тебе свои услуги, красавица, но, увы, я зарабатываю на жизнь другой профессией, — закончила за него Юри.

— Читаешь мысли, мышонок. — Он удивился и громко засмеялся, но быстро перевел тему: — Твой дружок тоже очень даже симпатичный. Хмурый, правда, но наши девочки быстро его развеселят. Или он по мальчикам?

Рот Юри открылся от удивления: она не ожидала этой встречи. По ее спине пробежали холодные мурашки, а волоски на руках встали дыбом. Сон сбывается, и, кажется, они на верном пути. Этот парень наверняка что-то знает и должен им помочь.

— Эвон, я нанял этих людей, чтобы они расквитались с убийцей луксурии. Не спускай с них глаз: больно уж подозрительные.

Муди отпустил руку Соно и вернулся в свой кабинет, громко хлопнув дверью. Ниджай, не обращая внимания на Эвона, указал Юри кивком на выход из борделя.

— Сон, — прошептала она одними губами.

Он смог ее понять и с видом «кто угодно, только не он» посмотрел на Эвона. Пожав плечами, Юри нервно вздохнула и мысленно понадеялась, что они все же смогут найти общий язык. Взглядом, полным надежды, Юри вновь оглядела блондина. Лицо парня больше не казалось добрым и милым, сейчас оно выражало лишь удивление и отвращение. Юри не знала, с чего начать разговор, как сказать ему о сне. Она даже не понимала, как этот светловолосый юноша связан с ее братом и принцессой. Радость внутри волной растекалась по телу, вселяя в нее новую надежду.

— Выйдем. Есть разговор, — пренебрежительно сказал им блондин.

Эвон гадал, в какой же момент все пошло не так. Когда он купил на аукционе принцессу? Когда познакомился с Ресеем? Когда узнал, что Берк — убийца?

Эвон взвалил на себя непосильную ношу. Сейчас в его руках были судьбы людей, и только ему решать, как распоряжаться каждой из них. Когда-то он бежал от этой ответственности и ненужной ему власти, когда-то он смог прекратить свои муки и спрятаться на Схиале. Она приняла его и укрыла в борделе, где он чувствовал себя одним из самых счастливых, его окружали друзья, любовь, настойки и сигареты, он мог быть собой, никому не принадлежать и ощущать себя свободным. Но почему сейчас это едкое кислое чувство вернулось к нему вновь? Почему он должен решать, кому умереть, а кому — нет. Никто не заслуживает смерти.

Эвон не стал рассказывать Муди о Берке, как и Лирасе, которая точно бы растрепала все другим луксуриям. Он решил, что потянет время для Далии, и, быть может, это позволит понять ему, что делать дальше. Пусть пока это будет тайной, о которой знают лишь двое.

Принцесса долго приходила в себя после нападения и, боясь каждого шороха, скрипа двери и громкого звука, сразу бежала к Эвону, чтобы спрятаться за его спиной. Ему это льстило, но уже порядком надоело: она мешала работать над новыми мазями и настойками.

За все эти дни полки лекаря поредели. Далия выпила много успокоительных и истратила почти весь запас охлаждающей мази, которая убрала красноту на ее шее. Берк душил ее. Так же, как и Нэлин. Но Далии повезло куда больше, чем той, чье тело нашли прошлым вечером на хлебном складе. Слухи о ее отрезанном языке и вырванных связках разлетелись по всему острову. Люди испугались и принялись собирать вещи, пытаясь уплыть со Схиалы на ближайшем корабле. Но продавцы, которые не хотели терять покупателей, опровергли догадки о ночном убийце, обвинив во всем голодных чаек да пеликанов. Эвону было не по себе, ведь в тот вечер, когда они ели курицу и пили эль с Ресеем, они видели Берка в одежде, испачканной кровью. Как он не догадался? Пьяный болван.

Разбирая утром полки, Эвон выписывал на листок ингредиенты, которыми стоит пополнить свои запасы.

— Масло женьшеня, тертые листья белладонны, раковины улиток, ромашка, мята…

Кажется, список будет длинным, а количество денег в разы уменьшилось. Надо бы попросить немного юн у Муди.

— Звездчатка, ягоды брусники, корень имбиря. Ну, этого еще достаточно, можно не брать. Так… А этого совсем мало. — Он взял в руку колбу, где на самом дне лежали темно-зеленые, скрученные в трубочку листики. — Многолетний чакрун.

В голове, как спичка, мгновенно зажглась идея, и Эвон, бросившись к столу, высыпал содержимое сосуда в тарелку. Он ведь совсем забыл об обещании вернуть Далии память!

Муди когда-то давно пришел в бордель избитый и пьяный. Он не мог вспомнить, куда дел ключи от своего кабинета, не мог вспомнить имени Эвона и как зовут луксурий. Травник выкупил на рынке этот запрещенный папоротник и, выдавив из листьев сок, дал выпить Муди. Зрелище оказалось веселым: владелец борделя танцевал, катался по полу, пел песни и даже раздевался догола. А утром лежал с головной болью в своем кабинете, ключ от которого все-таки смог найти. Эвон больше не рисковал с черным рынком и растениями, о которых ничего не было написано в его толстых лекарских книгах. Но, может, стоит попробовать дать этот многолетний чакрун Далии? Правда, он засох и потерял всю влагу.

— Помнишь, я говорил, что помогу тебе вернуть память и найти тот стертый отрывок твоего воспоминания?

— Ты что-то придумал?

Она стояла на стремянке и срывала засушенные цветы с ниток под потолком. Эвон помог ей аккуратно спуститься и, посадив на кровать, высыпал ей в руку листья.

— Ты должна съесть их. Не бойся. Ты просто быстро уснешь и так же быстро проснешься. — Он протянул ей стакан с мутной водой, которую когда-то настаивал специально для Нэлин и Лирасы.

Далия не торопилась класть в рот неизвестные ей листья.

— Давай, принцесса. — Эвон обхватил ее руку и поднес к лицу, помогая решиться. — Быстро разжуй и запей.

Немного помедлив, она все же так и сделала. Сморщив нос и закрыв глаза, девушка нехотя жевала листья, которые быстро окрашивали ее зубы в зеленый цвет. Сухой папоротник, напитавшись ее слюной, стал вязким, похожим на слизь. Эвон смотрел на Далию и подбадривал ее, кивая. Он словно тоже ощущал этот горький вкус во рту, а когда она запила получившуюся кашицу, травник громко сглотнул.

— Умница, девочка, — он погладил ее по голове. — Ты пока тут веселись, а я пойду на рынок за припасами.

Взяв со стола длинный список покупок, травник подошел к зеркалу. Надоедливая лямка подтяжек вновь спала с плеча, а заправленная рубашка выбилась из штанов. В этом был свой шарм, и, решив оставить понравившуюся ему небрежность, Эвон аккуратно закрыл скрипучие дверцы шкафа, боясь разбудить засыпающую принцессу. Стакан громко ударился о прикроватный коврик, а затем подкатился к его ногам. Далия упала лицом на подушку: уснула. Эвон решил смешать чакрун с сонной настойкой, которую использовали луксурии, опаивая клиентов. Пусть лучше она раздевается и танцует в своем сне, чем на первом этаже борделя. Эвон накрыл ее одеялом, заботливо убрал волосы с лица и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

За стойкой стояла Скита. Она волновалась и перебирала бумаги, которые даже не успевала прочитать.

— Ты что такая нервная?

Она не ответила на вопрос Эвона, а лишь покосилась на свой живот.

— А, точно. Все время забываю, что ты беременна, — усмехнулся травник.

— Эвон, у тебя есть успокоительное?

— Прости, но у меня закончились настойки. Вот иду к Муди за деньгами.

— У него гости, — голос Скиты дрогнул.

Пряча испуганные глаза, она схватилась за живот и, поглаживая его, вернулась к бумагам.

— Так, иди-ка отсюда. Я постою за тебя.

Луксурия облегченно выдохнула и, обняв Эвона, убежала наверх.

— Скита, чудесная, отдохни как следует! — крикнул он ей вслед.

Тогда Эвон еще не знал, что люди, которые вышли из кабинета Муди, станут теми, кто поможет принять ему решение и вместе с ним возьмет на себя ответственность за чужую жизнь.

Он вывел их на задний двор борделя. С чего начать разговор с такими людьми, как они, травник не представлял. Но, набравшись смелости, все же заговорил:

— Сколько Муди вам заплатил? Получите от меня больше, но давайте обойдемся без убийств.

— У вас тут что, принято разбрасываться деньгами? Почему каждый пихает нам юны и кваны? — девушка начинала злиться.

— Я… я просто не хочу смертей, а вы пришли сюда за этим. Я оплачу вашу работу в двойн…

— Мы все поняли с первого раза, Эвон. Так тебя зовут, кажется? Я Юриэль, а это Соно. Будем знакомы.

Хмурый арасиец отвесил ему поклон. Эвон ответил ему тем же.

— Ты не поверишь, но нам самим тоже не хочется пачкать руки. Мы тут не за этим.

Эвон и правда не поверил: зачем тогда их нанял Муди? Где он их нашел? Они похожи на убийц: мрачные, грозные, во всем черном, парень еще и с катаной, на которую даже смотреть страшно.

— И зачем вы тут?

Юриэль привстала на носочки, пытаясь дотянуться до Эвона.

— Я сиаф, — прошептала она. — И ты мне снился. Не знаю как, но мы должны друг другу помочь.

По спине Эвона скатилась холодная капля пота. Он никогда не видел сиафов и, честно говоря, думал, что все они умерли. На него вновь свалились вопросы, от количества которых он и без того устал.

— Чудесная, я готов поверить во все что угодно, но не в это.

— Вспомни: я знала, что ты мне скажешь сегодня, чудесный. — Последнее слово она произнесла с некой неприязнью. — Я видела тебя во сне: ты предлагал мне помощь. Так давай поможем друг другу. Мы не будем никого убивать. Но есть проблема: твой хозяин попросил принести отрезанную руку убийцы.

— Что? Зачем ему это? Его рвет от вида крови, какая рука?!

— О, да ты многого не знаешь о своем Муди. Удивительно. Как же вы можете работать вместе, если он не рассказывает тебе о таком?

— Не желаю тебя слушать, Юриэль, но согласен на твое предложение: вы помогаете мне, я — вам.

— По рукам. — Она протянула ему ладонь. — Рассказывай, что делать.

Эвона позабавил этот жест, но он все же ответил девушке крепким рукопожатием.

— Прошу обойтись без убийств. Придумайте что-то для Муди, скажите, что все сделали, — пусть он поверит вам на слово. Или найдите труп да отрежьте ему руку.

— После нас придут другие, и тогда Муди закажет убийство у них.

— А вот им я уже заплачу двойную цену.

— Почему ты не хочешь убийств? — встрял в разговор Соно, и Эвон с Юри с удивлением взглянули на него.

— О, да ты умеешь говорить, — сострил травник, но, увидев грозный взгляд Соно, сразу стушевался. — Ну, это долгая история. Убийца — брат моего возлю… моего друга. Да, у него пугающий вид, но он болен. Он не такой, как мы с вами, и ему нужно лечение. Успокоительные настойки, разговоры, может, даже опиум. Мне нужно это обдумать, однако я могу ему помочь.

— Ты лекарь?

— Да, Юриэль. Я травник и лечу луксурий в этом борделе.

— Твоего друга надо предупредить. Пусть бежит со Схиалы. Теперь тут опасно. — Соно был краток и напряжен.

— Хорошая идея, молчун. Ты начинаешь мне нравиться.

Все здания на Схиале выглядели одинаково, но дом, в котором жил лорд Паунд со своей семьей, выделялся сверкавшим на солнце золотом. Яркая краска была на дверях, оконных рамах, заборе и калитке; дверную ручку украшал драгоценный неограненный камень. Из открытого окна доносилась музыка скрипки. Этот дом так и кричал: «Приходи и кради». Но Паунд, кажется, этого не боялся, а, наоборот, будто ждал, когда ловушка захлопнется и его старший сын Берк сможет позабавиться с новой жертвой.

Эвону не хотелось думать об этой семье плохо, потому он просто оправдал эту безвкусицу их прошлой богатой жизнью в Эвероке.

Травник постучал в дверь, оставив за своей спиной Юри и Соно, которые осматривали улицу и людей, идущих мимо.

— О, лекарь! Никак за юнами своими пришел? — Дверь открыл сам лорд Паунд. — Заходи, заходи.

— Я не один. — Эвон отошел, давая лорду осмотреть своих новых знакомых.

— Гостей мы не ждали, но что поделать.

Он распахнул дверь и, придерживая ее, пропустил всех внутрь.

Внутри дом блистал так же, как и снаружи. Обитая шелком мебель, фрески на стенах, хрустальная люстра. Да, эта семья любит роскошь.

— Ты мне очень помог. Голова и правда прошла. Сейчас принесу тебе юны, а пока проходите в зал.

Лорд поднялся на второй этаж, а Эвон направился в большую светлую комнату, посередине которой стоял Ресей. Он играл на скрипке какую-то очень знакомую мелодию. Его тонкие руки изящно двигались в такт, водя смычком по струнам. Эвон сразу представил эти пальцы пробегающими по его телу. В мечтах лекаря они нежно касались его, возбуждали и манили… Но нет. Они тут не за этим.

— Ресей, — откашлялся травник.

Тот быстро развернулся, опуская скрипку.

— Эвон! — Он бросился к нему. — Ты все-таки пришел! Я очень рад!

Ресей повис у него на шее. От него пахло сладкой выпечкой. Эвон незаметно коснулся своими губами его кудрявых волос и притянул ближе к себе. Ему хотелось забыться и провалиться в любовь Ресея. Он устал и запутался, и, кажется, только тут, в его объятиях, лекарь ненадолго смог забыться.

— Кхм, кхм…

Юриэль с Соно тоже зашли в комнату.

— Мы хоть когда-нибудь сможем с тобой уединиться? Почему за тобой то рыжие девки ходят, то…

— Рыжие девки? — перебила Юриэль.

Эвон наконец выпустил Ресея из своих объятий.

— Ходила с ним одна, да. Смотрела на него так, словно вокруг больше никого нет. Гадюка.

Лекарь улыбнулся тому, как Ресей мило надул губы и скрестил руки, но взглядом попросил его замолчать. Тот решил не обращать на это внимания. Кинув скрипку на диван, он взял Юриэль под руку. Эвон услышал, как зашелестела ткань широких рукавов Соно: он было дернулся, но в итоге остался стоять на месте. Странный какой-то, молчаливый и пугающий.

— Я люблю этого кретина! Всем сердцем люблю. А он отвергает меня, представляешь?

— Это все, конечно, грустно, но что за рыжая девушка? У нее голубые глаза? Она с аукциона? — Юри попыталась убрать руку Ресея, но тот вцепился крепко.

— Да плевать мне на нее! Тварь такая, прилипла к…

— Голубые и с аукциона, — спешно ответил Эвон, перебив Ресея. — Ты знаешь ее?

— Да… да! Я знаю!

Юриэль вырвалась из хватки Ресея и подбежала к Соно, который сразу приободрился. Сейчас она не видела никого, кроме ниджая, и говорила только с ним, не обращая внимания на других.

— Все сходится! Наконец-то я все поняла. Эвон приведет нас к ней — вот почему он мне снился. — Она подпрыгивала на месте, дергая Соно за рукав. — А она приведет меня к брату. Соно! У нас получилось!

Он тоже радостно улыбнулся и притянул Юриэль к себе, нежно обнимая и успокаивая. Вскоре она и правда поутихла.

Что между этими двумя? Любопытный нос Эвона захотел разузнать это.

— Все это тебе приснилось? Так ты действительно сиаф? — уже зная ответ, спросил он и, немного помолчав, добавил: — Хорошо, теперь я тебе верю.

Юри с облегчением выдохнула и улыбнулась травнику, а Ресей молча наблюдал за ними. Эвон успел заметить удивление на его лице, но не стал ничего объяснять: на это нет времени.

— Мы не просто так сюда пришли, — начал он. — Ресей, вам нужно бежать со Схиалы.

— Зачем это, лекарь?

В комнату вошел лорд Паунд, а за ним и Берк, который нес в руках мешок юн. Он хромал, спотыкался об углы и чуть не упал, задев край ковра. Остановившись, Берк осмотрел потолок и стены, разглядывая узоры на них. Его большие толстые пальцы мяли монеты, которые, звеня, бились друг о друга. Эвон остолбенел, поглощенный злостью и испугом. Но боялся он не за себя, а за единственную девушку, которая была в этой комнате. Он надеялся, что семья сможет сдержать этого здоровяка. Сейчас Берк все-таки дома.

Соно тоже ощутил волнение и шагнул вперед, пряча Юриэль за своей спиной.

— Сыночек, отдай мешочек вон тому мальчику.

Берк, громко топая, подошел к Эвону и протянул ему руку.

— На.

— С… спасибо.

Тяжелые монеты упали травнику на ладони.

— Ну, я же говорю. Все друг другу дают деньги! Что не так с этими людьми? — разнесся по комнате шепот Юри.

Берк развернулся к ней, а она, увидев его косоглазие и страшную, во все лицо, кривую улыбку, попятилась. Он замычал, пытаясь что-то сказать. Заикаясь и кряхтя, он, стоя на месте, протянул к ней руку, а другой, обхватив свое горло, принялся его чесать. Брови Соно сползли к переносице. Он нахмурился и тяжело вздохнул.

— Так почему нам надо бежать, лекарь? — разрядил Паунд накаляющуюся обстановку, аккуратно схватив сына за локоть и подтягивая к себе.

— Я знаю, кто ваш сын.

— Да, твой любовник. Его румяные щеки сложно не заметить.

Ресей, все это время сидевший в кресле, спрятал покрасневшее лицо в ладонях.

— Нет, я про Берка.

— Он у нас больной и недоразвитый. Но кому от этого плохо, кроме него самого?

— Он убийца.

Тишина звоном разнеслась по стенам зала. Мычания Берка стихли. Его маленькие по сравнению с большим квадратным лицом глаза забегали по лицам окружающих. Он громко зарыдал и выбежал из комнаты, скрывшись где-то на втором этаже.

— Он не убийца! Не оскорбляйте моего сына.

— Отец, хватит! — крикнул Ресей. — Я говорил, что рано или поздно все об этом узнают. Предупреждал, что надо было быть осторожнее!

— Он не убийца… Берк просто болен. Мой сыночек просто болен, — Паунд едва сдерживал слезы. — Вы пришли убить его? — обратился он к Соно и Юриэль.

— Нет. То есть да, но нет.

— Эвон, это правда? — голос Ресея дрогнул.

— Я же говорю вам: мы не будем никого убивать. Скажите спасибо Эвону. Но за нами придут другие. За вашу смерть заплатили, и поиски не закончатся до тех пор, пока наемники не получат ваши головы.

— Мой бедный сыночек. Мой мальчик, — продолжал сокрушаться лорд. — Это я во всем виноват. Это из-за меня он такой.

— В том, что он болен, нет твоей вины. — Ресей погладил отца по спине.

— Берк… его никогда никто не полюбит. Никогда! А чем он отличается от других? Он же тоже человек.

— Расскажите, что случилось. Я хочу вам помочь. Быть может, смогу понять, какие настойки ему давать или как лечить.

— Он родился несколько непохожим на других детей. Мы растили его в любви и заботе, а святые даже подарили ему младшего брата, о котором он так просил. Ему было шестнадцать, когда он влюбился в девочку. Капризную, своенравную дочь нашей свинопаски. Лукреция была его первой любовью, Берк сходил по ней с ума. Их сватала вся наша деревушка. Но одна из ночей изменила все. Берк и Лукреция уединились на сеновале, мы думали, что скоро святые наградят нас внуками, но нет. Они наградили нас вечными страданиями. Лукреция позвала своих братьев, которые держали Берка, пока она над ним издевалась. Она душила его, пыталась выколоть косой глаз, разрезать ему рот, чтобы он начал нормально говорить.

— Незримый… — протянул Эвон.

— Я пришел вовремя и спас его. Все его лицо было в крови, а в некоторых местах — содрана кожа. Моя жена не смогла справиться с этим и повесилась на следующий же день. Дочь свинопаски мы сослали во Фран, на суд, и, пока ждали правосудия, нажили себе кучу проблем. Берк передушил половину женщин в нашей деревне. С того времени прошло больше десяти лет. Мы объездили весь Эверок, но в итоге решили сбежать сюда, на Схиалу. Я думал: ему полегчает, он сможет отвлечься. Но нет…

Паунд громко зарыдал. Его отчаяние и безнадежность передались Эвону. Стоило ему увидеть настоящую отцовскую любовь, как сердце у него самого предательски заболело. Ему даже захотелось оправдать Берка и простить его, ведь Эвон не мог даже представить, как сложно приходилось лорду и его семье, через какие трудности они прошли. Ресей стоял рядом с отцом, поглаживая его по спине и опустив глаза в пол. Кажется, он тоже плакал.

Эвон не смог остаться в стороне. Ему хотелось забрать хоть немного их боли, помочь, поддержать. Подарить надежду на лучшую жизнь и уверить в том, что Берка еще можно спасти. Эвон подошел к лорду и, заключив его в свои объятия, прошептал ему на ухо то, что тот так хотел услышать:

— Я помогу вам. Мы вылечим вашего старшего сына. Вас ждет светлое будущее, но для этого вам нужно вернуться в Эверок. Вас заждалась святая Эвер.

Паунд поднял на него красные глаза. Он долго смотрел на Эвона, будто не веря его словам. Ждал, пока травник скажет что-то еще. Может, думал, что он издевается или подшучивает над ним. Лорд оперся на руку сына и, вытерев с лица слезы, наконец улыбнулся.

— Спасибо, лекарь. Спасибо. Мы уплывем в Эверок сегодня же ночью.

— У вас есть корабль? — спросила Юриэль.

— Ну конечно. — Лорд будто оскорбился этим вопросом. — Если хотите, можете отплыть вместе с нами. Мы будем ждать вас на пристани до восхода луны. Только так я могу вас всех отблагодарить.

Паунд низко поклонился им и ушел наверх: видимо, собирать вещи.

— Могу ли я отправить с вами в Эверок Далию? — спросил у Ресея Эвон.

— Конечно, мой милый. Для тебя — что угодно.

— Тогда я приведу ее на пристань и передам вам настойки и рецепты для Берка. — Эвон помедлил. — Прости меня, Ресей. Я говорил, что у нас ничего не получится, но не переставал думать о тебе ночами. Я не хотел отношений, но, мне кажется, был готов решиться на них. Жаль, что все так вышло.

Ресей схватил Эвона за рубашку и притянул к себе, касаясь его губ. Между ними вновь вспыхнула страсть, как тогда, в борделе, в день их знакомства. Захотелось вернуться в комнату травника, освещаемую светом закатного солнца, и насладиться телами друг друга. Сейчас же Эвон ловил каждое прикосновение Ресея, пытаясь обуздать желание раздеть его, чтобы вновь взглянуть на прекрасное тело. Они наслаждались друг другом, запоминая каждый момент, каждую секунду, каждое прикосновение. Эвон желал уединиться с ним и провести остаток дня в кровати. Хотел вновь взглянуть на прекрасное тело, которое с удовольствием бы одаривал прикосновениями и целовал.

— Тут стало как-то жарко. Мы подождем на улице.

Юриэль и Соно вышли из комнаты, оставив их одних.

Влюбленные разорвали поцелуй и посмотрели друг другу в глаза.

Эвон вытер его слезы и поцеловал в щеку, туда, где остался соленый след. Запустив руку в кудрявые волосы, он оттянул их назад, целуя шею и двигаясь наверх, к мочке уха, которую нежно прикусил.

— Ты будешь сниться мне, чудесный, — прошептал лекарь.

Ресей потянул его к дивану, и они оба упали на него. Чувства рвали сердце Эвона, а желание дурманило разум. Он не мог оторваться от сладких бархатных губ. Не мог взять себя в руки и совладать с собой.

Ресей развязал шнурок на рубахе травника, поглаживая его ключицы.

— Ресей, мало времени. Прошу.

— Ты же сам говорил, что любишь быстро. Долго и медленно — не для тебя.

Эвон улыбнулся и жадно впился в его губы, целуя в последний раз.

— Прости.

Он встал с дивана и, послав воздушный поцелуй, выбежал из дома.

На улице его ждали Соно и Юриэль, которые что-то бурно обсуждали, но, завидев травника, сразу замолчали. Эвон поправил растрепавшиеся волосы и завязал шнурок, прикрыв рубахой оголенную грудь. Юри покраснела и отвела взгляд. Соно же лишь громко цокнул и отвернулся вслед за ней.

— Осталось вывести из борделя Далию и что-то придумать для Муди.

— Далия — это рыжеволосая девушка? — спросила Юри.

— Да, и мне надо привести ее на пристань. Ей нужно в Эверок.

— Тогда и нам — тоже.

— Зачем?

Они вышли на улицу и направились к борделю, обходя толпящихся на улице людей.

— Она приведет меня к моему брату, — в голосе Юри слышалось воодушевление.

— Почему ты сама не можешь его найти?

— Когда я была маленькой, отец и брат уплыли на Схиалу торговать травами, а я осталась в Арасе одна. В итоге меня похитил клан. Так же как и Соно, и других детей.

— Незримый, это ужасно.

— Не так ужасно, как то, что происходит внутри «Или».

— И тебе приснилось, что я приведу тебя к Далии, а она тебя — к брату?

— Не совсем так, но почти.

— Это удивительно. Правда.

— Она особенная, — прошептал Соно.

Юриэль вновь покраснела и коснулась ладонями щек. Эвон вспомнил лицо Ресея, который так же мило смущался, слыша комплименты.

— Ты как-то размяк, — заметила усталость Эвона Юриэль.

— В нужных местах я очень твердый.

Они громко засмеялись, привлекая к себе внимание прохожих. Соно сразу осмотрелся по сторонам.

— Почему вы все время оглядываетесь?

— За нами погоня: нас хотят вернуть в клан господина. Думаю, за побег он нас убьет, а нам хотелось бы пожить еще немного, — ответила Юри.

— Я могу чем-то помочь?

— Нам — нет, но своему Муди скажи, чтобы нашел себе других покровителей. Он делает ужасные вещи. Не понимаю, как ты с ним работаешь.

— О чем ты, Юриэль?

— Он отдает детей луксурий клану, Эвон, а взамен получает защиту и охрану.

— Святые… — Эвон остановился.

Проходящие мимо люди толкали его, но он будто врос в землю. Ноги не слушались, мысли путались, пустившись в дикий пляс. Он и правда болван. Наивный дурак, который не видел ничего дальше своего носа, жил только для себя и своего наслаждения. А что все это время происходило вокруг? Предательство, убийства, ложь. Море лжи. Море, в котором он сейчас тонул.

— Эй, ты чего? — Юриэль коснулась плеча травника.

— Я в порядке.

Но Эвон соврал. В нем кипела злость, обжигая все внутри бурлящей кровью.

Легкий ветерок дарил прохладу и играл с лепестками георгинов, усыпавшими пол. Он кружил с ними в вальсе, завершая его реверансом на шелковой простыне. Далия в ожидании сидела на кровати, закутавшись в одеяло, и болтала ногами. В дверь постучали, отбивая знакомую только двоим мелодию, а затем в комнату вошел красивый и такой желанный Юстин. Как же она соскучилась по нему, как же была счастлива увидеть его вновь! Сон смешался с воспоминанием, над которым она не имела власти.

Далия увидела взволнованного любимого. Осматривая его лицо, она пыталась понять причину волнения, но, будто кем-то ведомая, вдруг сорвалась с места и кинулась к юноше в объятия. В нос ударил знакомый аромат мыла и кожи. Но сейчас к нему примешивался запах крови.

— Моя милая принцесса, я пришел, чтобы вместе встретить рассвет.

Юстин поцеловал ее в макушку, а она, растворившись в его нежности, потянула юношу за собой на балкон.

Все как тогда. Ничего не изменилось. Тихое море, корабли вдали и красное солнце, медленно поднимающееся из-за горизонта. Она хотела развернуться, притянуть к себе Юстина и слиться с ним в поцелуе, но тело не слушалось ее. Оно стремилось пробудить воспоминание, которое Далия почему-то забыла.

Юстин обнял ее со спины, прижав к себе и зарывшись лицом в ее волосы. Длинные кудри развевались на ветру, теплые сильные руки согревали ее холодную кожу, а от тихого шепота на ухо по телу пробегали мурашки. Далия сжала кисти Юстина сильнее и, поднеся к губам, поцеловала его ладонь. Его руки всегда пахли страницами книг, которые он читал ей в библиотеке, цветами, которые он срывал для нее в саду, булочкой с малиновым вареньем, которую он приносил ей перед сном. Но сейчас это был запах смерти. Густой, тягучий и липкий, он вызвал у Далии тошноту. Тревога поселилась где-то в груди. Принцесса вновь попыталась развернуться к Юстину, но вместо этого тело лишь расслабилось, утопая в его объятиях. Это сводило с ума. Он что-то неразборчиво шептал ей на ухо, и сладкий голос не давал ей сосредоточиться. Его руки жадно гуляли по ее телу, касаясь живота и пробуждая внутри непреодолимое желание. Она закрыла глаза, мечтая о близости с Юстином. И он, будто прочитав ее мысли, нежно укусил принцессу за плечо, проведя языком до шеи.

Открыв глаза, Далия оказалась в покоях Юстина, а вместе с этим пришло сомнение, происходит ли все это на самом деле.

Эта была одна из бессонных ночей после ее восемнадцатилетия. Когда они познали тела друг друга, и каждый раз им было мало. Постоянно хотелось большего. Юстин прижимал Далию к стене лицом. Его горячие руки медленно стягивали с нее ночную сорочку, а горячие губы целовали спину. Каждое прикосновение отдавалось будоражащей волной по всему телу. Как же сильно она по нему скучала, как хотела, чтобы все это было не сном и не воспоминанием! Сорочка упала на пол, оставив ее совершенно нагой. Юстин собрал длинные волосы девушки в хвост и, наклонившись, томно прошептал:

— Я весь в твоем распоряжении, принцесса.

Она поняла: теперь ее очередь раздевать его. Далия развернулась и, закинув руки Юстину на плечи, прижалась к нему всем телом. Он обхватил ее горячими руками за талию. Поиграв с его аккуратно уложенными волосами, она коснулась его губ, проводя по ним языком. Но он был настойчивее. Шипя от нетерпения, он жадно укусил ее. Далия опустила руки и, вместо пуговиц нащупав шнуровку, открыла глаза. Перед ней был Эвон. В его взъерошенных светлых волосах торчали веточки и цветы. Лукаво флиртуя с ней, он облизывал свои пухлые губы. Далия отстранилась, вжимаясь спиной в холодную каменную стену.

— Я все понял, — его хриплый, будто спросонья, голос разлетелся по увешанной сухоцветами комнате.

Он аккуратно обхватил ее за талию и посадил на стол, с которого смахнул колбы с мазями и настойками.

— Расслабься, чудесная, и наслаждайся.

Эвон стянул с себя рубашку. Как Далия и думала, он идеален, а его тело — прекрасно. Каждая мышца сводила ее с ума. Ей хотелось дотронуться до его напряженного пресса, но она лишь стыдливо прикусила губу. Травник, подтянув принцессу ближе к себе, коснулся пальцами ее губ и нежно надавил на них, открывая ей рот. Далия ощущала дикое возбуждение, которое витало в этой комнате, сливаясь с ароматом меда и мяты. Его пальцы на вкус были точно такими же, сладкими. Их лица оказались совсем близко. Он шептал ей комплименты о том, какая она невероятная, красивая, восхитительная… И, оставляя поцелуи на ее ключице, плавно спустился ниже, уже касаясь языком груди.

— Останови меня, Дэл. Я не могу больше сдерживаться.

Он сел перед ней на колени.

— И я не могу, Эвон.

Нежно поглаживая ее бедра, он уложил Далию на стол. Желание разрывало легкие девушки, в которых не хватало воздуха, и, закинув ноги на плечи Эвона, она вновь закрыла глаза, наконец позволив себе отдаться любви, о которой мечтала не только перед сном.

— Я жду твоих приказов, принцесса.

Хриплый, тягучий, как мед, голос Эвона сменился шепотом Юстина. Далия открыла глаза: она лежала на кровати в своих покоях, укрытая одеялом. Юстин был рядом и гладил ее рыжие длинные локоны. Принцесса огорченно уткнулась носом ему в грудь и вздохнула, а желание, сжигавшее ее изнутри, куда-то исчезло.

— Я ничего не понимаю, Юстин. Это сон или реальность?

Холодный ветер вновь коснулся кожи. Теперь Далия стояла в объятиях Юстина, вновь окруженная запахом крови и смерти. Внутри поселилась тревога, когда он сказал ей до ужаса знакомые слова:

— Далия, прости меня…

Его тело навалилось на нее, грубо толкая к краю балкона. Крик, так и не сорвавшийся с губ, царапал горло. Юстин Мао, ее возлюбленный, ее свет, ее жизнь, столкнул Далию в Чёрный океан. Страх душил ее, а паника, окутав разум, стала его разъедать. Она стремительно летела вниз. Удар о воду. Водоросли, тянущие ее на дно, боль, пронзившая тело. Толща воды сдавила принцессу в своих объятиях, вызывая ощущение ломающихся костей. Силы покинули Далию. Как покинула и надежда. Пытаясь вздохнуть, она захлебывалась в воде, которая затягивала ее в непроглядную темноту своих объятий…

Далия проснулась на полу в немом крике. Желудок скрутило в тугой узел, и ее стошнило. Кислый запах ударил в нос, и, лежа рядом с этой лужей, принцесса заплакала. Ей было плохо. Болела не только голова, но и сердце. Почему Юстин поступил так с ней? Она пыталась оправдать его, простить, понять. Это невозможно, просто невозможно. Юстин никогда бы так не сделал, ведь они любили друг друга. Они должны были стать королем и королевой, родить наследников и вместе встретить мудрую старость. Сама Эвер благословила их отношения. Сами олхи соединили их судьбы, так почему сейчас они отняли это у нее? Слезы текли ручьем по бледному лицу. Голова все еще кружилась, и, не найдя в себе сил, Далия так и осталась лежать на полу, в куче грязных вещей, разбросанных Эвоном. Среди них она чудом выхватила чистую рубашку и вытерла ею слезы: аромат сушеных трав коснулся носа, будя пылкие воспоминания о сне. Они помогли немного отвлечься, заполняя мысли человеком, с которым она чувствовала себя в безопасности. Ей хотелось, чтобы он был сейчас рядом. Эвон точно смог бы найти нужные слова и успокоить ее.

Внизу раздались крики луксурий. Топот ног сливался с мужскими голосами, кто-то искал Далию, звал ее. Незнакомый голос говорил: если она не выйдет, пострадают невинные. Обещал убить здесь каждого и зарезать шлюх у нее на глазах, если она заставит ждать. Далия вскочила с пола, подбегая к двери. Закрыв щеколду, она подвинула к входу стол и, отбежав в угол комнаты, спряталась за дверью шкафа. Молясь святой Эвер, она просила ее поторопить Эвона. Только ему она сейчас доверяла и только его ждала.

Хикаро всегда говорил: «Веди себя так, будто доверяешь людям, но никогда этого не делай». Соно запомнил эту истину. Но не Юри. Попав в клан, она стала общаться с детьми, которые верили каждому ее слову. Она рассказывала им о выдуманных снах, уверяла, что видела их будущее, в котором они были счастливы. Дети ходили за ней по пятам, а ровесники косо смотрели вслед, осуждая за спиной. Каждый раз они унижали Юри на тренировках, нападали толпой, бросали ей в глаза песок и беспощадно били палками по спине. Она же пугала их проклятиями и каждый раз надеялась, что они изменятся. Соно знал, что этого не будет, и, карауля их вечером в бараках, припугивал своей катаной.

Однажды весной господин послал его и Хикаро на задание в самую дальнюю деревушку на севере Ньюри. Их не было несколько недель, и каждый день Соно переживал за Юриэль. Она не умела драться, была неуклюжей и очень доверчивой. Любила совать свой нос в чужие дела, а ее длинный язык всегда приводил к неприятностям. В клане с ней могло случиться все что угодно, и Соно винил себя за то, что не был рядом. Он не хотел об этом думать, но ужасные мысли сами лезли в голову, и он представлял, как убивает каждого из тех, кто причинил ей боль.

Вернувшись с задания, Соно нашел Юри на склоне горы, рядом с главной пещерой, там, откуда скидывали трупы в море. Она сидела, свесив ноги, и, бросая вниз маленькие камушки, рассказывала что-то худощавому парню. Он сидел рядом с ней и ковырял пальцем песок.

— Юри, мы вернулись, — сказал Соно.

Она повернулась на его голос и радостно вскочила с земли, едва не упав.

— Я ждала вас. — Она подошла поближе, почему-то так и не обняв ниджая. — А это Куан, мой новый друг.

Куан продолжал сидеть на земле и, даже не обернувшись, поднял ладонь в знак приветствия.

— Хикаро привез тебе сладости, — сказал Соно.

Юри радостно взвизгнула и, сорвавшись с места, побежала к минке.

— Встретимся завтра на тренировке, Куан! — крикнула она напоследок.

Тот наконец-то встал и, отряхнув от песка штаны, подошел к Соно.

— Будем знакомы, лучший ниджай.

Соно молча смотрел в его лукавые, полные лжи и презрения глаза.

— Не бойся, твою подружку никто не трогал. Я об этом позаботился. Тебе стоит меня за это поблагодарить.

— Не подходи к ней.

— Она мне не нужна. Мне нужны ты и твое место в клане.

Шум, зародившийся в борделе, был отчетливо слышен на улице. Из окон соседних домов выглядывали обеспокоенные лица, а мимо проходящие люди ускоряли шаг. Наступивший вечер привел в «Блажь» гостей, которые теперь, раздетые, с криком выбегали из открытой двери. Заприметив одного посетителя, Соно преградил ему дорогу. Тот, на ходу натягивая штаны, ударился головой о его грудь.

— Не трогайте меня!

— Не кричи.

Соно схватил его за шиворот расстегнутого пиджака и встряхнул, уводя с дороги.

— Почему вы убегаете? Что происходит? — встряла Юри.

— Да откуда мне знать? В бордель забежали какие-то люди, размахивая катанами. Кричат, требуют какую-то Далию и клянутся перерезать всех шлюх.

Мужчина одной рукой держал спадающие с него штаны, а другой вцепился в ладонь Соно. Его маленькие черные глазки оглядывали ниджая и Юри. На шее вздулись вены. Соно немного ослабил хватку и посмотрел на Юриэль, которая дернула его за рукав.

— Клан, — подтвердила она его мысли.

Соно отпустил гостя «Блажи», и тот, буксуя в песке, сорвался с места, все же потеряв штаны.

— Стоять! — Теперь ниджай схватил за грудки Эвона, который, дослушав их разговор, стремительным шагом направился к борделю.

— Дэл нужна моя помощь, пусти!

Соно потянул его в кусты и сел на корточки, увлекая за собой. Юри прижалась спиной к ниджаю. Так они делали на совместных заданиях, прикрывая друг друга.

— Через главный вход нельзя.

— Так давай через задний двор!

Эвон вновь поднялся, но в этот раз его остановила Юри.

— Эвон, Незримый тебя ослепи, сядь и слушай, что говорит Соно. — Она цокнула языком. — Ты драться хоть умеешь?

— А ты?

— У меня есть Соно.

— Ты — в окно к принцессе, — остановил начинающийся спор ниджай, глядя на травника. — А я пока разберусь, что там внизу.

— А я? — спросила Юриэль.

— Ждешь тут и не высовываешься.

Она фыркнула и, скрестив руки, отвернулась, упершись Соно в спину.

— Как я, по-твоему, должен залезть на второй этаж? — Напуганный лекарь ждал ответа.

— Разберемся на месте.

Эвон хотел возразить, но не стал. Из борделя донесся женский крик. Люди на улице вновь засуетились и разбежались в разные стороны, прячась, как и они, за кустами.

— Хватит болтать! Идите за принцессой! — Юри толкнула Соно, который от неожиданности потерял равновесие, упав на Эвона.

— Тише, чудесный. Займемся этим позже.

Эвон поддержал его и усадил обратно. Соно недовольно вздохнул и вышел из-за кустов, подзывая травника к себе. Сейчас не время для его глупых шуток.

Лекарь встал и, пригнувшись, пошел вдоль забора борделя.

— Юри, не смей лезть внутрь! — шикнул Соно, когда увидел, как она встала и пошла за ними.

Она закатила глаза, но, послушавшись, вновь скрылась в кустах.

Обойдя бордель, Соно и Эвон вышли на задний двор. Ниджай оглянулся по сторонам, ища, за что можно зацепиться, чтобы залезть на второй этаж. Эвон подбежал к своему окну, в котором горел тусклый свет.

— Дэл должна быть еще там.

Соно заметил рядом с окном трубу.

— Ползи по ней. — Достав из ножен катану, он указал ею на водосток. — Потом — на карниз и в окно. Обратно — так же.

Эвон быстро кивал головой, оценивая свои шансы не сорваться вниз. Было заметно, что он нервничает: травник то и дело поправлял растрепанные волосы и спадавшие лямки штанов.

— Меня не ждите. Бери Юри — и на пристань. Я догоню.

— Твой расклад слишком мрачен. Ну, впрочем, как и ты.

— Ты же понимаешь, что не сможешь вернуться обратно после всего этого?

— Посмотрим, ниджай. Может, все не так плохо, как тебе представляется.

Сказав это, Эвон развернулся к трубе и, ухватившись за нее руками и ногами, кряхтя, пополз наверх. Водосток дрожал под ним, так же как и его голос, шепчущий слова успокоения самому себе. Соно не стал дожидаться, пока тот заберется в окно, и, разрезая воздух катаной, открыл дверь в бордель. Вмиг оглушенный женскими и мужскими криками, он различил среди них до жути знакомый голос, который надеялся больше никогда не услышать.

Пройдя по темному коридору, он оказался под лестницей. Прислонившись к ней спиной и оставаясь в темноте, ниджай выглянул, чтобы оценить обстановку. Несколько луксурий сидели, обнявшись, на полу за стойкой и плакали, а когда попытались закричать — получили по лицам ногой. Муди, видимо, был в своем кабинете, который сторожил один из тех, кого Соно видел в ночном доме. Все-таки они их нашли. Пробежавшись глазами по залу, он заметил еще четверых. Два наемника насиловали голую луксурию, перевязав ей руки какой-то тряпкой. Третий развалился на диване, напиваясь элем. Четвертый ковырял в зубах маленьким ножом и, громко смеясь, смотрел на плачущую шлюху. Со стороны лестницы раздался пятый знакомый басовитый голос:

— Сколько мне еще ждать, Далия? Выходи — или я сам тебя найду.

По телу Соно разлилась волна ненависти. В сердце вспыхнула злость, пробуждая воспоминания, связанные с этим человеком.

Куан. Ублюдок из «Или». Тот, кого Соно поклялся убить, как только представится возможность. Руки затряслись. Он сильнее обхватил катану и скрылся в темноте. Ему нужно все обдумать, а лишь потом делать — как учил Хикаро. Вдох. Выдох. Нужна пустая голова. Хладнокровие. Есть смысл просто уйти и подождать Эвона снаружи, но тогда наемники поубивают шлюх. А если они что-то услышат, то в опасности окажутся Ресей, Берк, Эвон и другие. Нет, следует остаться тут и разобраться с этими ублюдками самому.

— Может, пока эта девка не выходит, мы поищем Юриэль?

Сердце Соно остановилось и больно рухнуло куда-то вниз. Зачем она ему нужна? Нет. Он точно его сегодня убьет.

Соно ударил кулаком по деревянной стене. Он разберется с каждым отдельно. Толпа на одного — нечестно, к тому же скучно.

— Эй, иди проверь, что там за шум, — скомандовал одному из них Куан.

Диван скрипнул, на стол поставили бутылку: похоже, к нему идет тот, кто пил эль. Соно не видел у него оружия: значит, будет легче, чем он думал. Ниджай старался сосредоточиться и, когда наемник зашел в темноту, сразу схватил его, закрыв рот рукой, а затем со всей силы ударил мужчину кулаком по затылку. Тот сразу же, кряхтя, обмяк в его руках, и Соно тихо уложил его на пол.

— А ты точно заплатишь нам, Куан? — услышал Соно продолжающийся разговор наемников.

— Мой новый хозяин очень богат. Богаче Ренриса в десятки, сотни, тысячи раз. Главное — выполните свою работу, а об остальном я позабочусь.

Новый господин? О чем он говорит? Заказное убийство оплачивается напрямую Ренрису Баду. Никто не платит наемникам и уж тем более не переманивает их на свою сторону. Куан ведет двойную игру. Поганая крыса, которой Соно собирался отрезать хвост.

— Ну где ты там, Рандер?

«В ином мире», — подумал Соно.

Ниджай аккуратно выглянул из укрытия. Наемник, что ковырялся ножом в зубах, направлялся в его сторону.

Ему оставалась всего пара шагов до момента, когда его поглотила бы тьма коридора. Соно выскользнул из полумрака, пугая наемника. Катана просвистела в воздухе, и на пол упала отрубленная рука. Наемник громко закричал, пытаясь остановить хлынувшую из обрубка кровь. Соно же быстро поднял с пола нож и, развернув наемника к себе спиной, приставил клинок к его горлу. Толкая мужчину перед собой, ниджай вышел в центр зала. Те двое, что насиловали луксурию, быстро натянули штаны и вытащили свои кинжалы, а тот, что караулил у стойки, схватил булаву.

— Всем стоять! — скомандовал Куан.

С мерзкой самодовольной улыбкой он медленно шагнул на ступеньку ниже.

— Это же наш лучший ниджай. Вот так встреча! А ты, Хакит, — обратился он к наемнику, повисшему на руках Соно, — тупой и никчемный болван.

Соно плохо слышал, что он говорил. Хакит в его руках громко стонал, и ниджаю каждый раз приходилось его тормошить, чтобы хоть ненадолго заставить замолчать.

— Я искал твою подружку, но нашел тебя. Вот незадача.

Куан спускался ниже, а Соно медленно шел ему навстречу. Наемники, не нарушая приказа, молча стояли, готовые в любую минуту напасть на ниджая.

— Зачем тебе Юри, ублюдок?

— Моя работа — выполнять приказы. Так где сиаф, тут?

— Нет. Тебе ее не найти.

Соно не верил в святых олхи, но сейчас мысленно молился каждому из них. Он надеялся, что Эвон уже отвел Юри вместе с принцессой на пристань и она будет в безопасности. Незримый, Соно опять оставил ее одну! Чувство вины разъедало грудь изнутри.

— Клан везде. Ты и сам это прекрасно знаешь, ниджай. Как, ты думаешь, я вышел на этот бордель? — Куан отвлекся и громко закричал: — Далия! Я все еще жду тебя!

Они с Соно поменялись местами. Сейчас Куан стоял около главного входа и смотрел на ниджая, находившегося рядом с лестницей. Руки Соно затекли, держать наемника становилось все тяжелее.

— Жаль, что тогда так вышло, да?

— Закрой рот, Куан, — процедил сквозь зубы Соно.

Злость накатила новой волной.

— Хикаро был хорошим учителем, только вот не моим. А я не люблю, когда у меня чего-то нет. Я же предлагал тебе все сделать без крови. И Юриэль предлагал. Вы сами отказались.

— Замолчи.

— Ой, ты все еще обижаешься? — Куан ехидно улыбнулся и сунул руки в карманы. — Да ладно тебе, было же весело. Особенно когда Хикаро стонал в предсмертных муках.

— Я убью тебя, Куан.

— Ты мне это уже говорил, но я все еще жив. А вот ты сейчас умрешь.

На втором этаже что-то громко упало, отвлекая внимание Куана и других наемников, устремивших теперь взгляд наверх. Соно одним быстрым движением перерезал горло Хакиту, который, кажется, и так уже отошел в мир иной, и швырнул его тело в двух других воинов. Изящно развернувшись к стойке, Соно метнул окровавленный нож в голову того, кто держал булаву. Нож вошел прямо в горло, и, кашляя кровавыми сгустками, наемник сполз по двери кабинета Муди. Луксурии, которые сидели внизу, громко завизжали.

— Шик, Увер, кончайте с ним, — скучающе приказал Куан.

Они уже успели подняться с пола, скидывая с себя мертвое тело. Рыча, они бросились на Соно, но тот, ловко увернувшись от их атак, оказался позади них. Ранив катаной одного из них в спину, он блокировал удар второго, более быстрого, воина. Лязг металла звенел в ушах, сливаясь с хохотом Куана. Это отвлекало Соно. Тот пробуждал в нем самые мерзкие и гнусные чувства, и ниджай не мог справиться с ними.

Соно пропустил один из ударов, который пришелся ему по сгибу колена. Он упал, сильно ударившись ногой, и обругал себя за то, что все-таки отвлекся. Шик и Увер не давали ему встать, а все размахивали своими кинжалами, и Соно едва успевал парировать удары.

— Скажи мне, где Юри. Сделай хоть что-то полезное.

Едкий голос Куана вновь стрелой пронзил мысли. Он не тронет ее, не посмеет! Соно больше не допустит этого, не оставит ее одну. В этот раз он сумеет уберечь девушку.

Первый удар ногой пришелся Соно по голове, но не успел ниджай опомниться, как из его руки выбили катану.

— Ты какой-то несобранный сегодня.

В ухе больно свистело. Правая сторона лица полыхала, а перед глазами мелькали темные пятна. Во рту появился привкус крови, которую Соно слизал со своих губ. Увер наклонился к нему и, словно победитель, горделиво рассматривал свой трофей, а Шик схватил его катану. Нет, не сегодня, не сейчас, когда Юри в опасности.

Плюнув в лицо наемнику, Соно, собравшись с силами, ударил его лбом в нос и, поднявшись на ноги, увернулся от взмаха своей же катаны. Шик неумело держал ее, размахивая оружием по сторонам.

У Соно кружилась голова, и он постарался выровнять дыхание, как учил Хикаро, и вернуть хладнокровие, но воспоминания постоянным потоком лезли в голову. Он пытался прогнать их, но мертвое лицо учителя стояло перед глазами, а мерзкая улыбка Куана была ненавистна ему до тошноты.

Еще один удар, сильный и обжигающий, пришелся Соно в спину. Зажившие раны вновь заболели, парализуя все тело. Шик и Увер схватили ниджая за руки, заламывая их, и, ударив по ногам, усадили на колени. Соно громко шипел от боли и скрежетал зубами. Нет, нельзя сдаваться! Он не может проиграть наемникам и Куану.

— Всегда мечтал, чтобы ты встал передо мной на колени. — Куан вытащил руки из карманов и похлопал в ладоши. — Знай свое место, неприкасаемый.

Куан с силой ударил Соно кулаком в лицо, и щека изнутри порвалась о зубы.

— Ты не заслужил Хикаро. На твоем месте должен был быть я.

Еще один удар пришелся в нос. Хруст отозвался в ушах, и тонкая струйка сразу же потекла вниз по губам. В глазах все поплыло, но, прищурившись, Соно увидел за Куаном силуэт.

— Ты не заслу…

— Отпустите его. Живо!

Соно не видел, как Юри вошла с главного входа, подкралась к наемнику и осталась незамеченной. Но он видел нож в ее руках, который она прижимала сейчас к горлу Куана.

— А вот и ты, Юриэль. — Он прогнулся в спине, пытаясь избежать прикосновения лезвия.

— Отпустите Соно. Повторяю в последний раз.

Она сильнее надавила на нож, и лезвие поцарапало кожу на шее наемника. Куан зашипел и махнул руками, приказывая Шику и Уверу отойти.

Соно, встряхнув головой, постарался хоть немного привести себя в чувство и, превозмогая боль, поднялся с пола.

— Что ты тут делаешь, сын свиньи? — задала Юри вопрос Куану.

— Да ты обзавелась яйцами. Дерзить надумала?

Юри слегка провела ножом по горлу наемника.

— Понял, понял…

Соно подошел к Шику, который от испуга сам протянул ему катану.

— Она сказала, что не будет повторять дважды, Куан.

Соно вытер кровь с лезвия о свой рукав и, обхватив рукоять двумя руками, почти коснулся острием катаны кончика носа наемника.

— Я ищу тебя, Юри. И принцессу, — нехотя ответил Куан.

— Зачем?

— Приказали убить.

— Кому нужна наша смерть? — решила уточнить сиаф.

— Не ваша. Твоему брату.

Соно услышал короткий вздох Юри. Только не опускай нож. Только не опускай!

— Ты врешь.

— Юстин Мао. Знаешь такого?

— Ты врешь! — ее голос дрогнул.

— В шестнадцать лет он отправился на Схиалу. Тут вашего отца убили, а Юстина продали на аукционе. Все эти семь лет он жил в замке Эверока.

— Юри, не слушай его, — Соно перебил Куана.

— Его возлюбленная, принцесса Далия Бартлетт, находится тут, в одной из комнат борделя. Я пришел убить ее. А знаешь почему? Потому что твой братец сам не смог это сделать.

— О чем ты?

— Юри, не слушай!

— Юстин убил короля с королевой. А принцессу скинул с…

— …с балкона ее спальни, — закончила за него сиаф.

В голове Соно сложился пазл: он вспомнил рассказ Юриэль о ее сне. Все сходится. Куан не врет.

Соно развернулся лицом к Юри, не опуская катаны. Из глаз девушки текли слезы. В них была боль. Много боли. Нож сильнее впился в шею Куана, и из-под лезвия потекла небольшая струйка крови. Соно ждал, когда Юри посмотрит на него. Тогда он бы попробовал успокоить ее взглядом. Ведь им нужно бежать. Нельзя давать волю эмоциям. Однажды он проявил слабость и потерял Хикаро, сейчас же он не может допустить еще одну ошибку.

— Не плачь, чудесная, — послышался голос у лестницы.

Эвон держал в руке мушкет, направленный на наемников, а за его спиной стояла напуганная Далия.

Эвон не смог сбежать через окно. Не потому, что он боялся высоты, или из-за того, что Далия отказалась лезть туда в юбке. Он не смог сбежать потому, что Соно внизу дрался один. Не смог потому, что знал: Юриэль все равно пойдет спасать их. Не смог потому, что тут его дом. Тут Муди, Лираса и другие луксурии. Все они в опасности. Всем им нужна его помощь.

Один из продавцов когда-то давно подарил ему мушкет. Отдал вместо сдачи, а Эвон был не против обзавестись такой вещицей. Времена бывают разные, а с ним он чувствовал себя безопаснее. Правда, в тот же день упрятал его под матрас, так ни разу и не достав. Видимо, мушкет ждал своего часа, и сейчас его время пришло.

Дрожащей рукой травник попеременно целился в наемников. Далия, стоя сзади, держалась за его сумку, перекинутую через плечо, и тихо шептала молитвы святой Эвер.

— Мы уходим прямо сейчас.

— После того, как я убью принцессу, — заговорил тот, к чьему горлу Юри подставила нож.

— Мне кажется, ты не в том положении, чтобы так говорить.

Эвон взвел курок. Наемники дернулись, услышав щелчок.

— Проваливайте и больше тут не появляйтесь.

Куан хотел что-то сказать, но Юри наконец пришла в себя и сильно дернула его назад. Он был выше, чем она. Ей приходилось стоять на цыпочках.

— Эвон, уходим, прошу тебя. — Далия дернула его за рукав.

Они стали медленно спускаться по лестнице, все так же держа наемников на прицеле. Лестница скрипела под ногами, нарушая напряженную тишину.

Соно держал острие катаны перед лицом Шика и медленно оттеснял его к стене, освобождая путь Эвону и Далии.

Сердце бешено колотилось. Эвон старался запомнить каждый миллиметр этого борделя. Эти красные бархатные балдахины, диваны, столики, запахи, звуки. Он провел тут свои самые счастливые годы, полные свободы и любви. Ему не хотелось оставлять это место, но он понимал, что придется бежать вместе со всеми.

— Да хватит вам в игры играть! Мы уйдем сразу, как только я выполню свою работу, — нетерпеливо рявкнул Куан.

Наемник говорил медленно и тихо, боясь пораниться о нож.

— Если ты дернешься — я выстрелю.

— А я перережу тебе горло, Куан, — добавила Юри.

Луксурии выглянули из-за стойки, услышав голос Эвона. Одна из них открыла дверь в кабинет Муди, чья голова тоже показалась из-за щели. Он что-то прошептал ему одними губами, но Эвон не понял и, отвернувшись, вновь сосредоточился на наемниках.

— Надоели! — Куан толкнул Юриэль, отчего она ударилась о стену.

Соно одним махом перерезал глотку Шику. Из горла наемника фонтаном хлынула кровь, и он с грохотом упал на пол. Тем временем катана Соно развернулась в сторону Куана, который уже успел перехватить руку Юри. Он давил на девушку всем телом, не давая ей возможности двинуться с места. Наемник грубо дернул Юриэль за кисти, которые теперь зафиксировал над ее головой. Она молча смотрела в его безумные улыбающиеся глаза и крепко сжимала нож. Куан смеялся ей в лицо и дразнил Соно, который с большим трудом себя сдерживал.

Эвон отвел испуганный взгляд от ниджая и посмотрел на бьющееся в конвульсиях тело. Шик стонал, захлебываясь в собственной крови, которая вытекала из длинного и глубокого пореза на его шее. Он изогнулся в странной позе, пустые глаза смотрели прямо на травника, а обмякшие пальцы скребли ногтями по лакированным деревяшкам. Эвон, силясь проглотить подступающую рвоту, опустил мушкет. Заметив это, Увер накинулся на него и повалил на пол.

Оттолкнув Далию в сторону, Эвон попытался отодвинуть клинок, который противник едва не воткнул ему в глаз. Наемник сидел на травнике и с диким оскалом пытался вонзить в него нож. Руки у обоих тряслись, силы заканчивались, но, когда Эвон понял, что еще немного — и он сдастся, пришла помощь, которой он не ждал. Луксурии навалились на Увера и, громко визжа, принялись колотить его по спине кулаками. Тот попытался отмахнуться от них как от назойливых мух, скатился с травника и сжался в комок рядом с мертвым Шиком.

Муди помог подняться Эвону и Далии, которая испуганно сидела на полу. Она тряслась и молча плакала. Эвон заметил, как изменилось ее хрупкое фарфоровое лицо. Сейчас его исказила гримаса боли и страха.

— Уходи, сынок! — Муди потряс Эвона за плечо.

— А вы? Разве я могу вас бросить?

— Мы справимся, уходи! — Муди на секунду замолчал. — И спасибо, что все это время был рядом.

Муди сорвался с места и, схватив стул, принялся бить пришедшего в себя Увера по спине. Тот вскочил и побежал вверх по лестнице. Луксурии с владельцем борделя бросились за ним.

Далия вновь шепотом обратилась к своей святой. Эвон схватил ее за руку и подбежал к Соно, который все еще направлял катану на Куана. Смех наемника стал тихим и жутким, на его висках вздулись синие вены.

— Отойди от нее, ублюдок, — яростно закричал Соно. — Я даю тебе последнюю возможность сбежать и донести своему новому хозяину, что скоро приду и убью вас обоих.

— Помнишь, что ты сказала мне, Юриэль? Тогда, на клеймении в «Или»? — Куан не обращал ни на кого внимания и говорил лишь с ней: — Что скоро я перестану бояться. Бояться будут меня.

Он громко и истерично захохотал. Юри нахмурилась и посмотрела поверх его плеча на Соно.

— Ты больной, Куан, и я клянусь…

— Что убьешь меня, ниджай? — Наемник обернулся, чтобы видеть лицо Соно. — Где-то я это уже слышал. Так зачем откладывать? Давай. Давай покончим с этим прямо сейчас!

Соно продолжал стоять на месте, глядя лишь на Юри. Она медленно мотнула головой, прося не делать этого.

Костяшки на руках ниджая побелели, настолько сильно он сжимал рукоять катаны. Оружие слегка подрагивало в его руках, а лезвие касалось хаори Куана. Соно оскалился, задышал быстро и приготовился взмахнуть клинком.

Травник не понимал, что ему делать, а Далия, дергавшая его за рукав, отвлекала и не давала все тщательно обдумать.

— Соно, — испуганно шепнула Юри.

— Убью! Убью ублюдка! — зарычал сквозь сжатые зубы ниджай.

— Соно, нет…

Куан торжествующе загоготал. Он схватил Юри за подбородок и приблизился к ней так, что их губы почти соприкоснулись.

— Твой дружок — слабак, Юриэль. Такой же слабый, как ты и Хика…

Эвон подбежал к Куану и изо всех сил ударил его по голове мушкетом. Тот, будто срубленное дерево, плашмя упал на спину.

— Не благодарите. — Эвон нервно улыбнулся. — Потом разберетесь с этим сектантом, а сейчас бегом на корабль.

Соно медленно опустил оружие, глядя на Куана, который лежал у его ног без сознания. Юри помедлила, но все же подошла к другу и обняла его. Ее тело тряслось, а руки с силой впились в ткань, натягивая хаори Соно на спине. Ее быстрое и неровное дыхание стало спокойным, стоило ниджаю обнять ее в ответ.

— Ты молодец, что сдержался, — пробубнила она, вытирая слезы о его воротник.

— «И тебе спасибо, Эвон, что спас наши задницы от этого безумца». И, спешу заметить, симпатичного безумца. — Лекарь пытался шутить. — В вашем клане все такие красавчики?

Закатив глаза, Соно облегченно выдохнул.

— Бежим скорее! — Далия нетерпеливо дергала травника за рукав.

Все они переглянулись и, напоследок окинув взглядом бордель, выбежали прочь.

Все оставили в «Блажи» свои секреты, недосказанности и тайны. Все хотели вернуться и разобраться с проблемами до конца, но появившаяся на горизонте луна торопила к вскоре отплывающему кораблю и Ресею, который ждал их на пристани.

Они бежали молча и почти не оглядывались. Спотыкаясь о выбоины в брусчатке, хватались друг за друга, ища равновесия. Темные улочки, среди которых обычно легко заблудиться, сейчас будто вели их самым быстрым и легким путем. Чем сильнее они удалялись от «Блажи», тем отчетливее им казалось, что все произошедшее — неправда. Люди веселились, громко пели и танцевали на улицах, целовались на лавочках, пили эль у фонтана и смотрели на них, окровавленных, с усмешкой. Может, думали, что они циркачи или готовятся к маскараду?

Каждый шаг давался Эвону все тяжелее. И сердце начинало болеть от осознания, что он больше никогда сюда не вернется.

На пристани стоял Ресей. Он замахал рукой, едва увидев их. Корабль уже был готов к отплытию, паруса развевались на ветру, а по палубе расхаживали бодрые матросы.

— Мы вас ждали! Святые… почему вы в крови?

Эвон подлетел к нему и накрыл его губы поцелуем. Ему сейчас было необходимо утонуть в них. Отвлечься, забыться. Но почему-то это не помогло. Он отстранился и посмотрел на Далию, которая расстроенно отвернулась и спрятала руки за спиной. Посмотрел на уставших Соно и Юриэль. Вновь перевел взгляд на Ресея, который с улыбкой ждал нового прикосновения.

— Я плыву с вами, — сказал Эвон. — Здесь у меня настойки для Берка.

Он показал на сумку, перекинутую через плечо, и, открыв ее, проверил, не разбились ли колбы и склянки.

— Что вы там стоите? Скорее на борт! — крикнул с корабля лорд Паунд.

Соно и Юри, послушав его, оглянулись на улицы в последний раз и ступили на трап. Далия пошла за ними следом.

— Что с вами случилось? — Ресей коснулся плеча травника, но почему-то прикосновение вызвало лишь боль.

— Тяжелая разлука с прошлым. Оно не хотело нас отпускать.

Эвон обошел его и поднялся на борт, мысленно попрощавшись со Схиалой.

Сил не осталось ни у кого. Беглецы молча сидели на палубе и смотрели на удаляющийся от них остров. Лорд Паунд не стал ничего выпытывать, предупредил лишь о том, что каюты для сна готовы. Ресей вместе с Берком тоже ушли, оставив четырех друзей наедине с соленым ветром.

— Ты правда собирался выстрелить в Куана? — нарушила тишину Юриэль.

— Нет, мышонок. Мушкет сломан.

Они все улыбнулись.

— А то я уже подумала, что мы тебя совсем испортили.

Эвон кивнул Юри и, поймав на себе одобрительный взгляд Далии, немного приободрился.

— Ты такая же, как я, Юри, — толкнул он ее в плечо. — Ты тоже не хотела смерти этого негодяя.

— Я лишь переживала за Соно. — Она посмотрела на ниджая и обратилась к нему: — Если бы ты принял такое решение из-за эмоций, то потерял бы себя.

— Узнаю в тебе Хикаро. — Соно улыбнулся краешком губ.

— А вы мне нравитесь, и я надеюсь услышать еще немало ваших историй. Уж больно интересно, кто такой этот Хикаро и почему тот красивый сектант так безумен.

Согнув в колене одну ногу, Эвон вытянул вторую, случайно касаясь башмаком юбки Далии. Та испуганно отпрянула, но, посмотрев лекарю в глаза, заметно расслабилась.

— Все хорошо, Дэл. Теперь мы в безопасности. По крайней мере, пока. — Травник подвинулся к ней и, усевшись рядом, закатал рукава рубашки. — Кстати, как ты? В смысле, после сна. Трава тебе помогла?

— Помогла. — Она громко сглотнула. — Я все вспомнила… Ме… меня скинул с балкона Юстин.

Далия опустила глаза, скрывая от всех свои слезы.

— Нас с тобой объединяет общая боль, принцесса, — печально заговорила Юри. — Мне тоже тяжело, и я не хочу в это верить, ведь твой возлюбленный — мой брат. Будем, кстати, знакомы. Я Юриэль. — Она протянула руку Далии, но та лишь испуганно отодвинулась. — А это Соно, — неловко продолжила Юри, кивнув в сторону ниджая.

Далии не стало легче от услышанных слов, и травник подсел к ней ближе, чтобы успокаивающе похлопать рукой по плечу.

— Я видела тебя во сне, — продолжила Юри.

— Ты сиаф? — голос Далии сорвался, перебиваемый всхлипом и слезами, которые начинали стекать по ее щекам.

— Да. И во сне я видела не только тебя с братом, но и… — Юри задумалась, стоит ли продолжать, и, посмотрев на Соно, который молча кивнул, все-таки заговорила: — Но и смерть твоих родителей. Мне… нам жаль.

Далия смотрела будто сквозь Юри и, осознав услышанное, закричала. Эвон обнял ее, а она, громко рыдая, забила по нему кулаками. Он позволил ей выпустить злость и просто ждал, пока она хоть немного успокоится. Соно же, заметив стыдливо опустившую голову Юри, подвинулся к ней ближе и поддерживающе погладил по спине.

Прохладный соленый ветер гулял по палубе, луна освещала океан, который будто светился изнутри, а капитан, стоя за штурвалом, вел их в Эверок, где каждый надеялся начать новую жизнь.

— Я должна признаться.

Спустя пару часов Далия успокоилась и сейчас, обхватив колени, сидела в объятиях Эвона. Его рука лежала на ее плечах и монотонно гладила их.

— Я написала Юстину письмо. Рассказала про тебя, Эвон, про Схиалу и про то, что хочу скорее вернуться домой. Но я тогда ничего не знала. Правда. Простите.

— Письмо уже дошло до него? — спросила Юри.

— Думаю, да. Почтовые корабли курсируют каждый день.

— Тогда он будет нас ждать. Что же делать? Нам нельзя во Фран.

— Я… я не знаю. Не знаю, где мы можем укрыться и кто может помочь.

Повисла тишина. Эвон понимал, что они все в опасности. Понимал, что за ними будут охотиться Куан, клан «Или» и множество других людей, которые желают их смерти. Король и королева Эверока мертвы. Наступают мрачные времена, и рассчитывать можно лишь на одного человека.

Эвон боялся мыслей о нем и не хотел возвращаться в воспоминания детства. Жестокие, ненавистные, вызывающие только боль. Но выбора нет. Пришло время вернуться туда, откуда он когда-то сбежал.

— Я знаю, кто нам может помочь. — Эвон сделал паузу, силясь выговорить имя. — Олафур Скаль.

— Король Рокрэйна? — спросила Юриэль. — Ты спятил? Зачем ему помогать нам?

— Потому что он — мой отец.

Весь замок был украшен черными лентами, трон задрапирован темным бархатом. Даже стражники и слуги сменили форму на черную. Всё, как просил новый король. Мрачно и пугающе.

Сегодня весь день Юстин принимал горожан, выслушивая их проблемы и просьбы: нужна корова, нужны деньги для открытия булочной, нужна новая земля, нужно, нужно, нужно…

«Ну и скукота. Пойдем лучше развлечемся, ягненочек. Мне найти новую служанку?» — прошептала Похоть.

«Тем более что мы голодны. Хочется съесть чью-нибудь мертвую душу», — заметил Гнев.

Стуча кольцами на руках по каменному подлокотнику, Юстин развалился на троне. Он был одет в темную полупрозрачную сетчатую одежду со странными узорами, сквозь которую просвечивало тело. На плечах лежала черная мантия, на голове красовалась новая корона. Металлическая, с острыми шипами и фиолетовым неограненным камнем. Волосы были взъерошены, а на шее остались следы после бурной ночи и жарких поцелуев. Юстин не знал ту девушку. Похоть просто привела ее в его покои. Она была хороша, но не настолько, чтобы затмить воспоминания о Далии.

Тщеславие слилось с Юстином воедино, и он уже перестал отличать себя от него. Он больше не испытывал страха, стыда и волнения. Юстину это нравилось. Он наконец позволил себе жить так, как хочет, и чувствовал себя настоящим королем.

Но теперь его мучили странные, пугающие образы людей, которых он никогда не видел. Они являлись ему во снах и каждый раз говорили что-то на непонятном Юстину языке. Сэтхи сказали, что это их воспоминания и позже он все поймет. Но сейчас он лишь страдал от бессонницы. К слову, Тщеславие тоже видело его прошлое и при любом удобном случае напоминало ему о самых неловких моментах.

«Как можно бояться бабочек?» — смеялись над ним тени.

«О, а помнишь, ты как-то отравился, а ночью проснулся, потому что сходил под себя?»

«Я был ребенком! И вообще, уйдите из моей головы!»

«Мы теперь в ней навсегда», — каждый раз отвечали ему сэтхи.

Но иногда Юстину и самому было приятно вспомнить свое детство. Он наделся, что Куан найдет его сестру как можно скорее и привезет сюда. В замок Эверока. Юри точно будет им гордиться. Она всегда им гордилась и, хоть и была младше, всегда вела себя взрослее, чем Юстин. Защищала его ночью от страшных монстров, что прятались за окном. Лежала с ним в одной кровати, ждала, пока он уснет. А по вечерам учила читать звезды. Он очень ее любил и только сейчас, после долгой разлуки, понял, как ее не хватает.

— Вам письмо.

Сэльмон Ларкс вырвал Юстина из воспоминаний и, поклонившись, вручил пожелтевший свиток.

Король решил прочитать послание позже и, положив рядом с собой, обратился к советнику.

— Север еще не дал ответа?

— Они все отрицают. Говорят, принцесса Далия не у них.

— Врут.

— Что будем делать, мой король?

— Думаю идти на них с войной. Завтра соберем совет и решим, как быть. Хватит на сегодня. Я устал, пойду отдохну.

— Но ведь еще день. Эверчане ждут аудиенции.

— Плевать мне на это, Сэльмон.

— Мой король, так нельзя.

— Еще одно слово — и я повешу тебя на этой люстре, — сказал он, выразительно глядя на потолок в центре зала.

Тщеславие внутри одобрительно завопило. Советник опешил и, поклонившись, проводил своего короля в личные покои.

Теперь Юстин жил в комнате Адера и Иолы Бартлетт. Благодаря теням ему ничто тут не напоминало об убийстве. А если мысли и возвращались, то он находил кучу оправданий тому, что сделал все не просто так. Это были правильное решение и верный выбор.

Скинув на пол мантию, он лег на кровать и наконец раскрыл письмо. Быстро пробежав по нему глазами, он перечитал текст несколько раз.

— К нам скоро приплывут гости. Так встретим же их торжественным пиром. Утолим ваш голод и принесем тьме новую жертву, — довольно произнес Юстин, и сэтхи принялись радостно перешептываться.

Свиток скатился на пол, оставляя за собой сладкий медовый шлейф засушенных цветов, лепестки которых сразу посыпались на ковер. На желтой бумаге чернилами было выведено имя принцессы. Некоторые буквы расплылись: видимо, от ее слез. А внизу красовалась алая сургучная печать борделя «Блажь».

Многие говорили, что благодарности писать сложнее, чем саму книгу, и сейчас, сидя перед белым листом, я с легкостью подтверждаю эти слова.

На самом деле я планировала оставить их на третью, заключительную, часть, но чувства переполняют меня, и я бы заобнимала каждого причастного к созданию и изданию «Пира».

Запасайтесь попкорном, потому что список будет длинным. А я, пожалуй, возьму платочки и вытру очередную слезу радости и счастья.

Спасибо Алине Melanchallina за веру в мою историю. Благодаря тебе моя мечта стала реальностью.

Спасибо Ане Неплюевой за то, что сделала меня частью большой МИФической семьи. Я обещаю, что не подведу тебя.

Спасибо Дарине Андреяновой (моей gothic mommy) за комфорт и уют. За любовь, которой ты сразу меня окружила. Знаю, что я в хороших (твоих) руках и мы вместе покорим этот книжный мир.

Спасибо Ане Федосеевой за чуткое и бережное обращение с моим текстом. Благодаря тебе он стал в тысячу раз лучше.

Спасибо Елене Кондрацкой за нужные слова в нужное время. Ты поддержала меня тогда, когда я в этом нуждалась, и помогаешь мне до сих пор. Благодарю тебя за то, что не даешь заплутать в еще неизвестном мне писательском мире.

Спасибо Насте martianka за искренний интерес к истории. За идеи, взгляд со стороны, исправленные запятые и слезы, которые ты пролила вместе со мной, когда узнала, что я стала частью МИФа. Впереди нас ждет тяжелая работа, и я рада, что ты будешь рядом со мной.

Спасибо NamiYammi за карту мира «Темных святых». Она вышла идеальной! Нет, правда! Это предел моих мечтаний. А еще благодаря тебе и твоему арту жив один из моих героев. Он получился таким чудесным, что моя рука не поднялась написать ему плохой конец.

Спасибо Selcha Uni за твои руки, которые создают волшебные обложки. «Пир» заиграл новыми красками. По-настоящему мрачными и таинственными.

И спасибо всем другим иллюстраторам, которые оживили мою историю своими работами. Вы все — невероятные люди!

Конечно же, не могу оставить без благодарностей моего главного вдохновителя. Женя, мое солнце и звезды. Спасибо за то, что 24/7 слушал про «Пир» и всегда предлагал свои невероятные идеи. За то, что прошел по этому сложному пути вместе со мной, и за то, что крепко обнимал меня, когда я плакала от счастья. За то, что не давал опускать руки и всегда говорил мне, что у меня все получится.

И спасибо всем вам, мои прекрасные читатели! Тем, кто был со мной с самого начала, хочу сказать: «Смотрите, что у нас получилось!» А тем, кто только познакомился с этой историей: «Добро пожаловать в этот удивительный и полный опасностей мир!»

Я бесконечно буду благодарить каждого из вас за то, что вы решили стать частью «Пира». Люблю вас и крепко обнимаю.

Вся проза на одной странице: https://mif.to/proza

Подписывайтесь на полезные книжные письма со скидками и подарками: https://mif.to/proza-letter