Она стояла перед высокими, с начищенными медными клепками воротами и, запрокинув голову, таращилась на витиеватую надпись, гласившую, что за этими неприступными стенами находится Яшмовая Магическая Академия.

— Торговка-деревенщина, — по грубой запыленной одежде и громоздкой корзине, удерживаемой на выпяченном бедре, определил Криспин.

— Абитуриентка, — не согласился Артур. Он на расстоянии чувствовал ее любопытство, смешанное с опаской, азартом, предвкушением и неуверенностью. Обычный букет эмоций, испытываемых поступающими, как бы они — Артур покосился на друга, вальяжно развалившегося рядом на скамье — ни пытались это скрыть под маской самоуверенного нахальства.

— Ну, абитура-деревенщина, — легко согласился тот. Уставился в ясное предосеннее небо. В темных глазах отражались редкие облака и точка парящей кругами птицы.

— Опять летает!

— Да и пусть летает, тебе-то что? — рассеянно отозвался Артур, разглядывая подошедшего к воротам рыжего крепыша, уже знакомо, с полуоткрытым ртом, таращившегося на надпись. Этот, уж безо всякого сомнения, поступать: из заплечного мешка торчали края истрепанных свитков и книг.

— Раздражает, — просто объяснил Криспин. В последнее время его многое раздражало. Как всегда осенью.

— Плюнь, — порекомендовал друг. — Погляди лучше, какая куколка к нам заявилась!

На появление еще одной абитуриентки и впрямь стоило посмотреть. Запряженная шестеркой белоснежных лошадей, украшенная затейливыми вензелями карета прогромыхала по булыжной мостовой до самых ворот, заставив отбежать в сторону двоих явившихся раньше. Форейтор опустил ступеньку, открыл дверцу и, почтительно склонившись, подал руку очаровательно белокурому созданию в кипенно-белом же платье. Странно, что следом не явился паж — поддержать длинный подол, печально рухнувший на пыльные булыжники. «Куколка» торжественно огляделась, дабы убедиться, что ее появление точно не осталось незамеченным. Увидев, как слуга взялся за массивное кольцо ворот, друзья синхронно зажали уши. А вот неопытные новички наверняка на пару минут оглохли от раскатившегося по улице и ближним закоулкам медного звона.

Когда тот наконец затих, Ворота лениво осведомились:

— И хто тама?

Переставший ошалело трясти головой слуга приосанился и начал хорошо поставленным голосом:

— Баронесса Шлосская Амариллис Вербена Роза…

— Она не куколка, она цветочек! — фыркнул Криспин.

— Ты, что ли, баронесса? — перебили Ворота. Слуга умолк, оглянулся и суетливо показал обеими руками на хозяйку:

— Нет, что вы, она… то есть они…

— Ну вот пусть они себя и назовут. Но короче! Как в списке значатся!

Отстранив слугу изящной перчаточной рукой, куколка решительно шагнула вперед. Выпалила, задрав голову:

— Амариллис Шлосская! Из Эрербурга.

— Есть такая. Проходи! — только что не зевая, скомандовали Ворота и чуток приоткрылись: ровно настолько, чтобы раскрасневшийся от безмолвного негодования «цветочек» протиснулся боком, вынужденно поставив на ребро обручи пышной юбки. Друзья могли поклясться, что слышат скрипучее хихиканье: Ворота развлекались. — Следующий!

Крепыш что-то сказал «деревенщине» (та замотала головой и даже попятилась) и, шагнув вперед, назвал свое имя: сплошные «р» да «гх».

— Гном, что ли? — прикинул Криспин. Артур пожал плечами. Старшекурсники умели уже отличать носителей магии от обычных людей, но природу ее понимали не всегда.

Оставшаяся в одиночестве (не считая лошадей и слуг цветочной баронессы) девица-с-корзинкой, встав на цыпочки и вытянув шею, выглядывала прошедших внутрь.

— Эй, болезная! — рявкнули Ворота. — Заходить-то собираешься? Закроюсся ведь сейчас!

Присевшая от неожиданности абитуриентка быстро, мелко закивала, подкралась на цыпочках и выдохнула свое имя прямо в замочную скважину — вряд ли из соображений секретности, просто с испуга голос потеряла.

— Есть такая, — через длинную паузу (поиска в списке?) нехотя признали Ворота. — Пр-роходи!

Девчонка все так же мялась на пороге, перекладывая корзину из руки в руку, то заглядывая в приоткрытую створку, то оборачиваясь, словно ища путь к отступлению — или живительного пинка. Криспиновское терпение лопнуло раньше, чем у самих Ворот. Он вскочил и, большими шагами добравшись до входа в Академию, с размаху долбанул ладонью в медную створку:

— Растворись! — и, тормозящей девице: — Посторонись!

Дальнейшее произошло одновременно. С суетливым «простите, мастер Криспин, не признали!» воротина широко отъехала в сторону, а напугавшаяся девица кинулась вперед — прямо наперерез старшекурснику. Наткнувшийся на абитуриентку Криспин умудрился не упасть, зато сбил ее с ног. Девчонка шлепнулась на камни мостовой, корзинка отлетела, веером рассыпая свое содержимое. Подоспевший Артур видел, как друг оглянулся, оценивая масштаб бедствия, ссутулился и пошагал прочь.

— Извини его, — сказал Артур, помогая девчонке подняться. — Очень торопится. Не ушиблась?

— Нет. Ох… — Девица отряхнула и без того пыльную юбку; наклонилась, потом опустилась на корточки, собирая свои пожитки. Артур принялся помогать — пока один из «пожитков» неожиданно не прыгнул от его протянутой руки.

— Это что… лягушки?!

У него были самые синие в мире глаза. И светлые растрепавшиеся волосы, отливающие на солнце золотом. И приятный приветливый голос. И сильные руки, так легко поднявшие ее на ноги. Как тут последний ум не растеряешь? Тем более у нее его и так мало. Все говорят.

— Лягушки? Зачем ты таскаешь с собой лягушек?!

Ах, совсем про них забыла, башка дырявая! Мира пробормотала, не поднимая головы:

— По дороге насобирала. — Ее пальцы меж тем проворно отлавливали распрыгивающихся земноводных.

— Зачем? — Улыбка в голосе. — Для опытов? Ворожбы? Или ты их на ужин ешь?

— Скажете тоже! — Мира уязвленно вскинула голову: так и есть, смеется! — Они на дорогу выбрались, а там ведь люди, лошади, колеса! Я и собрала их, чтобы после в безопасном месте отпустить. А потом позабыла.

— Безопасное место, говоришь? — Парень огляделся. — Будет тебе безопасное!

Мира поспешила вслед за ним по изумрудно-зеленой лужайке к маленькому, поросшему ряской пруду.

— Здесь им будет хорошо, как думаешь?

Удерживая собранный дрыгающийся лягушачий урожай, Мира с сомнением огляделась.

— А нет ли тут сов?

— Есть, — серьезно ответил парень, — как же в таком парке, да не быть? И змеи. И кошки, и собаки, и еще немало всякого зверья, которое тебе даже не снилось. Но это уже их, лягушачьи проблемы! А твоя главная проблема сейчас — постараться здесь остаться… чтоб хотя бы своим лягушкам помочь. Давай выпускай, и я доведу тебя до приемной комиссии!

Последнее убедило — иначе б она долго еще выбирала местечко получше, а потом суматошно металась по Академии, разыскивая нужное здание. Но все равно Мира медлила, глядя на неуверенно осваивающих новые земли и воды лягушек, пока парень не тронул ее за плечо.

— Идешь?

— Ой, да!

Наскоро выровняв в корзине свои пожитки, прикрыла-приткнула сверху шалью и поспешила за неожиданным проводником. Еле догнала, ногастый какой! Заглянув ему в лицо, спросила с почтением:

— А вы здесь преподавателем будете?

— Я? Почему? — удивился парень. — А-а-а, наверное, старше выгляжу? Нет, я еще на последнем курсе, просто поздно поступил.

Позже Мира узнала, что в Академии есть учащиеся куда старше Артура: кто-то пришел, когда денег наскреб, а у кого магические способности вообще поздно проявились. У таких обучение длится гораздо меньше, да и живут они не в главном корпусе, а в отдельном одноэтажном флигеле: языкастые студенты называют его «Дом престарелых».

Оказавшийся старостой златовласый проводник, обронив на ходу: «не отчаиваемся!», легко взбежал по лестнице за удалившимся начальством. Следом неспешно, посматривая через плечо на непоступивших, ушел и чернявый студент. Опоздавшие переглянулись. Слишком пораженные, не промолвили ни слова, но и выполнять приказ грозного ректора не спешили. Постояв в обнимку с корзиной, Мира и вовсе опустилась на широкие ступени крыльца. Вытянула ноги, промолвила, ни к кому не обращаясь:

— Ух, устала-то как… И проголодалась. Перекусить, что ли?

Зашуршала, вытаскивая из корзины сверток с жалкими остатками дорожной снеди. Помедливший крепыш присел поодаль, поставив между колен заплечную торбу. Мира отломила половину подсохшей лепешки, протянула ему.

— Хочешь?

Парень торопливо привстал, отвесив поклон:

— Хочу, госпожа, спасибо, госпожа!

Цветочная баронесса пренебрежительно фыркнула:

— Госпожа!

Не обращая на нее внимания, парень продолжил:

— Меня зовут…

Жуя лепешку, лесовичка кивнула:

— Я слышала, ты говорил свое имя Воротам. Шазр Гаррх Рорих Ррунг из Рории. Я Мира.

Явно впечатленный ее памятью (ведь редко кто может выучить гномьи имена с первого, да и с десятого раза тоже!) парень поклонился еще ниже.

— Благодарю, госпожа Мира! — Наконец вновь опустившись на ступени, покопался в своей сумке и неуверенно протянул металлическую фляжку. — Отведаете? Это дорожный напиток…

Он даже не успел договорить, как Мира выхватила у него флягу.

— Конечно! — Еще бы не отведать! Она ведь столько слышала о придающем силы, заменяющем не только питье, но и еду гномьем дорожном зелье! Правда, глотнула все же с осторожностью, покатав на языке, мазнула по нёбу. Если и были в напитке травы, то наверняка особые гномские, подземные — ни одну не опознала. Горько-затхлый; густой, как кисель; щиплется. — Уф. Спасибо.

Метавшаяся перед крыльцом, словно злая собака на цепи, баронесса внезапно остановилась и воскликнула:

— Нет, папаша меня точно убьет!

— Отчего ж ты так задержалась? — Мира протянула лепешку и ей, девушка раздраженно отмахнулась. Нетерпеливо оглядевшись и поковыряв носом лаковой туфельки ступеньку, тоже присела, заняв пышными юбками сразу треть лестницы.

— Просто решила навестить свою столичную кузину, хотела последний раз повеселиться и прикупить приличных нарядов, прежде чем отправиться в эту дыру!

— А из-за чего тебя из Алмазной Академии поперли?

Баронесса сверкнула янтарными глазами. Отчеканила:

— Не поперли, а исключили! Да потому что заправляют там точь-в-точь такие же старухи и старики! Не понимают, что девушка не может бездарно тратить всю свою юность над пыльными дурацкими свитками и склянками с зельем!

Вместо учебы вечно убегала на танцы и свидания, перевела для себя Мира. Да еще наверняка по делу и без козыряла своим баронством и деньгами папы. Но столичная Алмазная Академия Магии для многих богатых-родовитых — мечта хрустальная, претендентов пруд пруди, вот и не стали там с ней цацкаться.

Баронесса внезапно сдулась, потеряв прямую осанку и горделивый вид. Повторила убежденно:

— Папаша теперь точно меня убьет! А потом еще и всех денег лишит!

Мира не нашла ничего лучше, как протянуть ей в утешение гномскую флягу. Шазр дернулся перехватить, но Амариллис уже решительно присосалась к горлышку. С каждым глотком и без того круглые глаза ее делались все больше. Наконец оторвавшись от напитка, баронесса сунула флягу соседке (та немедленно передала хозяину), заявив с отвращением:

— Что за гадость вы пьете!

Да и ты тоже, подумала Мира, наблюдая, как парень встряхивает фляжку, заглядывает внутрь и в конце концов с отчаянным видом выливает в рот последние капли — понял, что на обратную дорогу точно не хватит. Может, как и сама Мира, вышел еще в середине лета…

— А что у тебя в пути за неприятности приключились, Шазр?

Тот ответил просто:

— Меня пытались убить. Следы путать приходилось.

— А? Кто? — одновременно выпалили девушки. Парень пожал плечами, как на само собой разумеющееся:

— Родственники.

— Чем же ты им так насолил?!

— Считают, если я буду учиться здесь, опозорю наш род.

Амариллис вздернула тонкие плечики.

— Я, конечно, знаю, что здешняя Академия безнадежно провинциальна, но что она настолько ужасна?..

Гномы обычно предпочитают учить своих чародеев в собственных Школах магов. А если уж отправляют в чужие, это означает, что либо дар им неподвластен, либо… Мира склонила голову набок, заново рассматривая рыжего.

— Так ты полукро-овка…

Шазр вздрогнул, побурел лицом. Вымолвил, пряча серые глаза:

— Да. Так… заметно?

— Нет, я просто догадалась, — утешила Мира. И на самом деле, не услышь она его имени, сроду бы не поняла, что парень — гном. Гномы очень ревностно относятся к чистоте своей расы, полукровки (коли избежали уничтожения в колыбели) считаются неполноценными изгоями, а уж если такой осмелится выйти в белый свет и поступить учиться в межрасовую Академию…

— Так что, — парень сглотнул, — назад мне ходу нет.

— Ну, раз ты ухитрился добраться живым аж досюда, всё и дальше сложится! — подбодрила Мира.

Баронесса передернула плечами.

— Убивать лишь за то, что ты захотел где-то поучиться! Что за бесконечная дикость!

— Ты ведь сама говоришь, отец тебя убьет, — напомнил Шазр.

— Но это же фигурально! — возмутилась девушка. — Задаст розг, чтобы неделю сидеть не могла, самое большее! А тебе… Мира, кажется?.. что будет, если вернешься домой, не поступив в Академию?

Девушка отмахнулась, изо всех сил стараясь поверить в собственные слова:

— Да у меня родни столько, что мое отсутствие-присутствие вряд ли вообще заметят!

Двое поглядели на нее с искренней завистью.

То ли общая неудача подействовала, то ли волшебная фляжка — но цветочная баронесса неожиданно оттаяла.

— Давайте и в самом деле немножко перекусим!

Мира вновь нырнула в свою корзину, порылась символически.

— У меня только эта лепешка и оставалась!

Шазр молча растянул завязки торбы, показывая ее пустое нутро, не считая пары свитков и тощего свертка одежды. Амариллис изящно отмахнулась от обоих, демонстрируя одновременно и красоту белоснежной руки и сверкающую ценность колец-браслетов, которые на нее нацеплены.

— Ах, это совершенно не проблема! Ну-ка…

Девушка поманила пальчиком стоявший поодаль ридикюль масляно-желтого цвета. Насколько Мира помнила, остальные многочисленные баронессины вещи как раз выгружались у Ворот. Сумка встрепенулась, подпрыгнула в воздух и поплыла к крыльцу. Теперь уже лесовичка глядела с завистью: у гнома имеется его знаменитый напиток, у «цветочницы» — самоходный багаж, а у нее самой в корзине ничего хоть мало-мальски волшебного. Не сочтешь же за волшебство кое-какие прихваченные из дому травы! Деловито сместив в сторону обручи своих юбок, Амариллис перво-наперво расстелила на ступенях белый шелковый платок и принялась доставать из ридикюля яства за яствами — все сплошь в фарфоре и золоченых шкатулочках. Конечно, когда у тебя такая сума, о вместимости и тяжести можно не задумываться! Друзья по несчастью жадно все рассматривали и ко всему принюхивались. Последней баронесса бережно извлекла внушительную бутылку из разноцветного фигурного стекла.

— А что у меня е-есть!

— Бражка? — понимающе спросила Мира.

Амариллис оскорбилась.

— Какая бражка?! Это же «Сольмейское золотое»!

И не подозревавшая до сего дня о существовании подобного напитка Мира моментально сделала почтительное лицо, еще и пихнула в бок открывшего рот для вопроса Шазра: не дай боги, баронесса обидится окончательно, и попробовать не доведется! Простодушный гном тычка не понял, но на всякий случай промолчал и скопировал выражение ее лица. Удовлетворенная баронесса принялась потчевать своих невольных товарищей. Правда, в своеобычной манере: «А вот это то-то и то-то… сомневаюсь, что вам когда-нибудь приходилось такое пробовать, поэтому не проглатывайте не жуя, насладитесь тонким вкусом… а эти моллюски из Бухты Радужных змей, вы, конечно, там не бывали, туда пускают только избранных…» Оголодавшая за время пути в Академию парочка мало вникала в комментарии и в изыски, на которые пытались обратить их непритязательное внимание, лишь угукала и понимающе мычала, энергично работая челюстями.

А драгоценное «Сольмейское» и вовсе оказалось выше всяких похвал! До такой степени, что троице стало уже совершенно не до сегодняшнего провала, не до захлопнутых перед ними дверей в Академию (в фигуральном и прямом смысле захлопнутых, ведь за все это время никто не вышел и не выглянул прогнать непоступивших). И даже не до того, что их ожидает дома.

Все устроились как могли удобно на нагретых солнцем ступенях. Кстати, само солнце почему-то уже начало садиться, хотя они вроде только-только шагнули за ворота Академии… А некоторые даже вкатились, добавила про себя Мира, благодаря одному грубому местному молодчику. Подперев голову, глядела на своих недолгих соучеников.

Опершись спиной о самоходный ридикюль, Амариллис, размахивая рукой, рассказывала нечто бессвязное, но наверняка крайне занимательное: например, сколько раз ее приглашали на балу у августейшей кузины или как хвалила ее фигуру и цвет кожи знаменитая столичная модистка.

Шазр, подложив под голову торбу и скрестив на груди руки, тихо пел бесконечную гномскую песню: ни слова не поймешь, сплошные горловые переливы, очень странно, но симпатично. На душе у Миры было совершенно распрекрасно, в голове — великолепно пусто и гулко. Девушка чуть сама не запела: хорошо, удержалась, а то на ее песню сбежались бы все местные — с поспешно изготовленными кляпами. Все говорят, что поет она преотвратно, а потому Мира решалась это делать только в глубине Пущи или при заговорах. Девушка обняла обеими руками корзину и улыбнулась: завтрашний день отодвинулся куда-то далеко-далеко, чуть ли не в самую глубокую старость, а нынче уже можно ничего не решать и ни о чем не беспокоиться. Глаза, утомленные слишком яркими сегодняшними впечатлениями, а пуще всего — слишком редкостными напитками, просили отдыха, и девушка их прикрыла. Ненадолго…

— О-ох… Ой-ой-ой… Уф…

Оказывается, Мира выдавала эти стоны и вздохи вслух, потому что рядом кто-то медленно отозвался:

— И не говори…

От звука раздавшегося голоса в виски вонзились настоящие иголки, причем острия встретились где-то в самой середине мозга. Придерживая обеими руками голову, чтобы та ненароком не лопнула от переполнявшей ее боли, девушка приподнялась на кровати (на кровати?) и из-под страдальчески заломленных бровей взглянула на сидевшую напротив цветочную баронессу. Выдавила сипло:

— Мы… где?

— Не знаю, — так же монотонно ответила Амариллис. С баронессой было что-то не так. Покряхтывая и дыша сквозь зубы, Мира сползла к краю кровати, осторожно помахала рукой перед мертвенно бледным лицом девушки: та, сидящая неподвижно и прямо, будто кол проглотила, даже не моргнула — как смотрела стеклянными глазами со зрачками-точками в стену над головой лесовички, так и продолжала смотреть.

— Что с тобой? Ама… — Мира поняла, что не в состоянии выговорить хоть одно имя баронессы до конца и заменила его самым расхожим обращением: — Эй! Ты меня слышишь?

— Слышу, — загробным голосом отозвалась девушка.

— А видишь?

— Вижу.

Что-то незаметно.

— М-м-м… а знаешь?

— Знаю.

— И кто я?

— Моя покойная бабушка.

Да, что-то явно не так, уверилась Мира. Осмотрелась в поисках своей корзины, даже рискнула наклониться глянуть на полу — и тут же выпрямилась, сглатывая тошнотворное головокружение. Похоже, так и придется сидеть недвижно друг напротив друга, пока вчерашний хмель… ну и забористое у Амы винцо, оказывается… не выветрится!

Мира осторожно повела взглядом. Грубые шерстяные одеяла. Топчаны с соломенными тюфяками, травяные подушки в холщовых наволочках, беленые каменные стены, с другой стороны — длинная белая занавеска. Где же они находятся, как в этом «где» оказались, но самое главное — где ее корзина?!

На два первых вопроса ответы пришли очень скоро. Занавеску неожиданно и решительно сдвинули в сторону, и девушки увидели полную светловолосую женщину, вчера безмолвно стоявшую за спиной ректора. Вернее, увидела Мира. Амариллис даже не моргнула.

— Ага! — провозгласила женщина отвратительно бодрым голосом, от которого лесовичка вновь схватилась за виски. — Вот вы и очнулись, мои маленькие алкаш… пташки! Как здоровьице?

Мира сглотнула. Выдавила:

— Как… с похмелья. Только вот Ама что-то… не очень.

Женщина энергично фыркнула. Позже они узнали, что Ида, врачующая местных студиозусов, была просто олицетворением, наглядным символом своей профессии: свежая кожа, ясные глаза, отменный аппетит и бесконечная, брызжущая через край бодрость.

— Еще бы не «не очень»! Удивительно, что вы ночью просто-напросто не отправились на Изнанку, вот что значит молодой здоровый организм! Хорошо, пятикурсники о вас позаботились, в госпиталь доставили.

— Но мы же бутылку все-таки на троих… — попыталась оправдаться Мира — еще не хватает, чтобы в Академии сложилось впечатление о ней, как на хмель слабой! Во всех отношениях слабой. Хотя, конечно, ей тут уже не учиться…

— На троих! — передразнила лекарка. — А перед тем еще и Сааргх глотнули, так?

Вроде гномский дорожный напиток так и именуется, поди запомни эти их названия! Женщина суетилась возле баронессы: в лицо заглядывала, веки раздвигала, руку поднимала, пальцы сжимала, за уши щипала — ничего, сидит, ровно кукла неживая.

— А Сааргх не что иное, как гномий наркотик! Гному-то как с гуся вода — вон спозаранку уже у лазарета круги наматывает — а вот вам… Еще и винца добавили… да не важно сейчас его количество! Да-а, придется с твоей подружкой повозиться!

Подпиравшая кулаками — чтоб не падала — больную голову, Мира мучительно пыталась заставить себя подумать. Получилось наконец.

— А у вас есть здесь синий мох?

— Что? А-а-а… Кстати, да, подойдет! Сейчас принесу.

Мира все-таки рискнула наклониться (без своей корзины она ощущала себя все равно что голой) и наконец-то обнаружила искомое под топчаном. Но тут проклятая налитая свинцом голова перевесила тело — и вернувшаяся лекарка обрела несостоявшуюся студентку уже на полу в обнимку с корзиной. Женщина смешливо приподняла светлые брови и вновь занялась Амариллис.

Вяло и безуспешно, словно жук, опрокинутый на спину, Мира копалась в своих вещах, слушая профессиональное воркованье целительницы, укладывающей и раздевающей больную: сейчас прилепит на нужные точки клочья синего мха, быстро выводящего яды из тела. А вот ей нужно… да где же она… а, нашла, нашла! Мира поспешно сунула в рот прессованную пластину зимовейки и даже застонала — сначала от ударивших в рот, глаза, нос, желудок острых ледяных стрел, а потом и от исчезнувшей головной боли. Посидев, осторожно поднялась на опухшие ноги. Лекарка с интересом наблюдала за ней с топчана Амариллис.

— Собираешься учиться у нас на целителя?

Ведь ректорша же только вчера у нее на глазах выперла всех троих!

— Н-нет… Не знаю. Я просто…

— Она просто так шляется вокруг моей Академии!

Занавеска взлетела по мановению нетерпеливой руки, и перед ними нарисовалась уже знакомая высокая фигура в черном. Какая же… легкая на помине! Лекарка встала. Мира изобразила свой коронный поклон, не выпуская из рук драгоценную корзину с драгоценной же зимовейкой. За спиной ректора маячил вчерашний староста. Улыбался он настолько беззаботно и солнечно, что Мира даже заулыбалась в ответ.

— Распивает вино на крыльце учебного заведения! Да еще и ухмыляется при этом!

Девушка поспешно убрала с лица улыбку, посторонилась, пропуская ворвавшуюся в закуток ректоршу — и, потеряв равновесие, шлепнулась обратно на топчан. Женщина склонилась над баронессой, быстро ее осматривая. Обменялась негромкими словами с лекаркой и выпрямилась, вновь пригвоздив лесовичку взглядом грозовых глаз.

— Следуйте за мной!

Мира кинула тоскливый взгляд на Амариллис — лежит себе спокойнехонько беспамятная, ни забот, ни хлопот! — и поплелась вслед за суровой начальницей. Староста Нортон галантно придержал перед ней занавеску, шепнул, сверкая смеющимися глазами: «О вас будут слагать легенды! Устроить попойку на крыльце Академии!» Мира тихонько вздохнула. А ведь они собирались просто немного перекусить перед обратной дорогой…

За дверями лазарета к ней кинулся Шазр: серые глаза вытаращены, рыжие волосы встопорщены, словно его за них таскали. Мира кинула опасливый взгляд в узкую спину ректорши — может, как раз и оттаскали?

— Как ты, сестра?! Как та девушка, Омар… Амал… с трудным именем?

Это у Амариллис-то трудное, на свое глянь!

— Да уже всё с нами хорошо, — стесненно отозвалась Мира, косясь на торчавшего тут же не столь приятного товарища старосты. Тот обронил без улыбки:

— А я и не знал, что вы родственники!

— Не были вроде, — буркнула девушка, — до сегодняшнего дня.

— Я же говорю, талантливые детишки! — сказал над ее головой Артур. — Всё успевают: и напиться и породниться… Но если вы двое сейчас не успеете за нашей Марго, вам придет полный… конец!

Ой! Мира припустила за удалявшейся ректоршей, на ходу соображая, чем заслужила сегодняшнее неожиданное почетное обращение гнома: неужели честно распитой бутылкой? Или совместным непоступлением? Или тем, что с ходу запомнила его имя? Или… О, понятно!

Она разделила с Шазром дорожную пищу.

Легко делиться тем, чего у тебя в избытке: сытным домашним обедом, купленной в корчме закуской, пиром на весь мир. Но если в трудной дороге с тобой делятся последним… На языке гномов это означает: я тебя всегда поддержу. Я тебе ближе, чем друг. Я — твоя родня.

Надо быть поосторожней, а то она так невзначай еще и какую-нибудь нечисть себе в родственники заполучит!

Ректор ходила по своему кабинету, аки медведица в клетке. Или, вернее, большая черная кошка, может, она в таковую и превращается по ночам? Новички замерли у двери, дыша осторожно и неслышно, исподволь кидали по сторонам любопытные взгляды. Комната была большой, с огромным деревянным столом вишневого цвета, с тяжелыми креслами и стульями вдоль стен, обитых зелеными бархатными панелями. В высокие стрельчатые окна с частой обрешеткой сквозь разноцветную листву девичьего винограда проникал солнечный свет; пылинки парили и сверкали в воздухе. В простенках окон возвышались черные книжные шкафы со стеклянными дверцами. Слева в стене виднелась невысокая темная дверь — личная комната ректорши? Или пыточная для непослушных студентов? В последнее верилось легко — особенно когда женщина остановилась, упершись в стол костяшками пальцев, и вперила в парочку тяжелый взгляд. Промолвила:

— Ну?

Двое с тоской покосились друг на друга, не зная, как реагировать на этот короткий вопрос, без сомнения требующий ответа. Промолчали, на всякий случай повинно повесив головы.

— И кто же из вас троих придумал устроить эту демонстрационную… алкогольную акцию на крыльце Академии? — устав ждать, перевела свой вопрос ректор.

— Мы просто хотели покушать… — осторожно начала Мира.

— А потом просто решили напиться?! Вот вы, — она воинственно указала пальцем на гнома (и ногти-то у нее выкрашены черным!), — с какой стати начали потчевать человечьих девушек своим Сааргхом? Решили устранить конкуренток? Или запреты предков для вас совершенно ничего не значат?

Шазр сглотнул и вдруг начал кланяться. В промежутках между поклонами выдавал отрывистое: он ничего такого не имел в виду… он не знал, что для людей Сааргх вреден… он вечным трудом искупит нанесенный вред… Ректор, уставшая следить за ускорявшимися поклонами, скомандовала:

— Довольно, замрите!

Шазр застыл в полупоклоне, осторожно выпрямился и, сцепив на животе крупные руки, уставился в пол. Мира сочувственно поглядывала на его побагровевшее лицо.

— Придется сдать ваш дорожный напиток в камеру хранения!

— …да там уже ничего и не осталось…

— Тем более! — нелогично, но сурово отрезала ректор, и парень тут же умолк.

— Теперь вы!

Мира чуть не отпрянула от указавшего уже на нее перста женщины. Переспросила осторожно:

— Я?

— Да, вы! Эта корзина просто забита травами и настойками! Как много среди них ядов?

Мира оскорбленно прижала к животу драгоценную поклажу, выпалила негодующе:

— Ни одного! Там всё только от простуды, от живота, от ломоты суставов, от почесухи, от золотухи, от лишая, от мужской немощи…

Ректор прервала затянувшееся перечисление, грозившее превратиться в список всех существующих на свете болезней:

— Однако вы не знаете, могут ли они принести вред той или иной расе?

— Э-э… нет. Ну, кроме кикимор, болотников, лешаков…

— Сдадите свою корзину на досмотр целительнице Иде. Вам вернут оставшееся после того, как будут отобраны наиболее опасные лекарственные средства. Все понятно?

— Да…

— Можете идти!

Мира вместе с Шазром послушно повернулась к двери, но спохватилась:

— То есть нет!

— Еще какие-нибудь вопросы?

— Мы же не ваши студенты, госпожа ректор, почему мы должны слушаться вас и куда-то отдавать наши вещи?

Госпожа улыбнулась — точь-в-точь, как может улыбаться мышкам сытая кошка, лишь на время спрятавшая свои когти.

— С этого дня вы — они. Студенты моей Академии.

Друзья слонялись по коридору неподалеку от ректорской. Мало-помалу тема разнообразных подвигов абитуриентов и первокурсников себя исчерпала. Прислушиваясь у дверей — наружу не проникало ни звука — Криспин прикинул:

— Как думаешь, Марго уже порвала их на мелкие клочочки и проглотила?

Артур улыбнулся.

— Думаю, им читают лекцию, как до́лжно себя вести студентам нашей блистательной Яшмовой Академии!

Криспин аж подпрыгнул. Уставился на друга с изумленным восхищением:

— Так ты все-таки уговорил ее их оставить? У тебя и впрямь золотой язык, какое же влияние ты имеешь на нашу Ведьму! И что ты ей такого наплел? Упросил подарить один-единственный шанс, пожалеть, ведь детки так долго сюда добирались?

Артур развел руками.

— Я бы ничего не смог поделать, если б Марго сама того не захотела. Ты же видел, она вчера не приказала Стражам сразу выкинуть или как следует напугать эту троицу: похоже, решила понаблюдать, что они предпримут дальше.

Криспин качнул головой:

— Знай я, что Марго по душе студенческие попойки, закатывал бы их у ректорской перед каждым экзаменом по ее предмету!

Артур хмыкнул.

— Тогда бы ты вылетел отсюда еще на первом курсе!

— Ну нет, дружище, — с горечью заметил Криспин, — уж вылететь мне не грозит совершенно!

Никак не прокомментировав его слова, Артур задумчиво смотрел на дверь кабинета.

— Мне кажется, кто-то из этих троих ее заинтересовал. И ночь она потратила не только на наблюдение за ними, но и на то, чтобы навести справки…

Криспин оживился.

— Думаешь? И кто, по-твоему? Я не заметил ни у кого особого дара…

— Или его очень успешно скрывают.

— Давай прикинем. Лесовичка? — Друзья поглядели друг на друга и одновременно замотали головами. Лесных ведьм автоматически приравнивают к деревенским знахаркам — официально необученным, с весьма незначительным или специфическим, непригодным для широкого использования даром. Они посещают иногда такие вот провинциальные школы магии, но всегда недолго: год, не больше. И никогда — столичные. Обычно необщительны, диковаты, не понимают терминов и основ высшей магии, осваивают что-то прикладное — и так же незаметно исчезают, растворяются в обширных лесах Арранты, а то и всего Волчьего полуострова. Преподаватели признают, что вряд ли хоть чему-то могут их обучить.

— Скорее уж гном, эти ведь очень редко учатся у людей! Наверняка Марго захотелось заполучить себе персональную редкость.

— Ну уж редкостей здесь как раз хватает! — фыркнул Криспин.

— Или, допустим, цветочная баронесса, — продолжил староста. — На вид просто избалованная богатенькая девчонка, но что мы о ней знаем?

— Придумал! — Криспин предвкушающе потер ладони. — А давай-ка втихушку устроим им испытания? Заодно и определим, кто фаворит Марго в этой тройке!

Артур покосился в сомнении. Друг правильно понял его взгляд, заверил нетерпеливо:

— Неопасные, неопасные, не пугайся! Сделаем скидку на возраст и неопытность!

Зная Криспина, насчет «неопасности» староста очень сомневался, но иного способа, кроме длительного наблюдения и выуживания микроскопических доз сведений у неподдающегося ректора сам предложить не мог. Пятикурсники отправились прочь, на ходу воодушевленно выдвигая варианты грядущих «испытаний».

Друзей внимательно слушало коридорное привидение.

Дверь ректорской закрылась резко; удивительно, что еще не поддала напоследок! Двое стояли в коридоре, таращась друг на друга круглыми изумленными глазами. Мира медленно протянула руку, потрогала шероховатый камень стены, поцарапала ногтем дверь и с айканьем затрясла пальцами: дерево в ответ обожгло потревоженной крапивой — защитой от несанкционированного проникновения. Значит, все-таки не сон!

Лицо Шазра было неподвижно-задумчивым: казалось, и он прикидывает, не привиделась ли ему судьбоносная беседа с ректором. Мира прошептала:

— Она ведь точно сказала, что мы, все трое, можем здесь остаться?

Рыжий откашлялся, но лишь молча кивнул: боялся, что потревоженная шумом ректорша выскочит и тут же отменит свое решение?

— Безо всяких испытаний? Экзаменов? Конкурса?

Гном помедлил и вновь неуверенно кивнул.

— Ну что? Тогда ура? — шепотом предложила Мира.

— Банзай… то есть ура! — прошипел Шазр. Хлопнул широкими твердыми ладонями в победно подставленные руки лесовички (изрядно отбив их при этом) — звонкое эхо понеслось по Академии, двое испуганно глянули на дверь ректорской и, схватившись за руки, как напроказившие детишки, побежали прочь. В конце коридора Мира уже нормальным голосом заявила:

— Оказывается, иногда опаздывать полезно! Побежали к Аме, обрадуем ее!

Привидение прислушалось к веселым беззаботным голосам внезапно поступивших, длинно вздохнуло-простонало:

— Бедня-яжки!

И растаяло.

— Может, попробуешь вставать пораньше? — в который раз предложила Мира. Сама валялась на кровати, хоть и уже застеленной, и, заложив руки за голову, наблюдала, как оккупировавшая единственное зеркало в комнате Амариллис наводит ежеутреннюю красоту. Первое время баронесса требовала персональную горничную, но получив насмешливое согласие кастелянши Батильды стать ею за умеренную плату, отступилась. И то сказать, горничная из Батильды вышла бы устрашающая: низенькая женщина поперек себя шире с внушительным носом и крупной бородавкой возле оного, с маленькими черными глазками и черно-седыми волосами, связанными в неопрятный узел, в который воткнута кокетливая кружевная наколка, ходила по Академии такой тяжелой поступью, что мебель дребезжала. Но когда надо было застигнуть студентов за нарушением порядка, кастелянша умела перемещаться совершенно бесшумно и быстро.

Неугомонная Ама попыталась привлечь к обслуживанию своей персоны соседку-лесовичку. Однако та, хоть и покладистая, совершенно не умела делать изысканные прически и орудовать тяжеленным утюгом, дабы разгладить многочисленные кружева-прищипы-воланы на суперстоличных нарядах. Потому баронессе оставалось полагаться лишь на собственные руки и — магию.

Вот и сейчас Мира с интересом наблюдала, как, повинуясь движению указующего перста, пряди светлых волос сплетались-свивались в сложное сооружение на голове Амариллис. Захлопала восхищенно в ладоши.

— Ама, какая же ты умелица! Без куска хлеба после Академии точно не останешься!

Та повела высокомерным золотистым глазом.

— Сколько тебе говорить, я не нуждаюсь ни в каком «куске хлеба» и в какой-либо работе! Я учусь здесь лишь…

— …лишь потому, что иначе папаша урежет тебе содержание! — привычно закончила Мира. Бодро соскочила с кровати. — Всё, ты готова, идем?

Соседка окинула ее снисходительным взглядом.

— Вот так и пойдешь?

Мира мельком глянула в старое туманное зеркало: там отразилась невысокая крепенькая девушка с длинной косой, в темно-зеленом ученическом платье, схваченном плетеным кожаным пояском. На ногах — башмачки из мягкой кожи. Просто красавица!

— Ну да, а что?

Амариллис скривилась.

— Если я начну объяснять, что именно не так, все занятия закончатся!

— Так побежали скорей!

С безнадежным вздохом баронесса подхватила учебный ридикюль и выплыла за дверь. Мира последовала за ней, скрывая улыбку. Она уже уяснила: если подружка чего-то хочет, то обязательно этого добьется — или добьет сопротивляющегося. Амариллис не предпринимала в отношении соседки ничего, кроме укоризненных вздохов-взглядов-реплик, поскольку неказистость лесовички оттеняла ее собственную красоту и изысканность.

Ибо баронесса вела войну. Беспощадную войну за звание первой красавицы Академии.

Начались боевые действия в самый первый день занятий, когда троицу запоздало-поступивших представляли остальным студентам. Амариллис припозднилась и тут; когда наконец вплыла в аудиторию, стало ясно — почему. Чтобы не затеряться на фоне остальных. Хотя и так бы не потерялась: в своем-то нарциссно-желтом платье и с высокой прической, которой только диадемы принцессы недоставало! Оставшись довольной вызванным ее появлением шумом и бурным обсуждением (последние ряды даже привставали, чтобы лучше разглядеть яркую первокурсницу), девушка помахала рукой в кружевной перчатке и произнесла высоким голосом:

— Приветствую всех! Я новая студентка, баронесса Амариллис…

Мира отключилась после оглашения второго имени. С любопытством разглядывала студентов. Было их не так много, как она опасалась. Вон помирающий со смеху староста Нортон, рядом — его приятель с вечно хмурой физиономией, вокруг стайка студенток: ага, значит, друзья пользуются успехом! А в центре аудитории сидела очень красивая высокая рыжая девушка, неподвижно уставившаяся на новенькую. Ученицы рядом пытались копировать выражение ее лица или, наоборот, посматривали на рыженькую с ехидными улыбочками и перешептыванием.

— Слишком мелкая для такого безразмерного имени, — громко прокомментировала красавица. Амариллис ей мило улыбнулась:

— Конечно, мне-то ведь не надо быть длиной с жердь, чтобы меня хоть кто-то заметил!

Мира почти услышала, как скрестившиеся взгляды красоток зазвенели, словно клинки. Битва началась!

Правда, баронессу тут же лишили ее непревзойденного в провинциальной Академии оружия: столичных нарядов.

Стремительно вошедшая ректор одним взглядом окинула жалкий букет жмущихся друг к другу новичков и его главное украшение — желтую лилию Амариллис. Скривила карминовые губы и заявила:

— Так!

В забитой аудитории мгновенно повисла тишина. Ректор продолжила:

— Первокурсникам ознакомиться с табелем нарушений дисциплины и, соответственно, наказаний за них! Ранее поступившим также не мешает освежить список в памяти, а для особо забывчивых напоминаю: соблюдение комендантского часа обязательно для всех!

Казалось, при этом она очень выразительно посмотрела на компанию старосты. Мира заметила переглядку усмехнувшихся друзей и поняла: не показалось.

— В связи с первым учебным днем новички за неподобающее появление не в ученической форме наказаны не будут. (Троица растерянно заозиралась на студентов, блистательная улыбка Амариллис подувяла, а рыжеволосая красотка торжествующе хмыкнула). При повторении подобного случая вся одежда будет конфискована для хранения вплоть до выпуска или исключения из Академии. Форму получите у кастелянши. В ней вы должны находиться во время занятий, в библиотеке, в столовой, а также…

— …в ванной, в уборной и в постели, — пробурчал кто-то из задних рядов, ректор проигнорировала и сам комментарий, и смешки.

— …при выходе в город. Новички, следуйте за мной!

Трое первокурсников побрели за стремительной госпожой ректор. Та приостановилась в дверях: разговор и движения, поднявшиеся было в аудитории, тут же стихли.

— А! И поздравляю всех с началом учебного года!

Амариллис причитала, крутясь перед зеркалом:

— Какая убогость! Какая дикость! Провинция! Нищета!

Мира разглаживала складки лежавшего на кровати платья — шерстяное, цвета болотного мха (лесовичка очень не любила черный цвет и тихо радовалась, что учебная форма не подошла ей по размеру), не рваное, по полу не волочится — что еще нужно? Но соседка расстроилась всерьез: аж на глазах злые слезы.

— Тебе черный очень идет, — попыталась утешить ее Мира. И правда, форменное платье подчеркивало белизну кожи баронессы, золотые глаза горели ярче, а волосы и вовсе сияли. Амариллис с ходу накинулась на лесовичку:

— Да не в цвете же дело! Ткань ужасно грубая, просто кожу дерет! А фасон, ты посмотри, столетней давности! И широкое — как на троллиху сшито!

— В талии пояском можно прихватить…

— А, да что с тобой разговаривать! Ты же в своем лесу ничего лучше дерюги не видела!

Почему же только дерюга? А тонкий лен? А крапива? А козий пух? Но Мира не стала спорить. Аккуратно складывала «академические» наряды: к платью прилагались теплая куртка, чулки, шапочка, рукавицы; твердый, прямо-таки гремящий фартук и большие, по локоть, перчатки для каких-то «лабораторных занятий» (похоже, очень опасное дело!), еще всякие мелочи… Наверное, целых полсундука займет, до чего же щедрая Яшмовая Академия!

— Нищета! Убожество! — почти рыдала Амариллис. Махнув на соседку рукой, Мира принялась изучать расписание. Удивляло, что почти у всех первокурсников оно было разным, совпадали только Основы магии да еще пара предметов. Неужели ректорша с первого взгляда вычисляет, кто чего не умеет, в чем нуждается? Или попросту крутит в своем кабинете рулетку с вопросом: что выпадет этому фанту… то есть студенту? Гербология — ясно, Бестиология понятно, и Стоунмэйджик тоже, но что есть…

— Ама, а ты знаешь, что такое И-игнисология?

Той уже надоело стенать, или ее, как многих капризных детей, было легко отвлечь.

— Где, покажи! — Опустившись рядом на кровать, взяла расписание. — А, это же Огненная магия! Ну надо же, как все тут по-научному обозвано, прямо как в настоящей Академии!

— А разве она не настоящая? — искренне удивилась Мира.

— О, ради всех богов, ты просто безнадежна! Вот Алмазная — настоящая! Да и все остальные столичные магические школы. А эта… какая-то Яшмовая! Да яшму и за драгоценность считать нельзя!

— А мне нравится яшма, — примирительно заметила Мира, — она теплая, столько цветов…

— Ну еще бы! — фыркнула соседка. — Чего от тебя ожидать!

Дверь открылась, и на пороге появился Шазр. Амариллис вскочила:

— Учись стучать, прежде чем войти! А если бы мы здесь голые ходили? Или ты на это и рассчитывал?

Вспыхнувшим румянцем гнома можно было осветить комнату.

— Нет! Я вовсе не думал…

— Оно и видно, что не думал!

— …не надеялся…

— Еще бы ты надеялся!

— Ох… простите-простите, я больше не буду! Пойдемте в библиотеку?

— Какая библиотека! Надо же решить, что делать с этим ужасом! — Вспомнив об одежном несчастье, Амариллис вновь бросилась к своей форме. Мира охотно подхватила сумку: удрать от бесконечных стенаний соседки и заодно изучить Академию.

— Идем, Шазр!

Первокурсникам показали основные аудитории, лаборатории, столовую, зал для тренировок и общих собраний. А также махнули рукой в сторону учительского крыла (учительская, ректорская и жилые комнаты преподавателей) и указали на коридор, ведущий к библиотеке. Но сейчас, вот ты хоть тресни, двое обежали все известные уже коридоры и галереи, а нужных так и не нашли!

— Ну как же так, — упрекала Мира приятеля, — ведь гномы никогда не теряются в своих пещерах! А тут, гляди, практически подземелье!

Коридоры, в пересечении которых они сейчас стояли, и впрямь казались рудничными штольнями: неровный камень, горящие через длинные промежутки тусклые светильники, подземный холод и сырость. Парень уныло огляделся.

— Так то же родные пещеры! А здесь… — оглянулся еще и, подавшись к Мире, добавил шепотом: — Тебе не кажется, что коридоры меняются?

— Меняются?

— Да! То влево, то вправо ведут, обратно возвращаешься — а уже тупик. Туда-сюда как змеи виляют. Сестра, это же настоящий лабиринт! А если мы тут совсем заплутаем, и нас никто никогда не найдет?

Мира зябко поежилась: и от холода и от предположений гнома. Возразила неуверенно:

— Да кому нужно первокурсников запутывать? Мы ведь не какие-нибудь пробравшиеся в Академию враги! Поступили официально и хотим здесь учиться, а не абы что! — Как могла грозно огляделась, еще и ногой топнула, прикрикнув: — А ну, прекратить шалить!

До этого их голоса звучали глухо, но команда неожиданно звонко и громко разлетелась по перекрестку, отозвавшись в сумраке таким гулким эхом, что девушка, прихлопнув рот ладонями, вытаращила глаза, а гном набычился-напрягся, как бы готовясь принять на плечи рушащиеся своды. Эхо еще не успело стихнуть, как в конце коридора показалась фигура в белых одеждах. Приглашающе махнула им рукой. Мира схватила приятеля за локоть:

— Туда!

— Ага, вижу!

Первокурсники поспешили за нежданным проводником: приходилось идти очень быстро, иногда даже бежать — человек и не думал замедлять шаг, дожидаясь только перед очередным разветвлением или поворотом, снова молча махал им и двигался дальше. Минут через пять Мире начало казаться, что их, наоборот, уводят куда-то вглубь «лабиринта», потом и запыхавшийся гном вымолвил:

— Что-то мне это не нравится… Эй, уважаемый, послушайте!..

Человек немного задержался — не разглядеть четко, но его белая одежда и даже лицо просто светились в темноте коридора — вновь махнул рукой и… пропал! Двое, не сговариваясь, рванули туда, где только что его видели…

И вылетели из темноты на свет, едва не сбив с ног пару студенток.

— Смотрите, куда прете!

Оглядевшись, Мира обнаружила, что они опять стоят в холле главного корпуса — откуда и начинали свой «библиотечный» путь. Шазр озадаченно почесал рыжий затылок.

— Вот так-так! Что-то мне чудится, мы уже сегодня в библиотеку не попадем!

Мира согласилась, и двое устало поплелись домой. На этаже общежития гном предложил:

— Зайдешь?

Как опоздавшему, нормального места Шазру не досталось; ему выделили в конце коридора расчищенную тесную кладовку со скошенной крышей и малюсеньким круглым оконцем под самым потолком. Узкая кровать, сундук, колченогий стол — вот и все, что сюда помещалось. Но гному нравилось — темно, тепло, никаких соседей. Шазр взлохматил волосы, озабоченно оглядываясь:

— А тебя и нечем угостить! Присаживайся.

Мира аккуратно утвердилась на покачивающемся скрипящем стуле и начала светскую беседу:

— И как тебе здесь? В Академии? Всё не так, как думалось, правда?

Приоткрытую в освещенный коридор дверь на миг заслонил кто-то проходящий — и вернулся.

— Вы так быстро возвратились? Как интересно! — Придерживаясь обеими руками за притолоку, в комнату заглядывал пятикурсник Криспин Тай.

— Да-а, — нестройным дуэтом отозвались новички.

— Значит, Артур был прав, — непонятно заметил студент. Окинул поднявшихся при его появлении новичков оценивающим взглядом. — И каким же это образом вы выбрались? Стрелочки на стенах рисовали? Крошки на полу рассыпали?

Мира заморгала: похоже, Шазр был прав — с ними и впрямь развлекались. Но кто? Сама Яшмовая Академия? Или вот такие вот старшие… недоросли? Надо остальных расспросить, сумел ли кто вообще сегодня обнаружить недостижимую библиотеку? Шазр по-военному кратко отрапортовал о неведомом проводнике. Тут Криспин и вовсе ввалился в комнату — от удивления.

— Это когда же вы успели приручить Коридорного?!

Наутро Мира с восхищением разглядывала преобразившуюся форму соседки: где вчерашняя мешковатость и неказистость? Да такое элегантное платье, сидящее по фигуре как влитое, с драгоценным кружевом воротничка и обшлагов, самая придирчивая столичная модница надеть не откажется! Амариллис снисходительно согласилась с простодушным восторгом лесовички, добавив при этом, что по-настоящему модных столичных дам та и в глаза не видывала. Первокурсницы тоже осыпали товарку похвалами — как сами ни старались изобразить из казенных платьев нечто приличное, подобного эффекта никому не удалось добиться. А некоторые (читай Мира) даже и не пытались.

Но главной похвалой, подарившей баронессе хорошее настроение на весь день, была кислая физиономия увидевшей ее в столовой Джули.

С тех пор, вот уже месяц, война красавиц тянулась с переменным успехом. К партии баронессы примкнуло большинство новичков — просто стадный инстинкт сплочения перед «старичками», за исключением тех, кто предпочел остаться в стороне и просто учиться, либо, наоборот, втихую или открыто держаться старшекурсников. На стороне Джули был опыт, коварство, прекрасное знание секретов Академии, в том числе и как избежать лишнего внимания преподавателей. На стороне Амариллис — неистощимая энергия и беспримерное самомнение, которое не давало ей хоть раз признать свое поражение.

Мира то веселилась, то восхищалась, то сердилась — тем более ей как соседке по комнате и общепризнанной подружке баронессы тоже иногда доставалось. Ладно если это была ежедневная порция презрительных взглядов и ядовитых, совершенно неостроумных замечаний (все больше насчет дремучих лесных ведьм и их примитивной волшбы): ей-то как с гуся вода, а сама Амариллис с ее язычком успешно отбивалась за двоих. Так ведь и чего похуже случалось! Например, летучая мышь, целившаяся в подругу, а в итоге вцепившаяся в Мирину косу: почему-то та приглянулась крылатой твари гораздо больше, чем роскошная прическа соседки. Пока первокурсники прыгали вокруг, ахали-пищали, пытаясь кто деактивировать грызуна, кто отцепить вручную, а «старички» покатывались со смеху, тварь успела измусолить-сжевать хвостик косы и с громким хлопком раствориться в воздухе. Или порошок, подсыпанный в обувь, отчего туфли при каждом шаге издавали характерный звук и нестерпимую вонь, а старшие девочки демонстративно зажимали носы и громко вопрошали: «Кому тут невтерпеж?»! А некая субстанция, подлитая в чернильницу на парте и прямо на глазах превратившая добросовестно записанную лекцию в набор неприличных ругательств!

Теперь Мира, прежде чем выйти из комнаты, сначала выглядывала — не ожидает ли там очередная обычная или магическая пакость от неистощимых на выдумки союзниц Джули, в одиночку по коридорам перемещалась короткими перебежками от угла до угла, а перед тем как начать есть в столовой, долго принюхивалась и приглядывалась к содержимому тарелок и кружек: не заверещит ли пища и не убежит ли в панике с ложки, как уже бывало?

Амариллис при всем при этом только похохатывала, интриговала, сплетничала и целеустремленно наводила мосты со всеми «статусными» старшими. Исключая Джули с компанией, разумеется. Казалось, она, наоборот, расцветает в этой безумной атмосфере, руководствуясь принципом: «пусть лучше меня ненавидят, чем не замечают!» Да уж, незамеченной баронесса точно не останется: вся Академия с интересом следила за борьбой двух «королев», прежней и новой, и даже делала ставки.

А Мира плакалась Шазру и всерьез подумывала перебраться жить в его сундук или найти в здании неприметный чуланчик и провести в нем весь предстоящий учебный год. Она совершенно не понимала желания соседки постоянно быть в центре внимания: ведь достаточно иметь несколько хороших друзей-товарищей, избегать неприятных тебе личностей и просто мирно и спокойно поживать-учиться. Если, конечно, учиться получается.

У нее самой получалось не всегда.

И избегать — тоже.

Впервые с дежурным Мира столкнулась, когда после первой неудачной попытки все же добралась до библиотеки.

Та, искомая, оказалась неожиданно рядом. Стоило лесовичке, сжимавшей в руках схему и список учебников, с замиранием сердца (а ну как опять заблудится, а доброго Коридорного рядом не окажется?) вновь пройти по переходу, ведущему из главного корпуса, свернуть в помеченную на схеме сторону, как тут же обнаружились деревянные, украшенные кружевом ковки высокие двустворчатые двери. Памятуя о голосящих Воротах, девушка взялась за ручку с опаской — но никаких душераздирающих криков и звонов тут не случилось, хорошо смазанные петли повернулись неожиданно легко, без скрипа и скрежета — и Мира шагнула через украшенную лепкой арку в библиотеку.

Ох-х! Даже в Забродском монастыре, затерянном в глубине Пущи, не было столько книг — а уж ученые-то монахи без них и дня прожить не могут, еще и другие выискивают, ездят в заброшенные скиты и большие города, а то и в иные страны — лишь бы раздобыть новые-редкие! Проходы между стеллажами словно улицы, сами книжные шкафы — этажами; чтобы до верхних полок достать, нужно по лестнице карабкаться. Может, ну ее, эту учебу, просто взять и провести год здесь, в библиотеке, зарывшись в книги? Зачем ее вообще послали в эту Яшмовую Академию? Без каких таких хитрых колдовских умений не прожить ей в Пуще? Она и сейчас уже многих может запросто за пояс заткнуть — все говорят…

Ай! Верно подмечено: только расхвастаешься, даже мысленно, перед самой собой, тут-то на тебя все шишки и повалятся. Да здоровенные! Да с самой высокой сосны! В этот раз роль сосны исполнял все тот же пятикурсник Тай, в которого Мира врезалась, свернув в очередной стеллажный квартал. Да так врезалась, что парень выронил стопку книг и теперь хмуро взирал на нее сверху, потирая ушибленную грудь. Спохватившись, лесовичка кинулась с извинениями подбирать книги: те, казалось, не хотели покидать родную библиотеку, потому что радостно разлетелись кто куда по всей длине ряда, одна даже под стеллаж спряталась.

— Фу-ух! — Взмокшая Мира смахнула с последнего пойманного томика липкую паутину и с натугой протянула парню собранную увесистую стопу. — Вот, возьми. И прости, что я в тебя врезалась.

— Что-то тебе постоянно приходится извиняться! Следуй за мной.

Мира поудобнее перехватила книги и состроила рожицу в спину парня. Она же не виновата, что постоянно с ним сталкивается! В самом прямом смысле сталкивается.

— Клади сюда. — Тай указал на длинную деревянную стойку. Сам зашел за нее и принялся по-хозяйски перебирать бумажки, что-то записывая. Переминавшаяся с ноги на ногу в ожидании очередного выговора Мира огляделась. Вокруг было пусто, где-то в рядах слышались шаги, невнятный разговор. Вдруг рядом кто-то засмеялся в голос. Не поднимая головы, Криспин приказал:

— Ну-ка, тихо там! — вроде бы негромко, но как-то так, что за ближним стеллажом испуганно пискнули, судя по глухому стуку, уронили тяжелую книгу и быстро-быстро убежали — может, вообще из библиотеки вон. Мира на их месте точно бы убежала.

Старшекурсник наконец взглянул на нее:

— Так какие книги желает заказать студентка?

— Что?

— Ты же пришла за учебниками, так?

— Да… а-а-а, так ты здесь за библиотекаря?

Скривил губы:

— Подрабатываю, нужно же оплатить обучение! Давай свой список.

— Вот. Обучение? — переспросила Мира, следуя за снующим между шкафами парнем.

— Думаешь, у провинциальной Академии имеются средства на бесплатное обучение студентов? Даже таких, как я.

— Каких — таких?

Криспин наклонился, вытаскивая с нижней полки здоровенный том, поэтому голос его прозвучал приглушенно:

— Очень талантливых.

Мира фыркнула:

— А разве не все здесь талантливые?

— Некоторые больше, чем другие, — веско сообщил старшекурсник. Прижав животом к шкафу уже набранную стопку, потянулся к верхней полке, покосившись при этом на Миру. — Наша ректор с удовольствием примет любого, даже с микроскопическими способностями, если за него хорошо заплатят. Вот ты, например, знаешь, какое за твоим братцем-гномом выделили приданое?

— Приданое? А, в смысле, плату за учебу? Нет.

— Самоцвет во-от такого размера! — Мира осторожно отвела от собственного носа продемонстрированный Криспином внушительный кулак. — Интересно, кто же так хочет от него избавиться…

О, и он знает, что Шазра хотели убить? Но едва Мира открыла рот, как Криспин закончил:

— …что даже отослал его за такие деньги в межрасовую Академию?

Хорошо, лишнего не сболтнула! Криспин вручил ей учебники и двинулся дальше, продолжая на ходу:

— С «цветочницей» тоже все понятно: папаша не поскупился. А чем ты заплатила, лесовичка?

— Я? — Мира растерялась: а правда, чем? Ей сказали: иди в Академию, она и пошла. Криспин смотрел на нее, склонив голову набок — прядь прямых черных волос прикрывала половину лица, губы улыбались, а видимый темный глаз смотрел очень серьезно.

— Ну, признавайся! Подогнала ректору воз запрещенной травки? Несколько бочек любовного зелья? Шкуры невиданных зверей?

Мира возмущенно фыркнула:

— Вот еще! Мы своих зверей не убиваем! Тем более невиданных! Их и без того мало осталось!

— Ишь ты, — с насмешливым удивлением произнес Криспин. — А вот первые две версии ты не отмела! Итак, чем же?

Так просто было ответить: не твое дело! Но только мысленно. Вслух же под его требовательным взглядом Мира лишь пробормотала:

— Я не знаю. Правда, — сделав себе пометку: выяснить при первой же возможности.

Некоторое время старшекурсник сверлил ее глазами, потом понял, что иного ответа не дождется, и с досады водрузил поверх и без того внушительной стопы учебников еще один — самый большой и самый ветхий: истрепанные листы так и норовили вывалиться. Заметил мстительно:

— При возврате буду проверять постранично!

— Хорошо. Уф! — Сгрузив книги на ближайший стол, чтобы переложить поудобней, Мира торопливо подобрала вылетевшие истонченные листочки. Облокотившийся о стойку Криспин наблюдал за ней.

— Интересный у тебя набор предметов, лесовичка.

— Правда? — отозвалась Мира, только чтобы что-то сказать. Очень уж хотелось убраться из библиотеки, ставшей вдруг негостеприимной по вине этого дежурного.

— Ты будешь изучать магию огня, который так не любишь, — продолжил тот, продолжая препарировать ее взглядом.

— Да, — уныло согласилась Мира. Уже подумывала попробовать договориться об отмене этих занятий. Беда только, что ректорши она боялась тоже… как огня.

— А преподавать этот предмет буду я, — окончательно добил ее Криспин.

— Ой! — не сдержалась Мира, прижав к груди ветхий учебник и вызвав мрачную вспышку удовлетворения в глазах собеседника. — То есть… неужели? А почему вдруг ты?

— Сказал же, я очень талантлив! — самодовольно подмигнул тот.

— И очень хвастлив!

Оба обернулись: из-за стеллажей появился староста Нортон. Мира просияла, Криспин буркнул:

— От хвастуна слышу!

— Мира, так как преподавателей в Академии не хватает, некоторые старшекурсники выполняют их функции. Я, например, тоже веду курс трансгрессии… Крис, ты зачем загрузил такую малышку? Она же все не дотащит!

— Вот пусть и трансгрессирует, — буркнул тот. — Или левитнёт.

Оба парня с ожиданием уставились на Миру. Она только глазами захлопала и покрепче прижала к себе несчастный потрепанный учебник — так что тот даже недовольно скрипнул и завозился, пытаясь вырваться из немилосердных объятий новой хозяйки. Призналась осторожно:

— Я… я даже не понимаю, про что вы говорите…

Старшекурсники переглянулись.

— Не умеет, значит, — подытожил староста и легко подхватил книги. — Ну тогда пойдем, я тебе помогу.

Мира обрадовалась настолько откровенно (ей и помогут, и выручат, если заблудится, и избавят от неприятного библиотекаря, да еще такой парень!), что вышеупомянутый библиотекарь даже фыркнул. Артур оглянулся на приятеля:

— Не забудь: пол-одиннадцатого у колоннады! Мира, идем.

— Сам не усни!

Девушка навострила уши: ей кажется, или эти двое собрались прогуляться в комендантский час, который в Академии начинается в десять вечера? Но благоразумно не стала задавать вопросов: а то и учебники до комнаты не донесут, да еще и трансгрессируют ее куда-нибудь подальше с кляпом во рту, чтобы не мешала «старичкам» дисциплину нарушать!

В молчании (лесовичка немного стеснялась, староста лишь посматривал на нее с улыбкой) двое добрались до Мириной комнаты. Под изумленным взглядом в кои-то веки онемевшей Амариллис парень сгрузил учебники на стол.

— Вот. Спокойной ночи, девушки.

— Спасибо!

— Спас… Спок… — Поперхнувшаяся баронесса выскочила вслед за ним в коридор. — И тебе спокойной ночи, Арту-ур!

Вызвав этим легкий ажиотаж среди выглянувших из соседних комнат студенток. Амариллис высокомерно улыбнулась, задрав прехорошенький носик: да-да, к нам сам староста Академии в гости захаживает! А за прикрытой дверью набросилась на Миру: как так приключилось, что красавчик Артур вдруг за ней книжки таскает?! Выслушав, пригорюнилась: ах, какая жалость, меня там не было!

— Я же звала с собой в библиотеку! — напомнила Мира, разбирая учебники. Амариллис сердито отмахнулась:

— Кто же знал, что ты там встретишь сразу двух звезд Академии! А книжки мне и так приволокли.

Последнему Мира совсем не удивилась: соседка обладала счастливой способностью внушать восхищенным окружающим, что любая оказанная ее персоне услуга — привилегия и первейшее для них удовольствие. Баронесса задумалась.

— Я тут выяснила, что эти двое — самые статусные парни в Академии.

— Ну понятно, Артур же староста…

— Да не в том дело! Можно быть суперстаростой и не иметь никакого авторитета! А эти двое вроде бы особо ни во что не вмешиваются, но все с ними считаются, даже учителя! А самое главное в нашей жизни что?

— Что? — послушно откликнулась Мира, прикрепляя на место вылетевшие листы из учебника Огненной магии — не дай боги потеряешь, этот «статусный» Криспин голову откусит и не поморщится!

— Поддержать и даже повысить свой статус! А для этого нужно что?

— Что?

— Ходить в друзьях у тех, у кого этот статус есть! — поделившись этой великой жизненной мудростью, Амариллис победно глянула на лесовичку. Та попыталась представить своим приятелем давешнего «библиотекаря» и сморщилась:

— А если он тебе совсем-совсем не нравится? Характер плохой, привычки дурные или еще что?

Баронесса искренне удивилась:

— Да при чем тут характер? Как такие вообще могут не нравиться? Красивые, талантливые, явно богатые!

Мира подумала о Криспине, подрабатывающем для оплаты своего обучения: тайна это или нет, но промолчала, пусть подружка сама узнаёт.

А вот куда эти «статусные» по ночам ходят — вот что интересно!

Про ночные прогулки старшекурсников Мира до сих пор ничего не выяснила, но завсегдатаем библиотеки стала. Именно здесь, а не в учебной комнате многие студенты предпочитают делать домашку: всегда тихо, учебные пособия под рукой, и дежурный сумеет вовремя ликвидировать опасные последствия недоученных заклинаний и неудачных опытов. Да и с такой соседкой много не научишь: в комнате всегда либо толпятся союзники-поклонники, либо строятся планы завоевания мира… то есть Яшмовой Академии.

Правда, куда больше домашних заданий лесовичку занимала сама библиотека. Первое время девушка бродила по ней часами, пытаясь оценить размеры и количество книг. При этом чем дальше заходила в неведомые глубины знания, тем больше казалось, что направляется она прямиком в прошлое. Современные магические светильники сменялись газовыми фонарями, а потом и свечами в прочных стеклянных колпаках — не дай боги огонь перекинется на драгоценное содержимое библиотеки! — да и сами книги из печатных в картонных переплетах превращались в фолианты, прикованные цепями к полкам (таковые полагалось читать прямо на месте) с обложками из изъеденных мышами и временем кожи или узорных дощечек, а потом и вовсе в свитки, папирусы, таблички… Мира подозревала, что дальше следуют уже наскальные, то есть настенные живопись и граффити, но в такую даль в одиночку заходить не решалась, а больше охотников не нашлось. Амариллис, понятно, нет дела до седой древности, справиться бы с яростным настоящим; а Шазр усердно учился днем и ночью: ему тоже с трудом давались предметы, которым не обучают в школах гномов. Больше приятелей Мире пока завести не удалось — поклонники баронессы с разных курсов снисходительно терпели ее лишь как неизбежное к той приложение. Далеко не все из них даже имя ее знали.

Настранствовавшись в библиотечных глубинах, налиставшись разнообразных заманчивых книг (ах, где бы найти лишнее время… вероятно, целые века… чтобы прочесть их все!), вдоволь наглотавшись бумажной пыли, Мира наконец с неохотой возвращалась в современность к своему столу и домашним заданиям. И то и другое располагалось неподалеку от стойки дежурного. Поначалу из удобства, ведь в любой момент можно обратиться за помощью. А потом — чтобы на законном основании отвлекаться от зубрежки на подошедших к стойке студентов и на самого библиотекаря.

Чаще всего дежурным в Мирины учебные вечера оказывался Криспин. К нему с вопросами девушка старалась не обращаться, предпочитая лучше потерять время на самостоятельные поиски, чем терпеть раздраженные уточнения и взгляд, скучающе устремленный мимо. Впрочем, когда он смотрел на тебя, лучше тоже не становилось: темный взгляд из-под густых черных бровей приветливым или даже спокойным не назовешь. Казалось, старшекурсник всегда решал дилемму: придушить ли надоедливого студента прямо сейчас или сначала все-таки позволить ему прочесть книгу, которую тот запрашивает?

А уж эти его уроки Огненной магии! Мира выползала оттуда просто раздавленной. Правда, далеко не она одна, но утешало это не слишком. Зато ее прекрасная соседка и здесь оказалась звездой своего курса. Только она да еще один студент удостаивались неохотного Криспинова «н-ну, неплохо…», что в переводе на обычный преподавательский язык означало: вам высший балл!

Трансгрессия лесовичке пока тоже не давалась, но Артур хотя бы умел так успокаивать и хвалить студентов за малейший успех, что просто крылья за спиной вырастали!

Почему двоечница Мира продолжала мозолить глаза нервному преподавателю Игнисологии еще и в библиотеке, и сама себе не могла внятно объяснить. Может, из любопытства? Ведь несмотря на нелегкий нрав и нескрываемую грубость, Криспин пользовался у студенток бешеной популярностью. Поначалу лесовичка подозревала, что лишь из-за отсвета обаяния его приятеля. Однако и в отсутствие сиятельного старосты девушки толпились-щебетали у стойки и постоянно звали Тая на помощь, несмотря на прочное молчание, ворчание, а иногда даже порыкивание неприветливого библиотекаря. Может, как раз срабатывает его «статусность»?

Словом, человеческие симпатии-антипатии для лесовички оставались такой же загадкой, как и многие академические заклинания.

От напряжения зарывшись пальцами в растрепанные волосы, Мира сверлила взглядом промокашку (выбрана за легкость), пытаясь передвинуть ее хоть на дюйм в сторону: вот, кажется, шевельнулась, приподнялся уголок, да-а-а!.. Промокашку отнесло к самому краю стола, но Мира вовремя сдержала торжествующий вопль, сообразив, что ту просто сдуло волной воздуха от стремительно прошедшего мимо Книжника (так она прозвала про себя Криспина Тая за ревнивую его любовь к книгам). Уф-ф. Обессиленно прижавшись щекой к столешнице, девушка мстительно смяла непокорный предмет — вот тебе!

Неподалеку прозвучало:

— И что за невиданные звери имеются у вас в Пуще?

Мира выпрямилась, завертела головой. Ближние столы и проходы были пусты. Лишь она и дежурный по библиотеке. Глюки у нее, что ли? В это время «глюк» по имени Криспин Тай, не отрывая глаз от переворачиваемой страницы, точно беседуя с книгой, произнес:

— Говорила, они там водятся.

— Ты это мне? — растерянно спросила Мира, заработав косой взгляд библиотекаря.

— А ты видишь здесь кого-то еще?

— Ну мало ли… — Кто знает этих старшекурсников, что они там изучали? Может, как разговаривать с собеседником, находящимся в другой комнате. Или вообще в другой стране! А вот с нею в библиотеке Криспин заговорил впервые за несколько недель. Казалось, что дежурный вообще ее не видит, хотя она всегда его приветствовала — еще издали. Такая вот избирательная близорукость. — Звери… звери у нас есть всякие.

— Какие, например?

От неожиданно затеянного пятикурсником разговора Мира тут же забыла названия всех зверей разом. Даже этих… как их… с пушистым хвостиком… с длинными ушами? Криспин знакомо завел глаза к потолку и поманил пальцем растерянную студентку. Подошедшая лесовичка уперлась взглядом в лежащую перед ним огромную книгу с древним загогулистым шрифтом и выцветшими, подобно гобеленам, иллюстрациями.

— Или что, — насмешливо спросил Криспин, — они такие невиданные, что вы их никогда даже не видели? — Перевернул толстый желтоватый лист. — Вот, например, такой есть?

Мира обрадованно закивала.

— Единорог? Конечно есть, у нас неплохое поголовье! Правда, порода немного другая, наши с золотыми гривами… О, и гарпии тоже имеются! Только наши очень мелкие, просто девчонки-хулиганки, путников пугают, воруют еду… А это кто? Никогда раньше таких не видела… Ну-ка, что тут еще интересного? — Забывшись, Мира принялась увлеченно переворачивать тяжелые страницы, ненароком оттеснив плечом дежурного: тот облокотился о стойку рядом, разглядывая вместе с первокурсницей рисунки зверей, разбирая и зачитывая описания на малопонятном старинном языке. Над некоторыми лесовичка заливисто смеялась, объясняя, что это суеверия и выдумки, а на самом деле всё вот так… В Пуще и впрямь водится немало редких созданий — даже тех, которые учеными всего мира считаются вымершими. Мира перевернула последнюю страницу.

— Ну вот этого у нас точно нет! И давно уже.

Дежурный вместе с ней смотрел на Царя Зверей — Черного Дракона. Тот был так кропотливо, так любовно выписан, что можно было сосчитать каждую чешуйку его длинного, изогнутого кольцами змеиного тела, каждый золотой блик на выпущенных когтях-саблях и расправленных перепончатых крыльях.

— А жаль, — вздохнула Мира. Парень отклонился, рассматривая ее с искренним изумлением.

— Тебе жаль?! Они же столько людей уничтожили!

— Знаю. — Не касаясь бумаги, девушка вела пальцами по линиям рисунка. — Но и их тоже всех истребили. Неужели с драконами нельзя было договориться? Они же разумные!

Криспин с раздраженным стуком захлопнул книгу.

— Скорее безумные! А что это ты тут разболталась? Научилась уже зажигать взглядом свечу? Иди работай давай!

Невнятно ворча что-то про некоторых несправедливых и противоречивых личностей, Мира вернулась за свой стол, а Книжник с Бестиарием под мышкой унесся куда-то в исторические недра подшефной библиотеки.

С тех пор Криспин начал коротко кивать в ответ на робкое приветствие лесовички — вот что Пуща со своими чудесами делает, даже старшекурсник ее запомнил! А сама Мира вдруг поняла, как успела уже соскучиться по родине. Теперь помимо обычных материалов для семинаров она выискивала всё относящееся к Пуще — карты, описания людей и зверей, виды растений, геологические, исторические, путевые и просто выдуманные заметки путешественников и исследователей. Над некоторыми Мира обхохатывалась — насколько могла тихо, затыкая рот и фыркая в ладони. А о многом даже не подозревала и выписывала в отдельную тетрадь, чтобы потом расспросить старших: правда ли это и насколько?

— Мне уже надоело твое хихиканье!

— Ой, простите! — Перестав прыскать над очередным опусом «исследователя», который, похоже, путешествовал прямо не выходя из дому, девушка обернулась и вздрогнула: вместо раздраженных соучеников над ней нависал Книжник. В прямом смысле нависал, взявшись обеими руками за подлокотники ее стула. Разглядывал поверх Мириной головы подробную карту Пущи с речками и реками, озерами, горами и отрогами. И редкими-редкими дорогами и поселениями. — Я больше не буду шуметь! — торопливым шепотом заверила лесовичка.

— Задали реферат о твоей Пуще?

— Нет, просто решила поглядеть, что о ней в здешней библиотеке имеется… а тут столько смешного! — Мира ткнула пальцем в заголовок «О народностях, проживающих на территории, называемой Пущей, а также Чернолесьем, Драконовым лесом и пр.». С выражением зачла: — «А обитает там людовидный народ, именуемый лесовиками. Росточку до пояса человеческого, сами обросшие зелеными волосами длиною до земли — волоса же служат им одеждою и одеялом во время сна. Знают они язык зверей и птиц, а человеческий им неведом — в ответ на все вопросы они рычат, или мычат, или свищут. Если понравятся поднесенные им дары, пройдешь через всю Пущу невозбранно. А коли не угодишь подарком, заведут невесть куда, и сгинешь в болотах, в черных лесах, да в скальных пропастях». Тебе не кажется, что нас с лешаками путают? Ну вот какая из меня лешачка? — Мира перекинула через плечо косу, помахала ее кончиком, демонстрируя, что нет там ни единого зеленого волоска, а все как есть пшеничные.

Он скользнул взглядом по косе, а заодно и по груди, на которой та коса лежала. Выпрямился, небрежно бросив:

— Ну росточек твой под описание вполне подходящий!

— Да рядом с таким дылдой любой за карлика сойдет! — обиделась Мира. Со стуком захлопнула «Книгу о Странствиях Лесных и Пустынных». Подумалось мельком: почитай эту книжку хазратец, наверняка тоже много нового узнал бы о своих золотых пустынях… Хотела встать, но дежурный придержал-зацепил ее стул ногой.

— А что это еще за название: Драконий лес?

— Драконов лес, — педантично уточнила Мира. — Они же у нас раньше в Пуще были, вот и…

Дежурный сел на край ее стола.

— В твоей Пуще водились драконы?

— Жили, — снова поправила лесовичка — уже с вызовом. — Они же тебе не звери какие! А что удивительного? Тут тебе и простор, и лес, и горы — всем же известно: чтобы драконеныш взлетел, нужно в первый полет отправляться с вершины!

— Всем известно, значит, — пробормотал Криспин. — И как же вы там с ними… уживались?

— Да нормально уживались! — запальчиво продолжила Мира и замешкалась: — Говорят. Я их в глаза никогда не видывала; когда родилась, драконы уже все в города и в другие страны подались: мол, скучно им в Пуще, всё одно и то же! Как же одно и то же? Я вот уже столько годков прожила, а еще ни разу не заскучала!

— Ну да, удивительно, в твоем преклонном возрасте — и не соскучиться! — задумчиво согласился Книжник. — Значит, в Пуще жили когда-то драконы! Чудеса! — И сорвавшись с места, добавил: — А к моему уроку, как я посмотрю, ты опять не готовишься!

Не успев прокричать вслед, что он сам же своей вечной болтовней ее и отвлекает, Мира тихонько порычала (как и положено лесовику) и сердито придвинула к себе учебник Огненной магии.

…Вот и сейчас Криспин глядел на нее раздраженно: словно Мира опять не выполнила домашнее задание. Не дождавшись ответа, повторил — уже громче и сердитей:

— С чего ТЫ решила, что я должен тебя защищать?

Только-только отошла от наездов старшекурсниц, а тут этот еще крамольные мысли ей приписывает: будто она стремится иметь с ним какие-то… внеучебные дела! Промахнулся, с этим пожалуйте к моей соседушке! Все это промелькнуло в голове Миры, пока она разводила руками.

— Ничего подобного не решала я, с чего мастер Криспин такое надумал?

«Мастером» его называли на уроках или когда хотели у старшекурсника что-нибудь выпросить. Или, как сейчас, умаслить. Не получилось — тот продолжал сверлить ее недобрым взглядом.

— Тогда зачем меня позвала?

Тут Мира и вовсе впала в недоумение:

— Да не звала я никого! Оттуда хоть голос сорви, до библиотеки не докричишься! Я просто… — Она осеклась.

— Просто — что?

— …подумала: будь библиотека рядом, я б до нее добежала, а там — ты, эти злыдни сразу бы и отстали. — Мира в свою очередь уставилась на дежурного. — Это что же… ты мои мысли услыхал?!

— Не мысли — эмоциональный зов, — по-прежнему хмуро уточнил Криспин. — По нему я и пришел. Значит, раньше ты такого никогда не делала?

— Ы-ы-ы… Да я же говорю — я и сейчас ничего не делала! И что, я могу теперь так любого позвать? А на каком расстоянии? А через сколько стен этот зов берет? А можно не звать, а мыслями обмениваться? А подсказывать тому, кто у доски?

Старшекурсник вскинул руку.

— Стоп-стоп-стоп! Все эти вопросы будешь задавать своему преподавателю. Ты мне лучше вот что скажи: что это еще за девчачьи разборки в коридоре?

— А, — беспечно отмахнулась Мира. Новое умение занимало ее сейчас гораздо больше. — Это так… надоест им — отстанут!

— По моему опыту, никто ни от кого просто так не отстаёт. Так что они от тебя хотели?

Кривя губы, Книжник выслушал короткую сводку войны королев. Условно бескровной войны, рикошетившей по мирным жителям. А Мира еще раз убедилась, что пятикурсники — все равно что небожители, совершенно не замечают происходящего у них под носом.

— С ними всё ясно. А с тобой… почему ты не защищалась?

— А что я могла сделать? Магией же вне уроков пользоваться запрещено! Разве что подраться…

— Какая ты законопослушная! Да хоть бы и подраться, всё лучше, чем просто замереть у стеночки и звать на помощь дежурных по библиотеке… да понял я, понял, никого ты не звала! Неужели у себя в Пуще ты ни с чем подобным не сталкивалась? Вот кинется на тебя, например, медведь — и что ты будешь делать? Тоже к сосне прижиматься?

— С чего он на меня кинется-то? — удивилась лесовичка. — Мы всегда мирно расходимся, никто никому не мешает.

— Ну, допустим, вот такой он идиот! И?

— А тогда я просто ему скажу: «сидеть!» и объясню… Ой!

Вот именно «ой!»: почувствовав, как у него разом подогнулись колени, Криспин плюхнулся на вовремя подвернувшийся стул. Лесовичка, прижимая к губам пальцы, растопырила зеленые испуганные глаза. Только вот в искренность их выражения он сейчас не верил ни на грош — чудилось, где-то в глубине плещется смех и издевка.

— Прости, я не хоте-ела… — жалобно повинилась девчонка. Тай с досадой отмахнулся:

— Ты никогда ничего не хочешь, все само собой получается! Уберись с глаз моих долой, пока я сам тебя не прибил сегодня!

…Или ты меня не покалечила, подумал он, провожая взглядом помчавшуюся на выход лесовичку.

Гербология, в отличие от Игнисологии, Мире легко давалась — ну что значит «давалась»? Целительница Ида порой благодушно заявляла: «А о свойствах растения (вставить нужное название) сейчас нам расскажет Мира». Отчего ж не рассказать, если с самого детства известно: и внешний вид, и где-когда собирать, как заготавливать, рецепты отваров-настоев-присыпок. Да и лекарственные растения на три ближайших королевства, считай, одни и те же. А что в Пуще есть и кое-какие уникальные, чудодейственные — про то лесовичка мудро помалкивала. Ведь набегут всякие… исследователи и охотники за редкостями, тогда ее по головке точно не погладят!

Амариллис ворчала, что целительница уже должна доплачивать за то, что Мира ведет ее уроки, а она сама знай себе отдыхает. Но лесовичка замечала, что Ида порой тоже за ней украдкой записывает. Да не надо ей никаких денег — на что они в Академии, когда тут всё-всё — жилье-еда-одежда — бесплатно! Зато преподавательница частенько говорила: «Ну, Мире это неинтересно, она сама все прекрасно знает, можешь быть свободна!» — вот что самое лучшее!

Потому что тогда девушка убегала в парк. Если библиотека — пища для ума (и не будем вспоминать сейчас низкие выпады со стороны неких вреднючих дежурных!), то земля, зелень, деревья и всё, что в них обитает, прыгает, ползает и порхает, наполняют ее силами и энергией. Мира даже отыскала своих лягушек — или ей нравилось думать, что именно этих она принесла в Академию — и частенько наслаждалась их самозабвенным концертом. Птиц в парке тоже обитало немало (в том числе и совы, да), и вскоре она уже знала, где свила гнездо лазоревка, за что ругается сорока на наглого черного кухаркиного кота, в какой вечерний час на пруду танцуют черные лебеди — белые здесь не водились. Может, равнялись на ректоршу — чтобы не выгнала с академической территории? Мантии учебные вон в основном тоже черные, как и одежда преподавателей. Словно других цветов на свете просто не существует!

Да и цветочный сад в Академии запущен донельзя: клумбы — стыд даже смотреть, не то что кому показывать! Ректорша явно экономит на садовнике. Мира потихоньку начала цветы выправлять: где прополоть, где взрыхлить, где полить, где пошептать, а где сразу честно похоронить… Сначала те, что на виду, у главного корпуса и Ворот, потом в местах заброшенных.

Там-то она и обрела неожиданного знакомца.

Однажды, беседуя с неподдающимися цветами (как вам не стыдно, ленитесь расти, хотя вон и солнышко вам, и дожди, и земля, и я уговорила тлю с вас убраться!), Мира невзначай вскинула взгляд и обнаружила неподалеку наблюдавшего за ней старика. Весь в белом, седой как лунь; поначалу девушка даже решила, что ей явилось еще одно привидение, но парковое.

— О! — сказала Мира, соображая, откуда он взялся. Из «Дома престарелых»? Или это один из стремящихся к нулю академических слуг, ведь убирают учебные и жилые корпуса сами студенты (вернее, всеми погоняемые бедные первокурсники). — Здравствуй, дедушка! Неплохая сегодня погодка, да? Самое то кости размять-погреть.

Старик наклонил голову с ястребиным же носом, разглядывая лесовичку серебристыми глазами. Спросил недоверчиво:

— Ты меня видишь?

— А чего ж не видеть, коли глаза есть? — Мира с охотой выпрямилась от упрямой клумбы: ох, когда-нибудь кончится ее терпение, всё сплошь перекопает!

— И откуда ж ты такая глазастая?

— Из Пущи. — Оглянувшись, девушка махнула рукой на останки древней скамьи. Подождала, пока старик сядет, и присела рядом. — Уф, умаялась!

— А чего ж тогда время и силы тратишь? Все равно никто сюда не ходит, пусть все зарастает.

— Как же никто? Вот ты, например, пришел, дедушка. Потом заглянешь сюда, а тут все цветет и зеленеет. Сядешь на скамеечку и помянешь Миру добрым словом!

Собеседник хмыкнул, разглядывая ее с откровенным стариковским любопытством.

— Отдыхаешь тут от людей?

Мира от неловкости поелозила по скамье и признала:

— Ну да. Слишком уж нас тут много сразу заперто, в одном-то месте! Шумно, тесно, трудно! Ученики, похоже, сами оглохли: ни себя, ни других не слышат! Сегодня так, завтра эдак, а послезавтра — ничего такого не говорил никогда и даже не думал!

— Да, со зверями попроще будет, — согласился старик. — Видно, у тебя в твоей Пуще все хорошо получалось, раз теперь в Академии учишься?

— Хвастаться не буду, — хвастливо заявила Мира, — но из молодых я первая!

Собеседник уважительно покачал головой.

— Вон как! Ну раз ты такая талантливая, так и подумай, чему тебя сюда учиться отправили.

— Да уж всю голову сломала! — пожаловалась лесовичка. — Подожду зимы, а там, коль ничему полезному обучать не будут, попрошусь домой обратно…

— Ишь ты, торопыга! — восхитился или укорил старик. — Жизнь, конечно, коротка, но у тебя она не завтра закончится, не спеши, оглядись получше, сообрази, что к чему!

Ни спорить, ни особо умствовать сейчас, в погожий теплый вечер, не хотелось совершенно, поэтому Мира просто кивнула. Двое посидели в дружеском молчании, глядя на растревоженную клумбу: лесовичка представляла, какой та станет в будущем, а старик…

Старик спросил:

— И кто ж в Академии тебя так озадачивает?

Перво-наперво, конечно, сразу вспомнилась прекрасная соседка. Вечно ей неймется, почему-то хочется везде быть в центре внимания! Нежданный собеседник улыбнулся в седые усы. Вольно ему улыбаться, не его же за косу по коридорам таскают!

— Она просто слабенькая, Мира.

— Это Амариллис-то?! — не поверила девушка. Баронесса с ее языкастостью, смелостью, граничащей с наглостью, с ее изворотливостью и энергией?

— Родители и окружающие наверняка внушали, что она должна быть самой первой, самой главной, самой умной и красивой, и нещадно топтали, когда таковой быть не получалось. Вот теперь и тянется к признанию жадно, к похвале, а если не получается — к проклятьям окружающих! Лишь бы всегда ее замечали.

— Ну так Ама того и добилась, замечают, — пробормотала Мира. — Какая ж она тогда слабенькая?

— Слабая — потому что любой умный льстец может вертеть ею, как хочет. Где другому достаточно одного доброго слова, ей нужна новая и новая порция похвалы, как сладкоежке — следующая ложка лакомства. А иначе кажется, что недостаточно она хороша и успешна… — Старик глянул на озадаченную девушку и добавил: — Есть же кошки, которым хочется, чтобы их гладили бесконечно. А есть те, кто примет ласку и спокойно уходит.

Пример на животных оказался яснее, и Мира искренне посочувствовала: вот Ама бедняга!

— Не жалей, — сухо прокомментировал старик. — Такие люди в погоне за успехом и похвалой затопчут тебя и не заметят. Да и доброе дело вряд ли совершат, если тому не будет свидетелей.

Девушка поежилась: ой, не будет она спрашивать, что новый знакомец о ней самой думает, а то еще такое наговорит! Бледные губы собеседника тронула легкая улыбка.

— Не пугайся, девочка, просто я повидал многое и многих. Кто тебя еще удивляет в Академии?

Мира мысленно перебрала студентов. Поклонницы Джули — ну тут все понятно, послушная стая всегда следует за своим вожаком! Нелюдимый гном, который общается, считай, только с ней и с Амой — тоже ясно, осторожный новенький, забредший на чужую территорию… О! Криспин!

В этот раз старик молчал дольше. Наконец вымолвил:

— А, тот подранок…

— А? Кто? — Мира уселась поудобнее, предвкушая, что сейчас-то ей поведают всю подноготную библиотечного дежурного.

— Как и его приятель, которому ты удивляешься — что дружит со столь на него не похожим. Оба подранки. Только выживают по-разному: один огрызается и рычит, стоит кому подойти поближе, а второй… Второй пытается стать своим. Везде.

— И это ему удается! — Мира вспомнила обаятельную улыбку Артура, его смех, дружескую ненавязчивую помощь, оказанную мимоходом… Разве есть в Академии хоть кто-то, кому бы не нравился староста?

— Но он забывает, что быть хорошим для всех не получится. Однажды перед ним встанет выбор, на который он сейчас закрывает глаза…

— Что это значит, дедушка? Что за выбор такой? — Будто предсказал Артуру нечто недоброе!

Старик поднес к глазам ладонь, вглядываясь в прячущееся за верхушки деревьев солнце.

— Заболтал я тебя, на обед опоздаешь!

— Ой, да! — Как ни хотелось прояснить сказанное, живот моментально напомнил о себе голодным урчанием — аж пришлось прижать рукою. — Дедушка, приходи сюда еще, поболтаем. А клумбу я сделаю на загляденье, вот увидишь!

— Беги уж… ведьмочка лесная.

Шагнув с поляны на заросшую аллею, Мира оглянулась помахать на прощание, но нового знакомца… что ж она его имени не спросила?.. уже не было. Вот древний-древний, а как быстро ходит!

Физические тренировки обычно вел какой-нибудь из двух охранников Академии. При виде их Мира всегда искренне недоумевала — от чего и от кого нужно защищать магическое заведение? От происков конкурентов из таких же школ? От диких людей, ни разу в жизни не прибегавших к помощи волшебства и, как в древности, сжигающих «проклятых колдунов» на кострах? Скорее, охранники должны присматривать за распоясавшимися студентами, но опять же — с таким ректором шибко-то не забалуешь!

Вон сегодня Главная Ведьма пришла поглядеть на занятия, и народ сразу подтянулся, начал дисциплинированно выполнять команды хромоногого Симона, а не абы как и когда, еще и с вечным нытьем вроде «ой, я уже так устал, а я спину потянула, а мне звезды сегодня велели не перенапрягаться…». После обычной разминки-разогрева отрабатывали блоки защиты, поначалу руками-ногами, после палками, отполированными до блеска ладонями предыдущих поколений студентов. Ну это хотя бы от недобрых людей пригодится!

Потом началась самая нелюбимая часть тренировок — магические поединки. Во-первых, мирная лесовичка попросту не любила драк, пусть даже учебных, как, впрочем, и любых других соревнований; Амариллис укоряла, что слишком уж Мира ленива и неамбициозна, подруга добродушно соглашалась. Во-вторых (возможно, оно вытекало как раз из первого), не очень-то ей все эти боёвки давались. Особенно огневые, которые сегодня стояли в расписании.

Вот и соседка вернулась с площадки — возбужденная и непобежденная. Усаживающийся на трибуне напротив третьекурсник, с которым ее поставили в пару (чуть ли не с самых первых тренировок Криспин выбирал для баронессы противников поопытнее), одобрительно показал ей сразу два больших пальца. Амариллис снисходительно дернула плечиком: мол, сама знаю, как я хороша! И принялась ощипывать подгоревший локон на левом виске.

Мирина очередь. Лесовичка нехотя спустилась, понуро встала напротив однокурсницы, поглядела уныло: ну давай, жги! Рослую шумную Весту уговаривать не пришлось: отвесив традиционные поклоны преподавателям, залу и противнице, она тут же швырнулась файерболом. Вместо того чтобы отразить атаку своим собственным, Мира машинально пригнулась; от пролетевшего над самой ее головой сгустка огня затрещали волосы. Шар врезался в прозрачную защиту зрителей, благоразумно поднятую перед началом поединков.

— Обороняйся! — прикрикнула на нее Веста, формируя на ладони следующий. А, да, совсем забыла… Но лесовичка отличалась не только забывчивостью, но и малой скоростью и малой мощью: всё, что она успевала вылепить-вышептать, было лишь жалкими плевками-клочьями огня, бессильно срывающимися с пальцев. А то и просто лесными светлячками. И всё это успешно поглощалось преследующим ее Вестиным файерболом, отчего тот только рос и разгорался. Вскоре окончательно растерявшаяся и запыхавшаяся Мира под смех и улюлюканье трибун и рев огня металась по площадке зайцем, ускользающим от охотничьего пса… пока не запнулась и не полетела на пол. Только и успела увидеть стремительно приближавшийся горящий шар, громадный, обжигающий, ослепительный, заслониться рукой и завизжать:

— Хватит!!!

…И всё померкло и стихло.

Не понимая, что происходит, Мира приоткрыла сначала один глаз, потом другой, потом широко распахнула оба. Никакого огня. Никакого слепящего света. Над ней косо нависал зеленый полог, покрытый мелкими белыми цветочками. Опасливо дотронувшаяся до него девушка убедилась, что тот настоящий и сплетён из настоящих же сочных толстых стеблей решницы, которой в Пуще перекусывают в дальних походах. Приподнявшись на локте, Мира выглянула из-за занавеса и чуть не оглохла: так резко обрушился на нее гомон заполнявшего тренировочный зал народа. Будто зеленый щит прикрывал ее не только от пламени, но и даже от звуков.

— Ты там как? Цела?

— Ну да… — Растерянная девушка с помощью Артура вылезла из неожиданного укрытия. С оборотной стороны полог выглядел куда печальней: подпаленная до бурости зелень, черные хлопья цветов… Переминавшаяся неподалеку Веста махнула рукой — то ли в знак извинения, то ли в фигуральном смысле на нее: вот так и дерись с тобой, чуть что, раз — и в кусты!

— Интересное решение, — оценил и староста. Глаза его смеялись. — И неожиданное. Жаль, но Криспин вряд ли оценит.

Да уж. Мира отыскала глазами учителя Игнисологии: тот стоял, скрестив на груди руки, и исподлобья наблюдал за ними. Суженные его глаза только что молнии не метали.

— Преподавателю Огненной магии тут есть над чем поработать, — скучным голосом заметила ректор со своего места.

— Уж не сомневайтесь, поработаем! — сквозь зубы пообещал Криспин.

Ой, что будет на следующем уроке! И ведь честно же пыталась огонь вызвать, всё без толку, а свои Зеленые чары даже звать не пришлось — просто взяли и защитили…

— Зато как изящно получилось! — глубокомысленно оценил староста. — И миленько до крайности. Цветочки…

— Ты еще!.. — вызверился на Артура Криспин, и лесовичка поскорее удрала под крыло соседки. Амариллис, по своему обыкновению, с ходу ее отчитала (почему Мира вечно забывает, что и она и бедняга-преподаватель ей постоянно вдалбливают?!), но потом с раздраженно-насмешливым вздохом все-таки похлопала подругу по вспотевшей бедовой головушке и позволила укрыться, опозоренной, за своей прямой надежной спиной. К окончанию воспитательной беседы по залу пошло какое-то оживление: студенты привставали, обмениваясь возбужденными репликами.

— Что такое? — Амариллис вытянула шею. — Что происходит? Ого!

— Чего там? — Измученная забегом Мира подниматься не стала, дергала соседку за юбку. Ама глянула на нее сверху заблестевшими глазами.

— Они будут драться!

Они — это староста и Книжник. Артур и Криспин.

Под свист и приветственные вопли двое вышли на площадку: хмурый Криспин — своей обычной ленивой походкой: слегка ссутулившись, руки в карманах; улыбающийся Артур прошелся вдоль зрительских рядов, навроде ярмарочного бойца потрясая вскинутыми руками; зал отзывчиво хлопал и свистел. Сидевшие рядом с девушками студенты горячо спорили, кто победит на этот раз, Ама разрывалась между двумя «статусными», а Мира лишь досадливо морщилась. Поскорей бы уже тренировка закончилась, до комнаты бы добраться и пересчитать-полечить свои синяки! Эка невидаль — мальчишеская драка!

Оказалось — невидаль.

В выходной удалось наконец-то выудить гнома из его пещеры, то есть комнаты; хотя Шазр ворчал и всё порывался вернуться к любимым учебникам, лесовичка утащила его в парк — проветрить мозги и глаза. Судя по тому, как парень ослепленно моргал и озадаченно оглядывался, было понятно, что из здания он уже давно, а может, и вообще с самого поступления не выходил. Конечно, гному куда уютнее в замкнутом пространстве и на известном маршруте комната-аудитория-библиотека-комната, но так и одичать недолго! Все это Мира втолковывала, увлекая вглубь парка неохотно шагавшего Шазра.

Первокурсников за пределы Академии не выпускали — как выразилась ректор, «пока не прошли адаптационный период». Поскольку при этом она смотрела своим знаменитым змеиным взглядом, улыбаясь еле заметной змеиной же улыбочкой, никто не решился ни возразить напрямую, ни уточнить, что такое этот самый период и когда он закончится; роптали только в кулуарах. Поэтому сейчас парк был полон вырвавшихся с занятий шумных первогодков, и двое, не сговариваясь, старались уйти от них как можно дальше.

И настолько в этом преуспели, что оглядевшаяся Мира даже не смогла узнать, в каком месте парка они сейчас находятся — а уж вроде бы бо́льшую часть его уже изучила! Гном традиционно улегся на траву, лесовичка устроилась на стволе поваленного дерева. Похоже, «заучка» Шазр все-таки соскучился по общению, потому что они болтали добрую пару часов: обсуждали порядки в Академии, преподов, причем Шазр всячески хвалил ругаемого Мирой Тая — мол, таким и должен быть учитель, суровым, требовательным, все по делу, а не как болтун доктор Рива по Общей теории магии. Доктор же, наоборот, был любимцем первокурсников: спрашивает мало, еще и постоянно отвлекается от урочной темы, рассказывая истории из… истории магии, которые все слушают, раскрыв рты и развесив уши. Про сокашников Шазр вообще ничего сказать не мог — не интересовали его окружающие совершенно.

Мира попыталась выяснить, что «брат» собирается делать после окончания учебы, хотя до этого у-у-у сколько еще времени! Насупившийся гном выдавил, что «просто хочет быть полезным». Чуть не спросилось, кому именно, но поглядев на совсем сникшего приятеля, Мира решила не давить на больное. Просто напомнила, что к талантливым студентам начинают присматриваться заранее, еще до выпуска — и сельские-городские управы, и промышленники, и просто богатые люди, в том числе княжеские-королевские дворы, да еще всякие магические заведения. А Шазр талантливый, видно же! Да, может, он в той же Пуще пригодится! Хороших кузнецов на весь лес — раз и обчелся, а всем известно, что гномы… пусть полугномы с железом всегда в ладу. К концу ее речи парень уже сидел, глядя влажными от благодарности серыми глазами. Мира даже отвернулась в смущении. Невольно вспомнила встреченного в парке деда — наверное, тот и Шазра назвал бы подранком. Но глядишь, за несколько лет учебы гном успокоится, осмотрится, к людям привыкнет, поймет, что на его опасной родне свет клином не сошелся… Мира откашлялась:

— Ой, заболтались мы с тобой, аж в горле пересохло!

— И есть хочется, — поддержал ее Шазр.

Напились из обнаруженного неподалеку родника, похрустели кислыми яблочками, которые им любезно скинула одичавшая в зарослях яблоня.

— Обратно пошли? — предложил Шазр. — Как раз к ужину вернемся. Мои глаза с головой от учебы отдохнули, спасибо тебе, сестра.

Девушка глянула на перецветающее небо: вон и разноцветные закатные полосы облаков появились.

— Ага, возвращаемся!

А вот вернуться у них не получилось.

Мира двинулась обратно по еле видной в траве тропинке. А это что еще за стена? Лесовичка смерила взглядом замшелое, древнее, но внушительное — не перелезть — неожиданное препятствие, и пошла вдоль. Минут через пять призадумалась, остановилась и направилась назад. Гном топал за ней молча и доверчиво, как утенок за мамой уткой. Стена неожиданно врезалась под прямым углом в такую же. Хм… Они добрались уже до конца парка? Тогда можно идти просто вдоль стены — чтобы не блуждать по пропадающим в зарослях запутанным дорожкам.

Но вскоре стало понятно, что «просто» у них не получится: Мира чуть не провалилась во внезапную яму — до того темную и глубокую, что казалось, дна там нет совсем; Шазр едва успел подхватить подругу за локти и оттянуть на безопасное расстояние.

— А мне казалось, лесовичка никогда в лесу не заблудится!

Мира глянула подозрительно: припомнил ей фразу о гномах? Проворчала:

— В лесу-то конечно, а это же парк!

— Парк, да, — согласился Шазр. — Это всё меняет.

Мира насупилась: все-таки издевается! Уточнила:

— Волшебный парк! По-моему, он нас путает, как коридоры в Академии.

— Советуешь здесь тоже покричать и поругаться? — с готовностью спросил гном.

Мира чуть не предложила переобуться и вывернуть одежду наизнанку или чертополох там поискать, но вспомнила, что только что сказала: да, в парке вряд ли имеется свой леший, от плутней которого это защитит. Невольно вспомнился давешний старик — а не он ли здесь… парковый? Покричать ему: дедушко, ты где-е?! Или снова Криспина позвать? Ну уж нет, только не его! Скажет: опять ко мне пристаешь?! Позорище!

— Пойдем… — Девушка поколебалась и решительно махнула рукой: — Туда!

В конце концов, это направление было ничем не хуже других.

Как оказалось — хуже. Вместо того чтобы выйти к зданиям или хотя бы на утоптанную тропинку, они окончательно увязли в темной паутине парка: то натыкались на развалины, выглядевшие как раскопки древних поселений; то чуть не угодили в бочагу, пришлось далеко обогнуть цепочку ям, доверху заполненных темной водой; то обходили или перелезали все ту же стену — казалось, она просто преследует заблудившихся, змеиным зигзагом перемещаясь по зарослям. Мощеных дорожек давно не встречалось, как не было слышно голосов и смеха студентов. Казалось, двое незаметно для себя вышли из парка в лес — а то и вовсе в придвинувшуюся к Академии Пущу. По пустоте в животах было ясно, что ужин уже прошел, а при взгляде на темнеющее небо — что они, похоже, опоздают и к отбою.

— А кто-нибудь говорил, как Стражи выглядят? — спросил подумавший о том же гном. Мира машинально оглянулась по сторонам и поежилась.

— Не-а…

Не к ночи будь помянутые Стражи охраняют-патрулируют академический парк после отбоя. Кто или что они такое, версии ходят самые разные, одна другой краше и пугающей.

Стражи — это волшебные псы, выведенные лично самой ректором для отлова злоумышленников и гуляк-студентов.

Стражи — древние хранители священного места, ведь Яшмовая Академия построена на останках прежнего капища.

Стражи — нечто неизведанное и потустороннее, с чем не могут справиться, что не могут изгнать самые могущественные волшебники, поэтому, не мудрствуя лукаво, их взяли и объявили охранниками Академии, просто порекомендовав студентам не выходить из здания с десяти ночи до четырех утра. Особенно первокурсникам. Старшие, видимо, как-то умеют справляться со Стражами или задабривать их, раз ректорша прилюдно грозила наказанием нарушителям отбоя. Мира с Амой даже пару раз дежурили у темного окна, пытаясь разглядеть загадочных сторожей — но поди разбери, что там шевелится в ночи: то ли трава-листва, то ли пугающие хранители режима.

Неожиданно вспомнилась парочка друзей, когда-то договаривавшихся о ночной встрече. Ну как неожиданно: просто перед заблудившимися вдруг появились колонны, в сумерках до того напоминавшие плывущие над туманной землей длинные белые фигуры, что вздрогнувшая Мира с испугу схватилась за Шазра.

Колонны стояли на заваленной обломками и поросшей мраморной травой площади. Хитро стояли — лабиринтом, скрываясь одна за другую, так что невозможно было сосчитать, сколько их всего. Осмелевшие приятели, забыв на время о неведомых Стражах и собственных блужданиях, даже в прятки сыграли: один, окликая, перебегает от колонны к колонне, второй пытается его поймать или хотя бы заметить. Голоса и смех гулко разносились по площади, увязая в темных зарослях, подбирающихся вместе с туманом ближе. За туманом опять возвышалась внешняя стена парка — да когда же они всю ее обойдут?

— Интересно, что тут было? — довольная (удалось, подкравшись, напугать петлявшего по колоннаде гнома) Мира огляделась. — И впрямь какое-то святилище, храм? Или место торжества?

Шазр присел на «пенек» развалившейся колонны.

— Или колдовства? Гляди, — потер подошвой башмака потемневшие от времени когда-то беломраморные плиты, расчищая выдолбленный узор, забившийся за десятилетия, а то и сотни лет землей и сопревшей листвой. Шел он широкой спиралью и заканчивался четко в центре площади большим мраморным цветком.

— И что здесь такое наколдовывали? Вызывали каких-нибудь демонов? Для этого обычно используют пентаграммы. А что будет, если встать во-от здесь?

— Попробуй, сестра, и узнаем! — просто предложил гном. Девушка показательно медленно и важно занесла над цветком ногу, но опустить не успела. Внезапный зычный окрик: «Стоя-ять!» разнесся над площадью, заставив Шазра подскочить, а дернувшуюся Миру — потерять равновесие и пребольно шлепнуться на попу.

Из зарослей к ним решительно и рассерженно приближались… нет, не Стражи, слава всем богам!

Но уже пора кричать — на опережение: «Криспин, я вовсе тебя не вызывала!»

Подоспевший староста поднял на ноги кряхтящую и потирающую отбитое место девушку — не слишком бережно, даже сердито.

— Что за игры вы тут затеяли? — спросил Артур — впервые на памяти Миры без улыбки. Двое смущенно переглянулись: кажется, их видели играющими как малые дети! Но староста имел в виду вовсе не это; ткнул пальцем на мраморный цветок, перед которым остановился его друг — широко расставив ноги, скрестив руки на груди, будто говоря: а ну, прорвись попробуй! Дураков, понятное дело, не было. — Усвойте главное — если на территории Академии обнаружили что-то непонятное и неизвестное, разворачивайтесь в другую сторону и бегите со всех ног! Можете еще при этом громко звать на помощь старшекурсников или преподавателей.

Мира уставилась в центр колоннады загоревшимися глазами.

— А что такое? Здесь и впрямь каких-нибудь демонов вызывали?

Криспин громко фыркнул:

— Нашел кого запугивать! Она ведь даже Драконов не боится.

Артур быстро глянул на друга.

— Да? А где Мира их видела?

— Нигде, — с сожалением призналась лесовичка. — Они же теперь существа вымершие-истребленные, суть мифические…

Криспин зло и сухо сплюнул:

— Попалась бы ты хоть раз такому… мифическому под огонь!

— Тогда б с нами сегодня не разговаривала, — поддержал приятеля Артур. — А что вы вообще здесь делаете, да еще и после отбоя?

Смущенное признание «заблудились» приятели встретили сначала недоверчивой переглядкой, потом дружным смехом; Мира даже обиделась, запальчиво объясняя, что ее лесовичный «компас» в окаянной Яшмовой Академии почему-то не работает. Шазр терпеливо и скромно помалкивал в стороне: насмешки его мало трогали, ведь люди не знают настоящих больных мест гномов. Главное — их сейчас наконец вернут домой, то есть в общежитие, еще и от неведомых Стражей защитят по дороге. Раздраженная девушка в свою очередь уязвленно вопросила:

— Вы-то сами что здесь делаете, вроде отбой всех студентов касается?!

Староста небольно щелкнул ее по воинственно задранному носу.

— Маленьким девочкам знать о том необязательно! Но теперь из-за вас придется отменять планы, нельзя же допустить, чтобы Стражи слопали таких талантливых первокурсников!

— Да пусть бы чуток их пожевали, — подал голос Криспин, наконец оставивший свой «цветковый» пост. — Все равно бы выплюнули. Гном жесткий, а лесовичка наверняка суперядовитая…

Мира пропустила его слова мимо ушей, потому что проследила, куда нет-нет да и поглядывал парень. С воинственным «ага-а!» кинулась к периодически приоткрываемому туманом узкому темному пролому в песочного цвета стене — так неожиданно и шустро, что пальцы стоявшего рядом Артура хватанули лишь воздух, а рванувший следом Криспин настиг ее уже в нелегальном выходе из Академии (а ведь они столько лет его секрет хранили!).

Налетел, традиционно сбив с ног; Мира даже вякнуть не успела, как очутилась на земле: лицом в траве, в пузо врезается острый камень, а сверху давит тяжелый, ругающийся, старающийся подняться и оскальзывающийся на просыпи Книжник. Завозившаяся лесовичка тоже попыталась встать, цепляясь за камни стенного пролома, траву, ветки кустарника. Пальцы нащупали какую-то веревку, Мира бездумно ухватилась и за нее…

Что-то щелкнуло, свистнуло. Грохнуло. Пятикурсник опять обрушился на девушку, вминая в землю тяжелым твердым телом, но Мира все равно успела увидеть, как ночь залило ослепительно белым светом, вновь оглушающе ахнуло, и мир разломился на багряно-алые осколки…

— Крис… Кри-ис! Ты где?! Ты цел?

Лесовичка раскрыла зажмуренные веки — в темноте все еще плавали отпечатавшиеся в глазах алые сполохи. Где-то надрывался староста — хотя его хриплый голос сейчас было трудно узнать:

— Криспин! Где ты, змеиный сын?! Отзовись!

— Не ори, — выдохнули Мире в самое ухо. Девушка вздрогнула, окончательно приходя в себя, шевельнула головой — в щеку врезались мелкие камешки. Выдавила:

— Что… что это?..

Криспин убрал руки, которыми, оказывается, прикрывал ее голову, и наконец-то поднялся; лежавшая Мира моргала, напряженно вглядываясь в ночь — ночь как ночь, темно, звезды вон видно, луна из-за деревьев встает… Старшекурсник подхватил ее за бока, поднимая — цепляясь одной рукой за него, другой за стену, девушка выпрямилась; прислонилась спиной к неровному проему.

— Слава богам, ты жив! — крикнул издалека торопливо идущий к ним староста.

Кривившийся Тай тряс склоненной головой и стучал ладонью по уху, будто пытаясь вытряхнуть из него воду. Проворчал:

— Да жив-жив, только оглох на одно ухо… Эй, а с тобой-то что?

Мира пригляделась и ахнула: лицо и шею Артура покрывали многочисленные кровившие порезы, одежда на груди тоже будто гигантской кошкой порвана… Староста осторожно потрогал лицо, сморщился:

— Осколками мрамора посекло… Мира, ты в порядке?

Лесовичка замедленно кивнула: а что может быть не в порядке? Сначала ее чуть не расплющил Криспин (дважды! тяжеленный какой, а ведь вроде ни жиринки!), потом она едва не оглохла и не ослепла, и ноги что-то не очень держат… Конечно, с ней все отлично! Спохватилась:

— Ой, а где Шазр?

Как ни странно, гном оказался самым целехоньким — когда случился весь трам-тарарам, как стоял, так и просто шлепнулся под прикрытие старых мраморных обломков… Сейчас парень, деловито уперев кулаки в бока и задрав голову, что-то рассматривал. Когда троица выбралась, наконец, из злополучного проема и тоже глянула вверх, у каждого вырвалось по разнообразному звуку: Мира охнула, староста присвистнул, а Криспин непонятно, но крайне энергично выругался.

Вот отчего стало так светло! Верх колонны с капителью снесло полностью, а остов светился, будто раскаленный мрамор превратился в дерево и сейчас бездымно горел; лишь горячий воздух вокруг завивался и струился. Все оттенки красного-желтого цвета с ледяными прожилками синего тускнели и угасали к основанию.

— Отличная свечечка получилась! — неожиданно весело оценил Артур.

— Ага, — буркнул его друг, — погребальная.

— Прекрасная ночь, не так ли?

Компания синхронно вздрогнула, разворачиваясь на звук этого издевательски-вежливого голоса. Светильник-колонна прекрасно освещал появившихся на площади людей, которых им меньше всего хотелось сейчас увидеть: ректора Академии и охранника Академии. Симон, окинув быстрым взглядом студентов и горящий столб, похромал мимо них к пролому-выходу, сжимая в руке нечто вроде жезла. Ректор осталась на площади, скрестив на груди руки. Начала перечислять, поочередно переводя отражающие огонь, а потому жутковато светящиеся глаза:

— Староста Нортон. Пятикурсник Тай. Гном… Не-собираюсь-называть-все-твои-имена. Лесовичка Черемная.

Сложив руки за спинами, старшекурсники синхронно поклонились; Шазр вжал голову в плечи, поглядывая на начальство исподлобья, а съежившаяся Мира еще и за спину ему шмыгнула. Ректор продолжила все тем же тоном:

— Поведайте же мне, какого… (определение культурно проглочено)… демона вы все здесь делаете?

Воцарилось молчание: даже парк, казалось, застыл в ожидании ответа. Из-за стены тоже не доносилось никаких звуков, будто охранник просто взял и потонул в черном колодце пролома. Ректорша пару раз пристукнула носком туфли: и как ноги-каблуки не переломала, пробираясь сюда сквозь заросли? И вообще, каким образом взрослые так быстро здесь очутились? Трансгрессировали? Надо, ох как надо этому делу обучиться — сейчас давно уже лежали бы в своих безопасных кроватях, а не ждали неминуемого наказания от Главной Ведьмы!

— Ну? — тоном выше произнесла упомянутая ведьма. Артур откашлялся и начал осторожно:

— Госпожа ректор, это несколько запутанная история…

— И прежде чем вы ее профессионально дозапутаете, быстренько ответьте — конкретно чьих это рук дело?! — Женщина ткнула в горящую колонну за его спиной. Все оглянулись, пытаясь сообразить: действительно, чьих? Колонна, хоть и подпотухшая, оплывала впрямь как восковая свеча.

— Не наших, — быстро отрекся Криспин.

— Не знаем, — в голос с ним подтвердил староста. Гном просто молча развел руками и ссутулился еще больше. Ректор сощурилась:

— Еще скажите, что так всё и было, когда вы сюда пришли!

— Но это же самострел! — Удивившаяся Мира даже из-за плеча приятеля выглянула. Марго тут же поманила ее:

— Ну-ка, подойдите сюда, лесовичка! Что за самострел?

— Кто-то насторожил самострел там, на выходе. — Мира махнула рукой в сторону пролома. — Я в темноте его не разглядела, дернула за веревку, что на земле лежала, он и выстрелил. Попал в колонну, и вот…

— Дерни за веревочку… — пробормотала ректорша. — Ты что, теперь на руках ходишь?

Мира покосилась на Криспина — сказать, что тогда не ходила, а попросту лежала? — но оказалось, это был вопрос, не требующий ответа, потому что глава Академии приказала всем всё рассказывать подробно. Оживившаяся (еще бы, ректор отвлеклась от вопроса, почему они шляются в парке после отбоя!) четверка принялась, перебивая друг друга, опровергая и уточняя, рассказывать про устроенный кем-то «тарарам». Непонятно, что ректор уяснила из этого всеобщего галдежа, но тут в проломе появился Симон, молча кивнул, подтверждая слова студентов, подошел к горящей колонне и, заложив руки с жезлом за спину, оценивающе уставился на нее.

Артур взъерошил волосы — заодно и мелкие мраморные осколки из кудрей вытряхнул.

— Это что за криворукие идиоты-охотники решили здесь самострел поставить? Да еще такой мощный?

— Они далеко не идиоты. И не криворукие. Такой магический заряд в него вложили, — наконец подал голос охранник.

— Да, — охотно согласилась с обоими Мира. — Стрелять этаким в какого-то гнома — все равно что по воробьям из пушки палить!

— Гнома? — переспросила ректорша. — Почему — гнома?

Застеснявшись под устремленными на нее удивленными взглядами, девушка подтолкнула локтем Шазра:

— Ну это же они, да? Твои родственники всё никак не угомонятся?

Парень покраснел так, что было заметно даже в темноте, зыркнул на нее почему-то очень недобро и промолчал. Ректорша беззвучно пошевелила губами — показалось, выругалась, — но озвучила лишь приличную часть:

— Вот только мстящих гномьих родственников как раз мне и не хватало! Так. Симон, осмотрите и соберите здесь все, что только можно, потом доло́жите. Студенты — за мной!

Резко повернувшись — метнулись полы одежды и неприбранные длинные волосы, — женщина двинулась с площади прочь. Мира заметила, что при этом она старательно огибает мраморный цветок.

Первым, ни на кого не глядя, поплелся гном.

Когда за спинами уходивших неожиданно обрушилась горевшая колонна — с грохотом и фейерверком огненных искр, — все подскочили и обернулись. Лишь ректор даже не вздрогнула, кинула через плечо раздраженное:

— Не отвлекайтесь, поторопитесь!

Казалось, одной этой командой она перенесла их сразу через весь парк: мощеная дорожка, невесть откуда взявшаяся под ногами, была прямой и ровной, и уже спустя несколько минут пятеро вышли к темному главному корпусу. Как всё в Яшмовой Академии подчиняется ректору!

Всё, да не все, подумала Мира, когда, велев остальным ждать в коридоре, Главная Ведьма увела с собой в кабинет гнома: вон два злостных нарушителя комендантского часа со стажем слоняются по коридору. Молчат — то ли переживают о будущем нагоняе, то ли происшествие переваривают.

— Так что там с твоим братцем-гномом? — неожиданно поинтересовался остановившийся напротив Криспин. — Чем он так насолил своим родственничкам, что те возжелали его укокошить?

Мира прикусила язык, хоть и очень запоздало: может, зря она про Шазрову родню при всех-то? Надо было или с глазу на глаз с ректоршей разговаривать, или вообще только с ним обсудить позже. А ну как старшекурсники болтунами окажутся, разнесут по всей Академии? Кому охота, чтобы твои имя-проблемы на всех углах трепали и с расспросами приставали? Извиняет лишь то, что никогда раньше столько странного с нею в один день не происходило: сначала заблудилась, потом эта ходячая каланча ее с ног сбила, потом чуть под самострел не угодила…

— Вот у него и спроси.

Дверь распахнулась сама собой, изнутри донеслось:

— Заходите. Все.

Держась за спинами рослых парней, Мира шагнула через порог и попыталась с ходу примоститься рядом с сидящим у стены Шазром — гном вздохнул и отвернулся. Точно, сердится за ее длинный язык, еще и от ректорши наверняка попало за… ну, за что-нибудь да попало!

— Прежде чем мы продолжим, вы — все! — должны запомнить: сегодня ничего особенного не происходило! — объявила Главная Ведьма.

Все закивали. Артур еще и улыбнулся своей всегдашней солнечной улыбкой. Подтвердил:

— Самый обычный скучный вечер! То есть ночь.

Ректор кинула на него настолько ледяной взгляд, что улыбка моментально замерзла.

— Придерживаемся такой версии: первокурсники заблудились в парке, старшие узнали об этом перед самым отбоем, нашли и привели их обратно. Гном может отправляться спать… А лесовичка куда?

Вскочившая Мира затопталась на месте.

— Я тоже это… спать. Ведь Шазр уже все вам рассказал? И молчать я тоже буду, честно!

— Сядьте на место, — приказала ректор, еще и мановением пальца захлопнула дверь перед носом дернувшейся Миры. Старшекурсники переглянулись и молча уставились на главу Академии. Только сейчас Мира заметила, что ректорша выскочила в парк в одном, как Амариллис говорит, дезабилье — черной шелковой сорочке и накинутом поверх нее тонюсеньком длинном халате-пеньюаре. Деловито скрещенные на груди руки вместо того, чтобы подчеркнуть серьезный настрой женщины, наоборот, выделяли белизну длинной шеи и глубину ложбинки в открытом вырезе. Судя по взглядам парней, те тоже всё это заметили, хоть и не пялились, конечно, открыто-беззастенчиво. Мира хмыкнула: мужики, что с них взять! А ведь им сейчас самое время придумывать, как отмазаться от нарушения комендантского часа…

Задумчиво ходившая по кабинету Главная Ведьма — три шага туда, резкий разворот, три шага обратно, глаза студентов следили за ней, как глаза кошки в часах-ходиках — будто услышала ее мысли. Остановившись и упершись длинными пальцами в стол, заявила:

— Сейчас мы не будем выяснять, как давно и с какой целью вы пользуетесь этим… нелегальным выходом из Академии! (Парни с явным облегчением выдохнули). Но не думайте, что я это так оставлю! Поговорим о происшествии… — Ректор даже жестом предложила всем сесть; Мира хотела было незаметно отсидеться у двери, но под тремя взглядами пришлось отодвинуть тяжеленный стул и умоститься рядом со старшекурсниками. Ректор опустилась в высокое кресло в торце стола, подперла упрямый подбородок обнаженной по локоть рукой.

— Думаю, как минимум двоим из вас известен тип стрелы, которую зарядили в этот, как утверждает лесовичка, самострел.

Мира с интересом взглянула на студентов — ей-то точно не известен! Староста откашлялся, но Криспин ответил быстрее:

— Драконья стрела.

Ректор утвердительно указала на него пальцем.

— Именно! Такие использовались в войне с Черными Драконами. Человека или, — взгляд на Миру, — гнома подобная стрела попросту развалит пополам даже на излете… либо сразу превратит в пепел.

Уф. Девушка аж зажмурилась, только сейчас представив, что случилось бы, не поймай и не урони ее в проходе Криспин.

— Создание Драконьей стрелы требует массы сил, магии и времени — иначе бы война закончилась, не успев начаться. Однако кто-то же не поленился ее воссоздать или попросту украсть из военных арсеналов. Посему следующий вопрос: кто и зачем насторожил подобный самострел здесь, буквально на территории Яшмовой Академии?

Ректор требовательно смотрела на старшекурсников, те, в свою очередь, не сводили глаз с нее. Мире показалось (или не показалось вовсе?), что этими взглядами они сказали друг другу гораздо больше, чем всем произнесенным раньше: уж не учат ли в Яшмовой Академии еще и телепатии вдобавок?

Марго опустила ладони на стол и выпрямилась.

— Вызову вас после доклада Симона, а пока хорошенько над этим поразмышляйте. Старшекурсники могут идти. Лесовичка остается.

Радостно подскочившая Мира уже второй раз растерянно опустилась на место: что еще хочет от нее ректор? Она впервые слышит о Драконьих стрелах, совершенно никого и ничего не увидела, не услышала и не поняла при срабатывании самострела, а почему они с гномом оказались возле тайного выхода из Академии, о котором даже не подозревали, наверняка уже рассказал сам Шазр.

Артур задержался на пороге.

— Простите, госпожа ректор, у вас тут… — Он неопределенно махнул рукой вдоль шеи.

— А? Что?

— В волосах листья запутались…

— Где? — Ректорша провела пальцами по взлохмаченным кудрям, не нашла и досадливо отмахнулась: — Ой, потом, не до того сейчас!

Но Артур уже шел к ней.

— Позвольте мне… — Действуя очень осторожно и аккуратно (как со… со злобной собакой, пришло в голову Мире), а потому медленно — Ведьма глядела на него искоса, вздыхала и уже нетерпеливо притоптывала ногой, — этот смельчак выпутал из волнистых прядей сухие листья и даже парочку мелких веток.

Ректор хохотнула:

— Странно, что по дороге я еще воронье гнездо случайно не зацепила!

Артур аккуратно расправил длинные пряди поверх открытого выреза сорочки, сказал без улыбки:

— Вот так. Спокойной вам ночи.

— Спокойной! — пискнула со своего места Мира. Ректор, озадаченно скривив губы, мгновение смотрела на закрывшуюся дверь. Повернулась к лесовичке. Сложив по-ученически руки, та старательно выпрямилась под пронзительным фиолетовым взглядом главы Академии: моментально захотелось признаться во всех своих секретах, грехах и неблаговидных поступках. Которых даже не совершала.

— Со следующей недели первокурсники могут выходить в город.

Мира моргнула — ожидала совсем не этого. Произнесла осторожно:

— О? Хорошо.

— Вам с Шазром выход запрещен.

Понятно, вот оно, наконец, наказание! Но если подумать, наказание за что? За плохое ориентирование на местности? Главная Ведьма помолчала, словно ожидая вопросов — Мира по-прежнему преданно таращилась на нее, мечтая лишь, чтобы поскорее отпустили спать, — и отчего-то решила пояснить:

— Пока не ясно, на кого именно ставился самострел, вы — все четверо — будете в безопасности, не выходя за пределы Академии.

Э? А она вообще здесь при чем, ведь она никакой не дракон, не гном с проблемной родней и даже не старшекурсник, который за несколько лет пребывания в Буржбе мог сотни раз насолить какому-нибудь местному жителю — например, своей обаятельной улыбкой отбить у того местную красавицу?! Жаль, что приказы ректора не оспаривают и даже не уточняют — во всяком случае, никто, кроме старосты, на это не решался. Поэтому девушка только кивнула:

— Хорошо.

Марго задала совсем уж неожиданный вопрос:

— Вижу, ты с ними дружна?

— С кем? А-а-а, со старшими? — Ректор по-прежнему не отводила глаз, и Мира сообразила, что от нее-то как раз ждут уточнений и подробностей. Погадала, что будет лучше, согласиться или отрицать, и решила просто сказать правду: — Да не особо… Ну, Криспин… Понимаете, он ведь такой… э-э-э… сложный, неприветливый (очень мягко выразилась!). Только в библиотеке мы и разговариваем, и то всё про книги (ну еще про Пущу). — Женщина кивнула, как будто ничего нового для себя не услышала. — А Артур, он как… солнышко. Всем светит, всех греет. Так что у него в друзьях вся Академия, — договаривая это, Мира поняла, что права и одновременно неправа. Все-таки один-единственный друг у старосты имеется. Тот самый «сложный».

Губы ректора дрогнули в усмешке: не понять, задумчивой или ядовитой.

— Как бы не надорвался…

— А?

Но Марго уже изящно выскользнула из своего кресла.

— Считаю, им очень повезло, что ты оказалась рядом. Приглядывай за ними и дальше.

Что? Я?! Почему? Как? Но озвучить все эти вопросы Мира попросту не успела — ректорша мотнула головой в сторону выхода:

— Ступай. Мальчишки ждут. — И скрылась за второй, маленькой дверью, ведущей, наверное, в соединенную с кабинетом личную комнату.

Мальчишки, то есть старшекурсники, и впрямь почему-то до сих пор торчали в коридоре. Едва Мира вышла, Артур шагнул навстречу, широко раскинув руки:

— Вот она, наша спасительница! — даже приобнял легонько и тут же отпустил, напоследок коротко потрепав по голове. Будто маленькую миленькую собачонку, подумала Мира, машинально поправляя полурасплетшуюся косу. Госпожа ректор со своими распущенными черными волнистыми волосами выглядит шикарно, а она сама — наверняка как растрепанный ветром стог. Спохватилась:

— Почему — спасительница?

— Да потому что практически собой обезвредила самострел! Представь, если бы кто-то — я или Крис — шагнул прямо под Драконью стрелу? Что бы от нас сейчас осталось?

А ведь сущая правда! Мира покосилась на прислонившегося к стене Криспина: тот наблюдал за ними исподлобья. Значит, баш на баш? То есть она ничего ему не должна, поскольку они вдвоем невольно спасли друг друга? Спаситель-спасенный широко зевнул и оттолкнулся от стены.

— Ну, пошли уже? Я сейчас просто, как лошадь, усну стоя.

В холле общежитского этажа их поджидала кастелянша, дежурившая ночью и уже, видимо, оповещенная начальством. Налившаяся гневной краской Батильда безмолвно погрозила сразу двумя внушительными кулаками и энергичными жестами отправила каждого в свое крыло: девочку налево, мальчиков направо. Артур помахал Мире на прощание.

Неся перед глазами его усталую улыбку, лесовичка, спотыкаясь на каждом шагу, добралась до своей комнаты, осторожно нажала на ручку двери: сейчас потихоньку прокрадется и рухнет на кровать… Даже не раздеваясь.

Напрасные мечты! Вспыхнул свет, и Мира обнаружила перед собой цветочную баронессу, стоявшую в непривычно вульгарной для нее позе — руки в боки.

— Ты где была?! — шепотом закричала Амариллис.

Лесовичка длинно вздохнула. Осталось только, чтобы и во сне явился кто-то с очередной нотацией…

— Шазр, ты прости, что я рассказала о твоих родственниках при парнях и ректорше! — шепотом винилась Мира. Утром она не успела перехватить гнома, завтрак проспала; целый учебный день парень ее успешно избегал; только во время обеда и удалось сесть рядом. — Всё мой длинный язык, выдает, что думаю, не задерживаясь! И вообще я очень испугалась — сначала за себя, потом за тебя. И на твою родню страшно разозлилась: ну что ж они никак не оставят тебя в покое?!

Рыжий неотрывно смотрел в свою ополовиненную тарелку.

— Сестра…

— Да? — с готовностью отозвалась Мира, заискивающе заглядывая ему в лицо.

— Драконья стрела — совсем не гномское изделие.

— Так, значит, обратились к какому-то оружейному магу за помощью? Ничего себе, как они тебя уважают!

Гном аккуратно положил ложку.

— Сестра, как мои родичи могли узнать, что мы на тот тайный ход наткнемся, если мы сами о нем не знали?

— А-а-а… Ты хочешь сказать… — Мира глядела на парня, чувствуя, как ее щеки наливаются краской. Такой дурочкой она давно себя не ощущала. Хорошо, что гномов с детства воспитывают не выказывать свои чувства, недаром их традиционная кличка «каменные морды», а то бы сейчас она увидела, как Шазр раздражен и зол. Рыжий закончил ее оборванную реплику:

— Самострел не на меня ставился. — И вновь взявшись за ложку, принялся неторопливо хлебать суп.

Мира зажмурилась и принялась биться лбом о стол, приговаривая:

— Я такая дура! Прости! Прости. Прости…

На четвертом «прости» ее лоб ударился не о деревянную столешницу, а о подложенную руку парня.

— Простил, — легко сказал Шазр и пододвинул ее тарелку. — Ешь, все остыло.

— Уф. Хорошо.

Взяв кружку, парень неожиданно добавил:

— Конечно, я не рад, что старшие о моем позоре узнали…

Позоре?! Мира чуть не подавилась, но не успела возмутиться, как Шазр продолжил:

— …но рад, что теперь ректор знает.

— Она тебя отругала? — настороженно спросила Мира, помнившая фразу ректорши о «мстящей гномьей родне».

— Да.

Ну еще бы! У Главной Ведьмы только одна реакция на все случаи жизни! Наверное, именно такой в первую очередь обучают всех ректоров в какой-нибудь… ректорской Академии.

— Сказала, если б знала…

Мира мысленно продолжила: «…то фиг бы взяла меня на учебу», но гном закончил неожиданно:

— …то сразу бы о моей безопасности позаботилась. «С Яшмовой Академии выдачи нет», — сказала. Представляешь? — И гном неожиданно улыбнулся: улыбка его была широкозубой, с заметной щербинкой, но крайне симпатичной; еще и ямочки на обеих щеках. Может, за эту улыбку родня его и преследует? Не должны гномы так открыто и мило улыбаться!

— Ух ты, — только и нашлась сказать Мира. Придется приглядеться к ректору: это что ж она за ведьма такая?!

Коли никто не насмешничал и не приставал с расспросами, новость, как они вчера заблудились, не успела широко распространиться. Да и откуда бы? Вряд ли старшекурсники болтали направо-налево, преподаватели, кто в курсе, тем более. А соседка, которой вчера пришлось рассказать усеченную ректоршей версию, слегка дулась — ведь Мира ухитрилась заблудиться именно в компании «статусных». Предложить Амариллис ходить за собой по пятам? Так ведь баронесса привыкла возглавлять, а не следовать за кем-то.

Гном неожиданно, низко, чуть не ткнувшись носом в суп, поклонился. Обернувшаяся Мира увидела приветственно махавшего им Артура. Его друг даже не глянул в их сторону: а чего ему глядеть, ну подумаешь, они вдвоем с Мирой чуть под Драконью стрелу не угодили, что с того? Не повод для общения.

Чурбан.

Мира выловила старосту через пару дней — радуясь, что ректорша вновь не призывает ее пред свои грозные очи, в то же время не переставала думать, разъяснилось ли что-нибудь с Драконьим самострелом. Без конца тормошила Шазра, предлагая версию за версией, все причудливей и причудливей; некоторые даже ей самой представлялись невообразимой дичью. Гном флегматично выслушивал ее, кивал или жал плечами, а когда «сестра» уж совсем приперла его к стенке, требуя высказать собственные мысли-идеи, отделался кратким: «Если что, старшие расскажут. Я — домашку делать». И ретировался. Мира возмущенно топнула вслед этому дезертиру с полей размышлений.

— И кто нам расскажет?! Ректор? Точно нет. Охранник — вряд ли. Криспин? Да ну, только понасмешничает!

Методом исключения оставался Артур. Хотя он постоянно мелькал то тут, то там, главной проблемой было отловить Нортона в одиночку, без толпы поклонников обоего пола или обращающихся за помощью и решением проблем. Хотя чем ее вопрос не проблема, которая, между прочим, и его самого касается, а возможно, и всей Яшмовой Академии — мало ли кто еще из «старичков» тайно шастает по ночам в город!

Наконец удалось перехватить старосту в безлюдном коридоре неподалеку от библиотеки. Поначалу слегка растерявшийся под шквалом ее вопросов парень рассмеялся:

— Давай лучше зайдем в библиотеку, а то здесь нас услышат!

Как раз в библиотеке лишних ушей гораздо больше: мало ли кто прячется за стеллажами и в проходах? Да еще там наверняка этот Криспин… Но Артур повлек ее за собой так легко и естественно, прикосновение было настолько теплым и… и приятным, что язык не повернулся возразить. Так — рука в руке — они и вошли в библиотеку. Хорошо, за час до отбоя здесь почти никого уже не осталось, столы опустели, свет большей частью потушен, лишь рядом с дежурным горит приглушенная лампа. А за стойкой — какая неожиданность! — разлюбезный старостин дружок. Даже головы не поднял, лишь посмотрел исподлобья: взгляд задержался на их сцепленных руках и вернулся обратно к записям.

— Что, уже никого? — Осмотревшийся Артур дважды хлопнул в ладоши — звук сразу потух, заглушенный бесчисленным множеством книжных томов.

— Почти, — буркнул дежурный, продолжавший изображать страшную занятость. — А вы чего приперлись?

— Как всегда любезен и приветлив! — Присевший на край стойки Артур ловко выхватил у приятеля ручку. — Хватит работать! Мира пришла расспросить нас насчет Драконьей стрелы.

— Тш-ш-ш! — Испуганно оглянувшись, лесовичка дернула его за рукав: а ну как рядом кто-то еще готовится к урокам? Или стоит, невидимый, там, в темноте, среди книжных стеллажей? Парни поглядели на нее с одинаковым недоумением, староста понял первым:

— А, ты не волнуйся, Мира, я сразу заглушку поставил, никто нас не подслушает!

О, и так можно? Лесовичка с облегчением выдохнула. Криспин забрал ручку обратно, сказал, не поднимая головы:

— А чего о стреле говорить? Она была, это факт, но кто ее поставил, мы так и не узнаем.

— Что, даже наша ректор ничего не смогла поделать? — недоверчиво спросила Мира. — Она же такая… Ведьма!

— Сохранись стрела или самострел, Марго наверняка нашла бы какие-нибудь следы — чары, например, можно пропустить через фильтры и вычленить персональный почерк волшебника или даже целой группы. — Артур принялся рассеянно листать лежавшую на стойке книгу. — Да и древко-наконечник указали бы место изготовления, а то и самого мастера. Но стрела полностью сгорела, врезавшись в колонну. А наш самострел оказался по-настоящему одноразовым.

— Это как?

— После выстрела он самоликвидировался… рассыпался в прах, который тут же развеяло ветром. Симон и следа от него не нашел, а уж он-то раньше служил в Магстраже! Вы представляете, какого размера бандура там стояла? — Артур импульсивно раскинул руки, столкнув при этом на пол книгу. — Во время войны Драконьи арбалеты даже приходилось на телегах перевозить! И в один миг, раз — пф-ф! — пальцы парня затрепетали в воздухе, изображая, как сгорела-развалилась та самая «бандура», — и нет его!

Криспин подобрал книгу, со стуком кинул на стол. Сказал хмуро:

— А на нет и суда нет! Так что разговор закончен.

— Вовсе не закончен!

Парни с удивлением уставились на выпалившую это лесовичку.

— Как так закончен?! Ну не получилось разобраться со стрелой-самострелом, однако же кто-то его установил? Артур сам сказал, арбалет очень большой, даже если его в разобранном виде доставили, явно не один человек требовался! Может, заметили, что вокруг Академии кто-то чужой крутился! Или в городе приезжих видели.

— Буржба — не твоя Пуща, где людей раз и обчелся, — возразил Криспин. — Большой торговый город с речным портом. Так что чужаков здесь всегда хватает.

— И Марго уже обращалась в стражу, — подхватил Артур. — Но проблема в том, что стражники неохотно связываются с Академией, пытаются свалить всё на «шалости ваших студентов»!

— Ну, иногда они правы, — заметил дежурный. Парни переглянулись и рассмеялись, видимо, вспомнив какие-то свои прошлые «шалости». Мира чуть ногами не затопала — что за несерьезность такая! Неужели не понимают, что запросто могли погибнуть? Продолжила напористо:

— Тогда пойдем другим путем!

— Иди, — неожиданно покладисто согласился Криспин. Навалился на стойку, выжидающе поблескивая глазами. Артур тоже смотрел заинтересованно. Такое двойное внимание слегка смущало, но Мира взяла себя в руки — то есть скрестила их на груди и двинулась вдоль стойки, неосознанно копируя ректора.

— Если орудие преступления пропало и нет никаких следов преступника…

— Да-да? — подбодрил староста, а его друг пробормотал: «кто-то читает слишком много детективов…»

— Тогда нужно понять, на кого охотились, и отталкиваться уже от этого! — победно объявила лесовичка. — Кто еще, кроме вас, знает про этот тайный выход?

Друзья переглянулись.

— Выход потому и тайный…

— …что о нем никто никогда ничего не говорил. Мы еще на втором курсе обнаружили развалившийся кусок стены и никому ни гу-гу, потому что доносчиков, желающих выслужиться перед начальством и набрать лишних баллов, в Академии предостаточно. Так что… — Артур развел руками.

Криспин задумчиво почесывал подбородок.

— Я вот даже не уверен, не пользовались ли нашим выходом сами преподы, чтобы незаметно улизнуть с глаз Марго и избежать ежесуточного доклада Ворот кто куда отлучался. Ну там сбегать за лишней бутылкой или на свиданку…

Внезапно представилась чудная картинка: при свете луны через тайный выход с пыхтением протискивается дородная Батильда, а в кустах за стеной ее ожидает трепетный поклонник с громадной бутылью в обнимку… Мира даже головой помотала, прогоняя видение.

— И все же злоумышленник знал, что вы, ну и, возможно, другие через него удирают! — настаивала девушка. — И это точно не какие-то там шалости! Кто-то был настолько зол, что хотел именно убить, и убить наверняка, вы же слышали ректора: любого эта стрела либо сожжет, либо напополам развалит! Кто из вас так его разозлил: ты? — Мира по переменке наставила на парней указующий палец. — Или ты?!

Криспин слегка пожал плечами.

— Предлагаешь составить список всех моих неприятелей? Вплоть до того, кому я пять лет назад ногу отдавил?

И не только ногу, подумала Мира, у тебя-то наверняка список будет длинный, даже многие студенты Академии присоединятся. А вот с твоим другом потруднее…

Друг беззаботно покачивал ногой. Улыбался.

— Мира, не хочешь после Академии пойти работать в Магическую стражу?

Девушка насупилась.

— Всё шуточки вам! Не хочу!

— А зря, — мирно сказал Артур. — У тебя это хорошо получается!

— Да, хватит шутить, — неожиданно согласился Криспин. Протянул руку и погасил настольную лампу. Уютный полумрак сразу превратился в настораживающий сумрак — горели лишь редкие светильники где-то за стеллажами. — Через четверть часа отбой, надо хоть до общежития добраться. Попадемся еще раз, и Марго всем нам, троим недобиткам, головы поотрывает!

— Ой! — впечатленная описанной картиной Мира подскочила со стула. — Я тогда побежала! Вы-то вон какие длинноногие…

Но приостановилась на выходе.

— А знаете, что мне еще в голову пришло? Стрела ведь Драконья!

— Мы как-то уже в курсе, — отозвался собиравшийся Криспин. — И что с того?

— А вдруг она как раз на него и настораживалась? У нас в Академии, случайно, не учатся Драконы? — И посмеивающаяся лесовичка скрылась за дверью.

Артур перестал покачивать ногой. Сообщил серьезно:

— Знаешь, она меня иногда даже пугает!

Дабы не вызвать очередного недовольства Амариллис, Мира готовилась отчитаться, что была в библиотеке (не обязательно же уточнять — с кем именно). Однако соседка оказалась в прекрасном расположении духа; мурлыча песенки, примеряла залежавшиеся из-за постоянного ношения школьной формы наряды: наверное, заранее готовилась к первому покорению Буржбы. Когда по коридору прошла дежурная, призывая гасить свет, Ама просто перевалила свои платья-накидки-шали на стул и уже в темноте сообщила довольным голосом:

— Послезавтра идем на вечеринку по случаю дня рождения Микси!

— К кому? Что-то я такой девочки не помню…

Баронесса захихикала:

— Какая девочка! Это мальчик. Майк Гюнтер. Между прочим, сын графа Гюнтера из Литса. Правда, шестой, совсем без перспектив, потому отец его сюда и определил.

— А-а-а… — Мира смутно представляла, где находится Литс, и так же смутно вспомнила худого, как циркуль, парня: кажется, на курс младше Артура с Криспином. Зевнула. — Ну, счастливо вам повеселиться!

— Что значит «вам»? — удивилась Амариллис. — Мы же с тобой вместе идем!

— Я тоже? Да мы с этим твоим шестым даже ни разу словом не перемолвились!

— Ну и что? Я просто сказала ему, что приду с подругой.

— А он?

— Говорит: «Если она такая же хорошенькая, приводи, конечно!» — Баронесса захихикала в темноте. — Вот ему сюрприз будет!

Мира кинула подушкой в сторону ее кровати, Ама сказала беспечно:

— Люблю, когда подушек много! Спокойной ночи.

Лесовичка мстительно отозвалась прабабушкиной поговоркой:

— Спокойной вам ночи, приятного сна! Желаю увидеть козла и осла! Осла до полночи, козла до утра, спокойной вам ночи, приятного сна!

— Фу, как это по-детски! — высокомерно ответствовала баронесса. — Не мешай спать, я должна быть самой свежей и красивой!

— Это уж как масть пойдет, вот возьму и окажусь тебя краше! — заметила Мира и получила назад свою подушку — прямо в голову.

— Спи немедля! — велела Амариллис самым своим баронессиным голосом.

Мира уснула, конечно, не сразу. И вовсе не потому что взволновалась от внезапной вечеринки — размышляла над собственными нечаянными словами в библиотеке. Конечно, полный бред, ведь всем известно, что Черных Драконов уничтожили во время войны — а если кто и остался, то улетел далеко из королевства, а не скрывался здесь, в самом его центре, да еще и в Магической Академии. Уж такая опытная колдунья, как ректор, за пять лет всяко бы обнаружила Дракона-оборотня среди своих студентов… или преподавателей? Лесовичка глядела в окно, из которого сочился рассеянный лунный свет, но видела не его, а темные высокие шкафы в ректорской. В дверце одного торчал массивный ключ с золотистой фигурной ручкой… Артур говорил, там хранятся личные дела студентов — прошлых и настоящих. Как бы полистать их — вдруг да обнаружится что-нибудь интересное… ну интересное, понятно, всяко обнаружится… объясняющее это происшествие с Драконьей стрелой?

Обдумывая, излагать ли свою идею старшекурсникам (Шазру-то, понятно, расскажет), Мира легла, уютно умащиваясь под теплым тяжелым одеялом. С их помощью проделать всё гораздо легче: раз уж они столько лет невозбранно удирали из Академии, то и само здание изучили досконально. А вдруг не согласятся, да еще будут следить, чтоб она сама не проникла в ректорскую, и стращать, что пожалуются Главной Ведьме?

Уже засыпая, Мира туманно подумала: а вдруг наша ректор тот самый Дракон и есть?! А что? Ядовитая — факт; когда свирепеет, чуть огнем не пышет; магией просто переполнена, а ведь всем известно — драконы мертвы без магии!

Вот смеху-то будет!

Правда, неизвестно, кто посмеется последним…

Мира исподлобья смотрела на своего мучителя. Тот также не выглядел счастливым: взирал хмуро, растирая руки — болят они у него, мерзнут, или просто в пугающем предвкушении: ну что ж, двоечница, наконец я займусь тобой всерьез!

После конфуза на тренировке перед всей Академией и следующего урока по Игнисологии, где учитель ее усиленно не замечал (чему лесовичка только радовалась), Мира тихо надеялась: ректор и преподаватель в конце концов поняли, что в Огнемагии она совершенно безнадежна!

Ан нет: сегодня ее все-таки призвали пред темные очи Книжника. Что ж Криспина Тая так много в ее жизни — в библиотеке, на занятиях! Даже в ночном парке…

И вот теперь, после уроков.

Старшекурсник резко кивнул ей.

— Показывай, что умеешь!

Будто сам не знает, что меньше чем ничего! Так, мысленно ворча, Мира прошептала затверженное до мозолей на языке заклинание вызова огня, всё сердитее и энергичнее: конечно, ничего не получилось! То есть явился лишь одинокий неяркий светлячок, который под отчаянным взглядом одной и скептическим другого несколько раз поменял свой цвет — голубой, белый, желтый, красный — и тихо угас, как одинокая искра в остывшей золе. Воцарилось многозначительное молчание.

— Ты всегда проговариваешь заклинание вслух? — внезапно поинтересовался Криспин.

— Да…

— А если тебе вдруг язык отрежут, то что — не сможешь больше колдовать?

Вот типун тебе на язык самому! Мира выпалила сердито:

— Конечно, не смогу, я же тогда просто-напросто истеку кровью!

Отмахнулся.

— Главное — это не слова, а намерение, желание… чувство, которое надо просто вызвать!

Небрежно двинул рукой, и на кончике его указательного пальца зажегся яркий огонек, проскакал дрессированной блохой по всем остальным пальцам, скользнул по предплечью, плечу, груди уже на левую руку — причем Криспин продолжал глядеть на зачарованно таращившуюся на все это девушку. Огонек вернулся и мирно пристроился в яремной ямке парня, будто некое светящееся украшение.

Из огня.

— И что, вообще даже не жжется? — вырвалось у Миры.

Криспин пожал плечами.

— Можешь сама убедиться.

Собственные творения лесовичку подпаливали не раз, мазь от ожогов теперь в ее корзинке не переводится… Мира шагнула ближе, протягивая руку. Опустив ресницы, Книжник глядел на замершие в нерешительности пальцы девушки.

— Он не опасный, просто теплый. Потрогай.

Голос его звучал негромко, словно Криспин успокаивал испуганное животное.

Или уговаривал коснуться самого себя…

Внезапно вспомнились ожоги на груди и руках Артура после того памятного «дружеского» поединка: не опасный, ага, как же! Мира поспешно отдернула руку и услышала, что преподаватель с досадой выдохнул, чуть ли не зашипел. Раздраженно смахнул с себя тут же исчезнувший огонек.

— А если тебе отрежут руки, — переиначила его слова девушка, — тоже колдовать не сможешь?

Криспин чуть прищурился:

— Если когда-то я не смогу двигаться, просто сам превращусь в пламя.

Это не прозвучало шуткой, да и не слишком-то преподаватель Игнисологии, по совместительству библиотекарь, любил шутить. Дальнейшая тренировка это только доказала: похоже, он испробовал на нерадивой ученице все свои навыки и методы обучения — от детского «зажги свечу» до боевого «отрази огонь огнем». С каждой новой неудачей парень становился все мрачнее; у замотанной лесовички уже слезы просились наружу, когда час мучений наконец-то закончился.

— Можешь идти! — хмуро разрешил препод. Спасибо, еще пинка не придал для скорости! Коротко поклонившись, Мира поспешила к выходу, но в дверях ее настиг вопрос:

— С какой стати ты так огня боишься?

Обернувшаяся лесовичка, уже не скрываясь, шмыгнула носом, блеснула влажными глазами. Поинтересовалась — хоть и ломким голосом, но с вызовом:

— А ты когда-нибудь был в самом центре пожара?!

Криспин молча смотрел на нее.

— А нет — так и не спрашивай! — Мира резко повернулась и потопала по коридору, сжимая кулаки. В игры тут чародеи-недоросли играются! Шариками огненными туда-сюда бросаются! Да еще ругаются при этом, что она то же самое не делает! А вот не хочет она и не будет! И отстаньте все!

Деньрожденческая вечеринка, на удивление, проходила не в общежитской комнате, а в небольшой аудитории по соседству с залом для тренировок; Амариллис сказала, Микси «подмазал» кого-то из преподов, а то и даже саму комендантшу.

Переодевшиеся после ужина девушки спустились по черной лестнице, чтобы не привлекать лишнего внимания своими праздничными нарядами. Из близкого тренировочного зала доносились хаканье, топот, ругань игроков, подбадривающие крики и свист болельщиков: да тут хоть пьяные песни хором пой, никто не услышит! Баронесса постучала условным стуком, дверь немедленно отворилась.

— Вот и вы! Заходите скорее! — весело сказал виновник торжества, узколицый кудрявый парень. Поспешно повернул в замке ключ и объявил собравшейся компании: — Это всем известная баронесса Амариллис Шлосская из Эрербурга и ее подруга… — Микси бросил на Миру слегка косящий взгляд, — э-э-э… по имени…

Понятно, он не то чтобы забыл, а попросту не знает ее имени! Баронесса изящно помахала рукой:

— Добрый вечер! Это моя соседка Мира. Она из Пущи. Микси, всех благ, вот тебе подарочек. — Вручив чернильную ручку, украшенную золоченой сеточкой и давно ей надоевшую, Ама чмокнула мгновенно покрасневшего парня в щеку. — Мира, отдай ему свой!

Именинник с недоумением покрутил в пальцах оплетенную кожей палочку из черного ясеня: Мира сбивчиво пояснила, что если он будет ею чистить зубы каждое утро и после каждой еды, доживет до старости со своими здоровыми белыми зубами. Парень сказал рассеянно:

— А. Понятно. Спасибо, — и сунув подарок в карман, устремился за Амариллис к праздничному столу, под который приспособили длинную первую парту. Яств тут было с бору по сосенке. Часть заказана или попросту стырена в столовой (к этим, надоевшим, почти не прикасались); часть, видимо, прислал папа-граф: покромсанный кое-как копченый окорок вепря, разломанный на части печеный гусь, а вон крупный кус шоколада, от которого то и дело кто-нибудь отпиливал кусочек, отчего он походил на сточенный ветрами и непогодами одинокий утес. Еще там-сям виднелись сладости, печенья, сушеные фрукты — наверное, подношения гостей. Говорила же Аме, нужно с собой взять что-нибудь свое!

Но больше всего поражали разнокалиберные бутылки и кувшины, возвышавшиеся на придвинутой вплотную к столу преподавательской кафедре (видела бы это ректор!). Некоторые уже пустые: похоже, с самого начала был взят бодрый разгон, надо же успеть расправиться с угощением до отбоя! Наверно, подарочки того же папы, или старшие — а в собравшейся компании только они с Амой были с первого курса — втихушку натаскали из города. Да-а, похоже, и впрямь без «подмазки» кастелянши не обошлось: ведь Батильда обладает исключительным нюхом на хмельную контрабанду — как утверждают злые языки, из-за собственного пристрастия к горячительным напиткам.

Мира пристроилась под бочок к подруге. Для этого пришлось изрядно потрудиться: девушек в компании оказалось немного, видимо, шестой графский сын не пользовался у студенток сокрушительным успехом, и хорошенькая баронесса сразу завладела вниманием большинства аудитории. Мира с сомнением принюхалась к тут же сунутой в руки до краев заполненной кружке: пахло перебродившей вишней. Именинник встал и предложил тост за свое здоровье. По энтузиазму, с которым встретили его не слишком связные слова, было ясно: всем уже не до содержания, главное — выпить. Мира от души хлебнула из своей кружки и поперхнулась, встретив взгляд очень темных, очень знакомых глаз, взиравших на нее со знакомым же неодобрением. В торце длинного стола, скрестив на груди руки, восседал Криспин.

— Фу! — Амариллис отодвинулась, отряхивая забрызганные юбки. — Ты что, маленький ребенок? Пей потихоньку!

— Извини… — просипела Мира, машинально ища глазами рядом его друга-старосту. Странно, но Артур отсутствовал напрочь. Принесла же нелегкая этого… Ни отдыха от него, ни покоя!

— А может, она всё попробовать спешит? — засмеялся примостившийся рядом светловолосый сероглазый парень, кажется, однокурсник именинника. — Пей сколько хочешь, как там тебя… Мира? Я Николас. Может, другое винцо желаешь?

Мира деликатно откашлялась в сторону, допила до дна и протянула кружку.

— Ага.

Неодобрение с той стороны стола ощущалось уже физически, зато сосед поощрительно подмигнул и потянулся за следующей бутылкой.

— Вот это по-нашему, малышка!

…Мира не сразу поняла, что ее пытаются споить.

Вертела головой, слушая забавные и не очень (но вежливо смеясь в нужном месте) истории старшекурсников; отвечала, когда ее о чем-то спрашивали, помалкивала, когда нет; глазела на танцы, которые затеяли разошедшиеся студенты — вместо музыки отбивание ритма руками по столу, ногами по полу, а то и тоже по столу; хохотала над спотыкавшимися и выбывавшими. Опустошенные бутылки и кувшины перекочевывали на пол, а раскрасневшиеся девушки — на колени к парням. Кружка Миры не пустовала ни единого мига — добрый Николас наполнял ее снова и снова, приговаривая: «А вот этого ты еще не пробовала… Понравилось? Повторить?», и даже когда девушка отодвигала вино в сторону, настойчиво возвращал в руки…

В какой-то момент ощутив сначала легкие, а потом уверенные, тесные объятья, Мира сообразила, что дело не в дружеской заботе и чуть не рассмеялась: споить — ее?! Лесовичку? Да что мне все ваши вина да бренди, пробовали ли вы хоть раз настойку мухомора?! Вон графинчик-именинник уже придремывает, а у нее, Миры, ни в одном глазу — только на душе все веселей и бесшабашней!

До того бесшабашно, что она даже залихватски подмигнула Криспину, по-прежнему поглядывавшему на нее с необъяснимой неприязнью. Хотела еще и язык показать вдобавок, да парень вовремя глаза отвел. Без своего общительного друга он так и просидел весь вечер один, молча пил-ел, коротко отвечал на обращенные к нему вопросы, ни в каких танцах-догоняшках-играх не участвуя. Даже пригласивший его именинник заметно робел, когда заговаривал со старшекурсником или подходил чокаться: видно, не такие уж они приятели, может, как говорит Амариллис, приглашен для статуса?

Николас заметил ее подмигивание: пробурчал в самое ухо — рядом оглушительно хохотали студенты:

— Что, запала на нашего Книжника? Зря! Он в Академии с девчонками ни-ни! Словно их вообще не существует.

— Да уж давно заметила, какой он весельчак и душка! — согласилась Мира.

— Говорят даже, они со старостой Нортоном — того…

— Чего — того?

Николас изобразил пальцами некий жест, увидел, что Мира не поняла, и пояснил для непроходимых лесных дурочек:

— Голубки́! Только друг друга любят.

— Да-а? — Мира взглянула на старшекурсника другими глазами. Парней, любящих парней, ей еще встречать не приходилось, и она искренне полагала, что они должны хоть чем-то отличаться — внешностью, поведением ли. А тут два самых обычных друга…

— А чего ж тогда к ним девчонки так и липнут?

Вон как раз одна подсела вплотную, уставилась Криспину в лицо. Левая рука нежно поглаживала лежавшую на столе руку парня, что вторая делает под столом, Мира даже думать боялась. Старшекурсник спокойно налил вина, сунул девице (та разулыбалась, выпила залпом), рывком поставил ее на ноги, развернул к себе спиной — и шлепком по заду отправил на поиски более податливой добычи.

— Во-от, видела? Так всех и отшивает на раз-два! — выдохнул Николас на ухо Мире. — И каких девчонок! Так что нечего на него глазеть, зря время терять, лучше, малышка, на меня посмотри!

— Ты лучше мне еще налей! — Лесовичка, в свою очередь, сунула ему кружку. Ближайшие сосуды были уже все опустошены, Николасу пришлось встать и обойти стол, чтобы добраться до новых запасов. Хоть ненадолго избавиться от его приставучих рук: только уберешь с одного места, к другому прилипают. Пора бы уже бить по этим самым рукам, но как-то неудобно скандалить на чужом празднике, надо разойтись по-хорошему…

Мира огляделась. Именинник уже сладко спал, свернувшись клубком на парте, ручки трогательно под щекой сложены. Амариллис на другом конце длинного стола играла в карты на раздевание: но, судя по тому, что на столе лежала всего лишь одна соседкина сережка, а ее партнеры и партнерши уже блистали кто голым торсом, кто голыми ногами, за подругу можно было не волноваться, мухлевать она умеет. Несколько пар, спотыкаясь, кружили перед классной доской в неизвестном миру, но вдохновенном танце. Кто-то с чувством, звучно, с постаныванием на два голоса, целовался в верхних рядах. Кого-то рвало. Вечеринка явно задалась.

Девушка с силой зажмурилась и широко распахнула глаза. Светильники, согнанные к пиршественному столу, уже давно притушили для уюта, и в глазах темнело вовсе не от этого. И не от количества хмельного: мало того что навык пития у нее имеется, так еще бо́льшая часть давно уже незаметно сливалась в предусмотрительно поставленный в ноги кувшин. Кажется, пора уходить.

До подруги докричаться было трудно, но в конце концов оглянувшаяся Амариллис невнимательно кивнула на Мирино: «Ама, я — домой». Не факт, что поняла, потому что тут же азартно завопила: «Филипп, я видела, ты смухлевал! Снимай штаны!»

Куда труднее оказалось встать. После нескольких неудачных попыток Мира сдалась и принялась перемещаться вдоль стола по сиденью — так и добралась почти до выхода. Тут пришлось почти повиснуть на столешнице, потому что ноги куда-то коварно девались, а перед глазами крутилась черно-красная мельница, мешавшая разглядеть дверь. Что за?.. Потрясши головой и проморгавшись, девушка неверными шагами добралась-таки до выхода; обливаясь горячим потом, повисла на массивной дверной ручке. Теперь ключ повернуть… где он? Мира несколько раз попыталась ухватить его — тот, как живой, упорно ускользал; зачарованный, что ли? Вот уже почти поймала, но тут на ключ легли чужие пальцы.

Расплывающийся, распадающийся на множество отзвуков голос:

— Уже уходишь, малышка?

— Николас? — Мира с огромным облегчением ухватилась за его локоть — едва не промахнулась! — Что-то мне не по себе… Помоги дойти до комнаты, а?

— Ну конечно! — Парень плотно притворил за собой дверь, быстро огляделся и, обхватив за талию, повел Миру прочь от гудящей аудитории: девушка уже не чувствовала своего тела, казалось, она просто летит рядом, как влекомый за веревку воздушный змей. Парень что-то непрерывно говорил, сплошное «гу-гу» и «ду-ду»…

Зато зрение периодически прояснялось, и в какой-то момент лесовичка поняла, что идут они не к главной лестнице, а совершенно в противоположном направлении — к пустым темным коридорам, ведущим вглубь Академии.

— Ник… куда? Пошли домой…

— Ничего-ничего, — успокаивающе бормотал парень, — мы быстренько, малышка, до отбоя успеем!

Куда успеем? Что — успеем? Не успела Мира задать эти вопросы, как старшекурсник толкнул ее за аркой к стене, притиснул-прижал, сноровисто дергая одной рукой завязки лифа платья, а другой задирая юбки. Совсем близко — огромное красное лицо с черными провалами глаз и рта, горячее дыхание, больно тискающие пальцы, тяжесть, не дающая даже вздохнуть, треск одежды… Пытаясь оттолкнуть (руки как чужие!), Мира выдохнула в это до смерти надоевшее лицо:

— Пусти-и-и….

— Да давай быстрей, не кобенься! Ай! Кусаться?! — Парень на миг отклонился, и Мира добавочно боднула его головой в челюсть. Тут же получив в ответ такую пощечину, что в глазах опять потемнело, а в голове зазвенело. Только и расслышала сквозь этот звон: — Чтобы мне да какая-то деревенская девка отказывала! Куда, дрянь?!

Сползшая по стенке лесовичка попыталась ретироваться на четвереньках, но была поймана, повалена и распята. Это всё не со мной, думала Мира, глядя в нависающую над ними арку, чувствуя спиной ледяной пол; парень сидел на ней верхом и, ругаясь, пытался расправиться то ли с ее, то ли со своей одеждой. Она не могла шевельнуть ни единым мускулом, и вся ее Зеленая магия бесполезно утекала сквозь камни.

Это происходит не со мной…

Мира могла только глядеть, но даже это насильнику не понравилось:

— Что вылупилась, нищета лесная?! А-а-а, полюбоваться хочешь, на, смотри любуйся!

— Чего там… — девушка облизнула пересохшие губы, — глядеть-то у тебя… разве что в лупу…

Николас с размаху отвесил ей пару пощечин, от которых, казалось, щеки попросту лопнули. Посулил:

— Зато сейчас почуешь!

— Что, Фаррел, опять на малышню потянуло?

Парень дернулся, вскинул голову на этот ленивый голос, Мира могла повести только глазами — но и она увидела силуэт подошедшего человека, темный на фоне освещенного холла.

— Проходи, Тай, не мешай людям развлекаться! — Голос Николаса дал внезапного петуха.

Старшекурсник неожиданно присел перед Мирой на корточки, заглянул в лицо. Холодные пальцы скользнули по горящей от пощечин коже.

— Вижу, девушка любит грубости?

— Мы с ней сами разберемся! Хочешь поглядеть? Или поучаствовать? Давай — мой низ, твой верх!

Но было видно, что сам-то Николас уже полноценно «участвовать» не может — его мужское достоинство опускалось и сморщивалось прямо на глазах. Жаль, Мира не могла пинком этот процесс ускорить!

Криспин выпрямился и, вздернув парня за шиворот, толкнул к стене. Произнес невыразительным голосом:

— Тебя предупреждали.

— Да класть я хотел на все твои предупреждения! — рявкнул Николас, грозно расправляя плечи, но ввиду сползших штанов получилось у него комично, Мира даже фыркнула. Криспин глянул на нее сверху. Спросил с непередаваемой интонацией:

— Весело тебе?!

— Ага… Помоги встать…

Снизу она плохо различала его лицо, но, кажется, парень скривился.

— Опять — «помоги»? Вставай, кто ж тебе не дает!

— Шевельнуться… никак…

— А! — сказал Криспин и, неожиданно перешагнув через нее, метнулся к завязывающему штаны несостоявшемуся насильнику. — Опять за старое принялся?!

…Пятикурсник работал кулаками равномерно — удар слева, удар справа, будто тесто месил, приговаривая при этом: «говорили тебе… говорили?.. предупреждали? Напомнить?»; Николас отбивался, еще и орал и ругался при этом. Неизвестно, когда и чем закончилась бы драка, но прозвучал первый сигнал к отбою — мелодичный, заполняющий все пространство звон колокола. Криспин замер с занесенным кулаком, противник воспользовался заминкой, оттолкнув его, выпрыгнул в холл. Уже оттуда заорал:

— Пользуешься тем, что с Нортоном спишь, вот кулаки и распускаешь!

— Че-го? — Криспин шагнул вперед, послышался удалявшийся топот. Старшекурсник задумчиво почесал щеку, пробормотав: «ладно, это пропускаем», и поглядел на Миру.

— Всё полеживаешь?

Лесовичка криво улыбнулась ему снизу:

— Ну просто закати меня… куда-нибудь в чулан, что ли… до утра.

— Как скажешь, — легко согласился парень и наклонился. Мира ощутила его прикосновения: он что, ее щупает?! Нет, попытался натянуть вверх корсаж платья, чертыхнулся — порванная ткань соединяться не желала. Криспин приподнял девушку, перевалил через плечо. Ухватив под коленями, потащил не по основной лестнице — сверху слышались голоса-шаги-смех поднимавшихся студентов, может, с тех же самых именин, — а по черной. Послышался второй сигнал к отбою, более звучный, почти оглушающий. Не в то крыло, ты, балда, подумала Мира, прежде чем провалиться в забытье, захватившее сознание вслед за отказавшим телом.

— Сестра, ты как?

Мира, медленно моргая, смотрела на сидевшего на полу у кровати Шазра: глаза круглые, рыжие волосы встопорщены. Привычно потянулась пригладить вихор — рука еле-еле двинулась, отлежала, что ли… А что, кстати, гном делает в их комнате?!

Пришлось несколько раз оглянуться, чтобы сначала понять, а потом еще и убедиться, что комната вовсе не их. И даже не гномская. Неизвестная.

— Проспалась наконец?

…А, теперь уже известная!

В поле зрения появилось лицо Криспина. Вместе с этим появлением вернулись и воспоминания о вчерашнем. Некоторые лучше бы не возвращались!

— Проспалась, — подтвердила Мира, с трудом принимая сидячее положение. Оглядела застегнутую поверх своего платья чью-то большую куртку. Голова болела вся — вплоть до волос. Девушка пощупала щеки: кажется, до сих пор припухшие! Следивший за ней старшекурсник заявил неожиданно весело:

— Ничего, у Фаррела отметин куда больше!

Между прочим, у самого ссадина на губе — и не подумал залечить. Или парням синяки не важны, вроде как медаль за доблесть?

— Не понимаю, что со мной вчера было… — пожаловалась Мира и подумала, что это звучит как обычная отмазка: ничего не помню, ни в чем не виноватая! — И пила ведь немного… — услышав ироничное хмыканье Книжника, уточнила: — Ну, то есть для лесовика немного.

— Просто ты пила кое-что с добавками.

Девушка пару раз хлопнула глазами и сообразила:

— Кто-то подмешал дурману?

— Не «кто-то», а именно тот, кто тебе так усердно подливал. — Криспин уселся на соседнюю кровать, сцепил на скрещенных коленях пальцы. — Фаррел известен пристрастием к свеженьким первокурсницам. Только на ухаживания предпочитает времени не терять — чего проще, подсыпь девчонке порошок и делай с ней что хочешь!

— Ой, а Амариллис тогда как же?! — Мира поспешно опустила ноги на пол, собираясь на выручку подруги.

— Она в порядке. Фаррел не станет связываться с тем, у кого есть титул и деньги. Вот ты или любая другая девчонка из бедной незнатной семьи — самая подходящая кандидатура!

По-прежнему сидевший на полу гном повернулся к старшекурснику. Спросил ровно:

— И ему это с рук сходит?

Криспин помолчал.

— Не все после жаловались. А другие потом отказывались от своих обвинений: мол, наговорили или вообще виновника спутали…

Мира гневно фыркнула.

— Да, — согласился Тай. — Запугивание и деньги. Мы с Артуром как-то предупредили его… по-свойски, Фаррел притих на время.

— Ну да, лисий хвост не спрячешь, — пробормотала Мира и запоздало закрутила головой: — А где староста?

— С утра сразу пошел к Марго.

С утра? Как с утра?! Мира нашла взглядом каменные часы, мерно тикавшие на большом, заваленном учебниками столе, и охнула:

— Ой, уже утро?!

— …и по твоей милости мы все пропустили завтрак, — подхватил Криспин. — А еще не выспались, потому что ты тут тако-ое вытворяла… Пришлось даже пригласить твоего братца-гнома, чтобы тот же Фаррел не смог потом обвинить нас с Артуром, что мы… гм, воспользовались твоим беспомощным состоянием!

Девушка глядела на него, лихорадочно перебирая то ли смутные воспоминания, то ли ускользающие сновидения: она что-то с грохотом и звоном роняет и хохочет… с треском рвет ткань, кажется, у кого-то на груди, и этот кто-то смеется и ругается одновременно… Ой! Мира втянула голову в плечи. Криспин кивнул ей:

— Вот-вот! Вижу, начинаешь вспоминать.

— Я… я всё исправлю, — пообещала Мира и в поисках помощи глянула на Шазра.

— Когда я пришел, сестра как младенчик спала, — доложил тот. — Старший сказал мне всю ночь у кровати сидеть, я и сидел.

Мира все-таки потрепала его по голове.

— Вот же бедняга! Прости.

Криспин скривил губы:

— А передо мной извиниться не хочешь?

Лесовичка поднялась, для страховки придерживаясь за спинку кровати, поклонилась низко — насколько позволяла тяжелая голова.

— Прости-прости-прости и спасибо тебе! Отблагодарю при случае…

— Лучше бы таких случаев больше не случалось, — сухо отозвался парень. — А теперь проваливайте оба, через час начинаются занятия, а я не готов, не выспался и голодный как волк!

Никуда идти и никого искать не пришлось: староста Нортон изловил Миру перед началом занятий с приказом явиться к ректору. Лесовичка поплелась за ним, борясь с сильным желанием затеряться в паутине академических коридоров — ведь там без помощи доброго Коридорного можно плутать неделями! Сейчас будет нагоняй от Главной Ведьмы, да еще Фаррел наверняка станет утверждать, что она добровольно пила дурман и пошла с ним, а после начнет запугивать или подкупать… раз ему не привыкать уже. Ох, как сложно быть маленькой безобидненькой первокурсницей!

В кабинете Фаррела не оказалось. За столом сидела одна ректорша, сосредоточенно красившая ногти в рубиновый цвет. Сказала, не поднимая глаз:

— Пришли?

Староста подтолкнул через порог замешкавшуюся лесовичку.

— Вы желали видеть студентку Черемную, госпожа ректор.

Ректорша скептически глянула на него из-под дуг черных бровей.

— Так-таки прямо и желала?

Старшекурсник кивнул ей, ответив твердо:

— Да. Именно. Желали.

— Ах да! — Ректорша вытянула руку, любуясь насыщенным цветом маникюра. — Вспомнила, что хотела сказать вам, лесовичка! К сожалению, четверокурсника Фаррела нет больше с нами.

Мира автоматически уставилась на ее острые ногти: казалось, на каждом висит капля рубиновой крови — как будто совсем недавно они вонзались в пойманную добычу. Подсушивая краску, ректорша изящно затрепетала унизанными перстнями тонкими пальцами.

— Выяснилось, что по состоянию здоровья Фаррел больше не сможет продолжать учебу в Яшмовой Академии. (Девушка все таращилась на ногти). И потому вынужден был немедля отбыть к себе на родину, как бишь там она называется?.. ну неважно. Какая досада!

— Вам жаль? — переспросил Артур странным голосом.

Главная Ведьма уставилась на него свирепо. Ноздри ее тонкого носа раздувались.

— Да, мне крайне жаль лишиться весьма щедрой и своевременной оплаты за его обучение! К выпуску и без того мало студентов добирается, а тут еще такая потеря!

— Вы поступили правильно, госпожа ректор, — мягко произнес Артур. Женщина нетерпеливо махнула на него рукой:

— Словно без вас не знаю! Это ни на каплю не умаляет трагедии потери денег. Еще! — Ректорша выбросила указательный палец в направлении Миры — та машинально откачнулась назад, словно острый кровавый ноготь уже вонзился ей в грудь. — Перед отъездом Фаррел любезно сдал имена всех присутствовавших на вчерашней нелегальной вечеринке. Передайте своей соседке, что ее выход в город откладывается, и что сегодня после ужина вы все вручную отмываете ту аудиторию, пока я — лично — не разрешу вам отправиться спать!

— Хорошо, — пробормотала Мира. Она не предполагала, что все закончится так легко, и уж тем более не ожидала немедленной высылки Фаррела. Невольно вспомнилось восторженное Шазрово «она сказала, с Яшмовой Академии выдачи нет!». Или развлечения четверокурсника перевесили наконец даже безграничную любовь ректорши к деньгам?

— Но вы, лесовичка! — Снова выпад, будто рапирой. — Я же велела хорошенько присматривать за этими двумя, а вместо этого вы сами создаете проблемы в Академии!

Удивленный староста переводил взгляд с Миры на Главную Ведьму.

— О чем речь? Кто за кем должен присматривать? Госпожа ректор, вы приказали присматривать за нами? Первокурснице — за практически уже выпускниками?!

— Считаете, никакой присмотр вам не нужен? — язвительно осведомилась женщина. — А, всё, надоели, убирайтесь!

— Но, госпожа ректор…

— Убирайтесь, я сказала!

Мира потянула старосту за рукав: сматываемся поскорее, пока нам еще что-нибудь не припомнили — даже того, что мы сами за собой не знаем! Едва шагнули за порог, как ректорша разразилась ругательствами не менее причудливыми и экспрессивными, чем ранее Амариллис. Судя по тому, что в них параллельно упоминались «долбаный ноготь» и «такая потеря денег», испорченный маникюр и утрату денег за обучение Фаррела Главная Ведьма переживала одинаково сильно. Артур с поспешностью притворил дверь и озадаченно поглядел на Миру с высоты своего роста.

— О чем Марго сейчас говорила? Почему ты вдруг должна за нами приглядывать?

Оставалось только руками развести.

— Вот дождись ее хорошего настроения и сам все расспроси подробненько, заодно и мне потом расскажешь! Пошли скорей отсюда.

— Мира, но твое лицо…

— А? Что с ним? — Девушка машинально коснулась припухшей щеки и поморщилась.

— Почему никто до сих пор им не занялся?

А кто бы это сделал? Криспин? Ради всех богов, он на свое-то собственное наплевал! Из гнома врачеватель, как… как из Миры огнемаг; соседка была слишком рассержена; а ей самой не хватило времени даже достать бодягу из корзины…

— Подожди-ка… — Наклонившийся Артур аккуратно обхватил ее лицо прохладными ладонями — на контрасте Мира ощутила, как горяча саднящая кожа ее щек. Замерла, глядя в лицо парня. Артур не шептал заговора, как при лечении всегда нашептывает она сама, не гладил, заживляя, кожу пальцами, но от его рук веяло свежей уверенной силой, чем-то схожей с Зеленой магией. Целебной… Ресницы, неожиданно темные при золотистых волосах, приопущены, сапфирово-синий взгляд устремлен сквозь нее, словно наблюдает за ниточками бесчисленных микроскопических сосудиков, несущих новую свежую кровь, здоровую энергию — да она сама это почувствовала!

Парень глубоко вздохнул, будто просыпаясь, глянул в Мирины глаза — ясными улыбавшимися своими. Губы тоже дрогнули в улыбке.

— Ну вот и все, — сказал, не спеша убирать руки, — теперь и следа не останется!

— Спасибо, — произнесла лесовичка почему-то шепотом — может, потому что он был рядом. Очень рядом. Артур отвел прядь волос с ее лба, легонько повертел Мирино лицо из стороны в сторону — наверное, в поисках других увечий. Не пересчитывает же он все ее веснушки, правда?

— Слушай, только сейчас заметил, какие у тебя глазищи зеленые! Словно трава.

И что она должна на это ответить: «а у тебя синие-пресиние»? Мира аккуратно высвободилась.

— Пошли, надо хоть до столовой добраться, раз на занятия не получилось!

— Тебе всё лишь бы пожрать!

Двое обернулись на это внезапное замечание. Привалившись плечом к стене, неподалеку от ректорской стоял Криспин. И сколько он уже наблюдает за ними?

— Порядок! — весело сообщил ему друг. — Злодей выслан безвозвратно, Марго ходит от злости по потолку, синяки залечены!

Криспин скривил губы:

— Меня всё это совершенно не интересует. А вот то, что первокурсница не явилась на мой урок, ей с рук не сойдет!

— Но я ведь…

— Ее же Марго вызывала!

Но преподаватель Игнисологии уже отлип от стены и пошагал прочь. Староста в комичном ужасе воздел руки, бросился следом, окликая друга. Интересно, а его Артур тоже подлечит? И каким же образом? Опять наложением рук? Или, если верить словам Фаррела, целительным поцелуем? От представившейся картины Мира даже вздрогнула.

Ох, надо поспешить на следующий урок — чтобы не заработать штрафные очки еще и от другого учителя! И лишь дойдя до аудитории, лесовичка подумала, что раздраженный и раздражающий препод-студент как-то слишком далеко забрался, чтобы сообщить ей о наказании — аж до самой ректорской. И не лень же было!

…А все-таки жаль, что того придурка выперли так молниеносно — она не успела вызнать рецепт зелья, на время лишающего ведьму магии!

И впервые такое попробовала.

Мира подозревала, что следующая дополнительная тренировка начнется с того, что ее вновь отчитают — не за обычную в Огненной науке нерадивость, а что пьет хмельное с кем попало и вместо того, чтобы позвать на помощь знакомцев, уходит опять же с кем попало. А старшекурсник через это еще и синяки потом получает.

…На уборке «деньрожденческой» аудитории Криспин Тай просто посиживал себе на преподавательской кафедре, еще и тыкал младших носом (хорошо, лишь в фигуральном смысле!) в неохваченные тряпками и швабрами участки пола-столов-сидений. Все вчерашние гости Микси усердно трудились (даже баронесса! хотя, само собой, и в непосредственной близости к преподавателю Игнисологии), пыхтели и на чем свет стоит костерили сдавшего их и смывшегося домой Фаррела — то ли внезапно заболевшего, то ли срочно отозванного родителями, а может, вовсе в чем-то провинившегося перед администрацией Академии… Троица посвященных лишь молча переглядывалась. Еще — правда, куда тише — студенты ворчали на саму госпожу ректора, запретившую использовать магию в уборке. Стоило кому-нибудь украдкой скомандовать тряпке нырнуть под низкую парту или в тесный уголок и отдраить там все до блеска, как откуда ни возьмись являлся ректорский соглядатай (им мог оказаться любой предмет, вплоть до мела, лежавшего у доски) — и давай верещать-гневаться-отчитывать!

Лесовичке за весь трудовой вечер Криспин и слова не сказал. Наверное, копит злость, чтобы выплеснуть с глазу на глаз, решила Мира. Потому пришла на тренировку вся напружиненная, готовясь дать раздраженный отпор — тем более, в глубине души понимала, что Книжник где-то и в чем-то прав…

Так что пусть ее поругает.

Немного.

Самую малость.

Держась из осторожности подальше — а ну как с ходу начнет огнем кидаться! — Мира наблюдала, как парень привычно скидывает форменную куртку и засучивает рукава рубахи: ох, не миновать ей очередного поединка с заранее известным исходом!

Однако Криспин начинать урок не спешил. Растирая-разминая руки (лесовичка машинально повторяла за ним), задумчиво смотрел в пол. Не торопить, может, так и проразмышляет всё занятие целиком? Наконец вскинул глаза — Мира чуть не попятилась еще дальше.

— Давай сегодня просто отработаем защиту.

— Давай, — настороженно согласилась Мира. Это что же, он сейчас нашлет на нее огненный вал, как тогда в поединке с Артуром, и защищаться прикажет?

Но преподаватель-студент удивил опять: начал с малого. После нескольких безуспешных Мириных попыток зажег тренировочную свечу сам и… велел ее затушить. Лесовичка с растерянным вопросом глянула на наблюдавшего за ней старшекурсника: заклинания гашения свечей она уж точно ни в одной книге не встречала, да и зачем, раз ту можно просто задуть, потушить взмахом руки или пальцами, на которые предварительно поплевала?

Криспин скрестил руки на груди — наверное, чтобы не выпустить рвущееся наружу раздражение.

— Что ты на меня уставилась? Я совершенно не представляю, как работает магия твоей Пущи! В прошлый раз в поединке с Вестой ты же вызвала себе щит, повтори сейчас!

Наконец нашлось хоть что-то, чего и высокомерный Книжник не ведает! Хорошо бы еще и самой знать, как и что она тогда вызвала! Просто-напросто голову потеряла, уворачиваясь от преследующего файербола… Может, ее надо напугать, чтобы все получилось? Конечно, этого Криспину предлагать не стала — хотя учитель, без сомнения, сразу бы и со всем своим удовольствием согласился.

Уставилась на свечку. А ну, погасни! Живо! Кому сказала! Пламя слегка колыхнулось, но порадоваться Мира не успела — это лишь из-за дуновения воздуха. Наслать сверху мокрой листвы? Росистой травы? Листья болотной кувшинки? Однако те — не будь дурами! — являться на огонь упорно не желали. Мира мысленно плюнула, безнадежно махнула рукой и повернулась к Криспину сказать, что и здесь у нее ничего не получается. Просто совершенно!

В зале стало темно.

В этой темноте Тай произнес удивленно:

— Получилось! Что ты сделала?

А? Она? Сама?! Когда?

Старшекурсник щелкнул пальцами, над его плечом зажегся небольшой светильник — такой обычно послушно следует за Криспином в библиотеке, освещая корешки книг на стеллажах. При его свете двое смотрели на дымок над потухшей свечкой. Мира даже заикаться начала:

— Но я… я как-то… я вовсе не…

Не дослушав, парень сосредоточенно скомандовал:

— А теперь повтори! — И свеча зажглась вновь.

Через час взмокшая Мира наконец поняла давешние слова Криспина про «ощущение». И впрямь не нужно проговаривать вслух команду «погасни»: достаточно представить на месте огонька лужицу растопленного воска и слабо чадящий дымок…

К концу занятия лесовичка уверенно потушила уже целый канделябр аж в пять свечей. Криспин подобрал скинутую куртку, коротко кивнул:

— Хорошо, — и вышел из зала. Мира глянула на темные свечки и вприпрыжку припустила следом.

— Криспин!

Тот остановился, молча поджидая.

— Но мы же не… мы ведь сейчас не Огненной магии обучались?

Глянул сквозь черные ресницы.

— И что с того? Тебе, похоже, это нужнее. — Развернулся и ушел.

Раскрыв рот, Мира глядела ему вслед, не зная, что думать и что чувствовать. Удивление? Огорошенность? Благодарность?

Но такая Игнисология и такой, как сейчас, преподаватель нравились ей больше.

Гораздо.

— А это еще кто такие?

Мира указала пером на появившихся в столовой чужаков — мужчину и женщину. Сопровождаемые дежурным студентом, те прохаживались вдоль длинных столов, переговариваясь и улыбаясь, кивали, что-то спрашивали у занимавшихся. Амариллис расширила янтарные глаза:

— Как, вы не знаете?!

Гном покорно мотнул головой на этот явно риторический вопрос. Нестерпимо снисходительным тоном, от которого даже у Миры иногда возникало желание огреть дорогую соседку учебником, Ама пояснила:

— Не видите, как они одеты — модно и дорого? Это же попечители Яшмовой Академии из самой столицы! Раз в семестр приезжают проверять, на что тут их денежки тратятся, а еще присматривают себе перспективных молодых магов: могут даже стипендию понравившимся выдать. Правда, потом придется ее отрабатывать…

То-то целую неделю Главная Ведьма просто огнем плевалась, а кастелянша заставляла слуг и безропотных первокурсников отдраивать до блеска не только собственные спальни, но и все полы-окна-перила главного корпуса! Вот интересно, куда же девается бытовая магия, присущая хорошей опытной кастелянше? Подружки предполагали, что Батильда тратит свою собственную исключительно на уничтожение следов употребления горячительных напитков — вроде трансгрессии опустошенных бутылок и кувшинов обратно в лавку или захоронение оных где-нибудь на бесконечных просторах академического парка!

— Может, завести прямо сейчас полезное знакомство? — задумчиво вопросила Амариллис. — Что-то мне совершенно не хочется возвращаться после учебы обратно в папенькин замок…

Мира поглядела на нее с уважением — вон как далеко заглядывает! Ее собственные планы не распространялись дальше будущих каникул; должны же те когда-то наступить! Лесовичка подтолкнула локтем гнома.

— Шазр, а тебе нужна стипендия?

— Нужна, — буркнул тот и съежился, низко склонив голову, чтобы стать незаметным для приезжих, — только отрабатывать ее совсем не хочется. Значит, не нужна.

Тоже логично.

В столовую с учебниками под мышками вошла неразлучная парочка Артур-Криспин и… буквально вросла в пол, завидев проверяющих. Показалось, парни даже попятились. Конечно, показалось, разве эти двое могут кого-то испугаться? Может, и они не желают что-то отрабатывать в будущем? Попечитель — коренастый мужчина с львиной гривой песочных волос — воскликнул добродушным басом:

— Вот и вы, ребятки! А мы уж и в библиотеку заглядывали и в вашу комнату! Славно, что вы сами подошли!

Хотя поклонившийся староста и улыбнулся дежурно, ничего «славного», похоже, оба друга в этой встрече не видели. Когда приветливый мужчина подхватил их под локти, увлекая парней из столовой, Криспин еще и плечом раздраженно дернул, высвобождаясь. Попечительница прервала на полуслове разговор со студентами и поспешила следом. Мира поглядела на погрузившегося в конспект Шазра — а не связана ли внезапная проверка с тем самострелом?

И не нужно ли им тоже присутствовать при разговоре со столичной комиссией?

Друзья вышли из ректорской традиционно измочаленные, на заплетающихся ногах и с буквально заплетающимися от бесчисленных ответов на бесчисленные же вопросы языками. А еще под тяжестью обновленных и новейших заклятий и амулетов (и когда эти демоновы столичные экспериментаторы уже наэкспериментируются?!).

Он задержался перед открытой дверью, наблюдая, как Марго откровенно кокетничает с воодушевленным ее вниманием приезжим попечителем. Приятель проследил его взгляд, с усмешкой подтолкнул локтем в бок.

— Спорим, этот му… жик проведет сегодняшнюю ночь в ректорской постели? Чего не сделаешь ради своих денежек, а?

— Может, Валенрод ей просто нравится, — пробурчал он, не желая признавать справедливость замечания: кому, как не им, известна единственная, постоянная и верная ректорская страсть — к деньгам!

Друг хмыкнул:

— Думаешь, Валенрод ей вообще понравился бы, не выделяй он денег на Академию?

В это время объект пересудов заметила замешкавшихся в дверях студентов — резким кивком и гневным взглядом предложила им убраться, и немедленно. Впрочем, повернувшись к собеседникам, тут же ослепительно улыбнулась и защебетала, предлагая отведать специально прибереженного к приезду дорогих гостей редкостного напитка из Вольфсбурга.

Приятель прокомментировал вполголоса:

— Волчий Шмель — самая самогонистая самогонка из самогонок, просто зверь! Не удивлюсь, если Валенрод даже и до постели не дотянет!

— Вот не знал, что ты так озабочен личной жизнью нашей Ведьмы! — Он в свою очередь подтолкнул друга вперед и спохватился, заметив, как тот скривился и покачнулся: — О, извини! Помочь?

— Помоги себе сам, — буркнул тот и поковылял по коридору, время от времени останавливаясь и пытаясь отдышаться. Впрочем, он и сам чувствовал себя не намного лучше.

Она увидела Криспина Тая впервые за несколько дней, прошедших с визита попечителей. В столовой, этом улье новостей и сплетен, говорили, что Артур с Криспином приболели; заботливые студентки даже собирали им вкусные передачки (неизвестно, донесли ли вызвавшиеся доставить эти посылки парни или попросту быстренько слопали за ближайшим же углом).

Сейчас лесовичка жадно вглядывалась в Книжника, ища следы заклятий, оставленных столичными гостями. Не нашла: или колдовство уже прекратило свое действие, или въелось, растворилось в костях и плоти, став просто их частью… Интересно, что и зачем это было? Попытать — расскажет?

Но если старосту Академии Мира спросить не побоялась бы — не ответит, так хоть не заругается, то с Криспином любой личный вопрос попросту на губах замерзает. Как преподаватель Огненной магии может так замораживать людей?

— Повторяем то, что отрабатывали на предыдущем занятии, — распорядился Тай. Вновь сам зажег свечи (сразу десятки штук в разных концах зала) и приказал потушить их, оставаясь на одном месте.

Потом на скорость.

Потом тут же, едва он сотворит огоньки-цели. Поначалу неподвижные, а потом метавшиеся всполошенными курицами по всему залу, вместо оброненных перьев оставлявшими таявшие в воздухе разноцветные росчерки. Вскоре Мира уже и смеялась, и бранилась, и азартно вопила, когда успевала «попасть» по огненным птицам: все это напоминало стрельбу по мишеням, только вместо стрел или арбалетных болтов — ее собственная воля и желание. «Ощущение», как говорит Криспин.

Лесовичка оглянулась; преподаватель почему-то уже не подсчитывал «подбитые» огни, а просто наблюдал за ней, раскрасневшейся и запыхавшейся. Мира отвела прилипшую ко лбу прядь волос, поинтересовалась оживленно:

— Ну, и как я справляюсь?

— Неплохо, — скучным голосом ответил Криспин. — Если, конечно, не считать того, что это совершенно не Огненная магия.

Вот и пойми: то ли похвалил, то ли обругал! Не давая ей задуматься-закручиниться, Криспин махнул рукой:

— Немного усложним задание…

И в центре зала вспыхнул костер. Мира подошла с осторожностью, приглядываясь и принюхиваясь: не считая что нет дыма и треска горящего дерева, совсем как настоящий. Даром что горит в полуметре над полом. И жар от него идет самый натуральный, сунь руку, наверняка без нее останешься…

— В чем дело? — спросил Криспин. — С костром уже не получается?

Вздрогнувшая лесовичка обернулась — старшекурсник стоял уже у нее за спиной. Огонь отражался в глазах, в темной глубине плясали золотые искорки. Мира с виноватостью опустила машинально протянутые к теплу руки.

— Да я и не пробовала еще! Просто вспомнилось… В ночном лесу обязательно нужно зажечь хоть крохотный, да костерок: злых отпугивать, добрых к себе звать… Еще и чтобы Пуща тебя признала: своему-то таиться-скрываться незачем.

— А если не признает? — спросил Криспин.

Лесовичка зябко повела плечами.

— Вот про это лучше не спрашивать! — И ее ладони вновь потянулись к огню, став на просвет прозрачно-алыми.

…Представилось, как зажигаются в темной громаде Пущи крохотные звездочки редких костров, складываясь в мерцающее, из ночи в ночь меняющееся созвездие, которое можно охватить взглядом целиком, только летя под самыми тучами…

Криспин сдвинулся вбок, чтобы видеть задумчивое лицо лесовички. Помедлил и все же задал вопрос, давно вертевшийся на языке; хоть и непривычно было интересоваться тем, что его совершенно не касается.

Разве что для дела. Исключительно для дела, да. Для успехов в ее учебе.

— Так что там с пожаром, в который ты когда-то попала? Из-за которого теперь от огня шарахаешься?

Не скажет, подумал он, наблюдая, как девушка хмурится. Ну и пусть. Больше спрашивать не буду.

Разве что потом, у ректора: та ведь досконально изучает подноготную своих студентов.

Но лесовичка ответила:

— В Пуще случился пожар…

Пару дней Мира ходила непривычно задумчивая и молчаливая, уже и Шазр начал приглядываться озабоченно: не заболела ли сестра часом, не подхватила ли какую-нибудь неведомую гномам, но свойственную людям осеннюю хандру? На что девушка лишь хмыкнула презрительно: чтобы лесовичка да заболела какой-то простудой или паче того, психической немочью, будто какая-нибудь изнеженная столичная аристократка! Хотя, по правде сказать, зарядивший холодный серый дождь оптимизма не внушал, зато тем больше ценились крепкая крыша над головой и огонь в камине, тем уютнее и слаще спалось под теплым одеялом…

Говорили, что ректорша традиционно развлекает столичных попечителей в Буржбе, в Академию даже ночевать не возвращаясь… Это известие Миру и подстегнуло: когда еще представится такая возможность, а ну как завтра Главная Ведьма обратно заявится? И когда она сама наберется смелости?

Ибо лесовичка наконец решилась осуществить то, о чем иногда и не слишком серьезно подумывала: забраться в кабинет ректора посмотреть личные дела студентов. Хотя бы ее так называемых подопечных. А еще Шазра, ведь так и не удалось заставить гнома разоткровенничаться, только и знаешь, что с родней у него большие нелады. И не мешало бы заглянуть в свое собственное: может, там какие пометки от Главной Ведьмы имеются или пожелания старейшин, приславших лесовичку в Яшмовую Академию с какой-то до сих пор непонятной целью… Да, и какое «приданое», как говорит Криспин, за нее ректорше дали?

В общем, предстояло большое дело, которое нужно провернуть осторожно, но быстро. Для начала установить, где находятся преподаватели и кастелянша. Слуги обычно приступают к работе ранним утром и после отбоя, так что сейчас либо сидят по домам, либо в своих комнатах на чердаке.

Батильда обнаружилась на кухне в радушной компании такой же дородной кухарки Греты. Оценив плотно накрытый стол и только что початую темную бутыль, Мира уверилась, что сегодня вечером Яшмовая Академия избавлена от бдительного взора кастелянши. Один из охранников торчал на крыльце, наверняка мысленно проклиная гулявших в парке особо дождеустойчивых студентов. Второй вел дополнительную тренировку для неуспевающих и радостно поманил заглянувшую в зал Миру — та затрясла головой и поспешно удрала.

Сунув под мышку книгу, лесовичка направилась в учительское крыло — по доброй воле студенты сюда забредают редко, но всегда можно сказать, что шла в библиотеку и заблудилась, уж этому точно никто не удивится. Еще издалека были слышны взрывы хохота и шум множества голосов — ага, в отсутствие ректора учителя тоже устроили себе вечер отдыха! Кот из дома — мышки в пляс…

Уже не скрываясь и не оглядываясь, Мира добралась до ректорского кабинета и только тут озадачилась, как же в него проникать. Отмычками пользоваться не умеет, да и нет их у нее вовсе. Обычный заговор отпирания тут явно не сработает, Ведьма уж точно позаботилась и о хитрых замках, и о надежных охранных заклинаниях… добро бы поднимающих тревогу, а то и настроенных на поражение злоумышленников — как бы не до самой смерти!

Вот только никакого зла она не помышляет, а всё исключительное доброе — ей бы разобраться, что не так с двумя пятикурсниками… и с Шазром… и… короче, что не так со всеми ними! Мира пригляделась: резное дерево двери не светилось никаким колдовским сиянием, и охранные знаки в воздухе не реяли, и ручка, пусть и выполненная в виде головы грифона, ни клюв, ни зубы не скалила.

Просто следила за девушкой круглыми красными глазками.

Лесовичка испуганно выдохнула: получилось что-то вроде тихого вскрика-писка. Ручка моргнула. Мира осторожно присела напротив на корточки, на всякий случай подальше — а ну как ухватит за нос? И продержит так до возвращения хозяйки…

— Добрый тебе вечер. Можно я войду? Я ничего плохого делать не буду. Ни шалить, ни мусорить, ни воровать, упаси боги! Мне нужно только кое-что почитать, и только для пользы, всеобщей пользы — и Академии, и студентов, и госпожи ректор… — Мира помедлила, красочно представив, что бы на это сказала сама госпожа. Ручка-грифон неотрывно следила за ней. Глаза становились ярче, словно внутри разгорался интерес… Или злоба охранного пса? В данном случае — охранного грифона. Уф. Был бы грифон по-настоящему живой, а не магической вещью, давно бы уже его уговорила!

— Госпожа ректор мне доверяет! (Ну или доверяла до этого.) Сказала: так и так, присматривай за теми двумя. А как я могу, если даже не знаю, что и как, и в какую сторону вообще смотреть? Вот скажи мне — как?!

Ручка с металлическим скрежетом внезапно раззявила клюв, словно и впрямь хотела ответить. Или продемонстрировать неблагонадежной студентке внушительные зубы-гвозди.

— Ну правда! — с отчаяньем продолжила Мира. — Очень надо! Честно-честно! Я быстренько — туда и обратно! Ну, миленькая, ну, ручечка, пусти меня, а?

Дверной грифон оставался непоколебим.

Посрамленная лесовичка села на пол и обхватила колени, уткнувшись в них подбородком. Ничего не получается! Может, и правда надо было попросить Артура-Криспина помочь в вылазке? Ага, и как бы потом объясняла парням, что хочешь изучить их личные дела?

— Ну пожа-алуйста… — безнадежно выдохнула Мира, собираясь встать и отправиться восвояси. И замерла. Со скрипом, разнесшимся, казалось, по всей Академии, дверь приоткрылась — ровно настолько, чтобы за нее могла проникнуть одна мелкая лесовичка. — Ой, что, правда можно?!

Повернувшаяся набок ручка-грифон подмигнула ей красным огоньком глаза: мол, проходи давай, чего застряла!

— Спасибо-спасибо… — С последним «спасибо!» лесовичка ввинтилась в щель, дверь тут же закрылась, но не до конца, оставив тонкий световой абрис. И хорошо, а то бы сразу подумалось, что это ловушка, что грифон запер ее до прихода ректора. Хотя… Напрягая зрение, Мира огляделась: может, ловушки еще предстоят?

Словно пожалев ее глаза, в кабинете тут же зажегся свет: неяркий, в разных концах комнаты. В том числе и возле вожделенных шкафов. Махом очутившись возле первого, Мира уловила краем глаза сияние справа: там, в незамеченной раньше глубокой нише, стоял застекленный стеллаж. Вот тут никакого освещения не требовалось — светились сами вещи. Девушка разглядела большую брошь из разноцветных камней, черный деревянный жезл с вырезанным рисунком, металлический кубок, оплетенный бесконечной вязью гравировки… и поняла, что уже практически уткнулась носом в прозрачную преграду, а стекло то там, то сям посверкивает голубыми вспышками, недвусмысленно предупреждая: вот это — точно не для тебя! Очнувшись, Мира отступила: и не собиралась, просто полюбопытствовала…

С осторожностью коснулась ручки ближнего шкафа: а ну как шарахнет чем-нибудь! Обошлось. Сопровождавший ее по кабинету круглый оранжевый фонарик услужливо осветил темную глубину, заполненную папками, стопками бумаг, писем и свитков. Ы-ы-ы… И как тут что-то найти?! У ректорши явно имелась своя система, но Мира-то ее не знает!

Разве что попробовать заговор, который помогает разыскивать потерянные вещи?

…Подействовало!

Но, видимо, она нечетко сформулировала, чьи именно дела хочет глянуть, и сначала под руку подвернулись папки первокурсников. Мира перебирала их, тщательно складывая в том же порядке. Пальцы задержались было на папке «Баронесса Шлосская Амариллис…(и прочая-прочая)», но время поджимало, и лесовичка наконец выхватила из стопки дело, помеченное большими буквами «ГНОМ?!» Именно так, как будто Главная Ведьма крайне удивилась появлению в своей Яшмовой Академии подобного студента. Мира быстро скользила пальцами по, видимо, обязательным графам: раса… место рождения… дата рождения… родители… И, непроизвольно охнув, прикрыла рот рукою: вот теперь понятно, почему на Шазра так ополчились его собратья-гномы! Угораздило же парня родиться в подобной семейке! Перелистнув страницу, прочла следующий заголовок: «Способности».

Но какие именно таланты имелись у Шазра, узнать уже не успела: что-то заставило ее вскинуть взгляд и увидеть, как светлый абрис двери пересекла чья-то тень…

Мира сидела, скрючившись в три погибели под столом, на всякий случай прикрыв руками рот и нос — чтобы не засекли ее дыхание — и слушала, как незваный посетитель занимается ровно тем же самым, чем занималась она за минуту до. Каким образом в одно мгновение у нее получилось сунуть папки на место, прикрыть шкаф и юркнуть под стол, лесовичка и сама себе объяснить не могла.

Когда неизвестный, едва приоткрыв дверь, проскользнул в кабинет осторожно и беззвучно, Мира немного обрадовалась: главное — не сама ректор!

Но теперь задавалась вопросом: а кто тогда? Если судить по штанинам и внушительным размерам ботинок, переминавшихся в каком-то полуметре от нее — некто мужеского пола. Жаль, что она никогда не приглядывалась к мужской обуви… Студент? Преподаватель? Кто-то из вымирающего вида академической прислуги? Коли посетитель так уверенно, не оглядываясь и не рыща, направился прямиком к шкафам, бывал он здесь куда чаще и больше, чем какая-то первокурсница. А раз двигался так беззвучно и сноровисто — возможно, проделывал подобное уже не раз. Только обнаружив, что дверь открыта, чуть замешкался у порога. Но после наверняка решил, что ректорша сама забыла ее запереть…

Мира осторожно переменила позу. Когда он наконец наглядится на то, ради чего пришел, и уберется, наступит ее черед. Давай скорее, а, беззвучно обратилась лесовичка к столешнице над собой. Тут уже целая очередь на просмотр скопилась!

И опять она не успела.

Оба непрошеных гостя услышали, как по коридору разнеслось эхо приближавшихся шагов. Уверенных, энергичных. Звучно впечатывающих в пол металлические подковки высоких каблуков — поди, еще и искры из камня высекают!

Возвращалась Главная Ведьма.

Мира увидела, что ноги нечаянного напарника по проникновению в ректорскую метнулись к шкафу (возвращать дела на место, как она сама чуть раньше), и сноровисто поползла между гнутых ножек массивных стульев к середине длинного стола. Авось там, в глубине и в темноте, ее не заметят, а когда хозяйка пройдет в свое смежное с кабинетом жилье, Мира потихоньку выскользнет в коридор…

Перестаралась. Стол внезапно кончился, и набравшая скорость лесовичка вылетела из-под него чуть ли к порогу, за которым уже в голос ругалась госпожа ректор, недоумевавшая, как она, раззява такая-этакая, забыла запереть за собой дверь. Мира попятилась обратно, сдвинула задом оглушительно заскрежетавший по полу стул и, окончательно потеряв голову, кинулась к открывавшейся двери: спрятаться за ней, авось не сразу заметят!

Шагов она не услышала, но ее внезапно схватили, сдавили, выдохнули на ухо: «куда, дура!» — Мира, запоздало пискнув, замерла, перестав дышать от страха и железной хватки неизвестного. Ее тут же толкнули вперед, в тесноту и темноту, крепко придавили к стене…

И дверь в узкий шкаф, в который нырнули двое, аккуратно прикрылась — ровно в тот момент, когда всю ректорскую залило ярким светом.

Продолжая пенять самой себе на забывчивость, в кабинет прошествовала хозяйка. Сквозь неплотно прикрытую дверцу было видно, как по мере продвижения Ведьма скидывает на стол ридикюль, шляпку, шарф, макинтош, накидку… Приостановившись в торце стола, выдернула шпильки из затейливой сложной прически — обрушилась волна длинных тяжелых, влажно поблескивающих волос, укрывших ее не хуже одежды. Женщина взялась за высокий кружевной ворот, откалывая драгоценную камею, пальцы побежали по мелким перламутровым пуговицам белой блузы… Эдак они вскоре невзначай познакомятся с тем, что носит ректор под верхним платьем! Спохватившаяся Мира взяла своего близкого соседа за подбородок, поворачивая к себе его лицо — негодник, смотрит себе, даже и не подумал отвернуться! Света, проникавшего в щель, было достаточно, чтобы сразу узнать напарника по незаконному проникновению, а сейчас и по игре в прятки. Длинное лицо, крупные нос и губы, темные широкие брови — и вечно недобро суженные темные глаза. «Что?» — проартикулировали его губы. Мира выразительно нахмурилась: мол, и тише, и не смотри! И не подумал послушаться; увидев, как вновь поворачивается его голова (а там уже в расстегнутой ректорской блузе красуется атласно-кружевная сорочка!), лесовичка опять ухватила Криспина за лицо — для надежности теперь обеими ладонями. Кому сказала, на меня смотреть!

Услышав, как ректор вздохнула устало, мимолетно посочувствовала: непросто, наверное, улещивать столичных денежных мешков да угождать им! Шаги — уже не такие энергичные и громкие, похоже, скинула свои каблучищи — туда-сюда по комнате (раздевается дальше? проверяет свои запертые сокровища?) стихли после скрипа отворяемой двери. Ушла к себе в комнату? Можно уже выходить?

Мира глянула на Криспина: сквозь опущенные ресницы поблескивает темный взгляд, крупные губы приоткрыты. Девушка энергично мотнула подбородком: ну что, пошли? Качнул головой: нет, еще постоим. И долго им тут торчать, пока ректорша не уснет, что ли? А вдруг у той бессонница случится? Мира переступила с одной онемевшей ноги на другую, и парень прижал ее сильнее, упершись ладонями и лбом в стенку шкафа над ней: боится, что сейчас вновь бездумно рванет наружу, спалит обоих?

Какой же он горячий — словно хорошая печка! И очень сильный, с таким захочешь не справишься, про огневую схватку и вспоминать нечего. Дышал глубоко, длинно, будто во сне. Не то что она: от пережитого страха и шкафной тесноты-жары дыхание только убыстрялось, сердце колотилось так часто и громко, что Мира всерьез боялась, как бы не услышала ректор в соседней комнате. Шепнула в склоненное над ней лицо: «Бежим?» Криспин помедлил и наконец-то отлип от нее и от шкафа. Прислушался, склонив голову набок, кивнул, взял за руку и аккуратно открыл дверцу. Двое бесшумно добрались до выхода; дверная ручка, с этой стороны самая обычная, без магических затей, повернулась легко, тяжелая дверь даже не скрипнула, и через мгновение студенты уже на цыпочках бежали по коридору. Перед тем как завернуть за угол, Мира помахала рукой ручке-грифону, выдохнув: «Спасибо!» Грифон подмигнул ей красным веселым глазом.

Оба прислушивались, не несется ли вдогонку все-таки засекшая проникновение хозяйка, мало ли у той охранных амулетов и заклинаний в кабинете имеется? Однако ректорша так и не появилась: может, уставшая, решила отложить разборки на завтра. И правда, куда они от нее денутся?

Притормозили, лишь когда поблизости послышались голоса студентов. Мире понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, почему в Академии никто не соблюдает комендантский час — из-за удаленности и сумрака коридоров казалось, что уже давно царит глубокая ночь. Старшекурсник огляделся и толкнул лесовичку к стене. Навис угрожающе; еще не хватает, чтобы придавил, как раньше в шкафу!

— Какого… демона ты полезла в кабинет ректора?!

Девушка заелозила, ища путь к бегству — куда там, так и продолжает крепко держать за руку!

— Мне надо было кое-что посмотреть…

— Что посмотреть?! Счета? Манускрипты? Сейф? Что?!

Мира немедленно заинтересовалась:

— А там есть сейф? А что в нем такого хранится?

Отмахнулся.

— Сколько тебя знаю, столько и вытаскиваю из какой-нибудь… передряги! Ты можешь хоть раз подумать головой, а не… не задницей?

Лесовичка обиженно запыхтела: ну, есть немножко! Но ведь она его тоже вытаскивала, вот! Когда от самострела спасала!

— Зачем ты туда полезла? Говори быстро! — И впрямь злится, не притворяется и страху не нагоняет: в глазах разгораются огоньки гнева. Соврать не получится.

— Посмотреть…

— Что посмотреть?

— Личное дело.

— Чье?

— Ну… Шазра, например…

— Понятно. Значит, «братец» тебе не всё рассказывает? Знаешь ведь, что любопытство кошку сгубило? Мне-то в любом случае ничего не будет, а засеки Марго тебя, вылетишь из Академии на раз-два! Давай проваливай немедленно, пока я себя еще в руках держу!

— Не могу-у я провали-иться! — проныла Мира.

— С чего это не можешь? — с презрением поинтересовался Криспин. — Ножки вдруг отказали?

— Ты меня за руку держи-ишь!

Парень посмотрел вниз и обнаружил: в самом деле держит! Разжал пальцы (Мира потрясла онемевшей рукой), круто развернулся и ушел.

— Нет, а ты-то! — закричала ему вслед расхрабрившаяся лесовичка. — Сам-то зачем в ректорскую полез?!

Только и дернул плечом, не оборачиваясь. Вот и что ты с ним будешь делать? Ему так все можно: и в ректорскую проникать, и в личные дела глядеть, и в шкаф ее запихивать, за руку хватать… И орать на нее, да.

Уф. Но все же хорошо то, что хорошо кончается, заключила лесовичка и побрела на впрямь ослабевших ногах в общежитие.

Всю неделю Мира напряженно приглядывалась к ректорше: не засекла ли их с Криспином, не вынашивает ли коварных планов наказания? Но Главная Ведьма вела себя как всегда — то есть пыхала огнем и ядом. Преподаватель Игнисологии тоже как будто вообще в ректорскую не проникал и вместе с лесовичкой в шкафу не сиживал: привычно всех строил и ехидничал.

В конце концов и Мира успокоилась.

Как ни странно, но в следующий выходной ей с Шазром все-таки разрешили выход в город вместе с остальными студентами. Не больно-то ректорша последовательна: то в Академию не принимает, то принимает, то из Академии не выпускает, то выпускает…

Не результат ли это визита попечителей? Может, те и впрямь навели порядок, и покушений — непонятно на кого — теперь больше не будет?

Правда, всех первокурсников обязали быть одетыми в студенческую форму; цитируя ректоршу: «чтобы мирные граждане знали, с кем имеют дело, и могли вовремя спастись!». Будто студенты какие-то убийцы или тати ночные, право слово! Впрочем, уже опытные «гуляльщики» шли на хитрость: едва медно сиявшие Ворота Академии скрывались из виду, скидывали форменное верхнее платье, пряча в кустах или сдавая на хранение в ближайшую лавку, за малую копеечку с готовностью идущую навстречу нуждам студентов. Особенно девушки. Особенно Амариллис, которая наконец-то могла продемонстрировать свои платья восхищенным провинциалам: ведь в Буржбе эти наряды останутся «последним писком моды» еще очень долго после того, как такие же в столице издадут свой последний предсмертный хрип…

Баронесса и потащила друзей на вившуюся вдоль берега знаменитую Златую улочку: показать магазины и себя заодно. Даже Шазр охотно сновал за девушками от двери к двери, с любопытством крутя головой по сторонам, глазея на затейливые яркие вывески, уличные лотки, заваленные всякой всячиной, на представления, разыгрываемые на площадях бродячими акробатами и музыкантами, на разнообразный люд в непривычных одеждах: Буржба и впрямь была большим торговым портом, куда съезжались (сплывались) жители множества герцогств-княжеств-королевств Волчьего полуострова и где можно было найти самый редкий и удивительный товар.

Вот как эти черно-красные кружева, которыми Ама сейчас трясла перед лицом подружки: гляди, что за прелесть, что за неожиданность встретить — здесь! — кружева из самого Катра! Рядом ужом вился приказчик, привлеченный то ли внешностью незнакомки, бесплатно рекламирующей его товар, вон и другие заинтересованные покупательницы подтягиваются, то ли возможностью близкой поживы: ведь сразу видно, что красавица-девица не из простых. Мира послушно восхитилась невесомостью-прозрачностью кружев, изяществом сложного узора, но при этом всё косилась на атласные ленты, блестящими разноцветными катушками сложенные на соседних полках: вот где красота неземная!

Воспользовавшись тем, что Амариллис снизошла до подробной лекции для любопытствующих дам и девиц о преимуществах катрских кружев перед всеми остальными, лесовичка протиснулась к лентам. Вот этими можно украсить форму; хотя она по-прежнему лесовичке нравилась, но почему ей не стать краше, тем более рядом с такой яркой птичкой Амой? А теми можно вышить корсаж единственного нарядного платья, лежащего сейчас в сундуке; Мира, как и Шазр, дисциплинированно вышла в город в форме Академии. А вот эта — девушка потянула ленту за кончик — так и просится в волосы! Лесовичка заглянула в зеркало, приложив атласную ленту к перекинутой на грудь косе. Цвета свежей весенней зелени, с вышитыми веселыми одуванчиками (на одном конце ярко-желтым, на другом — пушисто-белым), та подчеркнула зелень ее собственных глаз, будто зажгла в них по веселому ясному огоньку. Ах, красота какая!

— Будете брать? — осведомились над ухом. Мира мельком глянула на цену, расширила глаза и с виноватой поспешностью смотала ленту на катушку обратно.

— Ой, нет, пока не буду!

Обернулась и обнаружила, что на нее смотрят улыбающиеся синие глаза старосты. Машинально поискала за его плечом… Ага, вон и Криспин, стоит, сунув руки в карманы, и разглядывает рулон черного бархата, словно ничего занятнее в жизни не видел. Значит, и их ректорша выпустила наконец в город. Оба парня, конечно, не в студенческой форме!

Артур кивнул на полку с лентами.

— Передумала? Зря, цвет тебе очень к лицу.

— Ну да, подумаю, повыбираю еще, — промямлила Мира. Ох и цены у них тут, в Буржбе!

Ощутив взгляд девушки, Криспин повернул голову, посмотрел хмуро: мол, чего тебе?!

— Что так смотришь? — спросил и Артур. — Соскучилась по нам?

— Да, — просто согласилась Мира и вспыхнула, когда староста улыбнулся еще шире, синие глаза засияли. Будто и он тоже рад ее видеть.

— Тогда пойдем вместе погуляем? Мы тут всё тебе покажем, ты ведь вообще первый раз в город вышла?

— Ага, в первый, но я же не одна! — Мира указала на радостно машущую им Амариллис: на ту одновременно наседали приказчики и покупательницы, не желавшие выпускать «вестницу мод» из своего заинтересованного кружка. — Еще и Шазр где-то здесь, — лесовичка поискала глазами, — был…

— Ну так пойдем все вместе, — легко согласился Артур.

Криспин выразительно кашлянул. Глянув на его кислую физиономию, Мира пробормотала: «Я тогда вас на улице подожду». И ускользнула от греха подальше.

Вытащить из лавки увлекшуюся модным просвещением провинциалов баронессу удалось далеко не сразу. Притомившиеся ждать Мира с Шазром даже разбрелись по ближайшим магазинчикам сообразно своим интересам: гном вошел в оружейную лавку, лесовичка нырнула в обнаружившуюся за углом книжную.

Тут было сумрачно, пахло старой бумагой, книжной пылью и кожей. Маленький древний продавец кивнул в ответ на Мирино приветствие и вновь погрузился в чтение, наверное, сразу забыв о ее существовании.

Девушка двинулась вдоль стеллажей, доверху заваленных томами разной степени потрепанности: некоторые совсем без обложек, у других торчали обветшалые листы, у третьих стерлось не только название, но и даже часть букв на страницах. Мира вела пальцами по пыльным фолиантам; внутри все сладко сжималось в предвкушении, известном только настоящему книгочею: ведь в каждом до поры скрывается новый, неведомый, удивительный мир, только и ждущий, когда его откроют…

Где-то за полками шуршали то ли такие же безмолвные покупатели, то ли книжные мыши, наверное, питавшиеся исключительно бумагой, приправленной пряностями просыпавшихся из книг букв: может, здесь и мышки грамотные и премудрые? Лесовичка открывала первую попавшуюся книгу, проглатывала пару страниц, выхватывала следующую. Некоторые тома, особенно в неровных верхних стопках, так запылились, что было ясно — их давно, а может, и никогда вообще не просматривали. Да тут интереснее даже, чем в библиотеке: там ведь все каталогизировано и подписано, а здесь каждая книга — открытие и откопанный клад! Кажется, уже ясно, какой у нее будет самый любимый магазинчик в Буржбе…

Прозвенел колокольчик, раздались быстрые шаги, а потом и знакомый до боли голос. Лесовичка аж присела от неожиданности.

— Добрый день, мастер Криспин, — подтвердил ее заочное узнавание хозяин. — Что-то давненько вы к нам не заглядывали!

Воровато, будто застигнутая за чем-то запретным, Мира приткнула только что вытащенную книгу обратно на полку. Хотя ей самой уже впору предъявлять претензии старшекурснику: вот что он за ней по пятам ходит?!

Осторожно двинулась между шкафами к выходу. Хозяин и студент обсуждали заказ каких-то книг — то ли для самого Криспина, то ли для академической библиотеки расстарался… так и есть, вон обещает денежку от ректорши! Старик предложил посмотреть новинку, прекрасно, она как раз уйдет незамеченной, без летящих вслед язвительных замечаний…

Но почти добравшись до выхода, Мира вросла в пол, услышав, как Криспин смеется. Он что, умеет это делать?!

Осторожно, словно улитка из раковины, лесовичка выглянула из-за прикрытия стеллажа. Парень стоял к ней спиной, навалившись на стойку и листая какой-то фолиант. Оживившийся хозяин вытянулся перед ним во весь свой невеликий рост и язвительно уличал старшекурсника то ли в невежестве, то ли в глупости. Криспин в ответ лишь кивал и посмеивался. Видно, уж очень до́бро и долго они знакомы — хотелось бы увидеть студента, посмевшего так распекать академического библиотекаря! Чудеса, да и только!

Тут старичок бросил острый взгляд поверх очков:

— Что барышня желает?

Ой! Увидев, как Криспин начинает оборачиваться, растерявшаяся Мира вместо того, чтобы кинуться к выходу, протянула руку и ухватила первую попавшуюся книжку на верхней полке.

— Вот… Вот эту хотела!

Застрявшая книга поддалась только сильному рывку — вместе с возвышавшейся над ней неустойчивой стопкой. И быть бы Мире погребенной, а то и серьезно травмированной книжной лавиной, если б не старшекурсник. Пара широких стремительных шагов — и Криспин удержал двумя руками готовые обрушиться полки, ненароком придавив собой и нарушительницу равновесия. Девушка осторожно глянула на него снизу. Вытянувшийся студент быстро выравнивал, заталкивал обратно на поскрипывающие полки книги, рвущиеся на свободу вслед за своей товаркой. Опустив глаза, посмотрел на Миру — недавняя беспечная улыбка таяла, возвращая взамен знакомое замкнутое выражение.

— Ну-ка, ну-ка, и что же интересует сейчас первогодков ЯМА? — послышалось из-за его спины. Криспин, похоже, только сейчас сообразил, что прижимает девушку к полкам — быстро отстранился, и Мира, как была с неизвестной книгой в руке, шагнула к хозяину магазинчика. Старик посмотрел на обложку — сначала в очках, потом, словно те мешали, поднял их на лоб, поднеся книгу близко к глазам, пошевелил губами, проговаривая название, и бросил на девушку быстрый взгляд.

— О. Даже так?

— Что там? — полюбопытствовал Криспин, и Мира насторожилась: не дай боги, она невзначай вцепилась сейчас в какое-нибудь пособие типа «Как сделать мужчину счастливым ровно за семь дней. В скобках: ночей». Такого рода книжку, нелегально протащенную в Академию, с подробными иллюстрациями (!), невероятно потрепанную (наверное, не одно поколение женщин, озабоченных счастьем своих мужчин, штудировало этот ценный фолиант), им в глубокой тайне обещала передать после прочтения соседская комната. Но, к великому разочарованию не успевших приобщиться, книга была найдена и конфискована бдительной комендантшей. Громогласно сетовавшая на падение нравов современной молодежи Батильда метала громы и молнии и грозилась отчислением всем заинтересованным лицам. Но раз никаких репрессий не последовало, похоже, пособие так и осело в недрах комендантской комнаты. Для подробного изучения степени разлагающего влияния на неокрепшие девичьи умы, надо полагать.

Мира косилась на вожделенный выход, переминалась с ноги на ногу и желала лишь, чтобы хозяин отвлекся на какого-нибудь другого покупателя; только где ж его взять? Надо быстренько спросить цену на выбранную книжку, сообщить с печальным видом, что слишком уж дорого, и удрать отсюда!

Но поведение старшекурсника ее заинтриговало: парень внимательно оглядел протянутую хозяином книгу, тщательно потер обложку обшлагом рукава, стирая то ли пыль, то ли само название, пролистнул пару страниц и уставился на продавца.

— Во имя всех богов, Джаспер, откуда у вас это?!

— Да я уж и не упомню, — отозвался хозяин, аккуратно вынимая томик из пальцев студента; тот, казалось, пытался не отдать, да не вышло. — И думать о ней забыл, считал, потерялась или украл кто… А она во-он куда завалилась! — Все трое машинально подняли взгляд на полку, расположенную ровнехонько напротив хозяйского стола: да, уж очень далеко-далёко книга «завалилась»! Старик улыбнулся Мире всеми своими морщинами. — У девушки на редкость острый глаз!

— У девушки редкий талант оказываться там, где не надо!

— А у некоторых просто настоящий дар постоянно ворчать да на людей наговаривать! — не осталась в долгу лесовичка, протискиваясь мимо парня: надо же узнать, на что у нее такой острый глаз случился! Хозяин осторожно, обеими руками, словно нечто очень хрупкое, выложил перед ней черную потертую книгу. Название бурое, как запекшаяся кровь, выцвело до неразличимости, не разглядишь, пока не повертишь, так и эдак подставляя обложку к свету.

— Драконий словарник, — прочла Мира. — Ишь ты…

И что они так всполошились? Просто книга буквально мертвого языка вроде древнехазратского, поскольку вымерли и говорившие на нем, не с кем теперь толковать… Перевернула коричневатые толстые страницы: буквы или слова — резкими углами, черточки-штрихи. Напротив перевод. Ну разве кому приспичит изучать какие-нибудь древние драконьи рукописи…

— Очень интересные рисунки, — вежливо сообщила Мира наблюдавшим за ней: хозяин по-прежнему ярко лучился всеми своими морщинами, Криспин смотрел настороженно и подозрительно, будто ожидал, что она возьмет и тут же запросто прочтет какое-нибудь драконье слово. Поля книги впрямь украшали затейливые мелкие рисунки: всмотришься или, наоборот, глянешь мельком, и вдруг проступает тут глаз, там лапа, здесь цветок… — Ну раз уж она такая редкая, оставьте себе, у меня и денег-то…

Но старичок неожиданно рассмеялся:

— Э-э-э, нет! Эта книга сама вас выбрала, милая девушка! Так что вам она не будет стоить ни четверти медяшки.

Старшекурсник бурно запротестовал, но хозяин отрезал неожиданно сурово:

— Не будем спорить, вы ведь знаете книжные правила, мастер Криспин! — И парень умолк, глядя на лесовичку чуть ли не с ненавистью. Ишь как разобрало библиотекаря, что не ему такая редкость досталась!

Потому в конце концов Мира вышла с неожиданным — но бесплатным! — приобретением под мышкой. Выскочивший следом Криспин преградил лесовичке дорогу.

— Отдай ее мне!

— Хозяин же сказал, что книга меня выбрала!

— Если добровольно откажешься и отдашь, книга примет меня как своего нового хозяина…

— И с чего бы я тебе ее отдавала? — холодно вопросила лесовичка, отыскивая взглядом Артура или задержавшихся друзей — всё сгодится, лишь бы отвлечь настырного старшекурсника от ее персоны! И от ее внезапной книжки.

Пусть даже та Мире совершенно ни к чему.

Криспин словно услышал мысли девушки:

— Тебе она все равно совершенно ни к чему… Вот скажи, что ты с ней будешь делать? Ты ведь неумеха, ничего не знаешь и не понимаешь, только навредишь книге, себе и окружающим!

С чего этот умник корит ее неграмотностью? Если она чего не знает, изучит понемногу: собирая по ягодке, соберешь и кузовок! Еще и пугать вздумал!

— Картинки в ней буду рассматривать! — с досадой отрезала Мира.

Криспин чуть не задохнулся от такого кощунства, но тут наконец из магазинов один за другим вышли студенты, Мира с облегчением кинулась им навстречу.

— Ну что вы так долго?!

Артур кинул взгляд на бледного от бешенства приятеля — только что кулаки не сжимает — и понимающе присвистнул.

— Кажется, познавательные экскурсии по Буржбе сегодня отменяются! А пойдемте-ка сразу в наш любимый кабачок! Кормят там от пуза, и цены студенческие!

Мира радостно согласилась вслед за уцепившейся за старостин локоть Амой и кивнувшим гномом (тому было все равно куда идти, главное — с кем). Уж при всех-то Криспин не сможет ее донимать требованием отдать Драконью книжку!

— Ах, хорошо! — Усталая и довольная Амариллис повалилась на кровать, раскинув руки. — Вот это я и называю — общаться со статусными! Приди мы одни, думаешь, кабатчик так с нами цацкался бы? А тут прямо на цыпочках, по первому зову…

— Еще и Артур заплатил за еду, — согласилась практичная Мира.

— Скажи же, душка! Ты хоть что-нибудь купить успела?

Мира предъявила книгу, и заинтересовавшаяся было соседка разочарованно откинулась на подушки.

— Горбатого могила исправит; что ты, что Шазр — зануды невозможные! Гном тоже купил какую-то древнюю металляшку. А вот мне шелковые чулочки подарили!

— Прямо-таки подарили? Это кто же?

— Хозяин лавки. Я своими рассказами о столичной моде сделала ему недельную выручку. — Баронесса неожиданно встревожилась: — Или стоило взять проценты с сегодняшних покупок? Ах, наверняка прогадала!

— Может, и стоило… А где же ты их будешь носить? — Лесовичка бережно рассматривала на свет невесомые чулки-сеточки.

— Как «где»? Да здесь же, в Академии! Ректорше ведь пока не пришло в голову заглядывать нам под юбки. Хотя это было бы пикантно!

Представив подобную ежеутреннюю процедуру, подруги расхохотались.

У него не было никакого желания общаться с пьющими женщинами. Кокетливые девчонки, охотно знакомившиеся с парой симпатичных парней, угощались хмельным умеренно — лишь для поддержания веселья и пущей раскованности. Пьяниц же, теряющих человеческий и особенно женский образ, он всегда брезгливо обходил стороной. Вон как эту, сидевшую в углу, скрытую тенью и занавесью распущенных рыже-черных волос. Периодически из-за батареи опустошенных бутылок и кувшинов вздымалась рука, и голос, с каждым разом все более бессвязный, возвещал, что ее обладательница опять мучается от жажды.

— Ну сильна-а! — с веселым восхищением прокомментировал приятель, когда к соседнему столу пробежала служанка с очередным кувшином.

— Это еще что! — посулила возвращавшаяся разносчица. Вытерла разгоряченное лицо концами завязанной на шее косынки. — Потом еще и буянить начнет: посуду бить, морды!

— И часто она так?

— Да не-е… Появляется от силы раз в год в одни и те же дни — и ну надираться! Потом уборки от нее! Но хозяин не против, она же всё оплатит, еще и с лихвой. Похоже, из благородных-запойных — дает иногда себе волю… Да иду я уже, иду, ради всех богов, и вздохнуть-то не даете!

— Ну что, двинулись? — спросил приятель, удерживавший на колене хорошенькую белошвейку. — Нам же до рассвета надо успеть вернуться!

Девушка задорно подмигнула.

— Пошли-пошли, красавчик! У меня такая соседка — огонь! Не пожалеешь!

Он поднялся, вытаскивая из кармана деньги, чтобы расплатиться — и все трое разом обернулись на протяжный стон. Женщина в углу уронила голову на руки, дергая себя за волосы — такие длинные, что, рассыпавшись по столу, они свешивались и доставали до пола. И стонала-стонала — то ли от боли, то ли в своем хмельном забытье…

Белошвейка сказала безразлично:

— Вот надралась… Идемте уже?

— Идем. — Двинувшийся с ней в обнимку приятель оглянулся — а он все медлил, глядя, как длинные, без колец, пальцы погружаются в копну волос и отчаянно дергают пряди: так иной раз прикусываешь руку, чтобы не вскрикнуть от иной, более сильной боли… Вглядевшийся в его лицо друг раздраженно ухмыльнулся.

— Поня-ятно! Он сегодня больше желает получить по физиономии, чем хорошо провести время! У каждого свои вкусы, конечно! Пошли-пошли, уговаривать его при таком настрое бесполезно! Счастливо повеселиться… кретин.

Он незлобиво изобразил вслед неприличный жест и вновь опустился на лавку. Если бы друг знал, кого именно ему напомнил этот стон и эта поза отчаянья…

Вот тогда бы он разозлился по-настоящему!

Выцедил из кувшина остатки пива, прикинул, не заказать ли еще, и передумал: сегодня ему нужна ясная голова и не нарушенная координация.

Потому что он собирался — ни много ни мало — проследить, чтобы с пьянчужкой в эту ночь ничего не случилось. Хотя местная обслуга к нечастой и платежеспособной посетительнице на редкость лояльна, сегодняшний сброд, веселившийся в их любимом кабачке «Дырявая бочка», ему категорически не нравился. Да и кое-какие фразы и взгляды с ближних столов на пьяную соседку настораживали. Неизвестно, имеются ли у той при себе драгоценности и кошелек, но… у женщины всегда есть что взять кроме. А судя по гладкой коже рук, утопавших в дорогих кружевах, и блеску богатых волос, пьяница была еще во вполне… употребимом возрасте. Проклиная собственное ненужное — возможно, прежде всего этой выпивохе — чувство ответственности, он откинулся на стену.

Вероятно, придется торчать здесь до самого утра…

Несколько раз приходилось вставать и демонстративно присаживаться на угол стола, покачивая ногой и поигрывая тяжелой пивной кружкой. Оценив ширину его плеч, выражение лица и недвусмысленную позу, не до конца утопившие в хмеле мозги «злоумышленники» отказывались от своих планов и возвращались к столам, уже оттуда отпуская громкие оскорбительные замечания и варианты того, что «ведьмачий выродок» будет делать с этой самой дамочкой. Он благодушно пропускал все мимо ушей. Да еще и слегка «подмазанный» вышибала Грызик постоянно околачивался неподалеку — а тут уж не смел лезть на рожон даже самый распоследний буян и пьяница квартала.

Женщина спала.

Он надеялся, что так и проспит до утра и мирно уберется к себе… ну, допустим, на Верхние улицы, но нет — какая-то пара часов, и пьянчужка зашевелилась, выпрямилась, огляделась сквозь занавес волос, сообразила, где находится и что градус хмельного в ее организме угрожающе понизился. Вновь взметнулась рука, хриплый голос прокаркал:

— Эй! Кувшин вина сюда!

Устало вытиравшая опустевшие столы подавальщица аж вздрогнула. Буркнув: «вот же… и впрямь бочка бездонная!», потащилась на опухших ногах к стойке. Он дал отмашку: не надо! Шагнул к столу, опершись на него обеими руками, раздельно произнес:

— На сегодня хватит. Где вы живете? Вызвать вам экипаж?

Пьяница вскинула голову, приподняв, как покрывало, прядь волос с одного глаза (черного по жизни или от расширенного зрачка?), уставилась на него.

— Ты еще кто такой? Я не по этой части, проваливай! — Вдобавок и по лицу ему вяло съездила, слегка оцарапав щеку. — Эй, вы что там, оглохли? Вина, я сказала!

Он вздохнул. Надеялся этого избежать… Подхваченная под мышки, а потом взваленная на плечо женщина поначалу просто висела в его руках вялым мешком. Сообразив наконец, что что-то не так, разоралась, кляня его на все лады и пытаясь отлупить кулаками, коленями и носками сапожек. Ухмылявшийся Грызик протянул оговоренный заранее ключ. Охнув от особо удачного пинка, он бросил вышибале на ходу:

— Отнесу наверх и запру; выпустишь, как проспится. Да хватит уже драться, сейчас я вас отпущу!

Сопротивлявшихся женщин ему еще таскать не приходилось, и он поклялся, что больше и не придется. Та не только орала, грязно ругалась и брыкалась, но и цеплялась за все встречное-поперечное: поздних посетителей, стулья, столы, перила лестницы, двери, косяки… Сделав пару шагов до кровати, он не слишком бережно свалил пьянчужку на одеяло.

— Угомонитесь уже и протрезвейте хоть немного! Скоро утро.

Повернулся к двери и обнаружил, что не может двинуться с места — женщина ловко ухватила его за рубашку и приказала совершенно трезвым голосом:

— Выпей со мной!

— Вам всё еще мало? — Он попытался разжать ее пальцы и обнаружил, что где-то на коротком пути зал-лестница-комната «подопечная» умудрилась реквизировать бутылку и теперь, не выпуская его рубашки, делает из нее большие глотки. — Да вы до смерти хотите упиться, что ли?!

Попытался забрать вино — женщина увернулась, привалилась спиной к стене. Натянутая рубашка затрещала. Сказала по-прежнему трезвым сиплым голосом:

— А и умру — никто не заплачет! Выпей со мной. Не могу… сегодня ни минуты не могу быть трезвой.

— Отпустите — выпью.

— Выпьешь — отпущу.

Еще и показательно дернула за подол выпростанной из штанов рубахи. Шелк затрещал, он вздохнул — рубашка была любимой. Сказал нетерпеливо:

— Да давайте уже вашу бурду!

Решительно запрокинул бутылку, глотнул «бурду» и поразился: у этой пьянчуги просто глаз-алмаз, каким-то образом она сумела ухватить самое лучшее и дорогущее вино — «Королевский рубин» из виноградников Хазрата! Наверное, хозяин хранил его для невесть с чего заглянувшего в кабак герцога, а то и самого короля. Вино — терпкое, сладкое, густое, само лилось в горло. Опустив бутылку, он отчитался:

— Вот, выпил!

Женщина забрала протянутое вино и отпустила его рубаху.

— Ну и иди теперь.

— Поспите хоть немного, а? — вновь посоветовал он.

Оглянулся от двери. В слабом свете горевшей в коридоре масляной лампы разглядел забившуюся в угол «подшефную»: та не пила, исподлобья смотрела на свет, обняв и прижав к груди бутылку. Так прижимают к себе любимую игрушку несчастные испуганные дети. Он вздохнул и оперся рукой о косяк.

— Почему вам так хочется напиться сегодня?

Женщина или задремала, или настолько задумалась, что вообще забыла о его существовании — крупно вздрогнула и вскинула глаза. Ответила коротко:

— День такой.

— Какой?

— Который надо забыть. Вот у тебя есть что забыть?

Он дернулся, словно она ковырнула подсохшую болячку: еле различимые в треске и реве огромного огня крики умирающих, скользящие по раскаленному ночному небу черные крылатые тени… В другое время соврал бы, конечно.

— Да.

— Вот и пей.

Он помедлил.

— Хорошо. — Оттолкнувшись от косяка, шагнул, присел на угол кровати. — Тогда разделим бутылку на двоих?

Склонив голову, женщина некоторое время настороженно изучала его — наверное, опасалась, что он, торжествующе хохоча, убежит в ночь с ее драгоценным вином, — но все-таки протянула бутыль. Он сделал глоток: и ей меньше достанется, и когда еще доведется отведать столь редкостный напиток! На пару быстро прикончат бутылку, подопечная наконец угомонится, а он сам успеет вернуться до рассвета.

Передавали увесистую бутыль из рук в руки, делая по-братски… и по-сестрински… лишь по одному глотку. Молчали, слушая доносящиеся снизу редкие стихающие звуки и трели, выводимые одинокой осенней птицей за приоткрытым окном. Вино, несмотря на свой нежно-изысканный вкус, оказалось очень крепким. Вкрадчиво крепким. Разрушающим сдержанность, притупляющим осторожность, размывающим ясность мыслей… В какой-то момент он обнаружил, что уже вытянул на кровати ноги, что поверх его ног крест-накрест водружены ноги женщины в черных юбках и замшевых коротких сапожках, и что вдвоем заливисто смеются над какой-то (его? ее?) ужасно-ужасно смешной шуткой. В очередной раз забирая бутылку, пальцы — совершенно случайно, может поклясться! — скользнули по ее руке… какая нежная гладкая кожа! Женщина никак на прикосновение не отреагировала: даже когда он сплел ее пальцы со своими. Просто в свою очередь поднесла к губам бутылку. Он следил, как движется смутно белеющее в полумраке и в кружеве воротника горло, и плы-ыл… До такой степени, что вместо того чтобы вытереть винную каплю с уголка ее рта пальцем, потянулся и снял губами. Мгновение, сдерживая дыхание, двое глядели друг на друга близко, в упор — хотя что различишь в такой темноте, разве что блеск глаз! Она сказала:

— Так, — и отставила недопитую бутылку.

Какой-то миг — и он уже лежит навзничь на кровати, а женщина сидит на нем, сжимая его бока коленями. Он не успел ни заметить, как это произошло, ни удивиться, ни возмутиться — да и не хотелось, конечно! Даже когда вновь затрещал многострадальный шелк рубашки. Зато скоро в его ладонях оказались ее крепкие груди: сначала под кружевом блузки и тканью шемизетки… какое счастье, что она не носит корсет… а потом все это куда-то делось (кажется, он тоже порвал на ней одежду?), и осталась только горячая атласная кожа и твердость сосков под пальцами. Женщина сдвинулась на его чресла и скользнула пальцами под пояс штанов.

— Погоди… — прохрипел он. — Постой…

Перехватил обе ее руки за запястья, сжал, останавливая их сносящее голову продвижение, сдвинул женщину на кровать. Путь к близкой двери оказался неимоверно далеким — вино лишило его не только разума, но и твердости ног… да не вино, конечно!

— Уходишь?

Он обернулся. Сидит на кровати, смотрит на него. Двуликая: белая и черная. Белая кожа лица-шеи-груди, ткань стянутой белой блузы свисает с локтей, темные ручьи волос стекают вдоль полуобнаженного белого тела…

— Дверь, — еле выговорил он. — Дверь закрою…

Она проснулась на рассвете.

Ну, если это можно было назвать сном, конечно. Короткое-короткое забытье, снова его прикосновения, шепот, поцелуи, бешеный танец соития… Да и она сама не давала ему задремать, как будто стремилась наверстать прошлое или насытиться на будущее. Давненько так не отрывалась. Может, пора уже заменить традиционную убийственную попойку вот таким вот убойным сексом?

Сухо рассмеялась и поспешно прикрыла рот ладонью, когда мужчина зашевелился. Не проснулся. Она быстро одевалась. Дойдя до своей порванной блузы, призадумалась и надела задом наперед. Накинула на себя его кожаную куртку — тяжелая, большеватая, но раз повредил ее одежду, пусть заменит своей! Вспомнив, что и она круто обошлась с его рубашкой, оставила в качестве компенсации деньги. Кое-как прибрав волосы, замотала голову шарфом.

На пороге оглянулась. В жидком свете подступающего утра еще раз оглядела его, лежавшего на сбитой постели лицом в подушку. Длинная широкая спина, длинные ноги, крепкие ягодицы, разметавшиеся по простыне взмокшие волосы. Лица его она не разглядела — не запомнила, а вот все остальное… Представилось, как сейчас подходит к нему, переворачивает и… и подивилась голодному спазму внизу живота: да ты озверела, что ли? Всё тебе мало?!

Проковыляла вниз по скрипящим ступеням. На ходу бросила кошелек уже издали начавшему кланяться хозяину и вышла на предрассветную улицу. Запоздало пришло в голову: а ведь тот, наверху, может решить, что ему заплатили, как проститутке.

Какая разница, все равно они больше не увидятся!

Госпожа ректор призвала их к себе спустя пару недель после громкого визита гномов — куда-то отлучалась из Академии. Все это время Мира успешно боролась с искушением заглянуть хоть одним глазком в Драконий Словарник: ведь там кроме букв-слов еще и крайне затейливые рисунки на каждой страничке имеются… Загадочные. Живые.

Нет, решила девушка, отнесу-ка его в следующий выходной обратно в книжную лавку от греха (то есть Криспина Тая и Главной Ведьмы) подальше. Авось хозяин магазинчика придумает, как избавиться от нежданной и нежеланной Словарниковой привязанности.

Поделилась затруднением с Шазром. Гном в своей обычной задумчивой манере пригладил вихрастую рыжую голову и молвил, что нужно очень-очень осторожной быть — они ведь так мало даже в местной академической магии понимают, а уж про Драконью нечего и говорить! Да и от пятикурсников тоже нужно подальше держаться. Мастер староста вроде бы всем хорош, но уж слишком с ректоршей дружен, а что у той в голове творится, никто знать не может. А у мастера Тая глаз больно недобрый, ненароком проклянет и сам не заметит! Да и вообще (тут гном заметно покирпичнел), сестра — девица видная, мало ли что взрослым парням в голову придет, случай же с тем выгнанным Фаррелом не забыла!

Представив, как обожаемые всеми студентками звезды Яшмовой Академии на пару гоняются за ней, такой «видной» и «суперталантливой», Мира от души похохотала.

Ну хоть гном настроение поднял!

Ну и толку, что она наконец высказалась? Все равно ведь через пару дней сидела вместе с парнями в засаде на неведомую тварь, повадившуюся воровать людей с пристани, судов и лодок и возвращавшую на берег только их одежку. В виде сдачи, наверное: мол, мне лишнего не нать!

На следующий день после занятий в комнату заглянул староста, деловито поманил пальцем:

— Мира, время, на выход!

Воинственный пыл уже давно схлынул: противостоять ректору она все равно не сможет, пойдет как миленькая куда отправят. Но все же оторвалась от злосчастного реферата (ну не виновата она, что не дают его закончить, а велят немедля сопровождать двух взрослых и умелых дылд на какое-то глупейшее задание!) с показательной неохотой. Староста оценил, конечно, что сумка у нее уже собрана, да и одежда — гетры, высокие теплые ботинки, шерстяная юбка с разрезами, свитер и куртка с капюшоном — годятся скорее для промозглого дня снаружи, чем для уютного соседства с камином в девичьей комнатке. Но только лишь мимолетно улыбнулся. Вот кто вежлив и выдержан: его приятель не удержался бы всё это прокомментировать! Ядовито.

Ядовитый друг уже нетерпеливо пританцовывал на крыльце.

— Пока вы собираетесь, там уже всю Буржбу перетопят!

Да, Тая точно все детство одними мухоморами кормили, решила лесовичка, как ни откроет рот, отрава так и сочится!

Вранка — река широченная, вряд ли по силам такую за раз переплыть. В Пуще речки, хоть и быстрые, все больше узкие и неглубокие, горные, разливающиеся лишь когда в верховьях тает снег или бушуют грозы — но зато внезапно и бурно. Даже опытных путешественников смывает среди ночи неожиданно взбесившаяся вчера еще дружелюбная и безобидная на вид речушка, веселой блестящей ниткой бегущая среди валунов. Потом речки вливаются в многочисленные лесные озера, собираются в более крупные реки, и еще крупнее, и в такие вот… Вранки. Вместе с каплями родной воды сюда добираются и частички магии, которую Пуща непрестанно рождает…

Сидевшая на самой последней ступеньке лестницы набережной Мира задумчиво зачерпывала темную воду и тщательно рассматривала в горсти, словно знакомая магия вот-вот блеснет-подмигнет подобно золотому песку. Такое сравнение не только ей пришло в голову:

— Ты что там ищешь? Золото намываешь, что ли? Его здесь не водится.

Девушка поднялась, обтерла ладони о подол юбки. Стоявший за ее спиной Криспин, нахохлившись под порывистым холодным речным ветром, с хищным прищуром осматривал воду.

— Ты бы далеко не отходила, что ли. Утащит тебя Раздевальщик, вернее, Раздевальщица, и приманки из тебя никакой не выйдет, и нам Марго головы поотрывает! Вот навязалась…

— Да, золота тут нет, — невпопад согласилась Мира. — И магии тоже.

Кроме одного-единственного следа, постоянно прерывающегося, тоньше самого тонкого волоса. Да что там — кроме одной малюсенькой капли в полноводной Вранке! Очень знакомой капли.

Мира повернулась к спускающемуся к ним Артуру. Староста бросил наконец терзать несчастного стражника вопросами; тот уже, поди, и не рад, что обратился за помощью к студентам Академии!

— А в приманки я не гожусь, — продолжила лесовичка деловито. — Лунные купавки только парней любят.

— Кто?

— Ну… — Девушка засомневалась. — То есть купальщицы? Как они у вас называются?

— Ты же сейчас говоришь о водяницах-русалках? — встрял Криспин. — Мавках и прочих ундинах?

Мира стесненно переводила глаза с одного старшекурсника на другого.

— Ну я не очень-то их всех различаю… (Криспин тут же выразительно фыркнул: «Кто бы сомневался!») Только похоже, это наша купавка сюда заплыла…

— Ваша — это какая? Та, что в Пуще водится?

Девушка радостно закивала, благодарная, что Артур не стал, подобно приятелю, многозначительно закатывать глазки от ее неграмотности. Да еще и сам в свою очередь честно признался:

— Я тоже мало что знаю об этих ваших Лунных Купальщицах. Мы ведь Пущу только по верхушкам проходим, вы, лесовики, не очень-то любите делиться подробными сведениями. Расскажешь?

Мира тут же начала радостно просвещать обоих. Купавки — понятно, потому что в воде живут. Так же, как и остальные их речные, озерные, болотные и морские родственницы, неравнодушны к пригожему мужскому полу, могут заманить и притопить — себе на утехи, людям на горе…

— Ну и в чем различие тогда? — не вытерпел Тай.

— Хотя бы в том, что лунные купавки потому и лунные, что показываются только в полнолуние. А еще они не могут существовать без магии, даже парней выбирают среди чародеев, или кто обвешан сильными амулетами.

Пятикурсники выдали комментарии соответственно своим характерам. Артур, задумчиво: «Вроде магов среди пропавших не было, насчет амулетов надо уточнить…» Криспин: «А с чего эта твоя купавка в такую даль-то поперлась?! У вас там что, все свои чары закончились?»

Девушка поглядела на черную реку, прошитую серебряными нитями лунного света, на снисходительно посматривающее на них сверху крутобокое ночное светило. Сам того не подозревая, раздражительный и раздражающий препод-студент нашел правильный ответ. Откашлялась и промолвила:

— Ну так оно и есть…

Миру всю жизнь учили, что именно Пуща является главным источником магии в Арранте — отсюда с ветрами, облаками, дождями, водами, пыльцой и семенами растений та щедро распространяется по всему королевству. Именно поэтому в стране на зависть всему Волчьему полуострову столько сильных магов, а еще так много магических школ и академий, куда приезжают учиться из других королевств, герцогств и княжеств. Даже древняя столица Арранты поначалу была расположена вблизи Пущи.

А еще там рождается и живет множество чудесных существ, коих нет или давно истребили в других странах. Оборотная сторона в том, что без Пущи, вернее, без ее магии, далеко за пределами волшебного леса, эти творения жить не смогут.

А теперь уже не могут жить и в самой Пуще…

Мира искренне считала причитания о том, что раньше трава была зеленее, деревья крепче, а магия куда сильнее, извечной песней, которую поет каждое уходящее поколение идущему на смену. Пока сама не начала замечать и «не такую» траву, и умирающие деревья, и уменьшение, а местами и полное исчезновение волшебства. Лесовики просто с ног сбивались, отыскивая и пытаясь вылечить сохнущие, подернутые черной плесенью, лишь вчера еще молодые и здоровые растения, пересыхающие или застаивающиеся болотцами недавно чистейшие родники, выхаживая болеющих неизвестными доселе хворями зверей и волшебных созданий. Но как вылечишь следствие, когда не знаешь саму причину?

Друзья переглянулись.

— А почему нам об этом на уроках не рассказывают?

Мира пожала плечами.

— Может, не хотят, чтобы узнали в других странах? Коли не верите, спросите у госпожи ректор, не думаю, что она станет лгать практически выпускникам!

…Из столицы приезжали важные сильные волшебники, бродили по Пуще, некоторые оставались надолго, брали пробы воды, почвы, листвы, частички заболевших или умерших обитателей леса, экспериментировали, колдовали вместе и порознь. Но коль всё так и продолжается и становится только хуже, ни разгадку, ни лечение пока найти не удалось…

— Вот потому и, — скорбно закончила Мира, мотнув подбородком на текущую мимо них реку, — наша купавка и уплыла из Пущи в поисках лучшей доли и магии.

— Говоря проще, она голодная, как… не знаю кто? — подытожил Криспин.

Мира вздохнула.

— Ну да. Но она же в этом не виновата!

Старшекурсник не успокаивался:

— То есть в недалеком будущем нам ждать нашествия из Пущи всяческих невиданных зверей? Ты бы тогда хоть список и описание составила, надо же как-то приготовиться!

Лесовичка сердито сверкнула глазами.

— Это совершенно не смешно!

— А кто тут смеется? Вон уже и жертвы среди мирного населения начались!

И что тут возразишь?

Артур, оглядевшись, присел на подсушенные сильным ветром ступени.

— Тогда расскажи, как вы со своими Лунными Купальщицами справляетесь?

Мира удивилась:

— Что значит «справляетесь»? Зачем нам с ними справляться? Живут себе и живут, иногда балуют немного… и всё.

Криспин потряс рукой в сторону темной реки.

— Это ты называешь «немного баловаться»?!

— Мира, — заговорил одновременно с ним староста, — купавка заманила в воду с десяток человек, а возможно, и куда больше. Даже если часть из них, как говорит Пент… то есть офицер Лим, пропали по другой причине, все равно погибли люди. И наверняка по дороге сюда, в Буржбу, она еще кого-нибудь утопила. Ее надо остановить.

— Думай давай! — традиционно не остался в стороне Тай. — Полнолуние закончится через пару дней, и твоя недорусалка опять затаится!

— Ну что там?

— Пока тихо, — пробормотал Криспин. Мира все-таки вынырнула из-за прикрытия камышей, дабы убедиться, что Артур по-прежнему сидит на берегу.

…Друзья шутейно поспорили, кому из них отправиться на свидание к Лунной купальщице: а ну как водяная девица возьмет и кандидату полюбится? Мира и волновалась за всех — за парней и за купавку — и злилась, что такое серьезное дело превращают в хохмочки. В качестве приманки решили выставить все-таки Артура: его водная магия Купальщице сродни. Криспин будет рядом наготове, а с ним и лесовичка, совершенно лишняя для давно сжитой и сработанной парочки друзей.

— Ты только сильно ее не покалечь! — тревожилась Мира, напутствуя «наживку». Староста отшучивался и смеялся. Красавчик, что ни говори, на такого, конечно, любая купавка клюнет. Почти в прямом смысле «клюнет» — они решили расставить сети, которые набросят на приплывшую рыбодеву, как называли Лунных Купальщиц в древности.

— Как она их заманивает? — спросил Криспин, когда сидеть в засаде молча надоело. Хорошо хоть теплая одежда пока спасает, а то пришлось бы ему греть чарами себя и первогодку. Еще спугнул бы водяницу; те огненную магию не любят и всячески избегают.

— Кого «их»? — невнимательно отозвалась Мира, вновь выныривая из камышей, и старшекурсник постучал по ее лбу пальцем. Получилось громко и больно, но девица хотя бы оторвалась от пригляда за драгоценным старостой.

— Ай, чего дерешься! В смысле, как заманивает парнишек в воду?

— Нет, девчонок в кабак, — проворчал Тай.

— Песни дивные поет, слова ласковые говорит, себя, раскрасавицу, кажет…

— А как уберечься от воздействия? Амулеты какие-нибудь, защитные чары?

Мира рассмеялась — так громко, что Артур даже повернул голову в их сторону. Спохватившись, девчонка поспешно похлопала по губам ладонью: всё-всё, молчу! Указала:

— Вот зде-есь твоя главная защита! — Увидев, что Криспин не понял, в свою очередь постучала пальцем — уже по его груди. Парень дернулся, раздраженно отбросил лесовичкину руку. — В твоем сердце. Если ты в кого влюблен, купавка тебя хоть заманись!

— А-а-а, так сегодня мы и узнаем, влюблен ли в кого-нибудь наш староста!

— Точно!

Пока староста ни в какой влюбленности признаваться не спешил. Вернее, не спешила приплывать его рыбохвостая экзаменаторша. Вечерние, затем ночные часы шли за часами, миновала полночь, луна медленно и важно катилась по вышитому звездами бархатному ковру неба. Уставая сидеть и подмерзая, Артур поднимался, ходил по берегу, прыгал, размахивал руками, периодически ими сокрушенно разводил: мол, ну нет как нет! Еще то и дело раздраженно снимал с удочки на диво сегодня клевавшую рыбешку и выкидывал обратно в реку: решили обосновать его бдение на берегу ночной рыбалкой. Хотя лесовичка твердила, что купавке все равно на причины — лишь бы рядышком с водой слонялся подходящий объект…

Его друг периодически ворчал или ругался, ворочался, меняя положение, но, на удивление, не рвался немедля все бросить. Наверное, потому что сегодня последняя ночь полнолуния, жди потом Купальщицу целый месяц. Или не так уж хорошо Мира изучила его характер, и терпения вредному старшекурснику как раз не занимать?

Криспин первым же и заметил появление «добычи»; Мира в этот момент, чтобы не заснуть, считала на небе звезды, а Артур пенял очередной попавшейся рыбешке: кто вас вообще просил сегодня ловиться, а ну давай отправляйся на волю! Лесовичка ойкнула от чувствительного толчка в бок, тут же мелко закивала под накрывшей ее рот пахнувшей сыростью ладонью Криспина: молчу-молчу! Завертела головой, оглядывая реку, всплескивающую то ли под ветром, то ли от играющей рыбы… а то ли из-за приближавшейся к берегу купавки. Вон и Артур замер, настороженно вскинул голову. А потом и сам стал медленно подниматься.

Мира сама не могла почувствовать накрывшее прибрежную воду, а затем и песок берега волшебство (очень специфическое, как определит его потом Артур), но как лесовичка ощутила вдруг нечто очень знакомое, пахну́вшее весенними клейкими листочками, хвойной грибной тенью, ледяной прохладой укрытого под деревьями ручья… Запах Пущи. Забывшись, встала тоже, не замечая, что ее с шипением дергают за рукав и подол. Но Криспин зря волновался: купавка полностью сосредоточилась на свеженькой добыче, от которой так и разило мужской силой, молодостью и — волшебством. Нет, староста не стал обвешиваться всяческими талисманами-амулетами; единогласно решили, что для приманки его собственной магии хватит с избытком. И то сказать — протяни голодающему заплесневелую корку хлеба, схватит не раздумывая, не брезгуя. Лишь бы выжить.

Как выживала теперь Лунная Купальщица.

Нортон неспешно, даже как-то… задумчиво шагнул в воду. Не разуваясь. Нет, значит, у него никакой такой сильной любови…

— Дергать? — прошептала Мира, берясь за веревку, которая опрокинет шесты с сетями. Криспин мотнул головой.

— Рано, она еще не подплыла.

— А если и не…

Заканчивать фразу не пришлось — стало понятно, что «не» как раз случилось. Потому что Артур внезапно с разбегу кинулся в воду и сильными гребками выплыл сразу на стремнину — там, где плескалась и струилась лунная дорожка.

Лунная Купальщица.

Ругнувшийся Криспин, ломая камыши, кинулся по берегу параллельно уносимому течением другу, Мира, всплеснув руками, выронила веревку и побежала следом. Ах, жаль какая, плавает она плохо, сейчас бы в воду, помочь Артуру… сделать что? Бороться с купавкой? Не потонуть? Там, где плыл парень, вода бурлила, вскипала огромными пузырями, мелькали руки, ноги, серебряный рыбий хвост… Он что сейчас сделал? Нырнул? Потонул? Все-таки купавка его утопила?

Кажется, Криспин тоже так подумал, потому что, не переставая ругаться в голос, кинулся в реку, разрезая воду коленями… И вдруг остановился.

Артур возвращался.

Но возвращался не один — за ним, отчаянно извиваясь и поднимая бьющим хвостом фонтаны брызг, тащилась купавка. Не по собственной воле, спеленатая родными водными струями, сегодня, увы, повинующимися не ей.

— Поймал?! — излишне восторженно, на взгляд лесовички, воскликнул Криспин. Отпыхивающийся, откашливающийся и отплевывавшийся староста кивнул, сжал пальцы, подтягивая купавку на невидимых путах ближе к берегу. На мелководье хвостатая девица перестала вырываться, притихла, из-под длинных, прикрывших половину лица и почти все тело волос таращась на склонившуюся над ней троицу.

— Ну и что мы будем с ней делать? — спросил Криспин, насмотревшись.

— Перевоспитывать? — предложила Мира.

— Сказал бы «сдадим властям», но этот случай не подходит, — задумчиво произнес Артур. — Может, продать ее в какой-нибудь волшебный зверинец? Ну, в тот, что ездит по стране и чудеса показывает?

Тут русалка из Пущи в первый раз показала, что понимает человеческую речь: громко зашипела, обнажив мелкие рыбьи зубки. Мира тоже оскорбилась, толкнула насквозь промокшего старосту в грудь — тот даже попятился от неожиданности. Прикрикнула запальчиво:

— В зверинец?! Она что тебе, животное какое? — Наскоро подобрав подол, чтобы водой не замочило, присела рядом с купавкой на корточки. — Не бойся, сестра, ни в какой зверинец тебя не сдадут. Но, знаешь, ты тоже скверно себя вела! Понимаю, голодная, но как ты могла топить людей?

Та только медленно моргала, глядя на лесовичку круглыми глазами, состоящими, кажется, из одних черных зрачков-омутов.

— Ты ее еще отшлепай и в угол поставь! — посоветовал за спиной Криспин. Нортон захохотал, закинув голову и хлопая себя по бедрам. Отвлекся, всего на мгновение ослабив свои путы-чары, но купавке и этого оказалось достаточно. С силой рванувшись в сторону, она не только разорвала пленивший ее водяной кокон, но и схватила, дернула Артура за ноги. Парень даже охнуть не успел, как упал плашмя, и его с небывалой скоростью поволокли обратно в реку…

Лесовичка отлетела в сторону, традиционно снесенная прыгнувшим вслед похищенному другу Криспином. Поспешно вставая, увидела, как взвилась над рекой сверкающая лунным серебром гибкая полногрудая купавка — длинные волосы роскошным летящим веером — ее распахнутый в торжествующем немом крике рот раскрывался все больше и шире, рос прямо на глазах, пока не превратился в чудовищную разинутую пасть, готовую проглотить оглушенного падением и притопленного парня.

И в эту-то самую пасть Криспин и влепил свой первый файербол.

Купальщица мгновенно захлопнула рот, поймав огненный шар, будто жаба — зазевавшуюся муху. Двое на берегу замерли, не зная, чего ожидать — сейчас купавку охватит огнем? Разорвет изнутри, как начиненную порохом бомбу? Но хищное творение Пущи взлетело над рекой, словно дельфин или, скорее, брошенный по воде каменный «блинчик», раз за разом отскакивающий от поверхности. Криспин запоздало кинул по касательной следующий заряд, зашипел с досады, что не попал — лишь вода вскипела, и побрел к зашевелившемуся, отфыркивающемуся и очумело трясущему головой другу. Схватив под локоть, потащил к берегу.

— Ты, водный!.. С какой-то недорусалкой справиться не можешь!

Оглядывавшийся Артур неожиданно расхохотался:

— Зато ты сегодня оторвался, огненный! Ухи полная река!

То там, то сям и впрямь всплывала кверху брюхом дохлая рыба. От Вранки повеяло таким наваристым рыбным супом, что у Миры даже в животе заурчало.

— А толку, купавку все равно упустил! — с досадой бросил Тай.

— Ну… — утешающе заметил друг. — Может, она как раз подыхать и уплыла.

Мира, у которой после всего происшедшего привязанности к сестре по Пуще заметно поубавилось, вяло проворчала: «Вас бы так зажарить!» Трое топтались на берегу, приходя в себя и рассуждая, что делать дальше. Отлучившийся в камыши отжать одежду Артур в пожертвованной Криспином куртке уже приплясывал от холода, когда приятель наконец догадался зажечь костерок — таиться теперь смысла не было. Старшекурсники уныло прикидывали, как будут докладывать о своем провале городской страже и — главное! — ректору: непонятно, убита ли тварь; если ранена, то насколько тяжело; удрала ли, напуганная, навсегда или в следующее полнолуние опять объявится? Мира, устало поглядывающая то на светлеющее небо, то на реку, милосердно уносящую сваренную Криспином рыбу, встрепенулась.

— Да вот же она!

Парни мгновенно, как шилом уколотые, развернулись к Вранке. Хотя луна заметно побледнела, лунная дорожка по-прежнему оставалась яркой и широкой. Вот только теперь она двигалась — вслед за плывущей к берегу купавкой.

— Вот же тварь наглая! — изумился Криспин, засучивая рукава. — Всё ей неймется!

Артур сил на слова тратить не стал; по сосредоточенному лицу и так было понятно, что собирается со своими чарами: опять плетет силки? Или нашлет на Купальщицу водоворот, который утащит ее на дно уже раз и навсегда?

Мира, закусив губу, напряженно вглядывалась в приближавшуюся купавку. Что-то изменилось, но что… Поняла, когда на кончиках криспиновских пальцев уже затеплился огонь — парень лишь выжидал, когда водяница подплывет поближе. Поняла, и кинулась наперерез, растопырив руки:

— Не надо!

Хоть и не освоив огненную магию на практике, теорию лесовичка вызубрила от и до, знала, каких усилий стоит волшебнику остановить зарождающееся пламя. Но вживую видела впервые: отпрянувший Криспин посерел лицом, вскинул руки — уже настоящие горящие факелы, — прошипел что-то и резким взмахом отправил «недозревшие» файерболы в стороны. Насквозь мокрый камыш вспыхнул разом, с треском и искрами, словно хорошо просушенный хворост, а Тай больно схватил лесовичку за плечи, затряс изо всех сил, добро еще в сторону не отшвырнул:

— Никогда — не — становись — под — мой — огонь! Поняла?!

Мира испуганно лупала глазами и одновременно поспешно говорила:

— Поняла… ой!.. не буду больше! Только ты не бей ее! Ой-ё… Присмотрись как следует!

Глядя на всю эту катавасию, и Артур перестал творить свои чары. Трое наблюдали за приближавшейся купавкой.

А посмотреть было на что!

Полное впечатление, что к ним вернулось совершенно другое существо. Раньше полупрозрачная, как привидение, сейчас купавка очень напоминала настоящую женщину — жемчужная кожа; чарующая улыбка; сияющие серебром глаза, а не прежние черные дыры. Подплыв к самому берегу (студенты предусмотрительно отступили), сложила под подбородком белые руки и с улыбкой уставилась на Криспина. В первый раз прозвучал ее голос: грудной, тоже какой-то очень… женский. Ласковый.

— Спасибо тебе, красавчик!

— А? — через паузу ошарашенно отозвался тот.

— Накормил меня досыта! Видишь? — Она подняла руку, светящуюся своим собственным светом, а не отражением лунного. Колыхнулись кудри волос, у головы белокурые, переходившие в серебро, на самом конце сливавшиеся с завихрением темных вод Вранки. Колыхнулись роскошные белоснежные груди. Криспин сглотнул и глянул на друга. Артур глазел тоже — с отвалившейся челюстью. Купальщица понимающе улыбнулась и поманила пальцем. Шепнула интимно:

— А может, пойдешь со мной, а?

Криспин почувствовал, как его ноги шагнули вперед сами по себе — раз, потом другой. Нортон тоже качнулся к реке.

— Пошли, не пожалеете, — уговаривала парней купавка. Самая красивая, самая соблазнительная, самая-самая женщина на свете… Криспин до крови прикусил губу. Когда это не помогло, ущипнул себя за бедро. Непонятно, чем закончилось бы это противостояние… в котором одна сторона была уже совершенно не против, но тут вперед шагнула рассерженная Мира.

— А ну плыви, куда плыла! Будешь тут мне еще парням голову дурить!

Лунная Купальщица перевела на нее смеющиеся глаза:

— Да ладно, сестрица, я же просто шучу: вижу, уже опоздала! Возвращаюсь обратно в Пущу. Спасибо, что привела ко мне его! Спасибо, что спасла меня! — И неожиданно поклонилась — распласталась, широко раскинув руки, прильнув телом и лицом к речным камням. С силой оттолкнулась от берега, переворачиваясь в воздухе. В последний раз мелькнули пышные груди, соблазнительный — ах, какой соблазнительный! — изгиб покрытых серебряной чешуей бедер, и Лунная Купальщица в фонтане искрящихся брызг исчезла в темной глубине Вранки.

Трое ошеломленно переглянулись.

Лесовичка с неожиданным визгом кинулась Криспину на шею, отвесив звонкий, смачный и восторженный поцелуй. Парень покачнулся под очередным нападением, вскинул руки — то ли оттолкнуть непредсказуемую девицу, то ли, наоборот, обнять, но Мира уже спрыгнула на землю и воскликнула:

— Ну какой же ты молодец, а?! Ну какой же ты умница, Кри-испи-ин! — Мимоходом подумав, что вопит сейчас подобно другим обожательницам-студенткам. Ну и пусть. Заслужил.

Друзья теперь уже таращились на лесовичку.

— Это что вообще такое сейчас было, а? — выдавил Тай, непонятно что имея в виду: то ли внезапную благодарность твари из Пущи, то ли такой же внезапный поцелуй первокурсницы. Мира пожала плечами, вздохнув с утомленным превосходством: всё вам, несмышленышам, растолковывай!

— Ты накормил купавку своей магией досыта, вот она теперь и отправилась домой.

— Я?

— Ты.

— Накормил магией?

— До отвалу!

— Огненной?! Бред какой-то!

Мира честно похлопала глазами.

— Ну да, я тоже думала, ты ее убьешь, а вместо этого она взяла и проглотила твою магию и стала опять какой была в Пуще. Твоих чар ей надолго хватит, о-очень надолго! Так что спасибо тебе еще раз, мастер Криспин, и от нее и от меня! — И Мира поклонилась — очень серьезно и очень низко.

Артур расхохотался над выражением лица «кормильца», с которым тот смотрел на затылок лесовички.

Всю дорогу до Академии староста потешался над другом. Вот вернется Лунная Купальщица в Пущу и ка-ак сделает тебе рекламу, ка-ак потянутся оттуда все волшебные твари на поклон: пода-ай, мастер Криспин, чуток магии на бе-едность! А что, если поставить это дело на поток хотя бы за малую мзду, Марго будет просто счастлива! Тай в ответ то порыкивал, то вяло отбрехивался. Замерзшая и невыспавшаяся Мира клевала носом на ходу и поминутно душераздирающе зевала; не до загадок «усвоенной» купавкой огненной магии, сейчас бы в горячую ванну да в нагретую постельку!

Но для начала следовало обо всем доложиться ректорше.

Та окинула явившуюся в кабинет промокшую, продрогшую троицу соколиным взглядом и заключила кисло:

— Судя по тому, что все живы и здоровы, встреча с искомым Раздевальщиком так и не состоялась?

Сверкая очами, вперед выступил староста.

— Совсем наоборот, госпожа ректор…

Предоставив парням обо всем докладывать, Мира плюхнулась на стул, шевеля онемевшими в промокших башмаках пальцами. Между прочим, Тай мог бы всем одежду просушить, раз уж он такой огненный! Покосилась на Книжника: тот напряженно следил за рассказом. Да, просить его об этом сейчас не стоит, придется потерпеть! Мира подперла обеими руками клонившуюся к столешнице голову и прикрыла глаза — пусть хоть они немножко отдохнут…

— …лесовичка Черемная… — услышала девушка сквозь сон, но отреагировала, лишь когда Криспин ткнул ее в бок. Чуть не ударившись лбом о стол — оказывается, она уже практически на него улеглась, — Мира вскочила и заполошно огляделась.

— А?! Что?

Староста проглотил улыбку; ректор взирала, по-прежнему скептически поджав губы.

— Я сказала, что не зря вас с ними отправила! Вы сумели идентифицировать враждебную магическую сущность и помешали ее уничтожить, когда в этом отпала настоятельная необходимость.

Невыспавшийся мозг не сумел в точности перевести фразу ректорши, но, кажется, ее все-таки похвалили.

— А. Ну да. Я такая.

Криспин скривился.

— Вот только техника безопасности у нее на нуле! Подставилась под мой огонь!

— В этом вина не только студентки, но и ее преподавателя! — парировала Главная Ведьма. — Так что исправляйтесь вместе. От каждого к вечеру жду детальный отчет. В стражу сообщу сама. Теперь переодевайтесь и отправляйтесь на занятия.

Мира подавилась очередным зевком.

— Как… на занятия?

— Вот так! — отрезала ректорша. — А вы считали, что успешное выполнение моего поручения автоматически позволяет вам прогуливать уроки?

Нортон состроил выразительную гримасу и поднялся.

— Вот так и спасай мир, да? Ну тогда мы пойдем…

— Но я не понимаю! — неожиданно перебил друга Криспин.

— Чего именно вы не понимаете, Тай?

— Практически ничего! Почему моя магия сработала совершенно не так, как должна была? Вообще никакого вреда не причинила этой… купавке, скорее наоборот, поддержала ее жизнедеятельность! Это просто невозможно! Это противоречит всем магическим законам!

Ректорша поизучала взглядом взъерошенного раздраженного парня и растянула губы в улыбке, которая улыбкой вовсе не была.

— А вот с этим необходимо разобраться самому, пятикурсник Тай! Не всё же преподаватели должны разжевывать и в рот вкладывать вам, уже практически выпускнику! Можете идти, жду отчеты!

Похоже, ректор просто не знает ответа, но, как и положено опытному преподавателю, успешно перекладывает всё на студента! Криспин резко поднялся, с дребезгом сдвинув тяжелый стул, и стремительно вышел. Двое нагнали его уже перед главным корпусом.

— Я поищу все имеющиеся сведения по Лунной Купальщице, — успокаивающе пообещал ему Нортон. — Хотя на что нам книги и справочники, у нас же Мира имеется!

Та пропыхтела, еле поспевая за длинноногими парнями:

— Но я… я не знаю, почему всё так получилось!

Староста утешительно сжал ее плечо.

— Ничего, уверен, ты что-нибудь сообразишь! Опознала же в Раздевальщике свою родную купавку!

Криспин покосился на руку друга, которую тот и не подумал убрать, еще и придвинул девушку к себе поближе — озябла, надо же согреть! — и замедлил шаг. Произнес задумчиво:

— Кстати, а ты в кого-нибудь влюблен?

Артур чуть не споткнулся и поспешно отпустил первокурсницу.

— В смысле?

— Она, — кивок на Миру, — говорит, что наваждению Купальщицы противятся только влюбленные. Так что…

— Н-да? Тогда переадресую твой же вопрос тебе — помнится, и ты тоже неплохо держался, а? — парировал приятель.

— Значит, все влюблены, и это хорошо, — устало подытожила Мира, останавливаясь перед девичьим крылом общежития, — а то бы что я там с вами двумя делала? Только бы и оттаскивала от воды то одного, то другого! Всё, я побежала, и так уже опаздываю на урок!

Парни посмотрели ей вслед, коротко переглянулись и отправились к себе.

Мира не только опоздала на первый урок, но и вообще на занятия в этот день не явилась. Потому что, хорошенько отогревшись в горячей воде, только и смогла добрести до комнаты и рухнуть на кровать, зарываясь под толстое одеяло. Даже одежду приводить в порядок не стала, скинула кучей у кровати. А, грязь засохнет и так отвалится! Жаль, что Ама не припасла ей сегодня хоть одной булочки…

Мире тоже нечего было скрывать от друзей, поэтому она без малейших сомнений поведала всё терпеливо дожидавшемуся у дверей столовой Шазру.

Двое удобно устроились на широком подоконнике в темном закутке коридора: и разговору никто не помешает, и в случае чего «мешающего» можно сразу заметить. Гном под завистливым взглядом лесовички с легкостью зажег колдовской ночничок и, слушая ее рассказ, задумчиво начищал древний нож, который в пару к своему приобрел в оружейной лавке в Буржбе. Почистит, повертит перед огнем, продолжит… Ржавчину давно уже снял, оставались разводы-пятна, которые напоминали Мире пятна крови. Может, самому Шазру тоже? Или чистка ножа была для гнома своего рода медитативным занятием, как для нее — перебирание лекарственных трав в корзине?

Строго говоря, ношение и даже просто хранение в комнате любого вида оружия было под запретом; привезенное с собой из дома держалось взаперти под обычными и магическими запорами, а пуще всего — под бдительным присмотром кастелянши. Однако для гнома сделали исключение. Может, потому что он один в Яшмовой Академии такой уникальный, или оттого что, по словам Шазра, «гному без оружия быть — все равно что иному без штанов».

Первокурсника любовный иммунитет старших не заинтересовал совершенно. Дослушав, еще раз тщательно оглядел лезвие («да в него уже как в зеркало можно смотреться!» — не выдержала Мира), вложил в ножны и спокойно взглянул на девушку.

— Интересно…

— Еще бы не интересно! — воодушевилась та. — Каким это образом Лунная Купальщица преодолела такое расстояние, а может, с ней и другие были, я же не успела ничего спросить! И вообще, что это за непорядок у нас в Пуще творится!

— …какие загадки старшие раньше расследовали, — неторопливо закончил гном.

— А…

— Жаль, что тебя с собой взяли…

Ну, еще ты скажи, что справился бы лучше!

— …потому что меня там не было, чтобы за тобой присмотреть.

— Да, с тобой было бы куда легче, — с признательностью согласилась Мира. Оставив при себе продолжение: потому что тогда Книжник ворчал бы сразу на двоих, а не на одну нее!

— Ну что, в библиотеку пойдем? Или сразу домой? — спросил гном, посчитав обсуждение законченным.

— Как думаешь, что такое с Криспиновой магией приключилось? Как и почему огонь не подействовал на купавку, вернее, подействовал, но совершенно не так?

Гном лишнего никогда не говорил: вот и сейчас выслушал ее, оценил, и на этом всё. Зато если задашь вопрос, даже совершенно необязательный, просто вскользь, не успокоится, пока всё не обдумает и не ответит. Вот и сейчас уже сползший с подоконника Шазр остановился, невидяще уставившись на свое бледное отражение на темном стекле. Не мешая ему размышлять — своих-то мыслей никаких, опять в сон клонит, что ты будешь делать! — девушка играла с гномьим светильником, пытаясь его поймать. Похоже, тому игра нравилась: он с легкостью уклонялся от ее пальцев и неизменно возвращался, дразняще подпрыгивая над самой головой.

— Лунная Купальщица же истинно водяным духом является? — спросил наконец отмерший гном.

Лесовичка кивнула.

— И огненная магия ее уничтожить должна была? Или хотя бы сильно навредить?

Новый кивок.

— Когда я сегодня мастера Криспина (произнесено с заметным почтением, Мира даже фыркнула насмешливо) видел, ничто не указывало, что он огненной магии своей лишился, скорее наоборот — так горел и сиял…

— О, так ты видишь ауру волшебника! — перебила его лесовичка.

Шазр удивился.

— Конечно. А ты разве нет?

Мира качнула головой, снова приуныв: вот еще умение, которое у нее полностью отсутствует! Эдак скоро целый свиток отсутствующего наберется, будет что потом показать внукам: вот какая у вас в юности не одаренная бабка была! А может, таковой и осталась до самой старости…

— А у меня какая магия?

Гном повернул голову, рассматривая ее одним глазом, будто любопытствующий ворон.

— Зеленая.

— Это понятно…

— Только, — Шазр уставился другим глазом, потом обоими, прищурился, словно пытаясь разглядеть Мирины внутренности, — позади что-то еще большое, темное, не понять какого цвета, вижу… Не рассмотреть. С такой в Академии еще не встречался. Разве что госпожа ректор — она у нас аж с тремя стихиями управляется.

— Ну хоть в чем-то я уникальная! Так что там про криспиновскую магию, я перебила…

— Да. Или Лунная Купальщица мастера Криспина сильнее оказалась…

— Да ну! Совершенно обычная купавка, вдобавок истощенная, еще бы чуть-чуть, и вообще в воде растворилась! Амулеты утопленников годны лишь на время, а ей надо постоянно в магической среде обитать.

— …или чары Купальщицы и мастера Криспина друг другу родственны, и потому разрушительного действия не случилось.

— Это как? Как огневик и водяной могут быть… э-э-э… родней?

Тут гном вздохнул.

— Сам не знаю. Но лишь это придумалось. Идем?

Интересно, что же придумалось насчет сбойнувшей огненной магии самому Таю! Или Артуру. Или даже Главной Ведьме. Да только кто это ей, Мире, расскажет?

Криспин-то точно ничего рассказывать не будет, поняла девушка, явившись на очередную индивидуальную тренировку. Потому что старшекурсник набросился на нее с самого порога:

— Ты рехнулась — под огонь кидаться?! Жить надоело?

Надо же, аж целых два дня терпел! Или, наоборот, два дня себя накручивал?

— Извини, — пискнула лесовичка, соображая, заходить или сразу спасаться бегством, а то Книжник того и гляди запустит в нее файерболом — уже в назидание! — Я просто хотела тебя остановить…

— Загородив эту… купавку собой?! Ты всегда такая безголовая? — Криспин безостановочно кружил по залу, дотрагиваясь до вспыхивающих под его пальцами «учебных» свечей, подпинывая бортики, ограждающие площадку от рядов сидений. Стулу, имевшему неосторожность попасться ему на пути, тоже досталось — отлетел в сторону, завертевшись и загремев. Эх, Криспинову энергию да на что-нибудь бы благое… Глубоко вздохнув, Мира нацепила на губы виноватую улыбку, сжала в замок пальцы и буквально на цыпочках переступила порог.

— Прости, мастер Криспин, я больше не буду…

— Конечно, не будешь! — фыркнул тот. — Потому что я тебя больше никогда с собой не возьму!

Мира навострила уши:

— А что, будут и другие задания? — И чуть не присела, когда резко развернувшийся к ней Тай громыхнул:

— Ты чем слушаешь?! Никаких заданий, пока не научишься не кидаться под огонь и защищаться… да хоть от пламени Черных Драконов!

Лесовичка открыла рот.

— А разве от него вообще возможно как-то защититься? Их пламя ведь сродни Первозданному огню! Да и вообще, где я тебе возьму Драконов для тренировки, их же всех перебили?

Успокоившийся так же внезапно, как и взъярился, Криспин зловеще заявил:

— Кто их там считал — всех, не всех! Защититься невозможно, но мы будем стремиться!

— Можно подумать, из нас каких-то боевых магов готовят! — ворчала Мира. Она бы с удовольствием осталась в тишине библиотеки, наедине с книгами, ан нет, приходится торчать в ненавистном тренировочном зале, забитом гомонящими студентами, да еще и с дополнительными звуковыми и зрительными эффектами в виде грохота, рычания, рева, вспышек огня и дыма. Сегодня старшекурсники демонстрировали свое владение защитной и боевой магией, изничтожая всяческих опасных тварей, которых насылали на них преподаватели. Младшие курсы тоже согнали: глядите и учитесь!

Или пугайтесь. Сморщившись и заткнув уши, Мира пригнулась синхронно со всем остальным рядом, пропуская над собой визжащего страхолюдного летуна, сотканного, казалось, лишь из черного дыма. Однако дымчатая тварь ухитрилась-таки пребольно дернуть девушку за волосы — и, судя по возмущенным крикам, не ее одну, — прежде чем химеру настиг ее бегущий вверх по рядам противник.

Дождавшись, пока Мира с соседями отругаются и отсмеются, сидевший впереди нее Криспин Тай прокомментировал, не оглядываясь:

— Тебе-то, лесовичка, точно не грозит стать боевым магом! Как, возможно, и никаким другим вообще.

Девушка скорчила рожу его черноволосому затылку, беззвучно передразнив: «бе-бе-бе!». А ты-то, старший, чего здесь расселся, иди воюй вон! Можно подумать, сам уже всему научился!

И услышала смех сидевшей через несколько человек Амариллис — та неизменно смеялась над «остроумными» замечаниями «статусных». Даже теперь, когда это коснулось ее соседки. Обожатели и почитатели баронессы обоего пола тоже развеселились, посверкивая на лесовичку любопытными, а то и злорадными взглядами. Не поворачивая головы, Криспин бросил:

— А вы там что расхихикались, это вас тоже касается!

Мира скрыла невольную улыбку — зловредный Книжник, только что по ней «потоптавшийся», уже через секунду за нее заступился. Не парень, а ходячее противоречие какое-то! То заботливый и чуткий, а то «глаза б мои тебя не видели»… Боится быть слишком добрым и милым? Так ведь все равно слишком у него не выйдет.

Вон друг его ничего не боится — ни что за доброту ему на шею сядут, ни что влюбится какая-нибудь излишняя девица, которой он невзначай помог или которую защитил. Что скрывать — у самой иногда сердечко ёкает при виде артуровской улыбки…

Вот и сейчас Мира с удовольствием следила за ладной фигурой старосты, вышедшего в свой черед на площадку. Пока преподы, сдвинув головы, совещались, какого такого монстра против него выпустить, парень улыбался и махал подбадривающим и аплодирующим ему трибунам.

— Ах, какой красавчик! — восторженно выдохнула Мирина соседка, второкурсница Инесс, двинув ее в бок от избытка чувств.

— Точно, — согласилась лесовичка, сдвигаясь на всякий случай в сторону: эдак с поклонницами Нортона к концу занятия вообще без ребер останешься!

Похоже, Тай сегодня был намерен комментировать каждое Мирино замечание: во всяком случае, он довольно внятно произнес: «Выпендрежник несчастный!» — и, демонстративно открыв книгу, углубился в чтение.

Тем временем преподаватели во главе с ректором решили наконец, какая из волшебных тварей достойна самого́ старосты Яшмовой Магической Академии: яркая вспышка, на миг всех ослепившая, и посреди площадки появилась горящая фигура…

Вообще Мире казалось (не казалось?), что тренировочный зал сегодня заметно увеличился в размерах. То ли учителя сплели такую иллюзию, то ли — лесовичка склонялась ко второму варианту — сейчас зал занимает уже часть академического парка.

Но даже в таком просторном помещении существо выглядело гигантским.

И — Мира машинально поежилась — пылающим.

Почудилось, что преподы создали подобие Птицы-Огня, но пока щурившаяся лесовичка тщетно пыталась отыскать в пламени полагающееся той женское лицо с клювом вместо носа, учительское творение шевельнулось и сделало осторожный четверолапый шаг по направлению к Артуру.

— АХ! — сказал зал, и Мира вместе с ним, но беззвучно, поскольку попросту потеряла голос. Боевой фантом оказался Огненным Змеем-Волком, одним из самых сметливых, мощных и опасных магических существ, когда-либо живших в Арранте. Артур вроде бы тоже озадачился, потому что пока Змееволк подкрадывался — смешно сказать, зверь и впрямь крался, хотя мог преодолеть площадку всего парой прыжков! — стоял неподвижно, а потом побежал.

— ОГО! — вновь в едином порыве выдохнул зал: когда еще узришь удирающего старосту Нортона! Многие даже начали вставать, чтобы лучше видеть. Происходящее вокруг и внизу привлекло наконец внимание Тая. Он поднял голову, посмотрел и аккуратно закрыл книгу. Теперь Криспин сидел очень прямо, постукивая пальцами по обложке, спина напряженная — Мира видела все это, потому что сжалась за этой самой спиной, из-за плеча старшекурсника выглядывая на огненное безобразие.

А внизу и впрямь царило истинное безобразие: крохотный по сравнению со Змееволком Артур метался по площадке, увертываясь, лавируя, перекатываясь и чуть ли не делая сальто… Такую юркую добычу огненный охотник никак не мог ни придавить огромной когтистой лапой, ни ухватить пылающей пастью, ни свалить с ног бьющим длинным змеиным хвостом, сверкавшим огненными зеркалами чешуи — а потому злился, а потому горел все ярче; его рычание — смесь рева дикого тура с громким треском горящих деревьев — становилось все громче. Натуральный жар уже окатывал первые ряды: студенты заслонялись руками и сумками, некоторые с хохотом и проклятьями убегали наверх, останавливались в проходах…

Разноголосый испуганный вскрик — но загнанный в угол Артур не растерялся и, оттолкнувшись от стены, прокатился на спине прямо под животом у Змееволка. По пути еще и ударив того своей водной магией. Во все стороны повалил горячий пар (первые ряды окончательно опустели), взревевший зверь подпрыгнул, выгнув спину, словно укушенная блохой кошка; крутнулся на месте, разыскивая обидчика. Однако запыхавшийся и взмокший от бега и жары парень уже стоял в безопасности на другом конце зала и довольно скалился.

Иллюзорный зверь, казалось, тоже притомился: не двигаясь с места, поводил широкой мордой (из ноздрей вырывался черный дым) и оглядывался, словно впервые заметив, что в зале имеется кто-то еще. Странно — ведь все предыдущие твари были зациклены только на своем противнике. Лесовичка увидела его наполненные белым яростным огнем глаза, содрогнулась и поскорее перевела взгляд на преподов: склонившись друг к другу, те кивали и жестикулировали; обсуждали выбранную тактику лучшего студента Академии, надо полагать. Лишь ректор сидела неподвижно, внимательно наблюдая за Змееволком. Что-то в ее напряженной, безупречно прямой осанке настораживало — ректорша сейчас выглядела точь-в-точь как подавшийся вперед Криспин.

— …! — неожиданно и неприлично выразился тот самый Криспин и бросил книгу на скамью рядом с собой. Одновременно с ним, словно по команде, вскочила ректор.

— Защита! — услышала Мира команду старшекурсника (кому?), переспросила:

— Что?

Криспин кинул через плечо взгляд, натурально ожегший яростью Змееволка. Рявкнул:

— Защита от огня, как я учил! Сейчас!

И в это время зверь прыгнул.

Но вовсе не на своего противника.

На них.

— Это, я смотрю, уже входит у вас в привычку!

А? Мира осторожно приоткрыла глаза. Темно, дышать невозможно из-за тяжести придавившего ее… тела? Живого или мертвого?

В это время «труп» шевельнулся, выдав вместе со стоном несколько ядреных словечек. Ага, Криспин! Ага, жив…

И она тоже. Мира аккуратно потыкала пальцем парня в шею — в этот раз, ради разнообразия, он лежал на ней спиной:

— Встань с меня уже, а?

Раскидывая гремящие обломки и цепляясь за оголенные опоры сидений, старшекурсник наконец поднялся, постоял, оглядываясь. Протянул лесовичке руку.

— Сама вставай.

Уцепившись за нее, Мира в несколько приемов извлекла себя из междурядья. Примостившийся неподалеку на сиденье на корточках, подобно воробью, изрядно закопченный староста беспечно ей улыбался:

— Говорю, чуть какая опасная ситуация, вы сразу — брык! И вместе лежите!

Криспин зашипел на него, а лесовичка принялась глазеть по сторонам. Посмотреть было на что!

Вернее, уже не на что.

Считай, вся левая половина тренировочного зала представляла собой руины: сломанные сиденья, дыры в полу, всё — в копоти, в воде. Ошеломленные студенты бродили там и сям, разыскивая свои вещи, негромко переговариваясь и постанывая. Кто-то плакал в голос. Целительница Ида переходила от одного к другому, осматривая, опрашивая, ощупывая; кое-кого отправляла в лазарет.

Потирая то ушибленную спину, то плечо, лесовичка подбрела к стоявшим неподалеку преподавателям: они сгрудились в месте, где было больше всего разрушений, изучая зиявший под ногами пролом. Мира заглянула тоже и оценила его непроглядную глубину — аж голова закружилась. Хорошо, подоспевший Криспин ухватил ее за шиворот, оттянул подальше. Кивнув на провал, спросил хрипло:

— Что это за?!.

— А это, — язвительно-занудно объяснила ректорша — тоже изрядно закопченная, волосы непривычно всклокочены, порванное или прожженное платье обнажило белое плечо, — результат суперсогласованных действий дипломированных волшебников по обезвреживанию агрессивного магического объекта уровня А-один!

Мире невольно вспомнился ее отчет, вернее, сочинение о ловле купавки: да, странно, что Главная Ведьма за него еще не обругала!

— Прошу прощения, госпожа ректор, — сконфуженно выдавил учитель Бестиологии Криммер, — но мы все-таки не боевые маги… Как смогли, так и отреагировали!

Остальные нестройно поддакнули и согласно закивали.

— Хорошо, вы не боевые! — Женщина повернулась к охранникам. — Но вы-то! Симон?

Охранник нервно пригладил коротко стриженный седеющий затылок. Повинился в свой черед:

— Простите, госпожа ректор. Мы считали, это обычный учебный морок!

Главная Ведьма с отвращением обвела взглядом окружающих.

— Преподаватели магии. Охранники, опытные солдаты. Еще и староста Академии, Яшмовый отличник!

— Да-да? — виновато отозвался материализовавшийся рядом отличник.

— А сообразили, что это вовсе не фантом, первыми почему-то студенты! — Она махнула рукой на Миру с Криспином. Тай, будто ему напомнили его вопрос, рыкнул:

— Что это за шутки, я спрашиваю?! Зачем вы притащили в Академию настоящего Змееволка?

— Тон пониже, пятикурсник Тай! — приказала ректор. — Никто и не думал, как вы выразились, притаскивать сюда эту тварь!

Криспин не успокаивался:

— Вот именно, что пятикурсник, к последнему курсу мы уже кое-что знаем!

— Ну-ну! — подбодрила не обещавшим ничего хорошего голосом Ведьма. — Поделитесь же с нами этим своим сакральным знанием, Криспин Тай!

Тот смахнул с плеча руку увещевающего его друга.

— Всем известно, что иногда на боевые тренировки призывают настоящих магических тварей, и лишь преподы знают, что они реальные, а не наведенные иллюзии. Но не таких же опасных, в конце-то концов!

Ректор прищурилась на него.

— Отлично. А теперь усвойте и зарубите себе на носу то, что я вам сказала ровно полминуты назад! Никто не вызывал сюда Змееволка!

— Но как же тогда… — Это уже Артур.

— Вмешательство извне. Едва мы начали творить морок, как кто-то тут же любезно подсунул нам эту тварь!

— Такое… возможно? — спросила Мира. Поскольку всё сегодня шло кувырком, первокурснице даже ответили. Ректор обронила сухое: «к сожалению», преподаватели вразнобой скорбно закивали, Симон закряхтел и проворчал: «а что ему, бросил бомбу — и бежать!».

— Забросили к нам Змееволка и не стали дожидаться результата, — перевела ректор. — Я по горячим следам просканировала местность вокруг Академии — никого!

Внезапно вспомнив о Драконьем самостреле, Мира оглянулась на парней:

— Это же совсем как…

Ее очень вовремя перебила Главная Ведьма:

— А сейчас попрошу прекратить болтовню! Вы же не хотите, чтобы завтра перепуганные родители забрали из нашей Академии своих драгоценных чад!

И вы лишились своих драгоценных денег, закончила про себя Мира. Судя по тому, как скривился Криспин и тихонько фыркнул Артур, парни подумали о том же.

— Так что просто считаем, что тренировочный фантом Огненного Змея-Волка оказался слишком сильным для испытуемого. Нортон, вы запомнили? Вы сегодня очень оплошали, выпустив из-под своего контроля обычный учебный морок!

— Понял, — кивнул парень. Неужели ему ни капельки не обидно, что вся Академия будет считать его слабаком? Артур как будто и впрямь слышал мысли Миры и друга: быстро улыбнувшись, сказал вполголоса:

— Ну, он ведь и в самом деле вышел из-под моего контроля…

Криспин закатил глаза:

— Можно подумать, кто-то сумел бы справиться со Змееволком в одиночку!

Ректор взмахом руки отослала взрослых с неопределенным приказом «разобраться тут как-нибудь», проводила разбредшихся по аудитории взглядом и стремительно развернулась к троице студентов.

— А теперь, пятикурсник Тай, уже моя очередь спросить: что это такое было?!

Раздраженно отряхивавшийся от пыли и сажи Криспин вскинул голову.

— Что было? Вы о чем, госпожа ректор?

— С какой стати вы вдруг встали перед несущимся на вас Змееволком подобно каланче-самоубийце… (Артур с Мирой невольно фыркнули) хотя уже знали, что это не иллюзия?!

— Вот у меня такой же вопрос, кстати, — поддержал ректоршу Нортон. — Зачем ты так откровенно подставился?

Книжник рыскнул взглядом по сторонам, и изумленные зрители увидели, как на обычно бледных щеках его проступает румянец.

— Ну… Просто она, — парень ткнул большим пальцем в сторону Миры, — огня боится. Подумал, сейчас как запаникует, бежать бросится, тут-то ее и сожрут… или сожгут. Просто отвлек Змееволка, что такого?

Мира сунулась ему под руку, восторженно заглядывая в лицо:

— Так это ты меня защищал, да, Криспин?

Раздосадованный старшекурсник бесцеремонно отодвинул ее голову ладонью.

— Не только тебя! Народ растерялся, под ногами путался, мне бить в полную силу мешал.

— А мне показалось, ты пытался повторить подвиг купавки! — вставил посмеивающийся Артур. — Хотел заглотить Змееволка целиком.

— И частично ему это удалось, — довершила разбор полетов… то есть тренировки госпожа ректор. — Надеюсь, все обойдется простым несварением желудка. Итак, староста Нортон… м-м-м… оторвал Змееволку хвост, Тай откусил ему голову… фигурально выражаясь… лесовичка пропорола грудь, а всё остальное довершили мы, ваши нерасторопные преподаватели! Ну что сказать, просто отличный результат, горжусь своей Академией!

— Что? — вновь сунулась Мира между парнями. — Что там сделала лесовичка?!

Глянувшая на нее с удивлением ректор махнула рукой на дочерна обгоревшие колья, торчавшие под разными углами из рядов сидений. Это немного напоминало заборы, которые лесные деревни возводят против оголодавших хищников, выходящих зимой из глубин Пущи.

— А что, вы разве не планировали этого делать?

— Э-э-э… Ну, в общем да. — Она хотела просто сотворить зеленый щит на двоих, себе и Криспину, как некогда на тренировке, только побольше и помощнее. Неожиданно получившееся заграждение оказалось куда надежней. И полезней. Девушка заметила, что ректор и преподаватель Игнисологии смотрят на нее с одинаковым подозрением: мол, а не рано ли мы тебя похвалили? И поспешила сама задать встречный вопрос:

— А как вы думаете, появление Огненного Змееволка как-то связано с тем… — оглянулась и закончила конспиративным шепотом: — …ну, что случилось раньше?

Ректорша небрежно отмахнулась.

— Это вас не касается…

— Да уж! — выразительно прокомментировал Криспин. — Совершенно не касается! Ну подумаешь, она бы сегодня немножко обуглилась!

Главная Ведьма неожиданно похлопала его по плечу — парень, заметно дернувшись, отодвинулся. Объявила проникновенно:

— Вот за лесовичку я теперь совершенно спокойна — у нее такой надежный защитник!

Шагнув не глядя, ректор промахнулась мимо сломанной ступеньки — у троицы вырвались непроизвольные возгласы — и непременно полетела бы вниз, не успей ее подхватить Артур.

— Осторожнее, госпожа ректор!

Нимало не сконфузившись, женщина расхохоталась ему в лицо:

— Да, сломай ректор Яшмовой Академии шею, получилось бы достойное окончание сегодняшнего дня! Можете меня уже отпустить, староста Нортон.

Артур все равно аккуратно придерживал ее за плечи — голое и прикрытое уцелевшим рукавом — пока женщина не встала на ноги прочно. Обвела взглядом разоренный тренировочный зал и добавила заметно потускневшим голосом:

— Сколько же придется заплатить за ремонт!

— Академии давно уже пора завести собственного мастера на все руки! — подсказал Артур. — У нас ведь постоянно что-нибудь да случается!

Ректор недовольно поджала губы и направилась к выходу, теперь уже аккуратно выбирая, куда ставить ноги.

Нортон прокомментировал негромко, но неожиданно весело:

— Как бы за-ради Маргошиной экономии не пришлось восстанавливать всё самим!

Наклонившийся Криспин извлек из-под сиденья обуглившуюся книжку, осторожно перелистнул — в воздух взлетел черный пепел. Сунул погибшую книгу под мышку и, сказав с яростью:

— Ненавижу! — тяжело пошагал вниз.

Полупроснувшись, она некоторое время плыла по туманной границе сна и яви, когда прикосновения простыней кажутся тончайшей лаской, а лунный свет так приятно гладит обнаженную кожу, обдавая прохладным ветерком. И тянет продолжить нежиться, снова уснуть и видеть легкие приятные сны. Лучше всего любовные.

Теперь, после той запойной кабацкой ночи, они часто ей являются.

Вот как раз такой сейчас начал сниться.

Артур опять пригласил лесовичку за свой стол. Шуганув при этом прочь несколько девушек, непременно желавших лицезреть старосту Академии на завтраке. Мира, извиняясь, осторожно улыбнулась студенткам, окатившим ее раздраженными взглядами и прошипевшим какие-то, явно нелестные, замечания. Одна еще и задела ее плечом, чуть не снеся вместе с разносом, хорошо, Шазр успел придержать, а то бы всё полетело как раз в Артура с сотоварищами.

В сотоварищах традиционно был Криспин.

А теперь еще и Мира. Гном садиться с ними не стал — может, потому что никто его не позвал, кроме той же Миры. Просто нашел местечко неподалеку и принялся есть, ни на кого не глядя. Мира то и дело виновато косилась на друга, а уж когда встретила полный откровенной неприязни взгляд Амариллис, и вовсе, наподобие Шазра, уткнулась в свою тарелку. Что-то слишком часто она в последнее время общается со «статусными», так глядишь, и всех друзей растеряешь!

Она-то думала, старшекурсники хотят обсудить вчерашнее, например, связано ли оно с тем, ранешним происшествием, с Драконьей стрелой… Но Артур, оказывается, просто обеспокоился ее самочувствием: не обнаружилось ли не замеченных сразу травм, не снились ли ночью кошмары, да и спала ли Мира вообще?

Та добросовестно отчиталась: спала нормально, ничего не снилось, а из травм лишь огромный синячина на заду, образовавшийся, когда ее сбили с ног. В очередной раз! Покосилась на «сбившего». Тай вообще никак не отреагировал ни на ее слова, ни на взгляд: ковыряется себе в тарелке да ковыряется. А вот он-то как раз точно не выспался: бледный, темные круги под глазами, ест явно через силу… Вспомнив вчерашние слова ректорши, лесовичка участливо поинтересовалась, не случилось ли у него все-таки несварения. Человеческое внимание проявила! Но вредный парень принял ее вопрос за издевку. Положил ложку и, уставившись на Миру взглядом, в котором разгорались искры натурального огня, мрачно объявил, что с ним и с его пищеварением полный порядок, а если кое-кто не оставит его немедленно в покое, он, так и быть, отрыгнет ему на пробу кусочек проглоченного огня, хочешь?..

Лесовичка поспешно загородилась обеими руками и неистово затрясла головой: что ты, что ты, мастер Криспин, я же только из вежливости спросила!

Артур рассмеялся:

— Не тревожься, Мира, нашему Криспину любой Змееволк на один зубок! Мог бы и целиком его проглотить и даже не поморщиться! Не говоря уж о расстройстве живота.

— И ты заткнись, — пробормотал Тай, принявшись вновь за пытку еды на тарелке.

— Не у тебя одного настроение сегодня утром не очень! — заметил староста. — Гляньте, как наша Марго зверствует!

Трое оглянулись на преподавательский стол. Госпожа ректор и впрямь нынче гневалась. Сидела, прямая словно палка, над нетронутой едой и обводила столовую недобрым взглядом прищуренных глаз. Каждый из завтракавших — и студенты, и преподаватели — изо всех сил старались не попасть в поле ее зрения или хотя бы не встретиться с ней взглядом. Все слышали, как Ведьма распекла повариху за слишком скверную, по ее мнению, пищу, а первокурсниц за ближайшим к преподавательскому столом — за «слишком громкое и глупое хихиканье».

— Ой-ой, мне пора, — молвил Артур, измеряя взглядом расстояние до дверей — успеет ли удрать, прежде чем грозное начальство вспомнит о его существовании. Не успел: аж пригнулся, когда на всю столовую прогремело:

— Староста Нортон, ко мне!

Парень тяжело вздохнул, совершенно по-криспиновски закатил глаза и, нацепив броню улыбки, отправился прямо в пасть пышущей огнем ректорши.

Пригнувшаяся Мира быстрее заработала ложкой. Пробормотала:

— И чего это она сегодня?

— Наверное, подсчитала наконец, во сколько станет ремонт тренировочного зала, — предположил Криспин.

Она установила на двери и окна охранные чары — не для того чтобы поймать-обездвижить злоумышленника… то есть покусителя на ее честь… а лишь поднять тревогу, разбудить, коли его ночное появление опять покажется эротическим сном… вот уж теперь демона с два! Однако, подумав, Марго раздраженным взмахом руки сняла всю сигнализацию: вот уж действительно, было бы что охранять, сокровище невиданное, тело ее!

Которое так охотно и послушно откликается незнакомцу.

Она ни секунды не сомневалась, что незваный гость явится и сегодня, а потому в надежных латах самой своей строгой одежды и со всеми удобствами устроилась ждать в кресле у камина. Принимала то такую, то сякую обвинительную позу, репетировала речь и реакцию — в зависимости от того, кто припожалует. Однако часы неторопливо отсчитывали время бесконечно тянущейся ночи, а неизвестный любовник всё задерживался да запаздывал.

Госпожа ректор проснулась в обычное время. Стянутое жестким платьем тело занемело и покалывало от неудобной позы. Женщина поднялась из кресла, постанывая и потирая то одно затекшее место, то другое. Уязвленно посмеялась над собственной наивностью: этот-то… (лучше с утра не разражаться лезущими на язык эпитетами!) подозревал, что сегодня его наверняка подстерегают неприятные сюрпризы и гневные речи, потому и не явился. А ты разбежалась разборки устраивать и воспитывать, и… а там как сложится!

На вторую ночь Марго устроилась уже на кровати, хоть и полностью одетая. И дожидалась недолго, всего каких-то пару часов после полуночи.

На третью махнула рукой и проспала всю ночь крепко, безо всяких сновидений, любовных и не слишком.

Он появился на четвертую.

Утро началось с неожиданности. Полусонная Мира брела по коридору, шарясь в сумке в попытке уяснить, всё ли взято (чтобы потом не бегать за забытым через всю Академию), и потому на выходе в холл с кем-то от души столкнулась.

— Ой, прости, не заметила!

— Ну да, — согласился Артур, придержав ее за плечи. — Меня трудно заметить, я ведь такой крохотный, правда?

Улыбка его была такой солнечной и беззаботной, что девушка тут же заулыбалась в ответ. Артур отобрал у нее набитую сумку, взвесил на руке:

— Ого! Это так вас, бедных первокурсников, загружают? Давай донесу хоть до столовой…

Мира попыталась отобрать котомку, но осознала, что они вдвоем стоят в проходе, а мимо в одиночку и группками идут девушки, здороваясь со старостой и поблескивая любопытными, удивленными или неодобрительными взглядами. Еще и оборачиваются потом, отчего на лестничной площадке уже затор образовался. А с той стороны холла на них глазеют (ну кто бы мог подумать!) Криспин Тай и Шазр. Так что пришлось смириться с неожиданным носильщиком, еще и подтвердить: мол, да, слишком уж много уроков, не уговорит ли глубокоуважаемый староста не менее уважаемого ректора уменьшить первокурсникам учебную нагрузку?

— Попытка, говорят, не пытка, хотя зная Марго… это еще ба-альшой вопрос. — Артур махнул другу. — Ты что там застрял? Шазр, доброе утро, идем с нами!

Так что сегодня они завтракали вчетвером. Артур беспечно болтал, словно не замечая упорного молчания друга и скованных реплик стесняющегося неожиданной компании и устремленных на них взглядов гнома. Мира тоже изо всех сил старалась поддерживать непринужденную беседу, но с едой расправилась в рекордные сроки, даже не испросив привычной добавки.

— Ну что, пора бежать на занятия!

Шазр с облегчением подскочил вслед за лесовичкой, но Артур неожиданно придержал ее за руку.

— Мира, ты обещала рассказать о Лунных Купальщицах поподробнее. Сегодня сильно загружена? Встретимся перед ужином в комнате старост?

Мельком почему-то глянув на Криспина, при этих словах переставшего есть и исподлобья уставившегося на друга, девушка торопливо кивнула:

— Да-да, конечно, хорошо!

И, выхватив из-под руки Артура и впрямь тяжелую сумку — кажется, он вновь собирался помочь? — выскочила за дверь. С облегчением перевела дух (слишком уж много на них было устремлено взглядов, слишком уж все внезапно сегодня!) и замедлила шаг. Но тут ее добил вопросом догнавший гном:

— Староста Нортон сейчас тебе свидание назначил?

Жарко покраснев (кажется, даже пятки загорелись), Мира затрясла головой.

— Ты что, с ума сошел?! Я и правда обещала рассказать про наших купавок после… ну, после того случая, в смысле, расследования… Скажешь тоже — свидание!

— Нет? — задумался гном. — Я ваши, людские, обычаи плохо еще знаю. Раз так говоришь, сестра, значит, мне показалось.

Напоследок фыркнув возмущенно, девушка поддернула на плече сумку и понеслась на Гербологию — уже правда опаздывала.

Почему-то ей тоже так показалось…

Вся беда, что не только ей одной.

Полдня пришлось выслушивать комментарии и шуточки. Терпеть взгляды, которыми ее пренебрежительно или заинтересованно мерили: с чего эта лесная невеличка с нашим старостой так тесно в последнее время общается? Сумки он за ней таскает (а ведь всего раз было!), за одним столом едят, еще и в учебе помогает! Мира где пыталась объяснить, что все не так, как видится, где отшучивалась, но в конце концов устав от повышенного и недоброго к себе внимания, скопировала поведение драгоценной соседушки: задрав нос с высокомерным видом «ну да, и что?», игнорировала все подколы и вопросы. В Яшмовой Академии Артур Нортон, конечно, очень популярен, но до этого дня Мира и не подозревала, насколько тщательно фанаты обоих полов следят за поведением и общением своего объекта обожания!

К концу дня лесовичка решила, что ни в какую комнату старост не пойдет, а самому старосте скажет: замоталась-забыла… Не сложилось — простодушный Шазр на всю учебку напомнил ей об утреннем уговоре. Поблагодарив «брата» кривой улыбкой, Мира под взглядами и перешептывание студентов нехотя собрала сумку и поплелась прочь нога за ногу. Потеряться в дороге, а потом сослаться на шалости Коридорного? Или собраться с духом и объяснить Артуру, что его доброту и внимательность, за которые она, конечно, очень и очень благодарна, могут истолковать (уже истолковали!) неправильно, а потому не может ли он быть к ней как-нибудь… попрохладнее? Да, так ему и скажет! Артур всё поймет и не обидится. Ободренная столь разумным планом, Мира зашагала быстрее.

В комнате старост ей бывать еще не приходилось, и девушка оглядывалась с удовольствием и удивлением. Или начальство так заботится о старостах Академии, или прошлые и нынешние поколения сами натаскали и наколдовали эти обитые деревянными панелями и тканью стены, мягкие кресла и диваны, плотные вишневые портьеры, прикрывающие от сквозняков, дующих из-за наборных разноцветных окон… А главное — огромный бездымный камин, так и манящий подсесть к нему поближе! Если кабинет и задумывался как рабочий, то превратился в место, куда можно, наоборот, удрать от своих обязанностей, еще и с друзьями! Вон перед камином на маленьком столике стоят блюдца с сахарно-коричным печеньем и кувшин с… (Мира потянула носом) с кавой, очень дорогим и очень вкусным бодрящим и согревающим напитком.

— Мира, пришла? — Артур выглянул из-за спинки стоящего у камина кресла. — Иди сюда, наверняка ведь замерзла…

Серьезный разговор может и подождать, тут же решила девушка, радостно плюхаясь в соседнее кресло (мягкое какое!) и протягивая ледяные руки к огню. Пожаловалась:

— А у нас в комнате так чадит! Вот наколдовали бы по всей Академии если не тепла, то хоть бездымных каминов!

— Наша госпожа ректор, как обычно, экономит. Чтобы наладить обогрев жилых и учебных комнат, денег ей жалко, а любое заклятье, сама понимаешь, нужно периодически обновлять, то есть опять же тратить либо свои, либо силы приглашенных. Так что Марго решила, ничего с нами, студентами, не случится. — И старшекурсник очень похоже передразнил ректоршу: — «Кровь горячая, молодая, не замерзнут, пусть просто двигаются побыстрее!»

Кава была вкусной, печенье просто таяло во рту, Артур говорил столь непринужденно, расспрашивал о жизни в Академии и Пуще с таким интересом и так ненавязчиво, что у Миры всё не находилось ни времени, ни возможности, ни… желания произнести задуманное. Спохватилась, лишь когда напольные часы гулко пробили семь.

— Ой, уже на ужин пора!

— Идем, — легко согласился Артур, отставляя чашку и поднимаясь.

Тут же представив, как вновь придется продираться через частокол взглядов и недобрых реплик, Мира прикусила губу и начала нерешительно:

— Знаешь, я хотела сказать…

Но парень заговорил одновременно с ней:

— Мира, еще минутку, я собирался тебе кое-что сказать… О, сначала ты!

— Нет, лучше ты. Что?..

И они услышали за спиной:

— Да говорите оба сразу, мне тоже интересно!

Вот тебе и… здрасьте! Как же не вовремя Криспин явился — не запылился! Стоит в дверях, глядя на них, по своему обыкновению, исподлобья.

— А ты чего тут? — невежливо вопросил его друг.

— А вы тут чего?

— Ты же терпеть не можешь этот «занудный клуб старост»!

— Да и ты никогда сюда девчонок не приводишь!

Мира переводила взгляд с одного на другого. Оба выглядели раздраженными: Артур понятно, договорить не дали, а Криспин с чего? Или она опять нарушила какое-то неписаное правило: например, никогда не дружить со старостой Академии и… Что еще? Не пересекать порог этой комнаты? Не распивать с ним каву? Не греть у камина натруженные замерзшие лапки?

— Ну ладно, — живенько сказала девушка. — Я на ужин, а то еще и мою порцию слопают, придется ложиться спать с пустым животом!

И сбежала, притворившись, что не слышит окликов Нортона.

— Ты, смотрю, или отчаянно смелая, или окончательная дурочка!

Амариллис так давно с ней не разговаривала (не считая случаев, когда надо было довести до сведения Миры нечто типа «кто-то опять раскидал свои туфли у порога, я чуть шею не свернула!», произносимое в пространство), что лесовичка не сразу сообразила, что сейчас обращаются как раз к ней. Когда замечание повисло в воздухе, даже огляделась, отыскивая баронессиного собеседника.

— А? Это ты мне?

Продолжавшая умащивать лицо (Мира привычно попыталась по запаху определить состав бальзама: роза, масло льна, душица) соседка покривила губы:

— А ты видишь здесь кроме нас еще кого-то?

— Нет-нет, — поспешно открестилась Мира: вот радость-то, Ама наконец с ней заговорила! Пусть и непонятно. — А… почему?

— Почему смелая или почему кретинка? — высокомерно осведомилась Амариллис. — Хотя ответ все равно одинаков — хватило же у тебя наглости связаться с самим старостой Академии!

Мира затараторила, что всё совершенно не так, они с Артуром просто друзья, но соседка остановила ее величественным жестом руки.

— У меня нет никакого желания выслушивать твои оправдания!

Мира заморгала — она ведь и не собиралась оправдываться! Ибо не в чем.

— Понятно, будь ты хотя бы вроде этой Джули, — продолжила баронесса, заметно скривившись при произнесении имени соперницы: война двух «королев», хоть и вышла из своей опасной для жизни (прежде всего окружающих) стадии, все равно продолжала тянуться. С переменным успехом. — Какая-никакая, а все-таки в Академии известная! А то просто… — добрая соседушка сверху вниз указала рукой на Миру, — ты!

Лесовичка машинально пригладила волосы и расправила складки на платье: судя по взгляду баронессы, это не слишком помогло, не сделало ее более достойной парой для главного старосты Яшмовой Академии.

— Ты бы для начала узнала, что случается с теми, кто связывается с самыми популярными парнями!

— А что с ними случается? — послушно отозвалась Мира.

Амариллис выразительно наставила на нее указательный палец, как преподаватель, добившийся наконец правильного ответа от нерадивого студента. Ответила всеобъемлюще, хоть и крайне размыто:

— ВСЁ с ними случается! Ты же понимаешь, оскорбленные ведьмы способны на многое!

Да-а, если припомнить, что выпадало ей как подружке баронессы! Соседка кивнула, удовлетворенная тем, что Мира аж передернулась.

— Вот-вот! Так и быть, первокурсниц по старой дружбе я придержу, а вот старших берегись! И вообще, мой тебе совет — немедля расстанься с Нортоном! Он тебе не по зубам и не по чину!

Когда Мира вновь попыталась прояснить свои отсутствующие со старостой «отношения», получила в ответ испепеляющий взгляд и гневное фырканье:

— Увела Артура, еще и смеет оправдываться!

И баронесса отвернулась к зеркалу, посчитав разговор (выговор? предупреждение?) законченным. Мира с открытым ртом глядела в ее непреклонную спину: ну конечно, Амариллис априори считает каждого «статусного» парня своей собственностью!

Уф.

До поры до времени Миру никто из ревнивиц особо не доставал. Или она была настороже; натренированная «кампанией королев красоты», благополучно избегала ловушек разных уровней сложности (Амариллис говорила даже, что какую-то не в меру активную воздыхательницу Артура однажды окунули головой в отхожее место!). Да и на шипение, ругательства, угрозы и насмешки тоже иммунитет выработался: ощущалось как легкое пощипывание раздраженной кожи — неприятно, но не смертельно же! Правда, по Академии Мира перемещалась в компании преданного Шазра либо всё тех же друзей-пятикурсников, будь они неладны! Что за роль ей досталась на первом курсе — без вины виноватой, вечно за чужие грехи… то есть симпатии-антипатии отвечающей!

Но однажды Мира все-таки попалась. Расслабилась, потеряла бдительность. Как раз перед этим провела час в компании старосты и, разумеется, его приятеля. Тай, всегда находящийся рядом с ним, уже воспринимался как привычный фон, как неизбежное зло. Или тень? Тень, да, решила для себя лесовичка, буду реагировать на него именно так!

Однако про тень-то можно преспокойно забыть, а вот про Криспина Тая — фиг с два. Казалось, что он постоянно за ней наблюдает, хотя при взгляде на старшекурсника неизменно обнаруживалось, что тот смотрит либо в книгу, либо в сторону, либо вовсе в пространство. Значит, все-таки казалось. Может, Тай ревнует к ней своего друга? Или просто приглядывает, чтобы лесовичка ничего эдакого не сотворила с драгоценным академическим старостой. Вроде пожилой тетушки, приставленной к юной девице для надзора, как у аристократов положено. Сравнение здоровенного, взрослого, уверенного в себе Артура с неопытной изнеженной девочкой, а недоброго огнеопасного Криспина — с хлопотливой компаньонкой-наседкой Миру от души повеселило. В кои-то веки встретившись взглядом с Книжником, она даже понимающе и успокаивающе ему улыбнулась и покивала: мол, понимаю твое волнение, но ничего зловредного не замышляю, будь спокоен! Парень не стал уточнять, что именно она намеревалась всей этой пантомимой сказать, просто, по своему обыкновению, отвернулся. Никак не хочет приручаться, что ж такое!

В этот вечер Артур предложил научить Миру какой-то хитрой карточной игре: мол, впереди вся зима, чем еще заниматься долгими вечерами! «Тренировками», — тут же вставил верный себе преподаватель Игнисологии. Двое дружно от него отмахнулись, и вскоре холл первого этажа под главной лестницей, где стояло несколько кресел и столиков, сотрясался от общего смеха и возмущенных криков постоянно проигрывавшей лесовички. Еще и любопытствующие-сочувствующие подтянулись. Хорошо, Криспин неожиданно пересел на подлокотник ее кресла, а то бы и вовсе Мире на спину улеглись, заглядывая в карты со своими шуточками и советами. В общем, вечер удался, под конец девушке даже удалось выиграть — Артур радовался этому больше самой Миры.

Гигантские напольные часы в холле гулко, с эхом, отбили девять, и староста с явным сожалением поднялся.

— На сегодня хватит, мне надо еще кое-что сделать…

— Конечно-конечно! — поддразнила собиравшая колоду лесовичка. — Как начал проигрывать, так сразу и пора, да?

— Да я просто поддался, — снисходительно пояснил Артур, — до выигрыша тебе еще как до Риста пешком!

— Ах ты!..

Засмеявшийся Нортон ушел по своим важным старостовским делам, Тай поднялся в общежитие, остальные студенты тоже постепенно разбрелись. Мира немного потренировалась, раскладывая на столе выигрышные комбинации карт: надо записать, пока не забыла, в следующий раз ух и задаст же она Артуру! Собралась уже отправиться в комнату, как пробегавшая мимо с озабоченным видом третьекурсница бросила:

— Ты же Черемная, да? Там тебя староста зовет.

— Зачем вдруг? Он же только-только ушел…

Девушка — Инга? Ирма? Ильма? — пожала плечами:

— Представления не имею! Не хочешь — не иди!

— Эй, эй! — закричала Мира в ее удалявшуюся спину. — А где Артур-то?

Коротко обернувшись, студентка махнула рукой на темную арку, ведущую к пустым сейчас аудиториям.

— Там! Сказал тебя позвать!

Мира проводила ее взглядом и потопала на встречу со старостой.

В ловушку прямиком.

Темнота обрушилась на нее разом — словно нахлобученный мешок. Спеленала по рукам и ногам удушающей ватной массой, не давая не то что шевельнуться — сделать вдох поглубже, ойкнуть, позвать на помощь кого-нибудь… даже собственную магию. Ее куда-то повлекло — не дай боги, такие же недоучки трансгрессией развлекаются, сейчас ка-ак зашвырнут куда-нибудь в далекие далека, где и сама ректор разыскать не сможет!

Однако услышав рядом бубнящие голоса, Мира немного успокоилась: ее просто переносят «на ручках» куда-то в пределах самой Академии. Ничего, с помощью Коридорного она отовсюду сумеет вернуться, лишь бы и правда не утопили окончательно в туалете, ха-ха! Или в парковом пруду. Тогда придется возвращаться уже стенающим призраком, губителей пугать. Вернее, губительниц; хотя злоумышленники пытались говорить тихо, голоса были явно девичьими. Да еще и при «прощании», уже не сдерживаясь, пожелали от души:

— Проведи-ка здесь ночку и подумай о своем поведении!

Под многоголосый смех пленницу раскачали и больно швырнули на пол, потом раздался жуткий скрип и лязг захлопываемой тяжелой, давно не смазываемой двери, и — тишина.

Покряхтывая и потирая отбитое всё, девушка неловко поднялась, сначала на колени, потом полностью, и огляделась. Точнее — попыталась. В первый миг показалось, что с нее так и не сняли «упаковку», ведь она по-прежнему ничего не видела, но Мира почувствовала прикосновение холодного ветерка, подошвами — каменный ледяной пол (при «транспортировке» потерялась одна туфля), ощутила затхло-пыльный вкус воздуха. Значит, просто очень темно; в погреб, что ли, какой-то засунули, так вроде спуска вниз не было…

— Эй… — на пробу позвала девушка. Звук увяз в темноте, как в вате, и, откашлявшись, она повысила голос: — Эй! Эй! Эй!

Оклик вернулся к ней таким неожиданно многозвучным эхом, несущимся буквально со всех сторон, что Мира аж присела от испуга. Перевела дух, только когда до нее донеслись последние шепчущие отголоски: «эй… э-эй… э-э-э…» Похоже, и впрямь подвал или огромный пустой зал, вряд ли здесь кто ее услышит. Надо найти дверь и уже тогда долбиться и звать на помощь — или просить прощения у злорадно прислушивающихся по ту сторону девиц (еще бы рассказали, за что!). Вытянув руки, Мира сделала несколько шагов в одну сторону, другую. Третью. Нет, так можно бесконечно бродить по кругу, для начала нужно зажечь «светляк»!

Светильник традиционно не поддавался, хотя сейчас рядом не было учителя Игнисологии с его вечно скептическим взглядом и ядовитыми комментариями, от которых не только руки опускаются, но и пропадают силы-желание что-нибудь делать. А вдруг она снова подпалит себе пальцы или — как было раз — подожжет волосы или одежду? Тогда Криспин потушил ее внезапное самовозгорание одним раздраженным хлопком руки, но сейчас-то его рядом нет… ох, опять начала себя накручивать, вместо того чтобы сосредоточиться!

Так, загорайся давай… Вспыхни! Гори, тебе говорят! Своенравная огненная магия не слушалась — характер точь-в-точь как у по ней преподавателя… Что это она всё о Тае вспоминает, успела соскучиться, что ли, ведь буквально только что сидел над душой в холле? Да, хорошо бы Книжник здесь появился, даже с вечным своим ворчанием! Зато вытащил бы из внезапной темницы, на злобных однокашниц цыкнул, как тогда с Амариллис; Нортон-то ведь даже не замечает ажиотаж, поднявшийся от его открытого приятельства с лесовичкой, или не воспринимает всерьез. Позвать? Да ну, стыдно, как-никак, она уже почти семестр отучилась, надо уметь самой справляться с трудностями.

И с ревнивицами…

И очень кстати про Тая вспомнила! Про его слова: не командовать огнем, а просто хорошенько представить, как он разгорается… допустим, будто масляный фитилек в лампе! Мира зажмурилась, изо всех своих уже невеликих сил воображая светильник, который походя сотворил Шазр в темном коридоре. Вот сейчас она откроет глаза, а тут — он!

Осторожно приоткрывши один глаз, Мира с облегчением убедилась, что темнота чуток рассеялась: получилось, получилось! Правда, сияние не ясно-теплое, каким она его представляла, а тускло-синеватое, подобно лесным гнилушкам… Девушка оглянулась, отыскивая сотворенный огонек, и попятилась, от испуга и неожиданности едва вновь не плюхнувшись на пол. Нет, это не то, что она создавала!

Совершенно не он.

По всему помещению вспыхивали голубоватые и белые искры. Вон там два… еще два. Еще и еще. Они увеличивались в размерах. Придвигались.

Глаза!

И тогда Мира поняла, куда ее закинули.

Комната Страха!

Он сбегал по лестницам и широко шагал по гулким темным коридорам: свет послушно разгорался впереди и гас за спиной, будто Криспин беспрерывно двигался в одном освещенном квадрате. И так же непрерывно ругался, затейливо проклиная вечно вляпывавшуюся во что-нибудь лесовичку, ревнивых идиоток, беззаботного соседа по комнате, а заодно и всю Яшмовую Магическую Академию: какого демона ее построили так масштабно и затейливо, без Коридорного не только никуда быстро не попасть, но и вообще не найти дорогу! А тот, словно назло, именно сегодня как провалился, не отвечает на вызов!

Цветочная баронесса перехватила его за пару минут до отбоя: мол, соседка еще не вернулась, не знаю, что и делать — хоть и заноза в одном месте (и еще какая, согласился он), но у девчонок сейчас просто крыши посносило, тревожусь, как бы чего не вышло, не к преподам же обращаться! Первую мысль, тут же пришедшую в голову, он проверил сразу: нет, сосед преспокойно дрых в комнате, значит, никакого тебе романтического уединения в укромном месте, коих в Академии предостаточно, лесовичка шляется где-то в одиночку. Куда ее понесло перед самым отбоем?!

Стоило, конечно, выгнать «соперниц» из комнат, построить и допросить с пристрастием (и применением пыток), но лишнее внимание преподавателей и впрямь не нужно: лесовичке здесь учиться и учиться, решат еще и за ней организовать индивидуальный пригляд… Пришлось наскоро сообщить дежурившему сегодня профессору Риве, что позабыл внизу кое-что нужное, получить в ответ неохотный, но все-таки разрешающий кивок, и сломя голову понестись по лестнице.

Академические оборотни в любом своем обличии легко берут след разыскиваемого, но он тоже мог найти любого студента и преподавателя по отпечатку их магии, имеющей для него цвет и запах. Вот знакомый тонкий аромат свежей зелени и зеленая же искрящаяся ниточка, уводящая вглубь пустого ночью учебного корпуса: что она там забыла? Заманили? Заколдовали?

За ближайшим углом нитка спуталась в клубок с разноцветными другими: какую, однако, девчонка популярность приобрела, аж пять студенток на нее охотятся! Тут бы одной за глаза хватило — против глупо дружелюбной и доверчивой лесной ведьмочки!

«Похитительницы» заметали следы или сами плохо знали дорогу — пришлось изрядно поплутать вслед за ними. Зато когда он, наконец, вышел на «финишную прямую», сразу понял, куда засунули лесовичку, и пустился уже бегом.

Сегодня он не пришел.

Да и придет ли еще вообще?

Наверное, именно поэтому госпожа ректор поднялась в таком меланхолическом настроении. Мерзкий зимний дождь пополам с мокрым снегом настойчиво бился в стекла, словно просил пустить погреться. В коридорах Академии наверняка завывает ледяной ветер.

В комнате тоже было сыро и холодно. Зажегши щелчком пальцев огонь в камине, она побрела в ванную, зябко кутаясь в мерзко же холодный шлафрок. А как тепло, даже горячо было в его объятьях! А если еще и просыпаться вместе с ним по утрам, настроение было бы гораздо лучше…

Женщина одернула себя: начинаешь скучать по тому, чьего лица даже не видела?! Просыпаться вместе — на что оно тебе? Тем более что рядом с ним уж точно не выспишься… А бессонные ночи крайне скверно сказываются на здоровье и красоте.

Однако любовная бессонница, судя по отражению в постепенно запотевающем от тепла зеркале, наоборот, прекрасно влияет на женскую внешность, права многоопытная целительница! Глаза сияют, на щеках здоровый румянец, хоть ты его белилами теперь замазывай, полураскрытые губы яркие и сочные. Хм, пожалуй, она совершенно не против продолжить эти ночные тренировки. Хотя и дневные-вечерние тоже не были бы лишними.

И утренние, да-а…

Ее мысли как будто подслушали! Отвернувшись от окончательно запотевшего зеркала, Марго внезапно угодила в объятия невесть откуда взявшегося полностью обнаженного, горячего и влажного «инкуба». Он мгновенно прижал ее лицо к своей твердой груди (вот примета — высокий!), женщина вдохнула знакомый запах, а ее собственные руки уже жадно исследовали твердые мышцы его плеч, спины, ягодиц… Впрочем, и он не отставал, как будто они не встречались целые годы и ужасно соскучились. Обоюдное нетерпение росло, вскоре стало совершенно не до нежных ласк и объятий. И опять поняв без слов, мужчина резко развернул ее к стене. Опершись обеими руками о мраморную столешницу раковины, она подавалась навстречу ударам его бедер. Затуманенный взгляд остановился на таком же мутном от пара зеркале, на мгновение в голове прояснилось — а что если… Но едва она потянулась протереть стекло, чтобы увидеть наконец лицо своего тайного любовника, тот моментально предугадал ее намерения: кулак с размаху врезался в зеркало, покрыв его паутиной трещин.

— Не надо… — чуть ли не впервые за все время прошептал — выдохнул ей на ухо. — Пожалуйста, не надо…

Уставившись на окровавленную вмятину в старом зеркале, Марго согласилась: и впрямь не надо. Неважно, кто он такой. Совершенно… всё… равно…

Легкие прикосновения и легкие же поцелуи скользили по шее, обнаженным плечам, спине… Замерли там, где и ожидалось: на треугольнике шея — левое плечо — лопатка. То, что он продолжает гладить давно ничего не чувствующую кожу и плоть, Марго обнаружила, лишь повернув голову. Молча ждала неизбежного вопроса.

— Это же Драконий огонь? — спросил Артур. — Я ведь именно по этому шраму тебя и узнал — когда подхватил в тренировочном зале, после Змееволка. Твое платье тогда еще на плече порвалось…

Марго кивнула.

— Драконьи ожоги не берут ни лекарства, ни колдовство. Можно лишь более-менее замаскировать косметикой и чарами, но когда касаешься… — Она не договорила то, что ему было знать совершенно ни к чему: как несколько знакомых и не очень кавалеров молниеносно охладевали, внезапно обнаружив под своими руками такие неаппетитно-грубые рубцы.

— Вы в войну попали под огонь?

Марго усмехнулась — парень то и дело сбивался с любовного «ты» на почтительное «вы» — и отстранилась, натягивая на плечо ткань сорочки. Развернулась: Артур сидел рядом на постели, смирно сложив на коленях руки, смотрел с внимательным ожиданием — ну точь-в-точь приготовился прослушать важную лекцию!

— Скорее, мы сами под него полезли! — буркнула госпожа ректор. Потянулась мимо него за сигареткой, привалилась предательской спиной к подушке. Артур помедлил, продолжения не дождался и спросил:

— Но зачем?

Дымок сигареты свивался и развивался, образуя в воздухе полупрозрачный узор: крылья, длинное тело, оскаленная пасть с вырывающимся клубами дыма…

— Слышал про Последний отряд? — сухо осведомилась Марго.

— Да… ох! — Парень даже рот раскрыл. — Вы что, были в нем?!

Госпожа ректор махнула мундштуком на свое левое плечо:

— Как видишь.

— Но вы же… вы тогда были совсем молоденькой!

— Не преувеличивай, не младше тебя сегодняшнего. С нами был, кстати, и прошлый ректор Яшмовой Академии, мэтр Аликас. Мощный был старик! Погиб в числе первых, всё нас, молодых, берёг…

Что там у него в голове вертится? Жаждет узнать подробности: как именно умерли волшебники, отстоявшие столицу и Арранту в целом и уничтожившие последних драконов? Марго будто сейчас видела, как они выходят один за другим, живые магические приманки для неустанно парящих над городом Драконов, и кто раньше, кто — если ему хватало мощи и созданной общими усилиями защиты, — позже гибнут в Драконьем пламени. Пока не были израсходованы все хитроумные ловушки, все Драконьи Стрелы.

И все отчаянные волшебники. Среди них были парни и девушки из ее выпуска…

Однако Артур произнес задумчиво:

— И вы каждый год в это самое время уезжаете из Академии на несколько дней, чтобы…

— …напиться до хазратских демонов!

— …помянуть их?

Марго почесала янтарным мундштуком щеку — почти смущенно.

— Ну. Ехать ради поминовения в столицу, как в самый первый год, слишком долго, да и незачем. Надраться за милую душу можно и тут же на месте, в Буржбе!

Артур неожиданно обнял ее — мягко, осторожно, словно боясь причинить боль нечувствительным старым шрамам. Пробормотал куда-то в макушку:

— Прости меня…

— Не ты же меня жёг! За что просишь прощения?

— Я ничего не знал. Мог бы быть в эти дни рядом и…

Внутренне ощетинившаяся Марго ожидала продолжения: «и утешать вас», но парень сказал:

— …и подливать вам.

Против воли она улыбнулась, потрепала его по голове, как понятливого щенка:

— Э, да я тебя хорошо воспитала!

— Я таким чутким и воспитанным сразу на свет появился! Говорите сейчас, будто вы моя матушка!

— Ну а что? Я ведь и правда гожусь тебе… — госпожа ректор произвела мысленные расчеты и с явным удивлением подкорректировала саму себя: — …в старшие сестры!

Артур вытянулся на кровати во всю свою немалую длину, пристроил кудрявую голову к ней на колени.

— Э не-ет, вот на сестру я категорически не согласен!

Они шагали в сторону библиотеки: Криспин молча, лишь изредка утвердительно помыкивая или скептически похмыкивая на болтовню Миры. Но уже хорошо, что забрал у нее стопку возвращаемых книг — по его собственным словам, очень вовремя, а то бы пытавшаяся трансгрессировать тяжеленные тома лесовичка обязательно услала их в далекие далека. Безвозвратно.

Мира слегка подулась: вот почему он никак не поверит в ее способности и умения? Но повеселела, сообразив, что раз Книжник направляется в библиотеку, она куда быстрее отыщет литературу для семинара, а то его сменщики обычно ползают по стеллажам подобно зимним сонным мухам. Да еще и мухам подслеповатым, подолгу ищущим нужные книги и потом обнаруживающим их прямо у себя под носом.

Однако именно беззаботно чирикающая лесовичка первой услышала странные звуки, доносящиеся из свертка коридора. Приостановилась, подняв руку и склонив голову:

— Слышишь?

Криспин недовольно оглянулся на нее:

— Что там?

— А вот сейчас и посмотрим! — И Мира двинулась на звуки, прежде чем он успел их идентифицировать и кинуться на перехват.

Не успел: девушка уже застыла на месте, таращась на обнимавшихся в неосвещенном тупике. Кинув на пару один только взгляд, Криспин открыл рот и закрыл ладонью глаза.

Мире.

Впрочем, та тут же раздвинула его пальцы и жадно уставилась на самозабвенно целующихся старосту Академии и госпожу ректора Академии. И Криспин смотрел. Только когда поцелуи и объятья стали куда горячее и… окончательно неприличными, ухватил первокурсницу за шиворот и поволок прочь; еще и шипел на нее беззвучно, когда девчонка упиралась и оглядывалась. Хотя таиться нужды не было никакой — двое не заметили бы даже, если б небо обрушилось на землю.

Студенты вывалились в основной коридор, в дружном молчании домаршировали до библиотеки и только тут остановились и уставились друг на друга: Мира — обалдело, Криспин — обеспокоенно.

— Это… — Девушка покрутила в воздухе рукой, не находя слов. — Это… правда? Правда мы это видели? Артур — и ректор?!

Старшекурсник тоскливо огляделся по сторонам, не нашел там подходящего ответа и молча кивнул. Мира смотрела на него во все глаза.

— Да ты, никак, уже знал?!

Криспин перехватил книги обеими руками и уставился теперь в пол, став в этот момент похожим на мрачного нахохленного ворона.

— Ну, я сообразил недавно, что Артур здорово втюрился, но думал совершенно на другую… — Глянул исподлобья. — Ты вообще… как?

Мира не поняла, про что ее спрашивают: в шоке ли она от такого открытия? Конечно, будешь тут в шоке! Самый милый и солнечный парень Академии — и свирепая драконесса-ректорша! Это же как комендантша и, допустим… Мира смерила взглядом стоявшего перед ней пятикурсника. Нет, эти двое точно и в первый же день поубивали бы друг друга! Ну, тогда, допустим, та же Батильда и Микси, день рождения которого они не так давно справляли. Представив, как грузная кастелянша зажимает парнишку в темном углу, Мира даже захихикала.

А тут все было ровно наоборот — это Артур женщину нацеловывал! Хотя и ректорша тоже совершенно не отбивалась…

Криспин странно отреагировал на ее смешок: дернулся и даже шагнул ближе, вглядываясь в лицо.

— Ты что… плачешь?

Вот еще! О чем тут плакать-то? Посмеиваясь, лесовичка поведала о своей фантазии насчет кастелянши. У старшекурсника дернулись уголки рта, что касаемо Криспина означает просто безудержный смех. Но глядел он по-прежнему пытливо и недоверчиво.

— Так ты правда в порядке?

— Само собой. — Занервничав (и чего привязался с вопросами о ее самочувствии, пусть приятеля своего расспрашивает насчет ментального здоровья, коли тот с ректором связался!), Мира показала на учебники. — А вот книжки уже не совсем!

Пользуясь тем, что парень зазевался, два учебника («Бестиология» и «Классификация оборотней») и впрямь сползли на пол из стопки в его руках и нацелились удрать — не хотелось возвращаться на свои скучные полки! Зашипевший Криспин топнул на них ногой и повелительно указал на близкую дверь библиотеки. Понурившиеся (имейся у них ручки, заложили бы за спину, словно арестанты) книжки поковыляли домой.

— Значит, всё нормально, — задумчиво подытожил Криспин, глядя им вслед. И внезапно опять стал самим собой: — Ну и сколько можно трепаться?! К семинару сегодня не собираешься готовиться?

И первым шагнул под арку библиотеки. Обиженно запыхтев: вот что за человек, а? вечно ни поболтать, ни обсудить такое потрясающее событие, всё только про учебу! — Мира поплелась следом.

— Мы вас сегодня видели, — без лишних преамбул объявил Криспин. Артур, с подозрительно довольной физиономией валявшийся на кровати в обнимку с учебником, лениво осведомился:

— Кто такие «мы»? И кого это — «вас»?

— Мы — я и лесовичка. Вас — тебя и Марго.

Увесистый учебник гулко хлопнул о пол. Резко севший староста вцепился в матрас.:

— Вот же… демон!

— Он самый, — согласился друг. Опустился на свою кровать, скрестил на груди руки. Уставился. К допросу готов, определил Артур и осторожно улыбнулся.

— Ну вот так получилось…

— Угу, — сухо согласился друг. — Как-то само собой, да.

— Да я поначалу даже не знал, что она — это она…

— Перепутал, с кем не бывает!

— А когда понял, что это Марго, то вообще…

— Конечно, — опять понимающе кивнул приятель.

— Да заткнись ты! Помнишь пьяницу в «Дырявой бочке», из-за которой я тогда остался? Это Марго и была.

Тут даже Криспина проняло: открыл рот и опустил руки.

— Да иди ты!

— Вот именно, — теперь кивнул староста. — Но тогда я не сообразил, говорю же! Темно было, на ней личина… Ну и…

Про то, что такое «ну и», уточнять не надо было, видели сегодня предостаточно! Артур наконец раскололся: выложил всю историю как на духу и уставился так, что даже смешно стало — точно ждет от него заслуженного выговора. Или благословения.

Криспин сказал только:

— Странно, что Марго тебя на месте не убила, когда наконец узнала, кто ты.

Артур взлохматил кудри, согласился:

— Вот да. До сих пор удивляюсь!

— Ты, конечно, единственный, кто в Академии может с ней сладить. И она всегда любила с тобой поговорить и посмеяться. Видел я иногда, как ты на нее смотришь. Но смотреть — не…

Нортон взорвался — от неловкости и растущего раздражения:

— Может, хватит уже, а?! С какой стати я вообще должен перед тобой отчитываться и это все выслушивать? Я тебя старше и… вообще, это мое личное дело! Наше дело!

Словно и не заметив его вспышки, Криспин продолжил:

— Дело, само собой, ваше. Вот только почему у меня и у всех вокруг создалось стойкое впечатление, что ты запал совершенно на другую? На лесовичку, например?

Артур смущенно почесал бровь.

— Ну-у… Скажем, это был отвлекающий маневр!

— Отвлекающий, — ровно повторил друг.

— Не хотелось афишировать наши с Марго отношения. Хотя мне-то совершенно все равно, это для нее больной вопрос — я студент, она ректор, и все тому подобное…

— И чтобы отвлечь внимание от той, с кем на самом деле встречаешься, ты принародно ухлестывал за неопытной девчонкой-первокурсницей?

Артур нервно усмехнулся.

— В твоем исполнении звучит всё просто ужасно!

— Не звучит, — произнес Криспин, рассматривая его. — Это и есть ужасно.

— Ну ладно-ладно, имелась еще одна причина!

— И какая же?

— Лесовичка ведь тебе нравится, а?

Криспин молчал, глядя на него со своеобычным выражением лица, которое частенько бесило: то есть совершенно без всякого выражения. Никак не поймешь, что у него на уме!

Или на сердце.

Не выдержав дуэли взглядов, Артур попробовал разрядить обстановку:

— Ты ведь частенько сбивал ее с ног, никогда не хотелось подольше задержаться, а? Почему бы мне немного не помочь другу?

— Влюбить девчонку в себя — это ты называешь помощью? — спросил его друг с непередаваемой интонацией.

— Да нет же! Я просто хотел, чтобы ты приревновал ее, определился, наконец! Демон, да прекрати ты так на меня смотреть! Неужели лесовичка в меня действительно влюбилась? Да не может быть! Мы же с ней просто флиртовали! Мира — девочка понимающая, добрая, с юмором, если я ей всё объясню… Я, кстати, и собирался несколько раз…

— Не забывай, что она вас уже сегодня видела. Что именно объяснишь? Что ты использовал ее в качестве отвлекающего маневра, чтобы защитить свою любимую женщину и помочь своему приятелю?

— Уфф… — Артур осел на кровати, признал убито: — Слушай, а ведь и правда звучит совершенно ужасно!

Помолчали — Нортон размышлял, как выпутываться, если Мира и впрямь всерьез приняла его игру, не хотелось обижать девочку; о чем думал Тай, он совершенно не представлял, потому что немного погодя тот сказал задумчиво:

— Значит, Марго из того самого Последнего отряда… Там же всего несколько человек уцелело, и еще в каком состоянии! Не знал, что у нашего ректора такое боевое прошлое.

Переведя дух (кажется, щекотливый разговор закончен, хотя бы на время!), Артур кивнул.

— И я даже не подозревал.

Криспин продолжал все так же раздумчиво:

— Помнится, мы с тобой еще на втором курсе решили, что не должны заводить постоянные отношения, влюблять и влюбляться. Тем более в самой Академии. Не боишься оставить свою любимую женщину безутешной?

— Ну-у-у, я тут подумал, необязательно же все должно плохо закончиться? Может, мы сумеем как-то выкрутиться, а?

— Да ты, я смотрю, резко стал оптимистом. Или… — Тай уставился на соседа, — или ты потому и?..

— Что — «и»?

— Затем и связался с Марго, чтобы она тебе однажды помогла?

Подвела реакция, Криспин даже уклониться не успел: мгновенный удар в челюсть отбросил его к стене: еще и затылком добавочно приложился. Нортон навис над ним, сжимая кулаки. Спросил зло:

— Ответ ясен? Или еще какие-нибудь подробности добавить?!

Тай потрогал затылок, поморщился — шишка будет здоровенной!

— Да, совершенно ясно и понятно… Никаких разночтений.

Неторопливо поднялся, даже покачнувшись на мгновение — сосед машинально поддержал его и…

На этот раз не успел увернуться сам. Попятился на пару шагов, схватившись за враз лопнувшие губы.

— А это еще один ответ, — разъяснил Криспин. — За лесовичку. Думаю, никаких подробностей тоже не нужно?

Она невольно улыбнулась, увидев раскрасневшееся сияющее лицо Артура: похоже, староста Яшмовой Академии несся по ее вызову просто вприпрыжку! Большими шагами прошел вдоль стола и ссыпал перед ней стопку бумаг.

— Вот расписание и планы, которые вы хотели видеть, госпожа ректор!

— Прекрасно. Присядь пока. — Она начала просматривать принесенные бумаги: ага, как раз то, что искала!

Нортон не сел, принялся расхаживать по кабинету, и через некоторое время Марго поняла — почему. Остановившись за спинкой ректорского кресла, парень начал поглаживать ее шею и плечи.

— М-м-м? Не отвлекай меня. Нужно закончить это сегодня, прямо сейчас…

— Вы так много работаете, госпожа ректор! — проникновенным голосом заметил староста. — Вы так напряжены… Шея и плечи просто каменные.

— Да? — Она повертела головой и поморщилась от хруста. Пальцы Артура разминали позвонок за позвонком, растирали мышцы — и впрямь задубели за целый день кропотливой работы, почему никто до сих пор не придумал заклинание, которое сделает за тебя денежные расчеты и подобьет итоги?! Госпожа ректор откинулась затылком на спинку кресла, чувствуя, как приятно согреваются шея и плечи. Однако когда ладони парня ненавязчиво скользнули ниже, распахнула глаза.

— Эй! — Она шлепнула Артура по рукам. — Я же тебя не для этого пригласила!

— А для чего тогда? — искренне удивился тот; его пальцы проникли в кружевной вырез платья.

— Артур, — она прикусила губу, когда он принялся ласкать ее грудь, — мне надо сегодня же с этим разделаться…

— Это всё неважно, — уверил Артур, склоняясь к ее губам. — Ну правда же, неважно?

Еще через минуту она поняла, что всё действительно неважно. Только и успела приказать дверному грифону запереть дверь. Тот, мерзавец, еще и хихикнул напоследок. Убью ехидину!

Попозже.

Много позже…

Подготовка к празднованию Нового года занимала все умы и всё время студентов. Мира поначалу сильно удивлялась: ведь, считай, всего через день после торжества грядет сессия, а оценки и подготовка к ней не ахти не только у нее, только знай зубри да тренируйся все свободное время! Однако постепенно и сама втянулась во всеобщие хлопоты и планы, уяснив, что Новый год и Весеннее равноденствие — два самых больших праздника в Яшмовой Академии. И то сказать, пятилетняя зубрежка в холодных каменных стенах да вылазки в город строго по расписанию кому угодно надоедят-наскучат, любому развлечению обрадуешься…

Хотя она сама заскучать совершенно не успевает: столько вокруг происходит нового и неожиданного! Кроме самой учебы хоть ты Драконью стрелу возьми, хоть визит гномов, хоть Лунной купавки отлов! Но опять же — это лишь ее приключения, да еще тройки друзей-приятелей!

А тут обещаны и праздничный пир (мням!), и праздничный бал (ну-у, смотря какие тут танцы…), и фейерверки (говорят, красиво!), и волшебный сюрприз от преподавателей (только без нового Змееволка, я вас умоляю!)… А еще на каждом углу студентки обсуждают, кто кому будет парою на балу и какие подарочки они этой паре готовят…

Тут и Мира озаботилась — не парой своей, понятно; еще чего! — надо ведь друзьям и преподавателям, которые к ней хорошо относятся, тоже какие-нибудь подарки придумать! Правда, из друзей у нее только Шазр и остался. Амариллис всё еще дуется, может, как раз в праздник удастся помириться? Криспин Тай? И не поймешь, кто он ей — знакомец, старший ученик, преподаватель, сторож, дрессировщик — проводят они времени вместе не меньше, чем с гномом, и даже (вот дела!) беседуют о том о сем без бесконечного ехидства и воспитывания с его стороны…

И еще Артур…

Артур в последнее время как-то от нее отдалился. Подолгу не разговаривает, к своему столу уже не приглашает, с уроками не помогает. Кивнет на ходу, улыбнется, кинет обычное: «Мира, как дела у тебя, хорошо?» — и дальше побежит. Теперь комментарии окружающих уже другого рода: так быстро расстались? надоела уже старосте? как разбитое сердечко лечишь? и чего ожидала, кикимора лесная?.. С одной стороны, хорошо, конечно, что ревнивицы больше изводить ее не будут, с другой — как-то неожиданно и… Обидно? Не завлекала, в подружки-возлюбленные не набивалась, «он сам пришел»… Ну и… сам и ушел.

Тем более вон какая неожиданная любовь у Артура обнаружилась! С тех пор как они с Криспином засекли ректоршу и старосту в коридоре, больше натыкаться на эту парочку не довелось: наверное, осторожнее стали. И в столовой и на всяческих учебных мероприятиях не беседуют, как обычно, подолгу; даже друг на друга не смотрят, вот какие конспираторы хорошие!

Ой, ни к чему отвлекаться на загадки здешних любовей! Всё так сложно! Подбираем подарки. Аме обязательно что-нибудь для красоты. Вряд ли ей понравятся бусы — рябиновые или из ягодных косточек, раскрашенные Мирой собственноручно. Сшить подушечку с ароматными травами для сладких снов или лучше какое масло настоять? Надо покопаться в своей корзинке, докупить недостающие ингредиенты на базаре. Шазру — решено! — будут вышитые ножны для его любимого древнего ножа. Артуру? Хм, в голову приходит только амулет для отпугивания девиц! Ну, допустим, подарить вышитый батистовый платочек, как он ей когда-то ленточку, — приятно и ненавязчиво. Госпоже ректор табачка для ее сигарет, ничего особенного, вишневый лист, да еще кое-какие успокаивающие травки — ведь Главная Ведьма курит редко, в основном когда сильно нервничает… Будем надеяться, что в Новый год занервничает не сильно и не вывернет мешочек с подарком на голову самой дарительнице! Добрейшему профессору Риве цветные чернила, уж очень он такие любит, всё сетует, что Академия закупает сплошь черные да фиолетовые. Лекарке Иде листья зверчика, что растет только в Пуще — пусть взваром из него справляется со спонтанными превращениями студентов-оборотней. Охраннику Саймону приготовить мазь для раненой ноги. Опять же Коридорного, Паркового и Ворота надо не забыть… Кто там у нас еще остался?

А! Криспин.

Дойдя до Тая, Мира задумалась основательно. А ведь она его совсем не знает: что любит, что ценит, кроме библиотеки? (И нет — Драконий Словарник она ему не отдаст!) Кажется, у него всего две привязанности: книги и староста. И то в отношении Артура давно уже большие сомнения. То ли дружба у них, то ли ненависть — проскальзывает иногда у обоих во взглядах, в разговоре нечто… Соперники? Но в чем? В учебе? Так оба хороши — каждый в своем. В любви? Вряд ли и Криспин Тай на Главную Ведьму запал… Опять же, когда второго нет рядом, обоим не по себе, начинают приятеля высматривать — может, и для себя самих незаметно. Так бывает со старыми супругами: и надоели друг другу до смерти и в одиночку жить не могут… Но этих-то ничто рядом не держит: почти-выпускники давно могли по разным комнатам разойтись и даже на уроках со своим вольным пятикурсным расписанием не пересекаться.

И тут нич-чегошеньки не понятно!

…Вдруг подаришь не то, или просто от самого факта подарка опять чего обидного от Книжника наслушаешься! А не подаришь… Ну, как-то это неправильно, парень ведь столько раз ее выручал, со счету сбиться! Пойти опять у Шазра спросить, гном мудрый, подскажет!

Двинувшаяся на поиски друга Мира не успела даже за угол завернуть, как ее чуть не сбили с ног. Причем именно тот, кто занимал сейчас все ее мысли: Криспин Тай собственной персоной.

— Ой!

— Ох!..

Парень явно хотел еще чего покрепче добавить кроме вырвавшегося от неожиданного столкновения междометия, но (вот странно!) удержался. Аккуратно, хоть и не шибко ласково отодвинул Миру за плечи.

— Аккуратнее давай!

— Ага, извини… Криспин!

Пятикурсник оглянулся на ходу, и Мира, следуя своим мыслям, выпалила на автомате:

— Что тебе подарить на Новый год?

— …Что?

— Да, что? В смысле, какой подарок ты хочешь?

Лесовичка выжидающе смотрела на него снизу: серьезное дело, что ты! Окончательно остановившийся Криспин с затруднением огляделся по сторонам, словно на стенах вот-вот должна была появиться надпись-подсказка.

Неожиданно для самой себя ляпнувшая этот вопрос (ладно, теперь уже отступать некуда!) Мира увидела, что на лице парня появляется странная, мерцающая, словно не уверенная, показаться ей или исчезнуть, улыбка.

— Тебя, — сказал Криспин Тай.

Он некоторое время понаслаждался реакцией лесовички — глазами растерянно хлопает, рот раскрыла и даже слегка попятилась, будто намереваясь броситься наутек. Как бы правда не удрала, ищи ее потом по всей Академии с помощью Коридорного!

— Мира, ты с кем на праздник собираешься?

— Ну… со всеми. А с кем надо-то?

Криспин закатил глаза: боги, дайте мне терпения! И не дайте ей ответить, что уже согласилась с кем-то идти на бал! С того же Артура станется позвать лесовичку, только чтобы его позлить! Или рыжий принц-гном, хоть и тугодум изрядный, вдруг успел подсуетиться?

Пояснил скучным голосом:

— Все девчонки с самого первого учебного дня заботятся об обязательном кавалере на Новогодний бал, а ты…

— А-а-а, — И плечиком дергает: мол, а мне это на что сдалось? — Ну тогда одна пойду… — Осенило: — А! Или с Шазром, — и потускневшим голосом: — если его никто не пригласил, конечно, сейчас спрошу…

И улизнула бы, недалекая, не схвати ее Криспин за руку. Он все время забывает, что с лесовичкой надо говорить только прямо, никаких намеков и дальних заходов она в принципе не понимает.

— Стоп-стоп-стоп! Ты же только что спрашивала о подарке мне на Новый год!

— Да-да, так чего ты хочешь?

— Чтобы на бал ты пошла со мной!

Вот теперь дошло, наконец! Опять глаза в пол-лица, но удирать вроде уже не собирается; однако Криспин все равно перехватил лесовичкину руку покрепче — просто из удовольствия к ней прикасаться.

— О… а зачем? — Голова набок, в глазах — веселое, не замутненное ни подозрениями, ни пониманием, любопытство.

И стоять рядом так близко — тоже приятно… Слегка дезориентированный Криспин переспросил:

— Что «зачем»?

— Зачем тебе это? То есть если надо, я, конечно, пойду с тобой вместе, но какой же это подарок?

— То есть, — спросил уязвленный Криспин: вместо того, чтобы смутиться и обрадоваться, лесовичка ему еще и допрос устраивает! — ты бы с любым парнем согласилась пойти на бал?

Девчонка серьезно поразмышляла:

— Ну не с любым, конечно… — Но не успел он возрадоваться, добила: — Сильно противному отказала бы.

— Ага, значит, я противный, но не сильно? — уточнил Криспин.

Мира весело блеснула глазами.

— Верно понимаешь!

Он оскорбленно разжал пальцы, отпустив, скорее даже оттолкнув ее руку. Заявил:

— Зову тебя исключительно для моего собственного спокойствия! С этим Новогодним балом девчонкам вечно крышу сносит, открывают на парней форменную охоту!

Мира понимающе закивала: видела-видела, что в конце дня стол Книжника в библиотеке просто завален затейливо упакованными подарочками и записочками… Которые он выбрасывает, даже не открывая.

— А так я всегда могу сказать — и не соврать! — что у меня уже есть пара. Отвяжутся.

От тебя-то отвяжутся, а ко мне привяжутся… Конечно, второй ярчайшей звезде Яшмовой Академии это и в голову не приходит: где он — а где девичьи разборки! Мира даже поморщилась, живо представив, что опять начнется, когда ее увидят на балу вместе с Криспином: староста бросил, а его друг тут же подобрал! Старшекурсник эту гримасу принял на свой счет, рыкнул раздосадованно:

— Не хочешь — как хочешь! И никаких подарков мне от тебя не надо!

Теперь уже Мира ухватила его за рукав: добро, сразу остановился, а то бы так и протащил ее, стремительный и раздраженный, по коридору.

— Ой, да конечно, я пойду с тобой!

Уставился исподлобья. Недоверчиво.

— Точно пойдешь?

— Точно! Спасибо, что пригласил меня, Криспин.

Слегка смягчился.

— Ну… хорошо. Значит, договорились?

— Договорились… Эй, ты куда? Ты же совсем в другую сторону шел!

— Точно. Забыл… — Не очень уверенно, словно сомневаясь, надо ли это делать, помахал ей рукой и умчался по своим важным делам.

Мира грустно смотрела ему вслед. Ну ладно, уж как-нибудь переживет она все эти посленовогодние разборки, надо хоть раз Таю добром отплатить!

Но лучше бы все-таки Криспин позвал ее потому, что хотел пойти именно с ней, а не использовал как живой щит от приставучих девчонок!

Разложив платье на кровати, Мира придирчиво осматривала вышивку: не порвана ли, не вытянута где нитка, а так-то красота неземная, никакие украшения, бусы и гайтаны совершенно ни к чему, лишние! А вот Артурова лента с одуванчиками прямо в строчку будет! Жаль, туфель хорошеньких нету, ну так сколько она могла унести в дороге? Кроме повседневки только вот это нарядное платье себе и позволила…

Амариллис, примерявшая к своему воздушно-розовому платью очередные серьги из большой шкатулки, в которой хранила свои драгоценности, заметила вскользь:

— А ты неплохо держишься!

— Я? Держусь? — рассеянно переспросила Мира. Когда до нее дошло, что соседка соизволила-таки заговорить с ней, подпрыгивать от неожиданного счастья не стала, продолжила (гордясь собой) тем же ровным голосом: — В каком смысле?

Баронесса изобразила гримаску:

— Все же знают, что староста тебя бросил, на каждом углу это обсуждают! А ты молодец, как будто и не про тебя. — Вроде бы похвалила, но тут же, верная себе (Криспин Тай в девичьем обличье!), добавила: — Я на твоем месте уже бы повесилась от такого позора, точно говорю! Или Академию бросила!

— Ой уж, повесилась! — не поверила Мира. — Да ты бы сама всех этих болтунов на канделябрах перевешала!

Амариллис польщенно улыбнулась.

— А бросать учебу из-за глупой болтовни и вовсе не дело. Тем более всё это меня никоим боком не касается, у Артура своя настоящая любовь имеется!

Соседка аж взвилась, сшибив со стола и шкатулку и зеркало.

— Что?! Что за любовь? В кого там Нортон влюбился?

Мира качнула головой, глядя на украшения, рассыпавшиеся по всей комнате. Как же Ама неосторожно… Да и она сама не лучше — со своим длинным языком!

Заметив, куда закатилось одно колечко, опустилась на колени достать, потом и вовсе под кровать залезла, выигрывая время на придумывание ответа. Но Амариллис с горящими глазами тут же нырнула следом, забрасывая нетерпеливыми вопросами: что за любовь, откуда знаешь, местная девица или городская, да брось ты это проклятое кольцо, расскажи всё подробненько, в конце-то концов!

Так что когда в дверь постучали, Мира не раздумывая крикнула:

— Войдите! — Сейчас дотошную соседку отвлекут, а она за это время что-нибудь придумает…

Но когда знакомый голос произнес над ними с веселым изумлением: «Вы что, девушки, в прятки играете?», вместе с Амой поспешно выбралась из-под кровати, уставившись с пола на старосту Нортона: растерянная, со следами пыли и паутины на руках и одежде.

— Ой, Арту-ур, — как ни в чем не бывало пропела Амариллис, приняв его протянутую руку; изящно встала и поправила растрепавшуюся прическу. — Ты хочешь пригласить нас на ба-ал?

Не дай боги, тут же подумала лесовичка, второго такого вынужденного приглашения она не переживет! (Ага, повесится на канделябре.) Машинально поискала глазами неизменного старостиного спутника: нет как нет, забыла, что в последнее время меж ними какая-то недобрая кошка пробежала. Нортон подхватил ее под руку, помогая подняться: ровно она старушка какая-то, право слово! Блеснул улыбавшимися глазами:

— Да я бы пригласил, да у таких хорошеньких девушек наверняка целый ворох приглашений!

— Всё отменим! — молниеносно среагировала баронесса, а Мира задумалась: а не знает ли староста о предложении его приятеля?

— Ну что вы, не стоит ради меня менять свои планы! — так же мгновенно ответил натренированный Артур и, не давая Аме времени на следующую реплику, обратился к лесовичке: — Мира, принес тебе подарок; хотел, конечно, пораньше вручить, но доставили только-только.

Глаза соседки вспыхнули кровожадным любопытством, и Мира мысленно застонала: не мог отдать потом и без свидетелей?! Ответила принужденно легким тоном:

— Ну так и отдашь в Новый год или после…

— Нет-нет, это же как раз для новогоднего бала, потом поздно будет!

Аккуратно надавив на плечи, усадил на кровать и принялся выпрастывать подарок из принесенного бархатного чехла. И без того длинная шея баронессы еще больше удлинилась от напряженного выглядывания, Мира тоже против воли уставилась на подарок, гадая, что же там.

…Туфельки! Шелковые, изумрудного цвета туфли, украшенные жемчужинками, как раз под ее платье! Староста как будто недавние ее мысли подслушал.

— Ну-ка давай примерим, — озабоченно произнес Артур, — вдруг с размером не угадал…

И как еще один заправский сказочный принц (он и есть принц всея Академии!) опустился перед лесовичкой на одно колено. Ухватив ее неуверенно ускользающие ноги, надел туфельки.

— Вроде неплохо… Кстати, — быстрый взгляд на выпирающий из-под кровати бок Мириной корзины, — Словарник еще у тебя? Хорошо, никому не отдавай. Давай встань, пройдись. Ну что, подошли?

— Хорошо… Спасибочки, Артур… — Не будь рядом соседки, еще бы на шею парню кинулась от удивленного восторга.

— Фу-ух! — Нортон картинно вытер несуществующий пот. — Я уж боялся, не подойдут, а времени перешивать нет… У меня просто глаз-алмаз!

— Красотища какая! — Приподняв юбку, Мира закружила по комнате. Туфли мягко облегали ногу; невесомые, с тихим шелестом скользили по полу — от этого она сама себе казалась перышком, чуть оттолкнись посильнее, просто взлетишь. — Ой, они, поди, целое состояние стоят?!

Артур следил за ней улыбавшимися глазами.

— Сколько ни стоят — ты этого достойна. Это мой подарок и мое извинение.

Мира остановилась.

— Извинение? За что это?

— Да, — донеслось от входа в комнату язвительное, — расскажи-ка нам всем, за что ты извиняешься?

— Ой, Кри-испин! — снова выдохнула потерявшая все свое остроумие от внезапного нашествия звезд Академии на их комнату Амариллис. Вышеназванный Криспин Тай стоял, привалившись плечом к косяку распахнутой двери. За его спиной то и дело мелькали любопытные лица заглядывавших в комнату студенток.

— Что, язык не поворачивается озвучить? — продолжил парень угрюмо-насмешливым тоном. — Ну тогда давай вали отсюда, тебя там уже Марго обыскалась!

Девушки переводили растерянные взгляды с одного на другого: никогда не слышали раньше, чтобы друзья так разговаривали! Староста подмигнул Мире — но уже без привычной смешинки в глазах.

— Договорим в другой раз!

— Вряд ли другой еще выдастся! — мгновенно среагировал Криспин. Артур приостановился в дверях, глянул приятелю в глаза.

— Ты уж сам постарайся пережить Новый год! И свой день рождения — тоже.

— Кто бы говорил! — кинул Тай в спину уходящего старосты и, развернувшись, окинул лесовичку недобрым взглядом. Прежде всего ее обувь. Растерявшаяся от разыгравшейся перед ними сцены и этого взгляда Мира догадалась пролепетать только:

— У тебя что, день рождения прямо в Новый год?

— В ноль-ноль часов, — мрачно подтвердил Книжник, продолжая сверлить глазами подаренные туфли: показалось даже, что те начали нагреваться, как бы не воспламенились еще под взглядом огнемага! Мира поспешно скинула их от греха подальше и задвинула ногой под кровать. Получилось ненамного лучше — теперь Криспин уставился точно с таким же выражением на нее. Спросил:

— Надеюсь, ты еще не забыла, с кем именно идешь на бал?

— С тобой! — выпалила лесовичка уверенно, как прилежный ученик — затверженный стих. Услышав невнятный возглас соседки и охи из коридора, втянула голову в плечи: ой-ой, что сейчас будет!

— То-то же, — внушительно резюмировал Тай и, наконец отлепившись от косяка, ушел. Вот какого демона приходил?! Проконтролировать, чтоб она не передумала?

Стараясь не смотреть на баронессу, однако чувствуя ее пристальный взгляд, Мира начала подбирать и складывать в шкатулку раскиданные украшения. Амариллис вновь присела перед зеркалом, рассеянно поправляя то прическу, то кружева на платье, то разномастные (забыла!) сережки. Мира глянула на ее напряженно выпрямленную спину и окончательно пала духом: всё, теперь соседка замолчит навеки!

Идти на новогодний бал окончательно расхотелось. Сказаться больной? Так Книжник с таким его настроем просто сгребет ее в охапку и утащит на праздник прямо в одеяле и в ночнушке…

Как бы им всем пережить этот проклятый Новый год?!

У гнома в его торбе, оказывается, тоже была припрятана заветная праздничная одежка. Мира как раз восхищалась его изрядно помятой и местами вытершейся парчовой косовороткой золотого цвета — Шазр пламенел ушами и смущенно улыбался, то и дело поправляя на ремне ее подарок, вышитые ножны — когда из мужского крыла стремительно вышел сегодняшний лесовичкин партнер. Окинул друзей орлиным взглядом и вынес вердикт:

— Очень мило! — не разбери-поймешь, то ли так их наряды оценил, то ли то, что они опять вместе. Кивнул Мире:

— Идем! — и первым начал спускаться по ступенькам. Мира виновато сжала руку гнома: один ведь будет целый вечер, надо было им раньше, до криспиновского приглашения, договориться пойти на бал вместе! Ну ничего, как-нибудь потом устроят дружескую новогоднюю вечеринку на двоих: по-пущински и по-гномьи одновременно! Под оживленное шушуканье и ожидаемые взгляды (она уже, похоже, привыкает!) лесовичка спустилась до приостановившегося на площадке Криспина. То ли подаренные «порхающие» туфельки, то ли непонятное (но в кои-то веки не мрачное) выражение, с каким на нее смотрел Книжник, были причиной, но Мира вдруг почувствовала себя неописуемой красавицей.

Коридоры, по которым стайками и парами сновали оживленные нарядные студенты, были украшены хвойными ветками с шишками и почему-то красными цветами, бусами и огоньками. Привычный сумрак Академии сегодня рассеивали множество парящих под потолком светильников. Среди сияющих шаров порхали, играли в летучие догонялки и осыпали сверкающей пыльцой проходивших внизу людей крылатые феечки.

Когда они пересекли порог праздничного зала, у Миры вырвался восторженный вздох. Такой красоты сроду не видывала! Гигантская, достигающая потолка ель с разноцветными игрушками-бусами и огоньками свечей; вдоль стен хоровод столов с белоснежными скатертями, заставленными сладостями и сдобою; сами снующие туда-сюда студенты в своих лучших нарядах и украшениях, приберегаемых специально для вечеринок. А вон и прекрасная Амариллис в розовом шифоне, с сияющими золотом локонами. Сегодняшним спутником баронессы был четверокурсник, которого, кажется, звали Марк — приятный на вид и в обращении. Забывшаяся лесовичка радостно помахала соседке, но та наградила ее ледяным взглядом и отвернулась. Ну и подумаешь! Мира старательно запретила себе расстраиваться (хотя бы сегодня).

Кажется, вся Академия знает, что у ее спутника нынешней ночью день рождения — двадцать лет, шутка ли! Не успели даже до столов добраться, а Криспина уже тысячу раз окликнули, руки пожали, девушки побойчее еще и поцелуи умудрились влепить (некоторые в прыжке!), и украшенные подарочки в руки всунуть. При этом почти каждая продемонстрировала лесовичке свое пренебрежение: кто умышленно не заметив, а кто и оттеснив при поздравлении в сторону… Да-а, кажется, бал станет для нее тем еще весельем! Ну ничего, выполнит свое обещание, побудет с Книжником, а потом скажется уставшей-приболевшей, отыщет Шазра, и они тихонько под елочкой (или даже под столом) отпразднуют вкуснятиной пришедший новый год!

Мира глянула на спутника и невольно рассмеялась:

— Да ты сам уже на наряженную елку похож!

Криспин со вздохом свалил на стол свои разномастные «украшения» — подарки:

— Еще и наверняка весь в помаде!

— Ну да, наклонись, вытру…

Парень быстро склонился к ней, лесовичка одновременно поднялась на носочки, чтобы дотянуться, и они столкнулись лбами.

— Как звонко получилось! — заметил проходивший мимо староста. — Мира, как тебе туфельки, удобные?

Потирая лоб, смеющаяся Мира выставила ногу в обновке.

— Как вторая кожа, спасибочки, Артур!

— Вот и славно!

— Помада? — раздраженно напомнил о себе Криспин. Мира принялась стирать салфеткой разноцветные свидетельства популярности с его щек и даже с шеи — студентки сегодня на косметику и поцелуи не скупятся! Парень скривился: — Чую, еще и приворотные чары в помаду добавили, просто детский сад какой-то, они что, думают, я не замечу?

Лесовичка определила наиболее «злостный» поцелуй, тщательно вытерла, заодно снимая любовный приворот.

— Всё?

— Вот здесь еще, натурально колется…

Стирая ярко-алый след в уголке рта Криспина, Мира невольно подумала: какие же губы у него красивые, крупные, четко очерченные, жаль, что улыбается-смеется Книжник редко, а то был бы краше даже своего приятеля. Ох, чего это она, раньше ведь никогда на губы парней не любовалась! Опасливо вскинула глаза: Тай так же открыто, пристально и внимательно рассматривал ее лицо. А этот-то чего не видел? Порывисто отодвинувшись, Мира сунула ему в руку салфетку, пробормотав:

— Ну вроде всё, дальше сам давай…

Парень провел небрежно по лицу салфеткой и бросил на груду подарков: не выкинет ли он их, как эту смятую салфетку? Бедные дарительницы, за столько лет еще не потеряли надежду на взаимность! Какие настойчивые и оптимистичные!

Выбрав самое красивое пирожное — а хочется попробовать все! — девушка принялась рассматривать снующих вокруг студентов. Вон и Шазр! Мира помахала ему, гном вроде бы дернулся подойти, но перехватил взгляд ее спутника и передумал. Отступил подальше к стене. Так и простоит там, бедолажка, весь праздник! Мира осторожно обратила на это внимание пятикурсника, Тай прокомментировал безразлично:

— Горе какое!

Да, присоединить Шазра к их компании пока не получилось…

Гомон и передвижение по залу не сразу, но прекратились, когда на возвышении появились преподаватели с ректором во главе. Кто-то одобрительно засвистел, затопал-захлопал, остальные его нестройно поддержали; разряженные в пух и прах взрослые кланялись во все стороны, весело принимая эту дань восхищения. Вперед выступила Главная Ведьма, и свист-аплодисменты стали громче. Обычно носящая одежду насыщенных, но траурных и полутраурных цветов (черного, фиолетового, темно-синего) с высокими воротниками и длинными рукавами, женщина сегодня была в винно-красном платье с открытыми длинной шеей и белыми плечами. На груди посверкивало рубиновое ожерелье, черные кудри спускались блестящими локонами ниже талии. Да она, оказывается, красавица! Немудрено в такую влюбиться…

Мира нашла взглядом старосту: Артур смотрел на ректора с предательским обожанием. Та, сверкая ослепительными улыбками, поздравила всех с наступающим новым годом («ура-а!»), пожелала вкусно поесть, натанцеваться, хорошенько повеселиться, тем более грядет новогодний сюрприз от преподавателей («да-а-а!»), но посоветовала не забывать, что уже послезавтра в Яшмовой Академии начинается зимняя сессия («у-у-у!»)…

Оказывается, официально бал открывается танцем преподавателей. Туго накрахмаленный с подвитых волос до лаковых туфель (аж отсюда поскрипывание слышно) к госпоже ректор шагнул учитель Рива, та ему рассеянно улыбнулась, однако ее глаза выискивали кого-то в толпе.

— Староста Нортон! — пронесся над залом ее ясный голос. — Где вы там?

Лесовичка округлившимися (во дают!) глазами проводила лавировавшего между студентами Артура, но склонившийся к ней Криспин сообщил вполголоса:

— Они и в прошлом году открывали праздник. Идем.

— Ага, — Мира спохватилась: — А куда?

— Ну, я, между прочим, тоже учитель, если ты забыла! — высокомерно ответствовал Криспин. Прежде чем растерявшаяся девушка успела запротестовать и упереться, протащил за руку через ползала и без передышки закружил ее вслед за парами преподавателей. Хорошо, танец оказался несложным — знай себе следуй за музыкой и опытным партнером — а то бы Мира точно опозорилась и «учителя» опозорила, отдавив ему все ноги и посбивав с ног соседей, как при игре в рюхи. А тут даже удовольствие начала получать и обращать внимание, кто как танцует. Вон отвергнутый Главной Ведьмой Рива степенно кружится с довольной раскрасневшейся Идой. Пыхтящая Батильда в белом кружевном платье и кокетливо миниатюрной красной шляпке с торчащей вуалькой вертит, как пожелает, жилистым охранником Врочеком, а там залихватски танцуют препод Бестиологии и сухопарая долговязая госпожа Эльза, учительница этикета…

Мира проводила глазами пару ректор-староста; какие же они ладные: оба высокие, стройные, красивые и, кажется, счастливые, улыбки так и светятся! Залюбуешься…

Криспин проследил, куда она смотрит, и так стремительно завертел девушку в музыкальном водовороте, что засмеявшаяся Мира с веселым испугом уцепилась за него крепче: не дай боги, отпустит невзначай, и просто взлетишь в воздух! А чтобы не закружилась голова, уже не отрывала взгляда от его темных блестящих глаз, еле замечая мельтешение светильников, украшенного зала, танцующих рядом людей… под конец осталось только ощущение собственных невесомых ног, крепкого тела под ее ладонями, надежно держащих ее рук, несущей мелодии…

Ощущение полета.

Музыка оборвалась, обрушилась вниз с хрустальным звоном, запыхавшиеся танцоры остановились, раскланиваясь и благодаря партнеров. У Миры на все эти этикетные действия сил уже не хватило: хорошо, госпожа Эльза не видела, как ее ученица на заплетающихся ногах еле добралась и просто шлепнулась на стул у стены. Даже спасибо не сказала, когда Криспин протянул ей бокал с фруктовым пуншем, просто залпом опустошила и потребовала еще. Допивая третий, поперхнулась, услышав внезапный вопрос Тая:

— Ревнуешь Нортона?

Отфыркавшись и откашлявшись от попавшего не туда пунша, вскинула глаза. Книжник стоял рядом, прислонившись к стене, скрестив на груди руки. Пялился-прогонял хмурым взглядом очередных рвущихся его поздравить; с девицами срабатывало не всегда, приходилось добавлять соответствующим взгляду тоном: «Благодарю. Можешь идти». Какие же девчонки храбрые! Мира от такого его выражения лица затормозила бы еще на самых дальних подступах!

Выговорила:

— Че-го?

Даже не посмотрел на нее.

— Что слышала.

— Почему это я должна его ревновать? Он не мой парень и не…

— И нисколько тебе не нравится?

— Ну… — Мира заколебалась и честно добавила: — Как Артур вообще может не нравиться?

— Да, «он же такой милашка»! — передразнил Криспин, видимо, какую-то восторженную студентку и добавил своим обычным голосом: — Лицемерище.

Мира всплеснула руками:

— Но он же твой друг!

— Кто это тебе сказал?

В это время не-друг Артур протолкался к ним сквозь толпу со странно озабоченным для такой праздничной атмосферы лицом. Спросил у Криспина:

— Ты как?

— Просто отлично, — ответил тот, почти не разжимая губ. — И будет еще отличнее, если ты будешь держаться подальше от меня вплоть до следующего года!

Артур подмигнул, но как-то невесело.

— Не подойду, если будешь вести себя хорошо! Сейчас прислали сообщение с вороном: попечители и… компания задержались из-за снегопада. Вряд ли они успевают к наступлению Нового года.

Мира едва не подпрыгнула: так вот каким гостям ворчащая кастелянша уже пару дней готовит комнаты в учительском крыле! Да что ж этим злыдням в столице никак не сидится, обязательно надо испортить друзьям праздник? По лицу Криспина скользнуло какое-то трудноуловимое выражение, и тут же вернулось прежнее, скучающее.

— А мне какое дело до этого?

Староста только тут заметил рядом с другом притихшую лесовичку. Улыбнулся:

— О, за тобой есть кому присмотреть! Слушай, Мира, как мои туфельки идут к твоему платью! А уж как к ленте подходят!

— Иди уже, а! — огрызнулся приятель. Староста, в шутливом испуге округлив глаза, попятился, но лесовичка заметила, что улыбка сползла с его лица прежде, чем он вернулся к компании Главной Ведьмы. Сказал ей что-то, и оба одновременно оглянулись на них с Криспином. Книжник тут же демонстративно отвернулся.

Стараясь отогнать ноющее ощущение чего-то непонятного, но неприятного (бал же!), Мира вытянула ногу, любуясь туфелькой.

— Что, так нравятся? — спросил Криспин.

Мира истово закивала: она, наверное, никогда не устанет ими любоваться! А когда все-таки сносит, повесит на стеночку над своей кроватью: на память!

— Они тебе нравятся, потому что нравятся, или потому, что нравится Нортон? Сам даритель? — никак не унимался вредный парень. Вот кто мастер портить праздничное настроение, наверное, от попечителей своих заразился! Но Мира честно начала прикидывать: по душе были бы ей эти туфли, подари их, например, Шазр, или даже, допустим, некий Криспин Тай… Похоже, парень ее молчание принял за ответ, потому что бросил с досадой:

— С моей лентой ты так не носилась! — и, оттолкнувшись от стены, пошел куда глаза глядят.

Бы.

Не ухвати его лесовичка за рукав.

— Так что, это, — Мира перекинула свободной рукой косу через плечо, потрясла в воздухе одуванчиковым бантом, — мне ты подарил?!

Парень стоял, глядя на нее сверху сквозь ресницы.

— Ну а кто, по-твоему?

— А… эм-м… ну я думала…

— А, понятно, — саркастично кивнул Криспин. — Думала, Артур? Конечно, кто же еще может сделать подарок, кроме него, да?

— А… зачем?

— Зачем — что? Подарил? Вот и я теперь думаю: зачем!

Мира растерянно всплеснула руками, впрочем, тут же снова ухватив Тая за полу куртки: хорошо, парень не вырывается, а то бы та еще была картина средь шумного бала: Книжник и цепляющаяся за него ошалевшая поклонница!

— Слушай, ну как я могла догадаться, что это твой подарок?

Пятикурсник неожиданно присел напротив нее на корточки; на уровне ее глаз темные глаза с разгоравшимися золотистыми искорками (от проплывающих над головой светильников?).

— Ты что, совсем глупая?

— Но ты же… ну ты такой… ты так со мной… — Лепетавшая все это Мира с трудом заставила себя заткнуться. Что — «ты со мной так»?! Да все это время Криспин Тай только и делал, что учил ее и раз за разом выручал из неприятностей, в которые она регулярно вляпывалась! Она-то думала: старшекурсник хоть и хара́ктерный, но ответственный, о первогодке заботится… Пробормотала жалко: — Ну и отдал бы прямо в руки, зачем в учебник сунул?

Добавив про себя: и кто же виноват, что тебя не поняли?

Не вставая, Криспин качнулся с носков на пятки; повернув голову, взглянул на своего приятеля, до сих пор оживленно беседующего с ректором.

— Я одно время думал, что ты и Артур… Ну, он-то тебе гораздо лучше подходит! Чем я.

Угу. А ее спросить почему-то забыли!

— А потом увидел их с ректором. И он — представляешь! — уже строит планы на будущее! Собирается после окончания Академии остаться здесь преподавателем…

— Это плохо? — не поняла Мира. — Строить планы?

— Мы никогда этого не делали. Запрещали себе и друг другу. Но теперь… — Криспин вновь взглянул на нее. — Теперь мне тоже хочется их строить. Планы на будущее. Когда оно с тобой.

Они смотрели друг на друга, и молчание всё длилось и длилось, грозя привести к катастрофе, потому что в глазах парня вновь появилась необычная для него неуверенность, затем привычная отчужденность, а Мира боролась с неожиданным и очень сильным желанием: качнуться вперед и поцеловать его. Прямо в его красивые губы. Кажется, это будет очень приятно…

Неизвестно, чем бы все закончилось, не прозвучи на ползала:

— Криспин Тай! Где тут Криспин Тай?

Вздрогнувший старшекурсник поднялся, все заоглядывались на пробирающегося между фланирующих студентов охранника: расфранченный Врочек тащил обеими руками огромную коробку и покрикивал из-за нее:

— Расступитесь, пропустите! Ну где там этот Тай?

Сразу несколько рук и голосов указали ему на искомого, и добравшийся до парочки мужчина с облегчением обрушил коробку на стол.

— Вот! Ворота приняли для тебя посылку.

— Посылку? Мне? От кого?

Охранник повел могучим плечом и начал пробираться обратно между подтянувшимися любопытными.

— Сказали, письмо внутри… Так что наслаждайся, парень!

Коробка выглядела просто роскошно: большая, белоснежная, украшенная цветами и кокетливо перевязанная лентами, она увенчивала собой груду криспиновских подарков. Студенты столпились рядом, разглядывая посылку.

— Поздравляют с днем рождения?

— Кто-то из Буржбы?

— Да не, глядите, как дорого украшено, изысканно прямо, здесь так не умеют упаковывать! Это явно из столицы привезли. Родные, наверное.

— Интересно, что там внутри?

— Может, тортик?

— Крис, ну не стой столбом, открывай!

— О, а может, это и есть обещанный сюрприз от Академии?!

— С чего бы преподы так расщедрились?

— Да ладно, не каждый же день у второго из лучших учеников в Новый год день рождения!

— Книжник, не жадничай, дай кусочек от именинного пирога!

— И мне!

— Я засушу его на память!

Недоумевающий парень, пробормотав: «Нет у меня никаких родственников. И друзей», нехотя, чуть ли не вразвалку, подошел к посылке — студенты немедленно столпились вокруг, заглядывая и чуть ли засовываясь ему под мышку. Происходящее, наконец, привлекло внимание и преподавателей: Мира видела, как госпожа ректор и староста вытянули шеи, силясь разглядеть, что там творится, тем более студенты начали скандировать и хлопать в ладоши:

— От-кры-вай! От-кры-вай! Криспин-Криспин, от-кры-вай!

Болтая ногами, Мира наблюдала, как парень сосредоточенно развязывает ленту за лентой: какой терпеливый, она бы давно все эти ленточки сорвала-разрезала! Хорошо, наверное, что их прервали с этой посылкой, хоть дух можно перевести, осознать… И это ее Криспин называет глупой, ведь сам столько времени почему-то молчал, что она ему нравится! Хочу услышать это еще раз. Чтобы усвоить. Поверить. И еще. Говорят же, что важные вещи нужно повторять трижды!

Трижды… Взгляд лесовички остановился на последнем красном банте, за который принялся Тай. А может, и важные вещи тоже делают трижды?

Драконья Стрела в академическом парке.

Огненный Змееволк в тренировочном зале.

И посылка на новогоднем балу, пришедшая неизвестно от кого и неизвестно откуда…

Мира и не поняла, как оказалась на ногах. Услышала собственный крик:

— Криспин, нет! Не открывай ее!

Руки парня замерли на освобожденной от завязок коробке. Криспин бросил искоса взгляд на Миру, на его лице появился шок понимания (сбившиеся студенты продолжали нестройно скандировать: «от-кры-вай, от-кры-вай!»), окинул глазами зал и с силой отбросил посылку вверх и назад.

Прямо на новогоднюю елку.

— Ну все, хватит! Довольно!

Мира с удивлением глядела на Криспина, только что это выкрикнувшего: как будто этими словами, как заклинанием, парень мог сейчас всё исправить, повернуть вспять! Глаза горят, одежда пыльная и рваная, пол-лица ободрано. Схватив ее за руку, скомандовал:

— Идем со мной! Быстро!

— К-куда?..

Но Тай уже тащил ее за собой, как упирающегося теленка на веревке; перебирая ногами, чтобы не упасть от скорости, которую он развил, лесовичка только и успела оглянуться на разрушенный зал с бродящими то там, то сям изрядно потрепанными студентами и преподавателями. Вот так праздник! Хорошо бы никто серьезно не пострадал…

— Погоди! — воззвала к широко шагавшему — уже по коридору — Криспину. — Надо же проверить, вдруг есть раненые, помочь…

— Помочь? — бросил тот через плечо, не останавливаясь. — Вот сейчас и поможешь! Мне.

Может, и его ранило, осенило девушку, только гордец не хочет показывать свою слабость перед другими?

— А чем помочь-то? — поинтересовалась Мира, когда они на удивление быстро (спасибо Коридорному!) оказались в общежитии. Ну-у, если Книжник что и поранил, то только свою бедовую головушку, решила лесовичка, когда тот с разбегу завернул в девичье крыло, куда под страхом штрафных баллов не смел заходить самый отчаянный парень. Ага, кроме старосты и его приятеля! Остановился у их с Амариллис комнаты, скомандовал:

— Открывай!

Глянув в его сумрачное лицо, Мира проглотила законный вопрос «зачем» и приложила руку к замку. Опознав ее, тот скрежетнул, открываясь; Криспин толкнул дверь ладонью с такой силой, что та чуть не ударилась о стену. Войдя в комнату вперед хозяйки, моментально выволок из-под кровати корзинку с приказом:

— Доставай Словарник!

— Чего это? — насторожилась лесовичка. — Ректор и староста велели же ничего с ним не делать! Да ты и сам говорил, книжка опасная…

— Доставай, говорю!

— Не буду!

Мира еще и руки в кулаки сжала и нос вздернула, чтобы показать, что ничуть не боится ни его гневного лица, ни того, как он угрожающе навис над ней всей своей… тушей. Криспин некоторое время сверлил ее взглядом, но поняв, что ничего этим не добьется, сменил тактику. Сказал, прищурившись:

— Ты же помнишь, что должна мне желание? Когда я застал тебя в комнате Шазра и никому об этом не сказал?

Ей бы ответить, что сейчас-то он ровно в таком же положении, но честная Мира моментально сникла. Пробурчала:

— Ну… и чего ты хочешь? Чтобы я отдала тебе Словарник?

— Нет. Чтобы ты кое-что оттуда прочла.

— А сам чего, не можешь?

— Нет.

— А кто-то толковал мне, что это я дура неопытная, ничего не знаю, ничего не умею… — проворчала лесовичка, склоняясь над корзиной. Выпущенный из заточения Словарник прямо-таки вспорхнул ей в руки: уже открытый, от радостного усердия возбужденно, с ветерком, перелистывал страницы, того и гляди взлетит! Мира вопросительно посмотрела на Криспина:

— Что читать-то?

Парень оглядел девичью комнатку и качнул головой.

— Пожалуй, лучше не здесь. Идем в парк.

— В парк? — переспросила Мира, опять поспевая за ним чуть не вприпрыжку. — Но там же эти… Стражи!

— В праздничную ночь их не выпускают, — сообщил Тай через плечо. — Предполагалось, после встречи Нового года народ пойдет на прогулку жечь костры и фейерверки… — И пообещал неизвестно кому с угрозой: — Вот и будут вам всем фейерверки!

Они шагали по затейливо освещенным коридорам: огни в ветвистых канделябрах и в свободно плавающих под потолком стеклянных разноцветных плафонах разгорались при их приближении, вспыхивали ослепительно — иногда даже приходилось зажмуриваться — и с шипением и чадом угасали позади. На первом этаже Мира оглянулась на громкий треск за спиною.

— Ой, Криспин, что это?!

Огромное многоцветное яшмовое панно на стене холла, изображающее непонятно что (каждый видел своё, а может, панно каждому своё и показывает?), прямо на глазах покрывалось многочисленными длинными трещинами, чернело и осыпалось на пол, крошась в пыль. Так же трескались и даже вставали торчком плиты пола со стершимся под множеством студенческих ног яшмовым узором — пришлось с аханьем перепрыгивать с одной на другую, словно движешься по болотным кочкам.

Даже не оглянувшийся Тай бросил отрывисто:

— Давай быстрее!

И рванул на себя створки высокой входной двери.

Мороз сразу укусил Миру за щеки, потом принялся дергать за уши и беспардонно лезть в вырез и под подол платья. От ледяного ветра в грудь девушка защитилась прижатым к груди Словарником, а вот ноги в легких туфельках, с каждым шагом проваливавшиеся в снег, мгновенно промокли. Поначалу девушка еще ахала от холода, ступая в сугробы, растущие по мере продвижения вглубь парка, потом ступни, за ними и щиколотки задубели и перестали что-либо чувствовать, как будто она шагает на ходулях.

— А куд-да м-мы ид-дем? — спросила Мира наконец. Криспин, споро прокладывавший путь в снегу, как будто тот для него попросту не существовал, промолчал. Подумав, Мира перефразировала вопрос: — Д-далеко еще? Я уже совсем замерз-зла!

Оглянулся — темные глаза отразили свет окон Академии, возвышавшейся над деревьями. Молча вернулся к отставшей девушке, накинул ей на плечи собственную тяжелую бархатную куртку — мгновенно согревшаяся под ней Мира открыла было рот для вежливого отказа, да и закрыла: он же огненный, не замерзнет и в самый лютый мороз! Криспин глянул вниз, неожиданно присел, аккуратно и быстро провел ладонями от ее туфель до колен, аж жаром обдало — и от прикосновений и от веющего от его рук тепла. Лесовичка едва не улыбнулась, услышав, как парень опять проворчал что-то нелестное в адрес туфелек и Артура, их подарившего. Выпрямившись, критически оглядел лесовичку и едва растянул в улыбке губы, словно они у него тоже замерзли.

— Надо торопиться. Идем!

И пошел, опять не ответив на вопрос: «Куда идем-то?». Хотя она, кажется, уже знает куда. Двинувшись вперед на вновь обретенных ногах (до сих пор огнем горят!), Мира оглянулась и обнаружила, что теперь оставляет за собой подтаявшие следы — будто морозной зимней ночью по академическому парку прогулялась Весна.

Догадка не обманула — они вышли аккурат на площадь с колоннадой. Вон и колонны, снесенные Драконьей стрелой, а вот эта, вся черная, тогда горела гигантской каменной свечой… Что удивительно, площадь была совершенно свободна от снега, будто ее постоянно чистили. Или словно снежинки, едва достигнув плит, тут же таяли. А может, их сдувал ветер, прихотливо гулявший и завывавший среди колонн? Гадать можно долго, но факт оставался фактом: узор в виде гигантского цветка был виден на белых плитах совершенно ясно; помнится, в Ночь Драконьей стрелы все, как по договоренности, старались не наступать на его сердцевину. Вот и Криспин остановился на внешних лепестках цветка. Огляделся по сторонам и уставился в небо. Мира подняла глаза тоже: снег, до сих пор изрядно валивший крупными мягкими хлопьями, прекратился, небо прояснилось, подмигивая им ледяными искрами ярких звезд. Девушка зябко передернула плечами: к утру, похоже, подморозит знатно. А луны совсем не видно, ну да, новенький год и должен начинаться с новолуния…

— Иди сюда, — позвал Криспин. Мира подошла, аккуратно ступая бальными туфельками по скользким ледяным плитам. — Открой Словарник.

И открывать не пришлось: тот распахнулся сам, рекламно шелестя страницами — мол, выбирайте, люди добрые, какую только хотите! Криспин глядел на книгу как-то недоверчиво.

— Там и правда что-то написано?

— И даже нарисовано! Ты что, не видишь, так темно?

Парень качнул головой.

— Для меня в нем одни пустые страницы.

И отвернулся. Только посочувствовать остается — такой Книжник, и не может ничего прочесть!

— Что тебе там найти-то? — спросила Мира. — Какое надо слово?

Криспин призадумался, уставившись в землю: Мира смотрела на него в ожидании ответа, Словарник тоже притих, пошевеливая уголками листов.

— Думаю, надо несколько, — не слишком уверенно произнес старшекурсник. — Сначала то, что ты прочла в первый раз…

— «Лети»? Да легко! — Книга тут же услужливо открыла нужную страницу, но Мира глянула туда только мельком. Оказывается, слово и без того прекрасно помнилось, так и трепетало на кончике языка, ожидая, когда его произнесут вновь: шероховатое, колкое, неудобное для говорения (создавалось-то для совершенно иного народа!), оно легко сорвалось с губ вместе с облачком дыхания.

— Сможешь повторить? — поддразнила лесовичка замершего парня. Тот пошевелил губами, пробуя, отрицательно потряс головой и шагнул с острого лепестка мраморного цветка на закругленный следующий.

— Какое еще прочесть? — спросила Мира и вслед за пятикурсником машинально оглянулась. Белый снег, черные стволы и ветки деревьев, черное небо с белыми морозными звездами, светившими так ярко, что у них с Криспином вроде бы даже тени появились…

— Следующее… — Тай наклонил голову, словно к чему-то прислушиваясь. Кажется, или в глубине парка и впрямь послышался какой-то шум? Ой-ой, мало ли кто водится в запущенном магическом парке! А может, уже и Стражей выпустили! — Следующее, — повторил парень, — а знаешь, лесовичка, просто прочти сейчас любое!

Странные у него, однако, новогодне-деньрожденческие желания! И сам не знает, чего хочет! Пожав плечами, Мира опустила глаза на книгу: пока они говорили, Словарник уже пролистал страницы, вот же… неугомонный перевертыш! Ну любое так любое… Снова безмолвно прорепетировав — повторив несколько раз про себя, Мира аккуратно, букву за буквой зачла следующее Драконье слово.

— Хха-а… — громко выдохнул Книжник, выпрямляясь и поводя плечами. — Что это за слово? Что оно означает?

Мира не успела ответить — совсем рядом раздался повелительный голос:

— Прекратите! Остановитесь!

Оба оглянулись — да уж, шум им вовсе не почудился, скорее странно, что эдакую толпу не услышали еще раньше! Люди вывалили из-за деревьев и рассыпались по краю колоннадной площади: ректор, староста, целительница, пара охранников и… а вот и припозднившиеся попечители; видно, только прибыв, сразу рысцой побежали выполнять свои загадочные попечительские обязанности! И еще несколько незнакомцев — их попутчики, гости Академии?

— Лесовичка Черемная, закрыть книгу! Криспин Тай, не двигаться! — прогремел все тот же знакомый голос. Ректорский. Мира автоматически попыталась выполнить приказ — но Драконий Словарник уперся, его обложка и корешок будто превратились в железо. В заржавевшее железо. Так Мира и стояла, уперши в грудь распахнутую книгу и хлопая глазами то на вновь прибывших, то на Криспина. Тот, со своей замерзшей улыбкой глядя на ректора, опять сделал длинный шаг — с круглого лепестка на полукруглый, у самой сердцевины мраморного цветка. Как в настольной игре, вдруг пришло в голову Мире: кинул кубик — шагнул, прочел слово из Драконьего Словарника — новый шаг…

— Не двигаться, кому сказано! — рявкнул попечитель. Пятикурсник пожал плечами и демонстративно встал, скрестив на груди руки. Порыв ветра, стрясший с деревьев шапки снега, припорошил его черные взметнувшиеся волосы, заставил прижмурить глаза. Разнесся насмешливый голос Криспина:

— Замер, как видите! Мира, так что это было за слово?

— А? — спросила растерянно стоявшая между Таем и остальными лесовичка. Опустила взгляд к упорствующему Словарнику и откашлялась: — Это означает… «свобода».

— Заткнись, ты, идиотка! — взвизгнул женский голос. Что-то громко хлопнуло, и черный сгусток пронесся возле самого лица вздрогнувшей Миры. Резко развернувшаяся госпожа ректор взмахнула рукой — одна из закутанных до самых бровей фигур отлетела к подножию деревьев.

— Рехнулась — нападать на мою студентку?! — прорычала Главная Ведьма. — Лесовичка Черемная, вам и правда лучше сейчас помолчать! И идите к нам, сюда.

Мира вопросительно глянула на Книжника — тот медленно выпрямлялся, словно за мгновение до того был готов прыгнуть: куда? зачем? Традиционно сбить ее с ног? Или в этот раз уронить уже попечительницу, сейчас безуспешно пытавшуюся выбраться из глубокого сугроба?

— Я лучше тут пока постою, — дипломатично сообщила сразу обеим сторонам Мира, вызвав вспышку мрачного веселья в глазах Тая.

— Да поздно молчать! — заметил второй попечитель, как там его зовут… Валенрод? — Регенерация уже запущена.

— Но ведь еще не закончена! — тут же возразила ректор.

— И вы знаете, как ее остановить? — ядовито спросил попечитель. — А раз не знаете, и вы заткнитесь! Артур? Артур Нортон?

Староста стоял неподвижно, неотрывно глядя на Криспина. Тот улыбнулся и ему всё той же морозной улыбкой — странно, что из его губ все еще вырывался парок дыхания, а не льдинки:

— Давай, Нортон! Второго шанса у тебя уже не будет.

— Нортон! — вновь воззвал попечитель, еще и сильно встряхнул парня за плечи. — Что ты должен сделать? Скорей! Скорей же!

Тот словно проснулся, перевел широко распахнутые глаза с друга на что-то требующего от него мужчину, сам — совершенно белый, как снег вокруг. Не переставая усмехаться, Криспин произнес:

— А теперь Мира прочтет нам последнее слово!

— Но… — заикнулась лесовичка. — Ведь госпожа же ректор велела…

Криспин Тай перевел взгляд на нее. Пугающая улыбка растаяла, глаза смотрели внимательно и тепло:

— Мира, прошу тебя…

Она слышала краем уха, как вскричала «нет-нет-нет!» ректорша, как орал метавшийся по краю площади, но отчего-то не рисковавший ступить на каменный цветок попечитель: «брось книгу, дура, бросай, кому говорю!», как глухо и мертво молчал Артур, но видела только эти темные глаза парня. Криспин Тай не пытался зачаровать, подчинить ее, однако тонкая нить мгновенного понимания и тепла, натянувшаяся в этот миг между ними двоими, была куда прочнее и сильнее самого могущественного колдовства…

На этот раз Мира нашла нужную страницу сама. Читая, а потом тщательно проговаривая вслух третье слово, увидела, что Криспин сделал в своей «игре» еще один шаг — прямо на сердцевину цветка.

Последний шаг.

С мгновение ничего не происходило. Потом воздух над площадью заколебался, заструился, как над нагретой солнцем землей (может, падавший снег и впрямь испарялся от потаенного жара мраморного цветка?), скрывая и искажая замершую фигуру парня. Зато голос Криспина оставался по-прежнему ясным и сильным:

— А теперь прочти всё снова и в правильном порядке!

Лесовичка захлопнула уже не сопротивлявшуюся книгу, прижала к себе обеими руками. Ни к чему ей сегодня шпаргалки. Произнесла негромко — но почему-то ее слова разнеслись по всей площади, а может, и по всему парку Академии:

— Свободен — лети — Дракон!

Прозвучали в нужном порядке.

Раздался оглушительный грохот и лязг разрывающихся и осыпающихся невидимых магических цепей, что сковывали студента все это время. Сердцевина цветка вспыхнула и раскололась на плиты, пропуская наружу то ли подземный огонь, то ли столб ослепительного жидкого золота, достигшего самого неба и обрушившегося вниз каплями расплавленного металла — кричавшие от испуга и боли люди отбегали под прикрытие деревьев. Остался лишь один, неподвижно стоявший на краю площадки, и вместе с Мирой увидевший, как из огня выступает черно-красный, словно раскаленный уголь, силуэт. Вытянутая голова… гребень… лапы с огромными загнутыми когтями… крошащий камень чешуйчатый хвост… сверкающие огромными зеркалами острые крылья.

Дракон.

Артур Нортон, староста Яшмовой Академии и лучший ее студент, ступил на площадь, прошел мимо неподвижной, лишь повернувшей голову вослед лесовички. Остановился перед только что родившимся Черным Драконом — тот медленно оглядывался, поводя то головой, то крылом, то лапой, подергивая чешуйчатой шкурой, словно примеряясь к новому неизвестному телу. Заметив свободно идущего к нему Артура, изогнул шею, уставился горящими глазами… в которых, как ни странно, оставалось еще нечто от криспиновских: у Книжника в глазах ведь тоже иногда вспыхивали такие вот жаркие искры…

Дракон приоткрыл пасть, дохнул огнем прямо под ноги парня, заставив того остановиться.

Мира услышала четко и ясно, будто слова произнесли обычным человеческим языком или очень-очень громко подумали по-драконьи:

— Вперед… друг!

Они смотрели друг на друга.

Дракон.

И его убийца.

Конечно, Марго помнила их появление!

Пять лет назад в такую же мерзко-мокро-снежную ночь в Академию постучались. И стучали так бесконечно долго, упорно, а потом еще и начали биться всем телом, что притомившиеся Ворота наконец воззвали к помощи главы Академии. Раздраженная внезапной побудкой среди ночи и озадаченная поведением Ворот — не открывались бы, да и всё! — госпожа ректор вышла наружу и узрела перед собой двух мокрых до нитки парней.

— Мы к вам… поступать… — еле выговорил один синими от холода губами. Марго не успела сообщить, что прием уже три месяца как закончен, как один из ночных абитуриентов — более щуплый и более юный — рухнул без сознания. Не успевший подхватить его товарищ опустился на колени прямо в грязь, пытаясь поднять спутника или хотя бы привести в чувство, а поджавшая губы госпожа ректор, кутаясь в плащ, смотрела сверху на все это безобразие. Промолвила нехотя:

— Заходите. Переночуете, а утром отправитесь обратно домой. Оба!

Медленно, словно специально оттягивая время или опасаясь спугнуть (напугать — Дракона?!), Артур скользнул рукой за пазуху и вынул узкий длинный, немного похожий изогнутостью на серп, нож. В тусклом лезвии странно четко отразились отблески раскаленного драконьего тела, искры крупных звезд — казалось, те спустились рассмотреть происходящее поближе — снега́ академического парка, вернувшихся людей, бледное лицо Артура, горящие глаза и огненная расщелина усмехавшейся пасти Дракона…

И одинокая девушка неподалеку, по-прежнему стоявшая с прижатой к груди книгой. Целительница Ида жестами и окликами безуспешно пыталась привлечь внимание студентки: лесовичка по-прежнему сосредоточенно наблюдала за двоими, стоявшими в самой сердцевине цветка.

— Опять кидаешься под огонь! — выговаривал ей Криспин. Их изрядно потрепанная, одновременно закопченная и замерзшая компания возвращалась в Академию. Впереди плыли наскоро сооруженные носилки с Артуром. Едва тот пытался лишний раз шевельнуться или заговорить, госпожа ректор с прежней суровостью и энергией рычала на него, и только сияющие ее глаза да рука, лежащая в еще слабых пальцах парня намекали, что… хм. Мира отвела глаза от явного свидетельства чувств и близости этих двоих и взглянула на ковылявшего рядом с ней пятикурсника. Хотя мог сейчас свободно парить, летать, всё поджигать и… что там еще делают Драконы, она пока не очень представляла. Но в одном Криспин Тай оставался себе верен — едва обратившись, очнувшись и спасши друга, тут же принялся бранить ее.

— Не под твой же! — не придумав ничего лучше, возразила Мира. В ответ парень разразился тирадой, что отныне и впредь ей запрещено кидаться под огонь кого бы то ни было, а не ждать от него полного их списка, и уж тем более не заслонять собой — ха-ха! — Черного Дракона!

Он сидел, прислонившись спиной к каменной стене лазарета. Рассеянно смотрел на задернутую белую занавеску, слушал неровное дыхание друга. Конечно, Марго, устрашающе щелкая клыками и кнутом, пригнала сюда чародеев — снимать заклятье, которое те сами же и накладывали пять лет назад, но организм, столько времени приговоренный за неповиновение к смерти, не очень понимая, как ему сейчас быть, просто пошел вразнос: лихорадочное возбуждение сменялось апатией, ледяной пот — жаром, кашель — кровавой рвотой. Ида, ректор, хмурый столичный целитель по очереди круглосуточно дежурили у постели Артура, еще и лесовичка заглядывала со своими собственными пущинскими настоями-отварами и волшебными зелеными волосами. Причитала: «Артур, миленький, давай скорей поправляйся, а то я такими темпами просто облысею!» Тот, когда был в сознании, неизменно ей улыбался. Д-дамский угодник!

Криспин ушел с очередного собрания магов, грозившего сегодня перерасти в магическое побоище. Просто почувствовал: еще чуть-чуть, и он просто разорвет этих стервятников голыми руками. Пока человеческими, но если понадобится… Кто-то — очень глупый или глупо храбрый — пытался преградить ему путь: «Криспин Тай, мы ведь сейчас решаем вашу судьбу, как вы можете игнорировать!..» «Ну-ну, — сказал он, — один раз вы ее уже порешали. Хватит».

И вышел.

…После снятия цепей и заклятий в теле и в мыслях первое время ощущалась неимоверная легкость: чуть оттолкнись от земли, и взлетишь. Хотя взлететь он теперь и реально может. Потом. Например, со скалы, как когда-то рассказывала Мира… Свобода!

А потом эта легкость, это освобождение превратились в пустоту.

Криспин просто не знал, что ему делать дальше.

Они пробыли здесь пять лет, вычеркивая каждый прожитый год (ура, и в этом ничего страшного, читай — его обращения — не случилось!), значит, пока живем дальше. Они даже не надеялись когда-нибудь выпуститься из Академии: разве такое возможно, им, приговоренным друг к другу?

Благодарность младшего сменялась ненавистью: кто тебя просил меня спасать?! Кто тебя за язык тянул — клясться? Думаешь, я так покорно подставлю тебе шею: режь, раз ты обещал это сделать тем проклятым чародеям?! Забота и ответственность старшего превращались в неподъемный груз, в проклятье: зачем я это сделал?! Зачем приковал себя к тебе на долгие годы, если не на всю жизнь?! Почему должен уничтожить тебя собственной рукой?

Как они не поубивали друг друга еще тогда — лишь боги знают…

А теперь им обоим предстояло учиться жить заново. Строить планы, заглядывать в будущее, любить без страха оставить любимую в одиночестве. Продолжать жить — и уже друг без друга.

— Хоть бы ты поскорее очнулся, что ли! — с досадой попенял он спящему Артуру. — Как удобно: валяешься себе и ни за что не отвечаешь! А мне что делать? Может, превратиться да и прогнать это болтливое мудачьё до самой столицы?

— Он что, очнулся? — шепотом спросили за спиной. И как Мира пробралась в лазарет так незаметно?

— Нет.

— А с кем ты тогда разговариваешь?

— С тобой.

Девушка заулыбалась ему, засияла глазами, зубками, ямочками на щеках: он не выдержал, сгреб ее, усадил к себе на колени. Мира повырывалась понарошку, но недолго — лишь до тех пор, пока он не начал ее целовать.

Оторвался от нее через долгое — нет, слишком краткое время! — когда услышал рядом:

— За… видую…

Переводя дыхание, посмотрел через плечо на открывшего глаза Артура.

— Ну так давай вставай и займись, наконец, делом — целуй свою Марго!

— Благодарю за этот ценный совет, пятикурсник Тай! — с ледяной церемонностью донеслось из-за занавески. Он чуть не подскочил от неожиданности, Мира нервно захихикала в закрывшие лицо ладони. Занавеска отлетела в сторону, и перед ними явилась ректор Яшмовой Академии во всей своей инфернальной красе: черный костюм, черная вуаль, черные волосы, грозовые глаза и карминовые губы. Окинула их с Мирой не обещавшим ничего хорошего взглядом.

— Криспин Тай, мне совершенно все равно, Дракон вы или нет, но я все еще остаюсь вашим ректором!

Спохватившись, он вскочил вслед за спрыгнувшей с его колен лесовичкой. Вот что значит ректорская харизма!

Женщина прошла мимо них, положила ладонь на влажный лоб больного. Артур перехватил ее руку, поднес к губам; ректор покосилась на пытавшуюся глядеть в сторону парочку и отняла ладонь не сразу.

— Что ты… вы сделали? — спросил просто на глазах оживающий Артур (сила любви или влияние подпитывающей через прикосновение магии? Впрочем, это одно и то же!). — С этими столичными гад… чародеями? Задали им от всех нас жару?

Скривившая губы ректор присела на краешек его постели.

— Мне окончательно надоело слушать их безумные вопли и совершенно нелепые фантастические предложения. Пришлось опять напомнить им данность: Черный Дракон существует, и поделать с ним они ничего не смогут… — Кинула предупреждающий взгляд на ухмыльнувшегося Криспина. — Меня это, разумеется, не касается, пятикурсник Тай! И не только потому что он — Дракон, но и потому что находится под защитой Пущи и Академии. А с Яшмовой Академии, как известно…

— …выдачи нет! — хором закончили трое студентов, госпожа ректор милостиво им кивнула:

— Именно так! Кстати, насчет Пущи… Лесовичка Черемная, я все забываю спросить: почему же вы не вмешались со своей защитой пораньше, еще до… ну допустим, еще до драки между ними…

Мира смотрела на нее ясными зелеными глазами.

— Пуще, конечно, нужен Черный Дракон…

— Да понятно, — кивнула Главная Ведьма. — Он нужен всей Арранте, как бы ни верещали сейчас эти демоновы колдуны и политики!

— …но не всякий Дракон, — продолжала лесовичка неторопливо. — Тот, кто ее достоин.

Пауза.

— То есть, — заговорила ректор, — если бы вы сочли его недостойным…

— Ему бы пришлось справляться со всем самому.

— Во как, — выдохнул Нортон. Криспин улыбался.

Госпожа ректор приложила ладонь ко лбу. Заявила:

— Мне срочно надо что-нибудь выпить!

— Хорошо, что парни все-таки не хотели убивать друг друга, — заметила Мира. — Хотя временами мне казалось…

Криспин неожиданно фыркнул:

— Тебе не казалось! Меня тогда чуть не укокошили!

Главная Ведьма опустила со лба руку, поглядела на него, потом на Артура. Тот осторожно улыбнулся ей:

— Я тоже не был уверен, что Криспин меня не убьет.

Госпожа ректор раздумывала недолго. Встала с решительным:

— Не то что выпить, даже надраться! Лесовичка Черемная, составите мне компанию?

— Конечно, госпожа ректор!

Пятикурсники не успели и глазом моргнуть, как их девушки исчезли за занавеской. Слышалось только:

— Я, конечно, поступаю неправильно, употребляя алкогольные напитки со студентами, но бывают ситуации…

— Я все понимаю, госпожа ректор! Что будем пить?

— Все равно что, лишь бы покрепче!

Друзья глянули друг на друга и отвели глаза. Кашлянувший Криспин тоже двинулся к двери, говоря на ходу:

— Давай выздоравливай поскорее, а то твоя девушка так мою споит!

— Это еще кто кого! Встану, если ты пообещаешь…

Откинув занавеску, Тай приостановился. Староста коварно улыбался:

— …покатать меня на спине!

— Да иди ты!

Вслед ему несся смех друга. Выходя из лазарета, Криспин Тай, новорожденный Черный Дракон, уже улыбался.

— Что сказали старейшины, когда отправляли вас к нам в Академию?

Мира задумалась, хотя и вспоминать-то было особо нечего; на все ее протесты («не хочу, чему мне там учиться, чего я еще не знаю!») ответ был один: «Отправляйся в Яшмовую Академию, оглядись, возьми то, что нужно тебе и Пуще».

Вот Мира и честно приглядывалась. К каждому учебному предмету, ко всем магическим навыкам. Например, это нужно выучить-освоить обязательно, вон то вполне может пригодиться, это на всякий случай, а вот этого нам в Пуще точно не надо! Жаль, конечно, что не такой уж она оказалась талантливой и сильной ведьмой, каковой себя на родине представляла. Хотя и имеются у нее никем в Яшмовой Академии непобедимые и неоспоримые способности и знания — травницы, например.

А еще одна, новехонькая, появилась совсем недавно…

Укрощение Драконов.

Краем глаза Мира глянула на упомянутого Дракона. Тот стоял, прислонившись спиной к высокому подоконнику, закатное солнце светило ему в спину, мешая разглядеть лицо, зато рисуя вокруг головы ало-золотой ореол, ни дать ни взять нимб все постигшего мудрого старца. Только до мудреца Криспину Таю ой как далеко, что уж говорить про святость!

— Тогда подумала, мне про знания говорят, но теперь…

Госпожа ректор пожала плечами.

— Раз мы, то есть Яшмовая Академия, перед вами в большом долгу, выполняйте распоряжение ваших старейшин. Забирайте в награду то, что нужно вам и Пуще.

— И я так прямо могу взять… что захочу? — не поверила Мира.

Марго вновь дернула плечами и сложила на груди руки.

— Всё что угодно!

— Только денег не проси, — пробормотал себе под нос староста. Несмотря на серьезность ситуации, Мира чуть не захихикала, а госпожа ректор метнула в парня многообещающий взгляд: мол, с тобой я потом поговорю! Всегда готов, не менее красноречиво отвечал глазами Артур.

Всё что угодно… Мире представилась бесконечная академическая библиотека: забрать хотя бы часть ее, себе и монастырским ученым на радость? Или попросить секреты лечебных колдовских снадобий, что готовит по заказам аррантских госпиталей целительница Ида с доверенными талантливыми старшекурсниками? Или какой-нибудь из этих (девушка в задумчивости дошла до витрины-сейфа) защищенных заговоренным алмазным стеклом магических артефактов, она же так и не узнала ни их названия, ни силы, ни назначения, но старейшины Пущи точно нашли бы им применение. Ректор за ее спиной задержала дыхание, но смолчала. А если подумать неспешно, так в Яшмовой Академии найдется еще немало того, что она хотела бы подарить себе и Пуще.

Вот только…

Можно и нужно желать многого, но нельзя быть жадным.

Мира задумчиво повернула назад, прошла по кабинету и остановилась перед Шазром. Она с самого начала предупредила, что обо всем происшедшем расскажет своему другу, и госпожа ректор, на удивление, не противилась. Парень поднял голову, глянул на нее снизу и медленно поднялся. Лесовичка неожиданно и крепко обняла его за шею, услышала за спиной многоголосый вздох, чей-то незаконченный возглас. Сам гном даже не шевельнулся, не издал ни звука, ни вздоха — как будто превратился в тот самый камень, из которого, по легенде, великий предок Гаарх и создал однажды его народ. Понял всё раньше других, еще до того, как лесовичка выдохнула ему в ухо: «Шазрик, прости…».

Остальное гномий принц услышал без слов: брат, ты всегда найдешь у нас кров и пищу, кузницу и руку друга, ты нужен нам и Пуще, но сейчас… Услышал и ответил столь же безмолвно: подняв тяжелую руку, осторожно похлопал по спине прижавшуюся к нему девушку. Всё хорошо…

Шмыгнувшая носом Мира отпустила друга. Теперь госпожа ректор следила за ней так прилежно, что лесовичка не смогла удержаться от озорства: проходя мимо стоявшего у стены Артура, как бы в задумчивости приостановилась напротив. Староста округлил глаза, а Марго, чтобы заглушить вырвавшееся у нее змеиное шипение, откашлялась и вопросила со знакомо-ректорской ноткой в голосе:

— Лесовичка Черемная, вам, вероятно, нужно больше времени, чтобы всё хорошенько обдумать? Тогда мы можем собраться попозже и…

— Да что тут думать-то? — Мира сделала еще шаг и протянула руку. — Пойдешь со мной?

Он глядел на ее руку, казалось, не понимая, а в следующее мгновение колеблясь. Но когда Мира с вытянувшимся лицом начала опускать руку, тут же схватил ее, быстро, жадно и крепко, дернув девушку на себя, словно кот — ускользающую рыбку. Мира даже рассмеялась. Повернулась к глазеющим на них зрителям, подняв сцепленные руки, как пояснение.

— Беру вот его, — сказала просто. — Можно же?

Ректор качнула головой, поджав губы, оглядела парочку студентов скептически.

— Не скажу, что зарыдаю от горя, что наконец-то с ним расстанусь! Ваш выбор награды, с одной стороны, прекрасно понимаю и… не понимаю.

— А вам и не надо! — дерзко сказал выбранный, поудобнее перехватывая руку лесовички. — Понимать.

— Хамит, — печально сообщила госпожа ректор пространству. — Поведайте же нам, лесовичка, чем обусловлен ваш выбор?

— Тем, что он Черный Дракон! — поделилась лесовичка. — И еще у него губы красивые!

— Вот! — гордо подытожил Дракон. — Пошли собираться?

Мира удивилась:

— Как, уже? Еще ведь даже учебный год не закончился! Мы сессию не сдали!

— Да чему мне тут еще учиться? А тебя я сам обучу всему, что умею! — И потащил «награжденную» на выход. Еще и приговаривал при этом: — Пошли-пошли, Академия уже и так терпит из-за меня убытки; родители узнали, что с их кровиночками Дракон учится!

Госпожа ректор тяжело вздохнула и поджала губы: возразить было нечего, да, студентов начали забирать и плату за обучение тоже! Конечно, она бьется аки львица за каждую копеечку, но… Артур, чтобы подбодрить ее, уже собирался озвучить, чему именно Дракон будет обучать лесовичку, но промолчал, провожая глазами Шазра: всегда учтивый гном вышел из кабинета, ни на кого не глядя и забыв поклониться. Вот кто бедняга: лишиться своей единственной в Академии подруги!

— Знаешь, — задумчиво произнесла Марго, — а я ведь никогда не замечала…

Окончание предложения оказалось для Артура неожиданным. И неприятным.

— …но у Криспина Тая действительно красивые губы.

— А как же мои?! — в обиде вскричал староста.

Она продолжала стоять у окна, как будто из него, поливаемого дождем со снегом снаружи, запотевшего изнутри, можно было разглядеть уходящих (улетающих) из Яшмовой Академии.

Соседка отхватила-таки себе «статусного» парня, да еще какого! Не сказать чтобы она лесовичке как-то завидовала, хотя, конечно, иметь в поклонниках настоящего Черного Дракона чрезвычайно почетно, щекочуще-опасно и бесконечно романтично! Но связать с ним свою жизнь да еще отправиться в тридалека, в какую-то дикую чащу, в варварские условия — благодарю покорно, нет! И попрощались-то скомканно, в ночь, из провожающих студентов только она, староста да гном. Зато преподаватели прямо в шеренгу выстроились, от важности надулись: как же, в учениках у них сам Дракон был! Оказывается.

Конечно, она не перестала сердиться на Миру — что за тайны, в конце концов! Уж соседка могла быть в ней совершенно уверена, она бы никогда ни за что никому ничего! Тем более еще и без всякой для себя выгоды… Но проститься, конечно, простились по-хорошему, мало ли, может, доведется еще когда-нибудь встретиться с лесной ведьмой и ее избранником! Глупая лесовичка от радости просто на шею кинулась: ах, как хорошо, я так боялась, подруженька, что мы с тобой так и расстанемся, не помирившись! Дурында зеленоволосая! Останется недоучкой, не закончившей даже заштатную магическую Академию!

Но без съехавшей соседки комната казалась странно пустой, а сама она почему-то чувствовала себя одинокой… Что за вздор! Вокруг куча студентов обоего пола, которым просто за счастье приятельствовать с нею! И вообще, в одиночку жить позволяется только выпускникам, потому ей страшно, просто ужасно повезло!

Амариллис вновь уставилась в темнеющее окно со своим бледным отражением: будто ее силуэт вместе со всей обстановкой комнаты таяли, растворялись в наступающих из парка сумерках.

Как же много тайн вокруг оказалось! Симпатичный пятикурсник оказался Черным Драконом, за простодушной неумехой-лесовичкой стоит всесильная колдовская Пуща, скромный рыжий полукровка — принц гномов…

А как же она, ведь и у нее тоже имеется свой собственный секрет!

Большая тайна…